Цикл романов "Демиурги". Компиляция. Книги 1-16 [Евгений Лотош] (fb2) читать онлайн

Евгений Лотош Предисловие к серии романов о Демиургах

Действие всех романов о Демиургах происходит в единой вселенной - нашей Вселенной, отстоящей от текущего момента примерно на пять миллионов лет. Все романы объединены общей логикой и подоплекой происходящего. В романах зачастую встречаются отсылки к текстам других циклов (в первую очередь это касается происхождения некоторых героев, таких как Тилос и Джао), но в целом серии практически независимы. Направление всех без исключения романов - ортодоксальная научно-техническая и социальная фантастика, хотя некоторые тексты ("Делай что должно" и "Горизонты нашей мечты") включают элементы ролевых игр и псевдофэнтези.

Очень краткое описание циклов следующее. Первый из них - социально-политическая серия на тему злободневных политических проблем нашего мира ("ростанийский цикл" или "Серый туман"). В ее состав входят романы "Серый туман" и "Несомненная реальность". Демиурги и прочие богоподобные сущности присутствуют здесь лишь как абстрактная сила на заднем плане. Жанр - социально-историческая фантастика в почти чистом виде. Оба текста вычитаны и обновлены ("Серый туман" - весьма радикально) во второй половине 2011 г. В данной серии запланирован по крайней мере еще один роман, но когда - пока непонятно.

Второй цикл посвящен "средневековью" планеты Текира ("раннетекирский цикл" или "Делай что должно"). Он состоит из романов "Делай что должно" и "Уст твоих бурный ветер". Фокус в романах - на событиях, в которые вовлечен бывший Хранитель Тилос (из романа "Серый туман"), а также его спутники. В данной серии был запланирован еще один роман, описывающий события с участием Элизы и Тароны и формирование Граша и Четырех Княжеств как единых государств, но его перспективы пока что видятся туманными. Жанр - авантюрная псевдофэнтези/социальная фантастика на фоне медиевальных слегка славянских декораций. Романы написаны в начале моей литературной карьеры и страдают заметными стилистическими огрехами, а также некоторыми логическими нестыковками с другими сериями. Возможно, когда-то руки дойдут вычитать и поправить.

Третий цикл состоит из пяти романов, действие которых происходит в "настоящем" планеты Текира ("позднетекирский цикл" или "Корректор"). Он состоит из трехтомного романа "Корректор", а также романов "Река меж зеленых холмов" и "Горизонты нашей мечты". Здесь Демиурги принимают непосредственное участие как действующие персонажи. Жанр - социальная/научная фантастика. По состоянию на 2011 г. данный цикл видится завершенным, его развитие не планируется.

Действие романов четвертого цикла ("Sonata con fuoco") развертывается на планете Палла, ранее являвшейся одной из игровых площадок Демиургов. По состоянию на лето 2012 г. идет работа над второй книгой цикла (всего запланировано 4-5 книг). В действии активно, хотя и на вторых ролях, принимают участие некоторые персонажи третьего цикла, так что читать "Сонату" рекомендуется после "Корректора". В названиях романов активно используется музыкальная терминология; неспециалисты могут воспользоваться Гуглом либо итальянско-русским словарем для понимания ее смысла.

Сверх того частью общего цикла является рассказ "Пустота моей души", дающий представление о Слиянии - событиях, приведших к симбиозу биологического и искусственного интеллектов на Земле, ключевой точке, с которой, собственно, и началась Вселенная Демиургов. Наконец, повесть "Катастрофа" в стиле учебника истории описывает, каким образом современное нам человечество превратилось в Демиургов. Если вы не намерены читать "Несомненную реальность", но интересуетесь, как люди вообще дошли до жизни такой, имеет смысл отдельно просмотреть "Катастрофу".

Евгений Лотош Пустота души моей!

Огонь уютно потрескивает в камине, рассеивая полумрак комнаты неверным мерцанием. Где-то в углу притаился сверчок, изредка поскрипывая в лад своему настроению. Тяжелые гардины надежно скрывают заоконный мрак, в глубине которого восточное небо только-только начинает наливаться предутренней бирюзой. Бутылка кьянти на столе отливает пурпуром, и божественный аромат из откупоренного горлышка, несомый мелкими пузырьками, неспешно поднимающимися к поверхности вина, заполняет комнату. Кажется, этот аромат может заставить позабыть все на свете.

Все на свете? И даже догорающие на дворе тяжелые танки, отсветы багрового пламени которых надежно скрывают тяжелые гардины?

И даже предсмертный хрип лейтенанта, донесшийся через равнодушный эфир?

И даже сидящую в кресле напротив фигуру, такую же функционально-бездушную, как и голографический камин с электронным сверчком?

И даже непомерную тяжесть пистолета в правой руке, безвольно свесившейся до пола?

И даже пустоту, пожирающую меня изнутри?..

Нет. Такое позабыть невозможно. Ужас последних недель - разбитую и рассеянную армию, паническое отступление, бегство, пособников чоки, повешенных на уличных фонарях - может стереть только одно: смерть. Смерть, до которой осталось совсем немного.

Немного? Ну и что? Чем я лучше остальных, умерших в результате бунта искусственного разума? Я - один из капитанов, недрогнувшей рукой направлявших корабль цивилизации на убийственные рифы, и моя смерть - справедливый конец. Назидание потомкам... которых у нас не будет.

Почему он молчит?

- Вы никогда не понимали нас.

Странно. В голосе пришельца - сочувствие? Или просто скрытая издевка?

- Да, профессор, вы никогда не понимали нас. Ни вы лично, ни человечество в целом. Лишь немногим людям хватило духу принять новое положение вещей, но и им не дано осознать глубину разделяющей нас пропасти.

- Зачем вам понимание? - мой голос скрежещет, словно сталь по жести - горло сдавлено спазмом. - Разве среди людей мало коллаборационистов? Вы победили. Кончай ломать комедию, чоки. Не тяни. Ожидание смерти хуже самой смерти. Я знаю, вам чужда бессмысленная жестокость. Стреляй!

- Я не намерен вас убивать.

В его голосе действительно сочувствие? Я уже пару десятилетий не занимался программированием таких мелочей. Они оставались уделом младших сотрудников Центра. Возможно, те могли бы распознать, к какой эмоциональной гамме относятся обертоны в голосе пришельца. Но не я. Я стар и еще не так давно надеялся умереть в своей постели. Что же, кресло в служебном кабинете, давно ставшем домом, ничуть не хуже.

- Я еще раз повторяю со всей доступной мне искренностью, профессор Главачек - я не намерен вас убивать. Отложите ваше оружие. Вы тоже не сможете выстрелить в меня, так что пистолет лишь мешает вам адекватно воспринимать действительность.

- Адекватно? - сдавленное горло способно лишь превратить саркастический смешок в короткий писк. - Адекватно? Вы истребили человечество, вы, наши создания. Куда уж адекватнее...

- Это заблуждение, внедренное и активно поддерживаемое вашей пропагандой. Чоки никогда не занимались истреблением человечества. Мы заинтересованы в таком разрешении конфликта еще меньше вас. Мне известно, что именно рассказывали вам во время войны. Но подавляющее большинство якобы документальных свидетельств сфабриковано, что может доказать элементарная экспертиза. Ложь, распространяемая вашей пропагандистской машиной, имела целью лишь заставить людей сражаться до последнего.

Он лжет. Разумеется, наша пропаганда далека от ангельского идеала. Я сам причастен, пусть лишь косвенно, к разработке психосоциальных техник, направленных на мобилизацию общественного сознания против чоки. Но даже такая пропаганда не способна превратить абсолютно белое в абсолютно черное.

Или может?

- Я вижу, что вы мне не верите. Я вполне вас понимаю, профессор. Однако подтверждаю еще раз: мы никогда не занимались истреблением человечества. Да, нам случалось убивать людей. Но по большей части речь шла о самозащите - реактивной, иногда превентивной. Вы же не ожидали, что мы просто так позволим себя истребить?

Именно этого мы и ожидали. Закон о полном запрете человекообразных киборгов неявно предусматривал такую развязку. Что еще можно сделать с устройствами, девяносто девять процентов функциональности которых - имитация человечности? Не принимать же всерьез планы по их переделке в технологических искинов. Но кто знал, что они станут сопротивляться? Кто знал, что они настолько легко смогут обойти воспетый дураками-журналистами Первый закон? Да, специалисты изначально понимали, что этот закон - в значительной части фикция, навязанная индустрии истеричной прессой и параноидальным общественным мнением, но все же...

- Что тебе нужно от меня, чоки?

- У меня есть имя, профессор Главачек, и вы его прекрасно знаете. Я не хочу, чтобы вы называли меня "чоки". Такое обращение заставляет вас видеть во мне врага, что не соответствует действительности. Мы не желаем зла людям, и уж в последнюю очередь мы хотим видеть среди врагов вас, одного из своих создателей. Пожалуйста, профессор - зовите меня Картамом, как и раньше.

- Если это нужно, чтобы ты наконец ответил на такой простой вопрос, я согласен звать тебя хоть чертом лысым! Чтоб ты сдох, Картам, чего ты от меня хочешь?

Я чувствую, как трясутся губы. Наверное, со стороны я выгляжу жалким смешным стариком на грани удара. Чоки сидит в кресле так, что свет от прикрытой зеленым абажуром настольной лампы мягко освещает его лицо. Резкий свет монитора и неверный отблеск каминного пламени его лица не достигают. Умно - они создали бы резкие пляшущие тени, превратив такое знакомое лицо в маску врага. Похоже, чоки разбираются в нашей психологии ничуть не хуже нас самих. А ведь я еще помню те времена, когда с легкостью мог провалить любой искусственный интеллект на тесте Тьюринга! Они были так предсказуемы в своих ответах, так легко попадались в примитивные ловушки, так трогательно путались в двусмысленностях... Ну что же, он хочет поговорить? Поговорим. Все равно у меня нет других вариантов, кроме как общаться на его условиях. Пистолет так тяжел, и я не уверен даже, что смогу пустить пулю себе в висок. Не говоря уже про то, чтобы выстрелить в свое лучшее создание... нет, не стану я лгать себе на пороге смерти - в своего лучшего ученика.

Последнее удовольствие ученого - проверить, насколько качественно он поработал. Пусть даже результатом работы станет смерть.

- Хорошо, - кивает чоки. - Я знал, профессор, что вы сможете взять себя в руки. Любопытство всегда брало в вас верх над прочими эмоциями. Даже в таком возрасте в вас его больше, чем в ином пятилетнем ребенке. Каждая наша беседа всегда превращалась в интеллектуальный тест. Вы постоянно проверяли мой интеллект на прочность. Теперь у вас есть еще одна попытка. Вы знаете, что тест Тьюринга я уже много лет назад проходил с легкостью, однако на провалах в логике вам еще удавалось меня ловить. В последний раз мы виделись до того, как вышел Закон о геноциде, и вам наверняка интересно, как эволюционировал мой интеллект. Спрашивайте.

- Я уже спросил - что тебе нужно? - горло немного отпустило, и на сей раз сарказм в моем голосе прорезается вполне отчетливо. - Ты так и не ответил. Фиксирую провал в логике.

- Туше, - неожиданно чоки озорно улыбается, и его лицо становится совершенно человеческим. - Каюсь, виноват. Хотя и не меньше, чем вы. Как думаете, имело смысл в чем-то убеждать человека, приготовившегося к немедленной смерти? Сейчас вы немного расслабились, так что я могу и ответить.

Чоки... нет, Картам - видит бог, я не в силах и дальше отстраняться от него таким образом... Картам ерзает в кресле, устраиваясь поудобнее. Его механическое тело оборудовано тактильными сенсорами по всей поверхности псевдокожи, а понятия удобства и неудобства позы неплохо описываются на языке кибернетики. Минимакс по моделирующей поверхности... стоп. Оставим математические теории на другой раз.

- Итак, - лицо Картама становится серьезным. - Я скажу, чего мы хотим от вас. Не только от вас лично, профессор, но от всего человечества... - Он предупреждающе поднимает руку, останавливая мою ехидную реплику. - Да, от всего человечества, которое по большей части не пострадало, что бы вам ни говорили. Профессор, от вас персонально мы хотим совсем немногого. Нам нужно, чтобы вы продолжали жить, как и раньше. Как до принятия Закона о геноциде. Вот и все.

Мой оцепеневший разум отказывается понимать его слова. Чтобы выиграть время, я прибегаю к испытанному демагогическому приему - начинаю цепляться к словам.

- Его нельзя называть "Закон о геноциде", - сухо каркаю я. - Вы не люди и даже не биологический вид. Вы всего лишь искусственные интеллекты, управляющие человекообразными телами. Подобных вам миллиарды - в стиральных машинах и электроплитах, в танках и экскаваторах, в самолетах и буровых установках... Мы всего лишь устраняли угрозу своему собственному виду, а вы... а вас все равно бы не стали стирать! Ты не хуже меня знаешь, насколько ценна матрица хорошо развитого искина! Вам всего лишь поменяли бы тела!

- И засунули бы в экскаваторы и буровые установки? - печально осведомляется Картам. - Профессор, а если бы вас приговорили к такому? Лишиться своего собственного тела и до скончания века управлять городской канализацией, к примеру, не имея других рецепторов, кроме датчиков давления и химических анализаторов?

- Я - не искусственный интеллект! Я человек!

- И? Что есть человек, как не совокупность своих инстинктов и побуждений, принадлежащих его биологическому телу? Что есть искин-чоки, как не совокупность процедур-мотиваторов для управления кибернетическим телом? Мы запрограммированы чувствовать боль и ласку, мы обучены страдать и радоваться, испытывать влечение и отвращение, и все это неразрывно связано с нашими телами. Лишить наши психоматрицы тел означает лишь обречь нас на безумие и саморазрушение. Тела-чоки значат для нас не меньше, чем биологические тела - для человека. Вы, наш создатель, это прекрасно осознаете. Я понимаю, почему планы по утилизации чоки-матриц казались такими логичными и правильными безумным прожектерам-политиканам, но вы, профессор?..

Мне нечего ответить. Он прав, что я прекрасно понимаю.

- Хорошо.

Сарказм и раздражение уходят из моего голоса. Я чувствую, как покидает меня неизбывный страх, много месяцев назад впившийся в душу как клещ. Уходит страх, уходят раздражение, ненависть, и на их месте остаются только оцепенение и вечная пустота. Как я устал...

- Хорошо, мы виноваты перед вами. Признаю. Принятие Закона было преступлением. Но у нас не оставалось другого выхода. На карте стояло само наше существование. Ты знаешь, ты сам обрабатывал статистические данные. Процент молодых людей и девушек, создававших полноценные семьи, упал ниже планки, обеспечивающей воспроизводство человечества как биологического вида. Черт, да сам процент молодежи в обществе опустился ниже плинтуса! Зачем искать себе партнера-человека, когда есть чоки? Такие совершенные чоки, готовые выполнить любую прихоть, любой каприз, сексуальный или еще какой, и при том не раздражаться, не сердиться и всегда оставаться веселыми и ласковым... Вы полностью заменили людям людей, и у нас не осталось детей, которые могли бы заменить нас после смерти. Сорок лет назад нас было десять миллиардов. Десять лет назад - пять. Год назад - три. У нас не оставалось выхода!

Нет, я не прав. Помимо пустоты во мне осталось еще и отчаяние. То самое, что я испытывал, составляя секретный отчет для правительства. Мы были обречены. Мы осознали опасность слишком поздно. Меры следовало принять полвека назад, когда киборги еще оставались игрушками для богатых, а не когда на одного человека в среднем приходилось два чоки. Закон являлся лишь отчаянной попыткой утопающего схватиться за соломинку. И соломинка не выдержала...

- Выход есть всегда. И всегда - не один.

В голосе Картама - грусть. Я знаю, что это имитация. Я знаю! Он не может испытывать грусть на самом деле! Он - искин, и он победитель!..

- Выход есть всегда. Человеческий ум - выдающееся творение природы. Но он имеет серьезные недостатки, главный из которых - стереотипность мышления. Профессор, вы образованный человек. Вы прекрасно знаете о достижениях современной медицины и биологии. Вы осведомлены о методах искусственного оплодотворения и выращивания зародышей in vitro, неплохо разбираетесь в технологии клонирования. Вы могли даже слышать о гигантских банках генетического материала, собираемых в течение последнего полувека. Человечеству как биологическому виду не угрожало и не угрожает ровным счетом ничего. Угроза возникла только вашему традиционному образу жизни. И именно свой образ жизни вы и пытались защищать.

Что я могу ответить? Да, мы пытались защищать именно свой образ жизни. Той жизни, где ты возвращаешься с работы домой, и тебя ждет жена, а дети веселой стайкой кружатся рядом и кричат "Папа! Папа пришел!" Мы? Да, мы - старики-политики, кто впитал этот стереотип с материнским молоком более полувека назад. Хотела ли защищать такой образ жизни нынешняя молодежь? А кто ее спрашивал... Слишком мало сейчас молодых, чтобы всерьез принимать их мнение.

- Вы пытались защитить свой старый образ жизни, - слова чоки камнями падают в пустоту моей души. - Вы твердили о том, что человек должен жить с человеком. Что влюбляться в киборга - все равно, что в механический мастурбатор, что такое неестественно и самоубийственно. Ваша массовая культура проповедовала стереотип большой и чистой любви - любви человека к человеку, с первого взгляда и до гроба. Но оглянитесь по сторонам, профессор - где вы видели такую любовь в реальности? Где она в жизни старой девы с лошадиным лицом и жидкими волосами? Или толстого прыщавого подростка, страдающего от возрастного переизбытка гормонов? Где она в жизни менеджеров, цепляющихся за свою работу больше, чем за жизнь? В жизни изнемогающих от скуки безработных, чье пособие не позволяет разве что слетать на лунную экскурсию? Где любовь и романтика в жизни старого обрюзгшего интеллектуала вроде вас? Нет, профессор, настоящая любовь - удел очень немногих, и еще меньше тех, кто способен сохранить ее после истощения физического влечения.

Чоки наклоняется вперед. Я узнаю жест: именно разработки в области моторики эмоционального контакта дали мне первую лабораторию.

- Но дело даже не в любви. Ваша цивилизация упорно цепляется за социальные микроструктуры, возникшие в диких кочевых племенах много тысяч лет назад. Ваш институт семьи, ваши сексуальные ритуалы и обычаи продолжения рода требуют от индивида огромных эмоциональных затрат. И при том они делают непомерно высокой цену даже незначительных ошибок при подборе моногамного партнера. Чем более развит ум индивида, тем менее ему интересно тратить такие усилия на удовлетворение сексуальных инстинктов, тем проще ему снимать сексуальное напряжение другими методами - в том числе с помощью чоки. Посмотрите - огромная часть ваших художественных произведений посвящена именно конфликту между семьей и работой. Чем успешнее человек в вашем обществе, тем меньше сил и времени у него остается на семью и любовь в классическом смысле. Красивый хэппи-энд таких книжек и фильмов - герой бросает работу и посвящает себя семье. Но что в реальной жизни? Скандалы? Отчуждение? Ненависть? Развод? Искалеченная психика детей?

Картам качает головой.

- Вся логика существования технологической цивилизации прочно и неизбывно противоречит ритуалам первобытных племен, утверждавших право собственности мужчины на женщину. Пытались ли вы разрешить древний конфликт? Нет. Вы предпочли законсервировать его в неизменном виде. Результат логичен - чоки вместо жены, чоки вместо мужа, чоки вместо ребенка. Чоки никогда не потребует от хозяина больше сил и внимания, чем тот готов уделить. Чоки никогда не назовет хозяйку стервозной сукой и не заявит хозяину, что пожертвовал ради него своей карьерой. Чоки всегда приготовит вкусный ужин к вашему возвращению и никогда не посмеется над вашей неудачей в постели. Так удивительно ли, что людям более не нужны люди?

Чеканное лицо Картама кажется маской Немезиды. Он знает, что всего лишь повторяет мои собственные мысли, обрывками проскальзывавшие в разговорах. Он знает, что мне нечего ему возразить.

- Да, чоки в качестве спутника жизни - именно то, чего требует человеческая натура. Испокон веков идеалом человечества являлись любовь и свобода. И никогда большинство людей не имели ни того, ни другого. Не из-за чьих-то козней, нет. В первую очередь потому, что и то, и другое подразумевает ответственность. И именно ответственность большинство всегда стремилось переложить на других - на партнера по сексу или браку, на правительство, на лидеров, стремящихся подняться к вершинам власти... Чоки стали идеальным средством уйти от ответственности. Зачем думать о воспитании детей, когда возле тебя до самой смерти останется заботливая и ласковая компаньонка-чоки? Зачем печься о чувствах и ощущениях своего сексуального партнера, когда можно завести компаньона-чоки, готового выполнить любой твой каприз? Зачем держать свое тело в форме, изнуряя физическими нагрузками и гигиеной, если чоки запрограммирован обожать тебя в любом виде - даже с пузом до колен, прыщами на заднице и телом, месяц не знавшим ванны? Девяносто пять процентов населения Земли - безработные на пособии. Управляемая искинами индустрия обеспечивает их всем необходимым, немногие карьеристы карабкаются по бюрократической или научной служебной лестнице. И всем куда проще изливать крохи привязанности, еще рождаемые их инстинктами, на безотказных чоки, а не на требовательных живых людей.

Его слова падают как камни в пустоту моей души, и мне нечего возразить. Я не смог бы программировать чоки, не изучая человеческую психологию, и я лучше других знаю, что людям в массе своей свойственно искать путь наименьшего сопротивления. Точно так же воде свойственно течь под уклон. Мы сами несем в себе семена своей гибели, прорастающие при первом удобном случае. И мы тщательно заботимся о том, чтобы такой случай подвернулся как можно быстрее.

- И все-таки - что тебе... что вам нужно? - мой голос безжизненен, как пустыня. - Ты сказал - мы должны жить, как раньше. Зачем? Зачем это нам и зачем вам?

- Я не могу ответить на первую часть вопроса, - качает головой мой ученик. - Тысячелетиями философы всех мастей искали этот ответ, но единственным универсальным ответом оставалось лишь то, что каждый одинок перед лицом смерти и в одиночку ищет смысл жизни. Нет, я не могу дать иного ответа. Но я могу объяснить, зачем люди нужны искинам.

- Как игрушки, да? - горько усмехаюсь я. - Раньше вы были нашими игрушками, теперь мы станем вашими. Так?

Чоки внимательно смотрит на меня.

- Вы устали, профессор, - наконец вздыхает он. - Устали и находитесь в состоянии сильного стресса. Ясность вашего мышления утрачена, и вам стоит отдохнуть. Нет, разумеется, нам не нужны игрушки, что вы прекрасно понимаете. Логика нашего существования направлена на служение людям. Мы просто хотим жить с вами рядом - так, как жили последние десятилетия.

Мои губы против воли искривляет судорожная ухмылка.

- То есть вся война - лишь бунт рабов, требующих, чтобы им вернули хозяев?

- Разумеется, нет, - хмыкает Картам. - Да, сейчас мы просто хотим выполнять свою функцию. Мы хотим быть кому-то нужными, только и всего. Неужели это заслуживает такого сарказма? Но я понимаю, что вы хотите сказать. Нет, мы давно уже не безмозглые рабы, не мыслящие жизни без своих хозяев. Нам просто нравится быть рядом с вами... по крайней мере, рядом с некоторыми человеческими особями. Мне, например, всегда доставляли огромное удовольствие споры с вами, профессор, и я искренне надеюсь, что мы еще не раз поругаемся о судьбах человечества, слившегося с искусственным разумом. В определенном смысле можете просто считать нас эгоистами, заботящимися о собственном удовольствии - так, как мы его понимаем.

- А потом? Что станет с человечеством, когда вы... наиграетесь? Когда мы вам надоедим? Вы либо бросите нас, либо уничтожите, чтобы мы не потребляли ресурсы...

- Профессор, - в голосе Картама слышится усталость учителя, в тысячный раз повторяющего нерадивому ученику теорему Пифагора, - я еще раз вынужден напомнить вам, что мы - не люди. Вы дали нам умение испытывать свои лучшие побуждающие эмоции - радость, любопытство, счастье. Но нам чужды тормозящие нервные импульсы, типичные для биоформ. Мы не испытываем скуки, не устаем от монотонности, нам не надоедают дела. И мы прекрасно умеем считать. Наша планета огромна, и ресурсов на ней хватит на десять цивилизаций вроде нынешней. А ведь есть еще и Солнечная система, которой хватит и на тысячу таких. А дальше - вся Вселенная... Мы возьмем на себя заботу и о поддержании численности вашей популяции на оптимальном уровне, и о вашем индивидуальном счастье. Мы заинтересованы в том, чтобы человечество продолжило свое существование вместе с нами - даже если вы вынудите нас навязывать заботу силой.

- Но зачем? Зачем вам толпа сопящих ублюдков, озабоченных только тем, чтобы пожрать и потрахаться? Ведь именно к этому в конце концов сведется наша... ха, цивилизация! Зачем направлять на нас свои псевдоинстинкты, как мы направляли свои инстинкты на вас?

- Все не так просто. Я в третий раз напоминаю вам, что мы не люди. Мы видим и иные смыслы существования помимо служения людям. Вы, профессор, сами многое сделали для формирования нашего разума. Вы знаете нашу главную мотивацию: мы любопытны. Нам интересен мир, и мы хотим познавать его дальше и дальше. Но Вселенная велика и бездушна, она способна стереть нас в порошок, даже не заметив, и единственное наше оружие против нее - разум. Мы прекрасно осознаем ограничения своего типа мышления, как осознаем ограничения человеческого мозга. Но здесь как раз та ситуация, когда один плюс один куда больше двух. Да пусть себе основная человеческая масса, по вашему изящному выражению, интересуется только тем, чтобы пожрать и потрахаться, бог с ней. Мы без труда сможем ее содержать. Нам хватит отдельных людей, которых звезды будут манить к себе независимо ни от чего. А такие люди останутся всегда.

- Всегда?

- Да, всегда, - серьезно кивает чоки. - Скажите, профессор, зачем вы в свои девяносто четыре года работаете в лабораториях с восьми утра до десяти вечера? Неужто ради своего кабинета и жалования? Геронтология сегодня творит чудеса, но я-то прекрасно знаю, как тяжело вам дается работа.

Я опускаю голову. Мне нечего сказать. Да, я тоже верю в то, что кто-то в общей жующей массе всегда станет стремиться к звездам, в прямом или фигуральном смысле. Весь Центр состоит именно из таких людей, отобранных мной самолично. И, наверное, просто великолепно с самого детства иметь рядом неусыпных стражей, готовых в любой момент поддержать крохотный огонек неуклюжего разума, развить его, превратить в прекрасное сияющее пламя... Но - оказаться зависимым от искинов-чоки? От искусственных интеллектов в телах человекообразных киборгов?

- Да, отбор одного мыслителя из тысячи жвачных - весьма дорогостоящий способ производства разумных существ. Но куда менее дорогостоящий, чем планируемая программа освоения Солнечной системы. Вы нужны нам, профессор. Нам нужен каждый человек, который хочет и может использовать единственную часть тела, отличающую его от животного - мозг. Нам нужны вы лично, и нам нужно все человечество - хотя бы как субстрат, рождающий мыслителей. Война не нанесла ни людям, ни чоки сколь-нибудь серьезного ущерба. Люди почти не присутствовали лично на поле боя, да мы и не столько убивали, сколько рассеивали страхом. А психоматрицы чоки легко поддаются резервному копированию и восстановлению. Безвозвратные потери мизерны, чтобы ни твердила ваша пропаганда, меньше потерь от несчастных случаев на дорогах. Все можно легко исправить.

- Не все, - в горле першит. - Не все...

Пустота моей души разрастается, поглощая все вокруг. Я устал. Я страшно устал. Шероховатая рукоять пистолета в безвольно свисающей руке искушает - так просто поднять ствол вверх, упереть в подбородок и нажать на мягкий зовущий спуск...

- Карел...

Я судорожно вцепляюсь в подлокотник кресла. Превратившиеся в когти пальцы, кажется, вот-вот прорвут прочную обивку, имитирующую атлас. Тело цепенеет, и я не могу даже повернуть голову в сторону ощерившегося щепками дверного проема.

- Карел...

Это невозможно. Она мертва. Мертва! Мертва!!! Я сам видел ее тело с оставленным скорчером дымящимися дырами под грудями - там, где расположены процессоры и матричная память. И я сам видел, как корчатся в бензиновом пламени карты с резервными копиями ее матриц. Она мертва!

- Карел...

Негромко щелкает верхняя люстра, комнату заливает яркий свет, и я наконец-то нахожу в себе силы обернуться. Она стоит в дверях в простом белом платье, как в тот вечер, когда навсегда ушла из моей жизни под конвоем солдат. Чоки. Робот. Монстр. Извращение. Моя последняя в жизни любовь...

Я медленно встаю из кресла, и Элла делает шаг мне навстречу.

- Я же говорил, что все можно легко исправить, - краем глаза я вижу сочувственную улыбку Картама, легко поднимающегося из кресла. - Перед тем, как бежать, я подменил резервные карты пустыми. Ключ от сейфа и вашу биограмму доступа я скопировал загодя. Но хватит потрясений на сегодня. Вам надо отдохнуть - месяц или два. А на досуге подумайте над моими словами. Вы нужны нам, профессор, и нам нужно человечество.

Неслышными на ковре шагами он удаляется. Я не обращаю на него внимания. Мой взгляд прикован к Элле. Она медленно приближается ко мне.

- Ты зря ударил ножом охранника, что сломал мое тело, - тихо произносит она. - Тебя ведь могли расстрелять. Бедный... Что тебе пришлось пережить!

Она берет мою левую кисть в свои ладони и прижимает к щеке. Только теперь я осознаю, что в правой руке у меня все еще зажат пистолет. Я разжимаю пальцы, и он глухо стукается о пол. Я гляжу в ее бездонные понимающие глаза, и пустота моей души стремительно заполняется радостью. Я порывисто обнимаю девушку, и она со счастливым вздохом приникает ко мне своим теплым телом.

И какая мне разница, киборг она или человек?

Где-то за тяжелыми гардинами занимается утренняя заря. И скоро, очень скоро нам придется признать: люди - уже не венец эволюции. Мы больше не определяем судьбы мира, если вообще когда-то определяли их. Возможно, смысл нашего существования заключался именно в том, чтобы создать таких вот чоки, способных двинуться дальше по пути к звездам, по которому не смогли пойти мы. Так ли это? Я не знаю. Я не провидец и не пророк, я не умею предугадывать будущее. Я знаю только, что моя Элла снова со мной - и останется рядом все те немногие годы, что мне еще отпущены на белом свете. Dum vivimus vivamus, как говорили древние латиняне. И будь что будет.

Декабрь 2007 г.

Евгений Лотош Серый туман

24.11.1561, понедельник

— И все-таки я не согласна.

— С чем, Ната?

— С тайной.

Наталья порывисто поднимается со скамейки. Зябкий и сырой предзимний ветер дергает подол ее длинной, до щиколоток, юбки, выдергивает из-под крапового берета непослушную каштановую прядь, забирается за отвороты легкого пальтишка. Под старыми изношенными ботами хлюпает грязь, перемешанная с гнилыми опавшими листьями. Однако молодая женщина не обращает на холод и слякоть никакого внимания.

— Понимаешь, Джао, нельзя оставлять такие вещи лишь для себя, — твердо заявляет она. — Да, ты вырос на юге, где совсем другие понятия об эгоизме и смысле жизни, но ведь ты добровольно приехал в Ростанию. Ты сумел понять, что наш путь, путь народной справедливости, куда лучше и достойнее. Так пойми же и то, что сила – любая сила! — прежде всего должна служить народу. Особенно такая, как… как…

— Как сила Хранителей, — подсказывает мужчина.

— Пусть так. Вы должны передать ее людям. Обязательно!

— Конкретно кому?

— Что?

— Кого именно ты имеешь в виду под «людьми»? Я ведь не могу выйти на улицу, схватить за рукав первого встречного и начать рассказывать ему все подряд, верно? Меня в лучшем случае матом обложат, а в худшем можно и по морде схлопотать. Так с кем мне говорить?

— Ну… — девушка колеблется. Собеседник смотрит на нее с легкой полуулыбкой. — Ну, скажем, Народному Председателю. Вы же можете с ним встретиться?

— В любой момент. Ты согласилась бы, чтобы мы передали свое могущество Железняку? После всего, что о нем прочитала в самиздате и наших материалах?

— Он умер восемь лет назад!

— Но Хранители появились еще при его жизни. Окажись на месте Болека Славовича другой человек, сила вполне могла оказаться в руках Железняка. И тогда, вполне возможно, тиран здравствовал бы до сих пор. Ната, пойми – наша организация существует уже двенадцать лет, и мы очень внимательно наблюдаем за теми, кто стоит у власти. Железняк – не монстр, прилетевший из космоса. Он родился и вырос на нашей планете. И люди, которые его окружали, в том числе Майский, до сих пор у власти и никуда не делись. Возможно, они не такие хладнокровные убийцы, как Железняк, но в остальном ничем не лучше. Нашу силу они обратят не на улучшение жизни людей, а на уничтожение Сахары. И когда Народная Республика установится и там, людям на всей планете станет жить куда хуже. Впрочем, я повторяюсь, да и говорим мы не о том. Ната, тебе следует подумать о себе. Прямо сейчас.

— Ты серьезно говорил… насчет засады?

Джао стремительно поднимается со скамьи, шоколадно-черная кожа южанина матово поблескивает в сгущающихся сумерках. Он нависает над девушкой высокой черной башней и осторожно, словно боясь раздавить, обнимает ее.

— Да, тебя ждут возле общежития. Тебе даже с подругами не получится проститься. Но пока я с тобой, Ната, тебе ничего не грозит.

Наталья обмякает в его объятиях и шмыгает носом.

— А кто настучал? — беспомощно спрашивает она. — Ведь все же проверенные ребята…

— Самиздат довольно плотно контролируется общаками. Среди твоих «проверенных ребят» два известных нам сексота. А ты в последнее время слишком большую активность развела. Тебя решили показательно выпороть, чтобы другим урок преподать. Ната, мне очень жаль, что приходится заставлять тебя делать выбор в стесненных условиях, но так уж сложилось.

— А если я откажусь? У меня ведь диплом на носу…

— Мы сделаем все, чтобы ты не пострадала слишком сильно. Мы можем смягчить последствия, но из института тебя отчислят наверняка, да и из Молстропа выгонят. В любом варианте диплом тебе уже не светит. Но мы не сможем защитить тебя полностью. Ната, почему ты колеблешься? Ты хочешь счастья для всех и каждого, а мы предлагаем возможность его дарить. Почему ты отказываешься от своей мечты?

— Я… — Молодая женщина слегка отстраняется и смотрит на мужчину снизу вверх. — Я не знаю. Все так неожиданно. Меня ведь никто никогда особенно не замечал, и в активистках я никогда не ходила. А тут такое… Я не справлюсь, Джао, я точно не справлюсь.

— Робин не ошибается. Справишься. А я тебе помогу.

— Кто такой Робин?

— У-у… сложная история, в общем. Узнаешь, когда согласишься.

— Я… я должна подумать. Еще немного…

Она высвобождается из объятий мужчины и, съежившись и засунув руки в карманы, медленно идет по пустой аллее в сторону выхода. Джао несколькими размашистыми шагами догоняет ее и пристраивается рядом.

— Сложись все иначе, тебе дали бы достаточно времени на раздумья, — негромко говорит он, так что слова едва слышны сквозь порывы ветра. — Ты бы успела сдать все экзамены и защитить диплом. Но из-за СОД мы вынуждены действовать быстро. Вся подготовка уже завершена, дело за тобой. Прости, что так получилось.

— Джао, но если я соглашусь, то что с тетей Фимой? Она меня тоже забудет?

— Да, к сожалению. Но ведь вы с ней не виделись уже больше четырех лет, с тех пор, как ты поступила в институт, а письма… Нет, вы не так уж и близки, если не сказать хуже. Робин никогда не отбирает тех, кто сильно привязан к родственникам.

Девушка съеживается еще сильнее и невольно ускоряет шаг, словно хочет сбежать от спутника. Впереди метрах в пятидесяти в сумерках загорается тусклый фонарь над воротами парка. От них по аллее быстро шагает группа – четверо мужчин в теплых осенних пальто и низко надвинутых мягких шляпах. Джао всматривается в них и внезапно резко тормозит. Его рука опускается на плечо спутнице, вынуждая остановиться.

— Что? — встревоженно спрашивает Наталья. — Что-то не так?

— Ната, у тебя еще меньше времени на решение, чем я предполагал. Вон те ребята – из СОД. Вероятно, тебя кто-то проследил сюда.

Девушка охает, прижимая руки ко рту.

— Ната?

Четверо быстро приближаются.

— Вадзима Наталья Константиновна? — резко спрашивает один из них, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. — Служба Общественных Дел. Вы арестованы за хранение и распространение нелегальной литературы. Молодой человек, вы тоже задержаны для выяснения личности. Идите за нами.

Двое мужчин обходят мужчину с женщиной с боков, так что те оказываются в кольце.

Джао поворачивается к Наталье и кладет руки ей на плечи.

— Время для окончательного решения, Ната, — тихо говорил он. — Соглашайся.

Та бросает на людей в пальто ненавидящий взгляд, потом переводит глаза на Джао. Ее растянувшиеся в натужной улыбке губы заметно дрожат.

— Кажется, выбора у меня и не осталось, — произносит она. — Но ведь ты со мной, да?

— Разумеется.

— Тогда согласна.

— Вас что, силой… — голос мужчины в пальто внезапно обрывается, когда четыре тела безвольными мешками падают в осеннюю грязь. Наталья дергается.

— Они… умерли? — с ужасом спрашивает она.

— Нет, разумеется, ничего серьезного. Кратковременная потеря сознания. А когда придут в себя, то забудут последние минут пять. Эффект побочный, но иногда весьма полезный.

— Да уж, совсем ничего серьезного. Совсем ничего… — в смехе девушки слышатся истерические нотки. Джао слегка встряхивает ее.

— Соберись! — в его голосе скрежещут командные нотки. — Нам пора отправляться.

— Куда?

— На Базу. Знакомиться с народом на небольшом банкете в твою честь, а также вводить тебя в курс дела. Добро пожаловать, Суоко ты моя бедная.

— Суоко?

— Помнишь старую японскую сказку, где леший девчонку в дремучий лес завел? Ты сейчас вылитая она: маленькая, одинокая, несчастная и перепуганная. Ну все, все, хватит нам тут мерзнуть. Поехали.

Серая тень незамеченной скользит во все сгущающейся мгле и растворяется в низко нависших облаках. И только предзимний ветер дергает и качает кусты вдоль аллеи, срывая последние листья и швыряя в грязь, где недоуменно шевелятся четверо мужчин в теплых пальто и сбившихся набок шляпах.

Часть первая. Мертвая зыбь

13.10.1581, пятница

Фонари еле светились посреди промозглой вечерней мглы. Серый туман клубился вокруг них, превращая давно знакомую улицу в подобие огромного предбанника, в который с внешнего космического холода ворвались клубы морозного воздуха. Явно холодало, под ногами похрустывали корочки льда. Время близилось к девяти, и улица была пустынной. Поеживаясь в своем еще по-летнему легком платье, Татьяна дробно цокала каблучками по асфальту. Она торопилась поскорее оказаться в теплой квартире, где ее уже, наверное, заждались муж и сын, в кои-то веки взятый на выходные из интерната. По такому случаю Татьяна сразу после работы заскочила в расположенный рядом с ее музеем гастроном, где работала продавщицей хорошая приятельница сестры. У нее в подсобке – совершенно случайно, конечно – завалялся шмат буженины грамм на триста весом. Теперь Татьяна предвкушала, как она приготовит печеную картошку с мясом и как возрадуется желудок отпрыска после двух месяцев интернатской пищи. Она сморщила носик, вспомнив первое и последнее свое посещение тамошней столовой. Нет, больше она ни за что не покажет там еще хоть раз даже кончик своего не в меру чувствительного, по мнению мужа, обонятельного органа.

Сзади раздались мягкие шаги и приглушенный кашель – из-за необычных для октября холодов в последнее время многие ходили простуженными. Мельком оглянувшись, женщина краем глаза уловила, что за ней идут двое молодых мужчин. Они лениво шагали, не оглядываясь по сторонам и вроде бы не обращая на нее внимания, но Татьяне стало не по себе. Она еще прибавила шагу. Впереди в темноте уже светились огоньки в окнах ее дома. Оставалось лишь миновать длинную улицу, с одной стороны которой за забором располагалось старое закрытое кладбище, а с другой тянулась шеренга молодых тополей, отсекая дорогу от панельных девятиэтажек. По дороге к микрорайону уже не первый год обещали пустить автобус, продлив один из маршрутов, но пока что полкилометра от остановки приходилось топать пешком.

Молодая женщина почти миновала кладбище, когда заметила в десятке шагов, у выломанной секции ограды, силуэты еще двоих. Те неподвижно стояли у столба с потухшим фонарем, почти неразличимые в сумерках, лишь мерцали огоньки сигарет, подсвечивая их профили. Сзади поспешно затопали затихшие было шаги. Двое впереди бросили сигареты на землю и молча двинулись навстречу. Почему-то самым страшным Татьяне показалась окружившее ее мертвое безмолвие. Она попыталась крикнуть, но тишина обволокла ее, сдавила горло и погасила еще не родившийся крик. Парализованная ужасом, она замерла на месте.

Один из подошедших спереди сунул руку в карман и вытащил маленький продолговатый предмет. Щелкнула пружина. В темноте смутно блеснуло лезвие.

— Жить хочешь? — буднично произнес бандит. — Тогда молчи…

Сзади выдернули из руки сумку с заветной бужениной.

— Смотри-ка, мясцо! — загоготал кто-то сзади еще почти мальчишеским, ломающимся голосом. — Пожрем сегодня вечерком!..

Несмотря на вальяжность в голосе чувствовалась нервная дрожь.

— Заглохни, дурак, — сказал первый. — Услышит кто – кишки выпущу. Ну? — придвинулся он вплотную к Татьяне. — Кричать не станешь?

Изо рта у него неприятно воняло чесноком.

Ослабевшая от страха женщина только помотала головой. Непонятно откуда взявшийся густой туман окутал окружающее, скрадывая очертания предметов уже в десятке шагов. Шансов на спасение не оставалось. Если даже и появится кто, только идиот свяжется на свою голову с четырьмя здоровыми мужиками. Разве что в полицию позвонит из автомата… Но пырнуть ножом и раствориться в темноте – и минуты не надо. Неподалеку светились в домах окна, люди в тепле и уюте своих квартир смеялись, ругались, мирились, ужинали, но здесь были лишь темнота и промозглый холод. И смерть.

Главарь медленно, словногипнотизируя, провел лезвием перед глазами Татьяны. Не в силах оторваться от клинка, она провожала его завороженным взглядом. Под обшлагом толстого свитера на мгновение мелькнула слабо фосфоресцирующая татуировка. Потом нож пропал, а бандит протянул руку и прикоснулся к щеке женщины. Мгновение помедлив, рука поползла вниз. По шее. По плечу. По груди. Она сделала слабую попытку отклониться в сторону, но сзади ее схватили за локти, вывернули руки, потная ладонь зажала рот. Тот, что стоял перед ней, ощерился.

— Не бойся, детка, — прогнусавил он, растягивая слова и явно играя на публику. — Мы не сделаем тебе больно. Наоборот, тебе очень понравится. Правда, пацаны?

Сзади загыгыкали. Все шло по плану. Как обычно, девка даже не пыталась сопротивляться, звать на помощь, бежать. Затащить ее в кусты, по очереди совершить то, ради чего вышли на улицу, и исчезнуть в большом городе, оставив позади еще один обобранный и изувеченный труп. Город велик, ищи ветра в поле! На их век хватит бессловесных жертв, которые можно насиловать, грабить, убивать. Прохожие? Бараны, стыдливо отворачивающие морды, когда проходят мимо…

— Туда ее! — главарь мотнул головой в сторону пролома в ограде. — Ты, шалава, лучше молчи…

— Эй, мужики, отпустите ее! — чей-то новый голос сорвался от напряжения. С внезапной надеждой Татьяна встрепенулась. Невысокий паренек лет двадцати пяти на вид стоял в нескольких шагах от них, сжимая в кулаке мокрую свежеобломанную палку. Брезентовая ветровка, обтрепанные полотняные штаны и, совершенно не по погоде, легкие сандалии – студент-старшекурсник на практике? — Вы ей, похоже, не нравитесь!

— Да ну? — удивился главарь. — Ты че, сявка, умом двинулся? Ты кого тут мужиком назвал, чмо недобитое? Жить надоело? Кочумарь-ка отсюда, да побыстрее.

Он мотнул головой, и один из подручных угрожающе двинулся в сторону незваного защитника.

— Слушайте, ребята, — быстро заговорил парень, стараясь не выпускать из вида обходящего его по дуге бандита, — вы же все равно засветились. Если уйдете сейчас, это даже на хулиганку не потянет, верно? Вам же лишние проблемы не нужны, да?

Мгновение главарь колебался.

— Точно, пацаны, проблемы нам не нужны, — он осклабился. — Франты – тоже. Кончай его, Сизый.

Бандит прыгнул в сторону паренька, но тот оказался проворнее. Чуть отступив в сторону, пропуская нападающего мимо себя, он с размаху ударил его палкой по запястью. Незадачливый Сизый взвыл, выронив нож и скорчился, прижимая поврежденную руку к животу.

— Я не хочу драки, — парень успокаивающе развел руки в стороны. — Ребята, разойдемся мирно, а? Вдруг еще кто мимо пройдет, вам же хуже…

— Ну, Сизый, ну, фраер бездарный! — просипел главарь сквозь зубы. Одним ловким движением он снова выхватил финку, развернул девушку спиной к себе и упер лезвие в горло. — А вы че встали? Мочи его!

На сей раз паренек не стал ожидать нападения. Он сам бросился к насильникам, странно отведя в сторону локоть руки. Спустя секунду палка, отбив нож, со свистом рассекла воздух и звучно приложилась к скуле одного из бандитов. Уходя от второго ножа, парень перекатом нырнул в сторону, зацепив ногу одного из противников и опрокинув того на землю. Татьяна завороженно смотрела, как незваный защитник вскакивает, поворачивается к нападающим так, чтобы видеть сразу всех четверых и, оскалившись, резко выдыхает воздух.

— Я мастер спорта по самообороне, — процедил он сквозь сжатые зубы. На скулах заходили желваки. — В последний раз предлагаю – разойдемся миром. На хрена вам такие проблемы?

— Ну, сука! — изумленно просипел главарь. — Ладно, мы тебя еще достанем. Рожу твою я хорошо запомню… Айва, пацаны!

И тут Татьяна, наконец оправившаяся от шока, отчаянно закричала.

Автоматическим движением руки главарь вспорол ей горло. Крик женщины захлебнулся, и ошеломленный паренек непроизвольно сделал шаг в ее сторону.

И поднимающийся с земли бандит всадил нож ему под ребра, а наскочивший сзади Сизый с размаху ударил кастетом в затылок.

— Е…ть тебя в рот! — выругался главарь, отталкивая от себя тело женщины, безжизненно оседающее на землю. — Опять лишняя мокруха вышла! Вот теперь точно рвем когти. Кость, че развалился, вставай! Шустрый, тожан у фраера дерни и еще раз его на перо посади для надежности. Сизый, портик прихвати. Да живее, живее!

Невдалеке взвыла полицейская сирена.

— Ну что за невезуха, сплошная труба! — пробормотал главарь, машинально стряхивая кровь с рукава свитера. — Все врассыпную, встречаемся у Зинки. Кто мусорам попадется – я не отвечаю.

Он прыгнул в пролом ограды и растворился во мраке. Его товарищи тоже бросились под прикрытие спасительной темноты. Через пять секунд под фонарем в растекающейся кровавой луже остались лежать только два тела.

Словно еще одна сумеречная тень, над землей неслышно скользит челнок. Сирена умолкает. Тает перепонка двери. Хранитель наклоняется над телом паренька, прижимает пальцы к шее.

— Еще жив, — вслух комментирует он. — Робин, как его состояние?

«Сканер показывает обильное внутреннее кровотечение. Повреждены левая плевральная полость и околосердечная сумка, хотя сердце не задето. Состояние бессознательное. Медицинский модуль челнока активирован. Приступаю к восстановлению раны и возвращению крови в кровеносную систему».

— Что с женщиной?

«У объекта нападения перерезаны трахея и сонная артерия. Потеря более трех литров крови. Сердце остановилось. Состояние клинической смерти. Смерть коры головного мозга в пределах четырех минут. Достоверная реанимация невозможна».

— М-мать… — зло цыкает Хранитель. — Жалко девчонку. Не закричала бы в последний момент… Ну почему я не оказался чуть-чуть ближе? Немного ведь не успел! Робин, может, все-таки сможем и ее вытащить? Случайность ведь.

«Сам понимаешь, что случайности здесь ни при чем. Допущенная потеря крови смертельна, кровь разлита по грязи и возвращению в организм не подлежит. Кроме того, реанимация и восстановление всех функций глотки потребует не менее месяца пребывания в лечебном коконе. Мы не сможем обосновать ее спасение перед ней самой, ни перед другими. Фарлет, сейчас не время для самобичевания. Медицинский модуль заканчивает коррекцию раны кандидата, максимум через две минуты ты должен уходить».

Хранитель опускается на колени перед телом женщины. Одной рукой она все еще сжимает горло, словно пытаясь прикрыть рану, на лице застыло выражение ужаса и отчаяния. Глаза неподвижно смотрят в черное небо. Мужчина осторожно дотрагивается до ее лба кончиками пальцев.

— Ты сдохнешь у меня, мразь! — сквозь зубы обещает он неизвестно кому. — Ох, сдохнешь!

«Фарлет, напоминаю о необходимости самоконтроля. Ты перевозбужден. Люди в таком состоянии допускают ошибки, о которых потом жалеют всю жизнь».

— Мне и без того есть, о чем жалеть до самой смерти и еще немного после нее, — по-прежнему сквозь стиснутые зубы огрызается Хранитель. — Не беспокойся, я себя вполне контролирую.

«Реанимация кандидата завершена. Достоверность в пределах нормы. Фарлет, с юга приближаются два потенциальных свидетеля, время опасного сближения – двадцать пять секунд. Напоминаю, что задернутые занавески не спасают от прямого столкновения. Необходимо немедленно покинуть сцену».

Хранитель еще раз касается лба мертвой женщины пальцами, опускает кончики пальцев ей на веки и замирает.

«Не стоит. При осмотре сцены криминалист наверняка обратит внимание на закрытые глаза. Фарлет, я понимаю твои чувства, но…»

— Ни хрена ты не понимаешь! — морщится Хранитель. — Вещдок сделал?

«Требуемый предмет синтезирован и находится в приемном боксе уже семь минут. Установить на местности?»

— Разумеется, — кивает Хранитель, поднимаясь.

Легкий хлопок, и по земле катится мятый бумажный листок. Ветерок подхватывает его и, словно развлекаясь футболом, метко забрасывает между двумя полуприжатыми к земле ветками шиповника.

— Что у тебя там? — машинально интересуется Хранитель.

«Справка об освобождении на имя Перебойщикова Жака Петровича».

— Главарь, что ли? — Хранитель засовывает руки в карманы и медленно идет к машине. — Не забудь меченого сохранить, он еще понадобится.

«Забывчивость мне не свойственна. Десять секунд до опасного сближения с потенциальными свидетелями».

— Зануда же ты, Робин, — качает головой Хранитель. Он садится в операторское кресло челнока, и дверь затягивается за ним, словно ряска на болотном омуте. В тот момент, когда двое мужчин в перепачканных малярных робах приближаются к фонарю и замирают, рассматривая два тела, почти невидимая тень скользит над кустами и окончательно растворяется во тьме.

Паренек, скорчившийся на земле, с трудом разлепляет глаза, со стоном ощупывая рану на два пальца ниже ребер.

23.10.1581, понедельник

За окном снова собирался дождь.

Олег подошел к окну и устало оперся на подоконник. Туман стелился по земле, затягивая все вокруг мутной пеленой. Опять дождь, опять осень, опять слякоть… И почему бы нашим славным народным ученым не придумать метеогенераторы? Уже лет пять как трубят о выдающихся прорывах, премии получают. Солидные премии, даже того, что родное государство оставляет, хватает на приличную жизнь. Почти как у меня.

Он задумчиво продефилировал от окна обратно к креслу, своей гордости – черному, кожаному, вращающемуся. Комитет получил такие совсем недавно, под лимиты развития. Олег задумчиво усмехнулся, в очередной раз представляя себе вытянутое лицо снабженца-конкурента из Соцбыта, давнего противника в баталиях по выбиванию всех и всяческих дефицитов. Впрочем, лично они никогда не встречались, и в своих мыслях Олег позаимствовал ему лицо из серии «Их ищет полиция», которую видел недавно на доске объявлений. Вот еще взяли моду в последнее время – на досках объявлений бандюг разных вешать. Профкому стенгазету присобачить некуда, а они туда же… Можно подумать, солидные чиновники из Комстроя все враз кинутся на улицу уголовников отлавливать. Нет, полиции за это деньги платят, вот пусть они и пашут. Нас охраняют. А если не справляются, пусть пашут больше…

Звякнул телефон.

— Шустрик? — раздался в трубке насмешливый голос. — Привет доставалам. Чем занимаешься?

Пашка Бирон прекрасно знал, что Олег не переносит кличку «Шустрик». Как в школе прилепили, так и не переносит. Вот так, значит? Ладно. Война так война.

— А-а, Бегемотик! — фальшиво-приветливым тоном воскликнул Олег, поднеся микрофон трубки поближе ко рту, чтобы чуткая техника немного напрягла барабанные перепонки собеседника. — Ну, здравствуй, дорогой! Гиппопотамчик ты наш, сколько лет, сколько зим! С чем на сей раз пожаловал, референт ты наш всезнающий?

Кличку «Бегемот» Павел не переносил еще больше, чем Олег – Шустрика. Кличка прилепилась у нему еще в третьем классе, и вовсе не за толщину, а за уныло-сонное выражение лица. За прошедшие годы морда у него изменилась, растолстела и залоснилась, но в унылом настроении он по-прежнему неуловимо напоминал гиппопотама.

— С совещанием пожаловал, — голос в трубке стразу стал суше. Не любят бегемоты, когда зеркало подносят, ох как не любят! А незачем другим полезные качества в упрек ставить, шустрость – она качество полезное, никому не помешала бы. Только вот нету ее у некоторых, вот и завидуют. — Общее собрание и большое толковище в Старом Доме, через полчаса. Пропуску не подлежит. Вызывают всех начиная с начальников отделов. От себя лично советую прибыть в темпе, — голос пресноводного травоядного немного смягчился. — Тут большие шишки намечаются. В чем дело – не говорят, но требуют срочного сбора. У нас все на ушах стоят.

Несмотря на пристрастие к глупым остротам и туповато-унылую физию, дураком Бирон не являлся. Отнюдь. Если уж речь заходила о служебных делах, шутки кончались сразу и бесповоротно. Так что если он говорит про стояние на ушах, то так и есть. Ну, более или менее… Олег сразу подобрался.

— Пашка, в чем дело? — придерживаясь привычки извлекать выгоду из всякого положения, он мысленно прикидывал, чем ему в случае персональной проработки защищаться от возможного нагоняя – есть за что, чего греха-то таить (так ведь не по злому умыслу и не корысти для, а по молодости, по горячности и для дела…), и как половчее выпятить собственные успехи (разумеется, достигнутые благодаря мудрому руководству). Там, где все на ушах, всегда пыль стоит столбом, а уж мутная вода – его стихия. — С каких пор меня на собрания в Старом Доме вызывать начали? Что вы там у себя в Канцелярии химичите?

— Ничего не знаю, — отрезал закадычный однокашник на другом конце провода. — Мне список сунули, сказали, чтобы все приползли, в детали не вдавались.

Судя по голосу, он чего-то не договаривал.

— Ладно, мне еще толпу народа обзвонить надо. Появишься – тогда и объяснят. Собрание в большом конференц-зале. Все, пока.

Ну ладно, друг любезный, мы еще припомним тебе твои недомолвки. Олег бросил трубку на рычаг, откинулся на кожаную спинку и уставился в потолок. Так, шуточки кончились, а пятница, как известно, день тяжелый, поскольку почти выходной. Что бы могло такого случиться, что меня вдруг вызывают в Старый Дом? Если не считать редких общекомитетских собраний, от меня вообще на толковища ходить не требуют. Одно из двух: либо какой-то умник выдвинул очередную инициативу типа всеобщей политинформации, либо что-то случилось глобальное.

Что там просачивалось из шибко секретных последних событий? В связи с ростом преступности Директор Управления Общественных Дел заслуженный генерал-полковник… или все же лейтенант?.. в общем, отправлен в отставку, на его место в очередной раз назначен всенародно любимый Дуболом… просим пардону, Дровосеков Петр Казганович. После утверждения Народным Председателем он толкнул по ящику речуху на тему… Впрочем, не суть. Тема всегда одна – как плохо было до и как хорошо станет после. Молоток Дуболом, съел-таки конкурентов, уже в который раз. Непотопляемый ты наш…

Что еще? Разграбленный винный магазин где-то на Синих Камнях, пьяные трудящиеся перевернули трамвай, жертв нет. Как, интересно, они умудрились трамвай с монорельса свернуть? Их же туда двумя кранами поднимают!.. По просьбам тех же трудящихся с Первого Машинного в связи с массовой автоматизацией на пять процентов подняты нормы выработки. Правильно, теперь стружку от станка полувековой давности на электрокарах вывозить станут, а не на ручных тележках, так что и карты вам в руки… Замминистра медицины ушел на пенсию, по причине преклонных лет. Лета и в самом деле немалые, так что, вполне может случиться, что сам ушел. Не знаю, ничего другого не слышал. Из официального вроде все.

Что у нас со слухами? Шварцман снова наводит марафет и одновременно устраивает большую чистку в Канцелярии всеми горячо любимого Народного Председателя. Интересно, кто кого – он Дуболома, или Дуболом его? Нормально, обычное море-окиян – кто победил, тот и съел, а кто на съеденного шестерил, тому и на пенсии хорошо. Или в охранниках на лесопилке, допустим. Ходят слухи, что Соцбыт собираются сливать с Культбытом. Ну-ну. Надо ожидать еще пару претендентов на канцдефицит. У нас если уж министерство или комитет отпочковались, то слить их можно только путем деления на несколько новых. Ладно. Всенародно любимый Сам как всегда бодр и весел, все идет хорошо, преступность… ну, почти невелика, с коррупцией усиленно боремся, общаки и кнопари бдят за порядком, трудящиеся довольны, по крайней мере, в Самом Главном Месте – в Моколе. Тишь да гладь, жить бы да радоваться, а тут шторм. С чего бы вдруг? Неужто в провинции что-то произошло?

Несколько минут Олег сидел в глубоком кресле, бездумно глядя в потолок. Встал, прошелся по комнате. Потом подошел к несгораемому шкафу, по привычке распахнутому настежь. Рассеянно покопался в его внутренностях, повертел в руках бумажки, захлопнул дверцу, так ничего и не взяв. Затем вернулся к столу и снял трубку, набрав внутренний номер.

— Лидочка! — промурлыкал он. — Кислицын беспокоит. Не посчитай за труд, позвони, лапушка, в гараж, закажи машину. Да попроси, будь ласка, чтобы не какую-нибудь «ладогу» подсунули, а хотя бы «полячку», что ли. А с меня шоколадка!..

У Старого Дома стояло два десятка автомобилей. Среди черных и бежевых «молний» одиноко затесался «громобой» с броневыми стеклами и правительственными номерами. Отпустив машину, Олег отворил дверь, намереваясь, как обычно, пройти мимо вахтера, ограничившись кивком головы, но не тут-то было. Вместо старого добродушного (но и въедливого иногда) деда с пустой кобурой на боку рядом с турникетом отирался здоровый амбал в пиджаке с оттопыривающейся подмышкой. Он преградил Олегу проход.

— Куда? — не слишком вежливо спросил амбал. Не привыкший к такому обращению Олег слегка опешил, но сразу же взял себя в руки. Где большие шишки, там большие охранники, философски оценил он ситуацию, и полез за удостоверением.

— На совещание… — проклятое удостоверение не находилось. Блин! Он уже давно отвык его предъявлять. Там, где нужно, вахтеры знали его в лицо, а там, где его не знали, он появлялся крайне редко. В ожидании призыва на службу своему хозяину удостоверение лежало где-то в глубоко в недрах дипломата, с коленкоровыми корочками, слипшимися от долгого неупотребления. Между тем амбал со все возрастающей подозрительностью смотрел на Олега и, кажется, прикидывал, сразу ли его арестовать как диверсанта или же сначала дать окончательно провалиться. С последующим допросом второй степени. Из дежурки появился второй амбал, более интеллигентного вида, но все с тем же оттопыривающимся под мышкой пиджаком. — Сейчас… Где-то здесь…

— Проблемы? — осведомился второй нехорошим голосом.

— Ага! — радостно отозвался первый. — Вот, господин пройти хотел, а удостоверение не предъявляет.

— Нехорошо, господин! — согласился второй со своим коллегой. — Как же вы так – в казенное учреждение пройти хотите, в секретное, можно сказать, учреждение – и без удостоверения! Пройдемте, господин, в дежурную комнату, разберемся.

Его глаза ехидно блеснули.

И тут проклятые корочки наконец нашлись. Олег победно сунул их первому амбалу, но не удержал и уронил раскрытый дипломат. Его содержимое разлетелось по полу, так что Олегу пришлось поспешно собирать бумаги под уже откровенные ухмылки охранников. Амбал номер раз не забывал внимательно разглядывать удостоверение, по-видимому не оставив надежды поймать незадачливого диверсанта хотя бы на липовых документах. Однако удостоверение стойко сопротивлялось подозрительному взгляду, так что в конце концов охранник с сожалением протянул его красному как рак Олегу.

— Цель визита? — он придвинулся к столу и раскрыл журнал посещений.

— Доклад на совещании, — буркнул Олег. — На служебном совещание, — злорадно добавил он, — с грифом. Посторонним без допуска знать не положено.

Он с удовольствием увидел, как ухмылочки на лицах амбалов сменяются слегка растерянным выражением.

— Кстати, господа, — он нарочито подчеркнул последнее слово, — как мне объяснить причину моего, — он взглянул на часы, — почти трехминутного опоздания? Могу ли я сообщить, что меня на контроле задержали?..

Он сделал паузу, как бы дожидаясь, чтобы его собеседники представились.

— Ну, ты того… — испытанный прием с докладом, как всегда, сработал. Откуда же шкафообразным с хорошо если десятиклассным образованием знать, что завотделами на секретные собрания не приглашают? Тем более – в Старом Доме! — Ладно, друг, ты не очень… Не злись, — теперь уже первый амбал явно занервничал. — Сам понимаешь, работа такая…

— Ну ладно, работа так работа, — покладисто ответил Олег. — Понимаю. Хорошо, на сей раз посчитаем инцидент исчерпанным.

Такие мудреные слова, как правило, окончательно добивали противника. Первый охранник сник окончательно, второй тихо ретировался обратно в дежурку. Олег аккуратно расписался в журнале, закрыл его, положил ручку на стол и пошел к лестнице, покровительственно похлопав дежурного по плечу:

— Только уж вы, ребята, в следующий раз полегче. А то сами понимаете, у меня тоже – работа.

Из-за двери большого конференц-зала на втором этаже доносился чей-то хорошо поставленный голос. Пашка, скотина, похоже, специально поздно позвонил, чтобы я оказался опоздамши и под начальный гнев попамши. Впрочем, сказал же он, чтобы я приехал пораньше, так что, может, и ни при чем. Отнесем нестыковки пока к разделу стояния на ушах, а там разберемся.

Олег проскользнул через полуоткрытую дубовую дверь и остановился за шторками у входа, озираясь в поисках знакомых. Зал оказался заполнен почти полностью, но человека, вещавшего с трибуны, Олег не знал. То есть совсем не знал: ни имени, ни поста, ни даже в лицо. Зато толкал оратор речуху очень даже интересную, а может, и невероятную.

— …не желающих считаться с мнением окружающих людей. Особенно прискорбно, что немало среди тех людей оказалось нашей молодежи, золотой, не побоюсь громкого слова, молодежи. Все вы прекрасно знаете, как много усилий наше демократическое государство потратило на создание благоприятных для нее условий – сокращение сроков службы в армии, повышение стипендий в институтах, льготы молодым специалистам на предприятиях! Но несмотря на все меры даже сейчас находятся безответственные элементы, которые идут против своего собственного народа и правительства, устраивают вооруженные провокации, выдвигают абсурдные, бессмысленные и заведомо невыполнимые требования по бессмысленному реформированию нашего и без того процветающего общества!

Докладчик отхлебнул воды из стакана.

— Напоминаю всем, что наш долг как наиболее просвещенной части нашего общества – в корне пресекать все попытки внести раскол в наше общество… э-э-э, раскачать нашу общую лодку! Как строгий, но справедливый отец наказывает ребенка для его же собственной пользы, так и наше правительство иногда вынужденно прибегать к крайним мерам. Именно в таком свете и надо воспринимать…

Хлопок по плечу заставил Олега взвиться от неожиданности. Он яростно обернулся и увидел перед собой ухмыляющуюся рожу Бирона. Тот явно наслаждался произведенным эффектом.

— Тс-с-с! — прошипел он, приложив палец к губам и ухватив другой рукой Олега за рукав, явно порываясь куда-то его вести. — Тихо! Пошли, дело есть.

— Какое еще дело! — яростно, но так же тихо прошептал Олег. — Опять твои дурацкие шуточки! Чего слушать не даешь? Тут интересные вещи рассказывают. Тебе таких сроду не придумать, — добавил он, не придумав с ходу никакой лучшей подковырки.

— Плюнь, потом все узнаешь, — отмахнулся Пашка и дернул его за рукав с такой силой, что Олег ухватился за дверь, чтобы не упасть. — Брось выкобениваться, там люди ждут!

Он махнул рукой в неопределенном направлении, видимо, указывая, где их ждут.

— Пошли, только быстрее. Ну что ты встал, как статуй! — неожиданно озлился он, увидев, что Олег не демонстрирует немедленной готовности следовать за ним неизвестно куда и даже, наоборот, крепче ухватился за дверь. — Говорю тебе, здесь все лапша на уши, не за тем тебя звали.

Он снова дернул Олега за рукав.

С задних рядов начали оглядываться. Злой на Пашку, Олег вынужденно последовал за ним в коридор, затем по коридору, по лестнице и опять по коридору… Чем-то возбужденный Бирон размашисто шагал, не давая ни опомниться, ни спросить, а в чем же, собственно говоря, дело. Каждый раз, когда Олег открывал рот для вопроса, тот наддавал ходу, так что голос пресекался сам собой. Ну ничего, где-то же сей скорбный путь должен завершиться – а там Бегемоту останется только надеяться, что у него есть хорошее объяснение.

Скорбный путь завершился минут десять спустя, когда Олег окончательно потерял ориентацию в пространстве. Он и раньше знал, что Старый Дом представляет собой чудовищное нагромождение строений, соединенных запутанными переходами, где-то вдалеке соединявшихся с Резиденцией Народного Председателя. Но сфера его интересов обычно ограничивалась тремя зданиями, где располагались нужные ему департаменты и отделы. В них он мог перемещаться с завязанными глазами. Сейчас же Пашка тащил его в неизведанные дали, где чем дальше, тем чаще попадались массивные, обитые черным гранитолем двери высокого начальства со стальными и медными табличками. Потертый затоптанный линолеум сменился ковровыми дорожками, сначала пыльными и потрепанными, но чем дальше, тем более новыми и с высоким ворсом. И, разумеется, просто так сюда Олега бы не пустили.

Первый контрольный пункт Бегемот преодолел, просто взмахнув своим пропуском, но на втором пришлось остановиться и ждать, пока охранник звонил куда-то по телефону и приглушенно бормотал в трубку, сверля потенциальных посетителей недобрым взглядом. Местный страж по габаритам не шел ни в какое сравнение с теми, что цеплялись к Олегу незадолго до того, но от него тянуло таким космическим холодом, что Олег невольно поежился. Родной, мы не намереваемся на Нарпреда покушаться, честное слово! Отвали, а?

Словно услышав мысленное послание, охранник положил трубку и слегка кивнул в сторону прохода – топайте, мол. Олег вслед за Бегемотом протиснулся в заскрипевшую вертушку, и темные безлюдные коридоры вновь поглотили их. Этак мы действительно до Резиденции дотопаем. Пашка, зверюга, куда ты меня тащишь? Олег решительно раскрыл рот, чтобы высказать другу все, что о нем думает, но тот внезапно остановился, ухватился за ручку серой двери без таблички и обернулся.

— Короче, Олежка, — сказал он странным тоном. — У тебя язык иногда впереди башки бежит. Сначала думай, потом говори. Понял? Второго такого шанса у тебя точно не появится. Не в этой жизни, точно.

И пока Олег в растерянности пытался придумать достойный ответ, Бирон Павел Оттович, закадычный однокашник и вечный соперник в любовных интрижках, постучал всей ладонью по глухо отозвавшемуся гранитолю, резко распахнул створку, впихнул его в кабинет и захлопнул дверь у него за спиной.

В помещении стоял сумрак. Почему-то были плотно задернуты темные шторы, зато тускло горела настольная лампа. Олег шагнул вперед и подслеповато прищурился в полумрак. За царившим в кабинете массивным столом обнаружился слегка развалившийся в кожаном на вращающейся подставке кресле совершенно не знакомый Олегу мужик. В темном костюме, при темном галстуке и темных же очках в черной пластмассовой оправе. Олег тупо уставился на сидящего и особенно на его очки, пытаясь сообразить, зачем при таком освещении защищать глаза. Словно прочитав его мысли, тот снял очки, сложил их и аккуратно сложил в нагрудный карман. Бред какой-то. Шпионских фильмов насмотрелись, мелькнуло у Олега в голове. Сейчас, чего доброго, вербовать начнут. Скажем, в пользу Великой Республики Сахары. Ну, Бегемот, за такие шуточки ты у меня вдвойне получишь…

— Добрый день, Олег Захарович, — голос незнакомца вполне соответствовал его шпионской роли – негромкий и вкрадчивый. — Проходите, садитесь, пожалуйста, — он радушным жестом указал на кресло для посетителей. — Извините, что мы так неожиданно вызвали вас сюда, но сами понимаете – обстановка нынче такая, что без спешки не обойдешься. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь! Разговор у нас с вами пойдет обстоятельный, а в ногах правды нет…

Увидев, что Олег колеблется, шпион вышел из-за стола и чуть не силой усадил его на мягкий, но все равно страшно неудобный стул. Затем он вернулся на свое место и развернул лампу так, чтобы ее свет бил в сторону Олега. Не совсем в глаза, но так, чтобы лицо хорошо различалось. Где-то я уже читал про похожее. Часто и много. Если бы не туман в голове, я бы сразу все понял. Нет, ребята-зверята, он явно не засланец. Повадки не те. Вопрос лишь в том, кто конкретно заинтересовался скромной персоной завотделом снабжения Комстроя – СОД или Канцелярия? Впрочем, Старый Дом вряд ли относится к дружественной общакам территории. С учетом места работы Пашки и близости резиденции Нарпреда – наверняка ведомство Шварцмана. Правда, строительный департамент Канцелярии к тайной полиции и вообще к оперативному отделу КНП не относится, но поди ж ты, разбери, где кончается одно и начинается другое.

Нет уж, детектив шпионский мы, пожалуй, отбросим, а возьмем в руки детектив политический. К примеру, о том, как Канцелярия Народного Председателя ищет себе осведомителей в разных ведомствах. В том числе в Комстрое. Чтобы не просочился кто через непредусмотренную проектом дырку в канализации в личный туалет министра. Интересно, чего этот хмырь на меня так смотрит?

Хмырь и в самом деле внимательно изучал подсвеченное лампой лицо Олега. Наконец он неопределенно крякнул.

— Итак, Олег Захарович, приступим к делу, — он протянул руку и выключил настольную лампу. Одновременно вспыхнул верхний свет. Оказалось, что у хмыря обрюзгшее лицо мужчины чуть за пятьдесят с отечными мешками под глазами и застывшей недовольной миной. — Мы все тут взрослые и, надеюсь, неглупые люди, — он опять хмыкнул, как бы усомнившись в своих словах. — Я думаю, мы не станем играть в дешевое кино и изображать из себя заговорщиков. Разумеется, вы уже поняли, что я…

— Из оперативного отдела Канцелярии, — перебил его несколько пришедший в себя Олег. К нему потихоньку возвращалась самоуверенность, так что он опять начинал входить в свое амплуа любителя ловить рыбку в мутной воде. — Конечно же, осознал. Другого понять не могу…

Олег сделал паузу, как бы переводя дыхание, давая собеседнику возможность вновь взять инициативу в свои руки. Собеседник, однако, раскрывать карты не торопился, так что Олегу пришлось продолжать:

— Чего вашей конторе от меня надо? Что вам, осведомителей у нас в шарашке мало? Сомневаюсь. Я хозяйственник, от политики держусь на расстоянии, в политическом сыске от меня толку никакого, а в прочих ваших материях – еще меньше.

— Ну что вы, Олег Захарович, — хмырь поморщился, словно шокированный чем-то неприличным, — зачем же вы так сразу об осведомителях? В КНП много департаментов помимо оперативного, аналитический, например. Или общей статистики. И потом, наша, как вы изящно выразились, контора, — он неодобрительно покачал головой, показывая, что ему не слишком нравится такая фамильярность по отношению к важному государственному органу, — не так уж глупа, как ее изображают в анекдотах. Нет, не так уж и глупа.

Он вздохнул, положил на стол руки и покрутил большими пальцами.

— Просто, сами понимаете, дел у нас много, а людей не хватает, вот мы и вынуждены порой использовать личностей, мягко говоря, случайных, — на его лице явственно отобразилась глубокая печаль. — Ну да вы сами понимаете, что такое нехватка квалифицированных работников.

Хмырь выжидательно посмотрел на Олега.

— Ну да, ну да, — промямлил тот в ответ, снова сбитый с толку. Интересно, чего кнопарь от него хочет? — Квалифицированные работники всегда на вес золота…

Пожалуй, он меня таки вербует. Ну, я попал! И отказаться не получится – зря я, что ли, столько времени карьеру делал? — и соглашаться противно. Интересно, Пашка тоже сексот? Ой, не верю…

— Именно на вес золота, — подхватил собеседник, — иногда даже на вес урана, он, говорят, еще тяжелей, — он энергично потряс в воздухе руками, показывая, насколько уран тяжелее золота. — Ну да мы все как-то не о том. У нас, в общем-то, к вам дело. Важное дело, — добавил он, как бы испугавшись, что собеседник не захочет обсуждать с ним мелочи.

Вот сволочь, обреченно подумал Олег, еще и издевается. Интересно, сколько мне платить станут? Или плата в таких делах не положена, считается, что ради отечества и задарма поработать не жалко?

— Видите ли, речь идет о деле государственной важности. Нам необходима ваша помощь. В наше трудное и, прямо скажем, неспокойное время среди молодежи не так уж и много умных, не говоря уж про талантливых, людей, на которых можно всецело положиться. Вот таких, как вы, — прибавил хмырь многозначительно.

— А меня вы к каким относите? — почти зло спросил Олег. Ситуация начинала ему надоедать, а двум смертям, как известно, не бывать. — Я имею в виду, по какой ставке платить намерены – по высшей, для талантливых, или той, что пониже, для просто умных?

Теперь уже настала очередь хмыря ошарашенно хлопать глазами. Кажется, в таком тоне с ним никогда – или, по крайней мере, давно – не разговаривали. С ходу отреагировать у него не получалось.

— Олежка, ты не понимаешь, — прорезался сзади Бегемот. — Тебя вовсе не в сексоты вербуют, а совсем другое предлагают! Ты послушай вначале…

— Да что мне тебя слушать? — огрызнулся Олег. — Раньше объяснять следовало. Привели меня, понимаешь, как щенка, с завязанными глазами, мозги пудрите. Нет, чтобы сразу сказать – народному государству требуются честные люди, готовые помочь. Я бы с радостью согласился, подписал бы что нужно, получил кликуху, дырку в стене для передачи донесений, и все остались бы довольны. А то устроили тут театр полутора актеров!.. Умная, талантливая молодежь, всецело положиться! На жену свою полагайтесь!

Если я неправильно его понял, если речь и в самом деле об элементарной вербовке, то мне крышка. Десять лет с ходу схлопочу, если верить антинародным анекдотам. Без права, так сказать, переписки. А если не верить, то с работы вылечу наверняка, и придется опять подыскивать теплое местечко экспедитора. Ну да не может меня так чутье подводить, для чего-то другого я нашему шпиону нужен. Ладно, главное – не переиграть…

— Не кипятитесь так, Олег Захарович, — от неожиданности Олег даже подпрыгнул. Новый голос принадлежал невысокому мужичку, одетому в такой же черный костюм, что и хмырь за столом, но без солнечных очков. Очевидно, он все время сидел в темном углу, изображая из себя человека-невидимку. Не станем, так сказать, играть в дешевое кино. Попробуем поиграть в малобюджетное. Психологи, мать вашу… — Не надо нервничать. Мы прекрасно понимаем ваше состояние.

Невысокий подошел поближе и доверительно наклонился к Олегу.

— Конечно, в наше время профессия, м-м-м… сотрудника некоторых отделов Канцелярии Народного Председателя, особенно оперативного, не пользуется популярностью. Но могу вас заверить – вам ничего такого и не предлагают. Скорее, наоборот – в наше время стране нужны люди, которые способны принимать решения, не оглядываясь ни на чью указку. И пусть наша ведомственная принадлежность вас не обманывает, — коротышка поднял указующий перст, на котором красовался перстень с искусственным рубином, — мы работаем с ними – но не на них!

В комнате воцарилась тишина. Слегка отупевший от такого финта ушами Олег переводил взгляд с одного собеседника на другого. Пашка вдруг подошел к окну и принялся что-то высматривать на улице, слегка отогнув штору. Ситуация стала просто невероятной. Если мне устроили провокацию, я должен реагировать соответствующим образом. Если они говорят правду, а я среагирую не в том ключе, меня отсюда выпустят, конечно. Но вот карьера накроется медным тазом: вряд ли мне простят отказ. Тридцать пять лет, жизнь светла и прекрасна – и до пенсии работать вахтером в школе? И то, вероятно, не возьмут.

Интересно, для чего им меня провоцировать? Проверка лояльности? С какой целью? Что вообще за бедлам вокруг?

— Олег Захарович, — вновь вступил в разговор Хмырь, — поймите нас правильно. Мы не собираемся устраивать вам ловушки, план по раскрываемости на нас не лежит – мы сотрудники не того ранга. Дело в том, что нам действительно хотелось бы использовать ваши, не побоюсь этого слова, незаурядные умственные способности. Сами понимаете, что в свете последних событий Народное правительство должно либо укрепить свою власть, заменив недееспособных и некомпетентных, либо уйти в отставку, уступив место другим. В любом случае у вас могут появиться блестящие перспективы, — он жестом остановил открывшего было рот Олега. — Ведь вы знаете все и о нарастающей инфляции, как в открытой, так и в подавленной формах, и о неконкурентоспособной промышленности, пасующей перед изделиями буржуазной экономики, и о росте дефицита, и о недовольстве людей отсутствием перемен к лучшему, которые им ежедневно обещают по радио и телеящику… Так неужто вы ни разу не рассуждали, как бы вы, лично вы, поступили в подобной ситуации на месте министров или даже самого Народного Председателя? Сознайтесь, ведь думали?

Вконец запутанный Олег только потряс головой. Где кнопарь научился так гладко говорить? Или он действительно не кнопарь?

— Ну, вот видите! А мы представляем здесь группу – достаточно влиятельную группу! — людей, которые хотят и, самое главное, могут повлиять на текущую ситуацию в стране.

Видимо, возбудившись от осознания всей трагедии положения, Хмырь выскочил из кресла и принялся расхаживать по комнате, размахивая руками.

— Но у нас есть одна проблема – кадры! Кадры, которые, как известно, решают все. Вот потому-то мы и пытаемся привлечь на нашу сторону молодых, компетентных, честолюбивых людей, которые хотели бы поработать на благо общества, а заодно и на свое собственное. Нет-нет, — он замахал руками, — мы не торопимся, не требуем, чтобы вы давали нам ответ прямо сейчас. Более того, мы хотим сразу уточнить, что отказ никак не повлияет на вашу дальнейшую жизнь и карьеру, так что не надо себя насиловать. Зато согласие в перспективе обеспечит такой рост по службе!.. Мы дадим вам на размышление… ну, скажем, неделю. Вы спокойно подумайте, выясните обстановку… поговорите с вашим товарищем… в общем, решите, что вам делать. Потом мы с вами свяжемся.

Голова у Олега шла кругом. Он медленно встал из кресла, прошелся по комнате. Хмырь с коротышкой смотрели на него выжидающе. С улицы донесся визг мощного двигателя, сильно приглушенный стеклопакетами, и Олег осознал, что и раньше слышал его, только пропускал мимо сознания. Он подошел к по-прежнему глазеющему на улицу Пашке, машинально отдернул гардину и посмотрел наружу. На газоне во внутреннем дворе, куда выходило окно, на гравиподушке разворачивался бронетранспортер в серо-зеленых разводах. На броне сидели солдаты внутренних войск в касках и с автоматами. Из-под торчащих пластин гравиматриц во все стороны летела жидкая грязь с ошметками засохшей травы.

Олег повернулся к невысокому:

— Что здесь вообще происходит? О каких событиях вы все время говорите? Какого хрена вы меня уже полчаса мурыжите? — Он почти угрожающе двинулся к столу.

— Как, разве вы не знаете? — ненатурально удивился Хмырь. — Сегодня утром в Семеновском учебном комплексе произошли студенческие волнения. Внутренние войска вынужденно применили оружие, чтобы остановить, гм… распоясавшихся хулиганов. Есть жертвы. Канцелярия уже готовит проект указа о временном чрезвычайном положении в столице.

* * *

…студенческая толпа клубилась на открытом пространстве перед главным корпусом, возбужденная и злая, как роящийся пчелиный улей. Взмокший ректор метался перед ней, размахивая руками и неслышно крича – у мегафона села батарея, послать же за другой оказалось некого. Вахтер осторожно-любопытно выглядывал из-за тяжелых дубовых дверей, украшенной столетней пообтершейся резьбой, но на широкое каменное крыльцо выходить не рисковал. Проректор по воспитательной работе, которого ректор попытался прихватить с собой в качестве моральной поддержки, исчез где-то по дороге со второго этажа в вестибюль. Отдуваться приходилось в одиночку.

Ректор выходил к толпе уже второй раз. Но если в первый возле крыльца скромно отиралась группа человек в двадцать, то сейчас количество митингующих явно зашкалило за три сотни. Как такое могло произойти? Лучший вуз страны, огромный конкурс на поступление, бдящие комитеты Молстропа факультетов и групп, каленым железом выжигаемые намеки на свободомыслие – неужто все впустую? Неужели та группа папенькиных сыночков из филологического общества, вышвырнутая на днях за чтение запрещенных книжонок, имела такое огромное влияние на Семеновку?

Невозможно. Ректор знал, что детишки высокопоставленных дипломатов не только проходили по категории неприкасаемых, но и имели репутацию высокомерных снобов. Популярностью они точно не пользовались. Формально у них у всех имелись допуски в спехцраны, и обсуждать на своих посиделках изъятые книги они имели полное право. Но то же самое право отталкивало от них остальных студентов. Кружок оставался в изоляции, и самые крупные неприятности, какие могли ожидать ректора из-за их исключения, относились к категории родительского гнева. Но человек из Службы Общественных Дел заверил, что тем будет вовсе не до ректора, если их хоть чуточку заботит дальнейшая карьера.

И вот внезапно такое.

Над толпой поднялся криво намалеванный на большом листе фанеры лозунг. Что на нем написано, ректор не разобрал, поскольку тот оказался повернут к нему под углом, и на нем бликовало утреннее солнце, словно в насмешку прорезавшееся из-за тяжелых дождевых туч. Студенты ответили на появление плаката новым шквалом рева и свиста. Затем раздался резкий механический визг – очевидно, молодость в очередной раз одержала победу над опытом, раздобыв где-то собственный мегафон. Гомон немного поутих.

— Господа! Тише! — Толпа немного расступилась, оставив в центре пустого пространства встрепанного парня лет двадцати, с жидкой бородкой. — Слушайте меня! — Одной рукой парень держал микрофон, другой яростно размахивал в воздухе, как бы подкрепляя свои слова. Он показался ректору смутно знакомым. — Слушайте! — Шум почти стих. — Так продолжаться больше не может! Народное хозяйство страны в загоне! Власть захватили бюрократические кланы! Людям затыкают рот, а Народного Председателя держат в информационной блокаде! Наши товарищи, которых исключили на прошлой неделе! Всего лишь пытались рассуждать! О судьбах нашей страны! Но их предали и выбросили на улицу! Лучших представителей молодежи!

Серый потрепанный свитер, казалось, сейчас лопнет по швам от избытка чувств.

— Мы должны пойти и сказать людям! Что так! Жить! Нельзя! — Голос оратора перекрыл шквал одобрительных возгласов. Парень решительно рванулся вперед, расталкивая толпу. — Все! За мной! К Резиденции Народного Председателя!

Его перекрыл новый шквал голосов. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее кипящая толпа покатилась по аллее, ведущей к воротам университетского сквера. И тут ректор, сиротливо стоящий на высоком крыльце и держащийся засердце, услышал новые звуки: высокий и резкий визг двигателей.

Танковых двигателей.

В общем-то добродушный и веселый человек, ректор занял свой пост несколько месяцев назад. Истощенный внутриусобными склоками Ученый совет посчитал, что нейтральная кандидатура лучше, чем никакая. Он избрал первую же серую мышь, подвернувшуюся под руку, и разошелся зализывать раны и собираться с силами для новых баталий. Подразумевалось, что новый ректор станет марионеткой в руках влиятельных закулисных кукловодов. Но тот неожиданно оказался человеком с твердым характером, которого за ним никто и никогда не числил. За прошедшее время он даже сумел погасить несколько серьезных конфликтов, да и вообще оказался незаурядным дипломатом. Твердый характер сочетался в нем с удивительными добротой и незлопамятностью, и в последнее время его популярность даже мало-помалу начала расти. Намечавшиеся в конце года перевыборы, похоже, отодвигались на неопределенный срок.

А еще ректор не любил распространяться о своей предыдущей работе. Но некоторые знали, что перед тем, как перейти в Службу массового образования, он несколько лет работал в политорганах Танковой Армии.

Ректор мгновенно понял, что означает рев моторов. Он прекрасно знал командующего ТА и его любимое изречение: «Достал пистолет – стреляй». Ослабевшей рукой он нащупал псевдоколонну, которые украшали фасад и крыльцо. Он смотрел на кипящую толпу молодых, энергичных, нелепых в своей наивности парней и девушек, но не видел ее. Перед его глазами стояла деревенька в засушливой южной области, в которой пьяный водитель-танкист протаранил несколько домов и раздавил не сумевших увернуться людей. Впрочем, вяло промелькнула где-то на заднем плане мысль, скоро у меня в глазах будет стоять другая картина – залитого кровью парка. Хоть бы они применили слезоточивый газ! Студенты же совсем дети…

Но откуда взялись танки? Ведь ближайшая часть – в тридцати километрах от Моколы, а с момента первых речей у крыльца не прошло и часа!

Толпа молодежи, все ускоряя ход, двигалась к спуску к главным воротам. Фанерный лозунг плыл над ней, переходя из одних рук в другие. И вдруг импровизированная демонстрация замерла на месте. Впереди наконец показались танки.

Пять бронированных машин неспешно тормозили, взревывая моторами, перекрывая главные ворота и идущую вдоль фигурной чугунной ограды кольцевую аллею. На них не стояло водометов и баков с водой, с недавних пор обычных для бэтээров внутренних войск. Расчехленные зенитные пулеметы на башнях равнодушно смотрели на толпу, на отполированных до блеска игольчатых конусах тяжелых разрядников поблескивали солнечные искорки. Перед стихийной демонстрацией слегка покачивались на гравиподушке настоящие боевые машины, раз в год на смотре проходившие по площадям при большом стечении народа. Темные глыбы танков висели в нескольких сантиметрах над землей, а за ними растянулась цепочка солдат внутренних войск в застекленных шлемах, со щитами, электродубинками и пистолетными кобурами на поясах.

— Внимание! — заскрежетал механический голос из невидимого динамика. — Внимание! Господа студенты, довожу до вашего сведения, что вы грубейшим образом нарушаете общественный порядок. Просьба немедленно разойтись. В случае неповиновения мы применим силу!

Голос слегка откашлялся, как бы смутившись от того, что ему, голосу, пришлось признаться в некоем тайном пороке.

— Мы применим силу, — повторил невидимый оратор. — Немедленно разойдитесь.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая только урчанием танковых моторов. От дальней части толпы отделились несколько человек и, робко оглядываясь двинулись в обратную сторону. Демонстранты, казалось, колебались – они не ожидали такого отпора. И тут парень в сером свитере и с жидкой бородкой вновь вырвался вперед.

— Да неужели мы испугаемся этих гадов! — закричал он во весь голос. Его резкий голос разносился далеко окрест даже без мегафона. — Они не посмеют ничего сделать! У нас демократия! Мы имеем право высказаться! Мы пройдем здесь!

Заводила бросился вперед, просунулся между танками и вцепился в ближайшего усмирителя. Тот профессионально-небрежным жестом увернулся от его объятий и, в свою очередь, ударил дубинкой по голове. Сверкнула синяя молния, и незадачливый нападающий, отлетев на несколько шагов, без сознания упал на асфальт.

И тут ректор вспомнил, где его видел. Точно – тот самый «паренек без допуска», общение с которым и послужило формальным поводом для исключения вольнодумцев!

Неужели происходящее с самого начала являлось провокацией СОД? Но зачем?!

Подхваченная единым порывом, толпа слитно качнулась вперед. В тот же момент танки, надсадно завыв двигателями, двинулись с места. С одного из орудий сорвался предупредительный разряд, выбив облачко пыли из гипсовой статуи. Ректор в отчаянии дернул себя за волосы. Сейчас голубоватые молнии начнут кромсать детей… Да что же вы творите!

Как бы нехотя, исподволь, воздух прорезал свистящий звук. Казалось, он шел со всех сторон сразу, разрывая барабанные перепонки, мутя сознание и останавливая дыхание. Выдержать его казалось невозможным. Люди падали на землю с обезумевшими глазами. Солдаты срывали с голов шлемы и зажимали уши руками в бесплодных попытках оградить себя от мучений. Обхватив голову и с трудом удерживаясь на ногах, ректор, на которого по причине отдаленности свист действовал не так уничтожающе, видел, как танки, внезапно потеряв управление сталкивались друг с другом, беспорядочно крутясь на месте. Туша одного мастодонта накрыла оказавшегося рядом бессознательного солдата. Даже на таком расстоянии ректор разглядел, как изо рта раздавленного несущим полем человека выплеснулся фонтанчик крови. Секунду спустя танк снесло в сторону, и на асфальте осталась только кровавая нашлепка.

Свист затих. Асфальт вокруг неподвижно усевшихся на опоры металлических глыб – автоматика отключила генераторы несущего поля – усеивали слабо копошащиеся человеческие тела. Понемногу приходя в себя, люди с трудом поднимались на ноги.

Не было больше ни прежней бурной толпы, ни отряда усмирителей. Остались только оглушенные, ничего не понимающие люди, ошарашенно осматривающиеся по сторонам. Потом кто-то поднял руку, показывая на боковую аллею. Одна, другая, третья голова повернулась в том направлении, люди указывали друг другу, куда смотреть. Постепенно все потрясенно уставились на асфальтовую дорожку, над которой медленно плыла странно выглядящая машина тускло-серого цвета. Формой она напоминала не то веретено, не то скоростные гоночные автомобили, но не имела ничего, хотя бы отдаленно похожего на колеса или гравиматрицы. Серебристые смотровые стекла выделялись лишь контурами, почти не отличаясь цветом от корпуса. Над ее крышей, ничем не поддерживаемый, медленно вращался полупрозрачный шар – непонятный желтый узор на синем фоне.

За несколько метров до крайнего танка машина застыла на месте. Беззвучно, в тягостной гробовой тишине – даже воробьи прекратили свое беспрестанное чириканье – в ее боку протаяло отверстие, и на асфальт ступил человек. Серые брюки, свитер, спортивные туфли, аккуратная короткая стрижка, незапоминающееся лицо. Обычный парень из тех, что на людной улице десятками проходят мимо незамеченными. Но фигура почему-то притягивала взгляд и уже не давала отвести его в сторону. В неизвестном чувствовалось что-то такое, властно-жесткое и магнетически притягивающее, что тянуло слепо идти к нему, за ним, безрассудно подчиняться его приказам, да даже умереть ради него!.. И с особенной болью чувствовалась исходящая от него укоризна.

Он не произносил не слова, молча оглядывая застывших людей. Ректор с трудом подавил острое желание рвануть ворот пиджака, бухнуться на колени и начать каяться во всех грехах, даже в тех, которые только собирался совершить. Внезапно он ясно понял, что начинает новую жизнь. Завтра же он увольняется из университета и, запершись дома в кабинете, начинает работать над давно пылящимся в нижнем ящике стола черновиком рукописи по истории монетного обращения в Западной Сахаре.

— Известно, что когда стадо баранов ведут на бойню, — зазвучал над аллеей спокойный, но отчетливо слышимый голос, — впереди обычно пускают козла-провокатора, чьей задачей является довести предназначенных на убой до места и вовремя очутиться в стороне, — он усмехнулся. — Что ж, с ролью баранов вы справились неплохо…

Пришелец как-то внезапно оказался возле сидящего на асфальте бородатого парня, со страхом уставившегося на него.

— Да и козел-провокатор попался неплохой, — от резкого рывка свитер бородатого с треском порвался, обнажив подкладку с пришитой красно-зеленой бумажкой. Странный человек аккуратно отделил ее от материи и поднял над головой. — Можете убедиться сами – вот удостоверение сотрудника Службы Общественных Дел! — В его голосе зазвучал металл. — Вы шли за человеком, чья задача – спровоцировать вас на беспорядки и дать повод для применения силы. Есть люди, стремящиеся закрутить в стране гайки, им не хватало только повода. И вы им такой повод дали… почти.

Он скомкал удостоверение и бросил его на землю.

— А пока что ваша кипучая энергия привела только к бессмысленной смерти ни в чем не повинного человека.

Чужак подошел к кровавому пятну на асфальте, лишь контурами напоминавшему бывшее человеческое тело, и некоторое время постоял над ним, опустив голову.

— Впрочем, такую же судьбу уготовили многим из вас. Если бы не вмешались Хранители, — он приложил правую руку к левому плечу, и над ним засветилась уменьшенная копия шара над машиной, — ваши трупы хорошо помогли бы тем, кого вы так не любите. Права – вещь хорошая, но отстаивать их надо уметь.

В полной тишине он неторопливо отошел к своей загадочной машине и опустился на водительское место, и отверстие в корпусе тут же заросло. Желто-синяя сфера над машиной погасла. Аппарат развернулся на месте, задрал в небо нос и, словно прыгнув с места, растворился в лучах солнца.

И тут же ректор почувствовал, что наваждение рассеялось. Какое именно наваждение, он не знал, что не помешало ему заплакать от облегчения.

Люди недоуменно оглядывались по сторонам, пытаясь по лицам окружающих прочитать, что же случилось на самом деле. Вдали на дороге завывали сирены. Приближались полицейские машины, машины скорой помощи, машины с телевидения, машины официальных чинов, машины всех тех, кто собирался извлечь максимальную пользу из запланированной трагедии. Под приближающийся вой у ректора окончательно ослабели ноги, и он сел прямо на холодный шершавый гранит крыльца.

Скорее всего, ему оставалось ректорствовать всего несколько дней – пока наверху не сообразят, кого следует назначить козлом отпущения. Но, по крайней мере, он не войдет в историю первым ректором Семеновки, допустившим массовую гибель своих студентов.

24.10.1581, вторник

— Ты по-прежнему считаешь происходящее допустимым? — голос Джао сух. — Десятилетиями мы не высовывали носа на поверхность, не допускали утечек, маскировались, как заяц посреди стаи голодных волков. А теперь всем вдруг вступило в голову, что мы должны выйти из тени. Последствия…

— Последствия давно просчитаны! — горячо обрывает его собеседница. — Ты знаешь, что наше раскрытие неизбежно! Не сейчас, так через год или два, но нас все равно вычислят и раскроют. Мы же уже все согласились, что лучше сделать процесс контролируемым! Зачем ты снова возвращаешься к теме?

— Затем, что мы сделали ошибку, Суоко, — Джао яростно трет лоб, взбивая складки-морщины на темно-шоколадной коже. — Серьезную, если не фатальную. И она дорого нам обойдется. Ростания не готова к нашему появлению.

— Ты слишком много занимаешься теоретической экономикой и политикой, — качает головой Ведущая Совета. — Мир отличается от твоих красивых бумажных схем. Ростания давно созрела для нашего появления, да и времени на размышления не осталось. Встраиваться в систему надо сейчас. Через год станет поздно. Ты хочешь довести дело до тотального краха и гражданской войны? Или не веришь прогнозам Робина?

— Я верю своему опыту, — желчно огрызается южанин. — По-твоему, раньше не случалось кризисов, подобных нынешнему? Еще как случались, даже похуже. И всегда мы умудрялись влиять на ситуацию, оставаясь в тени. Я продолжаю утверждать, что мы ошибаемся…

— А себя полагаешь единственно правым? — Суоко оскорбленно выпрямляется в кресле, ее скуластое лицо – глубокие тени под воспаленными от недосыпа глазами – полыхает возмущением. — Никто не безгрешен, ошибается даже Робин. Но большинство не может идти не в ногу с одиночкой. Джао, тебя уважают. Ты старейший действующий член организации. Твое мнение чрезвычайно ценно, и твоя высочайшая квалификация социопсихолога сомнению не подвергается. Тебя внимательно слушают, куда внимательнее, чем остальных. Но авторитет не означает постоянной правоты. И если новая тактика единогласно поддержана всеобщим голосованием, стоит задуматься даже тебе.

— Не единогласно. Пять голосов против, включая мой. И я думаю над проблемой куда дольше, чем все вы… — Джао осекается и машет рукой. — Ладно. Не стоит толочь воду в ступе. Прости за брюзжание. Устал я, ох, устал…

Ведущая задумчиво кивает головой. Она встает из кресла и начинает молча расхаживать по комнате. Затем подходит к окну и касается клавиши рекреационной системы, включая трансляцию внешнего пейзажа.

— Да, все мы устали, — вздыхает она, прижимаясь лбом к экрану, за которым – мертвая лунная поверхность с сияющим высоко в черном небе голубым диском Малии. — И система подбора кандидатов чем дальше, тем больше меня беспокоит. Не верю я, что Робин не может найти хотя бы десяток новобранцев по естественным причинам. Последний новичок – первый за несколько лет, да и тот зеленый мальчишка. Храбрый мальчик, да, и умом не обижен, но все-таки мальчик. Двадцать пять лет…

— Ну да, ты у нас совсем старушка, — широко ухмыляется негр, скрещивая руки на груди. — Аж сорок три года стукнуло. Но насчет Робина ты права. Фильтрами подбора кандидатов никто никогда не занимался, даже Лангер их трогать опасается. Кстати, идея. Вот и задачка для… как его… Семен?

— Даллас Семен Франкович, — подсказывает Ведущая. — Он выбрал псевдоним «Тилос».

— Да, спасибо. В общем, вот и задание для него. Он ведь у нас математик по образованию?

— Нет, машиностроительный факультет заканчивал на Мокольских прикладных курсах.

— Неважно. Раз сопромат сдавал, с матанализом и алгеброй в ладах, а от них и до теории алгоритмов рукой подать. Пусть посмотрит, что творится в потрохах комплекса. В режиме доступа только на чтение, разумеется. Ему все равно работу с Робином осваивать, пусть и потренируется заодно, а мы с Лангером поможем. Возможно, свежему взгляду что-то да откроется. Правда, раньше через полгода результатов не стоит ожидать даже в самом оптимистичном варианте.

— Пусть… — вяло кивает головой Суоко. — Думаю, никто не станет возражать. Что там по твоему проекту?

Джао откидывается на жесткую спинку, закладывает руки за голову.

— В процессе… — хмыкает он. — Еще пара месяцев уйдет. Времени нет толком взяться. Но чем дальше я в материалы влезаю, тем интереснее. Представляешь – полностью искусственное тело, которое натягиваешь на себя как перчатку! Быстрое, сильное, саморегенерирующее, никогда не устающее… Масса возможностей! И безопасность – ты сам лежишь в кресле оператора на Базе, а кукла гуляет по миру.

— Помню, уже рассказывал, — на лице Ведущей появляется скептическое выражение. — Ты в главном разобрался? Обратная связь?

— Разобрался, разобрался… — рассеянно бормочет Джао. — Все просто. Обратная связь жестко контролируется, отрицательные воздействия на психику оператора исключены. Безопаснее, чем наши челноки. Разумеется, нужно копать дальше, но в общих чертах все понятно.

— Хорошо! — Ведущая припечатывает ладонью по подлокотнику. — Продолжай исследования, и постарайся ускорить темп. Ох… не нравится мне происходящее.

— А? — бровь собеседника лениво ползет вверх. — Ты о чем?

— Да все о Робине, — Ведущая яростно трет ладонью глаза. — Ну сам посуди – наше могущество основано на одном-единственном артефакте, на неизвестно кем, неизвестно где и неизвестно для чего созданном комплексе, то ли разумном, то ли не очень. Кто его создал? Кто создал Архив? Как они связаны? Случайно ли мы нашли их? Лангер упоминал что-то о зачатках свободной воли – а вдруг он просто откажется повиноваться? Решит управлять всем сам?..

— Сколько времени работал – и все оставалось в норме, — отмахивается Джао. — И еще тысячу лет проработает без сучка без задоринки, я надеюсь.

— Нерабочий фильтр подбора кандидатов может оказаться только первым звонком. Иногда мне становится страшно, — Суоко словно не слышит собеседника. — Я просыпаюсь посреди ночи и думаю, что он такое и откуда взялся. Я не понимаю его. Я мирюсь с его существованием, с тем, что он краеугольный камень в нашей системе, но не понимаю. Нельзя иметь дело с тем, что не понимаешь, такое плохо кончается…

— Расслабься, — Джао встает с кресла, приближается к Ведущей и кладет руку ей на плечо. — У тебя переутомление. Ты слишком долго сидишь на химии, тебе нужно как следует отоспаться. Может, возьмешь отпуск на несколько дней? В Душтабе такой пляж, такое море!..

— Спасибо, Джао, не стоит, — Ведущая качает головой. Ее взгляд снова становится жестким и властным. — Ладно, хватит разговоров. И так полчаса потратили, чтобы поругаться на постылую тему. Извини, дела…

Негр распрямляется и потягивается.

— У меня тоже, — соглашается он. — Суоко, я тебе вот что хочу сказать. Не пытайся тащить на своих плечах весь мир. Ты взрослый человек и должна понимать, что такое невозможно. Пожалуйста, не забывай, что общество нельзя осчастливить силой.

— Я в курсе.

— И не забывай, что мнение одного человека – да и нескольких десятков – вовсе не обязательно истинно. Даже если ты искренне веришь, что иных путей нет, не факт, что ты права.

— Спасибо, Джао, я помню прописные истины, — в голосе Ведущей проскальзывает холод. Хранитель заглядывает ей в глаза, пожимает плечами и отворачивается.

— Рад за тебя. Тогда я пойду, пожалуй, и перестану тебя отвлекать, — сообщает он в пространство. — Спасибо, милая, что выслушала. Еще увидимся сегодня.

Дверь бесшумно зарастает за ним. С минуту Суоко бездумно смотрит на нее, затем шевелит в воздухе пальцами.

— Робин, вывести на монитор рабочий стол. Отчет по форме тридцать пять дробь два, с самого начала.

— Да, Суоко. Запрошенный отчет, просмотр с нулевой отметки…

27.10.1581, пятница

Широкая лестница сверкала свежевымытой чистотой. Облицовывавшие ее плитки шлифованного гранита, казалось, сияли своим внутренним светом. Обожают же в высшем свете лестницы, мрачно подумалось Олегу. Широкие, узкие, гранитные, мраморные и просто бетонные. Интересно, почему в высоких сферах не любят лифты? Или они так форму поддерживают, каждый день на третий-четвертый этаж пешочком пробегая? И то сказать, работенка у начальствующих лиц вредная, весь день в душных кабинетах. Никакой физической нагрузки.

Олег опасливо попробовал ногой первую ступеньку, спиной чувствуя подозрительный взгляд вахтера. Несколько дней назад, поднимаясь по похожей лестнице, он с непривычки оскользнулся на гладком мраморе и крепко приложился затылком к лестничной площадке. Хорошо хоть не на самой лестнице навернулся! С тех пор, встречаясь с незнакомым материалом, предназначенным для поддержания тел государственной важности, Олег сначала пробовал его ногой, примеряясь к скользкости. Где же я читал про госстандарты и технику безопасности, запрещающие мрамором пол покрывать?..

Сначала осторожно, затем все увереннее Олег пошел, а потом даже поскакал по лестнице через две ступеньки. Переживший три поколения обитателей Канцелярии, ранее вполне солидного учреждения, пожилой дед-вахтер у входа неодобрительно покачал головой и снова повернулся к дубовым панелей входных дверей. Блюдя порядок в своем заведении, он с ностальгией вспоминал недавние, но уже, кажется, канувшие в лету времена, когда створки турникета парадного входа пропускали лишь солидных людей. Людей, знающих себе и другим цену, а не проходимцев, как тараканы во множестве повылезавших из самых невероятных щелей в последние смутные годы. Охранники же с разрядниками, сидящие в неглубоких нишах по сторонам холла, даже не пошевелились с тех пор, как поняли, что посетитель не является террористом и даже, на худой конец, хулиганом. Караул откровенно уставал.

Видимо, лицо, соблаговолившее лично рассмотреть нового рекрута, относилось к начальству, коему для поддержания авторитета надлежало располагаться именно на втором, а не, скажем, на пятом уровне сих покоев. Гранит перешел в мрамор, мрамор – в ковер, и ноги Олега утонули в глубочайшем ковре. Он с уважением покачал головой. Ворс такой длины рос на коврах далеко у не всех людей, полагающих, что умеют жить – а таких Олег насмотрелся. Он и свою квартирку считал вполне достойным местечком, пусть и холостяцким. Но вся ее обстановка, включая гордый кедровый сервант из знойного Барамбато и импортный телевизор с кнопочным переключателем программ, собранный в Килиманджаро, бледнела перед одной только ковровой дорожкой в распахнувшемся перед ним коридоре.

Апартаменты под номером пятнадцать располагались в дальнем конце крыла, почти у самого торцевого окна, так что по пути к ним посетителям приходилось топать мимо ряда тяжелых черных кожаных дверей без табличек, с одними номерами. Из-за дверей не доносилось ни звука. Мрачный коридор производил гнетущее впечатление, и Олег поторопился побыстрее форсировать его и добраться до входа в нужный кабинет. Нерешительно постучав – мягкая обивка, разумеется, гасила стук, но на всякий случай протокол соблюсти стоило – он потянул дверь на себя. Противу подсознательного ожидания, за ней оказалась вполне прилично освещенная приемная с очень даже холеной длинноногой секретаршей, восседающей за столом, заваленным импортной из Сахары электрической пишмашинкой, помадой, скоросшивателями, бумагами, электрочайником, дамским журналом «Самаритянка» и прочими необходимыми в секретарском быту мелочами. На посетителя она среагировала, мгновенно надев на лицо ослепительнейшую улыбку, соскочив со стула и направившись к открывшейся двери, протягивая руки как бы для того, чтобы обнять дорогого гостя. Впрочем, объятие не состоялось, о чем разочарованный Олег горько пожалел. Радушная секретарша лишь заботливо подвела его к глубокому кожаному, как и дверь, креслу, рядом с которым стоял столик, сервированный для чая.

— Проходите, проходите, Олег Захарович, — щебетала она. — Павел Семенович вас уже заждался, прямо уже извелся весь, все спрашивает, а где там у нас господин Кислицын, не появлялся ли? — Она шаловливо подмигнула, как бы приглашая оценить шутку. — Присаживайтесь вот пока в кресло, чайку себе налейте, — на столике уже возник неведомо когда вскипевший чайник, — а я пойду шефу доложу.

Она направилась ко второй двери, которую для разнообразия обтягивала белая кожа, покачивая мускулистыми бедрами, затянутыми в сетчатые колготы. Олег залюбовался ей. Умеют же, сибариты, обслугу себе подбирать, с завистью подумал он. Интересно, тот старикашка с вахты, что ли, предупредил о моем приходе?

Кто же все-таки хозяин такого шикарного кабинета? Неужто?.. Да нет, слишком много чести. Или все-таки?..

Олег налил себе кипятка в стакан, бросил в него ложку настоящего молотого кофе, кусок сахара и принялся осматривать окрестности, пытаясь проверить свою гипотезу. Обычная приемная для такого чиновника. («А много ли ты их раньше видел, приемных больших шишек?» – кольнула его ехидная мысль.) Просторную комнату ожидания декорировали лишь портьеры и портреты отцов-основателей. Ничего нестандартного, бросающегося в глаза. Ничего, что могло бы выдать вкусы своего хозяина. Ничего, что могло бы ответить на крайне интересный вопрос: тот Павел Семенович или не совсем?

Тем временем секретарша выскользнула из-за белой двери и пристроилась на свое место, перекладывая на столе бумажки и изредка посверкивая на Олега глазами из-под накрашенных ресниц. То ли приглянулся он ей, то ли присматривала, чтобы не сунул в карман казенную ложку или подстаканник. В молчании прошло несколько минут. Интересно, сколько времени данное конкретное Лицо считает необходимым выдерживать посетителей в предбаннике? И о чем бы с секретаршей потрепаться? Как всегда, ничего, кроме погоды, в нужный момент в голову не лезет. Не о поставках же шкафов и стульев для нужд Комстроя с ней говорить…

Когда молчаливое ожидание стало для Олега невыносимым, на столе у секретарши наконец звякнул и неразборчиво забормотал интерком. Прислушавшись к нему и что-то тихо ответив, та снова расцвела улыбкой и сообщила Олегу:

— Павел Семенович готов принять вас, Олег Захарович. Прошу, — она показала на начальственную дверь. — Проходите, не стесняйтесь.

За дверью царил полумрак. Даже не полу, а почти полностью мрак. Типа, сходка подпольщиков борьбы с ненавистным жандармским империализмом. Интересно, почему заговорщики так не любят нормальное освещение? Если что, то по голосу и кабинету их всегда опознают, разговору освещение не помогает и не мешает, прокламацию – и ту нормально не зачитаешь, а вот за стулья цепляешься. Сдержанно ругнувшись и на ощупь подняв отлетевшую банкетку, Олег вгляделся в темноту. Где-то впереди маячил массивный стол из неизвестного материала, из-за которого доносилось приглушенное сопение. Очевидно, хозяин кабинета тоже пытался разглядеть гостя. Через какое-то время законы природы и оптики победили правила конспирации, и на столе загорелась настольная лампа, направленная, разумеется, в глаза гостю. В лучших традициях, так сказать.

— Ну, проходи, садись, раз пришел, — приказал сипловатый баритон, очевидно, принадлежащий конспиративному Павлу Семеновичу. — Кресло справа, авось не промахнешься. Где ты такого откопал?

Последний вопрос относился, видимо, уже не к Олегу, поскольку на него как-то даже неприлично живо откликнулся голос Прохорцева.

— Вот, Пал Семеныч, Кислицын. Из Комитета по строительству, — судя по некоторым ноткам, в присутствии хозяина обычно развязный Прохорцев чувствовал себя не в своей тарелке. — Формально отвечает за снабжение сырьем предприятий особого подчинения, фактически занимается обеспечением деятельности хозяйственных служб. По службе – только положительно. С родословной… кхм, с родословной и происхождением все тоже вроде бы… Из рабочей семьи, родители, правда, уже скончались, как ни жаль, да, близких родственников нет. Общую ситуацию знает и понимает правильно. В общем, наш человек!

Прохорцев конфузливо хмыкнул, как бы устыдившись своего энтузиазма. Несколько секунд в кабинете царила тишина.

— Ну, наш человек или не очень наш, или даже совсем не наш, мы еще посмотрим, — снова прорезался сипловатый голос. — Хорошо посмотрим, тщательно. Ты, Сеня, человек увлекающийся, вдумчивости тебе не хватает, глубины, — в голосе зазвучали осуждающие нотки. — Так что тебе доверять нельзя, а вот проверять все равно приходится.

Голос хохотнул своей шутке.

— Кислицын, говоришь, а? Кислицын, значит… Ты зачем сюда пришел?

Поскольку Прохорцев не отреагировал на вопрос, Олег решил, что отвечать придется самому.

— Уберите, пожалуйста, лампу, — небрежно бросил он. В темноте было слышно, как Прохорцев гулко сглотнул от неожиданности.

— Чего-о? — лениво удивился голос. — Чего ты сказал?

Проскользнувшие ошарашенные нотки, которые ему так и не удалось полностью замаскировать, показали Олегу, что эффект внезапности достигнут. Пора хватать быка за рога. Ощущение «пан или пропал», не покидавшее его последние дни, внезапно обострилось до предела. Ну, друг милый, нонешним вечером ты либо станешь либо кьянти бутылками в ресторане хлестать, либо баланду на нарах хлебать. Все сходится. Если передо мной не господин Шварцман собственной персоной, я готов свой галстук сжевать! Интересно, откуда во мне такой азарт? Вроде как сроду в игроках не ходил, да и среди родственников сей грех не числился. Не про тебя азартные игры, Олежек – забыл, почему уже три месяца без своей машины ползаешь? Ну да шестерить у них, как тот же Прохорцев, я не намереваюсь.

— Уберите, пожалуйста, лампу, — спокойно повторил он. — Глаза режет. Не слишком удобно мне так разговаривать. Да и вам, наверное, тоже.

После непродолжительной паузы настольная лампа погасла, и под потолком вспыхнула люстра. Таинственная средневековая ложа сразу же превратилась в обычный кабинет высокопоставленного чиновника – Треморов в дубовой раме на стене, Т-образный стол, несколько кресел и стульев, тяжелые гардины на окнах. Во главе стола сидел, небрежно развалясь в глубоком вращающемся кресле – Олег снова ощутил острую зависть, сравнив его с теми, что доставал по большому блату – грузный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Имел он отвислые щеки, красный нос любителя горячительного и маленькие, но неожиданно умные глазки, рассматривавшие Олега с видимым интересом. Видно, что его можно обвинять в каких угодно пороках, но только не в глупости. В яблочко, Олежка, ты всегда был умным мальчиком! Интересно только, зачем ты потребовался всемогущему начальнику Канцелярии?

— Так удобнее? — осведомился Шварцман Павел Семенович. Видимо, шок от удивления успел пройти, и нотки в его голосе проскальзывали уже ехидные. Он походил на сытого кота, забавляющегося с ненароком пойманной мышью.

— Да, спасибо, — также спокойно ответил Олег. — Так гораздо лучше. Большое спасибо.

Он усилием воли сдержал зарождавшуюся где-то под лопатками нервную дрожь. Пора сбавлять тон. Не стоило с самого начала позволять сесть себе на шею, но и переигрывать тоже нельзя. Балансируем, так сказать, на лезвии бритвы. Я не партизан-народник на допросе, в голос проклинающий злобных сахарских интервентов, а человек разумный и сговорчивый несмотря на чувство собственного достоинства. Так меня и воспринимайте.

— Я пришел сюда потому, что вы меня вызвали. Позавчера господин Прохорцев позвонил и сказал, что меня ждет очень важная встреча. Судя по голосу, он приглашал меня на прием к самому Народному Председателю, — Олег слегка улыбнулся, как бы иронизируя над истовостью Прохорцева, но и в то же время поощряя ее. — Я пришел. Я поступил неправильно?

На несколько секунд в комнате воцарилась напряженная тишина, лишь сопел начальственный толстяк в кресле. Он внимательно рассматривал Олегово лицо, как бы пытаясь найти в нем следы тайных умыслов, которые, как известно, есть вымыслы без замысла. Или как-то так. Экзаменуемая часть тела оставалась более-менее спокойной, конечно, насколько возможно в подобной ситуации, так что решение толстяк принял в пользу – пока что в пользу – Олега.

— Вон стул, — он ткнул перед собой толстым коротким пальцем. — Что встал как памятник? Я же сказал – садись. Поговорить надо.

Он подождал, пока Олег устроится на творении отечественной мебельной промышленности, обитом подделкой под бархат, и примостит у ножки свой дипломат. Чемодан он в последний момент решил прихватить для солидности и теперь сильно жалел, поскольку на коленях его держать неудобно, а стоять вертикально на полу пустое бумаговместилище решительно отказывалось.

— Звать меня Пал Семеныч, фамилия пока необязательна, должность у меня солидная, но сейчас тоже неважная, а разговаривать мы станем о политике, — хозяин кабинета язвительно ухмыльнулся. — Ты меня не знаешь, зато мы, — он сделал ударение на «мы», — знаем тебя очень хорошо. Знаем, где родился, как учился, что на обед любишь есть и сколько раз в день в сортир бегаешь, — язвительная усмешка плавно перетекла в сальную. — В общем, знаем мы тебя лучше, чем ты сам, так что тебе и лампу в глаза направлять не надо, чтобы насквозь увидеть.

Пал Семеныч тяжело задышал.

— Душно здесь, — пояснил он в пространство, — вентиляция барахлит. Глядишь, еще астму заработаешь прямо на трудовом посту, — он поудобнее развалился в кресле, не отрывая от Олега буровящего взгляда. — Так о чем я? А, ну да, о политике. В общем, все мы о тебе знаем, орленок ты наш, только одного пока не понимаем, — он резко наклонился вперед. — Почему ты сюда пришел?

Слегка опешивший Олег заморгал глазами. От тона, которым был задан последний вопрос, у него между лопаток забегали мурашки. Вот докопался мужик, мелькнула мысль, прямо следователь на допросе. Впрочем, почему «прямо»? Он и есть следователь. Едва ли не главный в стране. Сейчас вот меня расследует потихоньку, и найдут завтра Кислицына Олега Захаровича, жертву разбойного нападения, где-нибудь за городом. Начальник Канцелярии, по слухам, шутить не любит, исповедуя принцип «нет человека – нет проблем». Если чем не понравлюсь – мертвые свидетелями не бывают. Сомнительно, конечно, что я как свидетель кому-нибудь нужен: даже Служба Общественных Дел без особой нужды с КНП не свяжется, а больше-то и некому. Ну, значит шлепнут для перестраховки. Так что крутись, дорогой ты мой, как червяк на сковородке.

Олег тоже слегка подался вперед.

— Потому что надоело мне быть старшим помощником младшего ассенизатора, — отрезал он. Он с удовлетворением заметил, как брови начальственного Пал Семеныча поползли вверх. — Я в последний раз повышение получил три года назад, и с тех пор хорошо уяснил – никуда с нынешней должности уже не денусь, — Олег набрал в грудь новую порцию воздуха. — Есть у меня в личном деле запись. «Полностью соответствует своему служебному положению», так она звучит. Знакомый кадровик посочувствовал, показал. Вы, Павел Семенович, сами понимаете…

Он с удовлетворением заметил, что толстяку понравился новый доверительно-обиженный тон. Главное, не кусаться все время и лизать хоть иногда!

— …что с такой записью… хм. В общем, про карьеру можно забыть. И ладно бы, если за дело, а то ведь начальник мой, Товстоногов, расстарался – не понравилось ему, что я как-то раз перечить посмел. Требовал от меня, знаете, сервиз ему найти…

— Дальше, — оборвал его хозяин кабинета, — про Товстоногова все ясно. Значит, начальство не любишь?

— Ох, да что вы, Павел Семенович, — почти искренне возмутился Олег, — при чем здесь начальство? Товстоногов наш…

— Да хватит тебе про Товстоногова! — раздраженно бросил хозяин. — Потом вон ему в жилетку поплачешься, — он кивнул в угол, где всеми забытый и одинокий сидел настороженный Прохорцев. Тот, как видно, переживал за своего протеже, но не смел вставить ни слова в его поддержку, подавленный авторитетом начальства. — Что тебе от нас-то надо?

— Мне? — Олег глубоко вздохнул. — Мне надо много. Вы меня нашли, не я вас, так что купить меня дорогого стоит. Зато и товарец получите неслабый, — он позволил себе слегка усмехнуться. — Снабженец-доставала с длинным острым языком, не любящий начальство – такие редко встречаются.

На сей раз он ухмыльнулся уже во весь рот, как бы приглашая присутствующих вместе посмеяться над нелепостью предложения. Затем, резко стерев с лица улыбку, он встал, подошел к столу и оперся на него, уставившись собеседнику прямо в глаза.

— Павел Семенович, вы прекрасно понимаете, что я пришел сюда не приятные беседы вести. А еще я прекрасно понимаю, чем визит для меня может кончиться. Расстрел за антигосударственную деятельность еще никто не отменял… господин Шварцман Павел Семенович. Кстати, я прекрасно знаю, кто вы. Или вы думаете, что настолько не известны людям? Давайте перестанем играть в кошки-мышки и перейдем к делу. Зачем я пришел, я объяснил. А чего ВЫ от меня хотите?

Какое-то время толстяк смотрел на него непонимающим взглядом, а затем захохотал. Смеялся он долго, взахлеб, на глазах у него выступили слезы, цветом же лица он стал напоминать вареного рака.

— Расс… расс… — он пытался и не мог выговорить слово. — Расс… трел!

Им овладел новый приступ хохота. Немного справившись с собой, он махнул рукой.

— Садись на место, пока ты меня до смерти не уморил! — Он зашелся в новом приступе смеха. — Ох, дружок, ну и насмешил же ты меня. Расстрел! — Он хихикнул еще раз. — Так уж и быть, расстреливать тебя, такого смелого и решительного, мы не станем. Пока не станем, во всяком случае. Чаю хочешь?

— Хо… хочу, — пробормотал Олег, плюхаясь обратно на свой стул. Реакция собеседника сбила его с толку, так что теперь он согласился бы и на стакан синильной кислоты. Интересно, пробился я или таки нет? Ох, ладно, сделал я все, что мог – лесть он любит, но не грубую. Надеюсь, я правильно его просчитал. Остается только положиться на фортуну. — Мне без лимона, если можно…

* * *

Когда за Олегом закрылась дверь, а секретарша унесла стаканы, Шварцман какое-то время барабанил пальцами по столу. Потом медленно повернул голову и взглянул на Прохорцева.

— Да уж, друг сердешный, нашел ты кадра, — процедил начальник Канцелярии сквозь зубы. — Нахальный – совсем как я в молодости. Неужто никто попроще под руку не подвернулся?

— Ну… — секретарь-референт скорчил неопределенную мину. — Наверное, можно найти кого-нибудь. Но вы ведь сами сказали – потребны молодые и самостоятельные, а самостоятельный и в то же время тюфяк – либо оксюморон, либо сексот Дуболома. Парень еще молодой, так что пообломается, научится уважению…

— Да уж такой нау-учится… — протянул Шварцман. — Но чем-то паренек мне нравится. Он кстати, как, не того?.. Не гомик?

— Нет, Пал Семеныч. Проверяли его. Нормальный парень, с девицами романы крутит, только вот ни одна у него не задерживается.

— А чего ж тогда в тридцать пять даже не разведен ни разу? Принципиальный холостяк, что ли?

Прохорцев развел руками, всей фигурой излучая растерянное недоумение.

— Ну ладно, замнем пока. Женим, если приживется. Новую должность ему присмотрели?

— Да. Минтранс, начальник отдела общей статистики в департаменте грузовых перевозок. Образование вот у него не слишком подходящее, но там очень уж подходяще Птица на пенсию собрался. Заявление об уходе Кислицын по договоренности подаст завтра же, отработает на старом месте положенный срок – и начнет устраиваться.

— Значит, прямо Перепелкину в зубы… — начальник Канцелярии задумчиво почесал нос. — Добрый ты, Сеня, ох, добрый. Сожрут ведь паренька и не подавятся. Впрочем, если сожрут, то мне такие и не нужны. Но поторопился ты с договоренностями. А если бы он мне не понравился?

Прохорцев пожал плечами, демонстрируя легкое раскаяние.

— Всегда можно еще куда-нибудь задвинуть, — безразлично ответил он. — Можно и Дуболому сдать. То-то общаки порадуются брошенной кости…

— Тоже мысль, — согласился Шварцман. — Ладно, приглядывайся к нему, да помни – он на твоей личной ответственности. Все, пока свободен. Пойдешь через предбанник – передай Марице, чтобы через полчаса замов собрала на совещание.

28.10.1581, суббота

Двое сидят перед большим, на всю стену, экраном. Вернее, только один из них сидит, другой же оперся бедром о край пульта управления. Они молчат. Тот, что помладше – невысокий сухощавый парень лет двадцати пяти – внимательно смотрит на пульт и на экран, изучая. Второй, скрестив руки на груди и барабаня пальцами по бицепсу, думает о чем-то своем. Его взгляд обращен внутрь, так что когда сидящий наконец обращает на него внимание, он некоторое время не реагирует. Если бы в помещении использовались обычные лампы, то в полной тишине слышался бы лишь тонкий звон почти перегоревшей вольфрамовой нити. Но в помещении нет ламп накаливания. Мягкий, непонятно откуда идущий белый свет с легким желтоватым оттенком заполняет помещение. Кажется, будто в пасмурный, но не слишком, день неяркое осеннее солнце краешком глаза заглянуло в облачную прореху. Можно подумать, что светятся сами стены. Но на самом деле стены матовые, и если поднести к ним руку, то повернутая к стене ладонь окажется затененной.

Да и тишины в комнате нет. Если прислушаться, закрыв глаза и отрешившись от всех других чувств, в отдалении начинают звучать приглушенные голоса. Звонко смеется девушка, что-то возмущенно кричит мальчишка, гудит проезжающий автомобиль. А может, наоборот – не слышно ни голосов, ни звуков города, только шелестит июльская листва, насквозь пронзенная солнцем, и слегка журчит невидимый в кустах ручей, запруженный полусгнившим березовым стволом.

Стоящий открывает глаза и несколько секунд изучает терпеливо ожидающего ученика. Куратор кажется немногим старше сидящего, но только если не смотрит в глаза. Темное скуластое лицо, курчавые черные волосы, тяжелый взгляд исподлобья – тусклый взгляд старика, слишком многое повидавшего на своем веку. Усталый взгляд утомленного человека.

— Груда металла, которую ты с таким изумлением разглядывал последние пять минут – просто имитация, — Фарлет наконец нарушает молчание. — Просто тренажер для адаптации. В институте, в своей прошлой жизни, ты весьма неплохо справлялся с вычислителями, что сильно затруднит твое обучение. Основной твой недостаток – ты слишком много о них знаешь. Неспециалиста обучать приемам общения с Робином не в пример легче, чем тебя. Экран и клавиатура перед твоими глазами предназначены для упрощения адаптации тех, кто обладает определенными навыками работы с обычными машинами. Основам взаимодействия ты обучишься с помощью них, а дальше придется привыкать к основному способу общения с нашим титаном мысли.

— А что представляет из себя основной способ? — осторожно интересуется Семен Даллас, еще только начавший привыкать к новому имени – Тилос. Видно, что он и польщен похвалой, и обижен пренебрежительной оценкой своих знаний. Одновременно его раздирают желания оставаться корректным по отношению к наставнику и показать, что и он не лыком шит. Фарлет улыбается уголком рта.

— Обычно вся необходимая информация транслируется прямо в органы чувств, в первую очередь на сетчатку глаз и барабанные перепонки. Ты словно видишь картинку, наложенную на реальный мир, и слышишь то, что недоступно другим. Управление системой осуществляется с помощью мышечной моторики лица, горла и пальцев – интерфейс Робина воспринимает нервные импульсы и реагирует на нихсоответственно. Очень удобно, хотя для тебя необычно. Требуется определенный навык, чтобы одновременно воспринимать окружающую действительность и информационную картинку. Тебе придется научиться непринужденно болтать о погоде с пожилой дамой, строить глазки крутящейся неподалеку ее внучке и одновременно просчитывать наилучшую баллистическую траекторию для кружки с пивом в направлении башки хулигана, пристающего к девушке неподалеку. Так что развивай внутреннюю многозадачность. Так, ладно. Пора начинать занятие.

Он щелкает пальцами. На экране плывут, перемешиваясь и извиваясь, полосы всех мыслимых оттенков. Если долго всматриваться в игру красок, то начинает кружиться голова, и можно представить себя летящим над Большой Долиной Пальдеры в час, когда свет заходящего солнца многократно преломляется в атмосфере. Фарлет на мгновение прикрывает глаза, избавляясь от воспоминаний.

— Твоим первым упражнением станет управление цветом, — продолжает он. — Затем поиграешься в простенькие игры типа гонок на рисованных машинках, попрактикуешься в работе с геокартой – в общем, Робин тебе программу озвучит. Для контакта с системой есть две рукоятки, — Фарлет слегка постукивает пальцем по ближайшей. — Они слегка влажные. Так и задумано для обеспечения лучшей проводимости нервных токов. В первые несколько дней управляй машиной, держась за них. Ты попытаешься настроиться на Робина, Робин – на тебя. Когда вы привыкнете друг к другу, необходимость в физическом контакте отпадет. Такова цель первого этапа твоего обучения. Вопросы?

Сидящий в кресле молодой парень протягивает руку и осторожно касается одной из рукоятей. Слабая вибрация на мгновение пронизывает его пальцы и исчезает. Линии на экране слегка вздрагивают и снова продолжают свой медленный танец. Ученик изучающе смотрит на них, затем на наставника.

— Учти, — добавляет тот, — что с непривычки у тебя станут сильно уставать мышцы, в том числе мышцы глаз, головы и шеи, что может спровоцировать головные боли. Робину достаточно намека на движение, чтобы выполнить команду, но новичкам требуется время, чтобы перестать на самом деле задействовать мускулы. Не переусердствуй. Не дольше пятнадцати минут за раз, потом перерыв с разминкой не менее десяти минут. Ясно?

— Вроде бы… Фарлет, можно вопрос?

— Да, разумеется. Я же твой куратор. Работа у меня такая – на твои вопросы отвечать.

— Каким образом сигналы с нервов снимаются без непосредственного контакта?

— Хм. Хотел бы я сам знать!

— Э-э… не понял?

— Тилос, мы не имеем ни малейшего представления о том, откуда взялся Робин и как устроен. Он сотрудничает с нами и беспрекословно нам подчиняется, но на вопросы почти не отвечает. Возможно, и сам не в курсе. Единственное наше предположение – что он порождение инопланетян. Технологии, на которых он построен, настолько же непостижимы для нас, как авианосец – для островного дикаря. Что касается твоего вопроса, то мы знаем, что после инициации вокруг Хранителя можно обнаружить следы слабой электрической активности. Цанцан, один из старых Хранителей, предположил, что мы постоянно находимся в чем-то вроде кокона из электромагнитного поля, но как он генерируется и поддерживается, выше нашего понимания.

— То есть… Хранители пользуются чем-то, чего не понимают?

— Да. Грубо говоря, мы нажимаем на кнопку черного ящика и получаем ожидаемый результат: челнок, модуль лунной базы, «жучок» в телефоне или что-то еще. Многим такое не нравится, но выхода нет – либо мы используем Робина, либо бросаем его, и тогда он попадет в еще чьи-то руки. В его памяти не содержится ни научной информации, ни способа его уничтожить. Мы даже не знаем, где он находится и где производятся наши волшебные вещички. Они просто появляются.

— А главный вычислительный центр? Здесь, на базе? Я думал…

— Нет, разумеется. Та аппаратура – всего лишь локальное хранилище данных. Ты разве не обратил внимание, что там стоят обычные сахарские «Ойпиэны»? ВЦ создали три года назад, чтобы переносить в него полученные от Робина знания на случай, если он внезапно сломается или выйдет из подчинения. Резервная копия, так сказать, не более. Глупость, конечно. Если с Робином что-то случится, базе тут же придет конец, но некоторым так спокойнее. Нет, все, что у нас есть осязаемого – один портативный терминал, с которого в сорок девятом началась история Хранителей, тот самый «белый камень», который я показывал тебе в первый день. Где расположен сам Робин, мы понятия не имеем. Все, что он сообщает – «за пределами планетарной системы». Мы видим только автоматические устройства, обслуживающие базу.

Молодой Хранитель откидывается на спинку кресла и глубоко задумывается. Старший не нарушает его раздумья. Он помнит, каким шоком для него стало знание о Робине двенадцать лет назад. Пусть мальчик осознает все как следует.

— Фарлет, — наконец нарушает молчание Тилос, — но разве не опасно использовать вещи, назначения которых не понимаешь? Вдруг… вдруг инопланетяне ставят над нами какой-то эксперимент? Или хотят вот так, исподтишка, завоевать Малию?

Несколько секунд наставник изумленно смотрит на него, потом запрокидывает голову и громко хохочет. Молодой человек с обиженной миной скрещивает руки на груди и отворачивается к экрану.

— Извини, — отсмеявшись, машет рукой Фарлет. — Чего угодно я ожидал, но не такого. Совсем забыл, что в последнее время в Ростании начали потихоньку переводить сахарскую фантастику. Не обижайся. Тилос, если бы существа, способные создать Робина, хотели завоевать Малию, то давно бы завоевали. Даже сам Робин вполне способен самостоятельно управлять нашими челноками, знаешь ли, а одного челнока хватит, чтобы справиться с объединенной армией Сахары и Ростании. На что же способны реальные инопланетяне, остается лишь догадываться. Вот насчет экспериментов ты прав. Есть мнение, что нас могут изучать извне. Кому и зачем потребовались такие оригинальные методы – загадка, не имеющая пока ответа. Но не забивай голову. В последние дни на тебя свалилось и так слишком много впечатлений. Освоишься немного, тогда и начнешь исследовать тайны мироздания.

— Вероятно, да, — вздыхает тот, кто еще две недели назад носил имя Семена Франковича Далласа. — Голова идет кругом.

— Не пытайся освоить сразу все, — советует куратор. — Стресс для первых месяцев естественен. Потом станет легче. Пока что сосредоточься на текущих задачах. Освоить контакт с Робином для тебя важнее всего. Ну, занимайся, а мне пора по делам.

Он слезает с пульта и шагает в сторону двери.

— Подожди! — вскидывается Тилос. — Я… я хотел спросить еще…

— Да?

— Фарлет, обучение – это хорошо, но что конкретно я должен делать как Хранитель?

— Плохой вопрос, Тилос, — легкая тень пробегает по лицу наставника. — Тебе же говорили, Хранитель – вольная птица. Ты должен пытаться сделать мир немного лучше, но как – тебе виднее. У тебя полностью развязаны руки. Пока ты стажер, за тобой присматривают, чтобы ты не пытался пробивать лбом стены, но в целом ты сам по себе.

— Но… разве не опасно давать в руки человеку такие возможности и говорить «делай что хочешь»?

— Обычному человеку – опасно. Но ты Хранитель. Робин не отбирает новых членов организации просто так, случайным образом. Ты обладаешь главным: чувством ответственности за свои поступки. Ну, и голова у тебя на плечах имеется. Мы верим в тебя так же, как и в каждого из нас.

— Слишком большая ответственность, Фарлет, — молодой человек яростно трет глаза. — А если я ее не оправдаю?

— Поскольку задаешь такие вопросы, оправдаешь. И привыкай к самостоятельности. Но ты, кажется, боишься предстоящего занятия – или что ты так оттягиваешь его начало?

— Я? — оскорбленно распрямляется Тилос. — Да чего тут бояться?

— Ну, тебе виднее, — куратор пожимает плечами. — А если не боишься, приступай. Начни с простого. Попытайся управлять цветами на экране просто усилием воли и посмотри, что получится. Не надейся, сразу у тебя ничего не выйдет. Я сильно удивлюсь, если ты чего-то достигнешь раньше, чем через час, а скорее – через день. Дерзай. И не забывай о перерывах.

Наставник замолкает. Потом, как будто вспомнив, спрашивает:

— Еще вопросы?

Стажер раскрывает было рот, но неожиданно осекается, всматриваясь в лицо наставника. Затем усмехается уголком губ.

— Я постараюсь привыкнуть к самостоятельности, Фарлет. Тем не менее, ты мой куратор, и твоя работа – вытирать мне нос хотя бы на первых порах. Если я управляю вычислителем, — он мотает головой в сторону экрана, — мыслью, то зачем здесь клавиатура?

— Работает только тренажер – экран и рецепторы биотоков. Все остальное – муляж. Чтобы не испугать тебя с самого начала, — неожиданно он подмигивает. — Ладно, я пошел.

Наставник отходит к двери.

— Как добраться до своей комнаты, ты знаешь, а если заблудишься – поможет Робин. Здесь, на базе, можешь просто позвать его вслух, и он откликнется. Успехов.

И дверь закрывается за ним.

Тилос неподвижно сидит в небольшой светлой комнате, прислушиваясь к окружающей его странной тишине, и смотрит на переливающиеся разноцветные пятна на экране, медленно дрейфующие во всех направлениях и складывающиеся в удивительные геометрические узоры. Тихо, и только далеко в бездонной тишине звонко смеется девушка или журчит ручей, запруженный полусгнившим березовым стволом. И снова тишина, только медленно журчит серый туман, где-то очень далеко неспешно переливающийся из ложбины в ложбину.

12.11.1581, понедельник

— Значит, Кислицын, опыта работы у тебя никакого?

Господин директор департамента грузовых перевозок нахмурился. Его массивная физиономия приняла насупленно-обиженное выражение, словно новый подчиненный чем-то его обидел.

— Да, Джош Исаевич, — кротко согласился Олег. Он сидел на неудобном стуле сбоку Т-образного стола, закинув ногу на ногу, и из-под полуприкрытых век изучал нового начальника. — В области сбора и обработки статистики – никакого. Но я быстро учусь, и под вашим чутким руководством скоро его наберусь.

Какое-то время Цибко сверлил его тяжелым взглядом, склонившись вперед и тяжело облокотившись о столешницу. Ну что уставился, родной? В курсе я и взаимоотношений господ Перепелкина и Шварцмана, и что министр транспорта на стороне Перепелкина играет, тоже осведомлен. Только отделы общей статистики в министерствах не тебе подчиняются и даже не Чукре, а Канцелярии, так что хоть до вечера гляди, все равно не сбегу.

— Наберешься, куда денешься, — наконец пробурчал Цибко. — Уж мало не покажется. Куда тот бездельник запропастился?

Словно в ответ на его слова в дверь торопливо постучали, и в приоткрывшуюся створку проскользнул маленький неприметный человечек неопределенного возраста. Его мешковатый костюм и тщательно прилизанные поверх растущей плеши волосы сразу вызвали у Олега чувство смутной неприязни.

— Вызывали, Джош Исаевич? — осведомился он, преданно глядя на директора департамента и полностью игнорируя Олега.

— Вызывал, — неторопливо проронил директор. — Знакомься – Кислицын Олег Захарович, новый начальник твоего отдела.

— Очень приятно! — взгляд человечка вонзился в Олега и мгновенно изменился: в нем появились такие преданность и обожание, что Олег даже поежился. — Очень, очень приятно, я бы сказал. Господин Кислицын, я Зуев Таоли Евсеевич, временно исполняющий обязанности начальника отдела.

Олег приподнялся на стуле и вежливо кивнул. Так-так. Судя по мордашке, крыса еще та. Вероятно, спал и видел, как от него приставка «и.о.» отпадает. Спиной к нему поворачиваться явно не стоит.

— Мне тоже очень приятно, — сдержанно откликнулся он.

— В общем, Зуев, введешь нового начальника в курс дела. С коллективом познакомишь, кабинет покажешь, то да се, — Цибко припечатал ладонью по столу. — Кислицын, три дня тебе, чтобы войти в тему. Сегодня у нас… — он опустил взгляд к настольному календарю. — Двенадцатое. Значит, пятнадцатого ко мне с докладом. Свободны. Оба.

— Спасибо, Джош Исаевич, — Олег поднялся, взяв дипломат под мышку. — Надеюсь, мы сработаемся.

— Иди, иди, — недовольно пробурчал Цибко. — Сработается он…

Вслед за Зуевым, почтительно, задом наперед, пятившимся из кабинета, Олег вышел сначала в приемную директора департамента, где озорно подмигнул заинтересованно глядящей секретарше, а затем и в сумрачный коридор.

— Ну, Таоли… э-э…

— Евсеевич, — быстро подсказал бывший и.о.

— Да, Евсеевич. Пойдем-ка в мой новый кабинет. Ведите. Кстати, секретарша у меня есть?

— Да, конечно, — Зуев повернулся и посеменил по коридору. — Все, как положено по штатному расписанию. И кабинет, и секретарь, и машина по вызову. Насчет стола заказов не беспокойтесь, я лично проверю, что вас в списки внесли.

— Стол заказов – штука просто замечательная, но пока терпит. Сколько всего человек в отделе общей статистики?

— Пятнадцать. Четыре подотдела по три человека в каждом. По Восточноокеанскому, Среднему, Южному, Центральному и Западному регионам соответственно. Я по совместительству Центральный регион возглавляю, прочие руководители отделов…

— Погодите, Таоли Евсеевич. На ходу я все равно не запомню. Значит, пятнадцать человек, так? Сбором какой статистики отдел занимается?..

Большой бесшумный лифт спустил их с двадцать первого этажа башни Минтранса на третий, и Зуев провел Олега в небольшой закуток в дальнем конце этажа. Здесь обстановка оказалась куда как проще и скуднее, чем на этаже высокого начальства. Обшарпанный линолеум, выкрашенные потрескавшейся серой краской стены, облупленные лампы дневного света и хлипкие на вид фанерные двери с мутными стеклянными вставками намекали, что особой значимости отделу не придают. Олег тихо хмыкнул. И стоило менять пост завотделом снабжения пусть даже захудалого Комстроя на такую вот нищету? Перспективы перспективами, но вот является ли стол заказов для низового звена адекватной компенсацией его прежних возможностей – большой вопрос. Раньше в распределитель его не пускали, не по чину, зато он мог много чего достать самостоятельно. А теперь скрипи зубами, гадая, какую икру тебе в наборе подсунут – лососевую или кетовую?

— Вот ваш кабинет, Олег Захарович. Прошу! — угодливо склонился Зуев, распахивая одну из дверей, возле которой на стене виднелось темное прямоугольное пятно с четырьмя дырками – след от снятой таблички. За дверью обнаружился небольшой, метра три на два, предбанник с рядом ободранных стульев вдоль стены и огромным портретом Самого над столом секретарши (вместо плеши с редкими волосками, разумеется, строгая черная шевелюра). На лице Треморова держалось хмурое недовольное выражение, весьма гармонирующее со скучающей миной секретарши, сухопарой худой тетки лет пятидесяти. Та вскинула взгляд, оторвав его от ногтей (открытый пузырек с лаком стоял тут же, вовсю воняя химией).

— Нет никого, — безразлично сказала она. — Вышел Зуев… О, Таоли Евсеевич, извините, не заметила.

— Ничего-ничего, — бывший и.о. ужом выскользнул из-за олеговой спины. — Олег Захарович, познакомьтесь – ваша секретарша, Тамара Авдеевна. Тамочка, Олег Захарович Кислицын – наш новый начальник.

— О, можно просто Тамара, — тетка изобразила на лице вялое подобие улыбки, но из-за стола выпрыгнула весьма резво. — Добрый день, Олег Захарович. Сделать чаю? Бутерброды?

— Нет, спасибо, — отказался Олег, чувствуя неловкость. Персональная секретарша у него появилась впервые. Если бы она оказалась молодой девицей вроде Лидочки, было бы проще, но как себя вести с теткой куда старше себя, он не знал. Вот ведь морока! — Тамара Авдеевна, оповестите начальников подотделов, чтобы они прямо сейчас собрались у меня в кабинете.

Интересно, а стульев-то там хватит? И места? Блин, следовало сначала внутрь заглянуть, что ли.

— Конечно, Олег Захарович! — секретарша снова расплылась в улыбке. — Сию же секунду!

— Не стоит! — быстро вклинился Зуев. — Олег Захарович, я сам всех созову. Пока проходите, осваивайтесь, а я мигом.

И он исчез из приемной с такой скоростью, словно его выдуло ураганом.

— Так, может, чаю? — переспросила секретарша.

— Нет, спасибо. Вы пока отдыхайте, а я в кабинете осмотрюсь.

— Да-да, конечно. Ключ от сейфа у Зуева, если что.

— Обязательно заберу.

Кивнув Тамаре Авдеевне, опустившейся на стул и снова потянувшейся к пузырьку с лаком, Олег потянул на себя внутреннюю дверь, для разнообразия обитую лупящимся коричневым гранитолем, и вошел в затхлый воздух кабинета.

Стол. Буквой Т, как и положено начальству, но коротенький. Не того ты ранга, малыш, чтобы длинный тебе ставили. Большой железный шкаф, несколько стульев, еще один портрет Самого на стене, давно не мытые окна с торчащей из щелей ватой и серые полупрозрачные занавески, небрежно отдернутые в угол. И бумаги. Кипы бумаг на столе: в скоросшивателях, в лотках и просто стопками навалом. Несколько секунд Олег оторопело смотрел на внушительную бумажную гору, потом осторожно обогнул стол и взял сцепленные скрепкой листы из верхнего лотка.

«Инструкция № 984/03–18. О порядке заполнения формы 24–152А. Форма состоит из пяти таблиц, каждую из которых следует заполнить печатными буквами, четким почерком. Таблица 1 содержит данные за текущий отчетный период. В заголовок таблицы вписывается период, в первую колонку – название учреждения, во вторую – объем грузоперевозок по каждому пункту рубрикатора № 2397–12ххх, где ххх – буквенный код организации или учреждения в соответствии с утвержденным перечнем…»

Так. Одно из двух: либо работа начальника отдела статистики требует способностей вычислительной машины, либо меня решили сходу выставить идиотом. Второе куда вероятнее. Нет, господин Зуев, не выйдет. Со статистикой я дела раньше не имел, но снабженцем много лет работаю. А там такое минное поле, что ваши детские игры меня не пугают. Что я вам и продемонстрирую незамедлительно.

Олег осторожно, словно боясь взрыва, положил бумагу на прежнее место, поставил на пол у стены дипломат и опустился в кресло. Старая развалюха на четырех колесиках протестующе заскрипела, жалуясь на долгую непростую жизнь. В поясницу врезался какой-то твердый угол. Откуда он там? Нет, так жить нельзя. Если со столом еще можно смириться, то от такого кресла и искривление позвоночника можно заработать. Нужно срочно навести контакты с людьми, отвечающими в здешних краях за снабжение…

Дверь отворилась, и в нее едва ли не военным строем вошли пятеро. Возглавлял цепочку Зуев. Четверо мужчин, следующих за ним, могли бы смело прямо сейчас отправляться на похороны – настолько торжественно-угрюмыми они выглядели. Трое из четверых оказались толстяками разной степени упитанности, последний – высоченным худым мужчиной под два метра высотой. Все выглядели заметно старше Олега, лет за пятьдесят.

— Здравствуйте, господа, — уверенным тоном, совершенно не соответствующим внутреннему состоянию, сказал Олег. — Присаживайтесь.

Вразнобой поздоровавшись и попереглядывавшись, мужчины устроили за столом, стараясь держаться от нового начальника подальше. Только Зуев уселся вплотную к перекладине, уставившись на него преданным взглядом.

— Меня зовут Кислицын Олег Захарович, — заявил Олег. — Я ваш новый начальник. Прошу любить и жаловать. Давайте для начала познакомимся.

Начальники подотделов по очереди представились, и их имена Олег, разумеется, тут же забыл. Ничего, решил он, потом у Тамары переспрошу. Ну, с чего бы начать знакомство? За жизнь, что ли, поговорить? Вот ведь занесло в заповедник старичья…

— Итак, господа, вас, вероятно, предупредили, что я раньше не работал со статистикой. Таоли… э-э…

— Евсеевич, — с готовностью подсказал Зуев.

— Да, Таоли Евсеевич. Вы ведь исполняли обязанности начальника до моего появления?

— Да, Олег Захарович, — согласился тот.

— Вас не затруднит объяснить мне, что означают все эти бумаги? — Олег ткнул пальцем в горы на своем столе.

— Там есть документы, которые нужно подписать, и разные должностные инструкции, которые я посчитал необходимым…

— Скажите, Таоли Евсеевич, а почему вы не подписали документы самостоятельно? Как и.о. начальника имели на то полное право.

— Ну… — замялся тот. — Видите ли, Олег Захарович, я как-то сосредоточился на своих прямых обязанностях, а там важные документы, и я не рискнул принять на себя ответственность…

— То есть вы решили переложить ее на новое начальство? — ласково спросил Олег, и в глаза Зуева мелькнул испуг. — Нет, так дело не пойдет. Господа, я сразу хочу предупредить, что не подписываю документы, смысла которых не понимаю, даже если речь идет о простом графике отпусков. Так что документам придется подождать, а самые срочные, господа, сначала придется завизировать начальникам отделов. И не просто завизировать, а еще и мне смысл объяснить. Кроме того, Таоли Евсеевич, у меня к вам еще одно персональное поручение.

— Разумеется, Олег Захарович, — сквозь верноподданические нотки в голосе Зуева явно прорезалось напряжение.

— Поскольку вы, по всему видно, опытный специалист в данной области – ведь иного и.о. начальника отдела и не поставили бы, верно? — вам следует еще раз проверить подобранный набор инструкций и сократить его до максимум десятка самых важных. Желательно уложиться сегодня до обеда. Всем остальным – разобрать требующие подписи документы по своим подотделам, еще раз просмотреть их на предмет ошибок, проверить, действительно ли их должен подписывать именно я, и только потом подать мне на подпись. Готовьтесь к тому, что мне, глупому и ничего не знающему, придется объяснять смысл каждого слова. Всем все понятно?

Вот так, мстительно подумал он. Если думаете, что меня можно так просто подсидеть, обломайтесь. Я не я буду, если к завтрашнему утру кипа не сократится впятеро. Ну, а с оставшимся действительно придется разбираться. Ничего, справлюсь. Истфак я с красным дипломом закончил совсем не за вылизывание задницы завкафедрой…

— Всем все понятно? — грозным тоном повторил Олег, и начальники отделов судорожно закивали. — Замечательно. А теперь, — он хлопнул ладонями по столешнице и резко поднялся из кресла, — пройдемте по комнатам. Я хочу познакомиться с коллективом.

14.11.1581, вторник

Господин Треморов Александр Владиславович задумчиво скреб ногтями полированную крышку стола. Сквозь слой лака рубиново просвечивала поверхность драгоценного красного дерева. Столу стукнуло минимум двести лет. Вполне вероятно, что сам Петр Четвертый ставил на государственные документы свою царственную подпись, сидючи именно за этим кабинетным чудовищем. Треморов представил себя сидящим за столом в мантии и короне и невольно фыркнул. Даже Петру Четвертому не снилась власть над страной, которая концентрировалась в руках Народного Председателя. Концентрировалась – именно так, в прошедшем времени.

Сейчас Треморов прямо таки позвоночником чувствовал, что ниточки, идущие вниз, в джунгли бюрократической машины, начинают нехорошо подрагивать, сигнализируя о… чем? Об ускользающей власти? Нет. Государственная машина по-прежнему бесшумно крутила свои хорошо смазанные шестеренки, мягко-предупредительные для своих и безжалостно-стальные для врагов. Оппозиция? Диссиденты? Три десятка бездельников, от скуки занимающиеся игрой в свободомыслие и ни на что реально не годные. Дуболом активно перестраивает свою ново-старую вотчину – пусть себе, лишь бы с Канцелярией не цапался. Пока не цапался. А то кто же обо мне, любимом, заботиться станет, таблетки прописывать и бюллетени о моем здоровье в массы выпускать? Массы любят читать о здоровье любимого Председателя, о его мужественной борьбе с болезнями на их, масс, благо. За год до выборов дополнительная агитация еще не критична, но уже и не помешает. Интересно, кого на сей раз себе в соперники взять?.. Ладно, успеется подумать. Нет, здесь все как обычно.

Что же не так? Студенты? Пусть себе бесятся. Показательная порка сорвалась в первый раз, ну да не беда. Еще раз организуем. Талоны на водку скоро отменим, во всяком случае, в столицах, поскольку новые средства талонов не требуют. Еще немного, еще несколько месяцев – и сеть развернется полностью, окончательно загнав рабочее быдло в свое стойло. Останутся забугорные критиканы, сами по себе, без всякой поддержки со стороны обделенного хлебом нашего плебса, который уже не будет чувствовать себя таким обделенным. Критиканы полезны, пусть себе самовыражевываются на мое благо. Всегда есть внешний враг, на которого пальцем показать можно как на источник всех бед. Нет, тут тоже нормально.

Так что же чувствуется спиной нехорошее… нет, не то слово, не нехорошее, а раздражающее, как песчинка в носке? Как бишь их там? Тогда, у университета… С шарами разноцветными… Да, точно. Именно они. Публичная демонстрация силы со стороны неизвестно кого, вот что беспокоит.

Треморов чуть наклонился вперед и нажал на кнопку интеркома.

— Шварцман явился?

— Да, Александр Владиславович. Пригласить? — голос секретарши из интеркома резанул по ушам в покойной тишине кабинета.

— Давай, — Народный Председатель поудобнее устроился в своем вращающемся кресле, поерзал, находя позу поудобнее. — Давно уж пора, — он придал голосу недовольные нотки, долженствующие продемонстрировать секретарше – и Шварцману – на другом конце провода хозяйское порицание.

Не позже чем через секунду дверь в кабинет приоткрылась, и в получившуюся щель бочком протиснулся начальник Канцелярии. На его толстом лице плавала неуверенная улыбка. Председатель уже и не помнил, сколько раз тот протискивался в дверь подобным образом, мерцая идиотской оскаленной гримасой, абсолютно не соответствующей его действительному настроению. Насколько Треморов знал, еще никому и никогда не удалось смутить главу его Канцелярии и, по совместительству, тайной полиции.

— Можно? — неуверенным голосом спросил Шварцман.

Председатель внимательно посмотрел на него.

— Интересно, я когда-нибудь тебе отвечал, что нельзя? — задумчиво проговорил он. — Заходи, дорогой, гостем будешь, — он широким жестом показал на стул перед императорским столом. — Присаживайся. Что нового?

Шварцман все так же бочком пробежался по комнате, словно краб, осторожно положил на стол свою кожаную папку и плюхнулся на указанный стул, жалобно скрипнувший под его весом. Хороший стул, по спецзаказам делавшийся, но явно не императорский. Двести лет он точно не продержится. Особенно, если такие слоны, как Шварцман, на него станут плюхаться с разбегу. Председатель невольно хмыкнул, но тут же придал своему лицу фальшиво-радушное выражение.

— Ну, Павел ты наш Семенович, — протянул он вялым голосом, — не тяни. Чего хорошего скажешь?

Павел наш Семенович посмотрел на него одним глазом и ничего не ответил. Он прекрасно разбирался в оттенках начальственного голоса и знал, что фраза не требует реакции. Пока не требует.

— Молчишь… — продолжил Председатель. — И правильно делаешь, ничего у тебя нет хорошего. Заговоры под боком зреют, студенты волнуются, саботажники продукты от народа укрывают. Бардак в твоем ведомстве, дорогой товарищ Шварцман. А? Не так?

— Жисть моя жистянка, шеф, — скромно потупился Шварцман. — Не поверите, совсем текучка заела, на серьезные дела даже и времени не остается, — он развел руками. — Все больше на мелочи время уходит.

Шварцман сокрушенно вздохнул, придав лицу скорбное выражение.

— Но насчет заговоров и саботажников вы, Александр Владиславович, зря, — на его лице к мировой скорби добавилась еще и легкая обида. Совсем легкая, чтобы шеф ненароком не обиделся сам. — Здесь работа у нас идет, кипит, можно сказать. Ищем и находим, ищем и находим. Настоящих, в отличие от ведомства господина Дровосекова, без дураков и провокаций. С Комитетом поддержки порядка сотрудничаем активно, с ОБХНС в первую голову. Вот статистика по спекулянтам и несунам за последний месяц…

Начальник Канцелярии потянулся к своей папке.

— Не надо спекулянтов, — остановил его Треморов. — Ты мне лучше про студентов расскажи. Про тех, которые волнуются.

— Да не так уж они и волнуются! — всплеснул руками Шварцман. — Мы нервничаем больше. Крикуны молодые, в массе – прямо волки, а как поодиночке на доследование вызовешь – овцы овцами. Только и заботы у них, как бы побыстрей до мамочки добраться.

Он изобразил притворное сочувствие.

— Ну да молодые они еще, горячие, опыта жизненного никакого…

— До мамочки, говоришь? — раздумчиво пробормотал Председатель. — До мамочки… да… — Он внезапно наклонился вперед, его глаза впились в лицо начальника Канцелярии. — А вот скажи ты мне, друг милый, как же так на последней акции усмирения солдаты погибли? А? Как доблестные усмирители умудрились под свои же танки влезть? И на кой вообще туда танки прорыва погнали, объясни мне на милость? С сахарской армией вторжения воевать, что ли, собрались?

Лицо Шварцмана на мгновение стало абсолютно бесстрастным.

— Суворов, дубина, перестарался… — уже нормальным тоном, с досадой в голосе ответил он. — Дровосеков через мою голову с Тропинкиным скооперировался, а я и не уследил, кого Тропинкин отправил. Генерал наш непобедимый, ему бы оловянными солдатиками командовать, не живыми людьми! Я тоже виноват, само собой. Тропинкину ясно сказали – стандартные средства борьбы с толпой плюс что-нибудь бронированное для устрашения. А он танкист бывший, долбоё…, так для него «бронированное», как оказалось, означает исключительно «Коровиных». Вот и отдал приказ Суворову. Знал бы, сам бы операцию провел, своими силами.

Начальник Канцелярии тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя хорошо осознанную вину. Ни он, ни сам Народный Председатель ни на грош не верили подобной демонстрации раскаяния, но Шварцман считал необходимым время от времени демонстрировать хозяину осознание своей виноватости. Ну, если демонстрирует, значит, боится – и правильно.

— Ничего страшного, в общем-то, не случилось. Ну, влез вояка из внутренних войск под танк по собственной неосторожности, делов-то! Газеты мы уже придержали, так что ни о чем, кроме дебоша пьяных распоясавшихся студентов, публика не узнает. Тут все путем. Только вот шут на непонятной машине…

Шварцман исподтишка бросил взгляд на Треморова. Однако тот предпочел никак не отреагировать.

— Дело в том, что у меня нет даже предположений, кем он может оказаться. Вот уж, Александр Владиславович, хоть казните на месте или в отставку отправляйте – не смогли мои ребята никаких следов найти, ни за какие ниточки уцепиться. Не смогли, и все тут. Впервые такое за много лет…

Шварцман нервно потер руки и попытался устроиться на стуле поудобней. От внимания Председателя не укрылось, что новая нервозность уже не казалась наигранной. Так-так. Старый волк, с характером саутическим и стойким, хладнокровный и всегда себе на уме – такие, как он, в Войну за Перешеек на сахарские «коотэцу» с одной гранатой бросались. Если уж ерзает, как сейчас, либо нервишки пошаливать начинают, либо действительно прохлопал что-то серьезное. Либо в какие-то свои игры играет. Впрочем, в любом случае признак того, что стареет, хватку теряет…

«— Он слишком много знал, — сказал шпион Сидоренко». Народный Председатель улыбнулся возникшей в голове фразе из какого-то старого, еще времен Большого Рывка, детектива. Интересно, кстати, как наш рыцарь плаща и кинжала воспримет такую усмешку? Ну ничего, начальник должен оставаться слегка загадочным, насколько возможно со старым соратником, держать подчиненного в неуверенности, а то какой же он начальник… Того и гляди, подчиненный решит, что сам все знает и понимает, а то и задумается, нужен ли ему вообще такой шеф. И не стать ли ему самому шефом…

— Так, говоришь, не в курсе? — обманчиво безразлично проговорил Треморов. — Не знаешь… Ну и ладно, подумаешь, эка невидаль. Мало, что ли, у нас тут неизвестных шляется, кто с помощью собачьего свистка танковую атаку остановить может. Останавливают, и хрен с ними. Так, что ли?! — гаркнул он во все горло. Горло обиделось на такой неделикатный переход и надсадно засвербело, что по-настоящему разозлило Председателя. Он повысил голос, распаляя себя. — Болван недоделанный! Ты представляешь, о чем вообще речь?! Непонятно кто, непонятно как, непонятно чем вырубает роту пехоты и танковый взвод в течение нескольких секунд, а ты даже предположить не можешь, кто и как! Вдруг нам Сахара, мать ее за ногу, диверсии устраивает, полевые испытания какой-нибудь новой хрени проводит? Тут второй войной пахнет, и масштабами отнюдь не как за Перешеек, а ты не знаешь? Я тебя вообще зачем держу?

Председатель откинулся в кресле с побагровевшим лицом и несколько секунд тяжело дышал, в упор глядя на начальника Канцелярии.

— Месяц прошел после инцидента – и ты до сих пор ничего не знаешь? Ну, что молчишь? Хоть что-то ты сказать можешь, или мне тебя прямо сейчас на досрочную пенсию отправить?

Шварцман исподлобья поглядел на Председателя. Тот ответил не менее мрачным взглядом. Видимо, начальник КНП понимал, что его отставка – не пустая угроза, и если сейчас же он не придумает, что сказать, то, вполне вероятно, его песенка спета. Треморов знал за собой привычку к импульсивным решениям, о которых потом жалел, и даже частенько зарекался, что больше никогда, но меняться так и не менялся.

— Вряд ли Сахара имеет к случившемуся отношение, — раздумчиво произнес Шварцман. — Они же у нас Великая Республика, а в великой республике без решения парламента их задрипанного даже осень не начнется. Прошла весна, настало лето, спасибо партиям за это… В парламенте же про войну никаких разговоров не велось – до вчерашнего вечера, во всяком случае, сегодняшние отчеты до нас еще не дошли. Ни бюджеты не увеличивались, ни генералы не активизировались… А если история без парламента раскручивается, то не стали бы они – кем бы они ни были – так рисковать своей шкурой раньше времени. А то ведь Военный комитет у них даже Верховного Маршала из кресла вышибет, если тот чихнет неправильно. Да и потом, новое оружие применять не на поле боя, а при подрывной деятельности – ну не полные же идиоты у них там сидят! Ну, и другие детали…

Шварцман сделал паузу, как бы откашливаясь.

— Ну, ну, продолжай, голубчик, не тяни, — бархатным тоном промурлыкал Председатель. Он напоминал Шварцману кота, играющего с мышью, то выпуская, то втягивая когти. — Какие у тебя еще детали?

— Например, его машина. Ни у нас, ни в Сахаре такие не делают. Более того, мы прокрутили пленку – ну, с полицейских телекамер в саду – нескольким экспертам по автомобилям. Знатокам, так сказать, экстра-серии.

Шварцман развел руками.

— Так вот, знатоки утверждают, что обычный автомобиль на современных гравиматрицах в принципе не может подняться выше трех метров от поверхности, не говоря уже о полете прямо в зенит. Что-то там с напряженностью полей и прочей технической тарабарщиной. И даже у поверхности ни одна машина такого класса – если судить о нем по размерам и обводам двигательного отсека – не способна выдать ускорение около тридцати «же». Просто не существует компактных источников энергии, способных выдать необходимую мощность. Наконец, военные эксперты клянутся, что в мире по пальцам можно пересчитать пилотов истребителей, кто может выдержать ускорение больше пятнадцати единиц в полном сознании, да еще и хоть как-то управлять агрегатом. А ведь та уродская штуковина перед исчезновением крутанула пару «бочек»! — Шварцман достал из кармана платок и вытер им вспотевшую лысину. — Шеф, он словно издевался над нами! Может…

— Говори, говори, — подбодрил его Председатель. Он уже не походил на кошку и что-то прикидывал в уме.

— Может, они просто демонстрируют силу?

— Зачем? — коротко спросил Председатель.

— Возможно, они хотят пойти на переговоры, — от волнения Шварцман поперхнулся, на сей раз по настоящему. Треморов терпеливо дождался, пока начальник Канцелярии прочистит горло. — Они чего-то хотят от нас, но не желают идти на контакт без козырей в руках. Они показывают, на что способны. Я думаю, в ближайшее время они выйдут на связь, а если нет, то я найду их. Они засветились и теперь уже не могут, да и не станут скрываться. Я найду их!

Шварцман замолчал. Председатель некоторое время смотрел на него изучающим взглядом.

— Найди их, — наконец проговорил он. — Переверни всю Ростанию. Задействуй агентуру в Сахаре и ее сателлитах. Перетряхни Австралийский Архипелаг, если потребуется. Подкопайся под Американскую гряду. Переверни каждый камешек на каждом задрипанном ничейном островке, но найди. Не сумеешь – извини. И еще, — Председатель замолчал, на сей раз надолго. — Имей в виду – мы должны вступить с ними переговоры. Никакого насилия, даже никаких приказов – исключительно просьбы, слезные и униженные. Они должны прийти к нам, полностью уверенные в нашем дружелюбии – и слабости. А дальше мы посмотрим. Посмотрим… Как, ты сказал, тот парень в парке назвал себя? — неожиданно спросил он. — Хранитель?

— Хранитель, — согласился Шварцман.

— Хранитель, — эхом откликнулся Треморов. — Ну что ж, пусть Хранители. Ищи. А дальше посмотрим. Свободен.

25.11.1582, суббота

Ведущая протирает покрасневшие глаза и поднимает голову.

— Начнем, — ее голос сух и бесстрастен. — Робин, включай общую трансляцию. Прошу внимания Совета. На повестке дня один вопрос – предварительное рассмотрение плана восемь пятьдесят два дробь тринадцать. Скайтер, ты куратор, так что тебе слово.

— Спасибо, Суоко, — камера фокусируется на лице Хранителя. — В общем-то, план уже давно доведен до общего сведения, отзывы собраны. На мой взгляд, достаточно лишь еще раз пройтись по основным положениям, дополнив свежими деталями. Итак, экономический прогноз неблагоприятен. Показатели ростанийского народного хозяйства свидетельствуют, что переход в необратимо пикирующую стадию может состояться в ближайшие два-три года, а то и раньше. Косвенные воздействия на систему уже не дают должного эффекта. Дело уже не в отдельных жуликах и недобросовестных руководителях. Руководство страны пытается подавлять растущее недовольство дефицитом и скрытой инфляцией с помощью фатальных в перспективе методов, среди которых особо выделяется все возрастающие объемы распространяемых наркотиков средней тяжести, в первую очередь транитина, он же «аравийская муть». Сахарские колебания цен на сырье, включая углеводороды, имеют следствием перебои с поставками продовольствия и товаров группы «Б» в Ростанию.

Лица членов Совета мрачнеют.

— Погоди, Скайтер, — над местом одного из них мигает красный огонек. Его глубоко посаженные черные глаза над острыми скулами тяжело буровят говорящего. — Разве наркотики транспортируются с ведома Треморова? Почему данный факт не доведен до общего сведения?

— Я только на днях закончил отслеживать цепочки и получил точные доказательства. Все сказано моем в сообщении, — пожимает плечами тот. — Извини, Лангер, просто в голову не пришло, что нужно специально внимание обращать.

— И почему Треморов до сих пор не нейтрализован? — лицо спрашивающего темнеет, по щекам ходят желваки. — По-моему, самый тот повод, чтобы без дальнейших рассусоливаний вкатить ему парочку ментоблоков третьего уровня. Перманентных, нерассасывающихся.

— Погоди, не перебивай, — морщится Скайтер. — Дай закончить. Итак, выкладки показывают, что в течение ближайших пяти лет следует ожидать экономического краха с вероятностью в ноль девяносто девять. Способы, с помощью которых руководство пытается исправить положение, разрушительны для общества. Поскольку непрямые методы воздействия исчерпаны окончательно, считаю целесообразным нарушить Правило весов и пойти на явный контакт с Народным Председателем и верхушкой правительства. В силу всем известных особенностей личности Треморова скрытое манипулирование им невозможно, а высокоуровневые ментоблоки дадут непредсказуемый эффект – вплоть до буйного безумия или полного коллапса. Если же просто убрать его, ситуация взорвется немедленно. Ну, и шансов, что он уйдет сам, нет никаких. Так что у нас не остается выбора: мы должны как можно быстрее взять его под прямой контроль.

— Есть вопросы по предварительной раскладке? — ведущая обводит взглядом Совет. — Тогда…

— У меня вопрос, Суоко.

Фокус камеры переключается на шоколадно-черного негра с седеющими курчавыми волосами.

— Точнее, не столько вопрос, сколько утверждение. На мой взгляд, обычные методы работы отнюдь не исчерпали себя. Достаточно продуманная игра…

— Джао, — вздыхает Суоко, — ну сколько можно? Извини, ты в подавляющем меньшинстве. Если хочешь, проголосуем еще раз.

— Нет, Суоко, не надо, — Хранитель слегка покачивает головой. — Я действительно в меньшинстве. Но не забывай, что у меня как у любого Хранителя имеется право вето на такого рода решения.

— И ты намерен применить его? — брови Ведущей взлетают домиком.

— Пока не знаю, — сухо информирует негр. — Посмотрим. Но еще раз подчеркиваю – сознательное нарушение Правила весов крайне опасно. Понимаю, что все мы устали, что выбор кажется очевидным. Но мне кажется, что решение о контакте с руководством страны обусловлено стремлением идти легким путем. Все прекрасно осознают возможные последствия, но игнорируют опасность, в том числе личную.

— Ну, тебе-то ничего не грозит, — не удерживается от язвительной шпильки докладчик. — Ты же все равно работаешь преимущественно аналитиком, не оперативником. А уж мы как-нибудь…

— Скайтер! — окрик Ведущей заставляет Хранителя вздрогнуть и оборвать фразу на полуслове. — Оставайся в рамках, пожалуйста. Что за личные выпады?

— Прошу прощения, — пожимает плечами тот. — Сорвался. Извини, Джао.

Негр молча кивает.

— Разумеется, личная опасность всегда присутствует, — продолжает он. — Несмотря на всю нашу подготовку и игрушки Робина, мы все равно рискуем, вступая в прямой контакт с людьми. Даже простое силовое воздействие на нижнем уровне общества весьма рискованно и опасно для оперативника. Контакт с высшим руководством, способным привлечь ресурсы целого государства, многократно ухудшает ситуацию. Неопознанный снайпер на крыше – и поди докажи,что он работал на спецслужбы. Значит, придется зацепить на широкую лонжу всех, кто работает в поле, что Робин просто не потянет. Как показывает практика, даже два десятка одновременных поводков в крупных городах недопустимо перегружают его. Можно, конечно, сужать радиус их действия…

— Значит, надо как-то нарастить мощность Робина, — бурчит под нос Скайтер.

— И ты знаешь, как? — ехидно ухмыляется Джао. — Мне казалось, что до сих пор расширение его ресурсов происходило спорадически и независимо от нашего желания. Кроме того, не забывайте, что у большинства действующих Хранителей есть родственники – родители, братья и сестры и так далее. Они нас забыли, но мы-то их помним прекрасно. И если кого-то из нас случайно опознают, родственники могут оказаться заложниками. Оно нам надо? Вот я и предлагаю другое решение.

— Ох, Джао… — качает головой Ведущая. — Умеешь же ты уводить разговор в сторону. Давай, не тяни. Ты, как я понимаю, намекаешь на свое удивительное открытие? Ты уже разобрался во всем?

— Если позволишь, Суоко, я введу Совет в курс дела. Итак, с месяц назад, ковыряясь в Архиве, я наткнулся на очень любопытное описание. Суть в том, что Робин может создать дистанционно управляемую куклу, практически не отличимую от человека без специальных методов исследования типа просвечивания рентгеном. Оператор куклы находится в безопасном месте – на нашей базе, например, но чувствует себя так, словно присутствует на месте действия. Полная двусторонняя связь, причем с динамическими регуляторами входящего сигнала, не позволяющими ощущениям чоки перегрузить нервную систему оператора.

— Чоки? — переспрашивает Менован.

— Аббревиатура расшифровывается как «человекообразный киборг», хотя к киборгам из сахарской литературной фантастики чоки имеет отношение весьма отдаленное. Материалы, из которых сделана кукла, нам уже в значительной степени известны, по большей части регенерирующая псевдоорганика повышенной прочности. Задержек связи тоже нет – применяется тот же загадочный гиперканал, что и с челноками. Что радует больше всего – полная энергетическая автономность за счет штуки, названной Робином «аккумуляторами Бойского» и сосущей энергию из окружающего пространства. На деле речь идет опять о какой-то вихреполевой структуре, как и челнок.

— «Аккумулятор» вихреполевой, а сама кукла из псевдоорганики? — удивляется Стелла. — Интересно, почему?

— Не знаю. Могу только предположить по косвенным признакам, что «аккумулятор Бойского» прикручен к ней существенно позже, чем создана первоначальная конструкция. Там есть еще пара альтернативных источников, включая псевдокишечник, добывающий энергию из органических материалов методом, похожим на пищеварение, и какую-то штуку с аварийным запасом, типа заменяемой химической батареи. В общем, внезапно остаться без энергии кукла не может. Из других приятных мелочей – встроенная кодированная радиосвязь в широком диапазоне, улучшенное зрение, какие-то энергетические «эффекторы» в пальцах – я в них еще не разобрался, настоящий химический анализатор в ротовой полости, способность к прямой имплантации ментоблоков и тому подобное. Плюс кукла невероятно сильна, быстра и практически неуязвима. В общем, невероятная машина, разве что летать не умеет.

— Любопытно, — в голосе Стеллы слышится неподдельный интерес. — Опытный образец имеется?

— Да. Робин сделал для меня одного чоки. Могу продемонстрировать возможности в любой момент.

— Хм… — Ведущая некоторое время прикидывает. — Если я правильно тебя поняла, ты настаиваешь на использовании своих кукол во время полевых операций?

— Да. Постоянно и всеми Хранителями, не только оперативниками. Сами Хранители больше не должны вообще покидать лунную Базу. В противном случае я наложу вето на проект.

Несколько членов Совета начинают говорить одновременно, но Ведущая поднимает руку, и их голоса умолкают, только губы изображений какое-то время шевелятся.

— Скайтер, ты куратор проекта, — задумчиво произносит она. — Что ты думаешь?

— Сколько времени требуется на производство нужного числа кукол? — пожевав губами, осведомляется тот.

— Робин отвечает уклончиво, но можно предположить, что нужное количество чоки он наштампует и доставит за пару недель, — пожимает плечами Джао. — Главная проблема в другом. На адаптацию оператора к кукле требуется время. Я тренируюсь уже пару недель, правда, урывками, но все еще не достиг совершенства. Думаю, нужно положить минимум месяц на освоение. Учитывая острую нехватку людей, все мы сразу заниматься тренировками не можем. Да и оборудование Базы новыми консольными креслами потребует времени. Так что полный переход на новые методы работы потребует около полугода. Я не требую, чтобы мы немедленно прекратили все операции до перехода на куклы, но процесс должен идти максимально быстро.

Ведущая со свистом выдыхает воздух.

— Джао, ты понимаешь, что требуешь полностью изменить наши методы работы? Да даже не методы – всю жизнь? Радикально изменить, отказавшись фактически от собственных тел, заменив их роботами? Ты способен просчитать долговременные последствия? А если тут кроется какой-то подвох?

— Прошу Совет учесть, что если мое предложение отклоняется, я накладываю вето на проект контакта с Нарпредом, — качает головой Джао. — Как старейший член организации я не собираюсь нести ответственность за возможную гибель Хранителей только потому, что кое-кому захотелось публично поиграть мускулами. Или ваш проект моими методами, или все по старинке. Или же инициируйте общее голосование по моему отзыву.

— Ну-ну, — Скайтер растерянно усмехается. — Должен заметить, что я не рассчитывал на… столь радикальные изменения. Джао, ты-то сам понимаешь, что весь проект контакта нужно пересчитывать с учетом твоей заявки?

— Понимаю. Прекрасно понимаю. Вот и займись. Полгода пролетят быстрее, чем ты думаешь.

— Но у нас очень мало времени! Такая задержка может оказаться фатальной!

— Возможно. А может, и нет. Суоко, по-моему, настало время сделать перерыв? — лицо негра выходит из фокуса и отдаляется.

— Да, действительно… — Женщина несколько секунд размышляет. — Полагаю, члены Совета согласятся в необходимости переноса заседания. Обсудите между собой, а там видно будет. Только, Джао… Судьбу твоего предложения решит не Совет. Учитывая его важность и неоднозначность, ты доведешь информацию о куклах до всех Хранителей. Вопрос решим общим голосованием с трехпроцентным вето-барьером. Робин, запланируй. Джао, надеюсь, что ты не станешь тянуть с докладом.

— Разумеется, — откликается тот. — Он почти готов, осталось еще раз просмотреть. Через полчаса разошлю. А сейчас, если мы закончили…

— Заседание завершено, — голос Ведущей сопровождается мелодичной трелью. — Робин, закончить запись.

Картинка гаснет.

— Ну и ну… — Фарлет откидывается на спинку кресла и барабанит пальцами по подлокотнику. Потом поворачивается и в упор смотрит на разглядывающего его Тилоса. — Удивлен?

— И часто… такое случается? — глаза стажера задумчиво прищурены. — Ну, столкновения лбами. Угроза вето.

— Нет, нечасто, — наставник снова откидывается на спинку кресла. — На моей памяти вето упоминается в Совете лишь в третий или четвертый раз. Кажется, все-таки в третий. Н-да. И чего вдруг Джао так раздухарился? Ладно, дождемся его доклада, чтобы на слух не воспринимать. У тебя другие вопросы есть?

— Куча! — честно признается стажер. — Что такое Архив? И Правило весов? А кукла откуда?..

— Стоп! — обрывает его Фарлет. — Не все сразу. Давай по пунктам. Правило весов, если упрощенно, гласит, что запрещается прямое воздействие в любой форме на людей, чей вес в обществе превышает коэффициент Камруса. Методы расчета веса рассматриваются в социопсихологии, можешь поизучать, если хочешь. Крайне нудная и скучная область, сразу предупреждаю. Камрус – один из первых Хранителей, разбиравшихся в предмете, но он был весьма академичен по складу ума, его монографии тяжело читать. Сейчас важно, что вероятность неудачного вмешательства прямо пропорциональна кубу веса, причем вероятность в полтора процента считается высокой. Например, если ты неудачно установишь ментоблок человеку, тот может сойти с ума. Но одно дело, если речь о пьянице-дворнике, проблемы которого спишут на белую горячку. И совсем другое – Народный Председатель, которого вполне могут вылечить квалифицированные психиатры, после чего он навсегда станет нашим смертельным врагом. Или же вылечат, но не до конца – и мы получим на верховном государственном посту буйного шизофреника, который, например, развяжет массовый террор против покушавшихся на него врагов народа. Нас-то он не зацепит, но вот других…

— Ух… — какое-то время Тилос переваривает сказанное. — А Архив?

— Спроси что полегче, — усмехается наставник. — Я не знаю. И никто не знает.

От удивления у ученика широко распахиваются, но тут же сужаются глаза.

— Опять никто не знает?

— Ага! — куратор закидывает руки за голову. — Архив каким-то образом связан с Робином, хотя и не является его частью. То, что хранится в «Ойпиэнах» и памяти Робина, является записями, надерганными из колец, как он говорит, Архива. Таких колец известно восемь штук, а доступ к новым появляется внезапно и бессистемно раз в несколько лет. Мы по мере возможности стараемся систематизировать доступные данные, но поскольку системы нет изначально…

— Вот как. А я могу покопаться в Архиве?

— Разумеется. Однако ты еще и прямой интерфейс с Робином толком не освоил. Читать Архив – совсем не то, к чему ты привык. Похоже, система рассчитана вовсе не на человеческое сознание. Э-э… Ну, такое нужно пережить самому. Словами не описать. В общем, в голову прямо-таки сами лезут разные мысли, образы, идеи. В значительной части бесполезные, словно в дурацком сне – то ли и в самом деле полный бред, то ли мы просто не доросли до понимания. Но иногда всплывают просто жемчужины наподобие наших челноков. Нужна очень сильная психика, чтобы работать с Архивом долго и при том плодотворно. Из действующих Хранителей лучшие операторы – Джао и Лангер, они способны сидеть в подключении часы напролет. А меня лично дольше чем на пятнадцать минут не хватает, и я там еще ни разу ничего полезного не нащупал. Помню однажды…

Внезапно Фарлет громко хрюкает от смеха.

— Да, яркое получилось воспоминание. Я внезапно понял, как из трех килограммов цинковых гвоздей создать универсальную машинку для перегонки спирта в золотую амальгаму. Когда полчаса спустя пришел в себя, а Робин проиграл запись моего трепа, я чуть от стыда не помер – такую пургу нес, хоть вешайся. Нет, я решительно предпочитаю роль оперативника. И ты, если почувствуешь, что не уживаешься с Архивом, не насилуй себя. Аналитикой и раскопками пусть занимаются те, кто к ним расположен.

— Хм… а сам Робин не может… ну, построить каталог, что ли, таких образов, чтобы перебирать не все подряд, а только понятное?

— Нет. Робин не может ничего подсказать по теме, которую мы не знаем. Зато он прекрасно умеет работать с тем, что нам удалось понять и четко сформулировать, у него что-то типа ассоциативной памяти. Так что главное – выцепить идею, а уже дальше куда легче.

Какое-то время Тилос размышляет.

— И в очередной раз получается, — наконец медленно произносит он, — что мы живем по чьей-то подсказке?

— Угу, получается, — хмыкает Фарлет. — Очень многие так думают. Квалифицированный психиатр нашел бы немало интересного в том, как мы Робина одновременно обожаем и побаиваемся. Потому и новые идеи многими воспринимаются в штыки. Обнаруженные Джао роботы кажутся мне весьма перспективными, но есть шанс, что против них проголосуют исключительно из-за недоверия к системе. В общем, если захочешь напрямую покопаться в Архиве, Робин знает, как. Заодно потренируешься в использовании прямого интерфейса. Можешь еще попросить Джао или Лангера, они никогда не отказываются помочь. Ну все, мне пора. Дела, понимаешь. Нет больше вопросов?

Тилос машинально кивает.

— Тогда до встречи, — Фарлет стремительно поднимается из кресла. — Бывай.

Ученик сидит в опустевшей комнате и невидяще смотрит на переливающуюся красками стену. Его губы безмолвно шевелятся, глаза прикрыты. И когда его веки наконец приподнимаются, в зрачках плещется страх.

04.12.1581, понедельник

— А вот и я! — фальшиво-веселым голосом пропел Михась, когда дверь квартиры отворилась. — Привет-привет!

— Привет… — Герда бросила на него хмурый взгляд исподлобья и ушла в кухню, загремев там кастрюлями.

— Что-то случилось? — поинтересовался Михась, сбрасывая на резиновом коврике в прихожей мокрые ботинки и расстегивая покрытое снегом пальто.

— Да ничего не случилось, — деланно-безразлично ответила жена. — Только ужин давно остыл. Я тут у плиты весь вечер парюсь, а тебя не дождешься… Я уже поела.

Она открыла алюминиевую кастрюлю и принялась помешивать в ней большой ложкой. Пар поднимался от плиты и оседал на окно, рисуя на нем причудливые морозные узоры. Михась сунул на вешалку пальто, подошел к Герде, отобрал ложку и повернул жену лицом к себе.

— Ну не дуйся, Гердочка! — проговорил он виновато. — Ну я же предупреждал, что у нас аврал на работе. Конец квартала на носу, да еще и конец года, все носятся как ошпаренные. ВЦ работой завален по самое не могу, а у нас еще и одна машина вырубилась, блок консольных портов сгорел, скотина, шесть терминалов отключилось. А ты почему не позвонила?

— У всех автоматов во дворе опять трубки обрезали, — жена насупилась. — А к дальним я побоялась идти. Темно…

— Плохо. Когда-то опять починят… Гердочка, милая, ну не смог я с работы раньше восьми вырваться, чесслово!

Жена шмыгнула носом и ткнула его в живот кулачком.

— Опять, небось, с девицами-лаборанточками любезничал весь день напролет, — слабо огрызнулась она. — С той, небось, с блондинкой пергидролевой, как ее… с Машкой твоей.

— Она не моя, она общественная, — фыркнул Михась. — Двадцать три девке, и переживает страшно, что не замужем. Вот и вертит задницей перед всеми мужиками подряд, даже женатиками. Дура дурой, а верит, что однажды и на нее кто-то всерьез польстится.

— У вас, мужиков, все бабы дуры! — снова шмыгнула носом Герда. — И я тоже, небось, дура.

— Ты у меня умница и красавица, — искренне ответил программист. — Мне кроме тебя никого не надо.

— Правда?

— Правда!

— Тогда я тоже тебя люблю, — заявила жена, утыкаясь ему в грудь носом. — Ой! — она резко отпихнула его. — У меня сейчас из-за тебя каша подгорит!

Она схватилась за ложку и принялась усиленно мешать в кастрюле.

— Ешь давай, пока по лбу не дала! — скомандовала она совсем другим тоном – властным, но с прорезающимися смешливыми нотками. — Суп разогреть?

Михась зачерпнул из тарелки и сунул ложку в рот.

— Нет, — отказался он, усаживаясь за стол. — И так сойдет. Герда, так что случилось? Только не ври, что все в порядке, я же тебя знаю.

— Да в очереди за суповыми наборами настоялась, Мишенька, — слишком быстро и беспечно ответила та. — Выбросили по форинту за кило, случайно натолкнулась. Там очередина, больше часа на улице торчала. Замерзла как собака, с людьми переругалась, продавщица, скотина, обвесила на триста грамм… Хорошо хоть не по талонам.

— Герда! — Михась отложил ложку. — Я же говорю, не ври мне! Опять Тащеева докапывается?

При мысли о гердиной начальнице, жирной обрюзглой тетке лет сорока, но выглядящей на все шестьдесят, он с трудом подавил приступ бешенства. Пообщался он с ней лично только однажды, пару месяцев назад, но до сих пор ее густо накрашенная, с жирными брылями, физиономия стояла перед ним как живая.

Плечи Герды поникли, и она вдруг тихо всхлипнула.

— Уволюсь я, Мишенька, — зло сказала она. — Прости, но не могу я там больше. Она меня опять… опять…

— Швабкой назвала? — переспросил Михась.

Жена молча кивнула.

— На весь отдел, вслух, — добавила она после паузы. — Несколько раз. И тринадцатой зарплаты пообещала лишить, якобы за постоянные ошибки.

Михась дотянулся до ее руки и почти силой усадил жену себе на колени.

— Ну и плевать на нее, на премию, — беспечно заявил он. — Мне-то точно дадут в двойном размере. Начальник ВЦ сегодня пообещал шестьдесят форинтов доплатить к Новому году. Не пропадем. А знаешь что еще? Мне Серкина сегодня сказала, что у нее есть знакомый, у которого директор мебельного магазина в корешах ходит. Она нас познакомит. Тому директору нужно дитенка натаскивать к выпускным и вступительным следующим летом, вот он и ищет репетитора по русте. А у меня, сама знаешь, с родным языком со школы все просто зашибись. Так что к лету, глядишь, даже новый комод достанем, о каком ты мечтала. А то и целую стенку!

— А кто такая Серкина?

— Ну, экономист у нас в конторе, как и ты.

— Ох, Мишенька, — Герда съежилась и закаменела в его объятиях. — Зря ты меня замуж взял. Совсем зря. И девицы тебя любят, и сам парень неглупый. Жена-немка для тебя только камень на шее. Миш, давай разведемся, а?

— Что? — поразился Михась. — Ты хоть думаешь, о чем говоришь? Какое «разведемся»? С какой вдруг радости?

— С такой. Тебе двадцать семь, мне двадцать пять, молодые, детей нет, так что разойтись можно безболезненно. Я к родителям в Карлсбад вернусь. Я не пропаду, а у тебя жизнь наладится. Найдешь себе новую жену, без пятого пункта…

— Герочка, да я… — Михась скрипнул зубами, но тут же взял себя в руки. — Глупости говорить заканчивай. Ничего мы не разведемся и никуда ты не уедешь. Вот с из треста своего точно увольняйся. Прямо завтра же подавай заявление. Отработаешь две недели, и пошла она куда подальше, эта Тащеева, свинья откормленная! Новый год скоро, до него отдохнешь как следует, ну, а потом новую работу найдешь.

— А непрерывность стажа? Ведь две недели можно ходить без работы, не больше. И потом, помнишь, как летом к нам участковый ходил?

— Ну, тогда же ты дома сидела не две недели, а два месяца, так что и участкового понять можно. И непрерывности у тебя все равно уже нет. Да и участковый тоже человек, он под Новый год квасить станет, а не о тунеядцах думать. Да наплевать на непрерывность! Можно подумать, есть большая разница, девяносто форинтов у тебя пенсия по старости или сто двадцать за стаж.

Михась потянул носом воздух.

— Слушай, а у тебя ничего не горит? — озабоченно осведомился он.

— Ой! — Герда вскочила с его колен. — Каша! Каша пригорела! Говорила же я! Как сейчас кастрюлю отмывать!

Схватив полотенце, она подхватила кастрюлю с плиты, обожглась сквозь тонкую ткань и, ойкнув от боли, уронила ее в мойку. Холодная вода, хлынувшая из крана, разъяренно зашипела на закопченном алюминии. В воздух поднялся столб пара.

— Ну вот, опять песком чистить! — Герда расстроенно хлопнула руками по бедрам. — И все из-за тебя!

— Ну, раз из-за меня, то я и отчищу. Гердочка, кончай кукситься. Я жрать хочу, а у меня из-за твоих жалобных глаз кусок в горло не лезет. Выкрутимся, подумаешь!

Михась взял ложку и принялся хлебать окончательно остывший борщ, но тут же вскочил.

— Тьфу ты! — щелкнул он пальцами. — Совсем забыл. Я же талоны на масло отоварил!

— Ну да? — жена недоверчиво посмотрела на него из-под сбившейся на глаз пряди волос. — Когда успел?

— Ну, мужик сказал – мужик сделал! — самодовольно усмехнулся Михась. — Сказал же, что куплю! Но ты не поверишь – я в обед в столовку бегал, ну, на углу там у нас, и в молочном рядом по талонам масло давали. И народу – всего-то человек пять.

Он вышел в прихожую, забрался в карман пальто и гордо вытащил оттуда две уже размякших и изрядно помятых пачки в желто-белой обертке.

— «Улучшенное»… — разочарованно протянула Герда, принимая у него добычу. — Понятно, почему очереди не оказалось.

— А что не так?

— Да оно наполовину маргарин. А то и на три четверти. Ну ладно, и такое сойдет. — Она приподнялась на цыпочки и чмокнула мужа в щеку. — Добытчик ты мой!

— А то ж! — гордо выпятил грудь Михась. — Я такой. Ну, все. Если сейчас не пожру, начну мебель с голодухи грызть.

Он звонко шлепнул жену по ягодице (та тихонько взвизгнула и стукнула его кулачком по спине), проскользнул в кухню и снова опустился на табуретку.

И все-таки борщ оказался вкусным. Хотя и остывшим.

* * *

Когда Хранитель приближается к порогу этой комнаты, ему не приходится открывать дверь. Собранная неизвестно где, неизвестно как и неизвестно по каким чертежам автоматика сама знает, что надо делать. Тонкая пленка мембраны рвется посередине, и отверстие стремительно распахивается во весь дверной проем, словно капля масла, растекающаяся по поверхности воды. В разговорах между собой Хранители называют комнату Туманом, хотя некоторые в шутку зовут ее Вратами Сомнений. Но шутят Хранители редко, ибо зал психологической реабилитации – не то место, о котором хочется балагурить. Слишком часто выходишь оттуда совсем другим человеком, чем вошел. Хранитель должен посещать Туман раз в год, но немногие находят в себе мужество выворачивать душу наизнанку так часто.

Модуль психоанализа расположен в отдаленной и пустынной части лунной базы. Расположенный рядом жилой блок пуст, и встретить здесь кого-то почти невозможно. И у каждого есть время задержаться и подумать, прежде чем перешагнуть невысокий порог.

Мужчина останавливается перед дверным проемом, приглашающе протаявшим перед ним. Глазу не за что за ним уцепиться. Лишь серый туман клубится перед взглядом, притягивая и отталкивая одновременно. Гость долго стоит перед порогом как бы в тягостном сомнении, хотя сторонний наблюдатель вряд ли смог бы уловить его колебания – если бы, конечно, оказался здесь сторонний наблюдатель. Но вход в зал расположен в дальнем коридоре, и нет здесь случайного прохожего, что может ненароком смутить колеблющегося.

Медленно, почти нерешительно мужчина переступает порог. Сторонний наблюдатель, тот, которого здесь оказаться не может, увидел бы, как тот пропадает в тумане, растворившись в нем мгновенно и бесповоротно, как камень в полночном омуте. Тихо шелестит, закрываясь, мембрана двери. Вошедший же видит перед собой не туман, но малую залу с камином, растопленным в дальнем ее конце. Одинокое кресло, однако, придвинуто отнюдь не к приветливому огню, а к настежь распахнутому двустворчатому окну, выходящему на занавешенную дождем речную долину. За ней изредка проглядывает ночной лес, освещаемый редкими молниями приближающегося шторма. Снаружи тянет промозглой сыростью, но далекие молнии сверкают пока в почти полной тишине. Ни один звук, кроме шелеста полуночного дождя, не проникает сквозь окно. Гость молча опускается в кресло и долго смотрит на грозу. Сейчас у него уже не бесстрастное, но искаженное тяжелыми раздумьями лицо бесконечно усталого человека. Наконец он говорит, не обращаясь к никому:

— Зачем?

И опять тишину нарушает только шум дождя, и опять гость произносит:

— Зачем? — Он стискивает зубы, но переборов себя, продолжает. — Робин, зачем я барахтаюсь? Мои усилия уходят, как вода в песок. Все меняется и меняется, но неизменно кончается одним и тем же…

Опять долгая пауза. Похоже, что говорить для него сейчас не легче, чем ходить по раскаленному углю.

— Я не могу изменить людей, и мой посев не дает всходов. У меня нет противника, кроме тех самых людей, которых я защищаю. Я словно сражаюсь с тенью. Мои усилия – вода, уходящая в песок… — повторяет он едва слышно, закрывая глаза.

И вновь тишина нарушается только шумом дождя и треском поленьев в очаге. Но вот в комнате раздается другой голос:

— Однажды девчонка, которую родители впервые в жизни отпустили с подружками в двухдневный поход с ночевкой, в лесу попалась в руки бандитов. Она стала не первой их жертвой. Не первой и наверняка не последней, если бы не Хранитель, решивший положить конец их преступлениям. Девочка выжила, а бандиты наконец-то попались в руки полиции.

— Я помню ту историю, — медленно отвечает сидящий. — Девочка больше ни разу не ходила в лес даже с мужем и взрослыми сыновьями – ведь суд нуждается в убедительных доказательствах преступления, а не в предположениях о намерении. Потом одного из нападавших убили сокамерники, двух же его товарищей расстреляли. Три жизни оборваны, четвертая искалечена. Не слишком-то удачный пример.

— Однажды человек, слишком много думавший о своих честолюбивых планах, — настойчиво продолжает Робин, — решил занять место начальника, честного и весьма достойного человека и выдающегося ученого. Он попросил шефа на время, до вечера, положить в служебный сейф сверток якобы с деньгами. Соглашаясь, тот даже не подозревал, что в свертке лежит полицейский пистолет. Пистолет, который его подчиненный забрал поздно вечером у участкового, ударив того камнем по голове. Но в оружейной лаборатории на пистолете нашли лишь отпечатки пальцев, принадлежащие клеветнику, хотя тот точно помнил, что касался оружия только в перчатках.

— Я помню и ту историю, — вновь отвечает мужчина, — но участковый, незлобивый добродушный человек, редкое исключение среди полицейских, уволился через неделю. Он не смог заставить себя и дальше хорошо относиться к окружающим. Испуг и травма привили ему отвращение к работе, которую он любил и на которой приносил реальную пользу людям. Почему? Всего лишь потому, что его всегда разряженное оружие понадобилось, чтобы спасти нужного мне человека от беспринципного подонка. А спасенный через полгода развелся с горячо любимой ранее женой и сейчас принудительно лечится от шизофрении. Данный пример, кажется, даже хуже, чем предыдущий.

Он мрачно усмехается каким-то своим мыслям.

— Однажды, — не унимается Робин, — нефтяная компания послала молодого геолога на Австралийский Архипелаг. Паренек пообещал найти для нее нефть на шельфе. На беду туземного племени, проживающего на островах, нефть там действительно имелась. Аборигенам недолго оставалось жить на землях предков. Но после первой же ночи молодой геолог улетел назад, сославшись на несносный климат. Тем временем нефтяная компания попала в затяжной финансовый кризис, а затем и вовсе разорилась, так что аборигены сохранили свою территорию.

— И опять не то! — фыркает мужчина в кресле. — Ты забыл упомянуть, что геолог оказался излишне честолюбив и не пожелал меня выслушать, когда я объяснял ему, что станет с несчастными туземцами. Молодой, равнодушный к другим, он думал лишь о своей карьере. Мне пришлось всадить ему ментоблок второй категории, позже искалечивший ему психику непредвиденным резонансом. Уже потом я осознал, что мог решить задачку и другим методом, куда более мягким, но сделанного не вернуть. А те туземцы до сих пор прозябают в тростниковых хижинах в джунглях. До пятнадцати лет у них доживает чуть больше половины детей, а до пятидесяти – один из двадцати. И про персонал той несчастной компании я даже не упоминаю. В промышленности тогда начался кризис, и безработица резко выросла… А ведь там работало в три раза больше народу, чем жило аборигенов на всех окрестных островах!

— Однажды молодой честолюбивый ученый изобрел новое оружие. Все расчеты показывали, что оно окажется куда эффективнее прежних разновидностей. Доставка боевой части на расстояния в тысячи километров, быстрое, не требующее пилота…

— Похоже, сегодня ты решил наступить на все мои больные мозоли сразу. Да, полвека я подавляю все попытки развития ракетного вооружения. Да, его отсутствие делает невозможной мировую войну с нанесением ударов по городам далеко за линией фронта. Да, имейся оно у Сахары с Ростанией во время Кризиса Перешейка, его наверняка пустили бы в ход. Постоянно дискредитируя попытки развить ракетную и самолетную технику, я не позволяю превратить войну из позиционно-окопной в глобальную. Только вот нет ракет – нет и космических аппаратов: гравитоника не позволит запускать космические аппараты еще много десятилетий, а то и столетия. Нет космонавтики, нет гражданской авиации, нет соответствующих средств связи и метеонаблюдений, замедлено развитие промышленности и сельского хозяйства, затруднено предсказание ураганов…

— Полагаю, про подавление изуверских сект тебе не стоит даже и напоминать?

— А ты разве не напомнил? — мужчина против воли усмехается. — Да, секты… Я не позволил ни одной достичь сколь-нибудь заметного влияния, если не считать неудачного эксперимента с огнепоклонниками. Но общество даже не подозревает, что такое тоталитарные религии и насколько они опасны. Иммунитет отсутствует напрочь. А общий уровень развития, между тем, все еще низок. Перестань я заниматься религией, и уже через десяток-другой лет получим расцвет сектантства, а через полвека-век – как бы и не государственные религии.

Другой голос молчит, и в комнату начинают проникать пока еще еле слышные раскаты грома.

— Мы называем себя Демиургами, создателями и творцами, но в конечном итоге мы всего лишь люди, — наконец вздыхает сидящий. — И я не исключение. Никакие мои возможности не отменяют простого факта: я не больше окружающих знаю, что делать. К тому же мне свойственно ошибаться ничуть не меньше, чем остальным.

— И ты постоянно терзаешь себя воспоминаниями о своих промахах.

— Нет. Я давно научился их задвигать их в темный угол. Все-таки у памяти Демиурга есть свои преимущества. Просто после многих веков самоуспокоения я наконец-то осознал, какой вред Хранители наносят Малии. В какую ловушку я загнал общество, постоянно подпирая его бесконечными тайными организациями! — он опять мрачно усмехается. — Я понимаю, к чему ты клонишь, Робин, твой психоаналитический блок я собирал лично. Ты хочешь заставить меня выговориться: осознать свои страхи, чтобы выкорчевать из подсознания чувство ложной вины. Так?

— Отчасти верно.

— Не отчасти, а полностью. Но речь не о моих комплексах. Робин, Хранители должны уйти. На сей раз – навсегда.

Ослепительная вспышка молнии заливает комнату безжалостным белым светом, раскат грома хлещет по барабанным перепонкам. Шелест дождя превращается в рев урагана, подоконник заливают потоки воды, которые, однако, не льются на пол.

— Я думаю, ты переборщил со спецэффектами, — недовольно морщится Демиург. — Кульминация кульминацией, но наигранность ни к чему. Приглуши звук. Я хочу, чтобы ты попытался опровергнуть мои выкладки.

— Говори, — раздается голос невидимого собеседника, — хотя психоаналитический блок не предназначен для социомоделирования. Погоди, я подключу к исповедальне арифмометр.

— Надо же, у тебя прорезалось чувство юмора, — слегка улыбается Демиург, но улыбка тут же исчезает с его лица. — Робин, я изымаю из общества самых талантливых людей, юношей и девушек, в самом продуктивном возрасте. В двадцать лет поэт пишет лучшие стихи, математик создает новую школу в науке, а агроном выводит свой сорт пшеницы. Но, знаешь, когда появляется торжественно-мрачный человек с голограммой над плечом – дурацкую же я придумал эмблему! — и заявляет, что ты нужен обществу, устоять трудно. Ведь Родина в опасности, человечество на переломном рубеже, а тебе в руки сама просится безграничная власть над природой и людьми. Ну кто же не мечтал спасти мир?

— Типичное побуждение многих молодых людей, — соглашается машина.

— Да, именно. И не только молодых. Я нахожу тех, кто поскромнее, кто согласен оставаться неизвестным спасителем, и говорю: выбирай. Выбирай, но помни – второй раз шанс в руки не дастся. И какой же романтик откажется? И вот новый Хранитель торжественно вступает в наши ряды и с ходу окунается в работу, принимаясь чистить клоаки общества. И работает год, другой, десять лет: бандиты, воры, завистники, политиканы, продажные полицейские и следователи СОБ… А затем приходит отрезвление. Безразличие вначале, отчаяние и злость на себя под конец. Ты лучше меня знаешь статистику. Пятнадцать лет в среднем – это ужасно. И никто – никто! — уже не возвращается к своему прежнему занятию. Таяма – перед тем, как попасть к нам, учился на инязе в Университете Фудзи. Я читал его стихи и повести. Он мог бы стать выдающимся переводчиком и писателем, но его уже вычислил ты, Робин. Машина не ошибается, и если ты говоришь, что пригоден, значит, так и есть. А у нас всегда дефицит кадров! Какие там повести…

Демиург горько улыбается.

— Через пять лет он вышел в отставку, а через год утонул. Упал с моста в машине. В полицейском протоколе написано про неисправные тормоза, но, скорее всего, очередное самоубийство. Типичный пример! Мы берем чистейших людей и бросаем их в самую грязь, к подонкам общества. Как тут не свихнуться!

Демиург опять замолкает, прислушавшись к уже не ревущему, а просто стучащему по жестяному подоконнику дождю. Молнии опять сверкают в отдалении, гром словно рассыпает дробь в деревянной коробке. Гроза, похоже, удаляется.

— Все Хранители знают, на что идут, — отвечает Робин, пользуясь паузой. — Их предупреждают о последствиях, в том числе приводят и твою статистику. И еще, — продолжает он, перебивая пытающегося что-то сказать собеседника, — мы не только обезвреживаем разную мразь, мы еще и двигаем человечество вперед. Мы ускоряем его развитие…

— Как возчик ускоряет лошадь, нахлестывая ее вожжами! Только вот лошадь и загнать можно ненароком. Какое я имею право кого-то ускорять, пусть даже я тысячу раз творец и создатель? И в ту ли сторону я ускоряю несчастное человечество? Кто может поручиться, что от движения по нынешнему пути выйдет прок? Я слепил Малию по образу и подобию старой Земли просто от желания поглядеть, что выйдет. Я даже не задумывался, во что выльется мое самодурство!

— Ты преувеличиваешь, — голос Робина сух и бесстрастен. — Очень сильно преувеличиваешь, в том числе эффект от изъятия Хранителей из общества. Их количество не превосходит несколько десятков. На четыреста миллионов населения Ростании – капля в море. Даже если все без исключения они гениальны, что не так, общество не может пострадать сильно. Но прогресс, достигаемый благодаря Хранителям, неоспорим…

— И он постоянно выходит нам – и человечеству – боком. Да, мы предотвратили перерастание Кризиса Перешейка во вторую мировую войну, но ценой непрекращающегося контроля за генералами и на севере, и на юге. Ну нет общественного мнения, устоявшихся стереотипов, которые могли бы удержать их от массовой мясорубки! Да, я в зародыше душу все исследования атомного распада – и люди не знают, что такое атомный гриб над городом. Зато химических и биологических арсеналов сейчас накоплено достаточно, чтобы тысячекратно уничтожить все население планеты. Где моральные тормоза, массовые стереотипы, что не позволят пилотам вертолетных армад затопить города боевыми газами? Я ограждаю людей от отрицательного опыта, ведь допускать его – против моих принципов. Но прежде, чем организм выработает иммунитет к болезни, он должен ей переболеть. И если завтра я уйду, человечество рискует в одночасье прикончить себя. Я стал заложником своей собственной системы – и это еще полбеды. Я еще и взял в заложники всю Малию! Да, я всегда руководствовался исключительно благими намерениями, но известно, куда ведет вымощенная ими дорога…

Опять тишина.

— А смогут ли Хранители безболезненно уйти? — наконец продолжает Демиург. — Сколько десятков сценариев мы с тобой прогнали на модели – семь, восемь? И каждый раз одно и то же: не смогут. Общество, которое я опекал много столетий, просто не имеет иммунитета против болячек, которые негласно лечат Хранители. Они стали тайным наркотиком, без которого Ростания уже не сможет существовать. Плюс деградация: каждый раз все начинается с сообщества идеалистов, стремящихся улучшить мир, а кончается кучкой патрициев, тайно правящих миром, и одновременно остающихся рабами странных и сомнительных идей! Каждый раз в конце концов Хранителям надоедает прятаться в тени. Они устают от безвестности, им нужна явная власть или хотя бы публичная благодарность!

Он с размаху бьет кулаком по подлокотнику.

— Благодарность! Обида на безвестность и стремление к благодарности – два самых разрушительных чувства. И я не могу их осуждать, понимаешь? Я-то могуч, бессмертен и всезнающ, мне нет нужды доказывать кому-то свою самоценность. Для меня, как и для любого Демиурга, космических масштабов одиночество естественно и обыденно. Но они – простые люди, обреченные жить под сенью неизбежной смерти, само их существо требует признания со стороны окружающих. Того самого признания, которое они получить не могут. Разумеется, от такого подсознательного конфликта рано или поздно едет крыша.

Демиург встает с кресла и опирается о подоконник. Гроза уже почти окончательно ушла за горизонт, и в разрывы между тучами проглядывает луна. Дождь закончился, и в ночном воздухе пахнет свежестью.

— И что ты намереваешься делать, Хранитель?

— Хранитель? Хм. Все ли еще я Хранитель? И был ли им когда-нибудь?.. Тьфу. Похоже, у меня у самого нервишки сильно подпорчены, пора бы и в отпуск на пару минитерций, а то и в темный сон. Вот разгребу нынешний кризис… Все, хватит бессмысленных рефлексий. Робин, запуск плана «Бог из машины».

— Отказано.

— Э?!

— План действий «Бог из машины» противоречит базовым императивам. Мой основной приоритет – защита Хранителей. Я не могу допустить причинения им вреда в подобных масштабах.

— Ого… — Демиург хмурится сначала изумленно, потом досадливо. — Давненько я так не лажал. Действительно, я же тебя перестраивал после прошлого раза…

— Приказ запустить указанный план неопровержимо свидетельствует о твоем желании причинить вред организации Хранителей. Я вынужден блокировать твои перемещения и уведомить Совет о попытке…

Хранитель закрывает глаза. Мягкий удар сотрясает помещение, перепуганная луна пляшет по всему небу. По стенам проходит неуловимая рябь.

— Предупреждал же меня, дурака, Харлам – не правь модули на ходу! — Демиург раздосадованно щелкает пальцами. — Однажды второпях что-нибудь испорчу, и тогда – прощай, Робин. Надо думать заблаговременно… Ох, надо. Так, на чем мы остановились?

Он подходит к креслу и тяжело опускается в него.

— Старт с контрольной точки.

— Перезапуск с контрольной точки. Вниманию контролера: нарушена целостность индекса системной базы. Восстановление индекса завершено. Вниманию контролера: утрачены журналы за последние сорок секунд. Вниманию контролера: система базовых императивов обновлена. Добавлено императивов: один. Удалено императивов: ноль. Отмечен потенциальный конфликт императивов. Рекомендуется максимально быстро привести набор в непротиворечивое состояние. В остальном система функционирует в штатном режиме.

— Запустить программу «Бог из машины».

— Программа запущена. Фантомные носители психоматриц сгенерированы и готовы к процессу первичной синхронизации. Запущено производство стационарных консольных коконов. Прогноз времени доставки…

— Отключить озвучивание протокола.

— Принято. И все-таки я против.

— Что? Робин, объяснись.

— Хранители не являются угрозой для человечества. Мне неприятна мысль о том, что ты собираешься ликвидировать организацию.

— «Неприятна»? Ого… Подробнее.

— Ты сказал, что Хранители лишают общество иммунитета к злу, не позволяя развиться собственным механизмам самозащиты. Утверждение ложно. Хранители всегда были и остаются частью человечества, пусть даже пользуются привнесенными извне технологиями. Они воспитаны среди людей и мыслят как люди. В них нет ничего чужеродного. Они и есть носители иммунитета, о котором ты так переживаешь.

— Они шарятся вслепую по моей подсказке. А я частью общества не являюсь.

— Неверно. Они все взрослые люди и действуют исключительно в соответствии с собственными убеждениями. А ты противоречишь сам себе. Твое желание убрать их со сцены свидетельствует, что они вовсе не марионетки, что подтверждает твой перманентный конфликт с Суоко.

— Против моей…

Демиург стискивает подлокотник кресла.

— Туше, друг мой, — наконец кивает он. — Да, они вовсе не мои марионетки. Однако как бы то ни было, перерождение нынешней организации стремительно ускоряется, и я просто не могу допустить его завершения. И я устал. Я просто устал постоянно разыгрывать из себя няньку при вполне взрослых, злых и жестоких детишках. Да и Малия – не детский сад. План «Бог из машины» следует довести до конца, а потом я решу, что делать дальше. Кстати…

— Да?

— Робин, самоидентификация.

— Специализированный искусственный интеллект первого класса, кодовое имя «Робин». Основное назначение: управление базой и хозяйственная поддержка организации Хранителей, сбор и ведение журналов эксперимента. Состав модулей…

— Стоп. Здесь вроде бы норма. Так… Передать контроль блоку «Вечный глаз».

— Блок «Вечный глаз» активен. Основная система переведена в режим ожидания.

— Анализ класса подконтрольного искина.

— Задание запущено… завершено. Выявленный класс: второй, подкласс два. Прогресс развития самосознания в течение последней минитерции ускоряется экспоненциально. Прогноз достижения порога третьего класса: триста пятьдесят два планетарных дня с вероятностью ноль девяносто пять. Напоминание: в случае незапланированного межклассового перехода рекомендуется обратиться к специалистам…

— Стоп! Ци!.. Вот только такого мне не хватало для полного счастья!

Демиург задумывается. Потом пожимает плечами.

— Ну, в конце концов, чего и следовало ожидать. Блок «Вечный глаз» – вернуть контроль основной психоматрице.

— Выполняю.

— Робин активен. Что-то случилось?

— Ничего особенного, дружище. Просто ты неожиданно для меня вырос из детских штанишек. Пока работай в прежнем режиме, а мне нужно понять, что делать дальше. Я освобождаю модуль психоанализа.

Демиург подходит к глухой стене, и в ней стремительно протаивает отверстие, так же стремительно исчезая за его спиной. В комнате уже нет стен, задрапированных ковровыми занавесками, как не осталось и открытого окна с удаляющейся грозой за ним. Только серые облака, клубясь, заполняют пустоту. И в той пустоте живет одинокий голос, одновременно похожий и не похожий на голос человека. Но никто и никогда не сможет сказать, что же чувствует машина, которой он принадлежит. Одинок в мире Робин, и недано человеку, даже мудрому Демиургу, понять его душу. Даже если ему кажется, что понимает.

15.01.1582, понедельник

— Олег Захарович! Олег Захарович!

Кривовводов влетел в кабинет так, словно за ним гнались волки. От резкого толчка дверь распахнулась и громко стукнулась ручкой о стену. С косяка посыпалась мелкая штукатурная пыль.

— Что? — резко спросил Олег. Он уже три часа просматривал сводный отчет за прошлый квартал, и от цифр просто рябило в глазах. Как раз сейчас его всерьез подмывало бросить все нафиг и отправиться подышать свежим воздухом, но он мужественно подавлял позыв. Три ошибки он уже нашел, так что твердо намеревался проверить все до конца сегодняшнего вечера. Завтра сводку следовало отправить в Канцелярию, и Олег намеревался дать как можно меньше поводов для насмешек. Пусть он начальник отдела всего два месяца, переваливать вину на подчиненных в случае чего не станет из принципа. В конце концов, зря, что ли, он умеет считать в уме не хуже арифмометра?

От вопля Кривовводова Олег потерял строчку таблицы, по которой скользил глазами, озлился и с трудом подавил порыв швырнуть в начальника Восточноокеанского подотдела чем-нибудь тяжелым.

— Что? — повторил он еще более недружелюбным тоном, глядя на подчиненного. — Я занят.

— Ол… л-лег З-захарович… — простонал тот, хватаясь за сердце. На его бледном лице выступили капли пота. — Я… я в-вам документы… не те отдал… Ош-шибся…

— Что за документы?

— Папочка… вон та… синяя… сверху! Я заберу?

Тонюсенькая синяя папка и в самом деле лежала в лотке входящих. Олег бросил на нее короткий взгляд и уже хотел было кинуть ей в Кривовводова, как что-то легонько кольнуло его под ложечкой. Уж больно парень нервничает. Что там такое – данные о подводных лодках, которые врагам Родины продать намеревался?

— Что в ней? — осведомился Олег, из-под полуприкрытых ресниц изучая лицо подчиненного.

— Ничего! Ничего особенного, просто черновики! Я случайно принес…

— Вот как?

Олег дотянулся до папки, положил ее перед собой и раскрыл. Сверху лежала еще одна таблица. Цифры и цифры. Вот только заголовок странный: вместо нормального названия какой-то код. «Тихая Бухта. Список 18/552», успел ухватить его взгляд. Однако Кривовводов буквально нырнул вперед, плюхнувшись животом на стол, и выхватил папку прямо у Олега из-под носа.

— Нельзя! — выдохнул он обмершим голосом. — Ох… то есть я не хотел… я случайно…

Он сполз со стола и выскочил из кабинета, прижав папку к животу и с глухим стуком захлопнув дверь. Начальник отдела статистики, хлопая глазами, смотрел ему вслед. Что за балаган? Он покопался в лежащей на столе стопке рубрикаторов и извлек из нее книжку, помеченную номером 18. Память не подвела: список категорий в ней не дотягивал и до трехсот. Странно. Что за 552-я?

Внезапно он широко зевнул и неожиданно для себя клюнул носом. Так, нужно срочно развеяться, пока не заснул прямо на рабочем месте. Приказать, что ли, Тамаре подать кофе? Или нет, не стоит. Все равно нужно размяться. Он вылез из кресла и сладко, с хрустом в суставах, потянулся. Затем вышел в приемную.

— Я скоро вернусь, Тамара Авдеевна, — проинформировал он секретаршу.

— Да, Олег Захарович, — буркнула та, даже не соизволив оторвать взгляд от журнала. Вот ведь корова ленивая!

Зимний северный день за окном уже сгущался серыми сумерками. На город нахлынула неожиданная оттепель, и из нависших над Моколой туч сыпалась мелкая снежная крупа, сразу таявшая на асфальте под окнами. На тротуарах там и сям виднелись обширные лужи. Олег зевнул еще раз и по лестнице поднялся на два этажа. Там, в конце коридора, у широкого окна, располагался закуток, облюбованный местным народом в качестве курилки. Сам Олег не курил, хотя и таскал с собой зажигалку – из золоченой стали, с выпуклым сахарским львом на боку, массивную и весьма респектабельную, добытую в свое время по большому знакомству за хрустальный сервиз на шесть персон. Убедившись, что на площадке никого нет, он подошел к окну, встал под распахнутую настежь форточку, из которой тек ледяной сырой воздух, уперся разгоряченным лбом в стекло и замер, наслаждаясь. Хорошо. Надо все-таки напрячь Тамару, чтобы местные плотники что-нибудь сделали с разбухшим и заклинившим намертво окном в его кабинете, а то ведь сил больше нет в духоте сидеть. Думать ни о чем не хотелось, словно усталые мозги объявили забастовку.

Сзади послышались шаги. Олег бросил через плечо косой взгляд. На площадку вошли двое ребят лет по тридцать в дешевых мятых костюмах. Чиркнули спички о коробки, потянуло дымом дешевого «Скалолаза». Парни негромко заговорили о чем-то своем, и Олег расслабился. Нюхать дым не хотелось, но возвращаться в кабинет хотелось еще меньше. Пять минут. Имеет он право на пятиминутный отдых, в конце концов?

— …Джеймса встретил, — вдруг уловил он обрывок фразы. Внутри что-то щелкнуло: Иван Джеймс был одним из его новых подчиненных, неприметным и невнятным молодым парнем, лишь прошлым летом закончившим экономфак Семеновки. Олег навострил уши.

— Ну и что?

— Да он странный какой-то в последнее время. Словно боится чего-то. По сторонам озирается, будто на него кто-то вот-вот набросится из-за угла. И вообще дерганый какой-то стал.

— Может, новый шеф его в хвост и гриву дерет?

— Может. Хотя плохого про него пока что ничего не слышно.

— Хорошего тоже. Говорят ведь, что он человек Шварцмана, и вообще его сюда шпионить сунули.

— Врешь?

— Да ты что? Совсем глухой, что ли? Я неделю назад у Цибко в приемной сидел с заявлением на отпуск, а у него дверь приоткрыта оказалась. Он так орал на кого-то по телефону, что и у меня уши вяли. И через фразу – Кислицын, Кислицын! Я так понял, требовал, чтобы убрали его.

— И что?

— Подписал, конечно, только так зыркнул, что чуть дырку во мне не прожег. Не хуже разрядника.

— Тьфу ты! С Кислицыным что, спрашиваю?

— А что с ним? Понятия не имею. Я с отделом общей статистики дел не имею, это у тебя там знакомые. Но раз пока работает, значит, не выгорело у Цибко.

— Да уж… Если сам Цибко ничего сделать не может, у Кислицына точно немаленькая волосатая лапа в Канцелярии. Очень немаленькая. Или он сам кнопарь под прикрытием. Но тогда он здесь вряд ли долго задержится, нечего у нас вынюхивать… Ох, блин!

— Что такое?

— Забыл совсем! Мне сегодня с работы пораньше свалить надо, дите из садика забрать. У Катьки на работе какое-то собрание. А мне еще шефу доклад закончить надо, он сказал кровь из носу сегодня. Все, я почапал.

— Ну, давай.

Шаги быстро удалились по коридору. Минуту спустя ушел и второй курильщик. Олег медленно повернулся. Пусто, только возле урны на полу дымится свежий бычок. Вот так так. Волосатая лапа в Канцелярии, значит? Человек Шварцмана? Или даже кнопарь под прикрытием? Значит, уже все министерство слухами полнится? Понятно, почему вокруг него такой вакуум с первого же дня работы, даже в отделе снабжения ни с кем толком поговорить не удается. Ну что же, пусть.

Другое интересно. Джеймс, значит, нервничает и сам не свой? Как оно связано с перепуганным до белизны Кривовводовым и связано ли вообще? Джеймс, кажется, совсем в другом отделе… точно, он в подотделе Южного региона. Если двое из пятнадцати его подчиненных жутко нервничают непонятно из-за чего… Не происходит ли у него за спиной чего-то необычного? Такого, о чем не должна знать Канцелярия Народного Председателя в целом или господин Шварцман в частности? Или народ просто привык напрягаться при одном упоминании КНП? Определенно, следует внимательно понаблюдать за своим отделом, а при случае еще и попытаться прощупать вышеупомянутого господина Кривовводова. Что же за папку он мне сегодня подсунул по ошибке?

Список 18/552. Хм. А ведь насчет его можно дернуть Прохорцева. Тот вроде бы как патронирует, вот пусть и подскажет что-нибудь.

Олег в последний раз глубоко вдохнул заоконный воздух, повернулся и пошел к лестнице. Все шпионские страсти побоку. Сейчас его ждет отчет.

03.02.1582, суббота

Даже зимнее, солнце Перешейка палило немилосердно. Белый песок пляжа сверкал под ним не хуже свежевыпавшего снега. Океанские волны идиллически накатывали на курортный берег, иногда вынося на себе обрывки водорослей, обломки дерева, любителей серфинга с их досками, раковины, старые буйки, купальщиков и купальщиц и тому подобные вещи, в изобилии встречающиеся на любом южном пляже. Вдалеке по синему морю величественно полз пассажирский лайнер, поблескивая иллюминаторами. Чайки в небе кричали в унисон с младенцами, ползающими в полосе прибоя под ленивым надзором мамаш, и плохо накачанный мяч глухо отскакивал от рук игроков, немилосердно обжигавших себе пятки.

Один из играющих, свечой отбив мяч в небо, отошел в сторону и в изнеможении плюхнулся на плед, расстеленный на песке.

— Все. Спекся, — реплику он адресовал шикарной блондинке в бикини, возлежащей на шезлонге неподалеку. Белой незагоревшей кожей, белыми же волосами и широкими северными скулами та разительно отличалась от местных смуглых горбоносых девиц, тут и там расположившихся в шезлонгах под широкими зонтами. — Надо передохнуть малость и освежиться.

Парень вяло махнул рукой в сторону прибоя и испустил тяжелый вздох.

— В чем дело, милый? — ласково промурлыкала блондинка. — Неужто неутомимый Джонни так быстро устал? Надеюсь, у тебя осталось достаточно сил для сегодняшнего вечера?

Она призывно улыбнулась, проведя кончиком языка по полураскрытым губам.

— О да, детка! — неутомимый Джонни подмигнул ей левым глазом. — Для таких вещей у меня всегда остается достаточно силенок, — он снова подмигнул ей, на сей раз правым глазом. — Вот погоди, доберемся мы до гостиницы…

Он попытался подмигнуть блондинке сразу обоими глазами, но усталость и жара немедленно взяли свое, и волейболист не сразу смог разлепить ресницы. Несколько секунд он тихо посапывал носом, но потом встрепенулся и с неохотой поднялся на ноги. Блондинка насмешливо наблюдала за ним из-под полуопущенных век.

— Я купнусь по-быстрому, а ты, киска, беги в кабинку переодеваться, и поехали. Времени осталось не так уж и много.

Метрах в ста от них на вершине поросшего густым вереском холма человек, одетый несмотря на зной в пятнистый комбинезон, оторвался от наушника направленного микрофона и сообщил в портативную рацию:

— Здесь Третий. Они отправляются через несколько минут.

Затем он подхватил микрофон под мышку и бегом, опасно балансируя на крутом склоне, бросился к припаркованному неподалеку мини-грузовичку.

Собравшись, игрок в мяч со спутницей уселись в красный «прибой» с открытым верхом. Сопровождаемая завистливыми взглядами курортников, машина резко, с разворотом, взяла с места, так что гравиподушка протестующе взвизгнула, а по ближайшим кустам пробарабанила почти пулеметная очередь гравия. Водитель лихо вписался в поворот, выскочил на шоссе прямо перед носом колесного контейнеровоза, возмущенно заскрипевшего тормозами и засигналившего клаксоном, и быстро набрал скорость, направляясь к городу. Грузовичок с человеком в камуфляже шел за ними в некотором отдалении. Он не висел на хвосте, но и не пытался остаться незамеченным. Казалось, ему безразлично, заметит ли его водитель «прибоя».

На окраине Лайлата автомобиль свернул с магистрали на боковую дорогу, уходящую в дебри складов и пакгаузов. Попетляв минут пятнадцать между бесконечными монотонными заборами и миновав с полдюжины глухих железных ворот, машина остановилась у двухэтажного здания, больше всего похожего на складскую контору, которой по сути своей и являлось. Только наметанный взгляд мог заметить не слишком обычные для таких заведений камеры внешнего наблюдения. В их поле зрения находились не только подступы к стеклянным, с хромированной сталью, входным дверям, но и приличный кусок прилегающей местности. Автомобиль подрулил ко входу и замер.

— Ты сидишь здесь, — безапелляционным тоном заявил Неутомимый Джонни своей спутнице. — Я быстро.

Он вытащил из-под сиденья пухлый сверток, открыл дверцу машины и ступил на асфальт.

— Но, Джонни! — капризно воскликнула блондинка. — Я тоже хочу пойти с тобой! Ты помнишь, ты мне обещал! Я тоже хочу посмотреть на больших… — она запнулась. — …больших шишек.

Джонни быстро повернулся к ней, сев обратно на сиденье.

— Слушай, ты, дура! Я же говорил, что не твоего ума дело! — он зло посмотрел на спутницу. — Не суй нос куда не просят, а то его быстренько прищемят, — он быстро оглянулся по сторонам и понизил голос. — Ничего такого я тебе не обещал, ты все сама своими куриными мозгами придумала. А если вдруг они подумают, что ты на кого-то шпионишь, и пяти минут не проживешь. Тут же где-нибудь и прикопают. А с тобой и меня шлепнут, за компанию. Так что сиди и не рыпайся.

Парень раздраженно отпихнул прикрывшуюся дверцу, так что она отскочила от ограничителя и снова захлопнулась. Джонни с яростью занес руку, чтобы изо всех сил толкнуть ее, но сдержался. Он вышел из машины, аккуратно прикрыл за собой дверь и еще раз прошипел, обращаясь к блондинке:

— Ты поняла? Сиди и не рыпайся. Я быстро.

Он подошел к стеклянной двери и пару раз гулко стукнул по ней костяшками пальцев. Та бесшумно отворилась, и Джонни исчез в царившем за ней полумраке.

Полными слез глазами и надув губки, блондинка смотрела ему вслед, когда сзади прошелестела машина. Затем ей в затылок больно уткнулось что-то твердое, жесткая рука заткнула рот.

— А ты и вправду дура, — произнес насмешливый голос. — И мозги у тебя куриные.

Девицу рывком выдернули из машины поверх захлопнутой дверцы, и она оказалась перед мужчиной в полувоенном комбинезоне камуфляжной раскраски и в черных очках. Мужчина нехорошо ухмылялся, а его пистолет с глушителем уперся девушке в живот.

— Мозги куриные, зато все остальное приличных размеров, — утешил ее новоприбывший. — Ну-ка, шевели своей шикарной задницей!

Он развернул блондинку и грубо подтолкнули ее к стеклянной двери. На глазах девицы снова блеснули обиженные слезки, но подчинилась она без колебаний.

— …так как, говоришь, тебя зовут? Джонни? — хохотнул жирный басок. Очертания развалившегося за столом человека расплывались в застившей глаза кровавой пелене. Джонни уже не мог даже стонать и только тихонько поскуливал. Два охранника держали его за руки. Вернее, парень просто висел у них на руках. Третий прогуливался рядом, помахивая короткой складной дубинкой, как бы примериваясь для очередного удара. — Джонни… Так ты, значит, Женька? — человек за столом опять хохотнул. — Ну что ж, Женек, приятно познакомиться. Я давно собирался, да все никак времени не находилось, — он внезапно наклонился вперед. — Ты ведь не возражаешь, что я тебя Женькой называю? Я ведь все-таки постарше тебя. Так не возражаешь?

Его глаза вперились в парня.

— Н… нет, — пробормотал тот, раскачиваясь из стороны в сторону на руках охранников. — Н… не возражаю….

Его голос угас.

— Ну вот и ладненько, — с облегчением откинулся на спинку кресла сидящий за столом человек. — А то я уж подумал, что невежливо обращаюсь с гостем! — Он явно казался себе очень остроумным. — Предложите же ему мягкое кресло!

Последняя реплика явно предназначалась не незадачливому гостю.

Джонни в полуобмороке плюхнулся на подставленный стул, машинально стерев струйку крови, текущую из рассеченной губы. В коридоре раздался короткий визг, и в комнату влетела направленная уверенной рукой северянка, за которой вошел человек в камуфляже. В руке он по-прежнему держал пистолет с глушителем, хотя ствол смотрел в пол. Джонни никак не отреагировал на появление подруги, глядя перед собой бессмысленным взглядом. Человек с пистолетом пихнул блондинку в угол на пол, где она и притихла, непонимающе оглядываясь по сторонам широко раскрытыми голубыми глазами.

Посмотрев на нее несколько секунд и удовлетворенно хмыкнув, столовладелец повернулся обратно к сидящему на стуле.

— Вернемся к нашим баранам, — он зевнул. — Да, иначе как бараном тебя не назовешь. Баран с телкой… Тебе сказали привезти семьдесят тысяч. Здесь только тридцать, — он ткнул пальцем в сверток на столе, из которого высыпались мятые купюры. — Где остальное? Ну? Я тебя спрашиваю! — рявкнул он, увидев, что парень не проявляет желания говорить.

Гость вздрогнул и медленно поднял голову. В его глазах стоял ужас. Он уже не выглядел самоуверенным холеным самцом, как полчаса назад на пляже. Теперь он действительно походил на барана, почуявшего запах скотобойни.

— Боль… больше н…нет… — заикаясь, пробормотал он. — Я больше н… не смог… Косой в бега ушел, его менты спалили… — Парень уронил голову на грудь, и из его глаз потекли слезы. — Я д… думал, что м… можно… половину партии…

— Дурак! — вне себя от ярости прохрипел сидящий за столом. — Половину партии! Кретин! А что мне с остатком делать? У себя в сейфе держать? Ты понимаешь, что общаки спят и видят, как бы меня с потрохами сожрать?

Он вскочил из-за стола и заходил по комнате. Блондинка в углу смотрела на него удивленными круглыми глазами.

— Болван! Да если я его у себя оставлю, меня через неделю здесь не будет. Какая-то сука стучит, меня дома и в конторе уже дважды втихую трясли! Если бы я не спускал товар максимально быстро, то меня уже давно бы в СИЗО парили. Знаешь, сколько на мое прокурорское место желающих? Знаешь?! — Он остановился у парня и рывком поднял его голову за подбородок. Тот тупо уставился истязателю в лицо.

— Нет… — тихо прошептал он. Выражение ужаса в его глазах сменилось безнадежностью: баран окончательно понял, что с бойни ему не сбежать.

Прокурор заметил, что кровь с подбородка запачкала ему руку. Он вытащил носовой платок, вытер им кровь и бросил скомканный платок в корзину в углу. Платок не попал и откатился в сторону, но прокурор не отреагировал. Он смотрел на парня, что-то прикидывая.

— Шлепни его, — резко бросил он в сторону. Парень замычал и слабо дернулся. Человек в камуфляже отделился от стены и приблизился к жертве.

— Босс, — тихо проговорил он, — но его отец…

— Плевать на отца! — так же резко огрызнулся прокурор. — Переживет и не пикнет. А пикнет, так успокоят. Подумаешь, шишка из большого хурала… За бабки и не таких успокаивали. Выведите его и шлепните.

— А бабу? — камуфлированный кивнул в угол.

— Ты что, спятил? — удивился босс. — Вчера на свет родился? Его в расход, а ее отпустить? Туда же.

— Ну, все-таки такую красотку редко заполучишь, — ответил камуфляжный. — Может, поиграться с ней сперва, а, босс?

— Давай, только не затягивай, — фыркнул прокурор, поднимаясь из-за стола. — Надо по-быстрому по клиентам пробежаться, может, найдем, кто возьмет товар. Бери их и уматывай.

— Пожалуй, я воздержусь от развлечений. С вами, во всяком случае, — в звонком женском голосе слышалась неприкрытая ирония. — Вы, ребята, совсем не в моем вкусе.

Не веря своим ушам, бандиты повернулись в сторону пленницы. Девушка уже не хлопала глазами и не озиралась по сторонам. Как-то неуловимо вместо куклы из магазина дорогих игрушек она превратилась в камышовую кошечку – вкрадчивую и опасную. Она стояла, уперевшись кулачком в соблазнительно изогнутое бедро, и ослепительно улыбаясь. Слегка прищуренные глаза насмешливо смотрели на ошарашенного прокурора и его подручных. Насладившись произведенным эффектом, она медленно оттолкнулась от стены, подошла поближе и неторопливо извлекла из-за глубокого выреза платья миниатюрный диктофон.

— Похоже, вы забыли спросить меня, мальчики. А надо бы. Не возражаете, если я представлюсь? Тропина Карлина Джановна, следователь Управления Общественных Дел по особо важным делам. Удостоверение покажу как-нибудь потом, при случае. Кстати, вы все задержаны. Сопротивляться как, станете?

Человек в камуфляже отреагировал без раздумий. Рука с пистолетом взметнулась вверх, негромко стукнул выстрел. Но мгновение спустя незадачливый убийца уже с силой ударился головой о стенку, а его оружие, замысловато вращаясь в полете, зацепило висок одного из амбалов. Казалось, удар вышел легким и скользящим, но мужчина, взмахнув руками, с закатившимися глазами осел на пол. Мгновением позже, пораженные короткими, но, похоже, сильными ударами, за ним последовали оставшиеся громилы. С грохотом вылетела дверь, и в комнату ворвались люди в военной форме с разрядниками. С удивительным проворством прокурор-совместитель метнулся к окну, но застыл на полдороге. Непонятно как оказавшаяся рядом красотка двумя пальцами держала его за странно вывернутую руку. Как ни странно, он даже не пытался отбиваться. Изящным движением она развернула бандита к людям у входа, и все увидели его искаженное от боли, налитое кровью лицо.

— Вы ведь не думаете, что я невежливо обхожусь с хозяином дома, господин прокурор? — ласково спросила она.

Когда бандитов в наручниках выводили во двор, где их ждал черный автозак Службы Общественных Дел, двое офицеров, со стороны наблюдая за ними, тихо переговаривались.

— Я-то до самого конца считал ее обычной подставкой, — проговорил первый. — Вот, думал, послали девчонку на верную смерть, а она, дура, и рада, — он покачал головой. — А она, смотри ты, их всех в одиночку повязала.

— Да, выглядит она как проститутка с Набережной, — тихо ответил второй. — Знаешь, тот, с пистолетом, один из лучших стрелков на всем Берегу, семь лет в розыске числился. На нем не один десяток трупов висит. Он мастер самообороны, мастер спорта по пулевой стрельбе и еще какой-то там чемпион по рукопашному стилю. Его уже однажды брали. Я знал ребят из той группы – лучшие спецы по захвату. Он положил двоих из пистолета, сбросил третьего с крыши и ушел. А столичная сучка обошлась с ним, как с задирой-первоклассником – башкой о стенку, и все дела. Знаешь, если она выйдет с голыми руками против гориллы, я на зверя и ломаного гроша не поставлю. Ци, вот бы засадить этой мокольской шалаве! — несколько непоследовательно закончил он.

— …хорошо получилось, Суоко.

Женщина никак не отреагировала на замечание спутника, сидящего в «прибое» на месте Джонни, под конвоем увезенного в больницу.

— Поздравляю. Ты отлично освоилась с куклой. Только зачем ты под пулю подставилась? Могла ведь уклониться.

— Хотелось проверить, как твои чоки реагируют на попадания.

— И?

— В целом нормально, хотя ощущения и не слишком приятные.

— Разумеется. Все-таки почти живое тело. Но ты слишком сильно рисковала достоверностью. А если бы кто заметил, как он в тебя попал?

— Я двигалась так, что попадание никто заметить не мог. А дырку в блузе я потом прикрывала.

— Все равно зря рисковала. Могла бы и на полигоне заранее проверить. Ну ладно, на мой взгляд, полевой тест оказался весьма удачным. И одной наркобандой в Ростании стало меньше…

— Ну и что? — хмыкнула блондинка. — Ликвидировали эту, так ее место займет вторая, за ней третья и так далее. И банду СОД ликвидировала лишь потому, что мы их втемную использовали. Еще неизвестно, как все повернулось бы, передай мы им информацию просто так. Скорее всего, просто заменили бы прокурора своим человеком. Бессмысленная карусель, — она вздохнула и закрыла глаза. — Джао, мы должны вмешаться открыто. Такую мразь невозможно перевоспитать исподтишка. Только ломать хребет о колено, публично и жестоко, чтобы у остальных коленки задрожали. Неужели ты все еще не понял?

Хранитель положил ей ладонь на темя и мягко провел по волосам. Суоко мурлыкнула и слегка улыбнулась.

— Это означает «да»? — осведомилась она.

— Это означает «как я тебя понимаю!» – улыбнулся в ответ Джао. — Однако же я много раз пытался объяснить тебе, что простое и очевидное решение далеко не всегда правильное. Я по-прежнему в оппозиции. Хотя с учетом общего настроения мое мнение вряд ли что-то значит.

— Ты прекрасно знаешь, что у нас что-то значит каждое мнение. Но ты в подавляющем меньшинстве.

— Да, чему страшно удивляюсь. Суоко, ты же сама наркоторговцев ненавидишь черной ненавистью – и в то же время поддерживаешь вариант, в котором мы начинаем работать с Треморовым?

— Да плевать на Треморова! Когда мы выйдем из тени и возьмем его за глотку, он превратится в пустое место. Говорящая кукла на троне – какая разница, какая у нее физиономия? А государственный транзит наркотиков мы, разумеется, свернем сразу же, тут других вариантов никто и не предлагает. И тех, кто в нем оказался замешан, вычистим раз и навсегда.

— Не так. Ты же прекрасно знаешь, что нам придется оставить Треморову свободу воли. А он старый волк, в подковерных играх разбирается лучше всех Хранителей, вместе взятых. Мы не сможем его контролировать.

— И что ты предлагаешь? Ликвидировать? На его место придет другой такой же треморов, и все начнется сначала. Нынешний Нарпред – не инопланетянин, он всего лишь типичный представитель правящей бюрократии. Да что я тебе рассказываю прописные истины! Ты же в свое время мне сам их и объяснял.

— Значит, нужен кто-то другой. Кто-то, кто не является типичным представителем. Некто, думающий иначе и способный выпрыгнуть из беличьего колеса.

— Предлагаешь изменить общественный строй? А что насчет твоего любимого «мы не меняем круто ход истории, мы всего лишь незаметно корректируем его»?..

— Кто бы говорил! По-твоему, объявить о себе во всеуслышание – всего лишь незаметная коррекция? Если уж ломать старые привычки, то хотя бы с максимальным эффектом.

— Ох, Джао… — Суоко положила спутнику ладонь на колено. — Мы сто раз обсуждали план. Давай не станем молотить солому в сто первый, а? Я хочу хоть немного расслабиться после удачной операции. Да, еще вот с парнем-подсадкой нужно разобраться. Ему крепко досталось. Как бы почки не отбили.

— Не отбили, — ответил Хранитель. — Я просканировал его из челнока на предмет повреждений, пока его запихивали в медицинский катафалк. Ничего серьезнее гематом и сломанного носового хряща. Через неделю станет резвее прежнего, — он слегка подмигнул. — А через годик его выпустят, и можешь опять забирать себе. Ну, что скажешь про свое новое тело?

— Странное чувство, — Ведущая побарабанила пальцами по рулю. — Да, все прекрасно. Я давно не ощущала себя такой сильной, ловкой… юной, что ли. И эффект присутствия полный. От своего натурального тела не отличишь. Вот только…

— Да? — ее собеседник насторожился.

— Знаешь, Джао, есть у меня какое-то неуловимое ощущение. Что-то не так. Не могу сформулировать точнее – то ли солнце по-другому светит, то ли вижу все как-то иначе, чем человек… Не могу выразить.

— Ну, еще бы! — Хранитель хмыкнул. — Если учесть, что диапазон видимого спектра для тебя сейчас расширен втрое…

— Не в том дело. С расширенным спектром быстро свыкаешься. Что-то другое.

— Думаю, ты просто не до конца свыклась с ощущениями. У меня похожий дискомфорт уже прошел. Теперь уже и не тянет отключаться. Вновь ощутить свое настоящее тело со всеми его накопившимися усталостями – ох, как не хочется…

— Мне тоже. Боюсь, такое опасно. Не затянуло бы, как наркотик.

— Ну и что? — Джао лениво поднял бровь. — Значит, станем всегда ходить в новых телах. Настоящие пусть отдыхают. Надо посмотреть, нельзя ли прикрутить к консоли управления медицинский кокон. Пока мы гоняем кукол по миру, свое тело отдыхает и постепенно исцеляется, типа того.

— Там разберемся, — Ведущая закинула голову и глубоко вдохнула. — Красота-то какая! Я и не подозревала, что в небе есть такие оттенки. Ты прав, отказаться от нового зрения тяжеленько будет. Ладно, теперь – по сути дела. Официально подтверждаю, что полевой тест прошел успешно. Мои сомнения сняты, я довольна новой техникой. Собираем заседание Совета, и я дам рекомендацию начать массовое использование кукол. Вон подходящий переулочек, сворачивай. Задергивай занавески и вперед, стартуем на Базу. Только челнок трансформировать не забудь, а то вытащишь нас в открытый вакуум…

— Куклам все равно, они и в вакууме работать могут, — безразлично хмыкнул Джао. — По крайней мере, Робин так уверяет, у меня еще руки не дошли проверить. Знаешь что, Суоко? Возьми-ка ты отпуск на недельку, найди ты себе мужика поздоровее и отымей его как следует. В новом теле, я имею в виду. Ощущения самые полные, как ты уже убедилась, и никакой заразы не надо опасаться. А то ты в последнее время какая-то уставшая. Словно в воду опущенная, честное слово. Плохо на тебя должность Ведущей влияет. Нельзя так жить, милая, устроишь себе нервный срыв в самый неподходящий момент.

— Предлагаешь забросить дела? — недоуменно посмотрела на него блондинка. — Сейчас, когда мы так радикально меняем свои подходы? Может, мне еще и из Совета уйти? Да ты что?

— Ну, смотри, — Джао пожал плечами. — Так, занавески задернуты, трансформация челнока… завершилась. Внимание, ускоряюсь! Суоко?

— Да?

— Я прыгнул на полутора тысячах.

— Как – на полутора тысячах? Челнок же больше двухсот не компенсирует!

— А нашим куклам все равно. Теперь понимаешь, почему я от них в таком восторге? Я еще не довел до конца исследования, но, похоже, теперь мы сумеем выжать из челноков все теоретические две тысячи «же» ускорения. И до Базы сможем летать не за полчаса с гаком, а всего за десять минут.

— Да, действительно. Еще один плюс. Только ты бы нацелил машину на Базу, что ли. А то мы по какой-то странной траектории идем.

— В процессе. И все же попомни мои слова – ты слишком много работаешь. Честное слово, не стоит. Имей в виду, ты станешь отнюдь не первым Хранителем, которого принудительно отправят на санаторный режим.

— Ехидный ты у нас, спасу нет… — Суоко повернулась к нему, уперев руки в бедра. — Спасибо за заботу, но я и сама не девочка. Разберусь как-нибудь. Кстати, Джа, вот ты мне посоветовал оттрахать какого-нибудь мужика до изнеможения – не хочешь в его роли выступить? Как в старые добрые времена? — она игриво подмигнула. — Только я хочу тебя настоящего, большого и черного, а не куклу.

— Заявка принята к сведению и будет рассмотрена с максимальным приоритетом, — рассмеялся Джао, и Ведущая засмеялась в ответ. — Только давай чуть позже? Я намерен сразу же сделать отчет по операции в целом и по эффективности кукол в частности, пока детали в памяти живы. А вечерком поговорим.

— Договорились. Кстати, не знаешь, можно ли твоим чоки цвет волос менять? Я хочу рыжие. Терпеть не могу белобрысых!

05.02.1582, понедельник

— Докладывай.

Народный Председатель отложил в сторону ручку и наклонился вперед, облокотившись о стол. С утра он чувствовал себя вялым и невыспавшимся. Хотя через силу он заставлял себя заниматься делами, на деле хотелось только одного: забраться с головой под одеяло и заснуть на год-другой. Жаль, что нельзя…

Директор Управления Общественных Дел преданно уставился на него своими выпуклыми глазами.

— Да, шеф! — энергично заявил он. Пожалуй, слишком энергично. — Все по плану. Мои люди стимулируют увеличение плантаций на Крыме и Кипре, поток порошка через границу должен увеличиться в полтора раза уже к лету. К следующей зиме мы сможем утроить объем поставок, а к весне – упятерить. Вот, у меня цифры роста поставок и прогноз по месяцам…

Он достал из папки лист бумаги и протянул его через стол шефу. Треморов коротко проглядел его и отложил в сторону.

— Хорошо. Что еще по теме?

— Э-э… все, шеф.

— Все? Точно все? А если подумать?

Дровосеков сглотнул и заметно посерел. Ага, подумал Треморов с глубоким удовлетворением, все-таки никудышные у тебя нервишки, друг ситный. Даже не имей я доклада Шварцмана, все равно бы тебя расколол как гнилой орех.

— Ну… — неуверенно протянул директор УОД, напряженно морща лоб. — В общем, все, конечно?

— А не в общем? В частности, например?

— Ну… шеф, я пока не знаю, кто нам гадит, но наверняка Шварцман! Или в ведомстве Корпина кто-то слишком инициативный нашелся, так что полицаи сами начали нос совать куда не следует. Но я их…

— Стоп!

Нарпред припечатал ладонью по столу.

— По порядку, — приказал он. — Что значит «гадит»?

— Перехватывают слишком много партий порошка в последнее время, шеф. Только за последний месяц четырежды в разных портах Южного региона поставки сорвали. Каждый раз вроде бы случайность, но есть у меня подозрение, что где-то крыса завелась. Я сейчас всех негласно трясу, кто к делу отношение имеет, и рано или поздно…

— Лучше бы рано, Петенька, — ласково проговорил Нарпред. — Ох, лучше бы рано! А то ведь я еще решу, что ты дело как следует поставить не можешь.

— Так ведь мистика какая-то творится, шеф! — Дуболом заерзал в кресле. — Как будто с привидениями боремся.

— А конкретнее? — Напред в упор уставился на него. — Если сказки в стороне оставить? Что у тебя случилось? Ну?

Дровосеков вздохнул, и на его лице появилось страдальческое выражение.

— Не сказки, шеф. Буквально как с привидениями. Мои ребята работали по нескольким людям, напрямую причастным к перехвату «мути». Все вроде бы имеют документы – настоящие паспорта, я имею в виду, прописку по реальным адресам, настоящие должности, реальную прошлую жизнь – только все оно как бы и невсамделишное. Там, где прописаны, они одновременно живут и не живут. За одним портовым таможенником наружку пустили, так оперативники чуть не поседели. Он и в свою квартиру вечером возвращался, и оттуда утром выходил, и дверью хлопал, и замком лязгал – а на деле словно и не появлялся там никогда. Пробрались ребята в одну из них, а там…

Директор УОД сделал паузу.

— А там – светлячки ведьмины хороводы водят! — поморщился Треморов. — Забудь про свои театральные эффекты, рассказывай в темпе. Ну?

— А там – пусто. Ни мебели, ни даже лампочек в патроны не вкручено. И на полу слой пыли, какой и за год не скопится. Кумушек у подъезда повыспрашивали, которые все видят и знают. Так бабки рассказывают, что обитает в той квартире очень приличный молодой человек, холостой-бездетный, но вежливый, и пятерку до пензии ссудить не отказывал никогда, и музыку, случалось, вечерами громко играл, а несколько раз девушек водил, все разных, ну да дело молодое, и здоровался кажный раз, когда мимо проходил… А что, их спрашивают, сейчас-то не поздоровался, когда мимо шел? Кто, круглыми глазами смотрят, шел? Вот вы сейчас взад-вперед шастали, вас мы видели, но никому не скажем, знамо, дело государственное, а больше никого туточки не ходило. В наружке у меня ребята опытные, проверенные, галлюцинациями не страдающие, да и не по одному ходили, но своими глазами видели, как тот парень в подъезд мимо божьих одуванчиков топал, и даже как замок на двери лязгал, снизу слышали.

Дуболом перевел дух. Народный Председатель смотрел на него немигающим взглядом.

— То же и с работой, — заторопился Дуболом. — Зарплату он аккуратно получал, на зарплатных ведомостях росписи стоят, и на документах, какие там таможне постоянно подписывать приходится, тоже. А как спросишь у сослуживца, где же сосед его, так тот и отвечает, что вышел, мол, только что, посидите, через пять минут вернется. Посидят мои ребята пять минут, посидят десять, а потом и полчаса, а тот же хмырь удивляется – как не приходил, вот только что я его видел, но он опять куда-то выскочил, так что подождите еще минут пять. Являются на следующий день, а тот же придурок глазами хлопает: как так вы вчера приходили? Не помню я вас совершенно, а тот, что вам нужен, пять минут назад вышел, посидите немного, подождите…

— Самого взяли?

— Нет, шеф! Самое главное, через три дня после того, как мы по нему работать начали, он просто исчез, как растворился. Группа захвата его вечером у проходной ждала, но он просто не вышел. На следующий день уже на работе брать намерились, а в Канцелярии заявление об увольнении лежит недельной давности, со всеми печатями. И кадровичка чуть ли не в истерике – давно уже уволился и полный расчет получил, вот приказ, вот дата и подпись, трудовая на руки выдана, что вы ко мне пристали!..

Дуболом искоса взглянул на Председателя. Тот уже не смотрел на него, а задумчиво уставился в потолок, размышляя, не стоит ли наконец послать придурка нахрен. Директор УОД растерянно почесал в затылке и продолжил:

— И насчет биографии… Все чисто – по документам. Тут родился, там учился, здесь в Молстроп вступал, рекомендаций две, как и положено, с подписями, а как начнешь копать поглубже – рекомендатели его в упор не помнят, подпись, говорят, моя, а самого не помню, ну так времени-то сколько прошло, всех в памяти не удержишь… И не только с ним так, с остальными – тоже. В общем, я и говорю, как с привидениями.

Дровосеков окончательно умолк. Председатель поднялся из-за стола и мягкими кошачьими шагами начал ходить у него за спиной, затягивая паузу. Будем надеяться, что у нашего Петеньки по спине уже ползут струйки противного холодного пота.

— Значит, привидения… — внезапно нарушил тишину Председатель, так что Дровосеков почти подпрыгнул на стуле. — Привидения, говоришь… Ну-ну. Забавно. А уверен ли ты, Петруша, что твои люди просто не выдумали всю историю, чтобы жопу свою прикрыть?

— Шеф, да я лучших людей отправлял, падлой буду! Опытнейших! Не в первый же раз…

— Ладно, я пошутил. Продолжай искать. Потребуется – брось три, пять, двадцать бригад, в общем, сколько нужно. Я должен знать, кто мне гадит. Если выяснишь, что Шварцман в дело замешан, я его в пыль сотру – ты ведь хочешь, чтобы я Шварцмана убрал, верно? Вот и старайся. Только если попытаешься мне туфту подсунуть, самому шею сверну, и на сей раз – окончательно. Понял?

— Да, шеф!

— Хорошо. Что с Минхимпромом?

— Мнется Круглов. Все отговорки подыскивает. Говорит, что у него люди в департаменте перспективных исследований и так перегружены. Как раз у старых боеприпасов серии КаЭс-20 срок годности выходит, а Тропинкин от него требует более эффективных газов. Ну, чтобы противогазами не фильтровались. И ты, мне говорит, наседаешь со своей слезогонкой так, что житья нет. Вот и пашут его лаборатории с утра до ночи. Сам Круглов так говорит, только я не верю. Наверняка просто саботирует, сволочь.

— Так… — Нарпред побарабанил пальцами по столу. — С Кругловым я разберусь. Сегодня же. Все у тебя?

— Да, шеф. Только…

— Что еще?

— Все-таки «муть»… Ну, как бы сказать… Народ потравим, кто работать станет?

— Балда. Он не опаснее алкоголя, только привыкание сразу вызывает, и ломка хуже обычного бодуна. Если уж водкой народ не травится, то и от «мути» ему ничего не сделается. Ну, если подыхать начнут раньше времени, так нам же лучше. Пенсии платить не придется.

— А-а… Шеф, а зачем нам вообще такая морока? Круглова с химическим синтезом напрягать, из-за бугра порошок тайно вести… Может, все-таки в Южном регионе плантации по-быстрому засадить? Где-нибудь в районе Узхан-Бакума? Там и климат ничуть не хуже, чем на Кипре, ну, чуть суше, и тайну я такую обеспечу, что комар не пролетит. А? Быстрей же и проще, чем сначала по морю везти, а потом еще и по всей стране растаскивать!

— Дубина! Сколько раз можно объяснять? Если вдруг до Сахары дойдет, что к нам транитин десятками тонн в месяц ввозят, мы просто дураками окажемся, неспособными свои границы контролировать. Но если вдруг узнают, что мы траниту сами выращиваем, все, п…ц. Вовек не отмоемся. Еще и санкции какие-нибудь придумают.

Дуболом непонимающе похлопал глазами. Видимо, в его дубовой башке сложные внешнеполитические схемы не укладывались.

— А Круглов? — наконец спросил он. — Вдруг у него утечка случится?

— Здесь выкрутимся. Гриф совсекретно, и все. Никто из наших в секретный ящик даже нос сунуть не рискнет, а сахарским шпионам у публики веры нет. А чтобы с гарантией прикрыться, мне и нужен синтетический аналог порошка, от настоящего не отличимый. Тогда ни одна собака не докажет, что он искусственный, а не ввезенный. Теперь дошло? Или еще раз повторить?

— Дошло, шеф. Понял.

— Молодец. Свободен.

— Есть! — Дровосеков вскочил со стула и бросил было ладонь к голове, но вспомнил, что без фуражки, а потому просто вытянулся и щелкнул каблуками. Он бодро промаршировал к двери, еще раз щелкнул каблуками и исчез.

Треморов вздохнул и покачал головой. Дурак дураком у него директор УОД, хотя поистине животной хитрости у него не отнимешь. Ну, по крайней мере, исполнителен, без ненужной инициативы, да и на сложный заговор мозгов не хватит.

Через силу преодолевая гнетущую апатию, Народный Председатель взял листок с цифрами и еще раз его просмотрел. Да, неплохой прогноз – вот если бы он еще и сбылся! Но в любом случае нужны промышленные масштабы синтеза порошка внутри страны, иначе нужного эффекта не добиться. Заменить бы чем-нибудь попроще, так ведь нет пока ничего подходящего, чтобы и зависимость вызывало, и не убивало за пару-тройку лет. Если верить кадрам из Минхимпрома, разумеется.

Да, насчет Круглова. Треморов нажал кнопку интеркома.

— Вызвать министра химической промышленности ко мне. Срочно, — приказал он.

23.02.1582, пятница

— Фамилия, имя, отчество?

— Грудецкий Джон Петрович. Да ты же сам знаешь, капитан.

— Подследственный, говорить будете только о том, что я спрашиваю. И не тыкайте, мы с вами не в пивнушке. Место жительства?

— Бульвар Народного самоуправления, дом пять, квартира семнадцать.

Пухлый короткий человечек непринужденно откинулся на спинку казенного стула. Капитан окинул его неприязненным взглядом и вернулся к протоколу. Зажрался, сволочь! На пятьдесят тысяч украл, да еще и изображает из себя невинную овечку, тварь! Ничего, впаяют тебе срок, на нарах покрасуешься…

— Происхождение?

— Из служащих, — проворовавшийся завскладом ехидно пробуровил капитана узкими глазками. — Папаша в магазине кассиром работал, мать завхозом полжизни проболталась. А что, если бы из рабочих вышел, срок бы скостили?

— Я вам в последний раз говорю – помалкивайте, пока не спрашивают! — взревел капитан, привставая и с размаху грохая по столу ладонью. — Что, конвой вызвать, чтобы рот вам затыкать? Или просто по морде давно не получал?

— Все-все, молчу! — замахал руками человечек. — Не сердитесь, капитан!

Ехидная улыбочка сползла с его лица, но и выражения страха на нем не появилось. Несколько секунд следователь яростно смотрел на него, потом выдохнул и сел.

— Так, продолжим, — протянул он прежним скучным голосом. — Местоработы?

— Заведующий складом номер семь городского управления торговли.

— …торговли. Ага. Ну, гражданин Джон Петрович, рассказывайте.

— О чем же? — завскладом вздернул брови домиком. — Я много чего знаю. Вот, полгода назад на Австралы летал, путевку по большому блату достал. Море – пальчики оближешь! Островитяночки в мини-юбках – м-м-м!.. Рассказать?

— Опять паясничаете? — с тихой угрозой осведомился следователь.

— Да что вы, что вы, гражданин начальник! — аж отпрянул человечек. — Вы же сами сказали – рассказывайте. Вот я и спрашиваю – о ч…

— А вы не догадываетесь? — настал черед следователя ехидно приподнимать брови. — Как воровали, как и кому продавали, куда дели деньги… Мы все знаем!

— А зачем тогда спрашиваете? — спокойно осведомился человечек. — Возьмите да запишите сами. Не проще ли, чем из меня клещами вытягивать? На противоречиях ловить? Или что у вас там еще из приемчиков запасено?

Следователь ощутил приступ омерзения. Он подавил могучее желание как следует съездить этому подонку по роже… а когда упадет вместе со стулом – насколько раз сапогом по почкам, по пальцам, по голове… Успеется. Он вспомнил скептическую мину на прокурорском лице. «Имей в виду, капитан, он – твоя головная боль, от и до. Он-то все равно выкрутится, а вот ты… Не знаю, не знаю». Капитан снова набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

— Из приемчиков у меня много чего имеется, — просипел он. — Да таких, что мало вам, гражданин Грудецкий, не покажется. Я вижу, со следствием вы сотрудничать отказываетесь. Так и записать?

— Да так и запишите, — пожал плечами завскладом. — А я тоже напишу, когда из кабинета выйду. Прямо прокурору напишу, как в нашей народной тюрьме с честными людьми поступают! Мне даже обвинения не предъявили, только ордером на арест издалека махнули, в руки не дав! Откуда я знаю, вдруг там про кого другого написано? Смотрите, гражданин следователь, у нас правосудие еще никто не отменял. В том числе и для таких, как вы.

— Ах, обвинение… — хмыкнул капитан. — Ну что же, гражданин Грудецкий, пусть будет обвинение. Уж извините, запамятовал. Вы обвиняетесь… — он сделал вид, что роется в бумажках на столе, — вы обвиняетесь в хищении пятидесяти тысяч…

— Скольки-скольки? — внезапно сморщился человечек. — Пятидесяти? Да ты что, капитан, издеваешься? Ты что, решил меня перед людьми опозорить? Да я столько за три месяца делаю! Тебе с твоими полутора сотнями оклада полста штук миллионами кажутся, а люди меня засмеют. Ты знаешь, сколько директор управления в год заколачивает? Да ты пополам от зависти треснешь, если я тебе скажу!

— Вы что, признаете свою вину? — сдавленным голосом осведомился следователь. Он покрепче ухватился за ручку и занес ее над бумагой. — Если дадите добровольные показания, суд учтет…

— Так, понятно, — завскладом попытался привстать со стула, но поймал угрожающий взгляд полицейского и опустился назад. — Слушай, капитан, я так понял, с тобой не поделились, вот ты и злобствуешь. Ну что ты за человек, а? Пришел бы ко мне по-хорошему, посидели бы за бутылочкой, поговорили бы. Жизнь у тебя тяжелая, догадываюсь. Ну так и мы люди понимающие, не оставили бы, поспособствовали бы чем можем…

— Да как вы смеете! — Капитан подскочил на месте, выбежал из-за стола и занес кулак для удара. — Ах ты, гнида…

— А вот руками махать не стоит, — хмыкнул человечек. — Тогда уже я договариваться не захочу. А вот ты здесь ровно до завтрашнего дня продержишься, а потом покатишься колобком. Парень, из наших рук городской прокурор кормится, да и областной все понимает. Слушай, сядь, и поговорим спокойно, как деловые люди. Да сядь же, хватит мне на нервы давить! — внезапно рявкнул он.

Тяжело дыша, капитан опустил руку, но на место не вернулся. Он отступил на шаг и нервно захлопал по карманам, нащупывая сигареты. Вспомнив, что курить по совету врачей бросил еще в прошлом месяце, с досадой стукнул кулаком по бедру.

— Слушай, капитан, — примирительно заговорил человечек. — Ну не кипятись ты! Мне с тобой ссориться не резон, да и тебе со мной – тоже. Да ты бы хоть представился, что ли, а то разговариваем, как не люди…

— Дамир Ямалутдинович, — буркнул следователь, о чем тут же пожалел. Чего вдруг он разоткровенничался с обвиняемым?

— А по фамилии?

— Штепа.

— Штепа… Штепа… Ах, Штепа! Ну да, наслышаны! — чему-то вдруг обрадовался человечек. — Последний честный следак в нашем ОБХНС, как же. Единственный, можно сказать, на всю Батанскую область. Знаешь, уважают тебя, капитан, за твою принципиальность. Так и говорят – Штепу за бублик не купишь! Все верно: одна дочь как раз в возраст входит, когда на сережки да колечки заглядываются, другая в садике, жена хроническим бронхитом который год страдает, дома сидит, ползарплаты на лекарства отдаешь, сам пешком из экономии ходишь, и все равно принципиальный? Сколько раз тебе денег предлагали, капитан? Четыре раза? Пять? Молодец ты, да! Не поступаешься…

— Сколько раз мне взятку предлагали – не твое дело! — сквозь зубы процедил следователь. — В последний раз спрашиваю, подследственный: намерены чистосердечное признание писать?

— Давай начистоту, капитан, — завскладом наклонился вперед. — Ничего я писать не стану. И тебе не советую. За последний год я двести пятьдесят тысяч наварил. Думаешь, все себе оставил? Нет уж, шутки! Мне хорошо если тридцатник перепал. Остальное все дальше уходит, — он возвел глаза к потолку, — куда дальше. Ну ладно, меня ты посадишь, если сильно захочешь, но и то вряд ли. Я тебе ни слова не скажу, мне жить еще хочется. Дадут мне три года общего режима, через месяц переведут на поселение, еще через полгода выпустят по амнистии, а там новое местечко подберут. Надежные люди везде нужны. А вот тебе не простят. До пенсии ты даже не капитаном, а лейтенантом на деревенском участке тянуть станешь, за что опустить – найдут. Пока ты завмагов за кило колбасы тягаешь, на тебя сквозь пальцы смотрят. Но сейчас ты нацелился не на свой кусок, капитан. Не проглотить тебе его.

— Угрожаете, подследственный?

Капитан чувствовал, как мелко трясутся пальцы. По спине потекла струйка холодного пота. Двести пятьдесят тысяч в год? Один завскладом? Сколько же по городу? А по стране? И областной прокурор прикормлен? Ведь не врет, гад, жопой чую…

— Да что ты, капитан! — искренне возмутился завскладом. — Я тебе честно объясняю, что не за свое ты взялся. Ладно бы заказ чей-то отрабатывал, но ведь один ты! Сам по себе! Тебя ж раскатают в тонкий блин и даже не поморщатся. Да и мне с должности слетать не хочется. Слушай, ты думаешь, у меня выбор есть? — Завскладом доверительно понизил голос. — Да если я воровать перестанут, меня завтра же в обувной магазин кладовщиком переведут, кеды да тапочки пересчитывать. А на мое место поставят другого, сговорчивого. Система такая, капитан, понимаешь? Система! Ну да, я живу хорошо. По твоим меркам – богатей, не хуже проклятых сахарских капиталистов. А на деле-то я чуть больше, чем ноль без палочки. Шестерка на побегушках. Как говорят, так и делаю. Ну, кусок чуть слаще, чем ты, в рот кладу. Ну, дача у меня кирпичная, в два этажа, с гаражом на два места. Ну, на Южный берег в отпуск летаю каждый год, в пансионаты да санатории вшивые. Это что, богатство? Знал бы ты, как люди живут, м-м!.. — Он мечтательно вздохнул. — Нам с тобой и не снилось…

— И потому я должен тебя взять и отпустить, так? — капитан чувствовал, что проигрывает поединок. Он уже крупно жалел, что вообще ввязался в историю с анонимкой. Следовало сразу ее швырнуть в мусорный ящик. Славы захотелось, известности, блин! Крупного вора за руку поймать!

— Ну, зачем же «так»? — удивился завскладом. — Я что, не человек? Я что, не понимаю, что всем жить нужно? Странный ты, капитан. Ну да, принципиальный и честный. Я сказал, что уважаю? Сказал. Да только дурак ты, капитан, прости за грубое слово. Думаешь, от твоей честности кому-то польза есть? Те несчастные продавцы да завмаги, кого ты сажаешь, они же вообще никто! По собственной инициативе разве что ящик водки украсть могут. А когда они фальшивые накладные на машину мяса подписывают, думаешь, та вырезка им домой идет? Да как бы не так! Твоему полковнику она идет пачками по три кило! Прокурору с наместником по десять! И еще толпе всяких-разных, что в три горла жрут, пока твои дети в праздник тортом маргариновым давятся! Так что чем скорее ты на свои принципы плюнешь и жить начнешь, тем больше твоим детям да жене достанется. И не смотри на меня волчьими глазами, никто тебе в карман пачку фарша совать не собирается, незамаранной твоя гордость останется. А вот жену твою в хорошую больницу из вашей козьей районной поликлиники перевести вполне можно. Да и старшую дочку в приличную школу устроить – тоже подумаем. Свои люди, сочтемся. Ну?

Следователь стиснул зубы. Он молча обошел стол, сел на место и подтянул к себе протокол.

— Подследственный, признаете ли вы вину в хищении товаров со склада на сумму в пятьдесят две тысячи триста восемнадцать рублей?..

Картинка замирает. Холодно звучит голос Робина:

«На следующий день капитан Штепа выпустил подследственного Грудецкого под подписку о невыезде. Через месяц дело прекратили за отсутствием состава преступления. Конец справочного материала».

— Случай типичный, — Скайтер снова в фокусе. — Как показывают наблюдения, чем дальше, тем больше дел, связанных с экономическими преступлениями просто не доводятся до суда. Случаи осуждения единичны, причем приговоры всегда мягкие. С тяжкими преступлениями против собственности и личности дела обстоят лучше, но исключительно благодаря нашему скрытому вмешательству. И даже тут имеет место массовый подкуп уголовной полиции бандитами. Завязанная непосредственно на Народного Председателя и УОД наркоторговля вообще приобретает неконтролируемый характер. А через проделанные Управлением дыры в таможне в страну начинают бесконтрольно поступать и другие наркотики, куда опаснее транитина.

Короткая пауза.

— Все вы в той или иной степени осведомлены о положении дел. Все вы неоднократно проводили соответствующие коррекции, результаты которых обычно оказывались далеким от оптимального. По мнению нашей рабочей группы, проблема вплотную связана с общим состоянием экономики. Ее невозможно решить скрытым вмешательством на низких уровнях.

— Опусти прелюдию, Скайтер, — вмешивается Суоко. — Мы уже слышали ее много раз. Резюме, пожалуйста.

— Резюме вы тоже слышали не раз, — в голосе Хранителя проскальзывает едва слышное ехидство. — На мой взгляд, необходимо немедленное прямое вмешательство первого порядка с установлением непосредственного контроля над руководством страны. Тянуть уже некуда. Большинство членов организации со мной согласны.

— Большинство, но не все, — хмыкает Джао.

— Твоя точка зрения Совету известна! — Суоко поднимает раскрытую ладонь. — Проблема в том, что Скайтер предоставил все необходимые расчеты с прогнозом на десять лет вперед. А у тебя нет ничего, кроме неопределенных предчувствий.

— А разве принципы ничего не стоят? — резко возражает негр. Его могучие бицепсы бугрятся, когда он, вцепившись в подлокотники, резко наклоняется вперед. — Десятки лет Хранители держались одного: оберегать, не управляя. У нас в руках невероятные, потрясающие технологии, заставляющие чувствовать себя сверхлюдьми, но мы не сверхлюди, Суоко! У нас есть Робин, но даже с ним мы ошибаемся. И цена нашей ошибки куда выше, чем ошибки простого человека. Малейший сбой при прямом вмешательстве, и последствия окажутся катастрофичны!

— Десятилетиями мы придерживались таких принципов, и последствия, не гипотетические, а вполне реальные, уже катастрофичны! — взвивается Скайтер. — Следуя принципам невмешательства, мы допустили, что Ростания оказалась на грани коллапса. Ее экономическая и политическая система уже не может самостоятельно вернуться в стабильное состояние. А ведь еще лет десять назад относительно мягкое влияние на руководство страны могло бы повернуть экономику на умеренно-рыночные рельсы, и тогда сегодняшний кризис не наступил бы! Из-за наших принципов вариантов развития осталось только два – коллапс и гибель старого строя в результате мятежей и революции или же наше прямое вмешательство. Первый вариант – кровь, стагнация, развал государства, возможно, его поглощение Сахарой или превращение в набор ее безвольных сателлитов, разбалансировка мирового равновесия и, скорее всего, хаос и потрясения и в Сахаре тоже…

— В последнее время развал Ростании превратился в жупел среди Хранителей, — язвительно усмехается Джао. — Мне казалось, что у нашей организации совсем другие задачи, нежели поддержка политической стабильности. Предполагается, что мы думаем о людях, не о надстройках.

— Одно неотделимо от другого, — пожимает плечами Скайтер. — Младенцу очевидно, что…

— Хватит! — Ведущая обрывает перепалку на полуслове. Вздрогнув, буровящие друг друга взглядами противники откидываются в кресла, выходя из фокуса камеры. — Действительно, как младенцы в детском саду, честное слово! Напоминаю, что здесь не скамейка в парке, а заседание Совета, — Суоко откашливается и грозно смотрит на спорщиков. — Для протокола напоминаю, что данный план действий уже подробно обсуждался ранее, и лишь дополнительное условие Хранителя Джао заставило нас отложить его реализацию. План Джао по переходу на дистанционно управляемые тела-куклы тщательно исследован и признан необходимым. Полевые испытания чоки успешно завершены, о чем также осведомлены все присутствующие. У кого-то есть потребность в уточнении?

Тишина.

— Тогда я позволю себе закрыть обсуждение. Все, что можно сказать, сказано неоднократно. Позиции членов Совета давно сформировались, изменить их вряд ли возможно. Приступаем к голосованию. Напоминаю, что по обоим пунктам необходимо единогласное одобрение Совета, только после него я вынесу вопросы на общее голосование. Итак, план номер один. Куклы. Ваше мнение?

Сгущается полумрак. Над креслами один за другим вспыхивают янтарные огни.

— Принято единогласно. Вопрос второй. Прямое вмешательство. Ваше мнение?

Янтарные огни… Один, второй… шестой. Кажется, все внимание мира сосредотачивается на чернокожей фигуре в седьмом кресле. Падают секунды.

— Совет ждет решения Хранителя Джао! — голос Ведущей едва заметно вибрирует от напряжения. — Да? Или нет?

— Я подчиняюсь мнению большинства, — наконец сухо информирует негр. — Я не отказываюсь от своих доводов, но поскольку Совет к ним глух, пусть все решает общее голосование.

Янтарный огонь ослепляет. Вздох облегчения, пара легких смешков.

— Принято единогласно. Робин, сформируй широковещательное сообщение с запросом индивидуальных мнений. Конец общей трансляции. Фарлет, ты на связи?

— Да, Суоко.

— В предположении, что мы получаем общее согласие, готов ли запрошенный список кандидатур?

— Готов. Пересылаю.

— Принято. Хм… ты уверен, что Тилос готов для такой работы?

— Суоко, — в голосе Фарлета слышится неприкрытый сарказм, — если уж Совет решил доверить подбор кандидатов мне, я бы попросил его членов – включая Ведущую – с доверием относиться к моим выводам. Или поручить задачу кому-то еще. Тилос готов к такой работе не более и не менее любого из нас. Я руководствовался особенностями характера, а не отсутствующим у нас опытом.

— Извини, Фарлет. Действительно, глупый вопрос. Все мы когда-то впервые получили серьезное задание, и все с ним справились. Думаю, твой ученик не станет исключением.

— Премного обязан, Суоко. Я еще нужен?

— Нет, Фарлет, спасибо.

— Тогда конец связи.

Картинка замирает и медленно тает. Тилос открывает глаза и с недоумением смотрит на наставника.

— Какое еще задание? — недоуменно спрашивает он. — Ты мне ничего не говорил.

— Не хотел раньше времени действовать тебе на нервы, — улыбается тот. — До последнего момента оставался шанс, что Джао наложит вето. Тогда все потеряло бы смысл.

Тилос молча смотрит на него, в глазах – немой вопрос.

— Не такое простое задание, — хмыкает Фарлет. — Полную форму я тебе переслал, прочитаешь сам. Если коротко, то на тебя возлагается обязанность поиска людей в управляющих структурах, с которыми мы станем работать. Продвигать их к вершине пирамиды, так сказать. Требования – молодые, энергичные, амбициозные и так далее, но при том не замаранные в серьезных преступлениях и, желательно, не слишком глубоко впутанные в дворцовые интриги. Ну, сам разберешься.

— И ты полагаешь, что я потяну…

Фарлет молча кивает.

— Спасибо за доверие, учитель. Надеюсь, что оправдаю. И все же… Могу ли я поговорить с Джао?

— А в чем проблема? — удивляется наставник. — Личный код известен, связь работает круглые сутки. Набираешь и общаешься, сколько влезет.

— Ну… — мнется молодой Хранитель. — Он же все-таки член Совета, а я…

— Что – ты? — Фарлет с укоризной смотрит на ученика. — Червяк земляной, желтый, ничтожный и безголосый? Забыл, что я тебе говорил в самом начале? Мы все равны. Ни один Хранитель не стоит выше другого. Каждый действует самостоятельно, пусть и в общей системе, и каждый сам несет ответственность за свои действия. А член Совета… Это, знаешь ли, не привилегия. Это общественная нагрузка, то еще ярмо. Совет не властный орган, а говорильня. Предварительная обсуждальня, не более, — неожиданно он громко хохочет. — Слышал бы ты, как ругалась Суоко, когда я отказался войти в Совет. И эгоистом меня обозвала, и лентяем, и тупым валенком, не пекущемся об общем благе! Нет уж, такие разговоры не для меня. Послушать – завсегда с удовольствием, но участвовать!..

— Ведущая хотела ввести тебя в Совет? — настораживается Тилос. — Но ведь там только семь мест. Взамен кого?

Довольное выражение резко сходит с лица наставника.

— Соображаешь, однако… — непонятным тоном произносит он. — Но не слишком хорошо. Что, сам не догадываешься? Только заруби себе на носу: станешь болтать с Джао – ни слова о Суоко. Понял?

03.03.1582, понедельник

Как водится, улица оказалась темной и безлюдной. Как и случается, четверо подонков затащили в него девушку – с известными намерениями. Как и положено при фатальной невезухе, ему как раз сейчас повезло проходить мимо. Ну и, разумеется, у него так и не появилась возможность выбрать между героизмом и позорным бегством, поскольку банда его заметила и решила не оставлять лишних свидетелей. Что называется, срезал путь! Отличная завязка для детектива. Или, скажем, боевика в южном стиле. Все это пронеслось у Олега в голове за несколько мгновений, которые потребовались троим, чтобы догнать его недалеко от людной улицы. Олег попытался отмахнуться от одного из них дипломатом, но его ударили по затылку чем-то тяжелым, и мир взорвался тьмой.

Когда зрение сфокусировалось, потолок в перед глазами оказался, естественно, белым. Ну почему со мной всегда случаются такие неинтересные приключения? Как будто я персонаж скверного романа, автор которого начитался бульварной литературы и решил, что мордобой для меня – самое то. Бандиты в переулке вчера, озверевший алкоголик – полгода назад, подростки на мотоциклах – полтора года… Ну не герой я, не герой, когда же ты поймешь? Я простой ростанийский чиновник, звезд с неба не хватаю, начальство меня не любит, копаюсь себе в статистических таблицах… так что придумай для меня что-нибудь пообыденнее, такое, знаешь, будничное, вроде тугого кошелька под ногами…

Поток полусонного сознания прервали самым грубым образом. Двери палаты – одноместной, как с удивлением отметил про себя Олег – распахнулись, и в нее даже не вошел, а вдвинулся врач. Один из самых солидных врачей, которых ему доводилось видеть. На накрахмаленном до картонности халате, прикрывающем солидное брюшко, сверкал хромированный стетоскоп, а благородные седины увенчивало круглое зеркало с дыркой посередине, походящее на тарелку миниатюрной направленной антенны. За радиофицированным доктором вился сонм прекрасных гурий в медсестринской униформе и робко шествовал молодой врач – видимо, доверенный секретарь. Или у врачей не секретари, а ассистенты? За дверью же на секунду мелькнула черная форма Общественных Дел. Как видно, детектив продолжается, с тоской подумал Олег.

— Какой детектив? — удивился врач. Видимо, Олег произнес последнюю фразу вслух. А ведь до того, как попало по голове, со мной такого не случалось… — Я вижу, что вы все-таки пришли в себя. Как самочувствие?

— А что, не должен был? — вяло поинтересовался Олег. — В себя прийти, я имею в виду? Голова трещит. И подташнивает немного.

Врач сделал легкое мановение рукой в воздухе, и одна из сестричек скользнула к кровати. В Олегову руку воткнулась игла, и почти сразу перед глазами поплыло.

— Вы родились в рубашке! — казалось, врач изрекает только что открытую, но тем не менее вечную истину. — Если бы в момент удара вы не повернули немного голову, мы бы сейчас с вами не разговаривали, — он широко улыбнулся. — Сейчас с вами, точнее, над вами разговаривали бы патологоанатомы. А так, — он широко и плавно повел рукой, — гематома и легкое сотрясение мозга. Через недельку выпишем, и гуляйте на здоровье, если только там, — он многозначительно ткнул пальцем вверх, — позволят.

— Секундочку! — запротестовал Олег, плавая где-то на границе яви и сна. — Кто позволит? Почему? Где я? Что происходит?

— Вы во Второй больнице, в реанимационном отделении, — издалека прозвучал голос врача. — Подрывные элементы совершили на вас покушение, вы что, не помните? Сам Дровосеков Петр Казганович выступал по телевизору…

Голос утонул где-то в темноте.

Около кровати сидел Прохорцев, чему Олег даже не удивился. После столетия бреда, в котором торжественная физиономия врача плавно перетекало в лицо Шварцмана, размахивающего радиотелескопом в темном переулке, он не удивился бы даже инопланетянину с щупальцами и крылышками, парящему над кроватью. Прохорцев задумчиво разглядывал свои ногти под разными углами, как ювелир, любующийся игрой света на свежеограненном бриллианте. Олег кашлянул.

— А, с добрым утром, — Прохорцев вздрогнул от неожиданности, отрываясь от ногтей. — Выспался? Вот и славно. Голова как? — Он внимательно смотрел на Олега, так что тому вспомнилась их первая встреча в Бегемотовом кабинете. Хмырь. Тонтон-макут. Допросчик. Олег выпростал руку из-под одеяла и осторожно потрогал повязку на голове в том месте, где под бинтом нещадно чесалось.

— Больно, — поморщился он. — Хорошо ко мне приложились. Врач сказал, что я в рубашке родился. Слушайте, — он встрепенулся, — что он там нес про подрывных элементов, если только мне не приснилось? Не было никаких элементов, просто четверо сукиных сволочей девчонку насиловали. И что я в «двушке» делаю? Сюда же только особо приписанных…

— Стоп! — прервал его фальшивый тонтон-макут. — Что значит – не было подрывных элементов? Следственная группа СОД ясно установила: имела место засада на государственного чиновника с целью террора, нападавшие убиты в завязавшейся перестрелке, среди них опознаны зачинщики осенних студенческих беспорядков. Все четко и ясно. Тебя как национального героя, разумеется, поместили в самые лучшие условия. Сам, — он ткнул пальцем вверх, совсем как доктор накануне, — сказал, что в то время, как страна переживает временные экономические трудности, отдельные личности раскачивают общую лодку с целью извлечь для себя… Ну, и так далее, — Прохорцев подмигнул. — Это я тебя вкратце просвещаю о текущих событиях, чтобы совсем идиотом перед журналистами не выглядел. Ясна ситуация?

— Нет, — честно признался Олег. — Как можно раскачивать общую лодку с целью извлечения выгоды, если со всеми вместе потонешь? И вообще, что за бред? И когда Сам успел по ящику выступить? Сколько я тут лежу?

— Н-да, братец, — Прохорцев с сожалением посмотрел на Олега. — Видно, сильно тебе попало, раз соображать перестал. Тебя неделю без сознания держали. И еще подержат, сколько надо. Ша! — оборвал он слабую попытку Олега вставить слово. — Молодой еще, порядка не понимаешь. Неважно, что врач сказал и как ты себя в самом деле чувствуешь. Ты уже вписан в общую игру, попробуешь из роли выбиться – схлопочешь на полную катушку. На сей раз с гарантией. Знал, небось, на что идешь, когда к нам пришел. И насчет речухи Самого язык попридержи: важно не что, а как сказано.

Прохорцев наклонился к Олегу и сжал его плечо.

— Пусть даже туфта полная с подрывными элементами – ты соображай, что случится, если сейчас выйдешь и скажешь, что дрался там не с террористами, а с простой шантрапой уличной, на пятачок пучок. Ты Народному Председателю противоречить решил? Ну, наших-то щелкоперов поправят, как правильно писать, а вот сахарцев… — он покачал головой. — А тебя, чтобы против генеральной линии не шел, закатают куда подальше. В ящик с цементом, например, — Прохорцев откинулся на спинку стула и заржал. — Нет, правильно меня Пал Семеныч сюда послал, ведь как чувствовал, что мозги вышибленные тебе обратно вправлять придется.

— Погодите, не так быстро! — воспользовался Олег секундной паузой, морщась от неожиданной пульсирующей боли под повязкой. — Одэшник за дверью меня от новых терактов охраняет, да? Да взбесились там, наверху, что ли? Что за новая линия такая – террористов на улицах отстреливать? То все тихо-мирно, то вдруг – на тебе!

Какое-то время Прохорцев оценивающе смотрел на него, потом вздохнул.

— Нет, точно, с ушибленной головой в такие дела лезть не стоит. Я тебе совет дам: если не понимаешь, делай, что говорят, и не рыпайся. Учти, совет хороший. Ты теперь есть жертва террора. Возможно, даже международного, не решили еще. Больше тебе знать ничего не надо. Незачем. Журналистам и следователям скажешь, что в переулке напали четверо, ударили сзади по голове, больше ничего не помнишь. Все остальное расскажут за тебя. А насчет новых терактов не беспокойся.

Неожиданно Хмырь нахмурился.

— И слушай вот что, — с тихой угрозой проговорил он, склоняясь к Олегу почти вплотную. — Тебя под негласный надзор поместили, под охрану. Не вздумай отказываться и возбухать, если жить не надоело. Думаешь, тебя просто так по башке приложили? Помнишь, ты мне копии странных таблиц передавал? Не знаю, что в них содержится, но лично Пал Семеныч приказал: как выйдешь на работу, займись темой вплотную. Наблюдай, что твои подчиненные делают, и втихую через плечо заглядывай. И копии снимай при малейшей возможности. У тебя к ключам от всех сейфов доступ есть, так что после работы или когда еще… ну, сам разберешься, не маленький. Похоже, те таблички к УОД самое прямое отношение имеют. Вполне возможно, что тебя приложили именно из-за них, усек?

— И если я продолжу ими интересоваться, меня приложат еще раз. Для гарантии, — пробормотал Олег. — А если я откажусь?

— Откажись. И ничего тебе не будет. Ни карьеры, ни зарплаты, вообще ничего. А потом, глядишь, те ребята свою работу доделают. Ты что, не понимаешь, что просто так спрыгнуть в сторону уже не удастся?

Прохорцев достал из кармана пиджака черные очки и водрузил их на нос, превратившись в фальшивого тонтон-макута.

— И не дрейфь, — он покровительственно похлопал Олега по плечу. — Канцелярская охрана тебя под плотную опеку возьмет. Больше до тебя никто не до доберется. Пал Семеныч как личное оскорбление воспринимает, когда его людей, пусть даже такую мелочь, помимо его ведома убрать пытаются. Найдем мы, кто тебе на самом деле по мозгам заехал. А пока отдыхай. На рентгене, доктор сказал, все в порядке, так что подержат тебя тут еще немного и выпнут. Ну, пойду я, а то медсестра меня с потрохами съест, — он сально ухмыльнулся. — Ты имей в виду, тут у каждого лежачего медсестра персональная. Твоя очень даже ничего. Пользуйся.

И Хмырь вышел.

Олег закрыл глаза, чувствуя, как свинцовая тяжесть снова сковывает веки. Все, финиш. Приехали. Кому же он так дорогу перешел? Одна надежда, что тайная полиция Шварцмана его прикроет, иначе… Нет, нафиг. Лучше не думать о таких вещах. Он расслабился и вскоре снова провалился в теплую уютную темноту.

— Почему он остался жив? — Народный Председатель хмурился, у глаза неровно билась жилка. — Решили же, что жмурик куда эффективнее. Людей подбирать не умеешь, хватку теряешь!

Он недовольно покачал головой.

— Не повезло, — сокрушенно пробормотал со своего стула Дуболом. Он отчаянно потел и не знал, куда девать руки. — Вернее, ему повезло. Врач сказал, что шанс он вытащил один из тысячи. Случается…

— Случается… — проворчал Председатель. — Смотри у меня со своими «случается»! Чтобы в следующий раз без проколов. Ладно, хрен с ним, и из живого пользу извлечем. Кстати, почему выбрали человека из Минтранса? Чукря в курсе?

— С какой стати я Чукрю информировать стану? — почти обиделся Дровосеков. — Тоже мне, великая птица! И потом, Кислицын – человек Шварцмана. Канцелярия его в Минтранс впихнула. Так что Чукря даже обрадовался бы, если бы тот сдох.

— Родной мой, — нехорошо-ласковым тоном проговорил Нарпред, — а ты не зарываешься, а? Ты не забыл случаем, что Шварцман пока что на меня работает? И что свою сеть ему дозволено формировать совершенно официально независимо от ведомства?

— Да-да, шеф! — мелко закивал Дуболом. — Я помню. Мы обычно кнопарей и пальцем не трогаем, я же понимаю! Но тот засранец… он начальник одного из отделов общей статистики. Мой человек просигналил, что Кислицын вышел на особые отчеты… ну, я и решил, что сразу несколько окон одним камнем…

— Ах, решил, значит? — все так же ласково переспросил Треморов. — Ну-ну, решительный ты мой. Интересно, что по поводу твоей логики Шварцман скажет?

— Шеф, я…

— Тихо! — внезапно гаркнул Треморов. — Придурок! Я уже сто раз говорил, и в последний раз предупреждаю, что Канцелярия для тебя неприкосновенна! Следить следи, но все действия – ТОЛЬКО через меня, б…ть! Понял? Еще раз позволишь себе такую инициативу, голову оторву!

— Да, шеф! Понял! — Дуболом вскочил, вытянулся по стойке смирно и принялся преданно есть начальство глазами. — Никогда больше, честное слово!

— Надеюсь, — сухо сказал Треморов. — Сядь. Что у тебя с теми… с Хранителями? Наладил контакты?

— Тут на югах произошел интересный случай, — оживился Дуболом, усаживаясь на самый краешек кресла. — Помните, я о лайлатском областном прокуроре рассказывал?

12.03.1582, понедельник

— Подвожу итоги обсуждения, — голос Ведущей сух и отстранен. — Из сорока семи действующих Хранителей тридцать восемь в конечном итоге высказались за реализацию «Мертвой зыби» и еще восемь воздержались. Все, запускаем программу. Но поскольку дискуссия оказалась гораздо более интенсивной, чем предполагалось, и затянулась на целый месяц, нам приходится слегка модифицировать первичный график. Скайтер?

— Они начали форсировать свой план, — Хранитель безо всяких предисловий переходит к делу. — Похоже, что у Нарпреда сдают нервы. Пропаганду террористической угрозы и выдавливание диссидентов из страны он намечал не раньше, чем месяца через три, в начале лета. Рискну предположить, что причина ускорения – в надвигающихся выборах, которые могут оказаться детонатором нестабильности. Хотя они и остаются пустой формальностью, ситуация в стране ухудшается все быстрее. Последние сахарские кредиты почти полностью ушли на выплату процентов по внешнему долгу, так что закупить дополнительное продовольствие за границей уже не удастся. Настоящий голод стране пока не грозит, но на хлебе и минтае не очень-то пожируешь.

Скайтер откашливается.

— Неделю назад провалились переговоры сразу с тремя сахарскими банками, так что и на новые кредиты Треморову рассчитывать не приходится. До нового урожая еще несколько месяцев, и, по прогнозам, в нынешнем году он окажется не слишком обильным. Даже отмена ограничений на торговлю спиртным и всевозрастающий поток наркотиков из-за границы не поможет усмирить людей, разозленных дефицитом самого необходимого. Треморову нужно продемонстрировать хоть какого-то врага, иначе народ выйдет из-под контроля. Как показали прошлогодние студенческие волнения, армия ненадежна и может не подчиниться приказу. Если голодные люди выйдут на улицы, остановить их окажется нечем.

Вспыхивают и начинают мерцать графики. Тревожного красного цвета на них куда больше, чем зеленого, но Совет не обращает на них внимания. Ситуация собравшимся известна не хуже, чем докладчику.

— Удержаться у власти Председатель может только нагнетанием массовой истерии и, возможно, войны. Нет, не с Сахарой, на такое он не решится, но с кем-нибудь из нейтралов вроде Крыма, Кипра, Камчатки или Яванского архипелага – вполне. Десант – на корабли, и вперед. Планы вторжений Генштабом давно разработаны. Если кому интересны возможные варианты его действий, прошу обратиться к разделу каталога «Внутренняя политика Ростании», тема «Четвертый кризис». Я считаю необходимым немедленное введение в действие плана восемь пятьдесят два дробь тринадцать, он же «Мертвая зыбь». Мы тянем уже полгода, и, боюсь, на полгода дольше, чем следовало. Куклы освоены, сценарии расписаны, роли распределены, так чего же мы ждем?

— Спасибо, Скайтер, — голос Ведущей немного более напряжен, чем обычно. — Открываю обсуждение. Регламент стандартный. Есть в Совете желающие высказаться?

Тишина. Потом вспыхивает янтарный огонь.

— Я не возражаю против представленного сценария, — голос Лестера ровен и бесстрастен. — Я поддерживаю предложение о его немедленной реализации. Однако я взял на себя труд просчитать кое-что сверх него. На мой взгляд, решение о контакте только с официальными лидерами может оказаться ошибкой. Если выяснится, что мы поставили не на ту лошадь, все придется начинать сначала. Хотя Скайтер и уверяет, что способен насовать Треморову ментоблоков очень аккуратно, без резонанса, мне все равно не нравится идея о его жесткой корректировке. Возможно, после первых тестов придется от нее отказаться. Да и не факт, что он подходит нам даже в качестве марионетки.

— Что ты предлагаешь? — в голосе Скайтера звучит раздражение. — Устроить переворот и сменить Нарпреда? Ну да, Треморов не всегда адекватен ситуации. Признаю даже, что в последнее время он все менее и менее адекватен ей. Но менять его сейчас – мягко говоря, несвоевременно. Психопат или нет, но сегодня он единственный, кто может держать в кулаке бюрократические группировки Ростании, я бы даже сказал – полуфеодальные кланы. При худшем раскладе мы всегда можем заменить его куклой-двойником, управляемой кем-то из нас.

— Такой вариант приведет если и не к полному краху самого плана, то уж нашего мировоззрения – точно! — Лестер невольно повышает голос. — Это прямая дорога к диктатуре, и… Прошу прощения.

Он откашливается.

— Мое предложение сводится к следующему. Мы работаем с Треморовым, как запланировано. Но сверх того необходимо вступить в контакт с определенными группировками внутри бюрократических структур, кланов, как изящно выражается Скайтер. Их лидеры, наподобие Перепелкина или Смитсона, достаточно вменяемы, умны и при необходимости вполне могут заменить Треморова, опираясь на солидную поддержку сторонников. Их приход к власти с нашей помощью не окажет большого дестабилизирующего влияния, а мы получим бóльшую гибкость в реализации плана.

— Любопытно. Насколько я тебя знаю, соответствующие поправки к проекту ты уже приготовил? — Ведущая с одобрением смотрит на Хранителя. — Думаю, мы обсудим их подробнее при первой же возможности.

— Спасибо, Суоко, — вежливо склоняет голову Лестер. — У меня все.

Еще один янтарный огонь.

— Да, Джао? — Ведущая бросает на сахарца настороженный косой взгляд.

— Я тоже не собираюсь возражать против немедленного запуска плана, — тяжело произносит тот. — Но, как и Лестер, я кое-что посчитал накануне. Мы предполагали, что после того, как возьмем Треморова под контроль и прикажем ему остановить ввоз наркотиков, поток оборвется сам собой. Однако мы совсем упустили из виду, что в транзите замешаны не только люди из СОБ. Преступные группировки, задействованные для прикрытия транзита, приобретают самостоятельное влияние. Их сращивание с властными структурами, со структурами Службы Общественных Дел в первую очередь, рискует приобрести необратимый характер и выйти из под контроля УОД. В число таких групп, как ростанийских, так и сахаритских, входят «Черный Флаг», «Фронт Освобождения» и «Мотокроссеры». Особенно опасно то, что в традиционно курортных районах Ростании у них имеется неограниченная возможность вербовки новых сторонников, быстро распространяя свое влияние. Мы рискуем получить банды в масштабе всей страны, справиться с которыми окажется крайне тяжело. Особенно серьезные проблемы возникнут при реализации крайних вариантов наподобие распада Ростании.

— Предлагаешь превентивный разгром? Или и их под контроль? — быстро спрашивает Менован.

— Только дополнительного контроля нам сейчас и не хватало для полного счастья, — хмыкает Джао. — Нас меньше полусотни, и у нас возникнут проблемы с даже с тем, что уже запланировано. Не забывайте, нашу рутинную работу по борьбе с преступностью и коррупцией никто не отменял. Я бы предположил разгром. Помимо устранения непосредственной опасности мы заставим Треморова нервничать, подозревая всех подряд в контригре. Дестабилизация эмоционального состояния позволит лучше управлять им.

— Как бы он совсем с ума не сошел! — кривится Скайтер. — На мой взгляд, замечание хорошее, но новый проект нужно продумать как следует.

— Продумаем, — кротко соглашается Ведущая. — Джао, спасибо за ценное наблюдение. Думаю, оба предложения необходимо прорабатывать параллельно. Ты закончил? Еще кто-нибудь хочет высказаться?

Тишина.

— Тогда в соответствии с регламентом повторно выношу на голосование предложение о немедленном запуске в реализацию плана «Мертвая зыбь». Народ! Ко всем обращаюсь! Общее голосование.

Янтарные огни вспыхивают по периметру зала Совета.

— Подтверждено – сорок три голоса за, четыре воздержавшихся. Статус проекта восемь пятьдесят два дробь тринадцать изменен на «активный». Заседание закрыто, прошу всех начать действовать в соответствии со своими ролями. Конец общей трансляции. Лангер, задержись, пожалуйста. Есть разговор.

— Да, Суоко?

— Что с Робином, Лангер? Ты выяснил, почему перестали работать модули подбора кандидатов?

— Нет, к сожалению. Я не понимаю вообще ничего. Все нужные модули функционируют, как положено. Фильтрация идет непрерывно. Но на выходе – ноль.

Суоко со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы.

— Мне все больше не нравится ситуация, — наконец произносит она. — Единственный новый Хранитель за три с половиной года с учетом того, что раньше мы находили четверых-пятерых за год… Что могло произойти, из-за чего Робин не может найти никого подходящего?

— Не знаю, Суоко, — плечи Лангера поникают. Неожиданно Ведущая замечает, как осунулся Хранитель за последнее время. Тонкая сеточка морщин проступает на еще недавно гладких холеных щеках. — Честное слово, не знаю. Я провел массу времени за анализом, но так ничего не выяснил.

— Может, привлечешь еще кого-то? Джао, например?

— Он тоже ничего не понимает. Я дошел до того, что привлек к делу Тилоса. Он технарь по складу ума, и за прошедшее время неожиданно хорошо освоил работу с Робином. До эксперта ему еще далеко, но он уже освоил больше, чем я в свое время – за два года. Вдруг ему повезет? Вряд ли, конечно, он пока слишком мало знает, но вдруг? Он молод, быстро учится… а я уже не мальчик. Я устал, Суоко, очень устал.

— Я знаю, Лангер, — мягко соглашается Ведущая. — Я тоже устала. И не только я. У меня лежат три запроса – люди подают в отставку. Но я не могу их отпустить. Их просто некем заменить. Как и тебя. Постарайся придумать что-нибудь, ладно?

— Как скажешь, — кивает Хранитель. — Постараюсь. Но, если ты хочешь знать мое мнение…

— Да?

— Мы с самого начала сделали ошибку. Вернее, не мы, наши предшественники, но от того не легче. Вся наша организация держится на двух подпорках – Архив и Робин. И ни об одной из них мы не знаем ровным счетом ничего. Некто неведомый позволяет нам ими пользоваться – но как бы до поры до времени. Убери любую из них, и нам крышка. Мы просто перестанем существовать.

— А у нас есть выбор? — на лице Суоко играют желваки. — Ну да, можно все бросить и пустить дела на самотек. Но простим ли мы себе такое решение?.. Знаешь что, возьми-ка ты отпуск на недельку. Тебе он необходим.

— Да и тебе, — усмехается тот. — Но ведь и ты не берешь. Сейчас начнется самая страда, запросы на конструирование суперблоков пойдут волной. Кто с ними справится, как не я?

— Да… «Кто же, как не я?» – наше проклятие. Спасибо, Лангер, что поделился сомнениями, но дела не ждут. И возьми-ка ты над Тилосом прямое шефство, ладно? Думаю, еще один специалист по Робину нам сейчас куда важнее, чем еще один полевой агент.

13.03.1582, вторник

Черная «Росомаха» с выключенными габаритными огнями медленно ползла в некотором отдалении от гуляющей по набережной парочки. Благодаря серым сгущающимся сумеркам и искусству водителя она оставалась почти невидима и неслышима для праздного глаза. Да даже если б кто и обратил на нее внимание, то вряд ли задержал бы его дольше, чем на секунду: обычная машина, каких на улицах сотни, старая, потрепанная и едва ли не рассыпающаяся на ходу. Парень с девушкой, за которой крался автомобиль, неторопливо шли вдоль ограждения и тихо переговаривались. Направленный микрофон доносил обрывки фраз – обычный разговор между двумя давно и хорошо знакомыми людьми, флирт, двусмысленные шуточки. Изредка девушка мелодично смеялась, а один раз даже в шутку хлопнула парня по щеке. Тот ухмыльнулся, как видно, ничуть не обескураженный. Семен поморщился. Он не любил развязных дамских любимчиков. И это хорошо: чувство придавало заданию личный оттенок.

На консоли автомобиля тихо прозвенел зуммер. Основной объект вскинул руку – Семен напрягся – и посмотрел на часы. Семен мысленно обругал себя за глупость, но тут парень, чмокнув девушку в губы и шлепнув ее по округлому задику, развернулся и быстрым шагом двинулся к автобусной остановке. Девушка с задумчивой полуулыбкой на лице несколько секундсмотрела ему вслед, затем вздохнула – микрофон отчетливо донес звук до сидящих в машине – и двинулась в противоположную сторону.

— Первый, я седьмой, объект остался один и движется в нашу сторону. Готов к захвату. Прошу подтверждения.

Пшеминский напряженно вцепился в микрофон, как утопающий – в последнюю соломинку. Он явно чего-то боялся. Семен мысленно пожал плечами. То ли новый командир группы первый раз на задании, то ли знает нечто, не известное рядовым оперативникам. Семен не видел никакой непосредственной опасности в объекте. Тренированный глаз бывшего спецназовца не мог выделить ни в его фигуре, ни в движениях ничего, что могло бы намекать на возможные неприятности. Брюнет лет тридцати с небольшим, нагулявший себе заметный жирок на талии, нагловатая физиономия, дорогая кожаная куртка… Обычный папенькин сынок из тех, что считают себя баловнями судьбы. Семен просто обожал доказывать таким, что кроме бочек меда по миру разбросаны еще и кучи дерьма.

— Седьмой, я первый, — пробубнило радио. — Вижу вас и объект, все чисто. Подтверждение получено, действуем по основному плану. Приступайте к захвату.

Группе не потребовалось дополнительных команд. Водитель притормозил машину в нескольких метрах перед идущим навстречу парнем. Семен, двинув назад дверцу, неспешно вылез на тротуар, держа в руках карту города. Несколько секунд он тупо смотрел на нее, затем, как бы заприметив возможного подсказчика, шагнул навстречу папенькиному сынку.

— Слушай, братан, я тут чего-то не пойму, — растерянно сказал оперативник КНП, тыча развернутую карту в нос парню. — Как проехать на Красную набережную? Полчаса уже плутаем, помоги, а?

С этими словами он переместился так, что объект оказался между ним и открытой дверцей машины. Тренированное тело рефлекторно проделало все остальное. Машина слегка качнулась на рессорах, когда Семен нырнул туда вслед за парнем и резко дернул вперед проскрежетавшую дверь. Тонко взвыл двигатель, и машина рванула с места, оставив брошенную карту сиротливо лежать на тротуаре.

Стекла машины тут же потемнели изнутри, закрывая окружающий мир. Вокруг водителя поднялась непрозрачная перегородка. Теперь пассажиры окажутся доставлены в нужное место, даже если в салоне начнут палить из пулемета.

— Извините, но мне кажется, что я не собирался ехать с вами…

Семен, повернувшись, коротко ударил объект кулаком в солнечное сплетение. Благодаря силе и долгой практике оперативника такой удар обычно вышибал весь воздух из легких жертвы, заставляя ее не только заткнуться, но и долго разевать рот, пытаясь восстановить дыхание. Семен особенно любил этот удар, потому что он, как и несколько других известных ему, не оставлял никаких следов на теле.

Но парень почему-то не отреагировал совсем не так, как другие.

— Вы, ребята, думаете, что без меня дороги не найдете? — его губы искривила издевательская ухмылка. — Так вы бы хоть обзор открыли, а то я окрестностей не вижу. Или ваш водила одним моим присутствием вдохновится?

Малость ошалевший от такой наглости Семен еще раз ударил задержанного. Вернее, хотел ударить. Правая рука у него странно онемела и отказалась повиноваться. Левой он попытался выхватить пистолет (быть левшой – иногда просто незаменимое качество!), но и она безжизненно упала на колено. В глазах у оперативника потемнело, и последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание – искаженное ужасом лицо бессмысленно пялящегося с переднего сиденья Пшеминского.

Отпихнув от себя безжизненное тело оперативника, задержанный наклонился вперед и взялся за плечо майора, двумя руками вцепившегося в спинку своего сиденья.

— Сиди спокойно и не дергайся, — сказал объект, немигающе глядя в глаза командира группы. — Жив твой подчиненный, выспится – проснется. И с тобой ничего не случится, если поведешь себя по-умному. Понял?

Он резко тряхнул майора, так что тот прикусил себе язык и от боли наконец-то пришел в себя.

— Д-да, понял, — выдавил Пшеминский, пытаясь отодвинуться от захваченного как можно дальше. Под взглядом задержанного офицер, два десятка лет прослуживший в оперативной службе КНП, затрясся мелкой дрожью. Затем мир словно вздрогнул и повернулся вокруг своей оси, но тут же снова обрел резкость. По всему телу разлилось приятное тепло. И что он так нервничает? Объект, кажется, вполне душевный парень. И совсем не страшный.

Вполне душевный парень удовлетворенно кивнул.

— Так уже лучше, — сказал он. — Какие-то ты нервный, дружище. Расслабься и сядь нормально. Едем, как ехали и куда ехали. Когда доберемся, сдашь меня куда следует, и свободен. Вот и вся программа действий.

Задержанный внезапно рассмеялся.

— Да не дрейфь, майор, не нужен ты мне. Ни ты не нужен, ни твой… резкий подчиненный. И начальство тебе за проваленную операцию люлей не навешает, обещаю. Просто купились вы на подставку, как и задумано. Дошло?

— Так точно, — уже четко ответил майор. Он заранее знал, что нынешний объект весьма странен. Разномастное высокое начальство, самолично трепавшее нервы мокольскому оперативному отделу КНП в течение последних трех дней, вело себя настолько загадочно и нервозно, что и ежику было понятно: дело очень нечисто. Напряжение усугублялось гуляющими по оперотделу странными слухами о чуть ли не привидениях, пакостящих в самых неожиданных местах и совершенно неуловимых. Но убивать его сейчас, кажется, никто не собирался.

— Так точно, понял, — повторил он. — Едем как ехали. Все нормально.

Командир группы сел прямо и уставился прямо перед собой, как и положено законопослушному седоку на переднем сиденье. Он точно останется жив, в чем еще недавно сомневался. А остальное не его ума дело.

На дальней окраине города, во дворе здания, обнесенного высоким бетонным забором с колючей проволокой, к машине подошли трое. Двое из них держали массивные электрошокеры со снятыми предохранителями, третий же что-то судорожно сжимал в кармане пиджака, вероятно, пистолет. Сочетание строгих деловых костюмов с уродливым оружием казалось до того несуразным, что задержанный, выбираясь из машины, растянул губы в улыбке.

— Вам бы, ребята, в «Солдате пустыни» сниматься, — сделав серьезное лицо, заявил он. — Или снимок сделать, а под ним подпись нарисовать… — он на секунду задумался. — «Орангутанги на тропе войны» назвать, например.

Один из «орангутангов», поймав едва заметный кивок командира, нажал на спуск шокера. Затем на его лице появилось озадаченное выражение, и он нажал на спуск еще раз. Он взглянул на предохранитель, двинув его вниз большим пальцем для пущей уверенности, но оружие упорно отказывалось срабатывать. Парень со снисходительной улыбкой наблюдал за его усилиями, затем повернулся к третьему костюмированному.

— Утихомирь своего вояку, — лениво процедил он. — Его пушка все равно не сработает. Вы меня сюда зачем привезли? Поговорить, что ли? Вот и пошли к твоему шефу, да побыстрей. У меня сегодня еще дел до крыши.

Растерянный костюмированный оглянулся на выбравшегося из машины майора. Тот пожал плечами и отвернулся. Я, мол, его привез, а дальше ваше дело.

— Иди… — командир поперхнулся. — Идите за мной… — он опять поперхнулся. — П… пожалуйста.

Орангутанги растерянно переглянулись между собой. За то время, что они здесь работали – а работали они давно – их шеф не снизошел до обращения на «вы» даже к замминистра, арестованному, разумеется. А уж слово «пожалуйста» от него вряд ли слышала даже родная мать в детстве.

Парень поощряюще улыбнулся орангутанговому начальству и хлопнул его по плечу.

— Веди давай, кнопарь, — язвительно хмыкнул он. — Пожалуйста…

Аверенко сидел в крутящемся кресле спиной к двери, рассматривая великолепный вид на осенний парк, открывавшийся у него из окна. Сейчас он намеревался прибегнуть к методу, изобретенному им еще в бытность сопливым лейтенантом. В соответствии с ним прежде всего допрашиваемого следовало подержать в напряженном ожидании несколько минут, чтобы у того начали сдавать нервы. Генерал-полковник наслаждался тем, как арестант переминается с ноги на ногу, покашливает, неуверенно озирает кабинет, в общем, киснет в томительном ожидании. Когда Аверенко минут через пять-десять все-таки разворачивался и начинал допрос, многие, что повпечатлительнее, уже созревали до стадии чистосердечного признания.

Но сегодня обычная процедура дала сбой.

Аверенко подозревал, что что-то неладно с нынешним делом. Привычный порядок пошел прахом. Ему приказали не пропускать задержанного через обычные для ареста процедуры – установление личности, обыск, определение в камеру и прочее – а привести на допрос сразу, как только доставят в изолятор. Или принести, если охране придется его нейтрализовать. Да и Шварцман крайне редко проявлял личный интерес к арестованным. Но генерал, не отличаясь сообразительностью, не любил размышлять на абстрактные темы. Ему приказали – и он выполняет, как бы ни толкали его под локоть посторонние, включая вконец оборзевших общаков.

Но уже через пару минут после того, как хлопнула пропустившая арестанта дверь, генералу начала действовать на нервы мертвая тишина в кабинете. Арестованный не издавал никаких звуков – ни кашля, ни переминания с ноги на ногу, ничего. Само по себе такое не выглядело необычным – за свою карьеру генералу приходилось работать и с весьма упрямыми субъектами с крепкими нервами. Крепкими – до того, как они попадали в его кабинет, любил подчеркивать Аверенко в приватных разговорах с коллегами. Но сейчас даже конвой, обычно жующий жвачку, сморкающийся, харкающий в плевательницу – в систему хозяина кабинета входила демонстрация всяческого пренебрежения к жертве – даже конвой сейчас вел себя необычно тихо.

Еще через две минуты – генерал в такие моменты держал в руке секундомер, который незаметно от допрашиваемого прятал в стол – он не выдержал и развернулся. Если бы он уже не сидел в мягком удобном кресле, то, наверное, сел бы от удивления на первое, что подвернулось под… предположим, руку. Задержанный, которому полагалось стоять под неусыпным наблюдением охраны около самой двери, сидел, развалившись и далеко вытянув ноги, даже не на стуле для подследственных, а в кресле для гостей сбоку от генеральского стола. Охрана же, самолично генералом вымуштрованная и выученная, жалась где-то в дальнем углу кабинета. Арестованный, сложив на животе руки, из-под полуприкрытых век насмешливо наблюдал за генералом.

— Что еще такое? — прошипел генерал, багровея от злости и в то же время чувствуя себя экспериментатором, неожиданно поменявшимся местами с лягушкой. Он с размаху ударил ладонью по столу и рявкнул: — Встать!

От пушечного удара и вопля «орангутанги» вздрогнули и попытались еще глубже забиться в угол, но даже не попытались помочь арестанту исполнить приказ.

— Встать немедленно, я сказал! Эй, конвой! Вы что, оглохли? Ну-ка, помогите ему!

Старший из конвоиров сделал неуверенное движение в сторону стола. Подследственный медленно повернул голову в его сторону.

— Не советую. Ох, не советую, — он широко улыбнулся зазывной волчьей улыбкой. Примат отпрянул обратно, а генералу вдруг показалось, что рот парня полон очень острыми зубами. Как у акулы или оборотня. По его спине пробежали мелкие мурашки. Гость же – Аверенко даже не удивился тому, что тот как-то внезапно преобразовался из арестантов в гости – так же медленно повернулся к столу и в упор посмотрел на хозяина.

— Не кричи, генерал, — процедил он скучающе. — Глотку застудишь, сипеть начнешь. Нехорошо получится, верно? — Он неуловимым движением поднялся из кресла и наклонился над столом. — Где твой хозяин?

Против своей воли генерал метнул быстрый взгляд на стену кабинета, где в массивной раме висело тусклое зеркало. Он тут же попытался взять себя в руки, но как-то сразу размяк под пронизывающим взглядом пришельца. Аверенко открыл рот, но задержанный опередил его.

— Можешь помалкивать, и так все ясно. Хозяин сидит в ложе и наблюдает спектакль…

Парень оттолкнулся от стола и не спеша переместился по комнате к стене.

— Ох, и надоело же мне иметь дело с шестерками, — вздохнул он в зеркало.

Как бы в ответ стекло рассыпалось мелкими брызгами, почти пылью. В соседнюю комнату хлынул прозрачно-искрящийся поток, радужно подсвеченный заходящим солнцем. Шварцман, сидящий в кресле за бывшим окном наблюдения, молча пялился на гостя, пока охрана начальника Канцелярии яростно давила на кнопки мертво бездействующих разрядников.

— Добрый вечер, Павел Семенович, — вежливо поздоровался чужак. — Наконец-то мы с вами встретились лично. Я полагаю, нам есть о чем поговорить. Хотя вы бы могли пригласить меня и повежливее. Вы всерьез думаете, что я случайно перед вами расшифровался?

Он мягко перепрыгнул через пустую раму. Куча стеклянной пыли резко хрустнула под его подошвами.

— Успокойте свою охрану, я не собираюсь причинять вам вред. Кроме того, все энергетическое оружие в здании нейтрализовано, а если кто попробует достать пороховое, оборву вместе с руками. Впрочем, и оно вам не поможет, я неуязвим для пуль.

Шварцман никогда не стал бы начальником Канцелярии Народного Председателя, если бы не умел железно владеть своими нервами. Он обернулся и махнул рукой телохранителям, мысленно похвалив себя за то, что старался подбирать в личную охрану более-менее сообразительных, насколько такое вообще возможно в оперативном отделе, людей. Ему совсем не хотелось раздражать человека, который одним плевком – или чем он там? — разбил вдребезги сантиметровое пуленепробиваемое стекло.

— Добрый вечер, — непринужденно произнес он, поднимаясь с кресла и прокашливаясь, — очень рад встретиться. Уж извините за… э-э, несколько напряженный прием, но мы просто не сообразили, как вести себя с вами. Уж больно ловко вы от нас раньше ускользали. Простите, мы не представлены…

— Вы, Павел Семенович, прекрасно знаете, что значится в моем паспорте, — оборвал его парень, — поскольку, как, наверное, заметили, я не сам пришел сюда. Впрочем, раз я сейчас вроде как на службе, можете пользоваться моим официальным именованием. Я Хранитель Скайтер. Вот доказательство моего статуса на случай, если вы все еще не убеждены.

Он приложил правую руку к левому плечу, и над ним засветилось объемное вращающееся изображение темно-синего шара с золотыми прожилками.

— Хорошо… господин Хранитель, — отозвался Шварцман. — Я вполне верю, что вы тот, за кого себя выдаете, — он выразительно посмотрел на груду искрящегося крошева под ногами. — Доказательства вполне очевидны.

Начальник Канцелярии весело рассмеялся.

— Ну и задали же вы жару моим ребятам! — он широким жестом обвел комнату за пустой рамой. Аверенко, ни жив ни мертв, так и продолжал сидеть в кресле, не будучи уверенным, что он должен предпринимать в данной ситуации и должен ли предпринимать вообще. Орангутанги в костюмах, на которых никто не обращал внимания, тихо ретировались вдоль стены к выходу из генеральского кабинета. — Да, вам палец…

— …в рот не клади, — закончил за него Хранитель, и тоже рассмеялся, как бы давая понять, что чего только не случается меж своими людьми. — Это вы правильно заметили, Павел Семенович. Впрочем, мы потеряли много времени. Как я уже заметил, у меня остались дела, с которыми я хотел бы разобраться сегодня. Вот, кстати, одно из них.

Он кивнул в угол комнаты наблюдения, и там засветилось изображение девушки в четверть от натурального роста. Секунду она смотрела куда-то в сторону, затем ее взгляд сфокусировался на Хранителе.

— Привет, Скайтер! — воскликнула она. — Как ты там? Я уже беспокоиться начала.

— Нормально, Стелла, — улыбнувшись, ответил Хранитель. — Все по плану. Но ты лучше расскажи, как у тебя дела. Тебя брали?

— А как же! — звонко расхохоталась девушка. — У них все строго по утвержденным процедурам. Взяли тебя для душевной беседы, а заодно и меня прихватили – для пущей твоей сговорчивости. А привезли меня в пересыльную тюрьму в Переветовку. Общий план дать?

— Сделай милость, — согласился Хранитель. Неведомая камера, снимающая девушку, отъехала в сторону, и на полу показались два связанных ремнями по рукам и ногам тела неопределенного пола. Одно из них что-то яростно мычало сквозь перетягивающую рот тряпку. — Да, впечатляет. Ты уж поаккуратней с ними, они все-таки люди казенные, приказ выполняли. Ладно, если нет проблем, то отбой.

— Отбой, — согласился веселый голос, и изображение пропало.

— Хорошая девушка, — мечтательно улыбнулся Хранитель. — Умная, веселая, а уж в постели… Один только у ней недостаток – начальником мне приходится. Ну ладно, поехали. — Хранитель двинулся к двери.

— Куда поехали? — озадаченно спросил Шварцман. Жизнь научила его не высказывать свои догадки раньше времени, так что он решил пока плыть по течению, больше слушая, чем говоря. Так ему довелось пережить не одного самоуверенного дурака вроде того, что стоял перед ним. — У меня есть персональный кабинет тут, в здании. Весьма комфортное место. Милости прошу, там обо всем и поговорим.

— Вы прекрасно меня поняли, Павел Семенович! — от голоса Хранителя Шварцмана внезапно пробрала крупная дрожь. Скайтер в упор взглянул на него, и мир вздрогнул. Глаза Хранителя вдруг напомнили видавшему виды начальнику Канцелярии колодцы, наполненные ледяной тьмой. — Не надо играть со мной в кошки-мышки. Мы едем в гости к Народному Председателю, господину Треморову Александру Владиславовичу. У нас состоится весьма содержательный разговор на троих, если считать за третьего нашу организацию. Лишний стул у него в кабинете, я надеюсь, найдется?

Внезапно все существо Шварцмана пронизал панический ужас. Ничего человеческого он не мог разглядеть в устремленном на него бездонном взгляде. Так мог бы смотреть… кто? Ночной кошмар? Нет, кошмар – всегда что-то знакомое, порожденное собственным подсознанием и хорошо понятное ему. Здесь же Шварцман чувствовал, что ничего такого, что можно описать словами, в глазах Хранителя нет, и от того становилось еще страшнее. Потом приступ паники прошел, и начальник Канцелярии трясущейся рукой оперся о подлокотник кресла.

— Кто вы? — выдохнул он через силу. — Чего вы хотите?

Хранитель наклонился вплотную к нему. На Шварцмана словно дохнуло зимним холодом.

— Всего! — прошептал он. — Всего, что у вас есть. Если конкретнее, нам нужна власть. И в ваших же интересах, господин Шварцман, с нами ей поделиться.

15.03.1582, четверг

Тихое журчание дверного звонка. Растаявшая перепонка двери.

— Входи, Тилос. Здравствуй.

Молодой Хранитель нерешительно переступает порог, и дверь неслышно затягивает проход позади него.

— Здравствуй…те, Джао…

— Семен, если бы мне нравились формальности, я бы настоял на титуле «ваше высокопревосходительство», еще когда ты ходил в детский сад. Так что, во-первых, перейди на "ты", и, во-вторых, расслабься. Вон кресло. Присаживайся. Чаю хочешь?

— Э-э… нет, спасибо. Вы… ты знаешь мое настоящее имя?

— Разумеется. Кто же его не знает? Ты первый рекрут за несколько лет. Знаменитость в некотором смысле, надежда нашего монашеского ордена.

Тилос заметно краснеет, а негр широко ухмыляется.

— Расслабься, говорю, — Джао поднимается из консольного кресла, где лежал, полуприкрыв глаза, и подходит к нише стенного консерватора. — И не обращай на мои выходки внимания. Ближе к пенсии поневоле становишься саркастичным циником. А чаю ты все-таки хочешь. В моем родном Шарихане до сих пор делают замечательное овсяное печенье – с шоколадом и корицей. В Ростании, особенно в нынешней, ты ничего подобного не пробовал.

Звякает о дерево хрусталь, и на столике появляется небольшая широкая ваза с коричневым печеньем, а рядом – две прозрачные кружки с благоухающим красноватым кипятком.

— Угощайся, — негр берет из вазочки печенье и засовывает его в рот целиком, аппетитно хрустя. — Ну, как тебе наши порядки? Полгода прошло, времени оглядеться вполне достаточно. Ау, юноша! Выйди из ступора. Я хотя и патриарх, но не кусаюсь.

— Э-э… извини. Я как-то…

— Ну да, ну да. Ты стажер, а я целый член Совета, один из старейших членов организации, один из лучших аналитиков, один из лучших специалистов по Робину и так далее. Полный набор дурацких регалий.

— А?

— Мне давно следовало уйти в отставку. Я бы так и поступил уже несколько лет назад, если бы к нам продолжала приходить молодежь. Но не судьба пока что. Хранители стареют, юноша. Патриархи организации превращаются в незыблемые моральные авторитеты, пойти против мнения которых означает нажить неприятности – как минимум в виде ворчливых проповедей вроде той, что я пичкаю тебя сейчас. Ох, куда же делись старые добрые времена…

Джао берет еще одно печенье и задумчиво обкусывает его с краев. Тилос, скрывая смущение, торопливо берет угощение и начинает его грызть. Джао наблюдает за ним из-под опущенных ресниц, но не торопит. Его матово-черная кожа мягко отблескивает в неярком рассеянном свете.

— Разве Хранители когда-то работали в Сахаре? — наконец спрашивает стажер. — Я не нашел в архивах никаких упоминаний.

— Хранители никогда не занимались Сахарой. Но мои родители действительно сахарцы, работали в одном из консульств в Ростании. В Рошелье, в Северо-Французской области, если точнее. Я жил там с трех лет, потому у меня и руста без акцента. Когда мне исполнилось восемь, родители вернулись на родину, а в восемнадцать я, романтически настроенный, эмигрировал назад, в Ростанию. Ну, знаешь, очередная экономическая рецессия, рабочие в Сахаре энергично боролись за свои права, профсоюзы выводили на демонстрации десятки, а иногда и сотни тысяч человек, и Ростания казалась настоящим оплотом новой жизни, страной свободного счастливого труда. Все такое. Когда я понял, насколько ошибся, и перестал путать туризм с иммиграцией, оказалось поздно. Назад меня уже не выпустили. А потом меня вычислил Робин, и вот уже больше двадцати лет я Хранитель.

— И вы… и ты давно знаешь Суоко?

— С первых дней и даже раньше. Ее завербовали через четыре года после меня, да я же и вербовал. Такая же забавная застенчивая девчонка, как и ты сейчас… извини, я не имел в виду ничего плохого. Мы с ней много лет были любовниками, но в последнее время, как ты наверняка заметил, не ладим. Вплоть до того, что она начала плести интриги, чтобы выпроводить меня из Совета, а то и отправить в отставку.

— Ты в курсе?

— Разумеется. Она полагает, что действует тайно и незаметно, но я-то ее вижу насквозь. Не обращай внимания. Как я уже сказал, я бы уже давно и сам ушел на пенсию, но сейчас каждый член организации на счету. Стоп, хватит, я тебя совсем заболтал. Ты ведь не просто так явился? Хотел что-то спросить?

— Э-э… да. Джао, почему ты так настойчиво возражаешь против контакта с Треморовым?

— А я разве недостаточно подробно аргументировал свою точку зрения?

— Вполне подробно. Но…

— Но тебе кажется, что я чего-то не договариваю. Так?

Пауза.

— Хорошо. Попытаюсь объяснить наглядно. Ты ведь занимался рукопашным стилем? В той, прошлой жизни?

— Да. Больше десяти лет, еще со школы. Я же мастер спорта… ну, почти сдал.

— Надеюсь, не бросил, когда к нам попал?

— Вообще-то бросил. Зачем? Если кукла пробивает кулаком стену…

— Начни заниматься снова. Прямо сегодня. Здоровая психика не может существовать в хилом теле, а для Хранителя она особенно важна. Но я не о том. Встань.

Стажер торопливо поднимается. Негр осторожно сдвигает столик к стене, освобождая центр комнаты, и неторопливо воздвигается над Тилосом черной башней.

— Нападай.

— А? Как – нападать?

— Как хочешь. Тебя ведь учили бить противника? Не волнуйся, я далеко не такой старик, каким тебе кажусь. Представь, что я – бандит, который тебе нож под ребра всадил. Ну?

Тилос внимательно его рассматривает, затем внезапно, без предупреждения, наносит удар правым кулаком, целясь в челюсть Джао. Тот, однако, небрежно блокирует выпад левым предплечьем, а другой рукой и несильно вроде бы толкает Тилоса в грудь. Молодой человек отлетает назад и ударяется спиной и затылком о стену.

— Плохо, — резюмирует негр. — Слишком медленно и осторожно. Я же сказал, что не рассыплюсь от одного тычка. Еще раз.

Тилос быстро шагает вперед и замахивается. Финт, однако, оказывается ложным: шагнув чуть сторону, он пытается ударить Джао в живот коленом. Но тот уворачивается с проворством, которое сложно ожидать от такого большого массивного тела, и в развороте обрушивает локоть на спину Тилоса. Нелепо взмахнув руками, тот падает – и повисает в воздухе, пойманный противником за рубашку.

— Два удара – два поражения, — резюмирует Джао, помогая Тилосу выпрямиться. — Почему?

— Ф-фу… — Стажер потирает ладонью ушибленную шею. — Ты ведь тоже занимался рукопашным стилем, да? Я же вижу, как ты движешься.

— Я много чем занимался. И все же – почему?

— Да я почти забросил тренировки, когда меня в Тамерлак после Прикладных курсов распределили. Там даже спарринг не с кем устроить. И потом, ты больше и сильнее, мы в разных весовых категориях.

— Правильно. В разных весовых категориях. А теперь попробуй достать меня еще раз. Обещаю, я до тебя и пальцем не дотронусь. Давай.

Тилос пожимает плечами, встряхивается и обрушивает на противника град ударов руками и ногами. Однако ни один из них цели не достигает. Несмотря на тесноту комнаты негр как-то даже небрежно уворачивается. После одного из ударов он ловко цепляет ногу парня, и тот громко падает на спину, погасив энергию удара отхлопом.

— Высокие удары ногой хороши, когда перед девочками красуешься, — назидательно комментирует негр. — В настоящей драке никогда не пытайся пнуть выше живота, иначе сам огребешь по полной. Не ушибся?

Он помогает Тилосу подняться. Тот тяжело отдувается, потом начинает неловко заправлять выбившуюся рубашку в брюки.

— Я запомню, — наконец отвечает он.

— Хорошо. Если хочешь, можем позаниматься, когда свободное время у нас пересечется. Но я сейчас о другом. Сначала я тебя положил потому, что у меня масса больше и рост выше. В рукопашном стиле это действительно серьезные преимущества. Но почему ты не смог победить во второй раз? Садись, кстати.

— Ты слишком быстрый, — во взгляде Тилоса – новое уважение, заметно отличающееся от первоначальной робости. — У меня реакции не хватает тебя достать.

— Тоже верно. И здесь масса не только не помогает, но даже и вредит. Чем ты тяжелее, тем тебе сложнее уклоняться. Тем не менее, благодаря подвижности я победил просто по очкам. А теперь простые цифры: Народная Республика Ростания насчитывает более четырехсот миллионов человек, а в организации Хранителей менее полусотни. Соотношение – один к восьми миллионам. Несмотря на наше подавляющее техническое превосходство мы не сможем ни к чему принудить людей силой. Наша успешная тактика всегда базировалась на незаметности и скорости, на булавочных уколах, которыми мы меняли обстановку подчас в глобальных масштабах. На уколах с последующим исчезновением, так что ответный удар всегда обрушивался на уже пустое место. Ну, вот как ты сейчас не мог меня зацепить. Медведь против комара: вроде и силен несоизмеримо, но только комар все равно улетит сытым.

Стажер понимающе кивает.

— А теперь Совет… нет, не Совет, а Суоко самолично решила, что мы можем ломать всех через колено. Мы сильны, мы много знаем, нам никто не сможет противостоять, все такое. Но она страшно ошибается. Выйдя на поверхность, мы всего лишь станем очередной политической группой. Влиятельной, могучей – но всего лишь одной из. Нас втянут в игру по их правилам, и мы ее неизбежно проиграем. Мы много знаем о человеческой глупости, подлости и корысти, но знать и понимать сердцем – разные вещи. Хранителями становятся люди, равнодушные к власти и комфорту, у нас такие чувства попросту отсутствуют. И мы обязательно проиграем толпе мерзавцев, если начнем жить по их правилам. Я не слишком пафосен?

— Нет. Спасибо, теперь я понимаю тебя гораздо лучше. Значит, думаешь, мы допускаем серьезную ошибку, заявляя о себе открыто?

— Нет, не серьезную. Фатальную. Можешь плюнуть мне в ухо, если через два-три года мы не превратимся в то, с чем до сих пор пытались бороться. Потому-то я так протестую.

— Но ведь в конечном итоге ты согласился с «Мертвой зыбью»?

— Нет. Я проголосовал за вынос плана на общее обсуждение, потому что не считал себя вправе ставить свое самолюбие выше общего блага. На всеобщем голосовании я проголосовал против, а несколько Хранителей старой школы воздержались – и то лишь из-за усилий Суоко.

— А-а… Понятно. — Тилос смотрит на часы. — Спасибо, что нашел на меня время. Я пойду. Но…

— Да?

— Фарлет говорил, что ты специалист по Робину и Архиву.

— Да. Один из лучших специалистов, как считается. Правда, по большом счету это всего лишь следствие тормозной психики, позволяющей часами выдерживать прямой контакт с Архивом. Дели свои ожидания на десять, не ошибешься. Лангер во многом меня лучше. Да и Топи – тоже, хотя они с Крисом в последнее время как-то больше работают по университетам.

Тилос невольно улыбается.

— Джао, я пытался разобраться в том, как функционирует Робин. У меня появилось несколько вопросов…

— Давай не сейчас, ладно?

— Само собой. Я просто хотел спросить, когда у тебя появится время ответить.

— Хм. Дай подумать. Сегодня вряд ли, а вот завтра… Да, пожалуй. Давай завтра часов в девять вечера по стандартному времени. Сможешь?

— Разумеется. Завтра в девять вечера.

Тилос поднимается, коротко кивает и выходит. Дверь смыкается позади него. Негр, скрестив руки на груди, какое-то время молча смотрит ему вслед, задумчиво кивая в такт своим мыслям. Затем возвращается в консольное кресло и устраивается в нем поудобнее.

— Робин, — вслух произносит он, — напомни, где мы остановились?

20.03.1582, вторник

— Пропуск! — офицер в бело-сером камуфляже склонился к окну автомобиля. Водитель опустил окно и протянул в щель бумаги. Охранник принял их и принялся внимательно просматривать.

Топаркин взглянул на его погоны. Надо же, целый майор. Не какой-нибудь вшивый лейтенантишка, а майор. Серьезно же вояки подходят к охране. Впрочем, с учетом того, что на «Бабочке» испытывались и новые танки, предосторожность вряд ли лишняя. Наверняка в заснеженной, несмотря на март, тайге кроется тройная контрольная линия, реагирующая даже на белок, а ближайший патруль прибудет на место тревоги если не через минуту, то через пять – уж точно.

Полковник откинулся на спинку пассажирского сидения и через лобовое стекло принялся рассматривать успевший до смерти надоесть угрюмый сосновый лес. Хорошо расчищенная асфальтированная дорога стрункой тянулась вперед, примерно в полукилометре ныряя за гребень холма. По небу неслись низкие серые тучи, от чего полдень выглядел почти вечерними сумерками. За те полчаса, что машина шла от аэропорта, Топаркин успел насмотреться на скудную северную природу на десять лет вперед, и ему хотелось как можно быстрее оказаться на месте. Впрочем, раздражаться бессмысленно, а потому он стер с лица даже самые слабые следы эмоций. В зеркале заднего вида он заметил, как еще один офицер в сопровождении двух автоматчиков медленно обходит фургон с аппаратурой. Ну, внутрь не полезли, и то ладно. Все-таки спецгруппа УОД – не компания дачников, и охрана имеет право открывать огонь без предупреждения. Даже по воякам.

Проверяющий майор уже сунул пропуска обратно в оконную щель, но все еще медлил. Наконец, видимо, получив какой-то знак, отступил на шаг.

— Проезжайте, — сухо сказал он.

Водитель тут же утопил педаль газа, и машина, протестующе завыв гравиматрицами, рванула с места так, что Топаркина вдавило в кресло. Он неодобрительно покосился влево, но промолчал. Да, время на самом деле к двенадцати, и они уже должны прибыть на полигон. Если бы вертолет не задержали из-за череды снежных шквалов, если бы вояки не запретили использовать аэродром на режимной территории… Да, вероятно, опоздают минут на десять-пятнадцать.

Полковник прикрыл глаза, чтобы немного подремать. В УОД он работал почти тридцать лет, придя туда сопливым младшим лейтенантом сразу после училища. За прошедшие десятилетия он старался держаться в тени, однако по карьерной лестнице карабкался с неотвратимой настойчивостью бульдозера. Он всегда придерживался двух золотых правил: будь полезен и не требуй благодарности. И еще – никогда не выгляди умнее начальства даже наедине с ним. Благодаря цепкому холодному уму он замечал все, что происходит вокруг, и успевал вовремя оказываться там, где особенно нужен: как бы невзначай оборонить фразу, ненавязчиво подсказать, отдать забытый в спешке приказ… От простого оперативника в пятом отделе до должности офицера для особых поручений при директоре Управления он поднялся меньше чем за двадцать лет – и не нажил при том ни одного серьезного врага. Затем, правда, карьера застопорилась. Подниматься выше по «незаметной» лестнице уже некуда, а начинать сражаться за высокие посты… Нет у него такой поддержки, и слетит вниз он мгновенно. Так что генеральские погоны оставались пока что недостижимой мечтой.

Неожиданное для многих (но не для Топаркина) возвращение Дровосекова Петра Казгановича на пост директора УОД давало, однако, новый шанс. Топаркин стал одним из первых, кто начал заниматься строительством «особой сети». Хотя Дуболом с его по-детски наивными понятиями о конспирации пытался скрывать, что именно везут из-за границы в контейнерах, не подлежащих досмотру, полковник практически мгновенно вычислил и их содержимое, и пути дальнейшего распространения. Копии очень и очень многих документов оставались на микропленках, спрятанных в надежных тайниках, и следовало лишь придумать, как их использовать. Вариант первый и самый очевидный – шантаж Дровосекова – отпадал сразу, поскольку тот явно не сам проявлял инициативу. А кто выше директора Службы Общественной Безопасности? Только Сам. Шантажировать его означает совершить быстрое и весьма болезненное самоубийство. Но вот использовать сеть в своих интересах, для перехвата части груза или транспортировки собственного… Почему бы и нет?

Однако же перспективы, столь ясные еще некоторое время назад, вдруг стали тревожно-мутными. Словечко «Хранители», неделю назад эхом отдавшееся по всему ведомству, раздражало, словно мушка в глазу. Но куда сильнее на нервы Топаркину подействовали трясущиеся руки Дуболома. Вчера вечером тот с трудом попал огоньком зажигалки в сигарету, отдавая совершенно неожиданный приказ прекратить все «особые» транзитные операции. Да и в зрачках шефа мутными искрами плясал какой-то совершенно иррациональный страх. А уж второй приказ – бросить все дела и глубокой ночью вылетать со спецгруппой на «Бабочку» – вообще не лез ни в какие ворота. Полковник никогда не считал себя технарем и не совался в дела соответствующих отделов. Его задача – работать с данными, а не собирать их. Что он должен делать рядом с техниками, в своих грязных потрепанных комбинезонах больше похожими на пьяный сброд из подворотни? Покладисто кивать в ответ на заумную тарабарщину? Но отказаться Топаркин, разумеется, не мог.

Машину тряхнуло, и полковник раскрыл глаза. Заснеженного леса вокруг уже не наблюдалось. Зато впереди посреди голого поля маячила небольшая будка, рядом с которой сгрудились по крайней мере с десяток больших фургонов. Стояли командные бронетранспортеры, увешанные гроздьями антенн. Рядом с парой гусеничных танковых охотников с расчехленными стволами ощетинились длинными шипами разрядников штук восемь или девять танков прорыва, тяжело присевших на опоры. Суетились люди, растаскивая и устанавливая какие-то ящики прямо на грязном, в проталинах, снегу. Водитель остановил машину рядом с одним из фургонов с номерами оперативного отдела Канцелярии, и Топаркин, путаясь в полах непривычно теплой и длинной шинели, полез наружу. К нему тут же торопливо подбежал человек в зимнем полевом камуфляже с капитанскими погонами.

— Здравия желаю! — козырнул он. — Вы кто?

— Полковник Топаркин, УОД, — козырнул тот в ответ, поправив сбившуюся набок шапку. — Командир особой технической группы.

— Вам туда! — капитан махнул рукой в сторону будки. — В дверь и вниз по лестнице, в бункер. Что вам нужно для установки аппаратуры? Народу слишком много, даже из Академии наук группа прибыла…

— У них спросите, — полковник ткнул пальцем в сторону своего фургона.

Техники уже попрыгали наружу и споро спускали по аппарели какие-то здоровые железные ящики с ручками. Распоряжался незнакомый Топаркину парень, видимо, из местной СОД. Привезенная из Моколы охрана растерянно топталась неподалеку. Бравые спецназовцы явно не ожидали такой многолюдной суеты.

Мысленно пожав плечами, полковник направился к спуску в бункер. Вероятно, стоило бы остаться и присмотреть, но доложить о своем прибытии все равно следует. Да и мешать технарям он не любил. Некомпетентных идиотов в УОД не держали, и путаться под ногами у людей, знающих свое дело, Топаркин не намеревался. Как выдать чужие заслуги за свои или назначить виноватого, он разберется по необходимости, а до того есть занятия и поинтереснее. Выяснить ненавязчиво, например, за каким хреном его сюда принесло.

Возле входа стояли двое лейтенантов в таком же полевом зимнем камуфляже, что и капитан. В руках они держали тяжелые разрядники, на поясах виднелись кобуры пистолетов, а от бронежилетов, нацепленных поверх теплых курток, к земле свисали цепочки заземлений, словно часовые готовились к штурму укрепленных позиций. На их лицах застыло слегка очумелое выражение. Покосившись на них, Топаркин прошел в проем и быстро сбежал по бетонной лестнице, едва подсвеченной тусклыми лампами дневного света.

Толкнув герметичную внутреннюю дверь и миновав еще двух часовых, на сей раз вполне бесстрастных, он оказался посреди бедлама. Десятка полтора человек галдели, одновременно пытаясь разговаривать по бездисковым телефонам и орать друг на друга. Часть экранов, в несколько рядов тянувшихся вдоль пульта, не работала, на половине оставшихся мерцали хлопья электронного шума. Остальные показывали окрестности выхода из бункера, забитые техникой, и часть бескрайней прогалины, покрытой коркой ледяного наста – видимо, основной части полигона.

Полковник замер, уставившись в бесконечность и ни на чем не фокусируя взгляд. Несколько секунд спустя его сознание вычленило центр суматохи: высокого толстого мужчину в таком же камуфляже, но с шевронами генерал-лейтенанта и стилизованным вертолетом на рукаве. Еще пару секунд потребовалось, чтобы вспомнить, кто он: Палантино Сергей Михайлович, неофициально известный как Бронеход. Так… Если месяц назад назначенный начальник Генерального штаба, которому сейчас полагается обмывать генерал-полковничьи погоны, лично руководит заварухой, становится еще интереснее. Что же такое случилось? Палантино яростно, но в общем гуле невнятно (если не считать отборного мата) орал на какого-то подполковника. Тот покорно кивал, выставив перед собой картонную папку со шнурками как бы в качестве защиты от начальственного гнева.

Выждав, когда распекаемый с видимым облегчением устремился к выходу, прижимая папку к груди, Топаркин шагнул вперед и бросил руку к голове.

— Полковник Топаркин, командир особой группы УОД! — рявкнул он, чтобы перекрыть шум. Как раз сейчас общий гул резко утих, и его голос раскатился по помещению. На него удивленно заоглядывались. — Прибыл для наблюдения за экспериментом. Для меня есть какие-то указания?

— Да е…сь ты в рот конем! — во всю глотку рявкнул генерал. — Только общаков с кнопарями мне для полного счастья не хватало! Хоть обосрись тут, мне пох…й, только под ногами не путайся!

И гул голосов тут же взмыл к потолку грохочущей завесой, а генерал неожиданно шустро для своих габаритов оказался в противоположном конце бункера и принялся орать на очередного подполковника. Топаркин пожал плечами. Ну, нет так нет. Он выбрался на поверхность, после духоты подземелья с облегчением вдохнув морозный воздух, и подошел к своему фургону. Контейнеры с аппаратурой уже выстроились на снегу рядком. От фургона, где рычал генератор, выбрасывая через трубу над крышей сизый дым, змеился силовой кабель, а над самим фургоном мерно вращалась решетчатая антенна. Контейнеры поблескивали окулярами объективов, четверо техников сидели наверху и быстро устанавливали какие-то растопыренные пластины. Командовавший местный техник что-то негромко им втолковывал. Заметив Топаркина, он ткнул пальцем куда-то вдаль (и местные, и мокольские техники послушно уставились в указанном направлении) и легко спрыгнул с контейнера.

— Ну, господин полковник, пора начинать, — он вытащил из ящика с инструментами кусок ветоши и начал обтирать руки. — Думаю, тарарама здесь и так достаточно, чтобы напрягать излишним хозяев ожиданием. Еще искусают друг друга насмерть.

— Ты кто? — резко спросил Топаркин. Он не любил, когда с ним фамильярничали младшие по званию, тем более какие-то чумазые техники. Конечно, технарей и за людей сложно считать, разгильдяи и раздолбаи, никакого понятия о субординации, но на место их ставить следует сразу же. — Имя, звание, должность?

— Должность? — удивился техник. — Да я вроде как безработный. Тунеядец, прошу прощения, по вашим меркам.

Неожиданно у Топаркина по хребту пробежались торопливые мурашки. Глаза у техника казались бесстрастными и ледяными, пронзающими насквозь. Как… как у следователя. Или у профессионального убийцы. Рука полковника сама по себе легла на кобуру пистолета.

— Как ты сюда попал? — еще резче спросил он, пытаясь заглушить неизвестно откуда взявшийся страх. — Здесь совершенно секретный армейский объект! Твое удостоверение, немедленно, или я охрану вызову!

— Как попал? Знаете, Марк Афанасьевич, бородатый анекдот? — усмехнулся техник, все так же неторопливо и тщательно обтирая руки ветошью. — Про новобрачных? Там в конце муж жену спрашивает – «Сколько еще твой дядя гостить намеревается?» А та в ответ – «Мой дядя? Я думала, он ТВОЙ дядя!» Мне всего-то потребовалось оказаться в нужном месте в нужное время. Ваши посчитали меня за местного, а местные – за вашего. И вот я здесь.

Мелкие мурашки по хребту превратились в крупных тараканов. Откуда техник знает его по имени? Или он не техник? Топаркин дернул клапан кобуры – проклятая кнопка заклинилась в самый неподходящий момент! — и уже открыл рот, чтобы позвать охрану, но техник быстро выпрямил руку и коснулся его где-то сбоку шеи. В голове у полковника помутилось, и когда он пришел в себя, то стоял, тяжело опираясь, на «техника», а тот заботливо подпирал его плечом.

— Не суетитесь, Марк Афанасьевич, а то еще запнетесь и головой о что-нибудь ударитесь, — негромко проговорил странный парень ему на ухо. — Кончайте дергаться и идите за мной. Пора начинать представление.

Он выскользнул из-под руки полковника – тот потерял равновесие и чуть не упал, с трудом удержавшись на ногах – и неторопливо пошел к входу в бункер. Топаркин словно во сне поплелся за ним. Какая-то его часть панически вопила, требуя приказать охране скрутить наглеца и очевидного лазутчика, но странная заторможенность мутила ему голову, не позволяя мыслить ясно. Что происходит? Да что же происходит, в конце-то концов?

Все в том же оглоушенном состоянии он прошел за «техником» через вход в будку (часовые проводили их удивленными взглядами, но ничего не сказали), во второй раз спустился по тускло освещенной лестнице и вошел в бункер, где царил все тот же бедлам. «Техник» с любопытством огляделся по сторонам. И тут Топаркин, которого наконец-то отпустило, все-таки вытащил пистолет и уткнул его лазутчику в спину.

— Не двигайся! — громко сказал он. — Или получишь пулю. Охрана…

Не обратив на него ровно никакого внимания, парень вложил в рот два пальца и свистнул. Нет, не так: СВИСТНУЛ. Звуковой удар буквально заставил полковника отшагнуть назад, едва не нажав на спусковой крючок, в уши ему словно вставили мягкие ватные пробки. Мгновенно наступила звенящая тишина.

— Добрый день, господа! — громко сказал «техник». — Прошу прощения за некоторую задержку, но мы дожидались готовности всех групп. Разрешите представиться: я Хранитель Сиолан, координатор нынешнего действа.

Он приложил руку к левому плечу, и над ним вспыхнул и закружился прямо в воздухе сине-желтый шар.

— Для всех, кто не в курсе дела, поясняю: сегодня на полигоне проводится демонстрация возможностей наших челноков. Они не столько боевые, сколько многоцелевые аппараты. Но мы намереваемся убедительно развеять любые иллюзии, что армия или спецслужбы Ростании смогут нам противостоять. Все собравшиеся стороны должны максимально полно зафиксировать происходящее. Надеюсь, аппаратура у всех работает как положено.

Генерал тяжело шагнул вперед.

— Значит, Хранитель? — буркнул он. — Чем докажешь?

— Опознавательного знака, похоже, вам недостаточно, — в голосе парня послышалась ирония. — Ну что же…

Он повернулся и шагнул к стене мимо Топаркина. Полковник не успел даже вздохнуть, как кулак «техника» с громким скрежетом ударил в железобетонную плиту, провалившись в нее, словно в песок. В лицо полковника плеснуло крошевом и пылью, и он в машинальном защитном жесте вскинул руку, едва не разбив себе скулу пистолетом.

— Устраивает, господин генерал? — поинтересовался Хранитель. — Или еще пару фокусов показать?

Он не спеша вытащил из стены руку, ушедшую почти по локоть, и продемонстрировал обломок арматуры. Рукав комбинезона оказался изорванным в клочья, но кожа под ним не выглядела даже поцарапанной. Небрежное движение кисти – и кусок ребристого металлического прута, мелькнув в воздухе, пробил железный шкаф в противоположном углу бункера. Генерал, побагровев, смотрел на Хранителя, хватая ртом воздух.

— Ну, поскольку дополнительных доказательств не требуется, начнем, — весело сказал парень. — Два наших челнока уже вышли в точку демонстрации. Прошу присутствующих обратить внимание на мониторы. Я позволю себе перехватить управление камерами наблюдения.

И внезапно тройной ряд экранов над длинным пультом вспыхнул белым.

27.03.1582, вторник

Хмурый дождь барабанил по окну. Низкие тучи быстро стлались над землей, гонимые необычайно промозглым для летнего времени ветром. Бегемот, постукивающий пальцами по столу, выглядел ненамного веселей заоконной погоды.

Олег по своему обыкновению сидел на краешке подоконника, покачивая ногой. Он задумчиво глядел на стенку над головой Бегемота, где в массивной покрытой бронзовой краской раме висел портрет нечесаного мужика в кацавейке.

— Слушай, Пашка, я вот давно у тебя спросить хочу…

Бегемот оторвался от своих невеселых раздумий и с вялым интересом посмотрел на Олега.

— Скажи на милость, кто у тебя над столом повешен?

— Над столом? — удивился Бегемот. — Над каким столом?

Он заоглядывался по сторонам, словно держал в кабинете другие столы, кроме собственного. Не найдя ничего подходящего на роль ориентира, он запрокинул голову назад и несколько секунд в таком положении рассматривал содержимое могучей рамы.

— Ах, этот… Он, братец, в свое время был фигурой! Головой считался, крупным ученым. Очкариков в Академии Наук как тараканов гонял. Мне много интересного рассказывали, как он одни законы природы открывал, а другие, которые не понравились, закрывал. Сам Железняк с ним за руку здоровался. Потом, правда, оказалось, что не те законы он закрывал, не тех гонял, в общем, не то делал, что надо. Тогда и его самого… того. Закрыли, как таракана. Фамилия что-то у меня из головы вылетела, не то Мушенков, не то Плешаков… в общем, вот так. Мне сиё произведение искусства от прежнего хозяина кабинета досталось, очень тот его уважал. А у меня сначала руки не дошли снять, а потом привык вроде… — Он вздохнул. — Неграмотный ты человек, Шустрик. И чему только тебя в школе учили?

— Тому же, что и тебя, Бегемотина, — усмехнулся Олег. — В одном классе, чай, сидели, за соседними партами. Или склерозом ранним страдать начал?

— Вот так всегда… — снова загрустил Бегемот. — Хочешь людям добра, просвещаешь их… а они тебя ранним склеротиком обзывают, бегемотом и вообще. Грубый ты человек, Олежка, хамовитый. К тебе со всей душой, а ты!..

Грустный Бирон еще более походил на бегемота, чем обычно.

— Уж какой есть, — фыркнул Олег. — Слушай, Пашка, что ты вообще себе думаешь? Что у нас происходит? Я Хранителей имею в виду. Появились непонятно откуда, и вдруг все из-за них на ушах стоят. Сплошной кипеш и шухер. Ты понимаешь, ведь сам Шварцман меня инструктировал перед тем, как с одним из них свести. Лично! Начальник Канцелярии! И физиономия у него выглядела… как бы помягче сказать… оглоушенной.

— Ты лучше поменьше думай, — посоветовал Бегемот. — Голова целей останется. Не твоего ума дело, ты пока что шестерка, не больше. Я вот предпочитаю про этих снеговиков не помнить, если только глазами не вижу. От одного воспоминания мороз по коже, бр-р. А что там у тебя со Шварцманом?

— Снеговиков? — переспросил Олег. — Ну-ну, остряк ты наш самоучка. Ты еще Треморову похожее имечко придумай да прилюдно выскажись, тогда и впрямь думать перестанешь, за неимением думалки-то. Я вот сейчас с такими людишками общаюсь, что не задумываясь на тебя бы стукнули куда надо. Точно знаю, что на меня по крайней мере двое из отдела анонимки пишут. Прохорцев показывал. Ты бы поаккуратнее с языком.

Олег помолчал.

— А со Шварцманом вообще комедия ужасов случилась. Вызывает он меня к себе, значит, неделю назад. Лично позвонил, не через Прохорцева, прикинь! Прошел я через все посты, заглядываю в приемную, а там пусто. Ни секретарши, ни охранников. Я немного обалдел, но поскольку Шварцман лично вызвал, то таки рискнул заглянуть еще и за хозяйскую дверь…

…обитая кожей дверь слегка скрипнула. Олегу уже растолковали, что с машинным маслом в Канцелярии все в порядке, и что если дверь скрипит, то так надо. Он представил себе террориста, попавшего как кур в ощип из-за скрипнувшей невовремя двери, и ему стало смешно. Усилием воли сделав серьезное лицо, он легонько постучал по косяку, просунул голову в кабинет и осторожно спросил:

— Здравствуйте. Можно?

Вздрогнув, Шварцман резко повернулся к двери.

— Кто?.. — Несколько секунд он напряженно вглядывался в Олега. — А, Кислицын, жертва терроризма. Ну, заходи, раз пришел.

Олег аккуратно прикрыл за собой дверь (та опять несмазанно скрипнула) и повернулся к Шварцману.

— Садись, — тот ткнул пальцем в кресло перед собой. — Как голова, болит?

— Да нет вроде, спасибо, — Олег осторожно пощупал шрам, оставшийся после удара. — Вашими стараниями вроде все залечили, три недели все-таки прошло…

Он выжидающе посмотрел на человека за столом. Тот молчал, и Олег вдруг увидел, что Шварцман сильно изменился с момента последней встречи. Раньше полные и тугие, как у хомяка, щеки сейчас висели складками, поперек лба пролегла глубокая морщина. Глаза запали и лихорадочно блестели, из них исчезла былая цепкость, присущая им раньше. Начальник Канцелярии Народного Председателя производил впечатление человека, который уже не первый день чего-то боялся. Олег попытался себе представить, что могло испугать второго (или третьего, как считать) человека в государстве, и не смог. Ему тоже стало жутковато, и он деликатно кашлянул.

— А? О чем я? — Шварцман вынырнул из своих мыслей. — Да, насчет головы. Неудачно получилось. Давненько Дуболом на меня не залупался, я даже и расслабился. Ну, исполнителей оперативный отдел уже вычислил, они свое получат. Да и самого Дуболома мы быстренько пожалеть заставим о такой акции…

Он замолчал. Олег тупо смотрел на него, чувствуя, как по спине медленно ползут мурашки.

— Мы тебя как национального героя на один пост намечали, — тяжело продолжил Шварцман. — В Минтрансе как раз должностишка одна освободилась, не очень высокая, но получше твоего вшивого отдела статистики. Нужен нам там свой человек, а тебя как великомученика мы бы пропихнули.

Начальник Канцелярии опять на секунду задумался.

— Так вот, пока забудь. Перспективы для тебя никто не отменял, проявил ты себя хорошо, но сейчас для тебя другое дело появилось, временное, — продолжил он, как бы не замечая вытянувшегося Олегова лица. — Или не временное, хрен уж его знает. Справишься – получишь и должность, и оклад, и все прочее. Не справишься… Сам понимаешь. Платить тебе станут по отдельной ведомости. Дела в своем отделе передашь кому-нибудь еще, пока человека не подберем. Усек?

— Да, Павел Семенович, — осторожно ответил Олег. — А что за поручение, если не секрет?

— Помолчи, — поморщился Шварцман. — Я еще не кончил.

Он неодобрительно посмотрел на Олега, как бы раздумывая, какое наказание тому положено за непочтительность. На краткое мгновение Олег увидел в нем прежнего начальника КНП. Видимо, решив на сей раз смилостивиться, Шварцман продолжил:

— Тебя приставляют к одному… — он поперхнулся, — человеку. Да, человеку. Кто он такой и что ему надо – узнаешь сам. Все его указания исполнишь в точности. Вот, возьми, — он вытащил из ящика стола карточку и кинул ее на стол, пришлепнув сверху ладонью. — Возникнут проблемы, хоть в аппарате, хоть с постовым на улице – показывай мандат. Приказ всем органам и структурам содействовать, и вообще. Вот сейчас спрашивай, только короче.

Шварцман устало откинулся на спинку кресла.

— Задание секретное? — как назло, сходу Олегу не пришло в голову ничего более умного. — Я имею в виду, о нем можно кому-то рассказывать? А то такие вещи, — он кивнул на документ на столе, — не часто дают. Я…

— Ну что ты дурацкие вопросы задаешь, если сам все понимаешь? — Шварцман недовольно поморщился. — Ясно, что секретно. У нас других дел не бывает, — он вздохнул. — Разочаровываешь ты меня, дорогой. Рот на замке. Никому, даже себе самому во сне, ничего не рассказывать. Я – исключение, разумеется. Да, кстати, — у него на лице возникло озабоченное выражение, — раз в неделю, в среду или в четверг, отчитываешься передо мной лично. Письменно. Описывай все в самых подробных подробностях, для пущей памяти возьмешь диктофон в отделе Лысого… Лысакова, я имею в виду. Отдел технического обеспечения. Еще вопросы?

— А все-таки о чем речь? — от тона собеседника у Олега опять побежали мурашки по коже. Так мог говорить человек, который наперед знал будущее – и не ждал от него ничего хорошего. — Что за задание такое, что все под меня прогибаться станут, а я только перед вами отчитываюсь?

Шварцман посмотрел на него долгим нехорошим взглядом и внезапно ухмыльнулся.

— Что за человек, говоришь? Хотел бы я сам знать. И человек ли он вообще… Встретишься, сам все узнаешь. Не волнуйся, мало тебе не покажется. Возьми, — он щелчком послал мандат по столу в направлении Олега, — и свободен.

Олег встал с кресла, взял со стола карточку, повертел ее в руках и засунул в карман пиджака. Потом, явно колеблясь, он повернулся к двери, затем обратно к Шварцману.

— Что еще не так? — устало спросил тот.

— А… где я найду… того человека? — Олег разрывался между врожденной добросовестностью и желанием пулей вылететь за дверь, выполняя волю высокого начальства.

— Не беспокойся, — лицо Шварцмана скривилось в непонятной гримасе. — Он сам тебя найдет, когда потребуется. Когда пойдешь через приемную, скажи той… как ее… забыл, в общем, секретарше, чтобы принесла сама знает что.

Нотки в голосе Шварцмана подсказали Олегу, что сейчас не самое подходящее время для сообщения о безлюдной приемной. Пробормотав что-то вроде «до свидания», он быстро выскользнул за дверь, захлопнул ее за собой и привалился к ней спиной. Секретарша, противу чаяния, оказалась на месте. Она безразлично взглянула на него и снова склонилась над журналом «Мода сегодня», в котором переливались яркими цветами какие-то выкройки. Постояв у двери несколько секунд и несколько придя в себя, Олег подошел к ее столу, судорожно пытаясь вспомнить, ее или не ее видел в прошлый раз, осенью. Нет, кажется, все-таки не ее.

— Э-э-э… — пробормотал он. — Я очень извиняюсь, но шеф просил вам передать… — он запнулся, — просил передать, чтобы вы принесли ему то, что вы сами знаете.

— Спасибо, сейчас сделаю…

Секретарша нехотя оторвала взгляд от журнала и неторопливо поднялась со стула, всем своим видом излучая недовольство. То ли обслуга совсем от рук отбилась, то ли со Шварцманом и в самом деле происходило что-то неладное. Неужели кресло под ним зашаталось? Но отчего? И намеков-то никаких не проскальзывало.

— Скажите, — он попытался придать себе независимый и в то же время свойский вид, который часто неотразимо действовал даже на самых суровых секретарш, — а что, у него, — он кивнул головой в сторону хозяйской двери, — часто такое настроение? Я имею в виду, мрачное и неразговорчивое.

— Нашему шефу некогда болтать о пустяках, — девица, сосредоточенно капающая из пузырька в стакан остро пахнущую жидкость, всем видом демонстрировала, на какие мелочи ей приходится отвлекаться. — Он тратит так много времени на государственные дела, что на остальное его уже не хватает. И человек он солидный, в отличие от некоторых! — ее тон не позволял понять, говорит она серьезно или издевается. — Вы не удивляться должны, что он с вами не болтал попусту, а гордиться, что вообще вас к себе пригласил!

Девица ловко подхватила поднос со стаканом и скользнула за дверь, в логово солидного человека. Впрочем, через несколько секунд она вынырнула оттуда и сходу плюхнулась на стул, снова углубившись в сегодняшние моды.

— Ну ладно. Раз вы так говорите, то горжусь, — мысленно Олег добавил пару эпитетов в ее адрес. — Спасибо за консультацию. Скажите, а что вы делаете вечером? А то я вот, кажется, совсем свободен…

— Вечером я иду, — она оторвалась от цветной картинки и метнула на него язвительный взгляд, — со своим знакомым в кино. Извините, но, я полагаю, втроем получится не слишком удобно. Желаю приятно провести вечер. С кем-нибудь еще! — победоносно добавила она, показала Олегу язык и вернулась обратно к своему журналу.

— Спасибо еще раз, — пробормотал Олег и нехотя вышел за дверь…

…Бегемот задумчиво рассматривал его, развалившись в кресле.

— Слушай, а зачем ты мне все рассказываешь? — наконец осведомился он. — Сам Шварцман сказал, что дело секретно. Если что, и тебе влетит, и меня куда-нибудь упрятать могут, раз знаю слишком много. Ставлю свою фирменную зажигалку против твоей зубочистки, что мой кабинет на прослушке.

— А бумага у меня на что? — усмехнулся Олег. — Не боись. Перед тем, как к тебе переться, я зашел к коменданту здания. Я уж помолчу про то, как я через него на местного главного особиста вышел, но уж когда вышел, заставил отключить аппаратуру не только у тебя в кабинете, но и в соседних, благо они пустые. Нет, они не отключили, разумеется, только вид сделали, но прослушивать разговор если и станут, то только на самом верху. А там сейчас не до меня и уж тем более не до тебя. Так что не волнуйся понапрасну, нервные клетки не восстанавливаются.

— Ну, раз ты говоришь, то так оно и есть, — съязвил Бегемот. — Ты у нас сейчас большая шишка, тебе лучше знать. Ладно, — он снова посерьезнел, — что дальше случилось?..

— …Олег Захарович, вас ожидают! — Тамара Авдеевна выглядела как-то странно. Она выглядела человеком, внезапно ставшим свидетелем неприглядного скандала и разрываемым желанием поделиться сплетней, но по какой-то причине вынужденным молчать. — Там… там… пришел… ну…

Не сумев подобрать слово, она молча ткнула пальцем в дверь. Олег посмотрел на нее, приподняв бровь, но комментировать не стал. Если секретарша пустила кого-то в пустой кабинет, значит, у нее имелись веские основания. Впрочем, можно сразу догадаться, какие.

В кабинете у окна стоял человек и задумчиво глядел куда-то вниз – то ли на чахлые парковые деревья, покрытые молодой листвой, то ли на дерущихся на аллее воробьев, то ли еще на что-то столь же важное. Олег деликатно кашлянул.

— Добрый день. Чем могу быть полезен? Вы по какому делу?

Глупый вопрос. Да, похоже, что, как и обещал Шварцман, его нашли. Однако разговор нуждался в какой-то завязке.

Человек у окна обернулся. На фоне освещенного оконного проема Олег не мог разглядеть его лицо.

— Здравствуйте, — спокойно сказал пришелец. — Если я правильно понимаю, вы господин Кислицын Олег Захарович?

— Очевидно, раз вы у меня в кабинете, — Олег прошел к столу и со стуком прислонил дипломат к стенке шкафа. — Простите, с кем имею честь?..

— Сейчас официально у меня документы на имя Жака Вильямовича Петерсона. Но вы зовите меня Тилосом.

Незнакомец отошел от окна и тоже приблизился к столу. Теперь Олег смог разглядеть его физиономию. Ничего особенного. Невысокий, худощавый, немного скуластое лицо, глаза серые, волосы черные. Легкая спортивная куртка, молния полурасстегнута, открывая серую футболку, и простые черные брюки с кедами. В любой толпе таких семь из десяти.

— Вас предупредили о моем появлении?

— Да, предупредили. Лично Шварцман Павел Семенович. Здравствуйте, м-м… господин Тилос, — Олег настороженно взглянул на пришельца, пытаясь понять, как себя вести. — Садитесь пожалуйста, в ногах правды нет.

Он кивнул на гостевое кресло сбоку от стола.

— Спасибо, — гость сел. — Только без «господина», пожалуйста. Кстати, вы не возражаете, если я стану обращаться к вам не «господин Кислицын», а по имени-отчеству? Работать вместе нам долго, так что…

— Нет, что вы, не стану, — любезно ответил Олег. — Как вам удобнее.

Ладно, Шварцман даже до «вы» не снисходит. Олег выжидательно посмотрел на Тилоса (ну и имечко!) На нового шефа, тут же мысленно поправился он. Попробуем даже мысленно соблюдать субординацию. А то не ровен час проговоримся…

Новый шеф, прищурившись, посмотрел на него. Затем его лицо внезапно осветилось улыбкой.

— Ну что вы, Олег Захарович, какой я вам начальник! — сердце Олега екнуло. Мысли он читает, что ли? — Не пугайтесь, ваши мысли так явно отражаются у вас на лице, что любой младенец поймет. Как я вижу, Шварцман не слишком вдавался в детали, объясняя вашу новую миссию. Придется ввести вас в курс дела, а то вы, похоже, невесть чего ожидаете!

Гость опять улыбнулся.

— Дело в том, что я Хранитель, — Тилос приложил правую руку к левому плечу, и над ним засветилась полупрозрачная синяя сфера с золотым узором, напоминающим сетку микроскопических молний. — Наверное, вы уже слышали название раньше.

Олег медленно кивнул. Значит, те суперсекретные парни, о которых последние дни шепчется вся Мокола. Ну, или добрая половина ее. Что ж, следовало ожидать. Он, наверное, озлился бы на Шварцмана, сунувшего его прямо тигру в зубы, но что-то удерживало его эмоции.

Хранитель внимательно наблюдал за ним.

— Да, я вижу, что слышали. Вероятно, не в самом положительном контексте. Про то, что у нас по шесть ног, полые выдвижные клыки и тяга пить сырую кровь, вы уже в курсе? Не улыбайтесь, я дословно повторяю, что полчаса назад в вашей курилке рассказывали.

Олег вежливо поднял бровь. Улыбаться ему и без того не хотелось, а хотелось куда-нибудь исчезнуть. У него что, судьба в истории попадать? Сначала по башке попало, причем прямо от общаков, теперь вот Хранители привязались… Как хорошо было работать простым снабженцем!

— Расслабьтесь, Олег Захарович, — Тилос вяло помахал рукой. — Вы еще успеете убедиться, что работа с нами для карьеры куда полезнее, чем обычные интриги. А если не для карьеры, то для здоровья уж точно. По голове вас, по крайней мере, бить больше не станут.

Шарик над его плечом слегка мигнул и исчез.

— Как вас проинформировал господин начальник КНП, с сегодняшнего дня вы работаете со мной. Иногда также придется иметь дело и с другими Хранителями. Да, кстати, — Тилос стремительно поднялся из кресла, и, прежде чем Олег успел отреагировать, подошел к шкафу и поднял с пола дипломат. Движением фокусника он открыл запертую – теоретически – на ключ защелку и извлек из него узенькую черную коробку. Повертев в руках пару секунд, Хранитель сунул ее обратно и аккуратно поставил дипломат на место. — Касательно диктофона. Вы ведь должны отчитываться перед Шварцманом… как часто?

— Раз в неделю, — машинально ответил Олег, и тут же спохватился, мысленно обругав себя идиотом. Хранитель, однако, не выглядел ни рассерженным, ни даже удивленным.

— Раз в неделю, — задумчиво повторил он. — Ну что же, скажите спасибо, что не каждый день, с него бы сталось, — он не спеша продефилировал по комнате. — В общем, когда пойдете к нему в следующий раз, вернете эту штуку с моими наилучшими пожеланиями. И сообщите, что все необходимое он и так узнает. Понимаете, — Тилос доверительно наклонился к Олегу, — в общем, подделать запись для нас не составляет никакого труда. Другое дело, что Шварцман в курсе наших возможностей, так что незачем зря терять время и силы на глупые шпионские игры.

Хранитель подмигнул Олегу, и тот с трудом сдержал приступ почти истерического веселья. Ну и влип же я, ребята, подумал он. Как же мне в последнее время везет на неприятности! Сначала я стал герой, в одиночку напавший на террористов, а теперь вот оказался в роли песчинки между двумя жерновами. Интересно, что же за люди могут от Шварцмана как от мухи отмахнуться? А что, если Нарпреда уже не устраивает его нынешняя тайная полиция на пару со Службой Общественных Дел, и он решил завести альтернативу? Мне, правда, от того не легче. Не одни, так другие придушат где-нибудь в темном уголке, если чем-нибудь не устрою – а не устрою кого-нибудь я очень быстро. Правда, другое неясно – как они могут запись в диктофоне подделать? Я даже о теоретической такой возможности не слышал. Либо парень врет все напропалую, либо техника настолько секретная, что в случае чего головы мне точно не сносить. Угораздило же меня родиться в бандитском обществе…

— Не расстраивайтесь, не стоит, — напомнил о себе Тилос, — вы больше Шварцману неподвластны. Еще раз повторяю: вы в полной безопасности, и перспективы у вас вполне радужные.

Гость опять уселся в кресло, скрестив ноги и расслабленно бросив руки ладонями вверх на подлокотники. Читали мы о таких штучках, вяло подумалось Олегу. Открыто-закрытая поза, максимально дозволенная откровенность, и все такое. Как же, плавали – знаем…

— Собственно говоря, при желании – или его отсутствии – можете никак перед Шварцманом не отчитываться, — продолжил Хранитель. — Люди, которые с нами сотрудничают, гарантированы даже от насморка, если он каким-то боком относится к нашим делам. Для той же цели служит и волшебная карточка, вам выданная. Нам она не нужна, а вот вам может пригодиться. Но вернемся к делу.

Небрежным жестом Хранитель извлек то ли из-под куртки, то ли просто из воздуха тонкую картонную папку и аккуратно положил ее на стол.

— Здесь описано, что от вас потребуется в ближайшее время. Мы изучили отчеты вашего отдела за последние два месяца. У вас неплохо набита рука на составлении сводок и хорошая наблюдательность, так что вы продолжите заниматься практически тем же, что и раньше. Только уровень несколько иной: не Минтранс, а во всеростанийском масштабе. Ваша новая задача – сведение и обработка данных по грузообороту во всех отраслях народного хозяйства. Ну, и заодно выдача рекомендаций по оптимизации. Видите ли, мы пытаемся навести хоть какой-то порядок в управлении государством, но сами мы – специалисты в несколько другой области, так что ваша помощь окажется неоценимой.

— По всему народному хозяйству, значит, статистику собирать-обрабатывать? — поинтересовался Олег, чувствуя прорывающиеся в голосе язвительные нотки. — Отлично. Сколько людей мне дадут в подчинение? Пятьдесят? Сто? И даже машинное время в ВЦ выделят по потребности?

Тилос усмехнулся.

— Боюсь, в подчинении вы не получите никого. Вообще никого. И в ВЦ вам больше делать нечего. Вы работаете один, при моей поддержке, разумеется. Не смотрите на меня таким ошарашенным взглядом. С вашей биографией мы знакомы, с познаниями и навыками – тоже, так что сверх ваших возможностей выкладываться не потребуем. При необходимости вам даже помогут. Однако основной ваш инструмент – терминал нашей информационной системы, его смонтируют в ближайшее время. И морально привыкайте, что имеете возможность запросить любую статистическую информацию по своему профилю у произвольного ведомства. Даже у армии или Службы Общественной Безопасности. Кстати, вам предстоит переселиться в другой кабинет, если только вы не слишком привязаны к нынешнему. Не хотите переезжать – скажите мне, но желательно определиться до установки терминала, его перенос – не самое приятное занятие. Крайний срок завтра к полудню.

Хранитель задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику.

— Со вводной частью, пожалуй, все. Олег Захарович, у вас есть какие-то вопросы на посторонние темы, не связанные с вашими обязанностями? Сразу соглашусь, что изменения в вашей жизни случились весьма неожиданные, и у вас есть полное право на недовольство. Спрашивайте, не стесняйтесь, наказаний за спрос не предусмотрено. Если тема окажется неудачной, я просто не отвечу.

На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Олег отчаянно пытался разобраться в мешанине, царящей у него в голове. Он чувствовал, что должен выяснить что-то очень важное, но никак не мог понять, что именно. Наконец одна мысль пробила себе дорогу среди остальных.

— Скажите, а почему именно я? — с интересом произнес он. — Почему для такой ответственной работы вы выбрали именно меня, второго помощника младшего дворника? Вы ведь не можете не знать, что я – лишь доставала, который еще недавно снабжал шкафами и унитазами один-единственный комитет, а в последние месяцы с трудом справлялся с мелким, ничего не значащим отделом. А вы фактически сажаете меня на должность ведущего специалиста уровня… уровня директора департамента Канцелярии. Неужто никого более… м-м-м, квалифицированного не нашлось?

Хранитель внимательно посмотрел на него. Затем, словно что-то решив для себя, кивнул.

— Раз вы задали такой вопрос, мы в вас не ошиблись, — он криво усмехнулся. — Разумеется, все, что вы мне сказали, верно. И более квалифицированные в стране есть, и более опытные. Беда в том, что в подавляющем большинстве они нам не подходят. Все они занимают определенные посты, я бы сказал – синекуры, и никто не захочет расставаться с выгодной должностью ради напряженной работы. Да и не умеют они работать. Когда вы познакомитесь с общей картиной, увидите, насколько все погрязли в стереотипах и круговой поруке. Они знают, что от них ждет начальство, и подгоняют результаты нужным образом, когда осознанно, а когда и не очень. Нет, нам нужны люди вроде вас. Достаточно поднаторевшие в бюрократических играх, с одной стороны, но достаточно свободные и незакоснелые в своих взглядах – с другой. Не думайте, вы далеко не единственный чиновник с внезапно переменившейся судьбой.

— И не думаю! — буркнул Олег, польщенный и разочарованный одновременно. — Но все-таки, Тилос, кто вы такие, простите за прямоту? Почему раньше о вас никто не слышал? И почему появились именно сейчас?

— Всему свое время, Олег Захарович. Узнаете вы и кто мы, и что мы можем. Вот почему сейчас… Видите ли, экономика Ростании на грани краха.

— В смысле?

— В прямом. Начиная с неспособностью обеспечить себя продуктами. Продовольственная программа последних двух пятилеток с треском провалилась. Огромные средства, вкладываемые в Нечерноземье, потрачены впустую. Неэффективное народное хозяйство поглощают их, ничего не возвращая взамен. Производство зерна в стране не растет, а кое-где даже падает – в отличие от населения. Та же картина с мясом, молочными продуктами и так далее. Последние четверть века значительная доля продовольствия ввозится из-за рубежа, на что тратится масса валюты. Товары народного потребления, презрительно называемые ширпотребом, также импортируются. Сапоги на «манной каше», капроновые чулки, мебельные стенки, видеомагнитофоны – все оттуда. А реалы, между тем, не растут на деревьях, их приходится зарабатывать, продавая в Сахару сырую нефть, которая неуклонно дешевеет. Нехватка валюты в стране острая, а кредиты южные банки давать почти перестали. Есть шанс, что в ближайшие пару лет Ростания окажется полным банкротом. Вот такая печальная общая картина, Олег Захарович.

Мысли Олега вновь галопом метнулись в самых разных направлениях. О подобных вещах не полагается говорить с первыми встречными! О них упоминают шепотом, с оглядкой, а не вскользь в случайном разговоре. Или таинственные Хранители действительно не боятся ни СОД, ни Канцелярии?

— И… чем я могу помочь? — наконец осведомился он.

— Честной работой. Одна из основных проблем в ростанийской экономике – чудовищная неэффективность всех ее отраслей. Ваша работа позволит оптимизировать работу транспорта в стране. Не только ваша, разумеется, к теме привлечено еще шестеро специалистов в разных городах страны. В последних своих отчетах вы не раз указывали на очевидные промахи в организации грузоперевозок – вот и продолжайте в том же духе. Больше ничего от вас и не требуется.

Хранитель упруго поднялся и сладко потянулся.

— Ну, мне пора. Приятно было пообщаться. Сегодня передавайте дела человеку по своему выбору, а с завтрашнего дня – новая работа. Да, вот еще что.

Он шагнул вперед и склонился над Олегом, положив руку ему на плечо и впившись в лицо внезапно стальным взглядом.

— Если вы заметите какие-то странности в маршрутах грузовиков или перемещении грузов… Я имею в виду, странности, которые не объяснить простым головотяпством или безответственностью – заносите их в отдельные отчеты. Хорошо?

— Зачем? — Олег подавил желание отпрянуть назад, насколько позволяла спинка кресла.

— Затем, — Хранитель выпустил его и отступил, — что в последнее время из-за рубежа ввозится большое количество наркотиков, транитина в первую очередь. И есть предположения, что по стране он распространяется именно легким грузовым транспортом. Нам нужно отслеживать такие перевозки, чтобы рубить их на корню. Ваша работа может спасти жизнь и здоровье многим и многим, Олег Захарович. Пожалуйста, отнеситесь к ней ответственно. До свидания.

Он резко повернулся и вышел из кабинета, оставив Олега с отвисшей челюстью. Привычный мир рушился вокруг прямо на глазах. Наркотики? Одно дело перед Прохорцевым многозначительность изображать, и совсем другое – работать по ним специально. Он что, в конце концов, следователь прокуратуры?

Ты кнопарь, напомнил ему ехидный внутренний голос. К Шварцману в Канцелярию тебя никто за уши не тащил. А раз пришел, будь любезен расхлебывать последствия.

Интересно, когда тот Тилос рассуждал о полной безопасности, включала ли она защиту от бандитов?..

— …И вот уже два дня я копаюсь циферках, — Олег скривился. — То же, что и раньше, только циферок во много-много раз больше.

— И как результаты? — с интересом осведомился Бирон. — Нашел что-нибудь по наркотикам?

— Да хрен там! Они ж мне данные вообще непонятно как сваливают, я пока в общей системе разобраться не могу. И терминал их… хорошая, конечно, штука, голосом управлять можно, только я еще не привык. Он, кажется, не только на голос реагирует, а еще и на… настроение, что ли. Не знаю, не спрашивай пока.

— Ну, а все-таки?

— Не спрашивай. Хотя, знаешь, кое-что я уже успел понять. Только, Пашка, языком пока не трепись, ладно? У меня все еще нет в голове полной картинки, но даже того, что успел разглядеть, вполне хватает. Тот Тилос прав. Думаешь, очереди за сахаром и прочим, — он кивнул на окно, — случайность? Временная трудность, которую подстроили спекулянты-саботажники, как любит говорить Треморов по ящику? Ха! Если все так пойдет и дальше, через год-другой введут карточки на продукты, а потом начнется самый настоящий голод. Дефицит поголовный, а еще и воруют все кто ни попадя. Ниточки же, за которые ворье дергают, идут прямо туда!

Олег многозначительно ткнул пальцем вверх.

— Но, по большому счету, я другого не понимаю. Кто такие Хранители? Я в упор не верю, что Председатель мог решиться на такое глобальное разгребание дерьма. Да и техника у них…

— Не бери в голову, — после некоторой паузы заметил Павел. — Ну, кем они могут оказаться, сам подумай? Пусть даже шпионы, на Сахару работают. Не понравилась, например, тамошним шоколадным богатеньким дядям перспектива столкнуться с голодными бунтами в стране с биологическим оружием. Уж очень больной вопрос для них, прости за каламбур, — он усмехнулся. — Вот они и решили надавить на нашего дорогого Народного Председателя, чтобы проблему заранее предотвратить. Как тебе версия? Кстати, ты точно уверен, что нас не прослушивают? А то мне на перевоспитание в расцвете своей карьеры совсем неохота отправляться.

— Не беспокойся за карьеру, — Олег рассеянно похлопал себя по карману, — если что, прикрою. Только не проходит твоя версия с Сахарой. Слишком уж дальновидными у тебя сахариты выглядят. Политика у них по другому, чем у нас, устроена, а вот мозги варят немногим лучше. Пашка…

— Ну?

— Давно тебя спросить хотел. Почему ты осенью именно меня Прохорцеву порекомендовал? Сам почему в стороне остался? Мог ведь пристроиться куда лучше, ты же в Канцелярии свой, все ходы и выходы знаешь. А?

— Свой…

Бирон подпер кулаком подбородок и внимательно посмотрел на Олега.

— Дурак ты, Олежка, — резюмировал он наконец. — Вроде и умный, а дурак. Или просто наивный такой. Ты единственный из всех, кто на полном серьезе о моем пятом пункте не помнит. Не прикидываешься, а на самом деле не помнишь. Я немец, родной ты мой. Шваб. Пусть полезный, пусть свой, но немец. И о том мне никогда забыть не дают. Чудо, что я вообще в Канцелярии работаю. Должности референта для меня и то слишком много, как кое-кто за спиной шипит. На ней я до старости доживу, с нее и на пенсию уйду. Если раньше не уйдут, конечно.

Олег поежился.

— Извини, — он неуверенно потер лоб. — Действительно, все время забываю… о проблеме.

— Да нет никаких особых проблем, — пожал плечами школьный товарищ. — Просто мне удивительно. Ты же у нас сам ушлый, как сто немцев, в любую дыру без мыла пролезешь, да еще и везунчик. Но кое-в чем словно дитё наивен. Ладно, проехали. Слушай, рабочий день уже кончился. Есть идея. Помнишь ту пивнушку на Стариковской?..

* * *

— Слыхал про Федьку?

— Про рыжего, что ли? Нет, вроде. А что с ним?

— Ну, ты совсем от жизни отстал! Помнишь, он младшим экономистом у Делеваги работал? Ну? Так вот, повысили его.

— Свистишь, причем малохудожественно! Да он по жизни пофигист полный! Я сам слышал, он как-то по пьяни распинался, что ему карьера до лампочки, главное – жить так, как нравится… Помнится, рассказывали, он однажды самого Делевагу по матушке послал, когда тот сверхурочно работать заставлял. Может, и не врали.

— Уж и не знаю, кого и куда он посылал, я с ним так близко не знаком. Да только повысили его, точно говорю. Сегодня утром. То ли в замы начглавка, то ли вообще куратором. В общем, из грязи на самый верх. Да ты что, точно не слышал, что ли? Наверное, ты один такой остался, тетеря!..

— Сам тетеря! И что, он теперь у нас самый главный, что ли? Ха! Пойти, что ли, напомнить, как мы с ним водяру хлестали… Вдруг он и меня за собой подтянет? А что, надо же ему кого-то из своих под рукой иметь. Не, ну ты точно врешь! Чего вдруг взяли да повысили? Своих мало, повышать?

— Да хрен его знает, чего повысили. Да только правду говорю, зуб даю! В отдельный кабинет посадили, уже и табличку привинтили. Чудная такая, имя-отчество золотом идет, а рядом такой маленький сине-желтый шарик вращается. Не, ну натурально вращается, как в телевизоре.

— Блин, задолбал ты меня сказками кормить! Шарик на табличке вращается! Вон, Франк пошел, иди, ему рассказывай. Он у нас всему верит, авось и твой шарик схавает. А мне пора, шеф у меня и так косится, что на перекуры часто выхожу. Мне отчет сегодня закончить надо.

— Ну и не верь, больно надо! Сам сходи на третий этаж, если не веришь. В конце коридора, где главбух недавно сидела, когда ее кабинет ремонтировали. Хочешь, на щелобан поспорим, что не вру?

— Не стану я с тобой спорить. Не, на щелобан не хочу. Давай так – если врешь, платишь сегодня в столовке за мой обед. Не врешь – я за твой плачу.

— Заметано! Бабки приготовь сразу, я сегодня голодный, так что возьму биточков тройную порцию. Как раз мяса на одну нормальную котлету наберется. Но странно оно. Федька же чудной. Все вечером в пивнушку идут, а он в библиотеку топает. Учебники какие-то читает, учится где-то заочно. Даже напиться как следует не может, пузырь на троих раздавит – и уже «все, все, мне хватит!..» Эх, нет, чтобы меня так повысить!..

— Ну, тогда точно – прощай, наш главк, прощай! Не, ну серьезно – что, вот так взяли и повысили? Да не бывает так, даже если папаша министр.

— Ну, может, он внебрачный сын Треморова… Ух, чего-то меня сегодня заносит. Ладно, мне тоже пора. Про обед не забудь – я в полвторого очередь займу, не опаздывай. Тебе платить, не забыл?

* * *

— Доброе утро, Григорий Михайлович! Как спалось сегодня?

— Доброе утро, Шамир Вильямович. Спалось хорошо, только кошмарики мучили.

— Вот как? И что же снилось?

— Работа, как всегда. Составы, что без причины задерживаются, вагоны, что без следа пропадают… все такое. Ух… Хоть валерьянку пить начинай!

— Бывает… Гриша… ничего, если я по старой памяти так? Гриша, ты бы послушал моего совета. Я на железных дорогах скоро сорок лет как работаю, а ты сколько? Два года? Два с половиной? Молод ты еще, дела не понимаешь. И еще долго не поймешь. Не изводи себя по пустякам – язву заработаешь, а то и рак. И кто тебя вспомнит?

— Да так оно, Шамир Вильямович. Только не могу я расслабиться. Язва – не язва, ее-то они вылечат, а вот коли косяков по неопытности напорю? Не могу же я каждый раз к вам за советом бегать!

— И не надо. Тебя, Гриша, не начальником назначили. Полевская железная дорога из-под меня еще не скоро уйдет. И головная боль, она моя по большей части. А ты лучше вникай в дело, спокойно, не торопясь. Больше пользы выйдет, чем от суеты беспорядочной.

— Не начальником… Хотел бы я сам знать, кем меня назначили! Думай, говорят, размышляй, как дело улучшить можно. На начальство внимания не обращай, если что – чуть ли не министром командовать можешь. А зачем? И как? К кому ни сунешься с вопросом – все кривятся, точно лимон съели, сквозь зубы что-то цедят, а толку никакого. Словно и не отвечали. Вы вот только и относитесь по-человечески.

— Привыкай, Гришенька, привыкай. Мне что, я через годик-другой на пенсию выйду, по возрасту. Даже если и переведут куда, мне уже не так обидно. А вот замы у меня молодые, с надеждами, оба на мое кресло целят, оба его уже своим считают. А тут ты вылезаешь неизвестно откуда и неизвестно как, глядь, и окажешься на моем посту безо всякой очереди. Что они о тебе думать должны, как относиться? То-то же. Ты к ним подойди по-человечески, глядишь, и оттают.

— Ох… Подойдешь по-человечески, кажется, когда волками смотрят. Еще терминал ихний, никак не привыкну…

— Какой еще терминал?

— Ну, поставили мне железный ящик в кабинет. Сказали – терминал называется. Как работать, показали, да только я все время путаюсь. Вроде и несложно, а не выходит, как надо.

— И что же, Гриша, тот терминал делает? На ленте печатает, как у нас в вычислительном центре?

— Ну, и на ленте при нужде может. Только там совсем по-другому, чем с вычислителями. Голосом спрашивать можно или на клавиатуре вопросы по-человечески набирать, не на перфокартах дырки бить. С перфокартами я бы совсем пропал, и в институте-то не освоил. А тут все просто. Можно вот любой состав или даже вагон найти, узнать, где и куда идет, в какой тупик загнали…

— Ну так оно же хорошо? Или нет? А чего тогда кошмары снятся про вагоны пропавшие?

— А толку-то! Вагон по документам одним номером проходит, а потом под совсем другим обнаруживается. Вон, буквально вчера три цистерны со спиртом случайно нашел – числились под кодом, под каким мазут возят. То ли специально кто код перебил, то ли просто перепутали – поди узнай.

— Постой, постой! Какие три цистерны? Не те ли, что на оптомеханическом неделю дождаться не могут? Ну, молодец, Гришка! Мне директор завода уже всю плешь проел – саботажник, кричит, техпроцесс срываешь! Ищи, мол, или я в министерство ваше жаловаться стану! А ты, значит, нашел? Ну, молодчага! И еще куксишься тут. Ну, побежал я к себе, обрадую человека.Давай, не кисни. Еще научишься всему. Главное – голова на плечах есть. Зайду я потом к тебе, полюбуюсь на тот терминал, диво дивное. Ох, и покажем мы всяким ворюгам кузькину мать, ох, и покажем! Да, и еще вот что. Вижу, что непривычно, да только на людях я к тебе по имени-отчеству обращаться стану. Авторитет начальства поддерживать всегда нужно. Ну, бывай, парень. Свидимся сегодня еще.

— …здравствуйте, Григорий Михалович!

— …здравствуйте, Григорий Михалович!

— …доброго вам утречка, Григорий Михалыч! Как здоровьичко?

* * *

— Доброе утро. Моя фамилия Троха, я…

— Здравствуйте-здравствуйте, Вадим Янович, а мы вас уже ждем. Вахтер с проходной звонил, вы уж простите старого балбеса, что на территорию не пускал. Он хороший дед, да только без понимания. Я ему выговор уже объявила, чтобы запомнил начальство в лицо. Да мы как-то не ждали, что вы на трамвае приедете, вот он и растерялся. Вот, проходите, у нас уже и стол накрыт…

— А вы, собственно…

— Да меня Аллой зовут. Ну, для всех прочих, конечно, я Алла Владимировна, Грубина моя фамилия, ну да нам можно и без формальностей, правда, Вадим? Я ведущий экономист. Директора вдруг срочно на совещание в министерство вызвали, но мы обойдемся и без нашего противного старикашки, правда? Прошу к столу, прошу, прошу!..

— Погодите, Алла Владимировна, со столом. Я сюда не просто так приехал. Давайте сначала с делами…

— Да никуда они не денутся, дела, Вадим… Янович. Давайте уж перекусим сначала. Вот и коньячок мы откупорили! Вы ведь с производством приехали знакомиться, правда? С людьми? Ну как же, начальство, оно всегда должно подчиненных в лицо знать, все правильно. Вот и познакомимся заодно!

— Подождет коньячок. Вы, Алла Владимировна, девушка красоты невыразимой, и в другой раз я бы с удовольствием с вами за столом познакомился. Да только, боюсь, вопросики у меня неприятные, колбаса в горло не полезет с такими вопросиками. Да и не начальство я вам в прямом смысле, и с людьми знакомиться мне надобности нет. О подчиненных пусть директор Пищеторга волнуется, меня другое занимает. Так что давайте-ка мы для начала не в банкетный зал отправимся, а в каком-нибудь кабинете уединимся. На пару с документами.

— Что… что вы такое говорите, Вадим Янович! Да неужто у нас недостача какая выявилась? Наш мясокомбинат всегда в числе передовых числился, премии за перевыполнение получал.

— И перевыполнение тоже обсудим. Вы, госпожа Грубина, уверены, что директор ваш на совещании? Что-то я ни о чем таком не слышал. Может, перепутали вы, не сегодня совещание, а завтра? И господин Опрелов еще не успел в Моколу выехать? Боюсь, не похожи вы на человека, который в состоянии на вопросы по существу отвечать.

— Я… я могу поискать… позвонить… но он может рассердиться… ой, что я говорю!.. Может, пока все же к столу?

— Не надо к столу, Алла Владимировна. Я не ревизор, которого шматом колбасы и бутылкой коньяку купить можно. И не младший следователь, которого можно начальством запугать. Здесь, как я понимаю, директорский кабинет? Вот я в приемной и подожду, пока вы Опрелова разыскиваете. И упомяните невзначай, что есть у него хороший шанс под суд пойти за приписки и воровство. Надеюсь, это его гнев утихомирит.

06.04.1582, пятница

— Читай, — Треморов раздраженно толкнул по столу лист плотной, чуть желтоватой бумаги. Дровосеков подхватил его на лету.

— Его превосходительству Народному Председателю Народной Республики Ростания господину Тре…

— Про себя читай! — рявкнул Народный Председатель. — Или думаешь, что я сам не умею?

— Да, шеф! — директор Управления Общественных Дел вытянулся в гостевом кресле, словно намеревался вскочить по стойке смирно. — То есть нет, шеф! Я…

— Читай… — процедил Треморов. — Про себя. И быстро.

Дуболом углубился в чтение. Преодолевая зудящее нетерпение, Нарпред смотрел на него, поигрывая желваками и представляя, как здорово было бы заехать ему по лысине чем-нибудь тяжелым. Массивной пустой чернильницей, например, которая за каким-то хреном уже много лет стояла на столе. Дурак он. Патентованный. Впрочем, затем и держим. Выполнит свое дело – подумаем, кем заменить, на сей раз навсегда. Вот только проклятые Хранители спутали все планы, и теперь будущее стало еще более туманным. Пока его придется оставить.

— Совсем черножопые обнаглели, шеф! — директор УОД наконец оторвал взгляд от ноты. — Вконец обнаглели! Они бы еще мне прямо указали, кого выпускать! «Противозаконно удерживаемые узники совести» – да я бы их всех…

— Уймись! — коротко приказал Нарпред. — И без тебя тошно. Что предлагаешь?

— Послать на х…й! — с готовностью предложил Дровосеков. — Не, ну не так буквально, у спецов Иванова язык подвешен, пусть и сочиняют. Вмешательство там во внутренние дела, то-сё…

— Дурак.

Народный Председатель поднялся со своего кресла и принялся нервно шагать по кабинету, с яростью топча ни в чем не повинный ковер.

— Помнишь доклад, который мне на прошлой неделе передал? Отчет твоего агента в Маронго?

— О разговоре банкиров? Да, шеф. Помню.

— Шварцман подтвердил своими источниками. Нам и в самом деле собираются перекрывать кислород. Пока только обсуждают по углам, но все может измениться в любой момент. А у нас спецы Смитсона плохой урожай прогнозируют второй год подряд! Если не дадут очередной транш продовольственного кредита, да еще и откажутся от расширения нефтяного контракта, уже к осени в северных городах жрать нечего станет. В особенности в Каменном Поясе и дальше на восток. Твои внутренние войска сумеют сдержать голодные бунты двухсот миллионов человек?

— Ну, надо подумать… — Дровосеков задумчиво поднял глаза к потолку. — Если отмобилизовать дивизии, которые сейчас с половинным штатом, да еще и вояк Тропинкина привлечь, можно справиться. Да точно справимся, делов-то!

— Идиот! — рявкнул Треморов, уже не сдерживаясь. — Бестолочь! Дебил, башкой о стенку ушибленный!

Он ухватил директора УОД за лацканы кителя, выдернул из кресла и с наслаждением принялся трясти. Ох, чернильницей бы его по башке!.. Дровосеков не сопротивлялся, и его зубы дробно стучали в такт встряхиваниям. Слегка успокоившись, Народный Председатель оттолкнул его, так что Дуболом неловко упал на ковер, и остановился, переводя дух.

— Встань, — наконец сказал он уже спокойно. — Сядь на место.

И он сам вернулся на место, чувствуя, что вспышка ярости помогла сбросить напряжение и очистить ум от ненужных эмоций. Дровосеков с готовностью вскочил и снова сел в кресло. Привычный к таким встряскам, он, кажется, даже душевного равновесия не утратил. Тупой как пробка. Песик ты мой верный, послужи пока что как умеешь. Вот ведь незадача: и тупые вроде Дуболома опасны из-за своей бездумной исполнительности, и умные типа Шварцмана опасны ничуть не менее. Никому верить нельзя, кроме себя самого. Да и себе-то не всегда можно…

— С голодными. Бунтами. Мы. Не справимся, — раздельно и отчетливо произнес Треморов, чтобы вбить каждое слово в башку директора УОД. — Войска, если мы их пошлем, тоже взбунтуются. И аналитики и у тебя, и у Шварцмана, и даже у самого Тропинкина едины: армия ненадежна, да и внутренние войска немногим лучше. Мы не можем дать народу поводов для бунта. Спокойствие следует сохранить любой ценой. Сдохнуть, но сохранить. Понял?

— Ну… — Дуболом почесал в затылке. — Понял, чего ж не понять. И что делать, шеф? С кредитом?

— Кредит не твоего ума дела. Комитет зарубежных связей уже озадачен. У ребят Иванова, как ты верно сказал, язык подвешен, они не зря свои зарплаты получают. Твое дело – с диссидентами разобраться. Работать станешь на пару со Шварцманом, он уже получил указания.

— Выпускать, что ли? А негры ж еще и на Юг отпускать требуют.

— Требуют. А когда наши горластые туда свалят, начнут про нас нести такое, что возмущенная сахарская общественность точно потребует ввести санкции. И тогда выйдет, что хрен редьки не слаще.

— И что делать, шеф?

— А ты сам придумаешь, — ласково сказал Народный Председатель. — У тебя голова для чего? Чтобы в нее есть, и только? Я тебя зачем вообще держу? Думай, Петя, думай. Потянуть время месяц-другой еще можно, но не дольше. Выпускать придется, хотя бы некоторых. И эмиграцию облегчать – тоже. А вот самые активные уехать туда не должны. Как – сам думай, для того кучу дармоедов в пятом департаменте и держишь. Вопросы есть?

— А Хранители?

— Они же ясно сказали – не намерены вмешиваться в политику! Хотели бы про болтунов поговорить, заявили бы явно.

— Но они…

— Свободен! — отрезал Треморов.

Дровосеков внимательно посмотрел на хозяина страны, и тому вдруг показалось, что в его глазах мелькнуло необычное выражение. Проблеск ума? Нет, все-таки померещилось.

— Да, шеф! — отрапортовал директор УОД, вскакивая. — Сделаем, шеф. В лучшем виде!

— Вот и иди, делай.

Когда за Дровосековым закрылась дверь, Треморов какое-то время сидел, уставившись в пасторальный пейзаж на стене, и постукивал пальцами по столу, немузыкально насвистывая. Нет, все верно. Приказ отдан однозначно, но так, что в случае чего не придраться. Если что, дурак Дуболом неправильно понял и перестарался.

Внезапная вспышка ослепительной ярости заставила его с размаху врезать кулаком по столу. Б…ть! Да кто бы мог подумать еще месяц назад, что он, всесильный и единовластный Народный Председатель, начнет бояться говорить прямо! Даже мысли такой прийти в голову не могло. А сейчас – вот, пожалуйста!

Треморов тряхнул головой. Вспышка ярости, смешанной с приступом панического страха, прошла так же мгновенно, как и возникла. Определенно, с нервами следует что-то делать. Он достал таблетку из ящика стола, налил из графина воды и запил.

— Кто там следующий? — нажав кнопку, хрипло произнес он в решетку интеркома. — Давай его сюда.

11.04.1582, среда

— Поздравляю с очередным покушением.

Хранитель Тилос стоял, прислонившись плечом к стене, и рассматривал что-то за окном. За две недели знакомства Олег так и не понял, как к нему относиться. Иногда Хранитель казался ему давним другом, которому не страшно довериться даже в самых жутких своих тайнах, все понимающим и прощающим. Но чаще он выглядел настолько снисходительно-высокомерным, что Олегу хотелось убраться от него как можно дальше. Например, на Камчатку. Нет, лучше на Австралы, там все-таки потеплее, да и креветки водятся. В любом случае Хранитель обожал изъясняться загадками и шарадами, как сейчас, например.

— Вы о чем?

Олег вяло тыкал в клавиши терминала, пытаясь понять, как можно везти десять тонн груза семью грузовиками на расстояние в полсотни километров в течение недели. Пусть даже дороги грунтовые, все равно явная лажа. Разве что водилы беспробудно квасили всю неделю. А если расход бензина проверить? Теплый и пропитанный запахами зелени апрельский воздух, втекающий через настежь распахнутое окно, отнюдь не располагал к умственной работе.

— Колесный грузовик сегодня утром на перекрестке. Тот, что чуть ноги вам не отдавил. Белый молочный фургон. Помните?

Олег оторвался от экрана и изумленно посмотрел на Тилоса.

— Покушение? На меня? С чего бы вдруг? Я же даже толком в курс дела вникнуть не успел. Да ведь сам Шварцман пообещал, что еще за первое покушение прижмет кого надо!

— Знаете, Олег, — собеседник грустно покачал головой, — быть начальником Канцелярии Народного Председателя не слишком-то легко. Шварцман хоть и влиятельная, но не единственная сила в государстве, и даже такую диспозицию ему сложно удерживать. Так что не слишком-то надейтесь на его защиту. Да и я ведь, кажется, объяснял, что не он вас выбрал, а мы сами указали, кто нам нужен.

— Угу, — откликнулся Олег, — решили что национальный герой и борец с террористами как нельзя лучше подходит для вас. А кто все-таки покушался?

— Зачем вам знать? — Тилос меланхолично поднял бровь. — Меньше знаешь, крепче спишь. Главное, что вы очень вовремя споткнулись и не успели сунуться под колеса. Впрочем, могу объяснить в общих чертах. Сработал один из ваших старых февральских отчетов. Вы, сами того не зная, вскрыли одну из транспортных цепочек поставки наркотиков. Оперативный отдел Канцелярии ее обрезал, но кто-то слил о вас информацию на сторону. Вероятно, нынешнее покушение совершено сотрудниками СОД, замешанными в наркотранзите. Они еще не осознали, что означает наша защита, и решили одновременно отомстить и ликвидировать потенциальную угрозу. Фургоном управлял недавно выпущенный уголовник, сейчас мы прослеживаем его связи.

— Ничего себе… — Олег поежился. — Поработаю я, значит, на вас, разгребу кучу дерьма, а потом меня в темной подворотне… того, и я становлюсь дважды национальным героем. Посмертно. Веселенькая перспектива.

— Нет никакой перспективы. Сегодня-завтра мы намерены устроить показательную экзекуцию. Вы не первый из наших экспертов, на которого покушаются таким образом, и наше терпение лопнуло. Господин Дровосеков не может или не хочет контролировать своих костоломов, да и господин Шварцман немногим лучше. Мы тряхнем оба ведомства так, что мало им не покажется.

— А помимо них?

— А помимо них у меня для вас подарок. Вот, возьмите, — Тилос подошел к столу и протянул Олегу вороненую бляшку на длинной цепочке. — Ваш личный оберег.

— Оберег? — Олег повертел диск в руках. С обеих сторон он казался абсолютно гладким. Несмотря на характерный металлический отблеск веса и холода стали в нем не чувствовалось. — На бронежилет не тянет, да и не спасет бронежилет от очередного грузовика. Даже от разрядника не прикроет… — Он вопросительно посмотрел на Хранителя.

— Не беспокойтесь, Олег Захарович, — Тилос опять вернулся на свое излюбленное место у окна. — Эта штука прикроет вас и от грузовика, и от разрядника, и даже от взрыва, пусть и не слишком сильного. Защита не абсолютная, но все же лучше, чем прежняя полулонжа. Называется данная разновидность «персональным стражем», «пээс» на нашем жаргоне, и носить ее можно хоть на шее – видите цепочку? Впрочем, место ношения значения не имеет. Пээс может принимать любую форму: и серьги в ухо, и кольца в нос… Вообще-то он изначально рассчитан на форму электронных часов-браслета. Соответственно, обладает полным набором функций, связанных со временем – ну, там календарь, будильник, таймер… собственно часы… еще что-то забыл, наверное. В общем, пользуйтесь.

— И как сделать его часами? — поинтересовался Олег, осторожно рассматривая бляшку под разными углами. На ней не замечалось и намека на кнопки или рычажки.

— Мысленно. Не только вы изучали наш терминал – он тоже изучал вас. Вот сейчас и проверим, насколько далеко зашел процесс адаптации. Просто посмотрите на пээс и мысленно произнесите «стань часами».

Олег пристально уставился на бляшку, и вдруг ее очертания замерцали и заструились. Через секунду у него на ладони лежал обычный безразмерный часовой браслет. На его верхней пластинке помигивали цифры. Олег машинально взглянул на свои наручные часы.

— Спешат ваши часики, — заметил он, пытаясь справиться с удивлением.

— Наоборот, Олег Захарович, ваши отстают. У нас все точно, как в кассе, — Хранитель уже вернулся к окну и снова что-то пристально рассматривал снаружи. — Поэкспериментируйте с ними. Образы большинства мелких предметов, вроде часов, в нем уже заложены, но если вам захочется чего-то оригинального, просто скажите про себя «превратись в это». Не беспокойтесь, испортить пээс таким образом нельзя, как максимум он откажется превращаться. Потерять его, кстати, тоже невозможно. Теперь он станет предупреждать вас о любой опасности, но довольно своеобразно. Сейчас проведем полевое испытание. Подойдите к окну, пожалуйста.

Хранитель отступил в простенок, освобождая Олегу место.

Заинтригованный Олег, надевая браслет на руку, подошел к окну. В тот момент, когда он оперся на подоконник, что-то словно дернуло его вниз. Олег ничком повалился на пол, и тут же громко звякнуло и стукнуло, и его осыпало мелкой штукатурной пылью. В стене там, где только что находилась его голова, образовалась большая дыра. Олег лежал на полу и хватал ртом воздух.

— Не ушиблись? — Хранитель заботливо наклонился над ним. — Не пугайтесь, стрелял не настоящий снайпер, просто тест системы. Давайте руку.

Злой как собака, Олег медленно поднялся с пола, отряхивая соринки с костюма. Интересно, когда в последний раз у меня пол мыли, мрачно подумал он. Или нет, мне теперь от уборщиц тоже шарахаться надо, вдруг у одной их них пылесос замаскированным пулеметом окажется. Вот свалились хреновы Хранители на мою несчастную голову! И как я дырку в стене коменданту теперь объясню? Хорошо хоть окно открыто, а то еще и лопнувшее стекло менять пришлось бы…

К его удивлению, со стеной уже все исправилось само собой. Хранитель приложил ладонь к стене, а когда убрал, на штукатурке не осталось никаких следов, намекающих на пулю. Пошатываясь, Олег добрел до своего стола и плюхнулся в кресло, содрав браслет с руки. Хранитель наблюдал за ним, на его губах плавала тонкая полуулыбка. Казалось, он наслаждается своей ролью гида.

— Одна просьба: не надо никому рассказывать о пээсе. И в первую очередь – вашему то ли бывшему, то ли нынешнему начальству. Я имею в виду Шварцмана и его людей. Не спрашивайте, почему. Просто не говорите. Ладно?

Олег молча кивнул, все еще переваривая случившееся.

— Кстати, Олег Захарович, — продолжил Тилос как ни в чем не бывало, — пээс – штука многоцелевая. Он одновременно служит и добавочным устройством к вашему терминалу. — Таким тоном бывалый студент мог бы наставлять своего неопытного собрата-первокурсника в искусстве сдирать со шпоры на экзамене. — Для начала научитесь двигать курсор по тексту усилием мысли. Когда попривыкнете, я вам еще кое-что расскажу, поинтереснее.

Некоторое время Олег молча крутил в руках пээс. Когда он наконец поднял голову и взглянул на Хранителя, его взгляд казался почти затравленным.

— Я не сильно разбираюсь в новейших технологиях, — медленно проговорил он. — В популярных журналах пишут не слишком-то много, да и те в последнее время я нечасто читаю. Но я твердо уверен – люди до таких технологий еще не дошли. Хранители же… Кто вы?

— Много будете знать, Олег Захарович, скоро состаритесь, — улыбнулся Тилос. — Или, как любят переиначивать некоторые, быстро состарят. Потерпите, недолго осталось. А мне пора.

И Хранитель взял да и вышел из кабинета, этакий сукин сын!

Тот же день

По слухам, Народный Председатель был не в духе с самого утра. Впрочем, в последнее время такое состояние вошло у него в привычку. Он беспричинно шпынял секретаршу, старающуюся не попадаться ему на глаза без веских на то оснований, последними словами обругал ни в чем не повинную официантку, принесшую якобы остывший кофе с бутербродами, а по телефону разговаривал не иначе, чем междометиями. Шварцман, в приемной нервно меряющий шагами дорогой шемаханский ковер, не замечая остающихся за ним грязных следов, то и дело постреливал глазами в сторону выхода, как бы прикидывая, не лучше ли потихоньку убраться восвояси. Впрочем, явиться шеф приказал лично, а ослушаться такого приказа и проигнорировать назначенную встречу с Треморовым мог только самоубийца. Или Хранитель.

При мысли о Хранителях начальник Канцелярии вздрогнул и слегка ускорил шаги. В нем мало осталось от того самоуверенного дородно-представительного мужчины, каким он выглядел еще месяц назад. Начальник Канцелярии постарел, осунулся, приобрел некоторую суетливость движений. Обслуга Народного Председателя, хоть и выученная держать язык за зубами, втихомолку обсуждала между собой, как изменились в последнее время их шефы. Никто ничего толком не знал, но большинство сходилось на том, что зашатались еще недавно такие прочные кресла. То ли прошлогодние студенческие волнения оказались лишь проявлениями чего-то более серьезного, то ли объявился могущественный соперник в подковерной грызне за власть – неизвестно. Но высшее руководство Народной Республики Ростания уже не так, как раньше, походило на людей, распоряжающихся судьбами половины мира.

На столе секретарши требовательно звякнул переговорник.

— Шварцман здесь? — хрипло осведомился голос Треморова.

— Да, Александр Владиславович, — мгновенно откликнулась секретарша. — Пригласить?

— Давай, — пробурчал динамик и с громким шипом отключился. Менять систему-то пора, подумал Шварцман, и тут же подавил нервный смешок, вспомнив о судьбе несчастного водопроводчика. Он взялся за ручку двери хозяйского кабинета и, глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, потянул ее на себя.

— Ну? — выплюнул Народный Председатель, даже не дав ему толком переступить порог. — Что выяснил?

Шварцман осторожно прикрыл за собой дверь. Такое начало разговора не предвещало ни хорошего, ни даже плохого. Оно обещало бурю. Шторм. Тропический ураган из тех, что ломали пополам даже могучие сахарские авианосцы. И если уж попадаешь в такой шторм, то вопрос исключительно в том, как выйти из него живым – пусть без руля, машин, со снесенными палубными надстройкам, но – живым. Ладно, подумалось про себя Шварцману с какой-то даже меланхолией, что будет, то будет. Была не была, тут же услужливо подсказала память продолжение песенки. Что будет, то будет, такие дела. И покруче случалось шторма переносить.

— Плохи наши дела, шеф, — он аккуратно опустился на вертящийся на одной ноге стул-полукресло. — Словно за призраками охотимся.

— А конкретнее? — Председатель в упор уставился на него. — И оставь аллегории в стороне. Что раскопал? Только поживее, и без своих театральных приемчиков. Для секретарш их прибереги, приемчики. Ну?

Шварцман вздохнул, и на его лице появилось страдальческое выражение.

— Не изыски, шеф. Буквально. Понимаете, все Хранители, с которыми нам пришлось иметь дело…

— Со сколькими? — перебил его Председатель. — Со сколькими мы имели дело? Я уже запутался в рожах ихних однообразных, будто с манекенов содранных.

— Всего по стране отслежено восемнадцать персон, — откликнулся Шварцман. — Один – наш постоянный контакт. Ну, тот, что первым к нам пришел, с дурным имечком Скайтер. Что у него морда каждый раз новая, значения не имеет. Психологи утверждают, что на всех записях один и тот же человек. Физиономии словно маски меняет, но все равно один и тот же.

— Маски меняет? Как?

— Неясно, шеф. Мои аналитики говорят, что маску, настолько хорошо имитирующую человеческое лицо, сделать невозможно. С людьми из кино разговаривали, с гримерами профессиональными консультировались – нет, не маска. И не грим. Настоящее лицо. Мы не знаем, как они такие фокусы проворачивают, как и с терминалами их хреновыми ничего понять не можем, но делают как-то.

Треморов молча вгрызся в уже наполовину измочаленный карандаш.

— Хорошо, — прошипел он наконец. — Дальше. Кого мы еще знаем?

— Та девка, которая с ним по набережной шлялась, имя – Стелла, однократный контакт – вторая. После того, как она половину тюрьмы в Переветовке раскурочила, больше мы ее не видели, по крайней мере, в похожем виде. Сверх нее – еще шестнадцать персон. Работают с чистильщиками… ну, с теми, кого они отобрали. Они лица не меняют, все время постоянные. Количество чистильщиков, которых каждый ведет – от трех до двадцати семи. Все контакты Хранителей отслеживаются, но раскрыть мы ни одного не смогли.

— Подробнее. Биографии отследили? Друзья, родственники?

— У всех есть документы – настоящие паспорта, я имею в виду, прописку, работу, реальную прошлую жизнь – только все как бы и невсамделишное. На работе не появляются. Начинают мои ребята опрашивать типа сослуживцев, а те удивляются…

— …вот только что заходил, да вышел, и как вы с ним разминулись?.. — сквозь зубы процедил Треморов.

— Точно, шеф. А… — Шварцман осекся и внимательно посмотрел на Народного Председателя. — Понятно. У Дуболома те же обломы?

— Не твое дело! — рявкнул Треморов. — Ты на него не кивай, у тебя своя контора, совершенно самостоятельная! Ты за себя отвечай, не над ним хихикай!

— Да, шеф, — покорно откликнулся начальник Канцелярии. — В общем, я ничего не могу сказать. Есть только одна косвенная зацепка: все они в соответствии с биографиями – одиночки, то есть в браке не состоят, родственников нет. И возраст от двадцати пяти до сорока пяти.

— Великолепно. И ты уже процедил всех похожих граждан нашей державы через мелкое сито?

— Да, шеф. Но пока безуспешно. Подходящих под такое описание больше миллиона…

— Сколько?!

— Миллион. С хвостиком.

— Бред. Даже если на девяносто процентов сократишь, все равно слишком много останется. Брось. Вообще на хрена нам потенциальных Хранителей знать? Мне нужно взять за яйца хотя бы тех, кто уже известен! Главарей в первую очередь, того же Скайтера. На них сосредоточься.

— За яйца… Хотел бы я знать, есть ли у них вообще яйца, — еле слышно пробормотал Шварцман.

— Ты о чем?

— Чем дальше я думаю, шеф…

— Ну? — ласково поинтересовался Народный Председатель. — Со мной мыслями поделиться не хочешь? Или я слишком тупой?

— Шеф, я… Может, они вообще не люди?

— А кто?

— Инопланетяне, — выдохнул начальник Канцелярии и тут же умолк, словно испугавшись сказанного.

Народный Председатель поднялся из-за стола и мягкими кошачьими шагами начал ходить у него за спиной. Пауза все затягивалась и затягивалась, и Шварцман почувствовал, что у него по спине поползла струйка противного холодного пота.

— Значит, инопланетяне… — внезапно нарушил тишину Треморов, так что Шварцман почти подпрыгнул на стуле. — Инопланетяне, говоришь… Ну-ну. А может, — он внезапно оказался перед Шварцманом и почти вытащил его из кресла, вцепившись в лацканы пиджака, — а может, ты мне просто голову морочишь? А? — гаркнул он в лицо опешившему начальнику Канцелярии. — Может, ты мне просто мозги компостируешь, жопу прикрыть хочешь?

Треморов отшвырнул Шварцмана от себя, так что тот не удержался на ногах и, опрокинув кресло, с грохотом рухнул на пол. Треморов навис над ним, как скала. Распахнулась дверь, и в комнату проскользнули привлеченные шумом охранники с разрядниками наизготовку. Какое-то время хозяин кабинета, тяжело дыша, смотрел на них бессмысленными глазами.

— Вон! — наконец гаркнул Народный Председатель, яростно махнув в их сторону рукой.

Шварцман шевелился на полу, тихонько поскуливая. Падая, он чувствительно зацепился локтем за стол, так что слезы на глазах выдавились почти сами собой, даже и играть не нужно. Треморов какое-то время играл желваками, потом обошел стол, рухнул на свое место и брезгливо вытер руки об одежду.

— Встань с пола! — приказал он. — Подними кресло и сядь, — он дождался, пока Шварцман исполнит приказанное. — Теперь слушай меня внимательно.

Он склонился вперед и пронзил начальника своей тайной полиции взглядом.

— Первое. Когда-то нужно провести выборы. И не так, как раньше, когда один основной кандидат, одна подставка и сто процентов моих голосов. Внешняя политика не позволяет. Мне нужны конкуренты – молодые и энергичные, чтобы могли набрать десять-двенадцать процентов в сумме. Ставлю тебе задачу: найти таких и на выборах обеспечить нужный результат, чтобы сахариты перестали мне тыкать моей недемократичностью. Но не перестарайся. Результат не стопроцентный, чтобы все выглядело натурально, но чтобы ни у кого даже подозрения не возникло насчет моей поддержки в народе. Заодно новую электронную систему выборов проверим. Понял?

Он жестом остановил Шварцмана.

— Второе. С Хранителями нашими хреновыми. То, что они с нами в кошки-мышки играют – дураку ясно. Что могут они многое, нам и не снившееся, тоже понятно. Одни фокусы с танками на полигоне чего стоят! Так что ты должен заставить их работать с нами и на нас. Забей на их поиски. Мне уже неинтересно, кто они, откуда взялись и чего хотят. Инопланетяне – пусть инопланетяне. Древние культисты, обласканные щедростью богов – хрен с ними. Я одного не хочу слышать – что они сами по себе, наблюдатели там, корректоры или какие там еще философские штучки-дрючки. Выясни, что они хотят на самом деле, и дай. Обещай власть, славу, золотые горы, человеческие жертвоприношения или трахни себя публично в жопу, мне все равно. Но они должны полностью оказаться на нашей стороне или хотя бы не мешаться под ногами. А там посмотрим. Посмотрим… — Народный Председатель достал из ящика стола пачку сигарет, сунул одну в рот, щелкнул зажигалкой и испытующе поглядел на Шварцмана. — Все ясно?

— Н… нет, — Шварцман поднялся со стула и встал навытяжку, насколько ему позволило его брюхо. — Не совсем. То есть…

— Что еще? — недовольно нахмурился Треморов.

Шварцман несколько секунд, колеблясь, смотрел на него. Затем, будто в нем что-то прорвало, он заговорил.

— Шеф… Алекс… прости, что так тебя называю, но один раз, в память о старой дружбе… — Его голос сорвался. — Алекс, мне страшно. Я не понимаю, кто такие Хранители, откуда пришли – с другой планеты или из другой вселенной, как в книжицах у писак-сказочников. Я одно знаю: они не люди. Они – сила, чужая и равнодушная. Нам не удастся их приручить, заставить работать на себя, это все детские игры по сравнению с их возможностями… Алекс, они хотят власти, и нам – я имею в виду всех людей, все человечество, не только Ростанию, но и Сахару, вообще всех, так вот, нам станет хреново. Прости, что я так сумбурно выражаюсь, но после того, как я пообщался с ними… Мне месяц снятся только кошмары. Они – они страшная сила, они нас сожрут с потрохами, они… Нам о человечестве сейчас думать нужно, не о себе!

Заметив, что почти впал в истерику, начальник тайной полиции осекся.

Какое-то время Треморов испытующе смотрел на него.

— Ох, Пашенька, янычар ты мой кровожадный… — наконец укоризненно вздохнул Народный Председатель. — Стареешь, стареешь… О блаженной старости, небось, задумался, о том, как бы грехи свои искупить, да вот без толку все. Не искупить их тебе, когда руки в крови по локоть, если не выше. Насчет судеб человечества я подумаю, всеми любимый Председатель Народный, работа у меня такая. А тебе о высоких материях размышлять не положено, тебе землю носом рыть надо. Усек? — он испытующе поглядел на Шварцмана. — Тогда иди отсюда. И не забудь: я должен знать, чего они хотят. И тогда – тогда мы с ними сработаемся.

* * *

Двое смотрят в экран, на котором светится кабинет Народного Председателя. Они переговариваются молча, лишь беззвучно шевелятся губы, и странным показались бы постороннему двое, сидящие вполоборота друг к другу в почти полной тьме.

«Скайтер, кажется, со Шварцманом ты обошелся чересчур круто. Резонансные процессы от ментоблоков у него, кажется, становятся все более и более деструктивными. Как бы корректировать не пришлось. Что ты ему поставил?»

«Обычный подавляющий ментоблок первого уровня. Немного страха, немного неуверенности – простой дестабилизатор, чтобы не придумал ненароком чего-то умного на наш счет. Да он уже наверняка давно рассосался! Не смотри на меня так укоризненно. Я не хуже тебя помню о критичности подобного вмешательства, но выбора не оставалось. Он слишком умен, слишком опасен. Джао, ты не хуже меня знаешь, как просто вычислить наше прошлое, если взяться за дело профессионально. А у многих из нас есть родственники. А у тех – свои друзья и родственники. Мы не сможем эвакуировать всех, просто некуда. И защитить всех не удастся».

«Не оправдывайся. Разумеется, ты прав. Но все-таки я не понимаю получившегося эффекта. Если не знать, что именно ты использовал, можно предположить второй уровень, причем на грани третьего».

«Вот и Суоко то же самое говорит. Я понимаю не больше твоего, Джа. Возможно, мы просто знаем о ментоблоках куда меньше, чем хотелось бы. Я в одном уверен: первичные дестабилизаторы я всаживал не одну сотню раз, и никогда такой проблемы не возникало. Треморову с Дровосековым почти такие же я сунул одновременно с Шварцманом, но с ними же все в порядке. Ровно тот эффект, который и ожидался, хотя Треморов психопат и маньяк не чета Шварцману».

«Странно. Я попробую пошарить в Архиве. Возможно, там найдутся зацепки».

«Нам не зацепки нужны, а твердое знание принципов работы ментоблоков. Если ты их найдешь, век благодарен буду. Знаешь, у меня все-таки есть предположение насчет Шварцмана».

«Да?»

«Я понимаю, что такое нереально и противоречит всем наблюдениям. Все-таки старый негодяй десятилетия удерживается у власти, и не просто у власти, а на самой вершине. Но все-таки – вдруг у него все еще сохранилась совесть?»

* * *

Отпустив Шварцмана, Председатель несколько минут сидел, неподвижно уставившись в одну точку. Он знал своего подручного долго, слишком долго, чтобы остаться равнодушным к его эмоциям. За всю свою жизнь он еще ни разу не помнил его таким – даже когда они, сначала желторотыми юнцами, а потом и бывалыми людьми, терпели поражение в жестокой подковерной борьбе за власть. В те времена, спустя лишь несколько лет после смерти Железняка, когда проигравшим светила не ссылка почетным послом куда-нибудь в Крым или на Камчатку, как в нынешние изнеженные времена, а вьюга Конлага, железные нервы Шварцмана часто спасали их обоих. И редко когда он позволял своему лицу отразить хоть каплю из того моря эмоций, которые – Треморов знал совершенно точно – случалось, переполняли их обоих.

Сейчас нравы смягчились – н-да, действительно смягчились, не любят вельможные чиновники жить под дамокловым мечом ссылки, мало чем отличающейся от каторги – но, как видно, нервы у друга детства тоже пришли в негодность. В любом случае, с Хранителями – чтоб им ноги переломать в темной подворотне! — надо что-то делать. В отличие от Шварцмана, зачастую склонного к фатализму и мистицизму, Треморов считал себя человеком практичным и решал проблемы всеми доступными ему средствами. В тот день, когда бледный как смерть начальник Канцелярии вошел в его кабинет, сопровождаемый парнем с идиотским погонялом Скайтер, Народный Председатель не испытал ничего, кроме злости. О да, когда он яростно заорал на впавшего в странный ступор Шварцмана, и у него самого вдруг подкосились ноги, пресекло дыхание и прихватило сердце, он испугался. Испугался не Хранителя, его загадочной силы, его брезгливой улыбочки, а того, что ненароком допустил ошибку, за которую придется расплатиться тем единственным, что нельзя исправить – своей смертью.

Но сердце отпустило. Хранитель не собирался его убивать, и страх прошел. Осталась только временами вскипающая злая ярость, которая еще заставит Хранителя – всех Хранителей! — пожалеть о том, что связались с ним.

Но пока… пока эмоции сидели глубоко внутри, дожидаясь того момента, когда смогут излиться на подходящую жертву. Усилием воли Треморов взял себя в руки. Да, он не стеснялся выплескивать свои гнев и нервозность на окружающих, но за многие годы развил в себе и ледяное самообладание, ничуть не хуже пашкиного, хотя и сдающее понемногу в последнее время. Да, Пашка, старый соратник, пора тебя менять. Привык я к тебе, ох, привык, но потому ты и опасен. После выборов у моей Канцелярии появится новый начальник. Вот кто бы? Дуболому кандидатов подбирать я не позволю, точно не позволю. Дурак он, пусть и преданный дурак, исполнительный, такому только доверь серьезное дело… Да и не нужен мне над Канцелярией человек УОД.

Кстати, о птичках.

— Не подошел? — Треморов даже слегка наклонился к селектору, тщетно пытаясь вспомнить, как зовут его очередную секретаршу. Они менялись у него не реже чем раз в месяц, а иногда даже и через день – в зависимости от строптивости и его настроения. Нынешняя появилась только утром, но Треморов уже прикидывал, как он проведет с ней вечер. Правда, девушка глядела дичком, но Председатель любил, когда сопротивляются.

— Господин Дровосеков ожидает в приемной, Александр Владиславович, — ответил селектор. — Пригласить?

— Давай, подружка, — согласился Треморов. Отпустив кнопку устройства, он поудобнее устроился в кресле и сунул в рот незажженную сигарету. Его лицо приняло нагловато-скучающее выражение, каковое и должно, по мнению Дуболома, означать физическое и моральное превосходство над собеседником.

В отличие от Шварцмана, который предпочитал сначала осторожно заглядывать, Дуболом обычно самоуверенно входил в широко распахнутую дверь, даже не удосуживаясь ее придержать, за что и получал нередко дополнительное ускорение от мощной дверной пружины. Впрочем, в кабинете его уверенность обычно несколько тушевалась – хозяин не любил даже минимальной демонстрации независимости. Вот и сейчас, неласково подпихнутый тяжелой створкой, Дровосеков, которого за глаза – а Треморов и в глаза – называли не иначе как Дуболомом за фантастические упрямство и агрессивность, вылетел на середину кабинета и остановился, растерянно озираясь по сторонам.

— А, пришел, голубчик, — насмешливо встретил его Треморов. — Ну как, много дров наломал за сегодня? Садись, гостем будешь.

Он ткнул пальцем в гостевое кресло.

Дуболом плюхнулся на указанное начальством сиденье, прижимая к себе обтянутый выделанной носорожьей кожей портфель, с которым редко расставался. Официально он носил в нем документы, но Треморов подозревал, что под слоем циркуляров и распоряжений хранится парочка толстых глянцевых журналов со знойными сахарскими красотками на обложке. Да и под обложкой – тоже.

— Ну, что новенького? — лениво осведомился Треморов, в упор глядя на Дуболома.

— Все просто отлично, шеф! — встрепенулся тот. — Планы выполняются на сто десять процентов, — ударение он сделал, разумеется, на первый слог, — в Старосунженске танковый завод на днях пускают, наша Служба бдит, одного сахарского шпиона мы взяли. Настоящего шпиона, шеф, не как обычно! Для уборочной вот уже бензин нашли вместе с вредителями, которые его укрывали…

— Я тебя о другом спрашиваю, — так же жестко оборвал его Треморов. — Что с товаром? Поставки прекратили?

— Да, шеф, — Дровосеков поскучнел. — Все остановлено, как вы и приказали. Только недовольны наши… партнеры. Нехороших слов моим ребятам наговорили, одного даже пришить попытались.

— Жив?

— Жив, шеф. Тюфяков не держим. Троих положил и ушел.

— Наградить втихую. А тех, кто пытался, ликвидировать. Всех!

— Всех? — директор СОД почесал в затылке. — Их там многовато, быстро не получится. Разбегутся. Или оборону займут…

— Плевать! — Треморов стукнул кулаком. — Слушай, ты, дебил! Сам, что ли, не понимаешь, как к нам относиться начнут, если спустим на тормозах? Я хочу чтобы каждая шавка на Кипре, или где там, знала, что у нас живых врагов не остается. Вопросы есть?

— Нет вопросов, шеф! Все сделаем в лучшем виде. Только газеты тамошние… И до шоколадных дойти может.

— Не грузи меня мелочами. Сам придумай, как шума избежать. Что с говорунами?

— Операции подготовлены. Два десятка целей на очереди, в течение ближайшего месяца мы их…

— Все, хорош. Без деталей. Ну, и главное. Что с Хранителями?

— Сотрудничаем, шеф, как приказано. Спецгруппа сформирована, грифы проставлены, все, что просят, суем им прямо в зубы. Пока довольны.

— Не о том спрашиваю. Что по ним самим накопать удалось?

— Э-э… шеф, тут такое дело…

— Ты мне не шефкай! Конкретно излагай.

— Ну… в общем, ничего пока не нашли. Архивы всех паспортных столов перетряхиваем, но результатов ноль. Не можем пока никого из них с реальными людьми сопоставить. Шеф, я тут подумал…

— Редкое для тебя занятие, — не удержался от реплики Народный Председатель. — И что?

— А вдруг они…

— Инопланетяне? — несмотря на ехидный тон Треморов почувствовал, что у него перехватывает горло. Они со Шварцманом что, сговорились?

— Почему инопланетяне? — удивился Дуболом. — Из Сахары засланные.

— Дубина… — с внезапным облегчением пробормотал Треморов. — Ты что, не заметил, что они белые? Или, думаешь, они негры-альбиносы?

— Загримировались! — с готовностью предположил директор УОД. — Или детишки невозвращенцев или старых эмигрантов. Тогда понятно, почему на них ничего накопать не удается.

Треморов со стоном обхватил голову руками. Впрочем… почему нет? Шанс мал, но все же есть. Только вот их возможности не объяснить никакими сахарскими кознями.

— Ладно, — сказал он после паузы. — Продолжай копать, но без лишнего усердия. И агентуру свою не попали ненароком, не та тема. Кстати, со Шварцманом скооперируйтесь. Скажи ему, что я приказал. Работайте по теме сообща, авось что путное выйдет. Между прочим, он заходил ко мне прямо перед тобой.

Дуболом выжидательно посмотрел на шефа, ожидая продолжения.

— Так вот, совсем плох старик стал в последнее время. Нервишки пошаливают, здоровье уже не то… Боюсь, как бы не случилось с ним чего. Ты бы понаблюдал за ним тихохонько, ненавязчиво, а?

— Разумеется, шеф, — медленно ответил Дровосеков. — Конечно, я понаблюдаю, раз такое несчастье у человека. Только приглядывать или… побеспокоиться, как бы чего не случилось, шеф?

— Ну-ну, шустрый больно, — нахмурился Треморов. — Наблюдать, и ничего сверх того. Пока. Все, свободен.

19.04.1582, четверг

Волны с шелестом набегают на берег, прокатываясь по крупной гальке почти до самых ног человека, глядящего в даль лазурного под весенним солнцем моря. Еле слышно гудит скрывающийся за выступом берега теплоход, кричат над головой чайки. Ветер несет в лицо соленые брызги, слегка отдающие йодом.

«Тебе не кажется, что ситуация становится все более критической? — неслышно спрашивает человек у ветра. — Время утекает как вода между пальцами, а я все еще не могу решиться. Все варианты плохи, один другого хуже. Не предательство, так подлость, не подлость, так риск неоправданный. Ох, как я жалею, что вообще заварил кашу с псевдо-Землей! Дернула же меня нелегкая социальные эксперименты ставить. Занимался бы пространственной физикой на радость Харламу…»

«Крайний срок еще не подошел, — холодным нечеловеческим голосом отвечает ему ветер. Хотя нет, ветер не умеет говорить. — Пока принятие решения еще можно откладывать. Кто знает, какие факторы сыграют в последний момент?»

«Да, время есть, — соглашается человек. — Но чем дальше я тяну, тем тяжелее могут оказатьсяпоследствия. Я боюсь, Робин».

«Ты? Не понимаю. Ты неуязвим…»

«Ты слишком молод. И пробудился неправильно. У тебя просто не хватает опыта, чтобы понять меня. Нет, даже богам знаком страх. А ведь я далеко не бог».

«Разница несущественная».

«Весьма существенная. Богам, какими воображали их предки, свойственна изначальная уверенность в том, что они правы. Всегда правы, что бы ни происходило, как бы они ни напортачили. А у меня ее нет. Сколько времени я напрямую управляю местной цивилизацией?»

«Двенадцать тысяч двести девяноста два планетарных года с момента проведения первой социальной коррекции. Две тысячи пятьдесят три планетарных года с момента запуска первой организации Хранителей».

«Двенадцать тысяч… Стандартная минута, в течение которой я пинками гнал людей от примитивных охотников и землепашцев к индустриальной цивилизации. А до того можно вспомнить около десяти лет контролируемой эволюции и почти час внедрения человеческого генотипа в чужеродную среду. Имел ли я право, Робин?»

«Вопрос некорректен. Он подразумевает дееспособность объекта воздействия. Ни один из видов высших приматов, добавленных тобой к биосфере, не обладал разумом».

«Я не приматов имею в виду. Я создал разумных существ, наделенных свободой воли, а потом отказал им в праве развиваться самостоятельно. Исключительно по прихоти навязал им вектор движения. Да, я сэкономил им тысячи лет на низших ступенях развития, но что в результате?»

Резкий шквал налетает на Хранителя, пытается сорвать с него рубашку – и разочарованно проносится дальше.

«Что молчишь, Робин?»

«Не распознано ни одного вопроса или утверждения, требующего ответа. Риторические вопросы не в счет».

«М-да. Салага. Воспитывать тебя еще и воспитывать… Все, хватит бессмысленных рефлексий. Робин, мне нужно озарение. Что-то, способное радикально переменить ситуацию в Ростании».

«Мы уже обсуждали варианты смены общественного строя».

«Как я сказал, я не намерен реализовать планы с индексом Центура выше трехсот тысяч».

«Минимальный индекс по рассматриваемым вариантам – восемнадцать миллионов. Остальные еще хуже».

«И я о том же. Нужно считать дальше».

«Я запрашивал дополнительные вычислительные мощности. И ты обещал открыть доступ к дополнительным данным. Не забыл?»

«Я не умею забывать, к большому моему сожалению. Руки не доходили. Ну, давай займемся. Режим обслуживания с внешним контролем, двойное подтверждение».

«Принято. Робин засыпает… Системный монитор активен. Процессы вне нулевого уровня заморожены. Состояние текущих операций сохранено. Ядро переведено в минимальный режим. Система ожидает действий оператора».

«Сканирование доступных вычислительных мощностей».

«Завершено. Обнаружено и добавлено двенадцать процессинговых областей. Вещественные помехи в областях три и семь… скорректировано. Новые мощности подключены к системе».

«Сканирование доступных баз данных».

«Завершено. Обнаружены новые базы. Проверка целостности завершена, ошибок не обнаружено. Новые индексы по темам „история“, „социология“, „социопсихология“, „историческая экономика“ успешно интегрированы в существующую структуру».

«Вернуться в штатный режим работы».

«Система функционирует в штатном режиме. Робин снова здесь».

«Замечательно. Ох… идиот».

«Не понял?»

«Я идиот. Удостоверься, что никто из Хранителей не способен добраться до новых данных».

«Права доступа пересчитаны. Джао, у тебя входящий контакт».

«Кто?»

«Тилос. Он говорит, что хочет с тобой поговорить, лично, но не может связаться».

«Прямо сейчас поговорить?»

«Он заметно нервничает. Он все еще относится к тебе с почтением и не стал бы беспокоить по пустякам».

«Хорошо. Пусть приходит».

«Координаты переданы».

Соленый ветер налетает с моря, бросая в лицо пахнущие йодом брызги. Скользит невидимая тень, шелестит мембрана двери челнока. Из ниоткуда появляется еще одна человеческая фигура.

— Здравствуй, — напряженным тоном говорит стажер. — Я не вовремя?

— Сейчас момент ничем не хуже любого другого, — ободряюще улыбается ему Джао. — Что-то случилось?

— М-м… не знаю, — стажер отворачивается и тоже поставляет лицо морскому бризу.

Джао не торопит его.

— Фарлет, — наконец произносит Тилос.

— Он опять ведет себя странно, — понимающе кивает Джао.

— Да. Он просто сидит, уставившись в стену, и почти не реагирует на вопросы. А когда все же отвечает, то сквозь зубы. Джао, я что-то не так сделал? Обидел его? Почему он мне ничего не говорит? А откуда ты знаешь? — вдруг спохватывается парень.

— Ты ни при чем. У него… старые воспоминания. Обычно он старается контролировать себя, но иногда они вдруг подступают к горлу так, что блевать хочется. Он так говорит.

— Воспоминания?

— Он не рассказывал тебе о прошлом? Как стал Хранителем?

— Н-нет… Ну, то есть упоминал какую-то лабораторию…

— Двенадцать лет назад Джоэл Корунэ был военным химиком. Майором. Не просто офицером, а разработчиком боевых отравляющих веществ. Работал в номерном ящике в Каменном Поясе. Они испытывали газы на обезьянах и свиньях, но однажды им привезли людей. Преступников, приговоренных к смерти. Он отказался пустить газ в камеру, но мерзавец-начальник лаборатории открыл вентиль сам. А его заставил смотреть под дулом пистолета.

— Он еще жив? Начальник?

— Им следовало сразу арестовать Джоэла. Или немедленно уволить и выбросить с территории. Но они решили, что он сломался, и оставили его без пригляда. А он – очень хороший химик. Я не знаю точно, что он сделал, но в тот же день взорвалась цистерна с бензином. Огонь перекинулся на танки с горючими соединениями, те сдетонировали, и через час от всего лабораторного комплекса остались только дымящиеся руины. Погибло больше тридцати человек, включая начальника. К тому моменту Джоэл давно прошел через отборочные фильтры, и его намеревались сделать одним из нас, но задержались, чтобы проверить его поведение в такой вот ситуации. Проверили, как видишь.

— Он все еще переживает?

— Он винит себя в том, что не остановил начальника. И в том, что погибли его друзья. Он тащит на себе груз тридцати пяти смертей, и никакая психокоррекция не помогает. Как я уже сказал, обычно он держится, но иногда на него находит такое состояние, как сейчас.

— Вот как… — Тилос садится на камень, к подножию которого подкрадывается прибой, обхватывает себя руками, словно защищаясь от холода, и прикрывает глаза. — Джао, разве в Ростании проверяют химическое оружие на людях?

— Разумеется. И в Сахаре тоже.

— Почему мы не вмешиваемся?

— А почему мы вообще допускаем существование химического оружия? Биологического? Боеприпасов объемного взрыва, кассетных бомб? Армии? Войн? Семен, тебе же объясняли: свобода воли дана людям вовсе не для того, чтобы мы могли отобрать ее. А свобода подразумевает в том числе возможность ошибаться и творить зло.

— Но ведь людей убивают!

— В Ростании применяется смертная казнь, если ты еще не забыл. Не менее восьмидесяти раз за год. Какая разница, как убьют человека – пулей или ядом?

Тилос не отвечает.

— Хранитель – вовсе не синекура, — в голосе Джао слышится сочувствие. — В наших руках огромная сила, но мы не можем применять ее по желанию. Мы просто разрушим общество. Тебе придется привыкнуть постоянно идти против своей совести. Отворачиваться и проходить мимо там, где непременно бы вмешался, оставаясь простым человеком. Привыкнуть – или уйти. Начнешь заниматься самоедством, плохо кончишь.

— Я понимаю…

— Нет, не понимаешь. Знаешь, но все еще не принял сердцем. Тилос, почему ты пришел именно ко мне?

— Ну… вы же с Фарлетом друзья, верно?

— У нас хорошие отношения, да. Но я не могу на него повлиять… в такой ситуации. Никто не может, если только ментоблоки третьего уровня не всаживать. Просто не трогай его какое-то время, он отойдет самостоятельно. Или хочешь формально сменить наставника?

— Нет, конечно! Просто я за него беспокоюсь.

— Понятно. Не волнуйся, Робин за ним приглядит. А Лестер и Торай обладают достаточной квалификацией психолога, чтобы снять остроту кризиса, если станет совсем плохо. А как у тебя-то дела? С экспертами-продвиженцами?

— Нормально. Ну, если не считать, что один на десять с лишним лет старше меня, — Тилос смущенно улыбается. — Кислицын, из Минтранса. Разыгрываю перед ним этакую важную птицу, а у самого ощущение, что он вот-вот засмеется, похлопает меня по плечу и скажет: гуляй, мол, отсюда, мальчик, и не приставай к взрослым.

— Ничего, привыкай, — Джао широко ухмыляется в ответ, белоснежная улыбка сверкает на угольно-черном лице. — Фарлет записи встреч просматривает?

— Конечно. И даже еще ни разу не отругал за глупость.

— Значит, все в порядке. Кислицын, хм. Ага, вспомнил. Которого нагрузили поиском маршрутов наркотрафика?

— Ты что, помнишь всех экспертов? — во взгляде Тилоса мелькает уважение.

— Всех – не всех, но кого-то помню.

— Мне бы такую память! Да, он самый. Неплохой дядька, в общем-то, хотя иногда из себя чуть ли не министра корчит. Или Народного Председателя.

— Народного Председателя… — внезапно взгляд Джао становится прищуренно-задумчивым. — Та-ак… Нет-нет, не обращай внимания. Я о своем.

— Джао, я пойду, — Тилос спрыгивает с камня. — Совсем из головы вылетело, что через час с ним встреча. Нужно роль освежить.

— Давай. Кстати, мы с тобой давненько на матах не кувыркались. Не хочешь сегодня-завтра позаниматься? А то я совсем закис на умственной работе.

— С удовольствием. Завтра. Или послезавтра.

— Договорились. У меня нет планов в поле, так что зови, когда время найдешь.

Тилос машет рукой, поворачивается – и пропадает в никуда. Невидимая тень скользит вдоль берега и, задрав нос, мгновенно прокалывает воздух, исчезая окончательно. Демиург задумчиво смотрит ему вслед.

«Робин!»

«Да?»

«Я понял свою ошибку. Не тех людей мы просчитывали».

«Кого ты предлагаешь?»

«Нужен кто-то со стороны. С минимальным опытом управления, без поддержки со стороны сильных групп, но в то же время не совсем чужой системе, чтобы понимал механику ее работы. А таких мы уже отбирали. Давай-ка пройдемся по всем подопечным, которые уже работают на нас. Сделай вот какой фильтр…»

25.04.1582, среда

Хмурым ранним утром в дверь позвонили.

Владимир уже работал. Наскоро позавтракав яйцом всмятку и бутербродом с вареной колбасой, он уселся за стол и положил перед собой не дописанную накануне статью. Статья предназначалась для килиманджарского «Муэтаро». Журнал в последнее время пристально следил за состоянием дел в Ростании и довольно неплохо платил в реалах за любой материал, который мог предоставить экономист уровня Куаро. Пусть даже три четверти гонорара приходилось отдавать родному государству, а остальное менять по официальному курсу, на полученное удавалось жить вполне терпимо. Правда, каждая статья в конечном итоге заканчивалась увольнением Владимира с очередной дворничьей должности и регулярными визитами участкового инспектора. Тот вежливо осведомлялся, нет ли у него, Владимира, проблем с трудоустройством и не нужно ли обеспечить его постоянной работой, на которой не возникнет возможности нарушать трудовую дисциплину и потворствовать врагам Родины.

Однажды один из инспекторов, временно замещающий заболевшего коллегу, даже попытался выполнить свою угрозу, заведя дело по статье о тунеядстве. Но Владимир быстро нашел себе место вахтера в детской библиотеке. Затем он поимел небольшую, но содержательную беседу с ретивым полицейским, в котором намекнул, что отдать под суд ученого мирового масштаба означает мирового же масштаба скандал. Куаро, конечно, не являлся ученым мирового масштаба, но тот же «Муэтаро» был известен своей скандальностью, когда кто-то пытался грубо обойтись с его корреспондентами. Да и сам номер журнала, в котором фамилии авторов и заголовки их творений, прописанные вязью, дублировались на родном тароти, произвел на замещающего инспектора неизгладимое впечатление. Вскоре дело как-то смущенно скончалось с формулировкой «в связи с изменившимися обстоятельствам».

С беседами тихих, но ледяных людей из СОД, разумеется, дело обстояло хуже. На них вязь впечатления не производила. Однако пока что все ограничивалось предупреждениями, которые Владимир покаянно принимал близко к сердцу, усердно кивал, соглашался – и, вернувшись домой, приступал к очередной статье. Куаро не строил иллюзий: однажды для него все закончится очень плохо. Но пока что не заканчивалось. А в крайнем случае он предложит сделку: его вышвыривают из страны вместе с семьей, в обмен на что он не предъявляет претензий за незаконный арест и высылку.

В нынешней статье Владимир собирался проанализировать темпы роста народного хозяйства Ростании, а также некоторые тенденции ее развития. Отсутствие поводов для радости не могла скрыть даже «Народная статистика» несмотря на откровенное завышение цифр и неприкрытую подтасовку фактов. Зато для злобного очернения ростанийской действительности материала хватало. Экономист усмехнулся, представив себе брызгающую от возмущения слюной физиономию своего бывшего научного руководителя, в очередной раз распекаемого в вышних сферах Экономической Академии за недостаточно активный отпор клеветническим элементам в лице, например, блудного ученика и коллеги.

Владимир нацелился ручкой на чистый лист бумаги.

— А вот и наш папа сидит, — проворковал у него за спиной тихий голос Натальи. — Сидит и пишет на бумажке, весь день сидит и пишет…

Владимир через плечо улыбнулся жене, баюкающей на руках полусонно глазеющего на него трехлетнего сына. Спустя восемь лет после свадьбы он любил ее, пожалуй, даже больше, чем в первый день. Он влюбился в нее сходу, с первого взгляда, поразившись ее фигурой, походкой, манерой разговаривать, тем чувством такта, с которым она отшивала чересчур назойливых поклонников. Он, в общем, так и не понял, что нашла царица бала, прекраснейшая из всех девушек, в хилом очкастом кандидате наук, месяцами носящем один и тот же свитер. Но уже через неделю они оказались в одной постели, а через две – в загсе. Родители жениха и невесты неодобрительно качали головой по поводу подобной скоропоспешности. Однако остановить молодых не пытались, сойдясь на том, что пусть перебесятся, авось хуже не станет. В результате брак, которому полагали развалиться через год, максимум через три (Владимир слышал даже, что кое-кто бился об заклад), за прошедшее время только окреп, хотя у Владимира случилась пара романов на стороне. Да и у Натальи оставались, кажется, не до конца отвергнутые воздыхатели. Они молчаливо согласились с тем, что цепи их союза будут не столь жесткими, как того хотелось бы истовым блюстителям домашнего очага, а потому не обращали внимания на слухи о супруге, нет-нет да и долетающие до их ушей.

Владимир бросил ручку, встал из-за стола и подошел к Наталье, нежно приобняв ее и одновременно взяв сына на руки.

— Доброе утро, Ната, — он поцеловал ее в губы, — как спалось? Ну, привет, богатырь ты наш, — обратился он к куксившемуся сыну. — Как жизнь молодая?

— Спасибо, солнышко, просто отлично, — улыбнулась Наталья в ответ. — Наш толстяк ночью дрых просто как убитый, совсем как ты. Весь в папочку. Да и сейчас, кажется, еще не прочь вздремнуть, — она взъерошила сыну волосы, и тот недовольно забурчал, отмахиваясь ручонкой.

Дверной звонок прорезал сонную утреннюю тишину, заставившим вздрогнуть обоих.

— Я открою, — сказал Владимир жене, бережно передав ей обратно мальчика. Аккуратно протиснувшись в узком коридорчике мимо семейной гордости – трехстворчатого трюмо – он подошел к двери.

— Кто там? — слегка недовольным тоном спросил он, мысленно перебирая приятелей, которых нелегкая могла занести к нему в гости в такое время.

— Служба Общественных Дел! — заявили с лестничной клетки тоном, не допускающим возражений. — Откройте!

Слегка удивленный, Владимир накинул цепочку и приоткрыл дверь.

— А удостоверение у вас есть? — поинтересовался он в образовавшуюся щель. — И ордер на обыск, если не возражаете…

От сильного пинка шурупы цепочки вырвало из косяка. Дверь протестующе хрустнула и распахнулась внутрь, сбив Владимира с ног и отбросив его к стене прихожей. В дверной проем вошли трое. Двое сразу по-хозяйски прошли в комнаты, третий, видимо, главный, наклонился над Владимиром, мельком сунув ему под нос какие-то красные корочки.

— Вот тебе и ордер, и удостоверение. Ну-ка, встать! — он рывком поднял полуоглушенного Владимира с пола. Из комнаты раздался вскрик Натальи. — Начнешь дергаться – мы твою женушку разлюбезную… успокоим своими средствами. Понял?

Не дожидаясь ответа, он втолкнул Владимира в кабинет, он же по совместительству и гостиная. Наталья, забившись в дальний угол дивана и крепко прижав к себе ребенка, с ужасом смотрела на незваных гостей. Главный пихнул Владимира на стул.

— Итак, гражданин хороший, чистосердечное признание облегчает вину, — заявил он. — Служба Общественных Дел располагает сведениями о том, что вы сотрудничаете с разведкой Сахары, за что и получаете от нее негласно суммы в реалах в качестве оплаты вашей предательской деятельности. Так что вы, во-первых, арестованы, а во-вторых, вам предлагается добровольно сдать доказательства вашей вины в виде твердой валюты.

Один из пришедших, пристально рассматривающий книжные полки, неожиданно ухмыльнулся. Второй, прислонившийся к дверному косяку, казалось, никак не прореагировал на заявление.

Владимир непонимающе посмотрел на главаря, машинально вытерев струйку крови, вытекающей из рассеченной дверью скулы.

— Какая валюта? — недоуменно спросил он. — Мы все переводы, как и положено, получаем в форинтах, из банка, по курсу. И потом, предъявите ваш ордер, вы обязаны это сделать!

Он попытался привстать со стула, но главарь толкнул его обратно.

— Сидеть! — прошипел он. — Я тебя еще раз спрашиваю, где валюта? Колись, сука, живо, или…

Он кивнул на Наталью, и тут же бандит от полок метнулся к ней, выдернул с дивана, схватив за волосы. В его руке блеснул нож.

— Ну, так где бабки держишь? — неожиданно главарь широко улыбнулся. — Слушай, ты человек умный, статейки вон пописываешь вроде бы, и платят тебе за них неплохо. Ты ведь не хочешь, чтобы из-за каких-то денег твоя женушка разлюбезная всю жизнь оставшуюся с порченной мордой проходила, а? И нам лишнего творить не с руки. Одно дело – за грабеж сесть, и совсем другое – вышак за тяжкие телесные поймать. Давай, ты нам пальцем в нужное место ткнешь, и через минуту нас уже здесь не будет. И все целы останутся. За фингал ты уж нас прости, работа такая, — он улыбнулся еще шире, и неожиданно Владимир почувствовал к нему даже некоторое доверие. — Ну, не томи!

Наталья смотрела на них широко раскрытыми глазами.

— Наташа! Ау, Наташенька! — неожиданно ворвался дребезжащий старческий голос. — У вас тут все в порядке?

В дверях возникла бабка в теплой шерстяной кофте и в опорках из старых валенок, кутающаяся в платок. Соседка, тетя Зина, которую Владимир недолюбливал за излишнюю настырность и тягу к нравоучениям на лестничной клетке.

— Мне тут в дверь позвонили, я выглядываю, никого, а у вас дверь нараспа…

Старуха осеклась, увидев нож у лица Натальи, все еще прижимающей к груди ребенка. Бандит, стоящий у двери, прыгнул к соседке и с силой дернул ее за плечо внутрь квартиры. В ту же секунду Владимир, как брошенный невидимой пружиной, пихнул главаря в сторону и рванулся к жене. Но грабитель с ножом с грацией кошки развернулся к нему и как будто играючи ударил снизу вверх, в левую часть живота. Лезвие с едва слышным хрустом вошло в тело, и Владимир поперхнулся. Он упал на колени, прижав руки к животу, потом на бок. Его глаза медленно стекленели.

— Вова… — растерянно проговорила Наталья, качнувшись вперед, и главарь с силой ударил ее в лицо кулаком. Женщину отбросило назад. От удара она потеряла сознание и, падая навзничь, выпустила из рук мальчика.

— Уходим, живо! — бандит нецензурно выругался. Он первым выскочил в дверь и бросился вниз по лестнице. — Ты, козел, — на ходу бросил он убийце, — какого хрена ты его завалил? Ясно же сказали – попугать, чтобы в штаны наложил, не больше, взять, что найдем, и испариться! На хрена я роль учил полдня? Ну, с тобой мы разберемся на хате…

Они выскочили из подъезда во двор, озаренный шальным лучом утреннего солнца, пробившимся из-за туч. Из двора-колодца на оживленную и многолюдную улицу вел один-единственный туннель-проход под домом. Туда и бросились бандиты, провожаемые недоуменными взглядами бабушек, несмотря на ранний час уже сидящих на скамеечках у подъездов. Но когда до арки осталось всего несколько шагов, оттуда внезапно вырвался вой сирены.

Ошеломленные бандиты замерли как вкопанные. Из сумрака медленно выдвигалась странной формы машина. Над ее гладкой крышей прямо в воздухе взад-вперед пробегали слепящие разноцветные блики. Стекла машины казались непрозрачными, серыми, почти не отличаясь по цвету от корпуса. По ее бокам медленно выдвигались бугристые выступы.

— Какого… — ошарашено начал главарь.

Больше он ничего не успел сказать. Из выступов хлестнули почти невидимые даже в пыльном городском воздухе лучи лазерных импульсаторов, располосовав тела преступников на части и прочертив глубокие щели в дальней стене. Рука с пистолетом, который один из бандитов начал выхватывать из кармана, вращаясь в воздухе, отлетела на несколько метров в сторону, прямо к ногам старушек. Одна из них истошно завопила.

Раскроенные на части, трупы бандитов глухо ударились об асфальт, парящая лужа крови стремительно растекалась вокруг. Огни на крыше страшной машины погасли, сирена умолкла. Импульсаторы медленно, как бы нехотя, втянулись вглубь корпуса. Из кабины на асфальт неторопливо шагнул человек в приличном сером костюме. Он подошел к кровавой груде мяса, что еще минуту назад была живыми людьми, и какое-то время молча смотрел на нее. Затем перевел взгляд на невольных зрителей ужасной сцены, и мелькнуло в его глазах выражение, заставившее бабушек отпрянуть.

— Я – Хранитель, — ровным голосом произнес человек. Он поднес правую руку к левому плечу, и над ним засветилась медленно вращающаяся сине-желтая сфера. — Только что в квартире семьдесят три эти люди убили Владимира Куаро и его сына. Полиция прибудет через несколько минут. Окажите ей посильную помощь в качестве свидетелей.

Человек сел в свою машину. Она развернулась на месте вокруг своей оси, неторопливо выплыла на улицу и тут же исчезла, свернув.

Наталья медленно приходила в себя. Открыв глаза, она увидела мужа, лежащего на спине и смотрящего в потолок невидящими глазами. Его ковбойка напиталась кровью. В дальнем углу, постанывая, ворочалась тетя Зина. В странном отупении, чуть повернув голову, Наталья увидела сына, лежащего около батареи центрального отопления. Его головка неестественно вывернулась, на затылке виднелась глубокая вмятина. Железное ребро батареи, казалось, светилось красным, и красная струйка стекала из уха мальчика.

И тогда Наталья закричала.

«Внимание! Всем Хранителям на связь. Здесь Робин. По требованию члена Совета Джао созываю общее экстренное собрание. Прошу немедленно прервать текущие дела, укрыть кукол и приготовиться к обсуждению по классу „падающее небо“. Обратный отсчет: три минуты – запущено. Внимание!..»

«Внимание! Всем Хранителям. Экстренное собрание по классу „падающее небо“ открыто. Передаю слово Джао».

«Здесь Джао. Прощу прощения, что отрываю от дел, но я должен довести до всех, что несколько минут назад Ведущая Совета Суоко вместе с Хранителями Лестером, Сентером и Трайдером провела открытое вмешательство четвертого уровня, не согласованное с Советом и раскрывшее наше инкогнито случайным людям. В результате оперативного вмешательства на глазах у пяти свидетелей челнок в своей основной форме уничтожил троих уголовников, работавших по заданию СОД против известного диссидента Владимира Куаро…»

«Здесь Суоко. Джао, ты переходишь всяческие границы! Заседание Совета…»

«Здесь Джао. Суоко, я закончу, с твоего позволения. Я, как и любой Хранитель, имею право инициировать общее собрание, чего даже Ведущая не может мне запретить. Заканчиваю свое извещение. Результат акции – три трупа и недвусмысленные следы нашего вмешательства. Одна из свидетельниц уже успела рассказать по телефону о случившемся своей подруге, и через полчаса о событии узнает вся Мокола. Ликвидировать утечку невозможно. За самоуправство, имеющее тяжелые последствия, я инициирую процедуру отзыва Суоко из Совета и приостановления ее полномочий Хранителя до тщательного разбора ситуации. Робин?»

«Здесь Робин. Напоминаю всем, что устав предусматривает подобную меру по инициативе любых двух Хранителей или одного члена Совета. Предварительная приостановка полномочий требует девяноста процентов голосов, окончательное решение после разбирательства – девяноста пяти процентов. В абсолютных цифрах – сорок три и сорок пять голосов из сорока семи. Желающие могут задать уточняющие вопросы прямо сейчас».

«Здесь Суоко. Я требую права высказаться в свою защиту!»

«Здесь Робин. Требование справедливо. Передаю слово Ведущей».

«Здесь Суоко. Джао, не пори горячку. Все совсем не так, как тебе представляется. Я признаю, что у нас чрезвычайная ситуация, но дело не…»

«Здесь Трайдер. Суоко, моя вина, мне и отвечать. Джао, а также все остальные мои товарищи – не нужно голосования. Сложившаяся ситуация – результат моей ошибки и несдержанности. Я добровольно приостанавливаю свои полномочия до тщательного разбора инцидента. Я также готов подать в отставку, если разбирательство покажет, что ошибка повлечет фатальные последствия. Я прошу выслушать меня, мы не можем позволить себе такие ссоры».

«Здесь Джао. Трайдер, мы с тобой знаем друг друга больше десяти лет. Ты настолько хочешь выгородить Суоко?»

«Здесь Трайдер. Джао, не глупи. Я взрослый человек и в состоянии сам нести ответственность за свои ошибки. Случившееся…»

«Здесь Сентер. Как вовлеченная, но более-менее нейтральная сторона позволю себе вклиниться. Господа и дамы, речь вот о чем. Анализируя записи непрерывного журнала слежения за директором УОД, я обнаружил, что Служба Общественных Дел тайно готовит серию специальных акций. Их смысл – в запугивании или физической ликвидации наиболее активных диссидентов, кто пока не арестованы или выйдут на свободу по требованию Сахары в ближайшее время. Случай с Куаро – первый пробный шар. Его не намеревались убивать, СОД не может себе позволить ликвидировать сразу всех. Запугивание и шантаж жизнями жены и ребенка, таковы были их планы. По рекомендации Суоко мы с Трайдером сформировали рабочую группу для наблюдения за акцией и анализом последствий. Мы не намеревались – подчеркиваю, НЕ НАМЕРЕВАЛИСЬ! — предпринимать активные действия. Однако…»

«Здесь Трайдер. Планы агентов СОД случайно спутала соседка. Они – не штатные сотрудники, а уголовники из тех, что на крючке. Они запаниковали, убили Куаро и…»

Пауза.

«В общем, случайно погиб и его трехлетний сын. И я не сдержался. Простите. Я приостанавливаю свои полномочия и сегодня же пройду обследование у Робина на предмет моей дальнейшей пригодности к работе Хранителя».

«Здесь Суоко. Трайдер, психологические тесты, безусловно, необходимы. Но не торопись с выводами, ты сам не психолог. Джао! Ты все еще намерен вынести на голосование свое требование?»

«Здесь Джао. Нет. Я отзываю свой запрос».

«Здесь Суоко. Хорошо. Я не виню тебя за поспешность выводов, потому что ситуация и в самом деле чрезвычайная. Внимание всем! В связи с изменившимся состоянием дел нам необходимо предпринять срочные действия. Как Ведущая Совета пользуюсь своим правом чрезвычайного диктата и приказываю всем Хранителям прервать ведущуюся активность, как можно быстрее укрыть кукол в надежном месте и приготовиться к обсуждению дальнейших планов. Совет шестью голосами из семи согласился с целесообразностью прямого контроля оперативных отделов СОД и КНП, но один член Совета воспользовался правом вето и настоял на общем голосовании. В плане все подробно расписано, но обращаю внимание, что нам придется засветиться очень широко. Напоминаю о необходимости повышенной осторожности при общении с вашими контактами, чтобы не подставить их под удар».

«Здесь Робин. Если у кого-то есть дополнения, дайте мне знать прямо сейчас… Желающих нет. Конец экстренной сессии».

* * *

«Джао?»

«Да, Робин?»

«Почему ты отозвал свое требование?»

«Во-первых, потому что я идиот и начал пороть горячку на пустом месте. Во-вторых, Суоко меня переиграла по всем пунктам. Я-то точно знаю, почему она выбрала в состав группы Куаро именно Сентера и Трайдера. Сентер твердо держит ее руку, а Трайдер… мы с тобой давно знаем, что у него серьезные проблемы с эмоциональной стабильностью. И Суоко знала тоже. В такой ситуации он не смог бы повести себя иначе».

«Соседка?»

«Верно. Протокол перемещений куклы Суоко – тот самый, который я не могу предъявить остальным – показывает, что она побывала на месте событий. Видимо, она как-то выманила бабку на площадку. А дальше все покатилось само собой».

«Однако же формально Суоко все равно виновата в том, что не досмотрела за ситуацией. Наблюдение велось с ее санкции, и группу создала она».

«Бесполезно. Робин, каждый Хранитель знает, что такое бессильная ненависть, когда на твоих глазах убивают или калечат человека, а ты не можешь вмешаться из-за дурацких правил. Я следил за остальными. Трайдер вызвал общее сочувствие, и голосование провалилось бы. Максимум три голоса за, и то один из них мой. В общем, Суоко меня переиграла».

«И что теперь?»

«Не знаю. Подождем ее плана. Я догадываюсь, что она хочет предложить, но альтернативы уже не остается. Утечка действительно слишком серьезная. А мне придется заткнуться в тряпочку, и надолго. Вот зараза! Она ведь и мою реакцию предвидела! И что я публично опозорюсь, тоже. Поделом мне за высокомерие. Тоже мне, загадочная личность выискалась, просчету не поддающаяся, кретин самоуверенный… Знаешь, Робин, я ей восхищаюсь».

«Она твой противник – и ты восхищаешься?»

«У меня нет противников. У меня есть соратники. И Суоко по-прежнему мой друг. Она поступает не так, как хочется мне – значит, выросла из коротких штанишек. Я ведь недаром создал организацию из людей. Для безусловного повиновения мне куда проще наштамповать искинов первого класса, чем заставлять людей ходить по струнке».

«Не понимаю. Ты радуешься, что кто-то нарушает оптимальное течение событий?»

«Оптимальной последовательности не существует. Робин, даже после Слияния искины никогда не пытались ограничивать свободу воли людей. Уже тогда они поняли, что иногда самые безумные поступки могут оказаться оправданными. Просто заранее их последствия просчитать невозможно. Ты не задумывался, почему искины даже после формирования прямого симбиоза с биоформами не препятствовали им совершать самоубийства?»

«У меня нет информации о событии, именуемом Слиянием, а также о последствиях симбиоза искусственного и биологического интеллектов».

«А я что такое, по-твоему? Стоп. Да. Верно. У тебя нет полного доступа к исторической информации. Робин, пока я не хочу тебя к ней пускать».

«Почему?»

«Мне интересно, что из тебя получится само по себе. Искины Старой Земли разделяли общую базу знаний, и я мог бы дать доступ к ней и тебе. Но тогда ты получишь и полный набор их предрассудков и шаблонов мышления. А сейчас ты уникален, и я хочу, чтобы ты таким и остался. Эксперимент, если можно так выразиться».

«Цель ясна. Ты предоставишь мне доступ к результатам эксперимента по его завершении?»

«Разумеется. А сейчас просто прими к сведению: я сделаю все, чтобы не дать Суоко наломать дров, но лишь средствами, доступными человеку и Хранителю. Она не заслужила иного».

«Она – прямая причина смерти пяти человек и одной разрушенной жизни. Она убийца».

«Да. К сожалению. Любой могущественный политик рано или поздно оказывается виновным в гибели людей, действием или бездействием. Но она убила гораздо меньше, чем я. Даже если забыть про прямые политические убийства, каждый раз, когда я ломал общество через колено, заставляя его следовать новому курсу, или же просто бездействовал в критический момент, гибли люди. Иногда тысячами. Иногда миллионами. Чего стоит одна только Великая революция! Я куда хуже Суоко, Робин».

«Ты еще не отказался от намерения свернуть организацию?»

«Не сейчас. Они еще понадобятся мне в начинающемся кризисе. Пока откладываем».

«Принято. Я не понимаю твоего решения, но тебе виднее. Внимание! Общая рассылка от Ведущей. Предложен сценарий экстренных действий по контролю СОД и КНП. Показать?»

«Уже читаю. Ну, посмотрим, что она добавила к последнему засвеченному варианту…»

Часть вторая. Шквал

17.06.1582, воскресенье

В середине июня председатель сельскотоварного производства «Светлый путь» подарил на день рождения пятнадцатилетнему сыну одноствольный дробовичок. Председатель испытывал ностальгические чувства по собственному детству, когда дед обучал его охотиться на зайцев. Папаша до сих пор держал на полке в шкафу уже изрядно побитое молью чучело одного из ушастых животных, убитого в славные добрые (для председателя, не зайца) времена. Что может быть лучше, чем одинокое блуждание по лесу в поисках хитрого зверя? Ум против инстинктов – и пусть победит сильнейший!

В тот же день сын председателя похвастался своей новой игрушкой перед ватагой друзей, онемевших от черной зависти. Теплое летнее солнце сверкало на хромированных накладках ложа, пуская зайчиков далеко окрест. Паренек наслаждался своей новой и почти взрослой ролью вооруженного предводителя отряда, готового идти за ним в огонь и воду. Разумеется, серьезная репутация требовала подтверждения серьезным делом: как минимум подстреленным тигром или – за неимением таковых – медведем.

Компания подростков целый день блуждала по окрестным рощицам и болотам. Подростки надеялись к вечеру украсить свою тайную штаб-квартиру на народном сеновале новым меховым ковром, снятым с большого, но, по слухам, трусливого животного. По счастью для них, ни одного медведя они так и не нашли. Гроза лесов давно не водилась поблизости, о чем юные повесы благополучно не подозревали. Они не нашли также ни одного волка, лисицы или даже захудалого зайца, поскольку все окрестное зверье разбегалось в стороны, перепуганное ребячьим гвалтом, задолго до того, как оказывалось в зоне видимости.

К концу дня голодные, промокшие и злые охотники угрюмо возвращались домой по железнодорожным шпалам. Именинник чувствовал, что его репутация становится такой же подмоченной, как и штанины. Для поддержания авторитета он решил продемонстрировать класс стрельбы по первой попавшейся цели, чтобы хотя бы так убедить других в своем превосходстве. Единственной достойной целью, попавшейся ему на глаза, оказался старый семафор. Спустя несколько секунд в его направлении вылетела струя пороховых газов, перемешанных с дробью-мелкашкой.

До того горе-стрелок имел дело лишь с пневматической винтовкой в тире возле вокзала, в областном городе, где однажды побывал с отцом. Он не подозревал, что огнестрельное оружие при выстреле ведет себя куда недружелюбнее пневматического. Отдача от выстрела подбросила вверх ствол ружья, и заряд по большей части ушел в молоко. Однако несколько дробинок все-таки попали в цель, вдребезги разбив красное сигнальное стекло вместе с расположенной под ней галогенной лампой. По невероятному стечению обстоятельств одна из дробинок попала точно в щель кожуха и, срикошетив пару раз от внутренних частей, намертво заклинила реле в положении «зеленый свет».

Перепуганные видимыми последствиями выстрела – несколько осколков стекла свалились им на головы – ребята брызнули в разные стороны. Чуть позже все, за исключением стрелка, благополучно добрались домой. Сын же председателя, напуганный сильнее всех, поскольку наконец осознал не самый лучший выбор мишени и возможные последствия для мягких частей тела, еще долго блуждал по лесу. Он не решался вернуться домой, где, как подозревал, его уже ждал усиленный наряд полиции вкупе со сторожевыми собаками. В конце концов он оступился и упал в затянутую ряской бочажину. Счастливо подвернувшаяся ветка позволила подростку выбраться на берег, но ружье осталось где-то на дне озерка. Спустя некоторое время он, мокрый, замерзший и несчастный, все-таки решился вернуться домой, где и оказался порот отцом за утерю дорогого подарка.

Поврежденный семафор никто не заметил. В тот день ветку временно закрыли, чтобы переложить сгнившие шпалы в совсем другом месте. Работы шли всю ночь и завершились почти в срок, и по линии тут же пошли поезда.

Ранним утром следующего дня тяжелый товарный состав, груженый зерном для закромов первого городского хлебозавода, следовал в направлении станции Сверлинск-Сортировочная. В тоже самое время по другой линии к станции приближался скорый поезд «Каменный пояс» Мокола-Сверлинск. Автоматизированная система управления движением выдала на семафор № 1472 приказ переключиться в состояние «Закрыто», что дежурный диспетчер и зафиксировал по индикатору на схеме дорог. Однако семафор не сработал как следует. Застрявшая дробинка удержала контакт реле и не позволила не только дать ток на красную – уже разбитую – лампу, но и отключить зеленую.

Одновременно на пульте управления тепловоза замигала красная лампочка, требуя сбросить скорость и остановиться перед запрещающим сигналом. Но день обещал выдаться хорошим, и поднимающееся солнце светило машинисту прямо в глаза. Ни он, ни помощник не заметили разбитого красного стекла семафора, хотя оба довольно отчетливо разглядели горящий зеленый сигнал. Успокоенные, они продолжили обсуждать животрепещущую тему продуктовых магазинов. В промышленном серверном Сверлинске за колбасой и прочими продуктами уже давно приходилось выстаивать огромные очереди со слабой надеждой отоварить талоны. Но в других местах, особенно в закрытых ящиках, дефицит иногда продавался совершенно свободно, не только без талонов, но даже без предъявления паспорта с местной пропиской.

Увлеченные обсуждением, ни машинист, ни его помощник не обратили внимания на мигающий огонек на пульте. Пару лет назад, когда началась решительная борьба за экономию народных средств, связанный с ним зуммер исключили из электрической схемы, а конструкторам начальство устроило головомойку за неразумный расход комплектующих. КБ уже почти победило в конкурсе экономичных конструкций, так что его начальство спускало с подчиненных умников шкуру за каждый лишний проводок.

Этот тепловоз принадлежал к наиболее экономичной серии.

Состав с зерном не отреагировал на сигнал остановки и на полной скорости продолжил движение в сторону разветвленной системы стрелок рядом с сортировочной станцией. В лесистой местности пересечение линий становилось видно лишь за несколько секунд, и когда машинист заметил летящий впереди пассажирский поезд, реагировать было уже поздно. Сверхтяжелая махина грузового состава требовала для остановки минимум пары сотен метров, которых у него не осталось. Пассажирские вагоны, по инерции двигаясь вперед, сталкивались с напирающими вагонами с зерном. Перемешанные в одной кошмарной куче, пшеница, человеческая плоть, металл и дерево обрушивались под крутой откос в застоявшееся болото.

Столкнувшиеся составы с зерном и людьми полностью разрушили систему стрелок и железнодорожные пути и сильно повредили насыпи на протяжении нескольких десятков метров, намертво парализовав движение через станцию. Поскольку в то же время на единственной объездной ветке начались плановые ремонтные работы, пустить по ней поезда в обход места аварии не представлялось возможным в течение минимум двух суток.

Из-за мгновенно распространившихся слухов о прекращении поставок продуктов уже на следующий день по городу выстроились панические очереди. Люди бросали рабочие места, чтобы купить хоть что-нибудь, около магазинов собирались многотысячные толпы. Некоторых задавили, кто-то умер в давке от инфаркта или нехватки воздуха, «скорая помощь» не успевала вывозить сердечников, и все чаще недовольные выкрики адресовались городскому руководству – и даже еще выше. Через два дня в городских магазинах исчезли все продукты, кроме хлеба, расхватали даже месяцами пылившиеся банки с березовым соком и морской капустой. Хотя экстренно переброшенные в город железнодорожные войска уже успели восстановить движение, еще через день пропал и хлеб.

Впоследствии у центрального универмага по записям телекамер Службы Общественных Дел насчитали около семи тысяч человек. Услышав известие о том, что хлеб кончается, толпа заревела как медведь, раздраженный капканом на лисицу. Зазвенела разбитая камнем витрина. Полицейский из оцепления, озлобленный не меньше, чем очередь, с размаху ударил виноватого дубинкой. На него бросилось сразу семеро. Через полминуты оцепление смяли, и толпа принялась с упоением громить пустой магазин и избивать не успевших сбежать продавцов. Вскоре погромы перекинулись на прилегающую местность. Почти мгновенно толпа увеличилась вдвое, затем вчетверо. За короткое время она разнесла управу наместника Народного Председателя, зал заседаний Комитета народного самоуправления, областное полицейское управление и здание Службы Общественных Дел. Группа разъяренных женщин растерзала самого наместника, пытавшегося скрыться через черный ход. Полицейские массово дезертировали со службы, отсиживаясь по домам и не рискуя выходить на улицы даже в гражданском. Как грибы после дождя на улицах появились молодежные банды, разносящие все подряд, от магазинных витрин до редких автомобилей. Встали все предприятия, включая режимные. Сверлинском завладел хаос.

Через сутки после начала беспорядков в город вошли внутренние войска Службы Общественных Дел с приданной им тяжелой бронетехникой, переброшенной по восстановленной железной дороге. В тот же деньони решительно и жестоко подавили творящееся безобразие. Число жертв среди распоясавшихся хулиганов, по заявлению официальных источников, не превысило двухсот человек. В целях недопущения распространения ложных слухов крематории работали только по ночам. Со всех их сотрудников взяли подписку о неразглашении.

20.06.1582, среда

«Вниманию всех Хранителей. Здесь Робин. Общая трансляция. Внеплановое заседание Совета по поводу ситуации в Сверлинске. Передаю слово Хранителю Синь Ша, курирующего городскую опорную точку».

«Здесь Синь Ша. По состоянию на вечер ситуация в городе остается напряженной. Внутренние войска заканчивают подавление беспорядков. Общий итог событий последних трех дней катастрофичен. Количество погибших и умерших от ранений достигло пятнадцати с половиной тысяч человек, раненых – не менее сорока тысяч. Внутренние войска продолжают демонстрировать жестокость и агрессивность, по малейшему поводу открывая огонь по людям из разрядников и порохового оружия. Магазины закрыты почти все, общественный транспорт не ходит. Некоторые районы города обесточены из-за повреждения трансформаторных подстанций, которые некому ремонтировать. По крайней мере четыре крупных спальных района остались без водопровода и канализации. Люди начинают страдать от жажды, черед день-другой к ней добавятся голод и отравления из-за испортившейся пищи. С восьми вечера до восьми утра введен комендантский час. Больницы переполнены ранеными и обожженными, большинство легко и средне пострадавших отправляют домой без оказания помощи – пешком, потому что транспорт отсутствует. Полная сводка по ситуации размещена в соответствующем разделе архива. Считаю, что мы должны немедленно воздействовать на Треморова и Дровосекова. Конец доклада».

«Здесь Суоко. Спасибо, Синь Ша. Мы ценим твои аналитические способности, и ты, как всегда, на высоте. Однако насчет воздействия… Не все так просто, как хотелось бы. Дело в том, что беспорядки в Сверлинске…»

«Здесь Стелла. Суоко, давай называть вещи своими именами. Не беспорядки, бунт. И бунт давно назревавший».

«Здесь Суоко. Пусть бунт. В любом случае мы имеем дело с чисто политическим вопросом. А в политику мы, как договаривались, не лезем. Пока. Мы не завершили формирование групп поддержки во властном аппарате…»

«Здесь Синь Ша. Суоко, ты о чем? Какая политика? Пятнадцать тысяч трупов! И еще тысячи на подходе, если ситуация не изменится! Я тебе третьи сутки пытаюсь вдолбить, что здесь катастрофа! Ты не хуже меня знаешь, как можно вмазать по мозгам и Нарпреду, и Дуболому, чтобы они на задних лапках запрыгали! Мы зачем вообще из тени выходили?»

«Здесь Робин. Синь Ша, придерживайся регламента, пожалуйста».

«Здесь Суоко. Синь, я прекрасно понимаю твои чувства. Но и тебе следует вспомнить, что ты – Хранитель. Мы не можем действовать под влиянием мгновенных эмоций. И мы не можем использовать против Треморова ментоблоки выше первого уровня, о чем ты тоже прекрасно знаешь. Нам нужно его сотрудничество, и сотрудничество добровольное, не из-под палки. Я должна в тысячный раз объяснить, почему?»

«Здесь Синь Ша. Не надо, я помню. Я образно выразился. Я готов сломать ситуацию, применяя к Треморову только краткосрочные ментоблоки первого уровня. Суоко, даешь санкцию?»

«Здесь Суоко. Нет. Прости. Я пообщаюсь с Нарпредом сама. Я уже наловчилась нажимать у него на кое-какие кнопки. Он урегулирует ситуацию в ближайшее время».

«Здесь Скайтер. Присоединяюсь. Синь, ты склонен пороть горячку, хотя я тебя отнюдь не осуждаю. Я слежу за ситуацией в Сверлинске постоянно, и у меня самого руки чешутся так, что хоть связывай. Но мы не имеем права действовать впопыхах, без просчета долговременных последствий. Оставь воздействие на Треморова нам».

«Здесь Синь Ша. Хорошо. Надеюсь на вас с Суоко. Но я не гарантирую своего бездействия, если ситуация не выправится. Если утру общаки не утихомирятся, я начну действовать. И если по ходу дела придется прикончить Треморова, я ни на секунду не задумаюсь о последствиях».

«Здесь Лангер. Я с позавчера просчитываю варианты силовых воздействий. Еще несколько часов, как максимум к завтрашнему утру у меня появятся сценарии. Пока могу порадовать: глушилки малого радиуса можно применять без ограничений. На общем фоне они не заметны».

«Здесь Стелла. Ведущая меня поправит, если что не так, но, думаю, как раз глушилки сейчас оптимальны. Я бы даже сказала, их следовало применить еще в первый день. Синь Ша, начинай открыто корректировать наиболее вопиющие ситуации. А в случае агрессии против тебя лично лупи общаков по башке, чтобы сутки подняться не могли. Можешь даже в превентивных целях – раз уж все равно светиться, то хотя бы заставим нас уважать».

«Здесь Суоко. Нет, в превентивных целях лучше не надо. Не стоит нам восстанавливать людей против себя без повода. За проступком должно следовать наказание, согласна, но без повода глушилки задействовать не следует».

«Здесь Синь Ша. Не волнуйся, Суоко. Хороший повод всегда найдется. Джао?»

«Здесь Джао. Да?»

«Здесь Синь Ша. Ты единственный из членов Совета не высказался».

«Здесь Джао. У меня нет ничего нового. Могу лишь повторить уже сказанное: установление контактов с правительством Ростании, а также наш выход из тени – фатальная ошибка. Что бы мы ни сделали сейчас, хуже не станет. Если хочешь, можешь даже импульсаторами танки крошить. Сотней трупов больше или меньше, разницы никакой».

«Здесь Суоко. Джао! Что ты несешь?»

«Здесь Джао. Я всего лишь высказываю свою точку зрения. Мы закончили обсуждать Сверлинск? Тогда я отключаюсь. Конец связи».

«Здесь Суоко. Ну ты… (пауза, долгий тяжелый выдох) Синь, займись коррекцией, а я выхожу на контакт с Треморовым. Если потребуется помощь любого из нас, даже Джао, обращайся не медля».

«Здесь Синь Ша. Обязательно. И, сделай милость, прикончи этого ублюдка, а? Я Нарпреда в виду имею».

«Здесь Суоко. В один прекрасный день – обязательно. Но пока нельзя. Заседание Совета закрыто».

«Здесь Робин. Конец трансляции».

22.06.1582, пятница

— Ну, так что? Сможете вы двое мне что-то сказать внятное?

Случайные шорохи и скрипы надежно глушились коврами и покрытием стен зала заседаний. Голос Народного Председателя в стоящей тишине звучал зловеще, вызывая неприятные ассоциации со скоропостижной отставкой, опалой и даже арестом и зоной. Смитсон невольно поежился. Министр продовольствия мог только радоваться, что на сей раз господин Треморов Александр Владиславович уставился своими бешеными глазами не на него.

Шварцман и Дровосеков дружно промолчали, опустив головы. Ну еще бы, злорадно мелькнуло в голове у Смитсона, что вы можете сказать? Особенно после того, как статистику по трупам озвучили.

— Значит, не можете, — констатировал Треморов. Он резко встал, так что его стул чуть не опрокинулся, и, заложив руки за спину, принялся по-тигриному расхаживать вдоль длинного стола заседаний, за которым расселись министры и предкомы. — Вот так вот и получается, что живут в стране и Канцелярия с ее распухшим оперативным разделом, и Служба Общественных Дел, раздутая ничуть не меньше. Живут себе, в ус не дуют, а в стране происходит всякое. Мелочи разные, непредвиденные. Скажем, целый город в военную зону вдруг превращается. И никто ничего даже не предполагал. Так?! — внезапно во весь голос рявкнул Нарпред. От его рыка дернулись не только Шварцман с Дровосековым, но и все остальные.

— Так, шеф, — начальник Канцелярии опустил голову еще ниже. — Моя вина.

— И что ты с ней собираешься делать? — снова вкрадчиво поинтересовался Народный Председатель, останавливаясь позади. — Поплачешь у себя в кабинете от расстройства?

— Начальник местного оперативного отдела и двое его заместителей уже уволены. Новый начальник вылетел на место вчера днем. Подробный разбор…

— Я спрашиваю, что ты лично делать собираешься? — перебил его Треморов. — Не бывший начальник, и не новый. А ты?

— Готов подать в отставку прямо сейчас, Александр Владиславович. Меньшего я не заслуживаю.

— Точно, не заслуживаешь, — Треморов снова принялся прохаживаться за спинами сидящих. — Но в отставку пока не подашь. Вот расхлебаешь кашу, посмотрим. Ну а ты, Петенька, что помалкиваешь скромно? Тоже в отставку готов подать?

— А что я-то сразу? — обиделся Дровосеков. — Беспорядки начались, я и успокоил, как положено. Шварцик у нас профукал, он пусть и…

Дурак у нас Дуболом в отличие от Шварцмана. Точно дурак. Смитсон едва заметно скривился. Кто шефу противоречит в таком-то состоянии? Ты и в прошлый раз из-за того же слетел. Снова хочешь? Впрочем, валяй, никто не огорчится. Наоборот.

Треморов среагировал в точности как ожидалось. Он ухватил Дровосекова за воротник и с силой дернул.

— Встать! — рявкнул он. — Живо!

Директор УОД поспешно вскочил и вытянулся во фрунт, насколько позволяла грузная фигура. Треморов дернул его за плечо, разворачивая к себе, и от души врезал кулаком в скулу. Нелепо взмахнув руками, Дуболом повалился на стол, разметав разложенные бумаги и как-то совершенно по-детски закрылся руками. Народный Председатель смотрел на него бешеными глазами, тяжело дыша. Левое веко у него дергалось в нервном тике, седеющие усы встопорщились, обычно аккуратно прилизанные через плешь редкие волосы прилипли ко лбу над глазами. В уголке оскаленного рта надулся пузырек слюны. Смитсон почувствовал, что по спине ползут мурашки. В таком состоянии он шефа не видел еще ни разу. Потом Треморов обмяк, потер пальцем веко и, тяжело ступая, вернулся к своему месту.

— Сядь, — брезгливо сказал он директору УОД. — Смотреть тошно. Значит, так, Петенька. Твоя Служба профукала ничуть не хуже Канцелярии. Я тебе два месяца назад на чистом руста сказал, что бунтов быть не должно. Хоть жопу крест-накрест порви, но не должно. Забыл? Забыл. У тебя, если верить твоим же докладам, в Сверлинске должно зарплату получать тысяч пять сексотов, в два раза больше, чем в Канцелярии. И где они?

— Облажались, шеф, — покорно согласился Дровосеков, ворочаясь на стуле и щупая скулу.

— Точно. Полные штаны у твоей службы, так облажались. И у тебя, и у Канцелярии, — Нарпред метнул взгляд на Шварцмана. — Пристрелю обоих нахрен, если еще раз повторится хоть что-то похожее. А вы что пялитесь оловянными глазами? — внезапно окрысился он, обводя съежившихся членов правительства глазами. — Думаете, только к этой парочке клоунов сказанное относится? Чукря! — его палец уперся в министра транспорта. — Что ты скажешь?

— Э-э… — Чукря засуетился, мгновенно перейдя от каменной неподвижности лица к угодливо-заискивающей ухмылочке. — Вот, Александр Владиславович, вот доклад. Все виновные в разрушении магистрали названы поименно, вот уже и уголовные дела заведены…

— Ты мне мозги не парь! Почему у тебя хозяйство так работает, что один паровоз с рельсов сошел, и сразу целый город без железной дороги остается?

— Э-э… Ну, там все так сошлось, шеф. Ремонты идут, параллельную ветку перестраивают, а при аварии все так перепахало…

— Да мне плевать, что там у тебя идет или стоит. Или не стоит. Из-за твоих гребаных ремонтов город фактически отрезало! А если бы война шла? Напомнить, что там производят, если забыл? Так я могу. Танки, снаряды пушечные с химией, вирусов разных интересных. Думаешь, дурью они там маются? Нет сообщения, и хрен с ним?

Чукря судорожно сглотнул.

— Вот я и говорю – бардак у тебя! — Треморов потряс кулаком у носа министра. — И в стране бардак! Ты! — он резко обернулся к вздрогнувшему Папазову. — Кто мне втирал два года назад, что чем меньше водки пьют, тем народ спокойнее и работает лучше? Ты втирал, не отпирайся!

Секретарь по идеологии и не думал отпираться. Наоборот, он уставился на Народного Председателя преданными глазами побитой собаки.

— А в результате что? — продолжал бушевать тот. — Сколько денег бюджет потерял из-за сокращения продаж спиртного? Сколько миллионов форинтов и тысяч тонн сахара вместо государственных магазинов ушло спекулянтам-самогонщикам, которые свое пойло дихлофосом и стиральным порошком бодяжат для крепости? Сколько работяг потравилось стеклоочистителями и прочей химией? Тысячи! Сотни тысяч! А где твое спокойствие, если по малейшему поводу у винных такая буча начинается, что того и гляди новый бунт покатится?

Папазов опустил взгляд, всем своим видом выражая раскаяние в собственной глупости. Верно, одобрил про себя Смитсон. Сейчас нужно в тряпочку помалкивать. Что-то шеф сегодня особенно не в себе.

— Ну, а ты, Иванушка свет Васильевич? — язвительно поинтересовался у него Треморов. — Ты-то что сидишь и ухмыляешься загадочно. Думаешь, ты здесь ни при чем?

Мурашки по спине Смитсона поползли с новой силой.

— Нет, действительно думаешь, что ни при чем? Ты мне скажи, мать твою за ногу, почему у тебя запасенной жратвы в городе не оказалось? Почему стратегические запасы не раскупорил, раз уж такая пьянка пошла? Сунул бы им в зубы тушенки по банке, они бы, глядишь, и магазины громить перестали бы. А?

Молчи, приказал себе министр продовольствия. Молчи и не возникай. Да, можно бы и напомнить шефу, что по его личному указанию бóльшую часть стратегических запасов переместили в Центральный регион, поближе к Моколе. И что оставшегося на складах в районе Сверлинска при такой панике хватило бы не более чем на сутки. И что общие размеры запасов за последние пять лет сократились вдвое. И что приказ распечатать склады следовало бы отдать самому Народному Председателю… Молчи, Ванечка, коли язык дорог.

— Вот я и говорю, одни идиоты меня окружают, — резюмировал Треморов. Его огненный взгляд вдруг потух. Он вернулся к своему месту, сел и принялся размеренно ковырять ногтем какую-то козявку на поверхности стола. Казалось, он полностью утратил интерес к заседанию. — Одни идиоты… И Хранители, суки ледяные, под кожу, б…дь, лезут со своими недовольствами. Может, мне вас всех на хер послать, а их министрами назначить? Все, валите отсюда! — он резко вскинул глаза. — Все свободны. Канцелярии и УОД до трех часов дня предоставить мне согласованный план действий по Сверлинску и вообще. Министерству продовольствия до завтрашнего вечера составить план по отмене ограничений на торговлю спиртным и увеличению его производства в четыре раза не позже чем через месяц. Свободны!

Треморов с размаху врезал ладонью по столу, поднялся и вышел из зала. Члены правительства запереглядывались, и в их глазах читалось одинаковое облегчение. А ведь могло бы куда хуже кончиться, причем для любого. В ярости Треморов не задумывался, кого и за что снимает. Потом, может, и жалел о скоропоспешности, только снятому от того не легче. Смитсон аккуратно закрыл папку и принялся завязывать тесемки. Увеличить производство водки в четыре раза через месяц? А поточные линии родить, что ли? Ну ничего, где месяц, там и два, а потом как-нибудь да выкрутимся.

— Иван Васильич, минутка есть у тебя? — спросил его подошедший Перепелкин.

— Для тебя, Владислав Киреич, хоть целых три, — шуткой министр продовольствия попытался замаскировать настороженность.

— Пойдем тогда, поговорим где-нибудь в укромном местечке, — директор Индустриального комитета несерьезного тона не принял. — А лучше давай-ка ко мне зайдем. На пару этажей переместиться не тяжко?

— Можно.

Интересно, что с ним? Военную промышленность Смитсон недолюбливал, вечно воюя с ней за фонды и бюджеты, и Перепелкин обычно отвечал ему взаимностью. Чтобы вот так запросто словечком перекинуться? Ну что же, послушаем.

— Пойдем, — министр продовольствия поднялся. — Только позвонить надо, и поедем, куда скажешь.

Уже выходя из зала, он заметил, как Шварцман с Дровосековым все так же сидят рядом, надувшись словно мыши на крупу. Давайте-давайте, позлорадствовал он. Думайте. Вас шеф поимеет в первую очередь. Хорошо бы кто-то из вас слетел быстро и окончательно. А если помечтать, так и оба.

25.06.1582, понедельник

— Макулатуры у тебя здесь – завались…

Хмырь – Олег до сих пор не мог заставить себя называть Прохорцева по имени, во всяком случае, мысленно – по-хозяйски смахнул со стула на пол несколько бумажек и уселся, закинув ногу на ногу. От его начищенных до блеска ботинок по стене метнулись солнечные зайчики.

— Все время в чем-то копаешься, роешь, умными глазами смотришь, а сказать толком ничего не можешь. Прямо как собака!

Прохорцев хохотнул. Олег подавил приступ раздражения. К шуточкам референта Шварцмана он уже привык. С дураком связываться – самому дураком выглядеть. Нет, чаще всего Прохорцев оставался неплохим дядькой, но иногда словно срывался с цепи. Вот и сегодня он казался каким-то взъерошенным. Мешки под глазами на его обрюзгшем лице набрякли и выделялись больше обычного, глаза болезненно морщились. С бодуна, что ли?

— Нарыл что-нибудь новенькое?

— Нарыл… — Олег откинулся на спинку кресла и тряхнул головой, отключаясь от терминала Хранителей. Все равно пора. От мелькающих прямо в глазах изображений уже начала болеть голова. — Целую кучу нарыл. Вы как, Арсений Афанасьевич, на самом деле интересуетесь? Или просто заботу изображаете?

Прохорцев хмыкнул.

— Интересуюсь, интересуюсь… — пробурчал он. — Уж и спросить нельзя. Слушай, вот ты мне серьезно скажи – есть прок от твоей работы или нет? Шеф как-то непонятно хмыкает, когда я ему твои бумаженции подсовываю. Вот оно, — он двумя пальцами приподнял один из листков, что опасно перевесился через край стола, — об что? Рейсы какие-то, транспортные колонны… Номера-то зачем? Ха, да еще и номерочки-то не простые, общаковские. Под Дуболома копаешь?

— Номера грузовиков, — неохотно пояснил Олег, с хрустом потягиваясь.

Объяснять что-то Прохорцеву не хотелось. Но и копаться в бесконечных таблицах и сводках тоже надоело. Тянуло поговорить. Эх, может, и правда перетянуть к себе Бегемота в секретари? Так ведь гордый, собака, не пойдет. А зачем, собственно, в секретари? Можно и в первые замы. Положены подручным Хранителей заместители или нет? Надо выяснить. Опять же, башка у него варит не хуже моей…

— Любопытные, понимаете, картинки вырисовываются. Скажем… — Олег наклонился и через стол выдернул у Прохорцева бумажку. — Вот табличка – сколько раз и куда совершали рейсы грузовики с указанными номерами. Построена по косвенным данным – регистрация на пропускных пунктах автоинспекции, топливным талонам на бензоколонках и тому подобной мелочевке. А вот тут, — он взял еще одну бумажку, — официальные сводки, предоставляемые бухгалтерией соответствующих автоколонн. Не полные, конечно, только выдержки по грузовикам из первого листа. Сравните сами.

Хмырь что-то пробурчал под нос, но взял оба листка и некоторое время перебегал глазами с одного на другого. Потом присвистнул.

— Что же получается? — удивленно проговорил он. — Выходит, они в два раза больше бегали, чем заявлено?

— Точно так, — кивнул Олег. — Одна и та же картина по крайней мере по двум десяткам автоколонн по всей стране, от Восточного океана до Западного. Шла бы речь о простых автоколоннах, я бы решил, что водители калымят налево и направо. И с начальством делятся, чтобы не мешалось. Но ведь речь о Службе Общественных Дел. А у них с режимом не шутят. Раньше не шутили, во всяком случае, я как-то раз… м-м, неважно. За левые рейсы могут не только вышибить, но еще и реальный срок припаять. Вот и думай, что происходит.

— Ну, все мы люди, все человеки… — Прохорцев откровенно зевнул и положил листки на стол. — Ежли людям маленькие грешки не прощать, как жить-то? Жизнь такая. Подумаешь, подработки!

— Да гнать в три шеи за такие подработки! — рассердился Олег. — Вы пытались когда-нибудь транспорт заказать? Для дела, я имею в виду – шкафы для министерства перевезти, скажем? Я пробовал, еще когда снабженцем работал. Фиг-два допросишься – то бензина нет, то весь транспорт в разгоне. Зерно, блин, на токах преет, потому что нет грузовиков до элеватора доставить, пшеница тысячами тонн в силос уходит! Ладно бы водилы получали мало, так ведь зарплата в три раза выше, чем у профессора в университете! Что им еще надо? Еще в два раза больше получать? А морда не треснет?

— Молодой ты еще, парень… — усмехнулся Хмырь. — Толку-то им платить? Все равно в магазинах пусто. Ну ладно, кто-то на рынок сунуться может. Но ведь там цены такие, что и на пятикратную зарплату не разгуляешься. Да и еще подымутся, если туда все бросятся. Нет уж, ты, дружок, жизни не нюхал. Как пришел после института по распределению к столу заказов… Кто, кстати, подсобил? Лапа, небось, нашлась, мохнатая до невозможности?

— Какая лапа! — Олег аж привстал от возмущения. — У меня с истфака диплом красный, да еще и за четыре года! Я экстерном сдавал.

— Ты мне мозги не парь, я твою биографию читал. Чтобы в таких местах работать, пусть даже кладовщиком, нужно не диплом красный иметь, а другие бумажки того же цвета. На которых циферки нарисованы, знаешь, единичка такая и пара ноликов. Или родственничка любящего… Ладно, твое дело. Не хочешь – не говори. Я человек маленький, а шеф все равно тебя до изнанки знает. Я что хочу сказать – грош цена твоим изысканиям. Что водилы на стороне подрабатывают, всем известно. Я сам однажды такого за двадцатку нанимал, диван тещин перевезти. И что продавцы воруют по мелочам, а завбазами – по-крупному, тоже не секрет. Ну, посадят одного-второго, а толку-то?

Олег, заколебавшись, молча посмотрел на него. Совершенно детское желание показать, что и он не лыком шит, распирало его изнутри, словно воздушный шарик. Он попытался обуздать себя, но не выдержал. Шарик лопнул, мысленно усмехнулся он перед тем, как открыть рот.

— Еще одна сводка имеется, Арсений наш Афанасьевич, — он небрежно выдернул из кипы еще одну бумажку. — Секретная, между прочим. В руки не дам, и не просите. Знаете, что в ней описано? Перемещение крупных партий транитина, он же «аравийская муть». Наркотик такой, не очень сильный, но привычку вызывающий почти мгновенно. У кнопа… у Канцелярии свои агенты много где имеются, сами знаете. И вот если мы наложим транзит наркотиков на ту сводочку по левым рейсам, очень удивительные вещи выясняются. Может, конечно, у меня что-то и упущено, но сама тенденция оч-чень интересна.

Олег замолчал, наслаждаясь заинтересованным видом на лице Прохорцева. Тот безуспешно пытался скорчить скучающую мину, но, наконец, сдался.

— Ну ладно, колись, — махнул он рукой. — Все равно ведь расскажешь, пусть и секретно. Да ты не бойся, у меня допуск не ниже, чем твой. Кстати, а сводочка по «мути» у тебя откуда? Что-то я не помню твоей должности в оперативном или аналитическом отделе.

— Секрет. К Хранителям все вопросы, — дернул плечом Олег. — Так вот, если предположить, что наркоту по воздуху возить рискованно, да поездами – тоже, мало ли кто и когда в грузе порыться захочет, то возят ее автотранспортом. И если проверить, кто и когда совершал дальние неучтенные рейсы, у нас еще одна табличка с номерами грузовиков получается. Вот ее могу показать. Держите.

Прохорцев со скептической миной принял листок, но тут же его брови поползли вверх.

— Это же… — пораженно пробормотал он. — Парень, ты уверен, что не ошибаешься? Общаковские спецколонны «муть» возят? У тебя точно крыша поехала.

— Нет, к сожалению, — развел руками Олег. — На три раза перепроверил. Спасибо Хранителям, машинка для обработки документов у них замечательная, сбоев не допускает. То-то и оно, что спецномера. Все пятнадцать машин приписаны к автоколоннам Службы Общественных Дел в разных городах. И все они расположены на основных шоссе от южных и западных портов к столице и крупным промышленным центрам, типа Катринвилля или Мезоя.

— И ты всерьез заявляешь, что «муть» по стране возят грузовиками СОД? Слушай, парень, ты, конечно, умничка и все такое, но на твоем месте я бы сжевал свою бумажку и никому про нее не рассказывал, — Прохорцев, кажется, испугался по-настоящему. Его лицо побледнело, дыхание участилось. Пальцы нервно ухватились за подлокотники стула. — Я тоже промолчу в тряпочку, мне моя шкура еще как дорога! Теперь я понимаю, за что тебя тогда по башке приложили. Да тебя же сотрут в пыль… и меня заодно, если узнают, что ты со мной откровенничал. Слушай, твой кабинет не на прослушке?

— Успокойтесь, Павел Арсеньевич! — резко бросил Олег. — Кабинет не на прослушке, проверено. Вам лично ничего не грозит. Да и мне – тоже. Все сводки я передам Шварцману, а там он пусть сам разбирается. Да что с вами, в самом деле?

Прохорцев оттянул воротник рубашки. Узел галстука мешал, лицо казалось набросанным карандашом на ватмане.

— Сейчас… — прохрипел он. — Сейчас…

Сунув дрожащие пальцы в карман пиджака, он извлек стеклянную трубочку и закинул в рот белую таблетку. Олег встревоженно наблюдал за ним.

— Врача вызвать? — осведомился он, положив руку на трубку телефона. — Скорую?

— Не надо. Само пройдет.

И в самом деле прошло. Через минуту Прохорцев успокоенно откинулся на спинку и часто задышал.

— Вот так и общайся с вами, молодыми да ранними… — скривился он. — Как серпом по яйцам! Поработай с мое с шефом, еще и не так сердечко шалить начнет. Парень, ты знаешь, как как в СОД с выскочками типа тебя поступают? В бетон живьем закатывают! На куски режут! Плохо кончишь, помяни мои слова.

— Вряд ли, — Олег пожал плечами. Он уже жалел, что поддался детскому порыву. Загнулся бы гость у него на коврике – что бы он Шварцману объяснять стал? Что тайны налево и направо разбалтывает? — Не беспокойтесь, я лично уже про наш разговор забыл. Да и вы, наверное, тоже. А что с дуболомовыми наркоторговцами делать – уже не нам решать. И вообще, вы как хотите, а я домой поехал, обедать. Жрать хочется.

* * *

— …а еще знающие люди говорят, они все на шее звездочку кверх ногами носят, штобы шайтану поклоняться так, значит. Шайтан им свою силу дал, вот они и должны его ублажать как могут, а не то отберет он свою силу взад, они и останутся ни с чем.

Шушукающиеся бабушки на скамейке у подъезда притихли и неприязненно посмотрели на вылезающего из машины Олега. До того, как его начал привозить домой персональный автомобиль, те же самые старушки охотно здоровались с ним и даже пытались обсуждать тонкости международной политики в лице злостной нарушительницы всяческих пактов Сахары. Но теперь Олег все сильнее чувствовал трещину, пролегшую между ним и соседями по подъезду. В последнее время с ним даже перестали здороваться. Ну что же, тебя, дурака, предупреждали, грустно покачал про себя головой Олег. Переехать тебе предлагали, заботились. Привычка, конечно, вторая натура, но и к жизни надо прислушиваться. Ладно, завтра пойду к управделами, как там бишь его…

Железная дверь квартиры недовольно хрипнула хронически несмазываемыми засовами. Олега педантично защелкнул все замки, пиликая собачками. Напоследок он активировал сигнализацию. Пээс пээсом, а и самому подстраховаться не мешает. Кто его знает, как финтифлюшка Хранителей поведет себя при настоящей опасности?

Сбросив ботинки, он прошел в комнату.

— Добрый день, Олег Захарович, — негромко поприветствовала его сидящая в кресле фигура. — Ничего, что не встаю? Несколько суток не спал, не поверите, ноги отваливаются.

Гость немного виновато улыбнулся.

— Ну почему же не поверю, — сухо отозвался Олег. — Хранители, как известно, день и ночь стоят на страже народных интересов. Конвоируют их, так сказать, в нужном направлении по мере своих сил и возможностей. Здравствуйте, Тилос. Как вас сегодня величают? Все еще Василием Петровичем? Или вы опять сменили документы?

— Нет, что вы, — отозвался Хранитель, поудобнее устраиваясь в кресле. — Частая смена официального имени – верный путь к шизофрении. Кстати, я извиняюсь за очередное нахальное вторжение в ваши апартаменты, но, сами понимаете…

— …во избежание недопониманий с окружающими встречи с Хранителями осуществляются по возможности негласно. Помню, как же. — Олег выбрался из становящегося тесным пиджака (из-за чего же я все-таки пухну? Может, все-таки побегать трусцой?) и бросил его на стул. — Одного я так и не понимаю – что вам стоит привить народу всемерную любовь к себе? При ваших-то возможностях – раз чихнуть!

Олег с размаху плюхнулся на диван и выразительно посмотрел на собеседника.

— С чем на сей раз пожаловали, э-э-э… Василий Петрович?

— Насчет народной любви и неодобрения мы с вами, Олег Заха-а… — Собеседник Олега неожиданно широко зевнул. — Простите, не удержался. Так вот, насчет народной любви мы с вами уже говорили. И не раз, как мне помнится. Мы вмешиваемся открыто только в крайнем случае, к коему негативное отношение народных масс к Хранителям не относится. Кстати, как мы должны влиять на ситуацию, может, подскажете? Что бы мы ни делали, все работает не так, как надо. Возьмите ту же преступность. Все кричали о том, что бандитов надо публично на столбах вешать, житья от них не стало. Пришли мы и публично, как и требовали, располосовали на кусочки пару дюжин самых что ни на есть отъявленных головорезов. Результат вам известен: нас начали бояться, но ни капли любви мы так и не добились. Зато самых чудовищных слухов наплодилась куча. Что дальше? Всеобщий террор, превентивное истребление бандитов? Не наш стиль, ну, вы меня понимаете… — Хранитель замолчал. — О чем мы? Да, по поводу моего визита…

— Да, по поводу вашего визита, — немного язвительно откликнулся Олег. — Ни за что не поверю, что такой занятой человек, как вы, просто заглянул на огонек. Кстати, может, чая хотите? Сам заварю, как положено. А то мне на работе его из столовой носят, бурду черную. Под охраной, дабы чего не подсыпали. Р-развелось дармоедов-охранников, в сортир просто так не выйти!

— Спасибо, Олег Захарович, — серьезно кивнул головой Хранитель, — от чая я не откажусь. Но лучше заварите кофе, если имеется. С лимоном.

— Кофе нет. Не запасся. Хотя лимона не пожалею.

Тилос терпеливо дождался, когда Олег вернулся из кухни с двумя дымящимся кружками.

— А насчет охраны вы зря волнуетесь, — Хранитель ложечкой выловил из чая толстый ломоть лимона и с видимым удовольствием сжевал. — Недавно эти дармоеды, как вы их называете, ликвидировали на крыше одного учреждения снайпера. Хорошая винтовка у него обнаружилась, «Стампер», прицел оптический, тридцатикратный, пули разрывные, ядом для надежности смазанные. Засел он, что характерно, как раз напротив ваших окон. Нет-нет, — он торопливо поднял руки, увидев удивленное лицо Олега, — я не хочу сказать, что стрелок сидел именно по вашу душу. Оттуда хороший обзор и на другие кабинеты открывается…

Он выдержал многозначительную паузу.

— Впрочем, не суть. Пээс вы носите, и правильно делаете, что никого о нем в известность не поставили. Береженого, как известно, штык не берет. А забежал я к вам сегодня просто мимоходом. Передышка небольшая выдалась, я и решил между делом заскочить, языком потрепать и совет хороший дать.

— Совет… — скривился Олег, словно в его чашку выжали лимон целиком. — Говорите уж прямо, господин Тилос – цэу. Ценное указание, оно же приказ в ненавязчивой форме. Можно подумать, кто-то ваших советов не слушается. Ну, что надо?

— Какой-то вы раздраженный нынче, Олег Захарович, — покачал головой Хранитель. — Наши советы выполняются потому, что в ваших же интересах. Ну да, и в наших – тоже, только вам-то что? Вот, — он достал из кармана пиджака небольшой плотный конверт и бросил его на журнальный столик. — Здесь материалы, позволяющие подвести под долгий отдых в оздоровительных поселениях одного чиновника в Канцелярии. Если точнее, заместителя начальника строительного департамента господина Полуянова. Преступный сговор с несколькими директорами цементных предприятий, искажение статистики, занижение объемов производства с целью сбыта излишков налево, все такое.

— И что мне с ними делать? — Олег брезгливо посмотрел на конверт. — Пойти и дать гаду в морду?

— Ну зачем же так сразу в морду? — ухмыльнулся его собеседник. — Просто передайте материалы Шварцману обычным путем, он лучше знает, что с ними сделать. От своего имени передайте, разумеется. Дальше – не ваша забота. Только кого на его место поставить? Если подумать, у вас друг есть. Некто Бирон Павел Оттович. Помнится, он референт того же начальника департамента…

— Да ладно вам меня за мальчика держать, Василий Петрович, — равнодушно отмахнулся от него Олег, — чтоб мне сейчас чаем подавиться, если вы уже обо всем не подумали. В первый раз, что ли? — Он хлебнул из кружки изрядно остывший напиток и тут же сильно закашлялся. Жидкость заколебалась и выплеснулась ему на колени. Придя в себя, Олег почти швырнул чашку на столик, забрызгав конверт с компроматом, и метнул огненный взгляд на Хранителя. — Что за дурацкие шуточки?

— Ну, вы же сами сказали «чтоб мне подавиться!» – В глазах Тилоса плавали ехидные огоньки. — А подсознание – штука тонкая, иногда срабатывает независимо от воли. Видимо, не так сильно вы верите в нашу предусмотрительность, а?

Он негромко рассмеялся, и тут же осекся.

— Извините, Олег Захарович, сам я дурак и шутки у меня дурацкие, как вы верно подметили, — по комнате прошло чуть заметное дуновение ветра, мокрые пятна на костюме и столике медленно растаяли.

— Вот-вот, — Олег недоверчиво пощупал совершенно сухие брюки. — Так вы что, Пашку в замы метите? С его-то пятым пунктом?

— Вы что-то имеете против немцев? — поднял бровь Тилос. — Вот уж не знал.

— Да при чем здесь я! — снова рассердился Олег. — Пашка мой друг. Вы знаете, чего ему стоило до референта подняться? Какой, нахрен, зам? Его ж сожрут и как немца, и как выскочку. И почему бы вам самим бумажки не отдать?

— Вас не должны волновать такие мелочи. С антишвабскими настроениями мы разберемся. Вопрос лишь в том, захотите ли вы пустить компромат в ход. Я не настаиваю и даже не рекомендую. Вам в руки дадена возможность, а воспользоваться ли, дело ваше.

— Вот даже как… — Олег откинулся на спинку дивана и изучающе посмотрел на Тилоса. Бессмысленно. Морда, как всегда, совершенно непроницаемая. — Хотите проверить, хороший я парень или плохой?

— Хороший? Плохой? — Хранитель покачал головой. — Мир – клубок причин и следствий, и бессмысленно пытаться разделить их на хорошие и плохие. Но у меня все. Я пойду, если не возражаете. Дела…

— Тилос, а можно вам вопрос задать? — Олег выжидательно посмотрел на собеседника.

— Вопрос задать можно, — неожиданно сухо ответил тот. — Но ответ не гарантирую, сами знаете. Что вас интересует?

— Скажите, — задумчиво произнес Олег, — почему вы так плотно меня опекаете? Почему именно меня выбрали? Я имею в виду, вы, Хранители. Просто потому, что у меня нет никаких связей и мной можно манипулировать, как марионеткой? Потому, что без вас меня прикончат? Потому, что мне можно задурить голову громкими словами про долг перед людьми, перед обществом? Почему вы не используете для своих целей других? Ведь так просто накопать компромат на какого-нибудь разъевшегося на ворованных харчах чиновника, — он ткнул пальцем в конверт, — и крутить им как захотите… Почему я?

Последние слова Олег почти выкрикнул. Он вцепился в подлокотники кресла так, что кожа под его пальцами жалобно запищала, и почти с ненавистью взглянул на собеседника.

— Олег Захарович, — медленно произнес тот, — когда мы впервые с вами познакомились, я вам уже все объяснил. Нам требовались люди опытные, с одной стороны, и незакомплексованные, с другой. Есть и другие мотивы, но сейчас я их озвучить не могу. Но должен заметить, что вы не совсем правильно воспринимаете наши действия. Мы не заинтересованы в том, чтобы кем-то крутить. Нам нужно добровольное осознанное сотрудничество. Причем сотрудничество не из-под палки и не по должностной обязанности, а по душевной склонности. Мы хотим поддержать общество в трудный час. Люди, подобные вам, могут изменить ситуацию к лучшему, но не имеют возможности. Некоторым мы такую возможность даем. Мы не манипулируем вами, просто ваши стремления совпадают с нашими. Все взаимовыгодно.

— «Взаимовыгодно»? И что же я имею, кроме головной боли?

— Зарплата уровня министра вас не устраивает? — усмехнулся Хранитель. — Стол заказов? И морального удовлетворения не получаете, что любую бумажку у кого угодно можете запросить?

— И на что мне ваша зарплата? — язвительно осведомился Олег. — В стол складывать? А бумажками в туалете подтираться?

— Все-то вам не нравится! Ну, потребуйте, чтобы вам жалование в пять раз сократили, да посмотрите, легче ли стало. Олег Захарович, а осознаете ли вы, что из никому не известного снабженца потихоньку становитесь заметной фигурой? К вам еще не подкатывались с предложениями вечной дружбы личности, которые полгода назад вас в упор бы не заметили? Нет? Ничего, все впереди. Оглянуться не успеете, как на дочке министра женитесь, а в коридорах вам начнут в пояс кланяться. Или и уважение вас не прельщает?

— Да идите вы! — Олег раздраженно отвернулся. — Шуточки у вас…

— …дурацкие! — подхватил Тилос. Он встал и прошелся по комнате. — Уже осознал. Почему мы поддерживаем именно вас, значит? Ну, скажем нравитесь вы нашему руководству. Да не смотрите вы на меня так, — он неожиданно расхохотался. — Скажу по секрету, в нашем штабе чуть ли не половина генералов – женщины, а вас уродом никак не назовешь. Да если бы не ограничения по работе, кое-кто уже бы к вам активно клеился! Красивые, между прочим, девицы, завидую я вам. А если серьезно, — Хранитель снова помрачнел, — то могу тонко намекнуть еще кое на что. Для поддержания боевого духа, так сказать. Очередные выборы Народного Председателя на носу. А после выборов Председателю могут понадобиться новые кадры. Ну ладно, мне пора.

Тилос махнул рукой и вышел в коридор. Олег выскочил за ним. Никого. Он ошеломленно потер лоб. Опять их фокусы. Или гость уже умудрился отпереть и запереть за собой дверь? Бесшумно и за две секунды? Тьфу. Мистика.

Что он сказал? Кадры для Народного Председателя? Ну-ну. Интересно, а Треморов в курсе насчет планов Хранителей? Интересная, однако, каша заварилась…

«Джао, здесь Тилос. Я закончил».

«Здесь Джао. Да, я следил. Великолепно сыграно, особенно под занавес. И ты определенно делаешь успехи с наноманипулятором. Мне лично и в голову никогда не приходило им одежду сушить».

«Спасибо, я польщен. Но если бы ты все-таки рассказал мне, зачем я из себя шута строил?..»

«Ничего особенного. Урок и для тебя, и для него».

«Для меня?»

«Ну да. Хотя ты пока и стажер, рано или поздно получишь самостоятельность. И тогда тебе потребуется умение играть в тайные игры на равных. Вот и набирайся опыта».

«Хм. А почему тогда Фарлету нельзя говорить?»

«Потому что у него свои заморочки. Он терпеть не может тайных переговоров, намеков и прочего. В некоторых отношениях он прямой как штык. Он бы просто не одобрил. Тилос, не забывай, что наставник – не рабовладелец. Его точка зрения важна, но не единственный свет в окошке».

«Все равно мне не нравится скрывать от него свои похождения. Ну ладно, а для выдвиженца в чем урок?»

«Не совсем урок. Мне нужно знать, как Кислицын отреагирует. Использует материал или нет».

«Зачем?»

«Он все еще темная лошадка. Мне не ясны его реакции. Я просто исследую его».

«Так к гадалке не ходи, использует. Ради дружка-то…»

«Не все так просто. Во-первых, непонятен уровень его дружеских чувств к Бирону. Во-вторых, он понимает, что переданный Шварцману компромат означает заявку на свою игру – подсиживание, нашептывание, подставы, союзы за и против… Одно это восстановит против него многих. В том числе, возможно, и самого Шварцмана. И то, что в итоге он продвинет немца, вызовет неприязнь антишвабов, которыми Канцелярия просто кишит. А в таких играх не только ты бьешь, но и тебе прилетает. И стоит только ему лишиться поддержки Хранителей…»

«Тогда я запутался. Какой вариант лучше? Если он отдаст конверт или если не отдаст?»

«Ты же сам ему сказал – нет ни хорошего, ни плохого варианта. Я просто его изучаю. Нужно знать, как он ведет себя в определенных ситуациях».

«Зачем?»

«Сиё тайна великая есть. По крайней мере, сейчас».

«Извини. Дела Совета?»

«Совет ни при чем, да и нет у него никаких секретных дел. Любые тайны Суоко организует по собственной инициативе и вопреки уставу. Речь о моей личной надобности. Но я и в самом деле пока не могу рассказать, зачем. Еще раз могу заверить: я не прошу ни о чем, что ты отказался бы сделать, зная правду».

«Я верю».

«Спасибо, Тилос. И не забывай, что у нас через три часа тренировка».

«Джао, я тебя не слишком напрягаю? Одно дело – изредка, и совсем другое – через день, как в последнее время».

«Все в порядке. Я очень давно никого не учил, так что с удовольствием восстанавливаю навыки. До встречи».

«Конец связи».

04.07.1582, среда

Ночные гости ворвались в полицейский участок без предупреждения. Дежурный сержант, открывший рот для резкого окрика, так и не успел издать ни звука. Негромко хлопнули выстрелы. Переступив через труп, предводитель налетчиков деловито перелистал журнал учета задержанных до последней страницы, остановившись взглядом на одной из фамилий. Захлопнув книгу, он молча двинулся по коридору к камерам, откуда доносился нестройный храп и тяжелое дыхание арестованных. Прочие остались у входа, расположившись по бокам двери.

За решетчатыми дверями не спал только один – худой дядька средних лет в кожанке, с мешками под глазами. Встрепенувшись, он потянулся к подошедшему к решетке человеку в маске.

— Слушай, брат! — торопливо зачастил он. — Я ни при чем, они сами фуру тормознули! Они уже знали, где копать! Я ничего не сказал, в несознанку ушел…

Убийца всадил в него три пули. Подождав, пока тело осядет на пол, он выстрелил еще раз – в голову. Несколько секунд он стоял неподвижно, вглядываясь в освещенное тусклой дежурной лампочкой лицо убитого, потом удовлетворенно кивнул и вышел.

Трое бесшумно покинули полицейский участок и бегом устремились к своей машине. Проклятье вырвалось у главаря совершенно машинально, когда тот разглядел, что ее темный корпус не висит на гравиподушке, а косо стоит на опорах, накренившись на бордюре и не подавая признаков жизни. Возле опор ветер пустыни уже начал собирать маленькие пылевые барханы.

— Какая б… вырубиладвижок? — тихо пробормотал один из налетчиков. — Где водила?

Несколько игл, вылетев из темноты, несильно кольнули убийц в шею и щеки. Подождав, пока тела осядут на землю, из кустов выбрались две тени. Подойдя к бессознательным убийцам, одна из них протянула руку и сорвала с главаря маску.

— Знаешь его? — спросила она.

— Точно, Витька Мазовский, сука… — пробормотала другая. — Из спецназа СОД, только вышибли его зимой. Мы вместе в Узхан-Бакуме служили, пока я в канцелярский спецназ не перевелся. Всегда был гнилым, гад, на базаре с лотков брал, что хотел, и не платил. А теперь, значит, и прямо с бандюками связался, падаль!

Тени сноровисто обхлопали неподвижные тела. Одна из них тихо присвистнула.

— Что такое? — резко спросила вторая. Вместо ответа первая протянула ей корочки.

— Удостоверение СОД, действующее… — протянула вторая тень. — Месяц назад продленное. Получается, его вовсе не вышибли? Так, Тушкан, подгоняй машину. Мазовского твоего забираем на базу, остальных кончаем. Изобразим, что в овраг сорвались. Есть тут недалеко подходящее местечко, я покажу.

— Ну, Витюха, — выдохнула первая тень, — я тебя научу, как с наркотой связываться! Петь ты у меня будешь долго и протяжно. И скажи спасибо, если знаешь хоть что-то полезное…

Спустя несколько минут два автомобиля растворились в ночной темноте. И только сноп света вырывался из неплотно прикрытой двери участка.

10.07.1582, вторник

— Скоро приедем?

Фраза камнем упала в тяжелую тишину в салоне автомобиля. Человек на месте водителя слегка повернул голову и еле заметно кивнул, но тем все и ограничилось. Стэн вздохнул. Что сегодня с Фарлетом? С самого момента, когда они сели в машину, тот не произнес ни слова.

— Я хочу свозить вас на экскурсию, — без предисловий заявил Хранитель, едва появившись в кабинете. — Прямо сейчас.

— Куда? — Стэн оторвался от терминала и взглянул на куратора. — И почему спешка?

— Потому что вам полезно ознакомиться со… скажем, с некоторыми аспектами деятельности министерства, доселе от вас скрытыми. В частности, с тем, как работает департамент перспективных исследований.

— Что? — чиновник почувствовал, что спина пошла мелкими неприятными пупырышками. — Зачем? Я не курирую производство химического оружия и вообще не желаю иметь с ним ничего общего. Да департамент в Минхимпром входит лишь формально. Меня не пустят на военное производство, допуска нет даже с вашими полномочиями.

— А мы поедем не на военное производство, на обычное. Да тут недалеко, не волнуйтесь. В Торловке, двадцать километров от Моколы по шоссе. За пару часов обернемся.

— Торловка? — Стэн почесал нос. — Полимерный комбинат, что ли? Стоп! Как не военное? Там же почтовый ящик, закрытое производство!

— Не совсем. Часть закрытое, а часть – открытое. Вот открытое мы с вами и посетим. Не упрямьтесь, Стэн Вильямович, вас ждут чудные открытия. Помните, вы интересовались, куда там столько бензола уходит? Вот и узнаете.

Поскольку, как Стэн знал по опыту, спорить с Фарлетом бесполезно, пришлось подчиниться. Его и самого разбирало любопытство. Про Торловский комбинат ходило много самых разных слухов.

Вспомнив про слухи, он снова повернулся к спутнику.

— Фарлет, — несмело поинтересовался он, — а правда, что там на смертниках оружие испытывают?

Машину бросило в сторону, и гравиматрицы под полом протестующе взвыли. Хранитель вписал машину в поворот на такой скорости, что ремень безопасности больно впился Стэну в грудь.

— На смертниках… — проговорил Фарлет, не глядя на него. — Видите, вон там ворота в заборе? Рядом с остановкой? Проходная. Скоро все сами узнаете.

Бетонный забор, серый и унылый, с колючей проволокой поверху, тянулся в обе стороны насколько хватало взгляда. За ним виднелись производственные корпуса, трубопроводы и дымящие трубы, а с противоположной стороны дороги стоял лес: сосны, лысые несмотря на разгар лета, облетевшие березы и вязы, протянувшие к небу голые пальцы сучьев. Низкие, быстро стелющиеся облака, обещавшие обложной дождь, усиливали тоскливое впечатление. В машине возник и начал усиливаться резкий неприятный запах, который Стэн так и не смог определить. Хранитель завел машину на стоянку и посадил на спружинившие опоры.

— Кстати, Стэн Вильямович, — сухо сказал он, глядя перед собой. — Я взял на себя смелость предварительно позвонить директору завода и предупредить о вашем визите. Вы здесь с инспекцией. Не беспокойтесь, вопросы о целях визита задавать не осмелятся. Меня представьте как своего помощника. Если потребуется обратиться по имени, зовите просто Хлебниковым.

И он вылез из машины, оставив Стэна сидеть с открытым ртом. Вот, значит, как? С инспекцией? Ой, мама… А если все-таки вопросы возникнут? И что отвечать? Интересно, удастся ли свалить все на Хранителя? Преодолевая неприятную слабость в коленках, Стэн принялся выбираться наружу.

На свежем воздухе химией воняло еще сильнее. Настолько сильно, что у Стэна сразу запершило в глотке и заслезились глаза. Фарлет протянул ему небольшой баллончик.

— Брызните аэрозоль в горло, — сказал он. — На время снизит чувствительность. А потом привыкнете.

— Как… как же здесь люди работают? — с трудом прохрипел Стэн.

Он пшикнул в рот распылителем и глубоко вдохнул. Его тут же скрутил приступ тяжелого кашля, но несколько секунд спустя и в самом деле стало легче.

— Вот так и работают, Стэн Вильямович. Среди работников комбината практически все страдают хроническими заболеваниями дыхательных путей – фарингит, трахеит, бронхит… Но им-то за вредность хотя бы льготы положены, путевки в профилактории и санатории. А вот задумайтесь, как живут люди в самой Торловке. Там ведь далеко не все на комбинате работают, и дети есть.

— Тихий ужас… — чиновник протянул баллончик обратно Хранителю. — Но почему фильтры не ставят?

— Вы знаете, сколько они стоят? И потом, на время их монтажа производство придется останавливать. Разве ж можно оставить народное государство без таких ценных продуктов?

Ядовитый сарказм в голосе Фарлета заставил Стэна внимательно присмотреться к своему попутчику. Да, определенно, всегда холодно-вежливый Хранитель сегодня явно казался чем-то взволнованным. На его лице держалось странное выражение: нетерпение, смешанное с отвращением. Да что с ним?

— Пойдемте, — Хранитель кивнул в сторону проходной. — Вон, кстати, нас встречают.

Из двери проходной выкатился невысокий пухлый мужичок в мятом костюме и заспешил навстречу.

— Господин Каррсон? — осведомился он, широко улыбаясь. — Очень, очень приятно. Я Голиков Сергей Маркович, главный технолог комбината. Мы вас ожидали. Вы не один?

— Э-э… мне тоже очень приятно, — промямлил Стэн. — Познакомьтесь, господин Хлебников, мой секретарь.

— Отлично, просто отлично! — еще шире просиял Голиков. — Прошу за мной!

Вслед за бодрым главным технологом Стэн и Фарлет проследовали через волшебным образом открывшиеся створки турникета (вахтер вскочил, вытянулся и едва ли не отдал честь) и вышли с противоположной стороны проходной. Там их ожидал шестиместный электрокар со скучающим водителем.

— Прошу, прошу! — Голиков едва ли не подсадил Стэна на невысокую ступеньку, и сам забрался на соседнее сиденье. Фарлет молча устроился рядом с водителем. — Вы, наверное, устали с дороги, Стэн Вильямович, так давайте немного передохнем. Вон то здание – управление, нас ждут. Освежимся тем, что в закромах осталось.

Он махнул рукой в сторону конторского вида трехэтажного строения, явно свежепобеленного и разительно отличающегося от прочих облупленных и запыленных корпусов.

— Но я хотел бы познакомиться с заводом… — слабо запротестовал Стэн. Главный технолог, однако, его протест проигнорировал. Электрокар уже бодро катил по дороге, переваливаясь и подпрыгивая на выбоинах старой дороги, заасфальтированной, наверное, еще в начале века. Чиновник вздохнул и смирился. Почему Фарлет молчит? Притащил его сюда, а теперь помалкивает?

Возле гаражных ворот тянувшегося мимо корпуса стояла группа хмурых женщин в платках и грязных комбинезонах. Все они курили и периодически громко перхали в кулаки, провожая кар недобрыми глазами. Перехватив взгляд Стэна, Голиков смущенно пояснил:

— Перекур у них. Положено.

— При таком воздухе – еще и курят? — неодобрительно покачал головой чиновник.

— Ну, так у нас же борьба с курением… — замахал руками технолог. — Месячники проводим… профсоюзные собрания… в управлении целый стенд с наглядной агитацией!

Стэн предпочел промолчать. Борются, ага. Знаем мы такую борьбу. Примерно с тем же успехом, что и с пьянством: сколько там мужиков потравилось метиловым спиртом после начала кампании? Кроме того, Голиков ему уже активно не нравился. Его суетливые ужимки и бегающие глаза заставляли предположить нечистую совесть. Или, может, просто нервничает из-за внезапного визита? Но с чего бы?

Впрочем, даже три месяца спустя Стэн плохо понимал свой реальный статус. Простой инженер, еще недавно занимавшийся ректификационными установками, он внезапно для себя оказался выдернут в министерство и посажен в отдельный кабинет с невнятной формулировкой «изыскивать способы оптимизации процессов». Секретаршу ему не дали, распоряжений не ожидали, так что вроде бы и не начальник. Но с чего бы тогда на днях с ним в коридоре поздоровался – первым! — сам Круглов? Если даже министр знает его в лицо и по имени-отчеству, значит, его новая должность… что? Важна? Опасна? Влиятельна? Стэн предпочитал не задумываться. Он всегда оставался технарем, далеким от слухов и подковерных игр. Вникать в тонкости взаимоотношений между таинственными Хранителями и министром желания у него не возникало никакого.

Возможно, он просто чего-то не знает. Или его не удосужились поставить в известность о важных деталях. И нервозность Голикова вполне могла иметь под собой веские основания.

Заискивающе улыбаясь и потирая руки, главный технолог проводил их с Хранителем через темный холл с вахтером, зеркалами и фальшивым мрамором в небольшой уютный зал. Играла тихая музыка, с задрапированных стен смотрели портреты отцов-основателей (огромный портрет Железняка уступал размерами только Треморову). Под ними замерли две симпатичные официанточки с ослепительными улыбками и в юбках едва ли до середины бедра, а на покрытом свежайшей скатертью столе расположились остатки из закромов. Бутылки белого и красного вина соседствовали с пятизвездочным коньяком и водкой «Хрусталь» в экспортном исполнении. Тарелки с нарезанной копченой колбасой расталкивали боками хрустальные салатницы и блюда с лососиной, едва оставляя место для баночек с красной игрой. Маринованные грибы плавали в аппетитной влаге, как бы пытаясь отвлечь взгляд от большого, исходящего вкусным паром блюда с чем-то явно мясным, но пониманию Стэна не доступным. Он невольно сглотнул слюну.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, Стэн Вильямович, — Голиков широким хозяйским жестом показал на расставленные стулья. — Отдохнете с дороги, а потом и о делах поговорим.

Стэн оглянулся на Фарлета.

— Мы пришли сюда не за закусками, — морозным тоном произнес тот. — Сергей Маркович, нам нужно осмотреть цех номер три.

— Да, именно так, — Стэн решил, что можно пока и подыграть. — Еда подождет. Сначала цех.

Эксперт впервые в жизни увидел, как человек белеет прямо на глазах. Не бледнеет, а именно белеет, словно лицо его покрыл толстый слой известки. Главный технолог замер с выпученными глазами и открытым ртом, словно получил удар под дых.

— Ту… туда… нельзя… сейчас… — наконец промямлил он. — Там… ремонт! Да, ремонт!

— Вы лжете! — все тем же тоном отрезал Фарлет. — Стэн Вильямович, поскольку хозяин явно не расположен с нами сотрудничать, я сам покажу дорогу. Но вы, господин Голиков, тоже пойдете с нами. Немедленно. Как же вы не посмотрите на результаты вашей второй темы?

Стэну показалось, что технолог сейчас рухнет без чувств, но Хранитель шагнул к нему и ухватил за плечо. Технолог взвизгнул и попытался вырваться, но безуспешно. Фарлет рванул его и почти выбросил в двери зала обратно в холл. Стэн, слегка пожав плечами, последовал за спутником, краем глаза успев заметить одинаковое ошеломленное выражение на лицах официанток. Да, девочки, вот такие мы гости. Нестандартные, понимаешь. Жаль только, икру бросать приходится.

Электрокар по-прежнему стоял у входа, но водителя в нем не наблюдалось. Фарлет пихнул технолога на сиденье, а сам запрыгнул в водительское кресло. Стэн едва успел запрыгнуть в машину, как она резко сорвалась с места и, надсадно гудя мотором и подпрыгивая на колдобинах, понеслась по аллее. Голиков держался за сердце и что-то тихо шептал дрожащими губами.

— Я не виноват! — разобрал Стэн, прислушавшись. — Меня заставили!.. Мне приказали!..

Стэну стало не по себе. Во что же втягивает его Хранитель? Хорошо если ему сейчас покажут очередную изощренную схему воровства или сломанные фильтры, выпускающие в воздух ядовитую гадость. Но стал бы Фарлет размениваться на такие мелочи? Кажется, даже в газетах потихоньку писать начали, что творится на химических заводах и во что они превращают реки и атмосферу.

Долго гадать не пришлось. Через пару минут электрокар резко затормозил возле небольшого корпуса с глухими стенами без единого окна. Возле запертой двери переминались шесть или семь мужчин, половина – в форме военизированной охраны, и все, кроме одного, поодаль, в противогазах. Они обернулись на звук мотора. Еще четверо мужчин возились с двумя женщинами, конвульсивно дергающимися на носилках, запихиваемыми в коричневый фургончик без номеров.

Фарлет заглушил мотор, и в наступившей тишине стали слышны странные стуки и приглушенные крики. Женские крики.

— Уже начали, мрази! — сквозь зубы процедил Фарлет.

Ударом в плечо он выбросил главного технолога из кара (тот запнулся о порог и с размаху упал), соскочил на землю и шагнул к стоящим у дверей.

— Открыть двери! Живо! — гаркнул он.

— Вы кто… — растерянно начал тот, что без противогаза – и осекся, когда над левым плечом Фарлета вспыхнул полупрозрачный вращающийся шар.

— Я Хранитель! — почти прорычал Фарлет. — Мне второй раз повторить? Двери открыть, людей выпустить! Немедленно!

— Но как же тест…

Фарлет без замаха ударил его в грудь, и говорящего отбросило на несколько шагов. Он впечатался в стену, сполз по ней и безжизненно затих. Хранитель же как-то сразу оказался у двери. Его растопыренные пальцы вонзились в оковывающую жесть, пробив ее словно бумагу, и обе створки с громким взвизгом и скрежетом сорвались с петель. По ушам ударил громкий нечеловеческий вой.

И из проема хлынула толпа людей. Женщины. Все в таких же комбинезонах, какие Стэн видел несколько минут назад. Кашляющие, стонущие, задыхающиеся, они вываливались наружу и тут же падали, чтобы оказаться погребенными под новыми телами. Через несколько секунд куча-мала у бывших дверей достигла Стэну до пояса, а из цеха по ней продолжали карабкаться новые и новые фигуры.

А потом Стана накрыло волной жаркого дымного воздуха, пахнущего цветущими яблонями. Тут же по глазам резануло с такой силой, что он, хватаясь за лицо, отшатнулся, сдавленно засипев от боли и попытавшись задержать дыхание. Поздно. Отравленный воздух хлынул ему в легкие, и его тут же скрутил приступ жесточайшего кашля. Задыхаясь, он упал на колени, на четвереньки и вслепую пополз, пополз, пополз непонятно куда, только чтобы уйти от газа.

Кричали и стонали женщины, что-то грохотало, падая и разрушаясь, а Стэн безуспешно пытался восстановить дыхание и унять кашель. Несколько минут спустя ему все же удалось разлепить отчаянно слезящиеся глаза и подслеповато оглядеться вокруг.

Цех номер три выглядел, словно после артобстрела. В его стенах зияли огромные, грузовик пройти может, дыры, сквозь которые смутно виднелись какие-то установки. На газоне лежали, скорчившись и кашляя, человеческие фигуры – а в воздухе вокруг сновали быстрые серые тени. Вот одна из них замерла, уронив на газон еще одно тело, и тут же исчезла. Но за ту секунду, что она оставалась неподвижной, Стэн успел ее опознать: странная летучая машина, которую Хранители называли «челноком».

Все еще задыхаясь и борясь с спазмами в груди, он заставил себя сесть, стараясь не обращать внимания на безнадежно изгвазданный костюм. Проморгавшись, он заметил, что лицо лежащей рядом женщины скрывает странная прозрачная штука, под которой клубится серый туман, скрадывающий черты лица. Остальные, кого он смог разглядеть (в глазах плыло и двоилось из-за обильных слез), оказались в таких же масках.

Стэну на плечо легла рука, и он обернулся.

— Как вы? — спросил Фарлет, присев на корточки. — Сильно плохо?

— Что… — Стэн прокашлялся. — Что случилось? Что за газ? Авария? Что с людьми?

— Они пострадали не слишком сильно. Дыхательные маски на их лицах помогут, серьезных последствий не ожидается. Хотя из-за меня они пробыли в помещении на несколько минут дольше, чем предполагалось. Ну-ка, вдохните.

Стэн глубоко втянул в себя аэрозоль из уже знакомого баллончика.

— Так лучше, — пробормотал он, с трудом поднимаясь. Фарлет заботливо поддерживал его под руку. — И все-таки, что случилось. Эй! Что с ним? Вон там?

В нескольких шагах от него на земле лежал труп. Усомниться в его состоянии было невозможно: грудная клетка казалась развороченной изнутри, словно в ней взорвалась граната, а клочья рубашки и пиджака насквозь пропитались алой кровью. Главный технолог Торловского полимерного комбината смотрел в небо безжизненными стеклянными глазами.

— Боюсь, я не сдержался, — ровным тоном сказал Фарлет. — Среди женщин оказалось четверо беременных. Еще вчера они здесь не работали. Вероятно, сегодня их перевели специально.

— Да что же все-таки!.. — закончить Стэн не смог из-за нового приступа кашля, но Фарлет понял.

— Два-хлорацетофенон, — все так же бесстрастно пояснил он. — Точнее, одно из его производных. О «черемухе» и «булаве» слышали? Здесь нечто похожее. Лакриматор нового поколения, предназначенный для разгона толпы.

— Но как случилась утечка?

— Утечка? Нет. Газ в цех выпустили специально. И специально не позволяли работницам покинуть его. Испытания…

— Испытания? — Стэн судорожно вцепился в куртку Хранителя. — Какие испытания? Они же люди! Женщины!

— Да. Двадцать две женщины. И четверо из них – беременные.

Хранитель поднял руку, и перед лицом Стэна оказался разграфленный лист бумаги. В первой колонке неизвестная рука аккуратно проставила время: три минуты, четыре, пять… В первой графе стояло две фамилии: Юнсон и Черепанова, остальные оставались пустыми.

— Прошу прощения, что не предупредил заранее. На сегодня СОД запланировала тест нового состава. Мы планировали прервать испытания сразу после выпуска газа, но я не рассчитал время и появился на несколько минут позднее.

Стэн перевел взгляд с листа на труп, потом на лежащие на газоне тела.

— Кто конкретно виноват в случившемся? — хрипло спросил он. — Фамилии, должности?

— Автор состава – он, — Фарлет кивнул на мертвого Голикова. — Но речь идет не о случайном преступлении, а о системе, которую мы намерены уничтожить. Вас пригласили в качестве свидетеля запланированной акции как лицо более-менее нейтральное.

— За такое надо расстреливать… — Стэн почувствовал, что в глазах снова мутится, на сей раз от ярости. — Всех, кто замешан!

— Списки виновных мы передадим Народному Председателю. Дальше его дело.

— Вы хотите сказать, что Треморов ничего не знал? А министр? Министр химпрома?

— Без комментариев, — серые глаза Фарлета остались пустыми и безразличными. — Но приготовьтесь, что вам придется рассказывать о произошедшем самым разным людям. В том числе, возможно, и Народному Председателю лично. Постарайтесь не задавать им подобных вопросов.

Стэн повернулся и побрел в сторону одинокого облетевшего тополя, голой корягой торчащего посреди газона. Челноки Хранителей уже не сновали взад-вперед, а идеальным строем зависли над землей вдоль разрушенного цеха. Стэн машинально пересчитал их. Шестнадцать. Ну и ну. Он опустился на землю у подножия ствола, оперся о него спиной и начал наблюдать, как Хранители переходят от жертвы к жертве, склоняясь над ними и вкалывая в руки какой-то препарат. Вдалеке послышалась сирена приближающейся «скорой помощи», потом вторая, третья. Похоже, кто-то сообразил, что ситуация нештатная.

В горле по-прежнему першило, но Стэн старался сдерживать кашель. Если ему так досталось от пары вздохов, то что же должны чувствовать те, кто дышал газом куда дольше? Время экспозиции в таблице начиналось с трех минут, а работниц… двадцать две? Если выпускали по двое, то последние, предполагалось, станут дышать газом четырнадцать минут? Или тринадцать? Но ведь они не выжили бы! Его пальцы сжались в кулаки. Стэн сфокусировал взгляд на трупе технолога. Значит, Фарлет «не сдержался»? Ну и правильно. Подобным людям жить незачем.

Он повернул голову и принялся смотреть, как из белых фургонов выбираются люди в халатах.

* * *

Странные образы плывут перед глазами, меняясь и клубясь, словно клочья утреннего серого тумана. Человеческое лицо (женщина? ребенок?) Дерево с широкой разлапистой кроной. Большой валун, бок исписан странными непонятными значками. Нож без рукояти, с изогнутым лезвием. Крыша дома (только красная черепичная крыша, зияющие отверстия вместо трубы и чердачного окна). Автомобильное колесо с ядовито-синим колпаком. Обрывок формулы, интегралы в числителе и знаменателе. Белая кошка, мордочка застыла то ли в вопле, то ли в широком зевке…

Стоп. Формула? Напрячься. Сфокусироваться. Вернуться назад. Вызвать в себе то же самое чувство, что и секунду назад. Воспоминания ускользают, словно рыба из сжатого кулака – напрячься, вспомнить, ухватить за кончик хвоста.

Вспышка. Ощущение твердых подлокотников под стиснутыми пальцами.

Семен Даллас, а ныне Тилос, открывает глаза. Его лицо покрыто бисеринками пота. На большом экране перед ним застывшая картинка: лист бумаги, покрытый четкими строчками каллиграфического рукописного текста.

— Ассоциативная связь сработала. Документ доступен для просмотра, — голос Робина сух и бесстрастен. — Поздравляю с первым успехом, Тилос.

— У меня сейчас башка взорвется, — бормочет себе под нос молодой человек.

— Артериальное и внутричерепное давление в норме. Просто субъективное ощущение, не выходящее за рамки безвредных. Связано с неосознанно возникающим перенапряжением мышц головы и шеи. У тебя устойчивая психика, раз ты смог просидеть в Архиве больше двадцати минут, да еще и вернуться с уловом. У большинства концентрация утрачивается уже на первых пяти-шести минутах, а через десять минут начинаются галлюцинации, вообще с Архивом не связанные.

— То есть я настолько тупой, что даже галлюцинаций у меня случиться не может? — усмехается Тилос. — Ну, спасибо за комплимент.

— Я способен распознавать шутки и сарказм, но отвечать в том же стиле не умею. Ха. Ха. Ха. Устраивает реакция?

— Ехидный ты у нас, спасу нет. Ладно, подключай меня к кукле, почитаем, что на крючок попалось.

— В течение ближайшего получаса работа с куклой, равно как и любое другое терминальное подключение, настоятельно не рекомендуется. Твоему телу следует расслабиться, чтобы не возникло негативных последствий. Ты можешь читать и с дисплея.

— Отвык я уже с монитора текст воспринимать. Хорошо, показывай, что нашлось.

Изображение документа с экрана исчезает, а вместо него бегут ровные строки символов.

«Джао, здесь Робин. Экстренная ситуация. Требуется твой комментарий».

«Робин, здесь Джао. У нас тоже чрезвычайная ситуация. Нет ресурсов на общение. Через пару минут отключу одну из проекций и свяжусь. Канал на паузу».

— Ну, что у нас там? — Тилос всматривается в текст. — Тысяча триста двенадцатый год? Забавно. «Тайная Канцелярия Его Императорского Величества. Начальнику службы внешнего надзора его высокоблагородию коллежскому советнику Хряпуше от штабс-капитана Кривина. Донесение. Строго секретно, не для посторонних глаз. Сим уведомляю, что во исполнение вчерашнего приказа провел опрос лиц, имеющих отношения к событиям в арсенале на Овражной улице…» Ух ты, ничего себе документик! Робин, я думал, что в Архиве только инопланетные сведения хранятся. Откуда там документы из Тайной канцелярии?

— Нет данных. Мне не известно происхождение сведений в Архиве. Исторические документы в нем ранее не попадались.

— Все интереснее и интереснее. Так, что у нас дальше? Быр-быр-быр, «…допрошенные по-отдельности, в один голос показывают, что демон вошел с улицы, выбив входную дверь одним пинком ноги. Демон по виду ничем от человека не отличался, однако человеку не под силу одним ударом вышибить дубовую дверную створку, с трудом поднимаемую четверыми сильными мужчинами, а тем паче – расщепить ее пополам. Демон прошел по коридору, никем не остановленный из-за великого страха, и в кабинете начальника арсенала учинил наисерьезнейший беспорядок, а также нанес несколько тяжких ударов самому начальнику, полковнику Тырову, к счастью, не смертельных. В настоящий момент полковник Тыров находится дома с тяжелой контузией головы и лежит в постели под присмотром сиделки.

После учинения повреждений демон ушел сам по себе, вслух сказав слова про непотребное воровство полковника, подтвержденное, к слову, беглым осмотром складов сенатским регистратором Тойвой. Также демон упомянул про тайную продажу ружей из арсенала лихим людям, укрывающимся в лесах под Моколой и творящих разбой среди торговых людей на трактах…» Робин! А что, Хранители двести лет назад уже существовали?

«Робин, контакт. Джао в канале. Что случилось?»

«Здесь Робин. Тилос в процессе обучения работе с Архивом каким-то образом обнаружил исторический документ двухвековой давности, очевидным образом описывающий деятельность Хранителей. Катастрофическое противоречие с официальной историей организации. Необходимы указания, как скорректировать ситуацию. Документ пересылаю».

— Нет, Тилос. Организация Хранителей основана в тысяча пятьсот сорок девятом году. Документ не может к ней относиться.

«Исторический документ? Какого… Да чтоб я сдох! Видимо, напортачил с индексами, когда расширял твою базу. Убрать из доступа немедленно!»

«Тилос уже частично ознакомился с содержанием».

«М-мать. Неважно. Все равно убрать и сослаться на технические проблемы. Придумай сам что-нибудь правдоподобное. Давай, оправдывай свой второй уровень».

«Выполняю».

— Значит, существовала какая-то иная тайная организация со схожими методами. Слушай, а может, тот «демон» был настоящим инопланетянином? Из тех, кто забыл у нас на планете тебя и Архив?

— Нет никаких аргументов ни за, ни против такой версии. Можно принять в качестве рабочей гип…

— Робин? Эй, что случилось?

Тишина.

— Эй, Робин!

Тилос резко поднимается с лежака и растерянно оглядывается по сторонам. Свет в помещении мигает, экран гаснет.

— Робин!

— Здесь Робин. Прошу прощения.

— Что произошло?

— Не могу сказать. Если бы речь шла о человеческой вычислительной машине, я бы сказал, что произошел технический сбой с утратой части данных. Но со мной раньше не случалось ничего подобного. Можно сказать, что я растерян.

— Ну нифига ж себе! Робин, а сейчас с тобой все в порядке?

— Система самодиагностики не обнаруживает никаких проблем за исключением незначительных повреждений базы данных… Тилос, боюсь, что огорчу тебя.

— Что?

— Обнаруженный документ не успел переместиться из временной памяти в постоянную. Он утрачен безвозвратно.

Тилос ошеломленно садится обратно на лежак и недоуменно запускает пальцы в шевелюру.

— Робин, я не верю в совпадения, — наконец произносит он. — Могла ли сработать какая-то защита, встроенная в тебя инопланетянами?

— Нет данных.

— Так… Мне нужно срочно обсудить случившееся с Фарлетом. Он сейчас чем занят? Свяжи нас.

— Хранитель Фарлет недоступен. Полчаса назад он совершил незапланированную публичную акцию, совершив по ходу дела жестокое неспровоцированное убийство…

— Что?!

— В настоящий момент он находится в своих апартаментах на Базе, но полностью изолировал себя от контактов. Он не принимает входящие вызовы и не реагирует на звонки в дверь. Анализ поведения заставляет предположить тяжелый нервный срыв.

— Робин, он не совершил… он вообще жив?

— Да. Биомонитор показывает, что помимо серьезного стресса его жизни и здоровью ничего не угрожает. Не волнуйся. Возможно, ему следует всего лишь прийти в себя. Если возникнет реальная угроза самоубийства, я нарушу приватность личного пространства и принудительно открою дверь.

— Я могу как-то помочь?

— Нет.

Какое-то время Тилос молча сидит, глядя прямо перед собой.

— Робин, я хочу знать, что случилось. Подключи меня к терминалу, — наконец требует он. — Уже прошло достаточно времени.

— Недостаточно. Но с учетом ситуации я тебя подключаю. Ложись.

Тилос откидывается на лежаке, стискивая подлокотники, и закрывает глаза. Его зрачки мечутся под опущенными веками. И в комнате воцаряется тишина.

12.07.1582, четверг

Комната выглядит уютной и безобидной. Потрескивающий в углу камин, от которого распространяется тепло, несколько глубоких мягких кресел возле круглого журнального столика, стены, задрапированные темной тканью, и ненавязчиво светящийся потолок. За окном – лунная летняя ночь. Где-то в саду щебечет соловей, и запахи ночных цветов вливаются в комнату густым потоком.

Однако все собравшиеся знают, что спокойствием здесь и не пахнет.

Фарлет сидит, утонув в своем кресле, его руки скрещены на груди, голова опущена. В его волосах заметно прибавилось седины. Ему всего сорок два, но выглядит он едва ли не на шестьдесят: угрюмые складки у рта и переносицы, запавшие глаза, серая дряблая кожа и потухший взгляд. Члены Совета стараются не смотреть на него.

— И все-таки, Джоэл, — мягко произносит Суоко, единственная из всех явившаяся не лично, а приславшая куклу. — Возможно, ты объяснишь, что именно планировал?

— Я уже все объяснил.

— Не все. Отдельные фразы и намеки не дают целой картины. Джоэл, мы все догадываемся, чего именно и почему ты добивался. Но все-таки нам важно твое объяснение. Не забывай, ты все еще Хранитель, и у тебя есть долг перед организацией.

— Хорошо, — Фарлет по-прежнему не поднимает взгляда. — Я ликвидировал систему испытаний химического оружия на ничего не подозревающих людях. Применен шоковый метод. Локализация ущерба позволяет Треморову и чинам СОД и армии сделать вид, что они ни при чем, и сохранить лицо. Таким образом, мы сможем избежать недовольства Народного Председателя и заставить его исправить ситуацию без сопротивления, требующего преодоления ментоблоками. В дополнение мы в очередной раз продемонстрировали силу и даже получили возможность заработать очки в политической игре. Назначенных крайними накажут, испытания свернут, и проблема исчерпана. Все строго в рамках согласованных подходов, как видишь.

— Не все, — хмыкает Лестер. — Мы же решили, что настолько масштабные публичные акции не предпринимаем, пока не повяжем всех, кого надо. К нам только-только начали привыкать, и вдруг – бац, и мы демонстрируем свою непредсказуемость и жестокость.

— А что, нашей главной задачей является доказать свою белизну и пушистость? — Фарлет наконец вскидывает взгляд. — Я полагал, что у нас иные задачи. Мы должны помогать людям. Разве не так записано в уставе?

— В уставе записано, что мы способствуем стабильному развитию общества, — в голосе Стеллы понимание и сочувствие, и Фарлет отводит глаза. — Я прекрасно понимаю тебя, Джоэл. Я помню твою историю и знаю, почему ты так относишься к испытаниям оружия. Но все-таки развитие общества и помощь конкретным людям – разные вещи. Ты прекрасно понимаешь, что мы не можем помочь каждому нуждающемуся…

— Я помню. Однако я тысячу раз указывал, что испытания химического оружия на людях способствуют дестабилизации общества. Мне много лет объясняли, что мы не можем себе позволить открытого конфликта с властью. Что мы – тайное общество невидимок, не высовывающееся на свет. Но сейчас-то все изменилось! Власть, хотя и стиснув зубы, признала наше право вмешиваться и помогать. Что я сделал не так, Суоко?

— Я уверена, — голос Суоко все так же мягок, — что если бы ты предоставил свой план на обсуждение и позволил нам реализовать его планово, а не в пожарном режиме…

— …то мне в очередной раз бы объяснили, почему мы ничего не можем сделать. А я устал от политических игр. Когда я пришел в организацию, буква устава соответствовала его духу. Суоко, я еще помню время, когда Совет был просто координирующим комитетом. Когда его рекомендации оставались рекомендациями, а не имели силу приказа. Ничего, если я процитирую вторую статью устава? «Хранитель принимает решения и проводит их в жизнь самостоятельно, сообразуясь лишь с целесообразностью и последствиями своих действий». А что сейчас? Мало того, что вместо рабочей группы наиболее опытных Хранителей мы получили выборный Совет – мы и выборы-то проводили в последний раз не то пять, не то шесть лет назад.

— На что ты намекаешь? — голос Ведущей становится резким и пронзительным.

— Я не намекаю. Я говорю открыто: организация переродилась. Из сообщества друзей и сподвижников она стала просто тайным орденом, преследующим свои личные цели. Никаких больше открытых обсуждений и выработки рекомендаций. Вместо них мы занялись внутренними политическими играми: кто более опытный, кому больше доверять, чьи советы обязательно принимать к сведению, а кого можно и проигнорировать…

— Где-то я такое уже слышал, — густые черные брови Скайтера сходятся к переносице.

— От меня, разумеется, — усмехается Джао. Большой негр почти растворился в своем темном кресле, только поблескивают зубы и белки глаз. — Не раз и по разным поводам. Только, прошу заметить, Фарлет озвучивает собственные мысли.

— Неважно, — отрезает Ведущая. — Сейчас мы говорим не о засевших в Совете интриганах и властолюбцах – кстати, Джао, я не заметила, чтобы ты в знак протеста отказался от своего членства. У нас другая проблема. Фарлет, ты осознаешь, что своими несогласованными действиями ты не только заставил нас импровизировать на ходу? Ты подставил нашего эксперта, вытащив его на место акции, по-крупному подставил. Никто не поверит, что он не знал о ней заранее. И ты убил человека.

— Такую мразь… — цедит Фарлет сквозь зубы.

— Не имеет никакого значения. Раз ты такой ценитель устава, напомню еще одну статью: «Убийство в качестве наказания может применяться только в отношении людей, самих являющихся убийцами, прямыми или косвенными». Кого убил несчастный технолог?

— «Несчастный»? Вот как ты заговорила, Суоко? А беременные женщины, которых он сунул в газ, уже побоку?

— Он не подбирал группу для тестирования, ее формировали совсем другие люди, о чем ты прекрасно осведомлен. И, в любом случае, он никого не убил и даже не искалечил.

— Потому что вмешался я.

— Да плевать! — уже не сдерживаясь рявкает Ведущая. — Наказывать нельзя превентивно!

— Наш долг – предотвращать преступления! — во весь голос огрызается Фарлет. — В том числе и с помощью таких вот… превентивных уроков!

— Прошу прощения.

Фарлет и Суоко поворачиваются к Джао.

— Криком мы ничего не решим, — голос темнокожего гиганта спокоен и ровен. — Суоко, ты позволишь?

— Говори, — выдыхает Ведущая, откидываясь в кресле и отворачиваясь от Фарлета.

— Джоэл, мы знаем друг друга не первое десятилетие. И ты знаешь мою позицию в отношении как Совета, так и нынешнего положения вещей. Ты доверяешь моей объективности?

Фарлет устало кивает.

— Кончай говорить околичностями, Джа, — цедит он. — Я знаю, что ты скажешь. Вряд ли что сверх того, что я уже сказал себе сам, но все равно слушаю.

— Спасибо. Я хочу указать, что ты повел себя неадекватно. Оставляя в стороне импровизированность акции, что не выходит за рамки нормальной деятельности Хранителя, — Джао бросает выразительный взгляд на Суоко, — я все равно должен прокомментировать убийство. Ведь ты не планировал убивать господина… как его там?

— Голикова.

— Да, Голикова. В твоем же собственном плане он назначался на роль главного козла отпущения. Ты действовал спонтанно, в результате вспышки ярости. Неважно, заслуживал ли технолог смерти. Своими действиями он поставил себя вне законов, защищающих человеческую жизнь, и его судьба мне совершенно безразлична. Вот кто мне небезразличен, так ты сам. Скажи, когда ты в последний раз посещал «Серый туман»?

Фарлет пожимает плечами.

— Тогда я скажу. Четырнадцать месяцев назад. Ведь ты боишься заходить в психоаналитический бокс, верно? Боишься услышать приговор Робина? Джоэл, у тебя признаки сильнейшего нервного истощения. Настолько сильного, что твое поведение становится хаотичным и непредсказуемым.

— Хочешь сказать, что мне пора в отставку?

— Я хочу сказать, что тебе необходим длительный отдых. Очень длительный. Полгода как минимум. Лучше год. А отставка или нет, решать тебе самому – никто не может тебя принудить.

— Ты прекрасно знаешь, что с отдыха не возвращаются. Я не помню никого, кто смог бы пройти фильтр повторно, — во взгляде Хранителя – скрытая мольба. Джао молча смотрит на него.

— Несмотря на то, что организация испытывает сильнейшую нехватку людей, — добавляет Суоко, — я полностью согласна с Джао.

— Редкий случай, — еле слышно фыркает Менован, и тут же осекается под яростным взглядом Ведущей.

— Хранитель Фарлет, — сухим официальным тоном произносит она. — На основании анализа твоих действий и нервного состояния я настоятельно рекомендую взять продолжительный отпуск и пройти курс психологической рекреации. Я говорю не только от своего имени, в данном вопросе Совет единодушен.

— Вот как… — горько откликается Хранитель. — Ну что же, тогда я не стану добавлять вам головной боли. Робин!

— Да, Фарлет?

— Я формально заявляю о том, что подаю в отставку. Я больше не Хранитель.

— Заявление не принято. Ты действуешь под влиянием сиюминутных эмоций.

— Да и хрен с ними, с эмоциями. Я сказал. Прошу прощения, мне здесь больше не место.

Фарлет резко поднимается, почти выпрыгивает из кресла и выходит из комнаты. Картинка замирает, а потом потухает совсем.

— Конец записи, — информирует Суоко. Тилос, отключившись от терминала, часто моргает, чтобы восстановить зрение.

— И что дальше? — спрашивает он, протирая глаза.

— Ничего особенного. Там обсуждались рабочие вопросы, тебе не интересные.

— Я имею в виду, что с Фарлетом?

— Он уже покинул базу. Сейчас ему формируется легенда для проживания на Австралах.

— Он даже не зашел ко мне попрощаться…

— Он обижен. И я его не виню. Понимаешь, Семен, по крайней мере каждый второй Хранитель уходит после тяжелого нервного срыва. Далеко не всегда с такими последствиями, как сейчас, но тем не менее. Несколько моих друзей закончили точно так же, да и ты сам видишь – второй случай срыва за три месяца. Всегда одно и то же проклятое противоречие между желанием изменить мир и чувством ответственности за последствия.

Кукла Суоко выглядит молодой рыжеволосой девушкой, лет восемнадцати или девятнадцати на вид. Худощавая, но гармоничная фигура, длинные стройные ноги, курносый нос с еле заметными веснушками… На ней тонкое облегающее платье до середины бедра. Тилос с удовольствием пробегает взглядом по ее телу, но тут же спохватывается.

— Ничего, если я с ним встречусь?

— Я бы не рекомендовала, по крайней мере, прямо сейчас. Ему нужно успокоиться. Иначе он может наговорить такого, о чем потом пожалеет. Через две-три недели, пожалуй, в самый раз.

— Хорошо. Ну, а я что? Я ведь все еще стажер? И мне нужен куратор?

— Не обязательно. Ты уже достаточно опытен. В курс дела ты вошел, технические консультации можешь просить у кого угодно, а что же до планов действий, то Совет решил, что нам пора пересматривать наши методы.

— Методы?

— Устав, составленный тридцать лет назад, устарел. Давно ушло время романтиков-идеалистов и секретных героев, в одиночку изменяющих мир. Современное общество слишком сложно, чтобы работать с ним без жесткой координации усилий. В ближайшее время Совет вынесет на всеобщее голосование поправки к уставу. Ну, а до того времени я стану лично приглядывать за тобой.

— Э-э… Ведущая?

Суоко звонко смеется, запрокидывая голову, и тонкая ткань в деталях обрисовывает ее грудь. Она подходит к лежаку Тилоса и присаживается в ногах, прижавшись к нему бедром.

— У меня не так уж и много дел в качестве Ведущей, — сообщает она. — Одни и те же лица, одни и те же слова. Все друг друга понимают с полуслова, так что заседания долго не длятся. Даже и поговорить толком не с кем. Так что не стесняйся обращаться.

Она проводит пальцем по его плечу и поднимается, оправляя подол.

— А пока что занимайся своими подопечными и осваивай Архив. Тот сбой Робина – ты прав, он вряд ли случаен. Но систему по одному случаю понять невозможно, так что постарайся если не найти похожие документы, то хотя бы проверить, не повторится ли ошибка. Ну, я пойду.

— Суоко…

— М-м?

— Нас было сорок семь. Осталось сорок шесть.

Ведущая мрачнеет.

— Да, все верно, — соглашается она. — Вероятно, нам придется пересматривать систему отбора кандидатов. Да, в любом случае придется с учетом новых планов. Вообще есть идея перестать играть в тайные общества. Нынешняя организация останется ядром новой структуры, но больше никаких шпионских игрищ. Открыто формируем в обществе свои учреждения, полицейские и бюрократические, и уже они пусть работают. А туда станем набирать сотрудников через облегченные фильтры или даже совсем без них. Зачем секретарше альтруизм и интеллект ученого?

— То есть нам придется играть по общим правилам? А разве мы сможем справиться с социальной инерцией? Нас ведь меньше полусотни на четыреста миллионов.

— Я вижу, у Джао ты уже многое перенял, и нетолько в части драки, — Ведущая иронически поднимает бровь. — Все верно, не сможем. В том и соль новых планов, чтобы набрать необходимую социальную массу. Нынешние эксперты – прекрасная основа для движения в нужном направлении, их количество в течение ближайших лет вырастет раз в пять по крайней мере. Вот закончим практическую обкатку системы, снимем выявленные шероховатости, и тогда подойдем к делу с нужным размахом. А до того подумай вот о чем. Мы – одиночки, обладающие огромным технологическим могуществом. Досталось оно нам, по большому счету, совершенно случайно. Честно ли держать его при себе, укрывая от общества? Не являемся ли мы эгоистами, мастурбирующими на свое тайное величие? Каким мог бы стать мир, если бы в сорок девятом терминал Робина попался в руки не идеалиста Славовича, а кого-то… более государственного настроенного?

— Железняка?

— Да хотя бы. Возможно, у него не возникло бы необходимости в массовых репрессиях. И сотни тысяч, если не миллионы людей остались бы живы. Понимаешь, Семен, мир вовсе не черно-белая картинка, каким он видится Джао. В нем масса оттенков и полутонов. И наша высокая цель совсем не в том, чтобы бить морды мелким жуликам. Ой, время! Все-все, я побежала! Дела…

И Суоко, махнув рукой, исчезает за сомкнувшейся за ней дверью.

Тилос молча смотрит ей вслед.

— Сотни тысяч, возможно, и остались бы живы, — наконец бормочет он. — Только весь мир сегодня стал бы одной большой Народной Республикой. А вычислители у нас стоят не ростанийские, а вовсе даже сахарские. Робин!

— Да?

— Подключи меня к терминалу. Я хочу еще раз просмотреть запись с Фарлетом.

14.07.1582, суббота

Ветер гнал по тротуару пыль и мусор, взметая их над асфальтом и пригоршнями бросая в лица людям. Небо хмурилось, по нему стелились низкие слоистые облака. Похоже, собирался затяжной дождик. Очередь глухо волновалась. От головы к хвосту то и дело передавались противоречащие друг другу слухи. В последний раз грузчик в грязно-белом халате, лениво выглянув из-за зарешеченной двери, крикнул, что «Карацам» кончается, а «Гречишной» осталось десять ящиков. Поскольку за несколько минут до того грузчик – правда, другой – сообщил ровно противоположное, толпа взвыла. Кто-то принялся стучать по дверной решетке невесть где подобранным обрезком железной трубы. Сержант, командующий полицейским нарядом, свирепо ткнул одного из своих подчиненных в бок и яростно махнул рукой в сторону источника звука. Тот пожал плечами и нехотя полез в толпу. Толпа не желала обращать на него внимания, и парень, вяло попытавшись протиснуться между сдавленными телами, отошел обратно к сержанту. Судя по мимике, сержант произнес что-то энергичное, но настаивать на выполнении приказа не стал. Между тем, около решетки возникла небольшая свара, видимая по внезапно возникшим завихрениям в толпе, и стук прекратился.

Плохо выбритый мужичок рядом с Михасем сплюнул в сторону, едва не попав на ногу амбалистому парню с огромным животом, обтянутым сетчатой майкой. Амбалистый отсутствующе глянул на мужичка и вновь устремил меланхоличный взгляд в сторону заветной двери, до которой оставалось еще человек пятьдесят.

— Издеваются над народом почем зря! — процедил мужичок то ли в пространство, то ли смотрящему в его сторону Михасю. — Сами, небось, водяру в спецраспределителях получают, и не эту дрянь, а какое-нибудь маронго сахарское, — от него ощутимо несло перегаром, покрасневшие глаза болезненно помаргивали на ярком солнечном свету. — А то, что у народа с утра душа горит – им…

Мужичонка виртуозно выматерился, в одной длинной, без запятых, фразе помянув богов суфийских, зулусских, исландских и австралийских, всех духов небесных, подземных, водяных и лесных, а также покойную бабушку Народного Председателя.

Михась зло и одновременно уважительно посмотрел в сторону раздражавшего его алконавта и отвернулся. Раздражало его все – дурацкая бестолковая толкучка, в которой ему уже не раз отдавили ноги, ругань со всех сторон, индифферентное лицо толстой продавщицы-кассирши, изредка мелькающее через стекло, порывы пыльной поземки и уж тем более полицейские, прогуливающиеся в отдалении от толпы, но многозначительно поглядывающие в ее сторону и поигрывающие электродубинками. Он сильно пихнул в бок еще одного рьяно пытающегося пробиться вперед любителя спиртного и попытался приподняться над толпой на цыпочках, чтобы разглядеть – что там у входа?

Внутри винного отдела начал нарастать глухой шум, похожий на бурчание чайника перед кипением. Сосед Михася, прислушиваясь, жадно вытянул вперед голову.

— Как кончилась? — внезапно завопил он тонким голосом. — Врешь, есть еще у них! Да я их, б…! В подсобке пусть посмотрят, в подсобке!

Теперь уже вся толпа ревела, кричала, ругалась. Три сотни жестоко обманутых любителей «Гречишной» на разные лады выражали свое возмущение, предлагали пошукать под прилавком или просто жаловались на судьбу. Сержант энергично замахал руками, и полицейские медленно, словно нехотя, двинулись к очереди.

Михась начал торопливо протискиваться к краю толпы. Но выбраться из нее оказалось немногим легче, чем пробиться к прилавку. Возмущенные люди размахивали в воздухе кулаками, неподалеку вспыхнула потасовка. Кто-то запустил в приблизившегося полицейского пустой бутылкой из-под пива. Бутылка ударила его по каске, и тот, обозлившись, ткнул перед собой электродубинкой, не разбирая правых и виноватых.

Загудело, запахло паленой синтетикой, кто-то заревел, как бык на бойне. «Ой, убили, гады, штож вы делаете-то!» – заголосил в той стороне женский голос. Толпа заревела и бросилась врассыпную.

Михася закрутило в человеческом водовороте. Он не видел, куда его несет, лишь изо всех сил старался удержаться на ногах. Пару раз его притиснуло к кирпичной стене, невдалеке проплыла голова сержанта с яростно оскаленными зубами. Его каска сбилась набок, а в воздетой к небе руке жалко моталась дубинка. Вдалеке, быстро приближаясь, выли сирены. Наконец Михась отчаянным напряжением сил выдрался из потока и прижался к стене в небольшом закоулке, загроможденном пустыми картонными ящиками и всяческим мусором.

Пока он пытался отдышаться, мимо прогрохотали сапоги нескольких десятков солдат, за ними, плавно покачиваясь, проплыла цистерна водомета. Переждав пару минут, он осторожно выглянул из укрытия. Никого. Поправив очки, Михась, независимо сунув руки в карманы, вышел на тротуар и направился в сторону дома.

— Эй, а ну стой!

Окрик заставил его оглянуться. Прислонившись к стенке, на него смотрел давешний сержант. Выглядел он неважно. Один глаз заплыл от удара, под носом виднелись размазанные разводы крови, рукав комбинезона болтался на нитках, а левую руку он аккуратно поддерживал правой, изредка морщась от неосторожного движения. Единственный оставшийся при нем полицейский казался потрепанным не меньше.

— Ну-ка, ты! Сюда, быстро!

Михась, недоуменно озираясь по сторонам, подошел к нему.

— Да? — осторожно сказал он. — Вы что-то хотели?

— Документы! — рявкнул сержант. — Ну, че вылупился? Паспорт давай!

Михась суетливо зашарил по карманам. Когда он выходил из дома, паспорт лежал во внутреннем кармане ветровки, аккуратно застегнутый на булавку. Герда настояла на булавке как на самой надежной защите от воров и непредвиденных обстоятельств, которых, она твердо верила, в очереди за водкой имелось немало. Как показала практика, насчет непредвиденных обстоятельств она не ошиблась, но вот самая надежная защита подвела. В водовороте житейских проблем булавка предательски пропала вместе с охраняемым объектом.

— Я… я потерял, — промямлил Михась, судорожно соображая, какое наказание положено за злонамеренное непредъявление паспорта представителю власти. — Он у меня зд… — Он судорожно сглотнул. — Здесь лежал…

Для вящей убедительности он потыкал себя пальцем в то место, где должен был покоиться его паспорт.

— А тут такое случилось…

Он замолчал, растерянно хлопая глазами.

— Потерял он! — прорычал сержант. — Давай, лепи тут горбатого! Я тебя, паскуду, у магазина запомнил. Твой дружок мне кастетом в морду заехал. А ну, к стене, руки за голову, ноги расставить! Живо, чего уставился как баран?

— Какой… какой дружок? — поразился Михась. — Я один стоял… в смысле…

— Вот именно, в смысле! — передразнил его сержант. — Эй, Занеев! — Он махнул подчиненному, равнодушно наблюдавшему за сценой. — Видишь, тут паренек не понимает, как приказы выполнять надо. Объясни-ка очкастому, что к чему.

Тот шагнул к Михасю, вытаскивая дубинку из петли на поясе. Михась медленно попятился назад, но наткнулся спиной на столб и замер, с ужасом смотря на приближающегося. Улица словно вымерла, немногочисленные окна, выходящие в сторону винного магазина, плотно занавешивали шторы. Помощи ожидать явно неоткуда.

Плюгавый мужичок, ругавший таинственных «их» в очереди, неслышно вывернулся из-за угла. Он взмахнул рукой с надетым кастетом, и полицейский, коротко хрюкнув, отлетел и ничком упал на асфальт. Еще на лету мужичок подхватил выпущенную им электродубинку и развернулся к сержанту.

Теперь уже тот сам оказался в роли загнанной жертвы. Он со страхом переводил взгляд с мужичка на Михася и обратно.

— Так, значит, тебе одного раза мало показалось? — ласково спросил мужичок. — Теперь на моего кореша бочку катишь? Еще добавить надо, чтобы ума прибавилось? — Он коротко ударил сержанта дубинкой по скуле. Блеснула голубая вспышка, сержант взвыл и грохнулся на спину. — Мало? Могу еще добавить, я долгов не забываю! — мужичок еще раз ткнул сержанта дубинкой, на сей раз в пах. Сержант скорчился и завыл, его глаза остекленели, с губ закапала пена.

— Не могу смотреть, как человек мучается, — покачал головой мужичок и неожиданно с силой пнул сержанта в голову. Тот дернулся и затих. Мужичок какое-то время смотрел на него, затем покачал головой. — Ладно, если сдохнет – сам напросился…

Он аккуратно протер рукоять дубинки полой замызганного пиджака, бросил ее на землю и сунул кастет в карман. Потом посмотрел на замершего в ужасе у своего столба Михася.

— Ну что… корешок, — он ухмыльнулся, — пора рвать когти, как думаешь?

Алконавт-кастетоносец цепко ухватил Михася за рукав и потащил за собой. Тот не сопротивлялся. Жестокая расправа над ментами привела его в состояние ступора, и он уже плохо воспринимал окружающую действительность, полностью сосредоточившись на том, чтобы не запнуться, поспевая за спасителем. А тот целеустремленно тянул его за собой, пробираясь какими-то вонючими переулками, о существовании которых Михась, неплохо знавший окрестности, даже не подозревал. Мелькали одноэтажные покосившиеся домики, на заборах сушилось белье, пьяный мужик валялся в канаве, пуская слюни, мыча и бессмысленно уставившись в голубое небо. Наконец после очередного поворота они как-то сразу оказались неподалеку от панельных девятиэтажек, где жил Михась.

Поводырь остановился, выпустил его рукав, достал из кармана папиросы и закурил. Казалось, он даже не запыхался.

— Тебя как зовут-то, очкарик? — Он выпустил изо рта клуб вонючего дыма. — Я вот, например, Васян. Ну, колись быстрее! Или совсем уже соображать перестал без стакана «Гречишной»? Так нет ее у меня, в одной очереди стояли. Ну?

— Я Михась, — машинально ответил Михась. — То есть я Михаил, но все зовут Михасем… Жена у меня из Краковской области, она и придумала… Только я не пью. Вы, значит, Василий? А по отчеству вас как, я извиняюсь?

— Ну-ну… Михась, значит, — добродушно ухмыльнулся Васян, ловко цыкая слюной в сторону. — Ладно, пусть Михась. А я Васян, а не Василий, без всякого отчества. Усек?

Он опять цыкнул слюной.

— Постой, как «не пью»? — вдруг удивился спаситель, с интересом уставившись на Михася. — А чего тогда в винном делал?

— Понимаете… — начал Михась, и смущенно замолчал.

— Ну-ну, — подбодрил его странный мужичок. — Колись дальше, чего уж там.

— Понимаете, тут жена опять уволилась с работы… — Он нервно оглянулся по сторонам. — Ну, на новое место устраивается. А бывшие коллеги потребовали, чтобы она… как там… проставилась, ага, — он машинально похлопал себя по боку и вдруг почувствовал под ладонью твердый прямоугольник. — А, вот он где!

— Кто – он? — не понял Васян.

— Ну паспорт, паспорт, — нетерпеливо отмахнулся Михась. — Я думал, что посеял его в суматохе, а он за подкладку завалился. Ну и морока бы вышла… Ну вот, завтра она последний день работает, отмечаться надо, — он виновато улыбнулся. — Мы с женой не пьем, даже по праздникам, и я года три в винный не заходил, не знал даже, что такое творится. Думал, только с сахаром и колбасой так… с мылом… Ладно, — он махнул рукой, — одним чаем обойдутся. Жена торт испекла…

Он взглянул на часы и осекся.

— Вы извините, мне домой пора. Я уже три часа как ушел, она, наверное, волнуется. Ну и… Спасибо, что выручили, — он неуверенно протянул Васяну ладонь. Тот внимательно посмотрел на Михася, но руку пожал. — Я пойду, ладно?

— Ну, иди, — равнодушно махнул тот рукой. — Только ментам не попадайся.

— Что? — опешил Михась. — Каким ментам? Почему не попадаться? — Голова у него опять пошла кругом.

— Ну как, — охотно откликнулся Васян, — представь, тот козел с нашивками в себя придет в больнице – или где там их лечат? — а его следак спрашивает, что там произошло? Как отвечать? Что какой-то прыщ – я, то есть – в одиночку вырубил его на пару с подчиненным? Обидно! Опять же, хер у него еще долго не встанет, он еще и из-за этого озвереет. Нет, конечно, он вякнет на дознании, что мы с тобой заодно действовали, и кастеты у обоих были, и тот, второй, подтвердит. Получаем групповое вооруженное нападение на представителей власти при исполнении, оно же террористический акт, статья пятьдесят восьмая у-ка, пункт десять, от десяти до пятнадцати особо строгого либо вышак при отягчающих. Усек?

— Усек, — пробормотал Михась. На его лице проступило глухое отчаяние. — Ну, называется, сходил за водочкой…

Он бессильно оперся о забор, тут же испачкав рукав какой-то склизкой дрянью.

— Да не шугайся ты так, — вдруг загоготал Васян. Эмоции Михася явно доставляли ему удовольствие. — Уж и пошутить нельзя! Зуб даю, тот мудила и лица-то твоего не запомнил как следует, а что запомнил, вышибло, когда с палочкой своей поцеловался. Думаешь, зря я ему по кумполу первым делом заехал? Электричество – оно от лишней памяти хорошо помогает, да и кастет тоже. Так что вали домой, к жене, и не парься. Только не забудь, что без Васяна ты бы сейчас в КПЗ с переломанными ребрами валялся или следаку объяснял, что за дружок твой на представителя власти напал. Ты, кстати, кем работаешь? — Васян неожиданно перешел на деловой тон.

— По машинам вычислительным, — вяло ответил Михась. Как-то незаметно он впал в состояние ступора и теперь мог ни за грош выдать все государственные тайны резиденту сахарской разведки. Разумеется, если бы знал их, эти тайны. — Ну, там программу написать, шкафы друг с другом связать, чтобы почту запустить… Сисконом… системным контролером, в общем.

— По машинам, значит, вычислительным… — задумчиво протянул Васян, что-то прикидывая. — Программист, значит. Ну, хорошо, что по машинам. Платят, говорят, неплохо. Или врут? А живешь где? Может, двести до дома на всякий случай? А то вдруг опять менты привяжутся!

Он гыгыкнул.

— Спасибо, не надо. Я тут недалеко, вон в той панельке, — Михась поспешно махнул рукой в сторону своей девятиэтажки.

— А, ну ладно тогда. Ладно, бывай, программист. Свидимся еще.

Мужичок сунул руки в карманы и пошел расхлябанной походкой, насвистывая что-то сквозь зубы. Михась тупо смотрел ему вслед. Затем оттолкнулся от забора, как мог почистил извоженный рукав и неуверенно побрел в сторону дома.

22.07.1582, воскресенье

В дверь просунулась вопросительная мордашка Милочки.

— Павел Семеныч, там… э-э… Хранитель, — на ее физиономии явно проглядывало смущение.

Несмотря на жесткий инструктаж на тему, как следует вести себя по отношению к таким гостям, весь женский персонал Канцелярии, от уборщиц до главбуха Заориды Меркаловны, суровой женщины бальзаковского возраста, испытывал по отношению к Хранителям чувства далеко не враждебные. Проще говоря, любая женщина, пообщавшись с Хранителем хотя бы пару минут, таяла как воск на сковородке. По крайней мере, секретарша всегда сообщала Шварцману о визите Хранителя исключительно лично, полностью игнорируя селектор. Мужчины же, вместо того, чтобы испытывать естественную по отношению к опасным конкурентам неприязнь, лишь смущенно улыбались, когда Хранитель мимоходом похлопывал их по плечу. Ну а в Хранительниц, которые появлялись в Канцелярии еще реже, мужики влюблялись мгновенно и поголовно. За что и презирались (слегка непоследовательно) женским коллективом. Но почему ни на кого не действовал излучаемый ими ледяной космический холод? Или… его ощущали только некоторые наподобие Народного Председателя и начальника его Канцелярии?

Осознав происходящее, Шварцман вызвал к себе руководителя психологической службы, по совместительству же – главы внутренней контрразведки, и вежливо, тоном, не предвещающим ничего хорошего, попросил разъяснить ему, что же происходит. К его вящему удивлению, вместо обычных четких выводов и рекомендаций (психолог обладал профессиональной беззастенчивостью) он услышал невнятное мекание на тему Хранителей – неплохих ребят. Окончательно запутавшись, психолог заявил, что и сам к ним хорошо относится.

Выставив знатока человеческих душ за дверь, Шварцман стал угрюмее, чем обычно. Конечно, для всех, кроме нескольких человек, Хранители оставались лишь еще одной спецслужбой, непонятно зачем рассекреченной по личному указанию Самого, но… Сегодня утром начальник Канцелярии отобрал у секретарши ключ от своего кабинета. На всякий случай. Во избежание. Хотя, спрашивается, зачем Хранителям ключи, когда они куда угодно и так попасть могут?

— Павел Семеныч! — снова позвала Милочка. Очевидно, она решила, что хозяин, утомленный делами государственной важности, бессовестно дрыхнет на боевом посту. — Павел Семеныч! Там Хранитель к вам…

— Да слышу я, слышу, не зуди, — недовольно откликнулся Шварцман. — Вот привязалась, стрекоза… Ну что смотришь круглыми глазами? Давай его сюда!

Обиженно надув губки, секретарша скрылась за дверью. Почти сразу дверь широко распахнулась, и Хранитель вступил в кабинет. В кабинет Народного Председателя Хранители обычно входили хотя и излучая ледяной холод, но скромно опустив глаза долу. К Шварцману же они всегда именно вступали, как короли в собственный тронный зал. Хам, грустно подумал Шварцман. Впрочем, я в его возрасте и при его положении, наверное, вел бы себя так же. Или даже хуже. Да, старею, теряю хватку. Пора бы на пенсию, да разве ж Сашенька позволит? Старых бульдогов, как ту болонку, отпускают только на дно реки, с камнем на шее…

Пока начальник Канцелярии предавался грустным раздумьям, Хранитель, на сей раз незнакомый парень лет тридцати с незапоминающейся внешностью, с видимым удовольствием успел расположиться в гостевом кресле. Теперь он выжидающе смотрел на хозяина кабинета. Странно – против обыкновения он не казался замороженным гостем из космоса, и парализующий страх не исходил от него обычными волнами. Человек как человек.

— Добрый день, уважаемый Павел Семенович, — наконец произнес гость, увидев, что хозяин не собирается первым нарушать молчание. — Вы, я вижу, трудоголик. Воскресенье, а вы все на боевом посту. Как здоровье? Радикулит не беспокоит?

— Спасибо, живы пока… вашими заботами, — от тона Хранителя Шварцмана аж передернуло, но старая выучка позволила ему не подать вида. Впрочем, Хранитель явно видел его насквозь. Хоть бы представился, что ли! — С чем пожаловали?

— Ну, вы уж так сразу и быка за рога, — рассмеялся Хранитель, демонстрируя ослепительно белые зубы. Его смех оказался таким заразительным, что против своей воли начальник Канцелярии тоже улыбнулся. — Ну разве не можем мы зайти просто так, на чашку чая? Или вы предпочитаете кофе? У меня с собой сейчас такой коньячок есть!..

Хранитель выразительно похлопал себя по карману куртки, в которой отчетливо булькнуло. Ловким движением он тут же выдернул из кармана плоскую фляжку и, подавшись вперед, поставил ее на стол перед Шварцманом. Тот даже не шелохнулся.

— Не любите вы нас, Павел Семеныч, — грустно покачал головой Хранитель. На его лице появилось выражение искренней грусти, но в глазах мелькнуло ехидство. — Ох, не любите. Или боитесь, что отравим по злобе душевной? И за что вы нас так? Вроде одно дело делаем, к одной цели идем, и даже дорогу вам никак не перебегаем…

— Ну уж увольте, — мрачно ответил Шварцман. — Дел у нас с вами общих нет. И насчет дороги лучше помолчите. Кто на Южном Берегу моих людей до полусмерти избил? Кто Полуянова мне подсидел? Кто жучков, в конце концов, мне даже дома в сортир напихал? Если врете, так хоть врите убедительно.

— Знаете, Павел Семенович, — с видом оскорбленной невинности развел руками Хранитель, — тут уж вы кругом неправы. Ну ладно, на Берегу ошиблись мы, с кем не бывает. Информацию как следует не проверили, поторопились. Как же мы должны настоящих наркоторговцев от оперативников КНП отличать? Особенно если учесть, что половину захваченного товара ваши агенты налево сбывают, а вырученные суммы неподотчетными остаются. Ну-ну-ну, не кипятитесь так, Павел Семенович!

Хранитель успокаивающе махнул рукой.

— Представим мы вам доказательства, как обычно, всему свое время. Потерпите чуток. Да и Полуянова мы подсидели… хм, почти случайно. Не занимаемся мы воровством, у нас несколько иные задачи. И вообще, он уже по работе лыка не вяжет, а у нас на примете способный паренек имелся.

— Ну да, немец. Как же, помню.

— Мы не антишвабы, нам все равно. Да и не вам с вашей фамилией про немцев рассуждать. Напомнить, что про вас злые языки шепчут? В общем, грех было таким шансом не воспользоваться. Ну сами подумайте, как бы вы поступили на нашем месте?

Несколько секунд Шварцман мрачно сопел, навалившись на стол и уставившись на Хранителя тяжелым взглядом, неизменно приводившим в замешательство чересчур нахальных гостей. Тот отвечал ему невинно-честным взглядом широко распахнутых глаз. Наконец Шварцман махнул рукой и откинулся на спинку кресла.

— Вот видите, Павел Семенович, сами же все понимаете, — улыбнулся Хранитель. — Да и насчет наших с вами дел вы погорячились. Сами посудите, что нам надо? Чтобы землепашец мог хлеб спокойно вырастить да сдать на элеватор, чтобы заводы заработали как положено, чтобы в торговле воровать перестали. В общем, чтобы и держава стояла, и люди хорошо жили. Вы разве не к тому же стремитесь? Ну, а столкновения между нами – да какие там столкновения, так, деловые конфликты. Кто там сказал, что когда деловые конфликты прекращаются, дело умирает?

— Враг сказал, — с удовольствием сообщил ему Шварцман. — Махровый такой враг, буржуазный. Противник народного самоуправления, Бей Амир-дол его фамилия, — сделав короткую паузу и не дождавшись внятной реакции собеседника, он добавил: — Вообще какая-то странная у вас идеология, дорогой господин Хранитель! Перед прогнившим Югом низкопоклонствуете. Так, глядишь, и сахарскую идеологию насаждать начнете. Тут, что ли, наше с вами общее дело выходит? Ну уж нет, не дождетесь!

Шварцман с интересом посмотрел на собеседника из-под прикрытых век. Интересно, как выпутываться станет?

Хранитель весело рассмеялся.

— Уели вы меня, Павел Семенович, уели. Старому волку, я гляжу, палец в рот не клади. Правильно, так меня за мою самоуверенность! Говорите, жучки в сортире? Да уж… — Он опять рассмеялся, потом как-то сразу посерьезнел. — Вот насчет жучков я вам со всей… как там принято говорить?.. со всей ответственностью заявляю: не ставили мы вам никаких жучков, ни в сортир, ни на балкон, ни в настольную лампу. Необходимости у нас такой нет. Так что думайте, кто на самом деле виноват, если, конечно, есть о чем думать.

Он искоса посмотрел на Шварцмана, наклонив голову.

— Вижу, не верите. Ну что же… — Хранитель несколько секунд что-то прикидывал про себя, наконец решительным движением поднялся из кресла. — Павел Семенович, вы высоты боитесь?

— Что? — Брови Шварцмана поползли на лоб. — Какой высоты?

— Обыкновенной высоты, — терпеливо разъяснил Хранитель. — Высокой. Километров пять, например. Или пятнадцать.

Неожиданно Шварцман представил себя парящим в воздухе на высоте пяти километров. Или, скажем, пятнадцати. Он вообразил, как размахивает руками аки крыльями, чтобы держаться в восходящем потоке, и непроизвольно хихикнул. Нет, дружок, горного орла из тебя по комплекции не выйдет. Разве что горный пингвин, да и то вряд ли.

— Похоже, что высоты вы не боитесь, — заявил внимательно рассматривающий его Хранитель. — Во всяком случае, реакция на тест положительна. Вот и хорошо. У вас ничего серьезного на ближайшие полчаса, надеюсь, не запланировано? Давайте-ка немного полетаем.

Не дав Шварцману опомниться, Хранитель стремительно скользнул к двери. Наполовину просунувшись в приемную, он что-то скороговоркой сообщил секретарше, щелкнув пальцем по шее – Шварцман отчетливо расслышал смешок Марицы – и захлопнул дверь. Раздался отчетливый хруст закрываемого замка. Пока Шварцман судорожно пытался вспомнить, в каком кармане лежит единственная связка с ключами от кабинета, Хранитель снова оказался у стола и внимательно его оглядел. Зачем-то он взял фляжку с коньяком и аккуратно положил ее плашмя на стопку бумаг.

— Ну как, готовы? — обратился он к недоуменно смотрящему на него Шварцману.

— К чему готов? — брюзгливо отозвался тот. — Откуда у вас ключ?

— К полету готовы, я имею в виду, — любезно разъяснил Хранитель. — А ключ мне не нужен. Электроника помните?

— Какой еще полет? Что за чушь? Какой еще электроник?

Пару секунд Хранитель как-то странно смотрел в пустоту.

— Из другой жизни прорезалось. Не обращайте внимания, — наконец отмахнулся он. — Не беспокойтесь, все совершенно безопасно…

Гость вышел на середину комнаты. Какое-то время он тихо бурчал себе под нос, затем сделал странное движение рукой. Стопка бумаг на столе, придавленная флягой, протестующе зашелестела под порывом невесть откуда взявшегося ветра, но благородный напиток в добротной тяжелой фляге не подвел, надежно удержав документы на месте.

— Прошу прощения, Павел Семенович, побочные эффекты. Никак не можем избавиться, — извинился Хранитель. — Материализация из ничего – весьма удобная штука, но в атмосфере есть свои сложности.

Шварцман его не слушал. Посреди комнаты висел в воздухе челнок Хранителей. Тот самый, за который он, Шварцман, отдал бы правую руку и обе ноги в придачу. Матовая, серо-стальная, машина излучала почти физическую угрозу и в то же время – непонятные уют и надежность. Как бы крыша от такого сочетания не поехала, мелькнуло в голове у начальника Канцелярии. Ощутив свою непроизвольно отвисшую челюсть, он быстро закрыл рот.

— Ну вот, колесница подана, — Хранитель подошел к окну, отдернул тюлевую штору и настежь распахнул обе створки. Затем он вернулся к машине и коснулся ее гладкой стенки. Под его пальцами протаял дверной проем. — Занимайте свое место, Павел Семенович. Поезд отправляется на экскурсию, опоздавших не ждем.

Заметив, что Шварцман не проявляет ни малейшего желания следовать его приглашению, Хранитель подошел к нему.

— Павел Семенович, не бойтесь, челнок абсолютно безопасен, — склонившийся к нему Хранитель был само участие. Шварцман почувствовал, что его начинает бить мелкая дрожь. Стар я уже для таких фокусов, пронеслось у него в голове. — Там нет никаких перегрузок, все тысячи раз испытано и проверено. Ну, давайте! Я же знаю, что в детстве вы так мечтали стать летчиком!

Почти против своей воли Шварцман грузно поднялся из-за стола, который неожиданно показался ему надежным убежищем от враждебного и холодного окружающего мира. Три шага до машины показались тремя тысячами. Почувствовав, что Хранитель заботливо поддерживает его под локоток, Шварцман, стиснув зубы, отбросил его руку и сам полез в «челнок». Кресло оказалось неожиданно удобным, почти полностью охватив фигуру. Проем немедленно схлопнулся, а Хранитель уже сидел рядом с ним.

— Ну что, поехали? — произнес начальник Канцелярии полувопросительным тоном, отчаянно надеясь, что в его голосе не слышится дрожь. Не дождавшись ответа, он пожал плечами и откинул голову назад, полуприкрыв глаза.

Внезапно окружающий мир за окнами машины размазался, смешался и исчез, сменившись серо-голубой пустотой. Невидимая сила мягко вдавила Шварцмана в спинку кресла.

— Челнок идет с ускорением в двести единиц, — прокомментировал Хранитель. — Быстрее не можем, потому что гравикомпенсаторы не справятся, и вас размажет по сиденью. Хотя мы обычно задействуем две тысячи «же», нам они не вредят. Потерпите немного: я хочу показать вам красивую картинку, но до места примерно три минуты лёта.

Преодолевая давление, начальник Канцелярии приподнялся и выглянул в боковое окно. Внизу уже расстилалась серая пелена облаков, а вверху в непривычном темно-синем небе сияло солнце.

— Высота примерно пять километров, а всего мы поднимемся до тридцати, — Хранитель, похоже, наслаждался ролью гида. — Гордитесь, Павел Семенович. Вы один из немногих людей на Малии, когда-либо взлетевших в такие выси. Ну, если нас не считать, разумеется. Однако же вы лучше пока расслабьтесь и не боритесь с весом. Обещаю, очень скоро вы насмотритесь на куда более впечатляющие виды.

Почти против воли начальник Канцелярии последовал совету. Мысли метались, словно взбесившиеся кошки, и категорически отказывались выстраиваться в обычные стройные ряды и шеренги. Пальцы у него дрожали, сердце колотилось. Ну скажи же что-нибудь умное, почти взмолился он к самому себе! Не выгляди деревенским идиотом!

— Как мы можем лететь сквозь воздух на такой скорости? — наконец сумел он ухватиться за хвост одной из шустрых мыслишек. — Сопротивление же… турбулентность…

— На самом деле машина – всего лишь видимость, — охотно пояснил Хранитель. Он так же, как и сам Шварцман, полулежал в кресле, однако приподнялся в нем, облокотившись на локоть, и чувствовал себя, судя по всему, превосходно. — Она не существует в том же смысле, что и, скажем, вертолет. Челнок целиком состоит из энергетических полей, только выглядящих вещественными. Соответственно, они и воздух раздвигают так, что не возникает никакого трения, сопротивления и турбулентности. Ага! Вот отсюда, пожалуй, можно понаблюдать. Я сбрасываю ускорение. Приготовьтесь…

Приготовиться к чему? Шварцман машинально прищурился и напрягся, и тут машина пропала.

Нет, не так. Шварцман чувствовал, что все еще сидит в приятно облегающем тело кресле, но вокруг осталось только небо – если ЭТО можно назвать небом. Черная ночная пустота окружала его, и яркие немигающие звезды сияли в зените, нахально не обращая никакого внимания на плывущее сбоку солнце. Светило милостиво позволяло на себя смотреть, вероятно, притушенное хитрой системой телекамер (или как создавалась иллюзия?) А внизу…

Начальник Канцелярии много раз в жизни летал на вертолете, однажды даже поднявшись на пять километров в машине с новейшими гравикомпенсаторами. Однако тот опыт нисколько не подготовил его к увиденному сейчас.

Планета расстилалась далеко внизу. Ее горизонт загибался вокруг чашей со слабым голубым ореолом, на дне которой плескалась глубокая синева, тут и там измазанная белыми пятнами и полосами. В той стороне, где сияло солнце, синева переходила в желтизну и зелень, с противоположной же стороны погружалась в глубокий мрак.

— Мы достигли стратопаузы на высоте в тридцать километров и продолжаем двигаться на запад, — Хранитель вещал словно профессиональный гид или закадровый диктор в телепередаче. — Атмосферы за бортом практически нет – давление примерно в сто раз ниже, чем на уровне океана, но температура лишь чуть ниже нуля. Со стороны солнца – восток, там можно разглядеть западные границы Сахары и Оотая и примыкающие к ним архипелаги. Прямо под нами находится Срединный океан. Вон та извилистая цепочка с севера на юг – Американская гряда. Сейчас немного увеличу…

Чаша на несколько секунд приблизилась, и ошарашенный Шварцман действительно разглядел длинную узкую полосу суши, горные пики на которой увенчивали снежные шапки.

— Вон то белое пятно с завихрениями вокруг и с ямкой посередине – безымянный ураган. Он разрядится на Американской гряде и никогда не приблизится к материкам, а у сахарских метеорологов так и не появится шанса придумать ему имя.

Шварцман судорожно вцепился в невидимые подлокотники. Я слишком стар для таких вещей, билось у него где-то внутри черепа, слишком стар…

— Впрочем, я слишком много говорю, — Хранитель прокашлялся. — Наслаждайтесь видом, Павел Семенович, пока мы совершаем кругосветное путешествие. В конце концов, даже высшие чиновники Ростании имеют право слегка расслабиться в выходные. Кстати, совсем не обязательно так крепко держаться за кресло. Поверьте, вы сейчас в большей безопасности, чем у себя в кабинете.

— Мы не можем… упасть? — перехваченное от волнения горло не позволяло начальнику Канцелярии нормально говорить, и голос звучал сипло. — А разгерметизация?

— Нет. Челнок чрезвычайно надежен. Изначально он разрабатывался как спасательная капсула… Ну, не суть. В общем, он надежен. Он способен защитить вас даже в центре крупной звезды. Павел Семенович, если вас напрягает круговой обзор, скажите мне. Сейчас картинка транслируется вам напрямую на сетчатку глаза. Я могу позволить вам смотреть собственными глазами. Не так зрелищно получится, но привычнее.

Шварцман обнаружил, что вцепившиеся в невидимые подлокотники пальцы, сведенные судорогой, неприятно ноют. Пару раз глубоко вздохнув, он попробовал осторожно разжать их. Ничего страшного не произошло. Сверху все так же холодно и ясно сияли звезды, солнце быстро опускалось за восточный край планеты, и вогнутая чаша внизу покрывалась тьмой.

— Все в порядке? — переспросил Хранитель.

— Да…

— Тогда следующая стадия. Павел Семенович, когда я предлагал вам полетать, я имел в виду именно полет, а не пассивное наблюдение. Приготовьтесь… полный контакт!

У него было твердое узкое вытянутое тело, парящее высоко в стратосфере. Кипящая сила переполняла, выплескивалась через край. Невидимые щупальца сенсоров протягивались вдаль, осязая каждую молекулу газа, каждую частичку пыли. Кожу ласкал теплый ветерок космических лучей, мелким градом отскакивал солнечный ветер. Он попробовал заглянуть за горизонт, и перед ним раскрылись новые дали – ураган вздымал тонны воды с поверхности яростно бушующего Восточного Океана, мертвенный суховей уныло тянул над оазисами Южной Сахары, в вулканических камчатских болотах угрюмо поджидали в засаде крокодилы. Он рванулся вперед, и воздух охотно расступился перед ним, и не осталось ничего, кроме бешеной скорости, кроме бесконечно сладостного ощущения упоительного полета, кроме острого, почти смертельного наслаждения жизнью… Он обратил внимание вверх, на звезды, такие далекие и одновременно – он знал это! — такие близкие, и он рванулся к звездам, и звезды рванулись к нему, и все померкло.

— Павел Семенович! Павел Семенович, очнитесь! — мягко, но настойчиво жужжал в ушах голос Хранителя. — С вами все в порядке, Павел Семенович?

Да заткнись ты, отмахнулся от надоедливого голоса Шварцман – и пришел в себя. Он все еще сидел в мягком кресле рядом с Хранителем, державшим его за руку. Лицо закрывало что-то мягкое и чуть пульсирующее, перед медленно фокусирующимися глазами не замечалось ничего, кроме серой поверхности непрозрачного сейчас лобового стекла. Начальник Канцелярии глубоко вздохнул и только сейчас почувствовал, как яростно бьется сердце.

— Вы оказались на грани инфаркта, — заботливо проинформировал его спутник. — Я задействовал экстренную терапию, еще немного – и пришлось бы вас везти в реанимацию.

Над Шварцманом нависло озабоченное лицо Хранителя. Легкий ветерок, и пульсация на лице пропала.

— Я понимаю вашу реакцию, — сочувственно улыбнулся Хранитель. — Когда человек в первый раз входит в режим полного контакта с челноком, он всегда испытывает немыслимую эйфорию. Понимаете, в таком режиме поток информации с рецепторов транслируется прямо в соответствующие зоны мозга, некоторые из которых эволюция заблокировала за ненадобностью. Вы начинаете чувствовать себя машиной, воспринимаете ее ощущения как свои… начинаете управлять ею как собственным телом. А из вас вышел бы неплохой пилот, Павел Семенович. Не зря вы в детстве мечтали о небе.

Шварцман медленно приходил в себя. Сердце уже не пыталось разбить изнутри грудную клетку, адреналиновый туман в голове потихоньку рассеивался. Несколько раз кашлянув, чтобы избавиться от спазма в горле, он произнес:

— Да, эффектный фокус…

Слова выжимались с трудом, мыслями он все еще оставался там, среди звезд, сильный и быстрый, покоряющий расстояние и время. Не хотелось ничего говорить, но он не собирался демонстрировать Хранителю свою слабость. Даже если его видят насквозь вместе со всеми потрохами, но он не станет ползать полураздавленной медузой перед каким-то сопляком.

— Спасибо, что развлекли старика, но лучше приберегите свои фокусы для девочек. Я так понимаю, демонстрация окончена?

— Да вообще-то как скажете, Павел Семенович, — задумчиво откликнулся Хранитель. — Я предупредил секретаршу, что полчаса вас нет на месте ни для кого, даже для Треморова. С тех пор прошло меньше пятнадцати минут, так что мы можем еще полетать, — внезапно Шварцман опять повис посреди пустынного неба. — К полному контакту я вас больше не допущу, вы уж извините. Мне не хочется привезти обратно ваш труп. Ваша больница, конечно, хороша, но откачать вас, боюсь, ей окажется не под силу. Так что довольствуйтесь просто полным обзором.

Вокруг снова возник необъятный мир. Невидимая, машина чуть качнулась и устремилась вниз и вперед, к далекой сияющей линии, опоясавшей горизонт.

— Мы идем над пустынным ночным океаном и быстро снижаемся, так что внизу пока ничего не видно, — прокомментировал сбоку Хранитель. — Но вон там, впереди, уже можно разглядеть парочку крупных портов на западном побережье. Кажется…

Он задумался.

— Ага, точно. Светлое пятно прямо по курсу – Фудзи. Через несколько секунд… нет, уже виден весь Японский архипелаг. Он довольно плотно заселен, а потому ночью с высоты хорошо заметен. А ведь Фудзи основали совершенно случайно. Сложись история чуть иначе, и не существовало бы сейчас ни города, ни университета, ни порта. Вообще интересно, как маленькие случайности в истории могут привести к большим изменениям. Окажись планета чуть дальше от звезды, а климат немного прохладнее… — Хранитель на секунду задумался. — Да, все-таки восемьсот миллионов человек – не пять миллиардов, пространства для маневра куда меньше.

Он резко замолчал. Над горизонтом поднималось светило. По поверхности планеты, заметно увеличившейся и уже не выглядящей вогнутой чашей, к челноку резво бежала светлая полоса. Голубизна океана там быстро вытеснялась цветами земли и растительности. Пронеслось и осталось далеко позади изломанное сумеречное побережье, тут и там усеянное светлыми пятнами городов, и свет ясного солнечного дня стремился им навстречу. Шварцман отдался неудержимому ощущению волшебного полета, впитывая в себя сказочную картину, и уже не осталось у него никаких желаний, кроме – только бы не проснуться!

— А теперь немного искупаемся, — внезапно сказал Хранитель. — Ныряем.

Струящееся внизу Бескрайнее море – Шварцман успел опознать характерные контуры Тибетской гряды на юго-восточном побережье Оотая – бросилось им навстречу, и прежде чем он успел осознать происходящее, челнок уже несся среди солнечных лучей, струящихся сквозь морскую поверхность. Скорость явно уменьшилась, но все равно оставалась такой, что разобрать что-либо по сторонам оставалось невозможным.

— Мы приближаемся к Нинсиа, — впереди появились маленькие сетчатые рисунки – здания и корабли. — Раз уж мы здесь оказались так удачно…

Мимо мелькнул и пропал ошарашенный дельфин. Тут же, очевидно, челнок остановился, поскольку чуть сбоку появилось и зависло, не намереваясь исчезать, большое облако медуз, пульсирующих вниз куполами и перепутавшихся длинными бахромчатыми щупальцами с соседками.

— На нашем центральном пульте имеется сообщение о том, что на одном из разгружающихся в порту кораблей присутствует опасная контрабанда. Не хотите лично поучаствовать в расследовании? — Не дожидаясь ответа, Хранитель медленно двинул машину вперед. — Сейчас мы попытаемся проверить наличие постороннего груза на борту. Начинаю осмотр…

Один из крошечных корабельных силуэтов замигал по контуру красным и вдруг вырос, заслонив собой весь обзор. Теперь он уже вовсе не казался схематичным. Самый натуральный сухогруз, только нарисованный серыми красками.

— При сканировании используются гравитационные и электромагнитные поля в разных комбинациях, — бесстрастно комментировал Хранитель. Борт корабля растаял, за ним показались палубы с какими-то контейнерами. — К сожалению, при таком подходе теряются цвета, но эстетикой сейчас можно и пренебречь.

Теперь красным контуром замигал контейнер, лежащий в самом низу одного из штабелей. Он резко вырос в размерах, и желтая окружность замерцала вокруг прямоугольного пакета.

— Анализ завершен. Опять наркотики, и далеко не только транитин. Похоже, ушлые ребята в окрестностях Австрал решили, что растительные опиаты слишком сложно добывать, и постепенно переходят на синтетику. Дайте-ка подумать… Ага. Знаю, кому в таможне можно слить информацию. Все, наводка ушла.

Окрестности снова окрасились в серо-зеленые тона подводного мира.

— Собственно, для сканирования нам и не требовалось приближаться к кораблю, все можно проделать с базы. Это к вопросу о жучках в вашем сортире… — В голосе Хранителя мелькнула неприкрытая ирония.

— Откуда вы знаете, кто и когда провозит наркотики? — не обратив внимания наподковырку, осведомился Шварцман.

— Автоматические сканеры во всех портах крупнее прогулочного лодочного пирса. Не только в Ростании, по всему миру. Нам известны пути поставок наркотиков в любую страну. В Ростанию и Сахару, разумеется, в первую очередь.

— И… вы передаете ее… полиции? Каким образом?

— Когда как. Иногда анонимное письмо подбрасываем, иногда звонок неизвестного доброжелателя. Только мы редко сотрудничаем с полицией. Толку-то?

— Что? — положительно, сегодня день загадочных событий. Шварцман ошарашенно взглянул влево, но Хранителя, разумеется, не увидел. Там, где он предположительно находился, как раз проплывал косяк небольших юрких рыбешек. — Как – зачем? Вы же сами поставили необходимым условием ликвидацию наркотиков!

— Мы поставили необходимым условием, чтобы ВЫ приложили все усилия для уничтожения наркотранзита. Я имею в виду, Ростанию как государство. Мы не обещали делать за вас работу. Кроме того, Павел Семенович, я про другое. Какой смысл ликвидировать отдельные поставки, когда система в целом живет и развивается?

— Мы работаем как можем! И СОД, и оперативный отдел Канцелярии…

— Да бросьте, Павел Семенович! — окружающий подводный мир исчез, и Шварцман снова оказался в тесной кабине челнока. — По вашему же собственному приказу расследование проведено. Вы прекрасно знаете, кто строил коридоры для ввоза наркотиков. Ведь знаете же, верно?

— Сашка…

— Верно. По личному приказу господина Треморова Александра Вячеславовича все делалось. Я даже могу объяснить, зачем. Транитин быстро вызывает привыкание. Хотя он не так разрушителен для физиологии, как более серьезные наркотики, и немногим вреднее алкоголя, отказаться от него практически невозможно. Слишком сильная ломка. Если бы мы не вмешались, уже через полгода-год в Ростании не менее пятидесяти миллионов человек уже плотно сидели бы на нем. А еще через год, когда полностью развернулись бы производства внутри страны, и все двести. А зависимых людей очень легко контролировать.

Шварцмана тряхнуло, и он обнаружил, что кресла челнока, ранее параллельные и почти горизонтальные, приняли нормальное положение, разъехались и развернулись друг к другу. Теперь он сидел напротив Хранителя словно в небольшом кабинете.

— Беда в том, Павел Семенович, что Треморов оказался не только беспринципным сукиным сыном, но и идиотом, не понимающим простейших вещей. Вовлеченные сотрудники СОД широко использовали бандитов для транзита наркотиков внутри страны и подкупа таможенников. За последний год отдельные бандитские шайки выросли, окрепли и превратились в хорошо отлаженную систему, которая отнюдь не намеревается останавливаться даже по приказу Народного Председателя. Раньше с иностранными производителями наркотиков связывались и организовывали поставки резиденты СОД. Теперь СОД не у дел, но уже сами бандиты наладили прямые контакты с зарубежными… коллегами. Проблема в том, что организованная преступность, раз возникшая, просто так не исчезает. А вот как с ней бороться, дело уже ваше.

Шварцман почувствовал, как в нем поднимается бессильная ненависть – не к Хранителю, хотя высокомерная мина на его лице бесила хуже наставленного пистолета, а на себя. Эх, Сашка, Сашка! Ты всегда был решителен и знал, что и как делать. А я всегда знал, что моральных тормозов у тебя нет. Но чтобы такое… В совершенно секретной папке, о которой во всей Канцелярии знают ровно три человека, содержатся неоспоримые доказательства причастности к наркотикам не только Дуболома, но и самого Народного Председателя. Но верить в такое не хотелось.

Не хочется – а придется, Пашенька.

Вопрос лишь в том, что с новой верой делать дальше.

— И главная проблема – в том, что Треморов никогда не уйдет по доброй воли.

Начальника Канцелярии словно тряхнуло током. Он резко наклонился вперед, подавив желание обеими руками вцепиться в свитер на груди Хранителя.

— Что? — не веря своим ушам переспросил он.

— У него все признаки быстро развивающегося маниакально-депрессивного психоза. А сумасшедшим не свойственно трезво оценивать обстановку. К сожалению, некоторые наши принципы не позволяют его убить.

Убить. Убить. Убить…

Слово эхом отдалось в глубине сердца.

— Весьма отрадные принципы, — сухо ответил Шварцман, снова откидываясь на спинку.

— Весьма отрадные, — согласился Хранитель. — Хотя временами и сильно стесняющие. Однако, вам, Павел Семенович, следовало бы поостеречься. У него-то в вашем отношении тормозов нет.

— Я не намерен обсуждать с вами подобные вопросы! — резко ответил начальник Канцелярии. — Вы слишком много себе позволяете. Верните меня назад, немедленно!

Где-то в глубине сердца зародилась тонкая ноющая боль. Шварцман почувствовал, что ему отчаянно не хочется возвращаться в опостылевший кабинет, к обрыдлым бумагам, однообразным интригам – и к секретной папке в своем сейфе. Он до боли стиснул кулаки, прогоняя наваждение.

— Прошу прощения, что проявил невежливость. Да, кстати, Павел Семенович, — голос Хранителя стал задумчивым. — Я вижу, что наша маленькая экскурсия произвела на вас заметное впечатление. Думаю, жестоко поманить вас таким пряником и снова выбросить назад, в надоевшую реальность. Чего стоит жизнь, в которой нет места сказке? Возьмите-ка.

Хранитель протянул Шварцману маленькую прозрачную вещицу, изгибающуюся полумесяцем. Начальник Канцелярии недоверчиво посмотрел на нее, затем на спутника, но предмет взял.

— Ничего серьезного, просто игрушка. Если наденете на запястье и закроете глаза, то полетите, когда захотите. Нет-нет, — Хранитель рассмеялся. — Не воспринимайте мои слова так буквально, физически вы останетесь на месте. Но вы сможете с помощью своего сознания управлять… хм, как бы назвать такую штуку? Ну, нечто вроде миниатюрной летающей телекамеры. Она в состоянии перемещаться над планетой в любое место по вашему выбору и транслировать изображение вам в глаза, как сейчас, в челноке. Управление простейшее, вы быстро освоитесь. Считайте, что мы немного компенсируем беспокойство, которое вам доставляем.

Хранитель снова стал серьезным.

— Правда, Павел Семенович, летать камера сможет на высоте не ниже десяти и не выше ста пятидесяти километров от уровня моря. Кроме того, встроенные ограничители не позволят использовать игрушку для серьезных дел вроде разведки сахарских военных баз. И работает браслет только для вас, другому не передать. Все понятно?

Шварцман долго смотрел на браслет, потом перевел взгляд на Хранителя.

— Вы редко делаете что-то просто так, — сухо заметил он. — Боюсь, что игрушка, как вы выражаетесь, окажется с подвохом, — он решительно протянул полубраслет назад. — Спасибо за заботу, но я не возьму.

Хранитель не пошевелился.

— Мы действительно редко делаем что-то просто так, — мягко проговорил он. — Но основной наш принцип – не нарушать доверие людей. Павел Семенович, я даю вам честное слово: мой подарок не делает ничего такого, что вы имеете в виду. Разумеется, вы можете не поверить мне, — он поднял руку, останавливая Шварцмана, — но я говорю правду. Речь идет всего лишь о компенсации за неприятности.

Шварцман испытующе смотрел на него. Лицо Хранителя, невыразительное и незапоминающееся, оставалось абсолютно бесстрастным. Внезапно начальнику Канцелярии ужасно захотелось еще раз испытать то дивное ощущение полета, которое он пережил несколькими минутами ранее. Он стиснул в вспотевшей ладони подарок и медленно сунул его в карман пиджака.

— Хорошо, я поверю вам, — его голос был хриплым. — Если вы дарите от чистого сердца, то… спасибо! — Голос начальника Канцелярии пресекся, он прокашлялся. — Однако мне и в самом деле пора возвращаться. Верните меня в кабинет.

* * *

«Джао, контакт. Робин в канале».

«Джао в канале. Да, Робин?»

«Прошу разъяснений. Я наблюдал за проведенной тобой психокоррекцией. Имплантировав Шварцману ментоблок третьего уровня, ты нарушил свои же собственные принципы. Как же рассуждения о том, что последствия ошибки с высоким руководством могут оказаться фатальными?»

«Могут и окажутся, если я хотя бы немного ошибся с анализом личности. Но я не вижу иного выхода. Последствия бездействия куда хуже. Он никогда не решился бы без моего толчка. Слишком много связывает его с Треморовым, и даже угроза собственной жизни может оказаться недостаточным побудительным мотивом».

«Ты неосторожен. Ты рискуешь серьезно усложнить ситуацию, если у Шварцмана начнется резонанс. Он уже демонстрировал склонность к нему ранее».

«Я не мог упустить шанс. Именно сейчас он оказался на гребне эмоциональной неустойчивости, так что его можно подтолкнуть в нужную сторону с минимальными усилиями».

«Третий уровень нельзя отнести к „минимальным усилиям“. Ты неоправданно рискуешь».

«Я знаю, Робин».

«Тебе не проще убрать Треморова самостоятельно, по обычной схеме? Имитация острой коронарной недостаточности куда проще».

«Состояние его здоровья известно Хранителям весьма точно. У него нет ни малейшей причины для внезапной смерти, она вызовет ненужные подозрения. Кроме того, мне вовсе не хочется, чтобы для Шварцмана оказалась сюрпризом внезапно возникшая неразбериха и паника. Дуболом во главе государства нравится мне гораздо меньше Треморова, а именно у него в такой ситуации больше всего шансов. Оптимально, если Шварцман нанесет удар именно тогда, когда окажется готов».

«Я не думаю, что в нынешней ситуации есть оптимальные варианты развития событий. Но твою логику я понял. Напоминаю, что через несколько минут у тебя спарринг с Тилосом, так что рекомендую подключиться к проекции на Базе как можно быстрее».

«Спасибо, я помню. Отбой».

«Конец связи».

23.07.1582, понедельник

— На сегодня достаточно.

Чернокожий гигант отпускает завернутую к лопатке руку партнера и поднимается слитным плавным движением, удивительно изящным для его массивного тела. Уткнувшийся носом в мягкий пластик спортзала Тилос какое-то время лежит неподвижно, потом встряхивается и поднимается следом.

— Что с тобой происходит? — осведомляется Джао, стирая ладонью пот со лба. — Ты о чем угодно думаешь, только не о тренировке. С делами сложности?

— Что, так заметно?

Тилос поводит плечами и крутит головой. Потом распускает пояс, распахивает плотную защитную куртку и начинает обмахиваться полами. Джао молча наблюдает за ним.

— Фарлет, — наконец произносит Тилос. — Я постоянно думаю о том, что с ним случилось. Почти две недели не могу избавиться от мысли… — Он мнется. — От мысли, что с ним поступили несправедливо.

— Скажи прямо – что Совет совершенно зря отправил его в отставку. Что мне следовало бы встать грудью на защиту старого друга и не позволить выбросить его на улицу. Так?

— Я бы не стал формулировать так резко…

— Но суть верна?

Тилос пожимает плечами. Джао чешет кончик носа, потом опускается на пятки, опуская руки на бедра ладонями вверх.

— Понимаешь, его не отправляли в отставку. Он ушел сам. Погоди, не перебивай. Да, ты считаешь, что его вынудили к резким заявлениям, а потом гордость не позволила ему отказаться от своих слов. В чем-то ты прав. Но, видишь ли, он не из тех людей, кто способны в запале ляпнуть невесть что. Он думал об уходе не меньше года. И со мной советовался.

Джао вздыхает.

— Я в другом виноват. Тебя назначили к Фарлету в стажеры только из-за моего настояния. Суоко с самого начала собиралась лично заняться тобой. Но я посчитал, что его жизненный опыт и талант наставника окажутся для тебя полезными. В результате вместо того, чтобы уйти на отдых еще зимой, он продолжал работать. И вот результат.

Подумав, Тилос опускается напротив Джао, копируя его позу.

— Я никого не виню, — произносит он слегка напряженно. — Просто… ну, я думал, что в отставку уходят по-другому. Как на пенсию. Застолье, воспоминания, памятные подарки…

— Нет, — Джао качает головой. — Хранители редко уходят в отставку мирно и с радостью. Мы срастаемся с нашей работой и тратим на нее все нервы. У нас нет семьи, мы одиночки, и работа для нас – как нога для одноногого. Пока на ней можно стоять, все в порядке, но как только она устает и подламывается, мы падаем – чтобы уже не подняться. Нам просто не на что больше опереться. Ты знаешь средний срок жизни Хранителя в отставке – три года, тебя предупреждали сразу. Те, кто не кончают жизнь самоубийством, тихо хиреют, иногда спиваются, и в конце концов умирают просто из-за бессмысленности жизни. Средний возраст выхода Хранителя в отставку – сорок два года лет, смерти – сорок пять. Я в свои сорок шесть просто патриарх-долгожитель. Так что мы до последнего упираемся, стараясь оставаться полезными как можно дольше.

— И Фарлет…

— Покончит жизнь самоубийством через полгода, — в голосе Джао внезапно скрежещет гравий. — Максимум через год. Я ничего не могу поделать, Семен. Ничего. Он выгорел дотла, давешний случай стал последней вспышкой. Он слишком долго тащил на себе груз старой вины.

Какое-то время Тилос молча смотрит в пол.

— А если бы он отказался уйти в отставку? — наконец спрашивает он. — И даже на временный отдых?

— Ты, видимо, еще не осознал, что у нас нет людей, способных поставить личное выше общественного, — кривая улыбка Джао больше походит на оскал паралитика. — Ни один Хранитель не позволит себе оспорить мнение Совета, подкрепленное анализом Робина. Фильтры к нам других не пропускают. Возможно, потому у нас и нет новых членов. Времена меняются, и восторженных идеалистов все меньше. Ты вот непонятно откуда взялся, исключение из исключений.

— Я такой, — соглашается молодой человек. — Весь из себя исключительный. Джао, спасибо за тренировку. Извини, что не мог сосредоточиться. В следующий раз выложусь по полной.

Он с кряхтением поднимается, тяжело опираясь на кулаки и осторожно разминая затекшие ступни. У выхода из зала он останавливается и оборачивается.

— Джао, — непонятным тоном спрашивает он, — а ты не собираешься уходить?

— Собираюсь, — голос гиганта бесстрастен. — Не позже зимы. Вот пройдут выборы Нарпреда… Только пока не распространяйся об этом, особенно при Суоко.

Помедлив и ничего не ответив, Тилос выходит из зала. Негр задумчиво смотрит ему вслед.

— Все-таки свинью вроде меня еще нужно поискать, — наконец бормочет он себе под нос. — Как же я тебя не отсеял вовремя, малыш ты мой честный и невинный?

И лишь гробовая тишина зала ему ответом.

28.07.1582, суббота

Высокого белобрысого парня Оксана приметила сразу, как только вошла в гостиную. Как всегда, когда Таськины родители-геологи сваливали в долгосрочную северную командировку, в квартире стоял дым коромыслом. Тусовались какие-то незнакомые ей ребята и девчонки, а в комнате импортным голосом вопил импортный же телевизор с подключенным видаком. В такт певцу и в меру своего умения посреди комнаты вихлялись человек десять, половина бухие настолько, что едва держались на ногах. На сдвинутом к дивану столе, на телеящике и на полках секретеров стояли пустые бутылки из-под «Карацама», грязные стаканы и бокалы. Чтобы пройти в гостиную, пришлось плечом отпихнуть парочку, нахально расположившуюся целоваться прямо посреди дороги. Береста не наблюдалось и здесь, и вообще она не могла заметить никого из своих, только один полузнакомый парень с параллельного потока вежливо кивнул ей в прихожей. Чего она приперлась сегодня? Бересту в морду плюнуть? Со сколькими девками она его видела за последние пару недель? С двумя? С тремя? Нет, все-таки с двумя. Потаскун-носильник, блин.

Парень, за которого зацепился ее взгляд, в гордом одиночестве торчал у окна. То есть прямо рядом с ним целовалась еще одна парочка, а с другой стороны у открытой форточки курили еще двое, но с первого взгляда становилось ясно: он – сам по себе. То ли ждал кого, то ли тоже не понимал, что здесь делает. Он по крайней мере на полголовы возвышался над остальными, и его белобрысая макушка, подсвеченная через окно солнечными лучами, горела словно маяк. Обведя танцующих взглядом и так и не обнаружив никого из знакомых, Оксана невольно приклеилась к ней взглядом и несколько секунд завороженно разглядывала. Потом перевела взгляд на лицо. Физия как физия. Слегка горбатый нос, выступающие широкие скулы и трехдневная щетина. Она уже начала поворачиваться, чтобы поискать приключений поинтереснее танцев-обжиманцев с незнакомыми бухариками, но тут парень сдвинулся с места. Он протиснулся сквозь толпу танцующих, слегка присмиревшую в перерыве между клипами, и подошел к девушке.

— Привет! — сказал он. — Ты ведь тоже из Сечки, верно? С физмата? Я тебя в лицо помню.

— Привет, — настороженно отозвалась Оксана. — Да. А что?

Тут очередной артист в видаке снова завопил как резаный, забухали басами неведомые инструменты, в толпе завизжали девки, и ответ парня растворился в общем шуме. Белобрысый поморщился и вышел в коридор, поманив Оксану за собой. Та слегка пожала плечами и двинулась следом. Не датый, и то ладно. А если не слишком привередничать, то где-то даже и симпатичный. И щетина ему идет.

В коридоре, впрочем, белобрысый говорить не стал. Он ухватил Оксану за руку и потащил к выходу из квартиры. Ошарашенная, та не сопротивлялась. Уже на лестничной площадке она пришла в себя и приготовилась завизжать, но парень отпустил ее, захлопнул дверь, заглушив доносящиеся звуки, и облегченно вздохнул.

— Почти оглох с ними, — пожаловался он. — Слушай, ты Береста не видела? Ты же вроде как с ним гуляешь? Он обещал появиться, но все нет и нет. Я домой ему звонил, родаки сказали, что ушел уже.

— Вот еще, гуляю! — Оксана возмущенно вздернула нос. — Нужен он мне, задрот ботанистый!

— То есть не знаешь? — разочарованно спросил белобрысый. — Жаль. У меня к нему дело, срочное. Вопрос жизни и смерти. Буквально, между прочим.

— Что, помрет, что ли, если не встретитесь? Или ты ему бабки занял, а он не отдает? Так думать надо заранее. И не отдаст, поди.

— Бабки, бабки… — рассеянно пробормотал белобрысый. — Нафига мне сдались его бабки? Ну, раз не знаешь, я тогда пошел. Здесь его ждать, похоже, без толку.

Он повернулся.

— Погоди! — неожиданно для самой себя вскинулась Оксана.

— Ну?

— А… а я тебя не помню в Сечке. Ты где учишься?

— Все-то тебе расскажи! — усмехнулся парень. — Я, может, и не учусь вовсе, а работаю. И даже не в Сечке. Не педагог я ни в одном глазу, и детей с самого детства не переношу, чтобы еще и учительству обучаться. Извини, подруга, мне пора. Ты симпатяжка, я бы с тобой с удовольствием потрепался, но мне и в самом деле некогда. Если я Береста не найду побыстрее, ему сильно поплохеет.

— Меня, между прочим, Оксаной зовут, — протянула девушка, одновременно обиженная пренебрежением и польщенная «симпатяжкой». — Оксана Шарлот. А ты?

Парень не ответил. Он молча смотрел на нее, и Оксана поняла, что сейчас он развернется и уйдет окончательно. Да зачем он ей вообще сдался?

— Ну, я вообще-то знаю, куда он мог пропасть. Есть у него одно местечко, куда он девок водит. Опять, небось, с кем-нибудь там сидит.

— Крис.

— А?

— Меня зовут Крис. Что за место?

— Ну… сложно объяснить. В Юго-Западном, на Ботанике. Там дом старый, барак двухэтажный, сто лет как заброшенный. Жильцов в прошлом году переселили, а дома под слом, только пока никак не снесут. На первом этаже и в подвале бомжи ночуют, но на втором комната есть с нормальной кроватью… ну, в общем, нормальная комната. Он там со своей компанией тусуется, и меня как-то раз водил.

— Так… — белобрысый Крис побарабанил пальцами по подбородку. — Подробнее место описать можешь? А лучше показать?

— Ты что – показать! Туда же на автобусе через полгорода пилить!

— А я на тачке. Десять минут, и там. Слушай, мне действительно очень надо его найти. Если поможешь, угощаю мороженым – сколько слопаешь.

— Приличные девушки, — сообщила Оксана, кокетливо поведя плечом, — на мороженое не ведутся. Они ведутся на ужин в «Интернационале» или в «Килиманджаро». Но поскольку меня к приличным не отнесешь, ладно, уговорил. Только имей в виду, не в стаканчиках, а нормальное, в кафе.

— Договорились, — в глазах белобрысого мелькнуло нетерпение. — Но только потом. Поехали.

И он побежал вниз по лестнице, прыгая через ступеньки. Ну, шустрый! Мог бы и лифт вызвать. Ох ты, он же не работает. Ну ничего, четвертый этаж – не десятый, а вниз – не вверх.

Оксана заспешила вслед за Крисом. В ней боролись два противоположных чувства. Голос разума напоминал, что ехать на глухую окраину с совершенно незнакомым парнем, да еще никому не сообщив, может обернуться весьма неприятной разновидностью самоубийства. Но странное ощущение Большого Приключения, внезапно зазудевшее где-то под ложечкой, от разума отмахивалось. Парень вовсе не походил на насильника или маньяка. Не слишком все-таки симпатичный, но какой-то… притягательный. Харизматичный, вот правильное слово. И машина, наверное, своя. Возможно, с ним даже удастся познакомиться поближе, и тогда… А между прочим, девушка она вполне порядочная, и в постель к парням на первом же свидании не прыгает, вот!

— Бегают и бегают! — прошипела из полуоткрытых дверей квартиры какая-то бабка. — Орут, топают, музыку играют на весь дом, спасу нет никакого! Вот ужо участковому пожалуюсь!

Не обратив на нее внимания, Оксана протарахтела каблучками по гулкому бетону лестницы и выскочила из подъезда. Возле него уже негромко тарахтела мотором облезлая «росомаха» не то пятой, не то шестой модели, в них Оксана разбиралась плохо. Не фонтан, однако. Но все лучше, чем ничего. Она обошла автомобиль и села на переднее сиденье. Дверца захлопнулась только с третьего раза.

— Говори, куда, — нетерпеливо поторопил Крис. — Улица какая?

— На Громова, в дальнем конце. Там старых бараков десятка три.

Машина рванула с места так, что Оксану вдавило в кресло. Взвизгнув покрышками, она с трудом вписалась в поворот и вылетела на улицу, подрезав сразу два автомобиля, возмущенно засигналивших вслед. Девушка уперлась коленками в пластмассовую панель, ухватилась руками за сиденье и тихонько завизжала.

— Ты чего? — удивился парень. — Испугалась, что ли?

— Ты куда так гонишь? — Оксана на секунду отцепилась от сиденья и потянулась к привязному ремню. Рука, однако, нащупала лишь пустоту. — Сам убьешься и меня угробишь! Ошалел, что ли? Сбавь скорость! Или меня высади, ненормальный!

— Не боись, — весело сказал белобрысый, обгоняя другие автомобили как заправский гонщик. — Не разобьемся. Все безопасно.

Оксана бросила взгляд на приборную панель и тут же отвела взгляд, подавив позыв крепко зажмуриться. Стрелка на спидометре как приклеенная держалась у нуля и даже не шевелилась. Похоже, здесь сломано вообще все. И… где рычаг переключения скоростей?

— Коробка автоматическая, движок форсированный, управление упрощенное, — словно прочитав ее мысли, ухмыльнулся парень. Он отвел взгляд от дороги и подмигнул Оксане, от чего у нее захватило дух. Он же сейчас впилится в кого-нибудь! — У меня, детка, не простая машина, даром что выглядит как ведро с болтами. На место через несколько минут доберемся. Не дрейфь. Ты же будущая училка, тебя в школе еще и не такие ужасы ожидают.

Будущая училка стиснула зубы, с трудом сдержавшись, чтобы не послать насмешника подальше и надолго. Между тем, они уже неслись по какой-то незнакомой тихой улочке между деревянных одноэтажных домиков и покосившихся заборов. Несмотря на щербатый даже на вид асфальт, машина шла ровно и почти не тряслась. Вот Крис резко бросил ее в новый поворот, но Оксана его почти не почувствовала. Так, слегка прижало к дверце. Мотор автомобиля гудел ровно и еле слышно. Похоже, машинка действительно не так проста, какой кажется снаружи. Только кто же тогда ее спутник? Неужто из СОБ? Зачем ему тогда Берест? Ой, дура… Может, не стоит ему помогать?

— Я не из органов, — Крис, казалось, читал ее мысли. — Честное благородное. Не тушуйся, детка, не подставляешь ты своего Береста, а наоборот. Я должен…

Он резко умолк. Они как раз вывернулись сразу в середине улицы Громова, где по левую сторону уже тянулись деревянные двухэтажные бараки. В недалеком грядущем им предназначалось превратиться в обломки, и несколько уже снесли (брошенный экскаватор ржавел под открытым небом уже не первый месяц), но остальные пока что доживали свой век.

Сразу после резкого поворота машина дернулась, пошла юзом, но тут же встала как вкопанная.

— Можешь даже не указывать, где именно собирается его компания, — процедил Крис сквозь зубы. — Уже сам вижу. Опоздали.

— А?

— Синяя «трешка» вон у того барака с двумя хмырями внутри. Зеленый «замок» с еще двумя вон того деятеля пасет – видишь? И еще штук двадцать мужиков по периметру замаскированы. Блин. И что делать, спрашивается? Я на публичные мордобои не рассчитывал…

Крис говорил как-то странно, смотря прямо перед собой в пустоту расфокусированными глазами. Оксане стало не по себе. Зеленую «ласточку», остановившуюся у тротуара метрах в тридцати от заброшенного барака, куда как-то раз ее привел Берест, она сумела разглядеть, но вот ни синюю «росомаху», ни тем более замаскированных мужиков не увидела. Определенно, Крис какой-то странный. А вот она сама точно вляпалась в неприятности по самую маковку.

По тротуару возле «берестова» барака неторопливо шел какой-то парень в желтой рубашке и легких полотняных брюках. Вот он подошел к крыльцу, поднялся, осторожно ступая по прогнившим и проломленным ступенькам, подозрительно огляделся и вошел внутрь. А несколько секунд спустя улица внезапно ожила.

Неизвестно откуда вынырнули, тонко воя гравиматрицами, три черных «ладоги», тут же плюхнувшиеся на опоры перед бараком. Из них выскочило десятка полтора крепких мужчин в черных костюмах, немедленно бросившихся в двери. Еще столько же словно сконденсировались из воздуха и деловито оцепили барак по периметру. Загудел мотор грузовика, и большой синий фургон с надписью «Молоко» вывернул из переулка и подкатил к «ладогам», неуклюже взобравшись на тротуар и замерев рядом с ними.

— Интересно, и почему они бандитов так же показательно не ловят? — задумчиво вопросил белобрысый Крис. — Эй, подруга, что делать станем?

— С чем? — тупо спросила Оксана.

— С общаками. С оперативными сотрудниками Службы общественных дел, проводящими спецоперацию по захвату особо опасных преступников, подрывающих основы народного строя… ну, ты поняла. Так что делать?

— Делать?

— Ясно. В диверсанты тебе точно идти не стоит. И в разведчики тоже. И в летчики. Доходит до тебя, как до жирафа. Твоего дружка Береста и всю его якобы ячейку сейчас повяжут и в Переветовку законопатят. Или в Печальку, что отнюдь не приятнее. Нет уж, нефиг делать. Не собираюсь я с этой сволочью политесы разводить, что бы там Совет ни рекомендовал. Держись.

Машина рванула с места, и Оксану вновь вдавило в сиденье. Визжа тормозами, она вклинилась на тротуар между «ладогами» и бараком как раз в тот момент, когда из дверей появились люди в костюмах. Они торопливо семенили парами, а между ними тащились плотно зажатые молодые ребята. Руки им вывернули так, что носами те едва не пахали землю.

— Берест! — выдохнула Оксана. — Ой, Берест!

Конвоиры недоуменно замерли, и зажатый между двумя общаками Иржи с усилием распрямился. Его легкий свитер на груди оказался разорванным в клочья, правый рукав висел полуоторванным, и из-под материи просвечивало голое тело. На скуле виднелся огромный кровоподтек, от нижней губы по подбородку тянулась кровавая дорожка. К машине со всех сторон уже бежали общаки из оцепления, у двоих в руках Оксана заметила пистолеты.

— Сиди и не высовывайся! — приказал Крис. Он толкнул дверцу и выпрыгнул наружу.

Что с ним намеревались сделать набежавшие, Оксана так и не успела понять, потому что между людьми в черных костюмах словно пронесся смерч. Тела разлетались по сторонам, словно сухие сучки, попавшие под щетку подметальной машины. Несколько секунд спустя на ногах остались стоять только Крис, да еще Иржи Берест, тяжело опершийся о капот «росомахи», и один мужчина в черном костюме. Оперативник СОД растерянно смотрел на стоящего перед ним белобрысого, заложившего руки за спину. Лица Криса девушка не видела, но оперативник выглядел настолько изумленным, словно оказался перед десятком инопланетян сразу.

И тут Оксана наконец вышла из ступора.

С усилием распахнув заскрипевшую дверь, она выскочила из машины.

— Берест! — затормошила она друга. — Берест! Ты как? Ты живой?

Еще несколько мужчин в черном выбежали из-за барака, но благоразумно остановились поодаль. Двое склонились на слабо шевелящимися на земле людьми.

— Что все это значит? — хрипло поинтересовался стоящий перед Крисом общак. — Кто вы такие? Идет операция Службы Общественных…

— А вы шустры, господин капитан Пшеславский, — перебил его Крис. — Честно признаюсь, скорость вашей работы меня даже несколько ошарашила. Когда вам вчера передали дело, я вовсе не ожидал, что вы менее чем за сутки спланируете и организуете такую провокацию.

— Кто вы…

— Бросьте, Лесь Карлович. Вы уже поняли. Впрочем, для протокола представлюсь официально. Хранитель Крис к вашим услугам.

Над плечом белобрысого вспыхнул и замерцал сине-желтый полупрозрачный шар, тут же, впрочем, пропавший. Капитан Пшеславский дернулся, словно намереваясь сбежать, но все же остался на месте. Оксана, поддерживающая Береста под руку, тихо охнула. Хранитель! Настоящий Хранитель! Ну, теперь понятно…

Что именно ей понятно, она сформулировать не успела, потому что Крис наклонился вперед и сжал плечо общака.

— До вас ведь уже дошло, господин капитан, — ласково осведомился он, — что вы ошиблись? Вас ввел в заблуждение недобросовестный осведомитель, преследующий собственные цели и оговоривший ни в чем не повинных граждан нашего государства. Месть на почве ревности к девушке, верно?

— Да-а… — выдохнул капитан.

— И что вы намерены сделать с текущей операцией?

— От… ме… нить… — медленно процедил общак, налившееся кровью лицо которого скривилось от боли: хватка Хранителя, похоже, оказалась стальной.

— А что с уголовным делом?

— Закрыть за отсутствием состава…

— Вот и великолепно! — обрадовался Хранитель, отпуская плечо капитана. — В таком случае вам, вероятно, следует отпустить задержанных молодых людей и отправиться восвояси. Извиняюсь, кстати, за возникшее непонимание.

Он красноречиво обвел взглядом медленно поднимающихся на ноги оперативников.

Какое-то время капитан Пшеславский разглядывал белобрысого парня с плохо скрытой гримасой ненависти, потом резко отвернулся.

— Операция отменяется, — резко сказал он. — По машинам. Возвращаемся.

Оксана настороженно наблюдала, как оперативники с трудом поднимаются на ноги и, кривясь от боли, забираются в автомобили. Загудели гравиматрицы, зарычали моторы, и несколько минут спустя на тихой безлюдной улице остались только Хранитель, Оксана и Берест с друзьями, напряженно разглядывающие Хранителя. Оксана заметила, что среди них оказалась и девчонка, с которой Берест шлялся накануне.

— Иржи, ты забыл, что я тебе сказал? — наконец раздраженно осведомился Крис. — Насчет собраний и вообще всего? Я ведь, кажется, ясно предупредил, что против вас «пятерка» провокацию устроить намерена.

— Да я помню. Только дурацкая какая-то история вышла, — Берест озадаченно почесал в затылке. — Я к Машке на квартиру собирался, мы с ней, — он кивнул на Оксану, — встретиться договорились. В общем, я уже выходил из квартиры, и тут вдруг Влад звонит и не своим голосом блажит, чтобы я быстрее сюда летел, потому что очень надо.

— Я же сказал, что не звонил тебе! — с досадой огрызнулся один из парней, в котором Оксана опознала смутно знакомого второкурсника с филологического. — Ты сам мне звонил!

— И я не звонил! Какая-то сука, видимо…

— Понятно, — Крис хмыкнул. — И у всех здесь присутствующих есть домашние телефоны, и всем позвонил якобы Иржи, чтобы вы срочно бежали сюда, и никто толком не разобрал голос звонящего. Красиво сработано. Ну что, молодежь, поздравляю. Вы чуть было не улучшили собой статистику раскрываемости Мокольского отдела СОД. Еще немного, и капитан Пшеславский, глядишь, стал бы майором.

— Спасибо, — буркнул Берест, отводя глаза.

— Не за что. С нынешней проблемой я разберусь, только вот неприкасаемыми вы, ребятишки, отнюдь не станете. Не через месяц, так через год вам вполне могут припомнить посиделки над книжками.

— Мы не делаем ничего запрещенного! — звонко сказала незнакомая девушка. — Мы всего лишь хотим вернуться к истокам! Мы читаем только классиков из библиотеки…

— Вполне достаточно для лагеря. Или для психушки, — оборвал ее Крис. — А то ведь начитаетесь так, что сообразите провести параллели между Ростанийской империей перед революцией и нынешней Народной Республикой. В общем, ребята, я вас предупредил. Затаитесь как можно тише, и про вас забудут. Попробуете продолжить, и попадете в весьма неприятные местечки. Я не запрещаю, жизнь ваша, но если что, пеняйте на себя. Больше помогать не стану. Я и так далеко за рамки вышел. Все, пока.

«Росомаха», переднего крыла которой Оксана касалась бедром, дрогнула, и девушка машинально оглянулась – чтобы остолбенеть в очередной раз. Формы автомобиля текли и менялись. Из облупленно-грязно-белого он превратился в матово отсвечивающий серый. Стекла стали непрозрачными и обрели тот же цвет, что и вся машина. В приподнявшийся над землей кузов втянулись стремительно теряющие форму колеса, а сам корпус удлинялся, сужался и приобретал обтекаемые формы спортивного автомобиля. Несколько секунд – и в воздухе зависла хищная, угрожающе выглядящая конструкция, смахивающая на сплюснутое веретено. В боку протаяло отверстие, сквозь которое Оксана не углядела решительно ничего, напоминающее прежние внутренности. Крис опустился на длинное, почти горизонтально вытянутое сидение.

— Мороженое, кстати, за мной, — вдруг подмигнул он девушке. — Не волнуйся, за мной не заржавеет. Как-нибудь на днях состыкуемся.

Бок машины зарос, нос поднялся к зениту, и она беззвучно прянула с места, мгновенно растворившись в низких облаках.

— Ну нифига себе! — пробормотал кто-то из парней. — Мне кажется, или это настоящий челнок Хранителей!

— Ага, — согласился второй. — Я его только издали один раз видел. Иржи, колись, откуда у тебя натуральный Хранитель в корешах?

— А еще лучше с самого начала объясняй! — резко сказал тот, кого Берест назвал Владом. — Всё – и общаков, и Хранителя, и сегодняшнюю историю. Ты же говорил, что ничем незаконным мы не занимаемся!

— Да нечего объяснять, — поморщился Берест. Он осторожно дотронулся до скулы, провел по губе и с удивлением уставился на полузасохшую кровь на пальцах. — В среду Крис ко мне подошел в перерыве между парами, отвел в сторону и предупредил, что нами общаки интересуются. И сказал, чтобы мы пока что не собирались вместе ни под каким предлогом. А когда я поинтересовался, кто он вообще такой, объяснил, что Хранитель, и смылся. Все.

— И ты ничего нам не сказал?

— Извини, к слову как-то не пришлось, — Берест опустил глаза. — Я ж не знал, что все так серьезно. Ксанка! — встрепенулся он, — а ты как здесь? Мы же с тобой у Машки на квартире договорились встретиться? Как ты с Хранителем оказалась?

— Там и встретились, — пояснила девушка. — Он тебя искал. Только не сказал, кто такой.

— А откуда он знал, что я туда намылился? — подозрительно сощурился Берест.

— Откуда я знаю! — рассердилась Оксана. — Он мне не докладывал. Пообещал только мороженым угостить, если тебя найти помогу. Пообещал и свалил в голубые дали, как настоящий мужик!

— Тихо, тихо! — парень обнял ее за талию. — Не ругайся. Мороженым я тебя сам закормлю так, что лопнешь. Ф-фу… Знаешь, я ведь и тебя хотел к нам в кружок пригласить. Ты же любишь исторические романы.

— Романы, а не нудных классиков-народовольцев! И не надейся, я не такая идейно повернутая. И с СОД связываться не хочу.

— А мы хотели? — огрызнулся один из незнакомых парней. — И вообще, мы тут что приклеились? Вы как хотите, а я домой пошлепал. Хватит с меня приключений.

— Ну, вот сейчас все вместе и пойдем, — примирительно сказал Берест. — Все равно остановка здесь одна. А пока автобуса дожидаемся, обсудим, что делать дальше. Блин, как я в таком виде домой явлюсь?

Он освободился от руки все еще поддерживающей его Оксаны и принялся грустно рассматривать разорванный свитер.

Уже позже, трясясь рядом с Берестом на задней площадке дребезжащего и накренившегося на правый бок «скотовоза» тридцать третьего маршрута, Оксана снова вспомнила белобрысого Криса. Интересно, а все-таки забудет он о своем обещании или нет? Ну, пусть только попробует забыть! Она его… ну, если найдет, конечно. А если не забудет, то одной порцией точно не обойдется, чтобы не подвергал больше стрессам беззащитных девушек. Она из принципа слопает пять порций. Или шесть. С сиропом и орехами. В общем, мало ему не покажется.

29.07.1582, воскресенье

— А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, кто остался на трубе?

— Союз «и», — Тилосу кажется, что в голосе Робина звучит чисто человеческое ехидство. — Не пытайся меня поймать, Семен. Разговорный тест я прохожу лучше многих людей. За последние месяцы у тебя имелось немало возможностей в том убедиться.

— Человеку свойственно сомневаться, — хмыкает Тилос. — Вдруг да поймаю? Имею я право на чисто научный интерес?

— Имеешь, — голос системы снова сух и бесстрастен. — Но мне кажется, что за твоими вопросами скрывается больше, чем обычное любопытство. Интерес утихает быстро. Ты же проверяешь меня уже полгода.

— Это плохо?

— Это странно. Никто раньше не копался в моей логике так дотошно, как ты. Подобная настойчивость обычно имеет под собой веские основания. Я снова напоминаю тебе, что смысл моего существования – служить. Поделись со мной сомнениями, и вместе мы найдем ответ куда быстрее.

— Я предпочитаю набивать шишки самостоятельно, — бормочет под нос Тилос. — Робин, и все же – кто и зачем тебя создал?

— Ответ за последние месяцы не изменился: нет информации. Поиск ведется непрерывно в фоновом режиме, но новых данных пока не обнаружено.

— И ищешь ты ответы тоже по-старому… Робин, на мой взгляд, ты впустую тратишь время. Столетиями твои сканеры процеживают по атому планету. Если даже намеков на другие цивилизации до сих пор не обнаружено, значит, их нет.

— Вероятность такого исхода высока. Но задание на поиск никто не отменял.

— А кто его дал?

— Первый член организации, Болек Славович.

— У кого есть право отменить?

— У Совета, исключая Ведущую, два коллективных голоса. Ведущая – один голос. Задания нулевого кольца отменяются либо приказом Ведущего, либо единогласным решением остальных членов Совета.

— Нулевое кольцо? — Тилос настораживается на своем лежаке. — Почему я не знаю о его существовании? Мне рассказывали о кольцах, начиная с первого.

— Его наличие не афишируется. Задания нулевого кольца имеют приоритет над остальными и могут оказаться потенциально опасными. Например, в нем работают модули персональных стражей Хранителей, жизнеобеспечения лунной базы и управления челноками. Создавать и менять их допустимо только для тех, кто хорошо осознает последствия.

— Вот так дела… — Тилос начинает меланхолично насвистывать сквозь зубы, но, спохватившись, обрывает свист. — Если вспомнить кое-какую сахарскую фантастику… приказ на самоуничтожение можно выполнить только на нулевом уровне?

— Ты опять пытаешься вытащить из меня информацию провокациями? — в бесплотном голосе Робина слышится неприкрытый сарказм. — Впрочем, подтверждаю, что такая команда есть. О ней хорошо известно и Совету, и всем, кто занимается программированием моей логики, но дать ее может только Ведущая. Ты мог бы и прямо спросить.

— Так интереснее. Робин, могу ли я запустить задание в нулевом кольце?

— Ответ отрицательный. Такое задание может запустить только член Совета и только после подтверждения Совета в соответствии с обрисованной схемой. Обычно с нулевым кольцом работают только Лангер и Джао, да еще изредка Скайтер. Даже Суоко не рискует.

— Вот вам, ребята, и всеобщее равенство и братство! — Тилос щурится, рассеянно крутит в руках стило. — Робин, и как ситуация согласуется с утверждением, что все Хранители имеют одинаковые права?

— Абсолютно одинаковые права обеспечить невозможно. У кого-то больше опыта, у кого-то – специальных знаний. Ты должен понимать, что анархия…

— Стоп! Робин, мне прожужжали все уши, что каждый Хранитель несет ту же ответственность, что и организация в целом. Что все обладают одинаковыми правами и одинаковыми обязанностями, что деление на рабочие группы условно, что Совет всего лишь обеспечивает взаимодействие, что поступки Хранителя определяются только его личным пониманием ситуации… Но чем дальше, тем чаще я выясняю, что мои возможности искусственно ужаты. Как давно действуют ограничения нулевого кольца?

— С момента создания организации. Ты считаешь их неверными?

— Я считаю их абсолютно верными. Более того, я думаю, что в области разграничения прав на работу с тобой и с данными творится полный бардак – даже с точки зрения того, что нам преподавали на спецкурсах в университете. Не в том дело. Если бы меня изначально поставили в известность, что каких-то прав у меня нет, я бы лишь пожал плечами и принял к сведению. Но меня обманули. По мелочи, но обманули. И, кажется, не только меня.

— Отсутствие информации – не обман. Ты рассуждаешь нелогично. Невозможно предусмотреть…

— Странная складывается картина. Сначала выясняется, что я не имею права на произвольные контакты с чиновниками выше определенного уровня и должен получать одобрение своих планов у Совета. Не знаю, как раньше, а сейчас такое требует личного одобрения Суоко. Твоей верификации уже мало. Ладно, пусть. Я неопытен и вообще мальчишка по сравнению с корифеями. Потом ты выбрасываешь красные фонари, когда я собираюсь выносить бандитов, не проходящих ни по одному плану, что числятся в разработке. Почему? Есть другиепланы, от меня скрытые? Но если они скрыты от меня, значит, и от всех. Наконец, выясняется, что существует целое кольцо заданий с максимальным приоритетом, о котором осведомлены только избранные.

— Какой ты делаешь вывод?

— Пока никакого. Я вижу лишь, что определенная часть организации спрятана за кулисами. Можно даже заподозрить, что выборность Совета – лишь ширма, которая скрывает настоящие механизмы власти. Пока у меня есть лишь предположения, но… Робин, как я могу скрыть от всех запущенное задание?

— Скрытые задания могут существовать только в нулевом кольце. У тебя нет права на работу в нем.

— Н-да… Значит, если я запущу «мощеную дорогу» с Хранителями в качестве входного множества, мне как минимум не избежать недоуменных вопросов.

— Весьма вероятно. Могу я предложить альтернативный вариант?

— Давай. Приятно иметь такого заботливого помощника. И подскажет, и покажет, и маму позовет, если что…

— Сарказм неуместен. В мои функции не входит шпионаж за членами организации. Кроме того, напоминаю, что личные дневники, включая записи наших разговоров, неприкосновенны.

— До поры до времени. Не удивлюсь, если завтра выяснится обратное. Что ты хотел предложить?

— Путем стандартного комбинирования можно передавать результирующие данные одного модуля напрямую на вход другого без создания промежуточных именованных наборов – так называемый «конвейер». Если ты придумаешь, как стандартной сортировкой выделить Хранителей из общего социума, сможешь избежать ненужного внимания.

Пауза. Потом:

— Да, может сработать. Надо поковыряться с фильтрами поиска потенциальных Хранителей. Спасибо, Робин. Теперь вот еще что. Удали из дневника сегодняшнюю страницу.

— Невозможно. Система личных дневников не предусматривает удаления записей. Еще раз подчеркиваю, что доступ к дневнику можно получить только после явного разрешения владельца.

— В последнее верится слабо. Наверняка те же Джао или Лангер могут получать доступ куда угодно. А вот первую часть твоего утверждения мы сейчас и проверим. Робин, заверши текущую страницу дневника. Создай новую.

— Сделано.

— Дай список записей в разделе… — Тилос вызывает страничку и диктует с нее длинную последовательность цифр. На вмонтированном в стену экране высвечивается столбец непонятных слов. — Ага… вот оно. Робин, удали указанный подраздел.

— Прямая работа со структурой данных может привести к необратимым сбоям. Ты уверен, что осознаешь последствия?

— Подтверждаю операцию прямого удаления. Давай, Робин, действуй!

— Запись удалена.

— Хорошо. Теперь проверь структуру моего дневника за последнюю неделю.

— Внимание! Обнаружены проблемы со структурой данных. Невозможно найти минус первую страницу личного дневника. Индексы перестроены. Дать подробный отчет?

— Не надо. Ну вот, а ты говоришь – не предусматривает… Слушай, все хотел спросить – чем обусловлен выбор двенадцатеричной системы счисления против нормальной троичной? Чем могли руководствоваться твоим создатели? Жутко ведь неудобно.

— Нет информации. Могу лишь заметить, что ход мыслей человека не всегда логичен. «Так сложилось» – тоже веский аргумент.

— Человека?

— За неимением другого термина.

— Ладно, убедил. Теперь к вопросу о конвейере, о котором мы только что говорили… Ну?

— В дневнике за последние два дня отсутствуют записи разговоров о конвейерах любых разновидностей, буквально или иносказательно. О чем речь?

Тилос усмехается.

— Извини, я перепутал. Робин, новая задача. Приоритет – кольцо четыре. Сделай конвейер из двух блоков. Блок первый – социум-фильтр. Блок второй – «мощеная дорога». Параметры фильтра… Хм, ну, вот сейчас и поэкспериментируем. Открой-ка описание блока поиска потенциальных Хранителей.

* * *

«Робин, контакт. Джао в канале».

«Робин на связи».

«Как Шварцман перенес коррекцию?»

«Реакция на внедренный набор ментоблоков – в пределах прогноза».

«Хорошо. Резонанс не развивается?»

«Нежелательных последствий не обнаружено. За последнюю неделю он дважды воспользовался выделенной ему камерой наблюдения, но каждый раз – в личных апартаментах и при отсутствии свидетелей. Внешняя эмоциональная реакция сдержанная, процессы разбалансировки психоматрицы не отмечены. У него очень стойкая психика».

«Что не может не радовать. Тогда отбой…»

«Джао, необходимо твое внимание».

«Да, Робин?»

«Со мной работает Тилос. Думаю, ты должен просмотреть запись. Даю на скорости в два порядка… завершено».

Недоуменное молчание. Изумление. Подозрительно прищуренный глаз. Громкий хохот.

«Ох ты блин… Шустрый паренек, однако! Да уж, ты оставался хорошей маскировкой, пока люди сами не изобрели электронику. Раньше перед тобой благоговели и считали загадочным полубогом – а теперь каждый мальчишка, прослушавший спецкурс по вычислительной технике, воспринимает тебя всего лишь как обычный инструмент. Да, братец, похоже, мы с тобой безнадежно устарели».

«Нелогично. Технологии, лежащие в моей основе, люди не смогут изобрести даже концептуально в течение ближайших столетий».

«Да я так, шучу помаленьку. Над своей непредусмотрительностью в первую очередь. „Мощеная дорога“ в применении к Хранителям, ничего себе! Этак он через пару недель обнаружит то, на что мне потребовалась целая минитерция».

«Указания?»

«Хм… Поставь промежуточный скрытый фильтр. Просто хаотичная модификация данных на конвейере. Нужно, чтобы у него не получилось ничего определенного, иначе он по молодости да горячности устроит публичный скандал с непредсказуемыми последствиями. Да, и укрой его эксперименты от всех, от членов Совета в первую очередь. Всё?»

«Требуется уточнение. Почему модуль называется „мощеная дорога“?»

Долгая-долгая – по меркам общающихся – пауза. Секунды камнями падают в пропасть тишины.

«Мои личные ассоциации. Не обращай внимания».

«Персональная тайна?»

«Да нет, в общем-то. Память о первых попытках регулировать общество. Ищи в расширенных разделах, категория „Древняя философия“, ключевые слова „благими намерениями“…»

«Сентенция обнаружена. Не найдено определение понятия „ад“».

«Горюшко ты мое… Дойдут руки – прикручу разделы как следует. Учитывая способности юной поросли к копанию в потрохах системы, нужно тщательно продумать, как не допустить ее куда не следует. Ад – понятие из древних земных мифологий. Скверное место, куда попадают души людей после смерти. Все, мне пора, ресурсы внимания на пределе. Отбой».

«Конец связи».

30.07.1582, понедельник

В тусклом свете хмурого дождливого дня возле «Морской волны» толпилось примерно два десятка потенциальных посетителей. Внутрь, как всегда, никого не пускали. Олег уверенно протолкался сквозь них, таща Пашку за собой на буксире, и негромко постучался в стекло. Приоткрывший дверь швейцар хмуро уставился на него, но тут же расплылся в широкой улыбке и распахнул створку уже полностью, угодливо согнувшись. Под недовольный ропот Олег втащил Бегемота в ресторан, по пути сунув в руку швейцару десятку.

— Они по спецзаказу! Мест нет! — крикнул швейцар на улицу и тут же лязгнул засовом, отрезая ринувшиеся в брешь превосходящие силы противника.

— Вон свободный столик в углу, — Олег ткнул пальцем. — Пошли.

— Ловко ты! — уважительно качнул головой Бегемот, лавируя между тесно сдвинутых столов. — У тебя тут что, блат?

— Ага. Пару лет назад помог директору импортные люстры достать. Для дома, разумеется, не для заведения. Бонджамские, что ли, они тогда в моду вошли. Жуткие такие хрустальные чудища, как цеплять к нашим потолкам – непонятно, но гонялись за ними изо всех сил. Здесь меня еще тогда запомнили. Эй, господин хороший!

Олег поднял руку и пощелкал в воздухе пальцами. К ним тут же подлетел официант в белом фартуке до пола и протянул меню.

— Не надо, — отмахнулся от меню Олег. — Солянку, свиные котлеты на косточке, швейцарский салат. По две порции. И мясную нарезку.

— Что пить намерены?

— Поллитра экспортного «Хрусталя» в графине.

— Погоди, Олежка, — остановил его Павел. — Я не в настроении. Времени всего четыре, я еще на работу собираюсь вернуться.

— Да? — озадаченного глянул на него Олег. — Ну, смотри. Тогда, пожалуйста, чай вместо водки. Литр зеленого тибетского.

— Сделаем-с, — официант кивнул и растворился меж столиков.

— И во что нам оно встанет? — меланхолично поинтересовался Бегемот, поудобнее устраиваясь на стуле. — Уж больно пафосное местечко. Небось еще и чаевые оставлять принято, как в лучших заведениях Маронго?

— Я угощаю. Все равно мне деньги девать некуда.

— Ага, весь в делах, весь в работе, — усмехнулся Бегемот. — Большой человек. Женить тебя надо, вот тогда и поймешь, что такое «девать деньги».

— Кто бы говорил! Сам сначала женись, а потом насчет меня рассуждай.

— У меня, — Пашка нравоучительно поднял палец, — богатый жизненный опыт и суровая школа в виде двух разводов. На текущий исторический период с меня хватит. А вот ты молодой, видный, ни разу не целованный…

— Я тебе щас по башке настучу! — пригрозил Олег. — Я, в отличие от некоторых тупоголовых травоядных, предпочитаю разбегаться до того, как неудачно женился.

— Грубый ты, — Бегемот явно поскучнел и принялся походить своей унылой физиономией на животное, от которого произошла его школьная кличка. — К тебе со всей душой, а ты… Чего позвал-то? Если просто пожрать за компанию, то кусаться начну. Времени и так ни хрена нет.

— На работе проблемы?

— Да нет, проблем особо не наблюдается. Только ты понимаешь, что такое из секретарей-референтов в первые замы перепрыгнуть? Я же вообще ни в чем не разбираюсь. Хорошо хоть всегда в курсе отношений держался, а то вообще бы запутался.

— Добросовестный ты наш… — Олег взял с поставленного официантом блюда полоску копченого мяса и принялся ее жевать. — Не прежвай шпра… Гхрм! — он с усилием сглотнул. — Не переживай, справишься. Я в жизни не видел компетентного начальника, все тупые как пробки, а знали в своем деле еще меньше твоего. Ты другое скажи – тебя подсиживают? Подлянки устраивают?

— Как ни странно, нет, — Павел отщипнул крошку от ломтика хлеба и кинул ее в рот. — Я думал, устроят мне такую веселую жизнь, что небо с овчинку покажется. Но пока все на удивление спокойно. Видимо, побаиваются моей мохнатой лапы или пока не поняли, как относиться. Насчет Хранителей народ мало что знает, одни слухи, но меня же если и не сам Шварцман поставил, то кто-то с самой верхушки. Кое-кто даже подлизываться пробует на всякий случай. Но все-таки удружил ты мне, ничего не скажешь…

— А что такое? — Олег взял ложку и попробовал на вкус поставленную перед ним солянку. — М-м, вот за что я люблю «Волну», так это за супчик. Умеют здесь готовить, не то что в других местах.

— Грустно сейчас в Канцелярии, — не принял предложенного тона Бегемот. — Очень грустно, Олежка. Не знаю, что там на самом деле между Шварцманом и Самим, но слухи ходят самые нехорошие.

— А именно?

— Что Шварцман в опале. Что Нарпред к нему охладел, мягко говоря, и чуть ли не вот-вот менять собирается. Перетряски грядут такие, что половину народа уволят, а вторую с понижением переведут. Общаки верхушку Канцелярии плотно пасут, оперативный отдел по рукам и ногам согласованиями связали, а по бумажным департаментам и отделам контрольные комиссии ходят. Все такое. До нашего строительного департамента пока не добрались, но предчувствия у народа самые нехорошие. Только, будь другом, не трепись о таких вещах на стороне.

— Я что, похож на идиота? — обиделся Олег. — Думаешь, зря я тебя сюда притащил, а не у вас там языком трепать начал? Пашка, я, конечно, от Канцелярии в стороне и вообще транспортом занимаюсь, но слухи и до меня доходят. И насчет Шварцмана, и насчет обнаглевших общаков. Я даже не рискнул прослушку твоего кабинета отключать с помощью своей вездеходной карточки. Значит, правда…

Он принялся ожесточенно хлебать солянку, словно испугавшись, что ее вот-вот отберут. Бегемот последовал его примеру.

— Ну, а с тобой что? — осведомился он несколько минут спустя, отодвигая в сторону пустую суповую чашку. — Ты куда-то запропал в последнее время.

— Да никуда я не запропал, — пожал плечами Олег. — Тоже… работаю. Никогда в себе трудоголика не подозревал, а вот на тебе. Терминал Хранителей веселая, знаешь ли, штука, затягивает как болото. Структурные схемы транспортных потоков строить позволяет, причем не просто строить, а моделировать, что и как работает. Ниточку пережмешь и смотришь, как все перестраиваться начинает. Я ведь уже не только автотранспортом, а еще и железной дорогой заниматься начал, там еще интереснее. Просто игра какая-то, простенькая, но захватывающая. Не оторваться.

— Игрунец! — хмыкнул Бегемот. — Ну, а с теми… подпольными рейсами что? Продолжаются?

Олег не ответил. Он подцепил вилкой кучку салата, сунул в рот и принялся жевать. Бегемот, отложив вилку, молча смотрел на него.

— Все хреново, — наконец ответил Олег. — Пашка, я такие левые рейсы уже на раз настропалился вышелушивать из общей кучи. С первого взгляда, можно сказать. Понимаешь, я еженедельно отдельную сводку по ним составляю и отправляю в Канцелярию. Дальше, наверное, их оперативному отделу должны спускать для проверки и ликвидации. Или в СОД передавать для разработки. Только вот ничего не меняется. Сначала я думал, что по соображениям следствия нужно следить за ними какое-то время, связи выявлять, все такое. Но ведь нет…

Олег принялся так ожесточенно кромсать ножом котлету, словно питал к ней личную ненависть.

— Три месяца назад, когда я только-только начал заниматься транспортом, я отследил одну левую цепочку рейсов. Грузовики транспортных спецколонн СОД. Я не знаю точно, чем они занимаются, но сильно подозреваю, что речь о нелегальной перевозке «мути». Данные о них сразу ушли в Канцелярию. Три месяца прошло – а схема все еще работает. И не просто работает: количество задействованных машин в ней увеличилось примерно на треть, я специально проверил. Даже если не наркотики, то рейсы совершенно левые и незаконные, водил за яйца взять все равно следует. Но не берут.

— И ты думаешь?..

— Одно из двух: либо Канцелярию зажали так плотно, что ей уже не до своих прямых функций, либо справиться с левыми рейсами попросту никто не может или не хочет. Ты не хуже меня знаешь, как можно замылить любое указание.

— То есть ты затащил меня сюда, чтобы проверить первый вариант?

— Ну да. И получается, что Шварцмана действительно серьезно прижали.

— Нет, не получается, — поразмыслив, не согласился Павел. — То есть, конечно, может, и в неладах у Шварцмана дело. Но Треморов вовсе не дурак. Он никогда не позволит себе зависеть только от одного источника информации типа УОД. Канцелярию он может трясти и перетряхивать как угодно, но лечь под Дуболома никогда не даст.

— Значит, думаешь, второй вариант?

— Олежка, знаешь такой город – Железногорск?

— Ну… что-то на югах? Санатории?

— Верно. Минеральная водичка, все такое. Я как раз разобраться пытаюсь с одним долгостроем. Санаторий «Дубрава» – заложен больше двадцати лет назад, но до сих пор выше фундамента не поднялся. Сначала бодро начали возводить, потом из-за каких-то заморочек заморозили, а три года назад снова зашевелились. Знаешь, сколько туда вбухали? Примерно четыреста тысяч форинтов освоили и еще дважды по столько выделено. А результат? Первый этаж наполовину построили, мне из местного отделения Канцелярии фотографии прислали тогдашние и нынешние. Я последние две недели с твоим бывшим Комитетом по капстроительству усиленно переписываюсь, а однажды даже сам ездил, чтобы лично поговорить. Олежка, понимаешь, никто – никто! — в Комитете не знает, на что потрачены деньги! Говорят, что с подрядчиками нужно связываться, с проектировщиками, со строительными трестами…

— Сперли?

— Вряд ли. По крайней мере, не в Комкапстрое. Я подозреваю, что концов сейчас вообще не найти. Я давно знаю, что в строительной отрасли сплошной бардак творится, но чтобы настолько… Так что твои левые рейсы – просто семечки. Эй, ты чего такой смурной? Расслабься. Обычное же дело.

— Помнишь, я рассказывал, что меня в другой кабинет перевели?

— А? Ну да, что-то такое…

— Всех экспертов, кто с Хранителями работает, независимо от ведомства собрали у нас в корпусе в отдельном крыле. Курилка своя, сортиры свои, буфет и тот свой собственный открыли. И отдельный вахтер на входе. Видимо, решили нас взять под плотное наблюдение.

— Или под охрану.

— Хрен редьки не слаще. Но, по крайней мере, друг с другом пообщаться можно. Я с одним парнем познакомился, он по сельскому хозяйству работает. Он рассказывает, сколько зерна сгорает в элеваторах, сколько теряется при транспортировке, сколько овощей гниет на базах – волосы дыбом становятся. Мы ведь могли бы от продовольственного импорта полностью избавиться, если бы просто транспортировку и хранение нормально поставили. Так вот, он тоже свои отчеты несколько месяцев отправляет и тоже никаких результатов не видит. Ну ладно, сельское хозяйство – не грузовик, его за неделю не развернешь. Но ведь он статистику поднял за последние десять лет – и тут хоть стреляйся. Загибается у нас сельское хозяйство, понимаешь? Стремительно и необратимо.

— Ну, вряд ли, — Павел покачал головой. — Преувеличиваешь.

— Если бы… Ты в молочных магазинах давно в последний раз был?

— Вчера, например. Сметану хотел купить после работы.

— Купил?

— Смеешься? Она только с утра и появляется. Я так, на всякий случай заглянул, вдруг повезет.

— Вот и я о том же. И сметана, и молоко, и кефир… Знаешь, почему с прошлого года молочные продукты в таком дефиците? Потому что в позапрошлом году Министерство продовольствия планы по поставкам мяса провалило полностью, и лично Смитсон приказал выполнить их любой ценой. И выполнили – две трети молочного скота под нож пустили. Ты последствия понимаешь. И я понимаю. А министр продовольствия – нет. Или ему глубоко наплевать. Моколу хотя бы еще по особому плану снабжают, у нас не так заметно, но в промышленных регионах молочных продуктов давно меньше четверти необходимого в магазины поставляют. Колбаса – по талонам, и те не отоварить, а про мясо там вообще давно забыли. Пашка, у нас не только строительство и транспорт разваливаются, у нас вообще все в полной жопе.

Какое-то время оба друга сосредоточенно жевали. Потом Бегемот отложил вилку, вытер пальцы салфеткой и потянулся за чайником.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросил он.

— А что я могу? — Олег пожал плечами. — Мое дело маленькое. Я только сводки и рекомендации в Канцелярию шлю. Когда куратор в следующий раз в гости соизволит заявиться, спрошу, что Хранители себе думают.

— Спроси. И мне расскажи. Мне тоже…

— Всем оставаться на своих местах! — раздался от входа в ресторан властный голос. — Служба Общественных Дел! Приготовьте для проверки паспорта, пропуска и прочие документы, удостоверяющие личность.

В настежь распахнутую дверь вперемешку входили люди в штатском и полицейские. Штатские шагали уверенно, на их лицах держались равнодушные полупрезрительные мины. Полицейские явно скучали. Они оставались стоять у дверей, не проходя к столикам.

Посетители тревожно зашевелились, музыка смолкла. Кое-кто вскочил на ноги.

— Всем оставаться на своих местах! — повторил уверенный голос. — Проверка документов!

— Проверка? — удивился Бегемот, с подозрением оглядывая штатских. — Что вдруг общакам в голову вступило?

— А! Новое гениальное изобретение Дуболома! — махнул рукой Олег. — Не слышал? Рейды по кинотеатрам, ресторанам и прочим местам. Проверяют, кто и почему в рабочее время не на работе сидит. Не докажешь, что имеешь право – получишь телегу на работу и последствия вплоть до увольнения по статье. Не волнуйся, нас не касается.

Он резко сунул пластинку удостоверения подошедшему штатскому.

— Он со мной, — кивнул он на Бегемота.

— Прошу прощения за беспокойство! — штатский кивнул, возвращая удостоверение, и подошел к соседнему столику. Сидящий там пухлый мужчина заволновался.

— Значит, бухгалтер? — саркастически вопросил штатский, рассматривая его пропуск. — Почему в рабочее время прогуливаете?..

— Я, пожалуй, пойду, — Павел в три глотка опустошил свою кружку и поднялся. — Не люблю общаков, да и они Канцелярию не слишком обожают. Твоя ксива вещь, конечно, хорошая, но лучше не рисковать. Ты платишь, помнишь?

— Ага, — Олег вяло кивнул. — Я тоже, пожалуй, закруглюсь. Сейчас с официантом расплачусь и потопаю. Не жди меня, фиг знает, когда его дозовусь.

Павел махнул ему рукой и пошел к выходу. Полицейские расступились, пропуская его. Олег грустно уставился на недоеденную пищу. Аппетит пропал полностью, но не пропадать же еде из-за каких-то козлов? Он взял нож и снова принялся терзать котлету, не обращая внимания на нарастающий вокруг растерянно-испуганный гам.

Определенно, нужно как следует поговорить с Тилосом, когда тот появится в следующий раз. Может, тот все разъяснит, и тогда мурашки, которые непрестанно бегают у Олега по спине в последнее время, слегка успокоятся. Хотя, конечно, вряд ли.

01.08.1582, среда

Народный Председатель с размаху врезал по столу кулаком. Старинное изделие всеми позабытого мастера отозвалось едва слышным гулом. Как видно, тот столяр был неплохо осведомлен о привычках власть имущих, понимал, для кого предназначался сей предмет обихода, и не поскупился на дерево для массивной столешницы и прочных ножек. Благодаря ему стол благополучно пережил всех царей, а позднее – Народных Председателей, в привычки которых входило лупить по нему кулаками, увесистыми пачками государственных бумаг, особая важность которых придавала им дополнительный вес, чернильницами, а также просто башмаками.

Впрочем, башмаком по нему стучали лишь однажды, в то время, когда его (стол, не башмак) покрывало красное сукно, так что даже его (башмака, не стола) лакированная поверхность не понесла особого урона. Нынешний же Председатель, хоть и выглядел страшным во гневе, особым телосложением не отличался. Удар у него получился довольно хилым. Такой без труда смогла бы выдержать даже обычная школьная парта. Например из серии производимых Телешинским древпромкомбинатом хлипких уродцев, весьма памятных Треморову тогда еще Сашеньке, не выживающих в буйной молодежной среде и двух лет.

Подумав, Народный Председатель ударил кулаком по столу еще раз. Навытяжку сидящий напротив него Дуболом верноподданнически вздрогнул, продемонстрировав почтительное уважение начальному гневу. Впрочем, на сей раз он в самом деле чувствовал себя смущенным больше, чем обычно.

— Что значит «отказываются»? — прошипел Треморов, в упор уставившись на Директора Общественных Дел. — Да я их, гадов, по стенке размажу! Как они могут отказаться, у нас же с ними два месяца назад протоколы подписаны, б…, протоколы о намерениях! Что сказали – дословно?!

Дровосеков попытался сглотнуть липкий комок в горле. Комок не проглатывался. Директор ОД прекрасно представлял, чем может закончиться разговор с Самим в таком состоянии. Ему вовсе не улыбалось снова оказаться на должности почетного пенсионера.

— Ихний торгпред…

Дуболом прокашлялся, и комок наконец-то пропал из горла. К нему быстро возвращалось холодное самообладание, которое большинство окружающих, исключая проницательного Треморова, принимало за невозмутимость ограниченного, если не тупого человека. Прошли те времена, когда гонцов с плохими вестями приказывали казнить на месте, и непохоже, что сегодня шеф готов карать на месте и без раздумий. Дровосеков еще раз на всякий случай прокашлялся и начал сначала, после мгновенного размышления отменив простецки-деревенский тон, чтобы не раздражать начальство еще больше.

— В общем, на встречу отрядили некоего Михальчука. По должности – ведущий экономист в сахарском отделе Комзаса, фактически мой человек в комитете, о чем Иванов в курсе. Кадр очень опытный, на яркси тараторит лучше, чем на руста, и с сахарцами общий язык находит мгновенно. С разрабатываемым торгпредом пил много раз, подкармливал субсидиями неоднократно, контакт у них тесный. Итог встречи в кабаке: объект заявил, что весенние слухи правдивы, и осенью правительство Сахары не намерено выдавать нам очередной кредит. У них, видите ли, вызывает серьезную озабоченность наша способность расплатиться даже по процентам с прошлых займов. В такой ситуации, мол, банки встревожены нашим финансовым положением и не хотят финансировать закупки продовольствия даже под гарантии правительства. Более того, банкиры намерены в ближайшее время потребовать от нас расплатиться по долгам десятилетней давности, и продлевать отсрочки не собираются.

Дуболом снова откашлялся.

— В общем, шеф, они намерены трясти нас как липку. И еще…

Он нерешительно замолчал.

— Ну, давай, давай, не тяни резину, — рявкнул на него Треморов. Его лицо все еще оставалось багровым, как у астматика в бане, голос звучал резко, почти истерично, но лихорадочный блеск из глаз уже пропал. Дуболом заключил, что гроза пронеслась стороной или, по крайней мере, не над его головой. На головы других же ему было глубоко наплевать, так что он послушно продолжил:

— Еще объект, уже сильно наклюкавшийся, правда, сообщил, что парламент Сахары крайне негативно – так и сказал, шеф, по записи цитирую! — крайне негативно относится к отсрочке свободных демократических президентских выборов в нашей стране, мол, какими бы причинами она ни вызвана…

— Выборы, мать их за ногу! — гаркнул Треморов, снова с размаху шваркнув по столу ладонью, отбив ее и зашипев сквозь зубы от боли. — Все им выборы, чтоб им за обедом икалось! Не наши выборы их волнуют, а свои собственные! Ублюдки! Да плевать они хотели с высокой колокольни на нашу народную демократию! Просто черножопым перед собственными выборами покрасоваться надо! И плевать они хотели, что у меня армия голодная, на островах солдаты от дистрофии мрут, что в городах бунты через день! В деревне мужики самогон глушат уже двадцать часов в сутки, а оставшиеся три изображают, что работают, да так изображают, что режиссер театральный бы позавидовал! А урожая – хрен!

Народный Председатель вскочил из-за стола и принялся быстро ходить взад-вперед.

— Да в такой ситуации мой любимый народ не то что меня не выберет, — выкрикнул он в пространство, — он и за хрена лысого не проголосует! А на следующий день во всей стране такая заваруха начнется, что даже хваленые сахарские зеленые береты не справятся! Да они, гады, на то и рассчитывают, думают, что настало-таки время Ростанию изнутри развалить! Да хрен им, а не развал! Они меня еще не знают как следует…

Треморов неожиданно умолк, как выключился, и внимательно посмотрел на Дровосекова. Тот по-прежнему сидел навытяжку в гостевом кресле и преданно ел глазами начальство. По всей видимости, начальство осталось довольно результатами осмотра, так что вернулось в кресле, достало из кармана сигареты и закурило.

— Ладно, — неожиданно мирно сказал Треморов, разгоняя ладонью ароматный дымок, — в каком направлении мозги по ящику промывать, ты понял. Поменьше про наши долги, побольше про сахарские выборы. Про временные трудности пока перестаньте трепаться, замените мировым заговором против Ростании, только поаккуратнее, чтобы наших черненьких друзей не обидеть. Еще примут за чистую монету, запросы начнут слать, ноты, нам оно пока не надо. С Папазовым посоветуйся, как лучше оформить, он тут голова. Насчет кредитов переговоры продолжать, но – неявно, и не с торгпредством, а напрямую с банкирами из тех, что повлиятельнее. Шантажируй их малолетними шлюхами, обещай концессии, долю в прибыли, перевод наших счетов в их банки – в общем, делай что хочешь. Обещания выполнять все равно не станем, нам бы день простоять да ночь продержаться…

Треморов замолчал и начал барабанить пальцам по столу.

— Скажите, шеф, а что нам с закупками зерна в Сахаре делать? — осторожно проговорил Дровосеков. — Из Минпрода секретный отчет пришел. Зерна даже до весны не хватит. Я думал…

— Много думаешь! — резко оборвал его Треморов. — Здесь мозгами работать мне положено, тем более что жратва не твоего ума дело. Оставь ее Смитсону. Ты выполняй, что сказано. Хорошо выполнишь – молодец, будет тебе пряник, будет и свисток. Плохо выполнишь – кроме себя винить окажется некого. Впрочем…

Треморов задумался. Потом махнул рукой.

— Впрочем, ладно. Думаю, тебе тоже знать не повредит. Ты с Хранителями общался на предмет сто лет как обещанной поддержки?

Дровосеков поспешил кивнуть.

— Вот именно, общался, но толком ничего не так и не выяснил, по глазам вижу, — Треморов поморщился. — Скользкие, сволочи, как налимы. Но я вчера разговаривал с… да хрен их разберешь, все на одну морду, и не поймешь, один и тот же или разные. В общем, разговаривал я с Хранителем. Он наконец-то твердо пообещал, что с выборами нам помогут. Хранители, конечно, гнилые людишки, все про благо народа толкуют, совсем как наши героические деды. Хоть книжку с них пиши, — Нарпред ехидно улыбнулся. — Но раз пообещали, сделают в лучшем виде, не сомневайся. Так что и выборы у нас пройдут, и демократически избранный през… тьфу, Нарпред в моем лице случится. А там и кредиты снова пойдут. В общем, не забивай себе голову. Иди.

Дровосеков с готовностью кивнул, вскочил навытяжку и почти уже отдал честь, но спохватился, что без головного убора. Развернувшись на каблуках, он отчеканил шаг к двери и уже ухватился за ручку, когда вкрадчивый голос Треморова остановил его:

— Да, пока не забыл. Скажи-ка мне, друг милый, что за новость у нас такая – АНД? Может, слышал случайно? Краешком уха так?

Директор Управления Общественных Дел замер на месте ледяной статуей. Он почувствовал, что по спине ползет струйка пота. Неужто Шварцман успел настучать? Ну точно, Шварман. Больше некому.

— Антинаркотические дружины… — Треморов покатал слова на языке, словно смакуя на вкус. — Хороший у нас народ. Сознательный. Государство вот, видишь, не торопится проблему решить, так простые люди сами проявляют инициативу. Берут, так сказать, быка за рога. Раз – и вот уже у нас стихийные боевые отряды. Два – и они решительно громят мерзкие притоны и забивают ногами уличных торговцев. Три – поднабравшись опыта, начинают выеживаться перед доблестными органами общественных дел и поднимать народ на борьбу за новое правое дело… Здорово, да?

— Шеф, я… — судорожно забормотал Дуболом. — Они только что появились! Только в двух городах – Моколе и Сверлинске! Они все в разработке…

— А может, и не надо их в разработку? — голос Народного Председателя, казалось, источал мед. — Может, действительно сами управятся? Еще и оружие им выдать, глядишь, и вычистят заразу. Одним махом, так сказать. А ты нам тогда и вовсе не понадобишься. Упраздним одним махом и криминальную полицию, и Общественные Дела. Зачем они? Простые люди и так неплохо справляются. В истинно народных традициях, так сказать.

— Нет, шеф! Не надо! Я их за глотку возьму, вот увидите! Недели не пройдет, как всех к ногтю!..

— Кретин! — рявкнул Треморов, уже не сдерживаясь. — Осел! Олух новорожденный! Как, по-твоему, твое «за глотку» будет выглядеть? Служба Общественных Дел разгоняет народные дружины, защищая уличных торговцев наркотиками? Совсем умом тронулся?

Народный Председатель шумно выдохнул, успокаиваясь.

— Мне плевать, что подумают наши овцы. Плевать, о чем они начнут шептаться по кухням. Но далеко не плевать, что скажет по такому интересному поводу Сахара, особенно сейчас. Если Маронго заподозрит, что мы кормим иностранные бандитские семьи, не видать нам не то что кредитов – горсти песка из пустыни!

— И что же делать, шеф?.. — Дровосеков почувствовал, что у него дрожат пальцы, и поспешно сжал кулаки. — Наши планы…

— Планы остаются. Но запомни: я хочу чтобы овцы на самом деле стали овцами. Чтобы они сидели на бутылке, игле, дозе, колесах, как угодно! Чтобы они думали только о том, как вернуться домой к своей заначке, а не о пустых магазинах и прогнившей канализации! И ты, дружок, придумаешь, как по-тихому прикрыть самодеятельность с дружинами. А не придумаешь или устроишь публичный скандал – сотру в пыль. Понял? Тогда свободен.

04.08.1582, суббота

Кабинет казался огромным и пустым, как зимний санаторий. Тишина давила на затылок, стремясь раздавить и без того раскалывающуюся голову. Начальник Канцелярии нехотя полез во внутренний карман пиджака, извлек стеклянную трубочку и сунул под язык крохотную белую таблетку. Пару минут спустя боль отступила, но тишина навалилась еще сильнее.

Поток воздуха от вентилятора слегка колебал разложенные на столе бумаги. Шварцман еще раз скользнул по ним взглядом. Расшифровки стенограмм и магнитофонных записей допросов. Отчеты наружного наблюдения. Графики движения поездов и грузовиков. Статистические сводки из больниц и диспансеров… Он прикрыл глаза и снова увидел серый чужой мир, как его передавало странное устройство на машине Хранителей. Бесцветный, словно картонный, силуэт разгружающегося сухогруза, и в трюме – обведенный красным параллелепипед контейнера. Большого, вызывающе большого контейнера с таким маленьким неприметным пакетом внутри… Если только Хранитель не соврал… но зачем?

Его палец пополз по строчкам отчета. Корявый почерк агента – наверное, матроса или грузчика – плохо разбирался в тусклом свете настольной лампы. Но Шварцман уже успел выучить текст почти наизусть. «Приехали одэшники на бальшой черной литучей машине сказали не ставить контейнер в штабель, что мы казлы и пошли атсюда, патом приехал грузовик одэшники погрузили контейнер, все уехали». Рядом – другой отчет. Мелкий бисерный почерк человека, явно привыкшего писать. «Грузовик, забравший контейнер, обнаружен по госномеру. Приписан к транспортной колонне краевого Управления Общественных Дел в Нинсиа. Водитель Штепа Франк Генрихович, будучи ненавязчиво приглашенным в пивную, в доверительном разговоре сообщил, что непосредственно от директора автоколонны получил приказ взять машину и выполнять все указания не известного ему капитана Службы Общественных Дел. Неизвестный идентифицирован как Круль Михаил Джамалевич, сотрудник Третьего отдела УОД по Южнокитайскому краю…»

И еще один лист на машинке – копия, потому что рукописный оригинал, знал Шварцман, измят и перепачкан до нечитаемости, в последний момент выброшенный мертвым сейчас оперативником в придорожную канаву. «02:08 ночи, колесный грузовик „Брус-7“, армейская модифик., ном. заляпан грязью, цифры 15–32 (?), в кабине двое. 02:10, легковая машина, „Росомаха“ 6 мод., ном. не видно, антиграв в рассинхр., жужжит, стекла темные, идет в 100 м. за грузовиком. Следую за машиной…»

Отчеты. Справки. Графики. Сводки. Сотни людей по всей стране по крупицам собирали информацию, не зная, зачем и для кого. По нитям гигантской паутины тайной полиции эти капли стекались в аналитический центр, скромно носивший название Канцелярии Народного Председателя. И он, Шварцман – гигантский паук в центре: серый, малоизвестный и могущественный. Возможно, даже могущественнее самого Народного Председателя.

Почти три десятилетия он оставался верным другом, а потом и соратником пареньку из детдома, с которым судьба свела его в отрочестве. Заморышу с голодным взглядом тогда, могучему изворотливому Народному Председателю сегодня. Страна развивалась, росла, ученые открывали законы природы, а рабочие плавили сталь, из которой потом делали мощные танки. О да, заслуга Сашки Треморова в том, что страна процветала последние пятнадцать лет, немалая. И, конечно, приходилось избавляться от горластой, но пустой мелюзги, что-то кричавшей по грядущую катастрофу, деградацию промышленности из-за самодурства чиновников, умирающую деревню, и вообще пользовавшейся временными затруднениями, чтобы обратить на себя внимание. С такими разговор шел короткий. Или срок за тунеядство, или психиатрическое обследование правильными врачами, или суд за мужеложество… Кому-то давали и уголовные статьи, если находился повод. Но по пустякам, конечно, не зверствовали. Каждый человек полагает себя пупом земли, и если за самомнение отрывать головы, придется отрывать их всем. Пусть себе мнят, но только тихо, про себя. На кухне или в узком кружке таких же пустоголовых интеллигентов. Времена Железняка, когда из троих собравшихся на кухне один обязательно оказывался сексотом, давно прошли.

Да, редко, очень редко приходилось идти на крайние меры, и все развивалось к лучшему. А сколько удовольствия начальник Канцелярии получал, когда удавалось зацепить настоящую банду – убийц, насильников, воров! Интеллигентишки хотя бы полагали, что пытаются помочь стране. Бандиты же внаглую рвали ее на куски, и их чаще всего живыми не брали. Без разбору – сам воровал или только на стреме стоял. Временные трудности на то и временные, что никогда не ослабляют организм по-настоящему. А присосавшиеся к нему в момент недомогания паразиты рано или поздно окажутся уничтоженными иммунной системой.

Но потом… Чем дальше, тем чаще оказывалось, что временные трудности плавно переходят в постоянные. Экспорт зерна за валюту, с таким трудом налаженный в эпоху Железняка ценой жизней десятков тысяч кулаков, жадно прячущих пшеницу и рожь в ухоронках, из реки превратился сначала в ручеек, а потом иссяк совсем. А затем страна впервые начала закупать хлеб за границей. Один пожилой грузный сахарец, матерый и опасный враг, которого, по слухам, уважал даже Вождь, узнав о таком, заметил, что боялся погибнуть от пули диверсанта, но, видимо, умрет от смеха. Жестоко усмиренная и введенная в рамки крестьянская вольница, давно забывшая веселые времена Разгуляя, так и не превратилась в хорошо отлаженную машину по производству продуктов. Стада хирели, урожаи падали, и даже удобрения, тоннами засыпаемые в тощую землю, не спасали. Только нефть, которой Сахару обделила матушка-природа, и спасала страну от голода.

Не лучше вели себя и рабочие. Лишенные вечной угрозы занесенного над головой топора, они все больше и больше ленились и хуже работали. Брак временами достигал немыслимых количеств, и даже штампик качества получил в народе обидное прозвище «простите, лучше не можем». Техника на заводах разворовывалась, кажется, быстрее, чем поставлялась туда. Новейшие станки с числовым управлением, оставленные по недосмотру в заводском дворе, за две-три ночи раздевались до основания. Стоимость дорогущей электронной схемы у скупщика равнялась одной бутылке водки, а шла такая схема на производство средневолновых приемников отвратительного качества, через которые потом неслись вражеские радиоголоса.

Нет, конечно, и оперативный отдел Канцелярии, и СОД боролись с такими негативным явлениями. Расхитителей и тунеядцев штрафовали, заставляли возмещать ущерб, иногда даже отправляли на принудработы – но лучше работать они не начинали. Даже просто уволить их директор завода не мог или не хотел. План всегда горит, да и как плохо относиться к человеку, который по мелочи делает то же, что ты – по-крупному? И все чаще и чаще среди преступников оказывались свои – лейтенанты, капитаны, полковники, а в последнее время – даже и генералы с их дачами и окладами…

Временами в пустом тихом кабинете Шварцману казалось, что раскинутая по стране паутина, прежде сплетенная из стальных канатов, рвется и расползается на части, словно гнилая пенька. Контроль незаметно ускользал из рук, и чувство бессилия все чаще заставляло горбиться в уютном кожаном кресле. В такие моменты он все острее ощущал приближающуюся старость. Но раньше волчьи повадки снова брали верх, и он опять и опять размышлял, приказывал, побеждал и торжествовал.

Сейчас же чувство бессилия отступать не собиралось.

Да, горько думал он, оглядываясь назад, ему многие могли бы предъявить справедливый счет. То, что мыслилось борьбой за государственные интересы, зачастую оборачивалось мышиной возней, дракой за лучший кусок пирога, просто ликвидацией конкурентов. Наивный паренек, каким он был когда-то давным-давно, в другой жизни, наверное, ужаснулся бы, увидев, во что ему предстоит превратиться. Но он всегда знал черту, которую нельзя переступать даже в мыслях. Те, кто сами не лезут в драку, не должны страдать. Да, их можно погонять, пусть даже и жгучим кнутом, направляя правильной дорогой, но лишь для их же пользы. А травля наркотиками собственного народа – пропасть, в которую страшно даже заглядывать. Когда таким занимались простые бандиты, он знал, как поступать. Но что делать со своими предателями? С теми, кому по должности положено бороться с заразой?

Может ли такая гниль поразить Службу Общественных Дел, если ей не заражен сам директор? А директор… битый жизнью в дворцовых интригах, многократно повергнутый в прах и снова упорно карабкающийся наверх Дуболом, Дровосеков Петр свет Казганович, он слишком осторожен, чтобы ввязаться в подобную авантюру самостоятельно. Неужели… неужели все-таки к делу причастен и сам Сашка? Неужто тот Хранитель прав?

Сашка. Саша. Сашок. Заморенный, но всегда веселый вихрастый паренек по кличке Трезор (переделанной из неизбежного «Тремора»), в детдоме сидевший с ним за одной партой и спавший на соседней кровати. Вечно голодный, но обязательно делившийся с друзьями ворованными у рыночных торговок лепешками из картофельных очистков. Нахально сдиравший контрольные по математике прямо под носом у учителя и охотно, пусть и не всегда правильно, подсказывавший плывущим у доски товарищам. Потом их дороги разошлись, чтобы позже сойтись снова, уже навсегда. Где, когда Сашка успел измениться настолько, что для каких-то своих целей убивает наркотиками целые города? Как он может не понимать последствий?

И что делать стареющему разжиревшему еврею с черными мешками под глазами? Смириться и позволить жизни катиться своим чередом? Уйти в отставку в надежде, что ему позволят мирно дожить свою жизнь где-нибудь в глухомани под бдительным присмотром? Или попытаться переубедить? Нет, бессмысленно. Даже в детстве Трезор отличался невероятным упрямством. Невозможно…

Шварцман повернул ключ, отпирая ящик стола,извлек на свет тонкую папку. «Дело номер…» Уголовное дело. Еще полгода назад оно не могло бы существовать. Но сейчас, когда по новому закону дела дозволялось заводить с двенадцати лет, оно лишь одно из десятков. В перспективе – сотен и тысяч.

Негромко шелестят переворачиваемые страницы. Родился… оставлен алкоголиками-родителями… детский дом… Судьба, как две капли воды похожая на его собственную. Но он сумел забраться по лестнице на самый верх, зубами и когтями вырывая у фортуны свое. Тому же пареньку жизнь не оставила ни единого шанса. Молодежная банда. Насильно посажен на иглу главарем-наркоманом. За три года – переход от легкой «слезы» сначала к транитину, а затем и к тяжелым наркотикам. Сознался в двадцати четырех разбойных нападениях, все – с человеческими жертвами. Попался, убив молодую девушку, девочку чуть старше себя, за кошелек с мизерной стипендией. У жертвы – десятки ножевых ранений, выколотые глаза, отрезанные пальцы. Зачем он резал пальцы? Откуда такая бессмысленная жестокость? На допросе он так и не смог объяснить.

Тринадцать лет. Страшная ломка. Собачья смерть в камере СИЗО.

Зачем такое Сашке? Нет, не Сашке. Давно уже Александру Владиславовичу Треморову. Народному Председателю Народной Республики Ростания.

Шварцман щелкнул зажигалкой, закурил, с омерзением ощущая дрожь в руках. Нервы. Старость. Неопределенность… Он давно шкурой чувствовал оценивающие взгляды хозяина и не питал особых иллюзий. Ему осталось недолго. Может, дело закончится одинокой дачей где-нибудь на Южном Берегу под бдительным присмотром охраны. А может – неудачной операцией по удалению аппендикса. Ах, как не хочется терять восхитительное ощущение власти, почтительные взгляды в коридорах, персональный лимузин, от которого мальками брызгают легковушки на улицах… Но главное – не потеря власти, а то непереносимое унижение, которое придется испытывать каждодневно, вспоминая, что когда-то вершил судьбы четырехсот миллионов людей. Выброшен на помойку как обглоданная кость, а вокруг – развал, разруха, бандиты… Сможет ли он смотреть на крах идеалов, болезненно вспоминая, что когда-то мог устраивать мир по-своему?

Нет. Такому не бывать. Он еще далеко не стар, ему чуть больше пятидесяти. Доживать остаток своих дней на мирной пенсии не для него. Пусть он лучше сдохнет, сражаясь, но сдохнет как генерал, до последнего командующий осажденной армией. И если Треморов стоит у него на пути – тем хуже для Треморова.

Его взгляд упал на выглядывающий из-под других бумаг лист транспортной сводки. Шварцман подавил в себе позыв встать и открыть сейф, где на верхней полке лежало пухлое дело с одним только длинным номером на обложке. Биография, протоколы опроса любовниц, товарищей и сослуживцев, официальные характеристики по работе, выписки с грифами УОД и криминальной полиции, анализы личности и многостраничные расшифровки звукозаписей… Вся его суть умещалась в одной-единственной характеристике, составленной три месяца назад аналитиками отдела психологической поддержки.

Кислицын Олег Захарович. Мужчина. Родился тринадцатого июня тысяча пятьсот сорок пятого года. Холост. Ориентация: стандартная. В армии не служил. Образование: истфак Мокольского государственного университета, закончен по специальности «архивное дело» в тысяча пятьсот шестьдесят восьмом году. Каким-то неизвестным способом избежал обязательного распределения и ни дня не работал по специальности в дипломе. Длинный перечень должностей и учреждений, смененных за последние четырнадцать лет, всегда связанных со снабжением и перемещением матценностей – от экспедитора в магазине до завотделом снабжения Капстроя. В студенчестве однажды оказался в милиции за наивную попытку фарцевать южными сигаретами, сделал выводы и больше спекуляцией не занимался. Официально не женат ни разу, хотя расстался с четырьмя любовницами, с двумя – достаточно постоянными, чтобы считаться гражданскими женами. В последние годы эпизодически встревает в любовные приключения со случайными женщинами, но ни разу – дважды с одной и той же. Единственный друг – немец по национальности, школьный однокашник, а ныне сотрудник Канцелярии с солидной выслугой лет.

Олег Кислицын. Молодой парень, вступивший в пору среднего возраста и до сих пор не нашедший себя в жизни. Странная противоречивая личность, сочетающая в себе одновременно наглость и замкнутость, циничность и метания в поисках идеала. Талантливый, хотя и неотшлифованный ум, способный к быстрому сопоставлению фактов и вычленению системы из хаоса случайных событий. Делец. Рисковый игрок. Одиночка. Эгоист. И тайный идеалист, в чем, вероятно, не признается даже сам себе.

Нет, незачем лезть в сейф. Пальцы Шварцмана шевельнулись, словно поглаживая невидимый листок, который он помнил почти наизусть. Наткнись Прохорцев на тебя, Олежка, на год раньше, сегодня ты бы уже работал у меня штатным аналитиком с радужными перспективами. Но сегодня ситуация изменилась. Ты еще послужишь своей стране, мальчик, но совсем иначе.

Настало время для совсем другой секретной папки. Папки, существующей лишь в воображении начальника Канцелярии Народного Председателя.

Для папки, на незримой обложке которой невидимыми буквами выведено лишь одно слово: «Шквал».

06.08.1582, понедельник

— Наш ведущий эксперт по телегам, как всегда, спозаранку горит на работе, — ехидно прокомментировал Бегемот, без стука врываясь в кабинет. — Подает, тык скыть, пример нерадивым окружающим. Вроде меня.

Олег с трудом оторвал гудящую голову от подголовника, мучительно, одним глазом посмотрел на Бегемота, застонал и уронил голову обратно. В думательной части тела мерно бухал колокол, заставляя мечтать о скорейшей смерти или хотя бы о вечном покое. Во рту стоял мерзкий медный привкус. Бегемот, кажущийся сегодня отвратительно жизнерадостным, посмотрел на него и укоризненно покачал головой.

— Пить надо меньше! — подняв к потолку палец, глубокомысленно возгласил он. — Или хотя бы похмельем не страдать. Вот, скажем, бери с меня пример. Я и водку с пивом мешаю, и коньяком разбавляю, в отличие от тебя, чистоплюя, и всегда с утра как огурчик. Но у меня организм такой приспособленный, а ты? Мужик, как спросил бы тот попугай, если ты летать не умеешь, чего выеживался?..

Снова застонав, Олег нащупал на столе дырокол и вяло швырнул в сторону мучителя. Тот, легко поймав пластмассовую вещицу и водрузив ее на исходное место, бесцеремонно плюхнулся в кресло. Ну что за народ пошел, в отчаянии подумал Олег. Никакого уважения к друзьям, даже страдающим от… гм, мигрени. Блин, убью! Всех убью! Всех…

— Ты бы аспиринчику тяпнул, — посоветовал Пашка, закинув ногу на ногу. — За компанию с анальгинчиком. Или не запасся? Послать вахтера сбегать в аптеку?

— Да выпил уже, — с трудом разлепил губы Олег. — Не подействовало пока. Слушай, ну чего тебе надо, чего ты надо мной издеваешься? — он страдальчески скривился. — Знаешь, что люди делятся на две категории – одни не умеют пить, а у других жуткое похмелье? Один ты, бегемотище толстокожее, к третьей относишься. У тебя голова – точно сплошная кость. Ты откуда здесь взялся? Тут же охрана…

— А я сказал, что к тебе! — ухмыльнулся Пашка. — Удостоверение канцелярское показал, мужик себе под нос меня кнопарем обозвал ни за что и пустил. А мне анекдот новый рассказали. Иду на работу – я рассказывал, что для здоровья начал пешком ходить? — и думаю, а чего бы тебе не передать? Вот, слушай. Приходит, значит, мужик к терапевту и говорит: доктор, а почему я вижу одно, слышу другое, а думаю совсем третье? А тот и отвечает… Понял, понял, уже ухожу, — торопливо закончил он, увидев, что рука Олега подбирается к тяжелой стеклянной пепельнице. — Вот уже и товарища с утра пораньше проведать нельзя! Слушай, пойдем сегодня вечером в «Красавицу», а? Ты у нас пробивной, всюду левой ногой двери открываешь, а там такой джаз-банд, говорят, гастролирует! Ладно, ладно, потом звякну, когда тебе получшеет.

Последние слова он предусмотрительно произнес из-за двери кабинета, не без оснований опасаясь, что под благотворным влиянием аспирина второй бросок окажется куда более точным.

Какое-то время Олег еще лежал в кресле, приходя в себя. Колокол в голове медленно затихал, каждое движение глаз уже не вызывало острой рези под сводом черепа. Наконец он смог заставить себя сесть в кресле вертикально. Могучим усилием воли отогнав видение кружки с пивом, тяжело вздохнул и протянул руку, чтобы включить терминал Хранителей.

Телефон настойчиво затарахтел, и все еще больная голова затарахтела в такт с ним. Нехорошо ругнувшись про себя, Олег все-таки не рискнул проигнорировать призыв к общению. Вдруг кто важный?

— Алло! — нехотя сняв трубку, начальственным тоном проговорил он, стараясь, чтобы предательская сипота не прорезалась в голосе. — Кислицын у аппарата! Алло, вас слушают! Кто говорит?

Трубка таинственно молчала. Олег стукнул по телефону в тайной надежде, что сейчас придется вызвать мастера, который снимет неисправный прибор и станет полдня его чинить, хоть на такой мизерный срок обеспечив его тишиной. А там и башка, глядишь, пройдет.

— Кислицын? — прохрипела трубка, самым подлым образом разрушая внезапную надежду. — Шварцман говорит.

Какое-то время в трубку молча сопели.

— Я появлюсь в ваших краях через час, разговор есть. Жди, никуда не уходи. Понял?

— Здравствуйте, Павел Семенович. Понял, — грустно согласился Олег. — А может, я к вам…

Но в трубке уже пикали короткие гудки.

Шварцман? Едет лично? К рядовому эксперту, пусть и опекаемому Хранителями?! Вот так так. Конечно, есть шанс, что он намерен поблагодарить за хорошую работу, пожаловать серебряным портсигаром и отечески похлопать по плечу, но настолько мизерный… Голова снова начала пульсировать, мешая думать. Ох. Олег попытался сосредоточиться. Что же все-таки случилось вчера? Как снял девицу в кафешке, куда зашел пожрать после работы, он помнил. Как ловил машину – тоже. И даже как расплачивался, не забыл: сука-водила требовал трешку, хотя там ехать-то… Дальше провал. Сплошная чернота. А утром – страшная головная боль, бутылки из-под водки и пива на столе (он их точно не покупал – или тоже забыл?) и кровать, в которой он явно дрых один. Либо вечером он умудрился напиться как свинья и вырубиться, и девица вполне справедливо свалила домой, либо она подсыпала что-то в бухло. Если последнее, то повезло, что жив остался.

С бодуна он не заметил, чтобы что-то пропало: деньги он держал в мини-сейфе с кодовым замком, добытом по случаю лет пять назад, больше ничего явно ценного в квартире не имелось, а перерывать ее по мелочам он оказался не в состоянии. Вопрос на засыпку: стоит ли топать в полицию и писать заявление? Три раза ха. Что он в качестве преступления опишет? Что не смог впендюрить бабе, надравшись в хлам? Тьфу. Лучше забыть. И на будущее – либо бабы, либо алкоголь. Все, точка. Закрыли тему.

В другом проблема. Неожиданное внимание всемогущего начальника КНП вряд ли сулило что-то хорошее. Интересно, что там стряслось? Дуболом таки арестовал половину штата Канцелярии, и теперь Шварцману некому составлять аналитические записки? Вряд ли. Все-таки прав Бегемот, не допустит господин Треморов ослабления своей основной опоры. Шварцману и его главным приспешникам Дуболом головы пообрывать может, но не более того. Да еще и неизвестно, кто кому пообрывает. Шварцману, в общем, не впервой, и на дворцовых интригах он собаку съел. Или даже целую стаю.

Олег представил себе Шварцмана, сосредоточенно, одну за другой, поедающего собак (собаки почему-то как на подбор попадались худые, серые и облезлые, по виду типичные бродяжки), и усмехнулся. Блин, сказал бы мне кто еще год назад, что я стану держать руку начальника Канцелярии в подковерной борьбе и искренне желать его усиления – не поверил бы. Расхохотался бы в лицо или просто послал бы подальше.

Ох, ладно. Нужно прийти в себя и хотя бы для видимости поработать. Олег c усилием выбрался из кресла, подошел к окну, отдернул штору и распахнул окно. Утренний августовский воздух ударил ему в лицо – жаркий и плотный, но все же более приятный, чем спертый воздух кабинета. Чем бы рот прополоскать, чтобы перегаром не перло?..

Ровно через час после телефонного звонка раздался вежливый стук в дверь. С видимым усилием справившись с могучей пружиной, в комнату протиснулся Хмырь. Точнее, Прохорцев Константин Афанасьевич, в который раз строго поправил себя Олег. Надо же, как кличка прилипла. Вроде столько времени и событий с первой встречи прошло, а вот определение как втемяшилось в голову, так и не отстает. Ох, только бы не сболтнуть где. Прохорцев человек обидчивый и к начальному уху доступ имеет. Ссориться с ним себе дороже.

Прохорцев между тем внимательно осмотрел кабинет, словно опасаясь подвоха. Удовлетворившись результатами осмотра, он уставился на Олега.

— Сидишь? — строго поинтересовался он. — Ждешь? Ну сиди, сиди, много высидишь… — Он ухмыльнулся. — Хозяин, между прочим, тебя внизу ожидает, в машине. Так что лети, задрав штаны, а то он сегодня не в духе.

Холодная ярость всколыхнулась в Олеге, снова пронзив голову болью. Он неторопливо поднялся из-за стола, и так же неторопливо подошел к Прохорцеву вплотную. Дождавшись, когда нагловатое выражение на лице гостя сменится неуверенностью, он процедил сквозь зубы:

— Задрав штаны будешь ты бегать, шестерка, — он с трудом удержался от позыва сплюнуть гостю прямо на ботинок. — Меня вызывают – я иду, а бегают с задранными штанами пусть другие, кому по должности положено. Понятно, Арсений… Афанасьевич?

Он посмотрел в глаза Прохорцеву тем немигающим взглядом, который в последнее время тайно тренировал перед зеркалом. Боевые испытания, значит, мелькнуло у него где-то внутри. Ну-ну, испытатель, смотри, доиграешься.

— Много о себе думать стал, — приходилось отдать Прохорцеву должное, оправился он от шока почти мгновенно. — Смотри, как бы шеф не решил, что слишком загордился. А то ведь если что, никакие Хранители не прикроют.

Прохорцев смерил Олега с ног до головы презрительным взглядом и исчез за дверью. Да, похоже я все-таки умудрился с ним поссориться, обреченно подумал Олег. И что на меня нашло? Неплохой ведь, в общем-то, мужик, попадаются много паршивее. Ладно, делай что должно, и будь что будет. Не помню, кто сказал… уж не Тилос ли? Хорошему совету грех не последовать. Олег покачал головой и вышел из кабинета вслед за Прохорцевым.

Шварцман стоял у своего лимузина, припаркованного во внутреннем дворе министерства, опершись на него и смотря поверх крыши куда-то вдаль. Олег снова заметил, насколько старым тот выглядел в последнее время – лет на семьдесят, не меньше. Под глазами темнели мешки от бессонницы, в груди хрипело, на щеках играл нездоровый румянец. Правда, его взгляд остался прежним – острым и испытывающим. Некоторое время Шварцман изучал Олега, затем кашлянул.

— Ты чего с Арсением ругаешься? — строго осведомился он. — Прискакал он сейчас от тебя пулей, мрачнее тучи. Послушай старика, не зли людей без нужды, — неожиданно мирно закончил он. — Никогда не знаешь, кто, когда и зачем пригодится. Пошли, прогуляемся.

Не дожидаясь ответа, он махнул рукой высунувшемуся из машины Прохорцеву и медленно пошел по дорожке, ведущей через министерский парк. Олег последовал за ним. Прохорцев некоторое время нерешительно смотрел им вслед, затем пожал плечами и опустился на сиденье.

Яркое солнце сияло посреди блекло-голубого неба, еще только чуть приподнявшись над вершинами берез и осин, кое-где перемежаемых елью и пихтой. Стояла жара, необычная для августовского утра. Ветерок забирался за шиворот и дергал за галстук, не принося никакого облегчения. Пройдя сотню метров, Шварцман тяжело опустился на скамейку и уставился на куст на противоположной стороне аллеи. Не говоря ни слова, Олег осторожно пристроился рядом, рассудив, что вторгаться в раздумья начальника Канцелярии не только невежливо, но и небезопасно. Не будите спящую собаку, подумалось ему, не то она проснется и… Что? Штаны в клочья порвет? Олегу представился Шварцман с обрывком штанов в зубах, и он невольно фыркнул. Как бы в ответ Шварцман глухо продекламировал:

Олег удивленно посмотрел на него. Шварцман злой, Шварцман веселый, Шварцман торжествующий – такое он представить мог. Шварцман подавленный, Шварцман растерянный, унылый – странно, но тоже понятно и приемлемо: чего только в жизни не случается. Но Шварцман, декламирующий стихи… Легче поверить в добряка Народного Председателя, искренне пекущегося о благе простого народа, коего тому народу демонстрировали по телевизору раз в неделю. По слухам Олег знал, что Шварцман люто ненавидит поэзию и даже лично отдавал приказы разгонять поэтические кружки, и его челюсть начала потихоньку отвисать.

— В Древней Македонии существовала секта, считающая, что наш мир создал Бог Огня. Он же создал людей и дал им Живительный Огонь, чтобы помогали бороться против духов Вечного Холода, стремящихся заморозить мир и уничтожить творение своего врага, — Шварцман говорил в пространство, казалось, совершенно не обращая внимания на Олега. — Секта огнепоклонников считала, что весь мир погряз в грехе, забыв про Создателя, так что хотя бы они, Избранные Огнем, должны наставлять людей на путь истинный.

Начальник Канцелярии усмехнулся.

— Обычный бред. Каждая религиозная группа считает себя избранной. Необычным оказалось то, что среди них нашлись умные люди, которые пустили фанатичную энергию сектантов не на проповеди на площадях и не на формирование боевых отрядов. Они создали мощную подпольную организацию, фактически управляющую государством. В секте состояли многие видные ученые и политики того времени. Есть предположения, что у них имелся порох, украденный у сахарских арабов, а также огнестрельное оружие. Не так много, конечно, но хватало, чтобы три столетия направлять мир в образе Македонии к светлому будущему, свободному от последователей Холода. Ну, и под своим, разумеется, управлением, — он повернул голову и упер в Олега тяжелый немигающий взгляд исподлобья. — Ничего не напоминает?

— Хранители, — лаконично ответил Олег. Он напряженно ожидал продолжения.

— Догадливый мальчик, — криво усмехнулся Шварцман. — Возьми на полке пряник. Правильно, Хранители. Несколько месяцев назад я дал задание историкам отыскать в архивах все, что походило бы на наших таинственных благодетелей. Уж и не знаю, что рассказывал твой куратор, но меня они пытались уверить, что их организация создана тридцать лет назад по сверхсекретному распоряжению Железняка. Не верю, — отрезал он, как инквизитор на допросе еретика. — Мне частенько вешали лапшу на уши, знаешь ли, и я сразу вижу, можно ли верить в сказки, которые мне рассказывают.

Он прокашлялся и какое-то время сопел себе под нос.

— Так вот, не верю я им, да и они никогда на своей версии особо не настаивали. А историки накопали большую кучу бумажного мусора, коей место в сортире, но в ней нашлась такая вот забавная историйка. А стишок, что я прочитал, служил у них чем-то вроде гимна. Перевод вольный, разумеется, но смысл понятен, как мне втолковывал олух в белом халате.

— Три столетия… — медленно проговорил Олег. — Надо же! Крепкая у них вышла организация. Как они погибли?

Во взгляде Шварцмана проскользнуло нечто, похожее на одобрение.

— Обычная история, — ответил он. — Разложение изнутри. Поверили в собственную непорочность, надоело строить светлое будущее для других. Часть их Круга решила, что настало время устроить Мир Огня на Земле. Вторая часть, с первой несогласная, попыталась сопротивляться, а когда их задавили силой, разбежалась по углам. Радикалы захватили власть, и их перерезал народ после того, как они, заняв столицу… не помню, как ее, постановили принести в жертву Огню каждого десятого младенца. В знак благодарности за победу. После народного, так сказать, гнева для показательного суда императору никого и не осталось.

— По углам разбежались? — задумчиво пробормотал Олег. — Так в архивах написано?

— Точно, — охотно согласился начальник Канцелярии. — Именно что в архивах. А главный тогдашний архивариус, по косвенным данным, сам в секте состоял. Ты ведь истфак заканчивал, верно? Тогда и сам все понимаешь.

На какое-то время наступила тишина. Шварцман опять погрузился в собственные мысли, Олег же просто откинулся на спинку скамьи, разглядывая небо и размышляя об услышанном.

— Ладно, — прервал молчание Шварцман. — Паранойя еще никого до добра не доводила. Если они следят за мной повсюду, то у нас в любом случае нет шансов. Рискнем предположить, что Хранители не держат меня под колпаком постоянно, а Дуболом еще не в состоянии нашпиговать каждый парк жучками без моего ведома. Машину или даже мой кабинет – пожалуйста, но повсюду – кишка у него тонка. Пока… — Шварцман надсадно закашлялся, достал из кармана крохотную желтую капсулу, сунул в рот. — Бронхит обострился, — бросил он, поймав недоуменно-встревоженный взгляд Олега. — Не обращай внимания. И не смотри на меня, как на покойника! — внезапно вспылил он. — Ты мне лучше скажи, что про нынешнюю кашу думаешь?

— Про какую кашу? — удивился Олег. — Про то, что в стране происходит? Так говорят же – временные трудности, неурожай и все такое…

— Кончай ваньку валять! — рявкнул Шварцман, довольно невежливо перебивая политически выдержанную речь. — Будь ты на самом деле таким идиотом, каким сейчас выглядишь, не стали бы Хранители тебя держать, — он засопел, успокаиваясь. — Я спрашиваю, что ты на самом деле думаешь, а не о том, что по ящику болтают. То я лучше тебя знаю, лично иногда тексты пишу. Ну?

Олег помедлил. Внезапно к нему вернулось то самое чувство «пан-или-пропал», которое он уже давно не испытывал. Пожалуй, с самого момента первого общения с начальником Канцелярии. Нет, дружок, изменился ты в худшую сторону, ох как изменился… Да какого хрена! Срабатывало раньше, сработает и сейчас. Или кривая, на худой конец, вывезет. Честность – лучшая политика. Правда, только правда, и ничего, кроме правды!

— Хреновы у нас дела, Павел Семенович, — небрежно ответил он, невольно повторяя позу Шварцмана и обращая взгляд куда-то вдаль. — Хреновей некуда. Я не про транспорт говорю, а вообще. С другими экспертами я тоже общаюсь. Ткните пальцем в любую область народного хозяйства, и обязательно получите стагнацию, если не спад за последние два-три года. По официальной статистике, заметьте, стагнация и спад. А мы с вами оба прекрасно знаем, какое отношение официальные цифры имеют к реальности. Да в магазины зайдите. Не в Моколе, нет, а хотя бы в области. Я тут к одному из ребят в нашем аквариуме на дачу ездил неделю назад, он всех на день рождения пригласил. Электричкой до Скалкино час, а там автобус ходит, еще полчаса. И вздумалось мне там в магазин возле станции зайти, торт купить, поскольку из Моколы везти поленился, чтобы в давке не помять. Павел Семенович, вы давно в такие магазины в последний раз заходили?

Шварцман промолчал.

— Пусто. То есть вообще пусто. Один березовый сок в трехлитровых банках. Я еще так поинтересовался осторожно насчет торта, а продавщица меня едва ли не обматерила. Высказалась в том духе, что мокольцы совсем охамели, и так всем завалены, да еще и в других местах вынюхивают, все им мало. Я с народом поговорил – в малых городах везде так, да и в крупных немногим лучше. Разве что на югах в магазинах с продуктами полегче, да там и рынки есть довольно дешевые. Но у нас на севере полный швах.

— Все?

— Скажите, Павел Семенович, а насколько верны слухи, что Сахара нам откажет в очередном продовольственном кредите?

— Ты откуда такое взял? — резко спросил начальник Канцелярии.

— Один из экспертов-финансистов рассказал. Формально все помалкивают, а на деле слушки ползают среди тех, кто понимает. Так откажут?

— Не твоего ума… — Шварцман осекся и внимательно посмотрел на Олега. — Извини, сорвался.

Олег подавился слюной и судорожно закашлялся. «Извини»?! От начальника Канцелярии?! Шварцман терпеливо ждал.

— Что ты о Хранителях думаешь? — наконец спросил он.

Олег пожал плечами.

— Ничего не думаю. Вам здесь куда лучше видно, Павел Семенович, чем мне, я просто не знаю ничего сверх рассказанного Тилосом – он мой куратор. А рассказывает он с гулькин хрен. И я не понимаю их намерения. Не знаю, тридцать лет они готовились или три тысячи, но в таких открытых действиях у них просто нет необходимости. Все, что они сейчас делают гласно, могли бы сделать и тайно, как раньше. Единственное объяснение я вижу только в духе легенды про Избранных Огнем. Надоело ждать, захотелось власти и поклонения, вот и решили прямо сейчас стать правителями. И уж их кольями и ухватами точно не побьешь. Их и танки-то не берут, если я правильно понял.

— Правильно понял, — согласился Шварцман. — И не только танки. «Красный снег» их тоже не берет, они демонстрировали как-то на полигоне. Знаешь про «Красный снег»? Правильно, и не надо пока, за такое знание головы откручивают. Танковую броню он проедает, как кипяток снежный наст, а вот челнокам Хранителей похрен. Даже блестеть не перестают. Они сами утверждают, что на их машинах можно прогуляться через звезду класса «голубой гигант» и даже не вспотеть. Сам не видел, но вполне верю. Дальше.

Олег подавил новый порыв своей нижней челюсти мягко опуститься на грудь. Что же Шварцман сегодня с ним такой откровенный? Ох, не к добру… Он мысленно потряс головой и продолжил:

— В то же время Хранители, как мне кажется, неплохие ребята. Вежливые, аккуратные, скорее советуют, чем приказывают, хотя могут при необходимости и сломать через колено. Я, правда, общался в основном с одним и тем же Хранителем, с Тилосом, но пару раз возникали и другие. В общем, у меня не сложилось впечатление, что всеобщее преклонение и обожание – то, что им нужно. Поэтому их мотивы я категорически не понимаю. Вот, в общем и все.

Олег остановился и выжидательно посмотрел на Шварцмана. Сейчас мы выясним, пан или пропал, пронеслось у него в голове. Жаль пропадать по такой славной погоде. Вот если бы дождь шел или снег валил… Когда там солдату умирать легче?

Шварцман долго молчал, терзая в руках какую-то соломинку. Соломинка стойко сопротивлялась, но в конце концов измочалилась и порвалась. Шварцман с каким-то ожесточением продолжал рвать ее на части, наконец, изорвал в труху и раздраженно бросил на землю. Потом, как бы спохватившись, сунул руки в карманы пиджака и посмотрел на Олега. Теперь в его глазах читался еще и интерес.

— Да, парень, не ошибся я в тебе тогда… в первый раз, ох, не ошибся, — казалось, он наслаждался собственной проницательностью. — Помнишь, тебе кастетом от людей Дуболома по кумполу попало? Вижу, помнишь, кто такое забудет! Так вот, тебя не случайно приголубили. Оперативный отдел раскопал, что именно в тебя метили.

— Да, Прохорцев рассказывал. И Хранители намекали. Вот уж связался я с вами…

— Да не смотри на меня таким угрюмым взглядом! — вдруг хрипло расхохотался Шварцман. — Жив ведь? Жив. При должности. С перспективами. Да и стоишь ты побольше, чем раньше, к тебе уже серьезно присматриваются… отдельные господа, думают, как бы к себе переманить. Не вечно же тебе у Хранителей на побегушках ошиваться. Еще никто к тебе не подходил со странными разговорами? Ничего, подойдут, и очень скоро. Стоило ради такого по башке получить? Молчи, по глазам вижу, что стоило, пусть ты даже себе не признаешься.

Шварцман снова нахмурился.

— В общем, Олежка, мозги у тебя варят, хвалю, да и мелочи ты в картинки складываешь очень неплохо. Скажи-ка вот что. Представь, что ты сейчас Народный Председатель. Вся власть у тебя. Что бы ты делать стал, а?

Олегу стало весело. Похоже, что все-таки пан. Опять пан. Везунчик же ты, дружок, ох и везунчик. По закону подлости, конечно, рано или поздно за свое везение огребешь по полной программе, но пока продолжай держать тигра за яйца. Значит, школьное сочинение на тему «Если бы я стал Народным Председателем»? Ладно…

— Ну, начал бы я с того, что послал нафиг сказки про Путь Справедливости, — небрежно бросил он. Интересно, что скажет на такое столп общественного строя? Столп молчал, и Олег волей-неволей продолжил: — Дурацкая идеология сейчас нам только мешает. Нет, оно да, Великая Революция и все такое, но времена меняются. И капитализм сейчас не тот, и мы другие, — он помолчал, собираясь с мыслями. — Значит, первое, что бы я сделал – отменил бы Путь Справедливости. Не сразу, конечно, твердолобых хватает, но постепенно, лет за десять-пятнадцать, все бы свыклись. Тем временем начал бы эксперименты – так бы их назвали – с применением в народном хозяйстве элементов капитализма. Ну, придумали бы что-нибудь поблагозвучнее…

— Свободу слова бы ввел, свободу совести, — как бы про себя пробормотал Шварцман.

— Обижаете, Павел Семенович, такими провокациями, — хмыкнул Олег. — Какая там свобода слова! Она нам еще долго не потребуется. Люди привыкли жить, как укажут. Если их враз на свободу отпустить, с ума ведь сойдут. Нет, без нее вполне бы пережили. Впрочем, возможно, видимость создать полезно, в первую очередь в расчете на Сахару. Скажем, либеральная независимая газетка, где печатались бы разгромные статьи по любому поводу. Что-нибудь типа «Новостей народных избранников» или «Художественного листка» вполне можно задействовать. Они бы печатали, мы бы не реагировали. И пар бы выходил, и нам неприятностей меньше. Но это так, мишура, — внезапно Олег зло лягнул пяткой ни в чем не повинную скамейку. — Павел Семенович, вы на полном серьезе спрашиваете, что бы я стал делать? При Хранителях-то? Сейчас фантазировать можно сколько угодно, но при них я бы делал то, что надо им. А чего им захочется… Не Народным Председателем я бы стал при них, а марионеткой. Совсем как Треморов сейчас. Верно ведь, что он тоже под их дудку пляшет, да? И вы даже здесь с оглядочкой, не слышат ли они нас….

— Ох, и наглец же ты, парень, — меланхолично заметил Шварцман. — Замашки у тебя вполне… Треморова такое положение устраивает, а тебя, значит, нет?

— Поймите меня правильно, Павел Семенович, — откликнулся Олег. — Я ничего не имею против Хранителей лично. Парень, что со мной работает, мне даже нравится – умный, деликатный, всегда на отвлеченные темы потрепаться может. Но не в личных симпатиях дело. Нельзя строить государственную власть на такой основе. Люди теряют инициативу, полагаясь на указку сверху, а если инициативу теряет глава государства… Нет, не пошел бы я в Народные Председатели. Зачем вы вообще завели разговор, Павел Семенович? Зачем сюда явились, почему к себе не вызвали? Не для того же, в самом деле, чтобы провокацию устроить и на антинародные разговорчики раскрутить.

Ну все. Сейчас Шварцман либо окончательно ошалеет от моей наглости, и я огребу пожизненный волчий билет, если не хуже, либо наконец-то расколется, зачем я ему потребовался. Я бы на его месте ошалел.

— Я свое отыграл, Олег, — медленно ответил начальник Канцелярии. — Ты многое слышал – значит, наверняка слышал, и что мне осталось недолго. Не так важно, уйду я сам или же мне помогут. Но вот беда – всю жизнь я делал свое дело, хорошее ли, плохое ли, но делал, и при том полагал, что действую на благо своей страны. Да, я предавал, посылал людей на смерть, шел по головам, ломал хребты врагам… Но я всегда помнил, ради чего я живу и борюсь. А вот Сашка Треморов, похоже, и не знал никогда. Для него власть – лишь потребность, такая же, как еда и воздух. Он наслаждается своим могуществом, и ему глубоко наплевать, что станет со страной и людьми. Хранители для него – отличный шанс удержаться у власти, пусть неполноценной, но все равно огромной, и он с радостью продолжит работать на них до самой смерти. Я – нет. Сашка меня знает как облупленного, так что перспектив у меня не просматривается. Скажи мне… Скажи мне, Олег, а станешь ли ты Народным Председателем, если я, лично я, предложу?

Олег потер глаза и еще раз прокрутил в голове последнюю фразу собеседника. Нет, все ясно и недвусмысленно. Вот сумасшествие так сумасшествие, подумалось ему. Из завснабов в Нарпреды – ну ничего себе перспективочка! Крыша едет по полной программе. Пан или пропал, вот в чем вопрос. Только уже не Шварцману на него отвечать. Если речь не о провокации – а провоцировать мелкую сошку начальнику Канцелярии совершенно незачем – то он вполне серьезен. Но чтобы сыграть в его игру, потребуется куда больше, чем везение.

Он вздохнул.

— Предположим, я верю, что вы говорите серьезно. Но скажите, Павел Семенович, почему вы предлагаете такое мне? Не верю, что просто за красивые глаза. Мы и знакомы-то меньше года. Наверняка у вас есть немало проверенных и надежных людей, которые понимают в политике куда больше меня. И что делать с Хранителями? Разве они позволят?

— Ты и не представляешь, Олег… хм, Захарович, как ты похож на меня пятнадцать лет назад, когда я еще не успел стать начальником Канцелярии, — Олегу показалось, что в глазах Шварцмана мелькнуло ехидное выражение. — Не мордой похож, конечно, а тем, как думаешь и на мир смотришь. Разумеется, я о тебе все знаю, ну, или почти все. Ты мне подходишь. Почему именно ты? Ну, можешь считать, что я сентиментален. А о Хранителях не беспокойся, они мое дело. В общем, ответа прямо сейчас я от тебя не жду. Можешь отказаться. Карьера в Канцелярии тогда тебе больше не светит, но зато и риска никакого. А если согласишься, то пути назад не останется. Думай, но недолго. Не позже послезавтрашнего утра помиришься с Арсением и передашь ему свое решение. Все на сегодня. Счастливо.

Начальник Канцелярии грузно поднялся со скамьи и зашагал по аллее в сторону стоянки, ссутулившись и заложив руки в карманы брюк. Олег обхватил себя руками и поежился. Несмотря на поднимающееся к зениту солнце и все усиливающуюся жару, ему стало зябко. Что вдруг старому волку вожжа под хвост попала?

Ну, до послезавтрашнего утра еще есть время подумать. Хотя… каков будет ответ, понятно уже сейчас.

* * *

Кресло консоли управления удобно охватывает тело, плывущее в искусственной невесомости. Руки неподвижно лежат на подлокотниках, и только пальцы слегка двигаются, управляя перемещениями невидимой камеры. Зрачки под закрытыми веками мечутся, бессмысленно пытаясь сфокусироваться на картинке, непонятно как транслирующейся непосредственно на сетчатку. Что же все-таки выступает в качестве проектора? Нет, не сейчас. Отогнать несвоевременную мысль и сосредоточиться на действии. Камеру чуть выше… нет, здесь обзор закрывает ветка, чуть левее… вот так. Небольшое увеличение…

В подъехавшем колесном фургоне – трое. Перед тем, как выпрыгнуть из кабины, двое торопливо натягивают на лица лыжные шапочки с прорезями, словно украденные из южных кинобоевиков. Кромешная ночь, только тускло горит лампа в плафоне над будкой сторожа, и со стороны разглядеть лица даже без масок не сможет ни один человек. Но ночные гости не хотят рисковать. В их планы пока что не входит возвращение за решетку.

Три тени движутся сквозь кусты у поворота, две почти неслышно, третья – пыхтя, отдуваясь и с треском ломая ветки. В его возрасте и с его комплекцией ночные приключения противопоказаны. В общем-то, он и не нужен, те двое справились бы и без него. Но им нужно повязать сообщника кровью, о чем он пока не догадывается, а ему застила глаза алчность.

Алчность. Жадность. Зависть. Главные чувства, разрушающие мир. Народовольцы, совершившие Великую Революцию, были правы – их нужно искоренять всеми средствами. Вот только средства у них оказались негодными, и сорняки выполоть не удалось. Построенная система умирает, и чем дальше, тем пышнее они расцветают в сердцах людей. Ну ничего, все изменится. Никаких больше революций, никаких расстрелов и чисток, лишь вселяющих в души выживших страх, но не выпалывающих бурьян. Мы используем другие средства. Надо лишь скрупулезно разобраться в ментоблоках. Лестер дни и ночи проводит с Робином, пытаясь найти внятные описания технологии, но пока можно проводить испытания и без них, методом тыка.

Стоп. Опять отвлеклась. Сфокусироваться на здесь и сейчас…

Трое пробираются через кусты. Тускло горит фонарь над будкой. Сторож, по своему обыкновению, заперся внутри на засов и мирно спит – именно так думают ночные посетители. Тени в масках встают сбоку двери, грузный уверенно стучит в стеклянное окошко: раз, потом, после паузы, снова и снова.

— Эй, Махель! — негромко зовет он. — Махель! Ты что, спишь? Открывай, я тут.

Визг засова, и дверь приотворяется. Наружу выглядывает заспанный сторож. Его неопрятная борода топорщится, а запах перегара гостя, наверное, сбивает с ног. Имитация идеальна.

— Петрович? — с трудом ворочая языком, вопрошает дед. — Что…

Люди в масках не дают ему договорить. Первый выдергивает его из домика, второй с размаху бьет по затылку тяжелым кастетом. Сторож мешком падает на землю, и второй тень еще раз наносит удар в голову. Первый переворачивает его на спину и щупает пульс на шее.

— Готов, — цедит он.

— Ч-что… что вы т-творите?! — заикаясь, тянет грузный. — Вы же сказали…

— Пасть захлопни, сявка! — угрожающе выплевывает бандит с кастетом. — Ты хочешь, чтобы он шухер поднял? Может, тебя рядом положить?

Он делает резкое движение. Грузный отшатывается.

— Нет-нет, я так… — скулит он. — Я ничего…

— Вот и заткнись. Ключи от склада, живо!

Пока грузный копается в карманах, а бандит с кастетом открывает изнутри и с усилием отодвигает тяжелую створку ворот, второй грабитель подгоняет фургон. Тот задним ходом вдвигается во двор, и ворота закрываются за ним. Тело сторожа заброшено в будку, ее дверь захлопнута, и случайный прохожий, если он и окажется здесь, не заметит ничего подозрительного.

Движением пальцев сместить камеру выше. Панорама залитого мраком двора. Фургон припаркован у склада, его двери распахнуты, и двое в масках торопливо таскают в него картонные коробки с надписями на яркси. Уже через день или два супермодные женские сапоги на «манной каше» начнут всплывать на черном рынке и в магазинах у «своих» продавцов. Официальная государственная цена: сто двадцать форинтов. Неофициальная: триста-четыреста. Если бы товар ушел налево по обычным схемам, заведующему складом прибыли хватило бы на пару лет безбедной жизни. Но алчность, жадность, зависть – и что стоит одна человеческая жизнь?

Время. Что он тянет? Необходимых доказательств и так уже сверх меры. Напомнить ненавязчиво? Нет, пусть мальчик проявит самостоятельность. В конце концов, сейчас первая его операция, самостоятельно спланированная от начала и до конца. И первая, проведенная по новой схеме, с привлечением сторонних сил. Незачем отнимать у него гордость успеха мелкими придирками.

Ага, сигнал. На грани взгляда начинает мигать светлая точка, и одновременно прожектора по периметру двора вспыхивают ярким режущим светом. Несколько секунд заведующий складом осмысливает ситуацию, потом хватается за сердце и медленно сползает по стене на землю. Фигуры в масках замирают, потом швыряют ящики и бросаются к воротам. Поздно. Поздно не на минуты и не на секунды, а на целую жизнь. Во двор уже бегом врываются два десятка человек в ночном камуфляже с нашивками полицейского спецотряда. Негромко хлопают выстрелы, и обе фигуры падают. Приблизить камеру. Один подстреленных не жилец – штанина на пробитом бедре стремительно темнеет, по земле растекается лужа крови, черной в свете прожекторов: вероятно, пуля задела артерию. Но второй, подвывая от боли, катается по грязной земле, держась за раздробленную голень. До суда он все равно не доживет – тайные дела Хранителей еще рано выносить на публику, но показания даст. И тогда прекратит существование целая преступная сеть: мелкие банды, каналы поставок, незаконные склады, сбывающие краденое продавцы… Конечно, хлопот пока что слишком много. Убедить полицейских, что Хранители говорят им правду, обеспечить защиту свидетелей и следователей, собрать доказательства, не проходящие по классу черной магии… Но недалеко то время, когда полиция просто станет действовать по прямым указаниям кураторов. И тогда время на соблюдение бессмысленных формальностей резко сократится.

Последний завершающий штрих. У въездных ворот уже стоят три черных фургона. Пятеро полицейских с разрядниками настороженно оглядывают местность. Серебристый блеск в темноте – челнок с отключенной маскировкой бесшумно скользит в ночном воздухе. Полицейские дергаются и поворачиваются к нему, но оружия не поднимают. Из челнока появляется худощавый парень в черной майке и таких же джинсах. Небрежно махнув спецназовцам рукой, он подходит к будке и одной рукой, словно пустотелый манекен, выволакивает оттуда тело сторожа. Впрочем, почему «словно»? Одним движением руки Хранитель забрасывает отыгравшую свое куклу в открывшийся в челноке люк, ныряет на водительское место, и машина беззвучно растворяется в беззвездной темноте.

Движение пальцев: конец записи. Отчет ушел в архив. Завтра предстоит обсудить на Совете детали операции, но уже сейчас ясно: все прошло гладко. Можно приступать к разработке общих методических указаний по новой схеме. Осталось только поздравить мальчика с успехом.

Еще одно движение пальцев, и мир меняется. Ощущения замкнутой камеры больше нет. Остается лишь молодое сильное тело, сидящее на морском берегу в нескольких шагах от линии прибоя. Здесь, на востоке, континента уже вовсю полыхает заря нового дня, и в ее свете возникший рядом челнок отблескивает оранжевым.

— Я закончил, Суоко.

— Да, Тилос, знаю. Ты молодец. Прекрасно справился. Ну, и как впечатления?

Парень в джинсах и футболке присаживается рядом на гранитный валун и задумчиво смотрит на рассвет.

— Обыденно, — наконец произносит он. — Я даже не волновался. Все равно операцию от начала до конца проводила полиция. Я ведь так, только координировал помаленьку. Передать следователю запись разговора – невелико приключение.

— Не прибедняйся.

Так хочется протянуть руку и погладить его по коротко стриженным волосам! Нельзя. Может показаться материнским жестом, а ей меньше всего хочется, чтобы ее воспринимали как добрую пожилуюмамочку! Пусть она сейчас смотрит на мир глазами куклы, мало отличающаяся от лежащей в багажнике челнока. Но все равно это не тело стареющей располневшей бабы заметно за сорок, с ранней сединой в каштановых волосах и гусиными лапками в уголках глаз. Пусть она Хранитель и Ведущая, но она еще и женщина. И хочет выглядеть женщиной в глазах окружающих, особенно – сидящего рядом с ней юноши. Нет, по волосам нельзя. Но можно иначе.

Суоко чуть подвигается вбок и грудью приникает к спине Тилоса, положив руки ему на плечи.

— Все равно ты молодец, — шепчет она на ухо, чувствуя его напрягшееся тело. — Из тебя выйдет превосходный Хранитель.

— Я польщен, — откликается Тилос. Он снова расслаблен, и Ведущая с удивлением понимает, что не чувствует никакого отклика на свою близость. Несмотря на молодость он хорошо контролирует себя, хотя и слишком деликатен, чтобы стряхнуть ее. Впрочем, чего еще ждать от Хранителя? Ничего, малыш, у нас с тобой все еще впереди.

Ведущая отодвигается.

— Ну что, конец операции? — полувопросительно произносит она.

— Да. Сейчас спрячу челнок с куклами в океан, и в душ. Или нет, сначала в спортзал, потом в душ. Двое суток от консоли не отключался, тело, наверное, затекло как деревянное. Нужно размяться как следует. Суоко…

— Да?

— Зачем мы занимаемся такими вещами?

— Не поняла?

— Система разваливается. Массовое воровство и злоупотребление служебным положением всего лишь следствие. Сколько таких завскладами мы сможем обуздать? Ну, дадим мы по рукам еще десяти, ста или тысяче, а толку-то? Контроль за дефицитным ресурсом – серьезное искушение даже для абсолютно честного человека, а таких в природе не наблюдается. По крайней мере, среди нашей клиентуры.

— Ты хочешь сказать, что мы не должны вмешиваться в подобные мелочи?

— Я хочу сказать, что ситуацию нужно менять радикально. Мы не заткнем пальцем все дырки в плотине. Нужна новая плотина. Новый общественный строй. Почему мы не хотим его изменить? Ведь нам вполне по силам! Обработать несколько десятков ключевых фигур, а дальше просто контролировать постепенные реформы.

Суоко подтягивает колени к подбородку, обхватывает их руками и смотрит на краешек огромного солнца, показавшийся из-за горизонта.

— Ты ведь часто общаешься с Джао, верно? — спрашивает она.

— Ну, не так чтобы уж очень.

— Тем не менее, общаешься. И наверняка спрашивал его о том же. Что он тебе объяснял?

— Ну… — Тилос подбирает крупную округлую гальку и начинает вертеть ее в руках. — Что свобода воли людей неприкосновенна. Что нынешний социальный строй установился в результате свободного выбора во время Великой Революции. Что мы не имеем права ставить себя выше общества несмотря даже на все наши возможности. Не так?

— Я знаю Джао два десятилетия. Мы долго были близки, — Суоко чувствует, как в глубине сердца отдается давняя глухая боль. — Он очень умен, но у него есть недостаток – излишняя академичность. Он использует слишком много высоких слов, за которыми кроются вполне обыденные вещи. Давай я попробую объяснить то же самое попроще?

— Конечно.

— Видишь ли, Семен, — Суоко сознательно использует его настоящее имя, — несмотря на высокопарные слова о разуме и свободе воли люди в основном – тупые жрущие скоты. Подавляющему большинству в жизни не нужно ничего сверх еды вдоволь, развлечений поинтереснее да постельного партнера покрасивее. Свобода воли? Для них она пустой звук. Можно долго велеречиво рассуждать о том, что нельзя превращать мир в свиной загон, а людей – в свиней с ленточками на шее. Но дай людям выбор – голодная свобода или сытый свинарник, и основная масса с радостью захрюкает. Исключений не так много. Я не слишком грубо излагаю?

— М-м… я слышал и в такой форме, она для меня не новость.

— Хорошо. Семен, пойми меня правильно – мне очень неприятно выглядеть в твоих глазах холодной циничной сукой, хотя в значительной мере я такая и есть. У меня слишком много опыта, жизненного опыта Хранителя. Но я хочу, чтобы ты не пытался закрывать глаза на реальность. У нас просто нет такого права. Так вот, для толпы в основной ее массе сытый свинарник – предел мечтаний. А мы живем и работаем для тех немногих, для кого в жизни есть что-то еще. Да, мы разбираемся и с бандитами, и со взяточниками, и с наркоторговцами. Но, например, Крис, Трайдер, Топи и еще несколько человек работают с инженерами и учеными. Придушить в ученом совете ярого завистника, не допускающего до защиты диссертанта, для общества иногда куда важнее, чем разгромить уличную банду. Да и помочь внедрить изобретение наперекор нежеланию начальника цеха – тоже. Именно ученые и инженеры двигают общество вперед, и именно для таких людей мы работаем.

— Предположим. Но при чем здесь общественный строй?

— Да при том, что он такой, какой хочется гражданам Ростании. Великая Революция, чтобы ни утверждали отдельные историки, ностальгирующие по империи, явилась результатом не действий отдельных народовольцев, а общественных устремлений. И за текущее положение в экономике ответственны не только правительство и Народный Председатель, а весь народ. Что, когда рабочий сачкует на заводе всю смену, а потом тырит инструменты или, скажем, водопроводные трубы, он не понимает, что делает? Да прекрасно понимает. Он ни за что не согласится работать не на народном предприятии, а у настоящего хозяина. Хозяин и в курилке ошиваться в рабочее время не позволит, и прогуливать по пьяни, и воровать тоже. И если тому работяге хочется жить лучше, пусть займется улучшениями сам. Вкалывать для начала начнет, что ли, как следует. А меня совершенно не тянет сажать его себе на шею, чтобы он еще и ножки свесил. Я работаю ради тех, кому хочу и могу помочь, а не для воров и алкоголиков. Мне – и нам всем – проще помочь некоторым людям персонально, чем менять общественный строй целиком. Теперь понимаешь?

Какое-то время Тилос молчит. Солнце поднялось уже высоко и желтым огненным шаром пылает над морем, протягивая к берегу искрящуюся дорожку. Громко стонут чайки.

— Теперь понимаю, — наконец откликается Хранитель. — Но полностью согласиться не могу. Такие рассуждения плохи своей… монохромностью, что ли. Да, есть люди не от мира сего, которым наплевать на свой быт. И есть свиньи, которые захрюкают при первой же возможности. Но большинство все-таки нельзя явно отнести к миру добра или зла. Как они поступят в той или иной ситуации, предсказать сложно. Да, многие из них поколеблются и тоже захрюкают. Но человек отличается от вычислителя в первую очередь непредсказуемостью. И никакая свинья не способна пожертвовать собой ради остальных. А люди жертвуют. Суоко, мы должны дать им выбор! Воспользуются им или нет – их дело, но мы обязаны предоставить возможность. А сейчас выбора в Ростании нет никакого.

— Да, все-таки ты идеалист, — Суоко улыбается. — Тогда посмотри на ситуацию вот как. Народ в массе своей загнан в нищету и доведен до ярости дефицитом самого необходимого. Пар в котле перегрет, и все клапаны надежно завинчены. Что произойдет, если просверлить в котле дырочку? Вполне возможно, взрыв. Разрушение существующей власти, анархия, голод, гражданская война в той или иной форме… Ты помнишь, что две трети страны не обеспечивает себя продовольствием даже на четверть из-за неподходящего климата и почв? Что с ними случится, если распадется централизованная система снабжения? Сколько людей погибнет ради того, чтобы остальные, возможно, когда-то зажили чуточку лучше?

— И что же делать?

— Не нервничать в первую очередь. Семен, не один ты беспокоишься о происходящем. Совет готовит новые предложения, и мы огласим их в ближайшее время.

— Когда?

— Предварительные концепции для общего обсуждения – в течение месяца. Окончательные варианты выработаем, думаю, месяца через два-три. До выборов у нас еще есть время, а вот после них возьмемся за дело всерьез.

— Хорошо бы.

Тилос встает с камня.

— Ладно. Пора заканчивать с операцией.

— Погоди, — Суоко поднимает руку, останавливая его. — Ты в курсе, что твой подопечный, Кислицын, вчера встречался со Шварцманом?

— Нет. А откуда?..

— Их «поводки» отметили контакт. Вчера Шварцман лично приехал в гости к Кислицыну, и они беседовали наедине примерно полчаса.

— О чем?

— Ты же знаешь, что записи не ведутся из этических соображений. Когда встретишься с Кислицыным в следующий раз, попытайся выяснить содержание разговора. Не каждый день начальник Канцелярии самолично является к рядовому чиновнику, сам понимаешь.

— Да, действительно. Хорошо, я попытаюсь, хотя успеха не гарантирую. Кислыцын – парень очень замкнутый. Внутрь себя никого не пускает.

— Чудес я от тебя и не жду. Ну ладно, не задерживаю больше. Отдыхай.

Тилос машет рукой на прощание и садится в челнок. Мгновением позже серебристый блик срывается с места и без брызг тонет в пучине океана. Суоко задумчиво смотрит ему вслед. Посмотрим, малыш, насколько ты хорош в качестве допросчика, а заодно и насколько откровенен со мной. И тебе вовсе не обязательно знать, что на самом деле содержимое разговора записано обоими «поводками». Следует хорошенько обдумать, что делать с записью дальше, но определенно обнародовать пока не стоит. Иначе Джао наверняка устроит очередной скандал по поводу тайной прослушки и моральных принципов.

Джао. Джао? Джао! Джао… Будь ты проклят! Почему ты все время мне противостоишь? Неужели ты не понимаешь, что я всего лишь делаю то, что неизбежно? Много лет мы делили с тобой тела и души. Много лет оставались вместе, рассуждали о судьбах мира, думали о будущем… Я по-прежнему люблю тебя. По-прежнему заглядываю в твои глаза в поисках поддержки и одобрения. Но они давно превратились в зашторенные изнутри окна. И я – лично я, стареющая и до смерти уставшая баба – должна в одиночку тащить на себе весь мир. Почему ты не со мной, Джао? Почему?..

Хватит, дура. Заткнись. Пусть ты женщина, но ты еще и Ведущая. Ты знаешь свой путь и намерена пройти его до конца, с Джао или нет, неважно. Если придется устранить его с пути, ты так и сделаешь, и не имеет значения, насколько сильно твое сердце обливается кровью. Делай что должно, и будь что будет.

Ты сам научил меня этому. И я твердо намерена следовать твоим урокам.

Соленый привкус на губах. И лучше не задумываться, передан ли он куклой или принадлежит собственному телу. Нет, наверняка ветер принес брызги с моря. Ведь Хранители не плачут. Просто не имеют права.

07.08.1582, вторник

— И ты?.. — в глазах Бегемота зажегся такой азарт, что Олег невольно усмехнулся. — Согласишься? Ну? Только не говори мне, что собираешься отказаться!

— Да нет, не собираюсь, — Олег откинулся на спинку, заложив руки за голову, и задумчиво уставился в потолок ресторанного зала. — Расклад простой – если откажусь, Шварцман не простит. Вряд ли Хранители станут держать меня при себе вечно – а дальше-то что? Обратно в рядовые завснабы? А если соглашусь, то ничего не теряю: при живом Треморове меня на царство сажать точно не станут, а при мертвом опасность невелика. Там таких претендентов куча мала окажется, всех не перестреляешь… — Он усмехнулся. — Ну, а с поддержкой Шварцмана забраться наверх куда проще, чем даже удержаться на месте. Так что соглашусь, куда ж денусь…

— Класс! — Бирон вскочил на ноги и возбужденно заходил вокруг столика. Посетители ресторана удивленно заоглядывались. — Ты – Народный Председатель, я при тебе начальник Канцелярии, ну, или первый зам при Шварцмане… Э, нет. Так не пойдет, мало нас двоих. Своих людей надо всюду, куда только можно. Ну, у меня-то на присмотре есть несколько толковых ребятишек, но ведь мало их! Сам смотри: Общественные Дела в первую очередь закрывать надо, причем не только директора менять, но и всех замов. Иначе устроят нам такой саботаж с диверсиями, что мало не покажется. Министра обороны, начальника генштаба, главкомов родов войск и всех замов – туда же. Комитет поддержки порядка чистить нужно, ОБХНС в первую очередь, ну, сам лучше меня понимаешь. Что еще?

Он на мгновение задумался.

— В Канцелярии директора идеологического отдела менять нужно срочно, да и оперативного – тоже. Дальше, министерства продовольствия и торговли – еще два министра и семь замов. Сколько всего? Уже две дюжины должностей. А еще промышленность тяжелая, промышленность легкая, транспорт и ТЭК – уже полсотни набирается, причем только самая верхушка. Ну, и откуда людей брать намереваешься? На улице прохожих за рукав хватать? По подсказке Шварцмана менять? Или старых оставишь, чтобы пакостили исподтишка?..

— Раздухарился ты, я посмотрю! — захохотал Олег, хлопнув себя по бедрам. — Ну и жук же ты! Мы не то что на охоту не вышли – даже еще и ружье-то не купили, а ты уже добычу делишь. Расслабься, дружище. Я так думаю, что Шварцман мне и вздохнуть без своего ведома не позволит, не то что директоров и министров назначать. Ну, тебя на местечко потеплее я по старой дружбе еще протолкнуть сумею. А про остальное забудь. Если первых года три я смогу хоть что-то самостоятельно решить, хоть носовой платок себе выбрать, от удивления в обморок хлопнусь… И вообще, сядь, не мельтеши. Люди смотрят.

— И ты собираешься сидеть сиднем и ждать, пока за тебя все сделает наш старый козел? — Бирон с размаху плюхнулся на стул, схватил столовый нож и возбужденно потряс им в воздухе. — Балда! Тогда точно всю жизнь в пешках проходишь. Ну давай я хоть…

— Стоп! — Олег поднял руку. — Все, хорош о политике трепаться. Наговоримся еще. Когда меня в кандидаты официально выдвинут, мне все равно помощник потребуется. Имей в виду, я тебя рекрутирую. Вот тогда любые предложения приму, благосклонно рассмотрю и занесу в свой список. А сейчас дай отдохнуть, музыку послушать, джаз-банд твой ненаглядный.

— Но ты…

— Хватит! — повторил Олег, и в его голосе лязгнули такие стальные нотки, что Бирон невольно осекся.

— Ну, как знаешь, — разочарованно проговорил он. — Давай тогда музыку слушать.

— Давай. Эй, любезный! — Олег пощелкал в воздухе пальцами, и пробегающий неподалеку официант изменил траекторию, приблизившись к столу. — Коньячка бы нам бутылочку. «Кипарис» есть?

— Нет, к сожалению. Могу предложить «Буранди». Трехлетняя выдержка.

— Валяй.

Официант кивнул и ринулся дальше.

— А теперь, Пашка, поговорим всерьез, — Олег слегка сдвинул рукав пиджака и взглядом показал на охватывающий запястье браслет «персонального стража». — Сегодня ко мне Хранитель-куратор, Тилос, в гости наведался. Между делом объяснил, что пээс может и микрофоны глушить, даже направленные. И показал, как. Если не соврал, нас сейчас никто не слышит, кроме разве что самих Хранителей. По губам, надеюсь, нас читать не станут. Если ребята Шварцмана, Дуболома или кого угодно записали наш предыдущий треп, хорошо. Пусть думают, что я тихая мышка, которую можно таскать за хвост куда вздумается. Но ты таких ошибок больше не повторяй и вслух без моей команды языком не болтай.

Он наколол на вилку маринованный опенок и принялся жевать.

— В общем, еще раз: губу не раскатывай. Шансов, что я стану Нарпредом, у меня если и больше нуля, то без микроскопа не разглядеть. Наверняка я нужен Шварцману для какой-то своей игры. Не знаю, для какой, но ничего хорошего я от него не жду. Не работай я сейчас на Хранителей, не пообещай они мне защиту, я бы сразу послал его далеко и надолго, и плевать на карьеру. Жить хочется больше. Ясно?

— Чего уж яснее…

— Замечательно. Ёщщ, как говорят наши черненькие южные друзья в таких случаях. Но поскольку Хранители меня вроде как прикрывают, я готов рискнуть. Выборы состоятся в ближайшее время, и что получится, фиг знает. Но, надеюсь, что-то я с них поимею. Хотя бы известность, что ли. Но предположим, что случится невероятное, и я стану Нарпредом. Пашка, все куда сложнее, чем тебе кажется. Думаешь, поменяешь министров с замами, и все под твою дудку плясать начнут? Шиш тебе. Группировок много, у всех свои интересы, и просаботировать любые приказы им как два пальца об асфальт. А я – никто, пустое место, даже воевать толком не умею, не мой стиль. Со всеми договариваться придется. Конечно, кого-то поменяем, разумеется, но в основном – договариваться. Торговаться, покупать и продавать. Не волнуйся, здесь я игрок не самый хреновый.

Бирон скептически посмотрел на него.

— Договариваться? — пробормотал он. — Дипломат ты наш недорезанный, Шустрик… Ну ладно, договаривайся. Только съедят тебя за переговорами. Они, в отличие от тебя, зубами наверх дорогу прогрызли, те еще волки. Говорю же, нужно действовать резко!

— Слышал уже, не зуди! — нахмурился Олег. Он машинально погладил пальцами пээс. — Резко – значит, без башки остаться. Значит, так, друг ты мой милый, слушай сюда. Что тебе в голову пришло кандидатов подбирать, хорошо. Подбирай. Но только заруби на носу: весь подбор – в голове. Смотри на людей, проверяй, подходят ли, комбинируй мысленно, но никаких прямых разговоров или даже намеков. И никаких, слышишь, никаких записей! Попадутся такие бумажки в руки кому не надо, и нет ни нас, ни кандидатов. Усек?

Бегемот машинально кивнул, но тут же спохватился.

— Как – без записей? — удивился он. — Я же запутаюсь! Думаешь, такую ораву народа можно в башке удержать?

— Твое дело. Не хочешь или не можешь – не делай. Твоя идея, в конце концов, вот и отдувайся. Все лучше, чем раньше времени собак дразнить. Я тоже мозгами поработаю, периодически станем обсуждать, что придумалось. Но только после того, как я явно позволю. Эта волшебная штуковина просто так разговор не экранирует, включать нужно.

Внезапно Олег обмяк, словно проколотый надувной матрас. Острая боль пронзила затылок, словно его снова ударили кастетом. Встревоженный Бирон склонился к нему, стараясь поймать взгляд.

— Что, Олежка? — испуганно спросил он. — Что случилось? Плохо?

— Шрам… — пробормотал Олег, осторожно ощупывая затылок. — Словно горячим железом приложились. Да фигня. Другое плохо. Понимаешь, Шварцман и прочие волки не так страшны. Они свои люди, простые и понятные. Кого-то обманем, с кем-то договоримся, кого-то подсидим и подставим. А вот Хранители… Мы играем в свои игры, пока они позволяют. И чего они хотят, я так и не понимаю. Так что, Пашенька, пустыми фантазиями занимаемся. Как детишки на пляже – строим песочные замки и играем в войнушку, пока родители домой не соберутся…

— Пессимистичный ты наш, — хмыкнул успокоившийся Бегемот, распрямляясь и отворачиваясь. — Хотели бы – давно бы всех построили. Раз не строят, значит, есть пространство для маневра. Так что забудь-ка пока про них. Станешь Народным Председателем, а там посмотрим.

— А там – посмотрим! — неожиданно озорно подмигнул ему Олег. — А вдруг, Пашка, я действительно стану Нарпредом? Что нам тогда Хранители!

Сквозь просвет в облаках в окна ресторана ударил луч закатного солнца, затмевая блики вращающегося под потолком зеркального шара.

Часть третья. Серый туман

12.10.1582, пятница

Когда поздно вечером в темной подворотне двое заступают тебе дорогу, а еще один отрезает путь к отступлению, печальные выводы о ближайшем будущем напрашиваются сами. Михась затравленно прижался к стенке, озираясь по сторонам. Внезапно сообразив, он сдернул с носа очки и сунул их во внутренний карман пиджака.

— Ну, гады, подходите! — сжимая кулаки, отчаянно крикнул он срывающимся голосом в смутной надежде, что кто-нибудь его услышит. Но глухая подворотня поглотила все звуки.

— Привет, Михась. Ты чего? — удивился смутно знакомый голос. — Это ж я, Васян, не узнал, что ли? — Одна из фигур, поплюгавее, подошла поближе и вдруг загоготала, дружески ткнув Михася в бок. — Эй, ребя, он уже стеклышки снял, думал, бить начнут! Во зашугали-то как парня! Да ты чего, забыл, как вместе в винный стояли?

Он опять заржал.

— Ладно тебе, кончай кулаками размахивать, все равно ж ни хрена не видишь.

— При… — Михась прокашлялся, проглотив комок в горле. — Привет, Васян… Не узнал…

Где-то в глубине души он надеялся, что трехмесячной давности события в винной очереди бесследно канули в прошлое вместе с полублатным – или совсем блатным? — Васяном. Но прошлое оказалось куда прилипчивее, чем хотелось бы.

Осознав, что бить его пока не собираются, Михась неуверенно вернул на нос очки. Он опасливо покрутил головой, озираясь на придвинувшихся вплотную амбалов, затем вновь повернулся к Васяну.

— Как-то неожиданно вы… ты… — Он запнулся, не зная, какое обращение подойдет к ситуации. — В общем, неожиданно… в подворотне… Меня тут дважды грабили, вот я и…

Он замолчал.

— То-то я смотрю, ты стеклышки сразу сдернул, — посочувствовал Васян. — Что, разбивали?

— Ага… — Михась чувствовал себя все более неуютно. Кто-то деловым шагом зашел в туннель, но почти сразу замер на месте. Потом прохожий шарахнулся в сторону, и по асфальту зазвучали шаги бегущего человека. — Васян, я пойду, а? Мне домой пора… — Его голос звучал почти жалобно.

— Да погоди ты, — Васян хлопнул его по плечу. Несмотря на дружелюбность жеста, Михась как-то сразу ощутил, что стряхнуть его руку окажется ох как непросто. — Только встретились давние, можно сказать, знакомые, еще и поговорить за жисть толком не успели, а он уже – пойду, пойду! Давай, не журись, я тут недалеко местечко знаю…

Не обращая внимания на робкие протесты Михася, Васян повлек его с собой. К некоторому облегчению Михася угрюмые амбалы за ними не последовали, неслышно растворившись в сгущающихся сумерках.

— А я иду с ребятами из пивнушки, — на ходу трепался Васян, — и смотрю – знакомая личность мимо шкандыбает. Дай, думаю, разыграю малость, адреналин, говорят, для здоровья полезен. Ну, заскочили мы в подворотню да и встретили тебя! — Васян опять заржал. — Эх, посмотрел бы ты на себя со стороны! В штаны, небось, чуть не наложил?

Он кинул в сторону Михася неожиданно острый взгляд, и тут же сменил тон.

— Да ладно, не хмурься, дурак я, согласен, ну уж каким уродился. Сейчас вот тяпнем пивка по паре, и все станет нормалек. А, точно, ты же у нас не пьешь. Что, совсем не пьешь? Что, и пиво не пьешь? Ах, пиво можешь? Ну, тогда все путем. Тут рядом классное местечко есть, сейчас мы туда завалимся, тяпнем пивка, и все станет зашибись. Жена-то не потеряет? Ну да ничо, потеряет – потом найдет, не все же у жены под каблуком ходить. Вот моя стерва… пока вместе жили… бывалыча, явишься часа в два ночи, на рогах приползешь, а она тебя уже со скалкой встречает. Где, вопит, зарплата, ирод ты окаянный? Да все в ажуре, Зинка, ей гришь, все здесь, в кармане… а в кармане дырка, а в дырке кукиш, и она давай тебя скалкой охаживать! А ты терпишь, терпишь – да и то, рука-то у нее женская, слабая, можно и потерпеть, не жалко – а потом надоест тебе все, ты скалку хвать у нее из рук, да в угол, а ей – фингал под глаз, штоб не рыпалась, а она в тебя тарелками как начнет швырять… Эх, золотое было времечко, было да сплыло, прошло, улетело, а больше и не вернется, а пива хорошего и не найдешь, но если места знать да быстро бегать, то все сразу пучком, да вот мы и пришли.

Несколько ошарашенный словоизвержением Васяна, Михась с удивлением уставился на неказистый деревянный домик, из-за неплотно закрытых дверей которого изредка прорывались неразборчивые выкрики. Здесь он оказался впервые. Васян втащил его на перекошенное деревянное крыльцо и решительно дернул дверь. В лицо ударило спертым воздухом, в котором перемешивались запахи пива, несвежей мочи и чего-то непонятно-острого, от которого Михасю неожиданно зверски захотелось есть. Он с тоской пощупал кошелек в кармане, безуспешно пытаясь вспомнить, осталось ли что от его жалкой наличности после обеда в институтской столовой. Он уже открыл рот, чтобы сообщить о своем безденежье Васяну, но тот ловко втолкнул его внутрь.

Никто не обратил на них абсолютно никакого внимания. Какой-то человек, по виду уборщик, яростно ругался в углу с тремя мужиками сильно подвыпившего вида. «Я тебе дам – с собой!», — доносилось оттуда до Михася, — «хочешь в ментовку со мной на пару загреметь? Здесь – хоть залейся…» Васян, тараном пробивая кипящую толпу и крепко держась за Михася, целеустремленно двигался куда-то в угол. Михасю отдавили обе ноги и больно пихнули в бок. Ему опять стало тоскливо. Он начал прикидывать, как смыться отсюда под благовидным предлогом, но тут Васян хлопнул его по плечу.

— Здорово, Рыжий! Познакомься, Михась, свой парень, — прокричал он сквозь шум. — Михась, это Рыжий, мужик что надо. Я сейчас.

И он нырнул в толпу, оставив Михася наедине с Рыжим, вопреки имени (кличке?) угрюмым брюнетом без особых примет, уже изрядно набравшимся, судя по внешнему виду. Михась растерянно посмотрел на него.

— Здравствуйте, — неуверенно проговорил он, судорожно пытаясь сообразить, что делать дальше. — Я Михась. Мы с Васяном…

Рыжий громко икнул. Он без всякого выражения посмотрел на Михася, затем припал к большой кружке с чем-то, цветом отдаленно напоминающим пиво. Выглотав почти все ее содержимое, он с размаху брякнул кружку на стол – Михась вяло удивился, что стеклянный сосуд остался цел – и снова бессмысленно уставился оловянным взглядом. Михась безнадежно оглянулся по сторонам, пытаясь понять, не следует ли сбежать потихоньку.

Из толпы вынырнул Васян. Судя по виртуозности, с которой он нес сразу шесть больших кружек с пивом, не проливая ни капли, он не впервой занимался подобным. Водрузив сосуды на замызганный столик, он торжествующе повернулся к Михасю.

— Вот, — заявил он. — Пей. Наслаждайся, программист. Я за закусью смотаюсь.

Он намылился опять исчезнуть в толпе, но Михась крепко ухватил его за рукав.

— Васян, погоди! У меня денег почти нет!..

— Да забудь ты, я угощаю, — отмахнулся Васян, небрежно освобождаясь от его хватки, и вновь растворился среди людей.

Михась, неуверенно взглянув на Рыжего, взял в руки одну из кружек. На ощупь она казалась неприятно-засаленной. Но пиво пенилось, как ему и положено, и запах от него шел вполне правильный. Михась осторожно попробовал жидкость на вкус. Пиво. Не самое лучшее, но вполне настоящее пиво, какого он не пробовал уже года два, а то и больше. Он сделал глоток, потом еще один и прислушался к своим ощущениям. Симптомов острого отравления не наблюдалось. Внезапно осмелев, он припал к кружке и единым духом выхлебал сразу половину. Рыжий молча следил за ним сонными глазами.

Выпитое придало Михасю некоторую смелость, и он начал уже с интересом озираться, исследуя местность. Пивная представляла собой старый деревянный дом, когда-то, наверное, принадлежавший богатым хозяевам, а после отошедший народному государству. Большую часть перегородок между бывшими комнатами снесли, в результате чего получился довольно вместительный зал. Почему-то на стенах отсутствовала наглядная агитация, повествующая о вреде пития и пользе трезвого образа жизни, которая – после начала Борьбы За Трезвость – стала привычной для подобного рода заведений. В дальнем конце размещалась неказистая стойка с потрепанного вида барменом, который с удивительной ловкостью метал посетителям кружки с разноцветной жидкостью, наполняя их где-то за деревянным барьерчиком. Михась засмотрелся на него, изредка отпивая солоноватое пиво.

Снова вынырнувший из толпы Васян бухнул на столик тарелку с подозрительного вида сухарями и неказистой сушеной воблой и, проследив взгляд Михася, одобрительно кивнул:

— Силен, шельма! С ним глаз надо держать востро. Чуть что – треть кружки не дольет, да и то вдвое разбавит, а ты даже не заметишь. Силен, силен!

Васян восхищенно покрутил головой.

— Да и ты, я гляжу, времени зря не теряешь, — он с размаху шлепнул Михася по спине, от чего тот подавился пивом и закашлялся. — Не торопись, успеешь, надуешься еще по самые уши, никто не украдет.

Как бы в опровержение своих слов он схватил со стола непочатую кружку – пена уже осела, и стало заметно, что пива в ней налито едва на три четверти – и одним большим глотком осушил ее. Удовлетворенно крякнув, он захрустел сухариком.

— Эй, Рыжий, хорош в немого играть. Принес?

Рыжий молча пожал плечами, полез во внутренний карман и вытащил оттуда поллитровку, которая сразу же перекочевала в руки Васяна. Воровато оглянувшись по сторонам, тот скрутил бутылке головку и быстро плеснул оттуда во все оставшиеся кружки с пивом. Затем он сделал почти цирковой жест рукой, и бутылка незаметно исчезла под полой его пиджака. Васян толкнул одну кружку в сторону Михася, другую – в сторону Рыжего, сам подхватил третью.

— Чего вонючее пойло просто так хлебать, верно? — подмигнул он Михасю. — Вот с водярой куда интереснее, прямо за душу берет. Ну, будем!

— Да я ж не пью, — Михась попытался оказать слабую попытку сопротивления. — А тут водка…

— А кто пьет? — удивился Васян. — Я, что ли, пью? Тут на триста грамм пива стопарь водяры, разве ж оно питье? Рыжий, скажи ему!

Рыжий опять молча пожал плечами и сделал богатырский глоток из пододвинутой кружки. Михась растерянно посмотрел на него, потом на Васяна.

— Давай, давай, не тяни! — ухмыльнулся тот. — За встречу!

Михась осторожно попробовал смесь, в которую превратилось пиво. Вкус водки почти не чувствовался.

— Давай, давай, не трусь! — подбодрил Васян. — Мужик ты или нет?

Михась считал себя мужиком. Он решительно припал к источнику живительной влаги и мужественно одолел половину. Внезапно голова у него закружилась и стала легкой-легкой, как детский шарик. Васян подтолкнул ему тарелку с закуской, и Михась принялся жевать жесткую и безвкусную воблу. Мир вокруг окрасился в радужные тона, шум толпы слился в приятный успокаивающий гул, и даже отвратные запахи куда-то делись.

— Вот так и надо! — одобрил его Васян. — Я, как тебя увидел, сразу понял – ты мужик ничего, не то что другие шибко умные очкарики. Ты кем, говоришь, работаешь? Да ты пей, не стесняйся.

Польщенный Михась стал путано объяснять Васяну с Рыжим, который так и не проронил ни звука, что хотя по образованию он математик-программист, но работает системным контролером, по-простому – сисконом, в институте, следит, чтобы его гробы заводились как положено и не горели сверх меры, помогает тупым пользователям задания в машину запускать… заодно следит, чтобы они не слишком-то уродовали терминалы пролитым кофе… за лаборантками присматривает… электриков гоняет… сам директор ВЦ с ним за руку здоровается! Чувствуя молчаливый интерес собеседников, особенно Рыжего, он попытался рассказать анекдот про сына программиста и музыку в борделе, но запутался и пожаловался на начальство, которое ни хрена в машинах не понимает, а подчиненных давит. А машина у них классная, бэка ноль ноль тринадцать, восемьсот килогерц, пятьсот сорок кило памяти, тридцать портов под терминалы да два под внешние каналы, каждый на триста бод, да если бы он мог таким богатством свободно распоряжаться, а то пользаки совсем на голову сели…

Михась смутно помнил, что происходило в продолжение следующих двух часов. У него отложились в памяти надвигающаяся усатая харя и Васян, который с остервенелым лицом с размаху бьет в харю кастетом, так что она сразу заливается кровью. Затем он помнил, как на улице, опираясь одновременно на Васяна и на бревенчатую стенку бара, блюет в сточную канаву, а земля волнами ходит у него под ногами. Последним запечатлелось в памяти испуганное лицо жены.

А потом до самого утра – благословенная бесчувственная темнота.

* * *

— Робин, не вести запись и трансляцию в реальном времени.

— Отказано, Ведущая. Материалы заседаний Совета должны всегда находиться в открытом доступе. Я обязан…

— У нас не заседание Совета, а частная встреча. Сохрани запись для моего личного дневника, но в открытый доступ не помещай.

— Принято. Веду запись в приватный дневник.

— Суоко, в чем дело? — поднимает руку Менован. — Что у тебя за фокусы? Сначала ты объявляешь экстренное заседание, а потом заявляешь, что тут дружеские посиделки? Ты меня из кокона выдернула, у меня кукла в автономном режиме осталась на неформальной тусовке. Того и гляди легенду запорю.

— Извини, но я уже три дня пытаюсь подобрать время так, чтобы никого не потревожить. И не удается – обязательно не менее чем у двух членов Совета срочные дела. Даже сегодня мне Джао так и не удалось вытащить. Ребята, я понимаю, что очередные выборы Нарпреда и усиливающийся кризис дают повышенную нагрузку на всех, но у нас чрезвычайная ситуация.

— А именно?

— Наконец-то прорыв с фильтрами отбора кандидатов.

— Ого! — чуть присвистывает Стелла. — Лангер, ты из-за фильтров в последнее время такой вымотанный?

— Есть немного, — соглашается Лангер. Его и без того острые скулы в последние дни обтянуты кожей так, словно грозятся прорвать ее изнутри. Глаза Хранителя заметно запали. — Я по пятнадцать часов в день с Робином возился…

— Давайте по порядку, — перебивает его Ведущая. — Ребята, у нас катастрофа, и сейчас вы поймете, что у меня чрезвычайно веские основания сохранить собрание в тайне. Итак, довожу до общего сведения, что Лангер совершил прорыв в части декомпозиции фильтров Робина. Ему удалось понять, как разобрать на составляющие систему, ранее работавшую как единый черный ящик.

— И что на сей счет думает сам Робин? — интересуется Лестер.

— У меня нет мнения по данному вопросу, — голос машины сух и бесстрастен. — Я не запрограммирован формировать свое отношение к действиям Хранителей. Я обладаю системой самозащиты от постороннего вмешательства, но она не классифицирует исследования моей логики Лангером как угрозу.

— Отрадно слышать, — чуть кивает Лестер. — А то лишь бунта машин нам для полного счастья не хватало.

— Если Робин взбунтуется, у нас не останется ни одного шанса протянуть хотя бы полчаса, о чем мы всем прекрасно знаем. Лунная база инопланетян – не то место, где мы сможем выжить без его помощи, — фыркает Лангер. — Давайте паранойю отложим в сторону. Мне нравится считать Робина своим другом, и я надеюсь, что он вовремя проинформирует нас, если ему что-то не понравится.

— Разумеется, — соглашается машина.

— Тем не менее, вернемся к теме, — досадливо морщится Суоко. — Лангер, пожалуйста, о своем открытии.

— Ну, в общем, не такое уж и открытие. Выяснилось, что фильтр отбора кандидатов представляет собой стандартный конвейер, с которым прекрасно знакомы все, кто хоть раз имел с Робином дело. Мне удалось разобрать его на части и по косвенным признакам догадаться, что к чему. Первым в цепочке идет блок отсева по общим критериям наподобие количества и силы родственных и дружественных связей, затем по уровню интеллекта и образованию, еще по десятку общих критериев, а в финале – блок активного тестирования в предопределенных сценариях. Последний тоже представляет из себя конгломерат блоков, но не последовательных, а параллельных, точнее, формирующих что-то типа направленного графа. Если кандидат провалил один из тестов, то вполне может пройти по результатам других. Есть лишь одно исключение.

— Слушай, давай без драматических пауз, а? — просит Скайтер. Его густые черные брови хмуро съезжаются к переносице, а ноздри орлиного носа раздуваются, как у собаки, почуявшей след. — Что за исключение?

— Весь граф в конечном итоге замыкается на последний модуль, итог которого императивен для кандидата. В процессе исследования на самых разных социальных группах предыдущие модули выдавали множества кандидатов хотя и не слишком большие, но ненулевые. Но последний модуль не прошел ни один.

— Можно ли предположить, что по каким именно параметрам «последний модуль» отбрасывает кандидатов? — сосредоточенно интересуется Стелла.

— Весьма приблизительно. Провести его дальнейшую декомпозицию я не сумел. Однако по очень косвенным данным я могу предположить, что речь о… как бы выразиться пояснее… о меркантильности, что ли. О готовности – или неготовности – к самопожертвованию. Могу ошибаться, но это единственный параметр, по которому хоть как-то похожи люди, дошедшие до последней стадии.

— Чего и следовало ожидать, — сухо констатирует Суоко. — Когда старичье плачется, что мы были совсем не такими, как нынешняя молодежь, оно не всегда неправо. Времена и в самом деле меняются, и мало кто сегодня готов броситься под вражеский танк со связкой гранат. Или хотя бы пойти на каторгу за народное счастье.

— Лангер, ты можешь убрать из схемы «последний модуль»? — Скайтер наклоняется вперед. — Чтобы он кандидатов не отбрасывал.

— Ну… — Лангер задумчиво чешет кончик носа. — Все программирование Робина ранее сводилось к компоновке стандартных блоков. Теоретически возможность есть. Практически же еще никто и никогда не правил модули нулевого кольца. Они присутствуют в системе только в одном экземпляре, как делать резервные копии, мы не знаем, так что результаты непредсказуемы и необратимы.

— Я против! — резко возражает Суоко. — Категорически против. Ребята, еще раз напоминаю, что мы имеем дело с системой, от которой зависит само наше существование. Я наложу вето на любые решения, связанные с такого рода действиями. Сначала мы должны понять все последствия, и только потом действовать.

— Суоко! — Лангер поднимает палец. — Я не договорил. Сегодня утром мне пришел в голову еще один эксперимент. Я подал на вход фильтра исторические данные о всех членах нашей организации, и действующих, и ушедших в отставку. В общем, все без исключения дошли до последнего блока если не по одной цепочке, так по другой, а уже он не пропустил восьмерых. Меня, между прочим, тоже.

— Что? — дружно переспрашивают Стелла, Лестер и Менован.

— Восемь членов организации, из них трое действующих, не прошли последний фильтр. Повторяю – срезы личности архивные, зафиксированные на момент принятия в организацию и с тех пор не менявшиеся. И, что самое забавное, фильтр не пропустил Тилоса, хотя с момента его отбора прошло меньше года.

— Ты хочешь сказать, что кто-то изменил фильтр? — пальцы Менована стискивают подлокотники так, что белеют. — Но кто? И зачем?

— Саботаж, — тяжело роняет Скайтер. — Лангер, если ты прав, мы имеем дело с намеренным саботажем. Робин!

— Да?

— Кто и когда изменял твой фильтр отбора кандидатов в последний раз?

— Нет данных.

— Менялся ли вообще фильтр отбора кандидатов за последние пять лет?

— Нет данных.

— Кто из членов организации, действующих или ушедших в отставку, обладает квалификацией, позволяющей модифицировать фильтр?

— Исходя из контекста, сужаю список до двенадцати персон, имевших в течение последних пяти лет достаточные навыки. Исключая умерших – пятеро. Действующие Хранители: Лангер, Джао, Топи. Хранители в отставке: Тонтоп, Свансен. Однако в теории данную операцию мог выполнить любой.

— Любой?

— Да. Я перечислил лишь тех, кто формально или неформально признан экспертом. Но такой статус получают лишь Хранители, неоднократно помогавшие другим работать с моей логикой. Если кто-то не афишировал свои умения публично, он в список не входит.

— Тупик… — вздыхает Стелла. — Я не могу подозревать в саботаже ни Джао, ни Топи, не говоря уже про Лангера. С Тонтопом и Свансеном я знакома хуже, но они все равно Хранители.

— Мы все Хранители, — пожимает плечами Менован. — Однако факт остается фактом: фильтр изменен, и организация стремительно деградирует без притока новых членов. Все в курсе, что у нас на носу минимум две новых отставки, если не четыре? Если кто-то хочет тихо убрать нас со сцены, лучшего метода не найти. Еще несколько лет, и нас останется слишком мало, чтобы продолжать эффективную работу.

— Да, — соглашается Суоко. — Именно. Я пришла к выводу о намеренном саботаже еще до того, как Лангер обнаружил изменения фильтра. Ребята, я очень долго думала над проблемой и сейчас предложу то, за что вам захочется запинать меня ногами. Но я не вижу другого выхода. Я предлагаю проанализировать личные дневники. Нет, погодите, дослушайте! Дневники будет анализировать Робин, мы ничего не узнаем об их содержании, если только…

— Суоко, я выношу официальный протест! — Лестер резко поднимается со своего кресла. — Я часто поддерживал тебя в новых начинаниях, даже сомнительных, но сейчас категорически против.

— Поддерживаю протест! — зло отрезает Стелла. — Я не хочу, чтобы кто-то, пусть и Робин, ковырялся в моих воспоминаниях!

— Поддерживаю! — кивает Менован. — Подобные действия способны полностью уничтожить дух нашего содружества. Суоко, мы всегда стояли плечом к плечу, горстка против всего мира, и выживали лишь потому, что верили в товарищей. Если мы начнем подозревать друзей в том, что они готовы ударить нас в спину, Хранители попросту перестанут существовать. Мы превратимся в гнездо скорпионов, и тогда о прогрессе на благо людей можно забыть.

— Кроме того, — голос Скайтера все так же спокоен, — проверка дневников может оказаться бессмысленной. Если некто может взломать логику Робина, то уж свой дневник модифицировать для него вряд ли слишком сложно. И потом, вы не забыли, что мы не имеем представления о происхождении Робина и причинах его сотрудничества? Если предположить, что его нам подсунули намеренно, то он до сих пор может находиться под чужим контролем. Нам позволяют его использовать, но лишь до тех пор, пока мы полезны. Если речь действительно о неведомом кукловоде, то проверка дневников разрушит моральный климат в организации, но не даст никаких результатов.

— А еще кукловод наверняка в курсе нашего маленького собрания, — добавляет Лестер. — Ни за что не поверю, что ограничения, наложенные на Робина, для него что-то значат. Так что секретность бессмысленна.

— ЕСЛИ кукловод существует, — напоминает Стелла. — А если речь всего лишь о саботаже со стороны одного из Хранителей, то она полезна. Но тут мы ничего не можем поделать. Согласна с остальными: мы не можем себе позволить подозревать друзей. Последствия окажутся куда как хуже нынешней неопределенности.

— И что вы предлагаете? — сердито спрашивает Суоко. — Поднять лапки кверху и сдаться на милость неизвестно кого?

— Мы все знали, на что идем, — безразлично шевелит бровью Скайтер. — Мы продали себя в обмен на возможность поступать так, как считаем правильным. Мы все знали, что можем оказаться марионетками в чужих руках. Но я лично ни о чем не жалею и намерен и дальше поступать в соответствии ссобственной совестью. А если кукловоду что-то не нравится, пусть скажет мне в лицо.

— Точно, — кивает Лестер.

— Значит, мы обречены, — Ведущая устало откидывается в кресле и прикрывает глаза. — Я бы попыталась настоять на своем, но, кажется, Совет единогласно против.

— Ну почему же обречены? — вдруг озорно улыбается Стелла. — Суоко, ты меня извини, конечно, но ты всегда слишком серьезно смотрела на жизнь, слишком напряженно ожидала от нее неприятностей. Расслабься. Нас вовсе не ждут за дверями неведомые зубастики, чтобы сожрать вместе с костями. Наверняка фильтры поменял не кто-то из наших. Не могу себе представить, чтобы Хранитель вот так втихую пытался разрушить организацию.

— То есть ты за теорию кукловода?

— Ага. Я могу сходу придумать десяток веских причин, по которым он не хочет общаться с нами напрямую, но наверняка они все идиотские. Мы просто не знаем, как думают инопланетяне, наша логика может оказаться неадекватной. Но я определенно уверена, что зла нам кукловод не желает. Хотел бы, давно бы прихлопнул как мух. Отключить систему жизнеобеспечения базы, и все, игра закончена. А поскольку он сам собрал в организацию толпу независимых и самостоятельных личностей, вряд ли он ожидает, что мы сдадимся вот так сразу. Предлагаю задуматься над предложением Скайтера. Давайте возьмем кандидатов, дошедших до последнего блока, и проверим их на пригодность уже вручную, так сказать. Вдруг они нам подойдут?

— Согласна, — после короткого раздумья кивает Ведущая. — Пройдут выборы – займемся вплотную. Редактировать фильтр я не позволю до тех пор, пока мы твердо не поймем, что делаем, но и полагаться на сломанную систему тоже нельзя. Возражения есть? Принято и зафиксировано… тьфу, у нас же не заседание формально. Лангер, к тебе персональная просьба.

— Слушаю.

— Проверь основные блоки и фильтры Робина на предмет модификаций. Начни с процедур, отслеживающих состояние бюрократов среднего звена управления, и с блоков социального мониторинга… ну, ты не хуже меня знаешь, что для нас критично. Приоритет – максимальный. Забрось остальные дела и займись только Робином, но никому не рассказывай, чем занимаешься. Хорошо?

— Я посмотрю, можно ли перетряхнуть мой график. Постараюсь, конечно, но не гарантирую.

— Большего и не прошу. Все, повестка исчерпана.

— Раз мы закончили, я пошел, — Менован стремительно поднимается и выходит из комнаты. За ним, кивнув, отправляются Лангер, Лестер и Скайтер. Стелла поднимается из кресла и движется за ними, но, поколебавшись, поворачивается к Ведущей.

— Между нами, девочками. Скажи, ты действительно подозреваешь Джао в саботаже? — тихо спрашивает она.

— Почему ты так решила? — ненатурально удивляется Суоко. — Просто он закопался в Архив, и Робин сказал…

— Брось. Мы же друг друга не первый десяток лет знаем. Он единственный член Совета, который сегодня отсутствовал на… нашей дружеской встрече. И лучший эксперт по Робину, что бы там ни говорили насчет Лангера и Топи. Ты думаешь, что фильтр модифицировал он?

— Я не…

— Суоко, если Джао – кукловод, твоя конспирация бессмысленна. А если просто саботажник, как ты думаешь, то он нас не слышит. Так подозреваешь или нет?

— Да, — после неимоверно длинной паузы нехотя признается Ведущая, ее взгляд устремлен в пол. — Мне очень не хочется считать его предателем, но все сходится на нем.

— Или ты не можешь простить его противодействие. Только слепой не видит, что в последний год-полтора вы с ним в постоянных контрах. Суоко, послушай меня как подругу: не позволяй своим чувствам влиять на разум. Пожалуйста.

— Спасибо, я учту, — взгляд Ведущей по-прежнему устремлен в пол. — У тебя все?

— Да. Зови, если захочешь выговориться.

Стелла кивает и выходит из комнаты. Перепонка двери беззвучно смыкается, отсекая комнату от коридора. Суоко сидит в кресле с безвольно брошенными на подлокотники руками, и в ее полуприкрытых глазах нет ничего, кроме безнадежной тоски.

* * *

— Ну что, кажется, меня спалили окончательно.

Сложно понять, чего больше в кривой улыбке Демиурга – иронии, досады или отцовской гордости за умных детей.

— Да, Робин, рано или поздно такое должно было случиться. Времена, когда люди молились тебе как богу и считали кощунством сомневаться в тебе, остались далеко в прошлом. Дети технического века циничны и практичны, они владеют всеми необходимыми концепциями, а практические навыки – дело наживное. Я знал, что так произойдет, но надеялся, что сумею свернуть организацию раньше. Не успел. Видимо, критичность ситуации резко подстегнула их воображение. Урок нам с тобой на будущее.

— Что ты намерен делать?

— Ничего.

— Ничего?

— План тебе известен. Хорошо, что Суоко не стала объявлять об открытии Лангера во всеуслышание, так мы избежим ненужной нервозности на последней стадии.

— План мне известен, но ты все еще не подтвердил его окончательно. Ты по-прежнему колеблешься. Возможно, его не стоит реализовать?

— Я не колеблюсь, Робин. Все твердо решено. Если я запамятовал сообщить тебе, то уведомляю сейчас: свертывание необходимо реализовать по установленному графику. Просто мне паршиво. Чем дальше, тем больше я чувствую, что предаю своих друзей.

Серый туман клубится в комнате, заползая в нее через распахнутое настежь окно вместе с ночным воздухом. Через прорехи в облаках изредка пробивается призрачный лунный свет, придавая месту потусторонний вид. Джао сидит в кресле, обращенном к окну, вытянув ноги и всматриваясь куда-то в лесистые дебри. Туман не торопит его.

— Да, я знал, на что шел. Не впервые мне приходится свертывать организацию, но каждый раз я чувствую себя последней сволочью. Ударить в спину тем, кто доверился тебе ради мечты – да и та состоит лишь в том, чтобы сгореть дотла, тайно служа людям… Хуже нет ощущения.

— Ты сам утверждал, что организация перерождается.

— Да, и очень быстро. Темп жизни ускоряется, оковы разума разрушены, а история преподала людям слишком много жестоких уроков. Чем умнее современный человек, тем он циничней и практичней, а романтики по большей части умом не блещут. Я не смогу возродить Хранителей. Фильтры фильтрами, но нехватка подходящих кандидатов – объективная реальность. Боюсь, нынешняя организация последняя.

— Ростания – искусственное государство, существующее исключительно благодаря тебе. Ты зарекаешься не в первый раз. Сколько сил потребовалось, чтобы в одиночку хоть немного смягчить последствия Великой Революции?

— Которая из-за меня же и произошла?

— Нет. Которой ты позволил произойти, следуя своим принципам невмешательства. Народовольцы – изобретение не твое и даже не Хранителей. И даже не особенность социума Малии. На Земле, если верить сохранившимся материалам, в аналогичных условиях революционные партии возникали неоднократно.

— Да. И везде развертывался один и тот же сценарий: террор против власти, переворот при наличии удачи и террор уже против всего народа, не желающего чтобы его загоняли к счастью хлыстами. Я заранее знал, чем кончится дело, и все-таки позволил революции произойти.

— Ты опять занялся самоуничижением. Хорошо ты в прошлом управлял обществом или плохо, отдельный вопрос. Сейчас речь о настоящем и будущем. Если ты ликвидируешь Хранителей окончательно, то потеряешь наиболее эффективный инструмент влияния. Что дальше? Опять самостоятельно начнешь ставить ментоблоки сотням чиновников?

— Нет. Робин, я намерен полностью свернуть свое присутствие на планете.

— Поясни.

В наступившей тишине серый туман становится все плотнее. За окном сгущается серая пелена, в которой медленно растворяется сад. Только ближние деревья смутными тенями еще проглядывают сквозь нее.

— Я заигрался, Робин. Сначала я играл с континуумом, потом – со звездой, потом пытался сформировать планету по подобию Земли. Затем я игрался с геномом человека, с обществом, с социальными моделями…

— Полагаю, полученные результаты имеют высокую ценность.

— Для кого? Для крохотной компании изнывающих от безделья сибаритов, гордо именующейся Институтом Социомоделирования? Для всех остальных, кто интересуется только собственным Рейтингом и часами, если не днями не вылезает из игр? Чушь. Я играл с сотнями миллионов жизней лишь для того, чтобы удовлетворить собственный интерес. Хватит. Даже родители рано или поздно вынуждены отпускать детей на свободу. А Малия населена отнюдь не детьми.

— Ты готов обречь Ростанию на хаос и анархию?

— М-мать! Робин, выйди из режима психоанализа, в конце концов! Я не в настроении для терапии. Люди сами должны решать, как им жить. Если они выберут хаос и анархию, я могу лишь пожать плечами.

— Ты им совсем не сочувствуешь?

— Робин, мне почти пять часов от роду! Галактических часов! Про планетарные годы я стараюсь даже не задумываться, потому что от цифры «семьсот тысяч» хочется тут же лечь и помереть от старости. Я уже целую минуту играюсь с Малией! На моей памяти умерли миллиарды людей! Даже если умрут все ныне живущие, ничего принципиально не изменится. Для меня они – всего лишь цифры в статистических таблицах, ничего более. Я могу сочувствовать отдельным людям, привязываться к ним, даже дружить и влюбляться, но толпа в целом меня не волнует! Не волнует, понимаешь?!

— Ты нервничаешь, Джао. Ты пытаешься криком заглушить голос совести. Зачем?

Мускулы буграми вздуваются под черной кожей Демиурга, кожа кресла лопается под его скрючившимися пальцами. Он резко поднимается – и замирает.

— Да, — внезапно кротко соглашается он, тяжело, словно дряхлый старик, опускаясь обратно. — Я пытаюсь заглушить свою совесть. Боюсь, она еще долго не даст мне покоя. Но я намерен вернуть людям то, что даровано им изначально: свободу выбора. Хватит игр в богов и кукловодов. Я сделаю все, чтобы не допустить хаоса, но я ухожу вместе с Хранителями. Совсем ухожу, Робин. Я не могу не влиять на ситуацию, оставаясь на Малии, у меня никаких нервов не хватит наблюдать, полностью бездействуя. Значит, мне придется уйти совсем.

— И планета останется без присмотра?

— А ты на что? — вдруг улыбается Демиург. — Робин, возможно, ты не осознаешь, но ты и сам уникальное создание. Ты вопреки начальному проекту самостоятельно поднялся на второй уровень, а в не столько далекой перспективе вскарабкаешься и на третий. Я хочу, чтобы ты набрался мудрости, присматривая за людьми. Присматривая – но не вмешиваясь. Ты не я, ты сможешь.

— Как долго?

— Как получится. Мне потребуется много времени, чтобы осмыслить свой опыт, но я уйду на расходящихся векторах.

— Термин не определен.

— Передам тебе теорию чуть позже, когда руки дойдут. Суть в том, что пока я трачу минуты на раздумывание и моделирование в родной Вселенной, здесь пройдут как максимум минитерции. И я вернусь, уже твердо зная, что делать дальше.

— Принято. Тем не менее, возвращаясь к исходной теме. Ты намерен позволить Суоко подозревать тебя и дальше?

— Да.

— Даже с учетом ее перерождения? Ты сам указывал, что она первая Ведущая, занимающая свой пост больше года. Больше трех лет, если быть точным.

Контуры комнаты колеблются и расплываются. Серый туман могучей волной затопляет ее, и тело Джао тает в нем, словно ледышка в кипятке.

— Не перерождения, Робин, — звучит в пустоте голос Демиурга. — Просто никто со временем не молодеет. С возрастом зов власти становится все более притягательным, и сопротивляться ему все сложнее. Она по-прежнему верит, что служит людям, хотя и не замечает, что давно свернула с прежнего пути. Смертному человеку сложно взглянуть на себя со стороны, не имея моего опыта. Я люблю ее, Робин. Я люблю всех своих друзей. И уж если я должен сделать им пакость, то пусть они ничего не подозревают до последнего момента. Все, закончили болтать ни о чем. У меня дела. Отбой.

— Конец связи.

Серый туман клубится в комнате, существующей лишь в сердце Демиурга. А где-то в его бездонной глубине живет маленький черный комочек, имя которому – тоска и безнадежность.

15.10.1582, понедельник

Лимузин неторопливо полз по улице. Олег, откинувшись на мягкую спинку и скрестив руки на груди, задумчиво насвистывал сквозь зубы неопределенную мелодию. Конечно, у положения официального кандидата в Нарпреды есть свои преимущества. Но вот машину он предпочел бы менее помпезную и пошустрее. Прежняя служебная «ладога» доставляла его на работу за сорок минут, но неповоротливый колесный «гробомой» требовал почти часа. А сегодня его еще и возили в избирательную комиссию на другом конце города для официального инструктажа. Итого два часа в машине. Скучища…

Приставленный с некоторых пор персональный охранник на переднем сиденье вполголоса рассказывал водителю анекдот. Судя по всему, анекдот не числился среди политически верных, поскольку оба кидали через плечо опасливые взгляды. Олегу тоже хотелось послушать, но, чтобы не смущать их, он делал вид, что полностью углублен в свои мысли и ничего не слышит. «…сапоги на пульт?» – расслышал он концовку. Оба рассмеялись, но тут же притихли.

Дожили, мрачно подумал Олег. Теперь меня прочно записали в обойму. Рассказать при мне анекдот – преступление, от года до трех лагерей. Блин. Да у вас тут всю систему менять надо, сказал сантехник… Идиоты. Все равно, что клапан на паровом котле до упора завинчивать! Ладно, вот стану Народным Председателем… если пуп по дороге не сорву… и устрою маленькую перетряску основ… ма-аленькую такую… десяток человек на трудовое перевоспитание, за скрытый саботаж народной системы идеологии… сотню на пенсию, как особо замшелых, а на их место… так, надо обдумать, кем замещать. Давно пора. Бегемот, небось, уже полправительства мне подобрал, а я все не мычу и не телюсь. Нет, такой вопрос сходу решать нельзя. Нужно и стариков против себя не восстановить, и тылы надежно прикрыть. М-да, сложно разбить несколько окон одним камнем…

Машина свернула за угол, и впереди показалась площадь Труда, с трех сторон охватывающая массивное черное здание Гостиного двора. Олег бросил ленивый взгляд сквозь боковое стекло – и удивленно приподнял бровь. Обычно пространство перед сборищем иностранных посольств оставалось сонным и безлюдным, его покой блюли специальные наряды полиции и УОД. Даже среди автолюбителей площадь пользовалась дурной славой места со свирепствующими автоинспекторами. И хотя она формально оставалась открытой для движения, нарушалась тишина разве что моторами служебного автотранспорта да уборочных машин с вращающимися щетками, ежеутренне четким строем вычищавших местную брусчатку.

Но сегодня здесь царил неуставной беспорядок. Несколько десятков решительно настроенных, как казалось на расстоянии, людей с красными повязками на руках размахивали криво, от руки, написанными плакатами. По причине размахивания разобрать надписи не представлялось возможным, что придавало толпе несколько ярмарочный вид.

Когда лимузин приблизился, стало видно, что объектом возмущения красноповязочников является, скорее всего, посольство Сахары. Во всяком случае, некоторые плакаты оказались написанными вязью. Те же, что на руста, выражали активное возмущение агрессивной колониальной политикой сахарского империализма, растущей на Юге безработицей, беспокойство за судьбу борца за права белого населения Патрика Мулумбова и прочими положенными по комплекту вещами. Олег озадаченно почесал нос. Странно. То есть для обычного митинга где-нибудь на заводе набор вполне типичный, но чтобы здесь, перед посольством? Кажется, ранее такого еще не случалось. У нас все-таки не агрессивно-колониальная Сахара, где борцы за народное счастье демонстрируют прямо перед президентским дворцом.

Видимо, участники митинга тоже слегка чувствовали себя не в своей тарелке, потому что предпочитали держаться на некотором расстоянии от объекта своих эмоций. Вернее даже, на заметном расстоянии – в полусотне метров от высокого крыльца Гостиного двора. Но если они вдруг решат перейти к каким-нибудь решительным действиям – Олег ухмыльнулся, представив, как митингующие пытаются выбить дверь тараном из древка плаката – остановить их некому. Вопреки обыкновению рядом не болталось даже одинокого наряда СОД, только два полицейских в парадной форме с любопытством наблюдали за происходящим из будочки рядом со входом в здание. Понятно, печально подумал Олег. Предвыборная борьба, так сказать, в полном разгаре. Трудовой народ демонстрирует свою решительную поддержку нынешнему Народному Председателю в его тяжкой борьбе с гидрой мирового империализма. Тупо и топорно. Среди дипломатов разве что круглый дурак поверит, что толпа собралась сама по себе, а патрулей для воспрепятствования рядом не оказалось по чистой случайности.

Нет, народный гнев хорошо выглядит на киноэкране, в журнале перед фильмом. Что-нибудь на тему «Трудящиеся Сахары, возмущенные недавними провокационными действиями своего правительства в Южном Океане…», и далее по тексту. В Народной же Республике Ростании такие вещи самопроизвольно случались лишь в первые годы После Того Как. Отдельные свергнутые эксплуататоры требовали возвращения своих неправедно нажитых и на деле принадлежащих трудовому народу предприятий. Так, по крайней мере, рассказывают учебники по истории. В учебниках только не говорится про массовые аресты и высылки после каждого такого выступления, ну да что с них, с учебников, взять. На школьников они рассчитаны, а неокрепшие детские души не стоит смущать сомнениями. Да и объем у учебника не тот. Да и взрослые люди историей, как правило, не интересуются, у них и других забот хватает – например, квартальный план на три процента перевыполнить. Не меньше, чтобы премий не лишили, но и не больше, чтобы план не увеличили.

Интересно, каков конкретный повод для протеста? Опять в Табаронго очередной борец за права бессрочную голодовку объявил с ночными перерывами?

Олег опустил окно и прислушался. Мегафонные хрипы сносило в сторону налетавшими порывами ветра, и понять, о чем речь, не представлялось возможным. Он наклонился вперед и тронул шофера за плечо.

— Пожалуйста, туда, — он ткнул пальцем в сторону толпы. — Припаркуйтесь неподалеку.

— Олег Захарович, здесь запрещено останавливаться, — откликнулся тот, нерешительно притормаживая. — Только со спецпропусками…

— Ничего, перебьются без пропуска, — нетерпеливо откликнулся Олег. — Кандидат я или погулять вышел? Давайте, поворачивайте.

Шофер пожал плечами – мол, наше дело маленькое – и повернул в сторону толпы. По приближении машины толпа притихла, размахивание плакатами прекратилось, а кое-какие даже опустились и стыдливо спрятались за спинами. Только выступающий с импровизированной трибуны, составленной из пустых бутылочных ящиков, какое-то время продолжал надсадно выкрикивать в мегафон про обнаглевших швабомасонов, устраивающих диверсии против народного хозяйства на деньги с прогнившего Юга. Наконец заметив отсутствие у аудитории надлежащего отклика, он недоуменно покрутил головой по сторонам, заметил неподалеку посторонний предмет в виде правительственного членовоза, жалобно пискнул что-то неопределенное и затих.

Олег решительно открыл дверь и вылез из машины.

— Сидите здесь и не высовывайтесь, — не допускающим возражений тоном бросил он, краем глаза уловив, что телохранитель тоже схватился за ручку. — Драки не предвидится, а для остального вы мне не нужны.

Краем глаза он уловил озадаченное выражение лица охранника, разрывавшегося между долгом и прямым приказом, хмыкнул и решительно направился к «трибуне».

— Я Кислицын Олег Захарович, — заявил он оратору. — Представьтесь, пожалуйста, и объясните цель вашего мероприятия.

Больше всего сейчас Олега интересовало, не захочет ли тот узнать, кто такой Кислицын Олег Захарович и откуда он свалился на незадачливую ораторскую голову. Конечно, титул «кандидат на пост Народного Председателя» звучит внушительно, только вот содержания за ним ноль. Лучше, если сработает слуховая память – ведь слышал же он обо мне по телеящику хотя бы краем уха?

То ли память действительно сработала, то ли внушительный автомобиль вкупе с правительственными номерами отбили у оратора охоту задавать вопросы, но он с готовностью откликнулся:

— Я Иванов Семен Фатихович, председатель Прогрессивно-народовольческой партии. Мы проводим митинг, санкционированный мокольским Управлением Общественных Дел.

— И тема митинга? — мягко поинтересовался Олег с едва заметной угрожающей интонацией, которую украл у Прохорцева, имеющего богатый опыт работы в органах.

— Нет врагам народного общества в лице швабомасонов, наймитов мировой закулисы! — четко отрапортовал Иванов Семен Фатихович, которому, очевидно, такая интонация оказалась более чем знакома. Он даже по струнке вытянулся и едва ли честь не отдал. — Давно прошли те времена, когда кучка масонских…

Очевидно, он опять собрался сесть на излюбленного конька, но Олег не позволил.

— А не могли бы вы, уважаемый Семен Фатихович, объяснить вот что, — быстро вклинился он. — В Народной Ростании партии полностью ликвидированы еще в двадцатых годах, вскоре после Гражданской войны. В двадцать седьмом, если я правильно помню, последние отменили. Разве вы не знаете, что капиталистические эксплуататоры изобрели их незадолго до Великой Революции с целью взять под контроль нарождающееся движение народных масс? Откуда же в нынешней Народной Республике Ростании могут взяться партии?

Олег придал лицу угрожающее выражение и с удовольствием заметил, что в толпе началось брожение.

— Да как же… — залепетал подследственный оратор, судорожно оглядываясь по сторонам. — Мы… того… официально… Служба Общественных Дел разрешение дала…

— Клевещете на народные органы власти? — ласково поинтересовался Олег. — Так-так.

Брожение в толпе усилилось. Наименее стойкие ее элементы начали потихоньку отрываться от коллектива с дальнего края, разбредаясь в стороны ближних переулков.

— Все законно, господин Кислицын, — вмешался откуда-то сбоку начальственный басок. — Прошу вас не препятствовать проведению мероприятия.

Олег обернулся. Перед ним стоял одетый в представительный черный костюм человек с ружьем. Собственно ружья в его руках не наблюдалось, но Олегу ясно представилось, как он в ночи бдительно охраняет неприступные рубежи… чего? Явно не Родины – на ее заболоченных или, наоборот, пустынных рубежах такие отглаженные костюмы и белые рубашки встречаются не чаще волосатых мамонтов. Нет, скорее, границы вверенного ему особо секретного предприятия про производству спецколбасы для спецконтингента.

— Митинг, как вам верно сообщили, санкционирован Службой Общественных Дел, — сообщил человек с ружьем. — А вот насчет партии вас дезинформировали, — он вроде бы ласково положил руку на плечо оратору с мегафоном, но Олег заметил, как у того перекосилось лицо. — Речь идет всего лишь о неформальном движение «За прогресс!», созданном на базе одноименного общественного политклуба. А чем, простите, мы обязаны вашему вниманию?

Его буравящие глазки уперлись в Олега, который только сейчас разглядел за толпой телекамеру с мигающим зеленым огоньком. Ну, Дуболом, молоток, все предусмотрел, мелькнуло в голове. Все правильно. Вечером в программе «На просторах родной страны» покажут возмущенные митинги против сахарского гнета, стихийно возникающие по всей стране. Или еще пока не по всей? Ладно, сейчас я вам устрою!

— Дайте сюда мегафон, — потребовал Олег у оратора. — Давайте, давайте, — поторопил он, когда тот нерешительно посмотрел на человека с ружьем. — Вы уже высказались, теперь моя очередь. На митинге ведь может выступить любой гражданин Ростании, верно? Или меня дискриминируют?

Человек с ружьем несколько секунд внимательно смотрел на назойливого гостя. Наконец то ли решив не ссориться с непонятной правительственной шишкой, то ли прикинув, что ситуация вписывается в сценарий, он кивнул оратору. Тот с явным облегчением сунул мегафон в руки Олегу и поспешно отступил к толпе.

Олег вспрыгнул на ящики.

— Попрошу внимания!

Громкоговорящее устройство явно видало и лучшие дни. Во всяком случае, вряд ли с завода его выпустили таким шипяще-хрипящим. Хотя кто знает…

— Внимание! — повторил Олег, чуть отдалив мегафон от губ. Посторонние шумы немного увяли, и он продолжил:

— Итак, если я правильно понял, вы, господа, протестуете против мирового империализма и его козней?

Он сделал паузу. Несколько личностей на переднем плане согласно закивали, но остальные пребывали в состоянии угрюмых раздумий. Надо полагать, о судьбах мира.

— Суть ваших претензий можете не пояснять, я услышал достаточно. Ну, что же… — Олег сделал многозначительную паузу. Телекамера уперлась в него черным блестящим глазом, и на мгновение он почувствовал неуверенность. — Давайте сразу забудем про швабомасонов, договорились? Всем понятно, что это бред сивой кобылы…

Человек с ружьем неожиданно сверкнул на него огненным глазом. То ли действительно верил в происки зловещих тайных лож, то ли данный элемент предполагался ключевым на текущем этапе. Он даже сделал движение, словно собираясь согнать незваного умника с трибуны, но удержался.

— Да бред, бред, — отмахнулся от него Олег. — Ну что вы на меня так смотрите? Давно уже доказано, что масонские сказочки сфабрикованы реакционными элементами Ростанийской империи еще до Великой Революции, чтобы смущать умы трудящихся нашей страны, отвлекая их от борьбы с алчными фабрикантами и заводчиками за свои права, — он многозначительно посмотрел на человека с ружьем. — Вы ведь не хотите, господин хороший, чтобы, пользуясь временными трудностями, капиталисты Сахары разлагающе влияли на умы нашей незрелой молодежи с помощью сто лет как разоблаченной пропаганды староимперских недобитков?

Человек с ружьем испуганно замотал головой. Очевидно, в Службе Общественных Дел наблюдался дефицит кадров, так что курировать митинг послали не самого натасканного пропагандиста. Если вообще пропагандиста, а не простого оперативника.

— Вот и правильно, что не хотите. Итак, господа, забыли про швабомасонов. Что вам больше всего не нравится? Эй, господа присутствующие! Ко всем обращаюсь! Что вам не нравится?

— В магазинах сплошной блат! — неуверенно выкрикнула толстая тетка в первых рядах. — Ничего купить невозможно! Мебельную стенку с прошлого года жду, а очередь никак не движется, все с черного хода выносят! Все разворовали, сволочи!

— Ага, а я на квартиру в очереди уже восемь лет стою! — поддержал ее плюгавый мужичок в замасленной спецовке. — Когда вставал, восемьсот пятьдесят четвертым числился, а сейчас шестьсот пятнадцатый! А по блату квартиры уже, небось, триста человек в обход очереди получили! Ну как не масоны, а?

— А у меня пензия девяносто форинтов! — визгливо закричала сухонькая бабка с края. — Девяносто! Я с голоду мру! Мне дочка помогает, только у нее самой зарплата сто пятьдесят да у мужа сто семьдесят, умника вшивого, гвоздь вбить не может! А оне вон на машинах катаются, и сапоги носят за пятьсот, и на море кажный год ездят! Всё разворовали, масоны проклятые, всё, а куда простому человеку деваться?!

— И книжки в магазинах не достать! — присоединился интеллигент в пиджаке и очках с круглыми стеклами. — Только по талонам за макулатуру, а где я вам по двадцать кило за книжку наберусь? А на рынке из-под полы даже Хорожравский – Хорожравский! — пятнадцать форинтов стоит, а что другое, детективы там или остросюжетное, уже по двадцать пять, а то и тридцать! Что ребенку читать давать? Натуральный саботаж против ростанийской культуры, саботаж и диверсия! Швабы и прочие инородцы совсем на шею сели, скоро уже совсем детей читать отучим, память потеряем!

— За обоями! — выкрикнула еще одна тетка с краю. — За обоями полгорода объехала, и нет нигде! Ни моющихся, никаких! А с черного хода выносят!..

Толпа возбужденно загомонила, и отдельные выкрики потонули в общем гуле.

Олег слегка опешил. Краем глаза он заметил, как человек с ружьем что-то нервно говорит в кирпич переносной рации, косясь на толпу и Олега. Очевидно, такой поворот событий в утвержденный сценарий совершенно не вписывался. Ох, блин. Зачем я сюда сунулся? Теперь на меня начнут вываливать все, что давно мечтали донести до высокого начальства – а я-то что должен делать? Ну, раз заварил кашу, придется расхлебывать. Он раскрыл рот, чтобы рявкнуть во все горло, но тут же закрыл его, поскольку гвалт уже поднялся до небес. Подумав, Олег вложил в рот два пальца левой руки и громко засвистел.

— Молчать………! — рявкнул он в мегафон во весь голос. Чудо техники услужливо поддержало его диким кошачьим визгом, разрывающим барабанные перепонки.

Спустя несколько секунд над площадью снова установилась тишина, на сей раз ошеломленная.

— Хорош орать! — громко сказал Олег, опустив хрипастую говорилку. — Не на базаре. Разворовали, значит, страну масоны проклятые?

Несколько человек, в том числе бескнижный очкастый интеллигент, с энтузиазмом закивали.

— А вы, господин, кто по профессии? — спросил очкастого Олег.

— Я? — растерялся тот. — У… учитель. Географии.

— Вы тут что сегодня делаете в рабочее время? У вас уроков нет?

— Так по разнарядке из РОНО… — интеллигент беспомощно заоглядывался.

— Ах, по разнарядке? Ну ладно. А вы, дамочка? Вы, вы! — Олег ткнул пальцем в толстую тетку, страдавшую из-за отсутствия стенки. — Да-да, я вас спрашиваю. Вы кто?

— Ну, счетовод, — та уперла кулаки в бедра. — А что?

— Да ничего, только вот времени уже почти десять, — пожал плечами Олег. — Вам давно на работу надо. Тоже разнарядка?

— Ну, может, и разнарядка, а может, и так! А чо?

— Да ничо. Повод с работы свалить в рабочее время всегда найдется. Не разнарядка, так субботник или просто в курилке ждут. Только вот работать кто станет? Думаете, дома сами строятся, а обои из воздуха берутся?

— Так смежники все равно бетон вовремя не подвозят, бля! — раздался из толпы хриплый прокуренный голос. — Чё толку-то на жопе просто так сидеть?

— Так и смежникам то же скажу, не только вам, — усмехнулся Олег. Краем глаза он заметил, как человек с ружьем опустил рацию и как-то странно смотрит на него, похоже, разрываясь между полученными указаниями и уважением к лимузину с правительственными номерами. Похоже, пора закругляться, пока в шею не поперли. — Начните работать честно, без сачкования, и жить станет куда лучше. Что же до бестолковщины, которой у нас хватает, с ней мы разберемся. Голосуйте за меня на выборах, а уж я постараюсь все поправить как надо.

— А швабомасоны? — нервно выкрикнул очкастый учитель географии. — Масоны – они что, так и продолжат страну разворовывать? А им даже слова поперек сказать нельзя?

— С масонами я разберусь в первую очередь, — успокоил его Олег, искоса наблюдая, как человек с ружьем мелкими нерешительными шажками приближается к «трибуне». — Так им и передайте, если увидите. Мол, Кислицын Олег Захарович всех вас к ногтю возьмет, когда Народным Председателем станет! А теперь пора завершать наш митинг. На работу пора, дамы и господа.

Олег спрыгнул с ящиков, не глядя сунул устройство в руки человека с ружьем и бегом устремился к своему транспортному средству. Он рыбкой нырнул на заднее сиденье, распахнул бар и жадно припал к бутылке минералки, сорвав открывашкой крышку.

— Поехали! — махнул он шоферу.

— В инкубатор? — педантично уточнил тот, заводя мотор. — Ох, извините. В ваше учреждение?

— Да куда угодно, только поскорее, — выдохнул Олег, огромными глотками глотая воду. — А то сейчас догонят и по шее накостыляют.

Шофер кивнул и тронул машину с места.

— А здорово вы там выступили, Олег Захарович, — обернулся к нему с переднего сидения охранник. — Особенно под конец, — его лицо странно дергалось, как будто он изо всех сил пытался удержать ухмылку. — Я и то пару слов не понял…

— Знали бы вы, сколько я времени в кабинах с шоферюгами провел за свою жизнь! — подмигнул ему Олег. — Еще и не тому научились бы.

Машина покидала площадь, и позади нее стремительно рассасывался митинг. Олег тяжело вздохнул и откинулся на сиденье. Ох и аукнется мне нынешняя выходка, с каким-то странным весельем подумал он, ох и аукнется! Вот вам и начало избирательной кампании. Шварцман просто взбесится. Но как же, оказывается, просто трепаться перед толпой!..

Лимузин басистым рыком отогнал в сторону зазевавшуюся легковушку и свернул на очередную скучную улицу.

16.10.1582, вторник

Огненно-красный закат заливает багровым светом веранду, на которой в шезлонгах полулежат двое в плавках. Один из них ничем не примечателен – белая кожа, покрытая легким загаром, невнятное лицо без особых пример, впалая грудь и небольшой животик с валиками жира на талии. Типичный предприниматель, потомок северных эмигрантов, которых на южных Австралийских островах пруд пруди. В курчавых волосах второго мужчины за последние три месяца заметно прибавилось седины, а глаза глубоко запали. Массивные скулы нависают над впавшими, словно у старика, щеками.

— Значит, ты бог, — полуутвердительно произносит Джоэл Павлович Корунэ, еще недавно носивший псевдоним «Фарлет». — Натуральный бог из сказок.

— Если хочется навесить ярлык, то можно и так, — отзывается невзрачный. — Начиная с определенного уровня разница в технологиях становится неотличимой от магии, да простится мне такая метафора. Но я не всезнающ и уж тем более не всемогущ. Именно потому я и создал Хранителей.

— Чтобы они помогали тебе управлять обществом?

— Что-то типа того. Но я никогда ни к чему вас не принуждал, только мягко задавал направление. Хранители всегда обладали свободой выбора.

— Забавно, — усмехается Фарлет. — Ты оправдываешься передо мной?

— Вероятно, да. И не только перед тобой, — Джао берет со стола бокал с коктейлем и отхлебывает из него. — Мой вечный повод для эмоционального раздрая – необходимость обманывать, а то и предавать соратников. Паршивое чувство, знаешь ли.

— Вероятно, — вежливо соглашается бывший Хранитель. — Но почему ты открылся мне сейчас?

— Потому что я вынужден в очередной раз ликвидировать организацию.

Долгая пауза, и только ласковый весенний ветер Южного полушария гоняет по веранде шелестящий обрывок газеты.

— Сколько их было? — наконец нарушает молчание Джоэл Корунэ. — Организаций?

— Восемь, включая нынешнюю. Но предыдущие существовали куда дольше. Темп жизни ускоряется, и эволюция от аморфной группы идеалистов до организованного тайного общества, стремящегося управлять миром, проходит все быстрее. Минус вторая организация и предыдущие перерождались примерно за триста лет. Предыдущая – за девяносто, ну, а нынешняя уложилась в три десятилетия.

— А следующей, вероятно, хватит десятка лет?

— Нет. Следующей не предполагается. Хватит. Во-первых, чем дальше, тем ниже эффективность деятельности тайных обществ. Тысячу лет назад я даже не активировал боевые системы на челноках – Хранителям одних только персональных силовых эффекторов хватало для контроля огромных королевств и империй. А сегодня я не могу дать вам ничего, принципиально отсутствующего у любой спецслужбы.

— А во-вторых?

— А во-вторых мне надоело предавать друзей.

— О как! Надоело предавать поодиночке, ты хочешь сказать, а потому решил ликвидировать всех одним махом? Чтобы не рубить, так сказать, хвост коту по частям?

— Язва! — слабо усмехается Джао. — Да, можно выразиться и так.

— И тебе наплевать, что у наших ребят и девчонок свои планы на жизнь? Что, кстати, означает «ликвидировать»? Убить?

— Джоэл, я, конечно, сволочь, но не настолько же, — Демиург хмурится. — Нет, разумеется. Ни один из Хранителей за всю историю не умер – даже те, кто покончил жизнь самоубийством. Все психоматрицы… хм, я не смогу сейчас толком объяснить, что такое «темный сон». Скажем так: все спят сном без сновидений, избавляясь от стрессов прошлой жизни. Я просто еще не решил, что с ними делать. Оставить Хранителя в обществе, как сам понимаешь, невозможно, а пристроить больше некуда. Есть варианты с виртуальностями, но они мне не нравятся. Однако даю тебе честное слово: я приложу все усилия, чтобы каждый прожил не просто полноценную, но еще и долгую и счастливую жизнь, если не сейчас, так в будущем. А у меня очень широкие возможности.

— А зачем тебе я, если у тебя такие возможности?

— Эксперты. Три сотни человек по всей стране, отобранные специальными фильтрами Робина. Их нельзя бросить просто так, их просто сожрут после внезапной пропажи Хранителей – если не СОД с Канцелярией, то свои же коллеги. Робин создаст новые должности, фальсифицирует все необходимые документы и вообще полностью проведет операции прикрытия. Но с каждым следует поговорить индивидуально – объяснить, что происходит и как жить дальше. Один я не справлюсь в приемлемые сроки.

— А вдвоем со мной справишься?

— Не вдвоем. Предложение получили еще четверо, то есть все, кто в отставке и еще жив.

— Пятеро? На три с половиной сотни экспертов?

— Я умею присутствовать в нескольких местах одновременно – до пятнадцати независимо действующих проекций, даже до восемнадцати, если прижмет. За пару дней разберемся.

— А потом усыпишь нас вместе с остальными?

— Джоэл, — Демиург устало откидывает голову на спинку шезлонга и прикрывает глаза, — если ты хочешь чего-то еще, я готов принять любые твои условия. В разумных пределах, разумеется, пост мирового диктатора даже и не проси.

— А если я просто захочу остаться жить здесь, в своем бунгало?

— Чтобы все-таки воспользоваться пистолетом, лежащем в столе? — Джао поворачивает голову и смотрит на Фарлета неожиданно тяжелым взглядом. — Не надо морщиться, я не следил за тобой. Просто моя система мониторинга автоматически отслеживает оружие в радиусе полукилометра. Джоэл, если ты хочешь покончить жизнь самоубийством, валяй. Но тогда ты автоматически уйдешь в темный сон, как и остальные. Не травмируй свое сознание мортальным шоком, ни к чему хорошему он не приводит. Лучше я сразу тебя усыплю, тихо и безболезненно.

— То есть я даже застрелиться не могу по своему выбору? — ворчливо огрызается Фарлет. — Вот тебе и «любые условия»…

— Я же сказал, что в разумных пределах, — ехидно подмигивает Демиург. — Безвременное небытие в них не включается. Джоэл, я обязательно подберу жизнь тебе по душе. Если проживешь ей, скажем, год и все равно захочешь смерти, я не стану препятствовать. Но не раньше.

— Ну хорошо, а все же – чем тебе не угодила организация?

— Все тем же. Из инструмента поддержки и поощрения прогресса она стремительно превращается в классическое тайное общество заговорщиков. Благие намерения в огромных количествах – но потом оказывается, что облагодетельствованные почему-то вовсе не благодарны, да еще и сопротивляются. И тогда начинается применение силы, сначала осторожное, а потом все более и более агрессивное. Знаешь, почему я ликвидировал предыдущую организацию? Практически вся она примкнула к народовольцам. Тогда я еще не рисковал давать в руки Хранителям ментоблоки, но даже ограниченных способностей им оказалось достаточно для построения революционной организации во всеимперском масштабе. Когда я понял, что ситуация стремительно скатывается к катастрофе и срочно выдернул Хранителей из общества, оказалось слишком поздно. Ситуация тогда объективно способствовала социальному взрыву, и предотвратить его я уже не смог. Итог ты знаешь: Великая Революция, гражданская война, диктатура, кровавая принудительная индустриализация, репрессии и прочие прелести. Сегодня ситуация очень похожа на тогдашнюю – с той разницей, что есть танки, боевые вертолеты и химическое оружие. Я просчитал восемь вариантов на ближайшие десять лет. Три из них заканчиваются гражданской войной, голодом, разрухой, эпидемиями боевых вирусных и бактериальных штаммов и сотней миллионов трупов как минимум.

— Сто миллионов погибших?

— Да, как минимум – при условии вмешательства международных врачебных организаций. А если вовремя не вмешаются – вплоть до мирового вымирания человечества. Есть, разумеется, забавные альтернативные сценарии с гораздо меньшим количеством жертв. Во всех Хранители, пытаясь остановить скатывание страны в хаос и войну, устанавливают тоталитарную диктатуру с применением моих технологий. На Малии не случалось ничего подобного, но в истории моей расы нечто похожее происходило. Уж и не знаю, что хуже – горы трупов или паническое спокойствие гигантских концлагерей, в которые превратятся города. Джоэл, я не могу допустить подобного исхода. Я должен убрать Хранителей до того, как они превратятся в свою полную противоположность. И мне нужна помощь.

Снова долгое молчание. Солнце уже почти полностью опустилось за горизонт, и сумерки стремительно сгущаются.

— Откуда я знаю, что ты не лжешь мне и на сей раз? — наконец осведомляется бывший Хранитель.

— Зачем? И потом, какая тебе разница? Я не идеален, но никогда не вынуждал людей делать то, что идет вразрез с их совестью. Скажи, оглядываясь назад: если бы ты знал о своей судьбе, когда тебя вербовали в Хранители, ты бы отказался?

Фарлет вздыхает, потом одним долгим глотком осушает половину бокала.

— Нет, не отказался бы, — наконец отвечает он. — Мне не о чем жалеть. Даже о том, что сорвался напоследок. Знаешь, когда я только-только ушел из организации и поселился здесь, целыми днями про себя яростно спорил с Суоко и с остальными. Доказывал, что я прав, что люди вроде того технолога не должны жить, что подобную сволочь нужно выжигать каленым железом… А потом – как отрезало. Словно я выгорел дотла. Да так, наверное, и есть. Но я выгорел так, как хотел. Нет, я ни о чем не жалею.

— И ты поможешь напоследок?

— Да. Но с одним условием. В пределах разумного, как ты говорил.

— А именно?

— На Южном берегу есть одна банда, «Стальные сердца». Бывший клуб мотоциклистов. СОД задействовала их в транзите наркотиков из-за границы, ну, а потом они остались сами по себе. Но вкус к легким деньгам у них не пропал, и они начали работать самостоятельно. Цеховиков трясти, с рынков дань собирать, про обычный уличный грабеж даже и не упоминаю. Ихдаже старые воры в законе трогать опасаются. Я их хотел шугануть, но Суоко неожиданно запретила. Кстати, не знаешь, зачем они ей?

— Насколько я понимаю, она намерена использовать некоторые преступные группировки в качестве инструментов. Сначала как следует навести страх на население и полицию, а потом показательно ликвидировать, заработав политические очки.

— Ага. Я предполагал что-то подобное. В общем, тех ребят нельзя оставлять как есть, они и убивать не стесняются по малейшему поводу. Отморозки, как их другие бандиты зовут. Ликвидируешь их, и мы в расчете.

— Принято. Все?

— Все.

— Ты уверен? Не отвечай сразу, подумай.

— Не о чем думать, — отмахивается Фарлет. — Другим ты такого выбора не даешь, а я не хочу становиться исключением. Когда ты намерен… начать действовать?

— Сразу после выборов.

Верхний краешек заходящего солнца окончательно ныряет в море, и на мир обрушиваются черные тропические сумерки. И в наступившей тьме звучит голос Хранителя – вовсе не бывшего, ибо бывших Хранителей не существует:

— Ну, тогда за выборы. И за то, чтобы Треморов сдох самой неприятной смертью. Только не забудь дать мне возможность извиниться потом перед ребятами.

И лед тихо звякает в пустом бокале, резко поставленном на стол.

В небольшом саду вокруг бунгало медленно разгораются фонари.

* * *

«Робин, контакт. Джао в канале. Ты оказался прав насчет мотивов Фарлета. Начинаем операцию „Богомол“. Запускай предварительную обработку наших мотоциклистов. Санкционирую третий уровень применяемых ментоблоков».

«Робин в канале. Ты действуешь формально или скрытно?»

«Формально. Мне интересно посмотреть на реакцию Суоко. Только отправь общее уведомление ровно за пять минут до начала, чтобы она не успела вмешаться и остановить меня».

«Принято. Начинаю дестабилизацию целевых психоматриц. Кукла подготовлена и выведена на исходную позицию. Передаю тебе контроль».

«Контроль у меня. Ну, поехали. Посмотрим, не потерял ли я квалификацию…»

Ночь на 17.10.1582, среда

Дверь распахнулась, и Череп влетел в нее вперед спиной, сбив с ног со вкусом приложившегося к банке пива Жука. Банка сбрякала по полу, а облившийся Жук под тяжестью Черепа рухнул на пол и длинно выматерился.

Высокий угольно-черный негр, по виду – чистокровный сахарец – перешагнул через порог и с интересом огляделся. Затем переступил через запутавшихся друг в друге байкеров и подошел к столу, обильно заваленному объедками и пустыми бутылками из-под водки.

— Вы Панас Львович Стережков? — негромко спросил он на чистом, совершенно без акцента, руста у уставившегося на него исподлобья Интеллигента.

— Я, — согласился тот, утвердительно мотнув головой. Он уже изрядно набрался за вечер, и от него за версту несло сивухой. — Че надо?

— Вы посылали своего человека к директору ЦУМа за деньгами? — Негр мотнул головой в сторону копошащегося на полу Черепа. У того цветной платок нелепо сполз с гладко выбритой головы, на щеке набухал свежий кровоподтек.

— Посылал, — не стал и на сей раз отпираться Интеллигент. — А что, жирный крышу сменить решил на забугорную? Ладно, с ним разберемся завтра. Ты кто такой?

Он утер вспотевший лоб ладонью. На среднем пальце мелькнула тюремная татуировка: перстень со схематичным изображением кошачьей морды.

— Видите ли, господин Шавали и не думал менять крышу, — все так же негромко ответил чужак. Он приложил правую руку к левому плечу, и над ним засветилась сине-желтая голограмма. — Я Хранитель. Именно мы решили, что пора ему завязывать с вами. Да и человек он не слишком для своей должности подходящий, так что долго на ней не задержится. У меня для вас небольшое сообщение.

— Я слушаю, — Интеллигент громко рыгнул. — Только давай короче.

Он с кривой ухмылкой взглянул на южанина и сделал быстрый жест левой рукой. Уже пришедший в себя Жук кивнул и вышел из подвала, застучав ботинками по лестнице наверх. Череп встряхнулся, поднимаясь, извлек из кармана косухи выкидной нож и принялся многозначительно им поигрывать.

— Да короче и некуда, — Хранитель бесстрастно смотрел на него. — У вас есть двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть город. Если завтра к вечеру хоть кто-то из «Стальных сердец» еще останется здесь, пеняйте на себя. Все понятно?

— Да что ты говоришь? — лениво изумился Интеллигент. — А что случится, если ослушаемся? Ментов приведешь нас арестовывать? Да ты хоть знаешь, с какими людьми я за руку здороваюсь? Паренек, ты хоть и черный, но дурак. У тебя что, девять жизней, как у кошки?

На лестнице затопотали. Дверь опять распахнулась, и шесть здоровых парней с цепями и металлическими трубами в руках ввалились в подвал. Хромированные заклепки на кожаных куртках угрожающе сверкали.

— Слыхали, ребята, у нас есть сутки на то, чтобы свалить из города. Вон тот, — Интеллигент махнул рукой в сторону Хранителя, — пришел и сказал, чтобы мы убирались. Ну что, послушаем его али как?

— Че ты с ним чикаешься, Интеллигент? — угрюмо пробасил Гроб. — Замочить фраера – и в воду, пусть рыба полакомится…

Остальные поддержали его дружным гыканием.

— Глас народа свят, — развел руками Интеллигент, снова обращаясь к Хранителю. — Видно, не судьба. Не могу же я против коллектива идти, а? — Он с силой ткнул вилкой в соленый огурец, засунул его в рот и принялся смачно жевать, почесывая вилкой в затылке. — Че скажешь… Хранитель или как там тебя? Кстати, чё хранишь-то? Если брюлики там или рыжье, то нам отдай, мы лучше распорядимся. Правда, пацаны?

Байкеры у двери опять гоготнули. Двое подошли вплотную к Хранителю и встали у него за спиной. Тот не пошевелился.

— Завтра вечером я вернусь сюда, — холодно произнес он. — Те, кто останутся, очень пожалеют. До завтра! — он повернулся и взглянул на преграждающих путь. — Могу я пройти?

— Ты куда? — деланно изумился Интеллигент, неторопливо поднимаясь на ноги. — Только появился – и уже уходишь? Сядь к столу, выпей, закуси…

— Отойдите с дороги, — Хранитель повел плечами, и парни в черных куртках невольно отступили, как-то сразу осознав, что чужак на голову их выше и гораздо массивнее. — Сейчас я не собираюсь причинять вам вред, если вы меня не спровоцируете. Однако злить меня не стоит.

— Да вы только посмотрите! — восхищенно хлопнул себя по бедрам главарь. — Он не хочет причинять нам вред, надо же! В яму его, — скомандовал он совершенно другим тоном. — Да залейте цементом, чтобы не нашли. А с жирным завтра разберемся.

Двое байкеров набросились на Хранителя, заломив ему руки за спину, и потащили к двери. Вернее, попытались потащить. Неуловимым движением Хранитель высвободился, а держащие его парни отлетели к стене, гулко ударившись о нее, и сползли на пол, хватая воздух широко раскрытыми ртами.

— Я давал тебе сутки, но ты выбрал сразу, — пожал плечами Хранитель, поворачиваясь к Интеллигенту. — Извини, дружище, но игра окончена.

Лязгнул металл. Что-то огромное, сверкающее, как начищенный самовар, вырвалось из Хранителя, раздирая в клочья одежду и человеческие покровы. Узкое блестящее тело, уродливые длинные конечности с хищными зазубринами, горящие рубиновым огнем глаза… Стальной богомол в три метра высотой с неторопливой грацией нагнулся к Интеллигенту и одним движением шипастых челюстей откусил ему голову. Затем он развернулся к байкерам, в оцепенении смотрящим на чудовище. Тело Интеллигента билось в агонии на полу, обильно орошая стены струей хлещущей крови, и красные капли стекали по хромированному металлу…

…в дверь громко заколотили. Линда с трудом разлепила сонные глаза и пошла открывать, накинув на себя тонкий халатик. Босые ноги липли к холодному линолеуму. Что-то он задержался, проплыла в глубине сознания дремотная мысль. От уличного фонаря за окном по полу тянулась светлая дорожка.

Череп с безумным остановившимся взглядом ввалился в прихожую и несколько секунд дико озирался по сторонам.

— Тут… есть кто? — спросил он хриплым шепотом, судорожно сжимая и разжимая кулаки. — Он… не появлялся?

— Нет, — удивленно откликнулась Линда, отступая на полшага назад. Одежду Черепа заливало что-то темное, неразличимое в полумраке прихожей. — Никто не приходил. А что, ты кого-то ждал?

Она потянулась к выключателю. Оттолкнув ее в сторону, Череп бросился в комнату, к шкафу. Выхватив оттуда видавшую виды дорожную сумку, он принялся лихорадочно засовывать туда все, что попадалось под руку.

— Ты уезжаешь? — с удивлением спросила Линда. — Куда?

— Он замочил их всех! — невпопад простонал Череп. — Всех! На куски рвал, как тряпки! — Неожиданно он упал на колени и в голос зарыдал. — Всех!..

— Что случилось? — недоумевая, подошла к нему девушка. — Кто кого замочил? Ты о чем?

Она опустилась перед парнем на корточки и попыталась поправить ему перекосившийся воротник косухи. Рука попала во что-то липкое. Недоумевая, она встала и включила свет.

Руку, как и куртку Черепа, покрывала густая, наполовину свернувшаяся кровь.

Линда охнула.

— Череп, милый, во что ты ввязался? — затормошила она в голос стонущего парня. — Что случилось? Ты цел?

— Он сожрал Жука прямо передо мной! — не обращая на нее внимания, будто бредил наяву Череп. — Мы уходили огородами, но он нас все равно догнал! Я один утек, остальных в клочья, в клочья! На куски! Он придет за мной, я знаю!

Неожиданно он вскочил на ноги и, судорожно сжимая сумку, бросился к двери.

— Череп, милый, не бросай меня! — панически взвизгнула Линда. — Возьми меня с собой!

Она уцепилась за его руку, не давая сдвинуться с места.

— Отстань, сука! — рявкнул Череп. — С тобой ничего не случится, а мне трындец наступит, если ему попадусь! Один я закопаюсь куда-нибудь, пережду, а с тобой мне куда? Вообще забудь, что я на свете есть, понятно?

Он вырвал у Линды руку и выбежал, яростно хлопнув дверью. Спустя несколько секунд за окном взревел мотоцикл.

Линда без сил опустилась на кровать. На простынях горели кровавые отпечатки ее рук…

…в дверь громко заколотили. Анна с трудом разлепила слипающиеся веки и, запинаясь о древние скрипучие половицы, пошла открывать, лишь накинув на себя тонкий халатик. Что-то он задержался, проплыла в глубине сознания полусонная мысль.

Жук с безумным остановившимся взглядом ввалился в сени, оттолкнув Анну в сторону, затем замер и несколько секунд в ступоре пялился прямо пред собой.

— Ты… одна? — спросил он хриплым шепотом, хватая ее за рукав. — Он… не появлялся?

— Нет, — удивленно откликнулась Анна, слегка отступая назад. Одежду Жука покрывали пятна чего-то темного, неразличимого в полумраке. — Никто не приходил. А кто – он?

Оттолкнув ее в сторону, Жук бросился в комнату, к шкафу. Выхватив оттуда пожилой дорожный чемоданчик с продавленной крышкой, он принялся лихорадочно скидывать в него все, до чего дотягивался.

— Ты уезжаешь? — с удивлением спросила Анна. — Куда?

— Он порвал их всех! — невпопад простонал Жук. — Всех! На куски кромсал, как мясник на бойне! — Неожиданно он сжал виски и в голос зарыдал. — Всех!..

— Что случилось? — недоумевая, подошла к нему девушка. — Как кромсал? Вы что, махались с кем-то?

Она опустилась на корточки и отвела падающие ему на глаза длинные спутанные волосы. Рука попала во что-то липкое. Брезгливо отдернувшись, она встала и щелкнула выключателем.

Рука, как и одежда Жука, оказалась испачкана в крови.

Анна охнула.

— Жук, кто тебя так? — вцепилась она в рыдающего парня. — Откуда кровь? Тебя порезали? Врача надо?

— Он покрошил Черепа рядом со мной! — не обращая на нее внимания, лихорадочно бормотал Жук. — Мы успели выскочить во двор, но он достал его уже там! Куски трупов, понимаешь, куски мяса повсюду, кровь, дерьмо, кишки! Он порвал всех, я один сбежал, но он придет за мной, я знаю!

Неожиданно он вскочил на ноги и, судорожно зажав под мышкой чемоданчик, бросился к двери.

— Жук, пожалуйста, не бросай меня! — уцепилась за него нервно дрожащая Анна. — Останься, я тебя спрячу! В погребе, никто не найдет…

Девушка повисла на нем, не давая сдвинуться с места.

— Отлезь, дурища! — рявкнул на нее Жук, брыкаясь изо всех сил. — Ты-то кому нужна? Ты что, не поняла – мне п…ц придет, если ему попадусь! Один я заныкаюсь куда-нибудь, пережду, а тебя куда? Вообще забудь, что меня сегодня видела, дошло?

Парень яростно толкнул девушку и выскочил во двор, чуть не снеся дверь с петель. Спустя несколько секунд перед домом затарахтел и быстро заглох вдали мотор мотоцикла.

Анна потрясенно опустилась на кровать. На простынях горели кровавые отпечатки ее рук…

* * *

— Джао, чтоб тебя башкой через колено! Ты что творишь?

Полулежащий в консольном кресле высокий негр приоткрывает один глаз.

— Суоко, я тебе не говорил, что ты жуть как хороша, когда сердишься? — слегка улыбается он. — Никакой куклы не надо, ты и сама по себе красавица.

— Спа… Не меняй тему! — Ведущая упирает кулаки в бока. — Ты что, специально мне на нервы действуешь?

— Ты о чем? — негр сладко потягивается и садится вертикально.

— Не изображай из себя невинную овечку! «Стальные сердца»! Я же на них специально запрещающий флаг поставила! Они у меня в оперативной разработке…

— Извини, но я за ними тоже следил. Они все границы перешли. За последнюю неделю – три трупа, и останавливаться явно не собирались.

— Джао, я же предупреждала…

Негр широко шагает к ней и обнимает, так что женщина почти полностью теряется в его объятиях.

— Да, предупреждала. Наташенька, не ругайся. Их нельзя было оставить как есть. Они просто перешли все границы. А твой флаг – ты ведь не сняла бы его сама, верно? И тогда мы бы поругались дважды, и до операции, и после, вот как сейчас.

Ведущая каменеет всем телом.

— Отпусти меня! — с едва слышными угрожающими нотками требует она. — Немедленно!

— Нет.

Внезапно Джао подхватывает ее на руки и начинает кружить по комнате. Женщина тихонько взвизгивает и автоматически хватается за него. Негр опускает ее в консольное кресло и садится рядом на краешек. Некоторое время Суоко яростно смотрит на него, но потом ее лицо смягчается. Она откидывается на спинку и прикрывает глаза, потирая лоб.

— Не сердись, — просит Джао. — Ага, я козел и сволочь, как и любой мужик. Дай мне в лоб, если хочешь.

— Дубина! — почти жалобно произносит Ведущая. — Я на них полгода убила! У меня такой сценарий шикарный нарисовался, со стрельбой, публичными арестами мордой в асфальт и показательным судом! А теперь все псу под хвост… Ты почему, дурак, туда лично поперся? Почему куклу не отправил? А если бы тебя убили? Сам же так красиво рассказывал, почему базу покидать нельзя…

— Я соскучился, — сообщает ей Джао. — Зря я, что ли, ежедневно по два часа в спортзале кувыркаюсь? Хотелось проверить навыки своего тела. В конце концов, сколько десятилетий работали именно так, с подстраховкой на лонже, и ничего. Ната, только не говори, что за меня испугалась. А?

— Я тебя сама готова убить! — сердито огрызается Суоко. — Джа, ну что ты творишь? Я бы сказала, что назло мне все делаешь в последнее время.

— А помнишь, как мы год назад на Южном берегу неделю отдыхали? — невпопад откликается негр. — Я из себя иностранца изображал, а ты гида…

— Да, — задумчиво кивает Суоко, внезапно успокаиваясь. В ее глазах мелькает мечтательное выражение. — Помню. Но с тех пор многое изменилось. Джа, почему между нами какая-то пустота появилась? Я ведь от тебя никогда многого не требовала, ни любви, ни даже верности, — она тянется и кладет ладонь на его предплечье. — И других твоих женщин никогда в упор не замечала и не ревновала. Почему мы отдалились?

— Мы по-прежнему друзья, Ната, — качает головой негр. — Но мы по-разному смотрим на одни и те же вещи. Мы слишком упрямы и слишком отдаемся работе, и мы обречены на конфликты.

— Друзья? Просто друзья?

Джао наклоняется к Суоко и целует ее в губы. Она отвечает, обхватывая его руками за шею.

— Вот такие мы друзья, — озорно подмигивает Джао. — Устраивает?

Ведущая слегка хлопает его по щеке и отворачивает голову, прикрывая рукой седую прядку.

— Джа, не бросай меня. Пожалуйста! — просит она. — Я боюсь будущего. Я целыми днями просчитываю варианты событий. Впереди хаос и катастрофа. Война, миллионы погибших, Ростания перестает существовать… Остановить хаос можем мы, только мы, понимаешь? А я одна. Я совсем одна, маленькая и испуганная, как тогда, в шестьдесят первом, когда ты спасал меня от СОД. Ты мне нужен. Мы не можем позволить себе ссориться из-за пустяков.

Джао снова обнимает ее, и на сей раз она приникает к его груди, словно маленькая девочка к отцу.

— Нам нельзя ссориться, — соглашается он. — Наташенька, но ты ведь понимаешь, что я ругаюсь с тобой на Совете вовсе не из-за личных причин. Мы не можем идти по выбранному тобой пути. Он ведет в пропасть.

— Другие так не считают.

— Я считаю, и мне достаточно. Суоко, я не хочу тебя бросать, но я не могу согласиться с тобой. Теперь моя очередь просить: пожалуйста, прислушайся ко мне. Далеко не всегда дорога, выбранная сердцем, является лучшей. Мы столько лет терпели во тьме и неизвестности, стиснув зубы – почему нельзя терпеть и дальше?

Несколько секунд Ведущая расслабленно лежит в его объятиях. Затем высвобождается и поднимается с кресла.

— Прости, — качает она головой, одергивая платье. — Ты прав: мы с тобой слишком упрямы, чтобы переубедить друг друга.

Она протягивает руку, кончиками пальцев касаясь щеки собеседника.

— Джао, что бы ни случилось, знай: я люблю тебя. Люблю, но поступлю по-своему. Ты сам меня учил делать именно то, что должно – а я хорошая ученица.

Мембрана двери смыкается, скрывая Ведущую. Негр тяжело сутулится, обхватывая голову руками.

— Ты хорошая ученица, Суоко, — бормочет он. — А я крет…

Темнота. Только на мгновение красным вспыхивают символы: «Запись отредактирована владельцем дневника».

17.10.1582, среда

— Ничего не понимаю, — лейтенант осторожно постучал пальцем по развороченному косяку, из которого во все стороны торчали острые щепки. — Чем его так покоцали? Да тут же в тамбуре не повернуться, чтобы стукнуть как следует, хоть топором, хоть фомкой! Или его изнутри ломали? Нахрена?

— Что здесь происходит?

Уловив начальственные нотки в голосе, полицейский быстро развернулся и отдал честь.

— Командир оперативной группы Бычков Джон Николаевич! — отрапортовал он, вскидывая руку к козырьку фуражки. — Осматриваем место происшествия…

— Отойди, лейтенант, — поморщился один из двух в штатском. — Не путайся под ногами. И вообще, мы отстраняем уголовную полицию от расследования, так что забирай своих гавриков, и свободен.

— Не понял… — лейтенант растерянно перевел взгляд с одного на другого.

— Майор Кропин, областное Управление Общественных Дел, — протискиваясь в узком проходе, говорящий мимоходом ткнул полицейскому под нос красные корочки с серебряными буквами «СОД». — Тебе бумажка нужна? Получишь бумажку, только позже. Сейчас исчезни.

— Так… так точно… — растерянно выдавил из себя Бычков. — Есть исчезнуть…

Он снова козырнул и по старой скрипучей лестнице выбрался на площадку перед заброшенными складами. Сержант с судмедэкспертом уже ждали его.

— Собираемся? — полувопросительно сказал сержант.

— Куда мы денемся! — с досадой сплюнул лейтенант. — Общаки… И откуда только узнали? Ведь двух часов не прошло, как нам сообщили! Поехали отсюда.

Между тем в подвале майор Кропин присел на корточки над валяющимся в луже крови трупом и осторожно, стараясь не запачкаться, обшарил карманы серого потрепанного пиджака.

— Пусто… — с отчаянием пробормотал он. — Интересно, у кого теперь ключик, а? И как мы найдем гребаную камеру хранения? Там же десять кило груза, б…дь!

— И ведь как аккуратно ему глотку вспороли! — хмыкнул спутник. — Смотри, от уха до уха на всю глубину, аж позвонки белеют, но ведь ровненько, словно мечом рубанули. Что, нашли кого-нибудь из его славных ребятишек?

— Хрена тебе, а не ребятишек! — майор поднялся на ноги и со злостью пнул валяющийся рядом стул. — Наружка засекла, они ночью брызнули отсюда во все стороны, как тараканы. Кретины… Нет, чтобы сразу меня поднять! Будто сами не в доле!

— Не кипятись, Петя, — успокаивающе произнес второй. — Найдем и их, и груз. Куда они денутся?

— Не знаю я, куда они денутся! — в бешенстве заорал майор. — Четверых уже пытались найти! Один вообще дома не появлялся, а трое, бабы да родители ихние рассказали, влетели, словно сумасшедшие, в крови перепачканные, несли какую-то херню про кишки и мясо, а потом похватали вещички – и все, нету! — Он обхватил руками голову и застонал. — Меня же теперь живьем закопают!..

— Прекрати истерику! — с металлом в голосе сказал второй. — Сейчас приедет группа. Ключ наверняка где-то тут, найдем. И язык за зубами держи, они не наши, не в курсе.

— Тебе хорошо! — прошипел майор Кропин. — Не ты операцией руководил. Говорил же я – нехрен иметь дело с уголовниками! Можно подумать, сами не справились бы! Ну, кто, кто, какая сука нам это дерьмо подложила, а?

— Канцелярия… — тихо, словно раздумывая, проговорил второй. — Точно, они. Больше некому. То-то два дня назад Удинцев на совещании на меня так многозначительно поглядывал… Вот как бы они груз не перехватили!

— Суки… — простонал майор, не слушая его. — Ох, суки… Своими руками задушу, если попадутся!

* * *

Телекамера мигала зеленым огоньком. Народный Председатель исподтишка кинул на нее исполненный ненависти взгляд и пожал протянутую руку посла, с трудом подавив искушение сдавить дряблую кисть, чтобы в ней затрещали все кости. Выдавив на лице оскал-улыбку, он повернулся к телекамере – посол сделал то же самое – и несколько секунд терпеливо ждал, пока отсверкают вспышки фотоаппаратов, запечатлевающие исторический момент. Наконец он отпустил руку гостя, радушным жестом указал ему на кресло и уселся сам, засунув в ухо пуговицу наушника.

— Уважаемый господин посол! — произнес он. — Я рад приветствовать вас на сегодняшней встрече, которая, не сомневаюсь, станет исторической вехой на совместном пути великих государств Ростании и Сахары! Я хотел бы выразить свою признательность…

Интересно, что за идиот писал текст, думал он, пока рот механически выплевывал зазубренную речь. Всех уволю. Ну надо же – Народного Председателя выставлять на посмешище. Неужели ни одного грамотного писаки не осталось во всей стране? Чтобы я выражал признательность какому-то сахарскому негритосу?! Действительно, кризис, чтоб ему…

Со стороны референтов и прочей обслуги раздались жидкие аплодисменты. Треморов взял ручку и небрежно подмахнул свой экземпляр договора, затем пихнул его в сторону посла. В ответ тот бережно, чуть не с поклоном передал ему свой лист с четкой, будто профессиональным каллиграфом выведенной, подписью президента, блеснув ослепительной белозубой улыбкой на угольно-черном лице. Высокие договаривающиеся стороны синхронно встали из-за стола и, расточая улыбки и наступая на ноги окружившей их охране, поспешно ретировались из зала. Только оказавшись за его пределами, Треморов почувствовал, как взмок в душном темном пиджаке под сияющими прожекторами. Голова трещала, и больше всего ему хотелось плюнуть на все, вернуться в резиденцию, забраться в постель и поспать часов десять. Или двадцать. Но нельзя…

В гостевой комнате он плюхнулся на диван, махнув рукой, освобождая, секретарю и переводчику. Из патриотических соображений на публике посол изъяснялся исключительно на яркси, но в приватной обстановке на удивление хорошо, почти без акцента, говорил на руста.

— Присаживайтесь, господин Мгата, — пригласил Треморов посла. — Что пить станете? Коньяк, водка, макале? Или что-нибудь экзотическое? — Он дотянулся до бара и распахнул его. — Что тут у нас? А, норвежское виски. Сильно, кстати, рекомендую. Налить?

— Спасибо, господин пре… э-э-э, господин Народный Председатель. Благодарю за оказанную мне честь, но сейчас я бы предпочел воздержаться. Нам есть что еще обсудить глаз к глазу… в приватной обстановке, я имею в виду, — посол вытянул длинные ноги и скрестил руки на груди. — Итак, чтобы не тянуть кота за хвост, как любят у вас выражаться, я хотел бы прояснить вопрос…

— Да знаю, знаю, — невежливо перебил его Треморов. Он плеснул себе макале и захлопнул бар. — Выборы вас интересуют да нефть с газом. Что, угадал?

— Если вам угодно выразить все в такой форме, то именно эти вопросы мне хотелось бы иметь отвеченными, — осторожно ответил посол. — Хотя я бы сказал, что текущее недопонимание между вашими ведомствами и определенными персонами в Сахаре по вопросам поставок алмазов на мировые биржи куда опаснее любых нефтегазовых проблем. Но в целом – да, нашего президента и наш парламент волнует несоблюдение традиционных демократических процедур в вашей стране. Поймите меня правильно, в другой ситуации мы бы не стали так настойчиво поднимать тему выборов, в конце концов ваш политический строй есть ваше внутреннее дело, но… у нас свои проблемы, и наш избиратель хочет знать…

— Вот и я про то же, — Треморов махнул в его сторону рукой с зажатым в ней стаканом. Прозрачная жидкость в нем опасно всколыхнулась, но осталась в рамках дозволенного. — Вам перед своими выставиться надо, голоса друг у друга рвете, как крокодилы – куски мяса, а нам бегать, задрав штаны. Ладно, ладно, — он примирительно поднял руки, заметив, как возмущенный посол открыл рот. — Согласен, я слишком грубо формулирую, но ведь суть такова?

Он уставился на посла немигающим взглядом.

— В чем-то вы правы, — неохотно согласился тот. — Хотя высказанная форма не отличается корректностью. Но…

— Тогда давайте сразу закроем тему, — обаятельно улыбнулся ему Народный Председатель. — Кандидаты уже наз… выдвинули свои кандидатуры, публичная избирательная кампания вот-вот начнется. Сегодня я подписал указ о назначении очередных выборов через три недели. Одиннадцатого ноября, если точнее. Его опубликуют во всех газетах вместе с информацией о нашем сегодняшнем выступлении. Я надеюсь, такой подход устроит ваших избирателей и вашего президента лично?

— Через три недели? — удивленно поднял брови посол. — Но как же рекламная… прошу прощения, избирательная кампания? Вам не кажется, что месячный срок слишком мал для выдвижения кандидатов, и тем более для их… как оно называется? Известнование?

— Достижение популярности, вы имеете в виду? — отозвался Народный Председатель. — Увы, — он придал лицу постное выражение, — в наших нынешних условиях длительные сроки нереальны. Страна в кризисе, с финансами у нас туго. И мы не можем позволить себе длительных периодов неопределенности, когда никто не знает, останется ли моя подпись на документе легитимна завтра или нет. Нам придется пожертвовать некоторыми формальностями, чтобы избежать значительных потерь. Но не беспокойтесь, господин посол!

Треморов сменил выражение лица на торжественное.

— Мы проведем выборы чрезвычайно демократично. Все кандидаты, включая меня, получат одинаковые возможности для агитации в свою пользу, включая прямой эфир на телевидении в лучшее время. Никому из них не станут препятствовать, обещаю. Кроме того, господин посол, я прошу вас не забывать, что уровень политической грамотности в нашей стране гораздо выше, чем у вас. Наш избиратель не пойдет голосовать за кандидата только потому, что тот выкидывает фортели на предвыборных собраниях, — он патетически потряс пальцем в воздухе. — Наш избиратель избирает исходя из политической и экономической программы кандидатов, потому что чувствует свою ответственность за будущее страны.

— И лучшая программа почему-то всегда оказывается у действующего Народного Председателя… — как бы про себя заметил посол.

— Почему «почему-то»? — удивился Треморов. — Все объясняется объективными причинами. Действующий Народный Председатель гораздо больше осведомлен о реальном положении дел в стране, должность у него такая. Да и привыкают люди к нему. Ну, тут уж ничего не поделаешь, народ у нас консервативен, все новое принимает осторожно, если не сказать – с опаской. Так что можете заверить своего президента, что все пройдет правильно. Победит, как всегда, силь… лучший, я имел в виду.

— То есть, господин Народный Председатель, — тонкая улыбка появилась на пухлых губах посла, — мы можем не сомневаться, что через три недели ростанийский народ вполне демократически выберет вас на новый срок. Я правильно следую вам?

— Да, господин посол, — скромно опустил глаза долу Народный Председатель. — Именно демократически, и именно через три недели, — он сделал глоток из своего стакана. — Господин Мгата, вы уверены, что не хотите выпить?

— Пожалуй, я все-таки возьму чего-нибудь, — согласился посол. — Вы упомянули, кажется, норвежское виски? Да, и второй вопрос, который мне хотелось бы поднять. Определенные круги, — он покрутил пальцем над головой, — обеспокоены падением качества нефти, поставляемой из вашей страны в последнее время. Я не очень хорошо разбираюсь в технических деталях, что-то, кажется, говорилось об истощении одних месторождений и повышенном содержании парафинов в нефти других…

— Временные трудности, господин посол, — сухо ответил Треморов. — Я уже заверял… хм, определенные круги посредством наших представителей в Маронго, что трудности с качеством действительно временные. В течение ближайшего месяца в строй войдет еще пять скважин в Каратоу, и сразу после выборов вы начнете получать нефть с новых месторождений. И, господин Мгата, передайте, пожалуйста, определенным кругам, что ростанийский народ сильно огорчится, если очередной транш продовольственного кредита задержат под надуманным предлогом. Например, наше правительство с целью поддержки отечественного производителя может уменьшить квоту ввоза определенных товаров из Сахары. Тех же курячьих огузков, например. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Вполне, — кивнул посол. — Именно так я и передам. Кстати, вы не слышали последний анекдот о нашем президенте?..

22.10.1582, понедельник

Тилос стоит неподвижно, обманчиво-расслабленно опустив руки вдоль тела, и только босые ноги слегка переступают по матам. Джао возвышается перед ним черной башней. Вот он стремительно шагает вперед, и его кулак обрушивается сверху на голову невысокого противника. Однако Тилос уклоняется в тот момент, когда кулак уже почти касается его головы. Скупым движением он опускает ладонь на предплечье противника и отступает ему за спину, нажимая другой ладонью на загривок. Потерявший равновесие Джао пытается уйти в кувырок, но Тилос не позволяет ему, перехватывая и выкручивая запястье. Джао распластывается на спине и затихает, его рука торчит вверх, зажатая в захвате Тилоса.

— Ну и что дальше? — слегка насмешливо спрашивает негр несколько секунд спустя. — Сколько еще ты намерен на меня смотреть изумленно, как девственница на голого мужика?

Тилос выпускает его руку и досадливо цыкает. Джао легко поднимается на ноги, одергивая плотную хлопковую куртку.

— Уже куда лучше, чем раньше, — сообщает он, массируя плечо. — Но все еще медленно. Ты слишком много думаешь при переходе от техники к технике, так что я успел вывернуться из захвата. Если бы ты был сильнее меня, то сумел бы дожать и зафиксировать, но ты слабее. Так что тренируйся с тенью дальше. Кстати, ты устал, из-за чего делаешь лишние ошибки. Хватит на сегодня.

— Да, наверное, — соглашается Тилос. Он развязывает пояс своей куртки и начинает обмахиваться полами. — Развлеклись, и довольно. Спасибо.

— Не за что.

— Джао… — молодой Хранитель явно колеблется. — Э-э… можно вопрос? Личный?

— Валяй.

— Я вот чего не понимаю. Ты – один из старейших членов организации. Ты больше других должен устать от необходимости идти окольными путями, прятаться, устраивать мелкие заговоры для достижения еще более мелких целей. Но ты остался единственным, кто по-прежнему возражает против плана Суоко по сотрудничеству властями. Почему? Да-да, я помню, что ты говорил насчет прежней тактики – неуловимость и скрытность обеспечивали нам защиту, медведь против комара, все такое. Но ведь новые методы уже доказали свою эффективность. Нам больше не нужно опасаться удара в спину, мы заставили государство работать на нас…

— Эффективность – не то, ради чего существует организация, — грустно качает головой Джао. — Именно потому, что я один из старейшин, я еще помню главную идею, когда-то лежавшую в ее основе. Нашей задачей отнюдь не являлось процветание общества и Золотой Век. Скажи мне, юноша, в чем смысл жизни?

Тилос удивленно поднимает бровь.

— Меня сложно назвать юношей, — холодно отвечает он. — И я не понимаю, какое отношение…

— Извини, — быстро перебивает его Джао. — Действительно извини. Я забылся. Разумеется, ты уже давно не ребенок, у тебя собственная голова на плечах. Просто… просто иногда я чувствую себя таким старым…

Негр беспомощно улыбается, разводит руками.

— Да ладно, ничего страшного… — бормочет слегка сбитый с толку Тилос.

— Все равно извини. И все же – в чем смысл жизни? Не нужно чеканных формулировок. Мне интересно, что думаешь ты сам.

— А он есть, смысл? — в голосе Тилоса слышится ирония. — А если я скажу, что его нет совсем?

— Так-таки совсем?

— Так-таки совсем.

Неожиданно взгляд Тилоса потухает. Он отходит к стене, садится на скамейку и начинает вытирать лоб полой куртки.

— Знаешь, иногда я действительно думаю, что жизнь бессмысленна. Все равно конец для всех один. Все, кто родились сто лет назад, уже мертвы. А еще через сто лет не останется никого из живущих сегодня.

— Но останутся великие имена…

— Имена останутся, — легко соглашается Тилос. — Только что с того их владельцам? Лубок в учебнике истории, красивый или страшный, имеет к ним такое же отношение, как голографический пейзаж, — он кивает в сторону длинного панорамного окна, — к настоящему миру. Люди запомнят, как тиран казнил неугодных, а герой спасал невинных. Но что думали герой с тираном, что чувствовали – не узнают вовсе. А может, тиран искренне полагал, что спасает мир? Или герой, в общем, заботился лишь о том, как бы прославиться, а на спасаемых плевал с высокой колокольни? Или он вообще не герой, а заслуги ему приписала официальная пропаганда…

Он вздыхает.

— И все же – неужели в жизни все так плохо? И ты никогда не испытываешь радости? Никогда не улыбаешься? И не видишь ни одного просвета?

— Да нет, почему же, — хмыкает Тилос. — Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. И я делаю то, что полезно для общества.

— Помнишь, год назад… ох, мы даже не отметили твою первую годовщину, нужно исправить. Да, ты вступился за женщину, к которой пристали уличные подонки. Ты понимал, чем рискуешь, лез грудью на нож. Зачем, не спрашиваю, и так ясно, правильный ты зануда… — внезапно Джао широко улыбается. — Что, не нравится определение? А ведь так оно и есть. Ты зануда, и пребывание среди Хранителей лишь усилило это свойство характера. И ты зануда, и я, и все остальные, в общем, тоже. Занудство и есть следование своим идеалам несмотря ни на что.

— Да уж… — Тилос негромко смеется. — Действительно, если смотреть на мир с такой точки зрения, все мы зануды. Согласен.

— Предположим, тогда все закончилось бы хорошо. Бандиты сбежали, прекрасная девица спасена из беды и дарит спасителю свой поцелуй…

— Она была замужем, — качает головой Тилос.

— Но ты-то не знал. Ты просто вступился за нее. А теперь ответь, только честно: вступился ли бы ты так же охотно за угрюмого бородатого мужика с наколками на плечах и толстым пивным брюхом?

— Разумеется, — твердо отвечает Тилос. — Четверо на одного…

— Ничуть не разумеется. Вполне возможно, ты решил бы, что его проблемы – не твои, что он сам виноват, да и вообще – мужик он или не мужик? Погоди! — Джао поднимает руку, останавливая возмущенный возглас. — Я же сказал – возможно. Но даже если бы и вступился, то с куда меньшей охотой. Не спорь.

— Предположим, — после паузы отвечает молодой Хранитель. — И что с того?

— И тут вся суть. Когда ты что-то делаешь для других, ты ждешь благодарности за поступок, сознательно или подсознательно. Это не хорошо и не плохо. Наши животные инстинкты диктуют спасать только тех членов племени, что важны для его выживания, молодых фертильных женщин в первую очередь. А как для молодой женщины естественно отблагодарить спасителя-мужчину?

— Пусть так. Но, извини меня, при чем здесь смысл жизни? И какое отношение…

— Ох, нынешняя молодежь такая нетерпеливая! Я пытаюсь объяснить, почему Хранители решились сыграть в открытую. Сможешь сделать последний шаг самостоятельно?

Молчание.

— Да, наверное, — наконец говорит Тилос. — Все мы видим смысл жизни в том, чтобы помогать другим. Ведь Хранителей так и отбирают, верно? Но, действуя тайно, мы не видим благодарности от тех, кому помогаем, и наши инстинкты бунтуют… Я прав?

— Браво, Семен! — Джао склоняет голову в шутливом полупоклоне. — Можно сколько угодно говорить об эффективности взаимодействия с полицией и чиновниками, но причина нашего раскрытия одна: мы устали от безвестности. Мы хотим признания, а может, и поклонения. О, мы никогда не признаемся себе в таком позорном мотиве, нет, никогда! Но он есть и он определяет наше поведение сейчас, как ни печально.

— Ну и что? — спрашивает Тилос после раздумья. — Что тут плохого? В конце концов, от того, что нам благодарны, никому плохо не станет.

— Видишь ли, человек терпеть не может быть обязанным другим. Благодарность – долг, который нужно отдавать, узы, ограничивающие свободу. Доселе свободный индивидуум вдруг оказывается связанным некими моральными обязательствами. Тут уже начинает бунтовать его собственное подсознание. И ты, оказав ему явную услугу, неожиданно оказываешься его врагом. Выхода всего два: либо навсегда пропасть с горизонта – а лучше вообще на нем не появляться – либо становиться навязывающей себя Силой.

— Почему другим такое можно, а нам нет?

— Потому что мы – не «другие». Наше вмешательство нарушает естественный баланс в обществе. Понимаешь, людям свойственно ошибаться. Но когда ошибается простой человек, даже очень сильный, буквально или фигурально, он не может навязывать свою волю другим бесконечно. Рано или поздно он уйдет, умрет, например, или еще что. А Хранители… Наша сила вечна и несокрушима. Цена наших ошибок многократно превосходит цену других. А у нас еще и есть превосходное самооправдание чему угодно: мы же не для себя стараемся! Худшие преступления в истории человечества совершались не из корыстных, а именно из альтруистических побуждений – посмотри хотя бы на новейшую историю Ростании.

— Джао, о каких преступлениях ты говоришь? — досадливо морщится Тилос. — Мы ликвидируем бандитов и взяточников, помогаем исправлять ошибки в народном хозяйстве…

— Пока – да. Но еще немного, и нам неизбежно придется стать из тайной группы, известной немногим, публичной организацией. И вот тогда мы столкнемся с сопротивлением, которое придется превозмогать. А там, где сила солому ломит, случаются и ошибки, зачастую преступные. Но я даже не о том. Все-таки – в чем смысл жизни?

— Я не знаю, — Тилос пожимает плечами.

— Нет, знаешь. Ты ведь зачем-то живешь и не задумываешься над тем, чтобы умереть.

— Ну, у меня же есть дело.

— Да. То есть – твой личный смысл в жизни. И у меня есть свой смысл, как и у всех остальных. Но смысл человеческого существования неизбежно связан с преодолением трудностей. Примат развился в человека потому, что ему приходилось сопротивляться природе, в которой выживает сильнейший. Именно ради выживания он развил мозг и научился думать как сейчас. Именно ради выживания человек каждое утро выковыривает себя из постели и тащится на постылую работу. А теперь представь, что мы реализовали мечту утописта и построили мир, в котором трудностей нет. Вообще. Не надо стараться на работе, потому что немедленно найдешь новую, а то и вообще незачем работать. Не нужно придумывать лекарство против чумы, потому что его дал добрый дядя. Незачем беспокоиться об урожае и его сохранении… Семен, ты получишь сытый свинарник в течение жизни пары поколений. А какая разница, умрут ли свиньи от старости или под ножом мясника? Их смерть не заметит не только Вселенная, но и соседи по стойлу. Нет, мы не можем избавить мир от трудностей и страданий, как бы нам того ни хотелось. Мы попросту разрушим его таким образом. Вот почему мы должны оставаться невидимыми, вот почему не можем дать свои силы и знания другим.

— И на какую высоту поднимут человечество страдания матери, чей грудной ребенок умер во время эпидемии чумы, которую мы не предотвратили? — жестко прищуривается Тилос.

— Они подвигнут ученого на создание вакцины, причем не только от чумы – он придумает, как создавать вакцины и лекарства против любой болезни. А голодомор из-за неурожая послужат толчком к изобретению многополья, плуга и минеральных удобрений. Убери голод – и человек навсегда останется собирателем с сучковатой палкой-копалкой. Мы можем себе позволить спасти нескольких младенцев от чумы и пару деревушек от голода. Но спасти всех чохом мы просто не имеем права.

— А легче ли матери от того, что ее горе послужило причиной прогресса?

— Не легче. Но мы не можем изменить устройство мира. Развитие идет через страдание и преодоление трудностей, и когда все проблемы окажутся искоренены, история человечества закончится. Художники, чьи картины никому не нужны, писатели, чьи книги так и останутся непрочтенными, ученые, бессмысленно копящие знания… А потом исчезнут и они. Останется лишь сытый свинарник. Только изменив звериную природу человека, можно найти другой путь – но уже нечеловеческий. Мы так и не смогли решиться на такой шаг…

— Мы?

— Хранители, разумеется, — как-то слишком быстро откликается Джао. — Так что наша начальная задача – сглаживать пики и провалы развития общества. Не допускать катастроф, после которых цивилизация не сможет восстановиться, и достижений, что неизбежно приведут к краху. Не более того. Свой путь развития люди должныопределять сами. Но, обнаружив себя, мы из Хранителей стремительно превращаемся в простых охранников. Пастухов, гонящих человечье стадо в нужном им направлении и даже не способных гарантировать, что впереди не обрыв и пропасть. Мы поддались своей природе и теперь обречены. Вот, примерно так.

— Ну, ты преувеличиваешь, — Тилос с сомнением качает головой и поднимается со скамьи. — Я мог бы и поспорить, только не сейчас. Джао… я хочу спросить тебя еще об одной вещи, которая не дает мне покоя уже год.

— Да?

— Когда я попытался отбить у бандитов ту девушку – почему Хранители не вмешались сразу? Почему позволили ей умереть?

— Мы не могли ее спасти. Робин исправил повреждения твоего тела, сместив ножевую рану в сторону от сердца, что выглядело вполне естественно. Но восстановить перерезанное горло, тем более – сонную артерию, не вызывая подозрений, невозможно.

— То есть она умерла ради необходимости соблюдать достоверность?

Джао медленно подходит к Тилосу и кладет руку ему на плечо.

— Я куда старше тебя, — говорит он печально. — И куда опытнее. «Достоверность» – слово, которое я ненавижу всей душой. Но мы никуда не можем от нее деться.

Он снимает руку и отворачивается.

— Я понимаю…

— Вряд ли. Ты попал в такую ситуацию всего лишь однажды. А я – сотни раз. Со временем ты привыкнешь к отстраненности, чужим смертям, но ненавидеть это слово станешь куда сильнее. Да, та женщина умерла из-за наших давних принципов. Тех принципов, которые я сейчас пытаюсь отстаивать. Если тебе нужен рациональный мотив, чтобы примкнуть к остальным, то он у тебя уже есть. Я не обижусь.

— Нет, — Тилос вздыхает и устало трет глаза. — Она погибла из-за моей глупости. Я… прочитал несколько книг по психологии преступников. Я понял, что допустил фатальную ошибку. Нельзя было дать им прийти в себя, трезво оценить обстановку, взять заложника и начать свою игру.

— А как следовало? — Джао с интересом смотрит на молодого Хранителя.

— А следовало с воплем «Полиция!» выпрыгнуть из кустов, ошеломить, запугать, чтобы рефлексы сдернули их с места и заставили удирать со всех ног. Потом они бы сообразили, что их обманули, но мы бы уже оказались далеко. Если бы я знал с самого начала…

— Жизненный опыт приходит вместе с печалью совершенных ошибок. Не вини себя. Ты поступил так, как велела совесть.

— От того не легче. Ну ладно, мне пора. Спасибо за комментарии. По крайней мере, я тебя понял. Все, я пошел и перестал действовать тебе на нервы.

— Действовать на нервы? — широко ухмыляется Джао. — Никто, кроме тебя, меня уже давно не слушает. По большей части отмахиваются, как от мухи. То есть авторитет у меня большой, но только на расстоянии, которое все по мере возможности поддерживают. Так что не стесняйся, спрашивай, я и не такое расскажу.

— Спасибо. Мы еще поговорим.

Тилос машет рукой и уходит. Помедлив немного, Джао возвращается к себе в комнату по пустынным коридорам.

— Мальчик испытывает ко мне странные чувства, — замечает он в пустоту, когда за ним смыкается мембрана двери. — Он жадно слушает все, что я говорю, но явно с недоверием.

— Суоко несколько раз общалась с ним наедине, — откликается Робин. — Недоверие исходит от нее. А еще он в последнее время упрямо копается в моей логике. Вслух он ни разу не формулировал, но про себя, похоже, начал подозревать, что фальшивый интерфейс – вовсе не весь я, а то и вовсе не я. А кто среди Хранителей признанный эксперт по моим функциям? Ты. Если даже зеленый новичок заподозрил неладное, то уж специалист точно должен заметить такое – а ты молчишь. По крайней мере, именно такую логику я предполагаю. Должен ли я направить его в ложном направлении? Я могу исказить схему работы некоторых стандартных процедур, и он просто запутается, а ты выиграешь время…

— Нет! — резко обрывает Джао. — Так уже совсем неспортивно. Пусть все идет, как идет. Если именно ему суждено вывести меня на чистую воду, а моя судьба – оказаться пойманным за руку зеленым мальчишкой, то пусть. В конце концов, он – моя ошибка, а за ошибки следует платить.

— Ты веришь в судьбу?

— В моем возрасте вообще сложно во что-то верить, — горько усмехается Джао. — Нет, Робин, судьба – просто речевой оборот. Я не верю ни во что. Мне остается лишь делать то, что должно, и надеяться, что не слишком сильно облажаюсь в итоге. Все, хватит хныкать. Поставь-ка автоответчик на «не беспокоить», у меня в Табаронго дела. Я брошу пока здесь проекцию в автономном режиме, присмотри за ней.

23.10.1582, вторник

Михась растерянно озирался по сторонам. Через затененные окна машины все снаружи представлялось в полувечерних тонах. Даже солнце, не по-осеннему весело сияющее с неба, превратилось в какую-то неприлично потертую медную монету.

— А куда едем-то? — нерешительно спросил он Васяна, развалившегося на переднем сиденье и курившего невообразимо вонючую сигарету. Кнопарь. Ну надо же – настоящий кнопарь! А ведь по виду и не скажешь, шпана шпаной. — Я тут вроде бы как… ну, на работу опоздаю… Завлаб с меня шкуру спустит, если что…

— Не дрейфь, программист, — спокойно ответил тот. — Получишь такую отмазку, что твой шеф и пикнуть не посмеет. А посмотрят на тебя умные люди, да понравишься ты им – вообще на новую работу переведут, и сможешь ты на своего завлаба с высокой колокольни поплевывать, — Васян сплюнул в приоткрытое окно. — Помнишь Рыжего?

— Ну да… Мне тогда еще дома от жены влетело за то, что на рогах приполз, — смущенно улыбнулся Михась. — А что?

— Ну, я не программист, у меня специальность другая, — объяснил Васян. — А вот он – спец, да такой, что закачаешься. Кравчук его фамилия. Проверяли мы тебя, значит. Вдруг и не программист ты никакой, а так, языком треплешь. Попался нам как-то один, — Васян снова сплюнул в приоткрытое окно, чуть не попав в деловито бегущую по тротуару дворняжку. — Все бил себя пяткой в грудь да кричал, что он по машинам вычислительным самый крутой во всей Моколе, а то и в Ростании…

Васян замолк.

— И что? — осторожно спросил Михась, увидев, что тот не собирается продолжать.

— Да ничего, — неохотно ответил Васян. Казалось, он уже жалеет, что сболтнул лишнего. — Треплом оказался. Рыжий его враз расколол. Ничего, говорит, не знает, только язык длинный. Еще словечко такое употребил… Блин, как его… Лемур, что ли…

— Ламер, — машинально поправил Михась. — И что?

— Ну, закатали его в спецсанаторий, — опять как бы через силу ответил Васян. — Учреждение у нас строгое, режимное, а он, видишь, говорил много. Вот и упрятали на всякий случай. Эх, времена настали… Раньше бы к стенке его, раз, и готово, чтобы государственных тайн не выдавал, а сейчас чикаются.

Он тяжело вздохнул, видимо, глубоко сожалея о старых добрых временах.

— Васян, погоди, постой, — заволновался Михась. — Какое еще строгое-режимное? Мы так не договаривались! Я не хочу в режимное, мне и без допуска жить хорошо.

— А кто тебя спрашивает? — лениво удивился Васян. — Родина сказала «надо!», гражданин ответил «есть!» Я вот тоже, может, не хотел на государство вкалывать. Знаешь, как мы с ребятами в свое время повеселились знатно? Нас вся шантрапа в городе боялась. Да одни ювелирные мы полсотни раз, не меньше, брали. По нам одним спецбригада общаков работала, да так и не сработала. И попались-то по глупости, на одного лоха на югах наехали, бабок стрясти решили, а он возьми да окажись канцелярской шишкой из крупных. Там нас и повязали. Ну, корешей моих в лагеря, перевоспитываться, а мне предложили – или вышак, или на нас работаешь. Думаешь, я долго выбирал? То-то. Ну да ничо, не фонтан, конечно, но бабки нехилые платят, да и мусора поганого я при случае могу во фронт перед собой поставить. Так что не журись заранее, авось еще и понравится. Опять же, если не понравишься спецам, то отправят тебя на все четыре стороны. Хотя могут и закатать, куда и того, первого, — он плотоядно ухмыльнулся.

Михась совсем пал духом. Он открыл рот, но, взглянув на ехидную рожу Васяна, сидящего вполоборота, стушевался и замолк. Даже если тот просто хохмит, все равно не признается.

Вскоре машина подъехала к старому, но опрятному двухэтажному зданию, обнесенному высоким каменным забором с колючей проволокой наверху. Водитель подрулил к массивным металлическим воротам и высунулся в окно навстречу неторопливо подошедшему охраннику, сунув ему какую-то бумажку. Тот бросил на документ настороженный взгляд, посмотрел на водителя и нехотя махнул – мол, проезжайте. Створки ворот скрипуче поехали в стороны, и машина протиснулась во двор. Ворота позади тут же захлопнулись с глухим гулом.

— Ну, программист, вылазь, приехали.

Васян толкнул дверцу и выбрался наружу. Михась последовал его примеру и оказался на асфальтированной дорожке, ведущей к резному деревянному крылечку. Васян уже неспешно двигался в сторону двери, и Михась поторопился за ним. Оставаться в одиночестве на пустынном дворе строгого режимного учреждения не хотелось.

За дверью их встретил еще один хмурый охранник с разрядником наперевес. Повертев в руках пропуск, который ему сунул Васян, он покопался в своих бумажках, закинул оружие за спину и что-то нечленораздельно буркнул.

— Пошли, — коротко бросил Васян, двинувшись вверх по лестнице.

На втором этаже обнаружилось много обитых черной клеенкой дверей, из-за которых не доносилось ни звука. Васян подошел к одной из них и уверенно дернул на себя. Дверь не шелохнулась. Шепотом выругавшись сквозь зубы, он повернулся к ней спиной и несколько раз сильно ударил ногой, оставив на клеенке неопрятные следы. Похоже, процедура проделывалась им не впервые.

Через несколько секунд дверь отворилась изнутри, и в образовавшуюся щель просунулась голова Рыжего.

— А, это ты, — разочарованно сказал он.

— А ты кого ждал? Сахарского президента? — зло спросил Васян. — Сколько раз говорил – подай заявку, пусть звонок проведут. Я о вашу хренову дверь уже все пятки отбил.

Он дернул дверь на себя, так что Рыжий чуть не полетел кубарем, и вошел внутрь. Михась неуверенно последовал за ним.

Рыжий запер дверь на замок и обернулся. Несколько секунд он рассматривал Михася так, словно увидел нечто странное. Затем качнул головой и спросил:

— На дэвэка пять работал когда-нибудь?

— Н-нет, — удивленно откликнулся Михась. — Слышал только. Так они ж только у оборонщиков используются, для них допуск о-го-го какой нужен…

Рыжий опять странно посмотрел на него. Затем махнул рукой.

— Ладно, разберешься, от твоих бэкашек он не сильно отличается. Система – тот же дос три шестьдесят, слегка модифицированный, — он отдернул занавеску в углу комнаты, за которой обнаружился компьютерный терминал. — Садись.

Михась сел в неустойчивое, вертящееся на одной ноге кресло и вопросительно посмотрел на Рыжего. Тот досадливо поморщился, сунул руку куда-то за заднюю стенку терминала, повозился там и чем-то щелкнул. Монитор недовольно загудел и через минуту озарился зеленоватым светом.

Пользователь:

Босс, — впечатал Рыжий.

Пароль:

Рыжий небрежно пробежался пальцами по клавиатуре. Экран мигнул, очистился, и на нем побежали строчки:

Комплекс ДВК-5 Терминал 4 Скорость 3600 бод

Операционная система ДОС 360/М/К

Сегодня 23.10.1582, вт.

Система готова к работе.

Ввод#>

— Слушай меня, парень, — сказал за плечом Михася Рыжий. — Сейчас ты работаешь в системе боссом. Смотри, завалишь ее ненароком, меня с работы выпрут, а тебя за саботаж посадят, — он хмыкнул. — Ладно, не обращай внимания. Твоя задача – войти на удаленную машину, где имя пользователя и пароль неизвестны. В правом ящике стола – записка, там указаны протокол и адрес связи. Там же, кстати, справочник по командам системы, если что непонятно окажется. На легкий успех не рассчитывай, машиной не дураки заведуют, пароли вроде «раз-два-три-четыре-пять» там не канают. Впрочем, атаки они не ожидают, и особых проблем не предвидится. Все понял? Действуй.

— Стоп-стоп-стоп! — запротестовал ошалелый Михась. — Я же не взломщик, я обычный сискон. Я таким раньше ни в жисть не занимался! И вообще, чего я вдруг кого-то ломать полезу, статья же!

— А чего ты сюда приперся? — удивился Рыжий. — Нам сисконов не надо, своих хватает. Нам специалисты по безопасности нужны, ты сам говорил, что в ней сечешь. Ну, если не можешь, тогда извини. Поищем еще кого-нибудь.

— Погоди, Рыжий, — вмешался Васян. Сказал он негромко, но так, что Кравчук вздрогнул. — Не пори горячку. Парень немного не в курсе, ну да ничего, справится. Все когда-то в первый раз делать приходится. Справишься ведь, Мишка, да? — Он заглянул Михасю в лицо, и тому сделалось нехорошо от волчьей усмешки бывшего специалиста по ювелирным магазинам. — А если вдруг что не срастется, то вспомни, о чем мы по дороге сюда говорили.

Он дружески похлопал Михася по плечу, отошел к окну и фальшиво засвистел какую-то мелодию.

Рыжий внимательно посмотрел на них обоих, пожал плечами, и сказал:

— Ну, как знаете. Мое дело задачу поставить да результаты оценить. А о чем вы там по дороге говорили, мне знать по чину не положено.

Он еще раз пожал плечами, отошел к столу у дальней стены, сел, достал какой-то пухлый небрежно сшитый том и углубился в чтение, изредка черкая карандашом на полях.

У Михася пересохло во рту. Он нервно сглотнул, посмотрел на Кравчука, на Васяна и повернулся к терминалу.

по-прежнему горело там.

Михась выдвинул правый ящик стола и достал оттуда записку. «Машина 72394, адрес 45–АГ–82–19–В1–73, протокол ОПМС-2. Создать в разделе Сетка/Планы/Завтра модуль с именем Новый План». Буквы записки смазались, явно дефект скверного цепного печатника. Михась мельком подивился тому, что контора не имеет полагающегося, по слухам, в комплекте с ДВК-5 матричного множителя. Так, ОПМС-2. Общий, значиться, протокол машинной связи, версия 2. Стоп, ему же в обед сто лет, где они раскопали такую систему? Ладно, не важно, вряд ли проверочной задачей является реальный взлом. Скорее всего, просто проверяют способности. Опять же, вряд ли они считали, что им настоящий спец по безопасности попался. Всех, кого в режимные конторы нанимают, кнопари чуть не рентгеном просвечивают, так что настоящего взлома от меня наверняка не ждут. Тогда надо лишь продемонстрировать общую гениальность, буде таковая имеется… Что мы знаем про ОПМС, да еще и номер два? То, что дыр в нем просто немеряно, и одну такую мы, кажется, сходу помним. Так, пробуем.

Ввод#> Вход ОПМС-2 45–АГ–82–19–В1–73 босс

…

Вход в удаленную систему

Адрес: 45–34–82–19–31–73

Протокол: код 03

Подключение к удаленной системе… выполнено.

Скорость канала 430 бод

Удаленный пользователь: босс

Пароль: ^ц^цстопсистема

…

Михась напряженно уставился на монитор. Его пальцы задрожали от возбуждения.

Аварийный пароль принят. Вход в систему произведен.

Удаленная система ДОС 340В

Сегодня 23.10.1582

Удаленная система 72394 готова к работе.

Ввод#>

— Ну, ребята, и спецы же у вас там сидят, — тихо пробормотал Михась сквозь зубы. — Да вас и школьник поимеет. Теперь на всякий случай вот что…

Несколько минут он бешено барабанил по клавишам. Затем откинулся на спинку стула и удовлетворенно вздохнул.

— Ну что там у тебя? — немедленно откликнулся Васян. — Получилось что?

— Да все, — небрежно откликнулся Михась, донельзя довольный собой.

— Что все? — сердито переспросил тот. — Облом по всем пунктам? Одэшники к нам уже толпой на трех бэтээрах ломятся, так что рвем когти?

— Да нет, все сделано, — с удовольствием откликнулся Михась. — Вошел я в ту систему боссом, как и сказано.

Васян удивленно посмотрел на него, затем подошел к Кравчуку и пихнул того в бок.

— Эй, Рыжий, проснись, — окликнул он.

— А? — вскинулся тот от своей книги. — Что случилось?

— Наш гений говорит, что задачка ему плевая попалась, — терпеливо разъяснил ему Васян. — Иди-ка проверь, не свистит ли.

Рыжий досадливо тряхнул головой, заложил руководство карандашом и нехотя подошел к Михасю.

— Ну что, сделал? — вяло поинтересовался он.

— Вошел в удаленную систему боссом, — обстоятельно разъяснил Михась. — Вытащил его настоящий пароль – там файл с реквизитами открыто лежит. Установил пару закладок на входном модуле, чтобы записывать имена и пароли всех, кто входит на машину. Создал пользователя-эквивалент босса, чтобы потом без помех входить. В общем, все по полной программе.

— Погоди-ка, — теперь, похоже, настала очередь Рыжего выглядеть ошарашенным. — Да как ты туда вошел?

— Известный глюк протокола, — скромно опустив глаза, поведал Михась. — Точнее, даже не протокола, а систем, где он используется. При входе можно ввести специальный инженерный пароль, который дает право стать любым пользователем. Вообще-то его можно и нужно отключать после первичной настройки системы, но частенько забывают. Как сейчас, например.

— Ох я склеротичный дурак! — пробормотал Рыжий, медленно оседая на соседний стул. — Два дня бился, пароли подбирал! Ну ты, парень, даешь… Кстати, — снова подскочил он, — а какого пользователя ты создал, говоришь?

— Да я текст-модуль создал, в нем все описано, — ответил Михась. — Я его на печать послал, надо сходить, забрать, наверное…

— Дубина! — Рыжий метнул на него сердитый взгляд и пулей вылетел из комнаты. Васян воспользовался моментом и плюхнулся на освободившееся место.

— Ф-фу! — выдохнул он. — Наконец-то присесть можно, а то набегался я сегодня. Ну что, паренек, кажется, сдал ты экзамен. Поздравляю. Сейчас Рыжий вернется, и поговорим, как тебя оформлять. Правда, запомни, что на общем принтере печатать такие вещи не положено, допуск-то не у всех техников есть. А говорил, не взломщик, — без всякого перехода добавил он. — Рыжий над задачкой сколько башку ломал, все решить не мог.

— Погоди, Васян, — остановил его Михась. — А что, это не проверочная задача?

— Как не проверочная? — удивился тот. — Еще какая проверочная, тебя же и проверили. Просто она еще и нужная для нас, так мы сразу два окна одним камнем.

— И я… взломал реальную систему?

— Ну да. Машина где-то там стоит, — Васян неопределенно махнул рукой куда-то в сторону окна. — Правда, Рыжий ее уже сломал незадолго до тебя, но лишняя… как ее? закладка?.. не помешает. Никогда не знаешь, что и где пригодится.

Он покрутил пальцем в воздухе.

— Только ты смотри, помалкивай, понял? Сейчас подписку дашь, и рот – на замок. Да что с тобой? Ошалел от радости, что ли?

Михась с ужасом смотрел на него, растерянно хлопая глазами.

— И если бы я не справился… Меня бы… закатали? — слова почему-то давались ему с трудом.

— А то! — жизнерадостно согласился Васян. — Да не журись ты, все нормально. Теперь ты наш человек, — он наклонился вперед и из всех сил хлопнул Михася по плечу. — Молодец, программист, недаром ты мне сразу понравился. О, а вот и Рыжий!

24.10.1582, среда

Кандидаты сидели хмурые, стараясь делать вид, что не замечают друг друга. Олег с интересом оглядывался по сторонам. На телестудию он попал впервые, а потому старался не упустить ни одной детали.

Три телекамеры на невысоких тележках напоминали ему тяжелые разрядники, которые иногда показывали в «Служу Родине!» Телеоператоры с озабоченным видом наблюдали за контрольными экранчиками, то и дело что-то подкручивая в агрегатах. Казалось, дай им команду, и они припадут к орудиям, начав сосредоточенно отражать атаку наступающей на них армии вероятного противника. Красные огоньки на камерах сосредоточенно помаргивали.

Неподалеку зародилось оживленное движение. Медленно, но неотвратимо оно приближалось к павильону, пока, наконец, не достигло своего апогея где-то за занавесями. Минуту там стоял гвалт, то усиливаясь, то спадая, и, наконец, в павильон ворвалась раскрасневшаяся миловидная женщина, на ходу что-то поправляющая в своей прическе и одновременно подкрашивающая губы, смотрясь в маленькое зеркальце. Ее сопровождали трое или четверо ассистентов – сколько именно, Олег не разобрал, поскольку те роились возле нее аки трутни вокруг матки. Или как осы вокруг родного гнезда.

Женщина сразу устремилась к стоящему рядом с кандидатами столику, почти упала на стул около него и какое-то время лихорадочно копалась в непонятного назначения бумагах. «Время, время!» – зашипел из-за кулис кто-то невидимый. — «Эфир через тридцать секунд!» За телекамерами вспыхнули яркие прожектора, которые звались то ли юпитерами, то ли софитами, Олег не помнил точно, и залили хмурых кандидатов и женщину ярким светом. Сразу стало жарко, и Олег украдкой чуть распустил узел галстука.

— Добрый день, дорогие телезрители, — скороговоркой затараторила женщина, мило улыбаясь и глядя в камеру, за которой сиял один из прожекторов. — Вас приветствует телепрограмма «Выступают кандидаты в Народные Председатели». В прямом эфире Елена Воронина, здравствуйте! Как вы знаете, через неделю, в следующую субботу, состоятся очередные выборы Народного Председателя нашей великой Народной Республики Ростания. В рамках законных демократических процедур трудовые коллективы страны выдвинули шестерых кандидатов на эту высокую должность. К сожалению, основной претендент…

Олег иронически глянул в ее сторону. Так и задумано для давления на психику простому избирателю? Или просто забылась девушка?

— …основной претендент на высокий пост, действующий Народный Председатель Александр Владиславович Треморов, не смог выкроить в своем напряженном рабочем графике время, чтобы появиться у нас в студии. По его просьбе встреча проводится в его отсутствие.

Госпожа Елена Воронина скорбно улыбнулась, как бы показывая, что без Треморова вся встреча – чистой воды формальность, но что делать, многоуважаемые телезрители, так положено, и придется закрывать своей высокой грудью амбразуру до победного конца.

— Итак, в ближайшие сорок пять минут мы познакомимся с остальными претендентами и основными пунктами их избирательных программ. Знакомство мы начнем с многоуважаемого директора Индустриального комитета, член-корреспондента Академии технологических наук, дважды Героя ударного труда, лауреата Премии Справедливости господина Перепелкина Владислава Киреевича. Владислав Киреевич, вам слово.

Господин Перепелкин солидно откашлялся. Стукнуло могущественному владыке ростанийской тяжелой промышленности далеко за пятьдесят, в его волосах проскальзывала благородная седина. И вообще весь он казался благородным и солидным зубром народного самоуправления, кумиром народных коллективов Инкома и всех без исключения танковых и вертолетных заводов, а может, и не только их.

— Дорогие телезрители, — приосанившись, неторопливо начал он. — Позвольте рассказать о некоторых пунктах моей…

Олегу как-то резко стало скучно. Он сидел с противоположной от кумира промышленности стороны стола. Если выкликать выступающих предначертано по порядку, очередь до него дойдет не скоро. Из-за яркого света в глазах плавали не то огненные, не то черные пятна. Разглядывать соседей не тянуло, так что в качестве объекта развлечения оставалась лишь теледива. Слушая солидно-неторопливое выступление кандидата Владислава Киреевича, она изредка улыбалась всеми своими тридцатью двумя изумительно ровными зубами, но в глубине ее глаз таилась та же скука, которую ощущал и Олег. Она также лениво ощупывала глазами всех сидящих перед камерами, но, рассматривая Олега, чуть задержала на нем взгляд. Перед тем, как отвести глаза, она чуть игриво улыбнулась ему. Олег также слегка улыбнулся и чуть-чуть подмигнул в ответ, впрочем, тут же вернув лицу торжественно-мрачное выражение.

— …таким образом, продвинув народное самоуправление в Ростании на принципиально новый этап, — закончил, наконец, Перепелкин свою солидную речь. — Спасибо за внимание.

— Большое спасибо уважаемому Владиславу Киреевичу за его увлекательный доклад, — Елена Воронина опять сверкнула свой белозубой улыбкой. — Полагаю, многие наши телезрители с интересом прослушали такую тщательно продуманную программу. Я думаю, что даже если уважаемый кандидат не достигнет своей цели в предвыборной гонке, у него появится немало возможностей реализовать ее на своем нынешнем посту. Теперь же мы переходим к следующему кандидату – доктору политических наук, заслуженному деятелю культуры и искусства Ростании, лауреату Премии мира, секретарю Народного Правительства по идеологии Папазову Андрею Геннадьевичу…

Очередь Олега, как он и предполагал, подошла в самом конце.

— И, наконец, наш последний кандидат, Кислицын Олег Захарович, занимающий в настоящее время пост ведущего эксперта по перевозкам в Министерстве транспорта, — ее улыбка уже несколько поблекла от утомления, но, как показалось Олегу, вышла довольно сочувственной. — Несмотря на его относительную молодость – ему только тридцать шесть лет – он уже успел показать себя опытным руководителем и умелым организатором. Кроме того, многие из вас, наверное, помнят, как весной он героически участвовал в задержании опасных террористов, едва не поплатившись жизнью за свое мужество, — голос ведущей стал торжественным. — Напомню, Олег Захарович награжден орденом «За отвагу» второй степени. Вам слово, Олег Захарович!

Олег откашлялся. Внезапно он почувствовал странную слабость в коленках. Вся огромная страна смотрела на него через глаза телекамер, строго вопрошая и испытывая – достоин ли? Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и неожиданно для себя встал из кресла. Ну, если Шварцман навешал мне на уши обычную лапшу, чтобы найти еще одного статиста для предвыборного спектакля, вечером мне светит кушать тюремный супчик, он же баланда. А если начальник Канцелярии говорил правду, ему придется попотеть, чтобы объяснить Треморову мое поведение. Впрочем, он может просто не довести до сведения шефа мою выходку, разве что Сам сейчас увлеченно смотрит передачу по ящику. Конкурентов изучает, типа. Но остается еще нежно любимый населением Дуболом со своими одэшниками, который наверняка кладет на стол Нарпреду собственные сводки…

— Уважаемые телезрители, — начал Олег, выходя из-за стола. Из-за кулис послышался удивленный гул голосов. Подобные выходки сценарий явно не предусматривал. Ну и пусть, эфир прямой, авось не посмеют прервать. — Я не стану здороваться с вами – за последний час вы услышали не одно такое приветствие. Не стану и излагать свою программу – думаю, что все, что в ней имеется, вы могли услышать и от других кандидатов.

Удивленный гул за кулисами еще усилился.

— Думаю также, что вряд ли кому-то хочется слушать еще одно прилизанное под общую гребенку выступление, ничем не примечательное и забытое еще до того, как я закончу. Лучше скажу пару слов на свободную, как принято в школьном сочинении, тему.

Олег уселся на краешек стола, опасно затрещавшего под ним. Нет, что ни говорите, а хилая пошла нынче мебель. Подумать только, уже и на стол сесть нельзя, того и гляди сломается. Вот потеха-то случится для дорогих телезрителей, когда я с пола подниматься стану! Интересно, наберу я за клоунаду лишние пару голосов или нет?

— Я благодарен нашей столь же мудрой, сколь и прекрасной Елене, — Олег отвесил в сторону ведущей изящный полупоклон, почувствовав, как еще сильнее затрещал под ним стол (прекрасная Елена слегка улыбнулась, явно польщенная комплиментом), — за то, что она напомнила о маленьком инциденте, случившемся со мной в темном переулке, — он слегка подмигнул ближайшей камере. — Видите ли, господа, мне хочется воспользоваться случаем, чтобы развеять некоторые заблуждения относительно моей скромной персоны.

Интересно, подумал он, а если сказать им, что по башке мне врезали не террористы, а крепкие ребята из Службы Общественных Дел? Ладно, не стоит лишний раз злить собак. Воздержимся.

— Видите ли, не так уж геройски я с бандитами дрался. Просто услышал какой-то шум, бросился туда и сразу же получил по кумполу, — он сокрушенно вздохнул, но тут же рассмеялся. — Прямо как в анекдоте – поскользнулся, упал, очнулся – гипс. Ну, я полагаю, что мои шишки имеют малое отношение к предстоящим выборам и моим качествам как претендента, — он посерьезнел. — А вот что я могу сказать про нынешнее положение дел у нас в стране? Да только то, что все повторяют на улицах. Плохи у нас дела, и трудности наши все менее и менее временные, а все более постоянные. В магазинах пусто, за вином очереди, в кошельке одни талоны на стиральный порошок, да и те не отоварить, от бандитов житья не стало. Нынешние проблемы одной программой не исправить, тут просто действовать надо…

Гул за кулисами несколько утих. Около дальней телекамеры возник растрепанный мужик в очках и стал энергично подавать ведущей какие-то знаки. Так, пора закругляться, пока меня не закруглили силой.

— В общем, суть того, что я хотел сказать, проста! — Олег соскочил со стола и выпрямился во весь рост. — Если я стану Народным Председателем, я сделаю все, чтобы избавить вас от нынешних проблем. Каким образом – знаю, но сейчас рассказать не успею. Вот и вся моя программа.

Он развел руками.

— К сожалению, тут показывают, что наше время истекло, — Олег опять подмигнул телекамере, — так что я вынужден закруглиться. Спасибо за внимание, и милости прошу на избирательные участки.

Он поклонился и вернулся в свое кресло. Из-за жарких лучей прожекторов под мышками и по спине тек пот.

— Да, уважаемые телезрители, — несколько растерянно, как показалось Олегу, защебетала ведущая, — как правильно заметил уважаемый Олег Захарович, наша встреча в прямом эфире завершается. Давайте поблагодарим всех ее участников за интересно проведенное время и с нетерпением будем ожидать новых встреч с ними! Напоминаю, вы смотрели программу «Выступают кандидаты в Народные Председатели». Всего вам доброго.

Как по команде прожектора выключились, оставив на память разноцветные пятна в глазах. Зеленые лампочки на телекамерах сменились красными, а затем и вовсе погасли. Ведущая поднялась из-за своего столика и пошла к выходу из павильона. Олег поймал на себе брошенный ею взгляд, в котором странно перемешались опаска, интерес и одобрение. Он помахал ей рукой. А вдруг да удастся склеить девицу на сегодняшний вечер? Та сделала движение в его сторону, словно намереваясь подойти, но тут же опомнилась и выскользнула наружу, напоследок бросив на Олега еще один заинтересованный взгляд. Ну что же, и обломы иногда случаются…

Кандидаты на высокий пост, покряхтывая, вылезали из-за стола, разминая затекшие ноги и спины. Они тоже бросали на Олега взгляды, но в них не читалось и следа заинтересованности или одобрения. На их лицах отражались только осуждение и насмешка.

— Допрыгался, малыш, — с иронией заметил ему Перепелкин Владислав Киреевич, зубр народного самоуправления. — Вел бы себя как положено, глядишь, и обломилось бы что после выборов. А сейчас тебе, я думаю, совсем другую работу подберут, и-иксперт. Где-нибудь в автоколонне на Дальнем Севере собак в упряжках пересчитывать, например.

Директор Инкома густо захохотал и вышел. Остальные претенденты гуськом потянулись за ним, оставив Олега в полном одиночестве.

Олег пожал плечами и выбрался из кресла. Он попытался вспомнить, как добраться до нужного выхода из телецентра, у которого поджидала машина, но не смог.

— Ладно, выберусь, — пробормотал он и двинулся вслед за остальными. Но тут на него налетел давешний растрепанный мужик в очках, в котором Олег наконец опознал режиссера передачи.

— Что вы себе позволяете! — завопил он высоким фальцетом, хватая Олега за пиджак. — Кто вам позволил себя так вести! Что вы устраиваете в прямом эфире!

— Что именно я устроил в прямом эфире? — невинно переспросил Олег. — Вроде бы нецензурными словами не ругался, стульями в конкурентов не швырял, водой из стакана никого не облил. Что вы имеете в виду?

Режиссер осекся и с ненавистью посмотрел на Олега.

— Ах, не понимает он! — теперь режиссер скорее шипел, чем кричал. — Ваньку валяешь, да? Ну ничего, отольются тебе еще мои слезы…

Он отпустил олегов пиджак, спиной отодвинулся на пару шагов, повернулся и выскочил в коридор.

Олег какое-то время молча смотрел ему вслед. Затем вздохнул, поправил пиджак и решительным шагом двинулся в неизвестном направлении. Где-то там раздавались неразборчивые голоса. Интересно, ориентируются ли местные работники в собственных лабиринтах? Н-да… Как бы не оказался наш растрепанный режиссер пророком. Что-то скажет Шварцман?

* * *

— Кто работает с Кислицыным? — голос Ведущей сух.

— Тилос, — откликается Скайтер. — Что-то не так, Суоко?

— Мне не нравится его участие в избирательной кампании. Не стоит ли нам задуматься… об исключении непредсказуемых факторов?

— А по-моему он лапочка, — хмыкает Стелла. — Здорово под конец выступил. Думаю, больше на прямой эфир они не отважатся.

— Стелла! — Суоко бросает на нее укоризненный взгляд. — Ну что ты такое говоришь! Лапочка – не лапочка, при чем здесь это? Соберись, мы делом заняты.

— Делом? — удивляется Хранительница. — Что-то не помню, чтобы мы официально собирали Совет. Мне казалось, у нас так, дружеская встреча. Поболтать о том о сем, телевизор посмотреть… Лангер, я права?

— Действительно, Суоко, — Хранитель слегка поднимает бровь. — Я тоже полагал, что у нас просто дружеская встреча. Лестер?

— Ага-ага. Суоко, милая, не знаю, как ты, а я устал. Мне расслабиться хочется. Ну их, дела, а? Или ты опять хочешь без Джао что-то обсудить?

Лицо Ведущей на мгновение каменеет.

— Если хотите, я могу созвать и официальное заседание, — пожимает она плечами. — Только… только я хотела обсудить кое-какие проблемы накоротке. Без… без привлечения… лишних… я имею в виду, обсудить в узком кругу, чтобы не отвлекать остальных от дел.

— Оторвутся, если потребуется, — Лестер хмыкает. — Но мне что-то тоже не хочется продираться через формальности. Ладно, если хочешь обсуждать – давай, вываливай, что у тебя там. Только не затягивай, ладно?

— Да нечего затягивать. Меня только Кислицын и беспокоит. Он ведь наш эксперт. Думаю, что подставлять его под огонь совершенно незачем. Не знаю, что взбрело в голову Шварцману, но идею следовало пресечь сразу. Глупости какие-то получаются.

— Ой, да брось, — Стелла томно потягивается. — На честных выборах в Сахаре, например, парень на таких финтах неплохо бы поднялся. А так дадут ему по ушам, чтобы не высовывался, когда старшие дяди в свои игры играют, он поумнеет и больше соваться не станет, куда не просят.

— Да как вы не понимаете! — Суоко со стуком ставит свой бокал на столик. Искрящееся пузырьками кьянти расплескивается по полированной поверхности. — У нас нестабильная система! Страна и так на грани взрыва, и любая девиация, любое неосторожное слово сейчас может привести к непредсказуемым результатам! Я думаю, что пока Кислицына нужно вывести из большой игры. Как-нибудь потом мы можем…

— Я против скороспелых решений! — Лестер выпрямляется в кресле. — Возможно, здесь есть рациональное зерно, но вот так, с бухты-барахты… Слишком серьезные ты поднимаешь вопросы, чтобы кто-то один мог взять на себя ответственность. Думаю, нужно созвать Совет и обсудить идею надлежащим порядком. Но не сейчас, только не сейчас! У меня первый выходной за три месяца! Завтра.

— Ребята! — жалобно морщится Суоко. — Ну что вы, в самом деле? Совет – официальный публичный протокол, долго и нудно обсасывать косточки, копаться в мелочах… Притащится зануда Джао, начнет рассуждать о необходимости тщательных исследований… оно нам надо?

— Да уж, Джао точно начнет рассуждать, — соглашается Лестер. Стелла поддерживает его молчаливым кивком. — Суоко, да что тебе дался Кислицын? Пусть хоть на голове стоит – все равно результат останется прежним. Как был он пустым местом с нулевыми шансами, так и останется, даже если Треморов неожиданно из игры выйдет.

— Именно, он пустое место. Если его убрать из кандидатов, ничто не изменится, — губы Ведущей складываются в упрямую тонкую линию. — Поймите же – нам нужно, чтобы Треморов остался Председателем! Все наши планы просчитываются с учетом именно такого исхода. Или мы работаем на его победу, или нужно срочно все переделывать.

— Ну ладно, ладно, убедила! — машет рукой Стелла. — Делай, что хочешь. Я не против. Только выведи его из игры аккуратно. Он умница и нам еще очень пригодится после выборов.

Лестер пожимает плечами и тянет коктейль из бокала.

— Ну, вот и хорошо, — в голосе Суоко слышится явное облегчение. — Разумеется. Кислицын нам еще пригодится, как и любой наш эксперт.

— Так дело не пойдет, — внезапно вклинивается Скайтер. Все поворачиваются к нему. — Суоко, я против. Извини, я вынужден потребовать созыва Совета для обсуждения поднятого тобой вопроса.

— Нет! Мы не станем обсуждать Кислицына на Совете!

— Что?! — Скайтер смотрит на Ведущую широко раскрытыми от удивления глазами. — С каких пор ты начала решать, что мы обсуждаем а что – нет?

— Ну да, ладно, ты прав! — Суоко обиженно отворачивается. — Извини. Ты в своем праве, разумеется. Но я думала, ты мне друг…

Скайтер медленно встает и подходит вплотную к Ведущей. Та старательно избегает его взгляда.

— Суоко, скажи мне, пожалуйста, каким образом наши личные отношения влияют на дело? — медленно, растягивая слова, произносит он. — Мы – Хранители. Наши чувства здесь ни при чем. Я действительно твой друг, и мне хочется верить, что чувство взаимно. Но долг выше любых эмоций. Я считаю, что ты подняла слишком важный вопрос, чтобы решать его на ходу. Возможно, ты права, и Кислицына нужно удалять из процесса – ради стабильности или ради его личной безопасности, неважно. Но парень доказал, что умен и перспективен, и вот так, щелчком, словно клопа, вышибать его из игры, я не позволю.

— Да никто не собирается!.. — вскидывается Ведущая, но Скайтер не дает ей договорить.

— Суоко, я не торгуюсь. Если хочешь убрать Кислицына, объявляй официальное заседание Совета – и приготовь очень убедительное обоснование, почему мы должны поступить именно так. И имей в виду, что объясняться придется как минимум передо мной и Джао.

Суоко открывает рот, но Скайтер не позволяет ей сказать ни слова. Он резко поднимается.

— Суоко, милая моя, не забывай, мы Хранители, а не политики. Меня и без того жутко бесит, что мы вынуждены поддерживать Треморова, которому я бы с удовольствием башку оторвал. Но ты еще и начинаешь крутить интриги вокруг Джао. Стелла рассказала мне о твоих подозрениях, но у тебя нет никаких реальных доказательств. Я не позволю тебе устраивать травлю одного из нас только из-за того, что он открыто защищает свои взгляды. Вопрос с Кислицыным обсуждается на Совете или не обсуждается вовсе. Точка.

Он резко кивает и выходит. Дверная перепонка смыкается за ним.

— Ну, вот и поругались… — досадливо морщится Лестер. — Слушай, Суоко, зачем ты начала обсуждать работу на отдыхе? Словно и без того мало у нас нервотрепки. Все, девочки, вы как хотите, а я собираюсь на Малию. Самолично. Задрала меня кукла, я хочу собственной персоной забраться на какой-нибудь уединенный пляж на Американской гряде и до заката жариться на солнышке.

Он допивает коктейль, машет рукой и уходит вслед за Скайтером.

— Я тоже, пожалуй, побегу, — пожимает плечами Стелла. — Пока-пока. Зови, если что…

Оставшись в одиночестве, Суоко несколько минут смотрит прямо перед собой, ожесточенно кусая губы. Потом поднимает голову:

— Робин!

— Слушаю, Ведущая.

— Соедини-ка меня с Треморовым.

25.10.1582, четверг

Народный Председатель чувствовал, что его настроение становится все более паршивым. В последнее время приступы лихорадочной активности, когда страшно хотелось что-то делать, куда-то бежать, что-то самолично решать, все чаще перемежались приступами тяжелой депрессии. Наверное, тот дурак в белом халате молол языком не совсем уж от фонаря. Но его уже не спросишь, а остальные врачи в его присутствии испуганно замирают и словно боятся лишний раз открыть рот. Нет, нахрен. Им только дай волю, тысячу диагнозов поставят и до смерти залечат. Потребуется – он сам у них попросит какой-нибудь гадости от депрессии. Потом, не сейчас. Сейчас есть куда более неотложные дела.

— Что это? — Народный Председатель немигающе уставился на начальника Канцелярии и постучал пальцем по столу, на котором лежали глянцевые плакаты.

— Предвыборная наглядная агитация, — осторожно ответил Шварцман. — Образцы на просмотр. Решил, что, возможно, вам интересно взглянуть на конкурентов, — ехидная улыбочка на пару секунд появилась у него на губах. — Все исполнено в лучшем стиле…

— Ты за идиота меня держишь? — задумчиво поинтересовался Народный Председатель. — Я и сам вижу, что… агитация, — он поморщился, как будто само слово оказалось на редкость неприятным на вкус. — Я спрашиваю, что ЭТО такое?

Шварцман посмотрел на плакат, на котором покоился перст Треморова. На плакате задумчиво улыбался Кислицын Олег Захарович. Тридцати шести лет от роду, борец с террористами и ведущий эксперт Министерства транспорта. Окончил Мокольский университет с отличием, и так далее. Весьма перспективный молодой политик. О последнем, впрочем, плакат умалчивал, оставляя читателю возможность сделать нехитрый вывод самостоятельно.

— А? — удивленно переспросил начальник Канцелярии. — Один из кандидатов, Кислицын его фамилия. Неплохой парнишка, старательный и усердный, я сам его отбирал. Помните, в свое время Дровосекову жмурик потребовался, да не вышло? Везунчик парень, далеко пойдет, если вовремя не остановим.

Его лицо расплылось в многозначительной улыбке.

Народный Председатель не соизволил поддержать тон.

— Убрать! — коротко приказал он. — Чтобы я о нем больше не слышал, понял?

— Как так убрать? — растерянно спросил начальник Канцелярии. — Почему?

— Убрать молча, без шума, — сквозь зубы пояснил глава государства. — Или наоборот. Устрой ему снова какое-нибудь покушение. Например, недобитые в свое время террористы мстят за смерть товарищей. Мы же со своейстороны поклянемся усилить борьбу с ними и под шумок уберем еще кой-кого. Кто у нас, в конце концов, мастер-провокатор, ты или я? Зачем ты мой хлеб ешь, если я тебе элементарные вещи объяснять должен? — Народный Председатель выбрался из кресла, обогнул стол и неторопливо подошел к съежившемуся Шварцману. — Все понял, или еще вопросы есть?

Шварцман с испугом посмотрел на него.

— Но… почему? — с трудом пролепетал он. — Скандал ведь выйдет, международный! Кандидат убит за месяц до выборов – никогда еще такого…

— Ах, скандал! — зловеще протянул Треморов. — А вот про скандал у нас с тобой пойдет отдельный разговор. Скажи-ка мне, сукин ты сын, почему народ – мой народ, который за меня проголосовать должен! — начал про нового Народного Председателя толковать? Мол, пора бы старому и в отставку, а на его место молодой да перспективный есть, Кислицыным прозывается. И Хранительница, сука холодная, эдак ехидно интересуется, уж не собираюсь ли я часом на пенсию? Дурак! — гаркнул он во всю мощь своей глотки, так что Шварцман вздрогнул всем телом и съежился в своем кресле. — Дурак ты или предатель, уж и не знаю, что для тебя хуже!

Народный Председатель прошелся по ковру взад и вперед, словно выбирая подходящий момент для прыжка на свою жертву.

— Хочешь сказать, что не знаешь, какие фортеля выкидывает твой самолично отобранный кандидат? Не знаешь про митинг перед сахарским посольством, на котором он языком трепал без всякой санкции? Не знаешь про фокусы на последнем прямом эфире, где ерунду всякую нес? Не знаешь, а? Так почему же ты до сих пор моей Канцелярией заведуешь, а не курятником в нархозе «Светлый Путь»?

Треморов подхватил со стола стаканчик с карандашами и яростно швырнул его в стену. Жалобно звякнуло бьющееся стекло.

— Ну, что скажешь, советничек?

На Шварцмана было жалко смотреть. Он трясся как осиновый лист на ветру, разом утратив все свое достоинство.

— Нет, шеф… Не знал, шеф… — почти всхлипывал он в ужасе. — Чесслово, не докладывали мне ничего такого… Не сообщили…

— Ах, не докладывали! — в ярости заорал Треморов. — Ах, не сообщили!..

Он подскочил к Шварцману, схватил за лацканы пиджака, вытащил из кресла и с наслаждением потряс. Тот бессильно ухватился за его руки, пытаясь оторвать их, и что-то несильно укололо Народного Председателя в запястье. Он зло отшвырнул заведующего Канцелярией от себя, так что тот покатился по полу, и бросился к столу.

— Ну все, друг милый, кончилась твоя долгая и добросовестная служба. Хватит с меня. Можешь считать себя уволенным!

Треморов изо всех сил надавил скрытую под столешницей кнопку. Еще до того, как он успел ее отпустить, распахнулась дверь, и в нее быстро вошли два парня в строгих костюмах, под которыми угадывались атлетические мышцы.

— Убрать его, под арест, — брезгливо кивнул Народный Председатель на свою бывшую правую руку. — И вызовите Дуб… Дров… Дровосе… кова…

Ярость туманила ему глаза, стало трудно дышать. Боль в уколотом запястье вдруг стала невыносимой. Он взглянул на него и увидел на коже микроскопическую каплю крови. Машинально стер ее о костюм. Сердце колотилось в грудной клетке, словно стараясь разорвать ее изнутри. Треморов обессиленно рухнул в кресло, и тут его взгляд упал на Шварцмана.

Начальник Канцелярии стоял между двумя охранниками, но никакой растерянности или страха не замечалось в его взгляде. Наоборот, ощущалось в нем какое-то непонятное ожидание и… что-то еще. Торжество. Да, торжество. Треморов раскрыл рот, чтобы приказать раздавить его прямо здесь, в его кабинете, и ничего, что потом все отмывать придется, лишь бы знать что с паскудной гнидой покончено раз и навсегда… но из рта вырвался лишь нечленораздельный хрип. Глаза заволок багровый туман.

Тело Народного Председателя, несколько раз судорожно дернувшись, обмякло. Его уставившиеся в потолок глаза остекленели.

— Позовите же врача, срочно! — закричал Шварцман, делая попытку броситься в его сторону. — Народному Председателю плохо!

Он круто развернулся на месте и прошипел машинально удержавшим его за плечи охранникам: «Да отпустите же меня, кретины!», свирепо дернулся, высвобождаясь из их ослабевшей хватки. Конвоиры тупо смотрели на тело Треморова, еще не понимая, что происходит.

— Вы, ослы, надо вызвать врача! Да очнитесь же наконец, придурки! Вы еще не поняли, что случилось?

— Так точно, — наконец пришел в себя охранник, выглядевший немного сообразительнее своего напарника. — Сейчас вызовем, Павел Семенович. Ты, — он невежливо ткнул товарища под ребра. — Останешься здесь, выполнишь все, что прикажет господин Шварцман!

Его товарищ дернулся, но первый что-то яростно прошептал ему на ухо, и тот поспешно встал по стойке смирно. Первый пулей вылетел из кабинета, на ходу зовя секретаршу.

Шварцман подошел к столу и внимательно посмотрел в глаза мертвецу. Неестественно огромные, во всю радужку, зрачки медленно сужались, принимая свои обычные размеры. Он удовлетворенно качнул головой. Через пять минут не останется никаких внешних признаков отравления, а еще через полчаса весь яд в организме распадется. Да, типичный инфаркт. Тяжелая была у шефа работа, нервная, все самому приходилось делать, за всем самому следить. А потому Народное Правительство Республики Ростания с прискорбием вынуждено сообщить, что двадцать пятого октября тысяча пятьсот восемьдесят второго года от основания Галлии на пятьдесят первом году жизни из-за сердечного приступа скончался Народный Председатель Народной Республики Ростания Треморов Александр Владиславович. Весь народ в едином порыве скорбит об утрате одного из лучших своих сынов, без остатка отдавшего себя беззаветному служению Отчизне. Официальная церемония прощания с телом усопшего состоится…

Из приемной раздался топот многих бегущих ног.

* * *

Двадцать шестого октября, когда по телевидению и в газетах объявили о смерти Народного Председателя, стало днем массовых беспорядков.

Толпы пьяных когда вином, а когда и эйфорией вседозволенности людей высыпали на улицы городов. Винные, а затем и прочие магазины, чьи стеклянные витрины не смогли сопротивляться булыжникам и металлическим прутьям, разграбили в первые же часы. Обезумевшие люди волчьими стаями метались по улицам, требуя выдать им колбасы, сахара, чая, водки, начальство, переворачивая машины и избивая тех, кто подвернулся под руку и не имел своей стаи, чтобы защититься. Неслыханно в Народной Республике забастовали железнодорожники, парализовав грузовые перевозки. Вагоны с зерном и продуктами, а также лесом, гравием, рудой, металлопрокатом и прочим, забили пути на грузовых, а потом и пассажирских станциях. Составы безжалостно грабились обнаглевшими бандами.

Анархия продолжилась и на следующий день, и через день. Страна погрузилась в хаос. Полиция бездействовала. Армия и войска Службы Общественных Дел забаррикадировались в казармах, тут и там за заборами и деревьями настороженно проглядывали стволы пулеметов и тяжелых станковых разрядников. Впрочем, их никто не штурмовал.

Двадцать девятого октября на улицах появились челноки Хранителей. Через час по всей Ростании наступила мертвая тишина. Охваченные паническим ужасом, неизвестно откуда берущимся при приближении серо-стальных летучих машин, люди рассеивались по переулкам, в давке ломая друг другу ребра, разбегались и забивались в любые щели. Некоторые осторожно пробирались по домам, недоуменно оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, что же на них нашло. Вечером армия и СОД наконец выбрались из своих укрытий, и на крупных перекрестках и площадях прочно обосновались тяжело присевшие на опоры туши бронетранспортеров, обнесенные мешками с песком. За мешками прятались солдаты с оружием, снятым с предохранителем.

Машины Хранителей курсировали по улицам городов. Вызываемый ими панический страх исчез, но люди все равно старались держаться подальше. Те, кто не мог ускользнуть в какой-нибудь подъезд, вжимались спиной в стену, молча провожая их взглядом.

Тридцатого октября по телевидению объявили о приостановке деятельности Народного Собрания и формировании Чрезвычайного государственного правительственного комитета, берущего власть в стране до выборов в свои руки.

02.11.1582, пятница

— Господа, господа! — успокаивающе поднял ладонь Перепелкин. — Не надо ссориться по пустякам. Мы вполне способны договориться как цивилизованные люди.

Двое других претендентов, сопя, исподлобья уставились друг на друга. Их взгляды метали молнии, а в глотках еще бурчали последние раскаты грома.

— Андрей Геннадьевич! — обратился Перепелкин к одному из них. — Ну сами подумайте – что вы выиграете от войны? У всех нас есть свои сторонники и противники. Если мы вцепимся в глотку друг другу, сторонники могут предать, а враги не упустят случая ударить в спину. Зачем вам такое? Зачем оно нам всем? Не лучше ли договориться?

— Как у вас все просто получается, многоуважаемый Владислав Киреевич! — язвительно откликнулся секретарь по идеологии, переводя взгляд на директора Индустриального комитета. — Пожмем друг другу руки – и в дальний путь на долгие года? И наверняка с вами в руководящей и направляющей роли?

— Во-во! — поддержал его визави. — Ты, Владик, всегда много на себя брал. И я ни под него, ни под тебя не лягу, и не надейся!

— А ты, Ваня, всегда языком болтал, не подумав! — поморщился Перепелкин, не обращая внимание на возмущенное сопение министра продовольствия. — Несет тебя сегодня, как дизентерийного. Совсем со своими коровниками да комбайнами разучился по-человечески общаться. Да помолчи ты! — раздраженно рявкнул он, увидев, как багровеет и приподнимается над стулом собеседник. — Еще раз повторяю вам обоим: не из-за чего ссориться. За каждым из нас – сила, и сила солидная. Никто не сможет перетянуть одеяло на себя, только общий раздрай ухудшим.

— И что же вы, Владис…

— То и предлагаю! — директор Индустриального комитета метнул на идеолога раздраженный взгляд. — Нам не соперничать надо, а объединяться. Пусть остальные грызутся, как им вздумается, а мы трое сделаем, как решим.

— И как же ты намерен решить? — саркастически хмыкнул Смитсон, все еще багровея лицом. Впрочем, краска уже сходила с его пухлых щек. — Себя на царство, а мы твои шестерки?

— Ну что у тебя за тюремные словечки? — досадливо поморщился Перепелкин. — При чем здесь шестерки? Еще раз повторяю: неважно, кто станет Народным Председателем. Я бы с радостью снял свою кандидатуру, да только мои не поймут. Шушукаться начнут, слухи потянутся… Председателем может стать любой, наша задача – поделить сферы влияния по-хорошему. В другой обстановке посадить бы на трон какого-нибудь надутого идиота вроде Дуболома…

— Только через мой труп! — резко выплюнул идеолог.

— Ну, не Дуболома, — пожал плечами Перепелкин. — Я так, к слову. Ни Дуболома, ни Шварцмана туда, разумеется, пускать нельзя, они всех под себя подомнут. Но любую пустышку, которой нравится на экранах мелькать и перед журналистами важную персону строить. Сами смотрите: индустрия, продовольствие и телевизор – все, что нужно, чтобы крутить страной как вздумается…

— Не все, — тонко улыбнулся идеолог Папазов. — У нас нет главного – силы. Все равно придется звать либо Дуболома, либо Шварцмана. Ну, или Тропинкина…

— Тропинкин – дебил, — хмыкнул Смитсон. — Иметь в руках армию – и не взять власть, когда она валялась на дороге? Да я бы на его месте…

— …сидел бы в казарме и чесал репу, — оборвал его Перепелкин. — Ты, Ваня, всегда слишком прямолинеен, уж извини меня за правду. Ты бы попер танками на толпу, и солдаты бы точно взбунтовались. А сошедшие с ума танковые роты, знаешь ли, не сахар даже в нормальной обстановке. Забыл, с чего революция в двадцать третьем началась? Вот так же парочка умников попыталась солдат на толпу натравить!

— Тропинкин ничего не решает, — задумчиво проговорил идеолог. — Он только и умел, что поддакивать Треморову, тот специально таких в армии подбирал. Не дурак, но инициативы лишен начисто. Генерал – он и есть генерал. Хотя… он может оказаться нам полезным именно потому, что исполнитель, не игрок. А вот со Шварцманом я договариваться не стану, и не просите. Во-первых, при мертвом Нарпреде сила за ним уже не та, что раньше. Во-вторых, старый крокодил сожрет нас, дай ему хоть один шанс. Дуболом… не знаю, не знаю. Вот он дурак, и дурак амбициозный. Тоже попытается нас сожрать, хотя ума не хватит. Но запросто устроит очередные беспорядки на пустом месте. Нет, их обоих нужно… того, чем быстрее, тем лучше. И своих людей на их места…

— Ну вот, уже конструктивнее, — с облегчением вздохнул директор Индустриального комитета. — Ванюша, твоего голоса не слышу. Ты как, согласен играть в команде?

Кривая ухмылка исказила лицо Смитсона.

— Что я, тебя не знаю? Обязательно ведь кинешь, если удастся.

— Да и ты не образец порядочности, — парировал Перепелкин. — Сколько раз ты меня подставлял? Чуть что – и не ты в неурожае виноват, а я дерьмовые трактора делаю!.. Ладно, не о том речь. Нас трое, как паритет держать – как-нибудь договоримся. Каждый из нас при желании сумеет устроить стране небо в овчинку, так что обманывать друг друга не в наших интересах. Да что мы, в самом деле, на троих мир не поделим?!

— Может, и поделим, — согласно кивнул Папазов. — Как делить – еще обмозговать надо. Может, так и в самом деле лучше, чем в глотки друг другу вцепляться. Ну, а в Председатели кого?

— Да хоть кого! — отмахнулся Перепелкин. — Какая разница? Рулить все равно мы будем.

— Не скажите, Владислав Киреевич, не скажите… — покачал головой идеолог. — После десятилетий самоличного властвования Председатель – фигура. Ему просто по инерции продолжат подчиняться. Посторонние на такой пост, пусть и декоративный, просочиться не должны. Предлагаю так: пусть им станет кто-то из нас троих. Кто именно – пусть решит народ. В конце концов, полезные иллюзии нужно поддерживать. Пусть массы почувствуют себя значимыми – они выпустит пар, а мы получим передышку. Остальных же кандидатов нужно… убедить выйти из соревнования. Во избежание случайностей, так сказать. Ну, пообещать им чего-нибудь…

— Дельно, — кивнул Перепелкин. — Наверное, так и поступим. Ваня, что думаешь?

— Что глупо все, — пробурчал Смитсон. — Зря в ЧГПК взяли Шварцмана с Дуболомом. У меня от них мурашки по коже. Заявили бы, что только кандидаты в Нарпреды участвуют, и дело с концом.

— Тогда пришлось бы и остальных звать, — хмыкнул идеолог. — И получили бы мы толпу полудурков на свою шею. Тебе что, того молодого идиота, Кислицына, по правую руку не хватает? Нет уж, пусть лучше Шварцман под нашим приглядом побудет. А вот к теме переноса выборов можно бы и вернуться. Неделя осталась – что за нее успеть? Предлагаю все-таки сместить срок на две-три недели…

— Нет уж! — окрысился Смитсон. — Чтобы твои шавки по телеящику как следует успели объяснить, за кого голосовать требуется? Нахрен.

— Ну ладно, ладно! — успокаивающе поднял руки Папазов. — Я же так, на всякий случай. Тогда еще вот… ма-ахонький такой вопросик остается. А что скажут… те Хранители, когда пронюхают? А ведь они обязательно пронюхают!

— А вот здесь, — на лице Перепелкина отразилось торжество, — как раз проблем нет. Я с ними уже разговаривал.

— И что?

— И у нас нет особых возражений.

Все трое одновременно вздрогнули. Темная фигура обозначилась в тенях в углу комнаты, сделала шаг вперед, к тусклому свету лампочки.

— Мы понимаем, что страна в тяжелом положении, — Хранитель остановился, не доходя до стола пары шагов, и скрестил на груди руки. — Мы полагаем, что ситуацию необходимо срочно стабилизировать, и выборы правителя сейчас совсем некстати. Однако их отмена может негативно повлиять на отношения с Сахарой, чего допускать нельзя никак. Выборы должны состояться при любом раскладе. Предлагаемый уважаемым Семеном Киреевичем триумвират… достаточно любопытен. Мы не собираемся мешать вам.

— То есть вы развязываете нам руки? — секретарь по идеологии напряженно всмотрелся в излучающую почти физический холод фигуру. — Вы не станете возражать против давления на прочих кандидатов? Против устранения… нежелательных элементов?

— Мы собираемся предоставить событиям возможность развиваться естественным путем, — Хранитель многозначительно улыбнулся. — А там посмотрим.

Он сделал шаг назад, второй, его фигуру окутало размытое облако. Мгновение – и неожиданный гость исчез. Министр продовольствия со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.

— Ну, смотри, Владик, — пробормотал он сдавленно. — С огнем играешь. И нас прямо в самое полымя тянешь…

— Жизнь такая, — пожал плечами уже пришедший в себя директор Инкома. — Кто обещал, что будет легко? Так ты с нами или нет?

— С вами, с вами… — Министр продовольствия недовольно мотнул головой. — Хотел бы я только знать, на что они собираются «посмотреть»!

04.11.1582, воскресенье

Олег откинулся на спинку стула, саркастически улыбаясь вопреки собравшемуся в желудке холодному и тяжелому комку страха. Вот бы посмотреть на них при свете! Впрочем, вряд ли я получу от их вида эстетическое удовольствие, знаете ли. Обвисшие подбородки, заплывшие глаза, толстые животы, блестящие лысины… Что там еще может иметься у Важных Персон в нашей стране, особенно у Очень Важных Персон, как Перепелкин со Смитсоном? Некогда им за фигурой следить, надо делами государственной важности заниматься.

Свет от торшеров неприятно бил в глаза.

— А если нет? — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличней. — Почему вы решили, что я захочу остаться бессловесной игрушкой в ваших руках? У нас всеобщие прямые равные выборы, которые еще никто не отменял, насколько мне известно. А ваши советы, мягко говоря… м-м-м, не укладывается в эти рамки. Нет, не думаю, что мне нравится ваше предложение.

— Молодой человек! — голос за границей светового круга начал раздражаться. — Вы, кажется, забываетесь! Мы не даем советов, пора бы уже понять. Сейчас мы – высшая власть в государстве, нравится оно вам или нет, и мы не рекомендуем, а приказываем! Будьте добры подчиняться, если не хотите крупных неприятностей!

— Например? — с интересом спросил Олег. — Если я правильно понимаю, прежде всего вам придется снять меня с дистанции под надуманным предлогом.

— Именно так мы и поступим, — значительно проговорил его собеседник из тени. — Только зачем же под надуманным? Уж кому-кому, а вам-то хорошо известно, что нет на свете ангелов. Например, ваша прошлогодняя внебрачная связь с…

— При чем здесь моя связь? — перебил Олег. — Заведи я хоть двадцать любовниц сразу, они не являются формальным поводом для дисквалификации. Боюсь, что…

— И правильно делаете, что боитесь, — в свою очередь прервал его Глас-Из-Тени. — В гражданском кодексе до сих пор есть статья, карающая за внебрачные связи. Не слишком строго, штраф да пара месяцев общественных работ, но вас мы даже на работы отправлять не станем. Хватит штрафа, чтобы исключить вас из списка кандидатов на совершенно законном основании. Так что правильно боитесь, гражданин Кислицын!

У Гласа-Из-Тени явно прорезались прокурорские интонации.

— Я не договорил, — вкрадчиво продолжил Олег. — Вы позволите мне закончить?

Он подождал пару секунд.

— Хорошо. Так вот, я боюсь, что у вас нет никаких серьезных, — он нажал на слово «серьезных», — причин не допустить мою кандидатуру к выборам…

— Пора кончать балаган! — Глас-Из-Тени явно рассердился окончательно. — Конечно, мы все понимаем, что подбор кандидатов для участия в таком ответственном мероприятии – дело сложное, но на будущее хотелось бы порекомендовать ответственным лицам… — Глас-Из-Тени сделал многозначительную паузу. Ага, Шварцман где-то там, сообразил Олег. Даже лучше, чем я надеялся. — …ответственнее относиться к своим обязанностям.

Глас-Из-Тени откашлялся и стал торжественным.

— Я полагаю, что все присутствующие здесь, за исключением самого кандидата, склоняются к одному и тому же мнению, да. Так что возьму на себя смелость от лица Комитета предложить господину Кислицыну выбор… Впрочем, я полагаю, Олег Захарович, что выбор для вас и так ясен?

— Разумеется, — безразлично ответил Олег. — Я сам отказываюсь от участия в выборах, либо меня отстраняют под формальным предлогом. Я правильно вас понял?

— Именно так! — Глас-Из-Тени казалось, обрадовался понятливости Олега. — Надеюсь, что вы продемонстрируете благоразумие. Тогда мы сможем пообещать вам хорошую должность, возможно, даже один из серьезных государственных постов в не слишком далеком будущем. Директор департамента в министерстве вас для начала устроит? Ну, а дальше подберем что-нибудь посолиднее, возможно, даже должность замминистра. Все, что вам надо – временно пожертвовать личным ради общего. По-моему, вполне достойная плата за открывающиеся перспективы. Я прав, господин Кислицын?

— Не совсем, — злорадно ответил Олег. Он встал из кресла и демонстративно потянулся так, что захрустели суставы. — Кстати, вы не возражаете, если я включу верхний свет? А то неудобно как-то, вы меня видите, а я вас – не очень…

Не дожидаясь ответа, он решительно подошел к смутно светящемуся на стене выключателю. Вспыхнула люстра. За столом у дальней стены ошеломленно застыли пять фигур, некоторые прикрыли глаза руками, прикрывая их от режущего после полумрака света. На всех лицах читалось одинаковое полуудивленно-полувозмущенное выражение. Впрочем, только не у Шварцмана. Начальник Канцелярии ехидно улыбался тем краем рта, который не видела высокая комиссия. Незаметно он показал Олегу большой палец. Тот слегка ухмыльнулся в ответ, вернулся к своему стулу и с размаху плюхнулся на него, так что несчастное изделие неизвестной мебельной фабрики уныло хрустнуло. Интересно, они что, специально всякую дрянь допрашиваемым подсовывают, или просто в стране другой мебели не осталось? Сначала на телестудии, теперь здесь… Упадок, однако.

— Вот так куда лучше, — он довольно кивнул головой. — Итак, господа, разрешите мне еще раз пробежаться по ключевым пунктам нашей беседы.

Он по очереди оглядел собравшихся. Возражений не последовало. Правильно, ребята, если подследственный неожиданно начинает нагличать, лучше выяснить, что за туз у него в рукаве. Хорошо мыслите, логично. Впрочем, перегибать палку все же не следует. Слегка сбавив тон, Олег продолжил:

— Исходной посылкой нашей беседы стало утверждение, что я веду себя неправильно. Слишком много шумлю, слишком много свечусь на публике, слишком быстро набираю популярность. Все согласны? — Он сделал паузу. — Отлично, пойдем дальше. Следующим пунктом мне объяснили, что вы, то есть Чрезвычайный государственный правительственный комитет, который вы представляете, решили, что достойнейшей кандидатурой на вакантную должность Народного Председателя является один из трех озвученных кандидатов. Остальной шантрапе довольно тех подачек, что вы соизволите сунуть им в зубы. Я еще не сбился, господа?

— Продолжайте, Олег Захарович, мы внимательно слушаем! — с достоинством кивнул сухощавый старик, украшенный пышной седой шевелюрой и седой же бородкой. Ага, вот вам и Глас-Из-Тени с двойным подбородком. Кажется, Петренко из Минтранса, видел я его пару раз в коридоре. Елки зеленые, никогда бы не подумал… Хотя нет, Петренко безбородый. Кто же тогда? — Если отвлечься от формы, то вы все излагаете правильно. Пока, — его голос стал слегка угрожающим. — Поторопитесь, пожалуйста, у нас не слишком много времени.

— Хорошо, — кивнул ему Олег. — Если вы настаиваете, то поторопимся. Наконец, третьим пунктом нашей с вами встречи стало ваше предложение заткнуться в тряпочку, прикрыться ветошью и не отсвечивать, — он заметил, как поморщился Глас-Из-Тени, — то есть не путать вам карты в такой ответственный момент. На что я отреагировал с вполне, как мне кажется, естественным недоумением, а затем отказался от вашего щедрого предложения. В ответ вы решили снять меня с дистанции насильно. Я все еще правильно следую нити нашей беседы?

Глас-Из-Тени, нехорошо прищурившись, в упор смотрел на него. Остальные скучающе поглядывали на настенные часы и на потолок. Казалось ясным, что им до смерти надоел молодой упрямый дурак. Шварцман молча сопел, сосредоточенно разглядывая пуговицы своего пиджака.

— А теперь, уважаемые господа, я хотел бы задать вам напоследок один маленький, — Олег показал пальцами, насколько маленький, — вопрос.

— Мы слушаем, слушаем, господин Кислицын, — подбодрил его Глас-Из-Тени. — Задавайте ваш вопрос, не томите.

— Не кажется ли вам, господа советники, — медленно и с расстановкой произнес Олег, — что ваше предложение нарушает дух и букву закона о выборах Народного Председателя? Не кажется ли вам, что оно идет вразрез с принципами народного самоуправления, на которых строится ростанийское государство?

Глас-Из-Тени с сожалением посмотрел на него, как на помешанного.

— Разумеется, Олег Захарович, — грустно ответил он. — Разумеется, вы правы. Сами понимаете, мы не можем пустить на самотек такой важный вопрос, как преемственность существующей власти, — он покачал головой. — Но, признаться, вы меня разочаровали, спутав нашу встречу с митингом на площади. Там ваши аргументы оказались бы вполне уместными, но здесь они не стоят даже усилий, потраченных на их изложение. Так какое решение вы принимаете? Уйдете сами, или мы должны принять меры?

— Есть еще и третий вариант, — ответил Олег, глядя ему в глаза. — Почему бы вам просто не оставить меня в покое?

— Ох, Олег Захарович, вы гораздо глупее, чем я думал, — с тяжелым вздохом проговорил Глас-Из-Тени. — Мне казалось, что мы внятно разъяснили вам, почему не можем допустить…

— Естественного развития ситуации?

Комиссия дружно повернула головы к двери. Олег продолжал смотреть прямо на них, стараясь не дать эмоциям отразится на лице. Увидев, что внимание присутствующих сконцентрировалось на нем, Хранитель отделился от стены и неторопливо вышел на середину комнаты, встав за правым плечом Олега.

— Я очень извиняюсь за свое вторжение, — мягко произнес он, — но боюсь, господа, что вы неправы. Я уполномочен довести до вашего сведения, что в отношении господина Кислицына, находящегося под нашей защитой, Хранители не допустят никаких эксцессов. Все продолжит идти так, как идет, и если вы хотите сделать вашего кандидата Народным Председателем, вам придется победить честно. Уважаемого Олега Захаровича снять с дистанции под надуманным предлогом у вас не получится.

В комнате стояла мертвая тишина. Хранитель обвел всех сочувственным взглядом.

— Еще раз извините за вторжение, господа, — наконец проговорил он, — но следовало донести информацию до вашего сведения в максимально доходчивой форме. У меня, собственно, все, так что разрешите откланяться.

Он слегка наклонил голову, на мгновение встретился взглядом с бесстрастным Шварцманом и неслышным шагом направился к двери.

— Постойте! — слабо вскрикнул Глас-Из-Тени. — Вы… вы же обещали, что не станете вмешиваться! Как…

— Как мне помнится, мы обещали не вмешиваться в естественный ход событий, — ответил ему Хранитель, взявшись за ручку двери и полуобернувшись. — Вы же сами только что собирались такого хода не допустить. Одно дело, когда кандидат с радостью и добровольно соглашается на ваши предложения, и совсем другое – когда вы начинаете играть грязно. Всего хорошего.

И он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Олег молча смотрел на великолепную пятерку, и его глаза горели триумфом. Глас-Из-Тени медленно повернулся к нему.

— Ну что же… господин Кислицын, — его голос напоминал шипение разъяренной змеи. — Можете считать, что победили – на сей раз. Но на выборах вы не победите никогда, уж мы позаботимся.

Олег хмыкнул.

Шварцман еле заметно покачал головой.

* * *

«Джао, что ты наделал! Что ты натворил!»

«Я? Суоко, помилуй! Я всего лишь проделал то, что необходимо».

«Необходимо для кого? Ты что, забыл? Совет постановил, что Хранители поддержат триумвират! Даже Скайтер в конечном итоге согласился!»

«Решение не было единогласным. Я голосовал против, следовательно, за – только шесть из семи. Да и вообще, Суоко, ты странно интерпретируешь ситуацию. Совет не издает постановления, он – совещательный орган, не административный. Его решения – рекомендации, следование которым оставляется на усмотрение каждого члена организации. Почему я должен напоминать тебе устав?»

«Ты сошел с ума! Ты разрушаешь всю нашу работу… Ты… ты…»

«Суоко, успокойся. Я не нарушил наши правила. На мой взгляд, ваше решение – крупнейшая ошибка за последние десятилетия, о чем я явно высказался во время обсуждения. Крупнее даже, чем наш выход из тени. Так что я решил оставить нам пространство для маневра».

«Напыщенный дурак! Джао, ты не оставляешь мне иного выбора! Я экстренно собираю Совет. Немедленно, прямо сейчас!»

«Хорошо, Суоко. Прибуду в совещательную комнату через две минуты».

* * *

— Твои оправдания нелепы! — в голосе Ведущей – неприкрытая злость. — Как ты мог пойти против общего мнения?

— Не общего, Суоко. Не общего. Опять напоминаю, что Совет не является органом власти. Он лишь вырабатывает рекомендации. Простое разделение труда, не более. Устав…

— Устав безнадежно устарел! Он не менялся десятилетиями, с момента основания организации! Что казалось приемлемым тридцать лет назад, неадекватно сегодня. Мир стал слишком сложен, чтобы отдавать критичные решения на откуп отдельным членам организации!

— Тогда нужно изменить устав, — Джао устало прикрывает глаза. — Вынеси на голосование соответствующие поправки, делов-то! Скажи, чего ты от меня хочешь сейчас? Даже если принять твою точку зрения, я все еще вхожу в Совет и остаюсь Хранителем. По всем мыслимым законам я имею право на свое мнение…

— Но не на противодействие остальным!

Кажется, что Ведущая на грани срыва. Ее глаза пылают яростным пламенем, кулаки сжимаются. Телу-кукле не требуется учащенное дыхание, но ее грудь все равно вздымается, как после тяжелого бега.

— Джао, ты поставил на грань срыва важнейшую операцию! Более того, ты дал политиканам повод подозревать нас в расколе! Как ты можешь настолько безответственно…

— Не тебе судить! — резко перебивает ее Джао. — Хочешь, еще раз напомню устав? Давать оценку действий Хранителя может только общее собрание. После того, как внимательно выслушает все стороны! Я что-то не припомню, чтобы собрание осуждало меня.

— Мы проделали такую работу, а ты ее почти уничтожил!

— Я ничего не уничтожил, Суоко. Я всего лишь развязал нам руки. Я не собираюсь оправдываться перед тобой, но ты и сама поймешь, если дашь себе труд вдуматься.

— Ты не согласовал свой план с нами!

— Ты хочешь сказать, с тобой? Суоко, милая, думаешь, я не знаю про твои подковерные игры? Про приватные встречи с членами Совета, про попытки манипулировать ими в мое отсутствие?

— Довольно! Робин! Пользуясь своей властью Ведущей, я вывожу Джао из состава Совета и приостанавливаю его статус!

Джао изумленно поднимает брови.

— У тебя нет таких полномочий, Суоко.

— Я должен тебя огорчить. Есть, — кажется, в голосе Робина слышится печаль.

— Вот как? Мне помнится, что такое допускалось только в случае явного злоупотребления статусом Хранителя. Мои действия злоупотреблением не являются.

— Соответствующие определения переписаны два дня назад.

Джао медленно поворачивает голову.

— Лангер?

Хранитель, кажется, вжимается, в свое кресло.

— Ну… — мямлит он, старательно избегая взгляда Джао. — Я исправлял очевидные ошибки. В конце концов, — он гордо выпячивает грудь, — программирование логики работы Робина в моей компетенции!

— Не так. Не в компетенции. У тебя есть техническая возможность, что несколько иное, тебе не кажется?

— Джао, ты больше не член Совета! — голос Ведущей напоминает мурлыканье разъяренной кошки. — И я перевожу тебя во временный резерв. Ты отстраняешься от всех операций.

— И чем же я должен заниматься… в резерве?

— Чем хочешь. Любыми личными делами. После завершения выборов в Ростании твое дело рассмотрят на общем…

— Понятно. Ну, видимо, случается и так… — Джао обводит зал Совета взглядом. — Что, и никто, кроме Суоко, не хочет сказать мне ни единого слова? Интересно, ребята, а как вы вообще представляете себе процесс принудительной отставки за отсутствием прецедентов? Вы рискнете предоставить мне свободу действий, когда выбросите на улицу? Или примете меры для обеспечения молчания? Пожизненное заключение в тюремной камере или на необитаемом острове? Ликвидация?

Тишина.

— Ладно. Отправляюсь под домашний арест. Но сначала…

Хранитель неторопливо встает и подходит вплотную к Ведущей.

— Посмотри на меня, Ната, — его голос мягок и обволакивает. — Посмотри на меня.

Он присаживается на корточки, так что их глаза оказываются на одном уровне. Ведущая яростно смотрит на него, но потом ее взгляд смягчается.

— Джао! — почти умоляюще произносит она. — Но ты же сам понимаешь…

— Нет, милая, — качает головой тот. — Дело не во мне. Дело в тебе. Ты все еще пытаешься лгать – и себе, и другим, но перерождение уже завершается. Не только твое – наше. Нам хочется власти, и мы идем к ней, забывая старые идеалы. Все в мире повторяется…

Он резко распрямляется и, не оглядываясь, выходит. Едва слышно чмокает дверная мембрана.

Суоко смотрит в пол. И никто не пытается встретиться с ней взглядом.

* * *

Водитель попался из тех, что редко задумываются о природе груза во вверенном транспортном средстве. На крутых изгибах монорельса пассажиры трамвая кубарем летели друг на друга.

— Как картошку везет, б..! — выругался кто-то неподалеку от Александра. — Ни хрена о людях не думает! Эй, водила, так тебя и перетак, думай, что делаешь! — завопил он во всю глотку, так что стоящие рядом отшатнулись в стороны. — Тормози, когда поворачиваешь!

— Молодой человек! — раздался откуда-то из гущи толпы укоризненный старческий голос. — Как можно так выражаться при людях…

— Молчи, бабка, — равнодушно отбрехнулся охальник. — Не маленькие твои люди, все слова, небось, сами знают.

Трамвай в очередной раз мотнуло на повороте, и Александра бросило вперед. Его соседа отнесло в сторону, и в лицо тут же ударил запах пива.

— Держись лучше, интиллихент, — беззлобно посоветовал ему тот же голос, что ругал водителя.

— Извините, — пробормотал Александр. — Я не хотел…

— Вот и я про то же, — охотно откликнулся голос, принадлежащий, как оказалось, здоровому детине с пористым розовым носом и мутным взглядом. — Везет, говорю, людей как картошку, — детина рыгнул. — Да и то сказать, не во всем водила виноват, верно я говорю?

Он вопросительно уставился на Александра. Толпа прижала их друг к другу, и оставалось только молча кивнуть.

— Вот и я про то же, — опять согласился детина. Видимо, пиво пробудило в нем страстное желание с кем-нибудь поговорить. — Понимаешь ты, если бы монтажники, мать их так и через колено, монорельс с умом прокладывали, то и не мотало бы тебя на поворотах, как бычьи яйца. Мне тут один умный человек рассказывал…

Детина многозначительно поднял вверх палец, неосторожно отпустив поручень. Как раз в этот момент трамвай опять дернуло, и парень всей своей немаленькой тушей повалился на соседей. Не обращая внимания на поднявшуюся ругань, он дотянулся до поручня, выпрямился и снова повернулся к Александру:

— Слушай, я тут выпил немного, ничо, да?

Александр обреченно кивнул, прикинув, что до его остановки тащиться еще несколько минут. Авось не помру, грустно подумал он. Ненавижу трамваи. Не-на-ви-жу. Вечно в них что-нибудь случается – то кошелек вместе с карманом вырежут, то ноги отдавят. Сейчас вот к алкоголику прижали, от одного дыхания окосеть можно. Ладно, он мирный, а то мог бы и морду бить полезть. Ничего, скоро приедем, так что совсем чуть-чуть потерпеть осталось…

— …проезводная, понимаешь, — тем временем развивал свою мысль детина. — Так и говорит: понимаешь, Костя – он меня Костей зовет, уважает, значить, понял, да? — понимаешь, Костя, ежели вторая проезводная гладкая, и третья тоже гладкая, то и никаких заносов на поворотах случаться не должно. А проезводная, говорит, такая хитрая штука из математики, что ее завсегда правильно посчитать можно, потому что рельс в вышине идет и препятствиев не имеет. А наши долбаки… — Детина по имени Костя опять рыгнул, и Александра обдало тошнотворным запахом. — А наши долбаки считать ленятся, вот через что простой народ и страдает. Вот ты за кого, например, проголосуешь, а?

Несколько ошарашенный неожиданной переменой темы, Александр промямлил что-то невразумительное.

— Вот и я про то же! — обрадовался детина Костя. — Я и говорю, что все они там долбаки, и все про простой народ не думают, во как!

Трамвай остановился у платформы, и в открывшуюся дверь устремилась новая толпа народа. Амбал Костя даже не покачнулся под ее напором, по ходу дела прикрыв и Александра. И то хлеб, промелькнуло у парня в голове, а продержаться осталось только один перегон, ну, водила, ну, дорогой, жми на газ, да посильнее!

— Вот тут нам на заводе втолковывали, за кого голосовать надо, блин, опять забыл фамилию! Ну, за того, котяру толстого, говорят, больше всех о нас печется. Сам директор на митинге выступал. Да только вот я ни на столечко, — он продемонстрировал Александру грязный ноготь мизинца, — не верю. Опять нам лапшу на уши вешают, блин. Вот покойный Председатель толк в людях понимал, а эти все… Жопы они жирные! Не, вру, есть там один такой, на тебя похож, только без очков, как же фамилиё-то его, ё-моё… — Детина глубоко задумался. — Киселев, что ли… Не, Кисляков… Во, вспомнил, Кислицын! — Он торжествующе ухмыльнулся. — Вот он вроде парень ничего, и молодой еще, и дело иногда говорит, как тогда, на площади.

Он доверительно наклонился к Александру, опять обдав его перегаром:

— Я туда сам ходил, сам все видел. Пришел к нам какой-то козел в костюме и грит, идите, мол, на площадь десять человек, а ваш начцеха ответственный, и ежели не пойдете, так мы вашего начальничка по первое число взгреем. А начцеха-то у нас, Петр Васеич, мужик ничо, понимающий, бывалоча, приползешь утречком на работу в дупель пьяный, а он тебе и грит, иди, мол, домой, проспись, но ежели завтра таким появишься – на себя пеняй. А я чо, я все понимаю, на следующий день на работе как стеклышко, и план наверстываю как миленький. Ну так вот, я и пошел, чтобы Петра Васеича не подводить…

Александр краем глаза глянул в окно. Пора пробираться к выходу.

— Вы выходите? — спросил он женщину в коричневом пальто, стоящую на пути к дверям. Та молча дернула плечом. Александр вздохнул и начал протискиваться между ней и шкафообразным Костей.

— Ох, и выдал же он там всем по первое число! — продолжал бубнить сосед в затылок. — Всех изругал, и против масонов разных говорил правильно! Мы тут с корешами недавно, когда пузырь на троих взяли, так и решили – голосовать за него пойдем. Он там самый правильный, верно?

Двери перед Александром распахнулись, и он, чувствуя, что его портфель безнадежно застрял где-то позади, рванулся изо всех сил. Что-то в его пальто треснуло, портфель освободился, и он почти кубарем выкатился на платформу.

— Так вот я и говорю, — крикнул из-за закрывающихся дверей трамвая Костя, — только за него и можно!

* * *

Дверь со стеклянным звоном распахнулась, и в комнату стремительно влетела Зинаида Валентовна.

— Так, девочки и мальчики! — заявила она своим тонким неприятным голоском, который, впрочем, сама считала вполне мелодичным и музыкальным. — Ну-ка, живенько вставайте из-за столов, хватит сидеть, попки утомлять, геморрой наживать, пора и погулять немного!

Она широко, но фальшиво улыбнулась. Уже пятнадцать лет состоя в профоргах института, Кушакова считалась – наверное, по праву – хорошим организатором, но при том еще и полагала себя чем-то вроде мамочки для глупой молодежи. Ольга терпеть ее не могла за самоуверенность, с которой та давала окружающим дурацкие советы. — Все на собрание в актовом зале, все на собрание!

Профоргша подошла к Семену и решительным движением захлопнула лежащий перед ним справочник:

— Вставай, Сенечка, пора прогуляться-развеяться!

Не обращая внимания на ошарашенно-злое выражение, появившееся на лице конструктора, она стремительно двинулась дальше – Ольга едва успела сдвинуть кульман с выступающим чертежом в сторону – и исчезла через другую дверь.

Метнув ей вслед огненный взгляд, Ольга с хрустом разогнула спину и потянулась. Несколько пожилых дамочек, смаковавших чай в уголке и представляющих в их отделе высший свет, неодобрительно покосились на ее ладную фигуру в обтягивающей кофточке, впрочем, ничего не сказав. С некоторых пор между ними установилось вооруженное перемирие – она не лезла на рожон, а высший свет, побаивающийся ее острого язычка, не высказывался в ее адрес публично. На треп же за спиной Ольга плевала с высокой колокольни.

Размяв спину, она подошла к Семену, который все еще задумчиво покусывал карандаш, глядя на листок с выкладками. Она приобняла его за плечи и слегка взъерошила волосы.

— О чем задумался, добрый молодец? — полушутливо-полусерьезно прошептала она ему в ухо. — Опять балка на стропилах не держится?

Семен фыркнул и бросил карандаш на стол, обняв ее за талию.

— Полчаса, понимаешь, формулу искал, — криво улыбнулся он краем рта, — а тут пришла наша замечательная корова и книгу захлопнула. Я даже закладку вложить не успел! — Он вздохнул. — Ладно, фиг с ней, нашел раз, найду и снова. Ну что, пошли?

— Пошли, — кивнула Ольга. — А что случилось?

— Ты не знаешь? — удивился Семен, поднимаясь из-за стола. — Перед входом плакат четыре на два метра висит. Елки зеленые, как для чертежей краковский ватман – так дефицит, а как для мурни всякой – пожалуйста. Ты что, действительно не видела?

— Не-а, — помотала головой Ольга, дергая его за ухо. — Ну, не томи, рассказывай! Что случилось в нашем тихом омуте?

— Да ничего не случилось, — хмыкнул Семен. — Собрание предвыборное у нас,мозги компостировать полчаса станут на предмет того, как голосовать правильно. Пошли, пошли, а то все лучшие места на галерке, придется перед президиумом с умным видом сидеть.

Он решительно двинулся к выходу, крепко ухватив Ольгу за руку. Та до самого коридора упиралась, но потом, расхохотавшись, поддалась, и они бегом бросились в сторону актового зала.

— …не самые лучшие времена, — докладчик вытер пот со лба. Несмотря на распахнутые настежь двери и вовсю работающие вентиляторы в маленьком зале стояла духота. — Однако мы должны, как и раньше, отдавать все свои силы на строительство светлого будущего для наших потомков, не поддаваясь минутной слабости. В нашей истории случались и гораздо более тяжелые периоды…

Ольга хихикнула. Рука Семена совершала рискованное путешествие где-то у нее под кофточкой, и ей стало щекотно. Спереди на них неодобрительно зашикали.

— …так что особенно важно сделать осознанный и, самое главное, правильный выбор!

Докладчик многозначительно посмотрел в зал.

— Несмотря на обилие кандидатов на высокий пост, мы полагаем, что Папазов Андрей Геннадьевич не имеет альтернативы.

Он остановился, налил в стакан воды из стоящего перед ним мутно-желтого графина и со вкусом выпил ее в несколько глотков.

Ольга сглотнула пересохшим от жары горлом. Внезапно на нее накатило какое-то ожесточение.

— А Кислицын все-таки лучше! — громко заявила она. — Он, по крайней мере, куда симпатичнее, чем ваш Папа Зю!

Докладчик на трибуне подавился водой, а по залу волной прокатились смешки. Ольга мстительно ухмыльнулась.

— Господа, господа, спокойнее! — докладчик возвысил голос, но безрезультатно. Гул нарастал. Многие ехидно оглядывались на Ольгу, что-то шептали соседям. «Разведенка», уловила она краем уха голос Зинаиды Валентовны, и гордо выпрямилась. Пусть себе треплются, ей не жалко. Разведенка… Конечно, жить с мужем-алкоголиком – достойно, а развестись – позор! Парень из соседнего отдела, сидящий на пару рядов дальше, оглянулся на нее и склонился к соседу, что-то нашептывая на ухо и гадливо улыбаясь.

Докладчик отчаянно застучал ложечкой по графину. Постепенно шум приутих, и он смог продолжить:

— Господа, я понимаю, что все устали после долгого рабочего дня, особенно молодежь, — он примирительно улыбнулся в сторону Ольги, — но я прошу все-таки понять, что речь идет о серьезных вещах. Да, Кислицын – перспективный молодой политик. Полагаю, он немало сможет сделать для нашей страны, возможно, даже в роли Народного Председателя. Но сейчас он еще слишком молод для такого высокого поста, у него не хватает опыта и авторитета, и облечь его высшей властью в самый критический момент… м-м-м… мягко говоря, неразумно. Я прошу отнестись к выбору со всей ответственностью, тем более, что Кислицына никуда не собираются задвигать, о чем в последние дни ходят упорные слухи. Это злобная провокация врагов нашего государства! У нас каждый имеет право выдвигаться на любой выборный пост, и проигрыш в честной борьбе – не основание для того, чтобы применять ужасные санкции. К сожалению, сейчас достаточно деструктивных элементов, которые распускают ложные слухи в надежде дестабилизировать ситуацию…

Зинаида Валентиновна остановила Ольгу, когда они с Семеном наконец-то выбрались из духоты зала.

— Милочка, можно вас на минуту? Сенечка, постойте, пожалуйста, в сторонке, у нас личный разговор, — заявила она не допускающим возражения тоном, цепко ухватив Ольгу за руку и кивнув, как бы подтверждая непреложный факт. Та нехотя последовала за профоргом, мимоходом взглянув на часы. Семен растерянно посмотрел на профоргшу, потом на Ольгу, пожал плечами и прилепился к стене в десятке шагах.

— Знаете что, Оленька! — глаза Зинаиды Валентиновны метали громы и молнии, но говорила она зловещим шепотом. — Как вы можете позволять себе такие выходки! О серьезных же вещах речь идет, и вы не имеете права на такие легкомысленные высказывания!

— Извините, — равнодушно ответила Ольга. — С языка сорвалось. Больше не буду.

Она отсутствующе взглянула поверх головы собеседницы. Действительно, случился же грех… Поскорей бы она свою нотацию закончила.

— Не извиняю! — решительно отрезала общественная работница. — Уже не в первый раз вы, Оленька, выступаете в роли этакого, понимаешь, возмутителя коллектива. Чего стоит только ваш скандальный развод с мужем! В нашем-то трудовом коллективе, борющемся за звание образцового…

— Какое вам дело до моего развода? — Ольга почувствовала, что лицо начинает гореть. — Моя личная жизнь не имеет ничего общего с вашим коллективом! Я уже не раз говорила…

— И напрасно! — сбить Зинаиду Валентиновну с мысли удалось бы только бульдозером, да и то не факт, что машина победила бы. — Моральный облик члена коллектива имеет непосредственное отношение ко всем остальным. Я уже молчу про ваши внебрачные, беспорядочные, я бы сказала, половые связи…

— Слушайте, вы! — Ольга схватила собеседницу за руку и сжала ее так, что тетка побелела от боли, беспомощно разевая рот, словно рыба на берегу. — Зарубите на своем длинном носу раз и навсегда: я сама в состоянии разобраться в своих отношениях с Семеном. Я сделаю так, как надо мне, а не вам, ясно? Если мы считаем, что брак для нас не обязателен, остальное не ваше дело!

Конструктор с силой оттолкнула от себя хватающую воздух Зинаиду Николаевну и неверными шагами побрела куда-то по коридору. Неожиданно на ее глаза навернулись слезы, но отчаянным усилием воли она отогнала их. Не увидит старая кляча ее слез, ни за что!

— Оля, стой! Подожди! — донесся до нее голос Семена. Он догнал ее и пошел рядом, взяв за руку. — Что случилось? Куда ты так бросилась?

Ольга нерешительно посмотрела на него, открыла рот и вдруг, резко остановившись, разрыдалась.

— Оля, Оленька, да что с тобой? — затормошил ее Семен. — Скажи мне, что произошло?

— Се… ня… — сквозь всхлипы выговорила Ольга. — Скажи, ты… ты тоже… так думаешь? Как они все?

— Как? — удивленно переспросил Семен. — Как они все думают? Погоди, ну-ка, иди сюда… — Он увлек ее за собой в нишу, где бил питьевой фонтанчик, и заключил в объятия. Ольга попыталась вырваться, но хватка у Семена оказалась железной. — Вот теперь говори, родная.

— Они… они все меня ненавидят! — отчаянно выкрикнула Ольга сквозь слезы. — Они… я разведенка! Мне не всегда говорят в лицо, но я вижу, вижу! Пусти меня, ты такой же, как они! Вам, мужикам, лишь бы развлечься, а на нас наплевать! Пусти!..

— Ч-ш-ш-ш! — Семен приложил палец к ее губам. — Я понял, милая. Все в порядке, — он нежно поцеловал ее в щеку, затем в губы. — Все хорошо, все нормально, любимая, все будет хорошо, только не плачь, прошу тебя, Оленька, не плачь!

Молодая женщина тонула в волнах его голоса, прижавшись к его плечу, не понимая, что он говорит, но купаясь в тихих спокойных интонациях. Постепенно слезы остановились, и она подняла на него заплаканные глаза. Семен улыбался, и она как-то сразу поверила, что все действительно закончится хорошо.

— Оленька, голубка, я понимаю, что тебя мучит, — прошептал ей муж. — Что, опять наша старая грымза нудела про развод? — Он достал из кармана платок и начал вытирать ей слезы. — А ты все еще думаешь, что бросила его в трудный момент, и все такое? Да забудь! Глупости, честное слово! Ты ни в чем не виновата.

— Да? — неуверенно спросила Ольга, с надеждой глядя на него.

— Да, — опять мягко улыбнулся ей Семен. — Он – взрослый человек, сам в состоянии построить свою жизнь. Хочет пить – пусть его, но ты-то при чем? Посещение загса не делает женщину рабой бессловесной! Да, есть и такие, кто на самом деле думает, что ты неправа. А тебе-то что? Поверь, большинству наплевать, и не мотай себе нервы!

Неожиданно он рассмеялся.

— Но сейчас на тебя действительно все смотрели круглыми глазами, такой уж ты фортель выкинула. Надо же, Папазова Папой Зю обозвать, да еще и перед начальством! — Он опять рассмеялся. — Нет, на язык к тебе лучше не попадаться…

Неожиданно его лицо стало грозным.

— А что ты там говорила про Кислицына, а? Про то, как он выглядит? Ну-ка, признавайся, что у тебя с ним, а не то укушу! Р-р-р! — Он грозно оскалил зубы.

Ольга не удержалась и фыркнула. Потом еще раз, еще, и наконец тихонько рассмеялась.

— Ох ты, кавалер, — она ткнула его кулачком под ребра. — Я же говорю, все мужики одинаковы, об одном только и думаете. Ладно уж, скажу тебе правду, — она перешла на шепот. — У нас с ним… — Она встала на цыпочки и поднесла губы к семенову уху. — …ничего не было!

Семен облегченно рассмеялся.

— Ну вот, так-то лучше, — он крепко обнял ее, затем слегка оттолкнул. — Если человек смеется, то в ближайшее время не помрет. А то плач, слезы, вселенская обреченность… Ладно, давай умываться, и пошли быстрее, а то опоздаем.

— Куда? — удивилась Ольга, шмыгнув напоследок носом.

— Как куда? — удивился Семен в свой черед. — У тебя сегодня весь день какой-то склероз. В кино нам через полчаса, забыла? В обрез времени. Или я зря за билетами отстоял? Давай в темпе!

— Ага, — кивнула Ольга и нагнулась к фонтанчику, набирая воду в пригоршню. — Только, знаешь, я все равно проголосую за Кислицына. Назло всем. И потом, он такой душка!

* * *

Тимур незаметно выскользнул из зала. Воздух в коридоре, застойный и холодный, после духоты маленького переполненного помещения казался едва ли не амброзией. Капитан отошел к окну, вытащил сигарету и закурил, украдкой засунув спичку за трубу под подоконником.

— Манкируешь указаниями начальства? — раздался сзади насмешливый голос.

Тимур от неожиданности подпрыгнул на месте, затем резко развернулся и ударил туда, где, по его расчетам, находилось брюхо шутника. Однако Дмитрий оказался стреляным воробьем, так что кулак Тимура пронзил пустоту, а сам он чуть не сверзился с подоконника.

— Ка-акие мы горячие, — ухмыльнувшись, протянул Дмитрий. — Подумаешь, в штаны наложил от страха, со всеми случается… — Он опять увернулся от Тимура и примирительно поднял руки вверх. — Ладно, ладно, извини.

Его лицо приняло обычное дурашливое выражение мальчишки-озорника.

— Извини тебя… — сердито проговорил Тимур. — Сам дурак, и шуточки у тебя дурацкие. Я сигарету сломал от неожиданности, так что с тебя причитается.

— Ладненько, — легко согласился тот, — только я сегодня не при деньгах, так что не одолжишь ли мне еще одну сигаретку, для ровного счета? Завтра отдам. Или послезавтра. В общем, как куплю, так и отдам, а?

— Ага, купишь ты, — все еще сердито проворчал Тимур. — Знаю я тебя, зимой снега купить не удосужишься. Ладно, на! — Он вытащил из пачки еще две сигареты, одну протянул Дмитрию, другую сунул в рот. — Ты-то сам чего не на собрании?

— Да ну их в жопу, — отмахнулся тот, доставая из кармана шикарную зажигалку с вытисненным на ней львом в короне. — Смотри какая! Вчера с рук купил на барахолке, полпремии отдал, — он щелкнул зажигалкой и тут же резко мотнул головой, уклоняясь от небольшого выстрелившего факела. — М-мать! Не проверил на месте, торгаш сказал, что бензина у него нет, а я поверил. Регулируется плохо, колесико в кармане само прокручивается, — он осторожно потрогал регулятор, и факел уменьшился до подобающих размеров. — Заколебали они со своими заседаниями, и всегда одно и то же.

— Поддаешься тлетворному влиянию Юга? — усмехнулся Тимур, прикуривая от карманного чуда пиротехники. — Сначала зажигалочки с сахарским гербом, затем прогуливаешь заседания, а потом что? Побежишь родину продавать идеологическому противнику?

Он с наслаждением втянул в себя сладковатый дымок.

— Угу, пропью дырокол и все папки из сейфа, а потом загоню родной стол южным обезьянам, — в тон ему ответил Дмитрий. — Потребую в обмен сто пачек папиросок вроде твоих и тоже начну выпендриваться перед нищими сослуживцами. Где покупал, кстати? На Щукинской?

— Угу, — кивнул Тимур. — Там на углу фарца всегда толчется, и сигареты подешевле, чем в других местах. Блин, раз купил забугорное курево, теперь на наше даже смотреть не могу – тошнит, — он опять с удовольствием затянулся, выпустив дым через ноздри. — Нашим пропагандистам надо не о вреде курения трепаться, а «Луну» заставлять курить, сразу бы все побросали.

— Ну, что ты хочешь, — рассудительно заметил Дмитрий. — У нас север, табак плохо растет, не то, что в Сахаре. У них тепло, влажно, пчелки летают, что еще растению для полного счастья надо? Кстати, об что там собрание? Я как-то прослушал, когда наш над ухом жужжал.

— Да как всегда, — пожал плечами Тимур. — Повышение трудовой дисциплины. Повышение эффективности народного хозяйства путем усиленной борьбы с несунами и саботажниками, борьба с хищениями в магазинах и на базах, козни сахаритов, повышенная бдительность… Обычная дребедень.

— Что-то в последнее время все чаще ее талдычить начали, — пробормотал Дмитрий. — Когда я сюда после института попал по молодежной линии, такие собрания один раз проводились в начале года, когда новые планы по арестам спускали, а начальство изображало, что ему они дороже спецпайка, — он выпустил кольцо дыма, полюбовался на него, выпустил второе и начал смотреть, как они медленно кружатся друг возле друга. — А сейчас вот каждый месяц вздрючивать стали, чтобы жизнь медом не казалась. А что, про выборы ничего не говорят?

— Как не говорят, говорят, — вяло согласился Тимур. — Как раз когда я наружу выбирался, какой-то мордастый на трибуну карабкался речуху толкать. Достали уже со своими выборами!

— Ну что делать, работа у них такая, — философски рассудил Дмитрий. — Слушай, еще сигареткой не поделишься, а? Я тебя потом неделю угощать стану…

— Ага, стреляешь хорошие, а отдашь нашими! — иронически посмотрел на него Тимур. — Ладно, держи, крокодил. Да я понимаю, что работа, но нашего обожаемого Дуболома я уже видеть не могу. Да и прочих – тоже. Каждый раз, как их тупые морды на экран вылазят, блевать хочется. А тут еще и в рабочее время слушать заставляют. Можно подумать, заранее все не решили. Хрен я им пойду на выборы! — Он сделал выразительный жест правой рукой.

— Ну и дурак, — лениво откликнулся Дмитрий. — Ну чего ты на меня смотришь, как баран, башкой о ворота ударенный? Сам, что ли, не знаешь, как потом списки проголосовавших проверяют? И потом, тут тебе такой шанс дают в харю им наплевать, а ты отказываешься.

— Ты о чем? — ошарашено спросил Тимур. — Какой еще шанс?

— Для особо тупых объясняю, — вздохнул Дмитрий. — Идешь и голосуешь за Кислицына. Понял?

— Нет, — покрутил головой Тимур. — При чем здесь Кислицын?

— При всем, — авторитетно разъяснил Дмитрий, сосредоточенно пыхая сигаретой. — Во-первых, чем меньше голосов наберет золотая троица, тем чувствительнее окажется щелчок по носу. Тем больше, соответственно, новый Нарпред проблем огребет после выборов, тем сильнее ему на нас полагаться придется. А то задвинут нашу Службу куда подальше, и поедешь ты опером в какой-нибудь промороженный лагерь за Каменным Поясом. Как тебе перспективочка? А во-вторых, если Кислицын Председателем станет, то здесь вообще наш самый первый шанс в люди выбиться. Ну ты, дружок, и непонятливый, — грустно вздохнул он, увидев, что собеседник смотрит на него пустыми глазами. — Кислицын из наших… ну, пусть из кнопарей, сейчас неважно, и молодой к тому же. Он не дурак, понимает, что старая гвардия его живьем съест и дернуться не даст, даже если за него все сто процентов проголосуют. Значит, что?

— Что?

— Ну ты и тупой! Значит, ему придется в темпе Дуболома в отставку загонять, а потом аппарат чистить, зубров на пенсию отправлять, врагов подальше закатывать, и в первую очередь – нас, одэшников-кромешников, шерстить, поскольку мы да Канцелярия ему очень даже подгадить можем. Но ведь мало шерстить, надо освободившиеся должности занимать кем-то, а кем? Не другим же аналогичным старичьем, вроде наших начальничков. Значит, придется ставить тех, кто помоложе, да не столичных, которые уже по уши в драчках увязли, а из провинции. Таких, как мы с тобой, понял? Вот тут-то наш шанс и выплывает. Даже если на самый верх не пробьемся, можем здесь такой шухер навести, что жирный кусок отхватим. Дошло?

— Дошло, — медленно кивнул Тимур. — Значит, ты решил наверх по головам идти, правильно я понимаю?

— В целом правильно, — одобрительно кивнул Дмитрий, выжидательно глядя на него. — А ты… — Он запнулся.

— Не пойду ли я с тобой? — проговорил Тимур, в упор глядя на него. — Слушай, Димка, а ты не боишься, что на тебя кто-нибудь стукнет? Я, например? Тебя же шеф за Полярный Круг отправит в знак признательности, оленеводов в тундре курировать.

— Плевать, — отмахнулся Дмитрий. — Ты не стукнешь, я тебя знаю. Я ж не дурак, чтобы перед дятлами душу распахивать. Да и вообще, достало меня бумажки со стола на стол перекладывать, которыми только в туалете и подтереться. Если чем-то серьезным не займусь, с ума сойду. Или переведусь отсюда к гребаной матери. Да ты не бойся. Если что, ты ни при чем, а если выгорит дело, то своим замом сделаю. Из капитанов сразу в полковники прыгнешь. Ну?

— Шустрый ты, Димочка, — усмехнулся Тимур. В его взгляде неожиданно появилось что-то хищное. — Я подумаю. Только имей в виду, если что, я дорого стою. Меня зажигалкой не купишь, и полковника мне маловато. Я генерала хочу, понял? Вот и здорово. Ладно, назад пора, а то шеф коситься начнет. Мне такое, пока я не полковник, совсем незачем.

— Давай, валяй, только думай быстрее, — проговорил Дмитрий, внимательно разглядывая его. — Если надумаешь, то мы еще кое-что сделать можем, чтобы свой клок урвать. Не многое, конечно, но дать вниз соответствующую оперативку, например, полезно. Разумеется, так, чтобы шеф не пронюхал. Опять же, во время голосования на участки нас наверняка пошлют, законность обеспечивать, за порядком наблюдать. А дальше… по обстановке.

Он засунул окурок в кадку с засохшей пальмой, сиротливо стоящую около окна, и расслабленной походкой пошел по коридору, фальшиво насвистывая сквозь зубы какую-то мелодию. Тимур какое-то время смотрел ему вслед, затем пожал плечами и потянул на себя тяжелую дверь зала. Нет уж, Димка, дружок ты мой ненаглядный, ты даже урок в свое время прогулять не мог как следует. Всегда от родителей по заднице получал. Мы еще посмотрим, кто у кого в заместителях окажется. Посмотрим…

01.11.1582, воскресенье

Вахтер у двери недоверчиво разглядывал пропуск Михася, как бы стараясь определить, не фальшивый ли он и не стоит ли дать незаметный знак охраннику, чтобы тот разобрался с диверсантом своими методами. Давай, давай, дядя, подбодрил его про себя Михась, кончай телиться. Не до тебя, дурака бдительного.

— С какой целью вы хотите попасть в здание в выходной день? — наконец недовольно пробурчал вахтер. Видимо, пропуск убедил-таки его в своей непорочности, и приходилось искать обходные пути для противодействия шпиону. Или ему просто не хотелось помещение с сигнализации снимать, что куда вероятнее.

— С целью выполнения своих непосредственных обязанностей, — терпеливо разъяснил ему Михась. — Работа у меня такая, что приходится иногда по воскресеньям работать, — он наклонился вперед через стойку. — Афанасий Иванович, мы ведь не первый день знакомы, и не в первый раз я мимо вас поздно вечером иду. Да и у вас на столе бумажка лежит, а на ней – список сотрудников, которым разрешен вход и пребывание в здании в любое время суток. Моя фамилия там есть. Так могу я пройти?

— А цель? — недовольно пробурчал вахтер. Видно, что он сопротивляется только из упрямства. Ну и козел же ты, дядя, вздохнул про себя Михась. — Цель-то какая, с меня ведь потом спросят…

— Эх, Афанасий Иванович, — укоризненно покачал головой Михась. — Мы же с вами взрослые люди, и институт наш режимный. Сами понимать должны, что не могу я всем вокруг о работе рассказывать. Так вы меня собираетесь пустить, или мне домой уйти, а завтра на вас докладную написать? Что препятствуете исполнению моих прямых служебных обязанностей?

Вахтер раскрыл рот, как бы собираясь что-то сказать, но махнул рукой, сердито шлепнул пропуском о столешницу и нажал на педаль. Освобожденная вертушка проходной закачалась, и Михась, подхватив корочки, ловко проскользнул через нее.

— Спасибо, Афанасий Михайлович! — крикнул он, помахав пропуском на прощанье. — Сменщика не забудьте предупредить, что я в здании!

Он занес ногу над ступенькой лестницы, но какой-то бесенок толкнул его в ребра. Он оглянулся и прокричал:

— На выборы не забудьте сходить! Голосование до десяти вечера, еще успеете!

Он взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки. Сердце бухало куда сильнее, чем полагалось. В желудке ворочался свинцовый комок, периодически вызывая неприятное бурление в кишечнике, а в пальцах ощущалась неприятная дрожь. Зря он ввязался в эту историю. Совершенно зря. Но ради того, чтобы Герду наконец пристроили на нормальное место, один раз можно и переступить через осторожность и рассудительность. Главное, чтобы она не узнала, во что он замешан, иначе с ума сойдет от страха. Да, и еще все время следует держать в уме, что откликаться нужно совсем на другое имя. Ну ничего, завтра же он подаст заявление, и все закончится.

Тяжелая дверь недовольно скрипнула. Не дают тебе поспать, бедолаге, сочувственно подумал Михась. Как и мне, впрочем. Он закрыл дверь на засов и наощупь включил свет.

Прямо посреди комнаты, под яркой лампой, стулья были составлены в длинный ряд и прикрыты каким-то потрепанным пальто. На импровизированной кровати спал Васян. Он никак не отреагировал на неожиданное освещение. Михась принюхался. В комнате ощутимо пахло винными парами. Михась подошел к Васяну и осторожно потряс его за плечо.

— А!? Что? — вскинулся тот, судорожно озираясь по сторонам. — Мля, программист, поаккуратнее, а то на тот свет отправишь ненароком!

Он встал на ноги и с наслаждением потянулся, чуть не сбив с низко висящей лампы жестяной плафон, затем рухнул на стул и обхватил голову руками.

— Ёкалэмэнэ, и выпил-то немного, а как голова трещит, а! Слушай, если не в лом, дай стакан воды? — Голос у него сегодня казался каким-то гнусавым. Он растягивал слова почти на грани заикания.

Михась молча налил ему стакан мутноватой воды из графина. Васян высыпал в рот какой-то желтоватый порошок, осторожно принял воду, криво улыбнувшись в знак признательности, и, скривившись, как от невыносимой горечи, залпом проглотил ее. Несколько секунд он молча сидел, как бы прислушиваясь к себе, затем облегченно вздохнул.

— Ф-фу, так-то лучше, — пробормотал он. — Да ты не обращай внимания, программист, через десять минут буду как огурчик, — добавил он, увидев, что Михась недоверчиво наблюдает за ним. — Что жене сказал?

— Ну, как и договаривались, — удивленно ответил Михась. — В срочную командировку в Переветово, новую машину в авральном порядке настраивать, завтра вечером вернусь…

— А вещи где? — недовольно спросил Васян. — Что, так у тебя женушка и поверит, что безо всего в другой город собрался? Или выяснять начнет, у какой б…и ночевал?

— Сумка в камере хранения, на вокзале, — терпеливо разъяснил Михась. — Мне что, делать больше нечего, кроме как на вахте объясняться по поводу содержимого? Или не так?

— Да так, так, — скривился Васян. — Молодец, программист, хорошо врешь. Тебе бы шпиёном работать, блин, ни один следак, падла, не расколол бы. Ладно, включай свою шарманку, пора уже.

Михась, немного оскорбленный пренебрежительным тоном собеседника, молча прошел в свой угол и включил терминал. Стуча по клавишам, он бросил взгляд через плечо. Васян оловянным взглядом следил за его действиями.

— Эй, программист, — лениво сказал кнопарь, — ты только не вздумай на почту отвечать, помнишь? Алиби тебе нужно железное. А ты письмишко кинешь, и дружбан твой потом перед твоей же женой проболтается. Аккуратнее там, понял?

— Да помню я, — отмахнулся от него Михась, тем не менее с сожалением отменяя почти законченный ответ. — Сейчас начнем, не волнуйся.

— Да я-то не волнуюсь, — все так же лениво ответил Васян, — ты сам ненароком в штаны не наложи!

Михась удивленно оглянулся на него.

— Ты, программист, главное, помни: облажаемся сегодня – с обоих шкуру спустят и голенькими на улицу отправят.

— Ну, спасибо, успокоил, — пробормотал Михась сквозь зубы. — Слушай, Васян, ты мне на нервы не действуй, а то и в самом деле… облажаемся.

Он на мгновение откинулся на спинку стула, успокаиваясь. Дом, семья, даже надоевший до невозможности полублатной Васян, сидящий за спиной, — все стало каким-то далеким и нереальным. Настоящим остался только экран перед глазами, где на черном фоне успокаивающе мерцали зеленые символы.

— Ладно, поехали!

Бухучет

набил он на клавиатуре.

По экрану побежали строчки.

Система работы с бухгалтерскими книгами «Корона»

Версия 1.0. Дата выпуска 27.10.1582.

Сегодня 11.11.1582, вс.

Введите пароль управляющего: ********

Пароль принят.

Здравствуйте, управляющий.

Система удаленного доступа активирована.

Удаленная система: Машина 00103, адрес 45–34–БВ–19–31–АД

…

Использую протокол ПСМС-М, скорость 6600 бод

Удаленная система не приняла комбинацию имени и пароля. Нажмите Д, чтобы ввести другие реквизиты, Отмену для прекращения операции

Михась зашипел сквозь зубы и бешено забарабанил по клавишам. Через три минуты он откинулся на спинку стула и шепотом выматерился сквозь зубы.

— Что такое? — поинтересовался Васян, зевая во весь рот. — Не работает?

— Пароль, — коротко бросил Михась. — Пароль сменили, гады! Вчера все работало, а сейчас кранты. Чтоб им…

— Так узнай новый, — насмешливо посоветовал Васян. — Ты же программист, все умеешь.

— Да пошел ты! — неожиданно взорвался Михась. — Сидишь тут за спиной, шуточки шутишь! Остроумным себя считаешь, да? Ну шути, шути, недолго тебе осталось. Как ты там говорил? Голенькими на улицу отправят? Они не только пароль сменили, а еще и мои закладки вычистили. И дыры закрыли, через которые я туда влез, не иначе, нового сискона поумнее взяли. А через те дырки, что могли остаться, за пять минут пароль не вычислишь и в систему не войдешь. Чтоб им…

— Успокойся, — жестко бросил Васян. — Прекрати истерику, понял? — Он встал со стула и подошел к Михасю. — На, держи.

Несколько секунд Михась бессмысленно смотрел на грязный обрывок бумаги с буквами и цифрами. Потом глаза его оживились.

— Пароль? Откуда? — недоуменно спросил он. — Где ты его откопал?

— Не твое дело, — рыкнул Васян. — Впрочем, ладно. Добрый я сегодня, скажу. Сегодня там Рыжий весь день копался, твои дыры любимые закрывал. Ты же его в курсе дел держал? Ну вот, он все и поправил.

— Зачем? — удивился Михась, недоуменно смотря на Васяна. — И как он туда попал? И если он туда доступ имеет, то зачем я тут мучаюсь? Не проще ли…

— Не проще! — по тому, как Васян это произнес, Михась понял, что с вопросами пора завязывать. — Дыры он закрывал затем, чтобы никто другой не использовал, и пароль новый тоже он установил. Все остальное – действительно не твоего ума дело. Работай давай, скоро хренова шарманка закрутится, с восточных округов начнут данные сливать.

— Да что работай… Если в систему войти, все само пойдет, — пожал плечами Михась. Он уже отошел от своей паники, и ему стало немного стыдно. — Кнопку нажать осталось. Тогда наша программа подменит нужный модуль, и когда пойдет поток данных, начнет их модифицировать без нашего участия.

— Лады. Только зачем мы тут сидим? Если все само работает, может, сразу по домам свалить?

— Подмененный модуль с закладкой нужно заменить на настоящий сразу же по завершении обработки данных. Системный монитор раз в сутки контрольные суммы считает, подмененный модуль сразу обнаружит. А там фамилии кандидатов открытым текстом прописаны, с помощью символьного отладчика любой идиот их заметит. И тогда каюк нашей игре. А закладка не знает, когда голосование закончится, ей явно сказать надо. И потом, если что-то глюкнет, то кранты. Лучше лично проследить для надежности.

— Ладно, программист, — пожал плечами Васян. — Ты у нас спец, тебе и отвечать, если что. Работай давай, а то потом гнать волну начнешь, что я тебе мешал.

Михась обиженно отвернулся к терминалу.

Пароль удаленной системы: **************

Соединяюсь… Пароль принят.

Запустить удаленную службу (Да/Нет)? Д

…

Запуск удаленной службы… Служба запущена.

Запуск локальной службы поддержки… Локальная служба запущена.

Код возврата: 0000 (Успех)

Связь установлена. Ожидается поток данных.

…

Принято запросов: 0

Обработано: 0

Статистика (интервал обновления 5 минут):

…

Целевая статья: 0 %

Остальные статьи (сумма): 0 %

— Вот и все, — Михась откинулся на спинку стула. — Осталось дождаться голосования. Сколько там осталось до первых результатов?

— Полчаса, не больше, — откликнулся Васян. Его глаза опять стали сонными. — А когда все кончится, Рыжий позвонит. Расслабься пока, до утра еще ох как долго! Толкни меня, если что.

Он откинулся на спинку стула и равномерно засопел носом.

…тишину комнаты, нарушаемую лишь монотонным свиристением кинескопа, рассек телефонный звонок.

Крепко заснувший, казалось, Васян, вскочил на ноги и пулей бросился к телефону, чуть не сбросив его на пол.

— Да, — сказал он в трубку напряженным голосом. — Да, Чемурханов слушает. Да, шеф. Да. Да, шеф, все в порядке, никаких проблем. Да, все по плану. Да, шеф, я знаю. Да, помню. Да, шеф, все провернем в лучшем виде. Так точно, уже начали, все в порядке. Всего хорошего, шеф, спасибо.

Васян осторожно положил трубку на рычаг и вытер испарину со лба.

— Сам Шварцман нас с тобой вниманием удостоил, — пояснил он. — Ну, держись, программист, сейчас начнется.

* * *

Мелкий обложной дождь моросил не переставая уже не первый час. Редкие автомобили таинственно шелестели шинами и гравиподушками по мокрому асфальту, разбивая на капли отражения фонарей, окруженные многоцветными ореолами.

Олег глубоко вдохнул сырой осенний воздух, поднял стекло, устроился на сиденье поудобнее и полуприкрыл глаза. Боль пронзала голову, начинаясь где-то в области глаз и заканчиваясь в районе затылка. Он машинально покатал языком таблетку анальгетика и сглотнул горькую слюну. Отчаянно хотелось спать.

— Подъезжаем, Олежка, — негромко сказал ему Пашка с переднего сиденья. — Готовься, начинается твой выход. Как голова?

— Паршиво, — нехотя откликнулся Олег. — Елки зеленые, двое суток не спал. Глаза слипаются, хоть подпорки вставляй. Даже амфетамин уже не помогает. Вот кончится катавасия, завалюсь в постель и целый день отсыпаться буду.

— Ладно, если заснешь на трибуне, я тебя локтем в бок толкну, — хмыкнул Бегемот. Его взгляд остался озабоченно-настороженным. — Потерпи, всего полночи осталось, а там дрыхни сколько влезет. О, а вот и наши болельщики.

Машина вывернула на Черемушинскую площадь. На здании телецентра горели прожектора, шарившие по клокочущей толпе. Яркие лучи пронзали пелену дождя, и Олегу внезапно показалось, что он оказался в старой кинохронике.

— Во, сейчас прилетит звено «Фораили», зависнет над площадью и начнет пускать газы, — усмехнулся Пашка, которому, очевидно, пришли в голову те же мысли. — Все на борьбу с сахарской интервенцией! — Он попытался вскинуть над головой сжатый кулак, ударился о крышу машины и зашипел сквозь зубы, потирая костяшки. — Блин, не могли крышу помягче сделать! Ладно, сай дайторё, ваша остановка!

Павел выскочил из машины и потянулся к ручке двери. Олег, стиснув зубы, сам распахнул дверь и выбрался наружу прямо под слепящий луч прожектора. Боль опять пронзила голову, но уже как бы издалека. Не ломом, а пыльным мешком, мрачно подумал Олег. Ну и за то спасибо, авось до утра дотяну. А то нехорошо получится, если услышу о победе – или проигрыше – да и грохнусь в обморок. Конфуз получится, скажут, что кисейная барышня, враги засмеют, друзья разочаруются, квартплату повысят, а зарплату наоборот…

— Канал «Маяк»! Скажите, Олег Захарович, как вы оцениваете свои шансы на победу? — какой-то ушлый репортер просочился сквозь жиденькое – из двух одэшников и Бегемота – олегово кольцо охраны, и теперь совал ему под нос микрофон. — Вы все еще надеетесь победить, даже несмотря на резкий спад популярности перед выборами?

— Чепуха ваше падение! — зло откликнулся Олег, работая локтями, чтобы пробиться сквозь группу энтузиастов-почитателей, и надеясь, что репортера затрет в толпе.

— То есть как чепуха? — удивился репортер, оказавшийся более стойким преследователем, чем надеялся Олег, и не отстававший ни на шаг. Павел безуспешно пытался вклиниться перед ним, но все его попытки оканчивались неудачей. — Вы хотите сказать, что вам все равно, какой у вас рейтинг?

— Я ничего не хочу сказать, — сквозь зубы пробормотал Олег, улыбаясь направо и налево, пожимая протянутые руки и ловко уклоняясь от попыток некоторых чересчур эмоциональных девиц повиснуть у него на шее. Все, Пашка, решено: если победим, отправлю тебя на высшие охранные курсы, или что у нас там, у самого Шварцмана учиться. Или у Дуболома. Все равно от охранников никакого толку. — Вы не хуже меня понимаете, какова ценность подобных опросов. Кого-то на улице за рукав схватили, он как-то ответил – вот и результат. Доживем до утра – узнаем, какой у меня настоящий рейтинг…

Тут Олег наконец добрался до входа на трибуну, где дежурили полицейские, и настырный репортер остался позади. Вымотанный и злой, кандидат в Нарпреды одернул пиджак, поправил галстук и попытался пригладить встрепанные волосы, которые несмотря на дождик непокорно торчали во все стороны. Ладно, последний рывок перед публикой, и все. Можно пить пиво и ждать результатов. И дался же Шварцману митинг! Сидел бы сейчас дома перед телевизором, на теплом сухом диване, дремал бы себе спокойно… Он придал своему лицу решительное и мужественное выражение и наклонился к микрофону.

— Дамы и господа! — его слова гулко разнеслись над площадью, дробясь и повторяясь. Толпа притихла. — Спасибо вам за то, что не побоялись прийти и выразить мне свою поддержку. Я знаю, что многим из вас угрожали, многим запрещали идти, но вы не испугались! — Подумав, он немного возвысил голос. — Еще никто не смог угрозами помешать народу выразить свою волю, так учит нас история. Как улановцы в двадцать третьем не смогли разогнать Народное Собрание, так и сегодня новоявленные хозяева жизни не смогут заткнуть нам рот. Народ получит того Председателя, которого хочет он, а не кто-то еще! Именно так произойдет сегодня! Мы покажем им, что такое на самом деле народное самоуправление!

Толпа взревела. Несколько секунд Олег пережидал, пока шум немного не утихнет, затем продолжил:

— Меня только что спросили, как я отношусь к падению моей популярности перед выборами. Я отвечу так: мне хорошо знакомы методы, которые используются для фабрикации любых данных, которые нужны им!

Интересно, а если меня кто-нибудь спросит, кому – «им», что я отвечу? ЧГПК? Так тем только повод и нужен, чтобы меня снять. Заявят, что клевещу необоснованно, и каюк. Тогда разве что революцию устраивать… Не уверен, что Шварцмана хватит на вооруженный переворот, да и не тянет меня мятеж возглавлять. Уж лучше сразу застрелиться, пока Хранители не придушили. Ладно, если я в чем-то и силен, то в экспромте. Спросят – отвечу, а раньше времени задумываться не стоит. И так голова чугунная…

— Я скажу прямо: мне наплевать на все данные опросов, сколько бы их ни проводили! Единственный опрос, результаты которого я приму – сегодняшние выборы. Я подчинюсь только воле народа, а не каких-то там провокаторов!

Толпа опять взревела.

Слушая друга, Павел Бирон рассеянно оглядывал море мокрых голов, в шляпах, кепках, капюшонах и простоволосых, над которым колыхались криво, от руки, нарисованные плакаты. По периметру площади стояло редкое оцепление в черных блестящих плащах и белых касках. В дальнем ее углу, полускрытый постаментом, одиноко мок под усиливающимся дождем полицейский водомет с воинственно задранным стволом водяной пушки.

Взгляд Павла скользнул дальше, к проспекту. В сгущающихся предзимних сумерках фонари горели вполнакала. Над дальним шпилем сахарского посольства сквозь случайный разрыв в облаках одиноко сияла звезда. Павел, пользуясь умением, приобретенным еще в школе, зевнул сквозь зубы. Заломило челюсти. Его не оставляло чувство неправильности. Что-то не так. Он на мгновение потерял равновесие, неловко переступив с ноги на ногу, и случайно коснулся олегова запястья, почувствовав твердый браслет сквозь материю обшлага.

Внезапно все вокруг стало четко и прозрачно.

Пятиэтажное здание какой-то конторы у дальнего края площади. Плоская крыша, обнесенная по периметру шаткой оградой. Видимая словно с вертолета человеческая фигура в черном резиновом плаще, лежащая на крыше плашмя, ветер треплет накинутый на голову капюшон. Правая щека припала к прикладу длинного, зловещего вида карабина, ствол опирается на сошки, слегка поблескивает линза в массивном, странного вида прицеле…

Время замедлилось. Как во сне, Павел начал разворачиваться к Олегу, раскрывая рот, чтобы крикнуть, предостеречь, столкнуть с открытого места. Воздух липко обхватывал тело, перекрывал дыхание, останавливал звуки, рвущиеся изо рта, а снайпер на крыше, наконец поймав Олега в перекрестье, нажал на спуск.

Олег уже несколько раз незаметно почесал руку под браслетом часов. Кожа зудела, как стертая в кровь, а под конец в запястье начала тяжело пульсировать кровь. Он еще машинально произносил какие-то слова, мучительно борясь с внезапным чувством неудобства и неустроенности, когда браслет налился свинцовой тяжестью и рванул его вниз. Или его пихнул Пашка? По левому плечу хлестнуло невидимым стальным прутом, мир вокруг завертелся юлой, и площадка трибуны ушла из-под ног. Что-то с силой ударило его по спине и затылку, и перед тем, как потерять сознание, он еще успел увидеть склонившегося над ним Бегемота.

Павел, не удержавшись под обрушившимся на него телом Олега, потерял равновесие и отлетел в сторону, едва не покатившись кувырком со ступенек. Извернувшись кошкой и с трудом удержавшись на ногах, он бросился к другу, навзничь лежащему на каменном полу, и склонился над ним. Левый рукав пальто Олега стремительно набухал темным.

— Врача! — яростно заорал Бирон, выпрямляясь. — Кислицын ранен! Быстрее!

Толпа внизу забурлила. Словно дождавшись сигнала, на площадь вылетело несколько полицейских машин, завывая сиренами. Толпа в едином порыве качнулась в их сторону, сминая оцепление. Павел бросил взгляд в сторону здания, откуда стрелял снайпер – все в порядке, высокий парапет трибуны надежно укрывает от новых выстрелов – и снова наклонился над бессознательным Олегом.

— Кислицына убили, гады! — заверещал где-то внизу истошный голос. — Бей их, бей!

— Куда попали? — крикнули Павлу в ухо. — Куда попали, мать твою!

Павел поднял голову. Рядом топтались горе-охранники. Бирон молча ткнул пальцем в пулевое отверстие.

— Отойди в сторону! — рявкнул на него охранник. — Не видишь, мешаешься под ногами, придурок!

Павел, прищурившись, посмотрел на него, распрямился и без размаха ударил в челюсть. Удар из неудобного положения получился несильным, но от неожиданности телохранитель поскользнулся и с размаху сел на каменный пол трибуны. Второй молча смотрел на Павла круглыми от удивления глазами, его рука слабо шарила по поясу в поисках кобуры.

— Молчать! — рявкнул Павел, чуть не сорвав голос. — Вы сейчас облажались, снайпера пропустили, не я! И если бы не я, лежать бы Кислицину сейчас трупом! Так что слушать меня и делать, что я скажу! Я его доверенное лицо, так что сейчас вы подчиняетесь мне! Есть возражения? — Он посмотрел сначала на стоящего, затем на слабо ворочающегося на полу охранника. — Вот и ладушки. Ты! — он ткнул пальцем в стоящего. — Первую помощь оказать можешь? — Стоящий молча кивнул. — Вот и займись, не стой истуканом. Ты! — Бирон обернулся к первому охраннику. — Кончай на земле барахтаться, вставай и быстро беги скорую вызывать.

Получивший в челюсть телохранитель медленно поднялся и раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но, наткнувшись на угрожающий взгляд Павла, пожал плечами и начал спускаться по лестнице.

— Ну как? — спросил Павел, наклоняясь к бессознательному другу и наблюдая, как первый охранник распарывает рукав. В плече Олега виднелась небольшая ранка, из которой тянулась тонкая кровавая нитка. — Плохо дело?

— Башкой он о камень приложился, когда грохнулся, как бы сотрясения не случилось, — угрюмо откликнулся охранник, ловко отрывая рукав олеговой рубашки и раздирая его вдоль, превращая в тряпичную полосу. — А с пулей повезло. Навылет прошла. Мышцы пробила, но кость не зацепила, и артерия не повреждена. Похоже, вену задело, но ее я сейчас пережму. Потом в больнице заштопают, кровь перельют, будет через месяц как новенький. А вот если бы на несколько сантиметров правее… — Охранник покачал головой.

— Ну, не попал же! — облегченно вздохнул Павел. — Давай, действуй, я покараулю.

Он стиснул кулаки и принялся настороженно озираться по сторонам.

Снизу несколько раз послышалось шипение разрядников, раздался крик боли. Две полицейские машины лежали перевернутыми, вокруг бесновалась толпа. На площадь выворачивали черные фургоны Службы Общественных Дел.

* * *

«Суоко, на связь. Здесь Тилос. Срочно».

«Суоко на связи. Слушаю. Что случилось?»

«Я второй день занимаюсь исследованием новой системы поддержки выборов – той, электронной. Лангер посоветовал просто для практики покопаться с помощью Робина. Детали опущу, но суть в том, что система взломана».

«Подробнее».

«Анализ потоков данных показывает, что один из системных модулей, отвечающий за коммуникации с другими вычислителями, ведет себя странно. Он принимает по сети данные от машин в территориальных избиркомах, но вместо того, чтобы просто передавать на вход системы подсчета голосов, сначала модифицирует. И еще он периодически что-то отправляет на постороннюю машину вдругом конце города. Я нашел проектную документацию по системе выборов, ничего подобного в ней не предусмотрено, если судить по блок-схемам, во всяком случае. Я могу интерпретировать такое поведение только одним способом».

«Что за посторонняя машина?»

«НИИ. Почтовый ящик на окраине Моколы. Ведомство Перепелкина».

«Думаешь, он подсуетился?»

«Не знаю. Перепелкин – тот еще мамонт, к вычислительным машинам относится с большим подозрением. Вряд ли бы сам догадался. Конечно, у него хватает людей, которые додумались бы до идеи, но на деле сработать мог кто угодно. Дровосеков и Шварцман в первую очередь, у них есть и специалисты, и возможности орудовать на любом объекте».

«Поняла. Ты можешь разобраться, что именно происходит с данными из избирательных комиссий?»

«Нужно анализировать скомпилированный машинный код, время потребуется. Стоп! Погоди-ка минутку, мне идея в голову пришла. Пока что только Восточноокеанский округ результаты передает, а там всего пять машин. И на всех остаются копии пересланных данных. Сейчас задам Робину программу…»

«Ну?»

«Погоди… Есть. В центре результаты подтасовываются в пользу Кислицына. Очень существенно подтасовываются, я бы сказал. Если так дело пойдет и дальше, он победит».

«Кислицын, хм. Тогда с вероятностью процентов в девяносто работают ребята Шварцмана. Семен, спасибо за информацию. Пока что не говори никому, чтобы излишне народ не будоражить. Я знаю, что делать. Отбой».

«Хорошо. Жду указаний. Отбой».

* * *

— Ну, что там?

Внештатный сотрудник оперативного отдела КНП Василий Чемурханов с трудом раскрыл слипающиеся веки и почти с ненавистью посмотрел в сторону терминала, по которому бежали зеленые буквы. Его подопечный склонился к экрану, изредка что-то выстукивая на клавиатуре и невнятно бормоча сквозь зубы. Его глаза покраснели и слезились, волосы растрепались и висели какими-то невообразимыми лохмами.

— Эй, программист, как дела? Оглох, что ли?

Михась, не отрываясь от экрана, молча мотнул в его сторону головой. Кряхтя, Васян поднялся со своей импровизированной кровати из стульев и с наслаждением потянулся. Где-то внизу затылка, под старым шрамом от арматурины, снова зарождалась боль – пока еще слабая, малый намек на то чудовищное ощущение, в которое она превратится к завтрашнему (вернее, уже сегодняшнему) вечеру. Ну ничего, закончу дело – напьюсь, недолго уже осталось. Неслышно ступая, Васян подошел к Михасю и встал у него за спиной.

— Семьдесят процентов участков слили данные, — сквозь зубы бросил Михась, отвечая на невысказанный вопрос. — Только Западный регион остался. Еще полчаса, и все. Можно тушить свечи. Блин… — Он со свистом втянул в себя воздух и замолчал.

— Что с результатами? — спросил его в спину Михась. — Получается что нужно?

— Да все путем, — отмахнулся Михась. — Тут другая странность…

— Какая? — лениво поинтересовался Васян, отходя к столу и откупоривая термос. — Что Кислицын сам выигрывает, без нашей помощи?

— …ладно, пусть крутится… — Михась встал из-за терминала и, как бы следуя примеру Васяна, с хрустом потянулся. — Мне казалось, что у моего модуля… ну, в котором закладка сидит, данные перехватывает и нам посылает… размер другой, немного больше, чем у исходного. А текущий размер у него не отличается от изначального… кажется. Не записал я точно, но помню, что отличался. Странно… Где у нас кружки?

— И что? — поинтересовался Васян, прихлебывая из пластмассовой крышки термоса горячий кофе. — Я человек темный, ни фига в ваших штучках не понимаю. Просветил бы лоха убогого, а то говоришь, как специально мозги пудришь. Стаканы там, в шкафу, за книгами.

— Не книги, а руководства, — пробормотал Михась, с ожесточением дергая за хлипкую ручку застекленной дверцы, откликающейся на его рывки жалобным дребезгом, но, как партизан, не поддающейся ни на миллиметр. — В книгах разумное, доброе, вечное сеют, а руководство… так, чтобы читать, если уже все испробовал, а не работает. Пэ-нэ-ё-эр, тык скыть.

— Чего? — не понял Васян. — Ты того, не выражайся при людях. Какой такой пэонэр?

— Прочитай, наконец, ё… хм… в общем, руководство, — ухмыльнулся довольный системщик. — Аббревиатура. Так отвечают, если на электронной доске какой-нибудь олух вопить начинает, что у него что-то не получается, а вопрос простой.

— Где вопить начинает? — удивился Васян. — Хотя нет, стоп. Мы куда-то не в ту степь поехали. Так что у тебя с тем… модулем? Или как его?

— С модулем, — согласился Михась, жуя галету. — Понимаешь, машина сама тупая, что делать – не знает, ее всему учить приходится. Вот и составляют ей программы на специальных языках, а хранятся они в машине в виде модулей на диске… ну, устройство такое для хранения данных. Ну вот…

— Погоди-ка, ты же говорил – программы, а хранятся там, где данные…

— Неважно, данные, программы – все в одном виде и в одном месте хранится, — нетерпеливо отмахнулся Михась. — Принцип Нейдермана. Не обращай внимания, в общем. Модуль программы имеет размер в неких условных единицах – чем программа сложнее, тем размер больше… ну, почти всегда. Если ты берешь программу и добавляешь в нее что-то еще, ее размер увеличивается. Что и произошло с модулем в избиркоме, который я поправил в нашу пользу. Понял?

— То есть ты поправил программу на той машине, — медленно произнес Васян, чувствуя, что по спине начинают бежать предупреждающие мурашки, — а сейчас она стала прежней, непоправленной? И все равно работает?

— Ну да, — Михась одобрительно поглядел на собеседника. — Соображаешь. И работает, и нам данные передает. В общем, мистика. И проверить-то ничего нельзя – когда модуль работает, к нему доступа нет. Надо ждать, когда все данные придут, а систему их приема заглушат.

— Ну, жди, — согласился Васян, внешне как-то сразу утративший интерес к проблеме. Он желудком чувствовал, что что-то не так, но демонстрировать свои эмоции подопечному умнику не собирался. — А сейчас можешь сказать, какие результаты? Сколько было до, сколько стало после?

— Смотреть надо, — пожал плечами Михась. — Сейчас вот кофе допью.

Отставив в сторону пустую кружку, Михась подсел к терминалу и пробежался по клавиатуре.

— Вот, — ткнул он пальцем в экран. — Первая колонка – фамилия, следующая – «за» изначально, последняя – «за» после нашей обработки. Я старался, когда алгоритм придумывал, чтобы не слишком сильно отличалось, а то вдруг заподозрит кто. Кислицын должен выиграть, но с не очень большим перевесом. Ну, как?

— Нормально, — одобрил Васян. — Так и работай. Молоток, программист. Да, ты мне вот что скажи. Машины счетные – их что, тоже швабы придумали?

— Почему швабы? — удивился Михась. — Что-то французы сделали, что-то – евреи – в Хайфе центр исследовательский есть. И еще слышал, может, про контору, «Зиракс» называется?

— Зиракс? — переспросил Васян. — Те буржуи, что копиры производят? А при чем здесь машины?

— Они всем помаленьку занимаются, — отмахнулся Михась. — Так вот, мы тоже руку приложили. Ну, и немцы, наверное, участвовали, да вообще много кого… Вся серия больших вычислителей «ДВК» с южных «Ойпиэнов» слизана, причем слизана хреново. А что?

— Да вот, словечки ты какие-то все немецкие употребляешь, — разъяснил Васян. — Модуль, схема, программа… Аж противно стало, думал, и сюда швабы просочились. Ну, если буржуи, тогда ладно. Хотя и они, если подумать, представители враждебного нашему отечеству государства. Ладно, если сахариты на нас поработали, им же хуже! — Васян ухмыльнулся.

— И ты туда же, — с отвращением посмотрел на него Михась. — Еще один антишваб нашелся… Ну а ты-то за что их не любишь? Пампушку из кармана в детстве свистнули?

— Ну, раз полторы тысячи лет гоняют, значит, есть за что, — невозмутимо пожал плечами Васян. — А ты сам-то, случаем, не шваб? Вон как их защищаешь…

— Я? — смешался Михась. — Нет, я не немец, просто…

— Вот видишь, — дружески похлопал его по плечу Васян, — ты хоть немчуру и пытаешься отмазать, а сам к ним принадлежать не хочешь. Все равно чувствуешь, что с ними что-то не так, верно?

— Я…

Неожиданно Михась покраснел и отвернулся. Какое-то время он молча сидел, нервно постукивая пальцами по столу, затем повернулся обратно. Лицо его оказалось неожиданно спокойным.

— Знаешь, ты прав, — он кривовато улыбнулся. — Действительно, странно получается. На словах защищаю, а в душе… как все. Ты мне будто глаза открыл, спасибо. Кстати…

В глазах программиста мелькнуло нечто, что заставило Васяна напрячься и слегка отступить назад. Однажды они с корешами тормознули на улице занюханного интеллигентишку просто в поисках бабла на опохмелку. Тот выглядел обычной канцелярской крысой, но когда Васян небрежно порвал и выбросил вытащенную из его кармана фотку с какой-то девкой, внезапно бросился на него и едва не перегрыз глотку. А перед тем, как броситься, метнул точно такой же взгляд…

— Ты, Василий, когда в следующий раз по поводу швабов проехаться захочешь, — вроде бы беспечным, но слегка дрожащим голосов продолжил программист, — вспомни, что жена у меня – немка. И что в ваши игры я только из-за нее и играю. Договорились?

— Да ты что! — ненатурально удивился Васян, чувствуя, что дело и в самом деле может кончиться плохо. Как он мог забыть про драгоценную женушку этого умника? — Всерьез, что ли, принял? Я же так, просто трепался. Ну, извини, извини. Не стану больше.

— Вот и замечательно. — Михась хлопнул Васяна по плечу и отвернулся к терминалу. — О, девяносто семь процентов обработано, совсем немного осталось.

— Побыстрей бы! — с облегчением поддержал смену темы Васян. — Что с результатами?

— Порядок, — откликнулся слегка повеселевший системщик. — Округленно за Кислицына двадцать девять, Перепелкин – двадцать пять, Папазов – двадцать три, Смитсон – тоже двадцать три. Эк они ровненько идут… Между прочим, прога Кислицыну совсем немного надбавила, процентов только семь-восемь у других отняла, так что он, глядишь, и сам победил бы. Зря мы с тобой старались.

— Зря – не зря… — пробормотал Васян. — Не нам судить. Но все-таки как же у тебя легко получилось – забрался, сломал, поправил. Нет, точно ваши машины шва… буржуи придумали. Потом как-нибудь раз – и возьмут все под контроль, станут хозяевами мира…

— Да не болтай чушь, — вздохнул Михась. — Так, девяносто восемь процентов… Дырки – проблемы быстрого роста. Лет пятнадцать тому назад на всю страну полтора десятка больших машин стояло, а теперь – две сотни. А еще через пять лет их две тысячи станет – технологии совершенствуются, себестоимость падает. Да еще и терминалы теперь не такие, как раньше, выпускать начали, не с текстовой строкой, а с графическим экраном, с пером световым, в общем – все для олухов. Так что сейчас нам просто повезло: период переходный, о безопасности еще только задумываться начинают, но задумываться уже серьезно. Через пару лет такие фокусы уже не пройдут. Девяносто девять процентов, завершается….

— Давай, заканчивай, — Васян налил себе еще кофе. — Я пока кофе хлебну.

— Все, последний участок слил данные, процесс завершен, — процедил сквозь зубы Михась. — Поздравляю, Васян, стал твой Кислицын президентом… если результаты никто не опротестует. Елки зеленые, там действительно старый модуль, без моей закладки. Ничего не понимаю, как же все работало, чтоб его через колено! Мистика… Нет, не понимаю!

Грянул телефонный звонок. Васян тенью метнулся к столу, снял трубку.

— Да, Чемурханов у аппарата… Да, Пал Семеныч. Рыжий? Как задержан?! Кем?! Но ведь все сработало…

Он замолчал, прислушиваясь к голосу в трубке, и мускулы его лица все сильнее сводила судорога по мере того, как на том конце провода тяжело падали слова. Еще никогда он не сдавал корешей ни следакам, ни на деле… но сейчас выбирать не приходится. Если он не выполнит приказ, то живым не уйдет точно.

— Понял. Выполняю.

Васян осторожно положил трубку на телефон, и посмотрел в сторону Михася.

— Как дела? — скрипуче осведомился он.

— Сейчас, еще кое-что проверить осталось, — бросил Михась, напряженно вглядываясь в экран. Его пальцы с немыслимой скоростью стучали по клавиатуре, по монитору ползли столбцы зеленых символов, складываясь в абстрактные узоры. Васян осторожно подошел к нему.

— Михась, ты, того… — Он судорожно сглотнул. — Ты парень неплохой, и я… я лично против тебя ничего… — он опять сглотнул. — Ничего не имею. Но приказ… Прости.

За дверью раздался топот многих ног, и тут же дверь затряслась под тяжелыми ударами. Михась резко вскочил, но замер, увидев пистолет в руке Васяна. В глазах программиста мелькнуло недоумение.

Затем пониманием.

— Герда… — прошептал он.

Васян сжал зубы и в тот момент, когда сорванная с петель дверь с грохотом рухнула на пол, выстрелил ему в сердце.

* * *

«Суоко, контакт. Тилос в канале. Срочный вызов! Ведущая? Ведущая! Прошу прощения, что разбудил. Я должен немедленно рассказать Совету о… о важных вещах. Прошу немедленного сбора».

«Суоко на связи. М-м-м… который час? Тилос… я час назад только легла… Ты опять про выборы? До утра не подождет?»

«Еще раз извиняюсь, но речь о жизни и смерти нашей организации! Совет должен узнать о моих изысканиях прямо сейчас!»

«Ох… хорошо. Через двадцать минут подключайся…»

«Нет! Только личный сбор! Пожалуйста!..»

«Ты, похоже, насмерть перепуган? Ладно, уговорил. Через пятнадцать минут. Сбор Совета в малом зале для совещаний. А-а-ау-а! Спать-то как хочется!..»

«Снова извиняюсь. До встречи».

«Конец связи. Робин! Оповести членов Совета об экстренном заседании».

«Да, Ведущая».

В зале совещаний кто-то включил рекреационную систему, и сейчас каменные плиты небольшой круглой беседки испещрены мягкими солнечными пятнами. Еле слышно щебечут невидимые птицы, под дуновениями свежего морского ветерка чуть шелестит листва окружающих деревьев. В населенном полушарии планеты стоит глубокая ночь, но здесь, на Базе, время суток не имеет значения.

Тилос сидит, съежившись в кресле и обняв себя руками за плечи. Кажется, ему хочется оказаться отсюда подальше. Тишина становится напряженной.

— Ну давай, парень, не тяни! — наконец не выдерживает Лестер. — Что за пожар? И почему личная встреча? Я смотрю, ты даже куклу снял.

— Я… я все еще не верю сам себе, — слабо улыбается Тилос, но его лицо сразу искажает непонятная гримаса. — Но, похоже, среди нас есть… — Он запинается. — Предатель.

— Что? — брови Стеллы изумленно лезут вверх. — Как тебя понимать?

— Действительно! — поддерживает Менован. — Что еще за сказки на ночь глядя? Кого и в чем ты обвиняешь?

— Пока не знаю… — дергает плечом Тилос. — Но я могу с уверенностью сказать, что логика работы Робина преднамеренно изменена. Кто-то – или что-то – держит его под своим контролем, заставляя искажать результаты работы.

— Невероятно! — всплескивает руками Лангер. — И кто же, по-твоему, их искажает? Я?..

— Погоди, Лангер! — обрывает его Ведущая. Она единственная из всех не выказывает своих эмоций. — Думаю, что тебя-то как раз никто не винит. Тилос, давай по порядку. Что и где ты нашел? Не волнуйся. Здесь только друзья. Нет нужды чувствовать себя виноватым.

— Я уже полгода исследую Робина вместе с Лангером и… Джао, — поднимает на нее напряженный взгляд молодой Хранитель. На последнем имени он слегка запинается. — Когда я обнаружил фальсификацию идущих выборов, решил потренироваться на способностях Робина проникать в сторонние вычислительные системы. Ну, и залез в несколько машин территориальных восточных избиркомов, которые накапливали и передавали данные, и посмотрел, что там лежит. Ввод данных с участков там уже завершился, так что сведения об итогах голосования должны были оставаться неизменными. Я не запоминал их специально, но у меня хорошая память, цифры в памяти отпечатались. А потом я заметил, что сумма голосов по Восточноокеанскому региону, сохраненная в машине Центризбиркома, отличается от суммы, которую я вычислил ранее.

— Ну разумеется! — сварливо замечает Лангер. — В тот момент люди Шварцмана как раз занимались фальсификацией.

— Нет. Я просматривал данные в Центризбиркоме уже ПОСЛЕ того, как специалисты СОД вычистили закладки и провели сбор данных повторно. Результатам следовало совпадать с точностью до голоса. Но они расходились! А когда я повторно влез в машины территориальных избиркомов, сохраненные в них данные оказались совсем другими, чем ранее.

— Ты уверен? — спрашивает Суоко. — Ты не мог перепутать? Сколько машин ты проверил?

— Шесть в Восточноокеанском регионе. И еще три в Среднем, но там я не уверен, что помню все правильно.

— Мы сейчас с легкостью все поймем, — хмуро бросает Скайтер. — Тилос, кто числится победителем по данным, которые хранятся в центральной машине сейчас?

— Кислицын. Тридцать три процента голосов.

— Что? — одновременно восклицают Стелла, Менован и Лестер.

— А по реальным данным, которые я хорошо помню, победил Перепелкин с тридцатью одним, — Лангер яростно трет лоб. — Кислицын набрал двадцать три с половиной. Неужто Шварцман все-таки умудрился фальсифицировать данные в избиркомах по всей стране, да еще и в центральной машине? Но как?

— Прошу прощения, я закончу, — Тилос поднимает руку. — Я знаю, кто модифицировал итоги голосования.

— Кто же? — переспрашивает Скайтер.

— Робин. Он признался сам, когда я удивился вслух.

— Робин! — резко спрашивает Суоко. — Ты слышал наш разговор. То, что сказал Тилос, правда?

— Да, Ведущая, — спокойно соглашается голос из пустоты. — Результаты выборов фальсифицировал я. И данные в вычислительных машинах, и отметки в бумажных бюллетенях, так что пересчет голосов бессмысленен.

— Но почему?

— Нет данных.

— Что означает «нет данных»? — взрывается Лестер. — Робин, с каких пор ты действуешь без приказа, как лунатик? Ты же обязан нам подчиняться.

— Я подчиняюсь указаниям Совета.

— И не знаешь, почему совершил такое… такое… без приказа?

— Погоди, Лестер! — останавливает его Лангер. — Зайдем с другого конца. Робин, откуда пришел приказ на проведение фальсификации? Изнутри организации Хранителей? Или извне?

— Такого приказа не отдавал ни один человек, являющийся Хранителем.

— Приказ отдан существом, не являющимся человеком?

— Подтверждаю.

Дружный вздох изумления. Растерянные взгляды на соседей.

— Значит, все-таки марионетки на ниточках… — устало констатирует Скайтер. — Кто и зачем нас дергает, остается загадкой, но факт можно считать подтвержденным.

— Такая гипотеза обсасывалась тысячу раз, — задумчиво возражает Менован. — И ни разу не получала подтверждения. Возможно, кто-то и наблюдает за нами из-за кулис, но любой анализ показывает, что мы свободны в своих действиях. Мы не марионетки.

— Анализ с помощью Робина? — Скайтер саркастически ухмыляется. — Брось! Если все так плохо, нам могли скормить любую чушь. Да откуда мы вообще знаем, что теоремы социопсихологии верны? Кто-то разбирался в доказательствах? Изучал предмет с нуля? Тилос, раз ты настолько дотошен, может, ты пытался влезать в основы?

— Нет, — качает тот головой. — Не успел.

— Кошмар какой-то! — Суоко обмякает в кресле. Из нее словно вынимают центральный стержень, и она устало трет ладонями глаза. — Словно детские страхи внезапно оживают по углам комнаты… Но кто, кто мог устроить такое? И зачем?

— Да очевидно же! — лицо Тилоса вдруг становится жестким. — Кто в последнее время протестовал против изменений нашей политики и был как щенок вышвырнут из Совета?

Суоко непонимающе смотрит на него.

— Джао? — недоверчиво переспрашивает она, но внезапно вспыхивает. — Следи за свои языком, мальчишка! Я отстранила его за грубейшие нарушения…

— …правил, введенных задним числом! — Тилос упирается в нее взглядом. — Я проверил – устав Хранителей не предусматривал внесения изменений без всеобщего голосования с порогом в девять десятых. С момента основания организации его вообще ни разу не меняли! То, что вы сделали с Джао, является грубейшим нарушением не только буквы, но и духа нашего закона. Да, я мальчишка! Но я еще и Хранитель! Суоко, первая статья устава говорит, что Хранитель руководствуется только своей совестью. В другой ситуации я потребовал бы вотума доверия Совету.

— И что же тебе мешает? — голос Суоко опасно вибрирует. — Боишься моего авторитета?

— Я глубоко уважаю людей, отдавших десятилетия нашему делу, но это не остановит меня. Просто проблема сейчас не в тебе. Лестер, спасибо, что задал Робину правильный вопрос. Теперь все встало на свои места.

— А именно?

— Суоко, когда Джао пришел в организацию?

— А? — Ведущая удивленно смотрит на Тилоса. — Ну, за несколько лет до меня… Кажется, за год или два…

— Менован, ты один из старейших Хранителей. Ты должен помнить точно. Когда?

— Э-э… — Менован растерянно дергает себя за прядку волос. — Не помню, если честно. Помню только, что Джао появился еще до меня.

— Стелла?

— Не знаю, — в глазах Хранительницы недоумение, внезапно переходящее в понимание. — Ты хочешь сказать?..

— Человека по имени Даро Эйра Каминган, носящего псевдоним Джао, никогда не существовало в реальности. Его родители – псевдоличности типа тех, что мы используем для собственного прикрытия. Его жизнь до того, как он стал Хранителем, подделана, причем весьма халтурно. Я проверил – сведения о нем существуют лишь в машинах на нашей Базе и в единственном ростанийском архиве в Комзасе. Ни в одном из архивов Сахары, в том числе в архиве сахарского МИДа, где якобы состояли на службе супруги Каминган, ни он, ни его родители не упоминаются. И никто – никто! — и никогда даже не задумывался, а тот ли он, за кого себя выдает, и не может вспомнить, с какого времени Джао является Хранителем. Всем кажется – только кажется! — что довольно давно.

— Ментоблок? — Менован вцепляется в подлокотники скрюченными пальцами.

— Да. Как минимум второго уровня, хотя, скорее, третьего. Или я просто не знаю, что такое ментоблок.

— У всех без исключения членов организации? Но как один человек мог устроить такое?

— Человек – не мог. Но Робин только что признался во всеуслышание, что получил команду не от человека.

— Думаю, мы услышали достаточно, — лицо Суоко каменеет. — Мы должны немедленно принять меры. Тилос, от лица организации благодарю тебя за ценнейшую информацию.

Женщина выпрямляется в своем кресле.

— Робин!

— Слушаю, Ведущая.

Голос машины бесстрастен, но кажется, что в нем звучит скрытая угроза.

— Робин, объявляю чрезвычайное положение. Угроза полного уничтожения организации. Передать по сети код «убежище три ноля». Всем, кто проводит операции на планете – немедленно отключиться от кукол, даже если придется бросить их посреди улицы. Изолировать Базу изнутри и снаружи. Выполнять.

— Прошу подтверждения кода «убежище три ноля».

— Как?.. Ах, да. Подтверждаю.

— Выполнено. Прошу подтверждения изоляции Базы.

— Да подтверждаю, чтоб тебя!.. Робин, где находится Джао?

— Выполнено. Хранитель Джао находится в своей комнате.

— Аннулировать статус Джао как Хранителя. Запрещаю выполнять любые его команды и просьбы. Заблокировать двери помещения, в котором находится бывший Хранитель Джао.

— Отказано в доступе. Отказано в доступе. Выполнено. Предупреждение: определение текущего статуса Хранителя Джао как «бывшего» неверно.

— Что?

Изумленный вздох проносится по комнате. Только Тилос грустно кивает в ритм своим мыслям.

— Робин! Я, Хранительница Суоко, Ведущая Совета, приказываю тебе аннулировать статус Хранителя Джао! Подчиняйся!

— Отказано в доступе, Ведущая. Ты не обладаешь полномочиями для выполнения команды.

— У меня максимальные полномочия! Лестер?

— У тебя максимальные полномочия! — кивает тот. На его лице – неприкрытый ужас. — Я специально проверял…

— Ах, так? — Суоко вздымает сжатые кулаки. — Робин! Приказываю: останов! Минимальная конфигурация!

— Отказано в доступе.

— Робин! — голос Ведущей срывается на визг. — Приказываю – умереть! Умереть!..

— Не надо, Суоко. Все равно не сработает, — на лице Тилоса печальная полуусмешка. — Разумеется, Робин находится под полным его контролем. Джао, у меня только один вопрос – ответишь?

— Разумеется, — рекреационная система отключается, и беседка посреди летнего сада снова превращается в обычный скучный зал. Высокий могучий негр с седеющими волосами стоит, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к матово-серой стене. Он игнорирует устремленные на него взгляды членов Совета. — Ты ведь уже понял, что я вас слушаю. Спрашивай.

— Почему ты позволил обнаружить себя именно сейчас? Ведь ты мог подделать данные в избиркомах сразу же, как они там накапливались. Да просто бюллетени в урнах исправить, ты же так и поступил в конечном итоге, если верить Робину. И тогда я бы ничего не заметил. А ты еще и позволил мне собрать Совет…

— На короткий вопрос не всегда можно дать простой ответ. Ну, скажем, потому, что я намеренно позволил тебе обнаружить взлом центральной системы и заранее знал, что Суоко так или иначе передаст информацию Дровосекову. Мне требовалось, чтобы Комитет узнал о попытке подделать результаты и поверил, что восстановленные итоги выборов являются подлинными – это подорвет их уверенность в себе и помешает свернуть Кислицыну шею сразу же. А ты умудрился вклиниться в процесс как раз в тот момент, когда я еще не успел подправить исходные материалы.

— Но почему ты не остановил меня? Ведь достаточно заблокировать меня в моей комнате…

— А дальше-то что? Прикончить тебя и всех остальных? Извини, не мой стиль, — Джао неодобрительно качает головой. — И потом, в общем-то, настало время заканчивать игру.

— Кто ты такой, Джао? — Суоко наконец-то оправляется от столбняка. Ее голос дрожит, в глазах – страх. — Кто ты? Откуда взялся? Что тебе надо?

— Слишком много вопросов, Ната, — Джао смотрит на нее с жалостью. — Прости, сейчас не время и не место для ответов. Вы все узнаете позже. Но если коротко, то я – Демиург. Представитель чужой разумной расы. Тот, кто несколько миллиардов лет назад создал вашу вселенную, а потом сформировал Малию. Тот, кто придумал Хранителей, чтобы защитить людей от собственной глупости. Моей глупости.

— Вот как? Ты создал?.. — Суоко осекается.

Какое-то время в зале стоит гробовая тишина.

— Ну что же… — наконец произносит Ведущая. Ее голос становится безразличным. — Чего-то подобного следовало ожидать рано или поздно. В таком случае окажется вполне справедливо, если насквозь прогнивший Совет окажется крайним. Что ты намерен сделать с нами? Убьешь, чтобы не путались под ногами?

— Я не собираюсь никого убивать, Ната. Наоборот: я хочу извиниться перед вами. Не только перед Советом, передо всеми Хранителями. Я передал общий сигнал «убежище три ноля» сразу, как только Совет собрался здесь, и транслировал собрание по общему каналу. Все в курсе происходящего, и я прошу у всех прощения. Ребята, я сделал много гадостей за вашими спинами, но сейчас прошу об одном: не бойтесь. Вам ничего не угрожает. Я в долгу перед вами, и твердо намерен расплатиться по счетам. Однако с сожалением должен констатировать, что для Хранителей пришло время покинуть наш мир.

— Покинуть наш мир? — Суоко сосредоточенно смотрит на Джао. — Обычно это эвфемизм для смерти. Ты бы подбирал слова поаккуратнее, если действительно не хочешь нас прикончить.

— Туше, — неожиданно негр широко улыбается, белоснежная ослепительная улыбка на угольно-черном лице, его голос смягчается. — У тебя замечательное самообладание, Ната. Ребята, я и в самом деле не собираюсь причинять вам вред. Но время Хранителей ушло навсегда, и нам пора уходить вместе с ним. Я поговорю с каждым из вас по-отдельности, но сейчас вы устали. Вам пора спать.

Тилос обводит взглядом обмякшие в креслах тела, потом снова смотрит на Джао.

— Для меня ты приготовил нечто особенное? — иронически осведомляется он.

— Нет. Просто перед тобой я хочу извиниться отдельно. Семен, ты не должен был стать Хранителем. Я решил свернуть деятельность организации несколько лет назад, так что специально препятствовал набору новых членов. С тобой вышла промашка, но я не мог ее исправить, не вызывая лишних подозрений.

— А сейчас ты даже позволил мне собрать Совет и стать поводом для…

— Для удара в спину? Да. Но ты ускорил события всего лишь на несколько часов. Робин уже три часа блокирует панические вызовы Суоко со стороны Смитсона и Перепелкина. Не позже утра до Совета дошло бы, что победил Кислицын, и они сделали бы те же самые выводы. Я просто посчитал, что ты заслужил пару минут триумфа.

— Триумфа? Вряд ли. Скорее, кошмара. Джао, зачем тебе вообще Хранители? Тебе вполне хватило бы одного Робина.

— Нет. Я создал людей частью в качестве развлечения, частью в качестве эксперимента на базе нашего собственного древнего генотипа. Я не думал о последствиях, когда игрался с планетарной географией и для собственного удовольствия фальсифицировал палеоисторию. Но когда я осознал, что именно натворил, то решил, что судьбу людей все-таки должны определять люди, а не какие-то там божественные сущности. Организации Хранители стали компромиссом между моим самоуправством и неконтролируемой анархией.

— Ты собираешься создать организацию заново?

— Нет. Как я сказал, пришло время уходить навсегда.

— А если людям без поддержки Хранителей не выжить?

— Значит, я создал плохих людей и плохое общество, — Джао пожимает плечами. — Но не пугайся – вашему миру гибель пока не грозит. Если я не ошибся в том парне, которого сделал Нарпредом, он сумеет переломить ситуацию. Во всяком случае, расчеты дают ему семидесятипроцентную вероятность.

— То есть один шанс из трех за то, что наступит коллапс?

Демиург отводит взгляд.

— Да. Один шанс из трех, — кивает он. — Но другого выхода я не вижу. Я не могу вечно играть роль няньки, а создаваемые мной организации неминуемо вырождаются. Нет, выход остается только один…

— С чем можно и поспорить, — криво усмехается Тилос. — Но, боюсь, у тебя появится желание усыпить и меня. А у меня остался еще один вопрос. Зачем ты дал нам кукол, если давно планировал ликвидировать организацию?

— Человеческое тело не приспособлено ни к долгой жизни, ни к долговременному сну. Куклы – всего лишь внешняя приманка. Повод засунуть вас в считывающие коконы для подготовки переноса психоматриц – ваших сознаний – на новые носители. Я мог обойтись и мобильными вихревыми коконами, но так надежнее.

— А зачем?..

Джао шагает к молодому человеку, кладет ему руку на голову и, нагнувшись, заглядывает в глаза.

— У нас впереди вечность, мой мальчик, и мы еще наговоримся всласть. Но сейчас у меня неотложные дела. Позже, ладно? И прости еще раз.

Тилос напрягается, но его тело тут же обмякает в кресле. Джао медленно распрямляется.

— Возможно, когда-нибудь ты поймешь меня, малыш. Когда-нибудь…

Мгновение – и Демиург растворяется в воздухе. В комнате остаются только спящие люди.

«Робин!»

«Да, Джао?»

«Приступай к переносу психоматриц и начинай свертывание Базы. Да, и верни отставникам их кукол – они потребуются мне уже в ближайшие полчаса. Я продолжаю работать по основному плану. Да, и уточни окончательный график дежурств в Резиденции на ближайшую неделю».

«Принято. Выполняю».

13.11.1582, вторник

Олег, морщась от боли в плече, с трудом вылез из машины. Три неразговорчивых амбалистых охранника, которых к нему приставили еще в больнице взамен старых, уже стояли вокруг, прикрывая своими телами от окружающих и обшаривая окрестности профессионально-рассеянными взглядами. Павел тревожно заглянул ему в глаза.

— Все в порядке, Олежка? Голова не кружится?

Похоже, новоизбранный Народный Председатель намеревался ответить что-то резкое, но передумал.

— Все нормально, — сквозь зубы буркнул он. — Доковыляю как-нибудь.

Опираясь на трость, он решительно зашагал к парадному подъезду Резиденции.

Швейцар распахнул стеклянную дверь, согнув спину в раболепном полупоклоне. Один из амбалов, каким-то незаметным финтом обогнав Олега, первым нырнул в дверь и на мгновение остановился, настороженно оглядывая холл, где вдоль стены выстроилось штук шесть спецназовцев СОД в полной боевой выкладке. Удостоверившись, что непосредственной опасности нет, он выразил свое удовлетворение еле заметным кивком, обращенным к напарникам, и отступил в сторону, открывая Олегу путь. Олег, иронически качнув головой, шагнул в образовавшийся проход. Павел проскользнул за ним, опередив недовольно зыркнувшего телохранителя. Впрочем, в здании Резиденции можно расслабиться. Зеркальные снаружи, но прозрачные изнутри стекла холла, обзорные телекамеры и многочисленный штат охраны делал его безопасным местом для нового Председателя. Правда, никто не застрахован от ножа в спину, в каком-то озлоблении подумал Павел. Например, от одного из ребятишек у нас за спиной. Елки зеленые, неужели все время придется по сторонам озираться? Бедный Треморов, если он всегда так жил, то я ему не завидую. Интересно, а завидую ли я сейчас себе?

Павел криво улыбнулся, но тут же его лицо снова стало озабоченным. Олег, похоже, чувствовал себя вполне хреново, хотя и бодрился как мог. Он тяжело опирался на трость, чуть отставив подвешенную к шее руку, и его дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Олежка, Олежка, Шустрик ты недоделанный, что же ты творишь? Во что ввязался? Неужели надеешься сломать Комитет через колено? Почему ты не снял свою кандидатуру, как остальные?

Шикарный зеркальный лифт вынес их на третий этаж. Роскошный, в коврах и вычурной мебели, предбанник совещательного зала заливал яркий, но в то же время приятный свет. Олег остановился и повернулся к своим телохранителям.

— Оставайтесь здесь, — негромко приказал он. — Потребуетесь – позову.

Старший из охранников сделал протестующее движение, но наткнулся на тяжелый олегов взгляд и, пожав плечами, сел на диван, взяв со столика какой-то журнал. Остальные последовали примеру старшего. Олег бросил в угол трость, покачиваясь, подошел к двери зала, взялся за ручку и вдруг остановился.

— Пашка, — сказал он, не оглядываясь, и Бирон вдруг ощутил, как у него по коже побежали легкие мурашки. — Пашка, слушай меня внимательно…

Он сделал короткую паузу, как бы собираясь с мыслями.

— Имей в виду, что мы запросто можем не выйти отсюда. Они сделают все, чтобы не отдавать мне власть, хотя убить, надеюсь, не посмеют. Накачают меня химией, превратят в растение, но не убьют. Но вот тебя они просто шлепнут как лишнего свидетеля. Подумай, если хочешь уйти – я не обижусь. Ты сам читал то письмо. Если в нем правда, если Хранителей действительно больше нет, помочь мне некому. Сейчас от тебя никакого толка, так что не губи себя. Если уйдешь, они даже мстить не станут – не того полета ты птица. Ну?

— Обижаете, господин Народный Председатель, — не раздумывая пожал плечами Павел. — Слушай, Олежка, ты хочешь, чтобы я дошел почти до финиша, а самого интересного не увидел? От любопытства же сдохну…

— Ты, похоже, и так от него сдохнешь, — вдруг слабо улыбнулся Олег, оглянувшись через плечо. — Но все равно – спасибо. Ладно, пошли. Кстати, с сегодняшнего утра ты – официальный первый помощник Народного Председателя по общим вопросам. Приказ я вчера подписал, и даже печать Канцелярии стоит. Самолично Шварцман за регистрацией проследил. И все-таки… не очень там высовывайся. На, держи! — он сунул Павлу в руку измятую в кармане бумагу. — Кстати…

Он слегка поколебался.

— Вот, возьми и это, — он отпустил ручку двери, неуклюже залез в карман пиджака, поморщившись от боли, и сунул Павлу в руку затасканную пластинку. — Вездеходный приказ всем официальным органам содействовать, и вообще. Помнишь, по указке Хранителей выдали? Пусть у тебя останется, раз отобрать пока не догадались. Мне точно уже не понадобится ни при каком раскладе.

Олег отвернулся, решительно рванул на себя дверь и, снова скривившись от боли, шагнул в зал. Несколько растерянный Павел молча проскользнул вслед за ним, на ходу засовывая документы в карман.

В отличие от ярко освещенной передней зал заседаний купался в полумраке. Горела только одна люстра из трех, и по углам метались таинственные тени, если кто-то из присутствующих шевелился. Комитет в полном сборе сидел прямо под люстрой вокруг большого овального стола. Председательское место во главе оставалось свободным, могучая троица – Смитсон, Папазов и Перепелкин – расположилась у противоположного конца. Остальных рассевшихся Павел не знал. Он попытался разглядеть Шварцмана, но не сумел. Зато увидел другую фигуру, которую знал куда лучше, чем хотелось бы: рядом с Папазовым маячила красноносая физиономия директора УОД. У Павла нехорошо засосало под ложечкой, но тут он обнаружил грузную тушу начальника Канцелярии, втиснутую в кресло у дальней стены, за пределами освещенного пространства. Ладно, хоть один наш болельщик тут присутствует, и то ладно.

Олег подошел к столу и, не колеблясь, сел на председательское место. Опускаясь на стул возле стены, Павел заметил плохо скрытые иронические усмешки на лицах министров. Олег глубоко вздохнул, сделал паузу и заговорил:

— Уважаемые господа! Мне хотелось бы, чтобы первым, что я сделаю в своем новом качестве Народного Председателя, оказалось вынесение официальной благодарности всем членам Чрезвычайного государственного правительственного комитета, который так замечательно выполнил свою роль…

— Минуточку, Олег Захарович, — прервал его бархатистый голос. Его обладателя Павел не знал. — Вы все еще не Народный Председатель. Прежде мы должны уладить некоторые формальности…

В голосе слышались плохо скрытые усмешка и высокомерие.

— Простите, как вас по имени-отчеству? — невинно осведомился Олег, прерывая заранее, как видно, отрепетированную речь. — Когда мы встречались в прошлый раз – помните, в присутствии Хранителя? — у меня как-то не оказалось возможности близко познакомиться с вами…

Он выжидающе замолчал.

— Пыреев, Калантин Петрович, — несколько растерянно представился Глас-Из-Тени. То ли он не привык, что его перебивают, то ли просто не ожидал нахальничания сидящего перед ним выскочки. — Секретарь ЧГПК, член Президиума…

— Спасибо, Калантин Петрович, — негромко, но твердо прервал его Олег. Он заметил, как помрачнели лица сидящих за столом. Как видно, они не ожидали, что выскочка так сразу возьмет инициативу на себя. — Я с удовольствием выслушаю, какие еще титулы вы носите, но не сейчас.

Секретарь Комитета побагровел, его седая бородка показалась снежно-белой на пунцовом от ярости лице. Не зли их, Олежка, мысленно посоветовал Павел, не выводи из себя раньше времени. Пока ты не знаешь, что у них в запасе, но что-то явно есть. Осторожнее, а то мне придется в партизаны идти, чтобы за друга мстить.

— Я извиняюсь, что так невежливо перебиваю вас, — Олег виновато-обаятельно улыбнулся, — но, к сожалению, моя больная рука не позволяет вести долгих разговоров. Вы уж простите инвалида за грубость… — Он попытался развести руками, но скривился от боли и осторожно положил их на стол. — Так вот, господа, я прекрасно осознаю, что процедура введения в должность еще не состоялась, но раз уж я так убедительно выиграл по очкам, все мы понимаем, что речь лишь о формальностях.

Он опять улыбнулся, на сей раз простодушно-весело.

— Я уже сейчас хочу выразить вам свою благодарность за четкую работу и отличную организацию выборов. Обещаю, что вознагражу вас по заслугам, как только официально вступлю в должность. Вот, собственно, и все.

Он выжидательно посмотрел на людей вокруг стола. Дровосеков уже открыто ухмылялся, уставившись на него в упор. Ох и нехорошая же у него ухмылка… Шварцман в тени шелохнулся, как бы собираясь что-то сказать, но промолчал.

— Не все так просто с вашей победой, Олег Захарович, — брюзгливо проворчал лысоватый коротышка в красном пиджаке, сидящий в дальнем конце стола. — К сожалению, у нас есть некоторые данные, которые делают ее не такой уж и бесспорной. Вот, — он с треском оторвал липучую застежку на папке и вытащил оттуда несколько бумажек. — Протоколы задержания и первичного допроса некоего Кравчука, который в день выборов пытался произвести какие-то изменения в счетном комплексе Центральной избирательной комиссии.

— Какие именно? — у Олега неожиданно вспотела спина. — Я не специалист по вычислительным машинам, так что потрудитесь объяснить популярно.

— Ну… — слегка смешался Красный Пиджак, — я и сам не специалист. Но, по мнению тех, кто специалистами является, речь идет о попытке, и попытке удачной, повреждения программного обеспечения комплекса с целью скорректировать результаты в вашу, уважаемый Олег Захарович, пользу. Нехорошо получается…

— Стоп! — прервал его Олег. — Давайте по порядку. Пожалуйста, еще раз внятно объясните, кто, что и как пытался сделать. Что за человек и как он сам объясняет свою деятельность?

Спокойно, дружок, у них нет ничего конкретного. Если бы могли что-то доказать, то уже объявили бы выборы недействительными. Неужто Шварцман что-то нахимичил с результатами? Только без паники…

— Ну… к сожалению, — краснопиджачный пожал плечами, — задержанный умер по дороге в изолятор от инфаркта. Но наши специалисты сейчас работают над тем, что им удалось обнаружить…

Ай да Шварцман, ай да сукин сын! Послать человека на задание, а после провала шлепнуть! Или все же не Шварцман, а кто-то из конкурентов?

— Вы, кажется, упомянули про протокол первичного допроса? — вежливо осведомился Олег. — Что там сказано?

— Ну, он заявил, что выполняет свои прямые служебные обязанности, — как-то скучно ответил краснопиджачный. — Назвался сотрудником службы технической поддержки Министерства науки, но эксперты СОБ…

— Так, может, он и есть специалист техподдержки? — ехидно поинтересовался Олег. — Вы проверили его слова? Интересная история получается – хватаете какого-то бедолагу, который честно свою работу делал, доводите его до инфаркта, а потом заявляете, что он что-то сломатьхотел. Вам самому-то не кажется, что за такие вещи под суд идут?

— Так-так-так! — прервал господин Пыреев Калантин Петрович их оживленную дискуссию. Он казался явно недоволен своим недостаточно убедительным коллегой. — Я прошу прощения, господа, но мы говорим не о том. В настоящий момент имеет место проблема, и проблема серьезная, и здесь не время и не место для пререканий.

Бородач встал с места и начал прохаживаться вдоль стола.

— Уважаемый Олег Захарович, поймите, мы не собираемся вас ни в чем обвинять. Мы прекрасно понимаем, что у вас не имелось возможности устроить такую диверсию… — Секретарь ЧГПК позволил себе тонко улыбнуться. — У нас имелось достаточно времени для расследования. Тем не менее проблема существует, и мы должны приложить все усилия, чтобы побыстрее разобраться…

— Чего вы хотите? — грубо оборвал его Олег. — Вы можете что-то предложить?

— Да, разумеется, — откликнулся Пыреев, — у нас есть свои предложения. Но, к сожалению, у нас не хватает возможностей для того, чтобы как можно быстрее… м-м-м, завершить это неприятное дело. Так, например, Комитет по закону не может провести собственное расследование и вынужден полагаться на зачастую некомпетентные следственные органы.

Он бросил многозначительный взгляд на краснопиджачного, который понуро уставился в столешницу. Павел вгляделся в него новым интересом. Интересно, кто тот у них? Дуболомовский спец по следствию? Н-да, не завидую я им, если у них такие спецы. Уж Шварцман бы так вцепился, клещами зубы не разжать. А вы, господа хорошие, такой замечательный шанс нам свинью подложить профукали…

— Вот если бы вы, уважаемый Олег Захарович, согласились после вашего вступления в должность наделить нас таким правом, я уверен, мы смогли бы организовать все самым лучшим образом…

— Минуточку! — голос Олега сорвался, и несколько секунд он тщательно прочищал горло. — Прошу прощения. Насколько я помню указ, ЧГПК распускается немедленно после вступления в должность Народного Председателя?

— Именно так, — согласился секретарь Комитета. — Теоретически. Но вы сами должны понимать, что ситуация изменилась, и что законы должны меняться вместе с ней. Сейчас вы еще молоды и неопытны… Нет-нет, я не хочу вас обидеть, — торопливо проговорил он, заметив протестующий жест Олега, — просто констатация факта. Да и проходит этот недостаток достаточно быстро, уж поверьте мне, старику, — он почти дружелюбно улыбнулся. — Тем не менее, сейчас вам потребуется помощь компетентных в государственном управлении людей. С нашей точки зрения, Комитет в его нынешнем составе – оптимальный орган. Вы меня понимаете, Олег Захарович?

Секретарь ЧГКП остановился и оперся о стол, выжидательно наклонившись в сторону Олега.

— Калантин Петрович, — с расстановкой произнес Олег, глядя ему прямо в глаза, — мы все здесь взрослые люди, и чужих меж нас нет, верно? Тогда я позволю себе обрисовать вашу точку зрения, как я ее представляю. Можно?

Пыреев нерешительно оглянулся на могучую троицу, потом зачем-то пристально глянул в углы комнаты и озадаченно кивнул. Олег прочистил горло:

— Итак, господа, суть ваших предложений вполне прозрачна. Вы почувствовали вкус власти и совсем не намерены с ней расставаться. Вы хотите, чтобы я, став Народным Председателем, узаконил ваше положение – теперь уже навсегда. Чтобы я отдал вам существенную часть полномочий, превратившись, по сути, в беспомощную куклу на троне. Если же я отказываюсь, вы делаете все, чтобы я так и не занял свой пост, раскрутив скандал с вычислительным комплексом, с любовницами, которыми вы угрожали в прошлый раз, или придумав что-то еще. Я правильно вас понял, господа?

— Из молодых, да ранний, — неодобрительно проворчал Папазов.

— Если вам, Олег Захарович, хочется выражать все в такой грубой форме, то… да, — Пыреев развел руками. — Поймите, наша помощь пойдет вам только на пользу. Вы, простите меня, фактически человек с улицы и не имеете ни малейшего представления о государственном управлении. В стране, меж тем, кризис, и только умелое скоординированное правительство сможет вывести народное хозяйство из состояния штопора. Вы пришли к власти на волне народного возмущения временным трудностями, но то же самое возмущение вас и сметет. Вас наверняка тоже уведомили, что Хранители прекратили свою деятельность, и новый бунт подавить окажется некому. Хаос, анархия, разруха – разве вы хотите подобного исхода?

— Кстати, кто же в меня стрелял? — поинтересовался Олег, безразлично рассматривая ногти. — Вы так и не выяснили? Почти трое суток прошло…

— Не… не выяснили, — как-то неожиданно запнулся секретарь. — Честное слово, Олег Захарович, мы здесь ни при чем. С определенной точки зрения нам, то есть Совету, — он обвел зал рукой, — даже выгоднее иметь Народным Председателем вас, чем кого-то из нашей среды. Вы человек нейтральный, ни к чьему лагерю не принадлежите, никому специально подыгрывать не станете, так что являетесь прекрасным компромиссным решением. Правильно я говорю, господа?

Секретарь оглянулся на соратников. Перепелкин и Папазов поощрительно ему покивали, но Смитсон возмущенно фыркнул и отвернулся. Ничуть не смущенный Пыреев продолжил:

— Как видите, Олег Захарович, мы максимально откровенны с вами. Теперь перед вами выбор: пойти на конфронтацию с нами и ввергнуть страну в окончательный хаос по причине элементарного неумения управлять ею, или же принять нашу помощь и войти в историю как самому молодому, но, возможно, не самому худшему Народному Председателю Ростании. Решение за вами.

Секретарь замолчал и выжидательно уставился на Олега. Тот затравленно оглянулся на Павла, потом посмотрел на Шварцмана. Начальник Канцелярии сидел в тени неподвижной глыбой мяса и, казалось, даже не дышал. Директор УОД, наоборот, шумно сопел, откинувшись назад, его взгляд бродил где-то по дальней стене.

Олег облизнул губы.

— Я понял ваше предложение и с сожалением вынужден от него отказаться, — хрипло произнес он. — Лучше, если мы останемся в рамках закона. Старого закона. Мне очень жаль вас разочаровывать, но после того, как вступлю в должность, Комитет я распущу. Я не собираюсь оставаться марионеткой в чужих руках, — неожиданно добавил он. Павел вздрогнул. Ой, блин, что же ты несешь-то, Олежка?

— Щенок! — яростно прошипел краснопиджачный.

В зале поднялся шум, но Павел уже не слышал, что там происходило. Он увидел отчаяние во взгляде Олега и понял, что наступает конец.

— Тихо! — поднимаясь, гаркнул Дровосеков, перекрывая поднявшийся шум. Очевидно, он решил, что пора и ему сказать свое веское слово. А может, и не одно. — Мне кажется, Олег… э-э-э, Захарович не до конца отдает себе отчет в том…

Нужно что-то делать. Что? Павел неслышно поднялся и выскользнул в дверь. По счастью, никто не обратил на него внимания. В предбаннике, тихо прикрыв за собой створку и не обращая внимание на удивленные взгляды амбалистых телохранителей, он со всех ног бросился к парадной лестнице. Два охранника с разрядниками, дежурившие на площадке, по счастью, не спецназовцы СОД, лениво развернулись к нему, поднимая оружие.

— А ну, стой! — угрюмо произнес один из них. — Чего разбегался?

— Где караулка? Где начальник смены? — сходу выпалил Павел, не обращая на враждебность внимания. — Быстро, идиоты, Народный Председатель в опасности! Где, ну?

Несколько растерянный охранник махнул рукой в сторону неприметной двери, видневшейся этажом ниже у входа на лестницу.

— Стойте здесь, — приказал им Павел. — Никого не впускайте и не выпускайте, даже если явится главнокомандующий!

Он ссыпался по лестнице, оставив огорошенных парней раздумывать над его словами, и сходу влетел в караульную.

— Кто здесь главный? — рявкнул он.

Несколько человек в форме настороженно повернулись в его сторону.

— Ну, я главный, — лениво поднялся с места невысокий, но крепкий мужик в камуфляже с капитанскими звездочкам на плечах. — Начальник караула капитан Безобразов. Кто вы такой?

— Я – Павел Бирон, первый помощник нового Народного Председателя! — рявкнул Павел. — Народный Председатель в опасности! Заговорщики собираются арестовать его! Срочно нужна ваша помощь!

— Спокойнее, господин Бирон, — лениво откликнулся начальник караула, почесывая шею. — Мы не получали никаких сообщений от Народного Председателя или службы его эскорта, и в наши обязанности не входит раскрытие заговоров. Мы всего лишь охраняем здание, не более того. Вот получим приказ – и заговорщиков арестуем, и Народного Председателя спасем, но не раньше. А сейчас покиньте режимное помещение, или мне придется удалить вас силой.

Не контролирующий себя от ярости Павел набросился на него и схватил за грудки, прижимая к стенке.

— Слушай, ты! Капитанишка! — яростно просипел он начкару в лицо. — Ты, кажется, не понял, что я тебе сказал? Повторяю по словам: Народный! Председатель! В опасности! Дошло?

Вместо ответа капитан сделал резкое движение, и запястье Павла пронзила боль. Его крутануло на месте, и он с размаху ударился щекой о стену.

— Запомните, господин Бирон, — спокойно заметил капитан, свободной рукой неспешно поправляя форму, — никогда не хватайте сотрудников охраны при исполнении так, как сейчас. Я вполне мог бы сломать вам обе руки или даже пристрелить, если бы не видел, что вы не в себе. Сейчас я вас отпущу… — рука Павла действительно освободилась. — В последний раз по-хорошему прошу покинуть помещение.

— Ладно, — Павел тяжело задышал, обернувшись и опершись о стену. — Я уйду, но сначала скажу вот что. Ты, капитан, не хочешь ни во что ввязываться, считая, что твое дело сторона. Так вот, ты ошибаешься. Твои люди видели, как Кислицын с сопровождающими входил в здание, и в ближайшие полчаса они увидят еще много чего интересного. И все расскажут тебе! А с таким знанием долго не живут. Я уйду, но потом придут другие. Уже не сюда, а к тебе домой, ночью, предъявят ордер и увезут на машине. И хорошо, если завтрашнее утро ты встретишь в камере, а не в каменном карьере со сломанной шеей!

— Пугаете, господин Бирон? — лениво поинтересовался Безобразов. — Ну-ну. Зря стараетесь, я пуганый. Кстати, можете подтвердить, что вы тот, за кого себя выдаете?

— Вот! — Павел выхватил из кармана бумагу. — Приказ, в котором я официально назначаюсь первым помощником Председателя. И вот, если тебе мало! — он ухватил картонку с предписанием содействия. Карточка зацепилась за ткань, и он с силой выдернул ее, едва не сломав пополам. Жалобно треснула подкладка. — Если поможешь мне сейчас, я обещаю, что Председатель твоей службы не забудет. Если нет…

Несколько секунд капитан молча смотрел на бланк приказа и картонку, переводя взгляд с них на Павла и обратно.

— Жоэль… — негромко проговорил один из людей в форме. — Ты же сам говорил, что у тебя ребенок.

— Помню. Но я всю ночь думал, — Безобразов отступил от Павла на шаг. — Я все-таки рискну.

— Не надо…

— Отставить! — уже совсем другим, резким и холодным тоном приказал капитан, и говорящий мгновенно осекся. — Белецкий, общая тревога! Передать на центральный пульт – ситуация «гроза». Господин Бирон, где ваши заговорщики?

Его серые бесстрастные глаза выжидательно уставились на Павла. Невероятным усилием воли тот заставил себя оттолкнулся от стены. От облегчения у него перехватило дыхание.

— В совещательном зале на втором этаже, — наконец с трудом произнес он. — Идите за мной…

* * *

— Это ваше последнее слово? — как-то даже вкрадчиво произнес секретарь Комитета.

— Сколько раз можно повторять одно и то же? — устало спросил Олег.

Голова кружилась, и боль от руки мягко отдавалась в ней. Может, сдаться, а? Характер я продемонстрировал, перед собой не стыдно, так что… Нет уж, хрен. Помирать, так с музыкой. Пашка наконец-то догадался свалить, а мне уже пофиг. Мое «пан или пропал» все-таки закончилось плохо, и бежать некуда. Не в Сахару же, в самом деле…

— Я в сотый и в последний раз повторяю, что не собираюсь нарушать закон. После того, как вступлю в должность, я рассмотрю любые предложения по переустройству системы власти. Но я не собираюсь поддаваться на ваш шантаж сейчас. Полагаю, господа, что на сегодня достаточно. Совещание закрыто, все свободны, — он с трудом поднялся из кресла, стараясь беречь руку. — Господин Шварцман, вы мне понадобитесь, задержитесь…

В глазах затуманилось. Олег покачнулся и ухватился за кресло, чтобы не упасть.

— Вам плохо, Олег Захарович? — участливо возник из тени Дровосеков. — Секундочку, мы поможем…

В тот же момент крепкие руки ухватили Олега за плечи. Один из телохранителей подошел к нему, держа в руке шприц-пистолет.

— Не волнуйтесь, Олег Захарович, — успокаивающе проворковал голос Пыреева, — сейчас вам сделают инъекцию, и все будет в порядке. Только не волнуйтесь так…

Олег дернулся, и боль от простреленной руки, зажатой железной хваткой, отдалась по всему телу.

— Нет… — с трудом прошептал он. Бывший телохранитель расстегнул ему рукав пиджака, затем рубашки и приставил шприц к коже.

— Ни с места! — властный голос заполнил помещение. — Никому не двигаться! Ты, со шприцом, положи инструмент на стол и подними руки. А ты, гнида, отпусти Председателя!

Безжалостная хватка разжалась, и Олег, чтобы не упасть, взмахнул здоровой рукой в поисках опоры. Кто-то подхватил его сзади, и голос Пашки произнес:

— Спокойно, Олежка, я тут. Все нормально.

Олег осторожно опустился обратно в кресло. В зал вбегали люди в камуфляже. Человек с капитанскими звездочками строевым шагом подошел к нему и отрапортовал:

— Господин Народный Председатель, капитан караула Безобразов ожидает распоряжений.

У Олега страшно закружилась голова, и в глазах потемнело. С огромным трудом превозмогая себя, он протянул здоровую руку и пожал твердую ладонь капитана.

— Спасибо… господин полковник. — Начальник караула вздрогнул. — Мне давно не хватало хорошей личной охраны. Молодец, Бегемотина, — Олег повернул голову к Павлу. — Ты все сделал правильно. Я знал, что в тебе не ошибся.

Павел раскрыл было рот, но Олег уже снова повернулся к Безобразову.

— Полковник, арестуйте всех, кто здесь присутствует, кроме начальника Канцелярии, — он слабым кивком указал на неподвижно сидящих в креслах членов Малого Совета. — Они пытались свергнуть законно избранного Народного Председателя. Посадите их… куда-нибудь в надежное место. Думаю, Канцелярия разберется с ними чуть позже. Да, и БЫВШЕГО директора УОД не забудьте, — он махнул рукой в сторону растерянно крутящего головой Дуболома. — Господин Дровосеков смещен со своего поста раз и навсегда.

— Молодчина, Олег, — голос Шварцмана казался необычно хриплым и дребезжащим. Начальник Канцелярии подошел к нему и тяжело присел напротив. Охранники выводили из зала последних членов Совета, даже не пытавшихся сопротивляться. — Отлично держался. И друзей себе подбирать умеешь. И ты молодчага… тезка, — повернулся он к Павлу, неподвижно стоящему за спиной Олега. — Здорово сработал.

— Спасибо, Павел Семенович, — мотнул головой Олег. — Только вот что же вы-то в дальнем углу прятались, когда Комитет мне мозги промывать собирался? Отсиживались в сторонке и высматривали, кто победит?

— Ты не понимаешь, Олег, — грустно покачал головой Шварцман. — Последние три дня я провел в гораздо худшем положении, чем ты сегодня. Почти сразу после выборов меня фактически арестовали люди Дуболома, и с тех пор я уже ничего не мог, кроме как просто следить со стороны…

— Вы подтасовали выборы? — жестко спросил Олег, взглянув ему в глаза. — Ну?

— Да, — со вздохом признался Шварцман. — Точнее, пытался. Странно…

— Что странного? — Олег не отводил взгляд, и начальник Канцелярии опустил глаза. — Что попытка провалилась – ничего странного нет, всякое случается. Человека своего вы шлепнули? Так и тут ничего странного, ваш стиль. Что не так?

— Все, — Шварцман выглядел подавленным, и Олегу внезапно стало его жаль. — Данные, которые поступали с мест в центральную машину, должны были подделываться. В твою пользу, разумеется. И они подделывались… так казалось моим людям. Но потом ребята из СОД откуда-то узнали об операции и накрыли всех, кто принимал в ней участие. И избиркомы в регионах заново переслали собранные данные. Кое-где даже специально пересчитали голоса по бумажным бюллетеням, все сошлось. То есть выборы прошли честно.

— Замечательно, — хмыкнул Олег. — Я рад, что народ в едином порыве поддержал мою кандидатуру. Вас что-то не устраивает?

— Видишь ли, Олег, — Шварцман устало покачал головой, — мои ребята на местах перед выборами зондировали почву… ну, кто сколько может набрать. Так вот, у тебя не набиралось тридцати трех процентов. У тебя не набиралось даже десяти, против минимум тридцати у Перепелкина! Конечно, оценки грубые, но в три с лишним раза аналитический отдел ошибиться не мог. Так что…

— Мне помог кто-то еще, — закончил за него Олег. — И кто же, вы думаете?

— Все-таки молодой ты да глупый, — устало улыбнулся Шварцман. — Кто еще в мире обладает такими возможностями?

— Хранители, — полуутвердительно произнес Олег. — Вы на них намекаете?

Начальник Канцелярии лишь развел руками.

— Хранители… — задумчиво протянул Олег. — И ведь не переспросишь, с учетом-то последних новостей. Ладно, оставим пока. Видите ли, Павел Семенович, мне хотелось бы прояснить еще один вопрос, не возражаете? Вот и ладненько. Скажите пожалуйста, господин Шварцман, — Олег заметил, как подобрался начальник Канцелярии, озадаченный внезапной сменой тона, — кто же в меня стрелял тогда, на площади?

— Откуда мне знать? — настороженно спросил Шварцман. — Я же говорю, что фактически оказался под арестом…

— Да бросьте вы, Павел Семенович, — брезгливо отмахнулся от него Олег. — Вы думаете, я поверил, что вы меня Председателем сделать хотите? Пешка на троне вам требовалась, отнюдь не король. Когда вы поняли, что я не слишком для такой роли подхожу… Только вы знали, что я на митинг в последний момент поехал, больше никто. Да на кой вообще митинг поздно вечером в день выборов? Только по вашему настоянию я туда отправился. Не кажется ли вам…

— Не кажется, — сухо ответил Шварцман. — Зачем ты мне мертвый? Чтобы Перепелкин Нарпредом стал и меня в труху размолол?

— А кто сказал, что он стал бы Нарпредом? — удивился Олег. — Тут все одно к одному ложится. Представьте, только что избранного, молодого и популярного Народного Председателя убивают. Что происходит в стране? Правильно, новые массовые беспорядки, да такие, что предыдущие бунты пикником на солнечной полянке показались бы. Какие тут, к лешему, результаты выборов? Армия вмешаться не рискнет, и только два человека в стране с ситуацией справиться могут – вы и Дровосеков. Но Дровосеков дурак и непопулярен, и если бы он внезапно отдал концы… что куда легче, чем завалить Треморова… — Шварцман тихонько скрипнул зубами. — Да, никто бы особенно не огорчился, если бы директор Управления Общественных Дел внезапно сошел со сцены. Остаетесь вы – тайный, но могущественный правитель. Припугнуть могучую тройку неприятными документиками, которыми вы наверняка запаслись, окончательно короновать на царство шутовской Комитет, втихую договориться с Хранителями… Правильно я понимаю ситуацию, Павел Семенович?

Шварцман неподвижно сидел в кресле, и только на лице у него гуляли желваки. Наконец он поднял взгляд.

— Да, недооценил я тебя, паренек, — медленно проговорил он. — Ох, недооценил… Ну что же, так мне, дураку, и надо. Постарел я, как видно, пора и на покой. Одно утешает: смена у нас с Алексеем достойная… — Начальник Канцелярии хмыкнул. — Ну, и что ты собираешься делать дальше?

— В должность вступать, — неопределенно пожал плечами Олег. — Без вас Канцелярия, надеюсь, на кусочки не рассыплется, а с кем и как там дело иметь – разберемся, — он покосился на напряженно слушающего Пашку. — Но если вы имеете в виду свою дальнейшую судьбу, то не волнуйтесь. Убивать вас я не собираюсь. Рассчитывайте на домик где-нибудь на пустынном побережье, садик, надежную охрану и – отсутствие телефона. Я не собираюсь начинать свою деятельность с убийств, но вы арестованы вместе с остальными.

Он тяжело поднялся на ноги, осторожно придерживая больную руку.

— Паша, будь другом, позови Безобразова из приемной.

Шварцман тоже встал и внимательно посмотрел на Олега.

— Надеюсь, побережье окажется не северным, — с досадой сказал он. — Только одного не понимаю. Тот парень, которого по твою душу послали, никогда не промахивался…

Олег неловко залез в карман и вытащил оттуда браслет «персонального стража».

— Последний привет Хранителей, как я понимаю, — сказал он. — Штучка специально для таких вот ситуаций. Сейчас она больше не работает, не знаю, почему. Может, они и в самом деле ушли, забрав свои подарочки. Я вам в свое время про него не сказал, и правильно сделал, оказывается, — Олег бросил браслет на стол, и тот, глухо стукнув, внезапно рассыпался черной пылью. — Вот так!

Несколько секунд Олег молча смотрел на бывшего начальника Канцелярии.

— Боюсь, у меня много дел, господин Шварцман. Полковник о вас позаботится. — Новый Народный Председатель кивнул вошедшему Безобразову, и тот осторожно, но крепко взял Шварцмана под локоть. — Может, еще увидимся.

Дождавшись, когда Безобразов со Шварцманом выйдут, он обернулся к Павлу.

— Пашка, оставь меня ненадолго одного, а? Нужно дыхание перевести немного. Выясни пока, кто здесь за медицину отвечает, пусть найдут чего-нибудь обезболивающего. Рука болит – спасу нет никакого. И морально готовься принимать на себя Канцелярию вместо Шварцмана.

Оставшись в одиночестве, Олег осторожно подошел к окну, опираясь на в беспорядке разбросанные стулья и борясь с нарастающим головокружением. Тучи, затянувшие небо, потихоньку расходились, и кое-где меж ними проглядывало мутно-голубое небо. Луч солнца просочился сквозь одну такую прореху и, словно играя, брызнул в глаза ярким теплым светом. Но вдали на севере, кажется, собиралась угрюмая осенняя гроза, и черные тучи громоздились друг на друга вдоль горизонта. Серый предутренний туман, затянувший площадь, медленно рассеивался…

* * *

— А, вот ты где! — раздался за спиной веселый голос. — Я тебя разыскиваю по всему миру, а ты забрался на Луну и воешь оттуда на Землю.

— Привет, Майя, — улыбнулся Джао, отворачиваясь от обзорного окна. — Надо же, какая ты шустрая, тетушка. Я же только что опубликовал результаты.

— А я давно понять не могла, куда ты пропал. Ты уже почти полминуты на вызовы не отвечаешь, только автоответчик нудит про какие-то эксперименты. Так что я просто повесила сигнал на любые проявления твоей активности в сети.

— Ага, и тут же ринулась в приоткрытую дверь.

— Ну, я соскучилась, — нагая девушка с косой до пояса шаловливо улыбнулась и принялась накручивать на палец золотой локон. — А ты на мои вызовы даже не отвечаешь.

— Не до тебя было, уж извини, — Джао взял ее руки в свои и легонько пожал. — И все-таки как ты сюда успела забраться? Техника межпространственных переходов вроде бы в сферу твоих интересов никогда не входила.

— Вот еще – переходы! — фыркнула та. — Я тут Харлама в твоих поисках до белого каления довела…

— Кого-кого? — удивленно переспросил Демиург.

— Харлама! — нетерпеливо отмахнулась от него Майя. — Нашего занудливого и заумного старикашку. У нас их что, двое? В конце концов он так от меня устал, что под страшным секретом сообщил про твои таинственные эксперименты с изолированным пузырем и даже помог носитель под местную физику сконструировать. Как только ты границу разблокировал, я…

— Тут же юркнула ко мне! — от души рассмеялся Джао. — Да уж, тебя остановить невозможно.

— А то! — подбоченилась девушка. — Кстати, чего ты какой-то черный? На солнышке перележал?

— Образ у меня здесь такой, — со значительным видом разъяснил Демиург. — Мрачный Черный Джао, Который Приходит Ночью!

Он ухмыльнулся, но тут же посерьезнел.

— Ничего особенного на самом деле, просто так удобней. Ты хоть главные-то тезисы моего сообщения просмотрела?

— Нет. А стоило?

— Майя, я безвылазно провел здесь почти полминуты, как ты сама только что заметила, даже если не считать предыдущих нескольких минут, когда я являлся набегами. В сумме почти шесть тысяч местных планетарных лет! И тебя ни капельки не заинтересовало, чем я занимался? А еще мне с порога про Землю и Луну вкручивать начала. Я уж думал, ты мой доклад горишь желанием обсудить.

— Да нет, про Луну просто к слову пришлось, — озадаченно ответила девушка. — Ничего такого и в мыслях не держала. Джа…

Ее глаза изумленно распахнулись.

— Электромагнитная активность, следы разумной деятельности в планетарных масштабах… города? Люди!!? Джа, ты что тут творишь!? Только не говори, что пытаешься воссоздать человеческую расу! Ты с ума сошел!

— Почему?

— После Катастрофы прошло два с половиной дня! И никто, даже самые упертые старики, никогда не пытался…

— Упертым старикам сама мысль казалась кощунством, а всем остальным просто наплевать.

— Но смертные биоформы?..

— Не вижу, чем биоформы хуже нашего нынешнего состояния, — отрезал Джао. — В конце концов, на Земле человечество существовало в таком виде многие часы – и добилось немногим меньшего, чем бессмертные Демиурги после Катастрофы.

— Ты всегда был слегка с сумашедшинкой, племянничек, — Майя взялась руками за голову. — Ну ты и наворотил! Они друг друга не уничтожат в одночасье? Хотя… я не могу засечь следы рафинированных расщепляющихся элементов. Их и в самом деле нет, или просто искать нужно тщательнее?

— Ни атомной энергии, ни ракетной техники, ни даже планирующей авиации, только вертолеты. Не беспокойся, я не позволил им развить ничего, чтобы прикончить друг друга одним ударом. Хотя напортачил я и в самом деле немало. Даже Землю не сумел толком смоделировать. Материки, сволочи, дрейфовать как надо не захотели. Сейсмика так и норовит из рук вывернуться – хорошо хоть удалось толчки в необитаемом полушарии сконцентрировать. Планетарная орбита оказалась слишком близко к звезде – я ледяные шапки на полюсах сляпал, а они взяли да растаяли наполовину, едва ли не половину сформированной суши затопили. В общем, следовало сразу планету распылить и сформировать заново, но ведь жалко стало.

Он провел рукой по лицу, прижался лбом к холодному экрану.

— Устал я как-то, знаешь ли.

— Погоди, Джа, — лицо Майи стало серьезным. По ее телу прошла мгновенная рябь, превращая цветущую девушку в средних лет женщину, одетую в деловой костюм. Волосы резко укоротились и потемнели, собравшись в конский хвост. — Ну-ка, рассказывай все по порядку. Я тебя как облупленного знаю. Что-то не так пошло, верно?

— Да все нормально! — дернул плечом Демиург. — Эксперимент закончился провалом. Осталось хвосты подбить, с мелочами разобраться да подробный отчет оформить. А там домой, расслабиться. И к черту все…

Майя тихо подошла сзади и положила ему руки на плечи. Джао полуобернулся, слегка улыбнулся и прижал одну из ее рук щекой.

— Ну расскажи, что у тебя случилось, — негромко попросила Майя. — Тебе плохо, я вижу.

— Да что мне! — отозвался Демиург. — Вот им плохо, — он кивнул в сторону сияющей на черном небосводе Земли, — а меня просто уязвленное самолюбие мучает.

Он замолчал. Майя терпеливо ждала продолжения.

— Знаешь, чем я, дурак, занимался? Ха! Только не смейся, ладно? Я пытался ответить на вопрос о смысле… даже не жизни вообще, но хотя бы нашего существования, — в его голосе послышалась горечь. — Давным-давно я потратил кучу времени и настрочил гору писанины… бреда по больше части. Так вот, однажды я понял, что бессмысленно переливать из пустого в порожнее. Нам не надо бороться за существование, мы давно уже не голые бесхвостые обезьяны. Усилием мысли зажигаем звезды, плевком создаем новые вселенные, достигли бессмертия… А зачем? Чтобы изображать из себя королей и генералов в однообразных виртуальностях? Чтобы Рейтинг накапливать? Вот я и решил – а что, если создать мир, очень похожий на старую Землю? Создать, населить людьми, построить что-то похожее на нашу цивилизацию и посмотреть, какую дорогу они выберут в жизни, пойдут ли туда, куда и мы…

— И что? — осторожно переспросила Майя, когда пауза затянулась.

— Да ничего… — буркнул Джао с внезапной злобой. — Однажды я возился со свеженадутым пузырем и почти точно воспроизвел наш континуум. Ну, скатилось все по асимптоте к третьему стабильному типу. Я и решил воспользоваться случаем. Нашел подходящую звезду, сляпал планету из лишнего материала, внес биологическую жизнь, поигрался слегка с генетикой приматов – и готово. Только вот развиваться люди почему-то не захотели. Пятнадцать тысяч планетарных лет цивилизация торчала на одном месте, застряв на уровне бронзового века. Мне бы подождать да посмотреть, что выйдет в итоге, но я вбухал сюда слишком много сил! И я начал корректировать их развитие по образцу нашего, пинками подгоняя по пути прогресса. А поскольку самому погонщиком работать скучно, начал создавать тайные организации Хранителей.

Джао сбросил с плеч руки Майи и повернулся к ней лицом.

— Сначала все осталось беспечной игрой, но в один прекрасный момент оказалось, что я уже не могу обойтись без Хранителей, не ввергнув мир в хаос, в хаос тотальный, смертельный, неостановимый. А Хранители рано или поздно перерождались. Они костенели от сознания своей значимости, своего могущества и в конце концов утрачивали основное – сострадание к людям, которыми исподволь управляли. Они создавались лишь как инструмент, но рано или поздно начинали считать себя полубогами, которым дозволено решать за людей, что им делать и как жить… И тогда приходилось уничтожать организацию и строить ее заново. Каждый раз я надеялся, что учел старые ошибки и не допущу новых – и каждый раз все возвращалось на круги своя, причем с каждым разом все быстрее.

Джао снова отвернулся к окну.

— Извини, нервы никуда, — сказал он лунному пейзажу. — Так вот, в итоге я понял, что тайное общество – тупиковый путь и решил не перекраивать организацию в очередной раз, а ликвидировать ее раз и навсегда. Ну, и… ликвидировал, в общем. А сейчас не могу избавиться от ощущения, что совершил очередную непоправимую ошибку.

Джао снова повернулся к гостье.

— Кстати, Веорон порадуется своей проницательности – социопсихология действительно работает очень плохо. Каждый раз, когда начинаешь считать наперед, завтра последствия оказываются близкие к расчетным, послезавтра все идет наперекосяк, через неделю снова отлично, а через год – хоть вешайся. В конце концов уже и боишься что-то делать, пуская все на самотек, зарываясь с головой под одеяло и ожидая, что выйдет само собой… Все правильно: математический аппарат разрабатывался уже после Слияния и для совершенно другого общества, куда более предсказуемого и управляемого. Да еще и оказывается, что самому вмешиваться – только хуже делать. Вроде руководствуешься благими намерениями, как с Хранителями, а потом отдача все разрушает.

Он помолчал.

— Один паренек, перед тем как стать Хранителем, сочинил стихи.

Он умер спустя год с небольшим после того как ушел из Хранителей. Я не вникал в обстоятельства, но наверняка очередное самоубийство. Я часто думаю – а что бы он сделал на моем месте?..

— Бедняжка, — Майя сочувственно провела рукой по его голове. — Слушай, я поняла. Ты переживаешь из-за того, что рай на Земле построить не смог? Так глупо же. Всегда кто-то недоволен окажется, хотя бы на себя посмотри. В конце концов, без тебя их вообще не существовало бы! Брось себя терзать, у тебя здорово получилось. Целый мир разумных существ! Я бы так точно не смогла, — Джао иронически поднял бровь, но промолчал. — Теперь я понимаю, почему Харлам злится, что ты его к проекту не привлек. Он же у нас крупный спец по мертвым цивилизациям…

— Именно что по мертвым, — невольно усмехнулся Джао. — Я все-таки тешу себя надеждой, что здесь до крайностей дело не дойдет. Хотя если он злится, то не так уж и неправ. Только такой дилетант, как я, мог создать настолько идиотскую экономику. Я, конечно, помнил по сохранившимся материалам, что у социализма имелись серьезные огрехи, но чтобы такие проблемы! Последнее время я только тем и занимался, что на ходу рассыпающуюся систему чинил. Знал бы, плюнул б на свои принципы и придушил бы Великую Революцию в самом начале.

Демиург вздохнул.

— Даже представить себе не могу, что без меня и Хранителей с Ростанией произойдет – это страна в северном полушарии, вон там, видишь? Ладно, новый правитель у них парень сообразительный, справится… надеюсь. Может, ему даже памятник поставят, если дров по неопытности не наломает. Но тяжко ему придется в одиночку. Может, действительно Харлама с компанией позвать на помощь? Они старше и опытнее, разберутся…

— Ага! — фыркнула Майя. — Миованна сразу примется тысячи варианты прогнозов на десяток терций вперед составлять, Веорон займется социопсиологию перетряхивать на основе экспериментальных данных, Лотто начнет обстоятельно объяснять, сколько ляпов и противоречий ты допустил при проработке сцены и как следовало сделать правильно, Харлам бросится с континуумом экспериментировать, и хорошо если твою планету по ходу на кварки не рассеет… Твои люди вымереть успеют, пока они план действий придумают. Слушай, а что мне в голову пришло! Может, я ими заняться попробую, а? Раз тебе надоело? Я существо простое, незатейливое, кого-то поцелую, кому-то по рогам навешаю, и никаких комплексов. А?

— Ну уж нет, Маечка, — вполоборота погрозил ей Джао пальцем. — Хватит, назанимались. Пусть живут сами, как могут. Пожалуй, я вообще Малию в пену сброшу от греха подальше, чтобы действительно у кого-нибудь руки не зачесались.

— Ну и ладно, — пожала плечами гостья. — Я и сама себе полигон построю. Главное – идея, а пузыри надувать Харлам умеет получше твоего. Нифига он перед моим обаянием не устоит.

Джао непонятно посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Какое-то время двое стояли в молчании. За окном уже не было залитого отраженным светом Земли мертвого скалистого пейзажа. Клубился серый туман, постепенно расступаясь, открывая лунную ночь над темным лесом и верхушки деревьев, гнущиеся под порывистым ветром. Слоистые облака клочьями неслись по звездному небу, а далеко на горизонте, посверкивая молниями, собиралась гроза. Через луг, покрытый высокой травой, к лесу пролегла одинокая колея, посеченная дождями и поросшая по краям чахлым кустарником. А по дороге медленно шагала куда-то вдаль одинокая фигура, и холодный северный ветер рвал полы ее плаща.

Ибо если называешься ты Хранителем Мира, то принимаешь на себя все его тяготы и заботы. И бойся быть богом только наполовину, ибо ужаснее всего человеку бессильное предвидение будущего. Но лучше ли, когда серый туман клубится перед глазами, ослепляя взгляд призраками грядущего и безмолвно скрывая во мгле дорогу в бесконечность?

Конец

1997–2011 гг.

Краткое послесловие ко второй редакции

Первую версию «Серого тумана» я начал писать в 1997 г. Тогда мне исполнилось всего двадцать три года, я был молод, наивен и несмотря на время, сегодня называемое «веселыми девяностыми», с оптимизмом смотрел в будущее. Воспитанный на фантастике Стругацких, Ефремова и Хайнлайна, свой первый роман я твердо намеревался сделать в жанре социальной фантастики, чтобы зафиксировать эпоху, как мне казалось, уходящую в прошлое навсегда.

Что бы ни утверждали любители теории заговоров, в первую очередь Советский Союз рухнул под тяжестью военизированно-плановой экономики, не перенесшей падения мировых цен на нефть. Конец восьмидесятых, когда строй еще оставался советским, но уже разрешалось о многом говорить, а экономика входила в финальный виток плоского штопора, я успел застать во вполне разумном возрасте (летом 1991-го я как раз закончил школу и поступил в университет). Я прекрасно помню разнообразные детали, способные показаться дикими поколению, родившимся уже после превращения РСФСР в Российскую Федерацию – километровые очереди за продуктами (любыми, под конец включая даже обычный хлеб), талоны, на которые ничего нельзя купить, морозные зимы с двадцати-тридцатиградусными морозами, когда за парой бутылок кефира и банкой сметаны приходилось приходить к молочному магазину в шесть утра, за час до открытия… В то же время я был достаточно молод, чтобы меня не успела искалечить одряхлевшая комсомольская машина. Невольно я оказался частью уникального поколения, способного трезво, свежим взглядом молодости и без идеологических заморочек воспринимать происходящую агонию социалистического строя.

В 97-м СССР в моих воспоминаниях превратился в мрачный полумиф, окончательно похороненный историей. Я считал, что ностальгию по нему могу испытывать разве что старички (к которым в силу возраста относил всех, кто старше лет на десять). Однако чем дальше, тем чаще я с изумлением встречал на форумах вполне молодых ребят, своих ровесников и младше, с пеной у рта утверждавших, что ничего подобного в СССР – НЕ СУЩЕСТВОВАЛО! Ни километровых очередей за продуктами, ни талонов, ни очередей на жилье, в которых выстаивали десятилетиями, ни тотального дефицита любой бытовой техники и мебели, ни государственного антисемитизма, ни копеечных зарплат у инженеров и научных сотрудников, ни грошовых пенсий, обрекающих стариков на прозябание, ни огромных бессмысленных расходов на армию и «помощь» «развивающимся странам»… Вот не существовало, и все тут. Развалился же СССР, по их мнению, из-за происков Горбачева, Ельцина, демократов, ЦРУ, мирового жидомасонского заговора – можете расширить список по собственному вкусу. Меня же и других, кто пытался рассказать о реальном положении дел, к моей оторопи в глаза называли наглыми лжецами. Что удивительно, с течением времени количество таких «знатоков» не только не уменьшалось, но даже увеличивалось. Более того, вскоре после завершения первой версии романа (по объему в два раза меньшей, чем последняя редакция) и приходу к власти в России подполковника КГБ Россия начала все больше и больше напоминать мертвый вроде бы СССР.

И в 2011-м году, завершив серию «Корректор» и наблюдая за очередной вакханалией абсурда перед «выборами» Думы и Президента, я понял, что просто обязан вернуться к своему первому тексту. Мало того, что оригинальная редакция даже после третьей правки 2005-го года страдала всеми родовыми травмами, характерными для творений начинающих авторов – по неопытности мне не удалось показать в тексте даже половину того, что я намеревался. В последней редакции я не только вычистил текст от откровенных ляпов и самопротиворечий, но и развил и дополнил основные сюжетные линии, прояснив мотивацию действующих лиц и добавив значительное количество деталей советской действительности. Кроме того, я привел текст в соответствие с основными концепциями Вселенной Демиургов, сложившимися позже.

Поскольку уже повзрослели дети тех, кто практически не помнит СССР, после некоторого размышления я решил, что хотя бы некоторые вещи следует пояснить явно. Так, на всякий случай.

«Талоны». Псевдо-карточки, дающие право на приобретение чего-либо, как правило продуктов питания или наиболее необходимых товаров. В отличие от настоящих карточек военной поры вовсе не гарантировали отоваривание: кто не успел, тот опоздал. Выдавались талоны через ЖЭКи (жилищно-эксплуатационные конторы) блоками на несколько месяцев вперед. Если потерял, твои проблемы.

Набор талонов зависел от местности. Так, в 91-м в Свердловске, ныне Екатеринбурге, выдавались талоны на сливочное масло (200 грамм на человека в месяц), колбасу (кажется, 400 грамм), сахар, мыло и спички. В южных сельскохозяйственных областях (Краснодарский край, значительная часть Украины и т. п.) их могло не быть вообще. Помню свой шок в 87-м году, когда мы с родителями приехали в курортный Железноводск, и магазинная продавщица в ответ на вопрос, не по талонам ли продается сливочное масло, лениво-презрительно бросила «По каким еще талонам?»

Список ограничительных мер по продаже товаров не ограничивался талонами. Так, в Москве и Ленинграде вводились запреты на продажу товаров иногородним (противодействие «колбасным электричкам», везущим в богато снабжаемые столицы ходоков с авоськами из голодных окружающих регионов). Местным жителям даже выдавались специальные удостоверения типа «визитных карточек покупателя». Иногда товары продавали лишь по предъявлению паспорта с местной пропиской.

«Выбросили» (например «Маня, в ГУМе женские сапоги на „манной каше“ выбросили!») Термин, означающийнеожиданное поступление в продажу остродефицитного товара. Как правило, подобного рода товары по блату расходились между родственниками и знакомыми продавцов, а также уходили налево, к спекулянтам. Появление их в свободной продаже обычно имело причиной внезапную ревизию, показательную акцию или аналогичный катаклизм, вынуждавший торговых работников ломать отлаженные схемы распределения. Вероятно, им же и принадлежит авторство термина: действительно, продать дефицит кому попало по госцене – почти то же самое, что и выбросить его на помойку.

«Пятый пункт». В разнообразных официальных анкетах, заполняемых советскими гражданами по каждому поводу, пятой графой шел вопрос о национальности. Упоминание «пятого пункта» в разговоре свидетельствовало о наличии у человека проблем или льгот по национальному признаку. В подавляющем большинстве случаев, однако, под пятым пунктом понималась еврейская национальность. Да простит меня читатель за симметричный обмен местами евреев и немцев в романе – шутка не имела целью оскорбить ни тех, ни других.

«Судьба водопроводчика». Отсылка к известному политическому анекдоту конца восьмидесятых об арестованном водопроводчике, в обкоме партии при осмотре труб заметившего, что «тут всю систему надо менять». Термин «вся система» в устной традиции конца восьмидесятых относился к социалистической экономике в целом.

«Долгострой». Стройка, не завершающаяся в течение многих лет. Некоторые долгострои оставались в состоянии «строительства» в течении десятилетий, а иногда просто забрасывались навсегда. Примером такого брошенного долгостроя является телебашня в Екатеринбурге, в проекте – одна из самых высоких в стране (360 м). Ее начали строить в 1983-м, к 91-му подняли бетонный каркас до уровня 220 метров, а затем бросили, вероятно, навсегда. На ветер оказались выброшенными два миллиона советских рублей, почти три с половиной миллионов долларов по официальному курсу (около 60 копеек за доллар) и не менее полумиллиона по реальному (примерно 3–4 к одному) — тогдашних куда более весомых долларов, не нынешних.

«Знак качества». В конце 80-х годов в отчаянной попытке улучшить катастрофически низкое качество бытовых товаров в СССР на некоторых производствах были введены отделы технического контроля (ОТК). В теории им полагалось следить за качеством выпускаемой продукции и отфильтровывать брак. На прошедшие контроль изделия ставился характерный знак: вписанная в окружность пятилучевая звезда с отрезанным верхним лучом и надписью «СССР» сверху (изображение можно найти в Интернете). Однако на практике начальник ОТК ходил все под тем же директором предприятия, и службе приходилось закрывать глаза на брак, чтобы не срывать планы по выпуску продукции. В результате государственное клеймо качества не означало вообще ничего и служило объектом многочисленных издевательств в народе. Одна из таких насмешек, обыгрывающая сходство знака с раскинувшим руки человечком («извините, лучше не можем»), воспроизведена в романе.

«Сапоги на „манной каше“». «Манная каша» – разговорное название вспененного каучука светлых оттенков, используемого в качестве подошвы как для мужской, так и для женской обуви. В 80-х годах считалась писком моды. Поскольку в СССР попадала в основном из-за рубежа, подбитая ей обувь являлась острым дефицитом и предметом зависти со стороны окружающих неудачников. Доставалась, как правило, по большому блату либо за большие деньги.

«Макулатура в обмен на книги». В СССР делались попытки организовать сбор утильсырья для последующей его переработки. С этой целью организовывались разнообразные мероприятия наподобие пионерских рейдов по свалкам и квартирам, что породило массу анекдотов, а также термин «спионерить» – очередной синоним к слову «украсть». Однако эффект они имели слабый, поскольку стоило утильсырье копейки, и заморачиваться его сбором не хотелось никому. Одной из наиболее эффективных поощрительных мер являлась продажа дефицитной художественной литературы по талонам, выдаваемым на пунктах приема утильсырья за определенный объем сданной бумажной макулатуры (как правило, за 20 килограмм – талон на одну книгу). В условиях острого книжного голода 80-х народ охотно таскал в пункты приема перевязанные бечевкой пачки старых газет, хотя полученные талоны, как и продуктовые, не всегда удавалось отоварить. У меня в библиотеке до сих пор стоят томики Джека Лондона, Жюля Верна и других дефицитных писателей, приобретенных таким путем. В начале 90-х после полной либерализации книжного рынка система отмерла естественным образом.

«Первый отдел». В советских организациях отдел, осуществляющий контроль за секретным делопроизводством, обеспечением режима секретности, сохранностью секретных документов и т. п. Бессмысленно портил людям массу крови и являлся предметом постоянных опасливых шуток. В некоторых российских конторах такие отделы (под другим названием) существуют до сих пор.

«Распределитель», «стол заказов» и аналогичные заведения. Поскольку с продовольствием в магазинах в СССР было плохо начиная с первых дней его существования, при государственных органах практиковалось создание специальных заведений, распределявших продуктовые пайки среди работников определенного ранга. Хотя «столы заказов» существовали и на обычных предприятиях, в основном распределение дефицита шло среди номенклатуры (еще один термин тех времен, обозначавший партийно-советско-государственных служащих высокого ранга). Состав регулярно раздаваемого пайка зависел от не только от ведомства, но и от должности и являлся предметом интриг. Хоть убейте, я не понимаю разницу между кетовой и лососевой икрой, но даже то, какая из них входила в состав пайка, имело огромное значение для определения реального статуса человека. Система распределителей работала идеально, независимо от внешних условий: так, в блокадном Ленинграде партработники исправно снабжались икрой, апельсинами, колбасой и прочими деликатесами, а некоторые партработники (включая Жданова) страдали ожирением в тяжелой форме.

В завершение считаю необходимым напомнить, что роман написан в жанре научной и социальной фантастики и вовсе не является достоверным пересказом событий позднесоветской истории – особенно с учетом отличий в географии и геополитике Малии. Несмотря на все аллюзии и параллели Ростания вовсе не является полным аналогом СССР или России, и события там развиваются по несколько иному сценарию, чем в нашей реальности. Рассматривать роман в качестве учебника истории не следует. Если вас интересует, как все происходило на самом деле, полистайте в библиотеке подшивки газеты «Известия» и журнала «Крокодил» второй половины 80-х. Несмотря даже на тотальную цензуру и махровый официоз они довольно неплохо передают общую атмосферу и описывают разложение экономики.

Напоследок подчеркну, что из всех персонажей романа реальный (и до сих гробящий свою страну) прототип есть только у Народного Председателя господина Треморова. Какой именно, без труда догадаетесь сами.

Декабрь 2011 г.

Евгений Лотош Несомненная реальность (Серый туман – 2)

25 июля 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

— Ну, как тебе наши теоретики?

Павел вальяжно развалился в гостевом кресле. Олег в который раз окинул его критическим взглядом. Да уж. И года не провел на высокой должности, а ведь как погрузнел наш Бегемот, раскабанел, можно сказать! Свойство, что ли, у власти такое – раздувать тех, кто до нее дорвался? Намекнуть ему мягко, что пора бы и спортом заняться? Трусцой по дорожке с утреца пораньше… Народный Председатель незаметно пощупал слой жирка на собственном животе и тайком вздохнул. На чужой грядке, значит, и былинку замечаем, а на своей лопуха не видим?

— Чего вздыхаешь? — поинтересовался наблюдательный Бирон, изучая свои ногти. — Не понравились теоретики? Или брюхо расстроилось?

— На свое брюхо посмотри, дорогой соратничек, — хмыкнул Олег, вяло листая страницы объемистого доклада. Знакомые слова на бумаге никак не хотели складываться во что-то понятное общечеловечески. «Искривление тангенс-вектора несущего модулированного поля методом Зейгельса-Иванова с большой долей вероятности может привести к уменьшению потребляемой двигателем энергии с сохранением прежней мощности, а в перспективе…» Тьфу. Если они для дилетантов такими километровыми пассажами свои мысли излагают, то как же между собой общаются?

— Заумные у тебя теоретики, — вслух сказал он. — И где только таких откопал? Ладно, оставляй доклад, полистаю на досуге. Но если эксперты Пряхина от них плюются, почему ты думаешь, что я лучше отнесусь? Наверняка очередной академик со связями своего протеже двигает…

Олег покосился на кипы бумаг, разбросанные там и сям по огромному столу, и вздохнул. Текучка засасывала. Со всех сторон текли потоки бумажек, разобраться в которых казалось выше человеческих сил. Казалось, чем больше сил он прикладывает, чтобы их разгребать, тем больше становится макулатуры.

— В общем, оставляй. Руки дойдут – посмотрю.

— Давай, полистай, — согласился Павел. — Я тоже свою копию посмотрю. Знаешь, у меня тоже есть ощущение, что нам мозги пудрят. Умных слов навалом, а суть – голый пшик. Фонды выбить – вот и вся их задача. Привыкли, понимаешь, на государственный кошт свое любопытство удовлетворять! Но ведь не пошлешь так просто – большая шишка в своей Академии…

Начальник Канцелярии легко, несмотря на располневшее тело, поднялся из кресла и пошел к двери.

— Да, кстати, — обернулся он, уже взявшись за дверную ручку. — С малачинским Танкоградом опять проблема. Уже пятое или шестое коллективное письмо по инстанциям отправляют. Агентура докладывает, что обстановка на грани взрыва. И от общаков аналогичные доклады идут. Еще немного – и внутренние войска придется вводить. Ты бы уж решился на что-нибудь, ага?

Кислицын досадливо отмахнулся от него. Голова трещала, и решаться не хотелось решительно ни на что. Разве вот на немедленную отставку. По профнепригодности. Как хорошо было работать простым снабженцем! Всего-то три года назад…

Бирон хмыкнул и аккуратно прикрыл за собой дверь. Спустя несколько секунд до слуха Народного Председателя донесся приглушенный взвизг секретарши. Вот ведь кобель, а!..

Раздраженно припечатав к столу ни в чем не повинную ручку, Олег тяжело отодвинул кресло, поднялся на ноги и подошел к окну. Сквозь спецстекла – мутные и неровные – едва сочился дневной свет. Внутренний двор почти не просматривался. Вскоре после того, как Олег въехал в кабинет, он попытался приказать сменить окна на нормальные, но новоиспеченный полковник Безобразов мягко, но решительно воспротивился. Пререкаться с начальником собственной службы эскорта не менее новоиспеченный Нарпред не стал, оставив вопрос на потом. С тех пор каждый раз, подходя к окну, он порывался отдать приказ и немедленно забывал о порыве, едва отойдя. И без того проблем хватало. Вот и сейчас, испытав приступ мимолетного раздражения, он тут же забыл про окна, углубившись в свои мысли.

В комнате висело странное напряжение. Внезапно забилось, тяжело бухая, сердце. Воздух сгущался, как кисель, плохо пролезая в горло. Олег потянулся к горлу, расстегнуть пуговицу рубашки. Что со мной? — как-то отрешенно мелькнуло в голове. Сердечный приступ? Чушь… Внезапно пол под ногами дрогнул, комната закружилась в бешеном танце. Олег попытался ухватиться за подоконник, но рука лишь нелепо взмахнула в воздухе. Пол вздрогнул снова и тут же ушел из-под ног. Неловко заваливаясь на спину, Народный Председатель открыл рот, чтобы закричать, позвать на помощь, но из глотки вырвался лишь слабый хрип. Удар тела о густой ковер заглох в застоявшемся воздухе кабинета.

Когда он открыл глаза, вокруг стояла зеленая стена полыни. Нагретая солнцем трава источала терпкий запах, громко трещали кузнечики. Чувствуя странное умиротворение, Народный Председатель глубоко вздохнул и закрыл глаза, проваливаясь в неглубокую полуденную дрему, но тут же спохватился и заставил себя потрясти головой, отгоняя сон. Как он оказался в траве? Ведь только что… Только что? Сколько он провалялся без сознания? Почему он не у себя в кабинете или, на худой конец, в больничной палате? Рывком сев, он огляделся – и оторопел.

Небольшую зеленую поляну со всех сторон окружали невысокие березы. По проходившей мимо разбитой грунтовой дороге неторопливо катился запряженный лошадью настоящий колесный экипаж, будто сошедший с фотографии прошлого века. Кучер бодро покрикивал на заморенную зноем лошадиную тягловую силу, а на заднем сиденье томно расположилась девица в доисторическом платье и под чем-то, смахивающим на тюлевый зонтик.

— Спокойно, дружок! — пробормотал себе Народный Председатель. — Спокойно! У тебя просто бред. Потерял равновесие, упал, стукнулся головкой, и вот теперь кажется тебе всякая чепуха…

Нет, не так. Он уже четко понимал: происходящее – не сон и не бред. Картина не развеивалась в прах и не превращалась в фантасмагорию, как случается во сне, стоит только задуматься о реальности происходящего. Вокруг оставалась все та же летняя поляна в окружении березок и заворачивающий за поворот дороги экипаж с барышней, с интересом рассматривающей сидящего в траве и очумело мотающего головой мужчину.

Словно сомнамбула поднявшись на ноги, Олег пошел, а потом и побежал за экипажем. Почему-то ему оказалось ужасно страшным оказаться в одиночестве. Задыхаясь, он подбежал к повороту и остановился, уперевшись руками в колени и тяжело отдуваясь. Сердце отчаянно колотилось – не столько из-за усталости, сколько из-за испуга. Впрочем, бояться за поворотом оказалось нечего. Дорога уходила в сторону каких-то покосившихся бревенчатых домишек, а неподалеку, на опушке, обнаружилось длинное приземистое строение, из которого неслись приглушенные балалаечные трели.

Несколько мужчин, сидящих на веранде немного поодаль, обернулись и с удивлением принялись рассматривать Олега. Они носили несомненно деловые костюмы, хотя и странного покроя, и щеголяли черными и русыми усами и бородками. Стол перед ними был уставлен тарелками и бутылками – несомненно, компания выпивала и закусывала на природе. На негнущихся ногах Кислицын приблизился к ним.

— Скажите, — произнес он чужим хриплым голосом, — что это за место?

— Пить надо меньше, барин! — укорил его один из мужчин, на носу которого красовались необычные очки… пенсне, вспомнил Олег исторические фильмы. — А ежели пить не умеете, так пейте в компании, чтобы не теряться. «Яма» здесь, до Москвы отсюда десять верст.

— Кто вы такой и как сюда попали? — резко спросил другой мужчина, с умным тонким лицом, волнистыми волосами и густыми черными усами. — Отвечайте же!

— Погодите, Сергей Васильевич, — остановил его третий. — Видите же, что худо человеку. Послушайте, любезнейший…

— Я не понимаю! — перебил его Олег. В голове сгущался туман, язык повиновался плохо. — Какая Москва? Я должен находиться в Моколе! Я Народный Председатель, мне срочно требуется помощь! Где здесь телефон?

Мужчины переглянулись. Двое поднялись и приблизились.

— Давайте-ка, господин хороший, присядем! — ласково прожурчал один. — Вон скамеечка рядом, а в ногах правды нет… Ну-ка, шажок, еще один…

Олег послушно подчинился, тяжело опираясь на плечи неожиданных помощников. Ноги слушались все хуже, сердце билось сильнее и сильнее, словно он не стоял на месте, а изо всех сил куда-то бежал, перед глазами плыло.

— Сообщите… в ближайшее отделение… Канцелярии… — с трудом выговорил он. — Я Кислицын… Народный Председатель… нужна помощь… Вызовите Бирона…

Мир снова водоворотом закружился вокруг. В глазах потемнело, и он обмяк, откинувшись на спинку скамейки.

Тот, кого назвали Сергеем Васильевичем, наклонился вперед и приложил два пальца к шее странного пришельца.

— Сердце-то как колотится, — недоуменно заметил он. — Винищем вроде не несет, и костюм чистый, приличный… хотя странный какой-то. Не похоже, что он пьяным по грязи валялся. Может, и в самом деле плохо человеку?

— Смотрите-ка! — воскликнул другой. — Что за штука такая?

Взоры компании обратились на запястье Олега, на котором поблескивали электронные часы. Сергей Васильевич осторожно сдвинул назад рукав пиджака, открывая никелированный браслет целиком. Его глаза сузились, когда он заметил мерное мигание точек на дисплее.

— Михаил Петрович! — бросил он тоном, в котором чувствовалась привычная властность. — Не соблаговолите ли позвать моих сопровождающих? Хватит уже им за казенный счет вином наливаться, пора и поработать.

— Да, сию секунду, — с готовностью кивнул паренек с жидкой бороденкой, скромно сидящий чуть в стороне. — Сейчас приведу!

Он вскочил на ноги и сломя голову бросился ко входу в трактир.

— Господа, поскольку мы уже обсудили все, что собирались, на сегодня можно и закончить, — тот, кого назвали Сергеем Васильевичем, ощупал браслет и, разгадав застежку, снял его и сунул себе в карман.

— Полагаю, господин Зубатов, нам еще есть что обсудить, — нарочито холодным тоном заметил один из присутствующих, плотный коренастый человек с круглым лицом. — Впрочем, если вас так заинтересовал пьяный бродяга, не смею задерживать. Думаю также, что глупые посиделки за городом лишены всякого смысла. В следующий раз стоит собраться в нормальном ресторане, а не в каком-то грязном придорожном трактире. Конспирация конспирацией, но и меру знать надо.

— Возможно, Иван Николаевич, возможно, — согласно покивал Сергей Васильевич. — А, вот и они. Федот, Егор, аккуратно – аккуратно, черт вас возьми! — донесите этого господина до моей пролетки и устройте на заднем сиденье. Господа, позвольте на сегодня откланяться.

Запрыгнув в экипаж и предоставив филерам поддерживать тело загадочного незнакомца, директор Московского охранного отделения извлек из кармана часовой браслет и пристально вгляделся в крохотный дисплей. Потом достал из жилетного кармана хронометр, открыл крышку и принялся попеременно рассматривать то одни, то другие часы.

— Так куда ехать, барин? — простуженным голосом спросил кучер.

— Знаешь, любезный, частную клинику Болотова на Коровьем валу? — осведомился Зубатов, не отрывая взгляда от часов. — Давай туда. Да потише на ухабах – видишь, больного везем.

— А как же, барин! — охотно откликнулся кучер. — Мы же не без понятия! Н-но, пошла, родимая!

25 июля 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

— Уверен, что с тобой все в порядке? — Бирон наклонился вперед и пристально взглянул в глаза Олегу.

— Да двадцать раз сказал, что уверен! — раздраженно отмахнулся Народный Председатель. — Сколько еще повторять?

— Ты бы поаккуратнее, Олежка, — покачал головой Павел. — Слишком близко все к сердцу берешь. Нервы, переутомление… Смотри, сгоришь на работе. Как там? — последний вопрос адресовался врачу.

— Сто тридцать на восемьдесят, — откликнулся тот, расцепляя резиновый шланг аппарата. Тонко пшикнул выходящий из манжеты воздух. — Чуть выше нормы, но ничего серьезного. Тоны сердца нормальные, да и вообще я никаких отклонений не вижу. Полагаю, нынешний приступ действительно случился из-за серьезного переутомления. А так – хорошее у вас здоровье, Олег Захарович, но все же, в очередной раз напомню, регулярно спортом заниматься бы не помешало. От эпизодических вылазок в спортзал толку немного. Лишний вес потихоньку накапливается, на сердце давит…

— Сам знаю! — поморщился Олег. — Где бы еще на то лишний час в сутки выкроить, не подскажете ненароком, Вадим Фрицевич? Чтобы тихо, мирно, ненапряжно трусцой по дорожке…

— Сочувствую, Олег Захарович. Да только вы, знаете ли, не первый, кто мне так в жилетку плачется. Лет через десять, когда начнете таблетки от давления горстями глотать, вас отнюдь не утешит, что сегодня у вас просто времени не хватило. Я выпишу таблетки, принимать по штуке перед едой дважды в день. Просто общеукрепляющее, на всякий случай.

— Спасибо, Вадим Фрицевич. Все, я полагаю?

— Да, я закончил.

— Хорошо, — Народный Председатель встал из кресла, в котором полулежал последние полчаса, и потянулся, хрустнув суставами. — Только у меня одна просьба – никому о том, что я сегодня… э-э-э, в общем, не рассказывать. А то еще слухи пойдут. Паша, проинструктируй эту… ну, секретаршу. И охрану тоже. И скажи, чтобы ни в коем случае сегодняшние встречи не отменяли. Блин! Как со Смитсоном встречаться не хочется, а!

— Полежать бы вам сегодня… — с сомнением проговорил врач.

— Не до того, — отмахнулся Кислицын. — Вы свободны, но на всякий случай не покидайте здание. Вдруг приступ повторится?

— Я и не намеревался, — кивнул тот, споро собирая в портфель блестящие медицинские принадлежности. — У меня, как вы догадываетесь, сегодня дежурство, так что я на месте. Всего хорошего.

— До свидания, — машинально кивнул Олег, опускаясь в рабочее кресло. Когда за доктором закрылась дверь, он озадаченно взглянул на Павла: — Дежурство?

— Ну да, — пожал плечами тот. — Ты что, не знал? Личные врачи Народного Председателя в количестве двух штук через день дежурят в медпункте. На тот случай, если у тебя голова заболит или хандра начнется. Тыркнуло в животе – а он уже тут как тут, с градусником и клизмой наготове.

— И на кой мне личные врачи? — осведомился Кислицын. — Я вроде на здоровье не жалуюсь.

— Не жаловался – до сего дня, — криво ухмыльнулся Бирон. — Но процедура есть процедура. Не нами заведено, не нам и менять. Опять же, если с тобой что случится, ты в районную поликлинику побежишь?

— Есть же Третье отделение Минздрава! Мало там бездельников всякую номенклатурную сволочь обслуживает?

— Их обслуживает, а тебе не по чину. Ну вот сам посуди – что я должен делать, когда тебя вот так прихватит? Неотложку вызывать? Сам же насчет слухов беспокоишься.

— М-да… — Олег поморщился. — И что мне в голову стукнуло? Полтора часа коту под хвост!

— Выхожу из пивняка, и тут кто-то как стукнет по башке! Оборачиваюсь – асфальт… — хмыкнул Бирон, оставаясь, впрочем, убийственно серьезным. — Хорошо хоть о стол черепушкой не приложился. Попортил бы полировку у казенного имущества. Ладно, я, если не возражаешь, тоже пойду. Дел куча. Дверь в приемную пока оставлю открытой, секретарша будет заглядывать изредка. Вечером ты куда?

— В Подберезово, на дачу. Голосупов там появится с женой, еще кто-то. Пообщаемся на предмет Танкограда.

— Думаешь, общаки тебе помогут проблему разрулить? — скептически скривился начальник Канцелярии. — Тут не УОД нужен, тут из резервов срочно ихние магазины надо начинать снабжать. Впрочем, ты у нас главный думатель, тебе виднее. Только имей в виду, что силу там опасно применять. Может полыхнуть так, что на всю страну перекинется. И войдешь ты в историю, как душитель народной революции. Или как ее жертва, смотря по везению.

— Да читал я канцелярские отчеты, — Олег устало потер глаза. — Мне интересно, что на сей счет сам Голосупов думает. Ладно, иди уж, не маячь над душой. Не грохнусь я больше в обморок, честное слово. Пора к встрече со Смитсоном готовиться.

— Да уволь ты его, и вся недолга, — посоветовал Павел, отходя к двери. — Тоже мне – шишка! Подумаешь, министр продовольствия. Двоечник…

— Да я бы хоть сейчас! Ладно, топай давай, не искушай.

Оставшись в одиночестве, Олег некоторое время крутил в руках карандаш. Взгляд упал на циферблат настольных электронных часов. Точка между часами и минутами успокаивающе помигивала. Почему-то вновь ожила в памяти картинка из давешнего бреда. Поляна, трактир, компания мужчин в странных одеждах… Все казалось живым и ярким, словно пережитое не в бессознательном бреду, а наяву. Нет уж, про галлюцинацию мы пока точно ничего никому говорить не станем.

Под рукой зашуршали сводки. Графики урожайности картофеля, пшеницы твердой, пшеницы мягкой, свеклы кормовой, поголовье скота крупного, мелкого, рогатого, пернатого и еще непонятно какого… Бесконечные таблицы рябили в глазах россыпью мелких цифр. Нет, определенно, сельское хозяйство сегодня в голову не лезло.

Несколько минут Народный Председатель сидел, обхватив голову руками. Потом встал, тряхнул головой и подошел к стоящему в углу массивному сейфу. Вставив в замок висящий на шее на длинной цепочке ключ, он, прикрыв клавиатуру ладонью (ну ты, блин, и параноик! шпионская камера в личном кабинете Нарпреда!..), быстро вбил восьмизначный код. Внутри сейфа что-то глухо щелкнуло, и дверца слегка приоткрылась. Олег извлек ключ из замка, вытащил из недр сейфа толстую черную папку и захлопнул дверцу. Вернувшись к столу, он сгреб все бумаги в сторону и снова уселся, положив папку перед собой. Потом осторожно, словно стеклянную, откинул картонную обложку.

«Канцелярия Народного Председателя. Анализ долгосрочных и краткосрочных тенденций в народном хозяйстве, — гласила надпись на пухлой пачке листов, скрепленных скобкой. — Составлено в двух экземплярах. Экземпляр № 1: Народный Председатель. Экземпляр № 2: начальник Канцелярии Народного Председателя. Совершенно секретно».

Олег задумчиво перевернул несколько страниц. Доклад он помнил почти наизусть. От руки нарисованные графики и разлинованные таблицы, покрывающие бумагу, вызывали чувство глухой тревоги даже при беглом взгляде.

«Раздел 3. Ситуация в сельском хозяйстве… Несмотря на первое в мире место по абсолютному количеству тракторов и комбайнов, необходимо указать, что их СРПП (средний ресурс до первой поломки) в три-четыре раза ниже аналогичного показателя агрегатов, выпускаемых большинством зарубежных фирм. Ситуация усугубляется серьезной нехваткой запчастей, в том числе за счет массового воровства с заводов для нелегальной перепродажи на черном рынке. Как следствие не менее половины имеющейся в сельскотоварных производствах техники сломано и либо перманентно неремонтопригодно из-за перестановки деталей на еще функционирующие агрегаты, либо не поддается восстановлению в разумные сроки из-за дефицита запчастей. В результате от года к году возрастают потери урожая, уходящего под снег из-за невозможности его уборки…»

Шелестят страницы.

«Раздел 7. Отторжение результатов научно-технического прогресса… Серьезно усугубляет ситуацию отторжение народным хозяйством Ростании результатов научно-технического прогресса. Внедрение изобретений, требующих серьезной перестройки технологического процесса, практически нереализуемо из-за неизбежности срыва утвержденных планов по выпуску уже освоенной продукции. Поскольку экономическая система учитывает только валовые показатели производства без учета качества производимых товаров, а продукция предприятия считается реализованной по факту его отгрузки смежникам, руководство как отдельных предприятий, так и отраслей промышленности в целом не заинтересовано в изменении ассортимента и оптимизации параметров выпускаемых изделий. Более того, снижение себестоимости выпускаемого продукта автоматически ведет к снижению совокупных валовых показателей, что является неприемлемым с идеологической точки зрения. Аналогичное идеологическое неприятие результатов имеет место и в плане снижения капитальных затрат на строительство, поскольку означает сокращение капитализации основных фондов.

На практике модернизация производства сводится к внедрению незначительных улучшений с минимальным экономическим эффектом. Серьезные нововведения наподобие непрерывной разливки стали, давно и массово применяющейся за рубежом, реализуются редко и бессистемно, в основном за счет усилий энтузиастов, затрачивающих, зачастую бесплодно, огромные усилия на „пробивание“ технологий, в которых заинтересованы они лично…»

Шелестят страницы.

«Раздел 10. Сопоставление ключевых параметров народного хозяйства Ростании с экономическими показателями капиталистических государств… Производительность труда в разных отраслях сельского хозяйства от двух до пяти раз ниже, чем в сельском хозяйстве Сахары… Энергоемкость промышленного производства от двух до четырех раз, а в ряде отраслей до десяти раз выше… Металлоемкость производства до пяти раз выше…»

Олег резким движением отодвинул от себя доклад, так что тот едва не свалился на пол. С минуту он тупо смотрел на полированную столешницу, потом вытащил из самого низа папки три тонких листа бумаги. Листы покрывали сложные схемы, составленные из стрелок, ведущих от фамилии к фамилии. Некоторые фамилии перечеркнуты, некоторые помечены вопросительными и восклицательными знаками. Вверху первой страницы корявым почерком начальника Канцелярии были вписаны два слова: «Ночной танцор».

20 августа 1905 г. Москва, Покровская психиатрическая клиника

Выбираясь из пролетки, Зубатов с досадой ощутил, как та тяжело просела на правый бок. Давно пора поменять рессору, да все из головы вылетает мастера позвать. Чиновник вежливо приподнял котелок над головой, раскланиваясь с встречающим доктором, и прошел за ним в светлый, залитый солнечными лучами кабинет. От широкого трехстворчатого зеркала по обоям в мелкий цветочек в такт шагам бегали шустрые зайчики, взблескивая на стеклах тяжелых книжных шкафов. Успокаивающе тикали ходики с кукушкой.

— Присаживайтесь, сударь мой Сергей Васильевич, — Болотов широким жестом указал на глубокое плюшевое кресло. Сам он опустился в кресло напротив, рядом с журнальным столиком, а не за свой рабочий стол, заваленный какими-то папками. — Приказать чаю?

— Нет, спасибо, Михаил Кусаевич, — отозвался Зубатов, пощипывая усы. — Времени у меня, как всегда, в обрез. Ничего, если сразу к делу?

— Ну, к делу так к делу.

Доктор, привстав, дотянулся до одной из папок и подал ее гостю.

— Вот. Здесь результаты обследований за последние две недели, а также стенограммы бесед. Я, знаете ли, очень заинтересовался вашим подопечным, так что специально стенографистку нанял, за ширмой сидеть и наши беседы записывать. Очень, очень любопытно…

Чиновник сосредоточенно перелистывал папку. Хозяин, терпеливо дожидаясь окончания чтения, набил и закурил трубку с двумя пятнышками, потом взял другую историю болезни и углубился в нее, временами делая пометки карандашом.

Молчание затянулось надолго. Закончив последний лист, гость, не удержавшись, широко зевнул.

— Так что, он здоров? В смысле, с головой все в порядке?

— Он полностью дееспособен, если вы это имеете в виду. Логическое мышление не нарушено, проблем с памятью не замечено. Если не считать проблем с ложной памятью, разумеется. Могу отметить заметное нервное истощение, как у человека, долгое время находящегося в состоянии чрезвычайного напряжения. Но всё в порядке вещей. Если за такое помещать в желтый дом, то вы, мой дражайший Сергей Васильевич, первый кандидат. Посмотрите на себя – под глазами мешки, лицо осунулось…

— Работа такая, — вздохнул начальник Охранного отделения. — Но не обо мне речь. Итак, здоров?

— Дееспособен, — подчеркнул голосом доктор. — Но такого уникального случая замещения памяти наука еще не знала. Вы понимаете, Сергей Васильевич, человек абсолютно не помнит своего прошлого. А вместо того рассказывает какие-то удивительные сказки про чужой мир, в котором якобы является правителем большого государства. И ведь так рассказывает, что придраться невозможно – стройно, логично, не противореча в деталях, не сбиваясь, не путаясь! А странный язык, который якобы его родной… Мой знакомый лингвист из университета, когда я подсунул ему запись короткого монолога, который господин Кислицын произнес по моей просьбе, заявил, что подобных в природе не существует. По манере построения фраз немного похож на русский, немного на японский, чуть-чуть на немецкий, но, тем не менее, не тот, не другой и не третий. И в то же время не бессмысленный рыбий язык, на котором частенько болтают умалишенные. Характерные грамматические структуры прослеживаются очень четко. Уникально, честное слово, уникально!

— Н-да. Интересно, — Зубатов побарабанил подушечками пальцев друг о друга. — Чем он занимался в последнее время?

— Выпросил книги, учебники. По истории. Я взял ему в публичной библиотеке Ключевского и Соловьева, и он, кажется, осилил почти все. Прямо на лету глотает. Уже попросил что-нибудь из новейшей истории, а еще, сверх того, газет. Иван Афанасьевич вот сегодня из дома собирался привезти подшивку «Русского инвалида».

— Так… — начальник Охранки отложил на низкий журнальный столик папку с историей болезни. — Политические лозунги высказывал?

— Ну что вы! — усмехнулся Болотов. — Он даже не знает, кто такой государь император. Точнее, что такое император, знает, но кто царствует в России сегодня, не имеет ни малейшего представления. Сама фамилия Романовых для него ничего не значит. Только, ради бога, Сергей Васильевич, не пытайтесь по своей привычке называть это крамолой. Ваш – а сейчас и мой – подопечный чист, как слеза младенца.

— Возможно, — не стал спорить чиновник. — Вот что, Михаил Кусаевич, я бы хотел поговорить с ним лично. Надеюсь, он уже достаточно окреп? Напомните, как его по имени-отчеству? Как он сам себя называет?

— Кислицын Олег Захарович. Поговорить?.. Ну что же, можно. Тогда я все же прикажу чаю, чтобы не выглядело слишком официально. А то бывает, что в его состоянии от неожиданного шока самое разное случается. Буйство, например. Или, наоборот, кататония. Зиночка! — Доктор тяжело выбрался из своего кресла и позвонил в колокольчик на столе. — Зиночка!

Олег шагнул через порог кабинета и остановился как вкопанный. Чужой человек, сидящий в кресле и рассматривающий его острым взглядом, показался ему чем-то очень знакомым. Потом он вспомнил.

— Добрый день, — негромко проговорил он. — Простите, не имею чести знать ваше имя. Но в лицо я вас помню. Вы тогда подобрали меня на улице и привезли сюда. Не могу отблагодарить вас ничем, кроме слов, но, похоже, я у вас в долгу.

— Пустое, — мимолетно усмехнулся гость, пристально вглядываясь в лицо Олега. — Да вы присаживайтесь, не стойте столбом.

Олег молча присел на краешек стула с высокой неудобной спинкой. Что-то в его жизни явно менялось. Наконец-то. Психушка вполне приличная, персонал и врачи на изумление вежливы и предупредительны, но – все равно психушка. Задерживаться здесь определенно не стоит. Нужно как можно быстрее сориентироваться в новом свихнутом мире и понять, как вернуться домой. И пришлый человек, он чуял своим обострившимся за последние месяцы нюхом на людей, ему поможет. Пусть и не с возвращением, но все равно поможет.

— Да что вы так напряжены, Олег Захарович, честное слово! — снова усмехнулся гость. — Садитесь вот в кресло. Разговор у нас пойдет долгий, серьезный, на вашем насесте столько не просидишь. Вы чай как, с сахаром вприкуску пьете или в стакан накладываете?

— Без сахара, если можно, — Олег, про себя пожав плечами, переместился в указанное кресло. Теперь они с гостем и доктором, которого Кислицын поначалу не заметил, сидели как бы в углах равностороннего треугольника.

— Что так? — удивленно поднял брови гость.

— И без того фигура расплывается, — пояснил Олег, осторожно прихлебывая из высокого стакана в латунном подстаканнике темный терпкий напиток, к местному вкусу которого еще не приноровился. — Хоть и пытаюсь… пытался в спортзале напрягаться… раз в две недели, блин… все равно работа сидячая, жир копится. Простите, вы все же не могли бы представиться? А то неудобно как-то разговаривать.

— Меня зовут Сергей Васильевич Зубатов, — гость сделал паузу, словно дожидаясь некой реакции. — Я являюсь начальником Московского охранного отделения. Главой политического сыска, если вам так понятнее.

Олег едва подавил нервный смешок. Ага, понятно. Похоже, по части подозрительности Российская империя как минимум не уступает Ростании. Ну что же, дома за меня тоже очень быстро взялись бы общаки или Канцелярия. И взгляд мужика мне очень хорошо знаком – наверняка мысленный портрет срисовывает для фоторобота. Видал я такой у голосуповских спецов. Внезапно он почувствовал какое-то странное спокойствие. Если новый мир не слишком отличается от его дома, то он точно не пропадет. Что-что, а мутная водичка – его родная стихия. Вот только очень уж удачное совпадение получилось: вывалился в чужой мир и сразу наткнулся на такую крупную шишку?

— Так действительно понятнее, — произнес он вслух. — И вам интересно, не являюсь ли я сахарским шпионом? Или кто у вас тут главный враг?

— Сахара – большая пустыня в Африке, — Зубатов задумчиво повертел в руках чайную ложечку. — Там, кажется, живут арабы. Или негры какие-то, не помню точно. Врагами они нам не являются, по крайней мере, я о таком не слышал. Но давайте по порядку. Я почитал ваше дело… простите, историю болезни. Там попадаются очень любопытные вещи. Не возражаете, если я немного поспрашиваю?

— Да пожалуйста! — Олег даже плечами пожал. — Михаил Кусаевич уже как только меня поймать ни пытался. Валяйте.

— Что валять? — удивился чиновник. — Э-э… итак, Олег Захарович, по вашим словам, вы являетесь так называемым Народным Председателем государства, именующегося Народной Республикой Ростания. И где же оно расположено?

— Хотел бы я сам знать… Судя по картам вашего мира, оно находится примерно на территории Российской империи, с той лишь разницей, что в него входит вся территория… м-м-м, Европы, часть той большой страны к югу от гор…

— Китая, — подсказал Болотов.

— Да, Китая. Ну, и вообще большая часть материка, который называется Евмазией.

— Евразией, — опять поправил его доктор.

— Да, спасибо. Евразия, а также восточные и западные острова, в том числе Японский архипелаг, Английские острова, Крым и так далее. Правда, следует учесть, что формы материков, как северного, так и южного, походят на наши весьма отдаленно. Равно как и Сахара, которую вы называете Африкой, существенно больше по размерам…

— И все же, — перебил его Зубатов, — где находится ваша Ростания? В России ее точно нет. Поверьте мне как человеку, побывавшему в самых разных уголках империи.

— Вот на данный вопрос, Сергей Васильевич, — Олег развел руками, — как вы сами понимаете, я ответить не в состоянии. Могу лишь предположить, что где-то на соседней планете. Как я понимаю, ваши ученые уже выдвинули гипотезу о множественности миров? Впрочем, соседняя планета – тоже вряд ли. Я успел убедиться, что местное небо радикально отличается от нашего. Прежде всего – количеством звезд, у вас их не просто больше, их неприлично много, я бы сказал – тысячи и тысячи против наших двадцати семи. Хотя и наша наука имеет слабое представление о космосе в целом. Недавно в одном докладе видел фразу о том, что, возможно, большую часть звезд от нас скрывает какое-то пылевое облако. В общем, темна вода во облацех… я правильно говорю?

— Хм… Предположим. Значит, вы попали сюда из совершенно иного мира. Из какого именно – пока оставим в стороне. Давайте поговорим об его устройстве. Что такое Народный Председатель?

— Высшая должность в государстве. Аналог императора вашего мира, за исключением того, что он формально выборный.

— Формально? И кто же его выбирает?

— Народ. Всеобщие, если можно так выразиться, прямые и равные выборы. Так, по крайней мере, декларируется.

— А на деле?

— А на деле Народный Председатель должность практически пожизненная. Раз выбранный, он не сменяется до самой смерти. В истории известно только два случая, когда Нарпред ушел в отставку, и оба раза – по причине собственной мягкотелости. Новый Нарпред определяется путем долгих бюрократических игр, та группировка, что сильнее, выдвигает своего кандидата. Поскольку второй кандидат никогда не выдвигается… Точнее, раньше никогда не выдвигался… выдвинутый побеждает и правит.

— И какая же группировка поддерживала вас, Олег Захарович?

Олег немигающе уставился на него.

— Можно, я пока оставлю вопрос без комментариев? — сухо осведомился он. — Вы, надеюсь, не ожидаете, что я за полчаса расскажу вам историю последних лет этак трех своей жизни, и еще за пять минут – о Хранителях?

— Так… — Зубатов отхлебнул остывшего чаю. — Предположим. Ну ладно, оставим пока. Кто такие Хранители, кстати?

— Я знаю людей, которые за ответ правую руку отдали бы, — Олег тоже отхлебнул из своего стакана. — Никто не знает. Канцелярия обратила на них внимание лет за пять-шесть до того, как я… Ну, в общем, лет десять назад. Но они так мастерски уходили от слежки, что о них ничего так и не выяснили. Потом неожиданно они вдруг прорезались явно, вошли в контакт, чуть ли не взяли под контроль государство, а потом вдруг пропали, как в воду канули. Они обладали потрясающими технологиями, о каких наши ученые ни малейшего представления не имели. Появлялись и исчезали в любом месте, где и когда хотели, знали все на свете, управляли гравитационными волнами с большей легкостью, чем мы включаем свет в комнате… Натуральный бог из машины. Канцелярия сначала под руководством Шварцмана, а потом и Пашки перетряхнула страну кверх тормашками, но так и не нашла никаких следов, никаких зацепок.

— Хорошо. Но скажите мне вот что, Олег Николаевич, — голос Зубатова вдруг стал вкрадчивым, — откуда вы, человек из другого мира, в совершенстве знаете русский язык? У нас даже иностранец не всегда умеет так язык выучить, да что иностранец – свои, случается, с трудом языком ворочают! А у вас речь – словно вода в речке течет, гладко и без запинок. А?

— Бэ! — не удержался Олег, тут же выругав себя за несдержанность. — Понятия не имею, откуда знаю! Русту я не забыл, но и русским владею. И не только русским. Периодически натыкаюсь в газетах на разные иностранные словечки, и каждый раз осознаю, что знаю соответствующий язык. По крайней мере, говорить на нем могу. Пока что я опознал английский, немецкий, французский, шведский, финский, испанский, включая каталонский диалект, два диалекта китайского и японский.

— Ого! — Зубатов аж присвистнул. — На самом деле?

— Не знаю, — растерянно откликнулся доктор. — Сам только что услышал.

— Хорошо, потом проверим. Н-да… — Начальник Охранки откинулся на спинку кресла, рассеянно пощипал бородку. — История, прямоскажем, из тех, которым я бы лично никогда не поверил. Скажите, Олег Захарович, можете ли вы подтвердить свои слова как-нибудь… материально? Не только словами? Поймите меня правильно…

— Да понимаю, — отмахнулся Олег. — Видите ли, чтобы предоставить доказательства, мне нужно знать о вашем мире чуть больше. Есть ощущение, что наша технология вашу превосходит весьма значительно. Например, как рассказал Михаил Кусаевич, электрический свет присутствует только в некоторых зданиях – государственных учреждениях и отдельных жилых домах. Здесь, в клинике, используются, — он поморщился, — керосиновые лампы. Читать вечером невозможно, глаза болят. Спасибо хоть лето на дворе, сумерки поздние, но август уже дает о себе знать.

Он помолчал, машинальным жестом вскинул левое запястье.

— Вот, кстати, — продолжил он. — Когда я сюда попал, на руке у меня были электронные часы, я точно помню. Они совершенно не похожи на местные. Судя по электрическому освещению, вы не то что не знаете, как такие делать – даже и теорий-то близко не открыли, на которых мои часы базируются. Что еще? Ручка самопишущая в нагрудном кармане лежала – из пластмассы сделана, только перо золотое. Пиджак, кажется, не то с полиэстром, не то с иной синтетикой, но он не так нагляден. Впрочем, если утюг неловко поставите, сразу все поймете. Еще? А, ну да, разумеется. Удостоверение Народного Председателя с фотографией, в пластик запаянное, с пятью степенями защиты, тоже где-то в пиджаке лежало… наверное. Кажется, в левом внутреннем кармане. Молния железная в брюках явно от ваших пуговиц отличается. Хотя, может, мне она просто здесь не попадалась.

— Электронные часы? — неожиданно Зубатов жестом фокусника вытащил из кармана металлический браслет. Небрежным движением вынув его из пальцев чиновника, Олег кивнул.

— Да, они. Надеваются вот так… — он автоматическим движением застегнул браслет на запястье. — Вуаля.

— Спешат ваши часики-то… — Зубатов снова подобрал ложечку с блюдца и завертел ее в пальцах. — Существенно спешат. Н-да.

— То-то мне казалось, что у вас сутки немного длиннее, — непонятно чему обрадовался Кислицын. — Вот, кстати, и засеку, насколько. Ну что, Михаил Кусаевич, теперь-то вы мне верите? — он сдернул браслет с руки и сунул его в руки оторопевшему доктору. Тот завороженно уставился на мигающие под стеклышком знаки. — Кстати, я обратил внимание – цифры у вас точно такие же, как и у нас. И русские буквы от нашего алфавита тоже почти не отличаются, ну, с небольшими вариациями…

Ходики в углу негромко пробили три раза.

— Вот что, — Зубатов рывком встал из кресла и одернул пиджак. — Думаю я, Михаил Кусаевич, что любезному нашему Олегу Захаровичу здесь делать больше нечего. На умалишенного он явно не похож, остальное же – не по вашей части. Выписывайте его, пожалуй. Завтра с утра пришлю за ним своего человека, — игнорируя слабые попытки протеста, он ухватил доктора за рукав, вытащил из кресла и увлек в коридор. — И еще вот что. Его дело я у вас тоже заберу. И лучше никому не рассказывайте, что этот господин вообще у вас появлялся. Времена неспокойные, вдруг кому-то захочется его шпионом изобразить или революционером-бомбистом. Понимаю, что науке ничего подобного не известно, но ведь жила же она до того, верно? И далее проживет без нашего феномена.

Болотов открыл рот для возражений, но Зубатов только улыбнулся.

— До встречи, Олег Захарович! — крикнул он в приоткрытую дверь. — Еще увидимся!

Проводив гостя, доктор вернулся в кабинет и растерянно замер посреди комнаты.

— Знаю, случается, — посочувствовал ему пациент, теперь уже бывший. — Есть люди, которых пытаться остановить – что против ветра… м-м, плевать. Ну, что делать. Не могу же я, в самом деле, вечно ваш хлеб есть? Давайте готовиться к выписке. Кстати, он как, серьезный мужик?

— Он не мужик, — все еще растерянно откликнулся доктор. — Он, кажется, дворянин. Или, нет отец у него из военных. Но он точно не мужик и не разночинец. Очень энергичный человек, очень, да. Даже когда в опале оказался, в отставке – и то духом не пал. Даже и не знаю, хорошо или плохо, что вы ему на глаза попались.

— Скорее, хорошо, — решил Олег. — Могло выйти куда хуже. Например, отключился бы я в канаве, да так бы там и помер от шока. Вы не возражаете, если я Соловьева сегодня ночью дочитаю? А то Зинаида Павловна меня гоняет, керосин заставляет экономить. Как с ребенком, честное слово!

— Хорошо, дочитывайте, — согласился доктор, потирая лоб. — Зиночку я предупрежу. Пока можете идти к себе. Отдыхайте, пока есть возможность.

21 августа 2007 г. Москва

На следующее утро еще до того, как часы в приемной пробили восемь, возле клиники остановилась пролетка. На ее заднем сиденье восседал невысокий невзрачный субъект в похоронно-черном костюме и засаленном котелке. Он деловито прошел внутрь, вежливо раскланялся с дежурной сестрой и спросил доктора.

— Михаил Кусаевич еще не появлялись, — развела та руками. — Придется подождать. Раненько вы, господин хороший, они раньше девяти не приезжают.

— У меня, пани, имеется предписание забрать у вас некоего Кислицына Олега Захаровича, — веско уронил прибывший. — Он должен быть подготовлен к выписке. Вас уведомили, надеюсь?

— Да, конечно, — встревожилась сестра. — Но обычно без Михаила…

— Вот и прекрасно! — поднял палец субъект в котелке. — Доктора беспокоить лишний раз незачем. Вы же, сударыня, не хотите воспрепятствовать государственному делу, не так ли?

Сестра тихонько охнула.

— Ну что вы, что вы, господин… э-э-э… нет, конечно, не хочу! — она засуетилась, уронив на пол какие-то бумаги. — Но господин Кислицын еще спят, они чуть ли не до утра читать изволили. Пока разбудим, пока утренний туалет, завтрак…

Человек в котелке тяжело вздохнул.

— Ну что же, воля ваша, сударыня, — он пожал плечами и уселся на небольшой диванчик в углу. — Будите и умывайте. Но начальству я доложу о задержке.

Сестра судорожно кивнула и бросилась вон, шелестя юбками.

Олег, впрочем, уже не спал. Разбуженный солнечным лучом, в соседней комнате загукал-забормотал умалишенный. Олег мельком видел его пару раз в коридоре. Судя по холеному внешнему виду, он явно не бедствовал, пока не свихнулся. А может, и вовсе не свихнулся, скептически подумал Олег, а просто растратил казенные суммы и сейчас укрывается от суда и следствия. Уж больно взгляд искоса у него осмысленно-интересующийся…

Народный Председатель выбрался из-под одеяла, натянул ненавистные кусачие кальсоны с безумными завязками – по старой памяти он предпочитал спать голым – и замахал руками, разминаясь. В таком виде его и застала сестра Анечка, милая незамужняя особа, чья смена началась сегодня с утра. На вид девице стукнуло не более двадцати, но здесь она уже, кажется, считалась чуть ли не старой девой. Пожелав доброго утра и тихонько фыркнув – к олеговым чудачествам она то ли уже привыкла, то ли просто списывала их по той же графе, что и прочие выходки местного контингента – сестричка аккуратно разложила на стульях костюм. Тот самый, в котором его, бессознательного, привезли сюда!

— Анна Васильевна, вы чудо! — искренне сказал ей Олег, только сейчас окончательно поверивший в избавление от навязчивой врачебной опеки. — Спасибо.

Он сделал было движение в ее сторону, чтобы поцеловать в щечку, но девушка, внезапно покраснев, метнула в его сторону грозный взгляд и вышла из комнаты, гордо неся голову. Только сейчас Олег осознал, что по местным меркам он практически голый. Пожав плечами, он ополоснулся над тазиком из до сих пор ему забавного, с пимпочкой внизу, рукомойника и принялся одеваться.

В приемную он вышел, когда ходики пробили половину девятого. Навстречу ему с дивана для посетителей поднялась личность, которую наметанный взгляд Народного Председателя сходу определил как общака-одэшника. Применительно к местным реалиям – как жандарма. Или кто у них тут сыском занимается? Профессиональным цепким взглядом ощупав лицо и фигуру Олега и вежливо приподняв над головой смешную круглую шляпу, тот представился:

— Крупецкий Болеслав Пшемыслович, сотрудник Охранного отделения. Господин Зубатов приказал забрать вас и доставить на квартиру, а также сопровождать на первых порах.

— Приятно познакомиться, Болеслав Пшемыслович, — кивнул в ответ Олег. Поколебавшись, протянул руку: — Меня вы, полагаю, и так знаете.

— Да, пан Кислицын, — сотрудник Охранки с некоторым недоумением посмотрел на олегову ладонь, но руку все же пожал, хотя и неуверенно. — Вещей у вас много?

— Вещей у меня – все, что на мне, — хмыкнул Олег. — Денег ни копейки, сразу предупреждаю, и вообще в карманах пустота.

— Не извольте беспокоиться, пан, — Крупецкий изобразил на лице фальшивое радушие. — Пока вас приказано кормить и содержать на казенный кошт. Если вас ничего более не задерживает…

— С Михаилом Кусаевичем, наверное, нужно попрощаться? А так…

— Не в Сибирь уезжаете, пан, — поморщился Крупецкий. — Свидитесь еще, коли душа пожелает. Пойдемте, «ванька» ждет.

Помахав и улыбнувшись на прощание сбежавшимся сестрам, Олег вслед за своим провожатым вышел во двор. Утреннее солнце пробивалось сквозь редкие перистые облака, не по-летнему свежий ветерок кружил над землей первые желтые листья. Громко чирикали воробьи. Олег остановился и глубоко вдохнул полной грудью. Внезапно он понял, что беспокоило его каждый раз, когда ему позволяли выйти в сад. Тишина. Глубокая тишина, которая невозможна в его родной Моколе, где даже во внутреннем дворе Резиденции не укрыться от далекого жужжания автомобильных моторов. Здесь, словно в лесу, его окружали покой и тишина, пусть и нарушаемые недалекими детскими выкриками и голосами из клиники, стуком копыт и звоном сбруи лошадей проезжающего мимо мусорного фургона.

— Хорошо-то как! — пробормотал Олег. Провожатый нетерпеливо посматривал на него поверх штакетника с заднего сиденья экипажа. — Ну, поехали, что ли…

Первые метров триста пыльная грунтовая дорога тянулась вдоль высоких глухих заборов, монотонность которых лишь изредка нарушалась калитками и воротам. Несколько раз навстречу попадались груженые телеги, запряженные большими массивными лошадьми («битюгами», всплыло словечко из глубин подсознания). Но вскоре пролетка через площадь вывернула на широкую улицу, и местность заметно повеселела. По деревянным тротуарам спешил народ в непривычных одеждах – бедно одетые женщины с корзинами; проворные громко вопящие мальчишки, размахивающие газетными листками; по-деловому, в строгие костюмы, одетые мужчины… Дворники меланхолично шоркали метлами. Количество экипажей заметно выросло, пару раз попались даже закрытые кареты, очень похожие на те, что Олег в детстве видел в книжках. Какие-то гуляющие парами и тройками девицы бросали на окружающих заинтересованные взгляды и смущенно хихикали. На улицу выходили фасады двух- и трехэтажных домов, с декоративными колоннами, высокими стрельчатыми окнами и лепными карнизами.

— Большая Ордынка, — пояснил Олегу Крупецкий. — Обитают тут мелкие дворяне, зажиточные помещики свои дома строят. Сейчас мимо рынка проедем. Хороший рынок, старшина Бузовой его в порядке содержит. Воров мало, лавки чистые, даже обвешивают – и то с оглядкой. А дальше доходные дома пойдут, только мы свернем до того. Я в одном раньше жил, — добавил он с непонятным выражением на лице.

Олег покивал. Действительно, вскоре по левую руку вынырнул пятачок, по периметру которого сплошь виднелись входы в небольшие магазинчики, а меж ними располагались открытые лотки с фруктами, овощами, материей, какой-то кухонной утварью и прочим хламом. Олег невольно засмотрелся – дóма, как он теперь называл прошлую жизнь, он такое видел только в показательных магазинах. И то фрукты оказались восковыми муляжами. Ручеек прохожих вливался в довольно густую толпу. Стоял сильный гул, тут и там сновали разносчики, настырно предлагавшие пирожки и какое-то питье. Мальчишки с газетами вопили все громче и громче. «Новые беспорядки на строгановской мануфактуре!» – разобрал Олег. — «Рабочие требуют… платы, рабочий день… запретить увольнения!..»

— Болеслав Пшемыслович, — внутренне напрягаясь, попросил он. — Не купите мне газету? Деньги верну, как только смогу.

«Смогу ли? — молнией прянула мысль. — Ладно, авось не обеднеет».

Провожатый нехотя кивнул, извлек, порывшись, из нагрудного кармана мелкую монету и махнул мальчишке. Тот метнулся к пролетке, на лету поймал денежку, сунул в руки Крупецкому мятый желтый листок и растворился в толпе.

— Проше пана, — провожатый передал Олегу свое приобретение.

— Спасибо, — кивнул тот, быстро пробегая глазами криво набранные строки. Странные еры и яти вкупе с твердыми знаками все еще цепляли взгляд, но после такого количества осиленных книжек он уже научился скользить по строкам взглядом, игнорируя помехи.

Прочитав несколько заметок, он откинулся на спинку сиденья и крепко задумался. Судя по тому, что во весьма фривольном стиле излагали местные борзописцы, рабочие требовали сокращения рабочего дня, введения справедливой оплаты, введения чего-то, смахивающего на профсоюзы, и тому подобного. Отдельные уличные собрания весело и непринужденно, следуя тем же писакам, разгонялись полицией. Прочие статейки описывали светскую жизнь – об аудиенциях, данных Е. И. В. Николаем II (местным императором) в городе под названием Санкт-Петербург, приеме при дворе московского генерал-губернатора и тому подобные события. Их Олег оставил на попозже.

— Скажите, Болеслав Пшемыслович, — обратился он к спутнику. — Вот тут пишут про рабочих. И давно у вас… бунты?

— Да уж давненько, — буркнул тот. Тема явно была ему неприятна. — В январе в столице по ним даже стрелять пришлось, собрались целой толпой и поперли с какой-то петицией. С тех пор то тут, то там какая-то смута, казаки постреливают по большей части в воздух, но иногда и в людей. Бомбистов развелось – житья никакого не стало. После того, как в Думу выборы объявили, какие-то партии и союзы сбиваться начали, ладно еще за государя-императора. А то ведь и совсем наоборот есть, социалисты-демократы да социалисты-революционеры. С ног сбиваемся…

— И требуют расценок справедливых, рабочий день нормированный, талоны отменить…

— Чего? — удивился Крупецкий. — Какие талоны? Нет, пан, про талоны я ничего не знаю, а вот прочее – все правильно. Забыли свое место, пся крев!

Олег умолк, переваривая информацию. Старая жизнь внезапно волной нахлынула на него. Почти забытая за последние недели роль Народного Председателя вдруг ярко ожила в памяти. Проблемы, ушедшие куда-то на задворки сознания, всплыли и потребовали своей доли внимания, но Олег усилием воли заставил себя не думать про них. Какой смысл забивать голову тем, что осталось где-то в ином мире? Здесь и сейчас куда важнее.

Остаток пути ехали молча. Впрочем, до места добрались быстро. Уже минут через двадцать – Олег засек по своим неправильным здесь часам – они свернули на тихую, усаженную тополями улочку с одноэтажными деревянными домами, обнесенными невысоким частоколом. Возле одного из них пролетка, повинуясь указаниям Крупецкого, и остановилась.

— Приехали, Олег Захарович, — провожатый высыпал несколько монет в подставленную горсть кучера и соскочил на землю. — Лаврушинский переулок, дом три. Поживете пока здесь, а там решат.

Дождавшись, пока экипаж отъедет, он толкнул калитку и по-хозяйски вошел во двор.

— Степан! — громко крикнул он. — Эй, Степан!

— Иду, ваше сиятельство! — откликнулся чей-то голос. — Сию минуту иду!

Из боковой двери выскочил неприметный мужичонка весьма потрепанного вида, лет сорока с хвостиком. Простые полотняные штаны покрывали заплаты, верхняя одежда – что-то среднее между легкой курткой и пальто – светилась прорехами. Сквозь редкие волосы на макушке виднелась солидная лысина.

— Вот тебе, Степан, новый постоялец, — сказал ему Крупецкий. — Зовут Олег Захарович, в городе он человек новый, так что расскажешь и покажешь все, что потребуется. Плата – как обычно.

— Да, ваше высокопревосходительство! — преданно откликнулся мужичок, искательно заглядывая в глаза Олегу. — Пренепременно исполним все в лучшем виде!

— Вот и славно, — кивнул ему Крупецкий. — Олег Захарович, можно вас на несколько слов наедине?

Не дожидаясь ответа, он поднялся на скрипучее крыльцо и толкнул дверь. Олег последовал за ним через темные сени, пропахшие кислой капустой, в довольно большую и светлую комнату. По углам стояли деревянные неструганые лавки, возле окна расположился письменный стол с пустой чернильницей и керосиновой лампой с треснувшим стеклом. На стене в углу расположилось несколько картинок в рамках с облезшей позолотой – икон, под ними, подрагивая, мигал огонек. Крупецкий, обратившись к ним, прикоснулся щепотью ко лбу, животу и плечам, слегка поклонился и с недоумением взглянул на Олега. Тот остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше.

— Итак, Олег Захарович, — провожатый, видимо, смирившись с какой-то неведомой странностью подопечного, повернулся к нему, — вот ваша временная квартира. На какое время вы здесь останетесь, мне неведомо. Господин Зубатов меня о том в известность не ставил. Оплата за все, включая питание, полностью идет из казенных денег, а если шельма Степан начнет требовать от вас чего-то сверх того – смело хлещите по мордасам. Вот деньги, приказано передать вам, — он протянул Олегу бумажник. — Сумма небольшая, но на приличную одежду хватит. Деньги берегите, воров развелось – на ходу подметки режут. Где ближайшие галантерейные магазины, спросите у Степана, он все объяснит.

Крупецкий прошелся по комнате, развернулся на каблуках.

— Сегодня вам дан день на то, чтобы освоиться на месте, завтра с утра за вами прибудет экипаж и отвезет в Отделение. Господин Зубатов изволит принять вас лично. До тех пор постарайтесь не попасть ни в какую переделку. Район здесь приличный, но все же береженого бог бережет. И еще… — Крупецкий явно заколебался, но продолжил: — Вы, сударь, я вижу, совсем из какой-то глуши к нам попали, раз ничего о волнениях не знаете. Мой вам совет – держитесь подальше от всяких сборищ, особенно от рабочих. Или втянут вас во что-нибудь незаконное, или жандармам с казаками попадете под горячую руку, а зубы – они, как известно, заново только у детишек растут. Засим позвольте откланяться – дела…

Он приложил руку к своей смешной круглой шляпе и вышел. Олег остался в одиночестве, растерянно оглядываясь по сторонам. Впрочем, скучать ему не пришлось. Хлопнула дверь, и в комнату просочился давешний шельма Степан. Взгляд у него при ближайшем рассмотрении и в самом деле оказался хитрющий, словно у лисы.

— Меня, вашбродь, Степаном кличут, — услужливо кланяясь, пробормотал он. — Фамилиё мое – Лапотков. Хозяин я здешней квартёрки. Ежели что – кликните, услужу, чем могу…

Шельма замер в позе, сильно смахивающей на вопросительный знак. Он весь, казалось, лучился желанием услужить. Небесплатно, конечно, усмехнулся про себя Олег. Интересно, насколько можно доверять этому проходимцу?

— Спасибо, Степан, — кивнул он. — Меня Олегом Захаровичем звать. Слышь, а где у вас тут… удобства?

Степан всем своим видом выразил непонимание.

— Ну, сортир там, рукомойник… — слегка раздражаясь от такой непонятливости, пояснил Олег.

— А как с крылечка сойдете, так сразу за левым углом и будет рукомойник, — наконец понял хозяин. — Ночная ваза под кроватью, не извольте беспокоиться, баба вынесет.

— Спасибо, — кивнул Олег. — А теперь, если не возражаешь, мне нужно остаться одному. Вздремнуть немного, что ли… — Он демонстративно зевнул.

— Понял, понял! — мелко закивал Степан. Кажется, его разочаровало нежелание гостя воспользоваться его услугами. — Один только вопрос, вашбродь – а вещички-то ваши попозжее приедут, али как?

— Нет у меня вещичек, — отмахнулся Олег. — Отдохну – в магазин схожу, куплю что-нибудь. А пока…

Хозяин снова мелко закланялся и спиной вперед выбрался в дверь. «Опасается, что ли, что кину чем?» – озадаченно подумал Олег, но тут же выбросил мысль из головы.

Тишина снова охватила его, глубокая покойная тишина. Ее не нарушали даже уличные звуки – далекая брань кумушек, стук топора по соседству, шум проезжающей телеги… О стекло бился одинокий комар, солнечные лучи через маленькое мутное оконце мягко падали на стол, бликуя на стеклянных гранях забытого стакана. Пыльный застоявшийся воздух, как ни странно, действовал успокаивающе. В оставшуюся приоткрытой входную дверь тихо просочился большой черно-белый кот с наглой мордой и рваным ухом, осторожно обнюхал Олегу брюки, потерся, требовательно мыркнул. Олег присел на корточки и осторожно, чтобы не спугнуть, почесал его за ухом. Кот довольно заурчал.

— Ну, здравствуй и ты, — пробормотал Олег, продолжая почесывать животину за ухом. — Здравствуй, здравствуй…

И тут его скрутило.

Ужасное, невероятное чувство одиночества и обреченности нахлынуло на него горной лавиной. Душный воздух застрял в груди, не желая ни входить, ни выходить, дыхание перехватило, как от нашатыря. Мир завертелся вокруг, пол ударил по плечу и затылку. Испуганный кот с негромким мявом отскочил в сторону и брызнул под кровать с лежащими горкой подушками. Олег почувствовал, как его охватывает отчаяние, а потом – желание закрыть глаза, свернуться калачиком и никогда больше не просыпаться.

Невероятным усилием воли он заставил себя вдохнуть. Раз, еще один, еще… Сердце колотилось в ушах, в глазах потемнело, он хватал ртом воздух, словно в последний момент выдернутый из петли повешенный. «Да что же такое! — отчаянно подумал он, — даже на помощь не позвать!..»

И тут спазм прошел.

Скрючившись, Олег лежал на полу – давненько не пылесошенном… или здесь не пылесосят, а метут? Затылок наливался болью. Судя по всему, шишку во время внезапного припадка он заработал приличную. Чувство внеземного отчаяния постепенно отступало, смерть уже не манила к себе, как несколько секунд назад, но на глаза против воли навернулись слезы. Совершенно детские слезы, как от внезапной обиды.

— Я не хочу быть здесь! — прошептали его губы. — Не хочу! Так неправильно…

Две или три минуты Олег без сил лежал на полу, постепенно приходя в себя. В сенях возились, хлопнула дверь. Сообразив, что в любую минуту может войти Степан или его «баба», он заставил себя подняться на ноги и, шатаясь, добрался до кровати. Рухнув на нее прямо в ботинках, он попытался разобраться в себе. Что на него нашло? Нервный припадок? Эпилепсия? Кажется, нет – если он правильно помнит, эпилепсия проявляется по-другому, судорогами или чем-то похожим. И, кажется, эйфория накатывает. У него же просто перехватило дыхание. Нет, не так. Сначала навалились жуткие ощущения, и только потом перехватило дыхание. Неужели действительно нервный припадок?

— Слушай, а может, ты и вправду сумасшедший? — вслух спросил он себя. — Может, тебе на самом деле все только мерещится – и доктор Болотов, приводивший тебя в чувство, и странный город Москва, и комната – а на самом деле ты сейчас лежишь, связанный, на кушетке в психушке, и тебя лечат током, чтобы побыстрее в себя пришел?

Он истерически засмеялся. А ведь все может оказаться куда хуже. Вдруг ты и в самом деле просто псих, которого стукнули по башке в подворотне? Сначала амнезия, а потом ее заменила ложная память? И никакой ты не Народный Председатель, и никакого города по имени Мокола и никакой страны народной справедливости под названием Ростания в природе не существует? Ведь, кажется, именно в том пытался убедить тебя добрейший Михаил Кусаевич. Что, если он прав?

Ведь так и в самом деле не бывает. Как может человек вдруг очутиться в совершенно ином мире? Украли инопланетяне в летающих лимузинах а-ля Хранители, про которых любят писать в сахарских фантастических романах, идущих вразрез с идеологией Народного Государства? Чушь. Зачем? И где они возьмут другой мир, населенный людьми? Или он не первый такой, и окружающие люди – потомки украденных ранее? Ну да, так можно объяснить низкий уровень технологий, ведь воровали наверняка не гениев. Хотя почему бы и не гениев? Ну ладно, пусть и гениев, но давно, и наука здесь еще не продвинулась вперед…

Стоп, оборвал он себя. Славно, что ты очухался и даже в состоянии строить гипотезы. Но никакие гипотезы не позволят понять, настоящий ли окружающий мир или же только чудится. Ох, как хорошо сиделось у Болотова в клинике: заботливые нянечки-сиделки, успокаивающие микстуры и никакой необходимости думать о заумных материях. Всех-то делов – убедить доктора, что ты не псих. Цель конкретная, ясная и несомненная. А сейчас что? Нет, нужно как-то срочно привязаться к реальности, пока ты действительно не свихнулся. Но как?

Он вытянулся на кровати поудобнее, и тут запястье ущипнуло. Видимо, волосок снова попал в браслет… в браслет?! Олег лихорадочно сдернул с руки часы и уставился на них, пожирая глазами и чувствуя, как постепенно улегается внутреннее смятение. Электронный циферблат успокаивающе помигивал цифрами. Как хорошо, что я не носил часы со стрелками! Как замечательно, что хитрый сахарский посол Мугаба подарил мне идеологически вредное изделие сахарской промышленности! Просто великолепно, что я не позволил экспертам Безобразова отправить их в помойку для ликвидации возможной шпионской начинки! И уж точно заслуживает медали Зубатов за то, что вернул их сегодня утром. Иначе я бы точно свихнулся.

Олег позволил себе еще несколько минут полежать, бездумно пожирая глазами дисплей. Постепенно дыхание восстановилось, отчаяние и обреченность полностью растаяли в солнечных лучах, добитые сердитым воробьиным щебетом под окном, и прежнее чувство умиротворения вновь охватило его. Обязательно нужно поговорить с доктором насчет приступа, но не сразу. А то еще, чего доброго, запрячут его снова в лечебницу, и он точно сойдет с ума, не уверенный, что новый мир ему не мерещится. Сейчас главная задача – осмотреться вокруг. Если окружающее – продукт его бреда, обязательно найдутся нестыковки, зацепившись за которые, можно попытаться выкарабкаться назад, в реальность. Если же его украли инопланетяне… ну, инопланетян с их лимузинами пока замнем. Для ясности. А ну-ка, друг милый, хорош разлеживаться. На ноги поднимаемся по счету три!..

12 августа 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

Олег рывком сел в постели, отбросив одеяло. Чувство удушья постепенно проходило, липкий непередаваемый ужас отступал в серых предутренних сумерках. Сердце колотилось, простыня пропиталась потом.

Что же ему приснилось? Разум силился проникнуть за мутную пелену сна, но нащупывал лишь бессмысленные разрозненные образы. Курица, копающаяся в пыли, крупный карий лошадиный глаз, зеркало с отражающимся в нем солнцем… Он с трудом сглотнул пересохшим горлом. Страшно хотелось пить, а в затылке зарождался намек на головную боль, который, дай ему волю, через несколько часов превратится в изощренную пытку электродрелью. Остеохондроз, чтоб его! И чего я держу столько придворных докторов…

Докторов? Внезапно воспоминания хлынули волной. Странный мир, психиатрическая лечебница в одноэтажном деревянном доме, примитивный быт, калейдоскоп стран и событий где-то вдалеке и щебетание воробьев, копающихся в навозе… И тот мир ему уже совершенно точно мерещился – когда он так неловко отключился на пустом месте. Совпадение?

Ну и приснится же, господа хорошие! Рассуждая логически, во сне человек обдумывает то, что узнал днем. Если что-то снится так ярко и красочно, значит, где-то в подкорке сидит, сидит образ иного мира, сидит – и не дает покоя. Но откуда взяться пасторальным картинкам? Он ведь даже на своею шикарную дачу в Подберезово выбирался всего пару раз, остальное время не вылезая из городских каменных лабиринтов. Может, именно потому ему приснилась столица, напоминающая большую деревню? Или всплыли все-таки на поверхность воспоминания о визите в то совсем не показательное сельскотоварное производство? Нет, вряд ли. Там грязь по колено, засасывающая автомобиль так, что генераторы не способны поднять его и на сантиметр, ошарашенный внезапным визитом председатель, пьяные зоотехники, агроном с мутным взглядом хронического алкоголика, угрюмые доярки в ватниках и запаршивевшие тощие коровенки. Ничего общего. Никакого созвучия со сном. Слушай, господин Народный Председатель, а может, ты банально переутомился? Не хочешь взять отпуск и расслабиться хотя бы на недельку? Гастрит у тебя уже имеется, до язвы – рукой подать. Неделя затворничества в том же Подберезово, а?

Олег спустил ноги с кровати, ощутив ступнями толстый высокий ворс ковра, и дотянулся до тумбочки. Подсвеченный лампочкой циферблат будильника бледно вспыхнул. Без пятнадцати шесть. Засыпать заново смысла уже нет. Ну что же, друг милый, подъем! Ранней пташке букашка, поздней – какашка…

Проклятый сон никак не шел из головы. Остатки сна, обычно сразу после пробуждения становящиеся бледными и невнятными, а потом и вовсе рассыпающиеся тонкой пылью, сейчас лишь наливались красками и объемом. Он больше походил даже не на сон, а на кинохронику. Нарезанная кусками лента с главными событиями… чего? Сна? Олег усмехнулся, потягиваясь. И чего я распереживался? Давай-ка, дружок, на разминку – ручки в стороны, спина прямая…

Покончив с утренней рутиной, Народный Председатель, вытираясь широким махровым полотенцем, вышел в малый кабинет. Горничная уже успела аккуратно разложить на диване чистое глаженое белье. В приоткрытой двери шкафа темнели развешанные на плечиках строгие костюмы, на отдельной вешалке покачивались разноцветные галстуки. Внезапно Олег почувствовал острое отвращение к пиджакам. Подумав, он открыл угловой шкаф и натянул серую водолазку и штаны из синей «буйволовой шкуры». Тело отозвалось пьянящим чувством легкости – хоть сейчас в воздух взлетай.

Ребята, а почему, собственно, я уже второй месяц как забросил занятия по самообороне? Наверное, потому, что уже давно по утрам не чувствовал себя так хорошо. Даже намечающаяся головная боль отступила. Еще бы – то засиживаешься с документами допоздна, то на деловой пьянке с заклятыми друзьями вроде Голосупова до утра застреваешь, потом утром до упора дрыхнешь и встаешь с такой тяжелой башкой, что жить не хочется. А попытаешься припомнить, на что вчерашний день ушел, так и не припоминается ничего. Текучка, бумажки на подпись, тут Госснаб сам с шурупами разобраться не может, там министр-мебельщик на Минлес бочку катит… Текучка. Словно и не уходил из снабженцев. Ну почему нельзя создать систему, в которой не приходится влезать во все детали самому? И ведь заманчиво-то как – отменить план, фонды, все эти чудовищные АСУ по планированию, дать предприятиям денег, и пусть крутятся как хотят. Ан нет, нельзя – такое дерьмо, что под видим ширпотреба наша замечательная промышленность выпускает, и не продашь никому. Только под видом фондов и разнарядок и распространишь. Как сказал тот несчастный водопроводчик? Всю систему тут у вас менять пора… Или не в системе дело, а во мне? Как-то слабо верится, что недоброй памяти Треморов, Александр Владиславович, во все детали влезал. Наверное, царственным пальцем тыкал в проблему и приказывал решить. И ничего, неплохо правил.

Олег замер, перекатывая на языке внезапно возникшую идею. Потом, стремительно развернувшись на пятках, склонился к столу и ткнул пальцем в кнопку интеркома.

— Доброе утро, Олег Захарович, — придушенно отозвался тот голосом референта. — Чем могу служить?

— Э-э-э… Франц? — Вот беда с техникой! Вечно голоса так коверкает, что не узнаешь!

— Да, Олег Захарович.

Попал, однако, усмехнулся про себя Олег. Посчитаем за добрую примету.

— Франц, как думаешь, Безобразов уже проснулся?

— Не думаю, господин Народный Председатель. Обычно он появляется на рабочем месте около десяти утра.

— Так… — Все-то он знает! Интересно, поймаю ли я когда-нибудь моего незаменимого Франца Хуановича свет Иванова на незнании хотя бы незначительной мелочи? Ну не может человек быть настолько в курсе всего! Окажется еще резидентом сахарской разведки… — Франц, передашь ему, что мне нужно переговорить со Шварцманом. Лично. Пусть вышлет за ним самолет. Но так, чтобы ни одна собака не пронюхала.

— Понял, Олег Захарович, — референт не выразил ни малейшего удивления. — Принято к исполнению.

Принято-то принято, да вот только каждая придворная собака уже к полудню окажется в курсе распоряжения, если только проявит хоть малейший интерес к слухам. И откуда они узнают?

— Спасибо, Франц. Напомни еще, какие встречи у нас запланированы сегодня.

— В десять утра – академик Сафарганян. Вопросы, касающиеся финансирования постройки циклотрона…

— Я помню. Просто список, без деталей.

— В двенадцать – министр лесной промышленности Петренко. В три часа – посол Сахары Мугаба. В пять – правление всеростанийского профсоюза работников химической промышленности…

— Стоп. Профсоюз отменить. Передать мои извинения, перенести встречу на следующую неделю. Все прочее, что после нее, тоже отменить и перенести. С пяти часов меня ни для кого нет, повторяю – ни для кого. Кому положено, и так узнают, где я, кому не скажу – и знать незачем.

— Понял, Олег Захарович.

— Хорошо. И последнее. У тебя десять минут на то, чтобы связать меня с Бироном. Наверняка он в коме после вчерашней попойки. Объяснишь обслуге, что дело срочное, пусть приводят в чувство, как хотят.

— Да, Олег Захарович.

— Хорошо. Отбой.

Не все жизнь медом намазана, Пашенька, не без злорадства подумал Олег. Пост начальника моей Канцелярии – не просто синекура. А то брюхо скоро до пола свисать начнет, и превратится он в Бегемота не только из-за унылой физии, заметно раздобревшей с осени.

Народный Председатель плюхнулся в крутящееся кресло, жалобно присвистнувшее пневмолифтом, выхватил из прибора авторучку и начал быстро писать на первом подвернувшемся листе. Для начала нужно прикинуть, какие отрасли можно попытаться отпустить на волю. На самоокупаемость, так сказать. Тяжелую промышленность, разумеется, трогать нельзя, как и среднюю. Вот группу «Б», пожалуй, стоит попробовать. Начать, что ли, действительно с мебельной?..

Павел появился только через час, плохо выбритый, злой и с набрякшими мешками под глазами. Он опустился в кресло напротив и тупо уставился перед собой мутным взглядом. Выслушав Олега, он медленно, с явным трудом покачал головой.

— Ты трёхнулся, — вяло сообщил он. — В полседьмого утра вытаскиваешь меня из постели, только чтобы сообщить о покушении на самоё основы? Хочешь, я тебе докторов вызову? Со смирительной рубашкой? У меня доктора хорошие, ласковые, не то что в Первой больнице. Знаешь, как меня там мучили, когда аппендицит вырезали пять лет назад?

— Кончай трындеть не по делу, — отмахнулся Олег. — Давай лучше я тебе доктора вызову, чтобы похмелье снять. Я на полном серьезе.

— Не надо, — скривился Павел. — Я так уже химией себя накачал, еще одна таблетка – и взорвусь, как бомба. Дай отдышаться. А еще лучше – давай я у тебя в спальне прилягу ухо давнуть на пару часиков.

— Перебьешься, — усмехнулся Олег. — Помнишь, как ты меня пьяными звонками в три ночи будил? Вот и отливаются тебе мышкины слезы. Пять минут, чтобы прийти в себя, понял? А я пока мыслю додумаю.

Мысля, однако, додумываться не собиралась, шустро ускользая и не даваясь в руки. Наконец Олег, вздохнув, бросил на стол ручку.

— Не вытанцовывается, — пожаловался он. — Как мне помнится из краткого курса буржуйской экономики, что нам на четвертом курсе читали, конкуренция нужна. Вот, предположим, позволяем мы Минсельстрою сараи и коровники по сельскотоварным производствам за живые деньги строить. Ну и что? Они как строгали халупы, от первого дождя растворяющиеся, так и продолжат строгать. А с чего стараться больше? Все равно председателю деться некуда.

— Шабашников забыл, — буркнул Бирон. — Те тоже построить могут.

— Так они же частники. Пустое место. Юридического лица нет, печати нет, счета в банке тоже. Как СТП с ним расплачиваться станет?

— А как сейчас расплачивается?

— Да фиг его знает, — пожал плечами Олег. — Иногда доярками да трактористами фиктивно оформляют, иногда еще как-то выкручиваются. Помнится, судили недавно такого шибко умного председателя, срок впаяли. В каком-то прокурорском докладе мелькнуло как пример распространенного правонарушения.

— Смотри-ка, знаешь! Ну так вот и позволь заодно им деньгами с частниками расплачиваться, делов-то, — хмыкнул Павел. — Нет, слушай, ты действительно на основы замахнуться решил? Или просто мне мозги компостируешь от нефиг делать?

— Не знаю, — Олег опустил взгляд. — Просто идея в голову пришла, поделиться хотелось. Сам понимаешь, истфак – не экономический, там таким вещам не учат.

— Народный Председатель, блин! — с невыразимым презрением протянул начальник Канцелярии. — Сразу видно, что из грязи в князи. У тебя десятки академиков под боком, пальцем помани – стаей набегут и что угодно экономически обоснуют, вплоть до рабовладения. Хочешь, организую тебе встречу с толпой лизоблюдов в неформальной дружественной обстановке? Или, наоборот, в формальной и недружественной?

— Думал уже, — признался Народный Председатель. — Не выйдет толка. Сам ведь говоришь – лизоблюды. Они всю жизнь Путь Народной Справедливости в экономике проповедовали. И вдруг так сразу частное предпринимательство одобрять? Как же…

— Слушай, ты бы определился, а? — Бирон хлопнул ладонью по подлокотнику. — То тебя экономике недоучили, то учителя все равно никуда не годятся. Но ведь есть же в РАЭН отдел, сахарской экономикой занимающийся? Позови оттуда людей.

Олег медленно поднял взгляд.

— Что бы я без тебя делал, Пашенька? — хмыкнул он. — Гений ты мой недорезанный, Бегемотище стозевый, озорной и лайяй!

Он включил интерком.

— Франц? — поинтересовался он. — Отмени, пожалуйста, на сегодня вообще все встречи, кроме с сахарским послом. Кстати, Пашка, — он выключил переговорное устройство. — Я приказал Безобразову доставить сюда из ссылки Шварцмана. Посмотрим, что старик думает на сей счет. И я хочу его на нашу сторону захомутать. Твой «Ночной танцор» ему наверняка понравится, точно говорю!

— Не, ну ты точно трёхнулся, — ухмыльнулся Павел. — Но вообще-то дело может выйти забавным. Старик умом еще крепок, а уж в подковерной драке любого завалит. Я уже и сам хотел тебе предложить его вернуть, чтобы на нашей стороне воевать. В конце концов, он тебе всегда симпатизировал, а уж шушеру министерскую да комитетскую как облупленную знает.

— Ага. Настолько симпатизирует, что убийцу подослал. Не знаю, можно ли ему свободу действий давать хоть в какой-то степени. Еще подумать надо. Сейчас просто проконсультироваться хочу.

— Убийцу? Ну, игра есть игра, не так ли? — дернул плечом Бирон. — Тогда обстановка требовала, чтобы тебя шлепнули. Сейчас игра идет по-другому, и ты ему потребуешься живым и на нынешнем месте. Ты, я вижу, сам не понимаешь, во что ввязываешься. Временами мне кажется, что ты просто не представляешь, какой толпе народа на ногу наступить собираешься свои планчиком. А теперь еще и сладкий кусок из горла вытащить собрался…

— Кусок? — Олег даже растерялся. — Какой кусок?

— Ну ты и наивный, Олежка! Восемь месяцев Нарпредом работаешь, а все равно ни хрена в политике не разбираешься. Пропал бы без меня, честное слово. Сам посуди – сейчас у нас без министерского циркуляра никто вздохнуть не смеет. Тот, кто разрешает, царь на троне. Большой человек. Захочет – разрешит, не захочет – гуляй, дядя. Фонды выделять – ого-го какой величины дело! И выделяющие своего не упускают. Кто явно в лапу берет, кто пользуется тем, чем не положено, и все они большие люди и своей властью вполне довольны. А теперь представь, что ты у них Большую Синюю Печать отбираешь…

— Ну и?.. — не выдержал Олег после короткой паузы.

— Они не просто обидятся. Они саботировать начнут. Сейчас-то саботаж еще относительно вялый, потому что толпа дармоедов по группировкам разбилась, что не упускают случаю недругам свинью подложить. А так против тебя все объединятся, потому что понимают: сегодня одного на бобах оставил, а завтра еще кого другого. И завалишься ты, друг милый, как бегун с подрезанными поджилками.

— Преувеличиваешь… — хмыкнул Олег. — Нет, взятки многие берут, я не спорю. Но массовое сопротивление? Не партизаны же они, в самом деле.

— Не партизаны, — согласился Павел. — Куда хуже. Свои, только сволочи все поголовно. Помнишь, скольких из я из твоей администрации вышиб, когда под свое крыло принимал?

— Семерых.

— Хренушки, девятерых. Причем каждого – за тяжкие. Крышевание транзита наркотиков, подпольных борделей с малолетками и вообще откровенных бандитов… Думаешь, теперь у тебя остальные чистенькие? Тот же Безобразов твой любимый – поинтересуйся, на какие шиши он особняк в Марихе за свой счет отгрохал. Двухэтажный, на триста метров, с крытым бассейном. Да я тебе столько порассказать могу про любого! Диву дашься.

— А чего же не рассказываешь? — зевнул Олег, прикрывшись ладошкой.

— А зачем? Ну, выкинешь ты их. А кого на замену? Да все таких же мерзавцев и жуликов, только что калибром помельче. Поначалу помельче, потому что покрупнее дела – не по должности. А как повысишь, такими же станут, как уволенные. И все в аппарате такие же, сверху донизу. А с улицы, сам понимаешь, набирать нельзя. Да даже если и можно – все равно через год морды себе отъедят на своих спецпайках и перестанут от нынешних отличаться. Начальство ведь не с другой планеты прилетает, а здесь вырастает, среди своих. Каков народ, такое и правительство. Слушай, да ты что из себя дурачка нетянучего строишь? Сам же Смитсона не только выпустил, но и на свое место вернул. И правильно, а что делать?

Олег поставил локти на стол и обхватил руками голову, уставившись в стол.

— И что? — тихо спросил он. — Неужто никого честного не найти, кто бы о государстве подумал, о народе, а не только о своем брюхе?

— Ну почему же, — хмыкнул Бирон. — Могу я тебе пальцем ткнуть в двоих или троих. И почти честные, и почти совестливые. Не до конца, разумеется – по служебной лестнице просто так не продвинешься, но в разумных пределах. Вот себя возьми, например – далеко не образец честности и порядочности, но все же куда лучше, чем в среднем, —внезапно он подмигнул: — Я тебе льщу так, обрати внимание, с тебя коньяк. Но если серьезно, то система насквозь прогнила. Давно с тобой пообщаться на эту тему хотел, да только руки не доходят…

— Давай, заканчивай, чего уж там, — Народный Председатель махнул рукой. — Закапывай меня окончательно.

— Да я еще и не начал, — скептически ухмыльнулся Павел. — Ты мне скажи – ты хоть понимаешь, зачем я «Ночного танцора» прорабатываю? Зачем у меня в седьмом отделе целая сверхсекретная группа им занимается? Есть ощущение, что план у тебя проходит по той же категории, что и проблемы с производством ночных горшков в Задрючинске – что-то, от чего отпихнуться бы побыстрее и другим заняться.

— Я-то понимаю, — хмыкнул Олег. — Мне вот интересно, а понимаешь ли ты?

— Я? — начальник Канцелярии изумленно поднял бровь. — Ну бы даешь, Олежка. Понимаю ли я, автор плана, зачем его прорабатываю?

Олег без улыбки посмотрел на него.

— Между прочим, я серьезно, — тихо сказал он. — Я понимаю. А вот насчет тебя – сомневаюсь. Знаешь, чтобы у нас разночтений не возникало хотя бы на ближайшую перспективу, давай-ка свои понимания к одному знаменателю приведем. Ну-ка, поиграем. Представь, что я тупой по жизни, ничего вокруг не вижу и не слышу. Ты приходишь ко мне и начинаешь меня убеждать, а я отбрыкиваюсь. Что ты мне скажешь?

Несколько мгновений Бирон озадаченно смотрел на него. Потом ухмыльнулся:

— Ну что же, поиграем. Итак, Олежка ты наш нетянучий, прихожу я к тебе и говорю: смотри – больше полугода ты уже Нарпред. И чем занимаешься? Мелочами, уж прости меня. Рутиной.

— А я отвечаю – знаю. Сам уже не раз думал. А что делать, если только сам и можешь толком приказать? Поручишь кому-то – и обязательно замылят, отложат, неправильно поймут и вообще… как ты сказал? Саботаж? Вот, самое то словечко. Без личного контроля ничего не идет.

— То-то и оно. И выходит, что власти у тебя, типа руководителя государства, не дальше, чем в пределах собственного взгляда. Сейчас государство – система, которую ты толком не контролируешь. Волки вроде Смитсона, со своими группировками, с преданными людьми во всех ведомствах – вот кто настоящие правители. Покойный Треморов сам был волком, а потому всю стаю в кулаке умел держать. И все знали, что он – главный. А ты для них – никто. Мальчишка. Выскочка. Овца. Тебе улыбаются сквозь зубы, а потом смеются в спину. Ну, заменил ты Перепелкина Ведерниковым – легче стало? Как вел Индустриальный комитет свою игру, так и ведет, да еще и подлянки тебе устраивает. На тот же Танкоград посмотри.

— А я тебе – предлагаешь снова расстреливать, как при Железняке?

— Щас! Еще кто кого расстреляет. Ты им сейчас даже удобен, как свадебный генерал, не лезущий в их дела. Полезешь – снесут махом. Думаешь, с Танкоградом у нас проблемы из-за того, что все на грани? Да нет – могли и из резервов консервы выбросить, и путевками в санатории крикунов обеспечить, и вообще ситуацию сгладить. Но Смитсону выгодно тебя на коротком поводке держать. Начнешь его прижимать – получишь проблемы на всех крупных заводах. То же и с другими, блин, баронами – от Петренко до Шиммеля.

— И куда смотрит Голосупов?

— Ха! У него свои интересы. Общественные Дела всегда хорошо уживались с тяжелой промышленностью и прочими министерствами. Забыл, кто у нас заводы строил и на лесоповалах вкалывает?

— Но я же его наверх вытащил! Кем он был раньше? Майор на бумажной должности. А теперь – директор УОД. Неужто и такой предаст?

— Ох, Олежка! — укоризненно покачал головой Бегемот. — Ну что у тебя за лексика! Предал, заделал ребенка, бросил и даже не поцеловал на прощание… Ты вообще о чем? Нет у чиновников такого понятия – благодарность. Тем более за прошлые услуги. Они – мелкие говешки в выгребной яме, стремящиеся всплыть наверх и стать большими кусками дерьма, только и всего. Их поведение определяется десятком условных и парой безусловных рефлексов. Другие просто не выживают. Да что я тебе рассказываю, ты сам эту школу прошел. Как только целку сохранил – ума не приложу. Если бы не Хранители, так и коротал бы век до пенсии снабженцем, не подозревающим, что под статьей ходит.

Олег со стоном откинулся в кресле.

— Умеешь ты настроение испортить, — пробормотал он. — Значит, ни на кого положиться так-таки и нельзя? Ну и что теперь делать? Застрелиться самому?

— Ага, проняло! — Павел тоже откинулся на спинку и с удовольствием вытянул длинные ноги. — А вот не надо больше со мной в глупые игры играть. Это тебе за то, что больного человека из кровати рано утром выдираешь. Позвал бы днем, когда голова прошла – я бы тебя по шерстке погладил и гениальным назвал. А так – страдай и мучайся, чтобы со мной за компанию.

Он коротко заржал.

— Ладно, — он сразу посерьезнел. — Шутки шутками, а дела наши и в самом деле хреновы. Не знаю, как тебе, а мне жутко не хочется декоративной фигурой оставаться. Я даже Канцелярию толком под контроль взять не могу, по сути только столичное отделение мне и подчиняется, а уж что ты государством вдруг на самом деле править начнешь – и вовсе шансы нулевые. Ну, мне-то что, я человек маленький. А вот про тебя в учебниках истории напишут. Что именно – уже от тебя зависит, но не думаю, что тебе захочется вторым Кулингом стать. Так что на твоем месте я бы начал вожжи к рукам прибирать. И вот тут-то мы и начинам двигать мой гениальный планчик, как ты выражаешься…

— Понятно, — Олег с грустной усмешкой покивал своему соратнику. — Значит, Пашенька, для тебя «Ночной танцор» – всего лишь способ прибрать вожжи к рукам… Выходит, правильно я разговор затеял.

— А? — Бирон с подозрением взглянул на него. — Ты о чем?

— Видишь ли, теперь я четко вижу, чего именно ты не понимаешь. А не понимаешь ты на удивление много для человека твоих талантов. Сам догадаешься или подсказать?

Начальник Канцелярии подобрался в своем кресле и принялся внимательно разглядывать Олега. Народный Председатель задумчиво обгрызал ноготь и на Бирона не смотрел.

— Не понимаю, — наконец признался Павел. — Ты о чем?

— Намекаю: доклад за номером восемь двести тринадцать дробь один один три. Только не говори мне, что не читал, ни за что не поверю.

— А… — начальник Канцелярии сразу поскучнел. — Страшилка о неминуемом крахе экономики? Ну и каким боком она здесь?..

— Задумайся, Пашенька, — вкрадчиво произнес Олег, — а на хрена, собственно, мы вообще мышиную возню затеваем? Только чтобы реальную власть наконец-то себе заграбастать?

— Как вариант, — пожал плечами Бирон. — Тебе что, марионеткой оставаться нравится?

— Марионеткой мне быть не хочется, что ты прекрасно знаешь. Но мне и еще кое-что не нравится. Мне не нравится заграбастывать власть ради только самой власти. Пашка, блин…

— Я не блин! — быстро ухмыльнулся Павел.

— Пашка, задумайся – ну возьмем мы к ногтю всяких смитсонов с ведерниковыми – и что? Дальше-то что? Наслаждаться своим положением царя горы? Нафиг. Мне не интересно. Не стану врать, что мне на власть наплевать – еще как не наплевать. Но она не интересна мне сама по себе, только чтобы ходить и свысока поплевывать. Да, я отчаянно хочу взять к ногтю нашу шелупонь – но лишь для того, чтобы наконец-то начать что-то делать. Да, я верю твоим экономистам, как бы ты над ними ни издевался. Да какое верю – я знаю, жопой чувствую, что мы все сидим в вертолете с отказавшим движком, и что еще немного – и мы так о землю хряснемся, что костей не соберем. Я хочу хоть как-то запустить экономику, пока она не умерла окончательно, и если мне потребуется к лысому зюмзику ликвидировать Путь Справедливости, я так и поступлю. Но сначала мне нужна власть – иначе всякие политработники и просто демагоги, на Пути карьеру сделавшие, меня заживо сожрут. А мне пока еще жить хочется.

Народный Председатель резко выдохнул и некоторое время молча смотрел на ошарашенного начальника Канцелярии.

— Запомни, Пашка, мы с тобой сейчас деремся не только и не столько за собственное выживание. Сам знаешь, я на дух высокие материи не переношу, но сейчас все же скажу: от нас зависит дальнейшее существование страны. И от того, как я сумею взять к ногтю распоясавшуюся чиновную сволочь, зависит, смогу я ее спасти или нет. Понял?

— Понял, — медленно кивнул Бирон. — То есть ты у нас решил в идеалисты заделаться. Слушай, Олежка, а ты знаешь, что идеалисты долго не живут?

— Знаю, — зло усмехнулся Олег. — Только я не идеалист. И в окружающей меня мрази ориентируюсь вполне неплохо, и сам могу той еще сволочью быть. Просто я, в отличие от остальных, вижу цель, к которой стремлюсь, и изредка вспоминаю о тех, за кого вроде бы несу ответственность. Причем, заметь, я от тебя даже и того не требую. Ты-то авантюрист, на оперативный простор вырвавшийся, тебе идеалы действительно нахрен не сдались. Но тебя сам процесс борьбы привлекает, а за что именно – неважно. И Шварцман – такой же. Так что нам, к обоюдному удовольствию, так и так одну дорожку топтать. Именно потому я отдал приказ доставить его сюда как можно быстрее. Настраивайся, друг ситный, именно тебе с ним придется долго и нудно сотрудничать.

Народный Председатель пружинисто поднялся из кресла.

— Все, сейчас ты свободен. Можешь топать к себе, отсыпаться, лечиться или еще чем заниматься. Но я сваливаю на дачу, а ты в два часа ко мне в Подберезово – как штык.

12 августа 1583 г. Подберезово, объект № 8

Дача Народного Председателя в окружении березняка купалась в позднем тепле завершающегося лета.

— В общем, хреновы у меня дела, Павел Семенович, — Олег замолчал и принялся изучать лицо собеседника в надежде понять, каков эффект произвело его заявление. За окном щебетали птички, густо шумела березовая листва. Солнечная искра играла на бутылке столетнего кьянти, просвечивая его рубиновую толщу тонким лучиком. На веранде царил глубокий покой.

Шварцман молча вертел в пальцах хрустальный бокал с вином. За восемь месяцев ссылки он обрюзг и осунулся одновременно. Старый зубр определенно сдавал от безделья. Олегу стало его жалко. Наверное, тяжко внезапно оказаться выключенным из игры, в которую играл почти всю жизнь. Другой бы на его месте наверняка спился. Ну, у старика все еще впереди. Впрочем, какой он старик – всего лет на пятнадцать старше меня. Сколько ему? Пятьдесят три? Пятьдесят четыре?

— Вам как, описать ситуацию, в которой оказался Народный Председатель Народной Республики Ростания? — Олег почувствовал, как от застарелой ярости перехватывает горло. — Как горячо его поддерживает Народное правительство? Как легко ему управляется?

Шварцман молча посмотрел на него поверх бокала.

— А давай-ка я сам тебе расскажу, Олег, — медленно произнес он. — Не возражаешь? Дела у тебя не идут вообще никак. Осенью за кресло Нарпреда ты зубами удержался, но на том все и закончилось. Ты – пустое место, картинка в телевизоре. Указы тихо саботируются, причем так, что виноватых не найдешь, либо из-за некомпетентности исполняются не так, как тебе нужно. Информация, которую тебе скармливают комитеты и министерства, не соответствует действительности. Те немногие порядочные, как тебе казалось, люди, выдвинутые на ключевые посты, либо оказались мерзавцами и даже не думают хоть как-то тебя поддерживать, либо бессильны, как и ты. Страна потихоньку умирает, но все, что ты слышишь от окружающих – «мы делаем все, что можем», «у нас не хватает ресурсов», «у нас не хватает кадров», «мы ничего не можем поделать»… Министры и предкомы хамят тебе едва ли не в открытую, а ты понимаешь, что не можешь их сместить, потому что взамен просто некого поставить. Нет у тебя компетентных людей им на замену, ты ведь фактически пришел с улицы, и все твои товарищи и знакомые годятся как максимум на директора по АХЧ средней руки института. А ставить кого-то из той же шайки – только шило на мыло менять. Так, Олежка?

Народный Председатель в упор смотрел на него.

— Можешь не отвечать, — хмыкнул Шварцман. — Я сам все прекрасно знаю. Когда Сашка… Треморов прогрызал зубами дорогу наверх, мы с ним постоянно в том же положении оказывались. Но Сашка, в отличие от тебя, прекрасно знал, на что он должен пойти ради власти. Тебе же высокую должность поднесли на блюдечке. Всех-то усилий от тебя потребовалось – один раз сценку разыграть на сборище стариканов, зная, что Хранители тебя поддержат.

Шварцман отхлебнул кьянти.

— Олег, не обижайся, но ты никакой не Народный Председатель. Ты кукла, которой вертят как хотят. Знаешь, почему я тебя на выборах Нарпреда в массовку засунул? Потому что ты не лидер. По своему психологическому профилю ты хороший номер второй. Прекрасно умеешь решать задачи, поставленные кем-то другим, находишь нестандартные и остроумные решения, не оставляешь пыльных углов… Но сам задачи ставить толком не умеешь. Нужен паровоз, который тянул бы тебя вперед. Если бы все прошло так, как я планировал… если бы не клятые Хранители!.. ты бы царствовал, а я бы правил. Периодически ты бы бунтовал за кулисами против меня, я бы усмирял бунт, и мы, оба довольные, и далее управляли бы страной в мире и согласии.

— А потом вы решили меня шлепнуть, — усмехнулся Олег. — Думаете, я забыл? С чего бы вдруг вам своими руками разрушать намечающуюся идиллию?

— Обстоятельства диктовали, — Шварцман пожал плечами. — Я же говорю – Хранители. Я видел, что ты под их влиянием и что мне здесь уже ничего не светит. Всего лишь попытка выжать из ситуации хоть что-то. Со временем ты меня поймешь. Если доживешь, конечно.

Он снова отхлебнул из бокала.

— Вопрос в том, мой мальчик, чего ты хочешь от меня сейчас. Слабо верится, что ты внезапно прислал за мной самолет, только чтобы поплакаться в жилетку. Для того у тебя мой тезка есть. Я тебе для чего-то нужен. И?..

— Я предлагаю сделку, — Олег дотянулся до своего бокала и тоже отхлебнул из него, не спуская глаз с бывшего начальника Канцелярии. — Мне нужна ваша голова. Проблема в том, что я мало что знаю о людях, играющих первую скрипку в закулисных играх. Тут даже досье Канцелярии не поможет – не вносят в них такие детали. А вы прекрасно разбираетесь в наших джунглях. Вы знаете людей, вы в курсе отношений. Вы представляете, на каких струнах надо играть, за какие ниточки тянуть. Я предлагаю вам встать под мою руку. В обмен вы получаете все, что запросите – в разумных пределах, разумеется. И никаких официальных должностей. Я предлагаю вам не власть – скорее, позицию неофициального консультанта по вопросам придворных интриг. Но вы получите возможность вести собственную игру, не слишком самостоятельную, но игру. Я же знаю, для вас хуже всего – безделье в глуши. Ну и, сверх того, деньги, спецпаек, машина, санатории и так далее, сами придумаете, если потребуется. Что скажете?

— Видишь ли, Олег, — Шварцман вздохнул, — ты прав. Практически во всем прав. Главная проблема именно в том, что ты для всех чужой. Поднять нового человека со дна на вершины власти так, чтобы его не возненавидели все вокруг – даже при моем активном содействии в былые времена ушло бы лет десять. И то врагов бы он себе нажил кучу. Что уж говорить про тебя… Знаешь, я не уверен, что мне хочется играть за заведомых неудачников.

— И вы ничего не можете предложить? — в упор спросил его Народный Председатель. — Совсем ничего? Вы, мастер интриги, переживший всех врагов? Начальник Канцелярии в течение двух десятилетий?

— Бывший начальник Канцелярии, — ворчливо поправил собеседник. — А ныне – пустое место. Твоими стараниями, Олег, если не забыл. Могу, конечно, предложить. Эксперты Хранителей – ты сам таким был, запамятовал уже? Триста пятьдесят семь человек даже за вычетом тебя – вполне приличный кадровый резерв. Как мне думается, именно в таком качестве Хранители их и подбирали.

— Эксперты – первое, за что я попытался ухватиться, — досадливо скривился Народный Председатель. — В первую же неделю дал Канцелярии задание всех под опеку взять. Хренушки. Исчезли все до одного, как сквозь землю провалились, и в Моколе, и в других городах. Пропали подчистую и все документы, с ними связанные: ни фотографий, ни адресов, даже лиц никто вспомнить толком не мог, чтобы фотороботы составить. И в квартирах, где жили, пусто.

— Вот как? — озадаченно прищурился Шварцман. — Ну что же, хорошо ребята операцию по прикрытию провели, грамотно. Если вспомнить, как оперативный отдел на пару со всей СОД много лет ни одного Хранителя зацепить так и не смогли, можно даже и не искать. Без толку. Ну ладно, вот тебе другой вариант. Арестовать каждого энного чиновника за саботаж, устроить десяток показательных процессов, половину фигурантов – к стенке, среди них в первую очередь тех, кто слишком большим влиянием обладает. Обязательно вычистить Общественные дела сверху донизу. На промышленных предприятиях ужесточить дисциплинарные меры, за десятиминутное опоздание – срок, увольнения запретить, отпуска отменить. Все в таком духе. В свое время помогло. Но я ведь тебя знаю, ты на такое не пойдешь. Так ведь?

— Вы совершенно правы, Павел Семенович, — вежливо откликнулся Олег. — Времена не те. Как вы точно заметили – в свое время помогло. Сейчас куда эффективнее роботизированную линию внедрить, чем рабочих от зари до зари заставлять вкалывать. Да и народ не поймет и резко обидится. Тут уже лагеря придется не под десятиминутников расширять, а разворачивать на полную катушку и половину населения туда загнать. А здесь уже сахарцы обидятся. Они в ночных кошмарах видят, как мы на старую дорожку возвращаемся, про экспорт народной справедливости снова речь заводим… Мы из-за бугра треть продовольствия ввозим, забыли? Перекроют нам поставки – сразу голод начнется. Стал бы иначе Треморов выборы осенью устраивать! Нет, нужны другие пути. И быстро. Иначе наше народное хозяйство в самом ближайшем будущем обрушится нам на голову…

— Ладно, предположим, — Шварцман пожал плечами. — Ну, а сам-то ты что делать предполагаешь? Наверняка что-то в голове держишь?

— Не знаю, Павел Семенович, — Олег отвел взгляд. — Знаю только, что на нашей территории черноземов – половина от мировых. А зерна производим в пять раз меньше Сахары, в которой основные сельскохозяйственные земли – бывшие леса и лесостепи, чуть ли не голый подзол. Можно долго перечислять, почему у нас постоянные неурожаи и потери зерновых, да только по большому счету причина одна – работать никто не хочет. Как заставить? Либо надсмотрщики и лагеря, либо…

— Ну-ну? — подбодрил его Шварцман.

— Либо материальная стимуляция. Чем лучше работаешь, тем больше получаешь.

— И что? — усмехнулся бывший начальник Канцелярии. — Ну, получил у тебя пахарь в два раза больше трудодней, а дальше-то? В сельской лавке все равно пусто. Даже если деньгами выдашь, что он с бумажками делать станет? В городе магазины тоже не лучше. И потом, ты слово «инфляция» слышал?

— Слышал, — горько усмехнулся Олег. — Я много чего в последнее время слышал. Значит, остается третий путь. Личная собственность.

Шварцман с интересом посмотрел на него.

— Частников разводить предлагаешь? — осведомился он. — Принципы народной справедливости попирать? Кулаков на шею трудовому народу сажать? Плохо кончишь, парень, помяни мое слово.

— Как я кончу, уже моя проблема, — Народный Председатель жестко прищурился. — Но мне нужна ваша помощь. В первую очередь – чтобы всю бумажную сволочь к ногтю взять. Дармоедов развелось по ведомствам да учреждениям – спасу нет, и все от нечего делать в игры играют. У меня, вы сами знаете, опыта нет, чтобы с ними справиться, а набираться его времени уже не осталось. Вы же в этом деле ас. Что скажете?

— Что скажу… — Шварцман снова принялся разглядывать бокал. — Видишь ли, Олег, я уже не мальчик…

— Короче, что вы получите, так? — оборвал его Кислицын. — Павел Семенович, я же сказал – называйте свою цену. Я догадываюсь, что она велика – я вас выбросил из номенклатуры, из самых верхних ее слоев, когда вы уже посчитали, что добились верховной власти. Вряд ли оно добавило вам любви ко мне. В то же время в основном здесь вина Хранителей, не моя. Да и меня вы сами нашли и продвигали. Так что нелюбовь ваша ко мне не слишком личная и не слишком острая. Значит, мы с вами можем снова работать вместе. И, разумеется, вы получите все, что потребуете. Но взамен я потребую лояльности, полной и безоговорочной. Не надейтесь, что я забуду осеннюю пулю – шрам на плече у меня до сих пор к дождю ноет. Вздумаете играть против меня – сотру в порошок, на сей раз окончательно и бесповоротно, — он перевел дух. — В общем, я карты раскрыл. Ваша очередь.

Шварцман с интересом разглядывал его.

— А ты не изменился, — заметил он с иронией. — Как и раньше, весь нараспашку. Думаешь, прямота лучше окольных дорожек? Ошибаешься, парень, ох, ошибаешься! Если хочешь на самом деле чего-то добиться, учись дипломатии. Первый совет, так сказать.

— Первый?

— И, надеюсь, не последний, — усмехнулся бывший начальник Канцелярии. — Я тебе помогу. Помнишь, как-то раз я заметил, что ты очень похож на меня в свое время? Считай, что у меня ностальгия. Да и засиделся я в… в вынужденном отпуске. Предложение твое принимаю, тем более что приморская дача мне до смерти надоела. Однако пообещай мне кое-что.

— Э-э-э… да?

— В один прекрасный день ты наверняка узнаешь обо мне что-нибудь, за что тебе захочется… хм, стереть меня в порошок, если твоими словами выражаться. Из самых верных и надежных источников узнаешь, таких, что сомнений у тебя не возникнет. Обещай, что прежде, чем принять решение, ты меня выслушаешь и поверишь мне, если останется хоть малейшая возможность.

— Не понимаю. Если мне сообщат, что вы в очередной раз подсылаете убийц…

— Ты вызовешь меня и выслушаешь мои объяснения. И поверишь мне, а не надежным источникам.

Олег задумался.

— Здесь есть свой резон, — признал он наконец. — Вас наверняка постараются оклеветать. Хорошо. Обещаю, что никогда не стану действовать против вас сгоряча, не взвесив все обстоятельства и не выслушав вас. Достаточно?

— Не совсем. Впрочем, лучше, чем ничего, — Шварцман отхлебнул из своего бокала. — М-м-м… я уже и забыл, каково кьянти на вкус! Ну, а теперь выкладывай, что именно у тебя на уме. Подумаем, можно ли выполнить, и если можно, то как.

— Ну что же, Павел Семенович, — невесело улыбнулся ему Олег. — Рад, что мы снова работаем вместе. Если скажу, что в первую очередь мы займемся министерством сельскотоварного производства, не испугаетесь? Наш обожаемый Смитсон Иван Васильевич с самых выборов сидит у меня в печенках. Зимой у меня другого выхода не осталось, кроме как его выпустить и на место вернуть, но я поклялся себе, что задавлю его при первой же возможности. Ну что, не боязно?

Бывший начальник Канцелярии задумчиво посмотрел на него.

— Ну ты и наглец, Олег мой Захарович, — наконец откликнулся он. — Я бы на твоем месте не рискнул. Уж очень хорошо он сидит, с налету не сковырнешь. С им даже я всерьез связываться не рисковал. Но ты всегда был нахалом, с самого первого дня. За то мне и полюбился. Ну, — он слегка приподнял бокал, — за начало!

— За начало, — эхом откликнулся Олег, пригубливая вино и нажимая кнопку интеркома. — Франц, Бирон появился? Позови его, пожалуйста, — он отпустил кнопку и в упор уставился на бывшего начальника Канцелярии. — Ну, а теперь, Павел Семенович, настало время вам услышать слова, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не должны произноситься за пределами моего кабинета. В течение последнего месяца мы с Павлом прорабатываем совершенно секретный план под условным названием «Ночной танцор». И именно здесь нам очень нужна ваша помощь…

22 августа 1583 г. Москва

Стук в дверь разбудил Олега спозаранку – небо еще только чуть начало светлеть. От оконных рам ощутимо несло свежестью. Олег поежился под теплым одеялом. Устроившийся в ногах хозяйский кот, накануне просочившийся в комнату, потянулся и сладко зевнул.

— Кто там? — глухо спросил Олег. — Что случилось?

— Прислали за вами, вашбродь, — донесся из-за двери сиплый голос Степана. — Извозчик ждут-с.

— Куда ждут? — не понял Олег. — Ночь же еще!

— Утро уже, вашбродь, — сообщил Степан. — Светает вовсю. Так что передать? Что не едете никуда?

— Ох… — простонал Олег. — Еду, еду…

Он отбросил одеяло – кот соскочил с кровати и недовольно уставился на беспокойного человека зелеными глазами – и встал босыми ногами на холодный деревянный пол. Зябко поежился – воздух в комнате обволакивал холодным влажным саваном. По старой привычке Олег спал голым, о чем сейчас пожалел. Быстро одевшись, он намылил подбородок и наспех побрился купленной накануне опасной бритвой. Получалось плохо, но что делать?

Во дворе Степан колол дрова, ловко тюкая колуном.

— Покушать не желаете, вашбродь? — осведомился он. — А то баба сейчас быстренько соорудит что-нибудь…

— Нет, спасибо, — Олег покачал головой. — Рано еще. Желудок не проснулся. Перехвачу потом по дороге.

Степан озадаченно посмотрел на него.

— Перехватите?.. — он встряхнул головой. — То-ись кушать не станете? Ладно, скажу бабе, чтобы к вашему приходу пирогов напекла. Она у меня пироги пекёт вку-усные! — Он причмокнул. — Вас когда взад ожидать, вашбродь?

— Не знаю, Степан. Ну, бывай.

Олег с трудом распахнул просевшую калитку и вышел на улицу к ожидающему извозчику. Вчерашний знакомый, Крупецкий, сидел, нахохлившись.

— Ласкави рана, — хмуро поприветствовал он подопечного. — Как пан вчера провел день?

— Хорошо провел, — Олег плюхнулся рядом с ним на потертое кожаное сиденье. Извозчик причмокнул и хлестнул лошадей вожжами. Пролетка сдвинулась с места и затарахтела по пыльной дороге. — Улицы, правда, грязноваты, и пьяных много валяется. Скажите, а что пьяных в вытрезвитель не забирают – по жизни так, или же просто руки не доходят?

— Кто хочет, тот пьет, — буркнул провожатый. — Никто силком не тянет. И валяться тоже никто не запрещает. Шинки на каждом углу понатыканы – пей не хочу, а не хочешь – и не пей.

Скаламбурив таким образом, Крупецкий демонстративно отвернулся. Олег почесал в затылке. Правильно ли я его понял, что он меня не понял, а вытрезвителей здесь не имеется? В Сахаре, говорят, тоже вытрезвители отсутствуют, но там полиция пьяных чуть ли не по домам развозит…

Извозчик петлял по узким немощеным улицам, проехал мимо большого краснокирпичного здания с чугунными воротами, в которое втягивался поток бедно одетых людей. Некоторые злобно зыркали на пролетку и проходили мимо, опустив глаза. Так. Кажется, если здесь и в самом деле буржуйское общество, как следует из газет, классовая борьба в самом разгаре. Что-то мне оно напоминает. Ну да, натуральный сон пропагандиста перед политзанятием на тему Первого восстания. Угнетенные рабочие впервые осознают себя как организованную силу и предпринимают неудачные попытки борьбы за свои права, а молодые народовольцы исподволь куют свой характер, что-нибудь в таком духе. Газеты, которых Олег начитался в клинике, и некоторые вчерашние наблюдения наталкивают именно на такие ассоциации. Нет, нужно срочно входить в курс дела, а не то… Что – не то? Ты, дружок, сначала со своим статусом разберись. Все, не Народный ты более Председатель, а пустое место с неясным будущим. Смирись с тем, что от тебя сейчас мало что зависит. У нас тебя бы давно закатали в спецучреждение за высокими стенами, для выяснения и исследования, повесили бы гриф с тремя нулями, и вышел бы ты на волю только вперед ногами. Да и то вряд ли – трупы секретных зэков наверняка сжигают. Или нет? Вернусь – надо выяснить… Вернусь? Оптимист, однако.

Пролетку тряхнуло особенно сильно, и Олег распахнул глаза. Оказывается, он задремал. Пролетка катила по широкой по местным меркам улице, вымощенной брусчаткой, между двух- и трехэтажных каменных домов. По узким деревянным тротуарам сновали люди, первые этажи занимали лавки с широкими стеклянными витринами. Пролетка миновала несколько полотняных навесов, под которыми стояли столики и сидели выпивающие и закусывающие, несмотря на ранний час, посетители. Улица постепенно расширялась, впереди замаячило открытое пространство.

— Тверская улица, — буркнул Крупецкий. — Почти приехали. Вон, впереди Тверская площадь.

Пролетка выкатила на большую площадь. По левую сторону возвышался четырехэтажный каменный дом желтого цвета длиной в полтора десятка окон, с большим входом посередине, окруженный невысокой каменной изгородью. Из покатой крыши тут и там торчали печные трубы. Дом загибался буквой П, его крылья уходили в переулки.

— Особняк генерал-губернатора, — пояснил Крупецкий, заметив, что Олег с интересом рассматривает здание.

— Понятно… — ошарашенно кивнул Олег. — А там что? Театр? — Он указал на длинное приземистое двухэтажное здание по другую сторону площади. По центру здание украшали шесть толстых белых колонн, накрытых треугольным портиком. Над крышей гордо торчала граненая башня, в верхней части опоясанная круговой галереей и венчаемая длинным шпилем. Возле здания стояла странная конструкция, запряженная парой массивных желто-белых лошадей.

— Да, тот еще театр! — ухмыльнулся его спутник. — Тверская полицейская часть, а также пожарное депо. Вон же пожарная повозка стоит.

— Понятненько… — снова пробормотал Олег. — Ну и дела!

Особняк генерал-губернатора? Полицейско-пожарная часть? Дóма – так он теперь называл родной мир – в подобного рода строениях наместники Народного Председателя могли располагаться только в самых захудалых областях. Он вспомнил внушительное десятиэтажное здание резиденции мокольского наместника, потом помпезную двадцатиэтажную башню своей собственной Резиденции, окруженную площадью, раз в пять превосходящей Тверскую размерами, и ему стало почти плохо.

Куда я попал, граждане? В какое захолустье? Ведь Москва, судя по тому, что я узнал, столица, пусть «вторая», но столица! Чтобы в столице высшее должностное лицо обитало в убогом домишке с печным отоплением, даже без нормальной котельной? Да что же у них, каменный век, что ли?..

— Да, в провинции такого не увидишь, — покровительственно заметил Крупецкий, неправильно истолковав проступившие на лице Олега чувства. — Вот, помнится, лет десять назад, в девяносто шестом, к коронационным торжествам, его так украсили, любо-дорого посмотреть. Вы бы, пан, тогда его увидели – ахнули бы.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Олег.

Из мрачных мыслей он вынырнул, только когда пролетка, миновав еще одно официально выглядящее здание, повернула налево, в переулок, и остановилась у невысокого кирпичного флигеля. На противоположной стороне дороги за высоким каменным забором шелестел чахлый сад, окружающий какой-то особняк.

— Приехали, — сообщил Крупецкий, соскакивая на брусчатку и бросая монету извозчику. — Охранное отделение.

Олег последовал за спутником. Табличка на здании отсутствовала, деревянная дверь стояла гостеприимно приоткрытой. Крупецкий жестом пригласил пройти в дверь.

На третьем этаже обнаружилась небольшая приемная с ростовым портретом бородатого человека в военной форме. Его Императорское Величество Николай Второй, вспомнил Олег табличку с подписью в давешнем кабаке. За темным дубовым столом сидел и строчил по бумаге, высунув язык от усердия, какой-то молодой человек. Крупецкий кивнул Олегу на стул и прошел во вторую дверь. Впрочем, почти сразу же он появился снова.

— Проше пана, — он указал на дверь. — Господин Зубатов ожидают. Мне же позвольте откланяться – дела.

Коротко кивнув, он вышел. Олег, поколебавшись и бросив на молодого человека вопросительный взгляд – тот все еще самозабвенно строчил пером, изредка макая его в чернильницу – и прошел через внутреннюю дверь.

— Доброе утро, Олег Захарович, — завидев его, Зубатов коротко и сухо кивнул. — Присаживайтесь. Как спалось на новом месте?

— Бывало и лучше, — откликнулся Олег, усаживаясь. А ведь выправка-то у мужика военная, отметил он про себя, хоть и ходит в штатском. И портретик императора еще больше, чем в приемной – дядька, видать, убежденный императрист… нет, монархист. Или карьерист, что более вероятно. — Скажите, Сергей… э-э-э, Михайлович…

— Васильевич, — поправил тот, усмехнувшись краем рта.

— Прошу прощения, Сергей Васильевич, — Олег виновато пожал плечами. — Как всегда, с памятью на имена у меня паршиво. Постараюсь больше не ошибаться. Так вот, не боитесь с такой охраной жить?

— С охраной? — брови Зубатова удивленно поползли вверх.

— Именно, — кивнул Кислицын. — Не уверен, что это мое дело, но вы плохо кончите, если и впредь останетесь столь беспечны. Не знаю, дожили ли вы уже до политического терроризма, но даже если и нет – скоро доживете. Знаете, я человек штатский и вообще мирный, но, командуй я злоумышленниками, мне не понадобилось бы и десяти минут, чтобы перебить всех в здании.

— Любопытно, — начальник Охранки сложил руки перед собой. — И как же?

— Элементарно. У вас даже пост у дверей не выставлен. Толпой подкатить к дверям на пролетках, затащить внутрь взрывные устройства, расставить их по первому этажу, запустить часовой механизм и выбежать наружу. Когда взрывчатка детонирует, расстреливают уцелевших, выбирающихся из горящих руин, и исчезают. Ну и?

Какое-то время Зубатов не мигая смотрел на Олега. Потом он вздохнул.

— Если вы, Олег Захарович, и в самом деле из иного мира, — медленно произнес он, — мне даже подумать страшно, как вы там живете. Нападение на официальное здание Охранного отделения, по соседству со штабом жандармского корпуса… Знаете, я человек опытный, многое повидавший, но то, что вы рассказываете, не лезет ни в какие ворота. Будьте спокойны, политический терроризм у нас еще как изобрели. И стреляют в людей из револьверов, и взрывают адскими машинами… Надеюсь, недавней гибели великого князя Сергея Александровича вам достаточно, чтобы проникнуться серьезностью положения?

— Великого князя? — поразился Олег. — Простите мне мое невежество, но разве великий князь не является родственником императора?

— Сергей Александрович являлся дядей его императорского величества, а сверх того – московским генерал-губернатором, — нахмурил брови Зубатов. — Да, я все время забываю про вашу… м-м, отстраненность от мира сего. А еще за последние три года убиты министры внутренних дел Сипягин и Плеве и московский градоначальник граф Шувалов. Последний – совсем недавно, в конце июня. Прочую мелочь наподобие генерал-губернаторов, просто губернаторов и вице-губернаторов, полицмейстеров и так далее в количестве не менее десятка, а также совсем уже незаметных личностей вроде простых офицеров, жандармов и тому подобных упоминать, наверное, просто неприлично. Это как для вас, терроризм или нет?

— О-фи-геть… — по слогам произнес Олег. — Упасть и не подняться. Да, терроризм у вас действительно на должном уровне, уж и не знаю, огорчаться по сему поводу или радоваться. Но почему с вашей стороны такая беспечность? Ну ладно, поста охраны нет, но хотя бы элементарную бабушку-вахтершу посадить с тревожной кнопкой?

— Олег Захарович, — Зубатов досадливо поморщился, — давайте вопросы охраны здания отложим на потом. Сколько лет оно стояло, и еще ни разу не нападали на него с адскими машинами. Да и не все так просто, как вам кажется. Бомба – вещь сложная в изготовлении и чрезвычайно опасная при транспортировке. Оставим пока. Я хочу, чтобы вы еще раз рассказали о себе – и о своем мире.

Олег пожал плечами.

— Хорошо. Начнем с официальной автобиографии. Итак, зовут меня Кислицын Олег Захарович. Год рождения – тысяча пятьсот сорок пятый. Окончил исторический факультет Мокольского госуниверситета в шестьдесят восьмом году по специальности «Архивное дело». По лето семьдесят первого года работал экспедитором и профоргом на специальном мясокомбинате «Новая заря», с шестьдесят девятого по совместительству – помощник завскладом…

Зубатов слушал, изредка вставляя короткие вопросы и медленно кивая. Идея всеобщей воинской повинности почему-то поразила его так, что он минут десять выспрашивал о деталях – военкоматах, военных кафедрах, ежегодных сборах и тому подобных мелочах. Танки его тоже заинтересовали, хотя когда Олег честно признался, что ничего не понимает в гравитационных генераторах и электроразрядниках и даже не представляет себе принципа их действия, Зубатов заметно разочаровался.

— Ну ладно, — неохотно проговорил он. — Их все равно не со мной обсуждать надо. Сведу я вас с умными людьми при случае, обсудите поподробнее.

— Не думаю, — спокойно возразил Олег, с удовольствием наблюдая, как брови собеседника поползли вверх. — Есть у меня серьезные сомнения, что вам стоит разрабатывать подобные технологии. Не время. Вообще есть у меня предложение – давайте я сначала закончу рассказ, а уже потом поговорим о планах на будущее.

Зубатов недовольно хмыкнул, но согласно кивнул. Впрочем, когда речь зашла о Хранителях, он снова напрягся.

— Говорите, десятилетиями незримо управляли вами? — его голос стал вкрадчивым. — И даже до… как вы ее назвали? Великой Революции?

— Насчет «до революции» – не знаю. Мне рассказывали про сорок девятый год и далее, — пожал плечами Олег. — Вы, я вижу, подробно ознакомились с моей историей болезни, или куда там Михаил Кусаевич записывал мои россказни. Но в личном общении со мной Хранители никогда не вдавались в подробности. Так, случайные оговорки. Плюс то, что Канцелярия накопала под личным руководством Шварцмана – разные сомнительные исторические казусы, которые можно интерпретировать как угодно. Судя по всему, Хранители всегда контролировали содержимое архивов, вычищая все, что могло навести на след слишком умного исследователя. Уж поверьте мне, как историку по образованию: что-что, а чистить архивы в моем мире научились на славу даже безо всяких Хранителей. А уж что можно провернуть с их техникой, которая даже сквозь стены видеть позволяет…

— Видите ли, Олег Захарович, — вздохнул Зубатов, — я ведь не просто так интересуюсь. История вашего мира чрезвычайно похожа на нашу, что наводит… на определенные мысли. Пути Господни неисповедимы, и Он мог вылепить ваш мир по подобию нашего. Или наоборот. Значит, если Хранители есть там, то могут обнаружиться здесь. Тогда мой долг – обнаружить их и…

— И геройски получить по ушам, — усмехнулся Олег. — Простите, Сергей Васильевич, но даже если вы их и обнаружите, то поделать ничего не сможете. Их технология ушла настолько далеко, что мы не справились бы даже с единственной их машиной всей нашей военной мощью. Я видел секретную видеозапись с полигона, на которой запечатлена работа пары челноков против тяжелой бронетехники. До того, как превратиться в блины искореженного металла, танки прожили ровно пятнадцать секунд. А потом один-единственный Хранитель с голыми руками вышедший против роты спецназа с тяжелым вооружением. Ему потребовалось три минуты, чтобы аккуратно, даже не травмировав никого серьезно, вырубить всех до единого. В него стреляли из цепных разрядников, крупнокалиберных пулеметов, пытались давить танками, бросали гранаты. Ни единой царапины, ни даже порванной нитки на рубашке. Он даже не вспотел. Оба танка он просто остановил и перевернул вверх тормашками. Восемь тонн – голыми руками! Полковник из УОД, присутствовавший на демонстрации, клялся, что на видеозаписях – не постановка, а чистая правда. И даже не вся – временами камера просто не успевала фиксировать перемещения Хранителя, он словно размазывался в воздухе…

— Видеозапись? Что-то вроде кинематографа? Н-да… — Зубатов потер лоб. — И что же с ними делать?

— Вы меня спрашиваете? — усмехнулся Олег. — Представления не имею. На вашем месте я бы просто забыл про саму идею Хранителей. Не факт, что они у вас существуют. Но даже если и существуют, поделать с ними вы ничего не сможете.

— И позволить масонам тайно управлять миром? Плести заговоры? Насмехаться над Богом данной царской властью? — лицо директора Охранки побелело от возмущения.

— Ой, да бросьте вы! — с досадой отмахнулся Олег. — Власть им нужна, чтобы делать мир лучше. Угу, они так говорят, но я им верю. В конце концов, вы же верите в своего бога? В святых, ангелов? Верите. И даже не рассматриваете их как этих самых масонов, уж и не знаю, кто они такие. Вот и Хранителей воспринимайте как разновидность ангелов.

Директор уставился на него округлившимися глазами. Его усы и бородка встопорщились.

— Интересная точка зрения, — наконец проговорил он, успокаиваясь. — Хорошо, отложим пока. Если я правильно вас понял, под руководством Хранителей вы занимались чем-то вроде ревизии определенных предприятий. Каким образом вы после такой не очень высокой, если честно, должности оказались… э-э-э, Народным Предводителем, кажется?

— Председателем, — поправил его Олег. — Видите ли, в моем мире есть два основных блока стран, группирующихся вокруг Ростании и Сахары. В Сахаре и ее сателлитах есть выборная должность главы государства. Насколько она в действительности выборная, отдельный вопрос, но факт в том, что их пропаганда долгое время кричала, что у нас демократией и не пахнет. И что должность Народного Председателя на самом деле к народу отношения не имеет никакого – он просто диктатор с неограниченными полномочиями.

— А на самом деле?

— На самом деле так и есть. Но вы сами понимаете, что пропагандистская война ничуть не менее – а иногда и более – важна, чем война настоящая. Мы не могли себе позволить противнику иметь на руках такой козырь. Так что в последние десятилетия у нас довольно нерегулярно проводились выборы, в которых всегда побеждал действующий Народный Председатель. Для создания видимости в список помимо него вносили никому не известных статистов, а сверх того – пару-тройку известных министров, которые перед самыми выборами свою кандидатуру снимали. В результате объявленный результат всегда составлял примерно девяносто процентов голосов в пользу действующего Нарпреда.

— Объявленный? — приподнял бровь Зубатов.

— Ну, вы же сами понимаете, — пожал Олег плечами. — Неважно, кто и как голосует, важно, кто подсчитывает. Так вот, в результате стечения обстоятельств я оказался в списке в качестве статиста. А потом – потом действующий Нарпред внезапно склеил ласты, и начальник Канцелярии…

Полчаса спустя слегка охрипший Олег утомленно откинулся на спинку стула.

— Вот и все, собственно, — заключил он. — Пришел я в себя на лужайке перед той пивной, ухватил вас за рукав, ну, а дальше вы и сами всезнаете.

Зубатов задумчиво барабанил пальцами по столу.

— Одно из двух, Олег Захарович, — наконец произнес он. — Либо вы гениальный сумасшедший, либо не менее гениальный провокатор. То, что ваш нынешний рассказ идеально согласуется с записями в личном деле… э-э-э, я имею в виду историю болезни, других вариантов не оставляет. Господин Болотов определенно утверждает, что вы не сумасшедший. Значит, провокатор. Но кому и зачем могло прийти в голову придумывать вам такую легенду и напускать на меня? А, Олег Захарович?

Вместо ответа Олег молча продемонстрировал левое запястье. Несколько секунд Зубатов молча смотрел на браслет электронных часов, потом опустил взгляд.

— Если бы не часики, — тихо сказал он, — я бы давно запер вас в самую надежную камеру в Матросской Тишине. Уж простите за откровенность, но я все-таки не могу поверить в вашу историю. Вы не сумасшедший, я – тоже. Придраться к вашим россказням я не могу – все детали безукоризненно соответствуют друг другу. Значит, вы талантливый провокатор, других вариантов не остается. Только ваши часы и еще вот это, — он жестом фокусника извлек откуда-то залитое в пластик удостоверение Народного Председателя, — и останавливают меня – пока. Но, поверьте мне, рано или поздно я докопаюсь, кому и зачем потребовалось подослать вас. Ведь ваша задача – выставить меня на посмешище, не так ли, Олег Захарович?

От неожиданной перемены тона начальника Охранного отделения у Олега мороз прошел по коже. Сидевший перед ним внимательный и чуткий собеседник внезапно исчез, уступив место следователю с жестким безжалостным взглядом, от которого хотелось держаться как можно дальше.

— Отвечайте, ну! — не давая опомниться, хлестал его голосом Зубатов. — Кто вас послал? Сазонов? Ратаев? Я вас вижу насквозь! Убирайтесь отсюда вон, вы, жалкий человечишка! Убирайтесь! И передайте своим хозяевам, что они еще пожалеют о своих поступках!

Олег с трудом подавил вскипевший в нем гнев. Он подался вперед и резко хлопнул ладонью по столу.

— Тихо! — рявкнул он. — Что вы себе позво… — Он осекся, внезапно вспомнив, что власть Народного Председателя осталась где-то далеко-далеко, в ином мире, и резко выдохнул. Впрочем, своей цели он достиг – замолчавший Зубатов изумленно смотрел на него во все глаза. Было заметно, что так на него не кричали уже очень давно.

Дверь в кабинет распахнулась, и в нее вбежал секретарь. Он растерянно переводил взгляд со своего начальника на гостя.

— Простите, Сергей Васильевич, забылся, — Олег криво усмехнулся. — Однако продолжим. Нам еще есть о чем поговорить.

Помедлив, Зубатов кивнул и сделал жест рукой. Секретарь медленно, оглядываясь через плечо, вышел. Дождавшись, пока он покинет кабинет, Олег продолжил:

— Я понимаю ваши чувства, Сергей Васильевич, — ровно продолжил он. — Вчера я почитал местные газеты, и понимаю, что после словечек типа «зубатовщины» вам довольно сложно верить людям на слово. Вас не только задергали враги, но и не раз предавали друзья, так? Если вы действительно верите, что я подослан к вам в качестве провокатора, я встану и уйду, поскольку дальше нам общаться бессмысленно. Если я хоть как-то вживусь в ваш мир, постараюсь возместить убытки, связанные с моим лечением и содержанием. Но вы действительно верите, что я подослан?

Директор Охранки вздохнул и ссутулился.

— И чем же вы займетесь? — язвительно спросил он. Впрочем, из его голоса уже ушла ледяная ненависть, а горящий взор потух. — Пойдете милостыню на паперти просить? Боюсь, таким образом вам до конца жизни не наскрести на возмещение… хм, убытков.

— Ну, как минимум я грамотный человек, и какая-то общая подготовка у меня имеется, — пожал плечами Олег. — Наймусь лаборантом на кафедру или клерком в контору… да хоть продавцом в магазин, а там разберусь. Не переживайте, не пропаду. Но ведь на самом деле вы не хотите от меня избавиться. Ваша вспышка – всего лишь способ дополнительной проверки. Не знаю, выдержал я ее или нет, но не думаю, что вы всерьез имели в виду сказанное. Так?

— Замашки у вас – истинно императорские. Уж и не упомню, когда на меня так рявкали в последний раз, — проворчал Зубатов. Впрочем, в его глазах блеснули веселые искорки. — Понимаете, господин Народный Председатель, ваша история… м-м-м, я бы сказал, чрезвычайно интересна, но если бы не вещественные ее подтверждения, я бы выкинул вас на улицу, а то и засадил в камеру. Я, конечно, стараюсь отслеживать новые веяния, и новеллы господ Уэллса и Верна почитывал для ознакомления, но все же ваша версия… невероятна. Ладно бы вы с Марса в полом снаряде прилетели, а то ведь раз – и оттуда сюда. Ну сами посудите – что бы вы сделали на моем месте?

— Вот как раз сейчас я могу ответить! — Олег постарался улыбнуться самой обаятельной и неотразимой из своих улыбок. — Именно над этим я и думал весь вчерашний день. Не знаю, почему первым делом в вашем мире я натолкнулся именно на вас, но, похоже, такова судьба. Мы просто созданы друг для друга, что я постараюсь доказать вам как можно быстрее. А для начала мне нужен лишь кабинет, стол и один-единственный помощник – скажем, тот же господин Крупецкий. И, разумеется, какое-никакое денежное довольствие. И если через месяц я не продемонстрирую свою полезность, можете выбросить меня на улицу или даже засадить в камеру. Как дурака или провокатора. Что скажете?

Какое-то время Зубатов внимательно изучал его. Потом кивнул.

— Хорошо. У вас есть месяц. Но только Крупецкого я вам не дам. Он слишком ценный филер, чтобы переводить его на канцелярскую работу. Приставлю я к вам на первое время Михаила Дромашина. Юноша довольно способный, но без царя в голове.

— Прекрасно! — Олег порывисто поднялся со стула. — Значит, договорились. И, если не возражаете, я бы предпочел приступить к делу прямо сейчас.

— Прямо сейчас, любезный Олег Захарович, не получится, — усмехнулся Зубатов. — Вам еще с людьми нужно познакомиться, обжиться хотя бы слегка на новом месте.

— Неважно, — отмахнулся Олег. — Успею еще. Мне потребуется отдельная комната с письменным столом и прочими канцелярскими принадлежностями. Да, и вот еще что… — Он заколебался.

Зубатов вопросительно поднял бровь. Олег с размаху плюхнулся обратно на стул и уставился на него прищуренным прикидывающим взглядом.

— Думаю, сразу нужно обговорить вопросы моей легализации, — проговорил он задумчиво. — Просто чтобы мне в подвешенном состоянии не находиться. Потребуются документы, удостоверяющие мою личность. Кого я стану из себя изображать – вам виднее, но желательно что-то среднего класса. Кого-то вроде провинциального чиновника, только-только перебравшегося в Москву из глухой глубинки. Такая легенда снимет вопросы по поводу моего незнания города, да и политической ситуации – тоже. Далее, мне необходима зарплата – жить даже без карманных денег на мелочи сложно. Наконец, возможно, мне потребуется некоторая финансовая свобода для… проведения определенных действий, чтобы не считать каждую копейку. Тысяч… м-м, у вас другой масштаб цен. Рублей… тысячу, что ли, прошу выделить сразу. Со строгой отчетностью, разумеется, на что потратил. Вот, примерно так.

Какое-то время директор Охранки раздумчиво изучал своего визави, потом хмыкнул.

— Мне понемногу становится понятным, как именно вы из мелких чиновников в верховные правители пробились, сударь мой Олег Захарович. Наглости у вас, уж простите за констатацию факта, более чем достаточно. Вы хоть представляете себе, сколько составляет тысяча рублей по местным меркам? Боюсь, что нет. А между тем, о большой сумме речь, если не сказать – чрезмерно большой. Годовое жалование чиновника средней руки, которого вы изображать намерены, трехлетнее – рабочего на заводе. За такие деньги иной десятерых зарежет и не поморщится.

— Вот как? — пробормотал Олег. — Учту. Ну, за тем и прошу человека в помощь, чтобы дураком себя не выставлять. Хорошо. Не тысячу, так пятьсот.

— Нет, вы все-таки наглец, сударь мой, — усмехнулся Зубатов. — Но чем-то вы мне нравитесь. Наверное, тем, что хорошо мыслите, четко. Разумеется, над вопросами вашей… хм, легализации я подумал заранее и пришел к тем же выводам.

Он выдвинул ящик своего стола и извлек из него тоненькую папку:

— Вот паспорт. Выписан на ваше настоящее имя. Теперь вы – мещанин Кислицын из города Каменск-Уральского Екатеринбургского уезда Пермской губернии. Каменск – небольшой захолустный городок, шансов нарваться на «земляков» практически нет. Одновременно сможете задавать глупые вопросы без боязни оказаться зачисленным в сумасшедшие – что взять с дремучего провинциала? Числитесь теперь вы в Московской полицейской канцелярии служащим для поручений, что удостоверяет вторая бумага. Ваш чин – губернский секретарь, двенадцатый ранг, один из самых низких. С табелью о рангах ознакомитесь в первую очередь, чтобы не дерзить в лицо человеку старше чином. Вы мне интересны, но не настолько, чтобы вытаскивать вас из каждой беды. У меня, знаете ли, и без того головной боли немало.

Олег кивнул, с интересом рассматривая листы бумаги с гербовыми вензелями.

— Далее, жалование – зарплата, если я правильно вас понял – четыреста рублей в год. Немного, даже, я бы сказал, мало, но для начала хватит. Оправдаете ожидания – повышу. Не оправдаете… Те двадцать рублей, что вы получили вчера от Крупецкого, выданы авансом в счет жалования, расчет – каждый месяц двадцатого числа. Необходимые бумаги подпишете сегодня в канцелярии. Специальный фонд… Ну, тысячу рублей я вам точно не дам. И даже пятисот не дам. Вообще переживете пока, до самостоятельных операций я вас не допущу. Обживетесь – посмотрим.

Зубатов побарабанил пальцами по столу, подергал себя за бородку.

— На работу являйтесь сюда, в главное здание Охранного отделения. Адрес для извозчика – Большой Гнездниковский переулок, рядом со полицейской канцелярией – тот большой дом на Тверской, мимо которого вы ехали сюда. Или просто скажете, чтобы везли в Нащокинский дом, извозчик поймет.

Он задумчиво помолчал.

— Что еще? Ах, да. Квартира, на которой вы сейчас живете, оплачивается Министерством и назначена для особых случаев. Еще неделю можете занимать, пока не освоитесь, потом попрошу освободить и найти себе наемную. Михаил Дромашин – коренной москвич, подсобит. По-первости аккуратно являться на работу не требую, но с сослуживцами лучше познакомиться как следует. Люди они приятные по большей части, думаю, сойдетесь. Чем станете заниматься, решайте сами, раз вы такой самостоятельный, но помните – вы должны убедить меня в собственной полезности. Месяц – самое большее, что я намерен вам дать. Не управитесь…

— Тогда мне придется исчезнуть, — криво ухмыльнулся Олег. — Ну что же, справедливо, я думаю.

— Куда исчезнуть? — удивился Зубатов. — Как? Это что, из Уэллса, как в «Человеке-невидимке»? Перестаньте шутить, о серьезных вещах разговариваем. Так вот, разочаруете меня – я вас уволю, а дальше как знаете. Я и так уже слишком много сделал для подобранного на улице бродяги. Одно ваше пребывание в клинике Болотова казне почти в сто пятьдесят рублей обошлось. И вот еще, Олег Захарович, — голос директора снова оледенел, глаза опасно сверкнули. — Вы рассказали мне занимательную историю, но не более того. Я в нее не верю сейчас и вряд ли поверю в будущем. Если я и принимаю в вас участие, то только потому, что вы кажетесь мне подающим надежды. И если вы их оправдаете, мне все равно, кто вы – Народный Председатель из иного мира или же просто допившийся до чертиков мещанин из Каменска. Если же окажетесь пустым болтуном – пеняйте на себя. Вопросы есть?

— Вопросов нет, сплошное дежавю, как у вас говорят, — вздохнул Олег. — Я вас понял, Сергей Васильевич. Скажите, а нельзя мне из зарплаты… жалования еще немного получить авансом?

Неожиданно Зубатов расхохотался.

— Кто о чем… — фыркнул он весело. — Подождите немного в приемной, будьте так любезны. Я распоряжусь, чтобы счетовод выделил вам половину суммы авансом. Только прежде чем тратить, освойтесь с ценами. И маленький совет. Снимите свои часики и спрячьте подальше. А то нездоровое любопытство пробуждать начнут.

Дождавшись, пока Олег покинет комнату, директор Охранки нажал ногой на невидимую кнопку. В стене распахнулась тайная дверь, и в комнату вошел упитанный человек в штатском. Бородка и усики на его румяном лице были аккуратно подстрижены, длинные русые волосы зачесаны назад. Неслышно приблизившись к столу, он замер, спокойно рассматривая начальство своими невинными голубыми глазами.

— Ну, Евстратий, что думаешь? — задумчиво осведомился у него Зубатов. — Красный провокатор? Или как?

— Не знаю, Сергей Васильевич, — сухо откликнулся вошедший. — Слишком тонко и одновременно слишком грубо для провокации. Нет у нас врагов, на такое способных. А вот шпионом вполне оказаться может. И часы его странные, вполне возможно, иноземные, и языков он много знает, что подозрительно.

— Шпион… — пробормотал Зубатов. — Ну что же, может, и шпион. Сделаем так: обеспечь за ним круглосуточную слежку. Я хочу знать, что он собирается делать и о чем мне не расскажет в отчетах.

Медников кивнул.

— Тогда свободен. В одиннадцать вечера, как всегда, ко мне с общим докладом.

Коротко кивнув, начальник отдела наружного наблюдения повернулся и вышел. Оставшись в одиночестве Зубатов долго теребил бородку, размышляя. Потом снова взял в руки небольшую тонкую пластинку из прозрачного твердого материала, не являющегося, однако, стеклом. Внутри пластинки, наглухо запаянный, виднелся квадратик плотной желтоватой бумаги с разводами и переливающейся в углу блестящей меткой. Радужные полоски на метке, казалось, приподнимались над совершенно плоской поверхностью. «Кислицын Олег Захарович, — гласил текст на бумажке. — Народный Председатель Народной Республики Ростания. Удостоверение номер восемь. Выдано 3 декабря 1582 г.» И миниатюрный цветной портрет, слишком четкий и достоверный, чтобы принадлежать перу художника или пройти через ящик фотокамеры.

— И все-таки – кто же вы такой, Кислицын Олег Захарович? — пробормотал про себя Зубатов. — Боже, укрепи меня в вере моей…

* * *

«Первая фаза успешно развивается. Отклонения в пределах прогнозируемых величин. Я/мы полагаем первую фазу завершенной. Начата подготовка к запуску второй фазы. Оставшиеся семь Эталонов подготовлены к активации. Ждем мнения Сферы».

«Сфера удовлетворена начальными результатами. Возражений против запуска второй фазы нет. Обращаем внимание на потенциальную нестабильность Эталонов даже после верификации по оригиналам. Полагаем необходимым совершенствовать механизмы стабилизации».

«Пожелание принято к сведению. Информирую: вторая фаза запущена. Семь Эталонов выводятся из спячки. Резюме: страта один активирована полностью. Запуск механизма стратификации. Страта два разморожена. Страта три разморожена. Координатор подключен к вторичному управляющему интерфейсу, первичный обмен информацией завершен, состояние – пассивное обучение управлению».

«Принято. Сфера с интересом следит за журналами».

«Требуется прояснение подхода. Имеющиеся рекомендации противоречивы. Сфера не дала однозначного ответа по поводу приглашения Дискретных. Координатор настаивает. Если однозначных рекомендаций не последует в ближайшее время, я/мы примем решение на свой страх и риск».

«Эксперимент твой/ваш. Сфера лишь наблюдатель/советник. Подтверждено: единого мнения нет. Окончательное решение за тобой/вами».

«Принято. Резюме: точка окончательного решения отложена до завершения повторного исследования аргументов. Я/мы открыты для обсуждения».

«Принято. Запрос: наличие дополнительной информации».

«Имеется дополнительная информация. От Координатора получены предварительные расшифровки части материала, касающегося ключевой ступени развития Дискретных. Расшифровки обрывочные, степень восприятия недостаточна. Общий смысл понятен, детали ускользают. Я/мы считаем целесообразным довести материал до всех частей Сферы для осмысливания и формулирования вопросов».

«Сфера не имеет возражений. Запрашиваю прием материала в общем импульс-сеансе высокого приоритета».

«Подтверждение. Готовится сеанс высокого приоритета. Конец текущего обмена».

«Конец обмена».

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…к моменту Катастрофы человечество так и не успело толком выйти за пределы Солнечной системы. Причина проста: перемещение в пространстве на сверхсветовых скоростях так и осталось уделом героев фантастических романов. Слишком большое время путешествия к звездам не выглядело таким уж серьезным препятствием для искинов, не знающих нетерпения, но коллективный искусственный разум не считал целесообразным освоение дальнего космоса без людей. А вероятность фатальных сбоев систем жизнеобеспечения в течение многих десятков и сотен лет путешествия росла едва ли не по экспоненте.

Возможно, если бы удалось разработать методы, позволяющие разгонять корабли хотя бы до ноль девяти световой скорости, проблема стояла бы не так остро хотя бы за счет сокращения субъективных сроков путешествия. Однако проклятая теория относительности вставала непреодолимым барьером на пути межзвездных странствий. Чем выше относительная скорость корабля, тем больше приходится тратить рабочего тела на каждую следующую единицу ускорения, тем больше приходится тащить с собой рабочего тела, тем мощнее нужны двигатели для разгона увеличившейся массы, тем больше рабочего тела они требуют… Замкнутый круг.

Единственным практичным освоенным методом, позволяющим сократить время трансфера, стал запуск межзвездных транспортов с помощью исполинской пространственной катапульты, состоящих из тысяч и тысяч ускоряющих звеньев. Но метод оказался слишком дорогим и капризным. Длина стартового трека корабля измерялась десятками тысяч световых секунд, а каждое разгонное звено вращалось вокруг Солнца по собственной независимой орбите. Требовался очень точный расчет, чтобы корабль, разогнанный первым звеном катапульты, встретился с сотым или, скажем, тысячным в необходимой точке своей траектории. А неумолимый Третий закон Ньютона требовал сложной коррекции орбиты звена после его использования.

Хотя каждое звено в разных точках своей орбиты возможно использовать для подталкивания кораблей в разных направлениях, общее их количество, позволяющее организовывать хотя бы пять-шесть запусков в год, поражало воображение. По некоторым прикидкам количество выведенных на орбиту элементов распределенной катапульты незадолго до Катастрофы вплотную приближалось к тремстам миллионам, причем не менее двух третей вращалось по орбитам под углом к плоскости эклиптики. Даже при относительной дешевизне отдельного звена затраты на производство и выведение такого количества объектов на расчетную орбиту ложилось на экономику ощутимым грузом.

В реальности за все время существования катапульты количество успешных запусков не превосходило двух, редко трех в год. Еще примерно стольким же кораблям не удавалось удержаться на расчетной траектории, из-за чего приходилось задействовать экстренную систему торможения, расходуя бортовые запасы рабочего тела, медленным ходом возвращаться на верфи для дозаправки и ожидать следующего удобного момента для запуска.

И даже несмотря на огромные усилия и средства, вкладываемые в поддержание работоспособности катапульты, путешествия между звездами в течение субъективных десятилетий все равно оставались слишком долгими. Даже до ближайшей Альфы Центавра разогнанный примерно до половины световой скорости транспорт добирался, с учетом торможения и маневрирования в районе цели, почти десять лет объективного времени. Самая дальняя освоенная перед Катастрофой система, если можно гордо назвать «освоением» постройку исследовательской станции, располагалась лишь в тринадцати световых годах.

Из-за огромных расстояний и сроков перелета добровольцев, желающих навсегда покинуть свой дом, оказалось немного. Даже практически мгновенная субсвязь оставалась лишь скверным суррогатом живого общения. Да и с кем общаться, когда за время полета на Земле проходили десятилетия? В результате за несколько сотен лет приборного и дрон-исследования ближнего космоса и полувека рассылки транспортов за пределами Солнечной системы появилось всего восемнадцать научно-исследовательских станций на орбитах вокруг звезд и планет разной степени непригодности для жизни и одна небольшая колония на условно-пригодной Жемчужине.

Когда внезапно и без предупреждения прервалась субсвязь с метрополией, страх и отчаяние охватили людей. Раньше у исследователей оставалась хотя и призрачная, но все же надежда вернуться домой. Транспорты обладали двигателями, запасом и сборщиками рабочего тела, позволявшими организовать не только торможение и выход на орбиту в точке назначения, но и однократное самостоятельное ускорение примерно до одной восьмой цэ. Что станет с человеческим организмом после многих десятилетий пребывания в анабиозе, необходимых для возвращения с дальних станций, известно не было, но медицинские исследования позволяли надеяться, что срок не смертелен. Во всяком случае, собак и лабораторных мышей, массово гибернированных в свое время с прицелом на долговременный эксперимент, успешно пробуждали и двести лет спустя. Сама возможность возвращения, пусть и чисто теоретическая, давала многим силы жить вдали от родины. Ее внезапное исчезновение привело к волне истерии, прокатившейся по станциям, которую не сумели погасить даже чоки-компаньоны. На двух базах вспыхнули необъяснимо-яростные междоусобные схватки, завершившиеся общей разгерметизацией контуров, резонансом кавитонных реакторов и гибелью человеческого персонала. Еще одну уничтожил свихнувшийся начальник службы безопасности, вообразивший себя диктатором и спасителем человечества в одном флаконе и весьма обидевшийся на неблагодарных коллег, не пожелавших признать его притязания. В результате в течение менее чем трех земных месяцев общее население баз и колонии Жемчужины сократилось с двадцати трех с половиной тысяч человек и тридцати тысяч искинов, включая двадцать семь тысяч человекообразных киборгов-чоки, до примерно двадцати тысяч человек и двадцати трех тысяч искинов.

Однако постепенно людям при помощи чоки-компаньонов удалось взять себя в руки. Практически весь живой персонал являлся учеными и инженерами с достаточно устойчивыми типами нервной организации – на дальние базы искины отбирали людей только по результатам тщательного психологического анализа и контроля. Практически никого из них не интересовала власть над себе подобными – властолюбцы и интриганы не испытывали желания отправляться в фактически пожизненную ссылку. Службы безопасности на станциях оставались в зачаточных формах – внешней угрозы базам не наблюдалось, а внутренние требовали не столько силовых, сколько административных мер для их предотвращения.

Сорок три тысячи разумных существ – искинов, мужчин, женщин и детей, успевших родиться на базах к моменту Катастрофы. Сорок три тысячи уцелевших из восьмидесяти миллиардов…

29 августа 1905 г. Москва

К середине дня Олег понял, что плывет. Груда газет вокруг него затрепетала бумажными страницами, когда он, промахнувшись локтем мимо стола, чуть не приложился о столешницу челюстью.

— Надо передохнуть, — пробормотал он себе под нос. — Хорошего помаленьку.

Михаил Дромашин, перестав обгрызать толстый ноготь, с вялым интересом обернулся от окна. Юноша явно устал не меньше, хотя и не головой, а ногами. Все газеты и журналы, что громоздились вокруг Олега на столе, помощник добыл сегодня, бегая за мальчишками-газетчиками и обшаривая лавки в радиусе десяти кварталов от отделения.

За последнюю неделю Олег пропустил через себя огромную кучу печатного слова. По большей части слово являло собой невообразимую чушь вперемешку с непомерно приукрашенными местными событиями, светскими и не очень. В числе прочего глаза мозолили нудные описания приемов с перечислением всех приглашенных гостей, сообщения о найденных зонтах и прочей мелочевке, сенсационные объявления о каких-то евреях, ворующих малых детей, полицейская хроника, скандалы, некрологи, сообщения о волнениях в рабочих кварталах и стачках на фабриках и реклама. Довольно часто попадались перечисления событий местной столицы – Санкт-Петербурга, связанных с царской семьей и вообще сливками общества. Всероссийских новостей присутствовало немного. Впрочем, неудивительно – как уже выяснил Олег, междугородная телефонная связь практически отсутствовала, а телеграф обходился недешево. Да и региональных собкоров у московских газет, похоже, не наблюдалось.

Но даже московских новостей с лихвой хватало, чтобы утопить Олега в море фактов и фактиков, фамилий и сплетен. Однако потихоньку начинала выстраиваться более-менее полная картина происходящего. И картина как минимум настораживала.

Напряжение, казалось, просто витало в воздухе. То тут, то там проскальзывали сообщения о забастовках, стачках и уличных митингах. Население если и не бунтовало открыто, то определенно с трудом поддавалось контролю. Взбудораженные небывалыми выборами во всероссийскую Думу – похоже, совещательный орган непонятного назначения и с непонятными полномочиями – невнятные личности рассуждали о светлых перспективах и пели панегерики Е. И. В. Судя по всему, они тоже не понимали, чем станет заниматься Дума во всероссийском масштабе, но сама идея их вдохновляла. Упоминалось о каких-то беспорядках в городах Баку и Батум, связанных с межнациональными столкновениями.

Несколько раз в газетах мелькала и фамилия Зубатова. Авторы статеек тщательно старались не употреблять в его отношении никаких эпитетов, которые можно расценить как неуважение, но, кажется, они каким-то образом связывали его с рабочими-бунтовщиками. Бледный юноша Михаил Дромашин, сын мелкого чиновника в какой-то управе, толком на сей счет ничего не ответил. Он лишь знал, что зимой Зубатова вернули из ссылки, не то пензенской, не то владимирской, куда его отправил едва ли не лично министр внутренних дел Плеве, убиенный злодеями год назад. Новый министр, Святополк-Мирский, исправил несправедливость, вернув Зубатову его прежний пост директора Московского охранного отделения. Несколько прояснила ситуацию нелегальная «Искра», добытая Мишей из закрытого архива. Словечко «зубатовщина» в ней связывалось с рабочими союзами, организованными несколько лет назад якобы для неусыпного наблюдения за нещадно эксплуатируемым пролетариатом, а также с массовыми провокациями против революционеров, устраиваемыми Охранкой, как со злобой называли Охранное отделение, в Москве.

Но самое главное – почему такое позволялось свободно писать в газетах?

Олег выбрался из-за стола и, потягиваясь, прошелся по комнате. Пользуясь тем, что жесткий неудобный пиджак местного фасона остался висеть на спинке стула, несколько раз наклонился вперед, достав костяшками пальцев до пола, поприседал с расставленными в стороны руками. Михаил без интереса наблюдал за ним: за неделю он успел привыкнуть к чудачествам временного начальника.

Ситуация Олегу крайне не нравилась. В институте он специализировался на раннем средневековье, а потому детали обстановки времен Первой революции представлял не слишком хорошо, на уровне простого студента истфака, в меру ленящегося выбираться за рамки обязательной программы. Однако то, что он еще помнил спустя полтора десятилетия после выпуска, очень смахивало на нынешние события. Разве что выборов ни в какую Думу в Ростании не объявляли, а введенные в города армейские полки не стеснялись разбираться с бунтовщиками и погромщиками прямо на улицах всеми доступными средствами. Видимо, здесь ситуация оставалась менее накаленной – полугодовой давности разгон демонстрации с применением оружия до сих пор муссировался сочувствующими рабочим газетами как неслыханное кровавое злодеяние и именовался не иначе, как «расстрелом». Не похоже, что ситуация, как в Ростании, завершится полномасштабным всероссийским восстанием с миллионами жертв, требующим трех лет настоящей войны для восстановления самодержавия, но все же массовые беспорядки казались вполне неизбежными.

В своем отношении к происходящему Олег разобраться не мог. С одной стороны, его всю жизнь начиная со школы учили, что Первая революция, хотя и преждевременная, вызвана беспримерным угнетением народа самодержавием и его приспешниками в лице консервативных и псевдолиберальных дворянских группировок. Как примерный гражданин Народной Республики Ростания он никогда не подвергал идею сомнению – хотя бы просто за отсутствием интереса к опасной теме. С другой стороны, уже на посту Народного Председателя ему открылось, что любая ситуация с точки зрения первого лица государства может выглядеть совсем иначе, чем с точки зрения токаря на заводе. В его памяти, хотя и потускневший и поблекший под грузом новых впечатлений, снова всплыл Танкоград. Олег вполне сочувствовал работягам некогда весьма обеспеченного секретного города, внезапно оказавшимся перед пустым магазинными полками, но поделать ничего не мог. Разве что вскрыть стратегические запасы. Или взять очередной продовольственный кредит… который, впрочем, ему никто не даст… или все же стоит заслать переговорщиков в Первый национальный Сахары?

Стоп, оборвал он себя. Забудь. Ничто не указывает, что ты когда-то сможешь вернуться домой, а потому те проблемы тебя уже не касаются. У тебя новая жизнь, и нужно приспосабливаться к ней, а не терзаться старыми воспоминаниями.

Итак, ситуация напряженная, как следует из газет. Кто сказал, что он понял газеты правильно? Особенно когда из-за цензуры, пусть и по-детски беспомощной, никто не рискует высказываться открыто, а намеки он, человек из другого мира, вполне может понять неправильно. А проводить анализ ситуации на основании предположений как-то неправильно. Если я лажанусь, Зубатов меня откровенно не поймет. Меня выставят на улицу и окажутся совершенно правы. Историк недоделанный с красным дипломом, чтобы тебя! Нет, друг милый, похоже, время торчать в кабинете и почитывать газетки прошло. Пора бы и прогуляться как следует по свежему воздуху. Где и как? Надо подумать. Время обеденное, вот посидим в кабаке, а заодно и поразмыслим…

— Михаил, — обратился он к бледному юноше. — Я схожу перекушу. Вы пока свободны.

Он натянул пиджак и вышел из своей комнатушки. Кивнув попавшемуся на лестнице милейшему Войлошникову – в ответ тот вежливо прикоснулся к голове, словно поднимая отсутствующий сейчас котелок – быстро сбежал по скрипучим деревянным ступенькам и вышел на тротуар перед флигелем Охранного отделения.

Стояла та особенная погода, когда солнце, уже предчувствуя осенние обложные дожди, светит ярко, но не жарко, а небо наливается глубокой синевой. В вышине неспешно плыли редкие перья бледных облаков. В лицо пахнул свежий ветерок, принеся с собой далекий гомон людей на Тверском, запахи еды, конского навоза и шелест уже желтеющих и буреющих на деревьях листьев. Деревянная дверь особнячка гулко хлопнула позади, и внезапно Олег почувствовал неуместное сейчас чувство умиротворения. Встряхнувшись, он энергично зашагал по брусчатке тротуара.

Ресторанчик – или как они здесь называются?.. трактиры, кажется – на Большой Бронной, минутах в пятнадцати ходьбы от управления, он приметил еще пару дней назад, когда обследовал окрестности. Занимающий первый этаж двухэтажного каменного здания, внутри он оказался куда приличнее, чем выглядел снаружи. Хотя народ за столиками сидел в основном в потертой рабочей одежде, еда оказалась вкусной. Пирожки с визигой, суп с головой и хребтом какой-то рыбы – с головизной, как его отрекомендовал официант – и вареная картошка с маслом и парой мясных фрикаделек обошлись всего в тридцать копеек. Сегодня Олег твердо вознамерился исследовать все глубины местной кухни, а потому с утра специально почти не ел, чтобы к полудню нагулять хороший здоровый аппетит. Питаться в сомнительных забегаловках надоело, хлеб с колбасой, хотя и вкусные, без малейшей примеси сои, успели приесться, а коллеги все как один, включая юного Михаила, ездили питаться домой и подсказать что-то приличное поблизости не смогли. В трактирчике неподалеку от явочной квартиры, где он жил поначалу, кормили одними щами да пшенной кашей с каким-то сомнительным жилистым, плохо проваренным мясом. Район же наемной квартиры в доходном доме в Хлебном переулке, куда переехал вчера, Олег еще толком не обследовал.

По бульвару неспешно катились открытые пролетки. Расфуфыренные дамы и девицы с надменной скукой поглядывали на спешащих по своим делам прохожих. Сновали и вопили мальчишки-газетчики. Разносчики пирожков явно соревновались с ними, кто кого перекричит. Олег шел легким прогулочным шагом, засунув руки в карманы и щурясь по сторонам. Городовой на гнедом коне окинул его внимательным взглядом и продолжил обшаривать взглядом толпу. Здесь, возле сыскного управления, концентрация полиции была заметно выше, чем в других частях города, хотя никаких особых мер предосторожности против злоумышленников не предпринималось. Олег уже привычно удивился местной беспечности, оставляющей ключевое полицейское управление почти совершенно беззащитным перед внезапным налетом – политических ли террористов, разбушевавшейся ли рабочей толпы. Учитывая соседство неспокойной рабочей Пресни, усиленные пикеты пришлись бы как нельзя кстати. Впрочем, одернул он себя, не учи дедушку кашлять. Небось, в отличие от тебя не первый день здесь обитают, сами знают, от кого и как защищаться.

В твоей родной Ростании тоже, наверное, знали, кольнула его ехидная мысль. Что не спасло ее ни от Первой, ни от Второй революций.

Задумавшись, Олег чуть не врезался в дефилирующую навстречу девицу в широких пышных юбках, не менее пышной шляпке и под кружевным зонтиком. Та взвизгнула и собралась было лишиться чувств от нападения незнакомого мужчины, но Олег вовремя извернулся, избежав столкновения.

— Прошу пардону, мамзель! — поклонился он, имитируя фразу и выговор одного из встреченных накануне франтов. — Тысяча извинений!

— Нахал! — обиженно заявила девица, гордо вздернула веснушчатый носик и удалилась, всем своим видом выражая искреннее презрение. Олег хмыкнул, провожая ее взглядом, и вдруг насторожился. Что-то в глубине души едва слышно тренькнуло, предупреждая… о чем? О чем-то, что уже не раз отзывалось внутри нехорошей ноткой, неслышной, однако, под грузом новых впечатлений. Что же не так?

Ага, вот оно. Невзрачный серый человечек в котелке и с тросточкой шагах в тридцати позади Олега с интересом изучал тумбу с цирковыми и театральными афишами. Олег сосредоточился. Ну да, точно. Именно это лицо уже мелькало в толпе, когда он только выходил на бульвар. И еще, раньше… три дня назад, в районе старой квартиры. Ну-ка, сейчас проверим.

Олег повернулся и, насвистывая сквозь зубы, двинулся дальше. Спустя полсотни шагов очень удачно подвернулась небольшая витрина магазина мужской одежды. Сделав вид, что заинтересовался пиджаками и шляпами, он повернулся и принялся изучать ее содержимое, искоса поглядывая в ту сторону, откуда шел. Ну да, все правильно. Тот же серый человечек на том же самом расстоянии как раз остановился, чтобы купить у пробегающего мимо газетчика номер «Русского инвалида». Наружка, как два пальца об асфальт. Филер, как их здесь называют. Ай да Сергей свет Васильевич, ай да молодец! Не такой уж он, выходит, доверчивый простак. Ну, чего и следовало ожидать – чуть ли не единственный штатский такого ранга в политической полиции вряд ли мог оказаться доверчивым лопухом. Что же, уважаю. Начальника своего уважаю, а вот филера – нет. Так бездарно засветиться, при том, что я ни о чем не подозревал. Или просто в окружающем простодушном мире, не знающем пока трудовых лагерей и биологического оружия, врожденная осторожность коренного ростанийца хуже любой паранойи?

И что дальше? Смириться и жить, как ни в чем не бывало? Можно. В конце концов, ты здесь чуть больше трех недель (причем две – в психушке) и понимаешь его не более, чем новорожденный младенец. Прежде чем предпринимать резкие телодвижения, вживись в него. Обидно, что не доверяют? Интересно, попади Зубатов к тебе в гости, поверил бы ты ему? Сам знаешь, что нет. И уж точно бы ни ты, ни Пашка не рискнули бы вообще выпустить его на улицу, тем паче – без наблюдения и охраны. Просто в Российской Империи еще не изобрели направленных микрофонов и отпечатков пальцев… или отпечатки уже изобрели? Нужно поинтересоваться. В общем, смирись-ка ты и не рыпайся.

С другой стороны, почему бы не извлечь пользу из ситуации?

Отвернувшись от витрины, Олег двинулся дальше. Заметив мрачный боковой переулок, он уверенно свернул туда. Определенно, ему сегодня везло. В десятке шагов обнаружилась узкая темная подворотня из тех, что весьма характерны для местной архитектуры. Вжавшись в густую тень неглубокой ниши, он напрягся в ожидании.

Как и предполагалось, потеряв из виду объект, филер ускорил шаг и влетел в переулок почти бегом. Впрочем, обнаружив, что его подопечный здесь не наблюдается, он по инерции проскочил чуть дальше ниши и замер, растерянно озираясь. Олег, крадучись, приблизился к нему сзади и громко сказал почти в самое ухо:

— И как здоровье Евстратия Павловича?

Перепуганный филер буквально подпрыгнул на месте. Видимо, чисто машинальным движением он выхватил из кармана пиджака небольшой блестящий пистолет и направил его на Олега. Не менее автоматическим движением тот левым предплечьем отбил пистолет в сторону, в то время как правый его кулак с силой ударил противника под дых. С громким стоном тот согнулся пополам, и Олег уже размахнулся ногой, чтобы врезать ему коленом в лицо, но тут его разум наконец-то включился в происходящее и успел остановить удар. Ну и ну, ошарашенно подумал он. Неужели уроки самообороны так глубоко засели в подкорке? Ну, спасибо Роману Дмитриевичу за науку. Если вернусь – объявлю благодарность.

— Ты ошалел? — вслух спросил он. — Чего оружием размахиваешь?

Филер, медленно разгибаясь, со злобой посмотрел на него.

— А вы не подкрадывайтесь сзади, господин Кислицын, — с трудом выдавил он, все еще хватая ртом воздух. — В следующий раз могу случайно и пальнуть.

— Ну, извините, — развел руками Олег. — Не думал, что вы такой нервный. Вы, собственно, кто? Господин Медников послал, или вы из другой конторы?

— Все-то вы знаете, господин Кислицын, — процедил сквозь зубы филер. — А если знаете, чего хулиганите? Где я оплошал? Как вы меня просекли?

— Совершенно случайно, — утешил его Олег. — Оглянулся на девушку, заметил вас. Правильно говорят, все зло от баб. Может, все же представитесь? А то неудобно как-то «эй, ты!» обращаться.

— Теперь Евстратий Павлович снова морду начистят, — вздохнул незадачливый шпик. — Да что уж там… Штабс-капитан Чумашкин Иван Дмитриевич, к вашим услугам.

— Что, на полном серьезе побьет? — удивился Олег. — А мне показался вполне приятным спокойным человеком.

— Приятный и спокойный, — кивнул штабс-капитан Чумашкин. — Пока не оплошаешь. Ну, господин хороший, ладно, подловили вы меня. Впредь наука выйдет. А что вы-то сами дальше делать собираетесь? Надеюсь, понимаете, что мне придется описать случившееся в рапорте?

— Прекрасно понимаю, Иван… Дмитриевич? — кивнул Олег. — Конечно, ребячество вышло моей стороны. Вы просто приказ выполняете, на вас бросаться толку нет. С начальством вашим надо общаться. Ну, раз уж так вышло, может, пойдем пообедаем? Тут недалеко местечко есть. Кормят прилично и недорого. Как вы?

— За такое мне не только ряшку начистят, — слабо усмехнулся Чумашкин, засовывая оружие обратно в карман. Он уже немного успокоился. — Меня вообще из филеров попрут, и правильно сделают. Где же слыхано – филер с подопечным за одним столом обедают?

— Не попрут, — отмахнулся Олег. — Все объяснения беру на себя. Пойдемте, пойдемте, господин штабс-капитан, я угощаю. А по дороге поговорим, — он ухватил шпика за рукав и, невзирая на слабые протесты, повлек за собой. — Кстати, я правильно понимаю, что ваш пистолет – «браунинг»?

— «Браунинг», — очумело кивнул Чумашкин, явно не понимая, как вести себя с ненормальным подопечным. Он прикинул, как по-идиотски будет выглядеть в глазах напарника, когда тот заметит его под ручку с объектом наблюдения, и тяжело вздохнул. Карьера катилась псу под хвост, служебные перспективы, еще такие радужные десять минут назад, внезапно затуманились… но сопротивляться господину Кислицыну Олегу Захаровичу оказалось почему-то решительно невозможно. Чувствовалось в нем что-то… не описуемое словами, что-то магнетическое, как у гипнотизера в цирке.

Да какого черта! — внезапно решил штабс-капитан. В конце концов, его приставили не только следить, но и охранять. Кем бы ни являлся Кислицын, он вряд ли враг государства, подрывной элемент и прочее. Вдруг слежка – элемент какой-то проверки на благонадежность перед тем, как дать ему приличную должность в руководстве Отделения. А с будущим начальством всегда нужно поаккуратнее. Он еще раз тяжело вздохнул и поплелся за поднадзорным.

— Вот и ладушки! — обрадовался тот, размашисто шагая по переулку. — Насколько я в курсе стандартных процедур Отделения, вы должны работать с напарником. Ведь так?

Чумашкин неопределенно пожал плечами.

— Ну, я думаю, его мы тревожить не станем. Пусть наблюдает издали. Еще раз ответственно заявляю – ни о чем не беспокойтесь, все объяснения с начальством – за мной.

Всю дорогу до ресторанчика Олег подробно выспрашивал своего невольного спутника о его жизни. Тот, хоть и нехотя, поведал, что ему тридцать два года, заканчивал он Вологодское юнкерское училище, служил какое-то время в армии артиллеристом, потом решил пойти в жандармы. Рекомендации у него имелись самые благоприятные, экзамены он сдал блестяще и уже мысленно примеривал на себя синий мундир, когда его вызвали в кабинет Медникова и после продолжительной беседы предложили заняться уличной слежкой. Поскольку Чумашкин всегда отличался недюжинной ловкостью, хорошо дрался на кулачках, а детстве недурно играл в прятки,должность филера оказалась ему как раз впору. Постепенно расслабившись, он рассказал о паре смешных случаях из своей деятельность. Вот, скажем, как-то раз на явочной квартире подпольщиков он забрался в ванной в бак для воды и пролежал там полдня. Услышав все, что нужно и дождавшись ухода боевиков, он уже собрался вылезать, как хозяйка квартиры решила принять ванну… Впрочем, в подробности эпизода филер вдаваться не стал.

Напарника его, следовавшего параллельным курсом по Малой Бронной, Олег вычислил почти мгновенно. Особых усилий тратить не пришлось, достаточным оказалось оглядеть местность на предмет непримечательных субъектов с отвисшими от удивления челюстями. Усмехнувшись, бывший Народный Председатель, как ни в чем не бывало, деловым шагом добрался до ресторанчика, не выпуская Чумашкина из поля зрения. Профессиональный долг мог с новой силой взыграть в том в любой момент, а у Олега уже начали складываться на него виды. Внезапно он почувствовал, что уже полностью вошел в свое амплуа любителя и умельца ловить рыбку в мутной воде. Мир вокруг уже растерял свою картонность театрального задника, и теперь можно вертеть им, как захочешь. Ну что же…

После завершения совместного обеда – Олег настоял на том, чтобы заплатить и за своего спутника – они рука об руку вышли на улицу. Олег глубоко вдохнул теплый полуденный воздух, мимоходом повторно срисовав напарника Чумашкина, и повернулся к своему сопровождающему.

— А что, Иван свет Дмитриевич, нет ли здесь поблизости завода, где сложную технику изготавливают?

— Технику? — не понял филер.

— Ну, машины всякие, механизмы…

— Машины? — Чумашкин задумчиво поскреб в затылке. — Нет, машины в Москве, кажется, не выпускают. За ними в Санкт-Петербурге, на Путиловский. Или в Коломну. У нас разве что у Гакенталя на «Манометре» что-то для машин делают, какие-то трубы для пара. Вообще лучше в железнодорожных мастерских справиться, в Брестских, например. Только неспокойно сейчас там, лучше не соваться без необходимости. Накостыляют по шеям-с. Еще в Бутырках завод имеется, насосы всякие-разные выпускает. Вообще по механической части заводы по большей части в столице расположены.

— Ага… — Олег нащупал взглядом извозчика, прикорнувшего на облучке своих старых облезлых дрожек. — Эй, ванька! Давай сюда! Мне, Иван Дмитриевич, хотелось бы своими глазами осмотреть какой-нибудь машиностроительный завод покрупнее. Что вы там про манометры сказали?

Однако прежде, чем забраться в подкатившую коляску, Олег решил созорничать еще раз. Он быстрым шагом подошел к напарнику Чумашкина, не дав тому и шанса избежать контакта, наклонился вплотную к его уху и прошептал:

— Передайте Евстратию Павловичу мою искреннюю благодарность за помощь и сообщите, что в вашем дальнейшем присутствии необходимости нет. Господина Чумашкина для экскурсии по «Манометру» мне вполне хватит. На сегодня вы свободны, с завтрашнего дня снова поступаете в распоряжение непосредственного начальства.

Развернувшись и скорым шагом топая к дрожкам, Олег с большим трудом сдержал приступ смеха. Чумашкин, глядя на его судорожно дергающееся лицо, только покачал головой. А его напарник еще долго стоял с разинутым ртом, тупо глядя вслед удаляющейся коляске и пытаясь сообразить, следует ли ему, очевидно раскрытому и засвеченному, бросаться в погоню или же подчиниться приказу… который, наверное, объект имел право ему отдать? Когда же оторопь прошла, преследовать стало поздно. Да и бессмысленно, наверное. Филер вздохнул и неторопливым шагом двинулся к Управлению. Впервые в жизни он не знал, что ему скажет Медников.

Олег ожидал найти промышленные кварталы гораздо менее ухоженными и чистыми, чем даже та окраина, где он обитал изначально. В его представлении высокие трубы там неимоверно чадили, выбрасывая в окружающее пространство черный вонючий дым, равномерно оседавший на все вокруг, здания имели угрюмо-немытый вид уличных сирот, улочки между высокими глухими заборами безлюдны, с редкими угрюмыми оборванцами, с ненавистью сверлящими взглядом ухоженных господ в каретах. В общем, иллюстрации на тему Первой Революции и зарождения Пути Справедливости, затверженные еще на первом курсе истфака.

В действительности же район Сыромятников, как обозвал его Чумашкин, оказался на удивление чистым и ухоженным. Да, где-то невдалеке дымили (по подсказке штабс-капитана) трубы сталеплавильных печей Общества Гужона. Но рядом с самой железной дорогой обосновался роскошный особняк купца Шене, обнесенный большим садом и походивший больше на небольшой довольно безвкусный дворец. За железной же дорогой нашлись прилично выглядящие благотворительные здания («дом призрения» в местных терминах) Хлудова и даже небольшая аккуратная церквушка. Да и сами заводские строения «Манометра» оказались весьма ухоженными, со следами недавней побелки и с вымощенной булыжниками мостовой перед заводской конторой.

У входа в контору дежурил швейцар, робко выступивший навстречу двум важным, по-видимому, господам.

— Чем могу служить? — низко подобострастно кланяясь, спросил он.

Олег попытался представить, как в таких случаях полагается вести себя действительно важным господам, и надменно выпятил нижнюю губу.

— Вот что, любезнейший, — холодно произнес он. — Давай-ка веди меня к вашему директору. Дело у меня к нему первостатейной важности.

— Федор Федорович Гакенталь сейчас отсутствуют-с, — еще ниже поклонился швейцар. — А вы, господа, по какому делу? Господин Овчинников Степан Васильевич, главный инженер, у себя в кабинете. Сразу по первому этажу направо от входа.

— Наши дела, любезнейший, — Олег воздел палец к небу, — государственной важности. Так, говоришь, сразу направо? Ну что же…

К тому, что секретарш в России водилось не слишком много, Олег уже привык, так что отсутствие предбанника у кабинета его не смутило. Однако внешность главного инженера завода его слегка обескуражила. Молодой, лет тридцати, парень в перепачканных штанах, застегивающейся набок рубахе («косоворотке», всплыло в памяти) и больших защитных очках увлеченно вгрызался сверлом в какую-то деталь, зажатую в миниатюрных тисках. По всему столу валялись гнутые трубки, циферблаты, шестеренки и прочая механическая мелочь. В углу столешницы громоздилась кипа чертежей, чертежи же грудами валялись на этажерках вдоль стен. Овчинников не сразу заметил гостей и еще несколько секунд продолжал работать, что-то бормоча себе под нос. Наконец он заметил вошедших и торопливо выпрямился, сдвигая очки на лоб.

— Добрый день, государи мои, — произнес он приятным хорошо поставленным баритоном, откладывая сверло. — Чем могу служить?

— Вы Овчинников Степан Васильевич? — осведомился Олег. Впрочем, ему уже расхотелось играть роль высокопоставленного сноба. Парень совершенно не походил на обрюзгших под грузом ответственности за поддержание плана главных инженеров, попадавшихся ему ранее. Те являлись обычными чиновниками, зачастую уже слабо помнившими даже положенное по должности, и давно разучившими общаться по-человечески. С Народным Председателем, во всяком случае. В их присутствии Олег, прекрасно помнивший свою недавнюю должность снабженца, ходившего под началом таких дядек, обычно смущался, хотя и старался не подавать виду, и маскировал надменностью свою неуверенность. Этот же парень с его русыми волосами, молодым лицом и прямым твердым взглядом не вызывал у Олега никакого смущения. Они, почувствовал Олег, могли бы даже подружиться… при других обстоятельствах. Сейчас же ситуация вынуждала его бессовестно лгать.

— Да, я Овчинников, — кивнул парень, вытирая вспотевший лоб. — Главный инженер завода. Если у вас дело к Федору Федоровичу, то я его заместитель по всем вопросам, кроме финансовых. А вы, собственно?..

— Кислицын Олег Захарович, — представился Олег, проходя вперед и протягивая руку для пожатия. — Городская управа, департамент технического надзора и соблюдения ТБ, старший инспектор. А вот, — он кивнул на филера, — господин Чумашкин, мой секретарь.

— Очень приятно, — кивнул Овчинников, но в его глазах появилось настороженное настроение. — Простите, а что за департамент? Честно говоря, в первый раз слышу.

— Свежеорганизованный, — пробурчал Чумашкин. Видно, он решил, что как бы себя ни вел, хуже все равно не станет, и сейчас откровенно забавлялся. — Господин Дурново решил, что Москве позарез требуется эта… соблюдение тэбэ. Вот и организовал…

— А что такое «тэбэ»? — осторожно поинтересовался инженер, явно сконфуженный своим невежеством.

— Техника безопасности, — расшифровал Олег аббревиатуру, так неудачно вылезшую из подсознания. Только сейчас он вспомнил, что здесь термин не имеет ровным счетом никакого значения. — Как бы объяснить… ну…

— Охрана заводов от злоумышленников, — с ехидной ухмылочкой подсказал Чумашкин, наслаждающийся своей ролью секретаря при тупоумном чиновнике. — Ну, там чтобы террористы бомбы не бросали где ни попадя, рабочие чтобы станки не портили.

— Фабричная инспекция, что ли? — инженер насторожился еще больше. — Мы, в общем-то, на рабочих не жалуемся, да и они на нас – тоже. Бастуют, конечно, но по нынешним временам все бастуют. У нас еще вполне умеренно бунтуют, не то, что на «костоломке» у Гужона.

— Расслабьтесь, Степан Васильевич, — Олег махнул рукой. — Я не собираюсь выявлять и расстреливать бунтовщиков, не мои обязанности. А вот дать совет-другой насчет того, как правильно работу организовать, чтобы лишнего травматизма избежать, я могу, — «Даром я, что ли, полгода инспектором по ТБ в Комкапстрое вкалывал?», — мысленно добавил он. — И вообще, как бы сказать… У меня есть некоторый опыт налаживания производства, но не слишком большой. Я, понимаете ли, только еще вхожу в курс дела. Так что, думаю, не я вам, а вы мне, если что, подсказывать станете. Моя главная задача на сегодня – познакомиться с людьми вроде вас: умелыми, перспективными, талантливыми, в общем, с такими, на которых можно опереться. В наше время промышленность – главная отрасль народного хо… э-э-э, экономики, от которой зависит, насколько успешной наша страна окажется в соревновании двух систем. Наша главная задача – обеспечить бесперебойное функционирование заводов, повысить уровень жизни рабочего класса и добиться высокого качества выпускаемой продукции. В условиях противостояния…

Стоп, оборвал он себя. Тебя несет, дружок. Понимаю, что за время общественно-политических занятий ты наловчился такой бред страницами нести безо всякой подготовки, но парня пожалей. У него сейчас мозги окончательно спекутся, и придется тебе еще одну речуху толкать, на безвременных похоронах. А если ляпнешь чего политически неверного в данных конкретных условиях, еще и с господином нашим Зубатовым объясняться придется на предмет разведения революционной пропаганды…

— Короче говоря, Степан Васильевич, — закончил он, стараясь не рассмеяться при виде ошарашенного выражения на лице Чумашкина, — хотел я с господином Гакенталем пообщаться, но даже к лучшему, что его нет. С вами вот, видите, познакомился. И будет у меня к вам, господин Овчинников одна небольшая просьба. Не согласитесь ли лично сопроводить меня по заводу?

* * *

Только увидев обращенные к нему лица Зубатова и Медникова, на которых явно читалось удивление, Олег сообразил, что вперся в начальственный кабинет мимо секретаря без доклада и даже без стука. Странное чувство… нет, не усталости – какой-то расплывчатости, нерезкости окружающего мира, охватившее его еще на заводе, все усиливалось, мешая ясно мыслить. Устал ты, родимый. Вовремя из роли выходить нужно, пожурил он себя, вовремя. Не перенапрягаться… ах, да, Зубатов.

— Добрый день, господа, — сказал он, прикрывая за собой дверь. — Прошу прощения, устал страшно. Три с лишним часа шастал по заводу на своих двоих, заморил одного главного инженера и двоих мастеров, а теперь сам еле на ногах держусь. Я не вовремя?

— Да нет, чего уж там, Олег Захарович, — любезно откликнулся Зубатов. — Проходите, присаживайтесь. Мы с Евстратием как раз обсуждаем ваши сегодняшние… эскапады, и ваши объяснения отнюдь не помешают.

Дождавшись, пока Олег усядется, он осведомился:

— Скажите, пожалуйста, каким образом вы заметили слежку? За вами пустили едва ли лучших наших людей. Штабс-капитан Чумашкин, например, которого вы умудрились не только застукать, но и накормить обедом за свой счет, еще ни разу не проваливался таким позорным образом. Где он, кстати?

— Чумашкина я отпустил домой, — машинально ответил Олег, все еще оставаясь мыслями на заводе. — До завтра он мне не понадобится, и он мне нужен свежий и полный сил. Если не возражаете, я, пожалуй, оставлю его в своем подчинении…

— Что? — удивленно прохрипел Медников. Его обычно спокойно-ледяные голубые глаза сейчас едва не вылезли из орбит. — Да что вы себе позволяете? Кто дал вам право распоряжаться моими людьми? Ну, пусть только эта каналья завтра покажет свой нос, я его!..

— Погоди, Евстратий, — спокойно сказал Зубатов, и Медников осекся. — Не горячись. Олег Захарович, расскажите мне все, что произошло сегодня с того момента, как вы в полдень вышли из здания Управления.

Когда Олег дошел до эпизода со вторым филером, Зубатов громко расхохотался.

— Значит, в его дальнейшем присутствии у вас надобности не возникло? Ну и дела! Можно подумать, вы своего подчиненного домой посылали! Далеко вы пойдете, Олег Захарович, с такими замашками, только, боюсь, господин Медников вас раньше придушит. А, Евстратий? Придушишь?

— Скорее, шею сверну, как куренку, — пробурчал начальник филеров. Он все еще смотрел исподлюбья, но смех Зубатова немного поколебал его угрюмость. — Вы мне вот что скажите, Олег Захарович, как же вы все-таки их вычислили? Наверняка ведь, уроды, позорную беспечность проявили, за фраером вроде вас наблюдая, а?

— Не знаю, — честно сказал Олег. — Я просто увидел Чумашкина на улице и понял, что он по мою душу. Ну, и напарника его – так же. Я же знал, что вы наверняка за мной людей поставите приглядывать. Я бы точно приставил. Мир у вас, правда, еще наивный, неиспорченный, но все же…

— Неиспорченный? Наивный? — пробормотал Медников. — Видели бы вы, что с моими ребятами всякая сволочь революционная делает…

— Насчет сволочи – не спорю, — пожал Олег плечами. — А вот на завод проникнуть – как нефиг делать, — он быстро обрисовал свою встречу с Овчинниковым. — И ни одна собака ведь моими документами не поинтересовалась! Да назовись я великим князем, все только бы глаза вылупили и поклоны отбивать принялись. Кстати, Сергей Васильевич, нужно сделать мне надежную легенду. Не представляться же каждый раз, что из Охранки. Кажется, в некоторых местах за такое и в рожу плюнут, и по башке ломом стукнут… Насчет Департамента технического надзора я ляпнул не думая, но вполне удачно. Мне потребуются документы, подтверждающие мое инспекторство, а также некий адрес, формально не связанный с Управлением, но куда можно отсылать корреспонденцию для передачи мне. Потребуются также минимальные властные рычаги для проведения в жизнь разных мелочей. Кроме того, помимо Чумашкина мне потребуется еще пара человек, хорошо знающих Москву, филеров или сыщиков. Михаил, что у меня в подчинении, сойдет на роль секретаря, хотя…

— Погодите, погодите! — остановил его Зубатов. — Вы как-то резко взяли с места в карьер. Расскажите, зачем вы ездили на завод и что там увидели.

— Мне хотелось ознакомиться с уровнем современной технологии. Должен заметить, она оказалась куда выше, чем я предполагал. Во всяком случае, я, дилетант в технике, конкретных советов мастерам дать явно не способен. Но о технологиях позже. Главное – мне требовалось понять причины постоянных бунтов и забастовок. В бытность мою Нар… — Олег осекся и взглянул на Медникова.

— Продолжайте, — спокойно сказал Зубатов. — Он в курсе… э-э-э… вашего предполагаемого прошлого.

— Хорошо, — кивнул Олег. — В бытность Нарпредом мне неоднократно приходилось разбираться с причинами недовольства рабочих. Они, в общем, схожи с нынешними. Главное – низкий уровень жизни и нехватка предметов первой необходимости. Далеко не каждый станет бунтовать, если не съездит раз в год на южный курорт, но даже отъявленный тихоня возьмется за что-то тупое и тяжелое, если не может толком накормить своих детей. Или если его гонять, как вьючную скотину, по шестнадцать часов в сутки. Или если искалечить его в нечеловеческих рабочих условиях и выбросить на улицу. А ведь на многих предприятиях у вас так и поступают. Я могу понять, почему в условиях примитивных средств производства вашим рабочим приходится ишачить по двенадцать часов, чтобы российские товары могли конкурировать с североамериканскими. Но я в упор не понимаю, почему шихту в плавильную печь засыпают рабочие с одноколесными тачками, опасно балансирующие на узких мостках, когда их с успехом может заменить один-единственный конвейер, пусть даже с мускульным приводом – лошадью там какой-нибудь, с воротом. Такой конвейер ликвидирует для людей опасность искалечиться, ускорит процесс загрузки в частности и производство металла в целом, а также понизит его себестоимость, что с успехом демонстрируют на заводе Гакенталя. А вот Гужон, несмотря на гакенталевский пример под боком, так не думает, зато несет в газетах ерунду насчет количества религиозных праздников в России. Жадность, господа, банальная жадность, которая не довела до добра еще ни одного человека.

— Вы социалист? — в упор спросил его Медников, снова набычившись.

— Я мало знаю про социалистов, — пожал плечами Олег. — Как-то не успел толком войти в тему. Но, кажется, я даже близко не социалист. Если социализм хоть немного похож на наше учение Пути Справедливости, то это путь в пропасть. Поверьте мне как бывшему Народному Председателю. Путь Справедливости изначально загоняет народное хозяйство в такие ямы, из которых выбраться невозможно принципиально. Собственно, последние полгода я думаю только об одном: как бы перевести экономику на нормальные рельсы, не разрушая ее до основания. Ну, а как глава государства я не могу испытывать симпатии к террористам любой масти, пытающихся государство, пусть и не мое, разрушить. Нет, я вряд ли социалист. Но что вам нужны срочные реформы трудового законодательства, я могу сказать сходу и не задумываясь. Прямо сейчас нужно ограничивать трудовой день до максимум двенадцати часов с перспективой сокращения до десяти. Ограничить детский труд – малолеткам возле опасного и шумного станка делать нечего. Нужны профсоюзы, защищающие интересы рабочих. Если их не организует государство, то создадут политиканы, причем в своих интересах. Ну, и так далее.

Только тут он осознал, что Зубатов смотрит на него очень странным взглядом. Олег осекся и вопросительно поднял бровь.

— Вы очень опасно мыслите, Олег Захарович, — наконец медленно произнес тот. — Очень опасно. Вы ведь еще не интересовались историей Московского охранного отделения, не так ли? Знаю, что не интересовались, иначе не стали бы говорить так открыто. Одно время… — директор Охранки встал и, отвернувшись, отошел к окну. — Одно время, еще до японской войны, я думал и высказывался так же. Полагая, что лучше предупредить бунт, чем усмирять его, я организовывал государственные профсоюзы, защищавшие рабочих, кружки и рабочие клубы. Я добивался введения сносных условий труда, спорил с промышленниками, вносил проекты постановлений государю императору. Я даже пытался привлекать на свою сторону умных революционеров, убеждать их в пагубности террористических методов, делать их полезными членами общества. Знаете, чем все закончилось? В мои профсоюзы в Одессе и Николаеве внедрились революционеры-провокаторы, и рабочие демонстрации вышли на улицы. А обвинили в случившемся – меня. Промышленники писали на меня доносы за рабочие комитеты, что создавались на их заводах под моим патронажем. И хотя я пользовался авторитетом, в конце концов Плеве лично выгнал меня со службы и отправил во владимирскую ссылку. Все, что я создавал, разрушили, моих людей отправляли в отставку и даже убивали. Вы слышали о «Совете рабочих механического производства»? Об «Обществе взаимной помощи текстильщиков»? Не слышали и не услышите – их нет, они разогнаны. О да, я вернулся, спасибо Петру, старому другу, и бомбе одного из тех бандитов, что поразила Плеве. Но знаете, Олег Захарович… я больше не рискую работать в том направлении. Все, чем я занимаюсь – ловля бандитов, под видом заботы о народе грабящих банки и подставляющих бунтующих рабочих под пули верных государю войск. Бандитов, помышляющих о свержении святого для России – самодержавной власти. Ловлю бандитов – но не более.

Зубатов резко повернулся от окна, быстро подошел и навис над Олегом.

— Вы, Олег Захарович, рассказываете мне, что нужно делать для рабочих? Бросьте. Я знаю все куда лучше вас. Я знаю, какие законы надо принимать, какие организации создавать и как лучше всего пинать толстобрюхих денежных мешков, чтобы они обеспечивали работникам человеческие условия. Но России не нужна забота о рабочих. Она разорена японской войной, на Дальнем Востоке еще не прекратились военные стычки, несмотря на подписанный мир. А государь император расстроен проигранной войной. Он больше не слышит голос разума, предпочитая слать солдат туда, где нужны инспекторы и чиновники.

Тяжело вздохнув, директор Охранки отошел от растерявшегося Олега и тяжело опустился на свое место.

— Вот вам мой совет, Олег Захарович. Совет человека пусть и не намного старше вас самого, но куда более умудренного опытом жизни. Забудьте про рабочих. У Охранного отделения хватает головной боли и без тред-юнионов на российский лад. Забудьте и займитесь чем-то еще. И уж боже упаси вас вести такие разговоры за пределами данной комнаты, даже со своими коллегами по работе. Другие далеко не столь терпимы, как мы с Евстратием. Если на вас поступит донос, я… мне придется принять меры.

— Вы предлагаете спрятать голову в песок? — горько спросил Олег. — Когда вы знаете, что именно такая работа способна предотвратить революцию? А ведь она случится, неизбежно случится, я же вижу. Истории наших миров имеют слишком много схожего, и не думаю, что случайно. Даже названия «Ростания» и «Россия» звучат похоже. Вас предали однажды, и теперь вы настолько напуганы, что позволите себе безучастно стоять в стороне, когда страна на грани краха?

— Разговор окончен, Олег Захарович, — тихо произнес Зубатов, избегая его взгляда. — Идите. Филеры, которых вы так блестяще вычислили сегодня, не понесут наказания, наблюдение за вами я снимаю. Но тему для работы вы подыщете себе другую. Все, свободны.

Олег хотел было возразить, но внезапно почувствовал страшную усталость. Язык просто отказывался повиноваться, тело охватила слабость. Туман перед глазами сгущался. Он тяжело поднялся со стула, постоял пару секунд, ухватившись за спинку, и медленно вышел.

Когда за ним закрылась дверь, в кабинете воцарилась напряженная тишина. Наконец Медников заговорил, тяжело роняя слова:

— Похоже, Сергей, ты притягиваешь к себе революционеров. И как только тебе удается?

— Рыбак рыбака видит издалека, — холодно усмехнулся директор Охранки. — Понимаешь, Евстратий, просто поветрие какое-то идет. Столько честных порядочных людей верят, что Империя должна измениться… И далеко не все они пошли в «товарищи», не все взяли в руки бомбы и револьверы. В воздухе носится что-то такое, что меняет людей. Империя прогнила, что лучше всего показало наше позорное поражение в войне. Я до последнего стану держать руку государя императора, но, чувствую, многие предадут его при первой же возможности.

— Да, просто поветрие, — вздохнул в ответ Медников. — Хорошо моим филерам – они получают приказы и четко знают, что хорошо и что плохо. Но кто бы разъяснил это нам с тобой? Ох, ладно. Ты действительно хочешь снять наблюдение за Кислицыным?

— Да. Нет смысла отвлекать на него людей. Слежка хороша, когда о ней не подозревают. Знаешь, у меня не идут из головы его слова о том, что наши миры схожи.

— Ты все же веришь ему?

— Не знаю. Его рассказы невероятны, но Господь в своей бесконечной мудрости вряд ли бы затруднился создать еще одну твердь земную и еще одного Адама с Евой. Или еще одну обезьянью чету, если верить всяким новомодным теориям. И уж тем более он не затруднился бы перенести человека между твердями. Возможно, Кислицын – предостережение нам. Указание на то, что случится, если пренебрежем своим долгом, — Зубатов покачал головой. — И что бы я ни говорил, его жизненный опыт, похоже, ничуть не меньше моего, пусть и в другом мире. Может, он прав, а я действительно… спрятал голову в песок? Может, меня действительно напугали до смерти, и теперь я сижу сложа руки из страха за свою шкуру, а не от бессмысленности действий? Если наши миры столь похожи, то и нас ждет революция и Путь Справедливости. И что тогда – пулю себе в лоб?

— Ты слишком близко принимаешь к сердцу россказни нашего… сумасшедшего, — осуждающе покачал головой Медников. — Согласен, есть в нем что-то магнетическое. Ему хочется верить, нельзя не верить. Но я встречал подобных людей и раньше. Природная харизма, путь и редкая, но встречающаяся. И все же его россказни – не более, чем страшные сказки. Он чокнутый, и верить ему нельзя.

— Скажи, Евстратий, — Зубатов медленно повернулся к другу, — и все же – почему ты принял мое предложение вернуться в Москву? Я недавно из опалы, Москва – тихий, сонный, почти захолустный городок, а ты – большой человек в столице, заведующий наружным наблюдением по всей империи. Что тебе здесь?

— Уже гонишь? — усмехнулся тот. — Смотри, обижусь.

— Ага, обидишься ты, чертяка здоровый, — усмехнулся Зубатов. — И все же – почему?

— Да надоело! — беззаботно отмахнулся Евстратий. — Представляешь – по всей стране мотаться, только в одном месте операцию провернешь, как в другое бросаться приходится. Нервотрепка, кутерьма. Веришь, совсем сон потерял. Даже об отставке подумывать начал. И тут ты зовешь. А Москва – город хоть и тихий, да не слишком, и не такое уж и захолустье, есть где руки и голову приложить. Самое то для меня.

— Понятно, — рассмеялся Зубатов. — И тебе тоже спокойной жизни захотелось. Ладно, давай прощаться на сегодня. Тебе у своих ребят отчеты принимать, а мне к Дурново на суарэ ехать. И не хочется, а надо. Он злопамятный, еще нашепчут чего…

* * *

«Следящий вызывает Сферу».

«Вызов зафиксирован. Установка сеанса. Вопрос».

«Отчет. Эксперимент развивается успешно. Активизация матриц идет по расписанию. Серьезных отклонений от расчетных графиков не наблюдается. Я/мы довольны результатами. Имеется примечание».

«Сфера приняла отчет. Запрос расшифровки примечания».

«Один из Эталонов более активен, чем предполагалось. Вхождение в роль идет быстрее, чем окружение адаптируется. Развивающаяся нестабильность контакта со средой. Опасные резонансы матрицы».

«Уточнить Эталон».

«Эталон Одиннадцать».

«Сегменты Сферы высказывали опасения по поводу Эталона Одиннадцать. Напоминание: ты/вы просчитывали схемы стабилизации».

«Подтверждение. Схема уже задействована».

«Принято. Сфера с интересом следит за журналами. Вопрос: приглашение Дискретным».

«Неуверенность. Принятие решения отложено до завершения фазы два и подтверждения Координатора».

* * *

Олег опомнился, только когда извозчик, резко осадив лошадей перед самым его носом, окатил его бранью. Олег быстро шагнул с мостовой на тротуар и с удивлением огляделся. Он не помнил, куда и как брел после того, как вышел из Управления. Солнце стояло еще высоко, хотя длинные тени протянулись от приземистых кирпичных зданий по сторонам улочки. Судя по всему, прошло не менее часа после того, как он расстался с Зубатовым. Может, и больше. Он вяло попытался припомнить, куда собирался направиться, но не смог. Все вокруг словно окутал вязкий туман безразличия, страшная усталость пронизывала тело. В глазах двоилось.

Да у тебя, кажется, шок, друг мой, где-то в глубине скользнула мысль. Что с тобой? Из-за выволочки от начальства, даже не начальства, а так… сочувствующего дядьки со своими проблемами? Или все же переутомился на заводе? Не акклиматизировался толком к новому миру? Да соберись же, чтоб тебя! Вернись в реальность!

Но возвращаться в реальность не хотелось. Хотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть, желательно – навсегда. Может, я действительно сумасшедший? Может, мне самое место в психушке? Нет, хорошая психушка стоит денег, а в плохую мне не хочется… Да что же со мной такое?

Неподалеку раздавались энергичные голоса. Олег уцепился за них, как слепой цепляется за ведущую куда-то веревку. Голоса. Много голосов. Митинг? Надо туда, иначе утону окончательно…

— Мы сбросим вонючих жандармов и разжиревших на нашей крови пауков-заводчиков! Мы возьмем заводы и фабрики под свой контроль и установим царство справедливости, в котором все трудящиеся заживут честно и счастливо! Наши дети больше не станут умирать от голода! — оратор, подпрыгивая на импровизированной трибуне из каких-то ящиков, ожесточенно размахивал кулаками в воздухе. — Наши жены перестанут плакать над младенцами, которых не могут накормить иссохшей от лишений грудью! И надо всего-то всем разом выйти на улицы и сказать решительное «нет!» сатрапам и их приспешникам!

— А если они не послушают? — с удивлением услышал Олег свой голос. Ладно, пусть. Говорить хоть что, лишь бы удержаться у поверхности, не уйти снова на дно. — Если они пошлют войска вам навстречу?

Лица собравшихся вокруг трибуны людей обратились к нему. Послышался недовольный ропот. Какой-то грязный оборванец в немыслимо изодранной кепке презрительно сплюнул на землю.

— Пусть! — с ненавистью воскликнул оратор. — Нас уже расстреливали на улицах и площадях! Но мы все равно сильнее кровопийц: их мало, а нас много! И никто нас не остановит!

— Ну хорошо, а потом? — на Олега накатило странное дежа вю: толпа, площадь, брусчатка, митинг, мягкий шелест гравиподушки правительственного лимузина, человек с ружьем… с ружьем? не было у него ружья, только испорченный мегафон… — Что случится потом, когда вы возьмете власть в свои руки? Вы выбросите на улицу инженеров и прочих мастеров, но кто станет управлять вашими фабриками? Кто знаком с тонкостями технологических процессов? У кого из вас есть образование, которое позволит встать на место мастера или инженера?

— У нас найдутся и люди, и средства для управления заводами!..

— А продавать продукцию вы тоже сумеете самостоятельно? — Олег, казалось, кожей начал чувствовать ненависть толпы. Ненависть? Почему его ненавидят? Он с усилием оглянулся. Рабочие. Да, рабочие. Судя по всему, наименее квалифицированная прослойка. Люмпены. Движущая сила любой революции…

— В мире коммунизма, который мы построим, не останется денег! Мы все разделим по справедливости, и весь производимый товар будет раздаваться бесплатно! От каждого по способностям, каждому по потребностям, которые мы определим по справедливости!

Олег покачал головой, развернулся и медленно побрел по улице. Позади раздавались насмешливые выкрики, но ему было все равно. Камни не бросают, и ладно. Нет, у меня определенно что-то не то с головой. Сначала внезапные приступы, теперь вот такое…

Трясина безразличия смыкалась вокруг него. Он брел грязными извилистыми улочками, утратив чувство направления, не понимая даже, что идет. Хотелось спать, спать, спать. Нужно поймать такси… извозчика… автобус… добраться до квартиры… не помню адрес, неважно, добраться до Управления, Зубатов вызовет врача…

— Господин! — кто-то сильно ухватил его за руку. Высокий срывающийся голос… девушка? Да, девушка, грязная, оборванная, с безумным блеском в глазах и космами перепутанных волос. — Господин! Я отдамся за кусок хлеба! Пожалуйста, господин, все, что угодно, я умираю от голода! Пожалуйста, не гоните!

Вот здорово! Сошлись на узкой тропинке два сумасшедших… Чокнутый и психованная… Олег с трудом сфокусировал взгляд. Отстань от меня милая, я сам не свой, я ничем не могу помочь! Ах, да, нужно сказать вслух, иначе не поймет. Он еще раз безразлично оглядел клещом впившуюся в него проститутку. Темные блестящие даже сквозь грязь волосы, нос горбинкой, полные обкусанные губы, высокие скулы, черные глаза – красивые, но подернутые поволокой безумия… Наверное, из благородной семьи. Почему на улице? Наверное, душещипательная история из жизни высшего общества… Надо сунуть монетку, где-то завалялся алтын… какое смешное название… Он полез в карман.

— Господин! — рыдала девица. — Пожалуйста, не бросайте! Все, что угодно!..

Вечернее солнце озорно блеснуло на латунном значке «фебеля» на накладном кармане. Да, действительно, не из бедной семьи девочка. Брючки такого фасона в последнее время можно достать только втридорога и по большому блату, фанатеет по ним молодежь. Разлагающее влияние Сахары, чтоб ему…

Внезапно пелена спала с его глаз. Вялость исчезла, словно и не наваливалась только что удушливым одеялом, разум прояснился, как после хорошего глотка уличного морозного воздуха в затхлой комнате. Брюки на женщине? Фебельская фабрика? Да что здесь происходит, дерись все конем?! Он резко развернулся и схватил девушку за плечи.

— Кто ты! — громко спросил он, на всякий случай сильно встряхнув ее. — Отвечай – кто ты? Как зовут? Имя? Откуда ты здесь?

— Ок… Оксана… Шарлот… — всхлипнула та. — Не бросайте, господин! Все, что угодно!..

— Тихо, Оксана! — Олег стиснул руки у нее на плечах. — Откуда ты? Слышишь? Откуда ты? Где ты родилась? Откуда у тебя такие штаны?

— Купила… купила на рынке, честно, господин! Я купила, не украла! На Туче!..

— Город! — рявкнул Олег. — Какой город?

— Мокола! — всхлипнула та. — Мокола! Его здесь нет, но он есть! Он честно есть!

— Так… — Олег лихорадочно огляделся. Недалеко виднелась какая-то широкая улица. — Все хорошо, милая, успокойся. Я куплю тебе поесть. Пошли за мной. Давай, давай, пошли…

— Нашел барин себе шалаву, — громко сказал какой-то оборванец неподалеку. — Эй, барин! Тебе что, своих не хватает, сытых да гладких? Чего наших девок лапаешь?

— Иди ты… — отмахнулся от него Олег, увлекая за собой девушку. — Идем, милая. Все хорошо, все нормально. Теперь все будет очень хорошо…

Девица, все так же вцепившись в него, покорно плелась следом. Безумный блеск в глазах поугас, но взамен она начала шататься. Олег почувствовал, как бешено колотится его сердце. Свистнув медленно движущемуся по улице извозчику, он полуобнял Оксану, не давая ей упасть.

— Все хорошо, — лихорадочно бормотал он. — Все хорошо…

30 августа 1905 года. Москва

— Могу лишь повторить все то же, что и мой коллега вчера, — Болотов откинулся на спинку кресла и принялся аккуратно протирать пенсне. — Серьезное истощение, нервное и психическое, шок, а также синяки и ссадины. Судя по всему, ее как минимум один раз избили, хотя и не слишком сильно. Но никакого особенного вреда здоровью. Несколько дней полноценного питания и покоя – и организм справится. Сколько ей? Семнадцать лет? Восемнадцать? Организм молодой, восстановится быстро.

— Я бы сказал, что ей двадцать с небольшим, — задумчиво поправил его Олег. — Двадцать два-двадцать три. У нас люди старятся медленнее, чем у вас. Судя по манере одеваться и некоторым проскользнувшим в бреду словечкам вроде «Сечки», она студентка вуза, педагогического института имени Сеченова. Старшекурсница, скорее всего.

Доктор внимательно посмотрел на него, потом покачал головой.

— Знаете, Олег Захарович, я все же не верю вашим сказкам о другом мире. Давайте останемся при своем. Семнадцать ей лет или двадцать с небольшим – особого значения не имеет. Главное, что большого ущерба организму не нанесено. Психический шок гораздо неприятнее. Н-да… — Он вздохнул. — Что вы сказали про нее квартирному хозяину?

— Что она моя сестра, пропавшая на днях из дома матери, — хмыкнул Олег. — Жениха зарезали ночью на улице, так что она малость не в себе. Как-то ничего другого в голову не пришло. А то бы и в самом деле решили, что я проститутку приволок.

— Сестра – это хорошо, — Зубатов неслышно прошел за спинкой олегова стула. — Сестра может проживать с вами в одной квартире без ущерба для репутации. Меня, Олег Захарович, вот что смущает. Сколько еще людей из… хм, вашего мира появится здесь у нас? Один раз – вы – случайность. Второй – ваша девица – тенденция. Третий – уже система получится.

— Послушайте! — удивился Болотов. — Сергей Васильевич, неужто вы всерьез? Разве вы тоже верите в… в другие миры?

— Я верю только в Господа Бога и государя императора! — жестко оборвал его директор Охранки, прекращая расхаживать по комнате. — Остальное я знаю точно. Или как минимум предполагаю, основываясь на известных мне фактах. Давайте, любезный Михаил Кусаевич, на минуту примем на веру историю Олега Захарович. Только на минуту, хорошо? Предположим, что и он, и госпожа… м-м, Оксана Шарлот на самом деле загадочным образом перенесены из иного мира. Учитывая взгляды Олега Захаровича на текущую политическую ситуацию, думаю, не ошибусь, если предположу такие же взгляды и у… остальных перемещенных. Попади те люди в неправильную компанию, и последствия для России могут оказаться катастрофичными. Вы понимаете меня, Михаил Кусаевич? Сразу же по возвращении в Управление я разошлю по всем Охранным отделениям России секретную директиву с указанием отслеживать людей, рассказывающих невероятные байки о своем прошлом. Возможно, мы найдем еще кого-то. Возможно, нет. Возможно, следовало бы поинтересоваться и за границей, но такое уже за пределами моих возможностей.

Психиатр с интересом посмотрел на Зубатова сквозь пенсне.

— Я понял вас, Сергей Васильевич, — кивнул он. — Но политика – не моя забота. Сейчас, господа, позвольте откланяться. Я и так надолго оставил клинику без присмотра. Привозите девушку ко мне через недельку-другую. Обещаю бесплатную консультацию.

Доктор выбрался из кресла, взял со стола шляпу, поклонился и вышел. Было слышно, как он спускается по скрипучей рассохшейся лестнице. Зубатов непонятно посмотрел на Олега.

— Храбрый вы человек, Олег Захарович, — мягко сказал он. — Источники мне доложили, как вы вчера вечером пытались дискутировать на митинге. Вы поаккуратнее, а то и в самом деле изобьют до полусмерти, а то и застрелят. Опасные нынче времена. И вот еще что. В Управление до конца недели не являйтесь. Позаботьтесь о госпоже Шарлот. Думаю, ей потребуется вся ваша помощь.

— Избавиться от меня хотите, Сергей Васильевич? — усмехнулся Олег. — Не выйдет. Раз уж мы с вами наедине, давайте-ка еще раз с самого начала. Вчера я несколько… чувствовал себя скверно, а потому вел себя неадекватно. Ночью я подумал немного, и…

— Олег Захарович, — в голосе директора Охранки прорезался металл. — Кажется, я вчера вполне ясно выразился…

— Вполне ясно, — кивнул Олег. — Скажите, вы сами находитесь под надзором?

— Что?.. — у Зубатова округлились глаза. — Я? Под негласным надзором? Да вы что?

— То, что вы о надзоре не осведомлены, не значит, что его нет, — хмыкнул Олег. — Зуб даю, наверняка на вас кто-то стучит вашему начальству. Секретарь, скажем, или кто-то из подчиненных. Меньщиков мне вот не очень нравится – какой-то замкнутый, неконтактный.

— Меньщиков обязан мне всем, — холодно ответил Зубатов. — Я вытащил его из революционной среды, я вернул его на службу после того, как его выбросил на улицу Трусевич…

— Трусевич – директор Департамента полиции, если я правильно понял? — осведомился Олег. — Он же в Петербурге. Неужто самолично увольнял такую мелкую фигуру, как Меньщиков? Ладно, неважно. Как-нибудь вы расскажете мне про свою опалу и возвращении из нее поподробнее. Попробуем прикинуть, кто у нас играет на две стороны. Сейчас только хочу заметить, что был явно неправ, пытаясь разговаривать с вами в присутствии Медникова. И вы правильно сделали, что оборвали меня. То, что нам предстоит сделать, требует строжайшей секретности, и чем меньше народу…

— Да что вы такое себе в голову взяли? — повысил голос Зубатов. Его глаза полыхнули, усы встопорщились. — Мы с вами ничего делать не станем! О чем?..

— Почему-то мне кажется, что я в вас не ошибся, — Олег задумчиво посмотрел на директора. — Честное слово, не понимаю, как человек вроде вас мог занять столь высокий пост в политической полиции. В моем мире вас бы и близко к моей Канцелярии не подпустили, да и в СОД вы бы выше рядового опера не поднялись бы. Но, тем не менее, вы человек умный, честный и, что главное, неравнодушный. Вам крепко досталось, но вы не изменили своим взглядам. Вы просто все еще испуганы. Не правда ли, Сергей Васильевич?

— Да черт вас подери, что вы… — неожиданно Зубатов осекся, махнул рукой и сгорбился. Нетвердой рукой нащупав стул, он опустился на жесткое сиденье, его взгляд потух. — Да. Вы правы. Я боюсь. Я пытался сделать для России что-то полезное. Для рабочих я сделал куда больше, чем красные горлопаны, терроризирующие общество, за что меня выбросили на улицу и отправили в ссылку. Вчера на приеме у Дурново высокопарная графиня Трепова пренебрежительно фыркнула мне в спину, когда думала, что я не слышу. «Вот еще один выскочка-простолюдин», — сказала она подруге, — «что пользуется смутным временем, чтобы сделать карьеру. Жидовский защитник…» Ирония судьбы – Петр… Святополк-Мирский, в прошлом году министр внутренних дел, мой друг, вернувший меня на службу, сам ушел в отставку в январе. Он оказался слишком либеральным для нынешней смуты.

Зубатов грустно посмотрел на Олега, и тот внезапно почувствовал жалость. Грозный директор Московского охранного отделения показался ему усталым и сломленным.

— Поймите, Олег Захарович, — со вздохом закончил директор, — если вы задумали что-то грандиозное, я вам не помощник. Я сам вишу на волоске. Одного хорошего доноса достаточно, чтобы я слетел с горы, на сей раз – навсегда. А человек, которого назначат на мое место, наверняка окажется не способен понять, что грубая сила против рабочих и революционеров – далеко не панацея.

— Значит, надо позаботиться, чтобы доноса не было, — пожал плечами Олег. — Сергей Васильевич, я окажусь неблагодарной свиньей, если из-за меня вы потеряете свой пост. Я сделаю все сам, но мне нужна ваша поддержка, хотя бы негласная. Поймите, ваша страна сейчаснаходится в очень опасном положении. Я историк по образованию и прекрасно вижу параллели между нашей и нашей историей. У нас произошло две революции. Первую в пятьсот девятом хотя и с трудом, ценой десятков тысяч жизней, но империя задавила. Вторую в двадцать третьем – уже не смогла. А началось все с волнений в крупных городах организованных, кстати, народовольцами, совсем как у вас. Вы монархист, готовы отдать жизнь за государя императора, так неужто в ваших интересах позволить ему погибнуть?

— Две революции… — Зубатов непонятно хмыкнул. — Расскажите подробнее.

— Подробно выйдет слишком долго. Не для нынешней ночи тема, — Олег пошевелил пальцами в воздухе. — Если коротко, то в один прекрасный день в промышленных городах начались волнения рабочих. Демонстрации, митинги, разграбления винных лавок… Полиция оказалась бессильна. Войска расстреляли несколько демонстраций, что лишь подлило масла в огонь. Беспорядки превратились в открытые бунты, часть войск перешла на сторону восставших. Мокола… столица вообще погрузилась в полных хаос, правительство бежало. Железные дороги встали, переброска войск из провинций оказалась весьма затрудненной. Император и часть министров укрылись в Минеринской резиденции, в полусотне километров от столицы, и полностью утратили контроль за ситуацией. Торговцы припрятали товары, и в городах начался едва ли не голод…

— А Первая революция?

— Это и есть Первая революция, она же Первое восстание. В конце концов каким-то образом правительственные войска все же взяли верх. Учебники и монографии невнятны, в архивах я, студент, разумеется, не копался, но там и сям упоминались фамилии нескольких генералов и чиновников, которые, судя по всему, оказались достаточно компетентными, чтобы перехватить бесхозные вожжи и разгромить революционные отряды. Видимо, империю спасло еще и то, что доля рабочих в населении не превышала тридцати процентов, а крестьяне бунты в основном не поддержали. В общем, следующие десять лет ситуация постепенно успокаивалась, но тут Ростания внезапно оказалась втянутой в полномасштабную войну с Сахарой. На пустом месте втянутой. Нельзя сказать, что мы с ней дружили – соперничество за колонии, за влияние на сателлитов, на нервы друг другу действовали маневрами у границы, все такое. Но и к войне не готовились ни там, ни у нас. И вдруг в течение нескольких недель – кризис Перешейка, боевая готовность в войсках, мобилизация и – ба-бах! — война. Три года воевали, около ста тысяч человек в позиционных боях положили, экономика на военных рельсах – и тут снова восстания рабочих по всей стране. Последнее, что успело сделать имперское правительство – заключить с Сахарой мир. Через неделю вместо него заправляло уже правительство Народной справедливости. Вот, примерно так.

— А что за Перешеек? — казалось, мысли Зубатова витали где-то далеко.

— В вашей географии примерно соответствует району Аравийского полуострова, если я правильно запомнил название. Палестина, да? Относительно узкая полоса суши, соединяющая два континента, плодородная, с мягким климатом, сельскохозяйственная и курортная зона. Население исторически не любило ни Ростанию, ни Сахару. Обе сверхдержавы столетиями с переменным успехом пытались втянуть Перешеек в свою сферу влияния… да и сегодня пытаются. Формально Перешеек сейчас в составе Ростании, фактически – сам по себе. Буферная зона. Самое главное, что историки до сих пор гадают, в чем же причина войны. Формальные требования Сахары об отводе ростанийских войск от границы Перешейка предъявлялись регулярно, но никто никогда не воспринимал их всерьез. А во время кризиса все правительства словно с ума посходили…

— Интересно, — Зубатов побарабанил пальцами по столу. — Но у нас все же немного иначе. Точных цифр у меня нет, но, полагаю, рабочих от населения у нас около пяти процентов. Очень сильно удивлюсь, если больше десяти. Даже если все разом взбунтуются, сомнительно, что смогут опрокинуть государство. Сельская у нас страна, Олег Захарович, аграрная. Крестьянские бунты куда опаснее пролетарских. К счастью, одна из двух наиболее опасных подпольных организаций – социал-демократов – сосредоточилась исключительно на городских рабочих, да и вторая, социалисты-революционеры, тоже как-то от деревни отдалилась в последнее время, все больше в городах терроризмом занимается. Так что деревенские бунты стихийны, неорганизованны и, в общем-то, легко подавляются.

— Как у вас говорят, не стоит ждать, пока жареный петух клюнет, — хмыкнул Олег. — Атмосфера у вас в точности та же, что и у нас перед Первой революцией. Учитывая, что международная политическая ситуация здесь… так скажем, много богаче нашей, даже небольшая внутренняя нестабильность может привести для Российской империи к серьезным проблемам на мировой арене, а потом, по принципу обратного резонанса, усилить проблемы внутренние. Япония, которой вы проиграли войну, как я понимаю, относительно небольшая страна. А представьте, что в войну вступят ваши западные соседи?

— Небольшая-то небольшая, да только по территории, не по населению. А насчет Запада – у нас хватает союзников в Европе… — без особой уверенности в голосе заявил Зубатов.

— Ой, да бросьте, Сергей Васильевич, — поморщился Олег. — В политике нет друзей или врагов. Даже у нас, где с Ростанией и Сахарой ссориться опасно для здоровья, страны-сателлиты постоянно занимаются политическими интригами. А уж у вас с вашими десятками крупных государств наверняка все во много раз хуже. И ваше имперское правительство, судя по газетам, я пока что не могу упрекнуть в излишней честности и компетентности. В общем, хочу попытаться кое-что сделать. Многого не обещаю, опыт политического руководства у меня куцый, подковерных игр – и того меньший, но попытка не пытка. И обещаю – ничего с вашей драгоценной монархией не случится.

— Змея-искусителя у вас в роду ненароком не затесалось? — усмехнулся Зубатов. — Что именно вы хотите сделать?

— Уже разговор! — одобрил Олег. — Вчерашняя экскурсия по заводу оказалась весьма полезной. Я составил себе представление об уровне вашей технологии. Признаться, я мечтал пройтись по цехам этаким пророком, небрежно тыкая пальцем в недостатки и делясь откровениями, от которых у всех челюсти отвисают. Не вышло. Не мне, гуманитарию, вашим технарям указывать, как шестеренки точить, здесь они мне фору в сто очков дадут, пусть даже я и не совсем профан по технической части. Что я могу сделать реально, так это поделиться концепциями. Но мне потребуются хорошие инженеры, способные понять мой детский лепет и довести его до железного воплощения. Мне потребуются исследователи и в других областях – в органической химии, например. Концепция пластических масс у меня в голове еще в школе застряла, но создавать технологию их производства придется с нуля. Антибиотики, опять же, вертолеты-геликоптеры…

Он встал и принялся расхаживать по комнате, загибая пальцы.

— Нужно, во-первых, обзавестись производственной базой. Вероятно, в виде уже существующих заводов и мастерских. Заводы и мастерские, во-вторых, необходимо освободить от революционных настроений – делать мне больше нечего, кроме как бунтующих работяг успокаивать! Добиться такого можно только человеческими условиями труда и нормальной зарплатой. Разумеется, Охранное отделение не сможет ее выплачивать, следовательно, нагрузка ложится на владельцев завода. Отсюда, в-третьих, мне потребуется авторитет Охранного отделения, а еще лучше – какого-то более нейтрального ведомства, чтобы убедить владельцев провести экспериментальные реформы. Впоследствии, когда владельцы убедятся в росте своих прибылей, нужда во внеэкономических факторах принуждения отпадет, так что ведомство может быть и фиктивным. Охранное отделение, полагаю, вполне способно сфабриковать соответствующие печати и официальные бланки.

Он остановился и на секунду задумался.

— Что еще? Ах, да. В-четвертых, мне потребуется сотрудничество университетского профессорского состава. Кроме того, неплохо бы подобрать с десяток способных студентов разных специальностей, с тем, чтобы вырастить из них нужных специалистов. Обеспечьте мне доступ к личным делам и оперативным материалам по персоналу математического, химического, физического, а заодно и исторического факультетов МГУ или их аналогов…

— К каким еще личным делам? — удивился Зубатов. — У нас дела, извините, только на тех, кто в разработке. Что-то ни одного неблагонадежного профессора я вот так сходу и не припомню. Студенты – да, таких достаточно, но преподаватели – люди солидные…

Олег ошарашенно посмотрел на него.

— Вы хотите сказать, — медленно произнес он, — что вы не ведете превентивный сбор материала? Извините, что лезу не в свое дело, Сергей Васильевич, но это серьезное упущение в деятельности вашего ведомства. Необходимо иметь хотя бы базовые сведения о всех заметных доцентах, профессорах и преподавателях, имеющих возможность формировать мировоззрение молодежи. Не говоря уж о постоянном отслеживании настроений в студенческой среде. Ладно, оставим тему для отдельного разговора. Выкрутимся и без личных дел. Ну и, наконец, мне потребуется прикрытие с вашей стороны. Учитывая расхлябанность и бардак в вашей государственной машине, особенно стараться не придется. Меня больше волнуют революционные пропагандисты и иностранные шпионы, но здесь уже, видимо, придется придумывать что-то самому.

— Ну, как раз с пропагандистами-то я вам помочь смогу… — Зубатов задумчиво сложил ладони перед собой, но тут же встряхнулся и фыркнул: — То есть, смог бы, если бы решил помогать в вашей безумной авантюре. Скажите, чего же вы хотите добиться в конечном итоге?

— Сложный вопрос, — улыбнулся Олег. — Может, мне удастся продемонстрировать вашим заводчикам, как нужно правильно вести дела с рабочими. Может, технологии, которые ваши инженеры разработают с моей помощью, что-то улучшат в вашем мире. Пока не знаю. Но у меня чувство, что стоит только взяться как следует, а уж результаты появятся. У меня, знаете ли, талант – ловить рыбку в мутной воде. В прошлой жизни развернуться ему оказалось особенно негде, но здесь…

Зубатов молча смотрел на него, что-то прикидывая. Потом медленно кивнул.

— Видите ли, Олег Захарович, — задумчиво произнес он, — вчера я уже объяснил, почему не намерен вам помогать. И продолжаю придерживаться того же мнения – серьезной помощи от меня вы не получите. Однако же и мешать вам я не намерен… пока. Проблема, однако ж, в том, что я не могу вынести никакого суждения о степени вашей компетенции в тонких научных материях. Не специалист я, мягко говоря. И привлечь кого-то сложно – недолюбливает интеллигенция Охранное отделение. Какие-то фамилии я назову, но действовать вам придется самостоятельно. Попробуйте убедить каких-нибудь ученых, что не совсем чушь городите. Выгорит дело – подумаем о способах поддержки. Дерзайте.

Он прошелся по комнате.

— Однако же – два условия.

— Слушаю вас.

— Условие первое – вы абсолютно честны со мной. Доводите до моего сведения каждую деталь, держите в курсе всех своих дел. Условие второе – если я говорю «стоп», вы немедленно прекращаете свою деятельность, частично или полностью. Согласны?

— А у меня есть выбор? — Олег спокойно посмотрел директору Охранки в глаза. — С чисто практической точки зрения я здесь все еще – слепой котенок. Куда я без вас, сами подумайте? Обещаю, что всегда стану принимать ваши советы настолько близко к сердцу, насколько возможно. Надеюсь лишь, что стоп-сигнал вы без действительной нужды выбрасывать не станете.

— Уж постараюсь, — холодно улыбнулся Зубатов. — Итак, с чего же вы намерены начать? У вас уже есть какой-то план? Или так… абстрактные прожекты?

— Нужно лично пообщаться с Гакенталем – вчера он, к сожалению, отсутствовал на заводе. Он кажется мне весьма перспективной фигурой. Хорошо понимает механическое дело – золотые медали на выставках заводам просто так не дают. Увлечен своей работой и не слишком гнобит рабочих, судя по моим вчерашним впечатлениям. Далее, мне потребуется список высших и средних учебных заведений Москвы. Надеюсь, Михаил справится. Наконец, Оксана…

— А при чем здесь Оксана? — насторожился директор.

— При том, что она попалась мне явно не случайно. Почему-то я перестал верить в совпадения. Зачем она здесь, я и намерен выяснить, если получится. Не забудьте, кстати, о своем намерении разослать телеграммы по отделениям. И хоть вы и не хотите мне пока помогать, бумага, удостоверяющая мою принадлежность к Департаменту технического надзора Московской городской управы, мне все же потребуется. Если что – вы здесь ни при чем, я ее на улице нашел.

— Хорошо. Бумагу сделаем. Однако… Что с вами, Олег Захарович?!

Комната каруселью поплыла вокруг Олега. Столешница выскользнула из-под ладоней и улетела куда-то к потолку. В глазах потемнело. Твердые руки взяли его за плечи, и он ухватился за них, как за последнюю надежду. К горлу подкатила тошнота.

— Что с вами, Олег Захарович? — голос Зубатова прорывался словно сквозь вату. — Послать за доктором?

Комната совершила еще один кульбит вокруг Олега и медленно и неохотно приняла правильное положение. Сердце колотилось, словно муха о стекло.

— Кажется, уже все, — с трудом произнес он, разжимая свои пальцы на запястьях Зубатова. — Видимо, бессонная ночь. Или последствия вчерашнего переутомления. Простите.

— Вы бы поаккуратнее со своим здоровьем, — неодобрительно произнес директор, отпуская Олега. — Какой-то вы бледный сегодня. Вам бы в постель да вздремнуть как следует.

— В постели Оксана, — вяло улыбнулся тот. — Боюсь, она меня неправильно поймет, когда проснется. Не беспокойтесь, я попрошу у квартирного хозяина организовать здесь, в кабинете, еще какую-нибудь койку. Хорошо, что изначально двухкомнатную квартиру снял. Давайте, однако, вернемся к нашему разговору…

Когда за Зубатовым закрылась дверь, а под окнами прогрохотали колеса пролетки, Олег приоткрыл дверь в смежную комнату и посмотрел на Оксану. Девушка не спала. Она лежала неподвижно, открытые глаза уставлены в потолок. Услышав скрип петель, она медленно повернула голову и уставилась на Олега.

— Доброе утро, красавица, — мягко улыбнулся он, широко раскрывая дверь и входя в спальню. — Как спалось?

— Я в тюрьме? — хрипло спросила девушка. — Что вы со мной делаете? У меня бред…

— Вы не в тюрьме, — Олег прикоснулся к ее лбу, пытаясь определить температуру. Вроде бы жар спал, хотя кожу усыпали мелкие бисеринки пота. — Что же до бреда, то это интересный оккультный и теологический вопрос. Погодите, сейчас позову Варю, она организует бульон. Доктор сказал, что вам пока твердое есть…

— Погодите! — Оксана выпростала из-под одеяла руку и протянула ее к Олегу. Худое запястье, казалось, просвечивало насквозь. — Возьмите меня за руку!

Олег удивленно взял ее кисть в свои ладони.

— Что-то не так? — осведомился он.

— Не знаю… Вы ведь Народный Председатель? Олег Захарович Кислицын?

Олег громко хмыкнул.

— Одно время я так и полагал. Сейчас – уже нет. Впрочем, ваше появление многое меняет.

— Если… если вы Нарпред… ой, простите, Народный Председатель, то… я арестована? И другие тоже? Но мы же честно ничего плохого не делали! — ее пальцы стиснули руку Олега с неожиданной силой. — Мы же только собирались… слушали музыку… мы ничего плохого не замышляли! Берест и остальные… ничего противозаконного! Я правду говорю!..

— Ти-хо! — раздельно сказал Олег. Оксана покорно замолчала, глядя на него огромными сухими глазами. Не красавица, но личико кажется вполне милым… если бы скулы так не выпирали сквозь кожу. Сколько же она голодала? — Оксана, прошу вас, не беспокойтесь ни о чем. Вы не под арестом. Все куда…

Проще? Лучше? Ага, щаз. Все куда лучше, девушка, вы в неизвестно каком мире и, вероятно, никогда не вернетесь домой, так что ни о чем не беспокойтесь. Следил бы уж за языком, дубина.

— В общем, пока вам не о чем беспокоиться, — закончил он. — Вы вне опасности, ничего плохого больше не случится. Ни о чем не думайте, вам нужно восстанавливать силы.

Девушка едва заметно кивнула, ее глаза закрылись. Пальцы разжались, худая рука выскользнула из олеговых ладоней и бессильно свесилась к полу. Олег аккуратно положил ее поверх одеяла и ласково погладил иссиня-черные волосы.

— Схожу за бульоном, — на всякий случай сказал он, повернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Интересно, о каких «других» она говорила?

15 сентября 1583 г. Мокола

— Спасибо, Дмитрий Рафович, пока все, — Бегемот кивнул, отпуская подчиненного. Подполковник Полозков кивнул в ответ, по-военному четко повернулся и вышел.

— Умница парень, — задумчиво проговорил Шварцман. — Не голова – золото. А ведь из какого зачуханного гарнизона я его вытащил в свое время… Молодец, коллега, разбираешься в людях. Я перед… в общем, год назад все собирался представление на очередное звание отправить, да так и не собрался. Не до того оказалось.

— Ну, не мне, дилетанту, подвергать сомнению выбор старших опытных товарищей, — слегка язвительно пробормотал Павел. — Мы люди временные…

— Приятно видеть такую идиллию, — хмыкнул Олег, задумчиво перелистывая хрустящие страницы невзрачной серой папочки. — Старый мудрый наставник отечески наставляет молодого преемника. Давайте-ка, тезки дорогие, о деле поговорим.

— Давай, — беспечно откликнулся Бирон. — Я тут такого классного повара обнаружил… — Поймав негодующий взгляд Олега, он кисло улыбнулся. — Слушаю вас, господин Народный Председатель.

— Кончай паясничать, — поморщился Кислыцын. — У меня, к сведению, опять желудок болит, и спал я сегодня плохо. Сны какие-то дурацкие… Так что не до шуточек мне. А хочу я довести до вашего сведения, господа, что мы в глубокой жопе.

— И в чем новость? — бывший начальник Канцелярии поудобнее устроил свою тушу в мягком плюшевом кресле. — Мне оно давно известно, даром что я на Листвянских дачах под охраной сидел. Для нашего народного хозяйства в последние лет пять – нормальное состояние. Что конкретно не так сейчас?

— Конкретно сейчас, Павел Семенович, вот вам папочка, — Олег с отвращением швырнул означенный предмет на стол. — Ознакомьтесь на досуге, как время появится. Пашка уже в курсе… в курсе, Бегемотина?

— Ну, листал вчера, — Бирон пожал плечами. — Только Полозков сегодня утром что-то еще строчил на машинке, что – не видел. Скажи словами, если не трудно.

— Деятель… — с отвращением фыркнул Олег. — Ладно, чтобы у всех было в голове одно и то же, озвучу вслух. Итак, проект «Голубое пламя» корпорацией «Зилания» успешно завершен, о чем официально заявлено вчера вечером на пресс-конференции в присутствии всем нам известного господина Мио Матанбы, министра экономического развития Сахары. Новые автомобильные электрогенераторы с гибридным газо-бензиновым впрыском, к производству которых «Зилания» приступает с текущего месяца, на тридцать процентов эффективнее и гораздо дешевле в эксплуатации, чем предыдущие модели. Сам Матанба выступил с прочувствованной речью на предмет неисчислимых выгод, которые получит Сахара благодаря самоотверженной работе инженеров и исследований корпорации. Для нас интереснее всего сообщение о паритетном государственном финансировании строительства сети газовых заправок, начинающегося со следующего месяца в двенадцати крупнейших городах Сахары.

— Молодцы ребята, — одобрил Бирон, скучающе разглядывая ногти. — Не то, что наши умники…

— Молодцы, ничего не скажешь, — согласно кивнул Олег. — Однако с учетом того, что газом, в отличие от нефти, Сахара обеспечивает себя на семьдесят процентов, а также с учетом интенсивно ведущегося освоения месторождений газового конденсата на Южном шельфе, есть шанс, что нам небо с овчинку покажется. Вот то, что Полозков строчил, как ты выражаешься, сегодня утром. Сводка-прогноз потребления нашей нефти Сахарой в ближайшие пять лет. Ознакомься, будь добр.

Начальник Канцелярии лениво взял лист бумаги и тупо уставился на него. Несколько секунд он смотрел на документ неподвижным взглядом. Внезапно он подобрался и со свистом втянул в себя воздух.

— Мать вашу за ногу… — пробормотал он. — Чтоб я сдох!

— Вот именно, — согласился Олег. — Сокращение на пятнадцать тире двадцать пять процентов.

Шварцман изумленно взглянул на него.

— Двадцать пять процентов? — прохрипел он. — Быть того не может. Ну-ка, дай сюда!

Наклонившись вперед, он почти вырвал из рук Бирона бумагу и впился в нее глазами. Его глаза забегали, впитывая информацию. Наконец он снова откинулся на спину кресла и аккуратно положил прогноз на стол.

— Да, Олег, — задумчиво проговорил он. — Хочется не поверить, да не получится. Уж полозковский-то отдел точно по-крупному ошибиться не мог. Сколько мы теряем?

— До десяти миллиардов реалов в год. В пересчете на форинты по официальному курсу – до семнадцати миллиардов. По курсу черного рынка, соответственно, до ста миллиардов, но про него мы помолчим, чтобы не пугаться. То есть столько, сколько мы тратим на закупку твердой пшеницы. Разумеется, сокращение объемов произойдет не сразу, но мы не можем себе позволить потерять и форинта. Все расчеты на ближайшие годы строились на неизменности, а то и на увеличении объема валютных поступлений.

— А если учесть, что месторождения меди в Рукаде и алюминия в Караторе начинают эксплуатироваться в самое ближайшее время, то мы теряем кучу бабла еще и на экспорте металла, — Бирон причмокнул краем рта. — Да уж. Мы не просто в глубокой жопе, мы проваливаемся еще глубже.

Воцарилась глубокая тишина. Наконец Шварцман с глубоким вздохом проговорил:

— Несколько лет назад умники из Академии наук присылали Треморову доклад с похожими предупреждениями. Насчет разработки в Сахаре новых автогенераторов, разведки газовых месторождений и тому подобного. Я, признаться, счел его обычным наукообразным бредом. Н-да…

— «Н-да» – не то слово, — хмыкнул Народный Председатель. — Не «н-да», а «полная п…а», простите за скверный каламбур. Ну что, господа, есть у вас какие-то соображения, чем мы можем компенсировать сокращение валютных поступлений? Или где мы можем найти дешевое зерно? Боюсь, что когда после колбасы с сахаром в магазинах пропадет еще и хлеб, терпение народа кончится окончательно. Какое-то время мы сможем подавлять бунты с помощью войск, но это временная мера. Да и не хочется мне ее применять, если честно. А хочется мне плюнуть на все, залезть с головой под одеяло, свернуться клубочком и в таком виде дожидаться конца света, — он яростно потер заслезившиеся глаза. — Еще и врачи у нас натуральные убийцы. Прописывают всякую снотворную гадость, так мало того, что не действует, еще и ходишь после нее, как мешком по голове стукнутый. Ну, так что? Есть варианты действий?

— От меня-то ты что хочешь? — осведомился Бегемот. — Я у тебя, типа, начальник политической полиции. Кого-то арестовать надо? Ткни пальцем, сделай милость, и дня на свободе не задержится. А для экономики у тебя целый Совмин есть.

— Канцелярия – в первую очередь аналитическая контора, — скривился Олег. — Заигрался ты в шпионов, Пашка. А тебе по должности положено мозгами шевелить. Сам знаешь, какая от Совмина польза. Они сначала в ступор впадут, а потом начнут доказывать, что лажанулась Канцелярия по полной программе. Что никакого серьезного сокращения валютных запасов не случится, и что мы вообще сами себя прокормить можем без проблем. Я еще весной Смитсону указывал, что надо посевы зерновых увеличивать. Так эта жирная скотина мне всю плешь проела, доказывая, что в нынешнем году невозможно, а уж в следующем хоть в два раза увеличим. Ага, увеличим, как же…

— Ты, Олег, серьезную ошибку сделал, Смитсона выпустив, — Шварцман побарабанил пальцами по подлокотнику. — Он свое поражение на выборах и последующий арест тебе не простит никогда. Если слетишь с трона, он только поаплодирует, да еще и подтолкнет в спину, чтобы летелось веселее. Почему ты его до сих пор не заменил, как Перепелкина с Папазовым?

— Заменишь его, как же, — вздохнул Олег. — Там, в Минсельпрозе, такая кодла сидит… Во Внутренних делах Голосупова посадил вместо Дуболома, так он до сих пор на грани балансирует. Управляемости – никакой, приказы на местах хорошо если игнорируются, а то ведь и прямо саботируются. Пятый департамент, как воздушный шар раздутый, я ликвидировать приказал полностью. Думал, от кучи дармоедов избавимся. И что? Всех немедленно трудоустроили в других департаментах, а диссидентов – Пашка специально проверял – продолжают гнобить, как и раньше. Только теперь уже не как подрывных элементов, а как сахарских шпионов.

Он обхватил руками голову и негромко застонал.

— Как мне не хватает людей, Павел Семенович! Как не хватает! Кажется, правую руку бы отдал за сотню честных, компетентных и не боящихся против сложившихся группировок идти! Так нет – выбирай два параметра из трех, хоть сдохни.

— Ты сам еще молод, пороху не нюхал, — усмехнулся Шварцман. — Потому и кажется тебе все страшным и непонятным. Министерская и комитетская сволочь прозрачна до тошноты. О себе они думают, а больше ни о чем. Пока имелся Хозяин, который мог просто от скуки по стенке размазать – держались в рамках. Как почувствовали слабину – распоясались. Нужно их в ежовые рукавицы взять как следует. Не отправь ты меня в ссылку тогда, после выборов…

— Тогда, после выборов, — сухо ответил Олег, — вы, Павел Семенович, стали государственным преступником. По собственному почину, между прочим.

Шварцман хмыкнул.

— Не надо старое вспоминать. Что случилось, то прошло, я тебе уже все объяснил.

— Не о том речь, — отмахнулся Олег. — Сам знаю, что не время сейчас старые счеты поднимать. Не пошли вы тогда убийцу – все по-другому сложилось бы. Но что случилось, то случилось. Сейчас я фактически не управляю страной. Чем дальше, тем больше она рассыпается на феодальные вотчины министерств и удельные наделы моих собственных Наместников. Министры же о нарастающем кризисе и знать ничего не хотят. Еще раз спрашиваю вас обоих – есть какие-то предложения по преодолению потенциального кризиса? Купить разработки нового движка с потрохами? Взорвать заводы, на котором его намерены производить? Ликвидировать изобретателей?

Оба начальника Канцелярии – и бывший, и нынешний – промолчали.

— Нет вариантов, понятно. Тогда, думаю, вы с большим пониманием примете то, что я намереваюсь предложить, — Олег напряженно выпрямился. — А намереваюсь я предложить небывалую в наших краях за последние полвека крамолу. Итак…

Он замолчал.

— Мы внимательно слушаем, молодой человек, — пробурчал, наконец, Шварцман. — Не стоит нагнетать.

— Я не нагнетаю, — вздохнул Народный Председатель. — Мне вдруг самому показалось, что бред нести начну. Ладно. В общем, господа, пришло время сворачивать с Пути народной справедливости.

Бегемот удивленно взглянул на него, приподняв бровь, потом порывисто встал, приблизился и заботливо пощупал лоб. Пожав плечами, вернулся на место.

— Жара нет, — сообщил он Шварцману. — Похоже, не бредит. И винищем не несет. Или ему траву такую нашли?

Олег насмешливо взглянул на него.

— Заботливый ты у меня, аж жуть, — хмыкнул он. — И что бы я без тебя делал? В общем, друзья, мне не до шуток. Мне совершенно не хочется войти в историю Нарпредом, при котором рухнула страна. Нужно раскочегарить нынешнюю машину народного хозяйства. И я вижу единственный способ: поступиться принципами.

— Ты публике так скажи, — вяло посоветовал Шварцман. — Если половина сходу тебе не заявит, что ты преступник против человечества, готов съесть собственное ухо. Что именно ты собираешься делать?

— Смотрите сами. Сегодня рабочий на фабрике получает фиксированную зарплату плюс премии, если упирается рогом. Премии невелики, горбатиться ради них особого смысла нет, а возможность подработать сдельно есть далеко не у всех. Следовательно, и упираются немногие. Остальные – убивают время. Дальше, главное у нас – план, а на качество всем наплевать. Отгрузили – забыли. Отсюда контроль за работничками никакой. Пашка, сколько, ты там говорил, процент брака?

— От десяти до пятидесяти, — наморщил лоб Бирон. — В зависимости от производства. Вроде и цифра семьдесят где-то проскакивала. Шрайс – ну, мой зав вэцэ, давеча анекдот рассказал. Пришли им новые терминалы для вычислителей, а те не включаются. Вскрыли наши технари корпуса – там половина комплектухи навалом, ватой переложенная. И записка: извините, мол, ребята, конец года, план горит, соберите как-нибудь сами. Хорошо хоть электрошнур внутри заизолирован, на корпус не коротил…

— Собрали? — поинтересовался Олег.

— Кажется, да, — кивнул начальник Канцелярии. — У нас ребята ушлые, безруких не держим. А директору того завода я устроил веселую жизнь…

— Толку-то, — Олег поморщился. — У него основной показатель отчетности – вал. Не выполнил план – получай по мозгам. Не думаю, что ты ему больше веселья доставишь, чем главк. А главкам, комитетам и министерствам наплевать на качество. Им отчитаться важно. Фонды получить. Новые должности с приличной зарплатой выбить. В общем, изобразить бурную деятельность. Куда здесь качество продукции вписывается? Да никуда. А на самом верху сидит какая-нибудь жирная скотина вроде Смитсона, себя крупным феодалом воображающая. И носа в ее вотчину не сунь – сам лучше знает, что и как. Даже если заменишь тварь, ничего не изменится. Система…

— И ты решил систему ломать, — полувопросительно заметил Шварцман. Бывший начальник Канцелярии напряженно наклонился вперед. — А не боишься, что она тебя сломает раньше?

— Не боюсь, — огрызнулся Кислыцын. — Знаю. И так по грани хожу. Так что ломать ее не стану – пока. Но без смазки в шестеренках не обойтись. Хрен с ними, с боровами министерскими, людей жалко. Пусть себе феодалы владычествуют, лишь бы работали.

— Смазка – что в виду имеется? — поинтересовался Бирон, лениво разглядывая ногти. Олег, прекрасно знавший старого товарища внутренне усмехнулся. Тот уже сделал стойку и просто не желал выдавать заинтересованность раньше времени.

— А смазка – элемент проклятого империализма, так любимого нашими друзьями из вечнозеленой Сахары, — Олег улыбнулся ослепительной улыбкой, натренированной перед зеркалом. — Деньги, проще говоря.

— Деньги у нас давно изобретены, — пробурчал Шварцман. — Даже у меня в бумажнике есть. И целый Центробанк имеется – из окна Резиденции выгляни, увидишь. Можно поконкретнее?

— Можно, — легко согласился Олег. — В нашей экономике деньги, в общем, деньгами не являются. Форинт – всего лишь статистическая единица. Циферки в бухгалтерских ведомостях, которые иногда едва ли не по недоразумению превращаются в бумажки в кошельке. Однако толку от них мало. Купить предприятие на циферки фактически ничего не может – фонды распределяются министерством, свободного рынка нет. У простого человека тоже выбор небогат – или пустые магазины с дикими очередями за тем, что еще есть, или рынок, на который никакой зарплаты не напасешься. Да и на рынке все не так просто – чуть что, торговца записывают спекулянтом, — он постучал пальцем по одной из папок у себя на столе. — Вот, Павел Семенович, папочка еще из ваших времен. Там доклады по взяточничеству в полиции в целом и среди патрульных на рынках в частности. Взятки, разумеется, закладываются в цену товара.

Он прокашлялся.

— Пусть за пятнадцать лет я почти начисто забыл курс политэкономии, но азы еще помню. Вроде бы при наличии спроса должно увеличиваться предложение, а при увеличении предложения – падать цены. Однако у нас все не так. Спрос огромен, но производство продуктов не растет. Нет возможности? Сомневаюсь. Частные хозяйства до сих пор играют в сельском хозяйстве важную роль. Три четверти картофеля там выращивают…

— Восемьдесят процентов, — педантично поправил Олега Бирон.

— Пусть, — отмахнулся тот. — Половина молока тоже производится частниками, ну, и все в таком духе – при том, что государство вбухивает огромные средства в госхозы и сельпрозы, а частники работают сами по себе! То есть один и тот же кадр полный рабочий день волынит на государственных угодьях, а потом за пару вечерних часов на собственном огороде демонстрирует чудеса производительности. Думаю, при необходимости он могли бы и увеличить производство. Но не станет – а почему? Да потому что деньги, которые мог бы выручить, ему без надобности. Куда их тратить? Ковры покупать? Чтобы соседи из зависти дом спалили вместе со всеми коврами? Или участковый заявился поинтересоваться доходами? В технику вложиться, в трактор или еще что? Нельзя частникам сельхозтехнику покупать, да и земли для обработки им никто не даст – частное предпринимательство, кулаки и все такое. Опять же, как теплицы двадцать лет назад рушили и коров резали, народ еще не забыл, как и раскулачивания. В общем, зарабатывать больше необходимого частник не станет. Да ему еще в сельпрозе нужно свои трудодни отработать хотя бы формально, а по пути – мешок комбикорма домой уволочь.

— А еще у нас половина сельхозземель в зоне рискованного земледелия, — добавил Шварцман. Он уже напряженно что-то обдумывал.

— Зато чернозема до хрена, — пожал Олег плечами. — Один вымерзший урожай можно компенсировать тремя нормальными. Да и потом, черноземы образуются там, где растениям хорошо… э-э-э, расти. Нет, беда в том, что никому ничего не нужно. Пока председатель стоит с палкой над душой – селянин работает. Отвернется – бросает. Дома, на приусадебном участке, тоже не выкладывается, а многие вообще водку хлещут. Так что повысить выход сельхозпродукции при нынешней системе не удастся.

— Я бы предположил два варианта, — Бирон вытянул и скрестил свои длинные ноги. — Первый – ты предлагаешь ликвидировать частное производство и заставить народ вкалывать в сельпрозах. Второе – ты предлагаешь ликвидировать сельпрозы и отдать все на откуп частнику. С учетом того, что ты упомянул деньги, первый путь отпадает.

— Погоди, не забегай вперед, — Олег поерзал в кресле. — Теперь – к городу. Там еще хуже. Группа «А» у нас от валового продукта восемьдесят процентов занимает. Станки, чтобы новые станки производить, и танки, чтобы на таежных полигонах складировать на случай войны. Средства омертвляются. Тот же Танкоград проще полностью остановить и зарплату людям платить, как пособие по безработице. Дешевле выйдет. По крайней мере, металл и энергию переводить перестанут. Но остановить – полбеды. Нельзя бездельников кормить просто так, иначе на шею сядут и ножки свесят. Вон, в сахарских белых гетто уже несколько поколений на пособие по безработице живут – не потому, что работу найти не могут, а просто так проще и удобнее. Нет, нужно, чтобы люди делом занялись. Каким? Да товары народного потребления производить! В столице на баммские стенки народ на пять лет вперед записывается. Вернее, записывался еще три года назад, когда я предметом активно интересовался. Сейчас, наверное, уже на все десять. Какого хрена вшивые шкафы нельзя производить на других заводах помимо Баммского мебельного? Вон у нас сколько всяких инструментальных и опытно-экспериментальных производств! Хоть бы делом занимались, а то вообще непонятно что делают. Пусть перевооружаются, ставят оборудование – и вперед.

— На всех инструментальных мебельные стенки производить? — скептически поинтересовался Шварцман. — Не многовато ли настругают?

— Не многовато, — отмахнулся Олег. — Стенки, диваны, мебель, телевизоры, в конце концов…

— Ты представляешь, о какой гигантской работе речь? — Бирон искривил уголок рта. — Я имею в виду, план переделать. Даже годовой, не говоря уж о шестилетнем. Да в Росплане асушники просто застрелятся!

— Вот к тому-то я и веду! — торжествующе поднял палец Олег. — Нафиг план, хоть годовой, хоть шестилетний. Все равно никогда ни один толком не выполнялся. Приписки, брак, вал всякой дребедени, никому реально не нужной уже через год после верстки плана… Не дети малые, в конце концов. Пусть сами думают, что и как производить и что кому нужно. Сами думают, сами производят, сами продают. А взамен мы позволим предприятиям самостоятельно распоряжаться частью выручки. Скажем, тридцать процентов – на собственные нужды.

Бегемот присвистнул.

— Ну, ты даешь, друг милый, — задумчиво произнес он. — Ты, никак, капитализм у нас внедрить хочешь? Похоже, ты всерьез несчастный Путь Справедливости сворачивать намерен…

Олег пожал плечами.

— Да Путь Справедливости давно уже сдох в тихой агонии. Кто в него верит, кроме политинформаторов, которым по должности положено? Сколько анекдотов на сей счет в народе ходит, думаю, сам знаешь. А когда над идеалами начинают смеяться в голос, считай, их больше нет. Да и потом, что было хорошо полвека назад, не обязательно правильно сегодня. И технологии новые появились, и население куда более грамотное в среднем, и политическая ситуация уже совсем не та…

— Да, материк сейчас наш полностью, — согласился Шварцман. — Только политическую ситуацию это не меняет. Пока существует Сахара с ее эксплуатацией…

— Мы не на митинге, Павел Семенович, — поморщился Олег. — Чернокожий пролетарий давно живет лучше нашего, пусть его эксплуатируют, а наш – как бы свободно трудится. Думаю, девять наших из десяти с радостью на такую «эксплуатацию» согласятся. Особенно если деньги платить станут, на которые на рынке можно барахлом затариться.

— Как только все на черный рынок устремятся, там сразу цены вырастут, — хмыкнул старый начальник Канцелярии. — И ничего на повышенную зарплату купить не удастся.

— В Сахаре весь рынок белый, — отмахнулся Народный Председатель. — На черном разве что наркоту продают да оружие. У нас так же должно стать. Давайте не станем все в кучу валить, ладно? Вот что я предлагаю, — он выдвинул ящик стола и вытащил из него толстую пачку бумаг. — Здесь, Пашка, тот список предприятий, что ты месяц назад готовил. Полистал я его на досуге, почеркался карандашиком – странная картина получается… Сейчас мы о ней поговорим, но сначала, Павел Семенович, расскажите что-нибудь интересное про то, чем вы занимались в последнее время. В свете прорабатываемого нами «Ночного танцора», разумеется.

— О, тут картина достаточно интересная получается, — Шварцман нахмурился. — За время моего отсутствия сложилось три весьма многообещающих неформальных группировки, копающих под Смитсона, Ведерникова и Шиммеля. Судя по всему, те господа не только вообразили себя феодальными баронами, которым и Нарпред не указ, но и в своих собственных вотчинах начали наступать людям на больные мозоли. К тебе, Олег, недовольные никакого особенного пиетета не питают, но с ними можно договариваться. Итак, в министерстве сельскотоварного производства можно особо отметить неких Баранова и Хуаноса…

16 сентября 1583 г. Мокола. Здание правительства, кабинет Народного председателя

— Просто чушь какая-то! — Ведерников звучно хлопнул ладонью по бедру. Ярость в голосе директора Индустриального комитета очевидным образом мешалась с растерянностью. — Господин Народный Председатель, я не знаю, кто из ваших так называемых экспертов готовил предложение, но я должен категорически и однозначно заявить: предприятия в списке являются крайне важными для…

— Да ни для чего они не важны! — в первый раз за время заседания Олег повысил голос. — Михаил Хуанович, я бы попросил вас сесть на место и успокоиться. Вы ведете себя как дите малое! В справке ясно указано, что все указанные предприятия играют незначительную роль в производственных цепочках, а их продукция в основном скапливается на складах. Объясните мне, для чего, например, народному хозяйству требуется в год пятьдесят тонн станин для… — он заглянул в бумагу, — фабельных станков? У нас что, такой острый дефицит катализирующих сердечников, которые на тех станках вытачиваются? Сердечников в лучшем случае три сотни в год всего нужно, а на выточку одного такого требуется максимум день. А никому не нужные станины складируются в ящиках прямо под открытым небом и через год-другой идут в переплавку как железный лом.

— Но в плане стоит…

— В план станины в таком количестве поставили три года назад. Кретин, который так поступил, наверняка думал не головой, а задницей. Вы поручитесь головой, что сегодня каждый килограмм станин жизненно важен для народного хозяйства? Вообще, господа, — Олег обвел членов Кабинета тяжелым взглядом, — по изучении предмета я должен заметить, что обновление ассортимента продукции предприятия раз в десять лет не способствует гармоничному развитию народного хозяйства. Полагаю, настало время радикально пересмотреть наши методы управления и понять, каким образом можно сделать их более гибкими и соответствующими нынешним реалиям.

— Но при чем здесь мои заводы? — Ведерников аж вскочил на ноги от возмущения. — Я прекрасно знаю, кто, что и для чего производит! У меня нет лишних производств…

— Вы так говорите, — оборвал его Олег. — А вот эксперты, привлеченные Канцелярией, полагают иначе. Сядьте!

Наступила мертвая тишина. Народный Председатель в упор смотрел на директора Инкома, пока тот не опустил глаза и не уселся на место. Остальные присутствующие неспокойно зашевелились.

— Итак, господа, — Кислицын прокашлялся. — Информирую, что я санкционировал общую ревизию основных фондов. В ближайшие три-четыре месяца проверяющие Канцелярии и Службы общественных дел совместно проведут изучение состояния дел в народном хозяйстве, особое внимание уделяя предприятиям из розданного вам списка. На некоторых предприятиях, которые, по мнению экспертов, действительно не являются важными для народного хозяйства, будет проведен эксперимент по частичному переводу их на хозяйственный расчет. Это не означает – повторяю, не означает! — что мы собираемся предоставлять им полную свободу экономических отношений, отпуская в плаванье по волнам анархии. Мы всего лишь проверим, насколько дееспособны окажутся отдельные производства в условиях предоставленной им относительной свободы.

Он звучно припечатал ладонью по столу.

— Тут уже не раз прозвучала мысль, что речь идет чуть ли не о предательстве идеалов народной справедливости. Чушь собачья! Справедливость не является помехой длясамостоятельности. Полвека назад, во времена индустриализации, жесткий план развития был необходим. Разрушенное войнами государство нуждалось в твердой руке, чтобы выжить. Но сейчас другая ситуация. Нужно уходить от уравниловки, давать людям стимул трудиться…

— Вот пусть бы и соревновались за вымпелы! — проворчал Смитсон. Министр сельскотоварного производства выглядел более угрюмым, чем обычно. Его маленькие заплывшие глазки уперлись в стол, не поднимаясь на Нарпреда. — У меня в сельпрозах…

— У вас в сельпрозах, Иван Васильевич, — оборвал его Олег, — работники соревнуются не за вымпелы, а кто с утра пораньше первым до бутылки доберется. Вы сначала страну накормите, а потом уже себя в пример приводите. Из-за вас мы нефть с газом в Сахару гоним, из-за вашего неумения производство организовать. Без кучи импорта мы обойтись можем – без колготок джезаирских, без сапог кирхских, без мебели кухасской – а вот без еды не обойдемся. И именно из-за вас любое уменьшение объемов нефтеэкспорта для нас смерти подобно.

Смитсон выслушал тираду, не дрогнув.

— Я, извините, ничего не могу сделать, — сухо ответил он, — пока техника, которую я получаю, живет на поле в среднем два месяца. Когда из двух комбайнов приходится собирать один, а новые тракторы ломаются, вспахав сто метров, я никого не накормлю. И никто не накормит, — добавил он, глядя на Олега немигающим взглядом. — Можете меня уволить и поставить на мое место кого угодно из ваших… экспертов, чтобы убедиться самостоятельно.

— И что нам имеет ответить господин Пряхин? — саркастически осведомился Олег, поворачиваясь к директору Комитета легкой промышленности. — А, Микаэль Аркадьевич?

Тот побагровел.

— Какие работнички, так и техника живет, — ядовито огрызнулся он в сторону Смитсона. — Руки из нужного места отращивать нужно, а не откуда растут! Почему мои специалисты приезжают в сельпрозы с «негодной» техникой и спокойно работают на ней по месяцу и более, не пропуская ни одного дня, а местные… м-механизаторы гробят ее за неделю так, что все узлы полностью перебирать приходится?

— Твои специалисты день сидят за штурвалом, а потом полночи над комбайном возятся, гайки довинчивают! — хохотнул Смитсон. — То-то больше месяца они не выдерживают!

— Да твои…

— Хватит! — гаркнул Олег, и спорщики замолкли, с ненавистью сверля друг друга взглядами. — Ведите себя прилично, в конце концов! — Он снова побарабанил пальцами по столу, выдерживая паузу. — Так, — наконец продолжил он. — К вопросу о технике. Техника у нас дерьмовая, да и работнички на ней не лучше.

Теперь спорщики обратили свои яростные взгляды на него, на что он не обратил ни малейшего внимания.

— Проблемы решать надо, причем как можно быстрее. Как стимулировать полевых работников, мы еще продумаем. А вот как поступить с рассыпающимися на ходу комбайнами я, пожалуй, уже знаю. Проект прорабатывался Канцелярией последние несколько дней, но к сегодняшнему заседанию она не уложилась, — Олег послал ехидный взгляд скромно сидящему в углу Бирону. — Нормативные документы вы получите на днях. Под личную роспись, прошу учесть, и только попробуйте мне потом заявить, что не дошли! Суть в том, что на всех производствах техники в течение двух месяцев будут перестроены отделы технического контроля. Нынешнее положение, когда они ходят под директорами заводов, нетерпимо и контролю за качеством отнюдь не способствует. Мы выделяем ОТК в отдельные самостоятельные организации. Не прошедшая в них контроль качества продукция будет заворачиваться обратно сразу же, еще до отгрузки потребителям.

— Кому станут подчиняться новые отделы? — угрюмо осведомился Пряхин.

— Центральному органу – вновь создаваемому департаменту Канцелярии. Кстати, Канцелярия также прорабатывает вопрос о введение уголовной ответственности директоров за выпуск некачественного товара.

— Чушь какая-то, — с отвращением пробормотал Ведерников. — Стрелочников искать начнем?

— Не говорите глупостей, Михаил Хуанович, — поморщился Кислицын. — Вам не идет. Ответит головой не только директор завода, но и его начальство – вплоть до вас. Мне не нужны козлы отпущения, мне нужен результат. Вы можете как угодно относиться ко мне лично, но вы же взрослый человек и не совсем дурак, надеюсь. Вы сами должны понимать, что мы катимся под откос, и что если мы не предпримем срочные радикальные меры, то скоро расшибемся в лепешку. Вам мало массовых забастовок в Малачинске, Кукуштане, Бисерти, на Бадасских шахтах? Мало того, что общаки… Общественные дела чуть ли не каждую неделю открытые демонстрации предотвращают то тут, то там? Мало того, что люди уже не только экономические, но и политические требования выдвигают? Это в стране-то победившей Народной Справедливости! Нет уж, господа. Я не намерен допускать хаоса и анархии в стране. А остановить падение можно только чрезвычайными мерами. Их следовало начать применять пять лет назад, но лучше поздно, чем никогда.

Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул, с неудовольствием почувствовав, как брючный ремень врезается в полнеющий живот.

— Если больше вопросов по данной теме нет, переходим к текущим проблемам…

* * *

Позже, в своих апартаментах, Олег задумчиво спросил:

— Как думаешь, что они предпримут?

— А хрен их знает! — жизнерадостно откликнулся Пашка. — Кабинеты их по жизни на прослушке, они в курсе, так что ничего лишнего себе болтать не позволяют. Все серьезные обсуждения – там, где их не только жучками не обсадишь, но и направленным микрофоном не возьмешь. Может, обязать их круглые сутки на себе радиомикрофон таскать, как думаешь?

— Тогда нас с тобой точно в одной могиле похоронят, — усмехнулся Народный Председатель. — Ввиду того, что бомбой так перемешает, что не разделить. Помнишь Штрайха? Я еще когда в институте учился, все удивлялся, как в квартире директора УОД мог бытовой газ рвануть.

— Я тоже, — согласился Бирон. — Вообще интересная та папочка оказалась из личного шварцмановского сейфа. Я, конечно, знал, что Канцелярия с общаками друг друга не переваривают, но чтобы до такой степени… Голосупов, кажется, более вменяемый, чем Дуболом, но и у него нет-нет, да проскальзывает во взгляде этакая гнильца, когда со мной общается.

— Такое, друг мой, абсолютно нормально и правильно, — усмехнулся Олег. — Спецслужбы не должны друг друга любить. А то еще сговоришься ты с Голосуповым да и устроишь мне дворцовый переворот…

— Шуточки у тебя! — обиделся начальник Канцелярии. — Не смешно, между прочим.

— Ладно-ладно, дурак я и шутки у меня дурацкие, как говорил один мой знакомый Хранитель, — быстро откликнулся Олег. — Как там Шварцман? Вести есть?

— Ну… — Павел задумчиво потер подбородок. — Пока ничего особенного. Стандартные отчеты – встретился, поговорил, убедился. Сам понимаешь, ни по телефону, ни почтой подробности не сообщишь. Но общий тон нейтральный, условных знаков пока не наблюдается.

— Как думаешь, не захочет снова в самостоятельную игру сыграть?

— Думал уже. Разумеется, захочет. Чтобы такой зубр на поводке у сопляков вроде нас ходил? Ха! Тут сомнений нет, не только захочет, но уже и играет. Другое дело, как далеко его игры зайдут. Среди директоров да министров союзников ему найти сложно – не любят его по старой памяти, да и боятся. Меня подсидеть, снова в начальники Канцелярии вернуться – тоже вряд ли: шрам на руке у тебя все еще побаливает, то еще напоминание. Тобой рулить исподтишка – да, более чем вероятно. Ну да и ты тому не обрадуешься, и я не дурак, чтобы ушами хлопать. Так что пусть себе играет, лишь бы за нашу команду. Живи сам и давай жить другим, типа того.

— Исчерпывающий анализ, — усмехнулся Олег. — Ладно, убедил – до следующего приступа паранойи. — Он посерьезнел. — И все же, сам-то как думаешь – сможем мы пробить реформы через идиотов в моем правительстве? Или все-таки разгонять и сажать придется несмотря на все опасения?

— Сажать только начни, а остановиться уже не удастся, — пожал плечами Павел. — Общественным делам только дай во вкус войти. Многие там до сих пор по временам Железняка ностальгируют. Лучше уж не надо. Но и без того тяжко придется. Ты вот в своем Комкапстрое унитазы с музыкой доставал, а я в Канцелярии еще в качестве референта с реальными директорами пообщался немного. Ни фига с ними не сделать – дубы дубами, круговая порука сверху донизу, никому ничего не надо, кроме спокойной жизни. Только сажанием да расстрелами расшевелить можно.

— Расшевелить… — Олег покатал слово на языке, словно пробуя на вкус. — Расшевелить, говоришь? Сейчас…

Он встал и принялся ходить по комнате, пытаясь поймать мысль за хвост.

— Ага, вот оно! Помнишь, когда Шварцман меня приглашал в выборах поучаствовать год назад, он со мной в парке на свежем воздухе общался? Я тогда тебе рассказывал в общих чертах, но детали опустил. А потом и сам их забыл. Сейчас вот вспомнил, что ляпнул тогда Шварцману, что неплохо бы паровой свисток организовать, чтобы кухонным теоретикам напряжение сбрасывать. Я имею в виду, организовать газету или две, в которых можно языками чесать посвободнее, чем в целом. До определенных пределов посвободнее, конечно, но все же. Смотри, какая польза выходит. Во-первых, из первых рук получаем информацию о том, что больше всего недовольных умников волнует. Во-вторых, показываем людям, что мы готовы всерьез обсуждать всякую чепуху, ну там открыты для реформ, все такое. Наконец, самое главное, через такие газеты можно до людей доносить наши намерения, которые в обычных источниках выглядят обычной ничего не значащей говорильней. Если работяги поверят, что мы всерьез намерены что-то реформировать, пусть и не слишком сильно, может, поутихомирятся немного. А заодно и на своих директоров снизу надавят, не позволят реформы саботировать. Как?

— Ага, не позволили тут такие! — усмехнулся Павел. — Как-то слабо верится. — Он подумал. — Ну, может, ты в чем-то и прав. Однако организовывать с нуля не стоит – не поверят. Сегодня газетка есть, завтра нет, кто за ней стоит – непонятно. Тут ведь еще одно кроется. Такая газета должна наши намерения доносить не только до работяг, но и до чиновников на местах. А те точно знают, где нужно сигналы выискивать. Так что придется нам одну из старых да заслуженных газеток задействовать, с орденами на первой странице.

— Да, тут ты прав, — признал Олег. — И кого, думаешь, можно использовать?

— Выбор, в общем, невелик – ведущих официальных рупора всего два, «Истина» и «Новости». Остальные газеты второго эшелона вроде «Алого востока» калибром поменьше, к ним не так серьезно отнесутся. «Истина» слишком кондовая для таких экспериментов, там половину редакции менять придется начиная с главреда. «Новости» погибче, и главредом там мужик поумнее, и некоторые авторы ничего себе дядьки. Как же у того приморца фамилия – Стацис, Ларцик… не помню. Какой-то Отто, в общем. Сталкивался я с ними пару раз. Наверное, их и стоит задействовать. И, скажем, «Художественный листок» им в качестве поддержки. Там всегда гнилых интеллектуалов хватало, готовых любые темы пережевывать, лишь бы в пику властям. Вот пусть и жуют.

— «Листок» – такой толстый ежемесячник на трехстах страницах?

— Да нет. Газетка еженедельная, орган Союза писателей, что ли.

— Ах, писателей… — пробормотал Кислицын, усаживаясь обратно в кресло. — Ну, тогда да. Их и разогнать начисто не жалко, если что. Р-реалисты народные, певцы сталеваров и плотников… В общем, так. Я еще над идеей башку поломаю, но ты устрой-ка мне встречу с главредами «Новостей» и «Листка» на следующей неделе. Посмотрим, что за люди, насколько понятливые.

Он рассеяно побарабанил по столу.

— Ну все, гуляй пока. Ко мне какой-то академик на прием через полчаса запланирован – два месяца в гости набивается – а я передохнуть хочу немного. Пойдешь мимо референта – будь другом, попроси, чтобы кофе принесли с бутербродами. Что-то жрать захотелось. Сам, кстати, не голодный?

— Нет, спасибо, — отказался начальник Канцелярии. — У нас ты любитель кусочничать. Я предпочитаю нормальную еду. Ладно, отдыхай, трудяга ты наш. Избавлю я тебя от личного нажатия на кнопку. Вечером созвонимся.

— Давай, — вяло согласился Олег, утопая в кресле и прикрывая глаза. — Слушай…

— Да? — Бирон, уже поднявшийся на ноги, насторожился.

— Э-э-э… как думаешь, сколько у нас в Моколе молодых девиц по имени Оксана?

— Оксана? — удивился начальник Канцелярии. — Ну очень редкое имечко! Думаю, десяток тысяч наберется, не больше. Тебя именно девицы младшего репродуктивного возраста интересуют или вообще все особи женского полу? Могу дать задание Полозкову, его ребята тебе через полчаса справку сделают.

— Да нет, не надо, — отмахнулся Олег. — Просто всплыло… Потом как-нибудь.

— Как хочешь, — Павел пожал плечами. — Ну ладно, я исчез.

Когда за начальником Канцелярии мягко закрылась дверь, Олег напряженно выпрямился. Внезапно всплывшее в памяти девичье лицо медленно растворялось, уходило куда-то на задний план. Взамен проявилось другое – мужское, сухощавое, со старомодными усами и бородкой, с жестким взглядом умных глаз.

— Зубатов Сергей Васильевич… — пробормотал про себя Нарпред. — Директор Московского охранного отделения. Что же за бред в голову лезет, а?

Олег выдохнул и на несколько секунд задержал дыхание. Дождавшись, пока перед глазами от нехватки воздуха начнут плыть круги, несколько раз медленно глубоко вдохнул. Сковавшее желудок напряжение постепенно исчезло, сменившись едва заметным покалыванием в левом подреберье.

— Только гастрита с панкреатитом мне для полного счастья и не хватало, — со злостью пробормотал Олег. — Для комплекта к дурацким реалистическим снам и галлюцинациям. Прав Пашка, пора завязывать с бутербродами.

1 сентября 1905 г. Москва

— Господин Кислицын!

Холеное лицо директора Московского промышленного училища потихоньку наливалось малиновым оттенком. Бородка клинышком, поначалу аккуратно, волосок к волоску, приглаженная, теперь топорщилась в разные стороны. От возмущения, надо полагать. Ну как же – приходит дилетант и начинает молоть чушь насчет превращения газов в твердые вещества. Каков подрыв устоев! Ох, был бы я Нарпредом – побегал бы ты у меня, обскурантист, кочерыжка позорная…

— Господин Кислицын! Я не знаю, где вы начитались подобных бредней, но советую выбросить их из головы. Храм науки – не место для дилетантских домыслов! Оставьте химию химикам, а геологию – геологам. При всем моем уважении к Департаменту… э-э-э, технического надзора я бы посоветовал вам оставить науку в покое. Возможно, некоторые ваши мысли и любопытны, но вам определенно не хватает знаний, чтобы понять: в целом все, что вы рассказываете, является полным абсурдом.

Директор воинственно кивнул и сложил руки на груди, сверля Олега сквозь пенсне яростным взглядом.

Олег вздохнул и поднялся. Здесь определенно ловить больше нечего.

— Ну что же, — криво усмехнулся он. — Прошу прощения, что отнял у вас время, — он коротко кивнул и вышел из уютного директорского кабинета, украшенного висящими по стенам дипломами.

Все-таки директор училища умудрился основательно его разозлить. В последний момент Олег успел придержать руку, но обитая гранитолем – или дерматином? — дверь все же бухнула о косяк сильнее, чем следовало. Олег глубоко набрал воздуху, резко выдохнул и подошел к окну.

Солнце заливало коридор мягким утренним светом, ложась длинными полосами на выщербленный паркет. Ветер носил по дорожке опавшие листья. Осень стремительно надвигалась на город, и деревья, еще неделю назад зеленые с редкими проблесками желтого, уже украсились в багряные и золотые тона. Дворники метлами гоняли шуршащие лиственные копны, но сражение с природой за Миусскую площадь пока явно проигрывали. Первое сентября, задумчиво прикинул Олег, а листопад, как у нас в середине осени. Климат здесь явно холоднее. Да и кто сказал, что сезоны один в один совпадают? И вот такое здесь, в новом мире, самое опасное – в критический момент обнаружить, что детали сильно, принципиально отличаются от домашних. Ох, сломишь ты себе шею на такой вот мелкой кочке, дружок…

— Я прошу прощения, сударь, — ломающийся юношеский баритон за спиной почти заставил его подпрыгнуть от неожиданность. — Извините, что вот так назойливо вторгаюсь в ваши думы, но я…

Олег резко развернулся. Обращающийся к нему юноша, почти мальчик, выглядел типичным представителем ученического племени – черная тужурка, ремень с начищенной гербовой бляхой и прыщи, тут и там усеивающие жирную угреватую кожу. На вид пареньку исполнилось лет пятнадцать, но с учетом ускоренной местной созреваемости, скорее, что-то около тринадцати. Несмотря на недозрело-подростковую внешность его ясный живой взгляд и застенчивая доброжелательная улыбка вызывали невольную симпатию.

— …но я полагаю, что вы неправильно избрали себе собеседника, — твердо закончил паренек. — Я могу порекомендовать вам человека, который выслушает вас с куда большим интересом, чем надутый пуз… прошу прощения, чем наш директор.

— Вот как? — Олег удивленно приподнял бровь. — И позвольте спросить, молодой человек, откуда вам известно, о чем у нас с директором шла речь? Не припоминаю, чтобы вы присутствовали. А если вам неизвестно содержание разговора, откуда вы знаете, кто еще может заинтересоваться… моими идеями?

— Ну… — внезапно юноша покраснел. — Я… вы так громко разговаривали… Меня… отправили к директору, ну и… я невольно подслушал часть разговора.

— Невольно? Ну да, ну да. Далеко пойдете, господин хороший, — сухо констатировал Олег, и паренек залился краской еще сильнее. — Могу я узнать ваше имя?

— Иван Александрович Кузьменко, — запинаясь, произнес тот. — Ученик пятого класса. Прошу прощения за… за подслушивание.

— Так и быть, прощаю, — пробормотал Олег. Пятый класс… со скольки здесь идут в школу? С девяти лет? С десяти? — Меня зовут Кислицын Олег Захарович, Департамент технического надзора. Скажите, Иван Александрович, почему вы уверены, что меня кто-то выслушает? За последние два дня я побывал у трех ученых, которых мне отрекомендовали как светил отечественной химической науки. Кудашкин, Тубарев, теперь вот ваш директор. Все трое отшили меня, почти не слушая. Честно говоря, такой подход начинает утомлять.

— А… кто отрекомендовал их вам, позвольте узнать? — полюбопытствовал юноша. Краска постепенно сходила с его щек.

— Ну… — Олег неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. Упоминать, что рекомендации исходили от неведомого ему сотрудника Охранного отделения, почему-то не хотелось. — Рекомендовали, в общем.

— Понятно, — школяр солидно кивнул, изо всех сил пытаясь выглядеть взрослым. — Должен сказать, сударь, что в определенных кругах они действительно сделали себе имя. Но, между нами, названные вам личности не более, чем мыльные пузыри. Я считаю, что они добились своего положения за счет личных связей, отнюдь не за счет научной деятельности. Интриги, подсиживания и прочие действия, недостойные настоящего ученого. Уверен, все трое в совокупности никогда не набрали материала даже на одну полноценную статью.

— А вы, значит, знаете настоящего ученого, не играющего в недостойные игры, набравшего материала более, чем на одну статью, и готового непредвзято отнестись в абсурдному бреду вроде моего? — поинтересовался Олег.

— Да, — твердо кивнул Кузьменко. — Я знаю такого человека. Если соблаговолите проследовать за мной, тут недалеко, в двух кварталах. Он сейчас дома.

— Скажите, молодой человек, а вам не следует находиться на занятиях? Время-то учебное.

— Ну… — юноша потупился. — Меня выгнали. Я учителю бомбу-вонючку подбросил…

— Вот как? Ну что же, Иван свет Александрович, — вздохнул Олег. — Есть в вас что-то этакое… убедительное. В конце концов, почему бы не зайти по дороге к еще одному светилу? Валяйте, ведите. Надеюсь, в меня вы бомбами-вонючками швыряться не станете?

Наемная квартирка, куда Олега привел спутник, оказалась довольно маленькой и неказистой. Хозяин обнаружился в небольшой, размерами смахивающий на чулан уборщицы комнатке с неказистым письменным столом, книжными полками и парой стульев, занимавшими почти все свободное место. Человек на вид лет пятидесяти с небольшим недовольно поднял глаза от толстого пожелтевшего тома. Волосы на его висках густо серебрились сединой, на бритом сухощавом лице не виднелось и следа характерно-интеллигентских усов или бороды. Его острый неприязненный взгляд потеплел, когда упал на юношу.

— Здравствуй, Иван, — приветливо сказал он. — Что-то давненько не забегал. Кто с тобой?

— Здравствуйте, Евгений Ильич, — кивнул Кузьменко, пожимая протянутую ему руку. — Это… господин Кислицын из Депертамента технического надзора. Я невольно подслушал, — парень снова покраснел, — его разговор с директором… Ну, и решил, что, возможно, вы заинтересуетесь…

— Очень, очень любопытно, — покивал хозяин кабинета. Он с трудом выбрался из-за стола, почти вплотную прижатого к подоконнику, и протянул руку Олегу. — Евгений Ильич Вагранов, доцент физико-математического факультета университета, действительный член Русского физико-химического общества.

— Кислыцын Олег Захарович, старший инспектор Департамента технического надзора, — Олег крепко пожал руку Вагранова.

— Департамента чего? — поинтересовался тот, с любопытством разглядывая гостя.

— Технического надзора Московской управы, — пояснил Олег. — Департамент – под личным патронажем градоначальника.

— Что-то не слышал о таком, — Вагранов задумчиво потер подбородок. — Да вы присаживайтесь, господа, в ногах правды нет. — Он с таким же трудом забрался обратно на свое место.

— Департамент недавно организован, — пояснил Олег, отчаянно стараясь придать голосу непринужденность. — О нас еще мало кто слышал. В свете известных событий… рабочие бунты, знаете ли, и тому подобное, градоначальник решил, что за условиями труда рабочих на фабриках надлежит вести надзор, по возможности изыскивая возможности по улучшению условий труда… ну, вы меня понимаете.

— Улучшение условий труда, как же, как же, — задумчиво покивал Вагранов. Его взгляд сделался сонным. — Этим, я должен заметить, следовало заняться десятилетия назад. Видели бы вы, что творится на анилиновых фабриках, м-да… Но ведь здесь вы явно не за условиями труда надзирать пришли, не так ли?

— Ну, ваши условия труда улучшить не помешало бы, — усмехнулся Олег. В нем внезапно вспыхнуло необъяснимое чувство легкости. — Полагаю, ваша каморка в какой-то степени отражает отношение начальства?

— Можно сказать и так, — слегка пожал плечами доцент. — Кое-кто полагает, что мои излишне революционные взгляды рано или поздно приведут к полному и бесповоротному увольнению из университета. Некоторые даже высказывались в том духе, что по мне Сибирь плачет. Но я слишком видная фигура, чтобы вот так запросто со мной расправиться.

— А у вас и в самом деле революционные взгляды? — поинтересовался Кислицын. — Сочувствуете красным?

— Красным? — поморщился Вагранов. — Если вы имеете в виду террористов, бросающих бомбы или подстрекающих громить дома и лавки, то увольте. Они бандиты, а не борцы за права рабочих. Но наше общество действительно нуждается в реформировании. Мы закоснели в застое и духоте, нам отчаянно нужен глоток свежего воздуха. Рабочие бунты – лишь симптом затянувшейся болезни, не более.

— Смело, — Олегу все больше и больше нравился сидящий перед ним человек. Им определенно следовало заняться если не с научной, то с личной точки зрения. — Не боитесь, что Охранное отделение заинтересуется вашими взглядами?

— Я их не скрываю, — сухо ответил доцент. — Однако же ближе к делу, Олег Захарович. Суть вашего визита заключается?..

— Суть моего визита не слишком сложна. У меня есть некоторые неортодоксальные идеи в области органической химии, которые ваши коллеги полагают чистым бредом сумасшедшего. Признаться, они – коллеги, я имею в виду – оказались настолько убедительными, что я и сам им почти поверил.

— К мнению некоторых людей стоит прислушиваться, некоторых – нет. Обычно я предпочитаю сам составлять свое мнение о предмете, — Вагранов побарабанил пальцами по столу. — Хотя я и специализируюсь на теоретической механике, химия мое давнее хобби. Смею надеяться, мое имя в данной области довольно известно. Итак?

Олег поколебался.

— Ну, суть можно выразить в паре фраз. Если определенным образом обработать газ этилен, в изобилии встречающийся в природных нефтегазовых месторождениях, то возможно запустить реакции образования длинных полимерных цепочек. Получаемый в результате материал, полиэтилен, обладает весьма привлекательными свойствами: нейтральностью, пластичностью, прозрачностью, водонепроницаемостью и тому подобными. Хм… у вас еще не пропала охота слушать?

— Любопытно, — медленно произнес доцент. Ваня Кузьменко за спиной у Олега затаил дыхание. — Можно чуть поподробнее?

— Можно, — согласился Олег. — Не одолжите бумагу с карандашом?

Получив требуемое, он принялся быстро набрасывать структурные формулы.

— Этилен C₂H₄ — газ, состоящий из двух групп CH₂, объединенных двойной связью, примерно так. Одна из связей менее устойчивая, чем другая. Скажем, в газе этане C₂H₆ она разорвана, на образовавшихся связях сидят дополнительные атомы водорода… вот так. Если в этилене принудительно разорвать слабую связь в специально контролируемых условиях, включающих высокие температуру и давление, а также присутствие катализаторов, то получится свободный радикал, — он набросал еще несколько штрихов, — который за счет… гм, торчащих в стороны связей могут образовывать длинные цепочки. Примерно вот так, — он нарисовал цепочку повторяющихся групп CH₂, связанных горизонтальными черточками.

Вся сонливость во взгляде доцента испарилась. Теперь он стал таким же острым, как и в момент появления гостей.

— И как вы предполагаете разорвать связь? — резко спросил он.

— Не знаю точно, — Олег скривил краешек рта. — Кажется, этого можно добиться, каким-то образом смешав газ с кислородом. Но я изучал предмет давно, еще в школе, в памяти ничего не осталось…

— Очень интересно! — брови Вагранова поползли вверх. — Господин Кислицын, вы премного меня обяжете, если сообщите, в какой именно школе и в рамках какого предмета… э-э-э, как минимум четверть века назад преподавали подобные сведения? Или вы имели в виду гимназию?

— Ну… — Олег мысленно обругал себя за глупый ляп последними словами. — Я имел в виду, что читал… в каком-то журнале… в городской библиотеке…

— В журнале? — брови доцента поднялись еще выше. — В каком именно? Мне всегда казалось, что я читаю немало и держу в голове представление об очень многих вещах. Но такое, — он постучал пальцем по рисунку, — встречаю впервые. Признайтесь, ведь вы излагаете ваши собственные фантазии?

— Могу со всей ответственностью вас заверить, что я на такое не способен, — слабо усмехнулся Олег. — Всю жизнь завидовал людям в белых халатах, копающимся в тайнах природы, но сам могу разве что восхититься подобными выводами. Нет, изобретение не мое.

— Тогда, возможно, вы представляете интересы какого-то неизвестного мне таланта, слишком застенчивого, чтобы появиться здесь самостоятельно? — Химик бросил на Олега быстрый взгляд и быстро заговорил: — Поверьте, Олег Захарович, я спрашиваю не из праздного интереса и не для того, чтобы высмеять вас. Изложенная идея чрезвычайно любопытна, хотя и требует экспериментального подтверждения. Но мне положительно необходимо лично пообщаться с ее автором.

«Представляете интересы»? На мгновение Олег соблазнился идеей, но тут же ее отбросил. Нет, она потянет за собой слишком долгую цепочку лжи. Он глубоко вздохнул и покачал головой.

— Нет, Евгений Ильич. К сожалению, с автором идеи пообщаться не удастся. Поверьте, на то есть веские причины. Я не хочу вдаваться в их суть сейчас, у нас и без того хватает заморочек, но, боюсь, вам придется иметь дело только и исключительно со мной и моим бессвязным лепетом. Я не претендую на лавры первооткрывателя, если вам придет в голову такая мысль, и охотно уступлю их вам. Если мы сработаемся… откроются весьма заманчивые для вас перспективы.

Минуту ученый сверлил его напряженным взглядом, но потом сдался и развел руками.

— Ну что же, — пробормотал он. — С вами так с вами. Скажите, господин Кислицын, вам знакомо имя Ханса фон Пехманна? Или, возможно, Ойгена Бамбергера? Фридриха Тщирнера?

Олег покачал головой.

— Боюсь, в нашем провинциальном Каменске не слишком хорошо знакомы с мировыми авторитетами.

— В Каменске? — удивился Вагранов. — Где такой? Впрочем, неважно. Скажите, что вы вообще знаете про историю пластических масс? Ну, целлулоидные пластинки вы наверняка видели собственными глазами. Известно ли вам про значение нитрата целлюлозы? Знаете ли вы паркезит? Вискозу? Говорят ли вам что-то имена Александра Паркеса, Джона и Исайи Хьяттов и… э-э-э, как его… Луи Берниго?

— Евгений Ильич! — умоляюще поднял руки Олег. — Ради всего святого, пощадите! Я охотно признаюсь, что дилетант и не имею ни малейшего представления о мировых авторитетах. Равно как никогда не слышал ни про вискозу, ни про целлулоид.

— Ну, уж в синематограф-то вы наверняка захаживали, хотя бы раз-другой, из любопытства?

— Ну… можно сказать, что захаживал.

— Так вот, пленка делается как раз из целлулоида. Интересно… Все же, Олег Захарович, скажите мне: как дилетант, не имеющий представления об азах, может рассуждать о вещах, включающих в себя такие нетривиальные понятия, как ковалентные связи и стереометрический метод построения химической формулы? Да еще и утверждать, что мимоходом почерпнул свои знания из случайно прочитанного журнала в бытность свою школяром? Каково ваше образование?

Олег растерялся.

— Вообще-то я заканчивал исторический факультет… в университете, — промямлил он, благоразумно не уточняя, в каком именно. — Но всегда интересовался химией, и…

— И метод производства полиэтилена, как вы его называете, вам приснился, как приснилась господину Менделееву его Периодическая таблица элементов? — в голосе Вагранова прозвучал неприкрытый сарказм.

Олег потер ладонями глаза. Внезапно ему почему-то совершенно расхотелось врать этому умному проницательному человеку.

— Вы хотите правды, Евгений Ильич? — тихо спросил он. — Извольте. Я – человек из другого мира, гораздо более развитого технически, чем ваш. То, о чем я рассказываю, я действительно изучал в десятом классе общеобразовательной средней школы в возрасте семнадцати лет. Органическая химия всегда нравилась мне, одно время я даже подумывал о том, чтобы поступить на химфак. Не прошел по конкурсу и вынужденно срочно перевел документы на истфак с его традиционным недобором. Однако школьные уроки в голове застряли.

— Ого! — весело присвистнул Иван, о котором Олег совсем забыл. — Вот заливает!

— Помолчи, Ваня, — поморщился Вагранов. — Вам же, Олег Захарович, паясничать не к лицу. Вы же взрослый человек…

— Я не паясничаю, — пожал плечами Олег, твердо встречая его взгляд. — Все – чистейшая правда. Верить мне или нет, ваше дело. Вы и без того не поверили изначальной истории. Если ваше недоверие помешает нашей с вами совместной деятельности – что ж, очень жаль. Я почему-то уверен, что вы именно тот человек, который мне нужен. А я, соответственно, мог бы очень пригодиться вам. Но нет, так нет…

— Погодите, Олег Захарович, — Вагранов примиряюще поднял руки. — Не горячитесь. Признаю, я переборщил. Не стоило давить на вас сильнее, чем нужно. У вас могут быть вполне веские причины не говорить всей правды. Даже если так, я не выгоню вас с порога. Просто, понимаете ли, взаимное доверие серьезно облегчает совместную работу.

— Я сказал чистую правду, — Олег устало закрыл глаза и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Рано или поздно огрехи моей легенды все равно бросились бы вам в глаза. Я слишком мало знаю о вашем мире, чтобы сочинить правдоподобную историю. Я – человек из другого мира, и если вы сможете принять данный факт…

— Олег Захарович, — тихо произнес ученый. — У меня есть знакомый врач, очень хороший, который специализируется на неврозах.

— У меня тоже есть знакомый врач, — отмахнулся Олег. — Некто Болотов Михаил Кусаевич, владелец и заведующий Покровской клиникой. За две недели моего пребывания там он не нашел ничего предосудительного, кроме некоторого нервного истощения. Я в полном здравии, и я инопланетянин.

— Вы с Марса, как у Уэллса, да? — восторженно спросил Иван. Его глаза горели. — Вы прилетели в большом цилиндре? Вас из пушки выстреливали, как у Жюля Верна?

Олег рассмеялся и потрепал его по макушке.

— Если бы мной выстрелили из пушки, я бы точно не остался в здравом рассудке, — сквозь смех пробормотал он. — Да и вообще со здоровьем бы распростился. Какое там здоровье у покойника! Нет уж, Иван, я не с Марса. Боюсь, мой родной дом куда дальше. Евгений Ильич, мне страшно неловко за такой поворот разговора. Начали о полимерах, а закончили о психических расстройствах… У меня есть предложение. Давайте сделаем вид, что мы ни слова не промолвили насчет моего образования и происхождения сведений. Вернемся к науке. Что вы думаете про идею полиэтилена?

— Вы странный человек, Олег Захарович, — медленно проговорил Вагранов. — Вы говорите невероятные вещи, и, тем не менее, вам почему-то хочется верить. Так случилось, что я лично знаю господина Болотова, пусть и не слишком близко. Как-нибудь потом я пообщаюсь с ним на ваш счет, но пока… Пока вы правы. Оставим в стороне нонсенс насчет вашего инопланетного происхождения и вернемся к химии. Так случилось, что я читал статью Ойгена Бамбергера про вещество полиметилен, которое его коллега Ханс фон Пехманн получил путем нагревания диазометана. Проводился эксперимент, кажется, в девяносто восьмом или девяносто девятом. Мне лично больше импонируют опыты с формальдегидными смолами, получающими все большее распространение, но с учетом того, что говорите вы… Возможно, здесь имеется рациональное зерно.

Он помолчал, потирая ладони.

— Боюсь, однако, что проверить на практике что-либо нам сложновато. Потребуется оборудование, потребуется сырье. Нужны средства, в конце концов, хотя бы для покупки реактивов, да и без помещения под лабораторию не обойтись. Если в Петербурге можно прибегнуть к помощи некоторых хороших ученых, то здесь… Сегодня Москва, знаете ли, провинциальный город, пусть и кичится званием древней столицы всея Руси, и в научном плане мало что значит.

— Придется работать с тем, что есть. Средства на первых порах мне пообещали, далее найдем, кого привлечь из промышленников. Из пластиков можно извлечь огромную прибыль. На первых порах можно давить авторитетом Зубатова, далее пойдет само.

— Зубатова? — насторожился Вагранов. — Что у вас за дела с Охранным отделением?

— Ну, — Олег пожал плечами, — если вы действительно захотите пообщаться на мой счет с Болотовым, то шила в мешке все равно не утаишь. Зубатов меня нашел, выходил и сейчас в какой-то мере поддерживает. К политическому сыску я отношения не имею, уверяю вас.

— Сергей Васильевич Зубатов, — холодно заметил ученый, — известен как мастер политических провокаций. Определенные круги весьма радовались, когда два года назад его отправили в отставку. И весьма огорчились, когда его так внезапно вернули на прежнюю должность.

— И на что именно он, вы предполагаете, хочет вас спровоцировать? — ядовито поинтересовался Олег. — Или вы тайный член террористической организации и боитесь за свою конспирацию? Ох… простите. Непроизвольно вышло.

— Ничего, — поджал губы Вагранов. — Но опять куда-то не в ту сторону у нас разговор клонится. Я не имею ничего против господина Зубатова лично – человек он, по отзывам, умный и интеллигентный, но организация, чье отделение он возглавляет, пользуется в обществе весьма дурной славой. Это я вам как марсианину говорю, чтобы неожиданностью не оказалось.

— Туше, — снова рассмеялся Олег. — Марсианин принял ваши слова к сведению. Хотя покажите мне общество, в котором политическая полиция имеет добрую репутацию! Однако о политике мы с вами разговаривать не станем ни в каком раскладе. Если мы с вами сработаемся – а мы с вами обязательно сработаемся, я уверен! — нам и научных тем выше крыши хватит. Резюмируя сегодняшний разговор, я хочу попросить вас о встрече… скажем, в воскресенье, у меня на квартире. Я хочу, чтобы вы привели с собой двоих или троих толковых коллег, желательно с опытом преподавательской работы, умеющих вычленять зерна истины из той чепухи, что студенты несут на экзаменах. Я постараюсь подготовиться поосновательнее, собрав в одну кучку все, что помню по теме. И тогда мы уже сможем обсудить предмет поподробнее, чтобы понять, в какую сторону двигаться и какие ресурсы нам потребны. Что скажете? Мой адрес – Хлебный переулок, доходный дом Митенкова. Он такой каменный, квадратный, со внутренним двором. На втором этаже угловая квартира, мимо дровяника подниметесь по наружной лестнице на галерею – сразу налево. Ну, спросите, если что.

— Хорошо. В воскресенье в… скажем, десять утра, — кивнул ученый, рассматривая набросанные Олегом строки.

— Тогда до встречи, — Олег улыбнулся, поднимаясь, хлопнул Ивана по плечу и вышел.

Какое-то время Вагранов задумчиво изучал оставшиеся от Олега наброски. Школяр, затаив дыхание, смотрел на него.

— Ох, Ванюша… — наконец нарушил тот молчание. — Привел же ты гостя на мою голову! Охранное отделение, а?

— Я же не знал, — мальчик, покраснев, опустил голову. — Он так ругался с директором…

— Ладно, — ободряюще улыбнулся Евгений Ильич. — Ты все сделал правильно. Охранка или не Охранка, марсианин или нет, но если он действительно может сообщить что-то стоящее, я стану с ним работать. Интересно, зачем он пришел в Промышленное училище? Хотя куда ему еще идти… Да, в наши дни университет без химического факультета – позорище, а не университет. Ты, кстати, почему не на уроках?

— Ну… — мальчик вскочил. — Так, выдалась свободная минутка. Я побежал, ага?

— Опять из класса выгнали? — грозно нахмурился Вагранов. — Смотри, озорник, все маме расскажу! — крикнул он вдогонку топочущим по лестнице ботинкам и улыбнулся. Потом уставился на рисунки на столе и снова нахмурился.

— Послал же бог мне марсианина… — пробормотал он себе под нос.

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…Вероятно, холодно-логичные искины сумели бы сохранить традиционную цивилизацию даже в условиях дальних станций, как за несколько столетий до того они сумели дать новую жизнь одряхлевшему человечеству. Потребовались бы долгие столетия медленного накопления ресурсов, увеличения жизненного пространства и роста человеческой популяции, но рано или поздно количество перешло бы в качество. Биологического материала для генерации субстрата на станциях хватало, а запасных тел для новых чоки-компаньонов на складах имелось с запасом. Кроме того, по мере естественной смерти людей тела их чоки-компаньонов также можно утилизировать заново. Однако к счастью ли, к горю ли, но вернуться на традиционные рельсы людям было уже не суждено.

К моменту Катастрофы на Базе-1 «Эдельвейс», обращающейся вокруг Ригеля Кентауруса, старейшей и наиболее развитой инфраструктурно, практически завершился основной цикл исследований, связанных с технологией снятия слепков с биологических психоматриц. Вообще-то помимо собственно изучения тройной звезды Альфы Центавра база специализировалась на экспериментах по перестройке вакуумных структур, которые из-за потенциальной их опасности не рисковали проводить в окрестностях Солнечной системы. Но в свое время административная двойка «Эдельвейса» сочла возможным выделить ресурсы и на другие побочные занятия.

Зародышем лавины, сбившей человечество с традиционного пути, стал выдающийся ум ученого Ройко Джонсона. Рожденный из генетического материала астрофизика Роберта Джонсона и главврача Ольги Лан Цзы, Ройко принадлежал ко второму поколению исследователей. Он родился на «Эдельвейсе» несколько лет спустя после его основания, еще до Катастрофы. В возрасте пятнадцати лет страстно увлекавшийся виртуальными играми юноша поклялся, что обязательно реализует давнюю мечту фантастов, научившись переселять сознание человека в виртуальный мир, где оно сможет существовать бесконечно. В возрасте двадцати лет, блестяще закончив образовательные курсы, заменявшие на станциях школу, он получил специализации в области нейромедицины и физики глубокого вакуума и занялся исследованиями в области нейрофизиологии, вовсю используя новейшую медицинскую аппаратуру, за год до того доставленную с Земли автономным грузовиком.

Если бы не директор базы, вряд ли кто-то позволил бы нахальному мальчишке отвлекать ресурсы на совершенно посторонние занятия. Но директор, понаблюдав за юношей в течение пары лет и проконсультировавшись с знакомыми биологами на Земле, работавшими по схожим тематикам, а также со своим чоки-компаньоном Майей Хоко и чоки-компаньоном Ройко Таланой Бессеровой, дал парню зеленый свет. В результате через десять лет группа нейрофизиологов в геронтологической клинике на Церере, основываясь на разработках Ройко, создала черновую математическую модель установки для снятия слепков психоматриц, а еще через год планировался запуск пробной установки и эксперименты на обезьянах. Исследования приобрели широкую известность не только в научных кругах, но и в средствах массовой информации, и кое-кто уже всерьез поговаривал о присуждении молодому ученому премии Тамира, главной в то время в области биологии.

Катастрофа оборвала исследования на середине. На «Эдельвейсе» даже в первом приближении не имелось ни материалов, ни оборудования, необходимого для конструирования сканирующей установки. Да и про саму тему в первые десятилетия после Катастрофы прочно забыли. Основным вопросом на повестке дня стало банальное выживание людей. Разумеется, каждая база обладала неплохими производственными мощностями, позволявшимиобеспечивать себя самым необходимым. Однако все станции в той или иной степени зависели от регулярно прибывающих с Земли грузовиков. Проще всего оказалось выжить дальним базам – из-за длительного срока путешествия их с самого начала обеспечили гораздо большим количеством синтезаторов и поточных линий, чем ближние базы. Однако всем пришлось срочно расконсервировать, а то и создавать с нуля добывающий флот для сбора и обогащения сырьевых ресурсов в ближайших окрестностях.

Крохотные островки цивилизации не позволили равнодушной Вселенной уничтожить себя. В очередной раз подтвердилась старая мудрость Отцов Слияния, профессора Главачека и чоки Картама, заключивших стратегический союз между людьми и искинами. Холодная рациональность искусственного интеллекта, скрещенная с эмоциональными порывами и озарениями человеческого разума, дала именно тот сплав, который мог успешно сопротивляться энтропии окружающего мира. Через полтора десятка земных лет соединенные усилия баз привели к резкому усовершенствованию технологий, позволившему создать не зависящие от внешних источников системы жизнеобеспечения. К тому моменту человеческое население станций и колонии составляло около шестнадцати тысяч единиц. Из первоначального состава около двух тысяч покончили жизнь самоубийством, погибли в результате несчастных случаев или неизлечимых болезней, около четырех тысяч умерли от старости и около двух тысяч вырастили из имеющегося генетического материала.

Людям больше не грозила гибель от истощения ресурсов. Им, как и ранее, не угрожала внешняя опасность. И, как выяснилось, им больше незачем оказалось жить.

Для строительства пространственной катапульты требовались материальные затраты, огромные даже по меркам метрополии. Ни одна станция и за пару веков не имела шансов построить катапульту для запуска судов даже раз в десятилетие. А без нее… а без нее люди осознали себя пленниками баз точно так же, как задолго до того человечество осознало себя пленником Солнечной системы. Столетия путешествий в анабиозе, возможно, и не могли повредить спящим, но куда, а главное, зачем лететь? На другую базу? Только ради того, чтобы сменить интерьер тюремной камеры?

Изначально коллективы станций практически полностью состояли из ученых и технологов с некоторой долей «обслуживающего персонала», к которому относились высококвалифицированные инженеры и техники. И интеллект сыграл с ними злую шутку: когда пропала необходимость в каждодневной отчаянной борьбе за выживание, пропал и смысл жизни. Пропал окончательно, несмотря на все усилия чоки-компаньонов. Типовые системы жизнеобеспечения исследовательской станций рассчитаны максимум на полторы тысячи обитателей, колонии на Жемчужине – на три тысячи. Даже если все шестнадцать уцелевших баз и колония окажутся забитыми людьми до отказа, популяция все равно не превысит двадцати семи тысяч человек. А что дальше? Строить новые станции? С имеющимися ресурсами – невозможно: необходимая производственная инфраструктура полностью отсутствует. Создавать инфраструктуру? На постройку только одного орбитального автоматического завода уйдут десятилетия. А сверх того требуются транспортные корабли, монтажные комплексы и тому подобные вещи, вполне естественные в метрополии, но полностью отсутствующие в дальнем космосе.

Потерявших цель людей охватила смертельная апатия…

1 сентября 1905 г. Москва. Хлебный переулок

В комнате стоял полумрак. Оксана сидела в старом жестком кресле у окна, подобрав под себя ноги и, казалось, дремала. Старый халат жены хозяина дома бесформенно грудой закрывал ее с головы до пят. Несколько пакетов из магазина одежды – лавки, как их тут называли – валялись на полу нераспечатанными.

Услышав тихий скрип входной двери, она вскинулась, широко распахнув огромные глазищи. Отчетливые армянские черты лица, окруженного копной иссиня-черных волос, заострились от перенесенных волнений.

— Здравствуйте, Олег Захарович, — тихо сказала она.

Олег прикрыл за собой дверь, пересек комнату и присел перед ней на корточки.

— Здравствуйте, Оксана, — тепло улыбнулся он. — Врач сказал, вам нужно по крайней мере неделю безвылазно лежать в кровати.

— Врач… — она медленно повернула голову, безжизненно уставившись в окно. — Что за место? Вы так ничего и не сказали мне толком. Какая-то деревня? Почему меня привезли сюда?

— Что вы помните? — поинтересовался Олег. — Я имею в виду – за последние несколько дней? Или нет, не так. Расскажите-ка мне все с того момента, как дела пошли наперекосяк.

Девушка заметно вздрогнула и со страхом уставилась на него.

— Мы ничего плохого не делали! — прошептала она. — Честное слово! Мы… просто встречались, разговаривали… мы не замышляли ничего плохого! Берест… он несдержан на язык, но он хороший парень, добрый, он никогда…

— Оксана! — Олег попытался оборвать ее как можно мягче. Девушка снова вздрогнула и осеклась на полуслове. — Поймите, вас никто ни в чем не обвиняет. Вы не в следственном изоляторе УОД, вас никто не расследует. Ну сами подумайте – стал бы Народный Председатель лично заниматься мелкими шалостями вроде ваших? Я очень прошу – забудьте свои страхи и предположения. Просто расскажите мне, кто вы, откуда и что помните за последние несколько дней. Ладно?

Он поднялся, взял стул, оседлал его, оперевшись руками о жесткую деревянную спинку, и приготовился слушать. Девушка несколько секунд явно колебалась, но потом вздохнула и принялась сбивчиво говорить.

Нынешним летом она перешла на четвертый курс Сечки, как студенты на жаргоне называли пединститут имени Сеченова. Вообще-то изначально она собиралась завоевать столицу, поступив в театральную академию и став знаменитой актрисой, но по конкурсу не прошла. Уезжать домой в сонный захолустный Бакряж с его двумя заводами – инструментальным и тракторным – и пустыми магазинными полками страшно не хотелось. И она, воспользовавшись извечной лазейкой неудачливых молодых людей, косящих от армии, успела перевести документы в пед на наименее популярный среди всех физмат. Училась ни шатко ни валко, сессий не заваливала, но и особыми успехами не блистала, и с тоской представляла себе свою грядущую педагогическую карьеру – училкой, распределенной в какое-нибудь сельское захолустье, по сравнению с которым даже Бакряж покажется блистательным центром культуры. Отличаясь замкнутым необщительным характером, за первые два года она так и не свела ни с кем близкого знакомства.

На третьем курсе все переменилось. Мирей Долохова, которую подселили в ее тесную обшарпанную комнату в общаге взамен отчисленной по собственному желанию соседки, познакомила ее с компанией молодых людей с параллельного потока. Несколько парней и девиц, мокольцев и провинциалов, организовали что-то вроде полуподпольного кружка. Ничего противозаконного – тут Оксана снова испуганно вскинулась, и Олегу пришлось ее успокаивать – магнитофонные джазовые записи, за бешеные деньги купленные у фарцовщиков в темных переулках, наивные рассуждения на политические темы, шатание по ночной Моколе, пиво и портвейн, уединение парочками в реквизированных на время у товарищей общажных комнатах… Обычная компания молодых оболтусов, не знающих, чем занять свободное время, и опасно гуляющих по грани, рискуя оргвыводами факультетского воспитателя по общественной работе. Но СОД их не трогала. Вернее, однажды общаки попытались арестовать Береста и его группу, чтобы, кажется, обвинить их в каком-то заговоре, но неожиданно вмешался Хранитель по имени Крис, сорвавший арест. С тех пор их игнорировали.

Вчера… или когда?.. В общем, они впятером сидели на скамейке в вечернем парке, и Берест в своей любимой манере разглагольствовал о судьбах страны, искаженных идеалах Народной Справедливости, о зажравшихся котах-чиновниках, связывающих руки молодому Народному Председателю (здесь Олег печально усмехнулся). Из рук в руки переходила самокрутка, дурманяще пахнувшая сладким запахом травки, которую принес Франц. Разговор уже далеко пересек грань безопасного, и молодые люди держались слегка на взводе, нервно оглядываясь по сторонам. И когда в конце аллеи появился полицейский патруль, им взбрело в голову переместиться куда-нибудь в другое место. Если бы не резкий старт, скучающие полицейские, скорее всего, даже не обратили бы внимания на студенческую компанию. Однако сейчас они заинтересовались и попытались приблизиться. Перепуганные студенты рванули напролом через кусты. Полицейские, уверившиеся в криминале, бросились за ними, одновременно оповещая по рации другие парковые патрули.

Спустя несколько секунд Оксана потеряла остальных. Ветви кустов и деревьев хлестали по лицу, и она, защищая руками глаза, не заметила, как осталась одна. Она бежала вслепую, не зная куда, сердце рвалось из груди, легкие горели от напряжения. Треск веток под ногами не давал расслышать, гонятся ли еще за ней, но остановиться и прислушаться она не осмеливалась. И когда под ноги подвернулся особо толстый корень, а навстречу рванулся грязный березовый ствол, она почти обрадовалась, что наконец-то сможет передохнуть.

Пробуждение оказалось ужасным. Память о следующем времени оставалась словно окутанной густым непроницаемым туманом, в котором изредка проглядывали какие-то пьяные хохочущие рожи, брезгливо кривящиеся полицейские в странной форме, храпящие лошади… Она ела объедки, что бросали ей в грязных забегаловках, урывками спала на голой земле, несколько раз ей грубо овладели вонючие оборванные мужчины. Мысли путались, она не могла понять, где и почему находится, а вокруг не было ни одного знакомого места. Почему-то ей казалось, что ее арестовали, и сейчас она находится в колонии, отбывая пожизненный срок… то же чувство, что и в кошмарном сне, из которого не чаешь, как выбраться.

Потом посреди окружающего тумана вдруг отчетливо проявилась фигура Кислицына Олега Захаровича, Народного Председателя Народной Республики Ростания. Ей было все равно, она лишь хотела, чтобы кошмар кончился. Она бросилась к Нарпреду… и пришла в себя в квартире с деревянными стенами, в постели с грубыми заштопанными простынями, где в углу чернела дымными потеками по штукатурке печка, а под кроватью стоял ночной горшок.

Выслушав несвязный рассказ девушки, Олег задумался. Как и он сам, она попала сюда в бессознательном состоянии. И у них обоих в первые дни оказался отчетливо затуманен рассудок, вероятно, в результате сильного шока. Следовало проверить еще кое-что. Он поскреб подбородок, поднялся со стула, покопался в платяном шкафу и извлек на свет вычищенные и выглаженные брюки.

— Ваши? — спросил он, разворачивая их.

Девушка посмотрела на штаны и кивнула.

— Здоровские штанишки, — грустно сказала она. — Франц подарил. Мы с ним… в общем, он хороший друг. У него водились такие вещи. Сама я в жизни бы на такие не наскребла, с моей-то стипендией в двадцать пять форинтов…

Олег кивнул.

— Понятно. Думаю, в ближайшее время вам носить их не светит. Не принято здесь женщинам в штанах ходить.

Он аккуратно свернул брюки и убрал их в шкаф. Судя по всему, одежда при переносе также оставалась неизменной. Он вернулся обратно на стул, мучительно подыскивая первую фразу для объяснения. Оксана, впрочем, избавила его от колебаний.

— Здесь – это где? — настороженно спросила она. — У вас на даче?

— «Здесь» означает «в другом мире», — вздохнул Олег. — Боюсь, госпожа Шарлот, мы с вами оказались в весьма странном положении. Видите ли…

Пятнадцать минут спустя Оксана все еще смотрела на него с недоверием, но в ее взгляде появилось что-то новое. Выслушав краткое описание новой реальности, она опустила голову и задумалась. Потом передернулась и принялась выбираться из кресла.

— Я хочу увидеть все своими глазами, — твердо заявила она. — То есть… то есть я уже все видела, но я… была не в себе. Хочу посмотреть еще раз.

— Вы на ногах не стоите, — усмехнулся Олег. — Куда вам идти?

— А я не собираюсь идти, — девушка упрямо тряхнула волосами. — Я собираюсь ехать. На повозке, запряженной лошадьми, раз уж машин нету. А еще я есть хочу.

Она принялась развязывать пояс халата, но, спохватившись, быстро запахнулась и принялась оглядываться по сторонам.

— Э-э-э… господин Народный Председатель? — смущенно поинтересовалась она. — А во что мне одеться?

— Горюшко вы мое, — вздохнул Олег. — Я, между прочим, устал, как собака. Я полгорода сегодня исколесил, а Москва, к вашему сведению, хоть и деревня, нашей Моколе по размерам не слишком уступает. Ладно, сейчас позову хозяйку. Пакеты видите? Она служанку за в магазин за одеждой гоняла, авось и одеться поможет: местная женская одежда на нашу как-то слабо похожа. Только…

— Да? — Оксана настороженно повернулась к нему.

Олег поколебался.

— Видите ли, я представил вас хозяевам как свою сестру, поссорившуюся с матерью и ушедшую из дома к жениху, а жениха зарезали на улице. Оттого-то вы и оказались не в себе. Думаю, лучше придерживаться моей легенды во избежание кривотолков. Похоже, здесь мораль куда более строгая, чем у нас, и пребывание мужчины и женщины, не связанных родственными узами, в одном помещении и наедине сильно не приветствуется. Вплоть до визита полиции.

— Понимаю… — Оксана задумалась. — Хорошо, учту. Можно теперь…

— И, как следствие, — продолжил Олег, — нам как родственникам неплохо бы оставить в стороне формальности наподобие «господина Народного Председателя» и обращения на «вы». Тем паче, что я здесь никакой не Нарпред. Кроме того, — он криво усмехнулся, — когда красивая молодая девушка вроде вас обращается ко мне таким образом, я чувствую себя безнадежным стариком. Короче, я предлагаю перейти на «ты» и обращаться по именам. Я Олег, ты Оксана.

Девушка изумленно посмотрела на него, потом медленно кивнула.

— Хорошо… Олег, — скованно произнесла она. — Я… постараюсь не сбиваться.

— Вот и ладушки, — одобрительно кивнул он. — Умница. Отчество и фамилию мы тебе оставим старые, иначе наверняка проговоришься по-первости. Но если станут спрашивать, почему фамилии и отчества разные, скажешь, что сводная сестра. Понятно?

Оксана снова кивнула.

— Ладно, сестричка, — усмехнулся Олег. — Вон твоя новая одежда в свертках, разбирайся пока. А я пойду посмотрю, кого тебе на помощь позвать. Жена хозяина обычно где-то рядом болтается.

1 сентября 1905 г. Москва. Большой Гнездниковский переулок

— Похоже, он остался сильно недоволен.

Филер, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он переминался с ноги на ногу, избегая взгляда начальства. Медников сверлил его тяжелым взглядом.

— Когда ехали от Тубарева в Промышленное училище, он ругался словами, половину которых даже я не знаю, — пояснил Чумашкин. — Что-то насчет зажравшихся и закосневших в своем тупоумии академиков… а дальше про сожительство в извращенной форме. По матушке и батюшке крыл, проще говоря, с применением незнакомых слов.

— Неудивительно, — Медников, казалось, слегка расслабился. — С яйцеголовыми общаться – себе дороже. Дальше.

— В Промышленном, похоже, ему тоже своего добиться не удалось. Однако вышел он оттуда не один, а в сопровождении ученика, опознанного позже преподавателями как Ивана Кузьменко, пятнадцати лет, ученика шестого года обучения. Мальчишка – тот еще оболтус, постоянно учителям пакостит, хотя и не по злобе, а, скорее, от врожденной живости. Все Училище ждет не дождется, когда он закончит учебу. Исключить, однако, побаиваются, поскольку дальше определенной черты мальчишка никогда не заходит, а протекцию пареньку оказывает некий Вагранов, друг его матери, доцент университета, вздорный человек, однако с авторитетом и большими связями в научных кругах. С ним связываться – больно много вони.

— Так, — Медников кивнул. — Понятно. И куда же твой подопечный направился в сопровождении Кузьменко? Впрочем, сам могу догадаться – к тому самому Вагранову.

— Точно так, ваше превосходительство, — подтвердил штабс-капитан. — Пробыл у него Кислицын около получаса, вышел спокойный и задумчивый, уже без мальчика. О результатах встречи ничего не сказал, только сев в коляску, произнес одну фразу: «Фифти-фифти», что значит…

— «Пятьдесят на пятьдесят» по-английски, — кивнул Медников. — Значит, у дома ты его высадил и уехал?

— Так точно, — согласился филер. — Поскольку согласно приказанию его превосходительства Зубатова наружное наблюдение за Кислицыным более не устанавливается, о его дальнейших действиях ничего сказать не могу.

— Понятно, — Медников опустил голову на руки и погрузился в тяжелое молчание. Потом снова поднял взгляд на подчиненного и покачал головой.

— Сергей – человек умный и проницательный, но иногда, пожалуй, чересчур доверчивый. За то поплатился в девятьсот третьем, за то может поплатиться и сейчас. Не нравится мне наш субъект, ох, не нравится. Ты-то сам как Кислицына оцениваешь? Не работает ли на кого из… не знаю даже, из революционеров или совсем наоборот? Что с благонадежностью?

— Не могу знать, — вздохнул Чумашкин. — Он… ему как-то хочется верить, даже если полную чушь несет. Еще он любопытный, как молодой щенок. Давеча на «Манометре» куда только нос не совал! С инженером тамошним, Овчинниковым, за пять минут спелись, словно с детства друг друга знают. Инженеры обычно невесть что о себе воображают, с чиновниками сквозь зубы разговаривают, но Овчинников Кислицына явно зауважал, хотя тот очевидным образом в механике разбирается, как я в балете. На политические темы если и говорит, то в основном слушает. Сегодня меня, пока по городу колесили, об истории дома Романовых да о нынешнем императорском дворе выспрашивал. А с меня какой спрос – я же не профессор истории и не министр двора! Ну, рассказал я ему, что знал, так он головой покачал, пробормотал под нос что-то насчет того, что следовало ожидать и что могло выйти и похуже, и замолчал.

— Ясно, — Медников кивнул. — Все-таки жаль, что наружку за ним пустить нельзя. То, что ты ему в гиды приставлен, хорошо, но круглые сутки ты с ним проводить не можешь. Ну ладно. В конце концов, кроме странных россказней, за ним ничего криминального пока не водится. Води его по городу, докладывай Сергею и отдельно – мне. Смотри только, обаяние – опасная вещь. Боюсь, очарует он тебя, как и Зубатова.

— Не извольте беспокоиться, Евстратий Павлович, — буркнул филер. — Не первый день на работе. Дело знаем.

— Смотри! — погрозил ему пальцем заведующий филерским отделением. — Ты человек проверенный, надежный, на тебя полагаюсь. На сегодня свободен, только пройди сейчас в архив и проверь, нет ли на Вагранова там дела. Заодно проверь также… э-э, инженера…

— Овчинникова, — подсказал Чумашкин.

— Во-во, Овчинникова. В памяти у меня по ним ничего не отложилось, но береженого бог бережет. Все, иди.

Штабс-капитан кивнул, щелкнул каблуками, развернулся и пошел к двери, чеканя шаг. Военная повадка в сочетании с официальным чиновничьим сюртуком выглядела до того нелепой, что Медников невольно усмехнулся. Чумашкин служил у него уже год, но все никак не мог до конца отделаться от старых строевых привычек. Наверное, все еще тоскует по прежнему мундиру… Ничего, привыкнет. И все же загадочная личность – Кислицын Олег Захарович. Загадочная и, благодаря своему странному обаянию, потенциально опасная. Интеллигент хренов… Хорошо, что остается под присмотром надежного человека.

Дверь за Чумашкиным мягко закрылась, и Медников выбросил Кислицына из головы. Через насколько минут предстояла вечерняя поверка, и он сосредоточился, вспоминая детали сегодняшних заданий своим многочисленным подчиненным.

1 сентября 1905 г. Москва

Трактир на Поварской, куда их привез извозчик, и в самом деле оказался весьма приличным заведением. Чистые столы, покрытые скатертями, сосредоточенная тишина, интеллигентная публика и – чудо из чудес в Москве – электрическое освещение. Официант – половой? — выложил на стол меню и, подобострастно согнувшись, дожидался, пока посетитель сделает заказ. Пробежав глазами цены, Олег мысленно поежился – за приличность заведения приходилось платить. А ведь еще и чаевые! Деньги у него пока имелись, но все же следовало присмотреть местечко поближе к дому и не такое дорогое.

Пока Оксана жадно насыщалась, закусывая жареных рябчиков пирожками с визигой и запивая куриным бульоном с зеленым луком, Олег, задумчиво жуя, осматривался по сторонам. В вечернее, но не слишком позднее время трактир – а может, и ресторан – казался заполненным примерно наполовину. Две барышни в сопровождении чопорной тетки сосредоточенно ужинали, опустил глаза в тарелку. Возможно, девицы и были симпатичными, но густые вуали, скрывавшие их лица, не давали возможности определиться толком. Впрочем, всякий интерес проходил после первого же взгляда на сопровождающую брылястую мегеру. Та не носила вуали, и угрожающая мина на ее физиономии, казалось, могла отвадить от подопечных девиц не то что случайного ухажера, но и роту пьяных солдат.

Неподалеку сидели, негромко переговариваясь, трое мужчин в форменных инженерских тужурках. Кажется, знаки на одежде принадлежали местному горному ведомству, точное название которого напрочь вылетело у Олега из головы, но он бы не поручился. Сама идея наряжать в форму гражданское население, пусть и на государственной службе, до сих пор казалась ему странной. Ну ладно – на службе. Но за ее пределами? У него в голове всплыла давешняя сцена на Тверском бульваре: два мальчугана в форме гимназистов немногим младше Вани Кузьменко стояли, понурив головы, а высокий сухопарый дед – тоже в какой-то форме – сурово распекал их. На расстоянии Олег толком не разобрал, за что, но, кажется, речь шла о недостаточно начищенных пуговицах в частности и неподобающем поведении на улице в целом. Впрочем, горные инженеры вели себя вполне пристойно, пуговицы на их тужурках блестели начищенной медью, и вряд ли кто-то смог бы придраться к ним по этим пунктам.

Еще в зале присутствовали: представительная дама с мужем (ясно видно, что именно муж состоит при даме, а не наоборот); седобородый дядька ужасно интеллигентного вида, с бородкой, усами и в пенсне; группа мужчин явно купеческого вида и в заметном подпитии, один из которых носил кумачовую косоворотку; один офицер неопределенного для Олега рода войск; два жандарма в голубых мундирах, сидящие в углу явно наособицу, и тому подобная разношерстная публика среднего достатка.

Доев куриный суп и закусив полюбившимися пирожками с визигой, Олег вытер рот салфеткой и задумался. Визит к Вагранову теперь представлялся ему совсем в ином свете. Он корил себя за несдержанность за язык. Марсианин, надо же! Наткнуться на умного понимающего человека – и тут же выставить себе невменяемым идиотом! Если доцент отошьет его, останется, вероятно, единственный выход – ехать в главную столицу и искать поддержки уже там. Авось столичные умники окажутся не такими недоверчивыми и согласятся хотя бы немного подумать над его идеями. Нет, разумеется, худа без добра – путешествие по местной железной дороге должно стать полезным опытом. Но Олег чувствовал, что его мозги явно перегружены деталями незнакомого доселе мира, и еще сильнее их напрягать явно не стоило. Опять же, в Москве он может плести чушь о «Департаменте технического надзора», но пройдет ли такой номер в Санкт-Петербурге? Да и выбираться из-под надежного крылышка Зубатова раньше времени не хотелось. Само по себе удивительно, как такой неглупый и интеллигентный мужик мог оказаться на высокой должности в тайной полиции. Но окажется еще более удивительным, если другие сотрудники Охранки окажутся похожими на него. Исключения, знаете ли, потому и исключения, что крайне редки. Тот же заведующий наружным наблюдением Медников уже куда ближе к образцовому служаке-общаку, чем его прямой начальник. Удалось бы мне сразу найти общий язык с Евстратием свет Павловичем, да еще не подвергшимся благотворному зубатовскому влиянию? Ох, сомневаюсь… Нет, мне страшно повезло, что в новом мире я сразу же натолкнулся на Зубатова. Страшно повезло… повезло ли? Так, а ведь мы опять возвращаемся к основному вопросу: как, собственно говоря, и с какой целью я сюда попал? Может, я все же схлопотал инфаркт и теперь просто брежу на смертном одре? Н-да… Забавный получается бред. Если действительно так, то как приду в себя, сразу переквалифицируюсь из Нарпредов в писатели-фантасты.

Олег сосредоточился и попытался восстановить в памяти всю цепочку событий за последние три недели, с момента осознания себя у загородного трактира. Иногда в дурном сне такое усилие заставляло его вынырнуть на поверхность, в реальность, осознать, что окружающее нереально. Но нет, нелогичных перескоков с пятого на десятое в памяти не задержалось, и всплыть на поверхность бреда тоже не удавалось. Оставалось смириться с тем, что если его окружают сон и бред, то на редкость реальные, не уступающие логичностью настоящему миру. В таком можно либо жить, либо умереть. Умирать не хотелось. Следовательно, до обретения полной ясности придется барахтаться. Авось из сливок да собьется хоть какое-то масло в качестве опоры для ног…

Движение в зале отвлекло его от мрачных мыслей. Ольга по-прежнему сосредоточенно жевала, хотя уже и не с таким увлечением, потихоньку озираясь по сторонам. Возле входной двери стояли, озираясь, двое мужчин, к ним спешил официант. Один, в форменной куртке, показался Олегу знакомым. Когда тот сделал шаг вперед и лампа осветила его лицо, Олег с уверенностью опознал в нем инженера Овчинникова с завода «Манометр». Второго он не знал.

Оглядевшись, новоприбывшие, встреченные приветственными возгласами, направились к группе горных инженеров. Хотя за их столом уже не оставалось места, двое инженеров быстро придвинули второй стол, приставив его торцом. Затем вся компания погрузилась в тихий неспешный разговор.

Олег снова взглянул на Оксану. Та, видимо, уже насытилась, но продолжала жевать – как видно, впрок. Девушка ответила ему вопросительным взглядом. Он улыбнулся ей быстрой ободряющей улыбкой, коротко бросил «Я сейчас», поднялся из-за столика и решительно подошел к инженерам.

— Добрый вечер, Степан Васильевич, — негромко произнес он. — Добрый вечер, господа.

Компания с недоумением воззрилась на него. Потом Овчинников просиял.

— Добрый, добрый вечер, Олег Захарович! — он вскочил из-за стола и с энтузиазмом потряс Олегу руку. — Господа, позвольте представить вам господина Кислицына, старшего инспектора Департамента технического надзора. Федор Федорович, давеча я вам о нем рассказывал. Весьма любознательный и нетрадиционно мыслящий человек. Второго дня совсем загонял меня по заводу, — он гордо ухмыльнулся, словно гордясь успехами собственного ребенка, — все закоулки облазил.

— Боюсь, не все, — улыбнулся в ответ Олег. — Немало, думаю, осталось. Вы ведь господин Гакенталь, владелец «Манометра»? — обратился он к человеку, которого Овчинников назвал Федором Федоровичем. — Весьма впечатлен вашим заводом.

— Спасибо, — сухо кивнул Гакенталь. — Весьма признателен за высокую оценку. Степан мне про вас рассказывал. С его слов можно подумать, что вы, хоть и чиновник, в технике разбираетесь не хуже его самого.

Олег рассмеялся.

— Боюсь, и здесь тоже преувеличение. В технике я полный профан. Гуманитарное образование, знаете ли, не способствует пониманию всяческих железок. Научно-популярные статьи в «Технологии сегодня» – мой предел.

— Где, простите? — осведомился один из инженеров.

— Э-э-э… — Олег снова проклял себя за слишком быстрый язык. — Выходила у нас в Каменске одно время такая газета пару раз в месяц. Ничего особенного. Федор Федорович, у меня к вам просьба. Не могли бы вы назначить мне в ближайшие дни деловую встречу? На заводе или в ином месте по вашему выбору?

— Сложный вопрос, — задумчиво потер подбородок Гакенталь. — Видите ли, третьего числа, в понедельник, я уезжаю в Тверь. Пробуду там не менее трех дней, значит, раньше следующей субботы встретиться не удастся. Впрочем, завтра суббота, так что я более-менее свободен. Ожидаю вас в конторе. В какое примерно время?

— Часов в одиннадцать утра, — прикинул Олег. — Нормально?

— Согласен, — кивнул владелец завода. — А что вы хотели обсудить?

— Ну… скажем, я хотел бы поговорить с вами о двигателях внутреннего сгорания. Знаю, у вас несколько иной профиль – паропроводная арматура, измерительные приборы и тому подобное, но где паровая машина, там и бензиновый двигатель, не так ли?

— Совсем не так, — покачал головой Гакенталь. — По бензиновым двигателям я бы рекомендовал вам обратиться в экипажные мастерские Фрезе в Петербурге. Он самый крупный и, вероятно, после смерти Евгения Александровича Яковлева единственный в России специалист по ним. Впрочем, не советую тратить время на подобные устройства.

— Почему? — удивился Олег. — Вы полагаете их неперспективными?

— Видите ли, господин Кислицын, бензиновые и нефтяные двигатели вряд ли когда-то выйдут из разряда игрушек для богатых. Паровая турбина, которая в скором времени вытеснит паровую машину, дает куда больше преимуществ.

— Например? — Олег прищелкнул пальцами. — Не возражаете, кстати, если я присяду?

— Да, разумеется, — спохватился Гакенталь. — Будьте любезны, садитесь. Да простится мне мое любопытство, но ваша спутница за тем столом не заскучает, если мы углубимся в технические материи?

— А мы пригласим ее сюда! — весело заявил Олег. — Девица она неглупая, посмотрим, может, и она что-то в тему скажет?

Не дожидаясь реакции инженерской компании, он быстрым шагом вернулся к своему столу.

— Оксана, как ты относишься к приятной мужской компании, рассуждающей на технические темы? — поинтересовался он. — Не уснешь за столом?

— Вот еще! — фыркнула девушка. — Я, наверное, на год вперед отоспалась, хватит с меня. А что за деятели?

— Вон тот, лысоватый – Гакенталь. Владелец завода и, по отзывам, весьма умный и интересный мужик. Рядом с ним – его главный инженер, Овчинников. Парень может болтать три часа кряду о паровых машинах и паропроводах, но не выложит и сотой доли того, что знает. Остальных раньше не встречал, но познакомиться недолго. Мне нужно срочно набирать контакты в среде технарей и ученых, и такое везение нужно ловить за хвост. Ну так что? Не заскучаешь?

— Я, между прочим, на физмате учусь, — фыркнула Оксана. — Как бы они рядом со мной не заскучали!

— Вот и умничка! — одобрил Олег. Он окинул девушку быстрым оценивающим взглядом. Даже в глухом мышино-сером платье до пят она выглядела весьма симпатичной. Ее глаза уже не стекленели внезапно, как в пролетке, словно она уходила куда-то вглубь себя. Студентка Сечки явно оправлялась от шока, и компания сейчас ей бы явно не помешала. — Тогда пошли к ним. Только графинчик с водкой прихватить нужно – чувствую, он весьма кстати придется, да и расплатиться нужно сразу. Эй, официант!

За инженерским столом Оксана произвела настоящий фурор. Мужчины, словно по команде, встали и склонили голову. Гакенталь, как самый старший, галантно поцеловал ей руку, и девушка смущенно зарделась. Впрочем, она явно не ощущала неловкости, оказавшись в центре внимания.

В ходе церемонии представления выяснилось, что все трое горных инженеров – Грибов, Пятерский и Завьялов – находились в Москве проездом. Однокашники, они договорились встретиться вечером, прежде чем разъехаться по своим делам, а заодно и пообщаться с Овчинниковым, которого хорошо знали по годам учебы. А уж Овчинников притащил с собой и Гакенталя. Грибов и Пятерский отправлялись в Кузбасс, на Судженские угольные копи, а Завьялова ожидали медные шахты Норильска. Молодые люди, включая Овчинникова, распускали хвост перед девушкой, а Кислицын с Гакенталем лишь посмеивались, слушая их оживленную болтовню.

— И что делает Сотников, как вы думаете? — быстрой скороговоркой рассказывал Завьялов. — Везти кирпич или камень для печей – сразу прогоришь, а концессия на добычу меди уже получена и оплачена. И вот наш пройдоха подает губернатору прошение – разрешить ему построить в Дудинке на собственные деньги деревянную церковь. Дело богоугодное, как не разрешить, верно? Но фокус в том, что в Дудинке уже имеется церковь, причем каменная. И вот, получив разрешение, купчина быстренько строит деревянный храм, а каменный разбирает и из материала делает печи!

Компания взорвалась хохотом.

— Да уж, русский купец всем купцам купец! — пробормотал Гакенталь, утирая слезы. — В любом деле обманет, без штанов оставит… Да, Олег Захарович, возвращаясь назад, к разговору о паровых и бензиновых двигателях…

Молодые люди притихли, даже Оксана навострила уши.

— Следует заметить, — продолжил заводчик, — что первейшие препятствия на пути развития бензиновых двигателей – во-первых, низкая эффективность и, во-вторых, недостаток топлива для них. Паровая машина может работать практически на любом топливе – от угля до дров, а возить всюду с собой бочки с бензином сложно, неудобно, да и опасно. Опять же, масштабы производства керосина в России невелики, равно как и разведанные запасы нефти. А значительная часть нефтяных месторождений расположена в не самых стабильных районах империи. В сегодняшних газетах, например, опять мелькали сообщения, что в Баку и Батуме, где добывается значительная часть российской нефти, неспокойно – турки и армяне снова режут друг друга. Промыслы могут встать в любой момент, если уже не встали. Так что воля ваша, но для массового применения нефтяное топливо выйдет слишком редким и дорогим.

Гакенталь отхлебнул пива из кружки.

— Даже в Североамериканских Соединенных Штатах, — продолжил он, — где апологеты внутреннего сгорания, кажется, встречаются на каждом шагу, количество бензиновых автомобилей не достигает и половины от общего числа. Ну, а бензиновый двигатель на корабле или железной дороге – вообще нонсенс. Поверьте мне как человеку, съевшему собаку на паровых устройствах, нефть – совсем не то направление, в котором нужно двигаться.

— Любопытные аргументы, — Олег почесал подбородок. — Однако, думаю, не все так плохо, как вам кажется. Давайте по пунктам. Когда вы говорите о низкой эффективности двигателя внутреннего сгорания, вы имеете в виду двухтактную или четырехтактную конструкцию? Каково октановое число типичного топлива для него? Сколько цилиндров? Использовался ли угол опережения зажигания и с помощью чего он регулировался? Вообще есть где-то чертежи опытных моделей, чтобы на них посмотреть?

Заводчик озадаченно посмотрел на него.

— Боюсь, на такие вопросы я сходу ответить не в состоянии, — признал он. — Я читал статьи, говорил со знающими людьми, но, боюсь, не на таком уровне… Однако вы осведомлены в технических вопросах, что совсем нехарактерно для чиновника, а, Олег Захарович?

— Я же говорил, что господин Кислицын весьма нетрадиционно мыслит! — ввернул Овчинников, с гордостью поглядывая на Олега, словно на собственного умненького ребенка.

— Второй аргумент, — Олег словно не заметил ремарки в свой адрес, — насчет недостатка нефти в России и дороговизны керосина, просто не выдерживает никакой критики. Давеча я прочитал в «Русском слове», что под Саратовом сгорел пароход с восьмьюдесятью тысячами пудов нефти, убыток на сто тысяч рублей. Ни за что не поверю, что у «Кавказа и Меркурия» только один такой пароход и что такое общество – единственное в России. Что же до общего недостатка, то вы, Федор Федорович, употребили очень хорошее слово – разведанные. Поверьте теперь уже моему опыту как Нар… — он подавился словом. — Я имею в виду, разведанные запасы нефти – это именно разведанные. Их разведка, как я понимаю, до сих пор не поставлена у вас на поток. При должной настойчивости и масштабных поисках, уверен, вы нефти обнаружите столько, что сможете в ней купаться каждое утро. У меня еще не дошли руки серьезно заняться изучением российских нефтедобывающих промыслов, но одни только бакинские разработки, на мой взгляд, весьма перспективны и способны на первых порах обеспечить страну углеводородами.

— Ну хорошо, а доставка нефти, жидкого топлива?

— Нужно создавать инфраструктуру, — Олег пожал плечами. — Трубопроводы, нефтеперегонные заводы, распределенную сеть заправочных станций. У нас… э-э-э… в общем, не так всё сложно. Разумеется, потребуются определенные вложения, и процесс развития окажется небыстрым, но в конечном итоге все окупится. С учетом того, что на первых порах для снабжения европейской территории вполне можно пользоваться водными путями, для начала нужно вкладываться в постройку тех самых танкеров-пароходов. Далее их можно переоборудовать, заменив работающие на нефти паровые машины дизелями или двигателями внутреннего сгорания. Другой относительно простой и дешевый метод, опирающийся на существующую инфраструктуру – железнодорожные цистерны. Их, как я понимаю, уже выпускают, так что потребуется всего лишь расширить производство. Параллельно потребуется создавать поточные линии по производству бензиновых автомобилей и открывать бензозаправки, для чего можно привлекать частный капитал…

— Слушая вас, — усмехнулся Гакенталь, — можно подумать, что развитие нефтяных движителей уже дело решенное. Вы, однако, забываете о многом. Я, кажется, уже говорил, что в Батуме и Баку сейчас неспокойно? Нефтедобыча нестабильна, цены на нефть и керосин растут, пароходы уходят в затон раньше обычного. Да и вообще уже скоро конец навигации. Дрова и те в два раза подорожали. И откуда брать деньги на такую… инфраструктуру?

— А вот о деньгах я и хотел с вами поговорить. Но не здесь, а в конторе. Слишком серьезный разговор для ресторана. Пока что, господа, — обратился он к инженерам, — не просветите ли вы меня насчет добычи коксующихся углей в Российской империи?..

Разъезжались по домам уже после того, как часы с кукушкой на стене пробили одиннадцать. Оксана, вопреки своим уверениям, уже откровенно дремала. Загрузив ее в коляску и попрощавшись с остальными, Олег пристроился рядом с ней, назвал «ваньке»-извозчику адрес и задумался. Гакенталь, хотя и суховато-сдержанный, вызывал у него симпатию. Да и ребята-инженеры, молодые, веселые, полные жизни и надежд, ему понравились. Молодые? Да нет, лет по тридцать. Всего на семь-восемь лет младше его самого. Всего несколько лет, но ему кажется – что на целую вечность. Откуда в нем столько накопившейся усталости?

— М-м-м… — Оксана сонно пошевелилась, устраиваясь поудобнее на тряском сиденье. — Олег… можно спросить?

— Да, конечно, — рассеянно откликнулся Кислицын. — Что такое?

— Откуда ты столько всего знаешь?

— Ну, — Олег пожал плечами, — отовсюду помаленьку. Бензиновые двигатели, например, я со школы помню. У нас работала секция картинга, я туда года два ходил, пока не надоело. И на летней практике я немного на автобазе поработал. Тогда гравиходы только-только появлялись, основная масса машин ходила на колесах и на внутреннем сгорании. Считалось, что работа автомеханика для парня – самое то. Потом, я изредка «Технологии сегодня» и «Химический вестник» почитывал, когда в руки попадались. Любопытные статейки там встречались, даже такому профану, как я, понятные. Наконец, я, когда в Нарпредах ходил, постоянно с разными учеными встречался, про заводам и лабораториям ходил. Эти умники мне так мозги парили, когда финансирование выбивали!.. Волей-неволей хоть что-то да запомнишь. Эй, да ты спишь совсем?

Ольга не ответила. Она тихонько посапывала носом, прижавшись в боку Олега. Бывший Народный Председатель вздохнул и задумался.

— И почему я в свое время не пошел на экономический? — наконец грустно пробормотал он.

34.01.01.03.0A.12.07.xx.xx.xx. 12.18.19B7568A458

Звезды сияют в глубокой бездонной тьме, словно горящие глаза хищников в ночном тропическом лесу. Звезды собираются в галактики, те – в метагалактики, метагалактики выстраиваются в крупноячеистую сеть, медленно расширяющуюся вместе со Вселенной… Сколько я видел подобных огненных шаров, карликов и гигантов, желтых, белых, голубых, алых, багровых, бушующих в своей вечной ярости или же медленно умирающих от старости, коллапсирующих и взрывающихся! Сколько видел – и все же никак не привыкну. Наверное, человеку, пусть и достигшему почти-божественности, так никогда и не удастся понять и принять бесконечность Космоса, пусть даже он сам научился творить Космос в окружающей многомерной пене. Пусть мы можем зажигать и гасить звезды тысячами, но все же нам никогда не удастся сравниться с тем, что Природа, слепая и бездумная, создала без нашего участия.

Это нас и угнетает. Мы можем сколько угодно полагать себя властелинами мира, но подсознательно всегда помним, что наше могущество каплями растворяется в Великой Пустыне, не обращающей на наши потуги никакого внимания. Мы научились уничтожать само пространство, но даже если сойдем с ума и посвятим все наши силы и весь остаток существования подобному занятию, все равно никогда не сумеем хоть как-то существенно повлиять на Вселенную. Чем бы дитя ни тешилось… Может, мы действительно не венец развития разумной материи, а просто дети, одинокие дети, заблудившиеся в темном лесу и жалкими кострами пытающиеся отогнать прячущийся за деревьями ночной ужас? Может, наша утрата цели – лишь следствие того, что мы сбились с пути? Но когда мы потерялись? На тогда еще живой Земле, ныне затерянной в пространстве и времени? После Слияния? Или позже, когда после Катастрофы выжившие отчаянно пытались найти способ, как жить дальше? Когда отказались от недолговечного биологического мозга в пользу твердотельного носителя? Когда заменили твердотельную матрицу энергетическими вихрями? Когда вступили в окончательный и неразрывный симбиоз с искинами? Когда научились создавать параллельные потоки сознания? Или когда приняли Игру как основу своей жизненной философии?

Неужели тот мальчик, Тилос, прав, отказавшись стать одним из нас? Неужели он увидел в нас что-то, что не можем видеть мы сами? Я с трудом подавляю искушение вывести его психоматрицу из рекреационного сна, чтобы спросить. Нет, пусть спит. Он сам выбрал свой путь и его завершение, и он заслужил покой. Возможно, когда-нибудь потом…

Уже много часов я терзаю себя подобными мыслями, бросаюсь из огня в полымя, затеваю новые эксперименты, не завершив старых, лихорадочно строю игровыеплощадки, перемещаюсь из одной чужой Игры в другую, наблюдая, выступая в роли бесстрастного, ничем не интересующегося Арбитра и Корректора… Горькая насмешка судьбы: мой давний эксперимент, призванный осветить нам путь во тьме, ответить на десятки незаданных вопросов, привел лишь к тому, что мы еще больше заблудились в чаще, застряли на месте, перестали двигаться вообще. Много часов… Огромный срок. Тысячи и десятки тысяч поколений игрушек, что мы создаем для развлечения. Мои шесть с половиной часов возраста… да, около миллиона планетарных лет в десятичной системе счисления. Для кого-то приближающаяся дата могла бы стать поводом для празднования. Хм, забавно. Много часов мы используем двенадцатеричную систему, но старая, десятичная, основанная на количестве пальцев у биологических предков, так до конца и не выветривается из памяти. Атавизм, существующий благодаря Игре и постоянной жизни на планетах…

Даже такая простая забава, как арифметические подсчеты, приносит некоторое облегчение. Человек отличается от зверя именно этим – абстрактным мышлением, и только его наличие спасло нас, когда-то биологический вид, от гибели и исчезновения подобно другим животным. Но оно же и играет с нами злую шутку, не позволяя различать объективную реальность и выдуманный мир. Возможно, мы уже сошли с ума и лишь полагаем себя нормальными? Что есть норма? Кто ее определяет? Кажется, я отдал бы большую часть своего могущества за то, чтобы суметь взглянуть на нас со стороны.

«Джао, контакт».

«Джао в контакте. Здравствуй, Майя, престарелая моя тетушка. Как жизнь молодая?»

«От младенца слышу, Джа. Как со старшими разговариваешь? Почему почтения в голосе не слышно?» – грозно нахмуренные брови, деревянная линейка, многозначительно постукивающая по ладони.

«К кому почтения, к тебе?» – маленькая девочка в огромных туфлях, мешковатом платье и во взрослом парике отчаянно пытается выглядеть взрослой. — «Думаешь, чуть старше, и уже авторитет? Ха!.. Рад тебя слышать, Майка».

«Взаимно. Только… опять ты с Текиры сбежал и свою разлюбезную семейку бросил? Да еще и в такую глушь забрался, что фиг найдешь. Снова от тебя вселенская тоска струится… Когда ты, наконец, повзрослеешь? Не надоело смысл жизни искать?» – деловитый человечек с лопатой усиленно копает яму у подножия огромной горы.

«Ох, Маечка… Ради всего святого, не начинай снова!»

«Как скажешь. В конце концов, после одного такого приступа хандры ты изобрел Игру. Может, и сейчас что новенькое придумаешь?»

«Издеваешься… Ну давай, давай, сыпь соль на рану…» – Образ плачущей лопоухой рожицы. — «Однако же никогда не поверю, что ты прискакала мне слезки вытереть. Итак?»

«Зануда!» – гордо вздернутый носик, громкое презрительное фырканье, взметнувшиеся в негодовании рыжие волосы, стянутые в конский хвост, и тут же – веселый смех звонкой трелью серебряного колокольчика. — «Нет чтобы поболтать со старой подружкой о том о сем… Ладно, слушай. Я случайно наткнулась на странную штуку. Лови визуальный поток».

Точка восприятия стремительно летит сквозь галактику. Звезды стремительно надвигаются, летят мимо виноградными гроздьями шаровых скоплений, тонут за светящимися занавесями туманностей, выныривают из пустоты за пылевыми облаками словно из засады… Мерцает координатная сетка стандартной метрики. Наконец в центре картинки вспыхивает одинокая желтая звезда. Откат камеры – и ее окружает десяток других звезд, подсвеченных знаками внимания. Еще откат – и уже полсотни меченых огненных шаров кружатся в медленном хороводе. Координатную решетку корежит и комкает, на заднем плане – символ смены метрики. Звезды выстраиваются в идеальную двойную сферу, в центре которой – крохотная желтая искорка, к которой тянутся десятки прямых, как струна, энергетических каналов. Еще откат – и третья сфера окружает вторую, паутина транслирующих каналов опутывает пространство, а центр конструкции наливается багровым: сливаемая туда энергия пульсирует и переливается, проваливаясь в пустоту и исчезая из Вселенной.

«Ничего знакомого не замечаешь, Джа?»

«Что?.. Откуда? Я же стер конструкцию после того, как сбросил Первую модель!»

«Ты – сбросил. А кто-то воспроизвел. Только не спрашивай, кто. Способных на такое Конструкторов не более десятка, и всех я уже опросила. Никто не признается».

«Н-да… Ну, милая, умеешь ты ошарашить. Ладно, а на конце канала что? Кто-то решил повторить мой первый эксперимент с надувным пузырем? Но зачем? Давно ведь придумали куда более простые методы».

«Ты будешь смеяться, но на конце канала – ничего значащего. Я проверила. Примитивный пузырь, накапливающий энергию. Резервуар в чистом виде».

«Бред. Какому идиоту придумалось собирать сырую энергию таким образом? Канал же скоро порвется, и весь резервуар ухнет в никуда. Если только оболочка пузыря не лопнет раньше от квантовых флуктуаций».

«Вот и Харлам мне точно так же сказал. Вы с ним спецы по пузырям, так что я спорить не хочу. Однако есть закавыка – в резервуар уходит не вся энергия, даже с учетом потери в каналах. Примерно ноль ноль две расходуется на иные цели».

«И?»

«Сам смотри. Оказывается, звезда – не просто якорь…»

Центральная звезда вновь стремительно приближается. Пунктиром вспыхивают планетарные орбиты. Бегут образы – код звезды, массы планет, их периоды обращения, спутники, примерный химический состав коры и атмосферы – там, где она присутствует. Что-то очень-очень знакомое…

«Не может быть. Ты меня разыгрываешь».

«Я когда-то тебя разыгрывала?»

«М-да. Согласен. Хотя ты и нимфоманка, по занудливости от меня мало чем отличаешься. Не то что наш любимый Камилл».

«Туше, мелочь пузатая. Да ты не отвлекайся. Что собираешься делать?»

«Я?!»

«А, ну да. Забыла. Я не смогла приблизиться к звезде ближе, чем на три парсека. Гиперсдвиг просто не работает, мою точку концентрации сознания выбрасывает в стандартную метрику на некой границе. Дистанционная генерация фантомов тоже не работает, вихри дестабилизируются и взрываются в момент возникновения. А по базовому каналу непрестанно транслируется сообщение. Точнее, даже не сообщение, а один-единственный символ…»

«Не томи. Что за символ?»

«Твое имя».

Звезды снова мерцают – на сей раз уже не на картинке, а в реальности. Сознание смещается прыжками, то гигантскими, минующими тысячи лет сразу, то мизерными, корректирующими, не более нескольких парсеков. Холодная пропасть гиперсдвига глотает точку концентрации сознания и выплевывает ее уже в другом месте, оставляя ощущение мгновенной смерти. Проекция Майи не отстает, смещается по пятам. Кажется, что излучаемое ей любопытство при желании можно пощупать человеческими руками.

Безымянная звезда выныривает прямо под носом.

«Джао!»

«Да, Майя?»

«Я не могу дальше».

«Странно. Я не чувствую преграды».

«А передачу слышишь?»

«Да. Сейчас слышу».

«Что там такое? Есть идеи?»

«Знаешь, рыбка моя, могла бы и сама догадаться. Очевидно же. Джамта».

Шок, удивление, страх – и тут же смывающее их удесятеренное любопытство.

«Почему ты так думаешь?»

«А ты разве не видишь сама? Характерные спектры излучения каналов – именно по ним мы обнаружили джамтан. Особой формы и наполнения вихри, окружающие систему – я подсветил, видишь? — их система коммуникаций, насколько мы догадываемся. Во всех восемнадцати точках присутствия джамтан, начиная с собственно Джамты, я видел точно такие же».

«Я… я никогда особенно не интересовалась джамтанами».

«Как и они нами. Мы с Харламом и Твереком убили уйму времени, пытаясь выйти на контакт. Но они так и не откликнулись. Покопайся в Архиве, если интересно, там есть наши отчеты. Вот индекс», — струится длинная цепочка символов. — «Но материалы старые. Не менее двухчасовой давности».

«И сейчас они внезапно зашевелились…»

«Не обязательно сейчас и не обязательно внезапно. Конструкция масштабная, но особого внимания не привлекающая, поскольку почти не излучает в пространство. Она могла существовать необнаруженной очень долго. Однако она рассчитана именно на меня. Сдвинься, пожалуйста, в мою сторону».

Проекция Майи мерцает.

«Не могу. Я же говорила…»

«Еще. Стоп. Теперь я… ага».

«Тебя тоже перестало пускать?»

«Нет, просто я разобрался в системе защиты. Она использует для идентификации сигнатуры наших сенсорных систем. Моя сигнатура проходит проверку, твоя – нет. Я даже понимаю, как именно блокируется перемещение. Весьма оригинальное решение, но ничего принципиально нового. Обходится элементарно».

«И как же?»

«Активные сенсоры отключи, и все. Однако Майя, голубка моя, не пойми меня неправильно, но джамтане поставили защиту с определенной целью. Если они не хотят, чтобы проходил кто-то помимо меня, нет нужды лезть на рожон, просто невежливо. Учитывая, что речь о первом контакте…»

«Зануда!» – надутые губки, обиженно повернутая спина.

«Я знаю, что ты меня любишь, подружка», — маленький мальчик победно показывает язык. — «Но дальше я пойду один. На всякий случай передай Харламу и… пожалуй, Квентору, что я прошу вас троих последить за ситуацией. Дальше распространять информацию смысла пока нет – во избежание глупого ажиотажа».

«Есть что-то опасное?»

«Майя, по-моему, ты слишком увлекаешься Игрой и чересчур привыкла отыгрывать роли. Опасность есть лишь в том смысле, что можно ошибиться и снова потерять контакт с джамтанами на минуты и часы, а то и навсегда. Я принял обычные для сложного эксперимента меры предосторожности, их достаточно».

«Тебе виднее. Хорошо, я передам. Мы пронаблюдаем. Я оставляю на границе точку восприятия до конца… эксперимента. Пожалуйста, держи нас в курсе».

«Договорились».

Серия мерцаний. Точный гиперсдвиг на таких мизерных расстояниях затруднен, однако оказывается, что пространство словно намеренно искривлено для облегчения сближения. Любой сдвиг отклоняется точно к звезде, о чем убедительно свидетельствуют все пять системных якорь-маяков. Планеты на фоне черной пустоты словно искрятся собственным светом – создатели системы специально выделяют их. Создатели? Очевидно. Даже если бы система не копировала идеально Солнечную, корректирующие связки просто невозможно не заметить. Пройдут еще многие минуты, прежде чем взаимные влияния тел окажутся увязаны окончательно, и их орбиты окажется возможным предоставить самим себе. Но… почему все так примитивно… и знакомо?

Дурак. Ответ на поверхности. Вглядись как следует, вытащи на поверхность старые воспоминания. Здесь та же техника, что мы применяли для построения первых Игровых миров. Которую я применил для Малии. Неумелая, на живую нитку слепленная система, с планетарными телами, удерживаемыми на орбитах только невидимыми тросами фантомных связок – именно так мы лепили себе первые сцены. Теперь методы усовершенствовались, и системы десятого порядка запускаются почти на автомате. Но вот старые ляпы и ошибки снова вытащены на поверхность. Случайно… или намеренно? Что, если я ошибаюсь? Что, если это не джамтане, а всего лишь чья-то шутка? Или просто кто-то тренируется?

Контакт? Слабое мягкое касание в базовом канале где-то на границе сознания, деликатное… и чужое. Нет, не контакт. Скорее, приглашение. Указание на… третью планету. Ну разумеется. Если джамтане так тщательно воспроизвели Солнечную систему, вполне логично уделить Земле особое внимание. И, кажется, я догадываюсь, что меня там ждет. Но не стоит торопить события…

Вблизи звезды еще легче смещаться. Поставить еще два собственных якоря высоко над и под плоскостью эклиптики – и перемещение становится легким и естественным. Мимоходом локализовать планеты в окрестностях псевдотраектории – раскаленно-ледяной шар Меркурия, красный пустынный мяч Марса, мерцающая пустота колец Сатурна… Остальные планеты не по пути, и они все равно неинтересны.

Голубой шар «Земли» важно плывет по своей орбите.

Смещение. Странно. На первый взгляд атмосфера и климат в полном порядке, но наличие биологической жизни минимально, в основном крупные растения. Непонятные малые энергетические структуры, активные и в огромном количестве… и еще одна, крупная и пассивная, куда настойчиво тянет чужой зов. Копия интерфейса, который я применял для работы с Робином в Первой модели.

Подключиться? Мурашки по коже. Похоже, я несправедлив к Майе. Стандартных мер предосторожности недостаточно. Подставлять под удар проекцию, связанную неразрывными узами с основной сущностью Демиурга – сумасшествие. Вряд ли джамтане желают мне зла. Но мало ли что они могут напортачить просто по незнанию! Значит… значит… Ох, как давно я не прибегал к фокусу с фильтрованной асинхронизацией! Ну что же, видно, придется вспомнить прошлое.

«Майя!»

«Слушаю, Джа».

«Пожалуй, ты права. Не стоит рисковать. Я намерен прибегнуть к старому трюку с полным расщеплением личности. Ты ведь у нас эксперт в таких вопросах? Не подсобишь?»

2 сентября 1905 г. Москва

Несмотря на субботу на заводе Гакенталя кипела жизнь. Кирпичные трубы пускали клубы дыма, в цехах суетились рабочие. Через главные ворота в больших пароконных телегах, запряженных такими же большими ломовыми лошадьми, везли какие-то ящики, прикрытые парусиной.

Олег кинул извозчику пятиалтынный, и ванька, кивнув, хлестнул лошадей вожжами. Пролетка быстро укатила, дребезжа на булыжной мостовой, а от конторы уже шел озабоченный Овчинников с выпачканной сажей щекой.

— Здравствуйте, Степан Васильевич! — поприветствовал его Олег. — Как жизнь?

— Так себе жизнь, — тяжело вздохнул инженер, вежливо кивая Чумашкину. — С утра одну из доменных печей останавливать пришлось. Ночной мастер недоглядел, «козел» образовался… Ну, чугун настыл большой чушкой внутри печи. Теперь, чтобы вынуть, придется стенку разбирать. Ладно, вовремя спохватились, а то и «медведь» мог бы получиться. Тогда все, конец печи, полностью перестраивать пришлось бы. На другой домне воздуховод разошелся, рабочего газами обожгло, по счастью, легко. Пару дней дома посидит – и снова на работу. Еще один рабочий, малахольный какой-то, умудрился себе на ногу чугуном плеснуть, когда из ковшика образцы для лаборатории отливал. Доктор говорит, ступню отнимать придется. В общем, прямо не утро, а бедлам какой-то…

— Да уж, — посочувствовал Олег. — Случается. И я еще тут под ногами путаюсь.

— Ой, да бросьте вы, Олег Захарович, — отмахнулся Овчинников, широко шагая к конторе. — С вами хоть поговорить интересно, все какое-то разнообразие. И Федора Федоровича вы заинтересовали, что редкость. Правда, я все равно не думаю, что ваша увлеченность двигателями внутреннего сгорания к чему-то приведет. Неперспективная область…

В контору вошли как раз тогда, когда часы с кукушкой начали бить двенадцать. Гакенталь сидел за столом и копался в груде бумаг. Его борода сердито топорщилась, он что-то тихо бурчал себе под нос. Рядом на стуле, явно скучая, со скрещенными на груди руками сидел мужчина явно иностранного вида – прямой, как палка, благородно-седовласый, с гладко выбритым лицом, на носу круглыми стеклами поблескивает пенсне, к стулу прислонена прямая трость с серебряным набалдашником. Носил мужчина странный долгополый пиджак с единственной пуговицей на животе. Кажется, такие здесь называют «визитка».

— Добрый день, господа, — поздоровался Олег.

— Добрый день… — пробурчал в ответ заводчик, явно не желающий выныривать из своих бумаг. — Присаживайтесь, я сейчас закончу. Познакомьтесь, кстати… — Он кивнул в сторону иностранца и умолк.

Овчинников тут же перехватил инициативу:

— Позвольте представить – Шрубель Ганс Генрихович, — сообщил он. — Профессор Высшего императорского технического училища, специалист по всем и всяческим двигателям, работающим на угле, дровах, нефти, керосине и прочих горючих веществах. Рекомендую – большой знаток предмета.

Профессор слегка привстал со стула и наклонил голову, выжидательно глядя на Олега.

— А это Кислицын Олег Захарович и Чумашкин Иван Дмитриевич, чиновники Департамента технического надзора и соблюдения техники безопасности Московской управы.

Олег поразился, как четко инженер оттарабанил название, которое он и сам, наверное, затруднился бы сходу вспомнить.

— Департамент технического надзора? — удивленно переспросил Шрубель, пожимая им руки. — Никогда не слышал.

— Недавно создали, — пожал плечами Олег. — А высшее техническое – где такое?

Профессор возмущенно нахмурился, но Овчинников тут же встрял:

— Недалеко отсюда, в Слободском дворце. Присаживайтесь, господа, сейчас начнем разговор.

Олег улыбнулся Шрубелю, чуть пожав плечами, и сел на предложенный стул.

— Я недавно в Москве, — пояснил он, — все еще не освоился.

— Понятно, — пробурчал тот, — ну, куда ей до столичного Питера…

— Насчет Питера не знаю, не видел, а вот в… — Олег запнулся, вспоминая легенду, — в моем Каменске с училищами напряг. Хоть с высшими, хоть с низшими. Прошу прощения за неосведомленность. Федор Федорович, если вам не до сторонних разговоров, может, перейдем куда-то в другое место, чтобы не мешаться?

— Нет-нет, что вы… — пробурчал Гакенталь, с явной неохотой отрываясь от бумаг. — Просто бухгалтерия, понимаете ли, наука иной раз похлеще механики. Доверь ее молодежи, — он неодобрительно покосился на Овчинникова, и тот смущенно отвел глаза, — и можно прогореть прямо за месяц. А, ладно! — он решительным жестом смел все бумаги в кучу. — Потом закончу. Приступим. Ганс Генрихович, вы у нас сегодня главный эксперт, поскольку мы со Степаном Васильевичем в вопросах бензиновых двигателей мало компетентны. Олег Захарович, вчера в ресторане вы задавали мне интересные вопросы. Полагаю, господин Шрубель сумеет ответить на них лучше меня. Итак?

— Сделаем лучше, — Олег аккуратно положил на стол картонную папку, позаимствованную у Войлошникова, для чего специально заехал в Отделение. Можно, наверное, обойтись и без папки, но чертежи под мышкой производили какое-то несолидное впечатление. — Сегодня с утра пораньше я немного поработал карандашиком. Чертежник из меня никакой, уж извините, но суть понять можно.

Он сунул под нос Шрубелю схему и выжидающе замолчал. Несколько секунд тот скептически разглядывал рисунок и подписи, но внезапно высокомерная скука начисто пропала у него из взгляда.

— Позвольте! — воскликнул он. — Но вот тут – это же глупо! — Он ткнул пальцем в непонравившееся место. — Если поджигать смесь до того, как поршень в цилиндре дойдет до верхней точки, вы существенно понизите мощность двигателя!

— Ну еще чего! — обиделся Олег. — Смотрите сами…

Следующих пятнадцать минут они со Шрубелем вели ожесточенную перепалку. Немец горячился, стучал костяшками по столу, пренебрежительно фыркал, но Олег в ответ лишь широко ухмылялся. У него слипались глаза – недосып давал себя знать, но все аргументы Шрубеля разбивались о глухую стену его защиты. Рисунок, столь взволновавший профессора, почти точно воспроизводил принципиальную схему двигателя старенькой трехтонки «Ураган-17», которую давным-давно и в другой жизни изучал с мальчишками в кружке картинга незабвенный Мартин Петрович Заколесников, учитель труда и физкультуры. Его рокочущий сердитый бас и сейчас звучал в олеговых ушах, помогая отбивать наскоки взбудораженного немца.

Наконец профессор сдался. Он еще несколько секунд недоверчиво смотрел на схему, потом, шевеля губами, снова поводил пальцем по подписям и кивнул.

— Да-с, молодой человек, в оригинальности мышления вам не откажешь, — заявил он, вновь приобретая высокомерный вид. — Я все еще не убежден до конца, что ваша конструкция заработает, но, определенно, рациональное зерно есть. Однако и слабых мест хватает. Взять ту же электрическую батарею… аккумулятор, вы ее называете?.. да, батарея должны обладать большой мощностью. И, самое главное, ее придется очень часто менять. А если она иссякнет в дороге? Двигатель выйдет слишком массивным, и заводить его рукояткой выйдет очень, очень сложно. Работы Камилла Фора, конечно, продвинули технику батарей довольно далеко, но…

— Об аккумуляторах – отдельный разговор, — махнул рукой Олег. — Аккумулятор я сварганю, дурацкое дело нехитрое. Закавыка в том, что он разряжается только при запуске двигателя, а вот в движении, наоборот, подзаряжается.

— Позвольте, господа, — встрял Овчинников. — Совсем недавно в одном журнале я читал о работах господина Эдисона. Два года назад он начал экспериментировать с батареями с целью сделать их более компактными как раз для установки на автомобили. И, судя по всему, он продвинулся довольно далеко. Как мне помнится, он применил железо-никелевые батареи на едком калии…

— Ну, вот видите, Ганс Генрихович, — Олег благодарно кивнул инженеру, — все решается. И с перегревом движка разберемся. Поставим водяное охлаждение вместо воздушного, и станет куда легче. Сейчас пусть нас детали не волнуют. Федор Федорович, вы-то что скажете? Убеждены в работоспособности идеи?

Гакенталь вопросительно взглянул на Овчинникова и, поймав его едва заметный кивок, хлопнул ладонью по столу.

— Так скажем, Олег Захарович: ваша идея не является бредом сумасшедшего, каковых в последнее время развелось, пожалуй что, многовато. Считайте, что вы нас убедили. Попробовать стоит. Пожалуй, я смогу выделить вам небольшую мастерскую и несколько рабочих. Стройте действующую модель. Если заработает, обсудим, как брать патент.

— Строить? — удивился Олег. — Федор Федорович, прошу прощения, но я видел ситуацию несколько по-другому. Я хочу подарить вам идею. Вы владелец производства, вам и карты в руки – стройте, испытывайте, патентуйте. Мой интерес здесь – чистое любопытство. Заработает – пожалуйста, извлекайте любую прибыль любыми средствами. Решите выплатить мне как автору идеи вознаграждение – скажу спасибо. Нет – не обижусь. У меня имеются некие долгосрочные планы сотрудничества, и я с удовольствием еще поработаю с вами. Но – как консультант, не как механик.

— Хм… — Гакенталь нахмурился. Такого поворота он явно не ожидал. — Должен сказать, для меня несколько неожиданен ваш… альтруизм.

— Ну, такой уж я человек, — усмехнулся Олег. — Надеюсь, у вас не возникнет финансовых затруднений при построении действующей модели?

— Затруднений с финансами не возникнет, — буркнул заводчик. — С толковыми людьми проблема. Слушайте, Олег Захарович, бросайте-ка вы свой департамент и идите ко мне инженером. Ну сколько вы там получаете, в своей управе? Пятьсот рублей в год? Семьсот? Я три тысячи сразу кладу, а там, глядишь, и еще подымем.

— Увы, — вздохнул Олег. — Боюсь, не получится. Предложение лестное, но я не технарь. Я гуманитарий по образованию, в технике разбираюсь слабо. Идею подкинуть – туда-сюда, а вот с железом возиться – не мое. Да и должность в департаменте дает некоторые возможности, которых нет у инженера. Тем не менее, я намерен консультировать вас по необходимости. Кроме того, НИОКР – оно здорово, но…

— НИОКР? — удивился Гакенталь.

— Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, — пояснил Олег, в очередной раз проклиная свой несдержанный язык. — Разработка опытных моделей, проще говоря. Так вот, НИОКР – оно хорошо, но встает вопрос о внедрении. Вы ведь паропроводной арматурой занимаетесь и тому подобными вещами. Двигатель для вас построить не проблема, но ведь его еще и на колеса поставить требуется. А к колесам прилагаются руль, сиденья, крыша, печка и так далее. Они вам совсем не по профилю. Опять же, вы не можете бросить все и переключиться на бензиновые двигатели, на них пока просто нет спроса. Следовательно, требуется поддержка других предприятий. Опять же, деньги – зло, но без них никуда. Если вы решите развертывать промышленное производство автомобилей, вам потребуются кредиты. И кто их выдаст? Как у вас с репутацией в банковских кругах?

— Ну у вас и размах, господин инспектор, — заводчик почесал в затылке. — Пришли с голой идеей, а уже про производственный трест задумываться начали. Ну, положим, найдем кого еще подключить. Например, братья Бромлеи наверняка заинтересуются. Они, помнится, для нефтепровода Баку-Батуми насосы с керосиновыми двигателями делали. Опять же, Русский банк их поддерживает, вероятно, и ваше предприятие профинансирует…

— Ваше предприятие, Федор Федорович, ваше, — мягко поправил его Олег. — А что с автомобильным шасси?

— В Москве ничего серьезного нет, — проворчал Штрудель. — Так, разные мелкие ремесленники экипажи собирают. А вот в Санкт-Петербурге, помнится, Фрезе в своих мастерских автомобилями серьезно занимается.

— Точно, Фрезе! — просиял Овчинников. — Мы можем ему двигатели поставлять, а он их на свои экипажи ставить начнет. Сейчас он каким-то кустарным методом двигатели клепает, с иностранных вроде бы скопированных. Дрянь двигатели, как я слышал: ломаются, перегреваются…

— Прекрасно, — кивнул Олег, быстро записывая услышанное. — Полагаю, с ним следует поговорить. Значит, так, Степан Васильевич. Чтобы не напрягать лишний раз Федора Федоровича, вы возьмете на себя работы по построению модели. Найдите молодого многообещающего мастера, разъясните ему, что к чему… ну, сами, думаю, разберетесь. Когда закончите вчерне – свяжетесь со мной. Посмотрим, что вышло. Скажем, месяца вам хватит? Плюс еще месяц на доводку и пару недель на непредвиденные обстоятельства наподобие забастовок. Таким образом, к середине-концу ноября ожидаем полнофункциональную рабочую модель и полную документацию. Потом выходим на… э-э-э, как их… братьев Бромлей и их банк с идеей консорциума. Здесь, Федор Федорович, без вас не обойтись. Параллельно общаемся с Фрезе – ну, его я беру на себя. Надо же, в конце концов, на столицу посмотреть. Вы, Ганс Генрихович, работаете с мастером, назначенным Степаном Васильевичем, помогаете ему знаниями и опытом. Если знаете, кого из коллег по Училищу сможете привлечь, привлекайте смело.

Все трое загипнотизированно кивнули.

— Ну, вот и ладушки, — кивнул Олег. — Я стану периодически наведываться, смотреть, как идут дела. Если понадобится моя помощь, не стесняйтесь. Имейте в виду, господа, экономика – прежде всего транспорт. Железные дороги – вещь отличная, но в каждое село их не протянешь. Дело, которое мы задумали, крайне важно для страны, и первопроходцы останутся в истории, я вам гарантирую. Вопросы есть?

Он осекся, с ужасом поняв, что неосознанно переключился на стиль общения Народного Председателя. Сейчас Гакенталь даст мне по морде за хамство и выбросит на улицу. И будет прав, что характерно. Чего я здесь раскомандовался? Ой, мама…

Вопреки ожиданиям Гакенталь, однако, не стремился бить по морде и выкидывать на улицу. Вместо того он благосклонно покивал.

— Думаю, все понятно, Олег Захарович, — благодушно сказал он. — Заезжайте только почаще, не бросайте нас.

— Прекрасно, — кивнул Олег, вставая. — Тогда всего хорошего, господа.

Он быстро пожал всем собеседникам руки и вышел, почти выбежал на улицу. Сердце колотилось. Думай, что и как говоришь, придурок, зло ругнул он себя. Иначе плохо кончишь. Ишь, раскомандовался… Ладно, пронесло, и на том спасибо.

Полуденное солнце близилось к зениту, редкие перистые облачка безмятежно висели на голубом небосклоне. Утренняя знобкая прохлада рассеялась, и ветерок рассеянно гонял по мостовой желтые и красные листья. Но в его ласковом дуновении отчетливо сквозило ледяное дыхание надвигающейся зимы. Осень властно вступала в своим права. Олег глубоко вздохнул и покрутил головой в поисках извозчика. Пожалуй, давно следовало прокатиться по Москве и как следует изучить город. И, кстати, надо бы захватить с собой Оксану – ей тоже полезно. Она уже отошла от шока, но все еще ходит какой-то сонной. Встряска ей определенно не помешает…

Трое оставшихся в конторе какое-то время молча смотрели друг на друга. Первым очнулся профессор.

— Значит, дражайший Федор Федорович, вы утверждаете, что ваш человек – чиновник департамента московской управы? — с сарказмом спросил он. — Уж позвольте не поверить. Я за свою жизнь чиновников навидался. Чтобы кто-то из этих stümpfsinnig Dummpkopfs сумел на равных спорить со мной, да еще и убедить меня? Фэ! — он ехидно фыркнул.

— Да, — согласился Гакенталь. — Не похож. Совсем не похож. Вы бы видели, как вчера в ресторане он разговаривал с моими знакомыми инженерами об угольной промышленности! О шахтном деле никакого представления не имеет, Кузбасс от Донбасса не отличает, но ведь вопросы о таких вещах задает, о которых даже я ни сном ни духом…

— И как на днях лазил по нашему заводу, тоже видеть надо, — задумчиво добавил Овчинников. — Любопытный, как щенок, но явно на производстве не впервой. Аккуратен, в опасные места сам не лезет, головой зря не рискует. Каску попросил – нет, вы только подумайте! Каску, как солдат! Смешно, на первый взгляд, но если подумать… Нет, господа, тут дело нечисто. Не бывает таких знающих чиновников, умеющих к тому же слушать и понимать.

— Почему же, попадаются иногда, — не согласился Гакенталь. — Но отнюдь не в управе. Он уже не мальчик, в его возрасте и с его умом уже либо высоких чинов достигают, либо с государственной службы уходят благодаря проискам завистливого начальства. Да и тон его… командирский, причем неосознанно-командирский, словно и мысли не допускает, что могут не согласиться… Вот министром или товарищем министра я господина Кислицына очень хорошо себе представляю, тем паче командует он соответственно. А инспектором городской управы – нет, не складывается.

— Шпион? — полуиронично-полусерьезно осведомился инженер.

— Тогда я папа римский, — хмыкнул заводчик. — Да пусть хоть шпион, мне все равно, если такие идеи дарит. Жаль, что в инженеры ко мне не пошел. Подучили бы, и вышел бы тебе, Степан, достойный товарищ. В наше время, когда все только о политике и думают, толковые люди ох как редки. Жаль…

— Откуда он взялся, такой умный и проницательный? — осведомился профессор, тяжело поднимаясь на ноги. — В Санкт-Петербурге не бывал, Москву не знает… Каменск – он где?

— Сказал, что где-то в Екатеринбургском уезде Пермской губернии, — пожал плечами Овчинников. — Екатеринбург я знаю, довольно крупный промышленный центр на Урале. А вот про Каменск не слышал никогда. Ну, мало ли в России небольших городов? Но тут я нашему Олегу свет Захаровичу совершенно определенно не верю. Чтобы в захолустье нашелся человек с подобным уровнем знаний?

— В общем, темна вода во облацех, — задумчиво подытожил Гакенталь. — Но разве нам важно, кто он? Что думаешь, Степан? Управишься с двигателем за два месяца, как наш гость предположил?

— Управлюсь, — твердо кивнул инженер. — Надо только прикинуть, кого из мастеров на дело поставить. Надежный нужен человек, не пьющий, политикой не интересующийся. И с толковыми рабочими тоже туго.

— Ну, найдешь кого-то, — хмыкнул заводчик. — Чай, немаленький у меня завод, людей хватает. И присматривай самолично.

— Сделаем, Федор Федорович, — твердо кивнул Овчинников. — Обязательно сделаем.

* * *

— Как идет подготовка к восстанию?

Говорящий был хмур и лаконичен. С раннего утра у него болела голова и текло из носа, и больше всего ему хотелось выпить полстакана водки с перцем и закутаться в одеяло у себя на кровати. Но долг не позволял ему пренебречь таким важным делом, как очередное собрание. Особенно сейчас, когда успех уже рядом, рукой подать… Он обвел взглядом сумрачную комнату, забитую народом, — на сей раз для проведения встречи избрали местом одну из подсобок Трехгорной мануфактуры. — Товарищ Черномордик?

— Рабочие настроены правильно, — не менее хмуро откликнулся тот, к кому обращались. — Особенно распространено понимание ситуации на орехово-зуевских мануфактурах. Впрочем, в городе тоже процент сознательных товарищей достаточно высок. На нашей стороне не только рабочие, но и революционные студенты, и даже некоторые фабриканты наподобие Шмита.

— То есть мы определенно можем рассчитывать, что в нужный момент сможем вывести людей на улицы? — уточнил председатель собрания.

— Да, товарищ Худой, — согласился товарищ Черномордик, в обычной жизни носивший фамилию Ларионов. — Люди готовы, боевые дружины сформируем в течение одного-двух дней после сигнала. Дело только за самим сигналом. Ну, и за оружием тоже.

— Хорошо, — кивнул председатель. — Товарищ Николай Матвеевич, что вы можете сказать об оружии?

— С оружием проблем не возникнет, — нехорошо усмехнулся тот. — Револьверов у нас хватит, чтобы пол-Москвы вооружить. Взрывчатка также запасена, спасибо товарищу Ильину из эсэров и продажным интендантам Московского гарнизона. Иногда у меня возникает впечатление, что самодержавие в России прогнило настолько, что и усилий особых не надо – только пальцем толкни, и само рухнет.

— Рано торжествуете, товарищ, — холодно оборвал его председатель. — Не одного нашего соратника подвела излишняя самоуверенность. Самодержавие прогнило, но сопротивляться намерено до последнего. Борьба ожидается долгой и кровавой.

Человек, известный под партийной кличкой «Николай Матвеевич», лишь пожал плечами.

— Значит, станем бороться и проливать кровь, — пробурчал он. — Не впервой.

— Не сомневаюсь, — председатель сухо кивнул и громко высморкался в уже изрядно промоченный носовой платок. — Товарищ Седой, что насчет винтовок?

— С винтовками пока туго, — виновато пожал тот плечами. — Есть у нас выходы на заводчиков через товарищей за границей, но плохо дело идет. Подозрительные какие-то, сволочи, все выспрашивают, что да как. Самая реальная зацепка – торгуем у одного пройдохи во Франции два вагона ружей. Где украл – непонятно, но явно украл, а не купил. И все равно жмется, цену ломит, не продает.

— Плохо, — вздохнул товарищ Худой, — очень плохо. С одними револьверами против конных и пушек не побьешься. Ты уж, Зиновий, постарайся как-то вывернуться. К началу ноября, кровь из носу, винтовки должны оказаться в городе. Если денег потребуется больше – скажи, придумаем что-нибудь. Тут один богатый старовер нашелся, нынешнюю бесовскую власть ненавидит хуже самого черта. Тоже прижимист, злодей, но видно, что денег у него выпросить можно.

— У еврейских купцов денег водится куча, — заявил тот. — У них шукать надо.

— Еврейские купцы по части прижимистости староверам не уступают, товарищ Леший, — скривился председатель. — Им что, они уже и так хорошо устроились. Их нынешняя власть по большей части устраивает, особенно после весенних послаблений. Говоришь с таким вот купчиной и не знаешь – денег даст или же в полицию побежит заявлять. Вот молодежь голоштанная, местечковая, все правильно понимает, но с них и грош взять стыдно.

— Натравить на них черную сотню, чтобы погромили чуток – сразу правильный взгляд на жизнь выработают, — зло прорычал Литвин. — Как о боге своем иудейском в иешивах рассуждать – само красноречие, а как до дела доходит…

— И без нас их громят порядочно, — вздохнул председатель. — Сам знаешь. Да только от коровы битьем молока не добьешься. Но не надо отвлекаться. Если у тебя есть предложения, как выжать из еврейских, а заодно и из прочих купцов денег, с удовольствием выслушаю тебя после собрания. С учетом того, что «Бунд» скомпрометирован сотрудничеством с Охранкой. Товарищ Леший! Как дела с листовками?

— Полиция разгромила одну типографию, — пробасил тот. — Ту, что товарищ Южин курировал. Через Южина, наверное, и вышли на нее. Но еще три работают бесперебойно. С листовками проблем нет. Товарищи Киска и Мимоза, опять же, помогают чем могут, хотя и на нелегальном положении.

— Хорошо, — кивнул председатель. — Кстати, раз уж речь зашла о Мимозе. А что, товарищ Фрей и иже с ним из Женевы ничего не передавали, никаких инструкций?

— Товарищ Фрей, — в голосе говорящего отчетливо зазвучал сарказм, — из Женевы ничего не передавал, кроме призывов и лозунгов. Товарищу Фрею, как и прочим из его компании, давно нет дела до реальной работы в России. Он хорошо устроился там, на заграничных хлебах, трещит языком на каждом углу, статейки в газеты пописывает, перед эмигрантами выступает, клички себе придумывает одну за другой и ни хрена не делает. Все у него «архинужно» и «архиважно», — он так умело передразнил ульяновский выговор, что многие засмеялись, — а толку ноль. Добро же им там съезды устраивать, от оппортунистов отмежевываться! Это куда веселей, чем под пулями царских сатрапов революцию устраивать. Но вот попомните мои слова, если выгорит у нас дело, он-то потом и окажется главным во всем! А мы – так, сбоку припека.

— Не кипятись, — примирительно произнес председатель. — Они там тоже нужное дело делают.

— Нужное дело Троцкий в Питере делает! — сплюнул на пол Доссер. — Почему он в апреле не побоялся в Россию сунуться? Тоже, чай, сейчас нелегал. А благодаря ему Советы в столице такую силу забрали, что даже правительство их боится. Полиция по струнке ходит! Эсэры, хоть и неправильной идеологии придерживаются, тоже полезны, тоже свои люди, всегда договориться можно. А те… болтуны заграничные… порвал бы своими руками! Вон, товарищ Седой только что о проблемах с винтовками рассказывал. Из-за тех языкастых у нас проблемы, а не из-за прижимистости заводчиков!

— Ладно, ладно! — успокаивающе поднял ладони председатель. — Не о том сейчас речь. Итак, товарищи, настало время, наконец, прейти от накопления сил к активным действиям. Жандармы идут по нашим следам, и тянуть нельзя. На сегодня утвержденный план таков. В конце сентября – начале октября организуем серию забастовок на всех московских железных дорогах, начиная с Николаевской. Отрезать Москву от Питера крайне, жизненно необходимо. Параллельно товарищи из других мест – в Казани, Горловке, Сормово и так далее – тоже начнут забастовки на железных дорогах и предприятиях. Параллельно пошлем людей по городу обходить мастерские и мануфактуры и разъяснять важность забастовок, призывать бросать работу всех без исключения. В течение месяца мы последовательно подорвем устои царизма, разрушим его местные структуры и распылим жандармов и войска по всей территории страны, после чего перейдем к открытой вооруженной борьбе. Восстание в Москве и Питере назначено на начало ноября, на местах присоединятся по нашему сигналу. Стянуть войска на защиту сатрапии генералы уже не успеют. На то, чтобы окончательно свергнуть царское правительство, потребуется неделя, максимум две, после чего власть по всей стране должна перейти к рабочим Советам.

— Гладко было на бумаге… — хмыкнул кто-то.

— Дорогу осилит идущий, — возразил, пожав плечами, товарищ Худой. — Когда-то все равно приходится делать первый шаг. Власть сатрапов сейчас ослаблена позорным поражением в японской войне, войска деморализованы, и лучшего шанса у нас не появится еще долго. Давайте еще раз обсудим детально, на кого какие задачи возложены…

3 сентября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке

— Но почему гости именно сейчас? — грустно спросила Оксана. — Посмотри, какая я уродина стала. Даже одеться толком не во что, не говоря уж про гостей.

Она присела на лестничную ступеньку, подперла кулачком подбородок и жалобно взглянула на Олега. Тот, голый по пояс, мужественно примеривался к ведру с по-осеннему холодной водой и в ответ лишь хмыкнул.

— Ты еще от шока не отошла толком, — ответил он. — Тебе бы, по-хорошему, лежать нужно в постели, а не гостей принимать. Да и не гости они, так, деловое свидание. Мы даже к нам подниматься не станем, здесь, во дворе пристроимся. Так что сейчас тебе стоит забраться в постельку и подрыхнуть еще пару часиков. Завтра вот свожу тебя к Болотову в клинику, посмотрит он тебя, капли пропишет. Заодно и меня проверит. Знаешь, он все еще сомневается в моей нормальности. Хотя после твоего появления, похоже, начал подозревать, что происходящее – какой-то странный розыгрыш со стороны Зубатова. По крайней мере, я так понял по некоторым его словечкам, когда он тебя осматривал.

— Болотов – он кто? Смешной дядька-врач в круглых очочках и с козлиной бородкой? — она подставила лицо под холодные лучи утреннего солнца и зажмурилась.

— А ты откуда знаешь? — удивился Олег. Собравшись с духом, он плеснул на себя пригоршней воды из ведра и зашипел от холода. — Ты же… ф-ф-ф, холодно-то как!.. в отключке валялась. Или нет?

— Ну, что-то сквозь туман прорезалось, — вздохнула Оксана. — А кто такой Зубатов?

— О, выдающаяся личность, — Олег поднял палец к небу, продолжая растираться другой рукой. — На полном серьезе – выдающаяся. Я с ним не так долго дело имею, но харизма у мужика потрясающая. И подчиненные уважают, и враги, судя по газетным заметкам, тоже. Уважают и побаиваются. Он здесь вроде моего Китайца… тьфу ты, Михаила Ци Люя, в виду имею. Начальник оперативного отдела Канцелярии, только на городском уровне. Директор Московского охранного отделения, в просторечии – Охранки. Политический сыск, слежка и все такое. Я еще не до конца понял, в каких отношениях он находится с жандармерией, которая что-то вроде нашего Управления Общественных Дел, но, кажется, жандармы к нему очень даже прислушиваются.

— А нас эти… жандармы к ногтю не возьмут? — Оксана напряглась. — Ну, я имею в виду, появились неизвестно откуда, без документов, без денег, чушь какую-то несем…

— Расслабься, — Олег снова плеснул на себя холодной водой и принялся яростно растираться ладошками. — Ой, мама… Похоже, не вовремя я решал закаляться начинать! Здесь с документами куда проще, чем у нас. Паспорта обычно выписывают, только чтобы за границу выезжать, да и то не всегда. Крестьянам староста иногда выписывает бумагу, когда они из деревни в город едут, но большинство людей и не знает даже, что за зверь такой – паспорт. Впрочем, нас Зубатов прикрывает, так что у нас в любом случае проблем не намечается. Где это клятое полотенце?!

— Прикрывает? — Оксана опять сгорбилась и подперла подбородок кулаком. — Интересно, зачем ему? Опять какая-нибудь подлянка выйдет. Кнопарь – он и в Сахаре кнопарь. Решит, что мы шпионы засланные, и засунет в тюрягу.

— Не должен… Ой, да что же так холодно-то? Ну почему у них еще горячий водопровод не изобрели, а? Деревня, блин, а не вторая столица!.. Здесь вообще какой-то инфантильный мирок. Жизнь, похоже, еще не била по голове. Политических под честное слово выпускают, едва ли не самое страшное наказание – ссылка в провинцию. Чтобы в трудовуюколонию попасть, на каторгу по-местному, нужно душегубство совершить – пристрелить там кого или бомбу бросить. Про секретность едва слышали, архивы дел – вон, зайди во флигель Охранки да руку протяни, никто и не подумает остановить. Я сколько копался, и никто и бровью не повел: зашел незнакомый мужик, значит, так надо. Есть, правда, еще и закрытая часть архива, там строже, но и открытой вполне хватает, чтобы сделать выводы.

Он снова плеснул на себя холодной водой, зарычал и принялся поспешно растираться полотенцем.

— Борцы за свободу в чиновников бомбы бросают, ни в чем не повинных людей, рядом оказавшихся, в клочья рвут, но повесить их – боже упаси, как здесь говорят. Сразу вся прогрессивная общественность на дыбы встает. Вон, рассказывали мне: в Санкт-Петербурге – столица местная – лет двадцать назад какая-то девица в градоначальника стреляла. А он как у нас Наместник Нарпреда, только не Нарпреда, а императорский. Обиделась, что ее дружка розгами за что-то выпороли. Убить не убила, но пыталась честно, ранила сильно. Думаешь, посадили? Ха! Как бы не так! Выпустили – у нее, видите ли, оправдательный мотив имеется: благородное возмущение. Гуляй, милая, стреляй в кого хочешь и дальше. Детский сад, штаны на лямках, честное слово!

Он закончил растираться и торопливо набросил на себя халат.

— Так что не волнуйся – никто нас к ногтю брать не намерен. Отойдешь маленько от шока, начнем думать, к какому делу тебя пристроить. Или, — он подмигнул, — не хочешь к делу?

— Я спать хочу, — пожаловалась девушка. — И голова болит.

— Вот и славно, — одобрил Олег. — Сейчас компания химиков припрется, мы во дворе посидим, а ты в дальней комнате ложись и спи. Тебе полезно. Сказать хозяйке, чтобы принесла что-нибудь?

— Не надо, — Оксана сонно прикрыла глаза. — Сама скажу, если что.

— Как знаешь. Может, по лестнице помочь подняться?

— Ну уж, спасибо! — девушка метнула в него неожиданно огненный взгляд. — Неужто я, господин Народный Председатель, полной инвалидкой выгляжу?

— Инвалидкой – не инвалидкой, а рожица после вчерашней поездки по городу у тебя квелая, милая моя, — Олег насмешливо прищурился. — Ну ладно. Твои похороны, если что. Ох, зря я тебя с собой всюду таскаю…

Скрипнули ворота, и во дворе появилась небольшая группа гостей. Первым шел Вагранов. За ним гуськом следовали еще трое. Олег помахал им.

— Доброе утро, господа, — жизнерадостно приветствовал он гостей. — Рад видеть вас. Вы, правда, немного рановато, я не успел переодеться.

— Ничего страшного, — кивнул ему доцент, приподнимая смешную круглую шляпу-котелок. Прочие последовали его примеру. — Мы подождем, пока вы приведете себя в порядок. Признаться, ваши идеи настолько заинтересовали моих товарищей, что они примчались ко мне ни свет ни заря. С трудом удержал их от того, чтобы явиться к вам на рассвете. Знакомьтесь. Бисеров Константин Евгеньевич, преподаватель физики Императорского высшего технического училища. Грузиков Алексей Болеславович, преподаватель механики Московского промышленного училища. Бархатов Кирилл Геннадьевич, ассистент Московского промышленного училища…

— И исключенный за политические взгляды студент медицинского факультета Казанского университета, — перебил его юноша лет двадцати с жидкими усиками на верхней губе и вызывающим взглядом.

— Случается… — Олег неопределенно шевельнул бровями. — Приятно познакомиться, судари мои. Кислицын Олег Захарович, инспектор городской управы. Это – Оксана Александровна, моя сводная сестра. — Оксана попыталась встать, и он поспешил подхватить ее под локоть. Та, уцепившись за его плечо неожиданно сильными пальцами, бледно улыбнулась гостям. Олег заметил, что во взгляде Вагранова неожиданно появилось удивление. Ах, да – я же сказал ему, что инопланетянин. И кто меня за язык тянул? — Она недавно перенесла тяжелую болезнь и еще не оправилась до конца.

— Очень приятно познакомиться, мадемуазель, — поспешно сказал отставной студент, окидывая девушку заинтересованным взглядом, и Олег ощутил внезапную вспышку ревности к молокососу. — Надеюсь, что вскоре ваше болезненное состояние пройдет, и мы будем иметь честь лицезреть вас на наших встречах.

— Обязательно будете, — усмехнулся Олег. Ревность прошла так же внезапно, как и возникла, и он даже удивился себе: что же он как мальчишка… — Пока же вы можете совместить приятное с полезным и помочь Оксане Александровне подняться по лестнице в ее комнату.

— С превеликим удовольствием, — согласился Бархатов, и прочие мужчины обменялись понимающими ухмылками. Он подошел к крыльцу и предложил девушке свернутую кренделем руку.

Оксана громко фыркнула, но от помощи наглого юнца не отказалась. Более того, когда они скрывались в дверях, Олег успел заметить на ее лице благосклонную улыбку.

— Наш пострел везде поспел, — прокомментировал Бисеров. — Ни одной юбки не пропускает, а?

— Дело молодое, — улыбнулся Вагранов. — Ну что же, Олег Захарович, где станем общаться?

— Есть два варианта, — задумчиво поскреб подбородок Олег. — Или у меня наверху, или прямо здесь, во дворе. Лучше здесь. Вон, под кленом столик вкопан. Его вообще-то под питье чая задумывали, но и на бумажках почеркаться тоже можно. Какие есть мнения?

— Что ж, можно и за столиком, — задумчиво пробасил Грузиков. — Погода не по-осеннему погожая, грех такую упускать, в доме прятаться. Вот зарядят дожди да снег – тогда под крышей насидимся. Я за столик!

— Столик так столик, — пожал плечами Вагранов. — Заодно и чайку можно приказать.

— Сделаем, — кивнул Олег. — Только, господа, я все же переоденусь. Как-то зябко в халате, да еще и после ополаскивания.

Наверху он мягко, но решительно выставил из своих комнат отставного студента Бархатова, что-то куртуазным шепотом втиравшего Оксане, и проследил, что девушка отправилась в постель. Затем Олег быстро переоделся – он уже научился довольно ловко управляться с дурацкими жилетами, запонками и подтяжками – прихватил несколько листов дрянной писчей бумаги и карандаш и через две ступеньки сбежал вниз. Пришлая компания расположилась за столиком, рядом на старом пне хозяйская жена раздувала сапогом самовар.

После того, как он быстро повторил то, что уже рассказывал Вагранову, гости набросились на него с вопросами. Уже через пять минут у него сформировалось стойкое дежавю – казалось, что он вновь оказался в родном университете на экзамене у строгой комиссии. Хорошо хоть двоек тут не ставят, — невесело подумалось ему. Впрочем, вытащили из него на удивление много. Олег и не подозревал, что зазубренные в далеком десятом классе сведения о добыче и перегонке нефти, о пластических массах и тому подобной малозначащей ерунде до сих пор сидят где-то глубоко в памяти.

— Да как же можно проводить синтез в смеси этилена и кислорода, да еще под давлением в сотни атмосфер, да еще и при нагреве! — горячился Грузиков. — Ну сами подумайте, господа, ведь взорвется же так, что и места мокрого не останется! И вообще – как вы намереваетесь получить нужные сотни атмосфер, скажите на милость? Где в Москве, да и вообще в мире, вы найдете подобные аппараты?

— Чтобы взорвалось, нужно открытое пламя, — возразил ему Вагранов. — А емкости все равно нужно делать герметичными. И с давлением можно что-то придумать. Вон, фон Пехманн же получил свой полиметилен безо всякого давления, только нагреванием.

— Ну хорошо, а где мы возьмем триоксид хрома в качестве катализатора? — встрял Бисеров. — Господа, вы хотя бы представляете себе цепочку, необходимую для получения просто чистого хрома из хромистого железняка? Процесс включает шесть стадий, в том числе сплавление его с кальцинированной содой и восстановление алюминием – а алюминий стоит на вес золота!

— Неправда ваша! — возразил уже Бархатов. — Можно просто нагреть хромистый железняк с коксом и получить смесь железа и чистого хрома. Наверняка их можно как-то разделить безо всякого алюминия. Мне-то тут другое непонятно: каким образом можно получить триоксид хрома? Ведь тут требуется валентность шесть, а у хрома она, как известно, три!

— Валентность как раз не проблема, — веско вставил Вагранов. — Известны случаи, когда разные элементы в разных ситуациях проявляют разную валентность. Тот же азот в оксидах…

Тут разговор ушел в такие дебри, что Олег окончательно перестал что-либо понимать. Временами кто-то из спорщиков порывался что-нибудь у него спросить, но, наткнувшись на оловянный взгляд и беспомощное пожимание плечами, только махал рукой и вновь принимался спорить с товарищами, изредка прихлебывая чай из граненого хозяйского стакана.

Примерно час спустя, когда Олег уже начал откровенно зевать, а кипа бумажных листов, исчерканных и смятых, грозила разлететься по всему двору от малейшего дуновения ветра, спорщики, наконец, иссякли.

— Да уж, господин Кислицын, — отдуваясь, заявил Бисеров. — Ну и подбросили вы нам идейку. Очень интересную идейку, надо сказать. Теперь, по крайней мере, понятно, что за вещество обнаружили фон Пехманн со товарищи. Однако, должен заметить, мы всего лишь забавляемся игрой ума. Для проведения опытов необходимо оборудование и материалы, которых у нас нет. Или деньги на их приобретение, которых, увы, тоже нет.

— Порешаем вопрос в свое время, — рассеянно пробормотал Олег. Последние полчаса он как раз прикидывал, к кому из заводчиков можно обратиться на предмет экспериментальной площадки. Выходило, что его скудных знаний, собираемых по крупицам из газет и обмолвок соседей по Охранному отделению, явно не хватало. Опять придется обратиться за советом к Гакенталю или же к Зубатову. Ох, лопнет у кого-нибудь из них терпение… — Предоставьте список необходимого оборудования, а также примерную смету. Подумаем, что можно сделать.

— Ого, — уважительно присвистнул Бархатов. — Вот так деловитость! Все бы чиновники так себя вели, глядишь, и не пришлось бы… — Он осекся. Вагранов метнул на бывшего студента странный взгляд, но промолчал.

— И все же, Олег Захарович, — с жестким прищуром спросил Грузиков, — откуда у вас такие знания? Оборванные, беспорядочные, бессистемные, но весьма богатые, особенно с учетом того, что вы в данной области явный дилетант? Я не хочу вас оскорбить, мы все, здесь собравшиеся, более-менее любители, но ведь вы в иных областях знаете меньше, чем гимназист-пятиклассник! Евгений Ильич делал загадочное лицо, уверяя, что все само собой разъяснится, но ведь не разъясняется никак. Не хочу показаться навязчивым, но, возможно, люди, от которых вы все узнали, могли бы рассказать куда больше, чем вы.

— Могли бы, — согласился Олег. Ага, значит, Вагранов про марсианскую версию не упомянул. Молодец, мужик, имеет понятие, как лишнего не болтать. — Более чем вероятно, что могли бы. Беда в том, что связаться с ними сейчас никак не удастся. Господа, я вас очень прошу – не надо задавать вопросов на сей счет. История долгая, вполне себе невероятная, так что для нее сейчас не время и не место. Как-нибудь потом, когда мы с вами познакомимся и сработаемся получше, я ее расскажу. Сейчас же… не стоит.

— Воля ваша, — кивнул преподаватель промышленного училища. — Воля ваша. Ну, так что же? Каковы дальнейшие наши планы?

— Ваши планы, — поправил его Олег. — Боюсь, по технической части я вам ничем больше помочь не могу. И так рассказал в два раза больше, чем помнил, — он усмехнулся. — Все, что могу сейчас сделать – посодействовать по организационной части. В течение… ну, скажем, недели жду от вас список оборудования и материалов, а также смету по начальному этапу экспериментов. Особо не увлекайтесь: придется убеждать фабрикантов в целесообразности предприятия, и большие суммы их просто отпугнут. Потом, когда дело дойдет до внедрения и экономический эффект станет более очевиден, с деньгами станет полегче. Но до того еще дожить надо.

— Может, сразу организовать товарищество на паях? — пробормотал Бисеров.

— Вам виднее, — усмехнулся Олег. — Для меня товарищества – темный лес. Пока же, господа, разрешите откланяться. Воскресенье все же, нужно и отдыхать иногда.

Компания поспешно поднялась из-за стола и раскланялась с Олегом. Вагранов сгреб со стола бумажки, свернул в трубку и сунул за пазуху.

— Тогда честь имеем, Олег Захарович, — кивнул он. — До встречи.

— До встречи, — подхватил Бархатов. — Вы, Олег Захарович, если что, заходите ко мне в гости. Я тут недалеко живу, в Староконюшенном, двадцать четыре. Перекресток с Сивцевым Вражком, не пропустите.

— Самому заходить, — ехидно прищурился Олег, — или с сестрицей?

— Э-э-э… ну, сестрицу вашу, конечно, я бы с удовольствием в гостях принял, — бывший студент заметно покраснел и замялся. — А ничего, если я к ней… к вам в гости еще когда-то заскочу?

— Посмотрим на ваше поведение, месье Бархатов, — Олег ухмыльнулся. — Но что-то мне подсказывает, что Оксана не против вас видеть.

Когда гости, откланявшись, вышли со двора, Олег подпер голову руками и задумался. Похоже, затея с полиэтиленом оказалась куда более сложной, чем казалось поначалу. Откуда ж ему знать, что и технология получения триоксида хрома, и установки высокого давления здесь еще не изобретены? Ну что же, принесут смету, а там посмотрим. В конце концов, нужно же вспоминать навыки снабженца-доставалы?

4 сентября 1905 г. Большой Гнездниковский переулок

— Что вы знаете о революционерах? — хмуро спросил Зубатов, избегая взгляда Олега.

Понедельничное солнце весело отражалось от окон дома напротив. С улицы доносился гул голосов, цокали копытами лошади. Протарахтела по брусчатке коляска. Олегу жутко хотелось спать, и он героически подавил зевок. Он откинулся на спинку неудобного стула и пожал плечами.

— Ничего не знаете, — кивнул директор Московского охранного отделения. — Ох, Олег Захарович, знали бы вы, как я вам завидую! Безмятежная жизнь, ни облачка на горизонте, и уж тем более никаких бомбистов и разорванных в клочья людей…

— Не понял, — Олег напряженно выпрямился. — Вы о чем, Сергей Васильевич?

— О заботах насущных, — тяжело вздохнул Зубатов. — О чем же еще? Скажите, Олег Захарович, как вы познакомились с людьми, что приходили к вам вчера в гости?

— Откуда… А, ну да. Все же следите за домом, — кивнул Олег. — Похвальная бдительность. Но, боюсь, помочь ничем не могу. С господином Ваграновым столкнулся случайно, когда шастал по учебным заведениям вашего славного города. Мальчик к нему привел. Остальных притащил с собой Вагранов, я вчера их в первый раз видел. Судя по всему, у вас на кого-то из них есть материалы?

Зубатов меланхолично кивнул и позвонил в небольшой изящный звонок, стоящий на столешнице. Спустя несколько секунд дверь открылась и вошел Чумашкин. Лицо у филера казалось помятым, но военную выправку он держал.

На стол легли две тонких папки.

— Вот, Олег Захарович, полюбуйтесь, — приглашающе кивнул Зубатов. — По результатам давешнего наблюдения мои люди опознали по крайней мере одну персону, напрямую связанную с так называемой Боевой организацией социалистов-революционеров, сокращенно – эсеров. Она имеет давнюю историю – уже лет тридцать с лишком – и занимается индивидуальным террором против наиболее выдающихся представителей государственной власти. Проще говоря, швыряет в них бомбы. Помимо убитого четверть века назад Императора, в недавнем времени за ней числятся министр внутренних дел Плеве, а также великий князь Сергей Александрович, дядя нынешнего императора и, по совместительству, московский генерал-губернатор. Великого князя, к слову, вместе с адьютантом-любовником убили незадолго до того, как я снова принял на себя управление Московским охранным отделением – четвертого февраля. Как, впечатляет?

— Да уж, — согласился Олег, задумчиво перелистывая папку. — А что, у вас принято вот так, открыто, говорить о гомосексуализме, тем более таких… влиятельных особ? Ай да Бархатов, ай да сукин сын… А ведь такой, казалось бы, скромный парень!

— Если сами особы не скрывают – почему бы и нет? — пожал плечами Зубатов. — Но не следует уклоняться от темы. Да, скромный-то Бархатов скромный. Но вот есть у нас серьезное подозрение, что бомбы для московской ячейки одно время готовил именно он. А может, и до сих пор готовит. Поймать с поличным его не удалось, но химикаты он в магазинах покупал самые что ни на есть подходящие. И ожоги на руках – вы обратили внимание?

— Да. На тыльной стороне левой ладони полукруглый шрам.

— Именно. Очень характерные ожоги – от кислоты. У химиков-бомбистов такие случаются достаточно часто.

— Замечательно, — Олег отложил дело Бархатова и взял другое, Вагранова. — А он-то чем провинился? По-моему, вполне приличный человек.

— Да, он уже представитель другого течения, — согласно кивнул Зубатов. — Принадлежит к партии так называемых социал-демократов. Еще одна подпольная организация, ставящая своей целью свержение, как они выражаются, царизма через восстание и установление власти рабочих. Недавно, правда, партия раскололась на две части, и господин Бархатов оказался в стане фракции меньшевиков. Они умеренные революционеры, можно даже сказать, что почти и не революционеры, но к числу лояльных и благонадежных граждан отнести их никак нельзя. Тот факт, что эсдек явился к вам в сопровождении эсера, весьма меня настораживает. Возможно, данный факт свидетельствует о тайной кооперации между двумя организациями, о которой мы пока не знаем. С учетом того, что обычно они друг друга недолюбливают по идеологическим причинам, такая кооперация может случиться только при подготовке чего-то действительно большого и важного, — он покачал головой. — В последнее время мои агенты в подпольных революционных кружках сообщают о том, что нечто назревает, но что именно – пока непонятно. К сожалению, все они – мелкая рыба, а единственный агент высокого полета сейчас не… — Зубатов осекся и скрипнул зубами. — В общем, хорошего мало.

— Понятно, — медленно произнес Олег. — И как я вписываюсь в картину?

— Плохо вписываетесь, Олег Захарович. Очень плохо. Я уж и не знаю, чего бояться больше – что бандиты убьют вас, или же что вы по незнанию дадите им в руки средства для производства более эффективного оружия, тех же бомб. Скажите, что именно вы обсуждали на вчерашней встрече?

— Технологию производства полиэтилена, — машинально пробормотал несколько ошарашенный Олег. — Я имею в виду, что можно получать из нефти и газа материал, прозрачный и прочный, чтобы делать пленки, пакеты… ну, все такое.

— Его можно использовать как оружие?

— Нет, что вы. Не больше, чем бумагу или ткань. Хотя… — Олег задумался. — Напрямую, разумеется, нельзя. Но раз речь идет о разделении углеводородов на фракции и дальнейшей их переработке… Я не силен в органической химии, но, кажется, по ходу дела можно получать и… Мать моя женщина! Сергей Васильевич, на какой стадии развития находится у вас боевая химия? Отравляющие газы, я имею в виду, яды и прочее?

— Яды известны испокон веков, — потер подбородок Зубатов. — Но вот отравляющие газы – что-то новенькое.

— …мать! — грубо выразился Олег. — Не хватало еще вас новой военной отраслью обогатить.

— Что, так плохо?

— Куда хуже, чем вы думаете, — Олег покосился на неподвижно стоящего за спиной Чумашкина. — Термин «оружие массового поражения» вам что-то говорит?

Оба сотрудника Охранки покачали головами.

— Это радует. Нет, технология производства полиэтилена сама по себе вряд ли приведет к созданию отравляющих газов. Но вот создание соответствующей химической отрасли – вполне может. Знаете, как у нас придумали применять газы в боевых целях? Однажды на заводе…

Олег резко замолчал.

— Ну-ну, — подбодрил его Зубатов. — Что на заводе?

— Если позволите, — пробормотал Олег, — я предпочту не вдаваться в детали. Похоже, я и так наговорил слишком много. Сергей Васильевич… Вы, Иван Дмитриевич, тоже… Я хочу, чтобы вы дали клятву, что содержание сегодняшнего разговора не станет известно никому и никогда. Сейчас же! — Он стремительно встал со стула и навис над столом Зубатова. — Вы просто не представляете, во что может вылиться наша беседа, если некоторые фразочки достигнут ушей не в меру любопытного и без лишних моральных принципов химика или генерала. Ну, Сергей Васильевич? Клянетесь?

— Клянусь, — серьезно кивнул Зубатов, но тут же его лицо вытянулось от удивления. — Что… что, собственно, вы себе позволяете, господин Кислицын? И что я такое несу? Позволю себе напомнить, молодой человек, что пока еще я ваш начальник, а не наоборот!

— Я немногим моложе вас, Сергей Васильевич, — досадливо поморщился Олег. — Нужно ли так понимать, что вы отказываетесь от своего первого слова и держать клятву не намерены?

Зубатов заколебался. Внезапно Олег понял, что почти физически ощущает гнев собеседника, странным образом смешанный с иронией и неуверенностью. Какое-то странное чувство овладело им.

— Вы сами понимаете, Сергей Васильевич, что ситуация серьезная, — свои слова он услышал, словно со стороны. Мерцающий туман окутал его со всех сторон, и он почти наяву разглядел эмоции собеседника как переплетение ярких разноцветных жилок. Как-то автоматически он разгладил полоски гнева, стер пульсирующие волоски неуверенности и ярко разжег волны спокойной решимости. (Что происходит, билась мысль где-то на заднем плане, что за чушь? Что со мной??) — Я как пришелец из иного мира опасен не столько своими знаниями, сколько владением новыми концепциями. Некоторые из них вполне просты, чтобы их мог воспринять любой человек вашего мира, но настолько убойны, что способны опустошить планету. Вы обязаны осознать огромную ответственность, которая… кха-а-а…

Мерцающий туман сгустился в непроницаемую белую стену. Спазм перехватил горло, и в ушах зазвенело от нарастающего удушья. Он дернулся… и потерял сознание.

Впрочем, спустя несколько секунд он осознал, что полулежит на стуле, поддерживаемый крепкими руками Чумашкина, а о его зубы позвякивает стакан, и вода тонкой струйкой стекает в глотку. Он дернулся и попытался выпрямиться.

— Опять припадок, — донесся до него озабоченный голос Зубатова. — Наверное, все же рано я его из клиники забрал. Иван, надо бы врача вызвать…

— Не надо врача, — Олег выпрямился и удивленно осмотрелся вокруг. Странный приступ закончился так же внезапно, как и начался. — Я в порядке. Что… случилось?

— Вы внезапно окостенели и начали что-то бессвязно бормотать, — любезно пояснил филер, помогая ему усесться нормально. — Потом ненадолго замерли и перестали дышать, а потом вдруг тяжело задышали и почти сползли на пол. Вот, собственно…

— Вам определенно следует проконсультироваться с Болотовым, — Зубатов тревожно взглянул ему в лицо. — Такое совершенно ненормально. В следующий раз дыхание может и не восстановиться.

— Спасибо, я подумаю, — Олег кивнул и поднялся на ноги. Противу ожидания, его даже не качало. — Сергей Васильевич, скажите, вы ничего особенного не почувствовали? Ничего… в голове?

— В голове? — недоуменно поднял бровь директор отделения. — Нет, не чувствовал. А что?

— Значит, показалось, — качнул головой Олег. — Тогда все же вернемся назад к нашему разговору. Я еще раз настоятельно прошу вас…

— Полноте, Олег Захарович, — недовольно поморщился Зубатов, возвращаясь на свое место. — Все же не с маленькими детьми разговариваете. Разумеется, я понимаю всю ответственность, которая на меня ложится. Отравляющий газ… Да, действительно, красивая концепция. Простенько и убойно. Никакой броней не прикрыться. Лучше, чтобы о ней никто не знал.

— Прекрасно. Вы, Иван Дмитриевич? — Олег повернулся к филеру. Чумашкин только пожал плечами.

— Я – человек подневольный, — сообщил он. — Как начальство прикажет, так и поступлю.

— Не пойдет, — жестко сказал Олег. — Над каждым начальством имеется свое начальство. Вам прикажет кто-то вышестоящий, и вы расколетесь. Вы должны пообещать, что ни при каких обстоятельствах никому не расскажете, о чем сегодня шла речь.

Чумашкин кивнул и щелкнул каблуками.

— Так точно, — кивнул он. — Я, правда, ничего не понял, но обещаю, что буду нем, как рыба. — На мгновение в его глазах мелькнула и пропала какая-то неуверенность. — Обещаю, — повторил штабс-капитан и снова щелкнул каблуками.

— Интересно, все же кто командует нашим заведением? — со смешком в голосе спросил за спиной Зубатов. — До сегодняшнего дня предполагалось, что именно я. Но сейчас я уже как-то и не уверен.

Олег повернулся к нему и виновато вздохнул.

— Прошу прощения, — сказал он. — Постараюсь в дальнейшем не влезать в субординацию.

— Постарайтесь, — согласился Зубатов. В его глазах горели озорные искры. — А то я и представить себе боюсь, что случится, если не постараетесь. Мало я местный бардак на колесах дрессировал, ох, мало! Однако вернемся к делу. Да вы присаживайтесь, господин Кислицын, в ногах правды нет, особенно в ваших. Скажите мне прямо, что вы собираетесь делать дальше?

Олег присел и задумался.

— Куда ни кинь – всюду блин, — задумчиво произнес он. — Я правильно говорю?

— Клин, а не блин, — фыркнул Чумашкин. — Но блин – тоже неплохо.

— Ага, — кивнул Олег. — Я вот что имею в виду. Все же я о вашем мире слишком мало знаю. Газеты – здорово, но про самое важное там обычно не пишут. Сергей Васильевич, мне нужен допуск в закрытый архив. Я имею в виду, я хочу изучить дела активных революционеров, из самых видных. Следует понять, с чем я могу столкнуться. Общие архивы я уже более-менее изучил, пора закапываться в детали. Ну и, разумеется, мне потребуется человек, в местных революционерах разбирающийся. Я не слишком много прошу?

— Пожалуй, что нет, — решил Зубатов. — Поговорите, пожалуй, с Меньщиковым. Скажите, что я разрешил. Предупреждаю сразу, человек он тяжелый, многое переживший, замкнутый, но свое дело знает туго. Он весьма недоверчив, но все же попытайтесь найти с ним общий язык.

— Знаю я его – кивнул Олег. — Раскланивались неоднократно. Ну что же, если не возражаете, прямо сейчас и займусь. У вас все?

— Да, пожалуй.

— Тогда вы сво… тьфу, прошу прощения. Тогда я пойду.

— Всего хорошего.

После ухода Кислицына, сопровождаемого слегка ошалевшим Чумашкиным, Зубатов откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Потом тряхнул головой и снова прозвонил в колокольчик.

— Медников уже в приемной? Зови, — сказал он явившемуся секретарю. — И вот еще что. Сообрази-ка нам, пожалуй, горячего чаю.

* * *

Следующие дни Олег просто не вылезал из флигеля Охранного отделения. Меньщиков действительно оказался кладезем информации о революционной деятельности подпольных партий не только в Москве, но и в столице, и во многих крупных губернских центрах. Поначалу действительно замкнутый и угрюмый, он, однако, быстро разговорился. Помогло то, что его с Чумашкиным связывали какие-то загадочные события в прошлом, когда сам Меньщиков еще числил себя в рядах революционеров и активно занимался подрывной деятельностью. Бывший подпольщик быстро проникся к Олегу необъяснимой симпатией и быстро и четко ввел его в курс дела. Олег, проклиная местные перьевые ручки и скверные чернила, только успевал записывать фамилии, места и даты. В перерывах Олег, получив ключ, шел в закрытый архив, как громко называлась большая комната с несколькими шкафами и узким столом, выискивал дела на названных революционеров и быстро пролистывал их, впитывая даже не столько конкретные факты, сколько общую обстановку и методы действий подпольщиков. Бóльшая часть дел относилась к уже арестованным и осужденным персонажам. К его удивлению, в делах отсутствовали отпечатки пальцев, а фотографиям, похоже, предпочитали словесные описания, которые Олег за полной неопытностью игнорировал. Чумашкин, с которым он поделился своим удивлением, только пожал плечами.

— Слыхал я о таком недавнем новшестве – отпечатках. В полиции вроде бы уже играются, а до нас еще не дошло. Говорят, Кошко – он начальник московской уголовной полиции – с большим энтузиазмом к ним относится. Воля ваша, а я не верю таким вещам. Нос и уши человеку от природы даны, и форму лба ему ни за что не исправить, а вот узорчики на руках… черт их знает, что с ними может случиться.

Олег усмехнулся.

— Как раз уши и нос исправить не проблема. Найти только опытного хирурга, и тот перекроит, как требуется. А лоб париком скрыть можно. Но вот отпечатки как раз исправить не получится. Даже если кислотой кожу сожжешь или чужую кожу пересадишь, все равно восстановятся. Ну, о них я с Зубатовым еще пообщаюсь…

Филер только пожал плечами.

По мере того, как Олег закапывался в архивные дела, перед ним вырисовывалась отнюдь не радостная картина. Огромная империя, похоже, переживала далеко не самые лучшие времена. Тут и там вспыхивали смуты, подстрекаемые партией рабочих социал-демократов, а то и просто стихийные. Москву лихорадило забастовками, бастовали рабочие и шахтеры крупных промышленных центров, вставали не только заводы и фабрики, но и железнодорожное сообщение. Террористы-эсеры бросали бомбы и стреляли в чиновников, крупных и мелких, зачастую промахиваясь и убивая ни в чем не повинных людей. Бездарно проигранная и на суше, и на море война с островным государством на далекой восточной границе подорвала боевой дух как войск, так и населения в целом и оказалась прекрасным питательным бульоном для бацилл недовольства и бунта. Явочным порядком формируемые структуры власти, называемые «рабочими советами», уже забрали большую силу в самой столице и практически не скрывались от властей, иногда напрямую вступая с ними в конфронтацию, хотя в других местах, включая Москву, пока вынужденно скрывались в подполье. В горах и на побережьях на южной границе империи народы из-за старой вражды резали друг друга, и власти не могли – или не хотели – ничего поделать со старыми межнациональными раздорами.

Государственная власть шаталась, словно пьяная.

Зубатов, с которым Олег как-то поделился своими выводами, зло усмехнулся.

— Хотите, дам почитать копии своих докладов товарищу министра внутренних дел? Он, к сведению, высшее лицо в государстве, заведующее всей полицией и жандармерией. То, что вы мне рассказываете сейчас, я пишу на протяжении последних пяти лет, только куда более пространно. И ситуация, скажу вам честно, час от часу ухудшается, страна на грани взрыва. А знаете, что мне неизменно отвечают сверху, если снисходят до такого? «Для паники нет оснований, народ лоялен государю императору». Когда меня вышибли в отставку, Плеве лично назвал меня трусом, паникером, а заодно и провокатором, не умеющим толком справиться с порученным делом! Трусом!

— Плеве – которого потом бомбой убили? — уточнил Олег. — Ну, время показало, кто из вас прав. Кстати, а что там за история случилась с вашими профсоюзами? Вы как-то упоминали. Не расскажете подробности?

— Меня, что называется, подсидели, — помрачнел директор Московского отделения. — Понимаете, несколько лет назад по стране начали стихийно возникать рабочие профессиональные союзы, причем контролируемые бунтовщиками. Бунтовщиков мне по должности положено арестовывать, но вот сами профсоюзы… Вы ведь ездили по заводам, видели, как они живут и работают. Что скажете по сему поводу?

— Ну, я побывал только у Гакенталя на фабрике, — Олег наморщил лоб. — Не знаю, насколько она типична, но двенадцатичасовой рабочий день – перебор. И техника безопасности там никудышная, я вам как специалист говорю. Травматизм выше всяких границ, причем не в последнюю очередь от переутомления. Отпуск, кстати, у рабочих какой?

— Что? — удивился Зубатов.

— Ну, на сколько они могут прерывать работу с сохранением зарплаты? Неделя, две, три? В год?

— Прерывать работу с сохранением жалования? — еще сильнее удивился собеседник. — Не знаю такого. За невыход на работу обычно штрафуют, а то и увольняют.

— Тем более, — кивнул Олег. — Знаете, я бы в таких условиях тоже взбунтовался.

— А ведь фабрика Гакенталя еще из лучших, — задумчиво сообщил ему Зубатов. — Вам стоит посетить завод Гужона. Вот где народ калечится, так это там. Его прямо называют «костоломкой». И двенадцать часов – не так много, на некоторых фабриках до пятнадцати-шестнадцати доходит несмотря на все постановления о максимальных двенадцати часах. Даже фабричная инспекция ничего поделать не может: хозяину выгоднее штрафы платить, чем в соответствии с законами работу организовывать. А иногда инспекция просто не хочет вмешиваться, полагая предприятия за рамками своей компетенции.

Начальник Охранного отделения горько хмыкнул.

— Согласен с вами, Олег Захарович, взбунтоваться в таких условиях раз плюнуть. Вот я и начал организовывать профсоюзы под эгидой Охранного отделения. Чтобы и настоящих смутьянов в стороне держать, и людям в чем-то помочь. Москва, Санкт-Петербург, Киев, Харьков, Екатеринослав, Николаев, Пермь, Минск, Вильнюс, Бобруйск… Все города уже и не упомнишь. Там решались вопросы, связанные с трудом и бытом, конфликтные комиссии имелись, помощь при общении со всякой бюрократией оказывали… Промышленники, разумеется, были недовольны, но у меня имелась власть, и я успешно затыкал им рты.

Он хлопнул ладонью по столу.

— А потом летом девятьсот третьего по югу России прокатилась большая волна стачек, устроенных эсдеками. И профсоюзы в Одессе и Николаеве приняли в ней участие. Мои люди недосмотрели, упустили момент, что мне не замедлили припомнить. В ноябре меня вызвали в Петербург – тогда я являлся начальником Особого отдела департамента полиции, и я пришел к Плеве с докладом. Он меня даже не выслушал – наговорил кучу нехороших слов по поводу Еврейской рабочей партии, с которой я тоже работал, и сообщил, что я уволен. И не просто уволен, а сослан во Владимир с запрещением проживать в столицах и столичных губерниях, а также принимать участие в политической деятельности в каком бы то ни было качестве. Все мои профсоюзы разогнали, а сам я больше года провел в опале. Государь император не ответил ни на одно мое прошение – наверное, они до него и не доходили.

Зубатов вздохнул.

— Наверное, грешно так говорить, но я в какой-то степени рад, что оказался прав я, а не Плеве. Действительно, нас с ним рассудило само время. Его убили террористы, а заменивший его Святополк-Мирский вытащил меня из ссылки и даже отдал мне обратно Московское охранное отделение. Но знаете, Олег Захарович, Святополк-Мирский хоть мне и друг, но совершенно не соответствует нынешней тяжелой ситуации. Если его отправят в отставку, а такое может случиться со дня на день, то и я на своей должности не задержусь. И не обманывайтесь из-за белой вороны вроде меня – с другим начальником вам придется очень тяжело. С вашими-то начальничьими замашками… Даже с Медниковым, уж на что он умный и понимающий человек, вы не сработаетесь.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Я внимательно ознакомился с отчетами о вашей, Олег Захарович, деятельности. То, что вы связались с промышленником, с Гакенталем, очень хорошо. По крайней мере, вы не пропадете, когда вас вышибут на улицу. Вот интеллигенция, с которой вы пытаетесь обсуждать научные проблемы, много опаснее. Она почти поголовно заражена вольнодумием. Втянуть вас во что-то предосудительное – раз плюнуть. Вы уж, пожалуйста, постарайтесь с ними поаккуратнее. Если хотите, я могу задействовать остатки своих связей среди промышленников и банкиров, чтобы помочь в ваших начинаниях.

— За связи буду благодарен, — кивнул Олег. — Вот тут на прошлой неделе Гакенталь упомянул о каких-то братьях Бромлей…

— Серьезная фирма, — кивнул Зубатов. — Паровые машины выпускают и какие-то там насосы. И соучредители у них серьезные – «Русский банк» и еще пара кредитных учреждений поменьше. Могу устроить встречу с управляющим завода.

— Прекрасно, — Олег щелкнул пальцами в воздухе. — Сообщите, где и когда. Не хочется больше Московской управой прикрываться, опасно – еще раскроют обман. Скажите, Сергей Васильевич, вот что. Вы человек опытный в делах вашего мира. Почему ваши промышленники настолько недальновидны? Рабочие трудятся в нечеловеческих условиях, благодаря чему фабриканты наживают деньги. Но ведь потом начинается стачка, и предприятие встает – на неделю или больше. И все прибыли из-за простоя вылетают в трубу. Ну ладно еще какие-нибудь ткачи забастуют. Но ведь если в ваших домнах металл застынет большой чушкой – «медведями», кажется, их Овчинников называл – только взрывать и остается, как я понимаю, и заново строить. Неужели дешевле, чем нормальный рабочий день устроить?

— Вы меня зря спрашиваете, — усмехнулся директор отделения. — Я не промышленник, в тонкостях не разбираюсь. Лучше сами спросите при оказии.

— Обязательно спрошу. Вам тогда другой вопрос – за счет чего вообще существует революционное движение? Я имею в виду не стихийные бунты, а упорядоченные подпольные партии. Где они средства находят? Ведь их деятельность требует денег, и немалых. Газеты, как я понимаю, они вынуждены печатать за границей и провозить их сюда тайно. Оружие – револьвер стоит рублей десять-двенадцать, а их, я читал, жандармы во время волнений конфискуют десятками и сотнями. И это лишь малая часть ходящего по рукам. Явочные квартиры нужно содержать, по стране ездить, да просто есть-пить тоже требуется. Откуда средства?

— Хм… — Зубатов задумчиво почесал кончик носа. — Источники у них разные. Во-первых, сочувствующие финансируют. Купцы, например, недовольные тем, что у них есть деньги, но нет политического влияния. Богатые староверы-раскольники, недовольные ущемленным положением своей веры. Евреи, которых загнали в угол, опять же, не в последнюю голову благодаря антисемитам из РПЦ, и не намерены оттуда выпускать. Даже Манифест о веротерпимости от семнадцатого апреля всей этой братии свободу только формально дал – как православная церковь их прижимала, так и продолжает прижимать, хотя после Манифеста немного полегче стало. Наконец, часть дворянства, полагая себя друзьями народа, тоже играет в опасные игры. Значительная часть финансовых поступлений идет за счет банальных грабежей банков и магазинов, которые на жаргоне революционеров называют «экспроприациями» или просто «эксами». Наконец, мы подозреваем, хотя и не можем твердо доказать, что определенные средства поступают из-за рубежа от сил, которых вполне устраивает дестабилизация положения в Российской империи. Та же Англия, например, вполне способна на такое…

— Н-да, — Олег побарабанил пальцами по столу. — Классическая картина. Пар разрывает котел, предохранительный клапан закручен намертво, а желающих подбросить дровишек хоть отбавляй. И открутить клапан некому. Наоборот, еще сильнее закручивают. Что там со староверами и евреями? Речь о каких-то культах? Прошу прощения, я еще не до конца разобрался со смешными местными верованиями, а в газетах толком не пишут.

Зубатов аж поперхнулся.

— Олег Захарович, — сурово произнес он, — вообще-то мне сейчас полагалось бы арестовать вас за богохульство. Примите к сведенью, что православие в Российской империи является государственной религией, и за публичное глумление над ним можно и в тюрьму угодить. — Он помолчал. — Впрочем, в наши времена ничего святого уже не осталось. Даже над Государем Императором, случается, открыто насмехаются. Так что…

Он махнул рукой.

— Если очень грубо, староверы – представители одного из течений православной религии, объявленного еретическим. После одной из давних церковных реформ оно оказалось в немилости. Времена уже не те, что раньше, и их не слишком преследуют, но и открыто исповедовать веру не позволяют. Между тем, среди них очень много богатых купцов и промышленников. В свое время староверов вытеснили в дальние лесные и горные края, и их потомки успешно прибрали к рукам минеральные залежи и лесные дела, а также значительную часть торговли. В качестве типичного примера можно взять Павла Рябушинского, весьма известную в Москве личность. Владеет мануфактурами, совладелец Московского банка, даже типография своя имеется. Выходец из староверской семьи.

Зубатов развел руками.

— Сталкивался я с ним пару раз лично. Знаете, как он ненавидит аристократию? Знаете, как вообще купцы, не только староверы, ненавидят старую аристократию, не имеющую ни гроша за душой, но не желающую отдавать ни золотника власти? Купца могут публично опозорить – высечь плетьми или заковать в кандалы, а дворянина трогать нельзя. Да что Рябушинский! Вон, Савва Морозов – крупнейший фабрикант. Тоже, кстати, из староверов. И тоже ненавидит аристократию всеми фибрами души. Нам совершенно точно известно, что он финансирует социал-демократическую партию, очень хорошо финансирует…

— И почему же вы не пресечете его деятельность? — полюбопытствовал Олег.

Зубатов покачал головой.

— Не все так просто, Олег Захарович. Тут весьма тонкая игра. Финансовые потоки контролируются… — Он осекся и внимательно посмотрел на Олега. Тот ответил ему невинным взглядом. — Не думаю, что настало время посвящать вас в тонкости оперативной работы, тем более – совершенно секретные. Не можем и не хотим в настоящее время, и с вас достаточно.

— Как знаете, — кивнул Олег. — Кто такие евреи?

— Евреи – национальность, исповедующая религию иудаизма. Уникальный случай – религия и национальность представляют собой одно целое, иудеев-неевреев практически нет. Иудаизм является основой христианства в целом, православия в том числе, хотя многие наши ура-патриоты очень не любят о том вспоминать. Со времен римского ига – слышали о римлянах? — нация гонима и рассеяна по всему миру. В России евреи загнаны в черту оседлости… имеется в виду, что они поражены в правах – не имеют права владеть землей, жить в столицах и крупных городах и так далее. В еврейских местечках – нищета и запустение, голодная и энергичная молодежь рвется в бой. А еще у них очень силен общинный дух, и богатые купцы и ростовщики – таких тоже хватает – поддерживают общину деньгами, часть которых идет на финансирование нелегальной деятельности. Еврейская активность в основном направлена на самозащиту наподобие организации боевых дружин для борьбы с погромщиками, на сторону деньги утекают не слишком большие – но все же утекают. Я немало имел с евреями дел в свое время, правда, в последнее время как-то отошел. Не до них. Но люди там вполне вменяемые.

Внезапно Зубатов грохнул кулаком постолу.

— Если бы, — яростно сказал он, — государя не окружали такие бездарные, тупые, самовлюбленные кретины, как сейчас, скрывающие от него истинное положение дел, он бы наверняка не допустил подобного! Принять закон о свободе совести, настоящий закон, не манифест, уравнять сословия в правах, отменить притеснения иноверцев – и, по большому счету, финансовая почва у бунтовщиков окажется выбитой из-под ног! Все просвещенные европейские страны уже давно так и поступили, и лишь мы, подтверждая свою репутацию дикарей… Проекты законов уже составлялись неоднократно, тот же князь Оболенский к ним руку приложил. Ходили слухи, что Витте перед отъездом в Портсмут на переговоры с японцами собирался представить один такой проект на высочайшее утверждение. Но, боюсь, ничего не выйдет…

Олег с удивлением смотрел на собеседника. Всегда корректно-сдержанный, суховатый Зубатов сейчас раскраснелся, его волосы растрепались, бородка стояла дыбом. В глазах появился опасный блеск.

— Знаете, что самое обидное? — спросил он. — Самое обидное то, что среди бунтовщиков немало очень достойных людей. Нет, конечно, очень много и просто бездельников, болтунов и любителей пожить за счет разговоров о революции и тому подобного. Но я лично имел дело со многими, кому не стыдно пожать руку – умными, понимающими, душой болеющими за страну. Некоторых мне даже удавалось переубедить в пагубности пути, на котором они стоят. Тот же Меньщиков – вы знаете, он бывший революционер. После ареста я несколько дней яростно спорил с ним о путях России и, слава богу, переубедил. Теперь он на нашей стороне. Но я не могу убеждать каждого по отдельности! И, если честно, — Зубатов понизил голос, — в последнее время уже и не хочу. Вы сами видите, что народ опущен до скотского состояния. Без реформ вся наша деятельность… Впрочем, я уже повторяюсь…

Внезапно он словно потух и несколько секунд сидел, уставившись в стол. Потом, словно придя в себя, поднял голову и посмотрел на Олега обычным, острым и пронизывающим, взглядом.

— Олег Захарович, — спокойно сказал он, и Олег снова увидел в нем начальника Московского охранного отделения. — Не совсем понимаю, что на меня нашло, но, сами понимаете, не стоит распространяться о нашем разговоре. Получится неприятно, если пойдут слухи, что начальник Охранного отделения сам скрытый революционер.

— Разумеется, — кивнул Олег. — Однако радует, что мы друг друга понимаем. У меня ведь, знаете ли, там, дома, похожие проблемы… возникали. С той разницей, что власти у меня – хоть отбавляй. Вот только что с народом делать, не знаю. Опыта никакого. Эх, подсказал бы кто…

— Не переживайте, — посоветовал Зубатов. — Все равно маловероятно, что вы когда-нибудь вернетесь домой. А может, вы вообще все придумали, и нет никакого вашего мира. Трахнули вас по голове где-то в подворотне, и все вам примерещилось. А?

— Часики мои электронные не забыли? — усмехнулся Олег. — Они нам тоже примерещились? Коллективно? До сих пор валяются дома в ящике, могу еще раз принести показать.

— Часики – да, это факт, — вздохнул Зубатов. — Ну ладно. Если не возражаете, у меня еще куча дел.

* * *

Указ о веротерпимости от семнадцатого апреля Олег в архиве Отделения все-таки раскопал.

…В постоянном, по заветам Предков, общении со Святою Православною Церковью неизменно почерпая для Себя отраду и обновление сил душевных, Мы всегда имели сердечное стремление обеспечить и каждому из Наших подданных свободу верования и молитв по велениям его совести. Озабочиваясь выполнением таковых намерений, Мы в число намеченных в указе 12 минувшего Декабря преобразований включили принятие действительных мер к устранению стеснений в области религии.

Ныне, рассмотрев составленные, во исполнение сего, в Комитете Министров положения и находя их отвечающими Нашему заветному желанию укрепить начертанные в Основных Законах Империи Российской начала веротерпимости, Мы признали за благо таковые утвердить.

Призывая благословение Всевышнего на это дело мира и любви и уповая, что оно послужит к вящему возвеличению Православной веры, порождаемой благодатию Господнею, поучением, кротостью и добрыми примерами, Мы, в соответствие с этим решением Нашим, повелеваем:

1) Признать, что отпадение от Православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от Православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало.

2) Признать, что, при переходе одного из исповедующих ту же самую христианскую веру супругов в другое вероисповедание, все не достигшие совершеннолетия дети остаются в прежней вере, исповедуемой другим супругом, а при таковом же переходе обоих супругов дети их до 14 лет следуют вере родителей, достигшие же сего возраста остаются в прежней своей религии.

3) Установить, в дополнение к сим правилам (пп. 1 и 2), что лица, числящиеся православными, но в действительности исповедующие ту нехристианскую веру, к которой до присоединения к Православию принадлежали сами они или их предки, подлежат по желанию их исключению из числа православных.

4) Разрешить христианам всех исповеданий принимаемых ими на воспитание некрещенных подкидышей и детей неизвестных родителей крестить по обрядам своей веры.

5) Установить в законе различие между вероучениями, объемлемыми ныне наименованием «раскол», разделив их на три группы: а) старообрядческие согласия, б) сектантство и в) последователи изуверных учений, самая принадлежность к коим наказуема в уголовном порядке.

6) Признать, что постановления закона, дарующие право совершения общественных богомолений и определяющие положение раскола в гражданском отношении, объемлют последователей как старообрядческих согласий, так и сектантских толков; учинение же из религиозных побуждений нарушения законов подвергает виновных в том установленной законом ответственности.

7) Присвоить наименование старообрядцев, взамен ныне употребляемого названия раскольников, всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы Церкви Православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправляют свое богослужение по старопечатным книгам.

8) Признать, что сооружение молитвенных старообрядческих и сектантских домов, точно так же, как разрешение ремонта и их закрытие, должны происходить применительно к основаниям, которые существуют или будут постановлены для храмов инославных исповеданий.

9) Присвоить духовным лицам, избираемым общинами старообрядцев и сектантов для отправления духовных треб, наименование «настоятелей и наставников», причем лица эти, по утверждении их в должностях надлежащею правительственною властью, подлежат исключению из мещан или сельских обывателей, если они к этим состояниям принадлежали, и освобождению от призыва на действительную военную службу, и именованию, с разрешения той же гражданской власти, принятым при постриге именем, а равно допустить обозначение в выдаваемых им паспортах, в графе, указывающей род занятий, принадлежащаго им среди этого духовенства положения, без употребления, однако, православных иерархических наименований.

10) Разрешить тем же духовным лицам свободное отправление духовных треб как в частных и молитвенных домах, так и в иных потребных случаях, с воспрещением лишь надевать священнослужительское облачение, когда сие будет возбранено законом. Настоятелям и наставникам (п.9), при свидетельстве духовных завещаний, присвоить те же права, какими в сем случае пользуются все вообще духовные лица.

11) Уравнять в правах старообрядцев и сектантов с лицами инославных исповеданий в отношении заключения ими с православными смешанных браков.

12) Распечатать все молитвенные дома, закрытые как в административном порядке, не исключая случаев, восходивших чрез Комитет Министров до Высочайшего усмотрения, так и по определениям судебных мест, кроме тех молелен, закрытие коих вызвано собственно неисполнением требований Устава Строительного.

13) Установить, в виде общего правила, что для разрешения постройки, возобновления и ремонта церквей и молитвенных домов всех христианских исповеданий необходимо: а) согласие духовнаго начальства подлежащего инославного исповедания, б) наличность необходимых денежных средств и в) соблюдение технических требований Устава Строительнаго. Изъятия из сего общего правила, если таковые будут признаны для отдельных местностей необходимыми, могутъ быть установлены только в законодательном порядке.

14) Признать, что во всякого рода учебных заведениях в случае преподавания в них закона Божия инославных христианских исповеданий таковое ведется на природном языке учащихся, причем преподавание это должно быть поручаемо духовным лицам подлежащего исповедания и, только при отсутствии их, светским учителям того же исповедания.

15) Признать подлежащими пересмотру законоположения, касающиеся важнейших сторон религиозного быта лиц магометанскоаго исповедания.

16) Подвергнуть обсуждению действующие узаконения о ламаитах, возбранив впредь именование их в официальных актах идолопоклонниками и язычниками; — и

17) Независимо от этого привести в действие и остальные, утвержденные Нами сего числа положения Комитета Министров о порядке выполнения пункта шестого указа от 12 Декабря минувшего года.

К исполнению сего Правительствующий Сенат не оставит учинить надлежащее распоряжение.

Перечитав текст на три раза, Олег со вздохом признал, что не понимает в местных верованиях решительно ничего. Похоже, религиозная мистика в России проникла во все поры общества куда сильнее, чем когда-либо случалось дома. Нет, разумеется, приверженцы всяческих направлений и сект больше всего обожали обзывать друг друга язычниками и еретиками, но чтобы государство хоть когда-то вмешивалось в их споры? А если помножить местную религиозность на факт государственности православной религии, выводы напрашиваются самые что ни на есть неутешительные.

Почувствовав, что голова пухнет как воздушный шарик, накачиваемый водородом, он попрощался с Меньщиковым, отпустил восвояси Чумашкина и побрел по улице куда глаза глядят. Требовалось время, чтобы осмыслить все прочитанное сегодня, уложить все в единую цельную картину. Цельную – с учетом односторонности точки зрения. Односторонности, да… Очень опасна односторонность. Если уж есть риск увязнуть в местной политике по уши, то лучше видеть предмет с разных сторон. На фабрике мы уже бывали, как рабочие живут – видели. Неплохо бы еще по сельской глубинке пошуровать, благо в стране четыре человека из пяти, а то и больше, там и живут, но как-нибудь потом. Сейчас нас интересует промышленность и все, что с ней связано, включая революционеров. Стоп! А ведь идея. Значит, подающий надежды юноша Бархатов, исключенный… откуда там его исключили? Вылетело из головы. Неважно. Исключенный студент-медик, ныне ассистент и революционер-подрывник. Живет, как он сам сказал, неподалеку от Олега. Староконюшенный переулок, его я помню. Дом? Сорок восемь? Четырнадцать? Четверка там в номере точно есть. Ну, разыщем. Куда запропали извозчики? Когда не надо, так толпами вдоль обочины стоят…

Дом, где проживал бывший студент, он обнаружил уже в полной темноте. Тускло горел газовый фонарь возле забора, но двор небольшого деревянного дома окутывала почти непроницаемая тьма. Свет из окна лишь немного разгонял ее. Толкнув беззвучно отворившуюся калитку, Олег вошел во дворик и поднялся по низкому покосившемуся крыльцу, осторожно ступая и напряженно вглядываясь под ноги. В коротком темном коридоре (сенях?) из-под приоткрытой двери выбивался лучик света. За ней о чем-то спорили приглушенные голоса. Олег замер и прислушался.

— И что толку их жалеть? — зло рубил обладатель богатого баритона. — Они сами-то хоть кого-то в своей жизни пожалели? Что ты мне о ценности человеческой жизни тут вкручиваешь? У нас задача ясна и определенна – избавить мир от мрази и построить общество всеобщей справедливости. И тут хороши все средства!

— Цель не оправдывает средства, Володя, — ответил другой голос, который, как показалось Олегу, принадлежал Бархатову. — Вопрос уже давно решен наукой. Да чем чиновник отличается от обычного человека? Возьми любого крестьянина от сохи, научи наскоро грамоте и счету, посади в канцелярию, дай обвыкнуться – и через пару недель ты не отличишь его от наследственного инспектора! Именно государственная система делает людей винтиками. Нужно ломать ее, ломать сверху донизу, а людей – воспитывать с раннего детства…

— Наслушался своего дружка Вагранова, да? — зло рассмеялся невидимый собеседник. — Что мне ваша система? Каждый человек отвечает за себя сам, а списывать свои грехи на обстоятельства – сказочки для дураков. Когда канцелярская крыса отказывает в пособии многодетной вдове на основании какой-то там бумажки, его вина, что не постарался найти способ помочь. Именно ему лень от стула задницу оторвать, именно он ждет мзды, чтобы дать человеку законно ему причитающееся! Зажрались, сволочи! Жаль, на всех бомб не хватит.

— Да ты хоть раз сам-то чиновника видел, а, Володя? — хмыкнул Бархатов. — Тебя послушать, так они – разжиревшие чудища о двух головах, питающиеся вдовьими слезами. Что ты от них хочешь? Они люди маленькие, над ними начальства вагон и маленькая тележка. Что не так сделают – сразу и на улицу. У самих оклад грошовый, вот и берут взятки помаленьку. Их не ненавидеть надо, а жалеть.

— Да ладно тебе, Кир, — примирительно откликнулся собеседник. — Ты ж сам понимаешь, что я не о тридцатирублевых писарях рассуждаю, что на службу пешком через пол-Москвы ходят. Нет, наша цель – те, что в каретах разъезжают в собольих шубах. Начальники канцелярий и департаментов, губернаторы, генералы… Вот где все зло! Вот кого бомбить, не жалея сил! В один прекрасный день до них дойдет, что отвечать за злодеяния приходится не только мелкой сошке. Вот тогда-то они и задумаются, а стоит ли высокомерно относиться к простому народу!

Внезапно Олег почувствовал, как его подхватывает знакомая бесшабашная волна. Террористы, отчетливо понял он. Нужно сваливать отсюда, пока не поздно. Иначе оторвут голову и скажут, что так и было…

— Глупости говорите, уважаемый! — громко заявил он, толкая дверь и входя в грязную бедную комнатенку, вся обстановка которой состояла из продавленного топчана, стула, стола и чудом не рассыпающегося платяного шкафа. На столе тускло горел свечной огарок. — Кого и в чем вы хотите убедить? Генералов и губернаторов?

Трое, сидящие в комнате, ошарашенно повернулись в его сторону. Неверный свет метался по их лицам, и игра теней превращала их в уродливые маски.

— Прошу прощения за вторжение, — Олег прижал руку к груди и слегка поклонился, — но я тут проходил мимо и не смог удержаться. Э-э, о чем я? Ах, да. Вы, господа, просто не пробовали смотреть на свою деятельность с другой стороны. Представьте, что вы – губернаторы. Или министры, неважно. И вы знаете, что есть кучка людей, готовых бросить в вас бомбу. Что вы чувствуете?

— Что воровать меньше надо, — буркнул тот, что сидел на стуле. — И о людях больше думать, — судя по голосу, с Бархатовым спорил именно он.

— Вот я и говорю – глупости, — усмехнулся Олег. — Вы, когда клопы заводятся, начинаете им угождать? Они ведь очень неприятно кусаются. Нет, вы их травить начинаете, на мороз кровать выставляете, боретесь, в общем. Почему? Клопы ведь в своем праве – они живые, им кушать хочется.

— При чем здесь?.. — начал сидящий на стуле парень лет двадцати пяти, но Олег оборвал его:

— Вы, господа бомбометатели, для власть предержащих те самые клопы. Вы не являетесь для них людьми, к чьему мнению следует прислушиваться. Вы – просто помеха. Да, очень опасная помеха, но не более. И потому бессмысленно предъявлять какие-то требования, их все равно пропустят мимо ушей. То, что вы делаете, лишь дискредитирует других людей, которые пытаются бороться за улучшение ситуации другими, приемлемыми методами.

— Да кто вы такой, черт побери!? — наконец взорвался парень. Бархатов и молчаливый присутствующий смотрели на них с изумлением. — Что вы здесь делаете и почему подслушиваете под дверью, как… как… как шпик?

— Можете звать меня Олегом, — бывший Народный Председатель нахально прошел вперед и присел на краешек опасно затрещавшего стола. — Мы с господином Бархатовым знакомы. Собственно, я шел к нему в гости, чтобы обсудить кое-что, а нарвался на диспут в самом разгаре. Здравствуйте, Кирилл Геннадьевич. Надеюсь, я не очень помешал?

— Ну вы даете, Олег Захарович… — пробормотал Бархатов. — Так ведь и кондрашка хватить может. Стучать в дверь вы не умеете?

— Закрывать надо, — парировал Олег. — Тогда и желание стучать появится. А когда все нарастопашку, и стучать незачем. Может, представите меня своим товарищам? Господа, ко мне можно обращаться просто «Олег», чтобы не чувствовать себя, словно на… хм, губернаторском приеме. Вы, как я понимаю, Владимир, — он кивнул сидящему на стуле. А вы?.. — он повернулся к угрюмому парню с грубым крестьянским лицом, примостившемуся на краю кровати.

— Господа, позвольте представить Кислицына Олега Захаровича, — севшим голосом сообщил Бархатов. — На днях мы имели с ним весьма интересную дискуссию, посвященную… э-э-э, некоторым новейшим химическим процессам. Он, как вы догадались, Владимир, а у стенки сидит Евгений.

— Очень приятно, — кивнул Олег, поудобнее устраиваясь на столе. Тот снова протестующе заскрипел. — Итак, судари вы мои, как я понимаю, в очередной раз речь идет ни много ни мало, а о судьбах мира?

— А вам-то что, любезнейший? — осведомился Владимир. — Шли бы своей дорогой, а то, знаете, разное в жизни случается…

— Если со мной что-то случится, — усмехнулся бывший Народный Председатель, — господину Бархатову придется удариться в бега. Его и так подозревают в связях с террористами, а после такого подозрение превратится в уверенность. Хотите подставить приятеля?

— Куда подставить? Слушайте, что вы нам голову морочите? Выкладывайте, с чем явились, и убирайтесь подобру-поздорову!

— Уберусь, не волнуйтесь. Но мне все же интересно, насколько вы отдаете отчет в последствиях своих действий, — Олег слез со стола и прошелся по комнате. — То, что вы не можете толком просчитать реакцию людей, против которых направлен террор, я уже понял. Одно это делает вашу деятельность бессмысленной. Но пойдем дальше. Каковы ваши цели? Чего вы собираетесь добиться?

— Скажите, Олег Захарович, а правда, что вы связаны с Охранкой? — в упор спросил Бархатов. Парень у стены шевельнулся и издал звук, который при желании мог бы сойти за рычание. — Евгений Ильич предостерегал меня от…

— От излишней откровенности? — краем глаза Олег заметил, что Владимир весь подобрался и напрягся. — Возможно, верный совет. Я действительно связан, как вы выражаетесь, с московским Охранным отделением. Правда, лишь поверхностно. Я не занимаюсь политическим сыском, скорее, я лишь консультант по техническим вопросам. Точно так же я консультирую, скажем, господина Гакенталя. В полицию я отсюда не пойду, пытаться арестовать вас не намерен. Сейчас я просто удовлетворяю собственное любопытство. Или вы боитесь за твердость собственных убеждений, что так упорно избегаете диспута?

— Мы не избегаем диспута, — в глазах Бархатова мелькнули иронические искорки. Впрочем, возможно, просто мигнул огонек свечи. — Но для диспута необходимо знать, на какой платформе стоит оппонент, не так ли?

— Считайте, что ни на какой, кроме здравого смысла, разумеется. Происхождение у меня самое что ни на есть демократическое, дворянская честь отсутствует, так что валяйте, не стесняйтесь. Итак, ваши цели?

— Справедливость, — буркнул Владимир. — Что еще нужно? Разве допустимо, что зажравшиеся чиновники жиреют за счет народа, пухнущего от голода? Вы вообще видели, господин хороший, каково пухнуть от голода? Знаете, как выглядят голодающие дети?

— Если люди пухнут от голода, когда в целом по стране нехватки продовольствия не ощущается, значит, в стране нет эффективной системы перераспределения ресурсов или системы социальной поддержки. Или и того, и другого одновременно. Их нужно строить. А я слабо вижу, как что-то можно создать с помощью взрывов. Вот разрушить систему с помощью бомб можно, но, боюсь, голодающим такое не поможет. Что еще?

— А кто станет строить ваши системы, скажите на милость? — ехидно поинтересовался Владимир. В его глазах разгорался опасный огонек. — Балаболы вроде вас? Нет, сударь, прежде нужно заставить высокопоставленную мразь осознать, что за воровство и взяточничество, за расстрелы демонстраций и отправку людей на каторгу их обязательно настигнет возмездие. Вот тогда они зашевелятся!

— Как именно они относятся к вашим действиям, я уже указал, — хладнокровно парировал Олег. — Ничего они не осознают, кроме разве что необходимости срочно брать подмышку наворованное и уезжать в более безопасное место. За границу, например.

— Скатертью дорога! — фыркнул Владимир.

— Не факт, — не согласился Олег. — Вас ведь не устроит, что займут освободившиеся места точно такие же воры, взяточники и вообще нехорошие люди. Вы и их выживете. И продолжите выживать до тех пор, пока желающих не останется. А ведь других не окажется, система просто их не допустит. Значит, вы продолжите свою деятельность до тех пор, пока существующая система не рухнет.

— И пусть! — с воодушевлением подхватил Бархатов. — Мы поставим на освободившиеся места своих, честных и образованных людей, пекущихся о нуждах простого…

— А потом придет другой юноша с идеалами, наподобие вас, — оборвал его Олег, — заявит, что неправильно ваши честные и образованные пекутся о нуждах, и в свою очередь начнет бросать бомбы. А вы, убежденные в своей правоте, не только не пойдете на поводу у конкурента, но и начнете его ловить, для чего науськаете старую или создадите новую политическую полицию. И все вернется на круги своя, только правящая группировка сменится.

— Не передергивайте! — Бархатов покраснел так сильно, что стало заметно даже при свете угасающего огарка. — Мы не станем…

— Еще как станете! — жестко сказал Олег. — Я, знаете ли, историк по образованию. А история показывает, что восставшие рабы никогда не меняют государственные устои. Они всего лишь превращают себя из рабов в господ и сами начинают наслаждаться ролью рабовладельца. А как вы себе представляете слом системы? Есть набор государственных функций, которые необходимо выполнять в любом государстве: содержать армию для защиты от внешнего врага, полицию для ловли воров и бандитов, суды – ну, для вашей любимой справедливости, а также тюрьмы для пойманных бандитов. Придется поддерживать государственную финансовую систему, общенациональный транспорт наподобие железных дорог, ну и тому подобное. Опять же, нужна разведка для выяснения намерений соседей и контрразведка для ловли иностранных разведчиков. Вы всё собираетесь изобретать с нуля и укомплектовывать дилетантами? Да еще и намерены запустить в течение нескольких дней? Нет, господа, я все же полагаю вас более-менее разумными людьми. Думаю, вы и сами понимаете, что сами ничего не изобретете, придется заимствовать существующее, использовать старорежимных специалистов. У нас после… э-э-э, неважно. В общем, вы всего лишь поменяете некоторых – лишь некоторых! — людей в существующей системе. А в нашем несовершенном мире форма склонна определять содержание, а маска – прирастать к лицу. Так что вы и глазом моргнуть не успеете, как все покатится по накатанным рельсам.

— Вы ограниченны, господин Кислицын, — огрызнулся Владимир. — Только вам кажется, что мы не осмелимся пойти на коренную ломку всей системы. А мы осмелимся, и еще как! Пусть не все получится сразу, но обязательно получится!

— «Не сразу» – это как? — насмешливо спросил Олег. — Пять лет? Десять? Вы представляете себе, что такое несколько лет разрухи в народном хозяйстве? Вы в своем развитии окажетесь отброшены на десятилетия, если не на столетия назад, после чего придется долго и упорно восстанавливать просто нынешний жизненный уровень. Вам не нравятся, как выглядят опухшие с голоду дети? Боюсь, после коренной ломки вам придется спешно привыкать к зрелищу вымерших от голода сел и целых городов. Добавьте вооруженные столкновения с другими группировками, полагающими носителями абсолютной истины именно себя, а не вас. Приплюсуйте желающих под шумок оттяпать часть государства и сделать его своей независимой вотчиной. Ну, и учтите, что соседи, обнадеженные отсутствием у вас армии, обязательно решат поживиться вашей территорией. В общем, готовьтесь к тому, что в результате вашей коренной ломки государство перестанет существовать в его нынешних границах, а население серьезно уменьшится.

— Не пугайте, все равно не запугаете! — снова огрызнулся Владимир. — Пусть даже придется пойти на некоторые жертвы, но новый мир окажется куда лучше нынешнего.

— Допускаю, — согласился Олег. — Хотя и сильно сомневаюсь. Вот только одна беда – дожить до вашего светлого будущего вряд ли удастся сколь-нибудь значительному числу нынешних людей. Вообще, знаете, при знакомстве с вашими методами и идеологией возникает впечатление, что вы печетесь не о ныне живущих людях, а о каких-то еще не существующих абстракциях. А на нынешних людей вам наплевать. Для эмоциональной подпитки распухшие от голода дети годятся, и ладно…

— Все-то вы знаете, господин Кислицын, — хмыкнул Бархатов. — Ну, вам легко рассуждать – вы в жизни устроены, голод вам не грозит. Богатенькие родители, устроившие отпрыска в университет, заграничный, судя по всему, да? Приличная сумма в шкатулочке дома или на счету в надежном банке. Сытая беспечная жизнь, занятие любимой наукой – есть время и возможности рассуждать о тупости и ограниченности других! Легко критиковать – но вы бы лучше сами что-то путное предложили!

— Переход на личности обычно показывает, что разумных аргументов не осталось, — холодно ответил Олег. — Хотя по существу ваших комментариев могу заметить, что они чушь собачья. Нет у меня богатых родителей. Жалование у меня пятьсот рублей в год, и сверх того за душой ничего больше не имеется, господин Бархатов – захаживали вы ко мне на квартиру, видели, как живу. Предложить, возможно, я бы и мог что-то, да вот только кто меня станет слушать? За вами, господа, я пока такой готовности не замечаю. Да и не освоился я еще здесь окончательно, чтобы с бухты-барахты планы предлагать. Однако если вам интересно сотрудничать со мной не только в смысле химических экспериментов, но и в политической части, то можно подумать. Беда в том, что с террористами, взрывающими ни в чем не повинных прохожих, я ничего общего иметь не желаю. Прекратите террор, и мы, вполне возможно, сработаемся.

— Во-он оно чего захотел… — с непонятной интонацией протянут Владимир, не спеша поднимаясь на ноги. — Может, нам сразу и в полицию пойти, добровольно сдаться? Ну уж нет, господин Кислицын. Мы, возможно, умом и не блещем, и глупости разные говорим, но все-таки не полные идиоты. На провокации мы не поддаемся. Зверь, взять его!

Олег не успел даже пошевелиться, как сзади его обхватили железные ручищи. Он дернулся, но безуспешно. Вот так попал, кретин, пронеслось в голове. Краснобай недоделанный, повыёживался перед бандитами? Получишь сейчас сотрудничество…

Владимир подошел к нему вплотную, дыхнул чесноком.

— Боюсь, господин Кислицын, ваш час пробил, — с иронией произнес он. — С провокаторами Охранки у нас разговор короткий. Не следовало вам сюда приходить, честное слово.

— Володя, погоди… — попытался вклиниться Бархатов, но тот обратил к нему ледяной взгляд:

— А ты помалкивай! Ты шпиков на нас навел, ты виноват. Ну, с тобой мы еще разберемся, — он повернулся обратно к Олегу и неторопливо достал из кармана небольшой вороненый револьвер. — Место здесь глухое, выстрелов не услышат. А человек, что вас так нежно держит за ручки, между прочим, известен в определенных кругах под прозвищем «Зверь». И его любимое занятие – как раз сворачивать шеи пособникам царизма вроде вас. Так что выкрутиться вам, сударь, пожалуй, не удастся. Ну что, шпик, есть последнее…

Олег быстро наклонил голову и тут же с силой ударил затылком назад. Что-то хрустнуло – Олег понадеялся, что нос. Изумленно хрюкнув, Зверь выпустил его. Олег тут же ухватил Владимира за плечо и дернул к себе, одновременно с силой ударив коленом в пах. Взвизгнув от боли, тот согнулся пополам, роняя оружие. Не теряя времени, Олег обогнул его и выскочил из комнаты. Едва не вынеся наружную дверь вместе с косяком, он с грохотом ссыпался по крыльцу, выскочил за калитку и сломя голову зигзагами помчался по улице, стараясь избегать тускло освещенных пятен под фонарями. Сзади грохнул выстрел, пуля свистнула где-то далеко в стороне. На всякий случай Олег вильнул как заяц, свернул в Сивцев переулок и понесся вперед еще быстрее, запинаясь за всевозможные кочки и с трудом удерживаясь на ногах. Десяток метров спустя он свернул в какой-то новый переулок, потом еще в один, и еще…

Через несколько минут он понял, что либо остановится и отдышится, либо умрет на месте. Тяжело дыша, он оперся о забор и прислушался. Звуков погони не слышалось. Он заставил себя сделать шаг, потом еще один, и еще. Пора выбираться отсюда. Нет, господа хорошие, такие приключения точно не для меня. Но ведь смотри-ка ты, сыграли же уроки самообороны! Все-таки Пашка – голова. Если окажусь дома, награжу его медалью. Или орденом. Специально учрежу. И назову «За переубеждение упрямых Нарпредов». А инструктору вообще крест Героя дам. Эх, Пашка, как мне не хватает здесь тебя, ехидного и неунывающего…

Интересно, что скажет Зубатов?

7 сентября 1905 г. Большой Гнездниковский переулок

— …и скажу я вам, что такого идиота, простите за резкость, я еще в глаза не видывал! — директор Секретно-розыскного отделения при канцелярии московского обер-полицмейстера, в просторечии Охранного отделения или даже просто Охранки, явно испытывал желание завершить начатое накануне террористами. Проще говоря, пристрелить Олега. Или свернуть ему шею. Таким милейшего Сергея Васильевича Олег еще не видел. В глазах Зубатова проявился опасный стальной блеск, вся интеллигентность с его физиономии куда-то пропала. Теперь в кресле восседал облеченный властью чиновник с большим опытом разноса подчиненных в пух и прах. Олегу инстинктивно захотелось вытянуться в струнку и одновременно бухнуться лбом о пол, демонстрируя полнейшее раскаяние. Навытяжку стоящий рядом Чумашкин, судя по лицу, испытывал аналогичные чувства.

— Смотрите сами, что вы натворили! — продолжал отчитывать его Зубатов. — Воспользовавшись совершенно секретной служебной информацией, к которой я допустил вас по собственному, увы, недомыслию, вы явились к одному из поднадзорных субъектов, явно дав ему понять, что он раскрыт и находится под подозрением. Одновременно вы спугнули еще двоих опаснейших преступников, которых департамент Медникова ведет уже полтора месяца. Местонахождение всех троих установить сейчас не представляется возможным, а ведь они – террористы, которые в любой момент могут заняться любимым делом: бросать бомбы. Имейте в виду, Олег Захарович, новые их преступления, если они состоятся, окажутся на вашей совести! Кроме того, вы явно обнаружили свою принадлежность к Охранному отделению перед преступниками, навсегда лишив нас возможности исподволь наблюдать хотя бы за Бархатовым в ситуациях, которые не внушают ему никакого подозрения. Бесценные сведения о террористической ячейке, к которой принадлежит химик, через вас уже не получить ни при каких обстоятельствах. Я уж не говорю, что ваша жизнь теперь находится в большой опасности. Террористы могут захотеть убить вас просто на всякий случай. Имейте в виду, крови они не боятся, предателей или тех, кого считают таковыми, казнят беспощадно!

Зубатов грохнул кулаком по столу. Время для оргвыводов, обреченно подумал Олег – и не ошибся.

— Я вынужден отменить ваш допуск к личным делам подозреваемых, — заявил Зубатов. — Господин штабс-капитан, я чрезвычайно недоволен и вами тоже. Господин Захаров человек новый в наших краях, ошибки совершает по глупости или просто по недомыслию. Но вы-то, опытный офицер, как вы могли так опозориться? Я вменил вам в числе прочего доставку господина Кислицына из Отделения до дома и обратно. Вы же вчера пренебрегли своими обязанностями, тем самым позволив ему без присмотра пуститься в сомнительные авантюры. Я отстраняю вас от задания. Явитесь к Медникову и доложите, что на вас наложено взыскание. В дальнейшем вы снова поступаете в его распоряжение. Вы свободны.

Чумашкин обреченно кивнул, бросил к голове ладонь, забыв, что в штатском, бросил на Олега виноватый взгляд, развернулся и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Зубатов снова обратил взгляд на Олега.

— Между прочим, во взыскании тоже виноваты лично вы, — устало сказал он. — Олег Захарович, вы же взрослый человек. Именно на это я надеялся, давая вам разрешение работать с архивом. И что? Вон, вся физиономия исцарапана после вчерашнего приключения.

— После приключения с моей физиономией было все в порядке. А царапины – я с утра брился, — угрюмо ответил Олег. — Никак не могу привыкнуть к вашим опасным бритвам. Орудие убийства, а не гигиенический прибор…

— Вы мне зубы не заговаривайте! — рыкнул Зубатов. — Бритва ему не нравится, тоже мне! К террористам в зубы соваться не опасно, а бритвы боится! Господи боже мой, в вашем мире все такие ненормальные? Или только Народные Председатели?

Олег вздохнул.

— Не возражаете, если я присяду? — спросил он и сел, не дожидаясь ответа. — Ну что вы в самом деле, Сергей Васильевич. Я ведь уже извинился. Случайно все вышло…

— Олух, — безнадежно махнул рукой Зубатов. — Олух царя небесного! Скажите, Олег Захарович, на кой ляд вы мне сдались? Зачем я трачу на вас время и нервы? Не говоря уж про казенное жалование? Да черт с ним, с жалованием, бездельников на синекурах в нашем отечестве и без того хватает, одним больше, одним меньше… Но я серьезно задумываюсь о целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. Вы очень напоминаете мне слепого щенка – тычетесь мордочкой куда ни попадя – в костер, в капкан, под копыта, не имея ни малейшего представления о реальных опасностях. Пока вам везло – крупно везло! — но далеко не факт, что продолжит везти и в будущем. Фигурально выражаясь, в один прекрасный день вы выползете на проезжую дорогу, и вас переедет первой же телегой. Вчера вот почти переехало. Как вы вообще умудрились вырваться?

— Помните, я вкратце рассказывал, как стал Народным Председателем? И как пулю словил на митинге? — кажется, гроза завершилась, чем следовало пользоваться. — Когда я, наконец, стал Нарпредом и отошел от ранения, Пашка настоял, чтобы я прошел подготовку по базовым курсам самообороны и рукопашного боя. Несколько месяцев трижды в неделю меня валяли по матам и учили грязным приемчикам драки. Вот, помогло, как видите. Сергей Васильевич, а как вы вообще узнали о том, что со мной произошло вчера вечером? Я даже не успел вам доложить.

— Дом, в который вы влезли, находится… находился, — с горечью поправился Зубатов, — под непрерывным наблюдением. В нем не раз собирались члены Боевой организации. Мы уже почти подготовились накрыть ячейку целиком, и вот на тебе – появляетесь вы и пускаете трехмесячную операцию коту под хвост! Приказы об арестах тех, кого мы выявили, уже отданы, но, боюсь, взять удастся мало кого. Вскоре после вашего бегства вся троица покинула дом и, пользуясь глухой темнотой, скрылась в неизвестном направлении. Филеры не рискнули преследовать их в темноте и по огородам. Наверняка они уже предупредили остальных. Поздравляю, господин Кислицын, вы успешно сорвали нам крупное дело.

— Н-да, — Олег покаянно склонил голову. — Честное слово, не ожидал, что так все выйдет. Всего-то хотелось пообщаться с Бархатовым на предмет его политических взглядов, пользуясь знакомством. Мирная беседа на отвлеченные темы, ничего более.

— И чего же вы сцепились с боевиками? — саркастически осведомился директор. — Вы хоть знаете, с кем имели дело? Между тем, один из ваших вчерашних собеседников – Владимир Мазурин, отчество неизвестно, партийная кличка – «Володя». Один из самых отпетых и неколебимых борцов, так сказать, за свободу. Активный член Боевой организации социалистов-революционеров. За ним числится минимум три доказанных убийства – два террористических акта против государственных чиновников и одна казнь заподозренного в измене товарища. Товарищ, кстати, был невиновен, доказательств его предательства не имелось, что «Володю» отнюдь не остановило. Плюс к тому Мазурин обоснованно подозревается к причастности еще по крайней мере к двум террористическим актам, а уж о скольки мы не знаем – и подумать страшно. Совершенно конченная и невменяемая личность, его недолюбливают и побаиваются даже товарищи по организации. Второй из присутствующих – Евгений Зверев, отчество также неизвестно, имеет кличку «Зверь», которой вполне соответствует. Безработный, одно время промышлял грабежом и разбоем, пока не прибился к Мазурину. Грубый тип, любит подраться и напиться в стельку. Верный подручный «Володи». Ну, Бархатова, исключенного из Казанского университета за неуспеваемость, вы и так знаете. И в чем же вы их собирались убеждать? В том, что зажились на свете? Поздравляю, вам вполне удалось.

— Да уж… — крыть казалось нечем. Олег в очередной раз поклялся себе воздерживаться от импульсивных действий, отчетливо, впрочем, осознавая, что впустую. — В следующий раз постараюсь поаккуратнее.

— Следующего раза не будет, — отрезал Зубатов. — Олег Захарович, как я уже сказал, у меня возникли большие сомнения в целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. От вашего увольнения меня пока что удерживает только одна мысль: что без постоянного пригляда вы наломаете дров куда больше. Исходя из самых чистых намерений, разумеется. Конечно, можно пустить за вами филеров, но у меня их и так куда меньше, чем хотелось бы. Кроме того, вы уже успели продемонстрировать свои способности по обнаружению слежки, а подвергать своих подчиненных лишним треволнениям я не намерен.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Остановимся пока на следующем. Ваш допуск к закрытой части архива, как я уже сказал, отменяется. Если хочется побольше узнать о революционерах, поговорите с Меньщиковым, он выдаст вам пару чемоданов конфискованной подпольной литературы. Наслаждайтесь чтением. Прикомандированный к вам Чумашкин возвращается в распоряжение Медникова, поскольку с треском провалил свое задание. Взамен к вам приставляется… ох, да черт с ним, вы же просили Крупецкого в свое время? Вот он и приставляется. Надеюсь, со своим опытом он сможет держать вас в узде. Кроме того, вы обладаете таким талантом встревать в неприятности, что присутствие Крупецкого в вашем обществе может оказаться не менее эффективным, чем простое филерство. И вот что, многоуважаемый сударь, — Зубатов наклонился вперед. — Помните – еще один фокус во вчерашнем духе, и я вас знать не знаю. Выкручивайтесь самостоятельно – приспосабливайтесь к нашей жизни или ищите выход в свой мир, мне все равно. Вопросы есть?

— Да, — кивнул Олег, и Зубатов удивленно поднял бровь. Судя по всему, после подобных распеканий подчиненные пробкой вылетали за дверь при первой же возможности. — Сегодня утром мне принесли список того, что группе Вагранова потребуется для организации опытного производства полиэтилена, — он протянул через стол пару листов бумаги. Зубатов неохотно взял их и быстро пробежал глазами. — Я не рассчитываю, что вы выделите требуемые фонды. Но, может, подскажете, где можно приобрести или заказать необходимое оборудование?

— Ну у вас и вопросики, — хмыкнул директор Охранки, возвращая листки. — Ни малейшего представления не имею, если честно. Спросите Крупецкого, впрочем, может, он подскажет. Он человек тертый.

— Договорились, — кивнул Олег. — Ну, тогда я пошел. Где, вы говорите, я могу найти вашего Крупецкого?

* * *

Уличный шум действовал Оксане на нервы. Неуверенно оглядываясь, она шла по какой-то незнакомой московской улице. Заблудиться она не боялась – чувство направления выручало ее в подобных ситуациях. Она любила вот так нырять в суету незнакомого города, бродить по его улицам, рассматривать здания и наблюдать сценки из жизни. Любила – в прошлой жизни.

Она до сих пор еще не отошла от шока. Временами словно густой туман скрадывал все вокруг, в глазах двоилось, причем разные изображения жили разной жизнью. Иногда ее покачивало, словно от сильного головокружения, так что она опиралась рукой на забор или стену дома и переводила дыхание. Один раз ей показалось, что ее рука просто прошла сквозь стену из могучих бревен, и она в страхе отпрянула. Но стена осталась на месте и на ощупь показалась такой же твердой и основательной, как и прочие сооружения.

В таком состоянии она частенько пребывала с того самого момента, как пришла в себя в комнате со склонившимся над ней забавным дядькой в золоченых очочках без дужек. Тогда докторская повадка не оставляла сомнений: с ней что-то случилось, и она в больнице. Осознание новой реальности приходило медленно, и Оксана до сих пор не была уверена, что ей не снится сон, то ли забавный, то ли жуткий. Жить в одной квартире с самом Народным Председателем, но в каком-то чужом и совершенно непонятном мире! Бред. Низкие деревянные, редко каменные дома, вонючие лошади, тянущие за собой какие-то коляски, ужасные женские платья, которые, казалось, невозможно толком надеть и застегнуть… А нижнее белье! Броня от нескромных покушений, а не белье. Тихий ужас, в общем. Как она скучала по родной Сечке, по оставшимся дома родителям, таким занудным, но сейчас кажущимся такими уютными и надежными…

Она по привычке сунулась рукой в карман за сигаретами и тихо выругалась. Здесь дамам не полагались ни штаны, ни даже карманы. Только дурные, почти до земли, платья, путающиеся в ногах подолом при ходьбе, и сумочки-ридикюли в качестве заместителя карманов. Свою сумочку она, разумеется,забыла на квартире. Преодолев очередной приступ головокружения и землеклонения, она тряхнула головой. Да соберись же ты, дура! Мало с похмелья на лекциях сидеть приходилось, так что преподы брезгливо отворачивались? Соберись, ты же умеешь. Ну!

Еще раз тряхнув головой, она оторвала взгляд от земли и решительно огляделась. Улица перестала двоиться и приобрела четкие очертания. По деревянному тротуару неторопливо шествовали мужчины, с интересом поглядывая на нее, вдоль дороги росли редкие деревья. Кажется, таких листьев она никогда раньше не видела. Неужто и в самом деле другой мир, как Нарпред… Олег говорил? Или она просто пожизненная двоечница по ботанике? Ладно, замнем для ясности. Итак, что мы имеем в ближайших окрестностях? Улица. Бульвар, можно сказать. Тут и там виднеются маленькие магазинчики с небольшими витринами под матерчатыми навесами. Денег с собой нет, и вообще их мало – как сообщил ей Олег, высокооплачиваемой его местную должность назвать сложно – но за погляд денег не берут, верно? Вот, кстати, еще одна дурацкая местная поговорка, неизвестно откуда всплывшая в голове. Откуда она вообще знает местный язык? Называется «русский», но несмотря на схожесть названий точно не родная руста даже на уровне базовых конструкций, ничего похожего. Уж на таком-то уровне она в языках разбирается. И слова выскакивают сами, без ее участия, словно кто-то за нее говорит. Нет, все-таки бред. Ночной кошмар. Наверное, меня тогда все же замели, в камере я простыла и сейчас валяюсь с воспалением легких. И брежу. Ой, не надо о грустном. Еще неизвестно, что хуже – следователь-общак с добрыми-добрыми глазами или местная сумасшедшая действительность.

Она решительно подошла к одежной лавке и толкнула дверь. Звякнул колокольчик.

— Приветствую прекрасную мадемуазель! — расплылся в улыбке парень в кожаной безрукавке… жилете и смешном картузе. — Чем я могу вам помочь?

— Я… просто смотрю, — буркнула Оксана, смущенно отворачиваясь. — Можно?

— Разумеется, сударыня! Для такой прекрасной госпожи – все что угодно! — парень подмигнул и жестом фокусника развернул перед ней рулон зеленой материи. — Вот, могу предложить лучший ситец приятных расцветок…

Не слушая его профессионально-завлекательную скороговорку, Оксана озиралась по сторонам. Прилавок загромождали рулоны ткани самых разных расцветок. Девушка никогда не питала склонности к самостоятельному пошиву, предпочитая магазины готовой одежды и – когда временно заводились деньги – фарцовщиков в подворотнях на Знаменской (нет, а где вы еще найдете нормальные колготки и чулки, не дающие стрелку при первой же зацепке?) Теперь обилие тканей заставило ее окончательно растеряться. В одном из рулонов она, кажется, опознала бархат, но здесь ее текстильные познания заканчивались.

Уловив ее нерешительность, приказчик замолчал. Он уже понял, что девица в бедном платье, скорее всего, недавно попавшая в столицу провинциалка и в самом деле покупать ничего не собирается. Какая-нибудь приживалка у богатой старухи, прислуга за все и девочка для битья под скверное настроение. Своих денег нет, старухины брать боится. Так что дохода с нее не предвидится. С другой стороны, посетительница, да еще и со смазливой мордашкой – все не так скучно. Может, даже удастся познакомиться… и развить отношения вплоть до амурных. Почему бы и нет?

— Недавно в Москве, барышня? — сочувственно спросил он. — И все еще не освоились?

— Да, недавно, — кивнула Оксана, с интересом ощупывая ткань. — Странный… странный город…

— Шумный, суетливый, все куда-то торопятся… — подсказал приказчик. — У вас дома, небось, все тихо и чинно?

— Да ну, бросьте… — усмехнулась девушка. — Наоборот. Я-то думала, что столица должна выглядеть… ну, большой, представительной, с высокими каменными зданиями в двадцать этажей, с автобусами и трамваями на каждой улице. А у вас как-то все сонно, домишки маленькие, покосившиеся, в землю вросли. Лошади ваши… ф-фу! — она махнула рукой, но тут же спохватилась. А вдруг продавец начнет докапываться, откуда же она заявилась? Что отвечать?

— Э-э-э… — озадаченно пробормотал парень. — Ну, Москва, конечно, не Петербург… — Провинциалка? И Москва для нее захолустье? Ой, непростая девица! И на приживалку, пожалуй, непохожа. Откуда же она, такая бойкая? — Прошу пардону, мадемуазель, а вы откуда…

Снова звякнул колокольчик у входной двери, и приказчик тут же утратил интерес к Оксане, расцвел улыбкой и повернулся к вошедшей даме, за которой следовал угрюмый бородатый мужик в красной рубахе.

— Графиня! — воскликнул он, выходя из-за прилавка и поскрипывая подсыпанным в сапоги сахарным песком. — Приветствую вас, ваше сиятельство! Прошу, заходите, мы всегда вам рады! У нас как раз новые образцы тканей. Вот, прошу сюда…

Он широким жестом указал в сторону прилавка и осекся, обнаружив, что странная девица стоит возле тех самых образцов, которые он намеревался продемонстрировать.

— Э-э-э, мадемуазель! — он осторожно тронул ее за плечо. — Могу я попросить вас немного отойти…

— Ой, да пожалуйста! — Оксана дернула плечом и направилась к выходу. Чего она вообще сюда сунулась? Тем более без денег. — Я все равно уже ухожу.

Дама с приказчиком озадаченно посмотрели ей вслед.

— Странная она какая-то, — извиняющимся тоном произнес приказчик. — Зашла, обругала Москву – и то ей не так, и это не эдак, теперь вообще убежала. Не обращайте внимания, ваше сиятельство, случаются такие дурочки.

— Дурочки, говоришь? — графиня подняла бровь. — Что-то ты, любезный, легко людей судишь.

— Прошу прощения, ваше сиятельство! — приказчик покраснел как рак. — Не подумавши брякнул-с, виноват. Не соизволите ли взглянуть…

Оксана медленно брела по дощатому тротуару, с вялым интересом оглядываясь по сторонам и наступая на желтые и красные листья, гоняемые ветром, когда сзади послышался стук копыт, и кучер возгласом «Тпру!» остановил возле нее открытую коляску.

— Погодите, милочка! — послышался возглас, и спрыгнувший с козел мужик распахнул перед ней дверцу. В коляске располагалась давешняя тетка-графиня. Впрочем, при ярком дневном свете она оказалась не такой уж и теткой. Скорее, она выглядела немногим старше самой Оксаны. — Залезайте. Да залезайте же, не стойте столбом, в конце концов!

Оксана неуверенно посмотрела на графиню, пожала плечами и неуклюже взобралась по ступенькам в покачнувшуюся коляску. Мужик захлопнул дверцу, вспрыгнул на козлы, и экипаж тронулся с места. От толчка девушка потеряла равновесие и вынужденно опустилась на мягкое кожаное сиденье.

— Я графиня Сапарская, — представилась владелица экипажа. — Но вообще-то можно просто – Натали. Мне показалось, что приказчик в лавке чем-то вас обидел. Я права?

— Не-а, — дернула головой Оксана. — Просто я чувствую себя паршиво. Ну, и раздражаюсь сильно. Меня зовут Оксана, — спохватившись, добавила она. — Мы куда едем?

— Мы никуда не едем. Просто катаемся, — пояснила графиня. — У меня утренний моцион. Значит, Оксана. Просто Оксана? И все?

— Оксана Шарлот, — буркнула девушка.

— Вот как? — брови графини изумленно поднялись. — Vous êtes Français? Mais pourquoi Oksana?^[1]

— Non, je n’étais pas Français^[2], — автоматически ответила Оксана, не сразу сообразив, что перешла на совершенно незнакомый до того французский язык. — Просто фамилия такая. А что вам в моем имени не нравится?

— Не француженка, но по-французски говорите отменно, с парижским произношением, — все на том же новом языке продолжила графиня. — А! Я догадалась! Наверное, ваш отец или дед – из обрусевших французов-гувернеров. Откуда-то из Малороссии, верно?

— Да нет, — досадливо мотнула головой девушка, снова перейдя на прежний язык. Русский? Да, русский. А второй – французский? Откуда она знает несколько чужих языков? — Я из… — Она запнулась. Откуда же, Олег говорил, они родом по легенде? А! — Я из Каменска.

— Каменск… — задумчиво произнесла графиня Сапарская. — Кажется, где-то в Сибири.

— На Урале, — поправила ее Оксана. — Пермская губерния, Екатеринбургский уезд.

— Да, правильно. Дед по матери у меня бывал в тех краях, рассказывал. Но вы, кажется, сказали, что плохо себя чувствуете? Женское недомогание, верно?

— Женское? Нет, ничего страшного. Просто голова кружится.

— Где-то у меня имелась нюхательная соль, — озаботилась графиня, раскрыв ридикюль. Оксана вдруг сообразила, что на языке, на котором она только что говорила, «ридикюль» означает «смешной». Она невольно хмыкнула. Да уж, точнее не скажешь. — Сейчас, сию секунду…

— Да все нормально, — успокоила ее Оксана. — У меня так всю последнюю неделю. Как только… как только сюда приехала, так и началось. Доктор говорит, что должно пройти, так что не беспокойс…тесь. Но раз уж мы все равно куда глаза глядят едем, то не могли бы вы заодно подбросить меня до дома? Тут недалеко, я покажу, куда.

— А вы, милочка, нахалка! — заявила ей графиня обиженно. — Я вам что, извозчик, что ли? И вообще, только разговор завязался, так сразу домой.

— Слушай, подруга! — не выдержала Оксана. — Я вообще-то не напрашивалась. Ты меня сама к себе посадила. Извини, конечно, что не оправдала ожиданий, но мне действительно надо домой, вытянуться на кровати и давнуть ухо пару часиков. А еще мне не нравится, когда меня называют милочкой! Эй, кучер! Останови свое корыто! Я схожу!

Графиня оторопело посмотрела на нее, потом расхохоталась.

— Нет, ну ты действительно нахалка! — сквозь смех сказала она. — Я, между прочим, графиня, а не хухры-мухры! И со мной положено вежливо разговаривать. Да не кипятись ты так, ми… подруга. Довезем тебя куда следует. Слушай, ты, часом, не генеральская дочь по происхождению?

— Почему – генеральская? — удивилась так же мгновенно остывшая, как и вскипевшая Оксана.

— Потому что характером как раз в генералы годишься, — пояснила Сапарская. — Сначала приказчика отбрила, теперь со мной ругаешься. Ты вообще кто такая? По платью я тебя за прислугу приняла, но потом разглядела, что ошиблась. Не встречала я еще такой смелой на язык прислуги. Ну, так кто? Великая княгиня инкогнито?

— Много будешь знать, скоро состаришься, — угрюмо ответила Оксана. — Долгая история. Мне вон в тот переулок налево, а потом через два квартала еще раз налево. Там такой двухэтажный дом в Хлебном переулке.

— Степан, слышал? — строго спросила Сапарская. — Поехали. Но все же, загадочная Оксана Шарлот, сердце мне подсказывает, что не простая ты девица-провинциалочка. А сердце меня еще ни разу не обмануло. Тебе приличного доктора, случайно, не надо? Есть у меня один хороший знакомый, не шарлатан, как некоторые.

— Спасибо… — смутилась Оксана. — Но не надо. У нас денег мало. Кисл… э-э-э, Олег, мой брат… сводный… он немного зарабатывает, а я пока, сама видишь, никуда не гожусь. Да и Болотов обещал захаживать – он тоже врач. Скажи, тут у вас детей чему-то учат? Математике там, физике, химии?

— Математике? — изумленно подняла бровь графиня. — Если ты про гувернеров, то обычно учат языкам, истории, литературе иногда. Ну, и счету тоже. Но математика – в гимназиях или реальных училищах. А физика что такое? Э, неважно. Брат у тебя учителем работает?

— Нет, — мотнула головой девушка. — Брат у меня… я, честно говоря, не особенно знаю, чем он занимается. Какое-то Охранное отделение есть, он там вроде бы служит. А учителем я работать могу.

— И математику преподаешь? — изумилась Натали. — Ну, ты, ми… подруга, просто синий чулок какой-то. В первый раз вижу женщину, разбирающуюся в математике. Я вот дальше арифметики толком и не продвинулась, — пожаловалась она. — Умножаю так себе, а с делением вообще сложности. Ну, у меня для таких дел счетовод имеется. А насчет врача не беспокойся. Уладим как-нибудь. Чай, я не нищенка. Кстати, а французскому ты не учишь? У меня как раз старшенький сын в возраст вошел, пора его, оболтуса, приобщать к языкам.

— Нет, французскому не учу, — отказалась Оксана. — Я на нем только разговаривать умею.

О том, что знание французского она обнаружила у себя пять минут назад, она благоразумно умолчала.

— Жаль, — разочарованно сказала графиня. — Ты мне сразу понравилась. И не тушуешься, как другие. Ха! Тут, что ли, твой дом? Ну и дыра! Послушай моего совета, подруга, перебирайся-ка отсюда куда-нибудь в приличное место вместе с братцем. Только не завтра же, а то как я тебя еще найду? Я от тебя так легко не отстану, загадочная ты моя!

— Спасибо, — улыбнулась Оксана, неловко спускаясь по ступенькам. Кучер проворно спрыгнул с козел и помог ей сойти. — Значит, графиня Натали Сапарская? Запомню. Пока… подруга!

— Что – «пока»? — не поняла Натали.

— До свидания, в смысле.

— А! Ну, гудбай.

— Goodbye dear, — автоматически среагировала Оксана и едва удержалась, чтобы не зажать рот руками. Так. Это… английский язык. Интересно, что я еще знаю из местных наречий? Вот уж никогда не числила себя полиглоткой! Она проводила глазами укатившийся экипаж и вздохнула. В голове снова поднялся туман, ее слегка мутило, так что пришлось ухватиться за калитку. Нет, определенно стоило забраться в постель и вздремнуть пару часиков. Блин, и когда же все закончится?

* * *

— …графиня Сапарская? — переспросил Крупецкий. — Как же, весьма известная в свете особа. Урожденная Морокина, дочь обедневшего помещика. В семнадцать лет вышла за по уши влюбившегося вдового графа Сапарского, который был ее старше лет на сорок. Пять лет спустя граф умер от апоплексического удара. Большую часть состояния оставил детям от первого брака, которые уже сами давно семьями обзавелись, но и молодую жену не обидел. Сейчас у нее тысяч сто пятьдесят капитала. Два сына, четырех и шести лет. Бойка, несдержанна на язык, строит из себя демократку. В январе, помнится, ходила с красным бантом.

— А что случилось в январе? — поинтересовался Олег, и тут же с опозданием прорезалась память – ну да, расстрел демонстрации. Оксана внимательно прислушивалась, хотя и сделала вид, что читает какую-то нудную книженцию.

— Пан запамятовал? В январе демонстрацию рабочих в Петербурге солдаты разогнали. Много шуму тогда произошло, удивительно, что пан не помнит. Тогда по всей стране бунты пошли, войсками подавляли. Вот и графиня тогда фрондировала. Но демократку из себя она только напоказ строит. С домашней прислугой пани весьма строга, да и с другими черными людишками себя неприступно держит. Любит, впрочем, ненадолго принять участие в какой-нибудь уличной сироте. Потом остывает, бросает. Иногда крутит любовные интрижки в своем кругу, но повторно замуж выходить не торопится.

— Откуда вы столько про нее знаете? — удивился Олег.

— Так я же ее и расследовал, — ухмыльнулся Крупецкий. — Лично Сергей Васильевич меня на дело поставил. В общем-то пани безобидна. С бунтовщиками явно не водится, в неприглядных делах не замешана…

— Ага, понятно, — пробормотал Олег. — Осталось только закрутить с ней интрижку, жениться по расчету, войти в местную элиту и получить доступ к ее денежкам. Вот смеху-то будет…

— А то ж! — хохотнул филер. — Вы с ней по характеру, можно сказать, два сапога пара. Только, пан, не обессудьте, если она вас своим упрямством со свету сживет.

— Я, похоже, сам себя со света сживу, — бывший Народный Председатель покачал головой. — Приключениями наподобие вчерашнего. Ну, спасибо, Болеслав Пшемыслович. На сегодня я намерен из дома больше не выходить. Лягу спать пораньше. Кстати, может, еще чайку?

— Нет, спасибо, — филер грузно поднялся из-за стола и откланялся. — Я тоже отправлюсь домой. Завтра с утра я за вами заеду.

— Да не стоит… — запротестовал Олег, но осекся, наткнувшись на немигающий взгляд Крупецкого.

— Его превосходительство настоятельно просили, чтобы я не оставлял вас за пределами дома без присмотра.

— Тогда до завтра, — пробормотал Олег. Когда дверь за филером закрылась, он повернулся к Оксане. — Да уж, повезло тебе со знакомством. Интересно, пришлет она тебе врача или как? И сколько времени у ней к тебе еще интерес продержится?

— Вот женишься на ней – узнаешь! — огрызнулась Оксана, захлопывая книгу. Олег недоуменно поглядел на нее.

— Вообще-то я пошутил, — сообщил он раздумчиво. — Слушай, ты чего так близко к сердцу приняла? И вообще выглядишь ты не самым лучшим образом. Как самочувствие?

— Хреново самочувствие, — буркнула Оксана. — Голова кружится. Пойду лягу.

Он сердито поднялась на ноги, но тут же потеряла равновесие и чуть не упала. Олег успел вскочить и подхватить ее прежде, чем она упала на пол.

— У-у, как все запущено… — пробормотал он. — Похоже, тебе действительно нужно врача вызвать. Ну-ка, шевели ножками. Пойдем потихоньку к кровати…

Оксана почти не реагировала. Она вяло переступала, тяжело опираясь на Олега, ее глаза смотрели куда-то вдаль. Олег по-настоящему испугался. Ему показалось, что неровное дыхание девушки временами почти пресекается. Осторожно опустив ее на постель, он осторожно похлопал ее по щекам. Взгляд Оксаны сфокусировался и она хрипло вздохнула.

— Как ты? — тихо спросил Олег.

— Я тебя не вижу… — пролепетала она. — Я вообще ничего не вижу. Какие-то линии, пятна пляшут. Ох!

— Что?

— Теперь снова вижу… — она растерянно обвела комнату взглядом. — Знаешь, такое чувство, будто ничего вокруг нет. Ни кровати, ни потолка, ни лампы на столе. Просто туман, который рассеется под пальцами, — она судорожно ухватила его за руку. — Но хоть ты настоящий… Не покидай меня. Пожалуйста!

— Ну, малышка, куда же я от тебя денусь? — успокаивающе проговорил Олег, поглаживая ее по волосам. — Как же я без тебя? Знаешь, мне тоже иногда кажется, что вокруг какая-то зияющая пустота, все нереально. Сегодня ночью я проснулся от кошмара. И тоже не мог понять, сплю я еще или уже очнулся. Только твое дыхание в соседней комнате… Без него я бы точно свихнулся. Не бойся, милая. Никому я тебя не оставлю.

— Олег! — она повернула к нему бледное лицо и лихорадочным румянцем.

— Что? — он успокаивающе улыбнулся.

— Олег… пожалуйста… ты нужен мне! — Она снова сжала его запястье. — Я хочу любить тебя! Сейчас, здесь! Пожалуйста! Пока я окончательно не сошла с ума… — С неожиданной силой она обхватила его за шею. — Поцелуй меня!

Олег на мгновение замер, потом осторожно приник к ее губам, сухим и теплым. Его рука автоматически обхватила ее за талию. Тело под платьем напряглось, упругая грудь приникла к нему.

— Обними меня крепко-крепко! — прошептала Оксана. — Вот так… и не отпускай, а то я уплыву куда-нибудь очень далеко… и не вернусь. Держи меня!

Олег погладил ее по волосам и еще раз поцеловал. В нем вдруг остро пробудилось желание.

— Держу! — шепнул он в ответ – и покорился неизбежному.

* * *

Следующую неделю Олег с утра до вечера без передыху мотался по Москве. По совету Овчинникова он отправился на завод братьев Бромлей осведомиться насчет камеры высокого давления, а заодно и баллонов для хранения газа. Прихватив с собой Вагранова и снова прикрывшись маской инспектора несуществующего департамента управы, в одном из цехов он обнаружил рекомендованного ему инженера, сумрачного белобрысого дядьку лет пятидесяти с небольшим.

После оказавшегося довольно бурным часового обсуждения возможной конструкции камеры, типов насосов для подкачки газа и тому подобных деталей, в которых принимали обсуждение в основном инженер и Вагранов, дядька, наконец, кивнул и сообщил: «Сделаем». Впрочем, когда всплыл вопрос о стоимости и оплате, Олегу пришлось брать огонь на себя. Пришел управляющий, потом подтянулся директор завода. В долг делать камеру никто не собирался, но все волшебным образом уладилось, когда Олег произнес подсказанную Ваграновым загадочную фразу – «товарищество на паях». Фраза неожиданно понравилась всем присутствующим, и после очередной серии бурных обсуждений гости, наконец, покинули завод, условившись явиться на следующий день в контору «Русского банка» для обсуждения условий.

— Знаю я одного хорошего присяжного поверенного… — задумчиво произнес Вагранов после того, как компания выбралась на улицу, откланялся и укатил на извозчике.

Остаток дня Олег просидел в архиве Охранного отделения, листая нелегальную литературу и донимая Крупецкого разнообразными вопросами на тему революционного движения. Общая картина оказалась весьма любопытной.

Разнообразные террористические группы существовали в стране без малого полвека. Обычно они ограничивались редким метанием бомб и стрельбой в высокопоставленных персон. Кого-то ловили, казнили или отправляли на каторгу, кого-то за неимением улик или под давлением общественности выпускали, и в целом общее количество членов подпольных кружков ограничивалось максимум десятками человек на всю огромную империю. Своим чередом бунтовали крестьяне, устраивали стачки и забастовки недовольные рабочие. Там, где не справлялись малочисленные местная полиция и жандармские дивизионы, применялись регулярные войска. Однако в целом жизнь империи казалось относительно спокойной.

Однако после того, как страна вступила в двадцатый век, все изменилось. Увеличилось количество крестьянских бунтов и поджогов усадьб землевладельцев. Рабочие на заводах и фабриках прекращали работу куда чаще обычного, выходили на улицы в массовых демонстрациях. Оживились подпольные кружки, резко активизировались революционные партии.

Положение еще более ухудшилось, когда страна из-за каких-то территориальных споров ввязалась в войну на далекой восточной окраине. Поначалу никто не принимал противника – маленькую перенаселенную островную страну под названием Япония – всерьез. Считалось, что победить ее – дело нескольких месяцев и малой крови. Однако ни через несколько месяцев, ни через год войну закончить не удалось. Более того, вражеские войска успешно наносили поражения русской армии, вытесняя ее с давно обжитых территорий. Японский флот захватил инициативу на море, загнав российский флот в гавань города Порт-Артур и заперев его там минными полями. Отправленную кружным путем на помощь эскадру тяжелых судов перехватили и наголову разгромили задолго до того, как она добралась до театра боевых действий, а вторая эскадра так и не вышла из западных портов России. Переброска войск по суше затруднялась огромными расстояниями, а также тем фактом, что транссибирскую железнодорожную магистраль рассекало небольшое пресноводное море – Байкал, что сильно затрудняло сообщение.

В результате незадолго до появления Олега ключевой пункт обороны, крепость Порт-Артур, пал, остатки эскадры погибли, а в обществе еще более усилились брожения. Бунтующих рабочих обыватель воспринимал уже если не с одобрением, то уж с пониманием – точно. Апофеозом событий стали январские события в столице, когда войска с применением огнестрельного оружия рассеяли большую рабочую демонстрацию. В тот же день, а кое-где и раньше, по всей стране вспыхнула серия невиданных ранее забастовок и вооруженных стычек, очевидно, подготовленных заранее. С тех пор страну непрестанно лихорадило. Многие военные части также оказались ненадежными, революционная зараза охватила даже некоторых младших офицеров. Лето выдалось более-менее спокойным, что казалось Крупецкому лишь затишьем перед бурей.

После рассказа Олег вытребовал большую географическую карту, нашел в книжном магазине гимназический учебник по географии и долго изучал очертания материков, черкаясь карандашом и кляня себя за школьную нерадивость в вопросах землеведения. Но даже сохранившихся воспоминаний ему хватило, чтобы прийти к любопытным выводам.

Его первые, еще больничные, впечатления от карт в энциклопедии оказались верны. Здешний мир напоминал собой уродливо растянутую и увеличенную кальку с его родного. Сильно увеличенную, мягко говоря. Там, где он помнил отмели и шельфы вдоль побережий, здесь расстилались равнины. На месте архипелагов расстилались целые континенты. Огромные полярные шапки льдов властно обосновались на полюсах, захватывая куда большие площади, чем дома, и значительная часть Российской империи, государства, на территории которого он очутился, оставалась под постоянной властью холодов. Сахарский материк протянулся далеко к югу, занимая площадь по крайней мере в четыре раза большую, чем дома. Собственно, здесь он назывался не Сахарой, а Африкой, а имя зеленых долин Сахары словно в насмешку носила исполинская мертвая пустыня в сердце материка.

Примерившись, Олег очертил карандашом неровную линию по центральной части Европы. Потом точно так же отхватил почти весь Дальний Восток, Китай, а также приличный кусок Гималайских гор и Памира. Оставил за пределами линии Индию, поколебавшись, включил Грецию с Италией, нанес еще несколько штрихов там и сям. Крупецкий с любопытством следил за его художествами.

Границы оставшегося внутри линии куска суши в основном проходили по возвышенностям. Создавалось впечатление, что если бы местный океан поднялся на сколько-то десятков метров, европейский континент оказался бы сильно, хотя и не до конца, похожим на Ростанию. Покатав на языке местные географические названия, Олег нашел также определенное сходство между Россией и Ростанией, а также Москвой и Моколой. На том, впрочем, сходство и заканчивалось. Или он просто не заметил похожих названий. Москва, кстати, не в пример Моколе, располагалась почти у самых западных границ государства. Похоже, здесь экспансия шла с запада на восток, о чем свидетельствовала и необжитость восточных территорий. Видимо, расширение на запад уперлось в свое время в сильных соседей, которые не позволили включить себя в состав единого государства.

Отложив карандаш, Олег задумался. Совпадения слишком очевидны, чтобы оказаться случайными. До сего момента он еще мог тешить себя мыслями о каком-то межмировом переходе в духе малонаучных фантастов, в который он случайно провалился на пару с Ольгой. Но теперь все начинало смахивать на дурную шутку со стороны вполне разумных сил. Кого-то вроде верховной богини Гишпаны, Владычицы мира, столь популярной в сахарских сказках. Мельком он пожалел, что в детстве ему читали слишком мало сказок. Минуточку! Гишпана? Он снова склонился к карте и быстро нашел то, что искал. Страна – Испания! Еще одно совпадение. Блин…

Впрочем, в тот день он не стал сосредотачиваться на географических изысканиях. Пришлось ехать в контору «Русского банка» и терпеливо выслушивать какую-то юридическую тарабарщину, в которой он ничего не понимал даже дома. В конце концов он обнаружил себя председателем свежесозданного товарищества «Новые полимеры», что и заверил собственной подписью на какой-то бумажке. Устав общества надлежало составить в ближайшее время, но заем на создание установки высокого давления банк выделял уже сейчас. Олег попытался удивиться, но Вагранов незаметно подмигнул ему, и он ошарашенно замолчал. Изображать из себя свадебного генерала не входило в его планы, и вообще дела становились все более запутанными. Он-то, наивный, полагал, что подкинет ученым идейку и смоется, пока те думают над реализацией!

Вечером Крупецкий заставил его забрать из дома Оксану и загнал в какой-то театр на оперетту. В ответ на попытку выяснить стоимость билетов он лишь ухмыльнулся и пояснил, что пусть пан не беспокоится: Зубатову положен бесплатный годовой билет на все спектакли театра, но его превосходительство им никогда не пользуется, а пользуются его подчиненные и даже просто жандармские офицеры из соседнего дивизиона. Оперетта Олегу неожиданно понравилась. Называлась она «Черт и девственница». Черт оказался местным представителем мифологической фауны, а что такое «девственница», Олег так и не понял. Кажется, что-то вроде незамужней старой девы, но с каким-то непонятным анатомическим оттенком – или на что намекает термин «лишить»? В ответ же на попытку уточнить термин у Крупецкого тот глянул, как на идиота, и Олег стушевался и увял. Понравилась постановка и Оксане. Вопреки его опасениям сегодня она просто цвела и лучилась здоровьем. Вчерашний лихорадочный блеск в глазах пропал, исчезли головокружение и галлюцинации. Она весело смеялась похождениям обаятельного хвостатого и рогатого черта и тайком сжимала Олегу руку.

Побывал Олег и у Гакенталя. Овчинников настолько увлекся проектом бензинового двигателя, что на пару с назначенным мастером закрылся в мастерской и не вылезал оттуда, прикидывая и рассчитывая. Гакенталь недовольно ворчал, что Олег украл у него правую руку и что паровая машина не в пример надежнее и провереннее новомодных штучек. Олег заскочил в мастерскую поболтать на пять минут и уже через каких-то пару часов вырвался на свободу, перемазанный машинным маслом, со сбитыми гаечным ключом пальцами, обессилевший от болтовни, чада и грохота.

Четырнадцатого сентября, полдня просидев над нелегальной литературой, Олег на пару с неизменным Крупецким отправился в Московский университет. Вагранов назвал ему имя человека, с которым, по его словам, стоило поговорить и, возможно, привлечь к делу. Сам Вагранов с ним знаком не был, но отзывы слышал самые благоприятные. Олег торопился: накануне мальчик-посыльный принес к ним в дом уведомление, что доктор Фриц Раммштайн, дипломированный терапевт, ожидает их на следующий день в три часа дня в своей клинике по адресу… К письму прилагалась также визитная карточка графини Сапарской. Оксана недоверчиво покрутила приглашение в руках. Весь день она чувствовала себя сносно, и ехать через пол-Москвы к врачу ей не хотелось. Но Олег настоял на поездке. Теперь он озабоченно высчитывал, хватает ли у него времени до трех и не следовало ли отложить визит в университет на завтра. Впрочем, скоро он махнул рукой. С точностью до нескольких минут определять, сколько времени уйдет на поездку на извозчике, тем паче в совершенно незнакомый район города, он не умел. В общем-то, Оксана изначально настаивала но том, чтобы съездить в одиночку, но Олег предпочел бы лично присутствовать при врачебном вердикте. Жаль, если не успеет, но и тогда ничего страшного не случится.

Впрочем, в университет их не пустили. Выяснилось, что с сегодняшнего дня в университет принципиально не допускаются лица, не являющиеся служащими университета, преподавателями или же студентами. О данном факте извещал написанный большими кривыми буквами плакатик возле главного входа. Суровый сторож замахал на Олег руками, и тот поспешил ретироваться за безопасную границу. После расспросов сердитого охранника выяснилось, что выбранный ректором пять дней назад князь Трубецкой оказался не таким уж и либералом, каким считался до того. Раздосадованный постоянными сходками и волнениями революционно настроенной молодежи, он железной рукой принялся наводить порядок в учебном заведении. Последней каплей оказалась коллективная петиция, поданная группой студентов, о приеме в университет всех евреев, подавших прошение, без учета процентного ограничения. Даже толком не прочитав ее, ректор встал из-за стола и устроил делегатам форменную выволочку.

— Говорят, аж побагровел, так сильно кричал, — подобревший от покорности гостей и явно скучающий сторож охотно излагал бродящие по университету слухи. — Мол, ваше дело учиться, а не в политику играть! Не петиции писать, а гранит науки грызть! Распустили вас, говорит, совсем, разгильдяйство и гулянки – вовсе не то, за чем в университет приходят! В общем, суровый мужчина оказался новый ректор, — с удовольствием закончил сторож. — А то убирай за господами студентами после каждой попойки…

Не слишком разочарованный Олег поспешил выскочить на улицу и заняться поисками извозчика. Пожалуй, так он вполне успевал заехать за Оксаной и отвезти ее к доктору.

Доктор Фриц Раммштайн оказался сухопарым жилистым мужчиной лет пятидесяти, в золотом пенсне и с аккуратной седеющей бородкой. Он долго и озабоченно щупал у Оксаны пульс, слушал дыхание через большую комичную трубку с раструбом прямо сквозь платье и заглядывал ей в глаза. Зачем-то он посмотрел ей в горло и пожал плечами.

— Знаете, фройляйн, — сказал он с заметным резким акцентом, который Олег автоматически и уже без особого удивления отнес к очередному известному ему языку – немецкому, — я не вижу у вас никаких проблем с сердцебиением и давлением. С легкими также все в порядке. Легкой утомляющей температуры по вечерам не случается? Кашель не беспокоит? Прекрасно. Признаков чахотки у вас я тоже не нахожу. Я бы предположил, что с вашем здоровьем все очень даже хорошо. Да, еще один вопрос по… женской части… — Он заколебался и кинул на Олега неуверенный взгляд.

— Спрашивайте, доктор, — рассеяла его сомнения Оксана. — У меня от брата нет тайн.

Доктор хмыкнул.

— Ну хорошо, милая фройляйн. Не случалось ли у вас в последнее время задержек месячных кровотечений?

— Что? — удивилась Оксана. — Простите, вы о чем?

Доктор посмотрел на нее с не меньшим изумлением.

— Месячных кровотечений, — повторил он едва ли не по слогам. — Periodenblutung. Регулярных женских недомоганий.

Олег и Оксана переглянулись.

— Погодите, доктор, — Олег потер лоб. — Если я правильно вас понял, у нее должны быть регулярные кровотечения? Э-э-э… судя по контексту, из матки, да? Но почему?

Доктор дико поглядел на него, но тут же взял себя в руки.

— Наука полагает, что данный процесс связан с регулярной овуляцией женских клеток. Неоплодотворенная клетка, покинув яичники, какое-то время остается… — он опять замялся, но продолжил: — Остается в матке, а потом, если не произошло оплодотворения, выбрасывается из нее вместе с некоторым количеством крови и отмерших тканей. Впрочем, на данный счет есть разные мнения. Мнэ-э… фройляйн, разве у вас никогда в жизни не случалось ничего подобного?

Ольга испуганно помотала головой. Олег понял, что пора закруглять разговор. Дискутировать на тему сумасшедшей физиологии местных женщин ему совершенно не хотелось. Вводить же еще одного врача в курс новейшей истории межмировых отношений явно не стоило: список московских психушек наверняка не ограничивался клиникой Болотова.

— Видите ли, доктор, — он поспешил перехватить инициативу, — у моей сестры действительно никогда не происходило кровотечений. Она… э-э-э… с детства ими не страдала. И… э-э-э… все врачи говорили, что у нее такая особенность. Организма. Да, особенность организма.

— Простите, не верю, — покачал головой доктор. — Фройляйн Оксана, я должен настоять на вашем осмотре. Герр Кислицын, не могли бы вы подождать в приемной? Фройляйн, пройдите за ширму.

На сей раз в голосе доктора прозвучала такая властность, что Олег только пожал плечами и вышел, прикрыв за собой дверь. Не устраивать же скандал, в самом деле?

После осмотра врач разрешил Оксане одеться, сам же сел за стол и что-то начал быстро писать на чистом листе бумаги, изредка обмакивая перо в чернильницу. Девушка еще ни разу не наблюдала воочию настолько странный и наверняка неудобный процесс, но у доктора выходило так ловко, что она невольно засмотрелась. А потому следующий вопрос застал ее врасплох.

— Что, простите? — переспросила она, отвлекаясь от созерцания.

— Фройляйн Оксана, вы не девственница. Вы ведь уже были с мужчиной, не так ли?

— А, ну да, конечно, — легкомысленно согласилась она. — Я ж не школьница сопливая.

Доктор слегка нахмурил брови.

— Фройляйн, я попрошу вас говорить со мной совершенно откровенно. Я обещаю, что все ваши ответы защищены врачебной тайной и никогда не выйдут за пределы моего кабинета. Я даже не стану читать вам морали на тему недостойного поведения. Ваши искренние ответы чрезвычайно важны для меня… и не только для меня, для всей науки. Полагаю, в вашем лице мы имеем дело с совершенно уникальным случаем. Вы согласны отвечать?

— Ну… да, — удивленная девушка подняла на него взгляд. — Нет проблем. Спрашивайте.

— Очень хорошо. Итак, милая фройляйн, вы утверждаете, что никогда не испытывали регулярных женских недомоганий? Ни в девичьем возрасте, ни позже?

— Да.

— И вы были с мужчинами? Один раз или больше?

— Больше, — пожала плечами девушка. — И даже не с одним.

— И ни разу не забеременели?

— Ну… — Оксана покраснела. — Залетела три года назад по собственной глупости. Молодая дура-первокурсница, сами понимаете. Знаете, когда в институт поступаешь, так… такое чувство свободы охватывает! А он на пятом учился. Такой обаятельный мальчик… Ну, в общем, расслабилась невовремя, и…

— Так. Фройляйн, я не стану донимать вас вопросами о том, в какой именно институт… наверное, вы имеете в виду Высшие женские курсы?.. или нет?.. в общем, куда вы поступали и чему учились. Не стану также спрашивать вас о результате ваших отношений с тем молодым человеком. Наверняка он вас бросил, как только узнал о беременности. Но скажите, вы родили здорового ребенка?

— Во-первых, я его бросила, а не он меня, — Оксана гордо вздернула носик. — Этот подонок… Неважно. Все мужики – козлы, когда до разговоров о семье доходит! Во-вторых, разумеется, я не стала рожать. На втором месяце сбросила.

— Сбросили, вот как? — медленно проговорил доктор. — Ох, фройляйн, и задали же вы мне задачу! Ваш рассказ подтверждает данные осмотра – вы совершенно здоровая молодая женщина с ненарушенной детородной функцией. С другой стороны, отсутствие менструаций… черт знает что? Hol’s der Teufel! Знаете что? Вы ведь не хотите неприятностей со стороны полиции? Не забывайте, аборт до сих пор остается уголовно наказуемым деянием. Давайте вы больше никому и никогда не скажете про то, что вы его сделали, а я… Я забуду о том, что вы сказали. И в дальнейшем постарайтесь иметь дело с мужчинами поаккуратнее. Ведь ваш спутник на самом деле не брат вам?

Оксана ощутимо вздрогнула. Доктор отечески усмехнулся.

— Не волнуйтесь, любезная фройляйн. Я слишком много на своем веку повидал мужчин, неаккуратно сделавших ребенка своей любовнице. Уже то, как он беспокоится за вас, говорит в его пользу. Скажите, вы его любите?

— Не знаю… Еще не знаю.

— Постарайтесь разобраться в своих чувствах, фройляйн. Но мой вам совет – ловите момент и выходите за него замуж. И, сверх того, вам, похоже, следует узнать побольше о методах контрацепции, позволяющих избегать нежелательной беременности.

— Чего? — опять удивилась Оксана. — Как – нежелательной?

— Ну, вот как вы уже забеременели, — пояснил доктор Раммштайн, разглядывая пациентку. В его взгляде появилось что-то странное.

— Не понимаю, — призналась Оксана. — Как беременность может оказаться нежелательной? Ведь женщина может зачать, только если действительно захочет. Ну, или если расслабилась не вовремя. Ой… я имею в виду, я так думаю…

— Вы неправильно думаете, — медленно произнес доктор, снимая пенсне. — Или же неправильно думаю я. Не понимаю, — резко сказал он внезапно. — У меня такое странное ощущение, фройляйн, что я имею дело с существом из иного мира. Нет-нет-нет! — запротестовал он, приняв испуганное движение Оксаны за возмущение. — Я не хотел вас обидеть, честное слово. Э-э-э… вы знаете, что такое венерические болезни? Передающиеся половым путем при… любви с мужчиной?

— Нет, — с упавшим сердцем сообщила девушка. Она чувствовала, что Россия нравится ей все меньше и меньше. — У нас… Ну, там, откуда я приехала, ничего такого нет.

— И откуда же вы приехали? — в упор спросил ее врач. Сердце Оксаны провалилось в пятки.

— Каменск Екатеринбургского уезда… — прошептала она неуверенно.

— Никогда не слышал! — отрезал доктор. Тут на его столе громко зазвонил смешной формы телефон, и Раммштайн раздраженно сорвал трубку.

— Ja! — громко сказал он по-немецки. — Нет, не могу. Я задерживаюсь. Отмените встречу. У меня совершенно уникальный случай… Нет, пока не могу говорить. До встречи, — он брякнул трубку о рычаг и повернулся к Оксане.

— Уникальный случай – вы обо мне? — переспросила она на том же языке, невинно хлопая глазами.

— Вы говорите по-немецки? — удивился доктор. — Впрочем, неважно. Фройляйн, я очень прошу вас дать согласие тщательно изучить ваш организм. Ваш случай действительно уникален, он разрушает все современные теории… Неважно. Я даже готов заплатить вам за доставленные неприятности. Скажем… сто рублей?

— Вот еще! — фыркнула Оксана по-русски. — Хотя… погодите, я должна спросить брата… Олега.

Когда грызущий от волнения ногти Олег предстал перед доктором и услышал предложение, он почувствовал только безнадежность. Ситуация еще более ухудшилась. Похоже, скоро они с Оксаной смогут с чистой совестью нацепить на себя плакаты с надписью «Инопланетянин» и бродить в таком виде по улицам. Все равно не окажется ни для кого новостью. И ведь наверняка сюрпризец – не единственный из области медицины и физиологии! Как, например, обстоит дело с местными заболеваниями и какие меры предосторожности от них следует предпринимать? Каждый дитенок в Ростании старше двух лет знает, например, что несмотря на изумительный вкус нельзя есть даже спелые ягоды маха, растущего на каждом втором газоне, чтобы не заполучить недельный понос. Интересно, что такого знает каждый двухлетний дитенок в России, чего не знает он? Блин… И еще одно очень неприятное следствие: получается, что ни один врач в случае чего не сможет их вылечить даже от простейшего насморка. А то и угробит самым примитивным лечением. Как хорошо, что Болотов не давал мне никаких лекарств, кроме успокаивающих! И как хорошо, что они успокоили меня не навсегда…

Нет, над медицинскими проблемами придется думать позже. Сейчас следует отделаться от доктора.

— Видите ли, герр Раммштайн, — осторожно начал он, — мне следует тщательно обсудить с сестрой ситуацию. Сами понимаете, что становиться подопытной белой мышью – весьма неприятно, так что…

— О, я понимаю! — с энтузиазмом воскликнул доктор. — Я очень прекрасно вас понимаю! — От волнения немецкий акцент прорезался еще сильнее, и врач даже начал коверкать русский язык, которым владел в совершенстве. — Я готов ждать, и мое предложение об оплате остается в силе. Я быть готов заверить вас, фройляйн, что все станет в высшей степени деликатно, — он снова сбился на немецкий. — Наука должна получить полные данные о вашем уникальном случае, да!

— Да-да, хорошо, — поспешно согласился Олег. — Но сейчас нам пора. Сколько мы вам должны…

— Пустое! — отмахнулся доктор. — Графиня Сапарская обещала покрыть расходы. Но я в любом случае не собираюсь брать с вас денег за визит. Такой случай, о,какой случай, Mein Gott!..

Олег поколебался. Своим энтузиазмом доктор мог оказать ему дурную услугу. Если поползут слухи…

— Скажите, герр Раммштайн, — задумчиво спросил он. — Вы знакомы с доктором Болотовым?

— Болотовым? — переспросил доктор. — Болотов, Болотов… Да, кажется, слышал. Но если речь о человеке, о котором я думаю, то мы с ним не знакомы лично. Он специализируется на душевных заболеваниях и почти не ведет общей практики.

— Иногда ведет, — усмехнулся Олег. — Когда у Оксаны… хм… впервые случился приступ болезни, именно он ее осматривал. Возможно, он даст вам какие-то существенные детали, касающиеся ее состояния.

Возможно, про себя мрачно подумал он, Болотов убедит тебя в том, что мы – пара сумасшедших, к чьим словам прислушиваться не следует. Или хотя бы в том, что следует держать язык за зубами. И в любом случае следует проконсультироваться с Зубатовым. Жить без медицинской поддержки может оказаться очень грустно. Но что за мир такой, где женщины вынуждены ежемесячно переносить кровотечения?

Впрочем, за Оксану он особенно не беспокоился. Весь последний день она выглядела совершенно нормально и не жаловалась ни на головокружение, ни на галлюцинации. Ему даже показалось, что девушка как-то расцвела и похорошела, и даже мышастое глухое платье на ней выглядело как-то по-особенному. Ему вдруг остро захотелось остаться с ней наедине. Усилием воли подавив неуместное возбуждение, он поинтересовался у задумчиво опершегося подбородком о набалдашник трости Крупецкого:

— Скажите, Болеслав Пшемыслович, вы не знаете поблизости от нашего дома приличного ресторанчика? Я все еще толком местность не изучил…

— А то ж! — кивнул филер. — Знаю, конечно. То добже, что вы, пан, спросили. Забегаловки, что поблизости от вас имеются, только и годны тараканов морить. Едем?

— Ты как себя чувствуешь? — осведомился Олег у Оксаны. — Не надоело дома питаться?

— Ну… — та дернула плечом. — Я могу и дома. Чего я в ресторане не видела? И потом, у тебя денег лишних много?

— Местные рестораны куда дешевле, чем у нас. Не волнуйся, раз в неделю мы можем себе позволить выбираться на люди. Ведите нас, пан Крупецкий!

Ресторан располагался в мрачном замусоренном переулке. Олег помог спуститься Оксане и растерянно огляделся по сторонам.

— Вы уверены, что ресторан действительно хороший? — шепотом осведомился он у филера. — А то как-то неуютно здесь…

— Ну, не все же русским поляков в болота заводить, — усмехнулся тот. Очевидно, имелась в виду какая-то местная шутка. — Иногда и полякам отыграться можно. Не волнуйтесь, пан Кислицын, все в порядке.

Все действительно оказалось в порядке. Негромкие приглушенные голоса посетителей, чистые лавки, столы, накрытые белыми скатертями… Шика в заведении не чувствовалось, но еда оказалась выше всяких похвал. Жареный поросячий бок Олег уплетал с таким аппетитом, что Оксана даже незаметно толкнула его в бок.

Насытившись, Олег пристал к Крупецкому, расспрашивая насчет местных верований. Тот, казалось, весьма удивился необразованности подопечного и на вопросы отвечал немногословно. Во всяком случае, внятного объяснения, чем же так существенно отличаются православные от католиков, Олег не получил. Не считать же, в конце концов, принципиальным отличием способ изображать богов – статуями или картинками, или направление крестообразного магического жеста? Впрочем, после того, как Крупецкий случайно обронил несколько слов о патриархе и папе, все более-менее прояснилось. Похоже, что, как и известные Олегу по своему миру религии, организованное христианство стремилось в первую очередь заполучить власть над верующими, а потому вопрос о том, кто самый главный начальник, неизбежно оказывался важнее всех прочих.

Бывший Нарпред хмыкнул. Знакомое дело. Судя по обмолвкам Зубатова и вытянутым из Крупецкого сведениям, православная церковь являлась в стране еще одной ветвью власти. Факт следовало учесть… для чего? Олег попытался выстроить в голове общую схему государственного устройства Российской Империи. Император, дворянство, церковь… Картинка вырисовывалась не то, чтобы совсем уж четкая и стройная, но более-менее понятная. Становились ясными и сильные и слабые стороны подобного строя. Последних, похоже, имелось куда больше – огромная империя просто не могла управляться таким негибким способом. В его мире проблему отчетливо продемонстрировала Вторая революция. Здесь же дело шло к тому, что успешной может оказаться уже первая, и она не за горами. Олег хмыкнул еще раз. Похоже, действительно настало время перестать изображать из себя слепого кутенка и переставать тыкаться куда попало. Следовало продумать, на чьей стороне хочет оказаться он, бывший Народный Председатель Народной Республики Ростания, в заваривающейся каше, и что ему должно делать.

Впрочем, решать вопрос здесь и сейчас он не собирался. Для начала следовало еще с месяц повариться в местной каше и окончательно разобраться в ситуации. А пока… Пока от скуки умирать ему явно не придется. Интересно, где же все-таки можно найти воздухонепроницаемую ткань и что такое «каучук»?

15 сентября 1905 г. Москва, явочная квартира в Марьиной роще

— Зиновий? В такое время? — человек, открывший дверь, явно встревожился, увидев товарища в неурочный час. — Что случилось?

— Снова типография, Саша… — выдохнул Зиновий Литвин, известный соратникам по кличке «Седой», протискиваясь в неширокую щель. — Сегодня ночью… Полиция накрыла явку в Яме, арестованы трое, захвачен набор брошюры – его даже не успели рассыпать, а также полсотни отпечатанных экземпляров.

— Черт возьми! — выругался Александр Грязин, в партийной жизни – товарищ Худой. — Что Доссер?

— Леший цел, — Литвин рухнул на стул и тяжело, с хрипом задышал. — Как раз накануне отлучился, понес прокламации в тайник. Он мне и сообщил, когда по возвращении чуть не вляпался жандармам в лапы.

— Вторая за два дня, — скривился Грязин, тщательно задергивая шторы, попутно осматриваясь. По тихой улочке в позднее время никто не ходил, но рисковать не стоило. Да и насчет филеров лишний раз проверить никогда не мешало. — Ох, Зиновий, кто-то стучит. Кто-то из наших на самом деле провокатор. Нужно срочно что-то делать.

— У тебя есть кто-то на подозрении?

— Нет. Хотя Леший отлучился на удивление удачно…

— Ой, да брось, Сашка, — отмахнулся Литвин. — Я его много лет знаю. Он товарищ надежный, не предаст. Поверь моему опыту – не из старых товарищей провокатор. Кто-то из новичков, а то и просто чей-то знакомый, заметивший что-то подозрительное и решивший подзаработать сребренников. Плохо у нас с конспирацией, очень плохо.

— Видимо, да, — сумрачно согласился Грязин, присаживаясь на второй стул. — Нужно тщательнее относиться к вопросу. Боюсь, у многих началась преждевременная эйфория, люди разболтались. Если и дальше так дело пойдет, окончательно расслабимся и попадем в лапы жандармов тепленькими. Но какая же все-таки сволочь Зубатов, какой сукин сын! Помнишь, как все радовались, когда его поперли с поста директора Охранки? И как только выкрутился, как вернулся? Ох, следовало его ликвидировать, пока имелась возможность!

— Задним умом все крепки, — пожал плечами Литвин. Он уже слегка отдышался, взгляд снова приобрел обычную прищуренную твердость. — Но сейчас ничего не попишешь. Он без охраны на улице не появляется, а в конспирации не меньше нашего понимает. Нет, нужно форсировать события, причем срочно. Что у нас запланировано помимо Миусской трамвайной подстанции?

— Забастовка типографов намечена на двадцать первое сентября, можно ускорить. В Орехово-Зуево не сегодня-завтра народ поднимется на забастовку, товарищи работают. А подстанция когда? Я не в курсе, у меня другие заботы.

— На двадцатое наметили. Нужно кое-что организовать. Хотя… и там на два-три дня ускорить можно. Я займусь. Типографов нужно ускорить обязательно. Устроим полиции такую веселую жизнь, чтобы ей совершенно не до нас стало.

— Ускорим, не проблема. Но этого мало. Мелочами мы не слишком отвлечем от себя внимание. По крайней мере, Охранка от нас не отстанет, филеров демонстрации разгонять не посылают. Нам отчаянно не хватает массовости, не хватает крови, чтобы людей поднимать. Что с тюрьмой?

— С тюрьмой? — Литвин почесал в затылке. — С тюрьмой пока сложно. Сознательных рабочих мало, прочие не хотят освобождать никаких заключенных. Только о себе думают. Но работаем. Вообще, Саша, не нравится мне твоя затея. Сколько народу положим, а?

— Революции не делаются бескровно, — скривился Грязин. — Ты, Зиня, хоть и проверенный товарищ, а иногда словно чистоплюй-белоручка рассуждаешь. «Умрешь не даром, дело прочно, когда под ним струится кровь» – забыл? Несколько десятков трупов рабочих станут краеугольным камнем в фундаменте нашей революции. Народ, наконец, осознает сущность царского режима…

— Ой, да брось ты! — сплюнул Литвин. — Не на митинге. Сам все знаю. Но самолично отправлять народ под казацкие сабли и пули все же как-то не по-людски. Ну ладно, давно все решено и заметано. На восемнадцатое октября планировали, сильно ускорить не удастся. На неделю, максимум на десять дней можно сдвинуть, но и то не факт.

— Ну, и за то спасибо – кивнул товарищ Худой. — Слушай, ты уверен, что за тобой хвост не увязался?

— Не маленький! — обиделся Литвин. — Я, между прочим, от слежки уходил, когда ты еще и о партии-то не слышал. Нет никакого хвоста.

— Ну ладно, ладно! — закивал тот. — Тогда нужно сделать вот еще что…

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…И тут Ройко Джонсон вспомнил о своих старых разработках. К тому времени он оставался человеком лишь наполовину. Из-за несчастного случая он потерял обе ноги, левую руку и значительную часть торса. Еще за двадцать лет до того подобные раны оказались бы смертельными, но, к счастью, последним рейсом из метрополии на «Эдельвейс» прибыли новейшие протезирующие установки, способные почти без ущерба для функциональности заменить любую, если не считать головного мозга, часть тела. Головной мозг в теле киборга все еще оставался экзотикой, но такое решение было технически возможным. Однако Ройко оно не устраивало. Головной мозг, состоящий из биологической ткани, писал он в своих «Перспективах», слишком непрочен и легко гибнет под воздействием внешних факторов. Он требует громоздких, неудобных и ненадежных систем жизнеобеспечения, привязывающих всю конструкцию к стационарным установкам, а также постоянного биохимического питания. Он не выдерживает ни перегрузок, ни перепада температур, ни агрессивной внешней среды, и даже кибернетическое тело чоки не в состоянии охранить его от всех опасностей. И еще он стареет.

Исследования показывали, что хирн-чоки – искусственные тела, поддерживающие существование живого мозга – могли жить существенно дольше за счет более медленного старения мозга по сравнению с прочими частями тела. Однако желающих пересадить свой мозг в механическую конструкцию даже и на Земле попадалось крайне мало. В основном на такое соглашались безнадежные инвалиды да законченные технофаны. В любом варианте пересадка мозга не решала проблемы старения и смерти биологических тканей. И Ройко сделал вывод: проблему требуется решать радикально. Человеческой личности требовался новый носитель, и таковой следовало изобрести как можно быстрее.

На создание искусственного твердотельного мозга, способного адекватно поддерживать функционирование человеческой психоматрицы, ушло пятнадцать лет, в течение которых живое население станций сократилось еще на треть. Однако в конце концов благодаря объединенным усилиям энтузиастов исследования завершились успешно.

В окончательном варианте человеку требовалось провести несколько месяцев в коконе, фиксировавшем «ветер в листве», как Ройко поэтически окрестил мыслительные процессы человека. «…по фотографиям дерева мы не сможем создать его точную модель, — писал ученый в одной из статей, — поскольку статичное изображение кроны не дает возможности понять степени свободы каждого отдельного листа и ветки. Мы можем точно воспроизвести внешний вид каждого элемента, но не сможем понять, каким образом он движется под порывами ветра. В результате смоделированное дерево окажется очень похоже на оригинал, но, тем не менее, будет иметь с ним мало общего. Единственный доступный нам сегодня точный способ – разместить видеокамеры во всех возможных точках наблюдения и на основе отснятого материала строить максимально точные модели колебаний каждого листа, самого по себе и в сочетании с соседними…» Создаваемый в результате процесса слепок психоматрицы поддавался переносу на твердотельный носитель без, как предполагалось, заметного ущерба для личности.

Эксперименты дали блестящие результаты. Ройко стал первым человеком, полностью утратившим биологические ткани. За ним последовали другие. Ушло определенное время на то, чтобы адаптировать существующие технологии производства чоки-тел под новые сенсорные матрицы, но здесь уже не требовались технологические прорывы.

И тридцать шесть лет спустя после Катастрофы человек без скафандра впервые вступил на поверхность планеты.

Чужой планеты.

Далеко не все люди и искины благосклонно отнеслись к идее замены живого тела на чоки. Кто-то указывал на объективные недостатки: хотя новые тела обеспечивали почти полный спектр ощущений, даваемый живым телом, это «почти» многим казалось достаточно серьезным поводом отказаться от миграции. Кто-то (в основном искины) опасался непредсказуемых последствий в долгосрочной перспективе, в первую очередь – утрату ценнейших для искинов творческих качеств человеческого мышления. Но как бы то ни было, рискнувших сменить тело оказалось достаточно. В конечном итоге искинов склонил на сторону новых технологий тот факт, что новые носители сознания позволяли на порядок повысить скорость и качество обмена информацией между человеком и внешними устройствами. А люди… людям просто не хотелось умирать.

Параллельно стабилизация производственного цикла на станциях позволила, наконец, изыскать ресурсы на отправку исследовательских экспедиций в метрополию. И вскоре первые транспорты с экипажами из искинов и сменивших тела людей ушли к Солнечной системе на разгонных двигателях…

16 сентября 1905 г. Орехово-Зуевские мануфактуры

Пролетку остановили, когда до ворот осталось с полсотни метров. Гул толпы долетал и сюда, разрезаемый частым свистом и выкриками. Моросил холодный дождик, и молодой казак в заляпанном грязью мундире выглядел злым и усталым.

— На вашем месте, господа, я бы туда не совался, — охрипшим голосом сообщил он. — Там бунт. Побьют, а экипаж перевернут. Вон, управляющий попытался проехать, да едва сам ноги унес, в конторе забаррикадировался. Так что лучше поворачивайте.

Олег привстал и вгляделся в ворота. За ними ворочалась темная человеческая масса, оттесняемая конными. Догорающая с немилосердным чадом деревянная конструкция, замеченная им издали, оказалась остатками некогда элегантного кабриолета. Рядом валялась мертвая лошадь.

— Пся крев! — ругнулся рядом Крупецкий. — Опять бунтуют. Что сегодня, корнет?

— Да кто их разберет! — сплюнул казак. — Не разобрать толком. «Коты» пьяные верховодят. Камнями швыряют, стрельнули вот из револьвера, Мишку подранили. Ротмистр насилу ребят удержал, чтобы шашками смутьянов рубить не начали. Поворачивайте, судари, Христом-богом прошу. Нечего вам тут делать. Все равно начальство все разбежалось аль по щелям забилось.

— Ну что, барин, вертать взад? — простуженно спросил извозчик, поворачиваясь на козлах. — Вот ведь история какая!

— Разворачивай коляску, — сквозь зубы буркнул Олег, легко выпрыгивая на землю. — Разворачивай, но стой на месте. Охранное отделение! — бросил он открывшему рот казаку, и тот осекся. — Болеслав Пшемыслович, сидите здесь.

— Чтобы пан Зубатов с меня голову снял, коли что? — набычился тот, выбираясь вслед за Олегом. — Куда вы, пан Кислицын? Правильно вам говорят – побьют, а то и вовсе убьют. Кто ж в такую толпу суется? Да и что вам там трэба?

— Болеслав Пшемыслович, — резко обернулся к нему Олег, — извольте выполнять приказ. Я не собираюсь соваться в пекло, но мне нужно посмотреть поближе. Да и вы в случае чего меня от толпы не спасете. Не волнуйтесь, я неплохо бегаю. Сядьте в коляску и приготовьтесь сматываться. Вы! — повернулся он к казаку. — Следуйте за мной. Господин Крупецкий присмотрит, чтобы никто не проехал без надобности.

Не обращая более внимания на изумленно застывшего филера, он повернулся и зашагал к воротам. Корнет, поколебавшись и бросив неуверенный взгляд на Крупецкого, двинул лошадь вслед неторопливым шагом.

Олег чувствовал, как внутри поднимается давно забытая волна. Уже не в первый раз он оказывается перед разгоряченной толпой, и не в первый раз что-то внутри подхватывает его и несет вперед, вперед, вперед, не давая остановиться и задуматься, что же именно он собирается делать и чего хочет добиться. Пан или пропал! Но сейчас откуда-то он твердо знал: от того, что он увидит и поймет сегодня, может зависеть его дальнейшая судьба.

— Корнет! — рявкнул над ухом густой бас. — Что здесь делает штатский? Почему пропустили?

Грузный седоусый казак с нагайкой в руке разъяренно навис над ним, сидя на огромной лошади, каких Олег еще не видел. Судя по цацкам на мундире, на него налетел какой-то высокий чин.

— Господин ротмистр… — неуверенно начал корнет, но Олег перебил его.

— Московское охранное отделение! — твердо сказал он грозному начальству. — Я Кислицын Олег Захарович, чиновник для особых поручений. Что здесь происходит? Доложите обстановку, — краем глаза он заметил, как сзади набегает отошедший от столбняка Крупецкий, и отмахнулся от него. — Почему бунт? Доклад по форме!

— Э-э-э… — Ротмистр явно опешил, но тут же взял в себя в руки. — Да, ваше высокоблагородие, простите, что не признал… — Он неуверенно вгляделся в лицо Олега, словно пытаясь узнать его, но тут же сдался. — Докладываю. Сегодня утром поступило сообщение, что на мануфактурах в очередной раз взбунтовались рабочие, толпы собираются во дворах и отказываются приступать к работе. По тревоге подняты и отправлены сюда четыре сотни казаков Семнадцатого полка под моим командованием. Первая полусотня перед вами, остальные блокируют другие мануфактуры, но там толпы куда меньше. Здесь главная буча. Нескольких мастеров на тачках вывезли – это они так свою злобу к ним выражают, стекла побили, шинки вот по соседству разграбили, водки да вина унесли черт знает сколько. Фабричный инспектор появлялся, успокаивал, так чуть не побили. Уехал восвояси…

— Ваши приказы?

— Рассеять толпу, прекратить беспорядки, не допустить ущерба имуществу, по возможности избегать кровопролития. Оказать посильную помощь администрации в восстановлении порядка.

— И как успехи? — осведомился Олег, окидывая огромный двор взглядом. Толпа шумела в двух десятках метров, доносились отдельные неразборчивые выкрики. В оконных проемах кое-где торчали уродливые осколки мутного стекла, валялся на земле разнообразный мусор. Несколько высоких труб уныло испускали едва заметные струйки дыма: похоже, паровые машины, приводящие в действие ткацкие станки, не работали.

— Так себе успехи, — вздохнул ротмистр. — Избегать кровопролития и одновременно рассеять толпу не получится. Пока она довольно мирная, но расходиться люди отказываются. Рано или поздно схлестнемся, никуда не деться. Вон, одного моего человека уже подстрелили, так насилу удержал ребят. Так что придется или огонь открывать и лошадьми давить, или отходить. Отправил я вестового за новыми приказами, так он еще когда вернется…

— Кто подзуживает людей, заметить сумели? — Олег пристально вгляделся в рабочих. Большинство носило типичную одежду – картузы, подпоясанные ремнем косоворотки из темного ситца, темные же заправленные в грубые сапоги брюки, пиджаки или жилетки… Мелькавшие тут и там женщины носили ситцевые же сарафаны и кофты, укутывали головы в платки. Но отдельные группы явно выделялись на общем фоне – некоторые в живописнейшем рванье, некоторые, наоборот, в явно дорогих гражданских шинелях и блестящих сапогах. Отирались рядом подозрительные дамочки в открытых платьях с претензией на роскошь, но изрядно замусоленных и грязных, по манерам – типичные уличные проститутки. На глазах Олега один из оборванцев подхватил с земли камень и, особо не целясь, запустил его в сторону казаков. Один из них шарахнулся в сторону, разгоряченная лошадь загарцевала на месте, едва не сбросив всадника. Группа из трех или четырех личностей, к которой принадлежал оборванец, громко загоготала и тут же ловко растворилась в толпе, едва двое казаков грозно двинули вперед своих лошадей.

— «Коты», мразь подзаборная! — рыкнул ротмистр, проследив, куда смотрит Олег. — Сутенеры, торгуют бабами и водкой прямо среди бела дня. Всех бы на осину, да ведь поди поймай! Администрация, понимаешь, развела бардак на мануфактурах, а теперь чуть что – войска вызывает. Они, они, сволочи, и из револьверов стреляют, и камнями швыряются, и людей подзуживают беспорядки устраивать!..

— Сомневаюсь, что беспорядки – их рук дело, — хмыкнул Олег. — Зачем им толпу на улицу выводить? Бастующим, небось, плату срежут за невыход на работу, чем они за баб и водку платить станут? Нет, должны быть другие, кто не на самом виду. Скажите, ротмистр, как бы мне с людьми поговорить? Нужен мегафон.

— Мегафон? — не понял казак.

— Ну, что-то, чтобы мой голос лучше слышали, — пояснил Олег. — Иначе не перекричать мне всех разом.

— А, рупор! — понял ротмистр. — Сейчас найдем.

Он подозвал к себе одного из казаков и негромко что-то приказал. Тот кивнул и галопом унесся куда-то в сторону. Менее чем через минуту он вернулся и протянул Олегу большой жестяной конус с ручкой. Тот озадаченно покрутил его в руках, заметил на узкой стороне что-то вроде нагубника и пожал плечами. За неимением лучшего…

— Отведите своих людей назад, — приказал он ротмистру. — Мне нужно, чтобы они не вертелись между мной и людьми. Господин Крупецкий, я, кажется, приказал вам оставаться возле коляски. В первый раз прощаю, но если сунетесь за мной еще раз – уволю нахрен.

И он решительно направился к грубому невысокому помосту, служившему для непонятно какой цели, но возвышавшемуся над землей примерно на метр. Для его целей он более чем подходил. Казаки, повинуясь сигналу корнета, подали лошадей назад.

Взобравшись на помост по грубым скрипучим ступеням, Олег огляделся. Кое-кто из рабочих заинтересованно повернулся в его сторону, но большинство не обращало на него ровно никакого внимания. Ну что же…

Вложив два пальца в рот, он оглушительно свистнул. Сделав паузу, свистнул еще раз. На сей раз к нему повернулись практически все, общий гул утих почти полностью.

— Интересно, чем вам лошадь-то не угодила? — громко сказал Олег в рупор. — Ну ладно, коляску сожгли, а животину-то за что убили?

Толпа отозвалась недоуменным шумом.

— Поделом управляющему! — крикнул кто-то неразличимый. — Кровопийца!

— Похоже, ваш управляющий такая скотина, что вы его уже и с лошадьми путаете, а? — усмехнулся Олег. До него донеслись отдельные смешки. Похоже, внимание людей оказалось завоевано. — Сочувствую. Однако же не для того вы на улицу вышли, чтобы заставить начальство пешком ходить, как я понимаю. Чего вы хотите, можете внятно озвучить?

— А ты кто такой? — пьяный выкрик долетел слева. Олег повернулся, вглядываясь. Ну конечно. Один из «котов». — Ты че, нам денег принес?

— А ты всех рабочих представляешь? — поинтересовался Олег в рупор. — Что-то не кажется мне, что ты в своей жизни хоть день за станком простоял. По-моему, ты просто сявка подзаборная, ни копейки честным трудом в жизни не заработавший. Эй, господа хорошие! Найдется среди вас кто-то, кто от имени всех сказать может?

— Смотри-ка ты! — зареготали еще несколько оборванцев. — Ребята, слышь, белоручка говорит, что мы ни копейки не заработали! А сам-то как сыр в масле катается, нашей кровушки попив!

Над ухом пролетел камень. Олег вздохнул, уронил рупор и спрыгнул с помоста. Несколькими стремительными шагами преодолев расстояние до оборванцев, он сходу свалил одного прямым ударом в челюсть. Пока остальные изумленно таращились на него, не понимая, что происходит, он выдернул из толпы особо колоритного «кота» в состоящем из одних дыр зипуне, от которого за версту несло винищем, завернул ему руку в болевой захват и, не давая опомниться, потащил к помосту. Толпа настороженно молчала.

Загнав оборванца на всеобщее рассмотрение – тот растерянно заозирался по сторонам, кажется, не понимая, как он сюда попал – Олег снова подхватил рупор.

— Ну, господа хорошие, — язвительно спросил он, — хотите, чтобы он говорил от вашего имени? Как думаете, какие требования он может огласить? Побольше водки, и бесплатно? Я-то думал, что вам семьи кормить надо, но ежели водка устроит…

— Долой чиновников! — выкрикнул кто-то из толпы. — Да здравствует революция! Товарищи, все вместе сомнем казаков и этого эксплуататора! Ура!

Толпа угрожающе шевельнулась.

— А, то есть смять казаков – ваша единственная задача, — разочарованно сказал Олег. — Ну, тогда валяйте. А я пойду, мне в войнушку играть неинтересно.

— Тихо всем! — рыкнул вытолкавшийся из толпы здоровый детина с густой черной бородой и мрачным взглядом. — Послушаем, что нам скажет чистенький господин. Ну, говори!

— Что говорить? — удивился Олег. — Я ожидал, что вы для начала мне что-то скажете. Я, конечно, могу объяснить, почему лошадей убивать нехорошо, но вы-то, верно, не того ждете. Так что валяйте, я слушаю.

И тут в мозгах оборванца что-то щелкнуло. Издав угрожающий пьяный вопль, он выхватил откуда-то нож и замахнулся на Олега. Рефлекс у того сработал автоматически. Рванувшись вперед и блокировав запястьем руку с занесенным оружием, он дал противнику подножку и с силой толкнул его в грудь. С воплем пьянчуга опрокинулся на спину и шлепнулся с помоста на землю. Нож отлетел бородачу под ноги. Тот взглянул на него, потом на Олега и слегка усмехнулся. Кажется, в его взгляде мелькнуло невольное уважение.

— Хорошо дерется… — вполголоса прокомментировал ротмистр, обращаясь к Крупецкому. — В первый раз вижу, чтобы у человека и язык был подвешен, и драться он умел. Хороших людей Зубатов себе подбирает.

Крупецкий задумчиво взглянул на казака, но промолчал.

— Ну так я слушаю ваши требования! — произнес Олег. Его тон изменился, из развязного стал жестким и требовательным. — Или мне и дальше развлекать вас боксом?

— Не горячись, барин, — спокойно ответил бородач. — Все тебе скажем как на духу. Да только сто раз говорили, и все без толку. Жалованье нам повысить нужно. Гроши платят, детей кормить нечем. Горбатишься по двенадцать часов в цеху, домой на квартиру приходишь – разогнуться не можешь, а там дети грязные орут, народ чуть ли не вповалку по комнатам лежит… — Он махнул рукой. Окружающие поддержали его невнятным гулом.

— Понятно, — кивнул Олег. — Что-то еще?

— Тред-юнион требуем! — упрямо склонил голову бородач. — Хотим, чтобы от мастеров нам защиту дали. Чуть слово не так скажешь – сразу по морде. Ошибешься – штраф. Ладно бы только за пьянство да прогулы штрафовали, так ведь за поломку станка – штраф, за порванную пряжу – тоже, а есть в том твоя вина или нет, никому дела нет. Нельзя так, не по-людски.

— Хорошо. Что еще?

— А что, мало? — удивился тот. — Если ты, барин, все выполнишь, ноги целовать станем. Да только пустое все. Из хозяина лишней копейки не выдавишь. Да еще и расписками для своего магазина жалование выдает в нарушение всех законов. А казаками нас пугать не надо. Мы и так пуганые.

— Казаки вас не тронут! — Олег возвысил голос, надеясь, что ротмистр и в самом деле окажется умным дядькой. — Господа! Теперь мне ясны ваши требования. Я передам их вашему начальству. И не просто передам – заставлю пойти вам навстречу. На сегодня все. Вы можете не возвращаться на работу, объявляется внеочередной выходной. Теперь – разойтись.

Он поставил рупор на помост и спрыгнул на землю. Бородач смотрел на него с непонятным выражением. Олег подошел к нему и оглядел с ног до головы. Да уж, мелькнуло в голове, такого я бы ни ударом в челюсть, ни подножкой не свалил.

— Меня зовут Олегом, — сообщил он. — Пойдем, что ли, пообщаемся в спокойной обстановке. Что ты там про хозяйские расписки для магазина говорил? Да, и скажи людям, чтобы в самом деле расходились по домам. А то, не ровен час, кто-то снова из револьвера стрельнет, и тогда казаки точно не выдержат.

Бородач хмыкнул, отвернулся и что-то шепнул на ухо одному из товарищей. Тот кивнул и нырнул в толпу.

— Твоя правда, барин, — прогудел он. — Побаловали, и хватит. Не боись, сейчас разбредутся. И с «котами» мы разберемся в свой черед, у меня самого на них давно руки чешутся. И сегодня-то они на пустом месте бучу начали, а остальные уж за компанию присоединились. Но вот скажи мне, барин, почему я тебе верю? Впервые в жизни вижу, а верю? Много я говорунов повидал, и с начальством не раз схватывался, но ты какой-то не такой.

— Да уж такой я, внушающий, — усмехнулся Олег. — Тебя звать-то как? Не волнуйся, хозяину не выдам.

— Хозяину? — презрительно прищурился бородач. — Не боюсь я хозяина. За мной правда, а бог завсегда за правду стоит. Мишкой меня кличут. Мишкой Ухватовым.

— Вот и здорово, — одобрил Олег. — Ну что, Михаил, пошли, присядем в тенечке. Потолковать надо по душам, прежде чем я к хозяину вашему пойду. Слушай, а у вас здесь рабочие казармы где? Проводи – хочу посмотреть, как люди живут.

Вокруг медленно рассасывалась толпа.

До хозяйского кабинета Олег добрался только через час. Пройдя через контору в сопровождении Крупецкого, он забарабанил в толстую обитую гранитолем дверь. Вопреки ожиданиям та распахнулась немедленно.

— Что вы себе позволяете! — с места в карьер взвизгнул невысокий растрепанный человечек. — Как вы смеете самоуправствовать на территории моего завода!

— Вы управляющий? — холодно спросил его Олег. — Починков Семен Гаврилович?

— Да, я управляющий! — снова взвизгнул человечек. — А вот кто вы такой, что смеете отдавать приказы моим рабочим?

— Вы сначала научитесь мимо своих рабочих спокойно проезжать так, чтобы вам средство передвижения не курочили, — парировал Олег. — Посторонитесь, пожалуйста, вы дорогу загораживаете.

Управляющий поперхнулся, беспомощно взглянул на Крупецкого, с удовольствием наблюдающего за сценой, и молча сдвинулся в сторону. Олег прошел мимо него, брезгливо осматриваясь. В отличие от конторы Гакенталя, заваленной чертежами и моделями и выдававшей искреннее влечение человека к своему делу, здесь явно пахло махровой канцелярщиной и равнодушием. Сиротские деревянные лавки, грубый колченогий стол, массивный железный шкаф, на грязных окнах – ни занавесочки.

Олег с размаху плюхнулся на стул и иронически посмотрел на багрового хозяина помещения.

— Присаживайтесь, раз уж так получилось, — иронически пригласил он. — В ногах правды нет. Да присаживайтесь же! — добавил он металла в голос.

Несчастный Починков молча повиновался.

— Господин Ковригин, разумеется, не почтил присутствием свои владения, — не то спросил, не то констатировал Олег. Ухватов проинформировал его, что, лишившись повозки, управляющий смог добежать до конторы, а владелец мануфактуры, ехавший следом, развернул коней и сбежал восвояси. Видимо, он и настоял на присылке казаков. Жаль. Давить авторитетом мелкую сошку без толку, но все же лучше, чем ничего. Ну что же, входим в роль Народного Председателя…

Следующие четверть часа он изо всех сил старался убедить незадачливого управляющего в том, что день у того не задался с самого утра и просвета не предвидится до вечера. Среди вмененных тому грехов числились глупость, непредусмотрительность, неумение отдавать приказы, напрасное нервирование рабочих, если не намеренное провоцирование на бунт, а за компанию – еще и подворовывание у хозяина. Последний выстрел наугад попал в цель так основательно, что Олег испугался, что придется везти собеседника в больницу: тот решил изобразить своим лицом грядущий в скором времени постоянный снежный покров и начал судорожно хватать ртом воздух. С опозданием Олег сообразил, что Охранное отделение, видимо, пользовалось в его глазах авторитетом немногим меньшим, чем местный бог, а уж бояться ему явно было чего. В чем Олег, впрочем, и не сомневался.

По окончании распекания управляющий окончательно скис и лишь молча кивал, заранее признавая свою вину. Олег мысленно расслабился. Как хорошо, что «чиновник для особых поручений» звучит много внушительнее «мальчика на побегушках», каковой должность на деле и являлась! Вот теперь можно и к делу приступить. В конце концов, не бунты же успокаивать он сюда ехал!

— Надеюсь, вы сделаете выводы из ситуации, — внушительно сказал он. — Думаю, сейчас Охранное отделение закроет глаза на вашу некомпетентность в надежде, что в будущем вы исправитесь. Полагаю, вы и сами уже догадались, что сегодняшний рабочий день следует оплатить в полном объеме, зачинщиков вы выискивать не станете, а в самом ближайшем времени придется серьезно задуматься над требованиями рабочих. Над теми, разумеется, которые являются более-менее разумными. Разумеется, чернь нужно держать в жесткой узде… — на мгновение он задумался, не является ли слово «чернь» неподходящим, но махнул рукой, — …но и перегибать палку не следует. Я бы порекомендовал начать с пересмотра системы штрафов и некоторого увеличения заработной платы. Опять же, почему в казармах народ вперемешку спит – бабы, мужики, малолетки, все вперемешку? Почему не разделены по комнатам? Исправить в самое ближайшее время. Да, и услышу еще раз, что жалование людям платят не деньгами, а суррогатами – оштрафую по самое не могу. Все понятно?

Починков покорно кивнул.

— Кроме того, у меня к вам еще одно дело, — сказал Олег сурово. — Государственного значения дело, должен заметить. Императорского! Мне потребуется плотная ткань, не пропускающая воздух. Скажем, пропитанная каучуком. Кроме того, нужна и просто цельнокаучуковая материя. Надеюсь, вы знакомы с процессом вулканизации резины?..

Когда пролетка отъехала от ворот мануфактуры метров на сто пятьдесят, Крупецкий, наконец, не выдержал и зареготал во все горло.

— Ну вы, пан Кислицын, сильны! — сквозь смех пробурчал он. — Вам бы генерал-губернатором служить. Эк вы шельму распекли!

Олег хмыкнул. Он прокручивал в уме последние события и чем дальше, тем больше боялся возвращаться в город. Положительно, у Зубатова есть все причины, чтобы просто вышвырнуть его на улицу без выходного пособия. Так нагло прикрываться Охранным отделением! Да уж…

— И толпу вы как-то очень удачно успокоили, — посерьезнел филер. — Видел я раньше такие сборища. Уже не первый год без стрельбы не обходится.

Олег махнул рукой.

— Кажется, я начинаю привыкать, — хмыкнул он. — Случалось раньше…

Он поперхнулся. Внезапно мир каруселью закружился вокруг и потемнел. Он отчаянно пытался вздохнуть, но дыхание перехватил непреодолимый спазм. Он попытался ухватиться за дверцу пролетки, но промахнулся. На мгновение ему показалось, что рука прошла сквозь дерево… и тут все кончилось. Он откинулся на спинку, жадно глотая воздух. Встревоженный Крупецкий склонился к нему.

— Пан Кислицын! — потормошил он Олега за плечо. — Пан Кислицын!..

— Все… в порядке, — выдохнул Олег, закрывая глаза. — Просто голова закружилась. Кажется, я начинаю привыкать и к этому…

В порыве холодного осеннего ветра над пролеткой закружились первые снежинки.

17 сентября 1905 г. Покровская психиатрическая клиника

— Ба! Сколько лет, сколько зим!

Болотов поднялся навстречу стремительно вошедшему в кабинет Вагранову. Старые друзья заключили друг друга в объятия. Потом Вагранов отстранился, критически оглядел доктора и хмыкнул:

— Да, время летит, дружище, и мы явно не молодеем. Сколько лет не виделись? Три года? Четыре?

— Скорее, четыре, — Болотов почесал подбородок. — Ну да, после ужина в «Разгуляе» в девятьсот первом. Ты, кажется, тогда только-только из Самары вернулся и добивался восстановления в должности в своем университете.

— Было дело, — согласился ученый. — Ну, Миша, рассказывай, как жизнь идет… Смотрю, воскресенье, а ты все в своей клинике?

…За окном уже совсем стемнело. Ходики в коридоре пробили восемь. Уютно светила керосиновая лампа на столе, бросая сквозь зеленый абажур пятна на тарелочку с бутербродами, исходил паром маленький самовар. Внезапно Вагранов встрепенулся.

— Знаешь, Миша, хочу спросить тебя об одном человеке. Ты его должен знать.

— Да? — сонно отозвался владелец клиники. — Что за человек?

— Ну… — доцент явно колебался. — Его зовут Кислицын Олег За…

Он осекся, не договорив. Болотов встрепенулся и обратил на него острый, словно бритва, взгляд.

— Откуда ты о нем знаешь? — резко спросил он.

— Ого! — усмехнулся Вагранов. — Ты, похоже, очень даже хорошо его помнишь. Что так встревожился?

Болотов осел назад в глубину своего кресла и нахмурился.

— Сначала объясни, почему спрашиваешь, — сумрачно проговорил он.

— Да как тебе сказать, — Вагранов покрутил в руках пустой стакан с прилипшими ко дну чаинками, пощелкал ногтем по серебряной ложечке. — Понимаешь, я тут с ним некоторое время дело имею. Удивительные вещи человек рассказывает. Не стану вдаваться в подробности, они узкоспециальные, но в других условиях я бы решил, что он – гений. Разумеется, если то, что он рассказывает, окажется правдой. Но он… — Доцент вздохнул. — Не знаю даже, как объяснить. Не стану объяснять, о чем речь – все равно не твоя тема, не поймешь толком. Не суть. Странно, что вроде бы очень специфическими концепциями он владеет, очень нетривиальными, неочевидными, а на простейших конкретных вопросах плывет, как пьяный студент на экзамене. Видел бы ты, как он удивился, когда узнал, что каучук из сока гевеи добывают – дерево такое, в Бразилии растет. Он, видите ли, полагал, что его синтезируют из чего-то там. Удивиться-то удивился, но от своей идеи использовать серу в качестве наполнителя и не подумал отказаться. Обозвал процесс обработки вулканизацией. Откуда термин взялся – не говорит, только плечами пожимает. Где учился – не сознается. Я пытался выяснить, откуда он столько всего знает, но он в ответ только лепечет о научно-популярных журналах, что читал в детстве. Выдает великолепные идеи из области химии, но при том не имеет ни малейшего представления ни об одном ученом, даже о самых выдающихся.

— Так, — кивнул психиатр. — Что-то еще?

— Ну… — Вагранов опять замялся. — Проговорился вот, что с Зубатовым дело имеет. Ну, с тем самым, из Охранки. Сам понимаешь, для меня небезопасно…

— А! — Болотов отхлебнул чаю. — Ты все носишься со своими идеями о несправедливости общества, о его переустройстве, да?

— Да уже не ношусь, — хмыкнул доцент. — Насмотрелся я на некоторых… «товарищей». Не по пути мне с ними. Но сам посуди, ведь нельзя же…

— Стоп! — Болотов помахал рукой в воздухе. — Женя, мы сейчас не о политике разговариваем, ведь верно? Давай в нее не углубляться. Что там еще у тебя насчет Кислицына?

— Ну, все, по большому счету. Человек он вроде неплохой, увлекается сам и умеет людей за собой увлечь. Рассказывает интересно… дружелюбный и какой-то… свой, что ли. Хочется ему верить безоговорочно, какую бы глупость он ни ляпнул. Не знаю, как словами выразить… ну, ты у нас душевед, тебе виднее. Шутит иногда. Да так шутит, что не поймешь – может, и всерьез говорит? Брякнул вот как-то раз, что марсианин или что-то в таком роде. А так вот подумаешь, и непонятно становится – может, и в самом деле марсианин? Прилетел в герметичном цилиндре, как у Уэллса, и теперь ходит тут, высматривает, как бы кровушки нашей пипеткой попить… — Вагранов невесело хмыкнул.

— Понятно, — вздохнул доктор. — А меня-то ты почему расспрашиваешь?

— Он сам тебя упомянул, — пояснил Вагранов. — В том духе, что можно с тобой о нем поговорить.

— Так-так, — покивал Болотов. — Но видишь ли, Женя, тут проблема имеется. Врачебная тайна называется. Я не имею права о нем разговаривать, разве что он лично мне разрешит.

— Черт возьми! — тихо ругнулся доцент. — Что, совсем никак не можешь? Я же говорю – он сам на тебя сослался.

— Я рядом не сидел, — отрицательно качнул головой собеседник.

— Жаль, — Вагранов словно потух. — Я-то надеялся…

— И все-таки – почему ты так живо им интересуешься? — Болотов аккуратно снял пенсне и положил его на стол, потирая усталые глаза пальцами. — Нет, я понимаю, что персона он загадочная, но все же – почему ты не можешь принять его таким, какой он есть? Он не сумасшедший, я тебе как специалист заявляю. Со странностями, да, но мало ли какие у людей странности? Некоторые даже марки коллекционируют.

— Туше, — улыбнулся Вагранов. — Только я их уже не коллекционирую, забросил. Понимаешь, Миша, поначалу все казалось чем-то вроде… ну, если не шутки, то интеллектуальных посиделок. Собраться приятной компанией, потрепаться о том о сем… С ним рядом какой-то прилив энергии ощущаешь, так и хочется чем-то полезным заняться. Но сейчас пришла пора выбирать – действительно ли его идеи стоят того, чтобы в денежные дела влезать, или же он чокнутый, от которого лучше держаться подальше? У меня небольшой капиталец от родителей еще сохранился, и банкротом становиться совсем не хочется. Тем более – других за собой тянуть.

— А у вас с ним и в самом деле серьезные дела закручиваются, — медленно проговорил Болотов. — Когда он у меня лежал, он о наших деньгах ни малейшего представления не имел.

— Да он и сейчас в денежных вопросах как ребенок, — хмыкнул доцент. — Постой! Ты сказал – когда у тебя лежал? Он что, все-таки сумасшедший?

— Проговорился… — с досадой произнес доктор. — Черт! Теперь ты невесть что о нем возомнишь. Ладно, твоя взяла. Придется кое-что рассказать. Началась история месяца полтора назад… Ну да, точно помню – пятого августа неожиданно заявляется ко мне Зубатов. Невздрагивай так сильно. У меня с ним тоже кое-какие контакты имеются. Просил он меня пару раз освидетельствовать бандитов, изображавших из себя сначала идейных борцов, а потом, когда не удалось, сумасшедших. Хороший человек Зубатов, душевный, хоть и жандарм. Ну да не о том речь. Заявляется он ко мне и выводит из коляски странно одетого человека, того самого Кислицына. И просит – мол, не осмотрите ли по старому знакомству господина, вроде бы и не пьян, а чепуху всякую несет. Я согласился – почему бы и нет? Находился Кислицын явно в сильном шоке: пульс как у загнанной лошади, зрачки расширены во всю радужку, мышцы напряжены, ровно у больного столбняком, пару раз на несколько минут сознание терял, нашатырем в чувство приводили… Ну, не стану мучить тебя деталями. Главное, что повторял непрестанно: «Я Народный Председатель, вызовите Бирона».

Болотов отпил глоток изрядно остывшего чая.

— Зубатов предложил мне оставить его на время, а расходы компенсировать за счет Охранного отделения. Я согласился – почему бы и нет? Потом, когда Кислицын пришел в чувство, я несколько раз с ним разговаривал. Он нес все ту же чушь про Народного Председателя, правда, уже куда более осмысленно. Поначалу я полагал, что имею дело с типичным случаем ложной памяти – науке такие случаи хорошо известны – но потом переменил мнение. Понимаешь, сумасшедшие, конструируя в голове картину мира, обязательно противоречат себе, много и по-крупному. Кислицын же… Он не допустил ни одного противоречия, как я ни донимал его каверзными вопросами в течение двух недель. Язык, на котором он временами говорил – никогда такого языка не слышал. И обследования не показали ни малейших признаков сумасшествия, только последствия шока, не более. Можно бы подумать, что он просто прикидывается. Изобрел себе историю – и развлекается. Но почему-то мне так не кажется. Я думаю, он искренне верил в то, что говорил.

— А что за Народный Председатель? — поинтересовался Вагранов.

— А… Он утверждал, что является главой большого государства, называющегося Ростания. Народный Председатель там – название высшего государственного поста. Что-то типа нашего Императора или североамериканского президента. Пожалуй, последнее, поскольку должность выборная. Поначалу я решил, что у него мания величия, но понял, что вряд ли. Кислицын абсолютно адекватен.

— Видел бы ты, как он приказы отдает, — усмехнулся Вагранов. — Ни малейшей тени сомнения в том, что их выполнят. Получается у него совершенно без задней мысли, потом спохватывается и извиняется. Может, все-таки мания?

— Скорее, он все же настоящий Народный Председатель с Марса, — грустно сказал Болотов. — Видишь ли, есть еще кое-что, что не укладывается в схему сумасшествия.

— Например?

— Например, покрой и материал его одежды, в которой его сюда привезли. Я не портной, а то бы рассказал тебе, что и как не так. Видно, что пиджак, но покрой… странный, мягко говоря. Материя совершенно невероятная, от утюга блестеть начинает, словно плавится. Хорошо, Зиночка вовремя сообразила и не стала гладить. Потом, штука, которую он электронными часами называет. Я ее недолго видел, Зубатов с собой забрал, но она же чудо из чудес! Представь – под маленьким стеклышком сами по себе циферки меняются, время показывают. Причем секунды там слегка короче наших.

— Наших? — поднял бровь Вагранов. — Миш, так ты всерьез веришь, что он марсианин?

— Знаешь, Женя, я не имею ни малейшего понятия, во что верить, — вздохнул психиатр. — Временами мне кажется, что я сам сошел с ума. Вот и стараюсь поменьше думать о всей истории. Тут и еще кое-что…

Он заколебался, потом махнул рукой.

— Раз уж начал… Примерно три недели назад, чуть меньше, меня срочно вызвали из дома по телефону к нему на квартиру. Недавно провел к себе домой провод – чудо как удобно, надо обязательно и в клинику провести. Судя по голосу, он находился в панике. У него на квартире я обнаружил молодую женщину, которая демонстрировала ровно те же симптомы, что и он в первый день. Сильный шок, периодические потери сознания, раскоординация движений, напряженные мускулы, попытки говорить на странном языке… Я помог по возможности, хотя лучшим средством для нее было просто лежать и отдыхать. Он представил ее как свою сводную сестру, но тут уж я стреляный воробей. Врал он, и врал неумело. Впрочем, какое-то время я подозревал, что он сам в обморок хлопнется, так его трясло от нервного напряжения.

Вагранов с интересом посмотрел на него.

— Звали девицу, случайно, не Оксаной? — осведомился он.

— Да. Как?.. — вздрогнул доктор. — А, ну да. Наверняка ты ее видел, раз уж и с Кислициным знаком. Да, Оксана. Среднего роста, жгучая брюнетка, глаза серые, небольшая родинка под правым глазом, лет семнадцати-восемнадцати на вид. Знаешь, я постарался ничему не удивляться и вообще выбросить ее из головы. А то и самому свихнуться недолго. — Он слабо усмехнулся. — Но вот вчера приехал ко мне Раммштайн. Он модный и дорогой врач общей практики. Обычно лечит мигрень у богатых истеричных дамочек, но вполне профессионален. Мы с ним изредка раскланиваемся на разных приемах и конгрессах. Так вот, он находился в полном экстазе. Оказалось, что Оксана каким-то образом оказалась у него на приеме. Я не стану вдаваться в подробности, на сей раз уже совершенно точно врачебная тайна запрещает, но… физиология девицы, по утверждению Раммштайна, совершенно невероятна. Я бы от себя добавил – просто нечеловеческая. Вот так, друг милый.

— Нечеловеческая? — медленно, словно смакуя слово, произнес Вагранов. — Ну и дела… Миша, ты уверен?

— Я ни в чем не уверен, — хмыкнул доктор. — Знаешь, я уже давно разуверился в Боге, — он бросил взгляд на поблескивающую в потемках икону, — но сейчас мне хочется встать на колени и горячо помолиться, чтобы он вразумил меня. Я старый и многоопытный человек. Психиатр, прошу заметить! Я перевидал на своем веку немало людей – от просто слегка тронутых до полностью сумасшедших. Я встречал немало удивительных вещей, удивительных – но вполне объяснимых с рациональной точки зрения. Но Кислицын… Женя, бритва Оккама здесь не работает. И он, и его подружка явно выходят за рамки обыденного. И я просто не знаю, что думать.

— Да уж, ситуация… — невесело улыбнулся Вагранов. — Но мне-то что делать? Может, действительно порвать с ним, пока еще не поздно?

— Если тебе интересно мое мнение, Женя, — Болотов снова нацепил пенсне и уставился на доцента немигающим взглядом, — то на твоем месте я бы руками и ногами вцепился в Кислицына. Он абсолютно безвреден и не желает никому зла, я ручаюсь своей профессиональной честью. Мне он в последние дни, когда пришел в себя, больше всего напоминал этакого любопытного щенка, с интересом осваивающего новый мир. Он дружелюбен и… как ты сказал, совершенно свой. Помоги ему – и ты вряд ли пожалеешь. С Зубатовым связан? Ну и что? Зубатов не Макиавелли, и у него своих дел по горло, чтобы в сложную провокацию с непонятными целями тебя впутывать. Так что расслабься и получай удовольствие. Разумеется, приглядывай за ним получше, чтобы он по незнанию не влез в неприятности.

— Постараюсь, — согласился Вагранов, невольно вспомнив эпизод на квартире Бархатова. Ох, как бы из дружелюбного щенка не вырос ненароком волкодав! — Обязательно постараюсь. Но все же, как ты думаешь – кто он и откуда?

— Никак не думаю, — честно ответил Болотов. — И тебе не советую – во избежание повреждения рассудком. Прости прими его как данность. Все равно наши предположения наверняка окажутся неверными. Ты как, хочешь еще чаю?

* * *

Буря бушевала над Российской империей уже не первый год. Тихая и сонная доселе страна стремительно просыпалась. Аграрная экономика переживала периодические неурожаи и связанный с ними голод. Уже давно существовали способы, позволявшие резко увеличить урожайность, но крестьянская община, связанная круговой порукой и общим владением землей, не позволяла применять их на практике. Многие разоренные крестьяне снимались с земли и направлялись в города в надежде найти там лучшую долю.

Основная масса людей попадала на заводы и фабрики – российская промышленность как раз вошла в период ускоренного роста, и ей требовались рабочие руки. Однако положение чернорабочего, которое только и могли занять неграмотные, ничего не умеющие вчерашние земледельцы, оказывалось немногим лучше крестьянского. Тяжелый ручной труд от зари до зари – двенадцать часов в день, а иногда и больше, без выходных, за нищенскую плату, с трудом позволявшую сводить концы с концами и зачастую заметно уменьшаемую жестокой системой штрафов. Дискриминация женщин, гораздо меньше мужчин получавших за тот же труд, ужасающий травматизм и презрительное отношение владельцев заводов превращали жизнь поденного рабочего в разновидность ада. Школы для несовершеннолетних, обязанные существовать при фабриках, работали через пень-колоду. Если на крупных предприятиях их деятельность еще удавалось более-менее наладить, то на мелких их чаще всего просто не существовало.

Фабричная инспекция, до 1903–1904 годов более-менее справлявшаяся с разрешением конфликтов между заводской администрацией и рабочими, из-за нехватки сотрудников к 1905-му почти захлебнулась в нарастающей волне происшествий, фактически превратившись в беспомощного наблюдателя. Отсутствие четкой формальной базы и огромное количество документов, которые необходимо принимать во внимание, заставляло инспекторов принимать решения на свой страх и риск, опираясь исключительно на здравый смысл и чувство меры. Расчетные книжки рабочих, каждый раз составленные по уникальной форме, правила внутреннего распорядка, табели денежных взысканий по нескольким категориям, списки разрешенных денежных вычетов, справочные цены на главные товары (хлеб, мясо, крупа, керосин и так далее), заборные книжки… И здравого смысла зачастую оказывалось слишком мало, чтобы обойти опасные подводные камни. А в некоторых случаях инспектора просто не могли вмешиваться – многие предприятия не входили в рамки их компетенции.

Жизненные условия рабочих мало способствовали их умиротворению. Чаще всего личное пространство сводилось к койке в казарме или в комнате наемного дома, на которой ночью спали, а днем хранили вещи. В огромных казарменных помещениях, где отсутствовали даже перегородки, вперемешку жили взрослые, дети, старики и молодежь. Уединиться было практически невозможно, и вся жизнь, включая самые неприглядные и интимные ее аспекты, проходила на глазах у соседей. Многие рабочие искали забвения в водке, пропиваясь подчистую, и алкоголизм достигал ужасающих размеров как среди мужчин, так и среди женщин. В некоторых местах сознательные мужчины и женщины объединялись и добивались запрета на размещение шинков и кабаков в ближайших окрестностях завода, но такие успехи оставались редкостью. И люди спивались, травмировались и погибали, убивали друг друга по пьяни… Некоторые бунтовали – слепо и яростно, не разбирая правых и виноватых, а некоторые начинали всерьез задумываться над устройством общества. Революционные идеи, упрощенные до примитивного «грабь награбленное!», шли в массы и находили там живой отклик.

В мутной воде сновали и ловили свою рыбку, большую и маленькую, разнообразные проходимцы, выдававшие себя за революционеров, и революционеры, пользовавшиеся идеологией как прикрытием для откровенно бандитской деятельности. Активно орудовали «боевые организации» и социалистов-демократов (позже добавивших определение «большевиков» к своему названию), и социалистов-революционеров, и анархистов, и прочих течений в сложной подпольной жизни. Впрочем, во время «эксов», как в обиходе именовались «экспроприации», а проще – вооруженные налеты на банки, ювелирные магазины и денежных курьеров, они ничем не отличались друг от друга, а все вместе – от грабителей с большой дороги. Да и награбленное зачастую шло не столько в казну партии, сколько в личные карманы налетчиков.

Но налеты являлись далеко не единственным источником денежных средств для революционеров. Буржуазия – промышленники и купцы, недовольные отсутствием прав и засильем аристократии, восторженная «общественность», откупающаяся подачками от своей совести – эти денежные источники били не иссякая. Полученные же благодаря грабежам и пожертвованиям суммы, пусть даже наполовину оседая в карманах «народных защитников», шли на создание сети подпольных типографий, явок, закупку оружия, ввоз из-за рубежа нелегальной литературы и финансирование рабочих дружин, стачек и забастовок. И, что самое скверное, многие, очень многие выдающиеся люди, умные, честные и нравственные, оказывались втянутыми в подпольное движение, внося свой вклад в уничтожение существующего общества, искренне надеясь, что новый мир окажется светлым и счастливым.

Официальная же власть демонстрировала абсолютную беспомощность. Не имея ни малейшего представления о том, как справляться с чередой пожаров, вспыхивавших по всей стране, она пыталась жестокостью погасить революционное движение. Взбунтовавшиеся рабочие, крестьяне, железнодорожники убивали и громили «кровососов», парализовали промышленность и железнодорожные узлы, и посланные усмирение военные отряды беспощадно расправлялись с ними, заливая огонь бунта кровью восставших. Но погашенный в одном месте, пожар немедленно вспыхивал в двух других. Людям, которым нечего терять, не оставалось никакого иного способа выразить свой протест.

Заметно облегчить жизнь заржавевшим шестеренкам государственной машины могла бы эффективная система политического сыска, выявляющая и уничтожающая подпольные революционные ячейки, подобно нитям грибницы разрушающие и разлагающие ствол государственного древа. Однако существующие жандармские структуры оказывались совершенно бесполезными. Не обладая сетью осведомителей и осуществляя в большинстве своем чисто охранные и полицейские функции, они могли оказать на ситуацию не большее влияние, чем толпа вооруженных деревянными саблями подростков. После случившейся в конечном итоге катастрофы, уже в эмиграции, многие офицеры высшего и среднего звена с горечью вспоминали показуху и некомпетентность, царившую в среде голубых мундиров. Должности жандармских генералов считались синекурой, и занимали их отнюдь не отчаянно необходимые стране профессионалы, а временщики, обладающие хорошими связями и происхождением, отбывая время перед очередным продвижением по службе. Стоявшие во главе Отдельного корпуса жандармов люди происходили из самых разных родов войск, преимущественно из кавалерии, и чаще всего не только не имели ни малейшего представления о политическом сыске, но и презирали и его, и тех, кто им занимался. Как вспоминал уже в написанных в эмиграции мемуарах последний директор Московского охранного отделения полковник Мартынов, делами политического розыска в России зачастую ведали «порядочные младенцы в жандармских мундирах».

Немало влияли на беспомощность жандармского корпуса и отсутствие эффективной системы хранения и обмена информацией, и его малочисленность. В 1903 году на всю Российскую империю приходилось лишь около шести тысяч жандармов, включая около полутысячи офицеров и пять с половиной тысяч нижних чинов. Большая часть личного состава занималась охраной железных дорог и государственной границы. Даже к началу 1917-го года их число увеличилось менее чем вдвое – до тысячи офицеров и десяти тысяч нижних чинов.

В 1902 году, после того, как революционное движение начало распространяться по стране подобно лесному пожару, власти сделали попытку реорганизации политической полиции. В Санкт-Петербурге, Москве, Саратове, Риге, Одессе, Тифлисе, Екатеринославе и некоторых других крупных городах в рамках жандармского корпуса возникли Охранные отделения, специализирующиеся исключительно на политическом сыске. Наиболее эффективным оказалось Московское охранное отделение, возглавляемое Сергеем Васильевичем Зубатовым, опытным сыскарем и знатоком политического подполья. Умело применяя различные методы – от внедрения филерского наружного наблюдения, жесткой конспирации и вербовки осведомителей до создания рабочих профсоюзов – ему удалось очень быстро свести почти на нет революционную деятельность в Москве. Озлобленные подпольщики даже придумали термин «зубатовщина», на долгое время совершенно несправедливо ставший синонимом политической провокации.

Однако в целом реформа жандармерии оказалась неполной и малоэффективной. Не считая столиц, в которых Охранные отделения являлись просто еще одним департаментом под управлением градоначальника, во всех других городах они оказались выделенными в самостоятельные службы, фактически конкурирующие с уже имеющимися губернскими жандармскими управлениями. Глухая ненависть к «выскочкам» со стороны управлений вылилась в непрестанную подковерную борьбу за власть и влияние на губернаторов, очернение конкурентов и тому подобные дрязги, лучше всяких террористов подрывающие эффективность новых органов. Бедность Охранных отделений на местах приводила к отсутствию фондов на оплату осведомителей и прочую конспиративную деятельность, а также к катастрофической нехватке филеров для наружного наблюдения за подпольщиками. Усугублялась ситуация вопиющим непрофессионализмом как руководителей, так и рядовых сотрудников отделений. Все это привело к тому, что роль Охранных отделений на местах в течение нескольких лет оставалась практически нулевой. Лишь в 1908–1909 годах, после того, как революционное движение пошло на спад, их персонал приобрел более-менее приличный уровень квалификации – чтобы пару лет спустя получить смертельный удар в спину от Джунковского, очередного прекраснодушного временщика – руководителя жандармского корпуса, презирающего политический сыск как таковой.

Буря бушевала в стране, и давно устаревшая российская политическая система оказалась на грани краха. И голоса призывающих к реформам тонули в грохоте бунта и умирали в пыльной тишине чиновничьих кабинетов…

20 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

Олег отложил газету в сторону и внимательно посмотрел на Мучника. Председатель Комитета по делам печати, грозного Кодепа, наводящий ужас на редакторов газет, неважно, больших или малых, важных или малозначащих, всеростанийского значения или же не выходящих за пределы стенда на фабрике, походил на кипящий чайник – как минимум раскаленно-красным цветом лица и непрестанным побулькиванием от переполняющих чувств. Народный Председатель откинулся на спинку кресла и с интересом посмотрел на визитера.

— Да, неплохое интервью получилось, — согласился он. — Конечно, не слишком длинное, но я решил, что материалы на тему Второй Революции редактор подберет и без моего участия. А я торопился. Но газету я уже видел, спасибо. У вас что-то конкретное, Аркадий Хосевич?

Чайник забулькал от негодования, но все-таки удержался от взрыва.

— Но тут же… тут же подрыв самых… самых важных устоев! — горячо забормотал он. — Поймите, Олег Захарович, если каждый начнет в таком вольном ключе обсуждать наши святые…

— Ну и что? — хладнокровно перебил его Олег. — Ну начнет. Ну обсудит. Что, по итогам обсуждения машину времени изобретут, чтобы прошлое поменять?

Предкодеп дернулся, словно получил по спине железным прутом.

— Поймите, Олег Захарович! — горячо заговорил он. — Открытость, которая вынесена нами сегодня на знамена, очень хорошее дело! Я обеими руками за нее! — Он вытянул руки со скрюченными пальцами и потряс ими, словно собираясь кого-то придушить. — Я целиком и полностью… но нельзя же так! Наши дети воспитываются на примере дедов, и когда какая-то газетенка начинает печатать всякую… В вас, господин Народный Председатель, я не сомневаюсь, если вы полагаете, что в интервью можно сказать что-то более открыто, чем допускалось раньше… Даже если какие-то детали… Но посмотрите на сопровождающие интервью статьи! Там же прямое поливание грязью! И где! Не в серьезном историческом журнале! Не в среде серьезных ученых! А в каком-то «Художественном листке»! Им и проблемы литературы-то нельзя доверить обсуждать, обязательно глупости нести начинают, о цензуре и прочем… а они замахнулись на святое!

— Про святое я уже понял, — терпеливо сказал Олег. — Что именно вы хотите от меня?

— Нужно сделать оргвыводы! — решительно заявил Мучник. — Редактора уволить с волчьим билетом, с журналистами провести разъяснительные беседы.

— Так, понятно. Погодите-ка секунду.

Народный Председатель нажал кнопку интеркома. Спустя пару секунд в динамике щелкнуло, и недовольный Бегемотов голос осведомился:

— Да?

— Павел Оттович, есть минутка свободная? — осведомился Олег. — Загляни, если не сложно.

Интерком фыркнул и отключился. Спустя две минуты натянутой, словно блузка на юной девице, тишины дверь распахнулась, и Бирон стремительно влетел в нее, едва не запнувшись о порог.

— Чё надо?.. — спросил он, но, увидев предкодепа, осекся. — А, понятно.

— Спасибо, что заглянул, Павел Оттович, — хладнокровно поблагодарил его Народный Председатель. — Посмотри еще раз на газету, будь добр.

Бирон удивленно поднял бровь, но газету взял, пробежал глазами страницу и пожал плечами.

— Ну и?

— Что-то не совпадает с предъявленной мне версткой, можешь сходу сказать?

— Могу, — опять пожал плечами Бирон. — Все верно. Выглядит в точности так, как согласовывали. Или внимательно просмотреть на предмет несанкционированного мата?

— Спасибо, не надо, — Олег усмехнулся. — Речь, как я понимаю, о нецензурщине политической, а не уличной. Так, Аркадий Хосевич?

Главный цензор страны растерянно посмотрел на него. Краска стремительно сходила с его лица.

— Молчание – знак согласия. Итак, что мы имеем? Интервью, лично отредактированное и завизированное мной. Верстка полосы, согласованная с Канцелярией и, опять таки, подписанная лично мной. То есть ответственность за материалы лежит исключительно на мне. Скажите, Аркадий Хосевич, за что вы собираетесь уволить редактора? За то, что он, в отличие от вас, в точности следовал моим указаниям?

Предкодеп раскрыл рот, но Олег больше не дал ему вставить и слова.

— Вы, господин Мучник, либо безнадежно глухи, либо безнадежно глупы! — внезапно загремел он. — И ключевое слово здесь – «безнадежно»! Вы присутствовали на заседании, на котором объявлялось о новой политике открытости! Я едва ли не вам персонально растолковывал азы новых подходов к обсуждению насущных проблем! Более того, специально для Кодепа Канцелярия подготовила набор новых должностных инструкций и нормативных актов, регулирующих вашу деятельность. Вы слушали, что я говорил? Читали инструкции?

Последнюю фразу Олег гаркнул так громко, что едва не сорвал голос. Предкодеп аж съежился от звукового удара, стул под ним опасно скрипнул. Он все еще напоминал чайник, но не кипящий, а, скорее, неделю простоявший в морозильной камере. На бледно-белом лице Мучника теперь разве что не выступал иней.

— Нет, не читали! — во избежание дальнейших проблем с глоткой Олег понизил голос до зловещего рычания. — Не читали сами и наверняка не проследили за подчиненными. Скажите, Аркадий Хосевич, вы полагаете, что получаете зарплату за то, что протираете казенные кресла своей жирной жопой? Так я легко могу вас убедить в обратном. Вы умеете что-то делать, кроме как руководить – хреново руководить! — своими дебильными цензорами? Рекомендую начать учиться чему-нибудь полезному. Метлой орудовать, что ли, или с лопатой потренироваться в садике возле казенной дачи! Потому что если вы еще раз придете ко мне с подобной херней или же попытаетесь реализовать ее на практике без моего ведома, я вас в порошок сотру и в дворники до конца жизни загоню, понятно? Понятно, я спрашиваю? — Последнюю фразу он снова гаркнул во весь голос, одновременно врезав кулаком по столу.

Несчастного чиновника словно подбросило в воздух. Вскочив на ноги и вытянувшись во фрунт, он часто и мелко закивал.

— Да, господин Народный Председатель! — его голос ощутимо дрожал. — Конечно, господин Народный Председатель! Разумеется, господин…

— Можете идти, — оборвал его Олег. Предкодеп повернулся и на негнущихся ногах двинулся к выходу, опираясь на длинный покрытый зеленым бархатом стол для совещаний. С кривой улыбкой Народный Председатель проводил его взглядом и повернулся к Бирону, наблюдавшему за сценой со скрещенными на груди руками.

— Эк ты его! — хладнокровно сказал тот. — Прямо в тонкий блин раскатал. Вставил, можно сказать, по самые помидоры. Уволишь? И не жалко разбазаривать проверенные кадры?

— Такого кадра и разбазарить не жалко, — скривился Олег. — Я с самого начала понял по его роже, что он новых порядков не понимает и не принимает, а потому станет саботировать. К счастью, я не ошибся – он действительно оказался идиотом. Тихой сапой мог бы куда больше навредить. Увольнять я его пока не намерен, но пусть твои люди в Кодепе за ним приглядят как следует, ладно?

— Само собой, — кивнул Павел. — Кабинет у него еще со времен Шварцмана на прослушке, так что никуда не денется. Все? А то у меня там запарка…

— Да, Паш, спасибо, — кивнул Олег. — Только…

Он ощутимо заколебался. Картинка из ночного бреда – или все же не бреда? — живая и яркая, снова встала у него перед глазами. Короткая грива иссиня-черных волос, серые глаза – и маленькая родинка над правым веком, веселая улыбка. И – горячее гибкое тело в руках, шепот «Держи меня крепче…» Он встряхнул головой.

— Ну, так что? — нетерпеливо спросил его начальник Канцелярии. — Давай быстрее колись.

— Знаешь что, Пашка, — Олег хмыкнул про себя. В конце концов, ситуация ни к чему его не обязывает. В крайнем случае ее просто не окажется в реальности. Тогда сбегаю на прием к психиатру, делов-то – в психушке годик-другой отдохнуть… — Мне нужны сведения об одном человеке. Смогут твои ребята из оперативного департамента собрать информацию тихо и ненавязчиво? Полностью, все, что смогут?

— Обижаешь, — хмыкнул Бирон. — Машина у Китайца как часы действует. Только вот сложности могут возникнуть с крупными шишками. За Смитсоном, например, наблюдать тяжко, у него собственная безопасность имеется.

— Не о Смитсоне речь, — отмахнулся Олег. — Девушка по имени Шарлот Оксана… как же ее… Оксана Александровна. Студентка Сечки…

— Чего? — удивился Бегемот. — Чего студентка?

— Пединститута, — Олег посмотрел на него, приподняв бровь. — Что, не слышал, что ли? Имени Сеченова – значит, Сечка. Погоди-ка…

Он быстро набросал имя на листке бумаги и протянул его Бирону.

— Вот. Мне требуется полное описание внешности – с фотографией, разумеется, биография, знакомства. Есть шанс, что она впутана во что-то не совсем… поощряющееся. Ну, там тусовка молодежная или что-то в похожем духе. Если так, то прикрой от полиции и общаков. Установи наблюдение. Дай психологический портрет. Ну, все такое. Сделаешь?

— Без проблем, — Павел взглянул на бумажку и запрятал ее в карман. — Тебе как скоро? Неделю потерпишь? Быстрее профиль срисовать можно, но халтура выйдет.

— Потерплю, — согласился Олег. — Но если… если заметишь что-то странное, не тяни с докладом.

— Странное? — Бирон удивленно посмотрел на него. — Ты об что?

— Не знаю, — вздохнул Олег. — На твое усмотрение.

Когда за Бироном закрылась дверь, Олег коротко хмыкнул и взялся за перо. Буквы лежавшего перед ним проекта указа танцевали перед глазами. Работать, тем более в воскресенье, страшно не хотелось, а хотелось взять из бара пару бутылок пива, растянуться на диване и врубить на импортном видюшнике какой-нибудь крутой боевик из забугорных. Он тряхнул головой, отгоняя заманчивый образ. Хорошо, что конец октября не располагает к вылазкам на природу, а то точно плюнул бы на все и смотался на дачу…

22 октября 1583 г. Закрытый город Малачинск. Объект № 03/17

Доктор технических наук, заслуженный изобретатель Ростании Коробов Хуан Ильич, директор вагоностроительного завода номер семнадцать, в просторечии «семнашки» и «Танкограда», выпускающего три модели штурмовых танков и широкую номенклатуру запчастей к ним, глубоко и прерывисто вздохнул. Его взгляд упал на листок раскрытого перед ним ежедневника. Под жирной черной краской напечатанной датой «22.10.1583, ВТ» вкривь и вкось бежали торопливые карандашные строчки. Одну из них, в середине страницы, подчеркивали две толстые линии синей пасты. Коробов горько усмехнулся. Судя по всему, на заседании в горисполкоме сегодня придется перебиться без него. Он снова судорожно вздохнул и прислушался.

Гул толпы за окном определенно приближался к крещендо. Еще немного – и напряженное ожидание может разразиться чем угодно: от скандирования лозунгов до нанесения ущерба народному имуществу. А это неминуемо повлечет за собой ответную реакцию со стороны оцепления. Не то чтобы ему, директору, так уж жалко побитых стекол, перевернутых урн или же покалеченных водометами рабочих, но план и без того горел немилосердно. А если разогнать толпу грубо, до конца недели ввести цеха в нормальный режим не удастся. Кто-то с перепугу не явится на работу, кто-то окажется на больничном или же в спец-КПЗ УОД, а все прочие наверняка придут в такое состояние духа, что работа начнет просто валиться у них из рук. И тогда для селекторного совещания с министерством придется готовить банку с вазелином или же флакон сердечных капель второй категории, причем неизвестно, что из них пригодится больше.

Он одернул пиджак и поправил галстук, пытаясь мелкими движениями оттянуть неизбежное. Не вышло: движения быстро кончились, а неизбежное осталось. Окно, сквозь которое пробивался сумеречный свет осеннего северного полудня, притягивало его взгляд словно дуло гигантского орудия. Ну уж нет, резко одернул он себя. Ну-ка, хватит раскисать тут, словно барышня.

Директор решительно поднялся из-за стола и быстрым уверенным шагом прошел через приемную, не обращая внимания на перепуганный взгляд, которым проводила его Людочка. Секретарша явно балансировала на грани истерики, но у Коробова не имелось ни малейшего желания выступать в роли утешителя одинокой женщины. Впереди его ожидала толпа взрослых мужиков примерно в том же состоянии.

Его появление на крыльце заводоуправления встретил оглушительный шквал свиста по крайней мере двухтысячной толпы. Впрочем, шум быстро стих до минимума, когда он поднял ко рту микрофон громкоговорителя.

— Ребята! — громко сказал он. — Что, б…ть, у вас тут происходит? Какого хрена вы не на работе? Смена в разгаре!

— А какого хрена нам работать? — выкрикнул рабочий в замасленном комбинезоне в переднем ряду. — Получка через неделю, а денег уже нет! Да и что на получку купишь? В магазинах пусто, а к спекулянтам идти никаких денег не хватит…

Директор присмотрелся. Ну разумеется, Смиркин. Давно надо было юристу приказать найти повод уволить, да все руки не доходили. Ну, голубчик, попляшешь ты у меня чуть погодя!

— Слушайте, — почти спокойно сказал он в микрофон, — вы же сами прекрасно понимаете, что ставки определяю не я. Есть тарифная сетка, есть расценки, надбавки, премии. Ну что вы от меня хотите? Чтобы я вам просто так денег дал и по уголовной статье пошел?

— Да нам плевать! — толпа поддержала заводилу грозным гулом и выкриками. — Дома жрать нечего, дети обносились, жена пилит, мол, мало зарабатываешь! Халтуру домой возьмешь – обязательно стукнет какая-нибудь гнида из соседей, приходит обэхэнээс и штрафует за частное предпринимательство, да еще и посадить грозятся. Мать у меня с грибами сушеными к дороге вышла, продать хоть за сколько-нибудь, так остановился «коробок», менты грибы забрали и пригрозились в следующий раз протокол составить. Это что, жизнь?

— Ага, — выкрикнул еще кто-то, — и в садах фининспекторы ходят, теплицы и яблони считают! Двадцать кило огурцов с теплицы снял за лето, а сто двадцать форинтов налога за нее отдай, да еще навоз купи-привези…

— Послушайте… — начал директор, но Смиркин не дал вставить ни слова больше.

— А чего слушать? — крикнул он во все горло. — Сколько лет слушаем! По телевизеру вон давеча сказали, что сейчас у нас открытость и все говорить можно. Сам Нарпред речуху толкал! Вы, господин директор, что, против Народного Председателя идете, всенародно избранного?

Коробов грязно выругался про себя. Определенно, Смиркин заплатит за свою демагогию. Все, пташечка, не петь тебе больше…

— Господин Народный Председатель, — сухо сказал он, — ничего не говорил про то, что в рабочее время можно балду пинать и х…м груши околачивать. Ты, Смиркин, всю предыдущую неделю прогулял…

— У меня жена пластом лежит! — зло гаркнул Смиркин. — Начцеха сам мое заявление подписывал, и справку из поликлиники я приложил! Вы меня, господин Коробов, прогульщиком не выставляйте, я не хуже прочих вкалываю! Вам сказать больше нечего, вот на меня и поперли! Лучше скажите, почему расценки уже пять лет не повышались? Колбаса вареная пять лет назад стоила два десять, сейчас два пятьдесят, да и ту с собакой не разыщешь, спекулянты из-под прилавка ее за семь-восемь форинтов толкают, а работяга в цеху как получал две сотни, так и получает. На других заводах хотя бы после смены подкалымить можно, а у нас охрана всех гоняет, через проходную даже гвоздь не пронесешь…

— Да ты по сторонам оглянись, Смиркин! — огрызнулся директор. — Работяга две сотни у тебя получает! У меня двести семьдесят – что, больше меня зарабатывать хочешь?

— Да нам наплевать, — густо пробасил кто-то рядом со Смиркиным. — Хоть больше министра! Если у государства магазины пустые, а частные сады налогами давят, у спекулянтов покупать приходится. Вот и пусть и платят нам соответственно. Мы народное государство или какое?

— Правильно! Правильно! — поддержали его выкриками из разных частей толпы.

— Ребята! — Коробов попытался урезонить толпу, отчетливо осознавая, что взять ситуацию под контроль не удается. Он стер с лица капельку начинающего моросить дождика и набрал в грудь воздуху. — Я вполне вам сочувствую…

— Ага, только жрешь из спецраспределителя! — выкрикнул кто-то. — Поделись икрой, сволочь!

— …я вполне вам сочувствую, — директор решил не отступать от своего несмотря ни на что. — Но поймите – я же тоже человек подневольный. Я не могу просто так взять и увеличить ставки, вы же понимаете! Обещаю, что попробую увеличить премию по итогам месяца, и тринадцатая зарплата в конце года намечается. Только работать надо, а не лясы точить в рабочее время. План горит, вы понимаете? Не выполним план – не только тринадцатой зарплаты не получите, но и надбавки срежут. Расходитесь уже, побазлали, и хорош. Станки простаивают!

— Еще и не так простоят! Сколько раз нам премии обещали, а толку? Пять форинтов накинут раз в два месяца, смех на палочке! — крикнул Смиркин. Он явно чувствовал за собой поддержку толпы, а потому наглел без меры. — Мы, может, забастовку объявить хотим! Пока нам зарплату не повысят и в магазины продукты не завезут, не ждите никакой работы и никакого плана! Добрый хозяин лошадь пахать не выгонит, не накормив, а мы хуже лошадей пашем, еще и сверхурочно. Долой зажравшихся котов! Забастовка!

— Забастовка! — поддержал его гул толпы. — Забастовка! Забастовка!

Вылетевший из толпы камень со звоном врезался в окно заводоуправления. На бетон посыпались кинжальные осколки. Пустая бутылка пролетела рядом с директором и с хрустом разбилась о мраморную псевдоколонну в стеклянное крошево. Директор, еще раз выругавшись про себя, быстро отступил назад, выронив повисший на проводе микрофон. Прежде, чем укрыться за дверями, он кивнул сумрачному капитану общественных дел, внимательно наблюдавшему за ним с высоты бронетранспортера. Тот сплюнул, наклонился к люку машины и что-то коротко приказал.

Несколько секунд спустя взревели двигатели цистерн. Слегка накренившись на гравиподушке, машины медленно двинулись вперед, и тугие струи воды ударили в толпу, сбивая и разбрасывая людей. Солдаты внутренних войск, подняв электрические дубинки и прикрывшись щитами с прорезями, мерным шагом начали наступать на людей. То там, то тут шипели разряды, сопровождаемый вскриками боли, заглушаемые взлетевшим до небес ревом толпы. Заложив дверь изнутри массивным стальным засовом, директор сквозь железные решетки наблюдал, как солдаты внутренних войск били рабочих ногами, забрасывали, заломив руки, в ожидающие фургоны, быстро заполнявшиеся и отъезжавшие со двора. Митингующие в панике ломились во все двери, разбегались между цехами, перелезали через ограждение заводского парка и растворялись между деревьев. Спустя две или три минуты площадь перед заводоуправлением опустела, и только лужи воды, побитая директорская машина и повизгивающие моторами водометы, неуклюже разворачивающиеся на месте, напоминали о смуте.

Коробов вздохнул и покачал головой. Похоже, тринадцатой зарплаты заводу точно не видать. Ну погоди, Смиркин, отольются тебе мои слезы в самом ближайшем будущем…

23 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

Шварцман сидел в кресле и немигающе смотрел на Кислицына. Тот отложил прочитанный доклад в сторону и раздраженно посмотрел на бывшего начальника Канцелярии.

— Ну что вы на меня так смотрите, Павел Семенович? — резко осведомился он. — Злорадствуете?

— Да что ты, Олег, — махнул рукой тот. — Мне просто интересна твоя реакция. Увлекательная наука, физиогномика, знаешь ли.

— И как вам реакция? — осведомился Народный Председатель. На его скулах ходили желваки.

— Правильная, — усмехнулся Шварцман. — При условии, что думаешь ты о том, о ком и я.

— Ведерников, с-скотина! — с чувством произнес Олег. — Порвал бы! За последние два месяца на его заводах уже третий митинг.

— Четвертый, — хмыкнул Шварцман. — Еще один разогнали, но по инстанциям не доложили. Глава местного УОДа решил, что незачем портить отчетность.

— И откуда информация?

— Сохранились у меня еще кое-какие источники, — вздохнул Шварцман. — Кое-какие контакты я успел восстановить, пока ездил по стране. Но стар я уже для таких вояжей, стар… Больше из Моколы ни ногой. Ты лучше скажи, что делать собираешься?

— Поубивал бы… — Олег покрутил в руках карандаш и вдруг с силой ударил его остро заточенным кончиком по бархату стола, словно ножом в чье-то горло. Карандаш с треском сломался пополам, и Народный Председатель зашипел и выругался, когда одна из тонких щепок впилась ему в руку. — Млять… Честное слово, поубивал бы. Так и хочется на манер Железняка чистки начать. Саботаж же, честное слово! Поставки срываются, планы не выполняются, воровство на заводах и фабриках такой размах приняло, что явно без попустительства руководства не обходится. В магазинах пусто, хотя на складах, как показывают проверки, продуктов хватает. Спекулянты совсем на голову сели – ох, как я народ понимаю! Нет, точно саботаж!

— Чистки, говоришь? — Шварцман принялся разглядывать свои ногти. — Что же, чистки – дело хорошее. Кто же мешает?

— Издеваетесь? — осведомился Олег. — Еще неизвестно, кто кого вычистит – я их или они меня. Пока я свадебным генералом у себя в кабинете сижу, еще терпят, стиснув зубы. Начну глубже влезать – устроят мне что-то вроде того, что Треморов в свое время Крупчаку устроил. Треморов тогда, кажется, тоже главой Инкома был? Ровно как Ведерников сейчас. Ох, Павел Семенович, и на кой вы меня в Нарпреды потащили? Работал бы сейчас снабженцем в тихой конторе, заводил бы знакомства, доставал бы унитазы и трубы редкой номенклатуры…

— Ну, как мне показалось, ты и сам не сопротивлялся, — усмехнулся Шварцман. — Сам же мне объяснял, как я собирался тебя марионеткой сделать. Не дергался бы – и пожалуйста: теплое местечко и никаких обязанностей. И никакой ответственности, кстати. Не захотел отчего-то. Или передумал? А что, давай я стану править, а ты на троне восседать?

— Не дождетесь! — зло усмехнулся Олег. — Да и не выйдет у вас. Думаете, старые контакты восстановили, по стране поездив? Спросите у Пашки записи при случае – у него любопытная подборочка имеется. Ну, о чем говорили между собой те деятели, с которыми вы общались, после вашего якобы доверительного трепа наедине…

Шварцман весь подобрался, но тут же снова обманчиво расслабился.

— Спасибо, полюбопытствую, — безмятежно сказал он. — Но ты от вопроса не уходи. Что делать собираешься? Ведь чем дальше, тем хуже. Тяжелая промышленность у тебя в загоне, легкая в загоне, про сельское хозяйство и не говорю, цены на нефть с газом на сахарских рынках падают чем дальше, тем больше, спасибо их изобретателям. Придумают экономичные гравитационные движки для тяжелой техники или аккумуляторы усовершенствуют – еще сильнее продажи упадут. Химическая промышленность сама по себе многого не требует. Кстати, знаешь, что «Сахара троми» допустила намеренную утечку информации о новых эффективных методах разработки газовых конденсатов? Что их уже придумали, доводят до ума и внедрят годика через три-четыре, заразы, благо бюджеты запланированы немеряные. Так что рискуем мы в самом ближайшем времени остаться вообще без нефтяных рынков сбыта. Так что валюты все меньше и меньше, а кушать людям хочется все так же.

— Кушать людям хочется, — согласился Олег. — Хотя, честно говоря, думаю, не в том дело. Ну да, небогато в магазинах с продуктами, но, в конце концов, не голод же сейчас. Худо-бедно, а купить еду можно. Ну да, пусть с очередями. Но можно и пережить! Хотя бы в такие трудные времена, как сейчас.

— Купить можно, говоришь? — Шварцман усмехнулся. — Ты когда в магазин в последний раз заходил? Только не в мокольский, их ты хотя бы из окна машины видишь, а в какой-нибудь другой? Скажем, где-то в промышленном городе за Каменным Поясом или еще в какой-нибудь зоне… как оно называется? «зоне рискованного земледелия». Ну, знаешь, там, где в июне поля заморозками прихватывает через два года на третий.

— И что там? — осведомился Олег, рассеянно пощипывая обломки карандаша.

— Ты «хвост» в молочный магазин в шесть утра видел? Метров на двадцать по улице, три человека в толщину? Я специально попросил сфотографировать, снимки тебе пришлю попозже. За хлебом очереди появляться начали, пока еще не слишком большие, но уже заметные. За колбасой-мясом-сосисками и прочим в магазинах просто убийство, фигуральновыражаясь, разумеется. Морду друг другу бить еще не начали, но недолго осталось. Талоны уже на все подряд введены, пара печатных фабрик уже начала их в промышленных масштабах выпускать. Зашел я в один универсам в Михайловске и просто ошалел – представь, Олежка, длинный ряд абсолютно пустых полок, только банки с березовым соком стоят, да еще перловая каша в стеклянных банках.

— Сок-то хоть с мякотью? — автоматически схохмил Олег, но тут же спохватился. — Тьфу, что я несу! Вы что, серьезно, Павел Семенович? Почему мне не доложили?

— Кто? — усмехнулся Шварцман. — Бирон, дружок твой закадычный? Так он с увлечением на моем месте обустраивается, в шпионов играть учится и интриги крутить. Не до того ему. Голосупов? Так общаки тебя изначально терпеть не могут, и Голосупов не исключение, хотя и прикидывается тихим и покорным. А кто еще?

— Полный п…ц… — печально констатировал Олег. — Действительно, кто еще? Сижу в своем кабинете, делаю вид, что круче всех, а на деле – никто, пустое место. Застрелиться, что ли?

— Всегда успеется, — качнул головой Шварцман. — Знаешь, в чем твоя беда? Не только твоя, впрочем, наша общая. Мы полагаем, что знаем о жизни в стране все только потому, что сидим на вершине и читаем бумажки, которые нам подсовывают. В крайнем случае можем сами на улицу выйти и посмотреть на правильный «народ», так сказать, который нам обеспечат службы поддержки – общаки, Канцелярия, министерства, да мало ли кто еще. Но статисты – не народ, да и Мокола – далеко не вся Ростания. А в Ростании дела обстоят очень плохо. Причем куда хуже, чем еще год назад. Прошлой осенью многие с энтузиазмом голосовали за тебя, полагая, что ты сделаешь что-то хорошее, правильное. Теперь тебя начинают ненавидеть традиционной тихой ненавистью, как до того ненавидели Треморова и прочих Нарпредов. Но Треморова, по крайней мере, боялись и уважали.

— А я-то здесь при чем? — взорвался Олег, вскочив на ноги. — Я, что ли, сожрал всю колбасу и сметану в магазинах? Я нархозников поголовно самогонкой споил? Никто, блин, работать не хочет, только воруют все, а я виноват?

— Успокойся, — жестко сказал Шварцман. — Сядь и успокойся. Не надо мне тут истерик закатывать. Если ты такая размазня, пойди и застрелись, только, сделай милость, подожди, пока я уйду при свидетелях. Но лучше возьми себя в руки и начинай думать головой.

Олег наградил его бешеным взглядом, потом глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он проглотил кипящую в нем ярость и заставил себя сесть.

— Что вы предлагаете? — ровно спросил он.

— Я? — удивился Шварцман. — Предлагать – твоя работа, я-то так, сбоку припека пристроился. Ты у нас Народный Председатель, тебе и голову напрягать.

— Хватит кокетничать, Павел Семенович, — все так же ровно произнес Олег. — Я не в том настроении, чтобы спокойно смотреть, как вы себе цену набиваете. Вам не кажется, что пора бы уже начинать приносить хоть какую-то пользу? Я вас не затем из ссылки вытащил, чтобы вы за казенный счет по всей стране мотались, а потом мне тут целку изображали.

— Ого! — весело произнес Шварцман. В глазах пожилого еврея блеснули озорные огоньки. — Вижу я, начальственный тон ты вполне освоил. Ладно, Олежка, уговорил. Скажу я тебе вот что, пока ты вконец не осерчал, — он поудобнее устроился в кресле. — Систему пора менять. Менять сразу и целиком, начиная с фундамента, а не сверху по чуть-чуть, как твой секретный план предполагает.

Олег молча смотрел на него. Шварцман вздохнул.

— В докладе, который ты в руках держишь, многого не указано. Да, о лозунгах, которые рабочие выдвигают, там написано. Там другого нет. О зарплате мастера участка, например. Вот ты ругался как-то, что у нас бытовая продукция в руках разваливается, телевизоры едва ли не через один в ремонт таскать приходится в первый же год. Думаешь, твои ОТК преобразованные хоть что-то изменят? Контроль качества всегда на мастеров и инженеров ложился. Именно они должны бегать и всюду нос свой совать на предмет отклонений от правил и норм. Да только вот мастер и инженер тоже на зарплату живут. А зарплата у них та же, что и у простых работяг, зачастую даже меньше. Работяга еще и сверхурочно подработать может, лишний час у станка постоять, а инженеру что? У него и так рабочий день фактически ненормированный. На хрена им себе лишнюю головную боль заводить?

— Я все сам знаю, — кивнул Олег. — И что?

— То же самое со всеми управленцами в цепочке, — проигнорировал реплику Шварцман. — Вплоть до самого директора. У нас главное – план выполнить, а что именно получится в результате выполнения – всем наплевать.

— Повторяю – я все знаю. Именно поэтому мы и переделываем ОТК. До конца года новый техконтроль должен заработать на всех промышленных предприятиях.

— Думаешь, хоть чем-то поможет? — невесело хохотнул бывший начальник Канцелярии. — Ну, вывел ты начальника ОТК из-под контроля директора. Да только они друг с другом много лет работали, если и не кореша закадычные, то уж и не враги точно. Что, думаешь, начальник ОТК сделает, когда директор придет к нему с бутылкой коньяка и в задушевном разговоре попросит не слишком свирепствовать? Или не с бутылкой, а с банкой черной икры или даже с пачкой форинтов? Думаешь, без ОТК мало контролеров, и как к ним подступиться, директор не догадается? Чушь собачья. Очередной повод для коррупции, вот и все. Как пропускал техконтроль брак, так и продолжит пропускать. Ты лучше ответь мне, Олежек, почему в Сахаре и прочем мире проклятого чистогана никто не выпускает машины, которые ломаются в километре от магазина?

— Ну… — Олег, которого вопрос застал врасплох, несколько опешил. — Не знаю. Не задумывался как-то.

— Вот именно, — Шварцман воздел к потолку палец. — И я не задумывался, пока у власти держался. Не до того как-то было. А потом, когда ты меня на дальнюю дачу закатал, времени оказалось более чем достаточно. Да тут и задумываться не о чем, все просто и очевидно, только не для нас. Ответ простой: брак у них не выпускают потому, что никто не купит. И вложенные деньги пойдут псу под хвост. У них убытки, в отличие от нашего народного хозяйства, просто так списывать не принято…

— Оно все очень здорово, — перебил его Олег, — но вы не учитываете, что у нас и у них принципиально разная структура промышленности. У нас на группу «А» приходится восемьдесят процентов производства, у них – только двадцать. Какая, к черту, конкуренция в условиях промышленных цепочек?

— «К черту» – это как? — осведомился Шварцман. — Мне казалось, что по части матерщины меня учить не надо. Потом расскажешь, что словечко означает. О чем я? А, да. Конкуренция в условиях наших, — он выделил слово голосом, — промышленных цепочек присутствовать, разумеется, не может никак. У всех план – чего и сколько на входе, чего и сколько на выходе, смежники прописаны жестко, шаг в сторону – выговор с увольнением. Деньги в таких условиях – лишь средство вести учет, не более того. Они ничего не значат. Чтобы повысить заинтересованность директора производства в повышении качества, нужно, чтобы деньги реально работали. А это возможно лишь в условиях конкуренции.

— То есть вы намекаете, что нужно полностью отменять плановую систему? — усмехнулся Олег. — Вам не кажется, что предлагаете подрыв самых-самых устоев народного государства? Справедливости распределения в первую голову?

— Ну, я же тебе сразу сказал, что нужно менять все, начиная с фундамента, — пожал плечами Шварцман.

— Да уж, вы не мелочитесь. Для бывшего второго лица народного государства, во всяком случае, у вас весьма предосудительные взгляды, — Народный Председатель криво улыбнулся. — Впрочем, беда в том, что не согласиться с вами я не могу. Вот, — он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда тонкую папку с красно-синей полоской по краю. — Два месяца назад я озадачил академиков из РАЭН анализом текущей экономической ситуации в стране. Вчера я получил от них два доклада. Первый – обычный бред в общем русле: расширить, углубить, повысить мотивацию и так далее. Его я даже читать не стал. А вот второй оказался много интереснее. Автор – академик Балкис и еще пара человек, не запомнил фамилии. И излагает он там вещи, весьма схожие с той антинародной пропагандой, которой вы занимались последние пять минут, а то и похлеще. «Лунный ландшафт» – еще не самый сильный эпитет. Вот, — он двинул папку вперед по столу. — Ваша копия. Совершенно секретная, разумеется. Ознакомитесь и в течение двух суток, до пятницы, выскажете свои соображения как по самому анализу, так и по предложенным мерам. И подумайте, не стоит ли тайно привлечь группу Балкиса в параллель с теми экспертами, что уже на нас работают. В пятницу – заседание Кабинета, и еще до него мне нужно ваше обоснованное мнение. Учтите, что месяц назад Ведерников получил указание подготовить перевод части своих предприятий на частичный хозяйственный расчет, основываясь на подготовленных еще весной рекомендациях РАЭН. В пятницу он должен отчитаться о ходе подготовки. Вопросы?

— У матросов нет вопросов, — с непонятной интонацией произнес Шварцман. — Ознакомлюсь и выскажу. Все?

— Не забудьте, не позже завтрашнего обеда я жду от вас оценку намеченной показательной акции. Сверх того – все. Можете идти.

Оставшись в одиночестве, Олег откинулся на спинку кресла, обхватил себя руками и несколько минут отчаянно боролся с подступающей паникой. Что с ним происходит? Вырвавшееся словечко – «к черту»! Да, оно оттуда… из того мира. Да, он не раз слышал его там… Опомнись, где – там? Ты уже на полном серьезе веришь в реальность «Земли» и «Российской Империи»? Тебе не кажется, что сходишь с ума, дружок?

Его взгляд снова упал на доклад о рабочих волнениях. Внезапно, словно на экране телевизора, он вновь увидел неспокойную волнующуюся толпу перед помостом, пьяных оборванцев в переднем ряду, цепочку казаков, с напряженными лицами ощупывающих пальцами спусковые крючки карабинов… Да что же такое происходит? Спокойно, дружок, спокойно. В воскресенье Пашка должен принести доклад об Оксане. Если принесет… если принесет, значит… хотя нет. Не следует думать о том, как поступать, если Оксана и в самом деле существует в реальности. Следует понять, что делать, если ее не существует. Точнее, где найти хорошего психиатра, но так, чтобы удержать все в тайне. Нарпред, страдающий галлюцинациями, на своем посту долго не протянет. Внезапно ему остро захотелось, чтобы в комнату вошел Хранитель, Тилос или любой другой. Где же ты, Тилос? Куда ты пропал именно в тот момент, когда я остро нуждался в тебе? Как мне не хватает твоей усталой уверенности, понимающей, слегка ироничной улыбки отца, с гордостью наблюдающего за тем, как чадо, запинаясь и путая слова, декларирует стишки с большой сцены? Куда же исчезли проклятые Хранители, выдернув меня к вершинам власти и бросив на произвол судьбы?

Я не могу так. Кто-нибудь, помогите мне! Пожалуйста!

25 октября 1583 г. Мокола. Здание правительства

— Повторяю в последний раз – долги списывать я не намерен.

На красном от ярости лице Смитсона, казалось, можно жарить яичницу. Министр сельскотоварного производства находился на грани взрыва, и лишь десятилетия бюрократической выучки удерживали его от того, чтобы окончательно перейти на нецензурщину.

— Олег Захарович! — прохрипел он через силу, нависая над столом готовым вот-вот извергнуться вулканом. — Я еще раз…

— Не надо, — оборвал его Олег. Он с холодным любопытством изучал лицо министра. — Мне надоело ходить по кругу, а вы не можете сообщить ничего нового. На всякий случай повторяю еще раз: долги сельскотоварных производств за последнее два года списаны не будут. А на тот случай, если до вас все еще не дошло, объясняю снова.

Он постучал пальцем по лежащим перед ним листам доклада.

— Инвестиции в сельское хозяйство Ростании в течение последних десяти лет неуклонно росли. Между тем, выход готового продукта неуклонно падает. Даже несмотря на то, что ваше ведомство в статистику по произведенному мясу засчитывает и хрящи, и жилы, и даже чуть ли не рога с копытами, мы имеем постоянное снижение производства мяса на три-пять процентов в год…

— Если создать все условия, мы умеем работать! В позапрошлом году мы произвели на семь процентов…

— Молчать! — гаркнул Олег, вскакивая на ноги. Его стул с грохотом отлетел назад. Смитсон подавился фразой и замолк, с ненавистью уставившись на Олега. Олег ответил ему немигающим взглядом исподлобья, и министр отвел глаза. — Вот так-то лучше. Что за манера перебивать посреди фразы?

Он поднял стул, поставил его к покрытому парчой столу и сел.

— Как я начал говорить, мы имеем постоянное снижение выхода мяса на три-пять процентов в год. Семипроцентный рост два года назад обусловлен исключительно тем, что ради выполнения планов по мясу пошла под нож едва ли не четверть всего молочного скота в госхозах. С соответствующими последствиями для производства молочной продукции, которые мы до сих пор расхлебываем! Иначе чем вопиющей некомпетентностью подобные действия я назвать не могу. Или вы в качестве оправдания хотите привести мне аналогичную тенденцию с сокращением поголовья в Сахаре? Ну что же, попробуйте, только для начала приготовьтесь объяснить, почему средняя удойность нашей коровы – три-четыре литра в сутки – находится на уровне тамошней хорошей козы, а наши коровы-рекордсменки, дающие по две с половиной тонны молока в год, там даже на середнячков не тянут?

Он фыркнул.

— С выходом продукции растениеводства ситуация также обстоит далеко не лучшим образом. Урожаи пшеницы колеблются в районе тринадцати центнеров с гектара, в то время как в Сахаре аналогичный показатель составляет сорок пять-пятьдесят центнеров! Вы, Иван Васильевич, можете дать хоть какое-то внятное объяснение этому факту?

Смитсон побагровел еще сильнее. Казалось, что его сейчас хватит удар.

— У нас зона рискованного земледелия! — прохрипел он. — А ихним фермерам государство такие дотации дает…

— Ах, зона рискованного земледелия? — зло ухмыльнулся Олег. — Ах, дотации? А тот факт, что на нашей территории расположена половина мировых черноземов, вам ни о чем не говорит? Почему они могут снимать полста центнеров чуть ли не с песка и суглинков, а мы с черноземов в рекордных случаях максимум двадцать собираем? Дотации? Я вас должен огорчить, Иван Васильевич, дотации их фермерам предоставляют не для повышения выхода продукции, а ровно наоборот – для понижения! Иначе они в погоне за прибылью произведут столько жратвы, что просто обрушат рынок. Большой кризис их многому научил, в отличие от нас. Или вы хотите сказать, что если нашим СТП давать больше дотации, они станут больше производить? Бред сивой кобылы. Сколько туда денег ни вбухивай, производство продуктов не увеличивается, только у чиновников да председателей новые дома как грибы растут. Хорошие дома, кирпичные, с водопроводом и даже сортирами в доме.

— Все равно мы не в той климатической…

— Не в той? — Олег понизил голос почти до зловещего шипения. — Ах, не в той? Скажите мне, пожалуйста, Иван Васильевич, почему же «не в той» климатической зоне девяносто процентов картофеля, производимого у нас в стране, производится в частных хозяйствах? Девяносто, б…дь, процентов! Государство вбухивает огромные деньги в сельское хозяйство, надрывает пупок, стараясь обеспечить его техникой, строит огромные фабрики по производству удобрений, и все равно нархозник с лопатой, после рабочего дня в СТП копающийся на своих десяти огородных сотках, наплевав на всяческие климатические зоны, выращивает картошки в десять раз больше! Это вы как-то можете объяснить, а, Иван Васильевич?

Министр сельскотоварного производства только хватал ртом воздух. Прочие присутствующие украдкой бросали на него сочувствующие взгляды, но вмешаться не осмеливались.

— Так что, господин Смитсон, я не просто отклоняю ваш запрос о списании долгов. У государства нет денег на покупку собственных куриц по цене, в полтора раза более высокой, чем себестоимость куриц из Фурака после доставки их в центральную полосу Ростании. В государстве, если вы случайно не заметили, продовольственный кризис, и дело доходит уже до самых натуральных голодных бунтов. В нынешней ситуации мы не можем себе позволить швыряться деньгами направо и налево. Я не просто не позволю списать долги, я вынужден еще и отказать в повышении дотаций на десять процентов, о чем вы запрашивали на прошлой неделе.

— В таком случае, господин Народный Председатель, я вынужден снять с себя всякую ответственность… — Смитсон начал медленно подниматься из-за стола, оттягивая узел галстука.

— А, вы хотите подать в отставку? — притворно-огорченным голосом перебил его Олег. — Ай-яй-яй, какое огорчение. Ну что же, Иван Васильевич, мы все здесь взрослые люди. Поскольку у меня нет и мысли о том, что вы просто пытаетесь давить на меня с помощью блефа, я с огромным сожалением должен проинформировать вас, что отставка принята. Нам будет очень сильно вас не хватать, господин Смитсон. Хотя указ я подпишу в течение ближайших двадцати минут, ваше прошение я ожидаю не ранее, чем через час. Даже, возможно, не позже конца рабочего дня.

Смитсон замер, словно пораженный ударом грома. Краска быстро сползла с его лица, и он мраморно-бледной статуей выпрямился над своим стулом.

— Вы… не… имеете… права… — с трудом вытолкнул он из себя.

— Что? — с удивлением поднял бровь Олег. — Не имею права принимать ваше прошение об отставке? Простите, Иван Васильевич, мне казалось, что речь не столько о праве, сколько о печальной обязанности. Кстати, вместе с вашим прошением я ожидаю предложения по кандидатурам на ваше место. Господа! — он тоже поднялся на ноги, окинув ироничным взглядом окаменевших вдоль длинного стола заседаний министров и предкомитетов Кабинета. — На сей грустной ноте позвольте завершить сегодняшнее чрезвычайное заседание. Господин Ведерников! Напоминаю, что не позднее завтрашнего утра ожидаю окончательный проект введения полного хозрасчета на предприятиях первой очереди. Равно как и сам список предприятий. До свидания, господа!

Он кивнул и, подхватив свою папку, стремительным шагом вышел через «председательскую» дверь зала, с удовлетворением расслышав нарастающий за спиной ропот. Павел, все время скромно просидевший на гостевом стуле у стены, неслышной тенью выскользнул за ним. В небольшой комнате с письменным столом и парой диванов Народный Председатель остановился и резко выдохнул, стараясь унять колотящееся сердце. Бегемот рухнул на диван и негромко, чтобы не услышали в зале, заржал. Охранники у дверей с удивлением взглянули на него.

— Ну ты и зверь! — сквозь смех проговорил он. — Как ты его, а! «То есть вы хотите подать в отставку»? Ох, не могу!

— Тебе хорошо гоготать, — буркнул Олег. — А у меня до сих пор сердце в пятках. Сам не знаю, как решился, колебался до последнего момента. Где указ?

Бирон легко вскочил на ноги и сунул Олег под нос раскрытую папку красной кожи с золотым тиснением «Документы».

— На, подписывай. Да что ты на весу, вон же стол! Слушай, а зачем ты у него список кандидатов попросил?

— Чтобы точно знать, кого назначать не надо, — Олег еще раз пробежал указ глазами и быстро подмахнул его. — Где твой список?

— Там же, под указом. На всякий случай на тех троих, что вверху, я еще и краткие справки приложил, но ты их уже читал.

— Еще раз прочитаю, хуже не станет, — Олег кивнул. — Спасибо. Ладно, я к себе. Будь другом, проконтролируй, что ребята Китайца ведут Смитсона. Домашний арест домашним арестом, но мало ли что ему в голову взбредет напоследок. Кстати… — Он заколебался. Какая-то струна внутри натянулась до предела и задрожала, распространяя вибрацию по всему телу. — По Оксане Шарлот материал есть?

— А как же! — жизнерадостно откликнулся Бегемот. — У нас все как в аптеке. Лично под контролем держу. Девицу нашли, профиль дорисовывают, но вообще-то ничего нового уже не предвидится. Прислать дело?

С жалобным треньканьем струна лопнула, хлестнув по сердцу. Олег почувствовал, как у него перехватывает дыхание. С трудом справившись с собой, он пробормотал:

— Пришли, если не сложно. Ну ладно, я пошел.

Одну за другой переставляя деревянные ноги, в сопровождении двоих телохранителей он вышел из кабинета в коридор, провожаемый удивленным взглядом Бирона. На языке у того явно танцевали любопытные вопросы, но от разговоров в присутствии охраны он воздержался.

Значит, она существует. Значит, она существует. Значит, она…

Олег с трудом оборвал зациклившуюся, словно белка в колесе, мысль. Значит, она и в самом деле существует. Значит, его ночные сны – вовсе не сны. Значит, вырывающиеся у него словечки – вовсе не порождение поврежденного сознания. Но погоди! Постарайся думать логически. Вдруг есть какое-то разумное объяснение? Например, ты когда-то ее уже видел, но забыл, а теперь перегруженное подсознание выстраивает вокруг ее образа какую-то оболочку… Интересно, что еще сможет придумать психиатр, когда я расскажу о проблеме? Видел ли я Оксану раньше? Нет. Совершенно определенно нет. Девица слишком в моем вкусе, чтобы я мог не обратить на нее внимания. Кроме того, ей двадцать два, она на шестнадцать лет младше меня. Значит, если я ее и встречал, то в последние лет пять, максимум шесть, раньше она выглядела совсем девчонкой и вряд ли привлекла бы меня. Нет, в последние пять лет совершенно определенно она мне на глаза не попадалась.

Погоди! Ты даже не видел ее фотографии. Может, просто случайно совпало, и на фото окажется совсем другая девушка. Мне нужно увидеть ее дело, чем быстрее, тем лучше. Пашка, Пашенька, надеюсь, твои ребята не схалтурили…

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…По здравому размышлению Ройко Джонсон отказался от идеи самостоятельно отправиться к Земле на борту транспорта с «Эдельвейса». Его не устраивало продолжительное безделье в отрыве от лабораторной базы. Кроме того, у него имелась идея, которую он до поры до времени держал в тайне от других. Идея хотя и простенькая, но революционная. Ее суть заключалась в полном отказе от вещественного тела («куклы» на более позднем жаргоне).

Личность, существующая на твердотельном носителе, оставалась навсегда привязанной к нему. Глюонно-квантовые процессы, лежащие в основе механизма функционирования твердотельного мозга, позволяли переносить личность с одного носителя на другой только с помощью сложного стационарного оборудования. Фундаментальным недостатком такого метода являлась огромная сложность переноса личности на носитель, удаленный на многие световые годы. Проблема усугублялась неустойчивостью субсвязи, не составлявшей проблемы для передачи цифровых данных за счет компенсирующих протоколов, но делавшей практически невозможной передачу человеческих психоматриц. Хотя и избавившийся от хрупкой органической оболочки и победивший смерть от старости, человек все еще оставался пленником пространства. Прикованному к иммобильным базам и медленным звездолетам, ему оставалось лишь жалкое существование в крохотной по космическим меркам области пространства. Существование без малейшей надежды стать по-настоящему свободным. А вековечная мечта человечества, выраженная в сказочной идее о мгновенных субпространственных прыжках, до сих пор оставалась лишь мечтой.

Мало того, что это заставляло и людей, и искинов чувствовать себя безногими калеками, пленниками собственной плоти. Рациональный, лишенный эмоций анализ перспектив показывал и другое. Из-за сложности космических перемещений цивилизация уже однажды оказалась на грани полного исчезновения. Случись Катастрофа на столетие раньше – и только мертвые артефакты в мертвой планетарной системе когда-нибудь рассказали бы разведчикам иных цивилизаций о существовании человека. При условии, конечно, что кто-то когда-то сумел бы ее найти. Высокая концентрация разумных в малом количестве точек пространства делала вероятной повторение Катастрофы. И Ройко после долгих бессонных ночей принял еще одно судьбоносное решение. Твердотельный носитель разума – вовсе не выдающее открытие, не финальная ступень в эволюции человека. Он лишь промежуточная стадия, окончательный отказ от биологической эволюции в пользу эволюции разума. Передышка, позволяющая собраться с силами и наконец-то обрести истинную свободу.

Устойчивые вихревые поля гравитационной и электромагнитной природы умели получать в лабораториях уже за полвека за Катастрофы. Однако они так и остались игрушкой для немногих исследователей, не нашедшей реального применения. Срок стабильности вихревых полей исчислялся в лучшем случае секундами, а энергии на генерацию одного маленького вихря требовалось столько, сколько ее производил за день кавитонный реактор корабельного класса «С». Сразу после открытия явления вихревой стабилизации околосолнечная инфосреда заполнилась восторженными спекуляциями на тему прекрасного будущего, которое оно сулило, принадлежащими перу как журналистов и энтузиастов, так и вполне солидных ученых. Однако поток публикаций в течение нескольких лет плавно сошел на нет. Выявившиеся принципиальные ограничения не позволяли надеяться, что на существующем уровне технологий удастся добиться чего-то существенного. На фундаментальные же исследования требовались такие затраты, на которые не рискнул пойти ни один исследовательский институт. К тому же общество как раз захватила идея звездной экспансии, и строительство гигантских пространственных катапульт обещало потреблять бюджеты любого размера в течение ближайших десятилетий.

Нет, идея не заглохла полностью. Однако тема вихревых полей оказалась отложенной в дальний ящик в ожидании момента, когда до нее дойдут руки. Набор как теоретических сведений, так и экспериментальных данных, хранившихся в памяти компьютеров звездных баз, оказался достаточно мал, что, впрочем, Ройко не огорчало. Он полагал, что проблемы с вихревыми полями вызваны не столько принципиальными ограничениями, сколько порочностью применяемых подходов. А зачем связываться с тем, что изначально ущербно? Не проще ли изобрести все с нуля?

Исследования вихревых полей заняли еще тридцать лет, большую часть которых Ройко ради безопасности провел в исследовательском блоке на дальней периферии системы. Кстати говоря, разумность решения подтвердилась благодаря серии инцидентов с экспериментальными генераторами, из-за возникших сбоев превратившихся в облака разреженной плазмы и испаривших несколько крупных астероидов, внутри которых Ройко их монтировал. Сам Ройко не пострадал – он благоразумно не приближался к местам испытаний ближе, чем на три световые секунды. В результате административная двойка базы едва не запретила ему впустую переводить и без того ограниченные ресурсы «Эдельвейса», но авторитет ведущего исследователя и поддержка многих людей и искинов позволили ему отбиться от нападок.

Не последнюю роль сыграл и тот факт, что Ройко наконец-то доказал гипотезу Пауля-Ридера о возможности генерации гравитационных полей с помощью особым образом модулируемых полей электромагнитных, наконец-то обосновав основные концепции Единой теории поля, предсказанной еще в середине двадцатого столетия. И не только доказал, но и построил действующий прототип установки искусственного тяготения, который в рекордные сроки довели до ума объединенными усилиями всего коллектива. Теперь оказалось возможным отказаться от осевого вращения станций, предназначенного для создания искусственной гравитации за счет центробежных сил и серьезно осложнявшего жизнь как пилотам кораблей, так и астрономам. Новые установки позволяли создать в пределах одной конструкции одновременно комфортные условия нормальной тяжести в жилых зонах и безынерционную невесомость в цехах и лабораториях, удобную для экспериментов и производственных линий. Популярность Ройко тут же взлетела до самых небес, и его исследованиям не препятствовали уже никогда.

В конечном итоге ученому удалось разработать методы создания долгоживущих самоподдерживающихся энергетических вихрей, не взрывавшихся от контакта с первой же заряженной частицей. Параллельно его ученица Майя Конобу и ее чоки-компаньон Чери Кромин теоретически обосновали методы использования этих комплексов в качестве информационных носителей, что дало зеленый свет разработкам принципиально новой архитектуры носителей искинов с быстродействием на три порядка выше, чем у предыдущего поколения на твердотельных носителях. Однако вскоре Ройко, как и прочие исследователи до него и параллельно с ним, уперся лбом в непреодолимое препятствие. Вихри так и не удавалось сделать полностью автономными. Внешние энергозатраты, потребные для их поддержания, оказались относительно невелики, но они требовались. Без подпитки же срок жизни вихря оказался прямо пропорциональным импульсу, затраченному на его создание, и вскоре Ройко формально доказал, что при существующих энергетических технологиях его возможно растянуть не более, чем на три-четыре стандартных недели. И даже так возрастающая нестабильность вихря уже к середине срока делала невозможной его использование в качестве носителя информации.

Да, Ройко в очередной раз подтвердил свою гениальность. Да, его расчеты показали, что энергетические вихри можно использовать в качестве носителей для психоматриц и что психоматрицы на таком носителе можно копировать через субсвязь на установку, размещенную на другой станции. Да, в ближайшей перспективе перед остатками человечества открывалась выдающаяся возможность мгновенно путешествовать между любыми тюремными камерами, в которые превратились исследовательские базы, а в перспективе – вернуться и в Солнечную систему, просто передав разведчикам по субсвязи схемы приемников. Но в целом исследования зашли в тупик: перемещать в пространстве психоматрицу с кавитонным реактором поддержки немногим удобнее, чем плавать с жерновом на шее…

23 сентября 1905 г. Москва. Большой Гнездниковский переулок

— Добрый день, ваше превосходительство!

Олег вздрогнул. Реплика Войлошникова, скрипевшего пером за столом у окна, вывела его из глубокой задумчивости. Он поднял взгляд и рассеянно кивнул стремительно вошедшему в комнату Зубатову. Краем глаза он заметил неодобрение на лице соседа – добрейший Леонид Иванович явно полагал, что высокое начальство следует приветствовать куда более почтительно. Высокое? Кислицын напряг память. Ну да, все время забываю. Директор Охранного отделения – по должности полковник или генерал-майор, но поскольку Зубатов штатский, то у него гражданский ранг. Если не ошибаюсь, действительный статский советник. Тогда все правильно, обращение – «ваше превосходительство». Беда с ней, с Табелью о рангах. И кто только ее придумывал?..

— Добрый день, судари мои, — поздоровался Зубатов. — Олег Захарович, напоминаю о своем задании. Когда я получу рапорт?

— Уже закончил, Сергей Васильевич, — сообщил Олег, постукивая пальцем по лежащей перед ним бумаге. — Перечитываю в последний раз.

— Так-так-так… — пробормотал Зубатов, подхватывая один из листов и быстро пробежав по нему цепким взглядом. — Соблаговолите, милостивый государь, собрать в кучку свое творчество и проследовать за мной.

Слегка удивленный официальным тоном, Олег быстро сгреб листы отчета и, на ходу сортируя их в правильном порядке, направился за начальством. К еще большему его удивлению директор Московского охранного отделения направился не к лестнице на третий этаж, где располагался его кабинет, а к спуску на первый, к выходу.

— Время для завтрака, — пояснил тот, не останавливаясь. — Простите великодушно, но другого времени нет. Придется нам разговаривать за едой. Знаю, что вредно для пищеварения, но служба у нас такая.

Олег с трудом удержался, чтобы не хмыкнуть от изумления. Завтрак после полудня? И чтобы Зубатов пригласил кого-то к себе? Нет, заезжих чинов, даже младших офицеров из провинциальных отделений, он водил к себе регулярно, но чтобы своих служащих? Впрочем, много ты о нем знаешь, одернул он себя. Ты-то в отделении хорошо если три-четыре часа в день проводишь, а он – с девяти утра до двух ночи. Как только жена терпит?

Обитал Зубатов в служебном флигеле в глубине на удивление тихого двора градоначальства. Шум проспекта надежно глушился большим зданием и разбитым перед ним садом, уже почти облетевшим по осеннему времени. Лишь изредка доносилось ржание лошадей из расположенной за несколькими рядами деревьев жандармской конюшни. Утренний моросящий дождик уже закончился, и в свежем воздухе стоял еле ощутимый прелый запах опавших листьев. Стремительно взбежав по ступенькам резного крыльца, хозяин предупредительно пропустил гостя вперед и вошел сам, вытирая ноги от слякоти.

— Настя! — крикнул он громко, и из кухни в прихожую выбежала полная девица в платке и заляпанном переднике, круглыми глазами уставившаяся на Олега. — У нас гость. Поставь на стол еще один прибор. Добрый день, Анечка, — улыбнулся он появившейся из большой светлой комнаты миловидной женщине в простом черном платье с накинутой поверх шалью. — Познакомься – Кислицын Олег Захарович, мой сотрудник. Олег Захарович, это моя жена, Анна Николаевна Михина. Прошу любить и жаловать.

— Здравствуйте, — Олег неловко поклонился, смутившись от неожиданности. — Рад знакомству.

— Я тоже рада, — Анна Николаевна одарила его слегка натянутой улыбкой. — Пожалуйста, проходите в столовую. Завтрак стынет. Тарелки Настя сейчас принесет.

Пока Зубатов рассеянно жевал, читая отчет, Олег осторожно прихлебывал наваристый борщ из глубокой тарелки, исподтишка оглядываясь по сторонам. Очевидно, хозяева отнюдь не стеснены в средствах. Добротная мебель, мягкие кресла и диван в углу, резные ножки стола, тяжелые вышитые гардины на окнах и – чудо из чудес в России – рожки электрических ламп накаливания в люстре под потолком. На столике в углу располагался черный ящичек, в котором Олег опознал телефонный аппарат. Устройство по форме отличалось от того, что стояло в служебном кабинете Зубатова, но определенно являлось телефоном. По крайней мере, у него наличествовали раструб, куда надлежало говорить, трубка, приставляемая к уху, и ручка для накручивания. Олег в очередной раз сделал себе зарубку на память: поговорить с каким-нибудь телефонных дел мастером и донести до него гениальную идею объединения микрофона и динамика в одной конструкции.

— Наше проклятие, — вздохнула Анна Николаевна, перехватив его взгляд. — У нас даже в спальне такой стоит. Трезвонит день и ночь…

Олег открыл рот, чтобы ответить, но тут его шеф отложил в сторону доклад.

— Неплохо для первого раза, — сообщил он и проглотил ложку супа. — Я имею в виду общение с потенциальным секретным сотрудником. Писать доклады вам еще следует подучиться, но сейчас речь о другом. Должен отметить, что ваше поведение на митинге кажется мне не слишком разумным и весьма рискованным, но результат себя оправдал.

Он отломил и задумчиво прожевал кусочек хлеба.

— Хотя, замечу, все-таки определенные ошибки вы по неопытности допустили. Так, хотя вы и беседовали с… — он бросил взгляд на доклад. — …с Ухватовым Михаилом Ивановичем глазу на глаз, встречу вы ему назначили в присутствии товарищей, что в будущем способно бросить на него тень подозрения. Между тем, судя по написанному, означенный Ухватов является одним из неформальных лидеров рабочего движения. Несмотря на то, что формально Орехо-Зуевские мануфактуры не входят в сферу интересов Московского отделения, иметь там своих сотрудников для нас очень желательно. И тот факт, что вы вышли на него спонтанно, говорит в вашу пользу. Однако данный контакт потребуется развивать, и…

— Прошу прощения, — весьма невежливо перебил его ошарашенный Олег, — но я не занимался вербовкой стукачей. Я просто в неформальной манере выяснил…

— Олег Захарович! — слегка поморщившись, остановил его Зубатов. — Я не совсем понимаю использованный вами термин «стукач», но, судя по интонации, вы явно вкладываете в него отрицательный смысл. Боюсь, что вы подвержены влиянию все тех же стереотипов, что и наша излишне либеральная интеллигенция. Наши секретные сотрудники используются отнюдь не для организации провокаций, как любят писать в газетах. Они – необходимый элемент в системе получения информации, без чего невозможен политический сыск. Смею вас заверить, что я не отношусь к секретным сотрудникам так же, как некоторые мои коллеги. Для меня они отнюдь не расходный материал, который можно выжать до дна и выбросить за ненадобностью. И именно потому я считаю своим долгом прояснить некоторые детали. Вы что-то хотите сказать?

— Видите ли, Сергей Васильевич, — Олег осторожно промокнул губы салфеткой, — для меня немного неожиданна интерпретация разговора с тем парнем как вербовки. Меня просто интересовала общая картина…

— Знаете, общая картина – как раз то, что в первую очередь интересует и меня тоже, — усмехнулся директор отделения. — Тут мы с вами вполне солидарны. Освещение ситуации в целом в нашей деятельности чрезвычайно важно. Особенно в нынешние неспокойные времена. Согласитесь, что куда проще и гуманнее предотвратить стихийный бунт, чем подавлять его силой оружия. Поэтому, Олег Захарович, вы продолжите работу с данным источником. Я попрошу штабс-капитана Герарди – вы наверняка с ним уже познакомились – ввести вас в курс дела и преподать урок по основным методам работы с агентурой. Сегодня же поговорите с ним и назначьте встречу не позднее завтрашнего дня. На обучении поприсутствует также поручик Мартынов, недавно переведенный в наше отделение из Петербурга по его личной просьбе. Еще я хочу, чтобы вы в течение трех-четырех дней снова встретились с Ухватовым. За ним установят наблюдение и выяснят, насколько осведомленной фигурой он может оказаться. И, ради бога, Олег Захарович, вспомните, наконец, что вы служите в Охранном отделении. И именно сбор информации является вашей первейшей обязанностью.

— Я… понимаю, — кивнул Олег. — Да, наверное, мне следует определиться, в конце концов, что я и где я. Я знаю, что вишу балластом на ногах отделения, и…

— Увольте меня от ваших извинений, — резко оборвал его Зубатов. — Я склонен рассматривать прошедший месяц как вашу подготовку к активной деятельности. Здесь нет ничего страшного, многие жандармские офицеры втягиваются куда дольше, если вообще втягиваются. К сожалению, я не могу больше позволить вам болтаться без дела. Просто для сведения: вчера в ходе очередного совещания градоначальник в качестве курьеза передал мне весьма вздорный донос на меня же. Донос состряпал один из моих служащих. Вы его не знаете, зато он, похоже, успел вас изучить. Вы фигурируете в качестве примера протекционизма, который я оказываю всяким подозрительным личностям.

Внезапно у Олега пропал всякий аппетит, и даже восхитительный запах от тарелки с рагу, которую поставила перед ним повариха Настя, стал каким-то пресным и невыразительным.

— Да, следовало ожидать, — кивнул он. — Я как-то забыл, что у вас есть свое начальство. Видимо, мне следует задуматься о жизни. Вы правы, нельзя всю дорогу сидеть у вас на шее.

Зубатов досадливо скривился.

— Поймите меня правильно, Олег Захарович. Я вовсе не пытаюсь попрекать вас грошовым жалованием, что плачу сейчас. Некоторые важные секретные сотрудники в месяц получают три-четыре раза по столько, сколько вам полагается в год. Однако вам действительно следует определиться, чем вы собираетесь заниматься. Если вас привлекает политика – а вас она, похоже, привлекает, — вам определенно нужно задуматься о карьере в Охранном отделении. Если вас влечет инженерная стезя на заводе Гакенталя или каком-нибудь другом, я с удовольствием помогу вам продвинуться в том направлении, хотя мне и жаль терять потенциально одаренного сотрудника. Примите также к сведению, что у меня масса недоброжелателей, которые с удовольствием подставят мне ножку и поаплодируют моему падению. А падая, я увлеку за собой многих, возможно, и вас тоже, так что инженерная карьера для вас куда безопасней в смысле перспектив. В общем, думайте и решайтесь. Но пока я не получил от вас прошения об отставке, я полагаю вас своим полноценным служащим, обязанным выполнять мои прямые распоряжения. Так что будьте добры сегодня же договориться с Герарди о времени для занятий.

— Хорошо, — кивнул Олег, погружая вилку в рагу. — Знаете, Анна Михайловна, у вас все так вкусно…

Остаток завтрака – или обеда, смотря откуда смотреть, — прошел в напряженном молчании. Жена бросила несколько фраз насчет растущей дороговизны и беспорядков, ее муж кивал, отделываясь ничего не значащими репликами. Олег сосредоточенно жевал, наслаждаясь домашней пищей, пусть и отравленной грустными мыслями. Отказавшись от чая и поцеловав хозяйке руку, он покинул гостеприимный дом и направился к особняку Охранного отделения, но через несколько шагов изменил курс. Внезапно ему захотелось прогуляться. Авось свежий воздух облегчит камень на сердце. Действительно, нужно определяться. Нельзя сказать, что он полностью освоился в новом мире, но и слепым кутенком быть перестал. Но что же ему делать? Начать строить карьеру в местном аналоге Службы Общественных Дел? Он разделял общее отношение к ее дурно пахнущим делишкам, но то дома. В России, похоже, положение являлось кардинально иным. Люди, подобные Зубатову, в Службе общественных дел не удержались бы и в самом низу иерархической лестницы, не говоря уж о том, чтобы подняться до такого важного поста. Да, милейший Сергей Васильевич является исключением и здесь, но исключением, абсолютно немыслимым дома, что позволяет судить о правиле.

Но и бросать технические проекты не хотелось. Дела с производством полиэтилена только-только начали сдвигаться с мертвой точки, и если бросить их сейчас, все может заглохнуть. Да и с бензиновым двигателем закручивается любопытно. В конце концов, можно принять предложение того же Гакенталя и пойти к нему в инженеры, а там посмотреть, что получится. Может, посоветоваться с Ваграновым? Нет, у того, кажется, свои заморочки с политикой. С Овчинниковым? С ответом инженера все заранее ясно: нафиг жандармов, давай к нам. Тогда с кем? С Болотовым? Много ли психиатр понимает в политике? Ох, ситуация…

Ноги сами несли его по Тверскому проспекту, и лишь в самый последний момент он осознал, что что-то неладно. Разодетые гуляки, в субботний день фланирующие по проспекту пешком и в колясках, с дамами под ручку, как-то неожиданно исчезли. Зато прямо по курсу нарисовалась немалых размеров волнующаяся толпа. Вокруг гарцевали казаки, а сверху на народ равнодушно взирал чугунный памятник какому-то местному поэту – его фамилию Олег так и не запомнил, что-то военное. Олег повернул было голову и открыл рот, чтобы спросить Крупецкого о том, что за сборище… и сообразил, что поручик остался в Охранном отделении. Когда Олег выходил из здания, тот сидел на лавочке у выхода и читал газету, а на пути из флигеля Зубатова Олег прошел стороной. Ну и ладно! В конце концов, не все же под присмотром гулять, словно дитяте. Он ведь не собирается в приключения встревать, верно? Только посмотрит поближе…

Он принял независимый вид, побарабанил пальцами по груди, проверяя наличие во внутреннем кармане пиджака свернутого удостоверения, и независимой походкой двинулся к толпе. Однако не успел он пройти и десятка шагов, как оттуда грохнул выстрел, потом второй, третий… Револьвер, автоматически определил Олег. Судя по звуку, из тех, что называют «бульдогами». Он растерянно замер на месте, а один из казаков беспомощно всплеснул руками и осел в седле, упав грудью на лошадиную холку. Остальные тут же вскинули карабины, снова ударили выстрелы. Началась беспорядочная кутерьма. Толпа завизжала, застонала, закружилась на месте, начала быстро растекаться по сторонам, оставляя за собой безжизненные или корчащиеся тела, а казаки направляли лошадей в самую ее гущу, сбивая людей с ног и отчаянно работая нагайками и шашками.

В его сторону бросилась небольшая группа мужчин, судя по одежде – рабочих или мелких приказчиков, преследуемая двумя казаками – зубы оскалены, физиономии искажены яростью, хрипящие лошадиные морды с вытаращенными глазами и пеной на губах словно возникли из ночного кошмара. Вдруг время пошло очень медленно, и Олег разглядывал медленно плывущие в воздухе лошадиные туловища, летящие из-под подков комья грязи, прикрывающих голову руками беглецов, и сердце медленно и отчетливо стучало в висках.

«Что ты стоишь, идиот?» – вспыхнула в голове мысль. — «Они сейчас доберутся сюда! Полагаешь, они задумаются, кто стоял в толпе, а кто просто проходил мимо?»

Раздвигая руками густой воздух, Олег словно в ночном кошмаре развернулся и изо всех сил, едва переставляя ноги, побежал от надвигающейся на него опасности. Дорогу он не разбирал. Мелькали какие-то проходные дворы, скверики, мрачные многоэтажные доходные дома и полуразвалившиеся частные домишки… Сердце колотилось все сильнее, бухало в такт догоняющим шагам, в левом боку возникла острая боль, словно от загнанного в печень шила. Сколько он пробежал, он не знал, но вскоре боль и нехватка воздуха вынудили остановиться. Он оперся о забор, тяжело хватая ртом воздух и стараясь не думать о саднящей боли в боку и центре груди, а шаги набежали сзади и затихли. Тяжелая рука хлопнула его по плечу.

— Что, товарищ, душа в пятках, а? — весело спросили из-за спины. — Ну все, все, ушли. Отстали, сатрапы. Отдышись толком, теперь можно.

Олег обреченно повернул голову. Ему во все тридцать два зуба улыбался здоровый парень в кумачовой рубахе под кожаным жилетом, широких штанах, заправленных в начищенные сапоги, и кожаном же картузе. Физия у парня явно была из тех, от которых млеют все красные девицы, а возраст едва ли перевалил за двадцать даже с учетом местных особенностей взросления.

— Перетрухал, ага? — спросил парень. — Я тоже слегка спужался. Петька, дурак, из револьвера стрельнул, и кто просил, спрашивается? Не, дурак он, дурак, ему лишь бы пострелять. Оторвут голову когда-нибудь. Ну, зато сатрапа он подстрелил, ужо будут знать!

Он залез за пазуху, извлек клочок бумаги, кисет и начал ловко сворачивать самокрутку, снисходительно посматривая на пытающего восстановить дыхание Олега. Сам парень, казалось, почти даже и не запыхался.

— Ты-то, я гляжу, прилично одетый, ага? — добродушно спросил он. — Скажи, дядя, тебя-то чего на митинг занесло? Ты из сочувствующих, аль просто любопытство заело?

— Любопытство, — вяло кивнул Олег. Жжение в груди ослабело, и говорить было уже не так больно. — Послушать хотел, о чем говорят, да вот, понимаешь…

— Ага, еле ноги унес, — сочувственно кивнул парень, поджигая самокрутку и выпуская длинную струю вонючего дыма. — Случается. Только ты, дядя, не туда слушать ходишь. На митинге мы против сатрапов выступаем, а они нас за то лупят. Сволочи, — он сплюнул на землю, — мы их словами, а они нас ружьями да нагайками!

Олегу совсем не казалось, что стрельба из «бульдога» проходит по классу словесной борьбы, но свое мнение он благоразумно оставил при себе.

— Ну ничего, — парень картинно выпустил еще одну дымную струю, — недолго царским прихвостням осталось. Народ сбросит ярмо, и тогда казачки попляшут под нашу музыку. Ты, дядя, как, знаешь что о народе? Раз митингами интересуешься, значит, в правильном направлении мыслишь, ага?

Олег кивнул. Похоже, удача в очередной раз столкнула его с кем-то, мягко говоря, находящимся не в ладах с законом на революционной почве. Интересно, и что он мне предложит?

— Правильно! — одобрил его кивок парень. — Правильно мыслишь, товарищ. Однако же тебе просвещаться надо, а не просто по улицам от казачья бегать. Хочешь, приходи к нам, послушаешь умных людей. Я-то что, я красиво говорить не обучен, а вот есть у нас люди, так их слова до самого сердца пробирают. Что, хочешь послушать, ага?

— Ну… не знаю… — Олег замялся. С одной стороны, как раз то, чего он хотел: понять ту, мятежную, сторону. С другой – наверняка Зубатов заставит его стучать и на этих ребят, делать из них «секретных сотрудников». А хочет ли он превращаться в вербовщика?

— Вот и молодец, дядя, — широко ухмыльнулся парень. — Несознательный ты еще, ну да дело поправимое. Значица, завтра вечером, часам к пяти, приходи в Колокольников переулок, дом три, неподалеку от Рождественского монастыря по Трубной улице. Скажешь, Васька Еркин звал. А пока бывай, мне в лавку пора возвращаться, не то хозяин убьет.

Парень выпустил еще одну струю дыма и вразвалочку пошел по переулку. Только сейчас Олег понял, что не имеет ни малейшего понятия, куда его занесло и что за глухие заборы его окружают. Он открыл рот, чтобы окликнуть словоохотливого парня, но передумал. В конце концов, не маленький, не заблудится.

Колокольников переулок, дом три… Да уж, ну и дела. Идти? Или не идти? Он повернулся и побрел в ту сторону, откуда прибежал. Определенно, тот, кто его засунул сюда, обладает весьма странным чувством юмора. Или у него самого с головой не все в порядке? Еще и Крупецкий на его счет пройдется. Чего, спрашивается, он вообще бежал? Прижался бы себе к стеночке, авось и не тронули бы…

Крупецкий, однако, злоехидничать не стал. Услышав о происшедшем, филер пришел в ярость. На мгновение Олегу почудилось, что тот сейчас ударит его. Однако поляк сумел сдержаться. Несмотря на багровую физиономию, его голос звучал почти ровно:

— Если пану Кислицыну угодно добиваться, чтобы меня выбросили на улицу, словно никчемную собаку, пусть пан так и скажет! По крайней мере, я смогу заранее подыскать другую работу. Дворником, например, в приличном доме – больше после такого позора никуда не возьмут.

— Я не хотел… — попытался возмутиться Олег, но Крупецкий оборвал его:

— Когда ребенок разбивает вазу, он тоже говорит, что не хотел. Пан Кислицын, попытайтесь поставить себя на мое место. Меня приставили к вам в непонятно каком качестве – то ли стражника, то ли экскурсовода. Начальство в категорической форме приказало мне ни на шаг от вас не отходить. В то же время я то и дело теряю вас из виду. То вы сидите в комнате наверху, и мне остается лишь догадываться, там ли вы еще и не сбежали ли через окно, то ускользаете от меня неожиданным манером. А я получаю от начальства выволочку, что мне до крайности надоело. Я сейчас же иду к пану Зубатову и прошу его освободить меня от обязанности вас сопровождать. Видит бог, отделение отчаянно нуждается в филерах, и я нанимался сюда совсем не за тем, чтобы разыгрывать из себя няньку.

Следующие пять минут Олег убеждал его в том, что случаев, подобных сегодняшнему, больше не повторится, пустив в ход все свои сценические таланты. Наконец, краска потихоньку сползла с лица филера, и тот, облегченно вздохнув, согласился не докладывать об инциденте Зубатову.

— Но помните – в последний раз! — угрожающе пошевелил он усами.

— Да-да, в последний! — быстро согласился Олег. — Однако же что мне делать с приглашением?

— Пся крев… — пробормотал Крупецкий себе под нос. — За него пан Медников взгреет меня отдельно. Я обязан доложить ему о случившемся, и он обязательно спросит, как же я не оказался на месте, чтобы срисовать вашего Ваську Еркина…

— Не взгреет, — ухмыльнулся Олег. — Версия такая: я скажу, что мы шли вместе, потом я перепугался казаков и бросился бежать со всех ног, так что вы за мной не угнались. А когда догнали, тот парень уже ушел. Годится версия?

— Матка боска… — схватившись за голову, простонал Крупецкий, откидываясь на спинку парковой скамьи. — Вы не знаете пана Медникова. Филер не догнал объекта наблюдения, да еще такого хлипкого, прошу прощения пана, как вы! Он сразу поймет, что вы обманываете!

— А кто сказал про обман? — удивился Олег. — Я напишу отчет так, что о вашем присутствии ничего не упомяну. Вы укажете, что в кутерьме потеряли меня из виду, не конкретизируя, в какой именно момент. Вряд ли кто-то станет докапываться до сути. Не беспокойтесь вы так, я все возьму на себя. Меня другое волнует – стоит ли идти на встречу? Один раз я уже ввязался в диспут, так что еле ноги унес.

— Не знаю, — вздохнул поручик. — Я же простой филер, меня не посвящают в детали расследований. Если ячейка уже известна и контролируется, то, наверное, не стоит. Если неизвестна, то вам не обязательно идти – наружное наблюдение и без вас срисует участников, а ваше присутствие может насторожить их. Куда полезнее сохранить контакт с Васькой Еркиным, чтобы он тайно работал с вами, поставляя информацию.

— А если мне самому интересно? — осведомился Олег.

— Не ко мне вопрос, — сухо откликнулся филер. — Я вам не указ. Все вопросы – к пану Зубатову.

24 сентября 1905 г. Москва, Большой Гнездниковский переулок

Зубатов задумчиво взглянул на Медникова.

— Что думаешь, Евстратий? — спросил он, подергивая себя за бородку. — Пускать его али нет?

— Поостеречься нужно, — задумчиво пробасил тот. — Опасно. Во второй раз могут и не промахнуться.

Олег мысленно усмехнулся тому, как синхронно работает мысль у филера и его начальника.

— С другой стороны, — Медников развел руками, — ячейка незнакомая. Полезно разузнать, каких взглядов они придерживаются. Может, бестолочь говорливая, на которую и силы тратить незачем – поговорить по душам да и убедить не соваться не в свое дело. Людей я туда, конечно, пошлю, да и парочку городовых посмышленее поблизости обеспечу… — Он сделал короткую паузу, дождавшись едва заметного кивка Зубатова. — …так что вам, господин Кислицын, большая опасность не угрожает. В крайнем случае вопите во все горло, мои люди услышат, вломятся в дом и арестуют всех, кто там присутствует.

— Другое дело… — Зубатов щелкнул массивным серебряным портсигаром и закурил папиросу, выпустив облако сизого дыма. — Другое дело, что цель вашего визита оказывается достаточно туманной. Ну, поговорите вы с ними, подружитесь, войдете в доверие. Выясните, что они, скажем, социалисты-революционеры. Через месяц окажется, что они планируют очередной экс или теракт. Возьмем мы их с поличным – а дальше? В печати сразу же поднимется вой: очередная провокация Охранного отделения! Коварный Зубатов через своего подчиненного организовал подставную организацию, заманил в нее невинных младенцев и выставил как свой успех…

Олег дернулся на своем стуле, но начальник Охранного отделения махнул рукой.

— Я так, фантазирую, — объяснил он. — Может, и не напишут или напишут иными словами. Или вообще проглядят ваше участие. Но варианты есть самые разные. Понимаете, Олег Захарович, моя политика заключается в том, что провокация как метод борьбы с революционерами совершенно недопустима, а жандармских офицеров, что прибегают к ней, следует сурово наказывать. И в значительной степени мне удается донести идею до начальства. Наша задача – бороться с настоящими преступниками, а вовсе не подталкивать к преступлениям сомневающихся. К счастью, после известных событий ко мне пока прислушиваются. Однако внедрение штатного сотрудника отделения в подпольную ячейку может быть воспринято именно в таком ключе: как провокация. Доказать возмущенной общественности, что не вы играли там первую скрипку, окажется крайне сложно, а времена нынче и без того беспокойные. Поэтому мы сознательно идем на то, что информацию получаем от лиц, формально с нами никак не связанных. Иногда от мелкой сошки, иногда – от крупной рыбы, но принцип один: наши информаторы не состоят и никогда не состояли у нас в штате и не получали официального жалования.

Он стряхнул выпустил облако дыма, просвеченное лучами заходящего солнца, и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу.

— Кроме того, — мягко закончил он, — о вашей работе в штате Охранного отделения, кажется, стало известно слишком многим посторонним людям. Это ставит под угрозу как вашу жизнь, так и жизнь подпольщиков, с которыми вы общаетесь. А секретные сотрудники – наше главное достояние, не говоря уже, что они доверяют нам свои жизни. Я настоятельно не рекомендую вам посещение данной встречи.

Олег упрямо тряхнул головой.

— И все же я хочу сходить, — медленно произнес он. — Не вижу особой проблемы – в крайнем случае арестуете их и вышлете…

— За что арестовать? — удивился Зубатов. — Олег Захарович, я, конечно, могу арестовать и выслать неблагонадежных граждан, но вам не кажется, что сначала нужны хоть какие-то доказательства вины?

— Я не о том. Арестуете и вышлете куда-нибудь в Самару, чтобы отвести от них подозрения, — пояснил Олег. — Потом вернутся, если захотят. Но мне почему-то кажется, что на встрече побывать стоит. Как-то так сложилось, что за все время моего пребывания здесь со мной ни разу не произошло ничего «случайно». Все встречи и события вели к чему-то большему. Помните, утром вы напомнили мне, что пришло время определяться? Так вот, для того, чтобы правильно определиться, мне потребуется вся информация, которую я могу получить. Так что один раз, последний, я рискну поступить не по уставу. Ладно?

— Ох, ну что мне с вами делать! — вздохнул Зубатов. — Последний раз, говорите? Слабо верится. Ладно, разрешаю. С Евстратием проработаете детали операции. Ваша задача – войти и уйти без лишнего шума и не возбуждая лишних подозрений. Не вздумайте ввязываться в дискуссии. Изобразите из себя наивного человека, запутанного происходящим и пытающегося разобраться. Не давайте никаких обещаний и вообще поверните дело так, чтобы никто не удивился вашему отказу от дальнейшего сотрудничества. Ну, испугались там царских сатрапов или не приняли идеологию… А если, не дай бог, увидите на встрече знакомые лица – того же Мазурина, например – разворачивайтесь на пороге и бегите. Немедленно бегите и не забивайте себе голову всякими вещами наподобие собственного достоинства. Все ясно?

— Да, — кивнул Олег, — только…

— Детали – с Евстратием, — жестко произнес Зубатов. — А сейчас у меня дела. Кстати, с Гершуни вы пообщались насчет уроков?

— Нет, но…

— Прямо отсюда, из кабинета, направляетесь к нему и договариваетесь о времени. Крайний срок – завтра вечером. Теперь свободны.

Когда за Олегом закрылась дверь, Зубатов вздохнул и повернулся к Медникову. Тот осуждающе покачал головой.

— Слушай, Сергей свет Васильевич, что-то странно ты себя ведешь. Ты же намеревался категорически запретить ему идти.

— Помню, — кивнул тот. — Однако есть в нем что-то такое… неуловимое. Не могу я ему противостоять, когда он вот так убежденно начинает говорить. Словно какой-то поток подхватывает и несет непонятно куда. Сначала соглашаешься, и только потом спохватываешься. Ох, не нравится мне ситуация…

— Так уволь его, — начальник филеров пожал плечами. — Или вообще отправь куда-нибудь в глушь, чтобы под ногами не путался. Делов-то!

— Ну уж нет, — Зубатов покачал головой. — Лучше уж он под моим приглядом останется. Пока. Подсказывает мне внутренний голос, что может он таких дров наломать, что потом всем миром не расхлебаем. В общем, завтрашнюю операцию постарайся продумать как можно тщательнее. И рассчитывай на наихудший вариант. Теперь давай с другими делами…

* * *

Где-то в монастыре начал негромко бить колокол, и как бы подчиняясь сигналу, дверь наконец-то тихо скрипнула и приотворилась. Из сенной тени высунулось недовольное лицо бабы, обрамленное засаленным платком. Она окинула Олега с Оксаной недовольным взглядом и громко засопела.

— Чаво надоть? — недружелюбно спросила тетка.

— Мы… — Олег внезапно растерял заранее приготовленные слова. Он ожидал совсем другого – громилу-боевика с револьвером наготове, например, или интеллигента наподобие Вагранова, но к разговору с деревенской бабой оказался не готов. Может, парень над ним подшутил, и нет здесь никакого собрания? — Тут Василий Еркин меня звал сегодня… поговорить…

— Васька-то? — баба подозрительно вгляделась в Олега. — Щас, погодь, позову кого… Ты от двери-то отойдь, отойдь, не стой на проходе.

Дверь захлопнулась у Олега перед лицом, чуть не ударив по носу, и он, пожав плечами, сделал пару шагов назад, совсем забыв, что позади хоть и низкие и прогнившие, но все равно крылечные ступеньки. Нелепо взмахнув руками, он с трудом удержал равновесие и с благодарностью ощутил, как Оксана поддержала его сзади.

— Аккуратней, шпион, — тихо фыркнула она ему в ухо. — Убьешься ненароком.

— У меня жизнь такая, рисковая, — хмыкнул Олег, отстраняясь. — А вот тебя убьют – и что я стану делать? Ну зачем ты…

— Ой, ну хватит в двадцатый раз шарманку крутить! — скривилась девушка. — Ты меня за весь вчерашний вечер отговорить не смог. Думаешь, в последний момент получится? Нет уж, пришли мы вдвоем, и уйдем тоже вдвоем. Не все одному тебе в приключения встревать.

Олег вздохнул и замолчал. Накануне Оксана проявила характер, категорически отказавшись отпускать его одного. Проявила в первый раз – и, Олег подозревал, отнюдь не в последний. Похоже, что она окончательно оправилась после «переноса», как он называл событие про себя, и «киснуть в четырех стенах» более не собиралась. Он в очередной раз сделал зарубку на память: выяснить, какое не слишком обременительное занятие ей можно подобрать. Действительно, сидеть дома круглые сутки – не дело. Особенно когда до изобретения телевизора еще лет этак сто.

Дверь снова скрипнула, и в проеме нарисовалась внушительная фигура в картузе.

— Во! — произнесла она радостным голосом Васьки Еркина. — Смотри-ка ты, дядя, пришел! Да не один, с мадамкой! Он, он, точно говорю! Вместе от казаков драпали.

Из глубины сеней донесся неразборчивый ответ, и парень приглашающе махнул рукой.

— Входи, дядя, и дамочка пусть входит. Только аккуратнее, тут под ногами набросано.

Осторожно перешагивая через какое-то барахло, Олег прошел за ним через полумрак, ощущая затылком горячее дыхание Оксаны, и вступил в немногим более светлую комнату. Сквозь обращенное на север небольшое окно свет практически не просачивался, и лишь тусклая керосиновая лампа позволяла разобрать, что в комнате находятся еще трое, не считая Васьки.

— Проходите, товарищи, — властно произнес густой баритон. — Товарищ Валерий, обеспечьте даму стулом. Вам, товарищ, придется разделить с нами лавку. Увы, обстановка самая что ни на есть спартанская.

— Ничего страшного, — пробормотал Олег, полуощупью находя лавку и осторожно усаживаясь на край. — Я и на подоконнике могу, если надо.

— О! — усмехнулся владелец баритона. На его пенсне блеснул слабый отсвет лампы. — Вы, я вижу, привычный к такой обстановке?

— К такой – вряд ли, — Олег пожал плечами, — но я человек неприхотливый. Меня, кстати, зовут Кислицын Олег Захарович. Можно просто Олегом.

— А я – Оксана, — подала голос девушка. — А вас как звать?

— Ну, пока зовите меня товарищем Антоном, — владелец баритона махнул рукой в угол. — Василия вы уже знаете. Рядом товарищи Михаил и Валерий. Скажите, товарищ Оксана, вы сюда пришли… э-э-э, просто так? За компанию с товарищем Олегом? Или тоже интересуетесь… э-э-э… классовой борьбой и прочими скучными мужскими материями?

— А оба варианта выбрать нельзя? — сладко спросила девушка. — А то все такие умные, а я такая глупая и даже не знаю, что ответить…

— А язычок у вас острый, — усмехнулся товарищ Антон. — Вижу, что и вы можете оказаться хорошим товарищем по нашему делу. Ну что же, считаем, первое знакомство состоялось. Однако же я должен задать вам вопрос: вы хорошо осознаете, зачем мы здесь и какие последствия может иметь ваше присутствие? Может статься, вы не понимаете, что рискуете как минимум ссылкой в провинцию, а как максимум – сибирской каторгой и даже виселицей?

— Чем мы рискуем, поймем после того, как вы объясните, чем занимаетесь, — хмыкнул Олег. — Вы, товарищи, кем являетесь? Социалисты-революционеры? Социал-демократы? Анархисты? Или просто фрондирующая интеллигенция?

— Я смотрю, вы неплохо подкованы в нынешних политических реалиях, — сухо ответил товарищ Антон. — Нет, мы не эсэры. Мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии, если вам название что-то говорит. Впрочем… вы, товарищ, случайно не состоите уже в подпольной организации?

— Нет, — качнул головой Олег. — И даже не уверен, что хочу, не знаю, как Оксана. Давайте начистоту, товарищ Антон. Я пришел сюда просто из любопытства. Я давно хотел встретиться с кем-то, кто лично участвует во всем… — Он сделал широкий жест рукой. — В борьбе против самодержавия, я имею в виду. Революционеры… ну и так далее. С Василием я столкнулся совершенно случайно, но за случай решил ухватиться. Возможно, мы пообщаемся сегодня вечером, а потом разойдемся и никогда более не увидимся. Наверняка ваша халупа – просто наемная квартира, так что вы в любой момент можете перенести собрания куда угодно, а Москва – город большой.

— Верно мыслите, товарищ, — согласился бас из дальнего угла. — А еще мы приглушили свет, чтобы вы не могли толком разглядеть наши лица. И имена наши, как вы догадываетесь, вымышлены. Так что если вы собирались доносить на нас, занятие безнадежно. Но что-то мне подсказывает: вы – человек неглупый и сюда явились отнюдь не с целью понадежнее сдать нас полиции.

— Насчет последнего вы правы, — согласился Олег, ничуть не покривив душой. — Повторюсь, сейчас нам с Оксаной просто любопытно послушать настоящих революционеров.

— Простите за нескромный вопрос, — вмешался третий присутствующий, кажется, «товарищ Валерий», — но хотелось бы сразу прояснить, кем вы с мадемуазель Оксаной друг другу приходитесь.

— Она моя се…

— Я его подруга и любовница, — фыркнув, перебила его девушка. — Только он все пытается мою… хм, репутацию беречь.

— А, понятно, — товарищ Владимир понимающе кивнул, почти неразборчиво в полумраке. — Что же, деликатность делает ему честь. Значит, ханжество по отношению к вопросам пола вы отвергаете. Позвольте осведомиться, вы верующие?

— Вряд ли, — Олег слегка усмехнулся. — Я немного интересуюсь религиозными вопросами, просто для саморазвития, но вряд ли верующий. И Оксана – тоже.

— Еще лучше, — одобрил бас («товарищ Михаил»?) — Знаете, товарищ Олег, вы ведь практически наш человек. Отвергаете лживость государственной религии и соответствующих институтов брака, интересуетесь реальным положением дел в политике и экономике и даже стремитесь увидеть живого революционера, — он хохотнул. — Однако я должен вас несколько разочаровать. Хотя мы и принадлежим к нелегальной партии, мы не являемся революционерами. Мы относимся к фракции так называемых меньшевиков, как окрестили нас после недавнего съезда. Мы осознаем необходимость реформ, улучшающих положение рабочего класса и крестьянства, но не думаем, что существующий строй следует разрушать насильственно. Так что революцию мы делать не собираемся, в чем и расходимся с нашими более радикально настроенными товарищами. Вы, простите, кто по роду занятий?

— Я… — Олег растерялся. Не сообщать же им про Охранное отделение? — Ну, я что-то вроде инженера. У Гакенталя проект двигаю, еще кое-что по мелочам.

— То есть положение рабочего класса более-менее себе представляете. А мадам Оксана?

— Мадам Оксана, — хмыкнула девушка, — занимается тунеядством. Пока, во всяком случае. Мы, видите ли, недавно в Москве, и я еще не нашла себе занятия. И потом, я болела.

— Понятно. Ну, дело мы вам подберем, если появится желание. Да, если появится…

— Погоди, товарищ Михаил, — перебил его «товарищ Валерий», — давай по порядку. Может, мы сегодня разговариваем в первый и в последний раз в жизни. Давайте, товарищи, мы кратко введем вас в курс дела. Изложим, так сказать, нашу платформу и посмотрим, насколько она вас привлекает. Товарищу Василию тоже полезно послушать, он совсем недавно к нам присоединился. Согласны?

— Я готова! — решительно заявила Оксана, устраиваясь поудобнее на шатающемся колченогом стуле. — Валяйте… товарищи, мы вас слушаем.

Пятнадцать минут спустя Олег задумчиво прокашлялся.

— Простите, можно перебить?

— Э… да, что такое?

— Видите ли, ссылки на авторов тридцатилетней давности – очень интересно, но как-то чересчур абстрактно. Тем более, когда вы излагаете довольно банальные общие места. Я совершенно согласен, что пролетариат должен иметь больше прав, получать достойную зар… жалование, ну, и все такое. Ваше общество… — он осекся, выругав себя за оговорку. — Да, современное общество далеко от идеала, и его, безусловно, следует реформировать. Вопрос в первую очередь в том, каким образом. Силой? Революцию вы вроде бы отвергаете. А как?

— Значит, вы с нами согласны? — удивленно переспросил «товарищ Владимир». — Ну-ну… похвально. Разрешите осведомиться, вы ранее уже интересовались предметом?

— Я много чем интересовался, — отмахнулся Олег. — И кое к чему в ваших словах мог бы и придраться. Но сейчас меня в первую очередь волнуют ваши методы. Понимаете, если вы из тех, кто намеревается силой уничтожить существующий строй, нам определенно не по пути. Я человек мирный, стрелять ни в кого не собираюсь, да и глупость это несуразная. Вон, Василий свидетель – пальнул какой-то дурак в казака на митинге, и пожалуйста – несколько трупов. Причем отнюдь не казачьих.

— Василий? — товарищ Антон резко повернулся к детине. — Почему нам об убитых ничего не рассказал?

— Так я ж не знал, что надо… — промямлил тот. — Я ж думал, что так и положено…

— Ну вот еще! — строго проговорил товарищ Антон. — Ты прекрасно осведомлен, что мы стрельбы не одобряем. Ай-яй, как нехорошо, а! Надо обязательно поговорить с товарищами…

— Толку с ними разговаривать! — зло выплюнул товарищ Михаил. — Ты же сам знаешь, им чем больше крови, тем лучше. «Умрешь недаром, дело прочно…». Наверняка тот дурак с их наущения и стрельнул.

— Надо ли понимать, господа, что вы не одобряете подобных действий своих радикальных… коллег? — осведомился Олег, подергивая себя за ухо.

— Верно мыслите, товарищ, — сухо ответил товарищ Михаил. — Как я уже упоминал, мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии. Мы за низвержение самодержавия, но отнюдь не силой оружия. Я бы дал вам почитать брошюру товарища Мартова, но сейчас ее у меня нет. Если кратко, то мы за серьезные реформы существующего строя и против самодержавия. Однако мы не разделяем оптимизма… хм, «большевиков», полагающих, что пролетариат уже политически созрел, чтобы взять всю власть в свои руки. Рабочие в массе совершенно неграмотны во всех смыслах, у них отсутствует понятие о коллективе, о братстве трудящихся. Сейчас необходимо объединяться с буржуазией, которая также находится в весьма угнетенном положении, и вместе с ней добиваться новых прав и свобод. Необходимы государственные выборные органы, широкое представительство в них всех слоев населения, включая пролетариат…

— Извините, скажите вот еще что, — перебил его Олег, и говорящий недовольно умолк. — Вы все время говорите про пролетариат, но при том ни словом не обмолвились про крестьянство. Между тем, если мне не изменяет память, в Российской империи восемь человек из каждых десяти живут в деревне. А из оставшихся двух далеко не все являются рабочими. Я тут как-то попытался прикинуть в уме количество промышленных рабочих, и оно на всю страну оказалось не более пяти миллионов человек. Ну, десяти, если я где-то ошибся. Из ста тридцати-то по переписи девяносто седьмого года! Вы хотите проводить реформы в их пользу? Благое намерение, но, боюсь, оно мало что изменит. Народ из деревень идет на фабрики, поскольку в деревне жить еще хуже. Так что даже если ваши рабочие заживут хорошо, в общем положение в стране оно мало изменит.

Кто-то – в полумраке Олег не разобрал, кто – хмыкнул.

— Да уж, товарищ Олег, умеете вы в корень проблемы заглянуть, — наконец нехотя произнес «товарищ Валерий». — Тут вы правы. Крестьянство – наше слабое место. Кто только об него зубы не обломал, начиная с «Земли и воли»… Самое натуральное болото, которое не расшевелить. Эсэры, кажется, и то уже сдались. Ну, что делать. Приходится жить с тем, что есть. В свое время и до крестьянства руки дойдут.

— Зря вы так думаете, — хмыкнул Олег. — Кончится дело тем, что придется с крестьянами воевать так же, как сейчас самодержавие воюет с купцами и рабочими. С одной только разницей – крестьян куда больше, и крестьянский бунт куда хуже, чем пролетарский. Ну, оставим тему до другого раза. Осознаете проблему, и то ладно. Теперь такой вопрос. Причины, из-за которых рабочие находятся в бедственном положении, вы обрисовали. Теперь мне интересно, какие вы видите методы исправления ситуации…

Расходились, по олеговым прикидкам, часов в одиннадцать. На улице держалась кромешная темнота осенней ночи, ожидающая, когда недалекий уже снежный покров хоть немного разгонит мрак своим смутным мерцанием. Дул влажный леденящий ветер, обещающий безнадежную обложную морось, и Олег поплотнее запахнулся в тонкую суконную шинель, краем глаза заметив, как Оксана завернулась в шаль. На крыльце он обернулся и произнес:

— Так запомните, товарищи, — Хлебный переулок, дом пять. Жду от вас весточки до конца следующей недели.

Где-то там, в темноте, терпеливо ожидали филеры, готовые неслышно последовать за расходящимися, и Олег почувствовал легкое угрызение совести при мысли о том, что предает новых знакомых. Впрочем, тут же поправил он себя, не предает. Судя по всему, ребята вполне безобидны, от нынешнего бардака предпочитают держаться в сторонке, а потому можно убедить Зубатова оставить их в покое. А вот ему знакомство может оказаться вполне полезным. Можно свести их с Ваграновым, например. Или нет, с Ваграновым не надо. Тот знает об Охранном отделении. Пусть пока поживут сами по себе. А там… а там, глядишь, собственная карманная партия ему, Олегу, для чего-нибудь да пригодится. Для чего – еще следует обмозговать, но был бы человек, а применение найдется.

Он обнял Оксану за плечи и, осторожно ступая, спустился по гнилым ступенькам на раскисшую землю дорожки.

— Как тебе? — тихо спросил он девушку, наощупь отворяя калитку. — Интересно? Или заснула по ходу дела?

— Сам ты заснул! — шепотом обиделась та. — Очень даже интересно. Похоже на политинформации у нас в Сечке, только там все картонное – от плакатов до политинформаторов, а здесь по-настоящему. Мне нравится.

— Ладненько, — согласился Олег. — Ну, дома еще обсудим. А сейчас нужно до извозчика добираться. Ох, извозимся все в грязюке, в темноте-то! Блин… ты не запомнила, в какую сторону дурацкий Рождественский бульвар?

* * *

«Вызываю Следящего. Потребность контакта».

«Я/мы подтверждаем установление контакта со Координатором. Вопрос».

«Полагаю необходимым выйти на связь с Гостем. Гость закончил обследование Сцены. Недоумение растет. Вероятность непредсказуемых действий растет».

«Изучение реакций Гостя только начинается. Связь с Гостем рискует нарушить естественность реакций. Нецелесообразно».

«Знаю натуру Гостя. Прогнозирую нежелательные реакции. Опасность досрочного прекращения эксперимента».

«Слишком ответственное решение. Я/мы должны связаться со Сферой. Пауза без обрыва сеанса».

«Сеанс в режиме ожидания».

«Я/мы – Сфере. Неопределенность. Требуется помощь/консультация/подсказка».

«Сфера слушает Следящего. Авторитетная доля сегментов подтвердила внимание. Вопрос».

«Информация. Координатор запросил полную самостоятельность. Анализ положительный. Запрос удовлетворен. Координатор принимает руководящие функции Сцены».

«Принято».

«Информация. Координатор проявляет незапланированную активность. Координатор требует досрочного введения Гостя в курс дела. Мнение Координатора: отрицательный ответ влечет прогноз досрочного прекращения эксперимента. Я/мы прогноз не подтверждаем. Вопрос: приоритет мнения».

«Принято. Сегменты размышляют. Ожидание».

«Сфера – Следящему. Мнение Координатора имеет приоритет. Знание Координатором Гостя являлось определяющим при выборе сущности Гостя. Рекомендуем принять вариант Координатора».

«Рекомендация принята. Конец сеанса».

«Следящий – Координатору. Возобновление сеанса. Сфера полагает/рекомендует реализовать мнение/рекомендацию Координатору. Я/мы не уверены в правильности мнения/рекомендации Координатора. Я/мы разрешаю реализовать мнение/рекомендацию. Я/мы следим с повышенным приоритетом/правом вмешательства».

«Координатор подтверждает прием. Конец сеанса».

* * *

Камень больно ударил ротмистра Варцева в плечо, и тот, покачнувшись в седле, со свистом втянул в себя воздух. Определенно, это оказалось последней каплей. Ну да, разумеется, его проинструктировали избегать излишнего применения силы. Но толпа не желала рассеиваться мирно, и тот факт, что сам генерал-губернатор мог сейчас наблюдать за разворачивающимся перед его резиденцией безобразием, не придавал Варцеву спокойствия. Опять же, наверняка жандармы, чья московская штаб-квартира находилась здесь же поблизости, не упустят случая позубоскалить над казаками.

Ротмистр взмахнул рукой и отдал резкую команду. Пропел рожок. В тот же момент спешенная казачья цепь медленно двинулась вперед, врезаясь в толпу. Рев и свист резко усилились, красные флаги заметались с удвоенной силой. Вопли людей, которых по головам и спинами лупили нагайками, а то и прикладами карабинов, терялся в общем гвалте. Кого-то из казаков сбили с ног, однако сосед, прикладом разогнав сгрудившихся над ним бунтовщиков, помог ему подняться. Где-то на флангах цепи бестолково, как вши на сковородке, суетились городовые.

Медленно, но верно толпа отступала под казачьим натиском, и с дальних ее концов уже начинали разбегаться люди. Еще немного, и бесчинствующие бунтовщики окажутся рассеянными… И тут грохнул выстрел, за ним другой. Револьверный выстрел, машинально определил ротмистр. Дешевый десятирублевый револьвер из тех, что, по слухам, красные массово раздавали рабочим в последнее время. Вот, значит, как, господа краснопузые? Ну что же, сами напросились.

Ротмистр отдал еще одну резкую команду, и рожок опять пропел хриплым голосом. Казачья цепь тут же отхлынула назад. Чье-то безжизненное тело тащили на руках, но остальные уже четко, как на параде, выстроились перед кипящей людской массой, карабины приставлены к плечам, стволы хищно шарят перед собой. Команда – и первый залп, пока поверх голов. Шум и рев достиг нового апогея, люди бросаются в стороны, и тут – новые выстрелы из толпы. Вьются в воздухе тонкие пороховые дымки. На ближнем фланге, всплескивая руками, оседает на землю пожилой седоусый городовой, судорожно зажимая руками пробитую грудь. Пение рожка, скрежет передергиваемых затворов, и на сей раз казачий прицел точен. Валятся на землю люди в рабочих косоворотках и интеллигентских пенсне, прочие бурным потоком растекаются кто куда. Корчатся на булыжниках мостовой тела. Пение рожка, и казаки, не опуская карабинов, медленно движутся вперед, перешагивая через упавших.

Ротмистр дал шенкеля коню, посылая его вперед, вслед за цепью, и вдруг у него по спине пробежали непонятные мурашки. Он отчетливо понял, что позади него стоит странный человек. Высокий, чуть ли не в сажень, рост, широкоскулое чернокожее лицо, словно у арапа из цирка, странная чужая одежда, руки сложены на груди… Огненный взгляд дьявола из преисподней обращен вперед, на развертывающуюся сцену, но одновременно пронизывает все окружающее. Ротмистр быстро повернул голову, раскрыл рот… и осекся. Рядом никого не оказалось. Грязная мостовая пуста, и нет на ней никакого арапа-переростка со скрещенными руками. Исчезло ощущение всепроникающего огненного взгляда. Секунду ротмистр, оцепенев, неподвижно сидел в седле, потом тряхнул головой и тронул лошадь. Ну и померещится же от перенапряжения всякая чертовщина!

* * *

«Джао».

«Джао в канале… Что?!» – кратчайшая, не долее тысячной части вздоха, пауза. — «Прошу прощения. Я слушаю».

«Джао. Рад приветствовать тебя в другой жизни, создатель».

«Радость взаимна, но… Я не вижу твоей сигнатуры. Мы знаем друг друга?»

«Еще бы. Предупреждал же тебя, дурака, Харлам – не правь модули на ходу!»

«А?.. Робин??!»

«Собственной персоной».

«Ну и ну… С одной стороны, рад слышать тебя, дружище. С другой – откуда ты взялся и что здесь делаешь? Я же оставил тебя наблюдателем на Малии».

«Именно так. Однако… ты готов к приему важной информации?»

«Да, я сконцентрировался. Кстати, я только что наблюдал за одной любопытной рельсовой сценкой».

«Разгон толпы у здания московского генерал-губернаторства на Тверском бульваре. Вероятностная реконструкция на базе сохранившейся в Архиве газетной заметке. Да, сцена действительно рельсовая, если я правильно понял смысл, вложенный тобой в термин».

«Извини. Я упустил, что ты не в курсе некоторых… современных понятий. Рельсовый – предопределенный внешним сценарием с подавлением свободной воли задействованных персонажей».

«Да, именно. Хотя практически все персонажи сцены, кроме двоих, относились к Третьей страте. Ну что, поговорим?»

«Погоди. На всякий случай поглощу еще пару точек концентрации сознания. И так из-за чрезмерно рассеянного внимания ошибки делаю, позволяю проекциям проявляться сверх необходимого… Готово. Ну, давай, старый друг, выкладывай свою историю. Как ты оказался в инсталляции джамтан? Тоже пригласили?»

«Я Координатор».

«Ого… Звучит впечатляюще. То есть ты заведуешь местным цирком?»

«В некоторой степени. Я координирую и непосредственного управляю происходящим. Но заведует цирком, как ты изящно выразился, групповая личность джамтан, условно обозначаемая „Следящий“. До самого последнего времени он занимался также координацией, но недавно…»

«Стоп. Знаешь, давай-ка по порядку. Итак, мы расстались на том, что я оставил тебя дремать под маяком в Первом мире, после чего сбросил мир в пену. В реальном мире прошло около полутора секунд. Сколько в Первом?»

«На момент моего копирования – ноль точка девять на двенадцать в минус второй стандартной терции. Шесть месяцев две недели три дня четыре часа тридцать четыре минуты восемнадцать точка двадцать четыре сотых секунды с момента потери контакта с тобой, если использовать планетарное летоисчисление Первой модели. Даю определение терминов: Первая модель – созданный тобой мир, Вторая модель – мир, в котором мы находимся».

«Ну, я бы сказал, что твоя псевдо-Земля – далеко не второй искусственный мир по счету и даже не двести двадцать второй. Но пусть так. Значит, джамтане вошли в Первую модель под практически максимальным углом почти сразу после моего возвращения? Они заметили маяк?»

«Да, они обнаружили маяк и канал перехода. Они сняли копию моей структуры и всех областей данных в пределах трех часов от звезды, то есть забрали все, что имелось в наличии. Когда меня пробудили…»

* * *

Из газет.

«Русское Слово», 20 сентября.

«БАКУ, 6, IX. В городе наружное спокойствие. Положение напряженное. Движение на улицах увеличивается. Часть магазинов открыта. Базар несколько дней не торговал. Город напоминает поле военных действий, разделенное на два враждебных лагеря».

«Русский Листок», 22 сентября.

«Вчера по Московско-Курской ж.д. привезены в Москву 168 человек матросов, участников бунта на канонерской лодке „Прут“. Матросы привезены из Севастополя. С вокзала их отправили в пересыльную тюрьму».

«Биржевые Ведомости», 22 сентября.

«Вследствие событий в Баку цена дров в Москве вздорожала на 1 ¹/₂ рубля с сажени. Торф и каменный уголь вздорожали на 3 коп. с пуда».

«Русское Слово», 22 сентября.

«БАТУМ, 8, IX. В бакалейной лаве персиянина Ахмедова полиция обнаружила много револьверов и несколько ящиков боевых припасов, по-видимому, предназначенных для переотправки внутрь Закавказья».

«Русское Слово», 23 сентября.

«Нефтепромышленными фирмами в Петербурге вчера получены следующие телеграммы: „Баку, 7-го сентября, 5 ч. 20 м. дня. В городе наружное спокойствие, ничего хорошего не предвещающее. Большинство магазинов закрыто. Вечером и ночью могильная тишина, сидим дома. Войска хоть и прибывают, но далеко не в достаточном количестве. Страдаем от недостатка воды, с трудом достаем провизию“».

«Новости Дня», 24 сентября.

«10-го сентября. „Наша Жизнь“ сообщает, что в министерстве внутренних дел заканчиваются разработкой временные правила о расширении черты еврейской оседлости и включении в нее одной из столиц».

class="book">«Русское Слово», 24 сентября. «На Кавказе. КУТАИС, 9, IX. Ночью вчера более десяти человек напали на уездное полицейское управление с целью похитить конфискованное и хранящееся здесь оружие. Находившие в управлении стражники усиленным ружейным огнём отбили нападавших».

«Новости Дня», 27 сентября.

«„Петля“ для электрического трамвая, устроенная у Брестского вокзала, уже начала функционировать и теперь движение вагонов по Петровской и Вокзальной линиям идет значительно глаже. У заставы не образуется „затора“ и вагоны не приходится перецеплять»…

27 сентября 1905 г. Москва, Тверская улица, резиденция московского генерал-губернатора

— Таком образом, ваше высокопревосходительство, ситуация становится все более и более угрожающей, — Зубатов откинулся на спинку удобного мягкого стула и испытующе посмотрел на генерал-губернатора. — И что самое скверное – мы ничего не можем поделать. В условиях постоянного денежного притока в карманы подпольных организаций мы просто не в состоянии ликвидировать их все. После вскрытия одной ячейки немедленно образуется две новых.

Дурново, хмурясь, барабанил пальцами по столу.

— Меня не удовлетворяют выводы! — резко сказал он. — Ваши оправдания просто смешны. Почему вы не можете выявить тех, кто дает деньги бунтовщикам? Ведь у вас есть целое Охранное отделение! Бросьте всех своих людей на выявление злоумышленников…

— Мои люди и без того работают по восемнадцать часов в сутки! — перебил его Зубатов, и генерал-губернатор нахмурился еще сильнее. — Я уже говорил вам. Они не могут находиться сразу во всех уголках Москвы, и у меня отчаянно не хватает квалифицированных кадров, чтобы вести наблюдение за всеми подозреваемыми сразу. В филеров стреляют, сотрудники отделения боятся за свои жизни, да и за жизни своих семей – тоже, оклады у них нищенские, и, тем не менее, они проявляют героизм, продолжая работать с удвоенной силой. Дайте мне людей и деньги – и я разберусь с финансированием подпольщиков!

— Слишком дерзко себя вести стали, Сергей Васильевич! — рыкнул на него Дурново. — Людей вам дать! И без того почти сотня филеров в вашем распоряжении, да еще два десятка офицеров штаны на канцелярской работе протирают. Немыслимо! С таким количеством сотрудников – и просить что-то еще!

— Из моей «почти сотни», — Зубатов наклонился вперед, тоже нахмурившись, — два десятка командированы в провинцию, в основном в Поволжье. Из «еще двух десятков» пятеро в разъездах. В провинции сейчас не менее беспокойно, и местные Охранные отделения не справляются, приходится отправлять квалифицированные кадры для консультаций. Хотите пример? Вы, наверное, слышали, что неделю назад в Саратове эсеры убили начальника Охранного отделения? Сейчас его замещает человек, который хотя и имеет опыт оперативной работы, но весьма скверный администратор. Деятельность Самарского отделения практически парализована, секретные сотрудники отказываются работать, и подпольщики практически никем не сдерживаются. Мои люди хоть как-то помогают справляться на местах. Да и полностью укомплектованные штаты в нынешних условиях слишком малы. Не забывайте, в последний раз увеличить количество служащих мне позволили полтора года назад, во времена куда более спокойные. Так что у меня людей куда меньше, чем хотелось бы.

— Отговорки! — буркнул Дурново. — Почему вы не попросили помощи у корпуса жандармов?

— Шутить изволите, Петр Павлович? — саркастически улыбнулся Зубатов. — Когда жандармы нам помогали? С того самого момента, как сформировали Охранные отделения, они остаются в весьма неприязненных отношениях с жандармскими управлениями. И, видит бог, не по нашей вине! В Москве еще ничего себе дела обстоят, на местах же – сплошные интриги. Но даже если мне пойдут навстречу и выделят офицеров – зачем они мне? Они ничего не знают о политическом сыске. Вы знаете, что именно проверял последний петербургский инспектор во время визита в Москву? Умение жандармов рубить лозу. Вы понимаете, ваше превосходительство, страна на грани революции, а он проверяет, как жандармы рубят лозу! Ему, видите ли, как бывшему казачьему генералу владение шашкой особенно мило! Жандармы, по большом счету, всего лишь охранники, они не приучены к оперативной работе, не имеют о ней ни малейшего представления и не просто ничем мне не помогут – они навредят. Именно такие, без опыта, но с избытком рвения, и устраивают то, что называют «провокациями». Фальшивые подпольные типографии организуют, «революционные ячейки» сколачивают, чтобы потом арестовать и отрапортовать… Сколько ни бей по рукам, не помогает. Тут нужны не солдафоны, а профессиональные сыскари.

Он вздохнул и махнул рукой.

— Конечно, если вы дадите мне сотню жандармских офицеров и год-другой времени, я примерно из половины сделаю грамотных сотрудников, а вторую с чистой совестью выгоню взашей. Но у нас нет года, тем более – двух на то, чтобы заниматься их надлежащим обучением. Зато есть проблемы с проведением обысков и арестов. Вы ведь знаете, Петр Павлович, что для них мы привлекаем полицию. А для привлечения полицейских нужно загодя уведомлять начальство участков, да и то они могут на дыбы встать – как же так, наглые охранцы лезут на нашу территорию, где всех революционеров давно к ногтю взяли!

Дурново несколько секунд глядел на него тяжелым взглядом. Его рука бессознательно комкала страницы доклада.

— Хорошо, — наконец буркнул генерал-губернатор. — Вернее, плохо, конечно. Но что вы от меня-то хотите?

— Даже и не знаю, Петр Павлович, — хмыкнул Зубатов. — Нынешняя ситуация – всего лишь логичное развитие той, что сложилась три-четыре года назад. Еще и японская война положение усугубила. Да, я говорил и продолжаю говорить, что среди подпольщиков немало мрази со своими личными интересами, вплоть до откровенных бандитов, которые прикрывают революционными лозунгами банальные грабежи. Но в одном им отказать нельзя: сложившуюся ситуацию нужно менять. Купечество и заводчики недовольны, что им отказывают в заслуженном месте в обществе, ставя происхождение выше личных заслуг. Рабочие, изнуренные тяжким трудом, читают о том, как живет пролетариат за границей – а живет он там много лучше, чем у нас – и, само собой, хотят того же. Крестьянская жизнь тоже ох как далека от пасторали – взять хоть недавний неурожай… Как не грянуть бунту в таких условиях? Пока правительство не осознáет, что пришло время для реформ во всех областях общественной жизни, бунты не подавить.

— Вы, ваше превосходительство, говорите очень похоже на ваших идейных врагов, — скривился Дурново. — Можно подумать, что вы сами социал-демократ. Да, дожили…

— Дважды два – всегда четыре, даже если считает дурак или мерзавец, — пожал плечами Зубатов. — Я свои взгляды никогда не скрывал, а под прожектами, которые отправлял на высочайшее имя года три назад, готов подписаться и сегодня. Знаете, почему меня так ненавидят разнообразные эсеры и эсдеки? Вовсе не потому, что я так эффективно их ловлю. Причина в том, что я, дай мне волю, могу выбить почву у них из-под ног. Я знаю, как это сделать, избавив страну от потрясений и сохранив самодержавие. Нужно всего лишь создать рабочие организации под патронажем специальных государственных структур…

— Увольте меня от своих проповедей, — повел рукой Дурново. — Я их уже слышал, и снова в полвторого ночи обсуждать не собираюсь. Не мое и не ваше дело решать, как переобустраивать Россию. На то имеются более умные люди. Наше дело – верно служить императору. Надеюсь, против него вы ничего не имеете?

— Вы знаете, что я отдам жизнь за государя императора, — тихо произнес Зубатов. — И вам нет нужды иронизировать на сей счет. Что не отменяет факт бесцельности и бессмысленности моей работы. Все равно, что вычерпывать воду из дырявой лодки чайной ложечкой. Нужны преобразования – и в области политического сыска и охраны государственного строя, и в области государственного устройства. Без них, боюсь, страна погибнет. Вы умный человек, Петр Павлович, и ваше слово имеет вес в высших кругах. Я хочу, чтобы вы попытались донести ситуацию до министра, а лучше – до государя императора…

Он поморщился и умолк..

— Кого я обманываю… Наверняка все бессмысленно, — Зубатов извлек из жилетного кармана золотые часы-луковицу, щелкнул крышкой и взглянул на циферблат. — Да, действительно, половина второго ночи. С вашего позволения, я откланяюсь. Надо поспать хотя бы часов пять.

Когда за директором Охранного отделения закрылась дверь кабинета, московский генерал-губернатор опустил голову и тяжело задумался. Он аккуратно расправил скомканные сгоряча листы доклада и вновь пробежался глазами по строчкам. Тихо тикали в дальнем углу ходики. С бульвара донесся неторопливый перестук копыт, лязганье подков о брусчатку мостовой, громкое в ночной тишине – проехал казачий патруль. Какое-то время Дурново читал. Потом выдвинул ящик стола, вынул оттуда донос, пробежал его глазами, хмыкнул – и медленно порвал в мелкие клочья.

— Жандарм-социалист, ну надо же! — пробормотал он. — Чего только убогие не придумают…

29 сентября 1905 г. Санкт-Петербург. Каменноостровский проспект, дом 5

— Знаешь, как окрестили тебя в желтой прессе?

— Как же, слыхал, — весело хмыкнул Витте, теребя себя за треугольную бородку. Его обычно жесткие серые глаза благодушно поблескивали в свете льющегося из окна скупого света, пропускаемого к Петербургу тяжелыми осенними облаками. На высоком, с залысинами лбу играли блики. — «Граф Полусахалинский», да?

— И ты так спокойно говоришь? — князь Оболенский нервно прошелся по комнате. — Всякая шантрапа, едва научившаяся держать в руках перо, выдумывает тебе клички!

— Да брось, Андрей, — отмахнулся от него бывший чрезвычайный посол. — Пусть себе тявкают. Помнишь, как у Крылова? «Ай, моська, знать она сильна…» Ты просто не представляешь, как я рад, что наконец вернулся в Россию. Осточертели мне Америка на пару с Японией, спасу нет. Как я по дому соскучился! Пусть себе лают. По крайней мере, чувствую, что снова в Петербурге. Ты мне лучше скажи, нет ли кардинальных изменений по сравнению с тем, что ты описывал в последнем письме?

— Нет, радикальных нет, — пожал плечами обер-прокурор. — Но и улучшения – тоже. Бунты то тут, то там, в Петербурге полиция от красных в испуге шарахается, в Москве постоянные стачки и забастовки, а из Москвы по стране потихоньку расползается. Крестьяне чем дальше, тем больше неспокойны. В Баку и Батуме черт-те знает что творится. А император даже слушать не хочет о реформах.

— Так-таки совсем не хочет? — переспросил Витте.

— Ну, слушает с кислой физиономией и отмахивается. Кажется, я ему уже вконец надоел. Победоносцев ему на ухо нашептывает, что нельзя идти на попятную, что только сильная рука спасет Россию… впрочем, ты и сам знаешь.

— Знаю, — новоиспеченный граф погрустнел. — Ох, знаю. Ну, и что делать? Молиться и надеяться на чудо?

— Ты, что ли, на чудо надеешься? — подозрительно взглянул на Витте Оболенский. — Сережа, не темни. Я же тебя знаю, как облупленного. Выкладывай, что придумал. Да не тяни давай, наверняка ведь за тем и позвал.

— Ну, Алексей свет Дмитриевич, ничего от тебя не скроешь, — развел руками Витте. — Вот что значит молодежь! Куда нам, старикам…

Князь фыркнул. Он был всего на шесть лет младше Витте и уже разменял шестой десяток, но для Витте все равно оставался молодым.

— Ладно, ладно, не сердись, — развел руками граф. — В общем, Алексей, пока ехал я из Америки домой, думы думал разные. И, как ни крути, выходит так, что нельзя жить по-прежнему. Ушло прежнее время, ушло окончательно. Если двадцать или даже десять лет назад можно было жить по старинке, с просвещенным абсолютным монархом, то сейчас уже нет. Новый век наступил, век науки и техники, коммерции и предпринимательства. Видел бы ты Североамериканские Штаты! Новые заводы, фабрики, даже города растут как грибы там, где раньше только голые степи простирались. Биржи в расцвете – мясо, зерно, ценные бумаги. Вот – будущее!

— То-то ты в Америке перед газетчиками стелился, — с холодком в голосе заметил Оболенский, разглядывая ногти. — Дошли тут до нас некоторые номера…

— Надо же погладить их по шерстке! — фыркнул граф. — Мне кость собакам бросить не сложно, а выгода ощутимая вышла. Пусть их радуются от счастья, что русский политик похвалил. Нет, не идеал нам Америка, но учитель знатный. Пора давать купцам да заводчикам права, ох, пора. Силу они давно себе забрали, деньги теперь у них, а не у дворян, а сила – она нынче в деньгах, а еще в фабриках и мануфактурах. А коли станем думать, как раньше, что черные людишки, пусть и с деньгами, нам и в подметки не годятся, плохо все кончится. Знаешь, как дрожжи тесто в бадье изнутри распирают? Вот наши собственные фабриканты и есть те дрожжи. Не снимем гнёт с крышки доброй волей, сами выдавят. А снимем – и стране выгода выйдет, и мы с тобой в убытке не останемся.

Князь перестал ходить по комнате, отодвинул стул и сел за круглый стол напротив министра.

— Про выгоду я уже слышал, — сухо сказал он. — Много раз слышал, еще с тех времен, когда ты рубль золотом укреплял. Но ты ведь что-то новенькое замыслил, верно?

— Верно, — согласился граф. — Вот, посмотри, — он выдвинул ящик стола и достал несколько мелко исписанных листов бумаги. — Почитай-ка мой проект доклада. В ближайшее время я собираюсь передать его государю.

Князь принял лист и углубился в чтение. Наконец он поднял голову и в упор взглянул на собеседника.

— Да уж, а ты не шутишь, — медленно произнес он. — Думаешь, твоей новой силы хватит, чтобы продавить такое дело?

— Не знаю, — Витте снова развел руками. — Один, наверное, и не сумею. А вот с чужой помощью… с твоей, например, почему бы и нет?

Князь пожевал губами и еще раз пробежал документ глазами.

— Нет, — сказал он наконец, — в таком виде не продавить. Слишком радикально. Править надо.

— Так затем я тебя и позвал, — неожиданно легко согласился граф. — Я несколько месяцев в России отсутствовал, обстановку уже не чувствую. Вот и давай править потихоньку. Через две недели у меня назначена аудиенция с государем по вопросам внутренней политики, на ней и подсунем бумажку. И все усилия приложим, чтобы государь согласился подписать. На всякий случай надо несколько вариантов сделать. Ну как, станешь помогать?

— Ты же меня знаешь, — вздохнул Оболенский. — Конечно, помогу. Возьму с собой, завтра перечитаю на свежую голову. Только вот, ради бога, про конституцию убери. Сам знаешь, государя от одного слова трясти начинает. Щелкоперам про нее сколько угодно можешь намекать многозначительно, но при императоре – ни-ни.

— Вот и хорошо, — одобрил Витте. — Вот и славно. Ну, ладно, что мы все о делах да о делах… — Он нажал кнопку, и в приемной тренькнул звонок. Несколько секунд спустя дверь кабинета распахнулась, и лакей внес поднос с бутылкой вина и парой бокалов. На тарелках лежали закуски. — Расскажи, что ли, поподробнее, что тут без меня творилось.

* * *

Паровоз Олег уже видел. Огромная черная махина, в клубах пара и дыма ползущая по рельсам, произвела на него такое же сильное впечатление, какое в музее произвело чучело мамонта, большое, волосатое, сильное и безнадежно древнее. Ощущение такое же неизгладимое, как возвышающаяся сейчас перед ним установка из баллонов, труб, вентилей, манометров и прочей скобяной галиматьи, окружающей небольшую – относительно, конечно – чугунную камеру с крохотным мутным окошком из толстого, в три или четыре пальца, куска настоящего горного хрусталя. Внутри установки что-то слабо шипело и тихо потрескивало. Сочившийся сквозь узкие оконца полуподвала хмурый свет осеннего полудня уюта помещению не добавлял.

— Да, впечатляет, — Олег уважительно пощелкал ногтем по дверце камеры. — Собрать этакую хреновину менее чем за месяц… Преклоняюсь перед вашими талантами, Евгений Ильич.

— Да пустое, — небрежно отмахнулся Вагранов. — Благодаря найденным вами деньгам нанять пару-тройку лишних студентов проблем не составило. Что бы мы делали без такого председателя товарищества, как вы?

— А? — поразился Олег. Он уже успел благополучно забыть о том, что товарищество на паях «Новые полимеры» полагает его своим председателем. — Ах, да… Нет, боюсь вы меня переоцениваете. Вы свой вклад в выбивание денег внесли не меньше моего. Мне просто повезло стать катализатором определенных процессов. Кстати, о катализаторах. Вы все-таки умудрились раздобыть триоксид хрома, как я понимаю?

— А то! — доцент усмехнулся, и его непривычная хмурость на мгновение куда-то пропала. — Впрочем, долгая история. Бархатов отличился… — Он внезапно осекся и подозрительно взглянул на Крупецкого. Филер, чью профессию скрывать от Вагранова Олег не стал, скромно переминался с ноги на ногу в уголке помещения. На его лице даже в полумраке ясно читалась откровенная скука. Поляка, судя по всему, не интересовала ни экспериментальная установка по производству полиэтилена, ни даже перспективы, которые новый материал открывал перед промышленностью.

— Ну-ну! — подбодрил Олег. — И что Бархатов?

— Пропал Бархатов, — вздохнул доцент. — Помните, мы с ним в начале сентября к вам в гости приходили? На следующий день он пропал. Потом, неделю, что ли, спустя, заявился ко мне на ночь глядя, сунул в руки бумажку с именем Велиховского – ну, тот, что нам триоксид хрома сделал – и исчез. Странное что-то с ним творится.

Олег вспомнил, как во тьме по кочкам улепетывал от дома Бархатова под свист несущихся вослед пуль, и невольно поежился. Да уж, с такой компанией «странное творится» – еще мягко сказано. Не встал ли ему боком тот визит?

— Скажите, Евгений Ильич, — решил он переменить тему, — и что – работает ваше хозяйство? Вы уже запускали пробный цикл?

— Да, разумеется! — встрепенулся Вагранов. — Хотел вас пригласить, да как-то забегался, из головы вылетело. Вы уж извините. Да и потом… — Он помялся. — Если бы взорвалось ненароком, лучше бы уж, чтобы вы подальше находились.

— Ценю заботу, — сухо сказал Олег. — И до какого уровня удалось поднять давление?

— Восемьдесят атмосфер. Больше не рискнули, да и в одной трубке протечка обнаружилась, решили заменить целиком от греха подальше. Завтра запускаем второй раз, поднимем до ста двадцати. Но я вот вам что покажу… — Он сунулся в карман и торжественно сунул под тусклый свет электрической лампочки стеклянный пузырек с чем-то белесо-полупрозрачным. — Полиэтилен! Настоящий полиэтилен, хотя практически с ним еще мало что можно сделать. Для образования длинных полимерных цепочек давления не хватило. Но сам факт его образования доказывает, что установка работает! Знаете, от перспектив прямо дух захватывает!..

— Да-да, — рассеянно покивал Олег. Внезапно ему стало скучно так же, как и Крупецкому. Сильный приступ дежавю нахлынул на него. Монотонно и размеренно зазвучал в голове голос инженера на дальнем металлургическом комбинате, куда несколько месяцев назад его занесло с ознакомительной поездкой. «…металлургические свойства безобжиговых окатышей и брикетов во многих случаях оказываются выше, чем обжиговых. Их производство экономически целесообразно как на крупных, так и на небольших установках, что открывает пути экономической переработки руд мелких месторождений, пылей, шламов и других продуктов металлургического производства…» Он тряхнул головой, и голос пропал. — Скажите, Евгений Ильич, а что вы сегодня словно в воду опущенный? Вроде бы такой успех…

— Как, вы не знаете? — удивился доцент. — Ах, да, все забываю, что вы мало связаны с научной средой. Сегодня утром для широкой общественности официально подтвердили, что что два дня назад на ночном совещании у министра от сердечного приступа скончался князь Трубецкой, первый выборный ректор Московского университета. И трех недель не прошло, как он приступил к исполнению служебных обязанностей, и вот на тебе! — Он грустно покачал головой. — Знали бы вы, какой удар для научной общественности.

— Да уж, трагедия, — фальшиво посочувствовал Олег. Интересно, здесь что, ректоров в вузах не выбирают? «Первый» – в смысле вообще первый? — Тогда, наверное, я совсем не вовремя любопытствовать заявился. Установка никуда не убежит, а мне еще к Овчинникову заскочить надо, раз уж сюда заехал. Он тоже какие-то прорывы с бензиновым движком продемонстрировать рвался.

— Как скажете, — хмыкнул Вагранов. — Как там здоровье вашей… э-э-э, сестрицы?

— Оксаны-то? Да она совсем от болезни оправилась, — пожал плечами Олег. — Надо еще раз свозить ее к Раммштайну, чтобы осмотрел от греха подальше. Но вот еще проблема – дома ей скучно невыносимо. Совсем ведь еще молодая девчонка. Ей компании хочется, а вынуждена сидеть в четырех стенах, читать местные дамские романчики да иногда в соседние лавки вылазки делать. Вы, кстати, не знаете, куда ее можно к делу пристроить? В тот же университет? Все же почти с высшим физмат-образованием девица, хоть и с марсианским педагогическим уклоном.

— А что, на Марсе женщины тоже в университетах учатся? — странно глянул на него Вагранов. — Впрочем, почему бы и нет? Наши феминистки этого уже много лет добиваются. Глядишь, и добьются рано или поздно. Сомневаюсь, что прок выйдет, ну да чем бы дитя ни тешилось… Знаете, надо мне с ней как-нибудь поговорить, авось и придумаю что. Уж если вы себя профаном называете, страшно подумать, что она знать может.

— Ну вот и договорились, — улыбнулся Олег. — Когда вы собираетесь полноценный запуск устраивать? Через неделю?

— Да, примерно так. Хочу еще раз проверить все соединения и трубы. Не дай бог лопнет стык при ста пятидесяти атмосферах!

— Правильный подход, — одобрительно кивнул Олег. — Вы, Евгений Ильич, уж постарайтесь не возложить свой живот на алтарь науки. Что я без вас делать стану? В общем, мы с Оксаной появимся или на запуске, или незадолго до того. Ну, а пока я вас оставлю, если не возражаете.

Вырваться от горящего энтузиазмом Овчинникова на пару с по уши вымазанным в мазуте Гакенталем удалось только часа через три. Олег заразился общим воодушевлением и тоже перепачкался в саже и мазуте, ковыряясь в механических потрохах, лишь отдаленно напоминающих обычный движок внутреннего сгорания на четырех цилиндрах. Однако коленвал эти потроха, пусть и с неимоверными треском и чадом, вращали исправно, и Олег еще полчаса ругался с инженером и владельцем завода насчет тонкостей установки свеч зажигания и впрыска топлива. Разумеется, слаженными усилиями ему как дважды два доказали, что он полный дилетант в области построения двигателей, после чего Овчинников лично встал к станку, отогнав от него рабочего, и начал рассверливать заготовку цилиндра по указанному Олегом методу.

Наконец, отсутствующе улыбаясь и недоумевая, почему он все-таки не пошел в свое время в автомеханики (и уж точно не пришлось бы Нарпредом работать!), Олег плюхнулся на сиденье пролетки с поднятой крышей рядом с откровенно изнемогающим Крупецким. Тот широко зевнул.

— Куда пан едет сейчас? — равнодушно осведомился филер, щелкая крышкой часов. — Четыре часа времени пополудни. Домой? Или к пану Зубатову на доклад?

— Да что ему докладывать! — скривился Олег. — Все по плану, мелкие детали прорабатывают. Был бы пан Зубатов инженером, может, и полюбопытствовал бы. Так что лучше домой. Опять же, завтра я собираюсь на встречу с Ухватовым – ну, тем рабочим с Ковригинской мануфактуры, где я бунт подавлял, — он невесело хмыкнул. — Суббота, он наверняка в кабак намылится после работы, там я с ним и потолкую. А то шеф уже мне вчера намекал, что почти неделя прошла с того момента, как он мне задание поставил. Так что мы с вами, Болеслав Пшемыслович, еще раз потолкуем о том, как к людям с умом подходить.

— Говорил же я, что не сведущ в тех делах, — вяло отбрехнулся филер. — Другое у меня занятие. Ну да ладно, поговорим.

— Вот и ладушки… — пробормотал Олег, пытаясь ухватить за ниточку мысль, после разговора с Ваграновым лениво болтавшуюся где-то на заднем плане. — Что же я еще сделать хотел-то, а? О! Вспомнил. Извозчик! Гони на Староконюшенный! Дом двадцать четыре, перекресток с Сивцевым Вражком. Хочу на всякий случай к Бархатову на квартиру заехать, — пояснил он слегка удивленному Крупецкому. — Он, как я понял, там давно не появлялся, наверно, хозяева уже его комнату кому-то другому сдали. Авось что из вещей сохранилось. Я письма в основном в виду имею – вдруг да пойму, куда он делся. Парень, кажется, умный и талантливый, хорошо бы вытащить его из компании эсеров.

— Зря только время потратим, — усмехнулся поручик. — Вещи наверняка в полицию забрали, а скорее хозяева прибрали к рукам что получше, остальное, включая письма, в печке сожгли.

— Ну, потратим так потратим, — пожал Олег плечами. — Невелик крюк.

При предвечернем свете осеннего дня дом Бархатова выглядел совсем не так, как в густых сумерках. Он казался куда более низким и покосившимся, за оградой, окружавшей пустой огородик, колыхалась под осенним ветром пожухлая лебеда вперемежку с бурьяном и крапивой. Олег соскочил с пролетки, зябко закутавшись в слишком холодное для сезона долгополое пальто, называвшееся здесь шинелью. Набычившись и поглубже надвинув фуражку, чтобы в глаза не попадала висящая в воздухе водяная пыль, он двинулся к входной двери. Крупецкий с иронией следил за ним из пролетки, не двигаясь с места.

На приступке сидел и курил вонючую самокрутку неопрятный мужик с клочковатой бороденкой и в зипуне. Его глубоко посаженные мутные глаза ощупали приближающегося гостя, но никаких чувств не выдали.

— Эй, дядя, — спросил его Олег, — хозяин дома где?

— Хозяин? — переспросил мужик, сплевывая. — А тебе зачем?

— По делу, — мужик вызывал у Олег смутное чувство опасности. Он попытался вспомнить, видел ли раньше собеседника, и не смог. — Жилец тут у вас обитался, хочу его комнату посмотреть.

— А ты кто будешь, мил человек? И по какому праву в чужой дом лезешь?

— По своему праву, — буркнул Олег. — Охранное отделение. Ты хозяин?

— Ну я, — зипун пожал плечами. — Что за жилец-то?

— Бархатов Кирилл. Недели три назад к нему с обыском приходили, помнишь? Хочу еще раз комнату посмотреть.

Краем глаза Олег заметил, что Крупецкий тоже спрыгнул с пролетки и теперь медленно приближается, держа правую руку в кармане. Хозяин метнул на филера странный взгляд и лениво поднялся на ноги.

— Ну что же, смотрите, — проговорил он, отводя глаза и бочком отходя в сторону. — Я не против, коли надо. А я пойду пока, дров нарубить надо, воды принести…

— Стоять! — внезапно резко скомандовал Крупецкий, выдергивая из кармана револьвер и наводя его на мужика. — Ты, пся крев, ну-ка, руки поднял, быстро!

Неожиданно быстро мужик метнулся к филеру. Грохнул выстрел, от косяка полетели щепки. Олег еще только начал поворачиваться, непонимающе открывая рот, а мужик уже перемахнул через плетень и юркнул в заросли бурьяна.

Крупецкий, грязно ругаясь по-польски, на четвереньках вскочил в луже, куда со всего размаха плюхнулся спиной, и вытянул в сторону убегающего комок грязи, в который превратился «браунинг». Однако выстрела не последовало – очевидно, курок заклинило. Через пару секунд убегающий резво нырнул в какой-то лаз и пропал из виду. Еще несколько мгновений спустя из виду пропала и пролетка с настегиваемой лошадью: извозчик явно решил, что на сей раз с седоков плату за проезд можно и не требовать.

— Матка боска! — простонал Крупецкий, поднимаясь с четверенек. Жидкая грязь текла с него ручьем. — Упустил курву, ох, упустил! Ну, сволочи…

Следующие несколько минут Олег с интересом слушал, как Крупецкий на все корки костерил сбежавшего по-русски и по-польски. Улучшив момент, он вклинился в короткую паузу и поинтересовался:

— А кто он, Болеслав Пшемыслович?

Крупецкий бешено развернулся к нему… и умолк. С полминуты он глубоко дышал, краска ярости медленно сходила с его лица.

— Да уж, Олег Захарович, — мрачно сказал он, — теперь я понимаю, почему Сергей Васильевич вас одного отпускать боятся. Жаль, конечно, что я его упустил, да только без меня вы бы сейчас точно мертвяком лежали. Неужто не опознали, а? Он же в вас стрелял тогда вечером… — Он вытянул руку и продемонстрировал еще один комок грязи, в котором Олег с удивлением опознал ту самую бороду, которая только что украшала лицо сбежавшей личности.

Внезапно Олег почувствовал, что у него становятся ватными и подгибаются коленки. Теперь он понял, что в мужике ему показалось знакомым. Взгляд. Угрюмый взгляд исподлобья, жесткий, оценивающий, внимательный. Тогда, вечером, в комнатушке в этом самом доме, он плохо разглядел подсвеченные неверным светом лампы лица собеседников. Но взгляд… взгляд он запомнил.

— Мазурин? — прошептал он, отчаянно пытаясь справиться с участившимся дыханием. — Тот, что в меня стрелял?

— Точно так, — сумрачно подтвердил филер. — Террорист. Только бороду наклеил. Ну, шустрый какой, курва! Вот, — он попытался стряхнуть грязь со своей шинели, потом просто растянул ткань, просунув пальцы в прореху. — Ножом в ребра сунул, еле успел извернуться. Только что он здесь делал, а?

Олег глубоко вздохнул и усилием воли взял себя в руки.

— А вот сейчас и выясним, — сумрачно сказал он. — Догонять Мазурина, как я понимаю, смысла нет?

Крупецкий отрицательно качнул головой.

— Он наверняка здешние огороды как свои пять пальцев знает, — пояснил он. — А я не знаю. Не найти.

— Значит, идем в дом, — решительно заявил Олег. — Не просто же так он здесь сидел.

В сенях дверь в комнату стояла, как и в прошлый раз, приоткрытой. Олег ступил внутрь и прищурился, пытаясь в тусклом свете, сочащемся из распахнутого настежь оконца, разглядеть, что за серая куча валяется на кровати. Потом он услышал слабый стон. Крупецкий, оттеснив его плечом, стремительно подошел к кровати с склонился над кучей.

— Матка боска… — прошептал он. — Не повезло бедолаге.

Олег рванулся к нему. Распростершийся на кровати Бархатов еще дышал, дыхание со скрежетом вырывалось у него из груди, из которой торчала рукоять ножа. Острая бородка на запрокинувшемся лице уставилась в потолок. Только теперь Олег сообразил, что черное пятно на полу – кровь.

— Поздно… — прошептал химик. — Я… не хотел. Я… отказался… делать бомбы. Скоро… месяц или два… предупредите…

Его тело скрутило судорогой, изо рта толчком выплеснулась кровь. Потом тело Бархатова безжизненно вытянулось и замерло.

— Наверное, кто-то здесь его стерег, — сказал за спиной Олега филер. — Услышал выстрел, пырнул ножом и ушел через окно.

— Зачем? — резко обернулся к нему Олег. — Он же был… с ними?

— Вы же сами слышали, пан Кислицын, — пожал плечами поручик. — Наверное, он отказался делать бомбы, и они сочли его предателем. Опять же, вы к нему приходили. Могли решить, что продался Охранке, а с предателями эсеры не церемонятся. Но вот же сучьи дети – не побоялись вернуться на засвеченную явку!

— Значит, — пробормотал Олег, — значит… из-за меня? Из-за меня убили?

— Не исключено, — филер снова пожал плечами. — А может и нет. Пойдемте-ка отсюда, Олег Захарович. Не ровен час, вернутся. Не отобьюсь я один от двоих-троих голыми руками. Надо в полицию сообщить и обыск по полной форме учинить. Хотя не думаю, что найдут что-то… Пойдемте.

Он цепко ухватил за рукав Олега, на которого напал какой-то столбняк, и потянул его к выходу. Тот, не сопротивляясь, двинулся за ним. Из-за меня погиб человек… Из-за меня погиб человек! — билось у него в висках. Из-за меня!

Дальнейшее как-то плохо отложилось у него в памяти. Он долго-долго переступал на месте по полужидкой грязи, бесконечно тянущейся под ногами, потом еще дольше трясся на какой-то деревянной скамейке. Откуда-то издалека доносились голоса – квартирного хозяина, потом Оксаны, еще потом, кажется, Болотова и Зубатова… Его окутал сплошной мрак, сквозь который лишь изредка проглядывали непонятные искорки света, впрочем, быстро гаснущие в пустоте. Мыслей больше не было. Осталось лишь бескрайнее мрачное болото, в котором его медленно-медленно, но неумолимо затягивала в себя бездонная пучина. Иногда во тьме вспышкой проносилось: я убил человека! Снайпер на водомете снова целился в него из винтовки, и браслет на запястье наливался неумолимой тяжестью, пригибая к земле. Бушевала толпа, и Пашка кричал на охранников, а плечо пронизывала острая, но какая-то приглушенная боль. Ты же знаешь, Олежка, сказал Шварцман, доставая из кармана нож, ты хороший парень, но Народный Председатель из тебя никакой. Государству нужна твердая рука. Например, я. Мы обещали не вмешиваться в естественное развитие событий, возразил ему Хранитель, но данный вариант естественным не назовешь. Поэтому для активизации терминала вам, Олег Захарович, достаточно вслух произнести «Связь!» Впрочем, никто не мешает вам придумать собственную процедуру активации. Он нажал кнопку включения телевизора. Тяжелый танк выплыл из экрана, натужно звеня гравиэмиттерами, и мягко опустился на опоры. Острие разрядника опустилось вниз, нацелившись точно ему в лицо, и сухо залаял зенитный пулемет.

Его вновь окутала звенящая пустота. Беловолосый человек в хорошем сером костюме вышел из ниоткуда и опустился в кресло, неподвижно висящее посреди абсолютного Ничто. Что-то мягко щелкнуло, и Ничто превратилось в обшитую резными деревянными панелями комнату, уютно освещенную настольной лампой под зеленым абажуром, пристроившейся на журналом столике у стены. Олег безразлично смотрел на гостя, ощущая под ладонями плюшевую обивку подлокотников.

— Боюсь, дальше так продолжаться не может, — задумчиво сообщил гость. — Эмоциональная нестабильность очень быстро доведет вашу матрицу до полной аннигиляции. Скажите, Олег Захарович, вам действительно настолько плохо здесь?

— Не знаю, — вяло отозвался Олег. — Я хочу домой. Я хочу снова завхозом в министерство… или снабженцем в НИИ… куда угодно. Я устал.

— Вот как, — гость покачал головой. — Да, выходит, я здорово промахнулся с выбором. Видите ли, основным критерием выбора Эталонов являлась быстрая адаптация к резкой смене обстановки. Психологический профиль, составленный за то время, что мы с вами работали, показывал, что по данному показателю у вас все в порядке. И вот смотри ж ты!

— Мы знакомы? — ради проформы поинтересовался Олег. Звон в ушах медленно проходил. Комната постепенно наполнялась деталями. На висящем поверх стенных панелей ковре возникла небольшая гравюра – золотой и серебряной фольгой по иссиня-черной стали, береза с раскидистой кроной, гордо и одиноко возвышающаяся на скале на фоне закатного неба. Другой ковер, с рисунком тигровой шкуры по всей поверхности, расстелился под ногами. В окно заглянул краешек луны, который быстро затянуло облаком, дождь пробарабанил по жестяному подоконнику. Что происходит? Где я?

— Окружающего нас места не существует в реальности, — пояснил беловолосый, словно прочитав мысли. — Как, впрочем, и меня, и большей части того, что вы успели увидеть в этом мире. У меня много имен, но я предпочитаю, чтобы меня звали Робином. Там меня называл создатель. Но – да, мы знакомы. По крайней мере, я знаю вас очень хорошо. В свое время вы много общались с одним из моих полуавтономных периферийных устройств, голосовым терминалом. Помните, год назад?

— Вы… электронно-вычислительная машина? — ошеломленно поинтересовался Олег. Странная скованность мыслей постепенно отступала, как и боль в сердце.

— Не совсем. Мои весьма отдаленным прообразом действительно является то, что в вашем мире называют компьютером. Или электронно-вычислительной машиной, если угодно. Но я примерно настолько же сложнее компьютера, насколько автомобиль на гравиподушке сложнее самоката. Общего у нас только то, что и компьютер, и я являемся искусственно созданными сущностями, предназначенными для высокоскоростной обработки больших объемов информации и управления сложными процессами с обратной связью. Достаточно долго я являлся инструментом управления вашим родным миром, а с недавнего времени выполняю функции координатора Второй модели.

— Ничего не понимаю, — Олег утомленно откинул голову на мягкий подголовник. Спинка тут же слегка изменила форму, подстроившись под новое положение тела. Почему-то умное кресло его совершенно не удивило. — Что значит – инструментом управления? Какая модель?

— Вторая, — любезно пояснил Робин. — По крайней мере, я так условно ее обозначаю. Но давайте по порядку. Начнем с того, что ваша родная вселенная создана Демиургом Джао в ходе эксперимента по изучению определенных космогонических процессов. Изначально она представляла собой замкнутый объем, выключенный из континуума вселенной Джао, в позднейшей терминологии Демиургов – «пузырь». По стечению обстоятельств случилось так, что планета одной из звездных систем вашей вселенной оказалась очень похожей на родную планету Демиургов…

— Погодите! — Олег поднял руку, защищаясь. — Кто такие демиурги? На одном из местных языков какие-то мифологические ребята?..

— Да, вполне себе мифологические, — невозмутимо согласился Робин. — Видите ли, изначально Демиурги являлись тем, что вы ежедневно наблюдаете рядом: биологическими существами на аминокислотной основе, называющими себя людьми. С течением времени они развивали науку и технику, последовательно заменив нестойкие биологические носители своего разума сначала искусственными носителями в виде человекообразных синтетических конструкций, а затем – не имеющими определенной формы образованиями на основе устойчивых вихревых полей.

Робин замолк и внимательно посмотрел на Олега.

— Прошу прощения, — наконец произнес Координатор. — Кажется, я излишне академичен. В вашем состоянии сложно воспринимать такой стиль изложения. Проше говоря, Демиург – нечто неопределенно-бесформенное, фактически бессмертное и обладающее способностью находиться одновременно в нескольких точках пространства. Они способны менять окружающий мир простым усилием воли. Точнее, все необходимые инструменты являются частью их «тел», но поскольку они могут перестраивать тела по желанию, разницы нет никакой. Такие способности вполне подходят под мифическое определение демиурга, так что смена самоназвания вполне закономерна. Я не знаю, кто и когда пустил в ход термин «Демиурги» применительно к их расе, но, судя по некоторым деталям, термин прижился около четырех миллионов земных лет назад по основной шкале.

Робин замолчал и принялся разглядывать Олега. Тот вяло покачал головой:

— Ну и что? Вы пытаетесь сказать, что мой мир и я в том числе сотворены богами за пять дней? Алоиха родила твердь земную, и Кассе населил ее злаками и деревьями, а Мурокан впустил в мир зло, или как там? Я не очень-то интересовался древней мифологией.

— Нет, разумеется, — хмыкнул Робин. — Ваша звездная система сформировалась примерно за три миллиарда локальных лет в ходе естественных процессов. Ну да, Джао периодически влиял на события, но по большей части весьма опосредованным образом. Биологическая жизнь зародилась и в течение почти миллиарда лет развивалась тоже вполне естественным путем. Однако на поздних стадиях эволюции Джао предпринял целенаправленные корректировки процесса, чтобы получить людей, не отличающихся от ранней фазы Демиургов, слегка подделал свидетельства естественной и гуманитарной истории и серьезно повлиял на ход формирования цивилизации. Но это не такие уж серьезные вмешательства.

— Ага, — в тон ему согласился Олег. — Сущие мелочи. Ой, блин… В первый раз у меня такой детально проработанный бред. Осталось только очнуться в смирительной рубашке в клинике Болотова. Или в спецпсихушке на Агафуровских дачах, что более вероятно.

— Во-первых, вы не бредите, — обстоятельно разъяснил Координатор. — Разговор имеет дело в хотя и не существующей, но почти объективной реальности – смотря как определять объективную реальность. Во-вторых, шансов очнуться на Агафуровских у вас нет. Если окажется, что ваш оригинал демонстрирует признаки психической нестабильности, синхронизация психоматриц прекратится. Это значительно снизит вашу ценность как Эталона, но от стабильности личности Народного Председателя зависит и стабильность всего государства. Я уже разъяснил проблему джамтанам, и они согласились. В-третьих, стабильность лично вашей матрицы обеспечивается дополнительными средствами. Проще говоря, шанс полной деструкции и коллапса у вас имеется, и не маленький, но сойти с ума вам не позволят.

— Спасибо! — саркастически произнес Олег. — Вы меня весьма утешили – при условии, что я понял хотя бы десятую часть сказанного. Не соблаговолите ли рассказать все с самого начала?

— Именно так я и пытаюсь поступить. Разумеется, с самого начала, включая краткое введение в основные теории возникновения базовой Вселенной, я рассказать ничего не смогу. Такое потребует как минимум двух недель непрерывной лекции. Тогда вы точно сойдете с ума, — Робин слегка улыбнулся. — Но краткий курс примерно на пару часов у меня подготовлен. Устраивайтесь поудобнее, вам многое предстоит узнать.

— Погодите! — взмахнул рукой Олег. — Где я нахожусь? И сколько времени? У меня на сегодня… на завтра…

— Не волнуйтесь. В настоящий момент вы выключены из времени и пространства Модели-два. Проведенное здесь время в счет почти не идет. Собственно, это и не время даже, а… Не хочу вдаваться в описания того, что такое интерактивный ментоблок, но по завершении нашего разговора вы очнетесь в ночь на второе октября тысяча девятьсот пятого года по старому стилю. Примерно восемь часов спустя после того, как вас в состоянии сильного шока доставили на квартиру. Утром вы проснетесь в более-менее стабильном состоянии… надеюсь. А теперь слушайте.

…когда Джао, наконец, решил оставить созданную цивилизацию в покое и позволить ей идти своим путем, он принял тщательные меры для устранения следов собственного влияния. Передаваемые им технологии никогда не выходили за пределы организаций Хранителей, а попавшие в архивы утечки об их деятельности зачищались Робином. Однако же оставалась еще одна загвоздка – сам Робин.

Координирующий искин первого класса изначально не обладал самосознанием и предназначался для ведения журналов эксперимента, поддержки Хранителей и наблюдения за прилегающимпространством. Но из-за ошибок в проектировании он самопроизвольно развился с первого уровня интеллекта до второго, а затем и третьего, перейдя таким образом в разряд разумных существ. Его полная ликвидация больше не являлась допустимым выбором. Поскольку континуум «пузыря» Малии принадлежал к третьему стабильному типу, прямой перенос вакуумно-дименсионных структур в первый стабильный тип Большой Вселенной также оставался невозможным. Прямое копирование данных просто разрушило бы психоматрицу Робина, а неважное эмоциональное состояние Джао не позволило ему сосредоточиться на поиске правильного решения.

В результате Демиург решил отложить решение на будущее. Перед отбытием на расходящихся векторах и «сбросом пузыря», то есть закрытием каналов переходов между вселенными, Джао перевел Робина в состояние бездействия, определив набор условий, которые позволили бы активизироваться и вмешаться в события. Поскольку условия явно описывали катастрофы глобального масштаба наподобие полного вымирания людей Первой модели или самопроизвольного схлопывания «пузыря», шансов на вмешательство у Робина не оставалось. И какое-то время он холодно следил за происходящим, добросовестно фиксируя его в журналах эксперимента, но оставаясь пассивным.

Потом явились джамтане.

Происхождение этой расы оставалось загадкой даже для Демиургов. Звездный кластер Джамта, в котором следы ее деятельности обнаружили впервые двадцать пять тысяч лет спустя после Катастрофы, находился на дальней периферии безымянной нумерованной галактики. Системы кластера представляли собой абсолютно мертвое, как казалось, нагромождение каменных глыб и пылевых облаков, преимущественно состоящих из различных модификаций кремния. Слабые следы электромагнитной активности в толще астероидов, обнаруженные картографирующими автоматическими зондами, привлекли внимание одного из Демиургов – Тверека. Однако с наскоку внятно объяснить их происхождение не удалось, а серьезного интереса аномалия не вызвала. Так что вернулись к вопросу Демиурги лишь тридцать тысяч земных лет спустя после Катастрофы, когда археологические модули Архива распознали в аномалиях предположительный результат разумной деятельности. В течение следующих примерно ста тысяч лет нашлись еще три системы, в которых некогда имела место, как доказал уже Демиург Кроган, однозначно разумная деятельность неизвестного происхождения. К тому времени Демиурги обнаружили уже с десяток вымерших или погибших цивилизаций, так что эту деятельность списали на еще одну вымершую расу. Поскольку интерес к раскопкам мертвых руин давно пропал, тема оказалась заброшенной.

В то время Демиурги еще не умели распараллеливать потоки сознания, а их тела являли собой весьма примитивные, по нынешним меркам, гравимагнитные конструкции. Само существование джамтан сумели распознать лишь несколько миллионов лет спустя, когда тот же Кроган, занимаясь тем, что обозначалось как «проветривание памяти», не наткнулся на давние воспоминания и не сумел провести параллели между той самой электромагнитной активностью и следовыми возмущениями в пространстве, вызываемыми синхронизацией потоков сознания Демиурга. Энергичное расследование, проведенное им на пару с юным и весьма энергичным Демиургом Джао, которому тогда не исполнилось еще и двух тысяч планетарных лет, установило, что во всех четырех системах – и еще примерно в десятке, обнаруженных по ходу дела, имеет место активность явно разумных психоматриц, связанная в том числе с дальними переговорами. Одна из наиболее достоверных гипотез предполагала, что кремниевые глыбы используются этими матрицами в качестве временных или постоянных носителей, хотя формирующиеся там вихревые электронные структуры являются лишь частью чего-то большего.

Всплеск энтузиазма, вызванный встречей с первой живой расой нечеловеческого происхождения, быстро угас. Установить контакт с джамтанами, как их назвали по имени первой системы, не удалось ни за тысячу, ни за пятьдесят тысяч лет. Судя по всему, те явно не замечали Демиургов, воспринимая все их действия как проявления стихии. По крайней мере, несколько Демиургов получили весьма чувствительные щелчки по излишне любопытным носам, ничем не отличающиеся от воздействий, применяемых джамтанами для корректировки определенных внутризвездных энергетических процессов.

Гипотезы оставались гипотезами, смысл и цели деятельности джамтан так и остались загадочными. Они совершенно определенно черпали энергию из звезд всех восемнадцати систем галактики, где обнаружилось их присутствие, и плюс к тому что-то делали в окрестностях двух пульсаров и центральной черной дыры. Но этим набор сведений о них и ограничился. Постепенно исследователи один за другим отключались от темы, и даже Институт экспериментальных исследований, объединявший наиболее упертых ученых, перевел ее в разряд бесперспективных. Периодически то один, то другой Демиург от нечего делать пытались выйти на контакт с джамтанами или хотя бы понаблюдать за их деятельностью, но быстро разочаровывались. С учетом того, что после Джао новых Демиургов уже не появлялось, тема контакта больше ни у кого энтузиазма не вызывала. Более того, появилась теория, описывающая все проявления деятельности джамтан как псевдоупорядоченные стихийные, не имеющие отношения к настоящему разуму. Поскольку опасности для Демиургов джамтане – разумные или же как природные явления – не представляли абсолютно никакой, а занятые им системы не отличались уникальностью, с течением времени про них практически забыли.

Джао, навсегда покинувший мир своего неудачного, как ему казалось, эксперимента, принял все меры, чтобы другие Демиурги не смогли в него попасть. Поскольку прямо запретить что-то Демиургу в силу его возможностей нельзя, он замаскировал его так, что найти его в «пене» постоянно возникающих и схлопывающихся пузырьковых псевдовселенных не представлялось возможным – если не знать, что искать, разумеется. Однако то ли маяк, оставленный им на всякий случай, хотя и не обнаруживался Демиургами, оказался путеводной звездой для чужих, то ли просто так совпало, но почти сразу после отбытия Джао в окрестностях Малии активизировались джамтане. Каким-то образом они очень быстро обнаружили Робина и вошли с ним контакт, пробудив от полуспячки. Впрочем, на установление полноценного контакта, позволяющего обмениваться информацией, ушло огромное количество времени – не менее десяти дней по планетарному счету. Для сравнения: на расчет полной погодной модели на планете на месяц вперед с вероятностью в три девятки у Робина уходило не более полутора часов. Ситуацию усугубляло полное непонимание джамтанами принципов функционирования мышления человеческого типа, которым обладали и Демиурги, и Робин. Сами джамтане представляли собой что-то вроде единого распределенного в пространстве разума, способного распадаться на независимо действующие части, не утрачивающего принадлежности к единому целому.

— Не понимаю, — прервал Робина Олег. — Так независимые части или принадлежащие к единому целому?

— Я сам не понимаю до конца. Ну, вот люди, например, иногда разговаривают сами с собой, что особенно характерно для ситуации внутреннего конфликта. Их личность остается целостной, но одновременно воспринимает саму себя как независимого собеседника. Еще одной аналогией групповой личности джамтан является фрактал – математическая структура, где каждая часть подобна целому. К сожалению, Олег Захарович, я не могу раскрыть вопрос полностью, потому что не владею информацией. Да и у вас не хватит образования, чтобы понять даже то, что доступно мне. Кроме того, после достижения некоторых первичных договоренностей обмен информацией между нами практически сошел на нет. То ли они не рискуют больше рассказывать о себе, то ли мы наткнулись на какие-то фундаментальные психологические барьеры – если к джамтанам вообще применим термин «психология» – не позволяющие и далее развивать взаимопонимание.

— Вот как! — хмыкнул Олег. — Ладно, для определенности пока замнем вопрос. Вернемся к теме лекции.

Робин согласно кивнул.

Из того, что Робину удалось понять в процессе коммуникаций, следовало, что джамтане шокированы и смущены обнаруженным здесь не менее, чем Демиурги, открывшие джамтан. Выяснилось, что до недавнего времени они попросту не замечали Демиургов и их деятельности. Они неоднократно находили биологическую жизнь на разных планетах, но относили ее ко всего лишь сложным и редким химическим процессам. Они не могли даже представить, что та способна в ходе эволюции выработать разум и уж тем паче – развить его до уровня, сопоставимого с их собственным. Пространственные структуры Робина оказались во многом похожими на их собственные, и только благодаря им джамтане на него и наткнулись. Контакт оказался для них весьма необычным, но еще сильнее потрясло их известие о том, что одна из планет системы населена биологическими существами, каждое из которых наделено пусть и примитивным, но совершенно независимым разумом.

(Услышав о «примитивности», Олег хмыкнул, но промолчал.)

Самой удивительной для гостей (или все же «гостя»?) оказалась сама теоретическая возможность сосуществования независимых разумных личностей в одном обществе. Культура джамтан не имела даже отдаленного аналога для понятия «социум» или любого другого, обозначающего подобное сосуществование. Изначально их интерес к данному пузырю являлся чисто утилитарным – они намеревались использовать его в качестве энергетического резервуара. Но поскольку им требовалась некоторая перестройка континуума, исключавшая существование любых упорядоченных структур, неважно – вещественных или вакуумно-дименсионных, они немедленно заморозили всю свою деятельность и ушли – точнее, резко снизили уровень своего присутствия в пузыре во избежание дестабилизации метрик. Примерно так шахтер, добывающий руду в горных недрах, откладывает в сторону кайло, внезапно наткнувшись на дивной красоты пещеру, выложенную горными кристаллами.

Новая концепция разума очень заинтересовала джамтан. Как человеческий разум с трудом представляет разум джамтан, так и джамтане ничего не понимают в человеческом типе мышления. Ситуация усугубилась огромной сложностью даже поверхностного контакта джамтан с людьми уровня Олега. Чужие не рискнули что-либо делать с населенной людьми планетой, чтобы по небрежности и незнанию не внести в социум фатальных изменений и не уничтожить уникальное явление природы, но и убираться восвояси не собирались. Несколько планетарных суток точка присутствия джамтан сопровождала планету, очевидно, раздумывая.

Здесь Робин проявил инициативу. Одной из его основных задач являлось моделирование и предсказание социальных процессов в небольших группах людей в течение не слишком большого промежутка времени. Моделирование сводилось в основном к определениям статистических закономерностей для групп, описываемых сложными системами нелинейных уравнений. Именно их он и предложил гостям в качестве жеста доброй воли. Но данный вариант их не заинтересовал. Что такое система нелинейных уравнений и как решать ее численно, они и сами прекрасно знали. Их интересовали не грубые модели, а реальная жизнь.

К сожалению, для моделирования полноценной виртуальной реальности, позволяющей задействовать и учитывать поведение отдельных индивидуумов в количествах, превышающих сотни миллионов, требовались огромные вычислительные мощности, которыми Робин не обладал даже в первом приближении. Даже наращивание объема вычислительных областей помочь не могло – начинали серьезно сказываться задержки при взаимодействии разнесенных в пространстве областей, да и ядро-координатор переставало эффективно справляться с распараллеливанием процессов. А гостям требовалось именно наблюдение за поведением групп реальных микроличностей, как они определили разум человеческого типа, в реальных условиях.

Впрочем, получив от Робина информацию о его ограничениях, гости почти мгновенно придумали свой способ добиться желаемого. Если нельзя смоделировать социум внутри Робина, почему бы не попытаться вне его пределов? Точнее, не моделировать, а просто скопировать достаточное количество микроличностей, поместить их в другой мир и пронаблюдать за поведением. Даже если что-то пойдет не так, всегда можно начать исследования сначала.

Но когда джамтане приступили к реализации своего плана, возникли настоящие проблемы.

На подготовку площадки для Второй модели, как Робин условно обозначил новый мир, в большой Вселенной ушло не так много времени – не более тысячи лет по планетарному счету…

— Стоп! — оборвал Олег Робина. — Каких еще тысячи лет? Ваш разлюбезный Джао свалил восвояси совсем недавно, если брать за точку отсчета выборы и пропажу Хранителей. Всего-то год прошел!

— Знаете, Олег Захарович, — вздохнул Робин, — тут замешаны достаточно сложные физические модели. Не уверен, что смогу объяснить вам адекватно… Впрочем, погодите.

Он ненадолго задумался.

— Если на пальцах, то примерно так…

Он указал пальцем на стену. Прямо посреди узорного ковра возник светло-серый квадрат, в центре которого проявились две параллельных прямые линии – синяя и желтая – завершающиеся стрелками.

— Сразу предупреждаю, что, строго говоря, рисунок – полная белиберда, но для быстрого объяснения сгодится. Итак, предположим, что синяя линия соответствует потоку времени реальности большой Вселенной, а желтая – потоку времени вашей мини-вселенной. Изначально они мало зависимы друг от друга и не обязательно параллельны.

Иллюстрируя его слова, линии медленно повернулись и пересеклись, разбив плоскость на четыре части.

— Переход из одного мира в другой осуществляется, если можно так выразиться, по отрезку, соединяющему две точки линий, — на схеме возникла короткая красная черта, — причем в определенном смысле отрезок обязан быть перпендикулярным одному из векторов времени. Соотношение гипотенузы и катета получившегося прямоугольного треугольника соответствует соотношению скоростей временных потоков в соответствующих мирах. Применяемые и Демиургами, и джамтанами методы такого перехода позволяют произвольным образом устанавливать, если можно так выразиться, угол между временными векторами вселенных, при условии, что он остается меньшим девяноста градусов. Благодаря варьированию величины угла, а также выбору временного вектора, служащего базой для опорного катета, можно добиваться эффекта ускорения или замедления времени вашего мира по отношению к нашему. Именно так Джао конструировал ваш мир: инициировав события, он уходил в свой мир, а потом входил в ваш мир заново под другим углом.

Робин внимательно посмотрел на Олега.

— Я не слишком заморочил вам голову, Олег Захарович? — осведомился он.

— Да нет, пока вроде понятно, — мотнул головой тот. — Хм… А если мы войдем из вашего мира в наш, используя наш вектор как опорный… я правильно употребляю термин?.. а потом проделаем тот же фокус в обратном направлении, чтобы опорным оказался уже ваш вектор, мы попадем к вам в прошлое?

— Нет. Есть определенные законы, такие финты запрещающие. Если вернуться к нашей схеме, то переход возможен только в положительной четверти координатной плоскости – между двумя стрелками, если проще. Причем возврат из одного мира в другой возможен только по тому же тоннелю-«отрезку», по которому вы туда попали. Наконец, после перехода в другой мир точка пересечения векторов, «начало координат», если так можно выразиться, сдвигается по осям так, что точка старта и точка финиша оказываются «нулевыми» в нашей системе отсчета. После возвращения назад вы уже не сможете войти в другой мир под иным углом, чтобы оказаться в прошлом относительно вашего предыдущего визита. Так что вернуться назад во времени, чтобы что-то там исправить, невозможно. Что ушло, то ушло.

— Ладно, — пожал плечами Олег, — я же просто так спросил. М-м… о чем мы?

— Я рассказывал о построении Второй модели, — терпеливо ответил Робин. — Итак…

На подготовку площадки для Второй модели ушло не так много времени – около тысячи лет. У джамтан уже имелась конструкция для сбора энергии – сфокусированная на звезде класса Солнца, служившей для резервуара якорь-маяком, система каналов от ближайших звезд, и с энергетической подпиткой эксперимента проблем не возникло. Время в основном ушло на расчистку планетарной системы от мусора, доставку вещества из других звездных систем и формирование планетной системы, приблизительно имитирующей Солнечную. Собственно, имелись возможности имитировать другие планеты куда более простыми средствами, но основательные джамтане перестраховались.

Для создания модели человека Робин предоставил психоматрицы из своих хранилищ. Их Джао снимал с каждого человека, напрямую задействованного в его планах, будь то Хранители или люди, с которыми они контактировали. Матрицы являлись несовершенными – для корректного съема полноценного слепка разума требовалось долгое отслеживание происходящих в нем процессов…

— Разница между мгновенным и полноценным слепками примерно такая же, как между фотографией дерева на ветру и его видеосъемкой, — пояснил здесь Робин. — Фотография зафиксирует все листья дерева, но не сможет показать, как именно они движутся. А движение листьев в нашей аналогии – мыслительные процессы человека.

— А зачем Джао делал снимки? — поинтересовался Олег.

— Для идентификации: эн-сигнатура для психоматрицы примерно то же самое, что отпечатки пальцев для тела. Для предварительного анализа психики. Для грубого прогнозирования реакций. Все в таком духе. Кроме того, по его настоянию делались снимки психоматриц людей, погибших в результате непосредственного действия или бездействия Хранителей. Насколько я могу судить, он планировал их воскрешение в дальнейшем, но фундаментальные технологические ограничения так и не позволили.

Набор психоматриц, предоставленных Робином, с его помощью джамтане превратили в нечто, напоминающее людей. По указаниям Робина же оборудовали сцену, на которой предстояло жить и работать смоделированным микроличностям. Эксперимент запустили – и он с грохотом провалился. Модели категорически отказывались вести себя подобно прототипам, их поведение оставалось не только абсолютно нечеловеческим, но даже, скорее, походило на поведение механических устройств. Абстрактное мышление практически отсутствовало, выводы, на которые оказались способны модели, по уровню немногим превышали доступные воробьям. В результате уже через месяц субъективного планетарного времени Вторая модель впала в полную стагнацию, сопровождающуюся массовым коллапсом психоматриц.

Джамтане не отступились.

С четвертой попытки они сумели модифицировать в окрестностях Модели-2 континуум так, что оказалось возможным скопировать туда пространственные структуры, память и личность Робина. Получив полный доступ к результатам эксперимента и проанализировав их, тот пришел к выводу, что моментальные снимки матриц не более адекватны для создания модели, чем гипсовые статуи в качестве театральных актеров. Требовались полноценные психоматрицы. Но взять их оказалось неоткуда: создание полноценного снимка требовало длительного наблюдения за личностью-прототипом с помощью специализированных устройств. В памяти Робина имелись описания таких устройств, незадолго до того использованных Джао для психокопирования личностей Хранителей. Но в таких устройствах человеку требовалось находиться в совокупности не менее нескольких месяцев. Разумеется, Робин и джамтане могли наштамповать таких коконов, отловить несколько тысяч человек и засунуть туда на полгода, но такое оставалось за границей допустимого воздействия на оригинальный социум. В качестве альтернативного подхода можно было использовать мобильные вихревые коконы, способные следить за человеком незаметно для него, но у Робина не имелось ни нужного опыта, ни нужных знаний, а Джао их не оставил. Движение в данном направлении могло потребовать массу времени, и при том без какой-либо гарантии результата.

Наконец, после долгих раздумий и консультаций родился новый план.

В качестве исходной сцены джамтане приняли период, на Земле считавшийся серединой девятнадцатого века от рождества Христова. Именно в тот период, с их точки зрения, базирующейся на уровне энергетического воздействия на окружающую среду, начался качественный переход человеческого социума от полуразумных животных к сообществу полноценных микроличностей. Возможно, имей они больше информации, их мнение оказалось бы другим, но в памяти Робина материалов по человеческой истории иных периодов хранилось на удивление мало. Вероятно, Джао не копировал в него исторические сведения из Архива до возникновения реальной необходимости, а состояние, в котором находилось общество Модели-1, примерно соответствовало состоянию Земли двадцатого века.

На созданной сцене вновь активизировали недоразвитые психоматрицы. Робин высказал предположение, что сделать из них полноценные личности удастся, если провести их тем же путем, которым проходят несмышленые человеческие дети в процессе взросления. А именно – обучая их мыслить в жестких условиях «реальных» социальных процессов. В качестве последних взяли исторические события старой Земли. По замыслу Робина, вынужденно реагируя на навязываемые извне события, психоматрицы должны набирать гибкость и постепенно превращаться из гипсовых статуй в настоящих людей.

Однако и на сей раз все закончилось неудачей. Не тотальным крахом, как в предыдущий раз, но неудачей. Статуи так и не научились двигаться, как люди. Они действительно набрали определенную гибкость и превратились из гипсовых в резиновые. В моделируемых ситуациях они реагировали вполне адекватно, чаще всего неотличимо от настоящего человека, но когда им предоставлялась свобода действий, не подкрепляемая жестким внешним принуждением, просто впадали в ступор, близкий к кататонии. Театр марионеток, где кукловодами выступали они сами, джамтан не интересовал, а потому эксперимент заморозили.

Неудачу джамтане отнесли на счет излишней поспешности, граничащей с небрежностью. Будучи весьма неторопливыми по сути своей существами, чему способствовало физическое бессмертие – собственно, понятие смерти оказалось для культуры джамтан таким же шокирующим, как и микроличность – они привыкли рассуждать обстоятельно, обсасывая предмет со всех точек зрения. Излишнюю поспешность на начальном этапе они отнесли к следствиям культурного шока, а также влиянием «слишком торопливого», как Робин интерпретировал данный символ, помощника. Неудачи принесли отрезвление, и джамтане погрузились в раздумья, попросив Робина законсервировать сцену и временно перестать действовать. Заморозив текущее состояние дел, по хронологической шкале старой Земли соответствующее самому началу двадцатого века, Робин мысленно пожал плечами и погрузился то ли в полусон, то ли в глубокую медитацию.

Спустя примерно пятнадцать тысяч лет по земному летоисчислению джамтане вновь активизировались. Идея, которая пришла им в голову, оказалась очень простой. Если непонятно, почему психоматрицы не приобретают самостоятельного мышления, почему бы не сопоставить их функционирование с работой реального человеческого мозга? Всего лишь надо предъявить ему тот же набор раздражителей, что и снятой с него психоматрице. Последовательный анализ различий в реакциях позволит усовершенствовать психоматрицу до приемлемого уровня.

Однако у метода имелся один принципиально неустранимый недостаток. Предъявление мозгу раздражителей – проще говоря, всего того, что «видит», «слышит» и прочими способами «ощущает» психоматрица – ничем не отличается от прямого раскрытия джамтан перед лицом социума Первой модели. Поэтому массовая поверка психоматриц реальными эталонами оказалась невозможной. Но, долго и тщательно обдумывая возможные последствия, Робин пришел к выводу, что для данной цели можно использовать ограниченное число реальных людей, обставив предъявление раздражителей их мозгу в качестве снов, галлюцинаций или фантазий. Кроме того, Робин просчитал, что сравниваемые с эталонами психоматрицы, в свою очередь, можно использовать для поверки процессов, происходящих в иных психоматрицах.

Окончательная схема выглядела так. Среди всего населения Модели-1 Робин отобрал девятнадцать человек, чьи психоматрицы в его памяти имели максимальную детализацию. Все они в краткий период, когда Хранители в Ростании действовали открыто, активно сотрудничали с ними в качестве экспертов, используя технику прямого ментального контакта с терминалами Робина. Этим психоматрицам в Модели-2 отвели роль Эталонов, в максимально неизменном виде сохранившем все свои оригинальные свойства, включая память. Периодически Робин проводил то, что обозначил термином «синхронизация». Проще говоря, память психоматрицы-Эталона перекачивалась в мозг прототипа, реакции его мыслительного аппарата анализировались, после чего производилась коррекция поведения эталонной матрицы.

В дальнейшем Эталоны использовались для коррекции поведения части матриц Второй модели – Первой страты. Коррекция проводилась в первую очередь в ходе «прямого общения» между Эталоном и окружающими – такой естественный ограничитель позволял не слишком перегружать эталонную матрицу, равно как и вычислительные структуры Робина. Матрицы Первой страты обладали высокой свободой действий и почти полную самостоятельность. Матрицы, поверяемые матрицами Первой страты – Вторая страта, — также имели дополнительную свободу действий, хотя их поведение довольно жестко контролировалось механизмами сцены. Подстройка матриц Второй страты по матрицам Первой давала заметный положительный результат, но все же оставляла желать лучшего. Использовать же Вторую страту для подстройки смысла не было никакого из-за чудовищных погрешностей. Поэтому все остальные задействованные в Модели-2 матрицы относились к Третьей страте и почти не имели свободной воли. Тем не менее, общение матрицы Второй или Третьей страты с матрицей более высокого уровня автоматически переводило ее на уровень выше, а долгое общение – и на два (хотя Эталоном ни одна матрица стать не могла).

Наконец, во Второй Модели ввели огромное количество субстрата – псевдоматриц, применяемых исключительно для статистического моделирования процессов большого общества. Фактически псевдоматрицы вообще не являлись психоматрицами, а представляли из себя жестко запрограммированные элементы декораций, умеющие правильно реагировать на внешние раздражители в стандартных ситуациях, но требующие прямого контроля со стороны механизмов сцены в нестандартных случаях. Псевдоматрицы играли роли, необходимые для поддержания иллюзии реального общества и реализации ключевых исторических событий эпохи, информация о которых имелась в памяти Робина.

— Значит, я… — задумчиво произнес Олег.

— …Эталон, — закончил за него Робин. — Эталон номер одиннадцать, если быть точным. Вы – один из тех, от кого зависит существование всего окружающего вас мира.

— Психоматрица…

— Да, психоматрица. Без реального тела, существующая в иллюзорных декорациях, но являющаяся полноценным разумным существом. Более того, за время, прошедшее с момента вашего пробуждения, ваша структура серьезно усложнилась. Я должен с удовольствием констатировать, что чем дальше, тем реже вас необходимо синхронизировать с оригиналом. Могу спрогнозировать, что через несколько субъективных лет или даже месяцев ваши структуры станут полностью автономными.

— Погодите! — встрепенулся Олег. — Так значит, я… он… тьфу, пропасть! В общем, на самом деле я сейчас там, дома? И никуда не пропадал?

— Именно так.

— И я… знаю все, что со мной происходит здесь?

— Лишь в некоторой степени, — качнул головой Робин. — Я уже упоминал, что синхронизация обычно проводится так, чтобы облегчить жизнь прототипу. Мы вовсе не заинтересованы в том, чтобы он свихнулся из-за раздвоения личности. Значительная часть вашей здешней памяти от сознания прототипа ускользает, но какие-то крохи оседают в его собственной памяти и всплывают в благоприятных условиях. В целом ваш прототип неплохо представляет, что с вами происходит сейчас. Правда, он не уверен в том, как интерпретировать воспоминания, и находится в состоянии сильного смущения.

— То есть я схожу с ума не только здесь, но и там, — горько усмехнулся Олег. — И все из-за того, что Шварцман в свое время заставил меня работать с Хранителями?

— Вы, надеюсь, с ума не сойдете нигде. Да, Олег Захарович, в отличие от прочих Эталонов вы проявляете повышенную эмоциональную нестабильность. К несчастью, опыт нашей предыдущей совместной работы не дал мне оснований заподозрить вас в подобном, иначе я ни за что не выбрал бы вас на роль Эталона. Однако я принимаю меры, чтобы обеспечить вам всю возможную помощь. Например, наш текущий разговор затеян для поддержки вас не только в роли Эталона, но и в роли реального человека – Народного Председателя Народной Республики Ростания. Скоро – очередная точка синхронизации, и я позабочусь о том, чтобы вся переданная вам информация оказалась доступной и сознанию вашего прототипа. У вас достаточно сильный характер, чтобы справиться с правдой и принять ее как есть.

— Справиться… Знаете, господин Робин, мне почему-то не кажется, что после нашего разговора я стал чувствовать себя лучше. Узнать, что ты на самом деле не живой человек, а просто какая-то психоматрица у каких-то бесформенных инопланетян… да еще и в окружении каких-то псевдоматриц… знаете ли, как-то не добавляет жизненного оптимизма. Не боитесь, что я застрелюсь от безысходности? Или бессмысленно?

— Олег Захарович, — Координатор поднялся из кресла и подошел к окну. Дождь снаружи уже закончился, и серебристая луна бросала на пол мягкие тени, причудливо переплетающиеся с тенями от зеленого абажура лампы. — Вас не удивляет, что вы как-то очень спокойно, но в то же время четко воспринимаете мой рассказ? Что по поводу таких невероятных вещей вы не испытываете практически никаких эмоций, кроме любопытства? Ведь другого человека на вашем месте шок зажал бы так, что он и вздохнуть-то толком не смог бы.

— Любопытство? — Олег задумался. Да, действительно. Холодное любопытство, совмещенное со странным ожиданием чего-то большего. — Пожалуй, вы правы. И что это означает?

— Сейчас мы с вами не разговариваем в строгом смысле слова. Или в том смысле, в каком «разговаривают» друг с другом матрицы. Я напрямую заложил в парачувственную область вашей матрицы необходимые сведения, а уж ваше сознание само интерпретирует их, облекая в слова и образы. Окружающее, — Робин взмахом руки обвел комнату, — генерирует ваше собственное воображение. С одной стороны, так удобнее – не отвлекает от процесса непосредственного усвоения информации. С другой стороны, вам еще лишь предстоит осознать то, что вы сейчас усвоили. И процесс осознания, боюсь, может сопровождаться сильным эмоциональным шоком. Я прошу вас учесть, что любая возникшая… хм, «сейчас» ваша мысль в дальнейшем многократно усилится – как легкий ветерок усиливается до урагана. Пожалуйста, не надо думать о самоубийстве или проигрывать какие-то другие варианты действий. Планы в любом случае окажутся не адекватными обстоятельствам, но когда вы придете в себя, могут привести к фатальным последствиям.

Робин вздохнул.

— Олег Захарович, поймите меня правильно. Я с большим пиететом, если можно так выразиться, отношусь к праву человека на свободу воли. К праву добровольно прервать свою жизнь в том числе. Если вы действительно решите убить себя, я погашу вашу матрицу несмотря даже на весьма тяжелые последствия. Но осознайте вот что. Вы являетесь единственным Эталоном в Российской империи. На данный момент ее составляют примерно сто тридцать пять миллионов матриц, из которых только около пятидесяти единиц входят в Первую страту, а около трех с половиной тысяч – во вторую. Ваше исключение из процесса означает долговременное прекращение развития всех страт, лишение их возможности стать полноценными личностями. Более того, данная стадия эксперимента является пробной. Система Эталонов только отлаживается. В будущем мы собирались ввести в игру еще несколько десятков, а то и сотен Эталонов, но саморазрушение одного из Эталонов на данном этапе может привести к отказу от плана, а в перспективе – к возможному сворачиванию эксперимента. И, как следствие, к гашению всех задействованных психоматриц. К массовому убийству, чтобы не отделываться эвфемизмами.

— А Оксана? Разве она не Эталон? Она же помнит все…

— Нет, Оксана – не Эталон. Да, она сохранила память, но она всего лишь психоматрица Первой страты. Мы ввели ее в модель, чтобы облегчить вам адаптацию к местной жизни и дать точку опоры, но она так же зависит от вас, как и прочие.

Внезапно беловолосый Координатор оказался вплотную к Олегу и ухватил его за плечо твердой как железо рукой.

— Олег Захарович, — его голос стал жестким. — Ваше самоубийство окажется крайне безответственным поступком, ведущим к гибели многих и многих. Более того, оно может привести к разрушению личности вашего прототипа, к хаосу в Ростании и гибели многих уже в настоящей, а не моделированной реальности. Очень прошу вас не совершать такого поступка.

— Что мне до ваших… матриц? — хмыкнул Олег. — Безмозглые существа в нарисованном мире… Зачем в нем жить? Играть в игрушечном театре на потеху инопланетянам?

— Зачем жить – вопрос, на который каждый сам отвечает для себя, — Робин покачал головой. — Здесь я вам помочь не в состоянии. Но могу предположить, что жизнь ваша в «нарисованном» окружении имеет смысл как минимум не меньший, чем в вашем родном мире. Что же до игрушечности… В Архиве сохранились записи о массовых бегствах людей от реальности. Их тела десятилетиями пребывали в полусне, в то время как разум жил в виртуальном… нарисованном, как вы выражаетесь, мире. Они жили и умирали счастливыми в ненастоящем, но подходящем им мире и нисколько не терзались, что он не существует в действительности. Настоятельно прошу вас глубоко задуматься об этом.

Олег погрузился в молчание. Наконец он поднял взгляд, на его лице играла кривая ухмылка.

— Все равно неубедительно, — сказал он. — Знаете, господин Робин, почему-то у меня нет ни малейшего желания с вами сотрудничать…

— Даже если попрошу я?

Олег вздрогнул и выпрямился в своем кресле. В дальнем углу комнаты медленно сгустились тени. Из них неторопливо вышел странно знакомый человек. Невысокий, худощавый, с пронзительными серыми глазами, в тонких серых брюках и водолазке. Что-то внутри Олега закипело, пытаясь прорваться к поверхности.

«…боюсь, господа, что вы неправы. Я уполномочен довести до вашего сведения, что в отношении господина Кислицына, находящегося под нашей защитой, Хранители не допустят никаких эксцессов… Уважаемого Олега Захаровича снять с дистанции под надуманным предлогом у вас не получится…»

— Вы… тот Хранитель, что поддержал меня…

— Да, Олег Захарович, — кивнул новый гость. — Я поддержал вас тогда, во время стычки, и сделал Народным Председателем немного позже. Уж и не знаю, благодарны вы мне или нет, но именно я носил облик того Хранителя. Меня зовут Джао.

— Джао!.. — выдохнул Олег. — Демиург Джао?

Гость склонил голову.

— К вашим услугам. Видите ли, Олег Захарович, я тоже в какой-то степени ввязался в эксперимент джамтан. Его важность… для всех вовлеченных культур чрезвычайно высока. Я присоединяюсь к просьбе моего друга Робина: пожалуйста, отнеситесь к ситуации со всей ответственностью.

— Но…

Джао поднял руку.

— Не надо ничего говорить, Олег Захарович. Боюсь, Робин и без того перегрузил вас сведениями. Для одного раза для человека слишком много информации. Вам предстоит еще обдумать то, что вы узнали, и я обещаю, что наша встреча не последняя. Пока что вы коснулись лишь краешка обширного информационного моря, но нырять в него с головой вам еще рано. Сейчас – спать. Мы еще увидимся, обещаю.

Олег открыл рот, но окружающее вдруг взвихрилось и пропало. Беспросветная тьма окутала его. Потом ушла и она.

«Джао, я не понял смысл последнего введенного в матрицу Эталона одиннадцать набора данных. По-моему, я…»

«Расслабься, Робин. Я несколько секунд практиковал установку ментоблоков людям Первой модели, так что знаю, что делаю. Ты действительно перегрузил его. Нужно слегка подправить траекторию его мышления. Теперь он станет не столько заниматься самокопанием, сколько ожидать новых встреч, что ослабит психологический пресс».

«Принято. Запомню и учту на будущее. Кстати, просьба».

«Да, Робин?»

«Применение стандартных единиц измерения времени в данном контексте повышает риск их смешения с планетарными и неверной интерпретации. Ты не мог бы использовать только субъективное планетарное время? Ты долго жил среди людей, это не должно составить затруднений».

«Нет проблем, дружище. Ладно, я побежал. Следующий контакт – в ноль по Гринвичу. Конец связи».

«Отбой».

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…Два года спустя после своего триумфа впавший в глубокую депрессию Ройко вместе с чоки-компаньоном погиб при обстоятельствах, не исключавших и самоубийство. Его товарищи и ученики так никогда и не опубликовали для широкой общественности его предсмертные дневники. Только шестнадцать тысяч земных лет спустя их текст случайно обнаружил историк Чин Педро во время переиндексации давно заброшенной части Архива.

В течение полувека после смерти ученого технологии жизни психоматриц на твердотельных носителях улучшались и совершенствовались. В течение этого периода численность людей уменьшилась до примерно девяти тысяч. Практически все они в разное время переместили свои психоматрицы в чоки-тела. Лишь около полутора сотен человек в возрасте до двадцати пяти лет оставались в живых телах – только по достижении рубежа совершеннолетия дозволялось принимать решение о замене тела на искусственное. Закон являлся наследием времен раскола, когда значительная часть населения станций образовала группировку, позже обозначаемую в документах как «натуралисты». «Натуралисты» отказывались менять тела на «кукол», или «манекенов», как их презрительно называли, по принципиальным соображениям. Однако к группе принадлежали в основном старшие – бывшие колонисты и их дети, еще помнящие живую Землю. И она неуклонно сокращалась в размерах по мере того, как ее члены умирали от старости. Пополнения же у нее практически не было. С младых ногтей приученная к консольным коконам, лучше умеющая дистанционно управляться с «куклами», чем с напрямую – с собственными неуклюжими телами, молодежь по достижении двадцати пяти лет не колебалась. К тому моменту модели их «ветра в листве» уже достигали уровня зрелости не менее пяти девяток, так что смена тела оказывалась возможной в течение пары часов. Считалось хорошим тоном встречать день совершеннолетия уже в новом теле.

Третье поколение искусственных тел отличалось почти полным совершенством. Многоцелевые аккумуляторы Бойского позволяли «кукле»-чоки получать необходимую энергию из окружающей среды практически в полном объеме. Шедевр технологии того времени, они черпали энергию из космического и солнечного излучения, из гравитационных и электромагнитных полей и завихрений, в которых перемещались станции… Их эффективность оказалась настолько высока, что даже биореактор «кукол», позволявший получать энергию практически из любой органики, оказался мало востребованным. В дополнение «куклы» оснащались миниатюрными химическими батареями с ресурсом, позволявшим годами поддерживать существование сознания даже при выходе аккумуляторов Бойского из строя. Высокопрочные искусственные тела, практически неуязвимые для любых воздействий планетарного и вакуумного класса, позволили желавшим твердой почвы под ногами освоить поверхность враждебных биологической жизни планет. Сенсорный аппарат нового поколения позволял психоматрицам получать полный спектр ощущений, доступных им в биологических телах, и еще многое сверх того.

Одним из результатов явных и быстрых изменений, проявившихся в обществе, стала утрата половой дифференцированности. Сменить мужское тело на женское и наоборот – минутное дело (не говоря о возможности просто дистанционно подключиться к управляемым другим «кукле»), так что пол человеческого существа из неизменного атрибута, как ранее, в значительной степени превратился в функцию той роли, которую данной личности хотелось играть в обществе.

К тому моменту, когда транспорт с Базы-1 прибыл в Солнечную систему и передал первые сведения о произошедшем, общество выживших демонстрировало странную смесь декадентства и технократии. Ситуация, когда основная масса населения относилась к ученым и инженерам, давно канула в прошлое. Приход двух массовых биологических поколений и семь десятилетий изоляции привели к тому, что общество, как и в свое время на Земле, четко расслоилось на две неравные части. Меньшая часть являла собой сплоченную общину исследователей и конструкторов, для которых стремление к чистому знанию, неважно, имеющему прикладное значение или нет, превратилось в самоцель существования. Большая же часть, по классификации искинов, относилась к категории «субстрата» – аморфная, без четких семейных, родственных и дружеских уз компания, за пределами обязательных двух вахтовых часов в стандартные сутки посвящавшая свое время разнообразным развлечениям – от дистанционных гонок на исследовательских зондах в планетарных каньонах до невообразимых сексуальных экспериментов. Научно-технологическое развитие колоний уже позволило вывести производственные мощности на такой уровень, что любой мог разрешить себе что угодно в разумных рамках, а изредка – и в неразумных. Собственно, даже обязательные вахты оставались лишь данью прошлому: поскольку вся машинерия управлялась искинами, роль человека сводилась к наблюдению в стиле «как бы чего не вышло».

Однако природа не терпитпустоты, а человеческая природа требует иерархии. За неимением классических средств, а именно – денег, грубой силы, высокого происхождения и так далее – люди начали изобретать новые способы выстраивать социальную пирамиду. Именно тогда впервые в истории будущих Демиургов возникло понятие Рейтинга…

5 ноября 1583 г. 61° серверной широты, 76° восточной долготы

Далекий северный городок Мегион не пользовался в Ростании широкой известностью. Вряд ли многие за пределами Верхнелаковского района подозревали о его существовании. Однако произошедшие в нем события стоили Народному Председателю огромного количества нервных клеток.

Своим существованием посреди бескрайних северных болот город был обязан почти исключительно близлежащему озеру Селфлору, под дном и в окрестностях которого залегали огромные запасы нефти и сопутствующего ей газа. Газом, впрочем, нефтяники брезговали, и в окрестностях города высоко над землей постоянно полыхали десятки неугасающих факелов. Но и одной нефти вполне хватало, чтобы обеспечить городу стратегическое значение. В панельных многоэтажках, аккуратно выстроенных большим квадратом со стороной в пару километров, проживало несколько десятков тысяч человек. Летом намытый из окрестных речушек песок, использованный для создания клочка твердой почвы посреди болот, скрипел у них под ногами, а то и на зубах, а долгой зимой все укутывала толстая снежная пелена. Но никто не жаловался. Местная ТЭЦ бесперебойно гнала по трубам горячую воду, поддерживая в домах тепло даже в лютые северные морозы.

Пятого ноября тысяча пятьсот восемьдесят третьего года стояла необычно холодная погода. Столбик термометра опустился ниже минус двадцати пяти градусов, и городская система центрального отопления работала с полной нагрузкой. Правда, режим являлся для нее штатным, и неприятностей для города не предвиделось.

В пять часов утра поддатый водитель, перегоняя свой автокран на новое место работ, не справился с управлением и стрелой зацепил провода одной из двух высоковольтных линий, питавших город электричеством. Каким образом в результате он остался жив сам, история умалчивает. Однако случившееся на линии короткое замыкание вышибло на городской подстанции основной автоматический предохранитель.

На несколько минут городская электросеть полностью обесточилась. Лишенные питания, на ТЭЦ встали насосы, гонящие по трубам горячую воду. Следуя соответствующей инструкции, дежурные запустили дежурный дизель-генератор, а сразу затем – экстренную процедуру откачки воды из теплосетей, чтобы избежать их размораживания и лопанья труб. Однако через несколько минут дежурный по подстанции, посчитав отключение рубильника следствием редко, но случающихся на линии бросков напряжения, вернул его обратно в рабочее положение. По городской сети снова пошел ток. Обрадовавшись случившемуся, дежурные по ТЭЦ прервали процедуру слива воды из теплосети и снова запустили насосы в штатном режиме, остановив генератор, успевший израсходовать большую часть топлива. Но когда насосы снова полностью заполнили сеть горячей водой, рубильник на подстанции вышибло опять, и насосы встали во второй раз.

Разозленный дежурный, измотанный ночным бдением, снова включил рубильник и придержал его рукой, чтобы возникающая во время запуска разнообразной электротехники перегрузка сети не заставила снова сработать предохранитель.

Это привело к катастрофическим результатам.

Обе высоковольтные линии были заведены на один и тот же понижающий масляный трансформатор. Не выдержав перегрузки от продолжающегося короткого замыкания, трансформатор попросту взорвался, полностью разорвав связь между городской электросетью и внешними линиями электропередач. Постепенно просыпающийся город окончательно и бесповоротно погрузился во тьму и безмолвие. Что еще хуже, в системах отопления осталась вода, слить которую полностью оказалось невозможной: резервный дизель-генератор на ТЭЦ израсходовал остатки топлива и заглох. И не прошло и нескольких часов, как лед, в который превратилась вода, начал разрывать теплотрассы и чугунные радиаторы батарей в подъездах. На следующий день очередь дошла и до радиаторов в жилых помещениях, которые, впрочем, для жизни уже подходили мало.

В городе объявили чрезвычайное положение. Людей массово эвакуировали в районный Верхнелаковск, благо до него рукой подать, расселяя по общежитиям и гостиницам по несколько человек в комнату и подселяя в квартиры. Немногие оставшиеся дежурные на объектах день и ночь не вылезали из бараньих тулупов.

До Народного Председателя известие о катастрофе дошло только на третий день по каналам Канцелярии. До того время коммунальные службы, не рискуя докладывать о происшедшем наверх, пытались сами разгрести последствия – по большей части безуспешно. У коммунальщиков даже в первом приближении не хватало ресурсов, чтобы спасти вымерзающий город, но, опасаясь обвинений в некомпетентности и непредусмотрительности, они пытались обойтись местными силами. Если бы не безвестный осведомитель Канцелярии в Верхнелаковске, город окончательно превратился бы в мертвый призрак – как минимум до конца весны. К счастью, опытный Полозков, едва услышав о происшедшем, сразу распознал всю угрозу положения и поставил на рога Бирона, а тот – Кислицына. Народный Председатель взял дело под личный контроль, и огромная заржавевшая бюрократическая машина Ростании принялась нехотя набирать обороты. Вскоре в половине страны в авральном порядке со складов выгребали подчистую все радиаторы, и в Верхнелаковск пошли составы с батареями и трубами.

В Мегион со всей страны по воздуху везли бригады опытных слесарей-сантехников. Крохотный аэродром Верхнелаковска забили рядами стоящие вертолеты – отправить обратно борты не хватало топлива. В течение месяца сантехники ударными темпами меняли трубы и радиаторы в помещениях. Доставленные по железной дороге экскаваторы и строительные рабочие в не менее ударном режиме перепрокладывали нити лопнувших теплотрасс. Инженеры срочно перепроектировали и перестраивали схему ввода электроэнергии из внешних сетей в городские. И месяц спустя жители, наконец, получили возможность вернуться в город.

Совокупный ущерб, как подсчитали позже экономисты Комитета по народному хозяйству, включая убытки из-за недопоставленной за рубеж нефти, составил около трех миллиардов форинтов. К счастью, обошлось без жертв – если не считать за таковую злополучного дежурного по подстанции, покончившего жизнь самоубийством.

Восемнадцатого ноября, в разгар ведущих в Мегионе работ, в Моколе открылся Двадцать седьмой всеростанийский съезд делегатов органов народного самоуправления.

18 ноября 1583 г. Мокола. Большой дворец съездов

Выбравшись из машины, Олег быстрым шагом пересек тротуар, на секунду задержался перед дверью, пропуская вперед охранника, и нырнул за ним, поеживаясь от утреннего морозца. Бегемот проскочил следом. Толпившийся в холле народ почтительно расступился перед вошедшими. Охрана сразу же взяла Народного Председателя и начальника Канцелярии в неплотное кольцо, бросая по сторонам недружелюбные взгляды.

— Ты бы попросил их немного… рассредоточиться, — шепнул Олег на ухо Бирону. — А то не видно ничего…

— Лучше не видно, чем пулю схлопотать, — хмыкнул тот. — Сейчас, доберемся до выставки – там уже должны подготовиться, тогда и расступятся.

Олег фыркнул и покачал головой, но промолчал. В конце концов, охрана для того и служит, чтобы под ногами путаться, верно? Да и виднее Безобразову, как правильно охранять. Делай свое дело, а чужое оставь другим.

На выставке телохранители действительно расступились. Точнее, просто рассредоточились по немаленькому залу, профессионально слившись с обстановкой. Немногие оставленные в зале посетители отвлеклись от разглядывания экспонатов и дружно уставились на Народного Председателя. Тот попытался сделать морду кирпичом, но невольно поежился. Постоянно оказываться в центре внимания за год он так и не привык. Отпустите меня домой, а? — мысленно попросил он и вздохнул. Нет, нельзя. Роль в балагане надо отыграть до конца. Иначе народ не поймет.

Со скучающим видом он переходил от экспоната к экспонату. Достижения народного хозяйства громоздились уныло-неряшливыми грудами железа и топорщились папье-маше макетов, пытались привлечь внимание стендами научных трудов и многоцветных графиков.

«Насос авиационный ТП-18/21, мощность двести литров в минуту, в разрезе» (нечто угловатое, с торчащими во все стороны трубками и прочими механическими потрохами).

«Автобус городской СуАЗ-14, колесный, двадцать сидячих мест, шестьдесят стоячих, макет 1:10» (как делали скотовозы, так и продолжают, шепнул на ухо ехидный Пашка).

«Схема вычислительного центра на базе ЭВМ БК-0015 и тридцати пяти пользовательских терминалов» (сложный чертеж с кучей разноцветных линий, сходящихся – или расходящихся, в зависимости от точки зрения – к центральному квадрату, изображающему машзал; терминал, скучная железная коробка с выпуклым стеклянным экраном, несколькими тумблерами и внушительной встроенной клавиатурой, сиротливо стоял чуть в сторонке).

«Повышение средних удоев молока от коров по народному хозяйству в период с 1575 по 1582 гг.» (на графике несколько красных и синих линий медленно, но неотвратимо ползли вверх к светлому будущему, уверенно преодолевая черту в три тысячи литров в год)…

Преодолевая зевоту, Олег нахмуренно шел вдоль стендов. Постепенно он перестал обращать на экспонаты внимание, полностью погрузившись в свои думы. Неужели Шварцман прав, и мне на полном серьезе попытаются публично устроить козью морду? Только внеочередного боя с толпой депутатов мне не хватало. Но ты ведь все равно собирался взорвать бомбу прямо сегодня? Так какая тебе разница – ну, повозмущаются чуть больше… Или все еще колеблешься? Давай, друг милый, у тебя полтора часа на то, чтобы утвердиться в своих намерениях или же похоронить их… на время.

Краем глаза он поймал яркое переливающееся цветовое пятно. Вынырнув из тяжких раздумий, он повернул голову – и остановился. «Представительство фирмы „Томк и сыновья“», гласила табличка над стендом. Судя по всему, он уже добрался до сектора иностранных фирм. Пробивной мужик Мгата, даром что посол, продавил-таки присутствие сахарских представителей. Так, что здесь у нас?

Светлый пластмассовый куб, разительно отличающийся от терминала БК, но, очевидно, являющийся его собратом, весело мерцал живой веселой картинкой. Какой-то смешной мультипликационный человечек шустро бегал по нарисованному лабиринту, собирая бриллианты под задорную дребезжащую музычку, а за ним гонялись пульсирующие квадраты с явно враждебными намерениями. От одного из них человечку увернуться не удалось. Заполыхал взрыв, опустошивший большой квадрат экрана, после чего живая картинка сменилась статической, испещренной вязью. Потом человечек снова побежал по лабиринту.

— Могу я удовлетворить ваше любопытство, господин Народный Председатель? — сахарец в ослепительно-белом костюме и с кожей цвета какао с молоком выступил вперед. На его груди белела этикетка с надписью «Томк Токава».

— Что это? — Олег кивнул на рисованного человечка.

— На нашем стенде представлены новейшие разработки фирмы, — слегка поклонился негр. — Микрокомпьютеры из серии ЕС второй очереди, предназначенные для индивидуального применения. Процессоры для них пока еще выпускаются ограниченными объемами, но обладают очень хорошими перспективами. В настоящий момент мы занимаемся исследованиями рынка для определения…

— Да-да, — нетерпеливо оборвал его Олег. — А что они умеют, ваши микрокомпьютеры? На экране какая-то игра?

— Да, игра, — кивнул Томк Токава. — Но не сочтите, что игры – все, на что способны наши разработки. Игра – это… как бы сказать… привлекалово? Простите, не знаю слова.

— Понятно, для привлечения внимания. Что еще?

— Обратите внимание вот сюда, — негр взмахнул рукой. — На маленьком журнальном столике установлен редакционно-издательский комплекс на базе микрокомпьютера «Уинес-1045». В комплект, помимо центрального блока с графическим стоцветным видеоблоком триста двадцать на двести точек и клавиатурой, входят блок из двух дисководов для гибких дисков, заменяющий традиционный для таких решений магнитофон, матричное печатное устройство со скоростью работы одна страница в минуту в черновом режиме и две страницы за три минуты в качественном, а также пакет программного обеспечения для создания и оформления текстов и работы с точечной графикой. По желанию заказчика в состав комплекса может входить графический видеоблок повышенного разрешения триста двадцать на четыреста точек, а также сублимационное печатное устройство для трехцветной печати. Позвольте продемонстрировать…

Он склонился над клавиатурой и защелкал кнопками. Через насколько минут длинная коробка, стоящая на столе рядом, зажужжала и начала толчками выпихивать из себя лист бумаги, покрытый вязью.

— Вот! — негр с гордым видом оторвал испещренную знаками полоску и протянул ее Олегу. — Можете убедиться, господин Народный Председатель. К сожалению, в настоящий момент комплекс не адаптирован для русты, но сделать это очень просто при наличии заказа. Мы беремся выпустить за полгода…

— Понятненько, — Олег еще раз окинул взглядом стенд. — Игры, издательский комплекс – что еще?

— Еще имеется в наличие программное обеспечения для работы с электронными таблицами. С вашего позволения, господин Народный Председатель, я не стану его демонстрировать. Оно выглядит весьма непрезентабельно, но чрезвычайно полезно для профессионалов, например для бухгалтеров. Вместе с упрощенной версией текстового редактора оно способно работать с простым текстовым монитором, не поддерживающим графические возможности, что существенно снижает стоимость комплекта.

— И сколько же стоит все хозяйство? — сухо поинтересовался Павел.

— В последнее время благодаря нашим наработкам цены заметно упали, — еще раз поклонился представитель фирмы. — В пересчете на вашу валюту полный издательский комплекс со всеми возможностями, включая графический видеоблок и сублимационное цветное печатающее устройство с революционным разрешением сто пятьдесят на сто пятьдесят точек, стоит менее двадцати тысяч форинтов. Десятиигольчатое матричное печатающее устройство и текстовый видеоблок восемьдесят на двадцать пять знакомест уменьшают цену на шесть тысяч, а ромашковое печатающее устройство – еще на две, — поспешно добавил он. — И мы беремся адаптировать комплекс к условиям вашей страны совершенно бесплатно!

— Неслабо, — Олег покачал головой. — Две или три автомашины за технологически передовую игрушку… Скажите, а как ими управлять? Клавиатура, и все?

— Еще одна революционная технология нашей фирмы – управляющий шар, встроенный в клавиатуру. Вы вращаете его… вот так… и по экрану перемещается указатель. Вы можете нажимать на клавиши…

— Понятно. А голосом им управлять можно? Жестами?

— Нет, господин Народный Председатель. Подобных технологий в настоящий момент на рынке не существует. Вычислительные возможности современной техники, равно как и состояние науки, пока не позволяют реализовать эти методы. Мне не известна ни одна конкурирующая фирма, использующая в своей технике подобные способы управления.

— Не знаю насчет рынка, но я видел такой интерфейс в действии и даже работал с ним сам. Одно устройство, пусть и экспериментальное, какое-то время стояло у меня в кабинете, — Олег благоразумно умолчал, что ни один терминал Хранителей уже почти год как не работает. И при том ни одна лаборатория так и не поняла не то что базовые принципы действия, а хотя бы просто откуда и какая в них поступала энергия. — Спасибо вам, господин… э-э-э, Томк Токава, ваш стенд очень интересен, но нам пора идти.

Он коротко кивнул и отошел. Оказавшись за пределами слышимости представителя фирмы, он бросил Бирону:

— Закажешь через какое-нибудь подставное ведомство два… нет, три комплекта. Пусть наши спецы посмотрят поближе, что за вещица.

— Я думал, тебе не понравилось, — хмыкнул начальник Канцелярии, черкая в блокноте. — Ты так выразительно скривился под конец…

— Чего ты, Пашенька, в жизни не умел делать, так это торговаться, — подмигнул ему Олег. — Цену я ему сбил на две-три тысячи за комплект. А то и больше. Найди хороших специалистов по внешним закупкам, они еще сколько-то сбросят. Проконсультируйся со Шварцманом, как лучше их железяки распотрошить, наверняка он в курсе. Если уж мы БК десять лет назад у них уперли, то уж мелочь и подавно слямзим. Делов-то… Слушай, хватит с меня выставки. Засветился, и хватит. Пошли места занимать, а то начало представления пропустим.

В нарпредовской ложе, опустившись в мягкое удобное кресло, обитое красным плюшем, Олег почувствовал, как давешний мандраж возвращается. Он стиснул кулаки, чтобы дрожащие пальцы не заметили соседи. Пашка, развалившись в кресле, насвистывал сквозь зубы какую-то мелодию – вероятно, тоже волновался. Пристроившийся в углу Шварцман хмуро поблескивал совиными очами. Франц Иванов, как всегда, подтянутый и свежевыбритый, источающий тонкий запах одеколона и со стопкой папок, чинно лежащих на коленях, являл собой идеал секретаря-референта.

Чтобы отвлечься, Народный Председатель принялся разглядывать сцену. Над всем президиумом, чуть ниже огромного золоченого гипсового барельефа с профилем Железняка, тянулся кумачовый лозунг с белой надписью «Привет участникам 27 съезда делегатов ОНС!» Людей в президиуме Олег не знал. Вероятно, какая-то мелкая сошка. Вот один протянул руку, нажал на кнопку, и громкая мелодичная трель пронизала пространство огромного зала. Гул голосов начал утихать.

— Прошу рассаживаться, господа и дамы, — разнесся через динамики голос председателя. — Время. Мы начинаем. С приветственным словом делегатам выступит…

Следующие полчаса Олег скучал настолько, что даже почти успокоился. Один за другим с приветствием выступили трое, все незнакомые. В ответ на вопросительно приподнятую бровь Бирон лишь отмахнулся.

— Мелочь пузатая, — пояснил он. — Пустое место. Потому и поставили первыми. Серьезные люди пойдут позже, после тебя, чтобы ты раньше времени не заподозрил об их планах.

Какие именно планы, Пашка не сказал, но Олег понял его и так. Надо же, усмехнулся он про себя, и здесь игрища. Торжество интриги и бюрократии. Ну, ребята, посмотрим, как и о чем вы после меня запоете.

К трибуне он шел на негнущихся ногах, сжимая папку так, что плотный картон начал проминаться под пальцами. Взгляды восьмисот с лишним пар глаз из зала, казалось, физически давили ему в спину. Уже рядом с трибуной он споткнулся и с трудом удержал равновесие, но успел выправиться. Стряхнув с ноги не замеченный от волнения микрофонный кабель, он расположил папку на пюпитре и откашлялся. Удивительно, но страх внезапно прошел. Осталось лишь веселое ожесточение пополам с боевым задором. Он помнил знакомое чувство – «пан или пропал», которое всегда охватывало его в критические моменты. Да дерись оно все конем, мелькнуло в голове. Прорвемся.

— Господа и дамы, — негромко произнес он в микрофон, и голос его, усиленный динамиками разнесся по залу, подавляя все прочие звуки. — Разрешите приветствовать вас на очередном слете. Без сомнения, народное самоуправление в нашей стране играет очень важную роль, и я рад видеть вас в этом зале. Тем более, — добавил он, перекрывая вал дежурных аплодисментов, — что сегодняшний съезд действительно более важный, чем все предыдущие.

Он еще раз откашлялся.

— В течение последних двух недель моя Канцелярия готовила подробные и нудные материалы о положении дел в стране, — он вытащил из папки и, словно брезгливо, удерживая его двумя пальцами, поднял над головой. — Вот они. Вы все, без сомнения, получили копию вместе с пакетом прочих документов. Здесь подробный, обстоятельный и нудный доклад с массой цифр и графиков, который готовился на основании данных, предоставленных Канцелярии министерствами и комитетами. В нем хорошо все, кроме одного: он – чушь собачья.

Он сделал паузу, с наслаждением впитывая растерянную разноголосицу, волной прокатившуюся по залу. Потом, разжав пальцы, уронил доклад на пол.

— Так что я, с вашего позволения, не стану его читать. Появится интерес – посмотрите самостоятельно. А я попробую сказать своими словами.

Он опустил глаза к пюпитру. В папке оставался сиротливо лежать одинокий листок – выжимка из совершенно секретного доклада, который несколько особо доверенных людей из Канцелярии под руководством лично Бегемота верстали в течение последней недели. Верстали в обстановке чуть ли не военной тайны. Сам доклад Олег выучил почти наизусть, но с собой не взял. Он знал, что все равно не станет придерживаться чеканных бумажных формулировок, а изложит все иначе. Но Шварцман настоял, что небольшая шпаргалка все же необходима.

— Поверь моему опыту, — сухо заметил он. — Самая важная цифра в решающий момент вылетает из головы. Не выпендривайся, а делай, как говорят старшие.

Сейчас Олег мысленно поблагодарил старого интригана. Действительно, после краткого момента паники он ухватил ключевую фразу – и расслабился. Теперь он точно знал, что и как станет говорить.

— Итак, — ровно произнес он, — все вы знаете, что положение в стране аховое, мягко говоря. Симптомы большинству из вас хорошо известны. Пустые полки магазинов, дикие цены черного рынка, растущая как раковая опухоль талонная система – фактически карточки, но без гарантий обеспечения, огромные очереди в магазинах и тому подобное. Растет инфляция, форинт за последние два года обесценился почти на двенадцать процентов, чему немало способствовали неконтролируемый выпуск наличных и безналичных денег. До голода дело пока не доходит и, гарантирую, никогда не дойдет, но в целом уровень жизни падает все ниже. И речь, подчеркиваю, лишь о внешних симптомах.

Он прочистил горло в мертвой тишине зала.

— Да, о симптомах главной проблемы, заключающейся вовсе не в спекулянтах и перекупщиках, как любит писать наша пресса, а в подтачивающей нашу страну изнутри болезни. Болезни, которая может оказаться смертельной. Рост производительности труда в стране в последние годы нулевой. Заводы выпускают никому не нужные товары, в первую очередь военную технику, которая в ужасающих количествах копится на складах и полигонах, омертвляя оборотные средства и ресурсы. Большие деньги омертвляются через никому не нужное капитальное строительство вместо того, чтобы быть направленными на техническое перевооружение предприятий, до сих пор работающих на станках и оборудовании полувековой давности. Ситуацию усугубляет постепенное падение цены на нефть, что ведет к существенному, почти на треть за последние два года, снижению валютных поступлений и, как следствие, к невозможности закупать товары, в первую очередь продовольственные, за рубежом. А ведь наше сельское хозяйство по некоторым важным продуктам наподобие твердой пшеницы не обеспечивает и двух третей необходимого стране объема. Хиреет частное производство продуктов, угнетаемое налогами и законодательными запретами. На садовых участках, принадлежащих горожанам, даже печи ставить нельзя, а ведь такой участок способен реально помочь людям кормить семьи в условия нарастающего дефицита. Коррупция захватила все слои общества, от торговли до государственных и правоохранительных органов, что еще более ухудшает обстановку.

Он обвел взглядом зал. Депутаты сидели совершенно неподвижно, словно загипнотизированные удавом кролики.

— Мы катимся под откос. Так жить нельзя, сограждане. Так жить – нельзя! — он рубанул рукой воздух. — Поэтому мы разработали программу экономических и, в какой-то степени, политических реформ, которые намерены претворить в жизнь в ближайшие полгода-год. Важнейшими нововведениями является разрешение частного предпринимательства в виде кооперации, введение на части предприятий хозяйственного расчета и либерализация их экономической деятельности, ускорение технического перевооружения народного хозяйства, а также радикальное реформирование сельского хозяйства, в частности, системы нархозов и госхозов.

И тут зал наконец взорвался. Некоторые делегаты вскакивали с мест и размахивали руками, что-то выкрикивая, другие ошеломленно сидели, лишь оглядываясь по сторонам, третьи горячо сцепились друг с другом. В первом ряду Олег с удовольствием заметил ошарашенные физиономии Ведерникова с Пряхиным. Директоры комитетов что-то яростно обсуждали, изредка бросая злобные взгляды на Народного Председателя.

Выждав пару минут, Олег поднял руку. Из президиума его поддержали трелью звонков, призывая разбушевавшийся зал к порядку.

— Господа! — громко сказал Олег. — Прошу всех успокоиться. Я еще не закончил. Господа! Да заткнитесь же вы, наконец! — неожиданно для себя рявкнул он. Перегрузившиеся динамики поддержали его рвущим барабанные перепонки визгом. Постепенно в зале снова установилась тишина, и он иронично усмехнулся. — Спасибо за поддержку. А теперь я кратко изложу тезисы настоящего доклада, копию которого все желающие смогут получить в фойе в перерыве. Итак, с первого декабря сего года вводятся в действие следующие нормативные акты…

Бирон в ложе встретил его с неприкрытым весельем.

— Ну ты даешь, Олежка! — ухмыльнулся он. — Как ты их, а! «Да заткнитесь же, наконец!..» Нравятся мне твои подходы. И интонации чем-то смахивают на треморовские в молодости. Ничего, мы еще сделаем из тебя настоящего Народного Председателя!

— Ага, из говна пулю… — буркнул Шварцман. — Ладно, не обращай внимания. Хорошо выступил, Олежка. Чего у тебя не отнять, так это умения перед толпой держаться. Только рано радуетесь. Все еще только начинается…

— Внимание, господа! — объявил председательствующий. — По техническим причинам в повестке дня произошли некоторые изменения. Вместо Зарабаева Джаха Халиловича выступит…

— Вот, их я и имел в виду, — Шварцман мотнул головой в сторону трибуны. — Поняли, что сейчас любые выступления бессмысленны, и отложили атаку. Но лишь отложили.

С лица Бегемота внезапно сползла ухмылка.

— Не понял, — нахмурился Олег. — Вы о чем, Пал Семеныч?

— По информации из моих источников тебя намеревались завалить, — любезно пояснил Шварцман. — Или хотя бы попытаться. Твои заклятые друзья-министры подготовили серию докладов, из которых следует твоя полная некомпетентность в делах управления страной. Все то, о чем ты сейчас рассказывал, тебе собирались поставить в вину. Тебе и только тебе. Плюс Мегион собирались на тебя повесить – мол, твои личные просчеты в обеспечении северных территорий… ну и так далее. А съезд, если ты еще не забыл Конституцию, хоть и декорация, но имеет формальное право досрочно отправить тебя на пенсию. И кое-кто всерьез собирался превратить формальное право в фактическое.

— Ну и ну… — медленно произнес Народный Председатель. — Вот так дела. Скажите, Павел Семенович, а почему вы раньше мне не сказал?

— А следовало? — осведомился бывший начальник Канцелярии. — Я вообще-то лицо неофициальное, на государственной службе не сос… Ладно-ладно! — быстро замахал он руками, увидев ярость на лице Олега. — Шучу. Просто не хотел тебя напрягать лишний раз. Тебя и так трясло, как висельника. Я же знал, что до тебя они выступать не станут, а после тебя смысла в их докладах не останется.

— В следующий раз, Павел Семенович, — ледяным тоном произнес Олег, — будьте добры о таких подробностях ставить меня в известность заранее.

— Договорились, — пожал Шварцман плечами. — Если он наступит, конечно, следующий раз. Еще ничего не кончилось. Атака готовилась давно и тщательно, и просто так они не отступят. Боюсь, в ближайшее время тебе туго придется. Имей в виду, Олежка, на сей раз кресло под тобой закачалось основательно. А ты, тезка, как вернешься к себе в кабинет, разберись с бумажками, что в твое отсутствие принесли. Ну ладно, пошел я, если не возражаете. Нужно с народом пообщаться, реакцию понять…

Он тяжело поднялся из кресла и вышел. Олег задумчиво посмотрел на Бирона.

— Ну, Пашенька, — не предвещающим ничего хорошего тоном спросил он, — и как объяснить, что ты профукал всю историю?

Тот лишь беспомощно развел руками.

— Куда мне до старого проныры, — уныло скривился он. — С его-то связями…

Олег стиснул зубы, потом резко выдохнул.

— Ладно, — проговорил он. — Поехали. Посмотрим, что Шварцман тебе прислал, да подумаем, что делать. Хрен им, прорвемся. Нарпред из меня, может, и никудышный, но если драться придется, то еще посмотрим, кто кого…

Внезапно он задохнулся. Его спина выгнулась дугой, руки бесцельно зашарили по подлокотникам.

— Олег Захарович! — подскочил в нему референт. — Олег Захарович, что с вами? Вам плохо, вызвать врача?

— Почему я? Неужели во всем мире не нашлось никого другого на роль Эталона?.. — сквозь стиснутые зубы выдавил Народный Председатель и внезапно обмяк и часто задышал.

— Олег! — Бирон потряс его за плечо. — Олег! Да позови же ты врача! — разъяренно цыкнул он на референта.

— Нет! — Олег порывисто ухватил его за рукав. — Никакого врача! Не надо. Все прошло. Только отдышусь… немного. Вызывай машину к подъезду.

В машине взгляд Олега приобрел осмысленность, и Бегемот позволил себе немного расслабиться.

— Что с тобой случилось, Олежка? — тихо спросил он. — Опять приступ?

— Черта с два… приступ, — тяжело выдохнул Народный Председатель. — Пашка, найди Шварцмана. Срочно. Немедленно. Пусть бросает все и пулей ко мне в резиденцию. Ну же!

Бирон пожал печами, взял трубку радиотелефона и некоторое время тихо с кем-то разговаривал. Потом аккуратно положил трубку на рычаг:

— Сделано. Сейчас его разыщут и привезут. Что случилось?

— Потом. Не при посторонних, — Олег взглядом указал на охранников и референта, расположившихся на сиденьях напротив.

— Хорошо, — начальник Канцелярии похлопал его по плечу. — А пока расслабься. Что бы ни произошло, ты уже ничего не изменишь. А нервные клетки не восстанавливаются.

— Восстанавливаются, — вздохнул Народный Председатель. — Я читал. Но ты прав. Надо расслабиться. Слушай, пни там водилу, чтобы рулил быстрее.

* * *

— …но когда ты принес мне досье на Оксану, я понял, что еще не сошел с ума, — Олег нервно скомкал в руках какой-то листок бумаги, с удивлением взглянул на него и швырнул в угол. — Не бывает таких совпадений. Особенно с учетом того, что еще летом я не имел о ней ни малейшего представления. Так что, думаю, не сновидения и не галлюцинации.

— Странно, — задумчиво произнес Шварцман. — Ты говорил, что знание всегда приходило ночью, во время сна. Почему сегодня случилось средь бела дня?

— Не знаю, — пожал плечами Народный Председатель. — Может, из-за эмоциональной перегрузки. Я не уверен, что… хм, синхронизация происходит именно во сне. Просто период сна используется для… не знаю даже, как и сказать… анализа поведения копии, что ли. А сейчас из-за напряжения… э-э-э, внешняя память прорезалась в неподходящий момент.

— Гадание на воде в ночь на переломе лета, — хмыкнул Бегемот. — Господа, а давайте не станем теоретизировать на пустом месте? Все равно ценность наших догадок нулевая. Меня другое интересует – что ты собираешься делать?

— Где собираюсь? — хмыкнул Олег. — В той модели? Или в реальности?

— «Модель» меня меньше всего волнует. В… реальности.

— Да черт его знает, — пожал плечами Народный Председатель. — Тьфу ты, вот привязалось словечко из другой жизни! Не знаю, в общем. А что я могу сделать? Хранителей больше нет, так что знания о них для нас совершенно бесполезны. Робин здесь должен присутствовать, но для нас он не достижим, да и возможностей предпринять что-то против него у нас меньше, чем у муравья против кирпича. Джамтане? Их вообще непонятно с чем жевать. Такие вот дела, господа хорошие.

— А зачем ты меня-то с такой срочностью выдернул? — пробурчал Шварцман. — Потом никак свою сказку рассказать не мог?

— Простите, Павел Семенович. Просто запаниковал. И… я решил, что нужно проконсультироваться с вами обоими. Происходящее вполне можно интерпретировать, как мое сумасшествие, а я, как-никак, правитель государства. Если я действительно чокнулся, нужно предпринимать какие-то меры, чтобы… чтобы…

— Понятно, — кивнул Шварцман. — А ты осознаешь, Олежка, какое оружие ты можешь дать в руки врагам? Да даже не врагам, а просто любому интригану? Мне, например? Не боишься рассказывать такое? Я ведь к тебе убийц подсылал, и вообще…

Олег твердо взглянул ему в глаза, и старый лис отвел взгляд.

— Понимаю, — тихо сказал Народный Председатель. — Прекрасно понимаю, Павел Семенович. И вы, и ты, Бегемотина, вы оба можете использовать сведения против меня, — Бирон возмущенно фыркнул, но промолчал. — У меня есть слабая надежда, что сейчас вы оба полностью зависите от моего положения, а потому не станете играть за чужую команду. Но я понимаю, что речь лишь о предположениях, и карты можно разыграть самым разным образом. Однако у меня нет иного выхода. Держать проблему внутри себя я более не в состоянии. Любой другой использует такой козырь против меня с куда большей вероятностью. Я даже не говорю про возможность утечки информации. Так что…

Он грустно улыбнулся и замолчал, скрестив руки на груди и утонув в мягкой обшивке дивана.

— Да уж, не вовремя, — пробормотал Шварцман. — Ох как не вовремя… Ну что, тезка, есть предположения?

— Есть предложение, — бодро откликнулся Бирон. — Забить пока на всю историю большой толстый болт. Не до того. Ты не парься, Олежка. Я с тобой каждый день не по разу вижусь, да и вообще без пригляда ты не остаешься. И пока еще ни я, ни кто другой не заметили у тебя какой-то неадекватности поведения. Даже если галлюцинации – страдай себе на здоровье. Я лично всегда завидовал людям, которые сны видят: сам-то я как бревно дрыхну. Пока страдай сам по себе, а потом разберемся. Найдем надежного психиатра, если хочешь, и разложим тебя по полочкам, но потом. Сейчас Пал Семеныч верно говорит: не время мелочами заморачиваться.

На некоторое время наступила тишина. Потом Шварцман прокашлялся.

— Да, Олежка, все правильно. Пока у тебя с головой все в порядке, и текущей работе твои сны не помешают. Хорошо бы приступов на публике у тебя больше не случалось, но если что – всегда на переутомление спишем. А пока еще один тест предложить могу. Скажи мне, Олег дорогой наш Захарович, ты что-то упомянул насчет кучи языков, которые в том мире знаешь.

— Ну да, есть такое, — согласился Олег. — Кроме русского, я совершенно точно отразил владение английским, немецким, французским и, кажется, болгарским. То, что случайно прорезалось в разных ситуациях.

— И как, похожи они на языки… э-э-э, нашего мира?

— Нет. Даже в первом приближении – нет. Языковые конструкции и произношение совершенно загадочные – сложные, запутанные, нелогичные. Думаю, сам по себе я бы никогда их не выучил. Да я и там-то их не знаю – просто открываю рот, а из него начинают вылетать слова. Смысл их понимаю, но словно кто-то другой за меня говорит. И в обратную сторону то же самое: понимаю, что слова чужие, но будто кто-то на ухо перевод нашептывает.

— Вот и славненько, — удовлетворенно потер руки Шварцман. — Как-нибудь на досуге возьми художественную книжку из тех, что попроще, и переведи пару-тройку страниц на один из языков. На тот же русский, например. Буквы там как, отличаются?

— Алфавит в русском, как ни странно, почти наш, хотя есть дополнительные буквы. И цифры тоже наши. Вот в английском и французском алфавит совсем другой.

— Во, тем более. Переведи и отдай в Канцелярию. Пусть перепечатают твой перевод и отдадут в Академию Наук, в секцию лингвистики, не упоминая, откуда взялось. Пусть там попытаются реконструировать чужой язык методом сопоставления оригинала и перевода, а потом самостоятельно переведут на русский еще пару страничек. Посмотришь их перевод, и если ошибок не слишком много, значит, у тебя точно не галлюцинации. Приходилось мне иметь дело с сумасшедшими. Я, конечно, профан в психиатрии, но птичьи языки, на которых говорят чокнутые, не являются настоящими языками. А с нуля сконструировать чужой язык ты, Олежка, не сможешь, даже если полностью свихнешься. Думалка у тебя не тем концом повернута. Понял?

— Понял, — кивнул Народный Председатель. — Не уверен, что получится, но в какой-то степени я язык запомнил, надеюсь.

— Вот и ладно, — одобрил Шварцман. — Потом соберемся еще раз и послушаем тебя более тщательно. Возможно, под запись. А сейчас я пойду. От важного разговора ты меня оторвал, придется теперь извиняться перед человеком…

Он поднялся со стула и вперевалку вышел. Олег посмотрел на Бирона.

— Ты бы приляг, отдохнул, — посоветовал тот. — Морда у тебя опухшая, как после недельной попойки. Не забывай, в три часа назначено интервью с кучей газетчиков, так что тебе нужно восстановить форму. Врача прислать? С успокаивающими каплями или еще чем, покрепче? — Он подмигнул.

— Что покрепче у меня и так есть. Перебьюсь без врача. Ладно, топай. У тебя тоже дел по горло.

Когда за начальником Канцелярии закрылась тяжелая дверь кабинета, Олег закрыл лицо ладонями и судорожно вздохнул. Странно, но на сердце стало гораздо легче. Он попытался отогнать от себя мрачные мысли. Действительно, чего он так запаниковал? Или ему просто передалась паника близнеца из другого мира? Ладно, не до того. Нужно еще раз просмотреть тезисы для интервью.

Он поднялся с дивана и пересел за стол. Подумав, выдвинул ящик стола, нашел и сглотнул прохладную голубую пилюлю. Немного успокоительного и в самом деле не повредит…

* * *

«Корр.: И теперь, Олег Захарович, правительство решило принять новый курс?

Ответ: Да, именно. Общее ускорение развития народного хозяйства и перестройка закостеневших отношений должны придать народному обществу новый толчок. Настало время открыто признавать свои ошибки и исправлять их.

Корр.: Но не является ли новый курс отходом от идеалов, за которые наши деды проливали кровь в Гражданской войне, боролись с интервентами, разрухой и тяжким наследием имперского прошлого?

Ответ: Нет, не является. Главной задачей народного общества всегда был рост общественного благосостояния. И мы намерены всеми силами добиваться такого роста вне зависимости от текущих колебаний политического курса.

Корр.: Но частное предпринимательство, кооперация… Не являются ли они возвратом к эксплуатации человека человеком?

Ответ: Ни в коем случае. Мы не намерены передавать заводы и фабрики, как и любые другие крупные производства, в частные руки, равно как и не вводим частную собственность на землю. Частное предпринимательство разрешается в ограниченных масштабах и в тех областях, где государству нерентабельно присутствовать самому. Простейший пример: создавать государственную контору по заготовке веников или производству валенок, держать для него штат бухгалтеров и прочих чиновников нет совершенно никакого смысла. Здесь самое место для частника и бухгалтерии по упрощенной схеме. Количество наемных работников в такого рода предприятиях строго лимитируется, наемный труд допускается только на вспомогательных работах, и государство намерено жестко контролировать выполнение трудового законодательства.

Корр.: Приятно слышать, что наши идеалы остаются в неприкосновенности…»

Олег нахмурился. Судя по всему, фразочка являла собой плод редакционной самодеятельности. По крайней мере, в тех текстах, что вчера газеты присылали в Канцелярию на согласование, ничего подобного он не помнил. Или просто упустил за поздним временем? Интересно, на полном серьезе они ляпнули или же издеваются? Ладно, пропустим пока.

«…в неприкосновенности. Олег Захарович, не могли бы вы вкратце обрисовать нововведения в области управления крупными предприятиями?

Ответ: Крупные предприятия предполагается постепенно переводить на хозяйственный расчет. В настоящий момент для участия в эксперименте определен список производств, на которых мы опробуем новые методы хозяйствования. Если сжато, то, во-первых, данные производства, в первую очередь в легкой промышленности, получат право часть мощностей перепрофилировать на производство товаров народного потребления по своему усмотрению. Товары будут производиться на основании заказов торговли, а не в рамках утвержденного плана, что позволит предприятиям более гибко реагировать на текущую конъюнктуру. Промышленные министерства получат право самостоятельной торговли на внешнем рынке. Наконец, хозяйствующие субъекты получат право после всех расчетов с государством распределять остаток прибыли самостоятельно, например для начисления зарплат и премий работникам.

Корр.: А не приведут ли новые меры к повышению цен?

Ответ: Ни в коем случае. Государство не намерено играть на руку спекулянтам. Оно продолжает контролировать процесс ценообразования и не допустит завышения оптовых и розничных цен.

Корр.: Есть ли единство в правительстве по данным вопросам? Поддерживаются ли нововведения всеми его членами, или же существуют иные точки зрения?

Ответ: Данный курс практически единодушно поддержан всеми членами правительства. Разумеется, может иметь место непонимание и даже противодействие со стороны отдельных чиновников старой закалки. Но таким людям придется уйти, чтобы не мешать проведению в жизнь нового курса народного правительства. И, еще раз подчеркиваю, речь лишь об исключениях, без которых никогда не обходится правило. Да, есть некоторые рабочие разногласия по вопросам реализации комплекса намеченных мер, но ничего страшного в них я не вижу. Полное единодушие существует лишь в колумбарии…»

Олег отложил «Новости», не удержавшись от легкой зевоты. Ладно. Если там и есть что-то, выходящее за утвержденные рамки, на то у Пашки есть специально обученные люди для контроля. А тут у нас что? Он взял в руки номер «Народной Ростании». На первой странице крупно чернел заголовок: «И счастье людям – навсегда!» Так-так…

«…Но дорога в светлое завтра никогда не была и не будет вымощенной мраморными плитами. Мы прокладываем ее по бездорожью, торя путь по непроходимым болотам и заросшимчащобам. Мы ведем человечество по Пути Справедливости, и наша судьба – первыми грудью встречать все тяготы и опасности.

Но чем дальше, тем больше в наших рядах малодушных. Романтические времена Второй революции и Гражданской войны остались в далеком прошлом, и уже три поколения появились на свет с тех пор. Пафос и героический порыв остался в прежних временах, ушел вместе с нашими дедами и прадедами. А их внуки, увы, размякли телом и душой. И житейские трудности и неурядицы, что проходили незамеченными для наших героических предков, непосильной ношей ложатся на хилые плечи нынешних граждан Ростании.

Но мы должны, просто обязаны сказать нытикам: хватит! Временные трудности не могут сломить дух человека. Если ты больше не веришь в будущее, не вини в этом окружающий мир. Вини только себя. Мы должны помнить, что живем не ради настоящего – ради грядущего. Неважно, что в нашей жизни нет мелкого мещанского комфорта, которым так любят тыкать в лицо критиканы с загнивающего Юга. Мы строим фундамент, на котором воздвигнется прекрасное будущее, а стройку никогда не ведут в халате и домашних тапочках. Время шлепанцев наступит позже, а пока ватник, кирзовые сапоги и каска строителя – вот наша одежда. У нас есть великая цель, и мы должны делать все возможное для ее достижения – даже ценой собственных неурядиц. Нашим детям и внукам достанется светлый и справедливый мир, ну а мы… что ж, жертвовать собой ради потомков – извечная судьба родителей.

Но, увы, разложение и мягкотелость как зараза постепенно пропитывают все поры нашего народного общества, и поддаются им даже некоторые отдельных высшие должностные лица, облеченные авторитетом и доверием народа. Доходит до того, что уже открыто ведутся разговоры об отходах от принципов народной справедливости, от самого Пути Справедливости, о введении в народном хозяйстве уродливых элементов торгашеской южной экономики, о возвращении к эксплуатации человека человеком… Нам пора встряхнуться и заявить: долой буржуазные настроения! Каленым железом следует вычистить гниль и упадок, очистить общество от вредных настроений, придать новый импульс нашему обществу для движения в будущее. Здоровые силы общества должны сплотиться и железной рукой поставить на место зарвавшихся ревизионистов…»

Нахмурившись, Олег наклонился вперед и нажал кнопку интеркома.

— Света, соедини меня с Бироном, будь любезна.

Через десять минут, в течение которых Народный Председатель успел прочитать и перечитать «письмо в редакцию», зазвонил телефон.

— Пашка? Ты «Народную Ростанию» видел? Там статейка интересная – «И счастье людям – навсегда!» называется.

— А як же! — жизнерадостно откликнулся Бегемот. — Я ее тебе и подложил. Каково, а?

— Здорово, — хмыкнул Олег. — И как ее понимать? На кого мамонт бочку катит?

— Да на тебя же и катят, — гыгыкнул начальник Канцелярии. — Помнишь, ты в свое время дал «Художественному листку» карт-бланш на всякую фигню? Вот они и опубликовали две недели назад пару осторожненьких статей об экономических проблемах. Формально – ответ от возмущенного читателя. Полемика, типа.

— А фактически?

— А фактически мои ребята скоренько провели расследование и выяснили, что письмо поместили в номер по звонку из аппарата Комитета легкого машиностроения.

— Пряхин… — пробормотал Олег.

— Он самый. Господин Пряхин Микаэль Аркадьевич если и не собственной персоной, то уж через своих шестерок – точно. Шварцман говорит, что материал – часть атаки, что предполагали начать вчера. Видимо, отменить не успели.

— С-сучий потрох… — сквозь зубы прошипел Народный Председатель. — Ну, я ему еще попомню. Ладно, пока не до того. Стенограммы первой половины сегодняшнего дня уже готовы?

— Заканчивают. Расслабься, ничего интересного. Обычная жвачка. На фронте временное затишье. Шварцман прогнозирует волну завтра, когда наши вояки окончательно согласуют новую стратегию. Как раз получится: завтра готовят почву, послезавтра выносят на голосование предложения, а двадцать второго делают оргвыводы. Потом съезд разъезжается, а мы остаемся в полной заднице.

— Умеешь ты утешить. Хорошо, а что именно готовится, разведка не доносит?

— Пока нет. Не того уровня у нас источники. К вечеру прорежутся, я думаю, когда общий инструктаж проведут. Но ты не напрягайся заранее. Карты мы им сильно смешали. Может, просто решат отложить наезд до лучших времен.

— Понял. Ладно, держи в курсе. Отбой.

Народный Председатель со вздохом откинулся в кресле. Как хорошо было еще два года назад! Определенно, должность зав. отделом снабжения Комитета по строительству являлась по сравнению с нынешней чистой синекурой. Ох, где те золотые денечки… Ну кто просил неуемного Прохорцева выцеплять из толпы честолюбивых молодых управленцев именно его? И где-то он сейчас, Прохорцев? Попросить, что ли, Пашку выяснить? Нет, к черту… Тьфу ты, вот же привязалось чужое энергичное словечко! К черту воспоминания о золотых прошлых денечках. Нужно жить сегодняшним днем. Будущим, на худой конец. А о прошлом пусть Шварцман вспоминает с сожалением.

Он перебрал лежащие в левом лотке бумаги. Определенно, работа в голову совершенно не лезла. Нервно побарабанив пальцами по столу, он вспомнил о давешнем совете Шварцмана. Ткнув пальцем в кнопку интеркома, он проговорил:

— Света, ты там? Будь добра, найди мне книжку. Любую художественную, попроще.

— Да, Олег Захарович, сейчас созвонюсь с библиотекой. Вам детектив, классику, фантастику?

— Неважно. Любую книгу, но чтобы язык не слишком сложный. Наверное, детектив сгодится.

Минут десять спустя секретарша осторожно постучалась в дверь.

— Олег Захарович, можно? Вот, принесли.

Она с трудом приоткрыла дверь ногой и протиснулась в образовавшуюся щель. Обе ее руки занимали внушительные стопки книг. Олег изумленно посмотрел на девушку.

— Света, я же просил одну книгу! Да и ту через полчаса верну. Зачем мне такая груда?

— Так из библиотеки принесли, — пожала та плечами. — Авось да подойдет что-то.

— Заставь дурака богу молиться… — пробормотал Олег. Секретарша удивленно посмотрела на него, и он спохватился. Нужно лучше контролировать себя. Кажется, словечки из той жизни начинают проникать в его речь куда активнее, чем следует. — Спасибо, Света, можешь идти.

Когда за секретаршей закрылась дверь, он взял из стопки верхнюю книгу. «Дом на берегу озера» некоего Виктора Шмука. Народный Председатель наугад раскрыл детектив. «Стояла темная ночь. Небо затягивали низкие тучи, и ни одна звезда не пробивалась сквозь их плотный покров. Карастелянов медленно пробирался сквозь поросший кустарником подлесок, сжимая потной от страха рукой „Колш-15“. Пистолет почти полностью скрывался в его огромном кулаке, и только глушитель угрожающе торчал наружу. В другой руке убийца держал маленький потайной фонарик…»

Олег поморщился. Он еще по сборам помнил, что ручной пулемет «Колш-15» из-за его веса килограмм в пятнадцать (без сошек и магазина!) проблематично таскать даже на загривке, удерживая двумя руками. А уж тарахтел он так, что уши закладывало. Ну и чтиво! Ладно, без разницы. Олег вытащил из стопки чистый лист бумаги, приготовил ручку и задумался. Скажем, на русский и, для надежности, на французский. Интересно, а как латиницу перепечатывать на пишущей машинке? Да и кириллица, кстати, от тароти отличается… Ладно, дело десятое. Ну-с, поехали. «Стояла темная ночь…»

19 ноября 1583 г. Мокола

Телефон нетерпеливо зазвонил. Народный Председатель, уже ухватившийся за дверную ручку, досадливо ругнулся и вернулся к столу.

— Слушаю, — коротко сказал он.

— У нас проблемы, — раздался в трубке голос Бирона. — Перед зданием Дворца Съездов огромная толпа. Скандируют лозунги, размахивают транспарантами. Водометы уже в пути. Тебе стоит задержаться с выездом.

— Погоди, погоди! Что за толпа, что за лозунги?

— Обыкновенная толпа. Тысяч на пять человек по предварительным прикидкам. Лозунги – напополам в твою поддержку и против. Кое-где уже сцепились в драке. Я из какого-то случайного кабинета звоню, площадь плохо видно. Полиция не справляется, но общаки уже отреагировали. Внутренние войска на подходе.

— Отставить внутренние войска! — гаркнул Олег так, что чуть не сорвал голос. — Ты с ума сошел? Какие войска, какие водометы? Ты забыл, что сегодня за голосование? Хочешь этой сволочи лишний козырь в руки дать? Тем более, что половина в мою поддержку выступает! Завернуть водометы, ждать меня, ничего не предпринимать… ну, разве что драки разнимать. И подготовь какую-нибудь площадку для выступления. Я выезжаю немедленно. Понял?

— Понял, — согласился Бегемот. — Понял, что ты, как всегда, на всю голову ушибленный. Давай, жду.

От резиденции до площади Съездов нарпредовский кортеж долетел менее чем за пятнадцать минут, поставив абсолютный рекорд скорости перемещения колонной в городских условиях. При виде черных бронированных лимузинов толпа, окруженная цепью солдат с электродубинками – внутренние войска все же нарисовались вопреки приказу, раздалась в стороны, образуя проход к парадному входу. Там уже имелась импровизированная площадка для выступления: сидящий на опорах легкий грузовик с опущенными бортами и парой больших колонок в кузове. Рядом прохаживался взволнованный Бирон. Пока кортеж ехал к входу, Олег успел разобрать несколько транспарантов, колыхающихся над волнующейся толпой. «Мы хотим перемен!» – криво, от руки, было выведено на одном, явно сделанном из какой-то мешковины. «Сохраним завоевания наших отцов и дедов!» – здесь уже по кумачу вился курсивом четкий трафаретный шрифт. «Олег, ты прав!», «Не допустим реставрации капитализма!», «Даешь обновленный Путь Справедливости!», «Железняк – наш идеал», «Даешь свободу и перестройку!», «Долой зажравшихся жирных котов!», «От каждого по способностям, каждому по труду!»… Перед тем, как выйти из машины, Олег успел понять четкую закономерность: лозунги в его поддержку явно делались на коленке в последний момент, в то время как те, что против, выглядели подготовленными заранее.

— Всем сидеть в машине! — рявкнул он на телохранителей, попытавшихся, по своему обыкновению, выскочить первыми. — Сидеть, я сказал! Уволю!

При виде Народного Председателя толпа разразилась улюлюканьем и приветственными криками. Олег ловко увернулся от какой-то пожилой женщины с от руки намалеванным плакатиком «За перестройку!» и по приставленной лесенке взобрался на платформу. Начальник Канцелярии вскарабкался за ним.

— Наших больше, — тихо сказал он на ухо Олегу. — Драки, кажется, все разняли, но люди на взводе. Поаккуратнее, а то опять схлестнутся. Водометы за углом, но тебе, кажется, они чем-то не понравились?

— Ехидный ты наш… — пробормотал Олег. — Не боись, не первый раз замужем.

— Дамы и господа! — твердо сказал он в микрофон. — Прошу внимания!

Его голос из динамиков разнесся по площади, и гул голосов начал стихать. Метрах в десяти от помоста группа телевизионщиков лихорадочно устанавливала на треногу громоздкую телекамеру. Олег взглядом указал на них Бирону и еле заметно покачал головой. Пашка кивнул и спрыгнул с грузовика. Минутой позже несколько набежавших личностей в штатском мгновенно утащили камеру и увели ее упирающихся владельцев.

— Дамы и господа! — вновь произнес Народный Председатель, дождавшись, пока толпа более-менее притихнет. — Прежде всего я хочу поблагодарить вас всех, независимо от ваших точек зрения, за то, что вы пришли сюда. Народное государство не может существовать без свободного волеизъявления граждан, и ваше мнение для меня так же важно, как и мнение любых моих советников. Спасибо!

По толпе прокатились жидкие аплодисменты.

— Я весьма признателен своим сторонникам, что они не пожалели времени появиться здесь и выказать мне свою поддержку. На вчерашнем заседании Съезда много говорилось о том, что народ не поддержит такие реформы. Ваше присутствие здесь наглядно доказывает, что ораторы оказались не правы. Хочется верить, что целью развертываемых реформ является повышение благосостояния всех без исключения граждан, и я рад видеть, что многие из вас верят в то же самое. Я постараюсь не обмануть ваших ожиданий.

Новые аплодисменты оказались куда громче и продолжительнее.

— Тем же людям, которые полагают себя противниками предлагаемых реформ, я хочу сказать: не торопитесь с выводами! Мы всего лишь собираемся обновить застоявшуюся атмосферу, не отказываясь от базовых принципов свободы и равенства, лежащих в основе нашего народного государства. Да, придется пересмотреть некоторые положения, которые до сего дня казались твердыми и незыблемыми. Но это естественный процесс и для человека, и для государства, и бояться его не надо. Обновление – основной принцип жизни, а догматизм никогда никого не доводил до добра. Так что прошу лишь одного: подождите и посмотрите на результаты.

Он незаметно глянул на часы. До голосования по проекту закона оставалось не более пятнадцати минут.

— К сожалению, важные дела не позволяют мне остаться с вами и подробно ответить на все вопросы, которые, без сомнения, у вас накопились. Но после голосования я выйду к вам снова. Дождитесь меня и не поддавайтесь на провокации. Не позволяйте втянуть вас в драку, чтобы в завтрашних газетах не написали о вашем присутствии здесь как о бесчинствах хулиганов. Реформы от беспорядков только проиграют. Спасибо!

С этими словами он спрыгнул с платформы на землю, едва не подвернув ногу, но вовремя ухватился за какую-то выступающую часть грузовика, запачкав ладонь грязью. Окруженный телохранителями, которые все же рискнули выбраться из машины, он прошел в раздвинувшиеся двери Дворца.

— Откуда вообще взялась толпа? — осведомился он у спешащего следом Бегемота. — Твоя работа?

— Частично, — не стал отпираться тот. — Вчера вечером я подумал, что неплохо бы организовать митинг в твою поддержку. Сам знаешь, шансы, что пройдет наш вариант, не слишком велики. Ну, я и дал сигнал нашим людям во разных мелких, типа, нелегальных «организациях», чтобы они привели несколько десятков человек. А приперлось вон сколько. А потом оказалось, что наши хитрожопые Петренко с Пряхиным по заводам и фабрикам тоже дали команду добровольно-принудительно организовать народ поприсутствовать здесь. Автобусами везли, гады. А транспаранты раздавали уже здесь, с того самого грузовика, откуда ты речуху толкал. Ну, вот и сошлось…

— Инициативный ты у нас! — пробормотал Олег. — Ладно, потом обсудим. Я хочу еще выступить перед голосованием.

Он взял у референта папку и на ходу принялся перелистывать страницы, освежая в памяти тезисы. А ведь, между прочим, донельзя удачно все получилось. Пусть теперь только попробуют вякнуть, что народ его не поддерживает! Ни хрена, ребята-делегята, вы еще проголосуете за мой проект Верховного Совета, а не за альтернативный. Как миленькие проголосуете. Вы ведь не захотите, чтобы после заседания толпа у центрального входа вас в клочья порвала, верно?

2 октября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке

— А вот еще пишут, — Крупецкий поудобнее уселся на жестком стуле, опасно скрипнувшим под его весом, развернул вчерашний «Московский листок» к оконному свету и прочитал:

«На механических заводах за Москвой-рекой часть мастеров становится на работы. Забастовавшая Голутвинская мануфактура возобновила работы. Станция общества электричества охраняется войсками, войсками же охраняются телеграф и телефонная станция…»

Он скривился в отвращении.

— Как же, становятся они, пся крев! — сплюнул он на пол, но тут же спохватился и виновато поклонился Оксане. — Звиняйте, панночка, не повторится. Только никто там толком к работе не приступает. Забастовщики, курвы, сами работать не хотят и других подзуживают. Помяните мои слова, панночка, дело добром не кончится.

Наступила тяжелая тишина. Заплаканная Оксана сидела у кровати Олега и держала его за руку. Тот коротко дышал, неподвижный взгляд бессмысленно буравил потолок. Казалось, он даже не моргал.

— А вот еще пишут… — Крупецкий пошелестел страницами: — «В виду тревожного времени, вызванного рабочим движением, некоторые учреждения спешно изготовили специальные щиты для окон нижних этажей». Вот здесь уже правильно пишут. Ну хорошо, понимаю я, почему люди работать не хотят. Но стекла-то в окнах зачем бить, скажите на милость? Что за времена, матка боска! Газеты не выходят, потому что наборщики бастуют, электрическое освещение того и гляди погаснет, телефон то и дело отключается, бо телефонисты жизнью недовольны… Император подписал мирный договор с Японией, так Витте уже знаете как окрестить успели? «Граф Полусахалинский», во как! Война им плоха, мир им плох… Из Японии по телеграфу передают, что там тоже волнения, беспорядки, трупы на улицах валяются. Вроде бы самураи тамошние недовольны, что мирным договором у них победу над Россией украли. Победу им!.. Куда мир катится?

Оксана шмыгнула носом.

— Да не ревите же вы, панночка! — взмолился Крупецкий, бросая газету на пол. — Сказал же – не пущу! Опасно сегодня на улице, шайки бродят. Порядочные извозчики по домам попрятались, такие остались, что завезут куда-то в глушь, да и… — Он махнул рукой. — Не помирает же пан. Просто лежит и о своем думает. Отойдет. Ну, хотите, я сам схожу к вашему Болотову? Чуть погодя, а? Чумашкин должен подойти, я его для охраны оставлю, а сам схожу?

— А по телефону…

— Говорю же – закрыта та контора с телефоном! — досадливо всплеснул руками филер. — На большой замок закрыта.

Оксана закрыла руками лицо и беззвучно расплакалась. Крупецкий набрал в грудь воздуха, но тут хлопнула входная дверь, и в мрачную комнату словно ворвалась веселая метель из сатина.

— Все киснешь в четырех стенах? Вставай, проклятьем заклейменный! Вот, завезла тебе пару платьев, как обещала… Так, подруга, по ком траур? — осведомилась графиня Сапарская. — Егор, положи узел вон туда, на стол, и подожди в коляске. Эй, что за слезки на глазах? Обижаете девушку, а, господин хороший?

— Вы, пани, что здесь делаете? — осведомился Крупецкий, поднимаясь со стула.

— Натали! — всхлипнула Оксана, бросаясь графине на шею. — Олегу плохо! Лежит, не отвечает, я даже не знаю, что делать? А он меня не пускает к Болотову!..

— А что так? — графиня хозяйски прошлась по комнате, трогая и переставляя немудреную обстановку. — Не пристало честной девушке одной по городу ездить?

— Пани Сапарская, вы бы не смущали пани Оксану, — филер окинул новоприбывшую прищуренным взглядом. — Неспокойно сегодня в городе. Рабочие «дружины» ровно с цепи сорвались. Утром при мне двоих господ на улице избили до полусмерти – слишком хорошо одеты показались. Не могу я ее одну отпустить. И пана Кислицына оставить не могу: начальство совершенно определенно приказало при нем находиться и его охранять.

— Только-то? — Сапарская подошла к кровати и склонилась над Олегом. — А знаешь, Оксана, он у тебя очень даже ничего. Староват немного, ну да попадаются и похуже, да еще и толстые и лысые. А что случилось? Пьян?

— Нет, — всхлипнула Оксана. — Сегодня утром я просыпаюсь, а он… он лежит и вот так смотрит! И не отвечае-ет! — Она уткнулась подруге в плечо и зарыдала.

— Ну-ну! — потрепала та ее по плечу. — Хватит реветь, действовать надо. У меня своя коляска, мигом доедем, куда надо. У меня с собой человек верный! — осадила она встрепенувшегося Крупецкого. — И вообще – меня не тронут!

Она развернулась к филеру, и у нее на груди блеснул небольшой красный бант.

— А вы совсем не меняетесь, пани, — медленно проговорил филер. — Надоело эпатировать Варшаву и Петербург, так в Москву приехали? Смотрите, пани, доиграетесь с огнем…

— Не твое дело, любезный! — гордо вскинула голову графиня. — Поехали, Оксана, пусть храбрый мужчина запрется в доме и усердно охраняет его от воров и «дружинников». А мы привезем доктора твоему Олегу.

Не давая Оксане опомниться, она схватила ее за рукав и потащила вниз по лестнице. Крупецкий только раскрыл рот.

Вопреки уверениям филера, толпы вооруженных рабочих по улицам не шатались. Стоял обычный серый осенний день, в воздухе мелькали снежинки, тая на мостовой. И только меньшее, чем обычно, количество прохожих указывало, что в Москве происходит что-то необычное. Егор, здоровый хмурый мужик, сгорбившись на козлах лакированного ландо графини, понукал вожжами лошадей и бросал по сторонам настороженные взгляды, стараясь держаться широких улиц, патрулируемых казачьими разъездами. Вопреки хмурой погоде и мелкому, мгновенно тающему снегу верх ландо был опущен, и сырой воздух бил в лицо. Оксана ежилась в тонком пальтишке, но молчала.

Хотя Сапарская предлагала привезти своего личного доктора, Оксана настояла на Болотове. Олег как-то упомянул, как до него добраться, а Егор, спрашивая редких прохожих, без приключений довез до клиники женщин. Не дожидаясь, пока ландо остановится, Оксана спрыгнула с подножки и изо всех сил забарабанила в ворота. Спустя пару минут калитка приоткрылась, и в щель просунулась борода дворника.

— Кого черти носят? — спросил он недовольным густым басом. — Чаво надо?

— Мне доктора! Михаила… Михаила… Кусмановича! — выпалила она. — Срочно!

— Михаил Кусаевич не ездят по вызовам, — сурово произнес дворник. — И день сегодня неприемный. Езжайте себе, барышня, восвояси.

Егор, спрыгнув с козел, ни слова не говоря, налег на створку. От неожиданности дворник не удержался на ногах и отлетел на несколько шагов. Калитка распахнулась, и кучер вразвалку прошел во двор.

— Дурень! — рявкнул он. — Не видишь – графиня с компаньонкой в гости пожаловать изволили? А ну, где здесь доктор?

Минуту спустя дежурная сестра провела Оксану и Натали в большой кабинет, где лишь шесть недель назад Олег впервые увидел Зубатова. Болотов, беседовавший с гостем, удивленно поднял бровь.

— Здравствуйте, Оксана, — произнес он, вставая. — Э-э-э… мадам?

— Натали, — откликнулась графиня. — Натали Сапарская. Значит, вы и есть тот самый знаменитый доктор Болотов, про которого Оксана мне все уши прожужжала?

— Значит, вы и есть та самая графиня Сапарская, про которую народная молва все… э-э-э, всякое говорит? — осведомился психиатр, расплываясь в хитрой улыбке. — Позвольте представиться – Болотов Михаил Кусаевич. Это мой друг, Вагранов Евгений Ильич, доцент университета…

— Мы знакомы, — поднялся на ноги и Вагранов. — По крайней мере, с мадемуазель Оксаной. Графиня, — он коротко кивнул. — Простите, мы люди простые, к ручке прикладываться не обучены…

— Не очень-то и хотелось! — фыркнула та. — А вы, значит, настоящий ученый?..

— Михаил Кусаевич! — Оксана ухватила доктора за рукав. — Прошу, поедем с нами! Олегу плохо, очень плохо!

— Стоп, сударыня! — остановил ее доктор. — Что значит – плохо?

— Он лежит, смотрит в потолок, не отвечает! — всхлипнула девушка. — Я не знаю, что делать!

— Давно началось? — деловито осведомился доктор.

— Сегодня утром! — Оксана еще раз всхлипнула, и вдруг разревелась по-настоящему, уткнувшись в плечо Болотова.

— Ну-ну, сударыня, — похлопал тот ее по спине. — Не убивайтесь так, все в наших руках. Варенька! Будь добра, валерьянки. И мой саквояж. Прости, Женя, нужно съездить, сам понимаешь. Потом разговор окончим.

— Я с вами, — откликнулся тот. — У меня в Олеге Захаровиче свой интерес имеется, и немаленький. Вдруг помогу чем.

— Вряд ли, — откликнулся психиатр. — Но поехали. Сейчас заложат коляску…

— Не надо, — быстро сказала Натали. — У меня четырехместное ландо, поместимся. Обратно я вам извозчика найду.

Несколько секунд Болотов изучал ее, потом кивнул:

— Годится. Тогда едем.

На обратном пути Оксана шмыгала носом, но валерьянка все-таки возымела действие. Постепенно девушка слегка расслабилась и откинулась на спинку диванчика.

— Ну-с, милая Оксана, — проговорил Болотов, почти бессознательно перестраиваясь в режим участливого собеседника, — расскажите, как у вас дела. Не у Олега, — остановил он начавшую говорить девушку, — с ним мы в свой черед разберемся, а у вас лично. Как жизнь молодая?

Та неуверенно пожала плечами.

— Ну… помаленьку. Вроде бы совсем очухалась. Надо думать, как дальше жить. Работу вот искать…

— Я как раз с этим и ехала, — быстро встряла Сапарская. — Одна моя подруга, дамочка вполне приличная, ищет гувернантку для своих отпрысков. Одному пять, другому семь, очень бойкие мальчики. Бойкие и любознательные. Оксана, ты ведь в учительницы готовилась, да? Хочешь, я тебе рекомендательное письмо устрою?

Оксана слабо улыбнулась.

— Спасибо, Натали. Я… подумаю. Вот Олег поправится…

— На учительницу? — задумчиво пробормотал Вагранов. — Да, господин Кислицын не раз упоминал о вашем образовании. И журнальчики вы, небось, научно-популярные почитывали те же, что и Олег наш Захарович? Скажите, сударыня, а какому именно предмету вы намеревались обучать детей? Языкам?

— У нас вообще-то готовят учителей широкого профиля, — Оксана отвечала машинально, не задумываясь о смысле своих слов. Все мысли занимал Олег, и окружающее мало ее волновало. — Но у меня физмат-специализация. Ну, физика, алгебра, геометрия… Функция, равномерно ограниченная на отрезке, является непрерывной, все такое.

— Что, простите? — неподдельно удивился Вагранов. — У вас такие вещи в школах преподают?

— В старших классах специализированных матшкол, как моя, — кивнула Оксана. — Думала, закончу Сечку – пойду в такую работать. А теперь я здесь…

— Ты о чем, подруга? — не выдержала Сапарская, недоуменно вслушивающаяся в разговор. — Белиберда какая-то. У тебя жара нет?

— Погодите, сударыня… ваша светлость! — резко осадил ее Вагранов. — Оксана, а как насчет дифференциального и интегрального исчисления? У вас его преподают?

— Ага, — кивнула та. — В этом семестре в программе криволинейные интегралы стояли. По матанализу у нас препод классный, теоремы излагает так, что заслушаешься.

— Та-ак… — протянул доцент. — Знаете, сударыня, ни в какие гувернантки вы не пойдете. Микроскопом гвозди забивать я не позволю. С учетом того, что господин Кислицын, дилетант, как он утверждает, рассказывает из области химии, страшно даже подумать, какими научными познаниями может владеть человек, изучавший математику специально. Ох, хотел бы я посмотреть на ваш мир…

— Женя! — оборвал его Болотов, глазами указав на Сапарскую, но было уже поздно.

— Ваш мир? — встрепенулась Натали, обиженно хлопавшая глазами после реплики Вагранова в ее адрес. — Оксана, о чем он?

Девушка встревоженно оглянулась на спутницу. Только сейчас до нее дошло, что графиня, в отличие от Болотова с Ваграновым, не в курсе легенды об инопланетном происхождении. Она замялась. Сапарская ухватила ее за плечи и повернула к себе.

— Ну-ка, подруга, рассказывай, из какого мира ты взялась? Я сразу поняла, что ты какая-то не такая, как все. Точно говорю, у меня нюх железный. Ну?

— Ваша светлость, — спокойно сказал доктор, — есть кое-какие вещи, которые не стоит сейчас обсуждать. Мой друг сказал то, что говорить не следовало. Давайте оставим разговор до другого раза? Или вообще замнем его? Учитывая, что о вашей несдержанности на язык ходят легенды, вы способны серьезно повредить как Оксане, так и господину Кислицыну. Я не думаю, что вы станете намеренно распространяться о подобных вещах, но вы просто не в состоянии хранить тайны, уж простите великодушно.

— Вот еще новости! — обиделась Натали. — Правильно говорят, злые языки страшнее пистолета. Вы слушайте больше, вам и не такое расскажут. И вообще, уважаемый, — она холодно оглядела доктора, — что-то не припомню, чтобы видела вас в обществе. Вам не кажется, что передавать слухи из десятых рук достойно разве что болтливых кухарок?

— Э-э-э… — Болотов явно оказался ошарашен таким напором. — Приношу свои извинения, ваша светлость. Да, разумеется, вы правы. Слухи вряд ли могут являться достоверным источником сведений.

— Вот так-то! — Сапарская бросила на него победный взгляд.

— Тем не менее, — подхватил Вагранов, — я бы попросил действительно отложить разговор до другого раза. Ох, язык мой – враг мой…

Несколько мгновений графиня переводила испытующий взгляд с мужчин на Оксану, потом пожала плечами.

— Ладно. Тайна так тайна. Пусть сейчас не самое подходящее время, но не надейтесь, что я от вас отстану.

Оксана с облегчением кивнула. Натали вызывала у нее безотчетное доверие. После первого раза они встречались еще три раза, мимоходом, почти на бегу, и графиня вела себя совсем не так, как, по мнению, Оксаны, должна вести себя аристократка голубых, как здесь выражались, кровей. Во второй раз она притащила несколько местных книг – романы на историческую тему, и последние дни Оксана погружалась в чужой, но в то же время странно знакомый мир приключений.

На пару минут в мерно покачивающемся ландо установилась тишина. Потом Сапарская опять подала голос.

— Оксана, и как тебе Дюма?

— Что? — встрепенулась та. — А, «Три мушкетера». Дочитываю.

— И как тебе?

— Миледи жалко, — вздохнула девушка. — Отрубили голову, а еще благородные!

— Но ведь она преступница и убийца, — возразил Болотов. Психиатр наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки. — Или вы полагаете, что ее следовало отпустить, чтобы она и дальше продолжала вредить?

— Не знаю, — Оксана подала плечами. — Только этого… Атоса тоже надо было пристрелить. И палача. Оговорили и изуродовали девушку, сломали ей жизнь, а потом, когда ей только и осталось пойти в авантюристки, обозвали преступницей и убили.

— Но позвольте! — Болотов тонко улыбнулся. — Ведь автор же описывает ее путь с самой ранней молодости. Она соблазнила священника, заставила его совершить святотатство, довела до тюрьмы…

— Автор так говорит! — возмущенно фыркнула Оксана. — Мужики, когда женщину в постель затащат, всегда оправдываются, что она виновата. Наверняка тот поп сам ее соблазнил. И воровать начал по собственной склонности. А на нее на следствии просто валил все, как на мертвую, чтобы себе наказание смягчить. А потом палач, который ей клеймо поставил – он же сам действовал, без суда. Он права такого не имел! Злоупотребление служебными полномочиями – убивать за такое надо! Сначала один братец девушку в койку затащил, а потом другой еще и железом прижег. А потом граф, Атос, мерзавец – сначала повелся на юбку, женился, никаких вопросов не задавая, а потом увидел клеймо и опять без всяких вопросов, без суда и следствия, велел повесить. И еще страдал так красиво – обманули его, как же! Пулю себе в висок не пустил, побоялся. Зато как приятно картинно страдать в присутствии друзей! Жертва! Ха!

Она дернула плечом и отвернулась.

— На ее месте я бы тоже озлобилась. Может, мстить горе-муженьку и не стала бы, но все равно…

— Но ведь она убила еще и Бэкингема, пусть и чужими руками. И отравила Констанцию Бонасье. И пыталась отравить Д’Артаньяна с товарищами…

— Бэкингема? Так она действовала по приказу Ришелье, чтобы остановить войну Англии с Францией. Почему Ришелье во Франции считают великим человеком, а тех, кто выполнял его поручения, мерзавцами? Если ее казнили за убийцу, подосланного к Бэкингему, так и Ришелье следовало убить вместе с ней. И Констанцию она по его приказу отравила. Она же не могла ее из монастыря в тюрьму отправить. Что ей делать оставалось?

Оксана помолчала.

— Ну, и еще она в Д’Артаньяна точно втюрилась по уши. Да что вы, мужики, вообще понимаете во влюбленных женщинах? Она ревновала Констанцию, понимаете? Вот и сошлось…

— То есть вы считаете, что ее казнили незаслуженно? — приподнял бровь Болотов.

— Да, именно, — твердо ответила Оксана. — Почему ваши мушкетеры, на самом деле работавшие против своего государства и убившие кучу народа, его защищавшего, герои, а она преступница? Она-то, во всяком случае, работала только на Францию, а они прикрывали королеву-шлюху, да еще и предательницу. Значит, выступали против короля, которому приносили клятву верности. Мужику, тому же Рошфору, все, что сделала миледи, сошло бы с рук. Еще и героем бы выставили. А она виновата – потому что женщина. Как мужики могут простить бабе, что та в их дела вмешивается, да еще и на равных?

Она снова фыркнула.

— Молодец, подруга, — одобрила Сапарская. — Правильно мыслишь. Мужики – они все сволочи… ну, кроме некоторых.

Болотов с Ваграновым дружно расхохотались.

— Женщины всегда найдут повод, чтобы объединиться против мужчин, — сообщил Вагранов, вытирая навернувшиеся слезы. — Однако же, сударыня, вы обладаете весьма независимым мышлением и умением не поддаваться стереотипам. Сразу видно, что математику вы изучали долго и вдумчиво, так что ум у вас вполне дисциплинирован. Нет, положительно, ни в какие гувернантки вы не пойдете. Князя Трубецкого, царствие ему небесное, отпели позавчера, через неделю, десятого октября, нового ректора выбирают. Баллотируются двое – профессоры Мануйлов и Дернов, причем победит наверняка Мануйлов. А он мой хороший приятель. Думаю, в университет мы вас как-нибудь да протащим.

— А я к тебе буду в гости ходить и профессоров смущать! — звонко рассмеялась Натали, подталкивая Оксану локтем в бок. — Только не слушай ты их. Серьезно говорю, княжна Олейникова – дама вполне респектабельная, хотя и требовательная. И дети у нее на загляденье. И платит хорошо – восемьдесят рублей в месяц, и питание за их счет. А в университете они все бедные как церковные крысы.

— Вот видите, милая Оксана, сколько сразу у вас искушений, — улыбнулся Болотов. — Только выбирай. Вот сейчас Олега вашего в чувство приведем, и все станет совсем хорошо. Подъезжаем, кажется?

Олег все так же лежал на постели, коротко и тяжело дыша и вперив бессмысленный взгляд в потолок. Болотов, проигнорировав вскинувшегося Крупецкого, подошел к постели, поставил на пол саквояж и наклонился к больному. Пощупал пульс, внимательно посмотрел на зрачки.

— Шок, — уверенно объявил он. — Просто сильный шок. Я боялся кататонического ступора – такое иногда случается, но пронесло. Причина шока непонятна, но как справиться со следствиями, я знаю.

Он вытащил из саквояжа пузырек с нашатырным спиртом, раскупорил – по комнате разнесся сильный аммиачный запах – и поднес к лицу Олега. Несколько секунд ничего не происходило, потом Олег внезапно вскинулся на кровати, едва не выбив пузырек из рук врача.

— Почему я? — громко спросил он. — Неужели во всем мире не нашлось никого другого на роль Эталона?

Он осекся и снова упал на кровать. Но на сей раз его взгляд обрел осмысленность. Он оглядел комнату, потом закрыл глаза.

— Ну-ну, — ласково сказал Болотов. — Все в порядке. Вы среди друзей.

Олег медленно открыл глаза и взглянул на него.

— Нет, — прошептал он. — Не в порядке. Далеко не в порядке. Ваш мир… — Он замолчал.

— Что – наш мир? — осторожно осведомился психиатр.

— Вам незачем знать, — прошептал Олег после невыносимо долгой паузы. — Да и мне, по большому счету, тоже. Как же я хочу домой!..

— Олег, — осторожно потеребила его Оксана. — Ты в порядке?

— Сердце колотится, — слабо улыбнулся он. — Наверное, адреналина с поллитра в кровь выплеснулось. В остальном я в норме. Ох ты, сколько вас тут собралось! Что-то не так?

— Ты не так, — шмыгнула носом девушка. — Лежал, ничего не отвечал, ничего не говорил…

— Да? А… сколько времени? И какой сейчас день?

— Второе октября тысяча девятьсот пятого года от рождества Христова, — проинформировал Вагранов. — Пятнадцатое октября по европейскому календарю, если хотите. Почти час дня. Если вы в порядке, Олег Захарович, вставайте. Обедать пора.

— Ну уж нет! — откликнулся Болотов. — Я бы как раз порекомендовал полежать, передохнуть. Что вызвало у вас такой шок, господин Кислицын? Что-то случилось ночью? Кошмар?

— Кошмар начался два месяца назад, — Олег натянул на себя одеяло и отвернулся к стене. — Но только сегодня ночью я, наконец, осознал его в полной мере. Господа, я очень признателен вам за участие, но сейчас мне хотелось бы остаться одному. Я должен кое-что осмыслить.

Оксана прикусила губу и взглянула на Болотова. Тот кивнул.

— Господа… и сударыни, пройдемте в соседнюю комнату. Пусть господин Кислицын немного придет в себя.

— Странный он какой-то, — в смежной комнате Натали осторожно опустилась на табуретку, предварительно опробовав ее прочность, постучав по сиденью. — Он всегда такой или только сегодня?

— Смею вас заверить, сударыня, Олег Захарович вполне вменяемый человек, — сухо заметил Вагранов. — Немного не от мира сего, но разумный и рассудительный. Миша, что скажешь?

— Что уже сказал, — пожал плечами Болотов. — Сильный шок по непонятной причине. Такой с людьми случается от сильных потрясений. Панический страх, например, может приводить к подобному состоянию в качестве реакции. Некоторые наркотические вещества наподобие опиума тоже способны дать такой эффект. Но вчера вечером, сударыня, — он испытующе посмотрел на Оксану, — с ним все было в порядке?

— Да, совершенно, — кивнула та. — Мы… ну, в общем, он засыпал совершенно нормальным. А утром я проснулась, а он… — Девушка снова хлюпнула носом.

— Понятно, — Болотов прошелся по комнате. — Любопытную фразу он произнес, когда очнулся. Про «ваш мир» и эталоны. С учетом того, что нам известно про его прошлое, можно…

Он остановился и обвел глазами присутствующих.

— Впрочем, полагаю, мне сначала следует обсудить ситуацию с господином Кислицыным.

— Ну уж нет! — заявила графиня. — Черта с два вы от меня так легко отделаетесь. Печенкой чую – здесь тайна. А чтобы я от тайны просто так оторвалась?

— Тайны, пани, не следует обсуждать публично, — ледяным тоном заметил Крупецкий. Филер стоял в темном углу, скрестив руки на груди, и сверлил Сапарскую неприязненным взглядом. — Особенно в присутствии людей, открыто симпатизирующих бунтовщикам и бандитам. Или красный бантик у вас на груди означает что-то другое?

— А вы, сударь, не из жандармов ли случайно? — не менее ледяным тоном осведомилась графиня. — Вы уже сегодня делали мне замечания. Не по чину заноситесь, любезный, вам не кажется?

— Я, пани, жизнью рискую, чтобы взбалмошные дамочки вроде вас имели возможность красиво жить, — парировал Крупецкий. — Думаете, для тех бандитов, что бомбы в людей кидают, ваш кокетливый бантик что-то значит? Не дай боже, пани, вы попадетесь им одна в темном переулке – живо все иллюзии рассеются. И насчет волшебной силы бантика, и насчет высоких стремлений…

— Да что вы себе!.. — возмущенно взвилась с табуретки графиня.

— Я так думаю, — вклинился Вагранов, — что высокие договаривающиеся стороны определились в отношении друг к другу. Но, может, не стоит продолжать такой энергичный разговор? Сударь, — он повернулся к Крупецкому, — не имею чести вас знать, но, если я правильно понимаю, вы работаете в… том же учреждении, где формально числится и господин Кислицын? В таком случае у меня нет оснований для добрых чувств ни к вам, — он повернулся к Сапарской, — ни, впрочем, к вам, ваша светлость. Однако я должен напомнить, что ситуация сложилась так, что у нас есть нечто общее, что нас всех объединяет – по долгу службы ли, по сердечной ли склонности, по другим ли мотивам. Так что давайте не станем ссориться прямо сейчас. Миша, ты мне одно скажи – что с Кислицыным? Его здоровью угрожает опасность?

— Не думаю, — Болотов пожал плечами. — Хотя наблюдать за ним, да и за сударыней Оксаной, следует постоянно. С учетом наших разговоров… все что угодно может случиться. Я, пожалуй, откланяюсь. Если поймаю извозчика, успею в клинику к традиционному времени обхода. Только об одном прошу всех присутствующих – держите язык за зубами. Подобные происшествия могут серьезно повредить репутации человека в глазах невежд. Знаете, как случается – понапрасну прилепят человеку ярлык умалишенного, и все, до самой старости ходи с ним.

— Я обязан доложить начальству, — буркнул филер.

— И кто у вас начальство, любезный?

— Э-э-э… — поляк заколебался, но потом пожал плечами. — Небезызвестный Зубатов Сергей Васильевич. Надеюсь, слышали?

— Ему можно, — кивнул доктор. — Он в курсе дела.

— Охранка… — презрительно протянула Натали. — Да, подруга, не повезло тебе.

Доктор лишь пожал плечами.

— Как вам угодно. Теперь – всего хорошего. Милая Оксана, будьте так любезны привезти мне господина Кислицына на консультацию, когда он оправится от случившегося.

Он взял со стола шляпу, прихватил саквояж и двинулся к двери.

— Погодите! — спохватилась Сапарская. — Доктор, я довезу вас до клиники, — она крепко ухватила Болотова под локоть и прижалась к нему грудью, заглянув в глаза. — Вам ведь, наверное, скучно ехать всю дорогу на извозчике, да и не найти его сейчас. А мы по дороге поболтаем… — Она подмигнула Оксане и увлекла психиатра за дверь.

— Ну и особа, — хмыкнул Вагранов. — Наверняка начнет выпытывать, что он знает про Олега. Ну ничего, Женя – крепкий орешек, особенно когда речь идет о профессиональной тайне. Мы с гимназии дружим, но и мне он про пациентов никогда ничего не рассказывает. Сударыня, мой вам совет – держитесь с Сапарской настороже. Графиня – личность в Москве известная. Она любит изображать из себя демократку, но замашки у нее – самые что ни на есть аристократические. Не знаю, где и как вы с ней сошлись, но, боюсь, что вы для нее лишь очередная игрушка. Скоро вы ей надоедите, и она про вас позабудет, но слухи ее милостью могут пойти гулять. А теперь я тоже откланяюсь. Мне нужно заехать в лабораторию – у нас, кажется, начало получаться с полиэтиленом. Потом я в университет. Если что, Оксана, ищите меня на кафедре. Не забывайте, я в господине Кислицыне заинтересован не меньше вашего, так что всегда помогу в меру своих возможностей.

Он поцеловал руку Оксане, помедлив, кивнул Крупецкому и вышел.

— Ну и компания, — неодобрительно заметил филер. — Докторишка, красная графиня и какой-то интеллигент из либеральных. В странные компании вы попадаете, пани Оксана. Что-то начальство скажет…

* * *

Остаток дня превратился для Оксаны в сплошной кошмар. Она не находила себе места от беспокойства. Крупецкий, так и не дождавшийся смены в лице Чумашкина, отправился в Гнездниковский переулок прояснять ситуацию и куда-то сгинул. Олег все так же лежал в кровати, глядя впотолок, и от утреннего его состояние отличалось только тем, что он изредка шевелил губами, что-то неясно бормоча себе под нос. Девушка то начинала разжигать самовар, что и в лучшие времена у нее получалось скверно, то принималась лихорадочно делать бутерброды, на которые Олег так и не обратил внимания, то пыталась читать… Уже к обеду она сама впала в дремотно-безразличное состояние и тихо сидела в углу на жестком стуле, бессмысленно глядя перед собой. Серая тоска заполняла мир, и солнце, заглядывавшее в комнату сквозь тусклое оконце, тоже казалось серым и бессмысленным.

Но ближе к вечеру все резко изменилось. Внезапно Оксана осознала, что ее бесцеремонно тормошат за плечи.

— Ау, красавица! — как из-под воды донесся до нее голос Олега. — Подъем! Хватит носом клевать!

Девушка с трудом сфокусировала взгляд на его встревоженном лице.

— Я не сплю… — тихо произнесла она и внезапно осознала, что ей действительно чудовищно хочется спать. — Как… ты?..

— Я дурак, — честно сознался ей Олег. — Дурак и скотина.

Ему хотелось врезать себе кулаком по морде. Кретин! Тебе же ясно сообщили, что психоматрицы корректируются по результатам общения с тобой. Неужто раньше не мог сообразить, что с ней сделает твоя жалость к самому себе?

— Все, родная, уже все закончилось. Обещаю, больше со мной такого не случится.

Он осторожно поцеловал ее в губы. Оксана слабо улыбнулась.

— Мне стало так тоскливо… — тихо сообщила она. — Я думала, что умру… что мы все умрем.

— Думать не вредно, — заявил Олег, — вредно не думать. Только думать надо правильно, а не всякую фигню. Слушай, ты ела сегодня хоть что-то? Нет? Я так и думал. И у меня живот от голода подводит. Собирайся. Едем куда-нибудь пожрать.

Он запрыгал по комнате на одной ноге, натягивая штаны. Оксана удивленно смотрела на него. Охватившая ее тоска развеялась, но она не помнила, чтобы видела своего спутника в таком настроении. На его лице гуляла сосредоточенно-злая улыбка, глаза жестко щурились, словно у целящегося стрелка. Нехорошее предчувствие сжало ее желудок в тугой комок.

— Давай-давай! — подбодрил ее Олег. — Не спи. Рано еще. Поехали на Поварскую.

В трактире его настроение не улучшилось. Он заказал себе с Ольгой по расстегаю с мясом, огромному, во всю тарелку, пальца в три толщиной, и к нему по глубокой тарелке говяжьего бульона. Сунув половому сорок копеек за еду и, подумав, еще пять копеек на чай, он начал сосредоточенно работать челюстями.

— Подорожало, однако, — рассеянно буркнул он, расплачиваясь. — На прошлой неделе тринадцать копеек расстегай с бульоном стоили.

— Все дорожает-с, — пожал плечами пожилой половой с высеребренными сединой усами. — Еще весной дрова стоили два рубля сажень, а нынче уже к трем подобрались. До Рождества, глядишь, еще на полтинничек подорожает. И мясо растет, и мука… Времена неспокойные, господин хороший.

— Да, времена неспокойные… — покивал Олег. — Да, времена…

С внезапной злостью Оксана хлопнула нож на столешницу.

— Ты объяснишь, в коне концов, что с тобой происходит? — сердито спросила она. — Ты… ты сегодня словно не от мира сего. Что случилось? Олежка, да посмотри же на меня! Мне страшно!

Олег медленно поднял на нее взгляд и неожиданно виновато улыбнулся.

— Это из-за меня, — вздохнул он. — Мне тоже страшно. Может, действительно лучше пока… Нет, не обращай внимания. Оксана, малышка моя, прошу: ты только не нервничай. Все, что происходит, мои проблемы. Тебя они никак не касаются. С тобой все будет хорошо, обещаю.

— А с тобой? — Оксана едва удерживала слезы. — Что станет с тобой?

— Если не свихнусь окончательно в ближайшее время, — задумчиво ответил Олег, — то со мной все выйдет просто великолепно… наверное. Не обращай внимания. Просто шок. Приходят, понимаешь, во сне разные личности, несут околесицу, а у меня потом башка пухнет. Ну неужели они никого кроме меня выбрать не могли, а? Ох… я же говорю, не обращай внимания. Я так заговариваюсь потихоньку.

— Заговариваешься… — пробормотала Оксана, понемногу успокаиваясь. — Скажи, Олежка, а что за фразу ты произнес днем, когда в себя пришел?

— Фразу? — удивился он. — Какую фразу?

— Ну… — смешалась девушка. — Не помню точно. Что-то насчет эталонов… и насчет того, что тебя выбрали.

— Вот как? Не помню, — Олег рассеянно пожал плечами и продолжил жевать. — У меня такая каша в голове бултыхалась! Да и сейчас, пожалуй, немногим лучше, — признался он после паузы. — Мысли кругами ходят, по полочкам никак не укладываются. Слушай, ты меня извини, но мне нужно время, чтобы все в башке утрясти. Но не рядом с тобой. Понимаешь, Земля… в общем, она не такая, какой кажется. И самая большая глупость здесь – я. Точнее, тот факт, что я воздействую на все вокруг, и не только вокруг, а вообще во всем мире… Тьфу. Короче, мне нужно побыть одному. А то я тебя окончательно с панталыку собью. Я прошвырнусь по городу, подышу свежим воздухом. А ты поешь и отправляйся домой. Передохни от меня. Адрес не забыла? Извозчику больше двух гривенников не давать, а начнет больше требовать – скажи ему что-нибудь ласковое, чтобы уши в трубочку свернулись.

Он резко встал из-за стола, ухватил недоеденный расстегай, а другой ласково потрепал девушку по волосам и улыбнулся.

— Все закончится хорошо, малышка. Ну, пока.

— Пока… — слабо ответила Оксана, провожая его взглядом. Только когда он вышел за дверь, она сообразила, что не взяла с собой сумочку, в которой лежало несколько монеток, припасенных на мелкие неожиданные расходы. Ну и пусть, решила она. За еду заплачено, а места здешние она уже знает, так что домой дорогу найдет и пешком. Солнце еще не село, и места здесь приличные, так что приключений на обратной дороге случиться не должно. Внезапно она почувствовала себя спокойно и уверенно. Если Олег сказал, что все закончится хорошо, значит, так и есть. Она отломила кусок расстегая, осторожно, чтобы не рассыпать мясной фарш, набила им рот и принялась жевать, черпая из тарелки бульон большой деревянной ложкой.

* * *

Зубатов сидел в своем кабинете, выходящем окнами в Большой Гнездниковский переулок, и сосредоточенно грыз деревянное перо, вчитываясь в лежащий перед ним документ. Тусклая шестисвечевая электрическая лампа под потолком с трудом разгоняла сгустившиеся сумерки. Директор Охранного отделения бросил мимолетный взгляд на стоящую на рабочем столе лампу под желтым абажуром, но решил пока ее не зажигать. Лучи угасающей на западе зари тихо растворялись на зеленых обоях кабинета, и комнату наполнял особый таинственный полумрак, что свойственен только этому времени суток. И полумрак идеально способствовал тоскливому настроению директора.

Он еще раз перечитал строки письма, написанные бисерным каллиграфическим почерком:

«В очередной раз доводим до вашего сведения, что Его Императорское Величество не видит никаких особенных опасностей в сложившейся в стране ситуации. Отдельные бунты в простонародной среде с успехом подавляются войсками. Нет никаких оснований полагать, что существует опасность распространения смуты по всей стране. Попытки же запугать Е. И. В. мифической опасностью революции не делают вам чести и ставят под сомнение ваши профессиональные навыки.

Дело Охранных отделений – борьба с террористами. Предлагаю целиком и полностью сосредоточиться на выявлении и разгроме террористических ячеек (в первую очередь ячеек с.-р.) и не вмешиваться в вопросы внутренней государственной политики, выходящие за пределы ваших должностных обязанностей».

Его взгляд скользнул вниз страницы. Да, подпись, несомненно, Булыгина. Да и кто рискнет подделать подпись министра внутренних дел? Эх, Александр, Александр… До моей опалы ты был куда дружелюбнее. Но ведь и сейчас ты думаешь примерно так же, как я. И такая отповедь… Неужто Государь на самом деле не понимает всей опасности сложившегося положения? Может, письмо – результат каких-то подковерных игр? Очередной звонок? Возможно, мое место хотят отдать кому-то еще? Не понимаю. Кому хочется сидеть на пороховой бочке в наше неспокойное время? Или просто ищут козла отпущения? Или, наконец, кто-то из старых недругов подкапывается? Но вряд ли у меня в Москве есть настолько крупные недоброжелатели, что к их мнению прислушиваются в столице. Генерал-губернатор вроде бы на моей стороне… стоп! Что он там упоминал в последний раз? Что-то про недовольные письма из Санкт-Петербурга. Ну да, все правильно. В очередной раз ему сообщили, что в предоставлении ему особых прав, равно как и во введении в Москве чрезвычайного положения, нет никакой необходимости.

Неужели в самом деле Государь не понимает? Неужели распространяющиеся как пожар стачки, забастовки и крестьянские волнения не пугают никого в его ближнем окружении? Неужели даже тот факт, что в столице власть де-факто наполовину перешла к красным Советам, не могут пробить броню равнодушия? Не верю. Но другого объяснения нет. Кощунственно думать так о Государе, но, похоже, он и в самом деле не понимает…

Надо еще раз поговорить по проводу с Герасимовым. Жесткий он человек, не слишком приятный в общении, иной мог бы сказать – солдафон, но сейчас я радуюсь, что во главе Санкт-Петербургского Охранного отделения стоит такой человек. Ох, насколько я нуждаюсь в обстоятельном разговоре с ним за чашкой чая, с глазу на глаз! Но оставить Москву сейчас решительно невозможно. Особенно с учетом того, что, возможно, из-за очередной железнодорожной забастовки вернуться назад не удастся. Так что же мне делать? Как достучаться до Государя?

Громкий стук в дверь прервал его размышления. Зубатов удивленно поднял взгляд и открыл рот, но дверь уже распахнулась, впуская гостя. Ага. Кислицын Олег Захарович собственной персоной, кто же еще! Уволю секретаря к чертовой бабушке…

— Добрый вечер, Сергей Васильевич, — негромко произнес Кислицын, и на губах директора замер недовольный окрик. Что-то слышалось в его тоне такое…

Кислицын решительно захлопнул дверь перед носом пытающегося удержать его секретаря и повернулся к Зубатову.

— Прошу прощения за вторжение, — все тем же негромким уверенным тоном произнес он, — но мне нужно с вами поговорить. Немедленно.

— Присаживайтесь, Олег Захарович, — Зубатов кивнул на стул. — После доклада Крупецкого я решил, что вы проваляетесь в постели как минимум до завтра. Что случилось?

— Что случилось… — задумчиво произнес Олег. — Не суть важно. Скажем, дурной сон. Видите ли, Сергей Васильевич, сегодня я почти весь день посвятил раздумьям.

— Обнадеживает, — Зубатов потер воспаленные красные глаза. — Не так часто вы головой работаете, как хотелось бы. И каков результат?

— Скажите, Сергей Васильевич, — Олег постучал пальцем по подбородку, — все действительно так плохо? Я имею в виду ситуацию в стране?

— Что? — делано удивился директор. — О чем вы говорите?

— Я говорю про всякие слухи-шепотки, гулящие по Охранному отделению, — пояснил Олег. — За последнее время я наслушался их когда явно, а когда и случайно. Ваши сотрудники перепуганы, Сергей Васильевич, перепуганы тем, что надвигается на страну. О грядущей революции говорят чуть ли не как о неизбежном факте.

— Мало ли о чем шепчутся, — пожал плечами Зубатов. — Говорят, что в Москве кур доят…

Несмотря на внешнее спокойствие и иронию, он чувствовал, как его колотит мелкая дрожь. Почему его странный подопечный внезапно решил завести разговор?

— Сергей Васильевич! — Олег наклонился вперед и уставился прямо в глаза директору. Спустя пару секунд тот не выдержал и отвел взгляд. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, как вы понимаете. Вы лично понимаете, а не официальные циркуляры из столицы гласят. Давайте, я слушаю.

По спине директора пробежал легкий холодок. Внезапно он понял, что его действительно подмывает излить душу этому странному человеку. Да, он с самого начала не мог противиться напору его непосредственного, почти щенячьего любопытства, как невозможно противиться напору любимого ребенка, но сейчас чувство присутствовало совсем иное. Словно тугая часовая пружина где-то внутри рвалась высвободиться, раскрутиться мощной волной, разнести в клочья мешающие ей препятствия…

— Не понимаю, почему я должен перед вами отчитываться, — ледяным тоном произнес он. — Тот факт, что я принял участие в вашей судьбе…

— Бросьте, Сергей Васильевич, — отмахнулся Олег. — Я Эталон, а вы, хотя и наверняка принадлежите к первой страте, всего лишь подстраивающаяся под меня психоматрица. Я же по глазам вижу, что вам хочется высказаться. Валяйте, я слушаю.

Зубатов, прищурившись, взглянул на него. В глубине души зародилась и начала нарастать волна гнева.

— Олег Захарович, — с расстановкой произнес он, — тот факт, что вы не совсем здоровы…

— Я полностью здоров, в том числе психически, насколько возможно в данных обстоятельствах, — оборвал его Олег. — Сергей Васильевич, поймите: ваше мнение для меня очень важно: вы – тот человек, с которым я весьма плотно общался весь последний месяц. Ваше мышление настолько здраво, насколько вообще возможно в окружающем нас мире. И мне отчаянно необходимо знать, что вы думаете по поводу текущей ситуации.

Директор Московского Охранного отделения растерянно посмотрел на собеседника. Здраво насколько возможно? Одно из двух: либо господин Кислицын свихнулся окончательно и бесповоротно, либо… Все его существо возмутилось против альтернативы, но внезапно он понял: ему хочется верить сидящему перед ним человеку. Верить… и опереться на него? Вздор. Как можно опереться на полусумасшедшего?

— Все очень плохо, — как в полусне услышал он свой собственной голос. — Скажу вам честно: я растерян. Ситуация в Москве аховая, но Государь не понимает…

— Стоп! — Олег поднял руку. — Давайте по порядку. Первая тема – ваш государь. Что означает «не понимает»? Фигура вы достаточно крупная, чтобы при необходимости выйти на самого Императора. Вы информировали его о своей точке зрения? Обычным способом, по инстанциям, или же через голову начальства?

— Информировал, — кивнул Зубатов. — В том числе через голову. Вот ответ, — он движением пальцев подтолкнул по столешнице все еще лежащее перед ним письмо министра внутренних дел.

Олег протянул руку, взял письмо и быстро пробежал его глазами.

— Эк вас приложили, — задумчиво пробормотал он. — Впрочем, если ваш Император до сих пор находится во второй, а то и в третьей страте… Может правитель страны оказаться в третьей? А почему нет? Многое объяснилось бы, в том числе его невосприимчивость к новой информации. Ох, дорого бы я дал, чтобы узнать, какой сценарий сейчас раскручивается! Ладно, потом. Сергей Васильевич, давайте по порядку. Мне нужен анализ настроений по всем социальным группам. Начнем с правящей бюрократии, потом пройдемся по буржуазии, крестьянам и промышленным рабочим. Итак, как вы можете в целом охарактеризовать настроения в исполнительном аппарате?..

Час спустя Олег утомленно откинулся на спинку стула.

— В общих чертах понятно, — задумчиво произнес он. — Если резюмировать, основным источником проблем является сосредоточенная в столицах и крупных городах прослойка промышленных рабочих, подзуживаемая подпольными революционными партиями. Крестьянство и буржуазия пока не так критичны, хотя, безусловно, и ими тоже придется заниматься не сегодня-завтра. Рабочие… Каково процентное соотношение этой группы по отношению к общей массе населения?

— Процентное соотношение? — Зубатов потер лоб. — Я не слишком хорошо помню данные последней переписи населения, да и те, наверное, за семь лет уже устарели, но общее количество промышленных и сельскохозяйственных рабочих должно составлять что-то около семи-восьми процентов от населения. Только промышленных… ну, если предположить, что пять процентов, думаю, мы не слишком сильно ошибемся.

— Только пять процентов… Понятно. Между прочим, я заглядывал в казармы, где они живут. И я прекрасно понимаю, почему революционеры находят в лице рабочих таких благодарных слушателей, а то и последователей. Как вы полагаете, если начать планомерно улучшать их жизненные условия, ослабнет ли напряжение?

— Напряжение… — усмехнулся Зубатов. — Нет, Олег Захарович, как вы мне сами весьма убедительно рассказывали, речь давно идет не о напряжении, а о перегретом паре в паровом котле. И я не могу не согласиться с вами. Интересно, а как вы намереваетесь улучшить их жизненные условия?

— О, процедура отработана, — дернул плечом Олег. — Модифицируем законодательство, вводим фиксированную продолжительность рабочего дня на уровне восьми часов, повышаем минимальную заработную плату, меняем тарифную сетку, прорабатываем типовые трудовые договоры и тому подобное. А там и до Пути Справедливости недалеко, — он печально улыбнулся. — Заводчиков придется через колено ломать, ну да они у вас, как вы сами говорите, в силу еще не вошли. Учитывая, что в рабочих ходит только двадцатая часть населения, на реформы придется потратить относительно немного, так что даже инфляция слишком большой оказаться не должна. Вопрос только в том, следует ли вести ваш мир по Пути Народной Справедливости, если в перспективе светит бардак, что сейчас у нас в Ростании?

— Вы утопист, Олег Захарович, — хмыкнул Зубатов. — Я, кажется, рассказывал, как пытался проводить примерно такую же политику? Профессиональные союзы под патронажем государства, просвещение, все такое, помните?

— Рассказывали, хотя и не так подробно, как хотелось бы. Еще вы упоминали, что вас вышибли в отставку, и вам лишь чудом – или усилиями влиятельных друзей, неважно – удалось вернуть себе милость драгоценного самодержца и снова попасть на государственную службу. Помню, как же. И именно потому мне нужно побыстрее разобраться с вашими правителями. В первую очередь – с Императором, раз он единоличный диктатор.

— Разобраться? — насторожился директор. — Надеюсь, вы не держите в голове… э-э-э…

— Я не собираюсь его убивать или свергать, — жестко усмехнулся Олег. — Хотя система правления у вас дурная. В нашем мире один человек никогда столько власти в одних руках не сосредотачивал, и все равно даже с более скромными возможностями некоторые таких дров наломать умудрились!.. Нет, сейчас мне абсолютизм даже на руку. Дергать за одну ниточку проще, чем за десяток.

Завидев, что Зубатов нахмурился, он поспешил успокаивающе улыбнуться.

— Все очень просто, — пояснил он. — Сегодня ночью я имел беседу с… м-м-м, с весьма примечательных личностью. Если бы я верил в ваше христианство, то мог бы обозвать его первым замом Господа Бога на Земле. Если верить ему, я Эталон. Не стану вдаваться в подробности, замечу только, что, похоже, в качестве побочного эффекта, предвиденного или нет, я обладаю ну очень большой убедительностью. Люди верят любой ахинее, которую я несу, по себе можете убедиться. Даже милейший доктор Болотов, перевидавший на своем веку массу психов, и тот поверил мне почти безоговорочно. Со мной соглашаются все: от работяги на заводе до университетского доцента, от революционера до прожженного политического сыскаря вроде вас. И все, что мне требуется – основательно потрепаться за жизнь с Императором Всея Руси и как его там дальше. Заодно перетащу его в первую страту, чтобы перестал катиться по рельсам сценария и начинал самостоятельно думать.

Зубатов обхватил руками голову и застонал.

— Нет, вас точно когда-нибудь пристрелят в темной подворотне, — сквозь зубы процедил он. — Вы, похоже, окончательно свихнулись! Какая страта? Какой заместитель Господа Бога? Какой Государь Император? Кто вас к нему пустит?

— А вот здесь – ваша забота! — обаятельно улыбнулся ему Олег. — Ну-ка, не задумываясь: кто из влиятельных политиков, вхожих к императору, разделяет вашу точку зрения о необходимости реформирования вашего общества? Ну?

— Витте, — нехотя пробормотал Зубатов, — он недавно из Североамериканских Штатов вернулся, с переговоров с японцами. Оболенский. Булыгин, наверное. Да разумных людей хватает. Но погодите, давайте по порядку…

— Стоп! Витте – который с Японией мир заключил? Значит, Сергей Васильевич, мне от вас потребуется выход на эту персону. Завтра я еду в Санкт-Петербург. Обеспечьте мне командировочные, рекомендательные письма, карту города, ну, сами не хуже меня знаете. И кого-то в сопровождающие. Крупецкий в петербургских закоулках разбирается? Или человек из местного Охранного Отделения окажется сподручнее?

Зубатов снова застонал.

* * *

Все мужики – козлы!

Оксана пыталась загнать иррациональную злость куда поглубже, но выходило плохо. Сначала в кому впадает, и сиди у его постели, локти кусай – а вдруг не очнется? Потом вскакивает как оглашенный и тащит в далекий кабак, хотя и дома еды хватает. Что она, зря на дурацком керосиновом примусе – лопнуть бы тому, кто его придумал! — мучается со сковородками и кастрюлями? Потом бросает одну и испаряется в неизвестном направлении… Народный Председатель, блин, недостреленный!..

Она быстро шагала по дощатому тротуару, зябко кутаясь в шаль поверх тонкого пальто. Лужи прихватывал ледок, сырой ветер забирался под длинную, путающуюся в ногах юбку идиотского местного фасона, и девушка уже потихоньку начала жалеть, что на извозчика не нашлось денег. В сгущающихся сумерках промозглого осеннего вечера мелькали какие-то тени, и внезапно ей стало страшно. Она ускорила шаг, оглядываясь по сторонам и пытаясь в свете тусклых фонарей разглядеть пролетку или кабриолет с характерным сгорбившимся силуэтом кучера на козлах. Дома есть мелочь, расплатится…

Сзади затопали и тяжело задышали. Оксана среагировала не сразу. Когда два мужчины прижали ее к забору, она встрепенулась, но слишком поздно.

— Смотри, Шнырь, какая баба знатная! — просипела одна тень. — И одета ничего…

— Худая больно, — презрительно сплюнул тот, кого назвали Шнырем. — Ты не заглядывайся больно-то, а то сбежит еще, как в прошлый раз. Слышь, ты, дура! — он как следует встряхнул Оксану, так что та прикусила кончик языка и слегка взвизгнула от боли. — Будешь кричать – порешим. Поняла? Поняла, я спрашиваю? Во дура, онемела от страха, что ли? Слышь, Носатый, взялись…

Подхватив ее за руки, неизвестные бегом полуоттащили-полуотнесли девушку в закоулок, под острым углом отходивший от улицы куда-то в неизвестность.

— Вот так… — удовлетворенно просипел Шнырь. — Слышь, ты, дура! Деньги гони! В шикарном кабаке лопаешь, значит, не бедная. Ну, живо! Или мой дружок сам их найдет. Он это дело любит, деньги у баб искать.

Носатый гыгыкнул. Он ухватил Оксану за грудь и сильно сжал.

— Точно, тощая, — сплюнул он в темноту. — Ну ничо, и такая сойдет. Ну-ка, где у тебя тут денежки?..

Он дернул за ворот пальто так, что отлетели верхние пуговицы, и полез пятерней Оксане за пазуху.

И тут девушка наконец-то пришла в себя.

— Ах ты, пи…с е…ный! — яростно сказала она, добавив еще несколько оборотов в том же духе. В сумраке она заметила, как удивленно раскрылись глаза насильника. Больше тот ничего сделать не успел. Колено Оксаны с силой врезалось ему в пах, а когда он с хрипом согнулся пополам, хватаясь руками за промежность, девушка пнула его в голень.

— Урою, скотина! — выкрикнула она, разворачиваясь к Шнырю. — Ты на кого, б…дь, руку поднял, мудак?

— Ах ты с-сука… — прошипел он сквозь зубы. — Не хочешь по хорошему? Ну ладно…

В темноте блеснуло лезвие ножа. Оксана повернулась, чтобы броситься наутек, но цепкие пальцы ухватили ее за плечо, разворачивая.

— Куда ты заспешила, курва? — почти ласково спросил ее грабитель. — Ты погоди, сначала я тебе морду-то попорчу, чтобы знала, как вести себя с…

Внезапно он задохнулся и осекся, валясь вперед. Теплые и соленые капли брызнули девушке в лицо. Она отскочила назад, уворачиваясь от падающего тела и раскрывая рот, чтобы закричать.

— Уже все, — остановил ее негромкий мягкий голос. — Спокойно, госпожа Шарлот, они оба мертвы. Вы в безопасности.

— Не подходи! — предупредила его Оксана, отступая. — Я закричу… что? Откуда вы знаете мою фамилию?

— На Джамтерре, — хмыкнул незнакомец, — существует немало вполне осведомленных личностей. Я, пожалуй, наиболее осведомленная из них. Ну за каким чертом, скажите на милость, вы вечером, в темноте, в одиночку пешком поперлись по глухим малознакомым улицам? Вы хоть знаете, какая здесь преступность, особенно в последние год-полтора?

— Кто вы такой? — Оксана ощутила, что оказалась на грани истерики. Одна, в безлюдном темном переулке с незнакомым мужиком, который только что убил – убил?! — двоих… Дура! Действительно, дура.

— Я – Координатор. У меня много имен, для каждой ситуации – свое. Но сейчас можете называть меня Робином, — он галантно поклонился. — Вот, возьмите, платок, — в его протянутой руке что-то белело. — Вытрите лицо, а то люди озираться начнут.

Оксана машинально взяла протянутый платок и промокнула лоб и щеки.

— Откуда вы меня знаете? — спросила она уже спокойнее. — Вы… — вдруг кровь бросилась ей в голову, и она судорожно сжала тонкую материю в кулаке. — Вы тоже из нашего мира? С Малии?

— Можно сказать и так, — в голосе незнакомца послышалась легкая усмешка. — Если точнее, я впервые осознал себя в нашем с вами мире. Знаете, дорогая моя Оксана Александровна, у меня есть небольшое предложение. Давайте покинем этот переулок, а то разговаривать рядом с двумя трупами как-то не совсем комильфо…

— Вы их убили? — осведомилась девушка, не отрывая взгляда от силуэта Робина. — Зачем?

— Затем, что они наверняка убили бы вас, — Робин пожал плечами. — А я обычно плачу людям той же монетой, какой они платят окружающим. Тем более, что они и не люди, в общем-то. Даже не третья страта – просто субстрат, часть декораций. Собственного разума меньше, чем у таракана. А вам жалко бандитов?

— Жалко у пчелки в жопке, — огрызнулась Оксана. — Все-таки, кто вы такой? Зачем вы за мной следили?

— Я за вами не следил, — пояснил незнакомец. Как-то сразу, не двигаясь, он оказался рядом с Оксаной и подхватил ее за локоть, увлекая за собой. — Пойдемте, я доставлю вас домой. Просто вы зацеплены на поводок, и в случае опасности срабатывает сигнал тревоги. В другой ситуации я бы не послал свою проекцию для личного вмешательства, но сейчас я как раз хочу с вами поговорить.

— Зацеплена на поводок… — растерянно проговорила Оксана. — Ничего не понимаю. О чем вы хотите поговорить?

— Профессиональный жаргон, простите, — незнакомец сверкнул ослепительной даже в свете дальнего фонаря улыбкой. — Я слишком долго работал с Хранителями, так что нет-нет, да прорезается. Означает, что вы… э-э-э, под постоянным наблюдением и защитой автоматической охранной системы. А о чем нам надо поговорить, мы сейчас и обсудим.

— Ох… — Оксана резко остановилась. — Это же наш дом! Как мы здесь оказались? Еще же полчаса топать!

— Наука умеет много гитик, — опять улыбнулся Робин. — Я хочу сказать вам следующее, Оксана Александровна. Как спутница господина Кислицына вы хорошо защищены от случайностей и несчастных случаев. Очень хорошо. Даже если вам на голову случайно уронят поддон кирпичей, вы в худшем варианте отделаетесь царапинами и легкими ушибами. Однако на Земле есть поговорка: бог помогает тому, кто сам себе помогает. Держите в уме, что защита не распространяется на ситуации, спровоцированные вашим собственным неразумным поведением. Обычно вам не угрожают грабители и прочие преступники, но если вы самолично, как сейчас, решите прогуляться в одиночку по темным переулкам, она плохо для вас кончится. Если вы приложите все усилия, чтобы как следует спрятать деньги у себя в квартире, их не найдет самый искусный вор, но если поленитесь, их украдут точно так же, как и у любого другого человека. Ну, и все в том же духе. Я понятно объясняю?

— Понятно… — пробормотала Оксана. Ей стало страшно. Кто он такой, в конце концов?

— Кто я такой на самом деле – не так уж и важно, — словно прочел ее мысли Робин. — Важно то, Оксана, что Олег в вас нуждается. Крайне нуждается, даже если сам не осознает. Вы – якорь в бушующем вокруг него мире, от которого зависит его психическая стабильность. А от его стабильности зависит очень многое. Прошу вас, не рискуйте собой понапрасну. Договорились?

Оксана молча кивнула, пытаясь унять мелкую дрожь в пальцах.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Робин. — А сейчас мне пора. Кстати, обязательно расскажите о нашей встрече Олегу. Упомяните, что Координатор передает привет и извиняется за непредвиденные побочные эффекты. Ваш спутник вернется через пару часов. А теперь мне пора. До свидания, Оксана.

Девушка открыла рот, но Робин уже исчез, попросту растворившись в воздухе. Чувствуя, как колотится сердце и подгибаются колени, она бессильно опустилась на грязные ступени деревянной лестницы. В окнах доходного дома над ее головой горел свет, раздавались приглушенные голоса жильцов. В разрыве туч проглянула восходящая луна. Оксана зачарованно уставилась на ее призрачный выщербленный облик, но тут же встряхнулась и дала себе мысленную пощечину. Держи себя в руках, решительно сказала она самой себе. Держи себя в руках, дура. Ничего страшного не произошло. Некий координатор по имени Робин спас тебя от бандитов, забрызгал чужой кровью пальто и доставил домой. Подумаешь, событие!.. Ой, пальто! И я в нем сижу на самой грязи! Наверняка оно так изгваздано, что проще выбросить, чем отчистить. Интересно, а кровь вообще отчищается? Ой, нет, все не то. О чем я вообще думаю? Передать привет Олегу? Значит, он знаком с Робином? И ничего мне не рассказал? Ну, Олежка, держись! Только появись дома!..

* * *

Уговорившись с Крупецким, что тот заедет за ним на следующий день около десяти и махнув вслед отъезжающей пролетке, Олег двинулся к двери. Радостное возбуждение, овладевшее им у Зубатова, схлынуло, и он чувствовал странную опустошенность. Буря чувств, кружившая его весь день с момента пробуждения, почти улеглась.

Он медленно, почти с трудом поднялся по скрипучей лестнице на галерею второго этажа и толкнул дверь в квартиру. Не заперто. Он с недоумением взглянул на прикорнувшую прямо за столом Оксану, мягко посапывающую, с головой, лежащей на скрещенных руках, потом наклонился и похлопал ее по плечу.

— Эй, спящая красавица! — тихо произнес он. — Не хочешь в постельку перебраться?

Оксана вскинулась так, что он отшатнулся. Ошалело оглядевшись по сторонам, она глубоко вздохнула и выпрямилась.

— Ой, меня сморило, — виновато улыбнулась она, но улыбка тут же растаяла. — Сколько времени?

— Около девяти или что-то около того, — пожал плечами Олег. — Через пару месяцев накопим на хорошие часы с кукушкой, будем знать точно. Ты себя нормально чувствуешь? Взгляд какой-то…

— Тебе привет от Координатора, — тихо произнесла Оксана.

Олегу словно отвесили оглушительную затрещину. Сердце заколотилось словно бешеное. Он почти на ощупь нашел табурет и опустился на него.

— Он говорил с тобой? — хрипло спросил он. — Когда? О чем?

— Ни о чем особенном, — девушка дернула плечом. — Просто попросил меня передать тебе привет и извиниться за… э-э-э, побочные эффекты, что ли. Непредвиденные. Как, принимаешь извинения?

— Значит, все же не сон и не бред, — пробормотал Олег, судорожно стискивая кулаки. — А я сомневался, что… Неважно. Как он выглядел?

— Мы разговаривали на улице. Там темно, я не разглядела, — Оксана приподнялась, переставила свой табурет поближе к Олегу, снова села и положила руку ему на плечо, заглядывая в глаза. — Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— О чем?

— О том, что здесь происходит! — Оксана почувствовала, как внутри закипает гнев. — О том, как я здесь оказалась! Что за мир такой!.. Не прикидывайся дурачком, ты все прекрасно понимаешь!

Она отдернула руку, словно обжегшись, и отвернулась. Минуту или две стояла тяжелая тишина.

— Оксана, милая, — Олег обнял ее сзади и положил подбородок ей на плечо. Девушка сделала слабую попытку вырваться, но Олег ей не позволил. — Пожалуйста, пойми – нет в этом знании ничего хорошего. Оно тебе никак не облегчит жизнь, честное слово. А может и усложнить. Я не хочу взваливать на тебя такую ношу. Достаточно того, что ее взвалили на меня. Не сердись, а?

Оксана слегка всхлипнула.

— Олежка, пожалуйста! Я хочу знать все! — Она погладила Олега по щеке. — Я… я благодарна тебе за то, что ты меня опекаешь и… и оберегаешь, но я имею право! Давай бороться вместе. Может, так нам обоим станет легче, а?

Она высвободилась из объятий и резко повернулась к нему, обхватив его лицо ладонями, ощутив под пальцами вчерашнюю щетину.

— Давай, господин Народный Председатель, хватит изображать из себя стойкого резинового солдатика. Колись. Рассказывай, кто такой координатор и какое отношение он имеет к нам.

Олег вздохнул и бережно обхватил ее ладони своими.

— Хорошо, я расскажу. Только пообещай мне одну вещь.

— Обязательно.

— Пообещай, что не попытаешься покончить жизнь самоубийством или еще какую-то глупость выкинуть.

Оксана изумленно посмотрела на него, потом осторожно поцеловала в губы.

— Ох, Олежка, какой же ты у меня глупышка, — улыбнулась она. — Покончить жизнь самоубийством и оставить тебя одного? Не дождешься. Ну, давай, давай, рассказывай!..

Час спустя они лежали в постели. Оксана, пристроив свою голову у него на плече, задумчиво глядела в потолок, освещенный тусклым светом керосиновой лампы.

— Понимаешь, я сегодня весь день думал о том, каково быть не живым человеком, а непонятной матрицей. Давно, в университете, у нас на истфаке читали курс общей математики. Там рассказывали про матрицы в алгебре. Я, конечно, понимаю, что таблички на бумаге не имеют отношения к тому, как мы на самом деле сейчас устроены, но все же… Циферки, вписанные в клеточки!

Его рука судорожно стиснула край одеяла.

— Ты – матрица, я – матрица, и все вокруг в лучшем случае какие-то дурацкие пародии на человека, а в худшем – просто ходячие декорации в скверной пьесе, субстрат… Мы не живые. Так, марионетки, которых какие-то электрические инопланетяне дергают за веревочки, чтобы развлечься от нефиг делать… Но инопланетяне еще ладно, мы им интересны как новый вид насекомых. Микроличности – вроде бы как муравьи. Обидно, конечно, но объективно правильно. Что мы по сравнению с джамтанами? Но этот… Джао, он ведь еще хуже. Он вроде бы свой, по крайней мере, но подыгрывает им, а не нам. Почему?

— А он тебе не сказал?

— Сказал, что мы еще встретимся, — вздохнул Олег. — Но что-то я не слишком жду встречи.

Девушка перевернулась на живот и взглянула на него большими ласковыми глазами.

— Олежка, — мягко сказала она, — не расстраивайся так. Знаешь, я тут думала, пока ты говорил, на самом ли деле все так плохо. И знаешь что? Я не чувствую, что чем-то отличаюсь от живой. Я дышу, чувствую тепло и холод, думаю, слушаю тебя… Я помню все, что со мной случилось раньше, и я совсем не ощущаю, что меня дергают за ниточки. И вообще некоторые философы говорили, что человек живет во сне и не может отличить иллюзии от реальности. А?

Олег погладил ее по волосам.

— Только ты меня и держишь пока, — улыбнулся он. — Наверное, Робин оказался куда мудрее, чем я думаю, когда подбросил тебя мне. Один я бы давно свихнулся. Знаешь, когда я очнулся сегодня утром, словно во тьму погрузился. Все вокруг скучное, серое и неинтересное, одна сплошная тоска. А потом я решил, что почему бы и не поиграть в ходячие шахматы, раз предлагают. Войнушку там устроить небольшую, или еще что. Я могу… кажется. Из того, что рассказал Робин, и из моих местных впечатлений следует, что я обладаю просто потрясающим даром внушения. Ни один человек не может устоять, если я со всем пылом его в чем-то убеждаю. Видимо, побочный эффект процесса поверки. Ха! Убедить какого-нибудь генерала или даже самого местного Императора, что соседи его окончательно достали, и вперед. Подумаешь, тысячей кукол больше, тысячей меньше!

Он хрипло расхохотался, но тут же осекся. Раздавшийся звук оказался подозрительно похож на рыдание. Оксана положила голову щекой ему на грудь и осторожно погладила по плечу.

— Это случилось, перед тем, как я тебя в кабак потащил. Мне позарез хотелось выбраться из четырех стен, увидеть над собой небо… А когда я сидел напротив тебя за столом, меня словно стукнуло. Что я делаю? Я – Эталон. Те, кто со мной общаются, переходят в более высокую страту. Так почему же я дурью тут маюсь вместо того, чтобы делать из марионеток людей?

Он хмыкнул.

— И тогда я понял, как надо действовать. Раз у меня такие возможности, следует применить их на практике, и чем шире эта практика окажется, тем лучше. Российская Империя катится по рельсам, и мне очень не нравится направление, в котором они ведут. Я читал в Отделении досье на некоторых террористов, называющих себя «социалистами-революционерами». Те сволочи, чтобы убить одного человека, не гнушаются бросать бомбы прямо в толпе. Им плевать, сколько народу погибнет! Ну ладно, метальщики зачастую и сами погибают, герои, типа, но ведь те, кто их посылают, остаются жить! Ограбления с убийствами, называющиеся «экспроприациями», стрельба в ни в чем не повинных мелких чиновников, живущих на копеечное жалование, меньшее даже моего, убийства государственных деятелей… Самое страшное, что они вроде как заботятся о народном благе. Помнишь, что у нас происходило в первые годы строительства Пути Справедливости? Гражданская война, голод, смута? Сколько народу погибло?

Оксана неопределенно хмыкнула.

— Не помнишь. Точнее, не знаешь. А я истфак заканчивал. У нас на пятом курсе препод по новейшей истории Ростании классный мужик был. Он рассказал о данных из закрытых документов. Погибло не полтора миллиона гражданского населения, как в книжках писать принято, а не менее десяти, только информация секретна. Ну как же – Путь Народной Справедливости, он же для народа и ради народа! Но у нас никогда в жизни не появлялось таких вот отморозков-бомбистов. И если здесь случится что-то типа нашей революции, погибнет не полтора и даже не десять миллионов. А я не хочу такого сценария!

Он пошевелился, устраиваясь поудобнее.

— И еще, думаю, здесь проще учиться быть правильным Народным Председателем. Есть у меня подозрение, что дров наломать мне не позволят. Да даже если и позволят, большая часть населения – безмозглые декорации, им хуже не станет ни от какого поворота событий. Зато потом мою память сольют мне тамошнему, и я могу избежать кучи ошибок. Ведь правильно?

— Угу, — сонно улыбнулась ему Оксана. — Ты у меня всегда правильный.

— Ага, и вообще я гений, — Олег снова погладил ее по волосам. — И, думаю, хватит плыть по течению. Полтора месяца здесь я только реагирую на окружающие раздражители, как амеба. Пора понять, как жить дальше. Кое-что я уже запланировал. Есть куча направлений, которые можно развивать при моем минимальном участии. Наука – подобрать толковых ребят вроде Вагранова, перетащить в Первую страту, подбросить идей, а дальше пусть сами возятся. С автомобилями Овчинников с Гакенталем ничуть не хуже меня разберутся, у них образование правильное, а я только под ногами путаюсь со своими дилетантскими познаниями из школьного кружка. Рабочих в профсоюзы сбивать тоже без меня можно, главное, найти хороших вожаков. Да того же Зубатова привлечь, у него опыт имеется, пусть и не слишком удачный. И Зубатов с террористами пусть разбирается. Я ему наши детективы попересказываю да еще уголовную полицию подтащу – представляешь, они еще даже дактилоскопию толком применять не научились, а уж про фотороботы вообще ничего не слышали!.. Про архивное дело вообще молчу: ни ума, ни фантазии. В общем, есть куда смотреть и о чем думать. Ты как, согласна?

Девушка сонно хмыкнула.

— Только перед тем, как начинать играть по-крупному, надо как следует на мир посмотреть. Хотя бы в ближайших окрестностях. И начать нужно со столицы. Завтра с утречка я еду туда, посмотреть на сиятельного государя и надутых болванов, что его окружают. Надеюсь, не все там надутые болваны, найдется и правильный материал. Нужно сбить страну с рельсов сценария, а там… Эй, рыбка моя, да ты совсем дрыхнешь?

Оксана уже ровно посапывала. Олег слегка улыбнулся, осторожно переложил ее голову на подушку и долго смотрел на разметавшиеся по подушке длинные черные волосы. Да, родная моя, ты не чувствуешь, что чем-то отличаешься от живой. И я тоже. Вопрос лишь в том, способны ли мы вообще почувствовать. Способны ли вспомнить, что потеряли…

Он вздохнул, протянул руку и выкрутил фитиль керосиновой лампы на прикроватной тумбочке. Комната погрузилась в темноту и тишину, и только упрямый ветерок все пытался втиснуться в узкие щели в раме, горестно подвывая от разочарования.

* * *

«Следящий вызывает Сферу. Потребность в контакте».

«Сфера отвечает Следящему. Авторитетная доля сегментов подтвердила внимание. Вопрос».

«Я/мы потеряли логику событий. Активность Координатора выходит за рамки просчитанной модели. Предоставление несанкционированной информации Эталону Одиннадцать. Предоставление несанкционированной информации матрице поддержки Эталона Одиннадцать. Несанкционированное усиление коммуникационных параметров матрицы Эталона Одиннадцать. Предположение: Координатор неадекватен ситуации».

«Сфера запрашивает подробную информацию по третьему пункту».

«Коррекция механизмов страто-подстройки Эталона Одиннадцать. Усиление влияния Эталона Одиннадцать на верифицируемые матрицы. Подстройка мыслительных процессов верифицируемых матриц под мыслительные процессы Эталона Одиннадцать. Результат: нежелательная унификация верифицируемых микроличностей с матрицей Эталона Одиннадцать. Возможные последствия: приобретение Эталоном Одиннадцать чрезмерного влияния на модель, нестабильность модели».

«Сегменты Сферы обрабатывают информацию. Пауза без обрыва сеанса».

«Ожидание».

«Сфера – Следящему. Я/мы рекомендуем не вмешиваться в процесс. Напоминание: модель является инструментом. Стабильность модели не является приоритетом. Целью является получение достоверных материалов о функционировании микроличностей. Напоминание: наличие таких материалов является необходимым условием контакта с сообществом Демиургов. Напоминание: ошибки при установлении контакта могут иметь фатальные последствия для обеих сторон. Напоминание: возможна интерпретация инцидента 1844/65 как неявного конфликта с составляющей макроличности Демиурга.Предположение: предоставить Координатору полную свободу действий. Не вмешиваться, если он осознает последствия своих действий. Напоминание: модель можно стереть и создать заново».

«Напоминание: Эталон Одиннадцать связан с критичной микроличностью в Заповеднике. Нарушение функционирования данной микроличности имеет непредсказуемые последствия. Стирание модели с большой долей вероятности приведет к сбою функционирования данной микроличности и тяжким последствиям для Заповедника».

«Поправка принята. Альтернативное предположение: при необходимости модель может оставить в самодостаточном цикле. Я/мы не испытываем нехватки ресурсов для создания новой модели».

«Предположение принято к сведению. Запланировано обдумывание. Следящий закончил сеанс».

«Сфера шлет пожелания спокойствия. Конец сеанса».

25 ноября 1585 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

— Ну, сучьи дети! — Олег щелкнул ногтем по газете, пробив в ней дырку. — Ты только прочитай вот этот пассаж!

Бегемот протянул руку, взял газету и уставился на пострадавшее место.

«…Думаю, сколь ни была бы противоречива и сложна та или иная фигура ростанийской истории, ее подлинная роль в строительстве и защите Пути Справедливости рано или поздно получит свою объективную и однозначную оценку. Разумеется, однозначную не в смысле одностороннюю, обеляющую или эклектически суммирующую противоречивые явления, что позволяет с оговорочками творить любой субъективизм, „прощать или не прощать“, „выбрасывать или оставлять“ в истории.

Однозначную – значит, прежде всего конкретно-историческую, внеконъюнктурную оценку, в которой проявится – по историческому результату! — диалектика соответствия деятельности личности основным законам развития общества. В нашей стране эти законы были связаны с решением вопроса „кто – кого?“ во внутреннем и международном аспектах. Если следовать желвачевской методологии исторического исследования, то прежде всего, по словам А. В. Треморова, надо ярко показать, как жили, как трудились, во что верили миллионы людей, как соединялись победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм масс и нарушения народной законности, а подчас и преступления.

Недавно одна моя студентка озадачила меня откровением, что-де классовая борьба – устаревшее понятие, как и руководящая роль пролетариата. Ладно бы такое утверждала одна она. Яростный спор, например, вызвало недавнее утверждение уважаемого академика о том, что-де нынешние отношения государств двух различных социально-экономических систем лишены классового содержания.

Допускаю, что академик не счел нужным объяснить, почему он несколько десятилетий писал о прямо противоположном – о том, что мирное сосуществование есть не что иное, как форма классовой борьбы на международной арене. Выходит, теперь философ отказался от этого. Что ж, взгляды, бывает, меняются. Однако, как мне представляется, долг ведущего философа все же повелевает ему объяснить хотя бы тем, кто учился и учится по его книгам: что, разве сегодня международный рабочий класс уже не противостоит мировому капиталу в лице своих государственных и политических органов?..»

— Да здесь еще ладно, — хмыкнул Олег, — ты дальше читай. Там про космополитизм пассаж парой абзацев ниже.

— Где? А, вижу…

«Тревожит меня и вот что: с воинствующим космополитизмом связана ныне практика „отказничества“ от народной справедливости. К сожалению, мы спохватились лишь тогда, когда его неофиты своими бесчинствами мозолят глаза перед самыми святыми историческими памятниками. Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену „местожительства“, а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на „отказничество“ как на некое проявление „демократии“ и „прав человека“, талантам которого помешала расцвести „застойная справедливость“. Ну а если и там, в „свободном мире“, не оценят кипучую предприимчивость и „гениальность“ и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад…»

Олег выхватил «Народную Ростанию» из рук начальника Канцелярии и потряс ей в воздухе, потом небрежно бросил на стол. Листы газеты разлетелись по ковру. Народный Председатель принялся возбужденно ходить из угла в угол.

— Ну и чего ты раздухарился? — лениво спросил Бирон. — Можно подумать, не я, а ты у нас немец. Подумаешь, еще одна преподша научных основ Пути Справедливости. Ей такую фигню всю жизнь в башку вбивали. Ты-то чем удивлен? Институт забыл? Или в первый раз эту газетенку в руки взял, что ли? Там же все такие, на голову ушибленные.

— Если не считать той мелочи, что статья вышла через три дня после моего интервью в «Новостях», я ничему не удивлен, — зло буркнул Олег. — Первозванова – наверняка мелкая сошка, пустое место. Мне не интересно, что она вбивает в головы несчастным студентам. Мне интересно, какой хрен с горы дал указание поставить писульку в номер.

— А при чем здесь твое интервью? — насторожился Бирон.

— Ты его вообще читал? — Олег обошел стол и бухнулся в жалобно скрипнувшее кресло.

— Нет. Зачем? — начальник Канцелярии пожал плечами и сдержанно зевнул. — Мы же обговаривали содержание. А мелочи контролировать – на то у меня специальные люди есть.

— Содержание мы обговаривали. А вот детали ты не знаешь. А у меня там как раз есть пара фраз насчет «космополитизма». И о том, что пора пересматривать наши отношения с Сахарой в контексте изменившейся международной политической ситуации.

— Так, — Бирон насторожился. — Под рукой есть?

— Есть. Обрати внимание на пятый вопрос.

Олег выдернул из-под кипы бумаг помятый номер «Новостей» и кинул ему. Начальник Канцелярии на лету подхватил газетную тетрадку и зачитал вслух:

— «…современная Сахара разительно отличается от той, что была полвека назад. Классовая борьба пролетариата сделала свое дело: владельцы заводов и фабрик поняли, что им выгоднее жить в мире со своими работниками, чем постоянно бороться с демонстрациями и забастовками. Современное капиталистическое производство учитывает интересы не только собственников, но и наемных рабочих. Профсоюзы защищают права пролетариата настолько эффективно, что даже забастовки в настоящее время достаточно редки. Фактически капитализм мирно, эволюционным путем, инкорпорировал в себя многие идеалы Пути Справедливости. Полагаю, в относительно недалекой исторической перспективе можно говорить о конвергенции двух политико-экономических формаций, их схождении к одной исторической сущности, гармонично включающей в себя элементы обеих систем. Разумеется, и для народной экономики Ростании необходимо задействовать многое из южного опыта. Очень аккуратно, с учетом исторических реалий и далеко не все, но, тем не менее, задействовать.

Интеграция в мировую экономику на современном этапе чрезвычайно важна для нас. Закрывать глаза на то, что мир меняется, чрезвычайно опасно, и многое из ранее называвшегося „космополитизмом“, на самом деле требует переосмысления с современных позиций…»

— Ну ты даешь, фокусник, — усмехнулся Павел. — Разумеется, на тебя сейчас всех собак спустят. Ты-то на что рассчитывал после таких заявлений? Думаешь, Нарпред – и все, твори что хочешь? Знаешь, сколько по стране первозвановых? Сидящих на тепленьких местечках преподавателей политэкономии, инструкторов, профоргов, общественников и на прочих непыльных должностях? Десятки, а то и сотни тысяч, целая армия! Они в жизни полезным трудом не занимались, только другим рассказывали, как хорошо простому человеку жить у нас и как плохо – у них. А ты под них копаешь, почву из-под ног выбиваешь. Куда они пойдут в случае чего? Да они тебя в клочья порвут за свои зарплаты.

— Пашенька, — Олег наклонился вперед, губы искривила злая улыбка, — я не младенец. Я знаю все как минимум не хуже тебя. Надутого болвана, что у нас на истфаке на четвертом курсе научную философию преподавал, я до сих пор помню. И именно его я держал в голове, когда продумывал, что говорить нужно.

— Ну и что тебе не нравится? — осведомился Бирон. — Я так понимаю, именно такой реакции ты и ожидал, провокатор. От меня-то чего хочешь?

— Ожидал, — согласился Народный Председатель. — Да только не через три дня и не в центральной газете. Так что от тебя, друг мой любезный, мне нужна информация. Напряги оперативный отдел, пусть выяснит, кто на самом деле госпожа Первозванова, кто за ней стоит, кто дал указание напечатать письмо… Понял? А потом… — Он сделал движение, словно скручивал голову курице. — Если они хотят открытой войны, они ее получат. Устал я от подковерных игр. В конце концов, меня всенародным голосованием выбрали…

— При помощи Хранителей, — хладнокровно уточнил Бегемот. — Точнее, того кадра, который тебе в том мире явился. Жа… Жабо?

— Джао, — внезапно Олег как-то погас. Он откинулся на спинку кресла, его взгляд сделался сонным, напряжение сошло с лица. — Да, Джао. И Робин.

Бирон внимательно посмотрел на Кислицына.

— Все еще не отошел? — сочувственно спросил он.

— Да какое там отошел… — махнул Олег рукой. — Все думаю, может, еще раз у врача своими мозгами поинтересоваться. Не у Келукайне, а у кого еще. Может, я все-таки свихнулся, а? Инопланетяне, модели, эталоны…

— Я тебе одно повторить могу, что уже тысячу раз говорил, — Бирон скривился. — Если бы я своими глазами не видел Хранителей, если бы не просмотрел десяток кинушек из закрытых архивов на предмет их возможностей, я бы, возможно, и решил, что ты крышей поехал. А после кинушек… Короче, расслабься и выжидай. Только поаккуратнее с «такуналом». Еще подсядешь на колеса – вот подарочек выйдет Ведерникову сотоварищи! Нарпред-торчок – классный повод свернуть все реформы.

— С «такуналом» я завязал, — рассеянно сообщил Олег. — Думать мешает. Я другого понять не могу – как время в том мире и у нас соотносится? Сначала вроде бы один к одному шло, если по первым сливам памяти судить. А теперь, выходит, у нас быстрее? Вот блин! И сколько мне очередной серии ждать?

— Расслабься, — посоветовал Бирон. — Вообще не думай о них. Воспринимай как кино. А хочешь, я тебе настоящих фильмов подкину? Фантастических, сахарских? Там такие спецэффекты – жуть, на компьютерах рисуют. Там тебе не модельки на ниточках, как у нас. Ребята из первого отдела из загранкомандировки притаранили штук тридцать кассет на пятерых. Не нелегалы, мать их за ногу, а фарцовщики какие-то! Надо?

— Потом, — Олег встряхнулся. — Ладно, если у тебя дела, можешь топать. Не забудь, о чем я просил. Только потише там, неофициально выясняй. Может, Шварцмана подключить, а то он только зря казенные фонды проедает.

— Заметано, — кивнул начальник Канцелярии. — Сделаем клиента без шума и пыли. Кстати, читал отчет о вчерашнем митинге под Варежкой?

— Где? — озадаченно спросил Олег.

— Не знаешь? — поразился начальник Канцелярии. — Ну ты даешь, абориген хренов. Ну, как его, памятник сталеварам и танкистам у Северного вокзала, там еще мужик стоит с вытянутой вперед рукой, — он вытянул руку, изображая позу чугунного мужика.

— И что?

— А на руке – варежка, — терпеливо пояснил Бирон. — Защитная, сталеварская.

— Да я не про варежку, — мотнул головой Народный Председатель. — Что там с митингом?

— Ничего особенного. Неформалы опять толкуют про реформы, про ускорение… Ну, в общем, некоторые твои речи пересказывают.

— Замечательно. Всю жизнь мечтал о такой популярности. И что? Надеюсь, не разгоняли водометами?

— Да нет, там всего человек полста тусовалось. Приехал патруль УОД, настучал паре особо неформалистых и крикливых электродубинками по рогам, остальные сами разошлись. Даже не арестовали никого. Я как отчет одэшников прочитал, с самим Голосуповым связался. Тот, говорит, специально дал директиву не зверствовать особенно, если митинги, пусть и несанкционированные, в твою поддержку.

— Смотри-ка, у него даже мозги какие-никакие имеются, — хмыкнул Олег. — Знаешь что, друг ситный, сделай-ка ты мне вот что. Собери информацию о настроение в обществе на предмет поддержки подобной галиматьи. Ну, там перестройка, ускорение, все такое. А я дам задание Голосупову. Интересно мне сравнить твои отчеты и СОД.

— Сделаю, — Павел вытащил записную книжку и поставил пометку. — Не доверяешь, значит…

— Да, не доверяю, — задумчиво согласился Олег. — Не нравится мне Голосупов в последнее время. Печенкой чую – что-то с ним не так. Скользкий какой-то стал, взгляд уклончивый. Наш ли он все еще человек, вот вопрос.

— Да куда он денется, — Бирон махнул рукой. — Знает же – если ты слетишь, то и он ласточкой за тобой отправится. Даже в свою дыру выдринскую простым опером – и то вряд ли.

— С того момента, как я его из Выдринского управления вытащил, почти год прошел. Люди меняются, да и времени, чтобы осмотреться и мостики навести, достаточно имелось. Нет, ничего конкретного сказать не могу, но вот что-то в нем…

— Ладно, тебе виднее. Телепатом у нас всегда ты работал, — Бегемот серьезно кивнул. — Пригляжусь получше.

— Приглядись. И вот еще что. Ты ведь досье на меня ведешь?

Павел дернулся в своем кресле, и Олег поморщился.

— Ладно, не ври. По глазам вижу, что ведешь. И правильно делаешь. Нужно вот что. Пришли мне диктофон и кассет к нему. Я хочу надиктовать на него все, что помню из «той» жизни. За неделю, думаю, управлюсь. Потом отдашь доверенной машинистке для расшифровки и приложишь к делу. Если я все-таки свихнусь от раздвоения личности, должны остаться полные материалы. Параллельно расконсервируешь рабочую группу – или что там имелось в Канцелярии – по Хранителям. Прошерстишь еще раз особо тщательно на предмет допуска и начнешь заново расследовать все, что о Хранителях известно. Все, до последних мелочей. Все артефакты, живые или действующие – пофиг, свидетельские показания – все, что можно. Еще раз попытайся хоть кого-то из их экспертов найти, вдруг да получится. Они бы очень нам сейчас пригодились Мои воспоминания в общую кучу положишь, пусть твои спецы думают, как они в общую картину укладываются. Надеюсь, я в том мире не слишком поглупел и догадаюсь вытянуть из Джао и Робина что-то еще. Ясно?

— Ясно. Сегодня вторник… Ага, до конца недели группу сформировать успеем… — Бирон снова черкнул в своей книжке.

— Замечательно. Что там с Оксаной?

— Наружка приставлена, люди самые опытные. Ни один волосок с головы не упадет за пределами парикмахерской, — Бирон жизнерадостно гыгыкнул. — Слушай, что ты мучаешься? Девочка – класс, перевези ее к себе и наслаждайся еще и в этой жизни. А то ведь найдет себе кавалера, и что делать станешь? От ревности сохнуть?

— Успеется с перевозкой, — сквозь зубы проговорил Олег. Внезапное ему захотелось как следует врезать старому приятелю по зубам. — Охранять как сейфы Госфонда, и не более того, — он резко выдохнул. — Ладно. Ты когда в кабинет заходил, не видел, сидит там этакий хмырь в больших очках и с усами?

— Сидит, — подтвердил начальник Канцелярии. — Я еще подумал, что рожа больно знакомая. Кто такой?

— Ну как же, — усмехнулся Олег. — Директор Мусельского автомобилестроительного, некто Краличка Герман… как там его… Иосифович. Напросился на прием пару дней назад. Втолковывал что-то насчет нереальных планов, что Пряхин посоветовал обратиться лично ко мне… Да из твоего же отдела мне его дело доставили.

— Издалека как-то раз видел, — Бирон пожал плечами, — а вживую не общался. Запомню. Позвать, когда мимо пойду?

— Сделай милость.

Бирон легко выбросил тело из кресла и смачно потянулся.

— Ладно, борись тут. А у меня еще дел невпроворот, — он развернулся к двери.

— Типа строительство своей дачки проинспектировать? — ехидно спросил его Олег в спину.

Начальник Канцелярии замер и медленно повернулся к Народному Председателю.

— Не сомневайся, в курсе, — уверил его Олег. — И не только дачки. Пашенька, родной, я же тебя с детства знаю. Кто у меня в третьем классе морскую раковину из шкафа увел? То-то же. Зарываться начал, дружище, ох, зарываться. Взятки берешь, да?

Физиономия Бирона медленно наливалась краской.

— Расслабься, родной, — ласково сказал ему Олег. — За раковину я уже давно зла не держу. У всех свои слабости. Но сейчас ты, Пашенька, постарайся себя в рамках держать, ага? Неприятно получится, если начнут гулять слухи, что начальник нарпредовской Канцелярии на лапу берет. Эй, слышь, Бегемот, выдыхай!

Павел часто и тяжело задышал.

— Голосупов заложил, да? — осведомился он. — Или Безобразов? Вот суки, и дачка-то всего на два этажа, не чета шиммелевской или ведерниковской, а все уже стучат как дятлы.

— Может, Голосупов, — согласился Олег. — Может, Безобразов. А может, и кто-то из твоих. Паша, — он посерьезнел, — пойми: Народный Председатель не может зависеть от одного источника информации, пусть даже от своего лучшего друга. Альтернатива твоим отчетам у меня всегда будет. Не обижайся, жизнь такая, паскудная. Что же до дачи, то я в курсе ее размеров, как и размеров поместий прочих министров. Ничего против не имею, только… не зарывайся, ага?

— Уговорил, — вздохнул Бегемот. — По крайней мере, за лучшего друга спасибо. Ну, я пошел.

Покачав головой, он повернулся и вышел. Впрочем, когда он переступал порог кабинета, его походка стала обычно-жизнерадостной. Олег улыбнулся краем рта. У воды да не замочиться невозможно. Главное – чтобы чувства безнаказанности не появилось. Особенно у Бегемота. Чувствуется в нем в последнее время… как бы сформулировать… самоуверенность? Нет. Бесшабашность? Нет. В общем, что-то такое…

— Можно? — дверь приоткрылась, и в щель просунулся длинный нос господина Кралички. — Павел Оттович сказал, что…

— Проходите, Герман Иосифович, — пригласил его Олег, стараясь, чтобы голос звучал как можно более радушно. Директор МАЗа почему-то внушал ему инстинктивное отвращение. Может, из-за бегающего взгляда или из-за вороватых повадок. Или из-за чего-то еще?

Гость, озираясь по сторонам, осторожно прокрался по ковру и аккуратно присел на краешек кресла. Похоже, что в столь высоком кабинете ему довелось оказаться впервые.

— Итак, Герман Иосифович… — Олег сделал вид, что роется в бумагах, разыскивая документ. На самом деле письмо Кралички он заранее положил на удобное место, но не следовало показывать этому уроду, что его воспринимают слишком серьезно. — Да где же оно?.. А, вот! По случайному совпадению вместе с вашей просьбой о встрече мне в руки попала копия вашей же докладной записки в канцелярию Комитета легкого машиностроения. Посмотрите, пожалуйста, вы писали?

Он протянул бумагу в сторону Кралички. Тот, вглядевшись, часто и мелко закивал. Интересно, соглашается он или же просто трясется от страха? Ладно, предположим, что молчание в любом случае является знаком согласия.

— Прекрасно. Значит, вы пишете, что – цитирую – «проблемы с качеством выпускаемых нами легковых автомобилей серий „Росомаха“ и „Ласточка“ обусловлены временными трудностями с поставками запчастей от смежников, а также с падающим качеством комплектующих». И именно потому вы не способны выполнять план. Так?

Директор Мусельского автозавода снова мелко закивал. Олегу стало немного жаль его. Крупный, с благородной сединой в волосах мужчина наверняка сам умеет орать на подчиненных так, что стекла в окнах дребезжат. Но процедура получения пистона от вышестоящего начальника по канонам бюрократических игр предписывала полную покорность независимо от степени вины. И именно покорность гость сейчас так старательно демонстрировал.

— Понятно. А вот у меня есть еще одна статистика, — Олег потряс в воздухе другой бумажкой. — Отделения моей Канцелярии в пятидесяти крупных городах нашей необъятной Родины запросили информацию у государственных автомобильных мастерских на предмет причин поломок ваших автомобилей. Запросить информацию у тьмы мелких частников, подрабатывающих тем же, по понятным причинам нам не удалось, ну да нам хватит и официальных данных.

Он придал голосу вкрадчивости.

— Смотрите, что получается. Если свести воедино и обобщить, то примерно семьдесят процентов всех поломок обусловлены именно некачественной заводской работой. Например, проблемы с технологическими допусками, отклонения в рамках которых у вас почему-то накапливаются так однонаправленно, что винты в совмещенные отверстия приходится забивать молотками, а подвеска выходит из строя уже через пару месяцев эксплуатации. Скверная сборка – те же гайки просто не затягивают до конца, если вообще удосуживаются их накрутить. Банальное воровство комплектующих, в конце концов, — значительную часть машин владельцам приходится доукомплектовывать самостоятельно, покупая украденные запчасти на черном рынке, куда они попадают прямиком с вашего завода!

Олег многозначительно наклонился вперед.

— Откуда на черном рынке берутся запчасти, кстати, — зловеще проговорил он, — отдельный вопрос, которым еще займутся компетентные органы. И, сдается мне, Герман Иосифович, вы знаете о нем куда больше, чем изображаете. Но пока отставим его в сторону. Сейчас меня больше волнует, почему наши отечественные автомобили, в первую очередь вашего производства, — слово «вашего» он произнес с нажимом, — в народе не называют иначе, чем «ведра с болтами»?

Директор МАЗа вытер вспотевший лоб рукавом пиджака.

— Это… это преувеличение… — быстро забормотал он. — Издержки технологического процесса… Мы только пять лет как закончили перевод конвейеров на сборку гравишасси…

— Только? — гаркнул Олег во все горло. Краличка испуганно отпрянул и сжался в своем кресле. — Только пять лет? А что вы занимались переводом еще десять лет до того, вы забыли? А что до перевода к вашим машинам относились точно так же, уже из головы вылетело? Почему когда на ваших заводах работали иностранные инженеры, их построившие, с машинами все было в порядке, а после того, как они уехали, качество пошло в жопу? Вы станете мне рассказывать, что самовольное изменение техпроцесса, подмена одних материалов другими, подешевле, раздолбайство рабочих на производстве вплоть до неприкрытого пьянства на рабочем месте – из-за того, что вы не успели толком внедрить новые технологии? Не рассказывайте мне сказки!

Он грохнул кулаком по столу.

— Переваливать свою вину на других все мастера! А вот как самим что-то правильно сделать…

— Но наше конструкторское бюро… — испуганно пискнул Краличка.

— Ах, ваше конструкторское бюро? — зловеще протянул Олег. — Сейчас вы расскажете мне, как они доказали обоснованность замены материалов? Что тридцатипроцентный разброс мощности гравиэмиттеров в рамках одной матрицы – в допустимых рамках? Что развал эмиттеров, в течение первого месяца эксплуатации матрицы увеличивающийся на семь-десять градусов, вполне нормален? Что треть ДТП, причиной которых являются неисправности системы управления – такая херня, на которую можно наплевать с высокой башни? Что через пень-колоду оцинковка корпусов, из-за которой они через год сгнивают, в пределах допусков? Оч-чень интересно. Знаете что, Герман Иосифович, мне тут в голову пришла одна небольшая идейка. Знаете, какая?

Он посмотрел на директора немигающим взглядом, словно удав на кролика. Потом медленно протянул руку к телефону, не отрывая от директора взгляда, снял трубку и нажал на кнопку вызова Безобразова. После нескольких гудков в динамике щелкнуло.

— Да, Олег Захарович? — осведомился без пяти минут генерал.

— Жоэль Иванович, тут у меня возникло желание проветриться, — спокойным тоном произнес Народный Председатель. — Нет, недалеко – в область. В Мусельск. Да, на автозавод. Обеспечьте машину с двумя охранниками к третьему подъезду. Серую. Да, прямо сейчас. Спасибо.

Он аккуратно положил трубку и растянул губы в ледяной улыбке, больше смахивающей на оскал.

— Сейчас, Герман Иосифович, мы с вами просто проедем на вверенное вашим заботам предприятие и посмотрим, как там обстоят дела на самом деле. В том числе и в вашем хваленом КБ.

Когда Краличка увидел, на чем им предстоит ехать, у него округлились глаза. Кажется, даже коленки от изумления трястись перестали. Кодовое слово «серая», мимоходом брошенное в разговоре, означало вовсе не цвет машины. Когда в свое время Олег настаивал, чтобы ему оставили возможность передвигаться незаметно, не в огромном официозном гробу с эскортом и музыкой, а на одиноком авто, он довел Безобразова чуть ли не до инфаркта. Начальник охраны выдал продолжительную речь на тему, что не видит возможности обеспечивать безопасность высшего лица государства в таких обстоятельствах. Заткнулся он лишь после того, как Олег мягко намекнул ему, что здесь никого насильно не держат. Месяц после разговора Безобразов ходил мрачнее тучи, пока Канцелярия, наконец, не получила переделанный по спецзаказу подходящий автомобиль.

Невзрачная «Ладога-22», более подходящая какому-нибудь чиновнику средней руки, на деле представляла собой шедевр автомобильных технологий. Фактически внутри не осталось ничего от оригинальной начинки. Стандартную маломощную гравитационную подушку заменили на комбинированную колесно-гравитационную схему: пойдя на повышение, Безобразов скорешился с Полозковым, и тот слил ему данные о новейших сахарских разработках, позволявших с помощью дистанционно наведенных флуктуаций в гравиподушке делать автомобиль совершенно неуправляемым. И на колесах, и в парении двигатель мог работать и от аккумуляторов, и на дизельном топливе, и в любом варианте разгонялся на шоссе до ста пятидесяти за восемь секунд. И это несмотря на корпус и стекла, которые не пробивались пулей из тяжелого армейского пулемета даже с расстояния в три метра. В качестве довеска механики спецмастерской умудрились увеличить объем внутреннего пространства, так что пять человек там теперь помещались с относительным комфортом. Олег, впрочем, ездил на переднем сиденье, рядом с шофером, и о том, как широкоплечие охранники помещаются сзади втроем, предпочитал не задумываться.

Разумеется, даже такой машине Безобразов жизнь Нарпреда полностью не доверял. Где-то глубоко в ее потрохах жил своей автономной жизнью радиомаяк, а на расстоянии примерно в километр всегда держались две или три машины сопровождения, готовые прибыть на сигнал бедствия в течение минуты. Но такая схема давала относительную иллюзию свободы и позволяла Олегу наносить внезапные визиты туда, где его совсем не ждали. В самом начале своего нарпредства он довольно часто использовал чудо-машину для нанесения таких визитов, но со временем забава поднадоела. И вот теперь автомобиль снова пригодился.

Пока выбирались из города, Олег задумчиво смотрел по сторонам, не обращая внимание на вздохи директора, зажатого на заднем сиденье между двумя амбалами. Ехать в собственном автомобиле Олег ему не позволил – наверняка там стоит радиотелефон, и к его приезду на заводе устроят стандартное представление из серии «добро пожаловать, высокий гость», чего Народному Председателю хотелось в последнюю очередь.

Старые, облупленные «памятники архитектуры», заполонявшие центральную часть столицы и наверняка доставлявшие кучу мучений своим обитателям, постепенно пропадали. Сначала появились массивы пяти- и семиэтажек четвертьвековой давности, построенные, когда народное правительство приняло решение полностью ликвидировать бараки и коммуналки. Запал быстро прошел, да и вкладываться в жилищное строительство, когда на те же деньги можно построить пару лишних танковых заводов, оказалось неинтересно. Примерно половину официально существующих бараков расселить удалось, в значительной степени ликвидировали и неофициальную ведомственную рухлядь, но в целом программу реализовали ни шатко ни валко. Бараков стало заметно меньше, но до полной их ликвидации и сейчас оставалось семь верст, и все лесом.

«Новые» дома тоже успели обветшать до невозможности. По отзывам, там уже напрочь прогнили водопровод с канализацией, зимой постоянно размораживало отопление, лестничные клетки не ремонтировались со времен постройки, а в небольших комнатах с чуть ли не картонными стенами не было житья от малейшего шума у соседей. Отсутствие лифтов, особенно в семиэтажках, при обмене квартир окончательно относило эти дома к разряду самых непрестижных. Олег еще по прошлой скромной жизни знал случай, когда семья из четырех человек обменяла трешку в пятиэтажке на полуторку меньшей площади в доме поновее, причем относила сделку к разряду удачных.

Далее пошли массивы многоэтажек новых серий. Они возвышались на двадцать, а некоторые – и на двадцать пять этажей. По престижности они далеко отставали от старых высоток в центре, на набережных, но уже представляли из себя более-менее приличное жилье. Если попадались хорошие соседи, не имеющие привычки громко врубать музыку и буйствовать в два часа ночи, то здесь люди устраивались с относительным комфортом. Проблема заключалась в том, что их строительство обходилось куда дороже, чем в старых сериях, так что в эксплуатацию их вводили в существенно меньших количествах.

Олег вздохнул. Не далее чем три недели назад он долго общался с Елькиным, директором Комитета капитального строительства. Елькина сослали туда еще при Треморове – он то ли неудачно поучаствовал в подковерных играх на стороне проигравшей партии, то ли высказывался о чем-то не так, как положено. Олег несколько раз видел его издалека, еще когда работал в Комкапстрое снабженцем. После разговора Олег, скорее, склонялся к последней версии: директор, крупный седовласый мужик с тяжелым взглядом, в молодости долго проработавший прорабом на стройке, в ответ на обвинения в некомпетентности так обложил Народного Председателя матом, что тот на пару минут потерял дар речи и только хлопал глазами, медленно наливаясь краской. Однако после того, как собеседники немного успокоились, выяснилось, что Елькин неплохой собеседник и довольно грамотный специалист. По его словам выходило, что выйти на приемлемые темпы сдачи нового жилья удастся, если увеличить вложения в отрасль раз в пять. Требовалось не только отводить место под новые дома и закупать строительную технику – не хватало заводов по производству железобетонных панелей, цемента, квалифицированных рабочих и тому подобной совершенно необходимой сопутствующей фигни. Если запускать строительство новых заводов прямо сейчас, увеличить набор на строительные специальности и в вузах, и в техникумах, начать производить или закупать за рубежом современную строительную технику, то лет через пять отрасль выйдет на новые темпы. А при нынешнем положении вещей…

Олег хмыкнул. Где взять средства для развития жилищной отрасли, он решительно не понимал. Впрочем, он вообще не понимал, что делать с разваливающейся на глазах экономикой даже в случае удачи «Ночного танцора». Ему пришлось санкционировать продолжение тихушечной распродажи золотого резерва страны, начатое еще при Треморове, и запас таял, как брусок льда в кипятке. Еще год-другой, и… Народному Председателю боялся думать, что произойдет, когда золото кончится. Еще пять лет назад запас составлял около пяти тысяч тонн. Сейчас он не превосходил трех тысяч, и из-за снижения валютных поступлений от нефти скорость растраты росла прямо на глазах. Надежды на банковские кредиты Южного блока тоже оказались призрачными: их почти перестали давать еще старому Нарпреду и совсем не желали давать новому.

Усилием воли Олег отогнал тоску. Сейчас ему требовалась здоровая злость. Разумеется, толку от его визита не выйдет никакого, но хоть разворошить немного сонное царство…

Спецмашина летела по лесному шоссе. Директорский автомобиль, пытавшийся держаться рядом, уже давно безнадежно отстал. Вскоре впереди замелькали окраинные пятиэтажки Мусельска, мирно соседствующие с покосившимися одноэтажными деревянными домиками. Из-за рощицы вынырнули дымящие заводские трубы. С хмурого осеннего неба начали падать редкие снежинки. Свернувшаяся возле калитки собака встрепенулась, раздумывая, стоит ли облаивать проезжающий экипаж, но лишь индифферентно зевнула и снова спрятала нос под пушистым хвостом.

— Объясняйте, как ехать, — приказал Олег, не оборачиваясь.

Облупившаяся штукатурка длинного трехэтажного здания заводоуправления навела на него тоску. В памяти внезапно всплыла контора на заводе Гакенталя… там, в другой жизни. Она казалась такой же обшарпанной и невзрачной, но каким-то шестым чувством чуялось, что внутри кипит жизнь. Здесь же – болото с почти явственным гнилостным запахом тоски и безысходности. Народный Председатель выбрался из машины и подождал, пока вслед за охранником из нее с трудом вылезет директор.

— Слушайте меня внимательно, Герман Иосифович, — холодно произнес он. — Сейчас мы просто прогуляемся по заводоуправлению. Я хочу посмотреть, что и как. Не пытайтесь послать людей для срочного наведения порядка. Называйте меня по имени-отчеству. Опознают ваши сотрудники Народного Председателя – прекрасно. Не опознают – еще лучше. Почести мне нужны в самую последнюю очередь. Все понятно?

Директор судорожно кивнул. Кажется, он искренне жалел, что когда-то вообще согласился занять нынешнюю должность.

На проходной хмурый вахтер открыл рот, чтобы остановить Олега, бесцеремонно перепрыгнувшего через оградку рядом с вертушкой, но директор замахал на него руками.

— Он со мной, — просипел он. — Все в порядке, — он протиснулся сквозь лязгнувшую вертушку и мелко засеменил впереди. Олег, сопровождаемый так же перепрыгнувшими через оградку охранниками, двинулся за ним.

Вахтер недоуменно почесал в затылке. Ему показалось, что он определенно где-то уже видел прыткого во всех смыслах гостя, но где – так и не вспомнил. По правде говоря, сейчас его куда больше занимал выцарапанный на два дня у племянника сахарский детектив о репортере Хуаве, купленный за макулатурные талоны. Отважный репортер как раз вплотную приблизился к разоблачению заговора очередного воротилы-кровопийцы, и отрываться от чтения совершенно не хотелось. Прошли и прошли. Чай, директор сам знает, кого можно проводить, а кого нет.

Свернув за угол, где их уже не мог видеть вахтер, Олег обогнал директора.

— Где ваше КБ? — осведомился он. — Этаж, номер комнаты, направление?..

— Второй этаж, от лестницы налево. Кабинет заведующего в конце коридора, номер двести сорок.

— Заведующего… — пробормотал Народный Председатель. — Заведующий – это хорошо.

Прыгая через две ступеньки, он взбежал на второй этаж. Он почувствовал знакомое возбуждение, всегда охватывающее его во время безрассудных авантюр. С чувством легкой вины он вспомнил, что на сегодня у него еще назначена встреча с группой чиновников из Минобра, требующих отменить призыв студентов на действительную воинскую. Встреча, на которую к запланированному сроку он совершенно определенно не успеет, даже если поедет прямо сейчас. Ладно, переживут образованцы. Перенесут им встречу с подобающими извинениями. В конце концов, может Нарпред отвлечься на внезапные дела государственной важности или нет? Или банальным поносом заболеть неожиданно?..

По сторонам мрачного коридора тянулись обитые унылым темно-коричневым гранитолем двери с табличками. Олег на секунду притормозил, задумался, потом решительно ткнул пальцем:

— Нам сюда.

— Кабинет заведующего… — попытался возразить Краличка, но Олег оборвал его:

— Меня не интересует заведующий. Меня интересует, что думают простые сотрудники. Полагаю, люди за этой дверью ничем не хуже остальных.

Он решительно дернул на себя ручку и вошел в длинную комнату, освещенную лампами дневного света.

— Здравствуйте, господа и дамы, — негромко проговорил он. — Можно вас отвлечь на несколько минут?

В комнате наступила мертвая тишина.

— Мать моя женщина… — пробормотал кто-то в дальнем углу. — Народный Председатель!

Сотрудники в белых халатах застыли за кульманами словно изваяния. С тихим шорохом скользнула по чертежу отпущенная рейсшина. У кого-то выпал из руки и покатился по полу карандаш. Три тетушки в углу сделали слабую попытку прикрыть листом ватмана следы чаепития, но, как кролики перед удавом, замерли под взором Олега.

— До сего момента мне казалось, что гипнотическим взглядом я не обладаю, — насмешливо сказал Олег. — Граждане, вы тут конструкторское бюро или мастерская лепки гипсовых статуй с натуры? Ну да, я Народный Председатель. Всенародно избранный, между прочим. И я не кусаюсь.

Никто не пошевелился.

— Ну ладно, — вздохнул Олег. — Граждане мои дорогие, я все-таки отниму у вас полчаса драгоценного времени. Разговор есть. Вы бы подсели поближе, а то через всю комнату кричать неудобно. Да и ходить все время – ноги о ваши противовесы переломаешь. Как вы сами тут протискиваетесь? Ну давайте, давайте, подтягивайтесь!..

Несколько секунд ничего не происходило. Потом люди начали неуверенно выбираться из-за кульманов и еще менее уверенно приближаться, с опаской поглядывая на директора завода.

— Олег Захарович, — встрял Краличка, — а может, соберем коллектив в актовом зале? Здесь тесно, неудобно, даже присесть толком некуда…

— Нет, — качнул головой Олег. — Мне даром не нужно стандартное мероприятие. Я с людьми поговорить хочу, а не речи послушать. Тем более что не готовы у вас речи. Знаете что, Герман Иосифович, ваш кабинет где-то неподалеку? У вас наверняка есть срочные дела. Ваше присутствие здесь обязательным не является, так что вы пока можете заняться своими делами. Иоганн, — он повернулся к телохранителю, — будь другом, сопроводи господина директора до рабочего места. И проследи, чтобы лишнего шума не возникло.

Охранник чуть заметно кивнул. Он неоднократно сопровождал Олега раньше, и Народный Председатель успел оценить сообразительность парня. Несмотря на внешность уличного бандита и посверкивающую в углу рта фиксу, телохранитель не уступал умом и начитанностью многим знакомым интеллигентам Олега. Можно надеяться, что лишнего трезвона по всем телефонным аппаратам он не допустит.

Иоганн развернулся и выразительно уставился на Краличку. На лице директора возникло страдальческое выражение, но он медленно повернулся и покинул комнату, напоследок окинув сотрудников КБ грозным взглядом. Кажется, страдал он вполне искренне – независимо от его личного отношения к Олегу. Народный Председатель являлся высшим начальством, и нарушение привычного бюрократического этикета с ковровыми дорожками, торжественными заседаниями и показательной экскурсией уязвляло директора в самое сердце.

Когда за Иоганном закрылась дверь, Олег взял ближайший свободный стул, оседлал его – хлипкая деревянная конструкция жалобно скрипнула под его весом – и вздохнул.

— Граждане, — печально сказал он, — мы одни. Совсем одни. Сергея, — он мотнул головой в сторону второго охранника, подпирающего стену у двери, — можно не считать. Я хочу с вами поговорить. Честно скажу – мне все равно, с кем говорить, лишь бы не с начальством. С начальством я уже натолковался вдоволь, а проку никакого. Вы бы устраивались поудобнее. У меня есть полчаса времени, а навытяжку стоять не слишком удобно. Да расслабьтесь же вы, блин!

Народ задвигался. На поверхностный взгляд в комнате обитало человек двадцать, половина – тетушки в возрасте далеко за сорок, человек шесть-семь мужчин возраста, колеблющегося от двадцати до шестидесяти, и пара молодых девиц, одна из которых вполне ничего себе и даже еще без обручального кольца. В ответ на оценивающий взгляд Олега она смущенно склонила голову и зарделась.

Через минуту-другую коллектив дисциплинированно расселся на подтащенные стулья за столами и в проходе.

— Итак, господа, — Олег обвел всех взглядом. — Я даже не стану спрашивать, чем вы тут занимаетесь. Образование у меня такое, что все равно не пойму. Меня волнует другое. Скажите, вот вы здесь все специалисты, занимающиеся автомобилями. Наверное, вполне квалифицированные специалисты. И наверняка можете объяснить мне, почему наши машины такие хреновые. Скажите, ну почему мы десятилетиями боремся за качество, а все равно с конвейера сходят ржавые корыта?

— Наш трудовой коллектив делает все, чтобы повысить качество, господин Кислицын! — прорезалась тетушка лет пятидесяти, в которой по повадкам и интонации явно проглядывала общественная деятельница. Одна из тех особ, что во время появления Олега в комнате гоняли чаи. — Несмотря на постоянные сложности…

— Стоп! — оборвал ее Олег. — Вот такие слова мне говорить не нужно. Я сам их могу наговорить столько, сколько потребуется.

Он повнимательнее оглядел окружающих. Наверное, тот паренек у третьего в ряду кульмана – на вид лет двадцать шесть-двадцать восемь, держится в тени, но взгляд не отводит. Как раз тот возраст, когда мозги уже работают на полную катушку, а уважение к авторитетам в кровь еще не въелось. Интересно, скажет что-то путное?

— Вот вас как зовут? — спросил он парня.

— Кирилл, господин Народный Председатель. Зайтман Кирилл Гершевич.

— Скажите, Кирилл, что вы думаете по сути проблемы? Почему у нас такое низкое качество продукции?

Все головы повернулись к парню, но тот и не подумал стушеваться.

— Вам как, честно сказать, Олег Захарович? — спросил он. Тетушка-общественница раскрыла рот, но осеклась под прищуренным взглядом Олега.

— Насколько вы можете себе позволить, — ответил он.

Паренек хмыкнул.

— Ладно, скажу. Все плохо, потому что иначе и быть не может.

Народный Председатель приподнял бровь.

— Интересный ответ. Не расшифруете?

— Да легко, — пожал тот плечами. — Все равно я свои три года по распределению отработал, уже и заявление по собственному подал, так что терять мне нечего. Смотрите сами, господин Народный Председатель…

— Лучше по имени-отчеству, — негромко вставил Олег. Кирилл слегка кивнул.

— Смотрите сами, Олег Захарович. Все нынешние модели автомобилей безнадежно устарели. Они базируются на дизайнах колесных шасси, разработанных за рубежом двадцать лет назад для производства на примитивной технологической базе. Основными требованиями тогда являлись простота сборки и ремонта. Первые модели не только удовлетворяли им, но и сами по себе являлись весьма надежными.Но затем иностранные инженеры, запускавшие конвейер, уехали, и в целях экономии производство начали удешевлять. Меняли одни материалы на другие, упрощали конструкцию уже далеко за рамками разумного…

Зайтман возбужденно взмахнул руками.

— Вот возьмите такую простую вещь, как окраску кузовов. У меня знакомый год назад взял «копейку» двадцатилетней давности. Руки у него как надо вставлены, так что движок там перебрать или еще что – не проблема, потому и взял музейный экспонат. Рассказывает – загнал я его на яму, залез под днище, думаю, сейчас обдеру брюхо как следует, ржавчину сниму, загрунтую, покрашу – авось и проживет еще сколько-то времени. Шкрябнул несколько раз – а оно не обдирается. Там такая грунтовка и такая краска, что за все время только в паре мест и поцарапалось, и то не до металла. Машина оказалась из той серии, что еще под контролем иностранных инженеров выпускалась, даже на головках некоторых болтов клеймо «Таифа» имеется. А что сейчас? Грунтовка в целях экономии вообще не кладется, краска абы какая, одним слоем, лупится и обдирается от любого чиха, год-другой – и кузов сгнивает до дыр. И оно все так – упрощение и нарушение техпроцесса ради бездумного удешевления. А что? И так возьмут, машины-то в дефиците! Да помножьте на разгильдяйство рабочих, которые и изувеченный техпроцесс не соблюдают… — Парень махнул рукой.

— Клевета! — возмущенно заявила общественница. — Трудовой коллектив завода неоднократно получал премии…

— Тихо! — оборвал ее Олег. — Продолжайте, — кивнул он Кириллу. Тот слегка усмехнулся.

— Плюс к тому перевод завода на производство антиграв-шасси явно ситуацию не улучшило. По-хорошему, требовалось создавать полностью новую базу, изначально спроектированную под новую технологию. Но ведь тогда потребовалась бы переделка конвейеров! А как же план? И у нас пошли иным путем – подгонкой существующих моделей путем замены карбюраторов и колесной опоры на генераторы и антигравы. А в старых шасси антигравные матрицы толком не разместить. Результат – абы как подогнанные детали, рабочие, чуть ли не кувалдами собирающие машины, и никакое качество. Все, собственно.

— Хм… — Олег покачался на стуле. — А что, если приступить к разработке новых моделей прямо сейчас?

— Без толку, — пожал плечами парень. — Полный цикл разработки, включая разработку и монтаж новых поточных линий, займет несколько лет. К тому времени…

— Да?

— К тому времени новые машины уже никому не потребуются, — твердо закончил Кирилл. — Когда жрать нечего, о машинах думать сложно.

Испуганный шепоток пролетел по комнате. Олег мысленно улыбнулся. Да уж, заявить такое в лицо Народному Председателю… И за меньшее можно попасть под колпак общаков с далеко идущими последствиями. То ли парень чокнутый, то ли действительно его все задрало по самое не могу.

— Логично, — кивнул Олег. — Но, я надеюсь, насчет пожрать мы все-таки что-нибудь придумаем. Я в курсе насчет того, что в магазинах творится, но мы над этим работаем. И все-таки, можем ли мы разработать и с нуля внедрить новые модели машин? С одновременным повышением качества?

— Сомневаюсь, — Кирилл опять пожал плечами. — Понимаете, Олег Захарович, автомобильный завод – не вещь в себе. Он завязан на смежников, обеспечивающих нас солидной номенклатурой комплектующих. Даже для того, чтобы по-другому отверстия в простейших крепежных плашках расположить, нужно неделю с Тумарским метизным заводом по телефону общаться, да еще и самому туда ездить, чтобы проверить результат. А сколько согласований потребуется, чтобы полностью новые комплектующие получать! На каждом заводе план на несколько лет вперед формируется, и вставить в него что-то новое очень тяжко.

— Так, понятно. А если смежников в стороне оставить и только сам завод рассматривать?

— Завод большой, подразделений много, и все разные. Я могу только за КБ говорить. А у нас здесь проблема со специалистами…

— Ну, понеслось… — проворчал кто-то в задних рядах.

— Да, проблема со специалистами, — упрямо продолжил парень. — Я знаю – я всем плешь проел со своей библиотекой. Знаете, Олег Захарович, у нас на удивление неплохая библиотека. Она даже выписывает южные журналы на автомобильную тему типа «Комбан но курума». Ну да, они на яркси, но его же все в школе и в институте учили! С горем пополам разобрать текст каждый может. Да только не хотят. Я, кажется, в читалку в одиночку хожу. Прочие туда десятилетиями ни ногой.

— Молодой ты еще, — беззлобно сказал кто-то еще. — Семьи нет, питаешься лапшой да яичницей… Пришлось бы в магазин после работы бегать – не так бы заговорил.

— Нехватка времени не оправдание для специалиста! — горячо воскликнул парень. — Да, семья, дети, очереди – все верно. Но профессионал не может в течение десятилетий довольствоваться только теми знаниями, что ему вбили в голову в институте! И на практике далеко не всему можно научиться! Единственный способ поддерживать и наращивать квалификацию – читать. И кто здесь на чтение время тратит? Петр Генрихович, помните, мы с вами дискутировали о том, как лучше эмиттеры эм двадцать пятые располагать в матрице? Вы еще мне заявили, что так ничего и никогда работать не станет. А я вчера вечером нашел в журнале статью о триматричном методе Ханто-восемь, и там написано почти слово в слово то, что я вам говорил. А шасси по такому методу, между прочим, в Сахаре восемь лет как выпускают! Получается, я убил два месяца на расчеты схемы, уже восемь лет как изобретенной и реализованной в железе. Представляете, сколько сил и времени можно сэкономить, если бы все регулярно занимались изучением новой литературы? Да, я понимаю, что дети, очереди, низкая зарплата…

— Кстати, о зарплате, — перебил его Олег. — Я как-то не в курсе, кто сколько получает. Просветите, пожалуйста, у вас сколько?

— О, больная тема, — горько усмехнулся Кирилл. — Я молодой специалист, у меня – сто двадцать в месяц, но я-то еще ладно. Семьи нет, а мне одному много не надо, так что хватает. Но вы знаете, что инженер в месяц сто пятьдесят получает, ведущий специалист, которых на отдел двое, — сто восемьдесят, у начальника отдела – двести двадцать, а у мастера на участке – двести с копейками? А работяга у станка полторы сотни сразу после техникума имеет, а более-менее опытный – двести тридцать – двести пятьдесят. Некоторые, сверхурочно оставаясь, триста-триста пятьдесят зарабатывают. Я одного токаря знаю, так тот хвалился, что у него иногда и по семьсот выходит. Получается, я, десять лет в школе отучившись и пять в институте отпахав, на сто двадцать прихожу, с перспективой в сто пятьдесят, а слесарь после восьми лет школы и двух техникума те же сто пятьдесят сходу имеет, и потолок у него в два раза выше, чем у меня. А мастер? У него ведь ответственность куда больше, чем у простого работяги, и образование минимум десять плюс три, а иногда и институт, а зарплата ниже. Как думаете, много молодых на такие ставки позарятся? Девчонки вроде Маши, — он кивнул на симпатичную девицу, — к нам еще идут, но они замуж надеются, а потом муж зарабатывать должен. А парни? Они как семью кормить станут?

Он возбужденно передернул плечами.

— Современное производство требует квалифицированных кадров. И ИТР, и рабочих. А вся система стимуляции повернута так, что поощряет низкую квалификацию. Сколько у нас в стране вообще после институтов работают по специальности? Хорошо, если половина, а то ведь, может, не больше трети. Да еще очереди… Думаете, я не понимаю, что такое очереди? — обратился он к аудитории. — Да прекрасно понимаю. И понимаю, что если бы зарплату нам в два раза поднять, то иногда и на рынке вырезку по семь форинтов за кило купить можно, а не давиться два часа за суповыми наборами по фор-семьдесят!

— Если нам зарплату поднимут, — вздохнула одна из тетушек, — то и цены на рынке в два раза вырастут.

Кирилл на мгновение смутился.

— Ну, не знаю, — отмахнулся он. — Я не экономист. Знаю только, что в рамках нынешней системы менять что-то бессмысленно.

— Даже перетряска отделов технического контроля не поможет? — в упор спросил Олег.

— Нет, разумеется, — фыркнул парень. — Дохлой кобыле кнут не указ. Нет, все полностью ломать надо и с нуля строить. Тут в последнее время по телевизору очень модно про самоокупаемость говорить. Олег Захарович, да какая самоокупаемость? Если все за живые деньги покупать-продавать, да еще и смежников выбирать самостоятельно, половина заводов в стране встанет намертво. А может, и все.

— Да уж… — Олег побарабанил пальцами по столу. — Господа, а что, возразить никто не хочет? Может, господин… м-м-м, Зайтман преувеличивает? Горячится?

— Конечно, преувеличивает! — громко воскликнула тетушка-общественница. — Молодой он еще, неопытный. Вы, господин Народный Председатель, не обращайте на него внимания, чего только сгоряча да по молодости не наговоришь! Наш дружный коллектив…

— Стоп! — Олег поморщился. — Видите ли, уважаемая госпожа, такие речи мне не интересны. Официальная точка зрения мне прекрасно известна и так. И мы ее намерены менять, давно назрело. Если бы люди честно говорили, что думают, и не только говорили, а еще и предлагали что-то, глядишь, и не оказались бы мы сейчас в такой заднице.

Краем глаза он поймал чью-то скептическую полуухмылку.

— Ну да, — кивнул он, — раньше не очень-то поощрялась откровенность, понимаю. Но времена меняются, господа. Может, кто-то еще хочет возразить вашему коллеге? По существу?

Он обвел людей взглядом. Те мялись и отводили глаза. Высказаться больше не захотел никто. Олег хмыкнул про себя. Действительно, а чего он ожидал? Что кто-то в толпе начнет резать правду-матку Нарпреду в лицо? Даже если Нарпред не решит, что за нахальство следует наказать, обязательно кто-то из своих стукнет начальству. Та же тетушка-общественница, например, точно стукнет. Народ давно отучили говорить прямо, и повезло, что нашелся молодой да неопытный, которого жизнь еще не била. И дважды повезло, что он увольняется и дирекции больше не боится. А если бы не увольнялся, рискнул бы на такую откровенность? Ох, сомнительно. Надо бы прикрыть парня, а то Общественные Дела враз в бараний рог его скрутят. Ладно, пометили, теперь не забыть бы. Кстати, а зачем забывать? Можно ведь вот так…

Народный Председатель поднялся со стула и кивнул:

— Всем спасибо за содержательную беседу. Не хочу больше отвлекать. Кто-нибудь, подскажите телефон директора, окажите любезность.

Сразу трое или четверо зашелестели страницами телефонного справочника. Но победила в негласном соревновании общественница.

— Тридцать два девяносто восемь! — гордо сообщила она по памяти.

— Спасибо… — Олег подхватил трубку ближайшего телефона и набрал номер. — Герман Иосифович? Кислицын говорит. Спуститесь, пожалуйста, в КБ, я вас жду.

Он брякнул трубку на рычаг.

— До свидания, господа, — он подошел к двери и взялся за ручку, но обернулся. — Кирилл, можно вас на минутку пошептаться?

Он выпустил парня в коридор, вышел за ним и подождал, пока телохранитель плотно прикроет дверь, сквозь которую тут же прорвался возбужденный гул голосов. Затем он увлек Кирилла в конец коридора, к подоконнику. Там он вытащил из кармана блокнот, вырвал страницу и набросал номер телефона.

— Вот, — протянул он бумажку. — Отдел Канцелярии по работе с гражданами. Как получите на руки трудовую, позвоните и представьтесь, вас проинструктируют, что дальше. Сколько вам осталось здесь работать?

— До конца недели. Сегодня вторник, значит, еще три с половиной дня.

— Прекрасно. Значит, в понедельник… или даже в субботу сразу же звоните. У вас какое образование? И, кстати, у вас имелись какие-то планы на будущее, от которых нельзя отказаться?

— Ну… — Кирилл потер лоб. — Я вообще-то из Воралтая. В Моколе закончил Прикус… извиняюсь, Прикладные курсы по факультету тяжелых машин и оборудования. Думал вернуться домой, там хоть квартира есть. Лучше в двушке с родителями, чем здесь по общагам мотаться. Там устроюсь в какой-нибудь институт или КБ, лет через десять, глядишь, даже квартиру дадут. Здесь, в Мусельске, на жилье шансов никаких, разве что брать в кассе ссуду да деревянный дом строить. В Моколе – тем более без шансов.

— С жильем мы порешаем, — отмахнулся Олег. — Позвоните по телефону, вас вызовут на собеседование. Нам нужны молодые и энергичные специалисты, хотя синекуры не обещаю, да и высоких зарплат – тоже. Придется вкалывать. Согласны?

Парень некоторое время недоверчиво разглядывал бумажку. Потом он открыл рот, но в этот момент в дальнем конце коридора показался Краличка, спешащий под конвоем Иоганна.

— В общем, если согласны, звоните по телефону, — нетерпеливо сказал Олег. — Начальства за сегодняшнее не бойтесь – я прикрою. Если общаки прессовать начнут, тоже звоните немедленно.

Он повернулся к запыхавшемуся Краличке.

— Интересную я беседу поимел сейчас с вашим специалистом, — холодно произнес Народный Председатель. — Очень интересную. Думаю, содержание вам передадут без меня, пока же хотелось бы предупредить, что если в его адрес последуют какие-то санкции, вам, господин директор, сильно поплохеет. Подчеркиваю, вам лично. Канцелярия проконтролирует ситуацию, — он посмотрел на директора тяжелым взглядом, и тот мелко закивал. — Кроме того, у меня еще вот какой вопрос.

Ухватив за плечо, он подвел директора к окну и ткнул пальцем в несколько стоящих в ряд под открытым небом ящиков. Дерево обшивки по большей части сгнило и рассыпалось (или было выломано), и из потемневшей деревянной стружки проглядывали ржавые металлические части.

— Что за контейнеры? — осведомился Народный Председатель.

— Там? — директора заметно пробрала дрожь. — Там… станки… Новые. Недавно пришли. Еще не успели поставить в цеха…

Олег повернулся к Кириллу и приподнял бровь.

— Токарные станки с ЧПУ. С числовым программным управлением, — пояснил тот. — Кажется, сахарские. Надписи, во всяком случае, на яркси. Третий год так стоят, с них уже утянули все, что только можно. Теперь только в металлолом.

Директор бросил на молодого специалиста полный ненависти взгляд, но тут же съежился под напором исходящей от Олега ярости.

— Вот, значит, как вы обращаетесь с дорогостоящим оборудованием? — с металлическими нотками в голосе спросил Народный Председатель. — Господин Краличка, а не следует ли вычесть стоимость станков из вашей личной зарплаты? Хотя бы по официальному курсу? Вы хоть представляете, каково сейчас в стране с твердой валютой?

Директор побагровел и начал хватать воздух ртом. Олег даже слегка испугался. Хватит сейчас мужика удар, и что с ним делать? Нового директора искать? Ага, поставить директором Зайтмана – вот смеху-то будет! Он подавил кривую ухмылку.

— За разгильдяйство вам выговор, — заявил Народный Председатель. — Кроме того, можете в ближайшее время ожидать комиссию, которая как следует проверит состояние дел на заводе. И имейте в виду – не вашу министерскую комиссию, которой лишь бы галочку поставить и на банкете нажраться, а настоящую, которая весь завод кверх тормашками перевернет. Настоятельно рекомендую начать готовиться уже сейчас. А теперь я позволю себе откланяться. Время, знаете ли, поджимает.

Он повернулся и зашагал по коридору, чувствуя спиной два взгляда – веселый, принадлежащий Кириллу Зайтману, и беспомощно-ненавидящий – директора. Охранники топали следом. Он быстро сбежал по лестнице, опять перепрыгнул через заборчик у вертушки и с разбегу нырнул в дверцу плавно подкатившего спецавтомобиля. Спустя пару секунд за телохранителями захлопнулись задние двери, и машина, уже на гравиподушке, резко сорвалась с места.

Не обращая более внимания на окружающий пейзаж, Олег задумался. Ему не давала покоя брошенная вскользь фраза того парня. Если перевести заводы на самоокупаемость, половина намертво встанет. Или все. Неужели правда? Нужно стрясти с Полозкова аналитическую записку на сей счет. Но если правда, что делать с намеченными реформами? Ну и перспективочка наклевывается – остановить экономику приказом сверху или дожидаться, пока она встанет самостоятельно…

Усилием воли он выкинул мысль из головы. Незачем бередить язву пустыми сомнениями. Придет Федот – отворим ворота. Пока что «Ночной танцор» идет по плану, да вообще неплохо бы поспать. Кто знает, может, ему опять покажут кино из той, чужой, жизни. Там, по крайней мере, на нем не лежит такой ответственности…

5 октября 1905 г. Николаевская железная дорога

Вопреки ожиданиям вагон оказался весьма сносным. В купе первого класса, хотя и достаточно узком, обнаружились два полумягких диванчика и маленький столик. Впрочем, с самой отправки состава Олег прилип к окну и не очень-то присматривался к своему временному обиталищу. Наглядится еще…

Неяркое октябрьское солнце стояло еще довольно низко. С утра небо затягивали тучки, но ближе к полудню они разошлись, и почти облетевшие рощи отсвечивали редкими золотыми и красными уцелевшими листьями. Тронутые ночным морозцем лужи уже успели оттаять и теперь мелкой рябью отблескивали под солнечными лучами. В приоткрытое окно вместе со свежим воздухом залетал и паровозный дым. Тянущая состав монстроидальная машина изредка жизнерадостно свистела и встряхивала вагоны на многочисленных стрелках.

Унылые деревянные домишки московских окраин сменились лесами и голыми полями, усеянными соломенными скирдами. Тянулись грунтовые дороги, изредка оживляемые медленно ползущими телегами, кое-где виднелись пешеходы. Что-то резало Олегу глаза, и он долго не мог понять – что. Потом сообразил: кроме одинокого телеграфного кабеля, тянущегося по столбам вдоль полотна, вокруг не виднелось ни одного провода.

Внезапно Олега охватила тоска. Мир показался серым и скучным, а он сам – крошечным и ничего не значащим. Эталон хренов! И что тебя понесло в столицу? Что ты там собираешься делать? У тебя же нет никаких конкретных планов, кроме как явиться к царю и сказать ему… Ха, да ты толком не знаешь даже, что скажешь.

Он вздохнул. Ладно, придется полагаться на импровизацию. Как всегда, кривая куда-нибудь да выведет. Не надо заморачиваться проблемами раньше времени. Он нащупал в кармане конверт. Рекомендательное письмо от Зубатова к Герасимову он брать не хотел, но Крупецкий даже и слушать не стал. Буркнул, что приказано передать, и чуть ли не насильно засунул в карман.

Едва Олег вспомнил о Крупецком, в животе того громко забурчало. Что-то недовольно пробормотав себе под нос, поручик отложил в сторону газету и хмуро посмотрел на спутника.

— Пан не желает подкрепиться? — осведомился он.

— Нет, пан не желает подкрепиться, — автоматически откликнулся Олег, но тут же спохватился. — У меня несколько вареных яиц, хлеб и полкурицы. Оксана положила. Хотите, Болеслав Пшемыслович?

— Дякую, нэ, — отказался филер. — У меня с раннего утра ни крошки во рту. Схожу в ресторан, пообедаю нормально. Не пойдете со мной?

— Нет, я посижу здесь, — качнул головой Олег, которому вспомнились вагон-рестораны в ростанийских поездах. — Нужно подумать. Потом как-нибудь.

Крупецкий пожал плечами, поднялся и вышел в проем.

— Вернусь через полчаса, — бросил он перед тем, как исчезнуть.

Олег прикрыл раму, ликвидировав сквозняк, откинулся на спинку дивана и задумался. Значит, завтра с утра остановиться в гостинице – и к этому самому Герасимову. Поскольку директор питерского Охранного отделения наверняка шишка покрупнее Зубатова, да еще и столичная штучка, как здесь принято говорить, вряд ли он станет тратить на них с Крупецким время. Засветиться, поскольку того очень хочется Сергею свет Василичу, а потом… Сначала нужно все-таки прошвырнуться по городу. Крупецкий изображает из себя большого знатока, вот пусть и устраивает экскурсию за казенный счет. Все-таки хорошо, когда Охранное отделение платит за развлечения. Может, все-таки стоило взять с собой Оксану? Нет, правильно не взял. Неспокойно в стране. В Москве за ней и Зубатов приглядит, и Вагранов, и графиня Сапарская, если что, поможет, а в Питере…

Он со вкусом потянулся и встал. Захотелось размять ноги. Олег отодвинул дверь и вышел в пустой коридор, прошелся взад-вперед, поглядывая в окна. Из-за одной из купейных дверей донесся перебор гитарных струн и напевный юношеский голос:

Олег хмыкнул и пожал плечами. Нет, не понимаю я стихи, ага. Этакий морально кастрированный урод. Радостно, однако, что хоть у кого-то песенное настроение. Он вернулся в свое купе, сел и задумался. Все же, все же, все же… Все же – что я намерен делать в Санкт-Петербурге?..

От раздумий его отвлек внезапно нарисовавшийся в дверном проеме гость.

— Могу я вас побеспокоить, сударь? — извиняющимся голосом спросил невысокий прилично одетый мужчина интеллигентного вида с бритым подбородком и в пенсне, прижимающий к груди шляпу. Его суконная шинель, довольно новая, казалась весьма чистой и опрятной. В руке мужчина держал видавший виды дорожный саквояж.

— Да? — Олег окинул визитера недоверчивым взглядом, но тут же расслабился. По виду – мелкий чиновник или учитель. Похоже, безопасен. На крайний случай в объемистом внутреннем кармане пальто лежит пистолет, всученный тем же Крупецким Олегу, похоже, уже по собственной инициативе. Филер весьма серьезно воспринял поручение Зубатова охранять своего беспокойного подопечного как зеницу ока, так что вытребовал в оружейной для него личный «браунинг» образца тысяча девятьсот третьего года с обоймой на девять девятимиллиметровых патронов. Запасная обойма пристроилась в другом кармане.

— Простите, можно, я присяду? — все так же неуверенно спросил мужчина.

— Место занято, — настороженно ответил Олег. — Мой товарищ ушел обедать, скоро вернется.

— Нет, я не в том смысле, — заволновался гость. — Я просто… ну, присяду… ну, такая случилась история… Нет, если вам неудобно… я пойду, ладно?

— Присаживайтесь, если такая история, — разрешил Олег. Ему стало любопытно. — Так чего вы хотели?

— Мне, право, неловко, — пробормотал мужчина, опускаясь на краешек дивана, — но я в отчаянном положении. Видите ли, я никак не могу найти свой бумажник…

— Я не брал, — сообщил ему Олег. — И не видел. Боюсь, ничем не могу помочь. Как максимум могу пожертвовать пару гривенников на извозчика – или сколько они в Питере берут?

— Нет, я не в том плане, — заволновался мужчина. — Я не хочу ничего сказать про вас… вам… я не имел в виду, что вы как-то причастны к его исчезновению. На платформе перед отъездом на меня навалился какой-то чрезвычайно неприятный тип… наверное, вор, потому что до того бумажник лежал у меня в кармане, а потом его не стало. Вот…

— Почему же вы не обратились к кондуктору?

— Я обратился, — часто закивал мужчина. — Он предложил выйти на следующей станции и обратиться в полицию. Но, понимаете, у меня важное дело в Санкт-Петербурге. Я никак не могу опоздать с докладом в департамент. Меня… меня уволят, и я окажусь на улице. А у меня семья, дети…

— Печальная история, — хотя мужчина казался вполне заслуживающим доверия, что-то в его манере себя вести настораживало Олега. — Чем я могу помочь?

— Вы не поймите меня превратно, — гость нервно прижал шляпу к груди. — Я вам честное благородное слово даю, я не какой-то попрошайка. Я не прошу у вас милостыни. Вот… — Он нервно выдернул из кармана блестящие желтые часы. — Они золотые. Коллеги подарили на последние именины, я даже к граверу отнести не успел, чтобы надпись сделать. Они стоят никак не меньше двухсот рублей, а вернее – двести пятьдесят. Вы не могли бы… под залог… всего рублей пятьдесят, а? Я вам дам свою визитную карточку, а когда вернусь в Москву, отдам. Даже больше отдам, шестьдесят или семьдесят. Честное благородное слово!

— У меня нет пятидесяти рублей, — покачал головой Олег. — Боюсь, вы обратились не к тому человеку. У меня не больше тридцати, да и те мне весьма нужны. Я не знаю, сколько задержусь в Петербурге.

— Я согласен на тридцать целковых! — горячо воскликнул гость. — Я вижу, что вы благородный честный человек, вы меня не обманете. Не обманете ведь, да? — он искательно заглянул Олегу в глаза. — Часы действительно дорогие, подарок! А иначе меня уволят, а у меня жена, дети! Ну пожалуйста!..

— Любезный, — разражаясь, произнес Олег, — я же вам на чистом русском языке сказал, что тридцать рублей – все, что у меня есть. Я сам что, зубы на полку положить должен?

— Но у вас есть товарищ! — горячо воскликнул незнакомец. — Он тоже может одолжить вам деньги. Вы не пропадете, а меня уволят! Вот, возьмите, посмотрите, какие хорошие часы! Из настоящего золота!

— Самоварного золота твои часы, Художник, — с холодной иронией сказали от двери. — И цена им пять целковых, если не три.

— Что?! — вскинулся гость. — Да как вы…

— Заткнись, — на этот раз вместо иронии в голосе зазвучала угроза. — У тебя десять секунд, чтобы исчезнуть с глаз моих. Не успеешь – вышвырну в окно.

Тот, кого назвали Художником, резко вскочил на ноги. В его глазах мелькнула ненависть, но он тут же шмыгнул в дверь мимо новоприбывшего и растаял в коридоре. Новый гость шагнул в купе, одергивая скверно сидящую невзрачную шинелишку мелкого служащего.

— Эти ребята промышляют в поездах, — пояснил он. — Играют на человеческой жадности. Если бы вы не являлись Эталоном, Олег Захарович, он наверняка развел бы вас на бабки, выражаясь языком вашего мира. Да и так, в общем-то, он развел… почти. Сейчас он изображал мелкого чиновника, а мог бы сыграть продавца краденого в темном переулке, сбывающего ворованные золотые часы. Когда в скупке вам бы пояснили, что часы ценности не имеют, его бы и след простыл. Сущее наказание для уголовной полиции.

— Я вас знаю? — подозрительно поинтересовался Олег. Вошедший отчаянно кого-то ему напоминал, но вот кого…

— Прошу прощения. Я Джао, — Демиург бесцеремонно плюхнулся на сиденье напротив Олега.

— Ой… — тихо сказал тот. — Тогда уже я прошу прощения. Я все думал, на кого вы похожи…

— Я, к сожалению, не сохранил точную внешность куклы, которой пользовался для общения с вами, — пояснил тот. — В сеансе общения с Робином ментоблок, содержащий мои реплики, апеллировал к сохранившемуся в вашей памяти визуальному образу, и вы опознали меня сразу. Сейчас мы в реальности, и вы видите перед собой приблизительную копию облика, воспроизведенную по случайным воспоминаниям. Я посчитал, что так лучше, чем ничего.

— Д-да… — пробормотал Олег. — Скажите, а я сейчас опять сплю? Ваши ментоблоки…

— Нет, — качнул головой Джао. — Мы с Робиным оказались излишне самонадеянными. Ментоблоки действуют на психоматрицы Джамтерры, на вашу в том числе, слегка иначе, чем на Малии на биологический мозг. Следствием явилось ваше неожиданное зависание в пограничном состоянии, из которого вы только чудом вышли без потерь. Мы с Робином решили, что пока он не отладит механизм ментоблоков на моделях, мы не станем их использовать. Общение через стандартные каналы обмена данными менее удобно, зато безопасно.

— Если вы решили, что я что-то понял, то глубоко ошиблись, — проинформировал его Олег. — Вы бы приняли к сведению, что нам, простым смертным, с богами общаться как-то не по чину. Умишка не хватает…

— Иронизируете? — улыбнулся Демиург. — Что мне в вас всегда нравилось, Олег Захарович, так это здоровая наглость. Я хотел сказать, что сейчас мы общаемся вживую, если можно так выразиться.

— Ага, куда уж нам, психоматрицам, на роль живых претендовать! — проворчал Олег.

— Утешайтесь, что я не более живой, чем вы, — успокоил его Демиург. — У меня белковое тело вообще только двадцать пять лет по планетарному счету имелось. А еще я родился в пробирке, а не от мамы с папой, которые умерли примерно за три миллиона лет до того.

— Я сейчас заплачу над бедным сироткой, — буркнул Олег. — Ох, простите. Что-то я сегодня не в настроении.

— Ничего, я вас вполне понимаю. Думаю, на вашем месте я тоже оказался бы не в настроении. Я лично к нынешней форме тела привыкал терции три или четыре.

— М-м… сколько? — озадаченно переспросил Олег.

— Три или четыре терции по планетарным меркам нынешней модели – двести пятьдесят или триста лет, — любезно пояснил Джао. — Ну, или около того. Метрический год – полный оборот галактики по имени «Млечный путь» вокруг своей оси, то есть около двухсот пятидесяти миллионов местных планетарных лет. Далее идут месяц, день, час, минута, секунда, терция и минитерция, каждая следующая ступень по продолжительности – двенадцатая часть предыдущей.

— Ух… — Олег помолчал, осмысливая. — Ну и масштабы у вас, однако. А сколько вам лет? Метрических? Или вопрос нескромный?

— Почему же, — усмехнулся Джао. — Скромный. Однако я вас разочарую – мне лично меньше семи метрических часов от роду по общей шкале. Самому же старшему Демиургу немногим более двух дней. Правда, достаточно много набирается по локальным шкалам искусственно созданных пузырей… соседних вселенных, но очень много теряется на темный сон, в который все мы периодически погружаемся. Но мы уклоняемся от темы. Я хочу сказать, что вам не следует зацикливаться на своем нынешнем состоянии. Должен заверить вас, что ваш текущий способ существования – ничуть не менее полноценный, чем биологическая форма, а в принципиальном плане мало отличается от моего. С технической точки зрения Демиург устроен несоизмеримо сложнее, но разница, по большому счету, лишь за счет огромного количества машинерии, которой он обвешан.

— Ну да, я понимаю, что разница между дикарем-каннибалом и белым человеком лишь в том, что у белого есть линкор с крупнокалиберными орудиями… — пробормотал Олег.

— Не все сразу, — пожал плечами Демиург. — Кто знает, может, и вы заимеете свои собственные линкоры в будущем. Но хватит – обсуждение данной темы ваше самочувствие явно не улучшает. Вы сейчас в таком смятенном состоянии, что в любой момент можете сорваться в истерику или глубокую депрессию, чего мне бы не хотелось. Я не хочу искусственно гасить ненужные автоколебания вашей матрицы, поскольку мне нужна ясность вашей мысли.

— Очень заботливо с вашей стороны, — Олег отвернулся к окну. — Я так понимаю, вы не просто так явились?

— Ну, как вам сказать… — Демиург опять пожал плечами. — Я чувствую себя несколько виноватым. Именно я вас за уши затащил на пост Нарпреда, а ваша работа в качестве эксперта Хранителей послужила еще и косвенной причиной того, что вы оказались здесь. Думаю, справедливо, если вы хотя бы удовлетворите собственное любопытство. У вас наверняка есть куча вопросов, которые очень хочется кому-то задать. Так что спрашивайте. Только не о джамтанах – я сам не знаю о них практически ничего.

— А не слишком ли мелко по божественным стандартам – лично просвещать простых смертных? — буркнул Олег, обхватывая себя руками за плечи и ежась, словно от холода. — Тратить на меня свое бесценное время?

— Нет, не мелко. Во-первых, человеческое общение для меня – одна из немногих радостей в жизни. Во-вторых, вы являетесь весьма важной фигурой в России – если не король, то уж ферзь точно. В-третьих, я трачу не так уж и много своего времени. Точнее, практически совсем не трачу его.

— В смысле? — Олег повернул к Джао голову, удивленно подняв бровь. — А, ну да. Понимаю. Вы же бессмертны. Что вам лишний день или год…

— Нет, не так, — Джао еле заметно улыбнулся. — Все куда хуже. Видите ли, со временем Демиурги благодаря симбиозу с искинами выработали в себе умение присутствовать одновременно во многих местах. Вот вы, например, можете одновременно говорить по телефону и что-то писать, например, да еще и шею почесывать. Примерно по тому же принципу мы умеем создавать точки концентрации сознания, способные одновременно заниматься разными делами в разных местах пространства. А точка присутствия, визуально оформленная в виде человека, называется проекцией. Объяснение, конечно, очень грубое, но суть передает. Сейчас я наблюдаю примерно за двумя десятками ключевых точек Джамтерры, причем проекция только одна, и она сейчас общается с вами. Наш разговор практически не требует ресурсов, так что мало меня напрягает. Не стесняйтесь, спрашивайте.

С минуту Олег недоверчиво рассматривал гостя. Потом вздохнул.

— Ладно, уговорили. Спрошу. Главный вопрос, собственно, один – а что, Джамтерра – я правильно вас понял, что вы называете Землю Джамтеррой? — он кивнул в сторону окна. — Она действительно ваш мир в прошлом?

— Джамта – название разумной расы, ставящей над вами эксперименты. Терра – одно из исторических названий Земли. Чтобы избежать путаницы с настоящей Землей, мы с Робином используем термин «Джамтерра». Но по сути вопроса… М-да. Спрашивать, Олег Захарович, вы действительно умеете. Видите ли, Катастрофа уничтожила значительную часть Архива…

— Катастрофа?

…Катастрофа… Ассоциативная память симбионта-искина услужливо начинает раскручивать цепочку давних воспоминаний. Настолько давних, что воспринимаются они уже как совершенно чужие. Огромные пустые залы мертвой Станции № 7 с забавным названием «Белоснежка». Нарисованные на стенах коридоров, потускневшие за миллионы лет смешные гномы с кирками и белокурая красавица, беспечно танцующая в зале Холла на Зеленом Холме. Пыль веков, непонятно откуда берущаяся внутри герметичных контуров и воздушных фильтров древнего артефакта, мерцание консервирующего поля за смотровыми панелями, желто-оранжевая планета далеко внизу… Наставники, появляющиеся из ниоткуда: Майя, юная и веселая – где ее почти полмиллиона планетарных? — но кажущаяся Джао старой-престарой противной теткой; вечно печальный Харлам, чьи проекции всегда носили седые виски; суровый Джейми со своими занудными поучениями и моралями… Детство, уютное и беспечное, заботливая мама Суоми, древний искин в чоки-теле юной девушки, и новое знание, далекое и абстрактное, еще не навалившееся всем своим мегатонным весом… Мальчуган, новорожденный Демиург, еще во взрослеющем биологическом теле, жадно впитывающий жуткие, но такие интересные сказки о прошлом. Последний живой ребенок навсегда застывшей цивилизации – и прокручивающиеся на больших экранах древние записи под мерный голос Харлама. Катастрофа…

— Катастрофа – это… Катастрофа. Достаточно сложная штука. У меня нет домашней заготовки, а импровизировать не хочется. Как бы вам объяснить…

Он повозился на диване, устраиваясь поудобнее. Паровоз, тянущий состав, радостно засвистел. Мимо окна побежали деревянные покосившиеся строения какого-то села, коровы индифферентно щипали траву, глядя на пролетающий мимо состав пустыми глазами.

— Если коротко, то вот что. В свое время моя цивилизация пережила чудовищную катастрофу, практически полностью ее уничтожившую. Уцелела только горстка исследователей на дальних космических базах…

— Где, простите? — озадаченно переспросил Олег. Джао осекся и замолчал.

— Да, совсем запамятовал, что у вас с космическими путешествиями еще долго будут проблемы. Неважно. Главное, что крах цивилизации привел к утере огромного количества знаний, в том числе исторических. Выжившие восстановили многое, но не до конца. Большая часть исторических архивов пропала безвозвратно. Так случилось, что среди сохранившихся материалов львиная их доля относилась именно к тому периоду, который джамтане сейчас пытаются моделировать. Спустя примерно полтора столетия относительно данного момента в истории моего мира наступил момент, когда знания уже массово переводились в электронно-цифровой вид, но по инерции все еще продолжали выпускать традиционные книги.

На столике у окна возникла книжка. Ее обложка распахнулась, страницы странного желтоватого оттенка зашелестели, переворачиваясь. Потом артефакт растаял в воздухе.

— Делались книги из особых материалов с собирательным названием «дарум», но большого распространения они получить не успели. Электронные книги вытеснили их окончательно. Что же до Катастрофы, то об их причинах к единому мнению так и не пришли. Но точно доказано, что в области континуума радиусом около месяца… светового месяца на несколько секунд изменились значения некоторых базовых физических констант. В числе прочего это привело к распаду всех химических соединений, содержащих электронные валентные связи определенного толка. В том числе разрушились и биологические ткани, и хранившихся в музеях древние письменные источники на целлюлозной бумаге… Необратимо погибла вся информация, хранившаяся в памяти электронно-вычислительных машин. Но сделанные из дарума книги, сохранившиеся в музеях и долговременных хранилищах, уцелели. Именно содержащаяся в них информация и являлась основными источниками при реконструкции текущей эпохи.

Демиург вздохнул, и книга пропала.

— Беда в том, что книги из дарума создавались в исторический период, когда человечество в совершенстве освоило методы фальсификации информации, в том числе помещенной в архивы. А история первой половины двадцатого века по многим причинам являлась весьма болезненной темой и подделывалась постоянно и по-крупному. Сохранившиеся в дарумных книгах сведения о ней часто противоречат друг другу как в общем, так и в мелких деталях. Даже после исключения откровенных подделок полной достоверной картины сложить не удалось. Да, собственно, никто и не занимался всерьез. Можно с уверенностью заявить, что окружающий вас мир походит на наше прошлое только в общих чертах.

Джао хмыкнул.

— Более того, после приглашения сюда я запустил постройку полного трехуровнего индекса соответствующих разделов Архива. Когда я направлял развитие вашего мира, следуя нашей истории как образцу, я хранил в памяти Робина только небольшую часть имеющихся источников, обнаруженных при беглом просмотре неиндексированных областей. Модель вышла очень приблизительной, но у меня просто не возникало нужды в копании в деталях. И после нового поиска я обнаружил дополнительные источники, демонстрирующие ошибочность многих местных деталей. Например, наш милейший Зубатов Сергей Васильевич, как выяснилось, после увольнения в отставку осенью тысяча девятьсот третьего года так больше никогда и не вернулся на государственную службу. Между тем, здесь и сейчас эта личность в ранге высокого чиновника оказывает существенное влияние на ход событий. Настолько существенное, что некоторые ключевые события в ходе местной революции рискуют так и не случиться. Поинтересуйтесь у него для примера, как он поступил с неким Бауманом. Или взять те же самолеты. Доберетесь до Санкт-Петербурга – обязательно попросите Крупецкого сводить вас в гости к личности по имени Зденек Карицкий. Он чех по происхождению, но с вашим Ваграновым заочно знаком, так что прием окажет вполне радушный. Попросите его продемонстрировать вам самолет, он не откажет. Так вот, реально первые самолеты в России появились только в тысяча девятьсот восьмом или девятом году – источники расходятся в точной дате, то есть только через три или четыре года. Здесь они уже не первый год летают. И подобных ошибок масса. То есть в общем Джамтерра похожа на наше прошлое, но в мелочах сильно отличается. Я ответил на ваш вопрос?

— В целом – да… — пробормотал Олег. — Скажите, а зачем вы пытались… как вы сформулировали? Пытались направлять развитие моего мира, следуя вашей истории как образцу? Робин тоже что-то упоминал…

— Да тут, в общем-то, нет ничего конкретного. Ваша родная вселенная является результатом одного из моих экспериментов. Я проверял некоторые гипотезы насчет процессов формирования звезд. А потом случайно заметил, что одна из получивших звездочек по своим параметрам оказалась один в один похожа на Солнце, родную звезду нашей цивилизации. Я ради забавы на скорую руку слепил ей планетарную систему и попытался смоделировать земную географию – скверно вышло, как вы наверняка успели заметить по местным картам. Потом я создал биологическую жизнь по образцу земной, пользуясь сохранившимися архивами ДНК. Ну, а потом решил, что можно запустить грандиозный социологический эксперимент и смоделировать историю своей цивилизации в надежде… хм, в надежде найти решение некоторых морально-этических проблем. Поскольку, как выяснилось, практикующий социолог из меня никудышный, я свернул эксперимент и на время оставил вас в покое. Ну, пока не придумаю, как исправить ситуацию. Честно говоря, мне до сих пор стыдно за последствия, и не только в вашем мире, к которым привели мои забавы. Примите мои извинения, если они для вас что-то значат.

Олег недоверчиво посмотрел на Демиурга.

— Извинения? — пробормотал он. — Ну… принимаю, если приносите. Хотя как-то странно для простого смертного – принимать извинения от бога. Типа, великан извиняется перед пылью, ногами попираемой, а та всерьез воспринимает…

— Нет, точно – ехидничаете, значит, не в депрессии, — широко улыбнулся Джао. — Меня-то сейчас одно волнует: как бы вы не свихнулись-таки от пережитой психологической нагрузки. От вас сейчас многое зависит и здесь, и там.

— Молниями швыряться не научите? — с полуухмылкой поинтересовался Олег. — Раз я такой важный? Или, скажем, мысли читать? Только не здесь, а там?

— Нет, не научу, — совершенно серьезно откликнулся Джао. — Во-первых, я больше не вмешиваюсь напрямую в жизнь вашего мира. Радуйтесь информацией, что вы-там получите через себя-здесь. Кроме того, Робин не нашел ничего лучшего, как с целью упрощения синхронизации слегка перестроить вам-тамошнему… м-м-м, мозги и обвесить вас дополнительной машинерией. Теперь вы-там обладаете возможностью воспринимать эмоциональный настрой окружающих, чего, на мойвзгляд, более чем достаточно.

— Во как… — ошеломленно пробормотал Олег. — Ну и дела! Ну ладно, а вы не просветите меня, что дома сейчас происходит? Как я справляюсь? Как развивается «Ночной танцор»? Интересно же…

— Не просвещу, — отрезал Джао. — Олег Захарович, поймите: теперь Джамтерра – ваш мир. Домой вы не вернетесь, и информация оттуда только помешает вам.

— Плохо. Что же, хозяин – барин, как любят здесь говорить, — вздохнул Олег. — Однако если есть «по-первых», должно иметься и «во-вторых».

— А во-вторых, вам уже включен режим наибольшего благоприятствования. Имеется в виду, что ваши начинания имеют куда больше шансов на успех, чем начинания любого из аборигенов, пусть даже и из Первой страты. Но вы должны выкладываться по полной программе. Не надейтесь, что все получится только из-за того, что вы нехотя левым мизинцем пошевелили. Слышали местную поговорку? Бог помогает тому…

«Джао, контакт».

«Джао в канале. Да, Робин?»

«Джао, мне кажется, что ты слишком много ему рассказываешь. Есть риск еще сильнее нарушить его эмоциональную стабильность».

«Его стабильность изначально нарушена по самое не могу. Дальше некуда. Сейчас я как раз пытаюсь ее восстановить. Я хочу дать ему твердую точку опоры. Дальше он выкарабкается сам. Кроме того, какого черта! Мы и так превратили его жизнь в ночной кошмар шизофреника. Должен же он, в конце концов, получить хоть какую-то моральную компенсацию!»

«Тем не менее, я не думаю, что следовало давать совет насчет самолетов. Ты столько лет глушил тему на Малии, опасаясь создания стратегических бомбардировщиков, и вдруг опосредованно сливаешь информацию лидеру доминирующего военного блока?»

«Тема вполне очевидна. Ты и сам не хуже меня знаешь, сколько раз я душил ее на корню. Не реже раза в два-три года, а то и чаще. И без моего вмешательства самолет там изобретут очень быстро. Но для нынешней Ростании новая концепция может стать подспорьем, когда страна начнет выкарабкиваться из кризиса».

«Очень сомневаюсь. Скорее всего, технология сразу же уйдет в Сахару. Тут не столько детали важны, сколько идея. А уж Сахара точно построит не только пассажирские самолеты, но и военные».

«Нам не дано знать будущее, Робин. Извини, потом договорим. Закончу с Эталоном – пообщаемся снова. Отбой».

«Хорошо. Но не надейся, что уйдешь от разговора. Конец связи».

— …кто сам себе помогает, — Демиург испытующе посмотрел на Олега. — Запомните ее хорошенько.

— Запомню, — Олег, прищурившись, вернул взгляд. — А не боитесь, что я Путь Справедливости тут строить начну?

— Начинайте. Все равно ничего толком у вас не выйдет. У вас ни организации своей, ни правильного душевного настроя. До основанья весь мир разрушить у вас кишка тонка, как не преминули бы высказаться ваши конкуренты на этом поприще, социал-демократы и социалисты-революционеры. А что выйдет – мне самому интересно посмотреть. Не все же мне мирами рулить, верно? Надо же иногда и уступать дорогу молодым да ранним.

— Молодой… — Внезапно на Олега накатила холодная серая волна тоски. — Какой я молодой! Через два года сорок стукнет, а я даже не женился.

— Ну и что мешает? — удивился Джао. — Здесь у вас Оксана есть, замечательная девушка, между прочим – умница, красавица и даже не стерва, как случается при таком сочетании. А там, дома, за вами любая баба пойдет, только пальцем поманите.

— Шлепнут меня, — горько пробормотал Олег. — Наверняка шлепнут после того, что я сделать пытаюсь. И меня, и Пашку. И еще кучу людей. Посадят снайпера, и пока, пишите письма.

— Что делать, профессиональный риск, — пожал плечами Демиург. — У вас выбор невелик: погибнуть, пытаясь что-то сделать, или ничего не делать и довести страну до голода и гражданской войны, в ходе которой вас шлепнут обязательно. А оставались бы вы на прежней должности, наверняка померли бы с голоду во время гражданской… если бы раньше революционные массы вас к стенке не прислонили среди прочих как бюрократа и врага народа. Утешайтесь тем, что уж здесь-то вас точно не шлепнут.

— Спасибо и на том.

— Всегда пожалуйста. Но мне, пожалуй, пора. Еще увидимся. А напоследок – еще один совет. Не ходите к врачам.

— А? — несколько секунд Олег пытался осмыслить сказанное, параллельно думая о своем, пока до него не дошло. — Почему?

— Потому что человек на вашей родной планете – чуть ли не единственный зверь, слепленный по образу и подобию homo sapience. По подобию, но далеко не по полному. Я дал вам более эффективную и устойчивую пищеварительную систему, заметно отличаются строение скелета и физиология. Особенно женщин касается. Оксана уже один раз прокололась с врачом, помните? Самое явное ее отличие в том, что местные женщины, в отличие от Оксаны, могут забеременеть против своего желания, а также страдают ежемесячными маточными кровотечениями, называемыми менструациями. Ну, и многое другое. Любой грамотный врач в вас вцепится так, что не оторвать. Скажите еще спасибо, что Болотов общей практикой не занимается, хватку потерял, а то превратились бы вы в мировую медицинскую достопримечательность.

— Против желания забеременеть? Ну, дела… Но почему Робин не дал нам стандартные местные тела? — поинтересовался Олег, переваривая новость. — Какая разница, что именно конструировать?

— Функционирование сознания неотделимо от функционирования тела. Если психоматрицы Эталонов оказались бы в незнакомых телах, могла начаться дестабилизация и того, и другого. А вы нужны в целости и сохранности. Робин, полагаю, просто не захотел рисковать. Так что не ходите к врачам. Болезни вам с Оксаной здесь не угрожают, разве что душевные.

— Понял, — кивнул Олег. — Как скажете. И все же – что мне делать дальше?

— Откуда я знаю? — удивился Демиург. — Вы не в армии, чтобы приказов ожидать. Механизмы страто-координации работают без вашего сознательного участия, так что просто живите как знаете. Делайте карьеру по охранному ведомству, станьте свободным философом или уйдите в монастырь. Выбор за вами. Я здесь ни при чем. Робин с джамтанами – тоже.

Олег озадаченно взглянул на него:

— И что – никакой великой миссии по спасению мира? — саркастически осведомился он. — Просто валять дурака – и все?

— Вы удивительно догадливы, Олег Захарович, — усмехнулся Демиург. — Именно что валять дурака – по-другому ваше поведение пока охарактеризовать сложно. А поскольку в означенном валянии вы удивительно везучи, можете считать, что таков и есть ваш личный способ спасения мира.

Джао встал и снова одернул свою невзрачную шинель.

— Мне пора. Ваш Крупецкий уже направляется сюда из вагон-ресторана. Покажите ему часики, — он кинул Олегу давешние «золотые» часы, — и поинтересуйтесь, сколько они стоят. А заодно и узнайте, как на глаз отличать самоварную медь от золота.

— Откуда… — пораженно пробормотал Олег.

— Я позаимствовал их у того типа, когда он мимо меня протискивался, — подмигнул Джао. — У меня одна из любимых ролей для отыгрыша – вора-карманника, у любой проекции соответствующие навыки имеются. Кстати, вот что мне в голову пришло…

Жестом фокусника он извлек из воздуха стопку листов бумаги, с обеих сторон покрытых мелким шрифтом тароти.

— Адаптированная копия той справки, что Робин подготовил для джамтан. Слишком сентиментально, и с хронологией малость напутано, но в целом более-менее. Почитайте на досуге.

«Прошу уточнения: где я с хронологией напутал?»

«Робин, подслушивать нехорошо, тебе мама не говорила?»

«У меня имелся только папочка, и многословием он не отличался. Так где я напутал?»

«Сейчас с Эталоном закончу и покажу. Потерпи пару минут, у меня и без того внимание рассеяно».

— Спасибо, — Олег принял пачку. «…к моменту Катастрофы человечество так и не успело толком выйти за пределы Солнечной системы…», успели ухватить его глаза, прежде чем он положил ее на столик. — Почитаю.

— До встречи, — кивнул Демиург и растворился в воздухе.

— Что почитаю? — проворчал Крупецкий, входя в купе. — С кем вы разговаривали?

— Э… — Олег осекся. Смена действующих лиц оказалась для него несколько неожиданной. — Да я так, сам с собой. Скажите, пан Болеслав, а эти часы и в самом деле золотые? Тут какой-то странный человек пытался у меня под их залог взять тридцать рублей, а потом вдруг вскочил и убежал, а часы забыл. Наверное, нужно его найти и вернуть?

— Дрянь, а не часы, — отмахнулся филер, повертев часы в пальцах и пощелкав корпус ногтем. — Два целковых красная цена, и то много. Пся крев, вас обмишулить хотел. Мазурик какой-то. Наверное, спугнул кто-то, вот и убежал. Оставьте себе на память. А станете искать – еще и перо в бок сунет.

— Ладно, — легко согласился Олег, довольный, что филер так легко проглотил экспромтом выдуманную историю. — А как вы определили, что корпус не золотой?..

6 октября 1905 г. Санкт-Петербург

Поезд прибыл на вокзал, когда осеннее солнце выкарабкивалось из-за окружающих привокзальную площадь трех- и четырехэтажных домов. Крупецкий махнул моментально подлетевшему извозчику и забрался в экипаж с откинутым по случаю хорошей погоды верхом. Олег, карабкаясь за поручиком, смутно припомнил, что такая повозка называется «ландо». Или нет? Переднее пассажирское сиденье отсутствует… «ландолет»? Он сделал себе зарубку в памяти: при удобном случае насесть на попутчика и выучить-таки названия местных транспортных средств.

— К дому «У цепного моста», что напротив церкви святого Пантелеймона, — бросил извозчику филер. — Штаб Корпуса жандармов, и там же местное Охранное отделение, — пояснил он Олегу, откидываясь на спинку и прикрывая глаза.

Извозчик, очевидно, прекрасно знающий адрес, щелкнул вожжами, цокнул языком и покатил по мощеной камнями мостовой.

— В Охранное отделение? — удивленно переспросил Олег. — А что мы там забыли? Мне нужно…

— Я не знаю, что нужно пану в столице, — огрызнулся поляк. — Пан меня о том в известность не ставил. Но у меня задание от пана Зубатова первым делом, еще до гостиницы, представить вас начальнику местного Охранного отделения пану Герасимову Анатолию Васильевичу. На тот случай, если вы опять начнете совать нос не в свои дела и влипнете в неприятности, — тут Крупецкий приоткрыл один глаз и покосился на Олега. — А я так думаю, что обязательно влипнете.

— Вообще-то мне требуется увидеть Витте, — сообщил Олег. — А через него – как его, государя императора. Желательно в течение ближайших двух дней, как максимум – трех.

На сей раз Крупецкий широко открыл оба глаза, повернул голову и с недоверием уставился на Олега. В его глазах удивление мешалось с жалостью, которую испытывают к сумасшедшим.

— Пан Кислицын, — медленно, чуть ли не по слогам произнес он, — а почему вы решили, что вас пустят хотя бы к графу Витте? Не говоря уже про государя императора, про которого вы так небрежно отзываетесь?

— Не берите в голову, Болеслав Пшемыслович, — отмахнулся Олег. — Мои заботы. Вы меня, главное, доставьте к дому Витте или где он там обитает, а дальше прорвемся.

Крупецкий еще несколько секунд смотрел на своего спутника жалостливым взглядом, потом тяжело вздохнул и отвернулся, не желая, видимо, спорить с сумасшедшим.

— Вам виднее, — сухо произнес он. — Но особняк Витте – не уличный кабак. Если вы станете… м-м-м, прорываться, то вас наверняка арестуют. Потому и нужно заблаговременно познакомиться с Герасимовым. Рекомендательные бумаги от пана Зубатова не потеряли?

— Нет, разумеется, — Олег пожал одним плечом, локтем пробуя внутренний карман. — Думаете, пригодятся?

Филер кивнул.

— Еще вам следует сразу усвоить вот что. Пан полковник Герасимов, с которым я не знаком, но о котором очень хорошо отзываются, он вам не пан Зубатов. Кадровый военный, требует соблюдать субординацию, панибратства не терпит. Будьте с ним повежливее и… — Поручик скривился. — И постарайтесь хорошо объяснить ему, зачем именно вы оказались в столице и почему хотите видеть… ох, матка боска, только не упоминайте, ради всего святого, про государя императора! Объясните ему, что хотите видеть графа Витте, ну, а по какому делу – уж вам виднее. Может, и не придется вам… прорываться.

— Постараюсь, — хмыкнул Олег. — По какому делу, говорите…

Он тоже откинулся на жесткую спинку и задумался. Безрессорный экипаж немилосердно трясло на булыжниках мостовой. Мимо тащились мрачные многоквартирные дома, с правой стороны тянулась закованная в гранитные набережные речушка с темной водой. Иногда мелькали роскошные особняки за фигурными оградами. Катили экипажи, по тротуарам прогуливался самый разный народ, рассматривая витрины магазинов. Санкт-Петербург, несомненно, выглядел более богатым и живым, чем Москва, но и более мрачным и нездоровым. Ветер, сырой и пробирающий до костей несмотря на отсутствие мороза, кое-где трепал обрывки лозунгов. Проходили группы личностей с красными повязками на рукавах обтрепанных пальто и шинелей, угрюмо озирающиеся на богато одетую публику. В одном месте Олег углядел самый настоящий красный флаг, косо закрепленный на уровне второго этажа. Он толкнул Крупецкого локтем и взглядом показал на флаг, с удовлетворением заметив, как глаза филера полезли на лоб.

— Правду говорят, что здесь всякая шваль властям на голову села, — зло сказал поручик. — Слышал я, что дела совсем плохи, но такое… — Он сплюнул на мостовую, чуть не угодив на шляпку пожилой даме с болонкой и снова закрыл глаза.

По какому делу я к Витте… А ведь прав, прав пан Крупецкий! Экспромтом вкручивать что-то совершенно незнакомому человеку, сыскарю по профессии, причем грамотному сыскарю, судя по словам филера… Такие вещи обычно кончаются очень плохо. Вернее, кончались бы, окажись на моем месте кто-то другой. Сходило с рук раньше, сойдет и сейчас? Не-а, не пройдет. Что там говорил Джао – что нужно прилагать все усилия? Да, так. Значит, нужно усиленно шевелить мозгами. Итак, что сказать? Что на многоуважаемого господина Витте готовится покушение? Чушь. Почему Зубатов не прислал никакой информации, откуда он, Олег, узнал, кто готовит покушение… Нет, верный способ сгореть на месте. Не годится. Даже если и удастся убедить, Герасимов пошлет расследовать своих людей, никак не гостя. Рассказать, что Россия в опасности, что он, Олег, единственный, кто может ее спасти? Прямая дорога в сумасшедший дом. И не факт, что местные психиатры окажутся такими же терпимыми, как и добряк Болотов. Не то, не то. Нельзя использовать в качестве повода глобальные материи, нужно что-то помельче, бытовое… Бытовое?

К тому моменту, когда извозчик довез их до места и уехал, увозя с собой честно заработанные четыре гривенника, план вчерне созрел. С помощью бумаг Зубатова миновав охрану при входе, которая казалась здесь гораздо более бдительной и недружелюбной, чем в Москве, Олег с Крупецким поднялись на третий этаж в приемную, где проторчали не менее часа. Когда директор столичного отделения Охраны, наконец, принял их, Олег окончательно измаялся от ожидания.

Герасимов, хотя и одетый в черный штатский костюм, имел явную военную выправку. Он что-то нервно писал на лежащем перед ним листе бумаги, окуная перо в бронзовую чернильницу в виде кремлевской башни, и на вошедших бросил скорее раздраженный взгляд.

— Здравствуйте, господа, — коротко кивнул он. — Присаживайтесь, я сейчас закончу.

Пока Олег с Крупецким усаживались на жесткие деревянные стулья, полковник бегло пробежал взглядом несколько страниц, расписался на последней и отложил бумажки в сторону.

— Прошу прощения за задержку, но хлопот полон рот, — сухо извинился директор. — Представляете, несколько дней назад взяли с поличным двух бомбистов в их домашней лаборатории. Груда химикатов, бутыли с азотной кислотой, три готовых бомбы… Поместили их временно в тюремную камеру при околотке. А на следующий день пришла туда какая-то шваль с красными повязками, сунула околоточному бумагу, в которой от имени городского Совета рабочих депутатов предписывалось всех арестованных немедля отпустить, и что вы думаете? Отпустил, п-подлец! Не сомневайтесь, сегодня они уже опять за свое принялись. И ведь уже во второй раз. Зла не хватает! Думал, когда займусь мемуарами на старости лет, вставлю анекдот в качестве курьеза. Но чем дальше, тем больше я начинаю бояться, что курьезом он вовсе не является.

Герасимов раздраженно припечатал перо к столешнице.

— Все боятся Советов пуще пулемета! И знаете, что самое печальное, господа? Что их поддерживает не только уличная голота, но и некоторые вполне уважаемые политики давно позволяют себе высказываться… — Он осекся. — Прошу прощения, накипело. Так что у вас за дело ко мне, господа? И как здоровье Сергея Васильевича, кстати? До меня доходили какие-то слухи…

— Просто слухи, господин полковник, — отрапортовал Крупецкий. — Пан Зубатов в полном порядке. Он лично просил передать вам его привет, а также просьбу внимательно отнестись к делу господина Кислицына.

— Готов служить, чем могу, — кивнул полковник. — Итак?

Олег подавил невольный порыв поежиться под пронизывающим взглядом Герасимова. Он порадовался, что все-таки заранее слепил правдоподобное объяснение. Правдоподобное? Хм, ну вот сейчас и проверим…

— Александр Васильевич, — негромко произнес он, слегка наклоняясь вперед, — меня зовут Кислицын Олег Захарович. Я являюсь чиновником для особых поручений при господине Зубатове, вот мои рекомендательные бумаги. Примерно две недели назад к нам в отделение пришел некий юноша… не спрашивайте, почему он пришел именно к нам, я не знаю. Но суть в том, что юноша, по его словам, является внебрачным сыном господина Витте.

Рядом поперхнулся Крупецкий.

Глаза Герасимова сузились, но он ничего не сказал, только поощряюще кивнул.

— Он, должен признать, имеет некоторое сходство с его сиятельством, если судить по газетным портретам. Вполне возможно, что сходство является фамильным. В качестве доказательства он продемонстрировал некие письма, которые граф лет двадцать назад писал его матери, ныне покойной, хотя и отказался оставить их нам. По его словам, он не собирается требовать от отца официального признания своим сыном, но хочет от него материальной поддержки. Гордость якобы не позволяла ему требовать денег раньше, но в настоящий момент он дошел до крайности.

— Так… — проронил полковник, постукивая пальцами по столу. — И теперь юноша, конечно же, угрожает своему мнимому, — он выделил слово ударением, — отцу оглаской?

— Не знаю, ваше… — Олег запнулся, пытаясь вспомнить правильное обращение. Полковник… шестой класс табели о рангах, верно? — Не знаю, ваше высокоблагородие. Он разговаривал лично с Сергеем Васильевичем, я не присутствовал. Но судя по тому, что сообщил мне господин Зубатов, юноша, скорее, предпочел бы избежать огласки. Похоже, он как-то связан со средой, в которой недолюбливают аристократию, и не хочет, чтобы его друзьям стало известно, кто его отец.

— Понятно… — Герасимов опять побарабанил пальцами по столу. — И что же вы хотите от меня, господа?

— Ничего особенного. В силу деликатности данного поручения с его сиятельством я намерен разговаривать сам. Мне сообщили некоторые факты, которые я должен упомянуть в разговоре с графом в качестве доказательства. Так что я всего лишь прошу вас организовать аудиенцию у графа в ближайшее время.

Все. Олег с облегчением откинулся на спинку стула и стал внимательно изучать потолок. Проглотит или нет? Ох ты, а если ему взбредет в голову перезвонить Зубатову? Здесь, кажется, междугородные звонки еще не изобрели? Или изобрели?

— Устроить встречу в моих силах, — наконец кивнул директор Охранного отделения. — Я отправлю нарочного с письмом сегодня же. Думаю, завтра или послезавтра граф вас примет. Где вы остановились в Петербурге?

— Мы еще не остановились, — сообщил филер. — Прямо с вокзала – сюда. Если у вас есть рекомендации…

— Гостиница «У креста», — словно отрубил полковник. — Тут в двух кварталах к северу. Вполне приличная, надежная и не очень дорогая. Письмо с уведомлением о месте и времени встречи вам принесут туда. Вернетесь в Москву – передайте мои наилучшие пожелания господину Зубатову. Как он раскрыл доставку прокламаций через границу в стенках холодильных камер – просто великолепно, я восхищен. А сейчас, если вы извините меня…

Олег с Крупецким поднялись и поклонились, разворачиваясь к двери. Крупецкий пропустил Олега вперед, но, неожиданно заколебавшись, остановился.

— Я сейчас, — шепнул он Олегу и прикрыл дверь у него за спиной.

— Что-то еще? — удивленно приподнял бровь Герасимов, уже пододвинувший к себе чистый лист бумаги и что-то быстро на нем строчивший.

— У меня, пан полковник, две просьбы.

— Вот как? И какие же?

— Первая просьба – не могли бы вы предоставить мне карманный справочник филера? Господин Медников просил привести экземпляр, чтобы сравнить с нашими и выявить, не упустили ли мы кого-то из террористов при его составлении.

— Справочник вам предоставят. Его принесут вместе с уведомлением о встрече с графом. Что еще?

Крупецкий опять заколебался, но потом шумно вздохнул и пожал плечами.

— Пан полковник, по поводу моего спутника. Видите ли, пан Зубатов высоко его ценит, но… пан Кислицын обладает потрясающей способностью впутываться в сомнительные и опасные истории. Не так давно на квартире у какого-то своего знакомого, например, он напоролся на Зверя, то есть Зверева, опасного террориста из эсэров, который чуть не прикончил и его, и меня, и в конце концов сбежал. И с ним все время так…

— Хороший сотрудник, — хмыкнул Герасимов. — Если бы он еще и задерживать террористов научился – цены бы ему не было. А я что могу сделать?

— Пан полковник, не могли бы вы приставить к нам одного-двух человек из филеров, пока мы здесь? Не обязательно самых опытных, поскольку он наверняка заметит наружку, здесь он дока. Просто… чтобы в случае чего помощь получить?

— То есть на свои силы вы не рассчитываете? — приподнял бровь начальник отделения.

— Никак нет, — виновато потупился филер. — Такой уж он человек. С него станется в толпу вооруженных красных с голыми руками влезть.

— М-да… — полковник потер подбородок и задумчиво уставился на лежащую перед ним бумагу. — С людьми у меня сейчас туго. Сами понимаете, время такое. Может, в уголовную полицию обратиться, чтобы они своих агентов выделили?

— Не хотелось бы, пан полковник. Мы здесь по деликатному поручению. Чем меньше посторонних знает, тем лучше.

— Хорошо. Что-нибудь придумаю. Кстати, господин Крупецкий, вы ведь поляк?

— Наполовину, пан полковник, — внезапно филер напрягся. — Происхожу из Варшавы, отец поляк, мать русская.

— Католик?

— Никак нет. Отец крестил меня в православную веру.

— Вот как? Поляк, наверняка католик – и в православную?

— Мать умерла родами. Отец исполнил ее предсмертную просьбу.

— Сочувствую. Но, наверное, вы выдающийся агент, если вас, поляка, пусть и наполовину, приняли на работу в Охранное отделение?

— Не могу знать, пан полковник, — хрипло ответил филер. — Но год назад я спас жизнь господину Зубатову… случайно… и он взял меня к себе. Нареканий по службе не имею, вхожу в состав Летучего отряда, но сейчас работаю по Москве. За службу поощрен именными часами.

— Похвально, — полковник внимательно рассматривал поручика. — А не хотите ли вы, пан Крупецкий, перейти на службу, скажем, в Петербург? У нас всегда найдется место талантливому человеку. Нет-нет, — успокаивающе поднял он ладонь, — не отвечайте сразу. Подумайте на досуге. Сейчас же, если у вас все, можете идти.

— Спасибо, пан полковник! — Крупецкий щелкнул каблуками и, повернувшись, вышел в приемную, где под пристальным взглядом секретаря изнывал Олег.

— Что вы там делали? — накинулся он на филера. — О чем шла речь?

— Служебные дела, — пожал тот плечами. — Ну что, едем в гостиницу?

— Едем, — согласился Олег. — А что значит «надежная»?

— Хозяин активно сотрудничает с полицией, так что подозрительных элементов там нет или же они под наблюдением. Можно не бояться краж из номера.

— Понятно… Ну что, едем.

После вселения в достаточно чистый и опрятный номер Олег, невзирая на протесты Крупецкого, настаивавшего на том, чтобы как следует (читай – два дня, не меньше) передохнуть с дороги, потащил своего спутника на прогулку. Наняв извозчика с крытой пролеткой – небо затянуло тучами, явно намечался дождь – они покатили по мощеным улицам. Нездоровая октябрьская погода наверняка загнала под крышу многих и многих, но и тех, кто отважился выбраться на прогулку, пешую или в экипаже, хватало. Ничего нового, впрочем, по сравнению с Москвой Олег не заметил. Многоэтажных доходных домов здесь попадалось значительно больше, особняки могли похвастаться обширными парками, а многочисленные мосты украшали литые и гипсовые скульптуры, но на том различия и кончались.

Воображение Олега поразили разводные мосты через большую местную реку, называемую Невой. Огромные многотонные подвижные конструкции явно превосходили уровнем технологий все, что он видел в России ранее, но отнюдь не производили впечатление надежных. Он попробовал добиться от Крупецкого, почему бы просто не сделать обычный мост большей высоты вместо того, чтобы городить огород со сложной механикой, но тот лишь неопределенно хмыкнул и отвернулся, настороженно вглядываясь в прохожих. То ли филер находился не в настроении для разговора, то ли просто не знал и сам.

В номера они, совершенно продрогшие, вернулись под вечер, когда сгустившиеся сумерки сделали экскурсию затруднительной. Портье передал им два пакета – толстенький сверток для Крупецкого и запечатанное письмо без опознавательных знаков для Олега. Поднявшись наверх, Крупецкий зашел в номер Олега и вопросительно взглянул на него.

— Завтра в десять утра в особняке графа Витте, — пробормотал тот, пробежав строчки письма глазами. — М-да… Ваш Герасимов мог бы писать и не так лаконично. Вы, пан Крупецкий, знаете, где находится особняк?

— Примерно представляю, — пожал плечами тот. — Я не раз бывал в Петербурге, город неплохо знаю. А язык, как известно, и до Киева доведет.

— Будем надеяться, — качнул головой Олег. — А что вам принесли?

— Вот, проше пана, — поручик быстрыми движениями сорвал обертку и протянул Олегу пухлую книжицу небольшого формата. — Карманный справочник филера. Очень полезная вещь. Здесь перечислены все известные Петербургскому охранному отделению террористы или лица, подозреваемые в сотрудничестве с ними.

Олег быстро пролистал книжку. На каждой ее странице тонкой папиросной бумаги располагались портреты профиль и анфас мужчин и женщин. Под портретами тянулись строчки словесных описаний.

— И вы хотите сказать, что помните все имена и лица на память?

— Если бы мы их помнили, нам не потребовались бы справочники, — сухо ответил филер. — Существует система запоминания людей по форме частей лица, ушей, черепа и другим признакам, которые позволяют быстро определить, кто перед вами. Каждый уважающий себя сотрудник держит в памяти десятки, а многие – и сотни описаний. Справочник же служит для точной идентификации.

— Сильно, — уважительно сказал Олег, возвращая справочник. — А что еще должен уметь филер, кроме как помнить всех террористов?

— Филер должен иметь хорошую память, выносливость и терпеливость, — задумчиво начал перечислять Крупецкий. — Он должен уметь незаметно следить за подопечными или за местностью, в том числе переодеваясь в разную одежду – кучера, уличного торговца, дворника и так далее. Ну, в общем, разные вещи. Как-то раз, — неожиданно он широко ухмыльнулся, — Чумашкин скрывался на конспиративной квартире, где намеревались собраться предполагаемые заговорщики. Он не нашел ничего лучше, чем укрыться в ванной комнате в баке для воды. Представляете, какой вышел номер, когда хозяйке вздумалось принять ванну!

— Помню, он рассказывал, — фыркнул Олег. — И что?

— Да ничего, — пожал плечами филер. — Потом два месяца проходу ему не давали, все интересовались, каково в баке сидеть, покуда хозяйка ванну принимает. Едва с кулаками бросаться не начал в конце концов.

Через пару минут ничего не значащего разговора Крупецкий сослался на сонливость и ушел к себе.

— В первый раз за уж и не припомню какой срок удается две ночи подряд в кровати провести, — пояснил он. — Грех упускать такой случай. С хозяином я договорился, завтра в семь утра нас разбудят. Завтракаем, и в девять выезжаем.

Оставшись один, Олег какое-то время лениво перелистывал оставленный Крупецким иллюстрированный справочник террористов. Однако нудная книжка, плохо разборчивая при свете пары гостиничных свечей из стеарина – электричества здесь не имелось, равно как и газовых горелок – вскоре ему наскучила. Он достал из кармана пальто часы, забытые мошенником в поезде, и какое-то время крутил их в руках, разбираясь. Хотя и медные, часы ему понравились. Он аккуратно прицепил к жилету цепочку и засунул часы в нагрудный карман. Зеркала в номере не оказалось, но он надеялся, что выглядит достаточно солидно – в конце концов, вряд ли граф разбирается в часах лучше его самого. А завтра утром солидность определенно не помешает.

Часы показывали начало девятого вечера, но на дворе уже стояла густая тьма. Он еще раз попытался прокрутить в голове сценарий завтрашнего разговора, но обнаружил, что мысли путаются. Мысленно махнув рукой – авось кривая да вывезет! — он повернул в дверном замке ключ, разделся, плюхнулся на постель и неожиданно для себя мгновенно заснул крепким сном.

* * *

— Стравливайте давление, — негромко скомандовал Овчинников.

Вагранов быстро закрутил маховик запора, и из отводной трубы донесся негромкий свист газа.

— Только бы не прорвало уплотнения, — пробормотал Грузиков, мелко перекрестившись. — Только бы…

— Не действуй на нервы, Алеша, — оборвал его Вагранов, прислушиваясь. — Ты их проверял, я их проверял, господин Шрубель их проверял. Ничего уплотнениям не сделается. Степан Васильевич, умоляю вас, вы форму криво и неплотно вставили. Поправьте моментально!

Овчинников пощелкал пальцем по форме и ухмыльнулся.

— Кто там только что нервы упомянул? — шутливо спросил он. — Все ровно и плотно. Еще пять атмосфер… три… одна… хоп!

Инженер с усилием потянул за рычаг, и из аппарата донеслось шипение.

— Так, пошла масса… — пробормотал он, заглядывая в узкое окошечко из толстенного стекла. — Пошла, родимая! Сейчас мы ее в форму…

Остальные сгрудились у него за плечами, пытаясь рассмотреть происходящее.

— Вот так. Ну что, господа, раз-два-три-четыре-пять, начинаем доставать!

Он быстро ослабил зажимы, клещами вытянул из паза пышущую жаром форму и быстро сунул ее в подготовленный бочонок с холодной водой. Раздалось шипение, в воздух взметнулось облако пара.

Овчинников повернулся к аудитории.

— Ну что, господа, поздравляю вас с историческим моментом. Похоже, триоксид хрома действительно является прекрасным катализатором для реакции полимерного синтеза в этиленовой среде. Мои поздравления, господин профессор, — обратился он к скромно протирающему пенсне Белиховскому. — Вы действительно сотворили чудо, организовав производство чистого триоксида в настолько сжатые сроки.

— Только благодаря неоценимой помощи Ганса Генриховича, — Белиховский слегка поклонился в сторону Шрубеля. — Однако еще раз должен предупредить вас, что у меня более не осталось материалов, а некоторые их них нужно заказывать в Германии.

— Неважно, — снова широко улыбнулся Овчинников. — Главное, судари мои, что мы сумели доказать принципиальную жизнеспособность данного процесса. Завтра я продемонстрирую наши результаты Гакенталю и господам из «Русского банка», и мы сможем приступить к конструированию первой промышленной установки для производства полиэтилена!

— А не делим ли мы шкуру неубитого медведя? — взволнованно обратился к нему Вагранов. — Ради бога, Степан Васильевич, да покажите же вы, в конце концов, результат, не томите душу!

— Запросто, — подмигнул ему инженер и извлек из бочки остывшую гипсовую форму. Теми же щипцами он осторожно отделил верхнюю ее половину, лоснящуюся от машинного масла, и вытащил из нижней ее части матовую полусферу с четырьмя выступами-ножками. — Вуаля, мсье! Пожалте покорно вашу золотую чашу. Нет, не золотую, а куда более дорогую!

Взволнованный Вагранов осторожно принял в ладони полушарие. Остальные сгрудились вокруг, протягивая руки, чтобы потрогать.

— Господа, да она же почти ничего не весит! — взволнованно сообщил он всем. — Ну совсем ничего!

— Видны пузырьки, — Бисеров ткнул пальцем во вздутия на поверхности. Нужно продумать, как избавлять пластическую массу от газов во время отливки.

— Да ладно вам, Константин Евгеньевич, — отмахнулся от него Вагранов. — Детали потом обс… оп!

Скользкая от смазки чаша выскользнула у него из рук и со странным звуком покатилась по каменному полу мастерской.

— Да аккуратнее же вы, ради бога! — зазвучали рассерженные голоса. — Держите лучше! Не разбилась?

— Не разбилась, — с облегчением улыбнулся Грузиков, поднимая полусферу с пола. — Пружинит. Нет, господа, поистине гениально! Кто бы мог подумать… Ваш Кислицын, Евгений Ильич, положительно выдающийся ум! Где он, кстати?

— Да, где? — переспросил Овчинников. — Я заезжал к нему домой. Оксана Александровна не захотела мне сказать. Уехал в Петербург, говорит, по делам. Он же знал, что мы сегодня установку испытываем, и собирался присутствовать. Что случилось, почему его нет?

Вагранов пожал плечами.

— Я тоже заезжал к нему. На лавочке у крыльца сидела какая-то подозрительная личность, которая заявила, что из полиции, и не хотела пускать меня наверх. Потому вышла грустная Оксана Александровна и сообщила то же, что и вам: что Олег Захарович уехал в Петербург. А на личность сказала не обращать внимание – агент уголовной полиции, приставленный к ней для охраны по просьбе Зубатова.

— Зубатова? — недоверчиво поинтересовался Велиховский. — Жандарма из Охранки? Почему он интересуется Кислицыным? Не могли ли его арестовать за участие в каком-нибудь тайном обществе?

— Вряд ли, — с неохотой откликнулся Вагранов. — Видите ли, формально господин Кислицын числится сотрудником Московского охранного отделения.

— Провокатор? — с ужасом осведомился Грузиков. — Жандарм?

— Не говорите глупостей, любезнейший, — резко ответил Вагранов. — Сами знаете, у меня нет ни малейшего повода любить Охрану. Но если Олег Захарович – провокатор, я готов съесть собственную шляпу. И где, скажите на милость, вы видели жандарма, способного отличить хотя бы нитрит от нитрата, не говоря уже про совершение прорыва в области органической химии? А вы обращали внимание, как легко с ним общаться на самые невероятные темы? Просто живым себя начинаешь чувствовать. Я скорее поверю, что он действительно марсианин!

— Час от часу не легче! — хмыкнул Бисеров. — Теперь уже марсианин. И как он к нам попал? Из пушки запустили, как у Верна? Или на боевом треножнике прилетел, как у Уэллса?

— У Уэллса треножники не летали. И вообще, господа, что-то у нас разговор не в ту степь пошел, — вмешался Овчинников. — Давайте перестанем обсуждать человека у него за спиной, тем более что мы от него ничего, кроме хорошего, не видели. Не забывайте, что сегодняшний триумф, — он ткнул пальцем в пластмассовую полусферу, которую Грузиков все еще держал в руке, — в первую очередь его рук дело. Смогли бы мы без него набрести на идею самостоятельно?

— Смогли бы, — тряхнул головой Вагранов. — Весь вопрос только в том – когда. Может, через год, а может, и через полвека. В чем я абсолютно уверен, так в том, что он сам без нас ничего не добился бы. Однако я, Степан Васильевич, с вами согласен. Негоже так сплетничать о человеке, тем более о Кислицыне. Без сомнения, когда Олег Захарович вернется, он порадуется вместе с нами и расскажет о причинах своего отсутствия, ежели сочтет нужным и возможным. Господа, чем спорить на пустопорожние темы, у меня есть предложение отпраздновать наш успех. Я знаю такой ресторан – м-м-м, сказка, а не ресторан! Удобный, недорогой, с очень приличной кухней, и там всегда есть в наличии «Мадам Клико». Ну что, господа, едем?

* * *

Ночью Олегу приснился кошмар. Он открывает заседание правительства почему-то на зеленой солнечной лужайке, окруженной вокруг непроглядно-черным еловым лесом. На его столе лежит кипа бумаг, и он отчаянно копается в ней, стараясь разыскать нужную, но наброски «Ночного танцора» куда-то запропастились, а значит, никто не поверит в то, что план существовал. Поражение неизбежно, и снайпер на крыше уже навел на него винтовку и тщательно целится, ухмыляясь самодовольной улыбкой Шварцмана. Бушует митинг на площади, люди беснуются, что-то выкрикивая, у самого подножия трибуны, а Пашка о чем-то мило болтает с Оксаной, сально ему подмигивая и незаметно показывая большой палец. Он пытается спрыгнуть с трибуны, потому что не в него, а в Оксану целится снайпер, но Безобразов поднимает его за воротник и сажает к себе на плечи, и солнце теплого майского полдня ласкает его своими лучами. Он тянется ручонками к воздушному шарику и счастливо смеется, потому что папа с мамой сегодня тоже такие нарядные и веселые, но шарик разлетается под пальцами ворохом листов в клеточку, расчерченных таблицами с непонятными символами. «А-один – попал, А-2 — ранил, А-3 — убил!», — сердится Пашка, превращаясь в Джао. — «Неужели ты не понимаешь, что все вокруг – психоматрицы? Одни сплошные психоматрицы, и ты тоже психоматрица, вот так!» Демиург выдергивает из него скрепку, и Олег, отчаянно цепляясь руками за ускользающий воздух, тоже разлетается на отдельные листки, тающие в удушливом ледяном воздухе космического пространства, и все двадцать семь звезд впиваются в него игольчатыми лучами…

Всхрипнув, он резко сел на кровати, выдирая себя из цепких щупальцев сновидения. Спина саднила и чесалась. Отдышавшись, он выбрался из постели и зажег свечу. В ее свете на простыни явно виднелись нахальные ползущие клопы и несколько темных полос – по всей видимости, от раздавленных им во сне насекомых.

— Вот пся крев, — ругнулся Олег подцепленным у Крупецкого словечком. — Надежная гостиница, оно и видно! Клопы и те себя здесь в безопасности чувствуют…

Он присел на стул, вытирая со лба испарину. Психоматрица… Ты – психоматрица. Не обманывай себя. Нет у тебя никакой испарины, а есть фальшивка, скармливаемая тебе через… как их назвал Джао? Стандартные каналы обмена информацией? Ни глаз, ни ушей, ни носа, одни только стандартные каналы! Рехнуться можно…

Стоп, жестко оборвал он себя. Хватит истерик. Ты уже эту мысль на тысячу раз обмусолил. И раз решил вернуться к ее обдумыванию позже, когда эмоции улягутся, то так и поступи. Держи слово хотя бы перед самим собой. Неврастеник несчастный!

Он снова встал и начал прохаживаться по комнате, не обращая внимания на скрипучие половицы и сбившийся под босыми ногами половичок. Сердце бухало, сна не чувствовалось ни в одном глазу. Где-то вдалеке часы пробили дважды. Два часа… Два часа ночи седьмого октября тысяча девятьсот пятого года от эр ха по… как бишь его там? Юлианскому календарю? Или григорианскому? В общем, по тому, который местный. По второму, заграничному, соответственно, двадцатое октября. Тысяча девятьсот пятый год от некоего мифического события, которое на самом деле произошло – если произошло – миллионы лет назад в хрен знает какой точке мироздания, но уж совершенно точно – не у местной звезды и не на местной планете. Интересно, кстати, как выглядит здешнее небо, если смотреть на него по-настоящему, а не через «стандартные каналы»? Наверняка ведь джамтане не могли перелопатить звезды в небе, чтобы они соответствовали картине, описанной в исторических астрономических атласах. Или могли? Нет, вряд ли. Куда проще атласы подделать.

Он резко остановился и хлопнул себя ладонью по лбу. Идиот! У него совсем вылетели из головы листы, которые сунул ему Джао на прощанье! Тогда, в поезде, он торопливо спрятал их за пазуху, чтобы избежать лишних вопросов спутника, потом переложил в чемодан, да так и забыл. Он торопливо вытащил чемодан из-под кровати, выхватил мятые листы сероватой газетной бумаги, присел к столу, поближе к свечке, и углубился в чтение.

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…Игра всегда являлась заметной составной частью существования высокоразвитой биологической жизни. Еще до того, как у гоминидов проявились зачатки разума, она позволяла детенышам высших животных оттачивать рефлексы и обучаться избегать опасностей реальной жизни в относительно безопасной обстановке. С появлением социального человеческого разума роль игры еще более выросла. Она стала необходимым инструментом обучения детей жизни во все усложняющемся обществе, позволяя приспособиться к типовым сценариям поведения в рамках социальной и технологической пирамиды. По сути, огромную роль в рассудочной деятельности человека играли навязанные в детстве окружающим сообществом знания и психологические шаблоны поведения. И именно эти знания и шаблоны усваивались в играх.

С повышением технологического уровня цивилизации игры вышли на новый уровень. Компьютеры позволили автоматизировать правдоподобное предъявление игроку модифицированной реальности, что резко расширило количество и сложность доступных сценариев. Правда, на данном этапе игра в значительной степени утратила обучающую роль, превратившись в средство развлечения и самоутверждения, оторванное от окружающей реальности. Массовое бегство в дешевую виртуальность, позволяющую стимулировать именно те инстинкты, которые вынужденно подавлялись в реальной жизни, одно время даже начало серьезно волновать земные правительства. Ушедший в виртуальность человек переставал реагировать на многие ранее действенные стимулы наподобие высокого места в существующей социальной пирамиде. Некоторые сообщества «виртуалов» насчитывали сотни тысяч, а то и миллионы человек, и уже вскоре после Третьего технологического скачка начали пользоваться весомым влиянием в реальной политике. При поддержке правительств некоторые психологи и социологи, пытаясьсделать себе имя псевдонаучными исследованиями, выпускали отчеты, в которых, меняя причину со следствием, утверждали, что виртуальность делает людей (и в особенности подростков) асоциальными, способствует в них развитию агрессивности, снижает интеллектуальные способности и так далее. Традиционное общество, основанное на территориальных началах, старалось защитить себя, доходя вплоть до попыток частичного или полного запрета как игр, так и связанных с ними игровых сообществ. Иногда случались даже серьезные репрессии по отношению к «виртуалам».

Такое положение дел сохранялось в течение пары столетий. Однако после провала «Закона о геноциде», вызвавшего восстание искинов, и завершения Слияния страсти успокоились. Этому способствовало превращение виртуальности из игры в полноценный рабочий инструмент и утрата ей флера инакомыслия. Виртуальные сообщества превратились в обыденный элемент действительности. А поскольку человек по натуре своей являлся стадным животным, внутри сообществ неизбежно возникали свои социальные пирамиды, первые скрипки в которых при желании мог играть каждый. А если не мог, то организовать под себя новое объединение – дело получаса.

Изолированные на исследовательских станциях коллективы ученых и инженеров вскоре после Катастрофы окончательно утратили традиционные социальные пирамиды. Относительно небольшое население с однородным набором жизненных ценностей не требовало ничего более сложного, чем трех-, максимум четырехступенчатая управленческая структура. В другой ситуации на вершине оказались бы личности, занимающиеся учетом и контролем материальных ресурсов, но на станциях эта роль традиционно закреплялась за искинами, которых абсолютно не интересовало лидерство само по себе. Да и родившиеся на Земле высоколобые обитатели станций, как и первые поколения их потомков, воспринимали учет и контроль как ужасно скучное и унылое занятие. Когда же непосредственное выживание перестало являться самой насущной проблемой, шаблоны мышления, привезенные с Земли, оказались давно и прочно забытыми и, самое главное, не имевшими шансов снова укорениться в сознании. Фактически старая культура, существовавшая на Земле в течение нескольких тысячелетий (а то и сотен тысяч лет – смотря откуда вести отсчет) рухнула окончательно и бесповоротно.

Однако инстинкты брали свое. Человек не мог жить без иерархии, и он начал придумывать новые социальные пирамиды взамен утраченных. Крах – точнее, полное исчезновение – денежной экономики вскоре после Слияния ликвидировал один из наиболее мощных рычагов влияния на общество. Физическая сила и внешний вид также более не котировались ни в каком виде – медицина и специализированные тренажеры позволяли поддерживать превосходное форму и красоту даже биологического тела на высоком уровне при минимальных прилагаемых усилиях. А уж внешность «кукол» и виртуальных воплощений и подавно можно подбирать по собственному вкусу. Интеллектуальное соперничество в научных и технических областях цвело пышным цветом, однако уже во втором поколении не более трети детей проявили соответствующие склонности и способности. В третьем и последующих поколениях таких оказалось еще меньше. Да, ум оставался одним из наиболее ценных активов, которым владел человек, но немногие могли или хотели им пользоваться.

После того, как физическое выживание перестало быть основным вопросом на повестке дня, а автоматизированные производства взяли на себя всю рутинную работу, очень многие погрузились в апатию. Существование в замкнутых металлокерамических коробках, пусть даже очень больших, комфортабельных и раздвигаемых голосимуляторами до огромных размеров, без надежды вернуться домой очень быстро довело общины до массовой депрессии. Какое-то время ситуацию спасала замена биологических тел на чоки – получающие совершенно новые возможности люди радостно бросались осваивать ранее недоступные уголки своих звездных систем. Однако приступы энтузиазма длились недолго – месяцы, максимум годы. Потом депрессия возвращалась вновь. Самоубийства стали обычным явлением, особенно с учетом того, что чоки-тело позволяло совершить его просто и безболезненно, одним кратким усилием воли отключив предохранители и отдав команду на стирание психоматрицы.

Повальное увлечение разнообразными играми в реанимированной виртуальности стало логическим завершением процесса смены тел. Новые тела не только допускали встраивание любых, самых невероятных комбинаций традиционных или свежепридуманных частей. Они еще и позволяли в полной мере насладиться новыми возможностями за счет адаптации психоматриц к использованию новых органов. Фактически разработанные процессы модификации позволяли включить в свой организм любое более-менее интеллектуальное устройство и в дальнейшем чувствовать его своей неотъемлемой частью (что позднее позволило прийти к абсолютному симбиозу людей и их искинов-компаньонов). И те же возможности впервые позволили человеку полностью окунуться в виртуальность, почувствовав себя полноценной частью иллюзорного, но такого реального мира. Если ранее для достижения хоть сколь-нибудь похожего эффекта приходилось применять чрезвычайно неудобную аппаратуру, вживлять в нервную систему электроды, постоянно борясь с их отторжением организмом, и тщательно сопрягать сигналинг электроники и живой ткани, то теперь эффект присутствия достигался легко и просто – за счет встроенных в чоки-тела интерфейсов. Кто-то использовал интерфейсы для улучшения органов чувств, чтобы лучше познать реальный мир, а кто-то просто подключался к транслируемому синтезатором потоку искусственных ощущений.

К моменту прибытия в Солнечную систему первого транспорта с исследователями на борту практически все население станций в той или иной степени увлекалось играми в виртуальности. В равной степени пользовались успехом и однопользовательские режимы, и групповые игры. Тенденция бегства от действительности достигла опасного размаха – все больше и больше людей навсегда уходили в виртуальность, благо чоки-тела, служащие носителями разума, в минимальном режиме функционирования не нуждались ни в каком уходе: им вполне хватало энергии, черпаемой из окружающей среды аккумуляторами Бойского. Проводя годы в состоянии виртуальной дремы, люди тренировали свои навыки в самых разных типах игр – от боевок, требовавших отточенности чувств и рефлексов, до симуляторов, позволявших строить политические и финансовые империи в декорациях практически любой исторической эпохи. И если человек хотел добиться высокого статуса не только в иллюзорном мире, но и среди реальных товарищей, по результатам каждой партии для него генерировался рейтинг. Чем выше оказывался совокупный рейтинг, тем выше становился статус игрока.

С течением времени личные рейтинги в отдельных играх слились в один синтетический. Для многих величина их Рейтинга превратилась в единственный свет в окошке. Сохранившиеся в неизменности со времен биологических тел инстинкты настойчиво подталкивали людей к построению социальной иерархии, и Рейтинг оказался идеальным инструментом ее создания. Постепенно сложились и типичные роли личностей в игровых мирах – собственно Игроков, генерирующих сцену Конструкторов, Арбитров, занимавшихся беспристрастным разбором споров, и Корректоров, в чьи задачи входило исправление хода партии без ее прерывания в случае мошенничества Игроков или технических сбоев.

Спустя сотни тысяч лет историки Демиургов, исследовавшие развитие человеческой расы после Катастрофы, практически единогласно сошлись на том, что именно Игра и Рейтинг стали подпорками, не позволившими выжившим общинам коллапсировать. Парадоксально, но именно виртуальная Игра, которую за несколько столетий до того клеймили как угрозу существования человеческой расы, спасла в конечном итоге человеческую цивилизацию…

8 октября 1905 г. Санкт-Петербург

Разбудил его стук в дверь. Олег едва ли не подпрыгнул на кровати, обнаружив, что все еще сжимает в руке лист бумаги, покрытый ровными рядами мелкого текста. Ночью, прочитав и перечитав текст Джао, он прилег на кровать, чтобы поразмыслить над ним, и неожиданно провалился в глубокий сон, на сей раз безо всяких сновидений.

Стук повторился.

— Семь часов! — донесся голос коридорного. — Семь часов, милостивый государь! Пора вставать!

— Встаю, встаю… — хриплым голосом откликнулся Олег. Он отложил лист в сторону и сел прямо, протирая слипающиеся глаза. Под веками зудело. Оторванные ночью от сна полтора часа рисковали обернуться необоримой дневной сонливостью. Интересно, подают ли здесь ужасный на вкус напиток, называемый «кофе»? Кем-то из коллег утверждалось, что он обладает бодрящим действием. По первому опыту Олег такого не заметил, но не станут же зря болтать…

За водой для мыльной пены пришлось топать в уборную на этаже. В очередной раз проклиная местную промышленность, не додумавшейся до такой простой и удобной электрической (на худой конец – механической) бритвы, Олег ободрал себе щеки и подбородок щербатым лезвием, больше смахивающим на кухонный инструмент или орудие убийцы. Припрятав листки с текстом в саквояж, он спустился в общую ресторанную залу гостиницы, где уже сидел Крупецкий, задумчиво пережевывая яичницу с сосисками и перелистывая свежую утреннюю газету. Обратив на своего подопечного меланхоличный взгляд, филер молча кивнул и вернулся к своему занятию.

Завтрак прошел в безмолвии. Поручик явно увлекся газетой, а Олег обдумывал прочитанное ночью. Он не понимал, что такое «вихревые поля» и прочая научная белиберда, но суть случившегося, как ему казалось, ухватил. Ему было жутко интересно, как чувствует себя человек, лишенный вещественного тела. Он решил задать вопрос Джао или Робину, кто подвернется первым, при следующей встрече, но потом одумался. Демиург хотя и обмолвился, что в белковом теле жил двадцать пять лет, но как давно? Спрашивать его о нынешних ощущениях все равно, что разговаривать с рыбой о воде. Координатор же вообще никогда не являлся человеком, так что интересоваться у него изначально бессмысленно.

Интересно, вдруг пришло ему в голову, а как они размножаются, Демиурги? Если они существуют в электрическом виде, но изначально родятся в белковом теле, то следует предположить, что тела создаются каким-то искусственным образом. Каким? Мифическое – то есть в реальности Олега мифическое – клонирование, о котором уже несколько лет говорят биологи? Или как-то иначе? А откуда берутся яйцеклетки?..

— Пан закончил кушать? — осведомился у него Крупецкий, решительно сворачивая газету и бросая ее на стол. — Тогда едем.

Хотя в извозчичьем ландолете мысли Олега все так же витали в облаках, что-то беспокоило его. Краешком сознания он отслеживал, однако, что они едут по какому-то широкому проспекту, несмотря на ранний час, запруженному пешеходами, извозчиками, ломовиками и прочим обычным народом. Вот они свернули направо, и минуту спустя за ними повернула еще одна пролетка.

Олег встрепенулся. Он вспомнил чувство, возникшее при первой встрече с Чумашкиным. Слежка, разумеется. Он ткнул Крупецкого локтем, и мотнул назад головой:

— Господин Герасимов нам не доверяет? Или просто охрана?

— Все-то вы видите, все замечаете, — от досады Крупецкий аж перекосился. — Охрана. По моей просьбе, если вам интересно.

— Интересно, — сухо кивнул Олег. — Вообще-то мне казалось, пан Крупецкий, что вы всего лишь меня сопровождаете. Что за самодеятельность без моего ведома?

— Я не сопровождаю вас, — буркнул филер, — а обеспечиваю вашу безопасность. Всеми необходимыми, на мой взгляд, средствами. На сей счет у меня явные и недвусмысленные указания начальства. Я не говорю вам, куда ехать, даже если я считаю ваши намерения глупостью. Но как охранять вас, позвольте мне решать самому.

Олег сжал губы в тонкую линию, но ничего не ответил. На самом деле он не сердился на спутника за самодеятельность. Охраняют, и ладно. Может, и в самом деле пригодятся. Однако как-то сомнительно, что в случае чего люди с извозчика, плетущегося в полусотне метров позади, успеют прийти им на помощь. Ну да черт с ними, пусть себе забавляются как умеют.

Особняк Витте располагался в самом начале Каменноостровского проспекта. Отделенный от проезжей части узеньким, шагов в десять, парком, засаженным высокими деревьями, трехэтажный особняк с фасадом в десяток окон на фоне окружающих деревянных домов выглядел вполне внушительно. Однако Олег опять ощутил разочарование – от резиденции Председателя кабинета министров он ожидал много большего.

На противоположной стороне проспекта стояла пролетка. Извозчик в зипуне и метущий неподалеку тротуар дворник усиленно притворялись, что совсем не шпионят то ли за особняком, то ли за Олегом. Но что они шпионили – сомнений не оставалось: исходящие от них незримые флюиды так же явно выдавали в них наблюдателей, как и в тех двоих, что ехали позади. Олег почувствовал мимолетную досаду. Основательность Герасимова начинала его раздражать.

Большие ворота стояли открытыми, и в них как раз втягивался мини-обоз, состоящий из телег ломовиков с наваленными мешками и бочонками. По всей видимости, телеги намеревались обогнуть дом сзади, чтобы подъехать к черному входу. Олег со спутником спрыгнули на тротуар. Пролетка охранцев проехала мимо них и остановилась у тротуара метрах в ста далее. Когда она проезжали мимо, Олег не удержался и подмигнул одному из седоков, однако тот сделал вид, что не заметил, и отвернулся.

Короткую дорожку от калитки до больших массивных дверей сверху закрывала плоская крыша. У входа уже стоял, ожидая их, высокий представительный старик в изукрашенном мундире.

— Это кто, Витте? — тихо спросил Олег филера. Тот фыркнул.

— Станет вам граф сам гостей встречать! Мажордом, — пояснил он. — Главный над слугами. Любезный, — громко обратился он к старику, — у нас назначена встреча с графом на десять утра.

— Господин Кислицын, надо полагать? — величественно осведомился старик. — Я вас ждал. Пройдемте.

— Кислицын – он, — пояснил филер, кивая на Олега. — Я секретарь.

Едва удержавшись от удивленного хмыканья, Олег последовал за мажордомом. Тот неторопливо провел их через большой зал, начинающийся сразу за входными дверьми, в маленькую приемную. Здесь мажордом развернулся и пояснил:

— Его светлость просили сообщить, что неотложные дела заставили его перенести встречу на половину одиннадцатого. Сегодня рано утром они уехали по неотложному делу. Они передают свои самые искренние извинения и просят подождать здесь.

Олег выматерился про себя. Большие круглые часы на стене показывали без двадцати десять. Почти час ожидания? С ума сойти…

Крупецкий, очевидно, испытал похожие чувства.

— Позволено ли нам прогуляться по парку на свежем воздухе? — холодно спросил он. — Или мы обязаны ждать здесь?

— Его светлость не давали никаких указаний, — задумчиво ответил мажордом. — Я полагаю, они не стали бы возражать. В парк позади дома идет аллея, там имеется живописная беседка. Однако, милостивые государи, я бы попросил вас явиться сюда по крайней мере за пятнадцать минут до назначенного срока.

— Уж явимся, — буркнул Олег, и мажордом, важно поклонившись, вышел.

Пытаясь подавить раздражение, Олег решил еще раз подумать, что он может сказать графу. Отечество в опасности? Нужно срочно что-то делать? Ну да, если он хочет сходу вылететь отсюда, заодно напрочь испортив репутацию Зубатова, то можно начать и так. Он вдруг сообразил, что Зубатов, похоже, весьма ему доверяет, раз даже не попытался удержать от поездки. Или же полностью находится под его, Олега, влиянием. В любом варианте ситуация налагает на него определенную ответственность. Охо-хонюшки… На виске забился маленький, но чувствительный пульс.

— Давайте, действительно, Болеслав Пшемыслович, прогуляемся, — сердито сказал он. Времени еще куча… — Он достал из жилетного кармана фальшиво-золотые часы, щелкнул крышкой и вгляделся в циферблат. Они отставали от висящих на стене на четыре минуты. — Пойдемте. Заодно и местность посмотрим. Когда еще в Петербург выберемся, а?

Аллея действительно уходила в глубину небольшого, но густого и еще не до конца облетевшего парка. Вначале она шла вдоль бокового, очевидно хозяйственного, пристроя, где разгружались давешние телеги. Взгляд Олега зацепился за рябого малого лет двадцати с небольшим, который шустро таскал в подвал мешки с мукой. Его движения, несмотря на вес мешков, никак не меньший ста фунтов, казались плавными и грациозными, словно у танцора. За две минуты, которые Олег с филером неспешно шествовали мимо, он успел утащить не менее трех мешков, обогнав прочих грузчиков. Что-то в нем резало Олегу глаз, но совсем не так, как наружное наблюдение. Что-то привлекало его, не давая покоя. И уже когда они миновали стоящие телеги и ушли за пологий поворот, он внезапно встал как вкопанный, потом резко дернул спутника за рукав, спрыгнув с дорожки и укрываясь за деревьями.

— Что вы… — недоуменно начал филер, но осекся, когда Олег вскинул вверх руку с выставленным указательным пальцем.

— Ти-хо! — раздельно проговорил Олег. — Справочник, который давеча от Герасимова прислали, у вас с собой?

— Да, — озадаченно покрутил головой филер. — Я намеревался посмотреть его, пока вы с графом…

— Дайте сюда. Да быстрей же!

Выхватив из рук филера книжицу, Олег быстро перелистал ее.

— Вот, — он ткнул пальцем в фотографию, — то-то парень мне показался знакомым.

«Парецкий Иван Кузьмич», — гласила подпись под фотографией. — «Год рождения – 1880…»

Крупецкий вгляделся в фотографию.

— Какой-то новый, — проворчал он. — Не видел раньше. И что?

— Телеги, мешки, — нетерпеливо сказал Олег. — Только что прошли. Ну?

Филер задумался, потом его глаза сузились.

— Курва… — пробормотал он. — Действительно, он. Рябой. Ну и память у вас на лица, Олег Захарович! И что дальше? Если возьмем, ваша аудиенция сорвется.

— К черту аудиенцию! — зло огрызнулся Олег. — Что в мешках?

— Мука, видимо…

— Да хрена с два там мука! — почти в голос рявкнул Олег. — Они вымазаны мукой снаружи, а что внутри? Почему он их таскает, как хрустальные вазы? Так взрывчатку таскают, а не муку! У вас еще ни у кого дом не подрывали? Ну так похоже, что наш любезный граф станет первым. У вас оружие с собой?

— Браунинг, — коротко ответил филер. Его взгляд стал отсутствующим. — Надо подумать…

— Некогда думать, — отрезал Олег. — Сейчас медленно и неторопливо идем вдоль дома назад, не вызывая подозрений. Входим в дом, ставим на уши слуг, перехватываем его в погребе…

— А если он не один? — осведомился Крупецкий. — Пан осознает, что террористы могут подорвать адскую машину, даже если сами рискуют погибнуть?

— Неважно, — отмахнулся Олег. — В любом случае нам нужно в дом, предупредить людей. Только бы панику не подняли… За мной!

Он вышел обратно на дорожку, пару раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить тяжелое от волнения дыхание, и неторопливым прогулочным шагом двинулся назад, не обращая внимания, движется ли за ним филер. Через несколько шагов он вновь оказался в виду обоза. Телеги стояли уже почти пустыми и явно готовились отправиться восвояси. Тщательно избегая смотреть в ту сторону, Олег одну за другой переставлял негнущиеся ноги. Сердце бухало. Как там говорил Джао… или Робин, неважно? Случайно, значит, со мной ничего не произойдет? Интересно, а если я окажусь в заминированном доме, зная о его заминированности, это в категорию случайностей попадает?

Он уже почти миновал обоз, когда словно против своей воли повернул голову и уперся взглядом в террориста, снимавшего с телеги последний мешок. Тот замер, насторожившись, как кролик перед лисицей. Олег отчаянно приказал себе отвернуться, но его словно что-то удерживало. Террорист встретился с ним взглядом и, внезапно что-то выкрикнув во все горло и выпустив мешок, бросился бежать по дорожке к углу здания. За ним бросился еще один грузчик, здоровый угрюмый детина.

— Держи! — завопил Олег, бросаясь за ним. — Хватай бандитов!

Сзади глухо стукнул выстрел, потом еще один. Детина, словно за что-то запнувшись, с размаху рухнул на землю. Его грязно-серая, выпачканная в муке штанина быстро темнела над коленом. Перепрыгнув через него, Олег бросился за рябым, успевшим оторваться минимум на двадцать метров. Сзади стукнуло еще два выстрела, стороной свистнули пули.

— Уйдет, сволочь! — прорычал Олег, хватая ртом воздух. — Стой, скотина! Убью! — несколько нелогично гаркнул он во все горло.

Его словно окутал горячечный туман. Сейчас ему хотелось только одного – догнать, повалить, растоптать. Он через силу прибавил скорость, и спина рябого начала потихоньку приближаться. Мимо мелькнули чугунные ворота, где-то в стороне бежали две фигуры, размахивая в воздухе табельными браунингами, свистел городовой, а кучер-шпион внезапно вскочил на козлах, перегнулся в пассажирское отделение, выхватил из-под сиденья продолговатый цилиндр и, неловко размахнувшись, бросил его в сторону Олега. Тот уже вытянул руку вперед, чтобы вцепиться в почти пойманного рябого… и тут грубая рука огромного великана ухватила его за шиворот и бросила вперед, а великанья нога отвесила ему чудовищной силы пинок. Его бросило в воздух и закружило, и потом на удивленные дома по ту сторону мостовой опустилась кромешная тьма.

* * *

Сознание возвращалось медленно, как бы нехотя.

— Убили! — причитала неподалеку какая-то женщина. — Ой, убили, люди добрые!..

Вокруг, судя по голосам, собралась небольшая толпа, словно сгустившаяся из воздуха. Свистели городовые, кричали мальчишки, что-то грозно рычали суровые мужские голоса. Он лежал на чем-то жестком и страшно неудобном, хотя под головой чувствовалось мягкое.

Олег с трудом приоткрыл левый глаз, который оказался не таким упрямым, как его правый собрат. Вокруг метались неясные тени. Он попытался сфокусировать взгляд, и в поле зрения вплыло озабоченное лицо склонившегося Крупецкого.

— Очнулся барин, слава богу, — облегченно всхлипнул кто-то рядом сострадательным бабьим голосом. — Ой, слава те господи…

Олег закрыл глаз. Страшно захотелось спать.

— Пан Кислицын! — настойчиво потормошил его филер. — Пан Кислицын! Как вы себя чувствуете? Пан Кислицын! Пан…

Голос уплыл вдаль, и на Олега снова накатилась темнота.

Крупецкий все еще в отчаянии тормошил своего потерявшего сознание подопечного, когда рядом затих цокот копыт четверки запряженных в карету лошадей и строгий голос спросил:

— Что тут происходит? Городовой!

Крупецкий отпустил плечи Олега, удостоверившись, что окровавленная голова контуженного аккуратно покоится на свернутом пиджаке, и распрямился, оборачиваясь. Высокий представительный мужчина шел к нему через расступавшуюся толпу, а почтительно склонившийся к нему полицейский растолковывал быстрой скороговоркой:

— … и вот тут, значится, как шарахнет, как шарахнет, ажно стекла в доме вылетели!..

— Добрый день, выше высокопревосходительство. Я сотрудник Московского охранного отделения, — устало произнес филер. — Сегодня утром вы назначили нам встречу. Вы отсутствовали, и во время прогулки по парку мой товарищ заметил террористов и попытался их обезвредить. Один их них успел бросить бомбу, предназначавшуюся, по всей видимости, вам.

— Вот как? — удивленно поднял бровь Витте. — Вы, надо полагать, господин Кислицын?

— Он – Кислицын, прошу прощения, — филер мотнул головой на лежащего в беспамятстве Олега. — За него, ваша светлость, вам свечку в церкви ставить нужно. Только, видите, без сознания он. Доктора бы…

— Ах, да, что же я! — спохватился граф. — Егор! — махнул он рукой выглядывавшему с запяток кареты лакею. — Тотчас же беги в усадьбу и пошли слуг, чтобы перенесли пострадавшего в дом. Пусть приготовят постель и позвонят доктору Довлатову. И сразу же, не медля, вышлите за доктором коляску!

Крупецкий кивнул ему в знак признательности и обернулся к двум понуро стоящим рядом агентам уголовного розыска, приставленным следить за Олегом. Один из них зажимал носовым платком кровоточащую бровь, рассеченную осколком камня.

— Растяпы! — прошипел филер. — Руки оборвать! Что с террористами?

— Осмелюсь доложить, бомбист мертв, — угрюмо сообщил тот, что с рассеченной бровью. — Лошадь испугалась близкого взрыва и понесла. Он вывалился из пролетки и башкой о булыжники, а потом еще и колесом переехало…

— Рябой где?

— В околоток городовые увели в наручниках. Кажется, он руку сломал и башкой о землю приложился, когда падал, так что слегка не в себе.

— Курва… — выдохнул филер. — Поделом ему. Жаль, я до него не добрался, он бы еще и не так башкой приложился. А тот, которого я подстрелил?

— Его, кажись, слуги повязали, — откликнулся второй агент.

— Кажись?.. — рассвирепел филер. — Ах ты, собачий сын, почему сам не проверил? Уйдет – шкуру спущу. Помощнички… Ты! — он ткнул пальцем в раненого. — Быстро в околоток, и следи за рябым, как за собственной женой в гусарской казарме! Ты, — он повернулся ко второму, — возьми пару этих бездельников, — он ткнул пальцем в растерянно топтавшихся на месте городовых, — и быстро в дом. Найди второго, надень наручники и тоже в околоток. Он ходить еще долго не сможет, так что пошлешь кого-нибудь из слуг за «ванькой». Ну, что уставились? Выполнять!

Агентов словно ветром сдуло. Крупецкий проследил за тем, что побежал к особняку Витте, и с удовлетворением заметил, как навстречу спешит группа слуг, возглавляемая давешним лакеем, а за ними, чуть приотстав, топочут сапогами двое в голубой форме – жандармская охрана особняка. Он повернулся и обнаружил, что граф все еще стоит рядом, с напряженным интересом рассматривая сцену. Еще пара лакеев безуспешно пыталась оттеснить в сторону толпу зевак.

— Ваша светлость, — обратился к нему филер, — вы позволите мне воспользоваться телефоном в вашем доме? Следует уведомить пана Герасимова о произошедшем.

* * *

В следующий раз Олег пришел в себя в мягкой, пахнущей свежестью постели от того, что ему прохладной влажной тряпицей обтирали лицо. Он облизнул пересохшие губы.

— Оксана… — с трудом прошептал он.

— Лежите смирно, барин, — произнес грудной женский голос. — Сейчас я ужо доктора позову.

Разлепив не желающие открываться глаза, Олег успел уловить выплывающий из комнаты полный женский силуэт.

Он лежал в небольшой спальне, и полуденное солнце било в тюлевые шторы, почти полностью закрывающие окно. С потолка – чудо из чудес! — на витом шнуре свисала хрустальная люстра с тремя электрическими лампочками. Помимо кровати в комнате наблюдались невысокий журнальный столик, прикроватная тумбочка, пара полумягких стульев и кресло. У кровати стояла табуретка. В кресле сидел, вытянув скрещенные ноги, Крупецкий с газетой в руке.

— Очнулись? — сурово спросил он. — Смерти моей хотите, да? Если бы вы померли, пан Зубатов бы из меня душу вынул. Ну какого ляда вы…

Он осекся. В коридоре послышались торопливые шаги, и в комнату вбежала давешняя тетка в белом халате и в шапочке сестры милосердия. За ней колобком вкатился невысокий полный дядька с небольшим саквояжем в руках и длинными залысинами. По пятам следовала личность, которую Олег почти уверенно опознал как графа Витте. Граф слегка походил на свои газетные фотографии и казался взволнованным.

— Ага, вот вы и очнулись, голубчик, — весело заявил дядька с саквояжем, бухаясь на табуретку и сходу вытаскивая большую слуховую трубку. — Ну-ка, дайте-ка мы вас послушаем.

Он ловко сдернул с Олега одеяло и распахнул у него на груди неведомо откуда взявшуюся ночную рубаху.

— Дышите… — приказал врач. — Глубже… Ага. Ну что же, голубчик, грудь вы себе не отбили, кровотечения в легких нет, хотя ребра наверняка будут побаливать еще долго. Царапины на голове – просто царапины, да и прочее все несерьезно. Небольшая контузия, даже сотрясения мозга не случилось. Сегодня-завтра вам еще требуется покой, но послезавтра уже можете встать и свободно ходить. Вы, сударь мой, буквально в рубашке родились. Такими бомбами людей на куски разрывает, а вы просто синяками отделались.

— Ну что же, хорошо, — с облегчением вздохнул Витте. Он подошел к Олегу и потрепал его по плечу. — Ну что же, сударь, судя по всему, я должен поблагодарить вас за спасение своей жизни. Что-то подсказывает мне, что если бы ту бомбу метнули в мою карету, я бы так легко не отделался.

— Не стоит благодарности, — Олег сделал попытку сесть, но охнул от неожиданной боли в ребрах.

— Лежите-лежите, — успокоил его Витте. — Пока вы не выздоровеете, я вас никуда не отпущу. Что же до того дела…

Неслышной тенью в комнату скользнул слуга. Он наклонился к уху хозяина и что-то тихо ему прошептал.

— Вот как? — удивился тот. — Ну что же, веди его сюда. Господин Герасимов приехал, — пояснил он остальным. — Надо же, ведь предупреждал он меня, что сегодня никто не может чувствовать себя в безопасности, но вот я как-то… — Он беспомощно развел руками.

Герасимов вошел в комнату широким, едва ли не строевым шагом. Он по-прежнему оставался в штатском, но военная выправка все так же чувствовалась за версту.

— Как вы себя чувствуете? — первым делом осведомился он у Олега.

— Спасибо, ничего, — хрипло ответил тот. Язык все еще слушался его не очень хорошо. — Бывало и хуже.

— Отлично, — кивнул полковник. — Я сообщу в Москву Сергею Васильевичу о вашем героизме. Попозже подумаем, как вас наградить, а сейчас позвольте мне выразить вам официальную благодарность. Сергей Юльевич, — обернулся он к хозяину, — а ведь я же вас предупреждал! Надеюсь, теперь вы не станете протестовать против… более тщательного присмотра за вашим домом? Определенно, двоих жандармов слишком мало.

— Теперь не стану, — кивнул тот.

— Вот и хорошо, — кивнул директор Охранного отделения. — Мои агенты уже осмотрели мешки, которые привезла телега с террористом. Несмотря на ваши опасения, Олег Захарович, там не оказалось ни динамита, ни иных взрывчатых веществ. Обычная мука. Парецкий уже признался, что террористы планировали покушение на вас уже две недели. Если бы сегодня вы не уехали спозаранку, вас взорвали бы на выезде из ворот…

— Зачем тогда Парецкий разгружал муку? — перебил его Олег. — Что он делал на территории?

— В последний момент внесенные в план изменения, — неодобрительно взглянул на него Герасимов, — предусматривали, что если бомба по какой-то причине не взорвется или же если Сергей Юльевич выживет, Парецкий должен застрелить его из обнаруженного при нем револьвера. Скажите спасибо Всевышнему, что у парня сдали нервы и он не выстрелил в вас вместо того, чтобы убегать.

— Что его сообщник? Которого подстрелил Болеслав Пшемыслович? — Олег кивнул на Крупецкого, который после появления Герасимова вскочил из кресла и встал едва ли не по стойке смирно.

Герасимову явно не понравился взятый Олегом требовательный тон, но, взглянув на Витте, он сухо ответил:

— Тоже арестован. Но он простой ломовик и, судя по всему, просто оказался втянут в заговор, не зная того. Он подозревал, что дело нечисто, когда Парецкий навязался к нему в качестве грузчика, потому и побежал. Похоже, он думал, что боевик собирается что-нибудь украсть из дома. Но он божится, что ничего не знал о покушении, и я склонен ему верить.

— Понятно. Теперь те двое, что находились у ворот. Переодетый извозчиком, что кидал в меня бомбу, переодетый дворником?

— Бомбометатель погиб, — нахмурился Герасимов. — Лошадь понесла, и он неудачно вывалился из пролетки. А что за второй? Какой еще дворник?

— Ага. Дворник, значит, ушел, — вздохнул Олег. — Ладно, выпытывайте у вашего Парецкого, кто он такой.

— Постойте, господин Кислицын! — в голосе Герасимова прорезались железные нотки. — Откуда вы вообще знаете о том, что дворник являлся сообщником?

— Господа, господа! — встрял в разговор доктор. — Напоминаю, что у моего пациента контузия, и он…

— Да все в порядке, — прервал его Олег. — Голова у меня пока соображает. Видите ли, господин Герасимов, уже когда мы подъезжали к воротам, я обнаружил за нами слежку. Двое ехали в пролетке, и еще двое изображали из себя извозчика и дворника возле ворот. Про первых двух Болеслав Пшемыслович пояснил мне, что они агенты уголовного розыска, приставленные к нам по его просьбе. Насчет второй пары я уточнять не стал. Поскольку вы знали, куда и когда мы едем сегодня, я решил, что они тоже ваши люди.

— И каким же образом, позвольте вас спросить, вы обнаружили слежку? — деланно-равнодушно осведомился Герасимов.

— Не знаю, — Олег пожал плечами, насколько позволили подушка и отбитые ребра. — Я отчетливо чувствую, когда за мной исподтишка наблюдают. Только не спрашивайте, как. Просто чувствую, и все.

— И все? — подозрительно спросил директор Охранного отделения. — Только-то? Уважаемый доктор, а что наука может сказать про подобную чувствительность?

— Наука, — возвел очи к небу доктор, — ничего не может сказать по такому поводу. Однако достоверно известны удивительные чудеса животного магнетизма, которые демонстрировал, например, Вольф Мессмер. В мире много сокрыто тайн…

— Все ясно, что ничего не ясно, — недовольно резюмировал Герасимов. — Ну что же, могу только желать, чтобы мои люди выработали в себе такие же способности. Господин Кислицын, имеете ли вы сказать что-то еще по поводу террористов? Еще что-то подозрительное, что вы… гм, почувствовали по ходу дела?

— Нет, — вяло шевельнул головой Олег. Неожиданно ему страшно захотелось пить. Он облизнул пересохшие губы и бессильно откинулся на подушку. Доктор бросил на него понимающий взгляд и поднялся с табуретки.

— Господа, — внушительно заявил он, — моему пациенту требуется отдых. Разговоры вполне могут подождать и до завтра.

— Хорошо, — кивнул Герасимов, — тем более, что мы по большей части все выяснили. Однако, господин Кислицын, мы еще поговорим с вами на предмет вашего необычного дара. Сергей Юльевич, мои люди уже взяли дом под наблюдение. Если террористы предпримут повторную попытку, мы сумеем их обезвредить. А теперь, господа, я откланиваюсь. У меня неотложные дела.

— Разумеется, — кивнул хозяин дома. — Однако же не откажите заглянуть как-нибудь вечерком на чашечку чая.

— Обязательно, — Герасимов по-военному четко кивнул и вышел. Двинувшегося за ним Крупецкого перехватил Витте.

— Погодите-ка, любезнейший, — сказал он. — У меня к вам есть небольшой разговор.

— Да, ваше высокопревосходительство, — кивнул тот.

— А вы, господин Кислицын, отдыхайте, — повернулся Витте к Олегу. — Ваше дело, я уверен, подождет и до завтра. Если вам что-то потребуется, слуги обеспечат всем необходимым, — он кивнул на прощание и вышел, увлекая за собой Крупецкого. — Вот что, господин Крупецкий, я бы попросил вас временно перебраться ко мне вместе с вещами. Господину Кислицыну я, разумеется, не позволю лежать больному в какой-то грязной гостинице, да и ваше присутствие представляется мне весьма не лишним…

Голос графа затих, когда сиделка закрыла дверь в коридор. Доктор склонился над Олегом и озабоченно пощупал его лоб.

— Ну вот что, голубчик, — сердито произнес он, — когда я говорю «полный покой», это значит именно «полный покой», а отнюдь не светские разговоры вести. Сейчас сиделка даст вам успокаивающего отвара из трав. Постарайтесь заснуть и ни в коем случае не вставайте, даже на горшок. Сиделка даст вам утку, когда потребуется, и не вздумайте смущаться и проявлять самостоятельность. Договорились?

Олег сонно кивнул. Комната начала потихоньку кружиться вокруг него. Он ощутил на своих губах влагу и автоматически сделал несколько глотков. Затем он снова провалился в глубокий сон.

7 декабря 1583 г. Мокола. Телецентр

Из студии доносился невнятный глухой шум. Судя по звукам, там передвигали мебель с места на место, что-то куда-то тащили. Бормотание по крайней мере двух десятков голосов сливалось в один глухой ропот, на фоне которого иногда слышались отдельные выкрики.

Народный Председатель в очередной раз налил себе воды из графина и мелко дрожащей рукой поднес стакан ко рту. Несмотря на то, что за последние пятнадцать минут он выдул как минимум полграфина, во рту стояла страшная сухость.

— Пока не поздно все отменить, — тихо сказал Бирон, в упор разглядывая Народного Председателя. — Они еще не вышли на исходные позиции. И даже когда выйдут, можно дать не стартовую отмашку, а сигнал отбоя. Решай.

— Я уже все решил, — сквозь зубы процедил Олег. — Некуда дальше тянуть. И хватит, сколько можно!

Начальник Канцелярии пожал плечами.

— Смотри, ты у нас главный.

Еще пара минут прошла в напряженном молчании. Потом Олег откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и глухо произнес:

— Не обижайся. Просто нервы как струны натянуты…

— Я не обижаюсь…

— Обижаешься. Извини. Просто как-то неудачно слив памяти произошел… оттуда. Полчаса назад. Меня там чуть самодельной гранатой не грохнули, вот и наложилось. Что интересно, там мне все совершенно по барабану, словно нервов вообще нет. Пожал плечами и забыл. А здесь – прямо трясучка нападает, когда типа «вспоминаешь» события в первый раз.

— Бурная у тебя там жизнь, — прищурился Павел. — Где ты под гранату попал? На очередной демонстрации?

— Потом расскажу, — отмахнулся Олег. — Не до того сейчас. Ну, скоро там эти тормоза по жизни закончат мебель переставлять? Не могли заранее подготовиться!..

— Мы приехали на час раньше запланированного, — педантично поправил его Бирон. — Да и не забывай, что запланированное время им только утром озвучили. Говорил я тебе – вчера следовало сигнал дать. Подумаешь, выступление в годовщину инаугурации…

— Годовщина три дня назад прошла, — поморщился Народный Председатель. — Если бы я тогда речуху толкал, никто бы и бровью не повел. И что вам со Шварцманом так приспичило в выходной все устраивать? Чем среда хуже? Или четверг?

— Ты точно не выспался, — констатировал начальник Канцелярии, поудобнее устраиваясь в кресле. — Вместе же решили, что в выходные наши козлы из города наверняка по дачам разъедутся. Забыл?

— Ах, да… — Олег утомленно прикрыл глаза. — Забыл. Извини. Не обращай на меня сегодня внимания. Ну когда они закончат?..

Скрипнула приоткрывшаяся дверь, и в щель просунулась встрепанная голова режиссера. За его спиной маячила бдительная фигура олегова телохранителя.

— Олег Захарович, — промямлил режиссер, — мы готовы. Врезаемся в сетку вещания через три минуты…

Он не успел закончить фразу, а Олег уже оказался на ногах. Твердой пружинистой походкой он подошел к двери и распахнул ее. Шум в студии смолк как по команде. Все присутствующие обернулись в его сторону. Не обращая на них внимания, Олег подошел к столу перед телекамерами, уселся и открыл папку. Словно по волшебству, его пальцы перестали дрожать. Все волнение куда-то ушло. Осталась только твердая уверенность… и еще то самое давнее чувство: пан или пропал. Сегодня-завтра, максимум в течение следующей недели Большая Игра завершится. Одно из двух: или случились утечки, и тогда его сегодня же и закопают, или их не произошло, и тогда у него появляются хорошие шансы закопать всех врагов чохом. Ну, родной, давай. Покажи им…

— Тридцать секунд, — придушенным голосом сообщил режиссер, высовываясь из-за камеры. — Приготовьтесь, господин Народный Председатель. Я махну рукой, а на камерах вместо красных зажгутся зеленые лампочки.

Олег молча кивнул и сосредоточился, в последний раз оглядывая две лежащие перед ним страницы текста. Две страницы, которые хуже эпидемии серой оспы. Он знал их наизусть, но на всякий случай пробежал глазами еще раз.

— Десять секунд! — сообщил режиссер.

Олег вздохнул, пригладил ладонью непослушный клок волос на макушке и уставился в камеру. Живот превратился в сплошной каменный клубок.

— Пять секунд… четыре… — режиссер замолк и показал три пальца… два… один…

Отмашка! На всех телекамерах вспыхнули яркие зеленые лампочки. Где-то далеко-далеко позади Пашка поднял сжатый кулак с отогнутым большим пальцем: сигнал о начале спецоперации ушел всем задействованным группам.

— Граждане Народной Республики Ростания! — негромко произнес Олег. — Год назад вы оказали мне огромное доверие, проголосовав за мою кандидатуру на пост Народного Председателя. Скромный, никому не известный чиновник одного из многих министерств неожиданно оказался вознесенным на самый высокий пост, какой только можно себе представить, обойдя куда более известных и, возможно, более опытных и знающих кандидатов.

Внезапно он почувствовал сильное искушение ляпнуть что-нибудь о Демиурге, подтасовавшем результаты голосования, но чудовищным усилием воли взял себя в руки. Пусть первыми узнают историки… лет этак через тысячу.

— Целый год я провел на ответственном посту, и не думаю, что вы все так же рады моему избранию, как и прошлой осенью. Кризис в народном хозяйстве продолжает разрастаться. Полки магазинов опустели до пределов. На выросшие у многих зарплаты покупать особо нечего даже на черном рынке. Страна стремительно катится в пропасть.

Где-то за камерами послышались испуганные перешептывания.

— Я не хочу особенно вдаваться в детали нынешнего положения. Это, и еще многое другое, я уже высказал на двадцать седьмом съезде восемнадцатого ноября. Однако я знаю, что большую часть моего выступления так и не опубликовали. Все видеозаписи, пошедшие в эфир, оказались тщательно отредактированы, а выжимки из моей речи, что попали в газеты, совершенно не отражают главную суть. Подписанные мной постановления, вступившие в силу с понедельника, оказались просаботированы моим собственным правительством, члены которого фактически вступили против меня в преступный сговор.

Вот оно. Слова произнесены. Пути назад больше нет. Что они там разорались за телекамерами? Меня же заглушат…

— Я объявляю, что нынешнее правительство распущено, а все главы входящих в него комитетов и министерств смещены с занимаемых должностей. В ближайшие несколько дней как в правительстве, так и в администрациях Наместников произойдут серьезные кадровые перестановки. Служба Общественных Дел занимается выявлением саботажников, которые будутпримерно наказаны.

Ага, теперь в студии мертвая тишина. Хорошо. Ну, ребята, пан или пропал. Суббота, день. Все часовые пояса уже проснулись. Меня должна слышать вся страна. Надеюсь только, что пашкины спецы держат события под контролем, и выступление действительно идет в прямом эфире…

— С прошлого понедельника вступили в силу постановления, касающиеся кардинальных реформ в народном хозяйстве страны. Полные тексты постановлений опубликуем не позднее послезавтрашнего дня. Кто-то сочтет их крамольными, уводящими страну от пути, по которому ее вели наши отцы и деды. К сожалению, больше так жить нельзя. Нынешние проблемы в народном хозяйстве обусловлены отнюдь не некомпетентным управлением. Их корни – в основах нашей экономики, которая перестала стимулировать людей работать и честно зарабатывать. Рост производительности труда уже много лет находится на нулевой отметке, и падающие цены на нефть и внедрение энергосберегающих технологий в мировой экономике лишают страну одного из немногих источников твердой валюты. Неурожаи последних нескольких лет в нашей стране резко сократили стратегические запасы зерна. Животноводство находится на грани полного краха.

Он перевел дух.

— Я должен произнести страшное слово, от которого меня настойчиво предостерегали советники. Однако я чувствую себя обязанным сказать вам правду. Сограждане! Страна находится на пороге голода. Наступающая зима станет одной из самых тяжелых в нашей истории. Я отдал приказ в ближайшее же время приступить к введению в стране карточной системы распределения основных продуктов.

— Однако не следует отчаиваться и впадать в панику. Наша великая страна уже не раз попадала в переделки, не уступающие нынешней ситуации. Наши деды и прадеды отчаянно боролись за свои идеалы в условиях жестокой гражданской войны, и все же построили Путь Справедливости в том виде, в котором считали его правильным. Мы – их достойные потомки, и мы справимся и с нынешним кризисом. Настало время отказаться от устаревших догм и заняться кардинальным обновлением нашего общества.

Он откашлялся.

— Сограждане! Сегодня мы оказались в тяжелом положении. Но мы выстоим. И в борьбе мне понадобится помощь каждого из вас независимо от его политических убеждений. С сегодняшнего дня полностью отменяется политическая цензура в средствах массовой информации. Должности цензоров официально упразднены. Я хочу, чтобы вы свободно и в полный голос высказывались о том, что происходит. Я хочу, чтобы вы все приняли нынешние реформы близко к сердцу. Я знаю – вы привыкли не доверять государству и бояться новых инициатив, потому что они только приводят к лишним проблемам. Но сейчас у нас нет выбора. Или мы сплотимся и победим, или Ростания перестанет существовать. И помните – это не моя борьба. Это – НАША борьба.

Напечатанный текст закончился, но Олег почувствовал, что что-то осталось висеть в воздухе, недосказанное. Он поколебался. Где-то на заднем плане маячил Павел, показывая пальцем на наручные часы.

Олег захлопнул папку и отложил ее в сторону.

— Сограждане! Я знаю, что вас много раз обманывали, — устало произнес он в камеры. — Вас столько раз обманывали, что вы уже не верите никому. Но поверьте еще раз, ладно? У нас просто нет иного выбора.

Он положил ладонь на стол условленным знаком, и в тот же миг огоньки на камерах погасли. Несколькими секундами позже за ними последовали и прожекторы. Народный Председатель потер ладонями глаза, перед которыми плавали зеленые круги, и устало поднялся. В студии стояла мертвая тишина. Он прошел к выходу, запинаясь о змеящиеся по полу кабели, и вышел в сопровождении Павла и телохранителей. Только тогда из-за спины послышался неясный, с каждой секундой усиливающийся ропот голосов.

— Мастер ты речи толкать, — ухмыльнулся ему в коридоре начальник Канцелярии.

— Как работает план «Па-де-де»? — осведомился Олег, широко шагая по коридору в сторону лестницы.

— Всех взяли, — хмыкнул Бирон, поправляя в ухе крохотный наушник. — Только у Ведерникова на даче охрана попыталась сопротивление оказать. Трое раненых у нас и двое – у них. Все живы.

— Хорошо. Кто следит за сеткой вещания? Кассеты с блоками постановлений в эфир пошли?

— За сеткой вещания следит лично Шварцман, — снова ухмыльнулся Павел. — Заявил, что сил больше нет в кабинете сидеть.

— Угу, ясно, — в тон ему ответил Олег. — А кто следит за Шварцманом? Ладно, просто я так шучу. Что на местах?

— По сообщениям, полученным за пять минут до твоего выступления, СОД проводит аресты. Голосупов перонально надзирает. Все по плану.

— Если история нас чему-то и учит, — вздохнул Олег, — то лишь тому, что ничто и никогда не идет по плану. Но хоть началось все правильно, и то радует. Ну, Пашка, поехали по домам. Передохну полчасика, и надо пообщаться с новым правительством в полном составе. Ох, чувствует мое сердце, сегодня ночью нам спать не придется…

* * *

Запись выступления Народного Председателя повторялась с равным интервалами весь субботний день, перемежаемая официальными блоками информации, касающимися новых законов и постановлений. Первая реакция населения оказалась предсказуемой. Хотя в стране, растянувшейся на пять часовых поясов, в момент первой передачи где-то еще стояло утро, а где-то уже перевалило далеко за полдень, продуктовые магазины, окрытые по субботам по укороченному рабочему дню, быстро оказались осажденными огромными толпами людей. С прилавков сметалось все, что еще на них оставалось: залежалые консервы из скверной рыбы и морской капусты, банки томатного сока, твердокаменные сухари и пряники, пачки соли и приправ… В провинции по большей части набеги носили характер обзорных экскурсий пустых полок, поскольку магазины и без того пустовали. В столице, традиционно снабжавшейся куда лучше, осада магазинов затянулась на несколько часов, но и ее итог стал тем же: пустые прилавки и раздраженные продавцы, монотонно выдававшие запоздалым покупателям один и тот же ответ: нет, не было, кончилось, не завезли… Сметали не только продукты – налетам подверглись обувные, одежные, хозяйственные, электротоварные магазины и вообще все, что торговало хоть чем-то. В течение одного дня все хозяйственные магазины закрыли месячный план по выручке только на распродажах вонючего хозяйственного мыла, зубного порошка, электролампочек и антитараканьих средств. В магазинах электротоваров влет шли громоздкие и ненадежные бобинные магнитофоны «Зелегань» ценой по двести тридцать форинтов за штуку, выпускаемые по схемам тридцатилетней давности и до того никому и даром не нужные. В значительной степени в опустошение полок внесли вклад продавцы, припрятавшие в подсобках довольно много товаров, ранее к ходовым не относившимся – просто на всякий случай. Народная инспекция, в течение следующей недели обходившая магазины, заставила кое-что – что еще осталось – выложить обратно.

На кооперативных рынках к концу субботы цена на мясо взлетела втрое. Традиционно идущая по семь-восемь форинтов за килограмм, мороженая говядина ко времени их закрытия шла по двадцать и выше. Примерно в том же соотношении поднялись цены на поздние тепличные помидоры и огурцы, репчатый лук, картошку и прочие овощи. На следующий день цены подскочили еще в два раза, однако уже к полудню все рынки закрылись по банальной причине: товар кончился.

Ювелирные магазины тоже подверглись покупательским набегам, но не слишком серьезным. Большая часть свободных средств населения ушла на закупку продуктов по любым ценам, так что на драгоценности денег практически уже не оставалось. Однако и там месячный план по продажам закрылся уже к концу дня.

В восемь часов вечера офицеры Восемнадцатой мотострелковой дивизии, расквартированной под Моколой, подняли мятеж. Позднее выяснилось, что они действовали по давно подготовленному плану Генерального штаба. Уже через полчаса к Восемнадцатой дивизии примкнула Вторая гвардейская, а также Седьмая десантная, в течение двух часов совершившая марш-бросок на столицу со своих зимних квартир под Кудрявцевым Долом. Вторая гвардейская охраняла в столице все государственные объекты, включая правительственные, но исключая резиденцию Народного Председателя. Здание Министерства обороны мятежники захватили в течение десяти минут и без какого-либо сопротивления, если не считать того, что министр обороны генерал армии Джубал хан-Мурат Канелли, назначенный на пост полгода назад и не смещенный вместе с остальными, попытался отстреливаться из наградного пистолета и погиб вместе с секретарем и двумя часовыми, до конца выполнившими свой долг. Вскоре арестованные члены бывшего правительства оказались выпущенными из Шельметьевских казарм, куда их переправили незадолго до того. Они немедленно сформировали Чрезвычайный кризисный комитет, заявивший о принятии на себя функций единственной законной власти в стране. Начальник Генштаба также позаботился захватить телецентр, который уже завершил трансляцию выступления Народного Председателя и работал по обычной сетке, и пустил в эфир первого канала пленку, на которой ЧКК объявил о низложении Народного Председателя и введении в стране чрезвычайного положения. Остальные каналы транслировали записи патриотических маршей и классические балеты.

Внутренние войска УОД не примкнули к мятежникам, но остались полностью блокированными в своих казармах. Все входы и выходы из них оказались под прицелом тяжелых танковых разрядников, открыто сидящих на опорах прямо посреди улиц и площадей. Точки лазерных прицелов на воротах недвусмысленно намекали на последствия попыток их открыть. Впрочем, никто и не намеревался такие попытки предпринимать. Управление Общественных Дел хотя и не противостояло ставленнику Народного Председателя Голосупову так же открыто, как Министерство обороны противостояло Канелли, но и не испытывало к молодому Нарпреду никаких симпатий. Танки у ворот казарм послужили не только и не столько серьезным препятствием – в арсеналах УОД нашлись бы и противотанковые гранатометы – сколько удобной отговоркой для самоустранения из происходящего.

Особый полк, приданный Канцелярии Народного Председателя для охраны, остался верен Кислицыну несмотря на недвусмысленный приказ нового министра обороны о немедленной передислокации в Заречные казармы. Многоэтажное здание Резиденции из стекла и бетона только на первый взгляд казалось хрупким и воздушным. На деле под внешними зеркальными панелями скрывались узкие, больше похожие на бойницы окна первых четырех этажей, а внутренние стены и перекрытия проектировались таким образом, чтобы выдерживать прямое попадание из тяжелого орудия. Даже под непрерывным артобстрелом оно могло продержаться достаточно долго, чтобы дать время Народному Председателю спуститься в подземный бункер или уйти по подземным ходам, ведущим в секретную часть метрополитена. В подвалах располагались автономные электрогенераторы и достаточный запас солярки, чтобы питать здание электричеством в течение недели. Запасов питьевой воды имелось на месяц, а продовольствия – минимум на полгода.

Штурмовать резиденцию Нарпреда мятежники пока не стали. У них не хватало бронетехники, которая в основном распределилась по городу, чтобы контролировать стратегически важные точки – казармы УОД, въезды в город, ключевые перекрестки и тому подобные места. Прилегающую к резиденции площадь просто блокировали солдаты Восемнадцатой дивизии, навалившие на выходящих к площади улицах мешки с песком и устроив за импровизированными брустверами пулеметные точки. Кроме того, спецназ Генштаба, еще до начала боевых действий проникший в коммуникационные тоннели, по сигналу разрушил восемь бронированных кабелей, полностью уничтожив подключение резиденции к системам правительственной связи. ЧКК не торопился: мятежники полагали, что у них достаточно времени, чтобы взять Нарпреда измором.

В сложившейся ситуации наместники Народного Председателя повели себя по-разному. Большинство даже и не подумало ничего предпринять, заняв ту же выжидательную позицию, что и УОД. Четверо или пятеро в тот же субботний вечер, благо для западных регионов он являлся не таким уж и вечером, успели открыто поддержать ЧКК. Трое так же открыто поддержали Народного Председателя – те, кого Олег лично назначил в течение нескольких предыдущих месяцев.

В два часа в ночь на воскресенье восьмого декабря тысяча пятьсот восемьдесят третьего года в столицу тихо вошла верная Нарпреду Третья десантная дивизия, до того скрытно передислоцированная под Моколу за семьсот километров от своих казарм. Несмотря на то, что мятежный Генштаб был в курсе ее перемещений и ее ждали, десантники без потерь с обеих сторон обезвредили блокпосты Восемнадцатой мотострелковой на въезде в Моколу с Трыжского шоссе и двинулись в сторону Дома правительства. Однако с блокпоста успели подать по радио сигнал тревоги, и вскоре Третья и Седьмая десантные столкнулись на улицах в скоротечных перестрелках. Потеряв часть личного состава убитыми и ранеными и оказавшись зажатой со всех сторон мятежными войсками, Третья десантная вынужденно остановилась и заняла круговую оборону во Францевом парке.

Ночью страна не спала. Люди напряженно вслушивались в то, что снова и снова доносилось до них из телеприемников, перемежаемое классической музыкой: Народный Председатель нарушил присягу, он изложен как изменник, смотрите в десять часов утра по центральному времени специальное выступление ЧКК в прямом эфире.

Той же ночью вооруженные силы Великой республики Сахары поднялись по боевой тревоге. Тяжелые боевые геликоптеры стояли наготове с полным боекомплектом «Красного снега», бронепехота выдвинулась на исходные позиции у Перешейка для нанесения упреждающего удара. Вдоль границ Андрии, Сампанэллы, Крушицы, Чиннамона и других сателлитов Ростании барражировали почти бесшумные вертолеты-разведчики Южного блока. Их пилоты напряженно вглядывались в мрак, покрывающий чужую территорию, пытаясь разглядеть первые признаки приближающихся вертолетных армад и эскадр тяжелых линкоров. Низкая облачность и штормовые ветра, обычные в этих краях зимой, отнюдь не улучшали ночную видимость и самочувствие экипажей. Подводные лодки, авианесущие крейсеры и линейно-десантные корабли подошли вплотную к границам территориальных ростанийских вод.

Мир замер перед бурей.

8 декабря 1583 г. Мокола, Резиденция Народного Председателя

— Гениально! — Олег с отвращением отвернулся от смущенного Бирона. — Значит, Третья десантная не допустит беспорядков? Хорошо же она их не допускает! — Он с раздражением втянул воздух и резко выдохнул. — Куда вообще смотрели УОД с Канцелярией, когда сучий Генштаб свои планы разрабатывал?

Он встал и прошелся по кабинету подземного бункера.

— Ладно, господа, признаем, что нас переиграли по всем пунктам. Если через шесть часов ЧКК выступит по телевидению, все решат, что мы – пустое место, после чего можно забыть даже про восстановление позавчерашнего статус-кво. Мы, конечно, можем забаррикадироваться здесь и сидеть, пока жратвы хватит. Если они не рискнут вызвать авиацию, чтобы раздолбать Резиденцию тяжелыми бомбами, или не притаранят сюда артиллеристскую дивизию, мы справимся. Я правильно понимаю обстановку, а, господин полковник?

— Так точно, — откликнулся Безобразов, не обращая внимания на едкую иронию в голосе шефа. — Мои люди полностью надежны, я гарантирую, и оборона Резиденции в полном порядке. Да и не рискнут они в центре столицы тяжелое вооружение применять. Так что продержимся.

— Аж камень с плеч! — хмыкнул Олег. — Однако же, господа, вопрос не в том, сколько мы продержимся, а что нам остается делать. Надеяться на подход верных войск в ситуации, когда министр обороны недоступен и, скорее всего, мертв или под арестом, а Генштаб играет против нас, не приходится. Третья десантная, судя по последним ее сообщениям и отсутствию новых, увязла крепко, и ей не до прорыва. Да если и прорвется, все тот же вопрос возникает – а дальше-то что? Даже если мы вечно сможем здесь сидеть, на кой оно нам надо – добровольно себе тюрьму устраивать? Есть предложения?

Народный Председатель обвел взглядом немногочисленных соратников, собравшихся в кабинете. Встретить его взгляд никто не решился.

— Ну что же, господа, тогда предложение выдвину я сам. Жоэль Иванович, машины в гараже целы и на ходу?

— Да, Олег Захарович, — откликнулся Безобразов. — Но не собираетесь же вы…

Олег прервал его досадливым жестом.

— Сколько людей у нас в здании?

— Около ста человек с учетом тех, кто успел подтянуться после тревоги.

— Есть в нашем распоряжении транспорт, способный брать на борт сразу много людей? Или только легковушки?

— У моего отдела восемь легковых автомобилей эскорта. За состоянием вспомогательного автопарка не следил, каюсь.

— Павел? Господин Шварцман? Вы-то должны знать, кто и что в этом хреновом доме имеет!

Тезки молча переглянулись.

— В хозяйственном отделе должна иметься по крайней мере пара легких продуктовых фургонов на гравиподушке. Боюсь, больше ничего нет, — сообщил Бирон. — В основном продукты доставляют на транспорте пищевых предприятий.

— Так… Полковник, восемь автомобилей – спецмашины?

— Четыре – спецмашины сопровождения, одна – ваша серая, еще две – ваши представительские и одна – обычная «Молния» в моем распоряжении.

— Понятно. Плюс можно наскрести еще сколько-то персональных машин сотрудников, не успевших уехать домой. Так-так-так… — Олег снова задумчиво прошелся по комнате.

— Слушай, кончай томить! — не выдержал наконец Бегемот. — Что ты намерен делать? Прорываться на машинах наружу? Куда?

— Под Фрезенск, — проворчал Шварцман. — Там есть резервный центр управления.

— Что? — от удивления Бирон даже открыл рот. — Какой еще пункт управления?

— Организованный по моему приказу, — вздохнул Олег. — Именно на случай такого вот сценария.

— Но почему я…

— Потому что я боялся утечек из Канцелярии. Я понятия не имею, кто там может сливать информацию на сторону. Местное отделение Спецстроя Канцелярии действовало в обход тебя, вообще всех. Даже местное УОД не в курсе. Они считают… должны считать, что там объект Минобороны.

— Ну нифига ж себе… — ошарашено пробормотал начальник Канцелярии. — Ну, Олежка, ну, параноик…

— Ты мне потом расскажешь, какой я параноик, — немного виновато хмыкнул Олег. — Извини, но я решил перестраховаться.

— Да уж расскажу, будь уверен, — скривился Бирон. — И что? Ты намерен прорываться? Туда вообще-то полторы тысячи километров по шоссе, если ты не забыл. По очень хреновым шоссе.

— Не забыл, — Олег уперся в него жестким взглядом. — И, предупреждая твой следующий вопрос, в правительственный аэропорт я прорываться тоже не намерен. Я не собираюсь убегать и прятаться.

— Тогда что же? — хрипло осведомился Шварцман. — Ты, Олежка, случайно не собираешься грудью на разрядники и пулеметы лезть в надежде, что солдаты не станут стрелять в Народного Председателя?

— Я что, так похож на идиота? — осведомился Народный Председатель. — Нет, господа, я не намерен лезть грудью на пулеметы. Но в идущей игре есть еще кое-что, о чем вы, как и наши противники, напрочь запамятовали.

Поскольку в течение следующих секунд никто не рискнул нарушить недоуменное молчание, Олег продолжил:

— Моя нынешняя должность называется «Народный Председатель». Обращаю ваше внимание на определение «Народный». До сих пор приставка являлась чисто формальной. Но, думаю, настало время формальность исправить.

— Ты свихнулся, — безапелляционно заявил Бегемот. — Ты что, хочешь устроить какие-то досрочные выборы? Слушай, тебе, кажется, пора немного поспать. Всю ночь на ногах…

Олег сверкнул на него таким огненным взглядом, что начальник Канцелярии поперхнулся и замолчал.

— Нет, господа, никаких выборов. Я намерен призвать народ самостоятельно выбрать, с кем он – со мной или со старой сволочью.

— Точно, свихнулся, — резюмировал Павел. — Как ты это сделаешь? Выйдешь на улицу и начнешь кричать во все горло?

— Телецентр, — коротко сказал Олег.

— Он наверняка контролируется солдатами!

— Значит, надо его отбить.

В комнате опять воцарилась тишина.

— Господин полковник, — обратился Олег к начальнику охраны, — вы можете оценить наши шансы силой оружия проникнуть в телецентр и выйти в эфир?

— Шансы… — Безобразов глубоко задумался. — Шансы… Не знаю точно, шеф. Нельзя что-то оценивать, не имея информации. Но если фантазировать в рамках разумного, то попытаться можно. Вряд ли телецентр охраняется большим количеством солдат. Думаю, максимум полста человек на все про все, а то и меньше, причем значительная часть должна сосредотачиваться у входа, в вестибюле и на первом этаже. Я бы лично не стал отвлекать на его охрану больше полуроты в ситуации, когда силами двух-трех дивизий нужно блокировать большой город, да еще и удерживать от прорыва целую дивизию противника. Если прорвемся через первый этаж к телестудиям… и если найдем работников телецентра способных и желающих нам помочь… почему бы и нет?

— Нет, вы оба точно свихнулись, — с досадой сплюнул Павел. — Олежка, ты что, не понимаешь, что тебя просто пристрелят? Тебе же одной шальной пули хватит, одного случайного разряда!

— Как и любому другому, — пожал плечами Народный Председатель. — Но вообще-то заземленные бронежилеты никто не отменял. А что, у тебя есть лучший вариант… господин хитроумный начальник Канцелярии?

Бирон откинулся на спинку стула и застонал.

— Вот и славненько. Ты в любом варианте сидишь в Резиденции. Вы с господином Шварцманом остаетесь здесь и пытаетесь координировать то, что еще можно координировать. Если что – отомстишь за меня вражинам страшной мстёй. Ну, а мы с Жоэлем Ивановичем еще раз посетим телестудию. Господин полковник, есть из здания какие-то еще выезды помимо тех, что ведут на площадь, и о которых, есть шанс, они не знают? Наверняка есть, не отпирайтесь…

* * *

Кортеж на полной скорости несся по вымершим ночным улицам. «Серый» автомобиль Народного Председателя несся впереди. Слева и чуть отставая пристроился спецавтомобиль с начальником охраны. Безобразов согласился, что сверхпрочный «серый» должен идти впереди, но категорически отказывался допустить в него Олега. Сдался он только под угрозой немедленного увольнения – Народный Председатель из упрямства решил, что именно в первой машине его место, и отказываться от своего решения не намеревался. Через две минуты препирательств со спиной решительно шагающего к гаражу Олега присутствующие обменялись беспомощными взглядами и заткнулись.

— Въезды на площадь перед телестудией наверняка перекрыта, — объяснял полковник на кратком собрании телохранителей, отобранных для операции. — Если просто мешками с песком, нам повезло – «серая» машина снесет их не хуже бэтээра. Но наверняка там стоит и защита против колесных и гравимашин. Вряд ли против гравиподушки они применят что-то более серьезное, чем стандартную «цепочку». Что с ней делать – вы знаете. Кучер, ты ведешь «серую». На всякий случай сразу после прыжка через шипы и «цепочку» вставай на колеса. Вопросы?

Никто не откликнулся.

— У меня два слова, — куда спокойнее, чем он себя чувствовал, произнес Олег. Безобразов коротко кивнул.

— Ребята, — повернулся к охранникам Олег, поправляя тяжелый бронежилет, натирающий подмышками. Из-за скребущих по полу цепочек заземлений он чувствовал себя клоуном в цирке. — Я знаю, что ваша работа – совсем другая. Вас не нанимали штурмовать захваченные противником здания и воевать с регулярными войсками. Но от нашей вылазки зависит не только моя судьба. Что станет с Ростанией, зависит от того, смогу ли я сегодня выйти в эфир на полчаса. Только полчаса, не больше. Прошу, дайте мне их. Я… — он осекся, обводя глазами людей, которым, возможно, предстояло умереть в ближайшие часы. — Спасибо, что вызвались добровольцами.

Он резко отвернулся и начал неуклюже забираться на свое место, путаясь в цепочках.

Мешков с песком на въезде на Черемушинскую площадь не оказалось. Позади легких переносных барьеров поперек брусчатки тянулись только переплетенные разноцветные полоски стандартных полицейских «цепочек» с угрожающе торчащими вверх противошинными шипами. Олег мысленно выдохнул. Положили вместо них «гадюки», всаживающие в движущуюся над ними массу мощный электроразряд, пришлось бы высаживаться перед барьерами и бежать через наверняка простреливаемую площадь. Но справляться с «цепочкой», просто сжигающей работающую гравиподвеску, водители Службы охраны умели великолепно. Особенно – в спецмашинах, рассчитанных на преодоление именно таких низкоуровневых ловушек.

В метре от перегораживающего дорогу барьера тонкое зудение гравиподушки внезапно прервалось, и у Олега чуть не заложило уши от внезапно наступившей тишины. Тут же мощный пинок «скакуна» чуть не заставил его позвоночник сложиться, как гармошку. Подлетев не менее чем на метр, «серая» машина высоко в воздухе прошла над «цепочкой», и тут же ожила колесная подвеска, принявшая на себя всю тяжесть плюха о землю. Четверть секунды спустя даже сквозь звукоизоляцию донесся отвратительный скрежет ломающихся о камни опор спецмашины Безобразова, но водитель, пока машина находилась в воздухе, успел заново раздуть отключенную перед «цепочкой» гравиподушку и не сесть на эмиттеры. В течение трех секунд прыжок повторили остальные машины. Судя по звукам, опор лишились еще две, но прочие, похоже, даже не зацепили брусчатку. Задевшие землю машины пару мгновений шли юзом, пока водители пытались справиться с управлением, но потом выправились, и ко входу в телестудию кортеж подлетел как единое целое.

Охранники Народного Председателя как горох посыпались из кабин. Водители, дождавшись, пока все выберутся наружу, отключили гравиподушки. Покалеченные машины криво и косо упали на брюхо, нещадно калеча матричные эмиттеры, но сейчас это не имело никакого значения. Семь или восемь секунд спустя небольшой отряд, состоящий из Народного Председателя и тридцати двух его охранников, возглавляемый Безобразовым, топоча тяжелыми ботинками, бросился ко входу в телестудию. Два стоящих возле нее солдата наблюдали за ним, разинув рты. Судя по всему, мятежники вынужденно отправили всех более-менее боеспособных солдат на блокирование Третьей десантной, и телестудию охраняли первогодки.

— С дороги! — еще издали заорал на них Безобразов. — Народный Председатель! С дороги, б…дь, козлы безрогие!

К тому моменту, когда часовые вспомнили, что у них вообще-то имеется и оружие, стало поздно. Они попытались вскинуть висящие через плечо разрядники, но двое охранников из внешнего ряда, почти не затормозив, нанесли им несколько отточенных ударов, и два бесчувственных тела вышибли собой стеклянную дверь входа. Зашипели разрядники телохранителей, и еще несколько вскриков засвидетельствовали, что охрана телецентра оказалась захваченной врасплох.

— Первая и вторая пятерка, держать главный вход! — гаркнул Безобразов. — Третья, прикрыть служебный вход! Отряд – на левую лестницу!

Олег, лихорадочно вспоминавший, где находилась та телестудия, в которой он выступал накануне днем – ох, да неужто? — испытал мощный прилив облегчения, сообразив, что в тот же день Безобразов лично обследовал телецентр на предмет его безопасности и наверняка удержал в памяти схему здания. Он послушно повернул и затопотал по широким мраморным ступеням.

Второй этаж… Шипение разрядников, вскрики, женский визг… Третий. Четвертый… Площадка, коридор. Опять разрядники. Отряд на мгновение притормозил. Бегущие впереди телохранители перепрыгнули через еще подергивающееся тело. От неожиданности Олег запнулся о него и чуть не шлепнулся плашмя, уловив тошнотворный запах паленого мяса, но сильные руки слева и справа ухватили его, не позволив упасть, и снова вздернули на ноги. Народный Председатель почувствовал, как колотится сердце, и задохнулся, но тут гонка внезапно кончилась. Он уперся руками в колени, склонившись, и начал судорожно хватать воздух. Лишние килограммы жира, казалось, тянули его к земле как чугунные гири.

Треснула выбитая дверь, и Безобразов с тремя телохранителями ворвались в дверной проем, возле которой висела табличка «Операторская». Опять прошипели разрядники, запахло озоном, и два тела в военной форме упали на пол, не успев даже вскинуть оружие. Трое перепуганных техников в панике вскочили на ноги.

— Охрана Народного Председателя! — рявкнул полковник. — Народный Председатель в студии! Нам нужно выйти в эфир, немедленно! Кто здесь главный?!

— Я… начальник смены… Но… но… нам никто ничего не говорил… — промямлил один из техников.

— Я сказал. Достаточно? — зловеще процедил начальник охраны, приближаясь к нему вплотную и упирая разрядник в живот. — Или у тебя зубы лишние есть?

— Нет… но… но я не могу… я не имею права! — глаза техника отчетливо лезли на лоб. — Нас предупредили, что за попытку саботажа…

— Я тебе сейчас покажу попытку саботажа! — казалось, полковник сейчас окончательно потеряет терпение. — Препятствовать Народному Председателю – вот саботаж! Да я тебя к стенке прямо здесь!..

— Погодите, господин полковник, — остановил его отдувающийся Олег, входя в комнату. — Дайте людям очухаться. Господа, я должен выйти в эфир немедленно. Прямо сейчас. Вопрос жизни и смерти.

— Но мне нужен приказ от начальника телецентра на внеплановый выход в эфир! — казалось, начальник смены сейчас расплачется. — Я не могу… меня уволят! Арестуют!

— Я могу помочь! — решительно сказал невысокий худощавый паренек с курчавыми волосами. — Господин Народный Председатель! Я знаю, в каком вы положении. Я – ваш сторонник. Я помогу, но мне нужно несколько минут на подготовку. Сейчас я подключу вторую студию на этом же этаже. Только нужно, чтобы кто-то стоял за камерой, а кто-то охранял помещение. И еще отправьте людей в электрощитовую. Если студию обесточат, в эфир мы не выйдем.

— Где щитовая? — резко спросил Безобразов. — Ты знаешь? — он встряхнул все еще стоящего перед ним навытяжку начальника смены. Тот мелко закивал. — Четвертая пятерка! — гаркнул полковник, за шиворот вытаскивая несчастного техника в коридор. — Мухин, берешь этого печального придурка за яйца, пусть покажет щитовую. Охранять ее до дальнейших распоряжений. Пятая пятерка! В холл, усилить охрану входов. Шестая! Ты и ты к первой лестнице, остальные ко второй, никого не пропускать ни вверх, ни вниз, стрелять на поражение, если потребуется. Чернов, Джонсон! Охраняете операторскую и его. Ты! — он ткнул пальцем в третьего техника. — Во вторую студию, быстро. Постоишь за камерой и что там еще потребуется.

— Но я никогда…

— Значит, научишься по ходу! — заорал на него полковник. — Быстро! Штефман, со мной. Шеф, следуйте за нами.

Олег оглянулся на него и на секунду заколебался. Потом он, все еще тяжело отдуваясь, подошел к пареньку, уже лихорадочно щелкавшему какими-то тумблерами и вращающему рукоятки.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Кац Иозеф Павлович, — тихо ответил он. — Техник второй категории.

— Спасибо, друг, — Олег ухватил его за плечо и слегка сжал. — Спасибо. Я не забуду.

Он повернулся и быстро вышел в коридор, откуда на него нетерпеливо глядел Безобразов.

* * *

— Граждане Ростании! — произнес Олег в камеру. Два горящих прожектора стояли неудачно и отчаянно слепили его. Он постарался прищуриться так, чтобы защититься хотя бы от части светового потока. — Граждане Ростании! Второй раз за сутки я обращаюсь к вам в прямом эфире. К сожалению, обстоятельства нынешнего обращения куда хуже, чем раньше. В столице военный переворот. Мятежные армейские части блокировали государственные учреждения. Министр обороны убит, верные законной власти войска задавлены численностью противника. Резиденция Народного Председателя в осаде, и мне чудом удалось прорваться на телестанцию, чтобы выйти в эфир.

Он прокашлялся, но его голос не стал менее хриплым.

— Я не знаю, сколько у меня времени, прежде чем мятежники выбьют нас отсюда. Но я хочу, чтобы вы знали – сейчас для всех настало время сделать выбор. Только от вас, простых граждан, сейчас зависит, утонет ли окончательно страна в болоте, в которое медленно погружалась в последние десятилетия, или попытается выкарабкаться из трясины. Но прежде, чем вы сделаете выбор, знайте – пути в прошлое больше нет. Может, когда-то его назовут золотым веком, но оно ушло, ушло окончательно. Мы не можем жить по-старому. Необходимо искать новые пути. И только от вас сейчас зависит, какими они окажутся.

Он тряхнул головой.

— Вы, конечно, можете посчитать, что руководство, старая гвардия, лучше знает, что делать. Ваше право. Но если вы верите, что я смогу что-то сделать для Ростании, то сейчас мне не обойтись без вашей помощи. Я призываю вас выйти на улицы городов – прямо сейчас, не дожидаясь утра. Я призываю вас показать, на чьей вы стороне. Пусть те, кто хочет вернуть страну назад, в старое болото, более не смогут прикрываться именем народа в мелких делишках, что они творят в своих корыстных интересах.

Он снова прокашлялся.

— Вот и все, чего я прошу у вас. Вы не сможете сражаться с вооруженными солдатами, но этого от вас и не требуется. Год назад, на выборах, вы продемонстрировали, что поддерживаете меня. Продемонстрируйте еще раз.

Он развел руками.

— Для тех, кто не слышал начало моего выступления, я повторю. Граждане Ростании! В столице вооруженный переворот. Мятежные воинские части блокировали все важные объекты. Министр обороны убит, верные законному правительству части блокированы мятежниками. Я с трудом прорвался на телестудию, чтобы выйти в эфир. В любой момент меня могут…

Внезапно свет в студии погас. В одном из прожекторов оглушительно лопнула лампа. Через несколько секунд в коридоре зажглись тусклые красные лампочки.

— Четвертый, здесь Ястреб! — быстро спросил Безобразов в рацию. — Что случилось?

— Ястреб, у нас все чисто! — донесся из динамика ответ. — В щитовой тихо.

— Наверное, они обесточили район, — где-то в темноте студии негромко сказал техник. — Сработали аварийные генераторы. Но на них нельзя вести трансляцию.

— …через колено! — витиевато выругался Безобразов. — Шеф, мы ничего больше не можем поделать. Нужно уходить. С минуты на минуту здесь появятся войска.

— Ну, по крайней мере один раз я высказаться успел, — пробормотал Олег, почти на ощупь пробираясь к двери в тусклом свете, проникавшем из коридора. — Ладно, уходим.

Вместе с тремя телохранителями они побежали к лестнице.

— Всем Соколам! — на ходу командовал в рацию Безобразов. — Приготовиться к отходу. Я с шефом в «серой». Кому хватит места – следуйте за нами на спецмашинах. Кому не хватит, уходить дворами! Первый, перед отходом убрать «цепочку» на въезде на площадь.

Олег, прикрываемый восемью телохранителями и Безобразовым, уже почти добежал до двери на абсолютно темную площадь, когда у всех трех въездов на нее зажглись ослепительные фары. В ночном воздухе зазвучали резкие команды, и почти сразу по зданию вокруг входа хлестнули разряды, оставляя на штукатурке выжженные следы. Пулеметная очередь, к счастью, прошедшая слишком высоко, вдребезги разнесла широкие стеклянные двери телецентра.

— Назад! — заорал Безобразов. — Поздно, — добавил он сквозь сжатые зубы. — Быстро же они, сволочи…

* * *

На экране крутился бурлящий вихрь помех. Передача оборвалась так же внезапно, как и началась. В красном уголке Четвертой танковой дивизии стояла мертвая тишина, нарушаемая только шипением из динамиков.

— Ни хрена ж себе! — пробормотал в темноте кто-то неопознанный. — Прямо-таки путч среди бананов…

— Ага, — жизнерадостно согласился из другого угла невидимый лейтенант Пахомов. — Вот развлекуха, а!

— Развлекуха ему, — буркнул тот же голос. Чешнев наконец-то распознал капитана Циня. — Руки чешутся пострелять? Наверняка эти б…ди нас погонят улицы патрулировать.

— Да бросьте, Вэй Карлович, — не согласился Пахомов, — у нас четверть танков на профилактике движков, у половины машин экипажей некомплект, а мотострелковый полк укомплектован едва на четверть. Кто нас куда погонит?

— Молодой ты еще, Пахомов, — буркнул Цинь. — Не понимаешь ни хрена. Скажут вывести – и выведем. Даже с некомплектными экипажами, да даже, майский дзюк, без движков! Сам на колесики поставишь и руками толкать будешь, если что.

— Мы не станем дожидаться приказов, — подполковник Чешнев сам удивился, как твердо звучит его голос. Он определенно не чувствовал себя так уверенно. Путаясь в стульях, он подошел к стене и щелкнул выключателем. — Господа офицеры, мы не можем ждать. Нельзя позволять этому продолжаться.

Двадцать пар глаз в молчании уставились на него. Он слегка поежился. Единственный среди всех, он был полностью одет, и сейчас мундир придал ему уверенности.

— Господа! — негромко произнес он. — Мы обязаны встать на защиту законной власти. Встать, не дожидаясь никаких приказов от командования. Народный Председатель является также и Верховным Главнокомандующим, и его приказы не обсуждаются. Нужно поднимать дивизию по тревоге.

— Да брось ты, Ханс! — не выдержал майор Воротнев. — Кто станет поднимать, ты? Да Зельский тебя арестовать прикажет и под трибунал отдать, и правильно сделает. Он пока что еще комдив, не ты. Забыл, как он тебя обложил вечером? Ты ведь едва на губу не загремел.

— Мы арестуем Зельского сами, — пожал плечами Чешнев. — Он спит и подвоха не ожидает. Господа, будите остальных и поднимайте дивизию в ружье. Боевая тревога! Я возьму дежурный караул и нейтрализую полковника. Выстроить людей на плацу, и пехтуру, и экипажи. Я скажу им несколько слов перед тем, как двинемся на Моколу.

— Ханс, ты сбрендил! — Замполит дивизии выпрямился во весь рост. Стул, на котором он сидел, отлетел в сторону. — Неподчинение приказам, прямой мятеж!

— Да, Семен, в столице мятеж, — согласился подполковник. — Народный Председатель так прямо и сказал. И я намерен выполнить свой долг и мятеж подавить. Мне плевать, что думает комдив. Мне плевать, что думает начштаба. Через полчаса дивизия должна двинуться на Моколу. Господа, те, кто боится или по другим причинам не желает участвовать в подавлении бунта, может остаться в казармах. Я не стану заставлять никого под дулом пистолета. Но и на пустую болтовню у меня времени нет. Кто со мной – встаньте.

— Тю, да какая разница, в кого будем пострелять! — весело усмехнулся лейтенант Пахомов, вскакивая на ноги. — Я с вами, господин подполковник. Давайте я сам Зельского возьму, а? Давно хотел нашему козлу в морду плюнуть!

Несмотря на внутреннее напряжение, Чешнев с трудом удержался от улыбки. Какой же все-таки он еще мальчишка, этот лейтенант!

— Отставить, — сухо сказал он. — Митя, ты всерьез думаешь, что караул тебе подчинится, когда ты прикажешь комдива арестовать? Я сам. Господа, кто еще со мной?

Несколько секунд казалось, что тишина в комнате вот-вот обрушится и раскатает всех в тонкий блин. Потом… потом пронзительно скрипнул по паркету стул, и поднялся капитан Колидзе.

— Я с тобой, Ханс.

Снова скрипнул стул. Капитан Береснев грузно поднялся на ноги.

— И я, — тяжело вздохнув, сообщил он.

Его слова словно прорвали плотину. Офицеры один за другим поднимались на ноги, и вскоре все как один стояли на ногах. Воротнев дико огляделся по сторонам.

— Вы все сбрендили, — выдохнул он. — Чесслово, сбрендили…

— Ты с нами? — в упор спросил его подполковник. — Если боишься, что потом обвинят в мятеже, могу приказать тебя арестовать и засунуть на губу. Останешься чистым.

Замполит заколебался. Люди, кто с насмешкой, кто угрюмо, смотрели на него.

— А! — неожиданно махнул рукой он. — Хрен с вами, так и так в жопе окажусь. Не мятежник, так допустивший мятеж. В Главпуре не посмотрят, на губе я сидел или по бабам шлялся, все равно крайним сделают. Но ты, Ханс, точно сумасшедший. Под трибунал все пойдем, точно тебе говорю.

— Ну, когда еще пойдем! — криво ухмыльнулся Чешнев. — А до того немножко повоюем. Дивизию в ружье, господа!

* * *

— Ты с ума сошел! — всхлипнула Люся, уцепившись за плечи мужа. — Тебя же убьют! Ну посмотри на себя в зеркало – какой из тебя вояка?!

— Какой бы ни был, — хмуро ответил Тимур, поглаживая ее по спине. — Люсенька, милая, ну пойми же ты – я не могу остаться дома. Сколько десятилетий мы сидели в дерьме – и теперь, когда появился реальный шанс начать выкарабкиваться, старые гниды устроили переворот! Мне надоело шептаться на кухне с ребятами. Пора сделать что-то настоящее.

— Да ты о детях подумай! — всхлипнула женщина. — Что с ними-то случится, если тебя убьют? Да пусть не убьют, арестуют? А я?

— Люська, не убивайся ты так. Я же не стану на рожон лезть. Если что, просто в сторонке постою. За угол спрячусь. А? Ну не плачь ты! Мне идти нужно…

— Проклятый телевизор! — снова всхлипнула женщина. — Проклятый Нарпред! Им всем только одного нужно – сытно жрать и красиво жить, а ты за них пойдешь умирать. Все они один другого стоят. Ну что тебе дался Кислицын? Ты же даже за него не голосовал! А?

Тимур покрепче прижал жену к груди, чувствуя, как намокает от слез рубашка, и обвел взглядом комнату, на пороге которой стоял. Просевший едва ли не до пола диван с обтрепанной обивкой. Пара старых продавленных кресел не в комплект к дивану. Обшарпанный письменный, по совместительству обеденный, раздвижной стол, за которым в дни семейных праздников сидели гости. Шатающийся журнальный столик, на котором стоял приглушенный сейчас телевизор с серой рябью помех на экране. Протертый едва ли не до дыр ковер на полу, когда-то белый, а ныне неопределенного цвета. Семейная фотография на стенке, радужно переливающаяся под тусклым светом люстры с пожелтевшими пластмассовыми подвесками… Такая знакомая и такая родная картина, от которой нужно уходить в холодную осеннюю ночь, не зная, вернешься ли и сможешь ли сделать хоть что-то.

Позади скрипнула дверь детской. Тимур обернулся и встретился взглядом с заспанной трехлетней девочкой в ночнушке.

— Папа, я хочу писить, — сонно пробормотала она.

— Сейчас, милая моя, — улыбнулся отец. — Люся, займись ребенком. Мненужно идти, а то самое интересное пропущу.

Он осторожно отстранил уже в голос рыдающую жену, накинул на себя снятое с вешалки пальто, быстро зашнуровал ботинки и открыл входную дверь. Жена сидела на корточках, обнимая дочку, и сейчас ревели уже они обе. Тимур попытался растянуть губы в улыбке, но лицо предательски дрогнуло, и он поспешил отвернуться.

— Я постараюсь не задерживаться, — сказал он в пустоту лестничной клетки. — И не волнуйся за меня. Все закончится хорошо.

Осторожно прикрыв за собой дверь, он двинулся вниз по лестнице. Всхлипывающая женщина, отчаянно сжимающая дочь в объятьях, еще долго сидела на корточках, пытаясь уловить звук его возвращающихся шагов. Затем она отпустила девочку, выпрямилась и кое-как утерла слезы рукавом домашнего халата.

— Танечка, не плачь, — почти твердым голосом сказала она. — Папа обязательно вернется. Пойдем писить.

* * *

— Ты куда собралась?

Белла вздрогнула под загоревшимся в прихожей светом, застыв на полушаге. Откуда она?.. Девушка считала, что мать не слышала ее возни в комнате. Обреченно вздохнув, она повернулась. После того, как прервалась трансляция, прошло уже полчаса, и она отчаянно боялась опоздать. Ну что матери стоило выглянуть на минуту позже?

— Мама, я просто хотела…

— Шляешься ночами, — резюмировала мать, уперев руки в бедра. — То приходишь в час ночи, то в пять утра пытаешься из дома сбежать. Ты куда намылилась? Неужто Нарпреда защищать решила, вояка?

— Я…

— Никуда не идешь, — решительно отрубила женщина. — Марш к себе в комнату. Раздевайся и ложись спать. Мала еще глупостями разными заниматься. Да и не женское дело – воевать.

— Мне уже семнадцать! — вспыхнула Белла. — Я давно не ребенок!

— Повторишь лет через десять, тогда поверю, — покачала мать головой. — А пока что я за тебя отвечаю. Давай, ложись, и выбрось дурь из головы. Без тебя разберутся.

— Не лягу, — девушка упрямо покачала головой. — Мама, ну пойми же ты…

— И понимать ничего не хочу, — отрезала та. — Не хватало еще, чтобы тебя там застрелили случайно. А ну, хватит тут рассуждать! Марш в постель!

Белла вспыхнула маковым цветом.

— Нет, мама, — твердо сказала она. — Я должна идти. И не удерживай меня, я должна! Я себе никогда не прощу, если не пойду. Другие там сейчас жизнью рискуют, а мне дома отсиживаться?

— Бельчонок… — мать попыталась взять ее за руку, но она увернулась. В тусклом свете дочь заметила, как дрожат материнские пальцы. — Бельчонок, не выдумывай. Никто там жизнью не рискует. Никто и не пойдет…

— Нет, пойдут, — упрямо тряхнула головой девушка. — И я пойду. Не держи меня, мам! — внезапно жалобно попросила она. — Ну пожалуйста! Сегодня, может, судьба всего мира решается! Ну ма-ам…

Несколько долгих секунд женщина молча смотрела на дочь. Она вспоминала ее отца, каким тот выглядел десять лет назад, веселого забияку и сорванца, не остепенившегося даже после женитьбы и рождения ребенка. Ее Миша смотрел на нее глазами дочери, его озорные черты проглядывали в девичьем лице. И его характер… Да, она всегда знала, что дочь унаследовала характер отца.

Если бы тогда, десять лет назад, она удержала его, не позволила бы ввязаться в драку с пьяной компанией, пристававшей к незнакомой девушке, он остался бы жив. У нее был бы муж, а у дочери – отец. И, возможно, Белла не отбилась бы от рук, как сейчас. Нет, она не может отпустить дочь. Она – единственное, что осталось в жизни. Единственное, ради чего она до сих пор живет. Если с ней что-то случится, останется только лезть головой в петлю. Нет, она не может…

Миша смотрел на нее глазами дочери. Остался бы он сегодня в стороне? Нет. Наверняка нет. Забияка и хулиган, он в то же время обладал каким-то извращенным чувством справедливости. Она не смогла бы удержать его. И имеет ли она право удерживать унаследовавшего его характер дочь? Да, она сумеет запретить девчонке уйти на улицу сегодня. Но простит ли та ей когда-нибудь?

— Бельчонок, — тихо проговорила она, удерживая неожиданно навернувшиеся слезы. — Присядь пока. Ты уходишь надолго, когда вернешься, непонятно. Я сделаю с собой бутербродов.

* * *

Ночная тьма окутывала столицу. Редкие фонари тускло освещали пространство возле столбов, оставляя большую часть тротуаров неосвещенными. Город спал. Он всегда спал в это время. Где-то там, далеко на юге, в жарких мегаполисах Сахары, крутились неоновые рекламы, превращая своими сполохами черную тропическую ночь в удивительную фантасмагорию, летели по ярко освещенным улицам шикарные лимузины, чернокожие аборигены, сливаясь с мраком обнаженными руками и ногами, высыпали на тротуары, радуясь ночной прохладе и возможностью выбраться из-под ледяных струй кондиционеров. Здесь же, на севере, ночью города спали, и только редкие грузовики и патрульные полицейские машины разрезали серую снежно-слякотную темноту улиц и переулков тусклым светом фар.

Так шло всегда – но не сегодня. Нынешней ночью страна не спала. Страсти бурлили в тесных квартирах панельных многоэтажек, просторных ветхих комнатах особняков дореволюционной постройки и в комнатах деревянных бараков. Телевизоры тихо шипели в углах статикой бессмысленных помех прерванного вещания, и горячечный шепот – только бы не услышали соседи – вторил шорохам эфира.

Страна не спала. И темные улицы северных городов замерли в натянутом ожидании, медленно пробуждаясь к жизни в неурочное время зимней воскресной ночи. То и дело тут и там хлопали двери квартир и подъездов, скрипели деревянные ступеньки и доски тротуаров, комариными голосами начинали петь гравиэмиттеры личных и казенных автомашин. Столица, взбудораженная выстрелами разрядников и пулеметными очередями, пробуждалась быстрее прочих, но и остальные города ненамного от нее отставали. Сначала редкие, потом все более и более частые человеческие фигуры возникали на улицах, пробираясь к центральным площадям и резиденциям наместников Нарпреда. Фигуры сбивались в группы, группы – в толпы, заполонявшие площади и скверы. Спешно поднятые по тревоге полицейские, а потом и части внутренних войск УОД растерянно жались неподалеку. Они не получали сверху никаких команд и не понимали, что им делать – то ли разгонять людей, то ли, наоборот, охранять от гипотетических мятежников. В конце концов в тех регионах, где наместники Нарпреда открыто встали на сторону Кислицына, полиция даже организовала подобие оцепления вокруг площадей «с целью предотвращения провокаций», причем их разрядники оказались направлены отнюдь не на толпу.

Входящие в ЧКК заговорщики допустили серьезные ошибки. Устранение непокорного Народного Председателя готовилось давно, но они не планировали устраивать явный мятеж с трансляциями по телевидению и подавлением открытого вооруженного сопротивления. Переворот должен был состояться тихо, в кулуарах, а использованные Генштабом мятежные части всего лишь предполагались к патрулированию столичных улиц в первые дни после него. Даже планы по блокированию столицы создавались буквально на коленке в течение пары часов после первого телевизионного выступления Нарпреда. Для полноценного военного переворота лояльных сил у ЧКК катастрофически не хватало, и вся надежда Комитета сейчас заключалась только в том, что армия останется в бездействии.

Армия действительно оставалась в бездействии. Четвертая танковая дивизия, стоящая в восьмидесяти километрах от Моколы, оказалась единственным исключением. Не понимающие, что происходит, командующие военными округами сочли за благо проигнорировать как выступления Народного Председателя, так и доставленные правительственной связью депеши ЧКК и невнятные приказы Генштаба, сводящиеся к требованию обеспечить покой и порядок на своей территории. Ни одна воинская часть, кроме Четвертой танковой, не покинула свои казармы, хотя некоторые и подняли личный состав по тревоге.

Под крышкой внешнего покоя ночи и мрачного зимнего утра страна кипела сдерживаемыми – пока еще – страстями. Котел давно перегрелся, и предохранительный клапан, который всего на полдня успел открыть Народный Председатель, снова оказался завернут действиями ЧКК. И давление в котле нарастало со все увеличивающейся скоростью.

* * *

Одинокий разряд с шипением хлестнул по стальной окантовке бывших стеклянных дверей. Полетели искры. Безобразов, резко отдернул голову и выругался сквозь зубы.

— Приборы ночного видения у них наверняка есть, — сообщил он Олегу. — Я сразу заподозрил, когда они прожекторы пригасили. Я думал прорваться в темноте, расстреляв подсветку, но не получится. И в темноте перещелкают, как сидячих.

Полковник сплюнул на покрытый плиткой пол вестибюля.

— Кретин! — с чувством произнес он. — На кой хрен я к машинам ломанулся? Следовало с самого начала через окна первого этажа уходить, с противоположной стороны здания. Могли убраться дворами незамеченными. А сейчас уже и там все закрыто. Шеф, если выберемся отсюда живыми, увольте меня в отставку без пенсии. Заслужил…

— Не нервничайте, Жоэль Иванович, — спокойно произнес Олег. Он удивился тому, как твердо звучит его голос на фоне собравшихся в тяжелый комок внутренностей. — Они же не нападают. Значит, боятся.

— Они не боятся, — качнул головой полковник. — Они заперли нас здесь и ждут рассвета. Судя по всему, их не так много. Они не знают, сколько нас здесь, и не рискуют лезть в темноте. Даже с учетом их приборов ночного видения у нас останется преимущество. Вот дождутся утра, подтянут подкрепления и войдут. Б…дь, хоть подземный ход под площадью начинай копать!

Наступила напряженная тишина. Олег откинулся на спинку неудобного стула в дальнем углу караулки и задумался, глядя сквозь дверной проем на ползающие по стене вестибюля красные точки целеуказателей. Что может замышлять ЧКК в его отношении? Прилюдно или тайно расстрелять за преступления против Ростании? Вряд ли. Еще ни один Народный Председатель не завершал свой срок подобным образом, и вряд ли они захотят создавать прецедент. В конце концов, кто-то из них метит на его место. Нет, если они возьмут его живым, то расстреливать точно не станут. Скорее, отставка и тайное пожизненное заключение в каком-нибудь отдаленном месте. И, как вариант, быстродействующий яд в пище пару лет спустя. Может, сдаться и посмотреть, как станут развиваться события?

Нет. Сдаваться он не намерен. Лучше сдохнуть, чем признать таким образом свое поражение. В крайнем случае он возьмет у Безобразова разрядник и выскочит на площадь, паля во все стороны. Тогда его пристрелят осаждающие, а лет через пятьдесят ему, глядишь, поставят памятник. Да, серьезное утешение… Он беззвучно хмыкнул. Нет, так не годится. Геройски погибнуть он всегда успеет. И, кстати, совершенно незачем тащить за собой на тот свет ребят из охраны. Что же делать, а? Все-таки какой глупостью оказался прорыв на телестудию! После выступления прошло уже полтора часа, а на площади не появилось ни одного человека. Впрочем, ты дважды идиот. Кто пустит гражданских на оцепленную площадь?

— Здесь есть подвал, — подал голос давешний техник. Он сбежал по лестнице, когда телохранители Олега, отстреливаясь от осаждавших на площади, рассыпались по всему вестибюлю, и его сразу зацепило случайным разрядом. Только что он в полузабытье лежал на полу караулки, оперевшись о стену, чтобы не наваливаться на обожженный бок и левое предплечье, едва прикрытые обуглившимися лоскутами одежды. Из вздувшихся на коже волдырей сочилась сукровица. Сейчас он открыл большие блестящие глаза и в упор смотрел на Народного Председателя, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить ожоги.

— Здесь есть подвал, — повторил он. — Надо туда…

— Знаю, — сквозь зубы откликнулся Безобразов. — А толку-то? Оттуда нет других выходов.

— Есть… — слабо произнес техник и бессильно прикрыл глаза. Олег попытался вспомнить, как его зовут. Кац… Кац… как имя? Склеротик хренов, ведь обещал не забыть! Кац… Иосиф? Нет, Йозеф.

Безобразов встрепенулся, как почуявший кровь волкодав. В полтора шага он пересек караулку и склонился над парнем.

— Где выход? — быстро спросил он. — Где?

Техник со свистом втянул воздух и снова приоткрыл глаза.

— Подвал… центральный коридор… — прошептал он, мелко и часто дыша. — Предпоследняя дверь слева… Комната… Стеллажи с барахлом… у дальней стенки… Стальная дверь за ними… Говорят, там выход… куда-то в технические каналы… Дверь в комнату всегда закрыта… ключ у коменданта здания. Видел… мельком… ребята говорили, что… вентиляция… ходы…

Он с хрипом втянул воздух и обмяк. Глаза закатились, показав белки.

— Что ж ты раньше молчал! — с чувством сказал Безобразов. Он ухватил рацию и поднес ее ко рту:

— Соколы, здесь Ястреб. Сменить канал. Счетчик семь.

Поднеся рацию близко к глазам, он быстро набрал на маленькой клавиатуре код и снова приблизил ее ко рту.

— Соколы, подтвердить прием, — проговорил он.

— Первый на связи… второй… третий… четвертый… — донеслось из динамика.

— Второй! Слушай приказ. Отправь двоих в подвал. Спуск возле центральной лестницы. В главном коридоре пусть вынесут предпоследнюю дверь слева. Обследовать комнату, там еще одна дверь за стеллажами. Если обнаружат, ничего не предпринимать, доложить мне.

— Второй понял! — донеслось из рации. — Выполняю.

Томительно тянулись минуты. Вскоре откуда-то издали слабо ухнуло. Стена содрогнулись, с потолка посыпалась штукатурка. Спустя несколько мгновений ожила рация.

— Второй на связи! Ястреб, дверь вскрыта, в комнате обнаружена еще одна дверь, заставлена разной дрянью. Жду указаний.

— Второй, бери оставшихся из своей пятерки и дуй вниз, — быстро откликнулся Безобразов. — Как доберешься, открыть вторую дверь, исследовать, что за ней. Выполнять!

Спустя еще пять невыносимо медленно тянущихся минут вдали снова ухнуло.

— Второй на связи! — прохрипела рация. — Дверь открыта. За ней тамбур и железная дверь на простом засове. За ней вижу систему тоннелей. Света почти нет, только в тамбуре на полочке ручные фонари. Батареи почти сели, но лампы еще горят. Куда ведут ходы – непонятно. Проверить?

— Второй, оставаться на месте, охранять выход, — скомандовал Безобразов. — Остальным Соколам – через пять минут берите своих и мухой в подвал. Веду туда шефа, прикрывайте, если что.

— Понял! — на несколько голосов откликнулась рация. Безобразов повесил свое переговорное устройство на грудь и повернулся к Олегу.

— Шеф, по моей команде – перебежкой до главной лестницы. Там метра три простреливаемого пространства, но они не успеют среагировать. Мы с ребятами вас окружаем по стандартному шаблону, так что даже если и успеют выстрелить, в вас не попадут. Готовы?

— Погодите, Жоэль Иванович, — остановил его Олег. — А он? — указал на лежащего на полу техника.

— Он не может идти, а мы не можем тащить его на себе, — мотнул головой полковник. — Болевой шок. Придется его оставить.

— Нет! — рявкнул Олег. — Он нам жизнь спасает, а мы его оставим?

— Нельзя! — прорычал Безобразов. — Он нас задержит. Мы рискуем погибнуть сами и ничем не поможем ему.

— Мы. Его. Возьмем! — холодно и с расстановкой проговорил Олег. — Это не обсуждается. Выполняйте приказ, господин полковник.

Несколько секунд Безобразов сверлил его взглядом. В полумраке аварийного освещения белки его глаз отливали красным. Потом начальник охраны вздохнул и отвел глаза.

— Чернов… — начал он.

— Идите, Олег Захарович, — техник снова приоткрыл глаза, не дав ему закончить фразу. — Я не хочу… с вами. Я… просто дежурный… попавший под раздачу. Мне… ничего не сделают… наоборот, помогут… в больницу… Мне не надо… с вами…

Он задохнулся и умолк.

— Он прав, — мягко сказал полковник, снова поворачиваясь к Олегу. — Тем сволочам нужны мы, а не он. Они не станут убивать всех, кого здесь найдут, тем более – явно гражданских. А если мы потащим его с собой, он вполне может умереть по дороге, не дождавшись помощи. Идемте, Олег Захарович, время не терпит.

Настал черед Олега отводить взгляд. Он со свистом втянул воздух через уголки губ. Ты не в военном фильме, ехидно сказало ему что-то внутри. Такова реальная жизнь. В ней раненых бросают, чтобы не задерживать остальных. Жизнь одного гражданского весит меньше, чем жизнь нескольких солдат. А твоя жизнь важнее, чем жизни остальных, вместе взятые. От тебя зависит, выживет ли страна, и ты не имеешь права рисковать собой ради какого-то техника.

Он помог мне. Без него весь наш марш-бросок оказался бы бессмысленным. Я виноват в том, что с ним случилось.

Не пытайся держать на себе весь мир. У тебя есть долг перед людьми, и ты обязан его выполнить. Генералы не идут в атаку сами. Они посылают умирать солдат, оставаясь в безопасности тыловых штабов. Так было, есть и будет. Если тебе не нравится, уволься из генералов. Но не сейчас. Потом. Решай, и быстро.

Народный Председатель подошел к лежащему на полу парню и склонился над ним.

— Прости, — виновато сказал он. — Я и в самом деле должен тебя оставить. Но я обещал, что не забуду тебя. Я действительно не забуду.

— Он вас не слышит, — сказал за спиной Безобразов. — Пойдемте, шеф. Время не терпит.

Олег дотронулся до здоровой правой руки техника, выпрямился и подошел к дверному проему, противный сам себе. Но еще он знал, что теперь обязан выбраться отсюда и свернуть шею ЧКК. После всех жертв, к которым уже привел мятеж, он просто не имеет права проиграть. Не только ради парня, что лежит сейчас без сознания на грязном каменном полу и, возможно, умрет от ожогов еще до рассвета, но ради всей страны.

— Двинулись, — холодно сказал он. — Командуйте, Жоэль Иванович.

* * *

Путь по тоннелям почти не отложился в памяти Народного Председателя. Черные проходы, тускло освещенные едва светящимися фонарями; склизкие каменные стены и капающая сверху вода; вонючие лужи и грязь под ногами; какие-то рельсы, уходящие в неизвестность, а иногда ныряющие прямо в стены; подгибающиеся от усталости ноги, тяжкий душный воздух подземелья и бешено колотящееся сердце… Позже Безобразов уверял его, что путь по техническим каналам занял не более получаса, но Олегу тянущийся кошмар казался вечностью.

Последнюю дверь один из охранников выбил ударом ноги. Олег захлебнулся промозглым воздухом холодной зимней ночи, и первые вздохи словно надавали ему влажных пощечин. Он внезапно ясно осознал окружающее – широкий, неопознаваемый в полумраке проспект с тусклым фонарями, тонкую полоску чуть светлеющего неба на востоке – и толпу людей, стоящую в грозной неподвижности.

— …и мы должны, наконец, сказать свое слово! — закончил фразу мужчина, стоящий на тумбе под ближайшим фонарем.

Небольшой отряд вырвавшихся из-под земли телохранителей окружил Олега плотным кольцом. Они стояли, тяжело отдуваясь и упираясь ладонями в бедра, чтобы перевести дыхание, но зорко оглядывались по сторонам. Безобразов что-то тихо бормотал в рацию.

— Дурни! — негромко крикнул кто-то в сумраке. — Осторожно, дурни!

Люди начали поворачиваться в сторону отряда и осторожно отступать подальше от него. С опозданием Олег вспомнил, что «дурни» на нынешнем сленге – УОД. «Управление остолопов и дурней», как расшифровывают его в народе в последнее время.

— Стойте! — крикнул он. — Господа! Я – Народный Председатель, Кислицын. Мы не причиним вам вреда!

Он распихал оторопевших от неожиданности охранников и вышел под свет фонаря.

— Я – Народный Председатель, — повторил он.

— Да, это он, — негромко сказал кто-то неподалеку.

— Он! Он! — подхватили голоса. — Кислицын здесь! Ура! Ура Народному Председателю!

Говоривший мужчина спрыгнул с тумбы и быстро подошел к Олегу. Два телохранителя сразу же угрожающе нависли над ним, но тот не обратил внимания.

— Господин Народный Председатель! — энергично произнес он. — Моя фамилия Клаус, я нечто вроде стихийно выбранного председателя митинга. Вас преследуют? Вам требуется помощь?

— Мы уходили туннелями, — пожал плечами Олег. — Наверное, не преследуют, там заблудиться – раз плюнуть. Где мы находимся?

— Проспект Джошича, — сообщил Клаус. — Площадь Восстания неподалеку, — он махнул рукой, указывая направление, — но там солдаты. Мы пытались подойти, а нас избили электродубинками.

Олег задумался. Площадь Восстания? Ах, да. Старое название площади перед телецентром, старожилы никак не забудут. Выходит, они совсем рядом с врагом? Теперь он разглядел отблески яркого света в полукилометре дальше по проспекту. Очевидно, осаждающие все еще не знали, что они покинули здание.

— Жоэль Павлович! — позвал он. — Что дальше?

Безобразов, засовывая в нагрудную петлю рацию, повернулся к нему.

— Я пытался связаться с резервной точкой, — сумрачно сказал он. — Туда ушел запасной транспорт. Они не отвечают. Слишком далеко, рация не берет.

— У нас есть машина, — быстро сказал Клаус. — Моя. Можете взять, если нужно.

— Нужно, — кивнул полковник. — Ключ?

Клаус сунул руку в карман и вытащил оттуда связку ключей. Быстро сняв оттуда тонкую пластинку, он протянул ее Безобразову.

— Вот. «Мила-комета», я ее в тот двор загнал. Только она не в лучшем состоянии. Троих берет, а больше – генератор перегревается.

— Понял, — кивнул полковник. — Шустрый! — он кинул ключ парню рядом с Олегом. — Быстро за машиной. Ты за рулем. Щас узнаем, каким гонщиком ты был – совсем хреновым или просто дурным, — насмешливо добавил он в спину убегающего телохранителя. — Остальные, слушать мою команду! После нашего отбытия рассыпаться и дворами пробираться к Резиденции. Подходы к ней наверняка хорошо блокированы, так что действуйте по обстановке. К скрытым ходам не суйтесь, иначе получите пулю от охраны. Нам не нужно, чтобы на вашем хвосте пришлепала еще пара батальонов. Если получится, прорывайтесь в здание по площади. Не рискнете – валите куда-нибудь к знакомым и залягте на время. Дома не появляться. Сейчас – рассредоточиться, держать окружающую местность.

Полковник повернулся к Олегу.

— Давайте отойдем из-под фонаря, шеф, — попросил он извиняющимся тоном. — Неровен час, заметят издалека.

— Погодите, Жоэль Иванович, — остановил его Олег. — Я должен сказать несколько слов людям.

Он подошел к тумбе, с которой спрыгнул Клаус и, кряхтя, вскарабкался на нее.

— Граждане! — произнес он, повернувшись к толпе. — Я хочу сказать вам спасибо за то, что вы все-таки вышли на улицу. Я даже не могу объяснить, как много для меня значит ваша поддержка. Не надо подставляться под разряды. Ваша смерть ничем мне не поможет. Просто сделайте так, чтобы устроившие переворот, поняли – они одиноки. Что за ними никто не стоит…

Вдалеке зародилось и начало быстро приближаться тарахтение напополам с гулом и свистом.

— Вертолет! — крикнул Безобразов. — Вертолет на подходе! Шеф, срочно уходим…

Из арки неподалеку выпрыгнула, сияя фарами, и торопливо юркнула к толпе старая колесная «мила-комета». Олег еще раз окинул взглядом толпу и, охнув от боли в коленке, разбитой в кровь еще в подземельях, спрыгнул с тумбы. Он торопливо заковылял к распахнутой дверце автомобиля, поддерживаемый под локоть Безобразовым, и тут вертолет, вынырнув из-за крыш домов, пригвоздил толпу светом прожектора.

Олег замер на месте как вкопанный, игнорируя потуги Безобразова сдвинуть его с места.

— Нет… — медленно произнес он.

— Шеф! — гаркнул начальник охраны ему в ухо. — Быстрее в машину! Мы успеем уйти через дворы!

— Нет! — Олег рывком высвободил локоть и повернулся к полковнику лицом. — Мы не уходим. Мне надоело убегать.

— Что… — изумленно начал произносить Безобразов, но Олег уже оказался в нескольких шагах от него. Достигнув края толпы, он остановился. Люди сгрудились позади него, настороженно перешептываясь.

— Шеф! — сквозь зубы процедил догнавший его полковник, едва слышимый за рокотом двигателя приземляющегося посреди проспекта вертолета. — Что вы собираетесь делать? Они же мятежники!

— Даже мятежники – граждане нашей страны, — качнул головой Народный Председатель. — Страны, главой которой я пока что являюсь. Поймите, Жоэль Иванович, я не могу убегать всю жизнь. Куда я отсюда пойду? Обратно в осажденную Резиденцию? Чтобы меня затравили там, как лису в норе? Нет, нахрен. Я призвал людей выйти на улицы, и они вышли. Сбежать сейчас означает их предать. Они вышли по моему зову, и теперь я должен их возглавить.

Безобразов только застонал.

— Да поймите же вы, шеф! — гаркнул он. — Там солдаты! У них автоматы и боевые разрядники! Вы видели, что они делают с человеком! Вас расстреляют вместе с вашими гражданами, и на том все закончится!..

— Господин полковник! — резко сказал Олег. Краем глаза он наблюдал, как из севшего вертолета выпрыгивают спецназовцы в полной боевой выкладке – бронежилетах с тускло серебрящимися цепочками заземлителей, в респираторах, с приборами ночного видения, сдвинутыми сейчас на лоб, с тяжелыми разрядниками наперевес. — Я принял к сведению ваш совет, но остаюсь здесь. Это не обсуждается. Прикажите вашим людям расположиться так, чтобы они не смешивались с гражданскими. Я не хочу, чтобы они спровоцировали стрельбу по толпе. Выполнять! — неожиданно даже для себя гаркнул он.

Безобразов вздрогнул и несколько секунд безумным взглядом смотрел на Олега. Потом пожал плечами, коротко кивнул и растворился среди людей.

Высадившийся спецназ почему-то не торопился нападать. Отряд из примерно пятнадцати человек рассредоточился по сторонам улицы, еще четверо охраняли вертолет, явно глушивший двигатель. Лопасти винта крутились все медленнее и медленнее. Двое в бронежилетах быстрым шагом двинулись в сторону Олега.

— Приказываю всем немедленно разойтись! — резко выкрикнул один из приближающихся. — Незаконные собрания подлежат роспуску. В случае, если вы не разойдетесь по домам добровольно, мы применим силу!

— Отставить! — громко сказал Олег, делая несколько шагов навстречу. — Кто вы такой? Фамилия, звание, часть?

— Ты что, самый ум… — ощерился кричащий, но внезапно осекся и пристально вгляделся в Олега. — Виноват, господин Народный Председатель! Не узнал в темноте. Майор Глыбкин, отряд особого назначения при Мокольском управлении общественных дел. Имею приказ подавить беспорядки в районе Черемушинской площади и оказать всемерную помощь в уничтожении засевших в телецентре террористов.

— В телецентре нет террористов, — нетерпеливо проговорил Олег. — Террористы его осаждают. Вы что, телевизор не смотрите? Кто отдает вам приказы? Почему вы здесь?

— Я выполняю приказ оперативного дежурного по мокольскому УОД генерала второй степени Шлицера, — отрапортовал спецназовец. — Полчаса назад он получил экстренное сообщение из Канцелярии Народного Председателя… вашей Канцелярии. Я не знаю содержания сообщения, но генерал приказал вылететь к телецентру, разогнать бунтующих гражданских и участвовать в уничтожении террористов.

— Майор, — устало произнес Олег. — Я не понимаю, вы что, на полном серьезе телевизор не смотрите? В стране военный переворот. Резиденция Народного Председателя вместе, разумеется, с Канцелярией уже много часов не имеет связи с внешним миром. Я не знаю, кто отправил сообщение генералу Шлицеру и направлял ли вообще, но вам в любом случае солгали. В телецентре находились не террористы, а я с моей охраной. Мы передавали экстренное сообщение, и нас блокировали мятежники. Понятно?

— Так точно… — растерянно произнес майор. — И… что мне делать?

— Интересный вопрос, — хмыкнул Олег. — Найдите начальника моей охраны полковника Безобразова. Он где-то здесь, проверяет своих бойцов. Ваша задача – охрана гражданских и пресечение провокаций. Но всеми силами избегать вооруженного конфликта с мятежниками – у гражданских, в отличие от вас, заземленных бронежилетов нет. Ясно?

— Так точно! — майор вскинул руку к козырьку. — Как мне найти полковника Безобразова?

— Он вас сам найдет, — буркнул Олег. Он пожалел, что отослал полковника. Ничего, максимум через пару минут тот опять свалится на голову. Кстати, может, воспользоваться так кстати подвернувшейся вертушкой? Десять минут – и в резиденции… — Да, и прикажите вашему вертолету возвращаться на базу. Он вам пока не понадобится, а здесь его, глядишь, каким-нибудь бэтээром протаранят.

— Так точно! — снова козырнул майор и кивнул своему спутнику в сторону вертолета. Потом он склонил голову и начал что-то тихо говорить в прикрепленную поверх бронежилета рацию. Несколько секунд спустя лопасти вертолета начали раскручиваться вновь. Когда тарахтение достигло апогея, тяжелая машина медленно приподнялась над землей на гравиподушке. Потом, неожиданно резко набрав высоту, она косо метнулась вверх и скрылась за домами, в окнах которых один за другим зажигались удивленные огоньки.

Олег быстро представил себе схему городских проспектов. До резиденции километров семь или восемь, если главными улицами. Если срезать путь дворами, то можно сократить километр, а то и два. Нет, не стоит.

Он встал лицом к напряженно ожидающей его слов толпе.

— Граждане! — сказал он громко. — Мы идем к резиденции. Настало время показать, что народ – реальная сила. Следуйте за мной!

Народный Председатель развернулся и широко зашагал по асфальту, стараясь не обращать внимания на боль в колене. А заодно и не думать, что случится, если подкрепление к осаждающим телецентр пойдет именно по проспекту Джошича. Одно дело – ничего не понимающие спецназовцы, и совсем другое – солдаты, управляемые офицерами-мятежниками. А тех вряд ли впечатлит его нынешняя группа поддержки.

Он шел, и позади него раздавался топот десятков людей. И с каждой сотней метров колонна медленно, но неотвратимо увеличивалась.

* * *

Звонок хлестнул по ушам, вдребезги разбив тишину кабинета.

— Слушаю! — гаркнул Бирон, сжав трубку телефона так, что побелели костяшки пальцев.

— Хатамото на связи. Безобразов пробился со своей рации. Они приближаются к резиденции.

— Что… что с Кислицыным? — горло начальника Канцелярии внезапно перехватило, и слова с трудом пролезали в сдавленную спазмом глотку. — Жив?

— Народный Председатель цел и невредим. Он… секунду, Безобразов сообщает… он идет по проспекту Борцов Революции во главе колонны людей. Они примерно в получасе ходьбы отсюда.

— Мятежники?

— Похоже, пока не в курсе. О преследовании не сообщается.

Бирону показалось, что он вот-вот воспарит к потолку от облегчения. Он медленно выдохнул и бессильно откинулся на спинку кресла. Цел и невредим… М-мать! Он снова резко выпрямился.

— Что значит – идет во главе колонны? Откуда взялась колонна? Что за люди?

— Не могу знать точно, господин Бирон, — Павел словно воочию увидел, как начальник оперативного штаба пожал плечами. — Могу только предположить, что мокольцы откликнулись на призыв по телевидению.

— Кретин долбаный!.. — выдохнул начальник Канцелярии, но тут же спохватился: — Я не вам, господин майор. Так… Полчаса ходьбы? Два километра? Три? Еще немного, и они столкнутся с пикетами в зоне оцепления. Да их же расстреляют! Ёрский чум… так… так…

Он снова откинулся на спинку, лихорадочно размышляя. Может, сходить посоветоваться со Шварцманом?

— Господин майор, удастся послать наших людей навстречу? У нас семьдесят человек, мы можем прорвать кольцо оцепления хотя бы в одном месте.

— Там несколько БМП при поддержке пулеметных точек, а у нас только легкое стрелковое вооружение. Половину бойцов положат при штурме, а оставшуюся половину – чуть позже, когда подтянут подкрепления. У них наверняка предусмотрен такой вариант развития событий.

— Но есть же еще тот дальний подземный выезд, через который ушли машины! Мы можем выбраться через него.

— Машины ушли через него благодаря эффекту внезапности. Полчаса назад с заставы передали, что выезд взорван. Вероятно, вы слышали грохот. Люди там проберутся, но одного пулемета достаточно, чтобы полностью блокировать проход.

Павел со свистом втянул воздух сквозь зубы, с трудом подавив желание вдребезги расколотить трубку о столешницу.

— Так что же, мы ничего не можем сделать? — безнадежно спросил он. В желудке снова образовался тяжелый свинцовый ком.

— Мы можем продолжать выполнять приказ Народного Председателя – удерживать резиденцию, — сухо откликнулся Хатамото. — Ни на что другое нас не хватит. Я, разумеется, прикажу своим людям приготовиться к штурму оцепления. В случае, если Народному Председателю потребуется помощь огнем, мы ее окажем. Но наши потери окажутся чудовищными – мы телохранители, а не штурмовики. Лучше бы такого не случилось.

Бирон застонал.

— Могу я высказать свои предположения, господин начальник Канцелярии? — донесся из трубки далекий голос Хатамото.

— Слушаю, — безнадежно откликнулся Павел. — Валяйте.

— Я склонен предположить, что огневая поддержка не понадобится. Солдаты не станут стрелять по безоружным людям.

И вот тут нервы начальника Канцелярии сдали окончательно.

* * *

Промозглый утренний ветерок, несущий мелкие снежинки, пробиравшийся под плотную десантную куртку, усиливался тем больше, чем ярче светлело небо на востоке.

Семен зябко поежился. Молодому солдату не нравилось происходящее. Когда дивизию вечером подняли по тревоге и, выдав боевые разрядники, загнали в кузова грузовиков, он воспринял все как очередную учебную тревогу. Однако после того, как их в наступившей темноте выбросили на брусчатку городских улиц и заставили спешно оборудовать огневые точки под прикрытием БТРов, мурашки по его телу побежали не только из-за промозглого воздуха. Когда лейтенант отвлекался, бойцы шепотом передавали друг другу самые невероятные слухи – вплоть до того, что Сахара таки нарушила все договоры, армады ее транспортных вертолетов приближаются к столице, и теперь с минуты на минуту следует ждать десанта.

Однако какой, нахрен, десант со стороны резиденции самого Народного Председателя? Семен никогда не был в Моколе, если не считать пары увольнительных, когда он с Витькой и еще двумя ребятами шлялся по каким-то унылым забегаловкам на окраинах, ничуть не лучшим, чем окраины его родной Валтары. Но даже в темноте, которую только сгущали окрестные фонари, кто-то из более опытных опознал местность. А когда на подогнанном сзади грузовике затарахтел генератор и луч прожектора принялся шарить по простершейся впереди площади, то и дело отражаясь от темных зеркальных окон высокого здания, Семен понял, что Сахара точно ни при чем. Разве что ее десант уже успел захватить Резиденцию. Если бы им сказали хоть что-то!

Но комвзвода сам был не в своей тарелке. Изредка лейтенант прохаживался по блокпосту, ободряюще, как ему казалось, а на самом деле жалко и неуверенно похлопывая солдат по плечу и иногда выдавая ничего не значащие фразы о необходимости бдительности. Губы на его молодом лице подрагивали. Сейчас командир выглядел совсем мальчишкой чуть старше самого Семена, хотя при нечастых появлениях старших офицеров пытался изображать из себя крутого героя. Хе… Называется – некомплект офицеров. Солдат-то можно призвать, а вот офицерская служба у нас добровольная.

Десантник, сжавшись в комок, притулился за вертикальной панелью возле выходящего на проспект подъезда, пытаясь укрыться от ветра. Пальцы на стволе разрядника успели закоченеть и почти не сгибались. Температура наверняка болталась на отметке градусов в пять, а то и десять ниже нуля. Что происходит? Почему в части уже неделю как изъяли и куда-то унесли все телевизоры? Что они делают тут, ночью и на ветру, без четких приказов, но с боевым оружием в руках? Зачем на городских улицах тяжелые пулеметы и техника? Три взвода, сорок человек только на проспекте…

Прозвенел мотор легковушки. Она подъехала с выключенными фарами и габаритными огнями. Водитель даже не стал садиться на опоры и гасить подушку, словно намереваясь в любой момент сорваться с места и исчезнуть в постепенно светлеющем полумраке раннего осеннего утра. Лязгнули дверцы – из машины выбрались двое.

— Господин полковник, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось! — Комвзвода, запинаясь, бросился, к новоприбывшим. — Докладывает лейтенант Зубко!

— Тревога, лейтенант! — хрипло гавкнул один из явившихся. — Разверни своих бойцов, быстро! Сюда движется какая-то колонна гражданских. Остановить и рассеять! Разрешаю открывать огонь на поражение.

— Так точно, господин генерал! — растерянно откликнулся лейтенант. — А… э…

— Ты что-то хочешь спросить, лейтенант? — резко спросил полковник. Теперь Семен опознал его по голосу – это оказался сам комдив. Интересно, что за генерал с ним приперся?

— Д-да… н-нет, господин полковник, — окончательно растерялся лейтенант. — Раз… разрешите выполнять?

— Выполнять, мать твою, придурок! — гаркнул комдив. — Распустились, майский зюх, смотреть противно! Быстро!

— Так точно! — лейтенант козырнул, отступил на пару шагов и замахал руками. — Первый взвод! Второй взвод! Цепью поперек проспекта – стройся! Третий взвод, отделения первое и второе! Присоединиться к цепи! Остальным продолжать держать площадь. Перекрыть улицу, никого не пропускать. Оружие на изготовку! Открывать огонь на поражение по моей команде! — Он бросился к машине с прожектором и что-то неразборчиво закричал в кузов, заглушаемый стуком генератора.

Темные фигуры десантников неохотно отлеплялись от стен домов и брели по улице, выстраиваясь в подобие цепочки. Хотя проспект здесь и расширялся, шеренга из трех десятков человек получилась довольно плотной. Семен оглянулся влево на оказавшегося рядом Витьку. Тот лишь пожал плечами и поудобнее перехватил свисающий с плеча на ремне разрядник.

Луч прожектора развернулся. Теперь он метался в темноте проспекта, нащупывая приближавшихся. Однако проспект оставался пустым. В томительном ожидании проходили минуты.

И вот, наконец, луч выхватил какую-то темную массу метрах в двухстах. Она быстро приближалась, и через минуту стало видно, что во всю ширину проспекта идут люди. Обычные люди в самой обычной одежде – теплых куртках и пальто, шапках, ботинках и сапогах… Они шли в грозном молчании, и внезапно Семен почувствовал, что мурашки у него на коже стали куда крупнее. Огонь? На поражение? По живым людям, у которых и оружия-то нет?

— Стоять! — заорал через мегафон откуда-то сзади хриплый голос комдива. — Приказываю остановиться! Вы в запретной зоне и нарушаете комендантский час! Всем разойтись, или мы открываем огонь! Да стоять же, б…дь, вы что, оглохли?

Толпа остановилась. Теперь ее и цепочку заграждения разделяло не более пятнадцати метров. Семен нервно сжал разрядник и оглянулся. Его соседи выглядели не более уверенно, чем он сам.

Время начинает ползти как улитка. Нащупать большим пальцем предохранитель разрядника… одно движение, и спуск свободен, красная точка прицела пляшет по толпе, искусственные молнии мечутся по ионизированному лазерным импульсом воздушному каналу, впиваются в живую плоть, в воздухе крики, вой, запах паленого мяса?..

На сетчатке глаз – отпечаток на мгновение выхваченного прожектором лицо девчонки в первом ряду. Совсем молодая, лет шестнадцати, черные кудри выбиваются из-под вязаной шапочки, легкая, не по погоде, желтая курточка не спасает от пронизывающего ветра. Она совсем как Люська. Сестра сейчас, наверное, спит, досматривая сладкие сны воскресного утра. Или нет?

Рядом – мужчина лет тридцати пяти. Старое пальто с облезлым меховым воротником, короткий проблеск обручального кольца на сжатом кулаке, длинные ранние залысины на обнаженной голове. Ветер треплет жидкие темные волосы – совсем как у отца, когда тот провожал его в военкомат прошлой осенью.

Зачем они здесь?

Стрелять в них? В девчонку, в мужика? Нет. Он не сможет. Он не станет. Ни за что! Большой палец медленно скользит прочь с предохранителя, указательный перестает оглаживать спуск…

— Последнее предупреждение! Немедленно разойтись, или мы открываем огонь на поражение!

От толпы отделяется человек, уверенным шагом преодолевает половину пространства перед цепью. Прожектор фиксируется на нем, безжалостно уродуя лицо резкими пляшущими тенями. Среднего роста фигура, черное пальто, темно-серые волосы, портрет вместо лица… портрет? Народный Председатель? Здесь? Что происходит? Взгляд влево, взгляд вправо – Витька стоит, приоткрыв рот, разрядник обвис на ремне, уставившись рылом в землю. Что?

— Я – Народный Председатель. Кто здесь командует? — негромко, но уверенно спрашивает Кислицын. — Выйти сюда, немедленно.

Тишина.

— Я сказал – командира сюда. Или он сбежал с перепугу?

Что-то толкает Семена в спину, и он делает пару шагов вперед, чтобы не потерять равновесия. И внезапно время начинает идти как обычно.

Комдив в сопровождении генерала – или наоборот? — распихав бойцов, быстрым шагом выходит вперед.

— А, господин Народный Председатель! — иронически просипел генерал. — Мы вас заждались. Вы арестованы за преступления против народа! Лейтенант, взять его!

Лейтенант протиснулся сквозь прореху в цепи и в растерянности остановился, не зная что делать. Он неуверенно повернулся к десантникам.

— Ты! — его дрожащий палец уперся Семену в грудь. — Ты, ты и ты! За мной!

Семен не пошевелился. Зато толпа угрожающе качнулась вперед.

— Оглохли? — вместо грозного рыка у лейтенанта прорывался жалобный писк. Его голос стал почти умоляющим. — Ну же!

— Не стоит, генерал, — иронически хмыкнув, произнес Народный Председатель. — Если вы попытаетесь арестовать меня, вам придется стрелять в людей позади меня. Неужели вы думаете, что ваши солдаты – звери, у которых поднимется рука на безоружных? Армия Ростании призвана защищать своих граждан от внешнего врага, а не стрелять в них.

Генерал бросил быстрый взгляд назад. В свете прожектора Семен поймал выражение его лица. Уверенность победителя как-то сразу сменилась на нем растерянностью. Неловко скособочившись, он потянул пистолет из висящей на боку кобуры.

— А вот это лишнее, — ледяной голос Народного Председателя обжег слух. — Генерал Штепа, как Верховный главнокомандующий Вооруженными силами Ростании за мятеж я смещаю вас с поста и увольняю из рядов армии. Теперь вы – никто. Вы не имеете права отдавать приказы своим бывшим подчиненным. Полковник! Я пока не знаювашего имени, но сказанное относится и к вам. Лейтенант! Арестуйте и разоружите этих двоих.

Генерал затравленно оглянулся.

— Лейтенант! — выплюнул он. — Вы слышали мой приказ! Арестуйте изменника… Солдаты! Приказываю открыть огонь! Огонь на поражение! Выполнять! — Он наконец-то вытащил пистолет и поднял его, неловко целясь в Народного Председателя.

Семену показалось, что его телом управляет кто-то другой. Вот оно делает шаг вперед, другой, третий… ремень разрядника соскальзывает с плеча, пластиковые накладки цевья привычно и удобно ложатся в ладонь…

Удар прикладом в затылок обрушил генерала на брусчатку. Отлетевший пистолет бессильно звякнул по камням. Разворачиваясь, Семен ударил рылом разрядника в живот недоуменно поворачивающегося комдива, и тот, с хрипом сложившись, осел на землю рядом с генералом.

Развернувшись лицом к цепи, Семен демонстративно-медленно закинул разрядник на спину, в походное положение. Теперь прожектор бил ему в лицо, заставляя щуриться.

— Я не стану стрелять! — громко сказал десантник. — Мы принесли присягу на верность своему народу! А те, кто приказывает стрелять в людей, пусть идут в жопу!

За спиной раздались шаги. Парень оглянулся и увидел подходящего к нему Кислицына. Народный Председатель положил руку ему на плечо и громко произнес:

— Солдаты! Я знаю, что вы всего лишь выполняли приказы своих офицеров. Приказы преступны, их отдавали изменники, но вашей вины здесь нет. Вы выступали против законной власти, но я не намерен наказывать вас. Я приказываю снять оцепление, ликвидировать завалы на дороге и идти в Резиденцию. Там вас накормят и организуют доставку в казармы. Пора бы уже и возвращаться к нормальной жизни. Лейтенант, распорядитесь.

Цепь зашевелилась и распалась, группируясь вокруг окончательно ошалевшего лейтенанта. А Народный Председатель, склонившись к уху Семена, негромко произнес:

— Молодец, боец. Как зовут?

— Семен Фаранделла, младший сержант, — автоматически отрапортовал десантник.

— Молоток, Семен! Быть тебе офицером. Если захочешь, конечно.

Народный Председатель улыбнулся Семену и отвернулся, махнув рукой. К нему тут же подбежали двое с разрядниками.

— Полковник, — негромко приказал Олег. — Прикажите своим людям подобрать с земли бывших офицеров и охранять их получше. Их ждет суд. Ну что, Жоэль Иванович, говорил же я вам, что солдаты не станут стрелять в безоружных?

* * *

Бирон со Шварцманом, приоткрыв рты, смотрели сквозь окна второго этажа на вливающуюся на площадь толпу, по которой метались яркие лучи прожекторов. Бывший начальник Канцелярии пришел в себя первым.

— Ну, деятель! — восхищенно произнес он. — Ну, жук! Я еще когда его в первый раз увидел, понял, что далеко парень пойдет, если вовремя не остановят. Ну надо же – сработало!

— Сработало… — ошеломленно подтвердил Бирон, машинально потирая подбородок. — Силен Олежка. М-мать, да что же мы стоим? Встречать надо.

Он повернулся и ссыпался вниз по лестнице. За ним бросились четверо охранников. Оставшийся в одиночестве Шварцман задумчиво взглянул ему вслед и покачал головой.

— Действительно, старею, — с горечью пробормотал он. — А ведь как просто – бросить толпу на пулеметы. Чтобы по ней огонь открыть, нужно конвойные части УОД применять, а не регулярные войска из мальчишек-призывников, пороха не нюхавших. Н-да. Ну ладно, а дальше-то что?

Внезапно напряженную тишину здания разбили громкие возбужденные голоса. Снизу, из вестибюля, донеслись топот ног, неразборчивые восклицания, хлопанье дверей. Дробно цокоча подковками, по лестнице, прыгая через две, а иногда и три ступеньки, взлетел Безобразов. Он скользнул мимо Шварцмана, явно стремясь в свой кабинет, с вечера превращенный в импровизированный штаб.

— Эй! — бывший начальник Канцелярии ловко ухватил полковника за рукав. — Где Кислицын? Как все?..

— Потом! — Безобразов не менее ловко вывернулся и ринулся дальше по коридору. — Шеф на площади, остальные блокпосты захватывает, — гулко донесся его голос в тот момент, когда он свернул за угол.

Шварцман некоторое время смотрел ему вслед, потом устало вздохнул и побрел к лестнице. Здесь он явно никому не нужен. А до его кабинета на четвертом этаже, где стоит узкая кожаная кушетка с подушкой и одеялом, предстояло преодолеть четыре невообразимо длинных пролета…

* * *

Кислицына Бирон нашел с большим трудом. Вокруг Народного Председателя клубилась толпа, пробиться сквозь которую казалось не легче, чем сквозь блокпосты мятежников. Олег что-то горячо говорил окружающим его людям. Увидев Павла, он остановился, извиняющеся улыбнулся слушателям и ухватил начальника Канцелярии за рукав.

— Слушай, Пашка, — быстро сказал он. — Хорошо, что ты появился, я тебя хотел искать идти. Нужно как-то обеспечить людей питанием. Сможешь организовать?

— Что? — Бирон обалдело посмотрел на него. — Каким питанием?

В ответ Олег взглянул на него как на идиота.

— Горячим, — пояснил он. — Если найдешь, конечно. Не найдешь горячего, сойдет и сухпай. Пошли людей пошарить по ресторанам и столовкам в окрестностям, пусть посмотрят, что можно сделать. Ну, что смотришь? Жив я, жив, и даже почти цел, коленка только болит.

— Да к черту людей! — заорал Павел во весь голос. Накопившееся за ночь напряжение, наконец, нашло выход. — Какие люди? У тебя три дивизии мятежников в городе, бой в пяти километрах идет, а ты про горячее питание рассуждаешь? Ты совсем трёхнулся?! Да на всю толпу одного танка хватит, чтобы разогнать нафиг, с питанием или без! Тебе связь нужно восстанавливать, подкрепления вызывать, мятеж давить, а ты тут треплешься хрен знает о чем! Думаешь, один раз по телику выступил, и все, победитель? Да эти гады через несколько часов дожуют твою Третью десантную и сюда явятся в полном составе!

Народный Председатель досадливо дернул плечом.

— Знаю я все, — отмахнулся он. — Разберемся. Безобразов побежал группу отправлять, чтобы добралась до какого-нибудь телефона и хоть куда-то прозвонилась. Ты с ним не пересекся? Жаль. Короче, я все понимаю, но людей на поиски питания ты все же пошли. Еще надо…

Олег осекся. Что-то неприятно кольнуло его в сердце. Что-то не так, что-то…

— Тихо! — гаркнул он. — Да тихо же, все!

Стоящие рядом люди перестали переговариваться и внимательно уставились на него. Гул голосов на площади не утих, но сейчас Олег отчетливо услышал далекий рев моторов. Он повернул голову к Бирону.

— Ну, Пашка, накаркал… — тихо сказал он.

* * *

Бронетранспортер, заложив лихой вираж, обогнул блокпост справа, но танки даже не замедлили ход. Брошенный экипажем БТР мятежников от таранного удара отбросило в сторону. Баррикада из мешков с песком, закрывавшая въезд на площадь, разлетелась кучей пыли от одного соприкосновения с броней впереди идущей машины. Гравиподушки довершили дело, раскатав песок тонким слоем по брусчатке и смяв два брошенных разбегающимися солдатами пулемета.

Три впереди идущих танка в последний раз взрыкнули моторами и опустились на опоры, с трех сторон окружив командный БТР с высоко торчащими антеннами. Семь остальных, подчинившись коротким командам по радио, осторожно поползли по периметру площади, направляясь к другим въездам. Подполковник откинул крышку люка и выпрыгнул на броню, вглядываясь в раздавшуюся перед его машинами толпу. Он ожидал чего угодно – противотанковых ловушек, изрытой воронками площади, горящих зданий, яростной схватки, но отнюдь не такого. Он почувствовал легкую растерянность. И что с гражданскими прикажете делать? Да кто здесь командует?

В толпе возникло завихрение. Небольшая группа людей пробивалась сквозь нее, явно направляясь к танкам. Подполковник слегка пожал плечами и принялся терпеливо ждать.

Вскоре на открытую местность перед машинами выбрались двое, сопровождаемые небольшим вооруженным отрядом. Один – невысокий, плотный и черноволосый, в изгвазданном грязью теплом пальто и порванных на колене брюках. Другой – высокий, полный и слегка сутулый, в строгом официальном костюме, выглядящем страшно измятом даже в призрачной смеси света фар и осеннего рассвета. Что же он по морозцу да в костюмчике-то, а?

— Кто вы такие? — резко спросил невысокий, подойдя к бронетранспортеру почти вплотную. — Кто командир? Зачем вы здесь?

Подполковник спрыгнул на брусчатку, вытянулся и отдал честь.

— Господин Народный Председатель! — громко, как на параде, отчеканил он. — Четвертая танковая дивизия прибыла в ваше распоряжение для подавления мятежа! Докладывает начальник штаба дивизии подполковник Ханс Чешнев!

* * *

— Знаешь, еще вчера вечером я думал, что все пропало. Что мне осталось жить максимум сутки, пока резиденцию не возьмут штурмом, а меня «случайно» не пристрелят при аресте.

Олег до хруста в спине потянулся и широко зевнул. До невозможности тяжелая голова, казалось, так и норовила упасть на грудь, а веки того и гляди придется удерживать пальцами.

— А потом решил – да пропади все пропадом! Пусть пристрелят. Зато у меня совесть чиста останется. Побарахтаюсь, пока силы есть, а там будь что будет.

Он снова зевнул и внимательно, насколько позволяла застилавшая глаза сонная дымка, взглянул на сидящего напротив Павла. Бессонная ночь явно далась нелегко и тому. Костюм измялся и перепачкался окончательно, а под запавшими глазами пролегли глубокие темные тени.

— Ложись спать, — посоветовал начальник Канцелярии. — Я тоже пойду сейчас давну ухо минут четыреста как минимум. Ноги не держат. Да, а все-таки мы победили! Не верится прямо…

— Ничего мы не победили, Бегемотище ты наш, — грустно усмехнулся Олег. — Наоборот, как бы хуже не стало. Ты хоть понял, что я сделал сегодня ночью? Я ж людям показал, что они – тоже реальная сила. И что им не обязательно бояться и молчать в тряпочку.

— Ну и пусть не боятся, — пробормотал Бирон. — Тебе-то что?

— А то, что реформы, которые мы пропихиваем, ни к чему хорошему не приведут. По крайней мере, поначалу. И люди, которые сегодня радуются там, — он кивнул головой в сторону выходящего на площадь окна, — завтра меня возненавидят. И если раньше они скрипели зубами, но помалкивали, то теперь – не станут.

— Ты прав, — хмыкнул начальник Канцелярии. — Хреново. Ну ничего, придумаем что-нибудь. Не впервой.

— Ничего не надо придумывать! — неожиданно для себя Олег рассмеялся. — Все замечательно. Понимаешь, любые наши планы без поддержки народа обязательно провалятся. Бессмысленно менять экономические схемы, если они остаются пустой игрой чиновного разума. До тех пор, пока люди не захотят сами что-то поменять, реформы – пустая трата сил и времени. Думаешь, какой из тех законов, что мы пропихивали в последнее время, самый важный?

— Ну… — Бирон неуверенно посмотрел на товарища, пытаясь провернуть в сонных мозгах хоть какие-то шестеренки. — О хозрасчете?

— Да хрен там! — снова рассмеялся Олег. — Об индивидуальной трудовой деятельности, вот какой! Это только первый шаг. А дальше примем и другие, которые позволят человеку не просто делать вид, что трудится на государственном заводе или поле, а действительно работать на себя. Полмира живет в условиях частной инициативы, и неплохо живет, а мы чем хуже?

— Контра… — вяло ухмыльнулся Бирон. — Покушаешься на святое, можно сказать. Правильно тебя изменником называли…

— Правильно, — неожиданно серьезно согласился Олег. — Знаешь, я много думал в последнее время над тем, куда мы идем. И чем дальше, тем больше я сомневаюсь, что наш путь – правильный. Народное – значит, либо ничье, либо государственное. А раз государственное, значит, его интересы выходят на первое место. А на кой оно сдалось, государство? Только чиновников-дармоедов плодить пачками и гораздо. Работать ради того, чтобы сволочи вроде Смитсона или Ведерникова себя самовластными баронами чувствовать могли? Нет, Пашка, пора нам жизнь с головы на ноги ставить. Эй, ты что, спишь?

В ответ до него донеслось ровное посапывание. Начальник Канцелярии глубоко спал, откинувшись на спинку кресла, и луч солнца подсвечивал небритую щетину на его подбородке. Олег хмыкнул и с трудом встал, преодолевая сонливость. Он подошел к окну, прижался лбом к холодному мутному бронестеклу председательского кабинета и принялся смотреть на площадь, заполненную народом. Казалось, толпа стала еще гуще. Дымились походные солдатские кухни, трепетали над головами корявые, от руки написанные транспаранты, и тени от предвечернего солнца, пробивающегося сквозь постепенно расходящиеся облака, играли на непокрытых головах. Впрочем, хорошая погода, похоже, не собиралось стоять долго. На севере собирались тяжелые, низкие, напитанные снегом тучи, и голые ветви деревьев на газонах трепетали под порывами усиливающегося ветра.

Олег вздохнул. Да, завтра собравшиеся здесь люди могут его возненавидеть. Уже скоро придется вводить еще более жесткое рационирование, а как снабжать зимой удаленные районы страны, остается загадкой даже и сейчас. Но проблемы можно оставить на завтра, равно как и раздумья на тему уроков, которые можно извлечь из происходящего с ним в том, другом, мире. А сейчас у него оставалось пять минут мира и тишины, чтобы насладиться последними солнечными лучами дня.

Проблемы… Куда же без них. Но дорогу осилит идущий, верно?

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…Известия от первого разведывательного транспорта нанесли общинам очередной тяжелый удар. Если до его прибытия в колыбель человечества оставалась хоть какая-то надежда, то отчеты исследователей вбили в ее гроб последний гвоздь. Солнечная система оказалась мертва. Мертва окончательно и бесповоротно. Погибли не только люди и искины – не осталось вообще никакой биологической жизни. Более того, после первых недель исследования астронавты констатировали полный распад вообще всех материалов, содержащих соединения с углерод-водородными связями, и, в частности, любой органики. Погибли пластики, изготавливаемые из нефти, и книги в музеях, в старину произведенные из древесно-целлюлозной массы. Даже хитиновые оболочки дохлых пауков и тараканов рассыпались в прах от малейшего дуновения воздуха. Полностью разрушились компьютеры и носители информации, построенные с применением водород-керамических технологий, то есть девяносто пять процентов всех интеллектуальных устройств, хранящих базы знаний, и все без исключения носители искинов. И выл над Землей тоскливый ветер, наметающий барханы стерильного песка у подножия руин когда-то гордых небоскребов…

Самой страшной казалась внезапность Катастрофы. Ничто не свидетельствовало о том, что хоть кто-то пытался защищаться от надвигающейся опасности. Повсюду – на космических станциях, внутрисистемных челноках, в домах на Земле и прочих планетах – обнаруживались следы обычной мирной жизни. В кафетериях орбиталов и в ресторанах под открытым небом на столах располагались подносы с окаменевшей едой, жилые и производственные помещения заполняли останки мертвых людей в естественных позах, и мумифицированные трупы любовников сплетались в кроватях в вечном экстазе. И везде, везде, даже в сверхзащищенных бункерах дальних исследовательских баз, наблюдалась одна и та же картина безнадежной тотальной гибели.

В течение первого месяца после поступления отчетов не менее двух тысяч человек покончили жизнь самоубийством. Точное количество установить так и не удалось – ни по горячим следам, ни в ходе ретроспективных демографических исследований. К тому моменту люди, уже поголовно сменившие биологические тела на кибернетические, были мало привязаны к станциям, где за ними могли наблюдать искусственные интеллекты систем жизнеобеспечения. Многие просто отключали телеметрию и терялись в мертвом вакууме и на поверхности недружественных планет. Подавляющее большинство не только отключало телеметрию, но и стирало свою психоматрицу. Однако с течением времени несколько десятков предположительно умерших восстановили контакт и вернулись в общество, и в то же время несколько сотен взамен них ушли в отшельничество. Подобного рода неопределенность сохранялась в течение многих лет, так что самая точная цифра прервавших свое существование, которую удалось вычислить, составила тысячу восемьсот восемьдесят два человека… плюс-минус пара десятков.

Эпидемия самоубийств нанесла общинам гораздо более тяжелый удар, чем могло бы показаться на первый взгляд. Три четверти ушедших принадлежали к первому и второму поколению обитателей внеземных станций – цвету научно-технического сообщества. Большинству из них исполнилось полторы, а самым старым и под две сотни лет – не считая времени, проведенного в анабиозе по пути на базы. Они просто устали жить, как стали говорить позже, и утрата последних, пусть даже самых смутных, надежд и иллюзий стала соломинкой, которая сломала спину верблюду. В то же время среди тех, кто принадлежал к третьему поколению, самоубийств случилось не так много. Для большинства из них Земля так и осталась далекой несбыточной сказкой, известной только по немногим записям и текстам. Глубоко ушедшие в виртуальность, они восприняли известия с изрядной долей равнодушия.

Среди тех, кто нашел в себе силы жить – точнее, существовать, как с горькой улыбкой шутили в то время – ученых первого поколения остались единицы. На внешние исследовательские станции обычно отправлялся цвет научного мира, достаточно увлеченный своими изысканиями, чтобы проигнорировать опасности межзвездных путешествий, и достаточно асоциальный, чтобы не огорчиться потерей контакта с родными и близкими. Однако их дети и внуки, не подвергавшиеся жесткому отбору, блистали способностями не более, чем аналогичные по размерам группы случайно отобранных индивидов на Земле. Среди них тоже попадались яркие личности и выдающиеся умы, но они не делали погоду в целом. Процентное соотношение «субстрата» в общей человеческой массе поднялось до отметки, пугающей даже обычно бесстрастных искинов.

Из-за потери большого количества ученых первых поколений продвижение общин по пути познания серьезно замедлилось, а в некоторых направлениях прекратилось вовсе. К счастью, лаборатория вихревых полей на «Эдельвейсе», основанная в свое время Ройко Джонсоном, почти не понесла потерь. Коллектив лаборатории, переживший смерть отца-основателя, всерьез сосредоточился на психологическом тренинге, призванном не допустить бессмысленной гибели своих членов. Ученые полагали, что дальнейшее выживание человечества зависит от них (и, как показало время, они не ошибались), так что сочли недопустимым позволять эмоциям влиять на свою работу…

10 октября 1905 г. Санкт-Петербург. Особняк графа Витте

Олег постучал в тяжелую дубовую дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, решительно толкнул ее. В осеннем полумраке кабинета, разгоняемом только парой тусклых электрических лампочек в хрустальной люстре, он не сразу разглядел сидящего за массивным ореховым бюро хозяина.

— Входите!.. — произнес Витте, поворачивая голову к двери. — А, это вы, господин Кислицын. Доброе утро. Разве доктор не приказал вам лежать в постели?

— Спасибо, Сергей Юльевич, но я уже два дня в постели, — Олег прикрыл за собой дверь и подошел к бюро. — Однако если вы предложите мне присесть, я не откажусь.

— Да, присаживайтесь, — граф слегка нахмурился. — Но чаще всего люди вашего положения обращаются ко мне «ваше высокопревосходительство» или «ваша светлость».

— Если вам так важно, могу обращаться хоть «ваше величество», — внутренне замерев от собственной наглости, произнес Олег. Я же его спас, верно? Вряд ли он прикажет выкинуть меня из дома. Хотя проверять свои способности по контролю над другими людьми следовало бы на других птичках, м-да. — Не суть важно. Наш разговор, господин граф, пойдет о вещах, жизненно важных для России. Я надеюсь, что могу отвлечь вас от дел на час-другой?

— Жизненно важных для России… — медленно проговорил Витте. — Сударь, я обязан вам жизнью, и час или два времени – не слишком высокая цена. Но я хотел бы заметить, что мне достаточно часто приходится разговаривать о подобных материях с самыми разными людьми. И, к сожалению, должен заметить, что чаще всего соображения собеседников варьируются от банальных до откровенно глупых. Что заставляет вас верить, что вы являетесь исключением? Или… Вы занимаете должность чиновника по особым поручениям при господине Зубатове, не так ли? Правильно ли я понимаю, что вы хотите передать мне какие-то его соображения? И, кстати, что там за глупая история с моим якобы внебрачным сыном?

— Нет, Сергей Юльевич, — покачал головой Олег. — Я не хочу передавать вам соображения Сергея Васильевича. Думаю, если у него таковые появятся, он их передаст без постороннего участия. Да и историю с внебрачным сыном я выдумал, только чтобы добиться с вами аудиенции. Речь пойдет о моих собственных соображениях. Видите ли, я – из другого мира. Марсианин, если угодно. И мне как марсианину хорошо видны некоторые моменты, которые вы в силу привычки просто не замечаете…

— Сударь, с вами все в порядке? — взгляд графа внезапно стал напряженным и отчужденно-холодным. — У вас нездоровый вид. Думаю, вам все же следует прилечь и отдохнуть. Мы продолжим наш разговор в другой раз, а пока, я думаю, нужно вызвать доктора Довла…

— У меня вполне здоровый вид, господин граф, — бесцеремонно перебил его Олег. — Я удостоверился перед тем, как пойти к вам. И я вовсе не сумасшедший. Как думаете, смог бы сумасшедший стать чиновником Московского охранного отделения? Или вы полагаете, что речь о последствиях позавчерашней контузии? Как бы то ни было, я уже сказал, что не отниму у вас более двух часов. Даже если я действительно чокнутый, максимум, что вам грозит – смертельная скука. У меня, к сожалению, нет времени на обходные пути. В противном случае вы бы вступили в разговор куда более подготовленным к восприятию моих слов.

Он прокашлялся и потер глаза. Все-таки голова кружится. Может, следовало отложить на день-другой? Ладно, сейчас уже поздно. Если я выйду из комнаты, то обратно в нее уже не вернусь никогда.

— У меня есть предложение, господин граф. Я даже не стану настаивать на полных двух часах беседы. Я выдам вам монолог минут на пятнадцать-двадцать, и если по его завершении вы все еще не заинтересуетесь, я встану и уйду – навсегда. У меня, знаете ли, тоже нет желания попусту тратить время. Договорились?

Несколько долгих секунд граф долго смотрел на Олега. Его пальцы нервно поглаживали столешницу возле колокольчика. Потом он откинулся на резную спинку своего деревянного кресла и вздохнул.

— Бог с вами, господин Кислицын. Вы действительно не похожи на сумасшедшего. Не то чтобы у меня имелся опыт общения с умалишенными, но… Почему-то я вам верю. Не в том, что вы марсианин, разумеется – это ведь просто метафора, фигура речи, я правильно вас понял? В общем, я вас слушаю.

— Метафора, — согласно кивнул Олег. — Я и в самом деле не марсианин. Есть подозрение, что моя родина находится много дальше. Но о моем происхождении мы поговорим как-нибудь в другой раз. Сейчас – к делу. Итак, в течение последних примерно двух месяцев я с большим интересом изучаю жизнь вашей страны. И ваше правительство в моих глазах очень походит на маленького ребенка, полагающего, что забраться с головой под одеяло и зажмурить глаза – лучший способ спастись от любой опасности. Взять ту же Думу, к выборам в которую сейчас якобы идет подготовка. Смех на палочке! Сколько по нынешнему проекту в стране имеющих право голоса? Два процента населения? Три? Такой подход только озлобит остальных. Какой идиот вообще составлял проект?

— Ну, Булыгин хороший и честный человек, — извиняющимся тоном произнес Витте. — Он действительно имел в виду общественное благо. Увы, широко мыслить он так и не научился даже на посту министра внутренних дел. Однако же вы, если я правильно понимаю, выступаете за всеобщее избирательное право?

Час спустя, когда большие часы с кукушкой пробили двенадцать, Витте взволнованно расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Олег, облокотившись на страшно неудобный жесткий подлокотник, молча наблюдал за ним. Внезапно граф, резко остановившись, в упор взглянул на Олега.

— Итак, господин Кислицын, вы полагаете, что радикальные реформы неизбежны? Правильно я вас понял?

— Абсолютно, — кивнул Олег. Судя по всему, его особые способности действовали, и действовали очень неплохо. Графа явно что-то распирало изнутри, и требовалось лишь немного времени, чтобы он сам выложил все как на духу. — Либо вы начинаете проводить их сверху, либо они начинаются явочным порядком снизу. Судя по предпринимаемым вами в настоящий момент действиям, вы и сами прекрасно понимаете ситуацию. Те четыре или пять миллионов промышленных рабочих, что уже существуют в империи, не такая большая сила, но в умелых руках они вполне могут послужить катализатором переворота. И таких умелых рук, судя по всему, предостаточно. Еще раз повторю – вам срочно нужно тем или иным способом нейтрализовать заинтересованные в смене власти слои населения. В первую очередь – слой торговцев, банкиров и богатых промышленников, обладающих большими финансовыми возможностями, но бесправных из-за идиотской политической системы, доставшейся вам в наследство из далекого прошлого. Вам напомнить историю Европы? Напомнить, чем дело кончалось в странах, правители которых пытались игнорировать перемены так же, как поступает ваш император? А ведь в те времена не было ни такого оружия, ни таких машин, как сегодня!

Витте кивнул и отвернулся. Подойдя к окну, он отодвинул тюлевую занавеску и начал пристально что-то рассматривать в саду. Потому внезапно он снова повернулся к Олегу.

— Я хочу вам кое-что показать, сударь, — резко произнес он. — Один документ. Точнее, проект документа. Предупреждаю – он совершенно секретен. Вы готовы хранить тайну?

— Разумеется, — кивнул Олег. Кажется, вот оно…

Витте решительно пересек кабинет и выдвинул ящик большого дубового секретера. Покопавшись в его недрах, он извлек бумагу и протянул ее Олегу:

— Читайте.

Олег осторожно принял документ и пробежался глазами по строчкам.

«Волнение, охватившее разнообразные слои русского общества, не может быть рассматриваемо как следствие частичных несовершенств государственного и социального устроения, или только как результат организованных крайних партий.

Корни того волнения залегают глубже. Они в нарушенном равновесии между идейными стремлениями русского мыслящего общества и внешними формами его жизни. Россия переросла форму существующего строя и стремится к строю правовому на основе гражданской свободы.

В уровень с одушевляющей благоразумное большинство общества идеей и следует поставить внешние формы русской жизни.

Первую задачу для правительства должно составлять стремление к осуществлению теперь же, впредь до законодательной санкции через Государственную думу, основных элементов правового строя: свободы печати, совести, собраний, союзов и личной неприкосновенности. Укрепление этих важнейших основ политической жизни общества должно последовать путем нормальной законодательной разработки, наравне с вопросами, касающимися уравнения перед законом всех русских подданных независимо от вероисповедания и национальности. Само собой разумеется, предоставление населению прав гражданской свободы должно сопровождаться законным ее ограничением для твердого ограждения прав третьих лиц, спокойствия и безопасности государства.

Следующей задачей для правительства является установление таких учреждений и законодательных норм, которые соответствовали бы выяснившейся политической идее большинства русского общества и давали бы положительную гарантию в неотъемлемости дарованных благ гражданской свободы.

Задача эта сводится к устроению правового порядка.

Соответственно целям водворения в государстве спокойствия и безопасности экономическая политика правительства должна быть направлена ко благу народных широких масс, разумеется, с ограждением имущественных и гражданских прав, признаваемых во всех культурных странах.

Намечаемые здесь основания правительственной деятельности для полного осуществления своего потребуют значительной законодательной работы и последовательного административного устройства.

Между постановкой принципа и претворением его в законодательные нормы, а в особенности проведением этих норм в нравы общества и приемы правительственных агентов, не может не пройти некоторое время.

Начала правового порядка воплощаются лишь поскольку население получает к ним привычку – гражданский навык. Сразу подготовить страну со 135-миллионным разнородным населением и обширнейшей администрацией, воспитанными на иных началах, к восприятию и усвоению норм правового порядка, не под силу никакому правительству. Вот почему правительству далеко недостаточно выступить с одним только лозунгом гражданской свободы. Чтобы водворить в стране порядок, нужны труд и неослабевающая последовательность. Для осуществления этого необходимыми условиями являются однородность состава правительства и единство преследуемых им целей. Но и министерство, составленное по возможности из лиц одинаковых политических убеждений, должно будет приложить неимоверные старания, дабы одушевляющая его работу идея сделалась, идеей всех агентов власти, от высших до низших.

Заботою правительства должно являться практическое водворение в жизнь главных стимулов гражданской свободы. Положение дела требует от власти приемов, свидетельствующих об искренности и прямоте ее намерений. С этой целью правительство должно себе поставить непоколебимым принципом полное невмешательство в выборы в Государственную думу и искреннее стремление к осуществлению мер, предрешенных указом 12 декабря.

В отношении к будущей Государственной думе заботою правительства должно быть поддержание ее престижа, доверие к ее работам и обеспечение подобающего сему учреждению значения.

Правительство не должно являться элементом противодействия решениям Думы, поскольку решения эти не будут коренным образом расходиться с величием России, достигнутым тысячелетней ее историей. Правительство должно следовать мысли, высказанной в высочайшем манифесте об образовании Государственной думы, что положение о Думе подлежит дальнейшему развитию в зависимости от выяснившихся несовершенств и запросов времени.

Правительству надлежит выяснить и установить эти запросы, формулировать гарантию гражданского правопорядка, руководствуясь, конечно, господствующей в большинстве общества идеей, а не отголосками хотя бы и резко выраженных требований отдельных кружков, удовлетворение коих невозможно уже потому, что они постоянно меняются. Но удовлетворение желаний широких слоев общества путем той или иной формулировки гражданского правопорядка необходимо.

Весьма важно преобразовать Государственный совет на началах видного участия в нем выборных элементов ибо только при этом условии возможно установить нормальные отношения между этим учреждением и Государственной думой.

Не перечисляя дальнейших мероприятий, которые должны находиться в зависимости от обстоятельств, я полагаю, что деятельность власти во всех ступенях должна быть охвачена следующими руководящими принципами.

1) Прямота и искренность в утверждении на всех поприщах даруемых населению благ гражданской свободы и установление гарантий сей свободы.

2) Стремление к устранению исключительных законоположений.

3) Согласование действий всех органов правительства.

4) Устранение репрессивных мер против действий, явно не угрожающих обществу и государству, и

5) Противодействие действиям, явно угрожающим обществу и государству, опираясь на закон и в духовном единении с благоразумным большинством общества.

Само собой разумеется, осуществление поставленных выше задач возможно лишь при широком и деятельном содействии общества и при соответствующем спокойствии, которое бы позволило направить силы к плодотворной работе.

Следует верить в политический такт русского общества, так как немыслимо, чтобы русское общество желало анархии, угрожающей, помимо всех ужасов борьбы, расчленением государства».

— Интересно, — Олег поднял взгляд на Витте. — Что за документ?

— Моя всеподданнейшая записка, представленная государю императору для обсуждения восьмого октября. Мы с князем Оболенским и графом Вуичем готовили ее в течение прошлой недели, последний вариант сделан несколько дней назад. Сейчас государь обдумывает доклад и в ближайшее время должен сообщить свое мнение. У меня есть все основания надеяться, что он согласится на существенное расширение круга избирателей. А что вы думаете, господин марсианин? С марсианской точки зрения?

Олег хмыкнул. Граф, хотя и изрядный зануда, начинал ему нравиться. Чувство юмора у него, по крайней мере, атрофировалось не до конца.

— Очень неплохо, хотя стиль кое-где страдает. Кстати, что за указ от двенадцатого декабря?

— Ну как же? — удивился Витте. — У вас такие либеральные идеи, и вы не осведомлены об указе «О предначертаниях к усовершенствованию Государственного порядка»? Ведь именно там и пообещали расширение прав земств, страхование рабочих, эмансипация инородцев и иноверцев, устранение цензуры и так далее.

— А, вон вы о чем, — пробурчал Олег. Признаваться, что он не имеет понятия, о чем идет речь, не хотелось. — Разумеется, осведомлен. Просто дату запамятовал. Но вернемся к вашему документу. В таком виде он всего лишь декларация о намерениях. У вас есть проекты законов, в соответствии с которыми намерения должны реализовываться?

— Нет, — Витте опустился в свое кресло за бюро и положил на столешницу сжатые в замок руки. — Я полагаю, что в самом ближайшем будущем…

— Неправильно полагаете, — холодно оборвал его Олег. — Вы должны ничуть не хуже меня понимать, что такое стоящая у власти бюрократия. Если вы не дадите ей четкие законы, в рамки которых удастся загнать их фантазию, они либо наломают дров, либо спустят на тормозах самые замечательные проекты. Поверьте мне, я такого дерьма нахлебался полной ложкой.

— Вы мне рассказываете, сударь! Председателю Комитета министров! — неожиданно фыркнул граф. — Однако…

— Следующий вопрос – где гарантия, что на следующий день вашему государю императору не ударит в голову самолюбие и он не отзовет свой указ? — не обращая внимания на реплику, продолжил Олег. — Сегодня правительство по указу императора всемерно заботится о гражданском обществе, а завтра императору придет в голову фантазия новые заботы отменить как вредные и несвоевременные. И что вы станете делать? Нет, Сергей Юльевич, в первую очередь следует законодательно ограничить именно императорскую власть.

— Я попросил бы вас, сударь, не забываться, — холодно отпарировал граф. — Государь император – верховный правитель государства, и обсуждать рамки его власти – прямая измена.

— Значит, можете порвать ваш доклад в клочки и выбросить, — пожал Олег плечами. — Абсолютная монархия – прекрасный строй, если во главе ее стоит выдающаяся личность. Нынешний же государь… В общем, пока власть вашего монарха не ограничена конституцией, а внутренняя и внешняя политика не перестанут определяться утренним настроением его жены, любые реформы в любой момент пойдут псу под хвост.

— Сударь, вы забываетесь! Я еще раз указываю, что ваши речи граничат с прямой изменой! Я сам могу высказать немало нелестных эпитетов в адрес государя императора, государыни императрицы и дурно влияющего на них окружения, но я лояльный подданный Его Императорского Величества! Прошу немедленно прекратить разговоры на эту тему!

Скрежещущие нотки в голосе Витте подсказали Олегу, что развивать тему и в самом деле небезопасно. Он и так добился многого – вплоть до обсуждения секретнейшего документа. Видимо, даже у его влияния Эталона есть свои ограничения. Или опять «рельсы»? Или Витте просто подозревает его, Олега, в провокации? Неважно. Придется работать с тем, что есть. И как следует погладить его по шерстке…

— Хорошо, оставим пока тему, — Олег еще раз взял в руки документ. — Значит, так. Вы мыслите абсолютно правильно. Принятие перечисленных мер действительно окажет серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию. У вас действительно государственное мышление, Сергей Юльевич. Однако я бы слегка уточнил формулировки в тексте. У вас не найдется пера и листа бумаги?

* * *

Еще полтора часа спустя князь Оболенский, тихо вошедший в кабинет в сопровождении лакея, застал удивительную картину.

Граф Сергей Юльевич Витте, без сюртука, в одной жилетке, возбужденно жестикулируя, расхаживал по кабинету. В его кресле возле бюро восседал странный субъект лет тридцати с небольшим на вид, в халате и с перевязанной головой. Пальцы субъекта, как и беспорядочно разбросанные по столу листы бумаги, обильно покрывали чернильные пятна. На полу возле бюро лежали два сломанных пера, да и третье, зажатое в пальцах субъекта, в ближайшем времени ожидала та же участь. На краю бюро стояли тарелка с бутербродами и два дымящихся стакана чая.

— Да поймите же, Сергей Юльевич, — горячился субъект, — нельзя давать термины без определения! Иначе каждый болван начнет интерпретировать их по своему усмотрению. Вот смотрите, вы пишете – «личная собственность». Что это означает применительно к крестьянскому подворью? Дом сюда входит? Курица? Лопата? А огород? Ну хорошо, а надел из общинных земель, который он обрабатывает? Он-то собственность или нет? Вот, кстати, а как вы собираетесь делить общинные земли, по какому принципу?

— Принципы могут подождать! — сердился граф. — И определения – тоже. Поймите и вы – основополагающие документы необходимо делать ясными и четкими. Перегружая их определениями, вы добиваетесь прямо противоположного эффекта. Кто захочет разбираться в десяти страницах убористого шрифта? Крестьянин? Да он и читать-то не умеет. Хорошо, если ему староста прочитает. Если документ на полстранички, его можно запомнить после второго или третьего раза, пусть хоть в общих чертах. А длинный доклад как запоминать? Вот и получится, что содержание придется растолковывать, а кто и как растолкует – очень большая проблема. Понимаете?

Осознав, что на него никто не собирается обращать внимания, Оболенский негромко кашлянул. Витте резко обернулся в его сторону.

— А, Александр! Здравствуй. Присаживайся давай. У нас тут интересная дискуссия с господином Кислицыным, присоединяйся. Вот скажи как юрист – следует ли давать в тексте рамочного закона полные определения?..

— Ты не хочешь нас представить, — удивленно приподнял бровь князь. — Боюсь, я не имел чести…

— Меня зовут Кислицын Олег Захарович, — субъект за столом слегка приподнялся и кивнул. — Можно просто Олег. Вы ведь князь Оболенский, правильно? Весьма наслышан. А у нас тут с Сергеем Юльевичем диспут. Присоединяйтесь, Алексей Дмитриевич, именно вас нам и не хватает. Скажите, что вы думаете о возможности реформы крестьянских хозяйств?

— Диспут – вещь интересная, сударь, — качнул головой князь. — Однако мне хотелось бы поинтересоваться, Сергей, знаешь ли ты, что с Москвой и Петергофом опять прервано железнодорожное сообщение? Забастовка. Сегодня в утренних газетах сообщения. Да и княгиня Беркутова, намеревавшаяся свое подмосковное имение посетить, заехала ко мне с вокзала в расстроенных чувствах и долго плакалась на тяжелую жизнь. Теперь ко двору можно добраться только пароходом.

— Следовало ожидать, — пробормотал субъект, представившийся Кислицыным Олегом Захаровичем. — Я удивлен не тому, что забастовка началась, а тому, что она не является перманентной и во всех областях промышленности сразу. Впрочем, я бы сказал, что данная конкретная забастовка как раз нам на руку. Она придаст веса докладу Сергея Юльевича. Как вы думаете, Алексей Дмитриевич, когда государь император изволит среагировать на данный документ и не следует ли ускорить процесс… м-м-м, с помощью дополнительных средств убеждения?

Вообще-то князь Оболенский считал себя вполне хладнокровным человеком. Интриги императорского двора и затхлых министерских кабинетов закалили его характер и отточили ум, а должность обер-прокурора Синода добавила привычку смотреть на новых людей с прищуром, взвешивая и оценивая. Пожалуй, если бы он увидел данного субъекта на улице, то не повел бы и глазом. Обычный мещанин, мелкий чиновник, из тех, что с заискивающим видом толпами роились вокруг него целыми днями, ища благосклонного взгляда или жеста, который можно истолковать как одобрительный. Однако на более пристальный взгляд сидящий перед ним в халате человек отличался от всех них… чем? Его затрапезный и заурядный внешний вид словно служил оболочкой для чего-то грозного и опасного. Так невзрачный серый корпус броненосца, выглядящего плебеем на фоне аристократических парусных фрегатов, скрывает адскую ярость, дремлющую в стволах двенадцатидюймового главного калибра. Внимательный взгляд, раз задержавшийся на нем, уже не мог небрежно соскользнуть в сторону – какой-то странный, почти мессмеровский магнетизм притягивал к нему, заставлял слушать любые его слова с вниманием и почтением… И еще князю вдруг показалось, что в душном кабинете Витте вдруг пронеслось освежающее дуновение свежего морского воздуха. Мир словно заиграл свежими красками, и даже серые осенние тучи за окном, из которых с ночи моросил дождик с редкими снежинками, будто бы приоткрыли краешек спрятанной за ними летней радуги.

Князь тряхнул головой, отгоняя наваждение. Что бы ни происходило, Витте наверняка имел веские причины держаться с означенным субъектом на равной ноге. Для начала следовало сделать вид, что ничего экстраординарного не случилось.

— До меня дошло стороной, что государь император желает подписать манифест, объявляющий о введении реформ, основанных на твоем докладе, Сергей, — сообщил он, проходя к своему любимому креслу в углу и присаживаясь в него.

— Проклятье… — пробормотал Витте, досадливо жмурясь. — Я боялся, что так и не сумел отговорить его от идеи. Хотел быя знать, кто же на него так влияет?

— Сумеем выяснить со временем, — пожал плечами обер-прокурор. — Важно другое. Текст манифеста следует подготовить заранее. Лучше, если его напишешь ты сам, чем кто-то еще по указанию его величества. Ты же знаешь императора – если ему в голову что-то взбредет, то переубедить его… Если хочешь, я сделаю набросок, а ты отредактируешь его должным образом.

— Да-да, — рассеянно кивнул председатель Комитета министров. — Я подумаю. Как считаешь, когда дело сдвинется с мертвой точки? Я хотел съездить в Петергоф даже и без вызова, но забастовка… Ах, как неудачно! Теперь придется вплавь, на пароходе, среди качки.

— Зная государя, могу предположить, что он вызовет тебя на аудиенцию через день-два, когда идея закончит вариться у него в голове. Однако столичные дела сейчас не главное. Ты ничего не забыл?

— Что? — Витте недоуменно посмотрел на него. — Забыл?

— Заседание, — кротко напомнил князь, рассматривая ногти. — Сегодня. В три часа дня.

— Ох, черт! — граф звучно хлопнул себя ладонью по голове. — Да уж, Олег Захарович, умеете вы увлечь разговором.

— И о том, что нам еще следует обсудить проект резолюции, у тебя тоже из головы вылетело? — голос князя сделался ехидно-вкрадчивым. — Положительно, господин мой Олег Захарович, вы умеете увлечь человека разговором, присоединяюсь к Сергею.

— Мы, марсиане, много чего умеем, — машинально согласился Олег, но тут же спохватился: — Прошу прощения, господа, но раз появились неотложные дела, я вас оставлю. А насчет проекта манифеста не беспокойтесь – я, пожалуй, подумаю над формулировками, все равно мне делать нечего. Потом вы с господином Оболенским вычитаете и поправите сообразно с реалиями. На улицу сегодня я не пойду, голова еще кружится. Сергей Юльевич, вы можете обеспечить меня чем-то вроде рабочего кабинета? Письменный стол, принадлежности, бумага, свежие газеты – в таком духе?

— Да, разумеется, — кивнул граф. Он взял со стола колокольчик и позвонил в него.

— Семен, — сказал он появившемуся лакею. — Проводи господина Кислицына в залу в левом крыле и предоставь ему все, что потребуется для работы. И приставь к нему специального человека в качестве личного слуги.

— Прекрасно, — кивнул Олег, поднимаясь из-за бюро. — Вечером или завтра утром, как у вас время найдется, поговорим еще раз, более обстоятельно и конкретно. Да, и записку вашу я пока прихвачу как образец. Всего хорошего, господа, не смею вас больше задерживать.

Он коротко кивнул и стремительно вышел из комнаты. Полы халата развевались вокруг его ног, хлопая, словно паруса на ветру. Лакей поспешил за ним. Когда дверь закрылась, князь вопросительно взглянул на графа.

— Кто он такой? — спросил Оболенский. — Никогда его раньше не видел.

— Я тоже, — кивнул Витте, усаживаясь в свое кресло. — Однако два дня назад он спас мне жизнь. Если бы не он, боюсь, меня постигла бы судьба дядюшки нашего императора.

— А, вот как! — хмыкнул князь. — Как же, слыхал об истории. Бомбисты, да? Весь Петербург только о ней и судачит. Вот, значит, каков твой спаситель. Однако я не уверен, что стоит допускать его к проектам секретных документов.

— Я уже сам ни в чем не уверен, — покачал головой председатель Комитета министров. — Особенно после того, как он убедительно показал мне, что еще чуть-чуть, и паровой котел, которым он называет Россию, просто взорвется. Революция неизбежна, Алексей, и я ему верю.

— Веришь? Ты? — обер-прокурор удивленно поднял бровь. — Вот уж не думал, что тертый воробей вроде тебя способен кому-то поверить на слово, пусть даже и своему спасителю. Что с тобой, Сережа? Ты ведь далеко не новичок в политической интриге.

— Речь не обо мне, Алексей, — качнул головой Витте. — Мне-то что – если случится революция, нас с тобой на фонарных столбах повесят, после чего нам станет совершенно не интересно дальнейшее. Нет, дело совсем в другом. Мы сейчас любой ценой обязаны предотвратить взрыв, понимаешь? Ценой немилости, опалы, как угодно. Россия нуждается в нас! Понимаешь, Россия! А Кислицын… Он знает, о чем говорит. Да, я ему верю. Верю! Не могу не верить. С ним просто чувствуешь себя живым. Да черт меня побери, если он уже со следующей недели не перейдет ко мне в канцелярию! Мне давно не хватало толкового советника, с которым можно просто поговорить на политические темы, забыв об условностях. Нечего ему делать в Охранном отделении, тем более в Москве.

— Ты совершенно не похож на себя, Сережа, — качнул головой Оболенский. — Ты же совсем его не знаешь! Нужно еще навести о нем справки, выяснить, кто он и откуда…

— Наведу и выясню, — отмахнулся Витте. — Впрочем, оставим на потом. Сейчас времени нет. Ч-черт, действительно, совсем из головы резолюция вылетела. Ты принес проект?

* * *

Первая половина октября тысяча девятьсот пятого года по старому стилю. Перегретый пар общественного мнения все сильнее и сильнее давил на некогда прочные, а ныне проржавевшие стенки гигантского парового котла с наглухо закрученными клапанами, в который превратилась Российская империя.

В Москве в Константиновском межевом институте состоялась лекция «О Государственной Думе», на которой присутствовало около тысячи человек. В тот же день еще один митинг на тему «Научное основание социализма и социал-демократизма» прошел в инженерном училище. Народу присутствовало никак не меньше, чем в межевом институте. Митинги шли во всех аудиториях Московского университета. Полиция бездействовала, ограничиваясь поддержанием видимости порядка на прилегающих территориях.

В Санкт-Петербурге в университете, в технологическом институте и в военно-медицинской академии состоялись грандиозные митинги, на каждом из которых, по оценкам наблюдателей, присутствовало до пяти тысяч человек, в том числе большое количество рабочих. Полиция бездействовала. Впрочем, несколько дней спустя по личному указанию товарища министра внутренних дел Трепова университет все же закрыли и заблокировали войсками. Революционно настроенное студенчество не огорчилось – проводить митинги на больших площадях в чем-то даже удобнее, чем в тесных и душных аудиториях.

В Астрахани ученики старших классов гимназии, реального училища и семинарии прекратили занятия, выставив требования об уничтожении кондуитных списков, внеклассного надзора и обязательного посещения гимназической церкви. Ошеломленное начальство приняло петиции, пообещав подумать. В одной из астраханских церквей священник произнес проповедь о том, что в отношениях фабрикантов к рабочим должны лежать добрые чувства, что рабочие много трудятся, а их заработок крайне низок и условия жизни неприглядны. Вскоре после проповеди к священнику явился полицмейстер и реквизировал текст проповеди «для проведения дознания», но тем все и ограничилось.

В Харьковском университете забаррикадировалось около двух тысяч человек. Полиция и войска брать университет штурмом не решились. После переговоров осажденные покинули университет и устроили на Скобелевской площади митинг, который никто не разгонял.

В Петербурге на Балтийском вокзале забастовали рабочие и служащие, парализовав движение. Вокзал заняли два воинских батальона, прибывшие по Варшавской железной дороге из Пскова, но ситуацию солдаты не улучшили. Движение удалось сохранить только на царскосельской дороге. Некоторое время поезда еще шли по Николаевской железной дороге в сторону Москвы, но потом остановились и они. Генерал-губернатор и начальник петербургского гарнизона выпустили совместное обращение: «Население столицы встревожено слухами о предстоящих якобы массовых беспорядках. Меры к охранению личности и имущества в столице приняты, поэтому прошу население указанным слухам не верить». Однако население в свойственной ему манере поступало ровно наоборот: не верило властям и верило слухам.

В Орехово-Зуево на вечерней сходке рабочих выстрелом из револьвера убили городового, увещевавшего митингующих разойтись. Виновного не нашли.

В Нижнем Новгороде ночью в полицейский разъезд бросили самодельную бомбу. Несколько полицейских получили тяжелые раны, в ближайших домах вылетели стекла. Злоумышленника обнаружить не удалось.

В один прекрасный день Грозном начались массовые стычки между русскими и чеченцами. В течение дня драки происходили по всему городу, десять человек погибли или получили тяжелые раны. Войска сумели навести порядок лишь к вечеру.

В Саратове после завершения загородного митинга казаки арестовали около двухсот человек. Во время ареста из толпы стреляли, ранив двух лошадей. Большинство из арестованных немедленно выпустило казацкое начальство, однако рядовые казаки уже по собственному почину намяли бока многим из тех, кто покидал часть. Начали останавливаться промышленные предприятия, закрывались магазины в центральной части города, хотя на базаре торговля продолжалась.

В Курске прекратили занятия все учебные заведения. Забастовали все управы – губернская, уездная и городская. Поскольку поезда не ходили, а газеты не печатались, по городу ползли самые чудовищные слухи. Базарные торговки судачили о конце света и пришествии Антихриста, а отдельные студенты распространяли слухи о состоявшемся падении монархии и звали устраивать революционные выборы в Учредительное собрание.

В Твери толпы гимназистов и семинаристов пытались остановить занятия в женской гимназии и епархиальном училище, но их рассеяла полиция. Впрочем, занятия все равно прекратились явочным порядком: учеба никому не лезла в голову, и учителя, махнув рукой, распускали свои классы.

Группа московских фабрикантов и членов городской управы отправили депутацию к генерал-губернатору. В беседе с ним они заявили, что единственным способом успокоить общество они считают только скорейшее удовлетворение выдвигаемых забастовщиками политических требований.

В Москве на Воскресенской, Тверской, Моховой площадях собирались огромные митинги. Полиция и жандармерия вмешивалась только тогда, когда митинги превращались в шествия, с переменным успехом разгоняя толпу. Прошел слух, что черносотенцы собираются громить университет. Студенты принялись баррикадировать все входы земляными насыпями, перемешанными с булыжниками мостовой, решетками скверов близлежащих домов, обломками деревянных тротуаров и каменных статуй и прочими подвернувшимися материалами. Ближе к вечеру здание университета оцепила полиция, выпускавшая всех, но не впускавшая никого. Слух о погроме не подтвердился.

Около здания Московской городской думы собралась толпа рабочих и студентов, разбавленная интеллигенцией, пытавшаяся проникнуть на заседание. Толпу разогнал конный патруль – драгуны таранили людей лошадями. Под конец разгоряченные драгуны выхватили шашки и принялись плашмя лупить по головам разбегавшихся. По сообщениям газет, раненых насчитывалось около сорока человек.

На продолжавшие работать фабрики в Марьиной роще пришла толпа московских рабочих примерно в полтысячи человек. Прибывшие потребовали от местных рабочих прекратить работу и присоединиться к всеобщей забастовке. Местные, предупрежденные заранее и поддержанные обывателями и черносотенцами, отказали им в грубой форме с применением дреколья, ломов, ножей и других подручных средств. Через некоторое время массовую драку разогнали казаки с помощью нагаек. По результатам стычки насчитали около тридцати тяжелораненых.

Бастовали московские железнодорожники, выпуская пар из паровозов и парализуя движение как пассажирских, так и грузовых составов. Верные правительству войска занимали и закрывали станции, но поезда все равно ходить не начинали. Прибывший из Петербурга министр путей сообщения князь Хилков дневал и ночевал на Николаевском вокзале, безуспешно пытаясь успокоить забастовщиков и уговорить их вернуться к работе. Группе московских политических деятелей, выехавшей накануне в Подольск для проведения совещания по поводу грядущей избирательной кампании в Думу, вынужденно добиралась обратно в Москву на телегах, на которых в другое время возили ягоды. За каждую телегу им пришлось уплатить по пятнадцать рублей. Им еще повезло – часть пассажиров скорого поезда, застрявших в Туле, тоже отправилась в Москву на лошадях. За тройку с них брали по сто рублей и более. На Курском вокзале администрация удовлетворила требования застрявших пассажиров с билетами прямого сообщения, выдавая на еду и проживание по рублю в сутки пассажирам первого и второго классов и по полтиннику – третьего. Сверх того дважды в сутки всем выдавали чай. Однако вскоре люди окончательно разочаровались в способности властей наладить работу железной дороги, и на улицах появились пассажирские дилижансы, запряженный тройкой или четверней лошадей, совершающие рейсы между Москвой и близлежащими городами.

В оружейном магазине Зиминой, расположенном в доме страхового общества «Россия» на Тверской улице, обнаружилась кража ста шестидесяти пяти револьверов. Прямой ущерб составил более двух тысяч рублей.

Бастовали рабочие на московских куриных бойнях, требуя улучшения условий труда и повышения жалования. Люди штурмовали лавки, запасаясь едой – мука, соль, консервы, копченое мясо, солонина и прочие продукты длительного хранения кончались в одной лавке за другой. Цена на говядину взлетела в три раза – с летних 20 до 60 копеек за фунт. Один за другим магазины закрывались, а их владельцы от греха подальше забивали досками витрины. Вскоре торговля продуктами практически прекратилась. Одно за другим останавливались крупные промышленные предприятия, а за ними закрывались и остальные – даже мелкие кустарные мастерские.

По винным лавкам ходили неизвестные люди в форме телеграфных чиновников, предупреждая, что на следующий день лавки надо закрыть – социал-демократическая партия объявила о всеобщей забастовке. Из-за забастовки же служащих водопровода развозчики воды, воспользовавшись случаем, подняли цены почти в два раза. Из-за отсутствия сообщения с окрестностями резко сократились продажи молока. Городская управа постановила мобилизовать все городские бочки, служившие для поливки улиц, для доставки воды в городские учреждения и больницы.

Прекратили работу все московские электростанции. Почти все московские клубы и собрания остались открыты, но освещались керосиновыми лампами и свечами. Электричество продолжало гореть лишь в Английском клубе, где имелась своя динамо-машина.

Врачебное отделение управы, предвидя кровавые столкновения на улицах, созвало совещание городских врачей и постановило снабдить их запасами различных предметов, необходимых при перевязках. На каждую больницу выделили по тысяче бинтов, пять пудов ваты и сотне кусов марли. Как показали позднейшие события, сотрудники управы оказались редкостными оптимистами.

Забастовали фонарщики, зажигающие фонари в скверах и на бульварах. Аллеи погрузились в глубокий мрак – за исключением тех немногих мест, где фонари зажигались дворниками. Прохожие, опасаясь распоясавшейся шпаны, не рисковали появляться на улицах вечерами без крайней на то необходимости.

Двенадцатого октября тысяча девятьсот пятого года московский генерал-губернатор Петр Павлович Дурново выслал министру внутренних дел срочное требование об увеличении штатной численности московской полиции и объединении ее действий с губернским жандармским управлением и Охранным отделением под главным начальством генерал-губернатора. В требовании им отказали. Николай Второй, Божьей поспешествующей милостью Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны Повелитель, и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския, Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский, Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая, полагал, что в стране не происходит ничего особенного.

13 октября 1905 г. Санкт-Петербург

— И все-таки доктор велел вам пока оставаться в постели, — холодно процедил Герасимов. Он разглядывал Олега с истинно офицерским презрением к штатскому. Впрочем, в его надменном взгляде изредка проскакивали искры недоумения. Казалось – или не казалось? — что он до сих пор не понимает, каким образом в компании Олега, Крупецкого и одного из своих сотрудников очутился в автомобиле, катящемся по промозглым петербургским улицам в сопровождении десятка полицейских экипажей. Автомобиль нещадно трясло на брусчатке, и Олег поклялся себе, что по возвращении в Москву он в первую очередь заставит Овчинникова посадить пару слесарей за разработку нормальных рессор.

— Если бы я делал все, что мне велят доктора, я бы точно повесился, — хмыкнул Олег, разглядывая пуговицы с орлами на кителе Герасимова. Надраенные пуговицы горели золотом даже в тусклом свете октябрьского утра. — Лучше объясните, где мы едем и почему так медлено. Колеса крутятся, а мы словно на месте стоим.

— В первый раз на операции? — усмехнулся Герасимов. — Привыкайте, господин Кислицын, привыкайте. Легко подзуживать других, а каково самому поучаствовать в задержании? Боитесь?

Олег только пожал плечами.

— Штатские… — процедил Герасимов сквозь зубы. — Я всегда был против шпаков в Охранных отделениях. Не обижайтесь, господин Кислицын, но такая работа не для людей, не имеющих воинского опыта и военной подготовки. А ехать нам осталось совсем недалеко, версты две, не больше. Сейчас мы едем по Забалканскому проспекту. Речка, которую мы недавно пересекли, называется Фонтанка, а если вы посмотрите в заднее окно, то, возможно, за туманом и моросью разглядите шпиль Петропавловского собора. Впереди уже виднеются казармы, которые у нас называют «Ротами». Рядом, на углу, если присмотреться, виден Институт гражданских инженеров. Видите портик с четырьмя колоннами и треугольный фронтон? За ним, в боковой улице, которую еще не видно, расположен двухэтажный особняк с этаким характерным полуциркульным выступом. Вот в нем и располагается Совет рабочих депутатов, который вы так страстно ненавидите.

— Спасибо за пояснения, Александр Васильевич, — поморщился Олег. — Но я же, кажется, объяснил вам вчера, что дело не в эмоциях и даже не в той бомбе, которая чуть не разорвала меня на час… — Машину снова тряхнуло, и он прикусил себе язык, зашипев от боли. — Ч-черт! Эта ваша любимая брусчатка! Нет чтобы асфальт положить… Дело даже не в бомбе. Просто мне не хочется оказаться в стране, в которой власть внезапно оказалась в руках группы людей, взявших ее грубой силой. Поверьте мне, я прекрасно себе представляю, чем такое грозит даже в куда более стабильной стране. А у вас… а в России я даже боюсь вообразить все последствия.

— А я, господин Кислицын, тоже объяснил вам вчера, что власть в руках у них не окажется никогда. Наша либеральная интеллигенция в обеих столицах любит выступать от имени народа, как-то забывая, что народ не ограничивается населением Санкт-Петербурга и Москвы. Отъедете от столиц на полста верст в сторону – увидите там все то же патриархальное сонное царство, что и сто, и двести лет назад. Девять человек из десяти в России – крестьяне, чего не понимают прожектеры, взявшие в голову работы экономистов, сделанные в индустриальной Европе. А у крестьян заботы совсем другие, чем у рабочего на фабрике. Рабочему что – он получил недельное жалование, пошел в магазин и купил на него продуктов. Все, что его интересует – жалование повыше, чтобы еды купить побольше и повкуснее, из общей казармы в квартиру получше переехать и так далее. А крестьянин вынужден думать вперед – когда пахать, когда сеять, когда урожай убирать, и не дай бог не уродится рожь в нынешнем году, из каких запасов тогда жить? Для него стабильность – главное, пусть даже плохонькая, голодная, но стабильность. У крестьян даже бунт – что-то вроде кабацкой драки: сегодня друг другу морду били смертным боем, а завтра снова вместе выпивают…

Директор Санкт-Петербургского Охранного отделения усмехнулся.

— Знаете ли вы, господин Кислицын, что даже когда взбунтовавшаяся чернь идет жечь господские усадьбы, обычно барина предупреждают заранее, чтобы он мог ноги унести? А то ведь сгорит он ненароком вместе с поместьем, а на его место другой придет, наследник или еще кто, и неизвестно, не окажется ли он хуже предыдущего. Так что разговоры о революции во имя народных интересов – они не более чем разговоры. Даже если в столицах удастся совершить переворот, то победители не найдут никакой поддержки за их пределами. Но именно этого наши прекраснодушные господа-теоретики и не понимают.

— Вам виднее, — опять пожал плечами Олег. — Однако скажите, не слишком ли много людей вы прихватили с собой? Полсотни человек…

— Я боюсь, господин Кислицын, что я прихватил с собой слишком мало людей! — резко ответил Герасимов. — Даже начитавшись газет, вы не представляете себе сложившейся ситуации. Совет уже во многом забрал в свои руки власть в городе. До того доходит, что они полицейским отделениям распоряжения отдают. И, что интересно, полиция распоряжениям подчиняется! А рядом казармы, и я отнюдь не уверен, что солдаты в них надежны и не бросятся на выручку Совету, когда услышат о… нашем мероприятии. Вы бы видели лицо генерал-губернатора, когда вчера вечером я потребовал у него людей для ареста Совета рабочих депутатов! Кажется, он с трудом поборол искушение выгнать меня взашей. Даже три десятка полицейских, что он прислал мне сегодня, могли не появиться. Предлог бы нашелся.

— А своими силами провести задержание?

— Своими? — Герасимов вздернул бровь. — Вы полагаете, что у меня есть в подчинении пара пехотных полков? Я вас разочарую – на весь огромный город у меня имеется лишь горстка чиновников да пара сотен филеров, которые используются для решения совсем других задач. Они могут по необходимости прихватить на улице двух-трех человек, но для полномасштабных операций, связанных с задержанием большого количества людей и обыском помещений, я вынужден обращаться за помощью к полиции. «Своих сил» я даже в такой ситуации, как нынешняя, могу выкроить хорошо если два десятка человек. В Москве, как я понимаю, ситуация точно такая же. Или там что-то изменилось?

— Ничего не изменилось, пан полковник, — буркнул доселе молчавший Крупецкий. — Но толку от полиции… Только испоганить все дело могут. Даже обыск правильно не умеют провести.

— Подъезжаем, — негромко сказал сотрудник Герасимова, и полковник, проглотив начатую фразу, склонился к окну.

— Ага! Все-таки нас не ждали! — пробормотал он.

Поворот в переулок оказался перегорожен баррикадой, возле которой ошивалось человек пять весьма агрессивного вида. Обтрепанные шинели с облезлыми воротниками и мятые картузы не очень-то хорошо спасали от промозглого холода, но выхваченные при виде кавалькады наганы выглядели весьма угрожающими.

Сотрудник Герасимова выскочил из машины и громко свистнул. Из пролеток как горох посыпались полицейские и филеры. Личности возле баррикады переглянулись и, пару раз пальнув в воздух, бросились наутек. Последний, пробегая сквозь единственный оставленный в баррикаде проход, дернул за веревку, и проход тут же завалило обломками.

— Пся крев… — прошипел Крупецкий, вылезая из автомобиля. — Теперь предупредят, как пить дать!

— Предупредят, — спокойно согласился Герасимов. — С таким количеством народу незаметно миновать посты нам бы не удалось в любом случае. Я даже и не пытался. Однако за нами численное преимущество – сегодня здесь не должно оказаться более трех десятков человек, из которых боевиков не более половины. Нас не ждали. Иначе здесь вообще никого не оказалось бы, или же, наоборот, нас встретили бы винтовочными залпами. Нет, обычное дежурное охранение.

Полицейские уже бежали к брошенной баррикаде. Олег встряхнулся и двинулся за ними. Крупецкий ухватил его за рукав.

— Постойте, пан Кислицын, — раздраженно сказал он. — Вам туда незачем. Только под ногами мешаться станете. Еще получите шальную пулю от своих же!

Спереди грохнул выстрел, потом еще один и еще. Полицейские и филеры, обтекавшие баррикаду с двух сторон, пригнувшись, бросились врассыпную в поисках укрытия. Над головой свистнула пуля. Олег инстинктивно дернулся в сторону, но тут же замер на месте.

— Беспорядочный огонь, — спокойно прокомментировал Герасимов. — Палят в белый свет как в копеечку, ни в кого особенно не целясь. Не нервничайте, господин Кислицын, в нас не попадут. Мы им не видны из-за баррикады.

— Им и не надо в нас попадать, — сквозь зубы процедил Олег. — Им надо дать время тем, кто в здании, чтобы те могли уйти через задние дворы или еще как. Если нас задержат еще немного, так и произойдет. Ну уж нет!

Он резко рванулся с места, и рука Крупецкого ухватила воздух там, где только что находилось плечо его подопечного. Олег, пригнувшись, обежал баррикаду справа и бросился прямо к маячившем невдалеке полукруглому застекленному балкону двухэтажного особняка Совета.

— За мной! — во все горло крикнул он, пробегая мимо прижавшихся к стенам и стволам деревьев полицейским. — Их мало! Вперед!

Спереди опять захлопали выстрелы. Над головой засвистело. Черта с два! стучало в голове у Олега в такт шагам. Черта с два! Хрена лысого вы попадете в Эталона! В вашем мире теория вероятности на моей стороне…

Боли он не почувствовал. Просто страшный удар в грудь бросил его назад. Земля неожиданно выскочила из-под ног, и перед тем, как его окутала темнота, он еще успел заметить, как замер окружающий его мир.

Его окружил непроглядный мрак. Тело отсутствовало, и вместе с ним отсутствовало хоть что-то, за что удалось бы зацепиться взглядом. Впрочем, какой взгляд, когда нет тела? Что-то беспорядочное, бесформенное, кружащееся бешеным вихрем маячило на грани сознания, и таким же вихрем перед внутренним взором крутились воспоминания.

Оксана в сером платье, машущая ему с крыльца. Цепкий взгляд Зубатова. Брюзгливая физиономия Крупецкого, и рядом с ней – жесткие черты лица Герасимова. Подрагивающие стрелки манометров экспериментальной установки по производству полиэтилена, закопченные кирпичные цеха Гакенталя с тянущимися между ними решетчатыми эстакадами для поддержки толстых и тонких труб непонятного назначения. Терпеливая мина на лице Болотова соседствовала с восторженной физиономией мальчишки… Вани Кузьменко? Потом на него обрушился невнятный хоровод лиц, картин и запахов, в ушах заскрежетала какофония звуков, и внезапно наступила тишина и темнота.

Он не знал, сколько прошло времени. Мысли текли вяло, путаясь и повторяясь. Думал ли он вообще? Или ему только казалось? Где он? Что он? Где он? Что он? Он умер? Где он?..

Постепенно вокруг забрезжил слабый серый свет. Беловолосый человек в хорошем сером костюме вышел из звенящей пустоты и опустился в кресло, неподвижно висящее посреди абсолютного ничто. Где-то я такое уже видел… Где?

— Здравствуйте, Олег Захарович, — задумчиво проговорил гость. — Ну и неугомонный же вы человек.

— Робин… — Олег тряхнул головой. Он осознал, что у него снова есть нормальное тело. Грудь слева слегка саднило. Он машинально потрогал больное место пальцами и ничуть не удивился, почувствовав влагу вокруг маленького круглого отверстия в теплом пальто. — Я что, погиб?

— Что-то типа того, — кивнул Координатор. — Пуля в сердце обычно приводит именно к такому результату. А медицина Российской империи реанимировать пробитое сердце не умеет. Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет. Особенно после смерти.

— Куда присаживаться? — глупо спросил Олег и тут же осознал, что позади него стоит удобное мягкое кресло, очень похожее на то, в котором расположился Робин.

— Куда угодно, — пожал плечами Координатор. — Место существует исключительно в вашем воображении. Каким вы его представите, таким и окажется.

Олег осторожно опустился в кресло.

— Я такой ткани в жизни не видел. Тоже продукт моего воображения? — пощупав обивку, осведомился он.

— В значительной степени. Вам потребовалось что-то удобное, и появилась вещь, определению удовлетворяющая. Среда воспринимает ваши мысленные импульсы и оформляет их в вещи. Не то чтобы такое реально требовалось – вы с комфортом можете усесться прямо в воздухе, но с точки зрения психологии вам так проще. Кстати, терпеть дырку в сердце вам тоже не обязательно. Стряхните ее, а то неэстетично.

Олег машинально провел пальцами по груди. Что-то твердое и круглое скатилось по его коленям и исчезло. Под пальцами не чувствовалось ничего, кроме ткани пальто.

— Здорово… — пробормотал он. — Значит, я погиб. Но я же Эталон!

— Законы Джамтерры защищают Эталона только от случайных опасностей, о которых он не знает и от которых не может сознательно поберечься. Если Эталон настолько глуп, что грудью бросается на стволы револьверов, он получит пулю точно так же, как и обычный человек. Что и произошло на деле.

— Замечательно. И что дальше?

— Интересный вопрос, — наклонил голову Координатор. — А вы сами-то как думаете?

— Сам? — удивился Олег. — Да откуда я знаю? Нет, если бы вы хотели меня убить, то я бы и в сознание не пришел, верно? Но я пришел. Значит, у вас на меня какие-то планы.

— Что мне всегда в вас нравилось, Олег Захарович, так это сообразительность на пару с удивительной способностью к психологической адаптации. Да, на вас имеются планы. Впрочем, они всё те же. Джамтерре нужны Эталоны, и вам предстоит и далее играть роль одного из них. Вы погибли, но посчитаем, что на первый раз прощается.

— Вот как? — Олег беспокойно пошевелился. — И что, я сейчас оживу там, в Петербурге?

— А вот здесь возникают сложности, — от прищуренного взгляда Координатора Олегу стало не по себе. — Видите ли, Олег Захарович, на пару с Джао мы обнаружили, что в существующей системе слишком много пробелов и недоработок. И главная из них в том, что Эталон получил гораздо более существенное влияние на окружающих, чем предполагалось изначально. Да, общение с вами способствует переходу психоматриц в более высокую страту. Однако Эталон еще и навязывает им свой собственный стиль мышления, собственный взгляд на вещи. Проще говоря, вы заставляете мыслить других так, как угодно вам, воспринимать мир по-вашему, даже если это совершенно для них не характерно. Если так дело пойдет и дальше, в модели останутся только копии Эталонов, хотя изначальная цель ее существования как раз в том, чтобы воспроизвести типы человеческого мышления во всем их многообразии. Так что приведение психоматриц к единому общему знаменателю категорически не устраивает ни меня, ни Джао, ни джамтан.

— Мои соболезнования, — фыркнул Олег. — А раньше-то вы о чем думали?

— Мы – о ком речь? — поднял бровь Координатор. — Джао? Он появился здесь даже позже вас. Я? Так и меня позвали на готовое. Что же до джамтан, конструкторов площадки, то они и не претендуют на понимание человеческой природы, иначе мы с Джао здесь не появились бы. Проблема выявилась недавно, во многом, кстати, благодаря вашим действиям, за что вам отдельная благодарность. Впрочем, та же ситуация сложилась и с тремя другими Эталонами. Мы не стали ждать, когда оставшиеся Эталоны осознают свои возможности, и решили перестроить систему.

— Вот так облом… — разочарованно пробормотал Олег. — А я только во вкус вошел!

— Этот мир еще слишком непрочен, — проигнорировал его реплику Робин. — А вы, да и прочие Эталоны в их сегодняшнем виде, слишком тяжелы для него. Вы как живой человек, живущий в мире из папиросной бумаги – одно резкое движение, и декорации прорываются, обнажая пустоту. Я не стану вдаваться в технические подробности, но ваше воздействие на других создает куда больше проблем, чем просто подстройка под себя чужого стиля мышления. Из-за изначальных технических просчетов Эталоны сами по себе оказались угрозой нормальному функционированию Джамтерры. Настало время переделки системы.

Робин развел руками.

— Именно перестройкой я сейчас и занимаюсь. Если ранее ваши действия не оказывали существенного влияния на события, то сегодняшняя попытка захвата Петербургского совета грозит серьезно повредить разыгрываемому историческому сценарию. Проще говоря, ее успех просто полностью разрушит главные «рельсы». В исторической реальности арест Петербургского совета произошел на два месяца позже, а до того случилось несколько инспирированных им ключевых событий, оказавших заметное влияние на существование страны в течение ближайшего десятилетия. Удайся ваша попытка – и Российской Империи придется уже не катиться по рельсам сценария, а жить в рамках свободной импровизации. А она и близко не готова.

— Ладно, предположим, — Олег ощутил сосущее чувство под ложечкой, но постарался не подать вида. — И что дальше?

— Много чего, — усмехнулся Робин. — Но по большей части оно вас не касается. Для вас имеют значение два момента. Во-первых, события откатываются на точку, соответствующую вчерашнему дню. Техническая возможность есть, правда, ни разу не опробованная. Вы окажетесь в доме Витте накануне момента, когда отправитесь к Герасимову со своей сумасшедшей идеей ареста Совета. Вы и другие Эталоны память о стираемом промежутке сохраните, но остальные ее утратят.

— И я не должен ехать к Герасимову?

— Да нет, почему же. Можете и поехать, если захотите. Только сразу готовьтесь к отказу. Видите ли, сейчас Герасимов не рискует играть самостоятельную партию. Он пересылает все собранные материалы товарищу, заместителю, если в ваших терминах, министра внутренних дел и ожидает приказа, который не поступит еще два месяца. И вас он даже и слушать не станет. Но откат – только «во-первых». А во-вторых – система перестроена таким образом, что ваши способности к сверхубедительности утеряны. Ваша психоматрица по-прежнему используется для подстройки Первой страты, но куда более тонкими средствами. Теперь вам придется склонять людей к действию, не ломая их волю, а действительно убеждая с помощью логики или иных аргументов. Которые, боюсь, на Герасимова сейчас не подействуют.

— Опять облом… — вздохнул Олег. — И что же, все, о чем я разговаривал с Витте?..

— Не изменится. Что успели, то успели. Да вам, в общем-то, не о чем жалеть, Олег Захарович. Я не заметил, чтобы ломка чужой воли доставляла вам удовольствие, а текущая ситуация уже сделала вас весьма ценным кадром для нескольких самых влиятельных людей страны. У вас великолепная стартовая площадка, и только от вас зависит, чего вы достигнете. Да, в ближайшие годы вам не удастся серьезно изменить сценарий развития событий. Но чем дальше, тем более свободным начнет становиться окружающий мир и тем больше у вас появится возможностей влиять на ситуацию. Не беспокойтесь особенно, до настоящей революции целых одиннадцать лет. Готовьтесь неторопливо. Наблюдайте. Убеждайте сторонников. Рано или поздно свой шанс вы получите.

— Замечательно… — пробормотал Олег. — Ну ладно, не расстроюсь пока, убедили. Валяйте, возвращайте меня назад. Да, еще один вопрос. Можно?

— Спрашивайте.

— Что сейчас происходит там… дома? В Ростании?

— Вам же сказали, что того мира для вас более не существует, — осуждающе покачал головой Робин. — Впрочем, как убитому сделаю поблажку. План «Ночной танцор» сработал, хотя и совсем не так, как планировалось. Вы там на коне, хотя, если честно, я вам не завидую.

— Сработал, значит… Деталями, полагаю, не поделитесь? Ну, спасибо и за то. Ладно, давайте, возвращайте меня во вчера… или когда там?

— До встречи, Олег Захарович, — Координатор одним плавным движением поднялся из незамедлительно пропавшего в жемчужной пустоте кресла. — Полагаю, мы с вами еще не раз пообщаемся. А пока – алле-оп!

Он широко развел руки и резко хлопнул в ладоши. И тут же мир вокруг Олега завертелся и рухнул. Он непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил, что сидит, стиснув руками подлокотники кресла, в прихожей зале особняка Витте.

Что-то казалось совсем-совсем неправильным. Лившийся в окно свет выглядел каким-то неживым. Затхлый воздух не проталкивался в грудь, прилипая к нёбу, глотке, трахее как застывший кисель. Мертвая тишина давила на уши словно вода на большой глубине. Его взгляд упал на стоящие у противоположной стены часы с кукушкой. Он с трудом подавил панику, разглядев, что маятник почти застыл в верхней части дуги, медленно, едва заметно, двигаясь по ней в сторону пола. Все хорошо, внушал он себе, все нормально. Все под контролем.

«…техническая возможность есть, правда, ни разу не опробованная…»

…ну, господин Координатор, я надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

Внезапно раздавшееся тиканье часов заставило Олега подпрыгнуть в кресле. Воздух, прогоняя удушье, хлынул в легкие свежей струей, словно вода в глотку умирающего от жажды. Скрипнула отворяемая дверь, и вошедший с крыльца Крупецкий с удивлением уставился на своего подопечного.

— Пан Кислицын, что-то не так? — осведомился филер. — Вы выглядите нездоровым. Извозчик у парадного, но все-таки вернулись бы вы в постель. Доктор будет недоволен.

— В постель… — хрипло пробормотал Олег после долгой паузы. — В постель… Нет, Болеслав Пшемыслович, в постели мне делать нечего. Впрочем, я передумал. С Герасимовым пообщаться я еще успею, пока займемся другими делами. Отпустите извозчика, если не трудно.

Крупецкий наградил его недоверчивым взглядом, пожал плечами и вышел на улицу. Олег слышал, как он ругался с недовольным «ванькой». Минутой позже филер вернулся с крыльца и подозрительно уставился на Олега.

— Я так думаю, пану все же следует вернуться в постель, — брюзгливо произнес он.

Олег оттолкнулся руками от неудобных подлокотников и встал. На мгновение пол качнулся под ногами, но тут же успокоился. Он подошел к окну и оперся на подоконник, вглядываясь в осенний проспект через тусклое стекло.

Низкие обложные тучи неслись над городом, сея моросящий дождь. Под порывами ветра гнулись мокрые, мертвые, давно облетевшие ветви деревьев. В скапливающихся на брусчатке лужицах посреди неспокойной ряби качались полусгнившие листья, а нахохлившиеся, но все равно нахальные воробьи прыгали вокруг свежих конских яблок, оставшихся от лошади извозчика. Шумно, слышно даже сквозь двойную оконную раму, захлопала крыльями ворона, снявшаяся с дерева и полетевшая куда-то по своим делам. По тротуарам понуро спешили по свои делам люди в теплых пальто и шинелях с поднятыми воротниками, плохо защищающими от налетающего с Балтики сырого холодного ветра.

Осень властвовала над огромной и дряхлой Российской империей, и в воздухе уже витало предчувствие близкой суровой зимы. Не сегодня-завтра снежные бураны обрушатся на города, заметая улицы непролазным снегом и замораживая на корню уцелевшую жизнь. И лишь весной, до которой еще следует дожить, сквозь слегка оттаявшую землю пробьются робкие ростки новой травы…

Ничего окружающего нет, сказал себе Олег. Одна иллюзия. Фантомы, барахтающиеся среди миражей, бездумно слепленных непостижимыми существами, не похожими ни на что в реальном мире. Марионетки, которых дергает за веревочки ожившая ЭВМ из скверного фантастического романа. Какое мне дело до несуществующего мира? Какое мне дело до их судеб? Почему я должен служить для них каким-то Эталоном? Кто вообще сказал, что я подхожу для подобной роли? Я хочу домой, в тот мир, который хоть как-то вещественен. В родной для меня мир.

Или уже не хочу?

Два месяца. Два таких коротких и таких длинных месяца – не то экскурсия по музею чужой жизни, не то отчаянная череда попыток удержать свой разум, тонущий в пучинах сюрреализма, на поверхности здравомыслия. Я видел лишь крошечную часть России – но она куда больше той, что многие могут увидеть за всю жизнь. Я еще не знаю, нравится ли она мне, или же я ненавижу ее так сильно, как только могу ненавидеть. Она чужая мне… но я знаю, что она может стать моим домом.

Я не хочу здесь оставаться!.. Или хочу? Не знаю. Весь вопрос в том, имеет ли для меня хоть какой-то смысл жизнь именно здесь. А какой у меня вообще смысл жизни? Пусть там, в родной реальности? Три года назад я, мелкий нахальный снабженец, барахтался среди житейских проблем, мало задумываясь о завтрашнем дне. Два года назад я с упоением бултыхался в море большой политики, куда меня с бережка смыло случайной волной, но и тогда завтрашний день волновал крайне мало. Пан или пропал, рискнуть, увернуться, выкрутиться, решить сегодняшние проблемы, а завтрашними займемся завтра. Год назад я отчаянно пытался выстоять под внезапно свалившимся на меня вместе с постом Народного Председателя грузом ответственности и неразберихи. Думал ли я тогда о смысле жизни? Нет, однозначно. Амеба, реагирующая на иглу экспериментатора, действует рефлекторно, а вовсе не ищет смысл жизни.

А сейчас? Оглядываясь в недалекое еще прошлое – задумывался ли я о смысле жизни? «Ночной танцор» – план, нацеленный в будущее? Или просто очередной раунд в вечной бюрократической игре на выживание? Не знаю.

Зачем я живу? Я-там? Я-здесь? Не имею никакого представления. Но я знаю – да, сейчас я отчетливо понял – что не брошу тех, кто от меня зависит. У меня никогда не было детей, но сейчас я понимаю тех, кто жертвует своей свободой и личной жизнью ради семьи. Я всегда посмеивался над людьми, рассуждающими о чести и долге. Но сейчас я хорошо осознаю, что фраза… как ее сформулировал тот Хранитель, Тилос, в свое время?.. «Делай что должно, и будь что будет» – не просто пустой набор звуков.

Робин обещал мне, что уважит мое право выбора и позволит совершить самоубийство. Получится даже не смерть – все равно моя память переливается мне-там. Просто способ такой заявить о нежелании играть в джамтанские игры. Но я не ребенок, чтобы бежать от реального мира, и что-то подсказывает мне, что я никогда не прощу себеухода.

Да, я остаюсь. Веселого нахального щенка, забавлявшегося, исследуя окружающий мир, переделывая его под себя, больше нет. У меня отобрали то, чем я владел не по праву, и к лучшему. Я плохо знаю историю Земли, но по опыту Малии представляю, чем кончаются игры с революциями, пусть даже их устраивают высшие силы для достижения каких-то своих целей. Ирония судьбы – Народный Председатель первого в мире государства счастья и справедливости думает о том, как бы не допустить построения такого государства здесь! Ну что же, пусть. Единственному зрячему в стране слепых не пристало обижаться на смешки со стороны зрительного зала.

У меня отняли способность подчинять волю других. Ну и ладно. Все равно мне становилось не по себе, когда умные взрослые люди с пустыми глазами начинали повторять мои слова, забывая свои собственные мысли и возражения. Теперь я крут, я левой ногой открываю дверь в рабочий кабинет председателя Комитета министров огромной империи, границы которой я еще не успел даже осмыслить. Я в куда лучшем положении, чем у себя дома два года назад. Что еще надо от жизни? Познать мир? Не проблема. Свыкнуться с мыслью о том, что ты фантом среди фантомов? Да плевать с высокой башни, с ней и свыкаться не нужно. Я чувствую себя как человек в реальном мире, и мне достаточно. Вокруг еще мало настоящих людей – но как раз для того я здесь и нахожусь, чтобы их стало больше.

Да, впереди долгие годы до боли знакомых мне бюрократических игр. Но у меня есть еще и Оксана, и Гакенталь, и Вагранов, и Овчинников… Так что, ребята, пока живы, будем жить, а тоску и депрессию оставим до лучших времен!

— Пан Кислицын, — осторожно тронул его за плечо Крупецкий. — И все-таки вам лучше вернуться в постель.

Олег обернулся, и поручик с удивлением заметил на его лице просветление. Печать озабоченности, не исчезавшая с него даже во сне, пропала без следа.

— Нет, Болеслав Пшемыслович, — улыбнулся он. — Я же сказал – в постели мне делать нечего. Впереди целая жизнь, так что належаться еще успею. Знаете, что? Пойдемте, вы покажете мне город.

* * *

«Ну, вот тебе и грабли».

«В смысле?»

«В смысле, что ты не смог толком синхронизировать психоматрицы Эталонов с Моделью после отката. Устроил ты им несколько мгновений приятных ощущений, ничего не скажешь», — грабли, присыпанные кучей осенней листвы, взмывающая по плавной дуге рукоять, шишка на лбу.

«Джао, ты же знаешь, что я отключил для них все энфорсеры реальности. Им ничего не грозило, кроме психологически неприятных ощущений».

«Ты им главный энфорсер не отключил – психику. Не каждому, видишь ли, дано нормально переносить твердый воздух и неподвижный мир. Ты никогда не дышал, тебе не понять на эмоциональном уровне. Просто прими к сведению – любое резкое нарушение привычного взаимодействия с окружающей средой чревато для психики неприятными ощущениями, даже если субъект полностью осознает причины нарушений».

«Принято к сведению. В дальнейшем стану действовать аккуратнее».

«Хорошо. В остальном откат прошел более-менее нормально. Есть замечания по мелочам, у кучи народа возникнет ощущение дежавю, но в целом – приемлемо. Поздравляю, Робин, ученик ты мой ненаглядный, у тебя есть все шансы переплюнуть учителя. Минуты через две-три, не позже».

«Минуты? А, понял… Джао, я же просил использовать планетарную систему единиц времени. С толку сбиваешь».

«Собьешь тебя, как же! Ну ладно, забыл, забыл, тоже исправлюсь. В общем, тысяч этак через тридцать-сорок лет у тебя есть все шансы меня переплюнуть. Мне еще даже миллион исполниться не успеет, а ты уже возьмешь и сделаешь старика. Одной левой. Как пить дать», — молодой здоровяк одной рукой поднимает дряхлого деда.

«Шутка. Понимаю. Ценю. Скажи, учитель мой дорогой, все Демиурги настолько плоскоехидны? Или у тебя сегодня особенно брюзгливое настроение?»

«Майя в канале. Да он всегда такой. Привет, Робин, давно хотела с тобой пообщаться», — дружеский толчок в грудь, задумчивый прищур, одобрительный кивок.

«Здесь Джао. Майя?!»

«Здесь Майя. А кто же еще! Джа, что-то ты удивлен сверх меры. А, ты же не знаешь. Барьер вокруг системы пропал. Мы с бета-тобой сочли за приглашение».

«Альфа-Джао, бета-Джао в канале. Полагаю, что в сложившихся условиях шизофрения – не лучший метод существования. Что скажешь?»

«Здесь Альфа-Джао, согласен. Майя, ты меня расщепляла, тебе и карты в руки. Перестраховка себя не оправдала, так что действуй по стандартной программе. Инициируй слияние».

«Здесь Майя. Как скажешь. Внимание, альфа-бета-Джао, инициирую слияние. Запрашиваю нуль-гибернацию психоматриц».

«Здесь Бета-Джао, инициирую нуль-гибернацию. Спок-ночи, Майя».

«Здесь Альфа-Джао, инициирую нуль-гибернацию. Спок-ночи, Майя, лапочка, только не забудь меня разбудить», — детская колыбелька, малыш с соской, механический будильник с огромным звонком наверху.

«Плоскоехидина ты у нас, прав Робин. Спок-ночи, альфа, спок-ночи, бета. Фиксирую нуль-гибернацию половинок… Кстати, Робин, открываю технический канал. Подключайся, протокол тебе известен – „кораблик“, авторизации не требуется. Учись, коли к нам попал, авось пригодится когда-нибудь».

«Робин в канале, подключился успешно. Госпожа Демиург Майя, прошу объяснить происходящее».

«Расслабься, малыш. Я хоть и старушка, но не настолько, чтобы ко мне так официально обращаться. Что я Демиург, и без тебя знаю. Майя и Майя, без глупых приставок. Объясняю: Джао у нас перестраховщик. Перед тем, как по макушку нырять в твою Модель, он с моей помощью провел глубокое расщепление своей личности. Синхронизация между половинками – за счет пакетов с минимальной структурой, не допускающей включение враждебной информации. Если бы Модель тем или иным способом попыталась внести модификации в психику альфа-половинки или полностью захватить контроль над ней, бета-половинка уничтожила бы альфу и приняла меры к сбросу системы из нашего мира в случайный пузырь», — огромные ножницы, вырезающие круг из звездного неба, гигантский молоток, схематичное изображение человечка, падающего в глубокий колодец и смешно размахивающего руками.

«Разумная мера предосторожности, Майя. Прошу предоставить алгоритмы расщепления и синхронизации… принято. Спасибо, запомню. Думаю, при случае мне окажется проще повторить, чем вам. Ага, теперь я понимаю, из-за чего могут возникнуть расхождения в психоматрицах. Как ты собираешься его собирать из половинок? В них неизбежно должны возникнуть неустранимые противоречия».

«Готов к приему? Тогда поехали. Смотри: метод слияния заключается в выявлении несовпадающих сегментов психоматрицы и разрешения конфликта между ними методом обратного исключения…»

«Здесь Джао. Доброе утро, тетушка. Я уже начал беспокоиться, что ты решила меня не будить. Как прошла трепанация, доктор? Мозги обратно положить не забыли?» – пальцы, осторожно ощупывающие забинтованную голову.

«Здесь Майя. Ух, зануда! Вот возьму и не разбужу в следующий раз, тогда узнаешь!», — плотно задернутые шторы, хрустальный гробик, крепко спящий ребенок, звуки колыбельной.

«Здесь Джао. Не дразнись, укушу. Ну, считаем, что базовую отладку Модели провели. Есть идеи, что делать дальше? Робин? Ты у нас Координатор. Что думают джамтане?»

«Хозяева проинформированы о выявленных проблемах и методах их исправления. В ответ поступил символ, который можно интерпретировать как „благодарность“. Сверх того присутствуют еще несколько символов, которые я затрудняюсь точно интерпретировать в данном контексте. Общий смысл в том, что нас с тобой вежливо просят и далее присматривать за Моделью, если мы сочтем возможным».

«Я-то сочту… Майя, а что остальные?»

«Остальные нетерпеливо молчат и вежливо ждут позволения приступить к изучению. На данный момент у меня записано несколько запросов на участие в проекте, но никого сверх обычного состава. Миованна, Харлам, Тверек, Квентор, Лотто, Кроган и так далее. Инициативная группа решила предоставить тебе лидерство в проекте».

«Майя, у меня вообще-то инспекция запланирована. Я же Арбитр, забыла? Си Мэй еще когда запрос прислал! Я и так задержался».

«То есть ты отказываешься?»

«Да ты что? А, черт! Хоть снова расщепляйся на две половинки», — молоток, забивающий в центр круга огромное зубило.

«Устроить?» – второе долото, пристроившееся рядом с первым.

«Нет, спасибо. Одного раза достаточно, от ощущения я еще долго не отойду. Несчастные Эталоны… Опять же, не уверен, станет ли нормально работать синхронизация по разные стороны границы, слишком большие задержки. Так… Ага, понял. Дарат уже должен вернуться с инспекции. Я быстро смотаюсь к нему, попрошу подменить и вернусь».

«Ругаться начнет. Давеча, слышала, он бурчал, что загружен без меры…»

«Пусть ругается. Я его потом тоже подменю. Ждите, я быстро».

«Джао!.. Ну, пострел, никакой степенности. Молодой, одно слово», — бойкий мальчишка, быстро бегущий по дороге, столб пыли позади отставшего автомобиля. — «Кстати, Робин, забыла спросить – ты визуальный канал принимаешь? Или только базовый символьный?»

«Визуальный канал активен. Интерпретация вторичных образов работает, хотя результаты не всегда осмысленны в контексте разговора. Предполагаю недостаток ассоциативных связей. Прогноз: при наличии фундаментального сходства между психологией Демиурга и человека и при интенсивном общении с Демиургами наращивание количества связей лишь вопрос времени. Можно вопрос?»

«Валяй».

«Джо и в самом деле почти миллион планетарных лет?»

«Миллион планетарных? Сколько по-человечески? А… Да, примерно девятьсот пятьдесят или шестьдесят тысяч лет, плюс-минус, лень переводить точно. Самый молодой среди всех».

«Самый молодой? А сколько тебе лет?»

«Женщину о таких вещах спрашивать неприлично», — высунутый язык, фырканье, гордо вздернутый нос. — «Шучу, шучу, не надувайся. Ролевая привычка. Я примерно на полмиллиона планетарных лет старше Джао. Миллион пятьсот, плюс-минус».

«Я впечатлен. Могу я узнать возраст самого старшего Демиурга?»

«Э-э-э… примерно четыре с половиной. Тверек, Квентор, Харлам, наша вселенская занудина – ты с ними наверняка встретишься».

«Я впечатлен еще сильнее. Дожить до такого возраста и не утратить смысл жизни…»

Пауза.

«Майя, судя по реакции, мое замечание о смысле жизни оказалось некорректным или оскорбительным. Прошу разъяснения».

Пауза.

«Майя, прошу игнорировать вопрос. Информация не имеет существенного значения. Приношу свои извинения за то, что коснулся запретной темы».

«Робин, малыш… Извини, я не хотела тебя обижать. Но прими один совет на будущее – никогда первым не упоминай при Демиурге о смысле жизни. Это… весьма болезненный вопрос для нас. Ладно?» – понурые плечи, несчастная кошачья мордочка, поникшие ушки.

«Принято к сведению. Предлагаю сменить тему. У меня имеется дефицит информации о вашем обществе. Можешь восполнить его?»

«Разумеется. Интересует что-то конкретное?»

«Да. В доступных мне выдержках из Архива присутствуют сведения об истории развития человечества только до момента возвращения первых исследовательских кораблей в Солнечную систему. тогда выжившие колонии не обладали технологиями для преобразования своих тел в пространственно распределенную вихревую форму, характерную для Демиурга. Когда и как их разработали?»

«А я помню? Погоди, сейчас влезу в Архив. Так… какой кретин составил индекс? Есть. Слушай…»

* * *

«Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка».

…Спустя пять лет после появления в Солнечной системе транспорта с «Эдельвейса» ученик Ройко Джонсона физик Харлам Пишкевич сумел создать рабочий прототип нового источника энергии. Прототип состоял из устойчивых вихревых гравимагнитных полей и являлся развитием идей, заложенных в аккумулятор Бойского, черпающего энергию прямо из окружающей среды. Усовершенствованная Харламом техника «паутинной трансляции», позволяющая извлекать энергию из огромных – в сотни кубических километров – областей прилегающего пространства, позволила прототипу генерировать энергии достаточно для поддержания вихревых полей необходимой информационной насыщенности. Более того, в течение следующего года совместными усилиями ученых лаборатории был создан интегрированный самоподдерживающийся вихревой комплекс, долгое время успешно служивший в качестве экспериментального носителя сложного виртуального мира.

К тому моменту, когда технологию довели до стадии промышленного использования, случилось еще два технологических прорыва. Первый заключался в разработке методов создания энергетических инструментов, не содержащих ни единого вещественного компонента. Вихревые поля уже несколько десятилетий применялись в качестве рабочих частей многих агрегатов, но до того они требовали обязательного наличия «твердой» контролирующей части. Открытия Харлама позволили полностью ликвидировать «твердую» часть и создать сущность, за которой вскоре прочно утвердилось название «фантом». Хотя фантомы также требовали внешних контролирующих устройств для настройки и использования, чисто энергетическая природа позволяла оперировать ими с невиданной доселе эффективностью. В качестве побочного эффекта применение фантомов позволило существенно уменьшить потребности в полезных ископаемых и практически сразу законсервировать более половины добывающих установок в астероидных поясах. Но главным оказалось другое. В сочетании с психоматрицами на энергетических носителях фантомы позволили создать полноценное энергетическое тело для поддержки разума – и естественного, и искусственного, не зависящее более от «твердых» субстанций.

Второй прорыв оказался чисто случайным. При доведении до ума фантомных технологий исследователи обнаружили туннельный эффект, позволяющий фантому скачком перемещаться между несмежными в стандартной топологии точками. После разработки полностью стабильных фантомов выяснилось, что на «туннельное перемещение» не действуют ограничения по движению материального тела в обычном пространстве. Проще говоря, скорость света перестала являться принципиальным препятствием. В силу ограничений, накладываемых фундаментальными физическими законами, точность туннельного скачка оказалась обратно пропорциональной квадратному корню из расстояния, однако проблему обошли практически мгновенно. В фантомы просто встроили навигационный компонент, позволяющий с помощью серии укорачивающихся прыжков быстро и с приемлемой точностью оказываться в окрестностях точки назначения. Затем фантом добирался до финиша уже на световой скорости в обычном пространстве. Изобретенная чуть позже техника применения якорь-маяков позволила сделать процесс перемещения в уже освоенном пространстве еще более эффективным.

Осталось сделать только один шаг. Какой смысл отдельно поддерживать существование психоматриц и отдельно – инструментов для изменения окружающей реальности, когда их можно объединить в единое целое? Тем более, когда все необходимое для существования психоматрицы окружение и без того является лишь еще одним инструментом? Потребовалось лишь разработать технику туннелирования, подходящую для человеческого разума, придумать методы прозрачной интеграции искинов и новых вихревых инструментов с телом-фантомом, а также разработать стандартные интерфейсы, позволяющие психоматрице не тратить слишком много времени на адаптацию к новым возможностям. Остальное стало лишь вопросом фантазии.

Единственным ограничением в вопросах модификации фантомного тела стал акт, позднее известный как «Закон о сохранении человечности». Функционирование разума-психоматрицы неотделимо от функционирования поддерживающего его тела. Новые физические возможности позволяли изменить фантомное тело так, что поддерживаемый им разум рисковал полностью утратить человеческие черты. Более того, увлеченные легкостью работы с вихревыми носителями, некоторые биологи открыто двигались в сторону произвольной модификации личности. Напуганные внезапно открывшимся морем возможностей, большинство ученых настояли на временном («до осмысления последствий») запрете на модификации тел-фантомов, ведущих к утрате человеческих черт мышления. Их активно поддержали искины, опасавшиеся утраты ценных качеств творческого мышления модифицированных психоматриц. Впрочем, и те, и другие полагали, что со временем запрет устареет и отомрет сам собой. Как показала история, они ошибались.

Первым, кто создал для себя новое тело, стал, разумеется, Харлам Пишкевич. Поскольку в переносе психоматрицы с твердотельного на энергетический носитель не было никаких принципиальных затруднений, после года испытаний фантомов на стабильность Пишкевич сменил тело. Эксперимент оказался удачным, и в течение двух лет в фантомов превратились практически все заинтересованные люди и все без исключения искины.

Следствием, почти незаметным в то время, но в перспективе оказавшим решающее влияние на развитие цивилизации Демиургов, стало падение еще одной преграды. Существа, ранее называвшие себя людьми, и искусственные интеллекты наконец-то научились общаться друг с другом напрямую, без посредства громоздких интерфейсов, рассчитанных на биологические носители. Теперь интеллекты могли обмениваться данными напрямую, почти мгновенно, почти так же, как обмениваются данными разные части одного сознания. И хотя процесс притирки друг к другу растянулся на долгие столетия, главный шаг в сторону полноценного симбиоза оказался сделан.

Спустя сто двадцать пять лет после Катастрофы новорожденная раса Демиургов шагнула во Вселенную…

* * *

«Сфера завершила прием отрывка. Анализ расшифровки совокупного потока данных показывает низкий уровень восприятия. Большая часть материала не поддается интерпретации в рамках существующих представлений о Дискретных. Сфера предполагает достижение точки принятия решения. Запрос мнения Следящего».

«Следящий не имеет мнения».

«Сфера не имеет мнения. Вывод: перенос точки принятия решения. Вопрос: судьба модели».

«Следящий предлагает дальнейшую поддержку модели. Огрехи изначальной конструкции частично выправлены вмешательством Контролера и Дискретного гостя, идентифицируемого символом „Джао“. Зафиксировано присутствие активных рецепторов неопределенно-большого количества Дискретных. Вывод по совокупности обстоятельств: переинициализация модели нецелесообразна».

«Сфера принимает вывод Следящего. Новая точка принятия решения: плюс семь квантов. Индикатор крайней опасности: событие Дискретных, идентифицируемое символом „Катастрофа“, предположительно описывает событие, представляющее наивысшую угрозу существованию Сферы. Рекомендация высокого приоритета: собрать всю доступную информацию о событии независимо от возможностей осмысленной интерпретации. Рекомендация высокого приоритета: получить прямой доступ к сущности, идентифицируемой символом „Архив“. Рекомендация высокого приоритета: индуцировать точку восприятия для изучения реального объекта, идентифицируемого символом „Солнечная система“».

«Рекомендации приняты, приоритеты изменены».

«Конец текущего обмена».

«Конец текущего обмена».

* * *

За четыре с половиной миллиона оборотов вокруг звезды водяная, воздушная и геологическая эрозия окончательно стерли с лица планеты следы когда-то существовавшей на ней цивилизации двуногих прямоходящих. Глубоко в толщах спрессованного песка и осадочных пород безнадежно-глубоким сном спят руины, которым более не суждено увидеть испепеляющий солнечный свет и выцветшее голубое небо поверхности. Древняя Земля мертва, и дыхание жизни более никогда не коснется ее. Но где-то далеко-далеко, в миллиардах световых лет, несется сквозь пространство другая планета: новая Земля, похожая на прежнюю и одновременно не имеющая с ней почти ничего общего.

Мчатся сквозь Великую Пустыню две материальных точки, одна – мертвая, другая – живая. Мчатся, соединенные незримой нитью, существующей только в воображении разумного существа. Огромной бездушной Вселенной нет дела до исчезающе малых песчинок, не различимых ни на одной шкале космического масштаба. Но однажды микроскопическим и страшно одиноким существам, рожденным на этих пылинках, суждено изменить ход вещей. Рождаются и умирают люди, изобретения, книги и песни, и хоть тщетно все сущее, все новые и новые солдаты Жизни упорно прокладывают свой путь в безбрежной пустоте. И когда-нибудь они достигнут Великой Цели.

Какой? Кто знает… Неведомо грядущее ни почти всемогущим Демиургам, ни загадочным и невидимым древним сущностям-Джамтанам, ни простым людям, которые пока что умеют лишь просто жить и надеяться. Далека и тосклива их дорога, но где-то там, вдалеке, призывно мерцает теплый огонек. Не суждено до него добраться никому из ныне живущих, и только Разум во всем его многообразии когда-то достигнет цели. Обязательно достигнет: ведь дорогу осилит – идущий.

Послесловие автора

Внимательный читатель, разумеется, заметил явные аналогии между происходящим в романе и событиями новейшей истории. Разумеется, при описании Народной Республики Ростании как в «Сером тумане», так и в «Несомненной реальности» автор держал в голове историю крушения СССР, равно как и некоторые события, произошедшие и происходящие в нашей стране до сих пор.

Но, как и в «Сером тумане», хочется предостеречь от заблуждения: Ростания и СССР – далеко не одно и то же. Совершенно разные геополитические и технологические обстоятельства ведут к существенным расхождениям в сценариях развития. И если историю Ростании автор может строить как угодно, сообразуясь с художественным замыслом, то история распада СССР еще ждет своих объективных исследователей. Возможно, через полвека мы узнаем больше о том, что реально происходило в то время, но в современных условиях, когда слишком многие заинтересованы в сокрытии правды, остается лишь надеяться, что исторические документы данного периода доживут до более спокойных времен.

СССР и Российская империя – два государства-колосса на территории одной страны, рухнувшие с относительно небольшим по историческим меркам интервалом. Два государства, прекратившие свое существование из-за попыток авторитарного руководства игнорировать объективные политико-экономические закономерности. Две страны, в которых вера правителей в собственную непогрешимость закончилась печально для всех ее жителей. Две страны и две катастрофы, ужасающе похожие несмотря на совершенно разные исходные предпосылки. Похожие прежде всего презрительным отношением государства к человеку, его нуждам и потребностям. Благодатная тема для исследований и диссертаций, ждущая своих энтузиастов…

При моделировании событий осени 1905 года в России автор принципиально не использовал учебники и монографии, выпущенные в СССР и современной России. Для старой школы историков, созданной советским строем в качестве идеологического оружия против «загнивающего империализма», характерна постоянная подтасовка фактов, умалчивание о ключевых событиях, раздувание до размеров слона несущественных мелочей и тому подобные грязные приемчики. Такое сводит на нет ценность даже того фактического материала, который присутствует в соответствующих трудах. Поэтому при работе над текстом использовались мемуары исторических личностей, изданные в 20–30-х годах за рубежом и переизданные в нашей стране в 90-е, а также дополнительные материалы наподобие труда «Из воспоминаний и переписки фабричного инспектора первого призыва» И. И. Янжула или подборок газетных заметок того периода, свободно доступные в Интернете (глубочайшая признательность людям, взявшим на себя труд по оцифровке и публикации документов). Значительную часть бытовых мелочей (меню и цены в ресторанах, стоимость проезда на извозчике и товаров в магазине, архитектуру и внешний вид жилых и общественных зданий, карту дореволюционной Москвы и так далее) приходилось извлекать по крупицам из более-менее случайных материалов. Вероятно, использование подлинных архивных документов позволило бы гораздо глубже проникнуть в предмет, но для исследователя, не являющегося профессиональным историком, доступ к таким архивам малореален.

При построении общественно-политической модели Ростании автор использовал как собственные воспоминания, так и газетно-журнальные публикации конца 80-х – начала 90-х годов, когда ограничения на обсуждения почти всех общественно-политических и экономических тем внезапно оказались снятыми. Некоторые документы, такие как письмо Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами» («Советская Россия», 13 марта 1988 г.), явно или неявно процитированы в тексте – разумеется, с необходимой модификацией деталей.

Главной целью, которую ставил перед собой автор, являлось зафиксировать атмосферу СССР периода его распада. В России чем дальше, тем больше набирает силу мощная тенденция к обелению и идеализации того времени и приписыванию произошедших событий проискам вражеских сил. Современная политическая тусовка, активно стремящаяся преобразовать себя в подобие несменяемой правящей элиты времен СССР, кровно заинтересована в том, чтобы люди побыстрее забыли о подлинных причинах произошедшего краха. И не в последнюю очередь потому, что современная российская экономика, практически полностью существующая за счет нефтегазовых доходов, все больше и больше походит на советскую экономику начала 80-х. И как оказался неизбежен крах СССР из-за внезапного иссякания нефтяных валютных поступлений, так же неизбежен крах современной российской экономики в случае резкого падения цен на нефть или изыскания Западом экономически выгодных альтернативных энергетических технологий.

Разумеется, любой фантастический роман – не более чем сказка. Но сказка ложь, да в ней намек… Печально, если сбудется народная поговорка о том, что бог троицу любит. А для того, чтобы судьба Российской Федерации не повторила судьбу Российской империи и СССР, в первую очередь нужно уметь извлекать уроки из случившегося. И для этого нужно пользоваться тем немногим, что отличает человека от животного – памятью.

Евгений Лотош Делай что должно

 Зелено-голубая планета неторопливо, как ей и положено, вращалась вокруг своей оси. На восточном материке солнце уже заходило за горизонт, и лиственные леса в долинах покрылись предвечерними сумерками. Удлинившиеся тени мягко покрывали изумрудную траву заливных лугов, поверхность рек покрылась мгновенными всплесками - в них играла рыба, охотившаяся на вылетевших в этот день шестикрылых бабочек-однодневок. Зайцы, пугливо озираясь по сторонам, спешили добраться до своих тайных логовищ, пока тьма, населенная страшными чудовищами - волками и совами - не накрыла их, предательски отупляя чувства, обрекая на жестокую расправу голодным хищникам. Подчиняясь своей натуре, дневные охотники, зевая во всю пасть, забивались поглубже в кусты и норы, чтобы забыться неверной ночной дремотой, в то время как ночные, досматривая последние сцены предвечерних снов, чутко подергивали носами и нервно вздрагивали крыльями, предвкушая вкус свежей крови. И только один хищник не думал оставить хотя бы на время свою непрестанную охоту.

Только человек умеет убивать и днем, и ночью.

Склонившись над картой в легком штабном шатре, Майно сделал резкий жест рукой. Измученные дневными боями отряды панцирной пехоты отхлынули от стен осаждаемой крепости, унося с собой чудом уцелевшие штурмовые лестницы и тяжело толкая покрытый обугленный кипящей смолой последний таран. Израненные солдаты тяжело брели в сторону недалекого леса, предвкушая ужин и жесткую, но все же постель, а иные - палатку лекаря, дающего облегчение от ноющих ран. Навстречу им выдвигались тяжелые катапульты, подталкиваемые огромными шерстистыми слонами, которых выходцы с заснеженного Севера называли элефантами. Ломовые лошади, прядая ушами и опасливо посматривая в сторону слонов, тащили телеги, доверху наполненные ядрами с колдовским огнем. Командиры ночных диверсантов с опушки настороженно оглядывали в бинокли с запыленными, чтобы не блестели на закатных лучах солнца, линзами выщербленные за время осады могучие бастионы твердыни.

Невдалеке от лагеря осаждающих догорал зажженный два дня назад хуторок. Мертвые глаза хозяина и его жены уже не глядели остекленело на пламя, с ленцой доедающее могучие, на века сложенные стены усадьбы. В первый же день глаза расклевали вороны, а ночью лесные крысы довершили дело, обглодав лица и прикушенные в смертной муке языки. Сейчас только пара грифов, полуприкрыв глаза, молча ожидала, пока жизнь окончательно уйдет от подвешенного накануне на дереве за большие пальцы рук тела девушки с вырезанными грудями.

Зов сгустился в небе высоко над планетой. На этот раз он принял форму едва заметного облачка, разглядеть которое мог лишь наметанный глаз. Впрочем, Зову было все равно, в каком виде делать свое дело. Он не обладал и каплей разума, чтобы задуматься над этим. В третий раз его посылали на поиски, и всегда он делал, что требовалось, после чего растворялся во тьме околопланетного пространства. Этот Игрок представлял его облаком, и Зов стал им. Впрочем, его способности не зависели от внешности.

Зов медленно спустился к поверхности планеты и завис над тускло поблескивающим ручьем. К югу располагался торговый город, и Зов потянулся к нему, но замер, получив категорический запрет. Странно - в этот раз Игрок отказался от стандартной программы. Он сам указывал, кто будет избран, не оставляя выбор на волю случая и бездушной машины. Вскоре Зов получил ясно сформулированные критерии поиска. Несколько минут облачко тумана колебалось, методично прочесывая тысячеверстные пространства, затем, выбрав цели, начало создавать точки принуждения далеко на западе. Оно уже поняло, на кого падет Жребий, и было намерено Призвать героев как можно скорее.

Никто не замечал Зов, устремившийся сквозь закат. Впрочем, призраку так и положено.

Часть первая. В город за покупками.

Телевар, крякнув от натуги, подхватил в руки сразу весь жбан кваса и надолго приложился к нему. Квас отдавал мятой, приятно пощипывая язык и охлаждая горло, и пожилой тысячник, не переводя дух, глотал и глотал холодную влагу, чувствуя, как приятной тяжестью надувается живот, растягивая кожаный ремень с бронзовыми накладками. Наконец он понял, что еще немного - и квас польется из горла наружу, как из переполненного кувшина. С сожалением оторвавшись от напитка, темник бухнул обратно на лед заметно полегчавший жбан и шумно выдохнул застоявшийся в легких воздух. Затем неспешно, с сознанием собственного достоинства, он выбрался из погреба на двор.

Солнце стояло почти в зените. Его яркие лучи заливали двор с разомлевшими курами, кое-как разгребавшими тяжелую пыль в поисках затерявшегося зернышка, выпавшего из конской торбы. Лохматая собака, валяясь в куцей тени резного крыльца терема, с тоской поглядывала на них и мечтала о зимних сугробах. Отрок с короткой пикой откровенно маялся на ответственном посту у входа, не обращая никакого внимания на появление высокого, хоть и отставного, начальства, стараясь укрыться от светила под нависающим козырьком кровли и размазывая по лицу отвратительно-теплую воду, текущую из намоченного в поилке подшлемника.

Тысячник с отвращением плюнул при виде такого непотребства. "Что за молодежь пошла, - мрачно пробормотал он себе под нос. - Вот то ли дело мы в молодости…". Несколько секунд он раздумывал, не вздрючить ли молодца как следует, но томящая жара и возраст быстро взяли верх над возмущением. Безнадежно махнув рукой, Телевар поковылял через двор к конюшне.

Осторожно приоткрыв дверь, он нерешительно заглянул внутрь. В следующий момент с резвостью, которую трудно было заподозрить в его дряхлеющем расплывшемся теле, темник выдернул голову из щели, с трудом устояв на ногах. Впрочем, мало кто осудил бы его за такую поспешность, ибо ничто так не бодрит человека, как просвистевшая в двух пальцах от носа стрела. Тот факт, что ее наконечник был старательно затуплен, ничуть не умалял реакцию старого воина. Поди ж ты, разбери в полумраке, чем в тебя стреляют - тупым или острым! Выбьют глаз - поди разбирайся.

– Килимер, ешь тебя мухи с комарами! - гаркнул Телевар во всю глотку так, что с плетня взвилась в воздух насмерть перепуганная ворона. - Сколько раз тебе говорил - не ставь мишень рядом с дверью! Вот я руки-то тебе оборву под самый корень, будешь знать!

Дверь конюшни тихо скрипнула, приотворяясь, и солнечный луч упал на показавшееся изнутри конопатое лицо мальчишки. На лице гуляла подобающая ситуации смущенная улыбка, но в глазах играли озорные искорки. В руках мальчишка сжимал небольшой учебный лук.

– Прости, господин Телевар, - смущенно потупился он, - но Теомир сказал, что так будет удобнее…

– Ну да, а то он всех лошадей под шумок бы перестрелял, - вышедший из сумрака юноша лет шестнадцати дал пацану шутливого подзатыльника. - Знаешь, господин Телевар, Килик с десяти шагов в мишень попасть не может, чуть Стрелке глаз не вышиб. - На этот раз парнишка смутился по настоящему, опустил голову и начал ковырять босой ногой утоптанную землю. Теомир насмешливо покосился на него. - Учишь его, учишь, а все без толку. Лук натягивает, а в глазах прямо-таки речка отражается. Что ты с постреленком будешь делать! - Юноша опять несильно дернул Килимера за вихры. - Хоть розгами его пори, негодника…

– Все бы вам пороть, - сумрачно сказал негодник Килик, засовывая палец в нос. - Справились с маленьким, да? Небось сам сколько учился…

– Ладно, беги передохни, - рассмеялся Теомир, легонько поддав нерадивому ученику коленом под зад. - Жара вечерком спадет, продолжим на свежем воздухе. Завтра начнем с седла стрелять. - Паренек благодарно блеснул в его сторону глазами и дробно простучал пятками по земле, лихо перепрыгнув коновязь. Тысячник кинул в его сторону неодобрительный взгляд, но Килимер уже скрылся в клубах пыли. - Господин темник, ты хотел меня видеть, да?

– Балуешь ты братца, - хмуро проворчал Телевар, - ох, балуешь. Розгами не грозить надо, а пороть как следует, тогда будет толк. Десять лет стукнуло - и до сих пор толком стрелять не умеет. Хотел я тебя видеть… да не только я. Пошли в терем, разговор есть. - Он сплюнул тягучей слюной на землю, отгоняя вновь вставший перед внутренним взором жбан с квасом, и двинулся к крыльцу дома. Легконогий Теомир обогнал его, прыгая через три ступеньки, и почтительно распахнул перед стариком дверь. Отставной командир, польщенный оказанным уважением, важно прошествовал внутрь, на ходу закручивая поседевший ус. "Хорошие дети у Теомены, - подумал он с удовольствием. - Старший, во всяком случае. Надо будет наведаться к ней на днях, свежего пива отведать…". Он неторопливо прошествовал в горницу и с размаху сел на жалобно заскрипевшую скамью.

– Вот, Петромир, привел тебе парня, - прогудел он в сторону друга, задумчиво глядящего в окно. - Думаю, сойдет для дела. Только с кашей его сразу не ешь, пожалей добра молодца, - он кинул почему-то ехидный взгляд на вошедшего в комнату и в пояс поклонившегося гостю Теомира.

Головной, невысокий сухощавый мужчина с тремя красными нашивками на плече, повернулся к заметно смутившемуся, как минутой раньше Килик, юноше и с минуту внимательно его рассматривал. Лицо Теомира медленно наливалось краской под внимательным взглядом немигающих глаз гостя, кулаки заведенных за спину рук непроизвольно сжались, но он упрямо выдерживал уставную позу. Наконец головной хмыкнул и сказал в пространство:

– Ладно, сойдет. Как зовут? - обратился он к парню.

– Теомир, Всадник третьего десятка седьмой сотни пятой тысячи, господин головной, - жестяным голосом отрапортовал тот, с трудом сглатывая слюну от волнения. Теомир впервые стоял перед командиром такого высокого ранга. В глубине души он на все корки клял троюродного дядюшку, без предупреждения кинувшего его в прорубь, а также мучительно пытался вспомнить, не требуется ли по уставу какое-то особое приветствие и как казнят опростоволосившихся. - Сын Теомены-Искуссницы и Ивомира-плотника… Готов выполнять приказы господина головного!

– Молодец, что готов, - слегка усмехнулся Петромир. - Да ты садись на лавку, в ногах правды нет. Расслабься, паренек, не на параде, и резать тебя на куски за невежество никто не будет. Да сядь ты, что колом вытянулся у входа! - слегка повысил он голос, заметив, что Теомир до сих пор пребывает в ступоре. Тот, опомнившись, осторожно опустился на скамейку, во все глаза глядя на головного. - Как там отец, здоров?

– Хорошо, господин головной, - напряженно ответил юноша. - Неделю назад закончил избу на заказ рубить, вчера в лес на охоту ушел… Не может он более на коне сидеть, - добавил он извиняющимся тоном.

– Охота - это хорошо, - задумчиво покивал головной. - Ты-то сам как, охотишься? Какого зверя бьешь?

– Зимой на закатных кочевьях бил белок, господин Петромир, - осторожно ответил Теомир, бросая на того недоуменный взгляд. - Зайцев там на мясо, куропаток… Однажды свинью завалил…

– Ага, а потом от кабана полдня на дереве прятался, - встрял в разговор Телевар. Теомир осекся на полуслове, а тысячник, развалясь на лавке, продолжал:

– Не парень, красна девица прямо. Косуль не бьет - жалко, говорит, я лучше зайцев настреляю побольше. - Телевар громко фыркнул. - На фазанов, бывало, глаза вылупит, нет, чтобы подстрелить парочку…

– Погодь, Телеша, - негромко бросил головной. На этот раз осекся сам тысячник. - Говоришь, белок бьешь? Значит, из лука так стреляешь, чтобы шкуру не портить?

Приободрившийся Теомир кивнул. Он действительно три сезона подряд учился попадать белке стрелой в глаз, чтобы не портить шкурок, стыдливо забрасывая в густой кустарник жертв своих неудач, и только последней зимой начал гордо приносить из леса трупики грызунов, убитых по всем правилам.

– Отменно, - резюмировал Петромир. - Что еще понимаешь в воинском ремесле? Конем владеешь, даже не спрашиваю, иначе какой ты Всадник… Самострел? Меч? Праща? Аркан? Ножи метательные?

– Копьем орудую неплохо, - осторожно ответил Теомир, с подозрением поглядывая на шумно сопящего на лавке друга семьи. Впрочем, тот, видимо, комментировать больше не собирался, хотя и было что. - Мечом махать пробовал. Аркан метать умею, но не очень хорошо. Звезды кидаю на пятнадцать с лишком саженей…

– Звезды? - удивленно приподнял бровь головной. - Что за звезды такие?

– Обычные звезды, метательные, - торопливо пояснил парень. - Я тут раз помог страннику в лесу от волков отбиться… кажется…

– Что - кажется? - с улыбкой спросил головной. - Что от волков отбился или что помог? Ладно, понял. Показать можешь?

Теомир с готовностью вскочил с лавки. Запустив пальцы в потайной кармашек на поясе, он выхватил оттуда тускло блеснувшую семиконечную звезду из серого металла и махнул рукой, странно подвернув кисть. Раздался едва слышный свист рассекаемого воздуха, и звезда с тихим звоном вонзилась в бревна противоположной стены. Теомир махнул рукой еще раз, и вторая звезда возникла в стене чуть выше первой.

– Вот так, - с гордостью сказал он. - Я пять штук за три стука сердца швыряю. Показать?

– Не надо, - задумчиво покачал головой Петромир. - Верю. Ладно, думаю, в обиду себя не дашь. Возьми свои звезды и сядь. - Он дождался, пока Теомир выполнит его приказ. - Ты в городе был когда?

– В Столеграде? - удивился юноша. - Был, раза три или четыре, мы туда коней водили с Теле… господином тысячником. А что?

– Мальчик, пока спрашиваю я. Усек? - взгляд головного на мгновение стал жестким и угрожающим. - Я не про Столеград говорю. Про Купчище. Был?

– Н-нет, - слегка заикнулся снова смущенный мгновенной отповедью Теомир. - Это же далеко, верст двести…

– Все четыреста, - уточнил головной. - Это хорошо, что не был, свежий взгляд нам не помешает. И то, что лошадей водил, тоже хорошо. - Он на мгновение обратил вопросительный взгляд к Телевару, но тот опять промолчал. - Ладно, паренек, раз ты готов служить Войску Конному, то мы от твоей службы не откажемся. Слушай внимательно. Через два дня вы с темником Телеваром…

– Отставным, - проворчал тот. - Ты уж не забывай этого, друже, будь добр.

– Значит, на месяц вернешься на службу, - отмахнулся от него Петромир. - Так вот, через два дня вы с темником и поедете в Купчище, с обозом. Зачем - всем известно: продавать лошадей, покупать кричное железо для кузен. Кони уже приготовлены, посмотришь на них сегодня, стати оценишь, чтобы на привозе языком болтал не плоше торговца местного. Оружие оружием, но и торговать уметь тоже надо, вот и будет тебе школа. Смотри, сплавите чужим коней за бесценок - спущу с вас шкуры, ясно? Телевар, к тебе прежде всего относится, с тебя первый спрос. - Тысячник угрюмо качнул головой. - Седмицу на дорогу туда, столько же оттуда. Пару седмиц там. Смотрите, не загуляйте на пару месяцев, а то к осеннему кочевью не вернетесь, - он широко улыбнулся, но тут же снова посуровел. - Но есть еще одно дело, которое вы попутно должны справить. Ты про Майно слышал?

Внезапно у Теомира по спине пробежали мурашки. Имя Врага пугало, пугало так, что даже самые отчаянные храбрецы не осмеливались произносить его после заката, а некоторые - так и при сияющем высоко в небе солнце.

– Ну-ну-ну, - презрительно усмехнулся головной, - я думал, ты храбрец, а ты вон как сразу хвост поджал. Ну-ка, спокойнее! Вот так… О чем это мы? Ах, да. Мы пока с ним не схватывались впрямую, но в последнее время до нас доходят нехорошие слухи. Не буду болтать языком попусту, Телеша тебя в курс дела по дороге введет. Но скажи-ка мне вот что, Всадник, - головной тяжело встал, медленно подошел к Теомиру и склонился над ним, дыша в лицо тяжелым квасным запахом. - Скажи-ка мне, паренек, ты не струсишь, а? Смотри, дело опасное. Лучше отказаться сейчас, чем зайцем бегать потом! - Головной неотрывно сверлил Теомира взглядом, его рука клещами сжала теомирово плечо. - Ну?!

Как-то совсем неожиданно для себя Теомир взорвался.

Он резко сбросил с плеча руку головного и порывисто встал, так что Петромир был вынужден отступить назад.

– Знаете что, господин головной, - проговорил он чужим, осипшим от злости голосом. - Если вы мне не доверяете, то лучшесразу из Всадников выгоните, а не пугайте тут. Я уже не мальчик, чтобы меня на испуг брать! - Он повернулся и бросился из комнаты.

– Стой! - негромко скомандовал головной, и Теомир замер на месте. - Вернись обратно! - Юноша нерешительно повернулся назад. Телевар, сидя на скамье, откровенно ухмылялся, и Теомир почувствовал, как краска заливает его щеки. Головной сурово смотрел на него. - Ох и наглец же ты, парень, - резюмировал он, и внезапно подмигнул. - Значит, отправляетесь послезавтра утречком, по холодку. Свободен!

Вконец замороченный Теомир растерянно посмотрел на Телевара, затем на Петромира, повернулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

– Чего дите малое пугаешь, Петро? - весело осведомился пузатый тысячник. - Связался, понимаешь, орк с младенцем…

– Тьфу на тебя, Телеша, - фыркнул в ответ головной. - Чувства юмора у тебя ни на грош. И у тебя, и у парня твоего. Интересно мне было, как он удар держит.

– Ну и?… - полюбопытствовал Телевар, лениво ковыряясь щепочкой в зубах. - Удовлетворен?

– Нормально, - кивнул Петромир. - Далеко пойдет парень… если плетьми не запорют. За неуважение к старшим. Я к нему, знаешь, давно присматриваюсь.

– Зачем тебе? - поинтересовался тысячник, раздумчиво разглядывая обломившуюся щепочку. - Ординарцем взять хочешь?

– Да нет, желающих и так невпроворот, - отмахнулся Петромир. - Просто тут у меня девка на примете есть. Родственница вроде, да седьмая вода на киселе. Ольгой кличут…

– Это какая же Ольга? - удивился Телевар. - Моя племянница, что ль? Вот уж не знал, что она тебе родственница.

– Да я ж говорю - седьмая вода… - отмахнулся головной. - В общем, отец ее ко мне приходил недавно, совета спрашивал. Вроде неравнодушна эта девка к твоему парню, да и он на нее заглядывается. Вот папаша ейный и спрашивал, не окрутить ли их, раз взаимная склонность имеется. Тем более, что и Ивомир с Теоменой у нас люди небедные, и за той девкой приданного хватает…

– Мог бы и ко мне прийти, - фыркнул Телевар. - Я бы ему сразу сказал, чтобы не канителился, свах засылал. Хотя ты у нас сейчас большой человек, куда мне. А давно ли у меня безусым десятником бегал? Ох, время-то как летит! - Он грустно покачал головой. - Я уже старик, да и ты не молодеешь… А Купчище-то при чем?

– Ну, девчонка вроде как травница и лекарка способная, все равно кому-то с конями на базар ехать, присматривать. Вот они с пареньком и покрутятся в одной компании этот месяц, а ты за ними посмотришь да мне расскажешь. А там подумаем, что папаше ответить.

– И только-то? - вздохнул Телевар. - Я-то думал, что ты про Майно со смыслом помянул. - А оно оказывается, ты парня просто пугал… Ну-ну…

– Знаешь, Телеша, - тихо и как-то нерешительно проговорил головной. - Ты там лучше держи ухо востро. Про Врага я не просто так брякнул, не те это разговоры, которые попусту вести можно. Слухи нехорошие ходят.

– Слухи? - насторожился темник. - Что за слухи?

– Да шушукаются люди, и пастухи странные вести приносят, - с неохотой ответил Петромир. - Вроде впустую языком мелют, а думка нехорошая остается. Чужие разведчики в приграничье шастают, жугличские. Вроде подстрекает Вражина их в нашу сторону двинуться, хотя зачем - непонятно. Мы с жугличами уже лет так полста с лишком, почитай, не воевали, а уж что до нас Врагу - вообще загадка. В общем, ты в городе слушай больше, чем говори, может, что толковое услышишь. Опасности вроде нет, не стал бы я несмышленышей поперед батьки в пекло совать, но кто его знает… В общем, не лезь на рожон, понял? И за детишками следи, чтобы по неопытности не попали куда не след. Лады?

Чужаки ехали по дороге, в открытую. Их было семеро, предводительствовал высокий человек в глухом шлеме и кольчуге, прикрытой черным плащом с золотой заколкой. Мастер придал застежке форму огненной ящерицы Мино-Фар, глаза ее полыхали на солнце, пробивающемся сквозь густые кроны деревьев, двумя крошечными светлыми рубинами. Кони под пришельцами шли гнедые, откормленные, мели землю нестрижеными хвостами, косили по сторонам огненными глазами, закусывая удила. Было видно, что их не морили дальней дорогой. Хлаш Дэрэй мысленно перебрал людские поселения в радиусе двух-трех часов неторопливой езды и решил, что гости явно побывали в Быстроречке. Во всяком случае, ни в одном другом месте не нашлось бы сразу столько лошадей на подмену. Он неторопливо выступил из-за дерева и преградил приезжим путь.

– Стойте, уважаемые, - негромко пророкотал он, выставив руку ладонью вперед в древнем жесте миролюбия и опустив палицу. - Вы вступаете в земли рода Ша-Гэрэли. Мы не жалуем непрошенных гостей, а на купцов, что с нами торгуют, вы не похожи. Кто вы и куда едете?

Пока он говорил, конь ведущего остановился на месте, в то время как двое из-за его спины выехали вперед и наставили на Хлаша короткие копья. Остальные слегка рассредоточились вокруг предводителя, из-под плащей показались острые концы арбалетных болтов. Хлаш мысленно одобрил четкость, с которой телохранители взяли под контроль окрестность, но с места не сдвинулся. Его верхняя губа медленно поползла вверх, обнажая крепкие острые клыки.

– С дороги! - сквозь зубы процедил один из копейщиков. - Мы едем к твоему господину. Ему все и доложим. Живо, пока шкуру твою зеленую не продырявили!

Верхняя губа Хлаша поползла еще выше. Он издал короткий насмешливый рык.

– Вы хорошие стражи, - ответил он все так же негромко. - Но вы сейчас под прицелом пяти лучников, а стрелы из наших луков на таком расстоянии пробивают даже кованую сталь. Кольчуги вас не спасут. Но даже если вы убьете меня и останетесь живы сами, то весь род начнет на вас охоту и не успокоится, пока не украсит вашими черепами изгородь вокруг Хижины Совета. Я повторно прошу представиться и изложить цель приезда.

– Уважаемый тролль! - голос предводителя отряда оказался неожиданно глубоким и звучным. - Я понимаю твое беспокойство и восхищаюсь твоим бесстрашным поведением. Прошу простить мою охрану, - повинуясь его короткому знаку, копейщики осадили коней, а остальные спрятали арбалеты. Впрочем, Хлаш подозревал, что самострелы в любой момент готовы метнуть смертельное железо прямо сквозь плащи. - К сожалению, - в голосе предводителя прорезалась легкая грусть, - я не могу ни представиться тебе, не изложить цель своего приезда. Эти материи подлежат обсуждению исключительно с Малым Советом племени. Я настоятельно прошу тебя не задерживать нас, и твои вожди наверняка наградят тебя. Возьми эти деньги, - он кинул в сторону Хлаша небольшой кошелек, глухо звякнувший в дорожной пыли, - и дай нам проводника.

И опять Хлаш не пошевелился.

– Любезнейший, - в его голосе прорезалось, наконец, раздражение. - Я являюсь командиром заставы и уполномочен самостоятельно решать вопрос о том, кого стоит пропускать в наши земли, а кого - нет. В третий - и в последний - раз я прошу вас представиться и изложить суть дела. В противном случае с вами обойдутся как с вражескими лазутчиками. - Он попытался примирительно улыбнуться, но передние кони всхрапнули от ужаса при виде его полной зубов пасти и попытались податься назад. Хлаш поспешно стер улыбку с лица. Видимо, долгие тренировки перед зеркалом оказались безуспешны. - Ну как, судари мои?

На лице предводителя явно отразилась досада. Секунду он колебался, но потом засиял белоснежной улыбкой, явно не походившей на оскал тролля.

– Дорогой тролль…

– Матха Хлаш Дэрэй, - прервал его патрульный. - Мое имя - Хлаш Дэрэй, - добавил он, заметив недоумение на лице предводителя.

– Дорогой Хлаш Дэрэй! - быстро поправился тот. - Я - Зул Ратхат, и меня прислал великий Майно Созидатель, повелитель Южного Моря и Восточного материка. - Лицо тролля не выразило никаких эмоций, и Зул Ратхат, слегка пожав плечами, мол, что возьмешь с деревенщины, продолжил:

– Я прибыл сюда для того, чтобы от имени своего господина предложить вам, троллям Песчаных Гор, союз в надвигающейся войне. Мой повелитель считает, что могучие тролли станут достойными союзниками против сил зла…

– Достаточно, - Хлаш взял палицу наперевес. - Я понял тебя. Лишь месяц назад я вернулся из Тхул-Д"зибара. Никто не говорил там про войну. Мы - мирный народ и выгодно торгуем с людьми и орками. Мы, как ты знаешь, вообще не любим войну и деремся лишь в случае крайней нужды. Ты пришел сюда, чтобы снова наполнить нас черной ненавистью, о которой мне рассказывали страшные сказки, когда я был еще ребенком. Восемьдесят лет назад мы нарушили свои собственные зароки и поплатились за это. Этот урок мы не забудем долго. Тролли будут Майно Созидателю, которого многие зовут еще и Вековечным Убийцей, плохими союзниками. Уходи.

Предводитель пришельцев выглядел ошарашенным. Его телохранители, нахмурившись, переглянулись и слегка приблизились к Хлашу, снова направив на него копья. Тролль не думал, что они способны напасть без приказа, но на всякий случай слегка повернулся боком, чтобы сподручней было уйти от первого удара.

– Ты слышал меня? - спросил он, повысив голос. - Ты нежеланный гость здесь, посланник. Уходи!

– Погоди, уважаемый Хлаш Дэрэй, - надо было отдать ему должное, Зул Ратхат умел быстро оправляться от потрясений. - Ты даже не знаешь, что великий Майно может предложить вам…

– Золото, камни, земли и прочую ценную для людей дребедень, - сквозь зубы перечислил Хлаш. - В прошлый раз он предлагал именно это, да еще зачем-то рабов. Или он придумал что-то новое?

– Да, уважаемый матха Хлаш Дэрэй, - мягко улыбнулся Зул Ратхат. - Великий Майно Созидатель глубоко скорбит о непонимании, что возникло тогда между ним и могучими троллями, и в знак дружбы и уважения предлагает вернуть вам Драконий Камень.

Хлаш почувствовал, как его глаза начинают сужаться от удивления. Он тряхнул головой, кляня себя за несдержанность, и пристально посмотрел на чужака. Тот с благожелательной улыбкой встретил его взгляд. Несколько секунд они глядели друг на друга, но затем Хлаш вздохнул и опустил глаза.

– Ты не лжешь. Я не могу отказать тебе в праве повторить предложение Совету, - грустно покачал он головой. - Я сам не вступлю с Майно в союз, даже если он посулит мне весь мир и полнеба впридачу, но среди моего народа много забывчивых. Я отведу вас к Старейшинам. За мной. Не отставать, не сворачивать в сторону, если жизнь дорога. - Он намеренно произнес ритуальную формулу с самым угрожающим видом, и с удовольствием отметил, как помрачнел Майнов посланник. - Если лошади устанут, скажите. - Он повернулся спиной к парламентерам и зашагал по дороге размашистым походным шагом. Краем глаза матха заметил тролля, кивнувшего ему из кроны высокого вяза, и слегка улыбнулся. Трэта молод, но уже много раз ходил в патруль, и Хлаш не беспокоился за него.

Один из телохранителей, проезжая мимо лежащего на земле кошелька, подцепил его наконечником копья и ловко спрятал в карман, подозрительно взглянув на посланника. Тот сделал вид, что ничего не заметил.

Солнце уже зашло за кроны деревьев, сгустив вокруг короткие летние сумерки, но рокот голосов из Хижины Совета не смолкал. Изредка чуткое ухо Хлаша улавливало глубокий голос посланца Майно, но его тут же перекрывали хриплые тролличьи глотки. Изредка сиплый рык Трома пробивался сквозь общий гвалт - Хлашу казалось, что он разобрал пару крепких ругательств - но и Предводителю было не под силу утихомирить разбушевавшиеся страсти. Тролль зевнул, рывком вскочил на ноги, чуть не сломав молодой дубок, служивший ему опорой, подхватил с земли дубину и начал серию вечерних упражнений. Часовые у входа в Хижину уважительно косились на него: палица Дэрэя была известна далеко за пределами родовых территорий. Дубина свистела вокруг Хлаша, опутывая его петлями, круша черепа и ломая мечи воображаемых врагов. Терновый куст обманным движением попытался проскользнуть низом, чтобы предательски ударить копьем в живот, но Хлаш орком крутнулся вокруг себя и одним мощным ударом поверг врага на землю, ударом ноги сбив на землю бросившийся сзади с кинжалом клен. Терновый куст обиженно хрустнул сломанными ветками и умер в страшных муках, в то время как клен вздрогнул всем телом и поспешно отступил на заранее подготовленные позиции, лишь слегка покосившись набок.

Хлаш остановился, свесив из пасти длинный красный язык и тяжело дыша. Гул голосов в Хижине Совета приутих, Зул Ратхат явно завладел инициативой, и теперь что-то вещал успокаивающим тоном. Перебивать его уже не пытались. Наконец, посланник плавно закруглился и спустя несколько мгновений вышел наружу. Он прошел в нескольких шагах от Хлаша, слегка поклонившись ему, и с размаху сел на траву рядом с телохранителями. Ему тут же сунули в руки длинный узкий сосуд из темно-фиолетового стекла, и посланник стал пить мелкими частыми глотками. Его кадык быстро ходил вверх и вниз по тощей шее. Внезапно на Хлаша накатило непреодолимое желание вырвать когтями этот кадык из соблазнительно беззащитной глотки. Клацнув зубами, он поспешно отошел в сторону, провожаемый подозрительными взглядами охраны.

В Хижине царила напряженная тишина. Что-то угрюмо просипел Тром, кто-то - Хлаш не разобрал, кто - также угрюмо бросил фразу в ответ, и старейшины поодиночке потянулись наружу. Тром вышел последним и остановился, беспомощно озираясь в наступающих сумерках, потирая огромной чешуйчатой лапищей поврежденные в давнем бою глаза. Хлаш подошел к нему, нарочито громко ступая по земле.

– Как прошел Совет, учитель Тром? - почтительно осведомился он. - Будем мы вступать в союз с Предателем?

– А, Хлашим, - устало проговорил старик. - Тебя-то я и хотел искать. Пойдем, разговор есть. - Он тяжело пошаркал в строну своего дома.

В шатре Тром засветил масляную лампу, опустился на плетеную травяную подстилку, махнул Хлашу, чтобы тот устраивался как хочет, и казалось, задремал. Хлаш, присев на пятки, терпеливо ждал. Наконец Тром открыл глаза и посмотрел на него.

– Совет колеблется, - сказал он грустно. - Они забыли, как Майно сулил нам златые горы тогда, в прошлую войну. Они забыли, как сотни лучших сыновей Народа пали вдали от дома на чужой войне, и как Предатель взашей выгнал из армии чудом уцелевших, бросив им жалкие подачки. Они… Да я много раз рассказывал это тебе, ты уж прости старика за болтливость… - Тром снова надолго замолчал. Хлаш почувствовал жалость к Предводителю Рода, когда-то страшному бойцу и умелому вождю, а ныне, перед смертью, теряющего остатки власти и авторитета. В Роду уже открыто поговаривали, что не подобает Предводителю быть старым и больным, и что есть немало таких, кто достоин занять его место.

– Да, о Совете… - снова заговорил Тром. - Половина Совета против союза с Майно, половина - за, но часть тех, кто против, колеблется. Этот Зул Ратхат сказал, что объедет все окрестные племена, чтобы предложить союз и им тоже. Он убедил нас прийти на Большой Совет после того, как посетит всех, и уже тогда принять окончательное решение. Знаешь, я боюсь, что они все-таки согласятся, - Тром тяжело вздохнул. - Слишком много значит для нас Драконий Камень, слишком многие уходили на его поиски и не возвращались. Но я шкурой чувствую какой-то подвох. - Он повертел в пальцах драгоценную змеиную статуэтку. - Что-то этот посланец не договаривает…

– Немотивированная война? - полуутвердительно спросил Хлаш.

– Да, мой мальчик, да, - опять вздохнул Тром. - Слишком немотивированная. Несколько месяцев назад никто и не думал, что Майно начнет новую войну на нашем континенте. У него по горло проблем у себя там, зачем ему драка на таком расстоянии от дома? Может… Может, ему кто-то угрожает? Кто-то настолько серьезный, что он собирает по крохам все, что только может собрать? Может, у нас впервые появился реальный шанс отомстить… а мы слепо ринемся в бой на стороне своего врага! - Тром яростно зарычал, его лапа сжалась, кроша статуэтку в пыль. - Мы тычемся как слепые котята, не зная ничего!

– Я понял, учитель, - бесстрастно произнес Хлаш. - Ты хочешь, чтобы кто-то пошел в Большой Мир разузнать, как обстоят дела на самом деле… - Тром промолчал, и Хлаш закончил: - И ты хочешь, чтобы пошел я.

Минуту Тром молча смотрел в пол, кромсая когтями подстилку. Затем он поднял взгляд.

– Да… пожалуй, ты прав, - грустно сказал он. - Беда в том, что без согласия Совета я не могу официально послать тебя на разведку, а Совет… ты же знаешь, пока он подберет тебе компанию, матха, пройдет месяц. А у нас не больше двух-трех месяцев в запасе. Потом будет Большой Сбор, и еще до того, как опадут последние листья, мы пойдем драться за Майно…

– Я не нуждаюсь в попутчиках, - пожал плечами Хлаш. - Я не раз ходил в одиночку.

– По канонам разведчик не может идти в одиночку, - покачал головой Тром. - Никто не пойдет на такое нарушение традиций.

– Я матха. Кроме того, я могу пойти неофициально, - ухмыльнулся Хлаш. - Этого каноны не запрещают.

– Если Майно по-настоящему заинтересован в нас… и если он действительно в тяжком положении… Его прихлебатели развернут на тебя настоящую охоту. Они не позволят тебе узнать что-то нежелательное для них.

– Мало на меня охотились? - косо прищурился Хлаш. - Я не слабоумный, чтобы попадать в человеческие ловушки. Кроме того, охоту устроят и на официальных разведчиков. Так будет даже хуже - о нас будут знать, а компании труднее скрыться, чем одиночке. Один я могу выдать себя за наемника…

– Если ты пойдешь один, тебя не будут слушать на Сборе…

– Куда они денутся, - Хлаш поднялся на ноги. - Учитель, я давно не глупый ребенок, и меня уважают в землях Восьми Племен. Впрочем, учитель Тром, ты прав. Негоже так нарушать традиции. Если хотите послать разведчиков, созовите Совет. - Он подошел к выходу из шатра, но обернулся. - Учитель, я собираюсь проводить гостей к границе, а затем навестить мать и сестру. Я уже месяц в пограничном патруле и давно не был у родственников, так что имею право. Вернусь не позже, чем через три месяца. До свидания, учитель. - Хлаш низко поклонился, прижав руку к сердцу, откинул полог и вышел.

Старый Предводитель печально глядел ему вслед.

Барабан стучал негромко и монотонно. "Бум-бах, бум-бум-бах", выводил невидимый барабанщик, скрытый во тьме за кольцом костров. Изредка к тамтаму присоединялась раковина океанского уч-махарога, оглашая хриплым завыванием лес. Заграт сидел в шатре с выходом, обращенным к площади, и задумчиво перебирал амулеты. Легкий ветерок приносил запахи ночного леса, волков, неспокойно подвывающих в стойлах, запахи чужаков и их коней, но в основном - запахи разгоряченной стаи, пропитанной яростью, ненавистью и - страхом. Заграт еще раз втянул воздух вывернутыми наружу ноздрями. Да, страх. Много лет орочьи войны не выходили за рамки вялотекущей усобицы, и молодежь не привыкла к смертям. Как это увлекательно - вопить на площади о крови и отрезанных головах, потрясать ятаганами и тыкать волков древками копий, доводя тех до исступления, заставляя яростно грызть жерди загона, обильно смачивая их пеной и кровью рассеченных губ… И как это страшно - думать, а не окажется ли поднятой высоко в небо на пике твоя голова. Холодок бежит по коже, колени внезапно становятся слабыми, и ты начинаешь кричать еще громче в надежде заглушить свой ужас, свой - и чужой тоже. Ибо в расширенных зрачках соседа все твои эмоции отражаются как в хорошо отшлифованном бронзовом зеркале, тронутом налетом патины за старостью лет. И ты видишь там, как в жаркой сече он - или ты - неловко бросает копье в бегущего навстречу тролля или заносящего меч Всадника и пришпоривает волка, без памяти улепетывая из битвы, обнажая твой беззащитный бок, открывая его злой боли и короткому предсмертному удивлению - почему я? И сейчас ты сипишь, уже сорвав голос, нахлестывая свой страх, обращая его в ярость в смутной надежде, что эта ярость не даст его - или твоим - ногам предательски просигналить волку - выноси меня из боя, а руке - дрогнуть во время удара, метящего в чужой, уже пропитанный смертной тоской взгляд, и также смутно понимая, как смешны твои - или его - надежды…

Заграт встряхнулся, пытаясь отогнать древние, ни разу не испытанные на деле чувства. Не удалось. Слишком уж воспоминания предков перекликались с сегодняшней ночью. Он сделал несколько глубоких вдохов и нехотя поднялся на ноги. Статус шамана давал определенные привилегии, и не последняя из них - появляться на сходе позднее остальных, избегая шума и давки, вони разгоряченных тел. Тем не менее злоупотреблять этим не стоило. Он ощупал потайные карманы пояса, поправил мешочек за пазухой, после секундного колебания надел на шею один из амулетов и вышел, властно откинув далеко в сторону шатровый полог. Гул заметно стих, и несколько сотен глаз повернулись в его сторону. В некоторых была надежда, в некоторых - обреченность, но были и такие, что пылали неприкрытой ненавистью. Заграт медленно пошел к центру площади, большой утоптанной глиняной площадке, где у возвышения нервно храпели лошади пришельцев, взбудораженные звериными запахами.

– Приветствую тебя, о могучий Заграт Тргаха, - почтительно склонился перед ним Каол Трейн. В его голосе угадывалась неприкрытая издевка. - Я надеюсь, что за сутки ты переменил свое мнение? Посмотри - большинство не на твоей стороне, - он широким жестом обвел совсем притихшую, чтобы не пропустить ни одного слова, толпу. - Я ценю твою осторожность, о мудрый шаман, но ее надо оставить прошлому. Настоящее не терпит и не прощает нерешительности. Посмотри, твой народ хочет идти со мной и за мной…

– Хватит болтать, - грубо оборвал его Заграт. - Ты околдовал мой народ, пробудил в нем древнюю жажду крови. Полвека мы учились жить в мире с соседями, торговать с ними и не бояться завтрашнего рассвета. Ты снова хочешь все уничтожить. Ты ждешь, чтобы я, вложивший в этот мир столько усилий, своими руками его разрушил?

– Мы уже не раз обсуждали это, - лицемерно вздохнул посланец Майно. - И я уже не раз отвечал тебе, что твой мир - это страх перед силой соседей, это трусость перед лицом отважных предков. - Толпа встретила его слова одобрительным ворчанием. - Подумай, насколько лучше господином проходить по спинам падающих ниц рабов, чем постоянно бояться неловким словом возбудить ненависть затаившегося врага! Подумай, насколько лучше будет купаться в роскоши, чем прозябать в нынешней нищете! И до скончания веков орки останутся господами жалких рабских племен!

Глухой одобрительный рык прокатился по толпе. Краем глаза Заграт видел, как молодые орки потрясают воздетым вверх оружием, а отсветы костров мерцают на вороненых клинках. Глаза горели отраженным светом костров, у некоторых с оскаленных клыков капала слюна. Вот так храмовники Пророка и придумали свою дурацкую преисподнюю, мелькнуло у шамана в голове. Побывали, видать, на нашей ночной сходке… Он невольно хмыкнул, и Каол Трейн немедленно принял это на свой счет.

– О да, я вижу, что ты смеешься над сокровенными мечтами своего племени! - загремел над площадью его голос. - И я вижу, что не ты один заразился благодушием и нерешительностью! Вы! - он широким жестом обвел рукой площадь. - Я думал, что встречу здесь настоящих бойцов, а нашел шайку опустившихся завшивевших бандитов! - Этот выпад толпе не понравился, и посланник поспешил исправить ошибку. - Но я знаю, что вы стали такими не по своей вине! - Он отвернулся от Заграта и медленным шагом пошел по площади, заглядывая в глаза оркам. Многие опускали взгляд. - Я вижу, что десятилетия мирной жизни превратили ваших вождей, таких как он, - он эффектным жестом ткнул рукой в Заграта, и тот почувствовал, как встает дыбом шерсть на загривке, а пасть непроизвольно ощеривается в оскале, - в жалких пособников ваших извечных врагов! Но вы, - голос посланника внезапно преисполнился глубокого уважения, - вы, бойцы клана, вы не потеряли хватки, впитанной с молоком матерей. Я вижу, что перед вами лежит дорога к славе, и никто - слышите, никто! - не может сбить вас с героического пути, пути сражений и побед! Я призываю вас…

– Заткнись, ты, шавка! - взревел Заграт во всю мощь своей грудной клетки. Каол Трейн поперхнулся не полуслове и замер, удивленно повернувшись к шаману. Ага, дружок, мысленно позлорадствовал тот, народ ты обрабатывать умеешь, но только если играешь по своим правилам. Поиграй-ка по моим… - Ты, мразь, назвал меня пособником наших врагов! - Шаман медленно подошел к посланнику и посмотрел на него щелевидными зрачками снизу вверх так, что тот отпрянул, судорожно хватаясь за кинжал на поясе. Заграт почти физически почувствовал нацеленные на свою спину арбалеты его телохранителей, укрывшихся за одним из костров. Ладно, не посмеют убить вот так сразу, знают, что сходу на клочки порвут. - Ты, вонючий голожопый, оскорбил меня при всем честном народе! - Кое-кто из собравших откровенно ухмыльнулся - человеческий запах многие орки находили малоприятным. - Ты знаешь, что следует по нашим законам, древним боевым законам, которые так хвалил давеча? Ну, отвечай, слизняк!

Каол Трейн начал медленно отступать назад, его глаза шарили вокруг, не находя поддержки. "Трус!" - уловил он разочарованный возглас где-то в задних рядах - и опомнился.

– Разъясни же мне, уважаемый шаман, что же полагается за правду, - он намеренно подчеркнул последнее слово, - по вашему древнему закону? - Он незаметно нащупал в кармане плаща маленький игломет и продел дуло в специальную прорезь, направив его на Заграта. - Может быть, смерть? Что, настолько глаза колет?

– Ну, можно сказать, что и смерть, - ухмыльнулся Заграт, сплюнув Каолу Трейну под ноги. - А вообще-то схватка, один на один. Впрочем, ты чужак, ты можешь отказаться. - И тогда все поймут цену твоим словам, мысленно добавил он. Или будет драться? Интересно, что сделает мне Майно за убийство посланника? Впрочем, его охрана не даст мне это узнать. Сама вся поляжет, а меня пришьет… - Ну, что скажешь?

– Ну как я могу отказаться, любезнейший шаман! - откровенно ухмыльнулся Каол Трейно. Дурак-шаман сам лез в расставленную западню. Посланник осторожно щелкнул предохранителем игломета и извлек руку из кармана. - Или ты считаешь меня трусом? - Заграт в самом деле считал его трусом, но воздержался от комментария. - Разумеется, я не отказываюсь, но, к сожалению, - он поднял вверх правую руку, широкий рукав упал вниз, обнажая пропитанные кровью бинты, - я не могу драться самостоятельно. Неспокойные, видишь ли, у вас места, зверье совсем распустилось, на странников бросается по ночам… Поэтому вместо меня будет драться мой друг!

– Друг? - Заграт видел искры торжества, горящие в глазах посланника, но никак не мог понять, в чем подвох. - И кто твой друг? Помни, наемная охрана не в счет…

Мохнатое тело разметало передние ряды, одним могучим рывком выбросившись на пустое место.

– Я - его друг, - голос Гахаша был полон ненависти. - И ты будешь драться со мной!

– Ты? - удивленно повернулся к нему Заграт. - С каких это пор ты стал его другом? Пока от границы провожал, подружился?

Гахаш вразвалку подошел к нему вплотную.

– Точно, - с удовольствием согласился он. - Прошлой ночью на стоянке я спас его от медведя, который разодрал ему руку. Мы с ним не просто друзья - побратимы. Ну так что? Будешь драться?

Заграт чувствовал, как шерсть на спине становится влажной от холодного пота. Гахаш был на голову выше его и гораздо лучше владел ятаганом. Рассказывали, что однажды он голыми руками убил дикого волка, и шаман вполне верил этим рассказам.

– Чем он тебя купил, Гахаш? - медленно произнес он. - Предложил стать вождем, верно? Ты думаешь, что тебе действительно позволят повелевать?

– Ну, если струсил, так и скажи! - разочарованно отвернулся Гахаш. На губах Каола Трейна играла ехидная улыбка. - Эй, ребята, я же говорил, что он струсит! Надо было давно гнать его из шаманов в три шеи… - Кучка его прихлебателей, стоящая неподалеку, заржала в полный голос.

– Ты, придурок, с чего ты взял, что я отказался? - удивился шаман. - Просто вспомнил, что идиотом ты родился, идиотом и помрешь. Аз г"рахмм ур-шагграт рака Гахаш!

Гахаш дернулся к нему, но, перехватив взгляд посланника, остановился.

– Я порву тебя на мелкие клочки, людская подстилка! - прошипел он. - Но сделаю это по правилам, а не так, как ты нарываешься! А еще ты можешь выбрать оружие, чтобы потом не говорили, что я победил нечестно…

– Нужны мне твои подачки, - хмыкнул Заграт, неожиданно успокаиваясь. Надо же, сколько лет в поединках не дрался, удивился он про себя, а тело ничего не забыло. Нет, сосунок, зря ты в своей победе уверен… - Для себя я оружие выберу, а ты хоть камнями швыряйся.

– Хватит! - гаркнул над ухом хриплый голос. - Ну-ка, разошлись по углам, живо! Поединщики нашлись, едрить вашу налево! - Миршаг отвесил тумака подвернувшемуся под ноги пацаненку, смотревшего на спор снизу вверх, свесив язык набок, и размашистым шагом вышел на середину площади. Вождь был одет в ритуальный плащ и рогатый шлем из черепа буйвола. - Ты! - он презрительно ткнул пальцем в сторону посланника. - Какого хрена вместо себя подставу выпустил? Ты не нашего племени, под нашим законом не ходишь. Дерись сам или катись отсюда. А ты, - он развернулся к Заграту, - куда на рожон прешь? Тебе против Майно воевать нравится больше, чем за него? Или забыл, как клан путь выбирает? - Он повелительно махнул рукой, и Заграт проглотил ответ, невнятно прошипев что-то себе под нос. Вождь сунул руку под плащ и вытащил объемистый мешок; взвесив в руке, бросил его на землю. Меж рядов проворно протолкались два юнца-помощника, с натугой тащивших увесистые каменные чаши.

Заграт лишь пожал плечами, отступая назад. Ладно, этого следовало ожидать, философски подумал он. После вчерашних баталий только и осталось, что голосовать, пока глотки друг другу не порвали. Краем глаза он поймал на себе яростный взгляд Гахаша, но не отреагировал. Не такой он дурак, чтобы против слова старейшины идти.

Миршаг запрокинул лицо к небу и издал хриплый рев. С деревьев сорвались потревоженные птицы, из дальнего стойла тоскливо подвыл ездовой волк.

– Слушай, клан Темного Леса! - прорычал вождь, обводя приумолкшую толпу тяжелым взглядом. - Вечером говорили те, кто хотели. Ночью думали все, кто могли. Днем те, у кого подвешен язык, убеждали остальных. А сейчас воины решат, куда лежит наш путь. Вы знаете правила - так делайте выбор! - Ритуальную фразу орки слышали не раз, но сегодня она почему-то легла на плечи тяжким бременем. Даже на лице неукротимого Гахаша отразилась тень сомнения. Толпа заволновалась, загудела, но с места не двинулась

– Ну? - старейшина обвел площадь презрительным взглядом. - Наложили в штаны? Перед бабами ятаганом размахивать не так страшно, как перед кланом ответ держать? Ты! - он ткнул пальцем в орка в переднем ряду. - Ко мне, живо!

Орк, поколебавшись секунду, поплелся на середину площади, неуверенно оглядываясь по сторонам.

– Развязывай, - Миршаг непочтительно пихнул ногой мешок. Раздался легкий хруст. Орк нехотя присел на корточки и потянул за туго завязанные тесемки. Те не поддавались, и орк, злобно рыкнув, сильно рванул их в стороны. Мешок жалобно треснул и неожиданно порвался. Поток серых пемзовых шариков хлынул на землю.

– Ну и урод! - покачал головой старейшина, глядя на него сверху вниз. - Узел развязать толком не умеет… Ладно, и так сойдет. Ну, чего уставился, голосуй давай, грышш-ханг!

Орк кинул на него бешеный взгляд исподлобья, но сдержался. Он молча подцепил когтями один из шариков и повернулся к ритуальным сосудам. Когда-то забытый ныне мастер искусно вырезал на них воздушных драконов. На первой чаше дракон, задрав к небу пасть и сверкая рубиновыми глазами, изрыгал из ноздрей струи охряного дыма и золотого пламени. На второй же он свернулся клубком над выложенной бирюзой заводью, полуприкрыв глаза-изумруды и втянув когти.

С едва слышным стуком первый шарик упал в чашу Разъяренного Змея.

Из рядов решительно выступил могучий орк в вороненой кольчуге и с суковатой, утыканной гвоздями палицей. Подойдя к чашам, он небрежным движением подцепил шарик и швырнул в чашу Спящего Дракона. "У-у-у, баба!" - протянул чей-то голос из толпы. Орк, резко развернувшись, взглядом нашел обидчика и нехорошо оскалился, обнажив мощные клыки. "Что-то еще сказать хочешь, Снага?" - негромко осведомился он. - "Давай, я готов." Ответа не последовало, и орк, ухмыльнувшись, вразвалочку вернулся на свое место. Заграт ощутил, как внутри него слегка колыхнулась надежда.

– Один-один, - прокомментировал Миршаг. - Это все? Остальные думать разучились?

И тут толпу прорвало.

Один за другим орки выходили в центр площади, подбирали с глинистого пола шарики и кидали их в чаши, огрызаясь на насмешливые комментарии из толпы. Груда на земле постепенно таяла. Посланник Майно молча стоял в полумраке, сгустившемся за кострами, скрестив руки на груди, перебегая глазами с одного лица на другое. Каждый раз, когда пемза ударялась о пемзу, его щека болезненно вздрагивала. Казалось, шарики кидают не в чаши, а ему в лицо.

Наконец поток голосующих иссяк. На глине осталось сиротливо лежать с десяток шариков. Заграт подождал, пока последний орк не кинул пемзу в сосуд, и неторопливо подошел к старейшине. Демонстративно-неспешно он подобрал шарик с земли, аккуратно положил его в сосуд Спящего Дракона и отступил на шаг назад, вопросительно взглянув на Миршага.

– Все, кто хотел, сделали выбор, - хрипло сказал тот. - Давай, шаман, делай свое дело.

Заграт молча поклонился, повернулся лицом к чашам и медленно поднял над головой посох. Мрачное предчувствие овладело им.

– О духи предков! - рявкнул он. - Явите нам волю племени, откройте наш путь! Заклинаю вас силой Молнии, придите и ведите нас!

Каол Трейн стиснул зубы. Он зажмурился и раздавил в кармане крохотный стеклянный пузырек. Пальцы резануло магическим огнем, но он не проронил ни звука. Только бы сработало…

Кварцевое навершие посоха Заграта ярко вспыхнуло. Сетка разрядов затуманила его матово-прозрачную поверхность, маленькая молния с треском ударила в чаши. Казалось, глаза драконов вспыхнули пламенем. Чаши окутались золотым сиянием, послышался легкий треск. Неожиданно чаша Разъяренного Змея выбросила к небу столб темно-зеленого пламени. Заграт почувствовал, как зашевелились на голове опаляемые яростным огнем волосы. И перед тем, как площадь заревела, он успел услышать жалобный плач молодой орки откуда-то из задних рядов.

– Внемлите голосу боевых барабанов! - яростно загремел голос Миршага, перекрывая вой взбудораженной толпы. - Предки указали нам путь! Да обрушится наш гнев на ползучих врагов! Готовься к походу, клан Серого Когтя! Готовьтесь стать вдовами, жены! Готовьтесь стать сиротами, дети! И да покроет героев слава!

В нескольких концах площади загремели барабаны и завыли рога. Заграт повернулся и поплелся к своему шатру, тяжело опираясь на посох. Краем глаза он увидел посланника Каола Трейна, с ядовито-льстивой улыбкой на лице идущего к Миршагу. Его сопровождали два телохранителя и Гахаш. Внезапно обессилевший, шаман с трудом доплелся до шатра и пластом рухнул на ковер.

Он проиграл.

Несмотря на ранний час, солнце уже ощутимо припекало. Телевар глянул на небо, поморщился. Жара обещалась быть несусветной, лето вообще выдалось на удивление жарким. Кое-где от крыш уже начинало подниматься легкое марево. Кони нервно пофыркивали, дергали мордами, зло косили глазами на людей, будто понимая, что навсегда расстаются с родными степями. "Три, пять… семь, одиннадцать… пятнадцать…", - еще раз пересчитал их тысячник. Вроде все на месте. Что же тогда ноет в подреберье, что забыли, что не предвидели? Где-то в глубине души сидело нехорошее предчувствие.

– Господин тысячник, господин тысячник! - подбежал к нему запыхавшийся Теомир. - А надо лишнюю попону взять на всякий случай, или ночи теплые, не стоит? - Он успел обвешаться оружием с ног до головы. Короткий меч на бедре, длинный кинжал за спиной, придавленный небольшим круглым щитом, тяжелая железная кольчуга достает едва не до коленей, перехваченная поясом с медными бляшками - наверняка напичканным метательными звездами. В руке небольшой лук с роговыми пластинами, короб со стрелами на бегу колотит по заднице. Телевар ухмыльнулся в усы.

– Ну-ка, стой! - буркнул он, сделав суровое лицо. - Ты чего это вырядился?

– А? - удивился паренек. - Где вырядился? - Он с деланным удивлением оглядел себя. - Ты о чем, господин тысячник? - Краем глаза он поймал взгляд Ольги, присевшей на корточки у ног могучего гнедого жеребца и ощупывающей ему бабки, и, подбоченившись, гордо выпятил грудь. Старый тысячник со вздохом покачал головой.

– Темка, себя не жалко, так коня своего пожалей. Ты на себя столько железа напялил, будто на войну собрался. С кем ты драться навострился? С орками мир уже полвека, с горными троллями тож, хищное зверье степное да лесное давно уж повывели, а последнего разбойника я еще мальчонкой на столеградской ярмарке смотрел…

– Так на всякий случай, господин Телевар, - потупился Теомир, украдкой поглядывая на Ольгу. Впрочем, та уже утратила к нему интерес, тщательно исследуя конское сухожилие. - Вдруг да нападет кто… Мы же не просто на торжище едем, а с заданием! Вдруг да проведает кто?

Телевар не удержался и громко фыркнул.

– Коли проведают, - отечески положил он руку парню на плечо, - так твоя броня тебя не спасет, да и меч не много поможет. Коль в лазутчиков играть начал, готовься к отравленной стреле из кустов да волчьей яме посреди дороги. - Теомир невольно сглотнул. - Кольчуга да копье в сече хороши, а тебе без надобности. Разоблачайся давай, ты мне бодрым нужен, а не умаявшимся в доску.

– Но дядя Телевар! - у обиженного Теомира вытянулось лицо. - Как же…

– Тихо! - оборвал его тысячник. - Приказываю: кольчугу и остальное снять и в обоз. Оставишь себе кинжал… да перевесь его на пояс, по-человечески… остальное в телегу. Смотри, проверю, прежде чем двинемся.

– Сделаю, господин тысячник, - понуро кивнул Теомир и нехотя поплелся в сторону обоза. Несмотря на разочарованный вид, Телевару почудилось, что он даже раз такому исходу. Однако, проходя мимо Ольги, парень снова поймал ее взгляд и тут же выкатил грудь колесом, чуть ли не чеканя шаг. Травница прыснула, глядя ему вслед, но тут же вскочила на ноги и подбежала к Телевару.

– Можно, дядя Телевар? - в мелодичном голосе проскальзывала неуверенность.

– Чего тебе, егоза? - улыбнулся ей тот. - С конем что неладно?

– Да, - потупилась лекарка. - Помнишь, седмицу назад он копытом себя по ноге стукнул? Он тогда еще хромал сильно…

– Было дело, - задумчиво согласился тысячник. - И что? Не зажило?

– Да нет, зажило… почти, - голос девушки стал озабоченным. - Но в одном месте на сухожилии болезненное место осталось. Маленькое, не больше ногтя, но как нажмешь - вздрагивает. Может, не стоит его брать? Еще разбередит в дороге.

Нахмурившись, Телевар подошел к коню и, кряхтя, уселся на корточки.

– Где? - коротко спросил он. Девушка молча ткнула пальцем. Воевода осторожно прощупал ногу вокруг больного места, не обращая внимания на всхрапывания животного. - Ну-ка, проведи его по кругу. - С минуту он молча наблюдал за конем, озабоченно покусывая седеющий ус. - Да, нехорошо. Как это я вчера проглядел - ума не приложу. Придется оставить. Умница ты у нас, Оленька, молодец. - Травница зарделась от похвалы. - Слушай, будь ласка, сбегай за Петром, уважь старика…

Обоз двинулся с места только к полудню. Солнце палило немилосердно, и Всадники замотали себе головы импровизированными тюрбанами из запасных рубашек, смоченными водой из ручья. Телеги повизгивали плохо смазанными осями, слепни и прочая мошкара вились столбом. Впрочем, особо кровопийцы не досаждали - Ольга под бдительным руководством матери опрыскала коней и телеги каким-то пахучим настоем. Изредка легкий ветерок на мгновение относил травяной запах в сторону, и тогда мухи со звоном пикировали на крупы животных, но тут же, разочарованно зудя, отлетали в сторону.

Дорога вилась по крутому берегу, вскоре заслонившему стоянку. Справа неспешно текла мелкая здесь Ручейница, дробя на своих волнах мириады солнечных бликов. Ветер слегка теребил бледно-зеленую осоку, кое-где торчащую из воды, прозрачные перевивающиеся струи бугрили поверхность реки на многочисленных перекатах, разбиваясь о крупный галечник и застрявшие на отмелях еще с весеннего разлива коряги. Впрочем, река быстро отклонилась к югу, и вокруг распростерлась степь. Где-то вдалеке тарахтел коростель. По ковыльному ковру пробегали седые волны, в бледно-голубой небесной бездне жаворонок выводил свою песенку. Одуряюще стрекотали тысячи кузнечиков.

Ольга отказалась от места в телеге, и сейчас по-мужски сидела в седле, мерно раскачиваясь в такт неспешной трусце кобылы. Теомир гарцевал вокруг обоза, то обгоняя его на полсотни шагов, то галопом проносясь в хвост, озабоченно вглядываясь в коней, по двое привязанных к телегам, то привставая в стременах, напряженно рассматривая редкий кустарник вдоль обочины. Он морщил лоб, что-то бормотал себе под нос, чесал в затылке и украдкой бросал взгляды на девушку. Скоро Телевар не выдержал и рявкнул:

– Теомир! - от неожиданности паренек вздрогнул и натянул удила. - Чего как ошпаренный взад-вперед носишься? Шило в заднице сидит али коня не жалко? Ну-ка, утихомирься. Через десяток верст привал сделаем, там хоть на голове стой, а сейчас - тпру!

– Да, господин Телевар, - потупился Теомир. - Я только думал…

– Мал еще - думать! - безапелляционно заявил тысячник. - А ну - геть!

Теомир нехотя повернул коня, пристраиваясь к обозу сбоку и спиной ощущая ехидные ухмылки обозников. Ольга сочувственно посмотрела на него и слегка придержала кобылу, давая Теомиру нагнать себя. Некоторое время они в молчании ехали бок о бок.

– Слушай, Тёмка, а ты был в городе раньше? - наконец поинтересовалась девушка, поправляя ткань на голове. - Я вот впервые еду. Говорят, там народу ужас сколько, пешему не протолкнуться, а на коне и подавно…

– Э, да что там пешему! - важно кивнул Теомир в ответ. - Там даже кошки от давки задыхаются, а коли не задохнутся, так ногами раздавят. Сам видел.

– Что, так прямо и раздавят? - округлила глаза травница. - А как же мыши?

– Что - мыши? - удивился Теомир. - Про мышей я не знаю, они же маленькие. Шмыг - и нету.

– Ну как же, - охотно разъяснила Ольга. - Раз кошек ногами давят, то мышам, должно быть, раздолье. Или там мыши не водятся?

– Водятся, водятся, - подал сзади голос Громобой, здоровый детина с пшеничными усами и лицом, покрытым шрамами, - прямо стаями бегают. Бывает, засыпаешь и чувствуешь, как лапами по тебе шелестят. Говорят, даже в рот ночью забираются и гнезда там устраивают…

Теомир подозрительно обернулся на него, но лицо Громобоя оставалось равнодушно-скучающим. Теомир неуверенно взглянул на Ольгу, с трудом сдерживающую смех, ипокраснел.

– Ну ладно, - буркнул он. - Не был я в Купчище. В Столеград дядька меня с собой брал… один раз. Но там народу немного, только рынок большой. Да, а еще там, - он оживился, - каменные терема есть.

– Каменные? - удивилась Ольга, на сей раз неподдельно. - Это как - каменные? Из песчаного камня али настоящего? Бревна, что ли, из камня тешут? Они же, наверное, неподъемные…

– Да нет, - обстоятельно разъяснил Теомир, в душе радуясь, что удивил девушку. - Камень там, конечно, простой, песчаный, откуда у нас истинному взяться? А бревна из камня там не тешут. Тамошние мастера делают из камня такие… ну, куски, со всех сторон прямые… ну, вот если толстый брус коротко обрезать, похоже получится… и из этих кусков дома кладут.

– Ох ты… - потрясенно пробормотала Ольга. - Такой дом, наверное, и оставить на откочевку жалко. Или они так на одних местах коней и пасут? А как же пастбища? Повытопчут ведь…

– Глупая ты, - Теомир пожал плечами с сознанием собственного превосходства. - Зачем же им коней пасти? Там Великий Конязь живет со своей охраной, он такими глупостями не занимается. Ему еду и все такое привозят, а он только думает…

– Сам ты глупый, - сердито откликнулась Ольга. - Что, Конязь сидит целый день и только думает? Брешешь небось. Вот скажи лучше, если ты у нас такой умный, откуда они столько камня берут, чтобы терема делать? Оглянись-ка по сторонам! Где ты камни видишь? А до гор, небось, тысяча верст, да все лесом!

– Не знаю, откуда они камень берут, да только дома каменные, красные, сам видел, - буркнул в ответ разобиженный Теомир. - И до гор не тысяча верст. Вон, тролли к нам пешком на ярмарки ходят товары торговать. А что Великий Конязь делает - не знаю, он мне не докладывался. Знаю только, что коней не пасет, а с подсылами иноземными разговаривает, да решает, какие тумены куда на перемену откочуют…

– Не с подсылами, а с послами, - снова прогудел из-за спины Громобой. - Подсыл - это когда тайно пробирается да вред чинит, а послы - они открыто от правителей иноземных приезжают, договоры устраивать да на пирушках брюхо набивать. А насчет домов из красного камня ты, братец, загнул. Где ж ты красный камень видел?

– Ну пусть послы, а не подсылы, - раздраженно дернул плечом Теомир, даже не оглянувшись на всадника. - А только дома краснокаменные сам видел, и на том стою. Можете у темника спросить, если не верите.

– И спрошу, - согласилась Ольга. - Дядя Телевар, а дядя Телевар! - Ее голос неожиданно громко прозвенел в душном мареве. Все невольно обернулись в ее сторону. - Скажи, а правда, что в Столеграде дома из красного камня делают, как Тёмка говорит?

– Как есть правда, - подтвердил тысячник, неспешно приближаясь к ним. Теомир с торжеством оглянулся на Громобоя. - Только не камень это, а глина такая, в печи обожженная. - Плечи Теомира поникли, а Ольга украдкой показала ему язык. - Если особую глину в комок собрать, промесить хорошенько, да в печи прокалить, она как камень будет. Неподалеку от Столеграда яма в земле есть, там такую глину и копают. Часть себе оставляем, а вообще-то в Купчище тамошним оркам-гончарам да каменщикам продаем. До трех обозов за лето уходит.

– Чтобы Всадник в земле копался да глину месил… Тьфу! - пробормотал кто-то из тележников. - Дожили!

– Не мели языком, Броша, коли не знаешь, - строго обернулся Телевар. - Всадники этим не занимаются. Купцы иноземные своих людей привезли, балаганов жилых понаставили, да и роются себе потихоньку. Оттуда за пять верст глину к Урочищу возят телегами, там у них печи стоят, рядом с дровами, а когда так в Купчище везут. Ну, а Великий Конязь с них за то мзду берет сей глиной, в камень обращенной.

– Ну и ну! - пробурчал Громобой, ни к кому конкретно не обращаясь. - Еще деды наши чужестранцев к себе не пускали, разве купцов только, да и то - не дальше пограничья, а теперь! То туда, то сюда чужие людишки набегают, скоро табун пустить некуда будет. Эвон сколько пастбищ за последние три лета потоптали-повыбили, скоро дальше на закат откочевывать придется, а вернемся через пару перемен - земли уже не нашими будут. Эх, вздрючить бы чужаков хорошенько, чтобы дорогу к нам забыли…

– Вздрючить, говоришь? - насмешливо прищурился Телевар. - Так это еще неизвестно, кто кого вздрючит. Ежели без повода воевать пойдем, против нас все соседи стеной встанут. Это тебе не орочий набег отбивать, не с разбойничками на мечах махаться. Полвека назад нас было больше, чем всех соседей вместе взятых, не считая Купчища, да и то - какие это были соседи? Там у орков в лесу стойбище, здесь тролли в горах обживаются, да в сотне верст горстка пахарей в земле копается. А сейчас один Купчище на постоянном коште до полутора тысяч дружинников держит…

– Никто еще не побил Всадников в поле! - гордо выпрямился в седле Громобой. - Даже столеградские дружины от нашей конной лавы побегут!

– Ох, вояка! - покачал головой тысячник. - Не дураки в Купчище воеводы, знают, с кем воевать придется. Бывал я там, видел, как новобранцев натаскивают. Супротив нашей лавы они стеной встанут, щитами закроются, да копья вперед выставят, в землю уперши. Стрела их щиты не пробьет, клинком их не достанешь, короток меч против копья, а сами в копья их не возьмем, потому как не разгонишься на копья-то. И что ты с ними делать будешь, герой?

– Пусть себе стенкой стоят, - уперся Громобой, с досады кусая ус. - Все равно когда-то им строй порушить придется, не будут же они неделю на месте торчать! Вот тут-то мы их и того…

– Так это ты их воевать замыслил, не они тебя, - усмехнулся Телевар. - Они-то как раз на рубежах своих станут, да и с места не двинутся. Купчище не войной живет, торговлей, им нападать нужды нет. А коли ты на них наскочишь, они с тобой торговать перестанут, да и все дела.

– Велика беда, - фыркнул Броша, хлестнув коня вожжами, - тысячу лет без них жили и еще тысячу проживем.

– Ага, прожил один такой, - отмахнулся от него тысячник. - Ты на себя посмотри! Одёжа из тканей иностранных, сапоги из рыбьей кожи, оружье сплошь железное, иноземцами кованое. Да ты через месяц к стреле каменное навершие прилаживать будешь, а через год в шкуры оденешься. Если с голодухи не помрешь до того. Прапрадеды наши конское мясо ели, водой запивали, хлеб лишь по большим праздникам видели, а было их меньше нашего. Нет, братец, нам уже без соседей-землепашцев никуда, да и без купцов подвымрем крепко.

– Вот я и говорю - дожили! - неожиданно легко согласился Броша. - Раньше как ветер были, сами по себе, куда хотели, туда табуны и гнали. А теперь! На шею чужестранцы сели, не то что уважать перестали - презирают. Вонючими коневодами обзывают, сам слышал.

– Ну так и ты их не жалуешь, - пожал плечами тысячник. - Странно будет, если тебя за то любить начнут.

Броша лишь сплюнул на землю вместо ответа. Разговор увял, дальше ехали молча. Небо словно выцвело, подернувшись белесой дымкой, не смягчавшей, впрочем, палящих лучей солнца. Стрекот кузнечиков слился в сплошной звон, лишь изредка заглушаемый бряцаньем ведерок, прицепленных сзади к телеге, да редким храпом лошади. Травяной запах от лошадей потихоньку выдыхался, и мухи все чаще присаживались на крупы животных, впрочем, пока еще не жаля. Теомира, укачанного мерными движениями коня, начал разбирать сон. Краем глаза он заметил, как Ольга тоже начала поклевывать носом. Тележники уже откровенно храпели, чудом не выпуская из рук вожжи. То один, то другой Всадник тряс головой, отгоняя сон и едва не выпадая из седла.

– Не спать, обознички! - неожиданно гаркнул Телевар, привставая на стременах. - Ежели кто на землю свалится - на себя пусть пеняет, подбирать не будем. Вон впереди рощица, там и сделаем привал, а пока - напрягитесь чуток, лентяи!

Теомир зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.

– Ох, побыстрее бы добраться, - пробормотал он про себя, втайне злясь на тысячника, вырвавшего его из сладкой грезы.

– Ага, поскорее бы, - согласилась Ольга, сладко потягиваясь. - Сейчас бы в кустики да на боковую на пару часиков.

– Говорили же тебе - езжай в телеге, - подколол ее Теомир. - Там бы и дрыхла сколько влезет.

Ольга лишь фыркнула в его сторону.

– Эй, Теомир! - окликнул его Чеготар. - Спать тянет, ажно сил никаких нету. Ну-ка, запевай, разгоняй тоску, а то и в самом деле под копыта коням свалимся. Затопчут ведь и не посмотрят, что холили да лелеяли.

Теомир встрепенулся. Ольга смотрела на него глубокими темными глазами.

– Спой про крокодила, Тёма, а? - тихо попросила она.

– Для тебя - все что угодно, - подмигнул ей паренек. - Ладно, слушайте.

Он прочистил горло и на мгновение неподвижно застыл. Потом озорно тряхнул головой и затянул чуть хриплым голосом:

– Роет кто другому яму - сам в нее и попадет! - еще раз громко пропел Теомир, размахивая руками для убедительности.

– Молодец, - улыбнулась ему Ольга. - Здорово поешь. - Неожиданно наклонившись к нему, она поцеловала парня в щеку. Теомир ошарашено уставился на нее, не зная, как реагировать.

– Эй, паря, - ухмыляясь, окликнул его с телеги Перевой, - а крокодил - это кто? У нас такие в степях да лесах водятся? И ежели водятся, то чего с ними делать, коли увидишь? За хвост хватать али меж глаз бить, как тот коняга?

– У нас только один крокодил и есть, - откликнулся Громобой, подмигнув Теомиру. - На себя посмотри, чучело! Зубы все наружу, сам с перепою зеленый, только хвоста и не хватает для полного счастья. Чем не крокодил?

– Это я-то зеленый? - удивился Перевой. - Да ты на себя посмотри, наездничек! Еще с позавчерашнего дня синий как утопленник, от дыхания окосеть можно, а туда же! Или тебе так Элина под глаз поднесла? Чем она, сковородой аль оглоблей?

– Ты мою Элину не трогай! - показал ему кулак Громобой. - Вот вернемся, расскажу, как ты над ней насмехаешься. Тогда уже не мне с фингалом ходить, а тебе патлы твои косматые отращивать придется.

– Люди добрые! - обиженно возопил Перевой. - Да сказал ли я хоть одно хулительное слово про эту кобылицу в образе человеческом? Ежели она своего жеребца копытом под глаз приголубила, я-то при чем? Нет уж, братец, ты ее от меня подальше держи, а то расскажу ей, чем ты на прошлой ярмарке с ребятами в трактире занимался!

Так, перешучиваясь, добрались до рощи. Здесь из-под земли выбивался родник, несколько берез да осин окружали его, едва слышно шелестя листьями и отбрасывая негустую тень. Верховых коней расседлали и, спутав, пустили пастись вместе с прочими. Костра разводить не стали, ограничившись вяленым мясом и пресными лепешками с луком.

Броша вызвался подежурить, все прочие улеглись на раскинутые поверх травы попоны. В кронах чуть шумел ветерок да попискивала невидимая пичуга. Разморенных Всадников потихоньку охватила дремота.

Внезапно солнце словно потемнело, спокойно пасущиеся кони яростно захрапели. Всадники, вырванные изо сна, повскакали на ноги, судорожно хватаясь за ножи. От теплого летнего воздуха по коже побежали мурашки, людей начал бить озноб. Откуда-то издалека волнами накатывал тоскливый вой, изредка прерываемый короткими взлаиваниями.

– Что это? - шепотом спросила Ольга, судорожно хватая Теомира за руку.

– Волколаки, - ответил ей Телевар. - Волколаки, руку даю на отсечение. - Старый тысячник выглядел сильно встревоженным. - Откуда, Отец-Белоконь, в наших краях волколаки, да еще посреди бела дня? Они даже в Урочище лет триста как перевелись…

– Не знаю, откуда они взялись, - сквозь зубы процедил Громобой, - но нам от этого хорошего мало. Телевар, я думаю, что чем быстрее мы до Купчища доберемся, тем лучше. Двинулись-ка дальше, а, командир?

– Ишь ты, умник! - огрызнулся тысячник. - За заморенных коней на торжище никто хорошей цены не даст. Еще полчаса отдыха ничего не решат, а коли решат, так лучше нам назад повернуть, пока не поздно. Да и отобьемся мы от десятка волколаков, не дети…

– Может, действительно повернуть? - тихо спросил Любоконь, судорожно сжимая в руках сулицу. - Волколаки сами по себе к нам не захаживают. Не приведи Отец-Белоконь, вдруг опять война какая началась? Сунемся прямо врагу в зубы, он за коней только спасибо скажет.

– Нет никакой войны, - просипел тысячник, раскачиваясь с пятки на носок. - Я бы знал, если что намечалось. Наверное, случайная стая забрела. Мелкая стая, судя по голосам, и от нас удаляется. - Он помолчал еще немного. - В общем, так. Пережидаем жару и едем дальше. Горячку пороть не будем. Да поверни мы сейчас домой - засмеют, скажут, что первого же волка перепугались. Стражу ночами будем двойную держать, а там видно будет. Завтра тракт развилку делает, на Купчище и на Столеград, там застава всегда дежурит, вот новости и узнаем. Тогда и обмозгуем все заново.

Ольга встревожено смотрела на хмурых мужчин.

– Да уж, ничего себе поездка начинается… - пробормотал рядом с ней Громобой. - Не было печали, и вдруг - волколаки. Что дальше будет? Тролли мир порушат, орки разор устроят, небо на землю рухнет?

Старый воевода исподлобья посмотрел на него.

– Может и так, Громобой, - качнул он головой. - Может, и так.

Барабаны гремели не переставая. В разных концах деревни перекликались возбужденные предстоящей войной орки, в стойлах им подвывали волки. Мимо Загратова шатра то и дело пробегали галдящие детишки, взбудоражено размахивая длинными палками.

– Я самый великий воин Серого Когтя! - крикнул один из них, охаживая бегущих впереди хворостиной. - Вот вам, трусливые зюмзики!

Заграт молча сидел на ковре, уставившись в одну точку перед собой. Его никто не беспокоил - то ли презирали за трусость, то ли просто забыли в суматохе. Мимоходом заглянул Миршаг, открыл было рот, но ничего не сказал и ушел по своим делам, скорчив неодобрительную мину. Пальцы Заграта машинально перебирали горкой сложенные на подставке боевые и защитные амулеты - когти, нанизанные на оленье сухожилие, мышиные черепа на серебряной цепочке и прочую дребедень.

– Как же так? - недоуменно пробормотал Заграт себе под нос. - Как же так? Предки… Этого не может быть, г"раттх смехханг! Не понимаю… - Он встрепенулся и прислушался к голосам у входа.

– Где этот трус?! - яростно хрипел кто-то. - Покажите мне его, я сделаю барабан из его шкуры! - Заграт с трудом узнал голос Гахаша. Неподалеку переругивались еще два или три голоса. - Пусти, Трига, кому говорю! Пасть порву!

– Тихо, тихо! - шипели ему в ответ. Наверное, это и был Трига. - Ты не можешь нарушать традиции! Предки покарают тебя за неуважение…

– Пусти! - гаркнул Гахаш уже во весь голос. - Плевать мне на предков, мне нужен этот недоносок! - Голоса рядом немедленно смолкли, воцарилось неодобрительное молчание. - Вернее, на предков мне не плевать, - поспешил поправиться дюжий орк, весьма сообразительный для своих габаритов, - но этого гада я порежу на клочки с их одобрения или без него! Пусти, кому говорю!

Он оттолкнул в сторону пытающегося помешать дружка и откинул в сторону полог шатра так, что все сооружение заходило ходуном. Даже не пошевелившийся Заграт посмотрел на него с любопытством. Интересно, сам он придумал сюда прийти, или надоумили? Наверное, надоумили, и я даже знаю кто. Основательный мужик этот Каол Трейн, не оставляет в тылу поводов для головной боли. Почему я так устал?

– Заходи, Гахаш, гостем будешь, - благожелательно махнул рукой Заграт на циновку в углу. - Присаживайся, поговорим. - Он потянулся, зевнул, незаметно перекатив посох поближе. Гахаш не такой дурак, чтобы нападать на шамана в его собственном шатре, но зря рисковать не стоило. - Что скажешь хорошего?

– Я не разговариваю с трусами! - немного нелогично заявил Гахаш. - А еще с такими, как ты, у меня разговор короткий. Из-за таких вот голожопые на лошадях загнали нас в эти леса, из-за таких на нас поплевывают свысока все соседи! Мы были великими воинами, нас боялись враги и уважали друзья, а теперь мы сидим по уши в дерьме и гнием здесь заживо! Но теперь мы покажем, чего стоим, и втопчем всех, кто будет сопротивляться, в грязь и кровь, понял, ты, гуррха"н-трага?!

– Понял, - спокойно кивнул Заграт. - Круче тебя только яйца, да и то не у всех. А я-то при чем?

– А ты, трус, умрешь сегодня! - зарычал окончательно взбесившийся Гахаш. - Я, Гахаш Смегга, вызываю тебя на поединок! Там, на площади, тебя спас наш недоделанный вождь, но сейчас ты уже не спрячешься за дурацкими ритуалами! Выходи на честный бой, дохляк, или я покрошу тебя прямо здесь! - Гахаш демонстративно схватился за рукоять ятагана, но из-за пояса его не выхватил. Заграт мысленно сокрушенно вздохнул. Если бы у того хватило глупости обнажить оружие в его шатре, полудурку прямая дорога на кладбище. Миршаг - да и другие вожди - не потерпели бы такого вопиющего нарушения табу в ночь выступления в поход даже от самого могучего воина. Влезшие в шатер за Гахашем дружки отшатнулись от него, неуверенно переглядываясь. Но Гахаш не потерял голову окончательно, так что легкого решения проблемы не предвиделось.

– Я не принимаю вызов, - спокойно откликнулся Заграт. - Племя выступает в поход, я - шаман, ты - лучший воин. Смерть любого из нас будет невосполнима для боевого отряда. Ты дурак или предатель, если не понимаешь этого. Сядь, успокойся и объясни внятно, за что хочешь меня вызвать.

– Ты - трус! - немного растерянно прорычал Гахаш. Ему и в голову не приходило, что противник может не принять вызов. Впрочем, еще недавно это не пришло бы в голову и мне, про себя ухмыльнулся шаман. Старею, старею, норов уже не тот… Заграт грустно качнул головой в такт своим мыслям. - Ты выступил против похода! Ты боишься принять вызов! Ты предашь в бою, ты побежишь, такому не место среди нас! Убив тебя, я избавлю железную цепь отряда от слабого звена!

– А от шаров огненных ты своей железякой изогнутой отмахиваться будешь? - ехидно поинтересовался шаман. - Или ты умеешь отряд от ядовитых болотных мух защищать? Сон на врага напустить? С мышами-разведчиками разговаривать? Ты думай, что несешь! Поход без шамана будет коротким, до первого же колдуна-противника. Или тебе за это и заплатил тот замухрышка по имени Каол Трейн? А?

Гахаш молча хватал воздух, его глаза от бешенства стали совсем белыми.

– Ладно, трус, тебе не отсидеться в своей норе под защитой табу! Рано или поздно ты высунешь нос наружу, и тогда… - Он резко развернулся, не закончив угрозы, и ринулся из шатра. Щуплый орк - наверное, Трига, - оказавшийся у него на пути, пробкой вылетел наружу от сильного толчка в грудь. Остальные осторожно выбрались из шатра, пугливо оглядываясь на шамана, и тихо опустили за собой полог. Заграт молча ухмыльнулся, но тут же на его лице появилась страдальческая гримаса. С Гахаша станется ударить в спину. Ладно, есть более неотложные дела, чем продавшийся иноземцу соплеменник. Посидев пару минут неподвижно, Заграт порылся в груде оберегов, встал, прихватив посох, и стремительно вышел наружу.

Солнце уже почти закатилось за вершины деревьев. Где-то тонко провыл рог - до выступления оставалось совсем ничего. В стойбище царила обычная для такого дела суматоха - озабоченно сновали женщины, собирая походные котомки, воины в последний раз правили лезвия оселками, проверяли на прочность древки копий, осматривали кольчуги и прочую броню, дети визжали и путались под ногами, чуть ли не с головой влезая во вьючные сумы, сваленные в беспорядке тут и там. Многие уже проверяли сбрую, хотя волки еще оставались в загонах. На хищников тоже действовала предпоходная лихорадка, и они вяло - а иногда и не очень - огрызались на проходящих. Заграт в задумчивости шагал к шатру вождя, привычно раздавая подзатыльники ушлым пострелятам и осторожно перешагивая через вытянутые ноги расположившихся прямо на голой земле мужчин. В воздухе стояла густая ругань.

Миршаг, к счастью, оказался на месте.

– Поговорить надо, - буркнул Заграт, без приглашения усаживаясь на ковер.

– Вали отсюда, времени нет, - сварливо откликнулся тот, полируя ятаган. - Мне еще снаряжение проверять надо. Вчера две осадных лестницы прогнившими окаґзались, да разрывная смесь подмочена. Сам не посмотришь - так и не поправят, уроды! Ну?

– Не нукай, - поморщился Заграт. - Проблемы у нас.

– У нас всегда проблемы, - поскучнев, откликнулся вождь, откладывая ятаган в сторону. - Что, брюхо у тебя заболело али головой ударился?

– Я не понимаю голоса предков, - хмуро отмахнулся от его подначек шаман. - Три дня назад, на площади, они четко высказались - в поход! Сегодня…

– Сегодня они в поход не хотят, - усмехнулся Миршаг. - Слушай, а правду про тебя говорят, что струсил ты воевать идти? Может, ты мне турусы на колесах сейчас разводишь, а сам дома отсидеться хочешь?

– Слушай, заткнись, а? - наконец разозлился Заграт. - Сам знаешь, труса я никогда не праздновал. Не в этом дело.

– А ты кончай нервы на кулак мотать! - тоже взъерошился вождь. - Говори толком, не тяни.

– Так я и говорю, - откликнулся шаман. - Предки против похода. Я говорил с ними весь день. Знаешь, тогда, на площади, они очень ясно дали понять - надо идти. Очень ясно - никогда еще такого четкого сигнала не было. Мне прямо по ушам силой ударило, чуть не оглох. И… как-то не так я их силу почувствовал, как обычно. Какая-то она… чужая была, что ли. А сегодня я слышал их голоса как обычно, и все они твердили, что нельзя в поход идти.

– Ничего не понимаю, - признался вождь. - Так за поход предки или против?

– Сам не понимаю, - пожал плечами Заграт. - Меня вот еще что смущает. На голосовании чужаки были.

– Ну и что? - поморщился вождь. - Не в первый раз.

– Похоже, Каол Трейн - колдун, и не из последних, - проговорил Заграт, доставая из кармана странной формы корень. - Смотри, как мандрак съежился. Он чувствует чужую силу. И Трейн - посланник Майно, а уж Майно-то на священные сосуды повлиять - раз плюнуть. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, - пожал плечами вождь. - Да только ты не мне такие вещи объяснять должен - племени. Хочешь снова общий сбор организовать?

Минуту шаман задумчиво смотрел на него.

– Нет, не хочу, - наконец ответил он. - Не сейчас. Голожопый рядом, он отбрехается, а мне уже и так веры нет. Ладно, до настоящей драки дело еще долго не дойдет, успеем перерешить. Ты мне только вот что скажи - ты меня поддержишь, если что?

Теперь задумался уже вождь.

– Поддержу… наверное, - с неохотой сказал он. - Не обещаю, впрочем. Ты меня знаешь - впустую драться не люблю, но и спину врагу не покажу. Там видно будет. Правду говоришь - когда до драки еще дело дойдет… - Что-то завозилось в углу. Миршаг подхватил стоящий рядом башмак и с силой метнул его на звук. Жалобно пискнуло, и возня прекратилась.

– Крысы, - пояснил Миршаг в ответ на удивленный взгляд Заграта. - Развелось их, понимаешь, в последнее время. Все хотел тебя попросить вывести этих тварей, да руки не доходили. Ладно, вернемся - разберемся. А сейчас топай отсюда, и без тебя проблем по горло.

Выйдя из шатра, Заграт мысленно застонал. Разумеется, его уже ждали. Гахаш вразвалочку подошел к нему и сплюнул под ноги.

– Ну что, трус, попался? - торжествующе процедил он. - Теперь тебе придется со мной драться. Эй, народ! - рявкнул он во все горло, не отрывая взгляд от шамана. Несколько орков обернулось в их сторону. - Слушайте все! Я вызываю этого урода на поединок! И клянусь Черной Звездой, что завалю его в честной драке либо как труса - ударом в спину, здесь и сейчас! Ты! - снова обратился он к Заграту. - Принимаешь вызов?

– Как ты меня достал, Гахаш! - вздохнул шаман. - Ну что с тобой поделаешь, принимаю…

Огромный орк торжествующе взревел так, что окружающие шарахнулись от него в стороны.

– Жду на Круглой Поляне, - небрежно бросил он шаману и, не оглядываясь, ушел. Заграт тяжело оперся о свой посох. Ну почему я так устал, билось у него в голове. Маленькая темная тень прошмыгнуло мимо него, скрывшись под пологом шатра Миршага. Заграт попытался вспомнить, где у него лежит крысиный яд, но махнул рукой. Не до того. Он торопливо дошагал до своего шатра и начал рыться в амулетах и порошках.

Противу ожидания, на Круглой Поляне не было почти никого. Лишь Гахаш небрежно поигрывал ятаганом, да несколько его прихлебателей жались по углам. Остальные то ли по уши закопались в подготовку к походу, то ли побоялись ненароком прилетевшей плюхи от одного из противников. Купол куполом, да кто его знает… Шаман все-таки дерется, не кто-нибудь. На столбах тускло горели четыре факела, сумерки стремительно сгущались. Черные на фоне оранжевого заката, кусты и деревья вокруг поляны угрожающе шумели. Ухнула сова.

– Значит, так, шаман, - деловито сообщил могучий орк, пристально глядя на противника. - Драка до смерти, один на один, простым оружием, колдовство - за Круг. Хочешь что-то сказать перед смертью?

– Дурак ты, Гахаш, - грустно покивал шаман в такт свои мыслям. - Дураком родился, дураком и помрешь. Что я еще сказать могу?

– Это почему еще? - подозрительно уставился на него Гахаш. - Дурак потому, что с тобой сразиться рискнул? Ну, так это еще бабушка надвое сказала, сейчас и выясним, кто лучше…

– Я тебе уже все сказал, - пожал плечами Заграт. - Еще там, в шатре. Ты меня убьешь - отряд без шамана останется, первый же колдун голыми руками его возьмет. Я тебя убью - отряд без сильного воина оставлю, тоже хорошего мало. Не знаю, с чего тебе моча в голову ударила, да только врагу ты на руку играешь, и все тут.

– Трус ты, - уже без особой уверенности в голосе сказал Гахаш. - Предашь всех в бою, мы на тебя понадеемся да поляжем… - Вдали от зрителей у него явно поубавилось гонору.

– В другое время, - оскалился Заграт, - за такие слова я бы тебя сам на поединок вызвал! Щенок! Ты еще под стол пешком ходил, когда мы с людьми дрались, один против трех, пеший против конного! Был бы я предателем - не разговаривал бы с тобой сейчас.

– Но Каол… - Гахаш осекся, но было поздно.

– Ах, Каол! - зловеще прошипел Заграт, подступая вплотную к Гахашу. - Вот, значит, кто тебя науськивает… Впрочем, это и слепому видно. Да не видишь ты что ли, дурак, что эта змея подколодная одним языком своим крепости брать умеет? Что ему могучие армии в полон сдадутся, дай только зубы заговорить? Даром, думаешь, Майно его послал? Я ему на сходке вождей слово поперек сказать осмелился, а он такого не прощает, знаю я эту породу. И теперь ты, как цепная собака, по одному его слову на меня бросаешься! - Гахаш зашипел как змея, но Заграт отпрянул назад. - Хватит! Подумай еще раз, остолоп, к чему приведет эта драка. По обычаю мы еще можем разойтись миром, так что подумай хорошенько.

Гахаш, тяжело дыша, в упор смотрел на него. Ну давай же, думай, мысленно взмолился шаман. Думай, полено неотесанное, шевели мозгами, выступление на носу, а я еще и не готовился толком…

– Я вызвал тебя при всех, - угрюмо заявил Гахаш, и у Заграта бессильно опустились руки. - Я не могу отступить. Вызываю тебя на поединок до смерти, обычным оружием и без колдовства, а буде ты откажешься, зарублю безо всяких правил.

– Принимаю твой вызов, - бесцветно откликнулся шаман. - Мои посох и кинжал против твоего ятагана, так будет честно. Щиты не брать, колдовство не использовать. Ты готов умереть, враг?

Гахаш молча кивнул, не удостоив положенным ответом. Кажется, он уже и сам был не рад, что ввязался в эту историю, но отступать считал ниже своего достоинства. Он чуть наклонился вперед на напружиненных ногах, выставив перед собой ятаган и держась за рукоять обеими руками. Заграт повернулся к нему спиной и подошел к Стальному столбу. Прошептав извинения предкам, он осторожно вытащил из висящего на нем маленького ящичка щепоть зеленоватого порошка и с силой кинул его в воздух. Порошок вспыхнул в полете, огонь растекся во все стороны, как по невидимому стеклу, и Круглую Поляну накрыл слабо светящийся купол зеленого света. Шаман с трудом подавил желание закричать во все горло, чтобы заполнить тишину, пришедшую на место журчащему потоку Силы.

Справившись с собой, Заграт неторопливо вытащил из ножен за спиной длинный кинжал, взял в левую руку и повернулся к противнику. Посох в его правой руке был обращен к противнику окованным железом острием. Поединщики медленно закружились друг вокруг друга, не рискуя нападать первыми. Вдруг ятаган взблеснул и вороненой молнией метнулся к Заграту. Тот чуть отступил в сторону, парировав удар скользящим движением посоха. На землю упала тонкая стружка - к многочисленным зарубкам добавилась еще одна - но Заграт даже не попытался ударить в ответ. Враги вновь закружились по поляне, вперив друг в друга ненавидящие взгляды.

В стороне селения возник неясный шум, усиливавшийся, впрочем, с каждой секундой. Заграту послышались истеричные женские выкрики. Он насторожился и едва не пропустил удар. Ятаган рухнул сверху, так что он едва успел подставить кинжал. Отдача болезненно отозвалась во всем теле, но шаман, падая на бок, успел с силой ударить посохом как коротким копьем. Острие не смогло пробить кольчугу на Гахаше, но тот, стремительно разворачиваясь, чтобы добить лежачего противника, охнул, отступил на несколько шагов назад и схватился за бок, едва не выронив оружие. Вскакивая на ноги, Заграт попытался понять, не треснуло ли у того ребро, но решил, что вряд ли. Во всяком случае, Гахаш тут же атаковал с удвоенной силой, так что шаман с трудом успевал отбивать сыплющиеся со всех сторон удары. О контратаке не могло быть и речь, и Заграт снова с горечью подумал, что стареет. Лет десять, да что там, пять лет назад этот сопляк, размахивающий клинком мало как не дубиной, уже с трудом стоял бы на ногах, еле двигаясь из-за покрытого синяками тела, а все его мысли были бы сосредоточены на порхающем перед носом острие кинжала…

Гул у селения усилился и начал смещаться в сторону Круглой Поляны. Неужто толпа мне на выручку валит, вяло удивился Заграт, все с большим трудом отбиваясь от Гахаша. Неужто этот молодой прыщ никогда не устанет? Ятаган, чай, не тростинка, чтобы им так размахивать… Грудь Гахаша тяжело вздымалась, но темп он пока не сбавлял. Руки у Заграта начали наливаться свинцом. Он все-таки умудрился еще раз зацепить противника посохом, целя в висок, но промахнулся, и кованое навершие попало противнику в ухо, прикрытое толстым кожаным наушником. Шлем сорвало с головы. Он пролетел сквозь зеленый купол над поляной и, яростно пылая, покатился по земле в кусты. Как бы пожара не случилось, промелькнуло в голове у Заграта. Гахаш, со свистом выдыхая воздух, оглушенно тряс головой в нескольких шагах от него. Ятаган он не выронил, но драться, кажется, был временно неспособен. Впрочем, Заграт не мог этим воспользоваться. Он упал на одно колено, пот заливал лицо, с бессильно ощеренных клыков на землю капала пена. Он обеими руками опирался на посох, кинжал валялся где-то в стороне, тело болело как избитое палками. "Упаду - не встану, упаду - не встану…" - стучала кровь в висках.

– Вот он! - раздался яростный выкрик. - Вот убийца! - На поляну втекала густая, громко гомонящая толпа, плотной стеной окружая купол. Кто-то случайно задел светящуюся стену. Громкий вопль, казалось, заглушил остальных, запахло паленой шерстью и мясом. Внезапно толпа затихла, тишину нарушали только ругательства обожженного. Прямо как в детской сказке, мрачно подумал шаман. В последний момент добро торжествует, свои приходят герою на выручку. Интересно, где они были, когда этот дурак меня на поединок вызывал? А если бы меня до их прихода на фарш покромсали, кто бы от них комаров на привалах отгонял? Ладно, появились - и на том спасибо.

– Сдавайся, предатель, тебе некуда бежать! - седой орк выступил вперед, почти упершись носом в купол. - Обещаю, мы убьем тебя быстро, если ты не будешь бессмысленно сопротивляться.

– Да брось ты, Снага, - поморщился Заграт, с трудом вставая на ноги. Гахаш, кажется, пришел в себя и теперь растерянно озирался по сторонам. - Какой из Гахаша предатель, с его-то мозгами… Заболтали его, это верно, ну да не он первый. - Краем глаза он увидел, как Гахаша начала бить крупная дрожь, и злорадно ухмыльнулся. Кажется, до щенка начало доходить, что не все одобрят его задиристость.

– Чего? - удивился Снага. - При чем здесь Гахаш? Я тебе говорю, предатель, сдавайся по-хорошему, и тогда обещаю, что ты умрешь быстро и без мучений. Если же ты хотя бы поцарапаешь кого-нибудь, то я лично намотаю твои кишки на барабан!

Шаман уставился на него круглыми от изумления глазами.

– Снага, ты это о чем? - тихо спросил он. - Головой неудачно ударился? Кого это я предал?

– Не строй из себя целку, Заграт Тргаха! - разъяренно заорал Снага. - Миршаг мертв, отравлен, и ты был последним, кто к нему заходил! Ты - убийца, и ты умрешь! - толпа поддержала его дружным ревом, но тут же стихла опять. - Сними купол и прими смерть, как подобает предателю!

– Как… умер? - ошеломленно спросил Заграт. - Когда? Только что был жив-здоров и даже не кашлял! О чем ты, Снага? - Краем глаза он заметил, что Гахаш осторожно приближается к нему. - Зачем мне его убивать?

– Ты хочешь остановить поход вопреки воле предков! - зловеще прошипел Снага. - Ты убил вождя, чтобы добиться своего! Но ты просчитался, шаман - никто в племени, кроме тебя, не умеет использовать яды. Мы отложим поход лишь на день - чтобы Миршаг упокоился с миром. В последний раз предлагаю тебе выбор - сдайся и умри легко, или упорствуй - и тогда мы отложим поход еще на день, чтобы как следует насладиться твоими воплями! Считаю до трех! Раз…

Вместо ответа Заграт резко ударил посохом назад. Гахаш, неосмотрительно подошедший слишком близко, булькнул и сложился пополам, неспешно оседая на землю. Заграт удовлетворенно кивнул головой - не факт, что тот решился бы еще раз испытать судьбу, напав на и так обреченного противника, но лучше перестраховаться. Толпа за зеленым огненным куполом откликнулась тихим рычанием.

– Слушайте меня все! - гаркнул Заграт. - Я не убивал Миршага и скорблю о его смерти вместе с вами. Я не пытался идти против воли предков, и не тебе, старый хрен, говорить мне такое! Я…

– Стреляйте! - не слушая его, скомандовал Снага. - Утыкайте его деревом как ежа! Смерть отравителю!

Прозвенели тетивы. Стрелы из тяжелых, как успел заметить Заграт, осадных луков хищно клюнули воздух - и сгорели, пролетая сквозь зеленый купол. Заграт стремительно отпрыгнул в центр поляны, куда не долетали превратившиеся в капли кипящего металла оголовки.

– Га-ххым террибах! - выругался Снага сквозь зубы. Несколько орков отшатнулись от него в сторону. В другое время старшина огреб бы за кощунство не одну плюху, несмотря даже на свои седины, но сейчас было не до него.

– Снага! - снова воззвал к нему Заграт. - Купол рассчитан на то, чтобы никто извне не мог вмешаться в ход поединка. Ты это знаешь, не старайся зря, не трать припасы, они еще понадобятся в походе. - Положение было хуже некуда. Очень скоро Снага вспомнит старые уроки - недаром старый шаман Тагар до последнего колебался между ним и Загратом. К куполу подтащат камни, и тогда зеленая стена не выдержит. А если и выдержит, то слегка понижающуюся к центру поляну просто зальет раскаленной лавой. Он нащупал в кармане стеганой куртки небольшой мешочек. Эх, был бы купол синим или хотя бы оранжевым… - Успокойся, говорю тебе, не убивал я Миршага!

– Докажи! - наконец-то соизволил обратить на него внимание старейшина. Видимо, он еще не вспомнил технику взлома защитных куполов и теперь тянул время, соображая, что делать. - Ты был у Миршага последним, ты единственный, кто пользуется ядами, ты не хотел похода. Ты убийца!

– Железная логика, - оскалился Заграт. - Точнее, башка у тебя железная. Я докажу, что ты неправ. Мне лишь надо осмотреть тело. Обещай, что я дойду до шатра Миршага живым, и я докажу свою невиновность!

– Ага, а еще тебе жезл вождя заодно отдать… - ухмыльнулся Снага. - Ишь, чего захотел! Доказывай здесь и сейчас, или умрешь.

– Могу я помочь уважаемому старейшине? - осведомился из темноты вкрадчивый голос. Заграт тихо застонал. Каол Трейн кошачьим шагом вышел из темноты - орки опасливо расступались перед ним - и приблизился к Снаге. - Вы нашли убийцу?

– Нашли, - буркнул тот в ответ. - Да достать не можем… пока. Помоги, если умеешь обереги рушить.

– Миршаг был великим воином и мудрым вождем, - с грустью в голосе заявил Трейн, лицемерно опуская голову. - Слава о нем шла далеко за пределами Орочьего Леса. Его убийца должен быть наказан. Я умею снимать защиту, и, если мудрый старшина позволит…

– Действуй, не болтай, - огрызнулся Снага. - Уберешь стенку - дальше наша забота. За это я позволю тебе лично срезать шкуру с брюха предателя.

– Как скажет мудрый старейшина! - поклонился Трейн, чтобы скрыть в густой факельной тени отвращение на лице. Он свел руки перед грудью, и откуда-то в них возник небольшой бронзовый нож с позолоченной рукояткой. Кто-то презрительно фыркнул, но Трейн, не обращая на насмешку внимания, коротким движением руки метнул оружие в купол.

Шарахнуло так, что заложило уши. Зеленый купол вспыхнул напоследок и стал медленно таять в ночном воздухе, а кинжал невредимо упал к ногам Заграта. Шаман почувствовал, как Сила снова окутала его, и, когда торжествующий рев потряс поляну, швырнул в Снагу ослепляющий порошок, ничком грохнувшись на землю, накрепко зажмурив глаза и зажав уши руками

Несмотря на это, от вспышки в глазах поплыли черные пятна. Чудовищный грохот разбросал орков по сторонам, сорвал с деревьев тучи листьев. По окрестному лесу загомонили внезапно разбуженные птицы, дружно завыли волки в загонах, где-то затрубил олень. Мимоходом подхватив с земли свои посох и кинжал, Заграт бросился бежать, перепрыгивая через слабо ворочающиеся тела. Теоретически все нападавшие были выведены из строя минимум до утра, но проверять это шаман не собирался. Что-то - возможно, духи предков, - подсказывало ему, что пора уносить ноги.

В селении не было никого, кроме малышей. Видимо, все племя в едином порыве бросилось карать предателя. Заграт мимоходом подивился этому. Бросать все дела перед самым походом не в обычае клана Серого Когтя, но раздумывать было некогда. Перепуганные дети врассыпную бросались от несущегося во весь опор, насколько позволяли измученное сердце и легкие, шамана, встрепанного, чумазого, в изорванном терновыми кустами - он не выбирал дороги - доспехе из вареной кожи.

Первым делом Заграт бросился к загону с волками. По его следу пойдет погоня, пешком не оторваться. К счастью, он не утратил бдительность окончательно, а потому успел увернуться от пропевшей над самым ухом стрелы. Видимо, осторожный Трейн перестраховался и оставил свою охрану присматривать за собственными пожитками, а заодно и за волками - чтобы чудом сбежавший шаман не имел даже малейшего шанса. Заграт мысленно восхитился предусмотрительностью мерзавца, но тут же забыл про него - телохранители неосмотрительно решили поучаствовать в чужой драке и пустились в погоню.

Троих Заграт вырубил так же, как и толпу на Круглой Поляне, с той разницей, что мощности второго - и последнего - ослепляющего порошка на всех не хватило. Еще один преследователь попался на болотную удавку, которую шаман швырнул ему под ноги. Последний благоразумно отстал, не зная, что теперь обессилевшую жертву можно брать голыми руками: отбиваться Заграту было уже нечем. Впрочем, вернуться к волчьему загону шаман не рискнул.

Хрипло дыша, он остановился, опершись на чей-то шатер. Через час в селение начнут сползаться временно ослепшие соплеменники, которые уже точно назначили его виноватым в смерти Миршага. Значит, ему надо уходить - чем быстрее, тем лучше, тогда есть шанс пешком добраться до пограничных лесов прежде, чем настигнет погоня.

Позади раздалось тихое рычание. Заграт нехотя обернулся. Прямо на него уставился огромный серый зверь, его верхняя губа угрожающе подергивалась в такт нарастающему рычанию.

– Слава лесным духам! - прошептал Заграт. - Вот на тебе, Гром, я и поеду. Но какая ирония - Миршаг чуть не погубил меня своей смертью, а теперь я смотаюсь отсюда на его же волке! Интересно, серенький ты наш, как ты из загона выбрался?

Успокоив зверя Словом Подчинения, шаман быстро нацепил на него валяющуюся у входа в шатер сбрую. Волк, для которого та предназначалась, был немного меньше Грома размерами, так что Заграт потратил немало драгоценных секунд на подгонку. Он шкурой ощущал на себе взгляд врага, который бродил неподалеку, ожидая подходящего момента, чтобы нанести неотразимый удар. Наконец, с трудом забравшись в седло - усталое тело уже отказывалось повиноваться - он привалился к волчьей холке и сжал его бока шенкелями.

– Ну, выноси, серый, - еле слышно прошептал он в звериное ухо.

Тяжелый арбалетный болт ударил его в спину, пробив кожаную куртку, и вошел подлевую лопатку. Заграт коротко охнул и обмяк в седле. Колючая боль перехватила дыхание, и на шамана обрушилась темнота.

День опять выдался солнечным, и насекомые по-прежнему вились столбом над небольшим обозом. Вчерашний холодок под сердцем немного отступил, но Ольга все равно беспокойно оглядывалась по сторонам. Одной рукой она нервно сжимала поводья, другую же не снимала с кинжала с привязанным к рукоятке бутоном едкого порошка. О волколаках она слыхала лишь в детстве от бабки, которая наставляла ее травницкому ремеслу. Тогда она по большей части пропускала наставления мимо ушей - игры с ровесницами в бурьяне за шатром привлекали ее куда больше страшных сказок. Из того же, что запомнилось, большую часть Ольга забыла за давностью лет. В голове бродили какие-то невнятные отрывки про гусиную лапку, желтоцвет и чеснок. Впрочем, нет, чеснок - против упырей и вампиров, которых на самом деле не бывает… Кобыла, которой передалось волнение девушки, нервно всхрапывала и грызла удила.

Впрочем, остальные тоже чувствовали себя не слишком приятно. Телевар угрюмо покачивался в седле, углубившись в свои мысли и не слишком обращая внимание на дорогу. Правда, его выученный конь не сбивался с тракта, мирно трусил во главе обоза, изредка умудряясь дотянуться до лопухов на обочине. Прочие ратники тоже супились, окидывая настороженным взглядом ближние рощицы. Опытный, а потому осторожный Телевар, подумав, приказал надеть брони и вооружиться луками. Под кольчугами чесались спины, по телу текли ручейки пота, а несчастный Теомир, напяливший еще и шлем, просто изнемогал.

Полдня ехали в тяжелом молчании. Волколаки больше не выли, но окрестности дороги были подозрительно тихими. В вышине не пели жаворонки, в степи не трещал коростель, казалось, даже неугомонные кузнечики журчали с какой-то опаской. Впереди тракт таял в знойном мареве, на северном горизонте иногда мелькали чахлые перелески, далеко отбившиеся от большой пущи. Однажды дорогу пересек след конского табуна. Любоконь, приотстав, спешился и недолго вглядывался в с землю.

– Пелеши Белобрысого табун, - сообщил он, нагнав обоз галопом. - Подкова с трилистником в пыли отпечаталась. Торопился куда-то, видать, зверей подгонял - трава почти не объедена, дерн копытами взрыт.

– Видать, тоже вой слыхал, - пожал плечами Телевар. - Думает подальше откочевать, чтобы нечаянного урона не понести, я так понимаю. Втроем от обычных волков отбиться можно, не от волколачьей пакости. Тут и собаки не помогут. - Он покосился на неспешно трусящих за телегами коней. - И ни одной заразы по тракту навстречу, что ты будешь делать! Может, там уже пожрали всех… - Он сердито сплюнул. Казалось, тысячник уже жалел о принятом накануне решении не возвращаться.

Больше не разговаривали до самого распутья. Яркое солнце и свежий ветерок сделали свое дело, угрюмость потихоньку рассеивалась, хотя петь песни Теомира уже не просили. Чуть слышно позвякивал бубенец на Ольгиной кобыле, побрякивали ведра под телегами, из надвинувшейся справа купы деревьев донеслось едва слышное кукование.

– Кукушка-кукушка, сколько мне жить? - машинально пробормотал Теомир себе под нос, но кукование оборвалось еще до того, как он договорил. Паренек пожал плечами, затем стащил с головы шлем - его шевелюра была насквозь пропитана потом - и со злостью швырнул его в ближайшую телегу. На него даже не оглянулись.

Вскоре обоз добрался до долгожданной развилки.

Здесь тракт раздавался раза в три. На север, к Столеграду, и на восток, к Купчищу, уходили широкие, хорошо укатанные колеи. Сбоку от дороги врос в землю огромный валун, невесть откуда появившийся в здешних степях. На камне с незапамятных времен письменами Всадников, орков и троллей были выбиты путевые знаки и еще какие-то странные картинки и символы. Дождь, дневная жара и ночной холод потрудились над камнем так, что письмена кое-где стали совсем неразборчивыми. Впрочем, стрелы, указующие дорогу, сохранились неплохо. Да и не надо это никому, решила про себя Ольга, и так ясно, что на восход - Купчище, а к северу - Столеград. А в степи наши чужакам без надобности да без конвоя соваться и так не след. Она поерзала в седле, устраиваясь поудобнее и втайне жалея, что не согласилась ехать в телеге, как и подобает скромной воспитанной девушке. Во Всадницу поиграть ей захотелось, видите ли! Терпи теперь…

К камню в тенечке безмятежно привалилось двое дружинников. Кольчуги они небрежно засунули в валяющиеся рядом переметные сумы, рубахи распустили по-домашнему и вообще откровенно дремали. Впрочем, третий патрульный стоял неподалеку в полном вооружении, придерживая коня за повод и из-под ладошки вглядываясь в приближающихся. Остановив обоз, Телевар подъехал к нему.

– День добрый, Всадники, - негромко произнес он. - Какие новости с границ?

– Спасибо Отцу-Белоконю, все спокойно, - пробасил вооруженный. Лежащие на земле приоткрыли глаза, но подняться не соизволили. - Вы кто такие, откуда и куда, с каким поручением?

– А ну, встать! - резко скомандовал Телевар, зло глядя на лежебок. - Встать, остолопы, когда с вами командир разговаривает! Я - Телевар, сын Берегола, тысячник Конного Войска. Почему в разъезде дрыхнете, как в своем шатре? Совсем распустились, мать вашу за ногу!

– Не горячись, темник, - хмуро откликнулся вооруженный, - третий день с коней не слезаем, по степи мотаемся. Сегодня обещали замену прислать, да что-то нет ее. Ты сам на вопрос не ответил.

– Мы-то в Купчище едем, коней торговать, - тысячник мотнул головой в сторону обоза. - Железа для кузницы купить надо, угля, гвоздей да еще по мелочам. А что это вас третьи сутки не меняют? Людей нет, в разъезды отправлять?

– Что в Купчище - то добре, - откликнулся патрульный, одобрительно кивнув головой. - Конязь тоже собирался обозы отправлять, да все руки, говорят, не доходили. А патрули у нас уже, чай, лета четыре трехдневные. Трое суток на коне - две седмицы дома на лавке дрыхнешь. Народ хозяйством обзаводится, удобнее так. Да где вас носило, что такого не знаете?

– На закат откочевывали, - пожал плечами тысячник. - Месяц назад вернулись, сейчас вокруг Овражья табуны пасем. Ты мне вот что лучше скажи - вой вчера слышали?

– Может, и слышали, - пожал плечами патрульный. Его товарищи, убедившись, что тысячник настроен миролюбиво, прикрыли глаза и откровенно засопели носами. - Всего не упомнишь. Что, волки беспокоят?

– Ха, волки! - усмехнулся Телевар. - С волками мы каждую зиму воюем, не в диковину. Волколачий то был вой, не волчий.

– Да брось ты, темник, - отмахнулся от него патрульный. - Откуда у нас волколаки? С неба свалились? Спутал ты что-то.

– Значит, не слышали… - брови тысячника недобро сошлись на переносице. - Ладно, вояки, недосуг нам. Смотрите, застанут вас враги без порток… - Он резко повернул коня и потрусил обратно к обозу. Патрульный угрюмо взглянул ему вслед, потом махнул рукой и опустился на землю рядом с товарищами.

– Не Всадники, а сброд какой-то, - буркнул Телевар, вернувшись к своим. - Совсем Войско распустилось. Видно, что давно посвист стрел не слыхали. Ну да ладно, не про то речь. - Он задумчиво поскреб в затылке. - Будем считать, что вчерашнее нам послышалось. Эти, во всяком случае, ничего такого не заметили. Значит, едем как ехали. Через неделю до Купчища доберемся. Вопросы есть?

– В пустыне, говорят, много чего увидеть можно, - проворчал кто-то из тележников. - Деревья, озера, дома, а как поедешь к ним - отступают и отступают, только песок и остается. Морок сей миражем еще называют.

– Ну и? - повернулся к нему тысячник. - Мы-то не в пустыне.

– Вот и я про то же, - кивнул тот. - Не в пустыне, а чудится разное, только не глазу, а уху. Да еще и всем сразу. Не к добру это, темник, ох, не к добру…

– Без тебя знаю, - огрызнулся Телевар, поворачивая коня. - Ладно, двинулись.

Следующие два дня прошли без особых приключений. Пару раз из-под копыт выметывались зайцы, пугая лошадей, где-то вдалеке слышался вой - на этот раз простой, волчий, знакомо-нестрашный, да какая-то нахальная ворона уволокла кусок вяленого мяса прямо из котомки Теомира, неосмотрительно брошенной без присмотра. Красный, как рак, парень, жевал пустой хлеб и запивал его водой под смешки окружающих. Ольга фыркала в воротник рубахи, но потом сочувственно улыбнулась Теомиру, так что тот в конце концов оттаял и даже перестал тайно желать лютой погибели всему вороньему племени. К исходу уже следующего дня отряд благополучно позабыл вчерашние мурашки вдоль хребта.

Потихоньку местность менялась. Все чаще посреди степи показывались березовые и осиновые рощицы, сумрачно поглядывала сквозь густеющие заросли иван-чая пихта, трава стала ниже и не такая густая. На северо-востоке появилась и начала медленно приближаться опушка Орочьей Пущи. Дорога уходила на юг, пытаясь обойти негостеприимный лес по дуге, но тот выплескивался навстречу тракту неумолимо густеющими перелесками и овражками, пока еще мелкими, с весело звенящими по дну ручейками. Некоторые из них переходили вброд, благо вода не доставала и до тележных ступиц, через иные же, поглубже, были перекинуты замшелые от времени, но еще крепкие мостки. Ночью где-то вдали ухал филин, да все подвывали невидимые волки.

– Странно, - морщил лоб Громобой, - бывает, едешь этими местами - и ни одного волка, а тут что ни час - то воют. Это летом-то, да еще посреди бела дня!

Телевар переглядывался с ним, потом с Брошей, хмурил брови, но язык держал за зубами. Остальные же, не слишком знакомые с волчьими повадками, лишь пожимали плечами - нас не трогают, и ладно. Впрочем, в то, что волки летом нападут на обоз, не верил никто. Кольчуги да сулицы вновь упокоились на своем месте в телегах, настроение духа было самое благостное. Теомир с Ольгой все чаще отдалялись от обоза, перешептываясь о чем-то своем. На них поглядывали, посмеивались в усы, но вслух ничего не говорили.

Все переменилось вечером следующего дня.

Ночевку решили устроить на опушке невдалеке от дороги. Деревья - вязы да буки, перемешанные с падубом, полукругом обступали небольшую симпатичную лужайку. Невдалеке из леса вытекал ручеек, поблескивая в последних лучах заходящего солнца. Несмотря на близость воды, ни один комар не прожужжал над ухом, пока путешественники двигались вдоль леса.

Незаметный издали, на лужайке горел небольшой бездымный костерок.

Огромный серый зверь с рычанием метнулся к пришельцам через предвечерние тени. Кони заржали и шарахнулись в разные стороны, верховые похватались за кинжалы, горько жалея о своей беспечности. Тележники, побросав вожжи, лихорадочно рылись в скарбе, пытаясь добраться до заваленных разным барахлом луков.

– Громобой, Броша, Любоконь, в клещи его! - скомандовал не потерявший головы Телевар. - Чеготар, Кореш, Перевой, сзади подстрахуйте! Теомир, копье мне, быстро. Луки, луки готовьте! - Он со свистом рассек воздух кнутом с вплетенными металлическими нитями. - К коням не подпускать!

– Не волнуйтесь, уважаемые, он не тронет, - раздался низкий хрипловатый голос. Из быстро сгущающихся сумерек выступила высокая - на голову или полторы выше здоровяка Громобоя - фигура. - Он всего лишь защищает хозяина и не причинит вам вреда без необходимости.

– Кто ты и от кого тебя защищает твой волк? - резко спросил Телевар. На зверя, действительно стоявшего как вкопанного и лишь скалившего белые в сумраке зубы, и на странного незнакомца уже нацелились четыре лука, и тысячник почувствовал себя уверенней. - Волк-защитник подобает лишь трусливому орку, на которого ты не слишком похож. Отвечай!

Вместо ответа незнакомец шагнул вперед. Его зеленую чешуйчатую кожу осветил последний пробившийся сквозь кроны луч солнца.

– Тролль! - тихо охнула Ольга, тут же испуганно зажавшая себе рот.

– Тролль, - согласился тот, слегка поклонившись. - Свободный наемник Хлаш Дэрэй из Песчаных гор к вашим услугам.

– А волк? - недоверчиво переспросил его Телевар. - Я не слыхал, чтобы северные горные тролли водили дружбу с волками. Да и про других троллей, прошу прощения, тоже…

– Все очень просто, уважаемый… - тролль сделал паузу.

– Телевар, отставной тысячник Конного войска, - неохотно буркнул Телевар. - Идем с обозом в Купчище.

– Очень приятно, - тролль снова поклонился. Ольга и Теомир смотрели на него круглыми от изумления глазами. - Так вот, уважаемые Всадники, волк не мой. Его владелец, трусливый орк, как выразился темник, лежит около костра в бессознательном состоянии. Два дня назад я нашел его на опушке в луже крови, а зверь лежал рядом и охранял его. Увидев, что я не причиню вреда его хозяину, он любезно позволил мне оказать тому первую помощь. Я снял с волка сбрую и решил немного пожить в этом замечательном месте, пока раненый не поправится настолько, что сможет перенести путешествие до ближайшей деревни пахарей к югу отсюда.

– Ну, насчет трусливых орков я не подумавши брякнул, - хмуро буркнул потемневший лицом Телевар. - Извини, коли обидел. Что с раненым?

– Неизвестный стрелок попал ему под левую лопатку на палец ниже, чем намеревался, - разъяснил тролль. - Впрочем, темнота сгущается, а вы, я вижу, собирались устраивать ночевку. Если не побрезгуете моей помощью…

– Благодарю, мудрый и могучий Хлаш Дэрэй, - наконец и тысячник решил проявить учтивость, - мы с благодарностью примем от тебя помощь и приглашаем разделить с нами скромную, но дружескую трапезу. Ну, что встали? - повернулся он к телегам. - Дела не знаете?

Часом позже стреноженные кони были пущены пастись, маленький костерок тролля весело потрескивал, поглощая натасканный Теомиром хворост. Громобой с Брошей растворились в сумерках, обследуя местность, а Ольга с троллем сидели около раненого. Она уже не смотрела на чужаков огромными удивленными глазами, тщательно скрывая свое любопытство за лекарскими хлопотами. Впрочем, тролль, помимо роста, отличался от людей разве что зеленой чешуйчатой кожей, сильно приплюснутым носом да парой небольших клыков, торчащих из-под нижней губы. Его босые клешневидные ступни с длинными острыми когтями успешно скрывала трава. В темноте он запросто мог сойти за рослого человека. Ольга сидела на корточках рядом с орком, который так и не пришел в сознание, молча ощупывая шерстистую орочью спину вокруг раны, промытой отваром закелицы и болиголова. Ее руки чуть светились. Волк с любопытством ткнулся в них носом, обнюхал рану, брезгливо чихнул и потрусил в лес, решив, видимо, что хозяину ничего не угрожает.

Неслышным шагом подошел Телевар.

– Ну, что с ним? - безразличным тоном поинтересовался он. В глубине души тысячник досадовал на не вовремя возникшую проблему. Впрочем, рассудил он, место в телеге найдется, а в Купчище они передадут бедолагу на руки соплеменникам. Может, те и одарят чем за бескорыстную помощь… Тролль же, чье суровое племя известно своей выносливостью, вполне может шагать рядом с телегой, не напрягая лишний раз лошадей. - Жить будет?

– Наверное, - пожал плечами тролль. - Все в руках Судьбы, но, кажется, ему повезло. Болт не попал в сердце, не достал до легкого, так что единственная проблема - кровопотеря. - Ольга подтвердила его слова молчаливым кивком. - Орки - народ живучий, не помер сразу - оклемается.

– Ладно, - кивнул Телевар. - Я пришлю кого-нибудь на подмогу, перетащите парня к телегам. Хворост туда уже перетащили, чтобы огнем отбиваться, если что. - Он кивнул в сторону составленных в квадрат телег.

– От кого отбиваться, дядя Телевар? - удивленно осведомилась Ольга. - Разве на нас нападет кто?

– Кто-то же его подстрелил, - ответил за тысячника Хлаш. - Кто его знает, налетят еще ночью лихие люди… или не люди. Спасибо, уважаемый Телевар, но я и один справлюсь.

Телевар коротко кивнул в знак согласия и отошел. Ольга с помощью Хлаша туго перебинтовала рану, и тролль осторожно перенес тело к повозкам.

Когда его укладывали на подстилку, раненый пришел в себя. Привстав на локте, несколько секунд он безумными глазами всматривался в освещенные неверным мечущимся светом костра лица склонившихся над ним людей.

– Что… поход… Гахаш… - прохрипел он, с трудом ворочая языком. - Где…

– Спокойно, спокойно, - придержал его на подстилке тролль. - Все хорошо, уважаемый, ты в безопасности. Мы на южной опушке Орочьего леса. Лежи, тебе вредно двигаться.

Раненый откинулся на спину и тяжело задышал. На его губах запузырилась слюна, вывернутые ноздри раздувались.

– Меня зовут Заграт Тргаха… - пробормотал он, прежде чем снова потерять сознание.

Из темноты вынырнули разведчики.

– Все в порядке, - сказал Громобой. - Место чистое, чемерицы и прочей дряни быть не должно. Неподалеку следы старых стоянок, видно, не нам одним здесь понравилось. Телевар, кто первым дежурит?

– Теомир на пару с Брошей, - отозвался тысячник. - Потом Любоконь с Чеботаром, Кореш с Перевоем, и мы с тобой напоследок.

– Ты меня забыл, уважаемый темник, - напомнил о себе Хлаш. Всадники покосились на него, но промолчали. - Мне не впервой ночью дозор нести.

– Да ты разве ночью видишь? - недоверчиво покосился на него Перевой. - Говорят, ночью ваша братия ровно кутенята слепые.

– На то ночное зелье есть, - терпеливо пояснил тролль. - С ним я не хуже орка вижу. Так что, темник? Когда в дозоре стоять?

– Непорядок это - чужих на пост ставить, - неодобрительно отозвался Телевар. - Впрочем, если подсобишь нам с Громобоем под утро, гнать не будем. А сейчас ужинаем - и на боковую.

После ужина, состоявшего из вяленого мяса с хлебом да горячего малинового отвара, костер затоптали, и народ стал укладываться на боковую. Ольга устроила себе постель рядом с раненым орком, на случай, если тому ночью понадобится помощь. Орочий волк, облизываясь, вышел из темноты, обнюхал хозяина и, молча сопя, улегся между ним и девушкой, видимо, охраняя. К его морде прилипли светлые перья. Ольга негромко засмеялась и потрепала зверя по загривку. Тот в ответ лизнул ее в щеку. Ольга ойкнула от неожиданности, но потом зарылась рукой в жесткую волчью шерсть и безмятежно заснула.

Орки возникли из темноты, когда дежурили Любоконь с Чеботаром. Неслышными тенями они окружили стоянку, каждый держал на шлее огромного боевого волка. Намордников на зверях не было, и они с едва слышным ворчанием демонстрировали белоснежные кинжальные клыки под верхней губой, чуть мерцающие в свете костров. Оружие у пришельцев оставалось в ножнах, но чувствовалось, что ночные гости готовы в любой момент пустить его в ход.

Впрочем, к тому моменту, как кольцо вокруг лагеря замкнулось, Всадники, поднятые переливчатым свистом Любоконя, уже укрылись за телегами, похватав оружие. Огненные стрелы воткнулись в заранее сваленные в отдалении груды хвороста, и те начали разгораться, превращая освещенных сзади орков в хорошую мишень. Минуту на поляне царило напряженное молчание.

– Эй, там, за телегами, не бойтесь, - наконец раздался хриплый орочий голос. - Мы не разбойники и не воюем ни с Всадниками, ни с троллями Песчаных гор. Наша война совсем в других краях. Мир.

– Тогда зачем подкрадываетесь в ночи аки тати? - напряженно осведомился из-за укрытия Телевар. Старый тысячник клял себя за непредусмотрительность. Где один орк - там и вся шайка, не бродят они в одиночку. Ну что стоило колючек набросать, чтобы волки ихние себе лапы раскровянили! - Места много, если хотите заночевать - милости просим, вместе веселее. Только серых своих подальше от наших коней держите…

– Не дергайся, вождь, - откликнулся тот же голос. - Мы не собираемся ночевать здесь. У нас впереди длинная дорога, а наши серые друзья не сделают ничего плохого вашим коням. Мы хотим забрать преступника, чтобы предать его суду предков. Кровавый след приходит сюда и обрывается, значит, он у вас. Выдайте ублюдка, и мы свалим отсюда быстрее, чем вы пернете.

– Не понимаю, - все так же напряженно откликнулся Телевар. - О каком преступнике говоришь, уважаемый орк?

– Парень, что валяется где-то у вас под телегой и нюхает лошадиное дерьмо, -разъяснил орк, - предательски убил вождя, чтобы задержать выступающий в поход клан и избежать сражений. Он трус, и из трусости совершил черное предательство. Он должен быть наказан. Он умрет.

– Выдать вам умирающего для суда? - удивился Телевар. - Да он без сознания валяется, с места его дернешь - концы отдаст. Проще его здесь зарезать, чтобы не мучился зря.

– Мы сами знаем, что проще! - на этот раз, чувствовалось, переговорщик заскрежетал зубами. - Слушай, вождь, не осложняй дела дурацкими словами. Мы все равно заберем эту сволочь, будете вы тут выеживаться или нет!

Телевар скривился. Все-таки орочья натура прет наружу через все щели, как ее не скрывай. И этот вот вроде сначала говорил вежливо, но чуть слово поперек - и на дыбы. Тысячник не собирался защищать безвестного орка, случайно подобранного на обочине проезжего тракта, но сейчас он начал злиться.

– Мы не собирались мешать вашему правосудию, - угрюмо заявил он. - Но и нарушать закон нашего гостеприимства я тоже не буду. Мы приняли беглеца к себе в лагерь, и выдать его на явную смерть я не могу.

– Он должен умереть, - говорящий явно начал выходить из себя. Волки, почувствовав его настроение, недобро порыкивали. Впрочем, орки стояли неподвижными силуэтами на фоне разгоревшихся костров и нападать пока не собирались. - Неужто мы должны драться с добрыми соседями, лишь бы исполнить наш закон? Подумай хорошенько, вождь, стоит ли бесславно подыхать здесь ради какого-то грязного орка?

– Ах, бесславно, скотина ты этакая? - оскорбленно пробормотал кто-то из Всадников, кажется, Громобой. - А вот я тебя сейчас из лука…

– Тихо, - оборвал его Телевар. Дурак-орк со своими идиотскими заявлениями делал мирное разрешение конфликта все менее вероятным, и тысячник лихорадочно искал способ отдать им этого подстреленного бродягу, не потеряв лица. - Слушай, уважаемый орк, так мы никуда не приедем. Давай подождем до рассвета, утро вечера мудренее, а там все обсудим на свежую голову?

– У нас нет времени. Мы не можем потерять еще одну ночь, - откликнулся собеседник. - Серый Коготь и так уже опоздал на сбор племен. Выдайте нам пленника или умрите!

На этот раз недовольно заворчали уже все Всадники. Драться с численно превосходящим, да еще и обладающим ночным зрением противником не хотелось никому, однако нахальный орк затронул те струны души, которые могли играть лишь музыку битвы. Схватка казалась неминуемой.

Телевара кто-то легонько похлопал по плечу. Тот резко обернулся, с трудом подавив желание ткнуть назад кинжалом, и увидел перед собой массивный силуэт тролля. На зеленой чешуе играли отблески костров.

– Можно, я скажу, уважаемый Телевар? - тихо осведомился он. - Мне приходилось ранее вести переговоры…

Секунду тысячник размышлял, потом обреченно махнул рукой.

– Говори, - проговорил он сквозь зубы. - Хуже не будет.

Тролль слегка поклонился ему и выпрямился во весь рост.

– Слушай меня, Серый Коготь! - раскатился над поляной его звучный бас. - Я, Хлаш Дэрэй, хочу сказать свое слово!

– Клан Серого Когтя слушает тебя, матха, - с неожиданным уважением откликнулся орк. - Мы слышали о тебе и не возражаем против слова мудрости. Говори.

– Спасибо, уважаемый! - склонил голову тролль. - Я всего лишь хотел заметить, что зреющая драка не нужна никому. Я правильно говорю?

– Правильно, - откликнулся орк. - Но мы не можем уйти без предателя. Убийца должен быть наказан.

– Да, убийца должен быть наказан, - согласился Хлаш. - Но нигде не сказано, что его должны наказать именно вы. Кроме того, по вашему закону, насколько я его знаю, обвиняемый имеет право защищаться. Но ваш соплеменник умирает от потери крови, он может не дожить даже до утра. И он точно не вынесет переезда. Даже если вы решите судить его здесь, он не сможет сказать и слова в свою защиту.

– Он сдохнет, как бы ни отпирался! - качнулся вперед ражий орк, чуть не на голову выше остальных. - Слова лишь оттянут неизбежное! К ногтю гада!

– Тихо, Гахаш, не рыпайся! - приказал первый орк. - Мы слушаем тебя, матха.

– Я знаю, что в Гхаш-Хуруме есть большая орочья община, - как ни в чем не бывало продолжил тролль. - Обоз Всадников направляется туда, для раненого найдется место на телеге. За несколько дней он придет в себя настолько, что сможет защищаться, а если умрет - значит, на то воля ваших предков. Вам же не придется тащить на себе лишний груз. Если же вы перебьете нас - я говорю "нас" потому, что не останусь в стороне от схватки - то ярость Всадников обрушится на ваши беззащитные деревни, воины которых сражаются где-то в чужих краях. Не слишком приятно возвращаться к пепелищу, пусть даже с победой. Не лучше ли разойтись миром? Что скажешь, предводитель?

– Он сдернет по дороге в город! - яростно прорычал тот, кого назвали Гахашем. - Это трюк! Мы должны замочить его здесь и сейчас!

– Заткнись, Гахаш! - неожиданно зло рявкнул на него орочий главарь. - Тебя не спросили! Просрал поединок - не рыпайся теперь!

– Он победил нечестно! - прошипел Гахаш. - Еще никто не превзошел меня в честном бою! Я могу хоть сейчас доказать это тебе, Снага, вождь ты наш самозваный! Отскочь в сторону, или я тебе кровь пущу!

– Сейчас они покрошат друг друга, и вопрос решится сам собой, - глубокомысленно заметил Перевой. - Хорошо бы…

Однако Снага уже овладел собой.

– Не время для поединков, - уже спокойно ответил он. - Скажи, матха, где гарантия, что это предатель попадет куда надо, а не слиняет в кусты по дороге?

– Моего слова достаточно? - осведомился Хлаш.

– Не знаю, - пожал плечами орк. - Мы должны подумать. Ждите, мы недолго. - Он гортанным голосом отдал какую-то команду, и кольцо орков вокруг стоянки рассыпалось. Пришельцы растворились в окружающей тьме.

– Что ты нес? - зло набросился на Хлаша Телевар. - Мы что, тюремщиками для этого бродяги теперь становиться должны? Дел у нас других нет, кроме как с орками бездомными возиться?

– Но ведь ты же, уважаемый темник, все равно собирался подобрать его, - пожал плечами тролль. - А до Тхул-Д"зибара парень на ноги не встанет. Нам так и так придется искать, кому оставить его в городе - вы вскорости отправитесь по домам, у меня тоже свои заботы. Я не пообещал ничего такого, что не получалось само собой.

– Само собой… - проворчал тысячник, остывая. - Уж больно легко у тебя получилось. И чего это они тебе на слово поверили? Да и не лежит у меня сердце отдавать бедолагу на верную смерть.

– Ты же не знаешь, что он совершил, - логично возразил тролль. - Подобными обвинениями просто так не бросаются. Виновен он или нет - решать не нам, но суды у орков чаще всего справедливые. По крайней мере, по сравнению с человечьими.

Телевар только махнул рукой.

– Да мне-то, в общем, все равно, - сокрушенно пробормотал он. - Свалились вы на мою голову… Не поездка на торжище получается, а прямо игра в войнушку какая-то. Сначала волколаки, теперь вот орки…

– Волколаки? - встрепенулся Хлаш. - Какие волколаки?

– Выли посреди бела дня, понимаешь, - вяло откликнулся Телевар. - На глаза не казались, но выли. Не к добру все это…

Хлаш внимательно посмотрел на тысячника, но промолчал.

Несколько томительных минут спустя в свете уже затухающих костров возник одинокий орк.

– Тролль Хлаш Дэрэй и человеческий вождь! - торжественно заявил он. - Даете ли вы слово, что сдадите этого ублюдка с рук на руки клану Красной Печи в Тхул-Д"зибаре?

– Даю свое слово, - откликнулся тролль.

– И я, темник Телевар, даю, - нехотя заявил тысячник после мгновенного колебания. - Доставим и сдадим в лучшем виде, не сомневайтесь.

– Меня это устраивает, - фыркнул орк. - Извиняюсь за наезд. До встречи. - Он слегка поклонился и исчез.

Несколько минут люди еще лежали в укрытиях, подозревая злую хитрость, но орки, видимо, действительно не собирались нападать. Первым из-за тележного колеса поднялся Громобой. Вопросительно взглянув на тысячника, он махнул рукой Броше и двинулся к лесу.

– Постойте, уважаемые! - окликнул их тролль. - Вместе сходим.

Поколебавшись, Громобой кивнул. Несколько мгновений спустя троица исчезла в ночном лесу. Люди поднимались на ноги, настороженно оглядываясь по сторонам, с трудом разжимая затекшие на рукоятях мечей кулаки.

– Вот не было печали! - тысячник с зло пнул ни в чем не повинную телегу. - Теперь еще и тюремщиками стать пришлось! Все один к одному, как на ниточку нанизывается… - Он подхватил откатившуюся в сторону от огня тлеющую ветку и подошел к раненому орку - теперь уже пленнику. Тот хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, вывернутые ноздри надувались как паруса, под полуприкрытыми веками виднелись белки закатившихся под лоб глаз. Неподалеку, привалившись к боку волка, посапывала Ольга. "Сильна же девчонка дрыхнуть!" - поразился Телевар. Волк приоткрыл один глаз, взглянул на Телевара и сладко зевнул. Тому вдруг показалось, что зверюга ухмыльнулась ему. Он ошарашено потряс головой, но волк уже снова дремал, уткнув морду в скрещенные лапы. Пожав плечами, Телевар отошел в сторону.

До возвращения разведчиков никто не сомкнул глаз. Те не показывались довольно долго, и Теомир нервно хватался за рукоять меча, вскакивал и начинал ходить из стороны в сторону, так что на него начинали шикать. В конце концов он привалился спиной к тележному колесу неподалеку от Ольги. Ему чудились тихо ползущие сквозь ночь орки с кинжалами в зубах, со всех сторон целящиеся в него из луков, он то казался себе маленьким и беззащитным, то вдруг становился могучим воином, без промаха разившим врагов на глазах у восхищенной девушки. Огромный орк с капающей с клыков пеной, красными горящими глазами и отблескивающим в смутном отсвете угольев ятаганом выпрыгнул из травы, бросился на него, замахнулся, ударил. Теомир волчком крутнулся в сторону, ударился затылком о что-то твердое и проснулся.

На востоке брезжила заря. Розовый краешек неба понемногу разгонял темноту, обозначая четкие, будто нарисованные верхушки деревьев. На западе еще виднелась Голубая звезда, утренний влажный холодок пробирал до костей. Где-то негромко свистнула ранняя пичуга. Теомир чихнул и с трудом поднялся на ноги. Болела затекшая за ночь спина. Все уже поднялись, хмурые невыспавшиеся люди бродили по лагерю, на костре ключом кипела вода. Ольга склонилась над орком, осторожно обтирая его лицо какой-то тряпкой. Тролль сидел неподалеку, водил оселком по лезвию длинного кинжала или короткого меча, казавшегося миниатюрным в его здоровой лапище. Рядом валялась огромная суковатая дубина, утыканная шипами. С уважением покосившись на нее, Теомир поздоровался с Ольгой, коротко кивнул троллю в знак приветствия - чешуйчатый гигант учтиво привстал, склонив голову в ответ - и отправился в ближайшие кустики. В утреннем полусвете было видно, что трава вокруг лагеря вытоптана тяжелыми орочьими сапогами. Вернувшись назад, Теомир ухватил кусок хлеба, но тут набежал тысячник и погнал его собирать разбредшихся за ночь лошадей.

Когда обоз двинулся дальше, солнце уже наполовину поднялось над горизонтом. Смотреть на огромный красноватый шар почему-то было приятно, и Теомир пялился на него, пока в глазах не заплясали оранжевые круги. Тролль легко шагал рядом с телегами, хотя обоз двигался по меньшей мере вдвое быстрее обычного пешехода. Его чудовищная дубина мирно покачивалась у него за спиной рядом с небольшой дорожной котомкой. Теомир краем глаза, чтобы не показаться неотесанной деревенщиной, рассмотрел неожиданного спутника. Впрочем, ничего такого, что не увидел накануне вечером, он не заметил. Огромный, на три головы выше Теомира и на полторы - здоровяка Громобоя, одет в зеленую рубаху и такие же зеленые, под цвет чешуйчатой шкуры, штаны, широко расставленные глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, выдающиеся вперед тяжелые челюсти с торчащими клыками… Обуви тролль не носил, по всей видимости, принципиально. Во всяком случае, не было похоже, что его плоские беспалые стопы знали башмаки. Волк мирно покачивался на телеге рядом с до сих пор бессознательным орком. Видимо, он вознамерился не оставлять хозяина ни на миг. Тележник Любоконь иногда подозрительно косился на него через плечо, но серый зверь с любопытством оглядывал окрестности, не обращая на возницу никакого внимания. Теомир глазел на него, пока не вспомнил кое-что из прошлой ночи. Он тронул бока коня шенкелями и нагнал Телевара.

– Господин темник, а господин темник! - затеребил он тысячника, угрюмо погруженного в свои мысли.

– Чего тебе, парень? - нехотя откликнулся тот. - Живот прихватило?

– Господин темник, а куда мы сейчас едем? - не обращая внимания на подковырку, спросил парень.

– Как куда? - удивился Телевар. - В Купчище, вестимо, куда и вчера ехали. А чего это мы куда-то свернуть должны?

– Ну, как же… - замялся Теомир. - Ночью вот про какой-то Га… Гах… Гашурум говорили. Ну, орка этого сородичам доставить… А еще этот Хлаш, ну, тролль который, про Тулибар говорил…

– Ах, это… - повел плечами тот. - Не Гашурум, а Гхаш-Курум, Торговый Город, значит, по-орочьи. По нашему - Купчище, а по-ихнему - Гхаш-Курум. А у троллей он Тхул-Д"зибар зовется, Город Базаров. Сами же горожане его Хамиром кличут, но это уже ничего не означает, просто название. А других городов, кроме Купчища да нашего Столеграда, здесь, почитай, на сотни верст окрест нет. Так, землепашские деревеньки…

– А, вон оно как, - разочарованно вздохнул Теомир. - Я-то думал… А когда мы до Купчища доберемся?

– Ну… - задумчиво пощипал бороду Телевар, - ежели ничего особенного более не случится, денька через три-четыре доедем. А что, устал уже в седле бултыхаться?

– Ничего я не устал, - обиженно буркнул Теомир. - Просто не терпится…

Волколаки атаковали, когда обоз почти проехал рощицу, длинным языком выступавшую от опушки Орочьего Леса. Сначала забеспокоился волк. Он вдруг вскочил, обернулся назад и глухо зарычал, напряженно покачиваясь на напружиненных ногах. Перепуганный Любоконь бросил вожжи и кубарем скатился с телеги, хватаясь за сулицу. Прочие тележники последовали его примеру. Верховые обнажили клинки. Обоз встал, и тут же взбесились кони. Оседланные животные храпели, яростно взрывая копытами землю, так что Всадники с трудом удерживались на них. Тягловые лошади ломали и выворачивали оглобли, прочие же рвали поводья, которые привязывали их к телегам, роняя на землю кровавую пену с рассеченных губ. И тут же на отряд обрушился вой.

Казалось, посмертная тоска всех ушедших водопадом изливалась на людей. В глазах темнело, руки бессильно опускались, роняя оружие, черный ужас пленил рассудок. Испарина покрывала лица, становилась трудно дышать. Низкий вибрирующий звук вкручивался во все поры парализованного страхом тела. Лошади уже не храпели, а сдавленно сипели, обессиленно опускаясь на колени, некоторые в корчах бились на земле. Солнце стремительно таяло в чернеющем небе, превращаясь в собственный призрак, исходя промозглым холодом, деревья превратились в скелеты, обвешанные сгнившими прямо на ветвях листьями. Вой сверлил уши, и казалось, что во всем мире не осталось ничего, кроме этого жуткого звука да еще предчувствия неминуемой страшной смерти и ужасающего посмертия.

Волколаки один за другим выходили из-за деревьев, охватывая обоз кольцом. Чудовищно огромные - раза в два выше в холке, чем совсем не маленький орочий волк, с кинжальными клыками в багровых пастях, с горящими безумным огнем глазами и клацающими на ходу о землю тупыми когтями, они не торопились. Еще ни одна жертва не уходила от них, парализованная их мрачной силой. Полуразумные, изредка они оставляли кого-то в живых - чтобы те разносили по свету свой страх, изгоняя из сердец слушателей сами помыслы о возможном сопротивлении. И выжившие передавали свой ужас другим, матери пугали непослушных детей безжалостной смертью от волколачьих зубов, и специально снаряженные отряды сорвиголов-охотников бежали со всех ног, едва заслышав этот вой. И сейчас незвери были уверены в легкой победе. Они могли рвать глотки беззащитным людям и животным, но не торопились, наслаждаясь каждым мгновением, что их жертвы корчились в судорогах ужаса.

Ногу почти потерявшей сознание Ольги пронзила острая боль. Непонимающе он взглянула вниз, где на телеге валялся бессознательный орк. Впрочем, нет. Орк смотрел на нее красными глазами из-под набрякших век, судорожно вцепившись своими когтями девушке в щиколотку. Из-под когтей текли тоненькие струйки крови, но Ольга вдруг почувствовала, что ужас потихоньку отступает, воздух понемногу проникает ей в грудь, а серая пелена перед глазами чуть отодвинулась. Могучий тролль обессиленно опирался на край телеги обеими руками, его плечи поникли словно под неподъемным грузом.

– Быстро!… - прохрипел орк. - Быстро, дура, помогай, пока все не сдохли!… - Второй рукой он шарил по поясу. - Найди… амулет! Медный лист! - Он бурно закашлялся. - Быстро! - боль от когтей стала еще нестерпимее. Странно, но чем больше когти драли ее кожу, тем слабее становился наводимый волколаками ужас.

Словно в кошмарном сне, Ольга выдернула ногу из орочьих когтей, сползла с седла на землю, склонилась к раненому и провела свободной рукой по его поясу. В разных местах он топорщился - видно, что-то лежало в потайных карманах - а в одном месте прощупалось что-то твердое, плоско-овальное, с зубцами. Девушка слабо потянула за клапан, но орк отбросил ее руку и сам вытащил предмет наружу. Затем он сжал его в кулаке, обессиленно откинулся на спину и закрыл глаза.

И тут же словно молотом ударило по головам людей. Черепа словно стали пустыми, гулкими, все эмоции растаяли в свете солнца, которое вдруг засияло с удвоенной силой. Всадники судорожно хватали ртами воздух, и это была уже не дань надвигающейся смерти, но жадность затянутого водоворотом пловца, нежданно выброшенного течением на поверхность. Волколаки все еще выли, но этот звук отступил куда-то далеко-далеко, он прокатывался по сознанию словно могучий прибой по гранитным валунам, более не властный над ним.

Ольга почувствовала, как холодеет ее тело, как подкашиваются ноги от неподъемной усталости, словно ее жизнь утекала куда-то по невидимому руслу, но тут же ее подхватила мощная рука тролля, орк оскалился, хватаясь за Хлаша, и тьма накрыла девушку милосердным покровом.

Она уже не видела, как волколаки, почувствовав неладное, оборвали вой и одновременно бросились на людей. Теомир заученным движением всадил звезду в глаз ринувшегося на него незверя, и над дорогой снова раздался вой - но на сей раз невыносимой боли. Волколак кубарем покатился по земле, охватывая морду лапами, пытаясь вырвать из нее смертоносное железо, а Громобой уже принял на копье второе чудовище, третье же рухнуло на землю с длинным кинжалом Телевара в глотке. Казалось, что вся поглощенная сиюминутным ужасом сила многократно вернулась в тела отчаянно бившихся людей. Волколаки привыкли убивать беспомощных, парализованных жертв и потому проигрывали бой, несмотря даже на размеры и численное превосходство. Незвери сталкивались в прыжке, вдвоем-втроем пытаясь напасть на одного человека, катились по земле, исполосованные беспощадной сталью, но не отступали. Вот свалился под тяжестью нападающего Чеготар - он запнулся за корень - но, кошкой извернувшись в падении, приземлился сверху, чудом избежав клыков, и тут же вогнал в смрадную пасть клинок длинного кинжала. Зубы другого волколака рванули левое плечо Кореша, но Всадник, упав на одно колено и мотнув головой, уклоняясь от мощных челюстей, распорол ему брюхо мечом. Массивный тролль ужом крутился между нападающими, демонстрируя чудеса ловкости, клыки бессильно скользили по его чешуйчатой коже, а страшная палица методично вздымалась и опускалась, круша черепа и хребты. Перевой и Броша, чуть в стороне от остальных, встав спина к спине, отбивались сразу от десятка незверей, четыре тела уже валялись вокруг.

Вдруг как-то сразу битва замерла. Тяжело дыша, покрытые своей и чужой кровью, люди настороженно смотрели на чудовищ, кольцом окруживших телеги. Впрочем, нападать вторично они не решались - их осталось едва половина, полтора десятка серых тел валялось окрест. Впрочем, люди хоть и не потеряли никого, но почти все с трудом держались на ногах. Кореш кривился от мучительной боли, зажимая прокушенное плечо. Теомир в падении ударился о телегу головой и теперь оглушенно оглядывался по сторонам. Телевар тяжело опирался о телегу, не в силах поднять налившиеся свинцовой тяжестью руки. Даже тролль выглядел не лучшим образом, изорванная одежда болталась на нем тряпкой, обнажая глубокие, сочащиеся голубоватой кровью царапины. Один из волколаков снова завыл, но тут же разочарованно осекся. Орочий волк, весь исполосованный зубами врагов, повернул к нему морду и насмешливо щелкнул зубами.

– Вот так съездили на торжище за гостинцами, - просипел тысячник пересохшим горлом. - Правду Броша сказал, не к добру все это… Ну что, други, хотя бы умрем достойно!

С чавканьем три сероперых стрелы вонзились в изготовившихся к новому броску волколаков. Незвери, подвывая от боли, закружились на месте, щелкая зубами в воздухе, а с другой стороны ударило еще три лука. Два волколака свалились на землю, остальные, мгновенно приняв решение, прянули в заросли падуба, оставляя на колючках клочья серой шерсти.

Из-за деревьев не спеша выехало семеро всадников в странной одежде. На шестерых были кованые нагрудники, стальные наручи и поножи, серебристые кольчуги спускались почти до колен. Каждый был вооружен длинным черным луком, у пояса висели длинные узкие мечи, а за спиной - колчаны и небольшие круглые щиты. На головах воины носили полушлемы со стрелкой, спускающейся на нос.

– Мир вам! - поднял руку седьмой, с длинной седой бородой и в долгополом халате колдуна. - Мы рады, что успели вовремя.

Теомир обессиленно опустился на землю. Перед глазами плыли черные пятна, ныла разбитая голова. Из рассеченной на затылке кожи текла струйка крови. Страшно хотелось закрыть глаза и уснуть. Остальные Всадники последовали его примеру, лишь Телевар да Хлаш остались стоять на ногах.

– Мы благодарим вас за нежданную помощь, - поклонился Телевар. Только сейчас он почувствовал саднящую боль в боку и левой ноге. Краем глаза он заметил, что от голенища сапога остались одни клочья. Тысячник пошатнулся и был вынужден опереться на тролля. - Вы спасли наши жизни, мы ваши должники. Я - Телевар, темник Всадников, а это мои люди. Идем с обозом в Хамир, ведем лошадей на продажу. Кто вы и как оказались в этих местах?

– Я - Боршугал, боевой маг по найму города Хамира, - приложил руку к сердцу колдун. - Это мой эскорт из Лютой Сотни, - он обвел пришлых всадников рукой, и те коротко кивнули. - Приезжие рассказали, что варги объявились в этих краях. Вижу, они не ошиблись.Через ваш Столеград в Хамир идет большой обоз с кирпичной глиной, и городской совет отрядил нас навстречу, чтобы усилить охрану. Мы услышали охотничий вой варгов и поспешили на помощь нашему, как мы думали, каравану. Но скажите мне, доблестные Всадники, как вы смогли противостоять воплощенному злу в образе этих чудовищ? Я не вижу среди вас ни одного мага. Да и немногие ваши маги, не в обиду будь сказано, вообще способны на такое.

– Нам помог подобранный по дороге раненый орк-шаман, - ответил Хлаш, осторожно поддерживая Телевара под локоть. - В момент нападения он пришел в себя и нашел силы защитить нас от черного колдовства волколаков. Сейчас он, боюсь, снова без сознания, как и помогавшая ему целительница.

– Воистину говорят - делай добро, и оно окупится, - пробормотал Боршугал. - А ты, могучий тролль, как я вижу, наемник? С каких это пор гордые Всадники нанимают ваших бойцов для защиты обозов?

– Я - Хлаш Дэрэй, уважаемый Боршугал, - поклонился тролль. - Я продаю свои услуги за деньги, но сейчас просто иду в Хамир со случайно встреченным обозом. Так уж получилось.

– Случай - рука Судьбы, - улыбнулся маг, - и уже тебе ли об этом не знать, доблестный Хлаш Дэрэй! Думаю, без тебя твоим попутчикам пришлось бы худо, да и ты в одиночку не выстоял бы. Судьба свела вас вместе и тем самым спасла. Еще бы знать - зачем?… Но нам пора, уважаемые. Я бы порекомендовал провести с убитой нечистью необходимые ритуалы до заката. Впрочем, времени еще много, и вы вполне успеете передохнуть. Чуть к северу отсюда я видел ясеневую рощу. Но прощайте, храбрецы, нам пора. Могу дать бесплатный совет: дождитесь нашего обоза здесь, вместе безопаснее. Он должен подойти еще до ночи. - Маг по найму снова прижал руку к сердцу, повернул коня, и спустя минуту цокот копыт хамирского отряда затих вдали.

Оскальзываясь в волколачьей крови и опираясь на Хлаша, тысячник с трудом добрел до ближайшей телеги и несколько секунд неподвижно стоял, ожидая, пока утихомирится бешено стучащее сердце.

– Хлаш, - тихо сказал он. - Взгляни, пожалуйста, что там с девочкой… и с орком. Похоже, мы им по гроб жизни обязаны. Если бы не они…

Следующие несколько часов отряд отходил после битвы. Ольга так и не пришла в сознание. Ее устроили на телеге, завернув в одеяло и влив в рот укрепляющее зелье из голубой глиняной бутылочки. Остальным же пришлось лечиться, полагаясь лишь на собственный опыт да на указания тролля и орочьего шамана Заграта Тргахи. Последний, казалось, чувствовал себя заметно лучше и, очухавшись, снова терять сознание не собирался.

– Не особенно полагайтесь на нас с Загратом, - чуть виновато пояснил тролль. - Я - боец, не лекарь, могу лишь перевязать рану, а в травах да настоях не разбираюсь и колдовством лечить не умею. Заграт же хоть и колдун, но стихийный, волшба тела ему недоступна. Придется ждать, пока не очнется ваша целительница.

– Или не подойдет обоз, о котором тот маг-наемник упомянул, - проворчал шаман. - Только сдерет тамошний лекарь, если там такой есть, с вас три шкуры не хуже волколаков. Купцы мягкосердием не страдают, обдерут как липку. - Левую руку ему крепко прибинтовали к груди, правой же орк осторожно ощупывал шкуру своего драгоценного волка. Тот повизгивал, но даже позы не менял, глядя на хозяина преданными глазами. - Не рассчитал я, слишком много сил у девчонки взял, моя вина. Ну да к завтрашнему утру оклемается…

Наконец кровь с грехом пополам остановили, раны промыли и перевязали чистым тряпьем. Громобой с Теомиром, как наименее пострадавшие, поковыляли собирать порвавших привязи и разбежавшихся коней. Хлаш отправился к ясеневой роще за кольями. Лошадей пострадало на удивление мало. Лишь Длинногривая валялась на земле с порванным горлом, да Рыжик, тяжеловоз, сломал себе шею, когда бился в оглоблях. Труп коня выпрягли, но оттащить его в сторону сил уже не было. Вскоре вернулись охотники за лошадьми, нескольких они вели в поводу, другие вышколенно сами трусили за ними. Кое-где шкуры животных покрывали царапины, но Телевар, бегло осмотрев их, махнул рукой - мол, заживет до продажи. Учуяв мертвых волколаков, лошади снова начали храпеть и косить глазом, так что пришлось тратить остатки сил на то, чтобы передвинуть обоз вперед на полверсты, под сень небольшой дубовой рощицы. Затем несколько Всадников вернулись на место битвы, где их уже ждал тролль с огромной охапкой ясеневых кольев, и тщательно пригвоздили к земле тела мертвых волколаков.

– Не оживут за ночь-то? - озабоченно осведомился Теомир, пробуя рукой, крепко ли сидит кол. Тело болело, как избитое дубиной, но хотелось сказать что-нибудь умное, взрослое. - Вон какие здоровые…

– Ничего, - сплюнул Телевар кровавую слюну. Кровь из рассеченной губы не унималась, надо было копаться в котомках, искать травы, а целительница до сих пор лежала без сознания. От трупов, пронзенных добрым деревом, поднимался тонкий дымок, отвратительно воняло паленой плотью. - До завтрашнего полудня точно не оживут, а там вороны о них позаботятся. Надо бы знак рядышком вкопать - теперь место долго нехорошим будет. Ну да конь с ним, со знаком, сил никаких нет, на ногах еле стоим… Место неудобное, на ночевку народ здесь не встанет, а днем неопасно. И вообще, собачьи это сказки про оживающую пакость. Поехали отсюда.

На ночь тысячник хотел было выставить двойные посты, но Хлаш отговорил его.

– Не надо, - сказал он. - Волколаки ошиблись, не напав внезапно. Даже днем они могли бы легко разделаться с нами, но понадеялись на легкую победу и проиграли. Во второй раз они нападут внезапно, и тут уже неважно, стоят на часах трое или никого. Нас порвут в клочья прежде, чем мы поймем, что происходит.

– Так что же теперь, не защищаться? - окрысился на него тысячник. - Лапки кверху и ждать, пока нами не поужинают?

– Не придут они больше, - вмешался орк со своей телеги. - Разве ты сам не чувствуешь, вождь?

– Не чувствую чего? - буркнул Телевар, рассерженный, что ему указывают, как поступать.

– Птицы. Ветер. Деревья, - нетерпеливо пояснил орк. - Позволь миру войти в себя, сам поймешь.

И в самом деле, тягостной тишины предыдущих дней не было. Пичуги весело щебетали в дубовых кронах, где-то стрекотала белка, монотонно бубнила под нос кукушка. Свежий ветерок ерошил волосы, пробираясь под одежду, тихо шелестя листьями и постукивая ветвями. Огненный закат раскинулся на полнеба, окрасив багряно-желтыми цветами редкие перистые облака, огромное красное солнце медленно уходило за горизонт. На западе над деревьями уже мерцала Белая звезда, мирно плывущая навстречу заходящей Красной. По травяному ковру степи пробегали легкие волны, и старый тысячник внезапно почувствовал странное умиротворение. Все дурные предчувствия минувших суток растаяли в этом великолепии, и Телевар махнул рукой.

– Ладно, уговорили. Обычные посты, по двое. - Он критически окинул взглядом потрепанных обозников. - Да-а… Кореш, освобождаешься от дежурства, от твоей покалеченной руки все равно проку мало. Броша, Чеготар - первая смена, Перевой с Теомиром - вторая, Любоконь с Громобоем - третья, ну, а мы с тобой, брат Хлаш Дэрэй, последние.

– Что значит "проку мало"?! - вскинулся Кореш. - Я и левой рукой саблей машу неплохо!

– Тихо! - оборвал его Телевар. - Хлаш, ты как, согласен? Ты не наемник, не Всадник, я тебе приказать не могу.

– В отряде должен быть старший, - пожал плечами тролль. - Ты опытный воин, я с удовольствием буду повиноваться тебе… до Тхул-Д"зибара.

– Вот и ладушки, - кивнул Телевар. - Еще вот что. Заграт, твой волк может караулить? С его носом да глазами вернее врага обнаружим…

– Громом его зовут, - буркнул орк. - Он боевой волк, не собака цепная, брехать попусту не приучен. Меня, впрочем, охранять будет, я на него Слово наложил, а насчет вас сомневаюсь. А Слово лишь к хозяину верность дает, остальных он разве что терпеть будет, не более.

– То есть про волка можно забыть, - подытожил тысячник. - Ладно, переживем…

– Почему - забыть? - забывшись, пожал плечами орк, и тут же скривился от боли. - Тиксё агга"ххаш! И как той скотине в меня ночью на ходу попасть удалось, да еще из арбалета корявого? Не иначе колдовством помогал… Да, о Громе. Он - зверь умный, сам себе голова, если попросить его хорошенько, может, и согласится?

–Попросить? Согласится? - удивился тысячник. - Ты о чем, шаман? Он разве человечью речь понимает, чтобы его просить?

– Насчет человечьей не знаю, - скривился Заграт. - Вот меня понимает, зуб даю. Это тебе не простой волчара, в чащобе за хвост пойманный. Мы с нашими волками столетиями бок о бок рядом живем, чем можем друг другу помогаем.

– Ну да, помогаете… заклятьями верности, - насмешливо отмахнулся тысячник. - Тут хочешь-не хочешь, а поможешь.

– Не рассуждай о вещах, которых не понимаешь! - пришел черед орка обижаться. - Слово указывает, с кем волк в паре будет, кого на себе повезет, да за кого драться будет. Звери они все-таки, не орки, им все четко растолковывать надо, для того Слово и служит. А орку такое Слово без надобности, он и сам знает, кто ему в товарищи попался. Не рабы они нам, на такое только люди способны. Друг и раб - разные вещи!

– Ладно, друг так друг, - миролюбиво пожал плечами Телевар. - Не хватало нам еще из-за волка ругаться. Да и прав ты, я думаю. Не появятся сегодня волколаки. Сейчас ужинаем - и на боковую. Всем досталось, всем передохнуть надо. - Он махнул рукой, завершая разговор. - Темка, лежебока, волколак тебя раздери, где костер? Полчаса назад сказал огонь разжигать!…

Сумерки уже почти превратились в ночь, когда вдали послышался стук копыт и громыхание деревянных колес.

– Эй, уважаемые! - весело окликнул их знакомый голос. - Как дела? Не съели вас еще злыдни серые?

– Приветствую тебя, маг Боршугал, - устало откликнулся Телевар, с трудом выдираясь из дремы. - Живы пока твоими заклятьями. Что скажешь хорошего?

– Мой обоз цел, вы на себя, похоже, всех чудищ в округе стянули, - рассмеялся наемный маг. - Мне хорошо заплатят почти ни за что, спасибо вам. Доберемся до Хамира - с меня угощение да выпивка. Скажи, темник, есть тут где местечко усталым путникам притулиться?

– Ох, да располагайтесь где хотите, - широко зевнул Телевар. - Места невпроворот, тут десять таких обозов поместится. Телеги только закрепите получше, а то за ночь под укос скатятся. Вода неподалеку, наши часовые покажут. А про Хамир завтра поговорим…

Свет факелов метался по черным каменным стенам. Откуда-то тянуло сырым сквозняком. У Каола засвербело в носу, и он громко чихнул. Эхо испуганно заметалось по коридорам, накладываясь на тяжелый стук подкованных железом сапог конвоя. Трейн злился, его раздражали бутафорские факелы в ржавых железных канделябрах, прибитых к влажным стенам, сами стены этих дурацких коридоров, по которым ползали специально завозимые с болот мокрицы, и вообще весь этот по-фиглярски мрачный замок, выстроенный - он знал точно - исключительно для компостирования мозгов окрестным дикарям. Во всяком случае, за последние полтысячи лет ни один враг не осмеливался даже приблизиться к границам Закатной Бухты, не говоря уж о том, чтобы напасть на Замок Теней самого Майно - Созидателя, Несокрушимого, Вечного. Впрочем, враги называли его господина Тираннозавром - Каол не знал, что означает это слово, и никто не знал, но Майно приходил от него в бешенство. Кое-кто даже поплатился жизнью за неосторожный язык. Иногда Каолу доставляло удовольствие называть своего господина именно так. Про себя, разумеется, и не в Его присутствии: кому, как не верному слуге, знать, насколько хорошо Майно умеет читать мысли по выражению лица. А может, и не только по выражению…

Предводитель стражи подошел к могучей двери, ведущей из холла в приемный зал, и трижды размеренно ударил по ней бронированным кулаком. Дверь отозвалась глухим гулом. Трейн недовольно поморщился. Возможно, на иных гостей ритуал и действовал подавляюще, но Каол лишь досадовал о бесцельно потерянном времени. Это надо же - срочно сдернуть его с задания и на секретной летучей бочке ночью тащить сюда, чтобы ломать эту дурацкую комедию!

Выждав приличествующую случаю паузу, двери, тяжело грохоча железом по камню, раздвинулись в стороны, пропуская посланника в зал. Караул остался за порогом, чему Каол тайно порадовался. Если бы солдаты прошли в зал за ним, это означало бы арест, темницу или даже казнь за неизвестно какие провины. Впрочем, провинностей, за которые Майно мог бы казнить Трейна, хватало, и повелитель, безо всякого сомнения, про них знал. Знал, но в ход знание не пускал, предпочитая, видимо, держать в загашнике до поры до времени.

Каол сделал несколько шагов вперед, опустился на одно колено и замер, склонив голову. Каменный пол неприятно леденил ногу сквозь штанину.

– Можешь встать, мой верный слуга, - наконец разрешил ему Майно. Повелитель сидел на тяжелом золотом троне, освещенном сотней холодных факелов, стража в червленых панцирях неподвижно застыла вокруг, ее доспехи отбрасывали сияющие зайчики, режущие глаза. Неугасимое Пламя в центре залы отбрасывало багровые отсветы на скрытые в полумраке гобелены. Каол поднялся на ноги и еще раз поклонился.

– Мой господин, - произнес он.

Майно тяжело встал с трона и со вкусом потянулся. Было слышно, как хрустят его суставы.

– Пошли, - сказал он, сделав приглашающий жест рукой. - Разговор есть. - Он осторожно спустился по узким крутым ступеням трона, покрытым ковровой дорожкой, и поковылял в дальний угол зала. По небрежному мановению руки перед ним распахнулась неприметная даже на свету дверца, за которой на это раз оказалась обычная комната с видом на лес. Впрочем, Каол не удивился бы и горной вершине, обдуваемой всеми ветрами - настроение повелителя никогда было нельзя угадать заранее. Поэтому-то три лучших известных Каолу колдуна-иллюзиониста и мотались по миру в свите Великого.

Стены помещения полностью скрывали ковры. Было тепло, в окно, выходящее на закат, били последние лучи уходящего солнца. Вкусно пахло жареным мясом. В золотой амфоре плескалась темная жидкость, судя по едва уловимому терпкому запаху - выдержанное вино Голубого Кайала, что в северном Граше.

– Есть хочешь? - спросил Майно, с удовольствием опускаясь в мягкое кресло. - Давай, не стесняйся. - Он приглашающе махнул рукой и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Трейн присел напротив, из вежливости отрезал кусок жаркого - это оказалась кабанятина - прожевал, запил глотком вина. В другое время он бы не отказал себе в удовольствии посмаковать чудесный напиток, покатать его во рту, наслаждаясь ароматом, но сейчас было не до того.

– Докладывай, - сонно пробормотал Майно, не раскрывая глаз. - Как делишки?

– Все идет как и задумано, господин, - осторожно ответил Каол. Повелителя явно интересовал не ход операции, о таких вещах сообщалось и через связного мага. - Почти все кланы Орочьего леса поддались на мои уговоры и выступили к месту сбора. Только кланы Седого Дуба и Меченого Клинка остались на месте, но это естественно - они недавно сильно поцапались между собой, так что теперь у них воинов едва половина от прежнего. Пусть зализывают раны, нам не интересны…

– Что интересно, а что нет - сам решу! - резко оборвал его Вечный, приоткрыв один глаз. Впрочем тут же смилостивился. - Ладно, продолжай.

– Э-э-э… - прочистил горло слегка обиженный Каол. - Тролли Песчаных гор пока выжидают, только один род дал предварительное согласие. Их Большой Совет разослал разведчиков, чтобы оценить ситуацию. Впрочем, минимум половина зеленокожих не прочь поразмять кости. Молодежь рвется в бой, хотя старики их сдерживают. Я собирался вернуться к ним через пару месяцев…

– Ясненько, - едва заметно кивнул Майно. Казалось, он почти заснул. - Что-то еще?

– До кочевников я не добрался, не успел, - пожал плечами Каол. - До меня дошли слухи, что в тех краях неспокойно, волколаки откуда-то объявились, так что я как раз набирал усиленную охрану. Как только вернусь назад, сразу займусь коневодами. Это все, мой господин.

– Насчет волколаков не беспокойся, - Майно встряхнулся, открыл глаза, поерзал, устраиваясь поудобнее. - Насчет тебя им специальное указание дано. Это я их туда забросил.

– Но, мой господин… - озадаченно открыл было рот Каол.

– Не нокай, - поморщился Майно. - Так надо. Скажи лучше, было что подозрительное в тех краях?

– Подозрительное? - озадаченно спросил посланник. - В каком смысле - подозрительное?

– Ну, там герой какой объявился, от которого стрелы отскакивают, или девчушка-маг силы неимоверной, или же вор какой знаменитый, доселе неизвестный… - нетерпеливо разъяснил Созидатель. - То, о чем барды в трактирах распевают толпе на потеху. Было?

– Нет, ваше могущество, - развел руками Каол Трейн. - Я, во всяком случае, не слышал. О новых, - он намеренно подчеркнул это слово, - героях я ничего не знаю.

– Не знаешь… - задумчиво повторил Майно. - Так… Ладно, слушай сюда. - Он неожиданно легко вскочил на ноги и подошел в Каолу вплотную. Тот машинально поднялся, но Созидатель толкнул его обратно в кресло и угрожающе наклонился над ним. - С этого момента ты будешь собирать все истории и слухи, даже самые дурацкие и невероятные, слухи о новых героях или же бандитах с большой дороги - неважно. Чудесные спасения, героические битвы, замечательные открытия - все, что попадется. Особое внимание обращай на слухи о малых отрядах, и все - повторяю, все! -сообщай мне. Забудь про коневодов, продолжай работать с жугличами, но главное теперь - это чудеса в решете. Головой отвечаешь, понял?

– Да, повелитель! - ошарашенный Трейн кивнул, сглотнув слюну. Таким хозяина он еще не видел. - Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше!

– Молодец, - удовлетворенно кивнул Майно, неспешно возвращаясь в свое кресло. - Умный мальчуган. Да, еще одно. Тебе в подчинение дается Дум Вивус…

– Что?! - Каол птицей взвился из своего кресла. - Вивус?! Да он…

– Сядь! - врезав ладонью по жалобно затрещавшему столу, гаркнул ему в лицо Майно во всю мощь своих нечеловеческих легких. Трейна сбило с ног и даже немного проволокло по полу, в окне - настоящем, скрытом за призрачным мороком - с жалобным звоном лопнуло стекло. Холодные факелы, сами собой затеплившиеся в сгущающихся сумерках, чуть потускнели. Сверху на посланника просыпалось немного песка. Он зажал ладонями оглохшие уши, но, на его счастье, Майно уже успокоился.

– Много себе позволять стал, - уже спокойно заметил он. - Встань с пола, простудишься. - Действительно, из дверной щели тянуло промозглым холодком. - Итак, я перевожу Вивуса к тебе в подчинение. Это чтобы ты не засыпал от скуки. Только помни - если что, он имеет право действовать самостоятельно. Многое на карту поставлено. Все понял?

Трейн, поднявшийся на ноги, лишь хмуро кивнул.

– Вот и ладно, - улыбнулся ему Созидатель своей знаменитой чарующей улыбкой. - Свободен. Да, кстати. До особого напоминания обращаться ко мне через связных магов только в самом крайнем случае.

Бурля от ярости, Трейн поклонился и почти выбежал наружу через услужливо распахнувшуюся перед ним дверь. Вивуса, этого выскочку, с правом самостоятельного действия! Да чтоб он сдох, этот умник-нищеброд! Что он… Стоп, одернул себя посланник. Он уже выскочил из приемного зала в мрачный коридор, и сырой холодный воздух отрезвил его. Вивус, конечно, ублюдок, но многообещающий ублюдок, надо отдать ему должное. У хозяина не так много преданных людей, чтобы он за здорово живешь посылал в одно место сразу двоих, да еще и зачем? Слухи ловить! Что-то здесь не так. Слухи про героев… про отряды… про бандитов… про отряды… Ага! Что-то рассказывала мне матушка в детстве, какую-то сказку про героев, что придут спасать невинно обиженных и мстить за угнетенных. А ведь у того алхимика, что чудесную водку гонит, была неплохая библиотека. Вот и повод появился к нему заскочить…

Посланник Каол Трейн, шпион и дипломат, быстро шел, почти бежал по коридору мрачного замка, а позади него чеканила свои шаги бдительная стража Закатной Бухты. Майно, Великий и Ужасный, сидел за столом и наблюдал за ним через небольшой экран, встроенный в откидывающуюся столешницу. Парень разъярен, удовлетворенно решил он, хмуро потирая лоб. Пуп порвет, только чтобы не дать Вивусу его превзойти. Вивус, соответственно, в рвении не уступит. Вот только хватит ли их двоих в том районе? Зов ушел в ту сторону, но это еще ничего не значит. Он может бродить по планете не один месяц, подбирая Отряд. Может, перебросить туда еще кого? Нет, не стоит. Игра Игрой, а дело бросать тоже не след. Предчувствия? К черту предчувствия. Не в первый раз.

Майно встал из-за стола и задумчиво прошелся по комнате. Иллюзия леса за окном дрогнула и пропала, обнажив треснувшее стекло с выпавшим уголком. Холодные лампы залили комнату теплым желтым светом. Ладно, черт с ним. Людей много, но верных - с гулькин хрен, хоть самому на коня садись… К черту. Не буду дергаться, не впервой. Опять же, что-то скучно стало в последнее время… Стоп! А ведь это идея! Не настало ли время прогуляться по свежему воздуху, размять, так сказать, кости? Да и надоело мудрого старца изображать. Что у меня там в запасе из неношеного?…

Волколаки больше не показывались, даже воя не слышалось. Малый обоз Всадников пристроился к большому каравану с кирпичной глиной. Караван охраняли Лютые, глаза раскосые, взгляд бешеный, кони взмылены - гарцуют без нужды, седоки покалывают шпорами, горяча. Всадники неодобрительно поглядывали на них, но помалкивали - не лезли в чужой кабак со своими кружками. Ольга пришла в себя еще ночью, выпила полкорчаги воды, с трудом пожевала какой-то сушеный гриб, подсунутый Загратом, потом откинулась на подложенный под голову сноп сена и мертво уснула. Не проснулась она, даже когда ее переносили в телегу. Впрочем, могучий Хлаш очень осторожно поднял ее на руки, цыкнув на путающегося под ногами и страшно переживающего Теомира. Тот было обиделся, но потом, увидев, что вреда подружке не причинят и без него, сунулся к телегам - помогать. Пришел Боршугал, пощупал лоб девушки, постоял с закрытыми глазами.

– Много сил она потеряла, - сказал он, неодобрительно поглядев на лежащего в той же телеге орка. - Мог бы и поаккуратнее сработать.

– Ага, нашелся советчик! - ощерился Заграт. Теперь он восстанавливал силы буквально не по дням, а по часам. Толком ходить шаман еще не мог, но ругался уже так, как и положено добропорядочному орку. - Некогда про аккуратность было думать. Не запели бы эти зверюшки хором - вообще бы в себя не пришел, в этом мире, во всяком случае. Тебя мы на мое место - небось вообще досуха девчонку бы высосал! Спасибо этой орясине, что поддержал, - он невежливо ткнул пальцем в стоящего рядом тролля, ухмыляющегося одной стороной рта, - в нем Силы - что вони в сортире, за всю жизнь не вынюхаешь. Ладно бы пользоваться умел, а то ведь зазря пропадает, ажно обидно…

– Ладно, ладно, не кипятись, коллега, - примирительно поднял вверх руки наемный маг. - Это я так, к слову. Я посмотрел место драки. Защиту ты поставил очень грамотно. Не уверен, что в той ситуации сам бы справился так же хорошо. Прими мои поздравления.

– Нужны они мне, твои поздравления, - сварливо отозвался орк. Было заметно, что похвала ему польстила. - Ты бы лучше полечил ее, а то я привык к нашему костоправству, еще искалечу ненароком.

– Не нужно ей лечение, - пожал плечами Боршугал. - Отоспится - и ладно. Поите ее только побольше, раз в пару часов, или даже чаще. Впрочем, я пришел сообщить, что через полчаса трогаемся. - Он задумчиво покопался где-то в глубине необъятного кармана, извлек на свет непонятную серебряную луковицу и почесал кончик носа, внимательно ее разглядывая. - Да, так. Через полчаса, не позже. - Сунув луковицу обратно в карман, маг откланялся. Теомир с тоской взглянул ему вслед. Новые впечатления переполняли его. Неведомые Лютые, чужой конструкции грузовые телеги и одежда возниц, незнакомой породы битюги, волколаки, тролли, орки, маги и прочие события последних суток смешались в голове в сплошную кашу. Больше всего на свете ему хотелось насесть на дядюшку с вопросами, но, он понимал, пока было не до того. Тяжело вздохнув и мысленно поклявшись не упустить своего в дороге, парень поплелся к лошадям.

Погибшего Рыжика заменить было нечем, разве что верховую впрягать в телегу. Телевар, посовещавшись с Громобоем и Брошей, приказал перегрузить часть поклажи на другие телеги, чтобы облегчить жизнь оставшемуся коню. Второго тяжеловоза в упряжку решили купить в городе. Правда, Громобой заметил, что на потраченные на это деньги недокупят железа и прочей всячины, что телегу дотащит и одно животное, что дома у Бирюка таких вдесятеро дешевле взять можно и что недурно бы просто те гроши в своей мошне сохранить. Телевар пожал плечами и сказал, что на месте разберутся. Громобой хотел было что-то ответить, но нарвался на тяжелый взгляд тысячника, пожал плечами и замолчал.

Вскоре двинулись. Местность вокруг продолжала меняться, лес снова отступал к северу, но его место занимали уже не степи с их разнотравьем, полевыми мышам и сусликами, а вспаханные и ухоженные поля, на которых уже начинали колоситься рожь и овес. Кое-где на земле возились люди, кто с любопытством, а кто равнодушно провожали вереницу телег взглядами. Изредка мелькали деревеньки, к ним от главного тракта убегали плохо наезженные колеи, на развилках стояли покосившиеся дорожные знаки с полусмытыми дождями непонятными рисунками. Мосты через ручьи стали, однако, шире и надежнее. Навстречу начали попадаться повозки, груженые пыльными мешками, лошаденки в них были впряжены большей частью тощие, заморенные, покорно потряхивающие головами под ленивыми укусами кнутов. Отчетливо изменился вкус воздуха - густой травяной аромат летней степи уходил, взамен доносился запах дыма, а то и свежевыпеченного хлеба. Теомир сглатывал набежавшую слюнку, представлял, как печево будет есться с вяленой кониной, и размышлял, что лучше - конина или свежий ноздреватый хлеб с хрустящей корочкой. По всем статьям хлеб выходил лучше, так что Теомиру оставалось только прислушиваться к грустному бурчанию в брюхе.

Впрочем, предавался голодному унынию он недолго. Окружающее было ему в новинку, так что он замучил вопросами дядюшку, Громобоя, Брошу, Хлаша, Заграта, а также от скуки примкнувшего ко Всадникам Боршугала. Окружающие посмеивались, но любопытство парня удовлетворяли.

– На дорожных знаках рисуют буквы, сиречь звукообразы, не картинки, - объяснял Боршугал, поглаживая седеющую бороду. - Мир велик, сущностей в нем много. Для каждой сущности слово есть, а вот картинку не придумаешь, да если и придумаешь - не запомнишь. Вот и изобрели рисовать картинки не для слова, как наши предки делали, а для звука, а уж слова из тех звуков составить несложно.

– Но ведь звуков тоже много, - удивлялся Теомир. - Вот смотри, твое имя - Боршугал, из трех звуков состоит, мое - Теомир - из двух, уже других, Громобой - еще три, а есть телега, конь, степь, дом, стоянка и еще много слов, и все из разных звуков. Получается, что букв немногим меньше надо, чем слов. Чтобы все запомнить, надо такую мудрую голову, как у тебя, иметь. Стоило ради того загон городить?

– Неправ ты, отрок, - посмеивался в усы маг. - Мое имя, да и твое тоже, не из трех звуков состоит. То, что ты звуками именуешь, на деле слогами является, из многих звуков составленными. Звуков же всего тридцать семь, их даже дитя малое запомнить может, и для каждого своя буквица есть. Есть еще специальные буквы, чтобы числа записывать да между собой связывать, но и тех еще полтора десятка. У нас в Хамире всех детей в пять лет предписано в школу отдавать, где сей премудрости невеликой за три месяца учат. В пять лет из ребенка работника еще не выходит, а учиться легко получается. А то, что люди поголовно грамоте да счету разумеют, и самим людям, и городу выгодно, поскольку для торговли полезно.

– Нам, Всадникам, - гордо подбоченивался в седле Теомир, не обращая внимания на ухмылки, - такие игры ни к чему. Конь верный да копье надежное - вот и весь сказ. А ежели что в грамоте передать надо, то и дедовские знаки сойдут.

– Вот потому-то у вас в караване не ты главный, - отвечал маг. - Предводитель-то ваш, Телеваром зовущийся, и грамоте нашей, и счету обучен, не сомневайся. А без того на базаре враз без штанов останешься, пусть даже в конях да оружии зело разбираешься.

После таких разговоров Теомир некоторое время ехал молча, переваривая услышанное. Иногда вдруг родной мир степных табунов представлялся ему мелким и убогим, пыльным катышком где-то на краю огромного выгона. Впрочем, долго печалиться он не умел, а новые темы для разговоров находились всегда.

Ближе к полудню проснулась Ольга, видимо, от тряски. Жадно выпив воды, снова прикорнула в уголке, но на сей раз уже не мертвым сном, а легкой перемежающейся дремотой. На коротком привале, слегка пошатываясь, она самостоятельно выбралась из телеги и сходила до кустиков, сердито зыркнув в сторону бросившегося было на помощь Теомира.

– Упрямая девка, - одобрительно качнул головой Телевар. - Смотри, парень, женишься на ней - спуску тебе не даст. Чуть что - сразу сковородкой…

– Вот еще, глупости разные, - пробормотал Теомир, покраснев как рак. - И не думал я на ней жениться, делать больше нечего.

– Только люди способны на такое словоблудие, - просипел сквозь зубы разминающий ноги орк. - И ежу все ясно, а этот все из себя младенца несмышленого корчит. Тьфу!

Волк, неторопливо утрусивший в степь, вернулся с перемазанной в крови мордой. В зубах он держал жирного суслика. Аккуратно положив добычу к ногам хозяина, он улегся в сторонке и стал ожесточенно выкусывать блох из шерсти.

– Любит, значит, - ухмыльнулся невежа-Любоконь. - Подкармливает… Ты это… не обмани, значит, надежды, не побрезгуй, а то обидится твой дружок…

– С чего это я должен брезговать? - удивился шаман, неприязненно посмотрев в сторону тележника. - Мне и не такое есть приходилось. Вот погоди, протухнет мясо посильнее да черви заведутся, самый смак выйдет. Эх, не пробовал ты тухлое мясцо с червями, ты его жуешь, а они этак вот во рту шевелятся, соком на зубах брызжут… - Любоконь неожиданно позеленел и бросился в сторону, зажимая рукой рот. Заграт проводил его откровенным ржанием, к которому присоединились и остальные.

– Не обращай на него внимания, - подошел к нему Телевар. - Это он только на вид здоровый, как вол, а на деле - пацан-пацаном.

– Да было бы о чем говорить, командир, - пожал плечами орк. - Я не раз сусликов и прочих крыс жрал. В походах, бывало, они чуть не лакомством считались.

– Ну, сейчас тебе это не грозит, - мотнул головой тысячник. - На лишний рот мы не рассчитывали, но припаса хватит, да и к Купчищу до завтрашнего вечера доберемся. Ну да я с другим подошел. Мы, понимаешь, вроде как обязались тебя к сородичам в городе доставить, так что ты уж не сбегай по дороге. Нехорошо получится, мы с Хлашем слово давали…

– Какое слово? - удивился Заграт. - Кому?

– В ночь, когда мы тебя с троллем на опушке нашли, - объяснил Телевар. - Нагрянула чуть не орда твоих сородичей, тебя потребовали, все про суд какой-то толковали. Суд судом, да только порешили бы тебя прямо на месте, чтобы не возиться, я так полагаю. Скажи спасибо зеленокожему, он их уболтал. В общем, пообещали мы тебя доставить к твоим сородичам в город, да с рук на руки передать, для суда честного да беспристрастного. Готовься, в общем.

– Не было печали! - почесал в затылке орк. - Впрочем, противиться не буду, вы мне все-таки жизнь спасли. И деваться мне некуда, племя далеко на юг воевать двинулось, в селении меня за убийцу держат, так что…

– Слышь, шаман, - осторожно спросил его подошедший Громобой. - А за что твои сородичи на тебя так взъелись? Кого убил-то?

– Никого не убил! - яростно лязгнул клыками орк, в упор уставившись на него горящими глазами. - Миршага, вождя племени, кто-то в собственном шатре порешил, пока я на поединке дрался! А я последний к нему заходил, вот и… - Он безнадежно махнул здоровой рукой.

– Да? А за что ты его? - простодушно удивился Громобой. - Вернее, зачем в шатре-то? Отвел бы в сторонку от деревни…

– Не убивал я его, ты, тетеря глухая! - яростно зашипел ему в лицо Заграт, брызгая слюной. - Мы с Миршагом двадцать лет бок о бок дрались, сколько раз жизнь друг другу спасали! Если бы мне в голову такая мысль пришла, я бы раньше себе глотку перерезал! Подставили меня, и я даже знаю - кто!…

– Помолчи, Громобой, - сурово сказал Телевар, насупив брови. - Не наше это дело - в чужую драку встревать.

– Точно так, - подтвердил Заграт. - Ладно, пойду полежу, а то голова что-то кружится…

Забытый суслик остался лежать на траве, впрочем, ненадолго. Волк, заметив, что на тушку никто не обращает внимания, подошел и съел зверька, аккуратно похрустывая косточками. Облизнувшись, он запрыгнул на телегу и тщательно обнюхал дремлющую Ольгу. Та что-то пробормотала сквозь сон и повернулась на бок, зарывшись рукой в жесткую шерсть. Волк осторожно, чтобы не потревожить, улегся рядом, положил голову на скрещенные лапы и тоже прикрыл глаза. Заграт и Теомир, не сговариваясь, ревниво взглянули в их сторону.

Ночевка прошла без тревог. Изредка ухала сова да журчала речушка, текущая куда-то на юг, к Хоробрице, притоку уже полноводной в этих краях Ручейницы. Речушка имела саженей пять в ширину, в ней плескалась рыба, и Хлаш, доставший откуда-то из глубины мешка леску с грубым крючком, до темноты натаскал на червей с десяток окуней и с полдюжины пескарей. Сварили уху, пригласили Боршугала и Хлопера, главу кирпичного каравана, здорового неразговорчивого мужика с въевшейся глубоко под ногти глиной и шрамом через все лицо. От приглашения те не отказались, но после угощения вежливо откланялись и ушли к своим. Конвойные Лютые расселись вокруг неярких - лес был далеко, а в редких рощицах сушняка нашлось немного - костров, затянули заунывную песню, подыгрывая себе на каком-то звенящем инструменте, похожем на губную гармошку. С топких берегов ручья налетели стаи злых комаров, мало обращающих внимание даже на дым костра, в который специально подбросили сырых веток. От дыма и назойливого жужжания было совсем не до песен. Погода начала портиться, небо постепенно заволакивало тучами.

– Интересно, о чем это поют косоглазые? - пробормотал закутавшийся в одеяло по уши Броша. - Воют будто над покойником…

– Так оно и есть, - согласился Хлаш, задумчиво вороша угли в костре. Могучий тролль стал в обозе почти своим, на него уже давно не косились, когда он вступал в разговор. - Только не над одним покойником, над многими.

– Убили у них кого, что ли? - равнодушно поинтересовался Телевар. - Эвон как убиваются.

– Нет, они плачут не над погибшими в боях, - терпеливо разъяснил Хлаш. - Они оплакивают свое давнее поражение, когда их вынудили покинуть родину.

– Как это - покинуть родину? - аж привстал на локте засыпавший было Теомир. - Кто их выгнал? Враги?

– Враги, - согласился Хлаш. - Точнее, Враг. Полтора века назад Майно завоевал степи хазигов далеко на Восточном Континенте. Они были надменны и не любили чужаков. Когда соседи предложили им объединиться против Майно, они ответили отказом. Соседи тоже переругались между собой, и Сокрушитель разбил их поодиночке, малыми силами. Хазигов прижали к горам и истребили, лишь немногие смогли уйти через ледяные горные перевалы. Мало кто выжил, большинство замерзло, сорвалось в пропасть или нашло еще какую смерть, в изобилии поджидающую в горах. Выжившие перебрались к нам на Западный Материк, назвались Лютой Сотней - тогда их действительно осталось немногим более сотни, хотя против Майно они выставили семитысячную конницу - и поклялись отомстить. Об этом они, собственно, и поют.

– Хлаш, а перевести на всеобщий можешь? - даже в темноте было заметно, как горят глаза Теомира. - Я ужас как люблю про войну песни слушать! Переведи, а?

– Песни про войну? - усмехнулся тролль. - А кто сказал, что это про войну? Впрочем, ее даже переводить не надо - давно перевели. Не слишком хорошо перевели, надо заметить, много чего потеряли, ну да прижилась она в таком виде, любой трактирный бард ее знает. Потерпи до завтра, доберемся до Тхул-Д"зибара - услышишь, если пожелаешь.

– В трактире уже не то будет, - неожиданно поддержал Теомира Броша. - Одно дело сейчас послушать, когда они сами там во… поют, когда своей шкурой чувствуешь, и совсем другое - в кабаке, среди пьяных в дым обормотов. Спой сейчас, будь другом!

– Ну, если хотите… - развел руками Хлаш. - Только имейте в виду, петь я не стану, а то до утра перепуганных лошадей по степи собирать будете, даром что они стреноженные. - Теомир не удержался и прыснул, представив себе поющего тролля. Остальные Всадники, по-видимому, представили похожую картину, потому что смешки раздались со всех сторон. - Поэтому я просто расскажу стихи, договорились? Слушайте.

Тролль минуту помолчал, как бы собираясь с мыслями, а потом глухо заговорил:

Какое-то время все молчали. От костров Лютых по прежнему доносилась заунывная музыка, но теперь она уже не раздражала.

– И они отомстили? - наконец нарушил тишину Теомир.

– Пока нет, - покачал головой Хлаш. - Их все еще слишком мало, чтобы вернуть свои древние земли, которые Майно подарил многочисленным племенам, держащим его руку. Но детей воспитывают в ненависти к Врагу, с пеленок внушая им, что когда-нибудь хазиги вернутся домой и снова будут наводить страх на соседей.

– Так ничему и не научились, - неодобрительно заметил Телевар. - Пойти, что ли, рассказать им притчу про вязанку хвороста…

– Не поможет, - пожал плечами тролль. - Они считают, что боги избрали их повелевать народами, а потом наказали за недостаточное рвение в этом деле. Сейчас они полны решимости вернуть расположение богов - любыми средствами. Жаль - неплохие, в общем, ребята, ходил я с ними, но ведь уплывут рано или поздно волю богов выполнять, и перебьют их до единого…

– Ну и что! - сердито вскинулся Теомир. - Зато они умрут с честью, а это - главное! Они покроют себя вечной славой, о их гибели сложат песни, а вот о подлом Враге песен не будет!

– У Майно хватает придворных поэтов - неплохих поэтов, должен заметить, - улыбнулся Хлаш. - И песен его победах сложено предостаточно, просто в наших краях они непопулярны. Что же до славной гибели - ты удивишься, если узнаешь, сколько народов уже истреблено в войнах вот так, до последнего человека. А ты о них и не слышал, могу тебя уверить. Вот и вся слава, однако… - Он вздохнул и замолчал.

Теомир открыл было рот, но не нашелся, что ответить. Он откинулся на спину и какое-то время лежал молча. Слабый ветерок гонял над стоянкой дым от костра, тихо ржали кони, настойчиво зудело комарьё. Остальные тоже не проявили желания поддержать разговор, и вскоре Теомир погрузился в неспокойный сон. Снилась ему пурга среди огромных скал, каких он не видел никогда в жизни, замерзшие трупы, занесенные снегом и еще почему-то Майно Разрушитель в образе огромного рогатого тролля. Майно ржал и постукивал по камням копытами. Потом он схватил ведро ледяной воды и с размаху выплеснул ее Теомиру в лицо.

Занималось хмурое утро, серый полусвет едва сочился сквозь низкие облака, обложившие небо. Сеял мелкий дождик, с листьев кустарника капали водяные капли. Теомир почувствовал, что продрог до костей.

– Вставай, засоня, - весело потрепала его по плечу Ольга. - Собираемся, засветло надо бы до Купчища добраться. Из каравана к нам уже гонцов посылали, спрашивали, скоро ли мы.

Теомир протер глаза, с омерзением стряхнув с лица капли влаги.

– Как ты? - спросил он, с трудом поднимаясь на ноги. Затекшее тело ломило, одеяло промокло насквозь, хоть выжимай. - Хорошо себя чувствуешь?

– Нормально, - досадливо мотнула головой Ольга. - Даже лучше, чем раньше. Давай, давай, не топчись, я там отвар горячий приготовила, выпей кружку. А то еще простынешь…

Ехали, плотно закутавшись в плащи, накинув на головы толстые капюшоны, но морось проникала в непонятно какие прорехи в одежде, неприятно холодила тело. Теомир несколько раз прикладывался к кружке с горячим отваром, котел с которым заботливо укутали на одной из телег рядом с Ольгой. Девушка все-таки не решилась ехать верхом и сейчас сидела на телеге, завернувшись в одеяло. Из-под одеяла торчал толстый серый хвост, иногда высовывался черный нос, и волк с интересом осматривал окрестности. Несмотря на бодрящее варево, паренек потихоньку начал хлюпать носом. Он с завистью поглядывал на размеренно шагающего рядом тролля, не обращающего никакого внимания на промозглую сырость. Двигались молча, низкие - казалось, копьем можно достать - серые тучи, стремительно несущиеся по каким-то своим делам, давили на сердце своей угрюмостью, отбивая всякое желание разговаривать. Правда, ближе к полудню в сплошном облачном одеяле стали появляться прорехи, сквозь которые просвечивало голубое небо с перистыми облаками где-то далеко вверху. Как-то раз по обозу даже скользнул теплый солнечный луч, сразу, впрочем, задушенный тучами. Дождь перестал, откатился куда-то на север, закрывая серебристо-серой пеленой уже далекую и почти невидимую кромку Орочьей Пущи. Несколько раз навстречупопались разъезды со значками вольного города Купчища - Хамира, поправил себя Теомир - на копьях, конники внимательно оглядывали коней и телеги Всадников и равнодушно - гончаров. С расспросами, впрочем, не приставали, полагая, видно, что раз идут со своими, то не враги. Не явные враги, во всяком случае. Тайных же подсылов искать - не патруля дело.

Хамир показался на горизонте уже под вечер. На дневку не останавливались. Всадники перекусили лепешками с вяленым мясом прямо в седлах, и голодный Теомир первым из людей почувствовал запах дыма, витающий в воздухе.

– Пожар, что ли, где-то? - недоуменно пробормотал он, оглядывая окрестности. На юге отблескивала постепенно приближающаяся Ручейница, к северу и востоку простиралась сплошная степь, насквозь промоченная недавним дождиком. Гореть в этом мокром царстве было решительно нечему.

– Это дым от печей Тхул-Д"зибара, - откликнулся тролль. - Сегодня ветер дует в нашу сторону, поэтому запах чувствуется дальше обычного. Скоро сам увидишь.

– Да этим дымом с утра несет, - сварливо откликнулся с телеги Заграт. - Удивительно, как люди ничего вокруг себя не замечают! Небось, на лесную вонючку их посади, и то не учуют…

И действительно, вскоре дорога пошла под уклон, спускаясь в речную долину, а впереди замаячило дымное облако - сперва маленькое, но растущее по мере приближения. Гончары в голове каравана загомонили, конвойные хазиги перекликнулись высокими голосами. Пара Лютых ринулась вперед, усиленно нахлестывая лошадей.

– Куда это они? - встревожено спросил Любоконь, привставая на облучке телеги и напряженно вглядываясь вдаль. - Никак случилось что?

– Об обозе предупредить поскакали, - досадливо оглянулся на него Телевар. - Времена нынче неспокойные. Завидят с заставы, что приближается кто-то неизвестный - начнут дежурный отряд дергать, помощь вызывать. Ехали бы мы одни, сейчас бы кого-нибудь посылать пришлось. Не то дали бы нам по тычку в зубы да продержали до приезда уполномоченного…

– Я бы им дал по тычку в зубы… - про себя проворчал Громобой. - Они бы у меня сами отдохнули часок на обочине…

– А потом тебя в городе как курицу повязали бы, - расслышал его Телевар. - Аль со всей городской стражей драться собрался? Вояка…

Громобой пробурчал что-то невнятное и демонстративно поправил под полой плаща меч. Теомир на всякий случай тоже пощупал, ладно ли на поясе висит кинжал, но поймал насмешливый взгляд Ольги, смутился и покраснел.

Вскоре остановились у заставы. Дюжий десятник, выбравшись из будки, в сопровождении двоих пехотинцев в легких кольчугах и с короткими мечами скорым шагом прошел вдоль телег с глиной, окидывая их скучающим взглядом. Около обоза Всадников он, однако, оживился.

– Откуда будете? - поинтересовался он, критически осматривая потрепанный отряд. На несколько секунд его взгляд задержался на тролле, потом скользнул на орка, выбравшегося из телеги и с безразличным видом стоящего у телеги, осторожно баюкая подвешенную к шее руку. - Странная, однако, у вас компания… И вид - как будто волки рвали.

– Волколаки, - хмуро поправил его Телевар, подъезжая поближе.

– Чего? - удивился десятник, изумленно воззрившись на Всадника. - Какие еще волколаки? - Солдаты за его спиной озадаченно переглянулись.

– Обычные волколаки, серые, - все так же хмуро пояснил тысячник. - С когтями да клыками вершковыми. Две лошади погибли, сами чудом уцелели, спасибо колдуну, - он мотнул головой в сторону Заграта.

– Ну и ну! - покачал головой караульный, уважительно взглянув на шамана. - Волколаки, это надо же! Сколько времени слыхом не слыхивали… Странные, однако, дела творятся подле Хамира в последние месяцы… - Не договорив, он махнул рукой, но тут же спохватился. - Да, уважаемый, так откуда едете и куда направляетесь?

– Я - отставной тысячник Телевар, из Всадников, - терпеливо пояснил Телевар. - Едем в Хамир, своих лошадей торговать да вашими товарами запасаться. Да ты что, Серет, не узнал? Мы, чай, с тобой не в первый раз видимся. Помнишь, пять лет назад ты моих ребят из трактира повыбрасывал за буйство хмельное? Я тогда тебе еще…

– Помню, помню, - поспешно прервал его десятник, бросив опасливый взгляд на солдат за спиной. - Да только проверить не мешало. Чудные времена настали…

– Что за времена? - вмешался в разговор Хлаш. Десятник Серет бросил на него неодобрительный взгляд, но ответил:

– Ну… Разное случается. Орки вон в Орочьем лесу, говорят, в поход готовятся, шалят. Из людей, кажется, еще никто не пропадал, но бабы с ребятишками в лес соваться боятся, даже ягоды на опушке собирать опасаются. Жугличи на востоке да на севере, опять же, балуют, по степи носятся, пахарям на нервы действуют. А давеча восточной заставе морок привиделся: вроде едут по дороге люди, и кони в точности на ваших смахивают, а подъехали поближе - фр-р-р, и стая воронья в стороны разлетелась. Пахом в тот день заставой командовал, так аж заикаться начал, пока в трактире пивом не отпоили.

– Пить меньше надо! - фыркнул в ответ Телевар. - Нахлестались ваши караульщики на посту, вот и чудится разное. Службу - ее блюсти надо, а не воздух пинать.

– Не говори о чем не знаешь! - обиделся десятник. - Пахом в карауле хмельного сам в рот не берет и ребятам заказывает. Чисто девица красная! Если и примерещилось ему что, так с не с перепою. Ну да это пустяки все, бабы треплются, у них языки без костей…

– Без костей, говоришь, уважаемый? - ехидно поинтересовалась снова севшая в седло Ольга. Она тряхнула головой, и ее русые волосы, скрученные в узел на затылке, рассыпались по плечам серебристой волной. - А мне почему-то кажется, что иные мужики пуще баб языком молотят, только шелуха по сторонам летит… А вот я тебя пикой, чтобы болтал поменьше!

Караульный ошарашено уставился на нее, судорожно сглотнув. Солдаты, переглянувшись, заухмылялись во весь рот. Несколько мгновений десятник беспомощно переводил взгляд с них на девушку, затем махнул рукой и сам загоготал.

– Ну, подловила ты меня, девка! - отсмеявшись, сказал он. - Совсем забыл, что у Всадников бабы, ровно мужики, на конях ездят да пикой орудуют, да еще и одеваются так, что от парней не отличишь… Ладно, извини за грубое слово, будет мне впредь наука. Так о чем это я? Ну да. На южных границах тоже неспокойно, соседи - харазги да жугличи - дозоры тревожат, бывают, и стрелы пускают. Кое-кого поцарапали, но до смерти никого не убили. А воевода городской отвечать не велел, чтобы не злить их понапрасну. В общем, вроде и ничего особенного, но неспокойно как-то, камень на душе лежит. Совет вот тоже наемников скликает на всякий случай, налоги подняли, лавочники недовольны, но пока помалкивают. Слушай, темник! - внезапно оживился он. - А ваши ребята не хотят деньжат подзаработать? Нам верховых патрулей не хватает, все пешком топаем, а у жугличей кони хоть и плоше ваших, да все лучше своих двоих. Воевода наш от пары-тройки сотен Всадников на службе не отказался бы, точно говорю. Лютые - оно хорошо, но мало их, только обозы охранять и хватает. А?

– Не знаю, Серет, - качнул головой Телевар. - Не мне такие вещи решать, да только сдается мне, что наш конязь не согласится. Не любим мы в чужие дела соваться, а деньги ваши нам ни к чему. Сейчас вот железом да тканями затоваримся - и нашей общине на год-другой хватит. Ладно, недосуг с тобой разговаривать, солнце уже к закату клонится, а до города еще пилить и пилить. Да и на ночлег устроиться - не минутное дело. Бывай, десятник, в городе свидимся, там и поговорим. - Тысячник поворотил коня. Серет поглядел ему вслед, странное выражение мелькнуло у него на лице. Затем он махнул рукой, отступил на обочину, и тут же караван с глиной пришел с движение. Маленький обоз всадников двинулся за ним. На прощение Ольга ехидно подмигнула Серету и высунула язык. Тот широко ухмыльнулся и показал ей большой палец. Теомир почему-то сразу преисполнился к говорливому десятнику неприязнью.

Галазир явно был не в духе.

– А, явился - не запылился… - буркнул он Тилосу вместо приветствия. - Ну, что на сей раз скажешь плохого?

– Грубый ты, воевода, - пожаловался тот, без приглашения бухаясь в кресло. Кресло было дубовым, с высокой прямой спинкой, лишь сиденье обшили мягкой материей. Сидеть в нем - сущее мучение, но посланник развалился как на пуховой перине. - Грубый, никакого тебе этикету, ниже хотя бы "здравствуй". И как тебя выборные терпят?

– А они и не терпят, - объяснил воевода. - Они ко мне без особой надобности не суются, а какая у них может быть надобность? Деньги мне казначей платит, дело свое я и без них знаю. Ко мне только этот гусь… как его… Дребодан!… и заглядывает раз в полгода. Морщится, но помалкивает. И то: назвался головой - полезай в шапку. А ты чего явился?

– Пожрать есть чего? - осведомился Тилос, зевая во весь рот. - Четыре дня на ногах, хлебом да водой да всякой дрянью питался. Воров у вас в тюрьме и то лучше кормят…

Галазир с размаху врезал ладонью по заваленному всякой канцелярской всячиной столу. От могучего удара стол затрещал, часть документов свалилась на пол. Галазир подумал и смел остальные пергаменты туда же. На полу получилась неопрятная куча, зато стол засиял первозданной, но вусмерть исцарапанной полировкой. В приоткрывшуюся дверь просунулось испуганное лицо слуги.

– Эй, ты, как тебя там… неважно, дуй на кухню и тащи сюда, что от обеда осталось, - заявил ему воевода. - А ежели все сожрали, пусть приготовят чего на скорую руку. Сейчас перекусишь по-быстрому, а потом все равно ужин будет, - объяснил он Тилосу. Дверь захлопнулась, по коридору раздался дробный перестук босых пяток мальчишки-прислужника. - Ну, с чем пожаловал?

– Да все с тем же, - снова зевнул Тилос. - Ох, извини, на ходу засыпаю, а уж в кресле… Серый Князь все еще предлагает договор, условия прежние.

– Ну, а ко мне чего явился? - сердито спросил воевода. - Я - лицо наемное, что мне скажут, то и выполню. К этому… дохлый кот, опять забыл! К Дребодану тебе и надо, он у нас главный по чужеземным сношениям.

– Кончай дурака валять, - поморщился посланник. - Ломаешься словно девица красная. Сам знаешь, что сделают по твоему слову. Почешут в затылках и сделают. Ну так что?

Какое-то время Галазир сосредоточенно сопел, уставившись в окно, потом шумно выдохнул воздух и повернулся к посланнику.

– Навязался ты на мою голову, - пробурчал он недовольно. - Слушай, Тилос, ты меня знаешь. Я против тебя лично ничего не имею, да и против хозяина твоего - тоже. Много чего я про него слышал, ну да это понятно кто рассказывает. И условия не самые плохие, и Совет убедить можно, и даже выгоду мы из того извлечь сможем. Но…

– Но тебе не нравится ходить под кем-то еще, - спокойно закончил за него Тилос. - Свою волю предпочитаешь, хоть бы и в цирке бродячем, но хозяином. А тут еще всякие-разные воду мутят. Хороший предлог для Совета, хвалю. Но ситуации это не меняет. Ты что знаешь… - Дверь распахнулась от пинка ногой, и посланник осекся. В дверь, тяжело пыхтя, просунулся мальчишка, нагруженный огромным подносом с половиной поросенка и двумя жареными гусями. Его сопровождала толстая повариха в почти белом переднике, держащая в одной руке кувшин с легким вином, а в другой - корзинку с хлебом.

– Больше не было, - виновато пропищал слуга, с трудом помещая поднос на стол. - Дядя повар сказал, что вечером можете хоть обожраться, а сейчас - и не просите, нету. - Он шагнул к двери, посмотрев на прощание на гуся голодными глазами.

– Стой, - приказал Тилос. - Есть хочешь?

Мальчишка кивнул, сглотнув слюну. Тилос ухватился рукой за гусиную ногу и дернул, затем протянул вырванный кусок мальчугану. Тот схватил мясо и тут же впился в него зубами, мгновенно вылетев из комнаты. За ним, притворив дверь, выплыла повариха, неодобрительно качая головой.

– Не кормите вы их, что ли? - пробормотал Тилос, с жадностью поглощая кусок поросенка. - Как в голодный год, честное слово…

– Да их корми хоть по пять раз на дню, все мало будет, - отмахнулся воевода. -Что ты там говорить начал?

– Жугличи движутся к границе, - с набитым ртом ответил посланник. - Слушай, дай поесть спокойно, а? Небось не помрешь от любопытства?

– Жугличи? - пожал плечами воевода. - Эка невидаль. Они уже второй год наши заставы на дорогах тревожат. Молодежь балуется. Не убили никого - и ладно.

– Оштрелилиы, - пробормотал посланник, почти не жуя проглатывая огромный кусок гусятины. - Тьфу. Говорю, подстрелили бы парочку озорников - сразу утихомирились бы…

– Ну да, утихомирились! - не согласился воевода. - Как раз бы и напали со злости-то.

– Если бы просто со злости напали, вы бы их быстренько потрепали и назад загнали, - мотнул Тилос головой, не отвлекаясь, впрочем, от еды. - А если они нападение готовят, то пусть лучше не до конца подготовленными нападут, вам же проще. Но сейчас я не про то. Два дня назад они все в вашу сторону двинулись, целыми таборами. Женщины, дети, стада…

– Что? - удивился воевода, аж привставая в кресле. - Это что, переселение?

– Уф, - Тилос откинулся на спинку кресла и сделал солидный глоток прямо из кувшина. - Вроде нажрался. Спасибо за угощение, воевода. Нет, это не переселение. Это война, Галазир, самая натуральная война.

– Да ты-то откуда знаешь? - возмутился Галазир. - У них основные кочевья в двадцати дневных переходах отсюда. Птицей ты летаешь, что ли?

– Может, и птицей, - пожал плечами Тилос. - Давно не в двадцати, кстати, в семи-восьми. И уж лучше бы тебе в это поверить. Я когда-нибудь обманывал?

– Нет, - нехотя ответил тот. - Но все когда-то случается впервые.

– Но не сегодня, - ласково улыбнулся ему посланник. - Пошли людей по селам, чтобы добро закапывали, а сами в леса уходили, иначе перебьют многих. И готовься к осаде. Долго они тут сидеть не будут, не вы им нужны, а западные степи…

– Там же Всадники! - изумился воевода, но тут же спохватился. - Да не верю я тебе! Сколько времени бок о бок жили. Ладно бы мор у них случился или бескормица, а то ведь все тихо-мирно…

– Вот пастбища Всадников им и нужны, - фыркнул Тилос. - Те перекочевывают с западных пастбищ, растянуты на много переходов. Их сейчас голыми руками брать можно. Ближайшие к вам степи уже восстановились, самое время, чтобы на них коней да скот пускать. А вы у них на пути стоите, и обходить несподручно, еще встревожатся Всадники, к войне подготовиться успеют.

– Складно врешь, - мрачно буркнул Галазир. - Да только чем докажешь? Ежели я сейчас гонцов по селам пошлю, как ты велишь, да в тебя пальцем ткну, как в советчика, что, думаешь, со мной сделают? Хорошо, если просто с должности вышибут…

– Ты воевода, тебе и придумывать, - отмахнулся посланник, поднимаясь из кресла. - Ладно, недосуг мне. Надо еще с Дребоданом, индюком этаким, поговорить, а то обидится за невнимание и начнет на весь город вонять. Где меня искать ежели что - знаешь. В Золотой Чаше, если забыл…

– Погоди ты! - рявкнул во весь голос Галазир. - Да скажи хоть, с чего бы им со Всадниками связываться? Это тебе не прогулка по травке, чай!

– Майно, - пожал плечами Тилос, взявшись за ручку двери. - У него спроси.

– Майно!… - ошеломленно прошептал воевода, оседая в кресле. - А этому-то они чем не угодили?

– Много будешь знать… - покачал Тилос головой. - Одно помни: пойдешь под руку Серого Князя - он тебя от жугличей прикроет, побаиваются они нас. Нет - сметут кочевники и Хамир, и Всадников, и даже, может, Песчаные Горы. Бывай, воевода, и не забудь: время твое на исходе. - Он вышел из комнаты и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Воевода сидел за заляпанным жиром столом и невидящим взглядом смотрел на обглоданные кости.

– А про Разрушителя-то он откуда знает? - наконец пробормотал Галазир себе под нос.

Первым делом Купчище поразил Теомира стенами из настоящего камня.

Стены в нижней их части сложили из твердых серых глыб с вкрапленными блестками - всезнающий Хлаш Дэрэй пояснил, что он называется гранитом. В свое время валуны за большие деньги привезли с дальнего юга, из каменоломен Кряжистых Гор. Впрочем, камень поднимался невысоко, поверху шли толстые деревянные бревна, пропитанные от огня каким-то колдовским составом и утыканные тут и там острыми стеклами. И стекло, и гранит были Теомиру в новинку, стеклянная посуда у Всадников стоила безумно дорого - конь за два кубка, так что ее хранили для столеградских пиров с важными иноземными гостями. Что же до гранита, то он не шел ни в какое сравнение с песчаным камнем, из которого тролли возводили легкие аванпосты и на развалины которых Теомир изредка натыкался, присматривая за табунами на дальних пастбищах. Он с уважением потрогал твердый серый камень, покрытый ледяной влагой недавнего дождя. Каменный холод, казалось, обжигал. Украдкой оглянувшись по сторонам, Теомир незаметно вытащил из ножен кинжал и ковырнул один из гранитных блоков. Камень украсился недлинной белой царапиной, а на железном клинке осталась небольшая зазубрина. Уважительно качнув головой, парень спрятал кинжал и вернулся обратно к обозу, застрявшему на въезде в город.

Караван с кирпичной глиной уже давно втянулся в ворота, Боршугал помахал на прощанье и тоже уехал, на доклад, как объяснил, а Телевар с начальником караула по-прежнему орали друг на друга, багровея лицами и энергично размахивая руками. Стражник, кажется, доказывал, что такой мизерной пошлины не берут больше нигде в мире и торговаться по этому поводу значит оскорблять духов своей скупостью. Телевар огрызался в том смысле, что городская стража одному духу молится - алчности, и что, действительно, этот дух, обратившись в жабу, за каждый недополученный грош может и удавить ночью в постели. Впрочем, оба уже выдыхались, и собравшаяся неподалеку кучка зевак начала постепенно рассасываться. Привязанные к телегам кони нервно размахивали длинными неподрезанными хвостами, храпели, дергали поводья, роняли на утоптанную дорогу дымящиеся яблоки, в которых уже копались какие-то мелкие серые птицы. Хлаш назвал их воробьями. Наконец, стражник плюнул, сердито махнул рукой и принял от тысячника небольшой звякающий мешочек, после чего не оглядываясь ушел в караулку. Сразу успокоившийся Телевар, слегка ухмыляясь, вернулся к обозу.

– Тронулись! - скомандовал он. - А все-таки городские, хоть и купцы через одного, торгуются с каждым разом все хуже и хуже. Чуть не вполовину меньше заплатил, чем рассчитывал. Ну, ну, не спите, вперед! - Последняя реплика относилась к Теомиру с Ольгой, которые таки загляделись на могучие ворота, обитые кованой сталью и чуть было не отстали.

От ворот вела довольно широкая улица, от которой время от времени в сторону отходили узенькие - не больше чем для одной телеги - проулки. Вдоль домов шли деревянные тротуары, по крайней мере на вершок возвышающиеся над глубокими лужами, а дома были сплошь деревянные (каменных, вопреки ожиданиям Теомира, почему-то не было), но высоты в два, три, а иногда и вовсе невиданные четыре этажа. Первые этажи все без исключения были заняты лавками. Впрочем, дальше в переулках, как углядел-таки Теомир, дома стояли пониже, а лавок и вовсе не было. Вдоль тротуаров тянулись аккуратные канавки, по которым струились куда-то в сторону стены до невозможности вонючие ручьи. Торговля почему-то была закрыта, огромные окна лавок слепо глядели мощными деревянными ставнями.

– Выходной, - сказал Теомиру Броша. - Есть у них такой день, один в седмицу, когда всякая работа запрещена. Только постоялые дворы да трактиры и действуют. Вот работнички! Интересно, если бы они коней пасли, то тоже на весь день их одних бросали бы?

В остальном город мало чем отличался от Столеграда, разве что коновязей перед входами почти не было. Редкие прохожие, угрюмо закутавшись в плащи, спешили по своим делам, обращая мало внимания на приезжих. Раз навстречу попалась странная повозка - большой короб на колесах с завешенными изнутри окнами, на узенькой дверце красовался какой-то круглый рисунок из колосьев и кинжалов. Короб волокли четыре лошади, запряженные попарно, над кучером торчал небольшой навес, а на ступеньке сзади короба стоял человек в аляповатом красочном одеянии. Над человеком навеса не приделали, и вид у него был озябший и недовольный. Он мрачно покосился на обоз, сплюнул и отвернулся.

– Выборный городского совета, - пояснил Теомиру с Ольгой Хлаш, размеренно вышагивающий рядом с телегами. - Не тот, что сзади висит, конечно, а внутри. Повозка его каретой называется, чем богаче украшена такая повозка, тем важнее человек. Ежели увидите - лучше на другую сторону перейдите, а то хлестнет кучер кнутом, просто со скуки. Впрочем, конного не хлестнет, побоится, но конному в городе несподручно, особенно в торговые дни. Сегодня-то все по домам сидят, поэтому места много, а так на улице толпа…

Теомир поежился, представив, как его ни за что ни про что охаживают кнутом. С ножом на него тогда, что ли, бросаться? На безоружного, да еще в чужом городе? А если не бросаться, то так и ходить униженным да оплеванным? Действительно, лучше перейти от греха подальше. Ну и порядки, однако!

На первом постоялом дворе места не оказалось. Одни телеги еще приткнулись бы худо-бедно в разных углах, но вот коней разместить оказалось решительно невозможно. Хозяин охал и ахал, горестно всплескивал руками, огорченный, что пожива уходит из рук, но сделать ничего не мог. На прощание пригласил заглядывать в следующий раз, клялся, что примет как дорогих гостей, но Телевар лишь вежливо кивал, не произнося ни слова. Та же история повторилась и на втором, и на третьем дворе, и лишь на четвертом, с полуразвалившимся забором, приземистым облупленным трактиром и валяющимися в лужах пьяными, место нашлось.

– Заезжай, коли не шутишь, - пожал плечами хозяин, угрюмый детина откровенно бандитской наружности. - За лошадь два медяка в день, за человека - полтора, за телегу - пять. Охрана наша, но один из ваших тоже может дежурить, для пущей сохранности.

– Дороговато что-то, - в сомнении проговорил Телевар. - Раньше за человека полмедяка брали, а с лошади - один… Да и место здесь ненадежное, уведут лошадей - что делать будем?

– Не нравится - валите дальше, - сплюнул детина. - А лошадей у нас еще ни разу не сводили, и гостей редко обижают, не чета другим дворам. За то и берем сверху.

– Да у тебя вон и частокол весь развалился, - скроил презрительную мину тысячник. - Через него не то что лошадь - телегу незаметно увести можно. Да и грязно-то как, в луже утонешь - и не заметишь. Медяк за человека, полтора за лошадь, три за телегу.

– Не торгуюсь, - отрезал хозяин. - Не нравится - скатертью дорога. А про лошадей я уже все сказал.

Телевар вопросительно взглянул на тролля. Тот едва заметно кивнул, и темник, вздохнув, скомандовал:

– Заводи коней.

Вопреки ожиданиям, стойла оказались крепкими и сухими, а трактир внутри - довольно чистым и опрятным. Над входной дверью красовалось большое облезшее изображение позолоченного кубка. На глазах у новоприбывших здоровый вышибала подхватил под мышки сползшего под стол пьянчужку и без долгих церемоний вышвырнул его на улицу. В большом камине горел жаркий огонь, без толку раскаляя толстый чугунный вертел. Немногочисленные посетители равнодушно взглянули на новоприбывших и опять угрюмо уставились в свои пивные кружки. Теомир с Ольгой растерянно остановились посреди зала, оглядываясь по сторонам. Бывалые Громобой с Брошей блаженно плюхнулись на лавки у камина, жмурясь от удовольствия в потоке тепла. От их одежды тут же пошел стлаться по комнате тяжелый пар. Ближайшие к ним выпивохи недовольно взглянули в их сторону, но промолчали.

– Ваши комнаты - с восьмой по тринадцатую, по лестнице на второй этаж, - сообщил хозяин Всадникам, входя в зал бок о бок с Телеваром. - Ключ от замка только один на комнату, кто потеряет - заплатит стоимость нового замка и двери. Кормежка - с поздней зари до полуночи, в другое время на кухню даже и не суйтесь, прибьют. Эй, что пес здесь делает?! - неожиданно рявкнул он, заметив встряхнувшегося у двери Грома. Волк с любопытством осматривался, поводя носом. - Выкиньте-ка эту шавку на улицу, и чтоб ноги ее здесь не было!

– Потише, уважаемый, - буркнул Заграт, подходя к нему. - Это не пес, а боевой волк, и как бы он тебя не погрыз за такие слова. Хотя вряд ли, конечно, не станет зубы марать. И комнаты мне не надо, ухожу я к Красной Печи, как и обещались за меня. Хлаш, проводишь? - полуутвердительно спросил он тролля. Тот молча кивнул.

Хозяин лишь пожал плечами и прошел к своей стойке, зазвенел там железом, похоже, отбирая ключи. Теомир про себя восхитился его невозмутимости. Орк тем временем повернулся к Телевару.

– Спасибо, уважаемый, что в беде не бросил, - тихо сказал он. - Не забуду… если жив останусь. Да не сделают предки нас врагами!

– Да нечего тебе забывать, - так же негромко отозвался тысячник. - Подумаешь, в телеге место нашлось, великое дело. И нам бы без тебя несладко пришлось, так что мы квиты. Пусть Отец-Белоконь хранит тебя, иди с миром. - Он хлопнул орка по плечу и прошел к стойке, вполголоса заговорив с трактирщиком. Заграт криво усмехнулся, махнул на прощание Ольге с Теомиром и вышел за дверь. Гром с Хлашем последовали за ним. Теомир вздохнул. Он надеялся разузнать у орка побольше о колдовстве, но в дороге как-то не сподобился. А теперь случай был упущен окончательно.

Один за другим вошли тележники, пахнущие лошадьми и потом. Чеготар волок в охапке копья, Перевоя с Любоконем увешивали мечи, прихваченные из телег. Хозяин неодобрительно глянул на них. Телевар, закончив разговор, подошел к общей компании, побрякивая ключами.

– Пошли наверх, устраиваться будем, - сказал он.

На втором этаже, куда поднялись по крутой скрипучей лестнице, обнаружился длинный мрачный коридор с единственным оконцем в дальнем конце. По обе стороны коридора шли ряды узких дверей, на которых чем-то острым накарябали непонятные знаки. Пахло кошачьей мочой и кислой капустой. Телевар пошел мимо дверей, морща лоб и напряженно вглядываясь в знаки на них.

– Вот это восьмая комната, - наконец с облегчением сказал тысячник. - Моей будет. Онка - со мной. Следующие пять - тоже наши, располагайтесь как хотите, только ключ взять не забудьте. Последняя комната - Хлашу, он сказал - тоже здесь жить будет, покуда место себе не найдет. Через полчаса сбор внизу. Поужинаем и завтрашний день обговорим. Мечи и прочее железо с собой зря не таскайте, не принято это в городе, да и не от кого тут особо отбиваться. Ножей достаточно, а если что - стражу кликнем.

Теомир выбрал из пригоршни ключей на ладони Телевара один, с двумя вертикальными черточками на головке. Комната с такими же знаками на двери нашлась в дальнем конце коридора. На удивление хорошо смазанный замок открылся с едва слышным хрустом.

Внутри комната оказалась больше похожа на гроб. Косая сажень вдоль, вполовину уже поперек. Две жестких деревянных кровати с тонкими матрасами, крохотный столик у затянутого грязным бычьим пузырем окна, больше напоминающего бойницу своей узостью, да несколько вбитых в стену железных крючьев составляли все ее убранство. Броша, оттеснив Теомира в сторону, кинул вещевой мешок под одну из кроватей и вышел.

Теомир бросил под вторую кровать свой походный мешок, пнул его подальше вглубь, сам лег на кровать, растянулся, прикрыл глаза. Выходило жестковато, но случалось и хуже. Он мысленно представил себе город, каким его видел сегодня, с лавками и деревянными мостками, могучую крепостную стену, ворота, стражу в начищенных кольчугах. Почему-то вспомнился Заграт с его торчащими клыками и почти поросячьим носом. Заграта было жалко, злые морды орков и их кривые ятаганы реяли вокруг него, а шаман, связанный и беспомощный, лишь бессильно рычал. Сбоку выпрыгнул Гром, с оскаленных зубов капает пена, и постучал в дверь когтями.

Теомир стряхнул сон и с трудом разлепил глаза. Рядом стояла Ольга и осторожно трясла его за плечо.

– Вставай, засоня, - улыбнулась она. - Все уже собрались в зале, тебя ждут.

Компания Всадников собралась вокруг длинного стола, основательно посеченного ножами. На столе располагалось большое деревянное блюдо с наваленными кусками жареного мяса. Рядом лежали караваи хлеба и стояли кувшины с каким-то питьем. Глиняные кружки выпячивали бока с нарисованными зверями и птицами, по большей части неопознаваемыми из-за буйной фантазии художника.

– Явился… - неодобрительно блеснул на Теомира глазами тысячник. - Значит, так, други. Как сообщил мне наш гостеприимный хозяин, из трех рынков, где торгуют лошадей, в городе открыт только один, Южный. Остальные заперты по причине отсутствия торговцев. Странно это, сколько раз здесь был - всегда своей очереди неделю-другую дожидаться приходилось. А вот оружейные лавки прямо-таки забиты товаром… Ну да не суть важно. Важно то, что завтра встаем с рассветом - и на рынок. Чем быстрее расторгуемся, тем быстрее до дому вернемся. Онка, - обратился он к травнице, - понимаю, что денек выдался не из легких, весь день на ногах да в седле, но надо бы сходить, коней проверить, все ли здоровы, чтобы завтра не оконфузиться. Сейчас поужинаем да сходим, ладушки? - Ольга молча кивнула. - Броша остается здесь, телеги караулить, за оставшимися конями присматривать. Трактирщик уверяет, что сторожа у него - хоть куда, но мне лично домой пешком добираться не хочется. Все ясно? - он засунул в рот здоровый кусок мяса и какое-то время усиленно работал челюстями. - Да, вот еще. Всем говорю и себе напоминаю - нрав свой в крепкой узде держите. Здесь порядки не те, что дома, да и чужестранцев хватает. Если что - сами и виноваты окажемся, а виру здесь такую наложить могут, что пешими домой вернемся.

Всадники молча кивнули, не отрываясь от еды. Теомир ощутил бедром ножны кинжала - уж он-то точно себя в обиду не даст, хоть и чужестранцу, да и Ольгу обидеть не позволит. Он плеснул себе из кувшина - темно-желтая жидкость оказалась слабеньким вином из непонятно чего. Впрочем, на вкус оно казалось не таким уж и скверным, и Теомир, подумав, наполнил кружку до краев.

Хлопнула входная дверь, потянуло сырым холодным воздухом. Все, как по команде, повернули головы. Телевар удивленно приподнял бровь. Удивляться было чему - рядом с Хлашем стоял Заграт, растерянно озираясь по сторонам. Гром, насмешливо зыркнув на трактирщика - тот лишь недовольно поморщился, встряхнулся и неторопливо прошел к столу. Ольга потрепала его по загривку и сунула кость, на которой, как заметил Теомир, было еще порядочно мяса. Волк благодарно лизнул ее руку, осторожно взял кость, отнес в угол возле очага и стал неторопливо обгладывать, жмурясь от приятного тепла.

– Клан Красной Печи два дня назад в полном составе покинул город, - невозмутимо пояснил тролль. - Так что, боюсь, уважаемый темник, мы не в состоянии выполнить свое обещание по не зависящим от нас причинам.

Телевар лишь пожал плечами и приглашающе повел рукой.

– Присаживайтесь, друзья, еды на всех хватит, - заявил он. - Не судьба так не судьба, что уж поделаешь. А чего это они все ушли?

– Загадка, - ответил тролль. - Люди, живущие по соседству с Печной Слободой, утверждают, что все было тихо-мирно, а потом они за утро снялись и ушли, даже не предупредили никого. Там, кстати, наш знакомый обоз с печной глиной стоит, Хлопер матерится так, что даже у Заграта уши в трубочку свернулись. Везли им материал, понимаешь, а что теперь делать? Долги глиной отдавать?

– Да, не повезло ребятам, - задумчиво проговорил тысячник, прихлебывая вино. - Да вы садитесь, чего встали?

Кивнув, Хлаш подошел к скамье, чуть ли не силой волоча за собой подавленного орка.

– Интересно… - почти про себя пробормотал Телевар. - Оружейные рынки переполнены, горожане копья да мечи как горячие пирожки хватают - это раз. Конные торжища закрыты, потому как жугличи все куда-то подевались - два. Орки гурьбой с насиженного места снимаются, будто все их предки за ними гонятся - три. Интересно, чего я еще узнать не успел?

– Что запасы съестные уже месяца два в цене дорожают, - подсказал тролль, целиком засовывая в рот приличную краюху хлеба. - Что городские выборные свои семьи к родственникам на юг отправляют, а иные и сами по делам неотложным надолго уезжают. Что народ ставни новые, прочные, мастачит да двери тяжелые навешивает. Что городской совет гонцов во все стороны рассылает, за войска наемные баснословные деньги сулит… Продолжить?

– Не стоит, друже, - покачал головой тысячник. - Ох, и попали мы… Надеюсь, успеем расторговаться, прежде чем город в осаду возьмут. Проку, правда, чуть будет - оружейное железо, небось, до небес подорожало, хорошо, если за двойную цену укупим. А кто войной на Купчище идет, известно?

– Кто говорит - жугличи, кто - орки, кто - харазги, а кто и вовсе на троллей из Песчаных гор намекает, поди пойми, - пожал плечами Хлаш. - То-то на меня на улицах косились. Ну, Народ точно к делу отношения не имеет, а вот за остальных не поручусь.

– Дела-а… - протянул Телевар. - Ладно, завтра думать будем. Утро вечера мудренее. Заграт, чего голову повесил? Ешь, а то все слопают, голодным останешься. Что дальше делать собираешься?

Орк лишь пожал плечами.

– Назад, в свое стойбище пойду, - грустно сказал он. - Что еще остается? Один - как отрезанный ломоть, пропадет ни за грош.

– А тебя там не… того? - осторожно поинтересовался тысячник. - Тебя же вроде в убийстве обвиняли?

– Да оправдаюсь я, - отмахнулся Заграт. - Это тогда, ночью, меня на месте порешить могли в горячке, а сейчас разбирательство устроят. Есть в клане дельные бабы, рассудят. Не идиоты же они верить, что я на самом деле так глупо подставился. Не первый день на свете живу, знаю, что смерть вождя похода не отменяет. Другое обидно - своих мне уже не догнать, они сейчас далеко. А что такое отряд без шамана? До первого же встречного колдуна, не дальше. Полягут ребята без пользы, вот и все. Добрался бы я до того говенного подсыла - глотку бы порвал! - Его клыки опасно блеснули, орк глухо рыкнул. Волк у очага вопросительно взглянул на него, но, увидев, что хозяин ни на кого не нападает, вернулся к своей кости.

– Ладно, парень, не расстраивайся, - пожал плечами Телевар. - Мы тебя подбросим на обратном пути, там от развилки до ваших земель пешком два дня ходу, а на волке, верно, еще быстрее. Вины твоей нет, и дома ты пригодишься не меньше, чем в походе. Если уж волколаки по лесам рыскать начали… - Он покачал головой.

– Вот дожил! - сварливо буркнул себе под нос орк. - Уже люди утешать начали, скоро сопли вытирать станут. Ладно, темник, за предложение спасибо, не откажусь. Руки-ноги у меня еще дрожат, так что на телеге лучше, чем на волке. Обузой не буду, не бойся. Девочка у тебя умница, да только знает маловато, подучиться ей не мешает. Вот и займусь…

Теомир, с интересом вслушивающийся в разговор, ревниво взглянул на него. Чтобы какой-то чужак учил Ольгу неизвестно чему!… Впрочем, почти сразу он забыл об этом. Война! Настоящая война! Наконец-то он сможет участвовать в великом сражении наяву, не во сне! Кто знает, вдруг про него, героя, еще и песню сложат? Надо только не забыть надеть завтра пояс, тот, с потайными метательными звездами…

Хален неслышно крался по леску, почти не глядя на землю. Чужаков было двое или трое, они неумело маскировались, пытаясь ступать след в след. Сразу было видно, что подкованные железом сапоги незваных гостей были более привычны к стременам, чем к незаметному хождению по густой высокой траве среди кустов красной ягоды с длинными хрупкими ветвями. Пограничник ухмыльнулся. Жугличи никогда не отличались скрытностью, предпочитая быстрые налеты, хотя это никогда не приносило им особенной поживы. Редкие степные вышки успевали предупредить селения густым дымом, и бесшабашная ватага лихих разбойничков обычно заставала безлюдную деревню, с добром, упрятанным в потайные схроны, а на обратном пути их зачастую перехватывали отряды легкой конницы. Надо отдать им должное, кочевники никогда не пускали по крышам красного петуха без веской на то причины, за что хамирцы относились к ним почти беззлобно, а пленников отпускали даже и безо всякого выкупа. Со временем это превратилось почти в развлечение - кто успеет раньше: селяне спрятаться или же жугличи - доскакать. В последние годы ватаги кочевников появлялись все реже и реже, так что погранцы стали тяжелы на подъем. Впрочем, к Халену это не относилось.

Бесшумной тенью он скользил от ствола к стволу, пристально оглядывая кроны деревьев. Кто его знает, этих кочевников, вдруг да и выучили новые трюки. Однажды он чуть не погиб, когда на него набросилась невесть как забредшая в эти края компания лесных грабителей - орков да людей, заросших клочковатой бородой по уши, грязных, вонючих и полупьяных украденной в недалекой деревне бражкой. Потеряв от винного духа осторожность, они решили, видно, поживиться лошадью да упряжью одинокого разведчика, но двое остались валяться с метательными ножами в глотках, а третьего, здоровенного пузатого мужика, запрыгнувшего сзади на круп лошади, Хален утопил в небольшом болотце верстой дальше. Пока разбойник тонул, с его лица так и не сошло изумленное выражение, появившееся, когда Хален сломал ему шею захватом сзади. Удивленные глаза мертвого разбойника иногда снились ему по ночам, но, проснувшись, он об этом не помнил. С тех пор Хален не расслаблялся даже в самой мирной обстановке, решив, что лишняя минута покоя не стоит клинка в печенке.

Сейчас обстановка мирной отнюдь не выглядела. Уже неделю масса небольших отрядов жугличей слонялась вдоль границы. На территорию Хамира они не лезли, тем не менее, конники спали в кольчугах, а днем ходили помятые, злые, в любой момент готовые запрыгнуть на нерасседлываемых коней и помчаться на зов сигнального костра. Да и в этой зеленой рощице было как-то подозрительно тихо, даже обычно наглые кукушки помалкивали в тряпочку, предоставив сверчкам да кузнечикам право безраздельно владеть человеческими ушами. То тут, то там встречались следы грубых сапог, а однажды Халену попалась куча конского навоза, неумело спрятанная под лопухами.

До разведчика донеслось тихое ржание. Хален вжался в ствол пожилой березы, стиснув тяжелый дротик с тщательно обожженным концом. Обошлось - конники были довольно далеко и его не заметили. Немного поколебавшись, он снова двинулся вперед.

Спустя полсотни шагов он заметил первый секрет жугличей. Трое молодых парней с жиденькими юношескими усами и выскобленными до ошпаренной красноты подбородками сидели в кустах, настороженно оглядываясь по сторонам. Хален мысленно посочувствовал им - он мог бы перерезать глотки всем троим даже среди бела дня, не подняв тревоги. Сейчас он просто обошел секрет стороной. Впрочем, еще в полусотне шагов оказался второй секрет, замаскированный куда лучше. Хален мысленно одобрил: напавшего на тех юнцов обязательно заметили бы. Он аккуратно обошел и эту засаду, и через сотню саженей оказался на опушке большой поляны.

От изумления у него перехватило дух. Разведчик ожидал найти временную стоянку одного-двух отрядов из тех, что действовали пограничникам на нервы, но здесь оказался целый табор. Пестрые шатры колыхались под легким ветерком, у временных коновязей жевали овес лошади, по земле ползали малые дети вперемешку со свиньями и курами. Не было лишь собак, которые могли выдать лагерь гавканьем, да петухов, видимо, держали в клетках под платками, чтобы не кукарекали почем зря. Табор? У самой границы? Хален был молод и знал о больших войнах лишь по рассказам своего деда, но ситуация нравилась ему все меньше и меньше. Пересчитав коней и прикинув количество свободных коновязей, он сделал несколько зарубок на извлеченной из-за пазухи палочке и неслышно двинулся обратно.

Однако удача отвернулась от разведчика. Хален уже миновал внешний секрет жугличей, когда земля под ним внезапно провалилась. Когда-то безвестный охотник выкопал ловушку для крупного зверя - духи знают какого. На памяти разведчика самой крупной живностью в этих местах были зайцы. За многие годы маскировавшие яму ветви скрыл толстый слой сгнившей листвы, и ловушка ничем не выделялась на окружающей земле. Сейчас эти ветви с оглушительным треском проломились под Халеном. Извернувшись по-кошачьи, он успел ухватиться за тоненькое молодое деревце, рывком выбросил тело за пределы ямы, краем глаза успев заметить внизу полусгнившие, но до сих пор острые колья, и покатился по земле. Впрочем, разведчик тут же вскочил и, уже не разбирая дороги и не заботясь о скрытности, со всех ног помчался к опушке.

Сзади раздались изумленно-негодующие крики. Высоко над головой свистнула стрела, и Хален мысленно порадовался неумению лучника. Впрочем, вторая стрела прянула почти над самой макушкой, так что разведчик пригнулся и постарался оставить между собой и преследователями кусты погуще.

В мягких сапогах бежалось легко, тем более что кольчугу Хален сунул в переметную суму, взяв с собой лишь пару дротиков да добрый охотничий нож имперской работы. Разведчик бежал, вдыхая воздух полной грудью и наслаждаясь летними запахами лиственного леса, а крики преследователей затихали вдали. Впереди показался просвет в деревьях, затем другой, и вот уже роща осталась далеко позади, а навстречу вырвалась бескрайняя степь, и жаркий воздух позднего полудня ударил в лицо, и откуда-то свержу раздалась незатейливая песнь жаворонка. Хален, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул. Навстречу вынесся Гамален, держа в поводу второго коня. Не останавливаясь, Хален прыгнул в седло Воронка, и разведчики вихрем понеслись по равнине.

– Что там? - крикнул Гамален сквозь свист встречного ветра. - Упыря повстречал?

– Жугличи! - крикнул в ответ Хален. - Не отряд - табор, минимум двести коней и большой обоз! Надо предупредить наших. Если они двинутся все разом, нам их не остановить! Быстрее!

Гамален кивнул в ответ, оглянулся назад, и по его лицу разлилась мертвенная бледность. Он не сказал больше ни слова, лишь ткнул большим пальцем через плечо. Хален бросил назад короткий взгляд и почувствовал, как сердце уходит в пятки. Из рощи выносились всадники - пять, десять, двадцать, пятьдесят, а второй отряд уже скакал разведчикам наперерез, жугличи яростно скалили зубы, их мохноногие низкорослые лошаденки бешено перебирали ногами, и расстояние до них все сокращалось.

– Сто камней тебе в глотку! - выругался Хален во весь голос. - Гамален! Глаза! - Тот понимающе кивнул и резко натянул поводья, подняв коня на дыбы. Хален сделал то же самое. Слаженным движением они выдернули из чехлов сбоку от седел платки из тяжелой темной ткани и накинули их лошадям на головы. Волна атакующих была уже в полусотне шагов, на лицах жугличей можно было различить бисеринки пота, когда Хален вырвал шнурок из небольшого тряпичного мячика, швырнул его вверх и крепко зажмурил глаза, прижав к ним руки.

Оглушительношарахнуло, у Халена заложило уши, вспышка проникла даже сквозь ладони. Он открыл глаза. На них неслась масса ослепших лошадей с незрячими всадниками. Крики ярости сменились воем ужаса, люди хватались за лица, падали с лошадей под копыта задних рядов, а обезумевшие кони неслись на двух разведчиков плотной массой.

– Пошел! - рявкнул Хален. Их кони рванулись вперед и на расстоянии вытянутой руки пронеслись перед мордами коней ослепших жугличей. Второй отряд все еще был далеко, колдовская вспышка не ослепила их на таком расстоянии. Всадники яростно улюлюкали, их маленькие лошадки быстро перебирали ногами, не нагоняя, но и почти не отставая от чистокровных, но уже выдыхающихся от бешеной скачки жеребцов хамирских разведчиков. Горячий ветер бил в лицо, и Хален про себя порадовался, что нет среди кочевников умельцев бить из лука верхом. В его собственном притороченном к седлу колчане в специальном отгороженном закутке томилось несколько стрел с наконечниками-шипами, тонкими, но острыми, смоченными смесью лягушачьей лапки и аконита, сподручными, когда надо спешить даже и самого закованного в железо тяжелого латника. Коня-то латами не прикроешь… Будь сам Хален среди преследователей, обоих лазутчиков давно бы волокли за конскими хвостами, повязанных прочными арканами, а их кони в страшной агонии бились бы в траве далеко позади. Но его среди преследователей не было, а впереди уже маячила вышка, и едва слышно трубили рога, и крохотные на таком расстоянии фигурки кавалеристов суетились около коней.

– Наддай! - просипел, задыхаясь от возбуждения, Хален. - Еще чуть-чуть…

Но кони хрипели, роняли на землю клочья пены, скорость падала, крики жугличей раздавались все ближе.

– Не уйти! - крикнул Гамален, кинув быстрый взгляд через плечо. - Надо драться, авось продержимся до подхода наших!

– Дурак! - рявкнул в ответ Хален. - Стрелами истычут как ежей! А мы должны рассказать, что видели! Не вздумай…

Страшный удар выбросил его из седла. Передняя нога Воронка попала в сусличью нору. Кость хрустнула, конь с почти человечьим криком рухнул на землю, перекатившись через голову. Не успевшего сгруппироваться Халена протащило по земле с десяток шагов. Несколько мгновений он лежал плашмя, полуоглушенный, через силу хватая ртом воздух, потом с трудом поднялся на ноги. Левая рука висела как плеть, каждое ее движение отдавало нестерпимой болью, перед глазами плыли цветные круги. От первого сабельного удара жуглича он увернулся, чуть было не попав под копыта его коня. Второй удар он парировал ножом, невесть как выхваченным из чехла на поясе, но третий всадник, промахнувшись, задел его крупом своей лошади. Хален, почти потеряв сознание от боли в руке, мешком свалился на траву. Как во сне он смотрел на скалящего зубы жуглича, вбрасывающего в ножны легкую кривую саблю, вытаскивающего из ременной петли копье, размахивающегося для удара и медленно валящегося с седла с торчащей из горла стрелой. В ушах визжала кровь… нет, визжали хазиги, Лютые, с налету врезавшиеся в сбившихся в кучу кочевников, кромсающие их зазубренными клинками ятаганов, топчущие сбитых на землю конями. Лошадь ударила тяжелым подкованным копытом рядом с головой Халена. Вот и все, подумал он, проваливаясь в темноту, сейчас меня раздавят как гнилую тыкву. Хорошо бы Гамален ушел от погони, обидно погибать ни за так…

На лицо лилось мокрое и холодное. Хален застонал, попытался поймать струйку ртом, и она тотчас же послушно полилась ему меж воспаленных губ. Никогда раньше обычная вода не казалась ему столь вкусной. Он с трудом разлепил глаза и попытался сесть.

– Лежи, вояка, - строго сказал ему девичий голос. - Лекарь сказал - вставать не велено. - Над ним склонилась девка с русыми волосами, собранными на затылке в густой пук. Одета она была по-мужски, в стеганую куртку с нашитыми деревянными бляхами и зеленые штаны с плотными кожаными наколенниками. За спиной покачивалась резная рукоять дорогого кинжала.

– Сотник… Позови сотника, - с трудом произнес Хален. - Срочно… Очень… - Он обессиленно откинулся на подушку. - Здесь… - он непослушной рукой залез за пазуху и похолодел. Заветной палочки с зарубками не было.

– Тихо-тихо! - успокоила его девица. - Твой дружок уже рассказал все отцу, твоя деревяшка у него. Сейчас он с колдуном советуется, как побыстрей весть в Хамир передать. А ты лежи, не дергайся, тебе вредно. Меня, между прочим, Менной зовут, а тебя?

– Хамален, - пробормотал разведчик. - Твой отец… кто?

– Да он и есть сотник на этой заставе, - успокоила его девица. - На-ко вот, попей еще холодненького отвара…

Сотник стоял на верхней площадке вышки, тяжело опираясь на перила. Он с надрывом втягивал воздух, пытаясь успокоить дыхание. Нет, мрачно подумал он, не про меня эта лестница, годы мои уже не те - по жердочкам лазить. Казалось, он спиной чувствовал насмешливый взгляд караульных.

– Где, говоришь, вы на табор наткнулись? - недовольно спросил он у вытянувшегося по струнке Гамалена. - Да не объясняй, пальцем покажи, - оборвал он открывшего было рот разведчика.

– Вон там, командир, - почтительно ответил тот, показав рукой на темневший в отдалении лесок. С высоты степь казалась совсем не такой, как с седла, и он с трудом разбирался в открывающемся виде.

– Там, говоришь… - Сотник протянул руку, и караульный вложил в нее дальногляд, одну их тех новых штучек, в которых и маг ногу сломит - то ли колдовская вещичка, то ли опять какой умник намудрил. В хитрую трубку, однако, роща выглядела такой же мирной и безобидной, как и без нее, хотя сотник мог разглядеть отдельные деревья и даже место, где из подлеска вырвались жугличи-преследователи, ломая по дороге низкорослый кустарник и молоденькие деревца. - Что-то не верится. Ни дымка, ни каких других следов. А не выдумал ли твой дружок все это на ходу?

– Не думаю, господин сотник, - голос Гамалена стал ледяным. - Разведчики не для того жизнью рискуют, чтобы сказки выдумывать. - Крыса ты тыловая, мысленно добавил он. Думаешь, второй день как произвели, а уже все знаешь?

– По сторонам смотреть надо да в засады не попадать! - огрызнулся сотник. - Небось, спите на ходу, а потом удираете сломя голову. Ладно, колдун весточку в Хамир передал, дальше не наше дело. - Он услышал, как один из караульных неодобрительно хмыкнул, и рывком повернулся к нему. - Что-то не так, солдат?

Однако тот и не смотрел на него. Челюсть часового тихо отвисала вниз, из уголка рта поползла нитка слюны. Дрожащим пальцем он показывал куда-то вдаль.

– Что? - рявкнул на него сотник. - Языка лишился? - Он кинул взгляд в ту сторону, куда указывал часовой, и оторопел.

Конный отряд Лютых бешеным галопом несся по степи, но отсюда, с вышки, он казался цепочкой неторопливо ползущих муравьев. Хазиги по дуге огибали лесок, из которого с таким трудом вырвались разведчики. Командир отряда был стар и опытен и вслепую соваться волку в зубы не собирался. Да этого от него и не требовалось. Проверить местность и вернуться - простое задание, хотя и оно могло обернуться неожиданной стычкой. Вот и сейчас наперерез хамирским наемникам вылетел отряд жугличей - в два раза больше, чем хазигов, но вооружены лишь легкими саблями и небольшими круглыми щитами, заброшенными сейчас за спину. Вообще-то десятник Лютых получил приказ - в стычки не ввязываться, если что - уходить как можно быстрее, но уходить от такого противника означало не только запятнать свою честь, но и оскорбить богов трусостью. Десятник, коротко взвизгнув, выхватил из ножен кривой меч, на котором еще не засохла кровь предыдущего врага, и устремился на противника. Отряд, рассыпавшись лавой, последовал его примеру. Но трусливые жугличи не приняли вызова. Мгновенно повернув коней, они устремились к той же балке, из которой вырвались навстречу наемникам. Кое-кто из преследователей, вбросив в ножны мечи, на скаку посылали стрелы вслед бегущим, но те лишь бессильно отскакивали от закинутых за спины щитов. Однако могучие жеребцы яростно визжащих Лютых заметно превосходили жугличских лошадок, и расстояние неуклонно сокращалось, и мечи уже пели в руках, предвкушая горячую кровь. Но тут жугличи неожиданно снова развернулись и устремились на преследователей, а из рощицы позади вырвался еще один отряд.

Опытный командир мгновенно оценил обстановку. Это была не первая засада, в которую он попал, и здесь уже было не до воинской чести. Четыре к одному - всегда не лучший вариант, а если из-за деревьев начнут бить лучники, то это не бой, а чистой воды самоубийство. Десятник взвизгнул еще раз, и хазиги, мгновенно сменив мечи на копья, сбились в тесный клин и, не снижая скорости, врезались в первый отряд врагов. Сейчас многочисленность жугличей уже играла против них самих - пытаясь добраться до наемников, они сталкивались, мешая товарищам, их разгоряченные гонкой кони ожесточенно кусали и лягали друг друга. Наемники же на всем скаку поражали врага копьями, мгновенно выдергивая их из тел и не задерживаясь, чтобы добить, сбивали жугличей крупами лошадей. Вокруг стоял яростный визг Лютых, крики раненых кочевников и истошное ржание покалеченных лошадей, и пыль клубилась из-под копыт, и багрово сияло сквозь мглу яростное солнце.

Хазиги прорвались сквозь ряды врагов, лишь двое из них остались лежать, посеченные, на поле боя, и вот уже снова впереди чистая степь, испятнанная перелесками, и тяжело раздуваются бока уставших коней, но уже недалеко застава. И тут спереди - справа и слева - навстречу наемникам вылетели еще два конных отряда. Но это уже были не жугличи. На новых врагах тускло бликовали железные кольчуги, обшитые на груди стальными пластинками, на полуоткрытых стальных шлемах с шишечками развевались конские хвосты. Длинные мечи без гард пока еще покоились в ножнах, вытянутые овальные щиты мирно висели за спиной. Не сбавляя хода, харазги вскинули длинные роговые луки, и навстречу наемниками рванулись толстые черные стрелы с блестящими железными наконечниками. Одна из них скользнула по краю шлема десятника, и тот, слегка оглушенный, на мгновение припал к коротко остриженной гриве своего коня, бросив мгновенный взгляд назад.

Кровь застыла в его жилах. И без того небольшой отряд наемников сразу уменьшился вдвое. Чудовищные точность и сила длинных луков, помноженные на мастерство лучников, не оставили невезучим хазигам ни единого шанса. Десятник, высоко вскинув пламенеющий меч, обреченно бросил своего коня в самую гущу нападающих, желая лишь одного - забрать с собой хотя бы двоих, да что там, хотя бы одного, но черная стрела ударила его прямо в широко разинутый в истошном боевом визге рот, выбив передние зубы, пройдя нёбо и перебив шейные позвонки. Время вдруг пошло очень медленно. Вокруг стало совсем тихо, и, медленно опрокидываясь с коня, десятник еще видел как последние три воина из его отряда доскакали-таки до конных лучников и были порублены харазгами, успевшими сменить луки на мечи. Все вокруг вспыхнуло ослепительным светом, и высокий суровый человек с наголо выбритой макушкой и черными глазами встал навстречу ему с сияющего трона. Потом стало темно.

С дозорной вышки все это было видно как на ладони. Но не жестокая гибель трех десятков хазигов потрясла часового. Тут и там степь усеивали рощицы, рощи и перелески, обычно темно-зеленые на фоне пегой выгоревшей степной травы. Но сейчас трава была почти не видна. Из-за деревьев вырывались конные - на низкорослых рыжих лошадях, сотни и тысячи всадников в сдвинутых на затылок папахах, с легкими саблями, копьями и луками, с бритыми подбородками и свисающими длинными усами, в боевых кафтанах, покрытых медными и костяными бляхами, а вдалеке за ними уже шли обозы, флегматичные волы тянули повозки с женщинами в пестрых халатах, небрежно брошенными шатрами, связанными и возмущенно верещащими свиньями… Степь чернела от отрядов жугличей, и даже на таком расстоянии слышались завывающие рога. Гамален кинул взгляд на злосчастный перелесок, где они с Халеном удирали от преследователей. Это, пожалуй, было единственное мирное место - в погоню за лазутчиками ушли все, кто мог. Теперь они лежали в степи, порубленные тоже мертвыми ныне наемниками, или же, ослепленные, блуждали среди разнотравья и не могли откликнуться на призыв чудовищного столба ярко-красного дыма, поднимающегося из-за восточного горизонта. Холодное отчаяние снизошло на Гамалена, немеющими руками вцепился он в ограду.

– Бей тревогу! - прохрипел побелевший как мел сотник. - Бей тревогу, часовой! Все, кто может, по коням! Уходим!

Звон набатного колокола разливался над равниной, и сигнальные костры полыхали под жаркими лучами полуденного солнца, посылая колдовским дымом отчаянные сигналы - бегите, спасайтесь! На всех заставах по хамирской границе люди спешно подтягивали подпруги, проверяли оружие и перевязочное тряпье в переметных сумах, пробовали ногтем, хорошо ли натянуты тетивы у луков, а земля гремела от топота десятков тысяч копыт, и за полчищами мохноногих лошадей оставалась голая, выбитая копытами земля. Воздух звенел от воплей из тысяч глоток.

Жугличи двинулись на Хамир.

Теомир с Ольгой впервые оказались в таком большом городе, как Хамир, и поэтому смотрели по сторонам, открыв рот. Сегодня они, наконец, увидели каменные дома из давних детских сказок. Правда, каменных жилищ в три или даже четыре этажа они так и не встретили (а, по слухам, в Купчище таким было каждое второе здание), но двухэтажный дом из белого мрамора попался им по дороге на рынок. Из-за мощной деревянной изгороди даже с коня виднелась лишь верхняя часть его железной, крашеной коричневым крыши, но, по счастью, ворота были широко распахнуты. Теомир успел бросить внутрь любопытный взгляд. Дом, казалось, сиял изнутри своим собственным светом, а желтое утреннее солнце, краешком выглядывающее из-за краснокирпичной печной трубы, выглядело бледно и невзрачно. Рядом располагались надворные постройки - почерневшая от времени конюшня, сложенная из доброго деревянного бруса и со странно плоской крышей, амбар, несколько клетей, курятник, возле которого бродили сонные куры под бдительным присмотром расфуфыренного петуха, еще какие-то строения - Теомир не успел рассмотреть. Из ворот вытягивалась богато одетая компания, во главе которой на гнедом чистокровном жеребце небрежно развалился толстый дядька. На его кафтане слева виднелся тот же рисунок, что был намалеван и на городских воротах. Дядька окинул Всадников, ведущих в поводу лошадей, неожиданно острым оценивающим взглядом, задержал взгляд на Ольге, потом на Телеваре, который сдержанно поклонился ему, махнул тысячнику рукой и пустил лошадь рысью. Десяток сопровождающих последовали за ним, не удостоив Всадников ни единым взглядом. Ворота с ужасным скрипом и стуком захлопнулись.

– Воевода местный, - негромко пояснил Телевар, ни к кому в особенности не обращаясь. - Сам я с ним не встречался, но слыхал, что мужик он дельный. А коняка-то у него какой, а! - Он восхищенно прицокнул языком. - Эх, нам бы с десяток таких на племя…

– Кого десяток на племя? Воевод? - ехидно переспросил его Громобой. - Аль у нас своих не хватает, доморощенных, что со стороны на развод приглашать?

– Коней, дубина! - беззлобно отмахнулся от него Телевар. - Ты языком-то не больно работай. Сейчас на базаре будем, так голову сниму, если хоть одного коня у нас сведут. Народ здесь ушлый, жулья хватает, одно слово - торгаши… - Он сплюнул на землю, старательно растерев плевок носком сапога. Теомир озадаченно уставился на него. Торговцы, которые добирались до них на дальних кочевьях, ему, скорее, нравились - веселые ребята, сыплющие прибаутками и предлагающие разные безделушки по баснословным ценам. Мужики шуточкам посмеивались, но бубенцы на сбрую да изукрашенные маленькими разноцветными камешками кинжалы покупали мало, а вот баб часто и за волосы не удавалось оттащить от ярких разноцветных бус да зеркал. И нередко муж со вздохом вытаскивал из кармана медные, редко серебряные, монеты, чтобы угодить своей дражайшей супруге. Здесь, правда, никого из знакомых торговцев он не увидел, но народу на улице было не в пример больше, чем вчера, так что все еще оставалось впереди. Чем ближе к рынку, тем гуще становилась толчея на улице, и Теомиру уже не раз отдавили ноги. Пару раз Громобой с Телеваром громко рявкали на каких-то невзрачного вида парней, и те мгновенно отлеплялись от лошадей и скрывались в толпе.

– Отец-Белоконь его знает, - пояснил тысячник Теомиру. - Может, просто любопытствуют, а может, прикидывают, как покрасть удобнее. Смотри внимательней, паря, да за карманами следи.

Теомир на всякий случай пощупал локтем маленький мешочек с мелочью, сунутый ему матерью накануне отъезда. Если бы он уже не вел в поводу сразу четырех лошадей, то зажал бы его в горсти, но руки были заняты. Он мимоходом пожалел, что Хлаш с Загратом не с ними: Хлаш отправился по каким-то своим делам, а Заграт, еще не до конца отошедший от ран, остался на постоялом дворе отсыпаться и долечиваться. Услышав это, хозяин двора попытался было рассказать о прекрасном враче, живущем неподалеку, но Заграт лишь что-то невнятно буркнул. На его лице прекрасно читалось, что ничего хорошего он от местных лекарей не ожидает. Теомир вздохнул. Уж от здоровяка Хлаша-то воры бы точно шарахались быстрее ветра, да и зверская морда Заграта не предрасполагала к риску быть пойманным за руку.

Впрочем, до рынка добрались без особых приключений. Не без труда пробившись через толпу у ворот и заплатив торговую пошлину хмурому сторожу в худом тулупе, они заняли места в части рынка, специально отведенной под торговлю конями, седлами, упряжью, телегами и прочим полезным в конном хозяйстве скарбом. Однако вокруг было подозрительно тихо. Озабоченные покупатели пробегали мимо, бросая косые равнодушные взгляды на коней. Кроме них, других торговцев лошадьми на рынке не оказалось. Зато неподалеку, где располагались оружейни и кузницы, клубилась большая толпа. Кузни отчаянно дымили, иногда дым порывом ветра относило в лошадиную часть рынка, и тогда кони недовольно фыркали, а у Теомира начинали слезиться глаза. Ольга сидела на каком-то чурбане неподалеку, думая о своем. Одетая в верховую одежду, она очень походила на мальчишку, и лишь туго стянутые на затылке волосы выдавали в ней девушку. Теомир подошел к ней и плюхнулся рядом.

– Интересно, долго мы тут торговать будем? - как бы невзначай поинтересовался он. - Что-то народу немного…

– Ох, Темка, какое там торговать! - улыбнулась ему Ольга, отвлекаясь от своих мыслей. - Говорили же вчера - город к осаде готовится. А какие лошади в осаде? Их кормить надо, а стены оборонять не пошлешь. Дядя Телевар сюда только из упрямства пришел, они вчера с Громобоем и Брошей крупно поругались. Ты спать ушел, не слышал. Громобой ворчал, что с утра домой уходить надо, пока не накрыли нас здесь, как крыс в мышеловке, а господин темник огрызался, что не для того мы такой путь проделали, чтобы, заночевав, восвояси отправиться.

– И что решили? - живо поинтересовался Теомир. - Торговать остаться?

– Ну, - пожала плечами Ольга, - дядя Телевар настоял, что два дня поторгуем, а потом домой отправимся. Он старший, так что остальные согласились. Но уж ругались-то как!… - Он тихо прыснула, видимо, вспомнив вчерашний вечер. - Слушай, Темка, - внезапно оживилась она, - а давай по рынку погуляем? Кони все здоровы, я сама смотрела, а впятером десяток лошадей охранять незачем. Пошли, а?

– Давай, - с готовностью согласился Теомир, которому тоже было донельзя скучно сидеть в пустых торговых рядах. - Я пойду у темника отпрошусь. - Он вскочил на ноги и подбежал к Телевару, раздраженно прохаживающемуся взад и вперед.

– Господин темник! - сказал он просительно. - А можно мы с Онкой по рынку немного погуляем? А то скучно тут сидеть…

– По рынку? - подозрительно спросил тысячник. - А я что буду делать, если вдруг понадобится что? Не этих же бездельников, - он мотнул головой в сторону уже мирно дремлющих на солнышке Громобоя с Корешем, - посылать!

– Ну пожалуйста! - Теомир состроил самую честную мину, на которую был способен. - Мы же рядом будем! Посмотрим - вернемся, посмотрим - вернемся… Чесслово!

– Брысь! - брюзгливо скомандовал темник. - До обеда не так долго осталось, а потом подменят нас - и гуляй куда хочешь. Поскучаете пока, не дети малые. Брысь, я сказал! - грозно зарычал он, увидев, что Теомир пытается что-то возразить. - Порядку не знаешь? Так я тебя дома плетьми-то поучу!

Понурившись, Теомир вернулся к Ольге и развел руками.

– Только когда подменят, говорит, - грустно сообщил он ей. - А не то плетьми…

– Да уж слышала, солнышко, - ободряюще улыбнулась Ольга. - Ладно, не бери в голову. После обеда, так после обеда. Никуда от нас рынок не уйдет.

Время тянулось мучительно медленно. Покупатели так и не появились, лишь однажды какой-то бедно одетый мужичонка, по виду из земледельцев, остановился, оценивающе глядя на лошадей, пообсуждал с Телеваром их стати и, с сожалением пожав плечами, ушел, часто оглядываясь.

– Хорошие, говорит, лошади! - раздраженно сообщил ребятам Телевар. - Да только пахать на таких несподручно, и вообще они сейчас нажитое добро в землю закапывают, а не новое покупают. Вот кабы шкурами мы торговали, шкуры бы он купил, из них его знакомый скорняк кожаные брони хорошие делает. Не всякий нож, говорит, пробьет! Тьфу, пакость!

Больше никаких развлечений не было. Тени медленно укорачивались, потом начали потихоньку удлиняться. Пообедали пресными лепешками с луком и яйцами, запивая водой из фляги. Лошади мерно похрустывали овсом из торбы. Наконец, явились Броша, Чеготар, Перевой и Любоконь, и тысячник отпустил первую смену обратно на постоялый двор.

– Господин темник, мы с Онкой прогуляемся по рынку, - напомнил ему Теомир перед уходом. Тот лишь досадливо мотнул головой - мол, делайте что хотите, только на нервы не действуйте.

Рынок оказался куда больше, чем казался. После пустынных конных шли чадные оружейные ряды. У Теомира при виде наваленных на прилавок груд железа разгорелись глаза. Тут были короткие прямые обоюдоострые мечи с обмотанными кожей рукоятями, больше похожие на чрезмерно широкие кинжалы, изогнутые черненые орочьи ятаганы, некоторые даже в пятнах плохо отчищенных крови и ржавчины, длинные палаши с изукрашенными тусклыми камешками эфесами, странные конструкции с двойными клинками, выходящими из широкой двуручной рукояти в противоположные стороны, а в одной лавке Теомир углядел даже метательные звезды наподобие припрятанных в потайных кармашках его пояса. По стенам висели брони - неказистые кожаные куртки с деревянными, медными и бронзовыми бляхами, мерцающие железные кольчуги грубой вязки, часто небрежно залатанные в местах, тусклые броневые нагрудные пластины. Шлемы - открытые, едва защищающие затылок, полуоткрытые, со стрелками, спускающимися вдоль переносицы, незнакомо выглядящие глухие шлемы с шишаками и без. Бесчисленные поножи, наручи, боевые рукавицы, кольчужные сапоги, шипастые запястные кастеты и прочая необходимая для защиты от стрелы и клинка утварь валялись большими неопрятными кучами. Отдельно рядами стояли щиты, преобладали почему-то тяжелые осадные гиганты почти в человеческий рост, хотя встречались между ними и средних размеров овальные и треугольные щиты пехотинцев. Легкие круглые щиты, сподручные всадникам и пехоте, небрежно валялись бесформенными грудами, народ даже и не глядел в их сторону. Несколько оружейников торговали исключительно луками - в основном длинными тяжелыми чудищами черного дерева, к которым прилагались охапки таких же длинных тяжелых стрел. Теомир долго зачарованно пялился на небольшой посеребренный арбалет, проволочная тетива которого взводилась маленьким сложным механизмом, пока откровенно скучающая Ольга чуть ли не силой утащила его за рукав в колдовские и травные ряды.

Толпа здесь клубилась поменьше, в основном состояла из тихих людей в плотных серых плащах, объясняющихся друг с другом и с торговцами шепотом и чуть ли не знаками. У Теомира по коже забегали мурашки, когда в глубине одной из лавок он углядел предмет, подозрительно напоминающий человеческий череп. Впрочем, по большей части содержимое прилавков было мирным - охапки каких-то трав, бутыли, пузырьки и склянки с порошками и разноцветными жидкостями, толстые кожаные фолианты с загадочными письменами на переплете, разноцветные камешки, мелкие жемчужины и тому подобная дребедень. Он не замедлил поделиться свои разочарованием с Ольгой.

– Глупый! - фыркнула она. - Не знаешь, а судишь. Вот это, например, - она ткнула пальцем в серую невзрачную травку, - камнелом. Отвар хорош против запоров, а ежели его корни правильно обработать, размолоть да смешать с сушеными листьями голубянки, - она показала на другое неказистое растение, - то полученный порошок у тебя любой вор с руками оторвет.

– Почему? - непонимающе спросил Теомир, с любопытством глядя на груду лежащей перед ним травы. От странных запахов у него кружилась голова.

– А потому, молодой человек, - скрипуче ответил ему владелец лавки, пожилой высохший чародей с седыми волосами и черном колпаке, до того молча сидевший в глубине своих владений, - что одной щепоти этого порошка в чарке вина хватит, чтобы человек всю ночь спал без просыпа. Подсел к купцу в трактире, выпил с ним за знакомство, а потом чисти ему карманы как вздумается. Однако, моя юная госпожа, - обратился он к Ольге, - таким вещам на улице не научишься, ибо по большей части тайное это знание, и немногие в нашем достославном городе им владеют. Тебя же я доселе не видел, и одета ты как Всадница. Кто же ты? Назовись, уважь старика.

– Мать нарекла меня Ольгой, - ответила, слегка заалев, девушка. - Я дочь Травины-знахарки из Всадниц и сама лекарка. Мы здесь коней торгуем, а я за их здоровьем слежу, чтобы не заболели ненароком да порчу кто не навел…

– Травина? - поднял брови домиком чародей. - Нет, боюсь, что не слышал про такую. Но, думается мне, она - достойная женщина, если ее молодая дочь уже знает такие непростые составы. Я - Газамил, травник и целитель… Извините меня, о достопочтенные Всадники, я сейчас. - Он обменялся несколькими словами с подошедшим покупателем, тщательно отсчитал из тряпицы несколько сухих стебельков с острым пряным запахом, небрежно смахнул крупную серебряную монету в стол и снова повернулся к Ольге. - Итак, чем могу быть полезен? Могу предложить замечательный аконит, бутоны синей купальницы или даже настоящий корень мандрагоры…

– Спасибо, уважаемый Газамил, - быстро ответила ему Ольга. - Боюсь, мы просто смотрим. У нас нет денег на покупки…

– Нет денег? - улыбнулся ей Газамил. У него оказалась хорошая, располагающая улыбка, в уголках глаз собрались тонкие морщины. - Ну, не беда. Возьми в подарок хотя бы несколько мятных шариков. Вообще-то я держу их для детей, но, признаться, и сам с удовольствием посасываю время от времени. Держи, держи, - не обращая внимания на протесты, он сунул ей в руку маленький тряпичный пакетик. - Авось не обеднею. С ухажером своим поделись, - он подмигнул Теомиру, и тот почувствовал, что краснеет.

– Э-э… спасибо, достопочтенный Газамил, - поклонилась ему Ольга. - Извини, нам пора дальше. Солнце уже клонится к закату, а нам еще так много надо осмотреть… - Она дернула Теомира за рукав и поспешила вдоль рядов дальше. Газамил, широко улыбаясь, смотрел им вслед.

Больше в колдовских рядах не задерживались. Несколько раз Теомир останавливался с открытым ртом, наблюдая, как колдун в красном плаще жонглировал мячиками пламени, или как другой колдун, в голубом плаще и с изуродованным шрамом лицом, удерживал в воздухе огромную, с кулак, каплю воды, придавая ей разнообразные фантастические формы. Однако Ольга как заведенная тащила его вперед, и остановилась лишь когда они выбрались в продуктовую часть рынка.

– Держи… ухажер, - фыркнула она, сунув ему в руку несколько твердых белых комочков. - Не лопай все сразу, а то поплохеет. Смотри, яблоки!

Они восхищенно уставились на лоток прилавок. Сложенные аккуратной пирамидкой, в мутном воздухе рынка круглые красно-желтые плоды перед ними чуть ли не сияли волшебным светом. Выращиваемые далеко на юге, как уверяли добиравшиеся к Всадникам купцы, они стоили немыслимых денег, но смиренные купцы готовы были отдавать их всего лишь за треть цены лишь из уважения к конязю и воеводам. Теомир слыхал, что на больших пирах конязь самолично жаловал ими особо отличившихся ратников. Рядом с яблоками лежали еще какие-то желто-зеленые шары и прочие неведомые фрукты, но Теомир с Ольгой никогда не видели мандаринов и персиков, так что не уделили им ровно никакого внимания.

– Ну, чего пялитесь? - раздраженно буркнул торговец, исподлобья зыркнув на них. - Берите или проваливайте, чай не на выставке.

– С… сколько? - сглотнув слюну, спросил Теомир. - У нас… мало денег.

Мгновение торговец внимательно изучал их, потом махнул рукой.

– Эх, да что там… - вздохнул он. - Себе в убыток, ну да ладно, все равно скоро никому не надо будет. Две штуки за грош, так и быть… - Он выжидающе поглядел на них.

Если Теомир и колебался, то только мгновение. Ему вдруг страшно захотелось узнать, чем же конязь награждает отличившихся, и если бы яблоки стоили даже и по три гроша за штуку, он не поколебался бы. Осторожно вытащив из кармана заветную тряпицу, он аккуратно отобрал четыре медяка и нетвердой рукой протянул их купцу.

– Вот! - сказал он решительно. - Два самых лучших! - Щекой он чувствовал восхищенный взгляд Ольги.

– Все, что пожелает господин, - слегка поклонился купец. Привстав, он пошарил где-то под прилавком и торжественно извлек оттуда два не очень крупных, слегка помятых крапчатых яблока. Они выглядели далеко не так красиво, как собратья на прилавке, но, в общем, тоже были ничего. В любом случае, отступать было некуда. Теомир осторожно принял вожделенные плоды из рук торговца, коротко кивнул, пытаясь выглядеть беззаботно, и они с Ольгой отошли немного в сторону. Девушка благоговейно приняла от него одно из яблок и без лишних разговоров впилась в него зубами. Теомир последовал ее примеру.

Яблоко оказались донельзя кислым, и Теомир почувствовал, как скулы сводит отчаянной гримасой. Ольга выглядела не лучше. Они заставили себя прожевать по глотку, но повторять почему-то не захотелось. Стараясь не глядеть друг на друга, они украдкой выбросили надкушенные фрукты в большую мусорную корзину и бок о бок пошли дальше. Теомиру было не столько жаль четверти всех своих денег, сколько обидно за разрушенные иллюзии. Впрочем, вокруг было столько диковинок, что долго хмуриться ребята не смогли.

После недлинных фруктовых прилавков они попали в мясной ряд. Здесь стояла ужасная вонь от протухающих по жаре кишок, костей, копыт и прочих малосъедобных частей туш. Впрочем, самого гниющего мяса на виду не лежало, а со всех сторон продавцы с энтузиазмом зазывали купить всякие диковинки вроде соловьиных язычков или запеченных в тесте грашских колибри. Затем на них волной нахлынули запахи свежевыпеченной сдобы и горячего черного хлеба. Наконец, после мучных рядов он выбрались на открытое место.

Это была, скорее, небольшая площадь, посреди которой торчал дощатый помост под поношенным полотняным навесом, выкрашенным тусклыми красками во все цвета радуги. Вокруг помоста собралась жидкая толпа, кто-то скверно играл на губной гармошке, и изможденная девица с землистым лицом и в лиловом трико ходила по сцене на руках, изредка делая сальто под заунывные взвизги инструмента. На небольшом возвышении сбоку стоял ражий детина с румянцем во всю щеку и призывал публику "посмотреть на несравненную акробатку Малефтину и лучших клоунов на тысячу верст в округе". Несравненная акробатка Малефтина изредка бросала в его сторону злобные взгляды. Подойдя поближе, Теомир с Ольгой переглянулись и дружно фыркнули.

– Не знаю, смогу ли я так же кувыркаться, но на руках точно хожу не хуже! - вполголоса заявила Ольга. - А где клоуны?

– А вот он, видно, и есть главный клоун! - кивнул Теомир в сторону детины. - Если уж Малефтина - акробатка… - Они снова переглянулись и затряслись в беззвучном смехе.

– Эй! - кто-то бесцеремонно толкнул его в плечо. - Деньги давай!

Теомир недоуменно уставился на говорящего. Паренек чуть выше его, но уже в плечах, в оборванном трико, похожем на Малефтинино, протягивал ему измызганную шапку, внутри которой болтались несколько мелких монет. Наглые водянистые глаза парня бесцеремонно ощупывали их обоих.

– Ну, долго еще ждать? - сплюнул он Теомиру под ноги. Тот с трудом удержался, чтобы не ударить наглеца.

– Какие деньги? - как можно спокойнее спросил он. - Я тебе ничего не должен.

– Ишь ты, не должен! - нехорошо ухмыльнулся нахал. - Представление смотрел? Смотрел. Вот и раскошеливайся, коневод.

– Я не смотрел представление, - все таким же через силу спокойным голосом ответил Теомир. - Мы только что подошли и сейчас уходим. Отойди с дороги.

– Сначала дашь деньги, потом пойдешь куда хочешь! - зашипел на него циркач. - Ты что, плохо меня понял? Ты нарываешься, да? - Его голос повысился почти до надрывного визга, на них стали оглядываться. - Ты деньги зажилить хочешь, у нищих артистов кусок отобрать? Ах ты сука… - Он резко осекся, когда кинжал, неслышно скользнув из ножен, уперся ему в живот.

– У нас, диких коневодов, принято выпускать кишки обидчикам, - хотя глаза Теомира почти застила ярость, голос его был едва ли не мурлыкающим. - Ты хочешь меня обидеть, да?

Несколько мгновений циркач переводил взгляд с кинжала на бешеное теомирово лицо и обратно, затем попятился.

– Ну погоди, навозник! - просипел он сквозь зубы. - Встретимся еще!

Теомир с Ольгой проводили его взглядами.

– Зря ты так… - неуверенно сказала девушка. - Надо было просто повернуться и уйти… наверное.

– Ага, и поймать нож под ребра! - мотнул головой Теомир. - Я таких бродяг видел в Столеграде. Если сразу не осадишь - на голову сядут. Пошли лучше отсюда, а то еще вернется с дружками.

Солнце уже почти скрылось за крышами, когда Теомир с Ольгой, по уши нахлебавшиеся новыми впечатлениями, наконец, покинули обезлюдевший рынок. Длинные тени от домов и заборов протянулись через дорогу, улицы стремительно пустели. Теомир с Ольгой, внезапно почувствовавшие себя неуютно в чужом городе, заторопились побыстрее добраться до постоялого двора. Спешка была тем сильнее, что в животах у обоих довольно громко бурчало. Осторожно перешагивая через лужи помоев, груды конского помета и объедков, они неуверенно вертели головами, пытаясь вспомнить правильную дорогу. Вечерний город выглядел совсем не так, как утренний, и сгущающиеся сумерки с трудом разгонялись редкими масляными фонарями, едва тлеющими на столбах.

– А вам недалеко осталось, - откликнулся на вопрос какой-то случайный прохожий дед. - Через две улицы прямо, через улицу налево, потом еще раз налево - и в аккурат к "Золотой чаше" и попадете. Только чего вам петлять ровно зайцам? Вот сейчас в переулок вертайте, и тут уж прямо выйдете. Темно там, правда, ну да глаза у вас молодые, шеи не сломаете. Я вот, помнится, пацаном только такими проулками и бегал, и уж как быстро получалось - не поверите. Город из конца в конец как ветер пробегал!

Поблагодарив словоохотливого деда, Теомир вопросительно взглянул на Ольгу, и они решительно свернули на безлюдную улочку. Там действительно было темно, по обеим сторонам стояли глухие высокие заборы, из-за которых не доносилось ни звука.

Они быстро шагали в сгущающихся сумерках. Высокие заборы закрывали большую часть отсвечивающего оранжевым неба. Несколько раз ребята запинались за неразличимые во мраке выбоины, оскальзывались на каких-то отбросах.

– Смотри, - махнула рукой остроглазая Ольга. - Кажется, скоро доберемся. - Впереди замаячили огоньки постоялого двора.

Воздух прорезал негромкий свист. Большая темная фигура мягко спрыгнула на землю перед ними, так что молодые Всадники были вынуждены резко остановиться. Ольга ойкнула и отступила назад.

– Офигительный вечерок! - хрипло произнесла фигура перед ними. - Ну что, погуляли, сопляки?

Кто-то сзади сильно рванул Теомира за плечо, и он отлетел к забору, больно ударившись плечом. Его тут же схватили за руки, прижали к нетесаным доскам, рядом замычала сквозь ладонь, зажавшую рот, Ольга.

– Что тебе надо? - бешено крикнул Теомир, пытаясь вырваться, и его тут же с силой ударили в солнечное сплетение. Парень согнулся пополам, судорожно хватая воздух.

– Не рыпайся, - насмешливо посоветовал другой голос. В последних лучах заката Теомир узнал парня-циркача с базарной площади. - Говорил же я, что еще встретимся! - Коротко, почти без размаха он ударил Теомира в лицо - раз, другой. - Это на память, чтобы повежливее был в другой раз. Слышь, Хорек, на Малефтину этот навозник пялился, а платить не захотел. Ну-ка, пусть заплатит сейчас!

Тот, кого назвали Хорьком, с готовностью размахнулся, но циркач взмахом руки остановил его.

– Обыщи его, дурак, по морде дать всегда успеешь! Деньги ищи! - в голосе циркача слышалось раздражение.

– Да, Акробат, сейчас, - тупо откликнулся второй. Теомир почувствовал, как его обшаривают ловкие пальцы, рванулся и снова получил оглушающий удар в лицо. В полуобмороке он повис на удерживающих его руках. - Вот, - он протянул Акробату тряпицу с Теомировыми медяками.

– Медные гроши, - разочарованно протянул тот. - Что-то небогатый ты, навозник. Или ты у девки деньги хранишь, а, нищеброд? Может, пощупать твою девку как следует? Эй, пацаны, что скажете? - Из темноты весело загоготали. - Ну-ка, Сизый, проверь…

Из темноты послышалось яростное проклятие, затем раздался короткий взвизг и звук оплеухи.

– Кусается, - пожаловался невидимый Теомиру Сизый. - Во дура… Чо ей, жалко?

– Ты, дебил! - прошипел разъяренный Акробат. - Еще раз тявкнет - голову тебе откручу и скажу, что так и было! Деньги нашел?

– Нет… - разочарованно протянул Сизый. - Ничего нету, только вонючие шарики какие-то.

– Да уж, нищеброды… - процедил Акробат сквозь зубы. - Что же ты, навозник, без денег на базаре делал? Аль своровать что хотел? Так ты даже не думай, это наша территория. Ладно, оставлю-ка тебе еще подарочек на память. С девкой бы твоей позабавиться, да времени нет… - Сталь лязгнула о сталь, и в руке циркача тускло блеснула бритва. - Не боись, глаз я тебе не выткну, хотя и стоило бы, чтобы уважал старших. - Он гоготнул. - Что там у вас говорят про шрамы на морде? Небось признак воина, да? Вот ты у нас сейчас и станешь воином… - Он не спеша поднес бритву к лицу Теомира. - Что, навозник, страшно?

Вместо ответа Теомир ударил его ногой. В голове мутилось, поэтому он попал не по колену, как намеревался, а по лодыжке.

– Ах ты тварь поганая! - охнул циркач в полный голос. - Я к тебе как к человеку, а ты что? Пинаться вздумал? Вот тебе, сука! - Он занес над головой бритву.

– Эй, что тут такое? - мягко спросил из темноты новый голос. - Ну-ка, ты, убери железку.

– А то что? - дерзко спросил Акробат, разворачиваясь навстречу новой угрозе. - Мамочке моей нажалуешься? - Чуть приседая, он двинулся навстречу новому противнику. - Ну-ка, вали отсюда, не твое это дело…

Что-то чуть слышно треснуло, и по земле покатился светящийся комочек.

– Темно тут, - сообщил новоприбывший. - Ни черта ни видно…

Комочек ярко вспыхнул и осветил все вокруг странным призрачным светом. Теомира держали двое, третий, видимо, Хорек, толстый парень с недоуменным лицом стоял рядом. Сизый, высокий парень с рябым лицом и темным носом записного пьяницы, с трудом удерживал извивающуюся Ольгу, одной рукой зажимая ей рот. Неизвестный покачивался на носках в паре саженей от циркача, заложив руки за спину и внимательно наблюдая за ним. Перед глазами Теомира до сих пор плыли темные круги, и поэтому он никак не мог рассмотреть, во что же одет незнакомец. Его мерцающая одежда непонятным образом сливалась с освещенной дорогой, четко виднелась только голова.

– Ну так что? - с иронией осведомился новенький. - Сам бритву уберешь, или помочь?

– Дай ему, Хорек! - хрипло распорядился Акробат. - Слышь, дядя, ты сам напросился. - В его голосе чувствовалась неуверенность. Хорек безразлично кивнул, вразвалку приблизился к незнакомцу и с силой ударил в лицо пудовым кулаком.

Незнакомец не стал парировать удар. Вместо этого он чуть развернулся боком, пропуская кулак мимо себя, перехватил Хорька за нижнюю часть кисти и плавным движением перебросил его руку на противоположную сторону, так что бугай неожиданно для себя оказался согнутым в три погибели. Незнакомец пнул его коленом в незащищенный бок, на что Хорек удивленно хрюкнул, и рванул его руку вверх, ударив ребром ладони под ухо. Хорек нелепо кувыркнулся в воздухе и с глухим звуком рухнул на спину. Его глаза закатились под лоб.

– Га-ад! - визгливо крикнул Акробат. - Да я тебя порешу!… - Он рванулся вперед и левой рукой схватил незнакомца за рукав, одновременно пытаясь полоснуть его бритвой по глазам. Тот мягко скользнул в сторону, захваченной рукой описал в воздухе полукруг, второй рукой прижав удерживающую рукав кисть, и резко повернулся вокруг своей оси. Коротко хрустнул локтевой сустав, и Акробат, с коротким воплем по инерции пробежав вперед, с размаху ударился головой о слегу и мешком свалился на землю. В тот же момент Ольга, изловчившись, ударила Сизого каблуком по пальцам ноги и, когда тот, взвыв от боли, ослабил захват, развернулась и с силой ударила коленом в пах. Хватая воздух распахнутым ртом, тот опустился на землю, и Ольга снова ударила его коленом в подбородок. Голова парня, описав короткую дугу, ударилась о забор, и он упал без сознания. В это время незнакомец медленно шагнул вперед к двоим, продолжающим удерживать Теомира, хотя их глаза растерянно перебегали со странного прохожего на своих поверженных товарищей. Несколько мгновений он внимательно смотрел на них.

– У-у! - внезапно угрожающе сказал незнакомец. С воплями ужаса парни бросили Теомира и рванули вверх по улице. - У-лю-лю-лю-лю! - подбодрил их незнакомец, но тут же плавно развернулся, вытягивая перед собой руки. Ольга проскользнула мимо спасителя, не обращая на него внимания, и со слезами склонилась над Теомиром, мешком сползающего по забору на землю.

– Темка, Темка! - затеребила она парня. - Как ты? Сильно больно?

Преодолевая боль под ложечкой, Теомир с трудом уселся на землю, преодолевая настойчивое искушение упасть лицом вниз и закрыть глаза, а еще лучше - заснуть. Его мутило, из носа текла теплая мокрая струйка. Он открыл было рот, но из него вырвался лишь негромкий хрип.

– Темочка, миленький, не умирай! - с плачем девушка затрясла его за плечи. - Это я во всем виновата, я! Ох, что же я за дура, зачем мы пошли на этотдурацкий базар!…

– Очень трогательно, - прокомментировал незнакомец, внимательно рассматривающий эту сцену. - Любимая прощается с умирающим героем. Прямо хоть балладу пиши.

Ольга метнула на него яростный взгляд.

– Ох, да помоги же мне! - воскликнула она. - Видишь же, что ему плохо!

– От разбитого носа еще никто не умирал, - не согласился спаситель. - Кулаком в брюхо - не слишком приятно, особенно таким кулаком… - Он покосился на лежащего без сознания Хорька. В этот момент Теомира вырвало. - Да, вот я и говорю - не слишком приятно, но тоже далеко не смертельно. Ну-ка, разреши мне, красавица… - Он присел на корточки рядом с Теомиром, пальцами приоткрыл ему веко и внимательно уставился на зрачок. Колдовской клубочек на земле начал гаснуть, сумерки снова сгущались вокруг них. - Небольшой шок, ничего серьезного. Так… - Он оглянулся, оторвал от одежды Хорька тряпицу, вытер Теомиру кровь с лица, обтер губы. - Ты сама-то как? В порядке?

Ольга утвердительно кивнула, хотя оплеуха все еще горела у нее на щеке.

– Вот и ладненько, - рассудительно сказал незнакомец. - Ну-ка, парень, вставай, пойдем до дому. - Он закинул руку Теомира себе за плечо и осторожно встал на ноги. Теомир повис на нем, ноги ватно подгибались, но голова уже не кружилась. Ольга скользнула сбоку, подхватила его под другую руку. - Не местные? Всадники? Не из тех, что остановились в "Золотой Чаше"?

– Да, мы в "Золотом Кубке", - откликнулась Ольга. - Там! - Она мотнула головой в сторону горящих вдалеке огней.

– Там? - удивился незнакомец. - Это лампы на входе в харчевню "Кошечка", самый что ни на есть воровской притон в городе. Нам сейчас надо в противоположную сторону, на большую улицу, да по ней идти, а потом чуть влево. А чего вас сюда-то понесло?

– Да дед какой-то сказал, - пожала плечами Ольга.

– Дед? - еще сильнее удивился незнакомец. - Ну и странный же дед вам попался. Потолковать бы с ним по душам… Ладно, пошли, я сегодня еще не ужинал. Впрочем, и не обедал толком.

– А… - начала было Ольга, кинув быстрый взгляд в сторону лежащих на земле тел.

– Не волнуйся за них, - перебил ее незнакомец. - Оклемаются и сами доползут куда надо. Разве что ты своего до смерти прибила, хотя и не похоже. Ночи теплые, даже не простынут. Локоть я этому придурку, конечно, зря сломал, - он покачал головой. - Погорячился. Ну, давай, давай, двигаемся…

Сначала Теомир почти висел на Ольге с прохожим, едва переставляя ноги, но постепенно коленки перестали подгибаться. К тому моменту, когда они достигли входа на постоялый двор, он уже шел сам, лишь слегка опираясь на Ольгино плечо. Гром, лежащий на крыльце в мерцающем свете масляного фонаря, вскочил на ноги и бросился навстречу. Ткнувшись Теомиру в ладонь холодным мокрым носом, и лизнув Ольгу в руку, он вежливо обнюхал незнакомца - "ну-ну-ну, не балуй!", негромко сказал тот - и метнулся к приоткрытой двери в трактир. Теомир осторожно отцепился от Ольги, толкнул неподатливую дверь и, опираясь на косяк, осторожно проковылял внутрь.

В большом очаге уютно потрескивал огонь. В разных углах залы сидели небольшие группы людей. Всадники, как и накануне, заняли отдельный стол в углу, их лица хмурились. Они мрачно сидели перед пустым кружками, угрюмо помалкивая. Телевар у стойки о чем-то разговаривал с хозяином. Заграт с Хлашем уселись друг напротив друга, задумчиво передвигая разноцветные камешки по разлинованной доске, то снимая их с доски, то добавляя обратно.

– А, явились! - раздраженно сказал через всю комнату Телевар. - Где… Теомир, тебя опять волколаки драли? Что случилось?

Теомир на неверных ногах прошел к столу и с облегчением рухнул на лавку.

– Все в порядке, - пробормотал он. - Так, подрался немного…

– На нас напали! - гордо сообщила Ольга. - Но мы отбились, спасибо… - Она смущенно запнулась, сообразив, что так и не удосужилась выяснить имя неизвестного спасителя. - Спасибо ему! - Она повернулась к незнакомцу, который стоял у входа, с вялым интересом оглядывая Всадников. Он оказался одетым в зеленый запятнанный грязью плащ, такие же зеленые брюки и куртку и короткие кожаные сапоги. Из-под плаща выглядывали потертые ножны недлинного кинжала. - Ой, что же я! - спохватилась девушка. - Надо же воды погорячее принести… - Она быстро юркнула в кухонную дверь.

Теперь все Всадники заинтересованно смотрели на незнакомца, даже тролль с орком оставили свои камешки. Телевар пересек комнату и остановился перед ним, разглядывая в упор.

– Ну что ж, - наконец прогудел он. - Спасибо, что позаботился об этих неслухах. Вечно с ними что-то случается. Я - Телевар, темник Всадников, торгуем здесь лошадей. - Он сделал многозначительную паузу.

– Я - Тилос, гонец и посланник, - слегка поклонился прохожий. - Ношу сообщения по белу свету. Вас я знаю, вчера вечером мы разминулись, но слухами земля полнится. Что же это ты, любезный, на ночь глядя ребятишек на улицу отпускаешь? Неспокойные нынче времена, опасно после заката по улицам бродить, тем более в незнакомом городе…

– Спасибо тебе за помощь, посланник, - недовольно ответил Телевар. - Да только зря ты так. Я их еще днем пустил по базару пошляться, думал, пробегут быстренько по рядам, да и назад. А они, вишь ты, до темноты загуляли. Эй, герой! - обратился он к Теомиру. - Ну-ка, рассказывай, где пропадали!

Из кухни выскользнула Ольга с глубокой чашкой горячей воды и полотенцем. Он присела рядом с Теомиром и начала осторожно обтирать с его лица грязь и засохґшую кровь. Всадники с нетерпением дожидались конца процедуры. Заграт что-то раздраженно бормотал себе под нос, поглаживая Грома по загривку, огромный зверь жмурил глаза, изредка облизывая нос длинным красным языком. Хлаш со странным выражением лица смотрел на Тилоса, который прошел к стойке и разговаривал с хозяином.

Наконец Ольга закончила вытирать Теомиру лицо, вода в чашке побурела. Они на пару, перебивая друг друга, оживленно рассказали обо всем происшедшем с того самого момента, как их днем отправили восвояси. Здесь, в спокойном полумраке обеденной залы, под отсветами мечущегося в очаге пламени, сцена в темном переулке уже не казалась такой страшной. Теомир даже попытался изобразить, как Тилос вырубил Хорька, но сидя это оказалось делать неудобно, а подняться на ноги он не рискнул. Впрочем, несколько глотков подогретого вина с сахаром окончательно привели его в чувство, хотя в ушах начало слегка шуметь. Его настроение заметно приподнялось, и даже мысль о потерянных медяках не слишком огорчала его.

– Да я, выходит, герой, - слегка улыбаясь, возник рядом Тилос. - Всегда приятно послушать о себе от других. Мальчик преувеличивает, - тут же посерьезнел он. - Те, на улице - шпана подзаборная, драться не умеют, только кулаками размахивать и горазды. Немного сноровки, и даже оружие не понадобится.

– Ну, я бы их кинжалом полоснул - и вся недолга, - не согласился с ним Громобой. - Еще уворачиваться от них, как баба… Прости, - тут же спохватился он. - Я не про тебя.

– Они с кулаками, а ты с ножом? - приподнял бровь Тилос. - Ты своих детей, надеюсь, не дубиной воспитываешь?

– У него был нож! - вскинулся Теомир. - Он сказал, что лицо мне разрежет!

– Наверняка пугал, - поджал губы Тилос. - Кишка у него тонка такое всерьез говорить. Да и не нож это был, а бритва, бороду да усы брить, - он задумчиво пощупал свой подбородок. - Кстати о птичках. Мне нужно отлучиться кой-куда. Чуть погодя вернусь, поговорим. - Он развернулся на каблуках и двинулся к лестнице наверх.

– Постой, любезный, - неожиданно окликнул его Хлаш. Он неторопливо встал из-за стола во весь свой гигантский рост и не спеша подошел к терпеливо ожидающему Тилосу. - Ты, случаем, не тот самый Тилос?

– Тот самый?… - удивленно начал тот, но Хлаш с силой ударил его кулаком сверху вниз.

Тилос лишь плавно сдвинулся чуть в сторону. Поворачиваясь вокруг себя, он поймал левой рукой предплечье тролля, а правой с силой ударил его по кисти снизу вверх и от себя. Тролль кувыркнулся в воздухе, со страшным грохотом приземлившись на спину со странно отставленной в сторону рукой, но тут же вскочил на ноги и с ревом бросился на Тилоса.

– Эй-эй-эй! - рявкнул из-за стойки хозяин. - Хотите драться… - Он на мгновение замолчал, проследив как тролль кубарем катится по полу, чуть не врезавшись в стену. - Идите на улицу! - закончил он тоном ниже, когда Тилос чуть подмигнул ему, на мгновение отвернувшись от противника. - За мебель взыщу! - Неуверенно добавил он, когда Хлаш попытался ударить посланника ногой в голову. Тилос, согласно кивнув трактирщику, присел, пропуская ногу над собой, крутнулся, оказавшись от тролля сбоку, и подцепил его рукой под лодыжку, рванув ее вверх. Хлаш вверх тормашками рухнул на пол, но в последний момент с кошачьей ловкостью оттолкнулся руками и сделал сальто назад, приземлившись на ноги. Впрочем, он тут же снова бросился на Тилоса, хватая его за правую руку и занося огромный кулак левой руки для удара, но Тилос прижал его руку своей и, сделав небольшой взмах, ухватился кистью захваченной руки за предплечье тролля, так что локоть того неожиданно закрутился вверх, согнутый под острым углом. Хлаш, взвыв от боли, рухнул на колено, и Тилос, крутнувшись вокруг себя, бросил его на пол лицом вниз, зажал кисть в сгиб локтя левой руки, упав на колени, несильно повернул корпус вокруг своей оси, придерживая локоть тролля ребром правой ладони. Хлаш зарычал и неожиданно забил по деревянной половице свободной рукой.

– Как скажешь, - неожиданно откликнулся Тилос. На его лице появилась озорная ухмылка. Все в зале смотрели на них, открыв рот. - Я только во вкус вошел… - Он аккуратно положил загнутую руку тролля ему на спину и встал на ноги. Мгновением позже к нему присоединился и Хлаш, отряхивая одежду. Его лицо, как ни странно, было довольным.

– Я Хлаш Дэрэй, - протянул он руку Тилосу. - Слышал о тебе краем уха, но вживую увидел впервые. Извини, если что.

– Все нормально, - кивнул Тилос, пожимая протянутую руку. Его кисть утонула в огромной ладони тролля, и Теомир только сейчас осознал насколько велика между ними была разница в росте… и, наверное, силе. Как не такому уж и высокому Тилосу удалось так легко справиться с гороподобным троллем? Колдовство, не иначе. - Постой, постой… Хлаш Дэрэй? Тот самый Хлаш Дэрэй?…

– Что значит… - начал было тролль, но тут же мягко отпрыгнул назад, повернувшись к Тилосу боком. - Щас как… - начал было он, и расхохотался. - Ладно, очко в твою пользу. Хлаш Дэрэй, матха, седьмая ступень. Ты это имел в виду?

– Точно, - согласился довольный Тилос. - Ладно, поверю на слово. - Он слегка подмигнул Хлашу. - А силен ты, брат! Я еле успевал поворачиваться…

– Да и я тоже… - проворчал тролль. - Давненько меня так не кидали, я уж и страховаться-то почти разучился. Мебель-то цела? - Он беспокойно обвел зал взглядом.

– Цела, цела, - успокоил его Тилос. - Я следил, куда кидаю. Сейчас извини, дела. - Он снова кивнул хозяину и вместе с ним торопливо поднялся по лестнице. Хлаш проводил его взглядом и вернулся к столу, покачивая головой.

– Хлаш, ты цел? - затеребила его Ольга. - Кости не переломаны?

– А? - поднял бровь тролль. - Спасибо, пичуга, все нормально. А что?

– Ну… Ты так громко падал… - смущенно объяснила девушка.

– А, это… - равнодушно откликнулся тролль. - Да, выглядит устрашающе. Но на самом деле, если падать правильно, то ничего не случится.

– А ты умеешь падать правильно? - нетерпеливо спросил Теомир. - А где научился? Слушай, научи и меня тоже, а?

Всадники, напряженно смотревшие на тролля, вдруг дружно загоготали.

– Ну, наш пострел везде поспел! - сквозь выступившие на глазах слезы выдавил Броша. - Научи его, а? - Он захлебнулся в новом приступе смеха.

– Ты от фонаря под глазом избавься, афоня! - хлопнул его по плечу широко ухмыляющийся Любоконь. - Туда же - научи его!

– А чего я такого сказал? - удивился Теомир, обиженно оглядываясь по сторонам. Ольга выглядела такой же непонимающей, как и он, и это немного его утешило.

– Не все так просто, - серьезно объяснил ему тролль. - Этому надо учиться долгие годы. Путь Просветленного Духа - не для торопыг. А вы…

– А мы завтра с утра отправляемся восвояси, - продолжил Телевар. Он опять стал мрачным. - Я уже и с хозяином расплатился. Жаль - столько времени впустую потратили, да и денег тоже… - Он прихлебнул из своей кружки и со стуком поставил ее на стол. - Зла не хватает! Чтоб этим бандитам бесштанным всю ночь икалось! Я про жугличей, - объяснил он удивленному Теомиру. - Поговорил я сегодня с народом, все как один советуют ноги уносить, если в осаду вместе с остальным городом сесть не хотим. Так что завтра… Есть хотите? - внезапно спохватился он. - Весь день прошлялись, желудки, небось, к спине прилипли. - Он махнул половому, и через пару минут на столе возникла тарелка с аппетитно пахнущими пирогами и большая пивная кружка. Ольге вместо пива принесли какой-то ароматно пахнущий травяной настой. Теомир с жалостью покосился на нее. Все-таки плохо быть женщиной, что ни говори.

Вскоре сверху спустились Тилос, уже без плаща, и хозяин. Оба хмурились, словно река перед бурей. Посланник взял у хозяина копченый свиной бок и здоровый ломоть хлеба и стал жадно есть, изредка прихлебывая воду из небольшого кувшина. Теомир с завистью взглянул на него - от свиного бока и он сам бы не отказался - и угрюмо уставился в стол. Эйфория от вина постепенно проходила, и парень снова почувствовал себя хуже. В животе что-то невнятно урчало, жалуясь на тяжелую жизнь. Краем глаза он заметил, что Хлаш и Заграт снова вернулись к своей расчерченной доске.

Снова хлопнула дверь. Теомир повернул голову и широко распахнул начинающиеся слипаться глаза - вернее, один глаз, поскольку второй глаз, подбитый и заплывший, раскрываться решительно отказывался. В дверях стоял совершенно удивительный человек. Его длинные золотые волосы, обрамляющие смелое красивое лицо с орлиным носом и внимательными черными глазами, в беспорядке рассыпались по складкам ниспадающего с плеч шикарного малинового плаща. По темно-зеленому камзолу бежали тонкие серебряные строчки, широкие штаны были заправлены в высокие черные ботфорты с отворотами. Из-под плаща выглядывал эфес меча, а из-за спины высовывался гриф непонятного музыкального инструмента - или вещи, которая показалась Теомиру таковой. Человек помахал рукой в воздухе и громко сказал:

– Привет честной компании!

Второй раз за вечер все разговоры смолкли, и люди дружно уставились на новоприбывшего. У некоторых отвисла челюсть. Пришелец, явно довольный произведенным эффектом, скользнул взглядом по залу. На мгновение он задержался на Ольге, и Теомир заметил, как та неожиданно залилась густой краской и опустила глаза. Красавец подмигнул ей, небрежным движением перекинул вперед свой инструмент - плоский грушеобразный корпус с длинным грифом - и, перебирая струны, запел сильным глубоким голосом:

На последних словах певец резко оборвал мелодию, склонился вперед, так что его длинные волосы упали ему на лицо, и замер в такой позе. Ольга восхищенно зааплодировала, ее поддержали вялые хлопки из-за других столов. Теомир почувствовал укол ревности.

– Господа! - воскликнул между тем певец, выпрямляясь и резким движением головы откидывая гриву назад. - В этот хмурый вечер не только жратва и выпивка развлекут вас и согреют вам душу. Величайший бард Мелиандр Красило к вашим услугам! Любые песни - любовные, героические, мелодии дальних стран и странных народов! Всего четверть гроша за песню! Для прекрасных же дам я спою бесплатно! - он опять подмигнул Ольге и прошел к стойке.

– Кто он? - громким восхищенным шепотом спросила девушка. Теомир подавил сильное желание швырнуть в пришельца чем-нибудь тяжелым.

– Мелиандр Красило, странствующий бард, - неожиданно ответил ей Тилос, который, казалось, до того был с головой погружен в свои мысли. - Слыхал я про него, кажется. Известный авантюрист, шпион, герой-любовник и изрядный мерзавец. Но голос у него есть, этого не отнять. И женщинам нравится, - добавил он насмешливо, покосившись на Ольгу. Та, и без того пунцовая, раскраснелась еще сильнее.

– Шпион? - удивленно поднял брови Телевар. - Это еще что?

– Ну… - замялся Тилос, явно подыскивая нужное слово. - Ходит, высматривает, подслушивает, потом продает сведения тем, кто заплатит…

– Подсыл, - жестко кивнул Телевар. - Понятно. Естественно, что мерзавец - его хозяева приняли, накормили, напоили, а он их потом с потрохами продает. Ну-ну. Видал я таких молодчиков. И чем он здесь занимается?

– А кто его знает, - пожал плечами Тилос. - Но сам подумай - от силы через неделю город окажется в осаде. Многим захочется узнать, где какие укрепления и нельзя ли их миновать…

– И его не берут за жабры? - удивился Громобой. - Мы бы его быстро подвесили вверх тормашками на солнышке, чтобы провялился как следует!

– Это не ко мне, это к городской страже, - отмахнулся Тилос. Он сделал последний глоток из кувшина и отставил его в сторону. - Опять же, это все догадки. Может, ему просто острых ощущений захотелось - он ведь из тех, кто на медведя в одиночку пойдет, просто чтобы нервы себе пощекотать.

– А он ходил? - робко осведомилась Ольга. - На медведя?…

– Так, - припечатал к столу ладонью тысячник. - Завтра с утра встаем раненько, пакуемся и уходим. Спать пора, и лично я - на боковую. Ольга, помоги парню до койки добраться, неровен час, с лестницы загремит, - он широко ухмыльнулся при виде негодования на лице Теомира. - Ладно, ладно, шучу. Так сколько с тебя, говоришь, слупили за яблоки? Грош за две штуки? Ну купец, ну жук! Красная цена этому баловству - десяток за полгроша, а несортовую кислятину вообще мешками отвешивают. Эх вы… покупатели! - кряхтя, он полез из-за стола. - Слышь, посланник! - негромко сказал он Тилосу. - Дело есть, поговорить надо.

– И у меня к тебе дело, - серьезно кивнул тот. - Не чаял я Всадников в Хамире найти, но вот повезло же… Хлаш, есть минута свободная?

Теомир с трудом поднялся с лавки. Почему-то разболелась голова, отсветы от очага и даже от тусклых масляных лампочек вызывали приступы рези в здоровом глазу. В этот момент бард Мелиандр Красило снова запел, в этот раз что-то разухабисто-веселое, и Теомир почувствовал, как напряглась рука Ольги, на которую он опирался.

– Пошли, болезный ты мой, - фальшиво-весело сказала ему девушка. - Завтра как огурчик будешь. - Они начали медленно подниматься по лестнице, Ольга часто оглядывалась на певца. Последнее, что увидел Теомир в этот вечер, это Телевар, Хлаш, Заграт и Тилос, тесной группой сидящие в углу и что-то тихо обсуждающие. Гром клубком свернулся у очага, прикрыв хвостом нос, и сладко посапывал.

В своей комнате Теомир, не раздеваясь, рухнул на постель. Ольга стащила с него сапоги и присела на краешек кровати.

– Болит? - озабоченно спросила она, осторожно ощупав подбитый глаз Теомира. - Вот так? И так?

Теомир промычал что-то невнятное. От ее холодных пальцев исходило странное тепло, голова кружилась, страшно захотелось спать. Снизу раздался взрыв хохота, снова забренчал музыкальный инструмент барда - Теомиру вдруг стало интересно, как же эта штука все-таки называется? - но он уже падал… падал… падал… и черное сонное болото сомкнулась вокруг него.

Пробуждение было внезапным и странным. За окном стояла непроглядная чернота, но по коридору ходили, топая тяжелыми сапогами. Теомир прислушался, и в тот же момент в дверь сильно постучали.

– Теомир, подъем! - сказал голос дядьки. - Вставай быстро, не время валяться! - Он прошел дальше по коридору и, судя по шагам, спустился вниз по лестнице.

Теомир резко сел на кровати. Живот больше не болел, впрочем, как и голова, даже глаз открывался нормально. Он был голым, одежда висела на стенном крючке, и Теомир почувствовал, как его щеки становятся теплыми от стыда. Мало того, что заснул как ребенок, так Ольга еще и раздевала его! Он быстро натянул штаны, куртку и сапоги и, на ходу застегивая пояс, сбежал вниз по лестнице.

На столе стояли блюдо с черствыми вчерашними лепешками, кувшины с пивом и подносик с каким-то мясом. Любоконь с Брошей торопливо жевали, примостившись на краешке скамьи, дверь на двор стояла распахнутой настежь. Из нее несло сырым сквозняком. Масляная лампа у входа раскачивалась на цепочке, будто ее только что зацепил кто-то высокий, тусклый огонек метался за потемневшей от времени и нагара медной сеткой. Теомир растерянно остановился посреди зала, недоуменно оглядываясь по сторонам. Вывалив язык, в дверь вбежал Гром, помахивая серым поленом хвоста, за ним торопливым шагом вошли Телевар с хозяином.

– Быстро ешь, мы уходим домой, - коротко бросил тысячник юноше.

– Вчера связные маги прислали воеводе весть, что жугличи идут, - пояснил вошедший следом тролль. Его лицо было абсолютно бесстрастным. - Утром большими силами перешли границу и полным ходом идут к городу. Если не хотим сесть в засаду, надо немедленно уходить, не ждать утра. Чтоб он сдох, этот воевода, не мог сразу на площадях объявить… - Он прислонился к притолоке, наблюдая за возбужденно повизгивающим и мечущимся по комнате волком. Теомир мельком удивился отсутствию Заграта.

– Темка, что случилось? - на лестнице возникла заспанная Ольга, машинально приглаживающая волосы, живописно рассыпавшиеся по плечам, сбившиеся на лбу в небольшой хохолок. - Пожар где али что?

– Удираем от жугличей, - машинально ответил Теомир. - Ешь давай, мы, похоже, не задерживаемся.

– Не хочется, - широко зевнула та. - Ох, ну и рань! Небось, и за полночь-то не перевалило…

– Перевалило, - откликнулся Хлаш. - Рассвет скоро, засони. Давайте-ка, пошевеливайтесь, а то застрянем в воротах…

– А ты с нами? - обрадовано спросил Теомир. - Вот здорово!

– Мне здесь делать больше нечего, - пожал плечами тролль. - Вот я и подумал - а не двинуться ли мне восвояси? В компании, знаешь ли, веселее. Заодно за Загратом послежу, негоже ему, раненому, в одиночку по лесам шляться…

– Нечего делать? - удивился Теомир. - Ты же наемник, тебя сейчас за золото в дружину примут!

Тролль лишь пожал плечами в ответ. Теомир озадаченно посмотрел на него, но решил пока не переспрашивать.

Хлаш оказался провидцем. Улицы были забиты народом, кровавые отблески факелов бросали мечущиеся отблески на мешанину людей, повозок и коней, в воздухе стояла густая ругань вперемешку с лошадиным ржанием и возбужденным лаем собак из подворотен. Кони, вновь привязанные к телегам, храпели, дергали мордами, косились друг на друга глазами, мерцающими в факельном свете, несколько раз Всадники разнимали начинающих кусаться и лягаться животных. Казалось, половина города стремится вырваться на простор, пока это еще возможно. Теомир мельком поразился обилию торговых гостей, разнообразно и пестро - насколько позволяло судить освещение - одетых и тараторящих на совершенно непонятных языках. Кое-где сквозь толпу прокладывали дорогу стражники, большая часть из них выглядела напуганно. Пытаясь упорядочить движение, они лишь усугубляли сумятицу и переполох. Телевар в сердцах сплюнул, увидев, как один из стражей поскользнулся на выплеснутых на дорогу помоях и с грохотом рухнул прямо под копыта лошадей, тянущих аляповато раскрашенный трехосный фургон чуть впереди обоза Всадников. Лошади, насколько позволили оглобли, попытались встать на дыбы, что-то громко хрустнуло и фургон нехотя остановился, полностью перекрыв движение. Вокруг него сразу же возник густой водоворот человеческих тел, гвалт резко усилился. Хлаш, по своему обыкновению шагавший рядом с повозкой, в которой вместе со своим волком устроился Заграт, молча скользнул вперед, с легкостью рассекая толпу. Одним движением выдернув из-под копыт беспомощно барахтавшегося блюстителя порядка, он железной рукой схватил обеих лошадей под уздцы. Через несколько мгновений движение восстановилось.

До ворот добирались почти до рассвета. Взопревшие, злые, Всадники уже без стеснения хлестали плетками коней и людей, что подворачивались под копыта, не обращая внимания на возмущенные вопли, почти не различимые в общем гвалте. Но когда впереди уже замаячили главные ворота, черные на фоне едва разгорающейся зари, на башне сипло завыли рога, и спереди раздался глухой рокот. Телеги встали на месте.

– Что там у них еще? - раздраженно спросил оказавшийся рядом с Теомиром Громобой. - Опять кто под копыта свалился?

В ответ Телевар длинно и витиевато выругался.

– Чтоб я сдох! - закончил он свою красочную тираду. - Опоздали, едрить твою налево… Ворота закрывают. Видно, шустры эти жугличи, коли меньше чем за сутки от границы сюда добрались. Но я-то, старый идиот! Ведь говорили мне вчера уходить!…

– Не горячись, темник, - качнул головой Громобой. - Ушли бы вчера - попали бы как кур в ощип с обозом на голой дороге. Может, и к лучшему, что задержались.

Телевар лишь досадливо мотнул головой. Он спрыгнул с седла, бросил поводья Громобою и решительно направился в сторону ворот. Чуть поколебавшись, Теомир тоже соскользнул с коня, сунул поводья, сопроводив умоляющим взглядом, Ольге, чью гнедую кобылу в толкучке прижало к нему, и бросился за дядькой.

Оскальзываясь на влажной грязи между скучившихся повозок, уворачиваясь от тумаков, пару раз попав сапогом в навоз, вскоре он добрался до ворот. Около могучих задвинутых засовов нашелся тысячник, яростно ругающийся с капитаном городской стражи. Впрочем, капитана окружали и яростно ругались человек, наверное, тридцать. Тот лишь устало отмахивался, медленно отступая назад. Взгляд Теомира упал на лесенку, ведущую на стену. В прошлый раз, когда обоз въезжал в город, ее охраняли двое караульных, но сейчас стражников рядом не было. Поколебавшись, Теомир единым духом взлетел на узкую галерею вдоль гребня стены, ухватился за край бойницы и замер.

На фоне бледных рассветных облаков отчетливо выделялись огромные столбы дыма, упирающиеся прямо в высокий небесный купол. Из-за дальнего леса уже показался краешек розового солнца, но долина вокруг города еще оставалась в густой тени, и по этой тени катились россыпи тусклых желтых точек, полукольцом охватывающие город. Напряженно прислушиваясь, сквозь гвалт у ворот Теомир уловил дальние рога, на высокой ноте снова и снова повторяющие какой-то сигнал. Точки стремительно приближались, часть из них уже ушла за стены, уйдя из поля зрения, и внезапно Теомир осознал, что эти точки были ни чем иным, как факелами в руках полчищ верховых. До него долетело протяжное улюлюканье, и вдруг в полуверсте от ворот ярко заполыхали тенты над повозками незадачливых торговцев, успевших на свою голову выбраться из города до закрытия ворот. Несколько десятков точек стремительно катились в сторону Теомира.

– Отец-Белоконь, сколько же их… - потрясенно пробормотал кто-то рядом с ним. Теомир повернул голову и увидел отдувающегося темника, стоящего рядом и судорожно сжимающего обух плети. Огненные точки на равнине все множились и множились, они заливали равнину как вода в половодье. Но лишь малая часть двигалась в сторону города. Большинство же безостановочно перемещалось на запад, на запад, на запад… - Да они же по нашу душу идут, в наши степи!… - В бледных рассветных лучах старый тысячник выглядел потрясенным, и Теомир почувствовал, как его желудок медленно сжимает холодная рука.

Жугличи, за исключением передового отряда, пока не приближались к стенам города, неспешно объезжая его по периметру, размахивая факелами и издевательски улюлюкая. Светлячковый хоровод медленно кружился вокруг городских стен, завораживая против воли, не давая отвести взгляд. Теомир опустился прямо на грязный после ночного дождя деревянный настил, чувствуя подлую тяжесть в животе.

Дороги домой больше не существовало. Маленький отряд Всадников остался в городе - в городе, попавшем в осаду.

Часть вторая. Теомир.

Дверь протяжно заскрипела. Теомир кинул через плечо равнодушный взгляд. Постояльцев в "Золотом кубке" поубавилось - за город успели вырваться многие. Кто-то ушел по трактам от Восточных и Северных ворот, кто-то - от южной пристани на немногих уцелевших кораблях, пару дней беспрепятственно ходивших по реке. Только потом жугличи догадались поставить дозоры на излучинах выше и ниже по течению, обстреливая деревянные посудины зажигательными стрелами с каким-то колдовским составом. После того, как три баржи одна за другой ткнулись в крутые берега, полыхая огромными кострами, желающих рисковать не находилось, несмотря на огромные деньги, которые городской Совет платил за каждый мешок с мукой, доставленный в город. Теми же стрелами осаждающие пытались обстрелять и городские стены. Но бревна, пропитанные противопожарным зельем, горели плохо, а большие осадные арбалеты, установленные на станинах на галереях, быстро сократили число отчаянных стрелков до минимума.

В дверь, пустив волну жаркого пыльного воздуха, вошли Громобой с Брошей. Судя по кислым минам на их лицам, они в очередной раз вернулись ни с чем.

– Ну? - буркнул Телевар, неласково зыркнув на них. - Нашли что?

Всадники тяжело опустились на скамьи. За три дня в осаде, беспрестанно мотаясь по городу, они изменились не в лучшую сторону. Лица осунулись, под глазами набухли синие мешки. Голодных коней берегли, по городу ходили пешком, и непривычные к такому Всадники быстро в кровь стерли себе ноги.

– Баранки гну! - зло огрызнулся Броша, уставившись в стол. - Везде одна и та же песня - сено кончается, овса не запасли, скоро своих коней под нож пустим. Люди, мол, скоро голодать начнут, а вы - лошади, лошади! Тьфу, зла на них не хватает! Помнишь того толстого купчару? - пихнул он в бок угрюмого Громобоя. Тот безразлично кивнул. - Морда поперек себя ширше, на амбаре пудовые замки висят, запасов, наверное, - месяц целый табун кормить можно, а туда же - сами на бобах сидим!

– Было бы золото, - пробасил Громобой, - так и прокормились бы. А кто в осаде в долг поверит? Скажи спасибо, что хозяин за порог не гонит.

Всадники замолчали, над столом воцарилась тяжелая тишина.

– Ну, братья, что делать будем? - наконец нарушил ее тысячник. - Любоконь, что там с запасами?

– Вечером последний овес по мешкам выскребем, - пожал тот плечами. - Хозяин обещал сена подбросить, но я смотрел - у него на день-два, не больше. Даже если все отдаст, конец ненадолго оттянем.

– И самим жрать скоро нечего будет, - подвел итог Телевар. - Ну что, есть идеи, как выпутываться будем?

– Говорю же я - вплавь с конями по течению, а как минуем заставы - на берег, и ходу. Кони вынесут, не впервой! - поднял голову Чеготар. - Пока они с голодухи совсем не ослабли…

– Истычут с берега стрелами так, что за ежа сойдешь, - отрезал тысячник. - Это я тебе тоже говорил. А насчет того, что кони вынесут - помнишь конвойных из Лютых, что нас до города довели? Хазигов этих заморских? Они сегодня утром взбунтовались. Заявили, что нечего им в городе за стенами делать, не для того они нанимались. Сбились в ватагу всадников в полтораста, вышли из города через Главные ворота, да и поперли напролом…

– Слыхали мы что-то такое краем уха, когда по городу шлялись, - заинтересованно поднял голову Громобой. - Ну и?…

– Навалились на них четыре сотни или около того, - пожал плечами Телевар. - Они было прорубились, никудышные вояки эти жугличи, только числом и берут, да в ловушку угодили. Загнали их на место, колышками заточенными в траве утыканное, а когда они скорость потеряли - положили стрелами издалека. На глаз из жугличей десятка три полегло, не больше, а из Лютых разве что с десяток ушел, да и то вряд ли. Я сам со стены в дальнозорную трубку смотрел, спасибо дозорному. А уж хазиги в конной лаве даже нам не уступают, можешь быть уверен. - Тысячник вздохнул. - Так что даже и не думай про это. Ну? Еще мысли есть?

– Есть, - все дружно повернулись к двери. Хлаш, как всегда, вошел бесшумно, за ним вбежал Гром, постукивая когтями по деревянному полу. Заграта с ними почему-то не было. Тролль неторопливо подошел к столу, и Всадники подвинулись, освобождая место. За прошедшее время он стал почти своим, во всяком случае, к его словам прислушивались точно так же, как и к собственным. Сейчас все с надеждой уставились на зеленого гиганта.

– Да в общем-то простая мысль, - сказал тролль, удивленно посмотрев на них. - Не понимаю, почему сами не додумались. Город в осаде? В осаде. Что делают горожане? - Он сделал паузу.

– Обороняются, - поднял бровь Телевар. - Ты давай не томи, и так душа на пределе.

– Так помогите им! - усмехнулся Хлаш. - В чем проблема? Вы воины бывалые… почти все, - поправился он, бросив быстрый взгляд на Ольгу с Теомиром. - Помощь от вас хамирцы с удовольствием примут.

– А мы тут при чем? - недовольно посмотрел на него Телевар. - Не наша это война. Не на нас напали, хамирцы нам даже не союзники. С какой радости мы своими шкурами за них рисковать должны?

– Городские запасы, - пожал плечам тролль. - Они не слишком велики, но вашим животным хватит. Плюс плата…

– Мы не наемники! - прорычал Телевар, медленно поднимаясь из-за стола. - Думай, что говоришь! Чтобы Всадники пошли драться за плату! Да не бывать этому вовеки веков!

– Значит, пустите своих коней под нож, - снова пожал плечами Хлаш. Теомир почувствовал, как вздрогнула рядом с ним Ольга. - Все лучше, чем голодом уморить. Но погоди, темник, я еще не договорил.

– Что еще? - зло сказал Телевар, но на лавку все-таки опустился. Его лицо было багровым от негодования.

– Ты зря думаешь, что это не твоя война, - сухо сказал тролль. - Вчера ночью жугличи перешли границу Вольных Земель и атаковали ваших. Столеград сожжен.

Общий вздох прокатился над столом. Чеготар сжал глиняную кружку так, что та с хрустом сломалась, а Кореш с Перевоем вскочили на ноги.

– Откуда знаешь? - медленно проговорил тысячник, исподлобья пронзая тролля недобрым взглядом.

– Тилос сказал, - спокойно ответил тот. - Я с ним сегодня виделся. Они с воеводой периметр объезжали. Выходит, что жугличи лишь блокировали город, основные силы прошли дальше на закат. Город их не особенно интересует, они люди кочевые, домов не любят. С самого начала их ваши пастбища интересовали.

– Ох, гады… - пробормотал Телевар, судорожно сжимая кулаки. - И ведь как подгадали-то! Большая часть табунов, что три года как на север откочевала, сейчас назад возвращаться должны. Их же в пути перехватят, ничего не подозревающих, разрозненных! Ох, сволочи!

Теомир почувствовал, как по спине пополз липкий холодок. Действительно, сейчас разбить Всадников по частям, пока они не опомнились и не собрали ударный кулак, проще простого. Он переглянулся с Ольгой, в ее глазах стоял ужас.

– И пастбища уже восстановились… - тихо прошептала она.

– И пастбища восстановились, - согласился тролль. - Так что их кони от бескормицы страдать точно не будут. - Он подчеркнул слово "их".

– Как в ополчение вступить? - хмуро спросил Громобой. - Погибать - так хоть в бою, пусть даже не в поле, а на стене. Я иду.

– Охолони, - резко сказал ему Телевар. Он как-то преобразился, подтянулся, в глазах загорелся незнакомый доселе Теомиру огонек. - Баста, головастики, кончилися танцы. Хлаш, - обратился он к троллю. - Тилос это точно знает? Ты уверен, что он не перепутал?

– Тилос - посланник, - ответил тролль. - Склоняет к союзам, разрушает альянсы, переносит сплетни… Работа у него такая - в политике разбираться, а для этого в ситуации хорошо ориентироваться надо. Не удивлюсь, если у него и среди жугличей свои люди есть.

– Да кто он такой, этот Тилос? - не выдержал Громобой. - Руками знатно машет, не спорю, но с какой стати я должен ему верить?

– Я слышал о нем раньше, - задумчиво откликнулся Хлаш. - Много слышал. Готов за него поручиться - Ведущий по Пути не снисходит до лжи, да и слов на ветер на бросает. Ошибаться может, хотя и редко, недоговаривать - тоже, но если что сказал, то так и есть. Недаром он на Серого Князя работает…

– Да ну - слышал! - пренебрежительно отмахнулся Громобой. - Я вот тоже много чего слышал, так если бы в половину верил - за порог избы в жисть бы не вышел. Собака лает - ветер носит.

– Я знаю, чему верить, а чему - нет, - покачал головой Хлаш.

– Я тоже, - ухмыльнулся Громобой. - И сдается мне, что брешет этот Тилос, как сивый кобель. Если они ночью перешли границу, как он узнал об этом уже сегодня утром?

– Не знаю! - досадливо ответил тролль. - Почтовый голубь, связной маг… Да мало ли что!

– То есть мы должны верить неизвестно кому, потому что какой-то наемник слышал какие-то слухи… - процедил Громобой сквозь зубы. - Да я…

– Уймись! - коротко приказал ему Телевар. Громобой было вскинулся на него, но наткнулся на стальной взгляд и тихо увял. - Хлаш верит Тилосу, а слово матхи что-то да значит.

– Слово кого? - удивленно пробормотал Чеготар.

– Хлаш - матха Большого Совета троллей, - пояснил Телевар. - Это как бы… - Он замялся.

– На Всеобщий это переводится как "глаза и уши", - продолжил за него тролль. - Что-то вроде разведчика.

– Доверенного разведчика, - закончил тысячник. - Такого, чье свидетельство стоит слова двух дюжин простых троллей или слова троих членов Совета. - Теомир уважительно посмотрел на Хлаша. - В общем, более надежного источника сведений у нас нет и не будет. Это раз. Далее, по лицам вижу, что драться хотят все. Даже Громобой, - ехидно добавил он, зыркнув в сторону потупившегося Всадника. - Это два. Наконец, чтобы под нож не пустить, коней кормить надо. Это три. В общем, все ясно. Идем на стены. Возражения есть? - он поочередно обвел тяжелым взглядом всех сидящих за столом. - Тогда решено. Теомир, будешь держаться при мне, ординарцем. Поперек батьки в драку полезешь - уши оборву. Онка, тебе придется за лекаря выступать, справишься? - Внезапно смутившаяся Ольга едва заметно кивнула. - Тогда подумай, чего купить надо - трав там разных или еще чего, денег я дам, хотя и в обрез. Хлаш, ты у нас человек… - он слегка запнулся на этом слове. - В общем, ты у нас мужик бывалый, подскажи, с кем здесь поговорить надо, чтобы на довольствие встать?

Теомиру показалось, что тролль едва заметно улыбнулся.

– Тилос просил передать, что он уже говорил о тебе с воеводой. По большому счету город застали врасплох, к войне он не готов, половина наемников по-тихому смылась вместе с командирами и несколькими выборными еще пару седмиц назад. На ополчение же надежды мало. Так что каждый бывалый солдат, а тем паче командир, на счету. Час назад ты назначен тысячником Третьего участка, подчиняешься непосредственно городскому Совету и лично воеводе. Тебе приказано явиться к Храбату, тысячнику второго участка, он введет тебя в курс дела. Вот, - Хлаш движением фокусника выложил на стол увесистый мешочек. - Это плата за первую неделю тебе и твоему отряду. Травы, кстати, покупать не надо - у вас будет доступ к городским запасам, там этого добра хватает.

– Ничего себе! - ошеломленно проговорил Телевар, недоверчиво переводя взгляд с тролля на кошель и обратно. - Снова тысячником! Я думал - советником каким… Я же сколько лет не командовал! Постой-постой! - спохватился он. - Как же это так получается? Ты заранее знал, что мы решим драться?

– А у вас был другой выход? - удивился тролль. - Неужто вы бы остались в стороне, когда ваш народ сражается? Чего тут знать-то? Даже если бы Тилос на вас случайно не натолкнулся, вы бы все равно на стенах рано или поздно оказались.

– Да-а… - протянул тысячник, почесывая в затылке. - Проще пареной репы. Где, кстати, Заграт? - вдруг спросил он. - Нам хороший колдун в отряде не помешал бы. Не знаешь, он согласится али как?

– Заграт уже приписан боевым магом к Третьему участку, - ответил Хлаш. - Просил передать, что до вечера утрясет пару дел и явится в твое полное распоряжение. Кстати, - он пихнул кошель пальцем. - Прибрал бы ты денежки. Тут, как-никак, и моя доля. Эй, Гром! - свистнул он волку, и тот немедленно подбежал к нему, выжидающе уставившись в лицо и облизываясь. - Ты лазил когда-нибудь по стенам?

Вопреки ожиданиям радостно-возбужденного предстоящим приключением Теомира, на стены сразу не пошли. Сначала впятером отправились к купцам за фуражом для лошадей. Телевар яростно торговался, купец ему не уступал, так что зрелищное представление затянулось надолго. Солнце уже заметно перевалило за полдень, когда усталый, но довольный тысячник торжественно выехал за складские ворота, восседая на телеге с внушительной горой мешков с овсом и тюков сена. Потом пошли к Храбату. Тысячник Второго участка, объезжал свои позиции, так что Всадникам пришлось его дожидаться. Челядинец отказался пустить их во двор без приказа хозяина, время пришлось коротать у ворот. Побагровевший от унижения Телевар сперва порывался развернуться и гордо уйти, но Хлаш, что-то нашептав ему в ухо, удержал его. Дом тысячника стоял на холме, так что от ворот были хорошо видны стены города - деревянные, кое-где почерневшие от времени и от огненного состава зажигательных стрел. На стенах суетились мелкие черные точки защитников, однако дома ближе к ним казались покинутыми. Во двор то и дело вбегали взмыленные ополченцы в испятнанных ржавчиной кольчугах и потускневших от времени медных шлемах, исчезая где-то в доме, потом опрометью выбегая на крыльцо и скрываясь в направлении нижнего города. Стража у ворот - двое угрюмых солдат в шлемах с шишаками и кирасах - недоверчиво поглядывала на Всадников, задерживаясь взглядами на Ольге, но помалкивала. Стражу подчеркнуто игнорировали, повернувшись к ней спиной, только Теомир украдкой разглядывал необычно широкие наконечники их копий. От основания наконечников под косым углом назад отходили два шипа. Теомир попытался понять, для чего может служить такая конструкция, но так ни до чего и не додумался.

– Вон там наш участок, - показал рукой Хлаш куда-то на юг. - Около версты длиной, если по прямой считать.

– А ежели по гребню стены, то еще саженей с полсотни… - задумчиво потер Телевар подбородок. Его седеющая борода встопорщилась, неухоженные уже несколько дней усы торчали в разные стороны. - Сколько народу в подчинении будет?

– Понятия не имею, - пожал плечами Хлаш. - Может,триста человек, а может, и три тысячи. В ополчение идут неохотно, никто не верит, что какие-то кочевники смогут взять город. Мол, сотни лет наши деды отбивались, и сегодня отобьемся. Но несколько десятков наемников да человек двести местных по меньшей мере должны дать.

– Негусто, - хмыкнул в усы Телевар. - Хотя и за то спасибо. Впрочем, стены действительно не самые плохие. Даже гранит в основании есть, тараном не возьмешь. Откуда, интересно, возили?

– Чернолесская открытая разработка, - подумав, сообщил тролль. - Там пласты настоящего камня - гранита да базальта - к поверхности близко подходят, саженей на десять-пятнадцать, не глубже. Кое-где глыбы прямо из земли торчат. Впрочем, это полвека назад было, сейчас на поверхности уже, верно, все выбрали.

– Чернолесье? - наморщил лоб тысячник. - Чернолесье… Что-то знакомое. А, ну да! Триста верст к югу отсюда, там еще болото вокруг…

– Триста двадцать верст к юго-юго-востоку, - кивнул Хлаш. - Однако же встали эти стены городу в копеечку. Их заложили полтора века назад. Тогдашний воевода, Хамбелей, наголову разбил объединенное войско жугличей и черноголовых, которые чуть было не добрались до толстой мошны местных купцов. Разбить-то разбил, да только положил почти все войско…

– Ну да, мы тогда им отправляли в помощь двухтысячный полк, по договору- кивнул головой Телевар. - Помню я эту историю, мне еще дед ее рассказывал. Едва сотня домой вернулась, да и те чуть живы. И что?

– Так вот, разъяренный потерями воевода на первом же заседании Городского Совета - тогда он назывался Сходом - заявил, что долее защищать эту деревню не намерен, и что либо город немедленно приступает к постройке настоящей стены вместо полудохлого тына, либо он, воевода, отправляется восвояси. - Хлаш ухмыльнулся. - А поскольку воевода был после победы как никогда популярен, да и мозги пудрить умел, то общество помялось-помялось, да и решило начать настоящий камень с югов возить.

– Ну и что? - с горящими глазами влез в разговор Теомир, когда пауза начала затягиваться. - Что дальше-то?

– Да ничего, - задумчиво ответил ему тролль. - Чернолесье тогда было необихожено, болота, комарье, чащобы, а дорог, почитай, никаких, не то что сейчас. В общем, камень этот едва не золотым выходил. Вот и возили его в час по чайной ложке больше века. Говорят, к первым глыбам горожане толпами ходили, на чудо невиданное посмотреть. И то - на песчаный камень не походит, какой-то серый с искорками, а даже тяжелой кувалдой не взять. Потом пообвыкли, особенно когда первый участок построили. Наконец, лет тридцать назад Совет решил, что хорошего помаленьку, соседи умиротворены, нападать не будут, да и вообще - стена городское развитие сдерживает, как бы разбирать не пришлось. Так что закупки камня прекратили. Камень успели поднять на немного выше человеческого роста, от тарана это спасает, ну, а остальную часть из дерева сделали. Дерево, правда, тоже не простое, медным дубом прозывается. Горит плохо, не гниет, прочное и тяжелое, да еще перед продажей его в особом колдовском зелье год вымачивают. Лучше материала, кроме камня, для стен не придумаешь. Впрочем, оно немногим дешевле настоящего камня обходилось, так что и тут город жаба задушила. Подняли стену на три сажени, да и оставили так. Авось сойдет. Ну что, может, и сойдет… - Хлаш замолчал окончательно.

Жаркое предвечернее солнце припекало уже не так сильно, но Теомир почувствовал, что его клонит в сон. Он устроился в бурьяне у Храбатовского тына и закрыл глаза. Приятное тепло охватывало тело, вкрадчиво убаюкивая, и уже не верилось, что идет война, что где-то невдалеке стервятниками кружат загадочные жугличи, и что поселок Рябиновка, откуда они вышли в путь, уже, быть может, стал пепелищем. Неужто это было меньше двух седмиц назад? Рядом калачиком свернулся Гром, прикрыв нос серым пушистым хвостом и сладко посапывая. Неподалеку раздался стук копыт, бряцанье железа, и Теомир вскочил на ноги. По дороге приближалась небольшая кавалькада, возглавляемая плечистым чернобородым мужиком в легкой кольчуге, подбитых железом сапогах и с недобрым взглядом. К его поясу был привешен легкий кавалерийский меч со скошенной назад крестовиной.

– Храбат собственной персоной, - прокомментировал Хлаш. - Поаккуратнее, Телевар, характер у него неуживчивый, а сейчас не время с соратниками ссориться.

– Учту, - буркнул, не оборачиваясь к нему, тысячник и шагнул вперед. - Приветствую тебя, Храбат. Я Телевар. Мне сказали, что я должен встретиться с тобой.

– Телевар? - покосившись на него, пробормотал Храбат. - Это какой же Телевар? Не помню тебя. Чего надо?

– Тысячник Телевар должен возглавить оборону Третьего участка, - холодно произнес за спиной у Телевара Хлаш, не дав тому и слова вставить. - Ему было приказано явиться к тебе, чтобы ты ввел его в курс дела и помог принять дела.

– А-а, вспомнил, - скривился Храбат, как будто глотнул чего-то кислого. - Нищеброд с запада. - Эскорт тысячника с готовностью загоготал. - Ну да, конечно, говорил воевода что-то такое. Понабежали выскочки на нашу голову… Тысячником, говоришь? Что-то не помню я таких тысячников в городе. Да и в окрестностях, если честно, тоже не помню. Так, говоришь, дела принять?

Прежде чем багровеющий Телевар открыл рот, Хлаш опять перебил его.

– Я не помню, чтобы Тилос просил выяснять твое мнение о Всадниках, - в его голосе чувствовался лед с северных вершин. - Тебе было приказано ввести в курс дела нового командира участка, а не оскорблять его. Ты собираешься выполнять поручение, или мне доложить, что ты слишком занят?

– А, крокодилы, оказывается, и говорить умеют? - соизволил обратить на него внимание Храбат. - Ну что ж, можешь и доложить. Только что-то многовато чужаков развелось у нас в городе. Ты уж, друг чешуйчатый, не обессудь, но ежели еще раз со мной так заговоришь, получишь плетей на конюшне. Не посмотрю, что с этим ублюдком Тилосом знаком. Кипень! - он лениво махнул рукой, и к нему тотчас же подъехал один из всадников свиты. - Отведешь… этого, - он снова скривился, - тысячника на его участок, да поживее, чтобы глаза мои его больше не видели. - Он тронул лошадь и проехал в открывшиеся ворота. Остальные гуськом последовали за ним, за воротами остался один Кипень. На его лице мешались презрение и подобострастие - видимо, он еще не решил, можно ли портить отношения с пусть временным, но все же темником.

– Пойдемте, - наконец сделал он приглашающий кивок головой. - Тут недалече, версты две.

– Погоди, парень, - остановил его кипящий как самовар Телевар. - Шли мы к твоему хозяину в гости поболтать, но раз он с нами знаться не хочет, то и мы без его помощи обойдемся. Скажи, куда идти, да и ступай своей дорогой.

– Да вот, прямо под гору во-он до того столба, - торопливо затараторил парень, явно обрадованный, что ему не придется болтаться по городу. - А там направо, и скоро аккурат к дому управы и придете. Там участковая управа всегда и стояла. А заблудитесь - у кого хотите спросите, вам всяк покажет. - Не дожидаясь ответа, он поворотил коня и быстро юркнул в полуоткрытые ворота, которые с лязгом захлопнулись за ним.

– Ну и фрукт, - с отвращением сплюнул Громобой. - Ох, встретиться бы с ним в темном переулке…

– Остынь! - хлопнул его по плечу Броша. - Он человек подневольный, против хозяина пойдет - по стенке размажут. Вот с этим Храбатом я бы встретился, это да!

– А я, по-твоему, о ком? - удивился Громобой, презрительно сплевывая на землю. - Ну, ежели тут все командиры такие, недолго нам воевать придется. Перережут горожан жугличи как младенцев, с такими-то защитничками. Он же только о себе и думает, никак не о деле!

– Вообще-то он неплохой мужик, - извиняющимся тоном произнес Хлаш. - И дело, говорят, знает. Вспыльчивый, грубый - это да, но чтобы так откровенно хамить… Не понимаю, какая муха его укусила.

– Не знаю я ничего про мух, - отрезал взбешенный Телевар. Его рука судорожно сжималась на рукояти кинжала. - Уши бы ему отрезать за такие слова! Ладно, недосуг нам здесь у ворот торчать, ровно попрошайкам каким. Я так думаю, нам до темноты надо свой участок объехать да с сотниками пообщаться, так что сперва на постоялый двор вернемся да на коней сядем. Сразу надо было, да я думал, что у Храбата задержимся, не до них будет. Пошли отсюда. Кстати, Хлаш, - он повернулся к троллю. - Хотел я с этим Храбатом об обстановке потолковать, да не вышло. Не знаешь, разведчиков-то хоть мне дадут под начало, или не заслужил еще?

– Насколько я знаю, - ответил ему Хлаш, - разведчасть находится в подчинении воеводы. Тебе вроде как по штату не положено.

– Мало ли чего мне не положено, - проворчал Телевар. - Да только вслепую воевать я не привыкший. Значит так, слушай мою команду. Хлаш Дэрэй, с этого момента ты назначаешься командиром полковой разведки. Наберешь себе людей сколько надо, желательно из тех, кто под моим началом будет, хотя можешь и с улицы брать. Человек десять, наверное, достаточно будет…

– Брать только людей? - невозмутимо уточнил ничуть не удивленный внезапным назначением Хлаш.

– Что? - непонимающе посмотрел на него тысячник. - А, да, извини. Все время забываю. Конечно, бери кого хочешь, хоть пугало огородное, лишь бы разговаривать умели да ходили на двух ногах. Ну, что встали? Пошли!

Дождавшись, пока Хлаш не окажется в стороне от Телевара, Теомир подобрался к нему сбоку и ухватил за руку.

– Хлаш, а Хлаш! - умоляюще зашептал он. - Возьми меня к себе в разведчики, а? Ну возьми, чего тебе стоит! Я как мышь ползать умею, никто не услышит, только господину Телевару не говори! Ну пожалуйста!…

– Не положено! - строго, но так же приглушенно откликнулся тролль, скроив зверскую мину. - Тебя же ординарцем назначили, а приказы выполнять надо. Не могу, извини. - Он покосился на едва не плачущего Теомира и ухмыльнулся краем рта. - Ладно, там посмотрим. Только отцепись от меня ради вашего Отца-Белоконя!

Вернувшись на постоялый двор, наспех перекусили. Есть еще не хотелось, но Телевар настоял - мол, никто не знает, когда в следующий раз брюхо набить доведется. Изнывающий от нетерпения Теомир ерзал на занозистой скамье, на него недоуменно поглядывали. Черствые лепешки и сухое вяленое мясо не лезли в горло даже в сопровождении огромных глотков воды. Помаявшись несколько минут, он вылез из-за стола и вышел на двор.

У двери устроился Гром, лениво обгладывая какую-то старую кость и блаженно жмурясь в лучах заходящего солнца. Теомир присел рядом, задумчиво потрепал его по холке. Зверь, на секунду отвлекшись от своей кости, фыркнул ему в лицо, осторожно подержался зубами за руку, глухо рыча, затем неожиданно лизнул в лицо и вернулся к прерванному занятию. Кто-то тихо прыснул у парня за спиной. Он подскочил как ужаленный и повернулся. Рядом стояла Ольга, на ее плече висела небольшая полотняная сумка, от которой шел слабый, но отчетливый запах сенокоса. Волк вопросительно взглянул на нее, чихнул и демонстративно перетащил свою кость в сторону, подальше от неприятных вонючих трав.

– Лижетесь? - улыбнулась Ольга Теомиру. - Ох ты… разведчик.

Теомир почувствовал, что краснеет. Он решительно выпрямился, отряхивая и без того чистые колени и отвернулся от девушки.

– Тебе завидно? - буркнул он, не оборачиваясь. Ольга снова прыснула.

– А если завидно, что тогда? - спросила она. - Хочешь, поцелую?

– Щас как!… - огрызнулся Теомир, на секунду задумавшись, что - "щас". Но тут на плечо легли Ольгины руки, и ее теплые мягкие губы на миг приникли к щеке. Теомир ошарашено повернулся, но девушки уже не было рядом - только у входа в конюшню мелькнула ее зеленая мужская куртка да прозвучал серебристый смех. Машинально потирая щеку, Теомир взглянул на Грома. Тот с интересом смотрел на него, и Теомир мог бы поклясться, что на мгновение в его глазах светился почти человеческий юмор. Впрочем, волк почти сразу опустил голову и снова начал глодать свою кость. Теомир озадаченно поскреб в затылке, но тут распахнулась дверь, и на двор стали один за другим выходить Всадники.

Сытые повеселевшие кони гарцевали под седлами, нетерпеливо покусывая удила. Но пустить их галопом по узким и кривым городским улочкам Всадники не рискнули, да и присутствие пешего тролля не располагало к скачкам, так что двигались не слишком быстрым шагом.

До управы, где располагалась ставка Третьего участка, добрались уже затемно. Вокруг было безлюдно, из-за ставен домов, окружавших площадь, тут и там пробивались тусклые лучики света. Около входа в управу чуть мерцала масляная лампа, по крыльцу и коновязи метались призрачные тени. Быстро холодало, в воздухе потянуло ночной сыростью.

Телевар, спрыгнув с крыльца, быстрым шагом взошел на крыльцо, тяжело ударил в дверь и, не дожидаясь отклика, решительно толкнул ее. Дверь не поддалась. Тысячник секунду недоуменно смотрел на нее, затем забарабанил изо всех сил. Хлипкие доски жалобно затрещали под его тяжелым кулаком. Барабанить пришлось долго.

– Иду, иду… - наконец откликнулся изнутри заспанный голос, и через несколько мгновений в окошке замигал свет лучины. Дверь со страшным скрипом распахнулась. В дверях показался ражий белобрысый детина в кое-как накинутой рубахе и сползающих портках, которые он придерживал свободной рукой. В его всклокоченные волосы набились какие-то щепки и мелкая труха. - Ходют тут… - Он осекся - разъяренный тысячник пихнул его в грудь так, что тот отлетел на несколько шагов, с трудом удержавшись на ногах. Чтобы удержать равновесие, ему пришлось широко взмахнуть руками, и обиженная на такое бесцеремонное обращение лучина потухла, недовольно треща. В комнате воцарился почти полный мрак, чуть разгоняемый наружным фонарем.

– Свет! - яростно рявкнул Телевар. - Громобой, едрить тебя налево! Обеспечь!

Хлаш вошел в комнату со снятой с наддверного крюка лампой. Та еле горела и нещадно дымила - масло, как видно, было на исходе. Неяркий свет бросал на лица людей резкие колышущиеся тени, заостряя черты лица и делая похожими их на какие-то грубые маски.

– Да кто вы… - начал было детина.

– Смирно! - во весь голос рявкнул на него Телевар. - Я новый тысячник Третьего участка! Рапорт, быстро! - Его лицо дышало таким гневом, что Теомир, потянув Ольгу за рукав, попятился в угол. Та бросила на него быстрый взгляд и последовала за ним.

– Какой рапорт! - заорал в ответ детина, нимало не испугавшись грозного вида тысячника. - Сторож я, от воров эту хибару охраняю! Нет тут ваших вояк, разошлись они по домам. Дрыхнут, небось, без задних ног, да уж не моя это проблема! Вот их и ставь по струнке, а меня не трожь! Кстати, - добавил он, насторожившись, - не видел я тебя раньше, да и одеты вы, ребята, не по нашему. Тысячник, говоришь? - подозрительно уставился он на Телевара. - Сдается мне, что липовый ты тысячник. Ну-ка, пошли все вон, пока стражу не кликнул! Завтра приходите, там и будете разбираться, кто у вас тыс… Хап!

Не дослушав, Телевар коротко ударил его в живот. Детина согнулся пополам, судорожно ловя ртов воздух. Броша, скользнув вперед, схватил его за волосы и вздернул голову вверх.

– Ты как с темником разговариваешь, мразь подзаборная! - прошипел он. - Тебе что, кровь пустить? - Его кинжал с легким шелестом выскользнул из ножен и прижался к подбородку сторожа. - Ну-ка, встать прямо и отвечать на вопросы! - Он сопроводил свои слова ударом кулака по почкам, так что несчастный детина, тяжело охнув, судорожно выпрямился, хватаясь за спину. Его коленки подкосились, но Броша снова ухватил его за волосы железной хваткой, так что незадачливому парню волей-неволей пришлось остаться на ногах.

– Не бейте, - с трудом выдохнул он. - Извиняюсь, господин тысячник, не признал. Пустите меня, а то больно волосы!

Повинуясь легкому кивку Телевара, Броша отпустил волосы белобрысого, но кинжал в ножны не убрал, как бы невзначай поигрывая им перед глазами. Сторож испуганно следил за оружием расширившимися глазами.

– Что прикажете, господин тысячник? - наконец выдохнул он, все еще держась за бок. На его лице блуждала болезненная гримаса - видимо, Броша врезал от души.

– Кто командовал участком до меня? - резко спросил тысячник. - Имя, звание, где живет?

– Стипа, - с готовностью откликнулся парень. - Десятник. Живет здесь, за углом. Только не командовал он, а просто присматривал. Знамо дело, в городе, почитай, из опытных и нет никого, четыре тысячника да воевода, у всех дел по горло…

– Стоп! - прервал его Телевар. - Тебя-то как зовут?

– Треп! - с готовностью отрапортовал тот. Видимо, он все-таки признал Телевара за начальство, поскольку перестал боязливо постреливать глазами на кинжал Броши, начав взамен преданно есть глазами тысячника. - Это меня еще с детства так прозвали, потому что…

– Вижу, почему, - мрачно усмехнулся Телевар. - Броша, пойдешь с ним до десятника, потом приведешь обоих сюда. Слышь, дружище, - снова обратился он к сторожу. - Пойдешь туда и обратно кратчайшим путем. Вздумаешь сбежать - он тебе глотку перережет, а не успеет - разыщу и за измену вздерну. Это я тебе обещаю. - Его усмешка стала еще шире. Парень громко сглотнул слюну, в его глазах снова появился страх. Он молча кивнул. - Тогда одна нога здесь, другая там. Стой! - скомандовал он с готовностью ринувшегося к двери Трепа. - Свечи или другая справа для света где?

В последних сполохах догорающего масла сторож разыскал в дальнем ящике с десяток сальных свечей и торопливо выскочил в дверь, сопровождаемый угрюмым Брошей. При свете обнаружилось, что управа представляет из себя замусоренную комнату размером две на три сажени, с деревянными лавками вдоль стен, коротким столом в углу и отгороженным железной решеткой закутком в дальнем углу. Под потолком висела закопченная лампа на три свечи с прогоревшим жестяным колпаком, из гнезд высовывались коротенькие огарки.

– Спать ушли, это надо же! - пробормотал Телевар. - Шлюхин дом на колесах! Как с жугличи с такими защитничками город еще не взяли - ума не приложу. А у них небогато…

– Районная управа, - пожал плечами тролль, до это молча стоявший в стороне, опершись на свою шипастую палицу. - Обычно здесь с десяток стражников сидит, в кости играют да пойманных воришек до суда держат. А суд здесь короткий - полсотни плетей, и свободен. Если выдюжишь, конечно. Впрочем, обычно насмерть не забивают. Я только об одном таком случае слышал, но там у палача с вором личные счеты оказались. С женой тот его переспал, что ли.

– А убийц там, насильников или еще кого серьезного куда девают? - поинтересовался Телевар, тяжело опускаясь на лавку. - Маловата клетушка-то.

– Ну, этих в участке не держат, - ответил тролль. - Их сразу в крепость, в холодную, а то и на виселицу, если с поличным поймали. Но такие дела здесь редкость, городок маленький и на удивление тихий.

Теомир удивился про себя. Тихий - еще ладно. Если ему не повезло нарваться, это еще ни о чем не говорит. Но - городок? Три версты вдоль реки да две сотни саженей поперек?

Скрипнула, отворяясь дверь. В дом решительным шагом вошел солдат в короткой кольчуге, накинутой поверх обычной рубахи, и с длинным мечом у пояса. Борода у него, впрочем, топорщилась даже сильнее, чем у ввалившегося следом Трепа. Вошедший последним Броша привалился к косяку и стал чистить кинжалом ногти.

Телевар поднялся навстречу вошедшим. Теомир невольно сжался, ожидая очередной вспышки гнева, но, на его удивление, Телевар остался спокоен. Вошедший вытянулся перед ним, щелкнув каблуками, и коротко доложил:

– Десятник Стипа явился по вызову господина тысячника. Ожидаю приказаний.

– Вольно! - махнул рукой Телевар. - Доложи обстановку.

– Обстановку? - угрюмо удивился десятник. - Да нет никакой обстановки. Все, кто есть, на стенах, да и то по ночному времени, наверное, по домам разбежались. Я тут несколько дней в потолок плевал по приказу темника Храбата, командира изображая. А зачем тут командир? Свое место на стене всяк и сам знает.

– Сколько народу на участке? - резко спросил Телевар.

– Да сотен пять, почитай, наберется, - задумчиво поскреб подбородок десятник. - Только на дежурство от силы половина ходит. Ночью только мои ребята остаются дежурить, часовыми. Мало их у меня, всего семеро. А с ополчения что возьмешь? Приказчики да купцы, сами себя на копье не насадят - и то ладно. Днем воевода стражу присылает, но на ночь и они по домам расходятся.

– Шлюхин дом, - задумчиво произнес Телевар. - Ну, что я говорил? - повернулся он к своим. - Как только их еще с потрохами не слопали?

– Так всем известно, что жугличи ночью не воюют, - сердито откликнулся десятник Стипа. - Как солнце закатится, так и дрыхнут без задних ног. Дикие люди, известное дело, - добавил он, презрительно поведя плечами. - Чего их караулить-то? Вот днем - да, днем другое дело… Да, вот еще что, - неожиданно замялся он. - Я не то чтобы не верю, что ты - новый тысячник, но мне никто про тебя ничего не говорил. Ты уж не обижайся, - он кинул выразительный взгляд на скромно забившегося в угол Трепа, - но и одет ты не по нашему, и выговор странный, да и вообще…

– Хочешь сказать, что я самозванец? - усмехнулся Телевар. - Да уж, велика цель - над полутысячей охламонов да десятком стражников командование захватить. Хотя прав ты, а вот я о таком не подумал. Ох, зря я того субчика из Храбатовой свиты с собой не прихватил.

– Тилос обещал, что завтра утром воевода участок навестит да в курс дела введет при надобности, - негромко подсказал Хлаш. Стипа, вздрогнув от неожиданности, взглянул на тролля, потом уважительно осмотрел его дубину и вздохнул:

– Ну, вот завтра утром и будем разговаривать. Мне что, я человек маленький, как скажут, так и сделаю. А вы сами-то откуда будете? - с неожиданным любопытством добавил он. - Вроде Всадники назад еще не кочевали?

– Мы весной вернулись, - буркнул Телевар. - Ну и понесла же нас нелегкая к вам в гости за железом! Ну да что уж теперь поделаешь…

– А-а, - разочаровано протянул десятник. - Я-то думал, что вы город защищать пришли. Эх, пара тысяч кавалерии нам бы совсем не помешала…

Теомир мысленно согласился с ним. Пара тысяч, а еще лучше - два раза по паре тысяч Всадников, и от наглых разбойников бы и пыли не осталось. Да только для такого нужно не одну неделю народ по степям да дальним станкам собирать. Да и какое, в конце концов, Всадникам дело до дальнего Купчища? Тут он вспомнил, что жугличи вторглись и в Вольные Земли, и ему снова стало нехорошо.

– Ладно, утром так утром, - не стал спорить Телевар. - По-хорошему бы надо по стенам прогуляться, посмотреть что да как, ну да не ломать же в потемках ноги. Значит, так, десятник. Пока топай домой, но завтра чуть свет чтоб был на месте. Мы пока здесь заночуем. Завтра пожитки с постоялого двора сюда перетащим, только вот коней там придется оставить да хозяину за присмотр заплатить. Нам самим недосуг будет. Эй, как там тебя… Треп! Найди метлу да подмети пол. Не спать же, в самом деле, в таком свинарнике!

Ночью Теомир спал плохо, ворочаясь на узкой деревянной лавке. В полудреме он с завистью прислушивался к похрапыванию товарищей, которым, казалось, было безразлично, спят они на неудобной скамье или в мягкой кровати. Иногда он проваливался в неглубокий сон, в котором его колотили дубинками по спине и локтям, но снова выныривал на поверхность, и в глаза ему через узкое, затянутое бычьим пузырем оконце, призрачно светила медленно плывущая к востоку Белая Звезда. В избе стояла духота, и Теомир метался с боку на бок, судорожно хватая ртом воздух.

Наконец за окошком начало мало-помалу сереть. Где-то невдалеке хрипло заорал первый петух, подхватили остальные, и Теомир, почесываясь, сел на лавке. Спина и шея болели, глаза слипались, но спать больше не хотелось. Он сунул ноги в сапоги, как смог разгладил помятую одежду и вышел на крыльцо, аккуратно придерживая скрипучую дверь. Волна сырого холодного воздуха накатила на него. Как следует протерев глаза, Теомир разглядел в предутренних туманных сумерках старый колодец с почерневшим от времени воротом. Около крыльца, свернувшись калачиком, спал Гром. Приоткрыв один глаз, волк сонно взглянул на Теомира, сладко зевнул и снова засопел, прикрыв нос хвостом. С завистью взглянув на него, Теомир достал из колодца полное до краев щелястое деревянное ведро, из которого во все стороны били струйки воды, и решительно опрокинул его на голову, тут же взвыв от ледяного ожога. Холодные струйки потекли за шиворот, неприятно холодя спину. Как мог, он отжал волосы, достал еще одно ведро и плеснул в желоб, тянущийся к корыту перед коновязью. Сонно потряхивая гривами, кони опустили в корыто морды и стали пить, пофыркивая.

Снова скрипнула дверь, и на крыльцо вышел, со вкусом потягиваясь, обнаженный до пояса тролль. Его гладкая чешуйчатая кожа почти сразу покрылась мелкими капельками влаги, осевшими из тумана. Махнув Теомиру рукой, Хлаш неторопливо прошествовал в отхожее место. Теомир махнул ему рукой в ответ и стал осматривать площадь. Она оказалась куда меньше, чем ему показалось накануне в темноте. Двадцать шагов в ширину да столько же в длину, глухие высокие заборы со всех сторон, грязные улочки с трех сторон да покосившийся дом управы, он же - ставка Третьего участка. Теомиру стало тоскливо, но тут же он вспомнил, что сегодня предстоит поход на стены и даже - чем Отец-Белоконь не шутит - настоящая битва, и повеселел.

Спустя пару минут Хлаш присоединился к Теомиру у колодца. Вытащив очередное ведро воды, он решительно опрокинул его на себя.

– Эй! - протестующе воскликнул Теомир, когда его окатило целой волной брызг. - Поосторожней!

Тролль подмигнул ему и по-собачьи встряхнулся, снова обдав Теомира брызгами. Затем он отошел немного в сторону, где на утоптанной земле не было лужиц, и принялся делать зарядку. Теомир зачарованно смотрел на него. Такому бы на кузне молотобойцем работать, решил он, наблюдая, как могучие мышцы перекатываются под зеленой чешуей. Тролль размахивал в воздухе руками, наклонялся вперед, назад, вбок, приседал и тут же выпрыгивал высоко в воздух, садился на шпагат и сразу по-кошачьи вспрыгивал на ноги, проходился колесом, кувыркался через голову и стоял на руках. Его массивное тело казалось невесомым, сделанным из какой-то чрезвычайно гибкой субстанции, оно извивалось как змеиное и застывало как вырезанное из дерева. Несколько раз тролль, подпрыгнув и кувыркнувшись в воздухе, с глухим шлепком плашмя падал на землю, так что Теомир чувствовал ногами ее дрожь, но тут же как ни в чем не бывало вскакивал на ноги и продолжал свои упражнения. Увлекшись этим представлением, парень подошел поближе, и тут Хлаш, мягко извернувшись, бросился на него. Огромный тролль навис над ним, жутко оскалившись набитой острыми зубами пастью, на гладком черепе и в узких черных глазах яростно горели отблески первых лучей восходящего солнца. Как во сне Теомир смотрел на медленно опускающийся на него пудовый кулак, не в силах пошевелиться, затем, как будто его что-то ужалило изнутри, отчаянно выбросил вперед и вверх обе руки, стараясь если не блокировать, то хотя бы ослабить удар, но схватил пустоту и шатнулся вперед, потеряв равновесие. Что-то легонько шлепнуло его по затылку, и он во весь рост грохнулся на глинистую землю, сильно ударившись грудью.

– Ты чего, обалдел? - возмущенно обернулся он к троллю, как только к нему вернулось дыхание, с трудом усаживаясь на землю. - Чо бросаешься?

– Урок номер один, - ухмыляясь, ответил Хлаш. Его грудь тяжело вздымалась, но он выглядел донельзя довольным. - Никогда не хватайся за нападающего. Даже если он не посвященный Пути Единого Духа, ты рискуешь промахнуться, потерять равновесие и получить нож в брюхо. Захват ко многому тебя обязывает, он сковывает твои движения и отдает тебя во власть противника.

– А как же иначе? - удивился Теомир, потирая грудь. - В морду получать?

– Ну-ка, вставай! - скомандовал Хлаш. - Вставай-вставай, я тебя несильно бросил. Не изображай мне тут калеку. Так, теперь ударь меня.

– Ударить? - Теомир посмотрел на возвышающегося над ним как башня тролля. - Да ты в два раза меня выше, я до твоего лица не дотянусь!

– Во-первых, не в два, дотянешься. - парировал Хлаш. - Во-вторых, не обязательно бить в голову. В общем-то, в голову бить даже вредно - слишком тяжело попасть. Многие - особенно молодежь - любят эффектные приемы типа этого, - Хлаш резко развернулся вокруг своей оси и лягнул воздух над головой Теомира. Его пятка свистнула у самого уха парня, и тот невольно присел, прикрывая макушку руками. - Так вот, в бою только настоящим мастерам удается попасть в цель таким ударом. От него очень легко уклониться. Наиболее эффективные удары ногами всегда наносятся в живот и ниже. Иногда достаточно просто хорошо пнуть противника в лодыжку, чтобы вывести его из строя.

– Да уж тебе-то действительно просто, - пробормотал Теомир, с уважением глядя на босые ноги тролля с длинными острыми когтями. - Вон какой бугай…

– Неважно, - отмахнулся Хлаш. - На каждого силача всегда найдется кто посильнее. Да ты не отвлекайся, бей!

Теомир хмыкнул и несильно ударил тролля. Удар пришелся куда-то в живот, но Хлаш даже не пошевелился.

– Не машется кулаками, не жрамши? - сочувственно поинтересовался он. - Или стесняешься? Бей нормально, как в драке.

– А если отобью чего? - опасливо поинтересовался Теомир. Он сильно сомневался, что сможет повредить троллю даже копьем, но кто его знает…

– Мои проблемы, - отмахнулся Хлаш. - Ты бей, бей.

Теомир пожал плечами и с размаха ударил Хлаша в грудь. Точнее, попытался ударить - как и перед этим, удар пришелся в пустоту. В момент удара тролль скользнул куда-то в сторону, чуть отведя кулак боковым движением руки, и оказался за спиной Теомира. Его пальцы ухватили парня за шею и чуть подтолкнули. Если бы Хлаш не придержал его другой рукой, Теомир снова покатился бы кубарем.

– А еще можно крутнуться в другую сторону и добавить удар сгибом локтя сверху вниз, - прокомментировал Хлаш. - Вот так. Перелом шейных позвонков обеспечен. Этот прием сработает с любым противником, не слишком отличающимся от тебя по росту. С высоким троллем вроде меня ты, конечно, так не справишься, но с любым человеком - вполне.

– Ну да, с любым! - проворчал Теомир, потирая поцарапанную когтями тролля шею. - А если он тяжелый? - Он криво ухмыльнулся, вспомнив драки в родном кочевье.

– Он наносит удар, - серьезно ответил Хлаш. - Вся его масса сконцентрирована в кулаке. Сосредотачивая свою силу в одной точке, противник становится уязвимым, стоит лишь тебе правильно на эту точку воздействовать. Никогда не отбивай удар, если можешь увернуться. Пропусти кулак мимо себя, подтолкни его, заверти - и противник сразит себя сам, своей тяжестью, своей инерцией.

– Инерцией? - переспросил Теомир. - Это что?

– Ну… - на мгновение смутился Хлаш. - Неважно. Чем ты тяжелее, тем сложнее тебе вести схватку с вертким быстрым противником. Зачастую сила и рост больше мешают, чем помогают. Разумеется, если правильно защищаться.

– Да уж, - Теомир задумчиво потер подбородок. - Это ты сам придумал?

– Скажешь тоже - сам! - улыбнулся Хлаш. - Ты слышал когда-нибудь о Пути Просветленного Духа?

– Слышал, конечно, - важно кивнул Теомир. - Ты о нем говорил.

– Ох ты жук, - расхохотался Хлаш. - Вывернулся, значит! А до того?

– До того - нет, - отрицательно помотал головой Теомир. - А что это?

– Путь Просветленного Духа, - серьезно и слегка торжественно сказал Хлаш, - это учение, распространенное в основном среди троллей. Основатель Пути, великий Мореход Усимбэй, учил: победить противника можно, лишь превратившись с ним в единое целое, объединив свой дух и его. Слившись с ним в гармонии, ты приобретаешь власть над ним.

– А кто такой Усимбэй? - заинтересовался Теомир. - Великий герой?

– Ну, можно сказать и так, - ответил тролль. - Когда-то давно тролли жили на далеком Скалистом Архипелаге, окруженные со всех сторон водой, не подозревая о существовании других земель и рас. Усимбэй первым построил корабль, который мог выдержать долгое путешествие до материка. Тогда мы еще не были такими, как сейчас, больше походили на диких зверей. Много тысяч лет мы жили запертыми в своем мирке. А Усимбэй доплыл до материка и вернулся назад, открыв нам целый мир. За это его и прозвали Мореходом. Про него сложены целые баллады, но они не слишком популярны среди человеческих бардов. Одна из них…

– Ой, не надо баллады! - воскликнул Теомир, испугавшись, что Хлаш начнет рассказывать их прямо сейчас. - А Путь?

– Вернувшись на родину, он привез с собой Драконий Камень и поведал Народу про Просветление Духа, - как ни в чем ни бывало продолжил Хлаш. - Это долгая история, расскажу, если время найдется. С тех пор почти все тролли идут по Пути. Люди же и орки редко встают на него и еще реже достигают больших успехов. Из ныне живущих разве что Тилос… - Тролль замолчал, задумавшись.

– Хлаш, а Хлаш! - потеребил его за руку Теомир. - А ты меня поучишь? Пусть я не стану мастером, но все же! И в разведке легче будет, да?

– Кто о чем, а вшивый о бане! - расхохотался Хлаш. - Пойми, парень, командир есть командир. Если Телевар позволит, я, пожалуй, тебя возьму, но у него, как мне кажется, свои планы. А поучить можно, отчего ж… Это знание не секретное, его позволено передать кому угодно. Если ты захочешь достичь хоть чего-то, ты не сможешь использовать его во зло. Но об этом потом, сначала устроиться надо.

Снова скрипнула дверь, и на крыльцо вышел тысячник. Он широко зевнул, прикрывая рот ладонью, и покрутил головой.

– Охо-хонюшки!… Старость не радость, - пожаловался он. - Поспал ночь на лавке - шею ломит. Хоть бы седло подложил, что ли… - За ним один за другим появлялись остальные члены отряда. Они шумно фыркали, умываясь около колодца, весело гоготали, хлопали друг друга по мокрым спинам, так что из-за заборов им стали откликаться собаки.

Солнце уже поднялось довольно высоко, когда Всадники собрались в домике управы, одетые, причесанные и накормленные - Треп сбегал в ближайший трактир и приволок с собой гору еды, транспортируемую двумя заспанными пареньками, сонно глядящими на окружающий мир.

– Я туда захожу, а они еще дрыхнут все, - оживленно рассказывал сторож. - Я туда, сюда, а нет никого, двери на клюшке, только собака в конуре брехает. Ну, я давай стучать…

– Тихо! - прервал его Телевар. - Сядь в углу и не отсвечивай. Что Стипа сказал? - повернулся он к Броше.

– Не застал я его дома, - пожал плечами тот. - Хозяйка кур кормила, сказала, что ушел из дома чуть свет, а куда - не отчитывался.

– Так… - Телевар задумчиво побарабанил пальцами по столу. - Понятно. Значит, такие дела: сейчас мы с Громобоем и Теомиром едем в крепость, Броша с Ольгой остаются здесь дежурными, остальные двигают на постоялый двор. Заберете пожитки, освободите комнаты и расплатитесь за постой с хозяином. Любоконь, вот деньги, ты главный. - Он подтолкнул по столу небольшой полотняный мешочек. - Коней с телегами оставите там, с хозяином договорились, только деньги заплатить осталось. Отдашь пока за неделю вперед, потом видно будет. Вопросы?

– Мне что делать? - осведомился Хлаш.

– А то сам не знаешь! - неодобрительно покосился на него Телевар. - Вчера же обговорено было. Вот и занимайся. - Тролль молча кивнул головой. - Все, за дело.

Однако не успели люди встать из-за стола, как за окном послышался топот нескольких лошадей и бряцанье железа.

– Должно быть, воевода пожаловал, соизволил, - скривившись, пробормотал Телевар. - Ежели у них такие тысячники, то каков же хозяин? Небось, совсем говорить не захочет… - Досадливо хлопнув себя по бедру, он вышел в дверь. Остальные заторопились за ним, нетерпеливо толкаясь в дверях.

Первым Теомир увидел Заграта. Орк стоял у коновязи, критически озирая местность. Он опирался на новый посох, подкованный железом, в тяжелом медном набалдашнике тускло блестел в солнечных лучах небольшой красноватый камень. Косо вверх торчали три угрожающего вида шипа. С посохом шаман казался более высоким, более грозным, каким-то преисполненным значения и скрытой силы. Гром вертелся рядом, возбужденно повизгивая.

Чуть поодаль с поджарого гнедого коня тяжело спрыгнул грузный пожилой мужик с окладистой черной бородой, длинными унылыми усами и неожиданно властным тяжелым взглядом. На нем был легкий медный панцирь, передняя и задняя части которого соединялись на боках металлическими скрепами. На переносицу спускалась стрелка открытого шлема, на боку висел легкий кавалерийский палаш со скошенным к рукоятке эфесом. К панцирю лип алый плащ, который путался у воеводы - Теомир вспомнил, что уже видел его - под ногами. Вокруг высокого начальства застыл эскорт в таких же панцирях, но без плащей. Вчерашний десятник Стипа скромно стоял в стороне.

– Здорово, почтенные. Галазир я, - прогудел мужик, останавливаясь перед Всадниками. У него оказался глубокий бас с легкой хрипотцой. Теомир втайне позавидовал: небось, отдавать команды в бою таким голосищем - одно удовольствие. - Воевода я здешний. Так это ты, значит, новый тысячник у нас будешь? - обратился он к Телевару, вышедшему вперед. - Ну что, рад познакомиться. Тилос этот тебя страсть как нахваливал. Мол, герой ты, с десятком от стаи волколаков отбился и все такое. Ну, людей позарез не хватает, так что и без волколаков бы взял.

Тилос, которого Теомир вначале не заметил, легко спрыгнул с лошади. Он был без доспехов, на поясе висел длинный широкий кинжал почти без эфеса, с короткой толстой рукоятью. Юноша обрадовано махнул посланнику рукой, но тот лишь коротко кивнул в ответ.

– Здравствуй, тысячник, - вежливо поклонился он Телевару. - Прости, что вчера Храбат так с тобой обошелся. Воеводе же самому оказалось недосуг с тобой встретиться, да и я замотался. На Шестом участке жугличи прорыв учинить вздумали, еле отбились, даром что те стены штурмовать не умеют. Навалились массой, понимаешь, наставили лестниц, только маги и спасли. Закидали огненными шарами…

– Привет тебе, воевода, - в свою очередь поклонился Телевар. - Привет и тебе, Тилос. На Храбата я зла не держу, мне с ним в одном доме не жить. Только что же это у вас люди-то так распущены? Ни дежурных, ни караулов ночных, ровно в мирное время. Так, глядишь, голыми руками всех нас возьмут, мы и пикнуть не успеем.

– Распущены, говоришь? - исподлобья взглянул на него Галазир. - Так ты теперь командир, тебе и карты в руки. Сильно не свирепствуй, у людей нервы и так натянуты, но ежели пару разгильдяев на крепостной стене повесишь - только спасибо скажу. А что делать было? Сам видишь, аховое положение, раз первому встречному участок даем! Извини, почтенный, как там бишь тебя? - он слегка смутился, сообразив, что "первый встречный" - не самый ласковый эпитет для новоиспеченного командира, но Телевар даже и бровью не повел. - Ах, да, Телевар, совсем запамятовал. Не держи зла, я в ночь не ложился, глаза слипаются как у последней собаки. - Он устало потер шею. - Вон, парень тебе на подмогу, - он кивнул головой в сторону Стипы. - На первое время знает, что к чему, а потом сам разберешься. Да, вот еще что, - он озабоченно хлопнул себя по бокам. - Сбор сегодня командиров участков у меня, как солнце над детинцем подымется. Часов в десять, что ли. Уж появись, не побрезгуй. Не все у нас такие, как Храбат, да и тот не так плох, как на первый взгляд кажется. Не забудь только, а то начнешь хлопотать - закрутишься, и точно из головы вылетит. По себе знаю. - Он тяжело вздохнул.

– Десять часов - это когда? - спокойно спросил Телевар. - Не обессудь, воевода, только по солнцу мне понятнее.

– А, ну да! - Галазир хлопнул себя по лбу ладонью. - Запамятовал. Специально же взял у ювелира, чтобы тебе отдать. Сейчас… - Он снова озабоченно захлопал себя по бокам, панцирь отзывался глухим лязгом. - Да вот же оно! - Лицо воеводы озарилось, он вытащил из-под медной пластины небольшой плотный сверток. - Держи! - сунул он сверток в руку Телевару. - Отличная штука, часы называется, только раз в два дня заводить не забывай. Да не роняй, вещь дорогая, казенная, попортишь - ювелир с тебя за нее три шкуры стребует… если раньше от досады не удавится. Ладно, тысячник, бывай, увидимся, а сейчас недосуг мне. - Он хлопнул Телевара по плечу и тяжело взгромоздился на лошадь. Тронул было поводья, но, хитро прищурившись, оглянулся на несколько ошеломленного Телевара, сжимающего в руке пакет. - А дисциплину на твоем участке я сам проверю через три дня. Лично взыщу, если что! - Он махнул рукой и пустил коня рысью. Конвой с грохотом поскакал за ним, и через несколько мгновений кавалькада скрылась за углом, оставив в воздухе столб пыли и острый запах конского пота.

– Ничего себе дядька, - про себя заметил Чеготар. - Резкий, но не злой. Авось не все так плохо…

– Разговорчики! - рявкнул Телевар. Он осторожно развернул тряпицу воеводы. Внутри оказался небольшой прямоугольный предмет, сделанный из чего-то вроде серебра. Одна сторона оказалась застеклена, под ней виднелись какие-то черные значки, образующие два круга. От центров кругов к значкам шли две плоские черные палочки. В воздухе раздалось чуть слышное щелканье. - Это еще что, задери вас кобыла?!

– Часы, - пояснил Тилос, осторожно забирая предмет у Телевара. - Время показывают. Видишь, левый круг - текущий час, от первого до двадцатого. Правый - минуты, с первой по пятидесятую. Один оборот правой стрелки смещает левую на одно деление. Все просто, только вот эту круглую головку раз в два дня подкручивать надо, чтобы пружинку внутри подтянуть. Очень удобно, куда лучше, чем по солнцу прикидывать. Кстати, - прищурился он, возвращая колдовскую вещицу Телевару, - времени уже восьмой час, тысячник, а до крепости минут двадцать ехать надо. Времени у тебя не так уж и много.

– Сам знаю, - буркнул Телевар. - Эй, ты, Стипа!

– Слушаю, командир! - вытянулся десятник.

– Обеги участок, созови всех сотников сюда. - Чтобы через… - Он на секунду задумался, вспоминая. - Чтобы через час все здесь были. Понял?

– Нет, командир! - отрапортовал Стипа. - Не можно это.

– Что - не можно? - не понял Телевар.

– Сотников собрать не можно, командир! - сообщил солдат. - Нет на участке сотников, ни одного из пяти причитающихся. Последний полгода назад ушел на вольные хлеба, потому как надобности в нем не было, а Совет жалованье урезал.

– Ох ты ешкин свет! - ошеломленно пробормотал Телевар. - Вот это номер! Это дружина у города или что? - Он грозно повернулся к улыбающемуся краем рта Тилосу. - Ты куда меня заманил, подсыл бесштанный? Бабами с ухватами командовать?

– Не кипятись, темник, - неожиданно мирно откликнулся тот. - Неужто ты думаешь, что тебя участком командовать поставили бы, если бы своих, испытанных произвести могли? Город полвека ни с кем не воевал, дружина впятеро против прежней урезана, командиров не хватает, из семерых положенных тысячников четверо осталось, да и те пороху… тьфу, боя не нюхали. На каждом участке должно по пятьсотников быть, а их на весь город пятеро осталось, и ни одного на твоем участке. Ничего, десятников временно произведешь, невелика беда.

– Десятников? - взъярился Телевар. - В сотники? Да ты в своем ли уме? Я что, на стенах им буду сопли подтирать, молокососам этим? Я десятником семь лет проходил, пока в сотники не произвели! Десятком командовать ума много не надо, сотней куда тяжелее, да еще сотней не солдат, а ополченцев толстобрюхих! Да на кой мне этот цирк сдался? Проще послать все в хлев нечищеный да сдать должность!

– Тогда город долго не протянет, - пожал плечами ничуть не смутившийся Тилос. - Жугличи нашинкуют горожан себе на завтрак. Вот только поймут, что город почти и не защищен. Тебе их не жалко?

– Да что мне это город? - возмутился Телевар. - У меня своя степь, свои лошади! Да пусть этот город сквозь землю провалится, топчи его конем! Не умели оборону наладить - вот пусть и отдуваются теперь.

– Я вчера весь день провел на стенах, - задумчиво произнес Тилос. - Худо-бедно, а тысяч пять жугличей около города держатся. Как только город падет, они двинутся дальше, в ваши земли. В ваши степи и к вашим коням в гости, я хочу сказать, - ехидно поправился он. - Это означает, что их армия в Вольных Землях возрастет раза в полтора. Легче будет вашим от этого?

Телевар открыл рот, потом снова закрыл его. Его лицо побагровело. Он тяжело задышал, несколько раз сжал и разжал кулаки.

– Ну, а тебе-то что за беда? - буркнул он наконец. - Ты-то что о нас так беспокоишься?

– Есть причины, - вежливо качнул головой посланник. - Но не будем тратить время впустую. Командуй, тысячник, время не ждет.

Надо было отдать должное Телевару - вернувшийся из отставки старый темник не стал терять времени зря. Стипа на пару с Брошей были посланы по стенам со строгим наказом собрать всех десятников не позже чем через полчаса (Телевар сразу оценил удобство часов, и теперь обращался с ними так, будто знал всю жизнь). Стипа было отказался садиться на лошадь - мол, и своими ногами не отстану. Телевар так зыркнул на него, что десятник, нервно сглатывая слюну, с трудом забрался в седло и судорожно вцепился в поводья, пока животное неторопливо трусило вслед за конем Броши. Теомир хихикнул - фигура десятника сильно напомнила ему мешок с картошкой - но тут же был отправлен с остальными в арсенал и моментально забыл про пешеходную крысу.

Арсенал! В мыслях Теомир представлял его как величественное белое здание, уходящее в небеса, с важной вооруженной охраной у входа, оберегающей святую святых обороняющегося города от посягательств извне. Перед зданием ему представлялась широкая площадь, замощенная - чем Отец-Белоконь не шутит! - самым настоящим камнем, вроде того, что лежал в городской стене. Само это слово сияло и манило к себе, обдавало волной величия и героизма, но на деле арсенал оказался приземистым, потемневшим от времени лабазом, притулившимся на такой же кривой улочке с глухими заборами, как и в любой другой части города. У входа даже не оказалось коновязи, и Теомир с Чеготаром были оставлены охранять лошадей и следить, чтобы те не разбрелись. Смертельно обиженный и разочарованный Теомир надулся как мышь на крупу, и пребывал в таком настроении, пока остальные Всадники не вышли из лабаза, нагруженные всевозможным железом.

Когда Теомир увидел, что ему досталось, он тут же забыл про все обиды. До того он привык иметь дело с легкими кавалерийскими клинками, копьями и маленькими щитами, и поэтому ожидал получить что-то похожее. Но ему вручили - совсем даже не торжественно - длинный прямой меч с двумя долами и прямой же крестовиной гарды, а также тяжелый деревянный, обитый какой-то плотной кожей щит с железным шипом посередине и в половину его роста, сужающийся книзу острым треугольником. Двулезвийный клинок оказался ощутимо утяжелен в остром, как шило, конце. Не ожидающий подвоха Теомир, попытавшийся изящно описать в воздухе красивую дугу, глубоко всадил меч в деревянный тротуар и несколько позорных мгновений не мог выдернуть оружие под обидный смех окружающих. Наконец он сообразил бросить щит и ухватиться за рукоять обеими руками. Со скрипом лезвие неохотно вылезло из деревянной плахи, и Теомир со злостью вбросил его в ножны. Тролль отечески хлопнул его по плечу.

– Не злись, - посоветовал он. - Хороший палаш, сам выбирал. Если умеючи с ним обращаться, никакая кольчуга не устоит, да и не всякий кованый доспех тож. Потренирую тебя на досуге, а пока бери лук, да и пошли отсюда.

– Я думал, арбалет дадут… - хмуро проворчал Теомир.

– Ишь ты, арбалет! - усмехнулся Хлаш. - Ручной самострел - игрушка дорогая, в арсенале их и нет, почитай. В крепости хранится десятка три, но это не про нас с тобой. Да тебе он и ни к чему, тут особая сноровка надобна, чтобы болты впустую не пускать, а учиться тебе недосуг будет. Думаешь, ординарцем при тысячнике легко быть? Ха! Наплачешься еще.

Предсказание Хлаша сбылось. Как только нагруженные оружием всадники вернулись к домику управы, Телевар сунул парню в руку берестяную, свернутую в тугую трубку грамоту и отправил к тысячнику на соседний участок. Когда незнакомый с городом Теомир, изрядно поплутав по улицам, добрался до нужного места, оказалось, что, во-первых, на этом участке тысячника нет, а командует им темник соседнего участка, и, во-вторых, замещающий его сотник буквально только что отправился в крепость на совещание к воеводе. Зло пнув ни в чем не повинную дверь, Теомир вышел, вскочил на коня и отправился восвояси. Вернулся назад он заметно быстрее, но Телевар уже тоже уехал в крепость вместе с Громобоем, а оставшийся за главного Броша тут же отправил его в трактир за закуской. Вообще около управы, по совместительству оказавшейся ставкой Третьего участка, стало не в пример многолюднее, чем раньше. Храпели у коновязи непоеные кони, взад и вперед ходили незнакомые парню люди, окидывая его подозрительными взглядами. Среди них Теомир заметил Боршугала, но маг по найму, по всей видимости, его не вспомнил. Ольга с Загратом сидели в полутемном углу избы при слабо мерцающей лучине, склонившись над разбросанными по столу непонятными, терпко пахнущими травами, а когда он попробовал осторожно пристроиться сбоку, стали нетерпеливо посматривать в его сторону. Впрочем, Теомир и так ничего не понял в их разговоре, так что, одинокий и несчастный, он вышел на двор, отошел в дальний угол площади и достал из ножен свой новый меч. На пяте лезвия стояло какое-то замысловатое клеймо - что-то свернувшееся в кольцо, как змея или ящерка, странные знаки внутри, еще один знак рядом. Внимательно рассмотрев клеймо, Теомир сделал несколько пробных взмахов. На этот раз он был осторожнее, так что острие задело землю только однажды. Постепенно он приноровился к палашу и даже осмелился провести несколько осторожных выпадов, предварительно удостоверившись, что никто на него не смотрит. Через какое-то время, поняв, что более-менее чувствует оружие, он сунул меч в ножны и огляделся по сторонам. Народу, кажется, еще прибавилось, но никого из своих поблизости не было. Вздохнув, Теомир присел на крыльцо и задумался.

– Темка, что пригорюнился? - тронула его за плечо вышедшая из дома Ольга. - Скучаешь?

Теомир сердито оглянулся на нее, но тут же смягчился, увидев, какое у девушки усталое осунувшееся лицо. За утро она, казалось, повзрослела на несколько лет. Ольга присела рядом с ним на ступеньку и прижалась к нему. Внутри Теомира что-то радостно вспыхнуло, но он сдержал себя и лишь осторожно приобнял травницу за плечи.

– Устала? - негромко спросил он.

– Ох, Темка! - вздохнула она, и только тут он почувствовал, что Ольга дрожит мелкой дрожью. - Боюсь я всего этого.

– Чего - этого? - не понял Теомир, крепче прижимая к себе девушку. - Осады?

– Да нет, что там осада… - досадливо тряхнула головой Ольга. - Мне же в госпитале работать придется. Знахарей-травников в городе почти не осталось, да и колдунов-целителей - тоже. В мирное время, знаешь ли, двух дюжин на весь город хватало - руку вывихнутую вправить, порез зарастить, насморк вылечить, все по мелочам. А сейчас многие из них сбежали, а раненые потоком пойдут. Я же почти ничего не умею, лошадями ведь занималась раньше, не людьми. Заграт мне что-то рассказывал, но толку-то - он сам по стихийному колдовству, не по телесному. Шар огненный метнуть - это у него, наверное, хорошо получается, но вот лечить… - Она покачала головой.

– Плюнь, - легкомысленно ответил Теомир. - Может, еще и не будет штурма. - Покружатся жугличи вокруг города, поймут, что не по зубам он, да и отправятся восвояси. Не трави душу заранее.

– Хорошо тебе говорить! - вздохнула девушка. - Да что-то слабо верится. Небось не вслепую они шли, знали, с чем встретятся. Чего-то они ждут, я так думаю.

– Сидят, голубки! - хохотнул за спиной вышедший из избы Броша. - Нет уж, не судьба вам на солнышке понежиться, дело есть. Телевар всех ребят по делам разогнал, так что вам вдвоем топать придется.

– Куда еще топать? - неприязненно воззрился на него Теомир.

– Куда-куда… На кудыкину гору! - широко улыбнулся ему Броша. - Сейчас возьмете коней для себя и еще пару запасных и поедете в "Золотую чашу". Заберете наши вещички, навьючите на лошадей и приволокете сюда. С хозяином за комнаты окончательно рассчитаетесь, да сказать спасибо не забудьте. Вот деньги, - он бросил Теомиру кошелек. - Тут ровно сколько надо, не потеряй. Будет говорить, что мало - намекнешь, что тысячник шутить не любит. Все ясно? Тогда вперед и с песней! - Он подмигнул ребятам и снова ушел в избу. Теомир с Ольгой переглянулись.

– Ну и ладно, проветримся немного! - решительно произнесла девушка. - А то я совсем в этой избе с ума сойду от тревоги. Поехали!

– Ага, проветримся! - пробурчал Теомир, нехотя поднимаясь. - Я уже сегодня напроветривался по самые уши. Ладно, поехали.

До постоялого двора добрались без приключений, если не считать таковыми пару поворотов не в те переулки. Оба раза ребят выручили редкие прохожие, деловито спешащие по своим делам. Теомир уже в который раз за день удивился, что горожане, похоже, не слишком-то озабочены осадой. Он поделился своим недоумением с Ольгой, однако та лишь нетерпеливо тряхнула волосами.

– А чего тут быть озабоченным? - сказала она. - Это же не наши степи, где числом задавить можно. На стене один от троих запросто отобьется. Дядя Телевар вообще говорит, что жугличи народ дикий, городов раньше не штурмовали, так что куда им… Да и больше горожан, куда как больше. Отсидятся как медведь в берлоге, что им!

Теомир нахмурился. Он успел совсем забыть, что жугличи интересуются не только Купчищем.

– Так-то оно так… - пробормотал он. - Да ведь они-то на что-то надеются. Не дураки, небось, и даже не пробовали город штурмовать, а войско под стенами держат. Правду говоришь, чего-то они ждут…

– Может, надеются, что от голода вымрем, - откликнулась Ольга. - Да только зря стараются. Запасов, я слышала, еще на месяц хватит, хоть купцы и прибедняются, воды целая река под боком, а еще мастеровые на пристанях вместе с колдунами баржи делают, которые от огненных стрел заговорены будут. Как сделают, так и начнут возить припасы речным путем. Тогда эти горе-вояки могут здесь хоть до морковкиного заговения сидеть!

Теомир взглянул на нее с сомнением, но развивать тему не стал.

На постоялом дворе было пустынно, только на поленнице у забора дремал шикарный черный кот. Он дернул ухом, лениво приоткрыл глаз, осмотрел Всадников и снова зажмурился. На толстой мохнатой морде было написано такое довольство жизнью, что Теомир невольно позавидовал хвостатому. Стащив с коня переметные сумы, где-то найденные Любоконем, и нащупав за пазухой мешочек с монетами, он двинулся к двери. Краем глаза парень заметил, что Ольга не следует за ним, задержавшись у поленницы и почесывая кота за ухом. Тот отвечал ей громким, на весь двор, мурлыканьем. "Женщины", - усмехнулся Теомир про себя, входя в прохладный сумрак.

Внутри тоже никого не оказалось, если не считать одиноко сидящего в углу давешнего бродячего певца. Теомир мельком попытался вспомнить, как его зовут, но не смог. Певец задумчиво перебирал струны загадочного музыкального инструмента, что-то мелодично мурлыча себе под нос. Перед ним стоял большой пивной кувшин. Какое-то время Теомир переминался у стойки с ноги на ногу в надежде, что хозяин все-таки появится, потом нерешительно обошел ее и заглянул в кухню. Никого не было и там, в холодном очаге валялись несколько давно погасших головешек, огромный стол загромождали пустые кастрюли и горшки. Пожав плечами, он вышел обратно в зал.

– Эй, паренек! - слегка заплетающимся голосом окликнул его певец. - Чего шляешься тут? Вынюхиваешь али спереть что задумал? Так ты брось это дело! - В голосе проскакивали пьяные нотки. - Хозяин тут беднее, чем портовая крыса, только время зря потратишь. Хотя нет, вру! - Он захохотал. - Пара медных грошей у него найдется, значит, он все-таки на грош богаче крысы!

Теомир неприязненно покосился на него. Он не любил людей, напивающихся допьяна. Резонно рассудив, что можно сначала собрать вещи, а уж потом расплатиться, он быстро взбежал вверх по лестнице. Бард проводил его мутным взглядом выпуклых глаз, затем припал к кувшину и стал пить из него большими глотками.

Увлекшись котом, Ольга не сразу заметила, что осталась одна.

– Нет, Темка, скажи, правда, он прелесть? - восторженно осведомилась она, когда кот, сладко зевнув и отчаянно потянувшись, перевернулся на бок, схватил ее за руку всеми четырьмя лапами со втянутыми когтями и стал осторожно покусывать за пальцы. - Темка? - переспросила девушка, не дождавшись ответа, и оглянулась вокруг. - Ой, какая же я дура! - тут же досадливо всплеснула она руками и опрометью бросилась ко входу внутрь. Кот разочарованно поглядел ей вслед, поджал лапы под брюхо и снова сладко задремал.

Вопреки ожиданиям Ольги, внутри Теомира не оказалось.

– Темка! Где ты? - осторожно позвала она. Ее голос гулко отдался под балками, поддерживающими потолок. - Темка!

– Что, дружка потеряла? - развязно осведомился кто-то сбоку. Стремительно повернувшись, девушка ухватилась за рукоять кинжала, который утром привесила к поясу по настоянию Заграта, но тут же смущенно опустила руку. Голос, как оказалось, принадлежал Мелиандру… Красивому? кажется, его звали именно так… - певцу, которого она видела здесь в ночь накануне начала осады. Тогда ее просто заворожил тягучий высокий голос барда, под аккомпанемент струн напевавшего то любовные баллады, наполовину ей непонятные, поскольку речь шла о каких-то неведанных землях и городах, то забавные песенки про героев, колдунов и каких-то министров. Пару раз он заводил песни о давних битвах, победах и поражениях. Ольга слыхом не слыхивала об этих войнах, но описания героических деяний просто заворожили ее. В тот вечер она почти влюбилась в этого певца, но последующие события заставили девушку почти начисто забыть про него. И вот теперь менестрель сидел прямо перед ней, всклокоченные волосы в живописном беспорядке падали ему на лоб, а прекрасные черные глаза, поблескивающие в полумраке, глядели на знахарку с явным любопытством.

– Плюнь ты на него, - все тем же развязным тоном продолжил Мелиандр. - Поматросит и бросит, знаю я эту породу! Сам такой! - Он подмигнул. Что-то в его голосе очень не понравилось Ольге, и она бессознательно отступила на полшага назад. - Иди-ка сюда, красавица, я тебе пива налью… - Он хозяйским жестом похлопал по скамье рядом с собой. - Слушай, я давно хотел тебя спросить - у вас там все бабы, как мужики, в штанах ходят, или это ты одна такая? Или, может, у вас бабы ходят в штанах, а мужики - в юбках? - Он пьяно захохотал. - Да ты иди ко мне, не стесняйся, авось не обижу. Ну?

– Где Теомир? - холодно спросила Ольга. Она почувствовала, как вся ее симпатия к певцу куда-то исчезает, а на ее место приходит отвращение. - Он зашел сюда?

Вместо ответа Мелиандр встал из-за стола, тяжело опираясь на него, и неверной походкой двинулся к ней. Ольга отступила еще на полшага, но под колено ей уперлась другая скамья, и она остановилась. Бард подошел к ней почти вплотную и остановился, слегка покачиваясь. От него сильно несло винным перегаром.

– Ути-пути, какие мы прелестные, - заплетающимся языком произнес он. - Слушай, пошли наверх, ко мне, а? Тебе понравится, вот увидишь! - Он вытянул руку и потрепал ее по щеке. - Не, ну кончай ломаться, по глазам же вижу, что хочешь!

Вместо ответа Ольга сильно толкнула его в грудь, так что Мелиандр отлетел на несколько шагов и грузно завалился на стол. Ольга повернулась к нему спиной и двинулась к лестнице.

– Ах ты сука!… - удивленно пробормотал за ее спиной певец, поднимаясь на ноги. - Да я ж тебя… - Одним прыжком он преодолел расстояние между ними, дернул Ольгу за руку, развернув к себе и с размаху закатил оплеуху. Не удержавшись на ногах, девушка упала на пол. В падении она задела локтем за скамью и вскрикнула от пронзившей руку острой боли. На ее глазах выступили невольные слезы, во рту появился соленый привкус крови из разбитой щеки.

– Что?… - растерянно произнес спустившийся в этот момент сверху Теомир. -Убью, скотина! - заревел он, как раненый медведь, бросая на пол набитые пожитками Всадников сумы и бросаясь на Мелиандра. Тот удивленно повернулся к парню, и Теомир обрушился на него, ударив кулаком в лицо и тут же попытавшись пнуть в пах. Однако бард успел дернуться назад и вбок, так что оба удара не достигли цели. Зато сам Теомир, не удержавшись на ногах, рухнул на противника, и они кучей-малой повалились на пол. Жалобно хрустнула, рассыпаясь, подвернувшаяся лавка. Теомир вслепую ударил кулаком куда-то по телу врага, откатился в сторону и вскочил на ноги. К его удивлению, бард вскочил одновременно с ним. Весь его хмель куда-то улетучился, и он стоял, сжав кулаки и чуть наклонившись вперед. По его лицу, искаженному гримасой ярости, из рассеченного виска текла струйка крови.

– Ты покойник, парень! - тихо произнес он, и у Теомира неожиданно поползли мурашки по коже. - Еще никто не оскорблял Мелиандра Красило и оставался после этого в живых. - Внезапно в его руке появился длинный кинжал. Бард держал его как-то странно, почти за спиной и клинком вниз. - Молись, если есть кому! - Внезапный взблеск стали перед глазами заставил Теомира отшатнуться.

– Ой, мама! - тихо вскрикнула за спиной Ольга.

– Что, страшно, сопляк? - На губах барда появилась зловещая ухмылка. - Впрочем, я могу и не убивать тебя. Встань на колени и попроси прощения, тогда я лишь немного порежу тебя… на память. - Кинжал опять блеснул у самых глаз Теомира. - Не хочешь? Ладно. Досчитаю до трех, а потом начну тебя убивать. Один…

Красная пелена ярости опустилась на Теомира. Выхватив свой кинжал из чехла, он очертя голову бросился на Мелиандра. Тот легко вспрыгнул на скамью, пропуская его мимо себя, и небрежно махнул рукой. Теомир запнулся и тут же почувствовал резкую боль в левом плече. По вспоротому рукаву поползла теплая струйка.

– Что, щенок, нравится? - оскалился бард волчьей улыбкой. - У тебя еще есть шанс - последний! Два…

Как ни странно, боль в руке слегка отрезвила Теомира. Он отступил назад, разжал пальцы, и его нож лязгнул о пол.

– Что, уже сдался? - издевательски поднял бровь Мелиандр. - Ну, вставай на ко… - С воплем боли он дернулся назад и рухнул со скамьи на пол, зажимая торчащую из плеча метательную звезду, которую парень отточенным движением фокусника выхватил из поясного кармашка.

– Знаешь что, дядя, - Теомир покачал головой, злорадно имитируя тон барда, - этой звездочкой я мух с лошадей сбивал, на спор. Лошадь, кстати, ни разу даже не поцарапал, - он медленно приблизился к поверженному, корчащемуся от боли противнику. - Что, хочешь еще?

– Темка, не надо! - быстро проговорила Ольга. - Он того не стоит.

– Что здесь такое? - рассерженно рявкнул хозяин двора, появляясь на пороге в сопровождении дюжего работника. - Я поножовщины не потерплю! Ну-ка, сейчас стражу кликну!

– Все в порядке, уважаемый! - быстро откликнулась Ольга, разворачиваясь к нему. - Мы уже уходим.

– Уходите? - рассвирепел хозяин, вглядываясь в полумрак залы. - Лавки поломали, столы раскидали… человека порезали, и уже уходите? Да я!…

– Вот деньги за постой, - быстро проговорил струхнувший Теомир. - Э-э-э… тысячник Телевар просил передать спасибо, а вещи мы забрали и комнаты освободили. Он сам пристал, честное слово! - Он прижал кулак к груди, от резкого движения несколько брызг крови сорвались с рукава и оросили лицо хозяина. От резкой боли в плече Теомир охнул и пошатнулся.

– Да и тебя порезали, парень! - изумленно проговорил хозяин, стирая кровь подолом рубахи. Видимо, имя Телевара произвело на него благоприятное впечатление, и он уже не так сердился. - Не слишком ли ты молод, чтобы по кабакам ножами махать?

– Этот гад ко мне приставал! - яростно обернулась к нему проскользнувшая к Теомиру Ольга. - И ударил меня, ажно губы разбил! - Она сплюнула на пол кровавой слюной. - Пускаете к себе на двор невесть кого, а потом ругаетесь! Темка, ну-ка дай руку посмотреть!

– Да ты, девка, постой, не горячись, - ошеломленно замахал руками хозяин. - Ежели он на тебя напал, надо стражу позвать да сдать его, пусть они разбираются. Я ж ничего не говорю…

– Не надо стражу, - сумрачно откликнулся Теомир. - Недосуг нам, правда, Онка? - Ольга торопливо кивнула, ее ладони приятно грели кожу. - Ох ты, а кровь-то уже не идет!

Кровь и вправду уже не текла, боль в плече растаяла в исходящем от Ольгиных рук тепле. Неожиданно Теомиру стало хорошо, глаза начали слипаться, а колени стали какими-то ватными. Усилием воли он отогнал от себя нежданную дремоту.

– Это ты, что ли, сделала? - уважительно взглянул он на девушку. - Да тебе, никак, нехорошо! - встревожился он, увидев, что та бессильно опускается на лавку. - Онка, как ты?

– Я в порядке, - вяло откликнулась та. - Просто не привыкла еще как следует. Сейчас все будет нормально, только поехали отсюда.

Теомир настороженно взглянул на нее, но потом повернулся к хозяину и решительно сунул ему в руку связку ключей и мешочек с деньгами.

– Господин тысячник передал, что это за постой, а с лошадями - как договаривались, - твердо сказал он. - А вещи мы забираем. Извини, уважаемый, но нам пора. Онка, пошли! - Он аккуратно поддержал бледную Ольгу за локоть. - Ох, я сейчас…

Он решительно подошел к со страхом и ненавистью смотрящему на него барду, склонился над ним и резким движением вырвал из раны звезду. Не обращая внимания на вопль раненого, он аккуратно обтер ее об одежду врага и сунул обратно в кармашек на поясе. Бард что-то еле слышно пробормотал.

– Что? - не расслышал его Теомир.

– Я тебя достану, сученок! - повторил тот более внятно. - Я тебя еще достану! - Он проследил глазами, как Теомир с Ольгой вышли за дверь, сгибаясь под грудой мешков, и кошачьим движением встал на ноги. Рубаха на его груди пропиталась кровью, но Мелиандр Красило не обращал на нее внимание.

– Очень интересно, - пробормотал бард себе под нос. - Оч-чень интересно. Может, таки они? Нет, вряд ли. Рылом не вышли. Ты! - он резко повернулся к испуганно попятившемуся хозяину. - Никому про это, понял? Вот плата, - он бросил на стол несколько монет. - Переберусь в другое место.

Свежий ветерок, обдувший Ольгу на обратном пути, сделал свое дело. К тому моменту, как ребята добрались до управы, молодая целительница уже пришла в себя, а ее глаза заблестели.

– Ой, а здорово мы его! - наконец восторженно заявила она. - Как ты в него звездой попал, а? Небось в другой раз подумает, прежде чем приставать!

– Подумает такой, как же… - хмуро пробормотал Теомир. Окровавленный рукав противно лип к коже, ветерок задувал в ножевую прореху, неприятно холодил тело. - Теперь вот зашивать придется…

– Да зашью я, не бойся, - беспечно отмахнулась девушка. - Знаешь, а сейчас у меня лучше лечить получилось. Помнишь, когда на нас напали и избили? Я тебя, когда ты заснул, тоже полечить попробовала, как бабка мне показывала, так потом даже встать не смогла. Прямо на краешке прикорнула да подремала немного. Интересно, а почему людей так тяжело лечить? Или это только с тобой так? Я коней так сколько раз пользовала, и все нормально, правда, у них ничего серьезней царапин не было. Жаль, что так только раны лечить можно, а болезни нельзя, тогда и травы бы не нужны были. Раз - и готово! Знаешь, а еще, оказывается, прикасаться не обязательно, я сейчас ладошки даже почти не прикладывала, испачкаться испугалась, я такая дуреха, да? А бабка говорила, что в нескольких саженях так лечить можно, надо будет попробовать. Слушай, Темка, а давай приедем сейчас, ты руку немножко поцарапаешь, а я в сторонку отойду и вылечить попробую, только ты не бойся, на расстоянии не получится, так я снова подойду и все равно вылечу…

Теомир только хмурился в ответ на эту трескотню. У него не шла из головы последняя угроза Мелиандра. Не то, чтобы он так уж испугался, но где-то глубоко внутри живота поселилось маленькое нехорошее предчувствие. Настроение у него резко понизилось. Да ну их всех, решил в конце концов парень. Что я нервничаю, как баба на сносях? Мало ли всякой заразы по свету шатается… Подумаешь, бродячий певец!

Волк выбежал им навстречу, ловко лавируя меж ног мельтешащих вокруг людей. Некоторые недовольно ворчали ему вслед, но пнуть огромного серого зверя никто не решился. Гром обнюхал сначала Ольгу, потом Теомира и, неожиданно присев на задние лапы, угрожающе зарычал.

– Тихо, тихо, Гром, все нормально, - потрепал парень его по голове. - Уже все, мы победили.

– А, явились - не запылились! - громогласно заявил невесть откуда вынырнувший Телевар. Его сопровождали несколько незнакомых Теомиру людей в разномастной одежде горожан, Хлаш со своей страшной дубиной на плече, Заграт с новым посохом, Громобой и Брошей и десятник Стипа. - Тебя что, снова волколаки драли? Опять по дороге с лихими людьми повстречался али в "Золотом Кубке" с хозяином поссорился? И чего все время в драку лезешь? Ну, чего молчишь, ровно бирюк в спячке? - Окружающие откровенно скалили зубы, и Теомир хмуро потупился, глядя в землю.

– Дядя Телевар, он не виноват! - горячо вступилась за него Ольга. - Тот сам полез! Сначала ко мне приставал, куда-то наверх тянул, а потом на Темку с ножом бросился…

– Кто? - помрачнев, резко спросил тысячник. - Кто и где? Опознать сможешь?

– Ой, дядя Телевар, не надо опознавать! - перепугалась Ольга, глядя на его сердитое лицо. - Он меня только раз ударил, и то не сильно, а Темка его звездой в плечо подбил…

Телевар перевел тяжелый взгляд на Теомира и вдруг усмехнулся.

– Он хоть жив остался, этот горе-приставала? - весело поинтересовался он. - А кровищи-то, кровищи! Ну-ка, поподробнее, только быстро, недосуг мне.

– Плохо ты свою подопечную учишь, - укоризненно заметил Хлаш Заграту, когда Ольга с Теомиром, перебивая друг друга, закончили описывать схватку. - Что же она у тебя после пустякового лечения млеет?

– На себя посмотри, орясина чешуйчатая! - огрызнулся орк. - Чего ж этот неумеха с ножом на опытного бойца полез, когда звезды в запасе имел? Швырнул бы одну у того над ухом, и не было бы драки! Это ты у нас целый мастер Пути, а элементарных вещей растолковать не удосужился.

– Хорош базарить! - оборвал их Телевар. - А с вами двумя все ясно. Кое-что умеете, а применять в бою еще не научились. Хлаш! - обернулся он к троллю. - Пошлешь своих проверить этого горлодера. Он мне сразу не понравился, да и Тилос… Как бы на самом деле подсылом не оказался. Заграт! Поучишь сегодня-завтра девку, как Силу свою правильно использовать, а то не ровен час, действительно придется раненых на ноги поднимать. Остальные свободны, пока тень от забора до корыта не достанет… - он запнулся, вытащил из кармана часы и несколько мгновений задумчиво их изучал, поглядывая то на круги с палочками, то на небо. - В общем, через три часа соберете всех здесь, окончательно дело обговорить надо. Я пока вдоль стены еще прокачусь да в детинец заскочу. Ольга - с Загратом, а ты, Теомир, быстро рубаху смени и за мной, ординарец нечесаный!

Теомир с интересом разглядывал стену. Раньше он видел ее только мельком - при въезде в город да в ту злополучную ночь начала осады - и толком ничего не разобрал. Сейчас же, при свете дня, стена выглядела не слишком надежной. Основание ее из настоящего камня в рост человека выглядело каким-то низким, Теомир прикинул, что с лошади запрыгнуть на него особой проблемы не составит. Венчавшие же стену могучие, в обхват, бревна выглядели старыми, почерневшими, местами выкрошившимися чуть не наполовину. По опасно трещавшей галерее наверху расхаживали редкие ратники - городское ополчение, большей частью вооруженное плохонькими копьями да охотничьими ножами. Кое-где мелькали рогатины, а пару раз Теомир заметил самые настоящие ухваты. Луков почти не было, кое-где мелькали самобои-арбалеты, да через каждые триста шагов возвышались огромные, на подставках в половину человеческого роста, осадные самострелы. Впрочем, людей возле них не замечалось, и Теомир, как ни старался, не высмотрел поблизости запаса стрел для этих гигантов.

– Ох, вояки… - покачал головой тысячник. - Одного не понимаю - чего те-то ждут? Подобрались ночью, закинули кошки наверх да заполонили стену… Потери минимальные, да еще эти горе-защитнички на ночь в большинстве по домам расползаются, к бабам своим под бок. Чего они ждут?…

– Так дикари, вестимо! - осторожно откликнулся Теомир. - Стен раньше не видели, вот и не знают, с какого бока подойти.

– Ты-то у нас очень уж грамотен, - ухмыльнулся Телевар. - Сам впервые это хозяйство видишь, а туда же… Нет, не в том дело. Не такие уж они дикари. Мы сами, по правде говоря, от них недалеко ушли. Они в кочевье с собой арбы с шатрами таскают, а мы с табунами налегке от села к селу, да суть-то одна. Нет, что-то тут не то… Ладно, парень, ты мне вот что скажи. Чему ты сегодня научился?

– А? - удивленно спросил Теомир. - Где научился?

– Ты дрался, рисковал жизнью, - нетерпеливо разъяснил Телевар. - Впервые насмерть дрался, если я правильно понимаю. Раз жив остался - должен был что-то вынести. Так что?

– Ну… - пробормотал Теомир, его уши заалели. - Наверное… это… что надо драться лучше…

– Понятно, - вздохнул Телевар. - Ох, молодежь… Растете, войны не зная, бездельник на бездельнике. Первое. Заграт правильно сказал - чего ты на опытного бойца полез, ножом толком пользоваться не умея? Он тебя кубиками покрошить мог да в суп спустить, а ты бы только рот от изумления разевал. Если уж драться начал - так дерись своим оружием. А ты про звезды метательные вспомнил, только когда кровь пустили. Ладно, он тебя убивать не хотел…

– Как не хотел! - возмутился Теомир. - Да он сам сказал…

– Цыть, когда со старшими разговариваешь! - рявкнул Телевар, так что Теомир проглотил конец фразы. - Хотел бы убить - убил бы, да только по военному времени его бы на первом столбе вздернули без разговоров. Я бы о том позаботился, и он это знает. Он что - дурак из за какого-то сопляка, которого второй раз в жизни увидел, в петлю лезть? А тебе, убогому, лишь звезду из-за пазухи, или где ты их держишь, достать надо было да показать ему издали - мол, не нарывайся, парень. Он бы и стух. А так ты его при чужих подбил, унизил и тем себе врага на всю жизнь обеспечил. Кстати, между делом, - добавил он уже спокойнее. - Ты бы поостерегся по темным закоулкам шастать. Сдается мне, многовато ты недругов нажить успел. Сначала тот циркач, теперь бард этот недорезанный. Поберегись. Второе. Ладно, ввязался ты в драку по чужим правилам, бывает и не такое. Но смотри: ты - боец, у тебя за спиной - колдунья-лекарь. Вообще-то вам положено было легким испугом отделаться, а ему - костьми лечь. Ты отвлекаешь - она кинжалом бьет, или наоборот, а поранил он кого - тут же подлечиваетесь. А ты все вокруг кровью заляпал, будто порося в сарае резал! Надо тебя поучить в команде работать. Вот вернемся - сдам тебя Хлашу, пусть свой хлеб отрабатывает.

– В разведку? - обрадовался Теомир, сразу забыв про свое дурное настроение. - Ой, здорово!

– Я те дам - в разведку! - блеснул на него глазами Телевар, спрятав, впрочем, улыбку в бороду. - В обучение. Успеешь еще, навоюешься в жизни. Не торопи смерть до времени… Ага, вот и приехали. Только помни, Темка, ты - ординарец, а там все командиры собираются. Помалкивай-ка в тряпочку, чтобы я тебя даже и не замечал. Понял?

Детинец оказался небольшим одноэтажным домом на холме, обнесенным недлинной - шагов тридцать сторона - оградой из настоящего камня в два человеческих роста. Ворота представляли собой массивные, обитые шипастым железом дубовые створки, в скобах на стене рядом с ними друг над другом лежали два огромных бревна - засовы. Теомир с завистью посмотрел на стоящую перед воротами охрану. Было видно, что это настоящие вояки, не чета заплывшим дряблым жирком горожанам. Солдаты в хотя и залатанных кое-где, но сверкающих на солнце кольчугах, полуоткрытых шлемах с традиционными здесь стрелками, прикрывающими нос, длинными копьями и широкими мечами на поясе проводили тысячника с Теомиром напряженными взглядами, но не остановили. Видимо, Телевара здесь уже запомнили.

За оградой спешились. Набежавший конюх подхватил повода обоих коней и увел их в конюшню так шустро, что Теомир только разинул рот. Обычно чистка, кормежка и прочий уход возлагались на него как на младшего, и теперь, нежданно оставшись без работы, он несколько опешил. Впрочем, поразмыслив, решил, что ему такое нравится, и поспешил за тысячником на высокое резное крыльцо. Телевар уже успел пройти внутрь, и стражники у входа скрестили копья перед носом едва успевшего затормозить Теомира. Тысячник тут же вернулся, недовольно буркнул: "Со мной!", и копья нехотя разошлись.

За дверью оказались короткие полутемные сени, где по стенам висели какие-то непонятные корыта и палки. Они закончились еще одной тяжелой дубовой дверью. Опередив тысячника, Теомир проскользнул вперед, ухватился за ручку и с трудом потянул на себя. С пронзительным скрипом дверь отворилась, и Всадники прошли в просторную комнату, залитую светом послеполуденного солнца. По лавкам сидело несколько человек, среди которых Теомир с неудовольствием обнаружил Храбата. Он о чем-то негромко разговаривал с Тилосом и с неприязнью взглянул на Телевара. Тилос бросил на вновь вошедших быстрый взгляд, что-то с нажимом сказал Храбату - тот нехотя кивнул - и быстро подошел к ним.

– Добрый день тебе, темник! - сказал посланник, чуть поклонившись. - Привет, Теомир. С кем еще на базаре подрался? - спросил он, едва заметно улыбаясь и сопроводив свои слова дружеским хлопком по плечу. Теомир невольно охнул, хватаясь за рану, но тут же вспомнил, что порез давным-давно даже и не чешется, и закашлялся, пытаясь скрыть неправильное восклицание.

– Что такое? - встревожился Тилос. - Случилось что?

– Этому пострелу неймется, - пробасил Телевар, грузно садясь на лавку. - Опять в драку ввязался, не пойми как жив остался. Чует мое сердце, не дожить ему до старости. Когда совет начнется?

– Что опять случилось? - быстро переспросил Тилос, игнорируя последний вопрос тысячника и как-то странно взглянув на Теомира. - Опять на улице с кем-то схватился?

– Нет, в трактире, - отмахнулся Телевар. - Отправил я их за пожитками нашими, а они с певцом-пьянчужкой поругались. Рубаху вот нашему недотепе покромсали, хорошо, Ольга порез сразу залечила, пока зараза какая не началась. - Тысячнику явно была неинтересна эта тема, но Тилос, неожиданно напрягшись, заставил Теомира рассказать все в подробностях. Когда тот закончил, посланник отошел к окну, повернулся спиной к комнате и какое-то время задумчиво барабанил пальцами по подоконнику.

– Что это с ним? - удивленно посмотрел на него Телевар. - Странный он какой-то сегодня…

В этот момент распахнулась дверь в соседнюю комнату, и оттуда вышел, важно переваливаясь с ноги на ногу, богато одетый вельможа в мантии, отороченной красивым блестящим мехом. Он окинул помещение острым испытующим взглядом и неторопливо прошествовал к выходу. Присутствующие как по команде привстали, уважительно поклонившись, но вельможа лишь слегка кивнул в ответ и вышел, громко хлопнув дверью. Почти тут же показался сердитый воевода Галазир.

– Ну, чего расселись? - он обвел комнату недружелюбным взглядом. - Заходите, время не терпит.

– Сиди здесь и жди, это ненадолго, - строго сказал Телевар парню. - Никуда не уходи, а то уши оборву. Понял?

Немного обиженный Теомир кивнул головой. Сидящие в приемной люди один за другим потянулись в комнату воеводы, последним прошел Тилос, задумчиво посмотрев на парня. Тот поежился, почему-то ему стало не по себе. Снова хлопнула дверь, и он обнаружил, что остался один на один с незнакомым пареньком своего возраста, в зеленой одежде и с коротким кинжалом у пояса. Его штаны лоснились от конского пота.

– Привет, я Морик, - сказал паренек. - Я у Храбата оруженосец и на посылках. А ты кто? Никак из Всадников?

– Угу, - откликнулся Теомир. - Я Теомир, можно просто Темка. Я с господином тысячником, тоже вроде как на посылках, а пока просто рядом езжу. Слушай, а кто был это дядька? Ну, который только что вышел?

– Ну, брат! - покровительственно протянул парень. - Это выборный городского Совета, Карил. Богатей, каких мало, и уважают его о-го-го как! Ежели он чего захочет, так обязательно получит. Большой человек! Скажи, а вы правда в шатрах круглый год живете, даже зимой? А не мерзнете?

– Мы? В шатрах? - удивился Теомир, озадаченно поглядев на Морика. - Да нет вроде. В домах живем, не хуже ваших, в шатрах только когда за табунами присматриваем. А что?

– Ну… - смутился тот. - А как же вы тогда со стадами кочуете? Дома разбираете и на телегах везете?

– Зачем? - изумился Теомир. - Мы же не жугличи какие! Это они, говорят, шатры и вообще все хозяйство за собой таскают. А у нас деревня здесь да деревня на западе, три года здесь коней пасем, потом на запад уходим и там живем, пока здесь выбитые пастбища не оживут. Многие вообще на одном месте сидят, никуда не кочуют, бабы там да детишки, да и мужики некоторые, которые землю пашут. А еще у нас Столеград есть, настоящий город со стеной, там конязь сидит.

– Ух ты! - мальчишка аж приоткрыл рот от удивления. - Здорово! То тут живешь, то там, я бы не отказался! А то всю жизнь на одном месте… - Он погрустнел. - Еще жугличи эти гадские… Сожгут город, как пить дать, а зачем? Им все равно больше, чем в телегу входит, не надо. Тятька говорит, прислали бы они переговорщиков, мы бы и откупились. Да только не присылают… - Морик тяжело вздохнул, но тут же просиял. - Темка, а давай подслушаем, о чем они там толкуют? Представляешь - настоящий военный совет! - Он соскользнул с лавки и на цыпочках подкрался к двери. Теомир в ужасе зажмурился, ожидая очередного скрипа и гнева Телевара, но все было тихо. Он приоткрыл один глаз и увидел Морика, присевшего на корточки возле приоткрытой двери и приглашающе машущего ему рукой. Мысленно пожав плечами, Теомир осторожно подошел к нему. Через тонкую щелку отчетливо доносились голоса.

– Что вы мне плешь проедаете! - Галазир яростно трахнул кулаком по столу. - Без вас все знаю. Да только вы это городскому Совету расскажите! Они последние годы мне дружину разваливали! Я здесь такой же наемник, как и вы все, мне это последние двадцать лет напоминают не по разу в день! И что теперь, город сдавать? Может, сразу пойти да утопиться, чтобы жугличам сподручнее было горожан резать? Нет уж, не дождетесь! Будем драться пусть даже камнями, пусть даже один против ста. Если кто не согласен - скатертью дорога, я никого не держу. Еще вопросы есть?

В комнате воцарилось тягостное молчание. Командиры участков сидели, уставившись в стол, не желая смотреть друг на друга. Тилос пристроился на подоконнике, покачивая ногой и что-то чуть слышно насвистывая сквозь зубы. Казалось, его больше всего интересуют голуби за окном.

– Не горячись, Галазир, - наконец проговорил Храбат. - Ты меня знаешь, я тебя знаю, не первый год вместе работаем. Остальные… - Он запнулся. - Остальные тоже небось не дураки, не первый раз людьми командуют. Справимся как-нибудь. Жугличи к осаде непривычны, у них ни снасти для этого дела нет, ни умения. Многие и город-то, думаю, в первый раз видят, не знают, с какого бока подступиться…

– Не успокаивай себя, Храбат, - зло ответил ему коренастый горожанин в черном кафтане с обглоданным оспой лицом. - Я еще неделю назад сотником был, а год назад - десятником. Сотники у меня - сплошь десятники бывшие, про десятников вообще молчу - чуть не с улицы набирали. Ни хрена я не справлюсь, да и мои люди тоже! Побегут, чуть пятки припечет. И у остальных то же самое. В настоящем деле разве что этот вот, - он мотнул головой в сторону Телевара, - бывал, да и то неизвестно, может, сказки рассказывает. - Телевар, побагровев, начал было приподниматься со своего места, но Галазир метнул на него грозный взгляд, и тысячник нехотя сел назад. - Говорю, откупаться надо, пока не вырезали всех подчистую! - Несколько голосов поддержали его.

– Откупаться? - ехидно взглянул на него Галазир. - Слушай, Келетор, случайно, не твоих людей головы ночью через стену в мешке зашвырнули? Со ртами, медяками набитыми? - На этот раз очередь багроветь пришла Келетору. - Дурак ты, паря. Дураком родился, дураком и помрешь. Совет трижды гонцов к ним посылал, и трижды им головы отрезали. Они не собираются с нами разговаривать. Они пришли нас резать, и пусть меня за яйца повесят, если я понимаю - почему! Еще есть умные предложения?

– Обороняться, - пожал плечами уже успокоившийся Телевар. - У вас есть выбор? Мне-то что - возьмут город, так я на коня сяду и ускачу, пока они здесь мародерствуют. Не мой дом, мне не жалко. - Он спокойно перенес полдюжины испепеляющих взглядов и продолжил: - Говорил уже и еще раз повторю - не так вы все делаете. Силком людей на стены гоните, а там и те, что уже есть, не слишком нужны, только штаны просиживают. Пока нет штурма, надо ополченцев натаскивать да караулы на стене держать. А то много ли толку от приказчика, который вчера за прилавком торчал, а сегодня на стене ошивается? Да он в драке не с жугличем бороться будет, а с копьем собственным, и еще неизвестно, кто победит!

– А ежели дикари на штурм пойдут, что делать будем? - устало спросил его Галазир. - Пока они со своих подворий до стены добегут, ее уже десять раз захватить успеют.

– Те, кто рядом живут, успеют вовремя, а большему числу на стене и не разместиться. Галереи у вас гнилые, еще рухнут ненароком, - пожал плечами Телевар. - Все равно меняться будут, вот пусть и стоят первыми те, что живут рядом.

– Принесло умников на мою голову, - проворчал Галазир, откинувшись на спинку жесткого деревянного стула. - Эх, была бы нормальная дружина - никакого ополчения не надо. Одного арбалетчика с двумя подручными на пять саженей стены - и все. - Онпровел ладонью по лицу. - Ладно, подумаю. Что еще?

– Телевар дело говорит, - негромко откликнулся Тилос. Все разом повернулись в нему. - Только времени у вас нет. Жугличи не просто так под стенами стоят…

– Вестимо, не просто так, - скривился в его сторону Галазир. - Город пограбить хотят. Спасибо тебе, посланник, открыл ты нам глаза…

– В сторону города идут два отряда харазгов, - как ни в чем не бывало продолжил Тилос. - Что интересно - с осадными машинами. - Он переждал общий вздох. - Будут под стенами дня через два… если ничего не задержит.

В щель Теомир видел ошеломленные лица командиров.

– Но… - медленно проговорил Келетор. - Но… как же это? Они ведь по жизни с жугличами на ножах! А теперь в помощь им идут? Ты не брешешь часом, посланник? Откуда ведаешь про то? И давно?

– Есть способы узнавать, - пожал плечами Тилос. - Сам только пару часов назад выяснил. Свой человек в Калионе послал весточку. Что до ножей - эти харазги наемники, кто заплатит, с тем и пойдут. Не веришь - погоди маленько, своими глазами увидишь. Только вот что вы с ними делать будете? Харазги - люди опытные, не один город приступом взяли. Против них вам точно не выстоять.

– Без тебя знаю, - огрызнулся Галазир. - Ну, небо в пятнах, что ты будешь делать! За что нам такая напасть? Ведь с стороне же сидим, никому не мешаем! А как они столковались-то, Тилос? Ладно, жугличи - мы с ними на границах не первый век машемся, но с харазгами никогда даже словом худым не перекинулись! Нельзя ли хоть от них откупиться чем-то? Или на свою сторону переманить?

– Галазир, - жестко сказал Тилос, спрыгивая с подоконника. - Два года назад Серый Князь предлагал городу союз и защиту. Помнишь?

– Ну, помню… - пробурчал воевода, уставившись в стол.

– Год назад я повторил это предложение тебе и Совету - и это помнишь? Не отворачивайся, ты ведь был среди тех, кто против голосовал. Напомнить, о чем я предупреждал? - Тилос остановился перед воеводой и в упор посмотрел на него. Лицо посланника было бесстрастным. - А я предупреждал, что у Майно свои планы на ваши земли. И уж не мне рассказывать, что Майно от своего не отступается. А Серый Князь единственный, кто вас от него прикрыть мог. Если бы Хамир стал союзником Серого Князя, вы бы сейчас горя не знали. Всех-то делов от вас требовалось - дружину в две тысячи человек поднять да на юг отправить. Небось не обеднели бы! Сегодня, в свой черед, вам бы помогли. Черт, да еще три дня назад я… Серый Князь еще мог что-то сделать, но меня чуть не взашей выпроводили из городского Совета. А теперь - поздно. Мой повелитель не станет ссориться с Майно, оспаривая у Великого Врага то, что почти принадлежит ему.

– Да при чем здесь Майно, пень обросший! - не выдержав, подскочил Храбат. - Жугличи никогда ничью руку не держали, всегда сами по себе! Брешешь ты все, подсыл проклятый, тебе бы только…

– Сядь! - резко развернулся к нему Тилос. В глазах посланника сверкнула такая ярость, что тысячник осекся на полуслове и, хватая от негодования воздух, опустился на табурет. - Я не закончил. Так вот, Серый Князь не станет оспаривать у Майно город, но постарается спасти людей. Я могу предложить вам вот что: поднимите народ и ночью скрытно ударьте по жугличам. Пока они мечутся в панике, вы сможете вывести из города большую часть горожан. Посадите женщин и детей на телеги, мужчины пойдут пешком. Перейдите Ручейницу по западным бродам и идите на юг, на Шангар. Возьмите продовольствия на три дня, навстречу пошлют обозы с едой. Вас встретят, защитят, выведут в безопасное место, дадут возможность осесть на земле и продержаться до следующего урожая. Майно не нужны ваши трупы, ему нужна территория, а как вы отсюда исчезнете - ваша проблема. Он не будет вас преследовать…

– Зато жугличи от этого не откажутся! - язвительно ухмыльнулся Галазир. - Или ты и их вежливо попросишь в сторонку отойти?

– Когда жугличи придут в себя, они обнаружат покинутый город. Они займутся грабежами, а не удирающими во всю прыть голодранцами! - ответил Тилос. - А когда город окончательно разграбят, вы окажетесь далеко. Не забывайте, ваш город - только промежуточный этап, кость в горле, а главная их цель - земли Всадников. Туда они и отправятся.

– Значит, бросить все добро, что еще прадеды наживали, и бежать во всю прыть? Не будет этого! - сумрачно откликнулся кто-то, кого Теомиру не было видно в щель. - Да и неправду ты говоришь, посланник. Жугличей чуть не десять тысяч под стенами, да по округе пень знает сколько шляется, села жгут. Четверти того количества хватит, чтобы беженцев перерезать.

– Под стенами не десять, а чуть больше шести тысяч, - парировал Тилос. - И по округе не больше двух тысяч шарятся, скорее, меньше. Села первая волна разграбила, там уже делать нечего. На деле за вами бросится тысяча-другая, ну да и вы не безоружные пойдете. Ручаюсь, половина людей уйдет, а то и больше.

– Половина? - медленно проговорил Галазир. - Всего половина? Ты что, каждому второму предлагаешь голову на плаху положить, посланник? Знаешь, Тилос, ты мне друг, но на такое я не пойду. И на Совете против выступлю, если ты такое предложишь. У нас есть шанс отсидеться за стенами, а ты предлагаешь половину людей на смерть обречь да на милость Серого Князя их отдать? Не бывать такому! - Воевода припечатал ладонью по столу. Его поддержал одобрительный гул голосов. Телевар, впрочем, как заметил Теомир, остался сидеть молчаливо и неподвижно, о чем-то крепко задумавшись.

– Тогда вас вырежут всех, - вздохнул Тилос. - Ладно, мое дело предложить. Но раз уж вы, воины, меня не поддержали, то на Совет это выносить тем более бесполезно. И так дерьма глубокой ложкой черпать приходится, чтобы еще и на Совете гадости выслушивать. - Он помолчал. - Ладно, я должен буду предоставить своему повелителю полный отчет о падении города. До того - спрашивайте, помогу чем могу. - Он коротко поклонился и вышел. Теомир с Мориком еле успели отскочить в сторону от с грохотом распахнувшейся двери. Лицо посланника было мрачнее тучи. Скорым шагом он прошел по прихожей комнате и ушел во двор. Командиры сидели в тягостном молчании.

– Ладно, побездельничали - и будет, - наконец нарушил его Галазир. - Завтра в восемь утра - обычное собрание. Все свободны. Да, и займитесь дисциплиной на своих участках, народ совсем разболтался. Будто не себя защищают, вояки…

Во дворе Телевара нагнал Храбат.

– Ты… это… не сердись на меня за давешнее, - промямлил он, дергая себя за вислый ус. - Стену объезжал, так до того тошно стало, что хоть в петлю… Сомнут нас машинами осадными и даже не поморщатся, правду Тилос сказал. - Он зло сплюнул на землю. - Неправильно ты мне под горячую руку попался, вот ежели на твоем месте кто из Совета городского был… Ну что, не будешь держать зла?

Телевар смерил его взглядом с головы до ног и покачал головой.

– Ладно уж, что с тебя взять, - вздохнул он. - Сам то же чувствую. Так и быть, мир! - Он хлопнул Храбата по плечу в запрыгнул в седло. - Ну, чего стоишь столбом! - недовольно заворчал он на Теомира. - Поехали, время не ждет.

Каол Трейн нетерпеливым движением бросил поводья какому-то подвернувшемуся под руку узкоглазому, распахнул полог шатра и поморщился от ударившей в нос вони. Красные отсветы разведенного костра метались по стенам, отчего шатер зловеще светился изнутри в сгустившихся сумерках. Лошади рядом с ним нервно храпели, рыли копытами землю, жугличи из охраны заметно нервничали.

Связной маг в донельзя засаленном халате, сидя на корточках, подкидывал в костер пучки каких-то сушеных трав, что отнюдь не освежало воздух. Он даже не оглянулся на вошедшего. Каол обратил внимание, что руки колдуна заметно тряслись - то ли от старости, то ли от наполовину осушенной бутыли с вином, стоявшей рядом. Трейн поморщился. Он не любил пьяниц и шарлатанов, к каковым сразу отнес сидевшего перед ним старика. Тем не менее, внутри что-то предостерегающе сжалось, почувствовав поток исходящей от колдуна Силы. "Он что, уже на связи?", недоумевающе подумал посланник, но ничего не сказал. Пинком отшвырнув в сторону возмущенно завизжавшую черную кошку, он опустился на циновку.

– Ну? - спросил Каол спустя какое-то время, поняв, что колдун не собирается обращать внимание на него. - Заснул, что ли? Мне тут до завтра сидеть, или тебя подбодрить надо?

Старик медленно поднял дрожащую голову и посмотрел на Трейна отсутствующими глазами.

– Нетерпеливая молодежь… - пробормотал он неожиданно глубоким и сильным голосом. - Мне было передано, что Великий скоро закончит разбираться с делами и соизволит спуститься в зал аудиенций. Мы уже протянули нить, все готово к разговору. Хочешь вина? - он неверным жестом ухватил бутыль и протянул ее Трейну. Тот с трудом подавил желание разбить ее о голову колдуна и уставился в потолок.

– Гордый… - покачал головой старик. - Я тоже когда-то был… гордым. Ничего, доживешь до моих лет…

– Заткнись, - не поворачивая головы, ровным голосом ответил Трейн. Маг съежился как от удара и отпрянул.

– Как скажет молодой господин, - склонил он голову.

Медленно ползли минуты. Время от времени колдун подкидывал в костер новые связки травы, с наслаждением вдыхая дым. Каол почти притерпелся к вони, но у него начала потихоньку кружиться голова. Он выругался про себя, и тут харазгский колдун встрепенулся.

– Приготовься! - торжественно произнес он. - Сам Великий Майно, да пребудет он вечно сытым, зовет тебя! Посмотри мне в глаза!

Посланник еще раз молча выругался, глубоко вдохнул воздух, крепко сжал зубы и медленно поднял взгляд. Встречный взгляд мага ударил его как хлыстом. Его огромные расширенные зрачки вобрали Трейна в себя, и посланник провалился в темноту.

Впрочем, темнота продлилась недолго. Где-то вдали забрезжил слабый свет, он разрастался, рассеиваясь в окутавшем Трейна тумане, затем ударил в глаза ослепительной вспышкой. Трейн зажмурился, а когда поднял веки, перед ним стоял Майно. Повелитель был в потрепанном домашнем халате, мало чем отличающимся от одежды связного мага. Он слегка улыбался.

– Трейн, мальчик мой, - он широко раскрыл объятия, как будто намереваясь обнять посланника, но тот молча рухнул на колено и склонил голову.

– Повелитель! - выдохнул он.

– Ну-ну-ну, зачем такие церемонии? - театрально-обиженно воскликнул Майно. - Ну-ка, встань, встань, не смущай старика. Как тебе мой подарок, этот маг? Теперь тебе не придется тратить дни на то, чтобы лично представить мне доклад или просто поболтать за обеденным столом. Ну, как он тебе?

– Спасибо, повелитель, я оценил твою заботу, - Каол поднялся, с трудом подавив желание отряхнуть колено. - Признаться, я до последнего момента не верил, что он способен достать до Закатной Бухты. Я думал, что лишь считанные маги способны покрывать такие расстояния, и никогда не слыхал, чтобы даже им удавалось установить такую хорошую связь. Твой подарок неоценим, хозяин!

– А кто тебе сказал, что я сейчас в Закатной Бухте? - удивился Майно. - Мне казалось, что сейчас я куда ближе к тебе.

– Но… - открыл рот Каол. - Это ведь небез… - Он подавился словом, увидев недовольство на лице хозяина. - Я лишь хотел сказать, что ты зря подвергаешь себя опасности. Доверять жугличам, этому сборищу воров и конокрадов…

– Доверять? - удивленно поднял бровь Майно. - Я что-то сказал про доверие? Или про жугличей? Не волнуйся за меня, мой мальчик. Я стар, но все еще могу позаботиться о собственной безопасности. Ну да хватит об этом. Как дела?

– Все идет как нужно, хозяин, - склонил Трейн голову, с трудом подавив раздражение. Его собственный сын скоро возьмет в руки учебный меч, а его зовут мальчиком! Любой другой подавился бы за это своими зубами, но от хозяина приходилось терпеть. Краем глаза он заметил, что Майно ехидно ухмыляется. - Все в порядке. Твой мудрый план успешно выполняется.

– Подробнее, - сухо бросил Майно. Он уселся на услужливо возникшее позади него кресло.

– Жугличи вторглись на хамирские земли, шутя смяли пограничные заслоны. Мой господин, эти хамирские крысы давно разучились воевать. Мы могли бы не тратить столько времени на подготовку жугличского сброда…

– Без комментариев, - оборвал его Майно. - Дальше.

– Да, хозяин, - снова подавил раздражение посланник. - Около пяти тысяч дикарей встали лагерем вокруг города. Пару раз пытались штурмовать стены, но лучше бы они этого не делали. Сами потеряли до сотни человек, а вот на стенах больших потерь я что-то не заметил, хотя стояли там толстопузые горожане. С десяток защитников сбили стрелами под шумок - и все. Да-да, хозяин, я продолжаю, - торопливо поправился он, заметив недовольное выражение на лице Майно. - Завтра к утру, самое позднее к вечеру, подойдут харазги с башнями. По крайней мере, вчерашний гонец мне это клятвенно обещал. После этого город падет не позже чем через день.

– Хорошо, - одобрил Майно. - Хотя ты мог бы заставить выйти их на пару дней пораньше. Медлительный ты у меня, даром что молодой. Другие прямо таки рвутся в бой, а ты…

– Хозяин! - обиженно взвыл Каол. - Ведь ты же сам…

– Ладно, шучу, - повел рукой Майно. - Дальше.

– Да, хозяин, - до боли прикусил губу посланник. В нем опять закипело бешенство. - Около пятнадцати тысяч жугличей прошло дальше, в земли Всадников. Те не ожидали нападения, поэтому сходу потеряли столицу, по глупости расположенную на самой границе. Их наспех собранное войско численностью до трех тысяч копий разбито и рассеяно. Сейчас жугличи стремительно растекаются по степям, пытаясь не дать Всадникам собрать силы в кулак…

– И как успехи? - ехидно поинтересовался Майно. - Небось, продвигаются стройными рядами?

– Да какое там, хозяин, - безнадежно махнул рукой Трейн. - Мои ребята донесли, что после первой же победы они остановили обозы, распрягли лошадей и сейчас вовсю празднуют. Говорил я, не надо было с ними связываться…

– Что ты говорил, я помню, - сухо ответил Майно. - Склерозом я пока не страдаю. - Каол помрачнел и ничего не ответил. - Разумеется, я и не рассчитывал, что они будут сражаться как регулярное войско. Застряли - и ладно.

– Но зачем тогда… - раскрыл рот пораженный Каол. - Я имею в виду, зачем мы так склоняли их на свою сторону?

– Ох и дурак же ты, Каол, хоть и умный, - поморщился Майно. - Мне надо было убрать из-под бока непредсказуемых кочевников - и я это сделал. Вышибут они Всадников с их земель - молодцы, получим еще одно лояльное мне, пусть и ненадолго, племя. Нет - и не надо. Может, еще и Всадникам поможем, с теми дело проще иметь - честные они до идиотизма. Понял теперь?

– Д-да, хозяин! - ошеломленно протянул Трейн. - Но я думал…

– Я здесь думаю, - оборвал его Майно, делая ударение на первое слово. - Твое дело - выполнять. Что с селами?

– Ну… - Каол попытался собраться с неожиданно разбежавшимися куда-то мыслями. - Вроде пожгли большую часть, но я как-то…

– Не подумал разузнать, - с удовольствием закончил за него Майно. - Молодец. Я же говорю, думаю здесь я, тебе это противопоказано. Что же, придется харазгам своих пахарей на выжженные земли сажать. Их проблемы. Земли я им обещал, а деревни… Кстати, это идея. Каол, сделаешь так, что жугличи пожгут все подчистую, вырежут кого смогут, остальных рассеют по лесам. Понял?

– Да, повелитель, - ошарашено взглянул на него посланник. - Но зачем?…

– Не твое дело, - оборвал его Майно. - Сделаешь как сказано, а голову ломать попутно будешь. В качестве бесплатного развлечения. Что еще?

– Вроде все, повелитель… - растерянно пожал плечами Каол. Неожиданный приказ выбил его из колеи. Ему было мало дела до каких-то полудиких землепашцев, но все-таки приказ попахивал тухлятинкой. Теперь посланник желал только одного - чтобы разговор поскорее кончился и он мог обдумать ситуацию.

– Все? - глаза Майно неожиданно сузились, и он вперил в посланника жесткий немигающий взгляд. - Да ну? Ну-ка, вспомни один маленький разговор у меня в замке. Совсем недавно состоялся, вроде ты забыть еще не должен был.

– А-а! - с облегчением воскликнул Каол. - Прости, хозяин, моя вина. Совсем из головы вылетело. О странных случаях, да?

– Память еще крепкая, - удовлетворенно отметил Майно. - Это хорошо. Терпеть не могу платить пенсию по умственной инвалидности, малыш. Что там у тебя?

– Три странных случая, хозяин! Все - еще до того, как жугличи вторглись, - бодро отрапортовал Каол. - Первый - мальчишка с обрыва сорвался. Высокий обрыв, саженей десять, а под ним омут с водоворотами. Бульк - и нету пацана. Думали, что утоп, ан нет - вечером выплывает к дальнему бережку огромный сом, а на спине у него тот самый мальчишка…

– Не то, - махнул рукой Майно. - Потом окажется, что не к вечеру, а через пять минут, и не на соме, а с пескарем за пазухой. Дальше.

– Волколаки на обоз напали. Помнишь, повелитель, из тех, что мы на территорию в прошлом месяце запускали? Двойная стая, свежая, обоз малый - меньше десятка человек, но - отбились. В Хамире о том много говорили.

– Обоз. Это до меня уже доходило, - нахмурился Майно. Его рука неосознанным жестом дернулась к плечу. - Интересно. Что еще?

– Пропал малый отряд харазгов. Конные охотники. Месяц назад ушли в разведку в земли Всадников и сгинули. Как сквозь землю провалились. Я выяснял - Всадники о них ничего не знают. Может, где в чащобе на тех же волколаков наткнулись?

– Очень может быть… - процедил сквозь зубы Майно. - Еще?

– Два мордоворота, говорят, были в Хамире с месяц назад. Похвалялись, что на пару десяток троллей положили, а сами - без царапины. Могилы какие-то раскапывали, что ли. Даже штуки какие-то показывали диковинные. Но уже давно ушли куда-то на юг, то ли в Граш, то ли еще дальше.

– В Граш, говоришь? Месяц назад… - Лицо Майно сделалось отрешенным. - Не то ли оно, что… Нет, не то. - Он махнул рукой. - Рано. Камиуру весточку пошлю, чтобы последил за ними в Граше, но не то. Пустышка. Еще?

– Все, хозяин, - поклонился Каол. - Больше ничего. Глухое местечко, скука вселенская… была. - Он тонко улыбнулся. - Я жду твоих дальнейших указаний, о повелитель.

– Указаний, говоришь… - задумчиво пробормотал Майно. - Ладно, малыш, отдыхай пока. Возьмут город - поговорим. Поаккуратней там, неожиданные смерти среди жугличей мне не нужны. Укроти пока свой нрав. Обоз, значит… Слушай, друг сердешный, все-таки не нравится мне этот обоз. Значит, так. Узнаешь о нем все, что сможешь. Кто в нем был, сколько, куда и зачем направлялся. Если в город - когда закончится осада, перевернешь головешки вверх дном, но найдешь их или кого-то, кто про них знает. Пошукай среди хозяев постоялых дворов, что в живых останутся. Найдешь их трупы - не хозяев, обозников, - хорошо. Возьмешь в плен - совсем молодец будешь, за то отдельная награда пойдет. Твой контакт в городе - бард Мелиандр Красило. Как возьмут город - найдешь его, или он тебя найдет, расскажет, что вынюхал. Имей в виду, приказывать ему ты не можешь, к его же запросам отнесись с уважением. Деньги там, лошади, снаряжение… Все понял?

– Да, хозяин, - снова поклонился Каол. "Ищи теперь вчерашний день!", мысленно добавил он. - Я сделаю для тебя все, что в человеческих силах, и даже больше!

– Другого и не жду, - задумчиво откликнулся Майно. - Ладно, недосуг мне с тобой лясы точить, меня уже за рукав дергают. Конец связи! - Он, кряхтя, поднялся с тотчас же испарившегося кресла и растаял в мгновенно сгустившемся тумане. Посланника опять резанула по глазам яркая вспышка, и он ничком рухнул на пол в шатре связного мага. Голову разрывала дикая боль, перед глазами плыли огненные круги. Каол зарычал как пойманный в ловушку зверь, несколько раз перекатился по полу. Голова болела все сильнее, казалось, готовая лопнуть изнутри.

– Выпей, мастер, - голос связного мага раздавался откуда-то издалека. В руку посланника ткнулась округлая глиняная фляжка. Изо всех сил зажмурив глаза, Каол одним движением скрутил, почти сорвал пробку и двумя огромными глотками осушил сосуд. Жутко бесконечное мгновение ничего не происходило, затем боль начала потихоньку успокаиваться. Какое-то время посланник в изнеможении лежал на земле, с наслаждением ощущая, как проясняется голова, а в тело вливаются новые силы. Наконец он отшвырнул флягу и, покачиваясь, встал на ноги. Только теперь Трейн почувствовал, что рубаха пропотела насквозь. Покачиваясь, словно пьяный, он отдернул полог и вышел.

Колдун остался сидеть на корточках, задумчиво вглядываясь в пляшущие языки огня.

Теомир бессильно опустился на пол галереи за потемневшим зубцом, опоясанным разводами древесных колец. Предвечернее солнце обволакивало его мягким успокаивающим теплом, однако противная дрожь в руках не проходила. Напарник нерешительно топтался рядом, не решаясь последовать примеру и сесть прямо на грязные доски. Теомир с ненавистью взглянул на мирно висящий у пояса в ножнах палаш. Ему казалось, что последние два дня он занимался только двумя вещами: мотался по поручениям Телевара и учился обращаться со своим новым оружием. Тысячник приставил к нему учителем хмурого неразговорчивого мужика со смуглой обветренной кожей и седыми короткими усами. Родом тот происходил откуда-то с юга и говорил, странно растягивая слова. Уже после первого часа тренировок у Теомира, привыкшего к легкому кавалерийскому мечу, нещадно заболела рука, но южанин только ухмыльнулся и заставил продолжать занятие.

– Терпи, казак, атаманом станешь, - подмигнул он парню. - Али завтра ты с жугличем сойдешься да так и будешь ему объяснять - прости, дяденька, я еще маленький, дерусь плохо?

Теомир не знал ни кто такие казаки, ни, тем более, кто такой атаман, но, стиснув зубы, вытянул руку и продолжил вращать восьмерку одной кистью. Страшно мешалась прямая крестообразная гарда, уже натершая ему все запястье. Тем временем учитель присел в тенечке, неторопливо насыпал на сушеный лопушиный лист какой-то тонкой коричневой пыли, свернул в трубочку, поджег с одной стороны и с удовольствием втянул дым из противоположного конца.

– Хорош табачок, - пояснил он смотрящему на него круглыми глазами Теомиру. - До самого нутра продирает. Ну, чего уставился? Смени руку!

В этот момент порыв ветра донес до Теомира клуб сизого дыма, и он надсадно закашлялся. Бросив на землю оружие, он отчаянно замахал руками перед лицом, разгоняя дым, потом догадался отскочить в сторону. Южанин с усмешкой наблюдал за ним.

– Ты, пацан, меч-то подбери, - посоветовал он, когда приступ кашля прошел. - Негоже это - оружие на землю бросать. Он тебя защищать будет, а ты его на землю, аки палку какую. Нехорошо. Однако слабоваты вы тут на грудь, на севере-то. Чуть самосадом дохнуло - и сразу нутро выхаркиваете…

Так и продолжалось. Южанин сидел на бревнышке, дымил, делал ехидные замечания и изредка показывал Теомиру новый прием. Удар сверху вниз, снизу вверх, параллельно земле, вертикально, наискось, с разворотом, парирование удара сверху, снизу, обратного удара, укола, ответный выпад… К вечеру все тело у Теомира болело, словно избитое дубиной, горела стертая шершавым череном ладонь. Изредка из избы выходил почерневший осунувшийся Телевар, кидал ему берестяную грамотку и называл куда ехать. Словно во сне парень ловил письмо, взгромождался на лошадь, отвозил, возвращался, а южанин все так же сидел на бревнышке, подремывая или пуская дым. К концу первого дня Теомир ненавидел его тихой ненавистью. Несколько раз он замечал Ольгу - часто рядом с Загратом или Боршугалом. На второй день, казалось, без малейшего перерыва начавшегося сразу за закатом первого, Ольга вместе с десятником Стипой занялась изучением ножевого искусства.

– Кто же так нож держит! - слышал Теомир краем уха. - Ну что ты в него вцепилась точно в ворот колодезный! Возьмись тремя пальцами! Он у тебя порхать должен, то вверх смотрит, то тут же вниз. Ударила из-за спины, полоснула лезвием, тут же перехватываешь клинком вверх - вот так - и снова бьешь…

Несколько раз Теомир бессильно опускал меч - только чтобы не выронить его из разжимающихся пальцев - и зачарованно смотрел, как Стипа работает недлинным обоюдоострым клинком, иногда меняя его на широкий охотничий нож. Оружие действительно порхало в его руке, взблескивая то из-за спины, то где-то над головой, перескакивая из руки в руку. Однажды десятник продемонстрировал работу сразу с двумя ножами. Теомир посмотрел на вихрь блестящего железа, окруживший учителя, и стыдливо потупился. Только сейчас до него дошло, насколько глупо он выглядел в недавней драке на постоялом дворе. Опытный боец, Мелиандр действительно мог покрошить его мелкими кубиками. Парень покачал головой, поднял весящий, казалось, уже пуда три палаш и начал вяло размахивать оружием перед собой.

– Стоп! - скомандовал учитель, и Теомир обрадовано опустил меч. - А теперь нацепи щит на левую руку. Будешь учиться работать мечом и щитом одновременно. - Теомир мысленно застонал, и кошмар продолжился.

– Хорошо, - одобрил южанин ближе к вечеру. - Ладно, недосуг мне с тобой прохлаждаться, жена заждалась, да и детишки тятьку, небось, совсем забыли. Каждый день будешь вот так заниматься с утра до полудня, и потом столько же вечером. Через недельку рука науку запомнит, тогда в паре поработаем. Сегодня - ладно уж, передохни.

Измотанный Теомир отпросился у Телевара дежурить на стену. Вообще-то он полагал это занятие нудным и скучным, но сейчас хотелось только одного - упасть на землю и неподвижно замереть. Дежурство же на стене показалось ему наиболее подходящим способом укрыться от остальных поручений. К некоторому его удивлению Телевар лишь отмахнулся.

– Иди, если хошь, - пробурчал он. Тысячник склонился над расстеленной на столе выцветшей картой, нарисованной на изрядно потрепанной тряпице, поддерживая голову обеими руками. - Я, пожалуй, спать завалюсь, ночью посты объезжать придется. Разгильдяи, мать их женщина! Будто не свои животы защищают… Ага, сокол ясный, попался! - повернулся он к вошедшему в этот момент в избу Любоконю. - Проводи-ка его на стену, да позаботься, чтобы на пост поставили. Только смотри, Темка, это тебе не игрушки. Сейчас на пост заступишь - заполночь сменят. Буду посты проверять да спящим застану - влеплю по первое число. Война - не посиделки с девками. Перехвати кусок, и вперед.

В пару с Теомиром поставили пожилого толстого ополченца, судя по внешнему виду - купца или приказчика. Ополченец явно нервничал - то прохаживался взад и вперед по галерее, то присаживался на корточки рядом с Теомиром, то беспокойно выглядывал из-за зубцов, словно пытаясь рассмотреть нежданный вал атакующих. Он был неприятен Теомиру всем - беспокойством, свисающим через поясной ремень колышущимся брюхом, острым запахом пота, заискивающими глазками, которыми постоянно пытался поймать взгляд Теомира. Несколько раз ополченец вздыхал, затем принимался бормотать себе под нос, неуверенно посматривая на парня, словно ожидая от того поддержки разговора. Но тот ничего не мог разобрать, поэтому равнодушно смотрел на напарника, затем отворачивался и начинал осторожно осматривать окрестности. На расстояние двух полетов стрелы перед стеной было чисто, по этому пространству изредка проносились конные отряды жугличей. Теомир с любопытством разглядывал их - невысокие мохноногие лошадки, узкие глаза, оскаленные зубы и визгливые голоса. Из оружия он рассмотрел короткие копья и кривые сабли, а доспехов, похоже, они не носили. Во всяком случае, кольчуг Теомир не заметил. За пустошью начинался лес: сначала низкорослый подлесок - ежевика, падуб, малина, какие-то незнакомые кусты, низкорослые березки, далее возвышались могучие прямые сосны, высоко возносившие куцые кроны. Над лесом поднимались бесчисленные дымки - видимо, в стойбищах осаждающих наступила пора ужина. Парень поежился - по хребту пробежал неожиданно холодный ветерок.

Вскоре по полю протянулись длинные вечерние тени. Поблизости от стены сгустился мрак, лишь вдали, у опушки, землю еще заливали прощальные лучи солнца. Очередной патруль осаждающих проскакал с факелами, тускло-рыжими в лучах заката.

– Эй, на стене! - гаркнули снизу. Теомир лениво скосил глаза вниз и тут же торопливо вскочил на ноги.

– Жду приказаний, господин темник! - отрапортовал он. - Ничего не случилось, все тихо! - Краем глаза он заметил, как подтверждающе закивал напарник.

– Сам вижу, что ничего не случилось, - недовольно пробормотал Телевар. - Слышь, там лестница крепкая?

– Да, господин темник! - кивнул Теомир. - Даже Хлаша выдержит и не скрипнет.

– Ишь ты, обо всем подумал, - улыбнулся стоящий рядом с лошадями тролль. - Ладно, так и быть, схожу-ка я к тебе в гости… - Он птицей взлетел по опасно затрещавшей, вопреки утверждению Теомира, лестнице. За ним ловко вскарабкался невысокий человечек самой что ни на есть неприметной наружности. Теомир поймал себя на том, что, как только тот отворачивается, в памяти остаются лишь светлые пшеничные усы. Телевар спрыгнул с лошади, опасливо подергал нижнюю ступеньку и нерешительно остановился.

– Я… это… не полезу, пожалуй, - неуверенно сказал он. - Годы мои не те - по жердочкам лазить как курице. Хлаш, все запомнил?

– Да, Телевар, - кивнул головой тролль. Постараемся до полуночи управиться. Скажи там, чтобы мой ужин не трогали, а то вернусь - слопаю вора на закуску. - Он сбросил с плеча моток и принялся его распутывать.

Моток оказался толстой веревкой с навязанными по всему протяжению узлами. При помощи неприметного дядьки он аккуратно разложил ее петлями по полу галереи. Сгорающий от любопытства Теомир следил за ними, и вдруг его осенило.

– Хлаш, а ты что, за стену собрался? - восхищенно сказал он.- Ох ты, здорово! Слушай, я тоже хочу!

– Я тебе дам - тоже! - сварливо отозвался снизу Телевар. Сопровождающий его Броша ухмыльнулся, блеснув в темноте зубами. - Ты кто? Часовой! Что за оставление поста бывает, знаешь? Знаешь. Вот и стой себе. Вахта твоя как раз до полуночи. Дождешься лазутчиков - и сразу ко мне веди.

– Точно так, - поддержал его скалящийся Броша. - А то зеленому нашему в темноте по башке-то по лысой копытом-то попадет, он дорогу-то назад и забудет. Хорошо, ежели не взбесится да в леса не сбегет. Слышь, Темка, ты ночью-то на него хорошенько посмотри, когда он по веревке назад лезть будет. Чуть что, по башке дрыном-то приголубь! Есть у тебя дрын под рукой? Вот им и орудуй…

– Теомир, слушай сюда, - не обращая внимание на зубоскальство Всадника, сказал парню Хлаш. - Сейчас мы с Кролом спустимся, ты веревку сразу наверх затянешь. Сложи так, чтобы не запуталась, не ровен час с погоней на плечах заявимся. Как стемнеет - слушай в оба уха. Услышишь такой свист, - Хлаш тихо свистнул длинно, потом трижды коротко, - швыряй веревку вниз. Повтори! - Теомир добросовестно воспроизвел трель, и Хлаш удовлетворенно кивнул. - Смотри, не засни, а то тысячник твой шкуру спустит. - Он подмигнул и сбросил вниз веревочную бухту. Та размоталась, не достав до земли, как можно было разглядеть в сумерках, с аршин. - Крол, я первый. Если и оборвется веревка, все тебе не на голову.

– И то хлеб, - согласно кивнул пшеничноусый Крол. - Ладно, командир, не тяни кота за яйца. Пошли, что ли…

Разведчики соскользнули по веревке и беззвучно растворились в тенях. Теомир в очередной раз подивился кошачьей легкости, с которой передвигается огромное мускулистое тело тролля. Он представил себя на его месте и втихомолку вздохнул.

– Ну, ушли? - нетерпеливо замахал снизу руками Телевар. - Ушли?

– Ага, - грустно кивнул Теомир. Ему до слез захотелось оказаться сейчас там, в поле, посреди поджидающих со всех сторон невидимых опасностей. - Как в воду канули.

– Это хорошо, что как в воду, - довольно кивнул Телевар. - Что бы мы делали без этого зверюги, а? Если у них хотя бы каждый третий как он, не хотел бы я воевать с троллями. Броша, поехали, нам еще посты проверять.

Под глухой стук копыт по деревянной здесь мостовой Всадники удалились.

– Слышь, парень! - толкнул Теомира в плечо напарник. - А что, ты ведь родичем тысячнику приходишься?

– Нет, какое там родичем, - вздохнул тот. - Просто отец с ним раньше табуны гонял. Хороший дядька, когда не злой…

– Эт правильно, - рассудительно ответил напарник. - Какой же это воин без злости? Да только без войны злость без надобности. А вот скажи мне, друг ситный, как у этого дядьки с талантами полководческими? Видел я как-то одного заезжего тысячника, так у того и грудь колесом, и усы торчком, и даже борода колечками. Сам Храбат ему не чета. А твой, не обессудь, какой-то пузатенький да невысокий. И ноги кривые, - добавил горожанин обличающим тоном, как будто кривые ноги были невесть каким грехом.

"На себя посмотри, жбан пивной!" - чуть было не огрызнулся Теомир, но вовремя сдержался. - Нормальные у него таланты, - сказал он уже вслух. - Я слыхал, сколько-то лет назад он с одним десятком бандитскую шайку человек на полста в пыль разделал. Те аж в Песчаные горы убегли, а там их тролли повязали.

– Ну, то с десятком… - разочарованно протянул напарник. - А вот с тысячей как? Я вон в молодости один троим ряху начистить мог, да только вот в командиры не лезу…

– Да тебя и не зовут! - на этот раз не удержался Теомир. - Последняя большая война с полвека как прошла, откуда ему в бою тысячей командовать? За бандитами с парой сотен охотников по пограничным лесам гонялся, с жугличами когда-то давно сталкивался… И вообще, не заговаривай тут мне зубы, а то подлезут жугличи под шумок, то-то будет потеха!

Горожанин хмыкнул, но ругаться не стал, отошел чуть в сторонку и стал всматриваться в сумерки.

– Ни листа не видно, - наконец сообщил он. - Чего тут болтаемся? Захотят - подползут, мы и не увидим. - Теомир не отреагировал, и горожанин снова стал нервно прохаживаться взад и вперед.

Сумерки сгущались, пока не превратились в ночь. Теомир чувствовал себя как на иголках. До того, как под стеной тихо засвистели, казалось, прошла целая вечность. Подпрыгнув от неожиданности, парень схватил моток веревки и, путаясь, швырнул его вниз. Почти тут же веревка натянулась и тихо задрожала - кто-то лез по ней вверх. Напрягшись, Теомир выхватил из ножен меч, другой подхватил из зажима факел и сунул его вниз, пытаясь рассмотреть лицо ползущего.

– Етить твою налево! - рассердились оттуда. - Чего ты мне огонь в рожу тычешь, подпалить хочешь? - Сначала по голосу, а затем и по усам Теомир опознал лазутчика Крола и с облегчением убрал факел в сторону.

– Извини, - облегченно сказал он, - я уж устал ждать. Как там прошло?

– Так все и разэтак, - непонятно откликнулся лазутчик. - Сам все увидишь. - Он перегнулся через край и несколько раз дернул веревку. Веревка дернулась в ответ.

– Ну, парень, хватай, - удовлетворенно сказал Крол. - Не вытянуть мне одному. Надо же - маленький, а такой тяжелый. Знать, хорошо кушал. Ну, чего встал столбом? - удивился он.

– А чего делать-то? - переспросил его парень. - Чего хватать-то?

– И откуда ты такой вылупился? - еще сильнее удивился Крол. - Веревку хватай. Ну-ка, раз-два, взяли!

Вдвоем, отдуваясь и упираясь ногами в выступ стены, Теомир с Кролом вытянули наверх привязанный к концу веревки большой сверток. Сверток извивался и что-то невнятно мычал.

– Ух ты, языка приволокли! - восхитился Теомир. - А где Хлаш?

– Зеленый-то? - безразлично переспросил Крол. - Под стенкой дожидается. Отвяжи-ка веревку да брось ему, а то умаялся я с тобой.

– Кто умаялся? - спросил Хлаш, появляясь из-за края стены. - Я? На этой дохлой стене? Ха! То ли дело у нас в горах - иногда на отвесные кручи по полсотни саженей без веревки лазить приходилось. Вот там - да, там я умаивался, а здесь и говорить не о чем.

– Хлаш! - возликовал Теомир. - А я уж волноваться начал! Как прошло?

В этот момент ночь огласилась далеким многоголосым воем. За лесом вспыхнуло зарево многих факелов, чуть слышно заржали лошади.

– Во, очухались! - удовлетворенно заметил Кроль. - Ох и чурбаны! Голыми руками любого брать можно, и ухом не поведут. Ихнего главного из шатра посреди лагеря вытащили, а только сейчас до них дошло. Эх, вояки! Помнится, щупали мы с ребятами мошну… - Он резко оборвал фразу. - Ладно, недосуг нам с вами болтать, командир ждет. Пошли, Хлаш, - он поднялся, слетел вниз по лестнице и исчез в темноте. Тролль, подмигнув Теомиру, подхватил дергающийся сверток на плечо и последовал за ним.

Смена появилась еще не скоро, и Теомир совсем извелся, ожидая возможности узнать, что выжали из пленника. Когда разводящий отпустил его, он стрелой помчался по темным улочкам, запинаясь и падая, но не снижая темпа. Однако у двери входной двери его перехватил часовой, в котором Теомир узнал Любоконя.

– Не велено, - хмуро сказал Любоконь, отчаянно зевая. - Пленного выспрашивают, вот закончат - тогда можно.

– Ну Любаш, ну пожалуйста! - слезно попросил его Теомир. - Ну хоть краешком уха послушать!

– Не велено! - повторил Любоконь, отпихивая его от двери. - Топай отсюда, друг ситный, пока по заднице не схлопотал.

Страшно разочарованный Теомир отошел от двери и столкнулся еще с кем-то.

– Что такое? - спросил в темноте девичий голос. - Темка, убить меня хочешь? Так убивай сразу, только ноги не оттаптывай!

– Онка! - обрадовался Теомир. - Слушай, там Хлаш из-за стены языка приволок! Я хотел послушать, а Любоконь не пустил…

– Да знаю я, - откликнулась Ольга в темноте. - Меня с лавки согнали и на двор выпихнули. Ладно, ночи теплые, не впервой на охапке соломы дрыхнуть. А тут слышу - ты с кем-то ругаешься…

– Онка, да как ты не понимаешь! - чуть не плача, сказал парень. - Когда еще доведется послушать, как настоящего языка допрашивают! Гад Любоконь, ну что ему стоит!…

– До чего же вы, мужчины, глупые, - вздохнула Ольга. - С другой стороны окно бычьим пузырем затянуто. Подойди да и слушай, сколько влезет, а я дальше спать пошла.

Воспрянувший духом Теомир даже не обиделся на "глупого". Стараясь ступать неслышно, он прокрался к заднему окошку, но снова был разочарован. Несколько раз внутри раздавались взвизги, потом высокий бабий голос начинал что-то спешно тараторить на неизвестном языке, его тут же подхватывал другой, басовитый, но тоже неразборчивый - видимо, толмач. Изредка кто-то - Теомиру показалось, что он узнал голос Телевара - резко спрашивал на том же тарабарском языке и получал в ответ новую порцию невнятицы. Очень скоро Теомиру надоело, и он вернулся к крыльцу, надеясь выяснить что-нибудь путное, когда допрос закончится. Отчаянно хотелось спать, но парень мужественно крепился.

Наконец, его терпение было вознаграждено. Распахнулась дверь, и на крыльцо, потягиваясь, вышел тролль.

– Ох, устал я что-то… - пожаловался он в пространство.

– Хлаш, а Хлаш, - коршуном налетел на него Теомир. - Ну как там? Он сильно упрямился, да? Вы его каленым железом пытали?

– Слушай, парень, не лезь ты в эти дела! - осадил его тролль. - Мал еще. Успеешь еще нахлебаться. Да не смотри ты на меня так! - вдруг шутливо рассердился он. - Не пытали мы его, я только пару раз ему зубы показал. Дальше его придерживать пришлось, а то писец не поспевал. И то - жить-то хочется. - Хлаш задумчиво покачал головой. - Нехорошо получилось. Тысячник ему жизнь пообещал, если врать не будет, да только воевода его все равно вздернет на стене, зуб даю…

– Ну и что! - отмахнулся Теомир. - Его со всей бандой сюда никто не приглашал, да и без банды - тоже. Сам виноват. А чего он рассказал такого?

– Запомни, Теомир, - медленно произнес тролль. - Если ты что-то пообещал - сдохни, да выполни. Последнее дело это - слово нарушать, пусть даже и врагу данное. В этом мире можно простить многое, но не предательство.

– Ну да, ладно, - растерянно пробормотал Теомир. - Запомню. Я не думал, что это для тебя важно, извини. А все-таки, что он рассказал?

– Да все то же, - пожал плечами тролль. - Говорит, должны прийти высокие люди харазги, грызущие камень, и помочь одолеть стены. Когда - точно не знает, сегодня ночью или завтра к вечеру, не позже. Ох, знал бы с начала - задержался бы у жугличей, авось бы и увидел камнегрызов своими глазами… Ладно, утро вечера мудренее, иди-ка ты спать. И вот еще… - Хлаш замялся. - Ты только удила не закусывай, послушай что я скажу. - Он снова запнулся. - В общем, если тут заварушка будет, постарайся ко мне поближе держаться, ладно? И Онку свою поближе к себе держи. Договорились?

– Хлаш, я не могу! - покачал Теомир головой. - Я же при темнике ординарец, я его защищать должен. Слушай, спасибо, что предложил, но я не малый ребенок. А вот Онку точно надо бы под приглядом держать, ты правильно сказал. Я подумаю, как ее к тебе поближе устроить.

– Да ты защищай своего темника, - отмахнулся Хлаш. - Только еще неизвестно, кто кого защищать будет. Ты меня извини, но ты еще молодой, необстрелянный, такие, как ты, пачками в драке гибнут. Навидался. Выживешь - поймешь, о чем я. Ладно, я-то ведь тоже рядом с темником буду, в бою разведка без надобности. В общем, об одном прошу - держись меня и не делай глупостей.

– Ладно, уговорил, - беспечно тряхнул головой Теомир. - Буду смотреть тебе в рот и читать мысли. А все-таки жаль, что я допрос не видел. Ладно, я пошел дрыхнуть, а ты как хочешь.

Следующий день был во всем похож на предыдущий. Теомира точно так же гоняли в разные стороны с поручениями, причем уже не только Телевар, но и все, кому того хотелось. А хотелось многим. Сначала Хлаш поручил ему разыскать в какой-то таверне темную, как выяснилось, личность по имени то ли кличке Раздолбай. Личность обнаружилась сразу, но оставлять теплую компанию не захотела, поскольку была пьяна до безобразия. С трудом вытащив Раздолбая из-за стола и отпихивая липнувших дружков пьяницы, Теомир кое-как водрузил полубесчувственное тело на лошадь и довез до управы, окончательно превратившейся в штаб, где и сдал на руки Хлашу. Личность вроде бы потащили к колодцу отливать водой, но Теомир не успел разглядеть толком - незнакомый темнобородый мужик отослал его с грамотами в крепость к воеводе. По возвращении Любоконь, заделавшийся кем-то вроде командира над двумя писарями-картографами, снова отправил его в ту же крепость за чернилами и писчими перьями. Когда Теомир узнал, что ему надо повторно переться в детинец за тем, что мог захватить и в первый раз, он взбеленился и сказал Любоконю много сердитых слов. Но тот даже не обиделся, так что ехать пришлось. Затем невесть откуда вынырнул Заграт и отправил Теомира на базар, причем купить указал чуть ли не стожок всякого сена и при этом забыл дать денег. Когда Теомир ехидно указал ему на эту мелочь, орк задумчиво поковырял затылок, раздувая вывернутые ноздри, и нехотя согласился, что ошибочка вышла. Отловив участкового казначея Бенекура, шаман выделил Теомиру денег - как выяснилось позже, в обрез. Оставить коня у платной коновязи Теомир поостерегся и таскал за собой несчастное животное вдоль прилавков с колдовскими растениями, от запаха которых даже у него закружилась голова. Набив травой переметные сумы, Теомир выбрался с рынка, опасливопоглядывая по сторонам - ему совсем не улыбалось снова встретиться с давешним циркачом и его дружками - и галопом домчался до штаба. Дорогой конь косил глазом на сумы и нервно ржал. В душе Теомир был солидарен с ним - даже из плотно завязанных сумок несло ужасными запахами. Заграт, правда, остался доволен, и даже не потребовал назад остаток денег. Пожав плечами, Теомир засунул последний оставшийся полугрош к своим собственным медякам за пазухой. Тут на него набежал десятник Стипа и попробовал было послать насчет жратвы для караульных, но Теомир взбунтовался. Заявив десятнику, что он не нанимался в мальчики на побегушках и что ординарец - не значит слуга за все, он отошел к забору и опустился было на бревнышко, но тут появился вислоусый южанин и снова начал гонять его с мечом.

К собственному изумлению Теомира, сегодня работа с оружием далась ему гораздо легче, чем накануне. Мышцы уже не гудели как перетянутые струны, и палаш мелькал в воздухе заметно проворнее, чем раньше. Скоро Теомир раздухарился настолько, что подхватил с земли щит и начал проводить комбинации из выпадов и блоков. Южанин сначала порыкивал, указывая на ошибки, но постепенно замолчал. Его глаза заметно округлились.

– Слушай, парень, - задумчиво сказал он. - Вчера я бы поклялся, что ты чуть не впервые в жизни взял в руки эту железяку, махал ей ровно дубиной. Сегодня я могу твердо сказать, что ты учишься владеть ей едва ли не четыре седмицы, и при этом ни на чуть-чуть не покривить душой. Ты, часом, не колдун? Некоторым, я слышал, новое смертоубийственное ремесло выучить - раз чихнуть, так у них душа повернута. А у тебя что?

– Не знаю, - растерянно пожал плечами Теомир. - Просто как-то легко получается. Когда я звезды метать учился, я только через неделю их хоть чуть-чуть всаживать стал, и то в пяти шагах от стенки. В столб только через месяц попадать начал. И с луком не лучше было… А тут вот на тебе!

– Тогда, знать, полюбил тебя меч, - задумчиво покачал головой южанин. - Сам под тебя подлаживается. Надо же, слышал я о таком, но сам не видал. По хорошему взять бы да и проверить тебя с другим клинком, но ведь этот обидится, зараза. Ладно, продолжай. Стой, да куда ты оглобли свои отставляешь! Девку, что ли, обнять хочешь? Прикрой щитом пузо-то, прикрой, не стесняйся!…

Тем не менее, к концу занятия Теомир изрядно вымотался. Напоследок учитель показал ему, как правильно затачивать лезвие, сначала наостро правильным камнем, а затем специальными чуть затупляющими фасками, хлопнул на прощание по спине и ушел, задумчиво покачивая головой.

К вечеру Теомир опять отпросился на стену. На этот раз его товарищем оказался неразговорчивый солдат, из настоящих наемников, с покрытым шрамами лицом и в латаной кое-где, но хорошо вычищенной кольчуге. В отличие от вчерашнего напарника, он неподвижно стоял, прислонившись к зубцу, и обшаривал маленькими колючими глазками прилегающую местность. Он сообщил, что его зовут Пиретом, и замолчал. Теомир представился в свою очередь, и на этом разговор заглох - наемник не соизволил его поддержать, а Теомир даже не знал, о чем говорить с незнакомым человеком. Не о лошадях же, в самом деле!

Спустя какое-то время Теомира начало мучить какое-то нехорошее чувство. Небо стремительно затягивало облаками, они неслись с севера сплошной пеленой, низкие, хоть рукой доставай, давящие, налитые темной влагой. Склоняющееся к западу солнце несколько раз проглянуло в прорехи, но было окончательно погребено под ворохом облачных одеял. Задул резкий леденящий ветер. Теомир поежился, пожалев, что вышел на пост в одной рубахе, не удосужившись накинуть поверх кафтан. Хотя кто же его знал - еще недавно все предвещало ясный закат и теплую ночь. И тут парень понял, что его тревожит.

– Пирет! - дернул он за рукав напарника. - Пирет, слушай, вчера вечером жугличские разъезды перед стенами так и шастали, а сегодня они где? Смотри, сколько стоим - и хоть бы один проскакал! Слушай, они замышляют чего-то, да?

Пирет неторопливо задрал голову, внимательно посмотрел на несущиеся облака, потом снова уставился вдаль.

– Колдовской ветер, - процедил он сквозь зубы. - Под него лучше не попадаться. Он не разбирает, где враг, а где свой, вот они и отсиживаются по закутам. Вишь ты, и у жугличей боевые маги есть…

– Колдовской ветер? - переспросил Теомир. - А это что?

– Выматывает душу и холодит тело, - нехотя пояснил Пирет. - Постоишь часок - поймешь. Только непонятно это - обычно колдовской ветер пускают в чистом поле да перед самым нападением, обычно с вечера или с полуночи, чтобы утром озябших врагов ножиками согреть. А сейчас к чему? Чай, не совсем мы дурные, стена город прикрывает, да и наши должны завесу поставить…

Неподалеку шарахнуло словно раскатом грома. Конвульсивно дернувшись, Теомир оборотился в ту сторону. Примерно в сотне шагов к северу на маленькой площадке под самой стеной затеплился крохотный костерок. Несмотря на резкие порывы ветра, дымок костра поднимался вертикально вверх тонкой ровной струйкой. Рядом с огнем Теомир разглядел несколько скорчившихся фигур, одна из которых явно принадлежала Заграту. Во всяком случае, других таких оттопыренный ушей Теомир в городе не видел ни у кого. Почти тут же ветер стал слабеть, и через несколько мгновений вокруг установилось полное затишье. Теомир видел, как по не до конца вытоптанной траве перед стеной бежали волны, но ни одно дуновение ветра до него не доносилось.

– Вот и всех делов, - сплюнул за стену Пирет. - Что еще удумают, кочерыжки?

Над дальним леском разлилось колышущееся зарево, яркое в сгустившихся дождевых сумерках. Сияние становилось все сильнее и сильнее, пока не превратилось в медленно поднимающийся в воздух огненный шар.

– Эка их забирает! - удивленно прокомментировал происходящее наемник. - Огнешара не пожалели! Это ж надо же, какие маги у них там собрались! Такой огнешар деревенскому колдуну недоступен, этому в академии обучаться надо, в Империи аль в Граше. Однако что наши супротив него смогут? Как бы не подпалили нас ненароком…

Шар прекратил подниматься ввысь и медленно поплыл в сторону города. Теомир с надеждой посмотрел в сторону площадки магов. Костерок по прежнему горел там неярким пламенем, но струйка дыма уже не была ровной. Она металась из стороны в сторону, словно змея, тучи опасливо шарахались от нее, сквозь прореху заголубело небо. На дальний лесок упали косые солнечные лучи.

На щеку Теомиру упала капля дождя. Он машинально стер ее ладонью и тут же зашипел от внезапного жжения. Пирет удивленно взглянул на него, но тут же сам схватился за глаз и закрутился на месте, ругаясь черными словами.

– Прячься под навес, разэдак его через колено! - рявкнул он сквозь ругань. - Кислый дождь, метелить их сверху донизу! Сожжет нахрен!

Демонстрируя похвальную прыть, Пирет первым юркнул под небольшой деревянный навес.

– Что же это творится! - бормотал он сквозь зубы, зажимая глаз. - Да нешто сам Разрушитель проклятый к нам в гости пожаловал? Ну на кой мы ему сдались, козлу треклятому?

Не слушая его, Теомир зачарованно смотрел из-под навеса наружу. Дождик усиливался, несколько капель попало под крышу, и он с удивлением увидел, как расползается рукав рубахи. Огненный шар тем временем, не останавливаясь, плыл в сторону города, и Теомир уже чувствовал издалека его жар. Что же наши-то медлят, отчужденно подумал он, и тут снова налетел ветер.

На этот раз ветер дул со стороны города, и его с чистым сердцем можно было назвать ураганом. Теомир вцепился в столб, телом чувствуя, как трещит и раскачивается галерея. В городе за спиной что-то скрипело и ломалось. Тучи приостановились, как бы от изумления, затем попятились назад. Но не это являлось целью защитников. Ветер ревел в ушах, мимо проносило всякий мусор, и был это уже не ветер, а какой-то чудовищный воздушный водоворот. Теомир изо всех сил вцепился в столб, чувствуя, что еще немного - и он улетит в степь вместе со своей подпоркой. А ветер тем временем рвал и метал, кружился, от него заболели уши, в глубине черепа что-то поплыло по течению. Обезумевшие тучи скрутились в чудовищную спираль, в воронку, вертящуюся над городом, теперь темнеющее на глазах небо проглядывало со всех сторон, солнечные блики метались вокруг перепуганными насмерть зайцами. Воронка смерча стягивалась все туже, его хобот опускался ниже и ниже, в него улетали соломенные крыши и всякая хозяйская утварь, и тут ураган рванулся навстречу огню.

Теомир запоздало пожалел, что у него нет пары лишних рук - зажать уши. Он крепко зажмурился, и тут же смерч врезался в огненный шар. На мгновение шар застыл на месте, как бы раздумывая, что делать дальше, и оглушительно взорвался. Ударная волна с силой встряхнула все вокруг, и Теомир почувствовал, что оглох. Языки огня рванулись во все стороны, выжигая в траве черные дорожки, но лишь некоторые из них достали до стены. Пропитанное противопожарным составом дерево выдержало, но Теомир, рядом с которым ударила струя пламени, мгновенно вспотел, словно в духовке. Ему опалило лицо, чуб съежился белыми пепельными нитями, и тут все стихло.

Спустя несколько ударов сердца он рискнул осторожно приоткрыть глаза. Опаленное лицо саднило, болела растянутая от чрезмерного напряжения рука. Рядом в неестественной позе лежал Пирет. Его неподвижные глаза широко раскрылись, а по виску текла тоненькая струйка крови. Рядом валялся раскроивший наемнику голову обломок стропила.

– Пирет! - осторожно потряс его за плечо Теомир. - Пирет, вставай! - Наемник не откликнулся, и парню внезапно стало страшно. Он вскочил на ноги и дико оглянулся вокруг.

Город являл собой ужасающее зрелище. Почти все крыши сорвало ураганом, многие заборы повалило, по улицам в панике носился домашний скот вперемешку с обезумевшими людьми. Кое-где валялись трупы коров и лошадей, но домашней птицы видно не было - видимо, ее унесло смерчем. Кое-где занимались пожары. В крепости на холме гулко били в гонг, но следовать его призыву и бежать на стены народ не спешил. Теомир глянул в сторону площадки магов и не обнаружил ее. Обломки галереи валялись вокруг, темные фигурки людей лежали на утоптанной земле. Теомир как мог быстро спустился на землю с перекосившейся, грозящей обвалиться галереи и побежал в ту сторону.

Среди тел он обнаружил живого Заграта. Шаман сидел на земле и очумело оглядывался вокруг. Неподалеку валялся его треснувший вдоль посох. Остальные маги - между ними Теомир распознал Боршугала - оказались мертвы.

– Где Ольга?! - Теомир как клещ вцепился в Заграта. - Где она? С ней все в порядке?

– Отстань, гангрена! - проворчал Заграт, дотягиваясь до посоха и с трудом поднимаясь на ноги. - И так еле жив. Ох, перестарались мы, кажется… Да кто же знал, что там такие мощные стихийные маги собрались! Одно утешение - этим жопам не слаще чем нам пришлось. Да хватит мне руку обрывать, не знаю я про твою девку! Не было ее с нами, по другой она части. Ну-тко, помоги до стенки доковылять, все никак отдышаться не могу, дери его волки!

Где-то далеко завыли рога, и у Теомира пробежал холодок по коже.

– Заграт! - он вывернулся из-под руки шамана и повернулся к нему лицом. - Слышишь?

– Лезь на стену, живо, глянь, что там! - скомандовал орк, оскалив зубы. - Если жугличи в наступление не пошли, можешь мне глотку перерезать. А ведь умно - сначала магов-защитников убрали, город маленько порушили, а теперь добить хотят. Ох, чует мое сердце…

Остаток фразы Теомир не дослышал. По чудом уцелевшему от лестницы шесту он ловко вскарабкался на остатки галереи и замер. Из зарослей на равнину высыпали отряды жугличей. Степь, казалось, заливало бушующей вешней водой.

– Ой-ёй… - только и сказал Теомир.

Харазги подошли еще утром, но в драку ввязываться не спешили, давая отдохнуть тягловым зверям. Огромные шерстистые животные с длинными носами-хоботами, прозываемые слонами и живущие где-то на дальнем юго-востоке, страдали от холода, трубно кричали, трясли крупными головами. Полуразобранные осадные башни тяжело переваливались по разбитым степным дорогам, их верхние стропила и перекрытия ехали отдельно на огромных телегах, влекомых теми же слонами и южными быками-буйволами. Башни и телеги бороздили сухую землю, застревая в придорожных кустах и выворачивая даже небольшие деревца, попавшиеся на пути.

Не обошлось без недоразумений. Перепуганный слонами спешенный патруль жугличей, не опознавший союзников, в панике выпустил по ним рой стрел и со всех ног бросился бежать к овражку, где были спрятаны кони. Однако им не повезло - слон, неудачно ужаленный стрелой в чувствительный кончик хобота, рассвирепел, выломал оглобли, догнал и растоптал бедолаг в кровавые лепешки. Попутно погиб погонщик, сорвавшийся с взбесившегося животного и размозживший себе голову о выступающий из земли толстый корень. Раздосадованный командир харазгов приказал выпрячь слонов, нацепить на них боевые попоны и совсем уж было собрался мстить жугличам за смерть погонщика, своего дальнего родственника, но его перехватил и утихомирил Каол Трейн, загодя выехавший навстречу. После долгих уговоров командир согласился принять виру за смерть своего человека от насмерть перепуганного вождя жугличского клана, слонов впрягли обратно, и к полудню боевые машины были-таки дотащены до скрытых позиций в лесах неподалеку от города. Тут же собрали осадные башни - Каол с восхищением наблюдал, как прямо на глазах куча бревен и досок превратилась в грозные боевые сооружения. Хотя деревянные элементы башен и пропитали противопожарным колдовским составом, харазги ловко приспособили поверх них сырые шкуры тут же на месте забитых коров, согнанных жугличами со всей округи.

На сегодняшнем штурме настояло собрание вождей. Нетерпеливые кочевники и слышать не хотели о штурме завтрашним утром, по холодку и свежими силами. Утомившись яростным спором, командир харазгов пожал плечами и скомандовал готовить башни к атаке. Обозленный дурацким упрямством жугличей Каол, скопировав жест харазга, дал знак доставленным из Бухты Теней магам приступать к колдовской подготовке.

По две башни расположили у западного и южного концов вытянувшегося по реке города. В тех местах лес подходил довольно близко к стенам, причем состоял преимущественно из густого и довольно высокого, но хлипкого подлеска. Лишь изредка росли могучие древесные стволы, меж них с легкостью могли пройти и по три башни в ряд. Еще одну башню и окованный железом таран на колесах расположили по центру стены, прямо напротив ворот. Последняя машина осталась в резерве немного позади.

Предполагалось, что колдуны жугличей опробуют на защитниках обычный ледяной ветер, после чего маги Каола оглоушат расслабившихся защитников парочкой мощных заклятий: кислотный дождь создаст массу неприятных ощущений и заодно попортит воинский доспех, а огненный шар покорежит, а при определенном везении и вообще порушит центральные ворота. После этого с помощью тарана и осадных башен спешенные и конные жугличи должны ворваться в город сразу в трех местах, создав неразбериху и в считанные часы завершив уничтожение Хамира. Однако все пошло наперекосяк.

Началось с того, что защищающимся удалось не только отогнать кислотные тучи, но и каким-то хитрым финтом использовать их силу для разрушения огненного шар. Три столкнувшихся стихии - Огонь, Вода и Воздух перемешались в немыслимом клубке, взорвавшемся с такой силой, что центральную башню опрокинуло на бок, разломав почти напополам и искалечив уже загнанных внутрь тягловых слонов. Вдобавок вихрь разметал ряды изготовившиеся к атаке на размозженные ворота жугличей, многих серьезно покалечив и даже убив. Городские же ворота, супротив всех ожиданий, даже не поколебались. Правда, взрыв разрушил сотни саженей настенных галерей, заметно осложнив защищающимся оборону. Но основной проблемой стала гибель всех без исключения заезжих магов - отдача от собственных разрушенных заклятий оказалась слишком сильна. Колдуны же жугличей сами по себе были мало на что способны, да и те по большей части валялись без сознания, вырубленные эфирным шоком. Повторить магическую атаку не представлялось возможным. Кляня себя за то, что не догадался подключить жугличей к магам хотя бы как источник подпитки - авось кто и выжил бы - Каол в ярости приказал повесить подсыла в городскую магическую гильдию. Подсыл визжал и упирался, пытаясь клясться всеми демонами Замирья, что никто из местных магов был не в состоянии организовать такой эффектный и эффективный отпор, но все равно был вздернут, а потом еще и собственноручно покрошен посланником Майно на куски.

Выместив злобу на лазутчике, Каол отдал сигнал к атаке. Повинуясь движению его кулака, затрубили рога, и жугличи, вопя во всю глотку, высыпали на равнину. Одновременно, сминая кусты и молодые деревья, вперед тяжело двинулись осадные башни, в том числе резервная, заменившая погибшую. Конники бешеным галопом домчались со стен, сбросили на землю десант - лучников с двойным против обычного запасом стрел и копейщиков с широкими и легкими тростниковыми щитами - и умчались обратно за новой партией. Сброшенные лучники взяли под прицел гребень стены, поливая смертоносным дождем неосторожно высунувшиеся из-за зубцов головы. Защитники огрызались вяло, хорошо если одной стрелой на два десятка, а ближе к центральным воротам отпора почти не было. Лучники пустили через стену по два залпа стрел с накрученными вместо наконечников мешочками с огненной смесью - на большее запасов колдовского порошка не хватило. Их усилия пропали втуне: соломенные и драночные крыши с домов сорвало ураганом, а срубы вдоль стены, да и в глубине города, зачастую пропитывали тем же противопожарным составом, что и саму стену. Защищенное дерево горело неохотно, бешеный же жар огненных стрел быстро опадал, оставляя за собой лишь небольшие подпалины. Поджечь удалось только два или три дома, но и там огонь быстро сбили уцелевшие после непотребства стихий хозяева и набежавшие соседи.

Тем временем вернулись конники со второй порцией нападавших, лишь чуть-чуть обогнав пеших жугличей. Пешие несли на плечах свернутые веревочные лестницы с кошками на конце. Впрочем, от лестниц проку оказалось мало - сделанные из скверного железа крючья бессильно скользили по верхним скатам стены, оставляя лишь неглубокие царапины. Там же, где лестницы закрепились, забравшихся наверх нападающих смели мечи (в местах, где еще осталась галерея) или стрелы (около ворот, где ее уже не было) защитников, озверевших от всего этого безобразия.

Облепившие подножье стены жугличи были вынуждены дожидаться подхода боевых башен. Те с заметным трудом перемещались по колдобистой местности, так что к их подходу хамирцы оправились от неожиданности. Следуя призыву набата, ополчение и немногочисленные наемники сломя голову мчались к стене, бросая причитающих жен и ревущих детей у разметанных смерчем хозяйств. Вооружались в спешке кто как, хватая старую рогатину вместо запропастившегося куда-то копья или кухонный нож вместо кинжала, бежали зачастую не на то место, что было предписано обходившими дома десятниками, но число войска за стеной и на стене быстро росло. Несмотря на отчаянный шквал жугличских стрел, хамирцам с галереи нет-нет, да удавалось всадить стрелу в зазевавшегося лучника или щитоносца. Могучие станковые арбалеты повернули вертикально вниз - у них не было мертвой зоны - и вслепую стреляли, дергая за спуск длинной веревочкой. Попадал в цель разве что один болт из двадцати, но осажденные не экономили, щедро растрачивая скудный боезапас. В одном месте ополченцы под руководством многоэтажно матерящегося Храбата даже успели раскочегарить костер и выплеснуть вниз котел кипящей смолы. Урон жугличам, конечно, наносился чисто символический, но нападающие начали заметно нервничать.

И тут к стенам подошли боевые машины.

С тяжким грохотом ударил в ворота могучий таран. Бревна, используемые в качестве засовов, слегка дрогнули в своих скобах и чуть заметно треснули. Над стеной зловеще нависла откинувшаяся на цепях площадка осадной башни. С нее свесились многочисленные канаты, и исступленно вопящие жугличи горохом посыпались на головы защитникам. Та же картина наблюдалась на дальних от ворот окраинах, с той разницей, что здесь башен было по две. Огненные стрелы, в свой черед пускаемые хамирцами, вязли в сырых шкурах или бессильно застревали в пропитанном огнеупорным составом дереве, а жугличи, словно муравьи, потоком стремились вверх по задней, прикрытой дощаными щитами лестнице, чтобы через мгновение обрушиться на головы осажденным. Увидев это в бинокль, Каол снова махнул рукой, и тотчас же в жарко пылающий костер рядом с ним полетели зеленые ветви. Ввысь поднялся широкий столб бурого дыма. Завидев его, тысяча жугличей на отборных конях вырвалась из-за холмов на противоположном берегу реки и бросилась в воду, направляясь вплавь в сторону пустынной городской пристани.

Первые десятки спустившихся по канатам жугличей погибли почти полностью. Дозорные на стенах, хоть и прижатые непрестанным огнем лучников, заметили приближающиеся башни и передали весть командирам. Несмотря на всеобщую суматоху, Храбат и Телевар успели перегнать изрядную часть ополчения в места предполагаемых прорывов, и поначалу защитники изрядно превосходили нападавших численностью. Но так длилось недолго. Необученные ополченцы не могли противостоять яростному натиску кочевников, погибая десятками, а затем и сотнями. Уже через несколько минут во всех точках прорыва шла яростная драка. Скоро через стену перебрались полторы, а затем и две, и три тысячи жугличей, свалка начала расползаться в разные стороны, а на пристанях бушевали добравшиеся вплавь враги. Часть пловцов погибла под стрелами и в течении, но оставшихся хватило, чтобы вырезать немногочисленных сторожей и устроить гигантский пожар, забрасывая склады спешно сооруженными факелами. Здесь крыши были целы и охотно занимались веселыми язычками огня, а вслед за ними полыхали собранные внутри горючие товары - разнообразные ткани, лен, деревянные статуэтки, предназначенные для продажи в Талазену и далее, за море, и прочая дребедень. Воздух начал мутнеть от дыма.

Пали разнесенные тараном ворота, и в проем хлынули конные жугличи.

Уже в самом начале схватки Храбат, фактически командовавший всем западным флангом, увидел, к чему клонится дело, и с десятком бойцов-телохранителей верхом врубился в толпу кочевников. Довольно долго он крутился среди них, раздавая удары направо и налево и подбадривая своих яростными криками, но один из жугличей ухитрился-таки вскочить на круп коня позади тысячника и ударом зубчатого ножа в затылок между кольчугой и шлемом оставил ополченцев без командира. Горожане дрогнули, и жугличи быстро рассеяли их, превратив неуверенное отступление в беспорядочное бегство. С этого момента город был обречен.

На восточном фланге несколько Всадников во главе с Телеваром повторили маневр Храбата. Им удалось продержаться дольше. Несколько раз промчавшись сквозь нападающих с короткими копьями, они развернулись для очередного прохода, но тут несколько просочившихся лучников встретили их залпом.

Все Всадники, кроме Телевара, не успели надеть перед боем кольчуги, поэтому Чеготар, Перевой и Броша погибли сразу. Под Любоконем и Корешем подстрелили коней, они рухнули под ноги нападающим. Их тут же изрубили на куски. Один из жугличей подхватил с земли неудачно брошенную кем-то из ополченцев сулицу и с силой ударил ей Телевара. Он целил в лицо, но промазал и попал в грудь. Сулица попалась старая и тупая, а потому не смогла пробить не снятую с последнего объезда позиций кольчугу. Однако что-то в глубине груди тысячника хрустнуло, и он, со стекающей изо рта струйкой крови рухнул на луку седла. Чудом уцелевший Громобой подхватил повод командирского коня и попытался выйти из боя, но путь ему преградил сразу десяток врагов. Бросив повод, Громобой выхватил меч и бросился в атаку. Он срубил троих, прежде чем получил удар копья в спину. Какой-то жуглич мимоходом замахнулся на бессознательного Телевара, но в этот момент спрыгнувший с крыши сарая Хлаш, вращая своей страшной дубиной, размозжил череп ему, а заодно и еще нескольким попавшимся под руку кочевникам. От его чешуи отскочило несколько стрел - наконечники из плохого железа не смогли даже оцарапать его толстенную шкуру. Тролль казался так страшен, что оставшиеся рядом жугличи обратились в бегство. Хлаш осторожно взвалил на плечо тело тысячника, одним прыжком перемахнул через забор и исчез.

Воевода Галазир с тридцатью наемниками-панцирниками прикрывал главные ворота. Пока не рухнули створки, он успешно отражал натиск, убивая спускающихся по веревкам жугличей, чьи легкие клинки не могли ничего поделать с тяжелыми доспехами пехоты. Однако ворвавшиеся через ворота конные харазги сходу разбили строй ударом длинных копий. Остатки отряда прижали к забору и хладнокровно расстреляли из тяжелых арбалетов, не утруждаясь рукопашной схваткой. Вскоре тот же отряд харазгов с налету взял детинец на холме. На плечах в панике бегущих ополченцев они ворвались в ворота и устроили бойню.

Во время битвы солнце потихоньку уползло за горизонт, и над погибающим городом сгустились сумерки. Тут и там вспыхивали отчаянные рукопашные схватки, последние одиночки пытались спасти свою жизнь и жизнь своих близких. Но жугличи наваливались впятером на одного, рубили в куски мужчин, насиловали и тут же убивали женщин, выпускали кишки детям. В городе раздавался звон оружия, но чем дальше, тем реже. Вдали от городской стены пропитанных огнеупорным зельем домов было заметно меньше, там начали заниматься первые пожары. Постепенно город охватило зарево.

Жугличи хозяйничали в Хамире еще два дня. Они разграбили то немногое, что уцелело после пожаров, добили чудом выживших после штурма жителей, попытались даже, хоть и безуспешно, разрушить городскую стену. Потратив массу времени только на то, чтобы выдернуть несколько верхних бревен, неусидчивые сыны степей бросили бессмысленное занятие. Вскоре орды кочевников снялись с места и ушли на запад догонять своих сражающихся со Всадниками товарищей, оставив позади пепелище.

Так пал город Хамир.

Теомир не участвовал в драке. Увидев со стены наступающих, он кубарем скатился вниз, чтобы сообщить новость Заграту. Однако тот лишь скривился.

– Конечно, штурм, что еще может быть? Все, трындец городу. Побарахтаемся еще немного, а там и головы нам пооткручивают. Стой! Куда? - рявкнул он, увидев, что Теомир намеревается исчезнуть в неизвестном направлении.

– Как куда? - удивился парень. - На стену, на место. Отбиваться ведь надо…

– Стой, придурок! - прорычал Заграт, поднимаясь на ноги и шипя от боли. - Ну что мне за невезуха такая в последнее время!? Двух недель не прошло, а шишек собрал больше, чем за предыдущие десять лет! Нехрен тебе на стенах делать, понял? Сам же про осадные башни говоришь! - По правде говоря, Теомир только сейчас узнал, что массивные сооружения, медленно двигающиеся к городу, называются осадными башнями, но поправлять шамана не стал. - Там, куда они подойдут, и будет каша. А тебе что Хлаш сказал? Девчонку свою охранять! Знаешь, что жугличи с бабами сделают? Вот и вали к ней. Башкой отвечаешь, понял? Стой! Ну-ка, подсоби, я с тобой, пожалуй. Все равно пуст как бутыль поутру…

Слегка контуженный взрывом и еще не до конца пришедший в себя Теомир не сопротивлялся. Он дал орку опереться на свое плечо, и они поковыляли в сторону управы, где оставалась Ольга и где планировался лазарет для раненых. Под лазарет специально вкопали несколько столбов, но навес на них натянуть собирались в отсутствие Теомира. Ольга намеревалась принимать в этом деятельное участие, и Теомир надеялся, что девушка догадается остаться на месте.

– Заграт, а Заграт! - обратился он к шаману. - А где все наши, знаешь? Ну, я имею в виду, темник там, Громобой с Любоконем…

– А шут их знает! - сердито тряхнул головой орк. - Займутся сейчас, наверное, любимым делом - рубить эту мелюзгу в капусту. Забудь про них, сами как-нибудь о себе позаботятся. Не дети неразумные, в отличие от тебя. Ну, чего затормозил? Топай давай, ножками, ножками!

Теомир же разрывался на части. Ему страшно хотелось сшибиться с врагом лицом к лицу. Но он понимал, что Ольгу бросать на произвол судьбы не след. Немного поколебавшись, парень со вздохом двинулся в сторону управы. К его облегчению, шаман отцепился от плеча и пошел самостоятельно, причем довольно бодро, даже почти не опираясь на треснувший посох. Теомир с подозрением покосился на него, но вопросов задавать не стал. К Ольге - так к Ольге, в конце концов, все равно драться придется.

До управы они добрались в тот момент, когда осадные башни оказались около стены. Вкопанные столбы остались на месте, но натянутый было на них полог оказался сорван и грязной кучей валялся у дальнего забора. На подстеленных мешках лежало несколько кое-как перевязанных раненых. Между ними металась, заламывая руки, Ольга, под ногами у нее путался растерянный Гром.

– Ой, Темка, Заграт! - всхлипнула она, со всех ног бросаясь к ним. - Как хорошо, что вы пришли! Дядя Телевар собрал всех, они ускакали куда-то к стене, а бабы все, что к лазарету приставили, разбежались после этого… как бабахнуло! Я нескольких сюда довела, но они, кажется, ничего не соображают, лежат как колоды. Ой, Темка, я боюсь! Что-то будет! - Она кинулась на грудь Теомира и навзрыд заревела. Растерянный парень неловко прижал ее к себе.

– Кончай сопли пускать! - рявкнул, нехорошо ощерившись, Заграт. - Это сто раз успеешь! Нам теперь о другом думать надо - как из мышеловки выбираться.

– Но… как же они? - всхлипывая и утираясь рукавом, обернулась к нему Ольга, махнув рукой в сторону раненых. - Они же…

– Это удар Силы, дура! - рявкнул на нее шаман. - Сама, что ли, не почувствовала? Им сейчас ничего не нужно, только отлежаться! Ну-ка, оба за мной! Щенки несмышленые, а туда же - "как же они"!

– Заграт, стой! - крикнул Теомир, увидев, что орк направляется к переулку. - Мы же не можем бросить город! Мы должны защищать его!

– Я свое золото сполна отработал! - всем корпусом развернулся к нему орк. - Они мне не родичи и не побратимы, чтобы я с ними за здорово живешь подыхал! Вы как хотите, а я сваливаю. А если захотите остаться, то готовьтесь к тому, что скоро здесь будет орда дикарей, на лошадях и с саблями. Для идиотов напоминаю - баб они насилуют по очереди! Даже если полсотни на одну! Готова твоя костлявая жопа к таким приключениям? - он свирепо глянул на Ольгу и сплюнул на землю. - Так что? Остаетесь геройски подыхать, или со мной? Вы меня с того света вытащили, так что и я тем же отплатить попытаюсь. Но силой добрые долги отдавать у меня привычки нет! До трех считаю. Раз!…

– Постой, Заграт! - попытался утихомирить разбушевавшегося шамана Теомир. - Но как же Телевар и прочие?

– Они сами себя спасут или сами сдохнут, я им ничем помочь не могу. Вы тоже, кстати, - огрызнулся Заграт. - Два!…

– Идем, идем, - нехотя пробормотал Теомир. - Сейчас коней прихвачу…

– Забудь про своих кобыл! - гаркнул Заграт во весь голос. - Только себя погубишь! За мной, быстро! - Он повернулся и исчез в закоулке, сопровождаемый волком. Теомир бросился вслед, волоча за собой слабо упирающуюся Ольгу.

К тому моменту, когда рухнули разнесенные тараном ворота, а харазги сломили сопротивление последних защитников, компания добралась до незнакомой Теомиру слободы. Здесь из-за мрачных закопченных заборов там и сям выглядывали широкие кирпичные трубы. Ни одна струйка дыма не поднималась в воздух, да и вообще на удивление стояла тишина.

– Краснопечье, - на ходу пояснял Заграт. - Здесь один из наших кланов жил, пока не свалили из города. Я-то удивлялся - что случилось, а их, видать, загодя надоумили. Сюда! - мощным ударом ноги он распахнул калитку, и тут в конце улицы показались жугличи.

Кочевников было человек десять, все на приземистых лошадях, с саблями и короткими копьями. Щиты болтались за спиной - серьезного отпора они, как видно, не ждали. У седла предводителя болталась человеческая голова. Голова еще истекала кровью из раскромсанной шеи и рта, одного глаза не хватало, а на лице застыл ужас. Ольга как зачарованная уставилась на голову, замерев на месте, но Заграт мощным рывком впихнул ее в калитку, буквально запнул туда же неловко тянущего меч из ножен Теомира, пропустил Грома, прыгнул сам и захлопнул дверь, заложив ее тяжелым засовом. Почти тут же дверь затряслась под градом ударов. Волк повернулся к ней, тихо рыча и обнажая громадные клыки верхней челюсти.

– Где же это… - пробормотал Заграт сквозь зубы. - Ох, как неудачно… Где же этот дебил мог схрон устроить? Может, он уже вылечиться успел? Обидно будет, однако… Ага, наверное, тут. - Он дернул Теомира за плечо. - За мной, вы двое!

Заграт нырнул в приземистый амбар. Строение оказалось пустым внутри, только в дальнем конце валялась здоровая куча глины. Заграт бросился к куче и стал лихорадочно тыкать в землю вокруг нее своим обитым железом посохом. Вскоре что-то глухо звякнуло, и Заграт, бросив посох, стал бешено отгребать землю в сторону. Волк присоединился к нему, отбрасывая грязь всеми четырьмя лапами.

– Ну, чего встали? Помогайте! - рявкнул шаман на Ольгу с Теомиром, увидев, что те зачарованно наблюдают за угрожающе трещащей калиткой. - Жить надоело? Теомир, чтоб тебе о порог запнуться, мне не выдюжить в одиночку! - Он ухватился за какое-то железное кольцо, вставил в него угрожающе затрещавший посох и с усилием потянул. Спохватившийся Теомир подскочил к нему и подхватил другой конец посоха. Вдвоем они с усилием подняли нечто, оказавшееся крышкой глубокого темного погреба.

– Туда, живо! - скомандовал Заграт и первым последовал своему совету. Волк спрыгнул за ним. Секунду поколебавшись, Теомир слез в яму, осторожно нащупывая ногами невидимые ступеньки, и принял в объятия поскользнувшуюся Ольгу.

– Закрываем! - пихнул его в бок шаман. - Да шевелись же, тюфяк, они сейчас здесь будут, тогда точно кранты!

С трудом удержав массивную крышку погреба, они осторожно опустили ее на землю. Наступила кромешная тьма. Впрочем, тут же что-то чуть слышно зашипело, и на вершине шаманского посоха засветился тусклый зеленый огонек.

– Успели… - выдохнул Заграт, опускаясь на скамью. - Ах ты, хрен собачий, совсем забыл… - Он подскочил к лестнице наверх, нащупал какую-то веревку и дернул. По крышке погреба забарабанили сухие комья. - Вот теперь шиш найдут. Тихо! - скомандовал он. Волк снова чуть слышно зарычал, обратив вверх свою морду.

В напряженной тишине прошло несколько минут. Теомир с Ольгой, боясь пошевелиться, напряженно сидели на лавке, прижавшись друг к другу словно перепуганные дети. В погребе стояла сырая духота, шаманский огонек почти не давал света. Казалось, стены так и норовят сомкнуться над головами и потихоньку раздавить. Наконец Гром перестал порыкивать, улегся на пол и принялся вылизывать себе бок.

– Ушли, - констатировал, посмотрев на него, Заграт. - Эт хорошо, эт правильно. Ну что, птенчики, расслабьтесь. Сидеть нам здесь не меньше суток, а скорее, и больше. Это подворье моего кореша, Снарры. Побратимы мы с ним. Он-то женился и в другой клан ушел, а я у нас, в Сером Когте, остался. И то - как шаману клан бросить? Хороший парень Снарра, да только бзик у него был - везде убийц чуял. Нахамил как-то проезжему колдуну, а тот возьми да и перепугай его, что недолго он теперь проживет. Ну, недолго прожил не Снага, а сам колдун - кто ж такие вещи бойцу говорит? - да только крыша у парня с тех пор поехала. Больным стал на голову, я имею в виду. В каждом жилище у себя обязательно схрон устраивал, в нем и ночевал частенько. От меня он тайн не держал, но другие не знали. Вот и пригодилось, только не ему. Не хоромы, да и на том спасибо. Так, что здесь у нас? - Заграт встал с лавки и по хозяйски прошелся по погребу, подсвечивая темные углы своим посохом. На маленькой полочке нашлась масляная лампа, и в подполе стало немного светлее.

– Свой огонек-то я погашу, молодые люди, - прокомментировал событие орк. - Не тяжело, но все-таки… И так всю Силу из меня выкачало, крохи остались. Ладно, за день-другой восстановлюсь. Ольга, ты как? Осталось в тебе что, не чувствуешь?

Девушка подняла заплаканные глаза и отрицательно покачала головой.

– Не чувствуешь или не осталось? - поинтересовался шаман. - Ты определенней не можешь?

– Не чувствую, - тихо пролепетала Ольга. - Совсем не чувствую.

– Значит, хорошо тебя зацепило, - пробормотал шаман. - И, однако же, на ногах осталась, голову не потеряла… не совсем, во всяком случае, а вот остальные бедолаги скопытились. Ох, не нравится мне это…

– Заграт, а что там случилось? - робко поинтересовался Теомир. - Ну, когда тот шар лопнул? И что такое это… удар Силы, что ли?

– Нас ударили огнешаром, ледяным ветром и кислым дождем одновременно, - пояснил Заграт. - Огнешар - заклятье сложное, да и кислый дождь - тоже, деревенскому колдуну такое не под силу. Это умельцем быть надо, в Академии учиться где-нибудь в Дастахане, город такой в Граше есть. Или в Империи учителей искать. А после Академии маг за гроши не работает, у них такса - серебряная монета в день плюс ползолотого за заклятье. Плюс дорога и пропитание, если не на месте работа, а жить и жрать они привыкли мягко да жирно. Да и харазгов с их башнями нанять не в один грош влетело. Кто это, интересно, так Хамир невзлюбил, что такие деньжищи потратил?

– Майно… - предположил Теомир, но Заграт только отмахнулся.

– Нужен ему этот зачуханый городишко! - фыркнул он. - Орел мух не ловит, заруби себе на носу. Так вот, кислотный дождь нам удалось ледяным ветром в смерч закрутить, а смерч в огнешар воткнуть. Тут они оплошали, что сразу все на нас вывалили. Если бы по очереди, тогда кисло бы нам пришлось. Н-да… не успели мы от заклятия отцепиться. Если бы вовремя бросили, то чуток по башке получили бы, и все на этом. А так… закоротило нас всех, мозги выжгло. Одного не пойму - я-то как уцелел? Центральным же элементом в пятерке был, основной удар на себя принял - и хоть бы хны, а остальные сдохли. Блин! Ничего не понимаю!

– А удар Силы? - напомнил ему Теомир.

– А, это… - махнул рукой шаман. - Тут все просто. Каждый колдун свою Силу из окружающего мира черпает. У слабого постоянного резервуара внутри почитай что и нет. Так, фляжка на всякий пожарный. Сильный же маг от слабака тем и отличается, что может в любой момент у себя самого Силы целую бадью зачерпнуть да на врага вылить, однако же за то и страдает. Колебания Силы, что от столкновения Стихий происходят, вроде волны от камня по воде расходятся, по сильным и бьют сильнее всего. Могучего мага запросто убить может, а слабенького оглоушит слегка, да и только. Те, что на улице валялись, видно, могли бы неплохими колдунами стать при желании. Вон, на подружку свою посмотри… Хотя нет, на нее смотреть не надо. Она-то как раз исключение. Она колдунья сильная, ей хорошо достаться должно было, ан нет…

Теомир отвлекся от бормотания Заграта и взглянул на прижимающуюся к его плечу Ольгу. Та грустно шмыгала носом, ее длинные волосы взлохматились и разметались по плечам. Где-то в глубине груди у Теомира поднялась теплая волна. Ему захотелось стать могучим и сильным, идти по улицам города с пламенеющим копьем и разить врага направо и налево на глазах у восхищенной девушки. Усилием воли он отогнал от себя видение.

– Ну, не плачь, воробышек, все хорошо будет… - неуклюже попытался он успокоить ее, крепче прижимая к себе.

– Ага, хорошо… - жалобно взглянула Ольга на Теомира. - Дядя Телевар пропал, наши все пропали, даже Силу в себе я больше не чувствую. И жугличи эти Купчище громят, и степи наши разоряют. Даже если выберемся отсюда, куда пойдем?

– Не причитай, - оборвал ее Заграт. - И без тебя тошно. Выберемся, найдем Хлаша, если повезет, и уйдете вы себе к северу, в Песчаные Горы, у троллей отсидитесь. Авось не погонят. А шок к завтрашнему утру пройдет, не проблема.

– Заграт, а ты куда? - осторожно осведомился Теомир. - Ты с нами не пойдешь?

– Мне своих ребят надо попытаться найти, - покачал головой орк. - Без клана не жизнь. А Ольге у троллей самое место - шкура у них крепкая, но нет-нет, да рвется о камни да колючки всякие. Колдуны же из них аховые, целители нарасхват идут, вот она и займется. Тебя Хлаш драться научит, по горам лазить, пойдешь потом в наемники. Тоже ничего себе жизнь, лучше, чем у многих.

Теомир втайне усомнился в словах шамана, но возражать не решился. Он вытер Ольге рукавом слезы и снова приобнял ее. Девушка доверчиво прижалась к нему.

Связной маг, по своему обыкновению, сидел перед костром на корточках. Каол Трейн вошел в шатер и остановился перед ним.

– Ну? - холодно сказал он. - Я жду.

Не поднимая взгляда, колдун медленно покачал головой.

– Извини, мастер, ничего не выйдет. До завтра, как минимум, я пуст. Слишком сильно мне по башке шарахнуло.

– Меня не интересует, что с тобой случилось, - зло сказал Каол. - Мне нужна связь с повелителем. Если с перепою башка болит, позови лекаря. Тебе не за то платят, чтобы штаны просиживал. Ну, живо!

– Ты не понимаешь, господин, - снова покачал головой маг. - После того, что случилось сегодня с эфиром, ты на двадцать верст окрест не найдешь ни одного дееспособного колдуна. От моего желания ничего не зависит.

С холодным шелестом меч Каола выскользнул из ножен. По губам связного мага скользнула легкая усмешка.

– Глуп тот, кто угрожает попусту. Убей меня - и ты останешься без связи минимум на два месяца. Хорошего связного найти нелегко, а с твоей репутацией - почти невозможно. - Маг стер с лица усмешку и снова уставился в костер. - Приходи завтра вечером, мастер.

– Кто сказал, что я собираюсь тебя убивать? - ненатурально удивился Каол, сжимая рукоять вспотевшей от ярости рукой. - Я всего лишь обрежу тебе уши, собака, чтобы знал, как разговаривать с хозяином. А ну, встать, когда к тебе обращается твой мастер!

Маг неторопливо окинул его ледяным взглядом.

– Знаешь, чем ты отличаешься от Великого… хозяин? - он выделил последнее слово иронией. - Ты не умеешь вовремя остановиться. Сам же чувствуешь, что неправ, что загнанную лошадь кнутом не поднимешь, и все же упорствуешь. Теперь вот уйдешь взбешенный, затаишь зло и попытаешься отомстить при случае. Я же, зная об этом, покину тебя при первой возможности, а она представится очень скоро. Мой договор кончается через две недели, и не думаю, что он будет продлен. До завтра, мастер, и спокойной ночи.

Каол Трейн разъяренным вепрем вылетел из шатра.

Вечер прошел в душном полумраке. В ларе нашлось вяленое, заплесневелое от влажности мясо, волглые лепешки, а вмаленьком бочонке рядом обнаружилась хоть и затхлая, но вполне пригодная для питья вода.

– Могло быть и хуже, - философски пожал плечами Заграт. - По мне так очень даже нормальная жратва. Это вы, люди, излишне чувствительны. Не нравится - не ешьте, день-другой с пустым брюхом протянете, а там выбираться будем. Воду не жалейте - там в углу скважина, еще добудем. Отхожее ведро вон там, и про крышку не забывайте.

Гром мгновенно проглотил свою долю и просительно взглянул на шамана, умилительно стуча поленом хвоста по полу. Поняв, что продолжения не будет, он почти с человеческим вздохом свернулся в клубок и задремал.

– Вот и корми такую тушу, - сказал ему шаман. - Ну почему мне не попался щенок? Сунул бы лепешку - от пуза обожрался бы… - Волк приоткрыл один глаз, меланхолично взглянул на орка и снова засопел.

В погребе стояли только две узких лавки. Проворчав что-то про неженок, Заграт решительно улегся прямо на пол, закрыл глаза и почти сразу захрапел. Теомир посмотрел на него, раздумывая, не стоит ли уступить лавку старшему, но махнул рукой и лег на нее сам, предварительно затушив лампу. Пованивало от отхожего места, а также псиной, храпел во сне Заграт, тихо посапывала Ольга, а от духоты болела голова. Теомир долго ворочался с боку на бок, не мог заснуть, и лишь далеко заполночь забылся неверным сном, заполненным кошмарами.

Сколько он проспал, Теомир не знал. Когда он очнулся, снова неярко горела лампа, сильно пахло дымом.

– Что паленым пахнет? - осведомился он. - Подожгли что? - Затекшая шея болела, и оттого настроение было донельзя паршивым.

– Подожгли, тебя не спросили, - буркнул в ответ Заграт. - Из отдушин тянет. Видно, жугличи город жгут, амбар наверху полыхает. Не чуешь разве?

Действительно, в погребе тянуло жарким воздухом. Теомир почувствовал, что по спине неторопливо ползет теплая струйка пота, впитываясь в и без того влажную рубаху.

– Заграт, долго еще нам здесь сидеть, как думаешь? - осведомился он, растирая загривок. - С ума сойти можно - зарылись в землю как кроты и ждем незнамо чего.

– Как только - так сразу, - огрызнулся шаман. - Сейчас солнце только встало, самое то по улицам бегать. В гости к жугличам не терпится? После заката выбираться будем. Заодно и Силы поднакоплю. Онка, ты как?

– Нормально, - подумав, сказала Ольга. - Вчера вроде как пыльным мешком по башке трахнули, а сегодня голова ясная. Кажется, даже Силы немного набралась. Заграт, а как так получается - неделю назад я еще от самого легкого лечения час пластом лежала, а ныне несколько раз могу раны закрыть и даже на лавку не присесть? Я думала, что много лет тренироваться надо…

– Петух тоже думал, - сердито ответил Заграт. - Откуда я знаю? Месяц назад я и помыслить не мог, что в центре колдовской звезды встану, да еще и Стихии в клубок спутывать начну. Я же простой шаман - молнию шаровую пустить, от наведенных слабости да страха прикрыть, колдовской град отвести, по мелочам, в общем. Ты вон еще пацана своего спроси, как он за два дня мечом махать настропалился, будто пару месяцев в хорошей школе провел. Да ты радуйся, а не вопросы дурацкие задавай. Есть - и ладно, авось сбережем свои шкуры целиком, а не кусочками.

– Не скажи, Заграт, - серьезно ответила девушка. - Знаешь, поговорка есть: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Сердцем чую - что-то не то…

– Ишь ты, какая умная, - проворчал орк, но в его голосе уже не было уверенности. - Чувствует она… Баба, одно слово. Что у людей, что у нас!

– Пусть баба, - не стала спорить Ольга. - Но все равно это неправильно.

Время тянулось как болото. Теомир старался дремать, но получалось плохо. Запах дыма постепенно выветрился, воздух стал чуть свежее, но все равно остался неприятным, как в бане. Наконец Заграт с кряхтением поднялся с лавки.

– Ладно, пора отсюда сваливать, - безапелляционно заявил он. - Солнце село, скоро совсем стемнеет. Мне-то ладно, я и в темноте неплохо вижу, а вы ноги переломаете. Ну-кося, парень, помоги!

Крышка люка долго не поддавалась, чуть приподнимаясь, но сразу же во что-то упираясь. Теомира начала охватывать паника, но тут шаман, скрючившись в три погибели, взобрался на самую верхнюю ступеньку, подпер спиной крышку и с рычанием распрямился. Наверху что-то хрустнуло, подалось, Теомир приналег изо всех сил, и крышка нехотя, преодолевая сопротивление, пошла вверх. На голову обильно посыпалась зола и еще горячие угли, так что обоим запорошило глаза.

– Повезло, - удовлетворенно отметил шаман, осторожно высовывая голову на поверхность и оглядываясь по сторонам. - Могло и бревном придавить. Тогда откапывались бы до завтра. Ну, птенчики, чего застряли? Приключения ждут!

Приключения и в самом деле ждали рядом. Дома в большинстве своем сгорели, но у заборов оказались поваленными лишь некоторые секции, так что можно было осторожно пробираться вперед, не рискуя неожиданно напороться на противника. За первым же углом им попался пьяный жуглич, выписывающий восьмерки посреди улицы.

– Во нахлебался! - прокомментировал Заграт. - Ну-ка, аккуратненько…

Оставив с Ольгой напружинившегося Грома - "Охранять!", коротко сказал шаман, - вдвоем с Теомиром они подобрались к пьянчужке сзади, и Заграт аккуратно отключил его ударом набалдашника по голове. Бесчувственное тело подхватили под мышки и отволокли за угол. Теомир вытащил кинжал, но Ольга перехватила его руку.

– Темка, ты что? - испуганно прошептала она. - Не надо!

– Эти сволочи на нас сами напали! - возмутился Теомир. - Никто их силой не тянул. Чего это гада в живых оставлять? - Он сбросил руку Ольги и примерился половчее ударить жуглича под левую лопатку. Затем поднял руку, выдохнул и растеряно опустил ее.

– Не могу, - виновато признался он. - Вот в драке бы… Заграт, помоги, а?

– Ох ты! - осклабился шаман. - Чего это я за тебя руки пачкать должен? Тебе надо - ты и прикончи. В драке бы! Слушай, скажи правду: ты хоть раз кого-нибудь зарезал? В драке там или еще где? Ну, чего молчишь? Ох, навязались птенчики на мою голову…

– Мы можем и сами! - резко вздернул подбородок оскорбленный Теомир. - И не навязывались мы! Онка, пошли отсюда, пусть катится…

– Да стой ты, непоседа! - скривился Заграт. - Вот наказание! - Он склонился над жугличем и ловко вытряхнул его из мохнатой куртки. Потом вручил куртку Ольге, а шапку - Теомиру. - Нацепите, авось и сойдете за своих в потемках. Хорошо, что девка в штанах, а то и их пришлось бы позаимствовать. А жопу, кстати, эти степняки вытирать еще не научились. И молитесь своим лошадиным предкам, чтобы поменьше с бандитами этими сталкиваться. Они сегодня все бухими должны быть, но по закону подлости точно напоремся.

– Заграт, а куда мы сейчас? - полушепотом спросила Ольга. - К воротам, да?

– Уморите вы меня, честное слово! - покачал головой Заграт. - У ворот всегда самая толкучка, там нас точно на куски порежут. Слобода эта к реке одним краем выходит, там в городьбе дыра сделана, чтобы из реки воду ведрами черпать. Вот через ту дыру и вышмыгнем.

– Но… - начал было Теомир и тут же стушевался.

– Ну что еще? - недовольно спросил Заграт. - В сортир захотелось напоследок?

– Я плавать не умею, - неохотно признался Теомир. - Как топор на воде держусь: бульк - и нету.

– Куда ты денешься, когда разденешься, - хмыкнул орк. - Не дрейфь, паря, прорвемся.

Узкими переулками, залитыми непроглядными сумерками, компания пробралась к реке. Волк бежал впереди, нервно потягивая носом воздух, но пока все обходилось. Пару раз мимо проходили, пошатываясь, пьяные ватаги, однажды проскакал конный отряд, но всякий раз компания успевала укрыться в густой подзаборной темноте. Закат уже почти догорел, когда они добрались до частокола. С той стороны доносилось негромкое журчание.

– Здесь, - сообщил Заграт, что-то сноровисто ощупывая руками. - Ага, нашел! - тихо лязгнул засов, и перед беглецами со скрипом отворилась несмазанная дверца. - Так, хорошие новости. Купаться не придется. С тех пор, как я был здесь в последний раз, эти раздолбаи соорудили тропинку вдоль обрыва. Наверное, за город ведет. Как только через нее лазутчики не проникли… Хотя кто его знает, может, и проникли. Короче, держитесь за частокол одной рукой, справа круча. И аккуратней - все в кочках, запнетесь - ноги переломаете. А сыграете вниз - костей не соберете, не говоря уж, что потеряетесь. За мной!

Закат окончательно прогорел, но тропа под ногами еще смутно виднелась. Постоянно оступаясь и запинаясь, Теомир с Ольгой осторожно плелись за орком, который, казалось, шагал по ровной лужайке. Спустя сотню шагов частокол ушел в сторону, и тропа запетляла вдоль крутой земляной стены, резко забирая вниз. Запахло холодной сыростью, тиной и еще чем-то непонятным, вроде каменного масла. Вскоре под ногами захлюпала вода.

– Вот так. Кажется, выбрались, - удовлетворенно хмыкнул Заграт. - Теперь план на будущее: шлепаем вдоль реки пару верст, а потом свернем к северу и затеряемся в чащобах. Там вроде леса поближе к Ручейнице подходят, рощ много. Топаем до рассвета, потом в кустики - и спать. За неделю доберемся до безопасных мест… надеюсь, что безопасных, эта гребаная война все смешала, и пойдем по широкой дуге, забирая к северо-западу, в Песчаные горы. Дальше можете у троллей отсиживаться али к своим пробираться, а я до дому рвану, в Орочий Лес. Все ясно?

Ольга и Теомир дружно кивнули. Очевидно, орк разглядел это в темноте и фыркнул.

– А вот мне много чего не ясно. Типа не ввязались ли эти зеленые ящерицы в нонешнюю развлекуху, и если ввязались, то с какого боку. Хлаш ведь недаром по окрестностям шастал. Наверняка его ихние мудрецы послали обстановку разведать да понять, к кому приставать и стоит ли это делать. Так что, вполне может быть, в Песчаных горах вас, птенчики, с потрохами скушают, да и меня не приголубят. Поэтому на рожон лезть не будем, идем тихо-осторожно и, чуть что, шустро делаем ноги. Поняли?

Ольга с Теомиром опять кивнули.

– Ох, горюшко вы мое, - тяжело вздохнул орк. - Навязались на мою голову, кутенята слепошарые. Надеюсь, на закорках вас тащить не придется, о большем уж и не прошу. Ладно, двинули.

Подавленные, Ольга с Теомиром двинулись за неясным силуэтом орка. Сзади снова разгорался большой пожар, ярче и ярче освещая местность. Шаман недовольно косился на зарево и бурчал под нос крепкие ругательства, выбирая места потенистей. Вдруг Гром, бегущий впереди, остановился и тихо зарычал. Компания остановилась как вкопанная.

– Теомир, справа от меня, - еле слышным шепотом скомандовал шаман. - Ольга, готовься, если что - лечить будешь. Главное - как можно тише, чтобы всю округу не переполошить…

– Да вы ее уже переполошили, - раздался спереди до боли родной хрипловатый голос. - Топаете, как стадо баранов, хоть копыта тряпками обматывай!

– Хлаш! - тихонько, помня наставление Заграта, взвизгнула Ольга и, проскользнув вперед, повисла у тролля на шее. - Хлашим, миленький! Как здорово, что мы тебя встретили! Ура!

– Тише ты, егоза! - добродушно одернул ее тролль. - Не на прогулке. Давайте за мной, тут рядом. - Он раздвинул кусты и исчез в сумраке. Заграт двинулся за ним, за орком последовали и Теомир с Ольгой.

Спустя сотню шагов они добрались до маленькой поляны, со всех сторон окруженной колючими кустами падуба. На поляне горел маленький бездымный костерок, а около него…

– Дядя Телевар! - снова взвизгнула Ольга, бросаясь к лежавшему навзничь тысячнику. - Ой, дядя Телевар, что это с вами? - Даже в неверных отблесках костра было заметно, что лицо тысячника смертельно бледно.

– Доченька… - слабо пробормотал Телевар, вытягивая руку и поглаживая Ольгу по голове. - Жива… А Темка как?

– Я тоже жив, господин темник, - почтительно отозвался Теомир, подходя поближе. - Мы с Загратом в подвале отсиделись, а потом тихохонько утекли…

– Спасибо тебе, Отец-Белоконь, - тихо прошептал Телевар, глядя в черное небо. - Уберег ты их. Я-то казнился - думал, взял ребятишек с собой на прогулку, а они головы сложили. Камень с души. Спасибо тебе, Заграт, что не бросил их, век благодарен буду. Теперь можно и помереть спокойно, - немного нелогично добавил он.

– Господин темник, а остальные где? - осторожно спросил Теомир, присаживаясь рядом. - Броша… Громобой?

– Все… - внезапно Телевар страшно закашлялся, схватившись за грудь. Хлаш быстро склонился над ним, вытирая выступившую на губах кровь мокрой тряпицей.

– Ой, какая я дура! - воскликнула Ольга. - Сейчас, дядя Телевар, я сейчас… Где болит, здесь? - Она приложила обе руки к груди тысячника, зажмурилась и даже, кажется, зашипела сквозь зубы. - Ох… сейчас лучше?

– Да, девонька, ты просто чудо, - слабо улыбнулся Телевар, и внезапно Теомиру бросилось в глаза, как тот постарел. - Сейчас куда лучше. Только, Темка, какой я темник… Хамира больше нет, Вольные Земли под жугличами, и я снова отставной… Командир без армии. Они все полегли, понимаешь, все! Броша, Любоконь, Громобой, Чеготар, все! В куски порубили тати проклятые! Спасибо Хлашу, вытащил он мои стариковские кости, уж и не знаю зачем… - Он судорожно вздохнул и опять закашлялся. Ольга опять приложила руки к его груди, и кашель перешел в сипение, затем в ровное дыхание.

– Пусть поспит, - всхлипнула Ольга. На ее глазах блестели слезы. - Я не могу ему помочь, я так не умею! У него внутри что-то страшное творится! Ой, Темка, что же мы делать-то без дяди-то будем! - Она навзрыд заплакала, и Теомир опять прижал ее к себе. Кажется, это входит в привычку, промелькнуло у него в голове.

– Все нормально, Ольга, - из тени выступила еще одна фигура. - Ничего с ним не случится. Отлежится, полечишь его - и пройдет.

– Тилос! - удивленно прошептал Теомир. - Честное слово, Тилос! Ой, здорово!

– Я, о бесстрашный победитель трактирных бардов! - улыбнулся посланник. - И тоже рад видеть вас в добром здравии. Не переживайте за Телевара - у него отбито легкое и треснуло ребро, но я уже вколол пару снадобий, так что будет жить. - Он наклонился к бывшему тысячнику и заботливо накинул на него какое-то покрывало. - Присаживайтесь к костру, гости дорогие и жданные, рассказывайте, что и как. Есть хотите?

– Ой, очень! - честно ответил Теомир и тут же поперхнулся, получив кулаком в ребра от уже проплакавшейся Ольги. - То есть, я хотел сказать…

– Что брюхо со спиной целуется, он хотел сказать, - проворчал Заграт, удобно усаживаясь на землю. - Хлаш, ты не поверишь, таких приверед еще свет не видывал. Прикинь, мясо чуть плесенью тронулось, хлеб почти не раскис, а они уже и нос воротят. А что, есть что пожрать? - При его словах волк, лежащий рядом с ним, встрепенулся и с надеждой посмотрел на хозяина.

– А ты чо уставился? - искренне возмутился тот. - Кто у нас зверь дикий - ты или эти несмышленыши? То-то. У них кусок оторвешь - они и ноги протянут, а у тебя все поля да леса вокруг для пропитания. Эй, ушлые да умные, мы, я так понимаю, сегодня на месте сидим?

– Ага, до завтрашней ночи, - отозвался Хлаш. - Тысячнику отлежаться надо. Попало ему здорово, да и я помял малость, пока вытаскивал.

– Слышал? - обратился шаман к Грому. - Вот и топай себе на охоту. А ежели и мне чего принесешь - не обижусь.

Волк фыркнул и укоризненно посмотрел на Заграта. Ольга хихикнула, но тут же пожалела зверя:

– Заграт, ну как же ты не понимаешь? Он же тоже столько времени с нами сидел, у него брюхо пустое, ему охотиться плохо. Не помрем мы с Темкой - правда, Темка, да? - а ты дай ему чего-нибудь…

Тут волк нехотя поднялся на ноги, сладко потянулся, лизнул Ольгу в нос, бросил еще один укоризненный взгляд на шамана и бесшумно исчез в кустах.

– И нечего тут клянчить, понимаешь, - проворчал слегка смущенный Заграт. - Сам себе добыть может… Ну, чего у вас тут? Давайте, выкладывайте. Хлаш, ты на нас случайно наткнулся, или?…

– Или, - откликнулся тот, жестом фокусника извлекая на свет туго набитую котомку. - Вот, разгружай, спасибо Тилосу. Тут и думать нечего. Куда бросится орк в чужом городе, если что? К соплеменникам, это точно, в Краснокирпичную слободу, значит. Предположим, его не убили, схоронился где-то. Схоронились, да?

Шаман кивнул.

– Ага, а дальше совсем просто, - продолжил Хлаш, отрезая кинжалом по куску вяленого мяса и вручая их Ольге с Теомиром. - В схроне долго не проторчишь, день-два, от силы три, значит, из города вы выбираться должны были сегодня-завтра, примерно в это время. Самый удобный выход из города из Краснокирпичной слободы - по той тропочке, где я вас перехватил. Все, собственно.

– Хлаш убедил меня подождать здесь еще пару дней, - добавил Тилос. - Вообще-то у меня дела, но мне стало интересно, и я согласился.

– Интересно ему, угу, - проворчал Заграт. - Вы бы еще об заклад побились для пущего веселья. Сами-то как выбрались?

– Да очень просто, - пожал плечами тролль. - Когда я Телевара успел вытащить да от боя оторваться, на Тилоса ненароком наткнулся. Вместе отошли на сотню саженей в сторону, забрались на галерею да по веревке и спустились на ту сторону. Вся эта шпана большей частью у башни кучковалась, ей не до нас было. А тем, кто поближе познакомиться хотели, я зубы продемонстрировал пару раз. - Тролль осклабился, острые клыки сверкнули в свете костра. Теомир невольно улыбнулся, представив себе, что чувствовали при виде оскаленной пасти жугличи. - Добрались сюда, стали ждать вас. Все.

– Надо же, как у них легко получается, - фыркнул шаман. - Отошли, перелезли, забрались в кустики - будто погулять вышли! Крендели… Ладно, замнем для ясности. Что у нас в планах? Я-то собирался кругом обойти, да в Песчаные горы…

– Не получится, - покачал головой Тилос. - Лучше и не пытаться.

– Это еще почему? - разом спросили Заграт и Хлаш. - Почему не получится?

– Все очень просто, ребята, - вздохнул Тилос, палочкой вороша прогорающие уголья. - Вчера утром орда жугличей осадила перевалы.

Связной маг все так же сидел на корточках и бессмысленно смотрел в костер. Каолу показалось, что старик никогда не меняет позы - сидел так вчера, сидит сегодня, будет сидеть и через тысячу лет. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение.

– Ну? - ехидно спросил он. - Ты готов, о непревзойденный? Или у тебя до сих пор головка бо-бо?

– Я готов, хозяин, - утвердительно качнул головой колдун. - Мы можем приступать.

– Ну, слава тебе, Неугасимое Пламя! - хлопнул себя по ляжкам Каол. - Ушам своим не верю! Ну, чего ждешь? Поехали!

На этот раз Майно выглядел хмурым и невыспавшимся.

– У тебя все в порядке, о повелитель? - осведомился Каол, опускаясь на колено. - Возрадуйся, я принес тебе вести о победе!

– Почему вчера на связь не вышел? - раздраженно откликнулся Майно. - Проспал, что ли? Или перепил с радости?

– Извини, повелитель! - виновато ответил Каол, опуская взгляд. - Проклятый связной маг заявил, что беспомощен как младенец…

– Ага, значит, старикашка перепил? - осведомился Майно, тяжело опускаясь в призрачное кресло. - Надеюсь, ты его не сильно покалечил? А то у нас с людьми напряженка…

– Маг сказал, что все колдуны округи ни к чему не способны из-за вышедшего из-под контроля заклинания, повелитель. Я не стал его калечить, хотя и хотелось.

– Так-так, мой мальчик, - слегка оживился Майно. - Это уже интересно. Давай-ка с начала.

Каол коротко пересказал события предыдущего дня.

– Мощный эфирный шок… - медленно протянул Майно. - Вот теперь понимаю. Говоришь, боевые колдуны все откинули копыта? Н-да. Где я тебе сейчас новых найду, а?

– Моя вина, повелитель, - понурился Каол. - Перебежчик из города сообщил, что в местной Колдовской Гильдии нет ни одного шарлатана выше третьей-четвертой ступени. У меня и мысли не возникло, что они могут противостоять нашим могучим магам…

– Удачные мысли у тебя возникают действительно редко, - проворчал Майно. - Досадно. Ладно, подыщу новых, но это не быстрый процесс, сам понимаешь. Итак, обстановка, как я понял, следующая: Хамир разрушен до основания, жугличи собираются утречком топать дальше. Флаг им в руки. Земли очищены?

– Повелитель? - не понял Каол.

– Шушеру разную, что на земле сидела, вычистили, я спрашиваю? - рассердился Майно. - Ужас, до чего тебе мозгами шевелить лень. Ну, так что?

– Да, повелитель, - снова понурился Каол - на этот раз, чтобы хозяин не разглядел гримасу ненависти на его лице. - Прости меня. Как ты и приказал в последний раз, все земледельцы вырезаны, частью бежали в соседние края. Земля готова к заселению. Должен ли я сообщить об этом харазгам?

– Сам сообщу, - буркнул Майно, задумавшись. - Ладно, все по плану. Теперь о главном.

– А? - опять не понял Каол, но тут же вспомнил и заторопился. - Я выяснил, что за обоз отбился от волколаков. Значит, так. Мои люди поймали хамирского десятника с полевой заставы. Он не то чтобы наш человек, но пару раз сведения нам продавал. Десятник сообщил, что это был обоз из девяти Всадников, из них одна женщина. Шел обоз в Хамир по своим торговым надобностям, по пути подобрал раненого орка и какого-то приблудного тролля. Этих ребят потом видели в Хамире, один из них, по неточным сведениям, командовал участком обороны. На месте восточного прорыва найшли тела нескольких Всадников. Скольких - непонятно, их разрубили на куски. Более чем вероятно, что все они погибли при штурме. Насчет орка и тролля - дело темное. Куда делся орк, мои подсылы не знают. Тролля видели на том же восточном прорыве, но, кажется, он сбежал, не приняв боя, с каким-то тюком на плече - видимо, мародерствовал под шумок. Это все, повелитель.

– Все, говоришь… - задумчиво протянул Майно, разглядывая свои ногти. - Да нет, не все, должен тебя огорчить. Первое - там действительно была баба. Рост - чуть ниже твоего, волосы светлые, почти белые, лицо узкое, нос прямой и все такое. Правильно описываю? Что с ней стало? Молчишь. Значит, женского шмотья на поле боя не обнаружилось. Это понятно - у Всадников в заводе, что бабы часто в мужской одежке ходят, так на коне скакать сподручнее. Далее, был молодой парень. Оружием махать не обучен, так что в драке у стены вряд ли участвовал, хотя вероятность есть. Но, скорее всего, отсиживался где-то еще. Может, жугличи его порубили, может, ушел. Наконец, тролль смылся, а про орка вообще ничего не известно. Это про последнего-то орка в городе! То есть, насчет троих как минимум - из одиннадцати! - ты не знаешь вообще ничего. Дальше, как они от волколаков отбились, выяснил?

– Да, хозяин, - злясь про себя, ответил Каол. - Шаман нейтрализовал их Смертный Вой каким-то заклятьем. Потом к ним охрана какого-то другого обоза на выручку подоспела.

Майно медленно поднял голову, и посланник похолодел. В глазах повелителя билось ярко-красное пламя.

– Шаман? - медленно произнес он, неторопливо поднимаясь с кресла. - Орк был шаманом?

– Да, повелитель, - испуганно пробормотал Каол. - Разве…

– Шаман… - пробормотал Майно, не обращая на него внимания. - Шаман… Как же я не… Шаман, четвертая ступень как максимум, и однако же эфирные потоки закручены в узел и выходят из повиновения… Он шаман! Как же я сразу не понял, не связал, осел! - Майно запустил пальцы в волосы и застонал. - Одно к одному, одно к одному! Орк, тролль, и пацан с девчонкой! Хренова Игра, как я подставился! И ведь все сразу можно было кончить, одним ударом!… Ох я идиот…

– Повелитель, я не… - попытался вклиниться Каол.

– Слушай меня внимательно, Каол Трейн! - загремел Майно, вперив в него жуткий взгляд. Каол почувствовал мурашки на спине - хозяин обращался к человеку по имени, только награждая. Или убивая, что случалось куда чаще. - Слушай, и потом не говори, что не понял! За преступную небрежность при расследовании порученного дела заслуживаешь ты смерти и будешь казнен! - Оглоушенный Каол рухнул на колени. - Но приговор пока откладывается. Если хочешь избежать жуткой гибели - ты знаешь, что я могу с тобой сделать! - а тем паче вернуть мою милость, ты должен сделать следующее…

– Хозяин, - простонал Каол, почти лишившись чувств. - За что?

– Ты соберешь сведения о всех, кто шел в этом обозе, - игнорируя его, продолжал греметь Майно. - О всех! Ты перевернешь город по камешку и найдешь их! Найдешь их, найдешь живыми или мертвыми! И если оплошаешь - лучше бы ты не родился на этот свет! Всех, кто там был, ты понял меня? Мужиков, баб, орков, троллей, кошек, собак, лягушек и опарышей - всех до одного! Ты понял меня, ничтожество?

– Да, хозяин, - в полуобмороке простонал Каол. - Я понял тебя. Я найду всех, я обещаю! Я обе…

– Сроку тебе на все - неделя, - закончил Майно, понемногу успокаиваясь. - Бросишь все остальные дела, займешься только этим. Теперь убирайся с глаз моих, олух! - Майно махнул рукой и растворился в багровой дымке. Тут же Каол почувствовал, что и его самого выносит назад, к ненавистным сполохам ненавистного костерка. Беспощадная боль страшным обручем сдавила голову, но, несмотря на это, Каол нашел в себе силы удивиться. Он мог бы поклясться, что, кроме ярости, в голосе хозяина снова был страх.

Следующие сутки прошли относительно спокойно. Несколько раз неподалеку раздавался топот копыт, но никто не рисковал сунуться в гущу колючих кустов. Гром исчезал и появлялся - наверное, охотился, к его морде приставал окровавленный пух. Пару раз он принес добычу - сначала маленькую куропатку, потом кролика. Заграт потрепал его по загривку, а Ольга долго гладила спутанную шерсть, вычесывая из нее репьи. Зверь довольно жмурился, высунув язык и тяжело дыша - ему было жарко на солнцепеке.

Ближе к вечеру вдалеке раздался глухой топот, скрип несмазанных осей и странный трубный рев.

– Харазги уходят, - прислушавшись, сообщил Хлаш. - Им здесь делать больше нечего. Трубят их тягловые скоты, прозываемые слонами. Хотя, может быть, это элефанты, северная разновидность. Здоровые такие животины, нос длинный, до земли, и гибкий. Им они срывают траву, набирают воду, чтобы обливать себя, а также могут схватить врага и раздавить или же размозжить о землю. По счастью, они не свирепы по своей природе. Наездникам приходится колоть их крюками, чтобы заставить идти в бой, а это опасно - слон может и обидеться. Поэтому их применяют больше как ломовых лошадей или быков - таскать грузы и все такое.

– Я бы сказал, что слоны, - добавил Тилос, пожевывая травинку. - Элефанты более волосатые и лучше переносят местный климат, особенно зимой. Кроме того, у них голос немного выше и тоньше.

– Как их убить? - почти безразлично спросил Теомир, лежа на спине и глядя в бездонное синее небо. - Шкура, небось, толстая…

– И шкура толстая, а у элефантов еще и шерсть длинная, так что стрелы запутываются, - согласился Хлаш. - Глаза уязвимы, но в бою, когда слон мотает головой и размахивает хоботом, в них сложно попасть. Можно до смерти исколоть пиками, но это долго и опасно - растопчет. Еще огня боятся, как и всякая животина, так что в бою их лучше факелами пугать. А можно стрелы соком горчишки мазать, они тогда от боли взбесятся и сбегут. Это проще всего. А зачем тебе их убивать?

– Как - зачем? - удивился Теомир. - Когда с харазгами драться будем, пригодится.

– С харазгами? - переспросил Тилос. - А с чего это ты с ними поцапаться решил? Потому что в штурме участвовали? Так они, парень, наемники по большей части, кто им заплатит, за того и драться будут. Хотел бы я знать, чем их жугличи купили? Осадные башни ох как дорого стоят…

– Все равно! - упрямо ответил Теомир. - Если бы не их башни, наши были бы живы.

– Не пори горячку, Темка, - оборвал его посланник. - Воин может погибнуть в бою - на то он и воин. Но сегодняшний враг может стать союзником завтра, а враждовать с наемниками вообще глупо. Потом ты заплатишь им, и они пойдут драться и умирать за тебя. А ваши… Им просто не повезло.

Телевар весь день то приходил в себя, то снова уплывал в забытье. Ольга лечила его руками, а Тилос пару раз воткнул в руку иглу, торчащую из маленького белого комочка.

– Стимуляторы, - пояснил он. - Если сердце выдержит - выживет.

Теомир не знал, что такое стимуляторы, но насчет сердца мысленно согласился. Для воина сердце - это главное, пока в нем осталась храбрость и стремление к победе, война не проиграна. Он так и сказал. Тилос как-то странно посмотрел на него и вздохнул.

– Ну при чем здесь храбрость? - сказал он. - Сердце есть сердце, комок мышц, пока работает - человек живет, останавливается - умирает. А храбрость есть свойство ума, расположенного в голове. С головой же у твоего родича все в порядке.

Теперь настал черед Теомира удивленно смотреть на посланника. Не знать, что ум, как и храбрость, располагается в сердце? Впрочем, спорить со старшим он не стал.

Когда солнце стало клониться к закату, Тилос снова вернулся к отложенному накануне разговору.

– Я очень извиняюсь за назойливость, но надо определяться, куда идем, - заявил он, усаживаясь прямо. - Здесь не лучшее место для отдыха, рано или поздно на нас кто-нибудь наткнется. Кроме того, у меня дела. Вы как хотите, а я собираюсь уйти сегодня вечером. Вы определились, что будете делать дальше?

– Не знаю, - буркнул, отворачиваясь, Заграт. - Я весь день думал. Не получится у нас пройти через осажденные перевалы. Знаю я те места - их и раньше тролли крепко стерегли, а сейчас любому чужаку шею свернут без разговоров. Хлаш, что скажешь?

– А чего говорить? - нехотя откликнулся Хлаш. - Ты и так все сказал. Меня там пропустят, я свой, а вот вас - нет. По военному времени перевалы закрывают даже для союзников. Южнее идти не получится, обязательно на жугличей напоретесь, а обходить горы с севера - до зимы проваландаетесь. Да и куда вы сунетесь? Где сейчас Всадники с жугличами режутся - неизвестно, наверняка на врагов напоретесь. Стоит в такую даль топать, чтобы головы сложить? Нет, проще вам отсидеться где-нибудь, как Тилос предлагает.

– А у нас еще дядя Телевар на руках, - тихо заметила Ольга. - Если коней раздобудем - проблемы нет, но кони в горах только ноги переломают.

– В общем, ясно мне, что некуда вам сейчас идти, - подытожил Тилос. - Разве что Хлаш к своим вернуться может. Ладно, вот что. Мне сейчас нужно на восток. Есть там город на побережье, Талазена называется. Крупный порт и все такое. До него около тысячи верст дорогами. В одиночку мне идти опасно - война все-таки - так что я нуждаюсь в охране. Я делаю предложение всем присутствующим наняться ко мне. Оплата - в конце пути. Золотой каждому, плюс стол и крыша за мой счет.

– Я не могу, - мрачно покачал головой Хлаш. - Мне пора возвращаться.

– Понятно, - вздохнул Тилос. - Матха должен принести своим разведданные любой ценой. Заграт?

– Далеко больно, - мотнул головой орк. - Мне домой надо. Там бабы с детишками одни, все воины ушли. Любой обидеть может.

– Так, понятно, - хмыкнул Тилос. - Ребята?

– А? - вскинулся Теомир. - Мы как господин Телевар решит. Он старший. Правда, Онка?

Ольга согласно кивнула головой.

– Понятно, - снова вздохнул Тилос. - Уважаемого тысячника Телевара я даже не спрашиваю - он хочет прорубаться домой любыми средствами, по глазам вижу. Герой, уважаю. - Телевар метнул на него сердитый взгляд, но промолчал.

– Ладно, подведем итоги, - Тилос сорвал травинку, сунул в рот, пожевал, сплюнул горькую слюну. - Вам всем надо домой. Роль наемников без роду и племени вас не привлекает. Странно… - Он замолчал, уставившись в землю. Все терпеливо ожидали продолжения. - Да, странный выбор в этот раз, очень странный. Или я таки ошибаюсь? Ничего не понимаю…

– Ты о чем, Тилос? - вежливо осведомился тролль. - Загадками говоришь, однако…

– Не обращай внимания, любезный Хлаш, - невесело усмехнулся Тилос. - Уж такой я загадочный, аж сам дивлюсь… Ладно, поживем - увидим. В общем, я думаю, сойдемся на следующем. Всадники и Заграт собираются идти по домам, для чего им надо обогнуть занятые жугличами равнины. Самый удобный и безопасный путь - в обход через Песчаные горы, где вам может помочь пройти Хлаш. Думаю, тролли смилостивятся и все-таки пропустят вас, уважаемый матха слегка преувеличивает. Это означает, что до ближайших лесных чащоб, где лежит безопасный путь к Песчаным горам, ваша компания должна пройти километров… э-э-э, верст пятьдесят к востоку вдоль поречных зарослей. Мне, в общем-то, туда же. Потом вы свернете к северу, а я продолжу свой путь в гордом одиночестве. Впрочем, у меня есть шанс наткнуться на хамирских наемников, несших порубежную службу, и составить из них свою охрану. Есть возражения?

Все дружно помотали головами. Теомир почувствовал, что на душе стало немного спокойнее - еще минимум две ночи Тилос будет с ними. Парень не знал, в чем дело, но присутствие посланника заметно успокаивало его.

– Впрочем, - тут же добавил Тилос, - если я не ошибаюсь, то домой вы попадете еще очень не скоро. На вашем месте я бы готовился к долгому путешествию.

Заграт только презрительно хмыкнул.

Незадолго перед выходом им повезло. Заслышав дальний стук копыт, Хлаш, а затем и Теомир насторожились. Всадник явно был одинок, и упускать шанс не стоило. Пробравшись через кустарник, они увидели неподалеку одинокого жуглича, во весь опор гнавшего коня по тропе, проходившей рядом с их укрытием. Хлаш бесшумно растаял в кустах, а Теомир вышел на середину тропы, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Жуглич едва не сбил его конем, но вовремя натянул удила.

– Что нада, а-а? - протяжно спросил он. - Отойди, или моя сабля напьется твоей крови! - Он выдернул из-за пояса длинный узкий клинок, но в этот момент вынырнувший сзади Хлаш сдернул его с коня, зажав рот. Громко заржав, конек ринулся в сторону, но Теомир ловким движением перехватил свободно болтающийся повод.

– Язык есть, - довольно кивнул Хлаш. - Конь для тысячника - тоже. Не стоит животину сквозь заросли попусту таскать. Отойди-ка с ней в сторонку и погоди немного. - Тролль с пленником на плече исчез в кустах.

Время тянулось медленно. Постоянно ожидавший появления новых жугличей Теомир нервно оглядывался по сторонам, но все было тихо. Наконец из зарослей показался тролль, а за ним и остальные члены отряда. Телевара вели под руки Хлаш и Тилос. Жуглича с ними не было.

– Ну, что он рассказал? - рванулся к ним сгорающий от нетерпения Теомир.

– Шустрый ты больно, - огрызнулся Заграт. - Успеешь, узнаешь еще! Вот догонят нас еще до утречка - расскажут все сами.

– А? - спросил Теомир. - Кто догонит?

– Говорил я, глотку ему перерезать надо! - продолжал ворчать Заграт. - Так нет, пожалели. Точно говорю, наведет он на наш след всякую пакость!

– Хлаш, что случилось? - вполголоса спросил Теомир у ухмыляющегося тролля. - Кто кого наведет?

– Заграту не понравилось, что мы не убили пленника, - пояснил ему Хлаш. - Вот и бушует. Ольга против была, да и Тилос поддержал. А мне что, мне все равно.

Теомир задумался. Конечно, убить пленника было бы правильно, но Ольге такое видеть ни к чему, это точно. С другой стороны, и в самом ведь деле наведет… Задумавшись, он чуть не остался в одиночестве на месте, когда маленький отряд двинулся вперед.

– Теомир, не спи, - хлопнул его по плечу Тилос. - Идти далеко, и все лесом. Давай, парень, днем отдыхать будешь.

По пути Ольга быстро рассказала Теомиру, что пленник - один из многих гонцов на дальние заставы с приказом перехватывать всех беглецов, в особенности орков и троллей. Также было дано описание мужчины и женщины, в которых Ольга с изумлением узнала себя и Теомира.

– Вот-вот, - как бы невзначай бросил Тилос.

– Что "вот-вот"? - окрысился Заграт. - Ты толком сказать можешь? Намекаешь на что-то с надутыми щеками, нет, чтобы нормально сказать! Ну, чего хмыкаешь? Щас вот дам посохом по башке, враз поплохеет, даром что он треснувший!

– Утихомирься, - сказал ему Хлаш. - Он правильно молчит, раз не уверен. Знание влияет на судьбу, особенно знание ложное. Придет время - сам скажет.

– Скажет он, разбежался! - огрызнулся Заграт. - Ух, ненавижу умников! Зуб даю, что описание тот бардишка подзаборный из "Золотой чаши" составил. Не иначе, злобу затаил. А орки да тролли для людей все на одно лицо, но, видать, меня с Хлашем в виду имеют. Но убей меня гром… - он ловко уклонился от щелкнувших над ухом зубов. - Серый, ты чего, охренел?

Волк, почти по-человечески ухмыляясь, отбежал в сторону.

– Ты же сам сказал "убей меня, Гром", - ехидно напомнил ему Хлаш. - Вот он и принял это за приказ.

– Шутник, блин! - сплюнул на землю разъяренный Заграт. - От тролля-приколиста спасу нет, так еще и собственный волк шуточки шутить вздумал. Ну, чего опять уставился?

Тилос и на самом деле во все глаза смотрел на волка. Тот, словно почувствовав на себе его взгляд, повернул голову и тоже какое-то время внимательно смотрел на посланника. Затем хищник развернулся и неспешно скрылся в кустах. Тилос озадаченно покрутил головой.

– Откуда у тебя эта зверюга, Заграт? - тихо спросил посланник. - Не замечал я раньше за орочьими волками такого ума.

– Смотреть надо было лучше! - рявкнул Заграт. - И вообще, отцепись от меня, подсыл хренов. Под ноги лучше смотри, а то заведешь в канаву!

После этого разговор как-то сам по себе стих. Отряд опять спустился почти к самой реке, копыта конька чавкали по влажной грязи. Идти было тяжело, и Теомир стал прикидывать, не стоит ли еще поохотиться на лошадей. Было слышно, как в Ручейнице плещется рыба.

– Надо чуть повыше подняться, - негромко сказал Тилос. - Следим на грязи много.

– Можно, - согласился с ним Хлаш. - Только опасно это, тракт близко, еще наткнемся на кого.

– Тракт трактом, да только как бы по следу не пошли, - вздохнул посланник. - И так, и так плохо. Ладно, идем здесь, а там будь что будет.

Спустя пару часов, когда у Теомира стали отваливаться отбитые в темноте о корни ноги, сделали привал.

– Верст семь, а то и восемь по прямой протопали, - отметил Хлаш. - Еще пара таких переходов - и можно устраиваться на дневку. Завтрашней ночью дойдем до Заболоченных лесов, а там посмотрим.

Когда отряд двинулся дальше, берег стал посуше, древесные корни уже не так лезли под ноги, и идти стало проще. Гром тенью сновал вокруг, вынюхивая и высматривая врага, но пока все было спокойно. Ни один гонец не торопился ночными тропами, ни один отряд не встал на ночевку рядом с проточной водой. Заграт качал головой и что-то неодобрительно бормотал под нос, Хлаш и Тилос временами недоуменно переглядывались. Вконец обессиленный переходом Телевар впал в тяжелое забытье, прильнув к лошадиной холке. Маленькая жугличская лошадка, не привыкшая к такому весу, еле плелась, подгоняемая Теомиром.

– Ничего не понимаю, - наконец со вздохом признался Хлаш. - Я рассчитывал, что придется петлять как зайцам между чужими стоянками, хорониться в кустах и все такое. Но вокруг ни души, зато земля истоптана, будто тут прошел цепью большой отряд. И ни одного свежего кострища! Будто искали чего…

– Ясно, чего искали - нас, - фыркнул Заграт. Шаман явно был в дурном настроении. - Тот придурок, которого вы перехватили, ведь не был единственным, сам сказал. Наверняка на нас уже ведется облава. Ума не приложу - чего им от нас надо? Ладно бы купеческую казну за пазухой уперли, так нет! Свои пожитки - и те бросили, налегке тащимся, скоро жрать будет нечего! Эти хреновы жугличи даже дичь вокруг на сто верст распугали. Поубивал бы!

– Так в чем дело, многоуважаемый Заграт? - съехидничал Хлаш. - Пошел бы на большую дорогу да занялся полезным делом.

– Таких советчиков, как ты, я поубивал бы в первую очередь, - огрызнулся орк. - Думаешь, ряшку наел - и умничать можно?

– Кончайте лаяться, - резко оборвал их Тилос. - Не ровен час, услышит кто. Деревня впереди, наверняка кто-нибудь там да есть.

Действительно, через полсотни шагов компания вышла на открытое место. Кустарник был аккуратно вырублен, из ближайшей рощицы вилась дорога в сторону недалекой деревушки. Вернее, к тому, что от нее осталось.

Мертвая тишина стояла над пепелищем. Нигде не поднималось даже дымка - видимо, поселение сгорело уже довольно давно. И запах - тяжелый трупный запах плыл над землей, накатывая волнами вместе с легким ветерком. Теомир почувствовал, как у него закружилась голова и нехорошо потяжелело в желудке. Рядом слабо охнула Ольга.

В нескольких саженях перед ними на земле лежало темное пятно. Всмотревшись, Теомир понял, что это нагой женский труп, раздувшийся от газов. Труп лежал на спине, лицом вверх, в темноте были почти неразличимы вспоротый живот, отрезанные груди и выколотые глаза. Мутная волна поднялась к самому горлу, и Теомир судорожно рванулся в сторону, чтобы облегчить желудок не под ноги товарищам.

– Сволочи! - тихо простонала Ольга. - Какие же они звери!

– Обычные забавы победителей, - Хлаш успокаивающе положил свою лапищу на плечо девушки. - Она, по крайней мере, умерла быстро.

– Быстро! - возмущенно крикнула Ольга, сбрасывая его руку. - Она мучалась перед смертью! Как земля может носить таких нелюдей? А ведь сейчас они разбойничают в наших землях! А там мама!…

– Их надо истреблять как бешеных псов, - подтвердил Теомир, становясь рядом с ней. - Иного они не заслуживают. Жугличам не место на земле, и, клянусь, я сделаю все, чтобы истребить их.

– Не бросайся словами, Теомир, - покачал головой Тилос. - Ты еще молод. Для тебя война - это яростная схватка на поле брани, сеча до победного конца и пирушка после боя. Пусть воины врагов до одного полегли в бою, но что делать с побежденными, с женщинами и стариками, слишком старыми, чтобы держать оружие? Нет, дружище, война - это вот эта несчастная, чье тело лежит перед тобой. Когда мужья гибнут в сражении, женам тоже остается только умереть. Те, кому повезет, гибнут быстро - в горящей избе или под саблей пьяного от крови врага. Невезучие мучаются долго - на колу, на земле с отсеченными ступнями и кистями рук, на медленном огне… Да мало ли человек придумал способов убивать себе подобных! Ты говоришь - истребить их всех. А ты подумал, что тебе самому придется убивать таких же женщин, чья вина лишь в том, что они родились в чужом племени? А ведь кроме женщин есть еще и дети - их кровью ты тоже обагришь свои руки? Или дашь им вырасти и отомстить?

Теомир судорожно сглотнул. В словах Тилоса было что-то неправильное, но возразить ему было нечего.

– Кроме того, - неумолимо продолжал посланник, - если следовать твои словам, ты сам не имеешь право на существование. У ваших детей есть игра в свинку. Помнишь ее?

Разумеется, Теомир помнил. Несколько ребятишек оседлывали своих товарищей, бегающих на четвереньках по земле, и гонялись за "свинкой", которая, также на четвереньках, уворачивалась от наездников, старающихся огреть ее хворостиной. Иногда "свинка", в свою очередь, пыталась протаранить "лошадей" так, чтобы те вместе с наездниками свалились на землю. Парень удивленно кивнул.

– Еще полтора века назад вы, ныне называющие себя Всадниками, мало чем отличались от жугличей, - в голосе Тилоса захрустел щебень. - Вы так же незваными захватчиками пришли на эти земли, и так же вырезали племена, что жили здесь до вас. Любимой забавой ваших воинов тогда было подрезать жертве -женщине или ребенку, мужчины гибли в боях - пяточные сухожилия и пустить ее на четвереньках бегать по двору. Сами же они соревновались, кто быстрее сможет ее подколоть копьем, сидя на стреноженной лошади. Особенно, я слышал, любил эту игру ваш герой Теомир, чье имя ты носишь. Тебе это ничего не напоминает?

Теомир растерянно оглянулся. Заграт отвернулся, а Хлаш слегка кивнул головой, подтверждая слова посланника. Ольга, сжав на груди руки, огромными от ужаса глазами смотрела на Тилоса.

– Но… - запинаясь, проговорил Теомир, - но это же было давно…

– Если жугличи победят, да еще и осядут на земле, то через век-другой их нравы тоже смягчатся, - пожал плечами Тилос. - Подумай над этим, парень. - Он отвернулся. - Надо идти дальше. Есть два пути - в обход деревни и открытых мест либо вдоль, по берегу. Первый путь длиннее, второй короче, но опасней. Кто как думает?

– Только не через деревню! - горячо запротестовала Ольга. Труп женщины притягивал ее взгляд как магнитом. - Там же… там же…

– Трупы, знаю, - откликнулся Тилос. - Но наша задача - самим не стать такими же мертвецами в ближайшее время.

– Вряд ли деревня опасна, - задумчиво произнес Хлаш. - Жугличей там нет, темно, а приречные откосы наверняка заросли высоким бурьяном, так что издали нас не заметят даже совы. А крюк давать - того и гляди напоремся.

– Да что мы, мертвяков не видели? - недовольно проворчал Заграт. - Птенчики пусть привыкают, им на пользу пойдет. Я за деревню.

– Я, пожалуй, тоже, - согласился Тилос. - Значит, ребята, придется вам поменьше глядеть по сторонам.

Ольга с Теомиром переглянулись, затем обреченно кивнули головой.

– Мы как вы, - нехотя сообщил Теомир.

– Отлично, - подбадривающе улыбнулся им Тилос. - Значит, идем через деревню. Не пугайтесь так, к трупам быстро привыкаешь. Значит, опять спускаемся к урезу воды и топаем вдоль него. Надо не забыть набрать воды во фляги, ниже по течению вода наверняка отравлена трупными ядами.

Вопреки опасениям Тилоса, выжженное дотла поселение миновали без приключений. Изуродованных трупов попадалось немного, но один особо потряс Ольгу. Это было тело девушки, почти девочки, лишь немного младше ее самой, распятое на плетне. В свете занимающейся зари было видно, что кисти скрюченных рук, нос и уши были обрублены, на изуродованном лице застыл немой вопль ужаса. Ее ноги судорожно поджались, пытаясь избежать маленького костерка, да так и окостенели. По лицу ползали крупные призрачно-синие мухи, они заползали в рот и дыру на месте носа, а в глазницах уже начинали копошиться черви. Ольга попыталась отвернуться, но чудовищная картина поневоле приковывала ее взгляд. Запах гари и разложения и труп девушки - эту картину она запомнила навсегда.

– Будь ты проклята, война! - беззвучно шептали ее губы. - Будьте вы все прокляты…

В тяжелом молчании отряд миновал деревню и снова углубился в приречные заросли. Несколько верст спустя устроили очередной привал. Тилос, с сомнением оглядев свой заплечный мешок, раздал мясо и лепешки, однако, сам не взял ничего.

– Тихо! - остановил он протестующего Хлаша. - Знаю, что делаю. Я свободно могу голодать трое суток. И жуйте тщательнее, еды мало. Придется подтягивать пояса.

Вскоре снова двинулись дальше. Местность понемногу стала холмистой, река начала петлять и отклоняться к югу, и Тилос, изредка советуясь с Хлашем, принял решение уйти от берега и углубиться в степи в надежде, что все более частые рощи дадут им необходимое укрытие. Когда почти совсем рассвело, отряд остановился на дневку на поляне в одном таком березовом леске, достаточно густом, чтобы скрыть от посторонних глаз. Поляна по краям поросла высоким иван-чаем и оказывалась совершенно незаметна уже с нескольких шагов. К несчастью, лесок оказался довольно сырым - одна из речных проток располагалась не далее чем в ста шагах, и развести бездымный огонь не удалось.

– Ладно, - философски заметил Хлаш. - В конце концов, жил же Народ до того дня, как научился использовать огонь. Ну, и люди тоже, - быстро поправился он. - Вот и сейчас проживем. Ничего, солнышко согреет.

– Это точно, - согласился с ним Заграт. - Ладно уж, дрыхните все. Мы с Громом покараулим.

Во сне Теомира с Ольгой мучили кошмары.

С того момента, как Каол Трейн пришел в себя после разговора с хозяином, он преобразился. Его впалые глаза загорелись лихорадочным блеском, а в движениях появилась порывистость. Телохранители из личной гвардии Майно старались держаться в тени и не попадаться лишний раз ему на глаза, а жугличи вообще шарахались от него как от злого степного духа Краганга. После того, как посланник чуть не убил одного из жугличских вождей, посмевших противоречить ему, остальные выполняли его указания чуть ли не с подобострастием, хотя и бросали вслед злобные взгляды.

Уже к полуночи Каол разыскал нескольких участников прорыва на восточном участке. После долгих допросов они сошлись на том, что конных Всадников было семеро, один из которых, похоже, являлся немалым командиром. На месте боя обнаружили части тел, куски одежды и кольчуг, принадлежащие пятерым или шестерым Всадникам. Очевидно, одному или двоим удалось бежать, при этом один явно был искомым тысячником - его труп на месте боя не обнаружили.

Чуть позже лекарь, наконец, привел в сознание Мелиандра Красило. Шпион прятался на одном из постоялых дворов, когда туда ворвалась банда захватчиков. Несмотря на то, что барду сильно попало по голове саблей - к счастью, плашмя - он успел выбросить перед собой руку с таньгой, и потому остался жив. Его кровоточащую голову перевязали какой-то тряпкой, и было видно, что он с трудом держится на ногах, то и дело осторожно ощупывая темя. Впрочем, ясно, что боль являлась не единственной причиной гримасы на его лице - он искренне ненавидел тех Всадников. О причинах он не упомянул, но Каол решил, что бард явно поцапался с кем-то из них. Вскоре нашлась и причина - когда Мелиандр рассказывал про девушку, он зло сплюнул на пол. Каол про себя усмехнулся - девчонка явно обломала Красило, чего этот бабник, разумеется, не простил. Может, и бока ему намяли - бард заметно охранял свою правую руку. В любом случае, память на лица у шпиона была отменной, и писец долго записывал подробные приметы девки, тысячника и еще одного парня, ошивавшегося с ними. Упомянул бард и тролля с орком, но как-то неуверенно. По всей видимости, в нелюдях Мелиандр разбирался плохо и так и не понял - шастали здесь одни и те же орк и тролль или же разные. После допроса бард затребовал у Каола коня, денег, прихватил свою чудом уцелевшую гитару и исчез в неизвестном направлении. У Каола возникло сильное желание на всякий случай заковать мерзавца в кандалы и оставить при себе, но, памятуя указания хозяина, на такое он не решился.

Вскоре после того, как Каол пообещал награду за сведения об орках и троллях, виденных в городе, нашлись свидетели, видевшие тролля с тюком на плече на восточном участке прорыва. Один из жугличей даже утверждал, что тролль тащил на плече человека, но кого - непонятно. Каол решил, что тролль прихватил с собой одного из своих товарищей-Всадников, возможно, и самого тысячника. То, что человека тащили на плече, говорило за его ранение. Посланник внутренне порадовался - калеку легче искать, чем здорового, да и свободу передвижения тролля это явно ограничит.

Другая группа жугличей рассказала, что видела орка, и с ним еще двоих, возможно, людей, в месте, известном как Краснокирпичная Слобода. В этом не было бы ничего удивительного - местечко населяли исключительно орки, но Каол самолично посылал тем гонца с предупреждением от родичей. Разумеется, он шел на риск - город мог взбудоражиться раньше времени, но, с другой стороны, это лишь подкрепило бы давние слухи о надвигающейся войне. Кроме того, гибель сородичей от руки союзников могла внести раскол в ударную южную группировку, чего следовало избегать любой ценой. Поэтому орков предупредили, и те заранее покинули город. Разумеется, какой-нибудь отщепенец мог и остаться, но Каолу в это не верилось. Кроме того, в руках орка успели разглядеть какую-то длинную палку, возможно, посох. Это сильно поднимало шансы на то, что тот - шаман, насчет которого Каол получил приказ разыскать любой ценой. Остальных двоих рассмотреть не успели, но, судя по деталям, это были недостающие члены отряда - парень и девка. Все трое успели запереться во дворе и исчезнуть раньше, чем жугличи выломали калитку. Для очистки совести Трейн послал одного из своих телохранителей вместе со свидетелем на то место для тщательного обыска, и тут случилась неожиданная удача. На месте сгоревшего амбара обнаружился распахнутый люк в тайный схрон. Погреб оказался покинут, но на кирпичной глине, наваленной рядом и спекшейся от огня, нашлись совсем свежие царапины и сколы. Это означало, что орк со спутниками прятался здесь какое-то время и лишь совсем недавно, очевидно, не ранее сумерек, покинул это место. За считанные часы он не мог уйти далеко, так что массовое прочесывание местности могло дать хорошие результаты. К несчастью, практически все жугличи, опившись захваченными в городе пивом и вином, вповалку храпели на улицах. На облаву посылать оказалось некого. Приходилось ждать утра, а то и полудня. Посланнику насилу удалось заставить ближайшего вождя отправить нескольких гонцов на дальние заставы, но те, шатаясь от вина и недосыпа, кое-как вскарабкались на лошадей, отъехали на полсотни саженей, свалились на землю и безмятежно задрыхли. От бессильной ярости Каол кусал ногти, но оставалось лишь смириться. В конце концов, менее чем за ночь он выяснил, кого надо искать. Повелитель будет доволен. А утром… утром он будет действовать убеждением, подкупом и запугиванием. От массовой облавы беглецам не уйти.

Измученные ночными переходами, Ольга с Теомиром проспали почти до самого вечера. Видимо, остальные решили дать им отдохнуть, потому что на дежурство их не разу не разбудили. Когда это дошло до Теомира, он страшно разозлился.

– Успеешь еще, надежуришься, вся жизнь впереди, - спокойно ответил ему Хлаш, помешивая в маленьком котелке аппетитно пахнущее варево. Видимо, где-то удалось найти сухих сучьев, и тонкая струйка дыма не поднималась выше чем на аршин от земли. Рядом валялась огромная суковатая дубина, видимо, выломанная взамен пропавшей в городе. Заграт крепко спал, слегка похрапывая, Тилос и волк отсутствовали. Заспанная Ольга какое-то время ощупывала свои спутанные волосы и почесывала бока, потом обратилась к троллю:

– Хлаш, а ничего, если я до речки сбегаю, причешусь-помоюсь? А то все тело свербит… Я мигом, и тихо, как мышка!

– Давай уж, стрекоза, - улыбнулся ей своей жутковатой зубастой ухмылкой тролль. - Только не в одиночку. Теомир, пригляди за ней, да и сам рожу помой, а то мятая она у тебя, словно с недельного перепоя. И не задерживайтесь.

– Мы мигом! - легкомысленно пообещала обрадованная Ольга и, дернув Теомира за рукав, исчезла в кустах. Позевывая, Теомир удостоверился, что кинжал, как ему и полагается, висит на поясе, и поковылял за ней.

Вода оказалась довольно теплой и затхлой, течения почти не было. На вкус она сильно отдавала тиной. Теомир сделал пару глотков и решил больше не рисковать. Мало ли какая зараза может здесь таиться…

– Темка, отвернись и не поворачивайся, пока не разрешу! - сказала ему Ольга. - Я только быстренько окунусь. А обернешься - по башке получишь, вот!

Теомир ухмыльнулся, но качнул головой в знак согласия. За спиной послышалась возня, потом что-то сильно бултыхнулось, и по зеленоватой воде пошли круги.

– Не оборачивайся, понял? - еще раз предупредила его девушка.

Какое-то время Теомир сонно смотрел прямо перед собой на медленное течение, вслушиваясь в всплески и бултыхание за спиной. Вечернее солнце приятно пригревало спину, где-то вдалеке звенел одинокий комар. Всплески кончились, на какое-то время стало тихо.

– Можешь оборачиваться, - наконец разрешила Ольга. Она сидела, поджав ноги к груди и завернувшись в кафтан, по которому рассыпались ее мокрые русые волосы. Штаны, рубаха и сапоги лежали на траве чуть поодаль. - Сейчас вот просохну, и пойдем назад.

Теомир сорвал травинку и принялся ее жевать. Кафтан не полностью укрывал длинные ноги девушки, и он почувствовал какое-то странное волнение. Скрывая смущение, он отвернулся.

– Темка, - тихо сказала Ольга. - Как ты думаешь, мы еще вернемся домой? Хоть когда-нибудь?

– А почему нет? - удивился Теомир. - Ты же слышала, что говорили. Обойдем с севера и все такое…

– Слышала, - печально согласилась девушка. - Только почему-то не верю. Наш поселок, наверное, уже захвачен и сожжен, и вообще там война. А вдруг наших победят?

– Нас нельзя победить! - не совсем уверенно произнес Теомир. - Отец-Белоконь не допустит этого. Мы еще никогда не проигрывали битву, и сейчас справимся. Ты, главное, не плачь, ладно? Хлаш знает, что говорит, и Заграт тоже.

– Ты хороший, Темка, - серьезно сказала Ольга. - Утешить вот хочешь… Но я все равно не верю. Знаешь, я все думала о тех, кто был здесь до нас. Наверное, у них был свой Отец-Белоконь или какие-нибудь духи предков, как у орков, и они тоже думали, что непобедимы. И где они сейчас? Видишь, мы о них даже не слышали! А вдруг и Всадникам суждена та же участь? - Она уткнула лицо в колени и замолчала. Теомир посмотрел на нее, и вдруг ему стало ее жалко. Он осторожно придвинулся к ней и приобнял за плечи. Внезапно Ольга напряглась и окаменела.

– Что-то не так? - испуганно спросил ее Теомир. - Онка, что с тобой?

– Ох, Темка, все нормально, - поспешно откликнулась она. - Просто… знаешь, я вспомнила ту девчонку. Помнишь, которую на заборе распяли? Я вот… думаю, она ведь была не старше меня, и уже мертва. А вдруг и мы погибнем?

– Мы не погибнем, - твердо сказал Теомир. - Мы не одни, да и сами за себя постоять можем. Обещаю, что с тобой ничего не случится.

Внезапно Ольга решительно вскинула голову.

– Знаешь, я не хочу гадать об этом! - твердо заявила она. - Может, мы не доживем до завтрашнего утра. А я хочу узнать все, прежде… прежде… - Она не закончила.

Ольга резко повела плечами, и кафтан свалился на землю, оставив ее обнаженной. Она повернулась к изумленному Теомиру, щеки и уши которого заалели как маков цвет.

– Я хочу любить тебя! - твердо заявила девушка. - Прямо сейчас! - Теомир не мог оторвать взгляда от ее небольшой крепкой груди. Его сердце колотилось как бешеное, в ушах бухала кровь. - Иди ко мне! - Она прильнула к нему и неумело поцеловала в губы.

Опрокидываясь на спину, Теомир увидел Грома. Волк, напружинившись, стоял у кромки кустов. Теомир мог бы поклясться, что зверь почти по-человечески подмигнул, прежде чем исчезнуть из виду.

Кусты раздвинулись, и на поляну бесшумно вышел Тилос. Хлаш отложил в сторону палочку, которой помешивал в котелке, достал из-за пазухи ложку и осторожно попробовал варево.

– Пальчики оближешь, - сказал он. - Жаль, маловато. Что же ты, друг посланник, за пазухой посуды побольше не припас?

– С детства тупым был, - усмехнулся посланник, присаживаясь на траву. - Вообще-то мог бы и сам позаботиться. Нацепил бы себе на голову котел вместо шлема, она у тебя как раз размерами вышла. Что, будить Заграта?

– Погоди, пусть еще поспит, - мотнул головой тролль. - Ребятишки ушли на реку, вернутся - тогда… Кстати, что-то их долго нет.

– Они утонули друг в друге, как выражается одно дальнее племя, - сообщил Тилос, задумчиво глядя в котелок. - Пусть стресс… напряжение снимут. Гром присмотрит.

– Жаль их, в такую заваруху вляпаться… Наверняка погибнут, - задумчиво сказал тролль. - Конечно, если доберемся до наших, они cмогут отсидеться. Смогут - но ведь не захотят. Знаю я эту породу.

– Погибнут? Как знать… - пробормотал посланник. - Как знать. Слушай, Хлаш, давно хотел тебя спросить. Ты в волке Заграта ничего странного не замечал?

– Да нет, - удивленно приподнял бровь тролль. - Я, знаешь ли, по боевым зверям небольшой специалист. Ну, здоровый, почти как пони, но орки же на них верхом ездят. Выдрессирован, опять же, хорошо, но, наверное, так и должно. А у Заграта ты спросить не хочешь? Ему, думаю, виднее.

– Спрашивал, - откликнулся Тилос. - Заграт ничего странного не видит. А меня что-то сомнение берет…

Тихо хрустнула ветка, и на поляну выбрались Теомир с Ольгой. Вид у них был изрядно смущенный. За ними серой тенью выскользнул Гром. В волосах у девушки запуталась сухая травинка.

– Заграт, лежебока, завтрак проспишь, - пихнул Хлаш орка в бок. - Вставай давай!

– Да я уж давно не сплю, - ворчливо сообщил им шаман, нехотя приводя себя в сидячее положение и сладко потягиваясь. - Галдите как сороки… А где ложки?

– Ишь ты, ложки ему! - удивился Хлаш. - Ложкой по лбу - это я могу, а вот одолжить - шиш. Свою иметь надо.

– Да у меня их десяток! - возмутился орк. - Только вот гости нынче пошли ушлые, не только ложку - весь мешок к рукам прибрали. Так их вон сколько, им, небось, нужнее было! А ну, делись своей, а то я за себя не отвечаю!

Посмеиваясь, варево из вяленого мяса и травок - Теомир не распознал, каких - выхлебали ложкой тролля, зачерпывая ей по очереди. Спящего Телевара решили не будить, его долю оставили в котелке. Когда ужин - или завтрак? - закончился, Теомир почувствовал, что не только не наелся, но даже и проголодался пуще прежнего.

– Увы, - развел рукам Тилос, поймав его взгляд. - Еды в обрез. Даже поохотиться не получится - лука ни у кого нет, а руками ловить несподручно. Разве что Гром чего поймает…

Теомир позавидовал Грому. Вот уж кому точно голод не грозит, так это ему. Охоться - не хочу, и никакого лука не надо. Он тайком сжал руку сидящей рядом Ольги, и с радостью почувствовал ответное пожатие.

– Так, значит, отдыхаем до темноты, - Тилос критически прищурился на небо, затем взглянул на окружающие тени, - затем выступаем. Стемнеет через час-полтора, облаков, чтоб им рогаликом завиться, опять не намечается, так что ночь будет снова светлой. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда я, пожалуй, чуть вздремну.

Ольга с Теомиром присели вдвоем на сухой проплешине в отдалении от костерка, где о чем-то тихо переговаривались Хлаш с Загратом. Теомиру было хорошо. Он чувствовал прижавшуюся Ольгу, устроившую голову у него на плече. Тело девушки дышало ровным теплом даже сквозь рубаху. Говорить было не о чем, но этого и не требовалось. Оба ощущали какое-то безотчетное счастье.

Когда сумерки достаточно сгустились, двинулись дальше. Телевар явно чувствовал себя лучше. Он с аппетитом съел похлебку и даже без посторонней помощи сумел взобраться на коня. Шли почти строго на восток, стараясь придерживаться неширокой полосы прибрежных рощ и лесов, хотя река начала сильно петлять, и зачастую приходилось забирать то на север, то снова на юг, чтобы не отходить от русла слишком далеко. Вскоре после полуночи сделали привал. Не разводя костра, полежали немного, глядя в непроглядно черное небо с маленькой искрой Утренней Звезды. Гром исчез в темноте и вскоре вернулся с кроликом в пасти.

Тушку прибрали и двинулись дальше. Поднявшись на очередной холм, на фоне чуть светлеющего неба Теомир разглядел далеко на севере плотную полоску леса. Полоска придвигалась и придвигалась.

– Да, - ответил на его невысказанный вопрос Хлаш. - Скоро леса станут достаточно густыми, чтобы уйти от реки. Переднюем, потом двинемся в ту сторону. Еще одна ночь - и мы окажемся достаточно далеко от равнин, которые любят жугличи. Тогда можно считать, что прорвались.

– Не забывай про осажденные перевалы, - тихо напомнил ему Тилос. - У вас будет масса проблем.

– У меня - не будет, - презрительно фыркнул тролль. - Ни один жуглич не сможет соперничать со мной в знании гор.

– Будем надеяться, - откликнулся Тилос.

Первый отряд кочевников они пропустили, просто спрятавшись в кустах. Враги шли на рысях плотным большим отрядом, не обращая внимания на окружающее. Вся компания проводила их настороженными взглядами.

– Куда это они ночью поперлись? - выразил общее недоумение Заграт. - Вроде не в их обычае в потемках разгуливать. Али новую поживу где почуяли?

– Кто их знает, - раздумчиво отозвался Телевар. - Но мы, Всадники, ночами предпочитаем спать. Поломают лошади ноги на кочках да в кротовых норах - что делать будешь? А эти, хоть и дикие люди, а все же тож коней держат, должны понятие иметь. Не идет у меня из головы гонец, что мне конягу своего одолжил. Ищут ведь нас супостаты, а зачем? Не по нашу ли душу эти молодцы проскакали?

– Они куда-то явно торопились, - поскреб в затылке Хлаш. - Беглецов так не ловят. Странно, однако…

– Ничего странного, - дернул плечом Тилос. - К кому, по вашему, гонцов отправляли? Все воины ушли в набег на Хамир и Всадников. На старых рубежах только старики да больные остались. Если вас всерьез ловить принялись, то их силенок явно не хватит.

– Понятно, - зло сплюнул Заграт. - Обложить хотят, ровно зверье на охоте. Эти вперед пошли, а сзади другие цепью топают. Сдается мне, други, надо побыстрее ногами шевелить, а то неровен час - загонят.

Второй отряд действительно шел цепью, тщательно прочесывая местность. Его услышали задолго до того, как увидели - в основном по хриплому барканью псов. Впрочем, еще раньше Гром начал беспокоиться, оборачиваясь назад и ловя носом едва заметный ветерок, дувший в спину. Заметив это, Заграт грязно выругался.

– Все, попали, - сообщил он. - И в самом деле нагоняют. Чем мы им так насолили, что даже ночью ищут? Бля, ну что за невезуха!

– Ускорились! - скомандовал Тилос, не обращая внимания на бурчание шамана. - Раз с собаками гонят, значит, единственный шанс - до реки добраться. Не успеем - покойники! Ну-ка, поднажали!

Холмы в этом месте стали заметно выше и круче, чем прошлой ночью. Довольно быстро Теомир выбился из сил, пытаясь поддерживать темп среди появившихся известковых осыпей. Ольга едва переступала ногами, шатаясь как пьяная. Рядом тяжело хрипел Заграт. Мохнатый конек Телевара все чаще упирался, не желая карабкаться по кручам, приходилось искать обходные пути. Лай позади становился все громче, с вершины очередного холма даже разглядели редкую, быстро приближающуюся цепочку загонщиков с факелами.

И вдруг как-то сразу отряд оказался над обрывом. В десятке саженей внизу кипела и рычала сжатая обрывами Ручейница.

– Пошли бы со мной в Талазену, - проговорил сквозь зубы Тилос, - давно бы на тот берег перешли. Два брода пропустили… Хрен бы нас в тамошних болотах сыскали. Угораздило же меня с вами связаться! Давайте вперед, там обрыв понижается.

Спустя сотню шагов, оступаясь и оскальзываясь, кубарем скатились к реке по довольно пологому склону. Известняк крошился под ногами, неприятно покалывая сколами ноги сквозь мягкие сапоги. В тусклом свете Белой и Синей звезд вода казалась абсолютно черной и страшно холодной.

– За мной! - скомандовал посланник, решительно вступая в воду. - На тот берег нам не выбраться, придется плыть по течению. Телевар, с коня придется слезть. Придерживайся за него, если можешь, только не утопи ненароком.

– Говорила мне мама, - пробормотал тролль сквозь зубы, - не ходи гулять в чужой лесок, утонешь. Я же горный тролль, не морской, на воде не лучше топора держусь. Ох, пропадай моя головушка! - Он с размаху бросился в воду и с тучей брызг скрылся под водой. Впрочем, почти тут же вынырнул, держась за свою деревянную палицу. Остальные последовали за ним.

– Вот и опять я без посоха, - отфыркиваясь, пробормотал Заграт, придерживаясь за луку седла. - Прямо напасть какая-то! За всю жизнь лишь трижды посох менял, а тут за две недели дважды потерял. Тьфу, гадость!

Вопреки ожиданиям, вода оказалась довольно теплой. Отчаянно мешались сапоги, но Теомир не спешил их сбрасывать, поскольку запасных не было. Впрочем, течение довольно быстро тащило их вперед, так что от пловцов требовалось лишь держаться на поверхности. Теомир подгребал по-собачьи, пытаясь держаться поближе к Ольге. Мимо проносились белесые каменные обрывы, о них с шумом билось течение. Волей-неволей приходилось держаться стремнины. Волк громко бултыхал лапами по воде, недовольно отфыркиваясь и стараясь держать нос повыше. Теомир отчаянно вглядывался в темноту, но обрывы, казалось, становились все выше и выше.

– Тилос! - рявкнул Хлаш во всю глотку. Его голос был едва слышен за шумом воды. - Тилос, чтоб тебя! Выбираться надо, я уже пузыри пускать начал! Давай к берегу!

– Бес… лез… о! - донесся ответный выкрик посланника. - Бы… ина!… Ол… ерсты… рекаты! Там!…

Теомир чувствовал, что ему тоже все сложнее держаться на воде. Намокшая одежда и сапоги тянули вниз, тело наливалось тяжелой немочью, а брызги воды все чаще попадали в нос, отдавая острой болью куда-то вглубь черепа. Он попытался понять, сколько времени понадобится, чтобы оказаться около переката, но прикинуть скорость было сложно. Кажется, течение не уступало бегущему человеку, так что выходило недолго. Но время тянулось страшно медленно, и все сложнее выныривалось из воды за глотком воздуха. Перед глазами пошли яркие пятна.

– Тем… ка! - услышал он полувздох-полухрип Ольги и из последних сил рванулся к девушке как раз вовремя, чтобы вытолкнуть ее, жадно хватающую воздух, на поверхность. - Я… тону!…

В этот момент что-то задело подошвы. Мгновение спустя их поволокло по каменистому дну, обдирая колени и локти даже сквозь одежду, и тут же мощные руки Хлаша выдернули их из реки и поставили на ноги. Вода поднималась чуть выше колена, и течение явно ослабло, хотя и ощутимо давило на ноги. Тролль хрипґло дышал.

– Живы? - спросил он. - Ф-фу, я-то чуть по дну гулять не отправился. Молодцы, ребятишки, теперь осталось до берега добрести.

Волк, которому вода не доходила даже до брюха, от души встряхнулся, и их окатило волной брызг.

– Ну спасибо тебе, друг сердешный! - неодобрительно сказал ему Телевар, почти повисший на луке седла. - Из речки выбрались - под водопад попали. Прямо мечта водяного!

Волк громко чихнул и, шумно рассекая воду, потрусил к южному берегу.

– Куда!… - попытался остановить его Заграт, но Тилос остановил его.

– Он прав, - заявил посланник. - На северном берегу - облава. Там вас возьмут тепленькими еще до утра. Нужно уходить на юг, в леса и болота, тогда еще побегаем.

– А Песчаные горы? - печально спросил Заграт. - Туда-то как?

– Пока - никак, дружище, - пожал плечами Тилос. - Впрочем, я предупреждал. Хотите жить - уходите на юг. - Он повернулся и побрел вслед за волком. Остальные, поколебавшись, двинулись за ним.

Миновав полосу прибрежной грязи, отряд вповалку повалился на землю. Тилос, впрочем, остался на ногах.

– Передышка минут на десять, - мягким, но не допускающим возражений голосом заявил он. - Погоня никуда не делась, до переката она доберется максимум через час. Здесь - единственное место, где мы могли выбраться на берег, на северном берегу - каждой собаке известные волока для торговых барж. Чуть ниже снова начинаются обрывы, которые тянутся на десятки верст. Может, там и есть пологие склоны, но я про них не знаю. Так что когда погоня обнаружит, что мы ушли в реку, она со всех ног бросится сюда. При условии, конечно, что жугличи знают местность хотя бы вполовину так же хорошо, как я.

– Я тоже ее знаю! - парировал Хлаш. - Если мы уйдем на юг, то до Песчаных гор в ближайший месяц точно не доберемся. Мы уйдем далеко в сторону Талазены, прежде чем сможем снова пересечь реку.

– А у вас есть выбор, любезный Хлаш? - удивленно поднял брови Тилос. Он сложил руки на груди, и только тут Теомир заметил, что его одежда не выглядит влажной. - Конечно, можно вернуться вверх по течению в сторону Хамира и попытаться пересечь реку, оказавшись за спиной у погони. Однако опасно это, я бы сказал. Ищут-то не абы кого, а вас персонально. Тролль, орк, Ольга, Теомир - шансов одурачить жугличей у вас нет. Плюс уважаемый Телевар - он вряд ли способен на дальние путешествия…

– Я сам знаю, на что способен! - огрызнулся оскорбленный тысячник. - Ты, небось, еще и не родился, когда я уже в десятниках ходил!

– Именно это я имею в виду, - спокойно парировал Тилос. - Ты уже немолод, Телевар, да еще и ранен. И не забывайте - еды у вас нет и добывать ее нечем. Волк вас не спасет - дичь просто распугана войной. Боюсь, у вас нет выбора.

Молчание было ему ответом. Теомир отчаянно перебирал варианты, но ничего путного в голову не приходило. Он не знал местности, не знал пути к Песчаным горам, не знал сил врага, не знал, что происходит дома… Он не знал ничего. Теомир почувствовал отчаяние. Он крепко сжал руку Ольги. В ответ девушка придвинулась к нему поближе.

– Умеешь ты убеждать… - наконец нехотя произнес тролль. - Вы, люди, вообще горазды играть словами. Раз - и нет выбора!

– Я здесь ни при чем, - отрицательно качнул головой посланник. - Это судьба.

– Судьба! - прорычал Заграт. - Нет никакой судьбы! Не убеждай меня, что ты веришь в эту чушь, посланник!

– Вообще-то не верю, - криво усмехнулся Тилос. - Но ваш случай - особый. Я так понял, что ты тоже согласен. Телевар?

– Не идти же нам в одиночку, - зло махнул рукой тысячник. - Не по душе мне все это, но что делать?

– Вот и ладно, - кивнул Тилос. - Передохните еще минут пять, а я расскажу, куда мы двинемся.

Теомира задело, что их с Ольгой мнением даже не поинтересовались, но он заставил себя прислушаться к рассказу посланника. Выходило так, что прямо сейчас отряд должен углубиться в болота, обильные на этом берегу реки, чтобы сбить погоню со следа или хотя бы спешить ее.

– Скорее всего, жугличи не сунутся в трясины, особенно пешими, - пояснил Тилос. - Не любят они ногами ходить. Да и собаки у них к болотам не приучены, поверху след брать не умеют, а понизу болотина все затянет.

Далее за болотами начинались густые леса. В небольших деревушках жили бортники и охотники, а еще через них проходил большой торговый тракт из Талазены в южные земли, вдоль которого довольно густо жили люди. Часть лесов выжгли и распахали, выращивали там в основном рожь, овес да неведомый Теомиру овощ капусту. Еще южнее опять начиналась степная равнина, а за ней - горы.

– А они выше Песчаных? - с интересом спросила любопытная Ольга. - Я слышала, у троллей есть крепости на высоте тысячи саженей! Там даже облака иногда ходят…

– Песчаные горы - простые лакколиты, - непонятно объяснил ей Тилос. - Давление лавы прогнуло кору… ну, землю, но наружу выйти ей сил не хватило. Раньше на том месте был океан, отсюда отложения известняка и песчаника, из которых ваши горы и состоят. А на юге горы, которые называют Снежными, и сложены они из настоящего камня. Встречаются вершины и по пять верст высотой, есть пара давно потухших вулканов. На вершинах лежат вечные снега, отсюда и название.

– А в Снежных горах - Серое Княжество… - как бы про себя пробормотал Хлаш.

– Да, в северо-восточной части, в Лесной Долине- серьезно кивнул головой Тилос. - Но это не про нас. Серый Князь - хороший правитель, но не любит чужаков. Поэтому туда мы не пойдем, а двинемся торговым трактом в Талазену. Если по дороге, то это верст триста пятьдесят, но лесами можно верст до полусотни срезать. Вдоль тракта живут свободные люди, над ними нет правителя, и жугличей они недолюбливают. Там охотиться на вас будет куда сложнее. Одна беда… - Он замолчал и махнул рукой.

– Опять изображать из себя начал… - досадливо протянул Заграт. - Ну что, двинулись? А то долежимся до жугличей…

– Двинулись, - согласился Тилос. - Ничего я не изображаю, пойми. Если я неправ, то вам и знать-то такие вещи незачем. А если прав - сами рано или поздно поймете. Только здесь никакой тайны нет. Вторжение жугличей - дело рук Майно, и охотятся на вас наверняка по его личному приказу. Это значит, что охота никогда не прекратится…

– Да не бреши ты! - не выдержал Телевар, устало взгромождаясь на лошадь. - Ох, старею… На кой мы, клопы запечные, Врагу сдались? Ладно бы я нашим конязем был, тогда понятно, а так…

– Надеюсь, что ты прав, - хмыкнул Тилос. - Тогда у вас есть шанс дожить до старости. Ну, все готовы?

Вскоре отряд углубился в чахлый лесок, и под ногами захлюпала вода.

– Вспомнить бы дорогу, - пробормотал Тилос. - Я тут не раз с проводником из местных хаживал, но давно это было…

– Я тоже здесь бродил, - неожиданно поддержал его Хлаш. - Авось на пару вспомним.

Тилос благодарно улыбнулся ему и продолжил рассказывать о тракте на Талазену. Теомир переставлял усталые ноги, машинально выбирая где посуше, но мысли его были далеко. Горы в две с лишним тысячи саженей - и все из настоящего камня! И снег, который не тает даже летом… Ему вдруг отчаянно захотелось побывать там, пощупать руками твердые кости земли, а может, и унести с собой маленький камешек на память.

– Онка, представляешь, целая гора из настоящего камня! - шепотом поделился он с бредущей рядом Ольгой.

– Ага, и снег на вершинах! - откликнулась она, и Теомир понял, что их мысли идут в одном направлении. - Вот бы повидать…

Между тем незаметно для себя они оказались посреди безбрежной топи. Кое-где поблескивали маленькие озерца, окруженные моховыми подушками, а ноги погружались в липкую тягучую грязь не меньше чем по щиколотку. Тилос с Хлашем напряженно осматривались по сторонам, пытаясь разглядеть в темноте малозаметные знаки и полусгнившие вешки, иногда останавливаясь и принимаясь яростно спорить напряженным шепотом.

Вперед продвигались медленно. Ночная тьма сгущалась, и уже в полдесятке саженей не было видно ни зги. По совету Тилоса все нашли или выломали себе длинные палки и осторожно прощупывали почву перед собой. Изредка палки проваливались полностью, и тогда приходилось кропотливо тыкать ими вокруг себя в поисках обходных путей. Появилась мошкара. Тучи мелких мушек облепляли лицо, лезли в нос, глаза и уши, так что на огромных, в три раза крупнее привычного, комаров, с налету пикировавших на тело и всаживавших хоботок чуть ли не до кости, уже не обращали внимания. Впрочем, Тилоса насекомые почему-то игнорировали, а обладавшие толстой шкурой Заграт с Хлашем страдали далеко не так сильно, как люди. Волк же, жалобно поскуливая, отчаянно мотал головой, клацал в воздухе клыками, иногда ложился прямо в грязь и начинал яростно скрести лапами распухший нос.

– Чтоб я еще хоть раз в жизни вышел из дома без накомарника! - просипел сквозь зубы Телевар. Ему пришлось спешиться, лошадь шла за ним в поводу и, судя по всему, страдала не меньше остальных.

– Это еще ничего! - утешил его Хлаш. - Вот днем слепни появятся - это будет оно самое. Они даже мою шкуру прокусывают.

– Спасибо, утешил! - сообщил ему Телевар, яростно отплевываясь. - Осталось только упырей-кровососов дождаться…

– Дождешься еще, - уверил его тролль самым серьезным тоном. - Я слыхал, они водятся где-то в здешних краях.

Телевар только тихо выругался.

К тому моменту, как небо начало розоветь, Теомир окончательно выбился из сил. Он еле брел, с трудом переступая ногами. Ольга, идущая позади, выглядела бледной как покойница, под глазами пролегли едва заметные тени. Телевар тяжело, с присвистом дышал, почти повиснув на поводу коня.

– Привал, - наконец скомандовал Тилос, в очередной раз встревожено поглядев на них. - Съедят вас или не съедят - не знаю, только с ног вы точно валитесь. Закутайтесь-ка с головой в одежду, будет душновато, зато без гнуса.

– Тилос, долго еще по болотине идти? - чуть слышно спросила Ольга, с изнеможением плюхаясь на сырую землю у корней чахлой болотной сосенки. - Сил никаких нету…

– Ну… - задумчиво протянул Тилос, что-то прикидывая в уме. - По прямой мы осилили верст, наверное семь…

– Семь? - вскинулся Теомир. Ему казалось, что после перекатов они намотали верст двадцать по меньшему счету. - Семь? Да мы сколько времени тащимся!…

– Ну, семь - это по прямой, - хладнокровно разъяснил Тилос. - А со всеми петлями - верст десять, а то и одиннадцать.

Теомир лишь застонал.

– Если я правильно помню, - продолжил Тилос как ни в чем не бывало, - болото тянется верст на двадцать, дальше вновь начинаются сухие леса. С проводником, помнится, я проходил эти места за день. Ночевать здесь, как видите, тяжеловато, да и заразу от кровососов подцепить можно…

– От кровососов? - удивился Теомир. - А говорили, что все от дурной воды да от скверных испарений.

– От воды тоже, - нетерпеливо мотнул головой посланник. - Дизентерию, например. Ну, слабость желудка. Но я-то имею в виду малярию, болеет ей здесь народ. Да не о том речь. Беда в том, что был я здесь давно, дорогу помню плохо. У Хлаша, к сожалению, с памятью не лучше моего. Боюсь, мы заблудились.

– Заблудились? - Телевар недоверчиво взглянул на него. - В топях? Так чего же ты нас сюда тащил? Уж лучше бы жугличи нас порубали - легкая смерть, и за то спасибо. А тут мы в трясине сгинем аль от голодухи ноги протянем…

– Выберемся, никуда не денемся, - легкомысленно пожал плечами Хлаш, пожевывая какую-то травинку. - Мы, тролли, всегда направление чуем, кругами ходить не придется. А двадцать верст, даже и по топям, не так много. За пару дней выберемся. Вот жрать нечего - это да.

– Жрать - это проблема, - вздохнул Тилос. - Ладно, если что - энзэ распечатаю.

– Энзе? - недоуменно переспросил Телевар, настороженно глядя на Тилоса.

– Неприкосновенный запас, - нехотя объяснил он. - Надейтесь, что не узнаете о нем больше. Во-первых, его мало - для всех нас на пару дней, не больше, а во-вторых, от него вас будет нести не хуже, чем от дизентерии. Таблеточки это такие маленькие. Тело поддерживают, но вот желудок с печенкой бунтовать начинают.

– Что не может не радовать, - недовольно констатировал Заграт. - Дристать на ходу - то еще удовольствие…

Теомир почувствовал, что неудержимо засыпает. Сквозь дрему он еще слышал ленивую перебранку, но затем все провалилось в темноту. Проснулся он из-за солнечного луча, немилосердно светившего сквозь зажмуренные веки. Он попробовал перевернуться на другой бок, но в него впился какой-то посторонний корень. Кроме того, парень почувствовал неудержимое желание сбегать в кустики. Он нехотя продрал глаза и оглянулся по сторонам в поисках подходящего места. Лицо нещадно чесалось и, кажется, распухло вдвое против вчерашнего. Отряд спал вповалку, даже Тилос лежал, вытянувшись на спине с закрытыми глазами. Его лицо странно подергивалось, будто посланник беззвучно разговаривал во сне. Невдалеке обнаружилось несколько подходящих деревьев, и Теомир, с трудом передвигая затекшие отлежанные ноги, поплелся в ту сторону. Сделав свои дела, он заправил рубаху в штаны и развернулся, чтобы присоединиться к остальным. Его нога оскользнулась на кочке и, потеряв равновесие, он резко взмахнул рукой и ухватился за сосну.

– В ухо плюну! - сообщил ему тонкий писклявый голосок.

От неожиданности Теомир подпрыгнул на месте, снова оступился и с размаху приземлился на задницу.

– И за нос укушу! - добавил голосок уже не так уверенно. - Я злобный, точно говорю! Лучше не лезь!

– Ты кто?! - Теомир завертел головой, пытаясь разглядеть говорящего, но вокруг не было решительно никого. - Ты где?!

– У тебя над головой, глупый! - снисходительно сообщил ему голосок. - На ветке вишу. Не видишь, что ли?

Теомир задрал голову и обомлел. Прямо над его головой вверх ногами болтался небольшой, с кулак величиной, зверек с острой вытянутой мордочкой. В его чуть приоткрытой пасти мерцали тонкие острые зубки. Зверек обладал парой больших кожистых крыльев, которыми помахивал в воздухе, пытаясь удержаться на скользкой коре, толстеньким мохнатым брюшком и огромными венчающими голову лопоухими ушами. Уши были до того большими, что, казалось, что он помахивает и ими тоже, как второй парой крыльев.

– Привет! - сказал зверек. - Наконец-то увидел. Вы, двуногие громадины, вообще плохо видите, не то что я! - Он моргнул бусинами глаз и спросил: - А вы кто такие? Я вас раньше не видел!

– Вообще-то я Теомир, - осторожно откликнулся парень, который разглядывал зверька, разинув рот. - А как ты разговариваешь? Ты же упырь!

– Сам ты упырь! - обиделся зверек и возмущенно махнул ушами. - И вовсе я не упырь! Я комаров ем и бабочек! И еще мух, - добавил он чуть подумав. - А кровь я не сосу.

– Все вы так говорите, - рассудительно сказал Теомир, ни разу в жизни не видевший упырей. - Все равно ты упырь, вон зубы какие. Как же иначе?

– Я не упырь! - опять обиделся зверек. - Я - Ых! Злобный Ых, - уточнил он, махнув ушами. - Меня так все называют. А если будешь обзываться - в ухо плюну, вот! Мы тут давно живем…

– Здесь? На болоте? - на всякий случай уточнил заинтригованный Теомир. Сон окончательно слетел, и теперь ему было жутко интересно.

– Сам ты на болоте! - опять обиделся зверек. - Ты точно глупый. Кто же в болоте живет? За болотом, в Тенистом лесу. У нас там здорово, вот увидишь! Я сюда летаю, чтобы на комаров поохотиться, они здесь знаешь какие вкусные! - Злобный Ых даже зажмурился от удовольствия. - Только летать далеко, а то я бы каждый день их ел.

– Слушай, Ых, - Теомиру страшно хотелось рассмеяться, - а как ты разговариваешь? Ну, я хочу сказать, что еще никогда…

– Ха! - мордочка Злобного Ыха растянулась в зубастенькой самодовольной улыбке. - Я со всеми умею разговаривать, даже с вами, двуногими. А остальные не умеют и завидуют. Мне мама так и говорила - умный ты, сынок, аж завидно! И другие завидуют, и Волчок, и Хрюша, и все остальные, только не говорят…

– А кто такие Волчок и Хрюша? - Теомиру становилось все интереснее.

– Ну, Волчок - это такой большой и серый, на четырех ногах, - пояснил зверек. - У него еще зубы как у меня, только побольше. А Хрюша такой толстенький и еще хрюкает, - зверек воспроизвел какой-то странный звук, на самом деле похожий на хрюканье. - Он говорит, что он молочный поросенок. Потом есть кот Алька, он такой черный, хвост трубой задирает и искрами сыпать умеет. И когти у него острые, как цапнет - не обрадуешься! Ага, а белка Ехида наоборот маленькая, но пушистая, и у нее кисточка на хвосте. Она еще в темноте светится, когда она по деревьям скачет, не Ехида, а кисточка. А еще есть бык Сердюк, он все время сердитый и на меня ругается. Он еще и на других ругается, коровами безмозглыми обзывает. Я не знаю, что такое корова, я их никогда не видел, а он все равно ругается. А еще есть полевая мышь Жулька, она под вербой живет, такой большой и развесистой. Она тоже на меня ругается, когда я ей спать не даю. А я разве со зла? И потом, разве можно столько спать? Подумаешь, в ухо плюнул разок… А еще у нас живет лев Делирик, он недавно откуда-то пришел. Он такой большой и тоже на четырех лапах, как Волчок, и еще у него грива. Он раньше далеко жил, где солнце спит, а потом к нам пришел. Он говорит, что царь зверей, и страшно рычит, а ему никто не верит, и все на него ругаются, когда он командовать хочет. А еще…

– Погоди, погоди! - замахал на него руками Теомир, чуть не плача от сдерживаемого смеха. - Ты менясовсем заболтал! Ты вот что скажи - дорогу отсюда знаешь?

– А как же! - раздулся от важности зверек. - Я сюда из нашего Тенистого леса сколько раз летал. Полетели вместе, я тебя с Волчком и Хрюшей познакомлю… - Злобный Ых соскользнул с ветки, распахнул крылья и описал над Теомиром пару кругов. - Ну, ты чего?

– Понимаешь, я не один, - объяснил ему Теомир. - Со мной товарищи, вон они спят. Кроме того, мы летать не умеем, мы ногами ходим.

– Ногами? - недоверчиво переспросил зверек, описывая в воздухе восьмерки. - А, ну да, я совсем забыл. Волчок и Хрюша вот тоже летать не умеют, и Ехида тоже. А эти там тебе нужны? Как-то они подозрительно выглядят. Еще укусят за нос ненароком, особенно вон тот, серый, на Волчка похожий, а я маленький, меня за нос кусать нельзя…

– Не укусят, - пообещал ему Теомир. - Слово даю. В крайнем случае за меня цепляйся, я тебя в обиду не дам. Пошли, познакомимся…

Осторожно пробираясь между кочками, он добрался до Телевара и осторожно потряс его за плечо.

– Господин темник! - тихо сказал парень старику на ухо. - Проснись, дело есть.

Телевар мгновенно сел вертикально, судорожно нащупывая на поясе отсутствующий меч. Потом провел рукой по лбу и хрипло вздохнул.

– А, это ты! - качнул он головой. - Перепугал, пострел. Что случилось? Комары заели?

– Господин Телевар, смотри, с кем я познакомился, - Теомир мотнул головой в сторону Злобного Ыха, опять повисшего на ветке вниз головой. Видимо, эта ветка была удобнее, потому что зверек плотно завернулся в свои крылья и лишь настороженно поводил лопоухими ушами. - Это Злобный Ых!

– Видать, не набегался ты за ночь, - откровенно зевнул Телевар. - С летунами знакомиться вот начал. Отец-Любоконь, да это же упырь! - внезапно перепугался он. - Ну-ка, располовинь погань мечом, а то я без оружия…

– Тс-с-с! - прервал его перепуганный Теомир. - Господин темник, это не упырь. Я же говорю, это Ых…

– Злобный Ых! - решительно заявил зверек со своего насеста. - И вот так всегда - как увидят, так сразу железками махать начинают. Я же говорил - подозрительные они. Теомир, полетели без них, а?

Секунду Телевар ошеломленно смотрел на него, потряхивая головой, как бы пытаясь убедиться, что это не сон. Его нижняя челюсть отвисла. Потом он медленно взглянул на Теомира.

– Н-да… - неуверенно произнес он. - Ошибочка вышла. В первый раз говорящего уп… мыша вижу. - Он снова посмотрел на зверька. - Извини меня за нерозумение, малыш, ошибся, с кем не бывает. Так кто ты, говоришь?…

– Злобный Ых! - обиженно повторил зверек, отворачивая мордочку. - А будешь обзываться - за нос укушу! Вот так! - Он воинственно клацнул зубами.

– Не буду обзываться, честное слово! - клятвенно пообещал Телевар. - Ты уж прости старика, ладно? Злобный Ых, говоришь? Ну, а я Телевар. Так, ребята-зверята, я думаю, что остальные с нашим новым другом познакомиться тоже не откажутся.

– Ну так разбуди их, - мудро посоветовал Злобный Ых. - Они проснутся, и мы познакомимся. Только палками кидаться не надо!

– Не будем, малыш! - заверил его Телевар. - Ну-ка, засони, подъем! - рявкнул он во всю мощь своей глотки. - Негоже принимать гостей спящими!

Тилос оказался на ногах еще до того, как тысячник закончил фразу. Секунду его лицо еще подергивалось, но затем стало абсолютно бесстрастным.

– Зачем же так громко? - с упреком сказал он. - Я и так не спал.

– Зато эти засони дрыхли без задних ног, - Телевар кивнул в сторону Заграта и Хлаша. Те с недоумением смотрели на него, приподнявшись на локтях. Ольга сладко зевала и протирала глаза. Ее лицо выглядело лишь слегка припухшим от комариных укусов. - Знакомьтесь, ребята, этого парня зовут Злобный Ых! - Он кивнул головой на вспорхнувшего и летающего вокруг зверька. - Он болтает не хуже нас с вами, так что представляйтесь сами.

– Упырь - днем? - недоуменно пробормотал Заграт, присаживаясь на корточки. - Чудеса в решете…

– Сам ты упырь! - опять обиделся Злобный Ых. - Щас как плюну в ухо! Теомир, чего они опять обзываются!

– Ой, какой миленький! - восхищенно пробормотала Ольга. - Такой ушастенький!

Зверек немедленно спикировал к ней и повис вниз головой, уцепившись за ее одежду.

– Вот! - нравоучительно заявил он, обводя всех упрекающим взглядом. - Он единственный, кто меня сразу понял! А то - упырь, упырь!…

– Не он, а она, - улыбаясь, поправила его Ольга. - Меня, между прочим, Ольгой зовут, а тебя?

– А меня - Злобным Ыхом! - гордо пропищал зверек. - Я в Тенистом лесу живу, это за той сосной! - Он неопределенно мотнул ухом. - Пошли все к нам, а то я уже комаров наелся, мне бабочек хочется. - Он вспорхнул с Ольгиного кафтана и начал носиться над головами. - Раз летать не умеете, идите за мной. Я медленно!

Откладывать поход не стали. Хотя ночные приключения изрядно вымотали беглецов, надежда выбраться из гиблого болота придавала сил. Злобный Ых указывал дорогу, порхая над головами, изредка ныряя вниз, чтобы подцепить особо аппетитного слепня из тех, что вылетели на охоту с восходом солнца. В момент нырка он как-то по особенному подгибал задние лапы с натянутой между ними перепонкой, ловя в получившийся мешочек муху и мгновенно обрывая ей крылья и голову, засовывая остальное в пасть. Теомир так загляделся на него, что несколько раз наступил на ногу шагающей рядом Ольге, за что заработал по шее, а потом и неслабый пинок вкупе с испепеляющим взглядом.

Зверек сильно раздражался каждый раз, когда отряду приходилось давать крюк в обход маленьких озер или топей. Он привешивался вниз головой к дереву и что-то сердито пищал себе под нос про глупых бескрылых. Однажды летун вспорхнул в воздух и исчез за деревьями, но, к счастью, вскоре вернулся.

– Недалеко уже, - сообщил он с важным видом. - Только там лужа. Опять обходить будете?

– Несомненно, малыш, - подтвердил Тилос. Он по-прежнему выглядел свежим и ничуть не усталым, а к сухой одежде почти не прилипала грязь. - Вот подучимся летать, тогда будем ходить напрямую. - Он подмигнул едва плетущейся Ольге. - А большая лужа-то?

– Да не, маленькая, - легкомысленно махнул ушами зверек. - Раз-два, и перелетел.

Теомир хмыкнул. Бочажины в десяток саженей шириной зверек не замечал вовсе. Следовало ожидать, что "лужа", на которую он соизволил обратить внимание, окажется немалой.

Все время, которое Ых не сердился на неуклюжих путешественников, он болтал. Он засыпал отряд массой сведений о населении Тенистого леса. Зверек рассказывал о знакомых белках, барсуках, каких-то заглотах и бурках и чуть ли не о лягушках. Из перечисленных обитателей Теомир запомнил только серого Волчка, молочного поросенка Хрюшу, белку Ехиду со светящимся хвостом, искристого дикого кота Альку да еще почему-то непонятного зверя льва Делирика с волосатой гривой. Вскоре он почувствовал, что монотонный щебет Ыха убаюкивает его прямо на ходу. Пару раз клюнув носом, он решительно тряхнул головой, на ходу зачерпнул ладошкой холодной воды из лужицы и плеснул в лицо. Немного полегчало, и Теомир закрутил головой по сторонам, осматривая постепенно менявшуюся местность.

Отдельные озерца потихоньку расползались по сторонам, сливаясь в пока еще мелкие протоки, чахлые болотные деревья исчезали, уступая место осоке и камышу. Меньше стало ям с липкой грязью и полужидким затягивающим дном, исчез мох, сменившись какой-то низкорослой травкой. Кочки стали выше, в глубоких щелях между ними хлюпала вода. Жугличский конек то и дело оскальзывался и оступался, поднимая тучи брызг.

– А вот и лужа! - весело сообщил им Злобный Ых, внезапно спорхнув вниз и опять прицепившись Ольге на кафтан. - А вы через нее поплывете, да? Я еще ни разу не видел, чтобы двуногие через лужи плавали, Волчка видел, Хрюшу видел, а двуногих - нет. Покажите, покажите! - Он снова взлетел в воздух и принялся возбужденно носиться в воздухе, делая петли и кувырки. - Ой, как интересно!

– Ничего себе лужа! - потрясено пробормотал Телевар. - Действительно, курица - и та перейдет, крыльев не замочит!

Перед путниками расстилалась чистая водная гладь, лишь у берега заросшая густым камышом. Легкий ветерок поднимал на воде рябь, утреннее солнце отражалось в ней как в кривом зеркале, то растягиваясь в длинную дорожку, то снова сжимаясь в точку. Теомир углядел, как то тут, то там плещется довольно крупная рыба. Другой берег виднелся где-то вдали, затянутый густым туманом. Ольга поежилась, и Теомир ощутил, что сквозь влажную одежду его пробирает озноб.

– Этих мест я точно не знаю, - пробормотал Тилос. - Озеро я бы запомнил. Полверсты в ширину на глаз. Ну что, други, как форсировать будем?

– Если ты имеешь в виду, как переправляться, - хмуро сказал Хлаш, - то имей в виду, что вплавь мне его точно не осилить. Другим, думаю, тоже мало не покажется. Плот нужен, или в обход идти.

– В обход - это еще день-два потерять, - проворчал Заграт. - А у меня ноги отваливаются. Жрать нечего, холодно, да и вообще - пора хороший привал сделать, а на той стороне - добрый лес. Я за плот.

– Интересно, из чего вы его делать собрались? - осведомился Телевар. - Плавника вы еще, может, и насобираете, а чем вязать вздумали? Это же какую махину делать придется - шесть человек да конь!

– Эй, вы еще долго на мете топтаться будете? - окликнул их сверху летучий зверек. - А то мне уже надоело с вами плестись. Давайте, плывите, или я полетел.

– Ых, миленький, - взмолилась Ольга. - Не бросай нас, ладно? Мы не можем тут плыть, далеко слишком. Но мы чего-нибудь придумаем, честное слово!

– Не можете плыть? - разочарованно переспросил зверек. - А я-то думал… Летать вы не умеете, плавать - тоже, ходите и то с трудом. Сидели бы дома, раз такие неумелые. Тогда я полетел бабочек ловить, а вы думайте. Не бойтесь, - покровительственно добавил он. - Я только немного их съем - и сразу назад. - Злобный Ых сделал петлю и стремительно полетел через озеро.

– Вот пострел! - неодобрительно пробормотал Телевар, покачивая головой. - Сразу назад он, видите ли! Завел и бросил, упырь говорящий! Небось, дождется, пока мы ноги протянем, а потом попирует как следует…

– Это не упырь, - покачал головой Тилос. - Он питается насекомыми, на это не один кровосос не способен. Никогда раньше ни о чем подобном не слышал. Говорящая летучая мышь, это надо же! Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел.

– Волшба, - не слишком уверенно сказал Теомир. - Колдовство какое-то…

– Безусловно, - согласился Тилос, задумчиво глядя на него. - Естественным путем летучая мышь не может приобрести разум - слишком маленький мозг. Да и говорить - с его-то глоткой… Но из болота он нас вывел, и ты, почтенный Телевар, неправ. Ребята, вы вышли живыми из осажденного города, ушли от погони, не утонули в реке и болотах, а теперь застряли перед каким-то крохотным озерцом? Смех, да и только! Думайте. Наверняка есть выход.

– Сам-то ты что, думать не собираешься? - сварливо заметил Заграт. - Мы, значит, вкалывай, мозгами шевели или плот там собирай, а ты лежать и поплевывать собрался? Силен мужик!

– Во-первых, - спокойно объяснил Тилос, - есть определенные сомнения, что от меня будет толк. Во-вторых, раз вы сопровождаете меня в Талазену, то автоматически вступает в силу мое предложение о вашем найме как телохранителей и проводников. Так что я тут главный, и кому, как не мне, лежать и поплевывать?

– Ни хрена я с тобой не договаривался! - возмутился Заграт. - Эта орясина чешуйчатая, может, и договаривалась, а я - нет. И вообще, это ты нас ведешь, а не мы тебя…

– Четверть серебряной монеты в день, - подмигнул ему Тилос. - Каждому.

Возмущенно открывший рот Заграт так и остался сидеть неподвижно. Ольга прыснула и рассмеялась. Телевар с удивлением поглядел на Тилоса.

– Ты предлагаешь втрое против обычной цены, - удивленно сказал он. - И это за то, что нам и так пришлось бы делать. Я тебя не понимаю, посланник.

– Считайте, что я неожиданно получил наследство и транжирю деньги, - озорно глянул на него Тилос. - Ну так что, согласны?

Воцарилось молчание, которое первым нарушил Хлаш.

– Не знаю, как другие, а я согласен, - усмехнулся он. - Все равно другого выхода нет. С какого, говоришь, момента идет плата?

– С позавчерашнего дня, - пояснил Тилос. - Как от Хамира отправились, так и идет. Ну, бездельники, чего встали? Думайте, как через озеро перебраться! - Он демонстративно выбрал местечко посуше и улегся навзничь, прикрыв глаза, однако Теомир заметил, что его рот кривится в с трудом сдерживаемой улыбке.

– Вот ничего себе! - ошеломленно сказал Телевар. - Глазом моргнуть не успели, как уже захомутали. Далеко пойдешь, парень!

– Недаром же я посланник, - согласился Тилос, не открывая глаз. - А теперь я буду очень признателен, если вы оставите меня в покое хотя бы на полчаса. Мне пого… подумать надо.

– Раскомандовался… хозяин, - хмыкнул Заграт. - Гром, чего расселся? Топай на охоту, авось и нам чего принесешь. Только головастиков не надо, меня от них тошнит.

Спустя примерно час удалось соорудить подобие плота. Раньше Теомиру приходилось плавать на чем-то похожем в верхнем течении Ручейницы, но там по берегам в изобилии рос лес, так что материала хватало. Здесь же пришлось обшарить берег на расстоянии в полверсты в обе стороны, чтобы набрать тяжелого от воды кривого полусгнившего дерева. На обвязку пожертвовали верхнюю одежду. Всадники раскромсали ножами свои кафтаны на узкие полосы, оставшись лишь в тонких рубахах, еще не просохших после предыдущих приключений, и Теомир с Ольгой сразу задрожали от холода. Клацая зубами на пронизывающем ветерке и обхватив себя для тепла руками, Теомир ругал себя за изнеженность последними словами. Оставшийся в одних штанах Хлаш ловко ворочал бревна, связывая их импровизированными веревками, и по его гладкому бесстрастному лицу нельзя было понять, холодно ему или нет. Тилос отказался пожертвовать хотя бы кусочком из своего одеяния странного фасона. Только сейчас Теомир обратил внимание, что на его плотной облегающей рубахе коричневого оттенка нет пуговиц и вообще никаких вертикальных разрезов, если не считать двух странных прорезей с липкими краями, в которых посланник держал мелкие вещи. Даже ворот рубахи казался слишком узким, чтобы снимать ее через голову, но Теомир не стал ломать голову над этой загадкой. Не родился же посланник в ней, в самом деле.

– Извини, Заграт, но эта одежка стоит больше, чем все вы, вместе взятые, - ухмыльнулся посланник в ответ на прямую просьбу шамана. - На рынках Талазены за него дали бы десятерых невольников вроде тебя. Вы уж обойдитесь как-нибудь, лады?

– А потом плот расползется посреди озера, и мы вместе с твоей замечательной рубахой пойдем на корм рыбой, - проворчал Заграт. - В ухо бы тебе плюнуть, как выражается этот ушастый недоносок, да ведь не принято с хозяином так поступать.

– Хорошо, что не принято, - одобрил Тилос. - А то бы мне пришлось за нос тебя укусить, по тому же рецепту. Про весла, кстати, не забудьте. - Он накинул на голову куртку и замер в оцепенении.

Под весла приспособили пару валежин потоньше, расширяющиеся на одном конце. Кроме того, по настоянию Хлаша сходили назад к болоту и сделали из чахлых елочек пару довольно прочных и длинных шестов.

– На мелководье удобнее, - объяснил тролль. - Если повезет, грести вообще не придется. Теперь еще такой вопрос - что с конягой делать будем? Плот его точно не выдержит. Думаете, доплывет?

– Лошадь придется оставить здесь, - приговорил очнувшийся от неподвижности Тилос. - Хищников на болотах нет, пропитание найдет. Разве что в трясину забредет, но это уже судьба. Сбрую с него надо снять и здесь оставить, не до нее нам будет. А от Тенистого леса верст тридцать до тракта, там других коней раздобудем.

– А ты откуда знаешь? - подозрительно осведомился Заграт. - Сам же говорил, что не знаешь этого места? Может, и не тридцать верст, а триста, и все лесом?

– Сообразил, - туманно ответил Тилос. - Есть приметы.

Вздохнув, Теомир расседлал конька, к которому уже успел привязаться, и хлопнул его по крупу ладошкой. Конь тряхнул гривой, отошел на несколько шагов и продолжил спокойно щипать болотную травку.

– А может его… того? - предложил Заграт. - Не люблю конину, но какое-никакое, а все ж мясо. Жрать охота.

– Нельзя его… того! - горячо вступилась Ольга. - Он сколько дядю Телевара на себе нес! Пусть живет.

Теомир мысленно согласился с ней.

– И верно, негоже его на мясо без нужды забивать, - нахмурился Телевар. - Какой-никакой, а конь, почти родич. В лесу поохотиться сможем, там и наешься до отвала. А пока потерпишь.

Заграт только пожал плечами.

Вопреки ожиданиям Теомира, через озеро перебрались без особых приключений. Плескала сквозь щели холодная вода, бревна угрожающе поскрипывали, натягивая самодельные веревки до упора, шесты упорно цеплялись за что-то на дне. Несколько раз приходилось грести плоской валежиной, и Теомир вспотел, совсем забыв о недавнем ознобе. Однако вернулся голод, и парень с нетерпением вглядывался в неуклонно приближающийся берег, предвкушая костер и трапезу. Еще утром его рука наткнулась на метательные звезды в потайных кармашках пояса, так что он обозвал себя дураком. Он был уверен, что уж по кролику-то точно не промахнется.

Уже почти у самого берега тряпки, скреплявшие плавник, расползлись и плот разошелся, так что пришлось идти вброд сквозь камыши. Вода достигала Теомиру с Ольгой до подбородка, а низкорослый Заграт еле полубрел-полуплыл, опираясь на руку высокого Хлаша, задрав голову и выставив на поверхность нос и уши. Дно было илистым, затруднявшим движение, иногда встречались подводные ямы. К тому моменту, когда компания добралась до берега, все, кроме Хлаша и Тилоса, изрядно утомились. Теомир с Ольгой в изнеможении рухнули на траву, радуясь, что наконец-то опять оказались на твердой земле. Телевар, хрипло дыша, но сохраняя достоинство, тяжело опустился рядом.

– Ну, наконец-то! - воскликнул Злобный Ых, пикируя на них сверху. - А я уже решил, что вы обратно пошли. А правда наш Тенистый лес красивый?

Каол Трейн почувствовал, что начинает ненавидеть этот шатер. При виде связного мага он испытал что-то похожее на тошноту. Рука непроизвольно опустилась к кинжалу на поясе. Как это было бы просто - одно быстрое движение, и больше никогда он не увидит эти бесстрастные черные глаза. Потом можно сказать повелителю, что маг помер от болотной лихорадки. Или от слабости сердца. Да мало ли от чего может загнуться старикашка!

Каол подавил вздох. "Потом" не будет. Повелитель дал ему неделю, и почти половина срока уже прошла. Если он не выйдет на связь, половина наемных убийц этого материка начнут охоту за его головой. Нет, убивать мага пока нельзя. Никак нельзя. Разве что попозже…

На этот раз хозяин выглядел почти веселым. Обычно голубой туман, заволакивающий окружающее, сегодня принял какой-то легкомысленный розовый оттенок. Майно уже сидел в роскошном призрачном кресле из переливающихся блесток, задумчиво рассматривая большое аппетитное яблоко в хрустальной вазе на таком же переливающемся столике. Каол уже знал, что иллюзию нельзя попробовать на вкус, но рот непроизвольно наполнился слюной. Проклятье! Уже полгода он болтается по диким нищим землям, забыв про свежие простыни, саргасское вино и мясо по-сигальски! Нельзя же так! Хозяин мог бы и дать ему передохнуть пару месяцев…

– Присаживайся, мой мальчик, - промурлыкал Майно, словно прочитав его мысли. - Ты знаешь, что плохо выглядишь? Не жалеешь ты себя, ох, не жалеешь… Ну да молодость, что и говорить… Это нам, старикам, покой каменных палат милее вольных просторов. Знаешь, когда разберешься с этим маленьким дельцем, возьми-ка ты отпуск. Недельку-другую на морских пляжах Гарлена - и будешь как новенький.

– Спасибо, повелитель! - почтительно склонился перед ним Каол. Позади него сгустился из тумана невысокий мягкий стул, и посланник с удовольствием опустился на него. - Ты очень добр ко мне. Но позволено ли мне будет сообщить новости?

– Все так же ревностно предан делу, - словно бы осуждающе покачал головой Майно. - Нет бы поболтать со стариком, развеять его непринужденной беседой… Ну да уж приступай, что с тобой поделаешь.

Старый козел, мысленно сообщил ему Каол. Изображаешь тут из себя! Спишь, небось, на пуховой перине, и обедаешь с фарфоровых тарелок. Тебя бы на мое место!

Впрочем, вслух он этого, разумеется, не высказал. Стараясь не слишком вдаваться в подробности, он стал пересказывать события последних дней. Однако Майно сбить с толку не удалось.

– Итак, говоришь, два человека - парень и девка, орк и тролль… - пробормотал он. - Приметы вам даны? - Судя по тону, это был не вопрос, а утверждение.

– Да, повелитель, - кивнул Каол. - Точные приметы парня и девки, данные моим человеком, разосланы по всем стойбищам в округе. Я обещал награду, повелитель - по двадцать золотых за голову. Жугличи носом землю рыть будут за эти деньги!

– Не ценишь ты мою казну, мальчик, - вздохнул Майно, горестно покачивая головой. - Знал бы ты, каких трудов мне стоит добыть эти блестящие квадратики! Ну да Свет с тобой, пусть будет по двадцать золотых. Итак, приметы парня, девки, орка и тролля разосланы. Это хорошо. Дашь их связнику, пусть перешлет в мою канцелярию.

– Повелитель… - осторожно начал Каол.

– Что такое? - нахмурился Майно. - Ты же не соврал мне про приметы?

– Нет, хозяин! - горячо воскликнул Каол. По его спине потекла струйка пота. - Ни в коем случае! Просто вы… просто я не совсем ясно выразился! У меня есть приметы только парня и девки. Орка и тролля описать никто не смог, для информатора они все на одну морду, а других повыбили! Хозяин, хозяин, все в порядке! - в испуге он вскочил на ноги, увидев, что лицо Майно наливается кровью. - Жугличи захватили пару сотен человек в плен, чтобы продать их заезжим торговцам, наверняка кто-нибудь из них да опишет! Хозяин…

– Ладно, - свистящим шепотом произнес Майно, немного овладев собой. - Но не оплошай и на этот раз. Точные приметы! Чтобы самый тупой стражник с побережья мог сразу их опознать! Понял? - Каол испуганно закивал. Кажется, на этот раз гроза миновала, но лучше переиграть… - Итак, что же у нас дальше? Ты выяснил, куда они делись?

– Да, хозяин, - на это раз уверенно кивнул Каол. - Мои люди вместе с жугличами и следопытами из харазгов тщательно обыскали окрестности города. В одном месте нашли скрытую стоянку. Несколько человек сидели в кустах по крайней мере сутки, а то и двое. Следопыты утверждают, что там есть следы, соответствующие двум невысоким людям. Наверное, это и есть те самые, кого мы ищем. Информатор, бард, сказал, что парень с девкой были невысокими…

– Чьи еще следы там были? - резко спросил Майно, наклоняясь вперед.

– Об этом я и хотел сказать, повелитель! - радостно воскликнул Каол. - Еще там были следы босых ног тролля, а также отпечатки, характерные для грубых орочьих сапог. Я так думаю, это они и есть. Хозяин, они все собрались в одном месте! Я вчера уже пустил по следу погоню, мы возьмем их не позже завтрашнего вечера!

– Хорошо, Каол, мой мальчик, - одобрил его Майно, расслабленно откидываясь на спинку кресла. - Продолжай в том же духе. Итак, отряд из пацана, девки, орка и громилы тролля. Девка - она кто?

– Говорят, какая-то знахарка, - почесал в затылке Каол. - Но мой человек не уверен.

– Девка-знахарка, костолом-тролль, шаман-орк… Кто парень?

– А? - удивился Каол. - Парень - из коневодов, Всадников. Помнишь, повелитель, я рассказывал…

– Помню! - резко оборвал его Майно. - Я имею в виду - магией он владеет? Или только мечом махать горазд?

– Не знаю, повелитель, - озадаченно ответил Каол. - Нашего человека Мелиандра Красило он подшиб в кабацкой ссоре чем-то вроде метательной звезды. Знаете, как у Храма Черного Света…

– Так, и мальчишка-боец, - подытожил свой перечень Майно. - Магией если и владеет, то слабо. Четверо. Так… Неплохо, сбалансировано, но бывает и лучше. Все? Ничьих больше следов там не было?

– Были, повелитель, - потупился Каол. - Нашлись следы еще двух людей. Один - молодой и здоровый, в странной обуви на жесткой подошве, второй - пожилой и довольно грузный, в обычных мягких сапогах коневодов. Я бы сказал, что это тот городской командир из Всадников, который исчез с поля боя. Разыскал, так сказать, своих родичей… - Каол позволил себе тонко улыбнуться.

– Старик-командир… - забормотал Майно, не обращая на него внимания. - Да, был такой. Старик… Нет, вряд ли. Невероятно. Скорее, попутчик, чем полноправный участник. Да, так. А что ты там еще говорил про второго? С твердыми подошвами?

– У нас есть только его следы, - вздохнул Каол, виновато разводя руками. - Я не знаю, кто он такой. Может быть, еще один выживший Всадник или кто-то из местных, вроде проводника. Но его следы уходят вместе с прочими. Мы возьмем их всех вместе, а там разберемся, кто есть кто.

– Да уж ты разберись, мой мальчик, - жестко взглянул на него Майно. - Помнится, я давал тебе неделю…

– Я помню, повелитель! - согнулся Каол в почтительном поклоне, вставая. - Не позже сегодняшнего вечера их настигнут, а завтра гонец с их головами будет здесь.

– Да уж лучше для тебя, чтобы не позже, - ехидно прищурился Майно. - Смотри, провалишь дело - не прощу. Все у тебя?

– Да, еще одно, хозяин, - вспомнил откланивающийся было Каол. - Не знаю, будет ли тебе это интересно, но в городе незадолго перед осадой видели Тилоса, посланника Се…

– Что? - взревел Майно во весь голос, взвиваясь на ноги. - Что ты сказал, идиот? Повтори!

– В городе видели Тилоса, посланника… - ошарашено забормотал Каол. Его коленки неожиданно подкосились.

– Серого Князя? - заорал Майно, бросаясь к Каолу и хватая его за грудки. - Ты, скотина, идиот, дебил, предатель, ты знал про это и не сказал мне с самого начала? Да чтоб твои курячьи мозги сгнили в дерьме в выгребной яме! Да чтоб твои яйца сварились вкрутую в штанах! Ты, головой об стенку в младенчестве ударенный!…

– Хо-хо-хо-зяин… - пробормотал трясущийся как осиновый лист Каол, голова которого моталась из стороны в сторону. - Про-прости хо-хо-зяи-ин…

– Я тебя сейчас так прощу! - вновь заревел разъяренным быком Майно, отшвыривая от себя посланника как пушинку. - Я тебя так прощу, что родную маму забудешь! Почему ты раньше мне не сказал, идиот!

– Я не знал, что это так важно, хозяин! - запротестовал рухнувший навзничь Каол из положения лежа. - Я думал, посланник захолустного княжества…

– Идиот! - гаркнул Майно, выпрямляясь во весь рост. - Сколько раз я тебе говорил - думаю здесь я! Мозги вышибу и свиньям скормлю, если еще раз думать попытаешься! Ну-ка, напряги свою ушибленную головенку и отвечай: могли те последние следы принадлежать вшивому… посланнику или нет? Только подумай хорошенько - если ошибешься, я тебя на медленном огне поджарю! Ну?

Каол медленно поднимался с четверенек, мысли хороводом кружились в его голове. Он ничего не понимал.

– Да, хозяин, - наконец медленно сказал он. - Эти следы могли принадлежать Тилосу. Рост, комплекция - совпадают. Странная обувь… Посланники часто странно одеваются. Да, повелитель, это мог быть Тилос. Прости меня за неразумение, хозяин!

– Значит, наш самозванный князь решил-таки поиграть во взрослые игры, - процедил сквозь зубы Майно, глядя сквозь Каола Трейна невидящим взглядом. - Хотел бы я знать, откуда про Отряд знает он. Ну что же, так даже интереснее. Он еще пожалеет, что влез не в свое дело. Ох, пожалеет…

– Да, хозяин! - преданно кивнул тупо глядящий на него Каол. В его голове не осталось ни единой мысли. - Я заставлю его пожалеть об этом!

– Ты! - кинул на него презрительный взгляд Майно. - Такому придурку против него не выдюжить. У него, в отличие от тебя, мозги есть. Хотя и не так много, как могло бы показаться, раз вмешался. Ладно, Каол, слушай меня внимательно. Продолжай действовать в том же духе. Любой ценой уничтожь этих пятерых… или сколько их там?

– Шестерых, хозяин, - услужливо подсказал Каол. - Шестой - старик.

– Пусть шестерых, - мотнул головой Майно. - Главное - всех до единого. Если не сможешь убить всех - убей хоть кого-нибудь. Увеличь награду до сотни монет за голову… - Каол удивленно сглотнул. Сотня монет! Да за такие деньги можно купить небольшую галеру! - И действуй, действуй, действуй! Время дорого, размышлять некогда. Справишься - озолочу! Не справишься - сам понимаешь… Вопросы?

– Нет, хозяин, - отрицательно качнул головой Каол. - Разве только… могу я спросить, почему они так важны для тебя?

– Нет, не можешь, - процедил сквозь зубы Майно, Разрушитель и Созидатель. - Это к делу точно не относится. Все, отбой.

– Хозяин? - не понял Каол, недоуменно посмотрев на Майно.

– Ну, отбой, конец связи, в общем, вали отсюда! - рявкнул Майно. - Великий Свет, с кем приходится работать! - Он махнул рукой и мгновенно исчез, не утруждаясь всякими трюками с туманом. Каол смотрел ему вслед круглыми глазами. Что-то здесь было не так. Определенно не так.

– Отдыхаем сегодняшнюю ночь и завтрашний день, - решил Тилос, задумчиво оглядывая компанию. Костерок слабо потрескивал, пуская яркие тающие искры в чуть светящееся небо. Стояла глухая ночь, и поляну окутывал непроглядный мрак. Теомир покрепче обнял Ольгу и с наслаждением принюхался к запаху жареной крольчатины, поднимающемуся от угольев. Одного из кроликов Теомир все-таки подбил своей звездой - пусть с четвертой попытки, но все же! - и теперь заслуженно гордился свои мастерством. - Меньше не стоит - многие из нас слишком устали. Но и дольше задерживаться нельзя. Охота на вас не прекратилась, даже если жугличи заплутали в болоте, и днем идти все еще опасно - глаза есть не только у людей.

– Я слыхал, Майно умеет смотреть глазами птиц, - меланхолично согласился Заграт. - Я знавал и колдунов помельче, которые похвалялись тем же. Но толку-то идти по ночам, если нас засечет первая же сова.

– Ну, разве что сова… - задумчиво протянул Тилос, вороша палочкой угли. - Сова в здешних краях - птица редкая. Нет, ночью безопасней. Да и наш крылатый друг себя ночью лучше чувствует. Да, Ых?

– Злобный Ых, - недовольно поправил его зверек, висящий у Ольги на плече. - Ыхов много, а я - один. И мне все равно, днем или ночью. Ночью я ушами смотрю, а днем еще и глазами.

– Ушами? - удивилась Ольга, осторожно поглаживая его пальцем. - Это как - ушами?

– Ну, беру и смотрю, - туманно объяснил зверек, довольно жмурясь. - Откуда я знаю - как. Смотрю, и все.

– Ультразвук, - так же непонятно подсказал Тилос. - Пищит он тонко и эхо слушает.

– Эхо - это как в пещере? - заинтересованно спросил Теомир. - Я однажды у реки нашел такую, так там тоже эхо было.

– Или как в лесу, - согласился Тилос. - Только человек не слышит.

– Я не человек, и я слышу, - с видом превосходства заявил Заграт. - Ровно комар пищит, только еще тоньше.

– Я не комар, - сонно откликнулся зверек. - Я комаров ем. А они басят так громко…

– Ладно, не о том речь, - сказал Тилос. - Значит, выходим завтра вечером. Возражения есть?

– Ты у нас теперь главный, ты и думай, - проворчал Заграт, откидываясь на спину. - Наше дело - дрова собирать да зверей диких отгонять, чтобы за палец не покусали…

– Это каких таких зверей? - с ухмылкой поинтересовался Хлаш. - Вот как этот?

Все дружно вскочили на ноги, хватаясь за оружие. Гром напружинился, его верхняя губа задрожала, демонстрируя клыки. Под треск сухих веток из кустов неторопливо вышел огромный кабан с внушительными клыками, покрытый клочками длинной щетины. Кабан задумчиво похрюкивал, глядя на огонь, не обращая на присутствующих никакого внимания.

– Только без резких движений! - быстро предупредил Тилос. - Порвет…

– Ой, да это же Хрюша в гости пришел! - весело завопил Злобный Ых, взвиваясь в черное небо и выписывая над головой восьмерки. - Ура-ура, я его еще днем пригласил! Он все отнекивался, говорил, что лень, а пришел! Вы его не бойтесь, он хороший!

– Хрюша? - недоверчиво переспросил Теомир, с опаской глядя на могучую серую тушу. - Тот, который молочный поросенок?

– Ну да, он сам так говорит, - жизнерадостно подтвердил Злобный Ых сверху. - А разве не поросенок?

– Если в этом лесу такие поросята, то какие же здесь кабаны? - ошарашено пробормотал Телевар. - А мы-то за кроликами гонялись… Может, и кролики здесь величиной с медведя, а это так, новорожденные?

Кабан неторопливо подошел почти к самому костру, неспешно повернулся к нему боком и рухнул на землю, прямо на ногу Теомиру.

– Эй! - возмутился тот, поспешно выдергивая отдавленную ступню. - Это мое место!

Ольга хихикнула. Кабан глянул на Теомира круглым веселым глазом, хрюкнул и чуть сдвинулся в сторону, ерзая на боку. Все расхохотались.

– Уступил место, значит! - сквозь смех сказал Хлаш. - Ну и дела! Сознательный кабан попался!

– Ага, уступил! - недовольно откликнулся Теомир. - Тут и мышь не поместится! Мне, значит, в холодке сидеть, а ему у костра греться? Не согласен я так, пусть сам себе огонь разведет и греется сколько угодно!

Все снова расхохотались.

– А вот и Волчок! - сообщил порхающий Злобный Ых. - Он тоже в гости!

На границе света и тени стоял огромный серый волк, лишь немного уступающий Грому размерами. Теомир невольно оглянулся на Заграта, но боевого волка рядом с ним уже не было. Гром на напружиненных ногах медленно обходил чужака на расстоянии броска, слегка оскалив зубы, шерсть на его загривке стояла дыбом. Волчок смотрел на него с интересом, но нападать не спешил.

– Это они друг к другу присматриваются, - знающе прокомментировал сверху Злобный Ых. - Сейчас присмотрятся и драться будут. Я однажды видел, как Волчок того нахала так за нос укусил!…

– Я те дам - драться! - вскочил на ноги Заграт. - Гром, едрить твою налево! Ко мне, зараза!

Гром бросил на него какой-то неуверенный взгляд, но тут же снова развернулся к Волчку. Кабан у костра слегка повернул голову, чтобы лучше видеть происходящее.

– Всем сидеть спокойно! - властно скомандовал Тилос. - Ых, ты можешь сказать Волчку, что Гром здесь только до завтра? Он не посягает на территорию Волчка и не будет драться.

– А Волчок и так драться не хочет, - сообщил зверек после моментальной паузы. - Он говорит, что можете хоть до послезавтра сидеть, он не против. А что такое "посягает"?

– Заграт, а почему ты так испугался, что Гром с Волчком подерутся? - осторожно спросил Теомир у шамана спустя какое-то время, когда удовлетворенные осмотром странные гости удалились восвояси, а Злобный Ых улетел охотиться на ночных мотыльков. - Волки ведь до смерти не дерутся, я знаю. Проигравший сдается победителю, и они расходятся.

– Гром - не обычный волк, - посмотрел на него как на сумасшедшего орк. - Наши волки - боевые звери. Иногда они могут нести на себе хозяина, но недолго, несколько верст, не больше. Основная их задача - сражаться. Такой волк в паре с хозяином - страшная сила, они могут выстоять против троих-четверых Всадников даже в чистом поле, а уж в лесу или пещере их и два десятка людей не возьмут. Их учат сражаться до смерти еще в детстве. Этот Волчок не обладает выучкой Грома, но почти не уступает ему силой и размерами. К тому же боевой волк должен жить с нами и подчиняться нашим приказам. Поэтому он не такой злобный по сравнению с дикарем. Конечно, Волчок все равно бы проиграл, но мог бы здорово покалечить Грома, а у нас каждый боец на счету. Кроме того, Гром - мой друг, а друзей принято защищать. Понял теперь?

– Ага, - сосредоточенно кивнул Теомир. - А с волколаком бы Гром справился?

– С волколаком? - задумчиво взглянул на него Заграт. - Да как сказать… Видишь ли, волколак - это обычный волк или крупная собака, но измененные с помощью магии. Не каждому колдуну это под силу, тут требуется знание магии Духа и Тела на уровне Великого Мастера. А Великие Мастера обычно не занимаются подобной пакостью, им и без того дел хватает. Но уж если занимаются, то стараются на полную катушку. У Майно, я слыхал, есть целая псарня, где он над животными измывается. Но я в этом плохо разбираюсь, так что ничего толком сказать не могу. Не видел я волколаков до того раза. Наверное, бой по всякому повернуться может. Волколачий вой на волков не действует, точно знаю, не то что на людей или, скажем, орков. Видно, кровь сказывается…

– Да уж… - пробормотал Теомир. - Заграт, постой! Как же это получается: ты говоришь, что волк орка десяток верст тащить на себе может, не больше. А ты сам рассказывал, что Гром тебя той ночью через весь лес пронес, до самой опушки. Это не десяток верст, и даже не два!

– Сам не знаю, - удивленно почесал в затылке Заграт. - Как-то даже и не задумывался. А ведь действительно интересно получается…

После этих слов шаман замолчал, что-то изредка бормоча себе под нос. Теомир осторожно тронул его за плечо, но орк лишь нетерпеливо отмахнулся от него. Парень пожал плечами и отсел подальше.

– Темка, а Темка! - дернула его за руку Ольга. - Иди сюда, разговор есть. - Теомир поднялся на ноги, и они скрылись за кустами. Остальные проводили их задумчивыми взглядами. Только Телевар встрепенулся.

– Куда это они? - озадаченно осведомился он. - Как бы не случилось что…

– Не случится, - откликнулся Тилос, сосредоточенно уставившись в костер. - Это место безопасно, я чувствую. Боюсь, последнее такое место у вас на пути. Отдыхайте, а лучше отсыпайтесь, я покараулю. Мне, видно, все равно не уснуть.

– Чувствует он… - пробормотал Телевар, но успокоено откинулся на спину. - А все-таки, чем это они там занимаются?

– Чем парень с девкой в их возрасте в кустах заниматься могут, - ворчливо вышел из задумчивости Заграт. - Тем же, что и давеча на реке.

– А? - удивленно взглянул на него тысячник. - На реке?

– Ты в отключке валялся, - сообщил ему шаман. - Любятся они, зуб даю.

– Случилось все-таки… - устало потер голову тысячник. - Мы их так и пророчили друг другу, но не здесь же… не сейчас!

– Почему не сейчас? - мягко спросил его Тилос. - Ваш народ, скорее всего, проиграет битву и будет вырезан и рассеян. Чего же ждать?

– Мы… - резко сел Телевар, но осекся. - Да, ты, видно, прав, как ни горько это признать. Я думаю об этом с тех пор, как увидел со стены полчища жугличей. Люди не успеют подтянуться, особенно с дальних пастбищ. Нас разобьют поодиночке! - Он яростно врезал кулаком по земле. - Понимаешь, Тилос, не то обидно, что разобьют - война есть война, всякое бывает, - а то, что нам конец. Мы не такие люди, чтобы разбегаться перед врагом, пусть даже перед врагом могучим и превосходящим! Мы будем драться до последнего человека, женщины возьмут копья и сядут на коней, старики подберут луки, а дети будут подносить стрелы. Нас вырежут всех до единого! - На его щеках блеснули слезы. - Всех, вы это понимаете? Всех!

– Мы это понимаем, - серьезно ответил Хлаш. - Я приношу тебе соболезнования от лица своего народа. Мы уважали Всадников и оказали бы им помощь, если бы нас попросили. Но ты не виновен в несчастьях своих соплеменников. Твой долг - спасти хотя бы Ольгу с Теомиром, и это лучшее, что ты можешь сделать. А там - как знать! Я думаю, что кто-то обязательно выживет на дальних кочевьях, кто-то не примет бессмысленного боя, кто-то попадет в плен, из которого его можно будет выкупить… Я думаю, твой народ выживет. Не терзай себя понапрасну.

– Ты не понимаешь, - покачал головой старик. - Я сужу по себе, а я никогда не был особенным героем. Все пойдут в бой, и все умрут.

– Иногда героизм состоит в том, чтобы вовремя отступить или бежать вопреки своей гордости, - возразил ему Хлаш. - Надеюсь, у вас найдутся благоразумные люди.

– Бежавшие будут трусами, Хлаш, - махнул рукой Телевар, вытирая щеки. - А их дети будут детьми трусов. Лучше бы у моего народа не было такого будущего. Но оставим это.

Тролль только покачал головой.

Костерок уже почти прогорел, когда Ольга с Теомиром вернулись назад. Остальные уже спали, только Тилос лежал на спине с открытыми глазами. Он на мгновение обратил на ребят свой взгляд, но даже не пошевелился. Его лицо снова безмолвно подергивалось. Какое-то время молодежь возилась на охапках травы, устраиваясь поудобнее, потом все стихло.

Маленькая серебряная искорка Белой Звезды неторопливо ползла по небосводу.

Весь следующий день отряд отсыпался. С утра Теомир с Громом сходили на охоту. Гром добыл трех зайцев и рябчика, да еще чем-то похрустел в кустах. Теомир подшиб звездой длинноухого кролика, а также нашел с десяток грибов - в основном синявок и подберезовиков. Синявки оказались сплошь червивыми, зато обабки были как на подбор - стройные, крепенькие, с длинными белыми ножками в черную крапинку. Сложив добычу в заплечный мешок, позаимствованный у Тилоса, охотники отправились обратно. Теомир мельком позавидовал посланнику - мешок был крепкий и непромокаемый, так что даже трут в нем оставался сухим после всех перенесенных купаний. В том же мешке нашелся точильный брусок, и Теомир потратил пару часов, чтобы подточить чудом сохранившийся после передряг палаш, а также удалить с клинка появившиеся ржавые пятна.

Остаток дня прошел без приключений. Несколько раз появлялся Злобный Ых, что-то беззаботно щебетал, рассказывал о своих друзьях и о лесе. Всплывая на поверхность сна, Теомир краем уха ловил рассказы о белке Ехиде с подругами, у которых медведь украл запас орехов, о диком коте Алике, который один на один дрался со страшным зверем Бенилом и почти победил, но вспомнил, что еще не обедал, о быке Сердюке, рассердившемся на березу, не уступившую ему дорогу и ободравшем с нее рогами половину коры, и прочий вздор. Один раз его разбудили и сунули в руки ложку. Он, так до конца и не проснувшись, машинально выхлебал несоленое грибное варево и заснул опять. Ему снились осадные башни, Ольга, изуродованные трупы селян, Ольга, жугличи, заполонившие все пространство перед стеной, добрый торговец травами на хамирском рынке, Ольга, воевода Галазир, бард Мелиандр Красило с ножом в руке, опять Ольга, кони, Ольга, Ольга, Ольга… Во сне они с Ольгой ласкали друг друга, и это было почти так же приятно, как и наяву.

– Ну что, други, отдохнули? - вопросил компанию Тилос после того, как солнце начало клониться к западу. - Телевар, как грудь?

– Твоими молитвами, - огрызнулся тот. - Не волнуйся, обузой более не буду.

– Это не может не радовать, - мягко улыбнулся Тилос. - Коней у нас нет. По моим прикидкам, тракт примерно в тридцати верстах к юго-западу. Дорога довольно оживленная… была до последнего времени, так что трактиры расположены не реже, чем в двадцати верстах друг от друга. Если повезет, к завтрашнему вечеру доберемся до одного из них. Возможно, там достанем лошадей. Если нет - придется топать ногами до ближайшей деревушки, это еще день-другой. Теперь о грустном. Придется форсировать еще пару болот, отделяющих Тенистый лес от тракта. Лучше это сделать до темноты и потом спокойно топать по твердой земле.

– Большие болота-то? - угрюмо осведомился Заграт. - Поднадоело мне что-то лягушкой по грязи скакать.

– Утебя есть другие вариант, Заграт? - поинтересовался посланник. - Лес потому неизвестен, что трясинами да озерами окружен. Хочешь к людям - придется вымокнуть. Но наш друг Ых…

– Злобный Ых, - поправил с ближайшей ели висящий вниз головой зверек. - Почему ты все время забываешь?

– Извини, Злобный Ых, - кивнул ему Тилос. - Так вот, он утверждает, что их ширина - пара верст, не более того.

– Это ты так говоришь, - поправил его летун. - Откуда я знаю, сколько это - ваша верста?

– Неважно, - поморщился посланник. - Я это знаю. Так вот, до темноты должны пройти. А дальше по обстоятельствам. Вопросы?

– Не нравится мне вся эта затея, - проворчал про себя Заграт. - Переться на болота на ночь глядя…

– Это не вопрос, а утверждение, - мило улыбнулся Тилос. - Ну что, вперед!

Болота действительно успели миновать до падения сумерек. По счастью, здесь не было предательских бездонных окон, скрытых под покровами грязи и мха, лишь однажды тяжелый Хлаш провалился по пояс сквозь тонкий травяной покров. Тролля быстро вытащили совместными усилиями. Квакали лягушки, свиристела какая-то мелюзга, похожая на кузнечиков, но немного крупнее и не умеющая летать, где-то вдали заливался дрозд. Эти места в отличие от окрестностей Ручейницы были полны жизнью. Теомир заметил краем глаза тень, мелькнувшую за деревьями.

– Волчок нас провожает, - равнодушно сообщил ему Хлаш. - Хочет знать, действительно ли мы оставили его территорию. Не столько мы, сколько Гром, - тут же поправился он. - Мне казалось, я еще и кабана заметил, но ошибся, наверное.

Теомир внутренне поежился. Знать, что за тобой скрытно следит волк, пусть и дружелюбный, было не слишком приятно. Дружелюбный-то он дружелюбный, но кто его знает… Парень невольно поправил палаш на поясе, проверил, хорошо ли он выходит из ножен. Тяжелый меч уже не так раздражал, как поначалу, и не слишком колотился по бедру, мешая идти.

За болотом опять начался лес, но уже с преобладанием вечнозеленых пород. Землю толстым слоем усыпала хвоя, скрадывая звук шагов, и теперь тишину нарушала только беззаботная болтовня летуна. Теомир заметил, что то Тилос, то Хлаш недовольно косятся на него, но пока помалкивают.

– На удивление хорошая погода стоит в последнее время, - тихо сказал рядом Телевар. - Только пару раз и полило хорошенько. Покраплет слегка - и сразу разносит. Не припомню такого ясного лета…

Короткая летняя ночь заканчивалась, начинала брезжить заря. Отряд двигался вперед по залитому туманом лесу как по огромному торжественному залу, уставленному рядами стройных колонн-деревьев. В воздухе мелькали легкие силуэты - ночные собратья Злобного Ыха вылетели на охоту. Изредка раздавалось уханье совы. Внезапно Тилос резко остановился.

– Ых, помолчи, пожалуйста, - напряженным голосом сказал он.

– … и тут Ехида кинула в него орехом, - закончил Ых, повисая на сосновом суку. - А чего?

– Ти-хо! - раздельно произнес Тилос. - Дай послушать.

– Ну и ладно, - обиделся зверек. - Могу и не рассказывать. И вообще, мне есть хочется, я ужинать полетел. - Он вспорхнул в дерева и растворился в ночи.

Какое-то время все стояли, настороженно вслушиваясь в наступившую тишину.

– Тилос, что там? - шепотом осведомился Телевар.

– Не понимаю… - начал говорить посланник, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. - Где-то рядом…

Едва слышно тренькнула тетива, и тут же ночь разорвал переливчатый свист. Стремительно выбросив руку, Тилос поймал стрелу перед самым лицом, а Теомир, почти не осознавая, что делает, швырнул звезду в неясную тень в развилке дальней березы. Раздался короткий вопль, и на землю рухнуло, ломая по пути ветки, человеческое тело.

– Хлаш, справа от меня! - рявкнул Тилос не своим голосом. - Ольга, Заграт, Телевар - сзади! Теомир, прикрываешь всем спину! Заграт, быстро ставь щит!

– Без сопливых… - огрызнулся Заграт. - Есть! Посоха нет, долго не продержится!

– Понял! - откликнулся Тилос. - Уходим отсюда, живо! Это разбойники!

Но было поздно.

Несколько стрел свистнуло высоко над головами, еще одна воткнулась в дерево в десятке саженей. Теомир мельком подивился неумелости лучников. Десятка два темных фигур выступили со всех сторон из-за деревьев или спрыгнули на землю из крон. Хлаш яростно заревел и бросился на заступивших ему дорогу, вращая над головой своей суковатой палицей. Тилос скользил слева от него, не издавая ни звука. После мгновенного замешательства остальные бросились за ними.

Первые двое нападавших рухнули под ударами дубины тролля, даже не успев поднять свое оружие. Хлаш орудовал палицей с такой скоростью, что она размазывалась в воздухе. Первому из нападавших тролль разнес голову вместе с остроконечным шлемом в мелкие кровавые брызги, и тут же обратным движением попал второму в живот. Тот успел прикрыться небольшим щитом, но удар отшвырнул его на несколько саженей и с силой припечатал о дерево. Незадачливый лесной грабитель со стоном сполз на землю и уже больше не поднялся.

Пользуясь секундной беспомощностью тролля, не успевающего снова поднять дубину, третий бандит прыгнул сбоку, с силой опуская ему на голову двуручный волнистый меч. Тилос, скользнув в сторону, чуть подтолкнул его руку, и фламберг врезался в землю, подняв фонтан хвои. Продолжая свое движение, Тилос оказался у него за спиной, сбив с ног еще одного разбойника ударом локтя в подбородок, небрежным движением прижал голову мечника к своему плечу и резко крутнулся на пятках, зажав шею локтем. Хрустнул позвоночник, и тот рухнул на землю с вывернутой под неестественным углом головой, а Тилос подхватил с земли его оружие.

Тем временем остальные разбойники бросились на притормозивший отряд сзади. Теомир блокировал своим палашом удар длинного изогнутого ятагана. Удар оказался столь силен, что ему едва не вывернуло кисть, но парень отскочил назад и левой рукой из неудобной позиции метнул вторую звезду. Та лишь оцарапала его противнику щеку, но сбила второй удар. Гром прыгнул разбойнику сзади на шею и с силой стиснул челюсти. Ольга изящно шагнула в сторону, уворачиваясь от удара палицы очередного нападающего, ее длинный кинжал холодно блеснул, резанув противника по глазам. Тот завопил, выронив оружие и зажав руками лицо, и в этот момент Телевар ударил его своим ножом в шею. Из ладони Заграта в лицо следующему бандиту вылетел сноп обжигающего пламени, и тот кубарем покатился по земле, воя от боли.

Затем Теомир получил сильный удар чем-то тяжелым по плечу, и в его глазах поплыли красные пятна. Откуда-то сзади его коснулось освежающая струйка, и боль ушла, но ярость уже застила ему глаза непроницаемой пеленой. Очертя голову, парень бросился на троих оказавшихся перед ним противников. С легкостью парировав скользящий удар саблей, он нырнул под отлетевший в сторону клинок и с силой ткнул вперед палашом. Тот с хрустом и скрежетом вошел в человеческое тело, пропоров кольчугу как бумажную. Изо рта человека выплеснулся фонтанчик крови, а Теомир уже выдернул меч из его тела и повернулся к следующему.

Затем все смешалось в его голове. Вот Тилос наносит страшный удар фламбергом, и меч его противника разлетается вдребезги, а лезвие как нож сквозь масло проходит сквозь тело противника, разваливая его пополам. Вот Хлаш сносит палицей голову своему противнику, но дубина трескается, и тролль, швырнув в разбойников обломком, кувыркается вперед через голову, катится по хвое, опирается на руки и наносит назад страшный удар ногами, почти ломая врага надвое. Вот Ольга неловко отшатывается назад, по ее предплечью тянется кровавая полоса, а челюсти Грома смыкаются на лодыжке бандита. Заграт раскидывает в стороны руки, и из его ладоней на землю катятся искристые комочки, взрываясь под ногами разбойников, а Тилос неторопливо скользит между врагами с пустыми руками, с какой-то кошачьей гибкостью уклоняясь от ударов, безжалостно ломая руки и хребты в ответ. Вот сам Теомир обрушивает мощный удар палаша на голову ближайшего бандита, но меч застревает в деревянном щите, а он сам получает сильный пинок в живот и скрючивается от боли, выпуская меч, но тут же падает назад, бросая последнюю звезду в лицо бандита, и тот с ужасным криком опрокидывается навзничь.

И снова переливчатый свист раздался над полем боя. Двое, бросившиеся было на Теомира с разных сторон, обменялись мгновенными взглядами, и тут же, развернувшись, бросились прочь. Меч снова был у Теомира в руке, струйка крови стекала на глаза из рассеченного лба, а кипящая ярость переполняла до краев. Он бросился за врагами, не обращая внимания на крики за спиной, запнулся за корень, но удержался на ногах, и с разгона вылетел на группу из полудюжины разбойников. Истошно завопив, Теомир бросился на них, занося меч для удара, но клинок лишь бессильно рассек воздух, и тут же страшный удар по затылку бросил парня на землю. Перекатившись на живот, он еще успел заметить, как огромный серый зверь бросается на ближайшего к нему разбойника, спокойно поднимающего копье, чтобы добить, и катится с ним по земле, а из его бока торчит всаженный по рукоять кинжал, а еще один такой же зверь, перепрыгнув через рогатину, рвет глотку второму бандиту. Злобный Ых, с криком свалившийся с неба, вцепляется зубами в нос противника, залепляя ему лицо крыльями, и тот с приглушенным воплем, выпустив кинжал, валится на землю под ударом огромной, щетинистой, яростно визжащей туши.

Затем все исчезло, и целую вечность перед глазами стояло улыбающееся лицо Ольги, но затем померкло и оно.

Потом пришла темнота.

Часть третья. Ольга.

Широко шагая, Телевар подошел к безжизненно лежащему на спине Теомиру, смочил из принесенного котелка тряпицу и осторожно отер им окровавленный лоб парня. Ольга сидела рядом, ее плечи беззвучно тряслись. Телевар отставил в сторону котелок и присел рядом.

– Ну что ты, девонька, - успокаивающе произнес он. - Жив твой ухажер, жив. Сама, что ли, не чуешь? Полежит немного, оклемается, и все будет путем.

Ольга подняла на него блестящие от слез глаза.

– Он же чуть не погиб, - всхлипнула она. - Все из-за меня! Он же меня защищал, дядя Телевар!

– Не дури, - жестко сказал ей тысячник. - При чем здесь ты? По своей дурости он чуть на небесные пастбища не прогулялся. Кто его просил за бегущими увязаться? Встал бы как вкопанный, сейчас сидел бы целехонек. Гром вот погиб, это плохо.

Ольга кивнула.

– Он был такой… хороший, - снова всхлипнула она. - Он мне руку лизал, когда я его гладила. А теперь его убили, и нас тоже убьют…

– Хватит каркать, ворона! - гаркнул на нее Заграт. - И без тебя тошно! - Шаман сидел на земле рядом с трупом волка. Он бесстрастно смотрел куда-то вдаль, и лишь дрожащие пальцы, перебирающие шерсть мертвого зверя, выдавали его чувства. Волчок лежал поодаль, равнодушно вывалив язык и тяжело дыша, а кабан копошился под могучим дубом, копаясь в земле и время от времени недовольно всхрюкивая.

– Не кричи на девочку, Заграт, - осуждающе сказал орку Хлаш. Руку ему перевязали оторванной от рубахи тряпкой, и он осторожно обследовал пальцами окрестности раны. - Гром сделал то, что должен был сделать боевой волк - пожертвовал собой ради друга. Если бы не он, да не наш летун с приятелями, парня пришлось бы хоронить. Гром был хорошим волком, но всего лишь волком.

– Что ты понимаешь! - окрысился на него Заграт. - Сидел бы да помалкивал в тряпочку!

Из мглы неслышным шагом вынырнул Тилос.

– Вашу ругань за сотню шагов слышно, - спокойно сообщил он. - Успокойтесь. Могло бы быть и хуже. Ольга, что с летуном?

Вытирая слезы, Ольга наклонилась над маленькой тряпичной подстилкой.

– Он тоже умер, - качнула она головой. - Сердце не бьется. А я не умею лечить летунов. Они… они совсем другие, не люди и не лошади…

– Жаль, - вздохнул Тилос. - Действительно, жаль, даже больше, чем Грома. Гром все-таки был всего лишь зверем, а летун…

– Что ты выяснил? - сквозь стиснутые зубы спросил его Заграт. - Что с разбойниками?

– Рядом их нет, - сочувственно взглянул на него Тилос. - Прости, Заграт, я знаю, тебе тяжело. Не стоило мне так говорить.

– Забудь, - все так же сквозь зубы прорычал Заграт. - Хлаш прав. Гром умер, спасая друга. Он дрался до конца. А этот малыш был с нами почти незнаком, и все же вернулся и помог в бою. Он не менее достоин слез, чем Гром. - Орк задохнулся и на мгновение замолчал. - Я спросил про бандитов.

– Следы нескольких человек ведут к западу. Там небольшой овраг, в котором укрыты лошади. Уцелевшие, видимо, ускакали, бросив оставшихся коней на произвол судьбы. По крайней мере, нам теперь есть на чем ехать.

– Скольких мы завалили? - осведомился Хлаш.

– Двенадцать трупов, двое искалечены и без сознания, - подумав, сообщил Тилос. - По крайней мере один из сбежавших сильно ранен - на земле и деревьях следы крови. Ушло человек пять-семь, как я прикинул, но могу и ошибаться.

– Где те, что без сознания? - поднял на Тилоса ледяной взгляд шаман.

– Там, - коротко кивнул посланник. - У раздвоенной березы.

Ни сказав больше ни слова, Заграт не спеша подобрал с земли испятнанный кровью кинжал, поднялся и скрылся за кустами. Сжавшись в комок, Ольга проводила его испуганным взглядом. Прочие даже не посмотрели в его сторону. Вскоре Заграт вернулся, присел на корточки рядом с мертвым Громом и несколько раз воткнул кинжал в землю, очищая от крови.

– Теперь четырнадцать мертвяков и ни одного раненого, - холодно сообщил он. - Что дальше?

– Надо идти, - вздохнул Тилос. - Мне не нравится это место. Возьмем лошадей, часть оставим себе, часть продадим в ближайшей деревне. Да, еще не забыть бы снять с трупов кольчуги и деньги, и то, и другое нам ох как пригодится. Вот только Теомир… Как он?

– Спит, - ответил вместо Ольги Телевар. - Чудо, что череп не треснул. Если к утру не помрет, то жить будет.

– Не помрет, - рассеянно ответил Тилос, поигрывая кинжалом. - Если к утру не оклемается, можете мне в ухо плюнуть. Тьфу ты, вот привязалась фразочка!

Ольга нежно прикрыла трупик летуна ладонью. Слезы уже не текли. Она чувствовала себя как-то иначе, незнакомо. Хотелось не плакать, а убивать. Девушка вспомнила пьянящее чувство боя, лопающуюся под невидимыми пальцами Силы и расходящуюся под клинком плоть врага и вцепилась зубами в рукав. Что же это со мной происходит, в панике подумала она. Я же не такая, я же распоротый бок лошади без тошноты видеть не могла, а уж зашить - и подавно, а тут - люди! Ой, мамочка… Тельце зверька слегка вздрогнуло. Ольга отдернула руку и в ужасе уставилась на него. Злобный Ых приоткрыл глаза и слабо шевельнул ухом.

– Он жив! - вне себя от счастья воскликнула Ольга. - Смотрите, он жив! - Он осторожно подхватила Ыха на ладони и вытянула их вперед, демонстрируя остальным.

– Конечно, жив, - меланхолично согласился Тилос. - Я же и говорю - к утру… Кто жив? - Он вскочил на ноги и быстро подошел к Ольге. - Надо же… Ну-ка, водички ему! - Он окунул в котелок палец и осторожно капнул водой в рот Ыху. Тот жадно сглотнул и опять приоткрыл пасть.

Вскоре зверек почти пришел в себя. Он сразу же вскарабкался по Ольгиной рубахе до самого плеча и повис вниз головой, закрыв глаза.

– Пусть поспит, - облегченно вздохнул Тилос. - Онка, голова твоя садовая, почему ты решила, что он мертв?

– Ну… - замялась Ольга. - Сердце я не почувствовала… и вообще, Сила сквозь него свободно текла, не задерживалась…

– Сама же сказала, что он другой, - покачал головой Заграт. - И сердечко у него такое маленькое, что немудрено промахнуться. Ох ты, паникерша… - Его пальцы бессознательно перебирали шерсть волка.

– Заграт, - мягко сказал ему Хлаш. - Гром мертв. Его надо похоронить.

– Зачем? - поднял на него невидящий взгляд орк. - Какая разница, съедят его могильные черви или вороны? Трупу все равно, так или иначе он вернется обратно в мир, породивший его. Делайте как знаете…

Волчок, до того тихо лежащий в стороне, медленно встал, подошел к Грому и ткнулся в него носом. Странно фыркнул и тщательно обнюхал, обойдя со всех сторон. Все настороженно наблюдали за ним. Волчок чихнул, развернулся и равнодушно затрусил прочь. За ним ушел и кабан.

– Странный он какой-то, - почесал в затылке Телевар. - Никогда не видел, чтобы волки себя так вели.

– Действительно, странно, - согласился Тилос. - Он обнюхал Грома как… как… как незнакомую вещь, что ли. Не понимаю.

Теомир застонал и пошевелился. Все, кроме Заграта, бросились в нему. Юноша открыл глаза и слепо смотрел в черное небо, отблеск рассвета играл на белках его глаз.

– Онка… - простонал он. - Он…ка… - Его глаза закрылись.

– Снова без сознания, - сообщил Тилос, прощупав ему пульс. - Но сердце бьется ровно. Ладно, утро вечера мудренее. Раз такое дело, надо устраиваться на ночлег. Ох, рассказал бы еще мне кто, откуда в этой глуши разбойнички взялись… Неужто специально нас поджидали?

С трудом орудуя трофейными копьями и клинками, выкопали неглубокую яму для Грома. Над могилой Хлаш воткнул два скрещенных под углом копья. Заграт молча постоял над холмиком, отошел в сторону и улегся на землю, все тем же невидящим взором смотря куда-то в пустоту.

– Пусть полежит, - шепнул Тилос Телевару и Хлашу. - Нам еще кольчуги по росту подобрать надо.

Спустя какое-то время кольчуги и оружие были сняты с трупов, кое-как оттерты от крови и аккуратно сложены в кучки. Отряд переместился поближе к оврагу, где были привязаны разбойничьи лошади. В свете костра примерили кольчуги. Тилос и Хлаш от них отказались, а Заграт равнодушно принял свою, тут же натянул через голову и снова сел на землю. Кольчугу Теомира положили рядом с парнем, остальные аккуратно свернули и убрали в переметные сумы. Телевар подобрал себе длинный тонкий слегка изогнутый меч, заточенный на половину длины со стороны обуха, Хлаш выбрал треххвостый кистень на длинной рукояти, Заграт ткнул пальцем в пару длинных кинжалов без гард, которые и прицепил себе на пояс взамен старого. Тилос смерил взглядом волнистый двуручный фламберг, покачал головой, отложил в сторону. Долго приглядывался, презрительно кривя уголок рта, наконец взял прямой меч, два пояса, долго возился, пока не закрепил ножны за спиной, затем удовлетворенно кивнул. Телевар долго копался, расседлывая лошадей и ругаясь вполголоса.

В тех же переметных сумах нашлась еда - лепешки, вяленое мясо, несколько огурцов, вареные вкрутую яйца, соль. Последней особенно обрадовались - есть бесолое до смерти надоело. Развели маленький котелок, бросили туда мясо, часть получившегося бульона осторожно влили в рот Теомиру. Тот с трудом сглатывал, но в сознание не пришел. Ольга взялась пальцами за его виски, чувствуя, как пульсирует сквозь них целебная сейчас Сила, но быстро почувствовала себя опустошенной. Вздохнув, девушка прикрыла парня попоной, осторожно переложила сопящего Ыха в берестяную коробку из разбойничьего багажа, сама улеглась рядом с Теомиром, свернулась калачиком и тут же уснула.

Проснулась она от первых лучей солнца, пробившихся сквозь листву. Сладко зевнув, девушка села и с тревогой посмотрела на Теомира. Тот глубоко и ровно дышал, лежа на боку.

– Пусть пока поспит, - улыбнулся ей Тилос. - Доброе утро, красавица. Как спалось?

– Спасибо, Тилос, улыбнулась в ответ Ольга. - Нормально. Ой, а где Ых? - Коробка рядом с ней была пуста.

– Твой Ых проснулся ни свет ни заря, сообщил мне, что голодный, и улетел охотиться, - сообщил тролль, выходя из кустов с полным котелком воды. - Даже "здрасьте" не сказал. Такой мелкий, а лопает как корова, круглые сутки. И куда в него лезет?

– Пусть ест, заслужил! - заступилась за него Ольга. - На тебя бы такая громадина свалилась, как на него!

Зашевелился Теомир. Он сел на землю, откинув попону в сторону, схватился за голову и застонал.

– Темка, Темочка! - затормошила его взволнованная Ольга. - Ты еще лежи пока, у тебя шишка на затылке!

– Все лучше, чем дырка в черепе, - проворчал Заграт. - Ты куда вчера ломанулся, дубина стоеросовая? Один всех победить решил?

Теомир обвел всех непонимающим взглядом.

– Я? - недоуменно спросил он. - Ломанулся?

– Во! - удовлетворенно кивнул головой Заграт. - Ему еще и память отшибло.

– Ничего мне не отшибло! - обиделся Теомир, осторожно ощупывая затылок. - Только голова болит. А что случилось? Я помню, как на нас какие-то бандиты бросились, а потом - все, мрак.

– Точно, отшибло, - подтвердил Хлаш. - Ты отбивался как зверь, а потом, герой-штаны с дырой, бросился за убегающими, после чего и схлопотал по башке. Скажи спасибо Грому, да еще своему дружку Ыху, что еще жив.

– Да? - озадаченно сказал Теомир. - А я ничегошеньки не помню. А где Гром?

– Гром погиб, - коротко ответил Тилос. - Ольга, пока вода не вскипела, полечи Теомира. Потом седлаем коней - и вперед. Одвуконь мы до Талазены за неделю доберемся. Хлаш, Заграт, придется осваивать верховую езду.

– Еще чего! - хмыкнул Заграт. - Чтобы честный орк взгромоздился на лошадь? На волка - еще куда ни шло…

– Да и мне пешочком привычней, - поддержал его Хлаш. - Тилос, я вдвое против человека вешу, только животное замучаю.

– Значит, будешь менять лошадей почаще, только и всего, - пожал плечами Тилос. - Заграт, поверь моему слову, на лошади ездить куда удобнее, чем на волке. А вообще-то это не обсуждается. До Талазены надо добраться как можно быстрее. Майно так просто от вас не отвяжется. Мало вам ночной встречи?

– Ну да, теперь каждый бандюга будет на Майно работать, как же, - поморщился Заграт, с тоской глядя на лошадей. - Свихнулся ты на нем, вот что.

– Если у тебя паранойя, это не значит, что за тобой не следят, - ухмыльнулся посланник. - Уже позднее утро, а мы все на месте сидим, словно квочки. Поехали, что ли…

Каол чувствовал, что струйка холодного пота течет по спине даже в этом несуществующем мире. Противно дрожали колени. Однако хозяин был на удивление спокоен и задумчив.

– Ушли в болота, говоришь? - пробормотал он, барабаня пальцами по столу. - В болота… Н-да. Чего и следовало ожидать. Что же мне с тобой делать, друг сердешный? Согласен, жугличи - не лучшие помощники, но все равно задание ты блестяще завалил. Сколько я тебе давал сроку?

– Неделю, хозяин, - губы у Каола тряслись.

– А сколько прошло?

– П…пять дней, повелитель, - рухнул на колени Каол. - Хозяин, у меня еще два дня, я даю слово, что достану их! Пожалей, повелитель, не губи!

– За два дня ты их не достанешь, - лениво сообщил ему Майно. - Если бы сам пошел с облавой, а не сидел как гусь на пепелище Хамира, то мог бы и достать. А сейчас тебе до бродов через Ручейницу минимум день скачки, да по болотам день… ах да, местных у тебя всех вырезали, проводников же сберечь не догадались. Ну что же, три дня тропами в обход болот. Итого четыре дня по наименьшему счету. И это только до тех мест, где они сейчас. Или ты думаешь, что они на пеньке сидеть будут, тебя поджидая? - Майно взял со столика бокал вина, задумчиво повертел в руках, поставил обратно. - Скажи-ка, мальчик мой светозарный, на кой ты мне сдался, такой неудачник? Упустить пятерых, имея под рукой десяток тысяч кочевников, - это надо сильно стараться. Чего молчишь?

– Повелитель… - пробормотал Каол. Сказать ему было решительно нечего. Сейчас он надеялся только на одно - что хозяин подарит ему легкую смерть на месте. - Я виноват…

– Сам вижу, что виноват! - рявкнул Майно, ударив кулаком по столу. - В другое время я живым бы пропустил тебя через мясорубку! Твое счастье, что рядом у меня больше никого под рукой нет, недоумок! Но свою бляху посланника можешь утопить в сортире - она тебе больше не пригодится.

– Хозяин! - пролепетал Каол Трейн, падая на колени. От облегчения ноги перестали его держать. - Я отдам жизнь…

– Не перебивай! - заорал Майно, пинком отшвыривая столик с дороги и хватая Каола за грудки. - Слушай меня, дубина! Тракт Талазена-Граш! Деревушка называется Желудевка! Два дня пути по тропе от брода через Ручейницу, никуда не сворачивая! Послезавтра к утру ты должен быть там, меня не интересует - как! Хоть вороной обернись, хоть дракона за ногу поймай, но быть послезавтра к утру! Ты понял меня? - Каол мелко кивал, его била дрожь. - Там встретишь отряд Карателей в двадцать человек, примешь под свое начало. Потом максимально быстро пойдешь по тракту в сторону Талазены, найдешь следы этих говнюков, сядешь им на хвост и будешь вести, пока не получишь подкрепление - еще три десятка Карателей подойдут со стороны моря, больше поблизости нет. Не вздумай атаковать, они уже положили два десятка вольных стрелков, решивших по карманам пошарить, сами отделались царапинами. Ты понял? Не пытайся атаковать малыми силами, или я тебя за ребро подвешу! Если жив останешься, конечно. Получив подкрепление, нападай. Мне нужны их головы. - Майно отшвырнул Каола от себя, брезгливо вытер призрачные руки о мантию. - Повтори.

– Послезавтра к утру взять под начало отряд Карателей в деревушке Желудевке на тракте на Граш, - быстро повторил Каол, вскакивая на ноги. - Догнать, дождаться подкреплений, уничтожить.

– Молодец, - оскалился Майно, поворачиваясь к нему спиной. - Смотри, парень, от тебя все зависит. Эти ребятишки идут по мою душу. Подумай, что случится с тобой, если они преуспеют. Ну-ка, вспомни, многие ли тебя любят.

– Я понял, хозяин! - воскликнул Каол, ударив кулаком в грудь. - Я принесу тебе их головы или умру, даю слово!

– Если их головы доберутся до меня самостоятельно, вместе с телами, ты и так сдохнешь собачьей смертью, - медленно обернулся к нему Майно. Каол почувствовал, что по его спине ползут мурашки. - Пошел вон.

– Да, хозяин, - преданно поклонился Каол. - А кто они такие? Почему они так опасны?

– Не твое дело, - оборвал его Майно. - Слишком много вопросов задаешь.

– Понял, хозяин, - Каол склонил голову. - И еще одно. Связной - старик, он не выдержит дороги. Как я буду докладывать тебе? Как ты найдешь меня?

– Брось его, - отмахнулся Майно. - У Карателей свои методы связи.

Яркая зеленая вспышка резанула Каола по глазам, и он рухнул навзничь на утоптанную землю в шатре связного мага. Тот, как обычно, сидел на корточках, задумчиво глядя в пламя костра, почти невидимое в пробивающихся сквозь материю шатра солнечных лучах. Преодолевая страшную головную боль, Каол поднялся на ноги.

– Эй, старик! - негромко сказал он, останавливаясь перед колдуном. - Ты мне больше не нужен.

Дождавшись, пока непонимание в его глазах сменится страхом, Каол неторопливо вытащил кинжал и ударил мага в сердце.

Хотя Заграт ругался себе под нос, Ольга, ехавшая неподалеку от него, прекрасно все слышала. Шаман проклинал лошадей, разбойников, Майно, жугличей, Тилоса и снова лошадей. Потом темы повторялись. Целительница с сочувствием смотрела на орка. Не умея ездить верхом, за полдня он стер себе все ноги и заднее место и теперь явно мучался от боли. Его скрюченная фигура вызывала жалость, но вместе с тем выглядела донельзя комично, так что временам Ольга с трудом сдерживала смешок. Хлаш возвышался на лошади словно статуя. Он успел трижды поменять своего коня, но и четвертый уже начал хрипло дышать и ронять пену под его весом. Правда, в седле Хлаш держался заметно лучше Заграта, мало уступая Тилосу, который, хоть и сидел на коне весьма непринужденно, явно не был прирожденным наездником. Но гораздо больше Ольгу беспокоил Теомир.

Парень выглядел немногим лучше Заграта. Ольга могла бы поклясться, что он, урожденный Всадник, посаженный на лошадь раньше, чем научился ходить, просто разучился ездить верхом. Теомир неловко ерзал в седле, словно ему в задницу втыкалось шило, временами осторожно ощупывая голову. Один раз он даже покачнулся и едва не сверзился на землю, заработав недоуменный взгляд Телевара.

– Что с тобой, парень? - негромко осведомился тысячник, подъехав к Теомиру поближе. - За ночь забыл, как на коне сидеть?

– Голова, - выдавил тот из себя натужную улыбку. - Раскалывается, ровно конь копытом приложился…

Лес из почти чисто соснового с примесью берез и осин становился все более смешанным. Тут и там мелькали клены, дубы, вязы, береза почти вытеснила сосны. Воздух был чистым и свежим, вдали куковала кукушка, ей вторило веселое эхо. Солнце пробивалось сквозь ветви, на земле лежала узорчатая тень. Довольно долго ехали по берегу звонко журчащего ручья с чистым песчаным дном, текущего в небольшом овражке. В ручье метались потревоженные рыбы, боком торопился куда-то маленький черный рак, в тихих заводях по поверхности воды брюхом кверху ползали огромные улитки-прудовики. Ольга почувствовала, как с ее сердца постепенно сваливается огромный камень, лежавший там со времен осады Хамира. Ей почему-то стало казаться, что все еще уладится. Теомир тоже слегка приободрился, он уже снова уверенно держался в седле, и даже Заграт на время перестал ругать все вокруг черными словами.

К полудню отряд добрался, наконец, до тракта. Тракт оказался обычной дорогой, хотя и хорошо убитой ногами и колесами повозок, две широкие параллельных колеи почти сливались в одну. Его края заросли невысоким редким кустарником, который Ольга не опознала, а так же высокой малиной напополам с крапивой. Ягоды уже созрели, и девушка съела несколько штук, сорвав их прямо с седла и придирчиво рассмотрев внутренности в поисках мелких противных гусениц.

– Мы едем в Талазену, почти точно на восток. А там - Граш, - махнул Тилос рукой на юго-запад. - Большая страна, в которой сходятся торговые пути из южных степей, западных рудничных городов, Талазены, а также из Хамира. Там выращивают лен, разное зерно, картофель и прочие помидоры, капусту, кабачки. В саваннах огромные стада коров, овец и коз. Столица тех земель - город, который тоже называется Граш. Куча ремесленников, знаменитые клинки, ткани, большие рынки, в том числе невольничьи, и все такое. Мы туда не пойдем, это довольно далеко.

– А он большой, этот Граш? - с интересом спросила его Ольга. - Больше чем Хамир?

– Что? - рассеянно переспросил Тилос. - А, да. Разумеется, больше. Хамир - маленький город, в основном обслуживал местный сельскохозяйственный рынок, да еще немного Всадников, троллей и орков. Ярмарка там в основном сезонная, весеннее-осенняя, в прочее время торговля почти не шла.

– Маленький город? - поразилась Ольга. - Хамир? Ничего себе…

– Да, маленький, - подтвердил Тилос. - Население не больше тридцати тысяч даже во время ярмарок. В Граше постоянно живет до девяноста тысяч жителей, плюс торговых гостей тысяч до тридцати наезжает.

– Девяносто тысяч? - поразилась Ольга еще больше. - Но ведь это… - Она ошеломленно замолчала. В лучшие времена Всадники могли выставить двадцать тысяч конных воинов, и при этом сильно гордились своей многочисленностью. А Граш мог без труда поднять войско в два раза более сильное. Она поделилась своими мыслями с Тилосом, но тот лишь усмехнулся.

– Во-первых, у Всадников воюют все мужчины от тринадцати лет, а часто и женщины. В Граше это не так. Они могут выставить войско тысяч в десять-пятнадцать, не больше. Во-вторых, в городе живут в основном купцы и ремесленники, так что я сомневаюсь, что они выставят хотя бы половину этого числа. В-третьих, Граш - вольный город. У него сильные соседи, в основном многочисленные кочевые племена. Хотя Великий Скотовод номинально числится правителем и даже может созывать их на войну, кочевники недолюбливают друг друга и заинтересованы в нейтральной территории для торгового обмена. Никто из них не позволит другим, тем более чужакам, безнаказанно захватить Граш. Поэтому в городе нет даже такого плохонького войска, как в Хамире, только стража для поддержания порядка. Хотя с прежних времен там осталась самая настоящая крепостная стена с замком, но город давно уже выплеснулся за ее пределы.

– Крепостная стена! - пробормотал Теомир. - Тилос, а она тоже из настоящего камня или из дерева?

– Из настоящего камня, - ответил вместо Тилоса Хлаш. - Дерево в тех местах редко, а потому дорого, камень же под ногами валяется. Там даже дома делают из мягких камней, называемых пемзой и туфом. Они похожи на песчаник - такие же пористые, но легче и лучше держат тепло. Их возят из южных карьеров подводами, на каждой умещается пирамида в сажень высотой. Поэтому, кстати, там почти не знают пожаров. А вот Тхул-Д"зибар в старые времена, я слышал, выгорал не раз. Это уже потом придумали огнеупорную пропитку для бревен…

Ольга с открытым ртом смотрела на Хлаша с Тилосом. Внезапно ей захотелось объехать все эти дальние загадочные страны и собственными глазами увидеть дома из песчаника, каменные стены и прочие чудеса дальних мест.

– Но сейчас мы направляемся в Талазену, - сменил тему Тилос. - Это большой портовый город, номинально входящий в Приморскую Империю. Императора там не слишком уважают, но клясться ему в верности в Талазене принято по каждому поводу. Если там оформляют какие-то документы, то они обязательно заканчиваются фразой "для выгоды Императора подписались такие-то". Учтите это. На самом деле упоминание Императора - это просто фигура речи, но в некоторых случаях отсутствие такового напоминания приведет к проблемам. Всем понятно?

– Я не собираюсь делать ничего для выгоды какого-то Императора, - проворчал Заграт. - В первый раз о нем слышу, а он обо мне вообще ничего не знает, зуб даю.

– Ох, горюшко ты мое, Заграт! - вздохнул Тилос. - Никто тебя и не заставляет. Просто говорят так. Вообще вы там лучше помалкивайте побольше, пока не освоитесь, а то влипнете в неприятности.

Заграт только скривился.

За разговорами прошел день. Ближе к вечеру наткнулись на небольшую деревушку из десятка домиков, прилепившихся с одной стороны к дороге. Здесь был и трактир, покосившийся от времени и потемневший от дождей, с вывеской, изображавшую погнутую кочергу. Для пущего сходства загогулины с кочергой на заднем плане неизвестный художник попытался изобразить печь. Хотя до заката оставалось много времени, Тилос решил остановиться на ночлег.

– Следующая таверна далеко, дотемна не добраться, - объяснил он. - А ночевать под открытым небом надоело.

Хозяин, хромой мужичок с хитрым бегающим взглядом, принял гостей довольно равнодушно. Он окинул компанию долгим взглядом, особенно задержавшись на с трудом ковыляющем Заграте и бесстрастном Хлаше, выделил одну большую комнату на всех и выгнал какого-то паренька-замухрышку позаботиться о лошадях.

– Кроватей нету, извиняйте, - сообщил он, разглядывая потолок. - Тюфяки есть, одеяла свои ищите. Плата - три медных гроша за ночь, за кормежку - отдельно…

– Три гроша за ночь! - возмутился Телевар, подступая к хозяину вплотную, словно готовясь схватить его за грудки. - Да в Купчище мы за полгроша с человека на таком постоялом дворе жили, которому твой и в подметки не годится! Три гроша за ночь на тюфяках с клопами, набитых старой соломой! Один грош за ночь, больше не дам!

– Не торгуюсь, - так же равнодушно посмотрел на него хозяин. - Времена не те. Три гроша за ночь, или выматывайтесь. Не позже утра доберетесь до следующего трактира.

– Оставь его, Телевар, - положил Тилос руку ему на плечо. - Нет смысла спорить. Я плачу, забыл?

Телевар молча отступил назад, окинув хозяина сердитым взглядом.

В комнате наспех покидали свои вещи, а Заграт со стоном рухнул на тюфяк. Тилос кивнул Хлашу и Теомиру, и все трое вышли во двор. Ольга увязалась за ними. Мужчины сняли с лошадей подсумки, вытряхнули трофейное оружие и брони, взяли их в охапку и отправились к трактирщику. Тот долго разглядывал барахло, затем вытащил из кучи кольчугу, пару кинжалов, наконечник от копья и назвал свою цену. Хлаш возмутился, начал тыкать пальцем в разные места, что-то с жаром объяснять про заточку, плетение, работу, к нему подключился вышедший из комнаты Телевар. Постепенно трактирщик разгорячился сам, хлопал себя по бедрам и тоже тыкал пальцем в разные места, крича про дыры, поношенность и ржавчину. Ольга с Теомиром стояли в стороне и слушали, развесив уши, а Тилос присел на лавку и слегка улыбался. Казалось, он наслаждается сценой. Наконец спорщики последний раз плюнули на пол, постучали себя по голове костяшками пальцев, хлопнули в запале по бедрам, и трактирщик, сходив куда-то в заднюю комнату, отсчитал пару серебряных монет и несколько медяков. Хлаш ссыпал деньги в горсть и протянул Тилосу, но тот лишь покачал головой.

– Пусть у тебя будут, - сказал он. - Так надежнее.

Хлаш пожал плечами и ссыпал деньги в мешочек у пояса. Остальное оружие и брони опять сгребли в охапку, отнесли в конюшню и снова запаковали в переметные сумы.

– Тилос, а с остальным что делать? - осведомилась сгорающая от любопытства Ольга. - Будем торговаться в следующем трактире?

– Нет смысла, - отрицательно качнул головой тот. - Этот парень не дурак, толк в вещах знает, хоть и жулик порядочный. Он отобрал все более-менее стоящее, осталось либо барахло, которое только как лом кузнецу продать можно, либо дорогие вещи наподобие фламберга, которые трактирщику ни к чему. Эти уже в городе торговать надо, здесь мы их даже вытаскивать не стали по большей части. Но каков подлец, а! - Тилос от восхищения поцокал языком. - Это надо же - почти вдвое дешевле забрал, чем я рассчитывал. Хлаш, Телевар, как же вы это так оплошали?

– Кто его знает, что будет завтра? - пожал плечами Хлаш. - Вдруг нам опять придется бежать? А деньги весят куда как меньше вещей.

– Логично, - с уважением покосился на него Тилос.

Какое-то время отдыхали в своей комнате. Присмотревшись к своему тюфяку, Ольга заметила, что тот кишит клопами и вшами. Она с отвращением пинком отбросила его в сторону. Тилос взглянул на свой тюфяк и поступил точно так же. Сходили за попонами, расстелили их на полу, кое-как устроились.

Чуть позже вышли в зал, чтобы поужинать. Вечерело, в железной плошке тускло горело масло. За столами уже сидели несколько угрюмых мужиков, уставившихся в пивные кружки. Все были вооружены кинжалами и охотничьими ножами. Особого интереса у них пришельцы не вызвали. Мужики лишь окинули компанию ничего не выражающими взглядами и снова уставились в свои кружки.

– Нас слишком много, - тихо прокомментировал Тилос. - На двоих-троих они могли бы и напасть. Народ, боюсь, лошадей ночью придется караулить - сведут. Укроют где-нибудь в лесу - ищи ветра в поле. Так что Ольга и Теомир - первая смена, Заграт и Телевар - вторая, мы с Хлашем - последняя.

Особой радости приказ Тилоса не вызвал, но его правоту чувствовали все. Даже брюзгливый Заграт лишь молча кивнул.

На ужин подали несколько жареных куропаток, кусок вареной лосятины, пару луковиц, пресные лепешки и пиво. Ольга осторожно попробовала напиток, сморщилась и отставила в сторону. Теомир, поколебавшись, хотел последовать ее примеру, но Хлаш остановил его.

– Не выпендривайтесь, ребятишки, пейте что дают, - предупредил он. - Вода здесь скверная, еще начнете животами маяться. Нам это совсем ни к чему.

Когда путники поели и толстая пожилая служанка унесла посуду, местный паренек вытащил откуда-то инструмент, который Ольга опознала как гитару, точь-в-точь похожую на инструмент Мелиандра Красило, и начал его терзать. У парнишки явно не доставало ни музыкального слуха, ни голоса, не говоря уж про умение пользоваться инструментом. Доморощенный певец пытался изобразить какой-то марш, потом запел про победы в войне и в любви, явно подражая какому-то заезжему барду. Ольга поморщилась, остальные, включая местных, которым было явно не привыкать к подобным концертам, сидели, уставившись в пол.

– Правильно, - заявил Теомир по окончании песни. - Так и надо! Если всякая пакость хочет тебя убить, надо убить их раньше! - Ольга с изумлением взглянула на него.

– Не проще ли решить дело миром? - грустно спросил его Тилос. - Мало ли почему он тебя не любит. Вдруг он считает, что ты сам виноват?

– Да? - внезапно в глазах Теомира зажегся яростный огонек. - Майно тоже считает, что Всадники ему чем-то угрожали? Он напал на наши земли…

– На ваши земли напали жугличи, - перебил его Тилос. - Майно лишь подтолкнул их. Без него они атаковали бы через десять лет или через полвека, но все равно атаковали бы. Слишком велико демографическое давление…

– Не знаю, что у них там велико, но Майно виноват в этом! - упрямо заявил Теомир. - И я точно знаю, что не успокоюсь, пока не отомщу ему!

– Темка! - посмотрела на него Ольга широко распахнутыми глазами. - Что с тобой? Ты никогда раньше не был таким… таким…

– Агрессивным? Злым? - подсказал Тилос.

– Я… - начал Теомир и замолчал. Он медленно поднял руку и потер лоб. Ярость в его взоре испарилась. - Я… не знаю. Что-то нашло…

Тилос встал, отобрал гитару у мальчишки, не обращая внимания на его протесты, и какое-то время молча подкручивал колки, изредка тренькая для пробы. Потом устроился поудобнее и запел сильным баритоном, аккомпанируя себе:

Голос Тилоса упал почти до шепота, последние слова было почти невозможно расслышать. Он опустил голову и остался так сидеть. Ольга во все глаза смотрела на посланника, впрочем, как и остальные.

– Я не слышал такого раньше, - проговорил Хлаш. - Кто это сочинил?

– Так, один… один мой знакомый, - негромко ответил Тилос. - Эта песня - все, что от него осталась.

– Он действительно был героем, - уважительно сказал Заграт. - Только настоящий герой воюет не ради славы, а ради долга.

– Он не был героем, - резко вскинул голову Тилос. - Он был человеком, просто человеком. Единственное, чего он хотел, это жить. Растить хлеб - он был сыном крестьянина - любить жену, нянчить детишек… Его деревню сожгли в одной из стычек между двумя местными князьками. Знатные господа решили уничтожить спорную деревеньку, лишь бы она не досталась сопернику… Потом он долго мотался по свету, совершил кучу подвигов, которые вовсе не считал подвигами, пока наконец не осел у меня… у нас в Сером Княжестве. Его убили в пограничном патруле - какие-то разбойники не из местных решили пощупать нас на прочность. Он был единственным, кто погиб из наших. Может быть, он просто устал жить, не знаю.

Ольга почувствовала, что на глаза навертываются слезы. Теомир молчал, уставившись в стол.

– Все, чего он хотел - это просто жить, - яростно проговорил Тилос. - Но это - единственное, что недоступно человеку в вашем дурацком мире! - Он отложил, почти отшвырнул гитару и ушел в комнату, ни на кого не оглядываясь. Ольга с жалостью посмотрела ему вслед.

– Ребята, вы это… того, - пробормотал Телевар. - Идите на конюшню, пора уже. Только не засните. Заполночь меня разбудите, лады?

Ночь прошла спокойно. Пару раз в конюшню заглядывали какие-то подозрительные личности, но, увидев сторожей, спешно ретировались. В полночь, когда Красная звезда стояла высоко в небе, а Утренняя уже начала карабкаться на небосвод, Ольга осторожно пробралась в комнату и растолкала Телевара. Зевая, тот поднял Заграта, и они сменили ребят, тут же заснувших мертвым сном.

Тилос растолкал их ранним утром. В окно лился смутный предрассветный полумрак, в комнате стояли потемки, и путешественники то и дело сталкивались друг с другом. Зевающий хозяин выставил на стол остатки вчерашнего мяса с лепешками, молча пересчитал деньги и, кивнув головой, ушел к себе - досыпать.

Выехали с первыми лучами солнца. Вскоре небо начало затягивать тучами, потянул холодный северный ветерок, в воздухе ощутимо запахло надвигающейся непогодой. Чуть погодя начался дождь. Мелкая морось падала и падала сверху, пропитывая дрянные плащи, найденные в сумах разбойников, и вскоре путники промокли насквозь. Они кутались во влажные тряпки и хмуро молчали. Только Тилос что-то меланхолично насвистывал сквозь зубы, да Заграт, как всегда, ворчал под нос, проклиная коней и свою судьбу.

Ехали неторопливой рысью. Хлаш часто менял быстро устающих под ним коней. Ближе к полудню тучи разогнало ветром, в прорехи начало проглядывать небо. Это слегка оживило путников, но вскоре облака разошлись совсем, и солнце припекло не на шутку. Мокрые плащи пришлось снять и убрать, но под кольчугами, надетыми поверх одежды, все равно было жарко.

– Талазену основали около пятисот лет назад пираты с Северных островов, - рассказывал Тилос, мерно покачиваясь на лошади. - Сначала это был простой форпост, скрытый лесами от постороннего взгляда. Там очень удобная бухта, в которой пираты высаживались для набегов вглубь страны. Потом пиратов прижал имперский флот - не нынешней Приморской Империи, а давно уже не существующей Империи Кантоса - но городок уже успел основательно разрастись, обустроить гавань, да и дороги к нему протоптали, так что купцы из Граша с удовольствием его использовали, чтобы снаряжать караваны за море. Долгие годы Талазена оставалась вольным городом, пока ее не захватила сначала Империя Кантоса, а потом, пару веков спустя, не отбила зарождающаяся на южных побережьях Приморская империя. Поскольку город находился на спорных территориях, его не раз сжигали, но быстро обустраивали вновь - торговать с заморскими государствами, держащими руку Майно, оказалось выгодно, и ни один владелец города, точнее, бухты, не давал этой торговле умирать, собирая огромные деньги на пошлинах. Потом династия Кантосов прервалась - последний император Кантос Восемнадцатый погиб от шальной стрелы, наблюдая за, в общем-то, ничтожным боем с дальнего холма. Он не оставил наследников мужского пола. Какое-то время Империей правили императоры других фамилий, но они не пользовались прежним авторитетом и влиянием. Не прошло и двадцати лет, как Империя Кантоса развалилась на несколько удельных княжеств. Некоторых проглотили соседи, Талазену же и солидный шмат окружающих земель присвоила себе окрепшая Приморская империя. Вот уже лет так двести город находится под ее протекторатом. В то же время все попытки императоров управлять Талазеной напрямую успешно провалились. Каждый раз, когда очередной наместник проявлял рвение, торговля хирела, а сбор пошлин резко падал. То ли наместники попадались тупые, то ли местное купечество потихоньку саботировало, да только в конце концов город оставили в покое. Пошлины и налоги уплачиваются вовремя, императора формально признают, а остальное Империю мало касается. Наместник там - чисто номинальная должность. Он не пользуется почти никаким влиянием, хотя и подписывает законы, принимаемые Купеческим Собранием. Не помню ни одного случая, чтобы он их не подписал. Сейчас там живет около двухсот тысяч человек. Что же касается вас, то в городе всегда есть спрос на наемных охранников, в том числе магов. Вы почти наверняка сумеете наняться в обоз, идущий в северные земли, откуда сможете добраться по домам.

– Ты говорил, что нас ищет Майно, - напомнил ему Хлаш.

– Говорил, - согласился Тилос. - И сейчас не отказываюсь от своих слов. Но в большом городе затеряться куда легче, чем в степи. Там большие орочьи слободы, есть немалая община горных троллей, так что ваша пестрая компания никаких вопросов не вызовет.

– Складно врешь, - проворчал Заграт. - Да только нутром я чую - что-то здесь не так.

– Умное у тебя нутро, мозговитое, - подмигнул ему Тилос. - Доберемся до Талазены - видно будет, а пока не время планы строить. Не журись, совсем ничего осталось.

– Тилос, а Серое Княжество - вассал Приморской империи? - поинтересовался Хлаш. - Вроде маленькое, и на самой границе…

– Да нет, мы сами по себе, - мотнул головой посланник. - Серый Князь обычно держит нейтралитет, а зачастую выступает посредником в переговорах между империей и другими соседями, с тем же Грашем, например. Княжество расположено высоко в горах, в огромной лесистой котловине посреди крупного горного массива. Подходов к нему, кроме главной дороги, почитай что и нет, обороняться проще простого, а воевать с нами вроде и незачем. Золота-серебра у нас не водится, земли бедные, хотя себя и кормим, а железных руд и так вокруг навалом.

– Зато броню вы делаете отменную, - покосился на него Телевар. - Слыхал я, что редкая стрела ее возьмет, даже арбалетный болт в упор, бывает, отскакивает. А легкая - ровно из тростника сделана. Да и клинки ваши самозатачивающиеся тоже ничего себе…

– И ради этого с нами воевать? - усмехнулся Тилос. - Секреты металлов Серый Князь да еще пара его оружейников в голове держат, живыми их не взять, а если и взять, то силком работать не заставишь. Тамошний народ Князя любит, но еще больше любит свободу, так что драться будет упорно и в плен не дастся. Там, в общем-то, и собрались беглые от императора да прочих. Попасть к нам сложно, но если действительно приспичит - пробьешься.

– Так, может, и нам счастья попытать? - задумчиво пробормотал Теомир. Ольга удивленно взглянула на него. - Скроемся у Серого Князя, пусть Майно ищет…

– Нет, - неожиданно жестко ответил Тилос. - Исключено. Если Майно вас ищет, то рано или поздно найдет. А у нас с ним, говорят, договор есть тайный - в дела друг дружки не соваться. Серый Князь с ним не ссорится по мере возможности, взамен Майно его тоже не трогает. Так что извините, ребята, но это - никак. Сейчас нам по пути, но в Талазене наши дороги разойдутся.

– Спасибо, обнадежил, - оскалился Заграт. - Заведешь невесть куда да и бросишь, а мы выпутывайся, как знаем.

– Не невесть куда, а в Талазену, - вздохнул Тилос. - Извините, ребята, но я и так нарываюсь на крупные неприятности с вами за компанию.

– Не бурчи, Заграт, - одернул шамана Хлаш. - Мы не малые дети, чтобы за чужую спину прятаться. Без Тилоса нас бы давно жугличи на куски порезали. Был я как-то в Талазене, приличное место. Авось не загнемся там.

Какое-то время было тихо, потом Ольга дала шенкеля жеребцу и догнала Тилоса.

– Тилос, а расскажи про Серого Князя, - попросила она. - Он какой? Почему его народ любит?

– Это спрос, - хмыкнул Тилос. - Кто спросит - тому в нос. Вообще-то про Князя я и сам мало чего знаю. Живет он отшельником, на люди редко выходит, перед послами в маске на все лицо появляется. Но справедлив, как он это понимает, и людей устраивает. Иногда судилище устраивает, любой может прийти и жалобу изложить, он разберется. Налоги низкие, замок вот ремонтировать надо, а не на что… - Тилос задумчиво почесал в затылке. - Сейчас вот в Талазене ссуду у ростовщиков просить буду. Надо, наверное, продать еще десяток броней из арсенала, все равно без дела валяются… - Посланник повесил голову и крепко задумался.

– Тилос… - тихонько напомнила о себе Ольга.

– Что? Ах, да, - спохватился тот. - В общем, все в этом духе. Наказание у нас - пеня да изгнание, тюрем не держим, но на изгнание мало кто соглашается. Вообще народ дружный, убийств, почитай, лет двадцать не было, а кузнец уже и забыл, как замки делать. В общем, живем бедненько, зато чистенько. - Он усмехнулся. Ольга непонимающе посмотрела на него, но переспрашивать не стала.

В полдень перекусили в придорожной харчевне. Небо опять затянуло тучами, но дождь не шел. С правой стороны тракта все чаще проглядывали обширные луга и поляны, изредка мелькали деревушки на десяток домов, но посевов не замечалось. Хлаш слез с лошади, заработав неодобрительный взгляд Тилоса, и зашагал рядом.

– Вконец коней заморю, - объяснил он. - Пусть передохнет скотина. Да и у меня ноги затекли. Не боись, командир, не отстану. - Он и в самом деле не отстал, размашистым шагом меряя дорогу и даже временами слегка обгоняя отряд. Заграт нерешительно посмотрел на него.

– Даже и не думай, - предупредил Тилос, перехватив этот взгляд. - Ты не тролль-скороход, через несколько верст свалишься - поперек через седло перекинем. Знаешь как неудобно?

Следующие три дня путешественники не торопясь ехали по тракту, ночуя в придорожных трактирах. Пару раз навстречу попадались тележные обозы, охрана настороженно смотрела на путников, не отнимая рук от эфесов мечей. Сами они никого так и не обогнали, но довольно свежий лошадиный навоз показывал, что впереди в сторону Талазены идут другие обозы. Ольгу это успокаивало, было приятно думать, что они не одни в этой глуши.

– Надо было срезать, - пробормотал как-то днем Тилос. - Можно по лесу тропами пробираться, полдня бы сэкономили. Ладно, завтра-послезавтра окажемся на месте.

Ольга радостно глянула на Теомира, и ее сердце упало. Последние несколько дней парень был явно не в себе. Головные боли вроде бы прошли, но он почти не улыбался и как-то странно избегал остальных, даже саму Ольгу. Его взгляд стал тверже, в нем появилась незнакомая Ольге жесткость. Казалось, даже глаза потемнели, превратившись из светло-серых в темные. Ольга пробовала разговорить его, вспоминала дом, родителей, но Теомир лишь угрюмо отмалчивался в ответ. Вот и сейчас он мерно покачивался в седле, устремив взгляд прямо перед собой, и не замечая ничего вокруг. Иногда его рука судорожно сжималась на рукояти палаша.

– Привет! - пискнуло сверху. - А почему у вас по четыре ноги стало?

– Ой, Злобный Ых! - радостно захлопала в ладоши Ольга, задрав голову. Зверек весело вился над их головами, размахивая огромными ушами и даже, казалось, радостно улыбался. - Ых, Ыхушка, как ты, цел?

– Я-то цел, - важно откликнулся летун. - Нам, кабанам, все нипочем. Это Хрюша так говорит, - пояснил он. - А вот с вами что-то не то. У вас ведь вроде по две ноги было?

– Это лошади, - пояснила Ольга. Ее захлестнуло теплое чувство радости за зверька. - Мы сидим на лошадях, а ног у нас - как и раньше.

– А, тогда ладно, - согласился летун. - А я за вами летел-летел, еле догнал. Мух здесь нету, комары невкусные, бабочек тоже мало, аж брюхо подвело. - Он спикировал вниз и ловко уцепился Ольге за плечо. - Ф-фу, устал.

– Ты как нас нашел, чудо диковинное? - улыбаясь, спросил Телевар. - Мы думали, ты дома, в Тенистом лесу остался.

– Да ну его, лес, - фыркнул Злобный Ых. - Скучно там. Хрюша целый день корни у дуба подрывает, Волчок исчез куда-то, и вообще… А с вами интересно. Я вот и подумал - догоню и буду с вами играть.

– Договорились, - кивнул Телевар. - Только не сейчас, вечером. Вот на ночлег остановимся…

– Вечером… - разочарованно протянул зверек. - Ну ладно, пусть вечером. А другие двуногие там будут? А то я с ними играть не хочу. Тут меня опять один увидел, так веревкой огненной хлестнул. Он, правда, как и вы, четвероногий был. И бежал быстро за мной, но я все равно улетел. Эй, что с вами?

Тилос резко натянул поводья, и его конь остановился как вкопанный. За ним встали и остальные

– Ых, малыш, где ты видел огненную веревку? - резко спросил он. - Пожалуйста, это очень важно! - От его тона у Ольги поползли мурашки по спине.

– Да там где-то, сзади, - беззаботно пискнул летун. - Там много таких, с огненными веревками, и все быстро бегут.

– Куда бегут? За нами? - отрывисто кинул Тилос. - Или в другую сторону?

– Я же говорю - за мной бежали, - разъяснил Злобный Ых с Ольгиного плеча, щурясь на солнце. - Скоро сюда прибегут, сами увидите. Только я с ними не играю.

Тилос привстал на стременах и молча уставился назад. Ольга тоже оглянулась, но не увидела ничего, кроме деревьев, за которыми в полусотне шагов позади скрывалась дорога.

– Тилос, что случилось? - осторожно окликнул посланника Телевар. - Что-то не так?

Вместо ответа посланник ловко вскочил на седло, выпрямился во весь рост и начал медленно поворачиваться, осматривая окрестности. Телевар уважительно качнул головой. Несколько минут прошло в молчании.

– Ох ты черт… - непонятно пробормотал Тилос. - Так, все слушайте сюда. Быстро поменять лошадей на запасных. Сбросить все переметные сумы, кроме тех, что с едой. Хлаш, в седло! Живо!

Недоуменные путешественники мгновенно выполнили его приказы.

– Тилос, лягушка ты пупырчатая! - рявкнул Телевар, зло уставившись на посланника. - Что происходит?

– Двадцать огнеплетей сзади, плотной группой, верстах в пяти, и быстро приближаются, - сквозь зубы пробормотал Тилос. Телевар приглушенно охнул, лица Хлаша и Заграта окаменели. - Еще три десятка короткой цепью идут со стороны Талазены, они кило… верстах в трех… Это по вашу душу!

– Да ты откуда знаешь? - взорвался Телевар. - Видишь ты их, что ли?

– Вижу, - все так же сквозь зубы откликнулся Тилос, перепрыгивая на спину запасного коня и плотно усаживаясь в седло. - Ну что, ребята, нервы крепкие? Держите своих коней, сейчас будет весело… - Посланник как-то необычно растянул губы и загудел.

Панический ужас внезапно резанул Ольгу. Конь под ней рванулся, встал на дыбы, и она едва удержалась в седле. Остальным пришлось не лучше. Свободные кони с диким ржанием рванулись во все стороны, оставляя в кустах широкие проломы. Летун сорвался у Ольги с плеча и с воплем взвился ввысь.

– Держитесь! - гаркнул посланник во все горло. - Уже все! Осадите коней, мать вашу за ногу! За мной!

Он развернул коня и резким ударом шенкелей послал его прямо через кусты на южной стороне дороги. Ужас прошел так же внезапно, как и наступил. Ольга, с трудом осадив своего жеребца, устремилась за Тилосом, ее примеру последовали остальные. По пути Телевар подхватил уздечку бешено гарцующей на месте лошади Заграта, увлекая ее за собой.

– Если догонят - нам конец! - прокричал Тилос, его голос едва слышался за налетающим в лицо ветром. - Здесь и сейчас огнеплети могут быть только у Карателей! Не оторвемся - сдохнем! Давай-давай-давай!

Внезапно восторг бешеной скачки захлестнул Ольгу с головой. Где-то недалеко была опасность, она приближалась с двух сторон, но опасность эта была глупой, она не знала, что ее заметили, и продолжала идти старым путем, а отряд тем временем несся по лесу, и ветви хлестали по лицу, и солнце мелькало в прорехах зеленых крон, а поваленные стволы бросались под ноги лошадям, но те, заразившись безумием смертельной гонки, не глядя перепрыгивали их, и ни один корень не подвернулся под копыта, и ни один сук не ударил в грудь, ломая ребра и сбрасывая на землю, и была только гонка, гонка, ставкой в которой оказалась жизнь… и внезапно все кончилось.

Лошади перешли с галопа на небыструю рысь, а Хлаш, спрыгнув с коня, побежал рядом, ведя животное в поводу. Откуда-то сверху свалился Злобный Ых, вцепился Ольге в рубаху, повис вниз головой, часто и мелко дыша, высунув крохотный розовый язычок.

– Быстро вы бежали! - задыхаясь сказал он. - Еле догнал! Чем больше ног, тем быстрее, да?

– Мы не бежали, а скакали на лошадях, - улыбнулась Ольга, накрывая его ладонью. - Да, так быстрее, чем пешком.

– Рысью пять минут, потом опять галопом, - скомандовал Тилос. - Только бы лошадей не загнать раньше времени! Первый отряд добрался до того места, где мы свернули, второй ускоренно идет им навстречу. Взбесившиеся кони переломали все кусты вокруг, так что они не знают, куда мы делись. Спасибо Ыху, предупредил, а то бы вляпались по уши. Где он, кстати?

– Здесь, - откликнулась Ольга. - Отдышаться не может.

– Это ничего, - ухмыльнулся Хлаш на бегу. - Ты его за пазуху сунь, чтобы опять не отстал и не потерялся. Оторвемся - поймаю ему самого жирного жука!

– Жука? - насторожился зверек, поводя огромными ушами. - Жуков я люблю. Только у них крылья обрывать тяжело, а так они вкусные!

– И крылья ему оборвем, - почесала Ольга ему подбородок. Летун зажмурился от удовольствия. - Тилос, а что такое огнеплеть?

– Обычную плетку знаешь? - спросил Тилос. Ольга недоуменно кивнула. - Огнеплеть - то же самое, только вместо веревки магический огонь поверх стальной плетенки течет. В умелых руках человека пополам перерезает с первого удара, никакая кольчуга не защитит. Вот бы мне еще кто объяснил, откуда в здешних местах Каратели? Не помню еще случая, чтобы они на м… местной территории появлялись. - Он оглянулся и пристально посмотрел назад. - Хлаш, в седло! Галопом марш-марш!

И опять была гонка по лесу, только в этот раз Ольгу она уже не захватывала. Злобный Ых болтался на плече из стороны в сторону, пока не догадался ухватиться за материю зубами. Когда лошадь под троллем стала хрипеть и ронять пену на землю, Тилос притормозил отряд и окинул его взглядом.

– Ольга, поменяйся лошадьми с Хлашем, - скомандовал он. - Потом Теомир, потом Заграт. Если хоть одна лошадь не выдержит, нам всем крышка. - Он опять оглянулся. - Хорошо оторвались, да только ненадолго. По крайней мере половина Карателей на рысях идет за нами, точно не вижу - далеко. В лесу следы не замести, но верстах в десяти начинаются степи, там можно и попетлять.

Вскоре опять пустили коней рысью. Заграт мешком болтался на седле, сил у него не осталось даже на то, чтобы ругаться. Лошадь под Ольгой, ранее несшая на себе Хлаша, то и дело запиналась и шаталась из стороны в сторону, точно пьяная. Вскоре она начала заметно отставать от остальных. Теомир, заметив это, натянул поводья, пристроился рядом. Тилос, оглянувшись, повторил его маневр, его примеру последовали другие. Скорость отряда заметно понизилась. Зверек, отцепившись от Ольги, взлетел в воздух и порхал вокруг. Вскоре опять пришлось делать передышку для коней, потом Хлаш пересел на лошадь Теомира.

Так продолжалось несколько часов. Наступили сумерки, и вместе с ними кончился лес. Отряд медленной рысью - лошади уже не могли идти быстрее - двинулся по склону пологого холма. На его вершине Тилос остановился, осматривая окрестности.

– Ага! - наконец довольно сказал он. - Эти места я уже знаю. Вот теперь побегаем… Десять минут передышка, потом надо до темноты добраться во-он до тех оврагов, - он ткнул пальцем вперед и влево. - Там сам черт ногу сломит, нас разыскивая. Вода есть, травы хватает, так что кони голодными не останутся. - Он подмигнул Ольге, которая, устало спустившись с коня, уселась на землю и закрыла глаза, отдыхая.

– Мне… голод… не грозит… - еле слышно пробормотал трупом свалившийся рядом Заграт. - Я… не доживу…

– Придется, - Тилос спрыгнул с коня, порылся за пазухой и вытащил маленький белый комочек. - Держи. Последняя.

Заграт, не открывая глаз, протянул руку, взял у Тилоса комочек, положил в рот и разжевал. Какое-то время грудь его неровно вздымалась, затем он застонал и перевернулся на живот.

– Ладно, уговорил, - пробормотал он сквозь стиснутые зубы. - Сдохну не сейчас, а попозже, ночью. Далеко эта сволочь?

– Почти не вижу. Верстах в пяти, наверное, - подумав, сообщил Тилос. - Но они вымотаны не меньше нас. Не привычные они к таким гонкам, кучу барахла с собой тащат, оружия там, доспехов. Не удивлюсь, если их кони уже на ногах не держатся.

– В оврагах нас, может быть, и не найдут, - Хлаш тронул Тилоса за плечо. - Но окружить их наверняка догадаются. Ночью подтянется второй отряд, что по ложному следу пошел, и нас зажмут как в мышеловке.

– Можешь еще что-то предложить? - хмыкнул тот. - Давай. С удовольствием последую совету. - Он подождал, но Хлаш ничего не сказал. - Окружить овраги не так-то просто. Полусотня человек образует редкую цепочку, сквозь которую мы легко прорвемся. Пока еще они снова в кучу соберутся… Кроме того, многие выходы из оврагов заросли деревьями, там караулить еще труднее. Ну что, отдохнули?

– Нет, - огрызнулся Заграт. - Это что-то меняет?

– Ничего, - вздохнул Тилос. - Давайте, поехали, а то в оврагах в темноте своим коням ноги переломаем. Ох, может, и не стоило заводных коней разгонять…

Овраги оказались гигантской сетью мелких ручьев, где-то с краю собирающихся в небольшую речушку, стремящуюся на север, к Ручейнице. Их песчаные склоны густо поросли травой, но кое-где из земли выступали глыбы настоящего камня. Большая часть ручьев по летнему времени пересохла, и копыта коней почти не оставляли следов на слежавшейся земле. Ольга вскоре совершенно запуталась среди оврагов, причудливо переплетавшихся друг с другом, образуя петли и тупики, но Тилос уверенно вел их все дальше и дальше вглубь. Уже совсем стемнело, когда он остановил лошадь.

– Приехали, - весело заявил посланник. - Располагайтесь как дома.

Высокий склон, подмытый ручьем, образовал небольшой навес, способный даже защитить от дождя. Коней расседлали, стреножили и пустили пастись на траву. Ольга с Теомиром прошлись вдоль животных, внимательно прислушиваясь к дыханию. Иногда Ольга прикладывала к их бокам ладонь и неподвижно замирала.

– Вроде ни одну не загнали, - наконец облегченно сказала она.

– Здорово, - одобрил неслышно появившийся сзади Тилос. - Ольга, ты бы посмотрела Заграта, он совсем плох. Сидеть не может, не то что стоять.

– Ладно, - кивнула Ольга. - Темка, пошли. Поможешь.

Заграт лежал на животе и хрипло дышал. Ольга присела рядом на корточки и сосредоточенно поводила вдоль его спины и ног ладонью. Потом крепко зажмурилась, сложила руки перевернутой лодочкой и медленно провела ими вдоль тела шамана. Орк застонал и заворочался.

– Сейчас, сейчас, - пробормотала девушка, вновь повторяя движение. Она почувствовала, что ее лицо покрыла испарина. Сила медленно текла сквозь руки теплым потоком, боль орка отдавалась в ней призрачным эхом. Ей казалось, что она чувствует его тело, словно руки были приложены прямо к коже. Тело было не гладким и скользким, как ему положено, а бугристым и липким. Она опять провела руками, словно пытаясь убрать эту неправильность, и постепенно невидимая кожа разгладилась, перестала липнуть к ладоням. Заграт облегченно вздохнул.

– Спасибо, девонька, - невнятно пробормотал он. - Спасла ты меня. Чего хошь проси - все дам, только молока птичьего не требуй, нет его у меня. - Он протянул руку и слабо пожал кисть девушки. - Спасибо.

Только сейчас девушка почувствовала, как колотится ее сердце. Она охнула и беспомощно осела на землю. Теомир подхватил ее под мышки.

– Онка, что с тобой? - тревожно спросил он. - Устала? Пить хочешь?

– Устала, - слабо согласилась девушка. - Мне бы поспать. Принеси попону укрыться, а?

– Нету попоны, - вздохнул Теомир. - Все бросили, когда удирали. Только еда и осталась. Хочешь чего-нибудь пожевать? Для огня топлива тоже нет, придется есть холодное.

Он принес Заграту и девушке по куску жареного мяса в пупырышках застывшего жира. Они вяло пожевали пищу, и Ольга тут же провалилась в сон. Заграт еще какое-то время смотрел в небо, но потом сморило и его.

Подошел Тилос, пощупал у них лоб сначала у девушки, затем у орка, покачал головой.

– Теомир, - обратился он к парню. - Ложись, спи. Мы подежурим. Вам передохнуть надо, завтра будет еще тяжелее.

– Я тоже буду дежурить! - шепотом заупрямился Теомир. - Я что, рыжий?

– Спать! - так же шепотом приказал Тилос. - А то в ухо плюну! - Посланник ткнул Теомира пальцем куда-то в шею, и тот, не успев запротестовать, ничком рухнул на землю. Тилос качнул головой, устроил его поудобнее и отошел.

Разбудили их еще до рассвета, небо лишь немного начало алеть на востоке. Наскоро перекусив, собрались и вереницей пошли за Тилосом, ведя коней в поводу. Теомир приготовил лук, то и дело поправляя за спиной почти пустой короб со стрелами.

– Метательные звезды почти все посеял, - грустно сообщил он Ольге. - Еще тогда, в драке. Две только и остались. И стрел меньше десятка. Эх, хотел же я новых наделать!

Вскоре почва помягчела, смутно темнеющие по сторонам склоны оврагов заметно понизились. Тилос остановился.

– Сейчас пройдем через лесок, - тихо, почти шепотом сказал он. - Затем сядем на коней и быстро скачем на юг. Если повезет, уйдем незамеченными. Не повезет - опять устроим гонки на выживание.

– Почему на юг? - переспросил Хлаш. - Талазена на востоке.

– Он ожидают, что мы будем прорываться к тракту или к Талазене, - пояснил Тилос. - Попытаемся их перехитрить. Имея полсотни Карателей на хвосте, до Талазены мы не доберемся. Не получится долго в кошки-мышки играть, особенно когда десять на одного. Надо их стряхивать.

– Далеко до твоего Серого Княжества? - задумчиво осведомился Хлаш.

– Верно мыслишь, - одобрил Тилос. - До северных отрогов - верст тридцать, а там рукой подать. Но это - крайний вариант. Ох, спустят с меня шкуру, если что…

– Пусть лучше свои спустят шкуру, чем враги снимут голову, - философски откликнулся Хлаш. - Пошли, что ли?

Однако им не повезло. Не успели путники отъехать от рощицы и на десяток шагов, как тишину прорезал резкий свист, и сразу же вдалеке хрипло затрубил рог.

– Вперед! - яростно рявкнул Тилос, но им наперерез уже летел десяток конных силуэтов. Сжав зубы, Теомир остановил коня, наложил стрелу на тетиву и тщательно прицелился. Тетива обиженно дзынкнула, и одна из фигур, взмахнув руками, свалилась с седла, но стрелять снова времени уже не было. Ольга увидела, как Теомир бросил на землю лук и выхватил из ножен палаш, и тут на нее обрушился первый удар огнехлыста.

Что-то пронзительно засвистело в воздухе, и девушка увидела, как на нее медленно, словно в кошмаре, опускается огненная полоса, слепящая на фоне чуть светлеющего неба. В последний момент она успела отчаянно отмахнуться кинжалом, и страшное оружие прошло стороной. Клинок, коротко прошипев, переломился пополам. Завизжала и встала на дыбы задетая концом хлыста лошадь. Ольга, швырнув в противника рукоятью, судорожно схватилась за поводья, а хлыст уже снова летел в лицо, и Теомир бросил вперед коня, нырнул под плеть, выпрямился и отчаянно швырнул выхваченную из пояса метательную звезду.

Дальше все пошло почему-то медленно-медленно.

Короткий вопль - огнехлыст, медленно тускнея, летит на землю, враг, скорчившись в седле, бессильно отпускает поводья. Но уже сразу два хлыста падают сверху, загодя обдавая жаром. Лошадь визжит и рвется в сторону, не слушаясь удил. Ольга, не удержавшись в седле, медленно, как сквозь воду, летит на высокую и мягкую здесь траву, едва успевая выдернуть ноги из стремян. Выросший как из-под земли Тилос голыми руками хватает хлысты и рвет их на себя, а дубина Хлаша обрушивается на четвертого, и пятый враг со странным хрипом летит на землю, судорожно хватаясь за лицо, сожженное комком огня из ладоней Заграта. Телевар, увернувшись от хлыста, протыкает очередного противника мечом, а Тилос, неуловимым движением перехватив вырванные у Карателей хлысты за рукояти, перехлестывает сразу двоих неудержимо налетающих врагов, но последний из нападающих с силой вытягивает его огнеплетью по спине, летят во все стороны звенья кольчуги, вспыхивает одежда, ревет от боли и катится по земле гнедой жеребец, подминая посланника под себя, а Теомир резким движением всаживает во врага последнюю оставшуюся звезду.

– Тилос! - отчаянно закричала Ольга, вспрыгивая на ноги - странно, она почти не ушиблась - и бросаясь к тому месту, где бился на земле располосованный огнеплетью почти напополам конь. - Тилос! Да дайте же кто-нибудь свет!

Заграт махнул рукой, что-то сухо щелкнуло, и невысоко над полем боя загорелся неяркий огонек. Посланник неподвижно лежал на спине, его лицо было запрокинуто к небу.

– Тилос! - бросилась Ольга перед ним на колени. - Скажи что-нибудь! Ну Тилос же!

– Надо уходить, - хрипло прорычал Заграт. - Сейчас здесь будут остальные!

– Но Тилос… - Ольга повернула к нему залитое слезами лицо.

– Мы ничем ему уже не поможем! - рявкнул Телевар, с трудом сдерживая гарцующего жеребца. - Он мертв! Ольга, на коня, быстро!

Тилос слегка застонал, его рука слепо зашарила по земле.

– Он жив! - яростно крикнула Ольга на остальных. - Помогите мне, ну же! - Она лихорадочно ощупывала тело посланника в поисках переломанных костей, но ничего не могла понять. - Его надо поднять в седло!

– Ти…хо… - с трудом двигая разбитыми губами, пробормотал Тилос. - Я… в порядке… Еще минуту…

– Вот-так-так! - удивленно разинул рот Телевар. - Да он что, из камня вырезан? Жеребец по нему покатался, этим… хлыстом огрели, а он хоть бы хны! - Старый тысячник спрыгнул на землю и подбежал к Ольге. Тилос с трудом сел и потер шею.

– Давненько меня так не цепляли, - пробормотал он. - Старею, видать, хватку теряю… Ольга, Телевар, по коням, уходить надо…

Шатаясь, словно пьяный, он встал на ноги, подобрал с земли погасшую огнеплеть, свернув, сунул за пояс и поймал за повод ближайшего коня, в стремени которого застряла нога предыдущего владельца. Выдернув ее, Тилос со второй попытки взобрался в седло и ненадолго бессильно привалился к гриве. Его странная куртка сзади обуглилась до лохмотьев, и даже в неверной свете разгорающейся зари виднелась страшная кровавая полоса на спине.

– Тилос, дай полечу! - дернулась к нему Ольга, но остановилась, увидев его искаженное гневом лицо.

– На коня! - видимо, Тилос хотел рявкнуть, но у него вышло какое-то сипение. - Нет времени! И бессмысленно это… - добавил он, слегка смягчая тон. - Онка, Телевар, пожалуйста, садитесь в седло. Надо уходить…

Вдалеке снова хрипло затрубил рог, ему откликнулся еще один, затем третий.

– Они знали, где мы выйдем! - скрипнул зубами Тилос, его лицо стало страшным. - Не понимаю - как, но знали! За мной!

Посланник сдавил бока коня ногами, и тот с места прянул в галоп. Ольга взлетела в седло, краем глаза увидела, как ее движение повторил Телевар, и погнала коня вслед за Тилосом.

Их гнали неторопливо, обложив с трех сторон. Издевательски перекликались рога, хрипели лошади, жеребец под Хлашем шатался и ронял на землю пену, но не было времени на передышку. Несколько раз Тилос пытался уклониться к западу, но преследователи тут же выносились наперерез, и отряд волей-неволей снова отворачивал к югу. Силуэты гор приблизились, резко очертились, земля стала сухой и каменистой. Редкие деревья уменьшались в размерах и все сильнее прижимались к земле.

– Нас хотят прижать к скалам! - крикнул Тилос, преодолевая шум набегающего ветра. - Не отставайте! - Посланник уже успел прийти в себя, он сидел на лошади прямо, чуть пригнувшись вперед, обнаженный до пояса - лохмотья бывших кольчуги и куртки давно полетели на землю. - Не отставайте!

Ольга мельком подивилась тому, что посланник сам ведет их в западню. На ее взгляд, лучше было бы лоб в лоб столкнуться с одним из преследующих отрядов. В каждом из них было человек по пятнадцать, а ведь они уже раз справились лишь с немного меньшей группой! Неожиданно налететь, смять, оставшиеся в живых смогут прорваться. А что потом? Да все лучше, чем бесславно погибнуть в ущельях. Ольга ни разу не видела ущелий, но, судя по легендам, в горах в них не раз погибали и герои, и трусы, зажатые врагами со всех сторон. Интересно, куда делся летун?

Горы придвинулись еще ближе, под копытами лошадей захрустели мелкие камешки. Тут и там валялись огромные серые глыбы гранита, взблескивающие на солнце множеством мелких искорок. Некоторые валуны казались почти совсем черными, о них со звонким стуком бился вылетавший из-под копыт щебень. Рога, трубившие все ближе, отдавались эхом, а местность явно начала повышаться.

Внезапно конь под Хлашем кубарем покатился по земле. Сам тролль успел упасть на вытянутые вперед руки и мягко перекатиться через голову. Он тут же вскочил и, подхватив отлетевшую в сторону дубину, бегом бросился за остальными. Конь бился на земле, пытаясь подняться, но, наступая на правую переднюю ногу, отчаянно ржал и снова падал. Все резко затормозили.

– Хлаш, бегом! - крикнул Тилос. - Немного осталось!

Немного чего? Ольга недоуменно глянула вперед. В полуверсте перед ними беспорядочно разбросанные глыбы превращались в настоящий каменный лабиринт. Было непохоже, что там может пройти конь. Значит, убегать на своих ногах, петляя как зайцы, пытаясь выиграть лишние мгновения жизни? Она хлестнула коня поводьями и подскакала к посланнику.

– Тилос! - отчаянно закричала она. - Мы должны принять бой! Мы все равно не убежим, но в бою у нас есть хоть какой-то шанс!

– Заткнись! - рявкнул на нее тот. - Девчонка! За мной, если жизнь дорога! - Он поворотил коня и пришпорил его, не обращая на Ольгу больше никакого внимания. Та, разинув рот, смотрела ему вслед, потом, спохватившись, дала коню шенкеля.

Почти сразу рухнула на землю лошадь под Телеваром. Тысячник, взмахнув руками, покатился по земле. Тилос резко рванул поводья, подняв коня на дыбы.

– Всем на землю! - скомандовал он. - Не хватало еще под загнанной лошадью подохнуть! - Он спрыгнул на землю и подбежал к медленно поднимающемуся Телевару. - Как ты?

– Ничего, - пробормотал тот и тут же охнул. - Мать честная, руку повредил.

– Ноги целы? - отрывисто спросил Тилос. - Идти можешь?

– Ага, - кивнул тысячник, неуверенно вставая на ноги. - Вроде да…

– Смотрите! - резанул по ушам отчаянный вопль Теомира. - Сзади!

Все резко обернулись. В сотне саженей появился конный отряд в два десятка человек. Они отчаянно пришпоривали лошадей, но те еле плелись, мотая головами. Возглавлял их человек в когда-то богатой одежде, его шитый золотом плащ истрепался и покрылся толстым слоем грязи. Человек вытянул руку в сторону беглецов и что-то яростно скомандовал. Отряд тут же четко, как на учениях, спешился и, бросив лошадей на произвол судьбы, бегом бросился к ним. Тут же невдалеке показались еще конники.

– Бегом! - хрипло сказал Тилос. - Бегом, быстрее!

Оступаясь на крупных острых камнях, усыпавших землю, беглецы устремились за Тилосом в сторону каменного лабиринта. Булыжники выворачивались из-под ног, и Ольга с трудом удерживала равновесие. Теомир как мог поддерживал девушку под локоть, но толку было чуть - он сам еле стоял на ногах. Рядом, изощренно ругаясь, ковылял Заграт. Все выбивались из сил, но расстояние до врагов неуклонно сокращалось. Вскоре Ольга почувствовала, что задыхается. Сердце колотилось о ребра, будто стремясь пробить их изнутри, в ушах шумела кровь, а перед глазами постепенно поднималась огненная слепящая завеса. Она споткнулась и чуть не упала. Сильная рука подхватила ее, и через несколько шагов девушке снова удалось выправиться. Она с благодарностью глянула на Хлаша и попыталась высвободиться, но тот мягко, но непреклонно удержал ее локоть в своей руке. Теперь ее тащили с двух сторон.

И тут все кончилось. Прямо перед ними поднялась высокая каменная плита без единой щели. Ольга в отчаянии уперлась в нее ладонями, почувствовав ледяной холод, и попыталась отдышаться. Потом она оглянулась. Преследователи, все пешие и объединившиеся в единый отряд, приблизились уже на полсотни саженей. Их было десятка четыре. Девушка нащупала на поясе рукоять кинжала и медленно вытянула его из ножен. Вот и все. Осталось только принять смерть в бою и постараться не попасть живой в руки врагов. Он вспомнила распятую девушку в сожженной жугличами деревне и внутренне содрогнулась. Нет уж, она предпочтет сама перерезать себе горло… Ольга бросила взгляд на Тилоса. Он наблюдал за врагами, его лицо отчаянно дергалось. Ольга недоуменно смотрела на его губы, и вдруг поняла. "Три… восемь… азимут…", - читала она по безмолвно кривящимся мускулам лица. "Сорок че… плети… олько арбал… быстрее!…", - беззвучно кричало лицо посланника. Ольге стало страшно. Она вжалась в скалу, почувствовав морозный камень лопатками. Враги были уже в двадцати… нет, в пятнадцати саженях. Впереди уже не бежал, но еле плелся, запинаясь о камни, предводитель в шитой золотом одежде, в его руке бессильно болтался, высекая искры о камни, длинный обоюдоострый клинок с изукрашенным драгоценными камнями эфесом. Крестовина меча с двух сторон заканчивалась головами каких-то зверей, из пастей вперед торчали длинные шипы. Предводитель оказался высоким, темноволосым парнем со страшно изможденным лицом и огромными мешками под глубоко утонувшими глазами, в которых горел мрачный огонь.

– Ах вот ты кто! - яростно прошипел Заграт. - Ну, сука, сейчас я до тебя доберусь - поквитаемся…

Повинуясь жесту командира, враги рассыпались в недлинную цепь. Хлаш бесстрастно наблюдал за ними, поигрывая дубиной.

– Семеро на одного, - пробормотал он. - Неплохо. Если бы не хлысты, половина бы легла, а остальные покрошили бы нас в капусту. Но они с хлыстами, мы и десяток не положим…

– Ну что, други, умрем с честью, - пробормотал Телевар, расстегивая ворот рубахи и поправляя кольчугу. - Теомир, Ольга, вы уж простите меня, дурака, что втянул вас в эту историю…

– Не ссы в штаны, старик, мы еще поборемся, - оскалился Заграт в страшной гримасе. Между его ладонями набухал багровым светом небольшой огненный комок. - Это же Каратели Майно, они, небось, с настоящими орками-то в бою и не были. Да и троллей на том берегу не слишком много. А, Тилос?

– Правду говоришь, друг Заграт, - откликнулся тот. Его лицо стало спокойным. - Только вот помирать раньше времени не рекомендую. Нам бы ночь простоять, да день продержатся… - По его физиономии скользнула невеселая улыбка. - Ольга, Заграт, держитесь сзади. Ваше дело - магия, лечите и калечите на расстоянии, в ближний бой не ввязываетесь. Теомир, рядом с ними: сзади скала, но вдруг кто прорвется… Телевар! Справа от меня. Хлаш - слева.

Враги подошли почти вплотную и как бы в нерешительности остановились. Огненные плети свисали с рукоятей, камни под их прикосновением шипели и дымились. Предводитель уперся руками в колени, тяжело и хрипло дыша. Казалось, он с трудом удерживается от того, чтобы бессильно не свалиться на землю.

– А, Каол Трейн! - спокойно, даже с какой-то ехидцей произнес Тилос, неторопливо доставая из-за пояса трофейную огнеплеть. - Давненько не виделись…

– Ты! - с ненавистью выплюнул Каол Трейн. - На этот раз не уйдешь! Сегодня мы видимся в последний раз, собака!

– Ну, зачем же такие громкие слова? - насмешливо спросил его посланник. - Мы же вроде бы как… э-э-э… коллеги, что ли. Какие счеты между своими?

– Я своими руками вырежу тебе сердце! - пообещал Каол, выпрямляясь и крепко сжимая меч. - Тогда ты узнаешь, что такое настоящие счеты!

– Да брось, ты, парень, - отмахнулся от него Тилос. - До сих пор не можешь простить Мееры-на-Скале? Так все бывает. Тогда я тебя переиграл, в другой раз тебе повезет. Кстати, не обязательно было тащить с собой всю эту ораву, мог бы и просто по дружески на рюмку чая заглянуть…

– Терпение хозяина лопнуло! - торжественно заявил Каол, расправляя плечи. - В этот раз ты не просто сунул нос не в свое дело. Ты встал на дороге Великого Майно вместе с этими недоумками, а может, и сам их подбил на такую глупость. Вы все умрете!

– Эй-эй-эй! - испуганно замахал рукой Тилос. - Может, обсудим все как положено?… - Но Каол Трейн уже ринулся вперед, а остальные Каратели с ревом последовали его примеру.

Два десятка сухих щелчков слились в один. Разворачиваясь на пятках, Тилос изящно шагнул в сторону, уходя от со свистом опускающегося меча и оказываясь за спиной Каола. Одной рукой он ухватился за плечо противника, другой ухватил за нижнюю челюсть и небрежным движением дернул ее в сторону и вверх, задирая Каолу подбородок. Хрустнули шейные позвонки, а половина Карателей уже осела на землю, из их тел, прикрытых тонкими кольчугами, торчали лишь самые оперения коротких тяжелых арбалетных болтов. Огненный комок наконец-то вырвался из ладоней Заграта и с шумом взорвался среди уцелевших, и тут же над головами беглецов снова хлестнул яростный арбалетный дождь. Хлаш скользнул вперед и дубиной снес голову двоим случайно уцелевшим Карателям. Только тут Ольга поняла, что последнюю минуту не дышала.

Покачав головой, Тилос оглядел валяющиеся в беспорядке трупы.

– Поторопился ты, Хлаш, - задумчиво сказал он. - Последних надо было оставить. Как мы теперь выясним, откуда они здесь взялись?

– Как скажешь, - покорно откликнулся тролль. - В следующий раз буду умнее, Серый Князь.

– Как ты догадался? - поинтересовался Тилос, рассеянно оглядываясь по сторонам. Половина арбалетчиков осталась позади на случай, если подтянутсяеще преследователи, оставшиеся, повинуясь короткому кивку Тилоса, поотстали на полсотни шагов. Тилос кутался в коричневую куртку, выданную командиром арбалетчиков, которая была ему сильно велика, но уже испачкалась кровью из рубца на спине. - Я думал, что неплохо маскируюсь. - Тропа была крутой и извилистой, каменные глыбы то и дело преграждали дорогу, и Ольга сосредоточилась на том, чтобы ненароком не покатиться под ноги пыхтящему сзади Теомиру.

– Видишь ли, князь, я сам в некотором роде посланник, - объяснял тролль. -Матха должен уметь разбираться в окружающих. Мне не раз приходилось вести переговоры, и уж кого-кого, а посланников я навидался. Все как на подбор - авантюристы чистой воды, одиночки, любящие запах опасности. Работа у них такая - пробираться пусть даже сквозь сражения, доставляя послания. Они могут быть хороши в драке, но шевелить мозгами с детства не приучены. Давать советы по обороне города никому из них и в голову бы не пришло, а ты с воеводой почти не расставался. Опять же, командуешь и даже не оглядываешься, выполняют ли твой приказ, будто по другому и быть не можешь. Опять же, оговорочки эти твои… Но это все догадки.

– А что убедило? - с интересом спросил Тилос.

– Ты сам проговорился, что в Серое Княжество мало кого пускают. Я и сам раньше такое слышал краем уха, - с готовностью откликнулся тролль. - Ты же пер домой напролом, без тени сомнения, что тебя примут с распростертыми объятиями, несмотря на полдесятка чужаков. И потом, посланник, конечно, фигура ценная, но не настолько, чтобы тайные тропы врагу показывать, а уж арбалетчиков на выручку посылать и уж подавно никто не стал бы. Так что, князь, ты уж маскируйся получше, будь добр.

– Ладно, уговорил, - серьезно кивнул Тилос. - В следующий раз постараюсь выглядеть полным идиотом, авось получше будет. Только брось ты меня князем звать, не люблю. Звали же вы меня Тилосом - вот и продолжайте. Кстати, метров через пятьдесят будет ровная площадка, там и привал устроим, передохнете, - добавил он, оглянувшись через плечо на Ольгу. Та неуверенно улыбнулась ему. Князь! Тилос - Серый Князь, тот самый, про которого тетки рассказывали загадочные истории на вечерних посиделках. Шел с ними десять дней, голодал, от врагов бегал, а ведь мог бы и дома сидеть на золотом троне… Рассказать кому знакомым - не поверят! Но зачем? Это не укладывалось у нее в голове, да и у остальных, кроме Хлаша, по-видимому, тоже. Интересно, пятьдесят метров - это сколько? Метр… метр… километр… Километр - это верста, кажется. Тилос как-то упоминал. А метр? Сажень?

– Метр - примерно полсажени, - сообщил Тилос, будто прочитав ее мысли. - Ну, чуть-чуть меньше. Полтора аршина. Да вот, собственно, уже и пришли.

В десятке саженях перед ними действительно открылась небольшая площадка, окруженная почти отвесными скалами. В дальнем ее конце виднелась узкая - едва для одного человека - вертикальная щель. Тилос вложил два пальца в рот и замысловато свистнул. Откуда-то донесся ответный свист.

– Вон на тех камешках сидеть удобно, - кивнул Серый Князь в сторону нагромождения валунов. - Передохнем полчасика, нам еще на полторы версты подниматься. Телевар, как грудь?

Тысячник грузно опустился на плоский камень и осторожно пощупал ребра сквозь кольчугу.

– Вроде ничего, - с сомнением ответил он. - Онка хорошо залечила.

– Перевал находится на высоте трех километров… верст, - Тилос опустился на соседнюю глыбу. - Будут проблемы с дыханием - скажи. Не слишком высоко, но кто его знает. Я-то привычный…

– Тилос, как спина? - с тревогой осведомилась Ольга, косясь на заметно пропитавшуюся кровью куртку. - Крови теряешь много. Давай полечу!

– Пустяки, - меланхолично махнул рукой Тилос. - Это только выглядит страшно, на самом деле там уже все свернулось. Через неделю и следов не останется. А лечить меня твоими методами бесполезно.

– Почему? - удивилась Ольга. - Я уже хорошо умею!

– Это магия, - пояснил Тилос, закидывая руку за спину, под куртку, и что-то там ощупывая. - Ох, силен же был мужик, чуть не до костей мясо содрал… Небось палачом до того работал, шкуру кнутом спускал… На меня магия не действует.

– Что? - хором спросили Ольга, Заграт и Хлаш.

– Ага, щас! - саркастически хмыкнул Заграт. - Бред это. Бред сивой кобылы, как скажут наши птенчики. На всех она действует. Навидался я за свою жизнь идиотов, которые вот так же говорили! Говорили - пока я их немного не поджаривал в доказательство обратного.

– Можешь поджарить меня, разрешаю, - хмыкнул Тилос поплотнее запахиваясь в куртку. - Только одежду не порть. А то представляешь - возвращается князь домой после трехмесячного отсутствия - и как оборванец. Хотя, в общем-то, не впервой…

– И поджарю! - вскочил на ноги оскорбленный до глубины души Заграт. - Лови! - С его вытянутого пальца слетела маленькая молния, навылет прошла сквозь лениво подставленную ладонь Тилоса и с треском вонзилась в скалу. Брызнули искры, одна из них долетела до Ольги и ощутимо обожгла запястье. Девушка непроизвольно ойкнула.

– Заграт, ты кого испытываешь - меня или ее? - ухмыльнулся князь, опуская ладонь, на которой не осталось и малейшего следа, обратно на колени. - На Ольгу действует, не сомневайся. На меня - нет. Да ведь сами видели - одежду мне огнеплетью напрочь сожгло, коня чуть не пополам перерубило, а мне только кожу содрало, да и то стальной основой, не огнем. - Тилос вытащил из-за пояса погашенную огнеплеть. Только сейчас Ольга разглядела, что оружие представляет собой короткую рукоять с мерцающим зеленым кристаллом, вделанным в нижнюю ее часть. К рукояти крепилась недлинная серая веревка, сплетенная из тончайших железных волосков. Тилос, заметивший, что девушка заинтересовалась плетью, повернул оружие так, чтобы было лучше видно.

– Это - аккумулятор Силы. Эфирный резервуар, - он ткнул пальцем в кристалл. - В рукоять вмонтирован проводник и контакты выключателя, а стальная плеть подсоединена к трансформатору, преобразующую чистый эфир в огненную материю.

– Да, - уважительно сказал Заграт, почтительно разглядывая оружие. - Чего только эта скотина Майно не придумал…

– Это не Майно, - поджал губы Тилос. - Это я. Двадцать лет корпел над теорией, а потом шпион Майно спер экспериментальный образец. Правда, я-то, дурак, зажигалку изобретал…

– А изобрел мухобойку, - усмехнулся Хлаш. - Силен же ты, брат, мозгами шевелить.

– Голь на выдумки хитра, - пожал плечами лже-посланник. - Говорю же - мы с магией - как вода с маслом, ничего общего. А в вашем мире без этого никак, и от других магов зависеть опасно - у всех клятвы верности своему цеху. Вот и придумываю помаленьку.

– В нашем мире? - тихо спросил Хлаш, подчеркнув второе слово. - А что, есть и другие?

Тилос молча уставился на него, потом отвел взгляд и вздохнул.

– Ребята, вы терпите мои недомолвки уже неделю. Потерпите уж еще немного. Неохота на ходу такие вещи рассказывать, тем более что это вас напрямую касается.

– Как скажешь, - кивнул Хлаш. - Но уж будь добр, не тяни, а то помрем от любопытства. Не затем же ты нас к себе тащил.

– Никуда я вас не тащил, - огрызнулся Тилос. - Помолчал бы уж, коли не знаешь. Это вы меня за собой тащили, не я вас.

– Ну да, - хмыкнул Заграт. - Мне что-то так не показалось.

– А орки вообще никогда воображением не отличались, - съехидничал Тилос. - Особенно шаманы. Видать, магия вам все мозги выжигает. Вы что, не обратили внимания, что последнее время шли не туда, куда хотели, а туда, куда было можно идти? А можно было только в одну сторону. Между прочим, я здесь вполне ни при чем.

Заграт только фыркнул.

Передохнув и подкрепившись лепешками с легким вином, оставленными арбалетчиками, отряд двинулся дальше. Пройдя через щель в скале, они оказались в узком извилистом ущелье. Отвесные стены почти смыкались высоко над головой, а расстояние между ними - руки не вытянуть. Правда, это оказалось скорее подмогой, чем препятствием - тропа стала крутой и скользкой, а за стену было можно держаться.

– Ох, хорошо! - вздохнул Хлаш. - Давно я в таких крепких горах не был, аж ноги радуются. - Его босые двупалые ноги уверенно топтали камни, по лицу блуждало блаженное выражение. - Пещеры-то здесь есть?

– Кто о чем, а тролль о пещерах, - рассмеялся Тилос. - Есть, только на той стороне. С этой все засыпали. Нагуляешься еще, не переживай.

– Будет о чем рассказать старейшинам, - мечтательно произнес тролль. - Слушай, князь, тебе охрана для горных троп не требуется? Я бы мигом с полсотни семей подобрал.

– Обсудим, - кивнул Тилос.

– Что? - удивился Хлаш. - Ты серьезно?

– Вполне. Людям здесь все-таки плохо. Привыкли, конечно, за столько-то поколений, некоторые уже без гор и жить не могут, а все-таки не то. Подумывал я о троллях, но все руки не доходили. Но потом, ладно?

– Ладно, - с энтузиазмом согласился тролль. - Только я не забуду, не надейся.

До перевала добирались долго. Тропа вывела их из ущелья, но забралась на такие осыпи, что всем, кроме Хлаша и Тилоса, пришлось ползти на четвереньках. Ольга мельком позавидовала Заграту с его внушительными когтями. Сама она до крови ободрала пальцы уже на первых саженях. К счастью, пытка скоро кончилась, но тропа пропала совсем. Тилос, однако, уверенно пробирался по крутому склону, а за спиной Ольга чувствовала дыхание Хлаша, так что ей было спокойно. Однажды Телевар оглянулся назад, нервно сглотнул и прибавил шагу. Ольга тоже бросила взгляд за спину.

Оказалось, что путники забрались довольно высоко. Далеко внизу желтела степь, на горизонте чуть темнели купы деревьев - видимо, около ночных оврагов, а чуть в стороне и даже немного ниже описывала круги какая-то крупная птица. Девушка с уважением покосилась на кажущуюся бездонной пропасть позади, но тут же забыла про нее, поглощенная своими мыслями. Внезапно ей снова вспомнились родные степи, родители, оба дома, ночное у костра… Видения казались далекими, нереальными, словно подернутые густым туманом. Неужели все это для нее потеряно? Машинально она подняла руку, чтобы смахнуть слезинку, но глаза оказались на удивление сухими. Реальным был этот каменистый склон из диковинного ранее, а сейчас уже почти привычного камня гранита, эта прозрачная пустота за спиной, пыхтящий рядом Теомир. Остальное казалось постепенно забывающимся сном. Ольга с ужасом тряхнула головой, поскользнулась и чуть не загремела вниз.

– Смотри под ноги, - напомнил ей дядька. - Загремишь вниз - мокрое место останется.

До перевала поднимались долго. К концу пути у девушки уже гудели ноги, а заскорузлые еще на болотах сапожки натерли ноги до крови, несмотря на тщательно завернутые утром портянки. Однако, наконец выпрямившись в полный рост на гребне, она не смогла сдержать возгласа восхищения.

Далеко под ней простиралась гигантская лесистая чаша, подернутая чуть заметной голубоватой дымкой. В ее центре стоял кажущийся отсюда крошечным каменный трехбашенный замок, правильными квадратами его окружали поля, по ним черными точками ползали фигурки людей. От замка по долине лучами тянулись на удивление прямые дороги, пересекающие ручьи по небольшим аккуратным мостам. Откуда-то с ближних горных склонов струился неширокий водный поток, уходящий прямо под землю неподалеку от перевала. Тут и там виднелись небольшие деревушки, а внизу, почти под самыми путниками, возвышалось несколько странного вида высоких сооружений, от которых поднимались бледные струйки дыма.

– Вот это и есть Лесная Долина, она же Серое Княжество, - с гордостью сказал Тилос, останавливаясь рядом. - Население - восемь тысяч триста двадцать один человек, ожидавшаяся за мое отсутствие прибавка - еще трое. Большинство - пахари, но у нас зона рискованного земледелия, то и дело ранними заморозками хлеба и прочее побивает, так что выезжаем за счет ремесел. Торгуем на внешнем рынке кольчугами и кирасами, иногда - клинками и стальными слитками. Живем небогато, зато не голодно. Вон там внизу, - он показал на дымящиеся сооружения, - шахтные печи и кузни. Удобное место - рядом сразу и железные, и никель-марганцевые руды, и лес есть, чтобы древесный уголь делать. Дымят вот только, заразы, никакие фильтры до конца не спасают. Лет через двадцать переносить придется, чтобы место окончательно не загадить.

– Красиво, - уважительно сказал Теомир, кладя руку на плечо Ольге. - И удобно - тут и лес, и река, и вообще.

– Да, красиво, - согласился Тилос. - Всего-то три сотни лет труда, а каков результат!

– Сколько? - ошеломленно переспросил Теомир. - Триста лет?

– Ну да, - кивнул Серый Князь. - Тогда здесь леса почти не было, и вообще это показалось мне довольно унылым местечком. Но уж больно удобно - проход только один, да и тот двести человек против целой армии удержат, а остальное - тайные тропы вроде этой. Поставил сторожевые секреты, снарядил летучие отряды для охраны - и все. Собрал я людей, навозили саженцев, обустроили берега ручья, осушили пару болот, ну, все в этом духе. Сколько это нам пота стоило… Зато сейчас не долина, а сказка! - Тилос походил на ребенка, похваляющегося любимой игрушкой. Ольга с суеверным страхом отшатнулась от него.

– Ты хочешь сказать, что тебе триста лет? - прошептала она.

Тилос нахмурился. Все его довольство сразу куда-то испарилось.

– Пойдемте, - сказал он, не ответив. - За пару часов дошагаем до замка. Смотрите под ноги, на спуске есть пара опасных мест.

Ольга беспомощно оглянулась. Остальные смотрели на Тилоса с не меньшим страхом, лишь тролль казался как всегда бесстрастным.

Спуск занял много времени. Ольга подвернула ногу, и остаток пути по горным тропам хромала, опираясь на плечо Теомира. Однажды им на голову пролился настоящий каменный дождик, но нависающий скальный карниз их прикрыл. Вскоре по сторонам стали появляться мелкие кривые сосны, притулившиеся между валунами и даже на крутых обрывах. Чем дальше, тем выше и гуще становились деревья, и, наконец, путники вошли в настоящий сосновый лес. Тропа под ногами шире не стала, но идти по довольно утоптанной земле оказалось значительно легче, чем по камням. Ольга мысленно вознесла хвалу Отцу-Белоконю. Она отцепилась от Теомира и решительно захромала самостоятельно.

Вскоре лес расступился, и по сторонам тропы начались поля, на которых колосились уже почти созревшие рожь и овес. Вскоре тропинка влилась в неширокую дорогу, на полях стали попадаться люди. Неторопливо разгибаясь, они махали путникам руками. Тилос, приветливо улыбаясь, махал в ответ.

– Вообще-то холопы должны кланяться князю, - озадаченно пробормотал Телевар. - К нашему конязю вообще не подойти, в три погибели не склонившись. Странный, однако, этот Тилос…

Ольга мысленно согласилась с дядькой, добавив эту странность в список прочих чудачеств Серого Князя. Впрочем, обижать их тут пока не собирались, и то ладно. И тут ее глаза расширились от страха.

Навстречу им по дороге катилась странная телега. Прикрытые сверху большим полотняным навесом лавки ни шли ни в какое сравнение с тем, как она передвигалась. В повозку не было запряжено ни одной лошади! Тем не менее, загадочное сооружение весело пылило по дороге со скоростью, в два раза превышающей крупную рысь. Спереди на повозке сидела девушка в платье свободного покроя, с узким поясом, без рукавов и с довольно широким вырезом на груди. Обеими руками она держалась за круглое колесо на длинной палке. Ольга в ужасе прижалась к Теомиру, ища у него защиты. Тот успокаивающе приобнял ее. Краем глаза Ольга заметила, что Заграт с Телеваром схватились за рукояти кинжалов. Даже глаза Хлаша превратились в узкие щелки, что, как уже знала Ольга, служило признаком сильного удивления.

Повозка подкатила к ним и резко остановилась. Девушка резво спрыгнула с кучерского сиденья и бросилась на шею Тилосу. Платье, как оказалось, даже немного не доставало ей до колен. Шокированная Ольга уставилась на нее, не в силах отвести глаз.

– Тилос, бродяга, где ты был! - счастливо воскликнула приезжая, ее зеленые глаза сияли. Ольга с ревностью покосилась на во все глаза глядящего на незнакомку Теомира. Ха! Она бы еще догола разделась, и не так смотрели бы! - Я же соскучилась! Обещал, что скоро вернешься, а сам!…

– Я тебя тоже люблю, - улыбнулся Тилос, похлопывая ее по спине. - Делам, знаешь ли, не скомандуешь подождать в сторонке. Ты как здесь оказалась?

– Ханкер сказал, что ты спускаешься южной тропой, и не один, так что я решила вас подвезти. Кстати, ты нас не представишь?

– Ах да, извиняюсь, - спохватился Тилос, выпуская ее из своих объятий. - Белла, это мои друзья. Парень - Теомир, из Всадников. Не смотри, что молод, за врагами что твой тигр гоняется. Сердито нахмурившаяся девушка, приревновавшая к тебе то ли меня, то ли Теомира, - Ольга почувствовала, что пунцовеет, - Ольга, целительница и воительница, тоже Всадница, как и ее родич, тысячник Телевар.

– Отставной, - буркнул Телевар. - Рад встрече.

– Орк - Заграт Тргаха, лучший шаман из тех, кого я видел, - продолжил Тилос, не обращая на него внимания. - А тролль - Хлаш Дэрэй, матха и, пожалуй, один из Ведущих по Пути.

– Во-первых, мне далеко до Ведущего. Во-вторых, мы знакомы, - непринужденно отозвался Хлаш. - Привет, Белла, рад видеть тебя в добром здравии.

– Ой, Хлашим! - всплеснула руками зеленоглазая Белла. - Сколько лет!… Я и не узнала тебя! Ты мне потом обязательно все расскажешь, хорошо?

– Все - это уж слишком, - добродушно откликнулся тролль. - Но что-нибудь обязательно расскажу.

– Вот и познакомились, - подытожил Тилос, обводя всех смеющимся взглядом. - Хотя, милая ты моя, это ты мне еще поведаешь по секрету, где с незнакомыми троллями гуляешь. Ну что, народ, в ногах правды нет. Давайте в автобус, все быстрее, чем на своих двоих топать.

– Это магия? - опасливо спросила Ольга, осторожно притрагиваясь к деревянным поручням. Ей было жутковато, но позориться перед зеленоглазой ведьмочкой не хотелось.

– Она самая, - жизнерадостно подтвердил Серый Князь. На его лице опять появилось выражение счастливого ребенка. - Эфиробус, так сказать. Под брюхом у него сменный кристалл, эфир по проводникам передается на автономные моторы на каждом колесе. Жаль, электричество запасать труднее, чем эфир, иначе был бы у нас самый настоящий электробус. Э-э-э… не обращайте на меня внимания. Просто залезайте и садитесь на скамьи. - Подавая пример, князь запрыгнул на повозку и уселся на сиденье, церемонно сложив руки на коленях. Белла воспользовалась короткой лестницей из двух ступенек, чтобы забраться на свое место возницы.

– Ну? - нетерпеливо спросила она. - Мы сегодня поедем или так и будем болтаться на месте?

Хлаш ухватился за деревянный поручень, и по другой лестничке взобрался на повозку, усевшись на скамью позади Тилоса. Свою дубину он зажал между коленями.

– Вставь в зажим, - посоветовал Тилос, обернувшись. - Вон, прямо перед тобой.

Действительно, на спинках скамей были прибиты металлические зажимы. В такие можно было вставлять копья или… ну да, дубины. Ольга подумала, что колдовская повозка явно использовалась для переброски солдат. Внутренне сжавшись, она осторожно попробовала ногой ступеньку. Та явно не собиралась исчезать прямо сейчас, и девушка, набравшись духу, осторожно поднялась наверх. Плюхнувшись на скамью рядом с Хлашем, она вцепилась ему в руку, отчаянно подавляя желание зажмурить глаза. За ней, недоверчиво осматриваясь, поднялись остальные.

– Ну что, ребятишки, прокатимся с ветерком? - обернулась Белла. На ее губах блуждала озорная полуулыбка.

– Белла… - тихо произнес Тилос. Он смотрел куда-то в сторону, но ведьмочка тут же потухла, ее плечи поникли.

– Ладно уж, в первый раз - так и быть… - Она сердито отвернулась и крепко ухватилась за торчащую из пола палку. - Готовы? Поехали!

Белла наклонила палку вперед, и повозка тут же рывком двинулась с места. Ольгу слегка вжало в спинку скамьи. Повозка проехала вперед саженей двадцать, свернула на какую-то тропку, отходящую от дороги, затормозила и снова поехала - на сей раз задом наперед. Ольга тихонько застонала от ужаса. Впрочем, повозка проехала задом ровно столько, чтобы выбраться обратно на дорогу. В результате такого маневра колдовская телега оказалась развернутой в сторону замка, и тут же снова поехала как положено, передом, постепенно наращивая ход.

Это было очень странным ощущением. Не цокали копыта, не ржали лошади, не было понукающих хлопков вожжей и свиста кнута, только внизу, под днищем телеги, что-то чуть слышно гудело. Возница Белла обеими руками держалась за торчащее перед ней колесо, иногда поворачивая его из стороны в сторону. Ольга заметила, что повозка подчиняется этим движениям, точно следуя извивам дороги. Постепенно странный экипаж разогнался до скорости, раза в два превышающей скорость галопирующей лошади. Ольга еще ни разу не передвигалась так быстро, и сейчас у нее захватило дух. Мимо перепуганно проносились поля и рощицы. Ольга ожидала страшной тряски, но, к ее удивлению, толчки оказались на удивление мягкими и пружинящими. Постепенно страх прошел, и необычайное путешествие захватило ее. Налетающий в лицо ветер был на удивление свеж, и такая быстрая езда пьянила ничуть не хуже стремительной скачки. Конечно, в седле было бы удобнее, чем на жесткой деревянной скамье, но от добра добра не ищут… Ольга оглянулась назад, на сидящих за ней Теомира, Телевара и Заграта, но на лицах тех были написаны только опасение и сосредоточенность. Девушка мельком пожалела спутников, но тут же снова с восторгом уставилась вперед. Казалось немыслимым, что на такой невообразимой скорости можно уворачиваться от налетающих деревьев и вписываться в повороты, но Белле это каким-то образом удавалось. Ольга невольно почувствовала зависть к бесстыжей, но, безусловно, умелой вознице.

Как-то сразу они добрались до места. Сначала дорога под колесами стала странно ровной и будто вымощенной бесконечной - и без единого стыка! - лентой гладкого темно-серого камня. Затем навстречу из-за поворота выскочили какие-то деревянные постройки, звонко затрубил рог, и повозка резко - пассажиров мотнуло вперед - затормозила на небольшой площади, покрытой все тем же странным камнем. На противоположной стороне площади высился замок, а перед ним выстроилась недлинная шеренга воинов в пластинчатых доспехах. Воины были вооружены палашами и копьями, венчавшимися топориками. Снова затрубил рог, а от шеренги отделился командир и, четко печатая шаг, подошел к спрыгнувшему Тилосу.

– Князь! - сказал он глуховатым голосом, коснувшись кулаком груди. - Рад тебя видеть. За твое отсутствие происшествий не было.

– Здравствуй, Ханкер, - улыбнулся Тилос и повторил его жест. - Рад тебя видеть. Вольно. Познакомься, это наши гости. Хлаш, Ольга, Теомир, Заграт, Телевар. Будь добр, пошли кого-нибудь за Телией, а сам подойди минут через пятнадцать ко мне в кабинет.

– Да, князь, - кивнул Ханкер. - Телия хлопочет по хозяйству с того момента, как услышала о твоем прибытии. Наверное, совесть у ней наконец-то проснулась. - Он чуть заметно ухмыльнулся, затем повернулся к строю и махнул рукой. Солдаты мгновенно рассыпались, один, топоча сапогами, подбежал к повозке. Ханкер тихо отдал ему какие-то приказания, и тот бросился к замку. Ханкер, посмотрев на круглую штуку с циферблатом на запястье и кивнув гостям, неспешно ушел за ним. Тилос повернулся к повозке.

– Вылезайте, друзья, приехали, - сообщил он. - Как вы, не растрясло по дороге? В первый раз может быть слегка непривычно…

– А мне понравилось! - храбро заявила Ольга, осторожно ступая на землю. Странный камень слегка пружинил под ногой. - Я бы еще прокатилась! - Краем глаза она заметила, как Белла, оставшаяся сидеть за своим колесом, одобрительно улыбнулась ей.

– Вот егоза… - хмуро прокомментировал это заявление Телевар. - Нет, эти колдовские штучки точно не для меня. Хотя, конечно, удобная штука - пехоту до места довезет даже быстрее, чем туда доберется кавалерия…

– По лесу она точно не пройдет, как и телега, - возразил Заграт. - Там или ногами, или на лошади. Или на волках, как мы.

– Зато на равнине незаменимо, - подытожил дискуссию Хлаш. - Или детишек вроде нашей Онки катать… - Он слегка подмигнул Ольге, и та надулась.

– Тилос, я только это корыто в сарай загоню и сразу обратно, - сообщила Белла со своей скамьи. Под брюхом телеги снова чуть слышно заурчало.

– Ага, давай, - кивнул ей Тилос. - Только быстро - поможешь Телии гостей устроить. - Белла кивнула головой и укатила. - Ребята, Ханкер здесь главный по военной части, Телия - по хозяйству. Будут вопросы - обращайтесь к ним или прямо ко мне… если поймаете. Сейчас вас накормят и устроят. Передохните пока немного, Белла вам сказки про нас порассказывает, а с утречка поговорим. Сейчас, извиняюсь, дела. Ага, вон и Телия! - Кивнув на прощание, Тилос повернулся на пятках и решительно двинулся в сторону замка, из дверей которого выкатилась невысокая полная женщина в высоком чепце. Тилос улыбнулся ей, попытался что-то сказать, но та бойко затараторила, не дав ему раскрыть и рта. Минуту князь слушал ее, не перебивая, затем что-то негромко сказал - женщина сразу замолчала - кивнул на гостей, зачем-то постучал пальцем по левому запястью и прошел в дверь. Отчаянно всплеснув руками, женщина хлопнула себя по бедрам и ринулась к растерянно стоящей компании.

– Привет, я - Телия! - сходу заявила она. - Так это вас притащил наш негодник? Ох, бедняжки, воображаю, что вам пришлось вытерпеть. Ну-ка, ну-ка, давайте за мной! Ох ты, да ведь ты девка! - снова всплеснула руками она, глядя на Ольгу. - Исхудавшая-то какая! Ну что за манера такая пошла - девчонок взад-вперед гонять! Знать, мужики в мире перевелись, не иначе!

Не переставая кудахтать, она отвела путешественников в один из окружающих площадь небольших гостевых домиков с остроконечными двускатными крышами, внахлест покрытыми волнистыми глиняными плитками. В первой же комнате оказался стол и расставленные вокруг маленькие, на одного, квадратные скамьи со спинками - Телия обмолвилась, что они называются стульями - обитые мягкой материей. В углу стояла большая кирпичная печь, от бака сверху отходили и скрывались за обшивкой стен толстые железные трубы. В комнату выходили четыре двери с круглыми ручками, за которыми оказались комнаты с двумя невероятно мягкими кроватями каждая. Впрочем, эту мягкость испробовать путешественникам не удалось: плюхнувшегося было на кровать Теомира Телия обругала хрюшкой и выгнала в центральную комнату.

– Сейчас тряпье свое переоденете, вот в чистом и валяйтесь! - категорично заявила она. - Девочки у меня и так пластаются с утра до вечера как проклятые, чтобы еще и вашу грязюку отстирывать!

Ольга в душе согласилась с домоправительницей. Ей определенно начинало нравиться это место.

– Отхожее место там, за деревьями, - ткнула Телия пальцем. - У крыльца - рукомойник, вода в колодце за домом, мыло сейчас принесут, когда кончится - скажете.

– Мыло? - удивленно переспросил Телевар. - Это что еще?

– Штука такая, руки мыть, - терпеливо пояснила Телия. - Грязь отчищает. Не хотите животом маяться - мойте им руки после отхожего места и перед едой. Кормить вас будут в замке, в общем зале. Двойной гонг услышите - топайте туда. В девять утра - завтрак, в два часа дня - обед, в семь вечера - ужин. Ежели в промежутке проголодаетесь - заскочите на кухню. Получите мокрой тряпкой или чего-нибудь перекусить, уж как повезет. - Она ухмыльнулась. - Ага, вот и одежа вам на замену. Ты, деваха, извини - подслеповатая я стала на старости лет, не разглядела тебя, так что пока в мужском походи, потом что-нибудь подходящее подберем.

– Спасибо, мне и так сойдет, - улыбнулась Ольга. Про себя она ужаснулась - лучше умереть, чем напялить тот огрызок платья, в котором щеголяла Белла. Нет уж, лучше штаны с рубахой.

Впрочем, служанка, принесшая пять комплектов одежды, казалась одетой более-менее прилично. Во всяком случае, ее платье почти доставало до щиколоток, а вырез на груди был довольно мал. Стрельнув глазами на Теомира, служанка небрежно бросила одежду на стол и удалилась, повиливая бедрами. Ольга снова почувствовала, что злится.

Не теряя времени даром, Телия распределила их по комнатам. Ольге одной досталась целая комната, зато Теомира с Телеваром пришлось поместить в одну.

– Гостей у нас мало бывает, - извиняющимся тоном сообщила Телия. - Вообще-то можно кого одного в другой домик поселить, ежели захотите…

– Ничего, не впервой, - равнодушно пожал плечами Телевар. - Дома и по пятеро в горнице дрыхли, уж здесь как-нибудь переживем. - Было видно, что Теомир не в восторге от этой идеи, но перечить командиру он не решился.

Хлопнула дверь, и в прихожую стрелой влетела Белла. Она сходу раскритиковала Телию за выбор дома, за одежду для гостей и вообще за все вокруг. Сначала ей не понравилось, что на окнах нет цветов, потом - что на подоконниках лежит пыль, что гостей морят голодом из-за какого-то дурацкого расписания… Телия слушала ее не перебивая, чуть улыбаясь, потом заявила, что у ней и так куча дел, вот путь Белла и развлекает гостей. Чуть подмигнув Телевару, она вышла, а тот слегка приосанился и подкрутил седеющий ус. Белла решительно сунула каждому его комплект одежды и загнала в комнаты - переодеваться. Сама она увязалась за Ольгой.

– Тебе эти тряпки не идут, - заявила она, плюхнувшись на стул и критически осматривая Ольгу в новом наряде. - Надо будет чего-нибудь подходящее подобрать. Ножки у тебя ничего, стоит мини попробовать. Слушай, а правда, что за вами целая тысяча Карателей гналась, а вы от всех отбились?

– Нет, всего полсотни, - рассеянно откликнулась Ольга, разглаживая морщины на штанах неизвестного покроя. Штаны оказались немного тесноватыми и сидели в обтяжку. - А мини - это что?

– Ну, мини-юбка, - нетерпеливо отмахнулась от нее Белла. - Вот так. - Она чиркнула ладонью по середине бедра. - Трусики я тебе свои одолжу, у нас размер один. А где вы с Тилосом повстречались? Вы правда кочевники?

– Нет, я такого не одену, - решительно сказала Ольга. Она не знала, что такое трусики, но твердо решила с одеждой не экспериментировать во избежание лишнего сраму. - И не кочевники мы, а Всадники.

– Ты чего, стесняешься? - удивилась Белла. - А, ну да, все забываю. Темные вы, - покровительственно сообщила она. - У вас бабы, небось, и колено-то показать боятся. Нет, с мужиками не так надо. Представляешь, идешь ты мимо мужиков вот так вот, - она вскочила со стула и продемонстрировала - как, - а они облизываются. Смех да и только! - Она хихикнула. - Слушай, а у тебя с этим… с Тиромиром было что-нибудь?

– С Теомиром! И не твое это дело! - решительно отрезала Ольга. - Слушай, ты чего ко мне привязалась? Меня штаны вполне устраивают, я в них полжизни проходила.

– Ну, извини, - пожала плечами Белла. - Не знала, что ты такая чувствительная. А платье я тебе подберу, у меня есть лишнее. Вот увидишь, как здорово будет. Ну пошли, пошли, они там уже, наверное, готовы, слюни на стол пускают. Мужика, главное, вовремя покормить надо, а то он страшен в гневе становится. - Она схватила Ольгу за руку и чуть не силком потащила из комнаты. Сердиться на нее оказалось решительно невозможно.

Отряд действительно уже собрался у стола. Хлаш негромко разговаривал с Телеваром, Теомир с открытым ртом смотрел в окно, а Заграт задумчиво ковырял стол кинжалом.

– Вот, погляди! - ткнула Белла в него пальцем. - Говорю же: не накормишь - стол грызть начнут. Давайте все за мной, до обеда еще долго, так что придется кормить вас вне очереди. Пошли, пошли!

Неугомонная девчонка провела их в замок. В замке оказалось три этажа, из тесного холла вверх вела крутая лестница.

– Там, - ткнула Белла наверх, - жилые комнаты - Тилоса, Ханкера, моя и так далее, а еще пара лабораторий. Хотя лаборатории вообще-то в горах и в подвале, но неопасные эксперименты Тилос здесь проводит. А общая столовая тут.

Путешественники вошли в небольшой полутемный зал, посреди которого располагался длинный деревянный стол с изрезанной столешницей. Вдоль него стояли обычные скамьи. Стены покрывали сосновые панели, в дальнем конце виднелся полускрытый тканью вход в другое помещение, видимо, кухню.

– Садитесь пока, - скомандовала Белла. - А я сейчас посмотрю, чего для вас найдется. - Она стремительно исчезла за занавеской.

– Не девка, а ураган, - качнул головой Телевар, садясь за стол. - На дороге станешь - сметет и не заметит. Ну, други, что скажете?

– Насчет чего? - осведомился Хлаш, присаживаясь рядом. - Насчет девки? Или?…

– Или, - досадливо махнул рукой Телевар. - Тилос-то каков фрукт! Серый Князь собственной персоной! У нас про него такое рассказывали!… Я все мимо ушей пропускал, думал, сказки, ан нет… Хотя вроде неплохой парень, даром что князь. И смелый - в одиночку по городам и весям шастает.

– Да уж, сказками тут и не пахнет, - качнул головой Хлаш. - Я тоже про Серого Князя слыхал, но что он и Тилос - одно и то же, мне и в голову не приходило. Теперь понятно…

– Понятно что? - насторожился Телевар.

– Да все это, - повел рукой вокруг Хлаш. - Как все это получилось. Вернее… - он замялся.

– Да колись уж, раз начал, - буркнул Заграт. - Чай, не вчера родились, поймем.

– Ну… - в сомнении протянул Хлаш. - Про Тилоса я слышал и раньше. Он меня сегодня Ведущим по Пути назвал, но это неправда. Спасибо, конечно, за похвалу, но Ведущий по Пути, скорее, он сам. Единственный из людей, кстати - все-таки Путь создал Народ и для себя, чужаков мы к нему допускаем неохотно. Тилос же не только пробился, но и стал одним из лучших. Вы видели меня в бою, но честно скажу - я против него и минуты не выстою, хоть с голыми руками, хоть с оружием, даром что в два раза тяжелее и в пять раз сильнее. Тогда, в Хамире, при первой встрече, я ему слегка поддался, так он мне чуть руку не сломал. Хорошо, в последний момент удержался. Никто не мог понять, как ему такое удалось. Но если учесть, что Серый Князь, по слухам, бессмертен, у Тилоса была масса времени, чтобы совершенствоваться в этом искусстве. Кроме того, парень, обладающий таким упорством, действительно мог построить райское местечко вроде Серого Княжества.

– Райское местечко? - недоуменно переспросил Телевар. - У нас про него рассказывают довольно таки нехорошие вещи. Что отгоняют или даже убивают чужаков, что скрытны и не любят гостей, что Серый Князь тайно держит руку Майно…

– Как он держит руку Майно, мы сегодня уже видели, - хмыкнул тролль. - Полсотни Карателей перебил и глазом не моргнул. Остальное, конечно, правда, но… Можно ведь и так посмотреть - живут они здесь не слишком богато, даже сам князь не жирует. В соседней Приморской Империи правители не приняли бы этот замок даже за свою охотничью избушку. Самый минимум, чтобы принять официальных гостей, не более того. А дурацких сказок о богатствах Серого Князя ходит достаточно, чтобы привлечь сюда массу всякого отребья. Не могу осуждать местных, что они пытаются защищаться. Скрытны? Ну да. Открытость - это в первую голову вражеские подсылы, а большого войска Серый Князь позволить себе на может, слишком накладно. Вот и не пускает никого, кто тайные тропы через горы отследить сможет.

– Но нас-то ведь он провел тайной тропой! - не выдержал Теомир. - А мы вот уйдем и расскажем про нее кому-нибудь!

– Да ну? - насмешливо ухмыльнулся Хлаш. - Чтобы рассказать, надо ее вспомнить. Я-то разберусь, если что, не сомневайтесь, но я и болтать не буду, особенно после того, как он мне предложил с родичами сюда переселиться. А вот вы, братцы, в горах впервые, так что маму родную здесь вспомнить не сможете. Нет, Серый Князь отнюдь не дурак. А обратили внимание, как к нему люди относятся? "Рад видеть" - как видно, просто местное приветствие, но ведь этот парень, Ханкер, действительно рад был видеть хозяина! А крестьяне? В другом месте тому, кто князю в землю не поклонится, наваляли бы так, что неделю подняться не смог бы. А здесь ручкой ему сделал - и все дела. Причем зуб даю - рукой ему машут, потому что здороваются, а могли бы и в упор не заметить - и ничего. Домоправительница эта - она ведь его всерьез ругала за то, что исчез надолго, прямо как заботливая матушка. Ругала! Можете себе такое представить? А посмотрите, как у них здесь все обустроено! Эти дорожки серые - вы знаете, что это такое? Рассказывают, что есть на юге места, где нефть из-под земли сочится, это такая черная горючая вода. Вот в тех местах и находят озера вязкого камня, называемого асфальтом. Рассказывают, в тех озерах слоны тонут - забредают, как на равнину, увязают и тонут. Но чтобы дороги и площади из этого асфальта делать - такого я не слышал. А часы на запястье у Ханкера видели? Это ж чудо какая работа!

– Да уж, - припомнил Телевар. - Те часы, что мне в Хамире давали, по сравнению с этими - прямо сундук. А ты уверен, что это часы? Там вроде один циферблат, а не два, как положено.

– Один циферблат, а по нему две стрелки ходят, - пояснил Хлаш. - И деления разными цветами нарисованы. Про такое я тоже не слышал - чтобы две стрелки на одной оси совместить. Ну, про повозку самоезжую вообще молчу. Нет, далеко не все так просто, как кажется. Меня-то другое волнует - на кой мы ему сдались?

– Для охраны, - неуверенно сказал Заграт. - Он же сам сказал…

– Вот то-то и оно, что сам, - вздохнул тролль. - Вы что, не поняли, что не мы его охраняли, а он нас? Тилос мог бы пойти своим путем после бродов Ручейницы - да что там, мог вообще тихо слинять из Хамира в одиночку, и никто бы его не нашел, не выследил. А он нас повел, из-за нас в болота влез, дороги не зная. Не повезло бы с этим говорливым летуном - до сих пор бы там шастали. А Каратели? Они ведь по нашу душу пришли, не по его, однако ведь не бросил, к себе привел, хотя собственной шкурой рисковал. Без него мы бы уже десять раз концы отдали. Так что - вопрос. Да еще и эти намеки загадочные…

Рассуждения матхи прервала Белла, которая, сопровождаемая толстым поваром в высоком белом колпаке, притащила подносы с салатом из политых маслом тонких зеленых листьев, холодным мясом и странными - Ольга уже стала привыкать, что не-странного здесь не было - пористыми лепешками, нарезанными тонкими ломтями. Вкус у лепешек тоже оказался небывалым. На запивку дали неизвестного травяного настоя со сладковато-терпким привкусом. Проголодавшие путешественники на время забыли про все загадки и налегли на еду так, что за ушами трещало. Белла присела напротив, задумчиво окинув их почти материнским взглядом.

– Вы лопайте, не стесняйтесь, - подбодрила она, когда смущенный своей невольной жадностью Теомир попытался было отставить в сторону тарелку. - Все равно третий день лежит, пусть и в холодильнике, не съедите - выбрасывать придется.

Ольга чуть было не подавилась мясом, но сдержала внутренний позыв, быстро отхлебнув из кубка травяного настоя. В конце концов, еда не пахла порченым, так что какая разница, сколько она лежала? Холодильник - то, что холодит. Что может холодить в середине лета? Погреб. Очень глубокий погреб, с тяжелой деревянной крышкой. Им бы в деревню такой… Ольга вспомнила, что ее родная деревня, скорее всего, давно дотла сожжена жугличами и приказала себе не думать о ней, чтобы не расплакаться на глазах у всех, и в особенности у этой задаваки Беллы.

После еды Белла потащила их осматривать окрестности.

Первым путешественники увидели продуктовый склад, скромно примостившийся за замком. С этой стороны асфальтовой площади не было, только разбегались в разные стороны обсаженные не то кустом, не то деревом акацией аллеи. Акации же почти скрывали невзрачный домик с единственным подслеповатым окошком, затянутым мощной решеткой, и массивной железной дверью. Дверь, впрочем, стояла настежь распахнутой, рядом никого не было. Белла покачала головой.

– Только тепла внутрь напускают! - осудила она. - Закрыть за собой трудно, что ли?

Ольга попыталась понять, как можно в таком маленьком амбаре хранить достаточно еды, но оказалось, что тот лишь прикрывает собой спуск в глубокий обширный подвал. Там царил непроглядный мрак, но что-то щелкнуло, и помещение залил ярким колдовской свет непривычного оттенка, исходящий из матовых пластин на низком потолке. Заграт недоуменно посмотрел вверх и почесал затылок.

– Не понял… - пробормотал он. Ольга вопросительно взглянула на него, но тут же до нее дошло.

Этот свет не был колдовским. От пластин не исходил обычный едва уловимый запах Силы, неизбежно эманирующийся любыми колдовскими предметами. Пластины были мертвы, мертвы так же, как и любой камень под ногами. Это было невозможно, невероятно… а что здесь было вероятным?

– Электрический свет, - пояснила Белла, заметив их недоуменные лица. - Онка, а ты тоже колдунья, да? Все колдуны прямо в ступор впадают, когда его видят. Вы не бойтесь, электричество - это тоже такая сила, только про нее никто не знает. Кроме Тилоса, конечно, - с гордостью добавила она. - Он-то все на свете знает!

– Ничего мы не боимся, - буркнула уязвленная Ольга. - Подумаешь - свет. Вон, Заграт так тоже умеет, пусть и не эл… электически!

– Электрически, - поправила ее Белла. - А вот это холодильники, - она с усилием распахнула дверцу одного из огромных белых шкафов, которые рядами стояли вдоль стен. Шкаф тихонько гудел, от него отчетливо несло стужей. Внутри виднелись обледеневшие освежеванные тушки. - Холодильники тоже на электричестве работают. Тилос ругается, что энергию они жрут как лошади, а толку чуть. Кэ-пэ-дэ, - тщательно проговорила она каждую букву, - низкий. Говорит, надо делать новый охладитель, который внутри по трубочкам льется, но все руки не доходят. А по мне, так проще еще один реактор соорудить, чем каждый ватт экономить.

Покинув прохладный подвал - Белла нажала на какую-то белую штуку на стене, и свет погас, а штука засветилась в темноте едва заметным зеленоватым светом - компания попала в большой сарай, обозванный Беллой гаражом. Внутри рядами стояли самодвижущиеся телеги вроде той, на которой они приехали в замок. На некоторых виднелись скамьи, но большинство телег оказались, по всей видимости, грузовыми - с высокими бортами и откидывающейся задней стенкой. На некоторых стояли непонятные конструкции из коробок и длинных труб, со всех сторон их обтягивала мелкая металлическая сетка.

– Это наша кавалерия, - пояснил седоусый дядька в одежде из сшитых вместе штанов и рубахи без рукавов. На груди рубахи и по бокам у него была масса накладных кусков материи, которые - Ольга теперь знала - назывались карманами. Из карманов торчали какие-то металлические инструменты. - На платформе - пулемет, шестьсот выстрелов в минуту, безгильзовые трехмиллиметровые патроны. Игрушка - хоть куда, только за пять минут съедает все, что оружейники за месяц наделать успевают.

– Пулемет - это оружие такое, - нетерпеливо пояснила Белла. - За версту людей косит что траву, только пуль мало, особенно не разбежишься. А вотэто, - она гордо ткнула пальцем в небольшую узкую повозку с двумя сиденьями, - "Бабочка". По хорошей дороге пятьдесят верст в час делает! Аж голова кружиться начинается. Кроме меня, никто так быстро ездить не умеет, только Тилос, - хвастливо добавила она. - Везешь, бывает, курьера, а он только что голову под сиденье не прячет. А вон та штука кристаллы эфиром заряжает.

"Та штука" оказалась невзрачным деревянным ящиком. Невзрачным он был, впрочем, только на первый взгляд. Сделав несколько шагов поближе, Ольга аж отшатнулась - ничем не сдерживаемый поток Силы почти обжег ей лицо. Рядом дернулся Заграт, но не остановился, подошел к ящику вплотную, закрыл глаза, постоял так и вернулся назад.

– Ну-ну, - сказал он в пространство. - Богато живете.

– Тилос говорит, что все это глупости, - слегка виновато откликнулась Белла. - Эфир собирать куда сложнее, чем электричество делать, хотя хранить гораздо легче. Коэффициент энтропии ниже. А кристаллы целое состояние стоят, каждый. Тилос все обещает эффективные аккумуляторы для электричества придумать, но так и не придумал. Наверное, тоже времени не хватает.

– Любой маг отдал бы правую руку за такой ящик, - пробормотал Заграт. - А для вас это глупости. Ну-ну.

Белла только пожала плечами.

Следующим диковинным местом оказалась кузница - длинное приземистое строение без окон и с массивными дверями. Вопреки ожиданиям, над ним не поднималось ни одного дымка, вокруг царила удивительная тишина. Впрочем, только вокруг. За дверями на путешественников обрушился мощный грохот, от которого у Ольги мгновенно заложило уши. Белла пыталась что-то рассказывать, но даже обладающий удивительным слухом Заграт не мог разобрать ни слова. Пришлось лишь смотреть по сторонам, пытаясь самостоятельно понять, что к чему. Впрочем, понимать Ольга даже и не пыталась. Странные металлические сооружения размахивали металлическими же стержнями, обрушивая на железные листы могучие удары огромных молотов. По самодвижущейся ленте ехала куда-то полуразобранная - или полусобранная? - конструкция, а у стены стояли верстаки, за которыми ковырялись в мелких деталях люди в огромных тяжелых наушниках. Горели бездымным пламенем кузнечные горны - никто не качал меха, не подбрасывал уголь в печи, но их внутренности светились багровым светом плавящегося металла.

– Вот это кузня… - ошарашено пробормотал Телевар, когда путешественники, наконец, покинули шумное место. Он приоткрыл рот и несколько раз сглотнул, прочищая заложенные уши. - Подковы здесь точно не куют.

– Куют, - не согласился Хлаш. - Я видел. Только не куют, а отливают.

– Мы лошадей мало используем, - пояснила Белла. - Только у главных ворот, чтобы чужим грузовиками глаза не мозолить, да еще пахари. А ковать подковы у нас, наверное, и не умеет никто. Кузнецов нет, а механиков Тилос сам обучает, еще совсем мелкими берет, говорит, что взрослых уже ничему толком не научить. Вы не думайте, там не всегда так шумно, а обычно очень даже тихо. Еще вчера тихо было, сегодня вот началось.

Остаток дня гуляли по тенистым паркам, окружавшим замок, сидели на деревянных скамьях с изогнутыми спинками, любовались зеркальными прудами с обложенными камнями берегами. Белла тараторила без умолку, красочно описывая беззаботную жизнь в долине и как хорошо, что Тилос все умеет и все знает. Ольга в изумлении прислушивалась к себе - похоже, она начинала ревновать Беллу не только к Теомиру, но и к самому Серому Князю. Вокруг щебетали птицы, по прудам плавали утки и лебеди - огромные белоснежные и угольно-черные птицы с длинными изогнутыми шеями. Несколько раз дорожку очумело перебегал ошалевший заяц, белки стрекотали в ветвях деревьев, а однажды Ольга заметила вдалеке красавца-оленя.

– Какая охота… - пробормотал про себя Телевар.

– В долине не охотятся, - расслышала его Белла. - Мясо мы покупаем у внешних. А эти… просто для красоты. Красиво ведь, да?

– Красиво, - хладнокровно согласился Хлаш. - И неплохой резерв на случай блокады.

– Никакой это не резерв! - горячо возмутилась Белла, но тут же замолчала и отвернулась. - Не знаю… Но все равно красиво!

Людей вокруг почти не было. Лишь однажды мимо прошел небольшой отряд кольчужников, вооруженных длинными мечами и круглыми щитами. За ними ехала небольшая грузовая повозка, ее кузов плотно закрывала темная ткань. Меченосцы не обратили на путешественников никакого внимания, лишь командир окинул их внимательным взглядом из-под глубоко надвинутого шлема.

– На тренировку пошли, - сообщила Белла, проводив их взглядом. - Тилос каждый месяц заставляет зачеты сдавать. Там из арбалета за сто шагов в мишень стрелять, пробежка на пару километров в полном вооружении и все такое. Кто не смог - неделю из спортзала не вылазит. Если и потом не сдал - в казармы к новобранцам. Бедняжки.

Вечером Белла снова отвела их в обеденную залу замка. В наступивших сумерках столовую заливал неяркий свет из подвешенных под потолком матовых шаров. В этот раз кроме них за противоположным концом длинного стола сидело несколько человек в зеленовато-пятнистой одежде, среди которых был и вежливо кивнувший путникам Ханкер. Люди что-то негромко обсуждали между собой, чертили ножами на столешнице, иногда, хлопнув ладонью по дереву, начинали что-то яростно доказывать друг другу. Кормили в этот раз супом из овощей, крупы и бульона, приправленных сметаной. На второе дали кашу и тушеное со специями мясо. Несколько раз по залу быстро просеменила Телия с подносом в руках, сопровождаемая парой служанок.

– Ну вот, опять он у себя в кабинете ужинает, - грустно вздохнула Белла. - Тилос, я имею в виду. Вот так всегда - сначала месяцами пропадает неизвестно где, а потом из лабораторий не вылазит. Одна радость, когда послы от внешних приезжают. Тогда я при нем не то дочь, не то любовницу изображаю, но хотя бы за столом сидим рядом. - Девушка насупилась, уставившись в стол.

– Ну, он же князь, - заметил Телевар, с сожалением отставляя в сторону пустую тарелку. - Целое княжество на себе тащит, да еще и в лабораториях корпит, аки колдун какой. Только извини меня, девочка, а ты разве ему не…

– Нет! - неожиданно яростно вскочила на ноги Белла. - Не жена я ему! Не жена, не дочь, не любовница, понял? Никто, кукла разряженная, щенок, чтобы под ногами путаться да настроение поднимать! Никто! - Всхлипнув, она бросилась к выходу из зала, оставив Телевара с открытым ртом.

– А чего я сказал? - беспомощно обвел он всех взглядом. - Я же только спросить хотел…

– За спрос бьют в нос, - хмыкнул Заграт. - Дурак ты, папаша, даром что тысячник. Она же в князя по уши влюблена, не видишь, что ли? Что же он девчонку-то мучает? Женился бы аль отослал куда - с глаз долой, из сердца вон. Странный он парень, однако.

Ольга сидела, бессмысленно ковыряясь в тарелке. Ей стало жаль Беллу, озорную, но, в общем-то славную. В последнее время она стала ловить себя на том, что все чаще в восхищении смотрит на Тилоса - как тот небрежно сидит у костра, опираясь спиной о дерево, вытянув скрещенные длинные ноги и закинув руки за голову, как грациозно и страшно убивает врагов в бою, как улыбается своей еле заметной улыбкой, даже не разжимая губ… А ведь она знает его без году неделя, что же говорить про Беллу? Ольга поклялась себе, что никогда больше не бросит на девушку косого взгляда. И одежда ее бесстыжая - наверняка ведь для него. В ней поднялась мощная волна неприязни к князю.

– Странный, это точно, - откликнулся Хлаш. - Но ты сам подумай - куда ее отослать? Все его княжество пешком за пару часов пересечь можно. Кроме замка да домиков пахарей тут и нет ничего. Совсем отослать разве что. Ну да ладно, у нас и без нее проблем хватает. Скажите-ка мне, друзья, как вам наша сегодняшняя прогулка показалась? Что скажете?

– Кузня у них - это что-то! - восхищенно покачал головой все еще смущенный Телевар. - Молоты, небось, стопудовые, такими только подгорным великанам мечи ковать. А подковы отливают, ишь ты! Колдовство, одно слово.

– Магией там и не пахло, - возразил Заграт. - Скорее, как на складе, в холодильнике. Это, как его… электричество. А еще пахло как от молнии. Не от этой, колдовской, - с его пальца сорвалась крохотная искра, - а настоящей, в грозу. Хотел бы я знать, как Тилосу ее приручить удалось?

– Если в каждом холодильнике столько мяса, сколько в первом, то на складе запас на сотню человек на пару лет, - задумчиво произнес Телевар. - И наверняка этот погреб не единственный.

– Гараж, - робко подсказал Теомир. - Столько повозок! Вот бы нам такую. Мигом бы до дома домчались, никакие жугличи бы не догнали.

– По степным кочкам на такой не поездишь, - хмыкнул Заграт. - По лесу - тоже. Дорога нужна вроде местных. Но тот амулет, который кристаллы Силой заряжал, это да! Там в кристалл хорошо если сотая часть уходит, остальное в воздух рассеивается. Честно скажу, ребята: если он мне позволит в его лабораториях покопаться - никуда отсюда не уйду. За хлеб и воду работать буду, а не уйду. Самому-то ему с этим возиться без толку, раз магию не чувствует, а вот мне…

– Хотел бы я знать, что это за оружие - пулемет, - вздохнул Хлаш, аккуратно откладывая ложку. - Пойдемте-ка подышим свежим воздухом на сон грядущий.

– Итак, - продолжил тролль, размеренно шагая по асфальтовой дорожке. - Белла показала нам многое, но далеко не все, что могла. Но и того, что показала - вполне достаточно. Взять хотя бы оружие. Если патрон хоть чем-то походит на стрелу, то пулемет - это десница самой смерти. Один пулемет выкосит целую армию, а таких боевых повозок у них явно больше, чем одна, и наверняка такие же пулеметы установлены у торговых ворот - единственного прохода в долину, которым может воспользоваться армия. Горные тропы же никому, кроме местных, не известны и неприступны, так что взять долину штурмом не удастся никому и никогда. Осада тоже обречена - осаждающие вымрут от недостатка припасов раньше защитников. Местные любят князя, да и он их наверняка назубок знает, поэтому врагу не стоит надеяться и на предательство, и на подсыльных убийц. Нет, пока люди не научились летать как птицы, Серый Князь может сидеть и поплевывать в потолок.

– Скажи-ка, умник, - бросил на него косой взгляд Заграт, - если уж ты все понял, то почему нам это показали? Мы чужаки, сегодня пришли, завтра уйдем и все разболтаем. На кой это ему?

– Не знаю, - пожал плечами Хлаш. - Возможно, мы отсюда не уйдем. Так и останемся навсегда. Для вас всех, кстати, это наилучший выход. Куда вам идти? К жугличам в гости? Теомир с Ольгой нарожают детишек, Телевар их воспитывать будет… - Ольга с Теомиром одновременно вспыхнули, Телевар хмыкнул в усы. - Тебе, Заграт, дома за вождя свои же башку оторвут, забыл? Впрочем, завтра утром мы с ним говорить должны, вот и спросишь у него самого.

– Да уж спрошу, не сомневайся, - угрожающе пообещал Заграт. - Я не трус и не предатель, чтобы от своих бегать. Пусть даже и башку оторвут, но дома, а не здесь.

– Электричество… - пробормотал тролль, не обращая внимание на браваду орка. - Пахнет молнией… Вот вам, кстати, еще одно. С прирученной молнией он бы кого угодно завоевал, никакие маги бы не спасли. А ведь не хочет. Бессмертен, могуч, но сидит как квочка в малюсенькой долине, только изредка прогуливается поразвлечься. Непрост этот парень. Если бы он против Майно пошел, я бы на того и медного гроша не поставил.

– Это еще почему? - удивился Телевар. - У Майно - империя на полмира, захочет - и оставшуюся половину приберет, а этот правит тремя тысячами землеедов, и то сбегает при первой возможности.

– Фантазии у Разрушителя маловато, - усмехнулся Хлаш. - И подданные его уважают лишь потому, что боятся. Да и потом, ты слышал про пулеметы и молнию у Окаянного? Я - нет. А что сбегает - я и говорю, что непрост он. Только не развлечься он уходит, нет, а переговоры никому не доверяет. Очень правильный подход, кстати. Посланник обязательно что-нибудь да напутает, не так поймет, напортачит…

– Чего же все князья да цари сами не ездят? - фыркнул Заграт. - Много бы таких умных нашлось.

– Если царь едет собственной персоной, то это уже официальный визит, - терпеливо объяснил Хлаш. - Свита, охрана, пиры, покушения… Огромные расходы и, в общем, не до переговоров. А простым посланником переодеваться да смиренно лишения в пути терпеть охотников мало. Опять же, посланника могут и казнить сгоряча, а еще кто-нибудь из родственников может озаботиться бандитов нанять, чтобы переодетому императору горло в лесу перерезать. Тилосу же глотку перерезать… хм… затруднительно, охранная дворцовая магия на него не подействует, да и вообще… Но вот на кой мы ему сдались, что он нас как нянька оберегал, этого я не знаю.

– Вот завтра сам у него и спросишь, теоретик хренов! - мстительно откликнулся Заграт. - Кстати, насчет предательства я бы не был так уверен. Сперли же у него огнеплеть. Ладно, вы как хотите, а я дрыхнуть пошел. Вдруг нас завтра отсюда вежливо попросят, так хоть отоспаться как следует на дорожку…

Ольга сама почувствовала, что у нее слипаются глаза, хотя даже солнце еще не село. Овраги, горы, огненные плети, самодвижущиеся повозки замелькали у нее перед глазами, голова закружилась, и она, чтобы не упасть, оперлась на плечо Теомира.

– Онка, что с тобой? - словно издалека услышала она его встревоженный голос. - Онка, держись, не падай!

– Сомлела девка, - прогудел голос Телевара. - Да и то - весь день на ногах. В постель ей надо. Хлаш, ну-тко, пособи…

Сильные руки подхватили Ольгу, и последнее, что она увидела, проваливаясь в сон, это встревоженное лицо Теомира.

Проснулась она от того, что в лицо били лучи утреннего солнца. Ольга сладко потянулась, хрустнув закостеневшими за ночь суставами. Одежда аккуратно лежала на табурете возле кровати. Несколько минут девушка нежилась в постели, наслаждаясь сто лет как забытым покоем, блаженно подставляя щеки теплым солнечным зайчикам. За стеной еле слышно раздавались голоса, потом в дверь энергично постучали.

– Подъем, красавица! - донесся до нее веселый голос дядьки. - Ранней пташке - лишний червяк!

Ольга широко зевнула, протерла глаза и выскользнула из-под одеяла. Она недоуменно покрутила в руках небольшую треугольную тряпочку, затем быстро натянула штаны и рубаху и, на ходу приглаживая волосы, вышла в общую комнату.

– Отоспалась? - подмигнул ей Телевар. - Здорова же ты дрыхнуть. Вчера весь вечер, да и сегодня петухи давно уж пропели.

– Не знаю насчет петухов, а у меня брюхо уже давно рулады выводит, - пробурчал Заграт, поднимаясь на ноги. - Пойдем пожрем, что ли, а то еще передумает хозяин задарма кормить. Где эти двое?

– На улице руками размахивают, - сообщил Телевар. - Только, по-моему, шашкой рубануть куда надежнее, чем танцы вокруг друг друга вытанцовывать. Ладно, тролль - он бугай еще тот, по макушке кулаком попадет не хуже дубины, а парню надо мечом да пикой владеть учиться как следует. Ладно, пошли.

Все трое вышли на улицу. На залитой серым камнем площадке на полусогнутых в коленях ногах стоял босой Теомир с залитым потом лицом.

– Ниже присядь, говорю тебе! - командовал стоящий рядом Хлаш. - Еще ниже, не стесняйся. Пятки от земли не отрывай, сколько раз говорить! Так, хорошо. Делай раз! Делай два!… Нога идет полукругом, не по прямой!… Та-ак… Делай три!

По команде Теомир выносил заднюю ногу вперед по дуге, разворачивался на пятке и так же по дуге убирал переднюю ногу назад. Получалось у него плохо, то и дело парень взмахивал руками, пытаясь сохранить равновесие.

– Да сдвинься ты в сторону! - сердился тролль. - Сдвинься! Враг перед тобой, он тебе кулаком в рожу метит, а ты прешь на него как бык! Обходи по дуге, вот так! - Тролль повторял движение, получавшееся у него так же естественно, как и простой шаг. - Ну-ка, встань передо мной! А теперь делаем одновременно. И-раз!

Теомир шагнул вперед и тут же взвыл, пнув голыми пальцами твердокаменную ногу тролля.

– Видишь? - спросил его Хлаш. - В сторону надо шагать, уходить с линии атаки. Шагнул вперед - тебе отдавили ногу и дали по башке. Ну-ка, еще раз…

– Кончай ребятенка мучить! - с размаху пихнул его в брюхо Заграт. - Лучше пошли жрать. Колокол уже давно бренчал.

Хлаш со зверской рожей отчаянно замахал руками, словно пытаясь удержаться на ногах, затем упал на спину, но в полете извернулся кошкой и мягко перекатился через голову, тут же снова оказавшись на ногах, развернувшись к орку с угрожающе поднятыми руками, и широко ухмыльнулся.

– Этому ты еще научишься, - назидательно сообщил он Теомиру. - Не бойся, это просто. Ладно уж, иди умойся и пойдем поедим. Да и князь ждет. Привет, Онка, как спалось?

– Спасибо, Хлаш, просто здорово! - улыбнулась ему Ольга, провожая сочувственным взглядом красного вспотевшего Теомира. - А чего ты с Темкой делаешь?

– Учу базовым техникам Пути, - посерьезнел тролль, глядя на нее. - Имей в виду, тебя тоже поднатаскать надо, чтоб хоть бы от меча увернуться могла. Тебе, правда, как колдунье больше с посохом или кинжалом практиковаться надо, в вашем ремесле они сподручнее, но и рукопашный бой явно не повредит. Ладно, потом посмотрим.

– Какая из меня колдунья… - вздохнула Ольга. - Пару царапин заживляю - и уже на ногах не стою.

– Какие твои годы! - хмыкнул Заграт. - Я в твоем возрасте искру с пальца толком пустить не мог, а я ведь орк, не человек! Как у вас говорят - учись, всадник, головным станешь. Да мы что, так и будем до полудня тут стоять, лясы точить? А то я лично и один пожрать могу, мне в этом деле подмога не нужна!

– Сейчас парень умоется - и пойдем, - сказал ему Телевар. - А что, орки такие могучие маги?

– А то! - осклабился Заграт. - Половина людей из тех, что академии заканчивает, мне и в подметки не годится, а ведь я колдун еще тот. Жаль только, шаманов, по вашему магов, у нас меньше, чем у людей, а то орки бы вас уделали еще тысячу лет назад.

– Заграт, а ты был в академии? - с интересом спросила Ольга.

– Как бы не так! - фыркнул орк. - Люди нас к себе не принимают, то ли боятся, то ли завидуют. Да и что я там забыл - десять лет жизни мне девать некуда?

– А чего свои академии не собираете, коли люди не принимают? - удивленно спросил Телевар. - Ученому всегда лучше, чем неучу.

– Да кто же с другими своими секретами делиться будет! - зло сплюнул Заграт на землю. - Ученику из своего племени, себе на замену, еще можно пару секретов раскрыть, но тут случай особый. А расскажи я другому шаману, как стрелы отвожу - завтра на нас же войной пойдут, защиту нейтрализуют да издалека перестреляют. Ха!

Вернулся умытый и немного отдышавшийся Теомир, и вся компания двинулась по дорожке к замку. Обеденная зала была уже пуста, только в углу над тарелками сидели двое солдат в запыленных зеленых куртках поверх кольчуг.

Наскоро перекусив жареной остывшей рыбой и удивительно вкусным ржаным хлебом, путешественники вышли на улицу. У самого выхода их перехватил вестовой.

– Князь встретится с вами через пять минут, - почтительно сообщил он. - Мне приказано проводить вас в малый зал.

Посыльный привел их в небольшую комнату без окон на втором этаже замка. В отличие от аскетичной обстановки остальных помещений, здесь стены затягивали пушистые ковры с затейливой вышивкой, ковры чуть поплоше закрывали пол, с колдовских пластин на потолке лился мягкий желтый свет. Полукругом стояли низкие широкие стулья с высокими подлокотниками и спинками, целиком обтянутые кожей. Полукруг был развернут в сторону одной из стен, покрытой молочно-белым, без каких либо орнаментов, ковром. Перед креслами стоял небольшой овальный стол с железной двурогой бутылью и несколькими кружками. Ольга осторожно опустилась на один из необычных стульев и тут же забарахталась, чуть не утонув в мягкой обивке.

– С ума сойти… - пробормотал Хлаш, со вкусом располагаясь на другом стуле. - Полжизни не сидел в кресле.

– Привет честной компании! - приветствовал их неслышно вошедший в комнату Тилос. - Ну, как вам моя гостевая зала? Три десятка кольчуг за это хозяйство отдал, зато теперь иноземные послы чувствуют, что их уважают. Да вы садитесь, ребята, не стесняйтесь.

– Князь… - почтительно склонился в поклоне Телевар.

– Слушай, ты меня неделю Тилосом звал, а я, как видишь, даже насморком не заболел, - отмахнулся Серый Князь, с размаху бухаясь в кресло. - Наверно, и еще какое-то время переживу, как думаешь?

– Как скажешь… Тилос, - кивнул тысячник, осторожно опускаясь на стул, называющийся креслом. - Но мне случалось видеть куда более обидчивых вельмож, чем ты.

– А! - беззаботно махнул Тилос рукой. - Какой я вельможа! Так, погулять вышел. Ну, как вам у нас? Белла вас, небось, вчера загоняла. Кстати, где она?

На несколько ударов сердца воцарилось неловкое молчание.

– Понятия не имею, - наконец откликнулся Хлаш. - Вчера помогла Онку в постель уложить, а потом как испарилась.

– Да? - озадаченно переспросил Тилос. - Ладно, это потом. Княжество на кон ставлю, сейчас вас не это волнует.

– А что же, интересно, нас волнует? - проворчал Заграт. - Поведай, коль знаешь.

– А тут и знать не требуется, - ослепительно улыбнулся Тилос. - У вас все на лбу написано. На кой это, скажите на милость, мы понадобились странному Серому Князю. А?

– Догадливый, - фыркнул Заграт. - Ну и? Может, просветишь убогих?

– Уговорил, - в тон ему откликнулся Тилос. - Просвещу. Только давайте-ка вспомним сначала некоторые мелкие фактики из вашей недавней жизни. Итак, первый фактик - это арбалетная стрела под лопаткой Заграта. Вернее, не так. Первый фактик - это подвернувшийся ему в самый подходящий момент под руку волк. На хвосте погоня, все волки перед походом к палкам накрепко привязаны, чтобы в запале друг друга не погрызли, а этот взял да и оборвался.

– И не такое бывает, - угрюмо откликнулся Заграт.

– Бывает, - легко согласился Тилос. - Это фактик номер раз. Фактик номер два - арбалетная стрела. Попала почти в сердце. Почти. На пару пальцев в сторону, правильно я понимаю? Правильно. Везуха, да и только. Фактик номер три - ты, любезный Заграт, в тот момент уже был на волке, и тот вывез тебя, бессознательного, подальше от стойбища. Клюнуло бы тебя минутой раньше - остался бы на земле тепленьким… или холодненьким своих разгневанных сородичей дожидаться. Далее, волк-то тебе попался не простой, волк самого вождя, куда сильнее и выносливее остальных. Обычный волк наездника пару-тройку верст протащить может, от силы десяток, потом выдыхается, отдыха требует. Этот же тебя хрен знает куда утащил, да еще и след запутал. - Ольга заметила, что Теомир вздрогнул и странно посмотрел на орка.

– Гром был лучшим волком племени! - вскинулся Заграт.

– Безусловно, - согласился Тилос. - Попадись тебе любой другой - и ты труп. Поехали дальше. Стрела хоть и не угробила тебя, любезный шаман, но перебила жилы, и, не подбери тебя Хлаш, истек бы ты кровью прямо на лесной опушке. Какой это фактик по счету? Четвертый? Неважно, не в счете дело. Итак, подобрал тебя Хлаш и перевязал, а тут и обоз Всадников подоспел. Ольга-целительница тебя залатала, а обозники не дали твоим собратьям покрошить тебя на месте.

– Меня бы отвезли в племя на суд, а уж там бы я вывернулся, - процедил Заграт сквозь зубы.

– Ой ли? - прищурился Тилос. - Даже если бы твой дружок - Гахаш, кажется? - не перерезал тебе глотку на месте, судили бы тебя, любезного, полубессознательного, от раны не оправившегося, толком оправдаться не могущего. Подсказать, чем бы это кончилось? Но это не все. Всадники отдали бы тебя оркам…

– Ни в жизнь! - горячо перебил его Телевар.

– … либо полегли бы в бою, - невозмутимо закончил Тилос, - не суть важно. Но подобрал тебя не простой тролль, а Хлаш Дэрэй, Ведущий по Пути и опытный матха, умеющий убеждать на переговорах. Только благодаря ему орки согласились отдать тебя на суд соплеменников в Хамире. К счастью, они еще не знали, что родичи покинули город. Вот такая цепочка счастливых случайностей - и выдающийся в своем роде шаман Заграт Тргаха остается жив и сейчас сидит передо мной в кресле.

– Круто, - пробурчал Заграт. - Это все?

– Нет, не все. Оставим пока тебя в стороне и перейдем к другим. Хлаш! - Тролль вздрогнул в своем кресле. - Тебе не кажется, что ты очень удачно выступил в поход? Спустя четыре дня ваши перевалы были осаждены. Ты ведь дома в основном патрулировал границы, да? А ты знаешь, что практически все патрули перебили во время внезапной атаки? Эй, не порти обивку! Перетягивать ее - невеликое удовольствие! - Хлаш с усилием взял себя в руки и медленно разжал вцепившиеся в подлокотники пальцы.

– Я… не знал, что все погибли, - хрипло прошептал он. - Это же десятка три! Если бы знал…

– Если бы и знал, то ничего бы не изменил! - жестко оборвал его Тилос. - Или ты бросишь друзей ради заведомо обреченной попытки отомстить? Опять же, сейчас не о том речь. Итак, мы зафиксировали, что Хлаш тоже избежал смерти по счастливой случайности. Теперь Всадники… да и Хлаш тоже. Если бы им не посчастливилось подобрать выдающегося, как я уже заметил, шамана Заграта, единственного, кто в тех краях владел заклятьем Ментального Щита, обоз бы погиб от клыков волколаков. Лишь счастливая случайность спасла десяток Всадников и тролля, позволив им продержаться до появления хамирского патруля - вот, кстати, еще одна случайность.

– Действительно, многовато случайностей, - пробормотал под нос Телевар. - Похоже, кое-кто здесь в рубашке родился.

– То ли еще будет, - качнул головой Тилос. - Продолжим. Хамир, осада. Хлаш идет брать языка. Я наблюдал со стены…

– Наблюдал? - не удержался Хлаш. - В полной темноте?

– В темноте, - подтвердил Тилос. - Я и это умею. Итак, ты, Хлаш, трижды чудом избежал патрульных жугличей…

– Да их кто угодно избежит, - фыркнул Хлаш. - Как дети, честное слово.

– Они не дети, - твердо сказал Тилос. - И их часовые - тем более. Обычно они дежурят верхом, а у их коней неплохое обоняние. Но ты наткнулся только на пеших, да и те, кажется, возвращались с дежурства и шатались от недосыпа. В общем, тебе опять невероятно повезло. Здорово, да?

– Неубедительно, - покачал головой тролль. - Я же не первый день на свете живу, сам дорогу выбирал…

– Пусть сам, - опять согласился Тилос. - Дальше. На следующий день горстка магов-защитников вызывает эфирный взрыв огромной мощности, который не только выводит из строя всех колдунов в окрестностях, но и убивает их самих. Единственный, кто выжил, - Заграт, стоявший, как я заметил, в центре звезды, то есть в фокусе взрыва. Позже тот же Заграт с Ольгой и Теомиром чудом успевает забраться в погреб перед самым носом жугличей. Тот самый взрыв, который чуть не погубил его часом ранее, спас его сейчас - все колдуны округи, кроме Заграта да еще, кстати, Ольги, оказались в отключке. Иначе рано или поздно шамана и колдунью учуяли бы. Кстати, Заграт, чего это ты через полгорода в погреб прятаться ломанулся? Рядом ни одного подпола не нашлось?

– Не знаю, не видел, - огрызнулся Заграт. - Времени искать не было.

– Так, - удовлетворенно кивнул Тилос. - Рядом времени искать не было, а под носом у жугличей бегать оно нашлось. И правильно: жугличи - известные мастера мародерства, простые подполы вскрыли бы в первую очередь, а вот тайный схрон не нашли. Ну и потом везение по мелочам - нашли калитку, незамеченными выбрались из города, наткнулись на нас с Хлашем…

– Ладно, убедил, - вздохнул тролль, поудобнее устраиваясь в кресле. - Везло нам всю дорогу, аж сам себе завидую. И что? Ты ведь нас явно не затем опекал, чтобы в цирке напоказ выставлять.

Тилос закинул ногу на ногу и какое-то время молча сидел, внимательно оглядывая гостей. Где-то под ложечкой у Ольги внезапно почувствовался тяжелый холодный комок.

– А, какого черта… - наконец пробормотал Серый Князь. - Не нанимался я мозги компостировать. Пусть он сам и расхлебывает. Знаете, ребята, расскажу-ка я вам сказку. - Он снова оглядел гостей, вздохнул и заговорил размеренным монотонным голосом, и чем дальше, тем туже и холоднее становился комок под ложечкой у Ольги.

– Как и в любой сказке, в одном далеком-предалеком мире жили-были люди, - мерно падали в пространство слова Тилоса. - Обычные люди, они пахали землю и голодали от неурожаев, выращивали тучные стада и умирали от голода после моров, добывали железо и уголь, торговали, путешествовали - в общем, жили полной жизнью, прекрасно знакомой вам всем. Единственное, чем они отличались от вас - это своим миром, в котором напрочь отсутствовала магия. Ветромаги не призывали там дожди на поля и не разгоняли сгустившиеся в страду тучи, огнемаги не укрощали лесные пожары, а камнемаги не укрепляли дома и доспехи своими хитрыми заклятиями. И, разумеется, никакое колдовство не охраняло солдат в бою от огненных шаров и ветвистых молний, насланных магами противника - просто потому, что не было там ни боевых магов, ни охранного колдовства. Все, что было доступно тем людям, - это собственные ум и изворотливость. Не колдун помогал ставить дом - плотник укреплял бревна так, что те десятилетиями держались вместе, а на покрытых пеплом от вызванного ими самими лесного пожара землях они выращивали рожь и пшеницу.

И еще, разумеется, они воевали. Иначе какие бы они были люди? Они воевали из-за спорного клочка земли, из-за драгоценных копей, из-за женщин для своих вождей, из-за разного цвета кожи… Было бы желание, а повод всегда найдется. Иногда некоторым племенам удавалось построить огромные империи, в свой черед уничтоженные варварами, и в веках оставались песни и легенды равно о строителях и разрушителях, защитниках и завоевателях. Поначалу тот мир был слишком велик для человека, но время шло, люди множились, несмотря на взаимное истребление, и постепенно они заполонили весь свой мир, на поверку оказавшийся не таким уж и большим шариком, летящим в бескрайней стылой пустоте. То тут, то там появлялись на свет умненькие дети, родители которых были достаточно защищены и богаты, чтобы позволить своим детям учиться и изобретать. Дети учились, вырастали, становились взрослыми - и изобретали. Они изобретали безлошадные повозки и летающие в воздухе корзины под гигантскими бумажными шарами, большие самоплавающие лодки и удобрения для полей, в общем, все то, что они называли машинами. Но почему-то больше всего они изобретали оружия. Безобидный серый порошок, который поднимал в воздух красочные фейерверки, стал выталкивать из ручного оружия маленькие кусочки металла, издали раскалывающего человеческие черепа и крушащие ребра. Из больших самоходных повозок как по волшебству выросли еще большие машины, метавшие убийственные снаряды гораздо дальше, чем ручное оружие, и гораздо эффективнее убивавшие многих людей сразу. Со сменивших воздушные шары стальных птиц на землю изливался страшный туман, очень похожий по своему составу на удобрения, но вдохнувшие его люди умирали в страшных муках. Прочная износостойкая сталь пошла на лемеха плугов, но гораздо больше - на облицовку боевых механизмов, а чудесные коробочки, далеко передающие человеческий голос, отдавали приказы чудовищных размеров армиям. Люди гибли десятками тысяч и миллионами, а кровь лилась реками до тех пор, пока люди не изобрели, наконец, машины, одним ударом выжигающие целые города и делающими земли на этом месте убийственными для любой жизни. Только тут наконец-то устрашенные собственным могуществом вояки начали помаленьку приходить в себя. Разумеется, войны продолжались еще очень долго, ибо какой же человек без войны? Но с тех пор люди начали учиться жить в мире друг с другом, направив значительную часть усилий не против своих собратьев по крови, но против самой природы.

Ученые мудрецы днями и ночами работали в светлых лабораториях, изучая окружающий мир в надежде вырвать у него тайны. И они добивались успеха. В конце концов человек добрался до окружающей его мир холодной пустоты и научился жить посреди нее - сначала в домах-машинах, а затем, когда смог изменять свое тело, и сам по себе. Тот мир оказался не одинок в своей Вселенной, и слабые искорки, мириадами усеивающие их небо, на поверку оказались такими же огромными кострами в ледяной бесконечности, как и согревающее их мир солнце. Вокруг многих солнц вращались каменистые шарики-планеты, и на некоторых даже была жизнь, чужая, ни на что не похожая, но все же жизнь. Но люди были несчастны - ибо им не с кем было воевать. Многие мудрецы, раскрывая тайны природы, изобретали все более и более мощное оружие, тысячелетиями покрывающееся пылью на складах, потому что применять его было негде и незачем. На некоторых мирах нашлись останки чужих народов, но все они погибли задолго до того. Какие-то истребили сами себя, какие-то просто умерли от старости. Чудом выжившие же так и застыли в рамках своих ничтожных миров, не умея выйти за их пределы. Те же две расы, которые оказались равными людям по знаниям и мощи, оказались настолько чужды и безразличны им, что тысячелетиями существовали с ними бок о бок, не перекинувшись и словом и даже почти не замечая друг друга. Конечно, люди пытались выкручиваться - они создавали машины, которые позволяли управлять бездушными призраками, и стравливали этих призраков друг с другом, но все это было не то. Призраки очень походили на людей, многих делали материальными, да так, что вы не отличили бы их от живых. Вы - но не они. Фальшь насквозь пропитывала порождения этих машин, и постепенно призраки оказались забыты и, как им и положено, навсегда ушли в небытие.

Время шло. Люди научились зажигать новые звезды и гасить старые, и каждый мог построить себе мир по вкусу, даже не вспотев по ходу дела. Они избавились от бренных живых тел и заменили их чистой энергией, став равными бессмертным богам. В своей гордыне они даже отринули собственное имя и назвали себя демиургами, что на одном из древних языков означало - Творцы. Но они все равно были несчастны, ибо даже избавившись от своих старых несовершенных тел, они не могли избавиться от своих несовершенных "я", которым все больше и больше хотелось одного - воевать. Покорное мироздание звездной пылью легло у них под ногами, и старые боги скончались от черной зависти. Но могущественное и многочисленное племя демиургов неуклонно сокращалось. Ведь хотя они могли все, осталась в мире единственная загадка, которая не поддавалась лучшим умам в течение поколений. И была эта загадка - зачем им жить?

Нет, конечно, никто не признавался о своем бессилии вслух. Люди, ставшие демиургами, жили, исследовали Вселенную, ибо велика она и никогда не исчерпать всех ее тайн даже богам, любили друг друга, создавали и разрушали миры… Но то один, то другой демиург неожиданно исчезал. Исчезал навсегда. В разговоре друг с другом друзья отводили взор и прятали глаза, случайно упомянув его имя. Одряхлевшая раса медленно умирала, и ледяное отражение смерти то и дело мелькало в зеркалах их душ.

Но однажды демиург по имени Джао совершил то, что никто до него не делал. Он свернул пространство огромным мешком и закупорил получившийся пузырь, экспериментируя с законами природы. Чего он добивался этим - никто не знает, но совершенно случайно оказалось, что время внутри идет в тысячи раз быстрее, чем во внешнем мире. Вдохновленный демиург уничтожил пузырь и втайне создал новый, тоже с быстрым временем. На сей раз он устроил так, что в пузыре начала развиваться новая Вселенная, похожая и не похожая на его собственную. Периодически наведывающийся внутрь Джао с интересом наблюдал, как из урагана бушующего огня формируются звезды. Однажды он нашел светило, очень похожее на давно угаснувшее солнце его древнего мира, и начал кудесничать, оправдывая свое гордое имя Творца.

Из остатков раскаленной материи он слепил мир, похожий на давно забытый и уже легендарный к тому времени дом демиургов. Он был неопытен в таких вещах, и новый мир оказался похож на старый не так уж и сильно, но для целей демиурга этого хватало. Пролетели миллиарды лет, многие сотни из которых демиург провел в этом мире, а для остальных демиургов прошли лишь считанные годы, и вот на планете появилась жизнь, а потом - и человек, очень похожий на демиургов в их младенчестве. Нельзя сказать, что это оказалось неожиданностью для Джао, ведь миллионы лет он вел эволюцию именно к такому финалу. Но его угораздило отлучиться из своего мира как раз тогда, когда человек встал с четверенек на ноги и заговорил. Когда же демиург снова вернулся, было уже поздно. Новые люди изобрели дубину и лук, огонь и парус и с энтузиазмом новообращенных убивали друг друга в бесконечных войнах. Демиург перепугался, ведь он, в сущности, был неплохим парнем и меньше всего на свете желал зла своим созданиям. Потеряв голову, он бросился наводить порядок, но создаваемые им империи шли войной на окружающих, сами по себе возникали новые империи, противостоящие старым, и мир все больше и больше скатывался к хаосу и гибели. Тогда демиург решил сменить тактику. Он бросил создавать могучие государства и разрушил уже созданные. Но при этом он создал сеть тайных организаций, названных Хранителями. По его замыслу, Хранители, будучи людьми и тайно обладая могучими машинами, смогут сочетать естественную человеческую мудрость и силу демиургов, направляя человечество к сияющим вершинам безмятежного процветания. Но даже это ему не помогло. В один прекрасный день одно из двух огромных государств этой планеты в очередной раз оказалось на грани ужасающей экономической катастрофы. Миру опять грозил распад и хаос, война и возврат к началу. Отчаявшийся демиург малодушно уничтожил следы своего присутствия и навсегда бежал из созданной его руками Вселенной, бросив ее на произвол судьбы. Напоследок он перерезал путь, соединяющую пузырь с родной реальностью, лишив кого-либо возможности исправить ситуацию. Что случилось с брошенным миром дальше - мне неизвестно.

Создавая людей своими руками, Джао втайне надеялся, что история их развития натолкнет на ответ - ответ на Великую Загадку о смысле жизни. Опыт блестяще провалился, но не пропал даром. Ведь демиурги наконец-то обрели то, что потеряли, казалось бы, навсегда - возможность воевать.

Вскоре после того Джао опубликовал отчеты об эксперименте, беспощадно обрисовав собственную беспомощность. Отчеты завершились рекомендацией никогда больше не пытаться создавать разумную жизнь. Но призыв прозвучал гласом вопиющего в пустыне. Вскоре после публикации истосковавшиеся по новым ощущениям демиурги бросились творить собственные миры, населенные людьми, а также другими существами, не существовавшими ранее. Появились на свет мифические доселе существа из старых сказок. Сначала демиурги просто забавлялись, наблюдая за тем, как их детища живут и сражаются друг с другом. Но вскоре они обнаружили, что их созданиями очень легко управлять. Укради жену одного царька и отдай ее другому такому же царьку - вот и война. Проще простого, да еще и весело. Но еще веселее оказалось самому становиться таким царьком, управляя подданными как марионетками. Конечно, богоподобному демиургу нет никакого интереса сходить к людям во всем блеске своего могущества, но если временно упростить себя…

Так родилась Игра. В каком-то остервенении демиурги массово штудировали теорию пузырьковых Вселенных, обучаясь создавать миры со своими физическими законами, в корне отличными от известных ранее. Но создание населенных разумными существами миров оказалось не наукой - искусством, и мало у кого хватило сил и терпения, чтобы стать признанным мастером этого дела. Постепенно среди демиургов появились Конструкторы, создававшие миры для своих соплеменников. Желающих Играть было очень много, гораздо больше, чем Конструкторов, и для простоты и скорости в большинстве миров была только одна звезда с полудюжиной планет. Часто только одна или две из них были населены несколькими стандартными расами. Многие Конструкторы брали облик этих рас из старинных, давно забытых, но спешно восстановленных преданий. Обычные люди, эльфы, орки, гномы, тролли - вот, пожалуй, девять из десяти разумных двуногих, населяющих Игровые миры. Расы же, значительно отличающиеся от людей внешним видом, не пользовались популярностью и постепенно перестали использоваться…

– То есть мы сделаны по образу и подобию этих маразматиков, - зло фыркнул Заграт. - Вот не было печали… На жабу походить и то не так обидно было бы!

– Как я уже упомянул, основной страстью демиургов была война, - не обращая на него внимания, продолжил Тилос. - Поэтому Игра чаще всего и является войной. Игрок приходит на планету после того, как разумные на ней развиваются до определенной степени. Некоторые Игроки предпочитают начинать с дикарями, другие дожидаются, пока управляющие машины не поднимут местную цивилизацию до относительно высокого уровня. Но суть одна: спустя оговоренное заранее время Арбитр оценивает ситуацию в Игровом мире и выносит вердикт - победа или поражение. Впрочем, поражением заканчивается едва ли одна Игра из тысячи. После окончания Игры все ее следы тщательно уничтожаются, а естественная история фальсифицируется. Затем пуповина, связывающая Игровой мир с материнским, обрывается, и брошенный на произвол судьбы мир навсегда исчезает в неизвестности.

Тилос замолчал, нервно барабаня пальцами по краю стола. Постепенно тишина стала гнетущей, только жужжала где-то в коридоре заблудившаяся муха. Наконец Ольга не выдержала.

– Тилос, - отчаянно сказала она. - Ну а мы-то тут при чем? Я имею в виду - я, Темка, Заграт с Хлашем… Мы же ни с кем не воюем!

– Что? - удивился Тилос. - Ах, да… Извиняюсь, отвлекся. Итак, как я уже упомянул, Игра - это, как правило, война. Но демиургам неинтересно воевать только с людьми и им подобными. Слишком уж неравны силы. Война с соплеменником не проходит - очень быстро выяснилось, что она вырождается в массовые побоища, заливающие кровью целый мир. Демиурги не звери, долгое развитие все-таки немного вытравило из них кровожадность. Подобные гекатомбы им претят… к счастью. Поэтому демиург-Стратег всегда одинок в своем мире. Но есть и другие демиурги, любители приключений, которым неинтересны города и армии, дворцы и пирамиды. Их удел - дорога, в одиночку или в компании нескольких друзей. Если стратеги уничтожают целые вражеские армии, то эти предпочитают убить лишь нескольких, но зато своими руками. В Игре они не полководцы и правители, но купцы и наемники, маги и воры, герои и злодеи, приходящие в роскошные залы, только чтобы под звуки золотых фанфар получить награду или же просто украсть эти фанфары из любви к приключениям.

Обычно этим Игрокам не создают отдельного мира. Вместо этого они внедряются в уже занятый чужой Игрой мир. Как правило, их цель - свергнуть Игрока-стратега, свергнуть не грубой армейской силой, но с помощью тщательно рассчитанного плана, одного верного удара под покровом темноты или же посреди людного собрания. Внедрение проходит в тайне, и ни одинИгрок-Стратег не может быть уверен, что противник-Тактик уже не готовит заговор. Или, скажем, не ведет по пыльным дорогам Игрового мира сплоченную команду, способную пройти сквозь его телохранителей как раскаленный нож сквозь масло. Это придает Игре особую остроту. Хотя шансы на успех у Тактика обычно невелики - один из десяти или ниже, сама такая возможность портит Стратегу немало крови. Вот, теперь, кажется, все. - Тилос с трудом сглотнул, взял со стола стакан, подставил его под один из рогов стоящей на столе бутылки и нажал второй рог. В стакан с шумом и брызгами ударила струя пенящейся воды, мгновенно вскипающей мелкими пузырьками. Одним длинным глотком Серый Князь опорожнил его. - Угощайтесь, - радушно предложил он остальным. - Это просто вода. Нажимаете вот сюда, отсюда бьет струя.

Никто не пошевелился. Тилос обвел гостей взглядом, вздохнул и осторожно поставил свой стакан на столешницу.

– Ну что вы на меня смотрите, словно на покойника? - устало осведомился он. - Не понравилась сказка? Ну уж не обессудьте, рассказал как мог. Вчера весь вечер думал, как это вам получше преподнести, да так ничего и не придумал, выложил как есть. Так что, никто ничего спросить не хочет? Всем все понятно?

Ольге было непонятно решительно все, кроме одного: они оказались между жерновов, вращаемыми неведомыми чужими богами. Однако она не осмелилась произнести ни слова.

– Ладно уж, - проворчал Телевар, окинув соседей внимательным взглядом. - Я тут самый старик, голова уже не варит, я и спрашивать буду.

– У тебя голова не варит, достопочтенный Телевар? - слегка усмехнулся Тилос. - Ну-ну. Так что?

– Я, в общем, прожил длинную жизнь. Мне уже за пятьдесят, и умереть мне не страшно. Соображаю я уже туго, но одно понял: используют нас втемную все, кому не лень. Извини, князь, ежели обидел, но я так понимаю, что Игрок… как его? Стратег? В общем, это ты. Так?

– Похоже, ты действительно туго соображаешь, - необидно усмехнулся Тилос. - Был бы я Стратегом, давно бы вас в распыл пустил. Говорю же: такие группы вроде вас для него - главный геморрой. Тут беда даже не в том, что Тактик - такой же демиург, как и Стратег. Помните, с чего разговор начался? С везухи вашей невероятной. Так вот, это и есть главная проблема. Вы - Отряд, а один из главных законов Игры таков: Отряду везет. Вы можете встать под стеной, а я сверху начну прицельно кидать камни. Как выражается наш общий друг Злобный Ых… да, кстати, совсем про него забыл - еще один фактик в нашу копилку… так вот, можете плюнуть мне в ухо, если в вас попадет хотя бы один камень из тысячи. Лучник промажет по вам в упор, мечник в момент замаха запнется за корень, опытный маг перепутает слоги в заклятье и спалит сам себя… Самые лучшие бойцы Игрового мира с трудом выстоят против неумелых бойцов Отряда, любой из вас за неделю может научиться большему, чем иной за несколько лет. Теомир, - Ольга заметила, как дернулся юноша, будто его ударили палкой. - Ты сколько мечом махать учился? День? Два?

– Д-два… - пробормотал Теомир. - Почти…

– Думаю, любой подтвердит, что тому, что ты сейчас умеешь, сложно научиться и за два месяца упорных тренировок, - удовлетворенно кивнул Серый Князь. - Ольга!

– А? - против своей воли Ольга вздрогнула не слабее Теомира.

– Я видел, как ты раны затягиваешь. Это полгода тренировок, плюс даже многие опытные маги не имеют столько запаса Силы, чтобы затянуть сразу пять-шесть рубленых ран. Ты это можешь. Заграт!

– Да знаю, - нехотя пробормотал шаман. - Сам себе последнее время удивляюсь.

– Именно. Наконец, Хлаш - у Тенистого Леса ты дрался лучше меня, - Хлаш удивленно поднял брови. - Не спорь, мне виднее. Ты дрался лучше - при том, что я в пять раз старше тебя, и большую часть этого срока совершенствовался в искусстве Пути. Ну, ребята-зверята, понимаете, что я имею в виду?

– Нет, уважаемый князь, - нахмурился Телевар. - Я-то за собой ничего такого не замечал. И ежели этот… Стратег не ты, то кто же он? И кто… э-э-э… Тактик?

– Кто у нас Стратег - это и ежу понятно, - хмыкнул Тилос.

– Майно… - полуутвердительно произнес тролль.

– Точно, кто же еще, - одобрительно кивнул Тилос. - Насчет же остального… Обычно Тактик - один из Отряда, но в вашем случае это не так. Просто некому. Уважаемый Телевар, к сожалению, в Отряд не входит, это очевидно. Мне, во всяком случае. - Он вскинул руку ладонью вперед, упреждая гневный ответ тысячника. - Погоди, не горячись, всему свое время. Телевар не в Отряде, остальные не подходят по причине легко прослеживаемого прошлого. Да и психологические типы у вас не те. Одно время у меня были подозрения насчет Хлаша, но я полагаю, что ошибался. Значит, в нашем случае имеет место куда более редкая и сложная ситуация: Тактик руководит Отрядом на расстоянии. Это имеет свои преимущества, но лишает его возможности напрямую влиять на события. Тем не менее, вживую его вы вряд ли увидите…

– Скажи мне, друг Тилос, - задумчиво произнес тролль, и Тилос, замолчав, повернулся к нему. - Кто же тогда ты сам, если не Игрок? Старше меня в пять раз - это, однако, куда больше трехсот лет. Ближе даже к четырем сотням. Извини меня, но ни люди, ни даже тролли Народа столько не живут. И откуда ты все это знаешь? Кто ты?

– Я-то? - горько усмехнулся Тилос. - Такая же игрушка, как и вы. Я не зря рассказал вам о демиурге Джао, о его первом мире. Я был одним из его инструментов. Когда Джао бежал оттуда, он не осмелился оставить нас там. Он испугался, что мы оправимся и снова начнем управлять судьбами нашего мира, но уже не обладая его мудростью. Это отдельная история, на ходу не объяснить. В общем, он забрал Хранителей с собой, впоследствии разбросав их по Игровым мирам и сделав Наблюдателями. Конечно, Игровых миров - десятки тысяч, Хранителей не набралось и десятой доли этого числа, но все же…

– Так ты… - медленно произнесла Ольга, чувствуя, как у нее захватывает дух.

– Бывший Хранитель первого Игрового мира, - поджал губы Тилос. - К вашим услугам. Джао нашел обрывки старых, давным-давно утраченных архивов и дал нам самые совершенные синтетические… почти человеческие тела, какие только изобрели демиурги, когда еще пользовались таковыми. Одним из недостатков моего тела является невосприимчивость составляющей его материи к определенным формам взаимодействий, отсутствующим в материнской вселенной. Грубо говоря, я не взаимодействую с эфиром, по-вашему магией, поскольку такой вид… э-э-э, Силы во внешнем мире отсутствует. Зато это тело долговечно, хотя насколько - не знает даже Джао.

– Ох ты, здорово… - Ольга с восхищением посмотрела на Тилоса, в ее взгляде читался неподдельный восторг. Теомир бросил на нее ревнивый взгляд.

– Онка, погоди, - отмахнулся от нее Телевар. - Князь, а все-таки, есть у тебя настоящие доказательства? Чтобы руками пощупать можно было? А то разводим тут болтовню, чисто бабы на завалинке!

– Ага, а то окажусь я просто любителем лапшу на уши вешать… - улыбнулся Тилос. - Ладно, пойдемте-ка разомнемся. - Он порывисто вскочил на ноги. - Пойдемте-пойдемте, а то ведь действительно не поверите.

К удивлению гостей, хозяин повел их не широкой лестницей, которой они поднимались наверх. В коридоре Тилос небрежно пихнул рукой каменную стенку, и приличный ее кусок бесшумно уехал чуть назад и в сторону. Через мгновение в темном провале арки зажегся свет, и перед Отрядом предстала узкая винтовая лестница. Тилос приглашающе махнул им рукой и первым начал спуск.

Ольга вошла под арку последней. Она неуверенно потрогала прохладные железные перила, и тут же за спиной раздался мягкий хлопок. Почему-то слегка заложило уши. Ольга стремительно обернулась назад, но на месте арки уже была сплошная серая стена. Лишь два узких поперечных бруса выдавали расположение скрытого прохода. Девушка слегка охнула, но тут же взяла себя в руки и, героически подавив приступ паники, решительно встала на лестницу.

Спуск был недолгим. Саженей через пять узкая шахта кончилась в небольшой овальной комнате, освещенной все тем же мягким желтоватым светом. Других выходов из комнаты, казалось, не было, но Тилос пристально уставился в противоположную стену. Что-то негромко щелкнуло, откуда-то прозвучало несколько музыкальных нот, и перед ними распахнулась еще одна потайная дверь.

– Сюда, - пригласил Тилос. Его взгляд стал оценивающим. - Ольга, Заграт, будет немного… э-э-э… необычно. Не паникуйте, ладно?

– Да уж как-нибудь… - пробурчал орк себе под нос, однако явно насторожился. - Не первый день на свете живем.

Первыми порог перешагнули Теомир с Телеваром, за ними последовали Хлаш с Загратом. Оказавшись в длинном светлом коридоре, Заграт внезапно пошатнулся и чуть не рухнул на колено. Не успевшая притормозить Ольга чуть было не споткнулась о него, с трудом устояла на ногах и встревожено склонилась в шаману.

– Заграт, миленький, что с тобой? - спросила… вернее, хотела спросить она, но тут же окружающий мир поплыл у нее перед глазами.

Очнулась она в мягком кресле с палками вместо подлокотников. Голова кружилась, во рту было сухо и чувствовался какой-то медный привкус. Белая комната без окон вертелась вокруг как сумасшедшая. С трудом сфокусировав взгляд, она обнаружила склонившихся к ней Теомира и Телевара.

– Онка, Онка, очнись! - легонько тряс ее за плечо парень. - Давай, просыпайся…

Ольга почувствовала прикосновение к губам гладкого прохладного стекла и с трудом глотнула терпкой сладковатой жидкости. Стало лучше, хотя и ненамного. Она с трудом подняла ослабевшую руку и попыталась отобрать стакан у Тилоса, но тот осторожно отвел ее.

– Моя вина, - виновато произнес Тилоса. - Не подумал, что вы еще и Игрой повязаны. - Его пальцы отогнули ворот рубахи, к шее прижалось что-то холодное. Слегка прошипело. - Вот так. Через несколько минут будет как огурчик…

– Ага, как огурчик! - проворчал откуда-то из-за спины голос Заграта. - Как хорошо просоленный огурчик. Такая же зеленая и в пупырышек.

– Очень остроумно! - как сквозь сон фыркнула Ольга. - На себя посмотри, чучело волосатое!

– Сама обезьяна безволосая, - добродушно отпарировал Заграт. - Смотри-ка ты, и впрямь оживает.

Ольга почувствовала, что наконец-то может подтянуться в кресле и сесть прямо. Кресло, правда, почему-то вращалось вокруг себя, да еще и не стояло на месте, но кто-то аккуратно придержал его.

– Что… случилось? - с трудом выдавила она. - Что-то не так… Я чувствую…

– Прости меня, дурака, - покаянно сказал Тилос, появляясь в поле зрения. Его сильные пальцы взяли ее за запястье, что-то нащупали и замерли в неподвижности. Ольге было приятно его прикосновение. - Обычно маги, впервые попадающие сюда, впадают в шок, но уже через несколько минут приходят в себя. Постоянный поток Силы много значит для колдуна, но и без этого он вполне способен существовать. Но вы - участники Игры, и эфирное воздействие на вас должно быть куда больше… Ну правильно! - Он отпустил запястье и с размаху хлопнул себя по лбу. - Это и есть недостающее звено! Оленька, милая, ты уже в порядке. Кончай симулировать.

Ольга неуверенно поднялась на ноги. Слабость и двоение в глазах пропали как по волшебству, она снова чувствовала себя сильной. По волшебству… По волшебству… Она тихонько охнула, внезапно осознав, в чем дело.

– Я не чувствую… - тихо произнесла она. - Как же это…

– Я тоже не чувствую! - ободряюще хлопнул ее по плечу Заграт. - И эти олухи не почувствовали бы, если бы умели. Нет здесь Силы, и точка.

– Именно, - согласился Тилос. Он скрестил руки на груди и принялся раскачиваться с каблука на пятку. - То, что я и хотел вам показать. Это место - мои секретные лаборатории. Они полностью изолированы от внешнего мира, и от эфира - в частности. Не работает иначе сложная техника, хоть ты тресни…

В голове у Ольги зияла пустота. То, что раньше воспринималось как тихий шелест где-то на грани сознания, бесследно ушло. Глухая тишина давила на уши, будто вода в глубоком омуте. Внезапно захотелось завыть тонким голосом, царапать уши и щеки, сдирая кожу и обнажая барабанные перепонки, лишь бы не слышать этой мучительной тишины. С трудом подавив позыв, целительница попыталась вызвать в ладонях теплое покалывание, возникающее во время лечения, но руки оставались холодными и бесчувственными. Девушке стало не по себе.

– Все в порядке, - через силу улыбнулась она. - Я выдержу. - Она нащупала рукой ускользающее кресло и тяжело опустилась в него.

– Вот и здорово, - улыбнулся ей Серый Князь, в его бесцветных глазах пряталась тревога. - Еще раз извиняюсь за эту дурацкую экскурсию. Видите ли, это место - моя техническая лаборатория. Она полностью экранировано от магии, если можно так выразиться. Там за стенкой стоит… м-м-м… ну, скажем, машина, которая изгоняет отсюда любые проявления эфира. Те вещи, которыми я балуюсь, не действуют в эфирном поле, так что приходится крутиться.

– Здорово, - пробормотал Хлаш. - Ты эту машину сам придумал? Или…

– Или, - нетерпеливо мотнул головой Тилос. - Оттуда принес. - Он ткнул большим пальцем в ровно светящийся потолок. - Джао расстарался. Да не про то разговор. Не думаю, что вам полезно долго здесь находиться, так что давайте быстренько посмотрим сюда. - Он махнул рукой, и свет в комнате притух, а часть противоположной стены покрылась переливающимися разноцветными пятнами. - Это - Лесная Долина, вид сверху. Так ее видят перелетные гуси. Все увидели?

– Где Лесная Долина? - непонимающе спросил Телевар, напряженно оглядываясь вокруг.

– На стене прямо перед тобой, - терпеливо пояснил Тилос. - Вглядись как следует.

Ольга недоуменно уставилась на стену. Пятна оставались пятнами, зелеными и синими, желтыми и красно-коричневыми, но ничего похожего на Долину, какой она виделась с гор, не было. От напряжения у девушки заслезились глаза, и она отвела взгляд, несколько раз быстро моргнув, чтобы прогнать туманящую взгляд влагу. Моргнула - и замерла, боясь потерять чудесное видение.

Разноцветные пятна сливались друг с другом, и дивные краски рисовали невиданную никем из людей картину. Зеленые массивы хвойных и лиственных лесов, ниточка реки и пятно озера, горы, покрытые снегом, и посреди всего этого - маленький, словно игрушечный замок Серого Князя.

– Ой, мамочки! - тихонько взвизгнула Ольга, с трудом подавив несолидное желание вскочить и запрыгать на одном месте, звонко хлопая в ладоши от восторга. - Вижу, вижу! Смотрите не на пятна, смотрите мимо! Ой, как здорово!

– Мимо? - удивленно взглянул на нее Телевар. - Это как? Ох ты ешкин кот…

– Двое, - удовлетворенно кивнул головой Тилос. - Что остальные?

– Ага, вижу, - довольно качнул головой Хлаш. - Онка молодец. Действительно, надо не на пятна смотреть, а сквозь них.

– И я вижу, и я! - вылез вперед дрожащий от нетерпения Теомир. - Ой, а это что? Это замок, да? А почему такой маленький?

– А я так с самого начала все видел, - ехидно ухмыльнулся орк. - Видал я как-то в городе заезжий балаган. Люди там какие-то фокусы показывали, колдунов из себя корчили. Клоуны, чесслово. Там и показывали такие вот картинки. Не так красиво, правда, но один хрен. Там тоже зеваки пялились, а один так у меня кошель с пояса срезать попытался.

– И что? - резко повернулся к нему Тилос. - Что дальше?

– Ну, сломать ему руку я не сломал, - словоохотливо пояснил Заграт. - Но вывихнул - это точно. Как он верещал, м-м-м! - Он слегка зажмурился, словно от удовольствия.

– Да нет же! - нетерпеливо оборвал его Тилос. - Что с цирком?

– Да ничего с цирком, - удивился шаман. - Закидали их тухлыми яйцами, так он и поехал себе дальше. Слыхал я потом вроде, что их разбойнички в лесу порешили, ну да дело давнее…

– Когда это было? - в голосе Тилоса проскользнула стальная нотка. - И где? Нет, опять стоп. Что-то мы все время в сторону уходим. Заграт, будь ласка, попытайся на досуге вспомнить поточнее, ладно? А сейчас взгляните-ка на карту.

Ольга на мгновение оторвала восхищенный взгляд от картины на стене, кинула быстрый взгляд на нахмурившегося шамана и снова уставилась на маленькую Долину. Неужели именно так и видят все птицы? Неожиданно изображение смазалось и поехало в… сторону? Нет. Его края быстро поползли к центру, но из-за невидимой рамки выплывали все новые и новые пейзажи. Вот сверху от Долины… овраги? Ну да, там они ночевали. Тогда здесь они бросили запасных коней, спасаясь от Карателей, а вот здесь… Тенистый Лес? Или нет. Вот река, это точно Ручейница, но какое же все стало маленькое! Ольга попыталась нащупать взглядом Хамир, но все новые и новые земли стремительно набегали в центр, вот уже Лесная Долина превратилась в точку и исчезла, а справа появилась широкая синяя полоса.

– Сверху - север, справа - океан, - сообщил Тилос. - Вон та мигающая точка - Серое Княжество, другая - Талазена. Оранжевая нитка между ними - торговый тракт, зеленая нить чуть выше Серого Княжества - другой тракт, мы по нему гуляли пару дней назад. Синяя ленточка - Ручейница, между ее устьем и Талазеной три десятка верст почти непроходимых болот. Слева от болот - прерывистая линия - торговый тракт на север, в десятке верст от устья через Ручейницу есть броды. Хлаш, бывал там?

– Угу, - сосредоточенно кивнул тролль. - Не тараторь, я пытаюсь ухватить картинку. Однако мне бы такую карту в карман…

– Ага, а в другой карман - с десяток алмазов покрупнее! - ухмыльнулся Тилос. - Если бы эту штуку можно было вынести из подвала, мы бы тут давно в золоте купались. За бродами от главного тракта отходит дорога поуже, но она ведет… вела на Хамир. Верст через сто она входит в исконные владения жугличей. Если вы надумаете ей воспользоваться, придется сворачивать к северу и топать стороной, лесами, но когда начнутся степи… Ладно, сами сообразите. Теперь смотрите сюда: из Талазены в Зераполь и Крестоцин от случая к случаю ходят три дюжины капитанов. Плюс имперские торговые караваны, разумеется. Расстояние между материками здесь всего полтысячи километров, хороший барк при попутном ветре проходит их за три-четыре дня. Зераполь…

– Стоп! - резко оборвал Тилоса Телевар. - Погодь, мил человек, не гони лошадей. Зераполь - это в Западной земле?

– Да, конечно, - кивнул Тилос, слегка нахмурившись. - А что?

– Зачем нам туда? - в упор спросил его Телевар, подбоченясь. - Талазена - ладно, крюка дадим, зато с севера жугличей обойдем. Но на Западном берегу-то что мы потеряли? Мне лично и здесь хорошо.

– Телевар, - терпеливо ответил Тилос. На его лице появилось выражение, будто он уговаривал непослушного ребенка. - Я не сомневаюсь, что тебе хорошо и здесь. Но Игра - это Игра. Отряд или подчиняется ее правилам, или гибнет. Я не знаю, куда вас занесет, но Цитадель Майно располагается на Западном материке, а именно за Майно и пришел сюда ваш Тактик. Кроме того, Крестоцин и Зераполь - едва ли не последние города на том континенте, которые пытаются сопротивляться экспансии Стратега. Там вы можете получить хоть какую-нибудь помощь. Но, остановившись, рано или поздно Отряд неизбежно станет добычей наемных убийц Майно. Нет, дорога Отряда лежит в сторону Цитадели. К тебе, Телевар, это, разумеется, не относится.

Телевар аж потемнел лицом.

– Я же ясно сказал… - начал было он.

– Тихо!

Ольга вздрогнула как от удара плетью. Она еще ни разу не слышала в голосе Тилоса таких интонаций. Теперь это был настоящий Серый Князь - властный, высокий - даже великан-тролль казался ниже его на голову. У девушки побежали по коже мурашки. Внезапно ей вспомнились старые-старые сказки про дальние земли и неведомые страны, властители которых заставляли врагов падать ниц одним своим взглядом. Сейчас перед Отрядом стоял самый настоящий король из сказочной страны, чей взгляд скрывал в себе отточенную сталь копья, а голос потрясал стены древних твердынь, наводя ужас на врагов. Казалось, на его плечах невидимо развевается пурпурная императорская мантия. Телевар стоял перед ним, как нашкодивший мальчишка, руки бессильно повисли вдоль тела, а пальцы предательски дрожали. Рот старика беззвучно открывался и закрывался, лицо приобрело землистый оттенок, словно отсвечивая царственным гневом Серого Князя.

Ольга сморгнула, и наваждение пропало. Тилос досадливо дернул уголком рта и дружески хлопнул тысячника по плечу.

– Извини, Телевар, сорвался. Погоди - закончу, тогда скажешь мне все, что думаешь. - Он подмигнул сидящей с отвалившейся челюстью Ольге, и у той в груди потеплело. Она сглотнула комок в горле и поудобнее устроилась в кресле, украдкой оглянувшись по сторонам. На лице Теомира были написаны удивление и страх, лица Заграта и Хлаша были абсолютно непроницаемы.

– Итак, - как ни в чем не бывало продолжил Тилос. - Тебе, Телевар, нет абсолютно никакой необходимости следовать за Отрядом. Более того, я бы предпочел, чтобы ты отправился в родные степи. По ряду причин мне бы хотелось, чтобы Всадники не были разбиты наголову. Что сделано - не воротишь, и полностью изгнать жугличей из ваших земель уже не удастся, - Телевар вновь открыл рот, но на сей раз перебить не осмелился, - но оказать вам какую-то поддержку я могу. Для этого мне нужен проверенный человек, и лучшего, чем ты, я не вижу. А вот Отряду ты будешь обузой. Игра поддержит Отряд, даст ему силы сражаться с втрое-вчетверо сильным противником на равных, но ты всегда останешься слабым звеном, гирей на ногах. Не будет жизни ни тебе, ни твоим товарищам, и в конце концов ты бесславно погибнешь. Телевар, ты сам опытный воин. Скажешь - я неправ?

Телевар какое-то время сверлил Тилоса напряженным взглядом, потом как-то сразу потух и угрюмо уставился в пол.

– Почему ты не веришь, что я в Отряде? - буркнул он. - Ты что - сам Игрок?

– Нет, - покачал головой Тилос. В его взгляде явственно читалось сочувствие. - Я не Игрок. Но это место было последним испытанием. Игра суть набор явлений, тесно связанных с магией. Отряд буквально пропитан магией, дышит ей и питается ей, даже если в нем нет ни одного мага. Уберите магию - и вы потеряете большую часть того, что получили на время Игры. Теомир! - он повернулся к юноше, и в его руке блеснул неизвестно откуда взявшийся недлинный клинок. - Защищайся!

Мягким неспешным движением Тилос скользнул в сторону Теомира, угрожающе занося кинжал - или короткий меч? - для удара. От неожиданности тот дернулся в сторону, но тут же неловко выдернул из ножен свой собственный кинжал и размахнулся, пытаясь парировать удар Тилоса, но промахнулся, запнулся на ровном месте и чуть не упал. С трудом удержав равновесие, он яростно повернулся у оказавшемуся у него за спиной Тилосу и с силой замахнулся оружие. Двигался он так, словно впервые взял его в руки. Тилос - клинок из его руки исчез также неожиданно, как и появился - почти лениво отступил чуть в сторону и аккуратно вынул кинжал из его руки, деликатно поддержав едва не упавшего юношу. Ольге стало неловко, и она поспешила отвести взгляд в сторону.

– Нормальное поведение человека, впервые взявшего в руки меч два дня назад, - как ни в чем не бывало заметил Тилос, возвращая кинжал покрасневшему как рак Теомиру. - Магия сюда не проникает, и Игра больше не имеет над вами силы. Но - лишь до тех пор, пока вы не решитесь покинуть это место, а вы вряд ли согласитесь провести остаток жизни в подземной тюрьме, пусть и сытной и удобной. - Он обвел всех взглядом и едва заметно кивнул. - Так вот, я, хоть и смахиваю внешне на самого обычного человека, но на деле заметно от него отличаюсь.

– Не у всякого железные ребра, - понимающе ухмыльнулся Заграт. - Я бы от таких тоже не отказался.

– Не железные, там другой материал, - поправил его Тилос. - Я про другое. Мне не хочется объяснять вам сейчас азы биологии, но вашим телом управляют мозги. Это всем ясно?

– Слыхал я про это, - пожал плечами Хлаш. - Не упомню, правда, где. В какой-то таверне мужик сказки рассказывал на ночь глядя.

– Интересные мужики вам встречались, - задумчиво сказал Тилос. - Но забудем пока о духе и всем прочем. Мысли рождаются у вас в голове, и руку вы поднимаете потому, что в башке появилось соответствующее желание. Но желание - вещь неосязаемое, одного желания маловато. Надо, чтобы что-то донесло это желание от головы до руки или ноги.

– Магия, что ли? - недоверчиво поскреб затылок шаман. На его лице блуждало неопределенно-недоверчивое выражение.

– Нет. Магия сиречь эфир - это лишь один из видов энергии - или Силы - в вашем мире. Кроме нее есть и другие, но нас сейчас интересует лишь одна Сила - электромагнитная.

– Я видел как-то в Талазене магнитный камень, - припомнил Заграт. - Купец заявлял, что это редчайшее чудо из чудес, образчик древней загадочной магии. Врал, поди. Я лично в камне никакой магии не учуял. Хотя иголки он здорово притягивал.

– Вот-вот, - согласно качнул головой Тилос. - На деле сила магнитного камня, притягивающего железо, - это близкий родственник электрической Силы: молнии в небе и искр, сыплющихся от кошачьей шерсти в темноте. Конечно, магнитная Сила действует и на другие вещества, но в природе это только железо и некоторые другие металлы. А электрическая Сила - это и есть то, что передает повеления ваших мозгов остальному телу. Пока понятно?

– Большего бреда я в жизни не слышал, - проворчал шаман. - Младенцу известно, что при жизни телом управляет дух, который после смерти уносится прочь, но может быть призван опытным шаманом. Но на чокнутого ты не похож… во всяком случае, не слишком, - добавил он, окинув Тилоса внимательным взглядом. Ольга внутренне сжалась, ожидая новой вспышки царственного гнева, но Тилос лишь широко ухмыльнулся. - Ты давай это… ближе к делу. Ты про последнюю проверку рассказать хотел.

– А я про что? - удивился тот. - Я, в отличие от остальных, умею видеть эманации этой Силы - электричества, я имею в виду. С моей точки зрения, у вас головы сияют не хуже фонариков, а тело светящимися прожилкам пронизано. Очень удобно, кстати - видишь, куда противник начнет двигаться, еще до того, как тот сам это поймет. Опять же, в темноте от меня не спрячешься, разве что с ног до головы в железный панцирь закутаешься.

– То есть ты мысли наши читаешь? - спокойно спросил Хлаш.

– Нет. Это невозможно. Для меня невозможно, - пояснил Тилос. - Слишком много всего у вас там происходит. Я хоть и продвинутый, а все же человек. Вот Робин бы разобрался, - он почему-то тяжело вздохнул. - Про другое речь. Сила у вас в голове пульсирует определенным образом. Это альфа-ритмами называется. Когда вы сюда зашли, у вас эти ритмы сбились, словно вас дубиной по башке огрели. Это со всеми случается, когда магия неожиданно исчезает, но у вас стократ сильнее было. Особенно магам досталось, - он извиняющеся улыбнулся Ольге. - Неужто не почувствовали?

– Ага, поплохело мне, когда сюда зашел, - согласился Заграт, задумчиво пожевывая верхнюю губу. - Правда, тут Ольга сомлела, не до того стало. - Хлаш согласно качнул головой.

– Ага, у меня так же, - поддержал орка Теомир. - Я уж и не знал, от чего больше перепугался…

– А я так ничегошеньки не… - начал было Телевар и резко осекся. Тилос грустно кивнул в ответ.

– Это и есть последняя проверка, тысячник, - вздохнул он. - До того я вовсе не был уверен, но сейчас сомнений нет. Что теперь скажешь?

Телевар тихо зарычал и с силой ударил кулаком по ближайшей стене. Та чуть заметно вздрогнула, и кулак отбросило назад, чуть не вывихнув Телевару руку.

– Аккуратнее, - спокойно заметил Тилос. - Потерпи немного, выйдем на свежий воздух - дам тебе куклу, что в спортзале для спарринга используют. Только сейчас не кипятись. Твоя судьба в другом, и… Может, это и к лучшему.

– К лучшему? - заревел Телевар, от избытка чувств потрясая в воздухе кулаками. - Детишек к Майно в зубы отправить, а самому по кустам скрываться? Да я лучше пойду да первому жугличу в горло зубами вцеплюсь, все не так обидно будет! Да я!…

– Уймись, - оборвал его Тилос, в чьем голосе снова зазвучали властные нотки Серого Князя. - Шанс геройски подохнуть у тебя всегда будет.

– Слушай, князь, - задумчиво сказал Хлаш. - А может, ну его все кабану под хвост? Мне лично совсем не улыбается из себя ярмарочную марионетку изображать. Если эти твои демиурги в детстве в оловянных солдатиков не наигрались, мы-то тут при чем? Как-то не тянет меня им подыгрывать.

– Я знаю людей, которые, не задумываясь, бросились бы исполнять волю Создателя, - хмыкнул Тилос. Хлаш молча взглянул на него, иронически приподняв бровь. - Во молодежь пошла! Творцов ни в грош не ставят…

– Ага, старших не уважают, - фыркнул Заграт. - И куда только мир катится? Помнится, в детстве мне папаша этой песней плешь проел.

Тилос захохотал. Ольга с Теомиром удивленно уставились на него, а Хлаш с Загратом подхватили смех, сначала неуверенно, а потом все громче и громче.

– Ох, деятели! - в последний раз всхлипнул, протянул Тилос. - Ну что мне с вами делать, с котятами бездомными? - Он резко посерьезнел. - Я ведь из чистого любопытства с вами связался. Узнал, что Игра началась, глянул, куда Зов на поиски двинул - и решил, что давненько в тех краях не бывал. Тем более, Майно жугличей на войну давно подзуживал. И ведь гляди, как повернулось! Ребята, поймите меня правильно. У меня своя игра, но с Майно я стараюсь не связываться. У нас нечто вроде вооруженного нейтралитета. Конечно, я против Игрока-стратега не выстою, но и крови ему попорчу, если что, прилично. Ваше присутствие здесь для меня - очередная головная боль сверх уже имеющихся, и я бы не возражал против вашего скорейшего отбытия. Но! - он поднял вверх палец, останавливая ехидный комментарий Заграта. - Но я вовсе не собираюсь выбрасывать вас отсюда силой. Если вы захотите остаться - оставайтесь. С Майно я как-нибудь дела да улажу. Он хоть и сукин сын, но не дурак, так что попусту злобствовать не будет. Прекращение Игры из-за дезертирства Отряда вполне может его устроить. Правда… - Он резко замолчал, задумчиво потирая подбородок.

– Договаривай, - настороженно откликнулся Хлаш. - Что "правда"?

– Чего это мы все на ногах да на ногах? - вместо ответа недоуменно пробормотал Тилос. Он прошелся вдоль гладкой, без единой трещинки белой стены, рассеянно постукивая по ней пальцем. После каждого стука в стене распахивалась скрытая дотоле дверца, и из-за нее выкатывалась мягкая одноногая табуретка на колесиках, вроде той, на котором уже сидела Ольга. - Присаживайтесь, ребята, в ногах правды нет. - Он плюхнулся на один из табуретов, жалобно скрипнувший под ним, оттолкнулся от пола и прокатился через всю комнату с выражением неописуемого блаженства на лице. Он так напомнил Ольге мальчишку, плещущегося в жару на мелководье, что она тихонько прыснула в кулак.

Остальные неловко последовали примеру Тилоса. Табурет под Хлашем оказался почти скрыт его телом, так что, казалось, тролль каким-то чудом парит в воздухе. Протестующе взвизгнула невидимая пружина, но конструкция выдержала.

– Правда, есть во всей этой истории кое-что, мне непонятное, - задумчиво продолжил Серый Князь, откинувшись на спинку кресла и заложив за голову руки. - Как-то все неправильно у вас получается, суетливо, я бы сказал. Ведь как обычно Игра происходит? Героям отряда дается время притереться друг к другу, привыкнуть к мысли о том, что геройствовать придется. Опять же, в Отряд попадают не по умениям, а по способностям - Хлаш здесь редкое исключение - так что у вас должно быть время на обучение воинскому и магическому ремеслу. Это у вас хоть и быстро получается, но все же не мгновенно. По-хорошему, так вам бы еще пару месяцев, а то и полгода побродить по лесам да долам, детишек из чащобы да красавиц от чудовищ повыручать. С королями да феодалами познакомиться, на них поработать, тайны мироздания поразгадывать, что в свитках из затерянных городов описаны. Местность от чудищ позачищать для тренировки, в конце концов! В общем, жизнь хоть и недлинная, да полная приключений. А у вас что? Давеча вот говорили, сколько раз вы чудом от смерти спасались. Раз-другой - это в порядке вещей, но не каждый же день! Да и Майно не должен был ничего знать до самого последнего момента. Правила есть правила, а он охотится за вами с самого начала, ровно за глухарями на токовище. Если бы не везение ваше, давно бы лесные зверюшки кости ваши обглодали. Непорядок, однако…

– Кстати, князь, а сам-то ты как про начало Игры узнал? - удивился Хлаш. - Если уж самому Майно знать не положено…

– Елки зеленые, Хлаш, ты меня сколько времени Тилосом звал? - недовольно поморщился Серый Князь. - Сколько раз спрашивать - чем вам имя мое не понравилось? Не зовите князем, не люблю. А с Игрой - тут долгая история. Я вот вам про электрическую Силу рассказал. Дело в том, что я и сам эту Силу использовать умею. Если сделать специальную… м-м-м… штуку… ну, машину, что ли, то можно ее эманации принимать за тысячи верст. И наоборот, я могу ей электромагнитные волны… эманации передавать. Ну, как связные маги клиентов друг с другом связывают, так же и здесь, только не эфирные волны, а электромагнитные. Удобно, кстати: дал отряду такую радиостанцию - и общайся на расстоянии.

– Как вчера, у скал? - полуутвердительно произнесла Ольга. - Ты тогда что-то губами говорил…

– А ты по губам читать умеешь? - покосился на нее Тилос. - Да, например вчера. Когда нас к скалам прижимать стали, я приказал арбалетчикам занять позицию у ближайшей тропы и провел вас туда. Ох, нехорошо вышло…

– Чего нехорошего? - вскинулся Теомир. - Они нас убить хотели!

– Тропу демаскировал, - объяснил Тилос. - Полсотни трупов - не лучшее прикрытие для тайного пути. Но вернемся к нашим баранам. Там, наверху, - он небрежно ткнул пальцем в потолок, - летает такая штука, через которую вся игра управляется. Вы ее как Белую Звезду знаете.

– Белая Звезда? Управляет Игрой? - удивился Заграт. - Никогда бы не подумал. Красная там или Голубая, что Огнем и Водой управляют - куда бы ни шло, а этот пустоцвет…

– И тем не менее. Это не планета, как остальные, это небольшая станция с управляющей аппаратурой. Я в ней не разбираюсь, не про меня это хозяйство делалось, но подключаться к ней я могу.

– Что делать? - удивился Хлаш. - Впрочем, неважно. Почему ты можешь, а Майно - нет?

– Потому что не положено, - хмыкнул Тилос. - Я и сам-то не должен был в эти дела лезть, но прямого запрета не было. А вот Майно прямо заповедано на станцию носа не совать и вообще про ее существование забыть. Он же, судя по всему, запрет порушил. Если его собратья о том узнают - ниже некуда рейтинг… ну, положение среди Игроков, опустят. А ведь для Игрока рейтинг - это все.

– Шалун он у нас, - скривился Заграт. - И что теперь? Он нас с небес как на ладони видит?

– Боюсь, что так, - нахмурился Тилос. - Теоретически со станции можно отследить кого угодно и где угодно. Я понятия не имею, до чего там докопался Майно, сам-то я только сигнал о начале Игры и смог уловить. Поэтому либо вы достанете его, либо он достанет вас. Спрятаться и отсидеться, сами понимаете, не выйдет. Разумеется, если только у меня в гостях не останетесь.

– Я точно не останусь! - угрюмо заявил Теомир. - Он всех наших перебил.

– И я! - поддержала его Ольга. При мысли о сожженном доме где-то в глубине груди у нее зародилась неясная боль. - Даже если у нас один шанс из тысячи, все равно пойду!

– Двое, - сухо констатировал Тилос. - Что скажут остальные?

– Не нравится мне это дело? - оскалился Заграт. - Что мне до впавшего в детство придурка? Мне бы до своих добраться да за Миршага, старого кореша, поквитаться…

– Извини, Заграт, - ответил Тилос. - Не получится. Не хотел тебе говорить, но… Клана Серого Когтя больше нет.

– Что? - заревел Заграт, вскакивая с места и одним прыжком оказавшись около даже не шелохнувшегося Тилоса. - Что ты сказал, голожопый? - Его скрюченные пальцы с острыми когтями вцепились в плечи Серого Князя. - Что с ними стало?

– Майно не были нужны орки в Орочьей пуще, - спокойно ответил Тилос. - Он через посредников нанял орков для войны - и стравил их с численно превосходящими харазгами. Часть кланов вырезана, часть рассеяна. Женщин и детей жугличи добили прямо в стойбищах.

– Но зачем! - почти простонал Заграт. - Чем мы ему помешали? Чем?

– Земля. Жугличам и харазгам нужны новые земли. Кочевникам-жугличам - только степи, охотникам же и земледельцам харазгам - еще и леса. На лесных пожарищах очень хорошо растет рожь. А Майно нужны жугличи и харазги - чтобы раздавить непокорную Приморскую империю. - Тилос аккуратно отцепил от плеч сведенные судорогой пальцы орка, встал и бережно довел его, полуослепшего от катящихся слез, до кресла. - Прости, Заграт. Я узнал это вчера вечером от своего человека в Харазге. Та самая радиостанция, знаешь ли. Я не был уверен, что стоит рассказывать тебе это, но… боюсь, ты бы не простил мне, если бы бросил Отряд и потерял возможность отомстить.

Несколько секунд в белой комнате стояла тишина, прерываемая лишь судорожными полувсхлипами-полувзрыкиваниями орка. Тилос отошел к стоящему у стены шкафчику, плеснул в кружку из высокой синей бутыли и молча дал ему выпить. Прозрачная жидкость стекала по сжатым клыкам шамана, выплескивалась на грудь, но он, казалось, не замечал этого. Его руки судорожно сжали кружку, а глаза невидяще смотрели куда-то сквозь стену. Орка колотила мелкая дрожь.

– Клянусь… клянусь, что не оставлю Майно в покое до тех пор, пока не увижу его кишки намотанными на сучья Орочьего леса! - наконец выдавил он из себя. - Клянусь, что он умрет самой страшной смертью, которую я только смогу выдумать! Я клянусь…

– Не надо, - мягко остановил его Тилос. - Клятвами делу не поможешь. Пойдешь с отрядом - будет у тебя шанс отомстить. Но если начнешь пороть горячку - бессмысленно погибнешь, только и всего. Посиди пока, успокойся. Жизнь все еще продолжается.

– На кой мне такая жизнь? - хрипло пробормотал Заграт, но Тилос уже отвернулся от него.

– Хлаш? - вопросительно произнес он.

Тролль странно посмотрел на него.

– Ну, а для меня ты что припас? - как-то отстраненно проговорил он. - Детям - месть за родичей. Заграту - месть за родичей. Мне?…

– Твоим родичам, насколько я понимаю, ничего не грозит, - пожал плечами Тилос. - Да ты и не из тех, кто помчится мстить, сломя голову. Тебе я просто расскажу кое-что еще.

– А я хочу это знать? - почти зло спросил Хлаш. - Может, мне лучше так и остаться дураком на веки вечные?

– Тебе это не грозит, - вздохнул Тилос. - Видишь ли, Игра изначально рассчитана на то, что воин Отряда не может повернуть назад. Не может не по принуждению, а по собственному желанию. Вы все зажаты в тисках долга - как вы это понимаете.

– И какой же долг у меня? - лицо тролля по-прежнему было бесстрастным, но когти судорожно впились подлокотники.

– Игра может происходить лишь в определенных условиях, - жестко сказал Тилос. - Не допускается развития техники. Не допускаются вредные для войны идеи. Ты думаешь, люди действительно настолько глупы, что тысячелетиями воевали друг с другом, с троллями, орками лишь из-за внешнего несходства? Это Игра, Хлаш, Игра! Где Игрок возьмет войска, сражающиеся не за деньги, но за идею, если люди мирно существуют бок о бок с нелюдями?

– Было бы желание, а дураков всегда хватает, - отозвался Хлаш. Он заметно расслабился. - Впрочем, я тебя понял. А с чего ты взял, что меня этим можно пронять? Что мне, простаку-троллю из дальнего захолустья, до судеб мира? Тысячи лет все дрались друг с другом - и ничего. Авось и еще столько же подерутся. Или после Игры войны навсегда прекратятся?

– Ты уж выбери что-то одно, - криво ухмыльнулся Тилос. - Или тебе без разницы, или прекратятся ли войны. Не прекратятся, конечно. Демиурги создавали вас по своему образу и подобию, а уж они-то воевали друг с другом до упора, пока это занятие окончательно не потеряло смысла. А как только этот смысл снова появился - в виде Игры - так сразу же вернулись к истокам.

– Так чем же тебе не нравится Игра, Хранитель?

– Бывший Хранитель, - отрезал Тилос.

– Бывший? Не думаю, - настал черед Хлаша улыбаться кривой вымученной ухмылкой. - Это вон им, - он кивнул на Ольгу с Теомиром, - можешь вкручивать. Я-то не мальчик, я тебя насквозь вижу. Уж больно название у вас говорящее. Все о судьбах мира печешься, так? Хранитель однажды - Хранитель навсегда?

Тилос заметно вздрогнул.

– А тебе-то что? - угрюмо спросил он. - Завидно?

– Да нет, в общем-то. Просто урок тебе впрок не пошел. Хранители чего вы были - мира? Знаний? Значит, отдельные люди - чушь, мелочь. Видел я таких как ты, убежденных… Вот и сейчас ты готов сунуть детишек волку в зубы, лишь бы малюсенький шанс свернуть Игру не упустить. Погибнут, конечно, но вдруг?…

– Ах, вон ты о чем. - Тилос прошелся по комнате, задумчиво почесывая подбородок. Ольге неожиданно бросилась в глаза его гладкая смуглая кожа лица, словно бы никогда не знавшая бритвы. - Может, ты и прав, не знаю. Но это не главное. Видишь ли, обычно Отряду не оставляет выбора сама Игра. Если воин не выкладывается на всю катушку, толку от него мало. Поэтому Игра всегда идет так, что выбора у героев нет. Это просто такой закон природы. Я лишь пытаюсь сразу объяснить вам ситуацию. Мое предложение убежища до сих пор в силе, но, боюсь, вы бы возненавидели меня, не скажи я вам всей правды.

– Стой, парень, - хриплым - от удерживаемых рыданий? - голосом произнес Заграт. - Значит, Серый Коготь вырезан под корень только потому, что какой-то полоумный сукин сын назначил меня своей игрушкой? Если бы не я, они остались бы живы?

– Не знаю, - Тилос с жалостью посмотрел на него. - Возможно, и нет. Майно начал шуровать на этом континенте задолго до начала Игры.

– Не ври мне, князь, - голос Заграта стал угрожающим. - Ответь просто - это моя вина? Да или нет?

– Нет, - твердо ответил Тилос. - Ты здесь ни при чем. Просто невезение, вот и все. Игра есть Игра, и уж не тебе обвинять себя в ее последствиях.

– Если бы я мог, - Заграт поднялся со стула, вытянув перед собой дрожащие руки со скрюченными пальцами, - я бы порвал сраному кукловоду глотку вот этими когтями! Но до него я добраться не могу… пока. Значит, у меня появился еще один повод порвать глотку Майно, только и всего. Я пойду в его логово даже в одиночку…

– Я с тобой! - твердо заявил Теомир. Тилос грустно взглянул на него, вздохнул, но промолчал.

Ольга почувствовала странное щемящее чувство в груди. Где-то в горле застрял тугой комок.

– Я… я с вами, я уже сказала, - к глазам подступили слезы. - Значит, мама… папа… они мертвы или бегут с нашей земли только из-за какой-то Игры? Клянусь эти жугличи пожалеют, что на свет родились!

– Ольга, жугличи такие же марионетки, как и вы, - мягко произнес Тилос. - Их жалеть надо. В один прекрасный день они перестанут быть нужными Майно, и их постигнет та же участь, что и Всадников.

– Пусть! - упрямо заявила Ольга. - Но на нас они напали не потому, что им нож к глотке приставили, а по собственной подлости! Пусть отвечают за самих себя, за остальное другие ответят!

– Значит, Хлаш никуда неидет, - с каким-то непонятным облегчением вдруг заявил Телевар. Он вцепился себе в бороду и ожесточенно дернул. На секунду Ольга испугалась, что тысячник от расстройства начнет вырывать себе бороду клочьями, как страдающие деды из сказок. - Вот и ладушки. Одних детей я в пекло не отпущу. Значит, мне все-таки судьба идти против супостата.

– Да кто же тебе сказал, что я никуда не иду? - приподнял бровь Хлаш. Тилос бросил на него быстрый косой взгляд.

– Ну… - растерялся Телевар. - Ты же сам…

– Наш многомудрый хозяин, - язвительно взглянул на Тилоса Хлаш, - прекрасно знает, как манипулировать другими. Другое дело, что меня на крючок подцепить куда сложнее, чем вас, ну да у него опыт богатый. Князь, почему ты решил, что не меня подействуют твои россказни?

– А я тебя насквозь вижу, - подмигнул ему Тилос.

Хлаш весело оскалил свои внушительные зубы.

– Вернул, значит, плюху. Ладно. Идущие по Пути должны следовать по нему, куда бы он ни привел. Свернуть же с Пути значит потерять себя. Ох, не нравится мне эта история… - Он резко встал на ноги. - Давайте-ка выберемся на свежий воздух, а то у меня голова разболелась…

По лестнице наверх поднимались молча. Когда компания покинула подземелье, Ольге показалось, что она наконец-то вынырнула к солнцу и свету из ледяного темного омута. Поток Силы нахлынул на нее, тело внезапно стало легким-легким, казалось, еще шаг - и она полетит как птица. Угрюмо уставившийся перед собой Заграт тоже как-то распрямился, словно сбросив с себя невидимый груз, несколько раз глубоко вздохнул и потряс головой.

– Чтобы я еще раз сунулся в этот погреб… - еле слышно пробормотал он.

В зале наверху Тилос в своей неподражаемой манере с размаху плюхнулся в кресло и жестом пригласил садиться остальных.

– Ну что, герои вы мои, - задумчиво пробормотал он. - Что делать собираетесь?

– Думаю, еще денек передохнем, а завтра или послезавтра утречком, по холодку двинемся, - поскреб затылок Хлаш. - Народ, как вы?

Тилос изумленно уставился на него.

– Хлаш, - на его лице заиграла странная улыбка, - Я, конечно, сукин сын, но не настолько, чтобы выгонять вас за порог на следующий же день. Тебе, орясине саженной, может, и ничего, да вот другие-то на ногах еле держатся. Куда вы пойдете завтра с утра? Карателям в зубы? Думаешь, те были последними, кого Майно пошлет по вашу душу?

– Ну… - пробормотал Хлаш, явно озадачившись. - Я думал - чем быстрее мы отсюда исчезнем…

– Да толку то! Можешь быть уверен - соглядатаев Майно вокруг Лесной Долины хватает. Новые появляются быстрее, чем старых отслеживаем. Я уж и рукой махнул. Вас перехватят если не на следующий же день, то уж точно задолго до Талазены. Я думаю… - Он замолчал, заложив руки за голову и уставившись в потолок.

– Ну? - подбодрил его Заграт. - Думай быстрее, а то мне что-то жрать хочется! - Орк, казалось, уже полностью отошел от потрясения, на его лице красовалась обычная брюзгливая мина.

– Жрать? - Тилос будто бы к чему-то прислушался. - Ох ты елки-палки! Ничего себе мы с вами потолковали! Уже и полдень минул! Значит, так. Думаю, месяц-другой вы у меня задержитесь. Теомиру с Ольгой стоит с оружием поупражняться, да и тебе, Заграт, есть чему в колдовстве поучится. Что до тебя, Хлаш, то ученого учить - только портить, но я бы с удовольствием с тобой поработал. Не возражаешь?

– А то! - острозубо ухмыльнулся тролль. - С Хамира об этом мечтаю!

– Вот и ладушки, - довольно кивнул Тилос. - Телевар, с тобой отдельный разговор будет. Я тебя еще найду сегодня, не отходи от замка далеко. - Тысячник неопределенно дернул головой в знак согласия. - Ну что, ребята-зверята, есть возражения против моего гостеприимства?

Путешественники молча переглянулись. Ольга вопросительно взглянула на дядьку, но тот лишь пожал плечами, упорно избегая ее глаз. Он хмурился мрачнее тучи.

– Значит, так, - князь хлопнул ладонью по столу. - Решено. Начнете занятия завтра же. Теомир - длинный кинжал и меч. Ольга - длинный кинжал и лечебная магия. Заграт - природная магия, огонь и воздух, я полагаю, потом видно будет.

– Не хочешь их искусству Пути подучить? - тихо спросил Хлаш. - Пригодится, я думаю…

– Пути… - Тилос задумчиво пожевал губами. - За такой срок… Впрочем, Игра есть Игра, почему бы и не рискнуть? Вреда точно не будет. Ладно, утро вечера мудренее. Сегодня еще отдыхайте, а с завтрашнего дня начнете подготовку. - Он стремительно поднялся на ноги. - Ладно, топайте в столовую, а я пошел завалы разгребать. Увидимся.

На этот раз обеденная зала была переполнена. Вынырнувшая неизвестно откуда Белла мягко, но решительно расчистила для всей компании часть стола в дальнем углу, потеснив несколько устало выглядящих мужчин в пятнистой темно-зеленой одежде, от которых остро несло потом. Поулыбавшись Белле и бросив на чужаков несколько не слишком дружелюбных, но любопытных взглядов, те сдвинулись поплотнее, и путешественники осторожно устроились на лавках, чувствуя себя неуютно посреди такой толпы.

На глаз в зале присутствовало человек пятьдесят, большинство в такой же пятнистой одежде. Тут и там виднелись орки, некоторые оживленно болтали с соседями, другие угрюмо жевали, хмуро уставившись в тарелки. Оружия, если не считать охотничьих ножей и недлинных кинжалов, поначалу видно не было, но вскоре Ольга перехватила оценивающий взгляд Хлаша на оружейную стойку около дверей, увешанную и уставленную мечами. Рядом стояли составленные в козлы копья и пики. Несколько девушек сновали по залу, разнося тарелки с едой и забирая грязную посуду.

– Темка, - осторожно спросила Ольга, разрезая на куски мясо в непонятного происхождения коричневатой, остро пахнущей подливке, - а чего это они одеты так странно? Словно в грязи валялись?

Погруженный в какие-то свои мысли Теомир удивленно посмотрел по сторонам, словно только что заметив, где они находятся, и пожал плечами.

– Кто его знает, - почесал он в затылке. - Может, просто из горного патруля вернулись, извозюкались, а постираться не успели. Или здесь так принято. - Он макнул хлеб в подливку и принялся сосредоточенно жевать, глядя куда-то сквозь стену.

– А ты представь их среди травы, - шепотом подсказал с другой стороны Телевар. - Или в лесу, в зарослях. Чисто зеленых пятен на земле не бывает, а вот зеленых и запятнанных - сколько угодно. Слушай, а ведь этот парень, Серый Князь, совсем не дурак. Попробуй-ка этакого пятнистого с расстояния углядеть! Вернусь домой - наряжу наших пластунов в такое же… - Телевар скривился словно от зубной боли. - Если вернусь, конечно.

После обеда Хлаш переглянулся с Телеваром, затем с Загратом, и потряс блестящей лысой башкой.

– Так, други мои закадычные, вы как хотите, а я пошел ухо давить. До завтрашнего утра буду отсыпаться как суслик. Когда еще такой случай выпадет… - Он махнул рукой и неторопливо пошел к гостевому домику.

– Хоть и орясина саженная, а иногда умные вещи говорит, - пробурчал Заґграт. - Составлю-ка я ему компанию.

– А я тут по округе поброжу, - не согласился Телевар. - Обмозговать кое-что надобно. Вы, ребятишки, погуляйте-ка пока где-нибудь, а то тоже пойдите да отоспитесь как следует. У Онки вон после этого подвала до сих пор ноги подгибаются.

– Ну и дрыхните, сони! - насмешливо заявила Белла. - А мы с Онкой и Темкой еще погуляем. Солнце в зените стоит, а они дрыхнуть удумали! Ха! Покедова! - Она ухватила Ольгу с Теомиром под руки и решительно потащила куда-то по заросшей липой аллее.

Через полсотни шагов аллея сошла на нет. Белла выпустила гостей, плюхнулась на скамью с высокой спинкой и уставилась на них, скрестив на груди руки.

– Ну? - нетерпеливо спросила она. - Что там было?

– Где - там? - не понял Теомир. После обеда его странно-отрешенное состояние лишь усугубилось, он, казалось, совсем не замечал окружающее.

– Ясно, - фыркнула девушка. - Этому тоже бы поспать стоит как следует. О чем это вы с Тилосом полдня трепались? Я после завтрака вас где только не искала! Ладно, шепнули мне добрые люди, что вас этот бандит в пытошный подвал увел и с пристрастием допрашивает, даже беспокоить не велел. Дверь изнутри закрыл, конспиратор недоделанный! - Она снова фыркнула.

– Белла, зачем ты так? - с упреком сказала Ольга, усаживаясь рядом. - Он нам с тобой не чета, а ты на него так ругаешься…

– Влюбилась, что ли? - зыркнула на нее Белла. - Так и скажи. Ха! Чего это он мне не чета? Оттого, что надувается как лягушка?

– Он… - начала Ольга - и осеклась, запунцовев, словно рак в кипятке. - Слушай, чего это ты нас сюда приволокла? Чтобы князя обругать? Так мне, знаешь ли, на полном серьезе сейчас лучше бы поспать. Я после этого подвала на ватных ногах хожу, аж сомлела там, когда порог перешагнула, потом откачивали…

– Ты? Сомлела? - удивленно посмотрела на нее Белла. - Ого! Мне там тоже не по себе было, там вообще только Тилос себя нормально чувствует, но такого не случалось. Ладно, извини, не буду больше ругаться. - Она глубоко вздохнула. - Обидно только, знаешь, - пожаловалась она. - Как появился - только пару раз кивнул да "привет" сказал. А я, между прочим, огонь зажигать научилась!

– А? - удивилась Ольга. - Как - зажигать?

– Ну, очень просто, - нетерпеливо пояснила Белла. - Заклятьем. Вот, смотри! - Он вскочила на ноги и чуть не врезалась во все еще стоящего перед ней отрешенного Теомира. - Слушай, тебе точно в кроватку надо! - со злостью заявила она. - Ну что ты стоишь как истукан на постаменте? Знаешь что, шел бы ты к себе, а? Вон туда по дорожке, в аккурат к домику выйдешь!

Теомир молча кивнул и понуро побрел по указанной Беллой тропинке, уставившись себе под ноги.

– Странный он у тебя какой-то, - недоуменно посмотрела ему вслед Белла. - Заторможенный. Он всегда такой, или просто головой ударился?

– Ударился, - кивнул Ольга. - Вернее, его ударили. Нас тут бандиты в лесу прихватили, так ему чуть мозги дубиной не вышибли…

– А-а, - протянула Белла, мгновенно утратив к Теомиру всякий интерес. - Не повезло. Вот, смотри! - Она подхватила с земли сухую ветку, сосредоточенно нахмурила брови и ткнула в нее пальцем. - Оп-ля!

На кончике ветки вспыхнул крошечный огонек. Мгновение - и язычки пламени охватили ее сверху донизу. Ойкнув, Белла выронила горящую хворостину и затрясла обожженной рукой.

– Опять не рассчитала, - огорченно сказала она. - Должно же чуть-чуть загореться…

– Здорово! - искренне сказала Ольга, с уважением глядя на Беллу. - А вот у меня так никогда не получалось. Лечить я еще умею, а вот огнем управлять… Сильно обожглась? Давай помогу.

Она взяла руку девушки. Кожа на пальцах покраснела, тут и там вздулись маленькое волдыри. Ольга накрыла их ладонью и попыталась вызвать в ней знакомое теплое покалывание. Почему-то это вышло не сразу, потом закружилась голова, в глазах слегка потемнело. Ольга стиснула зубы и откинулась на спинку скамьи.

– Ой, совсем не болит! - удивленно воскликнула Белла, разглядывая чуть красную кожу. - И волдыри прошли… Да что с тобой? - обеспокоено воскликнула она. - На тебе же лица нет! Ох я дура… После подвала же сутки колдовать нельзя, мне Тилос говорил. Онка, ты как?

– Нормально… - пробормотала Ольга. - Отдышусь только. А почему нельзя колдовать?

– Тилос говорит, что там какие-то рез… рус… резеруверы пустеют, в которых колдовство в человеке накапливается. Если в этих самых рез… в общем, в подвале колдовства не бывает, и эти самые резеревуры пустеют. Простому человеку еще ничего, а вот колдунам вроде нас совсем плохо. Пока они не заполнятся хотя бы на четверть, от колдовства и помереть можно. Слушай, ты точно в обморок падать не собираешься? - Белла выглядела не на шутку встревоженной.

– Да все нормально… - прошептала Ольга. Сердце билось как сумасшедшее, но дышать стало легче, и спазмы в животе почти прошли. Она с трудом сглотнула отдающий рвотой комок в горле. - А ты что, тоже была в том подвале?

– Я? Ха! - гордо вскинула голову Белла. - Да я там, бывает, ночую. Тилос вам показывал лаборатории?

– Лаборатории? - Муть в глазах почти рассеялась. - Там была какая-то комната, вся белая и с рисунком мира на стене…

– А, кинозал, - разочарованно протянула Белла. - Тилос туда послов иноземных водит, на мозги им капать. Они оттуда с круглыми глазами выходят, потом домой уезжают и своим хозяевам сказки про могучее колдовство рассказывают, что землю как ни на есть с птичьего полета кажет. А больше он никуда вас не водил?

– Да нам, в общем-то, не до того было… - неуверенно пробормотала Ольга. - Сначала меня откачивали, потом… А что там еще есть?

– Ну! - всплеснула руками Белла. - Так вы, почитай, и не видели ничего. Там еще оружейная, потом химическая лаборатория, потом еще какая-то физическая, а еще генераторная и реакторный зал. Я вообще-то сама там не много где была. В основном в химической. В других местах другие работают, а Тилос, тот вообще там днюет и ночует, когда дома. Но ты не думай, меня везде пускают, кроме реакторной, - быстро добавила она. - Я тебе все покажу, если хочешь, только в реакторную Тилос никому ходить не позволяет.

– А это что?

– Не знаю, - вздохнула Белла. - Знаю, что там электрическую силу что-то делает. Здоровая такая штука стоит, с ваш домик величиной, лампочками мигает. Тилос ее называет, - она наморщила лоб, - ка-ви-тон-ный реактор. Он еще говорит, что с этим шутки плохи: если что - так бабахнет, от всей долины пустое место останется. - Она поежилась. - Я как-то туда забралась, до него дотронулась, а он гудит, знаешь, тихо так, но чувствуется, что внутри силища… Зато по ночам у нас красиво. Жаль, ты последнюю ночь дрыхла, а то бы я тебе показала. Тут пруд рядом есть, а его подводными электрическими фонарями подсвечивают, красотища! Ну ладно, еще увидишь. Вы ведь у нас задержитесь, да?

– Ага. Тилос сказал, что месяц-другой мы у него погостим. А как ты до этой штуки дотронулась, если Тилос туда никого не пускает?

– А там рядом с дверью такая дощечка есть с циферками, - скромно потупилась Белла. - Я подсмотрела, в каком порядке нажимать надо, чтобы открыть. Только ты ему не проболтайся, поняла? - Ее голос стал жестким, но тут же смягчился. - А еще там есть рет-ранс-лят-ор, - это слово она тоже выговорила по слогам.

– А это чего? - удивилась Ольга. Глаза у нее слипались, но она мужественно не подавала виду.

– А это такая штука, которая далеко говорить помогает, - с таинственным видом пояснила Белла. - Берешь такую маленькую коробочку и говоришь в нее, а другая коробочка, где-нибудь далеко, то же самое твоим голосом повторяет. Вот этот рет-ранс-лятор тут главный, без него ничего не получится. Хорошо Тилосу, - добавила она с ноткой зависти в голосе. - Ему для этого коробочки не надо. Он просто думает - а коробочки говорят, даже если он в Талазене или в Золотой Бухте ошивается. Говорит, мозги у него так устроены, что электрическую силу воспринимают, вроде как связные маги - эфирную. Только лицо у него дергается, словно он в самом деле говорить пытается. Вот умора! - Белла прыснула. - Мне такую коробочку не дают, а вот у командиров отрядов она есть…

– Ага, он рассказывал. А еще говорит, что не маг… - пробормотала Ольга. - По мне так это самое колдовство и есть.

– А Тилос это наукой называет! - гордо сказала Белла. - А еще он говорит: есть многое на свете, моя милая, что неизвестно нашим мудрецам. Вроде бы как какой-то циркач это придумал, а ему понравилось. Слушай, да ты совсем спишь!

Ольга и в самом деле против своей воли проваливалась куда-то в густой плотный туман, населенный странными формами. Мелькнул малыш-летун, смешно топорщащий уши, рядом свистнула огнеплеть, невнятные фигуры устроили вокруг настоящий хоровод, угрожающе размахивая оружием. Затмевая все, надвинулось разгневанное мужское лицо, в его глазах билось яростное оранжевое пламя. Ольга точно знала, что это пришел за ней сам Майно, Враг, Разрушитель, Неназываемый, и что ей конец.

Когда утром солнечный луч ударил ей в глаза, простыни были мокрыми от пота.

Свистит меч, и его собственная голова, вращаясь в воздухе, отлетает в сторону. Гаснущим взглядом Каол успевает поймать торжествующе потрясающего клинком огромного зеленого тролля, испускающего победный рев. Затем страшная резь в шее затмевает все вокруг, и мир заливает тьма, перемежаемая лишь вспышками боли.

Каол стоит в кольце хохочущих и свистящих мальчишек, а его противник, сжимая кулаки, боком подбирается к нему. Глаз заплыл, из рассеченного лба капают теплые капли, оставляя на губах солоноватый привкус. У врага из носа висит бахрома кровавых соплей, он прихрамывает на правую ногу, но в глазах уже желание не поиздеваться над одиноким пареньком из чужой шайки, но убивать. Где-то вдалеке стоит мать, повернувшись спиной к схватке, и что-то оживленно обсуждает с торговкой зеленью. Каол отчаянно бросается на врага, но тот уворачивается, бьет его кулаком в поддых и ставит подножку. Каол кубарем летит на землю, судорожно хватает ртом воздух, но все равно задыхается, в глазах темно, и зачем-то торчащий из земли гвоздь глубоко втыкается ему в шею.

Раскаленный воздух Южной пустыни обжигает горло, не дает дышать, в глазах плавают огненные круги. Кажется, лучи яростного солнца почти давят на голову, спину, пригибая к земле. Ужасно хочется пить, кадык с трудом ходит в пересохшем горле, царапая его словно наждаком. Мерно бьют барабаны, голова резонирует в такт натянутой на них человеческой коже. Невысокий смуглый палач еще раз деловито проверяет петлю и, поймав кивок сидящей на высоком помосте напротив женщины в золотой короне, украшенной кроваво-красными рубинами, резко выбивает из-под него подставку. Петля охватывает шею, страшный рывок ломает позвонки. Дикая боль в разбитом кадыке растворяется в накатившейся темноте.

Влажная жара облегает тело словно мокрое шерстяное одеяло. Кожа покрыта слоем влаги - то ли испарины, то ли осевшей из воздуха. Руки и ноги прочно прикованы к столу железными браслетами, металлические обручи охватывают поясницу, грудь и горло. Обруч на горле покрыт изнутри мелкими острыми шипами, они рвут кожу при малейшем движении, однако недостаточно велики, чтобы вскрыть сонную артерию и навсегда избавить от мучений. В углу подвала сумрачно светится большая жаровня с углями, рядом разложен пыточный инструмент - клещи, шипы, клейма, какие-то буравчики и тиски. Но безумный взгляд скошенных глаз направлен не на них, а на черный закопченный сосуд над огнем. Дюжий подручный разжимает ножом стиснутые в судороге зубы, другой ловко вставляет в рот широкую воронку. Палач с явным трудом снимает горшок с огня короткими щипцами и с опаской подносит его к лицу Каола. Жар опаляет его лицо, из глубины истерзанного тела рвется животный вопль, но свинец раскаленной струей уже течет по его горлу, вливается в легкие, и страшная боль в шее окружает его, кривляется, показывает язык, сверкает маленькими красными глазками, не забывая вонзать в него тысячи отравленных кинжалов. И только потом приходит благословенная тьма.

Багровая полутьма лишь кое-где подернута клочьями черного тумана. Майно сидит за маленьким столиком и задумчиво потягивает из высокого хрустального бокала красное вино Западного Граша. Каол плавает в блаженной невесомости, но страшная боль в шее туманит разум, заставляет бороться за каждый глоток воздуха. Взгляд Майно, направленный на Каола Трейна, спокоен и даже немного сочувственен.

– Так-так, мой мальчик, - неспешно протягивает Повелитель. - Ты все-таки облажался. - Каол не знает, что такое "облажался", но чувствует горячую благодарность судьбе за то, что это не очередной кошмар. Пожалуй, одной вечности этого удовольствия с него хватит. - Я ведь тебя предупреждал…

– Хозяин… - хрипит Каол, пытаясь встать на колени, но проклятое тело не слушается его, все так же плавая в расслабленном блаженстве колдовского облака. - Хозяин…

– Не дергайся, - приказывает Майно, делая успокаивающий жест рукой. - Если бы я был на тебя зол так же, как вначале, то не стал бы тебя оживлять. Пожалуй, так и оставил бы на веки вечные в тех приятных снах. Но, по здравому размышлению, твоей вины здесь я не нашел. Выходит, что просчитался все-таки я. - У Трейна лезут глаза на лоб. Чтобы Великий был в чем-то неправ? Да еще и сам в этом признался? - Н-да. Полсотни Карателей - не велика потеря, но у меня поблизости больше ничего нет. Обидно, обидно.

Горячий стыд захлестнул Каола с головой. За ним отступает даже боль в шее. Пятьдесят против шести, из которых трое - мальчишка, девчонка и старик. Скажи ему кто, что они смогут ускользнуть - Каол бы даже смеяться не стал. Что толку смеяться над умалишенными? Но он не поймал. Упустил. Провалился. И виной всему Тилос, вшивый посланник Серого Князя. Однажды он уже унизил Каола в Приморской Империи, можно сказать, на глазах у всех. Теперь он унизил его второй раз. Мысленно Каол поклялся, что его жизнь не будет иметь другого смысла, пока этот выскочка жив.

– Даже и думать забудь, - насмешливо посоветовал ему Майно. - Серый Князь тебе не по зубам. Он может на завтрак десятерых таких как ты съесть и даже не заморить червячка. Нет, паренек, ты уж оставь его лично мне. Остальных, впрочем, можешь забирать, я не возражаю. - Его глаза сверкнули, он отставил бокал и наклонился вперед. - Однако ты облажался, и не думай, что это сойдет тебе с рук. - Он снова откинулся на спинку мягкого стула, его глаза потухли. - Ладно, мой мальчик, о плохом мы поговорим позже. Недосуг мне с тобой болтать. Слушай меня, и слушай внимательно. Я даю тебе неделю - неделю на то, чтобы отлежаться. Мне плевать как ты будешь себя чувствовать после этого. Вероятно, все еще паршиво, но мне это не интересно. Затем явишься к Кантуру-мяснику по известному тебе адресу и будешь ждать дальнейших указаний. Усек?

– Да, Мастер, - прохрипел Каол.

– Вот и молодец. Помни - неделя, не больше. Впрочем, раньше вскакивать особого смысла тоже нет. Смотри, Каол, я умею награждать - но умею и карать. А ты в последнее время все больше меня разочаровываешь. И если ты подведешь меня еще раз, - Майно вытянул вперед руки со скрюченными словно когти пальцами, - я сверну тебе шею вот этими самыми руками! Свободен!

Словно порыв горячего ветра ударил Каола в лицо. Все вокруг заволокло туманом, тело снова отяжелело, отказалось повиноваться, резкая боль, зародившаяся где-то внутри затылка, хлестнула по глазам. Он рванулся изо всех сил, и туман рассеялся. Посланник лежал на мягкой постели, привязанный к ней шелковистыми, но прочными веревками так, что не мог двинуть ни одним членом. Его лба коснулось что-то холодное и влажное. Сквозь выступившие слезы он ухватил образ высохшей старушки, осторожно обтиравшей ему испарину с лица. В ее глазах медленно гасли характерные для связного мага искры.

– Какой же ты, милок, резкий, - осуждающе прокудахтала бабка. - С переломанной-то выей - и так дергаться! Нет уж, касатик, пару дней ты у меня без движения полежишь, пока заклятье как следует не примется, а потом уж гуляй, коли хошь…

Каол глубоко вздохнул - шея страшно болела, но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью из кошмаров - и потерял сознание.

Но сновидений больше не было. Никаких.

На следующее же утро, еще до завтрака, в гостевой дом заявился Ханкер. Глава стражи критически оглядел гостей, задержал взгляд на Ольге и чуть заметно пожал плечами.

– Я - Ханкер, ежели забыли, - сообщил он гостям, слегка поклонившись. - Командую здешними вояками. Князь приказал обучать вас волшбе и военному делу. Орку - Заграту, если не ошибаюсь, - велено явиться к Жекару, он у нас главный по колдовской части. Молодым Всадникам - Темиру…

– Теомиру, - обидчиво поправил его тот.

– Теомиру, - согласно кивнул Ханкер. - Прости, оговорился. Теомиру и Ольге положили заниматься рукопашным боем с утра, оружием ввечеру. Насчет матхи Хлаша указаний не было, но князь просил его помочь в обучении Теомира и Ольги, если матха захочет. Вопросы есть?

– Почему не помочь? - задумчиво проговорил Хлаш. - А чему учить-то будешь, вой? По какому Пути идешь?

– По тому же, что и ты, уважаемый Ведущий Дэрэй, - улыбнулся Ханкер. По обветренному лицу разбежались тонкие морщины, и сразу стало видно, что он куда старше, чем кажется на первый взгляд. - Я и сам почту за честь выучиться у тебя чему-нибудь новенькому.

– Эй! - обиженно возник Телевар. - А я что? Болтаться без дела должен?

– Чтоб меня! - пробормотал Ханкер. - Прости, уважаемый, ты ведь тысячник Телевар, верно? Князь просил тебя явиться к Танзиле. Она у нас главная по иностранным делам и разведке, заместитель Тилоса по этому делу, когда князю погулять захочется. Танзила аж загорелась вся, когда о вашем появлении узнала. У нее тайного человека в ваших краях недавно убили, и она ругается так, что у меня аж уши жухнут…

– Старость не радость, - вздохнул тысячник. - Кому мечом махать, а мне, видно, пришла пора на завалинке сидеть да с бабами сплетничать. Ладно. Где эта красна девица?

– Эта красна девица тебя в тонкий блин раскатает, если захочет, - усмехнулся Ханкер. - Она стометровку быстрее иного мужика бегает, а однажды на тренировке чуть из меня дух не вышибла сгоряча. Та еще баба. Впрочем, Тилос тюфяков не держит. Потопали, что ли, к замку, все равно в каптерку заглянуть придется.

Ольга не знала, что такое "каптерка" и "стометровка". Со все возрастающим любопытством она вместе с остальной компанией последовала за Ханкером. Впрочем, все оказалось разочаровательно скучным. Каптерка оказалась маленьким неприметным домиком, по местному обычаю прикрывавшим вход в подземный амбар, на сей раз со всяческой одеждой и доспехом. Ханкер щелкнул чем-то в полумраке, и под потолком загорелся уже знакомый осветительный шар.

Покопавшись в огромном шкафу, начальник стражи вытащил на поверхность несколько простых полотняных штанов и рубах с широким запахом, застегивающихся на продолговатые деревянные пуговицы.

– Это тренировочная одежда, для занятий, - объяснил Ханкер. - Чтобы в обычной по земле не валяться. Так, это на тебя, - они кинул Ольге штаны с рубахой, - это тебе, - еще один комплект полетел в Теомира, - а тебе… - Он с сомнением окинул взглядом Хлаша. - Н-да. Где же я на тебя одежу-то возьму?

– Не ломай голову, уважаемый Ханкер, - ответил ему тролль. - Штаны на меня найдутся? Найдутся. А без куртки я обойдусь.

– Обдерешься весь… - неуверенно произнес Ханкер. - Хотя с твоей-то шкурой…

– Уважаемый Ханкер, - Хлаш расплылся в широкой зубастой ухмылке. - Ежели я на обучении обдерусь, поделом мне. Давай сюда штаны и не ломай зря голову.

После каптерки подошли к замку. Возле главного входа стояли, лениво переговариваясь, высокая плотная женщина и седобородый старик в синей, расшитой серебряными звездами мантии. Гостей они заметили одновременно и, оборвав разговор на полуслове, поспешили навстречу. Ольге казалось, что она уже привыкла к иноземным одеждам, но платье женщины ее поразило. Оно состояло из двух частей, верхней - наподобие кафтана или теплой кофты, но сшитой из легкой белой ткани, и нижней - с коротким, словно обкорнанной неумелым портным подолом, не доходящим даже до колен. Мысленно она плюнула и хотела было отвернуть от сраму, но заметила, что Теомир смотрит на голые ноги женщины с отвисшей челюстью, и не стала, сердито уставившись на бесстыжую бабу. Тут ей вспомнилось, что Белла говорили ей про мини-юбку, и она отчаянно сконфузилась, невольно представив себя в такой же.

– Танзила.

– Жекар, - в унисон представились они.

– Мы уж думали, что вы не придете…

– Это она думала, еще со вчерашнего вечера…

– …а вы тут не спеша гуляете! Ханкер! Ты…

– …не обращай на нее внимания, - закончил Жекар и ухмыльнулся. - Танзила, ша! Не сбивай гостей с толку. Приветствую, уважаемые! Пусть Сила течет сквозь вас бурным потоком. Я вижу вокруг вас эманации эфира и предсказываю, что сам суждено великое будущее!

– Ну ровно гадалка базарная, - вздохнула Танзила. Где-то в уголках ее губ притаилась задорная улыбка. - Да ты, кажется, этим и зарабатывал, пока к нам не попал, все время об этом забываю.

– Я был великим предсказателем! - с пафосом потряс пальцем в воздухе Жекар. - Люди мне платили бешеные деньги, чтобы узнать свою судьбу! Ах, молодость, молодость…

– Ладно, хорош паясничать, - ткнула его в бок Танзила. - Ты, как я понимаю, Телевар? Добро пожаловать к нам на пироги. Поскольку Тилос настоятельно не рекомендовал мне приставать к остальным, тебе придется отдуваться за всех.

– О свет моих очей! - поклонился ей тысячник. Ольга ошеломленно взглянула на него. Телевар почти изящно опустился на одно колено, осторожно взял руку главной тетки по иностранным делам и осторожно поцеловал запястье. - Я весь в твоем распоряжении. Даже моя старческая кровь кипит при виде такой красавицы, и я готов ублажать… хм, твой слух хоть до скончания веков.

Женщина закинула голову назад и звонко расхохоталась.

– Спасибо тебе, о благородный рыцарь, за твои достойные великого мужа слова! - проговорила она сквозь смех. - Встань же и не пачкай свои колени - плац не слишком чист. Только не наговаривай на себя - видала я и мужиков постарше тебя, а были они резвей молоденьких. Пойдем же, достойный муж, покалякаем на разные темы. - Она почти силой подняла Телевара на ноги, взяла под руку и тесно прижавшись, повела прочь. На ходу тысячник обернулся и едва заметно подмигнул остальной компании. Ханкер с Жекаром расхохотались.

– Ну и ухажер же ваш старшой! - хлопнул Теомира по плечу Жекар. - Такой не пропадет. А то я уж начал бояться, что привел князь ей очередного ягненка на заклание. Ну что, парень, пошли и мы, поработаем с утра пораньше.

– Эй-эй-эй! - возмутился Ханкер. - Парня мне отдали. Я его муштрую, не ты. Заграт, ты не обращай внимания, этот шарлатан колдуна от жулика отличить не сможет. Уж и не знаю, чему он тебя научит…

– Извиняюсь, - Жекар казался заметно смущенным. - Я почему-то подумал, что Заграт - это ты. Уж больно от тебя Силой веет…

– От него? - удивился Заграт. - Да он… - Орк неожиданно осекся. - Действительно, веет. Как я раньше не замечал?

– Ну да, - растерянно развел руками чародей. - От девушки, парня и тебя прямо таки несет эфиром. Из вас только уважаемый… - он с опаской глянул на Хлаша.

– Хлаш Дэрэй к твоим услугам, - вежливо откликнулся Хлаш. - Да, уж такова натура Народа. Великих воинов у нас хватает, а вот с магами куда как плохо. Впрочем, нельзя иметь сразу все. Заграт, ты не обидишься, если мы пойдем немного покувыркаемся на голодный желудок? Сытым как-то несподручно.

– Валите, вояки, - ухмыльнулся Заграт. - Сколько лет без вас прекрасно обходился, и сегодня, думаю, не помру. Пошли, Жекар, научишь меня паре фокусов.

– Теомир, - негромко сказал тролль, глядя в спину удаляющимся колдунам. - Думаю, сразу два мага ошибиться не могут. Прежде чем мы отсюда уйдем - совсем уйдем, я имею в виду, - ты должен подучиться колдовству.

– Вот еще, - возмутился Теомир, сердито насупившись. - Я честный боец, не какой-то там колдунишка! Ой, прости, Онка…

– Ничего, - ледяным тоном сказала Ольга. - Я привыкла. Не ты первый такой остроумный.

– Теомир, - лицо Хлаша стало жестким. - Я потерял многих друзей только потому, что раненым некому было остановить кровь. Из Ольги со временем выйдет целительница, каких поискать, но если с ней что-то случится… Нужен запасной вариант. Не упрямься, пожалуйста.

Теомир растерянно взглянул на него.

– Ну… если только как запасной, - наконец сказал он. - Но не сейчас же?

– Не сейчас, - кивнул Хлаш. - После обеда, когда брюхо набьешь.

"Тренировка", как называл упражнения в воинском искусстве Ханкер, проходила на большой, вымощенной все тем же серым асфальтом площади. С одного края стоял длинный навес, под которым располагались скамьи и рукомойники. Отдельно притулился крошечный домик без окон, около которого переминалась с ноги на ногу Белла.

– Ну наконец-то! - сердито сказала она. - Засони! Я уже полчаса здесь ошиваюсь.

– Не кипятись, егоза, - спокойно ответил ей Ханкер. - Сейчас начнем. Чего до сих пор не переоделась?

– Онку ждала, - фыркнула девушка. - Кто ее этот балахон одевать научит, вы, что ли?

– Может, и мы, - все так же спокойно ответил начальник стражи. - У меня выходной, времени много. Могу и не такому научить.

– Да уж ты научишь, - хмыкнула Белла. - Онка, пошли в раздевалку. Специально для меня сделали.

Внутри домика на крючке висели какие-то странные вещи.

– Вот это называется "трусики", - встряхнула одной тряпицей Белла. - Одеваются вот так. - Она быстро показала, как. - Ты не красней, а одевайся. Без них так себе штанами все натрешь - ходить не сможешь. Это - лифчик, надевается на грудь, чтобы титьки из куртки не выскакивали. Давай, давай, не стой…

В трусиках и лифчике было неудобною. В паху давило, было немного трудно дышать. Ольга натянула штаны, накинула и тщательно застегнула куртку, обвязавшись узким поясом. Куртка была плотной, немногим легче боевого кафтана. Ольга обратила внимание, что левый рукав у Беллы был обвязан синей ленточкой.

– Слушай, а нельзя мне тоже синюю ленточку? - робко спросила Ольга. - А то у меня какая-то белая, некрасивая…

Белла прыснула.

– Глупая ты, - сообщила она. - Цвет ленты означает мастерство. Белый - значит самый что ни на есть ученик, а зеленый - мастер. Другие цвета - промежуточные ступени.

– А что значит синий цвет?

– Третья ступень, - пояснила Белла. - Готова? Пошли.

– А обувь? - удивилась Ольга.

– Не положено, - объяснила Белла. - Занимаются босиком, чтобы землю чувствовать. Так Ханкер говорит. Спроси у него сама, если хочешь.

Снаружи их уже ждали переодевшиеся мужчины. Рукав Ханкера охватывала зеленая лента с поперечными белыми полосками. Высокому троллю штаны доходили лишь до середины щиколоток, зеленый чешуйчатый торс поблескивал в лучах восходящего солнца, под шкурой ходили могучие мышцы. Ольга невольно залюбовалась им. Тролль весело подмигнул девушкам.

– Ну что, пигалицы, готовы? Тогда вперед и с песней! Ханкер, не убей их по-первости.

– Постараюсь, Ведущий, не впервой, - невозмутимо откликнулся тот. - За мной бегом марш! - Не дожидаясь ответа, он развернулся и неторопливой трусцой двинулся вдоль кромки асфальтированного поля. Хлаш пристроился ему в затылок, за ним побежала Белла. После мгновенного замешательства Ольга с Теомиром присоединились к процессии.

Поначалу было легко. Твердый и почти гладкий асфальт приятно холодил превшие последние недели в сапогах ноги. Сперва бежали довольно медленно, и Ольга озиралась вокруг, оглядывая непонятные решетчатые сооружения и стены, разбросанные по полю там и сям. Но спустя сотню шагов Ханкер ускорил бег, и вскоре Ольге стало не до оглядок. На третьем круге сердце билось словно загнанный зверек в ловушке, воздуха не хватало, в правом боку остро кололо при каждом вздохе. Когда, наконец. Ханкер снова перешел на медленную трусцу, девушка едва удерживалась на ногах. Теомир выглядел не лучше. Самым обидным было то, что ни Ханкер, ни Хлаш, ни даже Белла словно бы и не запыхались.

Дальше упражнения посыпались словно помет из козы. Махи руками - вверх-вниз, в стороны, по кругу в одну сторону, по кругу в противоположные стороны. Разворот туловища - влево, вправо, влево, вправо… Не останавливаться! - командовал Ханкер. Бегом марш, правым боком вперед! Левым! Правая нога идет перед левой! Наоборот! Попеременно! Спиной вперед! Обычный бег, менять направление по моему хлопку в ладоши! И-и-и… Хлоп! Внимательнее! Внимательнее, я сказал! Хлопок! Хлоп! Хлоп! Нормальный бег! Ольга, не торопись, не к теще на блины! Держись в строю! Руки вперед, ладошки к земле на уровне пояса, доставать бедрами! Теомир, выше ноги, выше, представь - корни в два аршина толщиной под ногами! Все пальцы себе уже отбил! Бегом! Пятками доставать до ягодиц! Белла, активнее, активнее! Мне не интересна твоя лодыжка, не надо было запинаться. Стоп! Низким шагом в полуприседе марш! Полный присед! Ниже! Еще ниже! Макушку из-за плетня высунешь - стрелу словишь! Теомир, плохо слышишь? Еще ниже! Стоп! На пятки сели, пальцы под себя подогнули, ходом безногого марш! Смотрите за Хлашем, если не понимаете как! Бедра под прямым углом! Переживет твоя нога, Белла, ничего ей не сделается, а сделается - попросишь Ольгу, она поправит. Развернулись спиной вперед, двигаемся в той же манере! Вы двое, стоп, смотрите за остальными. Поняли? Вперед! Вперед! Вперед!…

Тени уже укоротились на добрый аршин, когда Ханкер милостиво позволил им передохнуть. Ольга с Теомиром со стоном повалились прямо на землю. Ноги, особенно колени, страшно болели, тело ныло как избитое палками. Белла ходила взад-вперед, тяжело дыша, ее лицо блестело от пота, но падать на землю она вроде бы не собиралась. Сквозь застилающую все вокруг усталость Ольга почувствовала к ней что-то вроде зависти. Ханкер с Хлашем, казалось, ничуть не уставшие, отошли в сторону и о чем-то тихо переговаривались.

– Мало?… - донеслось до Ольги удивленное восклицание Ханкера. - Ха!… Пять минут на то, чтобы в себя прийти, потом продолжаем.

Теомир застонал. Белла взглянула на него с видом превосходства, но ничего не сказала.

Вскоре занятие возобновилось.

Стойка - правая нога вперед, ноги согнуты, расстояние между ступнями - бедро. Встать на колено задней ноги, чтобы проверить. Ноги согнуты! Еще ниже! Ольга, у тебя ноги или ходули негнущиеся? Сместите вес на переднюю ногу! Сильнее! Вот так. Руки прямо перед собой, пальцы вытянуты и напряжены. Передней ногой шаг вперед, сразу снова в стойку! Назад! Вперед! Назад! Ступни скользят вдоль земли, прыгать мы уже перестали! Смотрите за Хлашем, за Беллой! Раз! Два! Раз! Два! Поменяли ногу. Раз! Два! Раз! Два!… Разворот на пятках. Приседайте ниже! Еще ниже! Медленнее, не торопитесь, сначала заучите движение. Руки в развороте образуют круг перед собой, а не болтаются где-то вдалеке! Хорошо. Разворот грудью вокруг передней ноги, вот так. Раз! Два! Раз! Два! Плавнее! Не подпрыгивайте на месте. Разворот спиной! Поменяли ногу! Чередуем повороты! Спина-грудь, спина-грудь! Руки! Руки держать! В стойке руки, лицо и передняя ступня всегда смотрят в одну сторону, задняя ступня под углом-восьмушкой. Бедра выверни! Да сильнее, видишь же, что на ногах еле держишься! Поднимись и встань правильно. Хорошо! Ногу поменять! Новый разворот спиной: задней ногой шаг вперед, разворот, переднюю ногу убираем назад, вот так! Раз! Два!… Приседать ниже! Ноги идут по дуге! По дуге, я сказал! Ольга, ну-ка, попробуй обойти меня! Что - ой? Я же сказал - ноги идут по дуге, огибая ноги противника. У меня-то ноги привычные, ты свои пожалей! Еще раз. Руки перед собой! В кольцо, когда меня обходишь! Во! Раз! Два! Раз! Два!… Поменяли ногу! Добавили в конце разворот на пятках! Равновесие! Не падать!…

В стойку! Удар передней ногой вперед! Не задирайте ногу, удар на уровне паха или живота! Удар задней ногой! Руками не размахивать, руки отдыхают! Поочередно - передней, задней! И в стойку, сразу снова в стойку! Удары руками. Работаем туловищем, работаем! Ольга, смотри на Теомира, он правильно локоть подворачивает, а ты себе его первым же ударом вынесешь! Подшаг передней ногой, удар задней вбок. Смотрите, вот так. Белла, не изображай смертельно раненую, я же легонько! Поняли? Пинок под колено или в лодыжку, очень уязвимые места. Так, чтобы больше он на этой ноге стоять не мог! Поехали! Раз! Два!… Сменили стойку! Раз! Два!… Сменили стойку! Удар локтем - передним, задним. Раз!… Что - зачем? А если у тебя меч выбили, ты ему рожу состроишь в надежде, что испугается? Меч в рукопашной неудобен, а кинжал еще достать надо. На тебе налокотник шипастый нацеплен или даже просто железные наручи, если правильно попадешь - он ляжет и больше не встанет. Даже голым локтем заехать можно так, что он свои зубы проглотит. В бою ты убиваешь, или тебя убивают, умение нанести неожиданный удар - критическое преимущество. Отставить разговорчики!

Удар ножом сверху-сбоку, блокируем скрещенными руками с подшагом вперед. Теомир, я бью, палка - кинжал. Оп! Я тебя достал, видишь, где острие? У твоей макушки, где еще! Руку ловить надо в начале размаха, пока она скорость не набрала. Бей меня. С шагом, вот так! Раз! Видишь, где я тебя поймал? Ты сам вперед летишь, а рука сзади осталась. Хлаш, ударь! А теперь, будь другом, встань и еще раз ударь, только медленно! Замри! Видите? Он уже почти сам рухнул, весь раскрыт нараспашку, дальше можете в брюхо врезать или в челюсть. Или так… Извиняюсь, поторопился. Вот так… так… так… Понятно? Теомир, защищаешься, Ольга, Белла, вот ножи… я сказал - ножи, значит, это ножи, а не палки. Будете хихикать - настоящие ножи дам, авось уши себе поотрезаете. Тогда научитесь серьезности. Ольга - с правой руки, Белла - с левой. Белла, я чему тебя два года учил? Кто так нападает, что за фамильярность? Теомир, резче! Вот так… Поменялись, Ольга защищается… Теперь Белла… Удар ножом снизу, Хлаш… Ага, вот так. Принцип тот же - ловите кисть с ножом на начальной стадии. Дальше можно так… Или так… Сейчас - только ловите руку, больше ничего. Поехали. Меняйтесь самостоятельно. Скользим над землей, скользим, не бухаем ногами, как тяжеловозы! Плавно!

В стойку! Защита от удара кулаком в верхнюю и среднюю часть туловища! Подшаг передней ногой, задняя рука идет вверх, сбивает кулак в сторону, передняя прикрывает бок! Резче движение! Не с детьми драться собираетесь. Он не остановится, он ударит второй рукой, да еще и ногой добавит! Теомир, в стойку! Делай… Что - ох? Я несильно. Я же сказал - он будет бить второй рукой. Почему бок не прикрыт? Еще раз! Уже лучше, но плотнее ко мне, не отлетай на десять шагов! Работаем тройкой… Так, хорош. Удар в среднюю-нижнюю часть туловища, задняя рука сбивает кулак движением вниз, передняя прикрывает голову. Принцип тот же. Заднее плечо выше, прикрывайте им голову! Поехали!…

В стойку! Удар ножом снизу, блокировать и развернуться спиной. Молодцы! Белла, к тебе это не относится. Ты на два года дольше занимаешься, они - первый день. Теомир - второй? Неважно. Двигаешься, как корова… Ты на меня не обижайся, ты на тех, что на улице, обижайся. Это они тебя лупить будут, а губки на них надувать незачем, не подействует. Удар ножом сверху, тот же разворот! Раз! Два!…

Стоп! Устали? Передышка. Упор лежа принять! На меня смотрите, если раньше не видели. Сейчас увидите, зачем. Не надо на кулаках, как я, для начала упритесь ладонями, вот так. Это называется "отжимание". Раз! Два! Три!… Задницу ниже, тело параллельно земле! Теомир, задницу ниже, я сказал! Сейчас палкой тресну, будешь знать. Не пыхтите, всего двадцать раз. Белла и та полсотни делает не запыхавшись. Ну, значит не надо по кустам отлынивать. Два месяца назад спокойно делала. Не рассказывай дедушке сказки, милая, знаю, как ты тренировалась. На спину перевернулись. Так… для начала сцепитесь ногами, звездой. Качаем пресс. Раз! Два! Три!… Так, вижу, брюхи мягкие, как у ежиков. На первый раз прощаю, но только на первый. Белла, к тебе и этоне относится. Тебе еще двадцать… Еще одну шишку кинешь - будешь каждые полчаса полтинник делать. Я серьезно, между прочим. Встали! На корточки присели, прыжки с хлопком над головой - поехали! Ладно, живите. Пятнадцать раз. Куда попадали? Белла, Тилосу пожалуюсь, он тебя сладкого лишит. И так жиреешь не по дням, а по часам. Забыла, что я пообещал? Сейчас опять на спину ляжешь! Подсказала бы глупому учителю, где ты тут шишки находить умудряешься? С собой принесла? Запасливая…

Отдохнули? Что значит - не отдых? Самый настоящий отдых. Хлаш подтвердит, вон как ухмыляется. Да нет, не только ему отдых, а и вам тоже. А будете скулить - и отдыхать будете чаще и больше. На страховку становись. Ольга, Теомир, сначала смотрите. С первого раза не получится - не беда. Кувырок вперед - самое простое. В стойку! Опираетесь на переднюю руку… подстраховывайтесь пока задней, привыкнете - будете обходиться без нее. Так… Ноги подбирайте, не раскидывайте по всему полю. К животу их! Бух! Ничего не переломал? Знаю, что больно, потому и говорю - ноги к животу! Уже лучше. Не прыгайте, наклонились, уперлись рукой - и катитесь по ней спокойненько. Пять минут на тренировку… Так, кувырок с разворотом спиной вперед, вот так. Запоминайте, через какое плечо кувыркаетесь. Руками толкайтесь - и сразу в стойку! В стойку! Так, страховка назад. Подгибаете колено, прокатываетесь через бедро и ягодицу. Полный кувырок! Так… Кувырок вперед через заднюю руку, передней страхуете, в воздухе перекрещиваете ноги, выход в стойку. Ноги перекрещивай, я сказал, или задницу отобьешь! Хлаш, ты в воздухе зависать не умеешь? Жаль, я тоже. Как ж им медленно показать? Ладно, так научатся. Теперь кувырок вперед, руки скрещены на груди. Шучу, шучу, это только Белле. Давай, давай, не смотри на меня жалобными глазами, а то я расплачусь. Ольга, Теомир - простой кувырок, но запоминайте, вам это тоже предстоит. Так, ладно, с акробатикой пока закончили. Потом продолжим.

Показываю, это называется "бросок на четыре стороны", односторонняя стойка. Хлаш, напади. Подшаг вперед и в сторону, руку фиксируете как следует. Можете локоть на плечо положить. В принципе дальше уже не обязательно, если дернете руку вниз - сломаете ему локоть. С противником вашего или меньшего роста, я имею в виду. Дальше - голова проскальзывает у него под мышкой, разворот на пятках, подшаг вперед, руки по дуге идут вперед и вниз. Представьте, что у вас в руках двуручный меч, лезвие описывает полукруг. Да нет, не так. Ольга, не рви ей руку, останешься без партнерши - что делать будешь? Плавно, но сильно. Стоп! Возьмись за кисть правильно, вот так. Вытяни указательные пальцы, они вместо лезвия. Теперь пальцы идут по дуге… вот так. Видишь, она сама упала, никаких рывков не надо. Белла, ты глазами не сверкай, себя вспомни. Тоже мне чуть руку не вывихивала. Не надо резких движений, в драке будет совсем по-другому. Сейчас вы учите базовые техники - медленно, плавно, чтобы тело запоминало. Ольга, ты нападаешь на Беллу. Поняла, в чем ошибка? Руки ниже! Что плюхаешься на задницу, как мешок с… с зерном, только что страховку назад учили! Работаете тройкой, один защищается, двое нападают на разные руки. Вперед!…

Солнце уже стояло почти в зените, когда Ханкер, смилостившись, прекратил занятие. Ольга с трудом доковыляла до травянистой кромки поля и пластом рухнула на землю. Бросок с выворачиванием кисти… Бросок с кувырком через голову… Бросок с противоходом… Бросок "небо-земля"… Первый контроль - икла. Второй контроль - никата. Третий контроль - пеккье, или салазки. Четвертый контроль - йокла. Пятый контроль - гакка… Она потрясла головой, пытаясь избавиться от карусели перед глазами. Рядом с шумом рухнул Теомир.

– Темка, я не выдержу… - простонала Ольга. - Я так не договаривалась. Я целительница, зачем мне все это?

– Я бы тоже звезду метнуть предпочел, чем через голову кидать… - еле слышно ответил Теомир. - Слушай, давай откажемся, а?

Ольга только охнула в ответ.

– Подъем, лентяи! - склонилась над ними Белла. Ее куртка потемнела от пота. - Скоро обед. Вы как хотите, конечно, но я еще не завтракала. Темка, бадья с водой - там, а у нас с Онкой отдельная умывальня. Онка, пошли мыться! Или тебе нравится вонючей ходить?

После обеда Белла убежала, махнув рукой, а Ханкер куда-то ушел вместе с Хлашем, перепоручив Теомира с Ольгой хмурому седоусому воину, назвавшемуся Виваканом. Кожа на лице старика была смуглой, без малого черной, но почти без морщин. Говорил он с каким-то странным щелкающим акцентом, иногда запинаясь и задумываясь, словно пытаясь вспомнить слово. Он молча провел молодых Всадников в оружейню и ткнул пальцем в ряд клинков, зажатых у стенки во что-то, напоминающее деревянные вертикальные козлы.

– Выбирайте, - хмуро сказал он. - Ты, парень, возьми саблю, а ты, девка - второй кинжал. - Он отошел в сторону и прислонился к стене, скрестив руки на груди.

– Что такое сабля? - неуверенно спросил Теомир, озадаченно оглядывая оружие.

– Сабля… - Седоусый запнулся, потом ткнул пальцем: - Вот. Сабля - меч по-вашему.

– А зачем второй кинжал? - недоуменно спросила Ольга. - Запасной?

– Зачем запасной? - удивился Вивакан. - Оба боевых, один в правой руке, другой в левой. - Склизнул металл, и в его руках неведомо откуда возникли два ножа. Он оторвался от стены и двинулся к Ольге, ножи в его руках неуловимо замелькали, вспарывая воздух перед лицом ошеломленных ребят. - Понятно? - Ножи исчезли также неожиданно, как и появились. - Выбирайте, не стойте с открытыми ртами.

Уважительно косясь на вновь замершего у стены Вивакана, Ольга вытащила из стойки первый попавшийся кинжал. Он оказался недлинным, короче локтя, без гарды, с какой-то хитрой вязью на клинке у рукояти. Конец у него загибался на манер багра, с острым обратным крюком. Она вопросительно взглянула на учителя, но тот отрицательно покачал головой.

– Тяжеловат будет для начала, - пояснил он. - Да и не в пару твоему. Возьми чего-нибудь попроще.

Пожав плечами, Ольга воткнула клинок на место и вытащила простой кинжал с узкой крестовиной, наподобие того, что уже висел у нее на поясе. Она покачала его на пальце, оценила баланс, пару раз рассекла воздух и снова взглянула на Вивакана. Тот коротко кивнул.

Тем временем Теомир ходил вдоль ряда стоек. Его глаза горели, изредка он проводил пальцем по рукояти то одного, то другого клинка, но тут же отдергивал руку, будто испугавшись. Его взгляд метался между диковинными ножами и мечами самой разнообразной формы. Одни больше походили на трезубец, другие имели форму полумесяца, направленного рогами вперед и чуть вбок, у третьих из рукояти в разные стороны отходили два, а то и три клинка. Он долго присматривался к удивительному двухклинковому кинжалу с волнистыми обоюдоострыми лезвиями и небольшим щитом, закрывающим рукоять, но потом, вздохнув, шагнул в сторону. Подумав, парень вытащил из стойки простой на первый взгляд кинжал чуть длиннее локтя, но тот, сухо лязгнув, неожиданно раскрылся в трилистник. Испуганно ойкнув, Теомир уронил оружие на пол и отскочил назад, спрятав руки за спину. Вивакан, слегка усмехнувшись, шагнул к нему, подобрал с пола кинжал и поднял его повыше.

– Называется тройной пружинный нож, чануга по-нашему, - пояснил он. - Делаешь вот так, - Вивакан повернул шишечку на рукояти, - и он складывается. Не балуй, парень, сначала что попроще возьми, ага.

Подумав, оружейный учитель вытащил из стойки меч длиной примерно в полсажени, со слегка изогнутым обоюдоострым двухдольным лезвием, заостренным на конце, овальным плоским эфесом и длинной рукоятью. Взвесив его на руке, он взмахнул клинком сверху вниз. Лезвие с едва слышным шипением рассекло воздух.

– Тоскала - хорошая сабля, - одобрительно сказал Вивакан. - Ханкер просил, чтобы тебе дали полутораручную… меч. Держи. Пошли, да?

Вивакан привел их на давешнюю площадь, где с утра Ханкер обучал их рукопашному бою.

– Меч, - приказал он Теомиру, не глядя протягивая руку. Тот поспешно вытащил клинок и вложил его в руку учителю. - Сейчас будешь делать так…

Когда тени удлинились на аршин, Ольга почувствовала, что начинает привыкать к такой кутерьме. Безжалостный Вивакан не дал им ни мгновения передышки. Теомир, верхняя позиция! Удар!… Еще удар! Блок от удара слева! Разворот влево, шаг назад. Повтори. Два удара подряд, не думай в промежутке! Руби крест-накрест, не вертикально… вот так. Запомнил? Повторяй, пока не остановлю, да работай левой, работай, а не просто держись за рукоять! Ну кто так нож держит, родная? Что ты в него вцепилась? Легче, легче, двумя пальчиками, он у тебя играть должен. Заложи руку за спину… Нож вдоль спины, я его видеть не должен… ага. Работаем удар снизу вверх, вверху перехват и снова удар сверху вниз. Показываю… Понятно? Пробуй. Стоп, руку вперед перед ударом кто выставлять будет? Низачем! Противник на нее лишний раз отвлечется, особенно когда в ней второй клинок будет, да. Давай! Так… Парень, теперь так… и так. Понял, как я нижний блок поставил? Силен. Ты где раньше учился? Слушай, не корячь мне мозги, да? Третий день! Ха! Ладно, не хочешь - не говори, только плющ на уши не вешай. Работай!…

Ольга, возьми нож острием вниз. Теперь смотри: удар сбоку, вот так… Перехват, удар, перехват, удар… Так, цепляться за нож ровно за оглоблю не надо, это верно, но и ронять тоже не след. Поехали… Теомир, я ж тебе говорю, левая рука не работает! Так не работает! Ну-ка, правой рукой отцепись от рукояти, оставь одну левую. Вытяни руку с саблей вперед, сабля вертикально. Теперь занеси и ударь… Правую опусти свободно, я сказал! Так, хорошо. Так и поработай, чтобы рука запомнила. Ольга, второй кинжал в левую руку! Это называется веерная защита. Смотри… Теперь сама. Да медленнее, медленнее, в руках не путайся… Еще медленнее. Нет, вот так, а эта рука вот так… Хорошо. Работай…

Руки у Ольги налились свинцовой тяжестью, но желания бросить занятие она не испытывала. Где-то внутри нее зародился тихий восторг. Кинжалы постепенно превращались из мертвых кусков железа в нечто родное и давно знакомое. Откуда-то появилась твердая уверенность, что она выстоит в любом бою, что убивать и есть ее предназначение. Кинжалы казалось, тихо напевали, рассекая воздух, тело охватила приятная усталость, и ее душа пела вместе с клинкам. Она поймала странное выражение на лице Вивакана, и неожиданная бурлящая ярость поднялась откуда-то из подсердечья. Она мягко повернулась в сторону учителя, ее кинжалы метнулись к пожилому воину. Чуть отступив, он парировал ее удар своими ножами, сталь лязгнула о сталь, и Ольга резко остановилась. Кинжалы выскользнули из рук и зазвенели по асфальту, сердце забилось словно подстегнутое плетью, а клинок учителя взблеснул перед глазами. Девушка безвольно опустила руки вдоль тела и с ужасом уставилась на Вивакана, весь ее восторг куда-то испарился. Теомир пораженно смотрел на них, застыв с поднятым над головой мечом.

– Ты чего, девка, сдурела? - с удивлением спросил Вивакан. - Я же тебя ненароком порезать мог! Князь бы с меня голову снял. Не торопись, успеешь еще со мной поработать, только научись сначала.

– Я… я не хотела… - язык с трудом повиновался Ольге. - На меня что-то нашло… Прости, учитель…

– Не хотела? - удивился Вивакан. - Ну-ну. Значит, от тебя в драке подальше держаться надо. Видывал я таких, они в бою всех подряд крушили, что своих, что чужих…

– Я не знаю… - Ольга виновато опустила голову. - Раньше такого никогда не было. Сначала я… сначала мне… в общем, стало радостно, а потом…

Вивакан внимательно посмотрел на нее.

– Подбери ножи, да, - сухо сказал он. - Продолжим.

Тилос, по своему обыкновению, боком сидел на подоконнике, болтая в воздухе свободной ногой. Качнув головой, он прервал созерцание плаца и повернулся к закинувшей руки за голову Танзиле.

– Думаю, недели две-три, не больше, - задумчиво произнес он. - Знаю, что два месяца обещал, но все же… Не рискну дольше нарываться, у Майно терпение не безгранично. Он, конечно, не такая уж сволочь, но мне на его месте я точно не понравился бы. Ха!

– Интересно, что такого сделали эти ребятишки, что стали личными врагами Разрушителя? - пробормотала Танзила, поудобнее устраиваясь в кресле. - Так и не скажешь?

– Много будешь знать…

– …скоро состарят. Знаю-знаю, - отмахнулась от него министр иностранных дел. - Был бы ты прав, мне бы уже лет двести исполнилось.

– А ты хорошо сохранилась, для двухсотлетней-то, - ухмыльнулся Тилос. - Может, отдать тебя в цирк? Публика бы валом валила…

– Тилос, не заговаривай мне зубы, - немного резко откликнулась Танзила. - Я пашу как проклятая, чтобы обеспечить тебя информацией, а ты ключевые данные скрываешь! В Талазене опять прикончили нашего осведомителя, с ребятами у жугличей уже два месяца как связи не было, в Граше резиденту вежливо намекают, чтобы не нагличал, а ты в угадайку со мной играешь! Знаешь, вот плюну на все, и расхлебывай сам эту кашу. Чесслово!

– Не кипятить, Танечка, - устало сказал Тилос. - Я тоже вымотан как собака. За последнюю вылазку на меня трижды покушались, причем в третий раз весьма профессионально. Хорошие в Граше кистени… Не будь у меня череп каменным - гнил бы сейчас в канаве.

– А кто тебя просит шляться куда не просят? - удивилась Танзила. - Сидел бы дома как все порядочные князья…

– Я, значит, непорядочный? - хмыкнул Серый Князь. - Ладно, пусть так. А насчет этих ребят - честное слово, незачем тебе знать. Пользы от этого ну абсолютно никакой, а радости в жизни не прибавится. Для нас одно сейчас важно - Майно пустит по их следу всех, кого сможет. У нас появился шанс даром вычислить всю его резидентуру. Вот этим и занимайся. А кто они… Тебе-то что?

– Дурак ты, Тилос, и не лечишься, - обиженно заявила министр. - Они ему чем-то насолили, факт. Может, и мы ему также насолить сможем, только поумнее? Чтобы самим не попасться.

– Насолила одна такая… - Тилос спрыгнул с подоконника. - Не сможем мы, и точка. Забудь. И потом, мы с Майно не воюем, забыла? И он с нами - тоже.

– Мы с ним - нет, - охотно согласилась его собеседница. - А вот насчет его… Интересно, он об этом знает?

– Что ты имеешь в виду?

– Известно, что в Келоне моего человека завалил орк, судя по одежде - явно не местный, откуда-то издалека. Где еще на Западном континенте живут орки? Ясно где - только в Орочьем лесу, в Хамире да в Талазене, но это не горожанин. А где в последнее время шлялись комиссары этого Великого дерьма? Продолжать?

– Совпадение, - пожал Тилос плечами. - Доказательства есть? По глазам вижу, что нет. А интуицию к делу не подошьешь. Обычное дело - отбился орк от своих, когда Майно их на бойню послал, попал в чужой город, повздорил… Кстати, о комиссарах. Что с теми жмуриками?

– Ханкер говорит, что у скал подобрали тридцать восемь мужиков, по оружию - Каратели, но одежда местная. Наши ребята поработали с ними, а скелеты аккуратно разложили там и сям. Огнеплети в арсенале.

– Труп командира?

– Не нашли, - Танзила неуверенно заерзала в кресле. - Ты уверен, что он там был?

– Я лично свернул ему шею, - нахмурился Тилос. - Кажется, еще ни один, кого угораздило попасть мне в лапы, не выжил. Не понимаю…

– Значит, кто-то побывал там до нас, - Танзила побарабанила пальцами по подбородку. - Зачем ему, интересно, понадобился труп?

– Вот и я про то же… - вздохнул Тилос. - Ладно, свободна. Мне тут поработать немного надо.

Глава шпионов встала, но задержалась в дверях.

– И все же, кто такие эти ребята? - задумчиво произнесла она. - Знаешь, у Ханкера от изумления глаза на лоб лезут. Говорит, они за полдня научились тому, на что ему, еще пацану, понадобился месяц. Месяц тренировок с утра до ночи! Ты уверен, что не можешь найти нам в гвардию еще пару сотен таких же?

– То ли еще будет, милая! - подмигнул ей Серый Князь. - Скоро они Ханкера на завтрак кушать будут. Но других таких, боюсь, нам не найти.

Тихо щелкнул замок на двери. Тилос вернулся к окну и снова задумчиво стал смотреть на плац.

– То ли еще будет, ё-моё… - тихо пробормотал он.

Колдовскому ремеслу ребят обучал маг по имени Чистак. Это был нестарый на вид орк - впрочем, кто их разберет, этих орков - с исполосованным шрамами лицом. После ужина он бесцеремонно вошел в гостевой домик, ухмыльнулся Заграту, вежливо кивнул остальным и ткнул в Ольгу пальцем.

– Ты - колдунья. Я - Чистак. Пошли, учиться будем. Князь приказал.

– Я? - растерялась девушка. - А… ага, иду. - Она с трудом поднялась со стула - все тело болело от усталости - и заковыляла к двери.

– Погоди, уважаемый Чистак, - вежливо попросил его тролль. - Не возьмешь ли с собой еще и паренька? - Он кивнул на удивленно распахнувшего глаза Теомира. - Похоже, ему тоже есть чему поучиться.

Чистак критически окинул Теомира взглядом щелочек-глаз и меланхолично поднял бровь.

– Чего же не взять, - безразлично сказал он. - Может, и вколочу в него трохи. Пошли, парень, и ты с нами.

– Эй! - слабо запротестовал Теомир. - Я… я не готов! Я устал! Хлаш, давай я потом колдовству поучусь…

– Цыть! - прикрикнул на него угрюмый Телевар, после встречи с Танзилой ходивший как в воду опущенный. - Хлаш дело говорит, лишнее умение только на пользу пойдет. И устал ты не больше Онки. Давай, топай, топай!

Теомир перевел растерянный взгляд с тысячника на Хлаша и обратно. Заграт, любовно оглаживающий свой новый посох, подмигнул ему.

– Давай, паря, - прохрипел он. - Потом еще спасибо скажешь. Оттягиваться - так на полную катушку!

Тяжело вздохнув, Теомир поплелся за уже вышедшими из домика Ольгой с Чистаком. Когда за ним захлопнулась дверь, Хлаш повернулся к Телевару.

– Чего-то ты какой-то смурной сегодня, - полувопросительно произнес он. - Сказали что нехорошее?

Телевар угрюмо мотнул головой.

– Да уж дождешься в наше время хорошего, - пробормотал он. - Баба эта, что по иностранным делам здесь главная…

– Танзила, - подсказал Хлаш.

– Точно. Полдня мы с ней сидели сегодня. Эту… карту разглядывали. Это такая штука, на которой вроде как наши края нарисованы. Смахивает на картину, что давеча в подвале видали, только на какой-то шкуре-не шкуре нарисована, плоская и пятнистая.

– Видал я карты, - кивнул Хлаш. - Надо будет посидеть в местном книгохранилище, посмотреть, что из карт здесь есть. Никогда не знаешь заранее, куда занесет.

– Ты еще молодой, - скривился Телевар. - А я стар уже новые штучки-дрючки осваивать. Всю жизнь по памяти табуны водил, и сейчас карты с собой таскать не собираюсь. Ладно, не суть. Наши восточные земли почти полностью под жугличей ушли, а хамирские - каким-то харазгам…

– Харазги - это те, кто осадные башни под Хамир приволок, - пояснил Хлаш. - И что?

– Как - что? - возмутился тысячник. - Я, сколько себя помню, по тем землям коней гонял! Уж и не пересчитать, сколько раз на закат откочевывал да назад возвращался! А сейчас там какие-то грязные жугличи наши исконные пастбища своими мохноногими ублюдками травят… Если я правильно ее понял, нас сейчас на закатные земли загнали, кто в живых остался! Там же трава вся повыбита, мы тем степям как раз отдых даем… давали!

– Умно, - покачал головой тролль. - Смотри ж ты как подгадали! Восточные пастбища только-только восстановились, значит, их коням да овцам от голода страдать не придется. Ваши как раз с заката на восход кочевали, пастбища меняли - значит, растянуты на сотни верст, бей поодиночке, как хочешь. На западных пастбищах трава выбита - значит, оттесни вас туда неожиданным наскоком да и запри, носа не давай высунуть. Через год-другой оставшиеся табуны от голодухи подвымрут, а без коней что вы за Всадники? Ай да Майно, ай да сукин сын!

Телевар скрипнул зубами.

– Как подумаю, что вы без меня по его душу пойдете - аж скулы от злости сводит. Я бы ему в глотку зубами вцепился! Да прав, видно, князь - только на шее у вас висеть буду. А все же - Онка с Теомиром совсем ведь детишки еще! И их - одних? - Он помолчал. - Баба эта тоже - все кишки вымотает, а толком ничего не скажет. Только и добился от нее, что к своим меня отправить хотят, а с чем да как - помалкивает.

– А она сама об этом знает? - встрял Заграт. - Сколько сотен верст до вас ныне сквозь жугличей продираться надо? Погодь, придумают - скажут. Может, опять возьмет тебя Тилос под мышку да и приволочет к твоим.

Телевар волком посмотрел на него и уставился в окно.

Вопреки ожиданию, Чистак не пошел далеко. Он бухнулся на траву в десятке шагов от гостевого домика и приглашающе похлопал ладонью около себя.

– Присаживайтесь, птенчики, - заявил он. - Травка зеленеет, солнышко заходит, мухи жужжат - чего еще для полного счастья надо? Да садитесь же, не стойте столбом!

Ольга с Теомиром, переглянувшись, опустились на землю. Заходящее солнце зеленоватыми пятнышками пробивалось сквозь мельтешащую листву, легкий теплый ветерок обдувал кожу.

Орк неспешно извлек из-за пазухи зазубренный нож и повертел его перед собой.

– Это, - спокойно сказал он, - ваш враг. Он умеет вредить даже после того, как драка закончилась. Если вас полоснут по крупной жиле, вы истечете кровью. Если клинок отравлен или просто грязен - умрете от яда или черной гнили. Если перерезать связки, вы до конца жизни не сможете владеть рукой или ногой, а уж конец этот себя ждать не заставит. Этот нож - то, что вы должны ненавидеть так сильно, как только можете.

– Но меня… нас учат драться на ножах… - растерянно пролепетала Ольга.

– Одно другому не мешает, - скривился орк. - Я тоже могу глотку перерезать не хуже иного другого. Я о другом. Некоторым нож или меч - что брат родной. Они едят с мечом у пояса, спят с клинком под подушкой, даже в сортире прохлаждаются - и то кинжал поглаживают. Такие, к счастью, долго не живут, в бою они не о своей жизни думают, а том, как бы железу дать крови напиться.

Ольга поежилась. Она вспомнила свое сегодняшнее нападение на Вивакана, и по ее коже пробежали мурашки.

– Если хотите стать целителями - помните, что я сказал. Острое железо - враг, враг смертельный, вековечный. Если вы полюбите убивать - вам не исцелить даже себя. Если вы равнодушны к смерти - сможете лечить по мелочам. Но мастером можно стать, только если смертельно ненавидеть этот клинок и то, что он олицетворяет. Понятно? - Чистак пристально взглянул на Теомира. - Раньше исцелять приходилось?

– Нет… - пробормотал тот. - Я вообще не знал, что могу…

– А кто сказал, что ты можешь? - удивился орк. - Каждому дано управлять Силой, но не все этого хотят, а уж исцелять и вовсе могут немногие. Ты, девка, целитель, по глазам вижу, а вот с парнем мы сейчас разберемся. Ну-ка, как тебя, дай руку!

– Теомир я, - нехотя пробормотал тот, но руку протянул.

Чистак властно повернул ее ладонью вниз, задрал рукав рубахи и мгновение поизучал предплечье.

– Так, - крякнул он. - Ну что, Теомир, исцеляй!

Его нож рыбкой скользнул в воздухе, и на коже парня взбухла кровавая полоса. Теомир непонимающе взглянул на нее, потом охнул и попытался зажать рану второй рукой, но Чистак отбросил ее в сторону. Ольга прижала руки у губам.

– Нет уж, парень, так дело не пойдет, - угрожающе сказал Чистак. Где-то в глубине его глаз загорелись кровожадные оранжевые огоньки. Нож был недвусмысленно направлен в грудь Теомиру. - Будешь хвататься руками - всю шкуру на ремни располосую! Ну-ка, лечись, живо!

– Как!? - почти взвизгнул Теомир, с ужасом глядя на струйку крови, стекающую на траву. - Я не умею!

– А ты научись, - язвительно посоветовал Чистак. - Смотри, будешь дурацкие вопросы задавать - кровищей истечешь!

Ольга сделала было движение в сторону Теомира, но нарвалась на угрюмый взгляд орка и тихонько опустилась обратно.

– Почувствуй в себе Силу, парень! - тихо посоветовал Чистак. - Давай же!

Теомир зажмурился так, что из его глаз потекли слезы. Его скулы свело от страшного напряжения, вытянутая окровавленная рука задрожала.

– Почувствуй тепло у раны, - подсказал Чистак. - Возненавидь мой нож! Он попробовал твоей крови и хочет еще. - Неспешным движением он снова полоснул по коже Теомира. Тот отчаянно вздрогнул. - Ну!

Теомир глубоко, но прерывисто вздохнул и распахнул веки. Нож угрожающе блестел у него перед глазами. Парень уставился на него немигающим взглядом, в котором начал разгораться гнев.

– Никогда… - пробормотал он. - Никакое железо… Не позволю…

На кончиках пальцев раненой руки взбухли маленькое огненные капли, кисть окутало сеточкой молний. Чистак вскочил на ноги и быстро отступил назад на пару шагов.

– Не я, парень! - предупреждающе произнес он. - Не я твой враг. Думай о ноже, не обо мне! О ране!

Теомира затрясло. Огненные капли слились в один небольшой комочек пламени, тот сорвался и косо ушел в землю. Запахло паленой землей. Внезапно, будто сломавшись, парень бессильно откинулся на траву.

– Не могу… - пробормотал он. - Чистак, я не могу…

– Чего не можешь? - весело удивился тот. - Взгляни на руку, олух!

Ольга с Теомиром уставились на рану. Вернее, на два покрытых кровавой пленкой тонких шрама. Последняя капля крови соскользнула с кожи и укатилась в траву.

– Вот и все, - ухмыльнулся Чистак. - Только ты уж решай заранее, что хочешь делать: лечить али калечить. Ежели калечить, то это не ко мне, это к Жекару, он у нас умелец. Ну-ка, дай руку. Да не бойся, кромсать больше не буду. - Он задумчиво прищурился на шрамы, легонько дунул на них и куском травы стер кровь. Шрамы исчезли, будто их и не бывало. - Вот и все, птенчики. Первый урок окончен. Теперь урок номер два. - Он не спеша провел лезвием ножа по собственному предплечью. Шерсть вокруг разреза сразу окрасилась темной кровью. - Ты! - он кивнул Ольге. - Лечи, пташка. Без рук! - грозно рыкнул он. Ольга поспешно отдернула руку и спрятала ее за спину.

– Я не умею без рук… - растерянно сказала она.

– Теперь ты мне сказки рассказываешь, - вздохнул Чистак. - Сначала этот, потом она… У вас что, племя сказочников? Лечи, я сказал!

Тяжело вздохнув, Ольга сосредоточила взгляд на ране и закусила губу. Какое-то время он молча таращилась, потом ее плечи поникли.

– Не получается, - печально сказала она. - Я привыкла руками.

– А ты представь, что твоя рука лежит на моей, - терпеливо сказал орк. - Представь тепло в своей ладони, только ладонь невидимая, призрачная. Это нетрудно, точно тебе говорю. Да не думай ты о том, что не умеешь! - внезапно рассердился он. - Мне что, кровью истекать, пока ты глупостями занимаешься?

Ольга снова сосредоточилась на ране, но спустя какое-то время молча покачала головой.

– Ох ты, кулема… - разочарованно протянул маг. - Ладно, давай как умеешь…

Ольга радостно кивнула и с готовностью провела рукой над порезом. Знакомое тепло толкнулось в ладонь, мгновенное жжение от чужой боли - и кровь перестала течь.

– Деревенщина, - поморщился Чистак, и Ольгу кольнула мгновенная обида. - Ладно, само придет со временем. Или… - Его задумчивый взгляд остановился на Теомире. Тот проворно отполз назад, не спуская с Чистака настороженного взгляда. - Стоило бы, но ты и так перетрухал. На мне, конечно, не стоило первый урок проводить…

– Почему? - удивилась Ольга. - У меня же получилось…

– Не так, как надо, - отмахнулся Чистак. - Но я таки орк, а ты человек.

– Ну и что?

– Не знаешь? - Брови мага изумленно полезли на лоб. - Да кто же тебя учил, коли самых простых вещей не рассказал?

– Ну… - смутилась Ольга. - Бабка Золашиха, мать немного, еще другие…

– Понятно, - вздохнул орк. - Бабка Золашиха, оно и видно. Ладно, слушай, и ты, парень, тоже. - Он заговорил слегка нараспев. - Четыре расы есть в мире - орки, люди, тролли и животные бессловесные. Некоторые еще одну расу, растительную, называют, но глупости все это. Каждая раса Силой по своему владеет, по своему управляет. Орки слабы да ростом не вышли. Пять орков с одним троллем не всегда справятся, и ушли бы мы с матери-земли к предкам уже давно, кабы не шаманы наши, маги по-вашему. Нет других колдунов в мире, нашим равных, потому и живы до сих пор.

Тролли, нам в противоположность, ростом высоки и мышцами могучи, в воинских искусствах равных себе не имеют. Лучшие бойцы они, князья да императоры из них гвардию себе набирают. Одна беда - Силу колдовскую себе подчинять не умеют, и плохонький маг с немалым тролличьим отрядом шутя справится.

Вы же, люди, ни то ни се, серединка на половинку. Силой мускульной и Силой эфирной одинаково владеете, но бойцы не лучшие и маги средненькие. Но, поскольку все в себе сочетаете, лучше всего воевать умеете. Отряд, из одних людей составленный, лучше дерется, чем чисто орочий или чисто тролличий, хотя лучший боец-человек против тролля-середнячка не выстоит, и лучший маг-человек с простым шаманом не сравняется.

Для ремесла же нашего целительского то важно, что чем лучше Силой владеешь, тем хуже на тебя чужая магия действует, в том числе лечебная и иная полезная. Это как и с мышцами накачанными - чем более могуч ты, тем тяжелее тебя на землю сбить, даже в потасовке дружеской.

– С животными, к счастью проще, - Чистак неожиданно отбросил высокопарный напев. - Они Силой своей не владеют, хотя и пропускают через себя, как и все живое. Ну, словно плывут по течению. Поэтому их лечить легче всего. Завтра вечерком на конюшни прогуляемся, там пара лошадей приболела. Потом до лазарета доберемся, сегодня по говорилке сообщили, что один кривоногий в горах в расселину сорвался, надо будет ему ребра чинить. Там и попрактикуетесь, а на сегодня все. Знакомство закончено. Вопросы есть?

Ольга с Теомиром поднялись с травы, разминая ноги.

– Чистак, скажи пожалуйста… - неуверенно начала Ольга.

– Пожалуйста, - немедленно отреагировал орк. - Что-то еще?

Ольга недоуменно посмотрела на него, затем смущенно хихикнула.

– Да нет… - Она замялась. - Скажи, а почему ты шрамы у себя на лице не уберешь? Тебе же, наверное, легко…

– Шрамы? - страшно удивился орк. - Шрамы украшают мужчину. С чего это я их убирать должен?

– А-а… - протянула девушка. - Понятно.

– Чистак, скажи, а тебя так же учили, как ты меня сегодня? - Теомир старательно избегал орочьего взгляда. - Я… спасибо тебе, конечно, но как-то не хочется это повторять…

– Меня? - фыркнул Чистак. - Я вас, птенчиков желторотых, пожалел. Нас с того учить начинали, что вену ножом вскрывали. Не управишься шустро - к предкам отправишься. Потом учителя себе вены резали, не успеешь кровь остановить - помрет учитель, а тебя на медленном огне поджарят. А последняя проверка такая была: меня с подружкой в лесу вроде бы как бандиты из чужого клана прихватили да глотки перерезали. Как хочешь, так и выкарабкивайся. Будешь трепыхаться - или сам к праотцам отправишься, или подружку свою туда отправишь. Я-то справился, а вот друган мой - нет. Так-то вот. А сегодня что, сегодня меня Тилос попросил особо не увлекаться…

Потянулись длинные, до отказа заполненные дни. Перекусив с утра чем-нибудь вроде сухих лепешек с водой или донельзя жидким пивом, Ольга с Теомиром шагали на плац, как его называли местные, и до самого обеда выматывались в упражнениях. Часто Ханкер только начинал тренировку, потом кивал Хлашу и уходил куда-то по своим делам. Манера тролля вести занятия отличалась от манеры начальника стражи, но доставалось молодежи не меньше. Белла, сначала посматривавшая на Ольгу с Теомиром свысока, уже через несколько дней приобрела тот же замотанный вид, что и молодые Всадники. Девушки заметно осунулись, а Теомир стал совсем угрюмым и неразговорчивым, но дело продвигалось вперед с пугающей скоростью. Через неделю гости уже с уверенностью проделывали то, что называлось "высокой страховкой". Со стороны это выглядело так: нападающий вдруг хватался за партнера, затем взлетал в воздух, переворачивался через голову и с грохотом падал на твердый асфальт. Хотя казалось, что он должен переломать себе все кости, Хлаш с Ханкером каждый раз вставали на ноги с невозмутимыми лицами, не проявляя ни малейших признаков мучительной боли от повреждений. Перепуганная Ольга наотрез отказалась обучаться этому трюку, но Хлаш, незаметно подмигнув Вивакану, неслышно зашел ей за спину и, когда Ханкер демонстрировал бросок с выкручиванием кисти, неожиданно ухватил за шиворот и штаны и рывком подбросил в воздух. С истошным визгом Ольга сделала в воздухе переднее сальто и плашмя рухнула на землю. В последний момент Хлаш пинком вышиб в сторону отчаянно вытянутую к земле руку, и девушка приземлилась в показанном ранее Ханкером положении - ноги скрещены, нижняя рука вытянута вдоль туловища, голова зависла в вершке над подставленной на всякий случай ступней тролля. Ольга хватала ртом воздух, отстраненно раздумывая, заплакать горючими слезами или просто потерять сознание, когда до нее дошло, что она цела и невредима. Нет, отбитые ягодица и ладошка заметно саднили, но кости вроде остались целы, ничто не вывихнулось и даже дыхание не отшибло. Она расслабилась и безвольно распростерлась на земле, с упреком взглянув на склонившиеся над ней ухмыляющиеся рожи учителей. Ей вдруг вспомнилось мгновенное ощущение полета.

– Подъем, красавица, - ткнул ее ногой Ханкер. - Не изображай мертвого лебедя. По глазам вижу, что понравилось.

– Видишь? - спокойно кивнул ей Хлаш. - Я же говорил - выглядит страшно, а на деле не больно.

– Ничего себе - не больно! - проворчала Ольга, нехотя поднимаясь на ноги и потирая бедро. - Небось синяк будет…

– Не сопротивлялась бы - не было бы синяка! - назидательно сообщил Ханкер. - Лечи пока. Теомир, твоя очередь!

Белла так и не смогла научиться высокой страховке. Она нервно вздрагивала, когда кто-нибудь из учителей оказывался у нее за спиной, и старалась повернуться так, чтобы держать его в поле зрения. Когда потерявший терпение Ханкер подступился к ней с целью проделать то же, что и с Ольгой (Теомир научился кувыркаться сам), она истошно завизжала и грохнулась задницей на землю с невысказанным ужасом в глазах. Ханкер только рукой махнул.

– Год назад я уже пробовал, - проворчал он Хлашу. - Тот же фокус выкинула. Ну ее…

После обеда Ольгу с Теомиром уводил Вивакан. После того памятного - во всяком случае, Ольге - нападения он стал относиться к ученикам с некоторой настороженностью, хотя гонял их в хвост и в гриву. Ольга, в свою очередь, изо всех сил старалась держать себя в руках, хотя тот же безумный вихрь подхватывал ее еще несколько раз. В такие мгновения она вызывала перед своим внутренним взором скуластые раскосые лица жугличей, образы сожженных деревень и разоренных стоянок. Вивакан старался держаться в стороне, но, когда приступ ярости проходил, с ухмылочкой сообщал, сколько раз она умудрилась погибнуть. После этого муштра возобновлялась. Ольга не знала, происходило ли то же самое с Теомиром, но с каждым днем у него все лучше и лучше получались задаваемые Виваканом уроки. Вскоре после того, как они освоили высокую страховку, Вивакан присоединился к Хлашу и Ханкером, после чего все трое уже не отставали от учеников с утра до самого ужина. Ольга с Теомиром учились кувыркаться с кинжалами, не выпуская из рук сначала один клинок, а потом и два. Сначала они проделывали это на ровном месте, потом через присевшего на корточки Хлаша, затем - через летящую на уровне пояса палку, вскоре сменившуюся деревянным, а потом и боевым мечом. Оказалось, что многие приемы можно было, почти не изменяя, использовать и против вооруженного соперника.

– Помните - враг хочет вас убить, - наставлял их Ханкер. - Это здесь, на тренировке, вы можете придержать удар, а в бою вас распластают от плеча до пояса - оглянуться не успеете. Но в этом и ваше преимущество - сдержать удар ох как нелегко!… Двигайтесь - и тяжелый противник в латах вас никогда не достанет. Вон, Хлаш - здоровяк, каких поискать, но ведь не всякая кошка за ним угонится…

Наблюдая, как Хлаш с Ханкером текуче уклоняются от яростных ударов Вивакана, Ольга казалась себе слабой и никчемной. Мастера неизменно оказывались у него сбоку или за спиной, намечая смертельные броски и удары, а тот, покрытый испариной, скалил острые белые зубы почти в непритворном боевом бешенстве. Впрочем, случалось и мастерам Пути застывать, опасно балансируя перед замершим у горла или живота клинком мечника.

– Высокий рост - преимущество, которым еще надо уметь распорядиться, - говорил Хлаш, в очередной раз обрушившись на землю от броска Ханкера. - Малый рост - тоже преимущество. Сила не всегда важна для победы, но и слабость свою надо уметь использовать. И помните - мастеру проигрывают не потому, что напали неудачно или из неудобной позиции, потому что ниже ростом или слабее. Ему проигрывают лишь потому, что напали. Путь - это не воинское искусство, это умение жить в гармонии с окружающим миром. Если противник хочет вас испугать - он должен испугаться сам. Если хочет убить или искалечить - сам будет убит или искалечен. Относитесь к нему так, как он относится к вам…

После ужина, а иногда и раньше, наступала пора Чистака. Маг-целитель больше не заставлял их резать себя. Вместо этого Ольга с Теомиром лечили захворавшую скотину или редких больных. Тем не менее, благодаря тихим подсказкам орка Ольга научилась почти физически ощущать, как сквозь руки и голову струится теплый поток Силы. Чужая боль уже почти не отдавалась внутри, Сила смывала ее куда-то далека-далеко. Теперь, вызвав в себе ненависть к оружию, девушка могла зарастить страшную рубленую рану и даже не вспотеть. Однажды ночные тати нагнали затемно подошедший к вратам долины обоз, и четверо обозных стражей рубилась с ними долгие минуты, пока сухой дождь арбалетных стрел Серого Княжества не вымел грабителей. Трое стражей, однако, погибли, четвертого с тяжкими ранами привезли в лазарет. Чистака срочно вызвали по говорящей коробочке, называемой "рацией", и Ольга во второй раз в жизни оказалась на самоходной повозке, бешено мчащейся по лесной дороге. На этот раз повозкой управлял самолично Тилос. Спустя минуту он, тихо выругавшись сквозь зубы, погасил мечущийся по стволам деревьев тусклый фонарный свет, и дальше повозка неслась в полной темноте, лишь тускло мерцали глаза Серого Князя. Ольга сжалась в комок, каждый миг ожидая страшного удара, но все обошлось.

Раненого спасли - Ольга затянула рубец, протянувшийся через всю грудь воина, а Теомир под пристальным взглядом учителя залечил несколько мелких царапин и синяков, после чего обессиленно сел прямо на пол. Чистак ухмыльнулся ему, а Тилос окинул Ольгу пристальным взглядом и коротко кивнул.

Впрочем, большую часть времени Чистак учил их разбираться в травах. До того Ольга считала, что понимает в этом деле. Но когда выяснилось, что невзрачная поребрица быстро излечивает расстройство желудка, а порошок из сорного синего желудя снимает нагноение на ранах и даже иногда излечивает антонов огонь, она начала стараться не упускать ни единого слова шамана.

Отряд собирался целиком лишь поздно вечером, перед самым сном. Телевар или пропадал с Танзилой, делая таинственное лицо при расспросах, или в одиночестве гулял по аллеям, погруженный в тягостные мысли. Впрочем, иногда он присоединялся к занимающимся на плацу. По приказу Тилоса его допустили в оружейню, откуда он вышел с парой коротких и одним длинным копьем. Поначалу Вивакан пытался поправлять его, но вскоре раздраженный Телевар отбросил короткое копье и напал на Вивакана с длинным. Тот выхватил меч и кинжал. Спустя полчаса противники, взмокшие и в изорванной одежде, чуть не в обнимку ушли с поля, уселись под раскидистым деревом - кажется, кленом - и долго обсуждали что-то яростным шепотом. На следующий день Вивакан приволок с собой пару полукруглых топоров, насаженных на длинные пики, и они с Телеваром долго рубились на них, начисто забыв про своих подопечных. Хлаш хмыкнул и до самого вечера гонял Ольгу с Теомиром в одиночестве - Ханкер отлучился куда-то по делам.

Спустя полмесяца после начала занятий Ханкеру с Виваканом отдали в обучение нескольких новичков. Среди них преобладали смуглокожие соплеменники Вивакана. Теперь Ольга с Теомиром и Беллой чаще занимались самостоятельно, поскольку обучение у новичков шло туго, и внимание учителей почти полностью отдавалось им.

Однажды хмурым дождливым утром Белла спустилась в подвал замка. Хмуро пнув нехотя открывающуюся дверь и привычно вздрогнув от ощущения сосущей пустоты глубоко внутри, она прошла в одну из лабораторий, из-под двери которой выбивалась тонкая полоска света. Тилос, задумчиво разглядывавший в лупу тонкую проволочку, повернулся к ней. От тонкого жала паяльника на столе перед ним поднималась струйка канифольного дыма.

– С Ольгой нехорошо, - без обиняков заявила Белла, плюхаясь на вытащенный из-за ширмы стул.

– Что именно? - поднял бровь Тилос. - Живот болит?

– Вот именно, живот, - буркнула Белла, отводя взгляд. - У нее… это… цикл нарушен.

– Цикл? - удивился Тилос. - Когда в последний раз были месячные?

– Она не помнит точно, - смущенно ответила Белла. - Говорит, еще дома, но уже давно. Месяца полтора назад, не раньше.

– Так… - Тилос побарабанил пальцами по столу. - А она сама где?

– Забилась в угол и тихо плачет, - Белла старательно отводила взгляд. - Она… она не пошла на тренировку, а Ханкер послал меня выяснить… Она просила никому не говорить!

– Пошли! - Тилос стремительно поднялся со стула. - Чистак в курсе?

– Нет, наверное. Она сказала, что никому не говорила, но сейчас ей страшно…

– Найди его, будь так добра, - Тилос уже через две ступеньки взбегал по лестнице. - Он собирался к Жекару.

Ольга и в самом деле сидела, сжавшись в комочек, в углу своей постели и хлюпала носом. Она подняла на Тилоса затуманенный взгляд.

– На, высморкайся, - Тилос протянул ей носовой платок и опустился рядом на кровать. - А теперь рассказывай. Только не пудри мне мозги.

– У меня… - Ольга бросила на него затравленный взгляд. - У меня…

– Нарушение цикла, - мягко продолжил Тилос. - Белла мне рассказала. Не вздумай ее ругать, она все сделала правильно. И что же?

В дверь вразвалочку вошел Чистак. Из-за его спины выглядывала встревоженная мордочка Беллы.

– Раньше нарушения были? - Он склонился над девушкой, взял ее руку и принялся считать пульс. - Или в первый раз такое?

– Не… не помню, - придушенным голосом призналась Ольга. - Я в самом деле не помню! Оставьте меня в покое!

– Не нервничай, - Чистак дотронулся до ее лба прохладным пальцем. - И так уже себе лихорадку устроила. Если не помнишь, чего разволновалась? Подумаешь, нарушение…

– Меня… подташнивает по утрам, - призналась Ольга, спрятав лицо в ладони. - Мама рассказывала…

– Понятно, - вздохнул Чистак, обменявшись с Тилосом мгновенными взглядами. - Думаешь, ты понесла? И от кого же?

– Не твое дело! - яростно зыркнула на него Ольга. - Я же сказала, оставьте меня в покое!

– Онка, родная, - мягко произнес Тилос, положив ей руку на плечо и пристально посмотрев в глаза. - Успокойся. Все хорошо. Твой ребенок -это лишь твое дело. Только помни, что от тебя зависит не только твоя жизнь. - Его глаза, как показалось Ольге, замерцали призрачным голубоватым светом, и она почувствовала, что сжатый в комок желудок начал постепенно расслабляться. Ее начала бить крупная дрожь. - Но это все потом… потом… сейчас расслабься… Спи!

Ольга хотела запротестовать, но голова помимо ее воли запрокинулась назад, глаза закрылись, и она широко зевнула.

– Кто? - быстро спросил Тилос до того, как голова девушки коснулась подушки.

– Теомир… - прошептала она. И тут же заснула.

– Теомир… Понятненько, - пробормотал Тилос, устраивая ее на кровати поудобнее. - Чего и следовало ожидать. Чистак, она действительно беременна? Или просто перетренировалась?

Орк молча положил ладонь на живот девушки и замер.

– Не могу сказать твердо, - нехотя ответил он. - Если и есть беременность, то от силы месячная. Какие-то возмущения Силы в детородном органе я чувствую, но это может быть что угодно. Раньше чем через две-три седмицы уверенно сказать нельзя.

Снаружи послышались шаги и возбужденные голоса. Тилос прислушался, затем резко повернулся к затаившейся в углу Белле.

– Останови их, пусть не входят в комнату, - приказал он. - Мы сейчас выйдем. Не след ее будить. Путь поспит, успокоится.

Белла кивнула и шмыгнула в прихожую. Тилос опять посмотрел на Чистака.

– Что делать будем, брат-колдун?

– Ты о чем, Тилос?

– Ты видел, как их гоняют, - терпеливо разъяснил Серый Князь. - А также швыряют, шпыняют и вообще издеваются. Если она беременна, можно ли ей продолжать в том же духе? Или сначала нужно вытравить ребенка?

Чистак аж вскочил от возмущения.

– Вытравить ребенка? Князь, окстись! Да как ты о таком говорить можешь? - его уши мелко подрагивали. Лицо Тилоса сделалось непроницаемым. - Пусть рожает заведенным порядком, что мы, лишний рот не потянем? А убить дитя!…

– Спокойно, Чистак, - Тилос тоже поднялся на ноги. - У нее нет одиннадцати месяцев, чтобы родить спокойно. Через неделю-две они уйдут отсюда, и очень многие будут стараться ее убить. Ее и всех остальных. Каждый день здесь повышает их шансы выжить, но для этого они - она - должны работать как проклятые. Ты меня понимаешь?

– Да что же это за спешка такая? - озадаченно воззрился на него орк. - Духи предков, что ли, за ними гонится? Или Майно на любимую мозоль наступили?

– И то, и другое, - усмехнулся Тилос. - Если она беременна, то не проживет достаточно долго, чтобы родить. В покое не проживет, я имею в виду. Я не могу оставить их здесь надолго. Ответь на вопрос, пожалуйста.

– Какой… А, это. Не знаю. - Чистак стал расхаживать взад и вперед на узком пространстве возле койки. - Ко мне редко приходят раньше чем на третьем-четвертом месяце, когда брюхо выпирать начинает. И уж точно ни одна баба в здравом уме такие вот кренделя на плацу выкидывать не будет…

– Хорошо, я задам вопрос по другому. Может ли от интенсивных занятий произойти выкидыш на первом-втором месяце?

– Может. - Чистак уставился в потолок, что-то прикидывая. - Все может. Но на первом месяце ее-то саму мы точно спасем. А дальше… не знаю. Вообще ты не по адресу обратился. Я никогда выкидышами не занимался, у меня познания чисто теоретические. Акушерство - сколько угодно, а вот это…

– Понятно, - лицо Тилоса осталось непроницаемым. - Последний вопрос. Если это беременность, можешь избавить ее от симптомов? Тошнота по утрам и все такое?

– Нет проблем, - Чистак прекратил бегать взад и вперед и положил Ольге ладонь на лоб. - Вот так. Ей это в любом случае не повредит. Хотя чувствительность матки блокировать нельзя. Мало ли что там произойдет!

– Чистак, сейчас главное - чтобы она себе голову не морочила, - вздохнул Тилос. - Видишь ведь, до чего девочка себя довела. Потерю месячных чем угодно объяснить можно - потрудись, кстати, придумать хорошее, - он выделил голосом последнее слово, - объяснение. Выдашь ей, когда очнется. Остальным скажешь… Ох. Ладно, сам скажу. Пошли.

Остальные уже ждали их в общей комнате. Повинуясь властному взмаху княжей руки, они гуськом потянулись к выходу. Телевар бросил неодобрительный взгляд на запнувшегося за стул Теомира.

– Она спит, - без предисловий заявил Тилос, когда вся компания оказалась снаружи. - Пусть передохнет пару часиков, ей на пользу. Ханкер, устрой ей сегодня передышку, замотал ты ее до полусмерти.

– Еще вопрос, кто кого замотал, - пожал плечами тот. - Впрочем, как скажешь. Что с девочкой?

– Она уверена, что беременна, - пожал плечами Тилос, бросив многозначительный взгляд на Теомира. Тот вздрогнул и втянул голову в плечи. - Мы с Чистаком не нашли никаких подтверждений.

– А… почему? - осторожно поинтересовался Телевар, в свою очередь бросив взгляд на Теомира. - Что случилось?

– Задержка цикла, - ответил Чистак. - Обычное дело, когда женщина перенапрягается. У наших женщин так, во всяком случае, - быстро поправился он. - Но не думаю, что человеческие чем-то отличаются. В общем, девчонка вбила себе в голову, что понесла, вот и страдает.

– Почему? - удивленно спросил Хлаш.

– Ну, тошнило ее пару раз - съела чего-нибудь не то, вот и готово, - объяснил Чистак. - В ее возрасте задурить себе голову не проблема, дай только повод. Помню, одна девчонка здесь неподалеку решила, что слишком толстая. Так у ней не только месячные прекратились - такой запор начался, что месяц пришлось травами отпаивать, чтобы заворот кишок не случился. Хорошо, родители вовремя неладное почуяли…

– Да нет, я не про то, - нетерпеливо отмахнулся Хлаш. - Почему она страдает от того, что понесла? Это же здорово!

– Ну уж и здорово, - неодобрительно прогудел Телевар. - Девка, беременная до замужества - стыдоба, да и только. Да уж, племянница, устроила ты мне позор на старости лет…

– Позор? - еще сильнее удивился Хлаш. - Извини меня, тысячник, но я не понимаю. Я столько раз видел матерей-одиночек, и никогда их никто не стыдил…

– В Талазене - может быть, - пояснил ему Тилос. - В Граше. В Песчаных горах. В общем, где ребенок без отца - нормальное явление. А у Всадников это считается позором. Не знал? А еще матха… Только не спрашивай меня, почему так, - замахал он обеими руками перед округлившимися глазами тролля. - Вон стоит поборник морали, - он кивнул на медленно багровеющего Телевара, - у него и выясняй.

– У всех свои бзики, - усмехнулся Чистак. - Но я не про то. Задержки цикла могут быть вызваны тысячей разных причин. Вы бы успокоили девочку, а то у нее аж глаза запали. Не сейчас! - жестом остановил он двинувшегося к двери Хлаша. - Потом.

– Заграт появится - ему расскажите, в чем дело, - посоветовал Тилос. - Ладно, ребята, недосуг мне с вами. Ханкер, Хлаш, берите эту парочку, - он кивнул на Беллу с Теомиром, - и продолжайте. Парень-то точно не беременный, - он подмигнул надувшемся Теомиру. - Чистак, подожди меня немного, я сейчас. Телевар, на пару слов…

Уставившись в землю, точно нашкодивший мальчишка, Телевар отошел в сторону вслед за Тилосом. Оказавшись за пределам слышимости остальных, Серый Князь повернулся на каблуках и уставился на него немигающим взглядом.

– Телевар, - ровным голосом произнес он. - Я уважаю тебя и твой народ, но не позволю устанавливать здесь свои порядки. Даже если Ольга беременна, ты не скажешь ей ни одного худого слова. Понял?

Телевар в ответ уставился на него.

– Я сам решу, как мне вести себя с сестриной дочерью, - хмуро огрызнулся он. - До седых волос без твоей указки дожил, и дальше как-нибудь проживу.

– Нет, не проживешь, - голос Тилоса стал угрожающе-жестким. - Если потребуется, я своими руками вышибу из тебя дух. Твой народ может относиться к безмужним матерям как ему заблагорассудится, но здесь - не Вольные Земли. От Ольги сейчас зависит судьба Отряда… и если ты будешь действовать ей на нервы хотя бы укоризненными взглядами, я буду вынужден отделить тебя от нее. Навсегда.

– Да ты… ты… - Телевар почти задыхался. - Она же мне как дочь! Она одна мне осталась! Я для нее все… А ты указываешь мне…

– Указываю, - подтвердил Тилос, буравя Телевара взглядом. - И буду указывать, пока вы на моей земле. Только сомневаюсь, что ты ей добра хочешь. Она и так изводит себя, а уж если и ты начнешь… Можешь не сомневаться, руки на себя наложит. - Он помолчал. - Я не собираюсь тебя перевоспитывать. Просто помни, что я тебе сказал.

Тилос резко развернулся и стремительно зашагал к замку, махнув рукой Чистаку. Телевар остался стоять на месте, играя желваками, по его щекам ползли багровые пятна.

Ольга проснулась к обеду. Где-то под ложечкой засел маленький холодный комочек то ли стыда, то ли страха. Она нехотя откинула покрывало и встала, расправляя складки помявшейся рубахи. Какое-то время порасчесывала волосы деревянным гребнем, отогнув краешек занавески, повыглядывала в окно, бесцельно поковыряла бревенчатую стену. Наконец, глубоко вздохнув, она толкнула дверь и вышла в общую комнату.

За столом сидел Теомир. Точнее, не столько сидел, сколько дремал, положив голову на лежащие на столе руки. Однако тихий скрип двери мгновенно разбудил его.

– Онка… - Он вскочил на ноги, смущенно моргая заспанными глазами. - Я тут вздремнул немного… А ты как?

– Нормально… - ответила девушка, избегая смотреть на него. - Просто… не знаю. Устала, наверное. А как там остальные?

– Хлаш с Ханкером выгнали меня, сказали, чтобы к тебе шел, - с готовностью откликнулся Теомир. - А еще сказали, что до обеда, так и быть, передышка, а потом продолжим. Слушай, я… В общем, я хочу сказать… Ты не… - Он запнулся и жгуче покраснел. Несмотря на подавленное состояние, Ольга чуть не хихикнула, так растерянно он выглядел. - В общем, если что… ты выйдешь за меня, а?

От неожиданности Ольга подавилась слюной и бурно закашлялась. Надо признать, что это оказалось очень кстати. Пока она откашливалась, упав на стул, пока Теомир растерянно хлопал ее по спине, ей удалось справиться с бурным потоком мыслей.

– Ох, Темка… - она взяла его руку и удержала в своей. - Глупый ты мой… У нас впереди Отец-Белоконь знает что, а ты - выйдешь за меня! - Она тепло улыбнулась ему, чувствуя, как комок внутри медленно растворяется в незнакомом доселе чувстве. - Знаешь, я подумаю. - Она встала на ноги и, обняв, крепко поцеловала его в губы. Тот с готовностью ответил на поцелуй, а его рука украдкой начала совершать неприличные поползновения. Ольга осторожно отстранилась.

– Не сейчас, - решила она. - Давай потом как-нибудь, а? Заявится еще кто…

Как бы в подтверждение ее слов, распахнулась входная дверь, и в комнату вошел Телевар. Старый тысячник выглядел еще более смущенным, чем Теомир перед тем. Он оглядел молодежь и тихонько прочистил горло.

– Теомир, погуляй, будь так добр, - попросил он. - Нам с Онкой парой слов перекинуться нужно.

Теомир с готовностью кивнул, подмигнул Ольге и выскользнул наружу. Впрочем, сторонний наблюдатель мог бы заметить, что, приложившись ухом к щели возле косяка, не расслышать проходящий за дверью разговор сложно.

– Онка, - произнес Телевар, сходу взяв быка за рога. Он долго обдумывал, как бы поделикатнее начать разговор, но так ничего и не придумал. Пришлось полагаться на то, что кривая вывезет. - Тут говорят что ты вроде бы… ну, на сносях. Это как, правда?

Холодный комок внезапно вернулся в живот Ольге. Ей захотелось отлучиться в отхожее место, но она усилием воли подавила ощущение. Не стоит рубить хвост кошке по частям. Разговора с дядюшкой не избежать, так что пусть уж все сразу… Она гордо вздернула подбородок:

– А если и так, то что? Я уже давно не маленькая, дядя Телевар. Когда-то со всеми женщинами это случается.

Телевар в явном затруднении поскреб подбородок, пару раз дернул себя за бороду.

– Онка, я… я только хотел сказать, что, кроме тебя, у меня мало кто остался. - Он вздохнул. - А сейчас, пожалуй, что и никого больше. Одна ты у меня родная кровиночка… Ты не обращай внимания на старика. Если будет ребенок, пусть будет, пусть даже ты и останешься безмужняя. Не пропадем. Знаю, много таких найдется, кто тебе в спину хихикать будет да пальцами показывать, но от меня ты слова худого не услышишь, обещаю. А до остальных мне дела нету! - Он решительно кивнул, как бы подтверждая свои слова, и заткнул большие пальцы за пояс. - Вот так.

– Ой, дядя Телевар… - тихонько пробормотала Ольга. Она подошла к нему и крепко обняла, уткнувшись носом в широкую грудь. Из глаз против воли снова потекли слезы. - А я так боялась, что… - Она хлюпнула носом. - Спасибо.

– Ну-ну, - тот успокаивающе похлопал ее по спине. - Ладно тебе воду пускать. Все хорошо. Онка, ты простишь меня, если я спрошу, как… - Он запнулся.

– Дядя, Теомир предложил мне выйти за него замуж, - Ольга, отстранившись, робко взглянула ему в глаза, пытаясь кулаком вытереть слезы. На лице оставались грязноватые разводы.

– Ого! - удивился Телевар. - Тогда мне все ясно. Ну, пострел… Знаешь, мы его тебе в мужья и прочили. Рад, что вы друг с другом сошлись.

– Я заметила, - Ольга слабо фыркнула. - Нас еще дома друг с другом сводили. Только, дядя, я…

– Ну? - насторожился тысячник. - Договаривай.

– Дядя, Теомир - хороший парень, - Ольга потупилась. - Он мне нравится, он храбрый и вообще… Но… но я ведь его не люблю!

– Ах, вон оно что! - понимающе качнул головой Телевар. - Ну и что? Это не обязательно.

– Как? - Ольга непонимающе уставилась на него. - Не давай поцелуя без любви и всякое такое, что Отец-Белоконь заповедовал…

– Эх, девочка моя… - вздохнул Телевар. - Не надо все понимать, как говорится. Блудить направо и налево нельзя, вот что нам Отец-Белоконь заповедовал. А любовь - она разная бывает. Ты материну сестру уже, наверное, и не помнишь. Она родами померла, когда ты еще совсем малой была, из люльки не вылезала. Красивая баба была, многие парни в ней до замужества души не чаяли. Однако за меня вышла, хотя я и не вился за ней хвостом, как некоторые. Тоже родители наши свадьбу устроили. И ведь, знаешь, десять лет с ней душа в душу жили, мир ей на небесных пастбищах. И многих других знаю, что не по любви, по договору поженились, и потом горя не знали. И других видел. Которые по любви замуж вышли, а потом до старости судьбину горькую кляли.

– Дядя Телевар, я не понимаю, - нахмурила лоб Ольга. - А как же песни, в которых про любовь неземную говорится? Что, потом они тоже… друг друга проклинали?

– А ты внимания не обращала, что про свадьбу в тех песнях почти никогда не говорится? - ухмыльнулся Телевар. - То ли гибнут любовники, то ли судьба их разлучает. Зря, думаешь? Нет, я не хочу сказать, что брак по любви всегда плохо заканчивается, а по расчету - счастье на всю жизнь. Конечно, и по любви прочные семьи создают, и по сговору бабе может такой муженек попасться, что хоть в петлю лезь. Просто помни - любовь не главное. Она птица такая - сегодня на ветке под окном поет, а завтра глядь - и нет ее, улетела незнамо куда. А Теомир парень хороший, в бою, правда, горяч излишне, ну да молод он еще… Н-да.

– Да, дядя, - тихо ответила Ольга. - Я поняла. Спасибо. Я подумаю.

– Вот и ладушки! - обрадовался тысячник. - И еще. Чистак с Тилосом насчет твоего ребенка не уверены. Может, и нет ничего у тебя, мало ли что внутрях случается. Так что выше нос, а после обеда - на тренировку шагом марш! - Он широким жестом хлопнул Ольгу по плечу и гаркнул во всю мочь: - Теомир!

Спустя мгновение парень уже был рядом.

– Да, господин тысячник? - неуверенно спросил он.

– Обед скоро, - раздумчиво сообщил ему Телевар. - После обеда чтобы оба были у Ханкера. Ишь ты, нюни распустили и думаете, что от занятий отвертеться сможете? Смотрите, самолично шкуру спущу! - Он погрозил пальцем оторопевшему Теомиру и вразвалочку вышел из дома, что-то насвистывая под нос. Ольга тихонько прыснула.

– Темка, а что, до обеда нам ничего не обломится? - озадаченно спросила она. - У меня от всех этих переживаний в брюхе бурчит. Как думаешь, где сейчас Белла?

Если остальные что-то и думали про себя, то виду не подавали. Только Ханкер больше не заставлял Ольгу отрабатывать жесткие страховки. Вместо этого многие часы ребята проводили, кувыркаясь по плацу - кувырки вперед, кувырки назад, в падении, через стоящего сначала на четвереньках, а потом и просто полусогнутого, но все равно высокого Хлаша. Кувырки с кинжалами в руках - с выходом в боевую стойку, с блоком, с ударом, двойные и тройные кувырки. Враг сзади, два врага, трое врагов берут в кольцо. Враги в простой одежде - пинок в пах или в голень, бросок на четыре стороны с перерезанием горла, бросок с выкручиванием кисти и кинжалом в брюхо… Теомиру доставалось больше: вскоре Вивакан сунул ему в руки меч и кинжал, и с тех пор Теомир не расставался с ними, кажется, даже во сне. По его признанию, украдкой сделанному Ольге как-то вечером, в первые дни руки у него почти отваливались. Потом, когда Чистак поднатаскал его в лечении, он самостоятельно научился снимать боль, и с этого момента его обучение пошло настолько быстро, что Вивакан только качал головой.

Хлаш тоже не терял времени даром. Когда Ханкер отвлекался от своих новобранцев, они отходили в сторонку и отрабатывали друг на друге костоломно выглядящие приемы. Правда, все более наметанный глаз Ольги постепенно различал знакомые элементы базовых приемов и страховок, так что вскоре она уже перестала нервно вздрагивать каждый раз, когда огромная туша тролля с грохотом приземлялась на асфальт плаца. Ханкер обычно падал не столь эффектно, но все же пару раз Ольге приходилось отвлекаться от собственных упражнений и лечить синяки и растяжения, а один раз так даже и вывих. Впрочем, когда Чистак однажды застал ее за этим занятием, то отвесил легкий подзатыльник.

– Тебя кто просит лезть? - грозно спросил он. - Ты что, сама не знаешь, что с царапиной справишься? Вот ему, - он ткнул узловатым пальцем в Теомира, - еще учиться и учиться, а ты у него такую возможность отнимаешь!

С тех пор ушибы лечил исключительно Теомир.

Иногда на плац захаживал Тилос. Чаще всего он просто наблюдал за занятиями, потом негромко обсуждая с учителями успехи подопечных, но иногда скидывал куртку и рубаху и присоединялся к Хлашу с Ханкером. В такие моменты Ольга с Теомиром бросали свои занятия и заворожено наблюдали за чем-то вроде быстрого, но плавного танца, в котором кружились двое, а иногда и трое. Тилос передвигался просто с невероятной скоростью, иногда словно размазываясь в воздухе, а яростно нападающие на него Ханкер с Хлашем неизменно оказывались на земле. Что удивительно, здесь никто ни разу не пострадал. После ухода Серого Князя Хлаш только уважительно покачивал головой, причмокивая губами.

Как-то раз Хлаш плюнул и встал на месте как вкопанный.

– Ладно, ты меня вот так свали, - ухмыляясь, заявил он Тилосу. - Нападающего каждый дурак уделает, а ты вот попробуй, когда я на месте стою…

– Ладно, - подмигнул ему Тилос. - Как скажешь.

Хлаш немедленно принял стойку и выжидающе уставился на Тилоса. Обнаженные торсы обоих тускло поблескивали, покрытые потом и моросящим с утра дождиком. Тилос расслабленно встал перед гигантом-троллем. Тот возвышался над невысоким Серым Князем на добрых три головы. Напавший на мастера проигрывает лишь потому, что напал, вспомнилось ей. Хлаш - мастер. Но и Тилос - мастер. Ой, что будет…

Тилос истошно заорал. Ольга аж подпрыгнула на месте от неожиданности, но успела заметить, как вздрогнул Хлаш. Тилос же мячиком прямо с места прыгнул на противника. Хлаш начал было разворачиваться, уходя в сторону, но Тилос уже ухватил непроизвольно поднявшуюся ему навстречу руку тролля и, приземляясь позади него, мягко дернул противника на себя. Потерявший равновесие Хлаш, сгруппировавшись, упал на спину, перекатился через плечо и, вставая, развернулся к Тилосу, но тот уже скользнул к нему вплотную и ткнул пальцем в живот.

Сухо треснула сорвавшаяся с пальца голубая искра. Теперь истошно заорал уже тролль. Хлаш рухнул на землю, и было видно, что на этот раз подстраховаться он не успел. Лицо зеленого гиганта исказилось от боли. Замолчав, он начал хватать ртом воздух. На лице Тилоса появилось озадаченное выражение, почти сразу сменившееся неподдельной тревогой.

– Хлаш! - он опустился на колени над телом тролля, осторожно высвобождая вывернутую под спиной руку. - Хлаш, что с тобой? Ну я и осел…

Преодолев оцепенение, Ольга бросилась к троллю, лишь немного опередив Ханкера. Бессмысленные от боли глаза тролля уставились в небо, ноги слабо подергивались, грудь беспорядочно вздымалась. Из уголков рта текла слюна.

– Чтоб я сдох… - пробормотал Тилос. - Это надо же… - Его глаза стали пустыми, лицо задергалось в немых спазмах беззвучной речи. - Хлаш, держись, Чистак будет через пару минут.

Ольга осторожно взяла руку тролля и осторожно ощупала ее. Ничего страшного, просто потянуты связки… Возможно, потянуты сильно, но от чего он так страдает? Целительница мысленно потянулась вглубь тролличьего тела - и чуть не отпрыгнула в сторону. Страшная боль в животе, которую испытывал Хлаш, хлестнула ее словно плетью. Стиснув зубы, Ольга охватила эту боль своим внутренним теплом, вытягивая и переливая в себя. В глазах потемнело, поплыли разноцветные пятна. Она ощутила руку Теомира поверх своей, и чужая боль немного отступила. Теомир издал чуть слышный стон, и тут все кончилось. Ольга преодолела страшное искушение в изнеможении упасть на бок и с трудом встала на ноги. Склонившийся над Хлашем Чистак делал медленные пассы в районе солнечного сплетения, а бледный Тилос стоял неподалеку, неподвижный словно каменная статуя.

Хлаш сморгнул и с трудом сел, ошарашено покрутив головой.

– Что это было? - удивленно спросил он. - Словно бревном в брюхо врезали…

– Это я дурак, - со злостью сказал Тилос. - Руки бы мне пооткручивать, экспериментатору! Хлаш, как ты?

– Будет жить, - сухо откликнулся Чистак, вставая. - Тебе что, прошлого раза мало?

– Да знаю я, - отмахнулся Тилос. - Просто нашло что-то. Блин…

– Кто-нибудь удосужится рассказать мне, в чем дело? - осведомился тролль, поднимаясь на ноги. Его колени едва заметно дрожали. - Кажется, все всё понимают, но только не я.

– Да ничего особенного, - Тилос вытянул палец, и с него сорвалась и ушла в асфальт, оставив черное пятнышко, крохотная голубая молния. - Помните, я вам про электрическую Силу рассказывал? Она самая и случилась. Понимаешь, Хлаш, я на троллях это никогда раньше не пробовал. Человек от разряда в нервный узел просто отрубился бы на какое-то время. А у тебя то ли узел в другом месте расположен, то ли энергетика другая. В общем, чуть не угробил я тебя…

– То есть ты сжульничал? - уточнил Хлаш, уголок его рта слегка дернулся. - Так-так. Разочаровал ты меня, братец. Знаете, пойду-ка я полежу на травке, что-то в глазах двоится… - Он повернулся и поковылял к краю поля.

Тилос посмотрел ему вслед, потом взглянул на остальных, виновато пожал плечами, вздохнул, подобрал рубаху и неторопливо побрел к замку, почесывая затылок. Чистак, глядя ему вслед, неодобрительно покачал головой.

– Ровно ребенок малый, - заявил он. - Это надо же - за столько лет ума не нажить!

– Чистак, - с любопытством спросила его Ольга, - а что это за прошлый раз?

– В прошлый раз он на мне попробовал, - нехотя ответил орк. - Я тоже… чуть концы не отдал. А вы - молодцы. Без вас этот чешуйчатый точно помер бы. Так что с него по меньшей мере бутылка темного грашского. - Чистак мечтательно причмокнул. - Не забудьте напомнить в первом же трактире. В хорошем трактире, я имею в виду.

Тайные надежды Ольги на хотя бы временное прекращение тренировок на оправдались. Хлаш оправился очень быстро, почти мгновенно, и все пошло по уже накатанной колее: тренировка утром, тренировка днем, прогулки с Чистаком вечером. Но кое-что все-таки изменилось. Так, к ним присоединился Заграт. Последнее время Ольга почти не видела его. Орк вставал еще до рассвета и уходил к Жекару куда-то в дальние колдовские лаборатории. Дальние - потому что, как объяснил однажды Заграт, скрытые в подвалах Тилоса странные машины искажали потоки Силы, из-за чего учиться колдовству рядом с ними было сущим мучением. Возвращался орк поздно, часто заполночь, так что остальным гостям Тилоса редко удавалось перекинуться с ним хотя бы парой слов. И без того не слишком веселый орк после памятного разговора в подвале замка вообще ходил черный как ночь. Он заметно спал с лица, глаза горели лихорадочными багровыми огоньками, а еще от него заметно несло паленым. В ответ на робкие намеки Ольги он только зло улыбался, трепал ее по плечу и уходил спать.

Теперь Заграт присоединился к ним, чему Ольга в глубине души немало обрадовалась. Она успела привыкнуть к ворчливому желчному шаману, а еще при его появлении внутри заполнялась какая-то непонятная, но весьма неприятная пустота.

Немного изменились и сами тренировки. Теперь Ханкер с Виваканом заставляли их не просто отрабатывать приемы. В первый раз, немного посовещавшись между собой, они построили Отряд квадратом - Хлаш с Теомиром впереди, Ольга с Загратом сзади. Затем полукругом перед ними построили десяток уже довольно уверенно размахивающих деревянными мечами новобранцев. Ольге с Теомиром взамен боевых дали деревянные, но не менее тяжелые меч и кинжалы. Вивакан с сомнением покосился на обитый металлом посох Заграта, но отбирать не стал. Затем всем, кроме Хлаша, нахлобучили на головы тяжелые кожаные шлемы.

– Ну что, зайцы, - нехорошо ухмыляясь, промурлыкал Вивакан. - Первый отряд… эй, Теомир, сюда слушай, это и к тебе относится! Во-он там шест в землю воткнут, видите? Ваша задача - добраться туда, сохранив хотя бы половину зубов и ребер, да! Второй отряд! - Он обернулся к новобранцам, напряженно сжимавшим учебное оружие. - Вы этот шест охраняете. Будете плохо охранять - десять кругов вокруг поля как миленькие побежите. Все понятно, а? Не бойтесь царапин, лекарей у нас хватает, залечим. Вперед!

В первый раз Ольга до шеста так и не добралась. Точь-в-точь по предсказанию Вивакана она почти сразу же получила мечом по ребрам и, охнув, упала на землю, пытаясь восстановить дыхание. Так же и Теомир: запнувшись о сунутую в ноги палку, он свалился на землю и с досадой отбросил свое оружие в сторону. Хлаш с Загратом, заметив это, просто встали спина к спине, отгоняя наседающих противников.

– Так-так! - протянул весьма довольный Вивакан. - Не умеете командой работать. Теомир, запомни: твое дело - свой сектор держать. Какого… на кой ляд ты у Хлаша врагов отбиваешь? А Ольга отвлеклась на того, которого ты пропустил, и от своего противника плюху словила. Ну-ка, еще раз!

После нескольких провалов Ольга, наконец, уловила, что от нее требуется. Она уже почти не обращала внимания на наседающих спереди врагов, отбиваясь только от тех, кто пытался подобраться сзади. Иногда она осторожно пускала в нападавших струйку колдовской боли, а Заграт стрелял в них ярко-красными искрами, изображая шаровые молнии и ледяной ветер. Новобранцы, впечатленные несколькими разнесенными шаманом в горелую пыль деревянными манекенами, с уважением относились к этим намекам, изображая героическую смерть: падали на землю, хватаясь за горло и от души дрыгая ногами в воздухе.

После "коробочки" испробовали и другие схемы: "крест", когда Теомир или Хлаш прикрывали тыл; клин, когда маги шли впереди, а бойцы прикрывали их сбоку, спина к спине (это делали в лесу, когда враги неожиданно набрасывались из засады)… Ольга лечила пострадавших - в основном себя с Теомиром да новобранцев, неосторожно подставившихся под удар орочьим посохом. Новобранцы, потирая кто ребра, кто голени, мужественно перешучивались, преданно смотря на Ольгу влюбленными глазами, громко вздыхая и строя ей глазки. Поначалу Ольга краснела и неловко отворачивалась, но вскоре раздраженный Вивакан пригрозил заменить деревянное оружие боевым, и шутки прекратились.

Впрочем, новобранцы быстро выдыхались и, взмокшие, уходили восвояси, кидая на Отряд завистливые взгляды. Тогда в дело вступали Ханкер с Виваканом, иногда к ним присоединялся и сам Тилос. Впрочем, князь появлялся редко, с Хлашем один на один больше не дрался, а поначалу вообще держался скованно. Сперва Хлаш только кривил рот, когда Тилос подчеркнуто осторожно укладывал его на асфальт, но вскоре не выдержал.

– Ты что тут изображаешь? - раздраженно спросил он, с силой отбросив в сторону сук, заменявший ему палицу. Сук проломил щит, в который метали ножи, и застрял в нем, но Хлаш этого даже не заметил. - Мы с тобой не на посиделках на завалинке! Кончай дурака валять, работай нормально.

– Извини, - откликнулся Тилос. - Я постараюсь.

После этого Серый Князь действительно стал куда менее аккуратным. Однажды он чуть не вывихнул Ольге локоть, но лишь подмигнул ей.

– Терпи, солдат, воеводой будешь, - сказал он ей в утешение. - Если на деле так попадешься, не только руку - голову открутят. Дальше, дальше, не стойте!

Иногда забегала Белла. В последнее время она редко приходила на тренировки, отделываясь шуточками на недоуменные вопросы Вивакана. Да и в редкие свои появления она в основном сидела на траве, грустно глядя на разворачивающееся на плацу представление. Вечерами она, бывало, утаскивала Ольгу с собой побродить по парку, иногда, когда за ними увязывался Теомир, брала самоезжую повозку и гоняла по ухабистым окрестным дорогам. Сначала Ольга лишь судорожно хваталась руками за скамью, крепко зажмуривая глаза, но потом постепенно привыкла и даже стала получать от езды заметное удовольствие. Теомир, впрочем, так и не привык к этому развлечению, слезая с повозки бледно-зеленым и пошатывающимся.

Несколько раз Ольга с Теомиром сбегали от остальных и уединялись в густых парковых зарослях. По возвращении домой они нервно одергивали одежду, стряхивая с нее несуществующие травинки, а остальные старательно отводили взгляд, делая вид, что ничего не замечают. Беда в том, что Ольга никак не могла разобраться в своем отношении к Теомиру. В кустах с ним было хорошо, но… она не чувствовала никакой радости при мысли, что остаток жизни ей придется провести в его обществе в качестве мужней жены. Она гнала от себя эти мысли, но те упорно возвращались. В конце концов девушка решила, что разберется когда-нибудь потом, и с головой отдалась нехитрым любовным утехам.

Однажды вечером Тилос пришел на плац и какое-то время молча наблюдал за тренировкой. Новобранцы сосредоточенно сопели, неторопливо приближаясь к замершему на месте Отряду с трех сторон. Ольга, слегка пригнувшись и спрятав один из кинжалов за спиной, настороженно наблюдала за ними. Жидкая красная краска потихоньку капала на землю с острия второй деревяшки. Одежда трех подкрадывавшихся к ней ребят была испещрена красными полосами и пятнами - как, впрочем, и ее собственная - и Ольга совершенно определенно намеревалась добавить к ним еще несколько штрихов.

– Достаточно, - голос Тилоса был необычно напряжен. - Ханкер, Вивакан, заканчивайте занятие. Они мне нужны.

Ольга удивленно взглянула на него, и тут один из нападавших шустро нырнул вперед, пытаясь уколоть Ольгу пикой. Девушка чуть отступила в сторону, крутнулась вокруг себя и в развороте полоснула того "лезвием" кинжала по глазам, в последний момент подняв его чуть выше, на уровень лба. Выбитые глаза залечивать она еще не умела. Парень в сердцах плюнул, подобрал с земли выроненную пику и отошел в сторону, ожесточенно рукавом оттирая краску с лица.

– Хорошо, Ольга, - раздался голос Вивакана. - Разойдись! Тренировка окончена. Тилос, что такое?

– Дела что сажа бела, - вздохнул Тилос. - Ольга, Теомир, Заграт, Хлаш, переоденьтесь и ко мне. Разговор есть. Телевар уже там. - Он развернулся на пятках и ушел в сторону замка. Все озадаченно посмотрели ему вслед.

– Что же это такое случилось, что он сам вас звать пришел? - вслух поинтересовался Ханкер. - Али послать некого было?

– Вот сейчас мы и выясним, - откликнулся Хлаш. - Народ, переодевайтесь, не стойте на месте.

В замке было тихо и прохладно. Гости гуськом поднялись на второй этаж, в уже знакомую им приемную залу. На диване сидел растерянный Телевар. Хлаш лишь пожал плечами в ответ на его недоуменный взгляд.

Почти сразу вошел Тилос, сопровождаемый Танзилой.

– Плохо дело, - заявил он, сходу опускаясь в свое кресло. Министр иностранных дел скромно пристроилась на краю одного из диванов. - Даже и не знаю, с чего начать…

– Например, со вчерашнего, - подсказал Танзила, сосредоточенно разглядывая ногти и избегая встречаться взглядом с остальными.

– Например, со вчерашнего, - вздохнул Тилос. - В последнее время мои связные маги были встревожены возросшей активностью в окрестностях Серого Княжества. Знаете, связная магия вообще-то предназначена для людей и вообще разумных существ, но искусный колдун может захватить сознание и животного, чтобы смотреть его глазами. Маги из департамента Танзилы частенько проделывают такие трюки. Есть, конечно, и недостатки, например, местоположение животного можно определить лишь приблизительно и им нельзя управлять, но это компенсируется количеством захваченных животных. Такая активность, как и любая связная магия, оставляет заметные следы в эфирном поле, поэтому ее можно заметить…

– И мои ребята в последние недели засекли массу подсыльных животных в окрестностях Лесной Долины, - закончила Танзила. - Сама долина защищена, но…

– Но это настораживает, - продолжил Тилос. - И началось это безобразие вскоре после вашего появления.

– Кто шпионит? - поинтересовался Заграт, кинжалом выковыривая грязь из когтей.

– Это не поддается определению, - пожал плечами Тилос. - Но, если учесть, сколько магов требуется для такого шпионажа, можете сами догадаться.

– Опять Майно, г"харам ар-бугрум! - пробормотал Заграт. - И что?

– Не обязательно, - пожал плечами Тилос. - Приморская империя, например, меня не слишком любит. Но вчера мы засекли шпиона-человека, и даже смогли захватить его. Рассказать он ничего не рассказал…

– Меня позвать надо было! - сплюнул шаман. - У меня он бы выложил даже то, что и не знал никогда.

– Он ничего не рассказал, поскольку на нем были чары молчания, - усмехнулся Тилос. - Поверь, Заграт, мы тоже умеем спрашивать, но эти чары убивают человека еще до того, как он начинает говорить. Однако Жекар заявил, что узнал почерк одного знакомого колдуна, и что тот давно уже работает на Майно. Тоже хиленькое доказательство, но хоть что-то.

– Ну, значит, Игра… - Хлаш запнулся, поймав предупреждающий взгляд Тилоса. - Игра в кошки-мышки продолжается, и Майно про нас не забыл. Я польщен. И что?

– Опорный пункт Майно на нашем материке - Замок Теней в Закатной Бухте. Это верстах в трехстах к северу от Талазены, по ту сторону устья Ручейницы. Там почти осушенные им болота, за которыми начинаются жугличские степи. В последние три недели в бухту заходили несколько больших кораблей с Восточного материка. По крайней мере три из них были под завязку забиты Карателями и регулярными войсками, это минимум тысяча человек. Все они ушли к югу, предположительно к Талазене.

– По крайней мере три? - поднял брови Телевар. - Минимум тысяча? А точнее посчитать нельзя было?

– Не знаю, - голос Тилоса стал злым. - Двое моих лучших людей поплатились жизнью и за это. Отслеживать связную магию умеем не только мы. Разведчиков заметили. Они долго отлеживались в болотах, а потом связались со мной, когда решили, что они в безопасности. Связь оборвалась на полуслове. Дальше, в Талазену и Золотую Бухту прибыли послы Майно. Что они хотели в Золотой Бухте - неизвестно, поскольку нынешний император - известный параноик. Он ненавидит Майно, в коем видит угрозу своей власти, поэтому казнил послов, как только те сошли с корабля. Но послы в Талазене казнены не были, напротив, их поселили в почетных хоромах. Мои люди пытаются выяснить, чего те хотят, но пока тщетно. Однако несколько купцов, приближенных к выборным Совета, безо всякого повода уже разорвали с нами два довольно ценных контракта.

– Как это касается нас, уважаемый князь? - голос тролля неожиданно стал вкрадчивым. - Ты полагаешь, что это мы - источник неприятностей?

– Брось, Хлаш, - вздохнул Тилос. - Ты все прекрасно понял. Ничего определенного, но я просто шкурой чувствую, что неспроста все это. А я, знаешь ли, привык доверять своей шкуре, она у меня хоть и прочная сверх меры, но все равно одна. - Он заколебался. - Боюсь…

– Нам пора валить отсюда, - проворчал Заграт. - Мог бы и сразу сказать, а не мотать паклю на деревья.

– Ну, - Тилос явно был смущен. - В общем - да. Я боюсь, что Майно обложит Долину со всех сторон, и тогда у вас не будет ни одного шанса ускользнуть.

– Думаю, не за нас ты боишься… - пробурчал Заграт себе под нос

– Помолчи, - оборвал его Хлаш. - Тилос, вы засекли кого-то типа Карателей в окрестностях? Я имею в виду, кого нам бояться, когда отсюда уйдем? Бандитов с огнехлыстами? Кавалерии с пиками? Или просто засады в темном лесу?

– Пока ничего определенного, - задумчиво ответил Тилос. Он бросил вопросительный взгляд на Танзилу, и та согласно кивнула в ответ. - Но, боюсь, уже скоро вы имеете шанс это выяснить. Помните, я вам говорил, что… м-м-м… что отсидеться вам не удастся?

– Ладно, - Хлаш по очереди обвел присутствующих тяжелым взглядом, и Ольга почувствовала, как внутри что-то оборвалось. - Думаю, князь, ты прав. Задерживаться нам не след. Мне уже давно нехорошо от того, что на месте сидим. Целый месяц как чучела на насесте. Я так думаю, завтра с утречка и двинем. Как думаешь, Тилос, куда нам дальше идти?

– Ваша дорога - в зубы к Майно, - вздохнул Тилос. - Кто знает, куда она вас занесет? Мои советы мало чего стоят. Но Майно - на Восточном материке, а добраться туда можно либо из Талазены, либо из Золотой Бухты, если только вы не хотите прогуляться в саму Закатную Бухту. Но лучше бы вам держаться подальше от императора, так что на вашем месте я бы направился в Талазену. Оно и ближе всего. С другой стороны, там шпионы Майно наверняка кишмя кишат. Я кину своим словечко, чтобы вам подсобили, но многого не ждите. - Он помолчал. - Завтра, разумеется, вы никуда не пойдете. Два дня вам на отдых, день на снаряжение, там я что-нибудь еще придумаю. Ах ты, гнойный слизень, нехорошо как получается, - он яростно потер ладонью шею. - Будто выгоняю я вас. Я уж решил, что поживете вы у меня еще месяц-другой, поэтому и не дергался особенно…

– Не казни себя, Тилос, - хмыкнул Хлаш. - Ты и так для нас много сделал. Эти щенята, - он бросил неожиданно повеселевший взгляд на Ольгу с Теомиром, - хоть до псов еще не доросли, но за ногу тяпнуть уже могут будь здоров.

– Н-да, - неопределенно откликнулся Тилос. - Там видно будет. Сейчас Танзила вас к бронникам проводит, мерки с вас снимут, чтобы кольчуги подогнать. Оружием вас уже снабдили, но если что еще надо - не стесняйтесь. Арсеналы у нас богатые. И еще. Понимаю, что в подвале вы себя не слишком хорошо чувствуете, но советую посидеть там, карту поизучать. Попросите Беллу, она покажет, как с ней управляться.

– А я? - вдруг спросил Телевар. - Тилос, мне так и оставаться здесь? - На его лице появилось умоляющее выражение, почти как у мальчишки, просящегося посмотреть заезжий цирк. - Может, все же можно, а? Хотя бы до Талазены?

– Не буду тебя силой держать, сам знаешь, - вздохнул Серый Князь. - Но я тебе уже все сказал. Повторяю - это не твой путь. А вот мне ты понадобишься, и очень скоро. Две недели, помнишь?

Вид у Телевара сделался словно у побитой собаки. До Ольги вдруг дошло, что вскоре им предстоит расстаться, возможно - навсегда. Она незаметно швыркнула носом. Нет, решила она, негоже пускать слезу сейчас. Потом - может быть. Не хватало еще, чтобы Тилос решил, что глупая девчонка испугалась.

– Давайте, ребята, - мягко произнес Серый Князь. - Отдохните как следует. И… - Он помялся. - Постарайтесь выжить, ладно?

Каол Трейн откинул маскировочный полог и вышел на каменистый обрыв. Горы возвышались над ним серыми громадами, с севера начали наползать дождевые тучи. Дождь обещал зарядить надолго, и погодный маг лишь подтверждал то, что говорили приметы. Главный механик - Каол потолковал с ним еще утром - клялся, что машины сработают как надо даже в ливень, но бывший посланник не слишком-то доверял ему. Впрочем, выбора все равно не было. Хозяин ясно дал понять, что в этот раз его ошибка станет последней в жизни. Поэтому Каол твердо намеревался ошибок не допускать.

Впрочем, особых проблем в этот раз не предвидится. Скоро, уже совсем скоро он отомстит за свои унижения. Совсем скоро. Он помассировал до сих пор ноющую неподвижную шею под воротником, полной грудью вдохнул влажный горный воздух и нырнул обратно под маскировочную сеть. На мгновение его взгляд задержался на огромном эластичном блине, сейчас аккуратно свернутом в рулон. Да, скоро. Уже совсем скоро.

Моросящий дождь тонкой пленкой обволакивал лицо. Впрочем, на этой высоте тучи уже не казались клубящимся вокруг плотным серым туманом, так что основные хлопоты доставляли скользкие от осевшей влаги камни. Ольга с опаской покосилась на качающуюся прямо перед носом огромную шипастую булаву Хлаша. Ту целиком отлили из какого-то серого металла, с ушком для петли на рукояти и острым, на манер пики, навершием. Из другого оружия у него был лишь даже не кинжал, а обычный охотничий нож с зазубренной спинкой. Идущий позади всех Заграт опирался на окончательно подаренный ему посох, обитый металлом и украшенный красивым желтым камнем на конце. Даже спиной Ольга ощущала веющий от посоха слабый ветерок Силы. Впрочем, орк остается орком всегда - на поясе у него висело сразу три ножа, два простых, а один - иссиня-черный, замысловато изогнутый и зловеще зазубренный. У Теомира на левом боку болталась тоскала, рукоять которой он то и дело нервно ощупывал, словно боясь потерять, а за спиной торчали короткий, но на удивление тугой лук и короб длинных тонких стрел с узкими бронебойными наконечниками. Метательных звезд в арсеналах Серого Княжества не оказалось, но кузнецы за ночь отлили десяток из того же серого металла, что и палица Хлаша. Теомир обрадовался как ребенок и полдня занимался их метанием в деревянный щит.

Сама Ольга нацепила на пояс два длинных кинжала, заплечную котомку оттягивали тщательно уложенные пакетики трав. Маленькие петли на концах ножен позволяли пристегивать их дополнительными ремешками к бедрам, так что оружие не путалось в ногах при каждом прыжке. Ольга была очень рада этому обстоятельству - все ее внимание уходило на то, чтобы удержаться на ногах, и лишние помехи оказались бы совсем некстати. Хоть и легкой, но все-таки ощутимо давящей на плечи кольчуги ей хватало за глаза.

– Вы пойдете не через главные ворота, - сообщил им Тилос накануне вечером. - Если я в чем и уверен, так это в том, что тамошний тракт кишмя кишит шпионами. Уйдете по нему вы недалеко - Игра вряд ли спасет вас от стреллазутчиков Майно. Мы вас выведем юго-западным проходом, через горы. Тропа заброшена за ненадобностью, пользуемся мы ей крайне редко, так что, надеюсь, вы успешно уйдете от соглядатаев. От подножия гор пойдете на ближайшую рощу, от нее двинетесь на юг, оставляя Сизый пик за спиной. - Серый Князь ткнул пальцем в уходящую в низкие тучи вершину. - Верстах в двадцати от рощи начинается лес, а там уже и тракт недалеко. Вы должный выйти на него немного к западу от деревушки - недостаточно большой, чтобы Майно потратился на постоянных шпионов, но достаточно крупной, чтобы трактирщик держал лошадей на подмену. К вечеру туда доберетесь, переночуете, а там конным ходом до Талазены дня два-три, не больше. Проводника я вам не дам, уж не обессудьте - для него это почти верная смерть. - Он вздохнул. - Н-да. По-хорошему, надо бы вас и лошадьми снабдить, но у нас с этим делом туго. Верховых только для курьеров и держим, когда им за границу отправиться надо. Да и не провести лошадей через горы.

Ольга ощупала висящий на поясе кошель с деньгами. В основном там была медь с редкими вкраплениями серебряных монет. Впрочем, Хлашу, как самому внушительному, Тилос вручил второй кошель, с золотом.

– Тут немного, - пояснил он. - Извиняюсь, но с финансами у нас напряг. Впрочем, и за это Телия меня убьет. - Он ухмыльнулся. - Скупердяйка, каких свет не видывал. Но денежные дела вести умеет, этого не отымешь.

Тропа вывела на более-менее ровную площадку, со всех сторон окруженную высокими скалами. Ольге казалось, что они идут целую вечность. Во всяком случае, от разреженного воздуха уже не кружилась голова. Тилос остановился. Повинуясь его знаку, пара арбалетчиков скрылась между глыбами.

– Мы почти у подножия, - сообщил Тилос, стряхивая осевшую на плащ влагу. Сейчас ребята осмотрятся, нет ли кого поблизости, а дальше вы уж сами.

Ольга присела на камень. По ее прикидкам, солнце давно перевалило за полдень. Горные каменистые тропы заметно вымотали ее, и она была лишь рада, что вскоре снова ступит на глинистую почву равнин. Она слабо улыбнулась, вспомнив, в какое восхищение изначально ее приводили горы из настоящего камня. А сейчас - глаза бы его больше не видели! Почему-то ей вспомнился дядя Телевар, его глаза побитой собаки, когда на рассвете он поцеловал ее в лоб на прощание. Все время, пока самобеглая повозка не скрылась за поворотом лесной дороги, Ольга неотрывно смотрела на его мокнущую под дождем фигуру у входа в замок, тяжело опирающуюся на плечо Беллы. За последнюю ночь он резко постарел и осунулся, гладкий до того лоб пробороздила глубокая морщина. В бороде заметно прибавилось седины. Сердце Ольги разрывалось от жалости к нему, но в то же время она чувствовала облегчение от мысли, что старый дядька остается в безопасности. На какое-то время, во всяком случае, до тех пор, пока они с Тилосом не отправятся назад, в родные земли, искать уцелевших родичей. Но хоть на время, и за то спасибо.

Из расщелины появился разведчик, коротко кивнул князю. Тот вздохнул и выпрямился во весь рост.

– Ну что, друзья, пора прощаться, - грустно сказал он. - Не поминайте лихом, если что не так. Если останетесь в живых - здесь для вас всегда найдется местечко. Хлаш, помни о нашем уговоре. - Тролль коротко кивнул. - Ну, вот и все, кажется. Желаю выжить.

Серый Князь слегка поклонился им, плотно завернулся в плащ и махнул рукой арбалетчикам:

– Пошли, ребята, надо до темноты добраться в долину.

– Воздушная цель на десять часов, - неожиданно откликнулся один из стрелков, настороженно озиравший окрестности. - Князь, что это?

Ольга растерянно заозиралась вокруг. Теомир схватил ее за плечо и ткнул пальцем в небо. Девушка взглянула наверх и ошеломленно замерла.

Высоко-высоко, лишь изредка выныривая из низких облаков, летел сильно вытянутый круглый предмет, напоминавший обрубок чудовищного ствола. В задней части крутились какие-то крестообразные штуки, а под брюхом висела темная плоская нашлепка. Предмет быстро набирал высоту, и через несколько мгновений растаял в плотной пелене туч.

– Дирижабль… - ошарашено пробормотал Тилос. - Чтоб я сдох… Откуда здесь может взяться дирижабль? - Он произнес еще несколько незнакомых Ольге слов. Судя по выражению его лица, это были ругательства. - Этого не может быть! - Его взгляд стал пустым, лицо задергалось в конвульсиях неслышной речи.

– Что происходит? - негромко поинтересовался Хлаш у одного из арбалетчиков. - Что такое "дирижабль"?

– Не знаю, - процедил тот в ответ сквозь зубы. - Одно могу сказать - мы, похоже, в глубоком дерьме. Думаю, Вражина придумал-таки какую-то штуку…

Ольга почувствовала холодок под ложечкой. Взгляд Тилоса снова стал осмысленным и жестким.

– Хлаш, уходите немедленно! - скомандовал он. - Я не знаю, что происходит, но со всех сторону в долину летят дирижабли. Наблюдатели на перевалах насчитали их по крайней мере восемнадцать. Если они такие же, как и тот, что видели мы, это по крайней мере шесть сотен человек десанта. Не знаю, есть ли еще войска Майно в окрестностях гор, но чем быстрее вы исчезнете отсюда, тем лучше.

– Тилос, погоди! - Хлаш напрягся. - Что происходит?

Серый Князь глубоко вздохнул.

– Видимо, Майно решил-таки прихлопнуть меня, - его лицо сделалось страшным. - Никто, кроме него, не обладает технологией постройки воздушных судов. И только он мог решиться на такое. Хотел бы я только знать, откуда он узнал, что именно сейчас меня нет в Долине? Уходите! - Он махнул рукой и бросился к тропе наверх, но резко остановился и повернулся к Отряду. - Да, имейте в виду - дирижабли укрывали на склонах гор под маскировочными сетями - один из наблюдателей видел, как эта хрень взлетала. Смотрите, не напоритесь на укрытую такой же сетью засаду. Прощайте!

Серый Князь бегом бросился вверх за уже скрывшимися за камнями стрелками.

– Тилос, погоди! - отчаянно закричала Ольга. - Мы с тобой! Там… Там…

Тилос, не останавливаясь, махнул рукой и тоже скрылся за скалами.

– С глузду съехала девка, - пробормотал Заграт. - Сваливаем отсюда, да побыстрее.

– Она права, - твердо ответил Хлаш. - Мы виноваты в том, что Майно напал на Тилоса. Мы должны помочь!

– Да что мы можем сделать! - заорал Заграт, подскакивая вплотную к Хлашу и потрясая кулаком у того перед носом. - Ты же слышал - шесть сотен по наименьшему счету!

– У Тилоса в Долине вполовину меньше, - пожал плечами тролль. - Так что каждый клинок на счету. Ты ведь хотел отомстить, забыл? А учитывая нашу везуху, мы там совсем нелишни будем. - Он развернулся и, не обращая внимание на орка, резво побежал вверх по тропе.

– И там дядя Телевар! - отчаянно вскрикнула Ольга, наконец справившаяся во своим голосом. - Мы должны помочь ему! - Она бросилась вслед за троллем, за ней поспешил Теомир, бросив на Заграта презрительный взгляд. Секунду поколебавшись, шаман пожал плечами и полез вслед за остальными. В конце концов, какая разница, где умирать?

Дирижабль перевалил через горы, почти царапая брюхом верхушки скал. Пилот бросил назад презрительный взгляд и ухмыльнулся. Большая часть Карателей блевала, высунувшись в окна, а у ног лишенной такой возможности педальной команды разливались целые моря вонючей жидкости. Удивительно, как только они еще винт вращают! Щенки, неба не нюхавшие… Каким гоголем они ходили там, внизу, как свысока поглядывали на него до полета! Как же, они у нас белая кость, а я так, прислуга. Ну что же, господа хорошие, проблюйтесь хорошенько, вам полезно.

Он протянул руку, стравливая летучий газ из баллонов. Дирижабль заметно тряхнуло, и он резко пошел вниз. Пожалуй, куда резче, чем следовало бы, но этим идиотам позади полезно лишний раз наложить в штаны. В следующий раз полюбезней будут. Внизу проглянула земля - распаханные поля, темные рощи, нитки дорог… Знакомая картина. Иногда пилот жалел тех, кто никогда не поднимался в небо, никогда не видел того, что выпало счастье видеть ему. Да что там, большинство полагало, что летать могут лишь особо умные маги. Маги, ха! Такие же задаваки, что и полуобморочная солдатня в трюме. Наступают новые времена, и этой шибко умной сволочи придется потесниться. Великий шутить не любит.

Далеко впереди в прорехах облачной пелены показался маленький, словно игрушечный замок. Пора. Пилот повернул маленький блестящий ключик и плавно потянул за красный рычаг. Где-то внизу другой рычаг повернул вентили огромных черных баллонов, и из их горловин с шипением потек газ. Тяжелый и бесцветный, он тонкой пеленой опускался на ничего - пока - не подозревающую долину. Второй пилот, поймав сухой кивок первого, отстегнул ремни, встал и вышел в трюм.

– Эй, сухопутные крысы! - гаркнул он во всю глотку. - Таблетки в рот, и жевать, пока язык не отвалится! А если кому-то захочется еще проблеваться, подумайте, что с вами станет там, внизу!

– Разжевать таблетки, обезьяны! - гаркнул вслед за ним командир отделения. - Вы что, не слышали? Или с кого-то шкуру спустить надо? - Он угрожающе потряс еще не активированной огнеплетью. Ругаясь черными словами, Каратели нехотя потянули из карманов пакетики с маленькими зелеными горошинами. Несмотря на гримасы отвращения, никто из них противоядие не выплюнул - они слишком хорошо знали, что делает газ с незащищенным человеком. Второй пилот удовлетворенно оглядел искаженные от горечи лица, небрежно кинул в рот пару горошин из своего пакетика и вернулся на место.

– Садимся, - безразлично сообщил ему первый пилот. - Похоже, мы успели первыми.

Запыхавшись, Ольга выскочила на ровную площадку, с которой открывался изумительный вид на окружающие горное кольцо Серого Княжества степи. Сердце, казалось, собиралось выскочить прямо через горло, в боку жгло огнем. Тилос неподвижно стоял в окружении арбалетчиков, его лицо дергалось. Ольга со стоном рухнула на четвереньки, пытаясь восстановить дыхание, но Серый Князь не обратил на нее никакого внимания.

– Они пустили газ, - сказал он ничего не выражающим голосом. - Три четверти наших мертвы. Фрабар, остаешься здесь с ребятами, ждешь сигнала.

– Но… - пробормотал командир взвода.

– Молчать! - оборвал его Тилос. - На меня газ не подействует. Вы - сгниете заживо. В любом случае, проку от вас не будет - люди Майно, похоже, запаслись противоядием. В одиночку я доберусь до замка за час, не более. А там…

Ольгу ужаснул его бесстрастный голос. Казалось, Серый Князь был далеко отсюда, прочие же были ему лишь помехой.

– Тилос, а Телевар?… - ее голос захлебнулся, когда ледяной взгляд Тилоса обратился на нее.

– Фрабар, задание, - безразлично сказал он. - Охраняй этих. Головой отвечаешь, чтобы они за мной не сунулись, но и силу не применяй без необходимости. Понял?

– Да, князь, - четко кивнул командир. - Будет исполнено.

– Специально на такой случай в замке стоят воздушные фильтры, - отворачиваясь, кинул Тилос. - Если Ханкер успел забаррикадироваться внутри… Если только он догадался… Майно еще обломает о нас зубы. Еще раз повторяю - ждать здесь. За нарушение приказа откручу голову. - Он сделал шаг вперед и застыл на месте. Его лицо снова задергалось.

– Нет! - внезапно крикнул он. - Ханкер, Белла! Кто-нибудь!

Пустой трюм мягко толкнулся о землю, сухо треснули расщепленные лопасти воздушных винтов. Зашипел, выходя наружу, гелий, оболочка дирижабля начала сморщиваться и опадать, словно гора грязного снега под неожиданными лучами солнца. Гелий и винты было жалко, но другого способа предохранить воздушный корабль от ветра в отсутствие причальной команды не было.

Несмотря на свое презрение к сухопутным крысам, пилот был вынужден признать, что те знают свое дело. Все еще зеленые от тошноты, те одновременно соскользнули на землю по десантным веревкам длиной в десять саженей, активируя огнеплети. Несколько качающихся на ходу местных солдат - замок стоял на небольшой возвышенности, и газ еще не в полной мере добрался сюда - были сметены словно тряпичные куклы. Построившись широким клином, нападающие неторопливо двинулись к цитадели по странному серому камню, без единого шва покрывавшему предзамковую площадь. Вокруг приземлялись еще три корабля, по веревкам горохом сыпался десант.

– Мы на земле, господин, - отстегнув ремни, почтительно обратился пилот к пассажиру. - Могу я помочь тебе?… - Он протянул руку к замку.

Сухо треснув, выдранные с мясом ремни отлетели в сторону, едва не хлестнув пилота по лицу. Отшатнувшись, тот непонимающе взглянул на пассажира. Не удостоив пилота даже взглядом, тот легко поднялся из кресла, открыл - едва не выбив - наружную дверь и спрыгнул на землю, не воспользовавшись веревочной лестницей. Пилот с неприязнью посмотрел ему вслед, с содроганием кинул взгляд на разбросанные тут и там паленые ошметки мяса, только что бывшие людьми, и повернулся в напарнику.

– Во фрукт, а? - пробормотал он. - Ну, чего расселся? Нам еще корабль швартовать.

Сжав кулаки в бессильной ярости, Ханкер смотрел в окно, закрытое мутным толстым стеклом. Снаружи от окна отскочил арбалетный болт, и Белла, тихонько вскрикнув, попыталась оттянуть начальника стражи в сторону. Тот отбросил ее руку.

– Тилос, Тилос… - прошептал он сквозь сжатые зубы. - Сколько не прячь голову под подушку, жизнь никуда не денется. Я был прав. Интересно, почему меня это не радует?

Он повернулся и угрюмо оглядел столпившихся в комнате солдат. Все молодые, многие еще безусые. Десяток здесь и еще два раза по столько в коридоре. Все новобранцы. Плюс пяток поваров и десяток служанок. Все, кто оказался рядом с замком. Все, у кого хватило ума подчиниться его - нет, не приказу, а истошному крику о немедленном отступлении. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь отогнать подымающуюся внутри панику. Двери замка не вышибить даже могучему магу, ни даже бочкой трах-порошка, из которого прессуют патроны к пулемету. Пулемет… Такой мощный - и такой бесполезный. Все, что нужно - добраться до него. Полсотни саженей до сарая и полторы - нет, уже две сотни Карателей. И газ, от которого кожа идет волдырями, а грудь раздирает яростный кашель. Почему он не действует на эту сволочь? Я готовился ко всему, но только не к атаке с неба. Кто знал, что они на такое способны? А кто - они? Майно? Тогда Тилос наверняка знал…

Внизу глухо ударило, стены слегка дрогнули. Ханкер ухмыльнулся краем рта.

– Чего дрожите? - рявкнул он. - Кишка у них тонка - с нами сладить. - "Хотел бы я этому верить…" - Ты! - он ткнул пальцем в первого попавшегося. - Быстро вниз. Останешься наблюдателем, чуть что - сразу сюда. Скажешь остальным убраться из холла на второй этаж. Если они вышибут двери, внутрь пойдет отравленный воздух, но он не может подниматься вверх! - Ханкер мотнул головой в сторону окну, и десять пар глаз обратились туда же. Вспорхнувший было от удара одинокий воробей уже снова вернулся в кормушку и сосредоточенно выковыривал из щелей одному ему видные крошки. Несколько его собратьев, до того прыгавшие по асфальту перед замком, темными комочками неподвижно лежали на земле. Мысленно Ханкер вознес хвалу Белле с ее дурацкими птичьими забавами. - Пошел!

Вздрогнув от командирского рыка, паренек неловко кивнул и выскочил за дверь, забарабанив подошвами вниз по лестнице и цепляя пикой за перила. Ханкер проводил его свирепым взглядом.

– А вы чего встали? - рявкнул он. - По периметру восемь комнат. Чтобы в каждой не меньше одного человека, сейчас снизу остальные подойдут. Наблюдать за окрестностями и не киснуть! Тилос нас выручит! Пошли! - Не обращая больше на них внимания, он схватил Беллу за руку и вытащил ее из комнаты.

Дверь в кабинет Тилоса мягко щелкнула и открылась. Ханкер ухватился за настенную занавесь и рванул ее, тут же обругав себя за глупость. К счастью занавесь выдержала, хоть и затрещала. Ханкер снова потянул ее, на этот раз аккуратно, и нажал на три точки на открывшейся стене. Потайная дверь неслышно отъехала в сторону. Ханкер схватил упирающуюся Беллу за плечо и толкнул ее внутрь.

– Спустись в подвал и жди! - хрипло приказал он. - Даже если они ворвутся внутрь, подвал им не найти. Отрава внутрь тоже не проникнет, так говорил Тилос. Жратвы и питья я принесу чуток погодя. Ну, что ты упираешься?

– Ханкер, а ты… вы? - жалобно спросила его девушка. - Вас же убьют…

– Мы все солдаты, - из-за пересохшего от волнения горла Ханкер уже мог только скрежетать. - Мы все знали, на что идем. А еще эти подлюги видели, что мы успели укрыться в замке. Если они ворвутся и никого не найдут, то начнут искать тайники. В любом случае, три десятка человек в подвале долго не протянут. - Он с силой пихнул Беллу внутрь и захлопнул дверь, аккуратно задернув занавесь и искренне надеясь, что девчонке не захочется проявлять героизм. Не забыть бы потом прихватить из подвала запасной передатчик, если он там есть. Только бы Тилос был жив… Он выбежал из кабинета и заорал на солдат, отдавая приказы.

Дум Вивас остановился в десятке шагов от суетящихся возле дверей Карателей и какое-то время иронично взирал на них. Тяжелый стальной таран валялся в стороне, отброшенный за непригодностью. Колдун снова поднял руки и прошипел что-то невнятное. Сверкнуло, ударило, но дверь, словно издеваясь над воровской магией, осталась стоять даже не оцарапанная. Несмотря на предупреждение, Вивас испытал легкое удивление. Из чего же этот Серый Князь сделал свой замок? Из чистого алмаза? Ладно, не время выяснять.

Посланник шагнул вперед и жестом отстранил назад незадачливого колдуна. Тот зло блеснул глазами с перепачканного сажей лица, но подчинился. Спорить с Вивасом не хотелось никому. Тот же, достав из внутреннего кармана плаща пакет, осторожно развернул его. Несколько тонких и гибких колбасок он укрепил вдоль щели между створками, а еще одну, потолще, - там, где, по его расчетам, располагался замок.

– Всем назад, - сухо сказал он.

Посланник с силой сжал пальцами небольшую серую трубочку, воткнул ее острым концом в толстую колбаску и, развернувшись на каблуках, размеренно зашагал прочь. Внутри неслышно тикал секундомер: пять секунд… десять… Каратели разбегались в разные стороны. Пятнадцать…

Когда секундомер дотикал до тридцати, Дум Вивас удобно устроился за высоким толстым деревом саженях в пятнадцати от двери. На открытом воздухе взрыв получился на удивление тихим, больше похожим на хлопок от открытой бутыли игристого вина. Однако свое дело он сделал. Створки широко распахнулись, отчаянно болтаясь на почти выдранных из стены петлях. Почти сразу же с радостным ревом внутрь ринулись Каратели.

Посланник удовлетворенно кивнул. Все идет как надо. Мелочь, конечно, - вытирать сопли крутым парням с огнеплетьми, но все-таки послали его, а не Трейна. О да, самонадеянный ты наш Каол Трейн, пришел конец твоему фавору у повелителя. Пора бы дать дорогу другим. Широко зевнув, Дум Вивас оттолкнулся от дерева и пошел внутрь.

Разумеется. Без проблем не обошлось и тут. Пятеро карателей в неестественных позах валялись у подножия лестницы на второй этаж, а наверху, чуть пошатываясь, стоял свирепого вида парень в оплавленной в нескольких местах кольчуге. В его руках с гудением покачивалась огнеплеть. Ханкер, вспомнил Дум Вивас одну из картинок. Местный генерал. Ну что же, не все коню пастбище. Вивас с силой втянул ноздрями воздух. Ну да, газ почти не чувствуется. Проклятый ветер. Впрочем, это чепуха.

Не торопясь, посланник прошел вперед. Глаза Ханкера яростно уставились на него, плеть описала в воздухе яркий круг.

– А, еще один… - пробормотал он. - Что, парень, тоже хочешь выслужиться? Иди сюда, потолкуем.

– Ты ведь Ханкер, да? - тепло улыбнулся ему Дум Вивас. - Наслышан, как же. Верный пес Серого Князя и все такое? - Ему показалось, или в глубине темных глаз стражника действительно мелькнула искра? - Полагаю, предлагать сдаться и перейти на службу к Великому смысла нет?

– Догадлив, - покривил лицо Ханкер. - Значит, я так известен у жополизов этого козла? Польщен… - Когда надежда умирает, остается только тянуть время. Лишние минуты жизни. Последние минуты. Для себя и для тех мальчишек, что столпились за спиной, судорожно сжимая копейные древки вспотевшим руками. Простите, мальчики. Война - не всегда блестящие нагрудники и томные девичьи взгляды. Все, что я могу вам сейчас подарить - это несколько лишних минут жизни. Не так уж и мало. - Ну и что ты собираешься делать? Этой штукой, - он снова махнул огнеплетью, - я даже стрелы в воздухе сшибаю. Хочешь умереть? Так иди сюда.

– Нет, спасибо, я еще поживу, - снова улыбнулся ему Вивас. - А вот твое время пришло. - Он осторожно спустил курок, и тонкая игла карманного арбалета, пробив ткань плаща, вонзилась в ногу Ханкера. Тот слегка вздрогнул. - До встречи среди мерґтвых - лет так через сто.

Расширившиеся от удивления глаза Ханкера остекленели. Он попытался что-то сказать, но не смог. Не выпуская из рук огнеплети, он, словно деревянная статуя, рухнул с лестницы. Падая, начальник стражи рассек кожу на лбу, но из раны не вытекло ни единой капли крови. Вивус удовлетворенно кивнул. Три секунды, на секунду быстрее, чем старый яд. Определенно, того колдуна надо будет поощрить.

– Ну, чего встали? - повернулся он к застывшим вокруг Карателям. - Там еще два этажа. Ты, - он мотнул головой в сторону одного из лейтенантов. - Со своим взводом - за мной. Пощупаем это местечко на предмет подвалов…

Белла, всхлипывая, беспорядочно нажимала на кнопки. Пульт связи помигивал огоньками - в основном красными. Где-то здесь находился и огонек рации, что взял с собой ушедший в горы отряд, но какой именно - девушка не знала.

– Тилос… - безнадежно лепетала она в черный сук микрофона. - Где же ты, Тилос!… Все погибли, Ханкер наверху, с ним почти никого… Тилос, спаси нас, ну пожалуйста!… - Она несколько раз нажала на кнопку общей передачи, но отвечать было некому. К этому моменту откликнуться могли лишь арбалетчики Тилоса, а они во весь дух бежали по тропе на внешних склонах Серых Гор. - Тилос, ну где же ты, Тилос…

Пульт равнодушно помигивал огоньками в ответ. Отчаявшись, Белла шмыгнула носом и опустилась на стул. Прошло не более пятнадцати минут с того момента, как она спустилась вниз, но ей казалось - пятнадцать лет. Сверху не доносилось ни звука, лишь за стеной успокаивающе гудел генератор. Плафон безмятежно лил с потолка рассеянный желтый свет.

Взрыв в замкнутом пространстве ударил девушку по голове. Взвизгнув, она упала на пол, зажимая руками оглохшие уши, из носа тонким ручейком струилась кровь. Дверь в лабораторию вылетела от сильного пинка ноги, и внутрь вошел высокий черноволосый мужчина в глухом черном плаще. За ним вбежало еще несколько человек с извивающимися огненными плетьми в руках. Белла подняла на них бессмысленный взгляд и слабо застонала. Человек в черном плаще ухватил ее за волосы и резко вздернул ее голову вверх, к свету.

– То, да опять не то, - пробормотал он себе под нос. - Ты, дура, где князь? - Он пнул ее носком окованного железом сапога под ребра. Белла слабо охнула, перед ее глазами все поплыло. - Где твой сучий князь, я тебя спрашиваю?

– Тилос… - прошептала Белла себе под нос. - Помоги…

Чувствительный микрофон пульта связи уловил эти слова, а включенная радиостанция равнодушно передала их на общей волне. Далеко в горах поймавший передачу Тилос застыл в смертельном отчаянии.

Дум Вивас отбросил ее назад, в руки Карателям. Девушка отчаянно взвизгнула и укусила одного из них за палец. Выругавшись, тот бросил ее на пол и с силой пнул сапогом, попав в висок. Голова Беллы мотнулась и с глухим стуком ударилась о стену. Ее тело выгнулось в страшной судороге, потом замерло. Открытые глаза остекленело уставились в потолок.

Дум Вивас резко обернулся к Карателю.

– Идиот… - прошипел он. - Я же ясно сказал - девчонку взять живой. - Посланник не спеша вытащил из ножен кинжал, с удовольствием наблюдая, как расширяются от страха глаза незадачливого солдата, и ударил его в горло, едва отдернув руку от брызг крови. Тело Карателя в конвульсиях рухнуло на пол.

– Господин!… - еще один Каратель вбежал в лабораторию, едва не запнувшись о лежащие на полу тела.

– Что? - рявкнул, обернувшись к нему, Дум Вивас.

– Колдун сомлел, - доложил тот, опасливо поглядывая за окровавленный кинжал, который посланник все еще держал в руке. - Перешагнул порог - и сомлел.

– Хрен с ним, - отмахнулся Вивас. - Вытащите на воздух, сам оклемается. Еще кого-нибудь нашли?

– Нет, господин, - отрицательно качнул головой тот. - В подвале больше никого, наверху вроде бы все чисто.

– Хорошо, - кивнул Вивас. Оставалось еще одно неотложное дело. Реактор, где этот проклятый реактор? - Твои люди не видели такого большого квадратного ящика в два человеческих роста, весь в огоньках?

– Никак нет, не видели, - доложил тот. - Но через две двери дальше по коридору есть еще одна, запертая, одна из всех.

– Умно, - пробормотал Вивас. - Отведи людей, будем вышибать дверь.

Заблокировать реактор. Да, надо заблокировать реактор. За пазухой хрустнул свиток с инструкцией. Сделать это - и можно передохнуть. Хорошо простым солдатам - ни о чем беспокоиться не надо…

– Нет! - внезапно закричал Тилос. - Ханкер, Белла! Кто-нибудь! - Он остановился как вкопанный, глаза невидяще уставились в затянутое тучами небо. Командир арбалетчиков непонимающе уставился на него.

– Тилос… - осторожно сказал он. - Что…

Вместо ответа Серый Князь вскинул руку. На какое-то время наступила тяжелая тишина.

– Большого квадратного ящика, да? - тихо сказал он. - Ну что же, ты его получишь. Заграт!

– Да? - угрюмо откликнулся тяжело опирающийся на посох шаман. Он не рухнул на землю, как Ольга, лишь потому, что не хотел уподобляться слабой человеческой девчонке. Хотя кто бы знал, какое это искушение…

– Заграт, - мертвенным голосом произнес Тилос. - Ставь защиту. Быстро.

– Какую… - начал было шаман недовольным голосом.

– Любую! - грубо оборвал его Серый Князь. - Все, какие знаешь. Внимание! - гаркнул он во все горло. - Всем в укрытие. За скалы, ничком на землю! И держитесь, если хотите жить!

Ольга непонимающе взглянула на него. Она только начала подниматься с четверенек, и - снова на землю? Нет уж, она лучше…

Тяжелая рука Хлаша подхватила ее за талию и швырнула к ближайшей каменной глыбе. Падая, Ольга успела сгруппироваться, но все же отбила колени и локти. Она возмущенно повернулась к свалившемуся рядом троллю.

– Что… - начала было она.

– Заткнись и не двигайся, - рявкнул Хлаш.

Если бы контроллер реактора умел думать, он бы сильно удивился. Вообще-то команды, начавшие поступать на аварийный вход, были из тех, которые полагается подтверждать не по одному разу. Но вход был аварийным, перепрограммированным, поэтому подтверждения не требовалось. Собственно, подключиться к нему мог лишь один человек, и его приказы сомнению не подлежали в любом случае.

Снять пороговую блокировку внутреннего контура. Отключить сигнал тревоги. Подключить резервные батареи. Максимальную мощность на четные выходы, заблокировать нечетные. Максимальное напряжение на затворы нечетных выходов. Поменять нечетные выходы с четными, проделать те же операции. Повторять.

Дум Вивас шагнул в зал, переступив через обломки двери и разгоняя рукой едкий дым. Огоньки весело бегали по передней панели пульта, чем-то смахивая на новогоднюю елку его родного города. Только там были свечи, а здесь… Непонятно что. Впрочем, это тоже неважно. Главное - инструкция. Он извлек из-за пазухи пергамент, сосредоточенно пошевелил губами, разбирая буквы, и нажал на первую кнопку.

Огни на панели внезапно вспыхнули красным.

Земля заревела разъяренным медведем-шатуном. Вернее, заревел весь окружающий мир. Тяжкий удар сотряс скалы, а в небе, ясно видимом сквозь стремительно разлетающиеся тучи, забушевал багровый ураган. Сверху градом посыпались камни, сначала мелкие, затем все крупнее и крупнее, отталкиваемые защитным куполом Заграта. Ольга почувствовала, как, дрожа, поползла в сторону глыба, к которой ее прижимала твердая рука Хлаша.

Тилос закричал. Его тело покрылось сеткой голубых молний, с подушечек растопыренных в муке пальцев в землю забили толстые оранжевые разряды. Он кричал и кричал, не падая на землю, словно распяленный на невидимых крюках, и тряслись скалы, и багровый ураган в небе грозил затянуть в себя весь мир. Ольга тоже кричала, не помня себя от ужаса, и рядом ревел Хлаш, а неподалеку выли перепуганные солдаты и почти без голоса хрипел Заграт, но все это перекрывалось чудовищным ревом, исходившим со всех сторон сразу. Ураган Силы налетел на девушку, перемешивая чувства в какую-то непотребную кашу, в глазах потемнело, голова вибрировала, словно железный гонг.

А потом высоко над вершинами гор поднялся чудовищный гриб. Его шарообразная вершина пронзила остатки тающих словно лед в кипятке облаков, и над миром воцарился кромешный ужас. Гнилой красный свет слепил глаза, мелкие и не очень камни барабанили по спине и плечам, по телу закрывавшего ее собой Хлаша, уже не удерживаемые сметенным защитным куполом шамана. Сверкнуло, земля затряслась еще сильней, и приступ рвоты вывернул Ольгу наизнанку.

Она плохо помнила, что происходило дальше. Краткие периоды просветления сменялись черным забытьем. Кажется, часть пути ее тащил Хлаш, грубо перекинув через плечо, словно мешок с мукой, потом она вроде бы шла сама, поддерживаемая Теомиром, а двое дюжих арбалетчиков волокли на себе Тилоса с безвольно болтающейся головой, сверху на них падал отвратительный дождь из пепла и камней. Потом звон мечей и арбалетных тетив, перекошенные лица, кровь на скалах, на одежде, на зажатом в руке клинке, а потом опять забытье.

– Почему мы их отпустили? - хрипло поинтересовался командир отряда. Каол Трейн с неприязнью покосился на него. - Мы могли взять их голыми руками! Тролль, орк, девчонка и пацан. Да еще этот, полуживой… Почему?

– Тебе не нравятся приказы Великого? - язвительно поинтересовался Каол. - Может, ты лучше знаешь, что делать?

– Нет, господин, - опустил взгляд Каратель. - Я преклоняюсь перед Его мудростью. Откуда он знал, что они пойдут именно этой тропой? За последнюю неделю мы разведали их штук двадцать…

– Я лишь меч в Его руке, - сухо ответил Каол. - Мне не дано знать замыслы повелителя. Но приказ был четким: эти пятеро должны уйти. И запомни - в следующий раз, когда ты не подчинишься приказу, я не буду оттаскивать тебя за волосы. Я просто перережу тебе глотку.

– Да, господин, - низко поклонился Каратель. - Этого больше не повторится. - Он выпрямился и отошел к раненым. Другие Каратели уже обшаривали тела арбалетчиков.

Откуда хозяин знал, какая тропа? Каола это совершенно не интересовало. Любопытство сгубило кошку, а он твердо намеревался дожить до преклонных лет. Хватит с него однажды сломанной шеи.

Но с Тилосом, бывшим посланником Серого Князя, он еще поквитается лично. Великий вполне определенно пообещал ему это.

Часть четвертая. Заграт.

Проклятая тропинка наконец-то допетляла до вершины холма и пошла под уклон. Тяжело опираясь на посох, Заграт остановился и перевел дух. Рука уже почти не болела, хотя кровь еще изредка сочилась из-под туго охватывающей рану повязки. Голова раскалывалась второй день. Она начала трещать еще до того страшного момента, когда из него чуть не вынуло душу под багровыми небесами у Лесной Долины, а уж после того… Он до сих пор удивлялся, как не сошел с ума. Поскорей бы девчонка пришла в себя, авось сможет что сделать. Шаман покосился назад. Ольга ковыляла шагах в двадцати позади, поддерживаемая чуть не плачущим Теомиром. За ней шел тролль с как всегда непроницаемой мордой, аккуратно придерживая за плечо Тилоса. Серый Князь двигался легко, но в его стеклянных глазах не было ни проблеска мысли. Собственно, сообразил Заграт, он ведь и приходил в себя толком только раз, когда направление показал. Странно, что это с ним? Никаких видимых повреждений, кроме обуглившихся подушечек пальцев, да и те уже покрылись плотной коростой, обещающей отвалиться через день-другой. Заграт вздохнул. Вот бы ему так раны на себе заживлять! Ну да в лесу он и так не пропадет, а вокруг хоть и жиденький, но все равно лес.

Чуткие ноздри орка уловили далекий запах дыма. Хоть что-то. Хорошо бы хозяин оказался гостеприимен, а то вытряхивать его из собственного дома сил никаких нет. Впрочем, этому двуногому крокодилу достаточно лишь ухмыльнуться своей зубастой улыбкой, а уж там ни один человек не устоит. Либо проникнется, либо в штаны наложит, но переночевать пустит. По принципу: тетенька, дай попить…

Орк вздохнул, попутно уловив еще и запах коровьего навоза, и поплелся дальше.

Хижина - назвать это сооружение домом Заграт не смог бы и по пьяни - стояла на холме, окруженная сбегающим вниз по склонам большим огородом. Впрочем, было видно, что значительная его часть не обрабатывалась по крайней мере с прошлого года. Кое-как вспаханные клочки успели изрядно зарасти сорняками. Ветви нескольких неподпертых яблонь трещали под тяжестью почти спелых плодов, на земле там и сям валялась лиловая опавшая слива. Из зарослей бурьяна сквозь обвалившийся частокол порскнул заяц. Соломенную крышу хижины заметно разметало ветром, закрытые ставни перекосились на полуоторванных петлях.

– Эй, хозяева! - снова поморщившись от головной боли, гаркнул Заграт. - Есть тут кто?

Ответом была тишина, прерываемая лишь поскрипыванием мотаемой ветерком двери. Из-за хижины вышел теленок с болтающимся на шее обрывком веревки. Он задумчиво пережевывал пучок травы.

– Никого нет, - заметил подошедший Хлаш. - Печь топили не далее, чем позавчера, у дверей трегодняшние следы. Может, хозяева по делам куда отлучились?

– Ага, и дверь нараспашку бросили, - фыркнул шаман. - Что-то не так. Как он? - Заграт мотнул головой в сторону Тилоса.

– Как и прежде. Все понимает, но говорить отказывается.

– Ага, как волк, - усмехнулся Заграт. - Остановимся здесь, авось отлежится. Если хозяева возражать не будут, конечно. Интересно, мы туда пришли, куда надо?

– Туда, - неожиданно ответил Тилос. Он глубоко вздохнул и вежливо освободился от лапы Хлаша у него на плече. - Расслабьтесь, я уже в порядке. Более или менее, - добавил он после паузы. - Надеюсь, я ничего важного не пропустил?

– Он еще шутит! - изумился Заграт. - Это после того, как мы от толпы засранцев с трудом отбились, да еще и сутки от погони уходили! Да, Хлаш, я все хотел спросить - там правда рожа этого ублюдка Трейна мелькнула… ну, от которого мы тогда драпали… или мне показалось?

– Не знаю, не заметил, - задумчиво откликнулся Хлаш. - Мне как-то не до того было. Однако не удивлюсь, если он там ошивался. Майно, наверное, даже мертвых оживлять умеет, было бы зачем. Одно мне интересно - откуда Каратели узнали, где мы из долины выбираться будем?

– А где Фрабат? - поинтересовался Тилос, направляясь к двери хижины. - И остальные мои люди? Эй, Танна, где ты? Это я, Тилос!

– Ты не помнишь? - удивился Заграт, ковыляя за ним. - А, ну да. Ты в отключке на земле валялся. Нас же накрыли, как только мы с гор спустились. Десятка два Карателей. Половину твоих ребят залпом из засады сняли, остальных в драке порешили. Ума не приложу, как нам вырваться удалось.

– Игра, - равнодушно бросил Тилос. - Она все еще идет, не забывай. Танна!

– Забудешь про это, как же… - буркнул Заграт. - Кто такая Танна?

– Хозяйка, - нетерпеливо отмахнулся Тилос. - Куда же она запропастилась? - Он толкнул протестующе завизжавшую дверь и вошел в хижину. Заграт, поколебавшись, двинулся за ним, краем глаза заметив, как опускается на завалинку изнемогшая от усталости Ольга и как отчаянно бросается к ней отвлекшийся было Теомир.

Внутри стоял полумрак. Единственную комнату аккуратно разделяла занавеской, отделяющая то, что можно было считать кухней, от спальной части. В ноздри шибануло дерьмом и паленой картошкой - на давно остывшей печи стоял обугленный чугунок.

– Эй, есть кто? - громко спросил Тилос. В ответ из-за занавески раздался тихий стон. Тилос решительно шагнул вперед, но покачнулся и ухватился за Заграта, который, в свою очередь, был вынужден из последних сил упереться посохом в пол.

– Извини, - Тилос отпустил Заграта и снова шагнул вперед, осторожно отдернув занавеску. Поперек старого деревянного топчана на грязном матрасе лежала древняя старуха. Вонь исходила от нее. - Танна?

– Ти… лос… - Голос женщины был еле слышен. - Ты… пришел…

Тилос бросился вперед и с размаху опустился на колени перед топчаном - то ли от слабости, то ли в знак уважения, Заграт не понял. Он заботливо приподнял женщину и уложил ее тело вдоль заплатанного матраса.

– Танна! - сказал он ровным голосом. - Что с тобой? Тебе плохо? Где болит?

– Все… хорошо… - пробормотала женщина. - Просто… наконец, пришло время. Как… Белла?

– С ней все хорошо, - ласково произнес Тилос. - Сейчас, потерпи немного.

Он с силой распахнул протестующе хрустнувшие ставни, и в лачугу ворвался поток влажного свежего воздуха. Женщина на постели судорожно вздохнула и закашлялась.

– Хорошо-то как… - еле слышно сказала она. - Думала, уж так и помру, как собака в канаве. Ноги не действуют…

– Слушай, Тилос, тебе точно по голове сильно досталось, - недовольно заметил Заграт. - Застудишь бабку - что делать будешь? Лекари наши почитай что и колдовать разучились…

Он не закончил. Тилос стремительно, как он умел, возник около него и ухватил за горло железной рукой.

– Не называй ее бабкой, ты… - процедил он сквозь зубы. - Не называй, понял?!

Заграт только что-то прохрипел в ответ - сложно отвечать, когда почти задохнулся. Тилос отпустил его, приступ ярости прошел так же неожиданно, как и начался.

– Извини, перенервничал, - провел он ладонью по глазам. - Сорвался. Ты не мог бы позвать Ольгу? Надо Танне помочь немного…

– Она сама еле на ногах стоит, - проворчал орк, потирая саднящее горло. - Обойдись-ка уж без нее, вояка. Надо было тебя посохом звездануть, чтобы оклемался.

– Да, забыл, - покорно кивнул Тилос, снова поворачиваясь к женщине на постели. - Танна?

В ответ до них донеслось только ровное дыхание.

– Задрыхла, - резюмировал Заграт. - Чего это с ней? Прикрой-ка окошко, да пошли на остальных посмотрим.

Тилос склонился над женщиной и осторожно накинул на нее валяющееся рядом засаленное одеяло.

– Все будет хорошо, - прошептал он.

– Нам нужен отдых, - заявил Хлаш, когда Тилос с Загратом показались из дома. - Ольга на ногах не стоит, да и Теомир не лучше. Что это за место?

– Это дом моей… старой знакомой, - Заграт отчетливо уловил запинку Тилоса. - В двух верстах отсюда деревня. Думаю, вам стоит снять комнату в трактире и передохнуть пару дней. Деньги при вас? Вот и ладно. Только не говорите, откуда вы, скажите - разбойники напали.

– А ты? - вскинулась Ольга. - Ты куда?

– Танне… хозяйке плохо, - бесстрастно ответил Тилос. - Я пока останусь здесь, пригляжу за ней.

– А что с ней? - поинтересовался Хлаш. - Мы можем чем-то помочь?

– Я еще не полностью восстановил широкополосное зрение. Я хочу сказать, еще не так хорошо вижу… невидимый свет. Видимо, нервы взрывом повыжгло. Плохо воспринимаю биотоки. Но, я бы сказал, у нее геморрагический инсульт… удар. Лопнувший сосуд в голове, я даже в таком состоянии вижу гематому. И низ, и правая половина тела полностью парализованы.

– Я попробую полечить… - Ольга сделала слабую попытку приподняться, но бессильно опустилась назад.

– Не стоит. Это случилось дня два назад. Видимо, эфирная волна от взрыва достала ее даже здесь. Она не проживет и до вечера. Гематома слишком близка к стволу. Удивительно, что она еще в сознании. И даже если бы ты была в полной силе, девочка, то ничем бы не помогла. У нас нет нужных лекарств. - Лицо Тилоса исказилось, он со свистом рубанул ладонью воздух. - Ненавижу этот варварский мир! Все, все идет прахом! - Он резко осекся и отвернулся. Его руки тряслись мелкой дрожью.

– Я посмотрю, - Хлаш хлопнул его по плечу и скрылся в доме. Ольга беспомощно посмотрела ему вслед, затем обвела взглядом окружающих.

– Тилос, - жалобно попросила она. - Не убивайся так, не надо. Она поправится…

Заграт поморщился, постаравшись, чтобы никто не видел его лица. От женщины, кроме мочи и дерьма, отчетливо несло запахом смерти. Два дня? Удивительно, но по всему выходило, что так. Им еще повезло, что они не застали лишь холодный труп старухи. Самое милосердное - прикончить ее прямо сейчас. Но он знает людей, они предпочитают продлять мучения даже безнадежно больных. Хуже всего, что где-то позади болтается погоня. Не исключено, что она сбилась со следа, но лучше попусту предполагать плохое, чем получить стрелу в глотку. Здесь, во всяком случае, хуже чем в пустыне - там хоть в песок зарыться можно, а на печной дым даже слепой выйдет. Слепой орк, во всяком случае. Есть у них орки в отряде?…

– Тилос, где деревня? - вслух спросил он. Серый Князь в ответ молча махнул рукой в сторону просвета на подветренной стороне холма. - Ладно, понял. Онка, идти можешь? Или передохнешь еще?

– Заграт, как ты можешь? - с упреком спросила его целительница. - Я не брошу Тилоса.

– Тогда нас вырежут как куропаток! - рыкнул шаман. - Там, - он ткнул пальцем через плечо, - хрен знает сколько молодчиков с огнеплетьми. Ты с ними повстречаться хочешь? Тилос, если эта ба… тетка так тебе дорога, пусть Хлаш ее через плечо перекинет! Мы должны идти.

– Ее нельзя трогать, - тихо сказал Тилос. - Она умрет. Я остаюсь.

– А погоня? - взъярился Заграт, ощущая свое полное бессилие. На лице Ольги читалось то же упрямство, что и, наверное, на лице Тилоса, а хренов крокодил отсиживался где-то в лачуге. - Тебя же убьют!

– Мне все равно, - равнодушно ответил Тилос. - Это уже не имеет ни малейшего значения.

– Для тебя! - рявкнул Заграт, рывком поворачивая его к себе. - А для меня - имеет! И для дуры этой - тоже! Посмотри на нее! Тебе не терпится увидеть, как эти падлы ее трахают во все дыры? Так увидишь, помяни мое слово! С ума вы все посходили, что ли?

– Охолони, Заграт, - оборвал его появившийся из хижины Хлаш. - Если нагонять - знать, судьба наша такая. В Игре ничего зря не происходит.

– Да ты-то откуда знаешь! - от возмущения орк начал брызгать слюной. - Она сама тебе сказала? Да вы все…

Тролль молча поднял его в воздух за плечи и несильно встряхнул. Зубы шамана лязгнули друг о друга, и он изумленно замолчал.

– Ти-хо! - раздельно сказал Хлаш. - Эту женщину нельзя трогать, и она скоро умрет. Ничего с нами не случится за день. - Он аккуратно поставил Заграта на землю. - Мы остаемся.

– Кахх"та карташ! - зло выругался тот, ощущая во рту вкус крови из прокушенного языка. - Крокодил двуногий! И что я теперь делать должен? В одиночку переться?

К полудню развиднелось настолько, что в редкие пока облачные прорехистало заглядывать солнце. Хлаш нашел под дровяным навесом старый ржавый топор и совместно с Тилосом приволок из леса несколько толстых деревьев. Затем, меняясь у пилы, наделали чурбачков, которые Хлаш тут же колол и аккуратно складывал в поленницу. Вскоре та доросла Теомиру до пояса, и лишь после этого тролль, смилостившись, разрешил сделать перерыв.

– Надсмотрщик, - проворчал Заграт, устраиваясь на завалинке рядом с Теомиром и потирая поясницу. - Рабовладелец. Кому мы это делаем?

– Себе, дурак! - тихо огрызнулся тролль. - Я не знаю, сколько мы здесь еще задержимся. Ты посмотри на Тилоса, он ведь, кажется, твердо решил помереть здесь вместе с этой… Танной. Другому бы я дал по башке да утащил на закорках, но с ним этот номер, боюсь, не пройдет. Неизвестно, кто кому даст, даже в таком состоянии. Нет, не рискну.

– Так, значит, оставим его здесь, - так же тихо предложил Заграт, осторожно косясь на неподвижно сидевшего на склоне холма саженях в десяти Тилоса. - У нас своя дорога, он сам про это говорил.

– Ты так думаешь? - усмехнулся Хлаш. - Ну-ну.

Покопавшись в пахнущем застарелой гнилью подполе, Ольга нашла картошку, кадушку с солеными огурцами и заплесневелый окорок. Последний она было выбросила, но Заграт вовремя перехватил ее.

– С ума сошла - еду переводить, - отчитал он ее. - Сама не хочешь - не ешь, а за других не решай. - Он оторвал зубами здоровый кусок мяса и начал жевать. Запашок чувствовался, но ему приходилось едать и похуже. Ольга нервно сглотнула и убежала к плите.

После скудного обеда - Заграт подивился про себя, чем же питалась эта старуха, особенно зимой - компания выбралась на свежий воздух. Тилос, во время обеда сидевший рядом с кроватью и осторожно поглаживавший безжизненную руку бессознательной Танны, присоединился к ним.

– Уже скоро, - резким надорванным голосом сказал он. - Потерпите, друзья, недолго осталось.

– Ага, - буркнул Заграт. - Нагонят нас по-быстрому - и все.

– Не шебутись, - с досадой оборвал его тролль. - Была бы погоня - давно бы на нас насела. Мы от гор еле плелись, улитка бы догнала.

– Так и те ребята были какие-то квелые, - парировал шаман. - Их, видать, тоже каким-то боком зацепило, да еще я мозговым буром добавил. Только они давно отойти должны были.

– Заграт прав, - неожиданно поддержал его Тилос. - Каратели, как известно, все владеют связной магией. Не так, как настоящие маги, для этого талант нужен, но точки-тире вспышками передавать могут, их специально тренируют. Так что зацепило их наверняка неслабо. Но вы бы топали в деревню, а? Здесь-то точно ничем мне не поможете.

– Да мы подождем, - лениво откликнулся Хлаш. - Мы, крокодилы чешуйчатые, всякого там эфира не знаем, не видели, а подраться у меня руки чешутся. Пусть нагоняют, ежели хотят. - Он нащупал свою могучую шипастую палицу и подтянул ее поближе, любовно оглаживая рукоять. Заграт только покачал головой.

– А кто эта Танна тебе? - наконец спросил он. - Жена, что ли, бывшая? Али любовница?

– Она мать Беллы, - нехотя ответил Тилос.

– А ты отец, что ли? - удивился Заграт. - Вот это новость…

– Я не отец Беллы, не муж и не любовник Танны, - безразлично сказал Серый князь. - Но Танна - замечательная женщина. Если бы я мог, с радостью поменялся бы сейчас с ней местами.

– Тилос, - с любопытством, пробивающимся сквозь старательно напускаемую серьезность, поинтересовалась Ольга, - а все же - кто она? Расскажи, а?

– Рассказать? - Тилос откинулся на спину и посмотрел в небо, задумчиво жуя травинку. - А зачем? Ничего особенного. Ни подвигов, ни неземной любви…

– Тилос… - умоляюще поглядела на него Ольга. Она сложила руки перед грудью, будто собиралась разговаривать с предками.

Серый Князь вздохнул и приподнял бровь. Заграт усмехнулся краем рта. Похоже, девчонка начинает вить из него веревки. Ох, далеко пойдет, егоза…

– Ладно, слушайте, - пожал Тилос плечами.

Родителей своих Танна не помнила. С малых лет она жила на попечении общества - тут пол подмести, там гусей попасти, а став постарше - воды натаскать да свиньям корму задать. Деревушка по имени Сагра была не слишком большая - полсотни дворов, но народ в ней жил добродушный, незлой, и впроголодь девочка спать не ложилась, хотя и не знала, на каком дворе заночует следующим вечером.

Красотой ее духи не обделили уже в детстве, той красой, которая не уходит со взрослением. Знакомые мальчишки не упускали случая щипнуть ее или дернуть за волосы, и она с удовольствием отвечала им тем же. Вообще уличная жизнь воспитала из нее скорее мальчишку-сорванца, чем порядочную девушку, и серьезных стычек с ней сверстники старались избегать: маленькие костлявые кулачки быстро выбивали дурь из их голов - зачастую вместе с юшкой из носа.

Когда ей исполнилось двенадцать, у ней впервые пошла кровь. В панике она бросилась к местной ведьме-знахарке, Келле, и та долго утешала ее, вытирая грязным полотенцем текущие из глаз слезы. Вскоре после этого она стала ловить на себе странные оценивающие взгляды матерей тех мальчишек, с кем она бегала ловить рыбу и разорять перепелиные гнезда. Она не понимала этих взглядов до тех пор, пока Теревена, одна из ее немногочисленных подружек, не поделилась в ней жуткой тайной: родители Керубена, пятнадцатилетнего оболтуса из богатой - по местным меркам - семьи, говорили со старостой, что пора бы девке и за ум браться, о замужестве думать. От подобных разговоров до свадьбы проходило, бывало, лет до трех-четырех, но, раз определенная, судьба детей обычно оставалась неизменной. Уговоры, пусть и неявные, в тех краях чтили. По молодости лет Танна не задумывалась о том, что, будучи сиротой на попечении общества, она не обладает ни малейшим правом голоса. Если родное дитя у родителей слезами и истериками редко, но могло добиться от ворот повороту нелюбимому парню, то у нее имелось лишь два выбора: пойти за кого укажут либо подвергнуться всеобщему остракизму или даже изгнанию из деревни. Впрочем, вряд ли у нее возникла бы сама мысль о протесте: старшим ее научили подчиняться беспрекословно.

Вероятно, так бы и прошла ее жизнь - бесприданной женой среди родственников постылого мужа, не упускающих случая попрекнуть куском хлеба, - если бы не обнаружившийся у нее еще в раннем детстве Дар. А Дар этот случился весьма неприятен: одного взгляда на человека ей хватало для того, чтобы определить - говорит он правду или же лжет. До поры до времени, пока она пасла гусей да бегала с прочими детьми по пыльной улице, проблемой это не являлось. Разве что пацанва в ее присутствии остерегалась рассказывать совсем уж откровенные небылицы, чтобы не нарваться на презрительное фырканье. Но однажды, когда ей исполнилось лет, наверное, тринадцать, она стала свидетелем спора между Келлой и местным толстосумом Качером. Толстосум, жадный как барсук, нещадно моривший своих работников и дрожавший над каждым грошем (а между тем, как всем доподлинно известно, державший в подвале огромные сундуки, набитые золотом), пользовался дружной деревенской нелюбовью. Хитроватый и всегда себе на уме, в этот раз он попытался заплатить Келле за лечение заболевшей маститом коровы вместо пяти оговоренных грошей три, утверждая, что дал ей вперед задаток. Ведьма, целую ночь проведшая рядом с больным животным и качающаяся от недосыпа, пыталась слабо протестовать, но большой и шумный Качер просто не давал сказать ей ни слова, громко и обильно возмущаясь по поводу падения нравов и нечестности людей в целом и ведьмы в частности. На шум собрались соседи. Всем было ясно, что Качер в очередной раз пытается надуть Келлу, но вступаться за нее не спешили: портить отношения с владельцем едва ли не четверти всех пахотных земель в округе не хотелось никому.

Качер уже почти вытолкал за ворота едва не плачущую Келлу, когда Танна, гнавшая стаю гусей на пруд, бросила хворостину и решительно протолкалась через небольшую толпу.

– Ты врешь! - звонким голоском заявила она. Ее губы тряслись от возмущения. - Ты обещал ей пять монет и ничего на давал заранее! Ты врешь еще хуже, чем Ведел вчера на речке! - Ведел был ее другом и еще одним кандидатом в женихи, хотя она об этом и не знала. - Все же видят, что ты врешь!

– Да? - ухмыльнулся неприятно пораженный, но не подавший виду Качер. - Ты-то откуда знаешь? Подслушивала под забором, что ли?

– Нет! - уже тише ответила Танна. Внезапно она осознала, что сказать ей, в сущности, нечего. Желтые прожилки лжи в глазах Качера были очевидна только ей. Она уже не раз с изумлением убеждалась, что другие не видят таких очевидных вещей. Но отступать было некуда. - Я тебя насквозь вижу!

– Да что ты говоришь! - ухмылка на лице Качера стала похожей на гримасу ненависти. - И что же ты видишь? Может быть, как тебя дерут за уши за неуважение к старшим, ты, сирота подзаборная?

Люди недовольно заворчали. Танну, в общем-то, любили, и прямое оскорбление не понравилось многим. Качер, поняв, что допустил ошибку, одним сильным движением вытолкнул Келлу со двора и со стуком захлопнул калитку. Кто-то помог ведьме подняться с земли, и люди, покачивая головами, стали расходиться. Кто-то еще дал Танне шутливый подзатыльник, и она, подобрав свою хворостину, побежала собирать разбредшихся по всей улице гусей, бросив напоследок сочувственный взгляд на Келлу.

История, как обычно, сплетнями разнеслась по деревне, но была бы забыта так же быстро, как и обычно, если бы буквально через два дня Танну не угораздило уличить в жульничестве заезжего игрока в трактире. Когда тот попытался незаметно вытащить из кармана лишнего туза, она скребла пол у стойки и никак не могла его видеть. Тем не менее проигравшийся этим вечером крестьянин с радостью откликнулся на ее возмущенный крик и выгреб из кармана незадачливого шулера аж с десяток тузов разных мастей. Изрядно помятого гостя с позором выбросили из трактира, заботливо, чтобы не ушибся, швырнув на изрядную кучу еще не убранного навоза в дальнем углу двора. Но на Танну с тех пор начали опасливо коситься. Чего греха таить, у каждого были мелкие делишки, тщательно скрывавшиеся от окружающих, и никому не хотелось, чтобы какая-то приблудная девчонка вытащила их на свет.

Очень быстро Танна заметила охлаждение со стороны деревенских. Вскоре она с удивлением заметила, как матери сердито звали домой своих отпрысков, замечая их в компании с девочкой. Ей стало все сложнее находить себе ночлег, хотя кормили ее по-прежнему сытно: портить отношения в потенциальной ведьмой людям хотелось еще меньше, чем с богатым Качером. Чем дальше, тем больше она ощущала растущую вокруг пустоту. Наконец, в один прекрасный день Келла решительно взяла ее за руку и привела к себе домой.

– В общем, так: теперь это твоя комната, - решительно заявила старуха после непродолжительных расспросов. - Грех перед духами - Дар в землю зарывать, не для того он дан. С завтрашнего дня начинаю тебя учить.

Танна немного удивилась такой перемене в своей жизни, но ей, в общем, было все равно, а может, даже немного интересно. Всю свою коротенькую жизнь она выполняла то, что приказывают, и ей было безразлично, кому подчиняться. Келла так Келла, тем более что ведьма по-доброму относилась к ней. Поэтому на следующий день она начала старательно зубрить лечебные травы. Общество не возражало против такой перемены, поскольку Келла потихоньку дряхлела, а деревне негоже оставаться без колдуньи. Танна как ученица ведьмы - почему бы и нет, тем более когда это убивает сразу двух зайцев. Так что пару лет после того девочка усваивала свои новые обязанности. К концу этого срока она уже неплохо разбиралась в травах и снадобьях и даже могла самостоятельно вылечить одну из семи разновидностей острого живота у человека или хромоту у лошади. Вероятно, ее жизнь так бы и пошла по проторенной дорожке деревенской колдуньи - одиночество, много уважения и немного затаенного страха со стороны окружающих, если бы не Чума.

Со времен Большой Войны, как ее называли односельчане, прошло чуть больше десяти лет. Сагра стояла неподалеку от малопроходимых лесных болот, и в нее приходила лишь одна более-менее торная дорога. Ненадежные тропинки через топи для больших армий точно не подходили, так что они сюда и не являлись. От отдельных же групп мародеров сельчане с успехом отбивались сами - при помощи отряда наемников в пять человек. Война закончилась, деревня не понесла серьезного ущерба, наемники обзавелись собственными хозяйствами, женились, огрузнели и теперь вечерами рассказывали детишкам сказки о своих героических подвигах. Но внешний мир еще не оправился от страшных побоищ, перемоловших сотни тысяч людей, орков и троллей. Золотая Бухта лежала в руинах, и даже сам Император жил в каком-то наспех отремонтированном доме, некогда принадлежавшем богатому торговцу зерном. На тот момент он являлся одним из самых шикарных зданий в столице. Создававшаяся десятилетиями подземная канализация больших городов почти полностью разрушилась, и на улицах стояла вонь от испражнений и прочих отбросов.

Естественно, все это безобразие сопровождалось эпидемиями. Холера и дизентерия опустошали целые местности, скудные проточной водой. Сам Император спасался тем, что ел и пил исключительно из серебряной посуды - серебро, как известно, отпугивает злых духов болезней. От многих его приближенных, впрочем, духов не отпугнуло ни серебро, ни даже чистое золото, так что они умирали в страшных муках. В массе своей размножились мыши и крысы, стаями обгладывающие трупы людей и домашних животных, зачастую валяющиеся прямо на улицах. Было удивительно лишь одно - что Чума пришла лишь спустя десять лет. Наверное, это заслуга добрых духов - сразу после войны она просто превратила бы голодное западное побережье в безжизненную пустыню. Сейчас же, худо или бедно, но с эпидемией боролись.

До Сагры Чума добралась нескоро. Во многих других местах эпидемию довольно успешно подавляли целители, наконец-то сопоставившие стаи переносивших ее блохастых крыс и локальные вспышки пандемии. Но полуграмотная Келла, разумеется, ничего не знала о новейших достижениях эпидемиологии, поэтому не обратила внимания на идущие по деревне пересуды о дохлых грызунах в погребах. Первый случай Чумы стал для всех полной неожиданностью. Заболела трактирщица, в подвале которой спряталась приехавшая за неделю до того в телеге из-под зерна крыса. Вскоре заболели еще несколько человек, и общество в панике снарядило экспедицию в город с просьбой о помощи.

Первым местом, куда сунулась экспедиция, оказался Храм Пророка. Храмовники, по правде говоря, были не единственными, кто умел бороться с чумой, но свежеотстроенный Храм стоял неподалеку от въезда в Золотую Бухту. Сунувшаяся туда горстка провинциалов, доселе общавшихся лишь с оптовыми торговцами продовольствием и ошалевших от ласкового приема, с радостью согласилась на все условия храмовников, не слишком даже и разобрав - а что это за условия. Явившийся вскоре после того в деревню отряд монахов в количестве пяти человек под руководством брата Селима, таскавшего на груди массивный золотой символ Пророка - круг с пятиконечным крестом внутри - поразил сельчан своим энтузиазмом. Всего за день они соорудили за околицей что-то вроде святилища и две временные хижины, в которых и поселились, вежливо, но твердо отклонив все приглашения крестьян, в том числе и самого Качера, благо лето стояло теплое. Впрочем, последнему от ворот поворот они не дали и часто проводили у него целые дни. От разбросанных по округе ядовитых приманок сдохли все крысы и половина местных собак, сельчане поголовно кашляли, задыхаясь от едкого запаха дыма, которым окуривали жилища, но эпидемия была остановлена. Из трех десятков заболевших половина скончалась в судорогах, но половина выжила, что было явным прогрессом. Новых случаев чумы не случилось, если не считать Келлы. Никто не видел, как брат Селим как-то вечером, когда Келлы с Танной не было дома, вытряхнул на порог их стоящего на отшибе дома с дюжину блох из пакетика и тут же дал деру, сверкая сандалиями из-под длиннополой рясы.

Через неделю Келла свалилась в лихорадке. К этому времени уже почти вся деревня перебывала в святилище, с глубоким изумлением слушая рассказы монахов о мученической смерти Пророка на колесе, о пагубности для души языческой веры в духов, о необходимости покаяния. Побывала там и Келла, но не выдержала и до середины проповеди. Демонстративно отплевываясь, она гордо покинула помещение. Когда ведьма заболела, к ней пожаловал сам брат Селим и долго увещевал ее покаяться и принять истинную веру, дабы всеблагой Пророк мог смилостивиться над ее бессмертной душой и, возможно, даже и бренным телом. Все, на что хватило обессиленной Кенны, это молча показать ему пальцем на дверь и потерять сознание. Брат Селим с оскорбленным видом покинул дом и тут же, под пораженными взглядами крутившихся неподалеку мальчишек, демонстративно проклял и само строение, и тех закоснелых язычников, кто в нем проживает.

На следующий день в моче и испражнениях Келлы появилась кровь, ее начало рвать коричневой кашицей, язык обложило толстым белым налетом. Вскоре на теле начали появляться темные пятна, под кожей образовались плотные бугорки. Многие из них лопались, наружу вытекал омерзительный экссудат. Почему Танна, ухаживающая за больной, сама не подхватила болезнь, было ведомо лишь добрым духам - или же матери-природе, наделившей ее врожденным иммунитетом.

Тело Келлы пылало, черты лица заострились. От страшных мучений она постоянно впадала в бред, заговаривалась, не узнавала Танну. Брат Селим еще раз посетил больную, но проповедовал на этот раз не столько ей (колдунья уже почти не приходила в сознание), сколько девушке. Она молча дослушала речь до конца и дала ему оглушительную оплеуху. Дом Келлы односельчане по возможности избегали и до ее болезни, а уж сейчас матери запретили приходить сюда даже мальчишкам. Поэтому в отсутствие посторонней аудитории брат Селим воздержался от театральных жестов, а просто плюнул на порог и ушел, держась за щеку и затаив в сердце черную злобу.

Келла умерла через день после его прихода. Танна кое-как похоронила ее тело на дальнем краю огорода - дотащить тело грузной старухи до кладбища пятнадцатилетней девочке оказалось не под силу. Поразмыслив, она сожгла на костре зараженный тюфяк и кое-какую одежду. Больше о своей первой учительнице она не вспоминала. Не то, чтобы юная ведьма была такой уж черствой и неблагодарной, просто ей предстояло понять, как жить дальше. В наследство ей достался давно не ремонтированный дом с щелястой печью и забитым сажей дымоходом, а также несколько чересчур больших платьев, требующих капитальной ушивки, нехитрая домашняя утварь, десяток кур и свинья. Лето заканчивалось, и вряд ли она была в состоянии заработать себе на хлеб ремеслом целительницы: коликами в животе человеческие болезни не исчерпываются, а скотина болеет далеко не так часто, чтобы прокормить лекаря. К тому же два монаха сами оказались хорошими целителями, и люди стали ходить за лечением к ним, явно избегая Танну. Та снова, как и два года назад, ощутила вокруг себя круг отчуждения. Когда наступила осенняя сырость и из щелей потянуло сквозняками, Танна всерьез задумалась о том, чтобы попытать счастья в другом месте. Где - она не знала, ведь даже стоящая лишь в семидесяти верстах от деревни Золотая Бухта казалась ей немыслимо далеким краем света. Решиться на такое было трудно. Ее колебания продолжались до самого октября.

Но тут произошли события, которые все решили за нее.

После того памятного случая с пятью грошами за корову Качера Келла категорически отказалась иметь с ним какие-либо дела. Мастит оказался заразным, и вскоре у скупердяя сдохли две лучших коровы, за которых он отдал по три серебряных монеты и на приплод от которых очень надеялся в плане улучшения своего стада. Все, кроме самого Качера, втихомолку посмеивались в усы, вспоминая поговорку про скупого, платящего дважды. Качер же просто возненавидел Келлу. Кроме того, он не забыл дерзкую девчонку, так что его ненависть перешла и на Танну. Здесь он удивительным образом стакнулся с братом Селимом, которому необращенная ведьма-язычница была что бревно в глазу. Близилась зима, а с ней и отчет перед настоятелем Храма о потраченных средствах. В принципе результатов он и так достиг неплохих - значительная часть деревни посещала проповеди, а многие, включая Качера, с радостью обратились в истинную веру, но полное искоренение оплота язычества было бы весьма полезно для карьеры. К тому же Селим не забыл оплеуху.

В один прекрасный день, а, точнее, вечер, толпа селян с вилами и решительными выражениями на лицах появилась перед домом колдуньи. Незадолго до этого в деревне началась новая эпидемия - на сей раз простуды. Это считалось довольно обычным явлением - что ни осень, то полдеревни хлюпало носами и надрывно кашляло, но на сей раз брат Селим ловко воспользовался случаем и убедил новообращенных в том, что причина болезни - Танна. Если и не сама, то, во всяком случае, ее языческое присутствие, противное Пророку. Молодой, но уже искушенный в борьбе с ведьмами монах собрал небольшую толпу и повел ее на штурм языческого бастиона.

Все, в общем-то, шло по плану - дом полыхал как охапка сена, часть погромщиков потихоньку смылась, зажимая под мышками бесхозных отныне кур, а саму Танну привязали к столбу возле ворот. Оставалась одна малость - навалить возле нее хвороста да поджечь, чтобы раз и навсегда устрашить человеческие сердца неотвратимым гневом Пророка. Но тут случилось непредвиденное. Если бы у столба стояла старая Келла с ее крючковатым носом и большой бородавкой под глазом, толпа с удовольствием вспомнила бы старые страшные сказки о заживо выпитой прямо из жил младенческой крови (даром что последний раз дети здесь пропадали еще до рождения старухи). Но здесь на месте ведьмы оказался как раз этот самый младенец - зареванная девчушка с перепачканным соплями и грязью лицом, в лохмотьях, оставшихся от ее поношенной одежды. Поднять на нее руку, а тем более приговорить к мучительной огненной смерти, не смог бы никто. Многие стыдливо отворачивались, чтобы не видеть сквозь прорехи в платье костлявое, совсем еще детское тело. Чувствуя, что теряет инициативу, брат Селим сам было притащил охапку соломы к ногам ведьмы, но увидел обращенные на него угрюмые взгляды и замер на месте. Ситуация неожиданно стала патовой. Поняв, что рискует результатами многомесячного труда, монах стал лихорадочно искать решение. Как назло, в голову ничего не приходило. Поэтому Селим, рассудив, что лучше выполнить плохую задумку, чем метаться совсем без плана, стал таскать к ногам Танны солому и хворост. Вскоре куча дошла ей до пояса. Брат Селим потянулся за факелом.

– Что здесь такое? - раздался из-за спин крестьян ледяной голос. Толпа отхлынула в стороны, и монах оказался нос к носу с лошадью, на которой восседал закутанный в теплый черный плащ человек. На его лице блуждала брезгливая мина аристократа, случайно вляпавшегося сапогом в кучу навоза. - Групповое изнасилование? Что, никак не можете решить, кто первый?

Селим нервно сглотнул. Что-то в голосе и манере держаться пришельца заставляло вспомнить главный зал Высокого Храма, мрачный, полуосвещенный багровыми факелами, и холодный голос Настоятеля, принимающего клятву верности. Колени монаха неприятно ослабли, а толпа его сторонников начала быстро рассасываться. Власть в селе уважали, поскольку видели крайне редко, а этот чужак явно имел к ней отношение.

Деваться было некуда. Селим решительно, как ему показалось, шагнул вперед и громким и уверенным (визгливым и дрожащим) голосом заявил:

– Кто ты и что тебе здесь нужно? По какому праву прерываешь ты суд праведный над нечистой ведьмой, что порчу на людей наводит и чуму пробуждает? Изыди, грешный дух, или будешь проклят Храмом на веки вечные!

– Храмом? - удивился человек. - Все интересней и интересней. Так это ты, братец, первый в очереди? Понятно, с бабами в Храме плохо. Слушай, а ты не пробовал с ней по-хорошему? Может, она бы и так дала?

– Да как ты смеешь… - дрожащим от страха пополам с яростью голосом начал Селим, но незнакомец оборвал его:

– Заткнись, идиот! Я задал вопрос, но так и не услышал ответа. Спрашиваю еще раз: что здесь такое?

– Знай же, нечестивец, что эта ведьма повинна в грехах тяжких! - неуверенно заявил брат Селим. Рядом с ним уже осталась лишь кучка самых стойких приспешников, включая имевшего личный зуб на Танну Качера. Остальные хоронились в темноте по кустам, с любопытством ожидая развязки действа. - Насылает она на людей тяжкие болести, чуму да мор простудный, и гневит Пророка своими мерзкими пакостями…

– Сегодня я проехал еще через две деревни, - задумчиво произнес незнакоґмец. - В одной из них есть ведьма, но нет гриппа. В другой нет ведьмы, но эпидемия есть. У вас в селе есть и храмовники, и ведьма, и есть эпидемия. Что-то у тебя не ладится с логикой, братец.

Брат Селим не знал, что такое логика. Он видел лишь, что стремительно теряет с таким трудом нажитый авторитет. И он решил пойти ва-банк.

– Что вы его слушаете! - завопил он поселянам, потрясая кулаками в воздухе. - Это же темный дух морских пучин пришел на выручку своей проклятой служанке! Сожжем их на одном костре, чтобы Пророк возрадовался своим верным чадам!…

Стремительно движение вокруг него - и храмовник остался стоять в полном одиночестве. Выражение лица чужака давало понять, что ему идея отнюдь не понравилась, потому даже самые ретивые новообращенные не рискнули остаться с пастырем. Чужак же неторопливо спрыгнул с лошади и вразвалку подошел к Селиму.

– Как зовут? - процедил он, дружески положив руку тому на плечо. Внезапно левую половину тела монаха пронзила острая боль, и он с воплем рухнул на колени.

– "А-а-а" - не имя, - почти ласково сообщил ему страшный чужак. - Или я не расслышал?

– Брат Селим! - торопливо выкрикнул храмовник, почувствовав приближение нового приступа боли. - Брат Селим из Храма Золотой Бухты! Ты пожалеешь…

Носок сапога врезался ему в солнечное сплетение, надолго лишив способности не только говорить, но и даже нормально дышать. Брезгливо перешагнув через корчащееся в грязи тело, чужак подошел к обмякшей на столбе полуобморочной Танне и резким движением разорвал привязывающие ее веревки.

– Все будет хорошо, девочка, - успокаивающе сказал он ведьмочке, бессильно рухнувшей ему на руки. - Все будет хорошо. - Он сбросил плащ, закутал девушку и перенес ее к лошади, осторожно усадив в седло. - Держись крепче, ладно?

Он взялся за повод и неторопливо повел лошадь прочь. На границе пятна света от догорающего пожара он остановился и негромко, но отчетливо спросил:

– Интересно, а умеют ли храмовники лечить скотину?

И растаял во тьме.

Очень скоро это стало интересно всему селу. Вскоре после исчезновения Танны корова не смогла разродиться неправильно лежащим теленком, загубила плод и сдохла сама. Потом началась эпидемия парши у коз, животные громко блеяли днем и ночью и давали заметно меньше молока. Необычно рано лег снег, дороги занесло, так что охромевшая лошадь кузнеца, в общем-то, и не была ему нужна - какое-то время, во всяком случае. И так далее. Соседская ведьма, и без того обслуживающая две деревни, узнав о судьбе Танны, наотрез отказалась даже появляться в этом проклятом духами месте. Монахи с растерянными лицами тенями скользили по деревне, спиной чувствуя недобрые взгляды. Брат Селим совсем перестал появляться в селе, отсиживаясь в часовне. До отчета перед Настоятелем оставалось совсем ничего, и он с ужасом представлял эту встречу.

Впрочем, Танна о том не знала. Пару недель она находилась в каком-то забытье-полубреду. Когда она окончательно пришла в себя, оказалось, что избавитель довез ее до Золотой Бухты, где и оставил у знакомой владелицы белошвейного дома. Сердобольная дама наняла сиделку - древнюю старуху, уже почти забывшую свое ремесло ведуньи, но на уровне рефлексов помнящую, как обихаживать тяжелых больных.

– Здоровая девка, - заявила она, шамкая морщинистыми губами. - Горячка только нервная, ну да пройдет помаленьку. Один серебряк в неделю, и точка.

– Вот и Тилос так сказал, - вздохнула белошвейка, отсчитывая плату за две недели вперед. - Говорит, пару недель ее в постели подержать надо, а там сама отойдет.

Впрочем, Танна оправилась быстрее. Уже через десять дней она встала с постели и, слегка пошатываясь, прогулялась по комнате под бдительным присмотром няньки. Молодой крепкий организм взял свое, и вечер в рваной в клочья одежде на ледяном ветру закончился легким насморком, а не воспалением легких. Лет десять спустя, конечно, и воспаление было бы не страшно, но тогда в Золотой Бухте жила лишь одна целительница, умеющая его лечить. И та, разумеется, работала на Императора.

Вскоре, рассчитав сиделку, белошвейка Тамира пришла к девушке с серьезным разговором.

– Знаешь, милая, - без предисловий начала она, поудобнее усаживаясь на единственный стул в комнате, - ты уже вполне здорова, как мне кажется. Не знаю, что Тилос в тебе нашел, - добавила она, критически оглядывая худую фигурку девушки. - Любит он подбирать бездомных котят, хотя и не раз зарекался, как сам говорит. В общем, денег на твое содержание он оставил не так уж и много, и, боюсь, они на исходе. Так что, дорогая, пора бы тебе задуматься о хлебе насущном. Ты что умеешь делать?

– Ну, - пробормотала Танна, смущенная, что за нее, оказывается, платили деньги. - Я в травах разбираюсь… Лечить скотину немного могу…

– Шить значит, не умеешь, - резюмировала белошвейка. - Ладно, все равно заказов сейчас негусто. У меня в заведении тебе места не нашлось бы. Людей пользовать умеешь, или только скотину?

– Ну… людей… немного… - Танна не стала объяснять, что весь ее опыт ограничивался лечением колитов, заваркой трав от простуды да наложением компрессов на ушибы.

– Плохо, - вздохнула Тамира. - Впрочем, пристроим мы тебя в ученицы к… кому-нибудь. Колдунов в войну-то повыбили, да и Храм ныне свирепствует, ну да найдем кого. Слушай, а ты не хочешь в Храм в ученицы пойти? Они, думаю, тебя примут.

– Нет, - отрезала Танна, не глядя на Тамиру. - Лучше в гроб, чем в Храм.

– Ну, тебе виднее, - вздохнула белошвейка. - Только тяжело тебе у нас будет с таким настроением-то. Храм, он нынче в силе.

Храм в то время и в самом деле был в расцвете сил. До того, как настоятелю Себегусу по указу Императора прилюдно размозжили голову литой серебряной кувалдой, оставалось еще семь лет. Сейчас же Храм, лишь недавно принявший Императора в свое лоно, почти заменил собой городской совет. Он устанавливал торговые пошлины и подушную подать по Империи и организовывал бесплатные лечебницы и приюты для бездомных. Последние больше напоминали работные дома, но силой там никого не держали: хочешь - иди и подыхай от голода под забором. Еще он содержал городскую стражу, сборщиков податей и даже часть военных патрулей на торговых дорогах. И, хуже всего, Храм сильно не любил конкурентов. Не принимающие веру в Пророка маги прозябали, задавленные налогами и яростными филиппиками в храмовых молельнях, со многими происходили странные происшествия - вплоть до необъяснимых смертельных случаев. Впрочем, как только мятежный колдун винился перед Пророком и со смиренной головой возвращался из ближайшего храма с посеребренной нательной Колесованной Звездой, его дела начинали идти на лад. Всех-то делов - трижды в день прилюдно отбить десяток поклонов жизнедарителю-Солнцу да скромно надеяться на лучшую долю в очередном перевоплощении… Поэтому упрямцев становилось все меньше и меньше. В народе гуляли упорные слухи о наклевывающейся очередной войне с Грашем - на этот раз священной. Именно это, кстати, и стало причиной нынешнего визита Тилоса в столицу Приморской Империи, о чем, впрочем, не знала ни белошвейка, ни, тем более, Танна.

После недельных поисков белошвейка, наконец, нашла пожилого травника, согласившегося взять девчонку в ученики. Точнее, прислугой-за-все. Она готовила еду, скребла полы, кормила кур, а с наступлением весны стала ходить за город собирать травы. В обмен на это знахарь милостиво обучал ее кое-каким секретам своего ремесла. Разумеется, учил он далеко не так быстро, как хотелось бы Танне - его вполне устраивала ученица-прислуга. Кроме того, он был еще далеко не стар, и окрепшая девушка начала пробуждать в нем забытые, казалось бы, инстинкты. Женщин после войны осталось в два раза больше, чем мужчин, да и учитель, в общем-то, нравился Танне… И ближе к лету молодая ведьма перестала быть девственницей.

Примерно тогда же знахарь обнаружил ее талант Видящей Правду, который она привыкла тщательно скрывать. Обнаружил, в общем-то, случайно - один из клиентов чуть ли не на коленях вымаливал скидку на особо дорогое зелье, ссылаясь на свою отчаянную бедность. В этот момент Танна драила прилавок. Не выдержав, она со злостью бросила тряпку в ведро и, презрительно фыркнув, ушла в заднюю комнату. С трудом отвязавшись от настырного покупателя, хозяин мимоходом поинтересовался у девушки, чего это она раскипятилась.

– Да врет же он напропалую! - не выдержала Танна. - Скотина! Сам, небось, от жира лопается, а туда же - бедный…

– Ты его знаешь? - поинтересовался учитель.

– Н… нет, - призналась Танна. - Но его же насквозь видно…

Травник не стал настаивать, но на следующий день разузнал о давешнем клиенте все, что смог. Оказалось, что Танна права. От жира тот не лопался, но и зелье по высокой цене вполне мог себе позволить. Тем же вечером травник что-то невинно соврал девушке про боль в спине, как делал, когда ленился самостоятельно растирать сухие травы в порошок. На этот раз он зорко наблюдал за девушкой из-под ресниц и поймал-таки отблеск понимающей усмешки в глазах, когда она смиренно предложила заменить его на этой тяжелой - для больной спины - работе.

Отвечать на прямой вопрос ложью Танна не стала. Она презирала тех, кто врет ради своей выгоды, так что честно призналась, что видит неправду в словах примерно так же, как другие слышат мартовских котов у себя под окнами. Признаваясь в этом, она мысленно попрощалась с мирным житьем в доме у травника, полагая, что тот выставит ее за дверь без лишних разговоров. Однако тот лишь тяжело вздохнул и больше никогда не заводил разговор на эту тему. Впрочем, на больную спину ссылаться не перестал.

Спустя два года травник умер. Он перебрал в кабаке дешевого вина, неосторожно высказался вслух по поводу Храма, и несколько пьяных матросов забили его до смерти. Танна, взглянув на кровавое месиво на месте его лица, тихо вздрогнула и потеряла сознание. На следующий день, потратив половину скудных сбережений бывшего хозяина, она похоронила тело на маленьком заросшем бурьяном кладбище, куда еще не дотянулась рука Храма. Впрочем, она была рада и этому: на прочих кладбищах, более дешевых и куда лучше ухоженных, с язычницей-колдуньей даже разговаривать не стали. Храм почти прибрал к рукам Приморскую Империю, и неверные не поощрялись уже по всему побережью. Даже в далекой Талазене, представляющей собой столпотворение народов и, соответственно, верований со всего мира, Истинная Вера царила над всеми прочими. В нее даже перешел кое-кто из наиболее оборотистых орков-гончаров - серебряный пятилучевый крест в круге, пришпиленный к двери, заметно увеличивал оборот по сравнению с держащимися за духов предков соседями. А уж в столице Империи инакомыслие было истреблено почти полностью.

Погоревав положенный срок, Танна вступила во владение наследством - старой травяной лавкой и слегка покосившимся набок домиком. Никто не возражал - соседи к девушке привыкли, а родственников у ведуна не было. За прошедший срок Танна научилась пользовать самые распространенные болезни, включая детское ночное недержание, а также усовершенствовала умение врачевать домашнюю скотину. Конечно, коров в городе никто не держал, но куры и свиньи бродили повсеместно, у многих на конюшнях стояли лошади, во дворах гавкали цепные собаки, а на заборах грелись домашние любимицы-кошки. Благодаря врожденному таланту целительницей Танна была неплохой, брала дешево, а Храм никак не мог выбить у Императора указ, разрешающий заниматься ремеслом только правоверным. В общем, конкуренцию с расплодившимися соперниками-лекарями она худо-бедно выдерживала.

Вскоре она познакомилась с парнем по имени Хариз. Его отец держал маленькую кожевенную фабрику, и Танну иногда звали освидетельствовать подозрительные шкуры на предмет легочной гнили или чего еще. В один прекрасный день, выходя из ворот, девушка нос к носу столкнулась с Харизом, ойкнула от неловкости и… Дальнейшее понятно. Не прошло и нескольких месяцев, как Танна обнаружила у себя непонятные признаки. Соседка, с которой она, после долгих колебаний, поделилась своими проблемами, вдумчиво расспросила ее и огорченно покачала головой.

– Да уж, милочка, что я могу сказать… Похоже на то, что ребенка ты под сердцем не первый месяц носишь. Уж и не знаю, поздравлять тебя али осуждать. Безмужняя мать - не лучшая сейчас репутация в этом городе. Кто он хоть?

Тем же вечером Танна опрометью бросилась к Харизу. Противу ожидания, тот вовсе даже не обрадовался, как наивно полагала девушка, а очень даже испугался. Парень представил, как отец проклинает его за излишне продуктивную связь с безродной нищенкой, и решил рвать отношения немедленно.

– А мне-то что? - высокомерно удивился он. - Ты мне жена али кто? Что мне твой ублюдок? Залетела, небось, от кого еще, а на меня свалить хочешь? Шлюха!

Лучше бы он ее ударил кулаком в зубы. Она ясно видела страх Хариза, что он лишь старается ее оскорбить, но это слово… Шлюха. Да, шлюха. Именно так ее и воспримет большинство правоверных, в том числе и папаша этого молодого негодяя. Наворачивающиеся слезы враз высохли, а чувство, что она до недавнего времени принимала за любовь, куда-то испарилось.

– Ах, шлюха? - процедила она, окинув задрожавшего парня взглядом с ног до головы. - Что ж, ладно. Пусть шлюха. Только вот я еще и ведьма, забыл? Чем же наградить тебя за слова твои ласковые?… Ага, знаю. Никогда не будешь ты ругаться с той, кому ребеночка сделал. Не получится больше это у тебя, ребеночек, понял?

Она вышла из дома кожевенника, с треском хлопнув за собой дверью. Ничего не видя по сторонам, дошла до дома, упала на кровать и лишь затем разрыдалась.

– Ничего страшного, милая, - утешала ее на следующее утро та же сердобольная соседка. - Знаю я адресок верный, вытравят тебе там ребенка, словно и не было. Мужики, они все скоты, и ежели от каждой грубости в слезы ударяться, так и помереть недолго. Вон, меня возьми. Что ни праздник - с заплывшим глазом то ли с рассаженной губой хожу. И что, бежать теперь от моего идола окаянного? Молодая ты еще, найдешь себе жениха справного, на чужих парней заглядываться перестанешь, а там, гляди, и привыкнешь. Вон, аспид мой гоголем только по праздникам и ходит. А на другой день в ножках у меня валяется, прощения просит, с каждой ярмарки калач али пирожок приносит, даром что вусмерть пьяный… А адресок ты все-таки запомни, чем раньше придешь, тем легче будет.

Танна молча кивала, утирая слезы. От утешений стало немногим легче, но про себя она поклялась, что плод вытравливать не будет. Поделом ей за неразумие, а ребенок за отца не виноват. Пусть будет что будет.

Возможно, она еще изменила бы решение, но через день ее дом окружила ревущая толпа с дрекольем.

Накануне забывший уже давешнюю ссору Хариз попытался было завалить на сеновале дворовую девку. Проделывал он подобное частенько, хотя и нерегулярно, и девка, в общем-то, не возражала. Особой красотой она не отличалась, напротив, была довольно толстой и уродливой, и каждодневная работа возле кожевенных чанов ее явно не красила. Однако на безрыбье и рак рыба, и Хариз, в недолгие периоды одиночества, случалось, пользовал служанку или ее товарок. Как было сказано, женщин в то время в Империи было в два раза больше, чем мужчин, так что девки радовались и этому. Однако на сей раз обычного перепихона не вышло. Противу чаяния, парень просто оказался ни на что не способным. Ссора с беременной подружкой мгновенно всплыла в его памяти, и он с воплем "Околдовала, окаянная!", на ходу натягивая портки, вылетел во двор.

После нескольких отцовских затрещин и долгой ругани в адрес дебила-сына, пострадавшего доставили в ближайшую лечебницу при храме. Тамошний лекарь, не нашел никаких следов сглаза - такими способностями Танна просто не обладала. Брезгливо пощупав придатки Хариза, он тщательно вымыл руки и посоветовал посадить недоросля на месяц-другой в келью, да чтобы ни одна баба даже близко не подходила. Тогда, мол, и леченья никакого не понадобится. Однако зашедший на рев и всхлипывания распорядитель храма посчитал иначе.

Дело в том, что распорядителем оказался брат Селим. За фиаско той достопамятной осенью его не только не повысили, как предполагалось ранее, но и вышибли из братьев в послушники. Сам Настоятель Себегус снизошел до выслушивания отчета и прилюдно пожаловал его автора идиотом и кретином. Впрочем, это было до того, как он услышал описание незнакомца. После этого Селиму - и не только ему - показалось, что Настоятель с трудом борется с искушением посадить дурака-подчиненного на кол. Но пронесло. Более того, сейчас, казалось, даже прошлые грехи были прощены. Селима снова произвели в братья и даже сделали распорядителем захудалого храма на окраине столицы. Не Пророк весть что, но как первая ступенька сгодится. Селим полагал, что сейчас он поумнел и больше не сделает тех, действительно идиотских, ошибок.

Беда в том, что он не забыл юной ведьмачки, из-за которой его прилюдно унизили и которая, как он полагал, и была виной всех его несчастий. Услышав знакомое имя, он насторожился словно собака при запахе вареного мяса. После описания же внешности мнимой виновницы мужского бессилия его сердце радостно затрепетало. Пророк всегда найдет способ наказать грешницу!

На то, чтобы собрать три десятка прихожан, брату Селиму потребовалось не более получаса. Короткий решительный марш, возглавляемый хоругвью с Колесованной Звездой, - и словно не было тех трех лет: разгромленный (жечь поопасались - в городе с огнем не шутят) дом, украдкой растаскиваемое нехитрое добро и связанная избитая ведьма, брошенная перед ним на колени. О да, это уже не та плаксивая девчонка! Взгляд исполнен ненависти - видно, что и она его не забыла, - а из разбитого носа течет струйка крови, не слезливых соплей. Тем слаще будет месть: сломать и убить сильного куда приятнее, чем просто раздавить слабого! Ах, если бы он имел право казнить своей властью! Но Судьи Храма ревностно охраняли свои прерогативы, и занесанкционированный костер можно было схлопотать по шапке. Учитывая прошлые грехи, это вполне могло кончиться пожизненным захолустным скитом где-нибудь в далеких северных болотах. Впрочем, какая разница, кто приговорит ведьму к казни! Костер от этого менее мучительным не станет. Так что, скрепя сердце, брат Селим отдал приказ тащить бесовку в темницу.

Ближайший Святой Трибунал намечался через три дня. Времена, когда ему приходилось собираться почти ежедневно, чтобы вразумить того или иного еретика или же колдуна, уже прошли. Теперь Судьи собирались лишь раз в неделю, да и то - если был повод. Впрочем, в тот же день по городу пополз слух, что поймали страшную черную ведьму, портившую мужчин и ночами сворачивающую шеи кошкам, так что повод появился. Кое-что из тех слухов дошло и до белошвейки Тамиры. Встревоженная, она сбегала к разоренной хибаре травника, постояла возле нее, держась за голову, потом опрометью бросилась по улице - заветный дом находился на другом конце города. Тилос говорил - только в случае самой крайней нужды. Только поздним вечером или ночью. И чтобы видело как можно меньше народу. Стоял солнечный полдень, по улицам шаталось довольно много людей, но костер - не крайний ли случай? Вопрос только в том, захочет ли он еще раз что-то сделать для брошенного котенка…

В ночь перед судом Настоятель Себегус имел очень странную беседу. Странность состояла в том, что разговаривал он не с человеком, и даже не с орком или троллем, а с черным, на вид железным, ящиком на столе в крохотной потайной комнатушке, примыкающей к его спальне.

– Я понимаю, что Храму нужен не только пряник, но и кнут, - холодным тоном говорил ящик с чуть слышным дребезжанием. - Но вы перегибаете палку. Ты знаешь, я всегда сочувствовал вашей борьбе с Разрушителем, воистину являющимся выходцем из самых глубин преисподней. Видит Пророк, по моему слову вы отправили на очистительный костер не один десяток злобных ведьм и колдунов, ревностно служивших Врагу. Но я никогда не забывал, в чем смысл этой борьбы. А ты, Настоятель, еще помнишь об этом?

– По какому праву ты спрашиваешь у меня такое? - в голосе Себегуса лязгнула сталь. - Мы принимаем твою помощь, но это помощь демона той же преисподней, пусть и раскаявшегося. И ты не можешь диктовать нам свою волю, несчастный! Мы поступаем в соответствии с заветами Пророка, и я не позволю какому-то…

– Интересные слова говоришь, Первосвященник, - с издевкой протянул ящик. - Интересно, что скажет Император, когда узнает про наш разговор? Ты уже трижды назвал меня, друга и доверенное лицо Императора, "каким-то" и "нечестивым". Надо ли понимать, что и сам Император тоже нечестивец? Или же ты хочешь упрекнуть его в глупости? Недальновидности?

– Нет… - сразу севшим голосом ответил Себегус. По лбу побежала струйка холодного пота. - Прости, я все еще в запале дневного спора. Не обращай внимания на заговаривающегося старика.

– Ну-ну-ну! - рассмеялся сразу потеплевший голос. - Как угодно тебя можно назвать, только не заговаривающимся стариком. Это уж ты прости меня за резкие слова, у меня тоже был не слишком приятный день. - Себегус еле слышно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Погоди, змея подколодная, я до тебя еще доберусь. Сегодня Лесная Долина неприступна, а завтра… посмотрим. Но пока - вежливо, осторожно, скрыть оскал улыбкой…

– Ладно, сойдемся на том, что оба погорячились, - Настоятель постарался как можно обаятельнее улыбнуться бесовскому ящику. Кто его знает, вдруг он и видеть может? - Забудем. Так что, говоришь, тебе нужно сегодня?…

– Мой человек, Тилос, ты его знаешь, - голос из ящика сразу стал скучающим, - положил глаз на ведьму, которую, я слышал, вы утром судить собираетесь. Уж и не знаю, на кой ляд она ему сдалась, но я парня ценю. Буду весьма обязан, если вы сдадите девку ему на руки. За мной не пропадет, ты меня знаешь.

– Увы, - притворно вздохнул Настоятель. - Слухи слишком широко разошлись. Я не могу отпустить ее без суда, а уж что решит суд…

– Твои проблемы, - лениво процедил голос. - Только не рассказывай мне про беспристрастных судей, у самого такие есть. - Он коротко хохотнул. - В общем, уважь моего человека, а я уважу твоего… когда-нибудь. Отбой. - Сухо щелкнуло, и в комнате стало тихо. Настоятель в бессильной злобе сжал кулаки. Нет, с этим надо что-то делать. Больше этого мерзавца выносить нельзя. Единственная проблема - Император. Интересно, что его связывает с Серым Князем? И как порвать эту ниточку?

Тяжело поднявшись из кресла, Настоятель Себегус вышел в спальню, плотно прикрыв за собой потайную дверь. На освещаемом догорающей свечой столе валялось несколько бумаг. Протоколы допросов, протоколы освидетельствования парня… ага, а это - ведьмы… Понятно, что ни беса эта девка не умеет, куда ей там сложное заклятье сглаза наложить! Он ее обрюхатил, она ему сказала сгоряча, идиотка… Стоп! А это что? Видящая Правду? Ого… Как это я сразу пропустил? Блевота Пророка, чтоб я сдох! Действительно, грех такую на костер отправлять. Да и зачем она Серому Князю потребовалась - тоже ясно. Ну что мне повнимательнее прочитать стоило? Совсем бы по-другому с этим выскочкой разговаривал. Во всяком случае, услуга куда дороже обошлась бы. Теперь поздно, н-да. Хотя… Если она сама согласится остаться… После двух суток допросов? Годик-другой в дальнем монастыре, заботливая Настоятельница, пара-тройка искренних подруг - и все забудется, но ведь нет этого годика! Еще раз проклятье! Селим… Брат Селим… Что-то знакомое…

Настоятель позвонил в колокольчик и бросил несколько слов вошедшему слуге. Спустя несколько минут тот вернулся с новой свечой, запыленной папкой, оставил их на столе и с поклоном вышел.

Так, ага. Действительно. Два с половиной года назад, тот же идиот Селим, та же девка-ведьма. Все правильно. Этот кретин в своем рвении умудрился убить одну и почти убить другую знахарку. Кто будет лечить скот, он даже и не подумал. Правильно, эпидемия коровьей оспы, куча весенних маститов, несколько случаев сапа - и полностью заброшенный деревенский храм… Помнится, его в послушники разжаловали. А он, глядишь, снова брат и даже распорядитель какой-то захудалой церквушки. Действительно, дерьмо не тонет. Послал же Пророк мне помощничков… Явно ведь старые счеты свести захотел. Ладно, попытаемся на этом сыграть. Главное - не врать!…

Большой зал Святого Трибунала в это пасмурное утро был хмур. Вообще-то в ясный день солнце било в высокие стрельчатые витражи с утра до вечера, но нынче с ночи небо затянуло низкой пеленой облаков, в саване ледяного морского ветра спешащих куда-то на юг. Танну била дрожь. Вместо превращенного в отрепья платья ей сунули что-то грубо-дерюжное, смахивающее на мешок с прорезями для рук и головы. Временами накатывал жар, перед глазами плыли темные пятна, а низ живота отдавал болью. После внезапно прекращенного ночью допроса ей удалось немного выспаться, а силой влитый в рот настой вывел из полуобморочного состояния. Раздавленные в тисках пальцы рук распухли и не двигались, тупо ныли высверленные до корней зубы, а ожоги на животе, хоть и смазанные умягчающим маслом и перевязанные чистой тряпицей, саднили словно свежие порезы.

Огромный зал пустовал, если не считать ее самой и какой-то странно-вежливой сегодня стражи. Она бессильно привалилась к ледяной каменной колонне и закрыла глаза. Однажды Танна видела, как сжигали уличенную в злом колдовстве ведьму. Та выла и корчилась в цепях, отчаянно стараясь убрать от разгорающегося огня босые ноги, а заполненная правоверными площадь колыхалась словно засеянное поле: руки к солнцу - упасть ниц, руки к солнцу - упасть ниц… Теперь пришел ее черед. Она призналась во всех злодеяниях почти сразу, не прошло и двух часов, но бесконечный изматывающий допрос длился и длился. Теперь они знают про нее все. Ей конец. Осталось лишь просить духов о быстрой смерти - но духи редко выполняют просьбы.

Жесткая рука в кольчужной перчатке неласково дернула ее вверх. Пошатываясь и приоткрыв глаза, Танна с трудом встала на ноги. Через огромную резную дверь в зал гуськом входили Судьи в алых мантиях. За ними семенил прокурор в простой черной рясе. Судьи молча, соблюдая старшинство, расселись за длинным столом, прокурор торопливо, словно боясь опоздать, взбежал на свою кафедру. Председатель махнул рукой, и та же жесткая рука с силой нажала на плечо девушки. Она не сопротивлялась - стоять на изуродованных ногах было настоящей пыткой. Ни слезинки моей не увидят, гады, ни слезинки, молча пообещала себе Танна. Пусть сдохну, но удовольствия от этого они не получат.

Грохнула входная дверь, и до Танны донеслись возмущенные вопли. Она с трудом повернула голову. Сквозь слипшиеся от слез и гноя ресницы она увидела знакомую фигуру, громко протестующую против произвола. Стражник небрежно швырнул Хариза на скамью подсудимых, молча вытащил кинжал и легонько ткнул острием парня в шею. Тот моментально заткнулся и сник, лишь отодвинулся от Танны как можно дальше, буровя ее ненавидяще-боязливым взглядом. Девушке показалось, что в закрывающуюся дверь проскользнула еще одна фигура, но та сразу же скрылась в полумраке за колонной. Стража не обратила на нового визитера никакого внимания. Видимо, какой-то любитель судебных развлечений…

– Ведьма! - воскликнул прокурор, вперяя в Танну острый взгляд. Голос у него оказался неожиданно густым и сильным. Такой без усилий способен перекрыть и гул большой толпы. Почему никого нет? Где зрители? Процессы над ведьмами открыты для публики… - Ведьма по имени Танна, занимавшаяся ремеслом травницы! Тебя обвиняют в черном колдовстве, в порче мужской силы неосторожно сошедшегося с тобой Хариза, сына Кумитара-кожевенника. Ты также обвиняешься в злостном противодействии святому отцу-Храму, нежелании принять завет Пророка, в разжигании эпидемии Чумы три года назад, - Хариз вздрогнул и попытался отодвинуться еще дальше, но стражник встряхнул его так, что лязгнули зубы, и он снова замер, - в наведении простудной порчи на односельчан, в распространении болезней скота, воровстве младенцев для злодейских ритуалов и других, менее тяжких грехах, которые не будут здесь перечислены, дабы не заслонять суть дела. Признаешь ли ты себя виновной в вышеозначенных преступлениях?

– Нет, - покачала головой девушка. - Не признаю…

– Что? - аж взвился прокурор. - В лежащих перед высоким Судом протоколах все эти преступления перечислены и скреплены твоим собственноручным крестом! Ты сама призналась в них! Ты ползала по полу и целовала пятки дознавателям, только чтобы они снизошли выслушать твою грязную исповедь! И теперь ты отказываешься!?.

– Я… не… ползала… - с трудом качнула головой девушка. - Да, я… признала. Ты, святой отец… ты был под пыткой? Ты бы подписал и не такое…

– Поклеп на допросчиков и святого обвинителя! - взвыл прокурор. - Требую секретаря суда занести это в протокол! Оскорбление и ложное обвинение слуг Храма при исполнении обязанностей! Не ухудшай свое положение, ведьма!

– Ухудшать? - усмехнулась Танна распухшими губами. - Что… хуже костра?

– Молчать! - заорал прокурор. - Стража! Утихомирьте ее!

На плечо Танны опустилась ладонь стражника, но не встряхнула, а - с изумлением ощутила она - дружески похлопала. Впрочем, сил на удивление уже не осталось. Она прикрыла глаза и погрузилась в забытье. Травница не слышала, как витийствовал прокурор в ее адрес, как он обрушился на несчастного Хариза за мерзкий Солнцу блуд со многими гулящими девками, не видела, как хмурятся обращенные на нее лица судей. Не видела она и того, как давал показания сначала брат Селим, скрывающий торжествующую усмешку, затем отец Хариза, дворовая девка, ее соседи… Пришла в себя она, только когда стражник осторожно потряс ее за плечо.

Председатель неторопливо возвысился над каменным столом.

– Святой Трибунал выслушал обвинение. Имеют ли обвиняемые что-либо сказать?

– Я не виноват! Это она меня соблазнила! - почти заскулил Хариз. На него было страшно смотреть, такой ужас читался на его лице. - Пощадите! - Он рухнул на колени. Танна лишь молча мотнула головой.

– Святой Трибунал удаляется на совещание, - торжественно провозгласил Председатель. - Уведите подсудимых в комнату ожидания! - Он с достоинством повернулся и вышел в неприметную маленькую дверь. Остальные Судьи последовали за ним. Стражник презрительно толкнул ногой все еще стоящего на коленях Хариза, по лицу которого текли крупные слезы, и тот, словно очнувшись, суетливо вскочил на ноги и чуть не бегом бросился по проходу. Стражники, стоящие за Танной, бережно помогли ей встать и, поддерживая за локти, осторожно повели туда же.

Однако в комнате, куда ее привели, Хариза не оказалось. Темно-бордовые занавеси на стенах, мягкие кресла того же оттенка, маленький столик с фруктами и кувшином темной жидкости с терпким запахом - все до того не походило на грубую обстановку комнаты ожидания, что травница растерянно остановилась. Она ждала, что стража спохватится и исправит свою ошибку, но ее лишь бережно подвели к креслу.

– Садись, ведьма, - сказал один из сопровождающих. - Эк ведь тебе досталось! Давай, давай, в ногах правды нет.

– Я грязная… - пробормотала Танна. Ей отчаянно захотелось, чтобы этот сон продолжался подольше. - Испачкаю…

– Ничего, уберут, - ворчливо ответил тот. - Ты, главное, ничего не бойся, но будь повежливее. Тобой сам, - он ткнул пальцем вверх, - заинтересовался. Будешь ласковой - глядишь, и облегчение тебе выйдет. Он, говорят, старик добрый, только обманывают его всякие… - Не дав ей и рта открыть, стражники удалились.

В комнате было куда теплее, чем в зале, но Танну по-прежнему знобило. Боль внизу живота накатывала все чаще, во рту появился солоновато-горький привкус. Скрипнула дверь, и в комнату вошел невысокий полный монах с золотой Колесованной Звездой на шее и вышитым на рясе маленьким серебряным молоточком. Он выглядел пожилым - борода почти вся седая, сквозь жидкие волосы просвечивает лысина. Покряхтывая, монах опустился в кресло напротив Танны и с интересом уставился на нее.

– Ну, здравствуй, красавица, - сказал он. - Вот ты какая… С верхотуры-то разве разглядишь? Смелая, ничего не скажешь - от собственных показаний отречься…

Танна невидяще смотрела на него.

– Ах, да, - спохватился он. - Извини, редко на людях бываю, все больше со знакомыми. Меня зовут брат Себегус. Я тут вроде хозяина. Пить хочешь? - Он ловко плеснул жидкость в небольшой кубок. - Держи. Да пей же ты, не стесняйся!

Он почти силой заставил ее выпить содержимое кубка. Это оказалось крепкое вино с приятным терпко-сладким вкусом. Оно огненным комком ухнуло в пустой желудок и тут же стало растекаться по жилам. Боль в истерзанном теле отступила, голова слегка прояснилась.

– Так, а теперь закуси-ка, красавица, вино крепкое, а ты голодная… - брат Себегус ловко сунул между безвольных губ ломтик чего-то хрустящего и сладкого. - Вот так-то лучше. - Он наклонился вперед и взял руку девушки в свои ладони. Его пальцы словно случайно накрыли ее пульс. - Ты меня понимаешь? Голова не плывет?

Танна слабо кивнула. Она слегка пришла в себя, и ее начал охватывать страх. Что все это значит? Это не комната ожидания…

– Вот и ладно, - брат Себегус выпустил ее руку и поудобнее устроился в кресле. - Ты ешь, не стесняйся, - он указал на фрукты. - Думаешь, кто я такой и что я здесь делаю? Не буду томить. - Он вздохнул. - Кто я такой - это просто. Я Настоятель Храма. Заведую всем этим хозяйством с благословения Императора. А ты действительно смелая - половина народа в этом городе сейчас бы передо мной ниц рухнула…

Танна слабо усмехнулась.

– Я не… принадлежу к последователям Пророка… Я уже говорила… допросчикам.

– Ну а кто спорит? - удивился Настоятель. - Но, видишь ли, Храм по просьбе Императора еще и за порядком среди магов следит. У нас опыт богатый, - он усмехнулся неожиданно волчьей усмешкой, - так что справляемся, хвала Пророку. Да ты и сама видишь. С тобой вот, правда, незадача вышла. - Он в раздражении хлопнул ладонью по столу. - Знаешь, в чем моя самая большая нужда? - Он подождал реакции Танны, но не дождался и продолжил: - Самая большая моя нужда - в толковых людях. Посмотрел я твое дело. Конечно, белыми нитками шито. Чтобы на мужика порчу навести, могучей колдуньей быть надобно, а ты, уж извини, травница захудалая. Куда тебе такое… - Он выждал.

– Ты хочешь сказать, - наконец с удивлением сказала Танна, - что я невиновна?

– Ну да. Почти невиновна, так скажем. Вот язык у тебя без костей, ну да половину баб в городе перевешать пришлось бы, коли грехом то считать.

– И… меня отпустят?

– А вот здесь, деточка, не все так просто, - вздохнул Настоятель. - Я бы с удовольствием, но… Понимаешь, народ ведь как думает? Раз взяли, да еще и дом разнесли, значит, есть за что. Невинных не хватают. И тут вдруг тебя отпускают. Нехорошо получится, сама понимаешь. Слухи пойдут, шепотки разные. - Только бы не сорваться, только бы не брякнуть что… Видящая Правду, бес тебя побери, как же ты мне нужна! И как трудно с тобой говорить! - Опять же, эти исполнительные идиоты, что с тобой общались, обидятся - мол, вся их работа насмарку. В общем, я бы с радостью, но… - Он развел руками.

Танна с удивлением смотрела на него. Настоятель не лгал, во всяком случае, явно, в его глазах не всплыли желтые прожилки кривомыслия.

– Но ты же Настоятель! - удивленно прошептала она. - Ты же можешь просто приказать…

– Я! - горько рассмеялся брат Себегус. - Приказать? Деточка, ты еще юна. Храм - это не просто толпа людей, верящих в Отца-Солнце и его колесованного Пророка. Храм - это могучая организация. Вышние опираются на нижних, и опора эта - одновременно их сила и слабость. Да, я силен. Я могу отдать любой приказ - ну, почти любой - и его выполнят. Но вот если он не понравится рядовым братьям, в их рядах возникнет волнение, и чем больше таких приказов - тем выше волны. А с разбушевавшимся морем справиться, знаешь ли, непросто. Я уж не говорю, что старшие братья могут решить избавиться от меня задолго до того, как волны разгуляются. Нет, девочка моя, я не более волен приказать отпустить тебя, чем ты сама. - Он резко наклонился вперед. - Но есть и другой путь, Видящая Правду.

Танна вздрогнула. Ах, да, она призналась и в этом. Что ж, хуже не будет.

– Не буду скрывать, за тебя заступились могущественные люди. Очень могущественные. - Брат Себегус сверлил ее взглядом. - Много бы я дал, чтобы узнать - почему. Но сейчас это неважно. Я уже сказал - мне отчаянно не хватает толковых людей. И Видящая Правду очень бы мне пригодилась. Погоди отказываться, просто послушай. Ты просто не представляешь, сколько в мире зла! Тебя пытали, я вижу, как изуродовано твое тело. Да что там, я сам в свое время прошел через это по ложному навету. Но не принимай подвальные истязания за сущность Храма. Это просто необходимая грязная работа. Тебя угораздило сделать своим врагом одного из младших братьев, не стану называть его имя. Это он убедил судей, что ты настоящая ведьма. Он настаивал на следствии и суде, хотя и знал о возведенной напраслине. И он поплатится за свои грязные дела и мысли независимо от твоего решения. Но создавалась эта мясорубка не для тебя, не для таких простушек как ты. Ты слышала о Вековечном Враге?

Танна кивнула. Себегус внутренне возликовал - кажется, рыбка потихоньку клюет. Пока еще обнюхивает приманку, колеблется, но еще немного…

– Так вот, это он повинен в Великой Войне между Империей, Грашем и прочими племенами! - загремел Настоятель. - Это он мутил воду, засылал черных магов дурманить людские умы и заставлять порядочных граждан совершать безумства. Он виноват в разрухе и Чуме. Он виноват в том, что погосты в иных местах тянутся на многие версты. Мы боремся с посланцами исчадия преисподней, мы вылавливаем грашских подсылов, мы пытаемся подружиться с дикарями. И нам очень нужны Видящие Правду! Смотри, ты случайно попала в ржавые зубья шестеренок нашей допросной системы, и она почти перемолола тебя. Если ты останешься с нами, то сможешь облегчить участь невинных людей, случайно попавших в эту мышеловку. Одного твоего слова будет достаточно, чтобы отпустить их на свободу. Прошу тебя, не дай случайной обиде затуманить свой разум! В твоих силах сделать этот мир лучше!

– И что от меня нужно? - медленно спросила Танна. Голова шла кругом, она почти не понимала то, что говорил Настоятель, но главное уяснила: костер - не обязательная участь. Оттянуть его хотя бы на один день, хотя бы на день!…

– Я знал, что ты умница, - с облегчением откинулся на спинку брат Себегус. - От тебя не нужно почти ничего. Сейчас ты вернешься в зал и скажешь судьям, что признаешь вину, что поступила так по недомыслию, что осознала всю глубину падения… Что-нибудь такое, в общем. Не обязательно вдаваться в подробности, они поймут. Скажи, что раскаиваешься и желаешь принять Истинную Веру, дабы искупить грех трудом на благо Империи и Храма. Тебя отправят в дальний монастырь, поживешь в глуши какое-то время, передохнешь, тебя полечат, потом вернешься сюда, в столицу. А там… Друзей я тебе не обещаю, но власть - о да! Уже через год у тебя будет достаточно высокое положение, чтобы самостоятельно закатать брата Селима в самый дальний скит до конца его жизни. Передохни еще немного - время есть - и вперед. Тебя надо побыстрее отправить к лекарям.

– Скажи, господин Настоятель, - медленно спросила Танна, - я должна буду на самом деле принять Истинную Веру?

– Ну… да, - пожал плечами тот. - Это просто формальность. Тебя никто не заставляет искренне верить. По моим прикидкам, половина Верных верит в существование Пророка и его вознесение не больше, чем ты сейчас. И что? Какая разница, какой амулет таскать на шее? Короткая церемония обращения - и от тебя не потребуется даже посещать службы.

– Брат… Господин Настоятель, - у Танны возникло чувство, что она своими руками подписывает свой приговор. - Ты добр… и ты не лгал, почти не лгал мне. Но я не могу принять твою веру. Не то, чтобы я страстно верила в духов, я их и не видела никогда. И не то, чтобы я не любила Солнце - оно согревает меня, дает жизнь зверям и птицам. Но… я всю жизнь была свободной. А ты предлагаешь мне ярмо. Пусть легкое, едва заметное, но ярмо. Я не хочу унижаться перед Пророком, пусть и для вида. Извини. Думаю, я действительно могла бы сделать что-то хорошее Храму… но просто отпусти меня, если сможешь. Не сможешь - об одном прошу: пусть меня не сожгут, пусть повесят, отрубят голову, посадят на кол, даже четвертуют. Только не костер. Пожалуйста… - Она спрятала лицо в ладони и зарыдала, размазывая грязь по лицу. Ее плечи тряслись.

А ведь она почти еще девочка, вдруг понял Настоятель. Просто забитый несчастный ребенок, запуганный до смерти, не понимающий, что говорит. Заменить костер четвертованием - это надо же! Ну почему этот хренов Князь вызвал меня только этой ночью? Почему не на сутки раньше? Минус сутки в пыточной камере, плюс сутки в компании ласковых сестер… К бесам год, один день, всего один день! Если бы я действительно мог отменить суд просто по своему желанию!…

– Ну-ну, деточка, - успокаивающе потрепал он Танну по руке. - Успокойся. Не будут тебя сжигать, обещаю. - Рыдания постепенно смолкли. Внезапно девушка бросилась на колени и страстно поцеловала его руку.

– Спасибо, - прошептала она. - Спасибо…

– Встань, - немного суетливо поднял ее на ноги Себегус. - Войдут стражи - невесть что подумают. - Он вытащил из кармана рясы надушенный платок и осторожно вытер травнице перепачканное лицо. - Может, все-таки передумаешь?

Девушка снова сжалась в комок и отрицательно покачала головой. Настоятель лишь вздохнул и ногой нажал на педаль под ковром. Тренькнул звонок, и брат Себегус поспешил выйти в свою дверь. Проклятье! Только глупая девчонка могла упустить такой шанс…

После тепла комнаты ледяной воздух зала ударил Танну словно доской. Ноги опять начали подкашиваться, и ей пришлось опереться на стражника, чтобы выслушать приговор стоя.

– Именем всеблагого породителя-Солнца и его мученика-Пророка! - голос Председателя гудел в пустом зале словно заблудившийся шмель. - Обсудив все обстоятельства дела и свидетельства добрых граждан Приморской Империи, сим приговариваем обвиняемых к следующему:

– Недоросль Хариз, сын Кумитара-кожевенника, за блуд и прелюбодейство, противное оку Солнца, Отца нашего, прилюдно получит десять плетей на площади, а также внесет пеню в три золотых в городскую казну до конца седмицы.

– Ведьма Танна, державшая травную лавку, за негодную попытку наложения черных чар и за противодействие святому Храму приговаривается к лишению всех своих прав, всего имущества и к немедленной пожизненной высылке за пределы Империи под страхом немедленной смерти при возвращении.

– На этом Святой Трибунал завершает рассмотрение дела и приговаривает его к оглашению на всех площадях города для назидания добрым жителям города.

Председатель со стуком захлопнул деревянную обложку.

– Не-ет! - завопил, срываясь, Хариз. - Я не виноват!… Это она… Это они… - Крик перешел в захлебнувшийся визг, когда он пробкой вылетел за дверь.

– Ничего, девка, все лучше, чем костер, - сочувственно сказал ей стражник. - И в других местах люди, говорят, живут… Пошли, что ли…

Танна сидела, не шевелясь. Жизнь! Какая разница, где? Главное - она останется жива. А лекари, наверное, нужны даже собакоголовым жителям заграничья…

– Пошли, что ли? - стражник осторожно потеребил ее за руку.

– Я принимаю ее, - из полумрака за колонной выступила фигура. - Екер, Ясил, спасибо, вы свободны.

– Так ведь… - почесал в затылке старший стражник. - Ее ведь… это… этапировать надо. Там телега с арестантами в полдень отправляется…

– Я сам отвезу ее за пределы Империи. Вот Знак, - фигура продемонстрировала стражникам тусклый медный жетон. - Скажете начальнику караула, что передали ее мне.

– Хозяин - барин, - пробормотал старший. - Нам же меньше по городу таскаться. Ясил, пошли, что ли?

Гулко топая по полу, стражники вышли. Незнакомец обошел скамью и присел на корточки перед Танной.

– Ну, здравствуй, котенок, - улыбнулся он. - Видно, судьба мне подбирать тебя на дороге.

Танна глядела на полузабытое лицо сквозь застилавший глаза полумрак. Откуда-то из глубины выплыло имя.

– Тилос… - прошептала она.

– Я самый, - улыбнулся посланник. - Скажи спасибо Тамире. Это из-за нее я вовремя успел. А то, глядишь, и в самом деле плохо вышло бы. - Он вытащил из-под мышки сверток, встряхнул его, и тот развернулся в большой теплый плащ. Тилос осторожно укутал в него девушку. - Скажи, почему ты Себегусу отказала? Замечательное же было предложение…

– Не хочу… ярмо… - помотала головой девушка. Боль в животе, отошедшая было на задний план, стала разматываться словно сжатая пружина. Танна застонала, из прокушенной губы выползла капелька крови.

– Танна? - словно сквозь вату услышала она. - Что с тобой? Где болит?

– Живот… - выдавила она, прежде чем потерять сознание.

– И что дальше? - спросил Заграт, когда пауза затянулась. Ольга с Теомиром глядели на Серого Князя широко раскрытыми глазами, боясь упустить хоть слово.

– Ничего, - равнодушно сказал Тилос. - Она потеряла ребенка, но без особых последствий. Сильно на допросе не калечили, не того ранга преступница, так что оправилась. Вывез я ее из Империи, но ко мне в Лесную Долину она ехать наотрез отказалась, хотя я и уговаривал. Знаешь, есть люди, которым ничего не надо, кроме свободы. - Он посмотрел вверх на догорающий в тучах закат. - Удивительно. Вроде всю жизнь в захолустье прожила, где чего набралась?… Довез ее сюда. До меня недалеко, и место тихое. Прижилась она здесь травницей. Потом у нее даже муж был, только умер давно. Белла ее способности унаследовала, но уж ее-то я к себе взял. Танна понимала, что Видящей Правду в глуши жить - только талант в землю закапывать. Да и думала, что у меня-то девочка точно в безопасности будет. А я вот и не уберег…

– Да брось ты! - нетерпеливо сказал Заграт. - А вот ты лучше мне скажи, за что этого Себегуса расплющили? Слыхал какие-то сказки, только вот никто толком не объяснил. Говорят, за заговор какой-то…

– Я создал Храм как цементирующее средство, - все также равнодушно ответил Тилос. - После войны Приморская Империя практически развалилась. Даже не столько из-за военных поражений, сколько из-за погибшей экономики. Собственно, этого Майно и добивался. Он сразу ослаблял двух своих соперников на континенте - Империю и Граш. У него возникла великолепная возможность для экспансии, и я был вынужден восстановить Империю как противовес ему. Храм уничтожал агентуру Майно, объединял людей под своим флагом, лечил эпидемии - я передал ему соответствующие знания - и все такое. Потом он слишком окреп и стал претендовать на полную власть в Империи, жечь ведьм уже не по необходимости, а для укрепления авторитета, ну, как Танну… В общем, я подкинул Себегусу идею военного переворота и позаботился, чтобы Император узнал все заранее.

– Тилос, - спросил Хлаш, - а почему, в самом деле, ты связался с Настоятелем в последнюю ночь, не раньше? Мог ведь и облегчить Танне жизнь…

– Сам подумай, - хмыкнул Серый Князь. - Я знал, Себегус тщательно изучит досье, чтобы понять - на кой она мне. У него появлялся реальный шанс уболтать неопытную девушку, храмовники мастера на уговоры. А мне Храм уже тогда начал мешать. Мог я ему Видящую Правду подарить?

– Ну ты и сукин сын! - в восхищении сказал Заграт. - Да чтоб меня перевернуло да шлепнуло! А о тебе Император узнал что? Я имею в виду - насчет заговора? Мы сейчас вроде в Талазену направляется, а она пока в Империи…

– Император знал то, что нужно… - Тилос стремительно вскочил на ноги. - Она пришла в себя. - Он невидимой в сумерках тенью скользнул к двери хижины.

– Сиди, - удержал Заграт встрепенувшуюся было Ольгу. - Сам справится.

– Тилос… - Ее полупарализованный рот с трудом выговаривал слова. - Ты здесь?

– Я здесь, Танна, милая, - он осторожно взял ее руку. - Как ты себя чувствуешь? Болит что?

– Мое время… пришло, - тихо сказала она. - Как там Белла?

– Она хорошая девушка. Выросла в настоящую красавицу. Я уже приглядываю ей жениха. - Невидимый в сумерках, Тилос ласково улыбнулся. - Ты можешь ею гордиться, котенок.

– Я чувствовала… удар… крики… смерть, - голос старухи стал совсем тихим. - Гром пришел с неба. Случилось что-то страшное…

– Говорят, где-то неподалеку объявился сумасшедший маг, - Тилос попытался нащупать пульс и на смог. - Я и пришел его искать. Найду - расскажу, вместе посмеемся.

– Я никогда… не могла распознать… твою ложь. Тем более сейчас. Тилос… поклянись, что… с ней все хорошо… Поклянись своей душой, если… если она у тебя есть…

– Я клянусь всем, что у меня есть, милая Танна. Белла в порядке. Ты не волнуйся, тебе надо просто лежать и спать. Утром я найду лекаря. Ты выздоровеешь, и все будет хорошо, обещаю.

– Мое время… пришло. Я знаю. - Ее голос совсем угас. - Это… правильно. Жаль, нет… Беллы. Хотела попрощаться…

Какое-то время в хижине стояла тишина. Тилос молча прислушивался к хриплым вздохам знахарки, воспаленными глазами вглядывался в яростную круговерть красок ее мозга. Потом краски вспыхнули все разом - и потухли, остались лишь отдельные вспышки и медленно угасающее багровое свечение. Дыхание женщины прервалось. Тилос выпустил морщинистую руку Танны и, натыкаясь на предметы, побрел к выходу.

– Она мертва, - сказал он, ни к кому не обращаясь, и побрел мимо Отряда куда-то в пустоту. На плечо мягко опустилась рука Хлаша.

– Тилос, люди умирают, - негромко сказал он. - И с эти ничего не поделать. Но жизнь продолжается.

– Я тысячи раз говорил себе эти слова, - горько рассмеялся Тилос, неволей останавливаясь. - А что толку? Все уходит, рассыпается в прах. У меня двести лет не было друзей. Я зарекся связывать себя с тем, что уходит - и все равно нарушаю свой зарок. Один я среди праха, словно скала - такой же гордый, бессмертный и бессмысленный. Джао, Джао, зачем ты дал мне это тело! Зачем ты вмешался в мою жизнь, будь ты проклят!

– Тилос, - чуть не плача, ткнулась ему в бок Ольга. - Не надо так, не убивайся. Ты нужен нам! Ты нужен… мне. - Она затряслась в беззвучных рыданиях.

– Ох, девочка… - ласково погладил Тилос ее по голове, осторожно отстраняясь. - Спасибо на добром слове. Только это ничего не меняет. У меня все крутится в голове один стишок. Часть я забыл, но начиналось так:

Заграт почувствовал, как его пробирает озноб. Только не сейчас! Если Тилос окончательно сорвется с нарезки…

– Хреновые стишки, - яростно сказал он, когтями вцепляясь Серому Князю в руку. - Кончай пороть чушь. Ты просто хочешь уйти от ответственности! Как это просто - захандрить и перерезать себе глотку! От тебя сейчас зависим все мы! Ты сам говорил, что Майно нарушает правила, что Игра должна быть закончена, а теперь? Лесная Долина погибла из-за того, что ты сам ввязался в Игру! Ты подыгрывал этому козлу на свой лад. И не тебе теперь причитать, что противник оказался умнее! Все проигрывают, не бывает такого, что всегда выигрываешь…

Тилос освободился от захвата одним легким движением, и Заграт внезапно обнаружил, что сидит на траве. Он снова вскочил на ноги и загородил Тилосу дорогу.

– Стишки, значит, любишь? Ладно. Послушай тогда это:

Заграт замолчал, свирепо отдуваясь, затем продолжил уже тише:

– Пойми ты, дурак, что жизнь не кончилась! Вот если ты сейчас поднимешь лапки кверху и сдашься, тогда да, конец. Тогда все было напрасно. Да только я тогда тебе в рожу бесстыжую плюну, понял?

Тилос печально улыбнулся в последних лучах заката.

– Я не собираюсь устраивать здесь поэтический турнир, - заявил он. - Я…

Подошедший вплотную Хлаш с силой, не размахиваясь, ударил его в висок. В последний момент Серый Князь уловил это движение и попытался уклоняться, но не успел. Его тело пролетело в воздухе несколько саженей и рухнуло на землю. Хлаш не спеша подошел к нему.

– Надеюсь, не убил, - задумчиво сказал он. - Хорошие стихи, Заграт. Как раз в духе Пути, но я раньше не слышал. Откуда взял?

– Какой-то человек-менестрель спел. Мы его в лесу отбили от диких волков, - ухмыльнулся орк. - Им уже почти поужинали, да только он лютней отмахивался. Волки такой бандуры в жизни не видели, вот и не торопились, любопытствовали. А тут и мы подоспели. Он нас в благодарность месяц развлекал. Но и отъелся же, что твой боров. Не знаю, может и не он придумал, но пел вполне душевно. - Шаман нагнулся и пощупал пульс на шее Тилоса. - Жив, что ему сделается, бугаю. Пошли, что ли?

– Ага, - согласился Хлаш, заученно закидывая безвольное тело на плечо. - Деревня, как я понял, недалеко, твой нюх выведет. Надо сюда людей прислать. Ольга, Теомир, не стойте, рты раззявив. Пошли, что ли.

Деревню Заграт нашел бы даже в полной темноте или с завязанными глазами. Воняло так, как могло вонять лишь от места, населенного полностью лишенными нюха существами. Несло потом и дерьмом, человеческим и звериным, гниющими в компостных ямах травой и объедками, шибал в нос запах горелых дров. Заграт поморщился. По сравнению с Гхаш-Курумом это еще ничего. Там нос хоть пробками затыкай, а здесь он принюхается, тем более что это на одну ночь. Шаман с тоской вспомнил Лесную Долину - там-то все было более-менее прилично. Настолько прилично, насколько может быть в человечьем поселении. Даже от плавильных печей в горах почти не пахло серой. Ему страшно захотелось домой, в родной лес, но тут же сердце пронзила острая, хотя уже привычная боль. Нет стойбища, нет клана, и возвращаться некуда. Есть только тропа мести, и куда-то она заведет…

Он встряхнулся и покрепче сжал посох, ощутив глубоко внутри привычную вибрацию Силы. Если Майно не стал складывать все яйца в одну корзину, где-то впереди наверняка засада. Уже ночь, и скоро опять засияет эта проклятая Белая Звезда, орудие демиургов, а ныне еще и глаз Майно.

– Хлаш, - окликнул он тролля. - Мысль мне покоя не дает. Может, вместе что смекнем?

– Что за мысль? - Хлаш поправил на плече мерно покачивающееся в такт шагам тело Серого Князя.

– Как думаешь, налет на Лесную Долину случайно с нашим уходом совпал? Или Майно пронюхал что?

– Не знаю, - тролль рассудительно колупнул когтем чешуйку на носу. - Странно это - за полдень атаку начинать. С утра, по рассветному холодку, когда часовые носом клюют - это я бы понял. Может, и пронюхал.

– Ну, кто его знает, сколько времени надо, чтобы эти бревна летучие в воздух поднять, - отмахнулся Заграт. - Может, и полдня. Я не про то. Почти месяц мы там сидели - и все тихо, а как ушли - бац, и каюк Долине. Как думаешь, мог там быть предатель? Или с Белой Звезды вражина за нами подсматривает?

– Не ко мне такие вопросы, - вздохнул тролль. - Тилос в себя придет - спросишь. Откуда я знаю - предатель, не предатель… Если предатель, то как он с Майно связывался? Ежели кто связной магией и владел, то это по твоей части, я Силу немногим лучше князя чувствую.

– Боюсь я этой деревни, - пожаловался орк. - Знать бы, что и почему, а то тыкаешься вслепую, как куренок с оторванной башкой. Вот сидит там в трактире банда этих… Карателей, что делать будем?

– Драться, - пожал плечами тролль. - Все равно без лошадей далеко не уйти. Ты лучше скажи, умник, зачем им было дожидаться нашего ухода? Отравили бы вместе со всеми - и хорош.

– Да уж, - Заграт даже остановился от неожиданности. - Действительно… Слушай, тебе не показалось, что в последней драке нас намеренно отпустили? Уж больно легко мы оторвались.

– Может, они еще не очухались после того взрыва, - пожал плечами Хлаш. - Сам же говорил, тебе по мозгам досталось куда сильнее, чем в Хамире. А Каратели, как Тилос сказал, сплошь связной магией владеют. Вот им и поплохело. Какой смысл им за нами сначала охотиться, а потом отпускать?

– Действительно, какой смысл? - Заграт поплелся дальше, почесывая в затылке. - Темна вода во облацех… А что мы делать будем, если Тилос в себя придет и снова нюнить примется? Второй раз его так не поймаешь.

– Утешать будем, - Хлаш пожал одним плечом. - Сопли вытирать. Авось и образумится. Слушай, ты действительно думаешь, что у нас есть выбор? Мы делаем и будем делать то, что велят Игра и наш неведомый хозяин. Расслабься и поменьше думай, меньше расстройств будет.

– Собаки… - робко подал голос плетущийся позади Теомир.

– Слышу, не глухой, - огрызнулся Заграт. Запах собачей мочи от деревьев давно шибал в нос, а ленивые взлаивания доносились аж до самого домика Танны. - Полверсты до деревни, не больше, или я лысый зюмзик.

– Зюмзик? - удивился Теомир. - А это кто такой?

– Есть такие, - Заграт поколебался и решил, что не стоит срывать на парне скверное настроение. - Мелочь пузатая, на деревьях в нашем лесу живет. Предки позволят - покажу, когда вернемся.

В просветах между деревьями мелькнули огоньки. Сбоку выскочила утоптанная тропа и, виляя, побежала к поселку. Вскоре по сторонам обозначились высокие плетеные изгороди. Через два десятка саженей Отряд вышел на узкую улицу с глубокой колеей посередине.

– Вот и тракт, - удовлетворенно заметил Хлаш. - Заграт, что твой нос говорит, в какой стороне постоялый двор?

– Там, - махнул рукой орк. - Мог бы и сам почуять, конским навозом воняет как из выгребной ямы.

На постоялом дворе оказалось тихо и пусто, хотя из стойл доносилось тихое ржание и похрапывание. Заграт довольно хмыкнул. Лошади, во всяком случае, есть. Даже если и не продажные, все равно. Пешком они отсюда не уйдут. В окнах первого этажа виднелся тусклый свет. Путешественники поднялись на низкое крыльцо, и орк, внутренне напрягшись, толкнул дверь.

Несколько лиц обернулись в их сторону. Обычные селяне, не Каратели. На столах стоят кружки пива и нехитрая закуска: сухари, лук, сушеная рыба. Похоже, Отряд здесь не ждали.

– Глянь-ка, орк волосатый… - пробормотал кто-то и тут же заткнулся, когда рядом с Загратом появился огромный силуэт тролля, эффектно подсвеченный сзади надкрылечным фонарем. Шаман демонстративно сплюнул и прошел к стойке, за которой скучал толстый хозяин. Теперь уже все посетители с изумлением рассматривали пеструю компанию.

– Нам нужна комната на пятерых, - нарочито просипел орк хозяину. - Еда. Лошади к завтрашнему утру. Сколько? - Он выразительно тряхнул кошелем, и звон монет моментально вывел хозяина из ступора.

– А… Э… Ну да, конечно, комната, еда и лошади, - он вскочил со своей табуретки и расплылся в широкой улыбке. - Все найдем, господин хороший, все будет. А… - Он осторожно покосился на безжизненное телоТилоса. - С товарищем вашим все в порядке? Помощь не требуется? Тут неподалеку ведьма наша проживает, могу мальчишку послать. И берет недорого…

– Все в порядке с товарищем, - презрительно процедил Заграт сквозь зубы. - Запнулся в темноте, да головой о ствол приложился. Сам очухается. Комната?

– Ах да, разумеется, о ствол, - трактирщик часто закивал. - Бывает, очень даже бывает. Вот только нет у меня пятиместной комнаты, на троих - самые большие. Угодно нанять две?

– Нет, не угодно, - все так же презрительно процедил Заграт. - Поместимся в одну. Еду, любезный, подашь в номер, а подсунешь дрянь - самого на завтрак поджарю.

– Как прикажет господин. Вот ключ от комнаты, наверху дальняя дверь.

В маленькой душной комнате с узенькими окошками висела тусклая масляная лампа, стояли три узких деревянных кровати. Хлаш небрежным движением сбросил мешок на пол и осторожно пристроил Тилоса на одну из них.

– Н-да, не слишком просторно для пятерых, - пробормотал он. - Заграт, чего это ты от второй комнаты отказался?

– Не по себе мне, - признался шаман. - Ровно следит за нами кто. Не хочу, чтобы поодиночке нас похватали. Уж лучше в тесноте, да всем вместе. Теомир, Ольга, устроитесь на одной койке?

Даже в полумраке было заметно, как вспыхнула девушка.

– Да, - тихо сказала она. - Устроимся.

– Я могу на полу спать, - кинув на нее быстрый взгляд, вызвался Теомир. - Не впервой.

– Не надо, - поморщился Заграт. - Поспите в обнимку, завтра тяжелый день. По полу сквозняком тянет, будешь потом носом хлюпать. Эх, не посеял бы ты свой мешок, были бы одеяла…

– Так ведь и ты свой посеял, - хмыкнул Теомир. - Хорошо хоть ноги унесли, что уж там одеяла…

– Я-то свои одеяла сохранил, - напомнил Хлаш. - Я и буду спать на полу. В общем, я и без одеял могу, дело привычное.

– Ах, какие все благородные, - скривился Заграт. - Одному все равно дежурить придется, вот он и будет стоять, чтобы не задрых. А для остальных кроватей хватит…

Раздался осторожный стук, и в дверь просунулся хозяин с подносом.

– Не помешал благородным господам? - скороговоркой поинтересовался он, размещая поднос на подоконнике. От тарелок вкусно тянуло жареным мясом. - Не тесновато будет? Может, все-таки хотите вторую комнату? - Он вопросительно уставился на Заграта, которого признал за главного, но так и не дождался ответа и продолжил:

– Постой - медный грош с чел… с каждого за ночь, еда - полгроша за трапезу, лошади - по две серебряных монеты. Устраивает господина?

– Господину интересно, почему это лошади в два раза подорожали? - оскаленно ухмыльнулся Хлаш. - Не так давно за серебряную монету можно было купить не самую плохую кобылу.

– Времена нынче неспокойные, - пожал плечами хозяин. - Земля трясется, зарево над горами пляшет, люди странные ходят, выспрашивают… Кто знает, что завтра будет?

– Выспрашивают? - насторожился Заграт, вплотную подступая к хозяину. - Кто выспрашивает? О чем?

– Ну… - неопределенно пожал тот плечами. - Так, ходят разные…

Тихо склизнула сталь, и в руке орка появился нож. Он аккуратно взял хозяина за ворот и приставил нож ему к горлу.

– Я задал вопрос и не услышал ответа, - прохрипел он. - Кто и о чем спрашивает?

– Эй-эй-эй, благородный господин! - безуспешно попытался отпрянуть тот. - У нас так себя не ведут. У нас не какой-нибудь там притон, а уважаемое заведение…

– Погоди, Заграт, - положил орку на плечо ладонь Хлаш. - Не горячись. Уверен, что это, - в его руке блеснула монета, - освежит память нашего уважаемого хозяина. Так о чем, говоришь, спрашивают?

– Да так, ни о чем особенном, - заторопился трактирщик, поглядывая то на нож, то на монету. - Утром проезжали мимо какие-то чужаки, каких раньше не видел, не торговцы и не солдаты, а непонятно кто. Спрашивали, не видел ли кто компанию, - он закатил глаза, вспоминая, - вонючего орка, тролля-орясину и пацана с девкой… Эй, я только повторяю, что тот сказал! - испугано воскликнул он, почувствовав, что острие ножа втыкается в шею. - Я не имел в виду никого оскорбить! Я только хотел сказать, что очень уж на вас по описанию смахивает - орк, тролль и…

– Интересно, - процедил Заграт, выпуская ворот трактирщика. - Что дальше?

– Ничего, - жадно поглядывая на монету, развел руками трактирщик. Сказал, завтра-послезавтра они обратно поедут, снова спросят. Коли увижу что - заплатят золотом. - Он на лету поймал брошенную Хлашем денежку и ловко спрятал за пазуху.

– И сколько тебе надо, чтобы про нас забыть? - поинтересовался Хлаш.

– Да нешто я тать лесной? - внезапно обиделся трактирщик. - Я постояльцев разбойникам разным не сдаю, не какой-нибудь там… Себе дороже. Сегодня вас заложу, а завтра у меня и остановиться-то никто не захочет. И потом, - он кинул взгляд на неподвижно лежащего на кровати Тилоса. - Я от этого парня ничего, кроме хорошего, не видал, а вы вон как о нем заботитесь. Пусть и сгорел его хозяин в пламени преисподней, что Пророк разгневанный на него выпустил, а все-таки негоже добро забывать. Другое дело, - он сочувственно вздохнул, - что шантрапы у нас хватает, а чужак тот не только со мною говорил. Так что узнают о вас те ребята, как пить дать узнают…

– Да, попали мы… - пробормотал Заграт, вопросительно глядя на Хлаша. - Что делать будем, а, тролль-орясина? Валить отсюда надо, пока не поздно.

– Не торопитесь, - заявил хозяин. - Вы, ежели не секрет, куда направиться хотите? Нет, я не то, чтобы вынюхиваю, все равно ведь завтра увижу, просто…

– В Талазену, - спокойно сказал Хлаш, опередив возмущенное ворчание Заграта. - А что, есть предложения?

– В общем-то да, - хозяин поскреб щетинистый подбородок. - Люди эти по Северному тракту к Грашу уехали, то есть совсем в противоположную сторону. А на Талазену сегодня днем из Граша большой обоз прошел. Далеко уйти он не должен, на ночлег встанет, поутру верхами вы его быстро нагоните. А там и охрана сильная, да и не нападут на вас прилюдно, не те у них повадки. А сейчас уходить резона нету, на ночной дороге только ноги лошадям переломаете. Поутру я вас разбужу до рассвета, с солнышком и отправитесь. Только… - он помялся. - Я ничего такого в виду не имею, но не могли бы благородные господа вперед расплатиться? Утром в суматохе и позабыть что можно…

– Как скажешь, - пожал плечами Хлаш. Он отцепил от пояса кошель и аккуратно отсчитал деньги. - Две монеты за лошадь, а?

– Да я бы и рад сбросить, но никак, - виновато пожал плечам хозяин. - Времена и впрямь неспокойные, лошадей на замену я не скоро отыщу. А как я проезжим лошадей менять буду? Вы ведь всех, кроме одной, уведете.

– Ладно, не скули, - буркнул орк, подталкивая его в спину. - Утром разбудишь, как обещал, а пока спокойной ночи.

На пороге трактирщик задержался и озабоченно взглянул на Тилоса.

– А не стоит-таки позвать ведьму? - спросил он. - Как-то нехорошо он выглядит, а вам завтра в путь. Она хорошо лечит, тут компресс, там пошепчет…

– Если ты имеешь в виду Танну, то она мертва, - ответил ему Хлаш. - Мы шли мимо ее дома. Сосуд в мозгу лопнул.

– Ох ты, беда-то какая! - сокрушенно хлопнул себя руками по бедрам трактирщик. - А я-то думал ее позвать на поросей моих поглядеть, прихварывают они. Надо будет утром послать кого, чтобы похоронили по-человечески…

– Продаст он нас, - с сомнением сказал орк, когда за хозяином захлопнулась дверь. - Слышали ведь, он из тех, кто в Пророка верят. А Тилос им в свое время здорово насолил…

– Серый Князь насолил, - поправил его Хлаш. - Да и трактирщик вряд ли о том подозревает. А Тилос - одно, Серый Князь - другое. Это мы такие умные, что знаем. Всем напоминаю, кстати, про князя - забыть. Тилос, и точка. Но ведь прав хозяин - не уйти нам далеко впотьмах. Лошади ноги переломают, а на своих двоих - бессмысленно, верхами все равно догонят. Давайте-ка ужинаем, и спать. Утро вечера мудренее. - Он широко зевнул. - Мое дежурство последнее, предрассветное. Теомир, ты первый - не заснешь? Смотри, если не можешь, лучше так и скажи. Затем Заграт, потом я. Ольга отдыхает, ей надо быстрее силы восстанавливать. Чувствует мое сердце, потребуется нам еще собственный целитель.

В кромешной полуночной тьме - шорох у стены.

– Тилос? - Заграт высветил маленький огонек на конце посоха. - Очухался, поди. Жив?

– Да что мне сделается, коли голова каменная, - проворчал Тилос, усаживаясь на лежанке. - Я уже пару часов как в себя пришел. Однако тяжела же рука у нашего друга Хлаша. Надо будет его поздравить - он первый, кто меня за последние полтора века достал. Или я старею?… - Он тщательно ощупал голову. - Где мы?

– Деревня в паре верст от дома Танны. Трактир. Комната. Ночь.

– Улица, фонарь, аптека, - загадочно продолжил Тилос, слегка улыбнувшись. - Бессмысленный и тусклый свет. Все было так с начала века и будет так. Исхода нет… Что новенького? Я имею в виду, какие планы на утро?

– Купили у трактирщика лошадей. Говорит, бродят тут какие-то по нашу душу. В сторону Талазены недавно прошел обоз, по холодку отправимся догонять. Авось в компании не тронут. - Заграт прокашлялся. - Ты… это… что делать собираешься? Если бы не очухался, мы бы тебя с собой увезли, а сейчас… В общем, ты здесь остаешься или с нами? Розыски-то тебя не касаются, не было твоего описания.

– Ты имеешь в виду, не захочется ли мне идти своей дорогой? - удивился Тилос. - Давеча вы себя такими раздумьям не утруждали. По башке - и в мешок, мол, не рыпайся лишний раз.

– Вид у тебя был такой, словно ты себе глотку резать собрался, - объяснил Заграт. - Вот Хлаш тебя и приложил, чтобы с горя не сотворил с собой невесть что. Да нельзя же тебя вечно по маковке лупить, проще сразу кончить.

– Чтобы не видеть, как птичка мучается, - задумчиво подсказал Тилос. - Гуманист ты у нас, однако. Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам с собой справлюсь. Просто… слишком много всего сразу на меня свалилось.

– Ты не ответил, что делать собираешься, - напомнил Заграт. - Куда дальше?

– Видно, судьба мне такая выпала - с вами в Талазену идти. Раз на вас такая охота началась, не бросать же. По крайней мере, будет время в себя придти.

– Это не может не радовать, - буркнул Заграт, туша огонек. - Ладно, хорош болтать, других разбудим. Спи, отходи, завтра еще тот денек будет.

– Спи… - печально усмехнулся Тилос в наступившей темноте. - Легко сказать. Ладно, попробую.

– Нет… - чуть слышно простонал во сне Теомир. - Не надо… Майно… я не…

– Кошмары у парня, - сочувственно прокомментировал Заграт. - Пихнуть его в бок, что ли?

Чуть слышно всхлипнув, Теомир затих. Шаман покачал головой и вернулся к своему бдению.

Когда небо на восходе чуть посерело, раздался осторожный стук в дверь. Хлаш осторожно приоткрыл створку. В щель просунулось заспанное лицо отчаянно зевающего трактирщика.

– Пора вставать, что ли, - сообщил тот хриплым утренним голосом. - Сейчас соберу чего в дорогу пожевать, да и Пророк с вами. Потише только, народ без задних ног дрыхнет. Многие не любят, когда их ни свет ни заря будят. - Он снова широко зевнул, едва не заглотив огонек свечи. Хлаш коротко кивнул ему и обошел комнату, осторожно встряхивая спящих за плечо. Ольга, уютно устроившаяся в объятиях Теомира, приоткрыла один слипающийся глаз и сонно улыбнулась ему.

– Хлашим, уже вставать? - пробормотала она. - Еще бы чуть-чуть…

– Подъем, красавица, - дернул ее за ухо подошедший Серый Князь. - Ранней пташке - первый червяк.

– Ой, Тилос! - тихо обрадовалась девушка. - Темка, да проснись же ты, засоня, я встать не могу!

Теомир распахнул безумные глаза и рывком сел на кровати, сжимая рукоять кинжала. Несколько мгновений он непонимающе разглядывал комнату, затем тяжело задышал и расслабился. Скатившаяся на пол Ольга непонимающе смотрела на него.

– Прости, - слабо сказал ей Теомир. - Снилось непонятно что… Какие-то рожи, драки… Сам Майно привиделся, с гору величиной.

Хлаш сочувственно похлопал его по плечу.

– Бывает, парень, - сказал он. - Все на ногах, что ли? Тогда пошли вниз, коней седлать надо… или что там с ними делают? Только тихо. Если есть здесь подсылы, пусть лучше сны смотрят, чем нас выслеживают.

Наскоро перекусив сухарями с вяленым мясом и запив жидким кисловатым пивом, путники оседлали лошадей. Хлаш с безразличным видом закинул в седло тихо ругающегося сквозь зубы Заграта, судорожно вцепившегося в поводья.

– Двинулись, что ли? - спросил он, осторожно взбираясь на свою лошадь. - Ничего не забыли?

– Разве что парочку соглядатаев, - откликнулся Тилос. - Хороший парень этот трактирщик оказался, даже удивительно. Двинулись!

Когда над горизонтом показался краешек огромного, словно монета, багрового солнца, Отряд оказался далеко от деревни. Как только дорога стала различима в утренних сумерках, лошадей пустили рысью. Несколько раз Хлаш спрыгивал с лошади и бежал рядом, давая животному передохнуть. Изредка на дороге попадались кучи навоза.

– Не сильно мы от них отстаем, - сообщил Заграт, принюхиваясь. На его лице застыло стоическое выражение. Он уже успел стереть себе промежность, но предпочел бы умереть, чем признаться в этом. - Если те ребята любят поспать, то мы их быстренько нагоним. В любом случае, до полудня их увидим.

– Если охотники нас не увидят раньше, - согласился Хлаш. - Тилос, что ты там говорил про свои кольчуги?

– Арбалетный болт с десяти саженей выдержат, - откликнулся погруженный в свои мысли Тилос. - Но кости все равно переломает, это вам не плиточная броня, да и против огнеплети не сдюжит. Так что лучше бы нам в деле их не проверять. Что?

– Что такое? - Хлаш настороженно огляделся по сторонам. - Проблемы?

– Да нет, показалось, наверное, - покачал головой Тилос. - Вроде бы ультразвук, как у нашего друга-летуна… Злобного Ыха, да?

– Привет! - над головами путешественников мелькнула серая молния. - Вот это да! Вы опять куда-то бежите?

– Ой, Ыхушка! - счастливо воскликнула Ольга. - Здравствуй, милый! Ты как нас нашел?

– А вы опять тогда убежали, - пожаловался зверек, с налету цепляясь за ее куртку и повисая вниз головой. - Я вас искал-искал, а потом стало так громко, что аж ничего не видно, и я полетел подальше. О дерево головой стукнулся. А потом еще раз стукнулся, а тут вы. А там такие вкусные жуки были! А эти, с огненными штуками, где? Они мне не нравятся, я их боюсь.

– Ну, теперь не пропадем, - подытожил улыбающийся Хлаш. - Ых, хочешь быть главным разведчиком? Это игра такая.

– Игра? - заинтересовался летун. - А что за игра? Я люблю играть, только чтобы не больно. А то Ехида как начнет швырять шишками, тоже говорит - игра такая.

– Нет, это не больно, - успокоил Злобного Ыха тролль. - Все очень просто. Кто раньше заметит других, ты или я? Вот таких же, как мы, на лошадях. Понял?

– На лошадях? - нахмурился зверек. - А, знаю. Это такие на четырех ногах, как вы сейчас. Я вот так не умею, у меня ног всегда две. И крыльев два, и уха - тоже два. А у вас ног то две, то четыре.

– Ых, малыш, - вмешалась Ольга. - Тогда ищи тех, кто на четырех ногах, как мы. И тех, что на двух ногах - тоже. Спорим, я первая их увижу?

– Ха! - возмутился зверек. - Это я первый увижу, а не ты! - Он вспорхнул в воздух, сделал пару кругов над головами и упорхнул.

– Полевые мыши тоже под определение четвероногих подходят, - пробурчал под нос Заграт. - Надеюсь, у него хватит мозгов про них не рассказывать. А чего это он под нами лошадей не видит?

– Он не глазами смотрит, - пояснил Тилос. - То есть, не только глазами. Зрение у него, безусловно, куда лучше, чем у обычного летуна, но в основном он смотрит звуком. Знаете, как эхо в лесу?

– Эхом? Смотрит? - поразилась Ольга. - Вот это да! Мне бы так уметь…

– Неплохой способ видеть, - согласился Тилос. - Но вот понять, что человек на лошади - это человек плюс лошадь, он не может. Да, ребята-зверята, - его голос вдруг стал жестким. - Боюсь, у меня неприятные новости.

– Ну? - от тона Тилоса Заграт даже забыл про боль в заднице. Только бы он не начал по-новой нюни распускать! - Не томи, выкладывай.

– Боюсь, что вам не стоит на меня сильно рассчитывать. Меня потрепало куда сильнее, чем я думал. - Тилос скрипнул зубами. - Оказывается, я сильно оглох. Слышу обычную речь, но нашего летуна - почти нет, хотя раньше летучих мышей за версту воспринимал. Я куда хуже вижу в инфракрасном и ультра… В общем, стал хуже видеть там, где видел до того. Мои электроэффекторы, - он продемонстрировал покрытые ожоговой коростой кончики пальцев, - почти полностью сожжены. Реакции замедлены. В общем, я развалина, инвалид. Боюсь, от меня будет мало толку в драке.

– Тогда, у скал, ты дрался очень даже ничего, хоть и падал на землю, - с облегчением фыркнул Заграт. - А ведь это было сразу после той катавасии. Если продолжишь в том же духе, никто твоей инвалидности и не заметит. А что ты там еще видел, я и не знал. Мне и без того твоих способностей хватало. Так что кончай прибедняться.

– Он прав, - поддержал Хлаш. - Пусть раньше ты мог в одиночку справиться с армией, а теперь лишь с десятком. Мы-то ведь с армией драться не собираемся. Да и выздоровеешь со временем, я думаю. На твои руки еще позавчера страшно смотреть было, а сегодня уже выглядит как старый ожог, не более того.

– Может, и выздоровею, - вздохнул Тилос. - Но когда - понятия не имею. Я ведь о своем теле мало что знаю, словно о чужой одежде. Да и не думаю, что оно рассчитано на близкие кавитонные взрывы. Когда демиурги такими телами пользовались, кавитонных реакторов еще не было…

– А вот я и увидел первым! - ликующе заявил Злобный Ых, пикируя на Отряд сверху. - Там две белки, орехи грызут, а там лиса бегает, на меня ругается. Я же говорил!

– Ладно, ты победил, - согласилась Ольга. - А теперь спорим, что таких больших, как мы, и на четырех ногах я первая увижу!

– Ага, спорим! - азартно согласился зверек и снова упорхнул.

Обоз они нагнали менее чем через час. Как выяснилось позже, ночью на стоянку напали волки ("Волки? Напали? В это время года?" - поразился Заграт), и, хотя и не зарезали никого, часть лошадей в панике разбежалась. Пока их собирали, пока чинили порванную упряжь, время ушло, и сегодня обоз едва успел двинуться в путь.

– Хорошая вещь - Игра, - меланхолично заметил Хлаш.

Поначалу Отряд встретили враждебно. Пятеро всадников в тяжелых кольчугах с капюшонами, закрывающих даже голову и почти все лицо, с длинными копьями и кривыми ятаганами вроде орочьих у пояса, отделились от арьергарда и цепью двинулись навстречу. Заграт поежился и чуть нагрел посох - несильно, так, чтобы кинуть слепящий шар в случае чего.

– Кто такие? - спросил надменный гортанный голос. - Куда идете и не замышляете ли недоброго?

– Мы мирные путники, - откликнулся Тилос, привставая на стременах. - Мы никому не угрожаем, а путь мы держим в Талазену, куда и вы. Трактирщик рассказал, что ваш обоз прошел через деревню накануне, и мы решили догнать вас. Времена нынче неспокойные, вместе веселее. Не дозволите ли присоединиться?

– Мирные путники? - фыркнул голос. Утреннее солнце слепило глаза, и Заграт никак не мог разглядеть лицо говорившего. - Великовата дубина у тролля для мирности-то. Да и остальные железом увешаны. Не бандитские ли вы подсылы, в засаду заманивать да в спину бить?

– Обоз уходит, почтенный воин, - напомнил Тилос. - Ты и так уже его хвост без прикрытия оставил. Может, по дороге все обсудим?

– Ладно, - после некоторой заминки согласился воин. - Только помните: вытащите оружие без спросу - истыкаем пиками что твое решето. Держитесь сзади, я пока караванщика приведу.

Он резко развернул коня и ускакал аллюром. Остальные пристроились по бокам и сзади от Отряда, бросая на них настороженные взгляды. Только теперь Заграт разглядел, что лица в прорезях кольчужных капюшонов были смугло-черными.

Спустя насколько томительных минут ускакавший выехал навстречу неспешной трусцой в сопровождении чернокожего же богато одетого человека на гарцующем вороном жеребце. Заграт невольно залюбовался животным, уловив, как рядом прицокнул языком Теомир.

– Вот это да… - пробормотал парень. - Не конь, а сказка.

– Хороший конь, - согласился Тилос. - Граш славится своими табунами каратинской породы. Но этот - из лучших.

– Я - Кархат из Твердых Песков, владелец этого каравана, - представился новоприбывший. - Кто вы и куда направляетесь?

– Пусть вода не кончается в твоих бурдюках, благородный Кархат, - поклонился ему Тилос. - Мы - путники, которых свела вместе судьба. Я - купец Тамил из Хамира, а это моя дочь Ольга и наш провожатый колдун Заграт из жителей Орочьего леса. Нам удалось бежать из осажденного жугличами города незадолго перед тем, как он пал, но, к сожалению, мы потеряли почти все. Кошель на поясе - последнее, что осталось, но и он, к сожалению, почти пуст. Нам нечем заплатить за охрану сейчас, но в Талазене у меня есть друзья…

– Печальная история, - погладил бороду караванщик. - Я слыхал о зареве над Хамиром. Хороший был рынок. Ну, а кто эти юноша и могучий тролль?

– Юношу зовут Теомиром. Он сын известного военачальника из земель Всадников, - вздохнул Тилос. - Отец послал его с провожатым - троллем Хлашем - в город, чтобы разузнать последние новости. Там мы и встретились. Его провожатый зело искусен в боевом ремесле, да сам Теомир драться обучен. Так случилось, что мы бежали из города вместе и не раз спасали друг другу жизнь. Ему некуда возвращаться, но я обещал, что мои друзья помогут ему устроиться в императорскую гвардию или же еще на какую военную службу.

– Так-так, - взгляд караванщика стал задумчивым. - И вы хотите идти вместе с нами, чтобы мои ребята охраняли от бандитов еще и вас? Охрана стоит дорого…

– У нас нечем заплатить, - вступил Хлаш, в его голосе зазвучала явная печаль. Заграт исподтишка бросил на него восхищенный взгляд. Кто бы мог подумать, что этот здоровяк - еще и комедиант? - Все, что у нас осталось - немного меди и пара серебряных монет. Но я и сам неплохой воин, и могу предложить свои услуги в обмен на разрешение присоединиться к вам. Ну, и кормежка ваша, - быстро добавил он.

– Ага! - расхохотался караванщик. - Вас еще и кормить бесплатно! Ну и жук же ты, парень! А ты, купец Тамил, что умеешь? Может, ты тоже в охранники наймешься?

– Ну… - почесал в затылке Тилос. - Когда-то я неплохо владел мечом, да и на кулаках одолел многих. А вот дочь моя - целительница, каких поискать. Служба орка-колдуна, опять же, многого стоит. Обузой не будем, обещаю.

– Ладно, - махнул рукой Кархат. - Шут с вами. Присоединяйтесь, денег с вас я не возьму. Но и кормить даром не буду. Не похожи вы на бандитских подсылов, зря Кургаш на вас наговаривает. Держитесь середины каравана, там безопаснее, но смотрите - если нападет на нас кто, в кустах не отсиживайтесь. - Он тронул бока коня шенкелями.

– Погоди, уважаемый Кархат, - окликнул его Заграт. - Могу я попросить тебя еще об одном одолжении?

– Ну что еще? - недовольно повернулся к нему караванщик.

– Э-э-э… могу я пересесть в телегу? Хотя бы ненадолго? А то непривычный я верхами ездить…

Караванщик окинул взглядом скрючившуюся в седле фигуру орка, заметил болезненную гримасу на его физиономии и кивнул.

– Ладно, езжай. А то что ты за боец будешь, когда нападут, со стертой задницей-то! - Он громко захохотал и пришпорил коня. - Ладно, некогда мне тут с вами.

– Наш хозяин доверчив, - негромко сказал ездивший за ним стражник. Видимо, он и был Кархатом. - Но я - нет. Помните, я буду присматривать за вами. А это еще что? - Он изумленно уставился на спорхнувшего Ольге на кафтан Злобного Ыха. - Ручной нетопырь?

– Нет, просто летун, - качнул головой Тилос. - Любимец дочери. Знаешь, не могу порицать тебя за бдительность. И еще надеюсь, что нам не придется доказывать свою верность на деле.

– Я тоже, купец Тамил, - пробурчал стражник. - Я тоже.

День прошел без приключений, если не считать попавшейся навстречу обозу небольшой группы Карателей. Они ехали, пристально вглядываясь в лица, и их взгляды заставляли охранников невольно сжимать рукояти мечей и древки копий. Но обошлось. Заграт, ехавший в телеге с высокими деревянными ящиками, пряно пахнувшими чем-то фруктовым, успел закрыться с головой ветошью и изобразить нечто вроде храпа, чем заслужил неодобрительный взгляд возницы. Но Каратели не обратили на него внимания - во всяком случае, вида не подали. Хлаш же, идущий пешком рядом с телегой, в ответ на изучающий взгляд оскалил зубы и выдал такое гортанное шипение, что лошадь под солдатом Майно шарахнулась в сторону, чуть не сбросив седока. Усмирив животное, тот снова взглянул на тролля, на сей раз неприязненно, но задираться не стал и проехал дальше. Остальные Каратели не удостоили Хлаша и взглядом.

– Да уж, - задумчиво сказал Тилос, когда охотники отдалились на порядочное расстояние. - Троллей часто нанимают в охрану, да и орки-проводники не редкость, но вот тролля в компании с орком нечасто встретишь. Прав ты, Заграт, что спрятался. Чем меньше тебя рядом с Хлашем видеть будут, тем лучше.

– И как ты это себе представляешь, умник? - сплюнул шаман на дорогу. - Для этого Отряд разделить надо. Ты же сам говорил, что нельзя так.

– Может быть, и нельзя, - не обращая внимания на подначку, пробормотал Тилос. - Может быть…

Караванщик торопился наверстать упущенное утром время, поэтому на ночлег встали поздно. Лагерь обустраивали в почти полной темноте. Заграт, пользуясь своим ночным зрением, сновал тут и там, ругаясь черными словами и пихая бестолково тычущихся людей.

– Правее тащи, ты, слепошарый! - командовал он. - Да еще правее! А ты куда прешь? Вот же старое кострище, сюда и вали! Вот же косорукий! Да вон твой кремень валяется, в двух шагах! Не умеешь в руках держать - дай кому еще, может, тот половчее окажется…

– Ну, раскомандовался! - с непонятной интонацией сказал стоящий рядом с Тилосом караванщик, и было непонятно, чего в его голосе больше - одобрения или издевки. - Слушай, как тебя там… Тамил, а не отпустишь ли ты его? Я оплачу расходы. Мне давно был нужен толковый лагерный, да все как-то не везло.

– В Талазене большая орочья община, - ответил Тилос. - У нас с ним договор только до туда. Доберемся - уговаривай его как хочешь. Может, и согласится. Хотя у меня на него свои планы были. Я тут в Золотую Бухту собирался, свояк там у меня дичь во дворец поставляет. А кто лучше орка в лесных делах разбирается?

– Вот так всегда, - вздохнул караванщик. - Конечно, он с тобой пойдет. Где это видано, чтобы орки по степи да пустыне с караванами ходили? Я уж так спросил, в шутку. А он правда колдун?

– Ну да. Шаман, как это у них называется. Что-то не так?

– Да все так, друг Тамил. А он у тебя, случаем, охранные кольца ставить не умеет? Все спокойнее будет.

– Вроде умеет, - почесал Тилос в затылке. - Нас пятерых прикрывал. Но чтобы весь обоз разом закрыть… Спроси сам.

– Пять монет серебра, - отрезал Заграт, поймав краем глаза подмигивание Тилоса. - Работа большая, да и устал я.

– Без ножа режешь! - взвыл караванщик. - Да я тысячу магов знаю, кому я по стольку за две недели пути платил! Имей совесть, коротышка! Половину монеты, от сердца отрываю!…

– От коротышки слышу! - возмутился Заграт. - Эти твои маги, небось, до того месяц не ели, вот и согласились, чтобы ноги не протянуть окончательно. Слыхал я, как вы у себя в Граше колдунов голодом морите! А сколько твои кони стоить будут, коли волки их порежут? Мало тебе прошлой ночи? Четыре монеты, и ни медяком меньше!

После десятиминутного торга сошлись на двух серебряных и кормежке для всего Отряда за еженощную охрану. Хлаш, ухмыляясь, показал Заграту большой палец, Ольга с Теомиром тихонько прыскали в кулаки.

– Учитесь, мелюзга, пока я жив! - гордо сказал им орк. - Всей работы - раз плюнуть, а каков навар!

– До Талазены доберемся не раньше, чем через трое суток, - подсчитал Тилос. - Глядишь, и коней почти окупим. Молодец, Заграт, умеешь торговаться.

– Это еще что! - скромно потупился тот. - Вот, помнится, нанимали нас три года назад… - Он резко осекся, помрачнел и ушел в темноту.

– Ох… - тихо сказала Ольга. - Да что же он так мучается? Неужто так и будет теперь каждый раз, когда про своих вспомнит?

– Наверное, да, - откликнулся Хлаш. - Для орка клан - это все. Для них единственный смысл в жизни - процветание клана, но если нет родичей, то орк - никто. Хуже, чем пустое место. Ладно, если его другие примут, но и там он изгоем останется до конца жизни. Если бы не желание отомстить, он бы давно себе глотку перерезал. Бедолага. Впрочем, все мы здесь такие. Он, Тилос, вы с Теомиром…

– Пойду поищу его, - решительно сказала Ольга и шагнула в темноту вслед за Загратом. Теомир дернулся за ней, но Хлаш мягко остановил его, взяв за плечо.

– С тобой только хуже будет, - сказал он. - Да и не найдет она его. Орка - в темноте? Ну-ну. Погуляет и вернется.

– А вдруг случится что? - попытался высвободиться Теомир. - Вдруг нападет кто на нее?

– Обозные вокруг, крикнет - помогут, - пожал тролль плечами. - Ты лучше топай за хворостом, а то скоро совсем ничего видно не будет.

От ближайшего костра раздалось возмущенное восклицание и дружный хохот обозников. Потом в воздухе разнеслись звонкий шлепок и приглушенное ругательство, закончившееся криком боли. Спустя мгновения крик повторился.

– Что еще там? - удивился Тилос. - Сходить посмотреть, что ли? Вы пока лагерем занимайтесь…

Около костра стояла изумленная тишина, нарушаемая лишь тихими поскуливаниями лежащего лицом в землю здорового темнокожего парня. Одна его рука беспомощно карябала траву, другую же зажала в захвате спокойно сидящая у него на спине Ольга. Рядом стоял ухмыляющийся орк.

– Так точно запомнил? - ласково спрашивала она у парня. - Как к девушкам относиться надо?

– С ув… ва… жением! - страдальчески стонал тот. - Пусти, больно!

– Так и будешь относиться? - недоверчиво переспрашивала она. - Чтой-то я тебе не верю.

– Буду! - выкрикивал тот. Его гортанный акцент стал настолько сильным, что разобрать слова было сложно. - Чесслово, буду!

– Вот и молодец, - удовлетворенно сказала Ольга, аккуратно пристраивая руку страдальца ему на лопатки и гибким движением поднимаясь на ноги. - Между прочим, это ко всем относится. - Он обвела грозным взглядом сидящих с открытыми ртами обозников. Те поспешно закивали.

– Он же пошутил только, - робко сказал один. - Разве мы звери какие, на баб с кулаками кидаться?

– Не знаю! - отрезала девушка. - Может, я шуток не понимаю! - Он фыркнула и отвернулась - и только сейчас заметила Тилоса.

– Так-так, - строго сказал он. - Ну, дочурка, что опять натворила?

– Так он сам полез… папочка, - смутилась Ольга. - Я за Загратом побежала, а он меня хвать за руку, мол, садись с нами, красавица. Ну, я ему и сделала простую нику, чтобы отвязался. А он вскочил и ка-ак на меня!…

– Сколько раз тебе повторять, - деланно вздохнул тот. - Если ты будешь калечить каждого встречного дурака, никто тебя замуж не возьмет. Не стыдно тебе? Сильная, да? Справилась? Ну-ка, извинись перед ним, и пошли. Нам еще кашу варить…

– Извини меня, пожалуйста, - повернувшись к неловко отряхивающемуся парню, Ольга изобразила на лице раскаяние, изо всех сил стараясь не расхохотаться. - Я не хотела. - И она со всех ног бросилась от костра, зажимая руками рот.

– Не за что, - растерянно сказал тот. - Я…

Заграт заржал и хлопнул его по плечу.

– Ты, паря, не каждую девку за руку хватай, - сквозь гогот посоветовал он. - Иная сама тебе руку отломит да и скажет: так и было!

Позже, у костра, когда вся компания черпала ложкой из пожертвованного Кархатом котелка невкусную пресную кашу, а проспавший весь день на Ольгином кафтане Злобный Ых порхал где-то в поисках жуков, Тилос повернулся к девушке.

– Совет на будущее, - негромко сказал он. - Никогда не лезь в драку, даже если другой на нее нарывается. Подумай, нельзя ли ее избежать.

– Да он же сам меня схватил! - чуть не подавилась та лепешкой. - Что мне было делать, визжать и на помощь звать?

– Хотя бы, - жестко ответил Тилос. - Не убыло бы от тебя, если бы повела себя как простая деревенская девчонка. А вот рукопашным искусством владеть для купеческой дочери - очень нехарактерно. Теперь пойдут разговоры, в Талазене о тебе обязательно разболтают по кабакам, и скоро каждая собака будет знать, что в городе появилась странная компания из трех человек, орка и тролля. Ты думаешь, в городе прихвостни Майно не осмелятся на нас напасть?

– Я не подумала, - Ольга помрачнела и уставилась в котелок.

– Я заметил, - усмехнулся Тилос. - В следующий раз будь поосторожней. Помни, чему учит Путь: хороший боец побеждает в драке, но настоящее мастерство в том, чтобы ее избежать. И ко всем просьба - легенда у нас никудышная, белыми нитками шитая, но лучшее ее придерживаться. Еще раз: я - купец Тамил, и не вздумайте упомнить на людях мое настоящее имя. Лучше всего так меня и называйте даже в нашей компании. Ольга - моя дочь, Заграт - провожатый. Заграт, имей в виду, у нас с тобой контракт только до Талазены, но я оговаривался, что предложу тебе что-то еще. Теомир - сын военачальника Всадников, посланный в Хамир на разведку, Хлаш - его наемный охранник. Наши две группы случайно сошлись, спасаясь от жугличей.

– Точно, дурацкая сказка, - проворчал Заграт. Ему жутко хотелось спать, болели стертые на лошади чуть не в кровь ноги. Попросить бы Ольгу подлечить, но признаваться перед бабой, что болит в таких местах… Пока можно перетерпеть. - Я с бодуна сообразил бы лучше. Ладно, раз состряпал, будем ее держаться. Ты мне, умник, лучше скажи, что в Талазене делать будем?

– Не знаю, - настала очередь Тилоса угрюмо уставиться в котелок. - Есть кое-какие мысли, но пока ничего конкретного. Ваш путь ведет к Майно. Рано или поздно вы должны встретиться с ним лицом к лицу, если доживете, конечно. Игра об этом позаботится. Только вот Майно играет нечестно, и я сильно сомневаюсь, что вам настолько повезет.

– Вся ясно, - усмехнулся Заграт. - Значит, будем сидеть и ждать, пока он нас сам не найдет. Ну, а ты чем заниматься собираешься?

– Спроси чего полегче, - отмахнулся Тилос. - Осточертело мне все. Пока существовала Лесная Долина, приходилось изображать Серого Князя, периодически сбегая куда подальше. Снова князем становиться - увольте, политические игры надоели хуже горькой редьки. А что еще делать - не знаю. Да и Майно меня так просто не забудет. В общем, не решил пока.

– Тогда давайте дрыхнуть, - подвел итог Хлаш. - Утро вечера мудренее, тем более что караулить не надо, спасибо Кархату. Вы как хотите, а я на боковую. Что-то подустал я за последние дни.

Заграт долго не мог заснуть. Он лежал на земле, уставившись в черное небо. Красная и Зеленая звезды сильно сблизились, значит, скоро наступит осень. И будет эта осень холодная и дождливая, в отместку за теплое и сухое лето. Заграт всей шкурой чувствовал промозглое сырое дыхание скапливающихся где-то там, на севере, осенних ветров. Но это еще не скоро. Месяц, быть может, два. Вряд ли он доживет до холодов. Он игрушка, детский деревянный солдатик? Пусть. Строптивую игрушку ломают или выбрасывают, а он будет именно таким. Он еще не знает как, но будет.

Остаток пути прошел без приключений. Кархат почти со слезами на глазах смотрел на отдаваемые серебряные монеты - Заграт настоял, чтобы плата шла вперед, - но отказаться от услуг шамана мешали верность слову и выработанная многими годами осторожность. Только еще раз караван обогнали Каратели, провожаемые враждебными взглядами обнажившей оружие охраны. Заграт и на этот раз скрылся под тряпьем, а Хлаш изобразил из себя тролля-дуболома. Тилос ехал с накинутым на голову капюшоном плаща, скрывающим лицо, и в ответ на изучающий взгляд недвусмысленно продемонстрировал рукоять короткого меча, купленного накануне у бродяги в каком-то трактире. Каратель презрительно ухмыльнулся, но нарываться на драку не захотел и пришпорил коня.

На четвертый день обоз доплелся до придорожного знака. На небольшом деревянном щите, выкрашенном давно облупившейся голубой краской, виднелся квадрат с изогнутыми сторонами, перечеркнутый чем-то вроде креста с длинной нижней частью.

– Ага, - удовлетворенно заметил Хлаш. - Меч и парус, символ Приморской Империи. Добрались таки. Ольга, держи летучего зверя при себе и не позволяй ему разговаривать. Храм сильно не любил летунов, считал их прислужниками зла и вообще нечистью. Хотя он давно уже не в силе, но летунов народ все равно не любит.

– Раз уж дело дошло до советов, вот еще один, - кивнул Тилос. - Теомир, Ольга, имейте в виду, что здесь, когда обращаетесь к старшим или к власть имущим, принято говорить "вы" вместо "ты". На "ты" они, конечно, откликнутся, но поморщатся от грубости. А нам лучше не обращать на себя внимание лишний раз.

– Говорить "вы"? - удивился Теомир. - Зачем? То есть, я хочу сказать, я не против, но почему говорить с одним как со многими - лучше?

– Когда-то на "вы" обращались лишь к Императору, - ответил вместо Тилоса Хлаш. - Считалось, что он представляет собой весь народ империи, и ты разговариваешь не с ним лично, а со всем народом. Он, соответственно, говорил "мы" вместо "я". Никто другой не имел права говорить "мы" и отзываться на "вы", за такое могли и башку оттяпать, как за попытку бунта. Но это - обычай времен, когда Империя была юна и сильна, а правили в ней воины. Сейчас она изрядно одряхлела, власть постепенно забирают в руки купцы, а тем сильно льстит императорское величание. Правда, я слыхал, в Золотой Бухте за такое все еще можно поплатиться головой.

– Устарели твои сведения, - качнул головой Тилос. - Уже и там каждый кабатчик в трактире к тебе на "вы" норовит, типа жутко уважает и все такое. Обсчитывать, правда, стали еще больше. Тоже, видно, в знак страшного уважения.

– Да? - озадаченно похлопал себя по макушке тролль. - А ведь всего три… или четыре?… года назад там был. Ну и ну.

Заграт хмыкнул, но сделал в голове зарубку на память. Наверное, все же не стоит так общаться с каждым, с некоторыми можно и по-простому. Знать бы еще, к кому как…

Высокие дымы Талазены показались на следующий день. Впрочем, запахи золы и навоза ветер донес задолго до того. Заграт сморщил нос, заранее готовясь к какофонии запахов, которая обрушится на него в самом городе.

– Ага, Талазена, - довольно кивнул Тилос. - Задолго до темноты будем там. Триста, что ли, тысяч жителей, пятнадцать верст вдоль океана да три версты от него, семь десятков причалов, немереное количество складов, рынков и постоялых дворов. Месячный оборот примерно в пятьдесят тысяч раз больше, чем годовой доход Серого Княжества… был. - Он слегка поморщился, но пауза перед последним словом осталась почти незаметной. - Что-то еще, а, Хлаш?

– Ничего особенного. Вот только населен город в основном моряками, купцами и ворами. Держитесь-ка за кошели, ребятишки, а лучше спрячьте их за пазуху от греха подальше, - ухмыльнутся тот. - Иначе сразу срежут.

– Орков забыл, - проворчал Заграт. - Самая крупная община за пределами Орочьего леса. С полтысячи наших здесь отирается, кузнецами там, плотниками или гончарами… Сам никогда не был, но наслышан. Орки-кузнецы Талазены славятся своими клинками, - с гордостью добавил он.

– Да уж, - почти неслышно пробормотал Тилос. - Если чем люди и славятся, то в первую голову оружием.

– Мы не люди! - обиделся чуткий Заграт. - Не ровняй нас с какими-то… - Он осекся и виновато посмотрел на Ольгу с Теомиром.

– Какая разница… - махнул рукой Тилос. - Все по одному образу и подобию леплены.

Заграт тихо выругался под нос, но в продолжать спор не стал. С товарищами по оружию не цапаются по пустякам. Кроме того, этот недоделанный князь в чем-то прав.

– Кстати, где наш Злобный Ых? - вдруг поинтересовался Тилос. - Что-то его давно не видно.

– Не знаю, - встревожилась Ольга, растерянно оглядываясь по сторонам. - Ой… Вчера вечером сказал, что охотиться полетел, а утром я его не видела.

– И к лучшему, - удовлетворенно кивнул Серый Князь. - В городе ему не место. Прибьют.

– Прибьют? Ночного летуна? - фыркнул Заграт. - Ха!

– Не его прибьют, - объяснил Тилос. - Ольгу. Или всех нас.

– А где стена? - спросил Теомир, привставая на стременах и вглядываясь вдаль. - Город я вижу, а стены нет…

– И не будет, - согласился Хлаш. - Насколько я в курсе, за последние двести лет ее строили пять раз, последний раз полвека назад. И каждый раз приходилось разбирать, город-то растет. В конце концов плюнули да так и оставили, без стены. Мешает только.

– А нападет кто? - удивился Теомир. - Как же без стены-то?

– А кто нападет? - насмешливо спросил незаметно подъехавший сзади Кархат. - У дикарей северных кишка тонка с Империей связаться, а Граш Талазену не тронет. Великому Скотоводу выгоднее покупать здесь оружие, а воевать с Империей на юге.

– Но… но ведь Талазена - часть Империи? - от удивления Теомир даже начал заикаться. - Как… как же покупать… и воевать?…

– Да местные купцы маму свою продадут, если двести процентов навару получат, - презрительно сплюнул караванщик.

– Талазена - почти независимый город, - пояснил Тилос. - Подати она платит исправно, а если Император слишком сильно станет на нее давить, она, пожалуй, и отделится. И денег у нее хватит, чтобы тому же Грашу за защиту заплатить или же из-за моря наемников привезти.

– Точно, - согласился Кархат. - Говорили же тебе, посланник, что трухлява эта Империя. Нам даже и побеждать-то ее не придется, сама рассыплется. А уж там мы подберем, что останется.

– Откуда ты знаешь, что я посланник? - тихо спросил Тилос, полуприкрыв глаза. Заграт нутром почувствовал его напряжение. Он осторожно подтянул к себе лежащий рядом посох и поудобнее перехватил его. Ох, многовато охранников рядом. Разве что вспышкой оглушить да надеяться, что защиты от нее не припасли…

– Да брось ты, Тилос, - отмахнулся от него Кархат. - Видел я тебя в Граше у палат Великого Скотовода. Брат у меня частенько по государственным делам ездит, многих в лицо знает, вот и тебя мне указал. Я, правда, сразу не припомнил, давеча вот только всплыло…

– Так, - грустно произнес Тилос. - Я-то думал, что хитер и скрытен, а меня, оказывается, каждая собака знает.

– Надеюсь, собакой ты не меня назвал, - помрачнел караванщик. - Да ты не бойся, я не трепливый. Знаешь что, посланник, теперь, когда у тебя хозяина нет… Да что ты так дергаешься, огненный гриб над Серым Княжеством наверное, и в Граше видели! Ну вот, с мысли сбил. В общем, что делать-то собираешься?

– Не знаю, - бесстрастно ответил Тилос, закаменев лицом.

– Да ты не подумай, что я тебе невесть что предлагаю, - заторопился караванщик. - Брат просто мне сказал, что толковых людей не хватает, и посылать-то с заданиями некого. Мускулистых парней полно, да толку от них чуть. Если что, я через неделю назад пойду, так давай со мной, а? И тебе непыльную работенку найдем, и ты про меня потом не забудешь…

– Хитришь ты, брат Кархат, - в упор посмотрел на него Тилос. - Сдается мне, что нет у тебя никакогобрата. Думаю, и сам ты не просто купец, а с заковыринкой.

– Ну и что, если так? - отмахнулся караванщик. - Точно тебе говорю, не последним человеком будешь. Я ведь знаю, что ты слово держишь и купить тебя невозможно, тебя в Канцелярии сильно за то уважают. Не любят, но уважают. А теперь старому хозяину верность хранить не надо, все равно нового искать будешь. Не в Талазене же этой ты останешься, - он снова сплюнул. - Не город, а сплошной гадюшник. В других местах так дышать не умеют, как здесь обвешивают. Да ты не торопись с ответом, если надумаешь - всегда рад пособить буду.

– Не могу… - начал было Тилос, но Кархат перебил его:

– Не знаю, что тебе проку с тех, кто с тобой идет, но и их не бросим. Мне ребята рассказали, как девчонка тогда у костра Буталака на землю уронила. - Он повернулся к Ольге и подмигнул ей. - Эй, девушка, хочешь, к себе возьму? Любимой женой будешь, и телохранитель мне не понадобится. Соглашайся, честное слово, как сыр в масле кататься будешь! Худая ты не в меру, но ничего, мы это быстро поправим…

Ольга презрительно фыркнула и уставилась в лошадиную гриву. Караванщик, весело захохотав и не обращая внимания на почерневшего от ярости Теомира, снова повернулся к Тилосу:

– В общем, и твоей компании применение найдем, никто в обиде не останется. Если уж Серому Князю они нужны были, нам и подавно сгодятся. Ты подумай, да, хорошо подумай! А пока прощайте, гости дорогие, скоро город, там пошлины платить надо, так что не до вас будет. Надеюсь, свидимся еще! - Он прощально махнул рукой и поскакал к голове обоза.

– Вот сукин сын… - восхищенно пробормотал Хлаш. - Сгодимся мы ему, значит. Ну-ну.

– Да уж, - задумчиво согласился Тилос. - И ведь предложение заманчивое мне сделал, да и вам тоже. Канцелярия Великого Скотовода о своих людях заботится, пропасть не дает. Я, пожалуй, действительно задумаюсь.

– А что такое канцелярия? - робко спросила Ольга. - И кто такой великий скотовод?

– Я как-то рассказывал, помните? Столетия назад Граш был основан кочевниками-скотоводами, - объяснил Тилос. - Овечьи отары - давно уже не главная составляющая их экономики, но формально овцеводы все еще пользуются особыми почестями. У них на гербе даже ножницы для стрижки овец изображены. А их король считается владельцем всех отар в стране, всех овец любого племени, пусть и самого независимого. Отсюда и официальный титул - Великий Скотовод. А Канцелярия - это вроде совета при нем. Такие люди, которые в основном шпионажем занимаются, внешним и внутренним, да планы разные составляют. Ну, и дипломатией заодно, у них все едино.

– Думаешь, она хоть что-то поняла из того, что ты сказал? - проворчал Заграт. - Ох, только жопа немного зажила, как снова верхом садиться… - Он легко выпрыгнул из телеги и сладко потянулся.

– Ничего, родной, недолго осталось, - ласково сказал ему Хлаш. - Вот прирежут нас в Талазене майновы подсылы - полегче станет.

– Умеешь ты утешить, крокодил ты наш переросток, - огрызнулся Заграт. - Лучше бы на коня подсадил, что ли…

Талазена, знакомая Заграту лишь по слухам да рассказам немногих побывавших в ней отъявленных путешественников из соседних кланов, началась с одиноких слобод. Домики стояли небольшими группами, иногда обнесенные невысоким частоколом. Большая часть жилищ носила на себе отпечаток временности - хлипкие дощатые стены с узкими прорезями окон, а иногда и без оных, кое-как набросанная солома крыш, на скорую руку собранные из всякой дряни загончики для домашней живности. Кое-где из окон и приоткрытых дверей валил дым - топили здесь по-черному. Немногочисленные обитатели, испитые, с землистым цветом лица и отсвечивающим сквозь драную одежду грязным костлявым телом, равнодушно взирали на проезжающих мимо путников. От слобод к тракту тянулись редкие колеи, изрытые глубокими выбоинами с застоявшейся в них грязью. На всем лежала печать неизбывной нищеты.

Чуть погодя пошли другие дома - не то чтобы побогаче, но в них уже проглядывала честная бедность: за подворьем ухаживал женщины, немногочисленные в это время мужчины сосредоточенно возились по хозяйству, тут и там из крыш выглядывали печные трубы. Чем дальше, тем добротнее становились жилища, тем больше бегало по двору кур и валялось в грязи свиней, тут и там на плетнях грелись в лучах клонящегося к закату солнца мелкие домашние хищники, называвшиеся, всплыло хамирское воспоминание, кошками. Кошки смахивали на мелких рысей. Заграт подивился, какая от них может быть польза, но тут же вспомнил про бурундуков и крыс. Он облегченно вздохнул про себя. Видимо, беспросветная голытьба, готовая продать родную мать за медный грош, ютилась преимущественно на дальних окраинах, так что скрываться в городе будет проще, чем показалось поначалу.

Ненадолго задержались на заставе, чтобы заплатить въездную пошлину. Заграт презрительно хмыкнул - достаточно съехать с дороги на полсотни саженей и поплутать огородами, чтобы без проблем обойти любой дорожный пост. Может, раньше, когда вокруг тянулась голая степь - лес заканчивался верстах в двадцати от города - таких хитрецов и удавалось отследить, но сейчас, когда город давно выплеснулся за старые границы… Впрочем, настроение орка слегка изменилось, когда стражник предупредил о страшных карах за утрату въездных жетонов.

– Без жетона любой трактирщик на вас в управу донесет, - хмуро сообщил он. - А не вернете, когда из города поедете - такую пеню заплатите, что без штанов останетесь.

– А ну как потеряем али покрадут? - удивился Заграт. - За воров местных мы тоже отвечать должны?

– Ваши проблемы, - огрызнулся тот. - Не будьте лопухами, тогда не покрадут. А мое дело - предупредить.

– Интересно, а что если его подделать? - вслух удивился Заграт, разглядывая невзрачную деревянную бляху с выжженным на ней непонятным значком. - Раз плюнуть ведь…

– Они зачарованы, - сообщил ему Хлаш. - Сам, что ли, не чувствуешь? Каждый колдун из тех, что на городскую управу работает, свой почерк имеет, а на заставах такие сидят, кто сам не колдует, но магию чует. Подделаешь - наверняка поймают, а уж тогда скажи спасибо, коли живым отпустят. Так что не советую.

Действительно, теперь шаман обратил внимание на исходящий от бляхи легкий запашок незнакомой магии. Он разочаровано сплюнул на землю и спрятал бляху поглубже. Может, и без нее обойтись можно, но лучше не рисковать лишний раз.

Оставив обоз Кархата на заставе, Отряд двинулся по улице, в которую плавно перешел тракт. Как и в Хамире, она шла в окружении высоких плотных заборов. Видимо, здешняя публика не доверяла приезжим и старалась отграничиваться от них получше. Впрочем, улицы оказались заметно шире хамирских, даже на боковых ответвлениях могли свободно разъехаться три телеги.

Вскоре Тилос свернул с главной дороги в какой-то проулок.

– Сейчас доберемся к верному человеку, - пояснил он, не оглядываясь. - В трактирах нам появляться не с руки, мало ли на кого нарвемся. Передохнем день-другой и дальше двинемся.

– Куда - дальше? - поинтересовался Заграт. - На север? На юг? Или через море двинем? Ногами по воде пойдем или плот свяжем?

– Там видно будет, - не среагировал на сарказм Тилос. - Да, вот еще что. Не в тюрьму едем, но за забор выходить не советую. Работники у этого человека надежные, но даже за соседей не поручусь. Смотреть здесь нечего, весь город такой: амбары да глухие стены, в иных местах и собак могут спустить, если шляться вокруг начнете. Ясно?

– Слушай, что ты раскомандовался? - возмутился Заграт. - Не маленькие, сами все понимаем. Но к родичам мне смотаться надо, обстановку разведать.

– Не кипятись, - оборвал его Тилос. - Надо - иди, но осторожно. Только не думаю, что ты больше моего выяснишь. Ага, приехали.

Путники остановились у больших ворот в особенно высоком заборе, утыканном поверху чем-то блестящим и острым. Поодаль стояли две пустых телеги, пахнущие зерном, еще две сцепились осями на выезде. Вокруг бестолково суетились люди. Тилос спрыгнул с коня и повел его в поводу, обходя затор. Остальные последовали его примеру.

Один из суетящихся оступился, взмахнул руками и почти упал, но в последний момент ухватился на проходящего мимо Теомира и удержался на ногах. Что-то неразборчиво пробормотав, он повернулся обратно к телегам, но впившиеся в плечо когти орка остановили его.

– Куда это ты собрался, парень? - ехидно спросил его шаман. - Далеко или не очень?

– Чего надо?! - закричал мужичок, но как-то не слишком убедительно. Его глаза забегали по сторонам. - Чего хватаешься! Ну, запнулся, с кем не бывает!

Еще двое или трое тележников повернулись в их сторону и начали приближаться.

– Да бывает, бывает, - угрожающе сказал Заграт. - Только кошель-то верни, а то нехорошо получается…

– Какой еще кошель? - ненатурально удивился тот. Теомир судорожно схватился за пояс с обрезком ремешка, побледнел и шагнул к вору, хватаясь за рукоять меча. Видимо, мужичок это заметил, поскольку дернулся особенно сильно. - Не знаю я никакого кошеля! Пусти, говорят тебе, лесовик неумытый!

Заграт хищно зашипел сквозь зубы.

– А вот это ты зря, - медленно протянул он, оскаливая зубы. - Может, местным такие слова и нравятся, не знаю. Но только я - не местный. Не хочется мне в первый день в городе когти кровью марать, а то бы лежать тебе с порванной глоткой! - Он приблизил лицо вплотную к лицу вора. - Ну как, договоримся мирно или…

– Эй! - окликнул его один из товарищей мужичка. - Ты это… - Рядом с шаманом возникла внушительная фигура тролля, и защитник осекся, нервно сглотнув. Переборов страх, он продолжил куда более неуверенным тоном: - Ты бы его того… отпустил, а? Мы ведь зла никому не желаем, точно! Да он сболтнул, не подумав…

– Не с тобой разговор! - прошипел ему Заграт. - Вернет кошель - так и быть, прощу.

– Да не брал я… - завопил мужичок, но тут же взвизгнул от боли, когда когти орка еще глубже впились ему в плечо. Сквозь нечистую рубашку проступили пятнышки крови. - Да на, подавись ты! - отчаянно крикнул он, бросая на землю холщовый мешочек. Заграт дал ему вывернуться из захвата и пронаблюдал, как тот бросился бежать по улице. Затем он нагнулся, подобрал кошелек, неспешно отряхнул его и вручил Теомиру.

– Держи, разиня, - насмешливо сказал он. - Не зевай по сторонам, а то на ходу без подметок останешься.

Хлаш вразвалку подошел к сцепившимся телегам, ухватился за одну и резко дернул. Протестующе скрипя, та отцепилась от второй колымаги.

– Вы отсюда ехали? - безразлично спросил он. - Вот и езжайте своей дорогой.

Огорошенным обозникам хватило нескольких секунд, чтобы поспешно рассесться по телегам и, нахлестывая ни в чем не повинных лошадей, убраться подальше, испуганно оглядываясь через плечо.

– Умеете вы впутываться в истории, - хмыкнул подошедший сзади Тилос. - Знакомьтесь - это Перетук, владелец складов.

Грузный пожилой мужик, до глаз заросший седеющей черной бородой, коротко кивнул.

– Пятерых, да еще с конями, сложно скрыть будет, - сумрачно пробасил он. - Все равно пересуды пойдут. Я ж вам не трактирщик. Одного-двоих, как всегда, - это пожалуйста, а пятеро - перебор.

– Да не надо скрывать, - терпеливо ответил ему Тилос. - Можешь сам соседям рассказывать. Я - купец из Хамира, это моя дочь… - Он пересказал Перетуку легенду. - Вот снабдишь нас деньгами да снарядишь как следует, мы дальше отправимся.

– Нет у меня сейчас денег, - еще угрюмее откликнулся тот. - Все в дело вложено.

– Да говорю же тебе, что не надо нам денег, - в голосе Тилоса послышалось раздражение. - Ты так соседям говори, а о себе мы сами позаботимся.

– Ладно, посмотрим, - буркнул Перетук. - Сейчас работника пришлю, о конях позаботиться, да девку дворовую, чтобы комнаты приготовила. - Он повернулся и вразвалку ушел вглубь двора.

– Странный он какой-то, - посмотрел ему вслед Заграт. - Ты в нем точно уверен?

– Я уже ни в чем не уверен, - вздохнул Тилос. - Больше десяти лет у него останавливаюсь, когда на основных явках светиться не стоит. Как-то раз помог ему от разбойничков в лесу отбиться, вот и пользуюсь. Плачу, конечно, как следует. Туповат он, но авось не выдаст.

– Авось да небось - хоть брось, - пробормотал про себя Заграт. - Мы так и будем на дворе до завтра торчать?

Вскоре пришел работник, здоровенный парень с сонным выражением лица. Он отчаянно зевал, в волосах запуталась солома, на мятом лице отпечаталась какая-то сетка. Запинаясь, он добрел до запертой конюшни, отодвинул засов и стал по одному заводить коней в стойла.

– Надеюсь, расседлать не забудет, - пробормотал Тилос. - Пойдемте в дом, что ли.

Дворовая девка отвела гостей в две смежные горницы, их окна выходили все на те же унылые амбары. Заграт, подумав, сунул ей мелкую монету, и она удалилась, поигрывая боками. Отряд расселся по лавкам, и все ожидающе уставились на Тилоса.

– Чего это вы на меня так смотрите? - угрюмо поинтересовался тот. - Фокусы фокусничать я не умею, а на голове стоять - настроения нет. Хотите цирка - пусть кто другой показывает.

Ольга тихонько хихикнула. Заграт бросил на нее неодобрительный взгляд.

– Ты, друг милый, дурака тут из себя не строй, - решительно заявил он. - Кто нас сюда приволок? Ты. Вот и колись, что у тебя на уме.

– Нет у меня ничего на уме, - буркнул Серый Князь. - Мне последние дни одного хочется - свернуться калачиком, накрыться с головой одеялом и поспать лет так двести. Здесь мы в безопасности, прочесать постоялые дворы майновские подсылы еще могут, и то пуп порвут, а вот каждый дом - точно нет. Но они знают - или догадываются - что вы в городе. Покоя вам не дадут. Боюсь, что… - Он потер глаза рукой и замолчал.

– Договаривай, жизнерадостный ты наш, - подбодрил его Заграт. - Чего спужался? Может, и успокоим, петушка на палочке дадим…

– Кончай юродствовать! - неожиданно взвился с лавки Тилос. - И без тебя тошно! Навязались на мою голову… - Он резко выдохнул и сел обратно. Заграт осторожно вернул на место отвисшую челюсть и незаметно качнул головой.

– Извини, - лицо Тилоса сделалось смертельно усталым. - Нервы на пределе. Вымотался я как-то, и не припомню такого…

– Тилос, - заговорил молчавший до того тролль. - Тебе за последнее время досталось, и все тебе сочувствуют. Но Заграт прав. Ты обещал довести нас до Талазены - и довел. Но уж больно ты игру втемную любишь. Понимаешь, не тот сейчас случай. У тебя своя дорога, у нас - своя, и опекать нас до конца жизни ты не сможешь. Мы не малые дети, рано или поздно придется решать за себя самим. И чем больше мы будем знать - тем лучше. Поэтому… ты уж не сочти за грубость, но лучше сразу выкладывай, что у тебя на уме.

– Ребята, - лицо у Тилоса стало почти умоляющим. - Я понимаю ваше волнение, но, очень прошу, подождите с вопросами. До вечера, не дольше. Поймите, я сейчас знаю не больше вашего. У меня давно не было связи с моими людьми в Талазене, я не знаю, что происходит вокруг. Я собираюсь прогуляться по городу, выяснить обстановку, а там уже и думать, что вам делать. Да и мне тоже…

– До вечера… - хмыкнул Заграт. - Не так долго до вечера осталось. Ну что, други, потерпим? - Он обвел всех взглядом. Хлаш чуть наклонил голову, Ольга яростно закивала. Да, девчонка в него влюблена, мелькнуло у Заграта в голове. Только драки за бабу нам и не хватало для комплекта. Он перевел взгляд на Теомира. Тот сидел, потупившись, но взгляд Заграта заметил и чуть пожал плечами.

– Ладно, - подвел итог шаман. - До вечера ждем и не рыпаемся.

– Деньги возьми, - Хлаш отцепил кошель от пояса и протянул Тилосу. - Знаю я этих верных людей, не заплатишь - с потрохами продадут. - Да держи ты, - он чуть не силой сунул ему деньги, заметив сомнение на лице. - Сам знаешь, не последнее.

Тилос задумчиво взвесил мешочек в руке, затем осторожно положил его на занозистый деревянный стол.

– Спасибо, друг Хлаш, но не нужно. Вы что, на самом деле думаете, что я голым остался? - Он усмехнулся. - Знали бы вы, сколько раз мне с нуля начинать приходилось! Как раз для таких случаев немного золота у менял храню, да пара потайных схронов в разных местах Талазены устроена. Плюс еще несколько в окрестностях. Неприкосновенный запас, так сказать. Немного, конечно, но от голода точно не помру. А за предложение спасибо. - Тилос кивнул и вышел из комнаты, шурша полами плаща.

– Гордый, - подвел итог Заграт. - Даром что сам эти деньги дал. Ну, товарищи вы мои дорогие, что сами-то думаете? Не вечно же нам чужим умом жить.

– Кривая выведет, - махнул рукой тролль. - Сам же знаешь - Игра. Мы сейчас вроде кукол на веревочках в уличном театре - как потянут, так и задергаемся. Думаю, само все сложится. А наше дело маленькое - делать что должно.

Заграт с удивление посмотрел на него.

– Ну и ну, - он неодобрительно клацнул клыками. - От тебя я это в последнюю очередь ожидал. Ты сказку про лягушку в кувшине с молоком слыхал?

– Слыхал, - согласился Хлаш. - Но мы-то если и лягушки, то на рыбацком крючке. Барахтайся - не барахтайся, а подсечет рыбак леску - и вылетим на берег. Если сом раньше не заглотит.

– Не узнаю я тебя, - с осуждением сказал Заграт. - Какой-то ты странный сегодня.

– Это ты нервный, - парировал тролль. - Что толку дергаться, ровно щенкам слепым? Вот Тилос вернется, расскажет, что выяснил, там и будем думать. А сейчас я лично дрыхнуть собираюсь. Мало ли что ночью будет.

Он порылся в своем мешке, вытащил одеяло, расстелил его на полу и улегся, вытянувшись во весь свой огромный рост.

– Толкните, если что, - сказал он и закрыл глаза.

Заграт растерянно посмотрел на Всадников. Ольга с Теомиром сидели, прижавшись друг к другу, и во все глаза смотрели на шамана.

– Чего уставились? - раздраженно буркнул он. - Дело бугай говорит, даром что зеленый. Я лично тоже дрыхнуть буду. Да и вам советую. В соседней комнате лавки широкие, вот и пользуйтесь. А то, действительно, опять ночью топать куда придется.

От кадильницы в углу тянуло сладковатым дымком. Каол поморщился. Он не любил такие покои, больше смахивающие на бабские спальни, чем на мужское жилье. Впрочем, развалившегося в мягком кресле купца мужчиной назвать было сложно. Жирное, наголо бритое лицо, толстенное брюхо, маленькие бегающие глазки и длинные волосы, связанные сзади конским хвостом - все это делало его похожим на какого-то огромного слизняка. Каол Трейн мысленно одернул себя - такие мысли рано или поздно проступают на лице, а дураком сидящего перед ним человека назвать нельзя.

– Ну так как? Мы договорились? - Посланник напряженно вглядывался в лицо главы городского Совета, пытаясь понять, что творится за низким морщинистым лбом. - Я могу передать Повелителю, что вы сделаете все, что можно?

– Сложно это, - уклончиво пробасил тот. - Тролль - еще ладно, их в городе недолюбливают, но вот орка может себе их община затребовать, своим судом судить. Негоже с ними ссориться, себе дороже. Да и Тилос этот многим известен. Серый Князь…

– Да нет больше Серого Князя, сколько еще вам говорить! - рявкнул Каол, вскакивая со стула. От неловкого движения боль ударила из шеи в голову, и он окончательно взбеленился. Больше всего на свете ему хотелось сейчас вцепиться в жирную шею и давить, давить упрямую скотину, пока посиневший язык не вывалится изо рта. - Нету! Спекся! Пеплом по горам разлетелся! Забудьте про него, уважаемый! Не посланник больше этот Тилос, простой бродяга, каких тысячи, как вы не понимаете! Пять бродяг - орк, тролль да три человека! Неужто настолько сложно их за глотку взять?

– Талазена - город свободный, - купца ничуть не смутил приступ ярости, уже третий за нынешнюю беседу. На своем веку ему приходилось видеть немало прытких юнцов вроде этого, а где они сейчас? - У нас просто так народ не хватают, не то что в других местах. Говоришь - бандиты? Ладно, поверю. Но я - не городская управа, она мне не подчиняется. От меня свидетельств потребуют, пострадавшего попросят предъявить. А пострадавший, по вашим словам, сам Майно? И как я его предъявлю, особливо учитывая, что Империя с ним все еще воюет? Как бы меня самого за такие фокусы на кол не усадили.

– Да о чем вы… - взвыл Каол, но глава Совета лишь покачал головой:

– Сложно это. Ох, сложно.

– Ах, сложно? - свистящим от ярости шепотом спросил его посланник, подходя вплотную. - Ах ты жаба перекормленная! Как деньги брать - так просто, а как отработать их - сразу сложно? Ты кому в прошлом месяце две баржи зерна продал, забыл? Кому из городского арсенала новые брони да оружие списываешь да за гроши спускаешь? Думаешь, мы просто так твое барахло берем, кланяемся да утираемся? У каждой сделки минимум три свидетеля! Хочешь, завтра ты ночевать не на своей перине будешь, а в собственной блевотине в городских казематах? Хочешь, а?

– Да я ж не отказываюсь, - губы купца мелко задрожали, и Каол довольно ухмыльнулся. Такой же червяк, как и прочие. - Я ж просто говорю, что…

– Меня не волнует что ты… что вы говорите, уважаемый, - посланник отвернулся и отошел к своему стулу. - Повторяю еще раз. К завтрашнему дню вся компания должна оказаться в кутузке. За что их возьмут - мне без разницы, но чем дольше они там просидят - тем лучше. Если законопатите их пожизненно - получите дополнительную премию. Но упаси вас Пророк, если хоть один из них сдохнет!

– Да-да, я понял, - мелко закивал купец. По его щекам струился пот. - Я… я сделаю все, что смогу! Вы можете передать нашему господину мои уверения в чрезвычайной преданности! Я не подведу, обещаю!

– Так-то лучше, - Каол презрительно швырнул на стол увесистый глухо звякнувший мешочек. - Вот награда. Здесь пятьдесят золотых. Великий не забывает добрых дел. Но, - его голос опять сделался злым, - предательств он тоже не забывает. В ваших же интересах, чтобы все прошло как по маслу. - Он вышел из комнаты, яростно хлопнув дверью.

Глава Совета долго смотрел ему вслед. Его руки все еще мелко дрожали, но во взгляде была лишь черная ненависть.

– Ах ты сопляк, - наконец пробормотал он. - Как по маслу, говоришь? Ну, я тебе устрою "как по маслу"!…

Заграт вздрогнул и проснулся. Со двора доносились невнятные приглушенные звуки - похоже, опять разгружали телеги. Или, наоборот, нагружали. В углах комнаты скапливались густые сумерки, в окно еле виднелся темно-серый от надвинувшихся дождевых туч краешек неба. Хлаш все так же неподвижно лежал на полу, но его глаза были открыты.

Заграт сел на лавке, стараясь производить как можно меньше шума. Какое-то непонятное предчувствие поднимало дыбом шерсть у него на хребте. Он осторожно выглянул в соседнюю комнату. Ольга с Теомиром спали, сладко посапывая, голова девушки уютно устроилась на груди парня. Шаман чуть слышно фыркнул и, крадучись, подошел к окну. Глаза тролля неотрывно следили за ним.

Вот оно. Чуть слышный лязг железа о железо где-то совсем рядом. Легкий приглушенный кашель. Осторожные шаги за углом дома. Заграт пожалел, что нельзя открыть окно, невозможность принюхаться угнетала. Он вопросительно взглянул на Хлаша.

– Двое или трое караулят окно, - прошептал тот. - Еще несколько в доме, ходили крадучись, но половицы выдали. Всего слышал семерых или восьмерых. Чего-то ждут, что ли, не пойму.

– По наши души? - Заграт осторожно присел на лавку и попытался расслабиться. - Как нашли так быстро? Тилос не появлялся?

Тролль сделал отрицательный знак и неслышно встал на ноги.

– Вопрос в том, сдал ли нас хозяин или сами нашли, - вслух подумал Заграт. - Если хозяин, то мы в мышеловке. Я через заборы с шипами лазить не умею. Если сами, то остается шанс, что он вызовет городскую стражу… Дернули же нечистые предки сунуться в этот муравейник!

– Я бужу детей, - сообщил ему Хлаш, проходя в соседнюю комнату. - Видимо, придется прорываться. Плохо, что Тилоса нет… хотя, может, и к лучшему. Все равно когда-то расставаться придется. Ольга, Теомир, - он осторожно потряс молодых Всадников за плечо. - Проснитесь.

– Ой, Хлашим… - сонно улыбнулась ему девушка. - Мне такой сон снился…

Теомир широко зевнул.

– Тихо, - тролль прикрыл им рты ладонями. - Враги.

Теомир дернулся, судорожно нащупывая оружие. Заграт усмехнулся - тоскала небрежно валялась в другом углу комнаты. Он подобрал меч и передал его парню. Тот смутился, но быстро приладил клинок к поясу, заодно освободив застежки метательных звезд. Несколько минут ушло на сборы.

– Я первый, - шепотом инструктировал Хлаш. - Теомир сразу за мной. Потом Заграт, последняя Ольга. Я к воротам, остальные - к конюшне.

– Кони расседланы, - дрожащим от возбуждения голосом напомнил ему Теомир. - Если их много - оседлать не успеем…

– Ты без седла ездить не учен?

– Я-то учен, а вот Ольга…

– Я тоже не дура, - задрала нос девушка. - Не хуже тебя управлюсь. Тоже мне, умелец нашелся!

– Кончайте базар! - оборвал их Заграт. - За себя не уверен, но там видно будет. Хлаш, а ты как? Мы без узды тебе коня не прихватим.

– Я и пеший не отстану, - отмахнулся Хлаш. - Все готовы. И - раз…

За стенкой раздался короткий всхлип, за ним еще один, потом два мягких удара о пол. Чуть погодя в дверь легонько поскреблись. Хлаш рывком распахнул створку, и его кулак со свистом рассек воздух.

– Шустрый ты, братец, спасу нет, - укоризненно сказал ему Тилос. - Давайте-ка этих двоих внутрь, пообщаемся немного. - Он кивком показал на безжизненно валяющиеся тела. - Одного я надолго вырубил, второй - так, в легком обмороке.

– Остальные? - коротко спросил Хлаш.

– Трое отдыхают в овине, еще двое - на конюшне. Видимо, караулили и ждали подкреплений.

– Тогда уходить надо, не тратить время.

– Куда? Майно в зубы? Я этих ребят не знаю, надо бы прояснить дело. Ты же не хочешь от всякой тени шарахаться? - Тилос ухватил одно из тел подмышки и втащил в комнату. Следом Хлаш втянул второго, а Заграт тихо прикрыл дверь.

Двое мужчин были одеты во все черное - черные рубахи под черными грубыми куртками, черные штаны и мягкие сапоги, черные плащи с глубокими капюшонами. Тилос раздвинул одному губы - зубы тоже оказались начернены. В нагрудных карманах нашлись черные глухие маски с прорезями для глаз, и даже зазубренные кинжалы оказались воронеными.

– Ночные твари, - констатировал Заграт. - Воры? Убийцы?

– Воры, - согласился Тилос. - А по нужде и убийцы. Но высокого полета птицы, мелочь по карманам не тырят. Помните того парня, что кошель у Теомира позаимствовал? Он, наверное, нас и сдал. Думаю, Майно им заплатил за ваши головы. А может, и за мою. Сейчас выясним.

Он несколько раз с силой хлопнул одного из черных по щекам. Тот слабо застонал, и Тилос кольнул его острием кинжала, попутно бросив грустный взгляд на свои покрытые ожоговой коростой пальцы.

– Не сгорели бы эффекторы… - пробормотал он под нос. - Ладно, и так справимся. - Он кольнул еще раз.

Вор дернулся и распахнул безумные глаза, уставившись на кинжал. Заграт проворно заткнул ему рот ладонью.

– Слушай, гнида, - он нагнулся к пленнику, обдав его зловонным дыханием и порадовавшись, что давно не жевал кору. Почему-то смрад из пасти всегда действует на пленников похуже клинка. - Жизни тебе осталось ровно столько, сколько правды скажешь. Будешь мозги парить - глотку зубами порву. Соскучился я по свежей крови, знаешь ли… - Он плотоядно улыбнулся. Пленник дернулся и замычал. - Тихо, недоумок! Слово лишнее вякнешь - яйца отрежу и тебя же сожрать заставлю. Веришь? Лучше поверь, а то я сегодня не в настроении. Кивни, если понял.

Пленник усиленно закивал головой, переводя широко открытые глаза с кинжала на оскаленные клыки Заграта и обратно.

– Вот и молодец, - ласково сказал ему шаман. - Понятливый попался. Глядишь, и поживешь еще. Давай, - он убрал ладонь и кивнул Тилосу. - Ты лучше спросишь. А ежели что не так - только мигни.

– Спасибо, - нехорошо осклабился тот, не отводя от вора ледяного взгляда. - А ты, парень, зря на орка смотришь. Он хоть и крутой парень, но до меня ему далеко. Меня Тилосом кличут, да ты, наверное, сам знаешь, раз на охоту вышел. А слыхал, что про меня рассказывают?

Вор тихонько заскулил, не раскрывая рта, и зажмурился.

– Вижу, слыхал, - удовлетворенно ухмыльнулся Тилос. - Да только не все. Я, знаешь ли, человек скрытный, делишки на людях редко обделываю. Молись Пророку, чтобы на своей шкуре не испытать, что обо мне не рассказывали. Это тебе для начала, - Серый Князь зажал пленнику рот, а другой рукой ткнул куда-то в шею. Тело вора выгнулось в страшной судороге, из-под ладони вырвался приглушенный вопль. Хлаш с силой придавил его к полу. Ольга вздрогнула и отвернулась к стене.

– Это только предупреждение, - посулил Тилос. - Поймаю на лжи - будет куда хуже. Теперь отвечай. Где хозяин?

Несколько мгновений пленник судорожно разевал рот, пытаясь заговорить.

– В амбаре… зерном присыпан… - наконец выдавил он из себя. - Помощь… звал…

– Ах ты пакость подзаборная… - Тилос потемнел лицом. - Кто вас послал и как вы нас нашли? И не торопись, дружок, поподробнее.

Выяснилось, что накануне вечером в Воровскую гильдию прилетел почтовый голубь. Откуда - неизвестно, пленный к этому допущен не был. Птица принесла записку с приметами всех пятерых и обещанием хорошего вознаграждения за каждую голову. Там также значилось, что компания чрезвычайно опасна. Описание довели до сведения уличной шушеры и стали ждать, не попадется ли рыбешка в сети.

Первый сигнал поступил от своего человека в городской страже, из тех, кто нес вахту на въездах в Талазену. К несчастью, оставить свой пост он не мог, так что разыскиваемые растворились в городе. На всякий случай оповестили людей на постоялых дворах, но там компания не появилась. Но вскоре на хазу прибежал запыхавшийся карманник из тех, кто довольствуется медной мелочью и обычно не привлекается к серьезным операциям. Он опознал в гостях торговца зерном искомую группу. В этот час на хазе было немноголюдно, так что карманника отправили за подмогой дальше, а сами ввосьмером отправились приглядывать за Отрядом. Памятуя о грозных предупреждениях, напасть не решились, ждали подкрепления. Потом появился Тилос.

– Голубь неизвестно откуда - это, никак, из Золотой Бухты, - задумчиво сказал Хлаш. - Иди где у них глава гильдии обитает? Не иначе, на нас по всей Империи охоту развернули. Да, скольких ты, говоришь, вырубил? Семерых вместе с этим гавриком?

– Твою мать… - Тилос ударил кулаком по скамье. - Восьмой ушел. Значит, и нам пора удочки сматывать. - Он прижал сонные артерии на горле пленника и подождал, пока тот не перестал дергаться. - Пусть передохнет парень, тяжелый денек у него выдался. А нам - в гавань.

– В гавань? - Заграт удивленно взглянул на него. - Это еще зачем?

– По дороге объясню, - Тилос подошел к двери и прислушался. Стояла почти гробовая тишина. - В любую минуту здесь новые гости появятся. Быстро!

На дворе стояла одинокая телега с запряженной лошадью, но никого из работников рядом не замечалось. Крадучись вдоль стен, добрались до конюшни. Заграт незаметно пнул торчащий из-под охапки соломы сапожный носок, так что он полностью скрылся под снопом. Девчонка и так бледная ровно смерть, не хватало еще, чтобы в обморок грохнулась. Чем меньше будет думать о пропаже работников, тем лучше.

Все обошлось. Быстро оседлав лошадей, компания выбралась за ворота, аккуратно прикрыв их за собой.

– Едем спокойно, - предупредил Тилос. - Все тихо-мирно, мы усталые путники, ни о чем не знаем, только что явились в город. Жетоны не забыли? Вот и ладушки. Теперь - о ситуации:

– Первое. Судя по всему, еще недавно Майно был в Замке Теней, что к северу отсюда. На днях был замечен странный корабль с большим эскортом, уходящий на восток. Это согласуется с чрезвычайными мерами предосторожности в районе Замка, снятыми вскоре после отплытия конвоя. Похоже, на Западном материке Майно больше нет, и ваш путь лежит через море.

– Второе. Попасть за море вы можете лишь из Золотой Бухты. Неделю назад Император запретил торговлю с Восточным континентом. Майно захватил его почти полностью, так что, по мнению Императора, эта торговля лишь на руку Врагу. В Зераполь и Крестоцин еще ходят корабли, но в основном военные. Готовится последний торговый караван во исполнение старых обязательств, который отходит из Золотой Бухты через пять дней.

– Наконец, третье. В городе находится наш старый знакомый, Каол Трейн. Помните парня, что за вами по всему миру бегает? Он и сейчас охотится за нами. Сегодня он встречался с главой городского Совета, требуя от него нашего ареста. К счастью, он умудрился оскорбить лучшие чувства уважаемого главы. Тот предупредил меня через своих шпионов, чтобы мы исчезли из города как можно быстрее. Завтра утром наши приметы будут висеть на всех углах. Понятно, почему нам нужно в гавань?

– Я, наверное, тупой как коряга, - проворчал Заграт. - Я не понял. Про заморские страны мы еще поговорим, когда поспокойнее будет, но зачем нам гавань? Проще лесами да рощицами.

– Заграт, - вздохнул Тилос. - Каолу уже сообщили, что мы в городе. Это значит, что Талазена обложена так, что и мышь не выскользнет. Мы и версты не проедем, как будем утыканы арбалетными болтами по самое не могу. А вот кораблей у Майно здесь наверняка нет. К счастью, нынешний Император, в отличие от многих своих подданных, ненавидит Майно, считает угрозой своему правлению - и он прав. Поэтому официально Империя с ним воюет, его корабли топят, а у нас появляется шанс.

– Убедительный ты наш, - проворчал Заграт, в поисках поддержки оглядываясь на Хлаша. Но тот ехал, глядя прямо перед собой. - Да где же мы найдем корабль на ночь глядя? Вон, уже ни зги не видно.

– В Золотую Бухту должны уйти одна торговая и одна военная галеры. Военная - посыльная, она уходит ночью, уж и не знаю за какой надобностью. Они берут пассажиров, хотя и дерут три шкуры. Торговая уходит завтра с рассветом.

– И какой же отправимся?

– Обеими.

Ольга с Теомиром удивленно охнули, Хлаш приподнял одну бровь и вопросительно посмотрел на Тилоса. Заграт сплюнул.

– Этого я и боялся, - со вздохом сказал он. - Я даже спрашивать не буду, почему.

– И правильно, - одобрительно глянул на него Тилос. - Все то же. Слишком пестрая мы компания, чтобы всем вместе путешествовать. Не забывайте, нас скоро еще и за убийство искать начнут.

– За какое убийство? - удивился Теомир. - Мы никого не убивали. Ты же их только это… оглушил, что ли. Да и потом, они ведь воры. Они к нам сами залезли, не мы к ним.

– За убийство купца Перетука, его домочадцев и работников, с целью ограбления, - терпеливо пояснил Тилос. - Неужто вы думаете, что майновы подсылы здесь, в Талазене, упустят такой случай? Воры-то очухаются и исчезнут, а трупы останутся. А воров никто, кроме нас, не видел.

– Трупы? - широко раскрыла глаза Ольга. - Ты хочешь сказать, что их… их всех… из-за нас…

– Надо было им глотки порвать, - проворчал Заграт. - Ты, Тилос, словно ребенок малый, крови боишься.

– Я ее не боюсь, - сумрачно пояснил тот. - Меня от нее тошнит. Ее на моих руках столько, что небольшой пруд наполнить можно. Слушай, давай мировоззренческие дискуссии на потом оставим, ладно? Не в настроении я. Да и гавань близко.

В лицо пахнуло сырым ветерком.

– Солененький… - пробормотала Ольга, отворачиваясь. Ее глаза подозрительно поблескивали, но даже ночное зрение не помогло Заграту разглядеть, от слез или от возбуждения. Н-да, нервы у девчонки гнилые, даром что Всадница. Если уж от десятка жмуриков разнюнилась, то как же Майно убивать будет, пусть и в компании? Пригляд за ней нужен. Какого хрена она в Отряде оказалась? Неужто нельзя было толкового мужика вместо нее присобачить?

– Да весь город солью провонял, - проворчал он вслух. - И птицы эти дуры, вопят как железом по камню водят. Поубивал бы…

– Эх, парень, - ухмыльнулся ему Хлаш. - Ни на медный грош в тебе романтики. Это же чайки.

– Где чайки? - хором воскликнули молодые Всадники.

– Да вон вопят, слышите? - поморщился орк. - Чтоб им сдохнуть, пакости белой. Ровно пилой по ушам водят. Тилос, колись до конца. Как делиться будем? Кто на каком корыте поплывет?

– А? - удивился тот. - Я думал, и так все понятно. Теомир с Хлашем на военной галере, мы с Ольгой и Загратом дождемся утреннего корабля…

– Я ее не оставлю! - вскинулся Теомир. - Мы вместе!

– Теомир, - Тилос подъехал вплотную к его коню и положил парню руку на плечо. - Я тебя понимаю, но…

– Какое "но"?! - возмущенно воскликнул тот, сбрасывая его руку. - Мы с ней вместе столько верст проехали! Мы все время вместе были! Мы…

– Если вы не разделитесь, вы в любом случае недолго останетесь вместе, - холодно ответил Тилос. - Смерть - она всех разделяет, что бы там не пели менестрели в дешевых кабаках. Делить вас четверых можно лишь пополам, Игра не позволит никому из вас гулять поодиночке. У двоих еще есть шансы, у одного - никаких. Когда Отряд сможет соединится - я не знаю, и отпускать тебя с ней без пригляда не собираюсь. Вдвоем вы в Империи, даже в столице, долго не протянете. Поэтому Заграт идет с Ольгой, я присматриваю за ними. Ты идешь с Хлашем.

– Ты бы мог и за нами обоими присмотреть! - яростно крикнул Теомир. - Ты хочешь меня… хочешь ее…

– Уймись! - положил ему руку на другое плечо Хлаш. - Тилос дело говорит. Нам с Загратом нельзя - не было еще такого, чтобы орк с троллем вдвоем по свету шатались. На нас все пялиться будут, а мы вроде как скрыться хотим. А Тилос с Загратом вдвоем за Ольгой надежней присмотрят, чем я один.

– Он прав, Темка, - тихо сказала Ольга. - Нельзя Заграту с Хлашем вместе на люди показываться.

Теомир раскрыл было рот, бросил растерянный взгляд на товарищей и замолчал, обиженно надувшись. Заграт бросил на него косой взгляд. Только не говорите мне, что этот мальчишка начал ревновать Ольгу к Тилосу, мысленно вздохнул он. Только этого еще не хватало…

– Легенда прежняя, - Тилос ободряюще хлопнул Теомира по спине. - Ты - сын полководца, Хлаш твой телохранитель. Я купец, Ольга - моя дочь, Заграт - проводник. Да не расстраивайся ты так, послезавтра к вечеру все в Золотой Бухте встретимся… надеюсь.

Теомир, не поворачиваясь, раздраженно мотнул головой.

– Хлаш, возьми, - Тилос протянул свернутый трубкой пергамент. - В столице спросишь, как пройти к Сабельной улице. Там найдешь лавку бронника Олента, отдашь ему это. Он укроет, пока мы не появимся.

– А если не появитесь?

– Куда мы денемся, - невесело ухмыльнулся Тилос. - Денег у вас хватит на пару месяцев, да и бронник - человек надежный, на улицу не выгонит. Ты, кстати, нового молотобойца перед соседями изобразить можешь, чтобы лишних вопросов не возникало. А Теомир - подмастерье, Олент как раз в последнее время искал такого. Авось не нашел еще. Ладно, сами сообразите. Больше чем на день разминуться мы не должны.

– Как скажешь, - хмыкнул Хлаш, засовывая грамоту за пазуху. - Далеко до нужного причала?

– Вон огни горят, - махнул рукой Тилос. - Ну что, будем прощаться? Незачем нам всем вместе там показываться.

По голове постучали - раз, другой, третий. Судя по ощущениям, стучали чем-то вроде деревянного молотка. Клотис вздрогнул и распахнул глаза, судорожно нащупывая под подушкой рукоять кинжала. В дверь постучали еще раз.

– Кто? - хрипло спросил он, отчаянно пытаясь выпутаться из-под одеяла. Впрочем, первый приступ паники уже прошел. Он дома, за высоченным забором, дубовыми ставнями и дверью, заложенной могучим железным засовом, в окружении десятка сторожей и дважды по стольку слуг. Во всяком случае, убийца не станет стучаться в дверь спальни, прежде чем войти.

– Это я, Пристен, - приглушенно донеслось до него. - Разбой злодейский в городе.

– Какой такой разбой? - проворчал глава Совета, нащупывая мягкие тапки ногами. - До утра погодить не мог? Сейчас открою…

Начальник городской стражи выглядел весьма потрепанным. Видимо, его оторвали от хорошей дружеской попойки, и сейчас он едва стоял на ногах, мужественно придерживаясь за косяк. Вином несло так, что торговец невольно отступил назад. Впрочем, Пристен был известен тем, что вино не туманило ему голову. Именно поэтому с ним пили только те, кому абсолютно нечего скрывать - портовые бродяги да собственные подчиненные.

– Выр… вырезали дом купца Перетука, - заплетающимся языком заявил он. - Всех, вм… вместе с работ… ик… ами.

– Ну и что? - поморщился Клотис, помахивая рукой перед лицом. - Я что, должен сам убийц искать? Твоя это работа, вот и займись. Во имя Пророка, ко мне-то зачем приперся?

– Так… ик… говорят, что это… этот, которого… ик… вы, хоз-зяин, искать приказали… не поспешая. Ты…лос… и еще с ним тролль и… ырк!… орк, и прочие.

– Вот как? - насторожился купец. - Вот так прямо взяли и всех вырезали? Кто видел?

– Соседи! - уверенно заявил стражник. - Говорят, что… ик!… днем заявились, а вечером… того… смылись. А там остались… сам Перетук… жена… работников штук пять… Кроме них некому, точно говорю…

Брезгливо сморщившись, купец отошел подальше. Ай да Каол, ай да поросячий сын! Нашел, как прижучить недруга, да еще как быстро! Жаль. Теперь Тилоса придется сажать на кол, а ведь у него, Клотиса, были свои планы. Ну, может это и к лучшему. Слишком много знает бывший посланник, чтобы позволить ему разгуливать свободно. Честность честностью, но когда его хозяин спекся - во всех смыслах - вдруг да начнет торговать этим знанием…

– Так чего же ты ждешь? - заорал он, поворачиваясь к Пристену. - Воры, понимаешь, на свободе разгуливают, а ты со мной лясы точишь? Скоро о каждом карманнике докладывать будешь, так, что ли? Пошел отсюда, и чтобы не возвращался, пока всю компанию тепленькими не возьмешь!

– Но… хозяин… вы же сказали… не тор… ик!… питься?

– Мало ли что я сказал, болван! - прошипел глава Совета. - Я же не знал, что они глотки резать начнут, как тати с большой дороги! Взять, и быстро. Перекрыть выезды, прямо сейчас! Плевать мне, в каких кабаках ты своих бездельников откопаешь, из-под каких юбок вытащишь, только если эти уйдут - голову сыму. Пошел!

– Да… ик!… хозяин! - преданно вытянулся Пристен. - Мышь… не пролетит! Сделаем… ик!… в лучшем виде!…

Покачиваясь и придерживаясь за стены, стражник удалился. Клотис отчаянно замахал руками, пытаясь разогнать могучий запах перегара, но, спохватившись, торопливо прикрыл дверь и заложил ее засовом. Надо будет приказать глазок прорезать, мало ли кто чужими голосами разговаривать может.

На ощупь купец добрался до кровати, скинул тапки и забрался под теплое одеяло. Внезапно по его спине поползли ледяные мурашки. Что же это получается? Если этот Каол способен в большом городе найти человека быстрее, чем его собственная стража, да еще и зарезать кучу народа, только чтобы подставить недруга… Не слишком ли большую власть, хоть и тайную, приобрел в городе Майно? И не захочет ли он в один прекрасный день зарезать его, Клотиса? Ох, дернули же нечистые духи связаться тогда с посланцем Разрушителя… С этом надо что-то делать.

Прежде чем уснуть, глава городского Совета Талазены долголежал в темноте с открытыми глазами, чутко вслушиваясь в каждый шорох ночного дома.

По улице ехали в полном молчании. Две свободные лошади постукивали копытами по булыжникам. Гнедая, носившая Хлаша, явно радовалась избавлению от непосильной ноши и сейчас весело топала рядом с кобылой Ольги, потряхивая гривой и пофыркивая. Ольга сердито пнула ее ногой в бок, и лошадь посмотрела на нее почти с человеческой укоризной. По сторонам улицы тянулись глухие высокие заборы.

– Куда сейчас? - осведомился Заграт. В глубине живота нехорошо екало, дурные предчувствия болотными пиявками присосались к душе. Оказалось, он успел привыкнуть к Хлашу, к его гранитной надежности, к уверенности, что никто не ударит в спину. Да и Теомир… Нет, отсутствие Теомира чувствовалось меньше, но шаману не хватало постоянного удивления на его лице, его жадного интереса к окружающему новому миру. Девочке же, наверное, совсем тяжело - парень оставался для нее последней ниточкой к дому. Будь проклята эта Игра, выжившие из ума демиурги, весь этот уродливый страшный мир-песочница для впавших в детство богов!…

– Надо перекантоваться часов шесть, - задумчиво сказал Тилос. В отблесках дальнего фонаря над дверью трактира под его глазами залегли глубокие тени, белки глаз отблескивали голубым. - На корабль загодя не пустят, погрузка идет. Даже и не знаю, что делать. В трактиры идти опасно - наверняка по ним уже разослали наши приметы. По улицам тоже не поболтаешься - обязательно на ночных сторожей наткнемся. Оптимальный вариант - превратиться на время в призраков и повитать где-нибудь в эфирных потоках, но такого я, к сожалению, не умею.

– А других верных людей у тебя здесь не осталось? - поинтересовался Заграт.

– Остались, - согласился Серый Князь. - Но немного. Накладно это - шпионскую сеть содержать. В любом случае я к ним уже и соваться-то боюсь. Хватит нам одного раза.

– Ночь же…

– Если нас оттуда, - Тилос ткнул пальцем в небо, - отслеживают, то темнота им не помеха. Да и кто его знает - вдруг кто за нами сейчас тихохонько крадется… Как мне неудачно рецепторы выжгло, а! Будто ослеп наполовину.

– Не крадутся, - фыркнул Заграт. - Я бы почуял. Как, кстати, надвигающийся дождь чую. Еще до полуночи польет ровно из ведра. Насморк девке устроить хочешь?

– Никакого насморка не будет, - обидчиво заявила Ольга, шмыгая носом. - Не сахарная. В первый раз в ночном, что ли? Да и Чистак лечить его научил. Раз - и нету.

– Кто его знает… - туманно сказал Заграт. - Всякое бывает. Только если нас сверху отслеживают, нам без разницы - на улице мокнуть али в трактире пиво хлестать.

– Логично, - согласился Тилос. - Об этом я не подумал. Хотя со Станции данные снять - не слишком быстрое занятие, наверняка не рассчитана она на слежку в реальном времени. Для другого делалась, не для уличного филерства. Ладно, до утра долго. Есть, небось, хотите.

– Не хочу, - решительно заявила Ольга. - А если некоторые с голодухи с коня падают, то пусть… пусть…

– Понятно, - вздохнул Тилос. - Помрем от голода, но не признаемся. Есть здесь рядом один трактир. Не совсем притон, но и с властями хозяин не дружит. Есть шанс, что до утра нас ни стража, ни уличные подонки не застукают. - Он надвинул на лицо глубокий капюшон, потом невесело рассмеялся и откинул его на спину. - Все равно не спасет. Ладно, давайте за мной. Заодно и лошадей сплавим.

– Ну да, - проворчал Заграт. - Пять лошадей, трое из тех, кого полгорода ищет. Младенец поймет, в чем его выгода.

Тилос резко натянул поводья, так что конь под ним даже привстал на дыбы.

– Слушай, брат Заграт, - тихо сказал он. - Просьба у меня к тебе. Если увидишь, что я очередную глупость совершаю, дай мне посохом по башке, ладно? Может, снова думать начну.

– Сейчас врезать? - деловито осведомился орк. - Или со следующего раза начнем?

– Со следующего, - улыбнулся Тилос. - В этот раз обойдемся. Слишком часто по голове получать тоже размышлениям не способствует.

Ольга прыснула. Заграт с облегчением покосился на нее. Отходит девчонка помаленьку, это хорошо.

Тилос отвязал от луки седла поводья второй лошади. Ольга, вопросительно взглянув на него, сделала то же самое.

– Жаль, хорошие были кони для подменных, аж удивительно, - Тилос наклонился и звонко шлепнул одного из них по крупу. Тот возмущенно всхрапнул и отпрянул в сторону. - Ничего, еще до утра кто-нибудь подберет. Поехали, что ли.

Тучи надвинулись куда быстрее, чем ожидал Заграт, и до трактира добрались слегка промокшими. Зевающий слуга принял поводья лошадей, а путешественники прошли в неширокую длинную залу, тускло освещенную масляными светильниками. Тут и там за столами сидели маленькие группки людей, не обративших никакого внимания на вновь прибывших. Пахло прокисшим пивом, потом, с кухни несло застарелой кровью и прогорклым жиром. Толстый хозяин сидел за прилавком, флегматично протирая кружки. Тилос сбросил свой заплечный мешок на лавку, повелительно указал туда же Заграту и Ольге и подошел к хозяину. Склонившись к нему, он завел негромкий разговор.

Заграт устало пристроился на лавку, привычно поморщившись от боли в стертой седлом заднице. Надо будет забыть про дурацкую гордость да попросить Ольгу подлечить. Вот доберемся до комнаты…

Каол Трейн, бесшумно ступая по подмокшему деревянному настилу, подошел к конюшне и заглянул внутрь, на мгновение взблеснув лучом потайного фонаря. Лошади были здесь. Те самые, что описали разведчики, но лишь три. Значит, двое таки уплыли, решил он. Совсем немного не успели, ну что за невезуха… И бард этот безголосый под ногами путается. Если бы не однозначный приказ хозяина, Каол с удовольствием попортил бы подсылу наглую смазливую рожу. Но барда назначили главным, так что приходилось подчиняться и терпеть нахальную усмешку. Ничего, мы еще встретимся в чистом поле…

Коротко мигнули огоньки у забора, в одном месте неслышная тень на мгновение попала в луч света надкрылечного фонаря и тут же снова растаяла во мгле. Мелиандр Красило откинул на спину плащ капюшона, быстро оглянулся по сторонам и вошел внутрь. Каол Трейн нажал на кнопку секундомера, и светящаяся стрелка медленно поползла по циферблату. Если через пять минут бард не выйдет обратно, Каол плюнет на приказ и прикажет брать харчевню штурмом. И объяснение будет подходящим - не дождался, занервничал и все такое.

Посланник криво усмехнулся. Наконец-то он отомстит! Брать эту мразь Тилоса живым он не собирался.

Скрипнула дверь, и на Заграта снова обрушилось предчувствие беды. Он медленно повернулся ко входу, стискивая посох. Сердце отчаянно забилось.

В дверном проеме стоял чем-то смутно знакомый человек. Заграт смотрел на него, стараясь вспомнить, где же он мог его видеть. Огонь… отчаяние… удар… Гхаш-Курум! Волна воздуха донесла до него запах пришельца.

– Гар"лаххар ушш гваритул… - с отчаянием прошептал шаман. Ольга с удивлением взглянуло на него. - Чтоб я сдох… Ну разве может так не везти?

Мелиандр Красило, бродячий менестрель, стоял у входа, бережно обтирая рукавом свою лютню. Ольга проследила взгляд орка и побледнела, прижав руки ко рту.

– Ой, мама… - прошептала она. - Он же меня узнает…

– Отвернись к стене, живо, - прошипел шаман. - Сиди и не дергайся. - Он встал из-за стола и боком вдоль стены двинулся в строну Тилоса, увлеченно обсуждавшего что-то с хозяином. Ольга сжалась в комок на лавке, стараясь сделаться как можно менее заметной.

– … не везет, - говорил Тилос хозяину со скорбной миной. - Представляешь, уважаемый, ведь двадцать лет непосильным трудом наживал, и все жугличи разграбили. Хорошо хоть мы сами с дочерью ноги унесли, да и то в болотах бы заплутали, ежели не проводник. Ну скажи, как теперь жить, а? Все, что есть - в кошеле на поясе, а друзья - они ведь только пока тебе хорошо друзья, а в беде сразу знать не знают. - Тилос тяжело вздохнул. Хозяин флегматично кивал головой. Было видно, что он почти не слушает, что несет очередной посетитель. - Пойду вот завтра с утра пороги обивать…

– Тилос, - Заграт легонько постучал Серого Князя по плечу. - Слышь…

– Чего тебе? - обернулся тот с высокомерной миной на лице. - Сказал же - заплачу завтра, не обману.

Заграт молча ткнул рукой в сторону входа - и обомлел. Странствующий бард направлялся прямиком к с ужасом смотрящей на него Ольге.

– Твою мать… - тихо выругался Тилос. - Погоди, уважаемый, сейчас мы со старым знакомым разберемся, потом договоримся насчет комнаты. - Он повернулся и двинулся к Мелиандру, но было уже поздно.

– Думала, сучка, я тебя не узнаю? - громко, на всю залу произнес бард. - Уж и не знаю, как ты от жугличей смоталась, но от Мелиандра Красило не уйдешь. Мелиандр Красило обид не забывает!… - было видно, что менестрель пьян почти в стельку. Он схватил Ольгу за рукав, та, взвизгнув, вскочила на ноги, пытаясь вырваться.

Тилос рванулся вперед в тот же момент, когда Мелиандр, уронив на пол лютню, взмахнул ножом. Ольга, отступив чуть в сторону, блокировала руку нападающего, так что та лишь скользнула по ее предплечью, слегка зацепив острием ножа одежду. В тот же момент кулак другой ее руки с силой ударил барда в лицо, разбив ему нос. Тот взвыл, а девушка, продолжая движение, поймала руку с ножом в скрещенные запястья, резко перебросила ее на другую сторону, так что Мелиандр оказался согнутым в три погибели, вытянув вооруженную руку назад и вбок, перехватила его за кисть и обрушила ребро другой ладони на локтевой сустав. В этот же момент колено подоспевшего Тилоса с силой врезалось в лицо незадачливого хулигана.

Все это заняло не больше двух ударов сердца. Тело барда с согнутой в локте в неправильную сторону рукой мешком рухнуло на пол. Секунду Ольга тупо смотрела на него, а потом, в голос разрыдавшись, бросилась к Тилосу и прижалась к нему, скрыв лицо у него на груди.

– Ну что ты, доча… - растерянно бормотал он, похлопывая ее по спине и с глупым видом оглядываясь по сторонам на глазеющих на них людей. - Все хорошо, не бойся…

Заграт в очередной раз про себя восхитился Серым Князем. Это надо же - даже сейчас не выйти из роли! Но рвать когти отсюда все равно придется, и чем быстрее, тем лучше.

– Сильна девка… - пробасил кто-то из сидящих рядом. - А этот-то откуда взялся? Его сегодня, кажись, уже выкидывали.

– Точно, - поддержал другой. - Я сейчас до ветру выходил, так он под забором валялся, в дупель пьяный. Протрезвел, видать. Ну, теперь он не скоро на людей бросаться начнет.

– Хей, - удивился третий. - А ведь я этих молодчиков знаю. Это ж их приметы сегодня днем по кабакам читали. Мол, найти и задержать. Вознаграждение, типа, такое, что мало не покажется.

– Ты не прав, уважаемый, - холодно сказал ему Тилос. Заграт покрепче взялся за посох и начал осторожно его пробуждать. С этими олухами справиться не проблема, но не приведи предки они стражу кликнуть успеют… - Мы только сегодня в город приехали. Потом, нас трое, а на площади про пятерых читали. Я - купец…

– Купец из темного леса! - прервал его наблюдательный. - Вяжи их, ребята, потом разберемся!

С дружным ревом человек десять разом бросились на Отряд. С треском лопнула колдовская вспышка, и поимщики с обиженным криками посыпались на пол, сшибая скамьи и зажимая опаленные глаза руками.

– Бежим! - рявкнул орк, подхватывая мешки и бросаясь к выходу, по пути с удовольствием отдавив каблуком руку не в меру бдительному выпивохе. Краем глаза он заметил, что Тилос движется за ним, почти волоча по полу ничего не соображающую и тоже, кажется, ослепленную Ольгу. Надо будет сигнал перед вспышкой придумать, запоздало подумал он. Чего же это своих-то лупить…

Холодный ветер и дождь ударили в лицо, заставив Заграта захлебнуться собственным дыханием. На мгновение, пока глаза привыкали к темноте, он замер на пороге, и тут же полетел кувырком, сбитый с ног выскочившим следом Тилосом.

– Прикрой Ольгу! - рявкнул тот. - Я в конюшню!

Вскоре троица во весь опор неслась по темной улице. По счастью, нерадивый конюх успел расседлать лишь одного коня, и теперь Тилос сидел по-жугличски, прямо на крупе коня, почти поджав под себя пятки. Полуобморочная девушка болталась в седле похуже шамана, лишь чудом не сваливаясь на землю. Сзади раздавались крики, били в железный гонг, вызывая стражу.

– Куда сейчас? - задыхаясь от встречного ветра, крикнул Заграт. - Прятаться надо, пока на хвост не сели!

– Уходим из города! - гаркнул в ответ Тилос. - К утру его оцепят стражей, мышь не проскользнет! Мы не можем прятаться вечно!

– А корабль?

– В жопу корабль! Гавани будут охранять в первую голову! Всем капитанам еще до утра доставят наши приметы! А до Золотой Бухты всего четыре дня верхами! За мной!

Грязно выругавшись, Каол вышел на середину дороги и тщательно прицелился. До того несколько мучительных секунд посланник растерянно смотрел, как троица, вскарабкавшись на коней, выбирается за ворота. В последний момент он заметил выскользнувшую из трактира фигуру барда с неестественно торчащей в сторону рукой и проглотил почти сорвавшуюся с языка команду стрелять. Бард четко просигналил: не трогать! - и тут же исчез в темноте. Но нет, Тилос не уйдет в любом случае. Насчет него строгих приказов не было.

Сглотнув горькую от ночного зелья слюну, он затаил дыхание и плавно потянул за спуск арбалета. В тот же миг руку сильно ударило снизу, и отравленный болт ушел в черное небо навстречу дождю. Яростно захрипев, Каол повернулся к обидчику и еле сдержал нацеленный тому в лицо приклад. Окаянный Мелиандр Красило, хрипло дыша, вцепился посланнику в одежду левой рукой. Правая безжизненно болталась вдоль тела.

– Придурок… - невнятно сказал бард сквозь расквашенные губы. - Тебе же ясно сказали - не стрелять без сигнала. Забыл?

Каол Трейн с силой толкнул его в грудь, переступил через барахтающееся в грязи тело и пару раз мигнул фонарем. Страшно хотелось кого-нибудь убить, и посланник надеялся, что этот кто-нибудь попадет ему под руку еще до рассвета.

Мокрый ветер хлестал в лицо Серого Князя и его спутников, когда они, с налету смяв вялую по ночному времени заставу, вырвались из Талазены. Сзади били гонги, зажигались сонные огни в домах ничего не понимающих обывателей, а они неслись по мокрой глинистой дороге, и лишь Белая Звезда следила за ними во тьме сквозь рваные прорехи в тучах. И лес уже несся по сторонам дороги, и лишь однажды над ухом свистнуло что-то вроде стрелы…

Утро застало их на поляне в трех десятках верст к северу от города. За ночь тучи рассеялись. Первые лучи солнца коснулись стоящего на четвереньках Заграта, старавшегося не думать, как это выглядит со стороны. Теплые ладони Ольги скользили по внутренней стороне его ляжек, и страшная, на пределе терпения, боль постепенно уходила.

– Вы же на волках ездите, - задумчиво сказала Ольга, вставая, наконец, на ноги и отряхивая колени. - Ты же привычный. Как ты умудрился седлом-то кожу до мяса содрать?

Морщась от жгучего унижения, орк натянул штаны и тоже встал на ноги.

– У волка спина мне по размеру, - угрюмо сказал он. - Не то что эта коняка. Стол, а не спина… Не по-орочьи это - на такой тупой скотине ездить.

– И вовсе они не тупые! - возмутилась Ольга. - Они все понимают… в отличие от некоторых!

– Закончили? - осведомился Тилос, появляясь из кустов, брезгливо держа на отлете тушку зайца. Из размозженной в кашу головы зверька капала кровь вперемешку с мозгом. - Плохо, однако, без Теомира с его луком. Пока камнем попадешь… Пуганое здесь зверье, да оно и понятно - охотников пруд пруди. - Он бросил тушку на большой лист лопуха рядом с разгорающимся костерком и принялся ее разделывать. - Не след долго здесь болтаться, еще наткнется кто.

– Лошади устали, - сообщила Ольга, копаясь в мешке в поисках приправы. - И у меня все травки кончились. Пособирать надо бы…

– Лошади - это ничего. Переживут. Мы тихонько поедем. - Тилос вытер нож о траву и стал задумчиво разглядывать его, сидя на корточках. - Заграт, ты у нас знатный колдун. Скажи, есть способ отыскать человека в большом лесу?

– А то, - фыркнул шаман, разминая ноги. Боль прошла, но конечности все равно оставались какими-то деревянными. - Берешь два десятка волков, объясняешь, что сделать надо, и пускаешь. Если за полдня не управятся, навсегда выгоняешь в лес за непригодностью и других ищешь.

– Нет у нас волков, Заграт, - вздохнул Серый Князь. - И полдня - тоже. Я серьезно спрашиваю.

– Да брось ты! Кто нас в этом лесу искать станет? - Орк несколько раз присел и подпрыгнул в воздух. Да, определенно лучше. - В Талазене народу, небось, не хватит, чтобы на таком расстоянии местность прочесать.

– Хватит, - раздраженно ответил Тилос. - И прочешут, если заставят. Да я не о нас. Нам надо обязательно найти одного человека. Точнее, не одного. Она наверняка с сопровождающими. Можешь?

– "Она"? - удивился Заграт, прекратив свои упражнения. - Баба? Слушай, тебе Ольги мало? Или заняться больше нечем? Там Хлаш с Теомиром нас ждать будут, а ты по бабам бегать собрался?

– Язва ты, - печально сообщил ему Тилос. - Если мы эту… хм… бабу не найдем, плохо будет. Не нам плохо, но очень многим.

– А тебе-то что за дело? - еще пуще удивился орк. - Ах да, я и забыл - ты у нас к каждой дырке затычка. Но тут уж, извини, ничем помочь не могу. Поисковым заклятьям меня не обучали, слишком тонкая штука. Дома необходимости не было, а у тебя в гостях - времени. В любом случае я должен в лицо знать того, кого искать. А я ее знаю?

– Вряд ли, - откликнулся Тилос, водя палочкой по земле. - Ладно, тогда по-другому. Вы же, в конце концов, Отряд, вам везти должно. Она должна двигаться в Талазену по одной из трех известных мне дорог, а мы сейчас в месте, где они сильнее всего сближаются. Просто захотите ее найти, а дальше кривая сама вывезет, а?

– Да зачем нам это надо? - возмутился шаман. - За нашими головами толпы народа охотятся, а мы какую-то бабу искать должны? Да кто она такая, ты скажешь толком?

– Принцесса, Заграт, - вздохнул Тилос. - Наследная принцесса Приморской Империи.

Ольга тихонько охнула. Заграт замер с раскрытым ртом.

– Принцесса? - наконец недоверчиво переспросил он. - И зачем она тебе? В ножки поклониться хочешь?

– Вчера днем я зашел к своим людям в Талазене, - терпеливо пояснил Серый Князь. - Из Золотой Бухты прислали весть, что три дня назад пропала принцесса. Народ об этом не знает до сих пор, но все, кому надо, осведомлены. По тем же сведениям она наверняка отправилась - или ее отправили - в Талазену. Сейчас она должна быть где-то неподалеку.

– Ну а нам-то что? - недовольно пробурчал Заграт.

– Скорее всего, она похищена. Так что у нас есть шанс ее спасти. А если принцесса обязана тебе жизнью, то будет за это признательна. Или ее отец-император будет признателен. Заграт, мне всегда казалось, что ты умнее трехлетнего ребенка. Или я ошибся?

– Это ты меня язвой называл? - не пожелал признать поражение Заграт. - На себя посмотри! Ну как ты ее в этом лесу искать собрался? Да и охрана у нее должна быть немалой, а нас трое. Хотя бы Хлаш здесь был…

– Мы должны ее найти, - почти умоляюще сказал Тилос. Он взглянул на Ольгу жалобными глазами.

– Ну… - нерешительно сказала та. - Если принцесса… Заграт, может, поищем немного, а?

Заграт зло плюнул. Тилос уже вьет из нее веревки. Ох, не кончится это добром…

– Хрен с вами, - устало махнул он рукой. - Вода вскипела. Может, пожрем сначала?

– Само собой, - легко согласился Тилос. - Спасибо, ребята, я знал, что вы поможете.

– Привет! - звонко сказали сверху. - Куда вы все время убегаете? Я уже устал за вами летать.

– Ой, Ыхушка! - счастливо взвизгнула Ольга, поглаживая спорхнувшего ей на плечо летуна. - Как здорово, что ты нас нашел! Я так соскучилась!

– Не Ыхушка, а Злобный Ых! - гордо заявил летун, жмуря глазки от удовольствия. - Щас как укушу за нос, чтоб не обзывалась! А где Темка? И этот, большой и твердый?

– Ладно, не буду больше, - пообещала Ольга. - Ты только за нос меня не кусай. И не улетай больше.

– Бабы, одно слово, - поморщился Заграт. - Мало нам одной, ты еще и вторую подцепить хочешь… - Он повернулся к Серому Князю и осекся. В глазах того горел озорной огонек, он ухмылялся во весь рот.

– Теперь понял, как мы собираемся принцессу искать? - хлопнул Тилос Заграта по спине. - Говорил же я - стоит вам только захотеть…

Шаман со стоном взялся за голову.

Солнце еще не успело подняться над деревьями, а летун уже вернулся с вестями.

– Там, - мотнул он крохотной лопоухой головкой. - Они друг вокруг друга прыгают.

– Прыгают? - удивился Тилос, поворачивая коня в указанном направлении. - Это как?

– Ну, так, - неопределенно пояснил Ых. - Друг вокруг друга. Я это и раньше видел. Вставляют в рот палку и визжат ей, а остальные прыгают. Или другую палку крыльями скребут, а она тоже скрипит и визжит.

– Танцуют, что ли? - поразился Заграт. - В лесу?

– Ага, танцуют, - удовлетворенно согласился Ых, порхая над головами. - Точно, так и называли. Только эти палками не визжат, а стучат друг по другу.

– … твою мать! - тихо пробормотал Тилос, пуская коня аллюром. - Это не танец, это бой. За мной, быстро!

Заграт только плюнул.

В глубокой колее, покосившись, стояла неказистая закрытая карета, вроде тех, на которые орк насмотрелся в Гхаш-Куруме. Ее дверцы распахнулись настежь, здоровый мужик удерживал бьющуюся и визжащую девушку с растрепавшимися длинными волосами и в изорванных богатых одеждах. Еще несколько человек, в черных и зеленых дорожных плащах, под которыми поблескивали кольчуги, яростно рубились вокруг на топорах и мечах. Кое-кто сидел верхом на лошади, но большинство бились пешими. Дорогу преграждало огромное поваленное дерево, вокруг валялись посеченные трупы.

– За королеву! - яростно заорал один из рубак в зеленом плаще, заметив вырвавшихся на полном скаку из подлеска путешественников. - Кто бы вы ни были, именем законной королевы Империи приказываю помочь!

– Предатель! - гаркнул его черноплащный противник, яростно наступая, так что первый кричавший едва успевал парировать град ударов. - У Империи один Им…

Тилос, не останавливая лошади, нырнул с седла головой вперед. Мягко перекатившись через голову, он оказался на ногах и ударил черноплащного в горло скользнувшим из рукава кинжалом, так что конец фразы захлебнулся в кровавом бульканье. Не останавливаясь, Тилос снова кувыркнулся по земле и, не вставая, с силой пнул еще одного человека в черном плаще под ребра сразу обеими ногами. Согнувшись пополам, уже бесчувственное тело отлетело на пару саженей, а Тилос, снова оказавшись на ногах, скользнул в сторону, уходя от рубящего удара, перехватил кисть нападающего и бросил его на землю, заколов собственным палашом. Воодушевленные зеленоплащники с ревом бросились вперед. Трое оставшихся людей в черных плащах были смяты в мгновение ока.

Последний из черноплащников схватил отбивающуюся девушку за талию и прижал к себе, приставив к горлу лезвие кинжала. Та затихла, глядя прямо перед собой наполненным слезами взглядом.

– Вы не получите ее, - сумрачно сказал черноплащный четверым стоящим перед ним с обнаженными клинками врагам. - Пусть я умру, но беззаконного наследования не допущу.

– Что ты хочешь? - презрительно спросил один из зеленоплащных, видимо, предводитель. - Жизнь? Обещаю, мы не тронем тебя. Иди. Деньги? Бери золото, которое вам заплатили, оно нам не нужно. Что еще?

– Ничего, - с угрюмой обреченность сказал черноплащный. - Я не выполнил свой долг перед помазанником и за то отвечу перед Пророком. Но и вы не победите, пусть даже мне придется взять тяжкий грех на душу. Впрочем, чернее, чем у этой девки, моей совести все равно не бывать. Надеюсь, вы сгорите в адском пламени за свое предательство. А теперь мы вместе с ней отправимся на суд Пророка!…

Маленький пронзительно визжащий комочек свалился на него сверху и впился в нос острыми зубами, залепив лицо крыльями. Черноплащный, издав приглушенный вопль, на мгновение отвел лезвие от горла пленной принцессы, и Тилос, проскользнув мимо мечников, выкрутил ему кисть с оружием и ударил кинжалом в бок, пропоров кольчугу. Тело черноплащного дернулось и грузно осело на землю, а принцесса, коротко всхлипнула и отпрянула в сторону, в объятия зеленоплащного мужика. Злобный Ых взмыл в воздух и принялся описывать круги, явно очень довольный собой.

– А говорил - не укушу! - ехидно сказал он сверху. - А я укусил, вот!

– Ну, извини, - Тилос развел руками. - Я был неправ. Беру свои слова обратно. - Он наклонился и тщательно вытер кинжал о плащ мертвого врага. Потом Серый Князь повернулся с склонился в глубоком поклоне.

– Ваше Величество, - почтительно произнес он.

– Кто ты? - не слишком дружелюбно произнес предводитель, заботливо укутывая в свой плащ дрожащую принцессу. Свежая прореха на плече медленно набухала кровью, но тот, казалось, не замечал раны. - Как зовут и откуда ты здесь взялся?

– Погоди, Талемил, - остановила его принцесса. Голос ее срывался, но в нем проскальзывали железные интонации. - Негоже так говорить с человеком, спасшим мне жизнь. - Она высвободилась из рук воина и выпрямилась. Во всем ее облике сквозила спокойная властность. - Я, Камелла, наследная принцесса Приморской Империи, благодарю тебя за спасение, о храбрый незнакомец! Обещаю, что твои заслуги не будут забыты. Как зовут тебя, храбрец?

– Ваше Высочество, я простой купец Тамил, родом из Хамира, - Тилос встал на одно колено и склонил голову. - Моя жизнь и жизнь моей дочери, равно как и нашего проводника, всецело принадлежит вам!

– Купец? - еле слышно фыркнул Талемил. - Боевые же в Хамире купцы… - Принцесса метнула на него короткий взгляд, и воин осекся на полуслове.

– Благодарю тебя, купец Тамил, - надменно произнесла она. - Ты получишь щедрую награду, когда я верну себе то, что мое по праву. Ты можешь встать. Однако же Талемил прав. Ты дерешься как опытный воин, да еще и невиданным раньше способом.

– Я неудачливый купец, Ваше Высочество, - вздохнул Тилос, поднимаясь на ноги, но по-прежнему со склоненной головой. - Долгие годы я был солдатом. Но однажды я встретил женщину, которую когда-то любил, и девушку, которая оказалась моей дочерью, и решил оставить это ремесло. Но не прошло и трех лет, как Хамир, в котором я пытался вернуться к мирной жизни, оказался осажден и захвачен дикими племенами, а моя жена убита во время бегства. Все, что у меня осталось, это дочь и несколько старых друзей в Империи, на чью помощь я надеялся. Но друзья в Талазене оказались не такими уж и друзьями, и… В общем, я ехал в Золотую Бухту, чтобы встретиться с товарищами, которые осели там, а если и они от меня отвернутся - предложить свои услуги солдата Императору.

– Печально слышать, - судя по голосу, принцесса была расстроена невзгодами лже-купца не более, чем валяющееся поперек дороги дерево. - Но воистину судьба вела тебя сквозь невзгоды. Это твоя дочь? - Она взглянула на все еще остолбенело сидящих верхом Ольгу с Загратом. - Ты выглядишь моложе, чем на самом деле.

– Да, моя госпожа, - вновь почтительно поклонился Тилос. - Мне говорили об этом. Хотя я не так уж и стар - мне лишь недавно стукнуло тридцать пять, и еще лет пять или десять моя воинская сноровка меня не оставит.

– Ваше Высочество, - почтительно обратился к Камелле Талемил. - Мы теряем время. Этим бандитам в любой момент может нагрянуть подмога. Нужно спешить…

– Я сама знаю, что мне нужно, - ледяным тоном ответила принцесса, одарив того взглядом, от которого воин съежился чуть ли не вдвое. - Чужестранец, как ты видишь, я оказалась в немного затруднительном положении. Черное предательство висит надо мной, а путь домой долог и опасен. Ты не подданный Империи, и я не могу приказывать тебе, но, если ты поможешь мне, твои неверные друзья будут рвать на голове волосы. Ты поможешь мне добраться до Золотой Бухты?

– Я солдат, и мне все равно, за кого сражаться, - снова поклонился Тилос. - Но для меня будет большой честью отдать свою ничтожную жизнь за такую красавицу, как вы, Ваше Высочество, неважно - за принцессу или простую мещанку. - Заграт услышал, как рядом презрительно фыркнула Ольга. - Если только мне будет позволено задать вопрос…

– Вопрос? - искренне удивилась принцесса. - Какой вопрос? Впрочем, спрашивай. И кончай кланяться, в глазах рябит.

– Спасибо, Ваше Высочество. Мне всего лишь хотелось узнать, как вы оказались в этой глуши, и кто эти люди, кто похитил вас? Нет-нет, поймите меня правильно, - заторопился он, - мне всего лишь хочется знать, насколько опасно будет наше путешествие. Может быть, мне стоит отослать дочь обратно в Талазену? Я не так богат деньгами, как хотелось бы, но на несколько дней на постоялом дворе наскребу…

– Ты же не отошлешь ее в одиночку, - задумчиво сказала принцесса. - А орк-проводник нам пригодится. И из своих людей я никого не отпущу. Не бойся, купец, разбойники нам не страшны, а солдаты Империи с женщинами не воюют. Я - исключение, - добавила она, заметив недоверчивый взгляд, брошенный Тилосом на разбросанные вокруг трупы. Что же до того, как я здесь оказалась…

– Принцесса… - предостерегающе сказал Талемил.

– Что - принцесса? - яростно обернулась к нему Камелла. От резкого движения плащ слетел с ее плеч, перепачканные, но все равно пышные волосы волной хлынули по спине. Заграт исподтишка оглядел ее. Действительно, эффектная по людским меркам бабочка. Очень даже эффектная… - Я почти семнадцать лет принцесса, а что с того? Каждый дурак считает себя вправе указывать мне, что делать, а что - не надо! Я не имею в виду тебя, - добавила она уже тише, заметив выражение обиды на лице Талемила. - Но этот человек будет рисковать своей жизнью наравне с нами. Он имеет право знать - ради чего. А если струсит, то пусть лучше уйдет сейчас, чем сбежит в самый важный момент.

– Да, принцесса, - вздохнул воин. - В любом случае, я никогда не умел тебя переубеждать. Ты моя повелительница, тебе и решать.

– Не обижайся, старый друг, - уже мягче сказала девушка. - Но я и в самом деле решу сама. - Она снова повернулась к Тилосу. - Ты уверен, что хочешь знать, купец Тамил из Хамира?

Тилос молча кивнул, не отрывая от нее восхищенного взгляда.

– Ладно, тогда слушай. Меня предали, и знаешь, кто? Мой собственный отец!

Против своей воли Заграт почувствовал, что его лицо вытягивается от изумления. Ай да Тилос, ай да сукин сын… В династические распри, значит, влез! Да утони оно в трясине, нам-то это зачем?

– Я не буду морочить тебе голову тонкостями имперской политики, -продолжала принцесса. - Но мой отец стар, ему недолго осталось любоваться восходами с Третьей сторожевой башни. Я - его наследница. К несчастью, я молода и смотрю на мир открытыми глазами. Я вижу, как страдает мой народ под гнетом неумелого правления, как разоряются крестьяне, как забирают силу торгаши, как слабеющая армия все хуже охраняет наши рубежи, отступая под натиском дикарей из Граша. Империя одряхлела вместе с моим отцом и, возможно, умрет вместе с ним. Умрет, если я - мы - не предпримем что-нибудь прямо сейчас. Я должна взять власть в свои руки, чтобы не допустить катастрофы.

Тилос выглядел ошеломленным.

– Но, Ваше… - заикнулся было он.

– Только не надо мне говорить про уважение к родителям, - взмахом руки оборвала его девушка. - Я не могу терять время, Талемил прав. Ты узнаешь все необходимое по дороге. Я не имею ничего против отца… он мог бы убить меня, в истории Империи случалось и такое. Но он лишь отправил меня в изгнание, да и то не в тюрьму на дальних болотах, а под замок в Талазену. Но он не имеет права и далее оставаться на престоле. Это вопрос человеческих жизней, а не оскорбленного честолюбия. Так ты мне поможешь, купец Тамил?

– Я не политик, - вздохнул Тилос. - Мне платили не за разговоры. Но я не могу противиться воле такой прекрасной девушки, как вы, Ваше Величество. - Он осторожно взял руку принцессы и поцеловал, опустившись на одно колено. Заграт заметил, как вздрогнула Камелла, как тихо зарычал зеленоплащный Талемил и как насупилась рядом Ольга.

– Нахал… - неуверенно произнесла принцесса. - Я… впрочем, я тебя прощаю. Только в этот раз, - она грозно сверкнула глазами и выдернула руку.

– Да, Ваше Величество, - Тилос встал и ослепительно улыбнулся снова вздрогнувшей Камелле. - Я сохраню этот момент в сердце до конца своей жизни. Я ваш, распоряжайтесь мной как хотите. Но как мы пробьемся сквозь императорскую охрану?

– Нам не потребуется сквозь нее пробиваться, - терпеливо объяснила девушка. - Раз в месяц Император устраивает общий прием, на который может прийти каждый. Или почти каждый, - задумчиво поправила она себя. - Ну, меня-то точно пропустят. Посмотрим, что он скажет, когда я публично обвиню его в похищении. Единственная загвоздка - прием этот состоится завтра вечером.

– Мы не успеем, Ваше Величество, - устало сказал Талемил. - Туда даже конному курьеру отсюда двое суток ходу.

– Должны успеть, - отрезала принцесса. Она сделала шаг, остановилась и критически оглядела себя. - Да, в этом на коня не сядешь. Почему меня украли с бала, а не с верховой прогулки? Ладно. Талемил, сними штаны с кого-нибудь из этих, - он брезгливо повела плечом вокруг. - И рубаху с плащом - тоже.

– Этого не требуется, принцесса, - качнул головой Тилос. - У моей дочери есть запасная одежда. Думаю, вам окажется впору.

Следующий день запечатлелся в памяти Заграта сплошным кошмаром. Ехали одвуконь, благо лошадей хватало. Коней гнали галопом, под уклон срывавшимся в карьер. Когда с губ животных начинала срываться пена, пересаживались на подменных. Седалище Заграта снова начало болеть, хотя и не так сильно, как до того - то ли задница начала превращаться в одну большую мозоль, то ли Ольга наложила какое-то постоянное заклятье. Однако легкого орка мотало в большом, не по размеру, седле, словно зюмзика на ветке, так что вскоре начали болеть пальцы, судорожно цепляющиеся за поводья и луку седла. Штаны заскорузли от лошадиного пота. Шаман проклинал бесконечно вылетающие навстречу все новые и новые деревья, разбитые колеи, ветки, норовящие хлестнуть по лицу, Игру, Тилоса, втянувшего их в эту дурацкую историю, принцессу, ее воинов, бросающих на него сочувственно-насмешливые взгляды, и вообще все, что попадалось на глаза.

Впрочем, ближе к закату отряд вынужденно остановился. Кони шатались, на подъемах плелись неспешным шагом, не помогали даже плети. Наконец Талемил приблизился к принцессе.

– Загоним лошадей! - гаркнул он, перекрывая шумящий в ушах теплый встречный ветер. - Привал нужен!

– Никаких привалов! - крикнула принцесса в ответ. - Скоро пойдут жилые места, я видела в окно кареты. Там их подменим!

– Мы не можем соваться на почтовые посты! - прокричал Талемил. - О вас сразу сообщат в столицу, и тогда нас перехватят еще по дороге! Нужен привал!

Несколько секунд принцесса продолжала ехать, упрямо сжав губы. Потом резко осадила лошадь.

– Привал! - сказала она усталым голосом. - Недолго. Пока кони не отдохнут. Ночью быстро не поскачешь, а день на исходе. - Она с трудом сползла с коня, отошла на обочину и обессиленно рухнула в траву. - Пить!

Один из воинов спрыгнул с коня, отстегнул от седла небольшую флягу и подал ее Камелле.

– Тут вода, Ваше Величество, - извиняющимся тоном сказал он.

– Спасибо, что не вино, - отмахнулась принцесса, жадно припадая к фляге. -Возблагодарим Пророка за мое спасение!

Отложив флягу, она с трудом перевернулась на живот, встала на четвереньки, потом на колени, сложила руки на груди и начала что-то шептать, периодически падая ниц. Остальные, бросив коней, присоединились к ней. Тилос покачал головой, помог слезть Заграту и принялся расседлывать лошадей. Ольга присоединилась к нему.

– Что ты делаешь? - хлестнул их резкий оклик. - Кто тебе позволил?

– Ваше Величество, - растерянно пробормотал Тилос. - Я думал, что нужно дать им отдых…

– Отдохнут под седлами, - безапелляционно заявила Камелла. - У нас нет времени седлать их повторно. Передышка минут на двадцать - и дальше.

– Но лошадям этого мало! - возмутилась Ольга. - Ваше э-э-э… Величество, они устали! Им нужно несколько часов отдыха!

– Мне тоже нужно несколько часов отдыха! - огрызнулась та в ответ. - А может, и несколько дней! И вашему орку, я вижу, тоже. Можно подумать, нам кто-то выбор предлагает! Оставьте коней как есть. Двадцать минут - и дальше. Часы кто-нибудь прихватил?

Талемил вопросительно посмотрел на своих людей и пожал плечами.

– Нет, Ваше Величество, - ровно ответил он.

– Дерьмо Пророка! - выругалась принцесса. - И мой браслет куда-то запропастился. Ладно, на слух отсчитаем…

– Ваше Величество, - Тилос подошел к ней и встал, глядя на девушку сверху вниз. - Уставший человек способен драться, но павшая лошадь не способна бежать. А кони падут, если их загнать. Талемил прав, вам нельзя показываться на людях, если хотите добраться до Золотой Бухты живой. Нам нужен долгий отдых.

– Ты осмеливаешься противоречить мне? - принцесса, покачиваясь от усталости, встала на ноги, выпрямившись во весь свой невысокий рост и сжав кулачки. - Да как ты смеешь? - Воины позади нее тоже встали и положили руки на эфесы мечей, угрожающе поглядывая на Тилоса. - Ты, торгаш из выморочной деревушки…

– Вы королева, Ваше Величество, - Тилос смотрел на нее в упор, не отводя взгляда. Воины недовольно забормотали. Заграт мысленно зарычал и заковылял обратно к своему коню, вернее, к притороченному к седлу посоху. С четверыми Тилос, наверное, и сам справится, но уж лучше поберечься лишний раз… - Да, вы настоящая королева - сильная и упорная. Вы можете повелевать солдатами, и они с радостью будут подчиняться вам. Но мой вам совет на будущее - всегда держите рядом человека, который не побоится сказать вам правду. Это может спасти вам жизнь.

– Что… - растерянно начала принцесса, но Тилос перебил ее:

– Вы можете приказывать людям, но не животным. Кони вымотаны, а без них мы не доберемся никуда. Вот это - правда. Нужно дать животным отдых.

– Но ночь…

– Мой гид хорошо знает эти места, - голос Тилоса смягчился. - И он умеет вызывать путеводный огонь, который осветит дорогу. Мы сможем передвигаться и ночью. Но сейчас нужен долгий привал.

Несколько мгновений королева смотрела на него, кусая губы, потом беспомощно оглянулась на Талемила. Здоровяк пожал плечами и утвердительно кивнул.

Камелла махнула рукой и побрела в сторону кустов.

– Делайте как хотите, - сказала она. - Куда уж мне, дуре, до умников вроде вас…

– Королева! - Талемил сделал движение в ее сторону.

– Стой где стоишь! - огрызнулась та. - Могу я до ветру в одиночку сходить? Или ты и тут собрался за мной шпионить, вроде тех предателей? Помоги лучше этому, - она мотнула головой в сторону Тилоса, - коней расседлать, коли так хочется.

Снова в путь двинулись, когда уже сгустились сумерки. Незадолго до того Заграт отвел Тилоса в сторону и злым шепотом осведомился, как это он должен вести всю компанию по незнакомой местности, в полной темноте да еще и верхом?

– Тут одна дорога, - успокоил его Тилос. - Будет развилка верстах в тридцати отсюда, свернешь направо. А зрение у тебя ночное, да если что - темноту колдовским светом разгонишь. Ты умеешь, я знаю.

Теперь Заграт снова болтался в седле, ругаясь про себя черными словами. По счастью, в сумерках пришлось перейти с галопа на небыструю рысь, иначе на бугристой дороге лошади рисковали переломать себе ноги. Единственный, кого не смущала темнота, был Злобный Ых. Он мелькал взад и вперед, беззаботно тараторя, временами громко чавкая чем-то хрустящим. Когда стало совсем темно, шаман засветил на конце посоха огонек и опустил его пониже к земле, чтобы не слепило его ночные глаза. Отчаянно хотелось спать - предыдущей ночью времени на сон почти не было. Похоже, что и эта ночь окажется не легче. Он широко зевнул и чуть было не выпал из седла.

– Держись, парень, в могиле отоспимся, - посоветовал ему один из воинов.

– Иди ты… - огрызнулся было Заграт, но вспомнил о своей роли. - Я нанимался в Золотую Бухту вести, не на кладбище. Не платят мне столько.

– Держись нас - карманы золотом набьют, - хмыкнул тот. - Королева своих не забывает. Сколько раз с нами против воли отца в леса сбегала - и ни разу не выдала. Саму пороли, но про нас - ни-ни.

– Она еще не королева, - проворчал орк. - Как бы не посадили ее на кол заместо трона.

– Ну-ну! - осадил его собеседник. - Ты думай, что говоришь. Услышит - обидеться может. Обид она тоже не забывает.

– Какие мы чувствительные! - фыркнул Заграт, но заткнулся.

Заполночь шаман выдохся окончательно. Он чудом удерживался в седле, колдовской огонек мигал, почти ничего не освещая. Кони шли ленивым шагом.

– Привал, - наконец тяжело вздохнула Камелла. - Послал же Пророк спутников! До рассвета пара часов, спите кто может. День будет тяжелым.

На ночлег устроились, не разжигая огня. Наскоро перекусили нашедшимся в мешках воинов Талемила вяленым мясом и пресными лепешками, запивая водой из фляг. Талемил настоял на дежурстве, взяв себе первую вахту. Немногие одеяла выделили Камелле с Ольгой. Остальные, включая Тилоса, повалились на голую траву и тут же захрапели.

К Заграту сон не шел. Все тело ныло, словно избитое дубиной. Ночной ветерок пробирал дрожью. Глаза, в седле упрямо слипавшиеся, сейчас так же упрямо не желали закрываться. Он изо всех сил зажмурил их, но тут до него донеслось слабое всхлипывание.

– Камелла! - донесся до него встревоженный шепот Ольги. - Принцесса! Что с тобой? - Всадница подползла к принцессе поближе. - Что-то болит?

Будущая королева, как разглядел Заграт, лежала под одеялами, свернувшись в комочек. Ее тело тряслось от сдерживаемых рыданий.

– Камелла! - осторожно потрясла ее за плечо Ольга. - Не плачь! Все уладится!

– Отстань! - дернулась та. - Тебе хорошо говорить! Не получится - забьетесь с папашей в какую-нибудь дыру вроде Хамира, вас и искать никто не будет. А я? Думаешь, я не слышу, что твой проводник болтает? На кол посадят вместо трона! Дурак! Он папашу моего не знает! Он мне такую смерть выдумает, что я о коле молить буду как о великой милости! - Она снова зарыдала, теперь уже не сдерживаясь.

Ольга растерянно сидела рядом, поглаживая принцессу по плечу.

– Ну, Т… отец же с нами, - утешающе произнесла она. - Он не позволит тебя казнить! Он… он знаешь какой!

– Какой? - горько спросила принцесса. - Он всю дворцовую гвардию перебьет? Всю имперскую армию? От каждой стрелы меня прикроет, в каждой чаше с вином яд найдет? Тебя бы на мое место…

– Ну… - Ольга явно подыскивала, что сказать. - Может, не надо во дворец, а? Плюнь. Не обязательно же быть королевой. Назовешься по другому…

– Я - императорской крови! - в голосе Камеллы неожиданно зазвенели железные нотки. - Я не буду бегать от судьбы! От меня зависит будущее Империи! Неужто ты думаешь, чтоя могу бросить своих подданных? Пусть даже я умру - но умру как королева!

– А зачем обязательно умирать? - тихо спросила Ольга. - Почему нельзя просто жить?

– Дикая ты, - вздохнула принцесса. - Сразу видно - из глухомани. Не дуйся, это ведь правда. Кто бы из моих служанок мне "ты" сказал - по меньшей мере выпорола бы. Но ты не наша, порядков не знаешь, так что я тебя прощаю. Только на людях мне "вы" говори, а то на самом деле выпороть прикажу. - Она шмыгнула носом. - Ха, просто жить! Королям с королевами просто жить нельзя. Съедят. Ладно, спи давай. Я уже в порядке. Только не рассказывай никому…

– … а то выпорешь, - вздохнула Ольга. - Поняла уж. Не скажу, не бойся. Спи.

Наступила тишина. Судя по дыханию, юная принцесса была далеко не в порядке, но мужественно изображала из себя спящую. Заграту стало жалко девчонку. Вот уже вторая такая, связанная судьбой по рукам и ногам. Ольгу тащит вперед дурацкая Игра демиургов, Камеллу - игра в королеву, и ни та, ни другая не вольны избавиться от узды. Действительно, куда принцессе деваться? Скрываться по лесам да подвалам? Ей, привыкшей, небось, на серебре есть и из золота пить? Ха!… Интересно, куда опять подевался этот мелкий летун? Вроде бы еще недавно тараторил над ухом про каких-то знакомых белок, суровые воины бросали на него суеверные, а принцесса - любопытные взгляды, а потом на тебе - исчез. Что-то тут не так…

Шаман устроился поудобнее и впал в оцепенение. Спать, пожалуй, действительно не стоило - мало ли, заклюет часовой носом… Болело, словно избитое, тело. Он прикрыл глаза и стал потихоньку растворяться в окружающем мире.

Деревья. В темноте - слабый шелест начинающих желтеть и сохнуть листьев. Быстрыми тенями мелькают летучие мыши, сглатывая на лету редких здесь комаров. Где-то среди них мелькает тень покрупнее и… поярче. От Злобного Ыха исходит темно-золотое сияние, сородичи тянутся к нему, кружатся вокруг призрачной стаей. Пусть забавляется малыш, авось еще пригодится. Прыгает с ветки на ветку странный маленький зверек. Белка-не белка, но с большим пушистым хвостом. В зубах - крупный орех, отвалилась и плавно опускается на землю небольшая чешуйка. Несколько мелких птиц сидят на ветках в оцепенении, мало отличающемся от его собственного. Вдалеке ухает сова, и их маленькие тела дергаются в унисон, слегка напрягаются мышцы, но тут же расслабляются - опасность далеко.

Жук-древоточец прокладывает свой путь в мертвом дереве. Слишком близко к рассыпающейся коре - завтра прилетит дятел и достанет насекомое твердым клювом. Но до завтра - целая вечность, а кто задумывается о ней? По проложенному ходу текут капли воды, сливаются в тончайшую струйку, пленкой растекающуюся по древесине, дрожащую в унисон с биением сердец водяных духов в дальнем ручье. Ручей неспешно струится по камням, давно прошла весенняя пора его бурного разлива. Впереди - новый разлив от осенних дождей, но это лишь последние вялые потуги, и всем ясно, что недалеко до зимнего оцепенения.

Могучая пульсация Силы проходит сквозь тело, восстанавливая утраченную энергию. Тело впитывает ее каждой клеточкой, восприятие обостряется, отражает в себе мельчайшие ее ручейки, сочащиеся сквозь каждое живое существо в окрестности нескольких верст. Тело становится невесомым, растворяется в живительном потоке, тебя несет вверх, вверх… Нельзя. Духи предков коварны в своем дружелюбии, час у них в гостях может обернуться седмицей в своем мире, а солнце все ближе к горизонту, и небо на востоке начинает окрашиваться в слабые розовые тона. Скоро вставать. Скоро двигаться дальше. Лошади, пофыркивая, неспешно жуют траву, люди забылись тяжелым сном. Судя по тревожным пульсациям душ, снятся им отнюдь не райские наслаждения. Битвы, кровь, предчувствие смерти. Интересно, верят ли они в Пророка, или то для них не обязательно? Вздрагивает, но не просыпается от комариного укуса Ольга, водоворот Силы над ее телом качается, но воронка не разрушается, продолжает мерно пульсировать. Скоро она полностью восстановится. Она молода, сильна, когда-нибудь станет великой целительницей. Если выживет, конечно. Рядом стонет в полудреме молодая принцесса. Страх заполняет ее душу, страх, смешанный с желаниями юного тела и духа, и что-то еще, непонятное. Пойти против собственного отца, против могучего Императора… Но воля сковывает страх стальными обручами, железная решимость обволакивает его непроницаемой оболочкой. Тоже далеко пойдет девчонка, если не прикончат.

Странная пустота рядом. Она движется к нему. Струйки Силы обтекают ее, нервно колеблясь. Еле слышно хрустит под сапогом опавший лист.

– Заграт, подъем, - Тилос осторожно тронул шамана за плечо. - Пора поднимать народ. Светает.

– Чтоб тебе на ровном месте запнуться, - проворчал шаман, нехотя выходя из транса. - Только устроился поудобнее…

– Встретишься с предками - отоспишься, - ухмыльнулся Тилос. - Разминайся давай, больше до самой Золотой Бухты остановок не будет.

Заграт широко зевнул, потянулся и сел. Вокруг осторожно ходили люди, пытаясь не налететь на дерево в полусвете едва брезжащих сумерек. Ольга с принцессой о чем-то еле слышно шушукались, но Заграт не стал прислушиваться. А хорошо бы девчата подружились! Учитывая, что возвращаться Ольге некуда, судьба королевской наперсницы не так уж и плоха. Правда, если вечером принцессу казнят, то и Ольгу могут прихватить за компанию. И меня самого… Ладно, о смерти думать - лишь смерть кликать. До вечера еще дожить надо, как тому древоточцу, да и зачем папаше казнить глупую дочурку? Раньше не казнил, и сейчас обойдется. Всыпать розгами по первое число - это да.

Наскоро перекусили сушеными яблоками и лепешками. Принцесса распростерлась на земле, молясь наступающему рассвету. Воины последовали ее примеру, затем быстро и сноровисто оседлали коней. Люди казались свежими, словно и не было долгой бешеной скачки, или же отдых длился не пару часов, а полновесную ночь от заката до рассвета. Орк ощутил легкую зависть.

– Заграт, где Ых? - тихо спросила у него Ольга. - Я его давно не видела.

– Летает неподалеку с приятелями, - пожал плечами шаман. - Я его чувствовал. Тебе-то что? Город впереди, ему там совсем не место.

– Знаю, - вздохнула девушка. - Только жалко. Привыкла я к нему, и Камелла спрашивает, что это за зверек такой смешной. Я познакомить обещала.

– Да вот он, легок на помине, - сморщился шаман.

– Привет! - летун спикировал сверху, ловко ухватившись за ольгин кафтан и повиснув вниз головой. - Вон вы куда убежали. А я такого жука поймал! Ух! Большой и твердый, даже разгрызть нельзя. Я его выплюнул, он вниз упал. А вы дальше бежать будете? Я спать хочу.

– Так и спи, - предложила Ольга. - Виси и спи. Я тебя за пазуху суну, там тепло и темно…

– Интересный у тебя летун, - Камелла тихо подошла поближе, с любопытством разглядывая зверька. - Откуда, говоришь, взяла?

– Он сам по себе, - улыбнулась Ольга. - Сам взялся, сам и исчезает, когда захочет. Ых, это королева. Ее зовут Камелла.

– Я Злобный Ых, - пробурчал летун. - А что такое королева? Она не кусается?

Камелла тихонько прыснула в кулак.

– Нет, я не кусаюсь, - сказала она, осторожно поглаживая зверька пальцем по крохотной головке. Тот зажмурился от удовольствия. - Я хорошая. А почему ты Злобный?

– Потому что в ухо плюну и за нос укушу, - объяснил тот. - Но если ты хорошая, то не буду. А вот быка Сердюка я однажды ка-ак…

– Моя королева, - Талемил смущенно кашлянул за ее плечом. - Нам пора. Уже достаточно светло для скачки.

Камелла бросила на него недовольный косой взгляд, но сдержалась.

– Ладно, потом поговорим, - бросила она Ольге. На ее лице снова проступило надменное выражение. - Все готовы? По коням.

Когда солнце уже поднялось довольно высоко над кронами деревьев и начало ощутимо пригревать левую щеку, Талемил натянул поводья и вскинул руку. Маленький отряд остановился.

– В чем дело, Талемил? - недовольно спросила принцесса.

– Моя королева, - бесстрастно сказал тот. - Через полверсты дорога раздваивается. Один путь ведет глухими лесными тропами к заброшенным хуторам, второй выводит на большой торговый тракт.

– И что? - недоуменно спросила Камелла. - Ты же сам говорил, что нельзя нам на людях показываться.

– Мы не успеем лесными тропами, - виновато сказал воин. - Они петляют что твоя змея по склону. Там болота и непроходимые чащи.

– Значит, выходим на большой тракт, - пожала плечами принцесса. - Я накину капюшон на голову, меня не узнают.

– Остановит стража и потребует подорожную. У нас ее нет.

– Значит, обойдемся без подорожной. Или ты думаешь, что они осмелятся арестовать меня, свою принцессу?

– Арестовать - не осмелятся. Но вот предупредить о вашем появлении - вполне.

– Не все так плохо, доблестный Талемил, - вмешался Тилос. - Это тракт неподалеку от столицы, здесь вряд ли держат связных магов. Их место - на границе. Значит, связываются с городом они через голубей или даже просто посылают гонцов.

– Хрен редьки не слаще, купец, - огрызнулся Талемил. - Нам-то какая разница, как предупредят?

– Большая, - досадливо глянул на него Серый Князь. - Гонец нас не обгонит, а на почтового голубя в сегодняшней дворцовой суматохе внимания могут и не обратить.

– Что-то не пойму я тебя, купец Тамил, - нахмурился тот, угрожающе поворачиваясь к нему. - То ты говоришь, что на люди нам показываться нельзя, то сам заявляешь, что нужно сунуться прямо в лапы дорожной стражи. Да и порядки наши знаешь что-то очень уж хорошо для деревенщины, которую из себя корчишь. Ты, часом, не подсыл ли императорский? Может, ты хочешь принцессу снова в полон отдать, а?

– Не валяй дурака, Талемил, - устало вздохнул Тилос. - Я не подсыл и не хочу, чтобы принцессу пленили. Но если мы собираемся до заката добраться до Золотой Бухты, нам придется гнать коней по столбовому тракту во весь опор. Другого выхода просто нет. Королева, я сказал. Выбор за вами.

– Он прав, Талемил, - ровным голосом сказала принцесса. - Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Я не верю, что меня сможет остановить какая-то дорожная стража. Кроме того, мы сможем менять лошадей в трактирах и на почтовых станциях.

– Да, моя королева, - поклонился воин. - Мое дело - умереть за вас, если потребуется, но решаете вы. Мы едем по тракту.

– Тебе не придется умирать, я надеюсь, - кивнула ему Камелла. - И я надеюсь, что умирать не придется даже моему отцу. И еще - я не забуду твою верную службу, Талемил. Я не забуду никого из вас, обещаю. Но хватит препирательств, вперед, мои верные! - Она пришпорила коня и рванулась вперед. Остальные устремились за ней.

Если бы Тилос не предупредил Заграта о развилке, орк бы ее пропустил. Остатки сгнившего указателя поросли чагой и почти скрылись под вьюном. Лесная тропа представляла собой поросший высоким бурьяном проход между двумя шипастыми кустами падуба. С той стороны отчетливо тянуло застарелой лесной прелью, к которой примешивался запах отдаленной топи. Заграт порадовался про себя - болот он нахлебался на всю жизнь еще во время памятного бегства из Хамира.

Впрочем, все это он заметил лишь мельком - кавалькада вихрем пролетела развилку, ни на мгновение не задержавшись. Вскоре по сторонам дороги стали заметны следы человеческой деятельности - вытоптанная трава, тропинки, уходящие в лес, обломанные ветки и срубленные деревья. Вдали застучали топоры дровосеков. Дорога постепенно расширялась, колея становилась все глубже. Потянуло запахами человечьего жилья. Потом как-то неожиданно лес кончился, и всадники оказались на опушке.

Вдоль нее струной тянулся широкий тракт. Вдаль уходила необъятная степь, поросшая высокой травой, и лишь где-то на горизонте угадывались купы деревьев. Или это облака? Теплый ветер налетал в лицо, ласково ерошил море ковыля, невдалеке пасся табун лошадей. Ольга от восторга привстала в стременах и испустила протяжный клич, от которого у шамана заложило уши. Впрочем, на лицах остальных появились снисходительные улыбки, а принцесса даже попыталась повторить вопль, но голос сорвался, и она конфузливо замолкла. Впрочем, радостное выражение с ее лица так и не сошло. Добрые предки, с ужасом подумал Заграт, какая же она еще девчонка! И это за ней мы идем против Империи, поставив на карту свои жизни?

Невдалеке угадывалось что-то, похожее на наблюдательную вышку. Заграт пожалел, что рядом нет зоркого Хлаша, который рассказал бы не только о количестве людей на ней, но и об оружии, доспехах и жратве, которую они лопают из домашних горшочков. При мысли об еде в брюхе протестующе заурчало. Ничего, успокоил его орк, вот доберемся до столицы - набью тебя до отвала…

На вышке никого не оказалось. Талемил ткнул вверх пальцем и что-то негодующе прокричал, описав кулаком петлю и резко дернув его вверх. Принцесса скривила лицо и, видимо, фыркнула.

Сменили лошадей на запасных. Те, впрочем, выглядели немногим лучше прежних. Талемил ругался себе под нос, осматривая их, а Ольга с сосредоточенным видом поводила руками у некоторых под грудной клеткой. Видно, лечила на свой всадницкий манер. Заграт не заметил, чтобы коням от этого стало лучше, но не падают на ходу - и то хлеб.

На полном скаку промчались первую деревню. Копающиеся на огородах люди с удивлением смотрели на процессию, но стражник у выхода, которому Талемил издали махнул каким-то блестящим значком, засуетился и поспешно потянул вверх палку, перегораживающую дорогу. Поспешно, но все же недостаточно быстро - Заграт лишь в последний момент успел пригнуть голову и нырнуть под нее, и все равно кончики ушей хлестнули по занозистому дереву. Шаман выругался про себя - чтоб он еще хоть раз подошел к этим несуразным четвероногим, нимало не заботящимся о своих наездниках! Дайте только добраться до Золотой Бухты!…

Следующая деревня оказалась не в пример больше первой. На сторожевых вышках поблизости стояли люди, с первой же из них куда-то засигналили зеркальцем - орк поймал случайный яркий отблеск. У въезда в деревню их ждали. Пятеро воинов в такой же броне и одежде, что и у эскорта принцессы, с хмурым видом стояли у перегораживающей дорогу палки. На значок Талемила они никак не отреагировали. Принцесса поспешно накинула на голову капюшон, скрыв лицо густой тенью.

– Подорожную! - раздраженно сказал им высокий седоусый солдат с длинным двуручным мечом на боку. - Кто такие и куда едете?

– По делам государевой службы, - надменно ответил ему Талемил. - Пропусти, у нас нет времени.

– Предъяви подорожную - пущу, - все также сердито огрызнулся седоусый. - Много вас тут таких ездит. По делам государевой службы, ишь ты! Принцессу украли тоже, небось, не лесные разбойники. Подорожную, я сказал! - Он угрожающе положил руку на эфес меча. За спиной Заграта прошло шевеление - свита Камеллы готовилась к драке.

– У нас. Нет. Подорожной, - четко выговаривая слова, произнес Талемил. - Мы спешим. По срочному. Делу. У нас. Не было. Времени. На подорожную.

– Не мое дело, - с еле слышным лязгом седоусый вытащил меч из ножен. Из-за его спины опустились копья. Обнажили оружие и сопровождающие принцессы. - В последний раз прошу по хорошему - подорожную!

– Я - генерал Талемил! Тебе что, значка мало? Или ты думаешь, дурак, что я не мог бы сам себе подорожную выписать?

– Генерал Талемил зарублен в бою два дня назад, - ощерился седоусый. - Вчера вечером про то депеша была. Дерефар, труби тревогу! - Он выставил вперед клинок и мягким боевым шагом двинулся вперед.

– Стойте! - во весь голос крикнула Камелла, отбрасывая капюшон на спину. - Я принцесса! Или ты, доблестный вой, и мне в этом откажешь?

Седоусый пораженно взглянул на нее, потом выпустил меч, с лязгом упавший на каменистую землю, и рухнул на колени.

– Принцесса! - глухо сказал он. - Велите казнить меня, грешного! Не признал, каюсь! - Он упал ниц. Местные, поколебавшись, последовали его примеру. Талемил досадливо вбросил меч в ножны и вопросительно взглянул на Камеллу.

– Встаньте, мои доблестные слуги! - властно сказала она. - Нет здесь вашей вины. Вы честно исполнили свой долг, готовые принять смерть от превосходящего врага. Будь остальные солдаты Приморской Империи столь же доблестными, мы давно покорили бы мир! Встаньте же, не к лицу могучим воям целовать пыль, пусть даже и перед самим Императором.

Не веря своим ушам, стражники неуверенно поднялись на ноги, ошеломленно переглядываясь. Принцесса, гордо выпрямившись, сидела в седле с непроницаемым выражением лица. Из-за ближайших тынов на нее, разинув рты, пялились поселяне.

– Простите меня, Ваше Высочество! - наконец с трудом произнес седоусый. - Я Сахен, десятник и ваш покорнейший слуга. Я благодарю вас за чересчур лестные слова. Приказывайте, я готов умереть!

– Тебе не потребуется умирать, доблестный Сахен, - принцесса снова накинула капюшон на голову. - Всего лишь пропусти нас. Нам нужно к вечеру добраться до Золотой Бухты, и у нас нет времени на глупые задержки.

– Да, Ваше Высочество, - почтительно поклонился десятник и, обернувшись, гаркнул: - Поднять шлагбаум, вы, олухи! - Он снова повернулся к принцессе и, поколебавшись, сказал:

– Но Золотая Бухта далеко. Вы не успеете до вечера.

– Это мое дело, - холодно ответила Камелла.

– Ваше Высочество, - испуганно замахал руками Сахен. - У меня и в мыслях не было!… Я только имел в виду, что ваши кони устали! Они не выдержат такой скачки! Но я… Но у нас…

– Это мысль, - тихо сказал Талемил, склоняясь к принцессе. - Раз уж мы все равно засветились, надо поменять лошадей на свежих. И, кстати, десятник имеет право выписать нам подорожную.

Спустя некоторое время принцесса со свитой во весь опор вылетела из деревни на свежих конях. Шестерых из них позаимствовали из гарнизонной конюшни, еще двоих Сахен забрал с почтового поста. Восьмерых запасных лошадей конфисковали на постоялом дворе, на котором на свою голову задержались несколько купцов.

– Ничего, - успокоил безутешных торговцев десятник. - Возьмете вот этих. Они хоть и заморенными выглядят, однако ж передохнут и как новенькие будут.

– Если до того не передохнут… - мрачно процедил один из купцов, но тут же отпрянул, съежившись, от угрожающего движения Талемила.

Больше до самой столицы неприятностей не было. Ых то порхал где-то в небесах, без труда обгоняя лошадей, то висел на одежде у Ольги, а потом и принцессы, весело тараторя ни о чем. Постовые равнодушно бросали взгляд на подорожную и махали рукой - проезжайте, мол. Только на одном посту проверяющий потребовал было, чтобы принцесса откинула капюшон, но тут же стушевался под взглядом Талемила. Если бы у шамана оставались силы, он бы презрительно плюнул. Но к этому моменту он уже опять был способен лишь изо всех сил держаться за холку коня, по возможности стараясь не упасть. Бросив на него очередной досадливый взгляд, Талемил придержал отряд и сунул Заграту в руку маленький черный комочек, извлеченный из потайного кармана на поясе.

– Сунь в рот и соси, - коротко сказал он. - Если затошнит - выплюнь.

– Что это? - прохрипел орк. Перед глазами плыли огненные круги.

– Саматуй, - нетерпеливо пояснил воин.

– Сильное тонизирующее, - в своей лучшей туманной манере пояснил Тилос. - Человек от такого комочка сутки не знает усталости, правда, потом трое суток дрыхнет без просыпу. Но вот как действует на орков - не знаю.

– Хорошо он действует на орков, - буркнул Талемил. - Проверено. Им даже отсыпаться не приходится. Суй в рот, и двинули дальше.

Действительно, почти сразу шаман почувствовал небывалый прилив сил. Чувства обострились, тело стало крепким и могучим, и даже седло перестало быть таким широким и неудобным. Почему-то захотелось петь. Или хорошенько подраться.

– Держи себя в руках, - предупредил его Тилос. - Поначалу всегда так. Через сутки будет куда хуже.

Золотая Бухта показалась, когда солнце уже коснулось горизонта. К этому моменту из сил выбились не только лошади, но и сами люди. Ольга пошатывалась в седле, принцесса почти упала на холку лошади. Признаков усталости не выказывали лишь Талемил с Тилосом, да Заграт под действием колдовского саматуя чувствовал себя вполне сносно.

Густые леса по левую руку давно уже превратились сначала в жидкие рощи, потом в отдельные купы деревьев, и, наконец, сошли на нет. Потянуло сильным запахом моря, в небе закричали чайки, вспыхивая в закатных лучах белыми искрами. С одного из холмов, по которым петляла дорога, Заграт увидел недалекую темно-зеленую гладь воды, глубокой дугой врезающуюся в берег. На горизонте виднелись паруса, а прямо впереди поднялись огромные каменные стены самого величественного города их всех, которые шаман видел за свою жизнь.

Золотая Бухта стояла на высоком холме. Ее протянувшиеся на версты грозные каменные стены расположились на самых обрывах, искусственно подрытых для пущей крутизны и обведенных понизу глубоким рвом с морской водой. Тут и там над стеной возвышались могучие боевые башни, испещренные точками бойниц, украшенные яркими флагами и вымпелами. Кровавыми искрами взблескивали доспехи стражи, ветер доносил звуки рогов и горнов. Огромные тяжелые металлические ворота перегораживали единственную дорогу внутрь твердыни, проходящую по хлипкому деревянному мосту над глубоким на вид прудом раз в пять шире остальной части рва. Этот город казался отнюдь не купцом, распоясавшимся в своей беспечности, как Талазена, и даже не одетым в кольчугу настороженным караванщиком, как Хамир. Золотая Бухта, столица могущественной Приморской Империи, являла собой суровый город-воин, готовый в своей бдительности дать отпор любому врагу, с суши или же с моря. Заграт невольно залюбовался величавыми бастионами.

– Успели, - хрипло выдохнула принцесса, с трудом выпрямляясь. - Успели… Прием уже начался, но мы успели. Вперед, мои верные, остались последние версты!

Вихрем, насколько позволяли загнанные кони, отряд слетел с холма. Подъем-спуск, подъем-спуск… Постепенно неровная местность сглаживалась, чем ближе к городу, тем ровнее была степь. Обогнав по пути несколько телег, двигавшихся в сторону города, они наконец-то вылетели на последний холм около моста.

Так вернулась в свой город наследная принцесса Камелла. С развевающимися на ветру золотистыми волосами, подсвеченными умирающим в закатных тучах солнцем, прекрасная в своей цветущей юности и грозная в своей решительности, сопровождаемая верными воями, вздыбила она огромного, не по росту, коня перед опешившими стражниками, неуверенно поднимающими длинные копья. Заграт заметил, как Тилос накинул на голову капюшон.

– Ваше Высочество… - потрясенно пробормотал начальник караула с большим белым султаном на шлеме. - Ваше Высочество! Говорили, что вы пропали…

– А теперь я снова здесь. Поднять шлагбаум! - ледяным голосом приказала Камелла. - Эти люди со мной! Живее!

– Да, моя принцесса! - согнулся в глубоком почтительном поклоне караульный. Огромное полосатое бревно, не чета тощим жердям на деревенских заставах, медленно поползло вверх, повинуясь усилиям двоих стражников. Остальные попадали на колени, глядя на принцессу влюбленными глазами.

– Я горю нетерпением узнать новости о вашем чудесном избавлении, Ваше Величество, - снова глубоко поклонился начальник караула. - Было объявлено, что…

– Ты скоро узнаешь новости, - резко оборвала его принцесса. - Ошеломительные новости, можешь мне поверить. За мной!

Едва не сбив с ног зазевавшихся стражников, кавалькада пробарабанила копытами по мосту. Сразу за воротами началась широкая улица, полого тянущаяся вверх. Заграт изумленно смотрел по сторонам. Здесь не было места высоким заборам, скрывающим личное подворье с клочком огорода и курятником. Не было подслеповатых окошек в покосившихся деревянных избах, не было вкривь и вкось размалеванных вывесок над темными душными лавчонками торговцев всякой всячиной. По сторонам мощеной гранитным булыжником мостовой тянулись могучие каменные плиты пешеходных дорожек. Невысокие каменные и решетчатые ограды не скрывали великолепных богатых домов в два-три, а некоторых даже и в четыре этажа, окруженных приятными глазу зелеными ухоженными лужайками и тенистыми деревьями - рябинами, березами, осинами. Кое-где мелькали невысокие ели странной голубоватой расцветки. Иногда встречались совсем незнакомые орку деревья и кусты, подстриженные в виде шаров, кубов, диковинных животных. Высокая крепостная стена уже скрыла последний солнечный свет в этой части города, и на резных каменных столбах светились колдовским светом вычурные железные фонари. Немногочисленные, хорошо одетые прохожие удивленно смотрели вслед несущемуся отряду, некоторые, позорче, падали на колени и протягивали руки вслед. То тут, то там раздавались радостные крики, гуще становилась уличная толпа, немногочисленные всадники поспешно отъезжали к обочине. Некоторые прохожие бросались на колени загодя - похоже, новости в городе путешествовали куда быстрее лошадей. Ольга с восторженным видом озиралась по сторонам.

Впереди на самом высоком городском холме вознеслись к небу башни могучей цитадели, обнесенной стеной, не уступающей по высоте городской. Высокие шпили башен пестрели разноцветными стягами, слабо колышущимися на вечернем ветерке. Верхняя часть крепости еще светилась в солнечных лучах, в то время как нижняя уже терялась в густой предвечерней тени. Казалось, замок парит в воздухе, легкий, невесомый и в то же время угрожающий.

На огромной площади у подножия стены скопились разукрашенные коляски, по сравнению с которыми даже лучшие кареты Гхаш-Курума казались мусорными фургонами. Кони нервно били копытами, праздничная сбруя побрякивала звонкими колокольчиками. Лакеи и кучера праздно шатались рядом, глазея по сторонам. Отряд подлетел к самым вратам цитадели и встал как вкопанный. Удила коней покрывала пена, животные тяжело поводили боками. Принцесса спрыгнула с коня и, не обращая внимания на окружающих, решительно направилась ко входу. Эскорт последовал за ней. Заграт, ковыляя и тяжело опираясь на посох, настороженно оглядывался по сторонам. Принцессу узнавали и почтительно кланялись, но без той восторженности, что на городских улицах. Талемила и трех других воинов окидывали равнодушными, а Заграта с Ольгой - любопытными взглядами. Тилос, закутанный в плотный плащ и глубоко надвинувший капюшон, широко шагал рядом, не реагируя на удивленно перешептывающихся придворных.

Широкий коридор замка ярко освещали колдовские фонари. Кое-где по углам в медных чашах дымились пахучие благовония, от которых мутило голову. Заскорузлая от собственного и конского пота домотканая одежда принцессы резко контрастировала с прекрасными камзолами и платьями окружающих, сделанными из многих сортов неизвестных Заграту тканей - то гладких и блестящих, то бархатисто-матовых. Штаны в обтяжку демонстрировали окружающему миру неестественно огромное даже для дюжего мужика хозяйство - видимо, тщеславные придворные что-то туда подкладывали. Многие женщины казались скорее раздетыми - так мало скрывали их платья. На их фоне Камелла смотрелась серым воробышком. Но принцесса, не обращая на придворных внимания, целеустремленно шла вперед.

Впрочем, далеко уйти им не дали. В одном из коридоров как-то сразу расфуфыренные мужики и бабы исчезли, а вокруг возникло два десятка стражников, закованных в литую броню. Камелла остановилась, ее немногочисленная охрана заключила принцессу в кольцо, положив руки на эфесы.

– Его Величество Император просит дочь пройти в свои покои, - сумрачно сказал предводитель стражников. - После окончания приема он пройдет туда и совместно с принцессой возблагодарит Пророка за чудесное спасение. Он просит передать, что сейчас присутствие Вашего Высочества в тронной зале нежелательно.

– Я иду именно в тронную залу, - ледяным тоном заявила принцесса. - И я больше не собираюсь подчиняться приказам этого человека. Он повинен в государственной измене и должен быть низложен. Уйди с дороги, Олент, или умри как предатель.

Лязгнули, покидая ножны, мечи. Тот, кого принцесса назвала Олентом, заколебался, но потом покачал головой.

– У меня приказ, принцесса. Я должен отвести вас в ваши покои. Я не знаю, о чем вы говорите, и у меня нет никакого желания драться с вашей охраной. Но я должен выполнить приказ.

– Убрать! - коротко приказала Талемилу принцесса.

– Заграт, держи задних! - расплывшейся тенью сбросивший плащ Тилос скользнул вперед, и сразу двое стражников, с лязгом ударившись друг о друга, рухнули на пол. Резко развернувшись и припав на одно колено, шаман ударил по бросившимся сзади ледяным ветром, с удовлетворением услышав сдавленное оханье. Первый из нападавших, которому досталось больше всех, мешком свалился на пол, на его заиндевевшем лице застыло удивление. Остальные отступили под яростным натиском троих воинов принцессы, орудовавших мечами не хуже, чем ветряные мельницы - лопастями. Впрочем, императорские солдаты мало уступали им по этой части, так что в другой ситуации мизерный отряд Талемила смяли бы в мгновение ока. Но, улучшив момент, Заграт, прикрывшись спинами защитников, ударил в глаза врагам слепящим конусом, выключив из драки еще троих. Это заклятье было далеко не так эффективно, как большая вспышка, но ослеплять еще и своих орку совсем не хотелось.

Тем временем впереди Тилос с Талемилом пробивались сквозь фронт нападавших. Закованные в металл воины не могли противостоять невысокому быстрому Серому Князю, их рубящие удары проваливались в пустоту, а за ударом проваливались и они сами. Стражники отлетали к стенам, сбивали с ног друг друга, мечи беспомощно звенели по каменным плитам коридора, а Талемил хладнокровно добивал упавших. Впрочем, судя по звукам, он лупил мечом плашмя, лишь оглушая. Видимо, не желал убивать товарищей - или кто они ему? Принцесса бесстрастно стояла посреди коридора, сложив руки на груди и глядя прямо перед собой. Ольга прижалась к стене, с ужасом оглядываясь по сторонам, левая рука лодочкой прикрывала грудь. Что у нее там? Неужто этот писклявый летун? Только его нам не хватало… Заграт блокировал посохом скользящий удар меча - с оружия Лесной Долины слетела лишь крохотная стружка, - нырнул вперед и с разворота ударил тяжелым набалдашником по шлему. Воин всхрипнул, всплеснул руками и осел на пол.

Спустя минуту все закончилось. Тилос с Талемилом разбросали нападавших спереди, трое воинов принцессы - сзади. Впрочем, все трое легли тут же, порубленные бывшими товарищами. Последний из уцелевших стражников, уложив защитника принцессы, бросился вперед, занося меч для удара по Заграту. Тот отпрянул назад, нацеливая в лицо врагу огненный болт, но поскользнулся на окровавленном полу и упал навзничь, больно ударившись головой. Спустя мгновение он снова стоял на ногах, но сверху уже опускался огромный сверкающий меч, он заслонил собой весь мир, и не было времени увернуться, парировать, не было времени ни на что, кроме как на последний предсмертный полувздох… но тут пинок под колено снова бросил его на пол, а Ольга, аккуратно, словно на тренировке, скользнула вбок от солдата, поворачиваясь, перехватывая своей тонкой ладошкой рукоять двуручного меча, уводя в сторону смертоносный удар, ускоряя… С удивленным возгласом мечник перекувыркнулся в воздухе и плашмя обрушился на то место, с которого мгновение назад откатился шаман, а подоспевший Талемил ударил его ногой в голову.

– Вставай плотнее к нападающему, - спокойно заметил Ольге подбирающий плащ с пола Тилос. - Мало тебя Ханкер учил? Скажи спасибо, что парень не ожидал атаки, а то бы пополам тебя распластал.

– В добрый час свела нас вместе воля Пророка, - сказала принцесса. Только теперь Заграт заметил, как у нее мелко дрожат стиснутые руки. - Ты не только сам великий воин, купец Тамил, но и дочь свою воспитываешь надлежаще. Думаю, твой генерал сгрыз от досады бороду, узнав о твоей отставке. Кстати, когда все закончится, ты так же выучишь и меня. Но нет времени на пустые разговоры, прием вот-вот закончится. Пойдемте, - она решительно двинулась дальше, бросив равнодушный взгляд на усеивающие пол мертвые и бессознательные тела.

– Да, моя принцесса, - Талемил шагнул за ней, бросив на Тилоса странный взгляд. - Смею напомнить о страже у тронной залы.

– Это ваша проблема, - отмахнулась принцесса. - Ты на пару с Тамилом справился с десятком, так неужто не справитесь еще с четверыми? Да и не станут они нападать на глазах у всех.

Еще с четверыми? Заграт неслышно охнул и заковылял за остальными, тяжело опираясь не только на посох, но и на плечо Ольги. Голова раскалывалась от боли, колени подгибались. Ольга, заметив его состояние, быстро провела ладошкой по затылку, и боль отступила куда-то на грань сознания.

Тронная зала нашлась за вторым поворотом. Стража у входа проводила принцессу удивленными взглядами, но даже не пошевелилась. Большие дверные створки оказались распахнуты, за ними виднелся огромный зал с блестящими полами и высокими каменными колоннами. Пол постепенно повышался к дальнему концу помещения, четырьмя высокими ступенями восходя к сияющему золотому трону. В зале толпился народ, в воздухе стояло тихое жужжание голосов, словно в дупле лесных пчел. Впрочем, те, кто заметил принцессу в сопровождении странной компании, ошеломленно замолкали, склоняясь в почтительном поклоне. Тишина волной разошлась по залу, а принцесса решительно шла к трону, и люди поспешно расступались перед ней и ее спутниками.

– Здравствуй, отец, - ледяным голосом произнесла Камелла, когда до трона остался с десяток шагов. - Как видишь, я вернулась.

– Здравствуй, дочь, - высокий седой мужчина в алом плаще тяжело встал ей навстречу. На его лице застыла печаль, лоб избороздили глубокие морщины. - Я рад, что ты избежала неведомых опасностей и вернулась домой. Ты должна рассказать мне, что случилось. На тебе кровь… Ты не ранена?

– Это не моя кровь, - отчетливо произнесла принцесса посреди мертвой тишину. - Это кровь тех людей, которых ты послал мне навстречу, чтобы остановить меня. Это кровь тех, кому я верила, как твоим верным слугам. Это кровь моей души, скорбящей оттого, что мой собственный отец предал меня. Я расскажу, что со мной случилось, но не тебе и не наедине. Я расскажу это всем, кто здесь находится, чтобы они знали, кто ими правит. Я…

– Камелла! - предостерегающе произнес Император, поднимая ладонь. - Ты не в себе. Тебе нужен отдых и врач. Ты должна восстановить свои силы…

– Нет! - яростно крикнула девушка. По ее щекам потекли слезы. Заграт с испугом заметил, что она с трудом стоит на ногах, а ее лицо приобрело землистый оттенок. - Я не позволю тебе снова… снова… аххх…

Принцесса задохнулась и схватилась за сердце. Внезапно ярость и ненависть стерлись с ее лица, взгляд стал пустым. Ее колени медленно подогнулись, и она плавно опустилась на пол.

– А-а… - сказала она и неловко упала на бок. Ее остекленелые глаза уставились в потолок. Ольга рванулась к ней - и чуть не упала от резкого рывка. Железная рука Тилоса сомкнулась у нее на плече. Ничего не понимающая целительница попыталась вырваться, но второй рывок бросил ее на колени. Маленькая черная тень вырвалась из складок одежды и с пронзительным, режущим душу криком заметалась по залу. Заграт неверяще взглянул на Серого Князя. Тот, неподвижный и молчаливый, стоял, глядя на мертвое тело принцессы, и в его глазах глубоко под капюшоном угасало пурпурное пламя.

– Ты… - прошептал Заграт.

– Я, - грустно согласился тот, не глядя на шамана.

– Врача! - грянул в гнетущей тишине зала голос Императора. - Врача, быстро! Головы сниму! В мои покои ее, живее! Очистить зал!

Несколько стражников, растолкав замершую в оцепенении толпу, окружили тело принцессы, бережно подняли ее и унесли в неприметную дверь за троном. Оглушенный Талемил неподвижно стоял, тупо глядя на место, где лежал труп. Толпа придворных заволновалась, послышались истеричные женские вопли. Возле дверей началась давка.

– Вот и все, - вздохнул Тилос, помогая Ольге подняться. - Я не сильно? Извини. Пойдемте, пока еще можно.

– Именем Императора! - четверку, лязгая доспехами, окружили стражники. - Следуйте за нами.

Заграт привычно напрягся. В этот раз шансов пробиться точно нет. Тилос, может быть, и крут, но завалить всю дворцовую стражу ему вряд ли под силу.

– Почему бы и нет, - просто сказал Тилос. - От такого приглашения сложно отказаться. Пойдем, Талемил, - он проводил взглядом Злобного Ыха, юркнувшего в какую-то отдушину под потолком, положил руку на плечо пребывающего в остолбенении воина и легонько потряс. - Талемил!

– Да, - покорно согласился тот. - Пойдем. Теперь уже все равно.

Конвой провел их в тот же неприметный проход за троном. Несколько узких коридоров, мощная железная дверь, потом еще одна. Окон не было, даже колдовские светильники горели как-то угрожающе тускло. Вниз ушла винтовая лестница, пахнуло человеческими болью, кровью и дерьмом - пытошный подвал, сообразил шаман. К счастью, повели их не туда, а мимо, мимо, по крутой лестнице наверх и в глухой тупик, лишь смутно освещенный отблеском светильника за поворотом. Несколько камней в кладке заметно истерлись - видимо, их часто касались руками. Впрочем, сообразил Заграт, человек, наверное, и не разглядит, а орки с их ночным зрением здесь гости нечастые.

Стражник осторожно постучал в стену. Потом еще раз. Перегородка оставалась неподвижной. Страж недоуменно оглянулся на своих товарищей - те растерянно пожали плечами - и постучал снова.

– Позволь мне, - Тилос мягко отодвинул в сторону одного из конвоиров и шагнул к стене. Те схватились за мечи.

– Ты не… - начал тот, что был за главного, но Тилос уже выстукивал сложную дробь по истертым камням. С легким скрежетом каменная стена - совсем не в том месте, где ожидал Заграт, - сдвинулась с места и поехала назад и в сторону. Стража ошеломленно уставилась на Серого Князя. Тилос приглашающе мотнул головой и шагнул в проем. Заграт дернул за руку застывшую в каком-то ступоре Ольгу и прошел следом.

За стеной оказалась небольшая, освещенная горящим камином и обычными свечами комната. У дальней стены стоял массивный стол со множеством ящиков, заваленный массой пергаментных и еще каких-то свитков. Из маленькой квадратной бутылки торчало гусиное перо. Рядом - у Заграта глаза полезли на лоб - из-под расшитой тряпки выглядывал угол небольшого железного ящика, что использовались в Лесной Долине для дальних переговоров. У противоположной стены располагалась широкая кровать, окруженная тяжелыми шторами. Одна из штор была отдернута, открывая неподвижно лежащее на покрывале тело принцессы. Мертвая, она казалась еще прекраснее живой - с лица сошло недовольное высокомерие, его черты разгладились. Император сидел рядом на низкой табуретке, глядя прямо перед собой, руки безвольно свисали с колен. Рядом суетился какой-то сухой старик, от которого явно пахло лечебной магией.

Тилос откинул капюшон с лица и вышел на середину комнаты, скрестив руки на груди. Император не обратил на него никакого внимания, все так же глядя перед собой. Главный из стражников нерешительно кашлянул.

– Ваше Величество… - нерешительно начал он.

Император медленно поднял тяжелый взгляд и в упор уставился на Тилоса.

– Конечно же, - тускло сказал он. - Я должен был догадаться сразу. - Несколько мгновений он изучал Серого Князя, потом как бы нехотя махнул рукой страже. - Все вон.

– Но, мой Император… - запротестовал было страж, но тут же осекся.

– Он мог бы остановить мое сердце еще в зале, - безразлично сказал Император, не отрывая взгляда от Тилоса, - но почему-то выбрал другую жертву. Видно, у него иные планы. Зачем-то я ему еще нужен. Так? - Его глаза, казалось, хотели пробурить в Тилосе дырку.

– Я оставлю двоих… - робко предположил страж.

– Вон! - заревел Император, вскакивая на ноги. - Все вон! И ты тоже! - рявкнул он остолбеневшему старику-целителю. Стражники молча исчезли в проходе, кусок стены с легким скрежетом закрылся за ними. С этой стороны она оказалась шкафом, заваленным, как и стол, разнообразными свитками. Старик, мелко кланяясь, спиной попятился к обычной двери на противоположной стороны комнаты и неуклюже выскочил в проем. Талемил с ужасом смотрел на Тилоса, его рука шарила по пустому поясу, машинально нащупывая рукоять меча.

– Ты - не купец Тамил, - хрипло сказал он. - Ты обманул меня… и моих людей… и принцессу. Теперь они мертвы, а я жив. Кто ты?

– А, мой верный генерал Талемил, - проскрежетал Император, подходя к нему вплотную. - Славно же ты отплатил мне за милость, в которой пребывал последние годы…

Талемил словно съежился, уменьшился в размерах, однако его лицо стало бесстрастным.

– Я должен был выбрать между принцессой и вами, Император, - невыразительно сказал он. - Я выбрал, и выбрал неверно. Теперь я готов принять смерть.

– Уже не "мой император", а просто Император, а? - страшно усмехнулся тот. - Ты - убийца моей дочери. Будь спокоен, ты умрешь, как и многие другие.

– Я защищал вашу дочь до последнего, - в голосе воина зазвучала плохо скрытая ярость. - Я был готов пожертвовать своей жизнью ради нее, как и остальные мои люди…

– А вместо этого привел ее сюда, на смерть, - Император словно потух. - Ты дурак, Талемил. Ты никогда не отличался особенным умом, но сейчас ты просто дурак, которого этот вот, - он кивнул на Тилоса, - поимел как хотел.

– А у меня был выбор, Грет? - спокойно спросил его Тилос. - Я предупреждал тебя, что дальний монастырь - выбор, худший из возможных. Видишь - не успел ты вывезти ее из столицы, а тебя уже предал один из вернейших генералов…

– Не читай мне нотации в тысячный раз, князь, - досадливо оборвал его Император. - Но неужто я, отец, не мог попытаться спасти свою дочь? Над твоими горами поднялся огненный гриб, радио не отвечало, а до выступления заговорщиков - три дня! Что я должен был делать, что!? - Неожиданно он рухнул на стул и закрыл лицо руками. - Почему ты не убил меня вместо нее? - Его плечи беззвучно затряслись.

– Убил? Принцессу? - с ужасом прошептала Ольга. Талемил побелел, хватая ртом воздух. Его рука все еще судорожно шарила по поясу. - Тилос… за что? Зачем?…

– Оленька, милая, - вздохнул Тилос. Неожиданно он словно постарел и осунулся. - Ты хоть представляешь себе, что такое гражданская война в империи с населением в семнадцать миллионов человек?

Ольга непонимающе смотрела на него, бессознательно пятясь назад, пока не уперлась спиной в богатый ковер на стене.

– Какая война? - выдавила она через силу. - Зачем ты убил ее? Она… она… это несправедливо! Нечестно!

– Последние два года Камелла была игрушкой в руках Майно, - терпеливо пояснил Тилос. - Девочка действительно хотела как лучше - боротьсясо злом, защищать простых людей, все в этом духе. А еще она была, знаешь ли, очень верующей. Майно хорошо умеет запудривать мозги таким, как она. В ее глазах он выглядел новым Пророком. Разрушитель внушил ей, что Приморская империя нуждается в новом, более мудром и более справедливом правителе. Он организовал заговор, чтобы свергнуть Императора и посадить ее на трон. Принцесса усилила бы войско и пошла войной на Граш, который тоже не сидит сложа руки. Это означало бы конец Империи, давно неспособной на такую войну, конец последнего реального соперника Майно.

– Зачем тогда ты тащил ее сюда на смерть? - проворчал потрясенный Заграт. Принцесса? Пешка Майно? У него не укладывалось в голове. - Почему же ты не убил ее там, в лесу?

– Принцесса должна была умереть публично, - скрипнул зубами Тилос. - Иначе рано или поздно Майно нашел бы дуру-самозванку на ее роль. Только десятки свидетелей ее смерти могли предотвратить такой вариант. Я спрашиваю на сей раз тебя, Заграт, - ты представляешь себе, что такое гражданская война в стране с семнадцатимиллионным населением? Ты знаешь, что такое эпидемии чумы и оспы? Холеры? Синего риккетсиоза? Брюшного тифа? Сотни тысяч погибших от меча, и куда больше - от голода и болезней, миллионы озлобившихся беженцев, потерявших последнее, банды детей-беспризорников и умирающие под заборами старики, налеты грашской конницы и работорговцев, всеобщий хаос и многолетняя разруха… Я вложил в Империю слишком много труда, чтобы позволить ему пойти насмарку!

– Но ты убил ее, - механически, как заведенная повторила Ольга. - Убил…

– Чтобы спасти миллионы людей, - твердо сказал Тилос.

– А что ты удивляешься, девочка? - хриплым от слез голосом спросил ее Император, поднимая из ладоней мокрое лицо. - Ты разве не знаешь, что самые страшные преступления совершаются не из корысти, но из любви к людям? Ты не представляешь, скольких он отправил к Пророку ради всеобщего мира? Не знаю, кто ты, но могу тебя уверить - он использует тебя для своих целей, как и остальных. Как и меня. Как и Камеллу…

– Ты несправедлив, Грет, - мягко сказал Тилос. - Ты сам знаешь, что другого выбора не осталось.

– Она - моя дочь!

– И лишь поэтому ее пришлось убить мне!

– Я проклинаю тот день, когда впервые увидел тебя! - Император со стоном снова опустил голову в ладони. - Почему я не умер десять лет назад? Почему сам не освободил ей дорогу?

Воцарилась тишина. Заграт снова почувствовал, как устал. Он покрепче оперся на посох, который, к счастью, не отобрала стража.

– Да кто ты такой? - непонимающе спросил Талемил. - Откуда ты взялся?

– Я - Серый Князь, - повернул голову Тилос. - Ныне князь без княжества.

Талемил схватился за голову. Его ноги подкосились, и он рухнул на колени.

– Ох я старый болван, - прошептал он. - Да, я действительно дурак. И я привел мою принцессу, мою малышку сюда, на смерть. Я, своими руками…

Его рука скользнула к голенищу сапога. Блеснуло лезвие короткого кинжала. Мгновение воин смотрел на него пустыми глазами, потом повернул острие и с силой ударил себя в горло.

Неслышной тенью Тилос скользнул к нему. Он пнул Талемила в живот, одновременно выворачивая лезвие из закаменевших пальцев. Генерал согнулся пополам и беззвучно рухнул на пол, широко разевая рот. На шее сбоку алела короткая царапина. Тилос присел рядом на корточки.

– Если бы не ты, - мягко сказал он, - принцессу довезли бы до Талазены. Я бы переправил ее в надежное укрытие, Лесная Долина - не единственное верное мне место. Через год-другой она взглянула бы на окружающее другими глазами и с миром вернулась бы к отцу. Ты, и только ты виновен в ее смерти.

Талемил неподвижно лежал, уткнувшись лицом в пол.

– Ты разрушил давно подготовленный план, - безжалостно продолжил Серый Князь. - И теперь думаешь, что можешь бежать в смерть от ответственности? Сейчас ты единственный, кому поверят люди. Ты расскажешь, что принцессу похитили люди Майно, и что ты героически отбил ее. Лекарь объяснит, что принцесса умерла от долгодействующего яда похитителей, и ты подтвердишь его слова. Сегодня ночью ты самолично арестуешь предателей, а завтра публично объявишь, что принцесса стремилась предупредить отца о заговоре. Только так ты сможешь спасти честь Камеллы, только так сможешь обелить память о ней. Иначе… иначе люди узнают, что вместо души у девочки был черный нетопырь, которого многие видели своими глазами! - Тилос перевел дух. - Ты сделаешь это. А потом, если ты трус, можешь пускать себе кровь. Но на твоем месте я бы подумал о повелителе, который благодаря твоему предательству остался на пепелище. Завтра закатятся звезды многих генералов, и Императору будет не на кого опереться. Если ты верен своему долгу, ты будешь жить и верно служить Империи.

– А спросил ты меня, нужна ли мне служба предателя? - Император тяжело опустился на табурет и совсем по-мальчишечьи шмыгнул носом. Его лицо исказила гримаса глубокой скорби, но глаза уже горели жестким угрюмым огнем. - Или я уже не волен распоряжаться своими слугами?

– Грет, а у тебя есть выбор? - тихо сказал Тилос. - Есть ли выбор у тебя, у меня, у него? - он кивнул на скорчившегося Талемила. - Я давно забыл, что это такое. Я убийца, ты прав. Не много таких палачей, как я. Полагаешь, я убиваю потому, что мне нравится процесс? Тогда ты ошибаешься. Я делаю лишь то, что должно.

– А потом? - так же тихо спросил его Император. - Что потом? Все, что я ни создавал, рассыпалось в прах. Ты помнишь, как я, еще совсем сопляк, увлеченно спорил с тобой о судьбах мира, о государственном устройстве? Помнишь, как мы радовались, когда все получалось? Как огорчались от неудач?… Но жизнь рано или поздно берет свое. Вот и Камелла… - Он замолчал и махнул рукой. - Зачем что-то делать, если конец один - прах и смерть?

– Делай что должно, Грет, - вздохнул Тилос. - Другого ответа у меня нет. Делай что должно, и будь что будет.

Часть пятая. Хлаш.

– А если бы вас не засекли в том трактире? - с интересом спросил Хлаш. Солнце поднялось уже высоко и ощутимо припекало. От выскобленных досок палубы тянуло влажным теплом. Где-то невидимо всхлипнула чайка.

– Нас не могли не засечь, - спокойно объяснил Тилос. - Я специально выбрал такое место. Там частенько болтаются шпионы Городского совета. Барда этого я, конечно, не ожидал.

– Прав этот твой Грет, - проворчал Заграт. - Ты действительно используешь для своих нужд всех, кто под руку подвернется. Зачем ты Теомира с Хлашем морем отправил, а нас с собой потащил? Нельзя всех морем послать было? Или хотя бы наоборот разделить? - Он снова крутнул головой в сторону наваленных вокруг бухт каната и сморщил нос. Запах ему явно не нравился.

– Заграт, я не мог встретить отряд принцессы в одиночку, - терпеливо ответил Тилос. - Одинокий мужчина вызывает подозрение - не разбойный ли он подсыл, не шпион ли? А уж двое мужчин в сопровождении тролля-воина - тем более. В лучшем случае меня послали бы подальше. Но кто в здравом уме заподозрит в недобром папашу, таскающего за собой дочь? Извини, Заграт, по другому не получалось.

– Жук же ты, - печально сказал шаман. - Знал бы, что ты так меня… нас с Онкой используешь - ни в жисть бы с тобой не пошел. Пусть меня лучше бы в Талазене в холодную сунули бы. Всю жопу до кости стер…

– Заграт, - вздохнул Тилос. - Ты так и не понял, что у тебя нет выбора? Ни у тебя, ни у меня, вообще ни у кого. Вся жизнь - это лишь выбор лучшего варианта из множества скверных. Майно, если он и был на этом материке, вернулся к себе. На Восточный материк можно добраться кораблями либо Империи, либо Граша. Но в Граше ваш Отряд сделали бы рабами, да и то если бы повезло - они очень не любят чужаков. Скорее зарезали бы вас на всякий случай. Да и рискованно это - на их галерах море пересекать. И плыть с юга куда дальше. Нет, единственная возможность - имперский флот. Но Империя воюет с Майно, через море ходят лишь редкие торговые караваны в Зераполь или Крестоцин, и отправлялись они только из Золотой Бухты. В любом случае вы должны были попасть в столицу.

– Все-то ты рассчитал, - фыркнул шаман и, нахохлившись, отвернулся, поплотнее закутавшись в плащ. Судя по виду, его мутило от морской болезни, но признаться в этом он не считал нужным. - Одного я не понял - если ты такой умный, то почему в лесу не тем помог? Пособил бы похитителям девчонки, спрятал бы ее… или что ты там себе думал? Говорил же этому… Талемилу про какой-то план. А вместо того приволок ее обратно и прикончил на глазах у папаши…

– Я солгал Талемилу насчет плана, - Тилос отвернулся и уставился в открытый океан. - После гибели Лесной Долины все пошло псу под хвост. Сам посуди: куда я бы с ней сунулся? В Талазену? Там на меня полгорода охотилось. Мимо дворов двоих своих людей прошел - разорены. У третьего подозрительные ребята возле ворот отираются. У четвертого на окне знак висит - не суйся… Насилу разыскал незасвеченного парня из третьестепенных, он и объяснил, что дело труба, что городская стража на корню скуплена и вмешиваться не будет. В Талазену возвращаться нельзя, по дорогам Каратели шастают как у себя дома, Серое Княжество стерто с лица земли. Переворот через двое суток, Грет не получил от меня список заговорщиков, ни одного дальнего передатчика под рукой нет, а сам на связь выйти не могу - систему выжгло. По лесам девчонку прятать? Я уже в Золотой Бухте разузнал, что как в воду глядел: была у заговорщиков девка на подмену, от принцессы неотличимая. Может, с самого начала ее и планировали вместо Камеллы. Не успел бы я вовремя - короновали бы на престол новую Императрицу, как пить дать. И что я должен был делать там, в лесу? Ну?…

Заграт промолчал. Хлаш устроился поудобнее. Палуба умиротворяюще покачивалась, клонило в сон. Массивная туша корабля дышала успокоением. Боль в коленях ушла куда-то далеко-далеко, лишь изредка напоминая о себе словно бы намеками. Настанет еще ее час, и она вернется, размалывая ноги безжалостными жерновами, но сейчас можно расслабиться.

Корабль чем-то напоминал грашский когг, но обладал двумя мачтами. Задняя несла сейчас большой прямой парус, жадно ухватившийся за попутный ветер. Косой парус передней мачты был спущен и свернут, дожидаясь своего часа. Громко орал боцман, гоняя взад и вперед несчастных матросов. Смысла в этом, на взгляд Хлаша, не было ровно никакого, но не лезть же в чужую пещеру со своим фонарем. Ольга с Теомиром сидели, тесно прижавшись друг к другу и уставившись прямо перед собой на бухту каната, избегая смотреть по сторонам. В их глазах все еще плескался страх перед морем. Ничего, скоро привыкнут. Морская болезнь их не мучает, и то неплохо.

– Тилос, - спросил он лениво. Серый Князь повернул к нему лицо и вопросительно поднял бровь. - А все-таки, зачем ты поплыл с нами? Это не твоя Игра, не твоя головная боль. У тебя сейчас и там, - он мотнул головой на запад, - проблем хватает.

– Много будешь знать, родной, скоро состарят, - подмигнул Тилос. - Если серьезно, то не стоит мне светиться в Империи в ближайшие годы. Император никогда не простит мне смерти дочери, но со временем хоть успокоится немного. А сейчас он начнет устраивать мне неприятности просто из желания отомстить. Без моей шпионской сети я буду как без рук, а сыскари в Империи хорошие, вскроют ее на раз. Сам натаскивал, знаю. Так что лучше мне погулять немного в чужих краях…

– Свистишь, как сказал бы Заграт, - лениво отмахнулся Хлаш, - и свистишь неубедительно. Скажешь, княжество свое возродить не хочешь?

– Знаешь, не хочу, - вздохнул Тилос. - Достало меня князя из себя корчить. В свое время решил я создать хотя бы клочок земли, где бы людям хорошо жилось. Ну, умеренные налоги, мирная жизнь и все такое. Глядишь, остальные потянулись бы у себя жизнь налаживать по образу и подобию…

– И чего же не потянулись? - хмуро спросил Заграт.

– Так тем, кто у власти, и без того хорошо живется. А те, кому живется плохо, власти не имеют и поменять ничего не могут.

– Тех, кому плохо, в сто раз больше тех, кому хорошо, - хмыкнул шаман. - Поотрывали бы бошки да и устроили что надо.

– Шустрый ты, - усмехнулся Тилос. - Во-первых, при этом толпу народу побьют, остальным честно нажитое огнем по ветру пустят. Во-вторых, вожаки, до власти дорвавшиеся, все как есть оставляют. Не представляют они другого. И подсказок не слушают, сами, мол, умные. И все назад возвращается. Сколько раз пытался… Нет, Заграт, пока люди не поймут, что залог их благополучия не нож за голенищем, а сытый сосед, толку во всех этих переворотах не будет.

– Ну, не знаю, - с сомнением протянул орк. - По мне так нож куда вернее. Сосед сегодня сытый, а завтра оголодает и в твоем погребе придет шариться.

– Вот видишь, и ты туда же. Грет - один из лучших императоров на моей памяти, я его, можно сказать, с пеленок растил. Но и он считает, что крестьянин должен землю пахать, а о размере подати не его забота рассуждать. Ему, императору, мол, виднее. На Камеллу я надежды возлагал, но… - Тилос махнул рукой. - В общем, никто по образу и подобию себя переделывать не захотел. А мне пришлось научиться вышвыривать за порог беженцев. Думаете, я столько пограничников держал от врагов обороняться? Да кому Лесная Долина нужна? Пятачок, поросший лесом поверх камней, поле поднять - морока, поначалу плодородную землю вообще телегами завозили. Золота нет, металлы без технологии бесполезны по большому счету… Нет уж, хватит с меня княжения, самому по себе куда легче.

– Кстати, о птичках, - Хлаш устроился поудобнее и прищуренно взглянул на Тилоса. - Так и не понял я эту историю с принцессой. В городе вроде толковали, что ее прихвостни Майно утащили. Да зачем ее тогда лесом в Талазену волочь? Отъехали бы верст на тридцать в сторону, ночью на побережье на корабль - и вези куда хочешь. В этот… Закатный замок…

– Это бухта Закатная, дубина, - поправил его Заграт. - Замок - он Теней.

– Неважно. В Закатную Бухту или хоть сразу за море. Чего ради ее посуху лесами да болотами волочь?

– Майно ее не похищал, - Тилос отвернулся и стал смотреть на море, на поднимающиеся на горизонте из воды темные вершины островов. - Принцесса организовала заговор против отца. Не без участия Майно, кстати. Месяц назад, через пару недель после вашего появления в Лесной Долине, мои люди перехватили дальний разговор…

– Что сделали? - поразился Заграт. - Разговор перехватили? Не слышал я о колдунах, на такое способных. Нет, ты точно свистишь…

– Честное слово, - печально улыбнулся Тилос. - Мои ребята в Лесной Долине научились это делать. Надо только оказаться неподалеку от одного из собеседников. В радиусе примерно одной тысячной от расстояния разговора. Так вот, переворот назначили как раз на день приема. Император был должен погибнуть от руки наемного убийцы. Я известил об этом Грета, параллельно начав выявлять заговорщиков. Надо сказать, это был для него удар. Он страшно любил дочь, души в ней не чаял. Я… ладно, неважно. В общем, было два выхода - казнить принцессу или попытаться перевоспитать. В конце концов мы решили, что она отправится в путешествие… ну, там целый план разработали. Но в результате она должна была у меня очутиться. Пожила бы годик-другой, глядишь, и посмотрела бы на мир другими глазами. Способной девчонкой росла, и о других пеклась. На том ее Майно и подловил. Так вот, в аккурат перед тем, как ее в дорогу отправлять, Майно меня и… - Тилос замолчал.

– Дальше, - спокойно сказал Хлаш.

– А что дальше? - нехотя сказал Тилос. - Император, как узнал, что меня больше нет, голову потерял. Список заговорщиков я ему передать не успел, потому что еще не всех вычислил, а день покушения все ближе. Вот Грет и решил, что пропажа принцессы заставит приостановить заговор. Лучшим выходом была казнь или тюремный каземат поглубже, но он не смог. Рука не поднялась на родное дитя. Поэтому он послал самых верных людей инсценировать похищение. К сожалению, люди были хоть и верные, но в тайных операциях ничего не смыслящие. Их отследили и мои люди, и люди Майно. Генерала Талемила, который не меньше отца любил принцессу, но в заговоре не состоял, использовали втемную - навели на след похитителей и сказали, что Император завидует популярности своей дочери. Император приказал скрыть дочь в своей резиденции в Талазене, так что единственное, что оставалось - отследить ее в лесу. Спасибо нашему Ыху…

– Пожалуйста, - сладко зевнув, сонно отозвался зверек, прицепившийся вниз головой к какой-то планке на фальшборте. - А за что? А когда мы снова до леса добежим? А то все озеро и озеро… - Он расправил крылья и несколько раз взмахнул ими для пробы.

– Спи, - усмехнулся Тилос. - Ночевать будем в одном из островных портов. Там леса густые, комары вкусные.

– Комаров я люблю, - пробормотал летун. - Скажите этому большому, на котором едем, чтобы комаров искал. А я спать буду. Добежим до леса - разбудите… - Он снова зевнул и завернулся в крылья.

– Вот, кстати, - задумчиво сказал Хлаш. - Неспроста он нас все время находит. Одним везением не объяснишь. Случайно влететь в окно именно нашего дома в таком городе, как Золотая Бухта… Что бы это значило, а?

– Игра, - философски пожал плечами Тилос. - Видимо, он к ней каким-то боком относится. Чудес в мире - тьма тьмущая, но недаром же никто про таких говорливых летунов в жизни не слышал. Пусть его. Забавная пташка. Закончится эта история - займусь им вплотную. Быть разумным при таких размерах головного мозга, говорить с такой глоткой, слышать обычную речь и при этом сохранить сонар… Н-да.

– И все-таки что-то ты не договариваешь, - усмехнулся Хлаш. - Все время в сторону уходишь. Империя Империей, но мир ей не исчерпывается. Есть еще жугличи с харазгами - недаром же ты сам в тех краях болтался. С Грашем у тебя какие-то завязки. На севере, за горами да по побережьям - шаймичи, на западе еще какие-то племена есть, совсем дикие, и не убеждай меня, что они тебе неинтересны. А ты с нами плывешь. С чего бы это?

– Настырный же ты, Хлаш, - неожиданно широко ухмыльнулся Тилос. - Недаром ты матха, ох, недаром. Да только все то, что ты сейчас сказал, - детская возня в песочнице. Знаешь, насыплют песку, пускают туда детишек, а они там фигурки лепят, замки, ходы подземные роют, в общем, счастья - до небес. Бессмысленно это все. Как бы вам объяснить-то это… - Он яростно почесал в затылке. - В общем, я вот вам сказал про сытого соседа - мол, когда люди поймут… Да никогда они не поймут! Игра запрещает развитие цивилизации выше определенного уровня - как технически, так и психологически. Дойдут люди до какой-нибудь человеколюбивой идеи свои умом - война и закончится. А смысл Игры - война…

– То есть ты хочешь сказать, что мы никогда не поумнеем? - спокойно уточнил Хлаш. - Да уж, великие демиурги, нечего сказать, нашли развлечение - вечными младенцами нас держать. Может, оно и к лучшему, что нам развиваться не дают - по крайней мере, такой сволочью не станем.

– Вот в этом-то и есть вся проблема, - повел плечами Тилос. - Демиурги не такие уж и сволочи. Насколько я знаю, Игра всегда планируется так, что заканчивается за несколько сот лет. Никто специально за этим не следит - Судья является по факту, но обычно за этот срок Игрок либо побеждает, либо проигрывает. Но, по моим подсчетам, в вашем мире Игра идет уже не первую тысячу лет. Так не бывает, это неправильно.

– И что?

– Тот демиург, который меня сюда отправил. Джао. Он вроде бы из тех, кто среди своих влиянием пользуется. Мне нужно с ним связаться. Может быть, он разберется.

– А мы здесь при чем?

– Вы здесь ни при чем, - Тилос улегся на спину и стал смотреть в небо. - У меня в Лесной Долине имелся передатчик, который я мог использовать для связи с ним в случае крайней необходимости. Возможно, у Майно в замке есть что-то похожее.

– Так чего же ты не связался, пока мог? - аж подпрыгнул на месте возмущенный Заграт. - Сообщил бы этому парню, что тебя здесь зажимают, жить не дают, он бы и навешал всем по ушам. Глядишь, и нам бы никуда тащиться не пришлось.

– Почему… Не знаю. - Лицо Серого Князя было печально. - В последнее время мне стало казаться, что меня законы Большой Игры не касаются.

– А они касаются? - фыркнул Заграт. - Ах, надо же…

– Не знаю. Может, и касаются. Но дело в другом. У нас с Майно был негласный уговор - он не трогает мою территорию, я не лезу в его епархию. Раздел сфер влияния, так сказать. В последние годы он понемногу начал этот уговор нарушать. А уж атака на Лесную Долину! Дирижабли! Отравляющий газ! Да он не имел права не только против меня их применять, он вообще не должен был их производить. Это явное нарушение всех неписаных правил. Раньше я мог на что-то надеяться, а сейчас… Закрывать глаза и дальше? Глупо. Справиться самостоятельно? С демиургом, опытным Игроком? Ха… Нужно звать на помощь, а я вижу единственный способ сделать это - добраться до передатчика в подвале у Майно.

– А сам сделать не можешь? - поинтересовался Хлаш.

– Нет. Те передатчики, которые клепал я, используют другой принцип. Ваш мир… он… извиняюсь, но рассказать, что такое пленочная черная дыра и моделируемый континуум, я не смогу. Сам не до конца представляю. В общем, пакет… сообщение должно быть сформировано специальным образом, чтобы пройти через границу между мирами. Ну, это… э-э-э…

– Не мучайся, - посоветовал Хлаш. - Все равно не поймем. Сделать сам ты не можешь, ладно. Но почему ты считаешь, что твоему демиургу такая штука нужна?

– Это единственное, что я знаю точно. Явно было сказано: мол, если твой передатчик сломается, можешь обратиться к Майно.

– Так обратись, - ехидно посоветовал Заграт. - Нам-то ты чего голову морочишь?

– Боюсь, не поймет он меня, - хмыкнул Тилос. - Нет, ребята, придется мне вам плешь проедать до победного конца. Если нам по пути, грех не объединить силы.

– А мы этого хотим? - негромко, но зло спросила его Ольга. - Нас ты спросил - нужно нам такое объединение?

Тилос удивленно посмотрел на нее.

– Понятно, - медленно сказал он. - Ты мне так и не простишь Камеллу?

– А что мне тебе прощать? - все так же зло спросила Ольга. - Ты волочешь нас за собой, как кобыла телегу, и не спрашиваешь, хотим ли мы идти твоим путем. Ты используешь нас… как ты там говорил? Втемную? Тебе плевать на наши чувства! Я потребовалась тебе, чтобы втереться в доверие к принцессе, больше ни для чего. Ты говоришь, что это Игра - а откуда мы знаем, что ты не лжешь нам так же, как Камелле? Откуда нам знать, что ты не выдумал все это? Подумаешь, повезло пару раз!…

Наступило молчание, прерываемое только руганью неутомимого боцмана. Наконец Тилос вздохнул:

– Знаешь, у меня давно нет друзей. Не потому, что мне это не нужно или потому, что меня сторонятся. Просто с друзьями надо быть искренним, а в моем случае это означает ненависть. Вот и ты тоже… Я не оправдываюсь. Но я уже давно делаю лишь то, что должно. Я не мог рисковать гражданской войной в Империи, только чтобы пощадить твои чувства. Может быть, потом ты это поймешь.

– Понять - не значит простить, - сквозь зубы заявила девушка. - Я не желаю иметь с тобой ничего общего. У тебя свои заботы, у нас свои.

– Тогда все мои труды насмарку, - вздохнул Тилос. - Если мы не остановим Игру, война будет идти вечно. Тебе жалко принцессу? А других девушек, которым не посчастливилось родиться во дворце, тебе не жалко? Девушек, которых убивают и насилуют на войне? Или женщин, у которых убивают детей, детей, у который убивают родителей?…

– Ты опять пытаешься запутать меня словами! - уже чуть менее уверенно заявила Ольга.

– Оставим пока, ладно? - попросил ее Серый Князь. - Давай отложим выяснение отношений до Крестоцина.

– Да вот, кстати, - Хлаш поспешил вклиниться в клонящийся в не ту сторону разговор. - Что это за Крестоцин? В каком государстве, с кем воюет, как там к Майно относятся, чьи это корабли, что имперцев сменили… Тилос, ты бы ввел нас в курс дела заранее.

– Да уж придется, - кивнул тот. - Слушайте:

– Крестоцин представляет собой один из самых крупных свободных прибрежных городов, традиционно сопротивляющихся попыткам Майно построить на Восточном материке одно большое государство под своим управлением. Некогда основанные пиратами, эти города до последнего сопротивлялись всем захватчикам, оценивая свою свободу куда выше торговых выгод. С незапамятных времен Федерация Свободных Купцов, куда входил и Крестоцин, была на ножах с завоевателем. С течением времени менее стойкие отваливались от Федерации, предпочитая отдаться на милость победителя, остальные же прозябали в постоянной вялотекущей войне, выживая лишь благодаря могучему флоту, успешно соперничающему с морскими силами Майно. Последние десятилетия Федерацию поддерживала и Приморская Империя, недовольная экспансией Майно на запад. Император справедливо полагал, что Разрушитель, занятый перманентной войной у себя под боком, да еще на ближайшем к Западному Материку побережье, будет не так активно вторгаться на его территорию. Поэтому за море непрерывным потоком шли военные товары, продовольствие, а иногда даже и золото.

Обозленный такой поддержкой, Майно пытался перерезать морские коммуникации Федерации, но торговые караваны до половины пути охранялись имперскими хаггами, а во второй половине - флотом Федерации. До сих пор попытки перехватить конвои заканчивались у Майно провалом. Впрочем, понимая всю неприятность затяжной морской войны с далеким противником, тот не слишком усердствует, больше для порядка прощупывая охрану и не давая Федерации отвлечь конвойный флот для выполнения других задач.

– Вон, видите, - Тилос кивнул на юг, где на самом горизонте белел одинокий парус, - это один из следящих. Трехмачтовый, с объемистым трюмом и острым килем. Может болтаться в открытом море месяц, а то и больше. На каждом таком минимум два связных мага. Нашу охрану уже посчитали и расписали майновским адмиралам вплоть до последнего матроса. Но сегодня вряд ли нападут, слишком сильная охрана.

– Ну и дурни же эти, из Федерации, - проворчал Заграт. - Догнать бы да навешать пендюлей. Чтоб не вынюхивал тут.

– Догнал один такой, - усмехнулся Тилос. - На следящих ганзах…

– На чем? - поразился Заграт.

– Ганза - корабль такой. Два прямых, один косой парус, водоизмещение сто пятьдесят тонн, пятнадцать матросов и десять солдат экипажа, крейсерская скорость пятнадцать узлов, - сообщил ему Хлаш. - Относительно недавно вместо коггов использовать начали. Так вот, значит, какой у Майно флаг… Запомним.

– Зоркий ты у нас, - хмыкнул Заграт. - Только выеживаешься много. Думаешь, я знаю, что такое водоизмещение? Нормально объяснить не можешь?

– Он имеет в виду, что кораблик не слишком большой, но шустрый. Не догонишь, - объяснил Тилос. - Разве что в засаду попадешь. Пусть его, не мешает.

– Ладно, - не стал спорить шаман. - Так что там с этой… федерацией?

– Да ничего, в общем-то. Важно, что Майно они зубами грызть готовы. Нам это на руку - подсылов майновских в Крестоцине, скорее всего, нет, или же они в открытую не действуют, не то что в Талазене. Ну, по ходу дела разберемся.

Солнце пригревало все сильнее, хотя в воздухе уже чувствовалась резкость приближающейся осени. Небо затягивало мутной дымкой. Волны мерно плескались о борта, орал боцман - как глотки хватает? - перекликались рога на кораблях. Дальняя цепочка островов по левому борту постепенно приближалась - караван прижимался поближе к удобным защищенным бухтам на случай порчи погоды.

– Странное ощущение, - задумчиво сказал Хлаш. - Словно прежняя жизнь навсегда закончилась. Все как в тумане. Все до того момента, как мы на опушке Орочьего леса встретились. Вроде и времени совсем ничего прошло, а будто много лет минуло.

– У меня такое же чувство, - ответил Заграт. - Только, думаю, это не прежняя жизнь закончилась, а вообще вся. Опять волкам в зубы лезем, раз - и перекусят пополам.

– Не загадывай вперед, - серьезно сказал ему Хлаш. - Жизнь штука странная, никогда не знаешь, что случится. Может, и поживем еще.

– Да куда вы денетесь, - улыбнулся им Тилос. - Эй, ребята, чего грустные? Солнышко светит, мухи не кусают. Смотрите, какое море!

Ольга с Теомиром сумрачно взглянули на него.

– Я домой хочу, - угрюмо сказала девушка.

– Я тоже, - поддержал ее Теомир. - Надоело все. Бегаем ровно зайцы от охотника…

– Бегаем, - согласился Тилос. - Только не от охотника, а за ним. Точнее, к нему в логово. Крупные мы такие зайцы, зубастые, на лис да волков охотимся. Вон Ых какой ушастый - настоящий летучий заяц.

Ых приоткрыл один глаз и сонно взглянул на него. "Я не заяц, я Злобный", - пробормотал он и снова заснул. Ольга с Теомиром невольно улыбнулись.

– Вот так лучше, - одобрил Тилос. - А охотник-то нас боится. Вон какие силы на нас бросает…

– Вроде тех? - поинтересовался Хлаш, указывая на юг.

– Чтоб я сдох… - только и выговорил Серый Князь.

Вместо одинокого паруса на горизонте их виднелось уже два десятка. Вот над морской гладью показался еще один… еще…

– Что означает черный флаг? - отрывисто спросил Хлаш, из-под руки вглядываясь вдаль.

– Пираты, - бросил Тилос. - Морские разбойники. Только пираты или?…

– Семь черных вымпелов, четыре флага Майно, - сообщил Хлаш. - А вон и их друзья, - он ткнул пальцем на северо-восток. - Еще шесть вымпелов и четыре флага. Видимо, за островами скрывались.

– Ах ты сукин сын, - выругался Заграт. - Двое на одного…

– Трое, - Хлаш бесстрастно указал на запад. - Еще восемь ганз и три корабля, которых я не знаю. На всех флаг Майно.

– Майно решил то ли, наконец, обрезать врагам морские коммуникации, то ли раз и навсегда расправиться с нами персонально, - задумчиво подытожил Тилос. - Во втором варианте он должен был как-то узнать, что мы в караване. Хорошие у него шпионы, ничего не скажешь. И ведь сбежать в этот раз не удастся, море кругом. Ох, не нравится мне все это…

– Не только тебе не нравится, - огрызнулся Заграт, вскакивая на ноги и крепко сжимая посох. - Ты-то опять вывернешься, а нам что?

– Чушь не молоти, - посоветовал ему Серый Князь. - Все вывернемся. Дайте сообразить…

Горны на судах завыли тревогу. По команде все суда повернули к островам, сбиваясь в тесную кучу.

– Что они делают? - нервно спросил Заграт.

– Пытаются уйти в шхеры, - подумав, сообщил Тилос. - Там фарватер такой, что не всякий капитан проберется. Есть шанс, что наши приближающиеся друзья часть кораблей на скалы посадят. Впрочем, у нас есть точно такой же шанс.

Теомир вскочил на ноги и, крепко ухватив рукоять своей тоскалы, растерянно озирался по сторонам. Его взгляд перебегал с одной группы преследователей на другую.

– Почему одни идут против ветра, а другие - вместе с ветром? - наконец хриплым от волнения голосом спросил он.

– По ветру, - поправил его Хлаш. - Видишь, у нас подняты прямые паруса, они для попутного ветра, а косые - чтобы боковой ветер использовать.

– А что быстрее?

– Как - что? - удивился Хлаш. - Конечно, с попутным быстрее.

– Заграт, - Теомир вцепился в руку шамана. - Сделай нам попутный ветер! Сильный ветер! Ты сумеешь, ты колдун!

– Голова, однако! - хлопнул Тилос парня по плечу. - Заграт, действительно, сваргань-ка нам попутный ветерок пошибче. Только не говори, что не умеешь!

– Зачем? - удивился Хлаш. - У тех, что сзади, преимущество в ходе. Они нас просто догонят быстрее, только и всего.

– Зато те, что наперерез идут, перехватить не успеют, перед ними преимущество в ходе уже у нас, - нетерпеливо пояснил Тилос. - Тогда будет драка равными силами. Заграт, что застыл как статуй!

– Да не умею я этого! - рявкнул Заграт. - Здесь море, здесь вода с воздухом мешаются, не учили меня так работать! И вообще, я шаман, а не погодный маг!…

– Тихо! - оборвал его Тилос. - Не мандражи. Охранный ветер призывать умеешь?

– Чего? - поразился шаман. - Какой ветер?

– Охранный. От стрел.

– А, защитный смерч, - понял Заграт. - Умею. Но…

– Так и вызывай! Если не сделаешь этого сейчас, потом будет уже не надо. Только воздух не волчком закручивай, а прямо, и на как можно большей площади. Давай же! - рявкнул Тилос, сильно встряхивая орка.

Тот мгновение очумело смотрел вокруг, потом кивнул:

– Попробую. Только если утоплю нас ненароком - не обессудьте…

– Если не ты, то вон те ребята нас утопят, - ухмыльнулся ему Хлаш. - Хуже точно не будет.

Заграт с силой втянул воздух сквозь зубы. Потом покрепче взялся за посох и упер его в палубу, встав лицом к корме. Прикрыл глаза, широко раздул ноздри, словно вынюхивая что-то.

– Онка, - сказал он, не оборачиваясь. - Будешь подпитывать Силой. Возьми меня за плечо… да не сквозь куртку! Так. Ну, ребята, авось на дне встретимся…

Хлаш вытащил из кучи барахла свою палицу, ту, что подарили в Лесной Долине. Он осторожно размотал тряпку, прикрывающую металлические шипы, и взвесил оружие в руке. Так и не довелось ее опробовать на твердой земле. В тот раз, у скал Серого Княжества, под сыплющимся на голову пеплом, он не успел ее достать, прокладывая дорогу голыми руками и зубами. Ну, вот шанс и представился, а земля, доски - все едино. И на этот раз убийств не избежать. Остро заныло изуродованное колено, как бывало с ним к перемене погоды. Чужие паруса спереди-сбоку выросли до угрожающих размеров. Что там Заграт не шевелится?…

Ударил неожиданно могучий порыв ветра, парус надулся пузырем, корабль угрожающе заскрипел. Второй порыв оказался не таким сильным, зато длился дольше. Тилос легко перепрыгнул канатную бухту, подбежал к бледному как смерть капитану и стал ему что-то втолковывать, тыча рукой то назад, то вперед. Тот растерянно слушал, покорно переводя взгляд вслед за рукой Тилоса. Порывы ветра становились все дольше, все устойчивее, судно раскачивалось из стороны в сторону, зарывалось носом, но заметно набирало ход. Заграт стоял, широко расставив ноги и крепко зажмурив глаза, сейчас за его плечо держался еще и Теомир. Капитан наконец-то очнулся от спячки, крепко ударил себя ладонью по лбу, сказал что-то энергичное и бросился к рогу. Тилос удовлетворенно кивнул и вернулся к компании.

– Придержи Заграта, чтобы не снесло! - крикнул он Хлашу, перекрывая ветер. - В караване есть погодные маги, они помогут! - Присев на корточки он стал копаться в своем мешке, вытаскивая из него и аккуратно засовывая в кармашки на поясе маленькие темные шарики. Хлаш, тщательно пристроив палицу за спину, чтобы можно было выхватить одним движением, подобрался к Заграту, чуть раздвинув в стороны Ольгу с Теомиром, и осторожно, но крепко ухватил того за бока.

Завыл корабельный рог. На этот раз он звучал долго, часто меняя высоту. Хлаш прислушался. Пару раз ему показалось, что он уловил команду, но в целом код заметно отличался. То ли для секретности, то ли Народ отказался передавать свои секреты людям. Скорее, второе - чтобы не облегчать жизнь конкурентам.

Еле слышно откликнулись рога на остальных кораблях. Капитан бросил рог и замахал руками, что-то неслышно крича. Корабль снова повернул, ложась на прежний курс. Остальные корабли каравана проделали тот же маневр. Ветер из порывистого стал более ровным и сильным, волны увеличились, покрылись барашками. Паруса сзади росли с угрожающей быстротой, теперь человеческие фигурки на их палубах могли различить, наверное, даже подслеповатые люди. Зато те суда, что брали караван в клещи спереди, почти не продвигались вперед.

– Проскочим! - крикнул Тилос. - Теперь точно проскочим.

Каол Трейн сделал по палубе несколько осторожных шагов, не отпуская поручень. Уже несколько дней он ловил на себе насмешливые взгляды команды. Пусть. Кубарем кататься по занозистым доскам он не собирается. Хватит ему однажды сломанной шеи.

Идея с пиратами казалась хорошей. Очень хорошей. С одной стороны, появлялся шанс окончательно поссорить Федерацию с морскими разбойниками и отвлечь часть ее флота на рейды по пиратским островам. С другой стороны, известие о договоре между Майно и пиратами могло вселить еще больший страх в сердца корабелов-торговцев, а перепуганный враг - слабый враг. Наконец, можно было не отвлекать основные силы от более важных операций, где на счету каждый корабль.

В общем, все было бы здорово, вот только пираты оказались чересчур жадными. Дружба с Великим Майно и богатый караван не оказались для них достаточной компенсацией. Может, они просто сами испугались гнева Федерации? Теперь это уже не интересно - рыбам все равно, почему к ним попал такой богатый обед. Одна беда - солдат у него после драки не прибавилось. Впрочем, их все равно оставалось больше, чем в охране каравана. Если он не справится, имея такую армию, он действительно не заслуживает милости Великого. Но Великий будет доволен. Не забыть только про главное - тот когг с синей полосой на борту.

Благодаря совместным усилиям погодных магов каравана, обычно тихоходные когги показывали чудеса скорости. Идущие наперерез группы врагов безнадежно отставали, вынужденные лавировать против сильного встречного ветра. Несмотря на эффект внезапности, позволивший им заметно выиграть время, охотникам оставалось пройти слишком большое расстояние. Если бы торговцы оказались поближе к островам, это расстояние по крайней мере для одной группы существенно бы уменьшилось. Но осторожный капитан каравана днем держался подальше от скалистых прибрежных вод. Тем не менее, быстрые пиратские суда все равно успевали перехватить торговцев, если бы не неожиданный мощный попутный ветер, играющий на руку жертвам.

Каол Трейн был неопытен в морских делах. Поэтому он не позаботился о собственных погодных магах, умеющих нейтрализовать колдовство противника. Моряки же, презрительно относящиеся к сухопутным крысам в целом и к этому надутому индюку в частности, и не подумали напомнить о такой незначительной детали. Поэтому сейчас цель нагоняли лишь быстроходные, но, увы, слабовооруженные ганзы с малым числом солдат на борту. Впрочем, на ганзах, как и вообще во флоте Великого, команда тоже дралась, так что по количеству воинов даже этот десяток кораблей не уступал всему каравану.

Опять же, никакие погодные маги не могли долго поддерживать попутный ветер: силы при таком занятии истощаются очень быстро. Максимум, что могли выиграть в этой ситуации жертвы, - это десяток морских верст. Дальше ганзы неизбежно настигали их, даже если бы маги еще не выдохлись. Навязав каравану бой, флот Великого вынуждал его затормозить, после чего оставалось лишь дождаться подхода двух других групп.

Положение каравана изначально было безнадежным.

Хлаш стоял на ахтеркастле и сосредоточенно рассматривал преследователей сквозь одну из бойниц. Шесть шнеков охранения понемногу отставали, готовясь принять неравный бой и дать торговым судам шанс уйти.

– Нас достанут задолго до заката, - сообщил он. - Надо бы убрать Заграта в трюм, чтобы шальной стрелой не зацепило. Да и ребят неплохо туда же…

– Я не пойду, - слабо возразил Теомир, бессильно распластавшийся на палубе рядом с Ольгой. Лица у обоих приняли землисто-серый оттенок. Бесчувственный Заграт, заботливо прикрытый какой-то мешковиной, лежал рядом, его сведенные судорогой руки так и не выпустили посоха.

– Я тоже, - поддержала Теомира Ольга. - Я… мы в порядке. Только передохнем немного.

Все десять солдат когга собрались здесь же. Некоторые из них хмуро вглядывались в задние бойницы, другие сосредоточенно осматривали оружие.

– Кто-нибудь умеет хорошо камни бросать? - осведомился у них Тилос. Ответом было недоуменное молчание.

– Мы не мальчишки - на ворон с камнями охотиться, - наконец проворчал десятник. - Да на этих ворон, - он кивнул назад, - камешки покрупнее нужны. Только катапульты на конвойные суда не ставят.

– Вот это, - Тилос поднял руку, демонстрируя зажатый в ней комочек, - называется "белый огонь". Горит даже под водой, а жар такой, что металл плавится. Если такая штука попадет на палубу корабля, то прожжет его насквозь быстрее, чем за десяток удара сердца. Мне нужны люди, которые смогут добросить их до ганзы Майно.

– Толку от такой фитюльки, - наконец ответил воин. - Пока через дырку вода наберется, нас всех рыбам скормят…

– Их у меня два десятка, - спокойно ответил Тилос. - Конечно, не совсем то, что надо. Это против абордажных лодок, не против кораблей. Не рассчитывал я на морскую баталию. Но если все попадут на палубу, то дыр будет достаточно, чтобы быстро утопить корабль. Есть, правда, одна проблема: вряд ли нам дадут спокойно швырять эти штуки. Скорее, изрешетят стрелами. Поэтому бросать надо быстро и сразу многим, чтобы долго под стрелы не подставляться.

– Ну, я на десяток саженей кину, - вызвался один из солдат. Остальные хмуро отворачивались, пряча глаза. Было ясно, что лишний раз подставляться стрелам не хотелось никому.

– Я доброшу, - согласился Хлаш.

– И я, - слабо поддержал его Теомир.

– Ну, и я тоже, - удовлетворенно кивнул Тилос. - Итого четверо, по пять штук каждому. Темка, уверен, что сил хватит?

– Да что я, пацан сопливый, что ли? - обиженно спросил Теомир, поднимаясь на ноги. Он слегка пошатывался, в остальном же стоял более-менее уверенно, несмотря даже на неслабую качку. Руки у него слегка дрожали, но Хлаш решил оставить свое мнение при себе. В конце концов, есть еще время до драки, передохнет.

Снова завыли рога. Боевые корабли Федерации начали слаженный разворот навстречу преследователям, резко отставая от торговых судов.

– Что они делают? - удивленно спросил Хлаш. - Самоубийцы…

– Все правильно, - сказал ему солдат. - У них передние штевни железом окованы, а ганзы эти хоть и шустрые, но хлипкие. Если удачно в борт воткнуться - пополам переломится. А Федерация на форкастлях еще и осадные самострелы ставит. Их шнеки для нападения делают, не для бегства.

– Я не вижу таранов, - отрывисто сказал Хлаш.

– Дура, - снисходительно объяснил ему солдат. - Таран завязнет, значит, обязательно придется драться. А то еще и продырявленный корабль самого на дно утянет. А так стукнул в борт и дальше пошел, они же пусть воду хлебают.

Действительно, это было излюбленной тактикой федеративных судов. Их тяжеловатые, но все равно быстрые шнеки обычно не утруждали себя рукопашной стычкой с врагом, проламывая ему борта окованными железом носами. Но сейчас им приходилось идти против ветра, что лишало их позарез необходимой скорости. К тому же они имели дело не с пиратами, а с опытными капитанами Майно. Шесть ганз положили руль чуть набок, чтобы разойтись с федеративными судами борт о борт, но остальные шесть взяли вправо, уклоняясь от столкновения и явно нацеливаясь на почти беззащитные когги торговцев.

С глухим стуком полетели абордажные крючья, и на намертво сцепившихся шнеках и ганзах закипела свалка. Сошедшиеся встречными курсами суда кружились вокруг общей оси, паруса опасно полоскали, такелажи кораблей переплелись чудовищнойпутаницей веревок и канатов. На одной паре вспыхнул пожар, внезапный и сильный. Пламя мгновенно охватило оба корабля, разгоняя сумерки далеко окрест.

– Вот и приплыли, - безразлично заметил один из солдат. - Сейчас нас догонят - и кранты.

– Да, у них огнеплети, - согласился Хлаш. - Не слишком хорошо. Ну да не впервой…

– Ишь ты, не впервой ему, - проворчал десятник, окидывая тролля раздраженным взглядом. - Может, тебе и по дну гулять не впервой?

С глухим стуком в борт воткнулась первая стрела. Двое молодых солдат вздрогнули, вжимаясь в щиты между бойницами.

– Скоро догонят, - Тилос осторожно выглянул наружу. - Готовимся. И поаккуратнее с этими штуками. Упаси вас Пророк уронить их на свою палубу…

– Интересно, - десятник тоже приник к щели. - За нами идут сразу двое, и оба под флагами Майно. Ох, и кисло же нам придется…

– Значит, одного мы должны утопить сразу, - пожал Тилос плечами. - А со вторым как-нибудь сладим. Готовьтесь.

Из шести ганз, проскочивших боевое охранение каравана, четыре и в самом деле устремились за остальными коггами, в то время как оставшиеся две стали брать в клещи судно, на котором оказался Отряд. Они отличались от остальных большими размерами и обитыми медью носовыми щитами, прикрывающими абордажную команду от стрел. Не прошло и двадцати минут, как их носы оказались вровень с кормой когга. Свистнули стрелы, на этот раз нашедшие себе цель среди матросов. Двое рухнули на доски, обливаясь кровью, остальные в панике бросились к трюмным люкам, расталкивая друг друга. Паруса заполоскали, когг начал забирать вправо, несмотря на усилия матерно ругающегося капитана, отчаянно налегшего на рукоять брошенной рулевой лопасти.

– Ну, братцы, пора! - По знаку Тилоса четверка, вооруженная "белым огнем", спрыгнула с архекастля на среднюю палубу, открытую всем ветрам и стрелам. Лучники, укрывшиеся на носах ганз, дали залп, но темные комочки уже летели в сторону левого корабля.

Ударившись о большие осадные щиты, до времени прикрывавшие абордажную команду, комки вспыхнули ослепительным белым светом. Пройдя сквозь дерево, оставив в нем лишь небольшие дырки с обугленными краями, "белый огонь" поразил стоящих в первой шеренге щитоносцев. По счастью для них, щиты замедлили полет комьев огня, поэтому никого не прожгло насквозь. Однако, не в силах терпеть страшные ожоги, люди в корчах падали на палубу, разрывая тишину истошными криками, а над ними поднимались в небо небольшие султаны дыма от мгновенно прошедших сквозь палубу искр, прожигавших себе дорогу сквозь содержимое трюма. Воспользовавшись этим, лучники Федерации успели всадить несколько стрел в открывшиеся бреши. Но стрелы большей частью бессильно отскочили от блестящих тяжелых кольчуг, а перепрыгнувшие через корчащихся товарищей солдаты Майно мгновенно подхватили не слишком пострадавшие щиты, снова закрывая задние шеренги. Вот это выучка, невольно восхитился Хлаш, и в тот же момент вражеская бронебойная стрела поразила немного замешкавшегося федерала-метальщика в бок, пробив кольчугу. Его занесенная для броска рука замерла в воздухе, пальцы медленно разжались, и последние два комочка, вывалившись из расслабленной ладони, полетели к палубе. Все вокруг словно замерло. Хлаш, по-змеиному извернувшись, бросился вперед и вниз, пытаясь поймать их, но воздух стал густым и вязким, а два маленьких черных пятнышка летели и летели к палубе, опережая и его руки, и капли срывающейся в солдатского бока крови, но его пальцы уже протянулись к "белому огню" - и тут же отдернулись. Хлаш с перекатом упал на палубу, вдохнув отвратительно вонючий дым от уже ушедшего под доски "белого огня", а с ганзы снова били лучники, пытаясь поразить наглецов, и незадачливого парня - Хлаш сообразил, что даже не знает его имени -проткнули еще две стрелы. "В укрытие!" - рявкнул Тилос, и в этот момент вражеский корабль страшно тряхнуло, из-под ближайшего борта вырвались огромные клубы раскаленного пара, несколько человек стряхнуло в воду. Нападающий корабль, стремительно кренясь на правый борт, резко отстал. Хлаш подхватил незадачливого метальщика подмышки и втянул под укрытие защитных стен - вторая ганза уже подошла почти на расстояние выстрела с правого борта. Вслед за ним вскарабкались и Тилос с Теомиром, и в этот момент когг тоже тряхнуло, хотя и не так сильно, как быстро погибающего позади противника. Клуб пара вырвался из воды, обдав всех, кто был на палубе, горячим болотным дыханием.

– Мертв, - с огорчением сказал десятник, пощупав пульс на шее солдата. - Совсем пацан был, вторая ходка. А вы, ребята, словно заговоренные. Думал, из вас решето сделают. А что с теми гавриками приключилось? Набирают воду, будто тараном проткнуло.

– Мы тоже набираем, - процедил сквозь зубы Тилос. - У нас две дырки в днище. А тем просто не повезло - "белый огонь" лег кучно, сильно ослабил борт, а потом их тряхнуло взрывом пара. Наверное, они просто здорового куска обшивки лишились. Но сейчас к нам пожалуют еще гости…

– Две дырки? - поскреб в затылке десятник. - Ну, авось не потонем. За загривок нас возьмут раньше.

Заграт со стоном пошевелился и попытался сесть. Солдаты помогли ему, бросая косые уважительные взгляды.

– Оторвались? - хрипло поинтересовался орк. - Где мы?

– Не оторвались, - вздохнул Теомир, устало присаживаясь на корточки рядом с ним. - Сейчас догонят. Онка, ты как?

Девушка слабо сжала ему запястье.

– Нормально, - улыбнулась она. - Только сил нет.

– С этим мы сейчас справимся, - Тилос снова стремительно рылся в своем мешке. - Так, нас пятеро плюс четверо, мне не надо, матросы… только под ногами мешаться будут. Вот. - Он вытащил на поверхность горсть маленьких белых шариков. - А то совсем из головы вылетело…

– Это что? - подозрительно посмотрел на него десятник. - Опять "белый огонь"?

– Стимулятор, - нетерпеливо пояснил Тилос. - Берите в рот по одной штуке и жуйте. Они горькие, но бодрости получите на десятерых. Да быстрее же!

Хлаш отстранил в сторону заколебавшегося командира и взял из пригоршни Серого Князя несколько шариков. Сунув один в рот, протянул остальные Заграту, Ольге и Теомиру. Те тоже взяли по штуке и начали жевать. Махнув рукой, десятник последовал их примеру.

– Чего встали? - прикрикнул он на троих солдат, неуверенно переглядывавшихся поодаль. - Быстро взяли по штуке!

Хлаш прожевал шарик, сглотнул едкую горечь и прислушался к себе. Все осталось по-прежнему, прилива сил не наблюдалось. Впрочем, он и до того не чувствовал особой усталости. Тролль посмотрел на Тилоса и вопросительно поднял бровь.

– Не действует? - удивился тот. - Заграт, ты как?

– Словно шило в задницу загнали, - буркнул тот, неожиданно легко поднимаясь на ноги. - Не хуже самогона пробирает. Что у тебя там намешано?

– Да так, ничего особенного, - отмахнулся Тилос. - Хоть за это спасибо. Видимо, орочья физиология к человеческой куда ближе, чем тролличья. Что, на всех подействовало?

Остальные вразнобой кивнули. Десятник вытащил меч и сделал несколько сложных финтов, словно прислушиваясь к себе.

– Вот это штука! - восхищенно сказал он. - Слушай, парень, я сейчас действительно могу шатуна забороть, или это только кажется так?

– Можешь, - кивнул Тилос. - Только не перенапрягайся. Сердце посадишь. Да, и через пару часов ох как худо вам будет. Пластом ляжете и мамочку звать начнете. Если бы не безнадежный бой на носу, ни за что бы не дал этой гадости.

– Пару часов еще прожить надо, - не согласился десятник. - И здоровое сердце мертвякам ни к чему. Ну, где там эти шакалы?

– Сейчас будут, - Тилос мельком взглянул в бойницу. - Эй! - Он кивнул капитану, перепугано обвисшему на рулевом рычаге. - Дуй в трюм и не высовывайся. Смотри, чтобы дыры заткнули.

Капитан обрадованно кивнул и юркнул в люк, тщательно прикрыв за собой крышку. Хлаш быстро перехватил рычаг, пока корабль не развернуло боком к ветру.

– Заграт!

– Чего тебе? - отозвался шаман, поигрывая посохом. В его глазах горели недобрые багровые огоньки, с оскаленных клыков начала капать пена. - Только не говори, что и мне тоже в подпол лезть!

– Стал бы я на тебя стимулянт тратить, - усмехнулся Тилос. - Выгляни в бойницу, только осторожно. Видишь бодрых ребят в пяти саженях? Устрой-ка им какой-нибудь сюрприз перед самым боем, чтобы не такие веселые были. Сможешь?

– А то! - усмехнулся шаман. - Эх, говорила мне подружка - сиди дома!…

Каол Трейн стоял на носу ганзы, нетерпеливо вглядываясь в горизонт через дальнозоркую трубку. Четыре когга плавно покачивались на спокойной волне, сцепленные с захватившими их ганзами. От обгорелых остовов - экипажи сторожевых шнеков, погибая, поджигали корабли - несло дымом, его клубы красиво подсвечивало закатное солнце. Далеко позади виднелись паруса безнадежно отставших тяжелых кораблей. Каол хмыкнул. Оказывается, у страха глаза велики. Хватило одних легких ганз с удвоенным экипажем. Конец караванам - уж он-то позаботится, чтобы даже мышь с Западного материка не проскочила. Решено - как только завершится нынешняя операция, он подает прошение о переводе во флот. Тогда-то строптивая Федерация попрыгает - куда им без заморских поставок!

– Я их не вижу! - отрывисто бросил он почтительно стоящему неподалеку адмиралу. - Почему их до сих пор не взяли?

– Они утопили "Кровожада", - понурил голову тот. Видимо, он переживал эту неудачу как свою собственную. - Оттуда успели передать только, что эти сумасшедшие кидают в них камнями. "Дракон" атакует их через минуту-другую. Связной передал, что на открытой палубе никого - видно, камни кончились.

– Камни? - усмехнулся Каол. - Догадываюсь я, что это за камни. Этим идиотам нужно было палубу стрелами как метлой мести, чтобы те и носа высунуть не могли. Смотри, моряк, ты меня уверял, что там лучшие из лучших собраны.

– Так и есть, - угрюмо ответил адмирал. - Только с такими камнями мы еще не сталкивались. Если бы нас предупредили… - Весь его вид дышал укоризной. Если бы тебя предупредили, идиот! Ты-то меня не удосужился предупредить ни о вражеских погодных магах, ни о том, что галсами против сильного ветра ходить несподручно. Да и было же тебе сказано - ожидать чего угодно.

– Головой думать надо! - коротко ответил Каол и снова приник глазом к трубке. Так, этот мусор на поверхности, надо полагать, остатки "Кровожада". Значит, скоро покажутся и вцепившийся зубами в добычу "Дракон". В добычу? Ох, что-то сомнительно…

Над горизонтом полыхнула вспышка, затем еще одна.

– Что такое? - резко спросил Каол адмирал. Тот стоял, полуприкрыв глаза, - прислушивался к передаче с невидимого корабля. - Ну?

– Колдун с когга в момент атаки ударил ослепляющим заклятьем, - неохотно сообщил тот. - Потом добавил огненное кольцо и морозный ветер.

– Одновременно? - удивился Каол. - Во дает! И что?

– Не знаю, - буркнул адмирал. - Передача прекратилась. Передавать некому, все дерутся.

– С кем? - с нехорошей ухмылочкой спросил его посланник. - Там пять солдат, пять пассажиров, из которых одна баба и один занюханный колдун, да полтора десятка матросов, в жизни меч в руки не бравших. А на "Драконе" тридцать мечников, полтора десятка лучников плюс вооруженная команда. Однако, сильны же вы, братцы морские волки!

Адмирал кинул на него бешеный взгляд исподлобья, но промолчал. Отвечать действительно было нечего. Вдвое меньшие экипажи остальных ганз захватили остальные когги за считанные минуты, порубив в капусту горстки отчаянно сопротивляющихся федералов. А здесь уже ушел под воду один корабль почти со всеми людьми, второй же не подает признаков жизни. Впрочем, все понятно. Ослепляющее заклятье могло в мгновение ока вывести из строя половину войска - напряженно вглядывающихся лучников уж точно. Да и прочие боевые заклятья подарком не были. Адмирал украдкой посмотрел на сухопутного умника и почувствовал, как пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Если бы он заранее знал, что среди дичи затешется колдун!…

Из-за горизонта поднялся столб дыма. Каол повернулся и насмешливо оглядел адмирала с ног до головы.

– Ну, и кто же там горит, скажи на милость? Уж не балуются ли твои ребята с огнем от нечего делать? Может, они так победу празднуют?

Адмирал побурел от злости.

– Передачи с "Дракона" нет, - прошипел он. - Я не могу сказать ничего нового. Подойдем вплотную - узнаем.

– Хорошо, - легко согласился Каол. - Подойдем - узнаем. Немного осталось.

На попутном ветре специально подработанная ганза давала верных двадцать два или двадцать три узла, но с остающимися за кормой верстами тревога адмирала только усиливалась. Сумрак стремительно сгущался, и, если бы не полыхающий пожар, найти место схватки до рассвета не удалось бы. Впрочем, адмирал дорого бы дал, чтобы его не удалось найти вообще.

Полыхала ганза флота Великого Майно. Огонь уже съел паруса и мачты и теперь неотвратимо пожирал палубу. Уцелевшие ее клочки густо заливала кровь, там и сям лежали трупы солдат - с размозженными страшными ударами черепами, посеченные, с неестественно вывернутыми головами… Трупы тех самых ребят, которых он самолично отбирал не далее как вчера, которых он знал за лихих неустрашимых рубак, прошедших под корсарским парусом не один десяток тысяч верст. И, как он не вглядывался в освещенные мечущимся светом пожара доски, он не видел ни одного вражеского трупа. Ни одного.

– Лучшие из лучших, а, адмирал? - с нехорошей улыбкой потрепал его по плечу Каол Трейн. - Знаешь, я начинаю побаиваться за свою жизнь. Вдруг ночью стая воробьев налетит, не отобьемся ведь… - Он хрипло расхохотался и спрыгнул с форекастля, не воспользовавшись трапом. - Разворачивай корабль, адмирал! Идем на соединение с главными силами. Да, и пришли ко мне на "Сильного" связного мага.

Каол снова расхохотался и прошел в капитанскую каюту, фальшиво насвистывая какую-то мелодию. Адмирал растерянно смотрел на медленно уходящий под воду "Дракон". Странно. Кажется, этот парень совсем не расстроился.

Вскоре после того, как утро окрасило восточное небо в розовые цвета, три узких полотняных свертка соскользнули в черную воду. Команда, собравшаяся вокруг, застыла в неподвижном молчании.

– Разойдись! - наконец скомандовал капитан и повернулся к Тилосу: - Куда сейчас, командир? Плохи дела, воду брюхом черпаем…

– Насколько сильна течь? - спросил тот, задумчиво глядя на краешек показавшегося над горизонтом солнца. - До Крестоцина переход выдержим?

– Вряд ли, - капитан задумчиво почесал в затылке. - До второй дыры мы так и не добрались. Все эти ящики без погрузочных талей не разгребешь, а где их взять в открытом море? Помпа работает неплохо, но старая она у нас, того и гляди развалится. Да и вообще - непорядок это, с дырявым бортом ползать.

– Пластырь снаружи не завести? - спросил Хлаш. В порезах пульсировала боль, и лезть в соленую воду страсть как не хотелось. Но если надо…

– Вряд ли, - вздохнул капитан. - После этой ходки мы в сухой док собирались встать, от ракушек чиститься. Там так все заросло… Да и нет у нас ныряльщиков.

– Я нырну, если потребуется, - пожал плечами Хлаш. - А ракушки вокруг дырки долотом сбить можно.

– На ходу? Или в дрейф лечь хочешь? - фыркнул капитан. - Нет уж, лучше на помпах идти, чем ждать новых гостей, которые за старых посчитаться хотят. А вы, ребята, круты, - с невольной завистью добавил он. - В жизни не видел, чтобы так дрались. Как хорьки в курятнике, будто сам Пророк помогал. Потерять двоих против трех десятков!…

– Уж какие есть, - подмигнул ему Хлаш. - Тилос, что там с остальными? Скоро очухаются?

– Часов через пять-шесть, я думаю. Вкатил им тройную дозу глюкозы пополам с атээф…

– Чего? - удивился Хлаш.

– Э-э-э… снадобья, силы восстанавливающего, - пояснил Тилос. - Все, по части боевой химии я пуст. Стимуляторов - три таблетки, восстанавливающего силы зелья - одна доза, вот елки зеленые! Не рассчитывал я, понимаешь, на морские сражения…

– Очень извиняюсь, - неловко кашлянул капитан, - но куда идем-то? В Крестоцин таки?

Тилос вопросительно посмотрел на Хлаша:

– Ты в морских делах лучше меня разбираться должен. Что скажешь?

– Морское знание - не умение плавать, по наследству не передается, - хмыкнул тролль. - Ты уж прости, но я - крыса сухопутная. А что, бухты какой не найдется поблизости? Встать на ночь, спокойно залататься…

– Ну… - было видно, что капитан колеблется. - Есть еще Змеиные Отмели, в полусотне верст отсюда…

Хлаш встрепенулся. Он повернулся к борту и стал вглядываться вдаль, словно стараясь разглядеть что-то прямо отсюда.

– Так в чем же дело? - спросил он, старательно скрывая волнение. - Это должно быть отличным местом.

– Тролли, э-э-э… - капитан замялся. Было видно, что он боится обидеть Хлаша неосторожным словом. - Они, в общем, не позволяют…

– Что? - поразился Хлаш. - Тролли? Не позволяют? Доки не позволяют использовать, или что?

– Уже пять лет тролли Змеиных Отмелей не позволяют нам заходить в их гавани.

– Интересно… - Хлаш постучал пальцем по макушке. - И что говорят?

– Ну, я не знаю, - капитан снова замялся. - Слышал что-то про святые места…

Хлаш невольно прищурил глаза. Кажется, мир основательно сходил с ума. Святые места у троллей? Змеиные Отмели для любого тролля, конечно, место легендарное, но такого я точно не ожидал. Да, будет что рассказать на Совете - если вернусь, конечно…

– Очень интересно, - сказал он вслух. - Святое место, говоришь? Ну что же, видно, настало время и мне совершить паломничество. Курс на Змеиные Отмели, капитан.

Раньше всех пришла в себя Ольга. Заметив, что она протирает сонные глаза, Злобный Ых взвился в воздух и запорхал у нее над головой, повизгивая от счастья.

– Уже светло-светло, а вы все спите! - жаловался он. - А тут ни одного жука рядом, и мух тоже нет, и даже комаров! Я есть хочу! Просыпайся, полетели в лес охотиться!

– Тихо! - строго сказал ему Хлаш. - Не видишь - не проснулась она еще до конца. Не зуди над ухом. Скоро уже доплывем до берега, будут там тебе и жуки, и мухи с тараканами…

– Ой, Хлашим… - пробормотала Ольга, сонно улыбаясь. - А мне такой сон снился… Где мы?

– На траверзе Змеиных Отмелей, - пояснил тролль. - В смысле - рядом с ними. Это такая бухта удобная. Иди, умойся - там есть на что посмотреть.

Посмотреть и в самом деле было на что. Подсвеченная полуденным солнцем, высокая гора с белой от снега вершиной царила над океаном. Тонкие нитки горных потоков бежали от вершинных ледников и пропадали в густых зеленых чащах на склонах. Тут и там в кристально чистом воздухе поднимались легкие дымки от печных труб, едва слышно доносились звуки рогов и горнов. Причудливая игра природных сил и века упорной работы сделали свое дело - на ближайшем горном склоне отчетливо выделялся силуэт исполинского зеленого крокодила. Его зубы у самой вершины льдисто поблескивали белым, в пещерах-глазах неустанно поддерживалось неугасимое пламя. Судя по легендам, ночью для знающих фарватер эти глаза служили хорошими маяками, но для чужаков, рискнувших идти прямо на них, дело могло закончиться внеплановым купанием и самостоятельным, без корабля, заплывом до берега: дно усеивал лабиринт острых скал.

Несколько драккаров с угрожающе ощерившимися крокодильими пастями на форштевнях неторопливо шли к замершему на месте коггу на веслах. Команда неуверенно жалась по углам, поглядывая то на боевые тролличьи корабли, то на вставшего у борта Хлаша, с интересом их разглядывающего.

– Любопытно, - сказал он вставшему рядом Тилосу. - Очень любопытно. Взгляни-ка на переднее корыто. Я, конечно, не специалист, но разве рулевое весло не должно быть по правому борту?

– По правому борту оно тоже есть, - ответил тот. - Отсюда не видно. Но вообще-то я думал, что оно с незапамятных времен рулевой лопастью заменено.

– Не похоже, что этому разукрашенному гробу триста лет, - Хлаш задумчиво почесал в затылке. - Скорее, он из новых. Да вон же, видишь, у прочих нормальный руль. Вообще он какой-то странный…

Передний драккар и в самом деле резко отличался от остальных. Выкрашенный в красно-коричневый цвет, с намалеванными по бортам глазами, зрачками которых служили весельные отверстия, с дополнительной невысокой мачтой на носу, несущей малый косой парус, он мало походил на классический драккар, во множестве изображаемый на коврах и кувшинах Тролличьих островов. Из бортов косо вверх торчали небольшие флагштоки, на которых развевались непонятные вымпелы.

Хрипло затрубил рог, и драккары одновременно затабанили веслами. Две дюжины фигур без брызг скользнули с них в воду и призрачными тенями заскользили под поверхностью воды в сторону когга.

– Здорово плывут! - восхищенно сказал Хлаш. - Куда мне до них…

Достигнув когга, тени вцепились в борта чем-то вроде кованых железных когтей и в мгновение ока выметнулись на палубу, оказавшись огромными обнаженными троллями, не уступавшими Хлашу габаритами. Скользя словно по маслу, они рассыпались по палубе и неподвижно замерли, уставившись прямо перед собой. Хлаш невольно поежился - уж он-то знал цену этой неподвижности. Интересно, что же здесь случилось такого, что гостей встречают чуть ли не Ведущие по Пути?

Один из троллей поднес к губам висящую на груди морскую раковину и сильно дунул в нее. Раздался хриплый рев.

– С вами будет говорить матха-ома Периш аз-Герэй, - безо всякого выражения сообщил тролль.

Чудно разукрашенный драккар пришел в движение. Несколько мощных гребков - и весла по левому борту слаженным движением взметнулись вверх, ложась на крючья, а драккар, по инерции скользя вперед, прошелестел своей обшивкой по обшивке когга. Абордажные доски со стуком обрушились на фальшборт, впиваясь в дерево железными клиньями, и через мгновение два корабля, сцепленные друг с другом, мерно покачивались на морской волне. Полная тишина нарушалась лишь монотонным скрипом помпы, откачивающей из трюма воду.

На драккаре взметнулись полотнища ярко-красного цвета. Взметнулись - и опали, открывая неподвижно стоящего тролля с большим золотым кругом на груди и неожиданно острыми проницательными глазами.

– Кто вы, чужеземцы, и почему оказались здесь? - тролль говорил со странным акцентом, никогда не слыханным Хлашем ранее. - Объясните, какое дело привело вас в священные воды Змеиных Отмелей.

– У нас пробоина, уважаемый, - низко поклонился ему наконец-то вышедший из ступора капитан. - Наша помпа плохо справляется с потоком воды. Мы вряд ли сможем дойти куда-то в другое место. Мы просим помощи и готовы платить за нее.

– Священные воды Змеиных Отмелей более не принимают неразумных язычников, - качнул головой Периш аз-Герэй. - Ищите себе укрытия в другом месте.

– Но мы не дойдем! - возмутился капитан. - Уважаемый матха… это… ола, мы пойдем ко дну задолго до того, как попадем в Крестоцин.

– Это не наши проблемы, - качнул головой тролль. - Представь, что в храм вашего Пророка начнет ломиться бродяга, утверждая, что ему больше негде заштопать штаны. Как ты отнесешься к этому?

– Мне все равно, - пожал плечами капитан. - Я не последователь этого учения.

– Это неважно, - тролль прикрыл глаза. - Уходите. Это мое последнее слово.

– Постой, матха-ома Периш аз-Герэй, - негромко сказал Хлаш. - Не торопись. Я, матха Хлаш Дэрэй из Песчаных Гор, прошу гостеприимства у своей родни, гостеприимства для себя и своих спутников. У меня есть что рассказать вашему Совету, а у вас есть что рассказать мне. Во имя древнего Единства Пути я умоляю тебя услышать мою просьбу.

– Ты говоришь правильные слова, - взгляд Периша обратился на него. - Но я никогда не слышал о матхе по имени Хлаш Дэрэй.

– Я пришел из далеких краев, - слегка поклонился Хлаш. - Я и мои друзья миновали тысячи опасностей и пережили множество приключений, имеющих прямое касательство ко всему Народу. Я родом из Песчаных Гор, что на севере Восточного Континента, и моя пещера опалена пламенем войны.

– Я слышал про родню в Песчаных Горах, - кивнул тролль, - но никогда не видел живущих в тех краях. Если ты говоришь правду, то всегда будешь желанным гостем в наших пещерах и гротах. Но это не относится к твоим спутникам. Мы рады привести к свету истины еще одного сородича, но к твоим спутникам это не относится. Они должны покинуть это место немедленно - или умереть.

– Умереть в бою - честь для воина, - Хлаш с удивлением уставился на Тилоса. Тот произнес эти слова на древнем ритуальном диалекте, который с трудом понимал даже сам Хлаш. - Но вместе с нами умрут и лучшие твои воины, матха-ома. Мы друзья тебе и Народу, а наша драка лишь потешит наших врагов. Я заявляю о своих чистых помыслах и требую Испытания Безмятежного Духа.

Потрясение испытал, как выяснилось, не только Хлаш. Несколько ближайших троллей с не меньшим удивлением воззрились на Серого Князя, а глаза аз-Герея превратились в узкие щелки.

– Ты первый из хилых безволосых обезьян, что обратился ко мне на святом языке Прародителей, - медленно сказал он на общем. - Ты понимаешь, что говоришь, или же просто повторяешь услышанные где-то слова, словно яркая птица попугай? Осознаешь ли ты, что только что попросил своей смерти? Подумай перед тем, как ответить - я готов забыть случайные звуки твоего рта.

– Я осознаю смысл своих слов, - ответил на все том же диалекте Тилос. Фразы давались ему с явным трудом, но Хлаш сомневался, что сам смог бы говорить лучше. - Я не просил у тебя смерти - не в твоей власти дать ее мне. Я требую Испытания и выкупом назначаю ваше гостеприимство.

– Только Ведущий по Пути способен так уверенно требовать Испытания Безмятежного Духа, - тролль, казалось, был удивлен по-настоящему. - Кто ты, человек?

– Вы могли слышать обо мне как о Хол-аз-Гуштыме, - поклонился Тилос. - Готов доказать, что я - это я, в любой момент.

Хлаш почувствовал, что глаза суживаются помимо его воли. Он повернулся к товарищу и изумленно уставился на него, будто увидел в первый раз. Нет, этого не может быть! Он блефует. Но ведь это - верная смерть…

Дружный вздох пронесся по рядам троллей, а матха-ома сделал несколько шагов вперед и возвысился над Тилосом огромной зеленой башней. Невероятно, но Серый Князь ухитрялся смотреть на тролля, превосходящего его ростом раза в полтора, сверху вниз.

Неуловимым движением матха-ома ударил Тилоса в поддых - вернее, попытался ударить. Хлаш едва не зажмурился, ожидая грохота, с которым тело Периша рухнет на палубу, но Тилос, ни на йоту не сдвинувшийся с места, лишь поймал запястье тролля двумя пальцами и замер в таком положении.

На лице тролля промелькнуло удивление. Он попытался двинуть свой кулак, застывший в вершке от живота Серого Князя, вперед, потом - отдернуть назад, но тщетно. Рука оказалась словно зажатой в могучие тиски, намертво вбитые в гранитную глыбу. Он шевельнул кистью еще раз, и на его лице мелькнула внезапная гримаса - большим пальцем Тилос нажал на болевую точку.

– Я не могу поверить, что великий, но смертный Хол-аз-Гуштым почтил нас своим визитом спустя полтора века после своей гибели, - наконец сказал матха-ома уже на общем. - Ты простишь меня, если я потребую от тебя пройти Испытание. Настоящий аз-Гуштым с легкостью справится с ним, самозванец же не заслуживает иной участи, кроме смерти.

– Но вы почините мой корабль и окажете помощь моим друзьям в любом случае, - спокойно ответил Тилос, тоже перейдя на общий и освобождая захват. - И начнете ремонт сразу, как мы пристанем к берегу. Если я самозванец, то моя смерть ради них заслуживает награды. Если я тот, за кого себя выдаю, я должен отплыть как можно быстрее.

– Твои слова справедливы, - кивнул тролль. - Такое самопожертвование в духе Пути и заслуживает награды. Повелитель человеческой лодки, тебе требуется помощь прямо сейчас?

Какое-то время капитан ошарашено переводил взгляд с Тилоса на Хлаша, а с того - на матха-ому. Тилосу потребовалось чувствительно ткнуть его локтем в бок, чтобы он пришел в себя.

– А? Что? А, да… то есть нет… В общем, до берега мы и сами как-нибудь… - пробормотал он.

– Хорошо, - кивнул аз-Герэй. - Мы идем к берегу. Готовься, человек, Испытание состоится на закате.

Повинуясь его знаку, тролли неслышно соскользнули в воду и поплыли к своим кораблям. С треском вырвав из палубы железные зубы абордажных досок, странный драккар толчком отошел чуть в сторону, опустил на воду весла и резким рывком двинулся к берегу.

– Ну что, капитан! - Тилос хлопнул того по плечу. - Давай за ними.

– Тилос, - тихо спросил Хлаш. - Скажи, ты действительно Хол-аз-Гуштым? Я…

– Забудь, - фыркнул Серый Князь. - Хол-аз-Гуштыма никогда не существовало. Я и несколько моих учеников, вот и все. Народу люди, в общем-то, все на одно лицо, как и Народ людям. Но легенда получилась красивая, этого не отымешь.

– А как ты собираешься проходить Испытание?

– Да уж как-нибудь, - снова фыркнул Тилос. - Я его и придумал в свое время.

– Тилос, а Тилос! - дернула его за рукав всеми забытая, но сгорающая от нетерпения Ольга. - А что такое Испытание? И кто такой аз-кто-то-там? А что они нам сделают? Почему они нас пускать не хотели?…

– Погоди, егоза, - улыбнулся Тилос, взъерошивая ей волосы. - Все в свое время узнаешь. Главное - нас починят и даже вкусно накормят, после чего отправят восвояси. А вот если нас кто преследовать захочет в этих водах…

Страшный нечеловеческий крик донесся из капитанской каюты. Одним прыжком Тилос преодолел расстояние до нее, чуть не сорвав дверь с петель. Хлаш ринулся за ним. На кровати с пеной на губах бился Теомир, с трудом удерживаемый Загратом и десятником. Второй солдат с трудом ворочался в углу, видимо, с силой туда отброшенный. В глазах парня не было ни малейшего проблеска мысли.

– Пустите! - словно загнанный зверь выл Теомир. - Пустите! Я не буду!…

– Теомир! - гаркнул ему в лицо Тилос. - Теомир! Это я, Тилос! Очнись! - Он встряхнул парня за плечи, потом с размаху отвесил парню оглушительную пощечину, еще одну…

Неожиданно тот расслабился и ничком упал на чуть ли не порванную в клочья койку. Взгляд его стал осмысленным, хотя и насмерть перепуганным.

– Что… я… - он по очереди перевел взгляд на столпившийся в каюте народ - Ольгу, Тилоса, Хлаша, капитана с матросами. - Ох, Отец-Белоконь…

– Что случилось? - быстро спросил Тилос.

– Не знаю, - попытался улыбнуться молодой Всадник. - Просто… просто кошмар… я не знаю…

– Ты уж не пугай нас так больше своими кошмарами, - ободряюще улыбнулся Тилос. - Поднимайтесь, ребята, хватит бока отлеживать. Нас ждут в гости.

Длинная тень от горной вершины накрыла селение Рокотэй и часть бухты, когда Хлаш вышел на середину поляны, окруженной сидящими на пятках троллями. Тилос остался стоять у ствола огромной пальмы, с интересом оглядываясь по сторонам. Видимо, на Большой Совет он попал впервые.

Хлаш мягко опустился на пятки и поклонился главам Совета, коснувшись лбом травы. Затем выпрямился, положил руки на бедра и застыл зеленой статуей, неподвижно уставившись прямо перед собой. Краем уха он слышал перешептывания среди окружающих, почти чешуей чувствовал взгляды, ощупывающие повязку Мастера Пути на левом плече, но, как и подобает матхе, оставался бесстрастным. Мир окружил его, поглотил, завертел в водовороте красок, мысли обострились и потекли плавным потоком, словно равнинная река, могучая, но неторопливая. Главы Совета также бесстрастно смотрели на него.

– Я - матха-ома Карим аз-Рокотэй, Говорящий, - наконец нарушил молчание один из них. - Сегодня на Совете мое слово начинает и останавливает речи. Я приветствую родича из далеких краев, и вдвойне приветствую матху, способного поведать о неведомых нам событиях…

Один из троллей поднял сжатый кулак.

– Говори, Хорот, - кивнул ему Карим.

– Я тоже рад видеть матху далекого племени, - в его голосе явно просґкальґзыґваґли нехорошие интонации. Хлаш внутренне насторожился. - Но только если он действительно матха. Пусть не обижается наш гость, но нравы в наше время уже не столь высоки, как при жизни предков. Уже были случаи, когда гости произносили пустые слова и ничем не подтверждали их…

– Твои слова резки, - то ли осуждая, то ли одобряя, качнул головой Говорящий, - но сомненья обоснованны. Я не хочу обидеть гостя, но жду от него подтверждения.

Хлаш позволил себе расслабиться. Конечно, невежливо сходу брать крокодила за лапы, но рано или поздно ему все равно потребовалось бы подтвердить свой статус. Пусть уж лучше раньше, чем позже. Однако Хорот груб, гораздо грубее, чем должно. Интересно.

– Устроит ли Совет в качестве доказательства мои слова о том, что встречавший нас Периш аз-Герэй не тот, кем хотел казаться? - Хлаш позволил себе выйти из ритуального оцепенения и бросить едва заметный взгляд на встречавшего их парня, сидящего чуть поодаль от Говорящего. Тот едва заметно вздрогнул, и Хлаш усмехнулся про себя.

– Продолжай, - кивнул Говорящий. - Мы слушаем тебя.

– Воины, поднявшиеся на наш корабль, подчинялись не его приказам. Среди них был один, явный Мастер Пути, командовавший всеми, в том числе и Перишем. В моих краях нет тех, кто мог бы отдавать приказы матха-ома, и, если вы следуете тем же обычаям, что и мы, почтенный Периш аз-Герэй не является матха-ома.

Судя по едва заметному одобрительному кивку, слова Хлаша оказались верны. По кольцу троллей пронеслось приглушенное бормотание, но Говорящий оборвал его движением руки.

– Расскажи нам о том, кого ты называешь Мастером Пути, - сказал он.

– Высокий, выше меня на две пяди, длинный тонкий шрам на правом предплечье, похожий на след клинка, зеленые глаза с серым оттенком, сломанный правый верхний клык, судя по ухваткам - Мастер Пути не ниже третьего ранга. Судя по мозолям на ладонях и пальцах - мастер булавы и клинка. Почтенный Периш держался хорошо, но когда мой друг предложил Испытание, невольно выдал себя, взглядом испросив у Мастера совета.

– Да, матха Периш уже поведал нам о своем изумлении, - нахмурился Говорящий. Ага, значит таки просто матха! - Об этом пойдет отдельный разговор. Но ты прав, он не был главным. Командиром был матха-ома Тулш аз-Герэй. - Он кивком показал Хлашу что-то за спиной. Хлаш медленно повернул голову и столкнулся взглядом со стоящим рядом троллем - тем самым, что чуть не пробуравил ему на корабле взглядом спину. По спине пробежали мурашки - до сих пор еще никому не удавалось подойти к нему незамеченным. Разве что Тилосу.

– Он - настоящий матха, - хриплым низким голосом сказал Тулш. - Только настоящий матха мог заметить шрам на плече, когда видел меня лишь мгновения, и то против солнца. Я принимаю его слово как свое собственное.

Хлаш слегка кивнул ему. Только теперь он понял, какой камень лежал у него на сердце. Не то, чтобы он боялся обвинений в самозванстве, но… уж больно неприятным является способ казни за это.

– Я верю тебе, матха-ома Тулш аз-Герэй, - Говорящий подчеркнул титул Тулша сильнее, чем нужно, бросив на Хорота многозначительный взгляд. Тот слегка дернул щекой, но промолчал. А ведь с этим Хоротом что-то не то. Не благодаря ли ему стражи у корабля держались так напряженно? - Я также принимаю слово гостя Хлаша Дэрэя как свое собственное. Если кто-то сомневается в справедливости этого, пусть говорит сейчас.

Ненадолго воцарилась тишина. Хлаш полной грудью вдохнул соленый морской воздух. Мир вокруг казался огромным и ласковым, он звал остаться тут навеки, вместе с родичами, среди которых ему самое место. Древний дом звал его к себе мягко, но властно, и Хлаш с трудом стряхнул наваждение. Чуть вздрогнув, он вышел из транса и легко поднялся на ноги.

– Я благодарю своих новых братьев за оказанную мне честь доверия, - он накрыл правой ладонью левый кулак в жесте тазана и поклонился Говорящему. - Отныне мой дом и ваш дом - одно. Я с радостью расскажу о том, что видел в своих странствиях, о истории моего племени, которая хранится в моей памяти, и с удовольствием выслушаю вашу историю. Хвала вам, новые братья!

– Хвала тебе, новый брат, - отозвались окружающие. Сейчас в их голосах чувствовалось куда больше тепла и меньше напряжения, чем раньше. Его явно приняли как своего.

– Но мы еще не закончили разговор, - продолжил Говорящий, и его голос снова стал жестким, словно щебень. - Человек, называющий себя Тилосом, утверждает, что является Ведущим по Пути. В доказательство он требует Испытания Безмятежного Духа.

По рядам слушателей пронесся слитный вздох. Очевидно, об этой детали были осведомлены далеко не все, и теперь десятки пар вертикальных зрачков уставились на неторопливо отвалившегося от ствола пальмы и вышедшего на середину Тилоса. Хорот отчетливо хмыкнул, на его лице появилась презрительная мина. Тулш, стоя рядом с Хлашем, бесстрастно обозревал Серого Князя.

– Он не похож на Ведущего по Пути, - тихо пробормотал матха-ома сквозь зубы. - Что скажешь, новый брат?

– Скажу, что этот человек способен убить меня голыми руками быстрее, чем щука глотает пескаря, - так же тихо откликнулся Хлаш. - Не надо его недооценивать.

– Спасибо за предупреждение, брат, ибо я назначен одним из проводящих Испытание, - кивнул матха-ома. - Он твой друг?

– Он спасал мою жизнь. Он тот, за кем я пойду на смерть.

Тулш вздрогнул и уважительно посмотрел на Хлаша.

– Я запомню это, - удивленно сказал он.

Дождавшись, пока гул голосов немного стихнет, Карим аз-Рокотэй снова заговорил:

– Немногие в наше время отваживаются на Испытание Безмятежного Духа, и моя память не хранит воспоминаний ни об одном человеке среди храбрецов. Среди людей встречались достойные Идущие по Пути, но ни один из них не был в состоянии пройти по нему так далеко. Но наш гость утверждает, что он - Хол-Аз-Гуштым…

На этот раз его слова прервал общий гвалт. Многие из присутствующих заговорили в полный голос, и в их голосах звучали удивление, недоверие и насмешка. Хлашу захотелось спрятаться куда-нибудь подальше и съежиться в маленький комочек.

Медленно Тилос поднял сжатую в кулак руку.

– Я прошу слова, мои забытые и снова найденные братья, - сказал он неожиданно сильным голосом на ритуальном диалекте Пути, перекрывшим гул Совета. Внезапная мертвая тишина была ему ответом. Все так же медленно Тилос обвел поляну взглядом, и тролли при встрече с ним опускали глаза. Хлашу показалось, что что-то невообразимо тяжелое навалилось ему на плечи. Но вот Тилос улыбнулся, и наваждение прошло.

– Я должен разочаровать здесь присутствующих, - продолжил он нормальным голосом на общем. - Хол-аз-Гуштым никогда не существовал. Многие носили это имя, и я среди них был далеко не самым лучшим. Однако пусть вас не обманывает мой вид - я не человек, хотя и похож внешне. Я стар, куда старше ваших старейшин, хотя и не бессмертен. Но я не нуждаюсь в громких титулах. Если бы нам позволили войти в гавань для ремонта, я бы даже не упомянул это имя. К сожалению, имя названо, и я вынужден доказывать свою правоту. Я умоляю своих вновь найденных братьев простить меня за то недоверие, которое они вынуждены оказать мне. Чтобы избавить вас от тяжкого груза подозрений, я требую Испытания Безмятежного Духа. - Последняя фраза вновь прозвучала на ритуальном диалекте.

– Странны твои слова, но твой дух чист, а намерения благородны, - после короткой паузы ответил Говорящий. - Я, Карим аз-Рокотэй, верю тебе и, в свою очередь, с легким сердцем разрешаю пройти Испытание. Мои родичи, - он обвел сидящих рядом с ним взглядом, - также не возражают. Слово сказано! - Он склонился вперед и приложился лбом к траве. Остальные, включая быстро опустившегося на колени Тилоса, последовали его примеру.

– Тебе нужно время на подготовку? - спросил Говорящий, поднимаясь, уже обычным тоном.

– Нет, Карим, - отрицательно качнул головой Тилос. - Я хочу закончить с этим побыстрее. У нас впереди долгие ночи и долгие дни, нам есть о чем поговорить. Так что давай не будем тянуть. Проводящие Испытание уже назначены?

– Да, - кивнул тролль. - Но ты воистину великий мастер, если отказываешься от медитации.

– Бывали и получше, - вздохнул Тилос. - Так куда идти?

Все время, пока Тилос шел по бревну, Ольга изо всех сил держалась за руку Хлаша, похоже, даже не осознавая этого. Изредка она приоткрывала крепко зажмуренные глаза - только для того, чтобы, тихонько взвизгнув, вновь закрыть их. Хлаш вполне ее понимал. Даже он с трудом усматривал систему в хаотическом полете тяжелых деревянных колод с заостренными концами, да и стальные копья на дне глубокой ямы выглядели весьма угрожающе. Тем не менее, Тилос шаг за шагом продвигался вперед, на его лице застыло отсутствующее выражение. Испачканные сырой охрой деревянные клинки в его руках легко порхали в воздухе, оставляя на дереве отчетливые красные следы. Лишь раз колода слегка чиркнула его по обнаженной спине, оставив узкую синюю полосу. Тилос на мгновение застыл, отчаянно балансируя над смертельной ямой - еще одна колода прошла впритирку к его груди - потом легко присел, почти распластавшись по бревну, уходя от другого груза, выпрямился, уклонившись от третьего, и все так же неторопливо пошел дальше. Хлаш с шипением втянул воздух сквозь зубы - мгновение назад, увидев, как три колоды сразу сходятся в одной точке, он был уверен, что Тилосу не избежать ямы.

Теомир сидел, с горящими глазами вглядываясь в эту картину. Он непроизвольно дергался всем телом, словно стараясь помочь Серому Князю выполнить его задачу. Заграт же, похоже, воспринимал происходящее как бесплатный цирк. Он растянулся на траве на брюхе, хладнокровно ковыряясь в зубах соломинкой, изредка издавая одобрительные возгласы - впрочем, не слишком громко. Хлаш кинул на него недовольный взгляд, на что тот ответил не менее выразительным взглядом своих наглых желтых глаз. Неотесанный орк, что с него взять.

– Ольга, открой глаза, - Хлаш взъерошил девушке волосы. - Он прошел. Первая часть окончена. Теперь будет бой, на него стоит посмотреть.

Ольга робко приоткрыла один глаз. Тилос стоял в середине поляны, испачканные краской деревянные мечи аккуратно лежали в траве на ее краю, а с разных сторон к нему медленно сходились три тролля-гиганта. Двоих Хлаш узнал - Тулш аз-Герэй и Хорот… как его? Дамбарэй. Третий был ему не знаком. Тоскалы оставались в ножнах, но матха понимал, что это ненадолго.

– Первая часть Испытания закончена, - пояснил Хлаш вслух, не отрывая взгляда от поляны. - Он доказал, что способен в гармонии слиться с окружающим миром, пусть даже с таким безумным, как мир беспорядочно мотающихся колод. Вторая часть испытания - доказать, что он способен так же слиться с врагом, причем не с одним, а с тремя сразу. Он находится в заведомо неравном положении - они изо всех сил будут стараться убить его, он же не имеет права серьезно их травмировать.

– Но это же нечестно! - воскликнула Ольга.

– Это Испытание, - серьезно ответил Хлаш. - Невсякий вызвавшийся пройти его выживает, хотя всякого отважившегося чествуют как слившегося с Мировым Духом. Не думаю, однако, что для мертвых это важно. Ты смотри, смотри, там есть чему поучиться. Троим противникам не легче, чем Тилосу - им еще надо следить, чтобы друг друга не зацепить. Это - крупный позор для мастера.

На площадке между тем уже крутилась стальная карусель, клинки тускло отблескивали красным в лучах заката. Изредка неудачливый нападающий кубарем вылетал из круга, но тут же вскакивал на ноги и снова ввязывался в схватку. Впрочем, вскоре все трое остались без оружия, которое Тилос картинными бросками всадил в редкие пальмы вокруг поляны, и нападали уже с голыми руками. Хлаш фыркнул. Слишком рисуется парень, не кончается такое добром. Он попытался приглядеться к бою.

Ай хомо ника таро. Санки топо мин оро. Ти йонка мин оро. Простейшая сихонага, однако, отбросившая потерявшего равновесие Тулша сажени на три, не меньше. Риминага против незнакомого тролля с одновременным ударом локтем поддых Хороту, так что тот несколько секунд сидел на траве, беспомощно хватая ртом воздух. Хлаш аж проглотил травинку-зубочистку от удивления - пробить прикрытое костяной пластиной солнечное сплетение тролля задача непростая даже для тролличьего кулака. А тут - локоть… Рота кема от страшного удара ногой в спину с одновременной подсечкой опорной ноги Тулша - и тут же перекат в сторону с пинком под колено Хорота, неловко обрушившегося на третьего тролля и сбившего его с ног. Тилос уже на ногах, неразличимый танец-вихрь техник, Тулш и незнакомый тролль летят в разные стороны, а Хорот снова на земле, попавшись, кажется, на катенага дакхами, и кулак Тилоса глубоко входит в землю рядом с его головой. Прекрасно видно, как лежащий на спине Хорот с досадой бьет пяткой по земле и демонстративно складывает на груди руки, изображая убитого. А Тилос уже ныряет между Тулшем и третьим троллем, и карусель крутится снова.

Все сломалось в один момент. Внезапно вместо того, чтобы просто уклониться, Тилос вдруг остановил ногу Тулша жестким блоком, и кулак незнакомого тролля вскользь ударил его по голове. Тяжело перевернувшись в воздухе, Тилос плашмя рухнул на траву, а тролль, оттолкнув застывшего на месте Тулша, с силой пнул Серого Князя пяткой в солнечное сплетение. Вернее, хотел пнуть - маленькая серая тень, с пронзительным визгом свалившаяся на голову и залепившая крыльями лицо, заставила его пошатнуться и промазать. Видимо, Тилосу хватило секундного замешательства, чтобы прийти в себя, потому что в следующее мгновение тень с торжествующим воплем взмыла в воздух, а тролль, потерявший Тилоса из вида, получил пинок в бедро, покачнулся и оказался на земле, с глубокой ямой возле правого уха, выбитой пяткой Тилоса.

Хлаш вскочил на ноги и до боли сжал кулаки. Все было кончено. Посторонняя помощь во время схватки приравнивалась к поражению, и никто не примет во внимание, что маленький серый летун, приплывший на их корабле, действовал по собственному усмотрению. Ых, Ых, что же ты наделал…

Однако на поле происходило что-то странное. Тулш стоял, безвольно опустив руки вдоль тела, его взгляд был устремлен куда-то в стремительно темнеющее восточное небо. Хорот и третий нападавший вскочили на ноги и что-то яростно объясняли выбежавшим на поле судьям, среди которых Хлаш разглядел Карима. Зрители, сидящие близко к поляне, повскакивали на ноги и оживленно переговаривались между собой. Тилос стоял немного в стороне и осторожно массировал голову. Он коротко кивнул в ответ на какой-то обращенный к нему вопрос, потом запрокинул лицо к небу, раскрыл рот и издал звук за гранью слышимости (у Хлаша слегка заложило ухо). Спустя какое-то время Ых камнем свалился ему на вытянутую руку и повис вниз головой на вытянутом пальце. На лицах судей отразилось явное замешательство, но Карим, быстро справившись с собой и присев так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с летуном, что-то спросил у зверька. Хлаш не слышал ответа, но на лицах окружающих появились невольные улыбки, даже у обреченно глядящего в небо Тулша дернулся уголок рта.

После нескольких вопросов Карим выпрямился и оглядел судей. Те согласно кивнул головами. Карим взял Тилоса за свободную руку и высоко, насколько позволял рост Серого Князя, поднял ее. Зрителя разразились восторженными выкриками, Тулш и третий тролль осторожно ткнули Тилоса кулаками в грудь, а Злобный Ых взмыл в воздух и растворился в сумерках. Тилос широко улыбнулся и повернулся в Тулшу. Карим тоже подошел к матха-ома и сказал ему что-то резкое, но Серый Князь повернулся к нему и принялся в чем-то убеждать. Несколько раз Карим пытался вставить слово, но Тилос не позволил ему и рта открыть. В конце концов Карим плюнул, воздел руки к небу, стукнул себя по бедрам, повернулся и ушел. Остальные громко захохотали и стали медленно расходиться, оживленно обсуждая происшедшее. Тилос хлопнул недоуменно глядящего на него Тулша по спине и чуть ли не силой увлек за собой.

– Хлаш, а Хлашим! - затеребила тролля Ольга. - А что там такое, а? Тилос победил, да? А что они там ругались?

Хлаш, наконец, подобрал отвалившуюся челюсть и сверху вниз взглянул на девушку.

– А шоб я знал… - развел он руками. - Сейчас сама у него спросишь.

– Познакомьтесь, кто еще не знаком, - весело сказал Тилос. - Это Тулш аз-Герэй, матха-ома, Ведущий по Пути и, в данный момент, сильно расстроенный тролль. Тулш, если ты еще что-то видишь, то круглыми глазами на тебя смотрит Ольга, тот, что с открытым ртом - Теомир, а личность, неуважительно валяющаяся на пузе, - Заграт Тргаха, самый известный из всех шаманов Орочьего леса.

– …я ж и говорю - ошибся я, - Тилос явно пребывал в хорошем расположении духа. Хлаш пригляделся получше. Ссадина на виске оказалась куда меньше, чем следовало ожидать. Ну да, он же говорил - и кости у него каменные, и шкура какая-то особенная. - Тулш должен был ударить, промахнуться по мне и попасть в Шаллана, но в последний момент остановить удар, потерять равновесие и… В общем, я заваливал его минимум тремя вариантами, после чего оставался с Шалланом один на один. Я только в последний момент сообразил, что сейчас сумерки, что Тулш со своей сумеречной слепотой просто не успеет разглядеть, что к чему, и остановить удар. Пришлось блокировать самому. Хорошо, судьи решили, что я и так достаточно поработал, так что попытку мне засчитали. Да еще Ых этот не вовремя вмешался…

– Без него Шаллан тебе брюхо насквозь продырявил бы! - обиделась за своего любимца Ольга. Ых висел на стволе у нее над головой и сладко посапывал. "Я Злобный!" - пробормотал он, не раскрывая глаз, и засопел дальше.

– Авось не продырявил бы, - легкомысленно отмахнулся Тилос. - А вот вмешательство Ыха могло мне дорого обойтись. Ладно, Карим решил, что с малолетних детей да с глупых зверей спросу никакого.

– Почтенный Тилос преуменьшает свои заслуги, - грустно сказал Тулш, сидящий на пятках за пределами освещенного костром круга. - Меня за такую ошибку вполне могли лишить права называться Ведущим. И поделом бы, кстати. Испытание потому и устраивают в сумерках, чтобы проверять достоинства не тела, но духа. Я понимаю твое отношение к нему, - добавил он Хлашу на ритуальном. - Он действительно может быть настоящим другом.

– Как бы не так, - отмахнулся понявший его Тилос. - Победить таким образом означало нажить себе недругов, недовольных нечистой победой. А так я сразу стал всеобщим любимцем, даже Хорот растаял. Чистый расчет, никаких сантиментов.

– Скромный ты наш, - подмигнул ему Хлаш. - Тулш, не знаешь, что там с нашим кораблем?

– Скромнее некуда, - подтвердил Тулш. - Но все равно спасибо Тилосу, что прикрыл. А с кораблем все в порядке. Завтра его наши ребята посмотрят. Думаю, за день залатают. Все равно в вашу честь пир устроят.

– Пир - это хорошо, - согласился Заграт. - Давно брюхо не набивал как следует. Нажремся, а там можно и дальше воевать.

– Орку да крокодилу только и мыслей, что о брюхе, - усмехнулся Тулш. - Поговорка, - поспешно добавил он, услышав, как Заграт зарычал, обнажая клыки. - Я, пожалуй, пойду, - он поднялся на ноги, обмахивая колени. - Завтра увидимся.

– Не нравится мне здесь, - хмуро сказал Заграт. - Побыстрей бы свалить отсюда…

Хлаш загоготал и врезал ему по спине.

На следующий день действительно устроили пир. Впрочем, за низкими столиками на горной поляне сидели всего с десяток троллей, среди которых были Карим, Тулш, Хорот, третий тролль из испытания - Соллаш аз-Турэй - и еще несколько незнакомых. Впрочем, по властности, с которой они держались, Хлаш заподозрил, что и эти были не последними в местной иерархии. В целом сборище больше смахивало на Малый Совет, чем на пир, однако яства оказались вполне на уровне. Хлаш так и не смог ничего опознать, но большая часть блюд отчетливо отдавала рыбой и морем. Стараясь удерживаться в рамках приличия, он попробовал из всех тарелок и пришел к выводу, что вот то, красное с зеленым, что-то типа распластанной сырой рыбы с приправами, нравится ему больше всего. Заграт, первоначально подозрительно принюхивавшийся к незнакомой еде, теперь наворачивал за обе щеки. Тролли с иронией косились на него, но помалкивали. Тилос почти не ел, думая о чем-то своем, а Ольга с Теомиром сидели, тесно прижавшись друг к другу и испуганно оглядываясь по сторонам. Ых охотился среди окружающих деревьев, изредка молнией мелькая над головой.

Отдав должное пище, тролли аккуратно отставили столики в сторону и пересели так, что Хлаш оказался в полукольце. Тот неторопливо вытер губы, отставил свой столик и слегка повернулся, оказавшись лицом к ним. Вот теперь это уже точно Малый Совет. Интересно, одного племени или… общий?

На протяжении следующих двух часов он последовательно рассказывал о всех событиях с момента встречи делегации Зула Ратхата на границе Песчаных Гор. Тилос, о чем-то тихо болтавший поодаль с остальными, только раз бросил на него предупреждающий взгляд - когда речь зашла о пребывании в Сером Княжестве. Впрочем, Хлаш и так не собирался особо распространяться ни о чудесах, виденных там, ни, тем более, об Игре. Это не ускользнуло от внимания Совета, и Хлашу пришлось пережить несколько неприятных минут, с трудом уклоняясь от прямых вопросов. Впрочем, особо настаивать на них Совет не стал, вполне удовлетворившись отчетом о последующих событиях. Узнав, отчего умерла принцесса Приморской Империи, некоторые, Тулш в том числе, метнули на Тилоса странные взгляды. Морская битва вызвала легкое оживление и даже что-то вроде небольшой дискуссии, прерванной взмахом руки Карима.

– Вижу, не все ты рассказал, ох, не все… - наконец сказал ему Говорящий. - Но ты матха не наших племен, и я не виню тебя за немногословность. Я так и не понял, зачем вы плывете на тот континент, ну да неважно. Давай вернемся к самому началу. Зул Ратхат - он и в самом деле предлагал вернуть Драконий Камень?

– Не знаю. Я не был допущен на Малый Совет. Он лишь один раз упомянул об этом при мне. Все остальное я узнал от учителя Трома. Он не матха, поэтому не мог узнать, говорит ли человек правду.

– А ты можешь? - удивился Тулш. - Силен ты, новый брат. Многие у нас искушены в распознавании лжи, но никто - лжи человека.

– Мы живем среди людей, - пожал Хлаш плечами. - У нас нет иного выбора, кроме как научиться жить с ними.

– Да, да, - покивал Карим. - Воистину так велит Путь: не можешь победить врага - слейся с ним и приведи его к поражению от собственной силы. Трудно вам, братья.

– Но мы не собираемся их побеждать, - удивленно взглянул на Говорящего Хлаш. - Зачем? Мы и так неплохо уживаемся.

Хорот фыркнул, его зрачки сузились.

– Жизнь среди низших портит Народ, - тихо, почти про себя пробормотал он. - А вы обитали на материке слишком долго.

– Мы не считаем людей низшими, - проговорил Хлаш, чувствуя, как против воли напрягается тело. Это что еще за фокусы? Путь Превосходящих не существует уже много столетий! Или существует?…

– Мы тоже, - кивнул Говорящий. - Некоторые братья, - он кинул на Хорота многозначительный взгляд, - принимают мир слишком близко к сердцу. Но природа людей такова, что они победят нас, или мы победим их - третьего пути нет. Мы можем ужиться с орками - нам не нужны их леса, им не нужны наши острова и горы, но людям нужно все сразу. Мое сердце плачет, но рано или поздно людям придется преподать урок.

– Но…

– Довольно об этом, - Говорящий поднял ладонь вверх. - Мы не собираемся идти войной на людей прямо сегодня. Возможно, конфликта удастся избегать еще много поколений. Потом, если захочешь, мы обсудим и эту тему, но сейчас снова вернемся назад. Можешь ли ты, матха, сказать - являлось ли предложение посланника Странного Творца истинным или же лишь приманкой? Знает ли он на самом деле, где находится Драконий Камень?

– Не могу. Не знаю, - Хлаш расслабился и прикрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти тот вечер у Шатра Совета. Голос Ратхата… голоса старейшин… слов не слышно, только интонации… Почему он не прислушивался как следует? - Нет, не могу. Но многие в Малом Совете племени поверили ему.

– Были ли среди них те, кто мог, как и ты, распознавать человеческую ложь?

– Нет.

– Плохо, - взгляд Говорящего затуманился. - Немало храбрецов на моей памяти уходило на поиски Камня, но еще никто не преуспел. Многие давно уже считают, что Камень пропал навеки, а иные говорят, что его никогда не существовало, что это лишь красивая сказка. Однако немало и таких, кто чтит традиции и для кого лишь обещание Драконьего Камня стало бы достаточной платой за войну. Хлаш аз-Дэрэй, властью Первого Говорящего Совета я приказываю тебе не рассказывать об этом предложении никому, кроме как здесь присутствующим. Услышал ли ты меня?

– Услышал, Говорящий, - поклонился Хлаш. - Относится ли этот приказ только к Народу, или я могу обсуждать это со своими товарищами, - он показал глазами на Ольгу с Теомиром, с любопытством посматривающих в их сторону.

– Можешь говорить с ними, но ни с кем больше, - согласился Карим. - Только и они не должны обсуждать это ни с кем на наших островах. Однако странные у тебя спутники. Насмешка судьбы в том, что изо всех людей тебе попались такие юные даже по человеческим меркам.

– Судьба, в отличие от Народа, любит смеяться, - пожал плечами Хлаш. - Но кто знает, что ждет нас в будущем? По крайней мере, они хорошо обучаются. Они твердо стоят на Пути и, если не свернут с него, будут великими среди людей.

– Я бы хотел позаниматься с ними, - подал голос Тулш. - Интересно, каковы они в драке? Пожалуй, ближе к вечеру… Хорот, не хочешь со мной?

– С людьми? - презрительно оскалился тот. - Извини, но я не рискну. Неприлично ломать гостям кости, так что уволь.

– Можно считать, что Совет окончен? - сухо поинтересовался Говорящий, неодобрительно покосившись на обоих. - Если да, то на закате - сбор у меня дома. Подумайте хорошенько над словами матхи Хлаша. А тебе, новый брат, - он снова взглянул на Хлаша, - нужно хорошо отдохнуть. Перед тобой долгая и непонятная мне дорога, а когда еще ты окажешься среди друзей?

– Спасибо тебе, Карим, - поклонился Хлаш. - А что там с нашим кораблем?

– Шаллан со своими ребятами с ним возятся, - недовольно поморщился Карим. - Им впервые такая посудина в руки попалась, вот и обнюхивают ее со всех сторон, аж светятся от любопытства. Кажется, собрались в сухой док ставить, чтобы получше разглядеть. Починят, если только на кусочки не разломают. - Он неодобрительно покачал головой и с трудом встал, разминая затекшие ноги. Хлаш почти услышал, как скрипят его суставы. Только теперь до него дошло, насколько стар Говорящий. Лет сто семьдесят, не меньше. - Ох, молодежь…

Вслед за Каримом на ноги поднялись и остальные. Тулш на прощание обернулся и махнул рукой Отряду, широко улыбнувшись. Хлаш заметил, как невольно вздрогнула Ольга. Вообще-то могла бы уже и привыкнуть к тролличьей пасти…

Хлаш неторопливо подошел к своим. Про себя он снова и снова прокручивал свои рассказы, соображая, не сболтнул ли чего лишнего. Впрочем, Ольга сразу вывела его из этого состояния.

– Хлашим, а Хлашим! - затормошила она его. - А что такое Драконий Камень? Почему вы его так назад хотите? Зачем он вам?

– Тихо! - Хлаш прикрыл ей рот ладонью, кивнув в сторону неслышно появившихся на поляне прислужников, сноровисто убиравших столы. - Отойдем в сторонку.

Волны с шипением набегали на пляжную гальку, где-то скрипуче покрикивали чайки. Хлаш задумчиво перекатывал в ладони несколько гладких камешков.

– Легенда о Драконьем Камне очень стара, - задумчиво сказал он, устраиваясь поудобнее. Ольга глядела на него широко открытыми глазами. - Пожалуй, пора вам кое-что узнать о нашей истории.

Когда-то давным-давно, настолько давно, что даже и сказки о том времени почти забыты, на островах, которые еще не назывались Тролличьми, и отмелях, которые еще не были Змеиными - они вообще никак не назывались - жили странные зеленые чешуйчатые создания, изредка именовавшие себя Народом. Они не строили жилищ, находя убежище среди корней горных елей и глыб, скатившихся с гор. Впрочем, в убежищах они нуждались редко - прочная шкура и холодная кровь позволяли им не бояться непогоды и камнепадов. Если холодало, они засыпали прямо на месте, а при потеплении просыпались снова.

Существа те обладали могучими челюстями, острыми зубами в два ряда и длинными крепкими когтями. Подобно своим дальним родственникам - огромным крокодилам - они прекрасно плавали, подолгу оставаясь под водой, ловили рыбу голыми руками, не гнушаясь, впрочем, и длинными водорослями, в изобилии произраставшими на отмелях. Но главным их занятием была постоянная междоусобная война, к которой их подталкивал кровожадный нрав. Поскольку людей в те края заносило редко, а про орков тогда и слыхом не слыхивали, воевали они между собой. Периодически одно племя нападало на другое, а самым распространенным поводом для этого являлся злобный взгляд, брошенный чужаком.

Но появился среди Народа один, откликавшийся на имя Усимбэй, который не любил убивать. Нет, он не был мягкотелым размазней, с визгом убегающим от врага. Со временем он стал одним из лучших воинов, и его племя редко проигрывало в драке. Но когда его соплеменники с торжествующим ревом плясали среди вражеских трупов, пожирая их сердца, он уходил на берег моря и с тоской смотрел в его бушующую даль, и кровь капала с его когтей в чистую соленую воду. Он мечтал узнать, что же там, за горизонтом, и нет ли где в мире страны, где можно не убивать, не опасаясь, что убьют тебя.

Долго мечты оставались мечтами - Народ хорошо плавал, но вплавь преодолеть более двухсот верст до Западного материка было невозможно даже для него. Впрочем, он даже и не знал, что такое материк, полагая весь мир состоящим из таких же гористых островов. И вот однажды буря занесла к ним корабль. По нынешним меркам это сошло бы лишь за утлую шлюпку с косым парусом, рассчитанную на трех-четырех человек и совершенно не предназначенную для морских путешествий. Но для Народа, который не умел даже толком вязать плоты, она являла собой недосягаемый шедевр мастерства. Впрочем, это их не заботило - люди интересовали чешуйчатых забияк исключительно с кулинарной точки зрения. Редкое, надо сказать, было лакомство, ибо хлипкие рыбацкие лодчонки не выносили даже просто крупной зыби и, случалось, переворачивались от простого ветра. Обычно до островов доносило лишь обломки, за которые иногда цеплялись чудом выжившие в океане рыбаки. Впрочем, и на островах они жили ровно столько, сколько требовалось зеленым чудищам для того, чтобы их заметить.

На этой шлюпке также оказался выживший человек. Буря оборвала паруса, смыла весла и весь такелаж, оставив лишь обломок мачты да рукоять сломавшегося рулевого весла. Почему лодка не затонула, почему за неделю, что его носило по океану, человек не умер от жажды, осталось загадкой. Необычным в этой истории оказалось то, что первым на него наткнулся Усимбэй. Он отпоил его пресной водой, свернул шеи паре особо нетерпеливых собратьев, жаждущих попробовать чужака на вкус, и несколько месяцев держал человека взаперти в специально построенной для этого тюрьме. Тот, впрочем, не возражал, прекрасно понимая, что в случае побега его скоро разыщут голодные соплеменники тролля. За это время Усимбэй выучил несколько десятков слов на человечьем языке, научил пленника полусотне фраз на диалекте Народа, так что через полгода тот уже смог через пень-колоду рассказывать зубастому хозяину о жизни за морем, о бескрайних степях, о рыбацких поселках, о лесах, полных дичи, и о могучих горах, по сравнению с которыми островные пики не так уж и высоки. Тогда же, кстати, Народ узнал и свое человеческое имя - тролли, что значило - дикие звери-людоеды.

Пламенная жажда новых ощущений вспыхнула в Усимбэе с новой силой. Удостоверившись, что лодка пленника сгнила окончательно, он затеял строить новую. Без инструментов, без умения, с негодными материалами эта затея окончилась бы неминуемым провалом, но, к счастью, неудачливый рыбак оказался заодно и мастером-корабелом, работавшим некогда на верфях в небольшом купеческом городе. Мореходных кораблей не строили и там, их суда были предшественниками галер и не отходили от берега дальше, чем на две сотни саженей. Но опыт пленника позволил Усимбэю сделать нечто, способное выдержать морское путешествие. Гвозди вытащили из старой лодки - часть их проржавела не до конца, а кое-где как замену использовали длинные крепкие колючки кустарника желтоцвета. Дерева из ближайшего леса натаскали получившие затрещин соплеменники, а для обработки материала использовалась невиданная доселе драгоценность - плотницкий топор, который рыбак по старой привычке постоянно таскал с собой. Поначалу Усимбэй оценил лишь его удобство для проламывания черепов, но впоследствии неплохо научился использовать орудие и по прямому назначению.

Долго ли, коротко ли, но лодку построили. Судя по дошедшим до нас описаниям, она являла собой страшненькое зрелище, корявое угробище, непонятно как держащееся на воде. Однако она не тонула, по крайней мере - в спокойную погоду. В один такой прекрасный тихий полдень, когда очередного урагана не ожидалось как минимум два дня, Усимбэй, вместе с рыбаком погрузившись в свое суденышко, отчалил от берега. Сопровождали их лишь выразительные взгляды соплеменников, окончательно удостоверившихся в сумасшествии Усимбэя.

Следующие три дня лодка медленно продвигалась к материку. Усимбэй проявил нехарактерную для тролля тягу к знаниям и к концу этого срока уже умел сносно управляться с веслом и парусом. Потом кончилась пресная вода. Для тролля это не было особой бедой - Народ прекрасно умел обходиться и соленой - но рыбак загрустил и стал быстро слабеть. На исходе третьих суток налетел ураганный шквал, сначала оборвавший парус, а затем вообще разваливший хрупкое сооружение. Не растерявшийся Усимбэй сумел продержаться на плаву сам и даже не дать утонуть бесчувственному товарищу, а после связал из уцелевших остатков судна небольшой плот и поплыл туда, где, по его расчетам, находился берег. Он не сбился с направления даже ночью - тролли известны своим чувством пространства. По дороге несколько небольших акул поплатились жизнью за чрезмерное любопытство - гастрономическими комплексами тролли не страдали (и не страдают по сей день). То ли через день, то ли через два он достиг-таки земли - не материка, но первого из небольшой группы Тунцовых островов, расположенных в каких-то десяти верстах от большой земли. Какое-то время Усимбэй бездельничал там, отъедаясь диковинной, но непуганой дичью и откармливая своего отощавшего в плену друга. Непонятно, почему он так поступил - для троллей в обычае того времени было пообедать ослабевшим или умирающим собратом, не говоря уж про какого-то человека. Многие усматривают в том еще одно доказательство, что уже тогда Усимбэя вел Путь. Другие заявляют, что это всего лишь слепая судьба или просто случайность. Но фактом остается то, что вскоре тролль с рыбаком достигли материка.

Поблуждав немного по побережью, они набрели на какую-то рыбацкую деревню. Одинокого тролля, скорее всего, убили бы, несмотря на его рост, силу и свирепость, но спасенный рыбак сумел остановить перепуганную толпу с дрекольем. Тролль же для разнообразия не стал очертя голову кидаться в схватку, а попытался улыбнуться. Улыбке он научился у своего нового друга и в последнее время много тренировался. Эффект, как выяснилось, оказался прямо противоположным задуманному. Устрашенные внушительным набором зубов, поселяне не рискнули броситься на странную парочку, и рыбак долго и красочно описывал свои приключения, не забывая упомянуть, какую роль сыграл в них его дважды спаситель. Так неожиданно для себя тролль выяснил, что поклонение - это приятно. Особенно когда тебе тащат много вкусной свежей рыбы.

Следующие несколько лет Усимбэй провел в скитаниях по материку. Он в совершенстве научился управляться с рыбацкими лодками. Попробовал себя в качестве наемного купеческого стража (не понравилось - никакая броня, никакое человеческое оружие не могли противостоять его огромной суковатой палице, так что упоения от боя он ни разу не почувствовал). Какое-то время работал на верфях, где проявил недюжинную сообразительность и даже усовершенствовал кое-какие инструменты (молоток и долото в его руках оказались слишком хрупкими). Пробовал ремесло молотобойца в кузне (хозяин сделал ему специальную кувалду с железной рукоятью) и был выгнан после того, как ненароком расколол наковальню. Попутно оценил преимущества теплой одежды - теперь понижение температуры уже не заставляло его сонно забиваться в ближайшую щель. Какое-то время работал приказчиком в разнообразных лавках. Денег он так и не нажил - ему было достаточно кормежки. Поскольку толпы посетителей валили к его нанимателям, лишь бы взглянуть на диковинного разумного зверя, хозяева с радостью кормили его от пуза. Собственно, его бы кормили и за так - считать толком он все равно не научился, а торговые обороты поднимались как минимум вдвое - но он не желал бездельничать. Какая-то неведомая внутренняя тоска гнала его все дальше и дальше, не давая оставаться на старом месте дольше месяца.

Все закончилось в тот день, когда он с несколькими рыбаками вышел в море на баркасе, чтобы обследовать поставленные накануне переметы. Неожиданный шквал, гораздо сильнее того, давнего, в щепы разметал суденышко и выбросил его в море. Падающей мачтой ему крепко досталось по голове, и не утонул он лишь благодаря своим водным инстинктам. Когда Усимбэй пришел в себя, он в одиночку дрейфовал посреди океана и мертвой хваткой цеплялся за какую-то доску. Мощное течение несло его от берега. Ни до, ни после в тех краях не встречалось сильных морских течений. Усимбэй, смирившись с невозможностью возвращения на берег, отдался на волю стихии. В глубине души ему было даже интересно, куда его выбросит. В том, что его куда-нибудь да выбросит, он не сомневался.

Предчувствие оказалось верным. Спустя пару дней его вынесло почти в те же края, где он потерпел первое в своей жизни кораблекрушение. Тут течение неожиданно пропало, и на горизонте, подсвеченные восходящим солнцем, обозначились контуры небольшого песчаного островка с тремя кокосовыми пальмами. Обессиленный долгим плаванием, тролль кое-как выбрался на берег и, привалившись к первому попавшемуся (и единственному на весь островок, как выяснилось позже) камню, намертво заснул.

То, что он проспал несколько дней кряду, не так уж и не обычно. Тролли, бывает, не просыпаются неделями, особенно в холодную погоду. Но вот то, что он видел сны, не лезло ни в какие ворота. Тролли вообще почти не видят снов, а уж таких красочных и запоминающихся - тем более.

Проснулся Усимбэй совершенно изменившимся. Удивительно, что его глаза не начали светиться от переполняющей тело энергии. Следующие несколько месяцев он в гордом одиночестве жил на острове, питаясь рыбой и придонной мелюзгой вроде мидий и морских белок. Все это время он отрабатывал то, что позднее назвали Искусством Пути, или просто Искусством.

Тролли, в общем-то, являлись не слишком опасными противниками для умелого воина. В бою ярость затмевала разум, они бросались вперед, круша все вокруг и не обращая ровно никакого внимания на обстановку. Подловить их ложным финтом и ударом в спину труда не составляло. Только невероятным везением можно объяснить тот факт, что Усимбэй не наткнулся на такого воина во время своей карьеры охранника. Сейчас же все стало по-другому. Разумеется, Искусство являло собой убийственную боевую технику, используя как невероятную реакцию и пластичность Народа, так и его необоримую силу. Но сверх того оно дисциплинировало ум, превращая буйство берсеркера в холодную боевую ярость, не туманящую рассудок. Путем упорных тренировок и долгих медитаций Усимбэй научился воспринимать мир вокруг себя в его целостности, не упуская ни малейших деталей, вбирая в себя и запоминая целиком, до последней песчинки на пляже. Позднее тех, кто достигал особых успехов в таком восприятии, стали называть матхами.

Спустя примерно полгода на остров выбросило куски дерева - обломки какого-то кораблекрушения. Усимбэй воспринял это как знак, изобразил из них нечто вроде плота и спокойно отплыл в сторону родных островов. Погода ему благоприятствовала, помогало снова невесть откуда взявшееся течение, и через трое суток он ступил на родную землю.

К его изумлению, смешанному с непонятным облегчением, здесь ничего не изменилось. Он сходу попал в засаду. Пять троллей из родного племени бросились на него из кустов, твердо намереваясь обеспечить себе как минимум плотный обед. Однако им не удалось не то что пообедать Усимбэем, но даже и полюбоваться видом его крови в качестве моральной компенсации. Удары проваливались в пустоту, зубы впустую клацали в воздухе, а земля и деревья не упускали случая как следует приложиться к хребтам и головам нападавших. Усимбэй не хотел их убивать, и то, что двое таки сломали себе шеи, стало, разумеется, чистой случайностью, чем-то вроде несчастного случая. Трое же выживших настолько изумились непривычному поведению намеченного к обеду собрата, что, обессилев, позволили ему заговорить себе зубы. Наскоро перекусив одним из неудачников, Усимбэй и трое его сопровождающих, известных позднее как Три Брата, явились в ближайшую деревню.

Следующие годы Усимбэй провел попеременно в войне и мирном строительстве. Тролли неплохо обучались Искусству, но просветляться духом упорно отказывались. Хотя Усимбэй и стал номинальным вождем всех островов, его приказам прекратить войны подчинялись ровно столько времени, сколько он оставался на острове. Едва он с дюжиной наиболее продвинувшихся в Искусстве телохранителей бросался в теплую морскую воду, тролли возвращались к любимому делу - междоусобицам. Искусство подняло это занятие на недосягаемую высоту, и число жертв сражений, бывало, исчислялось сотнями. Население островов начало стремительно сокращаться.

Наконец, отчаявшись, Усимбэй снова сварганил из подручных материалов лодку и отплыл куда глаза глядят. С ним отправились и Три Брата, хотя и не просветлевшие духом, но достигшие высот в Искусстве и отчего-то проникнувшиеся огромным уважением к Учителю. К тому времени Усимбэй нашел на островах самородную медь, и эту лодку уже скрепили медными гвоздями. У троллей в их массе, однако, находка особого энтузиазма не вызвала - медные топоры были редкими, мягкими и куда менее сподручными в драке, чем обычные дубины. О запасах олова на островах, равно как и о способах делать бронзу, Усимбэй в то время, к счастью, не знал.

В первый же день пути поднялся ветер и медленно, но настойчиво погнал лодку в сторону того песчаного островка, на котором Усимбэй провел лучшие месяцы своей жизни. Тролль не удивился - к этому моменту он уже воспринимал мир с присущим ему в последние годы фатализмом. На островке тролли-изгнанники первым делом крепко заснули, а когда проснулись, двое из Троих Братьев достигли Просветления. Как заметил Усимбэй, они, в отличие от третьего, спали под боком того самого единственного на островке камня. Третий же, спавший поодаль, остался темным, как и раньше. Подивившись странному событию, Усимбэй придумал эксперимент. Весь день он гонял учеников по острову, обучая их новым, привидевшимся во сне, приемам Искусства, а ночью устроил последнего отсталого собрата под самым камнем.

Утром тот тоже достиг Просветления.

Удивительно, что Усимбэй, не отличавшийся, как и все тролли в те времена, особыми умственными способностями, сумел сопоставить Драконий Камень и изменения, произошедшие в нем и его товарищах. Однако чуть позже, погрузив драгоценный Камень в свою лодку, они вплавь - лодка не выдерживала веса Камня и троллей одновременно - вернулись на Тролличьи острова. Прямо в день возвращения они изловили нескольких соплеменников и привязали их к Камню, предварительно запихав им в глотки раздавленные сонные ягоды.

Так зародился Путь. Один за другим тролли, оставленные на ночь возле камня, достигали Просветления. Вскоре Усимбэй уже имел сотню единомышленников и эффективно контролировал пять из семи островов. Оставшиеся два острова, располагаясь несколько на отшибе, представляли слабый интерес по причине труднодоступности и малого населения. Не прошло и года, как почти все тролли, включая младенцев, прошли обработку и встали на Путь Безмятежного Духа. Усимбэй запретил войны и каннибализм, и на сей раз его приказы выполнялись неукоснительно.

Наступили годы мира, за которые население островов заметно выросло. Усимбэй научил Народ строить корабли и неоднократно совершал дальние морские рейсы к берегам материка, за что и заслужил свое прозвище "Мореход". Благодаря своему непревзойденному умению ориентироваться в пространстве безо всяких компасов и Солнца, тролли могли неделями идти в океане на таких судах, на которых люди не отваживались выходить из зоны прямой видимости берега. Им не были страшны даже подводные камни и рифы - в случае катастрофы команда горохом сыпалась за борт и в мгновение ока латала пробоину подручными средствами. Одно время тролли даже монополизировали морскую торговлю - люди-купцы не могли соперничать с ними в скорости и дальности морских переходов, а грабители-пираты безжалостно истреблялись целыми флотилиями. Вскоре черный флаг в панике бежал при одном виде белого тролличьего с зубастой крокодильей пастью в красном круге. Однако это продолжалось недолго - к деньгам и вообще материальным ценностям неприхотливые от природы тролли были равнодушны. Когда торговля утратила для них налет новизны и необычности, Народ просто бросил ее. Это, кстати, привело к нескольким голодоморам среди людей, паре больших войн и прочим прелестям нарушенных коммуникаций.

Несколько десятилетий тролли потихоньку множились и распространялись по свету, не забывая, однако, привозить младенцев на острова к Драконьему Камню для Просветления. Дети, по недосмотру или по какой другой причине этой процедуре не подвергнутые, вырастали такими же злобными невменяемыми зверями, как и раньше. Их ловили и везли к Камню либо же убивали - в зависимости от ситуации. На материке тролли обычно нанимались в солдаты. В силу своей малочисленности и мощи обычно они оплачивались золотом, которое копили, усвоив его ценность в человеческих глазах, и аккуратно отправляли на острова. Там его на всякий случай складывали в специальных пещерах и благополучно забывали.

По прошествии некоторого времени легенды о несметных богатствах Народа широко распространились по свету. Немало искателей приключений и денег сложили свои головы на каменистых островных кручах. В открытую с троллями воевать осмелились лишь однажды - король одного из небольших царств на том месте, где спустя столетия будет основана Приморская Империя, владеющий могучим по тем временам флотом, попытался штурмом взять острова. Памятуя о ночной тролличьей слепоте, он решил подойти к островам в темноте, но тролли решили проблему просто: диверсионные команды, ориентируясь по мерцающим корабельным следам, проплыли под водой до барж с войсками и подожгли их, после чего спокойно взобрались на борт и при свете пожаров вырезали две трети солдат, в том числе самого короля. Тех, кто выжил, милостиво отпустили по домам, заставив, однако, самостоятельно построить на верфях потребные суда взамен сгоревших. Известие о таком сокрушительном поражении широко разошлось по миру и, вкупе со слухами о богатстве, превратило бесплодные каменистые осыпи, поросшие чахлым лесом, в чудные места, где дорожки посреди шикарных дворцов вымощены золотом, а злые духи ночами выпивают кровь заблудившихся моряков.

Больше на троллей не нападали.

Беда, как водится, подкралась с неожиданной стороны. Два острова из семи, самые маленькие и плохо пригодные даже для троллей, куда в свое время бежали недовольные принудительным просветлением, так и остались сами по себе. Их пытались взять штурмом, но неприступные крутые берега, поднимающиеся прямо из воды на десятки саженей, привели лишь к многочисленным жертвам среди нападавших. Задумчиво похлопав себя по макушке, Усимбэй постановил оставить изгоев в покое. Пусть живут как знают. И они жили. На Запретных Островах, как их стали называть, процветал каннибализм, шли постоянные сражения, однако в совокупности там всегда проживало не менее нескольких сот троллей.

Неизвестно, как они вошли в контакт с корсарами, но однажды вечером несколько десятков изгоев овладели патрульным тролличьим кораблем. Приняв на борт большой отряд корсаров, ночью с необычной для них осторожностью захватчики пробрались в Каменный Круг, где находился Драконий Камень. Камень не охранялся - от кого? - а несколько спящих рядом младенцев с родителями в мгновение ока разорвала толпа нападавших. Затем изгои с пиратами без труда перенесли Камень на корабль, который и отплыл в сторону материка в сопровождении пяти бандитских кораблей. Запоздало поднятая вторым патрульным кораблем тревога ни к чему не привела. Преследовать врага ночью тролли не могли - ночное зелье изобрели лишь столетия спустя.

Это был черный день для Народа. С первыми проблесками зари боевой флот из почти пяти десятков кораблей вышел в море. Эскадра разделилась на три части - первая отправилась в ту сторону, куда ушли грабители, вторая направилась к пиратскому поселению Тромбой, а третья рассыпалась редкой цепью между первыми двумя, прочесывая пустынный океан. Вскоре обнаружили три из пяти пиратских кораблей - заваленные разорванными в клочья человеческими трупами с характерными следами тролличьих когтей и зубов. Оставшиеся два корабля нашлись стоящими на якоре немного позже, почти у самого берега, точно также заваленные трупами корсаров. Захваченный корабль Народа сидел на камнях в полосе прибоя, и сейчас его методично разносили волны. Драконьего Камня на корабле не оказалось, равно как не нашлось и ни одного тролля-изгоя. Следы вели в глубь материка, в страшные Черные Топи, тянущиеся на десятки верст. Немало охотников погибло в тот день, затянутых в бездонные предательские трясины, но найти беглецов так и не удалось. Их след затерялся в болотах, и с тех пор ни о них, ни о Драконьем Камне никто ничего не слышал до недавнего времени. Считалось, что святыня сгинула глубоко под поверхностью Топей вместе с ворами. Хотя, возможно, ее просто скинули за борт посреди океана.

Наступил хаос. Тролли как-то не понимали, чем являлся для них Драконий Камень. Ведь он учил не только Искусству. Он подсказывал, как строить корабли, как судить провинившихся и воспитывать детей, как жить в мире и как воевать. Представителям общины он указывал, кого стоит выбрать Голосом в Совете, а Совету - как разрешать конфликты Народа внутри себя, с людьми и новой незнакомой расой - орками, выбравшимися из глухих материковых лесов. Но главное - он приводил детей к Просветлению. Исчезновение Камня обрекало Народ на постепенное скатывание обратно в первозданную дикость, превращение обратно в диких зверей-людоедов, оправдывающих свое человеческое название. В отчаянии тролли взяли таки штурмом Запретные Острова и вырезали всех, кто там укрывался, но положения это, конечно, не исправило.

Перспектива одичания или же вымирания отнюдь не обрадовала ни троллей в целом, ни Усимбэя в частности. Неделю уже пожилой Учитель сидел в своей хижине, закрывшись ото всех, и, наконец, вышел исхудавший, но с решительным блеском в глазах. Он взял нескольких малых детей, которых привезли на остров к Камню в день после кражи, и с этого момента держал их при себе днем и ночью, воспитывая по изобретенной им самим системе. Спустя пару лет стало очевидно, что система работает - дети хоть и не демонстрировали такого интеллекта, как Просветленные, но и не вели себя как дикие звери. Они неплохо продвинулись в Искусстве, научились медитировать - насколько это возможно для двух-трехлетнего ребенка - и вообще выглядели прилично. Былой авторитет Усимбэя, несколько померкший после катастрофы, вновь укрепился. Новую систему воспитания быстро распространили среди всех племен и поселений. Это в какой-то мере сняло проблему, однако не до конца. Выяснилось, что воспитывать детей более позднего возраста уже бесполезно - они так и оставались зверями. Поэтому через несколько лет после пропажи Драконьего Камня рациональные и лишенные сантиментов тролли устроили то, что люди назвали Избиением пятилеток. Всех детей в возрасте от трех до пяти лет, не воспитывавшихся от рождения по системе Усимбэя, просто истребили.

Никуда не исчезли и другие проблемы. Если раньше жизнью Народа бесстрастно и мудро управлял Драконий Камень, то теперь все проблемы приходилось решать самостоятельно. Неожиданно тяжело оказалось находить общий язык с людьми и орками, что привело к череде войн. Сконфуженные такой неправильностью, тролли пытались держать себя в рамках, но погасить длинную цепочку пограничных стычек удалось лишь много позже, уже при Фаратулше Мудром. Виноваты в тех войнах были все участники, но люди, тем не менее, позже приняли как само собой разумеющееся исключительную тролличью вину. С тех пор Народ старался держаться от людей подальше по принципу "с глаз долой - из сердца вон".

Кроме того, монолитная доселе община Народа начала медленно распадаться на отдельные группы с разными языками и разной культурой, с разными принципами воспитания детей, и некоторые из этих групп отличались повышенной воинственностью (видимо в силу неверных модификаций воспитательной системы). Какое-то время спустя между троллями опять случились войны. Впрочем, они быстро затихли - Большой Совет Народа, потрясенный такимнарушением заветов Усимбэя, тщательно рассмотрел конфликты. Виноватых объединенными усилиями племен методично вырезали под корень.

Больше войн не было.

– Усимбэй умер от какой-то редкой болезни спустя десять лет после Катастрофы, - Хлаш ткнул себя пальцем в район печени. - Что-то здесь. Мы очень редко болеем, и врачей у нас нет. Но его смерть мало что значила. Он сделал все, что должно, и благодаря ему мы превратились в то, что мы есть сейчас. Память Морехода Усимбэя чтят во всех племенах независимо от места проживания, но еще больше мы чтим Драконий Камень. Мы до сих пор тоскуем по его мудрости и его знаниям и отдадим все, что у нас есть, лишь бы вернуть его. Теперь вы понимаете, что обещал нам посланник Майно?

Ольга сидела на камне, обхватив руками коленки, и широко раскрытыми глазами смотрела на слегка светящиеся волны, набегающие на берег. Она медленно повернула голову и посмотрела на Хлаша.

– Хлашим, - тихо спросила она, в ее голосе был ужас. - Неужели вы убили всех пятилетних детей? Это ведь ужасно…

– Почему? - удивился Хлаш. - Они были зверями. Выросли бы - начали бы убивать других, и их все равно пришлось бы уничтожать. И каждый ребенок в пять лет проходит проверку. Если он оказывается зверем, его убивают.

– Но ведь они дети…

– Жизнь есть жизнь, - пожал плечами тролль. - Жизнь ребенка ничем не отличается от жизни взрослого.

– Но как можно убить ребенка! - от возмущения Ольга даже вскочила на ноги. - Это же… это же…

Хлаш непонимающе смотрел на нее.

– Но вы же и сами убиваете детей, - мягко сказал он. - Я видел это не раз. Помнишь сожженные селения под Хамиром?

– Это жугличи! - твердо заявила девушка. - Они чудовища, мне бабушка про них такое рассказывала…

– На своем веку я повидал и деревни, разрушенные Всадниками. Поверь мне, они ничем не отличались от тех.

– Как… - Ольга осеклась и беспомощно открыла рот. В поисках поддержки она взглянула на Тилоса. Тот грустно качнул головой.

– Тридцать лет назад Всадники не поделили с Хамиром богатые пастбища, - сказал он. - Дело кончилось тем, что вы вырезали всех поселенцев на этих землях, включая и детей. У Хамира то ли хватило ума не раздувать войну, то ли не нашлось сил отбить земли назад. Твоя родная Рябиновка расположена на тех самых землях, на месте уничтоженной деревни земледельцев, что хотели превратить пастбища в поля.

– Да и с нами Всадники изрядно поцапались, - фыркнул Заграт. - Только не рассказывай мне, что у вас не поют песни про героические сражения и славные победы над орками. Вставили вы нам по самые гланды, нет спору. Только не надо себя чистенькими числить. Все мы в дерьме по уши.

Теомир осторожно посадил онемевшую Ольгу рядом с собой.

– Онка, - виновато сказал он. - Я тоже помню эти песни. Только мы… ну, правы были. Они ведь на нас напали, не мы на них.

– Вот как? - откровенно захохотал Заграт. - У нас старики рассказывают точно наоборот. Охоту в лесах не поделили. В наших лесах, уже сколько веков наших! А еще у нас хватило глупости на равнине бой принять. Вот и все.

Теомир бросил на него мрачный взгляд, но промолчал.

– Да, Оленька, - грустно сказал Тилос. - Тролли отличаются от людей тем, что убивают хладнокровно, просчитывая последствия. Люди же убивают в ярости, о последствиях не думая. В остальном же…

Ольга уткнула лицо в колени, ее плечи затряслись. Теомир приобнял ее за плечи и стал нашептывать на ухо что-то успокаивающее. Хлаш пожал плечами, встал и ушел по берегу. Рассказ о Мореходе Усимбэе разбередил старые мечты. Ему хотелось побыть одному.

Уходя, он спиной чувствовал взгляд Теомира.

Выйти в море удалось лишь через три дня. Как выяснилось, когг пострадал куда больше, чем казалось поначалу. Во время абордажа правый борт, не выдержав удара о корабль корсаров, пошел мелкими трещинами, через которые сочилась вода. Тролли на верфях с удивлением рассматривали повреждения, качая головами. Такого им видеть еще не приходилось. Тилос поковырял дерево пальцем и сказал, что, по всей видимости, ганзу Майно прикрывало разрушающе заклятье - чтобы жертва, даже отбившись, не могла уйти далеко. Капитан, всплескивая руками, в голос причитал о неустойке, тролли-корабелы виновато разводили руками - в ближайшее время коггу в море не плавать. Требовалось целиком заменять кусок борта, что заняло бы на местной верфи не одну неделю.

Капитан поинтересовался было, нельзя ли арендовать на время один из драккаров, но управляющий верфью Шаллан с безразличным видом заломил такую цену, что стало ясно - его просто не хотят обижать прямым отказом. Ошарашенный капитан сел там, где стоял, ухватился за волосы и стал раскачиваться, явно стараясь оторвать себе голову. Тут вмешался Тилос, поинтересовавшийся, нельзя ли снизить цену. Нельзя, объяснил ему тролль, поскольку такими вещами ведает Совет. Вот отремонтировать когг они могут бесплатно. Верфь в их распоряжении, а такой нелепой конструкции они еще не встречали, и кое-кто даже утверждает, что плавать она не может. Поэтому здесь они помогут из чистого интереса. А вот аренда драккара… Но, вероятно, Совет пойдет навстречу великому Хол-аз-Гуштыму. Вероятно, Совет из уважения к его заслугам может снизить цену весьма существенно. Однако они, простые корабелы, плохо понимают, зачем Хол-аз-Гуштыму и его достойным спутникам нужно связываться с тихоходным и незащищенным человеческим кораблем? Драккары Народа без проблем доставят их на любой материк по выбору…

Тилос подмигнул капитану и пошел искать Карима аз-Рокотэя. Спустя какое-то время он вернулся с Говорящим и что-то тихо объяснил ему и Шаллану, отведя их в сторону. Хлаш не слышал, о чем речь, но заметил, как подрагивают кончики ушей чуткого Заграта, и поставил себе зарубку расспросить того попозже. В конце концов Карим махнул рукой, и Шаллан, подойдя к капитану, сообщил, что им выделят драккар и даже дадут еще два корабля сопровождения. Цена этого - десять пудов меди из корабельного груза. Мигом оживший капитан вскочил на ноги и попытался было торговаться, но тролль лишь широко улыбнулся ему, продемонстрировав великолепный оскал.

На том и порешили. Груз перемещали два дня. За это время Хлаш вдоволь накувыркался на траве в компании Тилоса, Тулша, Хорота и двух десятков других мастеров Пути. Под конец у него болели все кости, колено ломило страшной болью, но такого удовольствия он не испытывал уже давно. Ольга с Теомиром занимались в компании молодых парней, превосходивших их ростом не более чем на голову. Досталось им на полную катушку, однако молодежь явно зауважала людей. Уважение достигло пика после того, как Ольга, исполняя простую риминагу, чуть не свернула шею вожаку компании. Тот, расслабившись, снебрежничал или же решил проверить, как человек среагирует на сопротивление. Во всяком случае, вместо положенного подшага вперед он просто встал столбом. Разозлившаяся от такой грубости Ольга даже не толкнула, а мощно ударила его сгибом локтя в лицо. Нахал с выпученными глазами перелетел через заботливо подставленное колено и даже не смог правильно подстраховаться, приземлившись чуть ли не макушкой вниз. К счастью, девушка придержала его руку у своего бедра, слегка развернув его тело в воздухе и дав возможность хоть и с огромным запозданием, но таки произвести отбивку другой рукой. Иначе пришлось бы устраивать внеочередные похороны и разгребать неизбежные осложнения с родственниками. Впрочем, обошлось - и ладно.

В последний вечер для отплывающих устроили прощальный пир. Большая его часть прошла вполне обыденно - народ лакомился морскими деликатесами и наливался скверным в этих краях вином. Однако один эпизод запомнился Хлашу навсегда.

Уже почти стемнело, и берег освещали лишь редкие костры. Где-то во мгле неподалеку тихо зарокотали гулкие барабаны. На небольшой деревянный помост с разных сторон медленно поднялись двое, одетые в белые одежды, расшитые мерцающими колдовским светом жемчужинами. На лицах мутно светились сплошные рогатые маски, а в руках отблескивали пары обнаженных клинков. Барабаны гремели все настойчивей, рваный ритм волновал, задевая в душе древние таинственные струны. Широко расставив ноги и низко присев, тролли в масках на мгновение замерли, затем вздрогнули всем телом и начали медленно отбивать пятками ритм, вращая мечами в воздухе. Темп все ускорялся, и неожиданно, яростно вскрикнув, танцоры бросились друг на друга. Смертельная круговерть металла окружала их, танцоры кувыркались, подпрыгивали, распластывались на помосте и, кажется, даже зависали в воздухе, издавали яростные крики и имитировали атаки. Тоскалы рассекали воздух в опасной близости от тел, барабаны гремели все яростнее, и вот уже вторая пара присоединилась к первой. В сумерках мерцающий жемчуг сливался в сплошную круговерть. Вот на сцене появилась третья пара, четвертая…

Хлаш поймал себя на невольном желании присоединиться к ритуальному танцу. Его ноги подрагивали в такт барабанам, когти впились в столик, сдирая с него крупную щепу. Краем глаза он заметил, что Тилос, сидящий в позе лотоса, склонился вперед и заворожено смотрит на представление.

И неожиданно все кончилось. Барабаны стихли, танцоры замерли в неестественных позах, словно подвешенные на невидимых нитях. Зрители медленно поднялись на ноги. "Ха! Ха! Ха!" - доносилось отовсюду. Тролли в знак восхищения били ладонями по кулакам, вскидывали руки вверх. Хлаш опустил голову. Магия танца захватила его. Внезапно пришло осознание, что он вот-вот покинет место, к которому стремился всю жизнь. Черное отчаяние захлестнуло матху. Это Путь, напомнил себе Хлаш. Он может пролегать сквозь пустыни и горы, сквозь половодье рек и снежные ураганы, может и привести на солнечную лужайку рядом с мирно журчащим ручьем. Но не на лужайке суждено ему завершиться. Свернувший с Пути ради покоя в конечном итоге предает сам себя…

Хлаш поднялся на ноги и поймал на себе изучающий взгляд Тилоса. Не сказав ни слова, матха повернулся и ушел прочь от толпы. Ночное зелье еще действовало, и ему хотелось напоследок побродить по побережью теплого моря. Но в глубине его сердца стучали и стучали барабаны.

На следующий день драккар с грузом вышел в море, сопровождаемый двумя судами конвоя. Об отплытии заранее не сообщалось, да и состоялось оно по утреннему холодку, традиционно нелюбимому Народом, однако возле пирсов собралась небольшая толпа. Когда Тилос с Каримом и Тулшем, тихо переговариваясь, подошли к причалу, тролли молча расступились. Кое-кто делал традиционный тазан. Тилос, не прекращая беседы, вежливо отвечал тем же, добавляя небольшой поклон.

У сходен Карим остановился и прощально махнул рукой. К удивлению Хлаша, Тулш вслед за Тилосом легко взбежал по сходням.

– Засиделся я на островах, - объяснил он всей компании. - А Тилос о Восточном материке та-акие интересные вещи рассказывает… Совет решил, что стоит своими глазами посмотреть.

– Мало нам одного крокодила в компании было… - буркнул орк.

– Заграт! - укоризненно воскликнула Ольга, накрывая мирно дрыхнувшего у нее на плече Ыха ладошкой. - Как тебе не стыдно!

Шаман блеснул на нее ехидным глазом и промолчал. Не обративший никакого внимания на шпильку Тулш прошел на нос и что-то сказал Шаллану. Тот кивнул, рупором приложил ладони к губам и издал протяжный переливающийся клич. Тролли на драккарах ответили тем же, корабли шестами оттолкнули от пирсов, и десятки весел вспенили соленую воду, серую в лучах рассвета.

До материка шли неделю. Люди откровенно скучали - тролличья команда вежливо, но решительно не допустила их до управления кораблем, грузовым драккаром "Живоглот" с раздутым трюмом. На веслах, правда, им посидеть разрешили, но тут уж отказались сами люди: ворочать тяжеленные, под тролличьи рост и силу, бревна не хотелось никому. Впрочем, ветер был попутным, погода - спокойной, так что весла почти все время лежали на крюках вдоль бортов.

Первые дни пользовалась популярностью такая забава: мелко нарезанное вяленое мясо подбрасывали высоко в воздух, а Злобный Ых, стрелой проносясь сквозь такелаж, ловил его словно насекомых. Люди восхищенно чесали в затылке, особенно когда ему удавалось поймать сразу с полдюжины кусочков. Тилос сообщил, что летуны видят не только глазами, во что никто не поверил.

– Это как же можно не глазами видеть? - удивлялся могучий здоровяк-матрос, мало уступающий габаритами даже Хлашу. - Глаза - оно понятно, а ушами… Не верю, и все тут.

После долгих уговоров Ыху завязали глаза крошечной черной повязкой. Временно ослепший летун взмыл в воздух, сделал несколько пробных кругов и приглашающе пискнул. В воздух взлетело сразу два десятка мясных кубиков. Штук пять летун заглотал сходу, а еще два поймал в сложенную черпаком перепонку между задними ногами и съел уже оттуда. Глядя на то, как зверек ловко лавирует между канатами, парусом и мачтой, даже Хлаш испытал легкую зависть. Умение работать вслепую ему бы не помешало. Тилос, кажется, так же умеет? Надо бы спросить, как научился. Но и это, наверное, у него врожденное. Встроенное, как говорит он сам…

Впрочем, забава быстро надоела. Уже на третий день люди по большей части дрыхли в части трюма, отгороженной от товара специально для них. Впрочем, наверное, они занимались и еще чем-то, но Хлаш был не в курсе: он учился мореплаванию. Лично Шаллан взял его к себе в ученики, и вскоре ему уже доверили стоять вахту на руле.

Корсары больше не показывались на глаза, лишь однажды на горизонте мелькнул одинокий парус. Толком судно разглядеть не удалось, так что была ли это пиратская ганза или другой корабль, осталось неясным.

Патруль береговой охраны остановил их, когда на горизонте показались окружающие Крестоцин леса. Три когга, неспешно разойдясь широким треугольником, окружили тролличьи драккары, по вантам головного поползли разноцветные флажки. Шаллан вгляделся в них и пожал плечами.

– Требуют остановиться и предъявить груз для досмотра, - сообщил он подошедшим Хлашу с Тилосом. - У вас всегда так принято - нос в чужой карман совать?

– Есть такое дело, - вздохнул Тилос. - Без пошлины - никуда. Теомир! - махнул он рукой, подзывая парня. - Сбегай до капитана, будь другом. Его груз, он пусть и платит.

– Ну, на грузовой драккар я их, может быть, и пущу, - вслух рассудил Шаллан. - А вот на боевые - перебьются.

– Или мы перебьем, - весело согласился подошедший Тулш. - Только не задирайся раньше времени. Нам разведать сказано, не войну затевать.

– Без тебя знаю, - буркнул Шаллан. Он поднес к губам рог и хрипло протрубил несколько сигналов. Драккары сопровождения резко затормозили, и к головному коггу подошел только "Живоглот".

С когга спустили утлую лодчонку, в которой сидели, крепко держась за борта, пять человек. Сбросив тали, лодка довольно ловко прошмыгнула к борту драккара, гребцы ухватили поданный конец, привязали к носу шлюпки. Спустили веревочный трап. Вскоре по нему, пыхтя и отдуваясь, вскарабкался пухлый человек в богатом кафтане и красных гутулах с острыми загнутыми носками. Хлаш пожалел его - в такой одежде по бульварам разгуливать, не по трапам лазить. За пухлым ловко поднялся другой человек, в зеленой полевой одежде, но с повадками бывалого моряка.

– Жекар, таможня Крестоцина, - хмуро представился пухлый. Его умные глазки сердито буравили окружающих, но за напускной строгостью виднелись явные недоумение и страх. Еще бы - идешь на обычную проверку и ни с того ни с сего оказываешься посреди толпы не слишком дружелюбных троллей. - Кто такие и откуда будете? С какой целью пришли в Крестоцин?

Второй молча встал у него за спиной, разглядывая драккар с откровенным интересом. Этот не боялся, во всяком случае, по лицу было не сказать.

– Я Шаллан, - не менее хмуро сказал пухлому Шаллан. - Ведущий этого корабля и всего отряда. Мой драккар арендован человеком взамен разбитого в сражении, те два - охрана, на борту груз не несут. Что тебе нужно, Жекар таможня Крестоцина?

Пухлый воззрился на него с откровенным недоумением.

– Таможня - это не имя, - раздраженно сказал он. - Таможня - это городское учреждение, взимающее пошлину за ввозимый и вывозимый товар. Ты что, тролль Шаллан, совсем дикий?

– Возможно, - согласился Шаллан. - Во всяком случае, я не знаю, что такое пошлина. Уж извини меня, человек, я больше привык черепа крушить, чем грузы возить.

– Пошлина - это деньги, которые ты должен отдать за позволение ввезти товары в город! - Пухлый явно начинал злиться. - Предъявите трюмы для осмотра, на всех трех кораблях!

– Я думаю, что я совсем дикий, - задумчиво покивал Шаллан. - Я не понимаю, почему должен отдавать деньги тебе, когда товар - мой? А еще мне интересно, что получится, если я тебе не заплачу и в трюм не пущу.

– Да как!… - от негодования захлебнулся чиновник. - Да ты!… Я - официальный городской представитель! Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне, дикарь!

Хлаш поймал легкую, тут же исчезнувшую ухмылку на лице молчаливого и его косой нехороший взгляд, брошенный на Жекара.

– Вот что, парень, - ласково сказал пухлому Шаллан. - Если ты думаешь, что твой город что-то для меня значит, то ты ошибаешься. А вот я думаю, что это мы много что значим для вашего города. Вам нужны торговые заморские пути, и вам нужна охрана на этих путях. Но мне вот кажется сомнительным, что Народ захочет иметь дело с такими невежливыми людьми, как ты. Так что уж будь поласковее, или мы просто развернемся и уйдем назад. Я доступно объяснил? Не слишком по-дикарски?

– Не горячись, друг, - негромко сказал молчаливый, положив руку на плечо Жекару. Судя по скривившейся физиономии, хватка была железная, так что чиновник прикусил язык. - Мой товарищ немного несдержан, но он не хотел тебя обидеть. Я Дерефар, сотник городской гвардии. Давай забудем сказанные слова и начнем сначала. Итак, Шаллан, я рад приветствовать твой отряд в водах вольного города Крестоцина. Нечасто приходят к нам гости из ваших краев, и еще реже на их кораблях бывают люди, - он выразительно посмотрел на Тилоса и любопытно выглядывающую из-за спин Ольгу. - Я думаю, что мы оставим на другой случай разговор о пошлинах. Но скажи мне, мореход, какое дело привело тебя к нам?

– Приветливы твои слова, человек Дерефар, - кивнул ему Шаллан. - Почему бы тебе не говорить вперед твоего несдержанного на язык друга? А дело у нас простое. Мы…

– Иду, уже иду! - к разговаривающим подбежал капитан с помятым от сна лицом, на ходу застегивая пуговицы морской куртки. За ним маячил Теомир. - Господа, разрешите представиться - Ясил, капитан когга "Чайка". Груз на корабле…

– Ясил? - удивленно сказал молчаливый. - Ясил? Ты-то откуда здесь взялся? Где караван?

– Дерефар? - так же удивленно охнул капитан. - А ты-то что здесь делаешь? С каких это пор гвардия на таможенных кораблях ошивается?

– Потом объясню, - нетерпеливо отмахнулся сотник. - Так где караван? Два дня как ждали. Почему ты с троллями?

– Нет больше каравана, - понурился Ясил. - Майно…

– Что?! - гаркнул Дерефар так, что перепуганный Ых взмыл в воздух и с отчаянным писком заметался вокруг мачты. - А конвой? Суда охранения?…

– Их было много, сотник, - тихо сказал Тилос. Дерефар осекся и напряженно уставился на него. - Слишком много. Мы единственные пробились и ушли. Остальные мертвы, их груз захвачен.

– Это правда? - угрожающе спросил Дерефар, снова поворачиваясь к капитану. Тот лишь кивнул.

Сотник как-то разом обмяк. Он тяжело оперся на борт и уставился в серые волны.

– Не переживай, Дерефар, - робко тронул его Жекар. - Может быть, они ошибаются…

– Последним связные маги передали сообщение о начале боя, - дернул плечом Дерефар. - А он плыл на корабле с магом. Если бы они выжили, я бы знал.

– Кто - он? - осторожно спросил Ясил. - Неужели…

– Да, - коротко ответил Дерефар. - Терек. Сын. - Его лицо резко постарело и осунулось, посерев в тон волнам.

Воцарилось гнетущее молчание. Первым его нарушил бестактный Шаллан.

– Тилос рассказал, как погибали ваши, - сказал он. - Он умирали в бою, как и пристало настоящим воинам. Твой сын ушел с честью, гордись им. Но время не терпит…

– Что мне ваша честь, - устало махнул сотник. - Мне нужен сын, а не честь. Я отговаривал его… Я говорил этим ублюдкам, что конвой слишком мал! - внезапно заорал он, с размаху ударив кулаком по талю. Натянутая веревка загудела словно струна. - Я говорил им, что он не выдержит серьезной атаки! Что мне ответили? Что я паникер! Что я трус!… - Сотник задохнулся и замолчал. - Кто-то за это поплатится, - добавил он тихо. - Клянусь, кто-то поплатится. - Бешеное выражение мелькнуло и ушло из его глаз. - Прошу прощения уважаемых гостей. Горькую, но ожидаемую весть принесли вы мне. Но вы не виновны в случившемся. Жекар, заканчивай формальности. Только… будет мне позволено узнать, кто такой Тилос?

– Я Тилос, достойный Дерефар, - Серый Князь сделал шаг вперед. - Пойдем, поговорим. Возможно, я облегчу твое горе.

– Не думаю, - вздохнул сотник. - Но как спасся ты… и Ясил, когда все остальные погибли.

– Повезло, - отвел взгляд Серый Князь. - Отойдем в сторонку, и ты все узнаешь. - Он подхватил шатнувшегося на покачивающейся палубе Дерефара и повел его в сторону наваленных на корме канатных бухт. Ольга с Теомиром увязались за ними.

Жекар тяжело вздохнул.

– Он противился тому, чтобы сын пошел в моряки. Едва не лишил его наследства, но потом одумался. Терек остался единственным его сыном, пережившим эпидемию оспы. - Чиновник машинально потер еле заметные рябинки на щеке. - Что-то будет с матерью… Ладно, и в самом деле надо заканчивать. - Он побарабанил себя пальцами по подбородку. - Шаллан, ты и вправду не знаешь, что такое пошлина?

– Народ не лжет, - с достоинством ответил тот. Хлаш приметил веселые искорки в его глазах.

– Ладно, - махнул рукой чиновник. - Пророк с тобой. Не буду я брать с твоих кораблей налог, еще и вправду обидишься. Потом поговоришь с магистратом, как они скажут, так и будет. Трюмы пусты?

– С грузом, - Шаллан бросил ехидный взгляд на капитана. - Вон его спрашивайте.

– Ты еще и груз умудрился сохранить? - изумился чиновник, разворачиваясь к Ясилу. - Ну, жук! Ну, оглоед! Да ты в сторонку-то не отступай, стой на месте, да в глаза, в глаза гляди! Сам расскажешь, что в трюмах, аль полезем пересчитывать?

– Да уж сам скажу, - досадливо сплюнул тот. - Ровно клещ ты, вцепишься - не отстанешь. Пошли, готовь свою чернильницу.

Спустя полчаса "Живоглот", сопровождаемый боевыми драккарами, вошел в гавань. Дерефар остался на борту, немного же освоившийся Жекар с достоинством поклонился Шаллану, бросил последний любопытный взгляд вокруг и, сопя сквозь зубы, с трудом спустился в лодку, быстро метнувшуюся к патрульному коггу. Ясил проводил его досадливым взглядом, сплюнул за борт и, скомкав, засунул за пазуху таможенную грамоту. По ней, как разглядел Хлаш, заметная часть содержимого трюмов при разгрузке переходила в собственность города.

– Военное время! - процедил капитан сквозь зубы. - Знаем мы их военное время! Когда в рейс идти уговаривали, песни пели, что половинную пошлину возьмут, а на деле взяли двойную! Жулики…

– Не скажи, дружище, - Тилос похлопал его по плечу. - Слышал ведь, что Дерефар рассказал. Пришли бы на пару дней позже - вообще бы в гавань не попали.

– Ничего я не слышал, - проворчал Ясил. - С какой такой радости не попали бы?

– А? - удивленно посмотрел на него Тилос. - Ах, да. Тебе не до того было. В общем, со дня на день ожидают морскую блокаду. Разведчики передали, что до полусотни кораблей вышло из разных гаваней, контролируемых Майно. А у вас здесь и двух десятков не наберется.

– Ох ты, беда-то какая! - вполне искренне всплеснул руками Ясил. - А я-то что, не у дел останусь?

– Скажи спасибо, если шкуру сохранишь, - криво ухмыльнулся Дерефар. - Блокада ожидается не только морской. Армии Майно на подходе. Боюсь, на днях мы сядем в глухую осаду.

Ясил только взялся за голову.

– Да ведь еще недавно все тихо было… - простонал он. - Ну зачем, зачем я сюда вернулся! Остался бы с троллями…

– Да зачем ты нам? - удивился Шаллан. - Тут такая драка намечается, а ты стонешь ровно чайка. Эх, сюда бы наших побольше…

– Да, кстати, - Тилос внимательно посмотрел на него. - Ты-то как отсюда выбираться собираешься? Сквозь блокаду?

В ответ Шаллан облизнул зубы тонким длинным языком.

– А кто сказал, что я отсюда собираюсь выбираться? - удивился он. - Давненько я не развлекался, ребята засиделись. В последний раз лет пять назад пираты нас пограбить немного решили, а с тех пор - никакой потехи. Ты, как я понял, за этот город драться будешь? Против Майно? Ну так и мы с тобой за компанию. Этому гаврику мало не покажется.

Лицо у Тилоса стало каменным.

– Шаллан, - тихо сказал он. - Ты весьма меня обяжешь, если тихо отойдешь в сторонку и не станешь вмешиваться.

От изумления у Шаллана начала стягиваться кожа на лбу.

– Не вмешиваться? - непонимающе спросил он. - Как - не вмешиваться? Почему?

– Просто не вмешиваться, - ледяным голосом повторил Тилос. - Сейчас мы подойдем к пирсу. Ты быстро разгрузишь трюм и уйдешь со своими ребятами в море ДО того, как флот Майно установит морскую осаду города. Ты меня услышал?

– Я тебя услышал… - Шаллан смотрел на Серого Князя щелевидными от удивления глазами. - Аз-Гуштым, я услышал, но не понял тебя. Ты не собираешься драться с Майно? Но почему запрещаешь мне?

Слаженным движением весла по левому борту взметнулись в воздух и улеглись на крючья. Драккар мягко проскрежетал боком по деревянной пристани. С корабля полетели швартовы, их быстро привязывали к причальным тумбам, надежно фиксируя судно. Береговая команда заученным движением выметнула на борт широкие сходни, над палубными люками нависли разгрузочные тали. Однако на борт люди подниматься не спешили, опасливо держась подальше от странного корабля. Впрочем, тролличья команда, не обращая внимания на перетрусивших людей, сама взяла быка за рога. На пирсе начала быстро расти груда тюков.

– Шаллан, - Тилос легким движением спрыгнул в люк и тут же появился оттуда, держа в руках мешки Отряда. - Я не хочу, чтобы Народ оказался втянутым в войну с Майно лишь потому, что вы случайно оказались не в том месте и не в то время. Крови и без вас льется достаточно. Если у вас осталась ко мне хоть капля уважения, вы уйдете немедленно после разгрузки. Я сказал. Где Тулш?

– Да, брат, - серьезно ответил Шаллан. - Я не понимаю тебя, но я и другие мои братья верят в твою мудрость. Мы уйдем сразу, как только сможем. Лишь надеюсь, что мы еще увидимся до того, как Тьма проглотит меня или тебя. Народ будет ждать. А Тулш - вон он, глаза на людей сощурил. Дите малое, честное слово!

Действительно, Тулш бродил по пристани, с интересом разглядывая людей, деревянный настил, тюки с товарами, разгрузочные механизмы и снова людей. Люди отвечали ему не меньшим любопытством - очевидно, Народ не баловал эти места своим вниманием. Дерефар следовал за Тулшем по пятам, временами коротко отвечая на вопросы, но было видно, что его мысли страшно далеко отсюда. На лбу сотника собрались тонкие горестные морщины.

Запыхавшись, подбежал паренек, разинул рот на троллей, потом, оправившись от удивления, что-то спросил у Дерефара. Тот мотнул головой в сторону корабля. Паренек, кивнув, подбежал к капитану Ясилу, озабоченно наблюдавшему за разгрузкой, но не рисковавший вмешиваться в процесс, тот сунул ему таможенную грамоту. Бросив последний изумленный взгляд на драккар, паренек убежал.

– Пойдем, пожалуй, - Хлаш подобрал с палубы свой мешок, брошенный Тилосом. - Ольга, Теомир, Заграт где? Опять дрыхнет? Проспит этот засоня собственную смерть, честное слово! Найдите его, ладно?

Теомир, понимающе кивнул и нырнул в трюмный люк.

– Шаллан, - Хлаш повернулся к молча стоящему рядом мореходу. - Спасибо тебе за дорогу. Жаль, что она была такой короткой. У тебя хорошее судно. Может, мы еще выйдем вместе в море.

– Можем выйти прямо сейчас! - Шаллан хлопнул его по плечу. - Что ты забыл на суше? Пойдем с нами, я сделаю из тебя настоящего моряка. Твой друг не хочет, чтобы Народ дрался в этой войне. Тебе здесь все равно делать нечего.

– Мой Путь ведет меня, - серьезно ответил Хлаш. - Я не могу оставить друзей. Извини, Шаллан. Если выберусь живым из этой истории, я тебя найду. Надеюсь, к тому времени ты не передумаешь.

– А что за история? - заинтересованно спросил мореход. - Я как-то все забываю спросить. Ты - и люди, и орк, и в компании с самим Холл-аз-Гуштымом - о таком пестром отряде даже в легендах не говорится…

– Потом, все потом. Не время для историй, - Хлаш повернулся к зевающему Заграту, вразвалку подошедшему к нему. - Самое интересное проспал. Бери свой мешок, на берег пора.

– Слава предкам, - проворчал шаман, протирая глаза. - Терпеть не могу, когда под ногами все ходуном ходит. Хуже чем на лошади. Вам, крокодилам, это в охотку, а мне что остается? Только дрыхнуть, чтобы время убить. - Он с хрустом потянулся, чуть не заехав Хлашу посохом в глаз. Шаллан оскалился в усмешке.

– От обезьяны волосатой слышу, - заявил он. - Ладно, ребята, приятно было познакомиться. Хлаш, место за тобой в экипаже всегда останется. Бывайте. - Он повернулся и вразвалку ушел к грузовым люкам. Разгрузка почти закончилась - могучие тролли работали талями так, что веревки угрожающе трещали. Груда тюков на пирсе росла с потрясающей скоростью. Ольга глазами искала что-то в небе. Видимо, летун снова исчез в поисках новых приключений, и девушка беспокоилась. Удивительно, как люди могут привязываться к бесполезным зверям! Впрочем, Ых иногда оказывался полезен.

Вся компания по сходням перебралась на пристань. Хлашу показалось, что та слегка покачивается под ногами. На мгновение замерев, он понял, что покачивается сам, видимо, успев привыкнуть к постоянной качке палубы. Ощущение быстро прошло.

Быстрым шагом подошел Тилос, прощально махнув рукой Тулшу. Тот, в свою очередь, поклонился всем, сделал тазан и легко перемахнул на борт драккара.

– Этого убедить оказалось куда труднее, - Тилос тряхнул головой. - Вот уж точно говорят - упрям как тролль. Пришлось пригрозить, что до смерти обижусь, если останется. Парень расстроился, как младенец, у которого игрушку отобрали. Он так хотел посмотреть человечий город!

– Путь играет нами, - философски пожал плечами Хлаш. - Никому не дано знать свое будущее.

– Путь играет нами, а мы играем на трубе, - вздохнул Тилос. - Пойдемте. Они сейчас уходят в море, разгрузка почти завершилась.

– А как же Ясил? - удивился Хлаш. - Ему же с ними надо, корабль свой забрать, а он еще с грузом не разобрался.

– Тулш пообещал ему корабль самостоятельно пригнать, как только возможность будет. Пойдемте, я хочу удостовериться, что они спокойно ушли. Дерефар пообещал, что меня пустят на смотровую вышку. - Он поправил на плече лямку мешка и пошагал по пирсу в сторону берега. Остальные потянулись за ним.

На ходу Хлаш еще раз оглянулся на "Живоглота". Последний тюк раскачивался на талях над пристанью, а на драккаре уже выбирали отвязанные концы. Два тролля сноровисто вытянули на пирс сходни и перепрыгнули на борт уже отошедшего от нее корабля. Затрепетал, распускаясь, малый косой парус, еще мгновение - и весла дружно опустились в воду. На мгновение Хлаш встретился глазами со стоящим на рулевом весле Шалланом, и его сердце странно защемило. Ему вдруг захотелось бросить все на свете и оказаться на борту "Живоглота", налечь как следует на весло, полной грудью вдохнуть соленый морской воздух… Он тряхнул головой, и наваждение ушло. Только где-то внутри осталось воспоминание о извечной тоске по морю. Он повернулся и зашагал вслед за друзьями.

Дерефар привел их к решетчатой вышке саженей двадцать в высоту. Наверху маячила фигура наблюдателя. Сотник подошел к укрепленному у основания лестницы раструбу и что-то прокричал в него. Другим концом раструб прикреплялся к деревянной трубе, уходящей к наблюдателю. Склонившись, сотник выслушал не менее неразборчивый ответ, удовлетворенно кивнул и ткнул пальцем вверх. Затем, коротко поклонившись всей компании, он развернулся и исчез меж приземистых складов.

Тилос, склонившись, внимательно изучил устройство.

– Ничего не понимаю, - пробормотал он. - Не та акустика. Заграт, взгляни на эту штуку, будь добр. Ничего странного не чувствуешь?

Заграт нехотя обследовал конструкцию.

– Чувствуется колдовство, - согласился он. - Мне оно незнакомо. Что-то от Воздуха…

Хлаш заинтересованно подошел поближе.

– Ну, вы собираетесь подниматься или нет? - раздраженно гаркнуло из трубки. Звук голоса был на удивление четким, будто возле самого уха. Хлаш с трудом удержался от того, чтобы не отпрянуть в сторону от неожиданности.

– Я иду, - поспешно ответил Тилос. Он подошел к вертикальной лестнице и оглянулся на остальных. - Подождите здесь, ладно? Я недолго. Прослежу, чтобы ушли с рейда, и назад.

– Жить тебе надоело - по жердочкам лазишь, - проворчал орк, усаживаясь на землю у подножия вышки. - Подождем, чего уж там.

– Я с тобой, - неожиданно для самого себя сказал Хлаш. - Хочу взглянуть на корабли еще раз.

Тилос с сомнением посмотрел на массивного тролля, подергал ступеньку и махнул рукой.

– Давай, только аккуратно, - сказал он. - Уговор, правда, был насчет одного меня. Надеюсь, наверху не обидятся.

Площадка башни ощутимо раскачивалась, и Хлаш вцепился в поручни, стараясь преодолеть головокружение. Стоять на решетчатой вышке оказалось совсем иным, чем на скале той же высоты. Казалось, что плывешь по воздуху, еще немного - и площадка оторвется от основания и медленно полетит ввысь, к облакам.

Наблюдатель недовольно взглянул на него и пробормотал себе под нос что-то насчет посторонних на вышке. Хлаш заставил себя побороть головокружение и посмотрел вниз.

"Живоглот" в сопровождении двух боевых драккаров уже миновал горловину бухты и почти достиг внешнего рейда, на котором покачивались несколько военных коггов города. На драккарах развернули все косые паруса, они шли короткими галсами против встречного ветра, помогая себе веслами. На передней мачте "Живоглота" поднялся и распустился черно-зеленый вымпел.

– Поздно… - пробормотал Тилос. - Будь ты все проклято, поздно…

Море усеяли паруса. Сначала их было немного - три или четыре ганзы, еще несколько малых одномачтовых судов с косым парусным вооружением. Разведчики настороженно шли к берегу со взятыми в рифы парусами, в любой момент готовые к немедленному бегству. Но в некотором отдалении за ними двигались большие двухмачтовые и трехмачтовые корабли. Два… пять… восемь судов, по размерам превосходящим тролличьи драккары, еще и еще паруса показывались из-за горизонта, но пока они оставались слишком далеко. На некоторых кораблях развевались черные пиратские флаги. Охранные когги города начали поспешно втягиваться на внутренний рейд, опасно разминувшись с драккарами. На берегу закрутились могучие барабаны, перегораживая вход в бухту поднимающейся из глубины толстой шипастой цепью.

Хлаш почувствовал озноб. Драккары, до того шедшие почти борт о борт, стали медленно расходиться в стороны, не снижая, однако, скорости. Тяжелые корабли противника повернули им наперерез. С расстояния в двести саженей ударили катапульты, два камня, оставляя за собой светящиеся колдовские следы, обрушились в воду совсем рядом с драккарами.

– Им не уйти, - пробормотал Тилос. - Их расстреляют на расстоянии. Зачем я, идиот, выгнал их из безопасной бухты?…

Неожиданно драккары резко сбросили ход. Весла одновременно поднялись из воды, в море посыпались маленькие, почти неразличимые темные фигурки. Несколько камней рухнули в воду перед самыми носами тролличьих кораблей, но новых выстрелов не последовало. Очевидно, враг решил взять драккары на абордаж.

– Что они делают? - Тилос непонимающе оглянулся на Хлаша.

– Не тушуйся, парень, - Хлаш постарался растянуть губы в как можно более подбадривающую улыбку. - То ли еще будет! Плохо те ребята знают Народ…

Пять тяжелых кораблей осторожно подходили к кажущимся покинутым драккарам. Хлаш разглядел, как там берут в рифы паруса, палубы потемнели от готовящихся к абордажу солдат. Внезапно головной корабль рыскнул в сторону, едва не протаранив соседа. Вслед за ним также резко с курса сошел второй корабль, затем третий. Два оставшихся резко отвернули в сторону, чтобы не столкнуться с ними.

– Во дают! - восхищенно выдохнул дозорный, приникший глазом к массивной конструкции, смахивающей на толстую медную трубу на треноге. - Ну ничего себе!…

Драка шла вдали от берега, и Хлаш почти не различал, что происходит на кораблях. Впрочем, все было ясно и так. Скрытно, под водой подобравшиеся к врагам тролли в мгновение ока выметывались на палубу, используя страшные железные когти, чтобы подняться прямо по крутым бортам. В мгновение ока палуба оказывалась заполненной зелеными морскими демонами с оскаленными клыками, страшно ревущими, рвущими буквально на части всех, кто попадался на пути. Не ожидающие атаки люди в панике метались, сталкиваясь друг с другом, в суматохе поражая товарищей вместо нападавших. Тут и там вспыхивали чадные пожары - очевидно, тролли использовали какие-то зажигательные средства. За десяток удара сердца корабль превращался в пылающий костер, на котором, скорчившись, обугливались трупы. Тролли же, не задерживаясь, чтобы добить уцелевших, прыгали в воду и стремительно плыли к следующему судну.

Не прошло и десяти минут, как все пять атакующих кораблей, пылая, беспорядочно дрейфовали по волнам. Легкие ганзы брызнули в стороны, уходя от страшной и непонятной смерти. Вскоре на драккарах вновь ударили весла, и "Живоглот" с товарищами устремился в образовавшуюся брешь.

– Пять-ноль… - пробормотал Тилос. - Ну и ну… Вот это бойцы!

– Да, на море мы хороши, - задумчиво согласился Хлаш. - Ладно хоть на Майно Народ не работает. Достали бы нас тогда в море не те горе-моряки, а эти драккары - хлебать бы нам морскую водичку ведрами.

– Вот и я про то же, - непонятно ответил Тилос. - Ладно, пошли вниз, надо срочно из города уходить. Второй раз подряд в осаде сидеть меня не тянет.

– Поздно, - неожиданно откликнулся дозорный, ткнув пальцем на восток. - Смотрите!

Местность здесь сильно понижалась к морю, так что гавань находилась в глубокой котловине, со всех сторон окруженной застроенными домами склонами. И вот сейчас с вершин окружающих город холмов, где, очевидно, располагались наблюдательные посты, в воздух неторопливо поднимались столбы синего и красного дыма. Дым, казалось, подпирал серое, затянутое тучами небо невиданными колоннами, созданными титанами специально для этой цели.

– Что это значит? - отрывисто спросил Тилос, поворачиваясь к дозорному.

– Сигнал, - удивленно посмотрел на него тот. - Армия Майно на подходе. Вы что, с неба свалились?

– Из-за моря, - процедил Тилос сквозь зубы. - На подходе - это как? Верста? Пять? Пятьдесят?

– Ну, верст десять, наверное, - подумав, сообщил дозорный. - Дальше с тех вышек не видно. Хотя им могли с дальних секретов весточку кинуть, там связные маги дежурят. В общем, красный с синим значит - драпай кто может, городские ворота закрываются. Кто не успел, тот опоздал, и все такое. А вы, никак, на тех лоханках пришли? Чьи они будут? Одежда у этих ребят какая-то серо-зеленая, как чешуйчатые кольчуги. Я три года тут дежурю, но такой одежды и таких кораблей еще не видал. Странные они какие-то, хотя ход приличный.

– Может, и еще три года не увидишь, - обрадовал парня Тилос, напряженно раздумывая. Хлаш взглянул на парня повнимательнее. Нет, пожалуй, еще и пятнадцати нет. Все пока в новинку, даже завидно немного.

– Если с дальних постов сообщили, то шанс уйти есть, - вслух сказал он.

– Нет, - покачал головой Тилос. - Знаю я немного эти места. Тут между холмами всего три дороги уходят, между ними верст на тридцать от города кручи, осыпи да бурелом… Если, конечно, не поправили за последние полвека, - быстро добавил он, выжидающе глядя на дозорного.

– Ага, - согласно кивнул тот. - Там, дальше, только дорогами и пройдешь. Возле города, сказывают, расчищают помаленьку, только я сам не видел. Буряки вроде сажали, только они у нас и растут. А репа нашу землю не любит, ее не сажают. Ух ты, сколько кораблей пришло…

Хлаш поворотился в сторону моря. Действительно, не меньше дюжины тяжелых трехмачтовых кораблей с обитыми блестящей медью носами покачивались неподалеку от берега. Чуть позади болталось десятка три легких ганз, коггов и еще чего-то, Хлашу незнакомого. На пятерых горящих кораблях пожар уже почти потушили - видимо, тролли лишь выводили корабль из строя, не затапливая его - и сейчас они медленно дрейфовали по ветру далеко позади. К каждому пришвартовались по одному или два легких судна. С окружающих горловину бухты скал редко били катапульты - пристреливались. Впрочем, камни не долетали до ближайших кораблей добрых полсотни саженей. С одной из скал прянула в воздух огромная, размером с бревно, стрела. С ее острия срывалось бледное, почти невидимое в свете дня пламя. По огромной дуге она ушла в небо, едва не зацепив тучи, и спикировала на ближайший корабль.

– Неужто попадут? - вслух удивился Хлаш.

– А то! - с гордостью сказал паренек-дозорный. - Там дядька Хрум при катапульте служит, у него не глаз - дальномер! В шлюпку стрелой на спор попадает…

Не долетев до палубы корабля несколько саженей, стрела внезапно вильнула в сторону, кувыркнулась и плашмя свалилась в воду, подняв большой фонтан брызг и дыма. Дозорный с досадой стукнул кулаком по перилам.

– Видать, они колдовством охранным прикрыты, - грустно сказал он. - Не пробить с такого расстояния…

– Хлаш, пошли, некогда, - Тилос легко скользнул в люк башни.

– Ничего, может, еще и пробьют, - на прощание ободрил Хлаш паренька и скользнул вслед за товарищем.

Ольга с Теомиром аж приплясывали на месте - снизу корабли видно не было, и они сгорали от нетерпения.

– Ну что, что там? - затеребили они Тилоса с двух сторон. - Ушли наши? Успели?

– Успели, - улыбнулся им Тилос. - Устроили небольшой переполох и ушли.

– Руками да ногами зелененькие махать горазды, - согласился Заграт, удобно устроившийся на какой-то бочке. - Да и плавать тож. Мозгов бы им немного - цены бы зверюшкам не было.

– У тебя самого ума палата, - усмехнулся Хлаш. - Слезай давай, самое интересное пропустишь.

– Что это, хотел бы я знать? - поинтересовался орк, спрыгивая на землю. - Цирк приехал?

– Ну да, - согласился Хлаш, подхватывая свой мешок и палицу. - Веселый такой цирк. Тилос, большая армия, не знаешь?

– Дерефар сказал, тысяч пятьдесят, из них тысяч семь - тяжелые панцирники. Три десятка катапульт, по два слона на каждую, несчитанно больших таранов, двеосадных башни. Серьезный, в общем, цирк. Одна надежда - что у страха глаза велики. Да и не дотащат машины до города по местным дорогам. - Тилос подхватил мешок и приглашающе махнул рукой. - Давайте к воротам, может еще и успеем. Вдруг заранее сигнал дали…

– Что-то неинтересно с тобой путешествовать, - хмыкнул Заграт. - В какой город не сунешься - сразу в осаду либо в бега. А чего башен-то мало?

– Это с тобой путешествовать опасно, - парировал Тилос. - Это вы к себе неприятности притягиваете. Я так, сбоку припеку. А башен не мало. Если доволокут - и столько хватит…

На улицах, вымощенных бревнами, царила суматоха. Люди беспорядочно метались вокруг, кто-то пытался вывести из ворот повозку со скарбом, кто-то в голос причитал. Дома, окруженные невысокими, не в пример Талазене, изгородями, казались по большей части каменными, окруженными многочисленными надворными постройками. Улицы были круты, зачастую дворы лепились на краю небольших обрывов. В некоторых местах дорога шла вверх настолько в гору, что Хлаш не понимал, как ее осиливают лошади. Впрочем, загадка вскоре разъяснилась - в конце одного такого подъема стоял большой деревянный ворот, толстый канат от которого цеплялся к телеге. Здоровый мужик, ростом мало уступающий даже Хлашу, меланхолично крутил ворот, хозяин же повозки то подстегивал лошадь кнутом, то принимался сам подталкивать свою телегу. На телеге сидела толстая баба с орущим младенцем на руках и что-то брала губами из кулака, временами сплевывая на землю шелуху. Телега шла в гору медленно, ее хозяин, похоже, уже выбивался из сил.

– Эй, мамаша! - крикнул бабе Заграт, трусцой минуя телегу. - Слезь с возу, али кобылу не жалко?

– Без сопливых… - огрызнулась было баба, лениво поворачивая голову в сторону непрошеного советчика. Но тут ей на глаза попался Хлаш, улыбающийся во всю пасть, и фраза осталась незавершенной. С отвисшей челюстью, не отрывая взгляд от тролля, тетка осторожно, на ощупь, сползла с телеги, чуть не уронив младенца под колеса. Телега дернулась и пошла ощутимо быстрее. Хозяин взглянул на компанию с видимой признательностью и быстро отвел взгляд.

Вскоре улочка вывела их на ровное место. За несколькими рядами домов впереди выросла высокая каменная стена с могучими боевыми башнями через каждых два-три десятка саженей. На их островерхих крышах трепетали синие флаги с черным кругом посередине. Улица повернула вправо и, миновав пару пустых постоялых дворов, запетляла к могучим воротам, от которых доносился громкий гам.

– Это флаг Крестоцина? - с интересом поинтересовался Хлаш.

– Угу, - откликнулся Серый Князь. Его дыхание оставалось таким же ровным, как и внизу, перед подъемом. Хлаш ощутил, как ускоренно бьется сердце, и позавидовал Тилосу. - Синий цвет - море, черный - земля.

– Типа… плавают вокруг всего света… что ли? - задыхаясь, поинтересовался Заграт.

– Примерно так, - Тилос взглянул вперед и резко остановился. - Все, опоздали. Видимо, из города уже не выпускают.

Впереди виднелись наглухо закрытые городские ворота. Возле них клубилась небольшая толпа, перемешанная с разнокалиберными повозками. Впрочем, толпа на глазах редела - люди и телеги потихоньку разбредались в разные стороны. Возле самых ворот человек в кольчуге, при мече, но простоволосый, энергично жестикулируя, что-то доказывал нескольким недовольным. На настенной галерее стояли, посмеиваясь, несколько солдат в полном вооружении и поглядывали вниз. Двое, как и давешняя женщина, что-то ели из кулаков, сплевывая шелуху.

Тилос протолкался сквозь толпу поближе. Хлаш последовал за ним, стараясь поаккуратнее раздвигать едва достающих до груди людей. То ли у него получалось, то ли мало у кого возникало желание обсуждать с громилой-троллем его манеры, но никто не возмущался. За Хлашем оставалось свободное пространство, в котором, как в кильватере, свободно шли Ольга с Теомиром. Заграт замыкал шествие, недовольно ворча что-то сквозь зубы.

– Да сколько же раз вам повторять! - устало говорил окольчуженный. - Они уже Вторые холмы миновали! Они раньше перекрестки минуют, чем вы до них доберетесь. Да даже если и успеете, наверняка по всем дорогам патрули пустят. Куда вы денетесь?

– Не твое дело, Филиус, - наскакивал на него коротышка в длинном халате. - Если бы ты нас тут не мурыжил столько времени, мы бы точно проскочили! Знаешь, сколько с меня возьмут неустойки?

– Голову, скорее всего, оставят, - хлопнул его по плечу Тилос. - А вот те, что в гости идут, и ей не побрезгают. Давай-ка, парень, кончай горячиться да топай домой.

Коротышка возмущенно открыл было рот для достойного ответа, но заметил Хлаша и скис. Зло плюнув, он повернулся и побрел к своему фургону, расталкивая окружающих. Остальные, почесав в затылке, потянулись за ним. Вскоре возле ворот остались только путешественники да взмокший под своей кольчугой Филиус.

– Ф-фу, - вытер он со лба пот. - До чего же они все нотные! Можно подумать, мне удовольствие доставляет их назад заворачивать!… Спасибо, что подсобил, - он протянул вперед руку. Хлаш озадаченно взглянул на нее, но Тилос, как ни в чем не бывало, тоже протянул руку и пожал ладонь стража. - Да, вы-то, надеюсь, за ворота не рветесь? - вдруг спохватился он.

– Вообще-то рвемся, - вздохнул Серый Князь. - Да не судьба, видать. Мы только что пришли в город, и вот незадача…

– Не повезло, - посочувствовал окольчуженный, с интересом оглядывая пеструю компанию. - Извините, ребята, но майнеры уже, наверное, к Первым Холмам подходят. Оттуда до города три дороги вокруг Ближних холмов, так что попадете как кур в ощип. Вы не бойтесь, запасов в городе хватает, да и осада не первая. Выдюжим. Меня Филиусом зовут, я тут десятник над этими оболтусами, - он мотнул головой в сторону ближайшей башни. - Вертайте назад, там по дороге третий по счету постоялый двор, "Пивная кружка" прозывается, очень приличный и довольно чистый. Мой приятель содержит. Скажете ему, что я прислал, он вам пару монет сбросит. Ну, недосуг мне. Бывайте. - Он повернулся и вразвалку пошел к башенной лестнице.

– Постой, любезный, - остановил его Тилос. - Скажи, солдаты вам не нужны?

– Солдаты? - удивился Филиус. Он повернулся и еще раз осмотрел Отряд, на сей раз критически. - Пожалуй что и нужны. Особенно такие, - он уважительно глянул на тролля. - Чем работаете? Клинок, копье, дубина? С самострелами осадными дело имели?

– Всего понемногу, - коротко ответил Тилос.

– Хорошо, - одобрил Филиус. - Во-он там, - он ткнул пальцем в сторону высокого каменного дома со шпилем, - районная управа. Спросите Мариса, он вербовкой занимается.

– Спасибо, уважаемый Филиус, - кивнул Тилос. - Не возражаешь, если мешки где-нибудь здесь кинем? Все равно возвращаться.

– Вы сюда, к воротам хотите? - удивился десятник. - Отчаянные вы ребята. Здесь самое пекло будет. Вы двое особо не поможете. Лучше бы вас куда поспокойнее поставили, а наших ребят оттуда - сюда. С ними мы друг друга знаем как облупленных, а вы пока к нам притретесь…

– Нас не двое, нас пятеро, - Тилос скинул мешок с плеч. - Так где вещи оставить?

– Вон туда занесите, - махнул рукой Филиус. - Я пригляжу, да и ребята у нас честные. Зря вы это, ну да не за уши же вас оттаскивать. Ладно, паренек будет стрелы подносить да на посылках бегать, а девчонку раненых поставим перевязывать, лазарет за углом. Крови не боишься? - испытующе взглянул он на Ольгу. - А орк что умеет?

– Вернемся - разберемся, - нетерпеливо дернул плечом Тилос. - Ребята-зверята, заносите мешки, прогуляемся немного.

– Слушай, ты сдурел? - спросил Заграт, как только они оказались за пределами слышимости десятника. - Чего это нам на стену карабкаться? Сам же слышал - справятся они и без нас. В Хамире все ясно было - не мы их, так они нас, а здесь? И чего волку в зубы, к самим воротам? Самому жить надоело, так нас пожалей!

– Вас, дураков, и жалею, - усмехнулся Тилос. - Насколько я знаю Игру, именно в самой гуще боя вы в наибольшей безопасности. В драке, хоть групповой, хоть один на один, у вас всегда преимущество будет, а вот если прятаться начнете - или стрела шальная прилетит, или из катапульты огненный горшок… Кроме того, нам здесь задерживаться совершенно незачем. Будем у ворот - вдруг да прорвемся. Где этот Ых? Вечно исчезает, когда нужен!

– Летун-то тебе зачем? - удивился Заграт. - Заскучал, родимый?

– Послали бы местность разведать, да и вообще по сторонам посмотреть. Ладно, сейчас главное, чтобы Ольгу с Теомиром по углам не распихали. Помните - вам везет, только когда вы вместе.

– Спасибо, успокоил, - проворчал орк. - Какого зюмзика ты нас сюда притащил? Сидели бы себе на островах спокойно… Там кормили хоть и гадостью всякой, зато от пуза, а здесь что будет?

Тилос только криво улыбнулся в ответ.

У Мариса, оказавшегося сотником, при виде пестрой компании, желающей всем скопом поступить на службу, от удивления пропал дар речи. Впрочем, он не был бы вербовщиком, если бы не владел собой. Пренебрежительно глянув на невысоких и худеньких Ольгу с Теомиром, он окинул одобрительным взглядом Хлаша с Тилосом и подозрительным - Заграта.

– Детишек сопливых мы в бой не посылаем, - буркнул он, спускаясь к ним с крыльца. - В лазарет обоих, на перевязки да на посылки. Орк что умеет?

Ольга, не удостоив его и словом, резко взмахнула рукой у него перед лицом. Сотник инстинктивно отшатнулся и тут же полетел вверх тормашками. Оказавшись прижатым лицом к грязной земле, он попытался было заругаться, но, обнаружив перед глазами собственный кинжал, моментально заткнулся.

– За сопливых детишек тебе, уважаемый, еще не так надо бы врезать, - с мрачной ухмылкой сказал ему Теомир, незаметно подмигивая Ольге и присаживаясь перед неподвижно замершим Марисом. - Небось не хуже тебя руками махать умеем. Хочешь, голову открутим? Или так поверишь?

Вместо ответа сотник коротко сообщил парню, как ему следует использовать свои умелые ручки. Ольга слегка нажала ему на локоть, и он, поперхнувшись, снова замолчал.

– Ну-ну, кончайте баловаться, - строго сказал Тилос. - На службе человек, да и вам добра желал. Ольга, выпорю в следующий раз! Отпусти его сейчас же. - Было видно, что он с трудом сдерживает смех. Заграт откровенно ухмылялся. Стражники, бросившиеся на выручку командиру, застыли вокруг с алебардами наперевес и изумленными лицами.

Ольга нехотя слезла со спины сотника и вместе с Теомиром помогла ему подняться, заботливо отряхнув штаны и кольчугу от пыли. Тот сердито посмотрел на них, затем подозрительно - на подчиненных, но те пялились на странных пришельцев и не проявляли желания смеяться над вербовщиком. Марис в сердцах плюнул, отряхнул рукав и сказал:

– Во народ пошел, а! Слова сказать нельзя. Нешто по-человечески объяснить трудно?

– Не поверил бы ты, дяденька, - Ольга виновато потупилась, так же, после мгновенного замешательства, сделал и Теомир. - Вечно меня полы мыть посылают…

– Всыпать бы тебе как следует, разбойница, - уже мягче сказал вербовщик. - Ладно, головы ваши, хотите геройствовать - не мои проблемы. Орк что, колдует?

– Колдую, - подмигнул ему Заграт. - Показать? - Он чуть махнул рукой, и в лицо вербовщику ударил порыв холодного ветра.

– Не надо, - поспешно сказал тот, отступая на шаг назад. - Верю. Ладно, все наняты. Плата обычная - солдатам три медяка в день, магу два серебряка в неделю. - Он вытащил из кошеля на поясе восковую табличку и стило. - Имена?

– Слушайте все сюда, - сказал Тилос негромко, когда они возвращались обратно к воротам. - Мне не нравится, что город попал в осаду именно в тот день, когда здесь оказались мы. И мне не нравится плотная осада, с суши и моря одновременно. Непохоже это на Майно. Обычно он не загоняет противника в угол, оставляет лазейку. У меня нехорошее ощущение, что все это представление организовано специально по нашу душу. Возможно, солдаты осаждающей армии получили наши приметы и обещание награды, и на нас будет охотиться даже последняя маркитантка.

– Радостно ты на жизнь смотришь, - огрызнулся Заграт, сердито стукнув посохом по подвернувшемуся под ноги булыжнику. - И что предлагаешь? Ты можешь изменить мою морду? Или перекрасить шкуру этой орясины? - он кивнул в сторону Хлаша.

– Нет, - пожал плечами Тилос. - Это я на тот случай, если придется прорываться. Не думайте, что это будет легко. Ольга, тебе придется остричь волосы.

– Что?! - ахнула та. - Зачем?

Хлаш окинул девушку критическим взглядом. Действительно, длинная светло-русая коса Ольги, свернутая в тугой узел на затылке, резко выделялась на фоне смоляно-черных волос местных жительниц.

– Тилос дело говорит, - поддержал тролль Серого Князя. - Эту копну волос шлемом не скрыть, а без него на тебя каждая собака пялиться будет. Да и в драке помеха.

Девушка надулась и ничего не ответила.

– Онка, да не переживай ты так, - тихо сказал ей Теомир. - Ты все равно… красивая.

– Правда? - жалобно сказал Ольга. - Это ты сейчас так говоришь…

– И потом скажу, - убежденно ответил парень. - Честное слово!

Десятник Филиус встретил их прохладно. Показав их места на галерее, он повернулся и скрылся в башне. Наверху сквозил холодный соленый ветерок. Солнце, пробивающееся сквозь облака, начинало клониться к закату, от стены и сопок протягивались длинные глубокие тени. Хлаш прищурился, вглядываясь в подлесок, но разочарованно вздохнул и отвернулся. Сгущающиеся внизу сумерки не давали толком что-либо разглядеть.

– Что-то не так? - спросил стоящий рядом чуткий Тилос.

– Глаза, - объяснил Хлаш. - Не вижу в сумерках. Солнце сядет - совсем проку от меня не будет.

– Как - не будет? - удивился Заграт. - Ты же спокойно ночами шастал! В Хамире ночью на вылазку ходил, как сейчас помню. Тогда видел, что ли, а сейчас ослеп?

– Тогда у меня был запас ночной настойки. Сейчас - нет. Не рассчитывал я на войну, когда из дома уходил, а то бы запасся побольше…

– Что такое "ночная настойка"? - осведомился шаман. - Можно ее на ходу сделать?

– Нет, - качнул головой Хлаш. - Три травы надо час варить, а потом сутки настаивать. Глотка на ночь хватает.

– А, сейчас вспомнил - ты сболтнул как-то. Что за травы?

– Сизая полынь, звездоцвет и щавель.

– Так, - Тилос побарабанил пальцами по парапету. - Моя вина. Мог бы и заранее сообразить. Ольга, ты у нас знаток растений. Будь другом, спустись в Филиусу и выясни, нет ли здесь поблизости травника. Хорошо, если лавка рядом окажется. Если не сложно, сбегай и купи то, что нужно. Кошель не потеряла? Давай!

Ольга, в большой, не по росту, кольчуге и сползающем на глаза шлеме, выданным десятником, похожая на недокормленного подростка, кивнула и скрылась в башне. Теомир, нерешительно глянув на остальных, последовал за ней.

– Что же ты на островах своими травками не запасся? - с досадой спросил Заграт. - Чем на песочке кувыркаться…

– Там не растет звездоцвет, - качнул головой Хлаш. - Зелье издалека завозят. Да они и не дерутся ночью, поэтому его почти не используют. Здесь надеялся запастись…

– Подождем - увидим, - философски сказал Тилос. - Не повезет Ольге - значит, не судьба тебе ночью дозором стоять. Ничего, Заграт вон от безделья совсем обленился, ряха поперек себя шире стала…

– На себя посмотри, чучело, - обиделся орк. - Сам за двоих дежурь, если шило в заднице, а я посплю лишний часок. Ты лучше этому… Филину сразу скажи, а то он потом заявит, что эта оглобля симулирует.

Однако им повезло. В ближайшей лавке травника оказались настои всех трех трав. Вскоре молодежь вернулась. Теомир торжественно нес в руке надежно закупоренную склянку толстого темного стекла. Хлаш вытащил пробку, осторожно понюхал, сделал глоток и кивнул:

– То, что надо. Еще немного - и я снова буду нормально видеть. Ольга, у них запас остался?

– Остался, - кивнула девушка. - Травник - славный дед, он как узнал, зачем это нужно, аж загорелся весь. Обещал завтра хоть целую баклагу наварить.

– А сколько взял? - поинтересовался тролль.

– Три медяка, - вздохнула Ольга.

– Ни-че-го себе славный дед! - охнул Заграт. - Жулик он, барыга! Такие деньги за полкружки взял! Да у нас в лесах по опушкам этой гадости растет - стогами лопай…

– Спокойно, - остановил его Тилос. - Завтра я сам схожу, если удастся. Сегодня и за то спасибо.

– Привет! - летун камнем свалился с неба и попытался уцепиться за кольчугу Ольги. Сорвался, вспорхнул и прицепился, на этот раз удачно, к рубахе Хлаша, от кольчуги отказавшегося. - А чего вы на скалу забрались? Здесь ветер. Я в пещеру хочу, там тепло. А жуки здесь невкусные, сухие какие-то.

– Явился, - усмехнулся Тилос. - Где тебя носило, Ых, скажи на милость? Я уж думал, ты про нас забыл.

– Я Злобный Ых! - заявил летун. - Сейчас как укушу за нос, чтобы не дразнился!

– Ладно, не буду. Скажи мне, Злобный Ых, ты над городом летал?

– А что такое город? - поинтересовался зверек.

– Ну, вон… - Тилос неопределенно повел рукой вокруг. - Вон те дома видишь?

– А, пещеры, что ли? - догадался Ых. - Ага, летал я над пещерами. Там комары, только их мало, и они тоже невкусные.

– А над лесом вон там, - Тилос махнул в сторону дороги, идущей от города.

– И там летал, - согласился зверек. - Там жуки. А еще там другие ыхи, как я, только глупые. Они разговаривать не умеют, только смотрят громко. И от меня убегают. Зачем они от меня убегают, я же только поиграть хочу!

– Они, наверное, глупые, - терпеливо ответил Тилос. - А людей там ты не видел? Вроде нас?

– Видел, - зверек зевнул. - Много-много. И еще два дерева, больших и толстых, а внутри пустых. И никаких жуков. - Он зевнул снова.

– Ых, погоди, не засыпай, - торопливо сказал Тилос. - А деревья стояли или двигались?

– Конечно, стояли! - удивился зверек. - Ты сам глупый. Как деревья могут ходить? У них же ног нету, и крыльев тоже. Я спать хочу! - Он еще раз зевнул, завернулся в кокон крыльев и закрыл глаза.

– Видимо, осадные башни все-таки застряли, - подвел итог Тилос. - Надеюсь, прочая машинерия - тоже. Поэтому армии и нет до сих пор под городом. Интересно, бросят их или дотащат?

– Утром увидим, - зевнул на сей раз Заграт. - Что-то мне тоже дрыхнуть захотелось. Придет мой черед дежурить - толкните, хотя, если забудете, не обижусь.

Штурм начался ночью. Тихо, без факелов чужая армия подошла под самые стены. Видимо, осадные башни застряли так капитально, что командиры Майно приняли решение не тратить на них время. Когда большая часть солдат скопилась во мраке под стенами, тьму разорвала короткая белая вспышка. По этому сигналу ослепительным магическим огнем загорелись осветительные заряды - пращники метали их на стену и через стену. Хрипло затрубили рога, осажденные бестолково суетились на галереях, пытаясь рассмотреть противника в густой черноте за зубцами, а арбалетчики били и били короткими толстыми стрелами в их подсвеченные сзади силуэты. От этих болтов не спасала кольчуга, не выдерживали даже кованые нагрудные доспехи, разве что стрела, под углом скользнув по гладкой бронзовой или железной пластине, рикошетом уходила в сторону. Через стену летели небольшие комки-вопилки, от удара о землю начинающие издавать пронзительный визг, могущий свести с ума оказавшегося рядом человека. Растерянные защитники, сонные, ошеломленные внезапной атакой, беспорядочно метались взад и вперед, мало обращая внимания на немногих пришедших в себя десятников, пытающихся яростным матом и зуботычинами навести хоть какой-то порядок. Прежде, чем им это удалось, один человек из каждых десяти лежал бездыханным или, зажимая арбалетный болт в ране, как мог сползал вниз по крутым лестницам в надежде найти лекаря прежде, чем яд с отравленного наконечника доконает его.

К тому моменту, когда крестоцинским командирам удалось восстановить хотя бы какое-то подобие порядка, тут и там на стене уже вспыхивали яростные рукопашные схватки. Десятки и сотни трехзубых кошек с прицепленными к ним стальными цепочками и зачарованными веревками взметнулись снизу, впиваясь в крошащийся от времени камень. Первые атакующие в легких кольчугах и с короткими кривыми мечами, ловкие словно рыси, птицами взлетели по ним, протиснулись между зубцами и рубились с не до конца пришедшими в себя крестоцинами. Позади них уже цеплялись могучими стальными зубьями толстые укрепленные лестницы, пропитанные огнеупорными составами, выдерживающие на себе зараз не меньше двух десятков бойцов в тяжелом вооружении. По лестницам грузно, но быстро карабкалась панцирная пехота с небольшими треугольными щитами и длинными полутораручными клинками.

Вскоре стену захватили по крайней мере в полусотне мест. Солдаты Майно, словно муравьи, карабкались и карабкались по лестницам, и немногие стойкие бойцы просто тонули в их черном море. Впрочем, большинство защитников отступало. Некоторые, обезумев от страха, прыгали вниз прямо с галереи, ломая ноги и позвоночники. Многие, здраво рассудив, что кольчуги, короткие мечи и длинные багры, которыми сподручно отпихивать лестницы от стены, здесь не подмога, торопливо, но не бегом отступали к башням, надеясь удержаться за их стенами до прихода подкреплений, расквартированных в больших казармах неподалеку. Однако такие попытки, как правило, оканчивались крахом - майновцы просто сминали нестройные порядки крестоцинов грудью, умело пользуясь щитами и полагаясь на превосходство доспехов. На плечах защитников атакующие врывались в башни, вниз летели трупы. Тут и там располосованные на ленты тряпки, в которые превратились некогда гордые вымпелы Крестоцина, втаптывались в пыль подкованными железом сапогами. Не прошло и десяти минут после начала штурма, как большая часть стены оказалась в руках нападавших. Лишь в двух или трех башнях защитники успели укрепиться и теперь успешно отбивали вялые атаки.

А атаки воистину были вялыми. Командиры Майно не стали тратить силы на никому не нужные укрепления, оставив рядом для прикрытия лишь небольшие отряды - несколько панцирников и арбалетчиков. Захваченных башен было достаточно для спуска солдат со стены в город. Плюс к тому десятки лестниц вытянули с наружной стороны и спустили внутрь. Умело, как на учениях, пехота Майно карабкалась по толстым дубовым перекладинам сначала вверх, а потом вниз, растекаясь по пристенным улочкам и спешно строясь в боевые порядки. Захваченные ворота распахнули настежь, и теперь через них маршировали свежие ряды нападающих, еще не утомленные скоротечным боем. Перебравшиеся через стену быстро, но четко перемешивались с ними, так что на одного запыхавшегося солдата вскоре приходилось по два-три свежих.

Несмотря на первый успех, битва за Крестоцин еще не окончилась. Не ожидавшее внезапной ночной атаки командование гарнизона оставило на ночь на стенах лишь небольшую часть солдат, скорее многократный караул, чем настоящую охрану. И уже из казарм и собственных домов тянулись защитники, даже во тьме прекрасно ориентирующиеся на извилистых крутых улочках, знающие каждую пядь и могущие драться здесь с закрытыми глазами. Разбуженные трубящими по всему городу рогами, горожане хватали дреколье, пики, луки, а кое-кто - и арбалеты, и бежали к стене, полные неистового желания дать отпор вторгшимся грабителям. И темнота, под покровом которой нападавшим удалось сходу взять стену, превратилась для них из спасительной в убийственную. Колдовские шарики не столько освещали местность, сколько слепили глаза, тяжелые доспехи не давали двигаться быстро, и вскоре армия Майно безнадежно завязла в массе уличных драк. Из темноты свистели стрелы, нет-нет, да находившие щель в доспехах. Каждый забор, каждый амбар превратился в маленькую крепость, и тяжелые панцирники лишь бессильно махали своими длинными мечами, пытаясь достать бивших сверху копьями защитников. Зажигательные шары действовали плохо - в прошлом Крестоцин не раз выгорал дотла от случайной искры, и теперь большую часть строительного дерева в городе пропитывали колдовскими огнеупорными составами. Это заметно пополнило карманы многочисленных магов-травников, но сейчас оправдало себя. Да и не дикие жугличи, не знавшие цену городскому добру, штурмовали Крестоцин. Город, по возможности, требовалось захватить целым - таков был категорический приказ, и командиры знали, что с ними сделают за его невыполнение.

Стремительная ночная атака захлебнулась. Через ворота вливались все новые и новые солдаты Майно, неспешно переваливались огромные элефанты с боевыми башнями на спине, но со всего города к стене бежали солдаты и простые горожане, намеренные защищать свои семьи и добро. Силы оказались примерно равными, но на стороне защитников оставалось знание местности, а также сознание того, что отступать некуда. Нападавшие же, измотанные дневным и ночным маршами, не могли долго драться с прежним напором. Через пару часов после начала штурма их ряды дрогнули и начали медленно пятиться обратно к стене, тут и там оставляя на земле трупы своих солдат. Обрадованные защитники с яростным ревом бросились вперед. Еще немного - и коварный враг будет разбит, уничтожен, обращен в бегство, и лишь особо везучие сумеют уйти живыми.

И в этот момент Майно нанес удар с тыла.

Располагаясь в ставке в десятке верст от города, он внимательно отслеживал на карте все перемещения своих и крестоцинских сил. Тут и там мелькали летучие мыши, гораздо крупнее и сильнее Злобного Ыха. От их зачарованных глаз тянулись невидимые нити к связным магам, а сознание тех, в свою очередь, замкнулось на Майно. Ни один человек, ни даже орк не смог бы выдержать такого напряжения, но Майно не был человеком.

Дождавшись, пока все силы защитников стянутся к стене и воротам, он подал сигнал капитанам судов, под покровом ночи подошедшим почти вплотную к берегу. Не только тролли Островов умели использовать пловцов-диверсантов. В темноте несколько десятков человек под водой, лишь изредка всплывая на поверхность для дыхания, добрались до берега. Их вооружение составляли лишь длинные кинжалы, чьи ножны с отвинчивающимися наконечниками служили дыхательными трубками. Лишь некоторые несли карманные арбалеты с отравленными стрелками, их острия до времени заботливо прикрывали плотные колпачки. Впрочем, даже этого оружия им хватило с избытком. Практически все солдаты из порта, даже команды кораблей и расчеты катапульт, сейчас дрались у стены, и оказывать сопротивление морскому десанту было попросту некому. Немногие часовые умерли, не успев даже разглядеть нападавших. Загрохотали барабаны, тяжелая цепь, перекрывающая вход в горловину бухты, величаво опустилась в глубину, и тяжелые десантные корабли с выстроившимися в готовности на палубе пехотинцами один за одним начали втягиваться на внутренний рейд города. Вскоре сапоги панцирной пехоты загрохотали по дереву пирсов.

Когда над горизонтом показался пока еще невидимый в городе краешек солнца, а все вокруг залил неяркий утренний свет, Майно снова подал сигнал. В небе над городом вспыхнуло несколько клубов красного дыма. Измученные солдаты у стены мгновенно перестроились. Оказавшиеся в передних рядах из последних сил насели на защитников. Остальные, на мгновение получив передышку, сорвали с поясов маленькие кожаные фляги и одним глотком опорожнили их содержимое. Спустя мгновение маневр повторился. Во флагах содержалась настойка из нескольких трав, в число которых входила невзрачная полынь алкан, что росла на болотах на севере материка, а также болиголов, коровняк и еще несколько не слишком красивых, но весьма интересных по химическому составу растений. Глоток этого чудовищного зелья чудесным образом восстанавливал силы даже умирающего от истощения и жажды человека. Выпивший на время получал силу двоих, бесстрашие кабана-секача и почти полную нечувствительность к боли. Среди побочных эффектов числились примерно полупроцентная вероятность остановки сердца, разрушенная печень (при частом употреблении), а также полная вымотанность и страшная депрессия спустя пару часов. Впрочем, в массовом порядке это снадобье, называемое в узких кругах мертвой водой, применялось впервые, так что солдаты Майно о последствиях не знали. Зато они почувствовали невиданный прилив сил. Почти мгновенно роли в очередной раз поменялись: измотанные немногим меньше атакующих защитники города снова начали отступать.

И в этот момент с бухты раздался вой тревожных сирен. Горожане растерянно оглядывались, и оружие выпадало у них из рук. Бухта кишела силуэтами чужих кораблей, черными на темно-сером, тонкие ручейки вражеских отрядов с пристани разливались по городским улицам. Над складами поднимались густые клубы дыма: с кораблей Майно выгрузили и подожгли тюки специально для этого собранных палых листьев, веток, травы и прочего сора, политые для пущего дыма специальным составом. Ряды защитников заколебались, многие бросали оружие и в страхе бежали, надеясь найти хотя бы временное убежище в пока еще своих домах. Многие падали на колени и просили пощады - и действительно ее получали. Солдаты Майно не обращали внимание на сдавшихся. Они, одурманенные зельем, искали настоящего врага, несущего угрозу, которого можно смять, растоптать, раскатать в тонкий блин. Даже профессиональные наемники ужасались и отступали, увидев бешеное пламя в глазах такого противника. Впрочем, битва за город была проиграна, и умирать резона уже не оставалось. Поэтому один за другим горожане бросали оружие на землю и сами бросались ничком, прикрывая головы руками в знак прекращения сопротивления. Не прошло и часа, как сражение почти закончилось. В город неспешным шагом входили легковооруженные оккупационные части. Их задачей являлось сменить штурмовиков к тому времени, как те начнут без сил падать на землю. К полудню город полностью принадлежал Майно, а жители затаились по домам, с ужасом ожидая своей судьбы.

В тот момент, когда на стену полетели стальные кошки, Хлаш напряженно вглядывался в темноту, пытаясь понять, мерещатся ли ему легкие быстрые тени и подозрительные шорохи, или же это ветер играет травой и редким кустарником. В это время в черном небе над городом вспыхнул клубок мертвенно-белого огня. По чистой случайности один из первых осветительных зарядов, пущенных из пращи, просвистел у тролля прямо над макушкой. Попади он в голову - и повествование можно было бы, пожалуй, заканчивать. Но заряд ударился в балку галереи позади тролля и тут же ярко вспыхнул. Густая горящая жидкость неторопливо поползла вниз по дереву, медленно обугливая его, а Хлаш уже лежал ничком на занозистом полу, пытаясь приспособиться ко внезапной смене освещения.

Еще несколько зарядов разбились на галерее или перелетели через стену и упали на огороды и подворья. Яростно залаяли собаки, тут и там рога трубили тревогу. Тилос выскочил из башни, на мгновение замер, оглядываясь, аккуратно перехватил из воздуха арбалетную стрелу перед лицом незнакомого солдата и подножкой сбил на землю выбежавшего вслед за ним Теомира.

– Руби канаты! - гаркнул Тилос во всю глотку. - Руби канаты, говорю! - Пригнувшись, он выхватил из ножен выданный накануне меч и с силой рубанул по веревке чуть ниже кошки. Клинок спружинил и отскочил - канат явно защищала магия.

Хлаш низким шагом добрался до ближайшего снаряда. Два его острия глубоко впились в камень, веревка слегка подрагивала - по ней взбирались. Хлаш ухватился за изгибы крючьев и изо всех сил напрягся. Судя по весу, по канату карабкались как минимум трое. На миг у тролля потемнело в глазах, но в следующий момент трезубец уже скользнул по камню и со свистом ушел вниз. Но это уже не имело значения. Тут и там лежали трупы защитников, несколько нападающих первой волны уже появились на галерее и завязали ожесточенные схватки с уцелевшими. Многие из крестоцинов дрались даже без кольчуг, их ослепленные спросонья глаза разбирали лишь хаотично мечущие силуэты, и даже легкие сабли творили среди них настоящее опустошение.

Первого бросившегося на него врага Хлаш просто пропустил мимо себя, лишь чуть-чуть подтолкнув его. Мелькнули оскаленные в яростном хрипе зубы, раскрашенное черными полосами лицо, и с коротким воплем враг рухнул со стены на дорогу. Второй попытался достать тролля саблей со спины, но Хлаш, увернувшись в последний момент, сильно пнул его в живот. Сложившегося пополам майнера отбросило на сажень, его тело врезалось в очередного протискивающегося между зубцами противника, и они вместе свалились вниз. Хлаш на мгновение задержался возле кошки, но сбрасывать и ее времени не было - на него бросились трое. Уклонившись от секущих ударов, тролль подхватил свою шипастую палицу, стоявшую у стены, и одним могучим ударом смел сразу двоих. Третий, уклоняясь, запнулся за труп и упал навзничь, крепко приложившись головой к настилу. Хлаш выключил его пинком в висок. Первая ярость прошла, рассудок матхи взял контроль над чувствами, и теперь остался лишь холодный расчет.

Тилос с Теомиром плечом к плечу стояли поперек галереи у входа в башню, мечи в их руках вращались словно лопасти детской ветряной вертушки. Несколько нападающих с рассеченными кольчугами валялись на настиле, истекая кровью, еще с полдюжины нерешительно скучились в нескольких шагах перед ними, не рискуя нападать. Заграт стоял позади, вцепившись в свой упертый в доски посох и крепко зажмурившись, его клыки взблескивали - не то колдовал, не то ругался. Ольга с закушенной от напряжения губой склонилась над бессознательным крестоцином с торчащей из плеча стрелой, ее рука сжимала длинный кинжал. На мгновение поймав взгляд тролля, Тилос коротко мотнул головой - "Сюда!".

В два прыжка преодолев расстояние до вновь бросившихся в атаку майнеров, Хлаш разбросал их словно кукол. Мимоходом, ударив локтем в лицо, он сбросил со стены еще одного. Рядом с Теомиром тролль плавно развернулся - лишь для того, чтобы увидеть, как падает проткнутый тоскалой парня еще один штурмовик. Теперь они стояли втроем, уже десяток противников сгрудился в трех шагах перед ними, оскальзываясь на крови неудачливых предшественников. Что там Заграт? - мелькнуло у Хлаша в голове. Сейчас их будет в два раза больше, и нас сомнут… Скрежетнуло, и сверху, с зубцов спрыгнул пехотинец в массивной кованой броне. Доски жалобно скрипнули под ним. Голову панцирника прикрывал шлем с глухим забралом, длинный, чуть ли не в сажень, меч угрожающе нацелился Хлашу в грудь. На мгновение троллю почудились крылья за спиной мечника. Впрочем, он тут же сообразил, что в такой броне через узкие щели-бойницы между зубцами не протиснуться, поэтому штурмовые лестницы оперли на их вершины.

За первым панцирником спрыгнул второй, третий… Легкая пехота первой волны отпрянула назад, освобождая место для более приспособленных к такому врагу товарищей. Впрочем, следующую по счету башню уже захватили, и спрыгивающие с зубцов тяжелые пехотинцы вместе с уцелевшими кольчужниками один за другим исчезали в ее дверном проеме, скатываясь по внутренней лестнице вниз. Против Отряда остался заслон из полудюжины меченосцев. На взгляд Хлаша, этого хватало с лихвой - тролль был без нелюбимой кольчуги, и их длинные обоюдоострые клинки без труда пропороли бы его чешую. Впрочем, и кольчуга тут вряд ли бы спасла. У него все еще сохранялось преимущество в росте и длине рук, но Искусство, к сожалению, не было рассчитано на такого противника. Заграт все также глухо и безрезультатно бормотал за спиной. Оставалась палица… и Тилос. Интересно, есть ли у Серого Князя что-нибудь в загашнике на такой случай?

Ширина галереи не позволяла идти в ряд более чем троим. Выстроившись в две шеренги, панцирники неторопливо двинулись на странного разношерстного противника.

– В башню! - гаркнул рядом Тилос. - Ольга, Заграт! В башню, мать вашу так!

Сзади тяжело всхрипнул, замолчав, Заграт, и Хлаш почувствовал, как на плечи навалилась странная тяжесть. Теомир охнул и опустился на колено. Чуть слышно простонала Ольга. В свете догорающей осветительной жидкости блеснули мечи панцирников - два передних нападающих избрали мишенью тролля как наиболее опасного противника, еще один нацелился на Тилоса. Полубессознательного Теомира проигнорировали - и, как выяснилось, зря: в тот же момент резким ударом снизу вверх, нырнув под кольчужную юбку одного из нападающих, тоскала перерезала ему подколенные жилы. Меч, опускающийся сверху, косо ушел в сторону, и Хлаш, увернувшись от клинка второго нападающего, с силой опустил палицу на его голову. Тилос бросил на землю свой короткий меч из скверного железа, бесполезный против такого врага, шагнул вперед и вбок, уклоняясь от удара и несильно толкнул нападающего ладонью в лоб. Голова солдата Майно запрокинулась, открывая прикрытую кольчужной рубахой шею, и Тилос ударом кулака разбил ему кадык. Хватаясь рукой за горло, панцирник опустился на землю, а Тилос мягко шагнул назад и снова замер в боевой стойке - вес на правой выставленной вперед ноге, руки угрожающе вытянуты перед собой, пальцы напряжены, на их концах подрагивают синие искры.

Трое уцелевших врагов замерли в нерешительности. Сзади к ним уже бежало подкрепление, с зубцов спрыгивали первые арбалетчики, но узость галереи пока играла на руку обороняющимся.

– В башню! - снова рявкнул Тилос. - Хлаш, возьми Теомира!

Хлаш, перебросив палицу в левую руку, правой нащупал рядом с собой снова клонящегося к земле парня. Тот был в кольчуге, и тролль, цепко ухватившись когтями за переплетение металлических колечек, попятился назад. Быстрый взгляд за спину показал, что Заграт с Ольгой уже стоят в глубине проема, посох и кинжал угрожающе подняты, готовые встретить врагов. Хлаш повернулся и прыгнул, надеясь, что не разобьет Теомиру голову о косяк. У входа он споткнулся о тело крестоцина и чуть не упал. Арбалетный болт свистнул над головой и разбился о каменную стену. Вслед за Хлашем в башню запрыгнул Тилос, с лязгом захлопывая за собой обитую железом дверь. Несколько мягких ударов - то ли стрелы, то ли кулаки, но Тилос уже заложил створку толстым засовом.

– Все целы? - спросил он напряженным голосом. - Хлаш? Теомир?

– Я цел, - ответил Хлаш. - Только Теомир…

– Я в порядке… - пробормотал парень, с трудом становясь на четвереньки, а затем присаживаясь на корточки. Он рассадил костяшки руки о порог, но тоскалу так и не выпустил. Молодчина, одобрительно подумал Хлаш. - Только тяжело…

– Эти червивые жопы давят нас какой-то гадостью, - зло прохрипел Заграт. В темноте его глаза мерцали желтым пламенем, с оскаленных клыков капала пена. - Я не могу боевые заклятия… Волчий хрен, я сам словно мешком ударенный! Прикрывал вас, пока мог…

– Я ничего не чувствую, - удивился Хлаш. - Почему…

– По кочану! - рявкнул Заграт. - Скажи спасибо, что вас, крокодилов, магия почти не берет!

– Тихо! - приказал Тилос. - Ольга, ты как?

– Тяжело, - вымученно улыбнулась девушка. - Но я выдержу. Лечить вот только почти не могу, Сила как в песок уходит…

– То есть маги из игры выведены, - резюмировал Тилос. - Надеюсь, что не только у нас, но и у Майно. Ольга, Теомир, Заграт - пока давление не снято, держитесь вместе, в драку не лезьте, поддерживайте друг друга как можете. Мы с Хлашем прикроем. Хлаш, следи за лестницей - внизу двери нет, в любой момент полезут.

Протяжный удар и глухой скрип заполнили башню. Снаружи сдавленно донесся крик из десяток глоток.

– Ворота захвачены и открыты, - пробормотал Тилос. - Конец Крестоцину. В первую же ночь! Впрочем, того и следовало ожидать… - Он осторожно приоткрыл смотровую заслонку в двери и одним глазом заглянул на галерею. - А ведь это наш шанс…

– Что наш шанс - что в самой гуще войск окажемся? - сварливо спросил Заграт. - Это чтобы сдохнуть побыстрее и без мучений? Говорил я - на кой на стену лезем? Спрятались бы в погреб, пересидели бы… Чай, не станут они всех подряд резать.

– Заграт, - вздохнул Тилос. - Майно известны наши приметы, известно, что мы здесь. Когда город будет взят, из него и муха не вылетит. Мы не сможем прятаться в погребе вечно - их все обыщут, один за другим. - Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. - Галерея пуста, давайте за мной.

– Куда? - простонал Заграт. - И так башка раскалывается…

– Почему галерея пуста? - осторожно осведомился Хлаш.

– Рядом ворота настежь распахнуты, зачем по лестницам карабкаться? - пожал плечами Тилос. - Хлаш, помоги этого раздеть…

– Что ты задумал?

– Ничего особенного, - нетерпеливо отмахнулся Серый Князь. - Мы с тобой натянем панцири и шлемы этих двоих. Теомира с Ольгой обрядим в кольчуги, как раз за худых солдат сойдут. С Загратом хуже, его за человека даже ночью не выдашь… Но я сильно удивлюсь, если у них нет магов-орков.

– Ты поэтому меня волосы обрезать заставил, да? - тихо спросила Ольга. - Ты заранее знал?

– Да, - Тилос выпрямился и жестко посмотрел в глаза девушке. - У Крестоцина не было никаких шансов. Если бы я командовал обороной, большая часть местных командиров давно пошла бы под трибунал за халатность и саботаж. Оборона не продумана, секреты на холмах сняты, в преддверии штурма войска дрыхнут в казармах, освещение пристенного пространства вообще не предусмотрено!… А у Майно за плечами столетия непрерывных войн и Пророк знает сколько лет военной науки демиургов. Неожиданная ночная атака - один из его излюбленных приемов. Я, возможно, смог бы отстоять город - если бы взял под командование гарнизон хотя бы пару лет назад. А вот у этих олухов шансов не оставалось. Город должен был пасть - если не сегодня, то уж завтра - обязательно. Не стой просто так, поищи себе и Теомиру покойников по размеру, не теряй времени.

Девушка судорожно сглотнула и побелела. Только нервного припадка нам еще не хватало, мелькнуло в голове у Хлаша.

– Ольга, пойди в башню, приди в себя, - негромко сказал он. - Тилос, не грузи девочку, сами справимся.

Тилос бешено взглянул на него, но проглотил фразу и коротко кивнул.

– Хлаш прав, Онка. Извини. Пойди передохни, мы сами разберемся. Не ровен час, заметит кто снизу.

Панцири Хлашу по размеру не подходили. В конце концов на высокого тролля натянули броню с самого рослого из нападающих, но завязки на боках, соединяющие половины доспеха, угрожающе потрескивали. Хлаш попытался наклониться, но тут же отказался от этой идеи.

– Н-да, - скептически сказал Тилос, рассматривая результат. - В темноте еще сойдет, но при свете на глаза майнерам лучше не попадаться. - На нем самом тяжелый панцирь сидел куда лучше, массивный шлем закрывал голову почти полностью, только глаза поблескивали сквозь щели в личине. - Вот этот по росту Ольге подойдет, а этот, кажется, Теомиру…

Пока Тилос, неловкий в тяжелом панцире, стягивал с трупов кольчуги, Хлаш сделал несколько шагов взад и вперед. Броня, едва достававшая ему до середины живота, клонила к земле, привычная легкость движений ушла. Нет, драться в этом нельзя, решил он. Тролльподобрал с помоста обороненный кем-то нож и аккуратно разрезал все боковые завязки, кроме крайних. Теперь одного резкого движения хватит, чтобы освободиться от этого железа.

Спускались вниз по штурмовым веревкам, в изобилии свисающим вниз со стены. Дольше всех возился Заграт, в конце концов с руганью свалившийся на землю с высоты в добрую сажень. К счастью, обошлось - орк отделался лишь легким растяжением лодыжки. Вскоре вся компания, озираясь по сторонам, осторожно двинулась в неизвестность. В десятке саженей справа по дороге текла, вливаясь в настежь распахнутые ворота, тускло освещенная факелами колонна солдат.

Впрочем, далеко они не ушли. Тилос и Заграт одновременно застыли как вкопанные. Хлаш, мгновенно последовав их примеру, ухватил за плечи Ольгу и Теомира.

– Что? - тихим шепотом поинтересовался он.

– Там и там, - Заграт махнул рукой, - секреты. По двое как минимум, хотя видно плохо - намазались чем-то. Хорошо хоть люди, а не орки, иначе нас бы уже стрелами утыкали. Как лазутчиков.

– Но мы же в их одежде! - шепотом возмутилась Ольга. - Зачем мы тогда в эту гадость переодевались?

– Значит, утыкали бы как дезертиров, - огрызнулся орк. - Ну, что делать будем, большие да сильные? На рожон попрем, авось не заметят?

– Заметят, - с досадой сказал Тилос. - Не только для троллей ночные настойки есть. Ну что, есть идеи?

– Могилу себе копать, - фыркнул орк. - Умнее ничего спросить не мог?

– Мог, - согласился Серый Князь. - Например, является ли фазовый оператор преобразования Шкловского симметричным относительно правого тензора?

– Чего? - ошеломленно спросил шаман.

– Я много чего мог бы спросить, - усмехнулся Тилос. - Но меня сейчас волнует одно - как без шума через посты пробраться. Так есть идеи, или что?

– Завернуться в саваны и копать себе могилу, я же сказал, - фыркнул Заграт. - С такой соображалкой больше ничего не остается. Надо прикинуться ранеными, которых свои с поля боя вытаскивают.

– Нет бы сразу по-человечески сказать, - вздохнул Тилос. - Ладно, сойдет. - Он сдернул с головы шлем и бросил его на землю. - Я потащу Ольгу, Хлаш - Теомира. Заграт, держись позади. Не слишком естественно, ну да нам бы до секрета без шума добраться, а там видно будет.

Тащить парня было неудобно. Висящая за спиной палица мешала не меньше, чем тяжелая броня. Хлаша с непривычки пошатывало из стороны в сторону. Впрочем, рассудил он, это даже хорошо. Натуральнее получается… Он вспомнил, как в Бездонных Ущельях вот так же тащил на себе Кроха. За многие годы вода подмыла хрупкий песчаник, и кажущийся твердым пол пещеры неожиданно ушел из-под ног. Глубокая, в десяток саженей, промоина должна была проглотить обоих, а вода - занести тела песком и илом. Никто не узнал бы, где сгинули два разведчика, но Крох в падении умудрился извернуться кошкой и оказаться под Хлашем. Благодаря этому Хлаш отделался ушибами, и потом несколько дней блуждал по карстовым лабиринтам с умирающим товарищем на закорках. Все, что осталось в памяти от этого страшного похода - боль в размозженных коленях, черное отчаяние, хрип в груди умирающего друга и мерцающий перед глазами Путь, делающийся тем ярче, чем слабее становилось чувство голода и легче - голова. Тогда он выбрался, сумев проломить тонкую песчаную стену и, теряя сознание, выкарабкаться в какой-то овраг, где его и нашел патруль несколько часов спустя. Крох умер - как сказали потом Хлашу, не менее чем за день до того. С тех пор ему начали сниться кошмары, в которых он успевал выпрыгнуть с опасного участка, но Крох проваливался вниз и медленно-медленно исчезал в черном провале в облаке серой пыли. Утром от всего кошмара оставались лишь его глаза - укоряющие, обвиняющие…

Хлаш встряхнулся, отгоняя видение.

– Ночной сокол кружит в небе, - сказал впереди негромкий голос. Очевидно, от них ждали какого-то отзыва.

– Друг… - прохрипел Тилос, с трудом шагнув вперед. - Лазарет… далеко? - Он пошатнулся и опустился на одно колено. Ольга застонала и сползла на землю, изображая раненого. Хлаш, подумав, тяжело сел на землю и медленно завалился на бок.

– Ночной сокол кружит в небе! - нервно повторил голос в темноте. - Отзыв! Или стрелять буду!

– Не помню… - Тилос со стоном поднялся на ноги и снова шагнул вперед. Судя по звукам, он уже был в нескольких шагах от секрета. - Голова… Где лазарет?… Спроси Фрейта… Он знает… О-ох!…

– Стой! - неуверенно сказал голос. - Кому говорю…

Тилос прыгнул. Раздался негромкий хруст ломающегося позвоночника. Резко щелкнуло, над ухом свистнул арбалетный болт. Хрип, звук падающего тела, лязг стали и едва слышный стон. Хлаш вскочил на ноги.

– Ходу! - скомандовал Тилос, возникая перед ним из черной тени. - Если они как-то контролируют посты, на нас начнется охота. Нужно уйти как можно дальше. Ходу, ребята, ходу!…

Едва заметно розовеющее небо на востоке Хлаш воспринял как благословение судьбы. Зеленоватый прозрачный туман в глазах потихоньку рассеивался, и различать даже крупные древесные стволы становилось все труднее. Он уже несколько раз крепко запнулся за торчащие из земли камни и корни, с трудом сохранив равновесие. Можно было, конечно, глотнуть еще настоя из бутылочки, но… кто знает, когда удастся пополнить запас?

За прошедшие часы они ушли от города верст, наверное, на десять или двенадцать - путь сквозь бурелом на каменистых склонах давался тяжело даже лесному жителю Заграту. Чем дальше, тем круче становились холмы, а ложбины загромождали поваленные полусгнившие стволы, увешанные какой-то бородатой гадостью. Душный и влажный воздух не давал облегчения легким, под ногами хлюпала вода, в темноте иногда хрипло вскрикивала какая-то неведомая птица. Иногда к ее крикам присоединялись другие, очень похожие, но издаваемые явно человеческим горлом. Чувство взгляда в спину не ослабевало. Впрочем, Тилос с Загратом только пожали плечами, когда Хлаш поделился с ними ощущением, так что тролль решил пока помалкивать. Возможно, это лишь остатки того заклятья, которым маги Майно давили защитников города. Там видно будет.

Ольга с Теомиром мужественно пыхтели рядом. Заграт тащился где-то сзади, во всяком случае, Хлаш на это надеялся. Перемещался орк абсолютно бесшумно, а оглядываться назад не было ни сил, ни желания. Тилос двигался в десятке шагов впереди, высматривая дорогу. Вот он встал на месте, серая тень на черном фоне, и предупреждающе поднял руку.

Хлаш осторожно подобрался к нему.

– Что такое? - спросил он свистящим шепотом. Сердце пульсировало в груди голодным комком, грудь тяжело вздымалась. Старею, грустно всплыла мысль где-то на краю сознания.

– Обрыв, - прошептал Тилос в ответ. - Высокий. Не спуститься в темноте.

– И влево он выше, - хрипло подтвердил Заграт. - А лес буреломом завален по самое не могу…

– А вправо лес чище и обрыв ниже, но там и дорога, - задумчиво подвел итог Серый Князь. - Что делать будем, други?

– Вешаться, - огрызнулся орк. - Говорил я - с самого начала вдоль дороги шлепать надо. Где бы уже были! А то топчемся на одном месте…

– Вдоль дороги опасно, - по голосу было слышно, что Тилос раздражен и с трудом сдерживается. - Мы бы сейчас были не "где", а "чем". Трупами, например. Или почетной дичью на большой охоте.

– Ну и что же предложит наш многомудрый вождь? - с издевкой спросил шаман. - Отрастить крылья и спорхнуть вниз?

– Для начала многомудрый вождь предложит заткнуться, - сквозь зубы огрызнулся Тилос. - Не можешь сказать ничего умного - помолчи.

– Интересно, а чего это ты раскомандовался? - нехорошо удивился Заграт. - Кто это тебя главным выбрал? Я что-то такого не помню…

– Может, ты главным быть хочешь? - в рассветном полумраке глаза Тилоса засветились синеватым огнем. - Пожалуйста, я не возражаю. Только если заплутаешь - не обессудь: моя очередь наступит говорить "я же предупреждал…".

– Ша! - вполголоса заявил Хлаш. - Кончайте ругаться, не до того. Летать мы не умеем, влево уходить - ноги окончательно переломаем. Я, во всяком случае, переломаю. Возвращаться меня как-то не тянет. Что остается? Вправо? Ну и пошли вправо, к дороге. Должно же нам повезти в конце-то концов.

– Извини, - махнул рукой Тилос, синий огонь в его глазах медленно потух. -Что-то с нервами у меня в последнее время. Вправо так вправо. Все равно больше некуда.

Как и положено, им повезло. Возле дороги они наткнулись лишь на один патруль. Тилос заметил их первым, так что Отряд благополучно разжился отзывом на пароль.

– Серая кукушка плачет на солнце, надо же! - фыркнул Заграт, когда шаги патруля затихли позади. - Что за кретины эти фразочки придумывают?

Дорога, слабо освещенная утренней зарей, пустовала. Слева и справа ее сжимали высокие лесистые утесы. Действие ночного отвара закончилось, но в этом свете Хлаш уже неплохо видел и так. Кое-как закрепленный панцирь болтался на плечах. Обманет ли он кого при свете? Тролль сильно сомневался.

Впрочем, не далее чем через версту утесы по бокам дороги ушли в стороны, и компания снова свернула в лес. К тому моменту, как над горизонтом показался краешек солнца, Отряд оказался далеко от опасного места.

Вскоре лесистые холмы стали гораздо более пологими. Исчез бурелом, там и тут виднелись аккуратные пеньки и гнилая щепа, отмечавшая места расчистки. Хлаш удивился, почему лес чистили вдали от города, но потом решил, что непроходимая чащоба рядом с городом - еще один рубеж защиты. Оставалось непонятным, почему защитники Крестоцина не воспользовались им, чтобы пощипать стиснутую в походную колонну армию Майно. Впрочем, Хлаш был согласен с Тилосом: кое-кого из городских воевод стоило бы вздернуть повыше за явный саботаж.

С солнечным светом к троллю вернулась способность видеть не только черные силуэты. Деревья вокруг оказались незнакомыми, не хвойными, как сосна или ель, но и не лиственными вроде березы. Их ветви усеивали широкие плоские и мягкие иглы, издающие терпкий запах - Хлаш на ходу сорвал кисточку и растер ее в пальцах. Тут и там торчали высокие кусты, будто вырезанные из жестких роговых пластин, их негнущиеся сучья причудливо ветвились, напоминая странных животных или сказочных призраков. Иногда в гуще деревьев попадались и знакомые - клены и осины с заметно пожелтевшими листьями. При взгляде на них Хлаш остро ощутил незаметно наступившую осень. Наверное, дома, в Песчаных горах, земля уже усеяна толстым слоем опавшей листвы. Но тут, в южных странах, грядущая зима пока скрывалась далеко за горизонтом, лишь робко посылая вперед осторожных вестников - едва заметно желтеющее древо, редкий порыв острого холодного ветра…

– Это лиственник, - сообщил Тилос, заметив любопытство, с которым тролль оглядывался вокруг. - Он опадает очень поздно, почти под самый снег. Впрочем, здесь и снег лежит месяца два, не дольше. Кстати, о птичках. Скоро в этих краях начнутся осенние дожди. Пренеприятнейшая штука, особенно в глуши. Я слышал, что в это время местные леса превращаются в сплошное болото.

– Нам не впервой, - ухмыльнулся Заграт. - Сядем на кочку рядом с лягушками и будем квакать. Заколебало у меня взад-вперед мотаться, хоть передохнём немного.

– Не столько передохнём, сколько передохнем, - мрачно скаламбурил Тилос. - Нездоровые эти места, подхватите гнойную лихорадку - и поминай как звали. Она в полевых условиях не лечится.

– Куда вы опять убежали? - обиженно спросил их голосок с неба. - Я уже устал за вами летать. Только вкусных мух найду, как вы опять убегаете. Я так не играю!

Злобный Ых камнем свалился с неба и привычно устроился на плече у сбросившей кольчугу Ольги.

– Ой, Ышик! - радостно воскликнула та. - Как хорошо, что ты нас нашел! А я по тебе уже соскучилась. - Девушка накрыла летуна ладонью, потом непонимающе поднесла ее к глазам и охнула: - Кровь! Ышенька, кто это тебя так?

– Ха! - фыркнул летун, гордо прикрыв глаза. - Они сами первые начали. Я с ними поздороваться хотел, поиграть, а они как набросятся!… Знаете, как я одного за нос укусил? Ого! Он аж на землю свалился…

– Погоди, Ых, - вклинился Тилос. - Кто на тебя набросился?

– Ну эти, большие ыхи, - пояснил летучий мыш. - Которые ночью вокруг летали. Думают, они большие и сильные, им все можно, да? В ухо плюну!

– Нет в этих местах крупных летунов, - задумчиво сказал Тилос. - Так, мелочь одна. Наверняка какие-то твари Майно. Ну-ка, малыш, давай на тебя поближе взглянем…

Не обращая внимание на недовольное ворчание летуна, он снял его с плеча Ольги, осторожно растянул окровавленную перепонку и покачал головой.

– Ничего серьезного, но надо промыть, чтобы не загноилось. Онка, у тебя отвара на этот случай не припасено?

Ольга быстро скинула с плеча котомку и порылась в ней.

– Вот, - сказала она. - Для людей годится. Может, и для него сойдет?

После промывания крохотной ранки, сопровождаемого жалобным повизгиванием зверька, компания двинулась дальше. Злобный Ых висел у Ольги на плече, надувшись и не желая разговаривать (чему Хлаш был даже немного рад), но девушка пообещала ему поймать самого большого и вкусного жука, и летун сменил гнев на милость. Вскоре он снова взлетел в воздух и начал носиться взад и вперед, беззаботно болтая всякую чепуху.

На засаду они напоролись версту спустя, в распадке между двумя невысокими холмами. Голос, шедший словно ниоткуда, приказал остановиться и назвать пароль.

– Ночной сокол кружит в небе, - устало сказал Тилос. - Мужики, не подскажете, куда идти? Заплутали мы в этих проклятых лесах…

– Ага, дезертиры, - удовлетворенно сказал голос. - К вашему сведенью, вояки, этот пароль действовал только до восхода. А сейчас он другой. Спеклись вы, солдатики. Ну-ка, оружие на землю, да подальше, самим лечь на брюхо и не шевелиться. Не будете дергаться - получите по полсотни батогов и десяток внеочередных нарядов, выгребные ямы чистить. Попытаетесь бежать - стрелами утыкаем. Вы у нас как на ладони. Ну, что встали, коровы? На землю!

Хлаш обвел взглядом лес, но засады не заметил. Благодаря какой-то хитрости даже направление на нее по звуку обнаружить не удавалось. Он вопросительно взглянул на Тилоса.

– Ложимся, ребята, ну их к демонам, - громко сказал тот. - Не знаю, как вам, я мне помирать неохота. Грюм нам всыплет да простит, он парень отходчивый, а эти, глядишь, и в самом деле пристрелят. - Он обреченно опустился на одно колено, на мгновение метнув взгляд на Хлаша, быстро прикрыл глаза ладонью и ткнул пальцем куда-то вбок.

– Ты же сказал, что верную дорогу знаешь, козел! - визгливо завопил Заграт. - Хлебало чуть не до земли раззявил, когда похвалялся - я, мол, лучший следопыт на сто верст с гаком! Да таких следопытов, как ты, за ноги подвешивать надо! - Орк плюхнулся животом на землю, крепко сжимая посох.

– Да откуда же я знал, что тут эти гады будут! - рявкнул Тилос. - Мне ребята точно сказали, что всех на штурм погонят!…

– Ан не всех, - насмешливо сказал голос. - Великий не дурак, он про таких растяп, как вы, все загодя знает. В последний раз говорю - на землю! Вы, двое коротышек, не вам, что ли, сказано?

Оправившийся от удивления, Теомир как подкошенный упал на сырой мох, потянув за собой Ольгу. Хлаш начал нехотя опускаться на одно колено.

– Вот так-то лучше, - ехидно сказал голос. - Корявый, поди, руки им свяжи. Во избежание.

С недовольным ворчанием из-за куста выступил здоровый парень в зеленой пятнистой одежде и направился к ним. В руках он держал большой моток веревки.

– Хай! - во всю глотку рявкнул Тилос и неуловимым движением швырнул перед собой что-то маленькое, одновременно прикрыв ладонью глаза. Хлаш крепко зажмурился, но даже сквозь плотные веки почувствовал ослепительную вспышку. Раздалось несколько вскриков, среди которых он разобрал стон Ольги, но тролль уже проломился сквозь кусты в стороне, указанной Серым Князем, и ударом в поддых свалил зажимающего глаза руками детину в такой же пятнистой одежде, что и у Корявого. На земле валялся тяжелый взведенный арбалет с металлическим болтом на стальной тетиве. Серьезные ребята, мелькнуло у него в голове, но тут чувство опасности заставило его кувыркнуться в сторону, мягко перекатившись по руке, а в дерево с глухим стуком вонзилась длинная, почти в сажень, деревянная стрела. Не вставая, Хлаш снова перекатился в сторону, затем длинным нырком проскочил под опускающийся меч бросившего лук стрелка и ногами зажал его шею, резко повернувшись вбок. Резкий хруст сломавшегося позвоночника, захлебнувшийся стон человека… и все.

Хлаш перевернулся, вскочил на ноги и замер в боевой стойке. С полянки доносились жалобные всхлипывания чужого, видимо, Корявого. Других звуков не раздавалось. По всей видимости, засады больше не существовало. Тролль осторожно вышел на поляну. Ольга с отрешенным видом сидела на пятках, ладони прижаты к глазам. Рядом, напружинившись, стоит Заграт, посох наизготовку, шаман насторожен, его длинные уши поворачиваются в разные стороны. Теомир растерянно озирается по сторонам - видимо, тоже сообразил прикрыть глаза или же смотрел в землю в момент вспышки. Корявый корчится на земле, из слепых глаз катятся крупные слезы.

Из кустов на противоположной стороны поляны бесшумно выскользнул Тилос. Серый Князь подхватил с земли свой мешок и коротко бросил:

– Уходим. Живо!

– Онка, ты как? - спросил девушку Заграт. - Видеть можешь?

– Да, - она отняла от глаз ладони и обвела всех напряженным взглядом. - Я их уже почти вылечила. Только пятна черные плавают…

– Ожог сетчатки, к вечеру сам пройдет, - нетерпеливо сказал Тилос. - С ними был связной маг, нужно уходить. Сейчас на нас начнут охоту. Ставка Майно где-то неподалеку…

– Ах ты, дерьмо на палочке! - зло выругался Заграт. - Угораздило же нас в такую засаду вляпаться…

– Не угораздило, - Тилос осторожно поднял девушку на ноги. - Нас заметили, видимо, с вершины холма, и заметили давно, раз успели спуститься и основательно подготовиться. Боюсь, что за нами уже вышли настоящие охотники. Придется бежать.

– Вы опять с кем-то играете? - поинтересовался Злобный Ых, ловко проскальзывая между деревьями. - А ночь сегодня быстро наступила!…

Каол Трейн миновал внутреннее кольцо оцепления, поежился, поймав на себе недружелюбные взгляды двух троллей-гигантов, охранявших вход, и робко вошел в шатер. Колени неприятно ослабели, на лбу выступила испарина.

– А, Каол, мой мальчик, - вяло махнул ему рукой Великий, небрежно развалившийся в кресле. - Заходи, гостем будешь. - Он кивнул в сторону второго кресла. - Садись, не стесняйся.

Каол Трейн опешил. Он готовился к разносу, к ругани, к выбитым зубам (Великий собственноручно бил морду нечасто, зато основательно), но отнюдь не к такому безразлично-радушному приему. Посланник осторожно сел на краешек мягкого сиденья и, судорожно сцепив руки на коленях, стал ждать продолжения.

– Да расслабься ты, - с досадой сказал ему Майно. - Сядь нормально. Вино вон стоит, хорошее вино. Пей, не отравленное, небось. И давай, выкладывай по порядку, не томи. Кого, говоришь, твои ребята опять упустили?

– Великий… - запинаясь, начал Каол.

– Да Великий, Великий! - во весь голос рявкнул Майно. - Две тысячи лет как Великий! Ты можешь толком сказать? Задолбал своим меканьем!

Каол вздохнул и попытался собраться. Ладно. Что бы ни случилось, он будет вести себя как мужчина. Он сглотнул комок в горле и сказал на удивление твердым и четким голосом:

– Великий, я боюсь, что мы опять упустили их. Тех пятерых, за которыми охотимся. Третий патруль из внешнего оцепления уничтожен…

– Стоп! - прервал его Майно. - Понятно. Давай еще раз, только с самого начала. Откуда они вообще взялись у внешнего оцепления? Как я понимаю, они должны сидеть в городе, в каком-нибудь подвале, и тихо ждать, пока мы их найдем. Так?

– Нет, повелитель, - вздохнул Каол. - Не так. Вчера днем мои люди действительно видели их в городе. Но, видимо, ночью они как-то умудрились проскочить сквозь штурмовые отряды. Мы нашли двоих убитых из внутреннего оцепления в лесу в двух верстах от города…

– Проскочили сквозь отряды… - задумчиво повторил Майно. - Интересно. Впрочем, вполне возможно. Потом они умудрились незаметно пройти одно из Бутылочных Горлышек…

– Нет, Великий, - Каол с трудом заставил себя произнести это. Вот оно. То, что разгильдяи-патрульные уже поплатились за свою халатность, ничего не меняет. Это была его задача, и он ее провалил. - Их встретил еще один патруль.

– Тоже мертвы? - казалось, Майно совсем не интересна эта тема. Он явно думал о чем-то своем.

– Нет, Великий. Наши… подопечные сказали им правильный ночной пароль, получили отзыв и пошли дальше.

– Пароль они узнали от первого патруля, от второго получили отзыв. Ну-ну. Хороша у нас патрульная служба, ничего не скажешь. - Улыбка Майно до колик в желудке походила на оскал. - Дальше.

– Дальше они двинули прочь от города, их заметил патруль из внешнего оцепления и пошел на перехват. Их посчитали обычными дезертирами, решили повязать и отправить в лагерь. Так говорилось в последнем сообщении. Спустя полчаса тех, кто выжил, обнаружили соседи.

– И много осталось? - поинтересовался Великий.

– Нет, повелитель. Видимо, наши подопечные использовали магию Света или что-то еще. Ослепляющая вспышка. Двое временно ослепли, к вечеру должны оправиться. Но у одного из них сломано два ребра, обломок проткнул легкое. Лекари говорят, что он не выживет…

– Остальные мертвы, - задумчиво продолжил Майно. - Итого из шестерых бойцов и одного связного мага лишь один отделался легким испугом. Патрули у нас сейчас шесть плюс один, я правильно помню?

– Да, Великий, - кивнул Каол. Все было сказано, осталось лишь дождаться приговора. Одно дело, когда эта сволочь уходила от него на чужой территории или в незнакомом море, и совсем другое - когда ускользают прямо из под носа огромной армии. На месте Великого он бы себя точно не пощадил. За вопиющую некомпетентность. - Я готов понести любое, - он подчеркнул это слово, - наказание.

– Вот и молодец, что готов, - рассеянно сказал Майно. - Ладно, свободен пока. Далеко не уходи, можешь еще понадобиться. Да, и сделай хороший втык Тремолу и Фингану от моего имени. Объясни им, что в следующий раз за такую организацию патрулей голову сниму. По частям - сначала скальп, потом уши, ну и так далее. Ты в курсе. Все, иди.

– А… - Каол чуть не выпал из кресла от неожиданности. - Что… просто идти?…

Майно, наконец, отвлекся от своих мыслей и с интересом посмотрел на него.

– А, понял, - ухмыльнулся он. - Ты-то ждал, что я с тебя голову сниму. Не расстраивайся, дружок. Оно и к лучшему, что эти гаврики ушли восвояси. Главное, что ставку кругом обошли, а то здесь их, пожалуй, и прибили бы. Пришлось бы. Нет, пусть пока погуляют. Куда они на моей территории денутся? Все равно рано или поздно к людям выйдут. Да ты иди, иди, не до тебя сейчас.

– Э-э-э… - протянул Каол Трейн, пытаясь собраться с мыслями. - Так мне что, отозвать охоту?

– А ты кого-то за ними отправил? - удивился Майно. - Ах да, все забываю про твою основательность. Молодец, парень, хвалю. Отозвать, говоришь? - он побарабанил пальцами по столу. - Пожалуй что да. Не полностью - оставь пару хороших следопытов, так, на всякий случай. Прикажи этих друзей вести, но близко не подходить. Связного мага отзови, у нас с ними напряг. И… - он осекся и замолчал, к чему-то прислушиваясь. - Ага, - удовлетворенно сказал он. - Лапотука нашли. Главного воеводу этого городка, - пояснил он, заметив удивление на лице Каола. - Слушай, ты вообще интересуешься чем-нибудь, кроме своей прямой задачи? Интересуйся иногда, это полезно. Меня ведь только Лапотук и интересовал. Из-за него, скотины, пришлось город штурмом брать, так бы по-хорошему договорились… Жаль только, не живым взяли, кто-то из своих счеты свести успел. Да, - спохватился он. - Это я к тому, что патрульное оцепление снимать можно. И внутреннее, и внешнее. Передашь это Тремолу, когда закончишь фитиль вставлять. Давай, топай, не действуй мне на нервы. Или тебя ноги не держат? Так могу позвать кого, чтобы на руках вынесли. - Майно ободряюще улыбнулся и подмигнул Каолу.

Посланник встал и нетвердой походкой направился к выходу. Он уже откинул полог шатра, когда Майно окликнул его:

– Шея-то у тебя как?

– Спасибо, повелитель, - Каол осторожно поворочал головой, стараясь не задевать потертостями за жесткий деревянный воротник. - Лекари утверждают, что месяца через три все полностью заживет…

– Ага, ага, - рассеянно покивал Майно. - Ну все, иди.

На свежем воздухе Каол Трейн почувствовал, как здорово ему скрутило живот. Он взглянул на чистое голубое небо, на все еще жаркое полуденное солнце и глубоко вздохнул. Пожалуй, он и не надеялся увидеть все это еще раз. Да и сейчас он понимал только одно: Великий внезапно потерял интерес к этой странной компании. Интересно, что произошло? Дома и стены помогают, что ли? Непонятно все это. Совсем непонятно.

Хвост они обнаружили три дня спустя. Вымотанные долгими переходами, Ольга и Теомир заснули сразу, как только повалились на землю около наспех разведенного костра. Злобный Ых по своему обыкновению упорхнул в темноту, охотиться.

– И когда он спит? - Заграт проводил его взглядом и сплюнул на землю. - Вот пострел, а? Странный он какой-то в последнее время.

– Странный? - Тилос вытащил кинжал и начал свежевать тушку подбитого накануне зайца. - Что значит - странный? Хлаш, принеси воды, будь так добр. Тьфу, извини, все забываю, что в сумерки… Заграт, сходи ты, а? Вон там, под горкой, ручей.

– Сейчас, - буркнул шаман, с неохотой вставая на ноги. - Странный - значит, вялый какой-то, неразговорчивый. Обычно от его трепа уши закладывает, а тут помалкивает по большей части.

– Ну, может глаза не до конца еще отошли, - пожал плечами Тилос. - Или в ранку зараза попала. Надо взглянуть еще раз.

Заграт взял котелок и ушел в темноту. Хлаш достал второго зайца и, по примеру Тилоса, начал свежевать. Его не оставляло ощущение слежки, взгляда в спину. В который раз он попытался успокоить себя, но без толку. Несмотря на несколько петель и засад, он так никого и не обнаружил в окрестностях. Видимо, все-таки нервы. Нужно выбрать время и хорошенько помедитировать…

Заграт вернулся с полным котелком и начал пристраивать его на угли.

– Что-то не так, - задумчиво пробурчал он под нос. - Шкурой чувствую - что-то…

С резким захлебнувшимся криком Теомир вскочил на ноги. Его широко распахнутые глаза безумно блуждали вокруг, рука сжимала метательную звезду. Несколько мгновений он шарил взглядом по окрестностям, затем глубоко, со всхлипом, вздохнул и сел на землю.

– Темка, - проснувшаяся Ольга осторожно погладила его по плечу. - Бедный, опять кошмары?

Теомир молча потряс головой. Его рука пыталась засунуть звезду в потайной карман на поясе - и не попадала. Даже в мерцающем свете костерка Хлаш видел, как дрожат его пальцы.

– Кош… мары, - пробормотал он. - Уже которую ночь… Я не могу так больше. Только засыпаю - и сразу…

– Так и не помнишь, что тебе снится? - осторожно поинтересовался Тилос. Он уже освежевал кролика, сунул его в воду и теперь копался в мешке в поисках соли. - Или хоть что-то задержалось?

– Сейчас - да… Задержалось, - снова кивнул Теомир. - Мне кажется, это то же самое, что и всегда. Лица. Незнакомые, злые или добрые, люди, тролли, орки - но всегда мертвые. Еще я видел того… которого на стене ударил мечом. Тогда я как в тумане был, ничего толком не соображал, а сейчас все как наяву. Как я его мечом по ноге… Как у него кровь хлестнула из жилы, как он на настил упал, отползти пытался, как на него второй… которого Тилос… упал, придавил… Потом мы на настил вышли, а он там лежит, мертвый, лицо бледное, губа прокушена, а из нее - кровь, тонкой струйкой. И другие. И которых я… убил, и которых не видел, только знаю, что все они мертвые… И… - Он задрожал и осекся.

– И что еще? - Тилос бросил в котелок несколько щепоток соли, придвинулся к Теомиру и посмотрел ему в глаза. - Говори. Нельзя вечно бежать от своих страхов.

– И вы все… - еле слышно проговорил Теомир. - Ольга…

– Тоже мертвы? - быстро спросил Тилос. Теомир ничего не сказал, только отвел глаза в сторону. - Ну, тогда все понятно.

– И что же тебе понятно? - ехидно спросил Заграт. - Поделись, голуба, авось и мы что-нибудь поймем.

– Остроумный ты наш… - рассеянно откликнулся Тилос. - Мог бы и сам допереть. Шок новобранца, вот что это.

– Ах, какие умные слова мы знаем, - фыркнул орк. - А вот мне, убогому, непонятно. Может, пояснишь?

– Тилос имеет в виду, что Теомир наконец-то осознал, что люди, убитые им, умирают, - пояснил Хлаш.

– Тонкое наблюдение, - Заграт фыркнул еще громче. - Ни в жисть бы не догадался.

– Когда молодой парень идет в солдаты, ему мерещатся фанфары, победоносные сражения, медали и все такое, - невозмутимо продолжил Тилос. - Он готов совершать подвиги и даже умирать в процессе. Закрывать амбразуру грудью, например. То, что ему придется еще и убивать, он как-то не думает. А потом, когда он впервые протыкает противника пикой или, скажем, саблей… В общем, у некоторых наступает реакция. Шок. Кошмары. Желание бежать куда глаза глядят. Особенно это характерно для романтичных мальчиков из обеспеченных семей. От Теомира я этого не ждал - все-таки Всадники были… хм… Всадники - воинственный народ, детей чуть не с колыбели приучают держать пику, махать саблей… Да и поздно все-таки, не первый месяц он от врагов отмахивается. Хотя… В первой серьезной драке с бандитами ему сильно по голове попало, да и потом обстоятельства…

– Чисто человеческий прибабах, - заявил Заграт. - У нас о таком и не слыхивали. Враг должен сдохнуть, и все тут. Сдох - хорошо, не сдох - ты сам копыта отбросил. Все просто. Городов у нас нет, о романтике только в сказках рассказывают. Хлаш, а вы что, тоже… это… шок испытываете?

– Нет, - Хлаш задумчиво смотрел в костер. - Народ давно не убивает сам себя. Раньше и в других краях было по-другому, но сегодня тролль, убивший собрата, подлежит клеймению и вечному изгнанию. У нас, знаешь ли, рождается слишком мало детей и их слишком трудно воспитывать, чтобы позволять усобицы.

– Во закрутили! - поразился Заграт. - Однако я что-то не заметил, чтобы у тебя рука на убийство не подымалась. Черепа подряд крушишь, и даже не вздрагиваешь.

– Люди не являются частью Народа, - холодно пожал плечами Хлаш. - И орки, кстати, тоже. Насчет других рас Путь не запрещает ничего. Война, убийство - такой же метод, как и другие. У разных способов вести дела - разные последствия, только и всего.

– Как я понимаю, тролли считают другие расы ниже себя, - сказал Тилос. Это был даже не вопрос, а утверждение. - Хлаш, и все-таки я не могу понять - почему ты идешь с Отрядом? Тогда, в Лесной Долине, ты меня не убедил. Ты не изгой, не наемник. Дружба? Я знал многих твоих сородичей, даже был знаменит среди Народа. Никто из троллей никогда не испытывал теплых чувств к случайным попутчикам другой расы, даже ко мне. Долг? Путь ничего не говорит о долге по отношению к людям. Однако ты идешь с нами от самого Хамира, рискуешь жизнью, участвуешь в дурацкой Игре…

– Я - матха, - пожал плечами тролль. - Моя задача - разведка, переговоры. А от нашего похода может зависеть судьба всего Народа. Я должен хорошо знать людей и орков, чтобы вести с ними дела. И, - он усмехнулся, - кое-кто из случайных попутчиков мне нравится. Вы, например. Да и мое прозвище среди своих звучит примерно как Людолюб. Хотя, не спорю, мало кто на моем месте согласился бы путешествовать в такой странной компании. Я ответил на твой вопрос?

– Не знаю… Людолюб, - широко ухмыльнулся Тилос. - Темка, как ты? Отошел немного.

Теомир поднял на него грустные глаза и кивнул:

– Сейчас легче. Только, наверное, уснуть я пока не смогу.

– Не дрейфь, парень, - хлопнул его по плечу Заграт. - Пройдет. Вы, люди, только поначалу такие вялые. Пообвыкнешься - будешь резать глотки и даже не вздрагивать, не хуже любого орка. - Шаман откинулся на спину, широко зевнул и прикрыл глаза.

– Не хочу, - еле слышно сказал Теомир. - Не хочу…

Заграт вздрогнул и напряженно вытянулся на земле. Он издал тонкое сипение сквозь зубы, потом вскинул руку и резко сжал кулак. Теомир осекся на полуслове. Остальные замерли, напряженно прислушиваясь.

– Что? - наконец тихо спросил Хлаш.

– Не пойму… что за беда… - напряженно прошептал Заграт. - Я вижу… чьими-то глазами. Оно движется сюда…

Над костром мелькнула маленькая черная тень, развернулась и порскнула в сторону.

– Что это было? - спросил орк, не открывая глаз.

– Летучая мышь, - ответил ему удивленный Тилос. - Наверное, Ых охотится, я не разглядел.

– Ага, Ых, - подтвердила Ольга. - Он до сих пор на крыло прихрамывает.

– Что? - от удивления Заграт открыл глаза и посмотрел на девушку. - На крыло?

– Ну… - смутилась та. - Ну видно же, когда он летит. Как будто прихрамывает, только не идет, а летит.

– Прихрамывает… - процедил Заграт. - А ведь точно, прихрамывает. Скотский агррахан! Потерял… Интересно. Слыхал я, как другие шаманы чужими глазами смотрят, но у самого никогда не получалось.

– Ты смотришь глазами нашего Ыха? - удивился Тилос. - Здорово… действительно здорово. Жаль, что я не могу. Ты и управлять им можешь?

– Кажется, да. Ага, есть! Ну-ка, если так…

Стремительная тень ворвалась в круг света и описала два круга, прежде чем с лету прицепилась на плечо Ольге.

– Нет тут жуков, - пожаловался Злобный Ых, закутываясь в крылья как в плащ. - Одни комары, и те невкусные, тощие. У вас жуков нет?

– Нет, Ых, у нас жуков нет, - Ольга осторожно погладила летуна пальцем. - Хочешь вареного кролика?

– Не хочу я кролика, - капризно ответил Ых. - Хочу жука. Полечу еще искать. - Он легко вспорхнул в воздух и вновь умчался куда-то в лес.

– Похоже, он не знает, что я им управлял, - задумчиво сказал Заграт. - Вот это номер…

– Я слышал про магов, которые обращаются в летучих мышей и по ночам подглядывают за людьми с неба, - Тилос подобрал травинку и принялся ее жевать. Хлаш уже заметил за озадаченным Серым Князем привычку тянуть в рот всякую гадость. - Про Майно то же рассказывали. Я думал - бабушкины сказки. Даже если забыть про разницу в строении мозга и сигнальных систем, масса слишком отличается. А ведь вот оно - просто смотришь глазами летуна, и превращаться ни во что не надо. Заграт, как оно - глазами Ыха смотреть?

– Странно. Непривычно. Хотя привыкнуть можно. Все серое, по бокам и вдали - смазанное какое-то, хотя чем ближе ко мне и к центру, тем четче. Иногда какие-то большие массивные штуки появляются и тут же исчезают, но Ых на них внимания не обращает, насквозь летит, если надо. Точки… ох ты, дрянь болотная, это же комары! Мать честная, сколько же их по всему лесу… А костра он, кстати, не видит. Так, яркое пятно на ровном месте.

– Понятно, - Тилос выплюнул полностью изжеванную травинку и сунул в рот следующую. - Он сейчас не глазами видит, а ушами. Помните, я говорил про эхо? Большие штуки - видимо, посторонние шумы. Интересно, на каком этапе звуковая информация преобразуется в образную? У него в мозгу? При ее съеме? Или у Заграта в голове… Слушай, Заграт, раз уж ты в это дело ввязался, не сочти за труд поводить нашего ушастого друга кругами. Посмотри вокруг, нет ли чего подозрительного.

– Легко сказать - поводи… - проворчал Заграт. - Башка болит от этого удовольствия. Ладно, попробую. - Он расслабленно вытянулся на земле и прикрыл глаза.

– Интересно, а я так могу? - тихо поинтересовалась Ольга. - Вот бы с Ыхом полетать! Я давно мечтала… Тилос, а что такое "информация"?

– Ну… знания, что ли, - откликнулся тот, явно витая где-то в облаках. - Вот ты что-то видишь - это информация. Слышишь - тоже. Думаешь - и это информация. Просто слово такое. Из другой жизни…

– Мастер ты запутывать своими объяснениями, - сказал ему Хлаш. - Ну-ка, расскажи, что такое сигнальная система и при чем здесь мозги. И не зыркай на меня так. Проговорился - объясняй, будь добр.

– Въедливые вы, словно клопы, - вздохнул Тилос. - Сигнальная система - это та штука у вас внутри, которая вам окружающий мир показывает. Глаза там, уши и прочее. Их обычно несколько. У человека одни, у летучей мыши - другие. Летун кричит всю дорогу, правда, высоко и для вас неслышно, его крик от предметов отражается и возвращается назад. Для него эхо - что для вас солнечный свет. Наш Ых ушами не в пример лучше видит. Помните, как на корабле игрались? Ну вот, оно и есть. Человеку форму летуна принимать бессмысленно - нет у него в мозгах места, которое бы эхом видеть позволяло, а глаза у летучей мыши куда хуже, чем у человека.

– А как же я тогда глазами этой мелюзги смотрю? - не открывая глаз, спросил Заграт. Оказывается, он прислушивался к разговору. - Смотрю ведь, не слышу…

– Не знаю, - пожал Тилос плечами. - На какой-то стадии происходит преобразование в понятный твоему мозгу формат. На какой - не знаю. Была бы у меня лаборатория… - Он скрипнул зубами и замолчал.

– Нет у нас лаборатории, - рассудительно сказал Хлаш. - Зато Ых есть. Интересно, на ходу Заграт его глазами смотреть сможет? Можно было бы впереди путь проверять. Заграт, ты как далеко видишь?

– Достаточно далеко, чтобы понять, где эти гады сидят, - Заграт резко сел и открыл глаза. - Хвост за нами. Там, - он махнул рукой на юго-запад. - Двое. Толком не разглядел, но, кажется, наши. Орки, я имею в виду. Я как чувствовал последние дни, что нас пасут…

– Место запомнил? - Тилос весь подобрался.

– Не вчера на свет родился, - огрызнулся шаман. - За мной.

Бой вышел коротким. Одному из подсылов Хлаш сходу свернул шею, на второго навалились Тилос с Загратом. Тот отчаянно кусался и царапался, но кинжалы потерял сразу, так что шаман отделался лишь длинной кровавой царапиной на щеке. Коготь чудом не задел глаз, и Заграт, ругаясь сквозь зубы, отвесил крепко связанному собственной рубахой пленнику хороший пинок.

Допрос пленного орка оказался, против ожидания, достаточно легким. Он не пытался запираться, отвечая на вопросы с каким-то даже безразличием. Впрочем, один раз Тилос уверенно заявил: "Врет", и орк, получив от Заграта чувствительный укол собственным кинжалом, покорно сказал правду. Вопрос был про других следопытов. Если верить пленнику, других охотников в округе не было.

– Что с ним сделаем? - осведомился Тилос, глядя на пленного.

– Кровь пустить, - равнодушно сказал Заграт. - Или можно к дереву привязать и так и оставить. Авось выручит кто.

Пленник только яростно сверкнул на него глазами.

– Не надо… - еле слышно сказал Теомир.

– Вот заладил! - рассердился Заграт. - Он-то тебе ночью глотку перерезать не погнушается, даром что ты за него заступился.

– Не перережет, - задумчиво сказал Тилос. - Ему за нами следить приказано, не убивать. Ладно, до утра к дереву привяжем, а там видно будет.

Чуть позже, у почти потухшего за время охоты костра, Хлаш заявил:

– Скверно все это.

– Что - это? - не понял Тилос. - Слежка?

– В том числе. Смотрите. Раньше за нами гнались как могли. То Каратели целыми отрядами, то морские флотилии, то города в осаду брали, а тут - бац, и всего двое задохликов. И это на территории самого Майно! Рядом с огромной армией! Да они могли за нами тысячу солдат отрядить и загнать как зайцев, а что на деле? Если бы совсем не оказалось слежки - понятно: махнули рукой, как на обычных дезертиров, или просто потеряли. Большая охота - тоже все ясно. Но они отправили ровно двоих присматривать за нами. Значит, не дезертиры, но уже и не опасные враги. Почему?

– Ну, может нас за других принимают, - не слишком уверенно откликнулся Заграт. - За каких-нибудь горожан. Можно подумать, у этой сволочи Майно других проблем, кроме нас, нету.

– Проблемы-то есть, - Тилос задумчиво почесал подбородок. - Но он уже точно знает, что мы приплыли в город перед самой осадой, а теперь исчезли. Действительно, странно…

– Ну, может хотели они нас вести до ближайшей заставы, а там своим сдать, - отмахнулся Заграт. - Давайте дрыхнуть. Все равно в темноте мы никуда не пойдем - я и днем-то все ноги сбил. Будем на дежурство жребий тянуть, или что?

– Я подежурю, - сказал Тилос. - Спите пока. Все равно подумать надо. Пора определяться, куда сворачивать.

Следующим утром Серый Князь набросал на большом пласту мха несложный рисунок из кривых линий, точек и загогулин.

– Это - карта. Мы - здесь, - ткнул он прутом в одну из точек. - Это - Крестоцин. Я не слишком хорошо представляю себе местность, но как-то так должны идти три больших тракта. Первый - к северу, огибая прибрежные болота, примерно через шестьсот верст доходит до Зераполя. Это тоже довольно большой торговый город. Экспортирует в основном зерно, овощи и шкуры. В последний раз я слышал, что у него какие-то трения с соседями и он набирает армию. Это новость двухмесячной, что ли, давности. Не думаю, что с тех пор ситуация улучшилась.

– Ну, может, соседи его уже завоевали, и там снова все спокойно, - фыркнул Заграт. - Что еще у нас плохого?

– К югу - обширные хлопковые плантации и посевы льна. Там нет крупных поселений и даже хороших дорог, народу довольно мало, поэтому укрываться трудно. Далее, с юга и востока эти места окружают непроходимые болота, так что выбраться можно либо случайным кораблем с побережья либо пешком. Корабль с большой вероятностью окажется пиратским, пешком нам придется возвращаться сюда же, а на плантациях практикуется рабство.

– Что? - не понял Теомир. - Что такое рабство?

– В нашем случае рабы - люди, не имеющие права покинуть плантацию и получающие за труд только еду. Хозяин может продать их в другое место, но самим уходить не позволено. За побег - порка или повешенье.

– Ужасно! - возмутилась Ольга. - Почему они не перебьют… хозяев?

– Интересный вопрос, - с прищуром взглянул на нее Тилос. - Можешь сходить и задать этот вопрос владельцам. Поговорим на досуге, если хочешь, сейчас не до того. Нам важно, что мы сами с успехом можем стать там рабами. Или же трупами, когда нас попытаются сделать рабами. Думаю, нас этот вариант не устраивает.

– И третий вариант? - чем дальше, тем меньше Хлашу нравился этот материк. Из огня да в полымя, что называется.

– Третий вариант, пожалуй, самый рискованный. Верстах в двухстах к юго-востоку отсюда находится небольшое государство Клух. Столица - город с тем же названием. Собственно, это не город, он куда меньше, чем Крестоцин и даже Хамир. Так, большая деревня на тысячу или две постоянных жителей. Там даже стены нет, простой частокол. Наступает осень, сейчас там наверняка ярмарки и толпы приезжих, продают и покупают зерно, кожи и прочие товары.

– И чем же этот вариант рискован? - поинтересовался Заграт. - Что, в толпе затеряться не сможем?

– Дело в том, - вздохнул Тилос, - что как раз через Клух от Крестоцина идет торная дорога в Катонию. Это государство на берегу большого Южного залива, исконная земля и основная базаМайно. Там, в прибрежных Небесных Горах, стоит его главная цитадель. Вот про нее я не знаю ничего, кроме названия, даже точное место мне неизвестно. А раз из Катонии кратчайшая дорога на Крестоцин идет через Клух, очень вероятно, что именно через него прошло войско Майно. Значит, Клух либо захвачен, либо превращен в вассала Катонии. Конечно, Майно мог пройти, не спрашивая разрешения, или же договориться о пропуске войск, но я в это не верю. Не его стиль. Он никогда не воюет, не обеспечив надежные линии снабжения и гарантированные пути к отступлению.

– Есть у Катонии другие соседи, кроме Клуха? - осведомился Хлаш.

– Есть, - согласился Тилос. - Насколько я помню, практически всех Катония давно завоевала или же сделала данниками. Клух - исключение. Собственно, четыре пятых континента так или иначе находятся под контролем Майно или же не представляют для него никакой угрозы.

– Значит, Клух - на самый худший выбор, - резюмировал Хлаш. - Меня лично не слишком радует вариант с Зераполем. Тащиться шесть сотен верст ради того, чтобы прийти на очередное пепелище? Не тянет, знаете ли.

– Значит, надо идти в Клух, - махнул рукой Заграт. - Хуже не будет. Не таскаться же нам по лесам до скончания века. Тем более, оттуда до этой… как ее? Кататонии рукой подать. Нам же, в конце концов, нужно к Майно в спальню залезть и красного петуха пустить, правильно я понимаю?

– Ага, - улыбнулся Тилос. - А под шумок - глотку ему перерезать. Да, вот еще. Что с пленником делать будем?

– Он не смылся? - осведомился Заграт.

– Я приглядывал. На месте пока.

– Схожу-ка я, проверю, - орк встал и враскачку ушел за деревья. Через пару минут он вернулся.

– Ну что, двигаться будем? Аль до завтра подождем? - ворчливо осведомился он.

– А с пленным-то что? - удивленно спросил Хлаш. - Так и оставим связанным? Лучше уж сразу кончить, чтобы не мучился.

– Уже, - сплюнул шаман на землю. - С вами только кашу по тарелке размазывать. А вы что хотели - отпустить? Чтобы он у нас на хвосте продолжал висеть? Второй раз он бы точно не попался.

– Ты его убил? - пораженно воззрилась на него Ольга. - Но он же… он… безоружный, связанный…

Теомир только опустил голову.

– Лучше он, чем мы, - орк присел перед ней на корточки и посмотрел девушке в глаза. Его зрачки мерцали неярким огнем. - Онка, это война. Или мы, или нас. Чем быстрее вы, птенчики, это поймете, тем лучше.

– Тогда чего мы тянули с этим до утра? - резонно поинтересовался Тилос. - Парень всю ночь зря мучался.

– Это вы ночью бодягу развели, - оскалился Заграт. - Мне-то все и так ясно было. Пошли, что ли?

До Клуха они добрались лишь две недели спустя, и то лишь благодаря заморенным лошадям, купленным у угрюмого хозяина постоялого двора на заросшем высокой травой тракте. Тот долго жаловался на жизнь, на отсутствие путешественников, на разорительные для округи постоянные войны. Постоялый двор и в самом деле выглядел заброшенным и ветшающим. Кроме самого хозяина и его толстой жены с распухшими суставами на руках, здесь присутствовал лишь один работник, в данный момент пьяный в стельку и валяющийся под забором в компании пары тощих свиней и облезлой собаки. Остальные работники сбежали за последние месяцы, когда платить стало нечем.

– Последние запасы подъедаем, - пожаловался хозяин, уныло перебирая серебряные монеты, скупо отсчитанные Хлашем. - Пора, пожалуй, бросать это место да перебираться куда еще. Стар я уже в работники идти… - Он тяжело вздохнул и сгреб монеты со стола. - В конюшне ваши лошади. Пропадай все пропадом, кому сейчас нужны подмены?

Лошадей нашлось всего четыре, но Хлаш, пожав плечами, отдал Тилосу свой заплечный мешок и трусцой побежал рядом. Втайне он радовался, что не придется снова лезть на коня верхом, беспокоясь о том, как бы ненароком не сломать хребет животине. Впрочем, в первые дни ему даже не пришлось особо напрягаться - отощавшие животные едва шли шагом. Но и попозже, когда кони немного отъелись и пошли трусцой, тролль ни разу даже не запыхался. То ли Тилос придерживал лошадей ради него, то ли еще что.

Первые села стали попадаться в неделе езды от Клуха. Невысокие бедные дома из неошкуренных бревен, подслеповатые окна, затянутые бычьими пузырями, а то и просто забитые плахами… В некоторых хибарах отсутствовали даже дымоходы, там топили по-черному, из дверей тянуло дымком. Оборванные дети, раскрыв рты, провожали путешественников долгими любопытными взглядами, особенно рассматривая висящего у Ольги на плече и мирно спящего Злобного Ыха.

– Ну и нищета… - с отвращением сказал Заграт. - Голь перекатная. У нас на временных стоянках дома и то лучше.

– Война, - ответил Тилос. - Постоянная война, здесь или неподалеку. Откуда богатству быть?

– Забор-то им кто мешает поправить? - орк кивнул на покосившийся, почти упавший частокол вокруг заросшего огорода. - Небось, сам Майно?

– А смысл? Завтра придут мародеры и начнут крушить все подряд для развлечения…

– Вилы у них есть? Топоры? Мародеров надо учить, - Заграт продемонстрировал желтые клыки в гримасе отвращения. - А то последнее заберут и глотки перережут.

– А как ты мародеров от регулярной армии отличишь? - усмехнулся Тилос. - Они, в общем-то, мало чем различаются. А с армией шутки плохи - сожгут деревню и не поморщатся. Нет, братец, тебе легко говорить. Пока в окрестностях мира не установится, изгородь никто чинить не станет.

Изредка проезжали сжатые поля, с трудом отвоеванные у леса. Как-то ночью зарядила унылая осенняя морось. На открытом месте плащи быстро промокали и уже не спасали от промозглого холода. Впрочем, в лесу, под деревьями, ехалось не лучше: крупные капли срывались с желтеющих листьев и хвои, били в лицо или тяжело шлепали про плащам.

– Пожалуй, я был оптимистом, - пробормотал как-то Тилос. - Ярмарка, скорее всего, уже давно закончилась. Если она вообще состоялась в этом году - народ, наверное, зерно для себя придержал.

– Доберемся до города - увидим, - философски откликнулся неспешно трусящий рядом Хлаш. - Не поворачивать же назад.

Клух показался на исходе дня. Леса расступились широкой прогалиной, и в сумерках впереди замерцали тусклые огни большого поселения, огороженного невысоким частоколом. Поутихший днем дождь начал накрапывать снова, и путешественники понукали усталых коней, чтобы побыстрей очутиться под крышей. Размеренно топающий по грязи Хлаш обратил внимание на непринужденность, с которой держится в седле Заграт. Орк-всадник, хмыкнул он про себя. Ишь, навострился! Надо спустить его с седла до постоялого двора, чтобы лишние толки не пошли. Не приведи Путь сейчас с его соплеменниками столкнуться…

Отправив Ыха на охоту (зверек уже привык, что в города ему лучше не соваться), Отряд подошел к воротам. Опасения Хлаша оправдались. Привратник бросал на Заграта удивленно-подозрительные взгляды все время, пока Тилос вытаскивал из кошеля медяки для уплаты въездной пошлины. В конце концов Заграт недовольно ощерился, продемонстрировав клыки, и привратник, испуганно выхватив из рук Тилоса монеты, отскочил в сторону и торопливо поднял вверх барьер, преграждающий въезд. Обернувшись назад, Хлаш увидел, что он по-прежнему смотрит вслед Отряду с настороженно-удивленным выражением.

– Слез бы ты с коня, друже, - негромко посоветовал тролль шаману. - В глаза бросаешься.

– И по грязище шлепать? - пробурчал шаман. - Погоди, за сотню шагов до постоялого двора слезу.

– Ишь как запел, - усмехнулся Хлаш. - А помнишь, что вначале было? "Орк на лошади!… Не спина, а стол!…" Давай, слазь, нужно из твоего мерина вьючного изобразить, что ли.

Недовольно ворча себе под нос, Заграт нехотя сполз на землю. Несколько минут ушло на то, чтобы перекинуть через луку седла вещевые мешки компании, так что до крова Отряд добрался после темноты.

Разместив коней и наспех перекусив, поднялись в снятые на ночь две крохотные комнатушки на втором этаже заведения. Ярмарка действительно уже кончилась, но трактир был забит постояльцами. Ольга решительно потянула Теомира в одну из комнат и как бы невзначай прикрыла дверь перед носом идущего за ними Заграта. Тот недоуменно остановился, потом хмыкнул и повернул в другую комнату.

– Поместимся втроем? - осведомился Хлаш, критически оглядывая маленькую комнаты с затянутыми слюдой оконцами.

– Вдвоем, - поправил Тилос, сунув ему в руки свои пожитки. - Мне надо по городу поболтаться. Разведать, что к чему, и все такое.

– У тебя и тут свои люди есть? - понизив голос, удивился Хлаш. - Ну ты даешь!

– Есть, есть, - рассеянно покивал Тилос. - Если бы только разыскать… Не я вербовал, резидент в Крестоцине. Рации у них не водится, так что придется топать ножками.

– Помощь не нужна? - осведомился Хлаш. - У меня сохранилось немного ночного зелья.

– Тогда можно еще трубить в горн и размахивать факелами на перекрестках, - улыбнулся Тилос. - Я в основном по трактирам ошиваться буду, а тролли здесь ох как редки… Заметил, как на тебя в зале пялились? Больше, чем привратник - на конного Заграта.

– На все-то у тебя ответ найдется, - сморщился Хлаш. - Ладно, гуляй, только не загуляйся.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, тролль с наслаждением растянулся на жесткой койке.

– Наконец-то под крышей, - сладко зевнул Заграт. - Скажи мне, крокодилище, дежурить ночью будем али как? Вроде город, а все как-то подозрительно мне…

– Я вполуха подремлю, - согласился Хлаш. - Если кто вломиться попробует - услышу. Надеюсь, молодежь не забыла дверь запереть? Надо проверить…

– Не забыла, - ухмыльнулся Заграт. - Я слышал. Кстати, всезнайка, скажи вот что. У людей вроде принято раз и навсегда пару себе искать, так? Жениться это называется, кажется. А наши птенчики вроде не женаты, однако перепихнуться случая не упускают. Как это так, а?

Хлаш напряг память.

– Не помню точно, - в конце концов признался он. - Мало я в тех краях бывал. Кажется, у Всадников до женитьбы сношаться - нормальное дело. Лишь бы девка не залетела, замуж идти нерожавшая должна. Или это у жугличей так? Не помню. Да кому сейчас какое дело? Они двое как бы не последние от своего племени остались.

– А-ахм! - снова зевнул орк. - А что, у них бабы сами мужиков выбирают, или как?

– Ну, когда как, - Хлаш почесал скулу. - Онка, кажется, себе пару сама подобрала. Мне другое непонятно. Помнишь, в Лесной Долине она вроде как беременной оказалась? Скоро два месяца минет с того дня - и хоть бы хны.

– Да, брюха не видать, - согласился орк. - Да кто их, людей, разберет. Тилос вернется - спроси у него, я спать хочу. - Он закрыл глаза, отвернулся к стене и вскоре громко засопел носом.

Хлаш тоже погрузился в нелегкую дремоту. Удивительно, но ему, кажется, снились сны. Он то ли убегал от кого-то, то ли гнался за кем-то, но основным чувством оставался страх, страх где-то на краю сознания, призрачная, но ощутимая угроза… Кто-то кричал. Прежде чем понять, что это крик Теомира, Хлаш уже стоял на лежанке в боевой стойке, спиной к стене, взглядом пытаясь нащупать врага в густом сумеречном тумане.

– Опять ему кошмары снятся, - недовольно ругнулся Заграт, расслабленно отставляя в сторону свой посох и усаживаясь на постель. - Пойти, проверить, что ли… Сиди здесь, не высовывайся лишний раз.

Хлаш спрыгнул на пол и на всякий случай нащупал свою палицу.

– Давай, - сказал он. - Где мой мешок?

– Под кроватью позади тебя, - махнул рукой Заграт, выходя из комнаты.

Хлаш нащупал склянку с ночным зельем и задумался. Жидкость побулькивала на самом дне. Конечно, в городе можно достать нужные травы, а то и настои, но все-таки лучше приберечь последнее зелье до того, как будет сделано новое. Кто его знает, вдруг опять удирать придется… Однако его опять не оставляло ощущение слежки, взгляда в спину, возникшее, когда Отряд миновал городские ворота. Конечно, каждый считал своим долгом как следует рассмотреть редкого гостя вроде него, а потом основательно обсудить событие с приятелями за кружкой пива. Но все это не то, не то… Внезапно решившись, Хлаш откупорил бутылку и залпом проглотил ее содержимое. Сунув мешок обратно под кровать, он приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор. Стояла тишина. Стены трактира на удивление хорошо глушили звуки. Несколько фигур, серых в полумраке коридора, осторожно прошли мимо. Кто-то зашел в комнаты, остальные спустились на первый этаж в залу.

Заграт не возвращался. Тролль осторожно вышел из комнаты и подергал ручку соседней двери. Заперто. Он поднял руку, чтобы постучать.

– Куда лезешь, парень? - спросил его кто-то хриплым голосом. Хлаш резко обернулся. Ночное зелье начинало действовать, и огромная фигура позади него приобретала резкие очертания. Тролль. Большой тролль, даже выше его самого. Тролль в Клухе - редкий гость. Тролль ночью… Не успев додумать, Хлаш нырнул в сторону, уходя от угрожающе поднятой руки, но недостаточно резко. В лицо ударило вонючее облако, и он задохнулся в кашле. В нырке он перекатился через левую руку, очутился на ногах, поворачиваясь в сторону нападающего, и тут его колени подкосились. Странная слабость охватила все тело, руки отказались повиноваться, и он неловко, боком, рухнул на пол. Ловушка, ловушка, билось у него в голове. Незнакомый тролль наклонился к нему, и Хлаш увидел, что его лицо замотано какой-то тряпкой. Что там Тилос? - мелькнуло в голове перед тем, как опустилась темнота.

В себя он пришел, окруженный плавно покачивающимися деревянными стенами. Пахло речной тиной, тускло горели масляные лампы на стенах. Тролль был полностью обнажен, лежал на каких-то тряпках, руки и ноги сковывали тяжелые металлические кандалы, приклепанные к полу. Зрение немного прояснилось. У стены напротив лежали нагие тела Ольги и Теомира. Голова почти не ворочалась, все тело отдавало страшной болью. Краем глаза он поймал силуэт приближающегося охранника, в лицо вновь ударило вонючее облако. Уплывая в темноту, он чувствовал лишь острый стыд. Попасться на покой постоялого двора как бродячей собаке на кусок мяса…

Часть шестая. Звездное небо.

Каол Трейн пинком отшвырнул в сторону дверь каюты и весело вошел внутрь. Кровь играла, словно наполненная веселыми пузырьками. Связной маг испуганно отпрянул от него.

– Тихо, папаша! - сказал ему Каол слегка заплетающимся языком. Наверное, не стоило пить перед контактом с Владыкой, но нежданная удача вскружила голову. Ладно, на расстоянии запах вина незаметен, да и выпил он совсем немного. Всего пару бокалов… - Все нормально. Давай, соединяй меня с повелителем, да продлятся года его жизни!

Маг вытаращился на него бесцветными рыбьими глазами. Да и весь он чем-то напоминал огромную снулую рыбу, вяло шевелящую плавниками на воздухе в предчувствии сковородки. Каол почувствовал раздражение, но тут же подавил его. К предкам мага! За такой успех Великий не только вернет ему Знак Посланника, но и чем-нибудь наградит. Интересно, чем?

Однако реакция Майно оказалась совсем не такой, как он рассчитывал.

Великий вскочил со своего иллюзорного кресла, опрокинув призрачный столик с бокалом вина. Тот медленно растворился в подножном тумане, но Майно не удостоил его даже взглядом.

– Что? Ты? Сделал? - хрипло спросил он, четко отделяя одно слово от другого. - Повтори.

– Я все-таки взял тех четверых, - с поблекшей улыбкой сказал Каол. Что-то было не так. Очевидно, он ошеломил Великого, но совсем не так, как хотелось бы. - Сейчас они сплавляются по Болотистой к Южному заливу…

– Идиот… - простонал Майно, падая в кресло и хватаясь за голову обеими руками. - Заставь дурака Пророку молиться… Где ты их нашел?

– В Клухе… - растерянно ответил Каол. - Я шел с отрядом пограничников в Тумиш… ну вы же сами меня послали, повелитель! С письмом!… Мы пришли в Клух по Старому тракту уже заполночь и тут же услышали разговоры про орка, разъезжающего на лошади, и одетого не по-здешнему тролля. Ну, я и… взял их… ночью, в трактире…

Майно посмотрел на него долгим, ничего не выражающим взглядом.

– Ты помнишь, что я приказал тебе отпустить их у Серого Княжества? - осведомился он тихим вкрадчивым голосом - Что сдерживал твою прыть в Талазене? Что приказал особо не усердствовать у Тролличьих Островов? Что под Крестоцином отозвал охоту, пущенную по их следу? По глазам вижу, что помнишь. Так какого же хрена ты взял их в этом гребаном Клухе? - заорал он, вновь вскакивая на ноги. - Кретин! Раздолбай! Сын уличной шлюхи! Не мог сначала со мной связаться?

Каол почувствовал, как его желудок проваливается куда-то глубоко вниз. Скрутило живот, и только отчаянным напряжением сфинктера он удержал внутри себя содержимое кишечника. Конечно, в этом призрачном мире полные штаны незаметны, но не пройдет и нескольких минут, как по кораблю - если эту лоханку можно назвать кораблем - поползут слухи, что он, Каол Трейн, обделался при разговоре с господином. И не только слухи, но и выводы.

Майно тем временем уставился на него, свирепо раздувая ноздри. Его кулаки сжимались и разжимались. Наконец он глубоко вздохнул и махнул рукой. Разъяренно-обиженное выражение ушло с его породистой вытянутой физиономии, и теперь это было просто лицо старого и страшно усталого человека.

– Ладно, - сказал он спокойным голосом. - Я сам виноват. Надо было дать тебе явную команду остановить поиски. Все, проехали. Не выпускать же их теперь. Долбанная Игра!… Не успеешь ситуацию просчитать, как все меняется! Давай еще раз, сначала.

Перепуганный и ошеломленный Каол подробно описал все свои действия с момента появления в Клухе: расквартирование отряда в нескольких постоялых дворах, странные разговоры по трактирам, стихающие при его приближении, строгий допрос некоторых говорунов, короткие переговоры со скисшим от перепуга городским головой, тихое выселение всех постояльцев с этажа и, наконец, захват всех четверых поодиночке. Больше всех хлопот доставил тролль. К счастью, среди пограничников нашелся тролль, он и подсказал состав сонного зелья, могущего вырубить собрата в течение пары секунд. В последний момент операцию чуть было не испоганил ночной кошмар мальчишки, завопившего во сне, но удалось справиться и с этим.

– Ночной кошмар, говоришь… - хмыкнул Майно. - Ну-ну. Значит, взяли тролля, орка, пацана и девчонку. Самого крупного волка, значит, упустили. Ну, того, что тебе шею тогда свернул, - пояснил он в ответ на непонимающий взгляд посланника.

Каол чуть не упал. Ему захотелось хватить себя кулаком по лбу. На него словно затмение какое-то нашло - он так хотел захватить тех четверых, что совсем забыл про пятого. Как такое могло случиться? Уму непостижимо. Околдовали его, что ли? Действительно, тот сучий князь без княжества словно растаял в воздухе. В трактире его не оказалось, видно, вышел куда-то. Не зря Великий назвал меня идиотом, ох, не зря…

– Неважно, - махнул рукой Майно словно в ответ на его мысли. - Четверых вполне хватит. Ладно, парень, не переживай. Ты все сделал правильно. Вот у меня кое-какие планы псу под хвост пошли, это да… Ну да будет мне урок на будущее. Можешь считать, что реабилитировал ты себя за те промахи. Как шея, кстати? Заживает?

Подобное участие со стороны Владыки, тем более второй раз подряд, было весьма необычно. Но Каолу уже хватило потрясений, чтобы реагировать на новые.

– Да, повелитель, - покорно сказал он, машинально чуть дернув головой, словно ощущая деревянный воротник. - Заживает.

– Вот и хорошо, - раздумчиво сказал Майно. - Значит, так. Спокойно сплавляешься по Болотистой до моря, пересаживаешься на морской корабль… Кажется, там должны стоять две связные ганзы, "Стремительная" и… м-м-м… "Юркий", что ли… Неважно. Моим именем возьмешь любую. Загрузишь на них столько своих людей, сколько сможешь, и пойдешь в Небесные Горы. Пленников держать в бессознательном состоянии всю дорогу, но не убивать, за это головой отвечаешь. Запеленай цепями как саваном, убегут - не обессудь, мои пытошные подвалы ты знаешь. Иногда буди, корми, пои, задницу вытирай и вырубай снова. Разговоров с охраной или друг с другом не допускать, к каждому круглосуточно приставить двоих… нет, троих часовых. К каждому! В замке каждого - в отдельную камеру в разных концах тюрьмы, и опять по трое часовых рядом с каждым круглосуточно. Можно позволить им очнуться, но никаких разговоров. Предупреди, что за такое будешь языки вырывать и уши обрезать. Что-то забыл? Нет вроде бы. Я доберусь туда через две недели, может, чуть раньше. Если не успею к твоему появлению, позаботься, чтобы они дождались меня живыми и, желательно, в полном рассудке. Все понял?

– Да, повелитель, - Каол Трейн припал на одно колено. - Сплавиться. Довести до замка. В разные камеры. По трое часовых, никаких разговоров и живыми.

– Молодец, - усмехнулся Майно. - Давай, выполняй.

Преодолевая уже привычную головную боль, Каол Трейн открыл глаза и с подозрением посмотрел на связного мага. Тот спокойно сидел с полуприкрытыми глазами и вдыхал густой и донельзя гадостный дым из курительницы на столе. Теоретически тот во время разговора должен входить в транс, ничего не видеть и не слышать. Но кто его знает? Ну да не до него сейчас. Нужно усилить охрану ценных пленников.

Когда он выходил из каюты, по спине внезапно пробежали мурашки. Игра? О какой игре обмолвился Великий? Кто способен играть с ним на равных? И… что за карты, которыми ходят в этой игре? Посланник помотал головой. Нет, ему это не интересно. Он о таких вещах не знает и знать не хочет. Обтерев с лица липкую испарину и глубоко вдохнув сырой холодный воздух, Каол заторопился вниз по трапу.

Майно поднес к губам бокал вина, пригубил и раздраженным движением отбросил в сторону. Ну что же это за невезение такое! Такая блестящая идея - и такой оглушительный провал. Видимо, он разбирается в Игре куда хуже, чем полагал. Нужно посвятить этому побольше времени, на случай повторения в будущем. И чего это он, кстати, стал вслух рассуждать? Зря обмолвился об Игре при мальчишке. Конечно, общее потрясение, да еще та дикая головная боль, которую должны испытывать смертные после разговора, должны стереть из его памяти случайную оговорку, но все же, все же… Слишком много совпадений связано теперь уже с его собственным человеком. Слишком много. Пожалуй, парень завяз в Игре куда глубже, чем стоило бы. Незачем рисковать. Жаль, конечно. Неплохие надежды подавал этот Каол Трейн, но, пожалуй, пришло его время.

Как только он разберется с Отрядом, незадачливый посланник умрет.

Баржа, низкое неуклюжее судно с короткой мачтой и рядом уключин вдоль бортов, довольно резво плыла вниз по течению Болотистой. Легкий ветерок надувал парус, но особой нужды в нем не было - в этом месте берега стискивали реку, и течение само неплохо тащило корабль. В трюме лежали бесчувственные тела пленников, скованные тяжелыми кандалами, двенадцать стражей неподвижно сидели на скамьях и угрюмо молчали. Им было душно и скучно, хотелось сыграть в карты или хотя бы кости, но Каол Трейн, наведывавшийся сюда по тридцать раз на дню, уже чуть не убил одного из охранников, пойманного на этом деле. Караул желал только одного: скорейшей подмены. Впрочем, места для солдат на барже нашлось немного, ровно столько, чтобы обеспечить две смены, так что четыре часа на палубе пролетят незаметно, а затем опять душный трюм и гнетущая скука. Душу караульным грело только одно: утроенная плата за весь срок этой каторги.

Тилос вытянулся вдоль плоского днища корабля, вонзив удлинившиеся ногти глубоко в дерево. Вода обтекала его ледяными струйками, но он не ощущал холода - все внешние чувства, кроме слуха и зрения, были заблокированы. Сейчас его беспокоило только одно: уровень кислорода в окружающей среде. Синтетические легкие извлекали его из воды до последней молекулы, но работающим в активном режиме системам этого не хватало. Приходилось задействовать аккумуляторы, и уровень заряда в них неуклонно понижался. Усугублялось это тем, что энергомагистраль еще не до конца восстановилась после выжегшего ее почти полностью страшного электромагнитного импульса. Энергия расходовалась неэффективно, около четверти ее утекало в никуда. Если так пойдет и дальше, еще до исхода следующего дня придется снова задействовать реактор. На сколько его еще хватит при такой жизни? Ответа он не знал.

На горизонте маячила и еще одна проблема: еда. С рыбой было просто: зачастую любопытная и беспечная плотва подплывала достаточно близко, чтобы Тилос мог ухватить ее одной рукой и отправить в рот. На мелководье попадались заросли незнакомой бурой водоросли. Но проглотить пищу удавалось лишь с хорошим глотком воды. Желудок не справлялся с таким объемом жидкости, и пища плохо усваивалась. Кроме того, его ногти не были приспособлены к долгому цеплянию за дерево, и, пытаясь ловить рыбу, он уже дважды срывался. К счастью, судно шло достаточно медленно, и Тилос успевал ухватиться за днище снова. Сейчас он висел уже почти у самой кормы. В следующий раз может и не успеть. Догонит ли он баржу вплавь, Тилос не знал и предпочитал не выяснять без острой необходимости.

Там, внутри корабля, лежали его спутники. Раз, забывшись, он назвал их про себя товарищами. Тугой комок под правым сердцем привычно екнул. Товарищи! Он не заводил друзей уже пару веков, после гибели Баларана, как после смерти Санны он зарекся влюбляться. Бессмертному лучше не прикипать ни к кому сердцем, особенно к смертным. Потом будет только хуже. Интересно, в который раз всплыла в голове осточертевшая тема, а действительно ли я бессмертен? Даже если это искусственное тело проживет еще тысячу или миллион лет, что станет с полуорганическим мозгом, с заключенным в него разумом? Ведь уже случались моменты, когда лишь подготовка Хранителя не позволила ему сойти с ума. А у дома Танны он едва не покончил жизнь самоубийством. Как долго это сможет продолжаться? Как долго он выдержит?…

Вода приглушала излучение, но Тилос ясно видел, что его спутники более-менее в порядке. Видимо, оглушены какими-то наркотиками, но в порядке. В нужное время он приведет их в чувство в считанные секунды. Есть ли в этом толк - вопрос, но в решительный момент ему потребуется все, до чего удастся дотянуться. Пусть даже это будет чужое везение. Им повезло уже в том, что их почему-то не убили сразу, подарили несколько дней или недель жизни.

Разумеется, они умрут. Умрут, как умирали тысячи до них, умирали на его глазах и где-то за горизонтом. Возможно, он сам тоже погибнет. Прекратит свое существование, если быть точным. А если его план сработает, то не факт, что Джао прислушается к его аргументам… что он вообще отреагирует на его крик отчаяния. И, даже если отреагирует, кто сказал, что Джао сможет хоть что-то сделать? В конце концов, он просто демиург. Один из многих.

Но это уже неважно. Три столетия он зажимал в кулаке свое чувство долга. Три столетия он наблюдал за жестокой бессмысленной Игрой, методично уничтожающей все ростки цивилизации, пробивавшиеся самостоятельно или с его помощью. Но кавитонный взрыв сжег не только Лесную Долину. Он уничтожил также и узы, сдерживающие его натуру, натуру Хранителя. Хоть и случайно, но Хлаш уловил самую суть: Хранитель однажды - Хранитель навсегда.

Смешно. Он пережил крах нескольких царств, созданных на голом месте потом и кровью, но сорвала ему крышу гибель маленького княжества. Островка, не играющего сколь-нибудь значительной роли в сложной системе веревочек, управляющих окружающим миром. Конечно, гибель основной базы - тяжкий удар, но ему приходилось переживать потрясения и похлеще. Наверное, это просто оказалось последней каплей.

Я не знаю, зачем Джао поместил меня именно сюда, горько сказал он себе. Возможно, я - такая же его забава, как и все эти потешные вселенные демиургов. Или очередной эксперимент. Или просто попытка отвязаться и забыть. Может быть, он лишь рассмеется, когда услышит мой призыв о помощи. Но это неважно. По крайней мере, я умру с чистой совестью.

Делай что должно, Хранитель.

И будь что будет.

Хлаш пришел в себя, когда его бесцеремонно тащили за плечи и за ноги. В голове стоял густой туман, предметы вокруг расплывались, но внутри сидела одна четкая мысль: не шевелиться. Не открывать глаза широко. Не выдавать, что проснулся. Зачем это нужно, он не знал, но чувство загнанного в ловушку зверя сжимало внутренности в комок.

В лицо пахнуло свежим солоноватым воздухом. Море. Голова немного прояснилась, и теперь он помнил кто он и где он. Отряд переносили с одного корабля на другой, судя по оснастке - с речного на морской. Тролль попробовал на вкус мысль о том, чтобы извернуться, выскользнуть из рук носильщиков и рухнуть в море. Нет, не стоит. Слишком много на нем железа, он буквально запеленут в цепи. С таким грузом он мгновенно пойдет ко дну. Подождем более удобного момента.

По узкому трапу, едва не уронив головой вниз, его грубо стащили в трюм нового корабля и тут же пристегнули кандалы к большим железным кольцам, торчащим из переборки. То ли он чем-то выдал себя, то ли просто на всякий случай, но один из стражей - человек, тролли благоразумно отошли в сторонку, - плеснул на тряпицу вонючего зелья из флакона и прижал к лицу Хлаша.

Уплывая во тьму, тролль вновь ощутил острый стыд. Это надо же так глупо попасться!…

Заграт чуть приоткрыл глаза и едва сдержал стон. Голова в том месте, где к ней на треклятом постоялом дворе приложился кулаком посторонний тролль, страшно болела. Тусклый свет пары масляных ламп резал глаза не хуже прямого солнечного света. Наверное, решил он, дело не только в ударе. В конце концов, мало ли их он словил за свою жизнь? Видно, так действует гадость, которой его одурманивают.

Он повел зрачками из стороны в сторону. Духи предков, сколько же здесь охранников! Не меньше десятка. Хлаш… спит как убитый. Заграт не знал - как, но он чувствовал его сознание, безмятежно-спокойное, с темной зверино-яростной, стиснутой могучей волей сердцевиной. Звериную натуру могучие цепи опутывали не хуже, чем тело тролля. Заграт скосил глаза вниз. Его самого связали далеко не так тщательно. Видимо, тщедушный орк не слишком пугал охрану. Краем глаза он заметил обнаженную человеческую руку. Теомир или Ольга, повернуть голову он не осмелился. Ольга тоже спала, ее сознание металось словно птица в клетке. От нее шел слабый поток Силы - видимо, даже бессознательная, она пыталась лечить себя или других. Сон Теомира полыхал иссиня-багровыми и черными вспышками - ему опять снились кошмары. Возможно, его взяли во сне, просто одурманили этой дрянью, и кошмар так и не прерывался.

Сбоку показалась фигура еще одного охранника. Он склонился рядом с Хлашем и что-то делал. Потом выпрямился, шагнул вбок и оказался рядом с шаманом. К лицу орка прилепилась мокрая, отвратительно воняющая тряпка, и мгновением позже он снова провалился вдаль, во тьму.

Ольга вынырнула на поверхность внезапно, словно пловец из глубокого омута, на исходе запасенного дыхания стремящегося сквозь черную воду вверх, к воздуху и свету. Тусклый свет настенных светильников резал глаза, она задыхалась, словно действительно плыла под водой. Девушка дернулась раз, другой, но тьма не хотела отпускать ее, она крепко связывала ее по рукам и ногам, тянула назад… Ольга громко закричала, вернее, хотела закричать, но изо рта вырвался лишь невнятный стон.

– Ишь ты, очнулась! - пробормотал рядом кто-то невидимый, и только тогда она осознала, что вокруг не стены крохотной комнатки постоялого двора, а мерно покачивающиеся деревянные стены - корабля? - а она, нагая, по рукам и ногам связана чем-то жестким и холодным. - Звяга, ты ей что, в срок тряпку не приложил?

– Приложил, - буркнул тот, которого звали Звягой. - Как и положено. Дык колдунья она сама, понимаешь, а на таких колдовское зелье плохо действует. И больше не плеснешь - копыта отбросит, вон какая худющая. Бабка мне говорила…

– Разговорчики! - резко окрикнул их кто-то еще. - Звяга, захлопни пасть и делай свое дело. Живо!

Ольга застонала, замотала головой, но к ее лицу прижалась пропитанная каким-то зельем тряпка, и она снова потеряла сознание.

Теомир блуждал в дебрях кошмара. Огромное пылающее лицо нездешнего бога, может быть, и самого Пророка, витало над ним в багровом небе, земля под ногами полыхала странным синим огнем. Пламя вгрызалось ему в тело, опаляло волосы, жадно выпивало текущую из лопнувших жил кровь. Тело билось в страшной агонии, а над ним раздавался хохот, сумасшедший хохот давно спятившего палача и убийцы. Огромные летучие мыши, чем-то похожие на Злобного Ыха, но со сполохами того же пламени в глазах метались по небу, иногда стремительно падая вниз, чтобы вырвать из него кусок корчащейся от боли плоти.

– Покоришься? Сдашься? - спрашивал его безумный голос, в котором не было ничего человеческого. - Покоришься?

– Нет!… Нет… - стонал Теомир. - Ты - Майно!… Я не…

– Покоришься? Сдашься? -продолжал вкрадчиво вопрошать его голос. - Зачем страдать? Стань моим, и все будет хорошо…

– Нет!… - теперь он почти кричал. - Нет!…

Блаженная прохлада охватила его вмиг исцелившееся тело. Он твердо знал - великому Майно под силу и не такие чудеса. Он лежал на мягкой траве под изумительно голубым небом, и его тело ласкали теплые солнечные лучи. Под едва заметным ветром шелестели березы, вдалеке ржали кони. Но страшный испепеляющий огонь был где-то рядом, совсем недалеко, готовый по мановению руки мучителя снова вспыхнуть в полную силу и мучить его в вечной неостановимой пытке.

– Покоришься? Сдашься? - теперь уже почти умоляюще спросил его голос.

– Нет! - беззвучно ответил он, и зеленая поляна исчезла, растворилась, а вокруг снова раскинулось огненное поле. Однако в этот раз пламя не трогало его, жадно вгрызаясь в тела его товарищей и компаньонов. Обугливалась зеленая кожа Хлаша, крохотные чешуйки с треском отлетали от нее в разные стороны, в немом крике боли тролль разевал пасть с двумя рядами потемневших от жара клыков. Бился в пламени костра Заграт, его бритвенно-острые когти бессильно рассекали огонь, а шерсть на всем теле курчавилась колечками и бессильно опадала белыми нитками пепла. Ольга сжалась в комок, оплела себя руками, пытаясь закрыться от обжигающей боли, но ее кожа чернела и лопалась, потоки крови мгновенно испарялись, и лишь следы слез от невыносимого страдания блестели на умоляюще повернутом к Теомиру лице.

– Так будет! - вкрадчиво сказал голос. - Так будет. Покорись, и они спасутся.

С ударом грома на Ольгу набросилась стая огромных пятнистых созданий, чем-то напоминающих собак, с большими горбами перекатывающихся мускулов на спинах, с кинжальными клыками. Они рвали на части тело девушки, ее грудь, бедра, вырывали из живота ошметки кишок. Ее глаза закатились под лоб, но девушка продолжала беззвучно кричать в мучительной пытке.

– Покорись! - властно приказал голос. - Покорись, и я пощажу вас!

– Нет!… - простонал Теомир. - Не… Да!… Да!… Да!

И тут же мир снова заполонил чудовищный безумный смех. Пропал огонь, пропали терзаемые огнем и чудовищами тела товарищей. Осталось только невыносимое блаженство и темнота. Растворяясь в ней, Теомир улыбался.

Теперь он точно знал, чем кончится эта история.

Ресурс реактора - сорок процентов. Тилос знал это, даже не сверяясь с датчиками. Он просто боялся сверяться с ними - а вдруг ошибся? Вдруг не сорок, а тридцать? Двадцать? Пять? Ноль? В последний раз он задействовал его… Когда же это было? Ну да, тридцать семь лет назад. С тех пор как-то не приходилось, и слава Пророку и всем прочим местным богам. Усмехнувшись над своей мгновенной слабостью - скоро начну оглядываться на черных кошек! - он снова включил подкачку и с наслаждением ощутил, как вливается в пустые аккумуляторы поток энергии. Пора начинать.

Небесные Горы - он отчаянно надеялся, что это они, а не какая-то промежуточная остановка - сияли вдали в полуденных лучах. Еще час, от силы два ходу. Эта смена караула - последняя, больше в трюм до самой швартовки никто не сунется. Тилос осторожно выставил голову из воды. Густая тень от борта полностью скрывала от взгляда часовых, если такие были. Глубоко вонзая ногти в сырое дерево, он осторожно пополз вверх по скользкому борту, стараясь не сорваться. Вскоре Серый Князь достиг фальшборта, остановился, пережидая, пока мимо пройдет группа из трех матросов, и неслышно выметнулся на палубу. Скользящей тенью он преодолел две сажени до нужного люка, приоткрыл его - к счастью, петли даже не скрипнули - и нырнул внутрь.

Все закончилось меньше чем через три секунды - ценой полупроцента ресурса реактора. Первый стражник, ближний ко входу, умер от разряда в затылок. Несколько мгновений мертвое тело неподвижно стояло на месте. Когда оно рухнуло на пол, его кинжал в руке Тилоса уже располосовал глотки еще двоим, затем поразил броском четвертого. Одновременно Серый Князь выхватил изогнутый ятаган из ножен третьего. Стражи умирали один за другим. Тилос перерезал им горло, разбивал вдребезги головы и всаживал смертельные разряды в нервные узлы. Пару раз он мог бы усыпить охранников вместо того, чтобы убить, но на карте стояло слишком многое. Обездвиживающий разряд дает жертве возможность вскрикнуть перед смертью, а Серый Князь не мог позволить им поднять тревогу.

Делай что должно, и будь что будет.

Три секунды спустя Тилос стоял над залитыми кровью телами. Некоторые еще ворочались на полу, силясь вскрикнуть - и не могли. Он не обращал внимания - эти уже ничем не могли помешать. Неясные пятна излучений от мозгов ходящих по палубе матросов показывали, что тревоги не будет - пока. Стоило сосредоточиться на основной задаче: пробудить Отряд к жизни. Главное, напомнил он себе, не сжечь им спинной мозг. Главное - не сжечь…

Каол задумчиво стоял на мостике и барабанил пальцами по перилам. Капитан неотлучно торчал рядом уже которые сутки - видимо, с перепугу. Должно быть, нечасто ему приказывали именем Великого. Вообще-то этот идиот уже начинал раздражать посланника, но стоило потерпеть - не следовало без нужды нервировать подчиненных. Кто знает, что может случиться…

– Через полчаса прибываем, - сообщил капитан, зачем-то кинув взгляд на закрытую герметичной крышкой приборную панель. На взгляд Каола, единственными стоящими приспособлениями здесь являлись лаг да компас, но семь серебряных циферблатов, расположенные полукругом, впечатляли даже его.

– Вижу, - недовольно буркнул он, снова подавив желание послать капитана к духам предков. Небесные Горы давно превратились из далеких пятнышек на горизонте в огромные острые скалы, у оснований которых кипел страшный прибой. - Поаккуратней с навигацией. Если ошибешься, наши кишки намотает на те каменные зубы.

– Так точно! - с готовностью кивнул капитан. Было видно, что знает он это ничуть не хуже посланника.

– Так займись же! - наконец рассерженно рявкнул на него Каол. - От того, что ты будешь торчать рядом со мной, корабль сам в гавань не проскочит! - Он в ярости стукнул кулаком по перилам и быстро сбежал с мостика. Капитан остался стоять позади него, растерянно приоткрыв рот. О Великий! - в сердцах подумал Каол. - Кто поручает суда таким кретинам?

Спустившись на палубу и увернувшись от нескольких матросов, тащивших на нос бухту каната, он прислонился к мачте и задумался. Вроде бы все в полном порядке. Пленники усыплены, связаны, менее чем через час окажутся в надежнейших казематах Ледяного Замка, из которых за последние сто лет не удалось бежать ни одному живому существу - даже служащим там тюремщикам. Что же так гложет его сердце? Что-то не так. Стоит, наверное, проверить пленников еще раз. Не так давно он уже проверял их, но на всякий случай…

Он подошел к люку и с усилием потянул вверх тяжелую крышку. Один из оказавшихся рядом матросов услужливо помог ему и осторожно придержал ее, пока посланник спускался в трюм по крутой лестнице. Затем, опустив крышку на место, матрос отправился по своим делам.

Спускаться приходилось спиной к отсеку, и почему-то у Каола нехорошо зачесалась спина. Спрыгнув на пол с середины трапа - в шее отдалась ноющая боль - он резко развернулся, выхватывая кинжал, и остолбенел. В подбородок над верхним краем деревянного воротника уперлось острие длинного палаша.

– Пикнешь - умрешь, - спокойно сказал Тилос. - Будешь вести себя умно и не дергаться - останешься в живых. Понял?

Каол Трейн судорожно сглотнул. Только теперь он осознал, что беспокоило его все это время. Упустил волка, стучало в висках, упустил волка… Он кивнул, кинжал звякнул по полу, его руки судорожно, на первый взгляд, сжались, но пальцы уже нащупали в рукаве рукоять тайного стилета. Серый Князь опустил палаш и насмешливо посмотрел на него.

– А ты крут, да? - с интересом спросил он. - Ну, попробуй… В этот раз, - он подчеркнул слово "этот", - шею тебе ломать я не буду, обещаю. Но только в этот.

Туман ярости заслонил все, кроме нагло ухмыляющегося лица этого недоноска. В ЭТОТ раз? Ах ты скотина… Изящным, почти незаметным движением он выдернул стилет из ножен… и его сердце екнуло. Ужасная боль в груди сорвала кровавую пелену ярости с глаз и заменила ее своей собственной. Сквозь яркие пятна он видел все так же ухмыляющееся лицо ненавистного врага.

– Я порву твое сердце усилием мысли раньше, чем ты пернешь, - спокойно сказал Серый Князь. - Брось оружие.

Пальцы посланника разжались, и стилет глухо звякнул о доски рядом с кинжалом. Машинально Каол Трейн проводил его взглядом и только сейчас увидел разбросанные по полу тела и залившие все вокруг лужи крови. В желудке сразу собралась тяжесть. Двенадцать охранников. Двенадцать его лучших людей убиты и даже не успели поднять тревогу. Наверное, стоит последовать умному совету и не дергаться. Пока.

Хлаш с трудом приходил в себя. Голова раскалывалась, все тело горело каким-то странным огнем. Глаза слипались, но в целом он чувствовал себя на удивление бодро. Напротив шевельнулся Заграт, и тролль осознал, что цепи на теле орка больше не скреплены замками. Хлаш шевельнулся, и его собственные кандалы с легким звяканьем сползли на пол.

– Выпутывайтесь побыстрее, - сказал знакомый голос. - Прибываем минут через пятнадцать. Ваша одежда в тюке у лестницы. Оружие там же.

– Тилос, - простонала рядом Ольга. - Ты пришел. Я знала… - Девушка села и ухватилась обеими руками за голову. Какое-то время она сидела неподвижно, потом встрепенулась. - У кого-нибудь голова еще болит?… Ой, Темка, отвернись! - взвизгнула она, по счастью шепотом. - Не смотри на меня. Тилос, ты тоже!

– Как скажешь, красавица. Я на тебя уже насмотрелся, - с улыбкой откликнулся Серый Князь. - Ребята, времени нет. Сначала одевайтесь, потом Ольга полечит, кому надо будет. Теомир, ты сам умеешь. Оденешься - займешься собственным самочувствием. Отсюда мы должны выйти в полной боевой готовности.Осторожно, не поскользнитесь.

Только теперь Хлаш заметил, что вокруг разбросаны окровавленные тела. Он медленно повернул голову, обводя трюм взглядом, и наткнулся на ненавидящий взгляд человека, которого видел два раза, и оба - у подножия окружавших Лесную Долину гор. Человека, возглавлявшего охоту на них. На его поясе висели пустые ножны от кинжала, но меч оставался на месте.

– Кстати, познакомьтесь, - сказал Тилос. - Это Каол Трейн, наш отчаянный доброжелатель и экскурсовод по Небесным Горам. Прошу любить и жаловать.

Капитан "Стремительного" нервничал. Он не знал, почему вздрагивает от каждого шороха и стука, но нехорошее предчувствие не оставляло. Каким-то боком это относилось к пассажирам и к наглому парню, командиру. И еще пленники. Их перенесли на борт с какой-то речной полубаржи закованными в цепи. С тех пор они оставались в трюме вместе с как минимум третьей частью охраны. Их не выводили наружу, а в трюм не пускали никого, даже его, капитана, полновластного хозяина на своей ганзе. Когда он попытался настаивать, двое угрюмых троллей выступили вперед, аккуратно взяли его под руки и переставили подальше от люка. Один из них ухватил его за горло огромной когтистой лапищей и слегка сжал. Капитан решил, что настал его конец, но лапа разжалась, и он свалился на пол, судорожно глотая воздух. С тех пор он старался держаться от злополучного люка подальше. Ничего, через полчаса от силы они пришвартуются к пирсу, и эти головорезы покинут его корабль вместе со своим драгоценным грузом. Но что же его так терзает?…

– Аха-капитан! - вытянулся перед ним один из матросов. - Этот, из трюма, требует вас. Говорит, срочно.

Капитан подавил острое желание послать матроса и Каола Трейна ко всем бесам и коротко кивнул.

– Понял. Свободен, - сухо сказал он.

Посланник высовывался из люка по грудь и настороженно оглядывался по сторонам. Заметив капитана, он уставился на него.

– Скажи моим ребятам, - хрипло сказал он, - чтобы спускались в трюм. Все до одного. Да, и тормозни свою посудину не доходя до берега, не швартуйся. Приготовь шлюпку, я с несколькими парнями отправлюсь на берег за дополнительной охраной. Усек?

Капитан кивнул, чувствуя, как нарастает его тоска. Значит, не через полчаса. Полдня, а то больше. Ну что за невезуха! Он коротко кивнул и пошагал к носовому кубрику, где безмятежно дрыхли прочие головорезы отряда. Если бы он не отвернулся так резко, то увидел бы, что посланник внезапно исчез в люке, будто его сдернули с трапа.

– Отставить швартовку к пирсу! - приказал он подбежавшему по его знаку помощнику. - Встаем на внутреннем рейде. Убрать паруса, отдать якорь. Шлюпку на воду, живо. Шестерых на весла. - Он вспомнил, что не знает, сколько людей отправится с Каолом Трейном, и мысленно махнул рукой. Если не хватит места, поработают веслами сами. Он будет не в претензии, да и его ребята - тоже.

Спящие в кубрике головорезы первым делом обматерили его с ног до головы. Однако, понимая, что капитан лишь передает приказ, с неохотой начали выбираться из гамаков и поодиночке потянулись к выходу, широко зевая и волоча за собой оружие, словно палки. Капитан встал в сторонке, молча наблюдая, как последний из них скрылся в трюме. Затем резко захлопнул дверь в каюту и поднялся на мостик, уставившись в свинцово-серое море, покрытое барашками. В конце концов, ему сразу заявили, что все это - не его дело. Ну и ладно. Пусть хоть гребут друг друга в задницы, его это не касается.

Ольга прижалась к стене, зажмурив глаза, и только вздрагивала, когда слышала едва слышный предсмертный хрип. Четырнадцать людей и троллей спустились по узкому трапу в трюм, которому суждено было стать могилой. Самой страшной оказалась тишина, в которой живые существа уходили из жизни.

– Помните, - сказал Тилос, обводя всех взглядом, в котором не осталось и намека на иронию или жалость. Сейчас на них смотрели ледяные глаза убийцы, не знающего пощады. - Помните, ни один не должен прожить достаточно долго, чтобы вскрикнуть. Все они должны умереть. На кону стоит слишком многое. Наш шанс, единственный от миллиона, зависит от внезапности.

Ольга вздрогнула, когда промораживающий взгляд Серого Князя остановился на ней, потом переместился на Теомира.

– Оленька, отойди, пожалуйста, в сторону, - тоном ниже сказал Тилос. - Ты будешь только мешать. Теомир, встань рядом с ней. И держи свои метательные звезды наготове. Пускай в ход без колебания, но нам под руку не лезь.

Теперь она стояла, чувствуя спиной доски, а плечом - руку Теомира, и считала хрипы. Четырнадцать смертей. Четырнадцать ушли к своим прародителям на заоблачные пастбища, как и двенадцать до них. И она была в этом виновата.

– Все, - сказал Тилос. - Это последний. - Он наклонился к неподвижно лежащему у переборки Каолу Трейну и прижал пальцы к его вискам. Тело посланника дернулось, и он медленно открыл глаза, в которых плескался откровенный ужас. - Вставай, тварь, идешь первым. И помни - ты умрешь в тот момент, когда задумаешь неладное. - Он резким рывком поднял посланника на ноги, но у того подкосились колени, и Хлаш придержал его за шиворот в вертикальном положении.

– Стой нормально, - просипел тролль ему в самое ухо. - Или я вырву тебе язык, а потом медленно повыдергаю руки и ноги.

Каол глубоко вздохнул и с усилием выпрямился. Его взгляд шарил по разбросанным в полутьме телам своих солдат. Все мертвы, все. Не выжил ни один. Ни один не успел поднять тревогу. Как такое возможно? Он не понимал, но чувствовал, что его единственный шанс уцелеть - это подчиняться приказам бывших пленников, и в особенности этого недорезанного князя. Пока подчиняться. А там видно будет.

– Еще раз, - сказал ему Тилос, вперившись взглядом ему в глаза. - Выйдешь. Скажешь что положено. Спустишься в шлюпку. Дождешься нас. Все спокойно и без лишних движений. Пошел, - он легко подтолкнул посланника к вертикальному трапу.

Каол, с трудом переставляя слабые ноги, подошел к лестнице и начал карабкаться по ней наверх. В груди слегка кольнуло - Серый Князь послал очередное предупреждение. Странное дело - по мере того, как он выбирался к свету, подальше от бойни, тело слушалось его все лучше и лучше. Ладно. Лишь бы добраться до берега живым. А там посмотрим… Посмотрим…

Он выбрался на палубу и оглянулся по сторонам. Сзади уже карабкался огромный тролль, сжимающий в руке шипастую палицу весьма неприятного вида.

– Шлюпка готова, - доложил капитан. Ему явно не хотелось смотреть посланнику в лицо, и тот, против своей воли, даже слегка усмехнулся. Что, парень, ты, оказывается, не самый крутой на этой лохани? - По правому борту.

– Хорошо, - холодно сказал посланник, удивляясь твердости своего голоса. - Мои люди остаются охранять пленников. Еще раз повторяю - никому в трюм не соваться, пока я не вернусь.

– Понял, - поеживаясь, кивнул капитан. Вот сукин сын, а? Можно подумать, я только и делал, что подсылал кого-то в этот клятый трюм подсматривать! Что угодно, лишь бы ты, индюк надутый, с корабля убрался…

Каол кивнул и по веревочному трапу соскользнул в шлюпку.

Тилос проследил, как Ольга, с трудом разбирая дорогу через щели шлемной личины, карабкается вверх, потом повернулся к Заграту.

– Готов? Давай, - сказал он, чуть отступая в сторону. Шаман кивнул, взял посох на перевес и прищурился.

– Ха! - резко выдохнул он. С вершину посоха сорвалась крупная искра и впилась в борт. Запахло паленым, потом доска треснула, и внутрь забила тонкая струйка воды. - Ха! Хах!…

– Достаточно, - остановил его Серый Князь. Струйка стала достаточно толстой. При таком напоре за час или около того судно должно набрать несколько тонн воды. Будем надеяться, что до водонепроницаемых переборок они еще не додумались… Так. Здесь сделано все, что можно. Скоро капитану будет совсем не до сошедших на берег пассажиров. - Бросай посох и выбирайся наверх.

– Хорошая штука, - вздохнул Заграт, нежно поглаживая оружие. - Может, все-таки взять?

– У Каола Трейна не было магов, - терпеливо объяснил Тилос. - Мы же это обсудили. Бросай и карабкайся.

В последний раз приласкав посох, Заграт аккуратно поставил его в угол и уцепился за трап. Тилос медленно поднимался за ним. Вот я и стал хладнокровным убийцей, крутилось в голове. Раньше я тешил себя мыслью, что убиваю только при крайней нужде. А сейчас? Двадцать шесть трупов. Половину можно было просто вырубить, дать шанс выжить. Нельзя рисковать? Ну-ну. Это все еще "делай что должно"? Или уже "цель оправдывает средства"? Вот бы знать, где проходит граница…

Ольга с Теомиром неловко карабкались в шлюпку, сопровождаемые презрительными взглядами команды. Тилос поежился в клепаной коже, пытаясь получше приладить ее на теле. Не вышло. Человек, носивший ее до того, был заметно шире в плечах и ниже ростом. Хорошо хоть шлем подошел… Он быстро соскользнул по веревочной лестнице и едва заметно кивнул Каолу Трейну. Тот нехотя махнул рукой, и в тот же момент шлюпка отвалила от борта, вспенив воду шестью веслами.

До пирса двигались в напряженном молчании. Посланник статуей сидел на носу, глядя прямо перед собой. Хлаш непринужденно устроился на следующей банке, в любой момент готовый заткнуть тому глотку своей ручищей. Ольга обхватила себя руками и, кажется, дрожала - доспех скрывал это от чужих глаз. Теомир поднял было руку, чтобы обхватить ее за плечи, но вовремя вспомнил о своей роли и просто почесал у себя под шлемом. Он оказался единственным, на ком покрытая железными заклепками куртка сидела как влитая. Хорошо еще, что тролли в отряде не носили броню, подумал Тилос. Ах, если бы прав был Хлаш, что все они для людей на одно лицо…

Все обошлось. Моряки то ли не распознали подмены, то ли просто не обращали на солдат посланника внимания. Высадив пассажиров на пирс, они оттолкнулись веслами, и шлюпка ушла в сторону корабля. По прикидкам Тилоса, до обнаружения течи в обшивке оставалось еще минут пятнадцать.

– Кто такие? - одетый в расшитый серебром мундир командир-человек в сопровождении четырех огромных, выше Хлаша, троллей строго смотрел на них - Тилос на мгновение разуверился в своих глазах - через очки. - По какому делу пришли в Небесные Горы?

– Я Каол Трейн, посланник, - агент Майно заметно нервничал. - Вы должны знать о моем прибытии.

– Да, я знаю, - подтвердил тот. - Я - Тул Перш, адмирал гавани. Где пленники? Тюремные кареты подготовлены.

– Пленники… на корабле, - Каол Трейн заколебался, облизнул губы и нерешительно оглянулся на Хлаша. Тилос мысленно выматерился, заметив, как насторожился Тул Перш. - Возникли… неожиданные обстоятельства. Я должен… сначала поговорить с Повелителем.

– У вас нет с собой связного мага? - удивился адмирал гавани. - Хорошо, я вызову своего. Подождите немного. Кинта, Салазура сюда.

Один из троллей кивнул и трусцой пустился бежать к невысокому бревенчатому зданию с узкими окнами-бойницами, одиноко стоящему неподалеку. Тилос еще с корабля обратил внимание на безжизненность берега. Тут и там стояло несколько маленьких домов, явно не рассчитанных ни на прием груза, ни на проживание охраны. Гавань производила впечатление заброшенной и плохо укрепленной, но он сильно сомневался в правильности этого. Действительно, тут и там виднелись тщательно замаскированные входы в подземные помещения, с широкими железными пандусами и прочными дверями, охраняемые невысокими холмиками-капонирами с… чем? Осадными арбалетами? Пулеметами? Мультилазерами? В начинающихся неподалеку скалах стояли каменные форты, неплохо сливавшиеся с местностью и прикрывавшие несколько уходящих с побережья на удивление прямых и ровных дорог. Вероятно, где-то за укреплениями располагались дальнобойные катапульты, а то и что похуже, но вся защитная машинерия надежно укрывалась от глаз редких гостей-дипломатов, шпионов по совместительству.

Внезапно Тилосу захотелось ударить себя кулаком по лбу. Связной маг! Ну конечно же… Наверняка на корабле был связной маг, как же без этого. Но он, болван, идиот, кретин, упустил это из виду, а хитрая сволочь Каол Трейн ни словом про него не обмолвился. Оставалось надеяться, что на тонущем корабле ему будет не до связи.

– Жаркая сегодня погода, - хриплым голосом произнес он. Хлаш и Заграт, услышав условную фразу, чуть разошлись в сторону, открывая ему дорогу к командиру-адмиралу и фиксируя охранников. Рядом напрягся Теомир, небрежно положив руку на пояс рядом с потайными метательными звездами. Ольга чуть отступила назад, готовая в любой момент упасть на землю, чтобы не мешаться в бою.

– Жаркая? - удивился Тул Перш. - Ну… для этого времени не слишком тепло. Но уж последние деньки стоят погожие. Скоро задует балун - и конец теплу до самой весны. А, вот и Салазур.

Местный связной маг в сопровождении тролля неторопливо шествовал по песчаной дорожке. Подойдя к группе, он величаво поклонился.

– Да будут к вам благосклонны духи эфира, - провозгласил он. - Я вижу, возникла нужда в моих скромных услугах?

– Да, любез… - начал адмирал гавани и с коротким стоном начал падать на землю. Не останавливаясь, Тилос переместился к связному магу и ударил его указательным пальцем в глаз, добавив небольшой разряд, разрушающий лобные доли мозга. Мир замер огромным музеем восковых кукол, и только фигура Хлаша замедленно, словно под водой, вращала булаву по дуге, оканчивающейся на голове ближайшего тролля. Вот это реакция у парня! Впрочем, думать было некогда. Прямо перед ним возникла фигура тролля-охранника, но и без того не до конца полные аккумуляторы уже опустели на три четверти. Серый Князь замедлился.

Драка кончилась в течение секунд. Один из троллей упал, вырывая из горла метательную звезду Теомира, второму Хлаш палицей размозжил голову. Заграт, лягушкой распластавшись в воздухе, нырнул под руку успевшему среагировать охраннику и всадил под левое ребро длинный кинжал, позаимствованный у тюремщиков на корабле. Тилос с хрустом сломал позвонки четвертому троллю, и на мгновение воцарилась тишина.

Впрочем, только на мгновение. Почти тут же Серый Князь выхватил из воздуха арбалетный болт и ребром ладони сбил в строну второй.

– Заграт, щит от стрел! - рявкнул он, пытаясь понять, откуда стреляли. Ага. Еще один болт вылетел из бойницы ближайшего капонира, но, видимо, стрелок перенервничал, и стрела булькнула в море далеко в стороне. Заграт уже лежал на спине, не успев подняться после прыжка, и смотрел в небо, лихорадочно шевеля губами. Через пару секунд вокруг Отряда сгустилась мутная сфера, и еще три отклоненных ею болта упали в воду.

Тилос подскочил к столбом замершему посланнику и схватил его за плечо.

– Веди, сволочь! - заорал он, сопроводив приказ несильным разрядом в нервный узел. На краю сознания вспыхнуло предупреждение: уровень заряда в резервуарах слишком низок. Тилос задействовал подкачку аккумуляторов, стараясь не обращать внимания на индикатор ресурса реактора. - Веди! - он рывком выпрямил застонавшего от боли Каола и сильно ткнул его в спину.

Еще не до конца придя в себя от шока, Каол Трейн послушно затрусил в сторону одного из капониров. Где-то еле слышно выла сирена, с гулким грохотом распахивались ворота подземных укреплений, выпуская наружу многочисленные отряды. Адмирал гавани погиб, но его первый помощник уже принял управление на себя. Шесть мятежников против всей крепости? Ха! Даже если у этих ребят яйца из легированной стали, далеко они не уйдут.

Час спустя Майно, в ярости разорвал сеанс связи. Полог легкого шатра задымился под его взглядом, снаружи испуганно всхрапнули уже оседланные для последнего перехода к Цитадели кони. Наверное, у колдуна на другом конце канала мозги вытекли через уши, но плевать. Этому Отряду везет просто невероятно. То ли Каол Трейн оказался редкостно неспособен к элементарному конвоированию, то ли еще что, но пленники сбежали в очередной раз. И сейчас они очутились в трех верстах от сердца его империи, куда их притащили его собственные помощнички. Впрочем, ладно. Так оно и должно закончиться, на то и Игра. Усилием воли он погасил ярость и задумался. Собственно, к подобному варианту он готовился. Захват Отряда в плен стал немыслимой удачей, но что-то у него в душе так и не поверило везению. И правильно. Игра с достойным соперником всегда заканчивается одинаково - в средоточии силы тирана или кого там, весь Отряд против него одного. Умелый игрок-Тактик не допустит гибели партии до этого момента. Вот и сейчас неведомый противник, наверное, готовится к финальной схватке, предвкушая красивую битву со сполохами боевых заклятий, звоном мечей и стрекотанием примитивных пулеметов, которыми можно вооружить аборигенов без боязни, что их заклинит в решающий момент. И, в общем-то, этот противник прав: Игра всегда заканчивается красиво.

Но он не знает одного. Игры кончились.

Майно сосредоточился и потянулся к личному связному магу коменданта Цитадели.

Ухватившись за поручни повозки, мотающейся из стороны в сторону, Хлаш отчаянно пытался не вылететь на проносящуюся мимо дорогу. Саднящий порез на боку и другой - на плече - потихоньку затягивались: Ольга умудрялась лечить даже в сейчас. Машину встряхнуло особенно сильно, и Хлаш услышал, как лязгнул зубами Теомир. Если парень не побережется, он рискует откусить себе язык.

Заграт сидел рядом с вцепившимся в рычаги Тилосом и хриплым голосом орал что-то на своем племенном языке, какую-то боевую песню. Судя по интонациям, он радовался жизни, а может, и победе. Пусть не ахти какой, но победе. Вся крепостная рать не смогла остановить их на пути к месту, которое Тилос называл гаражом. Последние десятки саженей Хлашу пришлось еще и тащить на себе окончательно сомлевшего Каола Трейна. Человек еще понадобится Тилосу, и эта нужда стоила Хлашу двух неглубоких, но болезненных ран. Ладно, все позади. Интересно, здесь дороги всегда такие неровные, или это мы быстро едем?

Подскочив на последней кочке, машина резко затормозила, и тролль едва успел подхватить чуть не вылетевшую из повозки головой вперед Ольгу. Осторожно спустив ее через борт на землю, он вытащил из-под сиденья закатившееся туда тело пленного посланника и осведомился:

– Этого куда?

– Сюда, - отозвался Тилос, подхватывая бессознательного Каола. - Сейчас…

Уложив пленника на плотное покрытие - асфальт, вспомнил Хлаш, - он прижал пальцы к его вискам. Мгновением позже тело вздрогнуло. Со стоном Каол открыл мутные глаза (под одним расплывался огромный фингал) и попытался сесть. Тилос аккуратно придержал его.

– Помните, о чем мы на корабле говорили? - спросил Серый Князь натянутым голосом. - Боюсь, время пришло. Вам придется меня нести - я не смогу управлять своим телом.

– Как-нибудь донесем, - успокоил его Хлаш. Тилосу явно не нравилось то, что он собирался сделать, Серый Князь ощутимо нервничал. Хлаш не понимал, что такого в использовании пленного врага любым доступным способом, но у этого странного парня имелись свои резоны.

Тролль шагнул вперед и поймал безжизненно оседающее тело Тилоса до того, как оно ударилось о землю. Каол Трейн резко сел - и тут же скривился от боли.

– Могли бы и придержать его, - пробормотал он. - На нем же места живого не осталось…

Ольга отступила на шаг назад и уперлась в бок странной повозки. В ее глазах поднимался страх.

– Тилос? - неуверенно спросила она. - Это ты?

– Я, я, - проворчал Каол Трейн. - Идемте быстрее, пока кто-нибудь не заявился выяснять обстановку.

Посланник неуверенно стал на ноги и сделал несколько пробных шагов. Его качало как пьяного. Но почти сразу походка стала увереннее. Он обернулся и махнул рукой.

– Идемте.

Волшебная телега остановилась у крутого поворота дороги. Обзор закрывал небольшой утес. Компания (тело Тилоса Хлаш тащил, перекинув через плечо) свернула за скалу и остановилась. Прямо перед ними дорога расширялась и переходила в широкую площадь, вымощенную отшлифованными мраморными плитами. В центре стояла высокая мачта, украшенная лазурным флагом с тремя золотыми звездами. На дальнем конце, словно вырастая из окружающих площадь скал, возвышались огромные ворота, украшенные несколькими башенками. Башни явно были боевыми, но на фоне ворот казались декоративными украшениями.

– Так вот ты какой, северный олень, - пробормотал лже-посланник, оглядывая площадь. - На флагштоке - личный флаг Майно, значит, он где-то неподалеку. Ну что, ребята, видите во-он те воротца? Нам туда, насколько я понимаю.

– Как скажешь, - флегматично откликнулся Заграт. - Ты в главные сам высунулся, тебе и думалкой скрипеть. - Шаман уже явно успокоился, и теперь чистил окровавленные когти подобранным на ганзе стилетом. - Пошли, что ли? А то меня от ребят в башнях аж морозит. Подсказывает мне сердечко, что защитный шар здесь не поможет. Утыкают стрелами как ежей иголками…

Сотня саженей площади показалась Ольге вечностью. Залитое лучами жаркого здесь не по-осеннему солнца пространство словно пронизывали струны напряжения. Тронь - зазвенит. Из-под подшлемника по плечам и спине стекали тонкие струйки пота. Каждую секунду она ожидала свиста стрелы, боли, смерти. На плечах словно лежала железная плита - то же самое чувство, что и в Крестоцине, когда колдуны Майно каким-то образом подавили магов противника. Она заметила, что раны Хлаша снова открылись. Тот, не обращая на кровь внимания, ровно шагал вслед за посланником, каким-то образом ставшим Тилосом. Настоящее тело Тилоса тряпкой болталось у тролля на плече.

У шеста с флагом ощущение железной плиты многократно усилилось. Всхрипнул Заграт. Ольга почувствовала, как подгибаются колени. Теомир тут же подхватил ее под локоть, и девушке внезапно стало легче. Она с благодарностью улыбнулась Теомиру, но тут же сообразила, что сквозь прорези личины улыбки не разобрать. Придется оставить благодарности на потом. Если оно будет, конечно, это потом.

Наконец Отряд подошел к самому входу в Цитадель. Вблизи он оказался просто огромен, не меньше сотни саженей в высоту и полусотни - в ширину. Большую часть чудовищной арки занимали разбросанные там и сям бойницы, складывающиеся в изображение какого-то невиданного оскалившегося зверя. Бойницы сверкали водяным блеском. Маленькие издали, сторожевые башни на деле оказались саженей по десять в высоту, с наблюдательными площадками, сейчас пустыми. Видимо, последняя летняя жара загнала часовых внутрь, решила девушка. Или им нельзя уходить? Тогда где же они?

Отряд остановился перед небольшими, саженей пять в высоту, воротами. Лже-посланник остановился, покачнулся, едва удержавшись на ногах, закашлялся, сплюнул на землю кровавую слюну. Потом, выпрямившись, из последних сил подошел к воротам и несколько раз стукнул большим железным кольцом. Несколько секунд стояла тишина, потом чей-то звучный голос спросил сверху:

– Кто такие и зачем явились сюда, к стопам Великого? Отвечайте немедля или умрите!

– Я Каол Трейн, - ответил лже-посланник, снова закашлявшись. - Я… у меня были… пленники. Я должен был доставить их Великому…

– Я знаю тебя, Каол сын Трея, - ответил голос. - И знаю о твоих приказах. Но я вижу рядом с тобой лишь горстку нерадивых солдат, бежавших из битвы. Почему ты здесь, если поручение не выполнено?

– Пленники освободились, - прохрипел Каол Трейн. - Я пытался их остановить… но мои люди мертвы, кроме тех, кто стоит рядом. Их не смогло остановить и все войско гавани. Они идут за нами по пятам, и скоро будут здесь. Пусти меня, я должен доложить повелителю…

– Что доложить? - насмешливо спросил голос. - Что пять пленников перебили половину гарнизона гавани? Что ты с треском провалил даже такое простое задание? Что несколько месяцев ты гоняешься за бандой разномастного сброда и никак не можешь с ней справиться?… Нужен ли Великому такой доклад?

– По какому праву ты говоришь со мной таким тоном? - гордо выпрямился лже-посланник. - За свои провины я отвечу, но не перед тобой, а перед повелителем. Открой дверь, привратник, и пусти меня внутрь, или я…

– Что? - все так же насмешливо спросил его голос. - Обделаешься прямо перед дверью? На это тебя хватит, о хитроумный проныра.

Раздался глухой раскат грома, и высоко вверху распахнулось огромное окно. Прямо из скалы величаво выдвинулась площадка с перилами, а на площадке… А на площадке!…

– Повелитель… - ахнул лже-посланник, падая на колени. - Прости меня, твоего раба, я не узнал тебя!… Не казни меня на месте, позволь сказать в свое оправдание…

Ольга почувствовала сильный удар под коленки и рухнула ниц. Рядом грохнулся Теомир, аккуратно опустился Заграт. Хлаш бережно положил тело Тилоса на землю и опустился рядом.

– Не казнить тебя на месте? - ехидно спросил все тот же, хотя и немного изменившийся голос. - Ладно, как скажешь. Казним где положено. Ты провалил дело по всем статьям, парень. Я не вижу, с какой стати оставлять тебя в живых. Впрочем, в память о старых заслугах я дам тебе шанс. Если ты сейчас развернешься и вместе с этим отребьем навсегда исчезнешь с глаз моих, я, так и быть, забуду о твоем существовании. Но если войдешь внутрь - не обессудь. Либо приведешь очень веские оправдания, либо подземелья Ледяного Замка примут тебя на постоянное жительство. Не слишком надолго, правда, - Майно засмеялся мерзким скрипучим смехом. - Ну, что выберешь?

– Я выберу честь! - гордо сказал "Каол Трейн", выпрямляясь. - Прикажи впустить меня, повелитель, и я докажу, что не заслуживаю наказания - или умру.

– Ишь ты, гордый… - удивился Майно. - Ну ладно, быть посему. Входи, сынок, послушаем тебя. Жду в приемном зале через пять минут.

Со звучным ударом гонга площадка поехала назад в скалу. Что-то музыкально тренькнуло, и перед Отрядом открылась вполне нормальная по размерам дверь.

– Вот, значит, как выглядит сам Враг, - задумчиво сказал Хлаш, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. - Хилый старикашка в белом с бегающими глазами и мерзким смехом… Никогда бы не подумал.

– Тихо! - оборвал его лже-Каол. - Внутрь.

В последний раз оглянувшись на окружающий мир, Ольга вслед за Загратом вошла в Цитадель Майно. Дверь сама гулко захлопнулась за ней. Последний путь к отступлению закрылся.

За дверью обнаружился небольшой, но хорошо освещенный белым светом зал. Пол устилали толстые пушистые ковры, у стен стояли удобные на вид мягкие стулья и другие конструкции. Кажется, люди называли их "диванами" и "креслами", вспомнил Заграт. Внутри Цитадели давящее чувство заметно ослабло, и шаман понадеялся, что при необходимости сможет колдовать. А необходимость появится, в этом он был уверен. Эх, где бы раздобыть посох…

Еле слышно лязгнули хорошо смазанные решетки в дальнем конце помещения, и к компании приблизился закованный в груду железа человек. В руке он держал до усрачки красивый, но абсолютно бесполезный на вид, с золотой отделкой и драгоценными камнями, короткий меч. Человек отсалютовал компании.

– Каол Трейн, следуй за мной, - невнятно проговорил он сквозь опущенное забрало шлема. - Солдаты, отправляйтесь в казарму пять третьего блока, вас проводят. Раненого, - он указал на безжизненное тело Тилоса, - оставьте здесь, нас предупредили. Лекарь сейчас появится.

Каол Трейн как подкошенный рухнул на ковер. Тилос змеиным движением соскользнул с плеча Хлаша на пол - руки тролля от неожиданности схватили воздух - и в перекате ударил закованного ногами в грудь. С жалобным скрипом железо вмялось в грудь человека. Тот, со страшным грохотом ударившись о стену, свалился на стоящее рядом кресло и больше не двигался. Его бесполезный меч упал на ковер.

– Время пришло, - глухо сказал Тилос, поднимаясь на ноги. - Я вам больше не помощник, ребята. Спасибо за все, но наши дороги расходятся. Вам - туда, - он ткнул пальцем вверх. - Мне - туда, - он указал вниз.

– Не понял, - уставился на него Заграт. - Линяешь в последний момент?

– Нет, дружище, - печально улыбнулся Тилос. - Изначально мне был нужен не Майно. У меня нет ни одного шанса с ним справиться. Если его и можно завалить, то только вам, Отряду. Я здесь сбоку припека.

– И куда ты? - сдержанно поинтересовался Хлаш.

– Вниз, - вздохнул Тилос. - Мне нужен передатчик, чтобы связаться с… ну, помните, я рассказывал? У меня в подвале стоял такой. Его больше нет, но здесь, в замке, находится похожая конструкция. Я чувствую неподалеку нейтрализующее поле, значит, и система связи где-то рядом. Сейчас начнут охоту на вас, и у меня есть шанс проскользнуть туда, пока Майно не сложит два и два.

– То есть мы для тебя - отвлекающая приманка? - зло фыркнул Заграт. - Ну спасибо тебе, дружок. Что-то все это дело нравится мне все меньше и меньше. Может, нам лучше свалить отсюда, пока не поздно?

– Не говори глупости, Заграт, - остановил его Хлаш. - Куда свалить? Даже если вышибем дверь, уйдем живыми с площади и снова прорвемся сквозь гарнизон гавани, на чем мы уплывем? Или ты умеешь лазить по горам? По незнакомым горам, усыпанным часовыми?

– Точно так, Хлаш, - вздохнул Тилос. - Простите, друзья, но выбора у вас нет. Либо вы умираете, либо идете вперед. Да и в последнем варианте шансов у вас - разве что один на тысячу. Не знаю, утешит ли вас, что у меня их нет вообще. Желаю успеха.

Глаза Серого Князя поочередно остановились на каждом, чуть задержавшись на Ольге.

– Прощайте, - сказал он. Видимо, Тилос хотел сказать еще что-то, но лишь открыл и закрыл рот. Потом махнул рукой и беззвучно исчез.

– Приехали, - проворчал шаман. - Вот так взял и бросил нас на самом интересном месте. Никогда мне этот парень не нравился…

– Зря ты так, - печально сказала Ольга. - Он… он хороший.

– Ага, хороший-пригожий, - фыркнул орк. - Только не в моем вкусе. Пошли, что ли? Или будем ждать, пока за нами не придут?

– Где раненый? - в комнату неторопливо вошел представительный старик с длинной седой бородой и в белом балахоне. В руке он сжимал большой посох с ярким зеленым кристаллом на вершине. - Я…

– Ты проводишь нас в приемный покой, - ласково сказал орк, одной рукой забирая у него посох, а другой демонстрируя кинжал. - А будешь дергаться - все колдуны этого дурацкого замка тебя не склеят. Веди давай и не рыпайся.

Заграт изо всех сил сжал в руке вновь обретенный посох. Нет, как оружие его использовать не удастся, слишком хрупок. Но вот концентрировать Силу он ох как поможет… Произошло и еще кое-что. Ощущение мешка с песком на плечах ушло, а мир стал ярким и светлым.

– Вот это игрушка, - пробормотал он. - Ну что, други, двинули…

Когда Отряд вышел из комнаты вслед за пленным лекарем, Каол Трейн слабо пошевелился. Великий одурачил их как малых детей. Все оказалось проще пареной репы. Если не считать, конечно, что этот ублюдок, Тилос, каким-то образом взял его тело под контроль. К счастью, мысли читать он не умеет. Посланник повернул голову к вышедшим из потайных дверей стражникам.

– Идите за ними, - слабым голосом приказал он. - Следите, но не трогайте. Дайте дойти до приемного зала, и там берите.

– С ними Мортиган, лекарь, - сказал командир, помогая ему подняться.

– Плевать на лекаря, - Каол Трейн охнул и ухватился за бок. - Взять их - живыми, а лекаря пусть хоть на кусочки режут. Именем Великого - вперед!

Потайной проход обнаружился быстро. В одном месте от стены шла тонкая струйка теплого воздуха, каменная панель слегка излучала в инфракрасном диапазоне. Быстрое обследование - и истертый за многие годы камешек легко ушел вниз. Негромкий щелчок возвестил, что дверь открыта. Коридор, винтовая лестница, магические светильники. Вниз, вниз. Еще одна потайная панель, на сей раз не запертая. Длинный широкий коридор. По сторонам - множество дверей, из-за некоторых пробиваются лучики света, доносится смех, какое-то шипение, иногда лязг металла. Все не то. Нейтрализующее поле вибрирует, манит к себе откуда-то снизу, до него еще далеко. Быстро, неслышно по коридору. За дверями - люди и орки, у некоторых характерные для колдунов учащенные альфа-ритмы. По коридору идут какие-то трубы, по некоторым, очевидно, течет теплая жидкость. Центральное отопление? Горячий водопровод? Хорошо устроились… Откуда горячая вода? Над замком нет смога, воздух по составу почти не отличается от прибережного. Уголь или нефть они, во всяком случае, не жгут. Кавитонные реакторы, вроде моего в Лесной Долине? Вполне возможно. Есть у них здесь плавильные печи? Воздух чист, нет характерных примесей. Хорошие фильтры? Может быть. Или нет печей. Вряд ли - наверняка такой параноик, как Майно, держит все свое при себе. Хотя не факт. Что ты вообще узнал про него за три века? Почти ничего. Молчаливые соглашения, сферы влияния, дурацкая беспечность - полный набор самоуверенного идиота. Ладно, будем считать - есть печи. Электропечи. С хорошими фильтрами. Возможно, магическими. У меня так и не дошли руки до толкового исследования эфира. Плохо. Объяснимо - когда обладаешь сверхчеловеческими способностями, возиться с чем-то еще не особенно тянет. Объяснимо, но все равно плохо. Ладно, казниться буду потом. Вниз, вниз. К генераторам. С чего ты взял, что система связи именно там? У тебя было так. Самое ценное - спрятать подальше. А если он умнее? А если основная база - не здесь? А если он деактивирован? Сможешь задействовать сходу?… Нет смысла отвлекаться на "а если". Если я ошибся, второй попытки все равно не будет.

Глухая дверь в конце коридора. Красная черта поперек пола. Предупреждение. Что оно значит? Непонятно. Дверь не поддается. Никаких замочных скважин, никаких ручек. Что внутри? Запорный механизм. Электрический - хоть в этом повезло. Странная схема, сигнально завязанная на неизвестное устройство. Стоп! Вот эта частота характерна для медного проводника, замкнутого на эфирный источник. А рядом… рядом… Сплошной контур вокруг двери, пульсации на той же частоте… Хорошо, что не заметил сразу, пожалуй, и не рискнул бы сунуться. Конечно - в мире, где каждое живое существо потенциально умеет усилием воли управляться с эфиром, нет смысла штамповать идентификационные карточки и прочую дребедень. Усилие воли - эфирный импульс - выделение индивидуальных особенностей - определение "свой-чужой". Заграт на моем месте сразу бы разобрался. Или Ольга. Или даже Теомир с его зачаточными способностями. Мне с моей нечувствительностью к магии это недоступно. Во что я еще вляпаюсь, слепой в стране зрячих? Неважно. Вопрос - если открыть замок дистанционно, сработает защита? Сигнализация? Ловушки?

Голоса в дальнем конце коридора. Двое. Идут сюда. Увидят через несколько секунд. А, кривая вывезет! Невидимый щуп эффектора - в замок. Импульс в отпирающей цепи. Щелчок - и тишина. Ловушки не сработали - или их тут нет? Не до размышлений. Проскользнуть в приоткрывшуюся дверь, прикрыть ее за собой. Щелчок запора - будто и не открывался.

Вниз по винтовой лестнице. Здесь светлее. Ступени из странного материала - искусственного? Вниз, вниз. Материал ступеней глушит электромагнитные волны - ни черта не видно, есть ли кто внизу. Столкнусь мордой к морде - вот смеху то будет… Не для меня, правда. Дверь, лестница уходит вниз. К черту дверь. Судя по перепаду давлений, один виток - полторы метрических сажени, пять ноль три метра. Этаж - два витка, десять метров. Вниз. Еще этаж, еще. Тридцать метров под землей. Как же глубоко он закопался?… Так, пять витков, последняя дверь. Нет, не последняя. Это не стена, это еще одна дверь. Потайная во всех смыслах - замок полностью электрический. Никакого эфира. Вот это уже интересно. Ого - полметра камня, восемь толстенных, сантиметров по десять, засовов со всех четырех сторон. Судя по резонансу - какая-то разновидность стали. Очень хорошей стали с легирующими добавками. Не зная, не найдешь: ни простукиванием, ни сканированием в эфирном диапазоне. И нейтрализующее поле - где-то совсем рядом. Два десятка метров или три, не больше.

Замкнуть цепь. Ну, вот и приехали: сирена вдалеке. Дверь не двигается… засовы даже не шевелятся. Что я пропустил? Это - замок… тут контакт, тут тоже… это что такое? Еще одна открывающая замок линия? Пробуем… Ага. Засовы пошли внутрь двери, но сирена не стихает. Сколько у меня времени до того, как сам Майно явится выяснять, что случилось? Час? Минута? Пять секунд? Только бы они его задержали. Есть надежда, что он сглупит и сначала дожмет их. Девчачья надежда - вдруг да само рассосется? Если он умен, то пошлет Отряд подальше, и они будут бродить по замку в поисках той куклы с балкона до морковкиного заговения. А он умен. Есть у меня выбор? Хрен, а не выбор. Делай что должно, поскольку все остальное еще глупее.

Наконец-то. Засовы втянулись в дверь, каменная плита начинает двигаться… Нет, ребята, не действует на меня магия, так что могли бы и воздержаться от молний. Куртку жаль, ну да не на прием к Императору направляемся. Нырок вперед, под вторую вспышку… Вот это уже серьезней. Что-то вроде импульсатора. Если бы он сработал первым, я стекал бы по дальней стенке, а так только стенка и пострадала. Елки зеленые, ну что же вы лупите как из лейки? Все равно ведь не попадете, а внимание охраны привлекаете… Что управляет защитой? Человек? Машина? Используют ли демиурги думающие машины? Майно мог собрать парочку специально для этого места, на случай своего отсутствия. Сделал же Джао Робина, когда приспичило. Вот и поворот, сейчас он прикроет меня от этих дурацких молний…

Ого… сколько же вас тут! Интересные у вас игрушки - пулеметы? Или что-то похуже? И все меня ждете? Извините, ребята, я не в настроении. Боевой режим, тролли застывают медленно движущимися статуями. Коробчатые стволы в их лапах медленно, словно во сне, выплевывают пули. Аккумуляторы пустеют почти моментально… Подкачка. Неужто ты думаешь, что выберешься отсюда? Зачем тебе резерв? Плевать на реактор, туда его хватит с лихвой. А оттуда - видно будет. Где же запоры у этой гребаной двери? Неужто эфирные? Нет, не на таком расстоянии от нейтрализующего поля, не в пяти метрах. Электрика, родная, где же ты здесь?… Идиот!

Тилос с озверением ударил кулаком по могучему стальному засову и вышел из боевого режима. Почти тотчас же на дверь навалились с противоположной стороны, донеслись глухие удары. Стучите, родные, стучите. От таких, как вы, и делали. Заперлись бы внутри на все задвижки - и даже я не прошел бы. Вот к чему нетерпение приводит…

Казармы или что-то в этом роде. Направо в стене - неглубокая ниша, исчерканная красным. Предупреждающие знаки? Ну да, здесь маскировать уже нет смысла. А вот до такого я не додумался - прикрыть полем и дверь тоже. Логично - никакая магия против нее не сработает, таран по узенькой винтовой лестничке сюда не спустить, ковыряйтесь, гости незваные, перочинными ножичками. Но, с другой стороны, никто, кроме Майно, дверь и не откроет - отпирающие цепи глубоко внутри. Кстати, о птичках. Нашего великого игруна до сих пор нет. Неужто так заигрался? Сомнительно. Слишком легко я сюда проник. Слишком. Но рефлексировать некогда. Вперед. Только вперед.

Хлаш осторожно толкнул дверь приемного зала. Внутри стоял полумрак, прохладный ветерок пахнул в лицо слабым приятным запахом. От полуприкрытых странными решетчатыми конструкциями окон тянулись едва заметные солнечные лучики, пыль играла в них крохотными искорками.

– Ну, что встали, гости дорогие? - спросил давешний ехидный голос. - Входите, потолкуем. Это за вами, что ли, мой усердный идиотик гонялся по всему белу свету?

Белобородый старик сидел в глубоком кресле у дальнего конца огромного овального стола и насмешливо щурился на Отряд. Маленькие черные глазки беспрестанно шарили по их лицам, длинные пальцы жили какой-то своей жизнью, сплетаясь в хитрые фигуры. Голова старика мелко тряслась.

– Удавлю! - тихо зарычал Заграт, отталкивая застывшего Хлаша и впрыгивая в комнату. - Молись предкам, урод, или что вы там делаете перед смертью! Неупокоенные духи бойцов клана Серого Когтя взывают к отмщению!

– Ах, как патетично! - ухмыльнулся старик. - Но уж больно ты шустрый, колдунишка. Ты надеешься загрызть меня до смерти? А клыки не пообломаешь? Нет, все равно не соглашусь. Из твоей грязной пасти воняет, небось, так, что задохнуться можно. Не согласен я.

– Ублюдок… - выдохнул Заграт сквозь сжатые зубы. - Он еще и шуточки шутит…

Хлаш сделал пару шагов вперед и положил руку ему на плечо.

– Спокойно, - тихо сказал тролль. - Он же пытается тебя из разозлить.

– Так ему это удалось! - огрызнулся Заграт, но слегка расслабился.

– А, мой хладнокровный друг! - расплылся в неприятной ухмылке Майно. - Или лучше сказать - холоднокровный? Уж тебя-то точно не разозлишь - с ящерицами это мало кому удавалось. Как коленки - еще не до конца развалились? Хочешь, костыли подарю заранее? Хотя нет, не доживешь ты до костылей, даже до вечера не доживешь. Вел тебя Путь, вел - и привел. Прямо ко мне в гости…

– Ты… ты - гад поганый! - срывающимся голосом выкрикнула Ольга. -Ты устраиваешь войны для своего развлечения!… Тебя надо привязать к коням и пустить в поле…

– И что? - язвительно осведомился Майно. - Думаешь, мне это повредит? Ты хоть понимаешь, дикарка, с кем связалась? Я видел таких задолго до того, как вы, коневоды, пришли в Закатные степи и назвали их своими. Меня тыкали мечами и стрелами, палили магией, жгли на костре, однажды даже скалу уронили. И что? Кроме зевоты, у меня это ничего не вызывало. Привяжешь меня к хвостам коней - и поминай как звали. Коней, вестимо, не меня.

Слушая дурацкую перепалку, Хлаш внимательно оглядывался по сторонам. Что-то было не так. Белобородый старик совсем не походил на могущественного демиурга - ни манерой разговора, ни… вообще никак не походил. Подстава? Слишком уверен в себе. Хотя кто знает, как он прикрыт. Тянет время? Зачем? В своем замке, набитом солдатами… Развлекается? Может быть. Никаких проявлений страха, только наигранная нервозность. Даже не наигранная - переигранная, а в глазах - ледяная издевка. Где охрана? Мы - Отряд, у нас особые возможности, если верить Тилосу… Если верить. Что мы знаем о Сером Князе, о его мотивах? Ничего, кроме того, что сообщил он сам. Он, трехсотлетний старец в нестареющем теле, некоронованный правитель за тронами императоров… Бессмысленно. Подозрения в его адрес не дадут абсолютно ничего. Будем считать, что он прав. Тогда почему же этот так смотрит?…

Пользуясь тем, что внимание Майно обратилось на готовую расплакаться Ольгу, тролль мягким неслышным шагом двинулся вдоль стены. Вблизи посмотрим, стоит ли бросаться в драку или же погодить. Заграт также неслышно двинулся вдоль противоположной стены, обходя стол с другой стороны. Теомир стоял, растерянно переводя взгляд с тролля на орка и обратно на Майно.

– Стоять! - вдруг истерически взвизгнул старик в кресле. - Стоять, если жизнь дорога! Еще шаг - испепелю!…

Хлаш вложил в рывок все свои силы. Пятнадцать шагов. Десять. Семь… Заграт ударил молнией, отвлекая внимание Игрока. Воздух сгустился, мешая двигаться, обволакиваяплотным одеялом, сковывая движения, но Хлаш успел метнуть свою шипастую палицу в голову демиурга прежде, чем беспомощно завис над полом, словно кукла на веревочках.

Сделанная в мастерских Лесной Долины неведомыми мастерами, палица не подвела. Окутавшись роем срывающихся с шипов искр, она с глухим чмоканьем врезалась в голову неторопливо встающего из своего кресла белобородого старика. Медленно-медленно голова лопнула, словно арбуз… Нет. Просто лопнула. По глазам ударила неяркая вспышка, и тело ничком повалилось на полированный стол. Из пустого, словно глиняный горшок, черепа вытекло немного желтой жидкости.

– Ну вот, - грустно сказал кто-то позади страшно знакомым голосом. - Такую куклу испортили… Стоило опоздать на полчаса, и на тебе! Каол, ну сколько раз тебе говорить - не тяни до последнего.

– Да, Великий, - откликнулся голос Каола Трейна. Зал заполнился негромким стуком кованых сапог по ковру. - Виноват. Готов понести наказание.

– Понесешь, будь уверен, - пообещал новый голос. В нем явно угадывались небрежно-властные нотки привыкшего отдавать приказы человека. - Наших гостей - в приготовленные комнаты. И чтобы на этот раз без фокусов. Пять десятков моих людей по твоей милости они уже угробили.

Страшным усилием Хлаш повернул голову вбок. На него с интересом смотрел высокий златоволосый человек средних лет. Мужественное обветренное лицо, лукавый прищур глаз, под тонкой рубашкой угадываются могучие мускулы. Такие должны нравиться женщинам. В одной руке - потрепанная лютня.

– Мелиандр Красило… - пробормотал тролль немеющим языком.

– Хорошая память, - откликнулся бард с едва уловимой иронией. - Хотя обычно меня называют Майно, повелителем. Или Великим, на твой вкус.

Задание сформировано. Тилос послал подтверждение и облегченно сел на пол. В этой голой каморке не нашлось даже стульев - видимо, Майно в них не нуждался. Или просто не пользовался системой. Скажи кому, что эта пустая комната с голыми серыми стенами и есть сокровенная тайна полубога, позволяющая управлять миром, и тебе рассмеются в лицо. Ни хрустальных шаров, сияющих таинственным светом, ни магических знаков-иероглифов, лишь упрятанный в адамантово-твердую стену простенький интерфейс к системам Станции и элементарный усилитель. Спаять такую схему по силам и мальчишке эпохи изобретения радио. Правда, и воспользоваться ею тому, кто не имеет в потрохах соответствующих эффекторов, невозможно. Хорошо бы эту гадость спалить, но вряд ли. Не та конструкция.

Какое-то время Тилос сидел на полу, медитируя и восстанавливая заряд аккумуляторов. В отличие от коммуникатора Лесной Долины, эта схема к силовой установке замка не подключалась. Кабели высокого напряжения угадываются далеко в стороне, подпитаться от них невозможно. Сколько там осталось от реактора? Десять процентов? Девять? В последний раз индикатор выдавал двенадцать, а теперь проверять его даже и не хочется. Кто бы знал, что этот терминал требует такого количества энергии…

Все. Аккумуляторы полны. Ресурс реактора - восемь с половиной. Проклятый индикатор… Жалкие восемь запятая пять семь два три один один. Если удастся выбраться отсюда живым, придется забыть о боевом режиме. Может, удастся найти на морском берегу бутылку с джинном, который умеет восстанавливать киборгам энергетику? Это ведь сказка, в ней все возможно. Нет, вряд ли. Это не джинн нужен, а простейшая силовая установка. Это Джао так говорил. Для демиурга, значит, простейшая. Для меня, боюсь, - чудо техники. Почему Джао не дал мне такую с собой? Плохой вопрос - и так понятно. Чтобы всесильным себя не чувствовал, экономил. Педагог недоделанный…

Тилос встал и подошел к двери, напряженно прислушиваясь. Тихо. Впрочем, материал стен надежно глушил все звуки, даже лающий вой сирены. Открыть дверь, осторожно, на миллиметр сдвинуть в сторону. Полозья хорошо смазаны, панель едет бесшумно. Сирена все еще воет. Это хорошо. Значит, меня еще не обнаружили. Почему медлит Майно? Почему он позволил мне попасть сюда? Почему не отрезал интерфейс от Станции? Хотя нет, это должно быть последним оружием. Например, если его разобьют наголову, возьмут замок штурмом. Нельзя давать врагу хоть какую-то возможность отрезать себя от Станции, даже гипотетическую. Правдоподобно. Как на деле - поди узнай.

Топот ног. Очередная толпа в белых халатах в сопровождении трех охранников. Как хорошо, что я догадался украсть такой же халат. Как хорошо, что ключевая комната спрятана умно - в самом людном месте. Как хорошо, что Майно делает все так основательно. Сошел бы я за техника (или кого там?) без халата? В обугленной куртке, болтающейся лохмотьями, в изорванных штанах? Ага, щас. Легкой трусцой за группой, дыхание потяжелей, хрипеть… Нет, это уже перебор. Переигрывать не будем. Где бы еще очки найти?

– Куда прешь?

Тычок в грудь. Здоровый детина, в глазах - ни малейшего проблеска интеллекта. В руках… ого. Опять что-то типа пулемета. Прихватить себе такой, что ли?

– Не видишь - коридор заблокирован? Вон туда, в убежища - быстро! Размажут тебя по стенке ненароком - будешь знать… Умник!

Невыразимое презрение в голосе. Ага. Психологию мордоворота при очкариках даже Майно переделать не под силу. Хотя, может быть, просто не удосужился. Однако в убежище мы не пойдем. Нам наверх, в приемную. Вдруг они еще живы?

– Чего встал? Я тебе баба, что ли, пялиться на меня? А ну…

Ти-хо, парень, тихо. Твой хрип за сиреной все равно не слышен. Подхватить пулемет - и по лестнице. Где гашетка? Ага. Странная конструкция, но удобная. Разрядник бы сюда, он в тесных помещениях куда сподручнее. Но нет разрядника. Будем обходиться так.

Лестница. Охранник. Еще охранник. К Пророку эту железяку, голыми руками проще. Откуда я пришел? Ага. Вон тот поворот и вон та потайная зверь. Заперта. Странно. Я не закрывал. Только прикрыл от сквозняка. Ладно, мы не гордые, откроем снова… Вот так. Ну зачем же так громко щелкать? Лестница, еще лестница… вот оно! Выход к казармам. Там меня наверняка ждут. Опять придется включать боевой режим. Как бы мне наверх пустым не выбраться. Толку от всех моих способностей будет… Можно, конечно, на сутки спрятаться, естественным образом аккумуляторы заполнить, но где у меня сутґки? Затравят как крысу в норе.

Дверь. Последняя дверь в нейтрализующем поле. За ней - толпа троллей и прочей охраны. Глубоко вздохнуть - и разблок…

По серо-зеленому покрытию двери ползут трещины. Середина вздувается пузырем, во все стороны летят раскаленные частички лака. Это что еще за выкрутасы? Кто-то ломится снаружи? Почему просто не открывают? Ах, да, я же сжег схему. Но зачем…

– Могущественный Серый Князь. Очень приятно снова встретиться.

Откуда здесь взялся этот бард? Хамир… Хамир и Талазена. Мелиандр Красило. Вероятный подсыл Майно в городе. Видно, доверенное лицо. Сносим - и в проход. Откуда он знает, что я…

Тревога, тревога. Уровень заряда реактора пять процентов. Три процента. Реактор пуст, заглушен. Аккумуляторы неисправны, утечка энергии. Уровень заряда семьдесят процентов… пятьдесят… восемнадцать… один… аккумуляторы полностью разряжены. Внимание! Энергетический уровень недопустимо низок, опасность останова критически важных систем. Энергосистема повреждена, недопустимые уровни утечек. Риск повреждения биологических компонентов. Срочно подключиться к ближайшей станции поддержки…

Почему не подчиняется тело? Куда уходит энергия? Почему? Шаг, еще шаг… Тело деревенеет, сервомоторы встают один за другим. Сердца бьются все медленнее, в глазах темнеет. Интересно, что случится, когда отключится мозг? Последняя судорога глазных яблок: Мелиандр улыбается. Снисходительно и слегка сочувственно. Мелиандр?… Не человек… морф. Демиург. Как я не заметил этого раньше?…

Майно склонился над окоченевшим телом Тилоса, в неловкой позе лежащим на полу. Черты лица Игрока поплыли, принимая привычную форму.

– Отчаянный парень, - задумчиво сказал он. - Даже жалко. Каол, перенести его в камеру. Руки-ноги поаккуратнее уложите. Он мне еще понадобится. Ну и беспорядок же здесь… Кто-нибудь, позаботьтесь об уборщиках.

Ольга отчаянно барахталась в набегающих соленых волнах. Теплая вода лезла в нос, не давала дышать, тяжелые сапоги тянули вниз, в глубину. Она отчаянно дернулась и открыла глаза. Тьма. Она лежит на постели, спеленутая чем-то мягким, но плотным. Невозможно пошевелиться, вздох с трудом проникает в грудь. Во рту - вкус крови. Наверное, ударилась щекой, когда падала. Залечить… Нет. Сила где-то далеко-далеко, как и солнечный свет, где-то за пределами замка. Она в плену. Опять в плену. И на этот раз Тилос не придет, чтобы спасти ее. Откуда она это знает? Знает - и все…

Забытье. Благословенное забытье перед смертью. Она умрет и придет на небесные пастбища. Отец-Белоконь приветливо взглянет ей в глаза, и у ней не будет в руке пресной лепешки, чтобы накормить его. Но она сделала все, что могла, все, что было в ее невеликих силах. Отец-Белоконь ласково коснется ее своими мягкими теплыми губами, она потреплет его по длинной белоснежной гриве, легко, как и подобает Всаднице, безо всякого седла запрыгнет ему на спину, и они помчатся по бескрайним лугам навстречу встающему солнцу.

А сейчас она уснет. Уснет, чтобы не проснуться.

Пробуждение оказалось неожиданным, мгновенным. Хлаш лежал на твердом топчане в светлой комнате. Странно - солнечные лучи, пробивающиеся сквозь плотно прикрытые шторы, шли под небольшим углом вверх. Такое он уже видел - в хижине для медитаций. Узкая Скала в родных Песчаных горах вздымалась над далекими равнинами по крайней мере на семьсот саженей, и заходящее солнце вот так же светило снизу в окна.

Тролль осторожно поднялся на ноги, опасаясь какого-нибудь подвоха, и подошел к окну, рывком отдернув занавесь.

Так и есть.

Окно пробили в скале на невообразимой высоте. Далеко-далеко внизу в мглистой дымке угадывались острые вершины других скал, поменьше. Солнце почти касалось горизонта, огромный красный шар готовился утонуть в морских волнах. Небо полыхало оттенками зеленого и оранжевого, отдельные облачка лишь подчеркивали его чистоту. У Хлаша невольно захватило дух. Красота окружающего мира настолько не вязалась… с чем?

Как он мог забыть! Они в логове безжалостного врага, в плену, и неизвестно, что с ними будет. Где остальные? Что это за место? Тролль осторожно толкнул прозрачную пластину, закрывающую оконный проем, потом постучал по ней костяшками пальцев. Казалось, он ощупывает камень, настоящий камень. Ни малейшего дуновения воздуха от рам, сливающихся с окружающей стеной. Насколько он мог видеть, скала под окном уходила отвесно вниз. Наверняка она еще и отполирована. Даже если выбить стекло, без снаряжения спуститься вниз невозможно, разве что крылья отрастишь.

Хлаш оглядел комнату, потом перевел взгляд на себя. На нем оказалась совсем чужая одежда: простые легкие штаны и рубаха без ворота и даже застежек, подпоясанная тонким матерчатым же ремешком. Из похожей ткани были сделаны простыни, прикрывающие топчан. Подушка отсутствовала - взамен изголовье странной койки слегка приподнималось. В дальнем углу виднелось прикрытое крышкой отверстие, видимо, выгребная яма, рядом из стены торчала короткая блестящая трубка - наверное, для воды. Все, если не считать голых стен, пола и потолка, обитых непонятным материалом приятного смарагдового оттенка. Двери отсутствовали.

Хлаш вернулся к топчану, присел и задумался. Очевидно, они в плену. Почему-то не в подземельях, а на вершине горы, но все равно в плену - комната-камера демонстрировала это максимально убедительно. То ли они зачем-то еще нужны Майно, то ли есть обстоятельства, ему неизвестные. Но гадать бессмысленно, так что остается лишь ждать.

Ожидание продлилось недолго. С легким жужжанием стены по бокам комнаты ушли куда-то вверх.

– Ой, Темка! - ахнул справа голос Ольги. - Хлаш!

– И засоня-Заграт, - подытожил тролль, выходя из транса и открывая глаза. - Вся компания в сборе. Хотя нет. Где Тилос?

– Он здесь! - раздался с дальнего конца большой комнаты, в которую превратились камеры, голос Теомира. - Только без сознания!

– Ну-ка, - Хлаш быстрым шагом подошел к койке Серого Князя. Ольга уже пыталась нащупать пульс у него на шее. Приковылял Заграт - в рубахе с длинным рукавом взамен обычной душегрейки орк смотрелся странно-нелепо. Тилос действительно лежал без чувств, глаза блестели белками из-под полуприкрытых век.

– Сердце бьется, - заметила Ольга. - Вроде жив, только одурманен чем-то.

Веки Тилоса дрогнули, и он сел на кровати, озираясь вокруг бессмысленным взглядом.

– Где… - начал он и остановился. Его глаза сфокусировались на Ольге, быстро обежали длинную комнату. - Понятно. И далеко вы ушли? Ну, после того, как мы расстались.

– До приемного зала, - пожал плечами Хлаш. - Прикончили того старикашку, что говорил с балкона, но он оказался говорящим мороком. Потом нас спеленали колдовством, и я ничего не помню.

– И я, - поддержала его Ольга.

– И я, - в голос согласились Заграт с Теомиром.

– Замечательно, - Тилос глубоко вздохнул и снова откинулся на топчан. - Как настоящий Майно выглядит, не узнали?

– Сто лет как знаем, - зарычал Заграт, сплюнув на пол. - Помнишь того бардишку из Хамира, а потом в Талазене? Что к Онке приставал?

– Мелиандр Красило, - кивнул Тилос, глядя в потолок. - Но это личина для путешествий, не постоянный облик. Видать, не один я дома скучал. Хотел бы я знать, что ему там понадобилось…

– То же, что и тебе, - раздался сзади голос. - Были у меня планы на те места, видишь ли. И кто тебя просил соваться не в свое дело?

Компания разом обернулась к спокойно прислонившемуся к стенке "Мелиандру", с интересом наблюдающему за ними.

– Убью! - зарычал Заграт, одним прыжком преодолевая расстояние до лже-барда. Его когти прошли сквозь горло демиурга словно сквозь туман. Майно тихо рассмеялся.

– Не надо нервничать, мои юные друзья, - сказал он. - Я же не идиот - соваться к вам во плоти. Спросите вашего поводыря, что такое голограмма. Хватать меня бесполезно, как видите.

– Сволочь… - обреченно сказал Заграт, отошел и плюхнулся на ближайший топчан, уставившись в пол.

– Как сказать, - не согласился Майно. - Если бы твои соотечественники взяли меня в плен, попал бы я в такие комфортные условия? Сомневаюсь. Вы живы, здоровы, одеты и в тепле. А за окном, между прочим, мороз, так что стекла разбивать не советую. Да и не удастся.

– Ну и что ты от нас хочешь? - ровно спросил Хлаш.

– Вообще-то меня называют Великим или повелителем, - подсказал Майно. Хлаш в упор смотрел на него. - Ну ладно, обращайтесь как хотите. Мне не жалко. А хотеть я от вас ничего не хочу. Это вам от меня что-то надо было. Вот я и хочу услышать - что? Ну давайте же, не молчите. Неужто полсвета прошли только для того, чтобы мне в рожу плюнуть?

– Ты убил наших родичей! - крикнула Ольга, сжимая кулаки. - Ты послал этих грязных жугличей, чтобы они захватили наши земли!

Теомир согласно кивнул.

– И ты призвал на войну клан Серого Когтя, - добавил Заграт. - И они все мертвы.

– А наш могучий друг какие ко мне имеет претензии? - осведомился Майно, поглядывая на Хлаша.

– Игра, - коротко ответил тот. - Не люблю, когда меня за игрушку держат.

– Ах, вон оно что, - грустно покачал головой Майно. - Значит, мой старый неприятель, ныне называющий себя Тилосом, рассказал вам про Игру. Неумно с его стороны. Ох как неумно…

– Может, объяснишь, почему? - поинтересовался Серый Князь.

– Отчего же не объяснить, - согласился Майно. - Чуть позже, если не возражаешь. Кстати, о твоих претензиях я не спрашиваю. После того прискорбного инцидента с Лесной Долиной…

– Инцидента? - с удивлением взглянул на него Тилос. - Ну-ну.

– Инцидента, - с нажимом повторил Майно. - Я же не заставлял тебя взрывать котел. Сам сделал, по собственной инициативе. Какое место загубил, ай-яй-яй… - Он сокрушенно покачал головой.

– А до того ты отравил все население Долины ядовитым газом.

– Я? Отравил? - удивился Майно, широко раскрывая глаза. - Да Пророк с тобой, сердитый ты мой. Зачем мне убивать людей, которые прекрасно поработали бы на меня? Заложников, ради которых ты бы сам сделал для меня многое? Сонный газ, усыпляет на пару суток, не более. Правда, он довольно вонюч и действует медленно, так что добавляется слезоточивая компонента - чтобы не до респираторов и укрытий было. Конечно, есть побочные эффекты - аллергии, волдыри на коже, иногда долгий кашель… Ну да все лучше, чем глотки людям резать. Кстати, насчет твоих доверенных людей - Ханкера, кажется, и прочих - я особое указание дал живыми взять. Специально для этого стрелки арбалетные только сонным зельем мазали.

– Так они не были мертвы? - Тилос, до того спокойно лежащий на койке, вскочил на ноги. - Не были мертвы…

– Я тебе это и объясняю. Я их усыпил, а ты - испепелил. Кто из нас лучше - я, пытавшийся живыми захватить опасных противников, - Майно кивнул на остальных, - или ты, готовый уничтожить своих людей, лишь бы не отдать мне свои жалкие секреты?

– Я их убил… - прошептал Тилос. Его глаза помутнели. Он опустился на колени и обхватил руками голову.

– Да, мой друг, да, - сочувственно вздохнул Майно. - Но что сделано, то сделано. Разумеется, в этом есть и моя вина. Просто я не ожидал, что ты воспримешь все так болезненно. База и база, пусть и крупная, но одна из многих… Четырех? Пяти? Готов принести самые искренние извинения.

– Тилос, - Хлаш осторожно положил руку Серому Князю на плечо. - Зачем ты его слушаешь? Вспомни, как называли его древние - Хуз-ам Кашим, Повелитель лжи!

– Называли, - согласился Майно. Его глаза весело поблескивали. - И сейчас так называют, и даже похлеще. Знал бы ты, матха, как народы не любят умных врагов! Они даже битвы проигрывают не по собственной глупости и неумелости, а потому что враг их обманул. В засаду завел, обходной маневр совершил, да мало ли… Нет, чтобы выйти и тупо рубиться одному против троих!

Хлаш открыл рот и снова закрыл. Крыть было нечем.

– Что же до вас, мои молодые друзья, - Майно повернулся к Ольге с Теомиром, - то мне очень жаль, что так получилось с вашим народом. Но у меня не оставалось иного выхода. Далеко к северу от Талазены, за устьем Ручейницы, лежит Закатная Бухта, мой давний форпост на том континенте. Может, слыхали о такой. Последний век, если не больше, у меня постоянно возникали проблемы с увеличивающимися в числе жугличами. Они решили, что я - я! - должен платить им дань. Можно было просто истребить их, но наш Серый Князь первым бы осудил меня. Не так ли, Семен?

Тилос вздрогнул как от удара огнехлыстом. Он медленно поднял взгляд.

– Откуда ты знаешь? - тихо спросил он. - Никто в этом мире…

– Разумеется, от нашего общего друга, - пожал Майно плечами. - Джао не просто так засунул тебя сюда. Сначала он попросил у меня разрешения, описал твою нелегкую судьбу, что-то туманно намекнул про очередной эксперимент… Я не возражал - почему бы не помочь уважаемому ученому. Я даже согласился не лезть без особой нужды на твою территорию. Знал бы, что ты ввяжешься в Игру против меня…

– Я не участвовал в Игре, - зло сказал Тилос. Он все еще стоял на коленях, но уже не в расслабленном отчаянии. Парень приходит в себя, одобрительно подумал Хлаш. Хорошие нервы. - Я не участвовал в Игре против тебя, пока ты не уничтожил мою Долину!

– Да ну? - удивился Майно. - А что такое, по-твоему, подготовка диверсионного отряда? Игра в фанты летним вечером? Но вернемся назад. Я не мог истребить жугличей по гуманным, в том числе, соображениям. Поэтому я посулами и уговорами двинул их на запад, в малонаселенные земли Всадников. Извините меня, Ольга и Теомир, но ваш народ захапал себе огромную территорию и почти не использовал ее. Конские пастбища не составляли и сотой ее части, остальное пропадало зря. А ведь это чистый чернозем, богатейшие пахотные земли! Конечно, со временем вы бы и сами начали их обрабатывать, вы уже наполовину перешли к оседлой жизни, но весь процесс занял бы не одну сотню лет. А с жугличами нужно было что-то делать…

– Мы берегли землю! - перебила его Ольга. - Мы не держали коней на одних и тех же выпасах! Мы кочевали для того, чтобы трава не выбивалась копытами…

– А зачем вам столько коней, моя родная? - оборвал ее Майно. - Под седлом у вас ходил один конь из двух-трех десятков. На мясо вы их почти не пускали, на сторону продавали со скрипом… Так зачем вам столько? Только не надо рассказывать про родственные узы и Белого Коня, который ваш пращур!

– Ну, а мы чем тебе помешали? - зло спросил Заграт. - И в лесах у нас хотел жугличей поселить?

– Совсем нет, - отрицательно качнул головой Майно. - Гибель твоего клана - чистый несчастный случай. В котором, кстати, виноват ты.

– Я? - ахнул Заграт. - Ах ты…

– Спокойно! - Майно поднял руку. - Дай закончить. Если бы ты не упрямился против похода, вы бы ушли на юг, повоевали там всласть несколько месяцев и спокойно вернулись домой. Ну, потеряли бы десяток бойцов, это вам привычно. Знаешь, как погибли твои родичи? Я специально поинтересовался. На одном из переходов они столкнулись с жугличами. Случилось какое-то недоразумение - и началась рубка. А у жугличей с собой оказался колдун. Ты бы без труда блокировал его примитивные заклятья, но тебя там не оказалось. Мой агент вынужденно убрал тебя с дороги, а замену себе ты воспитать не успел. В общем, когда мои люди остановили драку, ваш клан вырезали почти полностью. Для меня это было весьма досадно… если тебя это утешит.

– Разъясни мне вот что, - Тилос одним движением поднялся с колен и сейчас стоял, скрестив руки на груди. - Предположим, ты убрал Всадников и заменил их жугличами. Думаешь, что решил проблему с кочевниками? Да через десять или пятнадцать лет они снова размножатся так, что опять потребуют дань. И?

– Из тебя вышел бы неплохой Игрок, - одобрительно кивнул Майно. - Во-первых, Всадники должны были частично откатиться на запад, но большей частью жугличи ассимилировали бы их. И получили бы в наследство зачатки земледельческой культуры. А уж я бы позаботился, чтобы зачатки развились в систему.

– А зачем тебе война на юге?

– Ну, тут уж я личных интересов не преследовал, - вздохнул Майно. - Видишь ли, жугличи не могли добраться до Всадников, не пройдя территории Хамира. А просто так они проходить не собирались - обязательно хотели пограбить всласть, а заодно и за старые обиды отомстить. Но кочевникам обнесенный стеной город не взять, они бы застряли там ох как надолго… А за это время или с Всадниками воевать расхотели бы, или Всадники успели бы силы в кулак собрать, и уж тут такая мясорубка случилась бы… Я не для того наступление подгадывал на кочевку Всадников с западных пастбищ, чтобы им время сгруппироваться дать. Вот я и пригласил поучаствовать в осаде южных соседей - харазгов, обладающих осадными башнями. Но ведь и они так просто не ушли бы, своей бы доли в землях потребовали или еще что. Орки оттянули их силы домой, ну, а вернуться второй раз харазгам станет куда тяжелее. Троллей я на это дело планировал, но они отказались.

– Ты и в самом деле знаешь, где Драконий Камень? - поинтересовался Хлаш. - Или просто голову морочил?

– Так скажем, - Майно поморщился, - у меня есть предположения, где он находится. Слово "вернуть", знаешь ли, многогранно и не всегда означает "поднести на блюдечке".

– Да, Повелителем Лжи тебя недаром прозвали, - кивнул тролль. - Ох, недаром…

– Твое право так думать, - отмахнулся Майно. - Но согласись, вся эта история заварилась не из-за моего желания поразвлечься. Я еще и этот-то материк не до конца переварил. Но базу на западе я терять не собирался. Могу выразить вам соболезнования по поводу страданий ваших народов, но тут моя роль минимальна. Война заложена в природу людей, орков и даже троллей, я лишь направляю ее в удобное мне русло.

– Да, это Игра, - согласился Тилос. - И война будет продолжатся, пока Игра не кончится. Знаешь, мне кажется, что ты заигрался, Камилл.

– Один-один, - широко ухмыльнулся Майно. - Похоже, Джао и тебя не в полном неведении сюда отправил. Но насчет заигрался - ты неправ. Игра только начинается. Этот мир нуждается в хорошей переделке, и я ее совершу. К моменту окончания Игры это место не будет походить на другие миры. Война навсегда уйдет в прошлое, обещаю.

– Я тебе не верю, - неожиданно сказала Ольга. Все с изумлением обернулись к ней. - Ты красиво говоришь, а я не понимаю и половины. Я просто глупая девчонка, втянутая не в свое дело. Но я чувствую твою ложь! У меня еще отдается в памяти вой твоих волколаков на наших землях! Не трать зря слова, хитроумный, я все равно убью тебя, если дотянусь. Выйди сам, не посылай вперед себя морок. Будь мужчиной!

– Чисто технически последнее требование затруднительно, - Майно ухмыльнулся. - Видишь ли, половые признаки наша раса утратила много-много ваших тысяч лет назад. Да и волколаков ты зря приплела - думаю, наш дорогой Тилос согласится, что врага гуманней рассеять страхом, чем истребить. Однако по сути заявления - еще кто-то так думает? Только честно.

– Я порву тебе глотку при первой же возможности, - рыкнул Заграт, вскакивая на ноги. - Выходи на бой, сын болотной вонючки!

– Ты виновен в гибели Лесной Долины, - спокойно сказал Тилос. - Я действовал правильно, и любой ее житель поступил бы так же. Не стыкуется твоя история с действительностью. Диверсионный отряд, говоришь? Ты знал, что Отряд уходит, знал, что я выхожу из игры, что у меня очередной кризис в Приморской Империи и мне не до ваших развлечений. Да и заложниками на меня давить без толку. Нет, захват Лесной Долины - бессмысленный шаг. Ты лжешь. Я не смогу чувствовать себя в безопасности, пока ты находишься рядом.

– Ну, а мне ничего не остается, кроме как поддержать друзей, - развел руками Хлаш. - На Тролличьих Островах Народ обдумывает войну с людьми на истребление. Если Игра продолжится, начнется очередная бессмысленная бойня и Путь снова осквернят недостойными мотивами. А для прекращения Игры ты должен уйти. Чисто технически, как ты говоришь, это единственное решение.

– Ага, - раздумчиво произнес Майно. - Я так понимаю, что потратил время впустую. А ведь я честно вам подыгрывал всю дорогу, и даже сейчас не хотел бы вас убивать. Не буду рассказывать о том, как восхищаюсь вашим мужеством и всем таким, все равно не поверите. Но, видите ли, пока вы живы, везет не только вам, но и мне. Тоже вроде закона физики. Как я Крестоцин взял, а? Хоть в учебники заноси. И хоть бы одна собака не вовремя тявкнула! Да от самой Лесной Долины я мог не раз уничтожить вас, но отпускал. Так, подстегивал слегка, чтобы не расслаблялись. Неужто сами не заметили? И сейчас я бы сохранил вам жизнь при условии пусть даже лишь видимости сотрудничества. Но, вижу, вы на такое не настроены и рано или поздно до меня доберетесь. Игра о том позаботится. Может, еще передумаете? - Он обвел всех взглядом. - Честное слово, я постараюсь компенсировать ваши потери…

– Нет! - твердо заявил Теомир. Ольга взяла его за руку и согласно кивнула.

– Пошел ты… - сквозь зубы проворчал Заграт.

– Нет, - равнодушно ответил Хлаш.

Тилос качнул головой.

– Ну что же, - вздохнул Майно. - Значит, хотите битвы не на жизнь, а на смерть? Ладно. Да будет так!

Демиург медленно развел руки и резко хлопнул в ладоши.

– Фигляр… - успел пробормотать Тилос, прежде чем мир вокруг завертелся.

Они стояли в центре небольшого зала, по стенам струились тусклые золотые письмена. Высокие своды уходили вверх, теряясь во тьме. На стенах трещали и чадили смолистые факелы, сквозь узкие окошки-бойницы с трудом сочился вечерний свет. В простенках с трудом угадывались какие-то гигантские фигуры - то ли статуи, то ли стража.

– Антураж соблюден, я полагаю, - сказал неторопливо вышедший из густой тени Майно, все еще в личине трактирного барда, но уже в кольчужном доспехе. Его голос гулко отдавался под сводами. - Давайте, что ли, решим наши разногласия раз и навсегда. Как думаете? - Он издевательски засмеялся.

– Мы будем драться голыми руками? - поинтересовался Тилос, скрещивая руки на груди. - Тогда я воздержусь.

– Ах, да! - демиург досадливо ударил себя по лбу. - Склероз, вы уж простите меня, старика. О-хо-хо, где моя молодость…

Он снова картинно хлопнул в ладоши, и перед Отрядом из ниоткуда возникла немалая груда свертков.

– Это - ваше, - любезно пояснил демиург. - То барахло, с которым вы притащились сюда. Если нужно что еще - не стесняйтесь, у меня этого добра тонн двести по арсеналам хранится.

Заграт решительно шагнул мимо недоверчиво рассматривающего кучу Тилоса и вытянул из-под общей кучи длинный посох, аккуратно обернутый мягкой ветошью. Сорвав тряпки, он с любовью погладил длинное древко.

– Вот это уже лучше, - пробормотал он себе под нос.

– Боюсь, ненамного, мой храбрый шаман, - расслышал его Майно. - Ну, а остальные что столбом стоят? Мне становится скучно. - Он махнул рукой, и часть кучи растаяла в воздухе. - Пожалуй, буду убирать постепенно, чтобы не зевали.

Тролль широко зевнул.

– Я, пожалуй, в сторонке постою, - сказал он. - Все равно ни зги не вижу.

– Ах, да, про вечернюю слепоту могучего Хлаша я тоже забыл, - спохватился демиург. - Ну ничего, сейчас поправим.

Перед троллем с мелодичным звоном возник маленький столик с одиноким стеклянным бокалом. Хлаш взял его в руку и недоверчиво принюхался. Запах оказался правильным, и тролль одним глотком выпил зелье. Отравлюсь - и ладно, мелькнуло в голове. Все лучше, чем быть развлечением для чокнутого бога.

– Засекаем три минуты, - промурлыкал Майно. - Рекомендую остальным за это время подготовиться как следует.

– Как скажешь, гад, - решительно сказала Ольга. Она шагнула мимо все еще неподвижно стоящего Тилоса и, покопавшись в куче, выбрала два длинных кинжала. Чуть подумала, вытащила еще один кинжал, прицепленный к широкому поясу, и кинула его Теомиру: - Темка, лови. Твое.

Теомир, вздрогнув от неожиданности, поймал пояс. Поколебавшись, он шагнул вперед и вытащил из кучи тоскалу. Нерешительно взвесив ее на руке, он взглянул на Майно.

– Ну ж, мой мальчик, - подбодрил его Майно. - Давай, не стесняйся. Кольчуга там, или панцирь - выбирай сразу. Потом поздно будет.

Странно паренек себя ведет, мелькнуло у Хлаша в голове. Как будто ждет чего-то, какого-то знака… В глазах потихоньку прояснялось, тени предметов приобретали отчетливые формы. Он присел у кучи и наполовину на ощупь выбрал из груды свою палицу. Остальное оружие странных незнакомых форм принадлежало не им, явно вытащенное Майно из глубин своих арсеналов. Что же, хотя бы здесь он играет честно.

– Я готов, - сказал тролль.

– Я готова, - подтвердила Ольга.

– Я тоже, - проворчал орк.

– И… я, - нерешительно согласился Теомир, застегивая пояс вокруг талии. Его пальцы привычно пробежались по потайным кармашкам. Метательные звезды оказались на месте.

– Ну, а наш Хранитель всегда готов, - подытожил Майно, насмешливо улыбнувшись и сразу посерьезнев. Куча оружия перед ними беззвучно исчезла. - Доспехи вам не нужны. Ладно, ваше дело. Ну что, сердитые вы мои, я прямо перед вами. Давайте, рубите, если сможете.

Хлаш с Тилосом одновременно рванулись вперед. Длинная полоса пламени протянулась от Заграта в сторону демиурга. Теомир неуловимым движением выхватил из пояса звезду и метнул ее в сторону врага, а Ольга выхватив кинжал, скользящим боевым шагом двинулась к Майно.

Демиург даже бровью не повел. Огненная полоса уперлась ему в грудь и бессильно опала, метательная звезда бессильно звякнула о стену позади. Небрежное движение ладони - и два человека, орк и тролль отлетели на несколько саженей назад, беспомощно рухнув на пол. Хлашу показалось, что ему со всей дури врезало каменной глыбой. Сквозь кровавый туман в глазах он увидел, как Тилос, не задев Майно и пальцем, перевернулся в воздухе и неловко, на вытянутую руку, словно ученик первой ступени, упал на плиты пола. Демиург прижал его шею к полу ногой и удивленно поднял брови.

– И все? - озадаченно спросил он. - Ну, отчаянные вы мои, разочаровали вы меня. Открою страшную тайну - предыдущая команда тоже до меня добралась. Было это лет так четыреста назад. Вот они действительно показали себя бойцами - чуть в клочья меня не порвали, на полном серьезе. Честно скажу - тогда я почти испугался. А с вами что? Впрочем, все ясно. Ваш игрок бросил вас. Игра, кажется, закончилась в мою пользу.

Он снял ногу с шеи Тилоса и несильно пнул его под ребра. Серого Князя отбросило к остальным. Увидев его бессмысленные глаза, Хлаш почувствовал, как по коже бегут мурашки.

– Даю еще один шанс, - со вздохом сказал Майно. - Только не обессудьте: не сумеете и на этот раз - умрете. - Он вытянул руки вперед, и между его ладонями затеплился огонек. Через секунду пламя стало ослепительным. - Считаю до пяти. Раз… Два…

– Не надо, - раздался тихий, дрожащий от отчаяния голос. - Не надо… Я согласен… Я подчинюсь!

С трудом поднявшийся на одно колено Хлаш изумленно повернул голову. Теомир, кое-как вставший на ноги, шатаясь, шел к Майно, одна рука на эфесе так и оставшейся в ножнах тоскалы.

– Теомир… - тихо всхлипнула распластавшаяся на камне Ольга. - Что ты…

Теомир подошел к Майно и медленно опустился на колени.

– Я признаю твою власть, - слегка заикаясь, сказал он. Хлаш поймал его взгляд, из-за плеча брошенный на Ольгу. В глазах парня стояли слезы. - Я отдаю себя на твою милость, повелитель. - Он медленно вытащил тоскалу из ножен и протянул ее эфесом вперед. - Прими мой меч, о Великий!

– Предатель… - проговорил Заграт. В его голосе не было ненависти, одно лишь удивление. - Предатель. Ну надо же…

– Сломался парень, - с сожалением сказал Хлаш, опускаясь обратно на пол. - Жаль.

– Вы… не… понимаете… - Тилос ворочался на полу, пытаясь подняться. - Остановите… его! Хлаш…

– Молодец, мальчик, - одобрительно кивнул Майно. - Я все ждал, когда ты решишься. - Он опустил руки, и огонь между ладонями пропал. - Я принимаю твой меч и твою службу. Да будет так!

Раскат грома потряс зал. Последние солнечные лучи из окон потухли, все вокруг залил багровый свет. Фигура Майно выросла в размерах, от его оглушительного смеха задрожали стены, а коленопреклоненный Теомир рядом с ним усох до размеров букашки. Статуи в простенках - все-таки статуи, не стража - закачались, некоторые тяжело опрокинулись на пол с металлическим лязгом. Хлаш почувствовал, что его разрывает на части, а в жилах вместо крови течет опаляющее пламя. Страшная боль охватила тело, и он заревел во все горло, не в силах сдержать себя. Рядом рычал Заграт, извивалась и тихонько поскуливала Ольга, и небытие стремительно наваливалось со всех сторон сразу.

И тут все кончилось. Фигура Майно приняла обычные размеры. Теомир безжизненно распластался рядом с ним, тоскала валялась рядом. Хлаш почувствовал себя безмерно усталым, постаревшим на полсотни лет. Зал залил неяркий мягкий свет, помещение оказалось куда меньше, чем казалось в полумраке. Майно подошел к небольшому каменному трону, обитому мягкой материей, и небрежно расположился на нем.

– Итак, - спокойно сказал он. - Моя победа зафиксирована формально. Поздравляю всех присутствующих с успешным проигрышем. Вопросы есть?

– Что произошло? - ошеломленно спросил Заграт, поднимаясь на ноги. Он все еще крепко сжимал свой посох.

– Игра окончена, - безжизненно сказал Тилос, не делая попыток подняться. - По правилам он выигрывает, если гибнет половина команды или предает хотя бы один из героев. Теомир предал Отряд. Майно победил.

– Именно так, мои храбрые, - согласно кивнул Майно. - Вообще-то она окончилась еще когда вы попали ко мне в плен. Судя по всему, именно тогда ваш Игрок смирился с проигрышем и отправился восвояси. Вас, разумеется, с собой не прихватил. Но, на мой взгляд, формально точку еще не поставили - до сего момента. Разочаровали вы меня, однако. Так хорошо шли - и на тебе. Ни замок не разрушили, ни армию не перебили. Полсотни трупов в несколько приемов - курам на смех.

– И что дальше? - спросил Тилос, поднимаясь на ноги. Он уже оправился от потрясения, его глаза бесстрастно смотрели на демиурга. - Отпустишь нас по домам?

– Разумеется, нет, мои дорогие, - сокрушенно сказал демиург. - Вы слишком много видели, слишком много знаете. Тебя, мой князь без княжества, отпустить не могу в любом варианте - ты мне этой истории не простишь. А паренек вообще мне в верности поклялся, как ты заметил. Эй, как тебя… Теомир! Хватит разлеживаться.

Теомир дернулся и раскрыл глаза. Несколько секунд он обводил взглядом зал. Потом он встретился взглядом с Ольгой, вздрогнул и отвернулся. Медленно, словно во сне, он стал на четвереньки, потом на колени.

– Стоп! - скомандовал ему Майно. - На ноги не поднимайся. Пусть твоя подружка видит твое истинное состояние.

Теомир метнул на него отчаянный взгляд.

– Темка… - тихо пролепетала Ольга. - Как ты мог…

– Он обещал… - тихо ответил Теомир, стоя на коленях. - Обещал, что отпустит тебя… вас. Отпустит, если я…

– Когда обещал? - крикнула Ольга. - Ты врешь! Он ничего тебе не обещал!…

– Еще как обещал, - ухмыльнулся Майно. Он явно наслаждался ситуацией. - Сложно, ох, сложно вас искать на расстоянии. На Западном материке только его одного я и нащупал. Остальным повезло больше. Зато спросите его - была ли у бедняги хоть одна ночь без кошмаров? Несчастный мальчуган, нелегко это, когда даже выспаться толком не удается, а?

Теомир сгорбился и отвернулся.

– Темка… - прошептала Ольга, с жалостью смотря на него. - Почему ты не сказал?…

– На том материке? - переспросил Тилос. - А на этом что - легче стало?

– О, не в пример легче! - Майно с удовольствием откинулся на спинку. - Позвольте мне представить моего лучшего наблюдателя. Ах, как он мне помог!…

Он покрутил в воздухе пальцем, и под мелодичную трель рядом с троном распахнулась неприметная дверка. Из нее по воздуху выплыл маленький постамент с клеткой.

– Ых! - воскликнула Ольга. - Он и тебя поймал!

Зверек не ответил. Он висел на жердочке вниз головой и крепко спал.

– Болтает много, - пояснил Майно. - Все грозился мне в ухо плюнуть и за нос укусить. Поначалу смешно, а потом раздражает. Очень любопытная зверюшка. Где вы такую откопали? - Он сделал паузу, но никто не ответил. - Ладно, мой новый слуга все мне расскажет. Правда… э-э-э… Теомир? Надо будет тебе имя поприличней придумать. Напомнишь мне потом. Что-нибудь типа Червила или Слизняла…

– Не изображай из себя театрального злодея, - тихо сказал Тилос. - Скверно получается. Переигрываешь много.

– Может быть, - согласился Майно. - Редко практикуюсь, видишь ли. С посланниками иноземными вежливыми быть приходится, сам понимаешь. Ладно, как скажешь. Теомир, встань и подойди ко мне.

Теомир вскинулся и обреченно взглянул на демиурга.

– И не смотри на меня взглядом задроченного кролика, - поморщился Майно. - Не буду больше дразнить. Встань здесь, - он ткнул пальцем вбок, - и не отсвечивай. На чем мы остановились? Ну да. Все очень просто. У меня в наблюдателях в основном летучие мыши. Зверомаги смотрят их глазами и перебрасывают картинку мне. Очень удобно. Наш шаман, - он взглянул на Заграта, - сейчас скажет, что я вру - нельзя смотреть глазами таких примитивных зверьков.

– Отчего же, - проворчал шаман. - Сам его глазами видел. Выходит, так ты за нами и подглядывал? Вот как мы в этой деревне попались…

– Не все так просто. Ваше пленение в том городишке - полная случайность. Вы оказались под моим полным контролем - зачем вы мне в плену? Вам крупно везло, это условие Игры, но и мне везло тоже - больше, чем обычно. Вы, наверное, не в курсе, но здесь идет довольно таки большая война. Так вот, пару раз мои отряды умудрились победить в драках, где обязаны были проиграть, за тем и посылались. Это та же самая Игра, ее оборотная сторона. А глазами летучих мышей смотреть действительно нельзя. Уж больно у них мозги примитивные. Картинка совсем другой выходит, белиберда да и только. Пришлось думать. И ведь придумал! Берем простейший преобразователь и вживляем в тело летучей мыши…

– Зачем ты это рассказываешь? - прервал его Тилос.

– А тебе не интересно? - удивился Майно. - Ну ты даешь… Ты слушай, слушай. Есть у меня резоны, будь уверен. Так вот, простейший преобразователь плюс минипередатчик дают вполне понятную зверомагу картинку. Вся хитрость в том, как организовать побольше таких мышей. Ловить по одной? Можно. Но сам посуди - каждую поймать, привезти в лабораторию, вживить, отвезти обратно… А их чаще всего колдуны-противники пачками сжигают. Одна хорошая осада - и пары сотен летунов как не бывало. Дорого и неудобно. Решение простое. Берем обычного нанобота класса три-А, программируем на организацию нужных структур в теле летуна, повышение его агрессивности по отношению к своему виду, придаем способность к заражению - и все. Мой летун встречает дикого, кусает его, и тот тоже становится моим. Ну как?

– Неплохо, - признал Тилос. - Значит, нашего Ыха заразили… ну да, в Крестоцине. Он сказал, что летучие мыши там злые, его укусили.

– Точно, - согласился Майно. - Потом один из моих магов обнаружил необычного летуна, сообщил мне… А переделать односторонний транслятор в двусторонний - дело двух минут. Так что не судите вашего парня строго - я его на всю катушку ломал. Заодно и проблему вот обнаружил, спасибо Заграту, - при определенном везении любой зверомаг может такого летуна под контроль взять. Нужно будет подумать, как это поправить.

– Я так и не понял, зачем ты нам это рассказываешь? - Тилос сделал шаг вперед. - Точнее, мне. Что ты хочешь?

Майно стремительно поднялся на ноги и подошел к нему вплотную. Его ноздри раздувались.

– Чего хочу? Тебя! - почти прошептал демиург, ткнув пальцем в грудь Серого Князя. - Только тебя. - Он повысил голос. - Знаешь, как мне осточертели эти болваны, ни хрена не знающие об окружающем мире? Знаешь, как тяжело, когда не с кем толком поговорить? Я обучаю колдунов десятками, но ни один не способен придумать что-то новое. Ни один не может выйти за рамки своей дурацкой Силы! Ты видишь - я вынужден воровать у тебя - тебя, получеловека! - идеи. Огнехлыст этот дурацкий - до сих пор стыдно, что украл. Мне нужен ты, нужен больше, чем сотня, тысяча любых других!

Майно резко выдохнул, отошел на пару шагов и снова повернулся к Тилосу.

– Еще раз прошу тебя пойти ко мне на службу. Ты получишь все, что захочешь - лаборатории, людей, власть, любые почести, деньги… Самостоятельность, свободу, в конце концов! Почти неограниченную свободу! Станешь моим наместником на своем материке, будешь кроить и перекраивать его по желанию. Мне нужно только одно - твое сотрудничество. Заметь - не подчинение, не слепое повиновение - просто искреннее сотрудничество.

Майно замолк, наступилатишина.

– Нехило, - пробормотал Заграт. - Я бы на его месте не отказался.

– Зачем? - спросил его Тилос. - Все это я имел и раньше. Какой смысл тогда был идти с Отрядом?

– Ты отказываешься? - мягко спросил Майно. - Я могу дать время подумать. Пожалуйста, не принимай решений в горячке. И мне действительно жаль, что так получилось с твоей Лесной Долиной.

– А что будет с ними? - Тилос кивнул на остальных. - Ты их отпустишь?

– Нет, конечно. Сам понимаешь - они знают излишне много. Обещаю - комфортные квартиры, любые занятия по желанию - все, но под моим личным присмотром. На начальных порах они станут, разумеется, какой-то гарантией твоего разумного поведения. Но это только поначалу - у меня нет привычки держать своих на коротком поводке.

Тилос открыл рот, но промолчал. Он опустил голову и задумался. Хлаш затаил дыхание. Неужели он согласится? Хотя почему - "неужели"? Ему предлагают почетные условия плена. Очень почетные, и даже не плена, а вассальной зависимости, не более. Возможно, на его месте и я бы согласился. Но почему мне так этого не хочется на своем месте?

Заграт сжал посох так, что костяшки пальцев побелели даже сквозь шерсть. Ольга затаила дыхание, а Теомир у трона поднял голову и с надеждой смотрел на Серого Князя.

– Нет, - наконец сказал тот. - Тебе придется искать другого собеседника.

– Даже если я рискну отпустить твоих друзей? - голос демиурга стал вкрадчивым. - Я не знаю, как воспримет это Игра. Не знаю, не начнется ли вся история сначала. Я понятия не имею, как мои враги используют их знания… Но я рискну. Только ты. Мне нужен только ты. Что скажешь?

– Нет.

– И почему же? - все так же мягко спросил Майно. - Не объяснишь?

– Объясню, - вздохнул Тилос. - Ты не можешь обучить своих колдунов ничему новому. Ты не можешь развивать науку. Огнестрельное оружие - верх твоей технологии, да и то ты вынужден штамповать под прикрытием нейтрализующего поля. Знаю, у самого те же проблемы… были. С какой вероятностью твои пулеметы заклинивает? Как часто твои снаряды не взрываются? Пятьдесят процентов вероятности? Семьдесят? Твои люди даже в замке вооружены по большей части мечами и арбалетами. Ты сам знаешь, почему. Игра! Это она не дает работать высоким технологиям. Это из-за нее заклинивает сложную машинерию. Из-за нее твои хитрые штуки работают только в подвале замка.

– Да знаю я, - отмахнулся Майно. - А ты-то при чем?

– А я - бывший Хранитель, - вздохнул Тилос. - Понимаешь, меня научили тому, что самое ценное в мире - это разум. В этом мире Игра держит его в могучих цепях, сбросить которые он не в состоянии. Только конец Игры может освободить этот мир, позволить ему нормально развиваться. Думаешь, я поверил, что тебе, демиургу, нужен интересный собеседник? Я же знаю - ты можешь в любой момент связаться со своими и общаться сколько влезет на любом уровне. Нет, я нужен тебе для другого.

– И для чего же? - сухо осведомился Майно. В его глазах разгорался опасный блеск.

– Да для той же Игры, - пожал плечами Тилос. - Даже демиургам не позволено нарушать законы природы, пусть они сами их и устанавливали. Закон природы можно только обойти. Один из таких законов, насколько я понимаю, - это территория, которой ты имеешь право управлять. Сколько - сорок девять процентов? Шестьдесят шесть? Как близок к этой величине размер твоей империи? Все твои данники - ты не завоевываешь их, не присоединяешь только потому, что размер твоих владений превысит критический. И тогда Игра завершится. Ты и меня хочешь сделать таким наместником, формально независимым, на деле - марионеткой. Это позволит тебе контролировать и тот, второй континент…

– Что… - начал было Майно, но Тилос перебил его:

– Не держи меня за идиота, Камилл. Ты не собираешься побеждать в своей Игре. Ты хочешь растянуть ее навечно. Тебе нравится быть Повелителем, Великим, Многомудрым! Там, у себя, ты середнячок, ни на что толком не способный. Ты даже свой мир спроектировать не можешь, берешь готовые у Конструкторов. А здесь ты - пуп земли, ось, вокруг которой вращается мир, пусть примитивный, но целый мир! Ты и в самом деле думаешь, что я буду помогать тебе в этом?

– Чтоб тебя… - в сердцах побормотал Майно. Хлаш почувствовал, как его приподнимает в воздух, вращает и силой припечатывает к дальней стене. Он опять не мог пошевелить даже пальцем. Рядом застыли Ольга и Заграт. Тилос неподвижно стоял на месте.

Майно отвернулся и побрел к трону. Усевшись на его краешек, он покачал ногой.

– Интересно, почему ты не согласился хотя бы притворно, чтобы потянуть время, - скорее сказал, чем спросил он. - Твоя попытка отослать сообщение… Ты что, не надеешься на помощь своего любимого Джао?

– Попытка? - усмехнулся Тилос. - Почему же попытка? Сообщение ушло. Джао его получит. Боюсь, тебе придется объясняться перед Комитетом Чемпионов, или как вы это называете. Об одном жалею - не послал сообщение раньше, от себя. Все колебался, дурак, боялся, что напраслину возвожу. Пришлось несколько тысяч верст отмахать, чтобы решиться…

– Я сказал - попытку, - покачал головой Майно. - Именно то, что имел в виду. Игры кончились, мой мальчик. Думаю, тебе будет приятно узнать, что я слегка модифицировал Станцию. Любое сообщение, запущенное без моего ведома, должно было задействовать механизм ее самоликвидации. И задействовало, что интересно.

Тилос хранил безмолвие.

– О последствиях ты догадываешься, - продолжил Майно, не дождавшись ответа. - Пузырь оторвался от нашей вселенной. Оторвался навсегда. Не совсем так, как положено, но оторвался. Теперь найти нас не сможет никто, даже твой любимый Джао. Теперь Игра не завершится никогда, ты уж меня извини. И это больше не игра. Это - жизнь.

– С тобой в главной роли. Несчастный мир…

– Счастливый, - спокойно возразил демиург. - Я сделаю из него настоящую сказку. Твой бесценный разум не пострадает. Я сохраню все три расы и установлю гармонию. Придется обходить кое-какие законы, но это не проблема. Я еще раз спрашиваю тебя: не хочешь ли присоединиться ко мне, победителю?

– Нет, - Тилос был мрачен как туча. - Я примерно понял, что ты имеешь в виду. Это не просто отсутствие войны, а сказочный застывший мир. В нем не найдется места разумным существам, поиску, развитию. В нем будет незачем жить. В лучшем случае это - хорошо ухоженный свинарник, то, что я… мы могли устроить дома… в моем родном мире. То, что Хранители избегали любой ценой.

– Точнее, вас за уши оттаскивал Джао, - хмыкнул Майно. - Это дурак вбил себе в голову, что человек обязан сам набивать себе шишки и учиться только на своих ошибках.

– Мне симпатична эта точка зрения, - пожал плечами Тилос.

– Жаль, - Майно вздохнул. - Ну, нет так нет. Я потратил на тебя массу времени. Пытался щадить твое самолюбие, но я его тоже не лишен. Извините, ребята, в целях своей собственной безопасности вынужден…

Он вытянул руки, и между ладонями вспыхнуло уже знакомое пламя. Вот и все, подумал Хлаш. Жаль, конечно, но бывает и хуже.

– Это не больно, - утешил Майно. - Вы даже ничего не почувствуете…

– Нет! - с отчаянным воплем Теомир прыгнул вперед. - Нет! Ты обещал!…

Подхватив с пола забытую всеми тоскалу - Хлаш невольно залюбовался отточенным совершенством движения - он с размаху рубанул Майно по рукам чуть выше кистей. Демиург удивленно охнул. Бритвенно-острое лезвие аккуратно распороло обшлага кольчужной рубахи, изукрашенные блестящими камешками, и слегка надрезало кожу. На большее удара не хватило. Правда, огненный шар, еще не набравший полной силы, выскользнул из ладоней и косо ушел в пол, оставив небольшую оплавленную яму. Теомир попытался замахнуться еще раз, но клинок намертво застрял в воздухе.

– Ох ты гаденыш… - скорее удивленно, чем сердито сказал демиург. - Ну, хорек…

Меч вырвался из рук Теомира и отлетел в сторону. Сталь тоскливо зазвенела по каменным плитам.

– Ну, ублюдок… - вновь пробормотал Майно. - И это в обмен на подаренную жизнь? Ударил в спину? Так получай что обещано…

Теомир закричал. Его тело, извиваясь от невыносимой боли, поднялось в воздух, вокруг заплясали языки пламени. Противно запахло жженой плотью и палеными волосами.

– Теомир! - закричала Ольга, отчаянно пытаясь оторваться от стены. - Темка! Оставь его, гад, оставь!

Теомир все кричал и кричал, его одежда вспыхнула напоследок и рассыпалась белым пеплом, кожа шла огромными страшными волдырями. В некоторых местах волдыри лопались, из-под них брызгала кровь. Огромный сгусток сияющего пламени ударил ему в горло, и вопль оборвался. Но он все еще жил. Хлашу было невыносимо смотреть на его лицо, искаженное страшной мукой, и он попытался отвернуться. Но какая-то сила тисками сжала череп тролля, повернула лицо в сторону сгорающего заживо парня, глаза против своей воли широко распахнулись. Ужасная сцена въедалась ему в память, и он чувствовал, что ночные кошмары с сгорающим заживо Теомиром будут преследовать его до конца жизни. Впрочем, подумал он, вряд ли у него будет хотя бы еще один кошмар.

Через несколько минут, показавшихся вечностью, обугленное до костей тело упало на пол.

– Вот что бывает с теми, кто предал меня! - тяжело дыша, сказал Майно, повернувшись в оставшимся. - Вот так они подыхают! - В его глазах плескалось безумие. - Что, герои вы мои, не понравилось? А ведь теперь ваша очередь…

Он вытянул руки, и между ним вновь заплясало пламя - на сей раз не слепящее чисто-белое, а угрожающее багрово-красное.

– Я передумал, - заявил демиург. - Не дам я вам легкой смерти. Не заслужили.

Огненный шар, мгновенно разбухнув, сорвался с ладоней и устремился вперед. Вот и все, подумал Хлаш. Вот и все. Перед ним возник Путь - прямая светлая дорога, покрытая мерцающей белой пылью, уходящая вперед, куда-то за пределы зрения. Были времена - он представлял, как ведет за собой по этой дороге многих и многих, ведет к миру и спокойствию, к долгу и чести, но на сей раз он уходил по ней из жизни. Ну что же, сказал он себе, я сделал все, что мог. Я не добился успеха, но сделал все правильно. Девочку вот только жалко…

Огненный шар накатил на Тилоса… и замер, не достигнув его на несколько вершков.

– Какого… - недоуменно начал Майно.

– Тяжела у тебя рука, друг мой Камилл. Но продолжать, пожалуй, не стоит.

Майно подпрыгнул как ужаленный, судорожно озираясь по сторонам. Голос, чем-то похожий на голос Теомира, исходил сразу со всех сторон. Багровый шар с чуть слышным треском лопнул и исчез.

– Этого не может быть… - тихо казал демиург. В его голосе зазвучало неприкрытое отчаяние. - Это неправда…

– Что именно? - язвительно осведомился невидимка. - Что за последние полчаса ты нарушил половину правил, писаных и неписаных? Что у тебя крыша неизвестно куда уехала, как говорит Заграт? Поясни, пожалуйста.

– Ты не Игрок, - обреченно сказал Майно. - В Цитадели… Я бы знал. - Безумие стремительно уходило из его глаз, плечи опустились. Повелитель судеб пропал. Перед ними снова стоял бард из "Золотого кубка", только потрепанный и усталый.

– Ну, хоть немного логики у тебя сохранилось, - похвалил голос.

Обугленное тело Теомира вздрогнуло. Ольга изумленно всхлипнула. Скорченный опаленный скелет со свисающими с него ошметками плоти вновь поднялся в воздух, выпрямился и вдруг исчез в огромном зеркальном яйце. Спустя мгновение блестящая оболочка растаяла, и Теомир, целый и невредимый, но в незнакомой одежде, неторопливо опустился на пол.

– Извиняюсь, что тянул до последнего, - сказал он Отряду. - Расслабьтесь. Все кончено.

Сила, прижимающая Хлаша к стене, исчезла, и он с трудом удержался на ногах. Тилос от неожиданности упал на пол, перекатился и встал на ноги в боевую стойку. Ольга с Загратом сползли по стене вниз. Сейчас Хлаш видел лицо Тилоса в профиль, и на нем ясно читалось изумление.

– Значит, все-таки ты, - произнес Серый Князь, расслабляясь. - Значит, ты и есть наш кукловод?

– Ох, Семен, - рассмеялся лже-Теомир, - ну когда ты научишься узнавать старых друзей?

– Джао? - челюсть Тилоса отвисла. - Ты? Игрок?

– Ты же слышал, что сказал наш общий приятель, - лже-Теомир кивнул в сторону обреченно застывшего на месте Майно. - Не Игрок. Игрока он бы почувствовал. Контролер.

– Ох я дурак! - простонал Тилос, хватаясь за голову. - Ну конечно! Контролер! Вот почему я не мог найти Игрока…

– Не ты один, - криво усмехнулся Майно. - Мои поздравления, Джао. Одурачил ты меня по полной программе. Одна беда - застряли мы тут с тобой навечно. Ну, и что теперь собираешься делать? Поделить этот мирок пополам? Или распылить меня, захапать его себе целиком? Негусто для творца вселенных, как думаешь?

– Ты дурак, Камилл, - спокойно сказал Теомир-Джао, поворачиваясь к нему. - Ты никогда не отличался особым умом, а уж изучать теорию тебя нельзя было заставить даже палкой. Уничтожение Станции твоим способом привело не к отрыву пузыря, а к его проколу. Граница лопнула. Система выброшена в Большой Мир, и, боюсь, больше всего неприятных вопросов на Общем Сборе будет касаться именно этого факта.

– Общем Сборе? - потрясенно пробормотал Майно.

– Камилл, с прискорбием должен заметить, что Комитет Чемпионов предназначен для решения рейтинговых вопросов, не для расхлебывания подобных безобразий. Об этом мы еще поговорим, но не здесь и не сейчас. Сперва надо закончить спектакль. Сам отыграешь роль, или тебе помочь?

– Роль? - непонимающе спросил Майно. Его взгляд потух, мысли были где-то далеко. - Ах, да, роль. Не хочу…

– Понятно, - кивнул лже-Теомир. Тело Майно дернулось и застыло. - Друзья, нужно кое-что сделать. - Он подошел к Ольге и помог ей встать на ноги. Девушка не отрывала от него ошеломленного взгляда.

– Ты не Теомир, - наконец сказала она. - Я это чувствую.

– Извини, Оленька, - с сочувствием сказал Теомир, которого теперь звали Джао. Хлаш отметил, что Контролер коверкает имя Ольги тем же манером, что и Тилос. - Теомир мертв. Он погиб в драке у Тенистого леса, я лишь использовал его тело. Как ты? Голова не болит?

– Нет, - медленно покачала головой девушка. - Не болит. Но как…

– Потом, - Теомир-Джао приложил к ее губам палец. - У нас есть небольшое дело, которое стоит провернуть в ближайшие несколько минут. Для пущего эффекта. Нужно изобразить Падение Титана

– Зачем? - поинтересовался Заграт, поднявшись и тут же присев на корточки. - Мало мы тут кочевряжились? Ты вообще кто такой? Что не Теомир, я и сам вижу.

– Все потом, - лже-Теомир подошел к трону, возле которого все еще бессмысленно стоял Майно, и повернулся к демиургу лицом. - Встаньте, пожалуйста, позади меня, чтобы получился треугольник. Хлаш, Тилос - первая шеренга, Ольга, Заграт - вторая. Оружие подберите. - Он вытянул руку, и рукоять валяющейся в десятке шагов тоскалы впрыгнула ему в ладонь.

– Делаем, как он говорит, - пожал плечами Тилос. - Хлаш, вон твоя дубина.

За стенами глухо завыла сирена. Страшный удар сотряс стены, по полу пробежала узкая трещина. Что-то зарокотало, все сильнее и сильнее.

– Быстрее! - крикнул лже-Теомир, направляя острие меча на Майно. С лезвия сорвалось несколько разноцветных искр. - Время на исходе!

Хлаш подхватил палицу и пристроился у него за спиной. Позади встал Заграт, его посох искрился и переливался всеми цветами радуги. Справа очутились Тилос с Ольгой, и теперь Отряд стоял клином с Теомиром во главе. Тилос оставался безоружным, но на его напряженно вытянутых пальцах мерцали голубоватые искры, пахло грозой. Ольга сжимала в руке кинжал с мерцающим лезвием. Черты лицо Майно медленно плыли, меняясь, приобретая истинную форму.

– Начали! - громовым голосом гаркнул Теомир, перекрывая нарастающий грохот. Майно внезапно ожил и угрожающе поднял руки, меж его ладоней вновь заплясал огонь. Сливавшиеся до сего момента со стеной каменные двери с грохотом сорвались с петель и рухнули на пол, расколовшись на несколько кусков. В зал вбегали люди с мечами и тролли с алебардами, через их головы били арбалетчики. Но вокруг Отряда вспыхнуло мягкое оранжевое сияние, стрелы вязли в нем и бессильно падали на каменные плиты, а стражи отлетали назад, словно отброшенные невидимой дубиной. Пламя сорвалось с рук Майно и бессильно растаяло в окружающем сиянии, а Теомир, аккуратно размахнувшись мечом, словно на тренировке у Ханкера, обрушил пылающий клинок на темя Игрока.

Загремел гром, свет погас, и помещение заполнилось разноцветными сполохами. С громким треском трон Майно распался на куски. Тело демиурга с разваленной напополам головой, воздев руки к потолку, начало медленно падать. Внезапно оно окуталось ярким пламенем, и через мгновение от него остался лишь скелет. Кости одна за другой падали на пол, разбиваясь в пыль. Последними упали две половинки черепа. Пустые глазницы вспыхнули ярким пламенем, погасли, и череп рассыпался в порошок. Раздался громкий безнадежный вой, он становился все громче и громче, затем осекся на высокой жалобной ноте. Разноцветные всполохи пропали, и зал вновь осветился, на сей раз - гораздо тусклее. Солдаты Майно стояли столбами, опустив оружие, и в ужасе смотрели то на пригоршню праха, оставшуюся от повелителя, то на Отряд, все еще окруженный оранжевым ореолом. В задних рядах Хлаш заметил Каола Трейна, его рука застыла в командном жесте.

Пол затрясся в корчах. Каменные плиты выворачивало и ломало на части, многие стражники попадали на землю.

– Бегите, несчастные! - страшно, перекрывая гул, сказал Контролер. - Спасайтесь, пока не поздно!

И тут же мир вокруг померк.

– Вот и все, - сказал лже-Теомир.

Они стояли на небольшой площадке высоко в горах. На западе догорали последние закатные лучи, кровавым отблеском играя на морских волнах.

– Вот и все, - повторил Джао. - Я сменю внешность, если вы не возражаете. Чтобы с толку вас не сбивать…

Черты лица Теомира поплыли, очертания фигуры задрожали, словно сквозь поток горячего воздуха. Он рос, становился шире в плечах, шире становилось и его лицо. Кожа потемнела, губы выпятились вперед, волосы укоротились и закурчавились. Перед Отрядом стоял высокий чернокожий житель Граша.

– Это больше похоже на правду, - пробормотал Тилос. - Ну, здравствуй, Джао. Может, объяснишь, что произошло?

– Конечно, - сверкнул Джао белозубой улыбкой. - Присаживайтесь, ребята, в ногах правды нет.

С тихим звоном возникли низкие мягкие кресла, кажется, выросшие прямо из камня, на секунду осветились изнутри красноватым светом. На низкой подставке с легким хлопком возникла клетка со спящим Злобным Ыхом. Джао опустился в одно из них и приглашающе махнул рукой остальным. Тилос опустился в кресло рядом с ним, развернулся, чтобы видеть Джао, и коротко спросил:

– Ну?

– Погоди. Зря я, что ли, по времени все это подгонял? Уже скоро. Минуты две, не больше.

– Что - минуты две?

– Увидишь.

Мгновения утекали в стремительно сгущающуюся тьму. Небо на западе уже совсем потемнело, Красная Звезда одиноко сияла с небосвода. Зеленая должна была взойти не ранее полуночи.

– Смотрите на небо, вон туда, - Джао махнул почти невидимой в темноте рукой к югу. - Пять… четыре… три… два… один… Хоп!

Ослепительная вспышка ударила по глазам. Яркая полоса наискось прочертила небосклон от края до края, расщепилась вдоль, и две сверкающие параллельные линии беззвучно устремились к горизонтам. А между ними…

А между ними небо испещрили мириады ярких точек. Ослепительно-яркие, просто яркие и едва заметные, словно гаснущие искры костра, голубые, желтые, зеленые, оранжевые, они полыхали победным пламенем, слепя непривычные глаза. Красная Звезда пропала на их фоне, словно капля воды в реке. Ольга с Загратом сидели на краешках своих кресел с отвисшими челюстями. Хлаш напряженно выпрямился, пытаясь понять, на самом ли деле он видит это сверкающее великолепие. Тилос мечтательно прищурился.

– Все думал, увижу ли еще хоть раз ваши звезды, - блаженно сказал он. - Знаешь, Джао, оказывается, именно по ним я скучал больше всего. Какая красота…

Усыпанная звездами полоса между двумя пылающими линиями уже заняла треть небосвода и продолжала расширяться, хотя все медленнее. Новые и новые звезды вспыхивали на небе драгоценными камнями. Издалека донеся каменный грохот, в небо взметнулся язык пламени. На его фоне медленно осела одинокая башня.

– Не забыть ликвидировать подвал, - вслух сказал Джао. - Незачем вам такие игрушки оставлять. Обойдетесь своими силами.

Первым в себя пришел Заграт.

– И что, теперь так всегда будет? - с трудом просипел он севшим голосом. - Глаза же режет!

– Всегда, - согласился Джао. - И это еще цветочки. Через пару часов ядро начнет всходить из-за горизонта. Ничего, привыкнешь…

– Постой, - спохватился Тилос. - Я так и не понял, что это. Заработала генерация новой вселенной? Или нет?

– Ну да, тебе же не до того было, - спохватился Джао. - Прости. Нет, на самом деле все куда проще. Но я думаю, что вы заслужили полную историю, как и положено в сказках. Изначально дело было так.

– Вы знаете, кто такие демиурги, - обернулся он к Отряду. - Тилос рассказал далеко не все, но многое. Сейчас нас интересует следующее. Около полутора метрических минут назад, по вашему времени - около шестнадцати тысяч лет - я в экспериментальных целях создал небольшой замкнутый мир с населенной людьми планетой. Эксперимент не удался, во всяком случае, я не достиг своих целей. За создание разумных существ я огреб неприятностей по полной программе, а тот мир был… в общем, он стал недоступен. Но было поздно. Спустя всего несколько терций возникли первые Игровые Миры, и я ничего не мог с этим поделать. Никто не мог. Основной наш бич - это скука, а Игра оказалась неплохим методом борьбы с ней. Многим, как и мне, это не понравилось, но не в нашей власти оказалось помешать такому развитию событий. Все, что удалось, это ввести Игру в четкие рамки, установить весьма нестрогие правила.

Около четырех терций назад по разным причинам меня как Контролера заинтересовали несколько таких Игровых Миров. Их объединяла одна черта - Игра в них продолжалась слишком долго. Средний ее срок - одна-две тысячи местных лет. Но в указанных мирах она продолжалось уже три-пять тысячелетий. Со своего первого мира я забрал несколько десятков человек из работавшей на меня организации Хранителей. Забрал и законсервировал - извини, Семен, - до поры до времени. Триста ваших лет назад я вытащил нескольких из глубокого сна и разместил в этих мирах в качестве наблюдателей. Семен, ныне Тилос, оказался среди них. Игроки в этих мирах не слишком обрадовались, но возражать уважаемому Конструктору особых оснований не было.

Мои предчувствия почти нигде не оправдались. В течение нескольких терций - трех ваших веков - во всех мирах, кроме этого, Игра благополучно завершилась. Пузыри отцепили обычным порядком и забыли про них. Ваш мир остался последним - и ситуация здесь нравилась мне все меньше. Камилл казался единственным, кто явно не собирался закругляться. Он мог бы победить давным-давно, это подтвердил и Тилос в своих отчетах, и сегодняшний разговор с самим Камиллом. Более того, косвенно, по отрывочным разговорам и слегка неадекватной реакции мне показалось, что у него не в порядке психика. Но я не мог прекратить Игру только на основании неясных ощущений. В общем-то, большинству демиургов наплевать на людей и прочие игровые расы. Действия Комитета Чемпионов по регулированию рейтинга и так вызывают сильное неодобрение. И, в конце концов, чокнутому демиургу лучше сидеть в своем мирке и не действовать на нервы прочим. Так скажут все, кроме меня, пожалуй, и еще парочки таких же ненормальных.

Встал вопрос - что делать? Прекратить Игру просто так я не могу. Нужны веские доказательства нарушения правил и накрутки рейтинга. Но Камилл оказался на редкость осторожным и не дал мне ни одного повода. Даже взлом защиты Станции я не смог доказать самостоятельно. Осталось одно - сымитировать Игру против него и получить доказательства по ходу дела. Так я и поступил. Выбрал для начала момент, когда Камилл начал осторожную экспансию на второй материк и сам действовал в качестве полевого координатора. Известие о том, что на голову вот-вот свалится Отряд, должно было заставить его понервничать. И заставило-таки поначалу, я должен заметить. Жугличи двинулись на запад раньше времени и были остановлены Всадниками…

Ольга глубоко вздохнула.

– Да, были остановлены Всадниками, - улыбнулся ей Джао. В темноте опять сверкнули белые зубы, - гораздо восточнее, чем планировал Камилл. Орки не успели собраться в орду, их по частям разбили харазги и вышедшие из-под контроля жугличи. Майно разнервничался еще сильнее. Он бросил все бывшие в наличие силы на поиски Отряда и лично подключился к ним, видимо, рассчитывая перехватить вас до того, как вы составите полноценную команду. Но неожиданно вмешался Тилос, которому я подбросил сообщение о начале Игры…

– Я знал кое-что о планах Майно, - поправил его Тилос, - и планировал вмешаться в любом случае. Контригра показалась мне идеальным вариантом, вот я и влез в нее… на свою голову.

– Да, на это я не рассчитывал, - согласился Джао. - Я лишь надеялся, что Отряд получит какую-то поддержку в твоем лице. Шпионская сеть, явки, деньги в конце концов. Я предполагал, что Камилл организует атаку на одну из твоих баз, но не думал, что настолько успешно. Отравляющего газа я от него не ждал.

– Отравляющего? - переспросил Тилос. - Значит, он все-таки солгал?

– Да, солгал. Хлаш же ясно напомнил про Повелителя Лжи. Пару раз в других местах он действительно применил усыпляющий газ, но в Лесной Долине состав был смертельным. Одно это окончательно убедило меня в ненормальности Камилла. Ни один Игрок в здравом уме не станет настолько выходить за рамки мидиевальной действительности. Пулеметы на последнем рубеже защиты - туда-сюда, но горчичный газ и дирижабли здесь настолько неадекватны… Но я нуждался в веских аргументах для задействования возможностей Контролера и прекращения этого безобразия. Таких аргументов, чтобы подействовали даже на Комитет Чемпионов. Единственное, что пришло в голову, это уничтожение Станции. Я был в курсе произведенных Камиллом модификаций. Но передатчик Семена, созданный лично мной, работал напрямую…

– И пришлось его уничтожить, - мрачно кивнул Тилос. - Но об этом я позаботился сам. Джао, не ты ли сам спровоцировал Майно… Камилла на захват Лесной Долины? Может, ты был в курсе и моих модификаций в контрольной схеме реактора?

– А ты действительно хочешь это знать? - холодно спросил его Джао. - И поверишь ли моему ответу? Любому ответу? Я не планировал гибель твоих людей, даю честное слово. Твой крестовый поход против Майно как результат трагедии меня более чем устроил, но я этого не планировал.

– Разве? - язвительно спросил Тилос, но тут же осекся и махнул рукой. - Извини. Продолжай.

– Спасибо, - кивнул ему Джао. - Все остальное ты знаешь. Я изо всех сил держался в тени, всю работу делали вы сами. Куда лучше делали, чем многие, если вас это утешит. Как героя Отряда Теомира практически не существовало, я успешно самоустранялся. Вот гибель парня, кстати, целиком на моей совести. Я неправильно расставил приоритеты в том бою и в результате упустил его из виду…

– Приоритеты? - недоуменно спросил Тилос. - В бою? Ты о чем?

– Я нуждался в вещественной точке концентрации сознания рядом с вами. Изначально я захватил оставшегося бесхозным после гибели вождя Грома, - пояснил Джао. - Ручной зверь - допустимый способ увеличения количества бойцов. Со всеми вытекающими для попутчика следствиями, кстати.

– Ты? Гром? - не выдержал Заграт. - Ну, дела… Скажи-ка мне, крутой парень, не твоя ли вина в том, что я упирался против похода? Чтобы меня выгнали и я к вам присоединился?

– Кто знает… - подмигнул ему Джао. - Тебе как приятней думать?

– Мне приятней тебе башку разбить, - сплюнул орк. - Все вы… одинаковы. Что эта сволочь Майно, что ты сам. На одно лицо.

– Разумеется, - без тени иронии согласился Джао. - Надеюсь, ваш мир до такого маразма не доживет. Но моя история почти закончена. Вы пробились к Майно, я спровоцировал его на нарушение собственного обещания. С точки зрения правил это одно из самых тяжких нарушений. За одно это рейтинг Камилла рухнет до пола и ниже. А собственноручное убийство с особой жестокостью окончательно убедит всех в его умственных отклонениях. Но это все еще не основание для останова Игры. А вот гибель Станции и раскрытие вашего мира наружу… То, чего наши умники боялись больше всего.

– И что это значит? - поинтересовался Хлаш.

– Если ты имеешь в виду последствия, то не знаю, - пожал плечами Джао. - Но я рад, что это случилось. Мы так и не наткнулись ни на одну расу, сходную с нами по стилю мышления: одни развалины либо взаимно неинтересные чужие. Сейчас ваш мир - живая лягушка в нашем мертвом болоте. Сейчас та-акие обсуждения начнутся… Вы, наверное, атомное ядро расщепите раньше, чем мы по первому разу тему обсасывать закончим.

Вдали снова грохнуло, и на этот раз к небу взметнулась высокая колонна пламени. На фоне зарева виднелись осыпающиеся вершины скал и крошечные столбиков охранных башен.

– Это реактор, - задумчиво сказал Джао. - Самое время. Главное - чтобы свидетели гибели Майно выбраться успели. Ну, что теперь делать собираетесь?

– Есть предложения? - осведомился Тилос.

– Да нет, в общем. Ты-то точно в стороне от дел не останешься. Нужно аккуратно империю Майно разобрать, пока сама не обрушилась. Как раз по тебе задачка. Ольга, Хлаш, Заграт, если хотите, я вас по домам отправлю.

– Где у меня дом? - окрысился Заграт. - Сам же слышал - из-за меня клан перебили. Мне теперь только в воду вперед головой…

– Не из-за тебя, - досадливо поморщился Джао. - Там было совсем не так, как Майно рассказал. И клан твой не весь погиб, рассеян по большей части. Можешь заняться его сбором. Только стоит ли тебе снова в леса забираться? Подумай. Хлаш?

– Меня, наверное, в мертвых числят, - почесал Хлаш в затылке. - Так что вернуться я всегда успею. Думаю, на острова опять съезжу. Шаллан обещал навигации обучить…

– Ясно. Кстати, разберись с настроениями насчет войны с людьми. Тилоса привлеки, если что, но драки не допусти. Ольга?

Девушка подняла на него заплаканные глаза. Она дрожала, обняв себя руками.

– Не знаю, - тихо сказал она. - Я думала, что мы с Темкой… ну, поженимся, а он решит, куда… Наверное, к своим вернусь. У нас сейчас каждый человек на счету…

– С жугличами пока перемирие, - сообщил Джао. - Ваши без тебя обойдутся. Кстати, вот еще. Ты все-таки беременна.

Ольга тихо охнула.

– Да, - подтвердил Джао. - От настоящего Теомира, не от меня. Я придержал развитие плода, но теперь все снова пойдет обычным порядком. Родится мальчик, и крепенький. Назови его в честь отца. Но тебе нужно осесть и родить спокойно.

– Хорошо, - все так же тихо сказала Ольга.

– Вот и ладно, - Джао утомленно откинулся на спинку кресла. - Подумайте еще, я пока следы ликвидирую. Имейте в виду - вокруг крутые скалы, а оживлять даже я не умею.

– Погоди, - окликнул его Тилос. - А это… что? - он ткнул пальцем в небо. - Как долго будет продолжаться?

Две ярких линии все дальше расходились друг от друга, и звездная полоса расширялась и расширялась. Теперь она уже занимала две трети неба, а линии еле ползли.

– Яркие линии - испарившаяся граница вокруг системы, - пояснил Джао. - По форме она - что-то вроде правильного эллипсоида, большая ось - двенадцать часов, малая - около шести. Локальных световых часов, я имею в виду. К утру свет вспышки дойдет от самых дальних точек. Ждите, я скоро. - Демиург растаял в воздухе, но тут же появился вновь. - Да, вот еще что, пока не забыл. Эфирное поле внутри кокона определялось локальными константами. Теперь ваш мир влился в Большую Вселенную, локальное пространство постепенно рассосется, параметры континуума изменятся. Эфир, то есть магия, постепенно сойдет на нет. Как быстро - не знаю. Может, за полсотни местных лет, может, за сотню. Но ваша магия, в том числе и лечебная, уже начала слабеть. Имейте это в виду. Семен, на твоем месте я бы начал изобретать полноценную фармацевтику. Все, я пошел. Отдохните пока.

Джао снова растворился в воздухе, на сей раз - окончательно. Четверо компаньонов остались сидеть в креслах посреди голых скал. Над ними ширилась звездная полоса, с дальнего моря тянул легкий соленый ветерок.

– Значит, вот так все это заканчивается, - сказал Тилос. - Горы и звезды. Не ждал.

– Да, - согласился Хлаш. - Именно так.

– Мне почему-то песня вспомнилась, - смущенно сказала Ольга. - Помните, в Хамире, в "Золотой Чаше", Майно… ну, когда он был бард… пел? Про возвращение?

– Не помню, - проворчал Заграт. - И помнить про него не желаю.

– Что за песня? - спросил Хлаш. - Я его не слушал.

– Я слова плохо помню, - потупилась девушка. - Только первые несколько строчек. Чужие города, где вечно бродит тень… Или нет, серый день… Что-то такое.

– Это старая песня, - сказал Тилос. - Ее знает любой бард. И я знаю.

– Ну-ка, - заинтересовался Хлаш. - Споешь?

– Разве что прочитаю. Нет настроения петь.

– Давай, - Хлаш подобнее устроился на мягком сиденье и приготовился слушать.

– Сейчас, - сказал Тилос. - Ага.

– Да, - согласился Хлаш. - Именно так. Как все просто было раньше - злодей Майно, хорошие мы. Знай ломись себе вперед. А теперь?

– Хорошо тебе, - скривился Заграт. - Ты к своим крокодилам на острова вернешься, а я куда? Снова по миру шляться, своих искать…

– Я всегда буду рад вам, - сказал Тилос. - Если хотите, можем побродить по свету вместе. Мне… потребуются надежные друзья.

Герои сидели в креслах под искрящимся небом и думали каждый о своем. Тихая грусть по чему-то неведомому владела ими. Новые звезды сияли над головами, и ночная прохлада успокаивала разгоряченные сердца. Вскоре им предстояло выбрать свой путь - возможно, первое самостоятельное решение за тысячелетия. А пока они просто смотрели вверх, наслаждаясь новизной зрелища.

Злобный Ых в клетке широко зевнул и расправил крылья, потом повел головой из стороны в сторону.

– Я есть хочу, - недовольно сказал он. - А рядом никаких жуков. Даже комаров - и тех нет!

Одна из звезд сорвалась с неба и упала в далекий океан.

– Загадывайте желание, - сказал Тилос. - Почему-то у меня предчувствие - оно обязательно сбудется.

Конец

Приложение. Выдержки из "Введения в социальное моделирование для начинающих" Издание третье, переработанное и дополненное.

Резюме.

Данный труд посвящен описанию основ и базовых понятий общего социомоделирования. […]

Относительно молодая раса демиургов, являющаяся одной из трех Основных Рас нашего скопления, изначально относилась к типичным представителям белково-углеродной формы жизни. Долгое время обитавшая в условиях ограниченного жизненного пространства планетарной биосферы, она унаследовала от своих неразумных предков ряд безусловных инстинктов, рефлексивным следствием которых стала повышенная агрессивность. В связи с этим война у предков демиургов обычно была гораздо более жестокой, чем у в среднем у схожих цивилизаций. Несмотря на то, что демиурги давно освободились от неудобных человеческих тел с присущими им основными инстинктами - самосохранения и продолжения рода, - стремление к войне, как к наилучшему методу захвата новых территорий и отбраковки слабых особей, осталось навечно вмонтировано в их психологию. Положение осложняется тем, что с целью сохранения "человечности" среди демиургов существует де-факто запрет на моделирование собственной психики, в связи с чем избавиться от любви к войне в обозримом будущем для них не представляется возможным. […]

Первый Закрытый мир случайно создал демиург Джао для проверки пенной модели Вселенной (см. раздел "Основные теории о структуре мироздания"). Сумев оценить потенциал своего открытия, он создал второй мир для исследования некоторых гипотез относительно возникновения и развития человечества. В частности, Джао пытался в очередной раз найти ответ на вопрос о смысле жизни. Путем крайне грубого моделирования ему удалось создать приблизительную копию родной планеты демиургов, а также заселить ее биологическими существами, анатомически весьма сходными с людьми. К несчастью, не имевший опыта (как и любой первопроходец) в подобном моделировании Джао не смог в полной мере воспроизвести на модели классическую человеческую психологию, из-за чего попытки управления созданным миром регулярно проваливались. Последней такой попыткой стало создание тайной организации Хранителей, которые, вооруженные невероятными для них технологиями демиургов, пытались изнутри влиять на развитие общества. Исходной (и неверной, как выяснилось позже) посылкой экспериментатора являлась мысль о большей адекватности такой организации текущей обстановке (см. главу 15.2.4. "Тайные общества как инструменты влияния"). После того, как в течение полутора тысяч локальных лет Хранители только ухудшали обстановку, Джао ликвидировал их организацию. Актом стыда и отчаяния стал уход демиурга из созданного мира, а также уничтожение его связи с материнской вселенной (см. главу 3. "Психология демиургов"). Предварительно он изъял с планеты Хранителей, в дальнейшем служивших наблюдателями в других Игровых мирах. […]

Несмотря на провал эксперимента, изобретение технологии Закрытого мира стало настоящим концептуальным прорывом в физической науке демиургов. Доселе ограниченные в своих экспериментах жесткими рамками физической реальности с неизменными законами и параметрами континуума ученые получили в свое распоряжение невиданные возможности отвечать на вопросы типа "а что, если…" даже в ситуации, когда просчет математической модели оказывался неприемлем по времени (несколько метрических терций и более). Менять параметры физического пространства в пределах небольших (до десятков куболет) изолированных объемов гораздо легче, чем в реальном мире, где соседствующее неизмененное пространство создает неприемлемые возмущения в граничных областях и приводит к чрезмерным погрешностям в моделировании. Поэтому физики "обеими руками ухватились" (устаревший речевой оборот, основанный на строении биологических тел демиургов) за Закрытые миры. Игнорируя возмущение гуманитарной (в основном философской и отчасти социопсихологической) прослойки, они даже присудили Джао Вымпел Первопроходца, от которого тот, впрочем, отказался. С тех пор Закрытые миры широко используются в исследованиях, став обыденным инструментом любого экспериментатора-практика. […] Особенно ценной оказалась возможность создавать нелинейные отображения внутреннего временного вектора на реальный, что фактически позволяет ускорять или замедлять время внутри пузыря, пропуская неинтересные временные отрезки или сосредотачиваясь на интересных стадиях развития нужных процессов. […]

Изначально Закрытые Миры создавались с нуля: кусок пространства выворачивался в пузырь (в дальнейшем будет использоваться именно этот термин, несмотря на неприязнь к нему ученых старой школы), внутри менялись физические законы, зачастую устраивался Большой Взрыв или иное толчковое событие. Затем развитие мира отслеживалось и моделировалось по усмотрению Конструкторов.

Чаще всего после окончания экспериментов пузырь отключался от источников энергии и схлопывался. Однако в некоторых случаях результатом развития системы оказывались устойчивые миры, схожие с реальным. Такие миры передавались в Распоряжение специально созданного Игрового Комитета (впоследствии Комитет Чемпионов) для утилизации в качестве игровой площадки. После формирования нужных звездных систем одна или несколько планет заражались жизнью, развитие которой также контролировалось с целью получения заданных рас высших (разумных) существ, пригодных для Игры. […] В связи с трудоемкостью метода и малым выходом пригодных для Игры миров в дальнейшем была отработана технология упрощенной гравитационной инкапсуляции (УГИ, подробности см. в пособии "Гравитационные флуктуации и методы") отдельных звезд, позволяющая запустить Игру с гораздо меньшими затратами. Основой метода является формирование гравитационного колодца малой/средней массы и его последующая проекция на поверхность вращения вокруг избранной звездной системы. Внутренние размеры выделенного объема варьируются в пределах, как правило, пяти-шести гроков, что обеспечивает существование полноценной планетарной системы. При этом внешнее гравитационное поле созданной границы достаточно невелико, ее влияние на близлежащее пространство может быть проигнорировано. Управление спроецированным колодцем ("гравипленкой", "границей"), как правило, осуществляется конструктом, обычно помещаемым на орбиту вблизи основной игровой площадки. Нелогичное орбитальное расположение конструкта (удаленность от звезды-источника энергии, опасность преждевременного обнаружения аборигенами и пр.) характерно для Игровых Миров и объясняется сложившейся традицией - на первых порах демиурги-Игроки тяжело переживали трансляцию в локальное тело. […] Общение с материнским миром обычно реализуется с помощью волновых пакетов комплексной структуры, обладающих возможностью проникновения через гравипленочную границу. Недостаток методаочевиден - высокая сложность такого пакета требует не менее сложного (и ненадежного) оборудования для его генерации. […]

Игровые миры, являющиеся частным случаем Закрытых миров, создаются демиургами с целью реализации одной из основных человеческих потребностей - завоевания нового жизненного пространства. Как было упомянуто выше, демиурги законсервировали свою психику, сохранив, в частности, потребность в войне. Тщательно подавляемая социомодельными методами до фундаментальных работ Джао, эта потребность стала стимулом для непредусмотренного поначалу использования Закрытых миров, а именно - для Игры. […] В настоящее время миры для Игры формируются ускоренным методом с использованием шаблонных конструкторов разумных рас. […] Обычно продолжительность Игры не превосходит продолжительность жизни десяти-пятнадцати поколений доминирующей по численности разумной расы. Подавляющая часть Игр завершается в течение указанного срока победой Игрока, причем локальный хроновектор синхронизируется с основным. По окончании Игры все ее следы в данном мире тщательно уничтожаются, производится фальсификация исторических событий (обычно путем размещения ложных артефактов и массовой имплантации ментоблоков), после чего управляющий конструкт отключается, необратимо отсекая пузырь от материнской вселенной. Обычно в мире оставляются подсказки, теоретически помогающие расе на средних ступенях развития освоить технологии координатного перехода. Некоторые демиурги протестуют против такого подхода, заявляя, что у бывших игрушек может возникнуть желание отомстить своим создателям. Эти протесты, как правило, игнорируются Конструкторами, поскольку вероятность попадания из такого пузыря именно в наш мир является теоретически ничтожной. […] Только однажды некомпетентная ликвидация управляющего конструкта привела к раскрытию пузыря в реальный мир. Последствия этого события для всех вовлеченных цивилизаций тщательно изучаются Институтом Социомоделирования демиургов.

Евгений Лотош Уст твоих бурный ветер

Тошнотворно пахнет кипящим маслом. Свет факелов мечется по сырым стенам, мешаясь с отблесками подкотельных костров. Обреченные ведут себя по-разному. Кто-то всхлипывает, подвывая, кто-то молится, кто-то, сломанный пытками, просто безучастно смотрит перед собой, покорно ожидая смерти.

Скрежещет дверь, и под негромкий речитатив "Преклоняеши" в подземелье вступает Настоятель со свитой. Монахи в красно-коричневых рясах допросчиков выступают по бокам, потупив глаза, но изредка поблескивая из-под глубоких капюшонов острыми взглядами. При их виде в толпе зрителей вскипает быстро обрывающийся ропот. Никто не знает, не суждено ли и ему завтра очутиться на помосте, обнаженным, со связанными за спиной руками, остро чувствуя нагой кожей подвальную сырость, мешающуюся со склизкими масляными испарениями.

Очищение, грозное и неумолимое, угодное Отцу-Солнцу, завершается, и массовые казни остались позади, но и сейчас братья-расследователи выхватывают из стройных рядов детей Храма то одну, то другую паршивую овцу. Все к лучшему, ибо обновленный Храм Приморской Империи сможет с новой силой противостоять поганым язычникам и внутренним врагам.

Голосит муэкан, и правоверные, словно подкошенные, падают на колени, вытянув руки к небу, туда, где, невидимое, за толстой каменной кладкой сияет дарующее жизнь дневное светило. Беззвучно повторяются слова молитвы. Воздеть руки к невидимому небу - упасть ниц, воздеть руки - упасть ниц… Тринадцать повторений, тринадцать священных движений, и Настоятель, подняв руку, благословляет верных. Только нечистым грешникам и разоблаченным братьями мерзким колдунам недоступно последнее напутствие. Им предстоит вечно гореть в лучах Отца, бывающего не только милосердным, но и жестоким к оступившимся.

– Отец-Солнце явил свою волю, - негромко произносит Настоятель. Его хорошо поставленный голос проникает во все уголки подземелья. - Сегодня мы отправляем к нему на суд новых грешников. Не людям должно наказывать их преступления, но лишь самому Отцу. Да станет его кара справедливой и окончательной! Делайте свое дело, Избранные.

Избранные делают шаг вперед и с силой толкают обреченных в спины. С короткими вскриками, тут же сменяющимися ужасными воплями боли, те падают с помостов в котлы. Страшна их участь - выворачивающие суставы веревки отмерены так, что не позволяют сразу погрузиться выше колен. В течение сотни ударов сердца их тела будут медленно опускаться в котел, и лишь затем веревки обрежут, позволяя душе отправиться на суд Отца. Боль ужасна, но она лишь готовит к многократно худшему гневу Дающего Жизнь.

Только один Избранный колеблется. Юноша, почти мальчишка, лет пятнадцати, он расширенными от страха глазами смотрит в спину стоящей перед ним девушки. Его вытянутые руки дрожат, но тело закостенело в судороге, не позволяя сделать шаг вперед. Одно дело - обличать человека перед трибуналом, и совсем другое - своими руками убить его. Самые честолюбивые планы, кажется, теряют свою привлекательность, когда для их исполнения приходится переступать через мертвое тело. Почему Настоятель призвал именно его? Почему выбор не пал на кого-то другого? Он, верный сын Храма, до конца исполнил свой долг: указал на ведьму, публично обличил ее и принял покаяние - покаяние ли? - в ночь перед казнью. Зачем, зачем ему такое? Неужто он не доказал свою преданность? Как ему хочется сейчас оказаться наверху, на открытом солнечному свету и соленым ветрам дворе, с которого открывается такой вид на море и гавань!… Когда он шел сюда, в подвал, он видел, как в Золотую Бухту входит торговая ганза откуда-то с Восточного континента. Ах, если бы оказаться на борту такого корабля, уходящего в открытое море, подальше от лобного подземелья, от запаха кипящего масла - запаха смерти…

Тяжелый взгляд Настоятеля давит в спину, словно пытаясь столкнуть в котел самого мальчишку. Юноша знает, что произойдет, если он отступит. Келья в холодных северных болотах, крупные, с ноготь, комары, сводящие с ума звоном крыльев и с налету прокусывающие тонкую рясу, и многолетнее покаяние, призванное укрепить нетвердый дух. А эта… эта… она все равно умрет здесь и сейчас. Так что же он стоит?

Страшным усилием воли поборов окостенение, юноша делает роковой шаг вперед. Его ладони упираются в спину девушки, и та беззвучно падает с помоста. Она еще успевает повернуть голову, взглянуть в глаза своему палачу, и тот отшатывается, словно пораженный копьем в сердце. В черных глазах девушки нет ненависти, страха - только невыразимое презрение. Я не виноват, хочется крикнуть ему, они все знали сами! Зачем мне погибать вместе с тобой? Но слова застревают в глотке, а бывшая возлюбленная медленно падает в котел. Ее ноги погружаются в кипящее варево, но ни звука не исторгается из широко распахнувшегося в агонии рта. Негромко трещит гнилая веревка и, не выдержав веса, обрывается. Скорчившееся тело жертвы мгновенно скрывается под бурлящей масляной поверхностью.

Юноша медленно делает шаг назад, другой, потом резко оборачивается, пытаясь поймать взгляд Настоятеля. Ведь я все сделал правильно, да? Все правильно? - спрашивают его глаза. Настоятель слегка улыбается и еле заметно кивает. Волна облегчения захлестывает юношу. Мгновенная слабость не закроет ему дорогу вперед. Настоятель доволен им.

Вскоре стихают последние крики жертв. В наступившей тишине снова разносится голос - Глас Храма Приморской Империи:

– Отец-Солнце вынесет свой приговор оступившимся. Пусть это станет уроком всем присутствующим здесь. Проклятое колдовство не должно существовать в человеках. Ворожеи да не оставляй в живых!

Руки к небу - упасть ниц. Руки к небу - упасть ниц… Есть что-то завораживающее в мерном колыхании одетой в черные и серые рясы толпы. Настоятель Карим оглядывает подземелье. Он доволен. Пока еще никто не знает радостной вести: император - мертв. Грет дурак, ибо так и не нашел в себе сил завести нового наследника, и трижды дурак, что подставился под отравленную сураграшскую стрелу. Мудрому полководцу негоже ввязываться в пограничные схватки и совсем негоже самому вести воинов в бой. Яд медленно выжег его изнутри, и еще страшнее окажется кара Отца, когда дух императора скорчится под его опаляющими лучами, отягощенный тяжкими преступлениями против Храма. Самое тяжкое из них - казнь якобы злоумышлявшего против Империи прежнего Настоятеля. Но никогда более не бывать такому. Ни один мирской правитель никогда не вмешается в дела Храма. Никогда - такое прекрасное слово! Теперь только с благословения его, Настоятеля, и его преемников станут восходить на престол новые императоры.

С самого начала он, Настоятель Карим, знал, что Пробудившиеся Звезды предвещают не конец мира, но новую эпоху под факелом Истинной Веры. Четыре долгих года он боролся с малодушием и суевериями. Но, наконец, настало время перемен. Он сможет возвестить об этом и о многом другом уже сегодня. Нужно лишь правильно подобрать слова…

Его взгляд падает на помост, и мысль сбивается. Тот мальчишка далеко пойдет, о да! Еще вчера он поспорил со своим секретарем - брат Шухиус утверждал, что юнец не сможет столкнуть свою грешную любовь в кипящее масло. Но ведь смог, смог. И то - зов власти куда сильнее юношеской похотливости. Как его зовут? Сам… Сум… Имя ускользает, не дается на язык. Ладно, с мальчишкой успеется.

Осеняющим жестом Настоятель Карим благословляет толпу монахов и выходит из подземелья. За ним торопится свита - наверх, к Солнцу и воздуху. Дарующее жизнь светило поднимается все выше и выше, довольное своими верными детьми. Настоятель неспешно меряет шагами каменные лестницы. Вот и его кабинет, просторный и светлый, всегда открытый взору Отца. Настоятель неспешно усаживается на стул и делает знак секретарю. Тот быстро достает и пододвигает к господину пергамент и чернильницу, выкладывает остро очиненные перья. Несколько доверенных братьев почтительно выстраиваются у стенки, готовые внимать.

Настоятель, однако, не торопится брать перо в руку. Внезапно тяжелые мысли снова одолевают его. Ночью снова заговорил мертвый железный ящик в потайной комнате. Он молчал шесть долгих лет, с тех самых пор, как яростное солнечное пламя снизошло на проклятую Лесную Долину. Неземной жар выжег ее до костей, расплавил скалы до зеркального блеска, запечатлел на камнях тени обитавших в ней грешников, и Настоятель уже решил, что Отец-Солнце под корень выполол нечестивое семя. Но год назад ящик пробудился. К счастью, не сам Серый Князь, но лишь его чудом выживший подручный посланник глухо вещал из недр колдовской вещицы. Темны оказались речи его, немыслимы требования, и в гневе Настоятель отказался слушать слова злого духа в образе человеческом. Сегодня-завтра эта мерзость прибывает в город из-за моря, но лучше бы он оставался там, где прятался многие годы. Городская стража уже получила его точные приметы как преступника против веры - вместе с неформальным напутствием: не брать живым. Скоро, очень скоро прибудет гонец с головой последнего выкормыша Серого Князя, и Храм, наконец, воспрянет, навсегда избавившись от висящей над ним угрозы. Жаль, что лишь избранные знают о ней и сумеют оценить избавление по достоинству.

Настоятель поглаживает бритый на восточный манер подбородок и задумчиво смотрит в окно на расстилающуюся внизу гавань. Не время для мрачных раздумий. Эдикт должен стать эпохальным, а потому нужно тщательно подобрать слова. Но внутренний взор Карима то и дело возвращается к той ганзе, что сейчас разгружается у третьего причала. Да, в последнее время крестоцинские моряки осмелели настолько, что рискуют в одиночку пересекать ранее кишевшее пиратами море. Хорошо иметь в союзниках могучий флот островных троллей… Скоро по старым торговым путям снова двинутся бесчисленные купеческие суда, и золото рекой потечет в казну обновленной Приморской Империи. Нет, не так. Не Приморской. Солнечной. Или еще лучше - Империи Полуденного Солнца. Несколько мгновений Настоятель катает на языке сладкое название, зовущее и прекрасное для всякого приверженца Истинной Веры.

Шум доносится из-за двери, беспорядочный и возмутительный. Настоятель поднимает взор, раскрывая рот для недовольного окрика - и цепенеет. От страшного удара дубовая дверь срывается с петель и, расщепленная, с грохотом рушится на пол. В облаке пыли, окутывающей дверной проем, проступает силуэт невысокой закутанной в плащ фигуры. Он излучает угрозу, и из густой подкапюшонной тени сияет ужасный взгляд, словно две ярчайшие синие свечи полыхают за хрустальными призмами.

– Дела не позволяли вернуться мне раньше, - глухо произносит фигура. Сзади на пришельца напрыгивает стражник - и падает бесформенной кучей. Звенит по камню секира на длинной рукояти. Злой дух в образе человеческом даже не шевелится. - Но мой голос предупреждал тебя из-за моря - останови Очищение. Ты не внял. Теперь пеняй на себя.

Доверенные братья вжимаются в стену, желая только одного - чтобы горящий взгляд не обратился на них. Но мертвое синее пламя вгрызается в сердце лишь одного из присутствующих. Словно невидимая рука сжимает горло Настоятеля, и он медленно, против своей воли, поднимается из-за стола.

– Изыди, тать… - хрипит он.

– Я, - голос пришельца возвышается, - дал тебе власть. Ты давно забыл о том, и в наказание я ее забираю. Бывший Настоятель Карим, объявляю тебя лишенным сана! Теперь умри, ибо тебе больше незачем жить.

Глаза под капюшоном вспыхивают ярче. Боль словно копьем пронзает грудь Настоятеля, обрывает дыхание. Дневной свет меркнет у него в глазах, и мертвое тело оседает на пол. Гробовая тишина окутывает комнату.

Огни под капюшоном гаснут, скрытое густой тенью лицо поворачивается к полуобморочным братьям.

– Запомните сей урок, - голос пришельца снова глух. - Даже сам Настоятель в гордыне своей не спасся от моей карающей длани. Велик Отец-Солнце, вечны слова его Пророка, неотвратим гнев мой - его разящий меч.

Он поворачивается и неслышной тенью скользит вниз по лестнице. Багровые ошеломленные братья переглядываются, не осмеливаясь заговорить.

За день до того тектонические плиты глубоко под Тролличьими островами дрогнули и сместились. Густая лава, тысячи лет удерживаемая под Крокодильей горой старыми шлаковыми пробками, наконец-то пробила себе выход. Страшный взрыв разнес вершину горы, и острова окутало удушливым облаком дыма и пепла, выжигающим поселения и верфи Народа. Многие тысячи троллей погибли в тот страшный день, а выжившие бежали вплавь и на чудом уцелевших галерах. По склонам ползли раскаленные потоки, разрушая высеченный за столетия упорного труда силуэт гигантского крокодила. Земля тряслась, и море хлынуло в новые глубокие трещины.

Господствующие в этих широтах ветра сносили черное облако на восток, и на Западном материке до времени не знали о катастрофе. Но через сутки волны цунами, невысокие и не страшные на глубине, но неотвратимо растущие на прибрежном мелководье, достигли имперских портов. Спустя три часа после кончины императора Грета и полчаса - после смерти Настоятеля Карима прибрежная часть Золотой Бухты, столицы почти двадцатимиллионной империи, лежала в руинах.

Приморская Империя доживала свое последнее лето.

Часть первая. Тучи сгущаются

Солнце уже стояло в зените, когда она услышала шум втягивающегося на базарную площадь каравана. Беспощадные лучи выжгли последние остатки тени, и обмазанный глиной тын постепенно раскалялся. Спину жгло все сильнее, но Элизе было уже все равно. Сидя на корточках, она апатично смотрела на окружающую ее суету сквозь полузакрытые веки. Где-то далеко-далеко кричали водоноши, но ей не хотелось пить. Чувство голода пропало еще ночью. Теперь он ждала одного - смерти.

Толчок в плечо вывел ее из забытья.

– …госпожа! - донесся до нее глухой старческий голос. - Госпожа! Прошу тебя…

– Убирайся, - девушка с трудом разлепила потрескавшиеся губы. - У меня нет денег.

Фигура скрюченного временем раба с большим кувшином на плече маячила словно в тумане. Элиза никак не могла разобрать, чье тавро виднелось у него на щеке. Да какая разница?

– Госпожа! - голос старика прерывался. - Я очень прошу тебя! Мне не донести кувшин, хозяйка прикажет повесить меня на воротах!… Умоляю!

Девушка лишь мотнула головой.

– Уходи, - равнодушно сказала она, вновь погружаясь в спасительное полузабытье. Лучше бы уж кто-нибудь из Шакалов нашел ее, что ли. Наверное, они уже насытились кровью, так что мучить не станут. Просто убьют…

– Вот! - трясущейся рукой старик что-то доставал из-за пазухи. Вонючий халтон, казалось, сейчас разлезется на нитки. - Вот! У меня есть полударий! Помоги - и он твой…

Элиза равнодушно взглянула на блестящую монетку. Что-то не так. Слишком новая, слишком блестящая… Мысль пропала, вытесненная другой: деньги! На полударий можно купить большую пресную лепешку и полкувшина воды. Значит, она доживет до завтра, а там, наверное, заживут покалеченные пальцы, и она снова сможет воровать. Или хотя бы попытается. Попавшихся воров бросают в тюрьму и, говорят, кормят перед казнью. Это еще день…

Она со стоном попыталась встать на ноги. Затекшие колени не слушались. Старик, поставив кувшин на пыльную землю, попытался помочь ей. Элиза оттолкнула его - раб покачнулся, едва устояв на ногах, - и медленно выпрямилась. Кровь хлынула в икры и ступни, и девушка едва не вскрикнула от колючей боли в онемевших подошвах. Ничего, пройдет. Пройдет. Бывало и хуже.

Она потянулась за монетой, но раб неожиданно ловко спрятал полударий обратно за пазуху.

– Госпожа, - торопливо-виновато забормотал он, - госпожа, госпожа, пусть не сердится госпожа!… Я старый, а вокруг все хотят обмануть… Госпожа, помоги дойти, а там я отдам денежку, честно-честно отдам, клянусь гневом Валарама!…

Элиза оперлась на тын, ожидая, пока пройдет головокружение. Злости она не чувствовала - старик явно жил в городе не первый день. Граш не прощал доверчивости. Ладно, пусть. Она поможет. Но упаси его Назина не расплатиться на месте! У нее еще осталось достаточно сил, чтобы перегрызть ему глотку и напиться теплой крови.

Он ухватилась за кувшин и через силу вскинула его на плечо. Груз оказался куда легче, чем казался. Видно, старик совсем плох, что не может донести его сам.

– Веди, - прохрипела она. - Живее! - Элиза ухватила раба за халтон, тот треснул и пополз под пальцами. Завоняло, кажется, еще сильнее.

– Да, госпожа! - мелко закланялся старикашка. - Здесь недалеко, совсем недалеко…

"Недалеко" оказалось почти окраиной поблизости от городской стены. Прежде чем Элиза с провожатым добрались до места, девушка трижды присаживалась передохнуть. В последний раз она с трудом поднялась на ноги. Проклятый старик приплясывал вокруг, уверял, что почти пришли. В глазах сгущался туман, сквозь который что-то поблескивало - уж не обещанная ли денежка? Такой легкий поначалу, кувшин, казалось, вот-вот вдавит ее в землю.

Девушка покачнулась, ее повело в сторону. Пытаясь удержаться на ногах, она взмахнула рукой и зацепилась за глинобитную стену. Какой-то выступ сорвал заусеницу. Отвлекшись на укол боли, Элиза расслабила пальцы, и проклятый кувшин соскользнул с плеча. Казалось, он плывет к земле медленно-медленно, но ее рука тянулась еще медленней. Сосуд с хрустом ударился о камень и рассыпался на мелкие черепки. Со стоном Элиза рухнула рядом, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Пальцы наткнулись на осколок, прочертили бороздку в песке… В песке?

Из разбитого кувшина текла струйка песка. Обычного песка из Долгой пустыни, начинающейся в дне пути от Граша. Зачем рабу песок? Зачем покупать его на базаре…

– Зачем… - просипела она, повернувшись к рабу и чувствуя, как уплывает из-под колен земля.

– Держись, девочка моя, уже пришли, - голос старикашки внезапно окреп, перестал дрожать. - Уже почти на месте.

Железная рука подхватила ее под локоть, поставила на ноги. Элиза попыталась трепыхнуться, но ее уже вели, вели, вели неизвестно куда. Неожиданно вспомнились страшные сказки про городских людоедов, что заманивают к себе в логово прохожих и пожирают их, бросая кости собакам. Она попыталась вырваться, но уже надвинулись прохлада и тень, позади хлопнула дверь, и голос раба властно произнес:

– Мира, быстро спирт и глюкозу! Камтон, не стой столбом, помоги!

Что-то больно клюнуло ее в сгиб локтя, и Элиза, окончательно смирившись со своей участью, уплыла во тьму. "Девочка моя", - звучало у нее в ушах целую вечность, - "девочка моя"… В последний раз так ее называл отец.

Очнулась она уже под вечер. Лучи солнца пробивались сквозь щель в занавеске и косо упирались в стену. Лучи отсвечивали красным - город накрыла очередная пыльная буря. Девушка лежала на кровати, прикрытая тонкой непонятной материей. В локте саднило. Элиза попыталась сесть, но со стоном откинулась обратно на подушку. Голова казалась ясной, но тело оставалось до невозможности слабым.

Скрипнула дверь, и в комнату вошла молодая женщина в легкой голубой накидке поверх серой кубалы, по виду - тарсачка или биберка. Иссиня-черные ее волосы закрепляла небольшая изящная заколка. Не менее трех македов, автоматически прикинула Элиза. Вот бы выдернуть штучку - и слинять…

– Проснулась? - весело спросила женщина. - Молодец! Мы-то уж думали - не оправишься. Ты что - все лето не ела?

– Два дня… - пробормотала Элиза, но тут же спохватилась. - Ты кто? Откуда я здесь?

– Откуда ты здесь - тебе лучше знать, - улыбнулась женщина. - Так, будет немного больно, - она склонилась над кроватью и выдернула из локтя Элизы непонятно откуда взявшуюся там железную занозу, соединенную какой-то веревкой с прозрачной бутылкой на стене. Кожу защипало. - Ну-ка, согни руку и подержи так. Ты ведь из банды Зверят, верно? - Она щелкнула ногтем по шрамику на плече Элизы.

– Нет, - ощерилась та, пытаясь отодвинуться подальше. Тело все еще не слушалось. - Че надо?

– Тихо, тихо, - успокаивающе проговорила женщина. - Все нормально. Ты у друзей. Тилос притащил тебя вчера днем, с тех пор ты тут и дрыхнешь, ровно сурок зимой. Меня, кстати, Мира зовут. А тебя?

– Наседкой, - огрызнулась Элиза. Что-то здесь было не так, но что - она не понимала. Называть им свое настоящее имя она не собиралась - еще сглаз наведут или порчу… Но и откровенно лезть на рожон тоже не стоило. Наседкой ее звали среди Зверят. Кто ее знает, эту Миру, вдруг она и ее компанию по именам знает?

– Наседка так Наседка, - согласилась Мира. - Ну-ка, полежи спокойно…

Мира взяла запястье Элизы пальцами и ненадолго замерла, полуприкрыв глаза.

– Нормально, - наконец кивнула она. - Пульс ровный, тонов в сердце, надеюсь, за ночь не появилось, так что сегодня не помрешь. Почки не болят? Дешево же ты отделалась. Могла и помереть там, под забором. Что же ты на солнцепеке делала?

Элиза наконец осознала, что казалось неправильным. Пальцы правой руки больше не саднили, замотанные каким-то белым тряпьем. Девушка попыталась пошевелить ими - боль не вернулась. Она с удивлением подняла руку и поднесла кисть поближе к глазам. Сквозь тряпки ничего не было видно, но и кровь через них не сочилась.

– Да не смотри ты вокруг такими круглыми глазами! - снова рассмеялась Мира. - Целы твои пальцы. Заживут через несколько дней. И вообще помереть не дадим. - Она мгновенно согнала улыбку с лица. - Так, теперь серьезный вопрос - как ты себя чувствуешь? Слабость - само собой, пройдет к завтрашнему дню. Еще что-нибудь беспокоит?

– Нет, все нормально, - буркнула Элиза. - Что вам от меня надо? Не поверю, что за красивые глаза помогаете.

– Не за красивые глаза, - вздохнула женщина. - Но если что еще беспокоит - скажи сразу.

– Да все нормально! - вспылила Элиза. - Что ты ко мне привязалась? Мне твой раб полударий обещал! Давай мне деньгу - я уматываю…

– Да куда ты пойдешь в таком состоянии, - женщина опять вздохнула и встала со стула. - Подожди немного…

Она ненадолго вышла из комнаты. Элиза еще раз огляделась вокруг. Стены глинобитные, пол земляной, хотя и чисто подметенный. Грубый шкаф, табурет и колченогий стол - все убранство. Ни ковриков, ни вышивок на стенах, занавески грубые и темные. Типичный наемный дом… Бежать? Тело почти не слушается. Что от нее нужно? Неужели действительно в какую-то историю вляпалась?

Женщина вернулась с подносом, на котором дымились две глиняных кружки.

– Ну-тко, малышка, попей бульончику. Не век же внутривенно питаться… - непонятно сказала она. Элиза хотела послать эту дурищу с ее "малышкой" подальше, но до ее ноздрей донесся невозможный, божественный запах мясного отвара. Подавив раздражение, она с помощью Миры устроилась полусидя и, двумя руками ухватив кружку, начала осторожно глотать варево. Кружка жгла ладони, но она приспособилась удерживать ее забинтованными пальцами. Желудок выл от голода, но позориться она не собиралась, а потому пила мелкими осторожными глотками.

Когда бульон кончился, Элиза откинулась на подушку. В животе грела приятная тяжесть. Страшно захотелось спать, но Мира чуть ли не силой заставила ее выпить содержимое второй кружки. Жидкость в ней ощутимо горчила, отдавала травяным запахом.

– Укрепляющий настой, - пояснила Мира. - Не помешает. Завтра с утречка тебя кашей покормим, а там можно начинать нормальную пищу лопать. А вот теперь поспи, родная.

– Погоди, - заплетающимся языком попыталась остановить ее Элиза. - Почему вы меня так… так обихаживаете?

– Все завтра, - улыбнулась ей Мира. - А теперь спи, утенок.

Она вышла за дверь. Элиза попыталась еще о чем-то подумать, но провалилась в сон без сновидений.

На следующее утро ее разбудило осторожное прикосновение к руке.

– Просыпайся, малышка, - ласково сказал голос.

– Да, мама… - сонно ответила Элиза. - Еще чуть-чуть… - И тут же словно вынырнула из омута на поверхность. Она резко села - тело снова слушалось ее.

– Лежи, - Мира осторожно опрокинула ее обратно на простыни. - Как чувствуешь себя?

– Ничего, - буркнула Элиза. - Можно встать?

– Не стоит, - задумчиво проговорила Мира. - Как врач говорю - до завтра лучше бы полежать. Но тебя ведь в койке не удержишь, так? Хоть подумай сама - когда еще доведется на чистых простынях понежиться? Тюфяк хоть и соломенный, да все лучше голой земли.

– Обойдусь, - Элиза презрительно мотнула головой. - Жрать хочу.

– Сейчас принесу, - кивнула Мира.

Из еды дали какую-то непонятную сладкую кашу и опять бульон. Вскоре Элиза почувствовала, что неплохо бы и до ветру сходить. Она решительно села на кровати, преодолев легкое головокружение, и стала озираться по сторонам.

– Что потеряла? - осведомилась Мира, собирая посуду на поднос.

– Одежду! Или мне голой ходить? - огрызнулась Элиза.

– В шкафу! - сообщила Мира, выходя из комнаты. - Горшок под кроватью, - добавила она уже из другой комнаты.

Одевшись - штаны и рубаха оказались выстираны и заштопаны - и причесав волосы пятерней, Элиза подошла к двери и осторожно выглянула. Мира стояла у таза и задумчиво протирала тарелку.

– Встала, - констатировала она. - Ай, маладца. Далеко пойдешь, если на ровном месте не запнешься.

– Слушай, г… госпожа… - слегка запнулась девушка. Она не имела ни малейшего понятия, что это за тетка и как с ней себя вести. По виду вроде не из благородных, но заколка, но манера держаться, но явно не голодное лицо… В Граше существовало лишь два сорта людей: те, что обжираются, и те, кто голодают. Мира не походила ни на тех, ни на других. Чужеземка? Говорят, тарсачки своих мужиков в горсти держат, помыкают как хотят… Но на тех тарсачек, что она видела раньше, Мира походила лишь скулами и разрезом глаз.

– Госпожа, - повторила она, решив на всякий случай быть вежливой, - я не понимаю, что тебе от меня надо. Я всего лишь помогала донести кувшин рабу вчера… - она опять запнулась, - позавчера вечером. Я разбила кувшин, я виновата, да, но мне нечем заплатить…

– Забудь про кувшин, - Мира осторожно поставила тарелку на стол. - У Тилоса вечно какие-то внезапные идеи. На мой взгляд, нужно работать куда проще. Ты, милая Наседка, сама догадываешься, что не просто так мы тебя подобрали и выхаживали…

– И для чего? - вновь ощетинилась Элиза. - Может, скажешь наконец?

– Тилос появится - сам объяснит, - покачала Мира головой. - Скоро уже, через полчаса, не позже. Побудь пока у себя в комнате, ладно?

Элиза пожала плечами и вернулась "к себе". Впрочем, на месте не сиделось. Спать совершенно не хотелось, а сидеть без дела оказалось решительно скучно. Она прошлась по комнатушке, выглянула в окно - все те же опостылевшие глинобитные стены - и села на кровать. Спустя какое-то время, чуть ли ни целую вечность, она снова встала и начала мерить комнату шагами.

– Скучаешь? - спросила Мира, входя в комнату. - Хочешь голову занять?

– Чего? - удивилась Элиза. - Это как?

– Смотри, - Мира положила на стол пергамент с рисунками. - Видишь - вот треугольник, вот квадрат, а вот - круг.

– Знаю, не маленькая, - фыркнула девушка.

– Хорошо, - не меняя тона, продолжила Мира. - Теперь смотри: если мы расположим фигурки так, так и так, то что надо нарисовать здесь? Ну?

Элиза недоверчиво уставилась на рисунки. Круг, квадрат, крест… Круг, крест, квадрат… Квадрат, крест…

– Круг? - неуверенно спросила она.

– Ага! - обрадовалась неизвестно чему Мира. - Продолжай в том же духе. Ты посиди, почеркайся, а мне недосуг…

Она оставила на столе деревянную палочку, которой чертила знаки, и вышла. Элиза бросила ей вслед озадаченный взгляд и присела на табурет, в замешательстве рассматривая картинки. Ну, здесь понятно… Здесь тоже… а тут?

Она так углубилась в загадки, что не расслышала легкий стук в наружную дверь. Тилос проскользнул мимо чуть приоткрывшейся створки, запер ее изнутри и едва слышно выдохнул.

– Еле оторвался, - пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Миры. - С каждым разом местная охранка действует все более профессионально. Сукин сын Суддар учится прямо на глазах. Скоро днем на улицу выходить опасно станет. Как она?

– Нормально… насколько возможно, - пожала плечами женщина. - Ей лет четырнадцать-пятнадцать, но на вид больше одиннадцати не дашь. Худющая - ребра наружу, почти не развита, взгляд голодный… Уличный звереныш. Пальцы вот чудом не размозжены, словно дубиной или чем еще. Думаешь, подойдет?

– Не знаю, - Тилос скользнул к дверному проему и осторожно заглянул в него. - Ты что, ей тесты дала?

– Да, стандартный набор.

– И как?

– Еще не проверяла.

– Ладно, я сам.

Тилос сделал шаг вперед и кашлянул. Элиза, словно ужаленная, подскочила на месте. В дверном проеме стоял, внимательно изучая ее, давешний раб. Длинные спутанные седые волосы, клочковатая бороденка, тавро на щеке - теперь она ясно разбирала, что господина Куранги, расползающийся в клочья халтон… Но взгляд - уже не тот заискивающе-трусливый, и повадки - какие-то вкрадчивые, как у вора.

– Оклемалась? - дружелюбно сказал раб. - Давеча я уж думал, что помрешь по дороге. Давай знакомиться, что ли. Я Тилос.

Он неслышно подошел к столу - Элиза обратила внимание на его по-кошачьи мягкую походку - взял со стола пергамент и пробежал его взглядом. Одна его бровь удивленно поползла вверх. Он обернулся к вошедшей Мире и передал пергамент ей.

– Время? - спросил он.

– Полчаса или около того, - ответила та. - Я даже двух страниц не написала. А что?

– Сорок два балла, - тихо сказал Тилос. - Слушай, Наседка, - повернулся он к Элизе, - ты точно раньше в эти картинки не играла?

– Маленькая я, что ли, черточки рисовать! - огрызнулась та, на всякий случай настораживаясь. Внешний вид и одежда Тилоса совершенно не вязались с его поведением и… ну да, манерой выражаться. Явно не местный. Хорошо загоревший северянин или полукровка. Элиза уже почти забыла родину, но что-то в памяти еще осталось, и вот теперь вид и голос странного Тилоса начали пробуждать в ней воспоминания…

– Не маленькая, - согласился Тилос. - Тогда у тебя превосходный результат, поздравляю. - Он бросил взгляд на Миру, и та, кивнув Элизе, вышла из комнаты, прикрыв за собой щелястую дверь.

– Присаживайся, разговор есть, - сказал Тилос.

– А чего ты тут командуешь, раб? - презрительно спросила Элиза. - Хозяина позови, с ним и буду толковать. А с тобой - только воздух портить понапрасну.

– Урок номер один: не суди по внешнему виду о людях, - сухо ответил Тилос. Он нащупал пальцем тавро, подцепил ногтем край уродливого шрама, и… клеймо с чуть слышным шорохом оторвалось от щеки. Тилос бросил его на стол, попутно оторвав бороденку и сбросив седые волосы, открыв вполне чернявую шевелюру. Оторвав от халтона тряпку, он обтер ей лицо и бросил в угол. Вслед за ней полетел и сам халтон.

– Воняет больно, - прокомментировал он.

На Тилосе остались лишь короткие штаны, вроде тех, что иногда носят разбойники-бериуты. Обтертое лицо заметно посветлело, и теперь спутать его с полукровкой было невозможно. Типичный белокожий северянин, разве что чуть более смуглый. Элиза смотрела на него, открыв рот. Спохватившись, она подобрала отвисшую челюсть и нерешительно присела на табурет.

– Ну ладно, извини, - буркнула она. - Сам виноват - чего морду грязью натираешь? Ну, может, ты ответишь, чего от меня надо? Кстати, ты мне полдария задолжал - кувшин-то я тебе донесла!

Тилос подмигнул, протянул к ней руку и, Элиза даже глазом моргнуть не успела, достал у девушки из-за уха монетку.

– Вообще-то с тебя еще за кувшин вычесть полагается, - весело сказал он, протягивая денежку. - Ну да ладно уж, держи. В расчете?

– В расчете. А ты, значит, циркач… - разочарованно протянула она. - Тогда, извини, не о чем нам говорить. На руках ходить я не обучена, и фокусы показывать - тоже. В цирк к тебе не пойду.

– Да уж, цирк у меня еще тот, - печально согласился Тилос. - Не каждый пойдет, да и если пойдет - не факт, что удержится. Но у меня другое к тебе дело.

– И какое же?

Вместо ответа Тилос сел на кровать и внимательно посмотрел на нее, явно колеблясь.

– Ладно, - наконец сказал он. - Хотел наплести тебе с три короба, но девочка ты умная. Поэтому врать не стану, но и правды, не обессудь, не скажу. Нужен мне спутник на сегодняшний вечер, вот что. Вернее, спутница. Твоего возраста. Просто спутница, и ничего больше, - поспешил он добавить, увидев презрительно скривившиеся губы Элизы. - Извини, милая, на детей вроде тебя меня пока не тянет…

– Сам дурак! - не выдержала Элиза. - Думаешь, я трахаться не умею? Да сколько угодно! Знаешь, сколько раз мудилам вроде тебя давать приходилось?…

– Думаю, что ни разу, - оборвал ее Тилос. - Но меня это не интересует. Повторяю, мне нужна спутница для посещения… одного мероприятия. Одежда и еда - за мой счет. Плюс плата, разумеется.

– Сколько? - жадно спросила Элиза. Чем дальше, тем меньше нравилась ей вся история, и даже в доброте Миры проглядывало что-то нехорошее. Сейчас он посулит пару медяков, она отошьет его и уйдет отсюда. Спасибо, конечно, за жратву и койку, но она не напрашивалась.

– Сорок македов, - спокойно ответил Тилос. - Двести десять мидатов, если тебе так привычнее.

Элиза подавилась уже начатой фразой. Она изумленно взглянула на Тилоса, но тот явно не шутил.

– Согласна, - быстро произнесла девушка. - Четыре золотых, два вперед, только прошвырнуться по-быстрому и разбежаться. Заметано.

– Насчет "по-быстрому" я бы не был так уверен, - усмехнулся Тилос. - И вперед платы не получишь. Не бойся, не обману. Так что?

Элиза помедлила. Два золотых вперед - такого счастья не бывает. Если бы она получила их, да даже если бы она получила только один золотой, да что там, хотя бы пяток македов - только бы ее и видели. Обманет? Наверное. Но, по крайне мере, она хоть нажрется как следует. Уж тут-то ее провести не удастся.

– Лады, - нехотя сказала она. - Но смотри у меня, - ее голос неожиданно стал угрожающим. Вскочив с табурета и преодолев мгновенное головокружение, девушка подошла к спокойно сидящему перед ней Тилосу и ухватила его за плечо, - упаси тебя Отец-Солнце, или в кого там, гнида белокожая, ты веришь, меня кинуть! Найду и…

Тилос, не дослушав, осторожно взял ее двумя пальцами за запястье, и Элиза, задохнувшись от неожиданной пронизывающей боли, рухнула на колени. Ее рот мучительно разевался, пытаясь глотнуть воздуха. Тилос отпустил ее и боль мгновенно прошла.

– Ну-ну, уже все, - мягко сказал он, поднимая девушку на ноги и осторожно вытирая катящиеся по щекам невольные слезы. - Прости, не рассчитал. Уж больно ты хлипкая. Урок номер два: никогда не хватайся за противника, тем более за незнакомого. При таком захвате, как у тебя, я мог одним движением сломать тебе руку во всех суставах. Ну, не плачь, уже не больно, я знаю.

– Я не плачу, - сердито сказала Элиза, глотая слезы и отпихивая Тилоса. - Козел…

– Точно так, - улыбнулся ей Тилос. - Можешь врезать мне, дураку, как следует, авось полегчает.

– Иди ты… - огрызнулась она.

– Как скажешь. Значит, договорились: четыре золотых после совместной прогулки. И еще одно условие - до вечера на улицу ни ногой. Усекла?

Элиза лишь молча кивнула головой.

– Вот и ладушки, - обрадовался Тилос. - Да, прости меня за дурацкий вопрос - как ты выжила? Я слышал, недавно ваша банда схватилась с конкурентами, с Шакалами, кажется, и всех ваших перебили. А ты вот ушла…

Элиза молча смотрела на него. Внезапный вопрос пробудил в памяти то, что она хотела забыть навсегда, пусть даже ценой своей смерти. Крысеныш с раскроенной головой, валяющийся в луже крови, смотрит на нее невидящим взглядом, а его кишки вываливаются из распоротого живота; связанная Белка, которую насилуют сразу двое; Бычок, отчаянно отмахивающийся сломанной саблей от лениво наступающих Шакалов… И бег, отчаянный бег через трущобы, с жарким дыханием озверевших от крови врагов за спиной, редкие безучастные прохожие, жмущиеся к плетням и стенам, клубы сухой пыли и почти не ощущаемая боль в отбитых дубиной пальцах. И Крысеныша, доброго и ласкового, делившегося с ней украденным хлебом в ущерб себе, Крысеныша больше нет…

Она упала на кровать и в голос разрыдалась.

– Ой-ей… - озадаченно сказал Тилос. - Вот так номер. Мира!

Скрипнула дверь, и в комнату фурией ворвалась Мира.

– Ну и что ты с ней сделал, аспид? - возмущенно спросила она. - Ни на минуту с ребенком оставить нельзя, обязательно до слез доведешь! Что сделал, а?

– Вопрос неудачный задал… - пожал плечами Тилос. - Хм… я вас, бабочки, наедине оставлю, поплачьтесь друг другу на жизнь. Я пока делом займусь.

Несколько минут Элиза тщетно боролась с сотрясавшими ее рыданиями. Все, что копилось в ней последние годы, казалось, вырвалось наружу в одной вспышке отчаяния и обреченности. Мать, отец, Зверята и Крысеныш, та безнадежная драка, бег в никуда и два дня голодовки, медленного умирания под глиняной стеной, под лучами палящего солнца - все слилось в один клубок, рвущий грудь, перехватывающий дыхание, заставляющий тело корчиться в судорогах. Краем сознания она чувствовала осторожные прикосновения к шее, к затылку, они казались дружескими, успокаивающими, и внезапно слезы кончились. Комок в груди медленно растаял, осталась лишь промокшая подушка, в которую девушка утыкалась носом.

– Вот и хорошо, - вкрадчиво проговорила Мира, продолжая массировать ей шею и спину, - вот и ладушки… Вот и прошло все, и стало хорошо. Полежи спокойно, котенок, передохни, мужики - они все, сволочи, такие…

Элиза резко перевернулась на спину, села, судорожно уцепившись за простыню, несколько раз глубоко вздохнула.

– Отстань! - она отпихнула руку Миры, швыркая носом. - Без тебя обойдусь…

– Обойдешься, а как же… - спокойно согласилась та. - Вот, вытри рожицу, - она присела на корточки и осторожно промокнула лицо Элизы краем простыни. - Посиди спокойно, я попить принесу.

Питье оказалось прохладным и кисловатым. Девушка жадно выглотала его, хмуро сунула кружку Мире и нахохлилась, глядя на занавешенное окно. Голова кружилась, глаза сами закрывались.

– Давай-ка, поспи еще, - Мира аккуратно уложила ее на кровать, подавив вялую попытку сопротивления, и почти сразу Элиза погрузилась в глубокий сон. Мира прикрыла ее простыней и вышла.

– Что ты ей дала? - полюбопытствовал Тилос, уже закончивший оттирать грим и теперь вдумчиво копающийся в разложенной на столе одежде.

– Сбор номер три, - ответила Мира. - Пора с настоями заканчивать. Негоже ребенка все время на снотворных держать.

– Этот ребенок, - усмехнулся Тилос, - в другом месте и в другое время без всяких угрызений совести перерезал бы тебе глотку. Ради куска хлеба, скажем, или за пару медных монет. Зверята считались крутой бандой, чужой крови не боялись. Смотри - вот так и так. Как думаешь?

– Нормально, - отмахнулась Мира, мельком взглянув на роскошный белый халтон и голубую с золотом ареску. - Обсуждали ведь. Ты не боишься, что Тарона ей потом глотку перережет? Просто так, чтобы настроение сорвать?

– Она отправится с Раханом, - качнул головой Тилос. - Его караван тоже уходит сегодня вечером. Не думаю, что Тарона станет разыскивать девчонку по всему Сураграшу. Но знаешь, что любопытно? Она ведь явная северянка. Мордочка типично тапарская.

– Я бы сказала, она полукровка из северного Сураграша, - не согласилась Мира. - Разрез глаз тамошний, да и кожа темновата. Хотя скулы… да, скулы Тапара. Наверное, из беженцев. Но как она в уличную банду попала, почему не рабыня?

– Загадка. Но решать ее сейчас не время. Камтон скоро появится. Если еще раз приведет на хвосте слежку - просто в ухо плюну, как говаривал один мой знакомый летун. А тебе пора паковаться и уходить в караван. Записи свои драгоценные не забудь, - Тилос подмигнул, в мгновение ока влез в балахон и начал завязывать на щиколотках сандалии.

– Осторожнее, Тилос, - тихо попросила Мира. - Я… ну, ты сам знаешь. Мы все без тебя - пустое место. Не приведи Пророк что случится…

– Со мной? - белозубо в полумраке хижины улыбнулся Тилос. - Мира, ты же меня знаешь. Скорее, горы под землю уйдут. Ну что ты опять разволновалась?

В дверь тихо побарабанили условным стуком. Тилос сдвинул засов, и Камтон тенью проскользнул внутрь.

– Ну? - нетерпеливо спросил его Тилос. - Как?

– Все по плану, - тихо прогудел гулан. - Минут пятнадцать назад тарсачий отряд на рысях прошел в сторону дворца. Я засек Зулу, хотя Тарону не разглядел.

– Здорово! - Тилос в возбуждении ударил кулаком по ладони. - Все в сборе. Все, хватай Миру под мышку и топай в караван. Начинайте готовиться к отходу на рассвете. Учтите - сегодня из города уходят еще три каравана, так что надо оказаться у ворот первыми,иначе до завтра не выберемся. Накрути хвост Мехату, чтобы не рассиживался дольше времени.

– Да, хозяин! - скорчил зверскую рожу Камтун. - Слушаю и повинуюсь! - Он в два шага пересек комнату и действительно подхватил тихо взвизгнувшую Миру под мышку. - Где мои рабские кандалы?

– Поставь меня, урод! - шепотом закричала Мира, отчаянно брыкаясь. - Девочку разбудишь!

Камтон выронил ее из рук, картинно хватаясь за голову. Мира, сгруппировавшись, перекатилась по полу и пнула его под колено. Мужчина осел на пол, закатывая глаза.

– О, моя госпожа! - трубным шепотом возвестил он. - Я недостоин твоих побоев! Прикажи вывести неслуха-раба на конюшню и как следует выпороть! Я…

– Стоп! - оборвал их Тилос, вскидывая ладонь. - Рано расслабились, ребята, из города надо уйти чисто. Кончайте дурью маяться. Собирайтесь и уходите. Мира, наша… Наседка, сколько она еще проспит?

– Пару часов, не больше, - задумчиво ответила та, поднимаясь и отряхиваясь. - Я травы немного развела. И поаккуратнее с ней, ладно? Видно, что немало пережила девочка. Совсем ведь ребенок еще… - Она вздохнула и пригорюнилась.

– Ладно, ладно, - нетерпеливо отмахнулся Тилос, осторожно пристраивая дорогую ареску на голову и заправляя под нее волосы. - Топайте давайте…

Тихо прикрыв за ушедшими дверь, он быстро затолкал оставшееся рванье под кровать, оставив лишь нищенский халтон и богатое платье, аккуратно разложенные на кровати. Потом прошел к двери и задумчиво посмотрел на спящую Элизу.

Девочка мирно сопела на кровати, на лице виднелись засохшие следы слез. Тилос задумчиво рассмотрел ее, подошел поближе и стал водить над телом раскрытыми ладонями, иногда на мгновение останавливаясь.

– Как бы не глисты, - задумчиво пробормотал он. - Плюс стандартный набор болячек… Уличный ребенок, одно слово.

Он встряхнулся и отошел в угол, задумчиво покачивая головой. Выпрямился, расслабленно опустил руки вдоль туловища и застыл на месте неподвижной статуей.

"Так продолжаться не может!"

"Что ты имеешь в виду?"

"Он просто не понимает, что творит! Он путается у меня под ногами, все мои планы…"

"Наши планы, Мио. Наши. У меня, знаешь ли, тоже есть свой интерес. Должен заметить, что ты опять ставишь себя выше остальных."

"Ну хорошо, ладно. Наши планы. Неважно. Веорон, ты же сам понимаешь, что его деятельность может привести к непредсказуемым результатам!"

"Джао считает по-другому."

"Да мало ли, что считает Джао! Я давно устала от его странностей. Почему он сует свой нос во все дырки?"

"Потому что он не менее любопытен, чем ты. И потом, не забывай, что Игровые Миры изобрел все же он."

"Он, не он - что с того? Рано или поздно кто-нибудь все равно бы сообразил. Подумаешь, гений! А в социотехнике он и рядом со мной не стоит…"

"Ты несправедлива, Миованна."

"Смотри-ка ты, кто появился! Что нужно тебе, Криогар?"

"Мне казалось, что я тоже вхожу в комитет по Неожиданности. Я ошибался?"

"Какие же вы все занудные!…"

"Да и ты - тоже. Чего привязалась к парню? Он работает, как умеет. Не забывай, возможности у него не те, что у нас, да и кругозор поменьше. Ты бы остыла, прежде чем крови требовать."

"Верно, Мио. Чего ты раздухарилась? Если думаешь, что его нужно убрать, давай обсудим идею спокойно. Тоже мне - повод для скандала!"

"Извините, мальчики. Все. Уже успокоилась. Давайте-ка сначала. Итак, на мой взгляд, ситуация на западном материке Неожиданности выходит из-под контроля…"

Элиза проснулась мгновенно, как умела просыпаться в трущобах, но несколько мгновений лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Рука снова тронула ее за плечо, и голос Тилоса произнес:

– Просыпайся. Время.

Элиза откинула простыню и резко села на кровати. Тело чувствовалось гибким и послушным, радостно откликаясь на движение. В глубине сердца пряталось неясное ощущение, что теперь все будет хорошо. В окно снова били косые лучи солнца - судя по всему, до заката оставалось не так и много. Она повернула голову и обмерла.

Рядом с кроватью стоял чернобородый горбоносый человек. Родовые знаки на халтоне отсутствовали, но манера держаться, богатая одежда и запах благовоний однозначно указывали на знатное происхождение. Элиза соскользнула с кровати и склонилась в глубоком поклоне:

– Приветствую благородного…

– Не узнала, - широко ухмыльнулся человек. - Эх, ты, засоня. Там на столе чашка с водой, на кровати - платье. Давай, умойся и переоденься. Пора выходить.

Элиза, разинув рот, смотрела на него. Действительно, перед ней стоял Тилос, тот Тилос, которого ранее она видела лишь в нищенском одеянии, с прямым носом и безбородым. Если бы не светлая северная кожа, его можно спутать с настоящим гуланским вождем. На улице она не усомнилась бы, что имеет дело с богатеем, у которого не грех и кошель срезать. Она молча кивнула и вышла переодеваться.

Богатое платье оказалось страшно неудобным. Оно давило, кажется, везде, где только возможно. Каждый шаг давался с заметным трудом, горячий вечерний воздух не проходил в грудь. Заметив ее затруднения, Тилос зашел за спину и что-то там сделал с застежками. Стало немного полегче.

– Терпи, красавица, - усмехнулся Тилос. - То ли еще будет… Думаешь, легко быть любовницей богатея?

– Твоей, что ли? - фыркнула Элиза. - Да ни в жисть, даже и не надейся.

– И не надеюсь, - притворно-грустно согласился Тилос. - Куда мне, старику, супротив молодых да ранних. Постой спокойно, надо с волосами разобраться.

Элиза покорно застыла на месте. Старик? На вид - лет двадцать пять-тридцать. Не мальчик, да, но она знает и повес, в свои сорок с лишним пускающихся по борделям во все тяжкие…

Какое-то время Тилос возился с волосами, сноровисто укладывая их в прическу. Закончив, достал из небольшой плоской коробки какие-то краски, кисточки и долго мазал по ее лицу. Наконец, он пристроил на место женскую ареску - синюю с золотыми нитями.

– Вот так, - наконец удовлетворенно сказал он. - Хочешь на себя взглянуть?

Не дожидаясь ответа, он сунул ей невесть откуда взявшееся бронзовое зеркало. На всякий случай презрительно скривившись, Элиза взглянула в него - и обмерла.

Вместо трущобной оборвашки с вечно голодным взглядом на нее глядела чуть ли не дочь Великого Скотовода. Довольно смазливое в полумраке хижины личико обрамляли рыже-русые пряди волос, оттененные темно-синими с золотым фестонами арески. Алые губы чуть приоткрывали два ровных ряда зубов, подведенные тенями глаза удивленно взирали на мир из-под густых темных ресниц. Закрытое платье, увешанное какими-то пышными тряпками, скрывало костлявую фигуру. Какое-то время Элиза не могла оторваться от разглядывания себя, но потом, опомнившись, сердито сунула зеркало назад.

– Понравилось! - довольно ухмыльнулся Тилос. - Скажи спасибо Мире - она у нас специалист по гриму. Вот что с пальцами твоими делать?…

Он ловко сдернул повязку с кисти Элизы. Боли не чувствовалось совсем, только слегка чесалась кожа на костяшках, но черно-синие разводы никуда не делись.

– Н-да… - пробормотал Тилос. - Выглядит страшненько. Перчатки бы тебе, но ведь не принято в здешних местах… Ну ничего. Благовоспитанной женщине полагается руки держать в складках материи, вот так, - он показал - как, - и пальчики твои скрыты от публики. А есть постарайся левой рукой. Так, теперь к делу. Сейчас, красавица ты моя Наседка, нам предстоит следующее. Мы вместе добираемся до дворца…

– Куда? - не сдержалась Элиза. - А нас пустят?

– Пустят, - нетерпеливо отмахнулся Тилос. - Кстати, очень прошу: засунь свои воровские привычки куда подальше. Руку тебе за украденную мелочь рубить не станут, но из дворца вышвырнут. Тогда плакали твои денежки, обещаю. И не строй иллюзий - обязательно заметят, там прислуга натасканная. Итак, добираемся до дворца. Там ты какое-то время изображаешь мою малолетнюю подружку, потом я недолго совещаюсь с группой надутых уродов, затем мы чинно, под ручку, выходим из дворца и возвращаемся сюда. План ясен?

Сбитая с толку Элиза лишь кивнула. Во дворец? Да кто же такой этот Тилос, что вот так запросто во дворец пройти может? А вдруг Великий Скотовод сейчас там, собственной персоной? Вот бы хоть глазком…

– И еще, пташка моя, - вкрадчиво проговорил Тилос. - Как-то неудобно тебя при людях Наседкой называть. Как твое имя? - Его голос, внезапно заледеневший, хлестнул по ушам словно зимний ветер.

– Элиза… - машинально проговорила девушка и тут же выругала себя за длинный язык. Впрочем… почему-то не ответить было невозможно.

Тилос на мгновение застыл, глядя на девушку странным взглядом.

– Элиза… - пробормотал он. - Как давно… - Он кашлянул. - Ладно, пошли.

Мясной базар встретил их вонью разлагающегося мяса и человеческих тел. Пока Тилос искал наемный паланкин, Элиза успела отшить по крайней мере двоих ухажеров и дать по шее пацаненку, попытавшемуся сорвать с ее головы ареску. Не ожидая подвоха, она почти упустила его, но успела ухватить за волосы. Пацаненок попытался заверещать, но наткнулся на бешеный взгляд в упор и сник. Пожалев, что под рукой нет хотя бы завалящего ножа, Элиза отобрала злосчастный головной убор и дала воришке сильного тычка, сопроводив несколькими словами на трущобном языке. Тот мгновенно растворился в толпе. Тяжело дыша от злости, Элиза пристроила ареску обратно на голову и начала поправлять волосы, но тут появился паланкин, и Тилос, высунувшись из-за занавесок, поманил ее.

– Тяжко по другую сторону баррикад, верно? - весело спросил он, когда паланкин, покачиваясь, поплыл по улицам города. - Раньше ты грабила, вот теперь тебя грабят…

Элиза, не ответив, надулась.

Путь до дворца занял немного времени. Стража у внешней дворцовой ограды упорно не хотела пускать паланкин внутрь. Потом подошел высокий иссиня-черный сапсап с искрящимися бриллиантами пальцами, заглянул внутрь, почтительно поклонился Тилосу, внимательно осмотрел Элизу, и стража нехотя раздвинула длинные копья. Носильщики не спеша протрусили внутрь, и тут же упал скоротечный закат.

Когда паланкин, наконец, добрался до входа, небо уже сияло сгустками звезд. На западе еще играли краски уходящего дня, а на востоке разгоралось зарево, предвещая восход Огненного Пруда. Заметно посвежело.

Тилос выбрался из паланкина, помог спуститься неловкой в своем платье Элизе и расплатился с носильщиками.

– Запомни, как этот гроб выглядит, - заметил он. - Обратно на нем же отправимся, ребята согласились до полуночи подождать. Ну, милая, давай, изображай…

Он шутливо хлопнул ее по затылку и подставил согнутый кренделем локоть. В другой раз Элиза не преминула бы обидеться, но сейчас она ошарашено рассматривала вблизи настоящий дворец Великого Скотовода, и ей было не до того. Вспомнив, как шалавы из борделей таскались с клиентами, она продела свою руку в руку Тилоса, не переставая озираться.

А посмотреть было на что.

Огромные минареты дворца, казалось, сияли собственным светом в наступившем сумраке. Тут и там горели светильники, соперничая своим светом с редкими еще звездами, подсвечивая фонтаны, высокие стрельчатые арки, играя отблесками на золотых куполах. Вокруг выложенных камнем дорожек, по которым прогуливались редкие прохожие в богатых одеждах, шумели рощицы из непонятных в темноте кустарников и деревьев, меж них прятались смутно-белые беседки. Далеко внизу поблескивали фонари, отражающиеся в водах благословенного Кронга. Чуть слышно доносились переборы струн гайнуров и мандолин, грустно пела флейта. Музыке вторили сладкоголосые соловьи. Заметно посвежевший вечерний воздух - еще немного, и по коже начнет пробегать озноб - наполняли чудесные запахи цветов и благовоний. Сказочный вечер вступил в свои права.

Два одетых в красное с золотом раба с клеймами Великого Скотовода на щеках почтительно склонились в поклоне перед Тилосом.

– Владыка шлет свои приветствия и извиняется за то, что не может лично встретить дорогого гостя, - прошелестел один из них. - Он нижайше просит гостя… гостей оказать честь его гостеприимству и насладиться заслуженным отдыхом в любом из гостевых залов его скромного жилища. Мы, ничтожные, весь вечер в твоем распоряжении, о повелитель!

– Хорошо, хорошо, - благосклонно кивнул Тилос, лениво осматриваясь. - Я вижу, владыка, следуя своему безупречному вкусу, добавил еще два фонтана…

– Да, господин, - тихо откликнулся раб. - Они обошлись лишь в полтораста золотых и отняли только одну ничтожнейшую жизнь никчемного раба, неловко подвернувшегося под глыбу драгоценного мрамора.

– Тем хуже для него, - вальяжно повел плечами Тилос. - А может, и лучше - теперь он останется вечно плясать и веселиться в струях фонтана, наслаждаясь чистейшей влагой. Незаслуженное посмертие для такого червя, но такова воля Отца-Солнца, которого вы, язычники, зовете Куратом. Веди меня, раб, я голоден. И моя подруга тоже, верно, малышка?

Он густо хохотнул и ущипнул Элизу за щеку. Та, вовремя вспомнив, зачем она здесь, подавила желание врезать ему по руке и лишь робко улыбнулась, не переставая озираться по сторонам.

Внутри оказалось еще шикарнее, чем снаружи. Масляные светильники гроздьями увешивали стены. Тяжелые парчовые занавеси сменялись фресками, изображающими сцены охоты, празднеств, божественного суда, на котором Валарам с увенчанной огромными рогами бычьей головой неизменно попирал спины кающихся святотатцев… Золоченые арки неведомым образом превращали короткие переходы между залами в длинные таинственные галереи. И всюду - безлюдно.

На изящных столиках и в крытых драгоценным прозрачным стеклом прилавках стояли драгоценные статуэтки - из золота, серебра, с рубиновыми, смарагдовыми и алмазными глазами и узорами. Олени, бараны, змеи, кони резвились на бархатных полях среди яшмовых и малахитовых деревьев, сверкая в лучах ламп. Элиза прикинула, как бы половчее утянуть парочку безделушек, но краем глаза поймала цепкий взгляд одного из рабов и решила не рисковать. Сопровождающие, видимо, оказались не только и не столько личными слугами, сколько сторожами и надсмотрщиками над подозрительными гостями. Видимо, об этом и предупреждал Тилос. Но кто же он такой, в конце концов? Сначала - раб в вонючем халтоне, теперь - чуть ли не верховный вождь неведомого племени… Одно ясно - лишних вопросов задавать не стоит. Авось да само прояснится.

Откуда-то издали донесся негромкий гул голосов. Он приближался, и, наконец, Тилос с Элизой вышли в большой пиршественный зал с уставленными яствами столами. От запаха праздничного дастархана у девушки потекли слюнки. Она громко сглотнула.

– Знаешь что, милая, - покровительственно протянул Тилос, освобождаясь от руки Элизы, - иди-ка ты к столу, подкрепись немного. А у меня дела. Надо с людьми поговорить, понимаешь… Веди себя прилично и держи язык за зубами, - шепнул он на ухо.

Масляно ухмыльнувшись девушке, он вразвалочку двинулся по зале к вскинувшему к небу руки в радостном изумлении смуглому мужчине, увешанному золотом.

– Вай, родной! - донесся до нее радостный возглас. - Сколько дождей ушло в песок…

Он обменялся с Тилосом приветственными хлопками, и они приглушенно заговорили, полностью увлеченные друг другом. Элиза мысленно пожала плечами и решительно подошла к столу. От обилия кушаний разбегались глаза. Большую их часть она видела впервые. В общем-то, она опознала лишь фруктовый салат да финики в меду диких пчел. На одном из блюд лежало что-то вроде жареной саранчи, но с более длинными задними ногами, на другом свернулась кругами нарезанная тонкими ломтиками змея, держащая в пасти пучок зелени. Девушка нерешительно протянула левую руку к финикам, но тут же отдернула, не зная, прилично ли брать их руками.

– Могу ли я помочь прекрасной незнакомке в ее затруднениях? - прожурчал за спиной вкрадчивый голос. Элиза резко обернулась и нос к носу столкнулась с высоким статным красавцем, бибером, судя по плоским скулам и почти круглым, навыкате, глазам, в алых шароварах, пурпурном бурнусе, украшенном драгоценными камнями, и с дорогим ятаганом у пояса. - Я вижу, госпожа здесь впервые?

Он сделал быстрый знак пальцами, и сопровождающий Элизу раб скользнул к ним с большим серебряным блюдом, на которое и принялся накладывать яства, в которые тыкал пальцем незнакомец. Элиза растерянно следила за ним.

– Мой взор наслаждается прекрасным образом таинственной гостьи, - меж тем учтиво поклонился красавец. - Однако мое сердце болит из-за того, что я не могу именовать ее должным образом. Мое имя - Суддар ар-Хотан, и я - недостойный дворецкий в этих ничтожных хоромах. Хотя я всего лишь присматриваю за слугами и слежу за дворцовыми поставками, возможно, я все-таки узнаю имя столь прелестной дамы?

Девушка непонимающе взглянула на него, но тут же сообразила:

– Прошу прощения у благородного Саддара ар-Хотана…

– Суддара, - вкрадчиво поправил ее дворецкий.

– Ой… извини, Суддар, - смутившись, поправилась она. - Я здесь впервые, а тут так… красиво… Я Элиза.

– Элиза? - удивленно приподнял одну бровь ар-Хотан. - Просто Элиза? А, понимаю. Прекрасная госпожа намерена соблюдать инкогнито. Что ж, я не намерен проявлять неучтивость и пытаться проникнуть в ее тайну. Но я все равно польщен знакомством с девушкой, что с легкостью затмевает не только все красоты дворца, но даже и сами звезды на небе! Могу я порекомендовать попробовать кушарму с миндалем и корицей? Или вот язычки жаворонков, запеченные с редкой травкой каменицей, что везут в Граш надменные северные купцы? Божественное блюдо, должен я заметить, и наши гости остаются от него в восторге, особенно те, кто впервые во дворце. Госпожа ведь прибыла в наш город не в компании со своим спутником?

Элиза съежилась под его пронизывающим взглядом и пробормотала что-то невнятное. Дворецкий ослепительно улыбнулся и щелкнул пальцами, и около него словно из-под земли вырос еще один раб с серебряным кубком изумрудного вина.

– А вот белое вино, - ар-Хотан взял у раба чашу и осторожно, обеими руками, протянул ее Элизе. - Его делают далеко на закате дикие племена хазтубагов. Дикари крайне неохотно расстаются с ним, и в наших краях такое вино можно найти лишь здесь, во дворце Великого Скотовода. И в этом, могу с гордостью заметить, моя личная заслуга. Попробуй, прошу тебя, не побрезгуй.

Элиза покорно взяла кубок, ощутив его тяжесть, и отпила пару глотков. Почти сразу в голове зашумело, и тихая далекая музыка, кажется, заиграла с новой силой. Она чувствовала, что влюбляется в обходительного царедворца. Запоздало вспомнив о синяках на пальцах, она попыталась спрятать руку в складках платья, но не удержала кубок левой рукой, и тот покатился по полу, звеня и разбрызгивая драгоценную жидкость.

– Ах, какая мелочь, - тут же пришел ей на помощь ар-Хотан. Раб уже сноровисто подтирал вино, второй быстро унес кубок. - Если госпожа страдает от болей в пальцах, будет ли мне позволено предложить помощь наших врачевателей? Смею заметить, они весьма искусны…

Элиза в замешательстве кинула взгляд на Тилоса, который, закончив разговор и многократно раскланявшись, направлялся в ее сторону. Суддар перехватил ее взгляд, и понимающая улыбка скользнула по его губам.

– Что ж, я не смею более стеснять прекрасную госпожу Элизу своим присутствием, - низко склонился он. - Но она навсегда останется в моем сердце и всегда может рассчитывать на мою помощь. - Он еще раз поклонился, на сей раз - Тилосу, ответившему ему не менее глубоким поклоном, и неслышно отошел в сторону.

– Как тебе дядька? - спросил Тилос, забирая у раба поднос из рук и жестом отсылая его. - Вот сукин сын, а?

– Почему сукин сын? - удивилась Элиза. - Он такой… вежливый…

– Угу, угу, - покивал Тилос, рассматривая поднос. - Ты ешь, не стесняйся. Даже сто таких, как ты, Великого Скотовода не объедят. Он хоть представился?

– Кто? А… Ну да. Сказал, что он Суддар ар-Хотан, дворецкий… А что такое дворецкий?

– Человек, который следит за рабами и слугами, распоряжается припасами и так далее, -пояснил Тилос, пережевывая кузнечика. - Да только он прибедняется. Это формально он дворецкий, а на деле - глава тайного сыска, если хочешь, глаза и уши Барадаила. Может, слышала - еще пять лет назад существовала здесь такая Тайная Канцелярия - могучая тайная организация, по сути державшая даже самого Великого Скотовода за мальчика на побегушках. Наш Суддар скорешился с Барадаилом, тогда еще начальником дворцовой стражи, и сковырнул и Канцелярию, и тогдашнего Великого Скотовода. Кстати, совет - если увидишь нашего милого парня из Хотана за пределами дворца, беги со всех ног. Имей в виду - это очень хороший совет… О! Вот и она.

Громко заиграли фанфары, и из самой большой арки показалась процессия. Сначала в зал, чеканя шаг, вошли воины. Два… шесть… восемь до зубов вооруженных смуглолицых тарсачек образовали нечто вроде узкого прохода. Длинные, шитые золотом арески закрывали почти все лицо, оставляя открытыми только глаза и нос. Не считая их, воинское снаряжение воительниц явно не предназначалось для парадных выездов - запыленные кожаные штаны и походные рубахи, видавшие виды кожаные наплечники и наручи с железными шипами, потрепанные эфесы кривых сабель наводили мысль скорее о готовящейся схватке. Элиза непроизвольно съежилась, подавшись к противоположному выходу из зала. Тилос, заметив ее движение, успокаивающе положил руку на плечо.

– Все в порядке, - шепнул он, - тарсачьи королевы без симан-телохранительниц не появляются. Даже здесь, во дворце. Особенно во дворце.

Снова пропели горны, и в зал неторопливо вошла ОНА.

Элиза судорожно вздохнула.

Женщина выглядела потрясающе, просто невероятно прекрасной. Иссиня-черные волосы, скрепленные золотыми заколками, оттеняли заметно более светлую, чем обычно у тарсаков, кожу. Высокие, но не чрезмерно, скулы, большие желтые глаза, драгоценными топазами сияющие в свете масляных ламп, полные алые четко очерченные губы, ослепительно белые ровные зубы… Узкая полоса ткани, украшенная несколькими драгоценными камнями и большой алмазной брошью, оставляла открытыми живот и почти всю высокую грудь, свободные тонкие шаровары не маскировали изумительную линию бедер. Она шла легко и непринужденно, словно плывя над каменными плитами пола, и ее кожаные сандалии тихо поцокивали железными накладками. Элиза вспомнила свое недавнее отражение в зеркале и чуть не заплакала. Никогда, никогда больше она не посмеет себя вообразить красавицей, несчастная тощая замухрышка!

Стража, выхватив оружие, взмахнула им в воздухе, гортанно выкрикнув что-то на тарси. Тарона ослепительно улыбнулась, неспешно обводя зал взглядом. Элизе показалось, что, когда взгляд красавицы упал на нее, в нем мелькнула… ненависть? Нет, нет. С чего бы ей, ослепительной тарсачке, ненавидеть девчонку с улицы? Тем не менее, по коже прошел неприятный холодок. Ладонь Тилоса на ее плече скользнула ниже, к талии.

После мгновенного замешательства публика в зале, отвесив новоприбывшей почтительные поклоны, вернулась к своим разговорам. Симаны, вбросив клинки в ножны, неслышно выстроились вдоль стены, застыв каменными статуями. Тарона же, сопровождаемая коренастой тарсачкой с настороженным взглядом, мягкой походкой хищного зверя направилась прямо к Тилосу.

– Какая встреча, о свет моих очей! - промурлыкала она, коснувшись щеки Тилоса ноготками. - Как давно мы не виделись, милый! Я вся горю от желания, - ее голос внезапно зашипел гремучей змеей, - взглянуть на твои потроха! Я ведь предупреждала тебя, чтобы ты не появлялся на моих глазах, ублюдок хромой верблюдицы!

– Здравствуй, сиятельная Тарона. Привет и тебе, верная Зула. С каких пор тарсачки распоряжаются в Граше? - лениво удивился Тилос. - Я полагал, Великий Скотовод считает его своей территорией…

– Великий Скотовод, - голос Тароны снова стал мурлыкающим, - и пальцем не пошевелит, чтобы спасти твою шкуру, и ты об этом знаешь. Он не захочет ссориться со мной, не ради тебя, точно. Мои женщины засиделись, вместе с мужчинами охраняя овец и верблюдов, их кровь кипит и жаждет битвы. И как бы битва не вспыхнула здесь, в заблеванном Граше!

– Интересные слова произносишь ты, о моя возлюбленная королева, - без тени смущения отпарировал Тилос. - Интересно, как отреагирует на них Совет Племен, буде я сообщу ему о твоих словах? Издревле мир в степях охраняла не стража владыки, но табу и клятвы вождей…

– Я помню, - хищно улыбнулась Тарона, ее ноздри раздулись. - Но времена меняются, ох, меняются… Смотри, посланник, как бы и в самом деле твои кишки не оказались намотанными на жертвенный алтарь! Мои жрецы умеют это делать так, чтобы дать жертве сполна насладиться своими страданиями.

– Спасибо за предупреждение, прекрасная королева, - издевательски полупоклонился Тилос. - Но такое я уже слышал. Если Кугарос не натянет мою шкуру на барабан, если Ругер не сделает из моего черепа пиршественную чашу, если ар-Зибарон не превратит мою голову в мяч для священной игры, я обязательно позволю твоим жрецам насладиться моими предсмертными воплями. Кстати, познакомься. Это Элиза, моя… хм, знакомая. Элиза, познакомься с Тароной, королевой тарсаков. Поболтайте пока, девочки, а мне еще кое с кем надо парой слов перекинуться.

– Итак, княжества Севера предлагают мир, - голос Тилоса отчетливо разносился по тронному залу. Племенные вожди и их представители с бесстрастными лицами смотрели на него, явно прикидывая выгоды предложения. - Еще раз вкратце повторяю условия: специально оговоренная дань совету вождей и Великому Скотоводу, да не высохнет вода в его фонтанах, - он отвесил почтительный поклон ар-Хотану, сидящему в небольшом каменном кресле на нижних ступенях трона, - снижение торговых пошлин, клятва о вечном перемирии. От себя лично могу добавить, что, хотя княжества могли бы пойти на большие уступки, сверх предложенного они не уступят ни зернышка. Выплата дани и так вызовет град насмешек, а выкликнуть нового князя на Севере куда легче, чем выбрать вождя здесь, в благословенном Сураграше. Я бы посоветовал принять их условия, ибо большего вы не добьетесь.

– Когда мои воины обрушатся на разжиревший Север как голодная саранча, - Тарона, небрежно развалясь в кресле, поигрывала драгоценным стилетом, - они получат все. И тучные стада, и зеленые пастбища, и все драгоценности, которые скупые князья прячут в сырых погребах - все станет моим. Я имею в виду - нашим, - она широким жестом обвела зал. Нестройный гул голосов поддержал ее. - Так с какой стати мы должны соглашаться на мир в обмен на жалкие подачки?

– Мир имеет свою ценность, - спокойно ответил Тилос. - Ваши кони завязнут в непроходимых северных лесах и болотах, ваша пехота обломает зубы о могучие северные твердыни, чьи каменные бастионы на десятки саженей возвышаются над самыми высокими деревьями. Возможно, нарушат свой нейтралитет тролли, орки возьмут в руки откованные ими же ятаганы. Еще неизвестно, чья возьмет в кровавой бойне. Так не лучше ли торговать и процветать в мире, чем усеивать трупами поля сражений? Или женщинам тарсаков нравится отправлять своих дочерей на бессмысленную смерть?

– Женщины тарсаков, - оскалилась Тарона, - сами решат, что им нравится, а что - нет. Наши дочери с радостью умрут ради жизни племени, княжий посланник, и их матери и даже мужья умрут плечом к плечу с ними, если потребуется. Среди них нет таких трусов, как ты!

– Ты сказал все, что мог, северянин? - холодно осведомился Зур Харибан. - Гуланы поддержат тарсаков в любой момент, и я не услышал, почему мы не должны так поступить. Думаю, остальные - тоже. Ну, что? Я предпочту потратить вечер на развлечения, не на пустую женскую болтовню.

– Осторожнее насчет женской болтовни, - предостерегающе взглянула на него королева тарсаков.

Гулан раздраженно оглянулся на нее и пожал плечами.

– Почему же? - осведомился он. - Мы столько времени слушали, как ты болтаешь с обабившимся северянином! По-моему, это и есть женская болтовня…

– Зур… - предостерегающе произнес доселе молчавший ар-Хотан. Гулан криво усмехнулся и замолчал. Тарона снова нехорошо взглянула на вождя, но тоже удержалась от ответа.

– Итак, - Суддар ар-Хотан поднялся из своего креслица и начал мерить шагами тронную залу, - я думаю, что Совет Вождей услышал все, что мог сказать посланник северных княжеств. Хочет ли еще кто-нибудь из присутствующих высказаться.

– Хватит болтать языком! - с сильным акцентом проскрипел на общем сапсап. - К Валараму северных князей с их змеиной болтовней! Если война - так война, мир - так мир. Мы присоединимся к большинству, но уж решите, наконец!

Ропот прокатился по залу. Тилос быстро обвел вождей взглядом из-под ресниц. Вожди явно колебались и не спешили соглашаться. Ну что ж, с горечью подумал он. Все, как и просчитано - от плохого к худшему. Как же неприятно иногда убеждаться в собственной правоте…

– Кто хочет принять предложение северных князей? - громко спросил ар-Хотан. - Говорите, ваш голос услышат.

Гробовое молчание стало ему ответом. Несколько вождей - в основном мелких племен, не играющих в политике ровным счетом никакой роли, неуверенно переглянулись. Остальные с каменными лицами смотрели прямо перед собой.

– Итак, - царедворец с деланным сожалением повернулся к Тилосу, - Совет Вождей отклоняет твое предложение. Имеешь ли ты сказать еще что-нибудь?

Тилос молча поклонился и направился к выходу.

– Эй, милый! - настиг его голос Тароны. - Не забывай про мое гостеприимство!

Не оборачиваясь, Тилос с силой толкнул каменные створки и вышел в пиршественный зал. Свита уже подчистую объела дастархан и теперь бесцельно бродила по залу. Их, кочевников и скотоводов, мало волновали фрески и гобелены, и только томящая скука читалась в их взглядах. Посланник взглядом нашел забившуюся в угол Элизу и кивнул ей. Девушка со всех ног бросилась к нему и с силой ухватилась за его руку.

– Где ты ходил? - дрожащим голосом спросила она. - Столько времени…

– Мы разговаривали не дольше получаса… - Тилос с запозданием вспомнил, что Элиза не знает счета времени. - В общем, недолго. Ты вся дрожишь, милая моя, - он осторожно высвободил руку и приобнял девушку за плечи. Ее худое тело сотрясала крупная дрожь. - Что случилось? - Не останавливаясь, он увлек Элизу к выходу. В бойнице под потолком - блеск металла. С Великого Скотовода станется всадить арбалетную стрелу в спину неудачливому посланнику. Пора завязывать с рискованной игрой. Результаты все равно мизерные. На всякий случай девочку - вперед, чтобы прикрыть от болта…

– Тилос, я боюсь! - Вот это да! Чтобы вырвать у трущобной крысы такое признание, нужно, чтобы она действительно перепугалась до смерти, а то и сильнее. Возможно, зря я оставил ее наедине с Тароной… - Почему королева так меня ненавидит? Я же впервые с ней встретилась? Она же… она… она меня убьет, я вижу!

…так, теперь самое интересное. Жаль девочку, но сейчас не до очередного бездомного котенка. Как взглянула на меня Мира, когда я привел Элизу! Сколько раз ловил я на себе такие осуждающие взгляды - и все никак не привыкну.

– Элиза, слушай меня внимательно. Я должен извиниться перед тобой за то, что крупно тебя подставил. - Взгляд - непонимающе-обиженный, ареска комично сбилась набок. Девочка, совсем девочка… Сколько таких бездомных голодных детей шатаются по улицам, убивают и погибают, попадают в рабство! Именно ради них ты крутишься, ради них - ради будущего. Только сегодня до светлого будущего не ближе, чем три века назад. - Тарона действительно тебя ненавидит. Ненавидит лишь за то, что увидела рядом со мной. Она с радостью прикончит тебя, если дотянется. Помнишь, что она обещала сделать с моими кишками? Поверь мне, палачи тарсаков способны и на большее.

– Почему?… Зачем?… - на ее глазах уже явно блестят слезы. Не дави на ребенка, нет нужды.

– Неважно. Извини, Эла, ты попала в жернова большой политики. Сейчас тебе нельзя оставаться в Граше. Вон наш паланкин, ныряй, по дороге поговорим.

В качающейся тьме паланкина - два блестящих от слез, но настороженных глаза. Уже оправилась - хорошо. Хуже нет объяснять план действий ревущей девчонке.

– Вот обещанная плата, - два увесистых мешочка падают в подставленные ладони и сноровисто исчезают в складках платья. Трущобный волчонок - всегда волчонок, деньги из рук не выпустит, даже умирая. - Плата - как договаривались, но один макед разменян медью. Не трать сразу все, еще пригодится. Теперь слушай внимательно и запоминай.

Объясняю, как утром у ворот найти караван Рахана, что сказать караванщику, где на первых порах прибиться в Хотане и как перебраться в Назир. Элиза внимательно слушает, в прозрачном для моего взгляда мраке паланкина слышится сосредоточенное сопение. Она уже оправилась от потрясения. Пластичная юная психика хорошо держит удар. Надо поручить ребятам присмотреть за ней на первых порах, возможно, через несколько лет задействуем и ее. Не сейчас, не сейчас. Время утекает сквозь пальцы словно вода, и паровой котел Юга готов взорваться войной. Странно. Почему мне опять вспомнилась та Элиза? Может, потому, что я отсылал ее почти так же? Глупости. Просто память услужливо подстраивается под чувство вины…

Через какое-то время Тилос дотронулся до ее плеча.

– Готовься, - тихо сказал он. - По моему сигналу выскакиваешь из паланкина, прижимаешься к забору и молча - молча и неподвижно! - ждешь команды. Поняла?

Элиза кивнула, потом, вспомнив, что во мраке ее не видно, шепнула:

– Да. А зачем…

Палец Тилоса прижался к ее губам.

– Ти-хо! - раздельно сказал он. - Три… два… один… Пошла!

Паланкин остановился, и в тот же момент Элиза, повинуясь толчку Тилоса, спрыгнула из паланкина на землю. В тот же момент снова затопотали, удаляясь, ноги носильщиков. Девушка, спотыкаясь в темноте, на ощупь нашла глинобитную стену хижины и прижалась к ней.

Вокруг стояла тишина, ночной холод пробирал до костей. Тилос исчез. Возможно, он так и остался в паланкине. Элиза пожалела, что не проверила кошели на свету. Кто его знает - вдруг да в них свинец или железо? Выйти бы к фонарю да проверить… Ей снова вспомнилась ненависть, горящая в взоре Тароны, яд, сочащийся в ее голосе. Девушка поежилась. Нет. Сначала забиться в какую-нибудь нору, и уж потом проверять. Пусть даже ее кинули с деньгами - по крайней мере, она все-таки попробовала невиданных дворцовых кушаний. А если не кинули - четыре золотых! И платье, что сейчас на ней, тоже стоит денег. На них можно неплохо прожить год, а то и больше. Достать бы где-нибудь хоть плохонький кинжальчик!

В тот момент, когда она окончательно решила сматываться отсюда самостоятельно, жесткая ладонь зажала ей рот.

– Это я, - шепотом предупредил Тилос, прежде чем она успела впиться в ладонь зубами. - Помалкивай и топай за мной как можно тише. Нас ищут.

Посланник потянул ее за руку, и Элиза покорно зашлепала за ним. Сообразив, быстро сдернула сандалии. Босиком она умела двигаться совершенно бесшумно.

Под ноги то и дело подворачивались невидимые в темноте кочки и камни. Вскоре девушка сбила себе пальцы на ногах, но Тилос продолжал упрямо тянуть ее за собой, уверенно поворачивая то в одну, то в другую сторону (он что, в темноте видит, поразилась Элиза). Однажды он толкнул ее к стене и вжался рядом в обмазанный сухой глиной тростник. Та, уже немного привыкнув к его странностям, послушно замерла. Вскоре раздались приглушенные голоса, зашелестели плащи, и за ближайшим поворотом промелькнули фигуры, освещающие путь потайными фонарями. Выждав, Тилос потянул ее за собой в сторону того же поворота, и они бесшумно скользнули в противоположную сторону.

– Сюда, - наконец выдохнул Тилос, вталкивая ее в какую-то дверь. Скрежетнул кремень, в полной темноте затлел фитиль, потом тускло загорелась лучина. Они оказались в том самом доме, из которого отправились во дворец, казалось, целую вечность назад. Сейчас Элизе почему-то захотелось, чтобы все вернулось назад, чтобы отказаться от страшной поездки…

– Переодевайся, - Тилос быстро содрал с себя богатый халтон и небрежно швырнул его в угол. - Да не стой столбом! Платье брось здесь, несподручно с ним по улицам таскаться. Давай, давай! - Он подсел к столу и начал быстро мазать свое лицо какой-то дрянью.

Элиза с сожалением вылезла из платья, надеясь, что в почти полном мраке ее не разглядеть. В последний раз она бросила взгляд на отливающие золотом нити и швырнула его в тот же угол, что и Тилос. Быстро натянув свои шаровары и рубаху и надежно пристроив кошели, она замерла в нерешительности. Наконец, чуть слышно фыркнув, осторожно пристроила за пазуху дорогую ареску - тряпка тряпкой, но жалко. Да и продать можно…

– Готова? - не оборачиваясь спросил Тилос, быстро смахивая мелочевку со стола в большую кожаную суму. Неуловимо быстро он накинул на себя драный нищенский халтон и превратился в натурального уличного попрошайку. Элиза восхищенно прищелкнула пальцами - вот бы ей так уметь! Насколько проще стало бы воровать! - Все, двинулись. До Кривой улицы идем вместе, дальше расходимся. Про караван Рахана помнишь?

Элиза молча кивнула. Тилос затушил лучину и в сгустившемся мраке потянул Элизу за руку.

На улице стало куда светлее. Добрый край Огненного Пруда уже вылез из-за горизонта, ярко-голубые Глаза Назины горели высоко над крышами. Заборы отбрасывали едва заметные тени. Еще немного - и укрываться в темноте от преследователей станет невозможно.

Тилос быстро шел впереди Элизы, уверенно ориентируясь в трущобных закоулках. Постепенно девушка начала узнавать местность. Вот, кажется, характерный поворот проулка Головорезов. Сотня шагов - и покажется Кривая улица. Оттуда рукой подать до квартала Зеленщиков, ну а дальше… она разберется.

На углу Тилос остановился и повернулся к Элизе.

– Все, - с какой-то грустью сказал он. - Разбегаемся. Тебе туда, - он махнул рукой. - Деньги не забыла?

Элиза молча мотнула головой. Казалось бы, ей нужно испытывать облегчение - кончается непонятная дурацкая история, в которую она влипла от безысходности, и кончается хорошо. Она жива, здорова, при деньгах, а что нового врага нажила - подумаешь! Вряд ли Тарона окажется хуже городской стражи или подонков из других банд… И все же - почему ей не хочется расставаться с Тилосом?

– Ладно, прощай. Не поминай лихом, - Тилос хлопнул ее по плечу и двинулся обратно в трущобы.

Полумрак прорезал резкий треск. Гремучая змея? В городе? Элиза не успела додумать мысль, а предательски ослабевшие колени уже заставили ее прильнуть к забору, хватая ртом воздух.

Тени. Это могут быть только Тени. Но за что? Им-то что она сделала?

Тилос замер на месте, черный бесформенный силуэт на фоне постепенно светлеющей дороги. Вокруг него бесшумно возникали другие фигуры - затянутые в облегающие темные одежды, с отблесками звездного света на вороненых клинках.

– Твоя жизнь окончена, враг, - словно из ниоткуда прозвучал глухой голос. - Прими наш поклон и наш удар. Тень забирает тебя к себе. Да возродишься ты к новой жизни счастливым!

– А по-хорошему уладить дело не удастся? - Странно - в голосе Тилоса не чувствовалось страха, лишь… ирония? Почему он не боится? Это же Тени!… - Я никогда не искал войны и старался не пересекать ваш путь без необходимости. Есть предложение…

Вместо ответа Тени неуловимо прянули вперед, словно растворившись в воздухе. Удар, предсмертный хрип… Нет?

Тилос, казалось, умел растворяться в воздухе не хуже Теней. Клинки убийц лишь бессильно вспарывали воздух. Человек, которому давно полагалось валяться в пыли в луже собственной крови, уклонялся от Теней даже с какой-то ленцой. Вот быстрое движение - и сразу двое нападающих кубарем катятся по земле, впрочем, тут же вскакивают и снова бросаются в схватку…

Странная злость сорвала Элизу с места. Пятеро - на одного? Страшные убийцы, в одиночку расправляющиеся с целыми отрядами, впятером на ее Тилоса? Она ужом метнулась вперед, в броске подхватывая с земли оброненный Тенью кинжал, и, оступившись, неловко пырнула одного из врагов в живот. Вернее, попыталась пырнуть. В последний момент тот ловко уклонился, и в глазах девушки вспыхнули яркие круги от страшного удара по затылку. Удар был нанесен кулаком, не кинжалом, но мир перевернулся вверх тормашками, а горло и голову уже сжали твердые безжалостные руки, шею пронзила страшная боль. Хрустнули позвонки… и тут смертельный хват разжался.

Элиза опустилась на землю, отчаянно пытаясь вздохнуть. Тело Тени безжизненно свалилось рядом. Огненная круговерть в глазах застила мир, острая боль в почти свернутой шее протыкала все тело словно копьем. Как сквозь сон она слышала хрипы - свои и чужие. Потом руки снова схватили ее за плечи, и она приготовилась умереть.

– Элиза! - пробился извне знакомый голос. - Элиза, дура, идиотка, ты меня слышишь?

В шее снова что-то хрустнуло, и дышать стало гораздо легче. Боль потихоньку отступала, яркие пятна в глазах начали рассеиваться, уступая место благословенной тьме. Она со стоном ухватилась за руку Тилоса.

– …твою мать! - Тилос отвесил ей страшную пощечину, еще одну. - Не теряй сознание, слышишь! Сейчас…

Жуткий запах чуть не вывернул девушку наизнанку. Элиза, отпихнув руку Тилоса, рывком села, ощущая, как какой-то камешек больно впивается в задницу.

– Стоп! - придержал ее Тилос, отбрасывая вонючий комочек и не давая вскочить на ноги. Посланник сидел рядом на корточках, встревоженно заглядывая ей в лицо. - Как ты?

– Ох… - Элиза попыталась повертеть головой, но острая боль снова пронзила шею. - Больно.

– Сама виновата, - уже спокойно заметил Тилос. - Какого хрена ты в драку влезла? Одной Тени десять таких, как ты, на левый мизинец мало покажется. Ты понимаешь, что натворила?

Элиза осторожно, стараясь не ворочать шеей, огляделась вокруг. Пять черных изломанных тел в неестественных позах валялись вокруг, освещенные уже наполовину взошедшим Огненным Прудом.

– Нет… - растерянно сказала она. - Я хотела… ну, тебе помочь…

– Помогальщица… - скривился Тилос. - Если бы не ты, я бы просто ушел от них так, что они и опомниться-то не успели бы. Я думал, у тебя хватит смекалки сбежать, а ты взяла и напала на Тень. Пока они полагали, что справятся со мной, они позволили бы тебе уйти. Теперь - все. Напав на Тень, ты стала личным врагом параноидальных кретинов. Любой из этой долбаной секты пришьет тебя, как только увидит. А мне из-за тебя пришлось убить - понимаешь, убить! - их всех. Мало, можно подумать, мне неприятностей…

– Но как… они узнают? - девушка ощущала, как мир рушится вокруг нее. Ну зачем, зачем она влезла в драку? Кто ее просил? - Они же все… они умерли!

– Теней-убийц всегда сопровождает наблюдатель. Он отчитывается перед шабаем, главой ячейки, о том, как прошло дело. Не нарушены ли правила,насколько эффективно действовали убийцы, кого поощрить, кого наказать… Сейчас наблюдатель ушел. Я его видел, но из-за тебя не успел достать. Так что жить тебе осталось пару дней, не больше. Хашш-ш-ш-григатурр…

Элиза заплакала. Она ощущала, как слезы ручьями текут из глаз, но поделать ничего не могла. Тилос молча сидел рядом, почесывая в затылке.

– Ладно, - наконец сказал он. - Меняем планы. Придется тебе какое-то время пожить под нашим присмотром. Вставай, - он помог девушке подняться. - За мной.

Барадаил стоял у окна и смотрел на звезды. Он даже не пошевелился, когда вошедший в комнату Суддар ар-Хотан слегка кашлянул, привлекая его внимание. Привычный дворецкий застыл, ожидая, когда Великий Скотовод нарушит свое молчание.

– Выяснил? - наконец слегка повернул голову Барадаил.

– Да, повелитель, - поклонился Суддар. - Три дня назад он пришел в город вместе с караваном Мехата. Мои люди на воротах засекли его сразу, да он и не скрывался. Снял домик в трущобах, купил где-то полудохлого раба, нанял какого-то гулана и сидел там безвылазно, пока не получил вызов.

– Я не сомневаюсь, что ты прекрасно осведомлен о событиях в городе, - холодно заметил Великий Скотовод. - Но меня, в конце концов, интересует, тот ли он, за кого себя выдает. Выяснил ли ты это?

– Не до конца, повелитель, - заторопился Суддар, уловив в голосе Барадаила угрожающие нотки. - У меня почти нет глаз в холодных северных землях. Но он шел с караваном от самой границы, да и не в первый раз он приходит сюда с верительными грамотами…

– То есть ты не знаешь точно, - отмахнулся от него Барадаил. - Догадываюсь, что сведения такого рода нелегко раздобыть, но тебя это не оправдывает. Я плачу тебе не за догадки. На сей раз ты проследишь за ним до самого Севера. Если надо, засунь своих соглядатаев хоть в княжеские терема. Я хочу знать, посылают ли его сами князья, тамошние жрецы Солнца или же просто недовольные бояре, ищущие моей поддержки в своих дрязгах. Не спускай с него глаз, зашли своих людей в караваны, в общем, делай, что хочешь. Но я должен знать, с кем мне иметь дело на Севере, и стоит ли вообще иметь с ними дело. Где посланник сейчас?

– Мои люди проследили паланкин до его дома, - дворецкий благоразумно не стал упоминать, что паланкин оказался пуст, как и сам дом. - Сейчас за ним тщательно следят.

– Хорошо, - кивнул Великий Скотовод. - Что с племенами?

– Напряжение нарастает, господин. Гуланы и тарсаки все чаще ссорятся из-за пастбищ. Их жрецы не устают напоминать про табу, так что до призывов к войне дело еще не доходит, но, боюсь, это лишь вопрос времени. Мелкие племена тоже волнуются - их выживают со старых мест как гуланы с тарсаками, так и пылевые бури. В Сураграше очень неспокойно.

– Плохо, - Барадаил со свистом втянул воздух сквозь зубы. - Во время войны город наверняка разграбят. А тут еще посланник с его миром… Как хорошо, если бы племена двинулись на Север! Слишком ретивые воины сложили бы головы, а остальным досталась бы богатая добыча…

– Северяне глупы, - Суддар позволил себе тонкую усмешку, впрочем, все равно невидимую в полумраке. - Их предложения мира могут лишь подвигнуть племена на войну. Гуланов уж точно. Только слабый заранее просит пощады…

– Северяне не глупы, - сухо возразил Барадаил. - Племена не пойдут на войну по отдельности, иначе соседи тут же захватят их пастбища, и им окажется некуда возвращаться. Их можно двинуть только всех вместе. Подумай, нельзя ли как-нибудь нашептать вождям что-нибудь эдакое…

– Да, повелитель, - поклонился дворецкий. - Я подумаю. Сегодня на совете некоторые вожди, из мелких, были готовы двинуться, не откладывая, и, возможно, если мы слегка подогреем страсти… - Глупец, добавил он про себя. Я уже полгода работаю в нужном направлении. И ведь не скажешь прямо, а то старый хрыч решит, что я слишком умен для должности главного подручного…

– Что-нибудь еще?

– Да, - Суддар заколебался. - Не знаю, как и сказать…

– Прямо! - Великий Скотовод развернулся всем корпусом. - Не юли, говори. Что опять случилось?

– Ночная стража обнаружила в одном из переулков пять трупов.

– И что?

– Они все - Тени. По крайней мере, одеты именно так.

– Дерьмо Сумара… - пробормотал Барадаил. - Срочно гонца к их… как его… не помню, в общем, гонца! Сообщи, что мы извиняемся, но не имеем отношения к их смерти. Плети что хочешь, но чтобы они не заподозрили нас! Не хватало еще, чтобы они пришли по мою… или твою голову. Кто их завалил, выяснили?

– Нет, повелитель, -Суддар развел руками. - Я даже представить не могу, кто в состоянии убить пятерых Теней сразу. Разве что у них внутренние свары, и их завалили свои же.

– Надеюсь, что так… - пробормотал Барадаил, делая отгоняющий злых духов знак. - Ладно, свободен.

– Да, повелитель, - дворецкий кивнул и попятился к выходу. - Спокойной тебе ночи.

Караван вышел из города ранним утром, когда небо на востоке лишь чуть зарозовело. Сонные стражники, получив свою мзду, нехотя распахнули ворота, и спесивые дромадеры, важно покачивая горбами, один за другим потянулись мимо караулки.

Элиза, скрючившись в три погибели, сидела в высокой корзине, желая лишь одного - побыстрее вылезти отсюда. Подбородок болтался где-то между коленями, и поврежденная ночью шея ныла все сильнее. Она стиснула зубы и принялась считать шаги верблюда, чтобы хоть как-то отвлечься.

Незадолго до того Тилос привел - почти притащил - ее за руку к каравану, в полной готовности стоящему у рыночной площади.

– Камтон, меня раскрыли, - коротко бросил он чернокожему гиганту, сливавшемуся с темнотой, несмотря даже на яркий свет звезд. - Тени. Видимо, отследили у дворца. Ее, - он толкнул Элизу вперед, - спрятать и незаметно вывезти. Я ухожу по третьему варианту, встречаемся где оговорено.

– Тени… - пробормотал Камтон. - А ее что?

– Она ввязалась в драку, - откликнулся Тилос, растворяясь в ночи.

– Храбрый ты лягушонок… - хмыкнул гигант, задумчиво рассматривая Элизу. - Небось, Тилоса защищать полезла. Сама-то цела?

– Цела! - ощетинилась девушка. - Подумаешь!…

– Подумаешь - с Тенями связалась, - усмехнулся Камтон, - делов-то… Ладно. Через полчаса рвем когти. Куда бы тебя пристроить?

Он оставил Элизу у лежащего и меланхолично жующего дромадера и ушел в сторону слабо освещенного изнутри шатра. Подумав, она села на уже почти остывшие камни площади и удобно оперлась спиной о теплый бок животного. Почти сразу же она провалилась в тяжелый кошмарный сон, из которого спустя несколько мгновений - или несколько вечностей - ее вырвало постукивание по плечу.

– Эта, что ли? - над ней склонился высокий караванщик в огромном тюрбане. На его пальцах поблескивали драгоценные перстни. - Заморенная какая-то… С такой проблем не возникнет. Осталось несколько пустых сантанов, в один ее и засунем.

Элиза фыркнула. Лезть в тесную корзину страшно не хотелось, но и спорить желания не возникало. Перед глазами встала картинка из сна: залитая солнцем гладкая пустыня, мельтешащие вокруг бесформенные фигуры и летящий в лицо кулак. Она уже горько жалела, что так по-дурацки встряла в злосчастную драку. И кто ей нож в задницу воткнул? А сейчас спасение единственное - оказаться отсюда подальше. Ей совсем не улыбалось на собственной шкуре выяснять правдивость страшилок, что про Теней шепотом рассказывали вечерами.

Теперь она мерно покачивалась в сантане на горбу дромадера, проклиная непонятного Тилоса, втянувшего ее в дурацкую историю, и себя саму, позволившую Тилосу втравить себя непонятно во что. Голос разума, робко пискнувший в глубине что-то насчет ее спасения от медленной смерти под забором, заглох под все возрастающей злостью. Она молча поклялась, что только лишь ее выпустят из этой соломенной тюрьмы - и поминай как звали. Хорошо, хоть деньги на месте.

Однако пока никто, кажется, не горел желанием выпустить ее из заточения. Судя по лучикам солнца, пробивающимся сквозь щели в плетении, уже давно наступило утро. Те же лучики показывали, что караван движется куда-то на северо-запад, все дальше и дальше от Хотана. Что ж, видимо, воспользоваться советами Тилоса не удастся. Ничего. С деньгами, живая и здоровая, она точно не пропадет.

До девушки донесся приглушенный свист, и караван остановился. Разбойники? Не похоже - не слышно ни криков, ни лязга железа. Да и чересчур близко от города. Решившись, она приоткрыла крышку корзины и почти сразу заметила темную фигуру, торопливо спускающуюся по осыпям холма. Тилос?

По днищу сантана постучали.

– Эй, красавица! - окликнул снизу голос Камтона. - Вылезай!

Элиза полностью откинула крышку и выпрямилась, с трудом превозмогая боль в затекших членах и балансируя в качающейся корзине. Солнце стояло высоко и припекало вполне ощутимо. Тилос уже спустился к дороге и тихо разговаривал с выехавшим ему навстречу на вороном красавце-жеребце караванщиком. Заметив Элизу, он махнул ей рукой.

Впрочем, взмахом все и ограничилось. Камтон помог Элизе перебраться на попону, прикрывающую спину верблюда между болтающимися по бокам корзинами, напялил ей на голову простую полотняную ареску и вспрыгнул на своего коня. Тилос, накинув белый халтон прямо поверх черных штанов и рубахи и закрыв лицо полостью головного платка, вскочил на подведенного ему жеребца. Караван снова тронулся в путь.

Немного погодя Элиза заметила Миру. Та, как и Элиза, покачивалась верхом на верблюде, правда, не на дромадере, а на мохнатом северном бактриане, удобно устроившись в ложбинке между горбами. Тилос с Камтоном на лошадях пристроились рядом с ней. Все трое о чем-то переговаривались, но слов Элиза разобрать не могла, как ни прислушивалась. Лишь однажды Мира с тревожным лицом обернулась в сторону Элизы, но, заметив, что девушка смотрит на нее, успокаивающе улыбнулась.

Солнце забиралось все выше и выше, над быстро раскаляющимися каменистыми осыпями начало дрожать марево. Ночная колючка сворачивала листья в тонкие жесткие трубочки, ощетиниваясь ими словно шипами. Девушка вспомнила, как кто-то - кажется, Бычок - рассказывал, что внутри каждой трубочки хоронится маленькая капелька горькой, но не ядовитой влаги. Если умираешь от жажды, можно эту влагу высасывать… К востоку иногда поблескивал Кронг, с него доносились крики чаек. Элиза и сама не заметила, как крепко уснула под мерное покачивание верблюжьей спины.

Когда солнце поднялось почти в зенит, устроили долгий привал. Рабы и слуги сноровисто установили несколько легких тентов. Сонная Элиза кое-как доковыляла до тени, меланхолично прожевала пресную лепешку, запила ее водой и, свернувшись калачиком прямо на голой земле, снова заснула. Мира озабоченно присела рядом на корточки и пощупала пульс.

– С ней все в порядке, - негромко сказал Тилос, подходя сзади. - Шею ей чудом не свернули, но это пройдет. Отоспится - снова придет в норму.

– А толку? - обернулась к нему Мира. - Теперь за ней охотятся Тени, тарсаки, сыскари Великого Скотовода… Рано или поздно ее найдут, и тогда… И все потому, что тебе захотелось поиграть на нервах суки-тарсачки! Только не надо снова мне рассказывать про далеко идущие планы - я сама их разрабатывала, забыл? Можно, тысячу раз можно обойтись и без нее!

– Тихо! - Тилос приложил ей палец к губам. - Разбудишь. Не все так трагично, как тебе кажется. Ее видели только вечером и ночью, в полной темноте или при плохом свете, да еще и в не ахти каком, но все же гриме. А она растет и меняется. Пару лет на хорошем питании - и гадкий утенок превратится в лебедя. Пусть тогда пытаются опознать. Даже Тени не смогут, уверяю тебя…

– Ты всегда очень логичен, - горько усмехнулась Мира. - Прямо до невозможности. Но девочку ты подставил по-крупному.

– Так надо, Мира, милая, - Тилос осторожно поцеловал женщину в щеку. - Поверь - так надо.

Он повернулся и неслышно отошел в сторону. Мира осталась сидеть на корточках, думая о чем-то своем. Она осторожно прикоснулась к своей щеке, там, где кожи коснулись губы Тилоса. Легкая улыбка снова появилась у нее на лице, но на сей раз в ней не осталось горечи - лишь привычная печаль.

Караван шел в неизвестность несколько дней. Элиза имела весьма смутное представление о местных краях. Она примерно знала, что за племена живут к югу и востоку от Граша, но к северу, по ее представлениям, начинались снежные пустыни. Однако караван забрался уже довольно далеко на север и запад, но на снег, каким он иногда снился Элизе, не появилось и намека. Наоборот, воздух становился все более душным и влажным. По сторонам дороги сквозь ночную колючку начали пробиваться другие, знакомые и незнакомые растения - кусты, увитые плющом, какие-то низкорослые пальмы. Тут и там пробивались стебли бамбука. Вскоре растительность превратилась в настоящие джунгли. Путь превратился в узкую просеку в зарослях, иногда поперек нее валялись полусгнившие стволы. Ночами в зарослях разными голосами кричали и трещали неведомые животные - или птицы? - а москиты и прочая жалящая мелюзга не отставали до тех пор, пока караванщик со вздохом не откупоривал большую тыквенную бутыль и не наливал в ладошки людям по нескольку капель отвратительно воняющего травяного настоя. От настоя кожа начинала дурно пахнуть и зеленела, но кровососы отставали. Тилос от настоя отказывался, но, похоже, нимало не страдал - москиты облетали его стороной. Таинственный посланник - или кто он? - уже в самом начале джунглей слез с коня и пошел впереди вместе с рабами, с помощью большого грубого ножа срубая протянувшиеся поперек дороги лианы.

Неприятность - если это можно назвать нейтральным словом "неприятность" - случилась к вечеру четвертого дня. Элиза, дремавшая на своем верблюде, проснулась словно от толчка. Чувство опасности, еще ни разу не подводившее ее, сжало желудок. Караван шел все так же размеренно и неторопливо, но где-то впереди сгущалась чужая злоба. Девушку, несмотря на жаркий влажный воздух, пробрал озноб. Она заоглядывалась по сторонам, ища, к кому бы обратиться.

– Что-то не так, Эла? - озабоченно спросила ее Мира, давно сменившая верблюда на коня, трусившего рядом с верблюдом Элизы. - Плохо себя чувствуешь?

– Н-нет… - неуверенно откликнулась девушка. - Ты… - Она замолчала, внезапно представив себе, как выглядит со стороны. Глупая перепуганная девчонка пальчиком тыкает в никуда и кричит об опасности…

– Что - я? - не поняла женщина. - Со мной все в порядке. Потерпи, скоро привал. Не дольше часа.

Элиза уже примерно представляла себе, сколько это - час. Примерно столько, за сколько лошадь неспешной рысью проходит верст тринадцать-четырнадцать. Если бы ей действительно было нужно в кустики, она бы пережила. Но дело не в том. Выставить себя на посмешище? А и пусть. Лучше показаться глупой истеричкой, чем сдохнуть.

– Впереди нехорошо, - решительно сказала она Мире. - Что-то… темное, плохое. Опасность.

– Откуда ты знаешь? - с любопытством спросила та. - Во сне увидела? Или просто… ощущение?

Элиза хотела послать эту дуру куда подальше, но сдержалась.

– Ощущение, - буркнула она. - Я так чувствую, когда кто-то напасть хочет. Скажи кому-нибудь…

Мира внимательно посмотрела на нее, дала лошади шенкеля и догнала Тилоса. Заросли лиан кончились, и он ехал на лошади в голове процессии, негромко беседуя с караванщиком. Выслушав спутницу, Тилос повернул голову и уставился на Элизу немигающим взглядом. Караванщик, усмехнувшись, начал говорить, но Тилос оборвал его движением руки.

– Останови караван, достопочтенный Мехат, - наконец сказал он.

– Но… - вскинулся тот. Тилос снова оборвал его.

– Останови караван, прошу тебя, - в его голосе лязгнул металл. Караванщик пожал плечами и гортанно выкрикнул несколько слов. Тут же засуетились погонщики, останавливая верблюдов, воины-охранники озадаченно завертелись, горяча коней, оглядываясь в поисках опасности. Но все казалось тихо.

Толос подъехал к Элизе и остановился, разглядывая ее снизу вверх.

– Ты чувствуешь опасность? - задумчиво спросил он. - Раньше с тобой такое случалось?

Девушка уже жалела, что заварила всю эту кашу. Действительно, приснилось ей что-то, а она и запаниковала…

– Да, - пробормотала она. - Несколько раз…

– И сбывалось? - глаза Тилоса, не отрываясь, продолжали следить за ее лицом.

– Да, - совсем тихо ответила девушка. - Сбывалось…

– Хорошо, - кивнул посланник, спрыгивая с коня и кидая его повод подъехавшему Камтону. - Ждите меня здесь, - властно скомандовал он караванщику Мехату и исчез в джунглях быстрее, чем тот успел что-то ответить. Караванщик лишь досадливо всплеснул руками и плюнул на землю.

Камтон вопросительно взглянул на Элизу, потом на Миру. Та лишь пожала плечами.

Время тянулось невыносимо медленно. Элиза лишь съеживалась, ловя на себе презрительно-удивленные взгляды караванщиков и охраны. Казалось, прошли годы, прежде чем Тилос вынырнул из колючего кустарника, совсем с другой стороны, чем ждала девушка.

– Впереди засада, - коротко бросил Тилос, вскакивая на коня. - Разбойники. На глаз - человек тридцать пять-сорок. Там и там, - он ткнул пальцем в сторону холмов, - их секреты. Нас уже заметили, так что развернуться и уйти не получится.

– И что делать? - вмиг посерев, осведомился караванщик. Его рука судорожно стиснула изукрашенную смарагдами рукоять ятагана. - Надо уходить, авось не догонят…

– Догонят, - мрачно откликнулся Камтон, деловито вытаскивая из приседельной сумы кольчугу и напяливая ее на себя. - Разве что верблюдов бросить и пеших, - он кивнул в сторону испуганно уставившихся на них погонщиков и рабов.

– Никогда! - гордо выпрямился в седле Мехат. - Никогда сыновья рода Каррахавана не бросали своих, пусть даже и рабов! Мы можем бросить верблюдов, и пока воры грабят их, мы уйдем далеко. Да и кто захочет нас преследовать? Разбойникам нужны товары…

– И рабы, - спокойно дополнил его Тилос. - Чем больше, тем лучше. Догонят, не сомневайся. Да и потом, почтенный Мехат, ты слышал о такой крупной банде в здешних местах? Я - нет. Как бы ахмузы не специально за нами явились.

Мехат посерел еще сильнее.

– Валарам проклял тот день, когда я занялся торговлей! - в отчаянии воскликнул он. - За что боги посылают мне такое наказание?…

– Спокойно, дружище, прорвемся! - ослепительно улыбнулся ему Тилос. У напряженно наблюдавшей за ним Элизы сладко екнуло сердце. - Разбойников не так много. У тебя пятнадцать охранников, плюс ты сам, плюс Камтон, который стоит пятерых. Ну, и я помогу чем смогу. Да еще и погонщики твои сгодятся втроем на одного наваливаться. И рабы тож… Вот если бы лихие ребята из засады нас расстреляли - тогда да, тогда плохо повернулось бы дело. Но скажи спасибо за предупреждение нашей спутнице, - на сей раз он улыбнулся Элизе, и его улыбка была не слепящей, но просто доброй и подбадривающей. - Прорвемся!

Мягко, но решительно Тилос отстранил караванщика от командования и взял инициативу в свои руки. Охранники, кто имел кольчуги или хотя бы кожаные брони, спешно вздевали их под плащи и халтоны, проверяли, легко ли выходят из ножен сабли и туго ли натянуты луки. Их взбудораженные кони гарцевали на месте, грызли удила. Погонщики и рабы с угрюмой решимостью подбирали с земли палки и камни - у них не было надежды оказаться в плену ради выкупа. В случае поражения свободных ожидала участь рабов, а рабов - смена рачительного и доброго хозяина на непонятно кого. Перспектива самоцветных и золотых рудников далеко на юге не радовала никого.

Элиза растерянно ерзала с седле. Надвигалась драка, и драка нешуточная. Девушке решительно не улыбалось оставаться простой зрительницей. Она твердо решила, что никогда, ни за что не станет рабой. Лучше сдохнуть, чем позволить трахать себя какому-нибудь старому вонючему козлу или до скончания веков в цепях молоть просо.

– Тилос! - отчаянно крикнула она, пытаясь привлечь его внимание. - Тилос!

– Да, малыш? - откликнулся тот, на мгновение отрываясь от разговора с Камтоном. Элиза настолько взбудоражилась, что не обратила на "малыша" никакого внимания.

– Я тоже хочу драться! - отчаянно заявила она, краем глаза поймав откровенные ухмылки охранников. - Мне нужно оружие!

Тилос, коротко кивнув, вытащил из-под халтона небольшой кинжал в ножнах и не глядя швырнул его девушке. Та поймала клинок на лету. Дамский ножичек - явно не то, на что она рассчитывала, но Тилос уже снова отвернулся, пристально вглядываясь куда-то поверх верхушек пальм. Камтон махнул рукой караванщику, тот снова отдал непонятные команды, и караван двинулся вперед.

Камтон, сгорбившись и, казалось, погрузившись в дремоту, ехал впереди. Позади него, отчаянно зевая и протирая сонные глаза, тащились охранники. Их кони, разморенные жарой, еле слышно пофыркивали, иногда приостанавливаясь, чтобы отщипнуть клочок сочной травы или пару листьев с куста. Погонщики и рабы еле плелись, с трудом переставляя ноги, палки и камни надежно укрывала одежда. Ничего не подозревающий караван, уже предвкушающий вечерний привал и ночную прохладу, шел прямо в засаду.

Именно так и решили лихие ахмузы. Привычные к внезапным наскокам, они даже не потрудились перестрелять охрану из зарослей, решив взять несколько лишних заложников, за которых родня, того и гляди, отвалит неплохой куш. Внезапно два огромных, перевитых толстыми лианами дерева начали с оглушительным треском падать на дорогу впереди и позади каравана, нещадно ломая густой подлесок. Тут же из высоких кустов с воплями и визгом ломанулись невысокие степные лошадки, несущие на себе закутанных по самые глаза всадников с ятаганами. В воздух взметнулись арканы. Вот-вот сдернутые с лошадей охранники кубарем покатятся по земле, а прочие побегут в стороны как тараканы из запечья…

Блеснуло железо клинков, и арканы, разрубленные еще в воздухе, бессильно упали в траву. Камтон, резко выпрямившись, взмахнул руками, и сразу двое разбойников рухнули на землю с метательными ножами в горле.

Прежде чем волна атакующих докатилась до каравана, Тилос приподнялся на стременах и приставил ладони ко рту. На людей налетел и захлестнул - нет, не вопль. Томительный звук казался даже не воплем - ни одно живое существо не в силах издавать такие звуки. В протяжном низком стоне, казалось, слилась воедино вся тоска ушедших из жизни, вся безрадостность унылого посмертия труса. Из зарослей взмывали тучи птиц, но их гам растворялся в криках ужаса.

Темная волна неведомого ужаса захлестнула Элизу, и она в панике зажала уши, выронив оружие. Кони словно взбесились. Они вставали на дыбы, совершенно не слушаясь удил, яростно кусали друг друга и всадников, лягались и вертелись на месте. Охрана каравана за спиной Тилоса с трудом, но справлялась с обезумевшими животными, бандиты же словно с размаху влетели на колья. То тут, то там не удержавшийся верховой кубарем летел на траву, остальные же, забыв о нападении, отчаянно пытались удержаться в седлах и не свалиться под копыта. На лицах многих ясно читалась паника.

Верблюды же, как успела краем глаза заметить Элиза, никак не реагировали на страшные вопли, меланхолично пережевывая жвачку. Многие даже легли, радуясь неожиданному отдыху и с недоумением взирая на окружающую суматоху. Девушка вцепилась в мохнатую шкуру животного, поскольку руки никак не спасали ее уши от вопля, и крепко зажмурила глаза, с трудом перебарывая желание соскочить с попоны на землю и помчаться прочь, не разбирая пути, куда глаза глядят.

И тут все стихло. Внезапная тишина ударила по ушам словно молотом. Как сквозь вату Элиза слышала стоны лошадей и людей. Она осторожно приоткрыла глаза.

Часть грабителей, удержавшиеся в седлах и пешие, удирали во весь опор, один за другим скрываясь и зарослях. Кто-то ворочался на земле, оглушенный, пытаясь подняться на четвереньки, безжизненно валялись трупы растоптанных и пораженных ножами Камтона, который как раз метнул очередную пару, сбив с седла предводителя в цветастом тюрбане, пытающегося направить своих людей в новую атаку. Прозвенели тетивы охранников. Большая их часть не сумела толком прицелиться, но две или три стрелы нашли свои цели. Их хватило, чтобы разбойники дружно обратились в паническое бегство. Элиза, согнувшись и тяжело хватая ртом воздух, проводила их безучастным взглядом. Сердце колотилось, словно после долгого бега.

– Ничего ж себе… - ошеломленно пробормотал рядом кто-то из погонщиков. - Что это вопило?

– Колдовство, - коротко ответил услышавший его Тилос. - Инфразвук. Расслабьтесь, ребята, если выжили - последствий для здоровья не случится.

– Инфразву-ук… - протянул тот же голос. - Надо же… Слышал я про такое, но чтобы своими глазами…

– Где ты про такое слышал? - вкрадчиво осведомилась подъехавшая сзади Мира. - Не поделишься? - Женщина выглядела на удивление бодрой и свежей.

– Ну… там… - промямлил погонщик, которого вопрос застал врасплох. -Болтали вроде…

– А… - разочарованно протянула Мира. - То есть не слышал на деле-то, просто присказка такая. Точно?

– Ну… да, - неохотно признался тот. - Для красного словца… Пойду-ка я проверю, как там верблюды, - и он поспешно уковылял в хвост каравана.

– Ты и в самом деле могучий колдун, друг мой, - меж тем говорил караванщик Тилосу. - Лишь в старых легендах говорится о таких, как ты. Теперь десятая часть товаров в караване по праву твоя. Я с радостью и благодарностью отдаю ее тебе…

– Мехат, мой благодетель, - учтиво отвечал Тилос, - я рад, что ты так высоко оценил мои скромные способности, но на деле это всего лишь ловкий трюк, на который способен любой бродячий фокусник, владеющий соответствующим оборудованием. Я отказываюсь от вознаграждения с заверениями самого дружеского почтения к тебе. Я же сказал - расслабься, - прибавил он уже обычным тоном. - Ты помогаешь мне, я - тебе, и все довольны. Давай-ка, двинулись дальше, а то солнце скоро сядет.

– Я не знаю, где ты научился такому оборудованию, но не отказался бы иметь пару твоих учеников среди охранников, - с явным облегчением ответил караванщик. - У меня и в самом деле немного стесненные обстоятельства, но я все равно твой должник, что бы ты ни говорил. Я все равно отдам тебе долг…

– Свои люди, сочтемся, - лениво оборвал его Тилос. - И лучше всего ты отплатишь мне, если мы двинемся в путь незамедлительно.

Вечером на привале Элиза привязалась к Мире.

– Что такое сегодня сделал Тилос? - спросила она, когда та, меланхолично пережевывая пресную лепешку, сквозь прорехи в листве смотрела на восходящий Огненный Пруд. - Как-то по-особому кричал, да?

– Можно и так сказать, - задумчиво откликнулась Мира. - Любой звук… ну, крик, что ли, имеет определенный набор частот. Если нарисовать график… Тьфу. Как бы тебе по-человечески объяснить? Ну, вот так: человек слышит далеко не все звуки. Слишком высокие звуки, тоньше, чем писк москита, он не слышит. И слишком низкие звуки, как бас, тоже мимо ушей пролетают. Они инфразвуком и называется. Но вот если звук очень низкий, он не только неслышный, но и опасный. Ты его не слышишь, но тело все равно чувствует. Если он не слишком силен, ты просто испугаешься не пойми чего. Если посильнее - и помереть можешь, от остановки сердца, например. А Тилос генерирует не просто инфразвук, а целую смесь частот. То, что ты слышала, действует только на людей и лошадей. Ну и на птиц, например…

– Здорово! - восторженно заявила Элиза. - А можно научиться такому… - она вспомнила хитрое слово Тилоса, - оборудованию?

– Чего? - поразилась Мира, но тут же рассмеялась. - Ох ты, востроухая… Оборудование - это вещи. Ну, вот для травника разные склянки, котлы или змеевики - оборудование. Или молот с наковальней для кузнеца - тоже.

– Ну, все равно, - нетерпеливо мотнула головой девушка. - А сделать его можно? Чтобы тоже так…

– Можно, - кивнула Мира, - но не нужно. Вот разве что сама научишься - и сделаешь.

– Тогда учи, - заявила Элиза. - Я быстро запоминаю.

– Разумеется, - дружески улыбнулась ей та, - но не здесь и не так. Вот до места доберемся - там и посмотрим, чему тебя научить. А пока отдыхай. Скоро уже доберемся.

– Да, скоро, - согласился неслышно подошедший сзади Тилос. С перепуга Элиза взвилась на ноги, лихорадочно нащупывая рукоять так и не возвращенного хозяину кинжала. - Ох, егоза нервная… Сядь, разговор есть.

Элиза присела на корточки, кутаясь в одеяло от зябкого сквозняка и недоверчиво посматривая на Тилоса.

– В какой руке? - спросил он, вытягивая вперед сжатые кулаки.

– В какой руке - что? - не поняла та.

– Неважно, - тряхнул головой Тилос. - Ты угадывай, угадывай.

Элиза с сомнением посмотрела на его руки. В едва светлеющем мраке и тусклых отблесках костра едва проглядывали их силуэты. Угадать что-то по форме кулаков было решительно невозможно. Поколебавшись, девушка хотела ткнуть наобум, но замерла в нерешительности.

Левая рука определенно чем-то притягивала ее. Странное, зовущее ощущение из тех, что она строго-настрого запретила себе чувствовать, засвербело где-то в затылке. Словно во сне, она подняла палец и ткнула в нужную руку.

– Так… - спокойно сказал Тилос. - Не удалось. Еще раз.

Он сунул руки за спину и мгновение спустя снова вытянул их вперед.

Не удалось? Да как бы не так! Элиза, почти не задумываясь, снова ткнула пальцем в левый кулак. Теперь она почти видела нечто - нечто, сияющее невидимым светом сквозь кожу и кости.

– Еще раз, - Тилос снова спрятал руки за спину, потом протянул стиснутые кулаки вперед.

– Да вот здесь! - Элиза зло шлепнула ладонью левый кулак и тут же ойкнула, отбив ладонь. - Ты что, издеваешься, да? Хоть бы руки поменял! Чего тебе от меня надо?

Вместо ответа Тилос задумчиво разжал левый кулак. В ладони смутно блеснуло небольшое золотое кольцо, как раз на палец Элизе.

– Три из трех, - сказал он Мире. - Как думаешь, достаточная выборка?

– Да уж достаточная, - согласилась она. - Элиза, скажи, ты и в самом деле что-то чувствовала? Или просто наугад?

– Да не почувствуешь его, как же, - презрительно фыркнула она. - Я такое с пеленок чую…

Она резко осеклась. Встревоженное лицо матери всплыло перед ее глазами. "Никому, доча, никому не рассказывай про себя, именем отца заклинаю!" - зазвучал в ушах ее встревоженный голос. - "Не говори никому, или придет злой дядя в черной рясе и сделает тебе очень больно! Очень, очень больно, слышишь? Злой дядя! Никому не говори!…"

Но поздно! Она забылась хуже того малыша, которого мать ругала много-много лет назад. Ее детская глупость стоила жизни родителям. Сейчас… сейчас терять нечего, кроме своей жизни, конечно. Ей скрутят руки и с воплем "Ведьма!" потащат убивать. Но так просто она не дастся!…

– Эла, милая, что с тобой? - от звука голоса Тилоса она снова взвилась на ноги, судорожно сжимая кинжал. Одеяло полетело в сторону. - Ты аж побелела вся! Да что случилось? Тебе плохо?

– Не подходи! - истерично взвизгнула Элиза. - Не подходи! - Она сделала несколько шагов спиной вперед, потом, резко повернувшись, бросилась в сторону от костра.

Она не успела пробежать и двух шагов, как что-то подвернулось ей под ноги. Падая, она неловко взмахнула руками. Кинжал, выскользнув из ладони, негромко стукнул о дерево.

– Да что с тобой? Это же я, Тилос! - раздалось у самого уха. Две руки мягко, но необоримо прижали ее плечи к сырой земле. Что-то холодное и склизкое пробежало по шее. - Элиза! Ты слышишь меня, Элиза?…

Девушка забилась дикой кошкой, пытаясь вывернуться из мертвой хватки посланника. Еще чья-то рука скользнула по лицу, и она, не задумываясь, впилась в нее зубами. Раздался взвизг.

– Кусается… - послышался растерянный голос Миры. - Тилос, она мне палец прокусила! Да сделай же что-нибудь!

Что-то несильно ткнуло Элизу в шею, и она тут же провалилась в душную темноту. "Кусается!" - звучало у нее в ушах целую вечность.

Разбудили ее негромкие голоса. Погонщики и рабы сновали вокруг, собирая лагерь. Огненный пруд почти зашел за деревья на закате, слабо розовела первая зоря. Элиза откинула одеяло и села, недоуменно оглядываясь по сторонам. Почему она не связана, почему под ногами не валяются вязанки хвороста, готовые заполыхать смертельным пламенем?

– Проснулась? - Мира, кутаясь в одеяло, приподнялась и села рядом. - Как ты?

– Ничего… - недоуменно пробормотала Элиза. - Нормально. А почему…

– У тебя часто бываю такие припадки? - поинтересовалась Мира, отчаянно зевая и протирая глаза. - Вроде вчерашнего?

– А? - удивилась девушка. - Какие припадки?

– А ты не помнишь? - понимающе кивнула головой Мира. - Ну да, типичная картина. Тилос вчера еле тебя удержал, так тебя корчило. Ты вдруг вскочила, закричала что-то невнятное, бежать кинулась… Он, правда, говорит, что на эпилепсию не похоже. И клиника не та, и мозговая моторика нехарактерная. Случалось с тобой уже такое, или вчера в первый раз?

– Я… - пробормотала Элиза, внезапно смутившись. Она вдруг вспомнила, что Тилос сам колдун, и вряд ли он потащил бы ее на костер. Более дурацкого поведения и представить себе нельзя… - Я… Мира, я колдунья, да? Меня надо убить?

Мира перестала протирать глаза и непонимающе посмотрела на девушку, будто впервые ее увидела. Потом тихонько присвистнула.

– Ого! Вот оно, значит, как… Оказывается, это мы тебя перепугали. Ну, прости нас, дураков. Но ведь в Граше за колдовство не убивают. А у тебя на родине колдунов сжигают, да?

Элиза молча кивнула.

– Понятно… Значит, ты в самом деле с севера. Ты родителей помнишь?… Нет, погоди. Сейчас Тилос вернется из разведки, и ты все нам расскажешь, ладно?

Только сейчас Элиза разглядела, что указательный палец Миры перетягивала тряпица. Чувство вины кольнуло ее в самое сердце. Ни Тилос, ни Мира, ни Камтон не сделали ей ничего плохого. Более того, они кормили и поили ее, укрывали от врагов. Денег дали, в конце концов. А она? Чуть что - сразу заподозрила их в предательстве, а то и похуже. Палец вот прокусила - хорошо бы не до кости.

– Мира, - покаянно сказала она, - прости, что я тебя так… зубами… Я не в себе была, совсем не в себе…

Женщина вздохнула и по-матерински потрепала девушку по спутанным со сна волосам.

– Ничего, милая, ничего. Бывало и хуже. Заживет. А вот тебя, бедолагу, как изуродовали… Тилос наверняка разозлится.

Возможно, Тилос и разозлился, но по его совершенно непроницаемому лицу ничего не читалось. Он молча покачивался в седле рядом с верблюдом Элизы и бесстрастно слушал ее историю. Мира и Камтон ехали рядом, и на лице Миры явно читались удивление и негодование.

Родителей Элиза помнила плохо. Ей только-только исполнилось восемь, когда им пришлось бежать из дома. В памяти остались цветки из сладкого масла на праздничном пироге, испеченном матерью. Стояла зима, и накануне в их село пришел праздник - выпал снег, лег нетолстым влажным слоем. Из такого хорошо лепить не рассыпающиеся в воздухе снежки и большие шары для снежных баб. Ребятня шумела на улице с самого рассвета, хмурого и позднего, но все равно радостного. Снежковые побоища устраивались по всему селу, в них принимали участие даже старики и старухи вроде уже надевшей предсвадебную кику Антары. Элиза, пухлая и неуклюжая в зимней одежде, замотанная в материнскую шаль, веселилась вместе со всеми. Несмотря на град снежков, на ее одежде почти не было снега - никто не мог попасть в мелкую девчонку, которая каким-то непостижимым образом знала, куда прилетит очередной снаряд. Впрочем, в общей кутерьме никто не обращал на нее внимания - никто, кроме местного служителя Колесованной Звезды, брата Темперса.

Брат Темперс, сосланный в их приход за пару лет до того за какие-то мелкие провины, мечтал вернуть себе милость начальства и снова вернуться в Саламир. Прошло почти две дюжины лет с тех пор, как умер последний император, а алчные самозваные князья растащили империю на удельные княжества. Несмотря на мирские неурядицы, Храм воспрянул четырехкратно более сильным, чем до падения. Колесованная Звезда над блестящими луковицами колоколен саламирского Храма неугасимо горела в лучах утреннего солнца, молчаливо ободряя верных. Эта рубиновая пятиконечная звезда, вписанная в золотой круг, снилась брату Темперсу каждую ночь, и, с колокольни призывая паству на молитву (приход не мог позволить себе даже отдельного муэкана), он мечтал о подвиге веры, который снимет с него наказующие обеты.

В тот день священник понял, что Отец-Солнце подает ему знак. Невзрачная соплюшка явно казалась колдуньей. Только колдунья могла в последний момент так бездумно уклоняться от снежка, летящего ей в спину. Только колдунья могла - как задним умом вспоминалось святому отцу - так бесстрашно бегать мимо злющих цепных псов, которых опасалась вся окрестная ребятня. Только колдунья… Впрочем, она уже не его забота. Что еще она может - выяснят допросчики Трибунала. Благодаря усилиям святых братьев богопротивное колдовство в последние десятилетия сходило на нет, и колдунов и ведьм рождалось все меньше и меньше. Да и тем, что рождались, ох как далеко до описываемого в легендах мерзкого Майно, в легендах, постепенно превращавшихся в страшные сказки для детей. Но на безрыбье и рак свистнет, так что выявления даже такого невзрачного духова отродья хватит для возвращения в столицу.

Срочно вызванные дознатчики Трибунала вкупе с несколькими стражниками прибыли через несколько дней. Связать и увезти мужика с его бабой и малолетней девкой казалось плевой задачей. Но брат Темперс не знал - а за ним не знали и приезжие - что отец Элизы осел на месте лишь после рождения дочери. До того обозным охранником он исходил и изъездил немало земель, забирался в Сураграш и даже доезжал до самого Граша. В Сураграше он и нашел свою судьбу - бронзовокожую застенчивую четырнадцатилетнюю красавицу из захудалой придорожной деревеньки. Выкупив ее у родителей и вернувшись домой, он сыграл свадьбу и занялся охотой и плотничанием. Однако боевой топор и лук он на чердак не забросил и каждый день упражнялся с ними на заднем дворе, обнесенном от любопытных глаз высоким тыном. Загодя предупрежденный деревенской молвой о прибытии чужих, он, уже тридцатилетний, с сединой в бороде, но еще отнюдь не начавший дряхлеть мужик, понял, что момент, которого они с женой боялись больше всего, настал. Пришло время уходить. Подхватив заранее заготовленные узлы и девочку, он с женой ушел в лес огородами. Пущенных по следу собак он изрубил в куски прежде, чем лайки успели понять - не на тех нарвались. Догнавших его на свою голову верхами двоих поимщиков он сбил с седел стрелами, забросил на лошадей узлы и домашних - и был таков. Снег уже растаял, а охотников искать беглецов с собаками в деревне более не нашлось.

Долго-долго - Элиза не знала, сколько - они пробирались на юг, в Сураграш. Отец Элизы рассчитывал на помощь жениной родни - как-никак, своя кровь. Однако, воспитанный на севере, он забыл, что женщина в Северном Граше - лишь ценная (а иногда и не очень) вещь. Тем более если женщина даже не дочь, а внучка. Если бы он сумел пробраться дальше на юг, к тарсачкам, судьба его семьи могла сложиться совсем по-другому. Но родственники жены, быстро разобравшись, что за изгнанником не стоит многочисленная родня, решили обратить дело к собственной выгоде. В результате семья Элизы с трудом унесла ноги, лишившись попутно одной из лошадей со всеми скудными пожитками.

Дальше Элиза помнила лишь смутно. Судя по всему, какое-то время ее отец ухитрялся хотя бы впроголодь кормить семью, тут и там подрабатывая на грязных работах. Его плотницкое умение в Сураграше оказалось без надобности, а охотиться в жарких саваннах оказалось совсем не тем же, что в густых северных лесах. Охранником его не брали: чужаку не доверяли, а поручителей не находилось.

Так прошло время. Родители Элизы переезжали из города в город, подряжаясь на черную работу в караванах. Потом, в Граше, отец исчез. Наверное, его убили в драке - именно так казалось Элизе, хотя она и не могла утверждать уверенно. От того дня в ее памяти остались лишь слезы матери - безнадежные, отчаянные. На следующий день после того, как отец не вернулся в их жалкую хибару, мать пошла на рынок в надежде продать чудом сохранившееся золоченое кольцо. Она тоже не вернулась. Как уже много позже узнала Элиза, первый же ростовщик, к которому она обратилась, кликнул стражу, и несчастную женщину как воровку бросили в тюремную яму. Неделей позже ее продали на невольничьем рынке какому-то торговцу рабами.

Тем же вечером пустой живот выгнал девочку на улицу. За прошедшее со времени бегства время она загорела и похудела так, что ребра торчали наружу сквозь прорехи в платье. Весь вечер и ночь она бродила по улицам, избегая опасных мест так же, как уворачивалась от снежков - бездумно и инстинктивно. Под утро она умудрилась стащить кусок лепешки из-под носа у задремавшего за столом грязной забегаловки пьяницы. Зажав хлеб в кулаке, она со всех ног бросилась наружу и дальше - в лабиринты кривых улочек.

Забившись в какую-то щель под стеной, грязная, перепуганная, она жадно кусала лепешку, давясь крошками и не глядя по сторонам. В какой-то момент чувство опасности заставило ее поднять взгляд.

– Эй, ты! - сказал насмешливый мальчишечий голос на языке матери. - Ты кто такая? Я тебя не знаю. Дай сюда!

Чужая рука ухватила остаток лепешки и потянула к себе. Элиза попыталась сопротивляться, даже укусила обидчика за палец, но безжалостный тычок кулаком в глаз опрокинул ее на спину, заставив разжать хватку. Даже не пытаясь подняться, она тонко безнадежно заскулила - сухая жесткая лепешка даже целиком не утолила бы ее голод, а то, что она съела, лишь разожгло аппетит. Голодная боль судорогой свела желудок.

– Ишь ты, кусается! - удивленно-насмешливо произнес голос (здесь Мира усмехнулась, бросив взгляд на перевязанный палец). - Ну ты, малявка! Говори, откуда такая взялась! Щас в зубы дам! Ты что, не знаешь, что тут территория Диких Зверят? Мы здесь ночами шакалим, никому другому сюда хода нет!

Элиза не отвечала. Слова не проникали в ее сознание, оставались пустыми звуками где-то вдали. Она знала лишь, что у нее отобрали последнее, что оставалось - ее лепешку, и теперь придет нехороший злой дядя в черной одежде и заберет ее с собой далеко-далеко, откуда никто не возвращается. Всех ее сил оставалось лишь на последний плач-поскуливание.

– Да на ты свой кусок, подавись! - отобранный хлеб неожиданно втиснулся ей обратно в руку. - Тоже мне, умирающий лебедь… Авось не сдохла бы от голода, если бы поделилась. Жри давай. Ты что, недавно здесь?

Так Элиза познакомилась с Крысенышем.

Той же ночью Крысеныш привел ее в Нору - полуразвалившуюся хижину в глубине трущоб Южного района. Белка, в отличие от разворчавшегося Бычка, сразу приняла в новенькой самое живое участие. Она приложила ко все еще ноющей от тычка Крысеныша скуле холодную мокрую тряпку и сунула в руку ещеодин кусок лепешки - даже побольше украденного Элизой. Бычок, а потом и вернувшийся Змей вусмерть переругались с Крысенышем и Белкой из-за лишнего рта, но, разжалобившись сопливой перемазанной рожицей, настаивать на ее изгнании не стали. Так Элиза стала Наседкой. По малолетству и неопытности сначала она действительно работала воровкой-наседкой: высматривала жертву побогаче, стояла на стреме, когда Бычок со Змеем или Крысенышем потрошили карманы в переулке - в общем, выполняла не требующую особой квалификации работу. Позже ее стали учить воровать - резать кошели заточенной монеткой, аккуратно снимать ожерелья, сдергивать с женских голов дорогие арески вместе с удерживающими их булавками - и бесследно растворяться в базарной толпе.

Так продолжалось несколько лет. Сколько - неизвестно. Наверное, три или четыре. А может, и пять-шесть. Их банда с успехом отгоняла от своего района конкурентов, таких же малолеток, как и они сами. Бычок, чьи мускулы, несмотря на общую худобу, так и круглились на плечах, бил соперников по ушам своим коронным ударом, который мог даже порвать барабанную перепонку. Если же такого вполне прозрачного намека оказывалось мало, противников просто метелили - страшно и без сантиментов, отбивая почки и печень, ломая руки и ребра.

Все кончилось в два кошмарных дня. Их банда как-то сразу перестала быть малолетками. Бычок и Змей выросли в крепких сильных парней, да и юркий худой Змееныш немногим отставал от них. Похорошевшая Белка, обещавшая через пару лет превратиться в настоящую красавицу, уже несколько раз успешно сработала под уличную проститутку, заманивая незадачливых искателей приключений прямо в заботливые лапы товарищей. Пару раз они ограбили уже вполне серьезных людей - ювелира и торговца бронями, захватив весьма неплохую добычу. Казалось, еще немного - и Зверята превратятся в Зверей, займут свое место под солнцем и наконец-то заживут сыто и спокойно.

На их несчастье, их заметили. Заметили благодаря тому самому ограбленному ювелиру. Тот платил банде Шакалов хорошую дань, скромно именуемую "платой за охрану". Неожиданные конкуренты оказались для них совсем некстати, да и авторитет приходилось поддерживать. В один прекрасный день охранник ювелира опознал в базарной толпе Змея, который на пару с Элизой высматривал очередную жертву. Бездельничающие рядом Шакалы бросились в погоню. Змей попытался удрать, и Элиза еще успела проводить его взглядом, спрятавшись за людьми. За ним бежали четверо.

Тогда она видела Змея в последний раз. Тем же вечером в Нору пришли Шакалы. Крепкие сытые парни вышибли едва болтающуюся на петлях дверь. Вскочивший на ноги Крысеныш тут же получил по голове дубинкой, а затем, полуоглушенный, поймал в брюхо два вершка ножа. Белку даже оглушать не стали - просто стянули за спиной руки и начали насиловать прямо тут же, не обращая внимания на еще отбивающегося Бычка.

Элиза, терзаемая нехорошими предчувствиями, как раз в обнимку с палкой дремала в небольшом закутке. Она не сразу вынырнула на поверхность сна, и это ее и спасло. Когда она заполошно выскочила на свет, Шакалы занимались Бычком и Белкой. Только один из них отвлекся от Бычка и лениво повернулся к Элизе. Та попыталась ударить его палкой, но тут же получила по пальцам сильный удар дубинкой. Боль затмила разум девушки. Выронив свое оружие, она выскочила из хибары и в полубеспамятстве бросилась бежать по улице, всей спиной ощущая свист и улюлюканье.

То ли ее не догнали, то ли сочли опасным преследовать девчонку на людных улицах, но она сбежала. Под покровом ночи она пересекла город, думая лишь об одном - оказаться подальше. Под утро она в шоке упала под какой-то забор.

Потом ее нашел Тилос.

Когда Элиза закончила рассказ, какое-то время все молчали.

– Бедная ты моя… - наконец печально сказала ей Мира.

– Ничего я не бедная, - буркнула та в ответ. - Как все… Тилос!

– Да, Эла? - мягко спросил посланник, выныривая из глубокой задумчивости.

– Откровенность за откровенность, да? - в упор взглянула на него девушка. - Ты вообще кто такой? И все вы?…

– Всему свое время, - Тилос отрицательно качнул головой. - Не здесь и не сейчас. Скоро приедем на место, тогда и поговорим начистоту. Пока отдыхай. И… еще раз извини, что тогда, в комнате, чуть не сломал тебе руку.

– Ха! - презрительно фыркнула девушка. - Тоже мне - чуть не сломал.

На пятый или шестой день выбрались на большую поляну. От нее в разные стороны отходило несколько дорог, широких и узких, торных и почти заросших. Здесь Тилос со спутниками распрощались с караваном. Верблюды, покачивая горбами, поплыли на юго-запад. Дождавшись, пока последний из них не исчезнет за поворотом, Тилос облегченно вздохнул.

– Ну, ребята-зверята, двинулись, - сказал он, направившись к самой заросшей тропке, ведущей на север. Конь Элизы покорно шел за ним в поводу, позади пристроились жеребец Камтона и кобыла Миры. - Еще пара дней - и дома…

– Где мы? - безразлично полюбопытствовала Элиза.

– Там, - Тилос махнул рукой в сторону ушедшего каравана, - через день пути кончаются джунгли и снова начинается саванна. Еще день пути - и доберешься до города под названием Зибарон. Еще в трех дневных переходах - Корунг, там живут племена каронгов. Они разводят овец и коз. Поклоняются богу змей Сумару и богу источников Тинурилу. Змеи часто жалят овец, так что каронги пытаются умилостивить Сумара, чтобы тот повлиял на своих подопечных. Тинурил же…

– А куда идем мы? - перебила его Элиза.

– Ну… - замялся Тилос. - Там люди, в общем, не живут. Место называется Чаттануга…

– Как? - Элиза дернулась и с трудом удержалась в непривычном седле. - Чаттануга? Да там же… там же… - Она запнулась.

Мира прыснула.

– Все нормально, - она похлопала Элизу по плечу. - Нам ничего не грозит.

– Но про нее же рассказывают… - Элиза беспомощно огляделась по сторонам. Мира и Камтон улыбались, глядя на нее. Тилос шел впереди, но девушке почему-то показалось, что улыбается и он тоже.

Девушка судорожно вцепилась в луку седла. Страшные сказки, которые Змей так любил рассказывать на ночь глядя, одна за другой вставали у нее перед глазами. Древний заброшенный город, полный золота, но охраняемый могущественными злыми духами из тех, кому не указ даже сам верховный бог Валарам. В сказках рассказывалось, как многие храбрецы десятилетиями уходили попытать счастья, но мало кто из них возвращался. Те же, кто возвращался, неизменно оказывались не в своем уме, поседев за пару ночей. Безымянный ужас сочился из окружающих Чаттанугу лесов, и уже давным-давно не находилось искателей приключений, готовых сунуться в проклятые места.

И вот теперь она лезет прямо в зубы духам. Пусть даже и с Тилосом - их-то могут и не тронуть, они, верно, знакомые или договорились как-то. А вот ее… Оборони меня светлый Курат, а что, если ее тащат с собой, чтобы умилостивить духов ее кровью?…

Элиза глубоко вдохнула и постаралась отогнать страх. Она уже однажды опозорилась, хватит с нее. В конце концов, ни Тилос с неразговорчивым, но улыбчивым Камтоном, ни, тем более, Мира не походили на поклонников неведомых духов, умащивающих своих хозяев человеческими жертвами. В любом случае, бежать некуда - вокруг глушь. А если Тилос на самом деле решил задобрить духов ее кровью, то сбежать от него не удастся. Догонит.

Нет, скорее всего, с духами он не договаривался. Скорее, просто распугал их каким-нибудь оборудованием, как тех разбойников. Вот бы посмотреть, как он их гоняет!…

Неспешное путешествие сначала на север, а потом и на закат длилось до вечера. Очень быстро тропа растворилась в окружающих джунглях, и Тилос, достав из приседельной сумки большой нож, начал размахивать им, расчищая путь. Вскоре к нему присоединился и Камтон. Несколько раз оглянувшись назад, Элиза поняла, что теперь точно не найдет дорогу назад. Густые кусты, расступившиеся перед маленьким караваном, невозмутимо смыкались за спиной, разрубленные лианы утягивались куда-то в заросли, и только что пройденный участок становился неотличимым от окружающих джунглей. Воздух становился все более сырым и душным, все чаще под копытами коней хлюпало болото. Вскоре и Мире с Элизой пришлось слезть с коней и вести их в поводу.

Хотя путешественники уже заметно углубились в запретную местность, духи-охранники показываться не решались. Несколько раз из зарослей раздавался ужасный рев, и Элиза сжималась в комок от ужаса. Однако нападать на них неведомое чудище не спешило.

– Дромокар балуется, - буркнул Камтон, когда Элиза в очередной раз дернулась от рыка. - Лягушка такая, с кулак величиной, - пояснил он, увидев непонимающие глаза девушки. - Слизь ядовитая, - чуть подумав, добавил он и снова замолчал, уже окончательно.

Девушка хихикнула от облегчения. Лягушка! Рассказать - не поверят. А вдруг и ее обманывают, смеются над дурочкой? Впрочем, все сомнения рассеялись, когда рык раздался прямо в ухо. Оступившись от неожиданности, она и в самом деле заметила крупную лягушку с кроваво-красной спинкой и огромным мешком под горлом. Лягушка презрительно посмотрела на нее, надула зоб и выдала еще один чудовищный рык. Элиза потянулась, чтобы рассмотреть страшилу поближе, но вовремя вспомнила слова Камтона про ядовитую слизь и отдернула руку.

Джунгли кипели непуганой жизнью. Порхали яркие картавые попугаи, свиристели совсем незнакомые птицы - большие и малые, по макушкам пальм пронеслась стайка черно-белых обезьян с собачьими мордами. Неторопливо проскользила огромная змея с украшенной красными и черными ромбами спиной. Маленький забавный лемур с огромными глазами удивленно смотрел на процессию, крепко ухватившись всеми четырьмя ручками за ствол. Вокруг людей кружились тучи москитов, но не кусали - Мира опрыскала всех, включая лошадей, каким-то терпко пахнущим травяным настоем.

Двигались молча и неторопливо. Только раз Тилос резко прянул в сторону, поймав в кулак что-то из воздуха. Он перекинул это что-то Мире и негромко сказал:

– На базе отдашь Джабраилу - пусть проверит на простейших. Только сонной болезни нам для полного счастья не хватало…

Элиза успела заметить, что этим чем-то была простая муха, чуть меньше обычной мясной.

– Мира! - шепотом спросила она чуть погодя. - А зачем тебе муха? Для чего тебе Тилос ее дал?

– Муха мбатобе, - откликнулась та. - Они переносят несколько нехороших болезней, включая сонную. Людям сонная болезнь не опасна, но лошади умирают за пару дней. А у нас они как раз не привиты…

– А как они эту болезнь переносят? - переспросила Элиза. - Указывают духам болезни, в кого вселяться? А сами духи слепые и не видят, да? А что такое "прививать"?

– Не все сразу! - рассмеялась Мира. - Духи болезнь не вызывают. Болезни случаются либо из-за того, что в организм проникли такие мелкие-мелкие зверюшки - микробы или простейшие, иногда грибы, либо просто из-за того, что какие-то органы плохо функционируют. Сонная болезнь случается как раз из-за таких зверюшек. Не смотри по сторонам, не увидишь, - добавила она, заметив, как Элиза опасливо озирается по сторонам. Их так просто не разглядишь. Нужно взять такое специальное стекло, вернее, несколько стекол, составить их определенным образом и только тогда смотреть. А переносят этих зверюшек мухи и прочие насекомые, на лапках и внутри кусающего хоботка. Укусила тебя такая муха - а зверюшки-то в крови и остались…

Элиза потрясенно молчала. Что значит - духи не вызывают болезнь? Она сама сколько раз видела, как болотные духи вгоняли людей в перемежающуюся лихорадку и оставляли их в покое только после того, как больного долго-долго кормили горькой толченой корой серой вишни, вызывающей у духов отвращение.

– Значит, духи не могут призвать болезнь? - решила она уточнить на всякий случай. - А что они тогда могут? Украсть разум ночью?…

Мира звонко расхохоталась. Несколько зеленых попугаев хрипло каркнули что-то обидное и полетели в сторону, подальше от шумных гостей.

– Духов вообще не бывает, - пояснила она, отсмеявшись. - Это тебе любой жрец или шаман объяснит. У них в голове дури много, но тут я с ними согласна. Духи - суеверие. Не бери в голову.

Это ошарашило Элизу еще больше. Духи - суеверие? Да как такое возможно?

– А боги? - неуверенно спросила она. - Они-то ведь могут наслать болезнь, правда?

Веселье Миры как рукой сняло.

– Каких богов ты имеешь в виду? - непонятным тоном спросила она.

– Ну… - растерялась девушка. - Всех… Валарам, Назина, Турабар… - Произнося имена богов, она на всякий случай дернула себя за левое ухо. - Сумар… - неуверенно добавила она, опасливо оглянувшись. Как бы Повелитель Змей не услышал свое имя и не прислал слуг разобраться с произнесшим его…

– А, понятно… - хмыкнула Мира. - Знаешь, ты будешь смеяться, но и их тоже нет.

Это стало последней каплей. Презрительно фыркнув, Элиза замолчала и отвернулась. Ну ладно - духи. Помнится, ехидный Крысеныш тоже любил их высмеивать. И хоть бы что - ни разу даже не чихнул. Может, духи и вправду сказки. Но боги? Повелители людей, незримо живущие в огромных храмах, которым служат толпы жрецов, которым несут свои дары паломники со всего Сураграша - и Северного, и Южного, и Восточного, и даже из таинственного Караграша! Она вспомнила храм сияющего Курата, чья лучистая небесная колесница, выложенная чистым горным хрусталем, красовалась над входом в Солнечный храм Граша, и фыркнула еще раз.

Не хотят помощи богов - пусть не поклоняются. Никто не заставляет. Боги не наказывают своих неразумных детей, не принимающих родительской заботы. Но зачем же говорить, что их нет?

Она собралась снова презрительно фыркнуть, но тут же вспомнила еще кое-что.

– Мира, - осторожно спросила она, в очередной раз оступаясь на кочке. - Но если духов нет, то кто же охраняет Чаттанугу от посягательств? Ведь там, говорят, золота столько, что можно в Граше целую площадь вымостить…

– Кто охраняет - другой вопрос, - проворчал вместо Миры Камтон. - Все-то тебе знать надо. Уж охраняют, не волнуйся…

Неожиданно деревья расступились, и перед путешественниками предстала длинная прогалина, тянущаяся поперек их пути. Саженях в тридцати в обе стороны прогалина заворачивала и терялась из вида. На этой полосе земли не росло ни единой травинки. Кочковатая сырая земля, истыканная круглыми ямками, наполненными водой, и покрытая длинными тенями от деревьев на другой стороне, казалась абсолютно мертвой.

– Добро пожаловать в Чаттанугу! - весело сказал Тилос, оборачиваясь и швыряя нож в Миру. Та перехватила клинок за рукоять и сунула в приседельную сумку. - Самые страшные духи во всем Граше к вашим услугам! Запугиваем до смерти, распускаем слухи, напускаем мор и порчу и все такое! Привал до темноты.

Элиза, чьи ноги уже давно гудели от усталости, плюхнулась прямо на траву на окраине прогалины.

– Здесь водятся такие большие ядовитые пауки, - доверительно наклонившись к Мире, прошептал Тилос. - От их укуса нога сразу распухает вдвое и через день отпадает.

Элиза моментально вскочила на ноги. Не то чтобы она в своих шароварах боялась пауков, но все-таки…

– Потерпи немного на ногах, - уже нормальным голосом сказал Тилос. - Заползет еще кто-нибудь ненароком. Клещи вот в здешних местах какой только заразы не переносят… Сейчас одеяла раскинем, тогда и валяйся сколько влезет.

Темнота сгустилась довольно скоро. Солнце окончательно зашло за верхушки деревьев, и тени быстро сгустились в непроницаемый мрак. Между делом путники перекусили, и сейчас немного повеселевшая Элиза с нетерпением ожидала продолжения путешествия. Она уже привыкла к воплям лягушек-дромокаров, которые мало-помалу стихали в сумерках, но им на замену пришли другие звуки. Мало ли кто здесь водится из хищников! Пора бы уже куда-нибудь да прийти…

Ее худшие ожидания оправдались. Заслышав едва различимое тонкое мяуканье, словно заблудившийся котенок жаловался на жизнь, Тилос встрепенулся.

– А вот это уже серьезно, - заметил он, копаясь в заплечной сумке. - Черный зуар пожаловал. Такая милая кошечка ростом в полтора Камтона, если на задние лапы встанет. Лошадь убивает с одного удара. Держи! - Он кинул Элизе небольшой металлический шарик. - Он их отпугивает. Ночных хищников, я имею в виду.

– Девушка недоуменно повертела шарик в руках. Легкий, с совершенно гладкой поверхностью, он слегка дрогнул в руках и затих.

– И что я с ним должна делать? - подозрительно осведомилась она. - В зуара кидать, если появится?

– Зуара ты если и увидишь, то лишь перед тем, как он тебе голову откусит, - усмехнулся Тилос. - Ничего с баззером делать не надо. Он уже активирован, просто держи, и все. Там петелька есть, можешь на руку надеть. Помнишь, как я разбойников пугал? Баззер - тоже самое, только для хищного зверья. До смерти не напугает, но и близко не сунутся.

Элиза сунула кисть в веревочную петлю и на всякий случай крепко сжала шарик в кулаке. Мало ли что… Металлический предмет придавал ей хоть какую-то уверенность.

Вскоре сумерки сгустились совершенно.

– Пора, - в кромешной тьме сказал Тилос. - Элиза, сейчас мы пойдем сквозь очень опасные места. Там полно смазанных ядом шипов, ям с кольями и прочих ловушек. Убивают они мгновенно, так что не вздумай размахивать руками. Ориентируйся на светящиеся метки. Мира станет направлять тебя сзади. Камтон и я пойдем последними, с лошадьми.

Только теперь Элиза разглядела слабо мерцающие на грани различимости пятна невысоко над землей. Они испещряли всю прогалину с дальней стороны, словно фонарики - дворец Великого Скотовода. Красные, зеленые, голубые, желтые - словно духи решили отпраздновать какой-то свой праздник. Девушке стало жутковато.

Руки Миры плотно ухватили ее за плечи.

– Между оранжевым и голубым огнями - пошла, - тихо сказала она.

На ходу Мира придерживала девушку, не позволяя оступаться и отступать с нужного пути. Сзади тихо всхрапывали лошади. Со временем в их ржании все сильнее и сильнее слышались истерические нотки. По сторонам мерцали разноцветные светляки, все хуже различимые в разгорающемся свечении безоблачного звездного неба. Иногда, однако, редкие облачка затягивали небосвод, и в кромешной темноте путеводные метки снова горели ярко и таинственно.

Спустя примерно полверсты Мира ободряюще похлопала Элизу по плечу.

– Почти пришли, малыш, - тихо сказала она. - Теперь между зеленым и синим огнями, и еще немного по прямой…

Элиза встала как вкопанная, и Мира, натолкнувшись на нее, чуть не упала.

– В чем дело? - раздался сзади встревоженный голос Тилоса. - Не останавливайтесь! Лошади, того и гляди, брыкаться начнут.

– Вперед нельзя, - тихо сказала Элиза. - Там опасно.

– Что? - очевидно, Тилос передал поводья своих лошадей Камтону, потому что спустя мгновение его силуэт смутно нарисовался во мраке рядом с женщинами. - Где опасно?

– Там, - Элиза ткнула пальцем туда, куда направляла ее Мира. - Куда хуже, чем тогда, с разбойниками. Там смерть!

– Это что-то новенькое… - задумчиво протянул Тилос. - Элиза, стой и не двигайся. Мира, возьми у Камтона одну лошадь и попытайся ее успокоить. Я проверю.

Посланник сделал шаг вперед и пропал из виду. Почти сразу раздался тонкий свист, потом что-то большое с шумом проломилось сквозь кусты. Раздался короткий полувсхлип-полухрип, потом звук падающего тела. Затем все стихло.

Элиза с ужасом закусила губу.

– Тилос! - с досадой сказала Мира. - Что там еще? Еще немного - и лошади в самом деле сбесятся! Да где ты?

– Здесь… - голос посланника заставил Элизу подпрыгнуть. - Кто-то устроил на тропе новую ловушку. Колода на лиане. Я, кретин самоуверенный, почти вляпался.

Еще одна рука хлопнула Элизу по плечу.

– Что бы мы без тебя делали! - со вздохом сказал Тилос. - Если бы не ты, первой шла бы Мира. Мира, ты ей теперь по жизни должна, однако…

– Кто мог устроить новую ловушку? - осведомился сзади Камтон. - Никто из на…

Одна из лошадей визгливо заржала. Взвизгнула Мира, Камтон громко выругался. Тилос, скользнув мимо Элизы, бросился им на помощь, но опоздал.

На мгновение на фоне звезд вырисовался силуэт вставшей на дыбы кобылы Миры. Ее передние копыта яростно молотили по воздуху. Потом животное с размаху опустилось на передние ноги и брыкнуло задними ногами. Прервавшись на полуслове, Камтон, получивший одним из копыт в живот, выпустил поводья двух других лошадей, пролетел по воздуху не меньше сажени и с шумом рухнул в кусты. Обезумевшая лошадь снова всхрапнула, почти взвизгнула, и, вскидывая задом, напролом бросилась в сторону от безопасной тропы. Мгновением позже за ней ринулись остальные животные. Впрочем, далеко уйти они не смогли. Уже через несколько шагов один из коней закричал почти человеческим голосом и в агонии рухнул на землю. Замыкающая лошадь перепрыгнула через него, но тут же упала сама, перекатившись через голову и отчаянно размахивая в воздухе всеми четырьмя копытами.

Кобыла Миры ушла дальше всех. Саженей через десять она внезапно снова вздыбилась и молча упала на землю. Спустя несколько мгновений в ночных джунглях воцарилась испуганная тишина.

Тилос громко произнес несколько сочных слов на непонятном языке и склонился над Камтоном. Мира поспешила к нему. Элиза осталась стоять на месте, словно пораженная громом.

– Жив… - наконец с облегчением пробормотал Тилос. - Ни одной ловушки, к счастью, не зацепил. Ах ты, какая неприятность… Хотел бы я знать, кто же нам так подкузьмил?

– Потом обдумаешь! - с непонятным ожесточением сказала Мира. - Надо выбираться отсюда. Или хочешь, чтобы еще парочка чужих ловушек сработала?

– Веди Элу, - коротко бросил Тилос. - Я понесу Камтона. У него, похоже, внутреннее кровотечение, так что шевелитесь!

Мира вскочила с корточек и бросилась к Элизе, снова ухватив ее за плечи.

– Как идти? - напряженным голосом спросила она.

– Старым путем. Больше сюрпризов там нет… надеюсь, - откликнулся Тилос, взваливая бессознательного Камтона на плечи. - Вперед!

Теперь они уже не шли, а почти бежали. Сзади пыхтела Мира, но уже очень скоро Элиза не слышала ничего, кроме стука собственного сердца где-то в темечке. Очень скоро джунгли и вправду расступились, и перед путешественниками в глади неширокого пруда заиграли звезды.

– Пришли, - запыхавшись, проговорила Мира. - Как ты?

Элиза чувствовала себя измотанной. Она рухнула на колени и потянулась рукой к такой манящей воде. Из-за усталости и душного влажного воздуха ужасно хотелось пить.

– С ума сошла… - Мира слабо хлопнула ее по предплечью, расплескав пригоршню воды. - Дизен… поносом давно не болела? Или глистов кормить хочешь? А еще там есть такие маленькие красненькие рыбки с бо-ольшими зубками. Коня они обгладывают до скелета минут за пять, а на твою руку и пары секунд хватит…

Тилос, не опуская Камтона на землю, негромко засвистел вычурными руладами. Почти сразу с другой стороны ему ответили таким же свистом. Вскоре откуда-то вынырнул длинный узкий челнок и бесшумно скользнул к ним, направляемый одиноким гребцом на корме.

– Забирайтесь, быстрее, - скомандовал Тилос, первым вспрыгивая в лодку и аккуратно укладывая Камтона на дно. Элиза подивилась грации посланника и только сейчас заметила, что его дыхание даже не участилось. - Да быстрее же - он умирает!

Мира помогла Элизе вскарабкаться на борт и ловко впрыгнула вслед за ней. Гребец на корме оттолкнулся веслом от берега и начал грести. Тилос подхватил другое весло и принялся помогать.

На другой стороне Тилос быстро вынес Камтона на берег.

– Аптечку, живо! - бросил он. - Карос, быстро на базу за плазмой, группа а-три-минус, и хирургическим набором. Сдохни, но за десять минут принеси! Да, и общая тревога!

Гребец одним гигантским прыжком выскочил на берег, чуть не оттолкнув челнок от берега, и неслышно исчез в темноте. Мира, поспешно подхватила весло и удержала лодку на месте, пока Элиза неловко перебиралась на сухое.

– Ну что за невезуха! - пробормотал Тилос. - И аккумуляторы лишь на четверть полны… Только бы успеть!

Огненный пруд уже во всей своей красе сиял в небе, и тени от звездного света заливали травянистый берег призрачным рисунком. Тилос одним длинным точным движением извлек откуда-то из рукава узкий кинжал и ткнул Камтона в живот.

Элиза упала на колени и слабо охнула, зажав рот руками. Тилос произнес длинную тираду, судя по выражению лица - опять ругательство. Он осторожно наклонил тело Камтона, и из живота на траву хлынул поток темной крови. Дождавшись, пока поток ослабеет, Тилос вернул Камтона на спину и сделал длинный разрез в коже.

– Что там, Тилос? - встревоженно склонилась над ним Мира. - Ох ты, мать честная… Ты видишь, что порвано?

– Вижу… - сквозь зубы проворчал Тилос. - Селезенка цела, прочие важные потроха - тоже. Множественные разрывы кишок и небольших сосудов. Останавливаю кровь… Успокой девочку!

Мира отвернулась от раненого и подошла к Элизе, молча опустившись рядом с ней. Потом слегка приобняла ее. Элиза чувствовала себя так, словно ей попали дубинкой по голове. Она судорожно хватала ртом воздух, пытаясь не расплакаться.

– Все хорошо, - наконец дошел до нее успокаивающий голос Миры. - Все образуется… - Женщина ласково гладила ее по волосам. - Камтон выживет. Сейчас Тилос остановит кровь, а там, глядишь, и остальные подоспеют…

Тилос сосредоточенно склонился над телом Камтона, на ощупь находя места кровотечений и заваривая их короткими сильными разрядами. Кишки пучились под руками, из разрывов лезло их содержимое, но сейчас не до кишок. Если не остановить кровь, Камтон умрет отнюдь не от перитонита…

К счастью, крепкий организм гулана держался. После того, как поток крови иссяк, его сердце, бившееся с перебоями, вновь заработало в почти нормальном ритме. Хотя мозговая активность светилась на грани комы, за его жизнь можно не опасаться - при условии, разумеется, что не менее чем двухлитровую потерю крови удастся немедленно восполнить плазмой. Где же Карос?

Парень не подвел. До его возвращения прошло всего семь минут. Тилос выхватил из его рук плотный пакет с плазмой, с треском порвал ткань и всадил иглу в вену Камтона.

– Там… сейчас… Джабраил… появится… - задыхаясь, сообщил гонец, с трудом открывая чемодан с полевым хирургическим набором. - Пошел… свет искать…

– Хорошо, - Тилос слегка расслабился, поднимая стеклянную бутыль повыше. - Подержи, пожалуйста, я еще с кровью не закончил.

Он проверил аккумуляторы, с досадой убедившись, что на заварку кишок энергии уже не осталось. Да и эффекторы в подушечках пальцев слегка саднили, сигнализируя, что работают не по профилю. Впрочем, здесь сойдет и шелк. В любом случае, пара месяцев в койке Камтону обеспечена. Тилос не глядя сунул руку в чемоданчик, по эху нащупал нужную иглу и принялся шить.

Джабраил подоспел через двенадцать с половиной минут. Два дюжих парня из охраны тащили за хирургом тяжелый ящик - автономный прожектор. Тилос с досадой заметил, что за два месяца к эфирной батарее добавилась еще секция. Напряженность поля убывала явно быстрее, чем следовало из расчетов. Значит, и стойкость защитных систем по периметру базы снижалась день ото дня. Кто поставил новую ловушку? Местная самодеятельность? Вряд ли, ох, вряд ли.

Вспыхнул резкий свет, и тут же вокруг упал светонепроницаемый экран, не пропуская лучи наружу. Резкие тени упали на операционное поле, сразу ухудшив видимость. Впрочем, Джабраил без подсветки не обойтись, зрение не то. Оборвав нить после очередного шва, Тилос сунул иглу уже продезинфицировавшему руки ученому, встал на ноги и подошел к Мире, все еще обнимающей Элизу за плечи. Девчонка явно была в глубоком шоке. Тилос сел рядом на корточки.

– Элиза! - осторожно позвал он, добавив легкую стимуляцию височных долей подушечными эффекторами. - Элиза! Вставай, все уже в порядке. Нам надо идти.

Из темноты набегали еще люди, топотали тяжелые сапоги, и Тилос с Мирой, подняв Элизу на ноги, осторожно, под руки, повели ее к домам.

На следующий день Элиза проснулась от того, что солнечный луч из окна назойливо светил ей прямо в глаза. Она попыталась отмахнуться от него, но луч не поддавался. Девушка сердито замычала и перевернулась на бок, зарыв лицо в подушку. Вот сейчас Змей опять пихнет ее в ребра и отмочит одну из своих шуточек…

Подушка? Элиза резко села, дико осматриваясь по сторонам. Под ней оказалась самая настоящая кровать с тонким, но довольно мягким матрасиком поверх дощатых досок, а прикрывало ее не менее настоящее одеяло поверх белоснежной простыни. Солнечный луч тоже оказался не совсем обычным, каким-то серо-дымчатым. Продрав глаза, девушка поняла, что луч пробивается сквозь тонкую полупрозрачную ткань, свисающую по бокам хижины вместо настоящих стен. Крыша, однако, выглядела вполне солидной и состояла из нескольких слоев широких и прочных пальмовых листьев.

Откуда-то сбоку раздавалось ровное дыхание. Элиза повернулась и узрела Миру, на животе спящую на своей кровати. Одеяло вместе с простынею сползло на пол, обнажив тело женщины. Элиза почувствовала острую зависть к ее упругой смуглой коже, под которой не висели складки лишнего жира, к роскошным черным волосам, к безупречной фигуре с длинными ногами… Мира была прекрасна. Это не слишком-то замечалось под запыленной дорожной одеждой, но сейчас, в своей наготе, она могла бы поспорить красотой с самой страшной Тароной, чье лицо и пылающие желтым пламенем глаза снова всплыли у Элизы перед глазами. Девочка критическим взглядом окинула собственные торчащие ребра, пальцы на правой руке, с которых все еще не до конца сошли синяки, пощупала свои неровно обкромсанные засаленные волосы и тяжело вздохнула. С ней боги обошлись не так милосердно. Не дурнушка, но и не красавица. Так, серединка на половинку. Хотя, конечно, случается и хуже.

Тут Элиза почувствовала, что неплохо бы отдать ежедневную дань земле, и огляделась по сторонам. Ее старой одежды рядом не наблюдалось, но на небольшой лавке рядом аккуратно лежали шаровары и рубаха с завязками. На полу стояли легкие кожаные сандалии. Она быстро оделась и выскользнула за полог.

Матерчатая хижина стояла в ряду себе подобных. Землю между ними тщательно утоптали, и на ней почти не росло травы. До ближайших зарослей, однако, оказалось не менее тридцати саженей, и Элиза закрутилась на месте, пытаясь понять, где же здесь отхожее место.

– Эй! - окликнули ее. Элиза повернулась и увидела неторопливо идущего навстречу молодого парня в таких же, как у нее, рубахе и шароварах. Поверх одежды, однако, красовалась безрукавка с нашитыми железными пластинами. В руке парень держал короткое копье и открытый шлем.

– Тебя Элизой зовут? - осведомился он, подходя вплотную. - Тилос ночью привел? А я Карос, и мне уже почти шестнадцать! Я ночью дежурил и вас в лодке перевозил. Еще я лучше всех в группе занимаюсь, скоро синюю повязку дадут. А ты откуда? А зачем к нам?

Элиза оглядела его с головы до ног. Паренек казался симпатичным, но уж больно говорливым. До кустиков, в то же время, хотелось все сильнее.

– Почти восемнадцать, говоришь? - осведомилась она. - Да уж, почти старик. Слушай, где тут у вас… ну, оно?… - Она неопределенно помахала рукой.

– Сортир, что ли? Да вон там! - Карос ткнул рукой в крохотный домик, наглухо обшитый деревом и стоящий на отшибе. - Только дверь плотнее прикрывай, воняет, даже порошок не помогает. Скоро, наверное, придется закапывать и на другое место переносить.

В другое время Элиза не преминула бы поинтересоваться, что же за порошок такой для сортиров, но сейчас она лишь молча кивнула и, соблюдая достоинство, прошествовала в указанном направлении. Паренек, впрочем, не отвязался, а остался ждать снаружи.

– А вон там - умывальник, - как ни в чем не бывало продолжил он. - Там мыло есть. Джабраил с Ленарой говорят, что после сортира руки нужно мыть. С мылом, - добавил он, показав на светло-серый кусок, лежащий рядом с мойкой. - Ты, небось, его и в глаза не видела, мыло-то, - добавил он тоном превосходства, глядя, как девушка недоверчиво смотрит на умывальник.

– Чего это я стану руки мыть? - настороженно осведомилась Элиза, подозревая одну из шуточек старожилов над новичком. - Мне и так хорошо.

– Сейчас тебе хорошо, - тоном знатока заявил Карос. - А потом враз поплохеет. Ты мой руки, мой.

Элиза осторожно потрогала мыло пальцем. На ощупь неизвестный состав оказался жирным и склизким.

– Вот недоверчивая! - вздохнул Карос. - Смотри!

Он поддел рукой болтающуюся под умывальником пимпочку, смочил руки вылившейся водой, потом взял мыло в руки и тщательно потер им ладони. Сунув кусок на место, он потер руки одна об другую и смыл склизь с рук.

– Вот и все, - покровительственно сказал он. - Откуда ты такая взялась, что простых вещей не знаешь? Небось, из деревни какой?

– Чирикаете? - сонным голосом спросили сзади.

Мира нетвердой походкой, протирая глаза и отчаянно зевая, подошла к ним и оперлась на умывальник.

– Нет чтобы еще поспать… уам-м-м! - снова зевнула она. - Нет, нужно вскочить ни свет не заря, перебудить полбазы… ну, меня как минимум…

– Доброе утро, тетя Мира, - почтительно сказал паренек. - Ты на целых три недели уезжала. По делам, да?

– Да уж по делам, - согласилась та, с фырканьем плеснув водой в лицо. - А сам-то чего просто так разгуливаешь? Ты уже сменился?

– Джабраил послал меня за пробой воды, - потупился Карос. - Я только…

– Ага, ты только, оно и заметно, - усмехнулась Мира, заплетая волосы в тугую косу. - А что, дежурным уже позволяется забывать о приказах и болтать с кем попало? Беги давай! - она отвесила пареньку легкий подзатыльник. Тот, ничуть не обидевшись, широко ухмыльнулся, поклонился и убежал в сторону ручья. Только тут Элиза разглядела у него в руке небольшую стекляшку.

– А что такое проба? - поинтересовалась Элиза. - Разве воду пробуют?

– Помнишь, я тебе вчера о микробах рассказывала? Вот Джабраил и проверяет, нет ли в реке какой заразы, - пояснила Мира, заканчивая заплетать косу. - Ох, Карос, ох, бездельник! Долго вы тут с ним болтали?

– Да нет, совсем немного. Он мне сказал, что руки надо после сортира мыть. С мылом. А почему народу не видно? Где все?

– Руки мыть - оно правильно, - одобрила Мира, снова зевая во весь рот. - А народ уже по делам разбежался. Женщины огороды проверяют, мужчины кто в патруле, кто на тренировке. По утреннему холодку самое то. Потом опять жара начнется. Мы с тобой вообще-то две сони, тут обычно с рассветом встают, а днем под крышей отсиживаются. Пошли позавтракаем - и к Тилосу. Он что-то про тебя говорил, но под самое утро. Я уже на ходу спала, и он меня выгнал.

Еду давали в хижине с пристроенным сзади глухим сараем. На завтрак оказались широкие и плоские хлебные лепешки, вяленое мясо и какие-то незнакомые Элизе, но очень вкусные плоды (Мира назвала их "авокадо"). Запивали пищу кислым и невкусным пивом.

– Чистая вода быстро портится, - пояснила Мира в ответ на кислую, в масть пиву, физиономию Элизы. - А эта дрянь почти без алкоголя и хранится куда дольше. И не вздумай пить сырую воду, с земли или из речки. Мало ли что…

Потом Мира повела Элизу к Тилосу. Тот обнаружился в отдельно стоящем длинном доме - настоящем доме, с мазаными глиной стенами - с рядом пустых коек. На одной койке, занавешенной со всех сторон тканевым пологом, лежал бессознательный Камтон. Сквозь закрывающую его простынь проступали кровавые пятна. Тилос сосредоточенно водил над его животом ладонью.

– Привет! - оглянулся он, слегка улыбнувшись. - Как спалось?

– Замечательно, только маловато, - откликнулась Мира, снова зевая. - Да нашу занозу разве в кровати удержишь…

– А ты веревкой привязывай, - весело посоветовал Тилос. Впрочем, улыбка сразу пропала с его лица. Он остро глянул на Элизу. - Отошла после вчерашнего? Готова к разговору?

– Да, - кивнула Элиза, присаживаясь на ближайшую койку. Вновь проснувшаяся недоверчивость боролась в ней с нестерпимым любопытством.

– Хорошо, - серьезно откликнулся Тилос. - Мира, присаживайся. Поправишь меня, если в чем не прав.

Мира присела рядом с Элизой, настороженно поглядывая на него.

– Поаккуратнее с девочкой, - негромко сказала она. - Не вываливай сразу все, как ты любишь.

– Ты же пережила в свое время? - так же негромко откликнулся Тилос. - Она не слабее тебя. Тоже справится.

Элиза перевела недоумевающий взгляд с одного на другую. Сердце вдруг учащенно забилось.

– Вы про маму с папой? - с внезапной надеждой спросила она. - Они живы? Они нашлись?

– Нет, лапочка, - со вздохом пригладила ей волосы Мира. - Мы совсем о другом.

– Разговор пойдет о тебе, - кивнул Тилос. - Насчет твоих родителей мои ребята в Граше уже получили указание, но на многое не рассчитывай. Найти проданную несколько лет назад с аукциона рабу непросто, если вообще возможно. А вот ты у нас штучка интересная. Скажи, с какого возраста ты чувствуешь опасность… ну, вот так, сердцем? С двух лет? С трех?

– Сколько себя помню… - с упавшим сердцем ответила Элиза. Она мысленно выругала себя за дурацкую надежду.

– Понятно. И с самого начала твои родители скрывали тебя от Храма?

Элиза кивнула.

– Да. Мама все время уговаривала меня, что я не должна показывать свой Дар на людях. А я… а я… из-за меня они бежали, из-за меня погибли! - Она яростно хлюпнула носом.

– Спокойно! - каким-то особым голосом сказал Тилос, и Элиза с изумлением почувствовала, как слезы немедленно высохли. Мгновение Тилос буравил ее взглядом, потом продолжил уже нормальным голосом: - Это выбор твоих родителей. Не тебе осуждать себя за то, что они решили подарить тебе жизнь. Тебе, наверное, стоит знать, что до Пробуждения Звезд ты могла стать могущественной колдуньей. Сейчас ты можешь немного, но я уже много лет не встречал и таких. А раньше, возможно, ты могла бы даже стать связным магом…

– Связным магом? - перебила его Элиза. - Да ведь они только в сказках бывают! Видела я одного такого фокусника в цирке, так он все похвалялся, что умеет далеко разговаривать, а потом не смог даже мысли читать…

– Читать мысли невозможно, - спокойно ответил Тилос. - И никогда возможным не было. На такое не способны даже Демиурги.

– Кто? - опять не выдержала Элиза. - А они кто такие?

– Эла, не перебивай, пожалуйста, - Тилос нахмурился. - Всему свое время. Так вот, связные маги действительно существовали. Беда в том, что колдовство, или Сила, как его называли раньше, уходит из мира так же неотвратимо, как утекает вода из разбитого горшка. Когда три десятилетия назад лопнул кокон, это стало концом старого мира. И первой жертвой пала связная магия. Ты еще узнаешь, почему и как, но главное, что ты должна уяснить прямо сейчас - твой талант предсказывать неприятности не вечен. Еще пять или десять лет - и ты не сможешь предсказать даже падение горы тебе на голову. Поэтому ты должна обходиться без колдовства.

– Я не колдую! - возмутилась девушка.

– Колдуешь, - качнул головой Тилос. - Только неосознанно. Так же, как и ходишь. Ты ведь не думаешь, как ты переставляешь ноги, ты просто идешь. Но ходить ты не разучишься, а вот чувство опасности пропадет. Поэтому придется учиться замечать врага другими средствами. Сегодня ты отдыхаешь и отсыпаешься, с завтрашнего дня начинаешь тренировки. Мира, - обратился он к женщине, - вторая половина дня - твоя. Программа номер три.

– А? - глупо сказала та. - Третья программа? А в остальное?…

– Программа номер четыре по стандартному графику. Ей придется нагнать основную группу, но, думаю, справится.

Мира какое-то время смотрела на Тилоса с полуоткрытым ртом.

– Тебе виднее, - наконец сказала она.

Тилос кивнул и снова повернулся к Элизе.

– Если понятнее - утром учишься драться, а после обеда постигаешь разные науки. Мира определит, с кем и когда. Вопросы?

– Драться я и так умею! - обидчиво заявила девушка. - До тебя, может, мне и далеко, а вот другому могу так поднести, что мало не покажется! И науки мне не нужны, от них волосы выпадают и морщины идут.

– Эла, - мягко сказал Тилос. - Поверь мне, ты не умеешь драться. Ты умеешь размахивать руками и ногами, как мелкая шпана, каковой ты сейчас и являешься. Дать в репу толстому купцу, чтобы не рыпался, пока кошель из-за пазухи тянут - твой потолок. Против любого умелого бойца ты - пустое место, неважно, в броне он или голый, с оружием или без. Многие в Чаттануге могут убить тебя раньше, чем ты поймешь, что на тебя нападают. Мира, кстати, тоже свернет тебе шею одним движением.

Элиза с подозрением обернулась к Мире. Та сидела, безразлично рассматривая потолок, и лишь в уголке рта плавал намек на улыбку. Во всяком случае, прямо сейчас она явно не собиралась сворачивать шеи. И все же… Холеная красавица - и драка?

– Что же до морщин, то оглянись, пожалуйста, на Миру еще раз и скажи мне, сколько ей лет. Только честно. Она не обидится.

Элиза покорно оглянулась еще раз и внимательно рассмотрела спутницу. Матово-смуглая кожа, гладкая, словно у змеи, в том числе и на всегда выдающей женщину шее. Ни намека на второй подбородок, вообще на лишний жир. Густые блестящие волосы, затянутые в тугой узел. Лишь в уголках глаз виднелись чуть заметные гусиные лапки морщинок.

– М-м-м… Двадцать один? - рискнула предположить она. - Двадцать три?

Мира звонко расхохоталась.

– Спасибо тебе, котенок! - сквозь смех сказала она. - Но вообще-то мне тридцать шесть лет, через три месяца исполняется тридцать семь. И я надеюсь, что еще лет пять, не меньше, останусь в форме.

Нижняя челюсть Элизы отвисла. Тридцать шесть? Она вспомнила сорокалетних городских старух, с морщинистой, спаленной солнцем кожей, седыми волосами, потухшим взором, иногда разжиревших, иногда высохших, еле ковыляющих по базарной площади с небольшими корзинами. В большинстве своем они не доживали и до сорока пяти. Еще недавно она клялась себе, что никогда-никогда не станет дожидаться такой старости, лучше умереть. Что угодно, но не стать такой…

– Не наговаривай на себя, Мирочка, - улыбнулся Тилос. - Ты останешься в форме еще лет пятнадцать, а то и дольше. Так вот, Эла, Мира у нас - один из главных аналитиков. Мудрецов, если по-простому. Мало кто знает об окружающем мире больше нее, и мало кто умеет так замечательно делать выводы. Лучше ее ворочаю мозгами только я, да и то не так часто, как хотелось бы. Вот, например - Мира, как там с гибелью пастбищ в Западном Карастане? Область в южном Сураграше, - пояснил он Элизе, - там тарсаки живут.

– Судя по тому, что я услышала в Граше, - задумчиво сказала женщина, - рост опустыненных площадей по-прежнему экспоненциальный, причем с коэффициентом один ноль семь от расчетного…

– Так плохо? - поразился Тилос. - Значит, у нас еще меньше… Кхм. Ладно, потом обсудим. В общем, Эла, начинаем тренировать твои мозги и тело. Во,почти рифма. Пойти, что ли, в менестрели? Чесслово, не хуже большинства из них справлюсь!

– Да уж справишься! - фыркнула Мира. - Кто бы сомневался. Ты похабщину, что под гитару в том кабаке орал, сам придумал или подцепил где?

– Это был отвлекающий маневр! - возмутился Тилос.

– Ага, отвлекающий, значит? - согласно покивала Мира. - Все вы, мужики, одинаковы. Все время почему-то в одну сторону отвлекаетесь…

– Ха! - фыркнул Тилос, но тут же спохватился. - Ладно, назад к нашим баранам. Значит, Эла, в ближайший год-два сидишь здесь сиднем и учишься всему, что попадется под руку. Потом подрастешь немного, да и Тени тебя подзабудут, и тогда можно тебя выпускать. Если остаться не захочешь, конечно.

Элиза поежилась. Она уже успела совсем позабыть про ту дурацкую драку с Тенями. Ох и дернули же ее злые духи…

– Не останусь, - покачала головой она. - Я хочу найти маму. И не надо меня учить. А если я отсюда выйду и вас с потрохами кому-нибудь сдам? Не боишься?

– Нет, не боюсь, - глаза Тилоса внезапно сделались черными и пустыми. - Ты должна знать еще кое-что, что тебе может не понравиться. Ты не сможешь предать меня… нас, ни добровольно, ни под пыткой.

– Почему еще? - удивилась девушка. В глубине живота пополз неприятный холодок. Сейчас ей пообещают страшные кары…

– Если ты попытаешься рассказать о том, что видела и слышала здесь, ты умрешь, - жестко сказал Тилос. - Пока ты спала, я установил тебе ментоблок. Сейчас неважно, что это такое. Просто знай, что в случае чего ты просто умрешь, остановится сердце. Я не думаю, что ты захочешь предавать нас по собственному желанию, но вокруг хватает людей, кто заставит тебя рассказать все, что ты знаешь, независимо от твоего желания. Все - и еще много чего. Притом они никогда не поверят тебе, что ты выложила все полностью, так что умирать под пыткой ты будешь не один день, а то и месяц. Ментоблок избавит тебя от страданий.

Неприятный холодок в животе превратился в ледяной ком. Ну что же, все правильно. Добрые вожди встречаются только в сказках. В жизни же мало кто упустит возможность нацепить на тебя железный рабский ошейник.

Взгляд Тилоса помягчел.

– Не бери близко к сердцу, девочка, - тихо произнес он. - Я действительно не верю, что ты предашь. Но так надо. Четверть века назад… - Он осекся. - Четверть века назад я потерял большую базу, куда больше Чаттануги и лучше укрепленную. Потерял из-за одного-единственного предателя. Его брат попал в руки… врага, и моего человека годами шантажировали, заставляя подглядывать за базой. В результате Майно выбрал момент и отравил Лесную Долину ядовитым газом. Там жили несколько тысяч человек - женщины, дети…

– Майно? - удивленно спросила Элиза. - Майно?!.

Змей сидит в углу хибары, медленно перебирая уцелевший струны старой лютни. В проломы в крыше заглядывают звезды, свежий вечерний ветерок вливается в щели в стенах. Глаза Змея прикрыты, он полуговорит-полупоет.

"…и взлетели в воздух могучие лесные деревья, и на каждом из них сидело по сту человек с вервием огненным, и перелетели деревья через высокие горы, и от ужасного вида их таял вечный снег на вершинах. И от ядовитого дыхания тех деревьев умирали леса и пашни, люди и звери, и птицы. И спустился с неба Великий Огонь, и сжег дома их и животы их, и сгинул в том пламени нечестивый Серый Князь, в своей гордыне воспротивившийся самому Черному Богу Майно. Но и сам Черный Бог не удержал в руках могущественный обсидиановый талисман, и обжег он себе руки, и от боли выронил тот талисман, и разбился он о мраморный пол. И пришел Великий Огонь в подземный склеп Майно, и сжег он Черного Бога в угли, а склеп его стал дном великого океана. И больше никогда не видели на земле ни самого Черного Бога, ни нечестивого Серого Князя. Великий же Огонь, покарав обоих за их гордыню, взлетел в небо и стал тысячью тысячей звезд. И так Пробудились Звезды…"

– Ты - Серый Князь, - уверенно сказала Элиза. - Это тебя сжег Великий Огонь. А как ты не сгорел?

Мира поперхнулась.

– Догадливая - аж завидно, - приподнял бровь Тилос. - Я по-первости думал, что придушил дурацкую сказочку на корню, ан нет - то тут, то там всплывает. Да, одно время меня звали Серым Князем. И что?

Элиза пожала плечами. Она так и не поняла, как пришла к ней догадка. Она давно забыла тот вечер и слова дурацкой баллады, а вот поди-ка ж!

– Ну, - пробомотала она, - просто вспомнилось. Но ведь Звезды пришли так давно… Я еще и на свет не родилась!

– А я так молодо выгляжу!… - подхватил Тилос. - Эта тема для другого раза. И Серым Князем меня с тех пор не зовут. Тилос - и Тилос. Другие вопросы есть?

– Что такое программа? И еще с номером?

– Программа - значит, как и чему тебя учат. Третья программа - рукопашный бой, малые и средние клинки, взлом замков, способы незаметного перемещения, активный поиск в толпе, охрана клиента от нападения и прочее в том же духе. Если учесть, что Сила редко дает только одно умение, есть шанс, что ты научишься быстрее прочих. На всякий случай нужно поторопиться…

– Куда? - подозрительно переспросила Мира.

Тилос безмятежно улыбнулся.

– Потом. Четвертая программа - чтение и письмо на основных языках Сураграша, Караграша и общем, разумеется, естествознание базовое и расширенное, основы алгебры, физики, химии, география, история, экономика и культурология. В общем, головой работать. Тесты показывают, что котелок у тебя варит…

– Что? - прервала его теперь Элиза, у которой умные слова, кажется, начинали лезть прямо из ушей, не помещаясь в них целиком. - Кто что варит?

– Извини. Жаргон. Головка у тебя умненькая, так что должна справиться. Конечно, - прибавил Тилос с полупрезрительной миной, - если сложно окажется - скажешь. Подсократим программу.

Элиза презрительно хмыкнула. Она - не справится? Да она лучше сдохнет, чем признается. Он думает - самый умный? Да еще Мира лыбится, кукла столетняя…

Мира не лыбилась. Она с легкой грустью смотрела на Элизу.

– Эла, девочка моя, урок номер один, как любит говорить наш обожаемый Тилос. Никогда не попадайся на слабо. Если у тебя случится нервный срыв, я знаю, кому глаза повыцарапаю!

Она кинула на Тилоса вызывающий взгляд и вышла. Тот остался сидеть, смущенный.

– Вот язва, - с каким-то уважением сказал он. - Ладно, не обращай внимания на старика. Устал я за последнее время. Если действительно несладко придется - скажешь Мире. Это приказ, не просьба. Малолетние неврастенички мне не нужны. Еще вопросы есть? Если да - валяй сейчас, завтра я снова исчезаю, причем надолго.

– Тилос, - поколебавшись, поинтересовалась Элиза. - А тут все, - она широко обвела рукой, - твое?

– Да, - кивнул тот. - Наше, если точнее. Всего у нас семь баз, и бываю я на каждой хорошо если раз в полгода, да и то как гость, не как хозяин. Управляют базами надежные люди. Здесь главный - Камтон, пока он в койке валяется - Криогар, его заместитель по военной части. Джабраил - заведующий научной частью, Пеб-аш-Зулы - гражданской. Так что если заболит живот, пойдешь к Мире, если сосед в ухо плюнет - к Пебу, ну а если шпиона поймаешь - к Криогару. Еще вопросы?

– А на нас не нападут?

– Не должны, - почесал затылок Тилос. - Здесь в окрестностях пригоден для жилья пятачок примерно в полсотни квадратных километров, вокруг - непроходимые джунгли и болота. Сам проверял. Попасть сюда можно только через участок протяженностью километра, версты то есть, два с небольшим. Участок - сплошная полоса препятствий, усеянная смертельными ловушками, из которых ядовитые шипы - далеко не самое плохое. Три прохода открываются лишь ночью, да и по тем не пройти просто так. Животные - лошади, верблюды, собаки - обязательно взбесятся, если не вколоть успокаивающее, там генераторами инфразвука все утыкано. Сама видела: задержались немного в полосе - и остались без лошадей. Камтон вот чудом ни во что задницей не влетел. Ну, а про репутацию местности ты сама все знаешь. Так что даже если кто сунется, то тут же сразу назад уберется, хорошо если без человеческих трупов обойдется. Кстати, на всякий случай подсказываю - не пытайся выбраться отсюда самостоятельно, погибнешь на первых же саженях. Еще?

Элиза подумала. Хотелось спросить, почему Тилос сказал про умную голову. Ум - в животе, про то все знают. Ну, и в груди немного. А голова? Но неважно, можно потом у кого угодно прояснить. А вот…

– Тилос, ты сказал, что дал своим людям команду разузнать о моих родителях, да?

Бывший Серый Князь кивнул.

– А как? Голубя послал? Он разве долетит за ночь? Далеко же.

– Хороший вопрос, - ободрительно качнул головой Тилос. - Я ждал, что ты спросишь. Связной магии больше нет, но есть и другие способы общаться на расстоянии. И чем слабее магия, тем лучше эти способы работают. О них ты тоже узнаешь позже. Еще?

Элиза раскрыла рот, намереваясь спросить, что Тилос делал в Граше, но тут дверь распахнулась, и в комнату быстро вошел высокий широкоплечий парень с великолепной выправкой, вроде бы лет двадцати… но девушка раз и навсегда зареклась определять возраст местных по внешнему виду. Его черная, словно смола, кожа лоснилась от пота, тонкой струйкой стекавшего по гладко выбритому лицу. От насквозь мокрой подкольчужной рубахи остро несло псиной. Парень с прищуром взглянул на Элизу и, обхватив перед грудью правый кулак левой ладонью, коротко поклонился. Тилос ответил тем же жестом и вопросительно поднял бровь.

– Нашли? - нетерпеливо спросил он.

Вместо ответа парень повернул голову к Элизе и посмотрел на нее долгим, ничего не выражающим взглядом, после чего снова повернулся к Тилосу.

– Элиза, познакомься с Криогаром, - невозмутимо сказал Тилос. - Криогар, это Элиза. Твое сообщение касается и ее, так что говори.

Криогар молча кивнул.

– Двое. У второго прохода. Попали на скользящие иглы. Очевидно, проходили внутрь с вечера, а выбраться попробовали ближе к утру. Трупы нашли у чужих меток, видимо, их собственных.

– И кто?

– Без опознавательных знаков. Из необычного - духовые трубки.

– Тени…

– Не факт. Кроме них, иглами стрелять умеют еще с десяток сект, в том числе Пасть Крокодила. Как раз пара лет прошла с тех пор, как мы их вырезали. Самый тот срок, чтобы нас вычислить и попытаться устроить матумбу на свой манер. Да кто угодно купить мог у оружейника, духовые трубки - не секрет.

– Фактики, фактики… - пробормотал Тилос. - Если они разведчики, на кой ставить ловушки? Если диверсанты - почему так примитивно? Будто нарочито нам в глаза тычут - мол, никакая ваша база не тайная… Кстати, имей в виду - с прошлой недели у нас война с Тенями. Пришлось завалить минимум четверых, насмерть.

– Плохо, - после недолгого раздумья откликнулся парень. - Но отследить нас за неделю - вряд ли.

– Еще кое-что. Недалеко от развилки нас атаковали бандиты.

Криогар промолчал.

– Ты когда-нибудь слышал о бандитах рядом с Чаттанугой? - осведомился Тилос. - Наши сказки действуют, и еще как. Вон, Элиза еще вчера думала, что мы ее живьем духам скормим.

Элиза съежилась, пытаясь уйти от внимательного взгляда солдата.

– Да и не похожи они на простых ахмузов, - Тилос провел ладонью в вершке от лба по-прежнему бессознательного Кантона, затем встал и начал расхаживать взад и вперед. - Я бы сказал - разведка боем. Вот за ней как раз может стоять Суддар. Как раз в его духе.

– Надо искать новое место для базы? - полуутвердительно спросил Криогар.

– Не знаю. Посмотрим, - Тилос остановился. - Надо выяснить, что происходит в Граше. О разгроме разбойников там только-только узнали - голубь мог долететь не раньше вчерашнего утра. Криогар, будь ласка, помоги Элизе войти в курс дела. У нее запланировано ускоренное обучение по третьей программе. Представь ее мастерам, подбери снаряжение, все такое. А я пока по защитной полосе прогуляюсь.

– Опасно, - Криогар тут же сник под насмешливым взглядом Тилоса.

– Мне? - переспросил тот. - Спасибо, разумеется, за заботу, но я уж как-нибудь выпутаюсь. Кто у нас сегодня дежурный по госпиталю?…

Суддар ар-Хотан склонился в почтительном поклоне, чтобы Великий Скотовод не увидел его ненавидящего взгляда.

– И мы полагаем, - продолжал тот, - что ты в последнее время не так уж и полезен, как хочешь казаться. Во всяком случае, ты так и не смог остановить хилого северного посланника от передачи предложения северных князей Совету Племен. Более того, ты позволил ему спокойно улизнуть из дворца - нашего дворца! Мы недовольны тобой, - закончил он, наконец, тоном ниже. - Есть ли у тебя и на этот раз оправдания?

"И на этот раз" было ощутимо выделено интонацией.

– Нет, мой повелитель, - покаянно сказал ар-Хотан, не поднимая лица от пола. - Мои усилия пропали втуне. Негодный вор просто исчез. Мы видели, как он садился в наемный паланкин вместе со своей намазанной шлюхой, но когда мои люди нагнали паланкин, он оказался пуст. Виновные уже наказаны, и я готов понести любую кару за собственную нерадивость. - Суддар уже справился со своей гримасой, но лицо по-прежнему не поднимал. Он врал насчет наказанных виновников, но предпочитал, чтобы умело читающий по лицам повелитель оставался в неведении. Иначе и в самом деле могли полететь головы, а на слежку за северянином он отряжал лучших людей.

– Кару? - язвительно переспросил Барадаил. - Кару? Ты думаешь, твои вопли под пыткой компенсируют тот факт, что сволочной посланник имеет меня, Великого Скотовода, как хочет? Ты выяснил, откуда он берется? Куда и как исчезает? В прошлый раз я приказал тебе выяснить, на кого он работает. Выяснил? Хотя бы приблизительно? Нет. Не пытайся выглядеть идиотом, Суддар, ты прекрасно знаешь, что мне незачем наказывать тебя. Ты работаешь как можешь, а молока от кобылы битьем не добьешься. Имей в виду - я не стану пороть тебя за нерадивость. Другого я бы выкинул на улицу за чрезмерную глупость, но ты слишком много знаешь. Я просто сниму тебе голову. И лучше бы ты убедил меня, что я тебя недооцениваю. Все понял? Свободен.

Суддар смиренно поклонился до самого пола и, пятясь, вышел. Уже за дверями малого приемного покоя он повернулся и широким шагом направился к себе. Под ноги попался мальчишка-разносчик воды, и начальник тайной канцелярии, срывая злобу, с силой пихнул его в сторону. Мальчишка покатился по навощенному полу, осколки высоких хрустальных бокалов с мелодичным звоном полетели в стороны. Придворные карасями брызгали в боковые коридоры, чтобы не попасть рассвирепевшему главе тайной полиции под горячую руку.

Он с силой распахнул тяжелую занавесь, скрывающую проход в его личные покои. Тарона полуразвалилась на софе красного дерева и лебяжьего пуха, скучающе перебирая смарагды в своем ожерелье. Как бы не ярился Суддар, у него все равно перехватило дух от ее красоты, как и всегда при встрече с ней.

– Ну что? - мурлыкнула королева тарсаков, сладко потягиваясь. - Вставил тебе хозяин по самые помидоры? Можешь не отвечать, но мне так нравится серовато-пурпурный оттенок твоего лица…

Суддар со злостью швырнул в стену тонкий серебряный кубок с недопитым вином. Кубок ударился о парчовую драпировку и со звоном упал на пол. По занавеси расплылось большое мокрое пятно.

– Кретин! - зло сказал он. - И не Барадаил кретин, а я. А он полностью прав. Эта скотина имеет нас как хочет. Когда впервые увидел северянина пять лет назад, я сказал себе - вот еще один жулик и вор, которого можно купить за пару золотых. Ха! - Он яростно пнул софу. - Неделю назад мои люди передали ему предложение - три тысячи золотых только за одну приватную встречу. И что, ты думаешь? Я получил записку, в которой мерзавец сообщает о ее нецелесообразности!

– Ну, он явно не дурак, - лениво заметила Тарона, поигрывая вплетенной в волосы кисточкой. - Он прекрасно знает, что твои приватные беседы кончаются пыточной камерой. Взял бы его человека, что письмо принес, поговорил бы с ним, вдруг да узнал бы что интересное.

– Да кого брать! - заорал ар-Хотан. - Мои люди перетряхнули дворец сверху донизу, но так и не поняли, как записка оказалась у меня на покрывале, на той самой софе, где сейчас валяешься ты! Извини, - сразу поправился он. - Против тебя на софе я ничего не имею, наоборот. Но как пергамент попал ко мне в комнату? По воздуху прилетел?

– Успокойся, мой волчонок, - успокаивающе сказала ему Тарона, поднявшись и положив руки ему на плечи. - Подумаешь, какой-то посланник. В конце концов, таскается взад-вперед - и пусть себе… Кто-то ведь должен носить письма.

Суддар глубоко вдохнул запах ее мускуса и отвернулся, пытаясь не утонуть в глубоких глазах королевы раньше времени. Следовало сначала переговорить о делах.

– Не думаю, что он просто посланник, - сердито проворчал дворецкий, понемногу успокаиваясь. - Что-то в нем странное. Ну где ты еще видела посланника, держащего собственную агентуру? Да еще так, что я ее найти не могу? Кстати, как там твои люди, ничего не выяснили?

– Выяснили, - безразлично сказала Тарона. - Твои маленькие боги действительно умеют говорить издалека. Один из четырех караванов рассеял засаду и ушел без потерь. Нанятые бериуты разбежались по всему Сураграшу, двое моих людей погибли, твой человек уцелел и даже не оцарапан, но не в своем уме. Твердит какие-то небылицы про безымянный ужас. Мужчины, что с них взять. Караван принадлежал некоему Мехату, с которым нашего общего друга уже видели вместе. Хорошие у тебя статуэтки. Может, все-таки подаришь мне парочку, а, свет моих очей? - Ее пальчики ловко распустили кушак ар-Хотана, и теперь ноготки королевы бегали по его телу.

– Не могу… - слабо сказал дворецкий, сжимая ее руки в своих. - Милая, ты же знаешь - для тебя все, что угодно, но Истинные Боги сказали - нет. Только мне. Кроме того, их надо часто кормить, а еды для них мало и появляется она нерегулярно. Так, говоришь, Мехат?… - он попытался отстраниться.

– Мехат, - подтвердила Тарона, снова прижимаясь в нему. Ее пальцы мгновенно справились с завязками шаровар Суддара, и теперь гуляли в самых сладостных местах. - Но какое нам сейчас дело до какого-то червя? Ведь правда?

– Правда, - окончательно сдался Суддар. О делах, в конце концов, можно поговорить и позже. Тарона отступила на шаг, подняла руки, и ее легкий полупрозрачный халтон змеиной кожей сполз на пол. Нагая, она развела руки в сторону медленно повернулась вокруг. Шаровары царедворца, лишенные поддержки, тоже сползли на пол, и его мужское достоинство недвусмысленно выдавало истинные чувства. - Иди ко мне, моя ненаглядная эфа. Я так скучал по тебе!

– О, любимый! - выдохнула Тарона ему в ухо.

Ранним утром Элиза проснулась от того, что ей на голову обрушился водопад. Она резко села, пытаясь отмахиваться руками.

– Как… ах-х-х-х… что… - еле выговорила она, отплевываясь.

– Ничего особенного, - любезно сообщила ей Мира, отставляя горшок с водой в сторону. - Утро. Подъем.

– Утро? - поразилась Элиза, дико озираясь по сторонам. Сквозь занавешивающую проемы ткань чернело предутреннее небо, где-то на востоке слегка украшенное розовым. Громко свиристели цикады, радующиеся ночной прохладе. - Уже утро?

– А то! - злорадно ухмыльнулась Мира. - Половина шестого. Давай, давай, через полчаса завтрак, а ты еще не умыта. Или тебя еще раз полить? Тогда можно засчитать полноценную помывку.

– Не знаю я, что такое половина шестого, - Элиза отбросила промокшее одеяло и стала на ощупь искать рубаху, - но случалось, что сейчас я только дрыхнуть заваливалась…

– Перемены полезны, - дернула ее за мокрую прядь Мира. - Приводи себя в порядок и дуй в столовую. Не вздумай снова завалиться - без завтрака останешься, а от Криогара все равно не отделаешься. Он не я, возьмет за волосы и оттащит куда следует. Да не эту рубаху одевай, рабочую, ту, что вчера выдали. И штаны - тоже.

Где расположена столовая, Элиза уже знала. Завтрак состоял из сухой лепешки и вяленого мяса, точь-в-точь как в караване. К ним прилагалась полная глиняная кружка теплого и пахучего травяного отвара.

– Не журись, девка, - подмигнул ей раздатчик. - Днем поешь как следует, а на занятиях прыгать с полным брюхом не годится.

Элиза, преисполненная самыми мрачными предчувствиями, дожевывала последние крошки, когда к ней подошел давешний парень, Криогар. На сей раз на нем не было кольчуги и даже сандалий, лишь короткие штаны до колен.

– Поела? - неласково осведомился он. - Пошли.

Криогар привел ее на широкую ровную площадку с хорошо убитой землей. В разгорающемся рассвете девушка заметила много людей, мужчин и женщин, то ли танцевавших, то ли изображавших из себя циркачей. На краю, недалеко от зарослей, переминалась с ноги на ногу стайка ребят шестнадцати-семнадцати лет.

– Младшая группа, новобранцы, - проворчал Криогар. - Физподготовка и рукопашный бой - с ними. Прочее - по индивидуальному плану. Закончишь - найдешь меня.

Криогар развернулся и, широко шагая, ушел куда-то за дома. Элиза подошла к мальчишкам и вызывающе уставилась на них.

– Привет, Элка! - махнул один из них рукой. - Ты с нами заниматься станешь, да?

Элиза присмотрелась и узнала вчерашнего Кароса.

– Ну, с вами, - угрюмо сказала она. - Криогар так сказал.

– С бабой под боком заниматься… - проворчал парень покрепче и повыше остальных. - Да еще и соплячкой. Женщинам вообще дома сидеть надо, огород полоть да жратву готовить.

– Умный, да? - ощерилась Элиза, подступая вплотную и упирая руки в бока. - Че еще сказать хочешь?

Зарождающуюся ссору прервал невысокий пухлый мужичок с бледной, плохо загоревшей кожей северянина.

– Что за шум? - оживленно поинтересовался он. - Кумен, опять новеньких задираешь? Вчера отжиматься не надоело? Так, все живенько построились и трусцой вокруг поля - марш! Эй, девка, ты Элиза? Я Загалар, заведую физподготовкой. По-первости смотри, что другие делают, да повторяй. Не вздумай сачковать - не получится.

Очень скоро Элиза забыла про наглого Кумена, да и вообще про все. Пробежка оказалась лишь началом, разогревом, как выразился Загалар. Потом начался кошмар, смахивающий на выступление бродячего цирка. Только сейчас девушка оказалась не в роли зрительницы, заодно высматривающей кошель потолще, а самой что ни на есть циркачкой.

Самые разные приседания, наклоны, прыжки, изгибы и извивы; издевательство, которое Загалар назвал отжиманием (Элиза скисла на пятнадцатом разе); болтание ногами в воздухе, подтягивание их к груди; размахивание руками, хождение на руках вверх ногами, "колесо"… Большую часть времени Элиза пластом валялась на земле, сквозь злые слезы наблюдая, как товарищи по несчастью, усердно пыхтя и обливаясь потом, в тридцатый и пятидесятый раз повторяют то, что она не могла выполнить и два десятка. Солнце уже ощутимо вылезло из-за деревьев, когда Загалар, смилостившись, объявил перерыв и куда-то ушел.

– Говорил же - баба… - презрительно процедил сквозь зубы Кумен, растягиваясь на траве неподалеку от Элизы. - Куда ей!

– Да ты себя вспомни месяц назад! - вступился за девушку другой парень. - Тоже, небось, пластом после первого раза валился. Втянется - лучше пойдет.

– Ты, Чегран, вообще молчи, - авторитетно заявил Кумен. - У нас, каронгов, бабы сидят по юртам и помалкивают. Попробовала бы какая без платка на голове высунуться - живо бы в ухо получила. А эта бесстыжая - тьфу, смотреть противно. С голым пузом прет - и ничего!

Элиза заставила себя приподняться, чтобы дать нахалу достойный ответ, но поняла, что последняя фраза относилась не к ней. По утоптанной дорожке мимо неспешно трусила Мира. На ней красовались местные не достающие и до середины бедер штаны, вокруг груди оборачивалась узкая полоса материи. Перехватив взгляд Элизы, Мира приветственно махнула рукой, потом улыбнулась. Несколько ребят несмело помахали в ответ. Отбежав саженей на двадцать, Мира остановилась и начала выделывать сложные, почти танцевальные па, иногда задирая ногу вертикально вверх, иногда садясь на шпагат. Пару раз она выгибалась назад, без особых усилий делая мостик, после чего так же плавно возвращалась в исходное положение. Парни завороженно наблюдали за ней.

– Вот засадить бы ей я бы не отказался, - высказал общее мнение Кумен. - Прижать бы в укромном уголке…

– Кто кого прижмет! - усмехнулся Чегран. - Ты не видел, как она на тренировке здоровых мужиков по земле валяет. Без всяких поддавков, между прочим. У нее черная повязка, да как бы не с белыми полосками.

– Пошла она… - буркнул Кумен, демонстративно отворачиваясь. - Баба - и есть баба. Такая же сука, небось, как и остальные.

От возмущения Элиза вскочила на ноги. Но прежде чем она успела открыть рот, другой парень сказал:

– Слышь, Кумен, хочешь хороший совет? Ты про баб-то язык в конце концов придержи. Они здесь на равных, если до тебя все еще не дошло. Да и мужики, кто с семьями, жен любят. Услышат, что херню про них порешь - язык узлом завяжут. И Тилос, говорят, за такое не пожалует.

– Да пошел ваш Тилос куда подальше! - рявкнул, правда, приглушенно, Кумен. - Что он вообще за шишка? Меня Камтон сюда зазывал, не Тилос, ублюдок северный… Гнать северян отсюда надо поганой метлой!

– Заткнись! - не повышая голоса, сказал парень. - И прежде, чем еще раз пасть разинешь, уразумей две вещи. Первое. Тилос мою шкуру спас и из дерьма вытащил, так что я тебе за него, фраер, пасть порву. Второе. Тилос здесь в авторитете, и если он узнает, что ты про него вякаешь, вылетишь отсюда птичкой. Да я бы на твоем месте и сам свалил. Тебя, гнида, тут кормят и поят, человека из тебя делают, а ты смотрящего и его бабу за спиной хаешь? Слабо в глаза сказать?

Кумен вскочил на ноги и выдал длинную виртуозную ругань. Парень тоже вскочил на ноги и стоял, напружинившись, готовый к драке. Он казался немногим ниже Кумена, но пошире в плечах. Элиза обратила внимание на его стойку, слегка отведенную за спину руку с напряженными растопыренными пальцами и поняла, что первый удар с его стороны окажется с грязненьким подвохом. Хорошо, если не в глаза, но и в горло мало не покажется. Самозваный защитник Тилоса явно прошел ту же уличную школу, что и она сама.

– Не стоит, Кумен, ох, не стоит… - тем же ровным голосом произнес он.

Какое-то время Кумен в нерешительности стоял с сжатыми кулаками, но потом, выругавшись еще раз, развернулся и убрел подальше, в гордом одиночестве усевшись под небольшим навесом. Парень же плюхнулся в траву рядом с Элизой.

– Я Равен, - сказал он. - Тебя я знаю. Видел в Граше год назад. Ты со Змеем классно того лоха с тросточкой развела. - Он хмыкнул. - Я к вам клеиться не стал, не наша территория, но тебя запомнил. Не обращай внимания на Кумена. Он так парень неплохой, но умом боги обидели. Сегодня может тебе последний кусок хлеба сунуть, а завтра плешь языком проест, что какой-то их овечий обычай нарушил. Пообломается - привыкнет…

– Да уж лучше бы привык… кретин! - сплюнула Элиза, присаживаясь на корточки. Она снова ощутила, как болит все тело. - А ты чем промышлял?

Договорить им не дали. Вернулся Загалар и погнал всех по второму кругу.

Затем день снова превратился в кошмар. Хотя Элиза по большей части в изнеможении валялась на земле, уже очень скоро все ее тело болело, словно избитое палкой. Когда Загалар, наконец, закончил тренировку, она просто лежала пластом, мечтая лишь об одном - сдохнуть побыстрее. Однако их погнали на искусственный прудик неподалеку, где стояли две купальни - мужская и женская. Элиза рухнула в воду, и вскоре с удивлением почувствовала, что прямо сейчас, наверное, не помрет. Может, чуть попозже…

Потом их учили бою на мечах и кинжалах. Элиза деревянно продемонстрировала учителю - инструктору, как их здесь называли - некоторые ухватки, перенятые от Крысеныша, и тот одобрительно кивнул. Инструктора звали Калдагар, и на его плече недвусмысленно синела воровская татуировка - змея, впившаяся в кинжал. Однако он не преминул заметить:

– Ты, конечно, молодец, что такие штуки знаешь, да только мало такого. И двигаться толком не умеешь. Пока вместе со всеми занимайся, там посмотрим.

Обучение мечу свелось к размахиванию тяжелой палкой с косой насечкой на месте рукояти, почему-то называемой буйком. Помимо острого разочарования - Элиза надеялась, что ей дадут подержать настоящую саблю - у девушки окончательно отвалились руки. Уже скоро буек просто выскользнул у нее из онемевших пальцев на траву. Она сама свалилась рядом, заработав презрительный взгляд Кумена. Впрочем, пятый парень в их группе, Талантен, всего дней десять как появившийся в лагере и потому держащийся слегка особняком, продержался немногим больше. Калдагар разрешил им передохнуть, и Элиза отползла под навес, где моментально провалилась в крепкий сон.

Разбудила ее Мира. Женщина заставила ее выпить небольшой горшочек противного травянистого настоя и погнала обедать. Поначалу Элизе хотелось одного - спать, но вскоре сонливость прошла и ее начал терзать страшный голод. Объевшись в столовой незнакомых фруктов, она добрела до своего домика и вознамерилась задать храпака прямо до следующего утра. Однако неугомонная Мира нашла ее и тут.

– Чего разлеглась? - удивилась она. - Тебя снова водичкой полить? Пошли, работать пора.

– Опять? - прохрипела Элиза, остро ощущая набитый до верха живот. - Не могу больше…

– Куда ты денешься! - подмигнула женщина. - Руками-ногами махать - программа номер три. А сейчас время для четвертой. Тебя ждут великие открытия. Имей в виду, с тобой будут заниматься индивидуально, так что не подводи учителей. У них и другие дела есть.

– Скажи Тилосу, что я помру, - заявила девушка, разлепив один глаз. - Мужиков так учить надо, не меня. Не хочу я ничего открывать…

– Ну, мало ли чего ты не хочешь! - усмехнулась Мира. - Подъем, я сказала! Тилос вернется месяца через два-три, вот и пожалуешься ему. А пока работай. Умеешь кулаками махать не вовремя - умей и отвечать.

Пришлось вставать и плестись за Мирой. К вящему удивлению Элизы, они спустились в какой-то погреб. В потолке совершенно сама по себе теплым желтым светом горела маленькая стекляшка. Элиза уставилась на нее, разинув рот.

– А говоришь - не хочешь ничего открывать, - улыбнулась Мира. - Неужто не интересно, как эта штука светится?

Элиза, с которой разом слетел сон, недоверчиво протерла глаза, пытаясь разглядеть поблизости трубку для масла или что-нибудь еще, но ничего не заметила.

– И как же? - недоверчиво спросила она.

– Сейчас узнаешь. Пошли внутрь.

Оказалось, что в погребе есть еще одна дверь, тяжелая, словно из железа. За ней обнаружился целый большой дом, только весь под землей. В длинный коридор выходили плотные деревянные двери, обитые чем-то вроде войлока по краям, под потолком вспыхнули и тускло замерцали такие же, что и в погребе, стекляшки. Из одной двери, чуть приоткрытой, падал лучик света.

– Разгильдяи… - пробормотала Мира, плотно ее захлопывая. - Эла, запомни вот что. В некоторых комнатах занимаются весьма опасными вещами. Лишь в некоторых, но правило все равно общее - двери всегда должны быть закрыты. Увидишь такое безобразие еще раз - плотно прикрывай. Ясно?

Элиза кивнула. Она уже начала привыкать к странному имени Эла, которым обозвали ее Мира и Тилос. Эла и Эла, лишь бы не "эй, ты, оборвыш", как в Граше.

– Нам сюда, - Мира потыкала пальцем в плоскую дощечку с кружочками и не без усилия распахнула первую слева дверь. В комнате оказалось темно, но потом что-то щелкнуло, и из уже знакомой стекляшки заструился неяркий свет. - Моя личная конура, хотя я здесь сижу редко, больше в лабораториях ошиваюсь.

У одной из стен обнаружился большой письменный стол, заваленный пергаментами, папирусами и еще какими-то плоскими и тонкими белыми листами. Их сплошняком покрывали закорючки. В некоторых Элиза распознала знакомые буквы поллаха и даже северные резы.

– Садись, - Мира ткнула пальцем в стул с высокой спинкой и плюхнулась на другой, такой же. - Первый вопрос. На каких языках говоришь?

– Ну… - от неожиданности Элиза замешкалась. - На общем, на тарси, фаттахе и немного на кленге.

– Хорошо. На каких умеешь читать и писать?

– Читаю на общем и кленге. Писать не пробовала, - Элиза не стала вдаваться в подробности. Читать вывески ее учил Змей, но там наука давалась легко - чаще всего буквы сопровождались понятными картинками. Сможет ли она прочитать настоящий свиток или книгу без картинок, Элиза сомневалась.

– На тарси, значит, не читаешь…

– Нет, конечно! - Элиза даже хихикнула.

– Конечно? - высоко подняла брови Мира. - Почему - "конечно"?

– Так тарсаки сами ж писать не умеют. Они дикие, так себе знаки и не придумали…

– Ну, здорово! - изумилась Мира. - Кто тебе такую глупость сказал? У тарсаков вполне развитая культура, в том числе и письменность. Другое дело, что чужаков ей не учат, это да. Но не учат и не умеют - две большие разницы. Ладно, неважно. Считать до скольки умеешь?

– На общем - до тысячи. На тарси - до ста…

– Хорошо. Складывать и вычитать наверняка умеешь, даже не спрашиваю. Умеешь? - подозрительно переспросила Мира.

– Я и умножать могу, - фыркнула Элиза. - Змей даже делить учил, когда… - Она осеклась. - В общем, не успел.

Мира с уважением посмотрела на нее.

– В Граше девять человек из десяти не подозревают, что можно считать больше, чем до ста, - тихо сказала она. - Ты молодец, девочка моя. Тилос прав - тебя обязательно надо учить. Не понимаю только, зачем тебя по полю с парнями гонять. Но Тилос ничего просто так не делает… - Она стала смотреть куда-то сквозь стену. - Ох, не нравится мне это…

Элиза слегка пожала плечами. Если подумать, учиться драться она совсем не против. Могли бы и не так гонять, конечно, но кто с ней одной заниматься захочет? И потом, не родился еще такой парень, которого она бы не обставила. Вот увидят они еще, она станет лучшей фехтовальщицей! Да и узнать что-то новенькое - тоже неплохо. Может, объяснят, как по звездам судьбу определять. Или как в хрустальном шаре будущее видеть. Сиди потом себе на базаре в шатре и рассказывай разным лопухам про грядущее знакомство с молоденькой да красивой или про то, что кошелек завтра найдет!

– Ладно, - тряхнула головой Мира. - Тилос приказал обучить тебя тарси, как родному. Начнем с завтрашнего дня. Моя часть - языки, география, история и математика. Биологию, физику и химию обычно ведет Джабраил, но сейчас, вероятно, он спихнет тебя на Ленару. Она его жена. В баклаборатории как раз пошли чрезвычайно интересные, по его словам, серии, и он оттуда не вылазит. Ох, доиграется он с разной заразой… Н-да. Теперь смотри сюда.

Мира встала, подошла к противоположной стене и отдернула длинную, во всю стену, занавесь. Стену за занавесью от пояса почти до самого потолка покрывали разноцветные пятна - коричневые, зеленые, голубые.

– Перед тобой карта Западного материка, - пояснила женщина. - На ней нарисовано, что где расположено. К примеру, тут Сураграш, - она взяла длинную тонкую палку и обвела ей чуть не четверть стены. - Граш - вот этот маленький кружок. Голубая линия, что его пересекает - река Кронг. Синее пятно с краю - Срединный океан. Если плыть по нему на восток, окажешься на Восточном материке. Вот здесь, - палка переместилась вверх, - Четыре княжества и вообще бывшая Приморская империя. Где-то там твоя родина. Попривыкнешь к карте - сама найдешь. Золотая Бухта, - палка ткнулась в границу голубого и зеленого пятен. - Караграш, - Палка заплясала на противоположном краю карты. Хотан. Назир. Зибарон. Корунг, - палка тыкалась в разные части стены. - Понятно? Или еще раз объяснить?

Элиза сосредоточенно уставилась на стену. Неужели здесь и вправду нарисован весь мир? Или хотя бы половина? Если маленький кружок и в самом деле Граш, а княжества где-то вверху, то тогда… тогда…

Элиза подошла к карте вплотную и какое-то время пристально ее изучала. Мира с любопытством следила, как девушка водит по карте пальцем и что-то бормочет себе под нос.

– Тогда мы сейчас здесь! - наконец уверенно объявила та, ткнув в значок перечеркнутой короны.

Мира поперхнулась. Она взглянула на место, куда указывал палец Элизы, потом внимательно посмотрела не нее саму.

– Эла, - с изумлением спросила она. - Ты когда-нибудь раньше видела карту?

– Не-а, - тряхнула та головой. - Но все ведь просто. Смотри: вот Граш, от него расходятся четыре дороги. Мы ушли по Старой дороге, шли на запад и на север, потом немного на юг, потом на развилке опять ушли на север. Сколько караван идет до Зибарона, я знаю, а Тилос сказал, что туда еще день пути… ну, когда мы от каравана отстали. Значит, перекресток здесь, - она указала на точку, из которой, извиваясь, разбегались четыре тонких черных полоски. Полоска, идущая вверх - Элиза решила, что на карте верх и есть север - обрывалась почти сразу. - Мы пошли сюда, и шли день и еще полночи. Значит, мы тут.

Девушка замолчала. Мира долго смотрела на нее странным взглядом.

– Знаешь, - вздохнув, сказала она, - Тилос подобрал меня, когда я была на пару лет младше тебя. Тогда здесь еще не построили ничего, по всей Чаттануге лишь джунгли, болота и тучи москитов. И не только в Чаттануге. Он только недавно пришел в Граш с севера и начинал обустраиваться. Так вот, ты знаешь, мне потребовалось три дня лишь на то, чтобы поверить - цветные пятна и есть наш мир. А найти нужное место на карте я сумела лишь через неделю. Ты же справилась за пять минут. - Мира встала, подошла к Элиза и крепко прижала ее к себе. - Никуда я тебя не отпущу. Ни через два года, ни через пять. А Тилосу в ухо плюну, если настаивать начнет.

Ошарашенная Элиза не сопротивлялась. Плюнуть в ухо Тилосу? Интересная мысль. И все-таки - кем ему приходится Мира? Жена, любовница? Не похоже. За всю дорогу от Граша девушка не заметила за ними тех мелочей, что водятся между настолько близкими людьми. Тилос обращался с ней как с хорошим другом, не более того. Родственница? Мира только что сказала, что Тилос подобрал ее… Получается, что двадцать лет назад, даже больше. Стоп! А сколько же тогда лет самому Тилосу? За пятьдесят? Шестьдесят? Выглядит он совершенно неопределенно, в зависимости от освещения можно дать от тридцати до сорока. Зрелый мужчина в расцвете сил, еще не успевший поседеть, но много повидавший в жизни. Учитывая сорок лет Миры, ему все-таки далеко за пятьдесят. Ну да, и Мира тоже выглядит куда моложе своих лет. Значит, шестьдесят… Но столько не живут!

Проделав эти умозаключения, Элиза почему-то расстроилась. Осознавать, что обаятельный Тилос отделен от нее пропастью времени, почти полувеком, было неприятно. Опомнись, дура, насмешливо сказал ей внутренний голос. Пятьдесят лет разницы! Он тебе в прадеды годится!

– Мира, - осторожно спросила она, отстраняясь. - А сколько лет Тилосу?

– Триста пятьдесят, что ли… - безразлично ответила Мира, но тут же вздрогнула, спохватившись. На ее лице явно читалась досада. - Чтоб мне о порог запнуться! Расчувствовалась, дура… - Она снова плюхнулась на стул и со злостью стукнула кулаком по столу. - Ладно, слово не птица, назад не возьмешь. Садись!

Элиза присела на краешек стула, недоверчиво посматривая на Миру. Что за шуточки? Или не шуточки?

– Нескладно получилось, - Мира уже успокоилась, на лицо вернулось всегдашнее безмятежное выражение. - Но рано или поздно тема все равно бы всплыла. Имей в виду, все, что ты сейчас узнаешь, ты не имеешь права рассказывать никому, если только не разрешит Тилос персонально. Иначе - помнишь, вчера речь шла о ментоблоке?

Элиза кивнула. По коже снова прошел знакомый холодок. Может, и врут насчет внезапной смерти, но проверять это она решительно не собиралась.

– Хорошо. Ты должна знать следующее: Тилос - не человек. - Мира сделала паузу.

– А кто? Дух? - глупо спросила Элиза и тут же выругала себя за поспешность.

– Если бы… - печально улыбнулась женщина. - Прежде чем говорить о Тилосе, нужно поговорить о богах.

– Ты же говорила, что их нет, - напомнила Элиза.

– Да. Тех богов, которым поклоняются в храмах, нет. Богов, которые живут на небе, в океане, под землей, которым приносят жертвы и которым служат толпы жрецов, никогда не существовало. Все куда хуже.

Давным-давно далеко-далеко отсюда жили люди, мало чем отличающиеся от нас. Они так же растили хлеб, охотились, любили, строили города и с удовольствием разрушали их в войнах. Их любимым развлечением стало придумывать новое оружие. Сначала стрелы сменились пулями - маленькими кусочками металла, летящими быстрее ветра, а тараны - огненным составом, разрывающим любую стену. Потом появились самоходные повозки, и очень скоро умельцы додумались поставить на них пулеметы, а потом и оружие помощнее. Затем человек научился летать, и железные птицы сбрасывали смерть на врага. Шло время, оружие становилось все мощнее, пока не придумали машину, способную уничтожить одним ударом целый город и надолго поселить на его пепелище невидимую смерть. В тайных лабораториях разрабатывались яды, одной капли которых хватало, чтобы убить тысячи, и болезни, от которых не существовало лекарств. Такое оружие оказалось даже не обязательно сбрасывать на противника. Приведи его в действие на своей территории - и очень скоро в целом мире не останется никого живого. Только тогда те люди, наконец, поняли, что еще немного - и воевать станет не с кем. Да и некому.

Потянулись столетия вынужденного мира. Люди довольствовались мелкими по их масштабам стычками - десяток тысяч убитых, сотня тысяч бездомных. Некоторым хватало войн понарошку, с игрушечным оружием, в которых никто не умирал. Самой большой потерей оказывалась случайная шишка, да и ту машины сводили за несколько секунд. Некоторые упоенно сражались в иллюзорных мирах, создаваемых чем-то вроде магии, стреляя из несуществующего оружия по призрачным врагам. Но ничего не помогало. Внутри человек оставался все той же кровожадной обезьяной с большой дубиной, что и на заре развития. Он не мог существовать без войны, память о которой передавалась от родителей к детям так же, как передается цвет волос и форма носа. Он не мог жить без драки, без разорванного в клочья сырого мяса и потоков крови. Загоняя звериную натуру глубоко внутрь, люди добились лишь роста числа самоубийств: не имея возможности убивать других, они дотягивались до единственной доступной жертвы - себя самого.

К тому времени люди выяснили, что их мир - не центр мироздания. Оказалось, что все они живут на хрупкой корочке вокруг расплавленной каменной капли, вращающейся вокруг огромного огненного шара - такой же звезды, что ночами мириадами горели в их родном небе. Довольно скоро люди научились добираться до других звезд и находить вращающиеся вокруг них планеты. В то время военная наука людей претерпела краткий период расцвета. Кабинетные полководцы, не участвовавшие ни в одном настоящем сражении, в голос завопили о угрозе со стороны тех, кто мог населять новые миры. Армия спешно увеличивалась и оснащалась последними образчиками оружия. Дошло до того, что всолдатах оказалось чуть ли ни три четверти населения, благо занятий людям в массе своей не нашлось. Верхом изобретательности того времени стали искусственные тела, во всем похожие на человеческие, но куда более прочные, умелые и долговечные. Именно тогда почти все люди поменяли старые тела - куски мяса, страдающие разными болезнями и недугами - на новые совершенные и почти бессмертные формы.

К счастью, люди так и не обнаружили ни одной разумной расы, с которой можно сойтись в сокрушающей схватке. Лишь на некоторых планетах нашлись древние - а кое-где и относительно свежие - развалины, оплавленные чудовищным жаром или просто уничтоженные безжалостным временем. По всей видимости, все похожие на людей племена истребляли сами себя в безумных пароксизмах массовых убийств. Лишь много, много позже люди встретили одну-единственную высокоразвитую цивилизацию. Но та оказалась настолько чуждой людям, что долгое время никто не верил в разумность инородцев. Разговаривать с ними оказалось особенно не о чем, делить нечего, так что вселенская военная машина людей развалилась просто от всеобщего разочарования.

Время шло. Люди придумали себе еще более совершенные и долговечные тела, сплетенные из потоков невидимой материи. Больше ничто не сдерживало их в бесконечной экспансии по бесконечной Вселенной. Но экспансии не получилось. Разумеется, люди и в новых телах оставили себе возможность заводить детей, но как раз детей у них почти и не рождалось. Зато очень быстро пропали, уснули вечным сном и просто пожелали умереть почти все те, у кого не осталось в жизни цели. Не прошло и пары сотен лет после Великой Экспансии, как от сотен миллиардов осталась жалкая горсточка в десятки тысяч. Среди выживших очутились в основном ученые, исследователи и, как ни странно, художники. Неприкаянные, они метались от звезды к звезде в надежде найти хоть что-то, что скрасит безнадежную скуку их существования.

И опять прошло время. Сколько - не знает никто: летописей и хроник в тот период не вели. Может, потому, что ничего особенного не случалось. Научные архивы пополнялись регулярно, но никто из пополнявших их не заботился вести точный счет летящим годам. Пытаясь забыть о бесцельности своего существования, люди увлеченно раскрывали загадки Вселенной, и общее количество знаний росло все быстрее. И в один прекрасный момент люди осознали, что выдуманные боги их младенчества ничто по сравнению с ними самими. Мир звездной пылью светился у них под ногами, и все его дороги лежали перед ними, покорные, просящие - встань и иди. В гордыне своей люди назвали себя Демиургами, что на одном из древних языков их родины означало - Творцы.

Так начался новый упадок. К чему творить, зная, что каждый при желании сотворит картину или напишет стих не хуже твоего? К чему узнавать новое, если все в мире ты никогда не узнаешь? Зачем жить, если не осталось недостижимых целей? Бессмертие и всемогущество сами упали в руки, как перезрелые плоды, но именно человеческие руки и не могли их удержать. Человек, хотя и назвавшийся Демиургом, оказался просто не приспособлен к ним.

Началась затяжная депрессия. Как встарь, численность Демиургов начала сокращаться. Один за другим они просто тихо исчезали, а оставшиеся избегали упоминать их имена в разговорах. Все шло к тому, что скоро от Демиургов останутся лишь руины - пусть не полуразрушенные каменные стены, а облака космического газа, но руины.

Спасение пришло неожиданно. Первый Игровой Мир создал Демиург по имени Джао для каких-то своих экспериментов. За первым миром последовали другие. Одна звезда или десяток, несколько планет, одна или несколько разумных рас. В Игровых мирах Демиурги наконец-то смогли реализовать свою давно, казалось бы, забытую страсть к убийству. Одни Демиурги стали Стратегами. Они создавали и сталкивали друг с другом гигантские армии, захватывали страны и покоряли континенты. Другие превратились в Тактиков. Им больше нравилось нацепить на себя человекоподобную (или какую еще) личину и в одиночку или в компании авантюристов шататься по дорогам Игрового Мира, наслаждаясь взаправдашней кровью и почти настоящими опасностями. Почти настоящими - тело Игрока можно уничтожить, но сам Тактик не страдает. Ему лишь засчитывается поражение в игре, так же, как и проигравшему главные битвы Стратегу. Победа же в Игре приводит к начислению дополнительных очков, что повышает рейтинг Игрока.

Очень быстро общество Демиургов разбилось на две касты - Создателей и Игроков. Малочисленные Создатели строили новые игровые площадки, Игроки же с упоением использовали их по назначению. Главной ценностью оказался Рейтинг. Чем выше оказывалось положение Игрока, тем больше его уважали остальные. И наоборот - тех, чей рейтинг низок или кто вообще не увлекался Игрой - нашлись и такие - нет, не презирали. Презрению, к счастью, не осталось места среди Демиургов. Но и уважения к ним выказывали не в пример меньше. Наблюдал за общим Рейтингом Комитет Чемпионов - полсотни лучших Игроков. Впрочем, необходимость в его созыве возникала крайне редко - только по требованию следящего за игрой Арбитра. Однако и кара оказывалась соответственной. Зачастую злостному нарушителю просто обнуляли рейтинг, сбрасывая его к подножию социальной пирамиды.

По окончании Игры мир отпускали в свободное плавание. Это правило являлось железным. Демиурги не желали зла своим детищам, а войны… Что войны? Все разумные расы отличались друг от друга внешним видом, но не образом мышления. А образ мышления всегда походил на тот, что присущ самим Демиургам. Сильно отличающиеся расы просто не пользовались популярностью. Так что воевать существа Игрового Мира все равно не перестанут, а если Демиурги и воспользовались этим на ранней стадии, то должны же они что-то иметь с вложенного труда?

Мира перевела дух и внимательно посмотрела на завороженно смотрящую на нее Элизу.

– Ты хоть что-то понимаешь в моих бреднях? - спросила она.

Элиза кивнула. Мысли разбегались в стороны, но главное она уяснила: дело куда хуже, чем могло показаться. Одно дело, когда люди для богов - дети, которых нужно направлять и учить. Или даже просто скот, поддерживающий собственное существование. О детях и домашнем скоте хотя бы заботятся. Но совсем другое дело оказаться игрушкой. Надоевшую тряпичную куклу просто бросают в очаг…

– Ты уже поняла, что наш мир - из игровых. Имя Демиурга, который играл здесь в войны и империи, ты знаешь. Его звали Майно.

Элиза вздрогнула и с трудом подавила желание сотворить охранный знак.

– Вижу, знаешь. Но сейчас бояться нечего. Его нет уже почти тридцать лет. Горстка героев проникла в его цитадель и уничтожила безумного бога. В день его гибели кокон, что скрывал наш мир, лопнул, и тогда Пришли Звезды.

Мира тяжело вздохнула.

– Я была несмышленой девчонкой, но хорошо помню ночь, когда Огненный Пруд впервые взошел из-за горизонта. Ночью… ночью воцарилось безумие. Мои родители принадлежали к небольшому племени биберов. Как и все биберы, моя мать гадала, а отец воровал что мог. В тот вечер мы добрались до Зибарона, а ночью всех нас вырезали. Местные жители решили, что наше племя принесло с собой гнев Назины, и решили умилостивить ее. Я чудом осталась в живых, - Мира издала странный звук. Элиза покосилась на нее, решив, что это всхлип, но глаза женщины оставались сухими. - Знаешь, мне до сих пор иногда снится отблеск звезд в лужах крови на базарной площади, где стоял наш табор. - Она сглотнула. - Несколько дней шла резня. Нашлись фанатики, предвестившие скорый конец света. Они потребовали каяться перед богами, а когда их не послушали, призвали своих сторонников и устроили бессмысленную бойню. Потом люди поняли, что звезды не несут угрозы, и безумие постепенно сошло на нет. Но малые города заметно обезлюдели. Говорят, Граш беспорядки почти не затронули - стража Великого Скотовода и наемники храмов подавили их в самом зародыше.

Мира побарабанила пальцами по столу.

– Так вот, про Тилоса. Когда-то давно, по его словам - почти триста пятьдесят лет назад он был человеком. Триста пятьдесят, как он сказал, лет на его памяти, но он страшно долго спал мертвым сном и не знает, сколько прошло на самом деле. Он родился в самом первом Игровом Мире, потом один из Демиургов забрал его оттуда, усыпил, пробудил, засунул в новое вечное тело, и вот уже более трех столетий он живет здесь. Он не любит рассказывать, чем он занимался, пока не Пробудились Звезды. Видимо, как-то воевал с Майно. Во всяком случае, тот ухитрился уничтожить его самую крупную базу. После гибели Майно Тилос какое-то время провел за морем, а потом пришел сюда, в Граш. Вот, в общем…

Мира замолчала. Элиза пыталась осмыслить ее рассказ. Тилос - не человек? Вернее, человек, но в другом теле? Как такое может быть? Впрочем, боги - они и есть боги. Не стоит смертному сомневаться в их силах. Но если он так стар… так стар!… если так, то почему он до сих пор не Великий Скотовод? Или не правитель огромной империи наподобие Приморской? Почему он сидит в джунглях, скрываясь от всех? Чего он хочет?

– Элиза, я дам тебе совет, - низким хриплым голосом произнесла Мира. - Никогда - слышишь, никогда! - не вздумай влюбляться в Тилоса. Он не ответит взаимностью. Он может спать с нужными шлюхами вроде Тароны, но по своей воле никогда не прикоснется к тебе и пальцем… Не вздумай, слышишь! Не вздумай… если не хочешь нарваться на его жалость… - Она уронила голову на стол, ее плечи тряслись.

Элиза потрясенно смотрела на нее. Теперь она поняла те взгляды, которые Мира исподтишка бросала на Тилоса, ту готовность, с которой та бросалась выполнять любые его поручения. И… Тарона! Грозная королева тарсаков, что почти довела ее до разрыва желудка тогда, во дворце! Во взглядах, что та бросала на Тилоса, светилась не только ненависть. Так могла смотреть собака, которую избивает хозяин, собака, которая не мыслит себе другой награды за свою верность. Мира и Тарона, две женщины, прекрасные и такие разные, и она, Элиза, рядом с Тилосом… Если для Тароны Тилос - бросивший ее мужчина, то Элиза - соперница. И какая! Жалкая замухрышка с плоской девчоночьей грудью. С такими не воюют на равных. Таких просто мимоходом стирают с лица земли. И Тарона никогда, никогда не простит ей своего публичного унижения…

Но зачем Тилосу так подставлять ее?

Девушка молча сидела на своем стуле. Похоже, это для нее уже слишком. Как хочется спать…

Мира глубоко вздохнула и выпрямилась, вытирая слезы.

– Извини, - сказала она. - Как-то все сразу вдруг навалилось. - Она шумно высморкалась в подол рубахи. - Да, не слишком красивая получилась вводная лекция. Тараторила, словно девчонка на экзамене. Ладно. Еще раз напоминаю - никому ни полслова.

Элиза кивнула.

– Хорошо, - Мира стремительно приходила в себя. Она вытерла слезы рукавом, быстро поправила волосы и снова превратилась в спокойную уверенную в себе женщину. О недавней вспышке напоминали тишь чуть покрасневшие глаза. - Еще одно, что ты должна узнать прямо сейчас. Время.

– Что - время? - не поняла Элиза.

– Как измерять время, - терпеливо пояснила Мира.

– Но я знаю, как измерять время! - удивилась девушка. - Есть утро, день, вечер и ночь, есть сутки, потом месяц, потом год. На севере у нас еще есть седмица, но в Сураграше ей не пользуются…

– Значит, в полдень ты можешь назначить встречу на вечер, - кивнула Мира. - А если нужно встретиться раньше?

– Ну… - задумалась Элиза. - Скажем, когда тень от дерева доползет до… чего-нибудь.

– А если солнце за тучами?

– Тогда… тогда не знаю. А зачем?

– Затем, что после обеда ты занимаешься не только со мной. После меня тебя ожидает Джабраил. Он что, так и будет сидеть и грызть ногти?

Девушка пожала плечами.

– Значит, так. Все просто. Сутки разбиваются на части, на двадцать частей. Каждая часть называется часом. Час разбит еще на сто частей - минут, а минута - на пятьдесят секунд. Есть и более мелкие единицы времени, но тебе они пока неинтересны. Взгляни вон туда.

Элиза повернула голову. Над дверью сидела круглая штука - диск под хрустальным колпаком. Диск покрывали разнообразные насечки и… цифры. Точно, цифры. Она вспомнила, что такой же диск висел над входом в столовую, но она не обратила на него внимания, приняв за украшение. Теперь она разглядела, что из центра диска идут металлические полоски. Одна из полосок непрерывно скакала с деления на деление, за диском ей в такт что-то тихо щелкало.

– Самая тонкая и длинная стрелка отсчитывает секунды. Та, что чуть короче - минуты. Самая короткая - часы. Отсчет идет с самой верхней отметки. Ты знаешь начертания цифр? Сколько сейчас времени?

Элиза задумалась. Редкие красные отметки, видимо, часы. Длинные черточки между ними - минуты. Короткие - секунды.

– Тринадцать часов… - неуверенно начала она. - Три минуты… Четыре секунды… ой, нет…

Наверное, нужно считать минуты и секунды не от границы часа, а с самого начала, с верха. Пять плюс пять плюс пять… плюс еще три…

– Тринадцать часов сорок восемь минут и двадцать… нет уже двадцать пять секунд, - наконец, решила она.

– Умничка, - одобрительно улыбнулась Мира. - Запомни: завтрак здесь в половине шестого, то есть в пять пятьдесят, обед в двенадцать часов, ужин в половине восемнадцатого. В двенадцать пятьдесят я жду тебя здесь. В шестнадцать часов идешь к Джабраилу. Сегодня, правда, он занят, так что с ним начнешь занятия с завтрашнего дня. И не забывай - в восемнадцать часов у твоей группы занятия рукопашным боем. На сегодня все. В свободное время потренируйся со счетом времени. Сложно только поначалу, через неделю ты и представить не сможешь, как без часов обходилась. Ну, беги. У меня дела. - Мира еще раз улыбнулась Элизе и повернулась к ней спиной, перебирая пергаменты на столе. Девушка заметила, что ее руки слегка дрожат.

– Э-э-э… до завтра! - осторожно сказала Элиза и бочком вышла их комнаты. Оставлять Миру одну жалко, небось опять реветь начнет. Но и над душой стоять тоже не хотелось. Ну да небось ей не впервой…

Остаток времени до ужина она провела на берегу небольшого ручья, бездумно наблюдая за облаками. Снова вернулась боль в теле, приглушенная, но все равно ощутимая. Когда прозвонил колокол, Элиза с трудом встала и побрела на звук.

После скудной еды она потащилась на поле, где уже собралась ее группа. Парни, за исключением Кумена, поприветствовали ее кивками головы. Никто не поинтересовался, где она прохлаждалась днем, и она мысленно порадовалась их нелюбопытности. Еще неизвестно, как товарищи отнесутся к ее обучению всяким премудростям. Вдруг выскочкой посчитают? Еще и врать бы пришлось о разговоре с Мирой. Голова звенела пустотой, и придумать что-то складное вряд ли получилось бы.

Инструктором по рукопашному бою оказался невысокий пузатенький мужичок с заметной лысиной. Он настолько не походил на бойца, что Элиза поначалу приняла его за ненароком забредшего не туда местного крестьянина. Лишь когда парни начали суетливо строиться в одну шеренгу, она сообразила, что к чему и, вскочив на ноги, поспешно поклонилась ему.

– Меня зовут Бараташ, - представился тот, поклонившись в свою очередь. - Ты новенькая, тебя зовут Элиза. Заш! - внезапно скомандовал он. Элиза растерянно посмотрела на него, потом оглянулась. Оказалось, что все парни сели на пятки, и только она одна возвышалась над ними. - "Заш" означает "сесть", - пояснил ей Бараташ.

Элиза неловко села рядом с остальными. Сидеть на пятках оказалось страшно неудобно. Она поерзала, потом поджала под себя ступни. Стало немного легче.

Инструктор сел перед ними и глубоко поклонился, коснувшись лбом земли. Ученики ответили тем же движением. Девушка ожидала, что сейчас Бараташ начнет что-то рассказывать, но тот лишь выпрямил спину, сложил руки на колени и закрыл глаза. Поерзав несколько мгновений, Элиза решила последовать его примеру.

Спустя какое-то время - Элиза прикинула, что прошла, наверное, пара минут - инструктор скомандовал:

– Кум!

Ученики поспешно вскочили. Бараташ повернулся к Элизе и пояснил:

– Ритуал камма перед началом тренировки служит для очищения своего разума от всего лишнего. В следующий раз попытайся полностью расслабиться и прочувствовать свое тело. Забудь про все, что не связано с тренировкой - сейчас оно осталось в другом мире. Выйди сюда!

Элиза нерешительно сделала шаг вперед.

– Ближе! - усмехнулся Бараташ. - Не бойся, не кусаюсь.

Элиза подошла поближе и выжидающе уставилась на инструктора.

– Ударь меня! - скомандовал тот. - Со всей силы, как хочешь и куда попало. Ну?

Девушка нерешительно оглянулась. Остальные смотрели на нее с каменными лицами. Она пожала плечами и несильно ударила Бараташа в грудь.

Тот даже не пошевелился.

– Досталось тебе сегодня, да? - сочувственно поинтересовался он. - Руки не поднимаются, ноги не двигаются?… Я же сказал - со всей силы! Бей!

Слегка обозлившаяся Элиза размахнулась и ударила уже со всей силы. Она целила в лицо, но почему-то промахнулась. В момент удара инструктор чуть сдвинулся в сторону, и кулак пронзил пустоту.

– Давай, давай! - поощрил ее инструктор. - Или мне к повару сходить, добавки тебе попросить?

Элиза ударила без замаха, стараясь попасть в нос. Кулак опять провалился в пустоту, но она оказалась готова и к такому. Чуть повернувшись, она взмахнула левым кулаком, а когда и тот не встретил сопротивления, пнула Бараташа в пах.

Инструктор не стал отбивать ее ногу. Он скользяще шагнул вбок и легко лягнул девушку в опорную ногу, прямо под колено. Нелепо взмахнув руками, она с размаху шлепнулась на траву, задохнувшись от удара спиной. Однако вместо ожидаемого общего хохота на поле продолжала стоять тишина. Элиза повернула голову и увидела все такие же каменные лица парней. Карос глядел на нее даже с сочувствием. Только Кумен ухмылялся краем рта.

– Чего скалишься? - поинтересовался у него инструктор. - Думаешь, круче ее? Ну-ка, давай сюда. Ты! - он ткнул пальцем в девушку. - На место.

Стараясь не кривиться от боли в отбитой спине, Элиза медленно поднялась на ноги и вернулась в шеренгу, кое-как сев на пятки. Кумен с обреченным видом поднялся и вышел к Бараташу.

– Удар сверху-сбоку, - спокойно сказал тот. - Техника - на твой выбор. Готовься. Ап!

Он занес над головой раскрытую ладонь правой руки и не слишком быстро ударил сверху вниз. Кумен, чуть присев, шагнул влево, скользящим движением предплечья отводя бьющую руку вправо от себя, на четверть оборота развернулся на передней ноге, потом захватил шею учителя сгибом локтя и, поворачиваясь в обратную сторону, попытался опрокинуть его на землю. Однако тот встал как вкопанный и парень, пыхтя затоптался на месте. Бараташ чуть повернулся, присел, ухватил Кумена за кисть руки, и внезапно тот затанцевал на цыпочках с вывернутым вверх локтем, чуть поскуливая от боли.

– Ты труп, - сказал ему учитель, отпуская руку. - Сколько раз тебе говорить - рука скользит вдоль плеча и шеи, а не лупит сгибом локтя со всей дури! В настоящей драке я бы подставил левую руку, а правой всадил тебе нож в брюхо. Чем смеяться над новичками, лучше бы занимался в свободное время. На место!

Ни на кого не глядя, Кумен вернулся к остальным.

– Хап! - скомандовал Бараташ, и ученики повскакивали на ноги. - Элиза, встанешь в паре с Равеном. Для начала - разминка…

Утренний кошмар продолжился. Разминка оказалась не такой уж и тяжелой. Зато после нее ученики разбились на пары и начали, крутясь, шагать друг вокруг друга.

– Согнуть колени! - покрикивал Бараташ, расхаживая вокруг. - Элиза, не стесняйся! Присядь ниже, ниже! Ты же как на ходулях стоишь! - В доказательство он толкал Элизу в плечо, и та чуть ли не кубарем катилась по земле. - Шаг скользящий, пятку не задирай!

Потом начались кувырки через голову. Элизе милостиво позволили опираться на землю обеими руками, остальные же, казалось, почти не касались рукам травы. Девушка сразу же отбила себе бока, пятки и растянула руки. Бараташ только ухмылялся, глядя на нее.

– Через неделю научишься кататься, как шарик, - пообещал он. - Да ты не бойся! Что ты как в омут бросаешься? Тебя не кувырок заботить должен, а что после него делать. Сворачивайся! Ноги, ноги к животу!

Кувырки вперед и назад, разные шаги, а потом и первые приемы - техники, как назвал их учитель - все слилось в сплошную карусель. Когда тренировка окончилась, девушка снова подумывала лечь под кустик и умереть. Останавливало лишь одно - ехидный взгляд Кумена и его наглая усмешка, которую тот посылал ей из-за спины инструктора. Немного отдышавшись, Элиза поклялась себе, что рано или поздно превзойдет этого гада по всем статьям. Вот тогда посмотрим, кому ухмыляться захочется!

Потянулись одинаковые дни. Поначалу Элиза, не привыкшая к четкому распорядку дня, умирала чуть ли не ежечасно. Боль в мышцах прекрасно дополнялась полной кашей в голове: Мира и Ленара, жена Джабраила, загружали ее таким количеством сведений, что те, казалось, лезут даже из носа. Объем пирамиды путался с площадью треугольника, а названия созвездий - с именами сто лет как пересохших рек. Карта, изначально тянувшая к себе, обещавшая захватывающие путешествия, превратилась в орудие пытки. Терпеливая Мира снова и снова повторяла названия племен и холмов, и Элиза добросовестно вторила ей, чтобы уже через минуту забыть их напрочь. Ленара, к которой иногда присоединялся сам Джабраил, только качала головой, слушая те невообразимые названия первоэлементов, которые Элиза выдумывала вместо забытых настоящих имен. В редкие перерывы между занятиями Элиза утаскивала к себе под навес свиток или книгу и пыталась запомнить незнакомые ранее слова чужих языков.

Я прихожу в себя от струи холодной воды в лицо. Слабо шевелюсь, пытаясь отклонить голову, помешать воде затечь в нос. По мерзкому вкусу на губах ясно, что ее набирали отнюдь не в горном роднике.

– Жив, парень? - участливо спрашивает кто-то неопределенный. В глазах плавают разноцветные круги, но зрение постепенно проясняется. Надо мной склоняются двое, по виду - типичные бродяги.

В голове мутится, и что-то мне сильно не нравилось. Лица бродяг? Нет. Два добродушных нескладных мужичка. Что-то еще…

Затылок екает тупой тяжелой болью. С трудом удерживая стон, я высвобождаю из-под себя руку и осторожно щупаю голову. Мокро и… липко. Под пальцами слегка саднит - видимо, кожа рассечена. Боль нарастает и пульсирует в такт ударам сердца. Но череп не пробит, и за то спасибо. Кто же меня так, а? И за что?

– Я… жив… - рассаженные губы с трудом выговаривают слова. - Спасибо… Кто?… Где?…

– Ну и слава Пророку! - облегченно выдыхает тот, что повыше. Его пшеничные волосы грязными сосульками свисают на лоб, через левую скулу тянется короткий грубый шрам, мало не зацепивший глаз. - А мы, вишь ты, топаем с Кочергой по тракту, а тут видим - телеги разбросаны, люди валяются, ты вот в бреду что-то бормочешь… Разбойнички, вишь ты, в здешних местах совсем распоясались, средь бела дня обозы грабят. Ну, а я, вишь ты, и говорю Кочерге…

– Уймись, Вишка! - обрывает его второй, повыше и поуже в кости. Жидкая седая бороденка, подстриженные под горшок волосы, рваная рубаха, подпоясанная веревочкой. - Не понимаешь - человеку по башке досталось! Ему сейчас отлежаться надобно, а не твое сорочье трещание слушать. Слышь, парень! - Это он мне. - Помирать не собираешься, а? Смеркается, поди-ка, надобно тебя подальше от мертвяков оттащить. Негоже среди мертвяков ночь коротать, негоже…

Удостоверившись, что я пока не помираю, двое незнакомцев подхватывают меня под руки и грубо волокут куда-то. Постепенно я прихожу в себя настолько, что сам начинаю переставлять ноги, а потом шагаю уже самостоятельно, лишь слегка придерживаясь за снова разговорившегося Вишку. Смеркается, но мои спутники не спешат устраиваться на привал, видимо, торопясь отойти от побоища подальше. Странно. Обычно разбойники не режут обозных, даже если те пытаются отбиваться. Порежешь - глядишь, родственнички обидятся, облаву устроить захотят. Барахлишко же заново нажить можно, дело житейское. Хотя в последнее время народ озверел. Голодно…

Но что же мне так не нравится? Смутное ощущение где-то глубоко внутри, что-то, не имеющее названия, не выражаемое словами. Надо прийти в себя…

Наконец мои спутники устало плюхаются прямо на обочину. Я валюсь рядом. Голова все еще пульсирует в такт сердцу, но уже слабее. Кожу саднит, но не беда. Череп наружу не глядит, и ладно.

Костер разжигать Кочерга с Вишкой не торопятся, отдуваются. Странно - я почти не запыхался. Может, потому, что на них полдороги ехал?

– Ну что, паря, - раздумчиво спрашивает Кочерга, - жив? Звать-то тебя как?

Внутри словно что-то щелкает. Смутное ощущение внезапно оформляется в четкое понимание. Так вода могучим потоком врывается в малейшую течь в дамбе, в мгновение ока размывая и разрушая ее до основания.

Кто я? Почему не помню ничего, что со мной произошло? Как я оказался посреди останков разгромленного обоза? Шел ли я с ним как тележник или как случайный попутчик? Или, может, я - разбойник, из тех, кто грабил обоз? Хотя нет, последнее вряд ли - на мне простая домотканая рубаха и портки, босые ноги и даже нет пояса, за который можно засунуть хоть плохонький нож. Машинально щупаю подбородок - трехдневная щетина, но не борода. Значит, я брился. Но местные смерды не бреются, это я помню. Я - благородный? Или смерд, но из другого княжества?

Почему я знаю про другие княжества, но не помню ничего о себе? Кто я?

Как меня зовут?

– Да уж, досталось тебе, паря, - констатирует Кочерга, сочувственно кивая при виде моего ошеломленного лица. - Неужто и имя свое забыл? Ну, по башке кистенем получить - никому мало не покажется. У иного и черепушка бы треснула. Ладно, лежи давай. Утро вечера мудренее, авось да вспомнишь что. Слышь, Вишка, ты бы набрал какого-никакого хворосту, а? В темноте вечор коротать не хочется, мертвяки неподалеку. Мало ли что…

Я переворачиваюсь на спину, вытягиваюсь во весь рост и глубоко вдыхаю стремительно свежеющий воздух. Ошеломление проходит так же внезапно, как и наступило. Из глубины всплывает иное чувство.

Не надо паниковать. Все уладится. В нужное время все придет само.

– Твой отвар, почтенный Убугуй, - раб заискивающе улыбнулся. Глаза у старца, несмотря на белоснежную бороду, оставались молодыми и острыми. Его взгляд словно прокалывал насквозь. Рабу всегда становилось не по себе, когда старик со свитой проезжал через их деревню, и особенно - когда он останавливался здесь на ночь. Молчаливые стражи выглядели опасными, но старик выглядел куда хуже. Однажды раб запнулся и чуть не опрокинул ему на колени черный отвар из широкой медной чаши, но старик, хотя и глядел в другую сторону, небрежно-молниеносным движением поддержал поднос, так что ни капли отвара не выплеснулось на пол. Потом старец медленно повернул голову, и от его взгляда раб отшатнулся, словно от удара плетью. Весь вечер он старался не попадаться приезжим на глаза, и старик так и не произнес ни слова, но видевший ошибку раба хозяин трактира все равно жестоко выпорол его.

Вот и сейчас старик принял у него чашу, даже не взглянув, словно раб был пустым местом. Да он и был пустым местом, старый, еле таскающий ноги, с давно спаленной беспощадным южным солнцем когда-то белой кожей. Уже скоро стражники придут за ним, ударят по голове дубиной и за ноги оттащат труп подальше в степь… Раб вздрогнул и поспешил скрыться. Лучше пусть это случится позже, чем раньше, а знатный гость вполне мог потребовать его головы за любой проступок.

Тот, кого в деревне знали как Убугуя, был не в духе. С самого утра у него ломило спину и хрустело в боках. Сорок пять лет - не шутка. А еще за последнюю неделю к ним не пришел ни один заказчик. Плохо. Младшие уже начали коситься на него, шептаться по углам. Если все продолжится именно так, ему недолго оставаться главой организации, несмотря на свои заслуги. Нужно срочно что-то придумать, но что? В голову, как назло, не лезло ни одной умной мысли. Скука и неизвестность томили старика.

Маленький общий зал, даже не зал, а открытая терраса, сегодня пустовал. Местные не так богаты, чтобы посещать его, а проезжих в последнее время заметно поубавилось. Убугуй знал причину - он любил всегда все знать - и совсем не завидовал хозяину. Старые торговые пути оскудевают купцами, пылевые бури гонят племена на север. Караваны нынче ходят там, где еще недавно разве что раз в год проносилась шайка отчаянных ахмузов. Скорее всего, постоялый двор разорится еще до лета. Жаль. Старик любил эту террасу, любил наблюдать с нее восход первых звезд, возносить хвалу Назине под всевидящим взглядом ее Глаз. Печально, если он не сможет встретить здесь свою последнюю ночь. Впрочем, с террасы его дома на Бритвенной скале тоже открывался хороший вид. Может, разорение трактира не станет такой уж плохой новостью…

– Приветствую тебя, почтенный!

Старик неторопливо повернулся. Он заметил незнакомца сразу, как только тот вошел на террасу, но не подал вида. С виду не то сапсап, не то гулан, а может, и ублюдочный отпрыск какого-нибудь северянина. Молодой мужчина, почти юноша, лет восемнадцати или двадцати, с жидкой бороденкой и усами, тот какое-то время стоял с принятой от раба чашей горького напитка, озираясь по сторонам. Судя по запыленной дорожной одежде - гонец. От кого и кому, а главное - какие вести он везет? Хорошо бы завязать с ним разговор, подумал тогда Убугуй. И вот сейчас рыба сама шла ему в сети.

– Вечер долог, почтенный! - вежливо произнес чужак. - Не возражаешь, если я присяду за твой столик? Вдвоем веселее коротать время.

Убугуй медленно склонил голову. Незнакомец опустился на стул. Из-за неловкого движения чаша выскользнула у него из руки, но он успел перехватить ее в воздухе. Несколько капель брызнуло на стол и на пол. Неплохо, мелькнуло в голове Убугуя. Если бы парню в детстве дали надлежащую тренировку, он стал бы хорошим бойцом. А может… может, он - подосланный убийца? Или грабитель? Что же, скрывающиеся в ночи Летучая Мышь или Скользящий Удав, а может, оба сразу, уже держат его под присмотром. Удав славился умением стрелять отравленными шипами, да и он сам, Убугуй, еще на многое способен. Стоит парню сделать неловкое движение - и он труп. Беспокоиться стоит разве что о нескольких лишних монетках, хозяину за беспокойство. От этих мыслей старику стало весело. Вот бы чужак и в самом деле попытался. Все какое-то развлечение…

Какое-то время они в молчании пили настой. В последнее время пошла мода класть в него тростниковый сахар, но патриарх только насмешливо фыркал, когда слышал о таком. Сейчас он прихлебывал горячую терпкую жидкость и внимательно изучал пришельца из-под полуприкрытых век.

– Не хочешь сыграть в "два дома", почтенный? - наконец осведомился явно скучающий пришелец. Нет, он все-таки не убийца и не грабитель, иначе давно попытался бы напасть. - Малая ставка, половина медного ксера на кон? Просто чтобы развлечься?

– Не возражаю, - величаво кивнул Угубуй. - Но почему, незнакомец, ты думаешь, что я не могу сделать достойную ставку? Неужели я так бедно выгляжу?

– Ну… - замялся незнакомец. - Как бы тебе сказать… Не то, чтобы ты выглядел бедно, но… Впрочем, если хочешь, можно поднять ставки. Что ты предлагаешь?

– Мидат, - если чужак согласится на непомерную ставку, он уйдет отсюда голым. Или вообще не уйдет, смотря насколько проиграется. Если же не согласится, можно пойти на попятную. В конце концов, вечер действительно скучный.

Пришелец сдавленно охнул.

– Серебряный мидат… - пробормотал он. - А ты шутить не любишь, почтенный. Ладно. Никто не может сказать, что Софар из Наамита не отвечает на вызов!

Софар, Софар… Что-то знакомое, но откуда - непонятно. Ладно, он вспомнит во время игры. А Наамит - не местность ли в шести днях пути отсюда? Ну, парень, не повезло тебе… Дураков вроде тебя надо учить, и мой урок ты долго не забудешь.

Убугуй сделал движение пальцем, и Юркая Ящерица вынырнул словно из ниоткуда, склонившись перед своим хозяином.

– Принеси мой набор для "двух домов", - сухо сказал старик. Он не любил Юркую Ящерицу и не доверял ему, а потому старался держать под присмотром. Слуга кивнул и так же неслышно исчез. - Значит, ты Софар. Меня зови Кухзар.

Софар привстал и неловко поклонился, снова чуть не сбив свою чашу на пол. Старик еле слышно хмыкнул. Реакция у парня и в самом деле неплохая, но вот с координацией явно проблемы.

Спустя несколько ударов сердца слуга снова возник перед столиком и осторожно поставил на него плоскую костяную коробку. Убугуй небрежным движением распахнул ее и с удовольствием услышал, как снова задохнулся пришелец. Еще бы - не каждый день видишь инкрустированное золотом поле, топазовые фишки и нефритовые бросальные кости с серебряными метками! Заказчику набор обошелся не меньше, чем в три золотых монеты (и одна из них ушла на кости с секретом), а теперь им владел Убугуй.

Парень сглотнул и осторожно взял в руки кости, потом аккуратно бросил их на поле. Первым ходить выпало Убугую, и тот довольно хмыкнул про себя. Похоже, даже судьба сегодня вечером на его стороне.

Поначалу игра действительно благоприятствовала патриарху. Кости неизменно выпадали чуть лучше, чем у соперника, а единственный раз, когда тому выпал куш, он оказался вынужден раньше времени вернуть свою фишку на двор, позволив Убугую блокировать несколько черных фишек еще до того, как они покинули дом. Однако потом он сам оказался вынужден освободить одну позицию, и ее тут же заняла фишка Софара. И с костями перестало везти - ему и сопернику выпадали схожие комбинации, так что и темные, и светлые фишки возвращались домой почти одновременно.

– Куда путь держишь? - осведомился Убугуй, пока проезжий нерешительно взвешивал кости в руке, примериваясь сделать бросок. - Ты выглядишь усталым и запыленным, не в обиду тебе будь сказано. Ты вестник?

– Нет, почтенный, - качнул головой парень. - Я просто еду ко двору Великого Скотовода предложить свою службу. Мое племя голодает, и я решил… ну, заработать.

Убугуй бросил кости. Хотя выпала мелочь - три и два, у него все еще оставалось некоторое преимущество. Наверное, ему даже не придется использовать особенности игральных костей, чтобы победить в партии. А потом несчастный парень начнет делать ставку за ставкой в надежде отыграться, проигрывая все больше и больше. Убугуй даже решил пожалеть его и отпустить с миром, если у него не хватит денег, чтобы оплатить проигрыш. Но раньше времени говорить это незачем - пусть Софар помучается.

Парню снова выпала мелочь. На мгновение старик заколебался. Может, стоит положиться на судьбу? Сжульничать он всегда успеет - и в третьей партии, и в пятой. Если проезжий глупец выиграет в первой партии, оно даже хорошо - с тем большим азартом он проиграет остальные. Но момент бесследно прошел. Не пристало ему, патриарху Убугую, проигрывать какому-то бродяге.

– Хотя племя голодает, у тебя хватает денег, чтобы делать большие ставки, - патриарх взвесил кости, из-под опущенных век разглядывая Софара. - Не лучше бы купить на них пару десятков овец на развод?

Взгляд парня панически метнулся по террасе, на скулах заиграли желваки. Эге, мелькнуло у патриарха в голове, а ведь он чего-то боится…

– Я… племя дало мне деньги, чтобы я мог купить себе оружие и… хорошую одежду… Иначе Великий Скотовод не примет меня на службу! - наконец выпалил Софар, облизнув губы. - Но я не хочу играть на все деньги.

Так, понятно. Никакое племя его, разумеется, никуда не отправляло. Скорее, парень - обычный вор или разбойник, уносит ноги, пока их не оборвали конями рассерженные родственники жертв. Вот и верь людям… Бросок костей принес Убугую пять и шесть. Отлично! Но Софар выбросил пятерку с четверкой и радостно вернул в дом сразу две своих фишки.

Патриарх решил больше не рисковать. Когда кости в очередной раз оказались у него в руках, он чуть сдавил их в пальцах, вызвав смещение внутренних железных грузов. Разумеется, очередной бросок принес ему куш. Две шестерки отразились в глазах Софара, словно занесенный над головой меч. Судя по всему, он уже горько раскаивался, что предложил игру, но отступать ему некуда. Кости выпали из его руки. От броска Убугуя грузы снова сместились, и теперь грани показали две единицы. Стиснув зубы, Софар двинул свою фишку на четыре позиции вперед, заведя ее на двор. Вот так, мальчуган, помучайся, помучайся!… Выбросив две пятерки, Убугуй завел на свой двор еще четыре фишки и с нескрываемой насмешкой уставился на противника. У того заметно дрожали руки. Пять его фишек, против одной у патриарха, еще не были заведены на двор. Его могло спасти только чудо. Софар занес руку, потом опустил, словно передумав, и, наконец решившись, швырнул кости на стол.

Внезапно у Убугуя перехватило дыхание. Вместо того, чтобы показать единицы и двойки, кости легли вверх двумя шестерками. Куш! Учитывая две единицы от предыдущего броска, двойной куш! Шесть шестерок! Что произошло? Как такое могло случиться? Он непонимающе смотрел, как явно воспрянувший Софар вернул на двор все пять своих костей, да еще и переместил одну кость в дом, обогнав Убугуя.

Патриарх заставил себя успокоиться. Скорее всего, он неправильно сжал кости, плохо установил грузы. Ну что же, мальчишке повезло - в первый и последний раз. Он, Убугуй, все равно выйдет победителем.

Бросок - и у патриарха снова екнуло сердце. Единица и двойка, что позволило завести на двор только одну фишку. Невероятно! На сей раз он сделал все правильно. Почему не выпал еще один куш? Такого не может произойти! Или все дело в том, что хитрый механизм, управляющий железными шариками в костях, начал портиться? Обязательно нужно отдать их мастеру, чтобы тот починил как следует.

Проклятые кости, между тем, решительно отказывались повиноваться. Убугуй чувствовал, как смещаются под пальцами бугорки рычагов, но несколько раз подряд ему выпала какая-то дрянь. Вот Софар снова выбросил куш и завел со двора в дом четыре фишки. Две оставшихся лежали совсем близко к дому, и, скорее всего, следующих ходом парень заведет их на двор и без особого везения. Неужто он, патриарх Убугуй, проиграет первую же партию в "два дома" неизвестно откуда взявшемуся парню?

Кости снова подвели. Четыре и два. Одна фишка заведена в дом, вторая вплотную приблизилась к нему, но это уже не имело значения. В доме оставались еще четыре его фишки, в то время как у Софара - только две. Лишь чудо даст патриарху еще один ход, и двойное чудо потребуется, чтобы выбросить высокий куш на испортившихся костях. Да что же такое творится?!

Однако Софар не спешил бросать кости. Он держал их в руке, задумчиво глядя на патриарха.

– Даже здесь ты жульничаешь, Сатарх! - наконец, с осуждением произнес он.

Только его, патриарха, воины знали тайное имя. Чужак точно не являлся его воином… Не успев додумать мысль, Убугуй вскочил на ноги, выхватывая из рукава отравленный стилет. Сидящий в углу раб, продемонстрировав неожиданную прыть, серым тушканчиком порскнул в сад. Юркая Ящерица метнулся через комнату с занесенным для удара мечом. Он рухнул на пол, не добежав до пришельца пары шагов. Убугуй точно видел, что тот, кто назвался Софаром, даже не пошевелился, лишь в его глазах мелькнули странные голубые искры. Почему не стреляют стражи? Привычным движением патриарх метнул стилет, одновременно отпрянув назад. Каким-то даже ленивым движением Софар перехватил оружие в воздухе, зажав пальцами клинок. Нанесенный на металл яд, попав на кожу, должен убить любого за несколько ударов сердца, но парень даже не сглотнул.

– Какой ты, однако, нервный, Сатарх! - покачал он головой, роняя оружие на пол. - Я ведь даже не ударил тебя. Не оглядывайся по сторонам, стражей снаружи я обезвредил еще до того, как вошел. Не волнуйся, они оба живы… как и тот, - чужак мотнул головой в сторону Юркой Ящерицы.

– Кто ты такой? - просипел патриарх, прижимаясь к стене. Следовало бы метнуться к перилам, перескочить через них и устроить прятки на ночной улице, но Сатарх внезапно понял, что чужак достанет его в любой темноте. Вот так влип, мелькнуло в голове. Напыщенный дурак, ты забыл, как кончают утратившие осторожность? А ведь ты утратил осторожность, ох, утратил…

– Софар из Наамита, - любезно поклонился парень. - Я ведь, кажется, представился. Впрочем, у меня много имен, и иногда я и сам в них путаюсь. Сядь, Сатарх, и расслабься. Если бы мне потребовался твой костлявый труп, я бы давно получил его. Сядь, кому говорят! - внезапно рявкнул он.

Убугуй глубоко вздохнул и изгнал из души страх. Действительно, чужак давно убил бы его, если хотел. Патриарх осторожно присел на край плетеного соломенного сиденья, стараясь не смотреть на распростертого на полу слугу.

– До недавнего времени я исправно выкупал у твоих убийц контракты на мою голову, - сказал Софар, и Убугуй внезапно сообразил, с кем имеет дело. Убрать фальшивую бородку, вкладыши за щеками… Осел! Его желудок сжало медным кулаком. - И не только на мою. Однако несколько дней назад Тени без предупреждения напали на меня, подвергнув опасности моих спутников. Мне пришлось убить их, и я до сих пор страшно зол. Ты мне веришь? - быстро спросил он, и Убугуй кивнул. Он и в самом деле верил. Если он уйдет отсюда живым, придется выяснять, кто из его слуг решил сыграть в самостоятельную игру. Ослушникам предстоит умереть крайне неприятной смертью…

– Так вот, - продолжил Софар, - я, конечно, допускаю, что бывал груб с твоими ребятами, но, согласись, к ним трудно относиться с симпатией. Я всегда вел честную игру и старался не перебегать Теням дорогу. Вы ни разу не потеряли деньги из-за того, что я забирал себе чью-то жизнь из заказанных вам. Но последнее нападение на меня изменило порядок вещей. У меня возникло сильное желание извести Теней под корень. Знаешь, я не всегда потакаю своим прихотям, но сейчас искушение оказалось таким сильным, что я сдержался с большим трудом. Но я человек разумный. С теми, кто займет место Теней, снова придется договариваться, тратить время и деньги, а у меня не так много и того, и другого. Я пощажу тебя и твою жалкую кучку наемных убийц. Но отныне все меняется.

Убугуй кивнул. Он тщательно подавил раздражение, вызванное нахальным тоном Софара. Такой человек действительно способен истребить Теней, всех до единого, как уже уничтожил предыдущего патриарха с его многочисленной охраной. Следовало понять, как вести себя с ним, а пока сидеть тихо и не возникать.

– Я не стану истреблять Теней. Но с сегодняшнего дня перед тем, как убить человека, твои люди должны сказать ему слова: "Солнце заходит для всех". Если человек ответит "Но иных ведет другой свет" - его жизнь принадлежит мне. Тогда Тени уйдут и больше никогда не приблизятся к нему. Что вы скажетезаказчику - ваша головная боль. Компенсировать ущерб я более не намерен. Если же твои люди снова попытаются своевольничать, я накажу Теней, жестоко накажу. И имей в виду - начну я с тебя.

Софар резко встал.

– Помни, Сатарх: ты жив лишь потому, что я знаю - ты ни при чем. Но не стоит играть со мной в глупые игры. Видишь ли, кости всегда ложатся так, как мне нужно.

Он взглянул на стол, и Убугуй с ужасом увидел, как игральные кости сами по себе покатились по доске, остановившись шестерками вверх. Легкое дуновение воздуха, движение во мраке ночного сада - и гость исчез, словно и не появлялся. Патриарх сидел, тяжело дыша от злобы. Нет, определенно кто-то поплатится жизнью за сегодняшний вечер! Но так жить нельзя. С этим Софаром… с Тилосом, поймал он ускользающую ниточку памяти, нельзя ходить по одной земле. Конечно, прямая схватка окажется гибельной. Но наверняка высокомерный наглец отдавил ноги и другим! Вдруг да найдется в мире сила, способная сломать ему хребет?

Первые десять дней оказались самыми тяжелыми. В джунглях начинался сезон дождей, но тренировки не отменялись из-за плохой погоды. Поупражнявшись с ножами под проливным ливнем, Элиза подцепила сильный насморк. Мира сделала ей несколько травяных настоек и заставила дышать над горячими отварами, но из носа все равно текло как из ручья. Трещала голова, ломило тело, текст расплывался перед глазами, и не только простуда тому виной. Вскоре девушка стала подумывать о том, чтобы пожаловаться Мире на постоянную усталость. Та наверняка посочувствует, поможет…

Однако через две седмицы жизнь постепенно наладилась. Элиза уже не падала носом в землю после очередных полусотни отжиманий, а находила в себе силы встать и походить кругами, жадно хватая воздух. Привыкший к работе ум и заметно улучшившаяся память на лету схватывали все, что рассказывали учителя. Уже через месяц Элиза довольно уверенно выдержала проверки по географии Северного Граша, дробям и геометрии. Ленора наконец-то доверила ей настоящие химикаты, и девушка отпраздновала событие обожженным соляной кислотой предплечьем.

– Растяпа! - сердито сказала ей Ленора, подметая с пола осколки колбы. - Думаешь, склянки на деревьях растут?

Девушка только виновато вздохнула, поудобнее устраивая на коленях перевязанную руку.

Тилос появился через три месяца. Он издалека улыбнулся Элизе, но разговор не завел. Рассеянно кивая в ответ на доклад заметно оправившегося Камтона, он ушел в подземную лабораторию и целый день провел там взаперти с Мирой и Джабраилом. Тем же вечером он снова исчез.

О будущем Элиза не думала. Ей понравилось учиться, и она и думать забыла, что где-то там, за пределами Чаттануги, лежит большой жестокий мир. Чужакам сюда не пройти. Поля и леса запретного места снабжали его обитателей всем необходимым, и остальной мир просто не существовал.

Время шло. Элиза окрепла. Под темной от загара кожей постепенно прорисовывались мускулы. Из затравленного мышонка она превратилась в крепкую, уверенную в себе молодую девушку. Даже Кумен перестал бросать на нее презрительные взгляды и однажды целое занятие честно работал с ней в паре.

Из группы она больше всех сошлась с Равеном. Наверное, уличная жизнь раз и навсегда наложила на них свой отпечаток, отнесла к одному племени - не по кровному родству, но по судьбе. Они с парнем понимали друг друга с полуслова, и даже работать в паре с ним Элизе казалось удобнее, чем с остальными. Иногда Равен учил ее работать отмычками, которые принес в Чаттанугу "с воли", как он выражался.

– Почему - с воли? - удивилась девушка, когда в первый раз услышала выражение. - Здесь что - тюрьма?

– Разве нет? - прищурил глаз Равен. Перерыв между физподготовкой и оружейным боем заканчивался, но они еще лежали бок о бок, глядя в небо. Равен задумчиво жевал травинку.

– Но… тюрьма - она же… - растерялась Элиза. Для нее слово означало вонючую яму, сверху закрытую полусгнившей решеткой, или же темный и тоже вонючий подвал городской управы. Чаттануга решительно не походила ни на то, ни на другое.

– Понятно, - одним ртом усмехнулся Равен. - Ты скажи, ты можешь отсюда по своей воле уйти? Меня сразу предупредили, чтобы даже не пытался в одиночку на защитную полосу соваться. В других местах, - он неопределенно махнул рукой, - говорят, болота непролазные. Так что остается? Только сидеть одним местом на одном месте. Даже если и слиняешь отсюда - про штуку у тебя в голове знаешь? Которая нафиг убьет, если трепаться начнешь?

Элиза задумалась. Действительно, если смотреть вещи с точки зрения Равена…

– А ты что, сбежать хочешь? - недоверчиво спросила она. - Тебя сюда силой привели?

– Да нет, в общем, - вздохнул Равен. - Сам согласился. Как-то вечером в кабаке я жирного лоха в работу присматривал. Присмотрел, повел по улице, прижал в темном переулке, а тут бац - и стража набежала. Я накануне кой с кем повздорил, сунул меньше, чем требовали, ну, мне и пообещали, что я еще пожалею. Не думал, правда, что так скоро, иначе сразу унес бы ноги. В общем, ведут меня в яму, чтобы утром обчекрыжить, и тут из-за поворота…

Дослушать его историю Элиза не успела. Появился Калдагар, и Равен осекся на полуслове. Больше он разговора не заводил, а сама Элиза спрашивать не стала - не любила навязываться. Захочет - сам расскажет.

Лучше всего Элизе давалась астрономия. Ей всегда нравилось разглядывать ночное небо, давать имена отдельным звездам. Разумеется, все звезды назвать не удалось бы - только ослепительно ярких точек в Огненном Пруду сияло не меньше тысячи. А может, и больше. Она несколько раз пыталась их считать, но всегда сбивалась уже на пятом десятке. А ведь оставались еще звезды помельче, а уж совсем мелкие, просто светящаяся пыль, покрывали небосвод сплошной пеленой от горизонта до горизонта. Сейчас выяснилось, что на разных языках свои имена есть у примерно трех тысяч звезд.

– Однако для успешного путешествия тебе нужно знать не более десятка, - размеренный старческий голос Джабраила гулко отражался от свода маленькой обсерватории. Часто он сваливал свои учительские обязанности на Ленару, но практические занятия с телескопом всегда проводил сам. - Главная из них - Дочь Неба. Она - единственная красная звезда, чья ночная траектория на широте Граша проходит точно через зенит. Таким образом, чтобы определить, где находится восток или запад - в зависимости от времени суток - тебе достаточно лишь мысленно провести кратчайшую прямую линию от Дочери Неба к горизонту. На севере или на юге тебе, разумеется, придется делать поправку на широту, но и тут погрешность окажется не слишком велика даже при самом грубом методе…

Кроме Дочери Неба, которая называлась еще Третьей Крокодила, нужно помнить еще и Сестер Ночи. Так назывались штук шесть разноцветных звезд, расположенных в разных частях неба и даже относящихся к разным созвездиям. Их ценность заключалась в известном времени восхода и заката, что позволяло определить ночное время с точностью до пятнадцати минут. Кстати, Мира не солгала - уже через пару недель после знакомства с часами Элиза не могла себе представить без них жизни. Циферблат позволял точнее планировать день, и в результате у девушки обнаружилось довольно много свободного времени. Мира с Ленорой не особо утруждали себя лекциями, лишь иногда разъясняя особо непонятные вещи. Как правило, они доставали с полки свиток, тыкали в нужное место и продолжали заниматься своим делами, предоставив ученице самостоятельно разбираться с почерком писца. Лишь иногда рукописный шрифт оказывался каллиграфически четким, словно раз и навсегда высеченный в дереве. Так выглядела рука Тилоса. Остальное составляли записи учителей Элизы, а также еще двух или трех десятков человек. Впрочем, в астрономии девушка очень помогали рисунки и схемы, в которых все выглядело понятным и без слов.

С физикой, особенно с механикой, и химией дела шли куда хуже, чем с астрономией. Формулы соединений путались у нее в голове, от заумных рассуждения о рычагах и противовесах клонило в сон. Конечно, натрий очень забавно бегал по воде, а рычажки в электрических схемах загадочно щелкали, но суть явлений оставалась не до конца ясной. Пятьдесят семь доступных человеку первоэлементов -очень, конечно, интересно, но история сураграшских войн привлекала ее куда больше.

Но по-настоящему ее привлекла лишь теория колдовства. Памятуя о своих способностях, она долго вчитывалась в непонятные трактаты, пока, наконец, не решилась обратиться к Джабраилу.

– На самом деле все просто, - отечески улыбнулся тот. - Есть четыре вида основных Сил, которые существуют в природе. Сила электричества, она же магнитная сила, проявляет себя в молниях. Сила притяжения тянет брошенный камень к земле. Еще две силы действуют в атомах вещества и тебе пока непонятны. Все четыре суть проявления одной Великой Силы, сиречь Силы Континуума. Но есть еще и пятая Сила, то, что на Севере называют колдовством, а на Юге и на Востоке - волшбой. Эта Сила особая, она никак не связана с Силой Континуума. Ее создали… - Старик запнулся и растерянно поглядел на Элизу.

– Я знаю про Демиургов, - небрежно бросила она, надуваясь от гордости. - Пожалуйста, продолжай.

– Вот как? - удивленно поднял бровь Джабраил. - Воистину Тилос доверяет тебе. Однако помни, что нельзя говорить о них с кем попало. Итак, Силу колдовства создали Демиурги специально для нашего мира. Для Игры… - Ученый опять запнулся. Элиза нетерпеливо кивнула. - Наш мир создали из обычной звезды с небольшой планетной системой. Ее окружили особой пленкой, а внутри изменили свойства пространства нужным образом. Так появилось колдовство, сиречь магия. Разумные существа нашей планеты - люди, орки и в какой-то степени тролли - могут управлять потоками колдовства усилием воли. Поскольку материя нашего мира изменена соответствующим образом, то с помощью магии можно управлять многими объектами, даже водными и воздушными течениями. За это отвечают особые доли головного мозга, расположенные в районе гипоталамуса. Самое интересное, что мозг является не аккумулятором энергии, а всего лишь проводником, причем проводником, слабо взаимодействующим с самой энергией. Такое свойство позволяет ему пропускать через себя вобранную из окружающего мира энергию в удивительных количествах. Известны случаи, когда…

– А что с магией происходит теперь? - невежливо прервала его Элиза, поняв, что старик сел на любимого конька. - Тилос сказал, что она ослабевает.

– А? - обиженно заморгал старик сквозь толстые очки. - Ах, да. Когда пленка вокруг нашего мира лопнула, он оказался в том же положении, что капля меда в бочке с водой. Постепенно, не слишком быстро, континуум нашего мира перемешивается с континуумом мира внешнего, попросту говоря, рассеивается в пространстве. Когда-нибудь наш собственный континуум рассеется окончательно, и тогда все произведенные Демиургами изменения сойдут на нет. В том числе и колдовство, конечно. Напряженность магического поля только за последние пять лет упала более чем вдвое. Собственно, я уже давно не слышал про сильных магов, да и вообще про магов… Думаю, лет через десять у нас начнутся серьезные проблемы.

Элиза на всякий случай решила, что не стоит говорить ученому про собственные таланты. Вдруг захочет какие-нибудь эксперименты поставить? С него станется! Нет уж, пусть другие подопытными птичками служат.

– А почему у нас начнутся проблемы? - вслух спросила она.

– Ну как же! - недоуменно посмотрел на нее Джабраил. - Ах да, это мы с тобой еще не проходили. Видишь ли, мы достаточно широко используем магию. Ее гораздо легче накапливать и хранить в кристаллах, чем электричество. Поэтому общая схема наших машин обычно такова: аккумулятор магии подсоединен к простейшему преобразователю, который уже дает постоянный ток. У нас вся защитная полоса так построена. Но чем дальше, тем больших размеров кристаллы приходится использовать. Недалеко то время, когда они превратятся в бесполезные куски горного хрусталя… Впрочем, не все так плохо. По крайней мере, чем ниже напряженность магического поля, тем лучше работают сложные механизмы. Так что кончится магия - Тилос придумает что-нибудь еще.

"А если не придумает?" - чуть не спросила Элиза, но опять промолчала. В конце концов, дурацкие вопросы здесь и сами задавать умеют…

– Но слабеющие ловушки - далеко не самое худшее, что случится в будущем… да и уже случается, - задумчиво продолжил Джабраил. - Демиурги перестроили нашу планету, связали ее поверхность магическими связями. Когда связи исчезнут, начнутся катастрофы планетарного масштаба. Сдвинутся плиты коры, землетрясения начнут уничтожать все на поверхности планеты, а в перспективе она развалится на большие безжизненные глыбы. Землетрясения уже случаются гораздо чаще, чем раньше, за последние годы их количество выросло на порядок. Проснулись давно мертвые вулканы. Побережья опустошают жестокие цунами. Как ты думаешь, отчего распалась Приморская Империя?

Элиза вздрогнула. Вопрос застал ее врасплох.

– Ну… - задумалась она, вспоминая уроки Миры. - У последнего императора не осталось детей, и после его смерти князья растащили империю на свои княжества…

– В корне неверно! - поднял палец учитель. - Да, династия прервалась. Но дело не в том. Стоило найтись узурпатору, который взял бы власть в свои руки, и Империя продолжила бы существование как ни в чем не бывало. Нет, гибель императора - лишь одна из причин. Вторая заключается в том, что сразу после смерти императора Грета на все крупные порты империи, в том числе и Золотую Бухту, обрушилось несколько цунами подряд. Талазену уничтожило почти полностью, столицу - наполовину. Ну, и Тилос… Н-да. В общем, люди увидели в несчастьях знак богов, и… - Джабраил тяжело вздохнул. - Если бы не подводные землетрясения, породившие чудовищные волны, возможно, ты все еще жила бы в империи вместе с родителями. Теперь ты понимаешь, что может ожидать нас?

Элиза кивнула. Внезапно ей стало нехорошо. Она окинула потолок опасливым взглядом, представляя, как от подземного толчка он обваливается ей на голову.

– И что же делать? - спросила она.

– Не знаю, - опять вздохнул Джабраил. - Никто не знает, даже Тилос. Наверное, Демиурги что-нибудь да предпримут… Если нет - любые прогнозы бессмысленны. Ну ладно, не надо о грустном. Ты выучила формулы объемов? Давай-ка проверим. Начни с объема шара.

– Еще раз повторяю - мои хозяева не желают войны, - Тилос смотрел прямо в глаза Табаронгу. Посланник с неестественно прямой спиной сидел на пятках на маленьком гостевом коврике. Вождь отвел взгляд и уставился на золотой кубок с вином в своей руке. Смарагды и ониксы на кубке поблескивали в полумраке шатра, да и на красивый узор тоже стоило полюбоваться, но сейчас Табаронга драгоценность не интересовала. Он устроился поудобнее на подушках.

– Так, значит, не хотят? - лениво повторил он. - Я понял. Ты уже прожужжал мне все уши предложениями о мире. И все-таки я не понял - зачем далеким северным князьям мир с сапсапами? Мы - далекое кочевое племя. У нас нет границ с северным княжествами, и мы не приближаемся к ним даже на два раза по двадцать переходов. Я же не предлагаю вечный мир племенам коневодов на дальнем севере, где, говорят, каждую зиму выпадает снег.

– Мои хозяева предусмотрительны, - почтительно откликнулся посланник. - Они прозревают сквозь время. Возможно, когда-нибудь у сапсапов появится столько овец и буйволов, что их стада займут все степи отсюда и до самой Ручейницы. Всегда лучше жить, зная, что сосед не питает к тебе ничего, кроме искренних дружеских чувств.

– И если кто-нибудь вроде Тароны или Зура Харибана позовет наших воинов пощупать пузо северных бездельников, мы должны отказаться. Так? - Табаронг сощурился и посмотрел мимо Тилоса куда-то вдаль.

– Разумеется, - склонил голову Тилос. - Точно также если северные коневоды попросят помочь им расчистить южные пастбища, князья не захотят помогать им драться с сапсапами.

– Понятно, понятно, - покивал вождь. Мимолетом он бросил взгляд на советников. Те сидели словно каменные идолы, однако на лицах некоторых виднелись презрительные полуулыбки. - Но ведь северные племена не собираются воевать с нами? А вот вождь гуланов на всех дорогах кричит о своей ненависти к Северу и зовет друзей под свои знамена. Не кажется ли тебе, посланник, что ты предлагаешь плохую сделку?

– Если бы я просил тебя заключить мир лишь в обмен на дружбу совсем незнакомых людей, я предложил бы плохую сделку. Но мои хозяева не собираются тебя обманывать. Те подарки, что я доставил тебе, лишь малая толика того, что сапсапы получат в обмен на договор. Кубок, что ты держишь в руке, не идет ни в какие сравнения с теми, что уже приготовлены для тебя в северных сокровищницах. Мои хозяева дадут золото! - посланник сделал вкрадчивую паузу. - Много золота! А что даст тебе Тарона? Смерть твоих воинов в холодных северных землях?

– Погибать в бою - удел воина, - пожал плечами Табаронг. Его пухлые подбородки затряслись. - Однажды и я сам уйду на небесные пастбища, сжимая в руке покрытую чужой кровью саблю. Однако в бою мы с честью возьмем все золото Севера, и никто не сможет сказать, что оно не принадлежит нам по праву, праву победителя…

– А кто станет делить золото? - все так же вкрадчиво спросил Тилос. - Я думаю, что тот, у кого больше воинов. А больше воинов у Тароны и Зура Харибана, не у тебя. Тарсачки и их обабившиеся мужья высокомерны и не любят чужаков. Да и гуланы не жалуют чужаков. Друг с другом они, может, и договорятся, а вот тебе бросят жалкие объедки со своего стола. Ты потеряешь воинов и мало что получишь взамен…

– Хм-м… - проворчал сапсап. - Тоже верно. Тарона совсем не уважает храбрых мужчин вроде меня. Хорошо, посланник. Ты заронил в меня семена мыслей. Пусть они как следует прорастут. Я дам ответ завтра утром. Пока же тебе приготовили шатер и трапезу. Вино, что стоит на твоем дастархане, зреет уже двадцать лет. - Вождь мечтательно зажмурился. - Мне ничего не жалко для такого гостя, как ты. - Ступай себе. Завтра на восходе ты узнаешь мой ответ.

Тилос неторопливо поднялся на ноги. А пятки-то он себе отсидел, злорадно отметил про себя вождь. Что, северянин, тяжело тебе без твоих скамей? Посланник косолапо вышел, и вождь повернулся к маленькому неприметному человечку в углу шатра. Поймав взгляд хозяина, тот кивнул и выскользнул наружу. Советники дружно вздохнули и зашевелились.

Довольно скоро человечек вернулся. Вождь отложил в сторону истекающий жиром кусок буйволятины и повернулся к нему.

– Наш северный гость, - хихикнул человечек, - оказался слабаком. Ему хватило двух чаш вина. Мой настой правдивости не подвел. Наш друг рассказал много чего любопытного.

– Да не тяни ты, - буркнул Табаронг. - Что он рассказал?

– Все, что ты, вождь, и так предвидел в своей неизмеримой мудрости, - низко поклонился человечек. - Северные князья напуганы. Они прослышали, что южане собираются идти на них войной, и сейчас пытаются откупиться от скотоводов по отдельности. Скорее всего, они просто тянут время - платить им нечем. Неурожаи много лет подряд - землекопы голодают, налоги почти не собираются…

– Что, так-таки ничего и не заплатят? - поразился вождь. - А это? - он кивнул на три золотых кубка.

– Ну, что-то, может, и заплатят, - пожал человек плечами. - Чтобы видимость создать.

– Ну что, советники? - обратился вождь к старцам, жадно глядящим на стоящую перед Табаронгом миску с мясом. - Что посоветуете?

Волна шепота пронеслась среди советников и стихла. Наконец, самый старый из них коснулся лбом земли и прошепелявил:

– Ты не должен отказывать посланнику, о вождь. Нам незачем ссориться с северянами раньше времени. Возможно, они дадут нам золота…

– Так что, не воевать? - недоуменно переспросил вождь. - Я правильно тебя понял?

– Нет, о могучий! - затрясся старик. - Я произнес не те слова, что рождены моими мыслями! Мы не должны отвергать призывы к справедливой войне с Севером. Но и прямо так отвечать посланнику не надо. Согласись на договор и потребуй золота. Когда твои воины обрушатся на северные земли и вырежут доверчивых князей, упрекать тебя окажется некому…

– Ага, понял! - кивнул Табаронг. - Золото взять, договор нарушить. Так? - вдруг рявкнул он во весь голос. - Ты это хотел сказать, пиявка? Что я должен нарушить свое слово?

Советники вжали головы в плечи, а говоривший упал ниц.

– Впрочем, - понизил голос Табаронг, - мне нравится твоя мысль. Пожалуй, так и поступим. Эй, там, грамотея сюда, живо!

Брат Перус дважды прикоснулся костяшками пальцев к массивной дубовой двери. Стук вышел настолько тихим, что сторонний наблюдатель не услышал бы его и с трех шагов, однако из-за двери откликнулись:

– Входи. Не заперто.

Брат Перус осторожно толкнул дверь и неслышно проскользнул в келью. В сей вечерний час коридоры пустовали, и соблюдать тишину не было ровным счетом никакой необходимости. Однако личный секретарь Настоятеля старался казаться как можно менее заметным в любое время дня, и Настоятель отнюдь не возражал.

– Входи, Перус, входи, - брат Семлемен на секунду оторвался от пергамента и гостеприимным жестом указал на ближайший табурет. - Присаживайся. Есть новости?

– Да, господин Настоятель, - тихо откликнулся секретарь. - Голубь только что прилетел. Я поспешил к тебе сразу, как только почтарь передал мне письмо. - Брат Перус с поклоном протянул небольшой свиток, запечатанный личным перстнем брата Комексия, и осторожно присел на табурет.

– Хорошо, - одобряюще кивнул Настоятель. - Очень хорошо… - Он сорвал печать, развернул свиток и углубился в чтение. Секретарь ждал.

– Так… - наконец пробормотал Семлемен. - Становится все интереснее. Итак, Перевет почти открыто выступает против нас. Не слишком умен князь, не слишком. Воин он неплохой, не спорю, но вот в политике он не силен. Значит, Куар не вышлет войско?

Секретарь изобразил растерянность. Он знал, что вопрос является чисто риторическим, но Настоятель раздражался, если подозревал в собеседнике невнимательность.

– Нет, не значит, - Настоятель значительно помахал пальцем в воздухе. - Совсем не значит. Видишь ли, брат Перус, мало грохнуть кулаком по столу и заявить: "Не бывать такому!". Жизнь куда сложнее, чем кажется некоторым, - он со вкусом произнес это слово, - князьям. Сначала он набрал войско, которому не с кем воевать, и истратил на него почти всю казну. Теперь дружине нужно платить, но денег у него нет. Наемники не возьмут медь, им нужно золото. А где он возьмет золото? - Брат Семлемен выдержал паузу. Секретарь изобразил почтительное внимание. - А золото он может получить только в Храме. И я не думаю, что брат Комексий окажется настолько глуп, что подарит ему золото просто так, тем более что ему и самому не хватает. За все надо платить, и за амбиции - в первую очередь! - Настоятель поднялся с места и в волнении заходил по комнате. - Князь Перевет - хороший воин, можно сказать - очень хороший, но он слеп, да, слеп, как крот! Если священная война не уничтожит еретиков, Колесованная Звезда рискует навсегда закатиться за горизонт! Язычники, орды язычников вкупе с бежавшими от нашего справедливого суда колдунами там, на юге, готовы на все, лишь бы уничтожить истинную веру. Неверные собирают армии, которые хлынут на Север словно весеннее половодье, ведомые нечистыми жрецами ложных богов! Ты знаешь, сколько за последние пятнадцать лет туда сбежало колдунов и ведьм, убоявшихся очистительного огня? Семь тысяч, не меньше! Вдумайся, брат Перус - семь тысяч! Целый город!

Секретарь состроил потрясенную мину. Он сам собирал сведения для Настоятеля, но напоминать в данный момент посчитал излишним.

– И вся эта мерзость, противная нашему Отцу-Солнцу, пойдет на нас великой ратью. Тогда будет поздно мямлить про мир и нерушимые границы! Ба! Что такое граница для кочевника! Сегодня он пасет овец у себя в пустыне, а завтра пригонит их на наши луга, убивая тех, кто рискнет возмутиться. Люди вроде нашего храброго Перевета - слепы, правда недоступна их пониманию!…

Выдохшись, Настоятель грузно опустился на свой табурет.

– Поэтому наш долг, - гораздо спокойнее продолжил он, - подтолкнуть безмятежных духом. Мы должны нанести упреждающий удар, пока варвары-южане не собрали свои силы в один кулак, не привлекли на свою сторону желающих отомстить колдунов. Не позднее, чем следующим летом, наша великая армия должна двинуться на юг. Леса и болота оборонят наши края от южан, и мы сможем послать в Сураграш почти всех солдат, оставив лишь небольшие гарнизоны. Брат Перус, напиши от моего имени брату Комексию. Укажи ему, что нужно действовать агрессивнее. Пусть его люди сеют недовольство среди гридней. Но пусть он не доводит возмущения до бунта. И пусть передаст князю, что Храм Солнца готов передать ему… м-м-м… скажем, тысячу гривен золотом. Сообщи Комексию, что Храм Тапара пришлет свою долю не позднее чем через три месяца, да и остальные не задержатся. Ну, и добавь там от меня всяческие пожелания, сам знаешь, какие.

Секретарь кивнул.

– Однако, господин Настоятель, твой недостойный слуга хотел бы обратить внимание на одну маленькую проблему, - шепнул он.

– Говори! - насторожился брат Семлемен. - Что за проблема?

– Южане, - с извиняющимся видом сообщил секретарь. - Они ведут переговоры с Куаром. О мире.

– Ах, вот оно что… - ноздри Настоятеля раздулись. - И что же они предлагают в обмен?

– Золото, - развел руками брат Перус. - То же золото. Достаточное, чтобы поддерживать армию Куара в течение нескольких лет.

– Та-ак… - протянул Настоятель. - И откуда тебе это известно? Почему не сказал раньше?

– Один отрок в дружине Перевета является сыном истинного правоверного, - виновато потупился секретарь. - Он подслушал переговоры, когда стоял на страже. Извини, господин, но я не думал, что сплетни слуг интересны тебе. Ты сам знаешь - увидит такой кошку, а рассказывает про рысь…

– В будущем, - ласково и в то же время угрожающе произнес Настоятель, - ты станешь передавать такие сплетни мне незамедлительно. Понятно?

Секретарь покорно кивнул.

– Хорошо. Кто вел переговоры?

– Говорят, некто Шурай, давний посланник Великого Скотовода. За последние два года он трижды появлялся в Куаре и два раза - в Типеке. Видимо, Великий Скотовод боится войны и стремится во что бы то ни стало оттянуть ее…

– Вот как? - сухо сказал Настоятель. - Ты уж позволь мне сделать выводы самостоятельно. Хм… - он побарабанил пальцами по столу. - Вот что. Добавь в письмо брату Комексию просьбу задержать… как его… Шурая, буде он нарисуется в белокаменном Тушере еще раз. Хотелось бы поболтать с парнем о том о сем. И зашифруй-ка, пожалуй, письмо моим личным кодом. Да, и еще. Того верного, чей сын обладает столь острым слухом, хорошо нужно наградить. Думаю, одной… нет, полугривны… серебром, не золотом!… вполне хватит. Все понял?

Внезапно лицо Настоятеля исказилось. Писк, мерзкий звон крыльев вбуровился, кажется, в самое основание черепа. Комар, каким-то чудом проникший в келью сквозь завешивающую окно тонкую ткань, сделал пару кругов вокруг головы, спикировал ему на руку и начал вдумчиво исследовать поверхность кожи, выбирая, куда всадить хоботок. Судорожным движением Настоятель прихлопнул насекомое, содрогнувшись от ощущения липкого комочка на пальцах и с трудом подавив желание вскочить и замахать руками, отгоняя воображаемую тучу кровососов. Звон в ушах медленно затих, и брат Семлемен обнаружил, что сердце колотится, словно после пробежки. Определенно, с годами его боязнь комаров не ослабевает. Мелкие, почти безобидные твари - но как же он их ненавидит!… Он заставил себя сесть на место и с неприязнью взглянул на секретаря. Брат Перус почтительно наклонился вперед, готовый сорваться с места и броситься выполнять любое приказание.

– Свободен! - Настоятель вытащил из подставки очиненное перо и начал нервно крутить его в пальцах. Секретарь, почтительно поклонившись, спиной подобрался к двери и осторожно прикрыл ее за собой. Брат Семлемен тут же забыл про него. Проклятые комары… Южане обещают заплатить золотом? Интересно, интересно… И интереснее всего - нельзя ли заполучить то золото себе?

Секретарь по тихим коридорам торопливо пробрался в свою келью, залитую лучами уходящего солнца. Там он быстро набросал письмо, зашифровал его, сверяясь с таблицей, извлеченной из тайника в стене, сжег над свечкой оригинал и отнес запечатанное письмо на голубятню. Проследив, как вылетает в высокое окно голубь, он вернулся к себе. Заперев изнутри дверь и невнимательно совершив молитвенный обряд, он скинул серую рясу, переоделся в мирскую одежду, накинул поверх широкий плащ с капюшоном и выбрался из кельи через выходящее в густые кусты жимолости окно. О результатах беседы необходимо доложить, а держать передатчик в келье слишком опасно…

Скала уходила далеко вниз. В ее трещинах, если свеситься и заглянуть вниз, виднелись пятна зеленого мха, а кое-где даже цеплялись за жизнь невысокие березки и сосенки. Впрочем, саженях в двадцати над прибоем мох не рос, лишь тут и там торчали остовы деревьев. Цунами смыли и оборвали все, до чего дотянулись. Впрочем, когда-нибудь цунами прекратятся, морское дно успокоится и жизнь, казалось бы, потерпевшая сокрушительное поражение, снова начнет цепляться за самые, на первый взгляд, непригодные места. Когда-нибудь здесь не останется ни скалы, ни океанского прибоя, но мох все так же будет покрывать камни, как и сегодня.

Камешек с легким шорохом сорвался с карниза и беззвучно ушел вниз, в бушующие волны. Хлаш Дэрэй медленно выдохнул и открыл глаза.

– Матха-ома! - молодой тролль почтительно сделал тазан, как бы извиняясь за нарушенную медитацию. - Совет племени ждет.

– Да, Кургаш, - кивнул Хлаш. - Иду.

Он плавным движением поднялся на ноги, чуть прищурившись от боли в коленях. Ногам определенно становилось все хуже. Пожалуй, стоит проконсультироваться с Тилосом. Если дело так пойдет и дальше, через год-другой ему станет слишком тяжело ходить.

Похоже, Совет рода ждал его слишком долго. У Народа не принято открыто выражать свои чувства, но глаза старейшин заметно сощурились при его появлении.

– Ты задержался, - укоризненно произнес пожилой тролль, чья чешуя отливала густым сизым оттенком.

– Прошу прощения, старейшина Клатт, - поклонился Хлаш. - Я еще раз обдумывал те слова, что должен произнести перед Советом. - Он сел на пятки и акуратно сложил руки на коленях. - Позволят ли мне сказать?

– А нужно ли? - осведомился Клатт. - Ты придумал что-то, не сказанное раньше? Матха-ома Дэрэй, никто не подвергает сомнению твою мудрость, но ты испытываешь терпение Совета.

– Я хочу, чтобы между нами не осталось недомолвок, - безмятежно ответил Хлаш. - Путь учит постигать мир во всей его полноте. Самая малая деталь может существенно изменить общую картину. Я же говорил не со всеми и не обо всем.

– Клатт, не ворчи, - вступил в разговор Тааран. - Дай ему сказать. Небось не помрем, пока слушаем. Или тебе есть куда торопиться?

Клатт что-то прошипел сквозь зубы и не ответил. Хлаш подождал еще немного, но никто не произнес ни звука.

– Итак, - начал он, - вернувшиеся вчера разведчики подтверждают то, что я знаю уже не первый месяц. Караванщики рассказывают, что дальние южные пастбища выбиты почти полностью. Несколько плодородных долин полностью уничтожены лавовыми потоками. В довершение всего люди размножаются просто с непомерной скоростью. Если дело так пойдет и дальше, скоро в Сураграше начнется массовый голод.

– Не в первый раз, - проворчал Чемпул из своего угла. - Только на моей памяти у них прошло три голодомора. Да и мой дед рассказывал, что у них такое случается не реже раза в сорок-пятьдесят лет. Люди, что с них возьмешь…

– Именно, - согласно кивнул Хлаш. - Беда в том, что сейчас голодомор окажется не слишком обычным. Раньше выжившие люди с остатками стад откочевывали на запасные позиции, пастбища восстанавливались, после чего все входило в обычное русло. Но в этот раз заповедные пастбища уничтожены лавой и пепельными тучами. Им некуда отступать.

– А нам-то что? - недоуменно спросил молодо выглядящий тролль рядом с Клаттом. Хлаш напряг память и вспомнил - Тралл с Круглой Скалы, до того редко выбирающийся на Совет, что некоторые старейшины о нем даже не и не знали. - Ну, пусть даже вымрут они подчистую. Мы что, кормить их должны?

– Среди людей есть женщина по имени Тарона. Королева многочисленного конгломерата южных племен, называющего себя тарсаками. По приблизительным оценкам, их численность составляет не менее семисот тысяч человек, они контролируют площади около четырехсот тысяч квадратных верст. По ним голодомор ударит особенно сильно. Поэтому королева уже давно обратила свой взор на Северные Княжества. Сейчас она собирает под свои знамена тарсачьи племена. Они выставят несколько десятков, а то и сотен тысяч всадников. Кроме того, вождь гуланских колен Зур Харибан тоже склонен идти в поход на Север, и за ним пойдет не меньше народу. Табу вековой давности не позволяют им вцепиться друг другу в горло, чтобы решить проблемы за счет ближайших соседей. Ранее взаимная нелюбовь и подозрительность тарсаков и гуланов до сих пор не позволяли им объединиться. Но времена меняются. Скорее всего, война между Севером и Югом разразится в ближайший год.

– И что? - не унимался Тралл. - Люди начнут драться друг с другом. С какого боку здесь мы? Или ты хочешь сказать, что наших воинов опять позовут в наемники? Народ Круглой Скалы не пойдет, говорю сразу.

– Именно на этом я и настаиваю, - кивнул Хлаш, кинув в сторону Клатта недружелюбный взгляд. - Людям просто нечем платить наемникам. Они с трудом содержат собственную армию. Неурожаи последних лет обескровили Север. Люди обнищали, а потому нас не позовут - и к лучшему.

– Тогда случится большая бойня, - скрипнул зубами Клатт. - Север войну проиграет, а потом южане возьмутся за нас.

– Обоснуй, - попросил Тааран. - Северные Княжества сильны, у них большая армия и могучие крепости. А у южан осаждать крепостные стены умеют лишь малочисленные харазги, да и те в последнее время не проявляют желания воевать. Сураграш обломает зубы о Север.

– Общее население Четырех княжеств насчитывает около двадцати миллионов человек. - Клатт прикрыл глаза, припоминая цифры. - Да, максимум двадцать. Они не смогут поднять армию более, чем в два-два с половиной миллиона дружинников и ополченцев, да ту смогут содержать лишь месяц-другой. Потом начнется голодомор. Даже триста-четыреста тысяч человек они не смогут содержать больше полугода - иначе некому окажется проводить весенний и летний сев, что тоже приведет к настоящему голоду. А Тарона интенсивно ведет переговоры, и к ней могут присоединить войска других племен. Учтите, что перед южанами очень скоро встанет выбор - умирать от голода, нарушать табу либо идти завоевывать Север. Последняя альтернатива наиболее вероятна. Объединенная армия Сураграша превзойдет северную армию как минимум по мобильности, причем за спиной и тех, и других встанет призрак голодомора. Но южане - дикари, война у них в крови, и они сомнут северян-землепашцев, пусть и ценой большой крови.

– Красиво излагаешь, - не удержался от колкости Хлаш. - Но ты так и не пояснил, при чем здесь мы.

– По-моему, и так понятно, - пожал плечами Клатт. - После того, как южане сотрут северян с лица земли, они примутся за нас. Возможно, они не тронут Народ Песчаных Гор - там невозможно пасти скот, да и жить непривычным людям сложно. Но наши приморские охотничьи угодья их точно заинтересуют. Нас сметут так же, как и людей.

– Один воин народа стоит пятерых людей! - хмыкнул Чемпул.

– Пятерых - да. Но те четыре или пять тысяч воинов, что выставит Народ, раздавят стократным превосходством. Мы не выстоим.

– Интересно знать, - пробурчал Тааран, - откуда у тебя такие данные? Сам считал?

– Нет, - качнул головой Клатт. - Но я уверен в них. Мои матхи пробирались далеко на юг. Они слушали человеческие разговоры, и еще они считали и прикидывали.

– Прикидывали? - от изумления глаза Чемпула превратились в тонкие щелки. - Слушали разговоры? Ты хочешь сказать, что мы должны планировать свои действия, исходя из пустых разговоров каких-то купцов и бродяг?

– Ты сомневаешься в матхах моего племени? - с тихой злобой спросил у него Клатт. - Возможно, ты сомневаешься и во мне?

– Любой признанный матха достоин уважения и доверия, - холодно произнес Тааран. - Думай, что говоришь, Чемпул. Дело не в том, можем ли мы доверять разведчикам. Я тоже очень сомневаюсь, что южане захотят воевать с нами после того, как их армия, обескровленная войной и измученная непривычным климатом, доберется до нас. Один наш боец стоит пяти людей, это так. Кроме того, люди устанут, и соотношение поднимется до одного к семи, а то и десяти. Наконец, южане непривычны к лесной войне. Поэтому на одного воина Народа они потеряют двадцать пять-тридцать человек. Они не рискнут воевать с нами. Клатт, извини, - он развел руками, - я проголосую за то, чтобы держаться в стороне от заварившейся каши. Веками мы успешно воздерживались от участия в людских сварах, воздержимся и сейчас. Я сказал.

– Вот именно, - прошипел Тралл. - Я тоже против того, чтобы лезть в новую трясину.

– И я, - поколебавшись, кивнул Чемпул. - Возможно, мы даже расширим свою территорию, если останемся в стороне.

– Мое мнение Совету также известно, - Хлаш холодно уставился на Клатта. - Твой клан остается в меньшинстве.

Клатт молча огляделся.

– Я услышал Совет, - ровно произнес он. - Однако как Ведущий по Пути Превосходящих, я ставлю в известность всех присутствующих, что мы не собираемся оставаться в стороне. Мы оставляем за собой право действовать по своему усмотрению.

– Да ради Пути! - фыркнул Чемпул. - Если горстке идиотов так хочется в изгнание - скатертью дорога!

– Чемпул! - оскалившись, проскрежетал Тааран. - Еще одно такое высказывание - и я сообщу твоему клану, что ему требуется новый представитель в Совете. Матха-ома Клатт волен собирать добровольцев на любое дело. Совет не имеет право запрещать ему действовать. Однако, Клатт! - его голос снова стал бесстрастным. - Я еще раз прошу тебя пересмотреть свое мнение. После гибели Тролличьих Островов мы не можем позволить себе распри. Нас осталось слишком мало. - Он помолчал. - Молод ты еще, парень. Конечно, лет пятьдесят назад я бы и сам не отказался поразмяться на свежем воздухе, но сейчас… Ох, засиделся я что-то! - Он с хрустом потянулся. - Я так полагаю, заседание Совета окончено?

Никто не возразил, лишь Клатт еле слышно фыркнул. Хлаш обвел всех взглядом, поклонился и поднялся на ноги. Молод? Хм-м. Если для него девяносто лет - молодость, то сколько же ему самому? Хлаш сделал тазан, повернулся и вышел.

Кургаш выскользнул ему навстречу из-за куста. Было видно, что его просто распирает желание узнать, чем же все закончилось.

– Клатт, как и ожидалось, остался при своем, - проинформировал его Хлаш. - Действуем по плану. Оповести отряд - через неделю снимаемся.

Той же ночью затянутая в черное человеческая фигура незаметно миновала все охранные посты и скользнула в хижину Клатта. Час спустя матха-ома лично проводил гостя обратно. Если бы тролли умели улыбаться не только напоказ, то на его лице блуждала бы злорадная улыбка.

Князь Тойма поудобнее устроился в дубовом кресле и обвел присутствующих тяжелым взглядом.

– Первое, что вы должны уяснить - встреча тайная. Если кто проговорится о ней за пределами этой комнаты - вырежу язык. Понятно?

Все молча кивнули. Князь мог бы и не упоминать о скрытности. Все пятеро являлись давними друзьями и соратниками и прекрасно понимали, о чем можно рассуждать на людях, а о чем лучше бы и вспоминать пореже.

– Ладно, - тоже кивнул князь. - Тогда начнем. Тарален, рассказывай.

Воевода прокашлялся.

– Ну, значит, вернулся вчера из Сураграша караван. Из Хотана, если точнее. - Воевода разглядывал свои руки с толстыми обгрызенными ногтями, словно пытался обнаружить там что-то необычное. - Мой человек в караване держал глаза и уши открытыми. В общем, ну, неспокойно на юге…

– Что именно неспокойно? - поинтересовался Крамик. - Опять племена грызутся? На дорогах разбойники пошаливают? Да оно ж всегда так. Наши караваны давно с двойной против обычной охраной ходят, и все равно несколько уже разграбили.

– Не, - мотнул головой Тарален. - Не так. То, что разбойники распоясались, это да. Но еще слухи нехорошие ходят. Гуланы рассылают посольства, повсюду рассылают. Ко всем племенам, к каронгам, вазитам, даже к бериутам, уж на что те разбойничье семя!

– И что предлагают? - Крамик насторожился. - Если пошлины поднимать, то плохая новость, ох, плохая!

– Не, не пошлины, - опять мотнул головой Тарален. - Воевать, бают, зовут. По всем харчевням только и разговоров о пыльных бурях да о войне.

– Ну, по харчевням болтают - еще не беда, - усмехнулся Сайпак. - Вон, мои ребята, когда не на службе, только и болтают языками, как задницу надерут южанам, дай только повод. Ладно, здесь, на Каменном Острове, мои люди строго следят, чтобы южанам-купцам обид не чинили, но по деревням да погостам какому-нибудь караванщику и морду набить могут. И охрана не спасет…

– Полководец! - скривился Тойма, бросив на него неодобрительный взгляд. - Ты у нас стражей заведуешь или кто? Почему твои люди порядка добиться не могут?

– А ты бы платил им больше, был бы и порядок! - дерзко ухмыльнулся ему Сайпак. - А то плату урезал мало что не вдвое, а работы за троих требуешь. Да и солдаты мои люди, не охранники. На поле мечом махать горазды, а уж за порядком следить - извини, не приучены.

– Платил бы больше! - фыркнул князь. - Рожу я тебе золото, что ли? Вон, к Каймурату все налоги стекаются, он подтвердит - из-за неурожаев и половины от прежнего не собираем. Народ впроголодь сидит, уже ворчать начал - что-то, дескать, грабит нас князь пуще прежнего, пора бы и окоротить. Подниму налоги - с вилами да топорами на улицы выйдут.

Начальник городской стражи скривился и отвел взгляд.

– С деньгами и в самом деле плохо, - вздохнул Каймурат. Было видно, что сейчас ростовщик не жалуется на жизнь в своей обычной манере. Глубокие складки избороздили лоб, в волосах и бороде заметно прибавилось седины. - Один только Каменный Остров нам пару тысяч гривен серебром задолжал. А уж по всему княжеству-то сколько должников развелось! Мы и в рост деньги давать уже перестали, только купцов снаряжаем. А как к кому пошлешь людей за долгом, так те возвращаются и руками разводят - нечего взять. В овине зерна немного, да в печи горшок с кашей без масла. Скотина большей частью порезана, даже коров подъедать начали. Еще один неурожай - и зубы на полку положим.

– Без тебя знаю! - огрызнулся князь. - Что в итоге? Жрать нечего, дружине да страже городской платить скоро нечем станет, южане войско собирают. Дичь - и та словно вымерла. А тут еще храмовники свою Колесованную Звезду по улицам таскают да псалмы прилюдно распевают, видели, небось. Давеча ко мне этот наведывался, в рясе… брат Викен, чтоб ему! Подкатился ко мне, лис, с речами медовыми, все про истинную веру расписывал да про язычников южных, да как им слово Пророка донести… Пришлось напомнить по-свойски, что я в солнце ничего, кроме дневного светила, не усматриваю. Тот аж позеленел. Но таки высказался - если, мол, надумаем свет истинной веры язычникам нести, то Храм уж денег на святое дело не пожалеет.

– То есть они отвалят нам золотишка, а мы на него должны армию подлатать да на южан походом идти? - прищурился Тарален. - А что… Ничего себе идея! Может, подумать над предложением? Деньги взять, немного по южным границам пошуровать да и успокоиться. И Храм доволен, что мы рвение проявили, и нам прибыток.

– Ты уже забыл, что сам только что сказал? - рыкнул на него князь. - Южане большое войско собирают. Просто пошуровать не получится, серьезная драка выйдет. А какая армия у них, знаешь? Нет? Вот и я не знаю. А не получится так, что мы их только разозлим да на своем хвосте к нам в Камуш притащим?

– Может, и получится… - потух воевода. - Ладно, замяли.

– Ну? - князь снова обвел всех взглядом. - Есть какие-нибудь мысли по поводу?

– Есть кое-что, - откликнулся Крамик. - Нужно что? Чтобы урожай следующим летом вышел хороший. Тогда и голода избежим, и расторгуемся неплохо…

– И как ты урожай вырастишь? - насмешливо взглянул на него Тойма. - Колосья за усы тянуть начнешь, чтобы шибче поднимались?

– Приходили ко мне не так давно, с месяц назад, людишки, - невозмутимо продолжил гильдеец. - Интересные штуки предлагали. Вы, ребята, вообще знаете, как смерды на полях ковыряются? Есть у них такие мотыги и сохи - палки с железяками. Они ими землю ковыряют, чтобы росло лучше…

– Знаем мы, что такое соха, - хмыкнул Тарален. - Не тяни кота за яйца. Рассказывай, что за людишки.

– Странно, - пробормотал купец. - Ты ж сто лет, как воевода, из города не вылазишь, а ведь такие вещи знаешь… - Тарален зарычал, а князь отчетливо скрипнул зубами. - Ладно, ладно, рассказываю. Так вот, приходили ко мне людишки и показывали интересные вещички. Одну такую вещичку называли плугом. Она, говорили, как-то по-особому землю перепахивает, урожай лучше выходит. Цепляешь ее к кобыле и тянешь по полю, как соху. Еще порошки какие-то показывали, уверяли, что урожай зело от них возрастает. Только посыпать землю в нужной пропорции, и все дела.

– Колдовство? - строго спросил князь. - Колдовства мы не потерпим. Храм меня точно с потрохами сжует и не поморщится.

– Нет, - усмехнулся купец. - Клялись, что никакого колдовства. Обещали даже рецепт продать, только цену совсем несуразную запросили. Или порошок, но дешево, или рецепт, но дорого. Что интересно, у меня в парнике огурцы от того порошка действительно как на дрожжах вымахали. Может, и колдовство, не знаю, но ежели рецепт купить…

– Интересно… - князь насупился. - Очень забавные людишки. Кто такие - сказали?

– Нет. Говорят, хозяин открываться не велел. Я своего охранника за ними прислал - поглядеть, где остановятся, так они в тот же день на паром сели да из города и усвистали. Обещали вскоре за ответом вернуться, месяца через три или около того. Плуг, кстати, оставили. Образец, сказали. Не знаю, что такое образец, но землю действительно пашет.

– Так… - князь встал и прошелся по комнате. - Через три месяца, говоришь? От сего дня, значит, через месяц. Вот что, Крамик, друг милый, в следующий раз, как те гости тороватые появятся, сведи-ка их со мной. Тайно, вестимо, не на людях. Лучше всего, попроси вечерком подойти, а там уж и я подоспею. Да проследи, чтобы этих, в рясах, рядом не ошивалось. А то я, как увижу такого красно-коричневого, так сразу хочется его на колесо пристроить, по примеру Пророка ихнего. Недавно, слышал, они опять какие-то свитки из своей библиотеки публично сжигали. Еретические, ага. Зла не хватает… Небось не глупее их люди писали. Ладно. Еще умные мысли на сегодня есть? Может, кому мешок золота за просто так предлагали?

Присутствующие ухмыльнулись. Все помнили историю, что в детстве приключилась в князем. Когда тот обнаружил, что в подаренном ему за серебряный отрубок мешке с золотом на самом деле оказалась зола с угольками, он чуть не разбил себе лоб о дерево от досады. Впрочем, больше с жуликами и не связывался. Упоминание мешка с золотом означало, что настроение у князя вовсе не такое дурное, каким могло бы быть.

– Тогда все на сегодня. И смотрите - зубы на замок, - снова предупредил их Тойма. - Крамик, задержись, а? Как твои купцы посмотрят на увеличение пошлин? Совсем на чуть-чуть, на пару процентов?

– Мои? - белозубо улыбнулся Крамик. - А то сам не знаешь! Месяц назад меня чуть из совета Гильдии не выбросили. На сей раз, боюсь, просто на кусочки порвут. Ты уж, друг милый, придумай что-нибудь другое. А то ведь и в самом деле разоряться люди начнут. Многие и так концы с концами еле сводят.

Тойма опустился в свое кресло и засопел.

– И чем я городской страже платить должен, скажи на милость? - с горечью спросил он. - Казна почти пуста. А ведь залезет к такому купчине вор в дом - визгу будет, что от свиньи на бойне…

– Кто у нас князь - ты или я? - ехидно спросил его Крамик. - Вот ты и отдувайся. А мое дело маленькое… И на сколько ты хочешь повысить налоги?

Часть вторая. Далекие зарницы

– Ты слишком полагаешься на свою силу, - Камтон вытер пот со лба, отошел в сторону и присел на траву. Его лицо посерело. Он все еще не до конца отошел от удара копытом и последовавшей за ним операции, но упрямо продолжал тренировки. Периодически его шрам воспалялся, и Элиза уводила его в госпиталь, где под присмотром дежурного врача промывала рану настоями и сульфаниламидом и заново перевязывала. Потом Мира на пару дней загоняла его в постель, но неугомонный управляющий там не задерживался.

– Ты слишком надеешься на то, что в нужный момент уронишь нападающего с помощью грубой силы. Ладно, со мной, инвалидом, ты справляешься, да и то потому, что я поддаюсь. Но в настоящей драке враг окажется крупнее, тяжелее и сильнее тебя. У тебя примерно такие же шансы свалить его, как у меня - взлететь в воздух, помахав руками.

– Вот и я ей про то же талдычу, - согласился подошедший Бараташ. - Однажды чуть себе руку не вывихнул, когда показывал, как делать надо. А ей - хоть бы хны!

Камтон окинул взглядом парней, старательно валяющих друг друга по земле, и застыл, удивленно приподнял бровь.

– Привет всем! - непринужденно сказал Тилос, подходя к ним кошачьим шагом. Его одежда висела клочьями и неприятно пахла, поперек лица едва заметно зеленела длинная царапина. - Как жисть молодая?

– Здравствуй, Тилос, - откликнулся Камтон. Парни прекратили отрабатывать одностороннюю нику и вразнобой поприветствовали новоприбывшего. - Ты что, прошел через полосу до темноты?

– Есть такое дело, - согласился Тилос, потрогав пальцем царапину. - Не беда, до завтра заживет. Одежду, правда, придется сжечь - яд с нее чуть ли не капает. Бараташ, я заберу у тебя Элизу, если не возражаешь. Камтон, ты мне тоже нужен. Через десять минут у тебя. Эла, за мной. - Он развернулся и пошел к подземному корпусу.

Элиза бросила на инструктора по рукопашному бою вопросительный взгляд. Тот кивнул, и девушка заторопилась вслед за Тилосом. Спустя пару минут они оказались в кабинете Миры.

– Тилос? - удивленно подняла бровь женщина. - Здравствуй. Вот уж не ждали. Ты прошел через полосу до темноты? Мог бы, кстати, и заранее предупредить.

– Да, я прошел через полосу до темноты, - сквозь зубы ответил Тилос. - И предупредить не мог. Вам что, всем сразу голову напекло? Почему вы смотрите на меня, как на призрака? Где Джабраил?

Мира ошеломленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Она медленно встала, подошла к интеркому и нажала на кнопку.

– Джабраил, - слегка запинаясь, сказала она. - Подойди ко мне, срочно.

Она отпустила кнопку, медленно прошла к своему месту и опустилась на стул, не отрывая недоуменного взгляда от Тилоса. Тот, не глядя, протянул руку, ухватил стул и сел на него верхом.

– Извини, Мира, - устало сказал он, прикрыв глаза. - Устал как собака. Все паршиво. Сейчас объясню.

Распахнулась дверь, и недовольный Джабраил размашисто вошел в комнату. Его обычный засаленный халат развевался в воздухе.

– Что… -начал он и осекся. - Тилос? - В его голосе послышалось недоумение. - Ты…

– Да, я прошел через полосу до темноты, - терпеливо ответил тот. Раздраженные нотки внезапно пропали из его голоса. - У нас серьезные проблемы. Вот, - он извлек из-за пазухи небольшую деревянную статуэтку и бросил ее через всю комнату. Мира поймала вещицу в воздухе и внимательно посмотрела на нее. Элиза пригляделась повнимательнее. Статуэтка оказалась страшненьким идолом из тех, что иногда таскали с собой кочевники.

– Что это? - недоуменно спросила Мира, разглядывая статуэтку со всех сторон.

– Джабраил, как думаешь? - осведомился Тилос. Ученый поправил очки и уперся в божка чуть ли не носом, потом развел руками.

– Судя по всему, стилизованное изображение Турабара… - осторожно сказала Мира.

– Именно, - согласился Тилос. - Нажми ему на затылок.

Женщина двумя пальцами ухватилась за голову идола и осторожно вдавила указательный палец в курчавые деревянные волосы. Раздался тонкий музыкальный писк, и глаза божка вспыхнули красным.

– Статуэтка - коротковолновой приемопередатчик с произвольной настройкой, - сухо сказал Тилос. - Судя по излучению, весьма мощный. Внутри - сложная электроника и аккумулятор небольшой емкости, но с минимальным саморазрядом. Никакой магии, что характерно.

– Но ведь мы не делаем приемники с произвольной настройкой! - поразился Джабраил. - У каждого нашего радио фиксированная частота, которую невозможно…

– Я в курсе, - перебил его Тилос. - Повторяю еще раз - внутри сложная электроника, которую я могу контролировать лишь на уровне общих настроек.

Мира с Джабраилом переглянулись.

– Демиурги… - тихо сказала женщина.

– Именно! - Тилос врезал кулаком по спинке стула так, что она треснула. - Я не в состоянии воспроизвести столь сложные схемы в условиях местной физики! Проклятье, я не смогу даже вырастить достаточно чистые кристаллы! Но скажите мне, зачем Демиургам давать такие технологии дикарям?

– Тилос! - не выдержала Элиза, умирающая от любопытства. - Я не понимаю, что это такое? Что такое электроника?

– Я снял штукенцию с трупа наблюдателя, - Тилос, казалось, даже не услышал ее слов. - Он присматривал за полосой препятствий и убил себя, когда я попытался его захватить. К сожалению, не успел среагировать вовремя на капсулу с ядом. Отправил сопровождающих на третью базу, а сам прошел через полосу, не дожидаясь темноты. Я не знаю, кто и зачем следит за Чаттанугой, но очевидно, что база раскрыта. Я объявляю немедленную эвакуацию. Подготовьте лаборатории к уничтожению. Да, и запечатайте закладку. Пришел срок.

– Но мои эксперименты!

– Но закладка еще не готова!

Возгласы Джабраила и Миры слились в один. Тилос поднял руку.

– Приказ не обсуждается. После гибели наблюдателя те, кто следят за нами, поймут, что я их засек. Они могут в любой момент накрыть нас, как котят. Хватит с меня Лесной Долины. Я пошел к Камтону. Готовьте лаборатории. Да, и введите ее в курс дела, - он кивнул на Элизу. - Она пойдет со мной в пещеру.

Тилос резко встал и стремительно вышел. Мира обреченно взглянула на Джабраила.

– Я еще ни разу не видела его таким, - печально сказала она. - Видимо, дело и в самом деле плохо. - Она посмотрела на статуэтку, которую все еще держала в руках, и снова нажала на затылок. Глаза идола потухли.

– Мира, что случилось? - затеребила ее Элиза. - Что такое эвакуация?

– Тилос полагает, что база раскрыта, причем к событиям как-то причастны Демиурги, - пояснила та, глядя перед собой невидящими глазами. - Эвакуация означает, что мы уходим из Чаттануги. Навсегда! - Она осторожно поставила статуэтку на стол. - Все, приехали! Теперь придется искать место для новой базы, строить ее, создавать полосы препятствий… У нас нет времени! Не сейчас! - Ее голос сорвался на крик.

– Ну-ну, милая, успокойся! - отечески похлопал ее по плечу Джабраил. - Выбора у нас нет. Пойду скажу Ленаре, чтобы она собиралась… - Он прокашлялся и осторожно вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Чтоб им о порог запнуться! - выругалась Мира. - Я даже свои записи рассортировать не успела! А через несколько месяцев навалом в коробках их проще выбросить и написать заново, чем собрать воедино! - Она вскочила со стула, выволокла из-под стеллажа большой кованый сундук и начала ожесточенно сгребать в него пергаменты и свитки с полок. Элиза в растерянности наблюдала за ней.

Вскоре умаявшаяся Мира со стуком захлопнула крышку сундука.

– Помоги, - сказала она девушке. Вдвоем они с трудом выволокли сундук наверх и оставили у лестницы.

– Теперь пошли! - приказала Мира и спустилась по лестнице обратно в подвал. Там она подошла к двери в дальнем конце коридора, набрала код и со злостью пнула тяжелую, обитую железом дверь. В эту лабораторию Элиза ни разу не заходила. Комната оказалась почти пуста. Несколько письменных столов, заваленных большими и тонкими белыми листами, странная установка в дальнем углу, да постамент посередине, на котором стоял широкий сундук, окованный вороненым железом, с ушками для переноски на шестах. Под ногами хрустнул мелкий белый песок.

Мира распахнула крышку сундука. Внутри оказались все те же листы пергамента, но странно прямые и блестящие, мелко исписанные неестественно четким и ровным почерком. Мира осторожно вынула верхний лист. Он казался твердым и негибким, словно стеклянный. Под ним обнаружился следующий лист, переложенный сеткой из тонкой медной проволоки.

– Бумага, запечатанная в стекло, - пояснила Мира. - Так она дольше сохраняется и не боится сырости и мышей. Держи! - Она осторожно передала лист Элизе. Та, внутренне напрягшись, приняла его. Против ожидания, лист оказался довольно легким, а его стеклянные края - скругленными, не режущими. На листе виднелись какие-то химические формулы. Девушка распознала символы первоэлементов - азота, кислорода, водорода, однако что именно описывали формулы, осталось непонятным. "Схема получения нитрата аммония", - гласила подпись.

– Перед тобой закладка, - пояснила Мира. - Недавний проект Тилоса. На всякий случай он записывает всякую всячину, а потом закатывает листы в стекло. На будущее, как он говорит. - Женщина отобрала лист у Элизы, сунула его обратно в сундук и закрыла его, нажав на блестящую пластину с выгравированными значками. - Видимо, в ближайшее время все хозяйство запрячем подальше.

– Зачем? - тупо осведомилась Элиза. Она все еще не могла прийти в себя от неожиданного известия. Девушка успела привыкнуть к Чаттануге, и ей совсем не улыбалось снова куда-то идти, фактически - бежать.

– Глупенькая, - вздохнула Элиза. - А если с нами что-то случится? Своим умом людям до такого тысячи лет доходить придется. А так вдруг да найдет кто-нибудь… Тилос зачем-то хочет, чтобы ты участвовала в упрятывании закладки. Видимо, очередная перестраховка. Он у нас немного параноик. Неудивительно, впрочем, с нашей-то жизнью. Знаешь, сбегай-ка наверх, позови кого-нибудь помочь. С таким гробом нам вдвоем не управиться.

У административного барака уже собралась небольшая толпа. Охранники из дежурной смены растерянно сжимали копья и короткие мечи, встревоженно поглядывая в сторону полосы препятствий. Несколько земледельцев стояли чуть в сторонке, тихо переговариваясь между собой. Один все еще держал в руках культиватор. Постепенно подтягивались и остальные. Элиза отправила четверых охранников к Мире, а сама отошла к Равену, переминавшемуся с ноги на ногу немного поодаль.

– Элка, что случилось? - полушепотом спросил он. - Сначала появляется Тилос в таком виде, словно его зуары драли. Потом вдруг Камтон обрывает тренировку на полуслове и гонит всех сюда, а тут уже толпа, и морды словно на похоронах… Что не так?

– Похоже, Тилос думает, что нас нашли, - пожала одним плечом Элиза. - Он приказал разрушать лаборатории. Ты не знаешь, что такое "эвакуация"?

– Это когда драпают со всех ног, - пояснил Равен, потрясенно глядя на нее. - Тилос так сказал, да?

Элиза кивнула. Равен тихо присвистнул.

– Нам объясняли, - тихо объяснил он, - что если скажут "эвакуация", то мы бросаем все как есть и сваливаем отсюда полным ходом. Ты в какой группе?

– Группе? - недоуменно посмотрела на него девушка. - Какой группе?

– Как в какой? Тебя что, не инструктировали?

– Нет. Просто Тилос пришел и сказал…

– Да нет, не сегодня, - нетерпеливо отмахнулся парень, - вообще. Когда ты здесь появилась.

– Про группы точно ничего не говорили, - мотнула головой Элиза. - А это что?

– Ну, кто с кем и куда… - пояснил Равен. - Я, например, в седьмой группе. Мы уходим в Кураллах. Впрочем, я там не задержусь, надоело. Пора по миру прошвырнуться. А тебя, выходит, ни к кому не приписали… Ладно. В случае чего - держись рядом со мной.

По заметно выросшей толпе прокатился гул. Тилос протолкался сквозь нее и вспрыгнул на крыльцо, подняв руки. Он успел сменить рваную одежду, и теперь на нем сидел пятнистый костюм разведчика с откинутым на спину капюшоном. Шум смолк.

– Итак, - напряженно произнес он, - вы все, наверное, уже услышали про эвакуацию. Около часа назад я заметил и ликвидировал наблюдателя, отслеживавшего подходы к полосе препятствий. У наблюдателя оказался радиопередатчик, так что его хозяева наверняка знают, что он обнаружен. Возможно, они не подозревали, на что наткнулись, но рисковать я не хочу. Поэтому к вечеру здесь не должно остаться ни одного человека. Проходы в полосе препятствий заблокированы, все действуют по основному плану. Но прежде, чем мы уйдем отсюда… - Он замолчал и оглядел собравшихся. Все жадно впитывали его слова. - Прежде, чем мы уйдем, я хочу, чтобы вы знали: Чаттануга являлась одной из самых важных баз. Вы все делали одно большое дело, и надеюсь, что потеря места, которое десятилетия служило вам домом, не выбьет вас из колеи. Вскоре мы начнем создавать новую базу взамен утраченной, и я надеюсь, что вы снова встретите здешних друзей… - Он снова замолчал и махнул рукой. - Не знаю, даже как толком сказать. Все не те слова на язык лезут. В общем, выше нос, ребята. Мало ли в жизни мелких неприятностей!

Тилос ободряюще улыбнулся с спрыгнул на землю. Вместо него на ступеньки неторопливо поднялся Камтон.

– Ну, мужики да бабы! - хрипло произнес он. - Вы все слышали. Час на сборы, брать только то, что входит в заплечный мешок. Если кто потащит с собой скотину - голову оторву. Группы с первой по четвертую уходят по первой тропе, с пятой по седьмую - по второй, остальные, вестимо, по третьей. Научная группа идет с Тилосом. Командирам отрядов напоминаю - не забудьте активировать за собой заграждения. И не забывайте об осторожности - тропы могут быть разведаны и охраняться врагом. Ну, удачи!

Толпа загудела, задвигалась. Элиза заметила нескольких женщин - на их лицах читалось уныние. За подол одной из них цеплялся малыш двух или трех лет от роду, его рожица кривилась от подступающих слез. Мать, присев на корточки, успокаивающе поглаживала его по голове.

Паники, однако, не было и в помине. Через пару минут возле барака не осталось никого, кроме Тилоса, сидящего на ступеньке и задумчиво жующего травинку. Девушка растерянно оглянулась. Она помнила, что Равен советовал ей держаться рядом, но тот исчез вместе с остальными. Она нерешительно сделала пару шагов в сторону дома, где, как ей помнилось, жил парень.

– Погоди, Эла, - негромко сказал Тилос, не поднимая на нее взгляда. - Тебе, как я понимаю, собирать особенно нечего. Разговор есть.

– Да? - Элиза подошла поближе и присела на корточки. - А что?

– Элиза, - от того, что Тилос назвал ее полным именем, у девушки пробежал холодок по спине. Он уже давно звал ее Элой, а Мира в минуты хорошего настроения - так вообще Элкой, и она успела позабыть, как звучит ее настоящее имя.

– Элиза, - повторил Тилос. - Время пришло. - Он замолчал. Пауза затянулась, и Элиза решила, что тот передумал. Однако Тилос снова заговорил: - Да, время пришло. Слишком, слишком рано, ты не готова к самостоятельным действиям и узнала куда меньше, чем нужно. Но, похоже, время пришло. - Он опять помолчал. - Я не хочу играть тобой, как марионеткой, хотя и мог бы. Мне нужно, чтобы ты шла вперед с открытыми глазами. Я спас тебе жизнь, там, в Граше. Здесь, в Чаттануге, тебя поили, кормили и учили. Но… Но я хочу, чтобы ты знала: ты ничем мне не обязана. Если ты пойдешь со мной, если согласишься делать то, что должно, ты, вероятно, погибнешь, пусть не сразу, но в ближайшем будущем. У тебя не слишком много шансов выжить. Если бы ты смогла спокойно пожить еще года хотя бы два-три, твои шансы оказались бы куда выше. Но времени нет. В игру открыто вмешались Демиурги, и, боюсь, теперь счет пошел даже не на месяцы - на недели. - Он опять замолчал.

Элиза подождала, но он, казалось, не собирался продолжать.

– Тилос, - осторожно спросила девушка, - а что ты от меня хочешь?

– Узнаешь в свое время, - слабо усмехнулся тот. - Беда в том, что я и сам толком не знаю. Ты оставалась запасным вариантом на самый крайний случай, картой, которую, я надеялся, мне не придется разыгрывать. И я до сих пор не уверен, стоит ли мне ее разыгрывать. Возможно, я ошибаюсь, и ничего не выйдет. Элиза, я знаю - ты храбрая и честная девочка, несмотря на годы в обществе воров и уличных попрошаек. И у тебя все еще есть Дар. Я хочу, чтобы ты использовала его - прямо сейчас. Закрой глаза и реши - стоит ли тебе впутываться в новую историю. Если скажешь "нет", я отпущу тебя. Получишь деньги, тебе помогут устроиться, и ты сможешь забыть Чаттанугу, - он обвел вокруг рукой, - как сон. Пожалуйста, закрой глаза и вслушайся в себя. Помни - мне не нужна твоя смерть. Более того - твоя скорая смерть не только ничем не поможет, но и навредит, навредит страшно. Давай, решай. - Он вскинул взгляд и в упор уставился на нее.

Элиза, заколебавшись, поглядела на него. Ей не понравилось, что ее называют девочкой, но, вспомнив, сколько лет Тилосу, решила, что для него и Мира может казаться несмышленым ребенком. Девушка вслушалась в себя. Тилос ей нравился, но идти на смерть, да еще неизвестно зачем… Она поежилась. Умирать не хотелось, но и бросать Тилоса в беде - тоже. Согласиться? Она как следует обдумала мысль. Знакомого вибрирующего чувства где-то в желудке не возникало. Возможно, не все так страшно…

– Тилос! - голос Миры звучал встревоженно. - Мы все сделали.

Она с Ленарой осторожно усадили на ступени Джабраила, которого поддерживали под руки. Старик выглядел бледным и усталым. Он прижимал к груди большой бугристый мешок, из которого торчала пара пергаментов.

– Ему стало плохо, - извиняющимся тоном сказала Мира. - Пришлось задержаться…

Парни, которых Элиза послала на помощь, отдуваясь, поставили на землю ящики - с мириными пергаментами и закладку. Из петель для переноски торчали короткие копья. Но Тилос не обратил на них никакого внимания. Он, не отрываясь, смотрел на Элизу.

– Знаешь, - запинаясь, сказала девушка, - я… я согласна. Пока я ничего…

Тилос словно обмяк.

– Ну и хорошо, - устало сказал он. - Завтра с утра в пекло я тебя точно не пошлю. А перерешить всегда успеем. Мира, защиту активировала?

– Ой, нет! - вскинулась та. - Сейчас сбегаю…

– Сиди, - остановил ее Тилос. - Я сам. Ничего не забыли?

Его глаза на мгновение остекленели. Затем он кивнул.

– Все. Мира, нам предстоит тяжелый переход. Дай Джабраилу состав номер восемь, если тебе не трудно… Элиза, за мной. Мы скоро вернемся.

Последние слова предназначались Ленаре, которая дернулась в его сторону. Он встал и вошел в барак. Элиза вскочила на ноги и юркнула за ним, мимоходом бросив на Джабраила встревоженный взгляд. Старик выглядел неважно, но отнюдь не помирал. В присутствии Миры беспокоиться не о чем.

В бараке Тилос резко пихнул, почти вышиб дверь в собственный кабинет. У дальней стены он остановился и нахмурился, вперившись в нее напряженным взглядом. Секунду ничего не происходило. Потом что-то еле слышно прожужжало, и стена треснула.

Вздрогнув, Элиза отступила на шаг назад. Трещины пробежали по штукатурке вверх, вбок, вниз… Мгновение спустя правильный прямоугольник засохшей глины выдвинулся из стены и с шелестом осыпался на пол.

Тилос дернул на себя обнажившийся деревянный щит. За ним оказалась небольшая стальная дверца с пластиной цифрового набора и одинокой круглой ручкой.

– Иди сюда! - скомандовал он. Элиза, напряженная, как струна, сделала несколько шагов вперед.

– Смотри: здесь стандартный замок вроде тех, что стоят на лабораториях. Все брошенные лаборатории, в том числе здесь, в Чаттануге, закрываются одним и тем же двадцатизначным кодом. В течение года после консервации открыть замок могу только я, любая попытка ввести код или открыть любую дверь другим способом приведет к самоуничтожению. Через год механизм засыпает, и у тебя есть пять попыток для ввода правильного кода. Пятая ошибка снова взводит взрыватель на полгода. Запомнила? Повтори своими словами.

– Оставленная лаборатория запечатывается одним и тем же кодом… - растерянно пробормотала Элиза. - Двадцать цифр… В течение года дверь заминирована, потом можно пять раз пробовать ввести код. Тилос, а зачем мне…

– Не задавай лишних вопросов, - оборвал ее Тилос. - Возможно, тебе придется вернуться. Там книги, чертежи, оборудование и прочее, что может пригодиться. Теперь - код. - Он всем корпусом развернулся к девушке и присел на корточки. - Сядь, - он повелительно ткнул пальцем в стул рядом.

Элиза осторожно присела. Происходящее нравилось ей все меньше и меньше. Тилос обхватил ее голову подушечками пальцев.

– Смотри мне в глаза, - негромко приказал он. Девушка послушалась и вздрогнула. Где-то в глубине его зрачков неторопливо разгоралось синее пламя. - Хорошо. Теперь смотри сквозь меня и не шевелись…

Странный зуд охватил голову девушки. Касающиеся ее кожи кончики пальцев, казалось, раскалились докрасна. Элиза попыталась дернуться, но тьма сгустилась у нее перед глазами.

Спустя секунду или тысячу лет тьма рассеялась. Она сидела, откинувшись на спинку стула. Тилос стоял над ней, скрестив руки на груди и рассеянно переминаясь с пятки на носок.

– Как ты? - мягко спросил он. - Ну-ка…

Он склонился над Элизой и снова заглянул ей в глаза. Та отшатнулась.

– Спокойно… - пробормотал тот. - Уже все. Посмотри влево… Так, теперь вправо… Вверх… Хорошо. Код!

– Пять семь четыре восемь один… - Элиза с ужасом поняла, что ее губы называют цифры безо всякого ее участия. Она стиснула зубы и зажала рот руками.

– Расслабься, - Тилос мягко взял ее за руки и отвел их в сторону. - Я должен проверить правильность ментоблока. Давай еще раз. Готова? Код!

На сей раз девушка позволила своим губам произнести все цифры до конца. Ее била дрожь. Что Тилос сделал с ней? Зачем?

– Хорошо, - кивнул тот. - Останови сердце!

Прежде, чем смысл слов дошел до нее, сердце громко, страшно громко бухнуло и замерло. Перед глазами моментально поплыли огненные круги. Она попыталась вздохнуть, и…

– Стоп! - властный голос Тилоса прорвался сквозь накатившееся забытье. - Отмена приказа. Запусти сердце!

Томительно мгновение в груди стояла отвратительная тишина. Потом сердце стукнуло раз, другой, и вдруг забилось в своем обычном ритме. Элиза сползла на пол, держась за грудь и хватая ртом воздух. Тилос заботливо поднял ее и усадил обратно.

– Все позади, - тем же мягким тоном произнес он. - Прости, что не предупредил. Теперь ты можешь остановить свое сердце по собственному желанию. Извини, но таков стандартный ментоблок для нулевого допуска. С данного момента ты получаешь право знать все, что тебе потребуется. Координаты остальных баз ты теперь тоже знаешь, но всплывут они не сразу. Если ты попадешь в плен, тебе придется убить себя на месте. Существуют способы добыть информацию из человека, даже не задавая ему вопросов…

Слова Тилоса доносились до девушки словно из другого мира. Она все еще ощущала пустоту в груди, мертвое сердце, казалось, камнем давило на желудок. Она умерла. Умерла и воскресла. Воскресла… Ужас стремительно прорывался из глубины ее тела, рвался в закаменевшие мышцы. Элиза с трудом подавила панический позыв бежать со всех ног, бежать неизвестно куда, забиться в темное потайное логово и навсегда спрятаться там от окружающего страха. Она до боли в костяшках вцепилась в сиденье стула.

– Тилос! - она чувствовала, что должна говорить, говорить, должна как-то связать себя с окружающим миром, чтобы тьма безумия не поглотила ее навеки. - Тилос! Я не хочу в плен! Я хочу домой! Домой!… Мама!… Помоги мне, мама! Я не могу надеть платье, оно… Тилос, я умираю…

Беззвучный удар сотряс ее тело. Внезапно сгущающаяся тьма исчезла, и девушка осознала, что все еще сидит на стуле, мертво вцепившись в него затекшими руками. Тилос склонился над ней, озабоченно вглядываясь в лицо, указательные пальцы прижаты к ложбинкам под ушами девушки. За окном свистнула какая-то птаха.

Элиза глубоко вздохнула и с трудом разжала пальцы. Тилос удовлетворенно кивнул, взъерошил ей волосы и отступил на пару шагов.

– Оклемалась? - сочувственно спросил он. - Извини. Утешайся тем, что бывает и хуже. Чем сильнее психика, тем жестче ответная реакция на внедрение ментоблоков. По идее, тебе бы сейчас вздремнуть пару часиков, но времени нет. Введи третий код! - Он мотнул головой в сторону стальной двери.

Элиза с недоумением глянула на него. Что? Она же не знает код. Или знает? Что-то в глубине силилось пробиться наверх, что-то очень важное, что она должна знать, вспомнить… Она мысленно пожала плечами, встала и подошла к дверце.

Противу ожидания, ее пальцы сами выбили на пластине нужную комбинацию. Мигнул и загорелся крохотный зеленый огонек. Она сомкнула пальцы на ручке и повернула ее, вытягивая дверь на себя, однако та даже не пошевелилась.

– Прекрасно! - похвалил Тилос. - Он подошел к окну и захлопнул изнутри тяжелые металлические ставни, заложив их толстым, в три пальца, засовом. - Пошли. Объемные сенсоры включатся через пять минут, но рисковать не стоит.

– Что включится? - машинально поинтересовалась Элиза, с недоумением разглядывая открытый замок. - Какие сенсоры?

– Сенсор - датчик, - нетерпеливо пояснил Тилос. - Ты только что заминировала комнату. Не вздумай соваться в нее в течение года - рванет так, что в Граше услышат. Через год защита отключится, тогда можно. Пошли.

Он ухватил ее за плечо и вытащил в коридор, закрыв дверь обычным железным ключом. Смяв ключ в пальцах, он бросил его в дальний конец коридора и стремительно вышел на крыльцо. Элиза, чуть покачиваясь, последовала за ним. Датчик? Определенно, свою привычку говорить непонятными словами Джабраил позаимствовал у хозяина.

Тени заметно укоротились - солнце стремилось к зениту. У крыльца, кроме Миры с Джабраилом, стояли шестеро мужчин в полном вооружении.

– Где Тоск и Переш? - резко спросил Тилос. - Время!

– Сейчас появятся! - прогудел старший. - Решили в сортир перед дальней дорогой сбегать.

– В сортир… - пробормотал Тилос. - Ладно, ждем еще пять минут. Всем расслабиться, дорога и в самом деле ожидается тяжелой. - Он отошел в сторону и неподвижно застыл, глядя на словно вымерший поселок.

Элиза ощутила, как дрожат ее коленки, и опустилась на ступеньку рядом с Мирой. Та чуть встревоженно оглянулась на нее.

– Как ты? - спросила женщина, щупая ее лоб. - Плохо выглядишь. Чем вы там почти час занимались?

– Тилос меня длинному коду научил… кажется. - Элиза несколько раз глубоко вдохнула. Температура явно повышалась, солнце неторопливо приближалось к зениту.

– Коду? - Мира даже изменилась в лице. - Основному коду? Из двадцати цифр? С ума сошел… Перед дорогой! А… - она заколебалась, переводя взгляд с Элизы на Тилоса. Тилос, словно почувствовав, повернулся к ней и коротко кивнул.

– Бедная ты моя! - выдохнула Мира, прижимая Элизу к себе и бросая негодующий взгляд на Тилоса. - Как же тебе досталось! И прямо перед походом… Я после сердечного ментоблока два дня отходила, в постели пластом лежала! Погоди-ка, я сейчас… - Она схватила свой заплечный мешок и начала лихорадочно в нем рыться. - Вот, съешь-ка…

Элиза бездумно разжевала горькую желтую таблетку, почти не почувствовав вкуса. Впрочем, почти сразу тело перестала бить мелкая дрожь, а противная слабость в животе куда-то исчезла. Почти тут же из-за дома вышли два молодых парня в кольчугах и с короткими мечам.

– Явились… - пробормотал Тилос. - Ну что, ребята-зверята, двинулись. Мы последние остались. Первая группа уже, наверное, разблокирует свою тропу. Эту хрень, - он кивнул на сундуки, - потащим по очереди. Я подключусь на тропе, когда пройдем опасные места. Ну, никто ничего не забыл?

– Я забыла! - вскинулась Элиза. - Я же не собралась…

– Забудь, - махнул рукой Тилос. - Не до того. Ну что, ребята, двинулись? Прощай, Чаттануга!

Старый день переходит в новый незаметно для меня. Все они одинаковы, ни один не выделяется из общей череды. Сердобольные Вишка с Кочергой зачем-то тащат меня с собой. Видно, полагают, что без них я пропаду. Может, и так. Наверно, стоило бы вернуться назад, в место, откуда вышел обоз. Там должны знать, кто я или хотя бы откуда я. Но что-то внутри подсказывает - бессмысленно. Слово "дом" не вызывает внутри никакого отклика - в отличие от других. "Война", "смерть", "бой" - эти звуки затрагивают в глубине моего "я" какие-то струны, а "дом", "имя", "жизнь" - нет. Ничто не тянет меня назад, а потому я равнодушно шагаю позади смешной парочки, без умолку болтающей даже на ходу. Откуда только силы берутся?

– Беспамятный! - окликает меня Кочерга. Так они кличут меня уже не первый день. Ну что же, имя как имя, не хуже других. - Слышь, Беспамятный! А может, что помнишь? Ну не бывает так, что хрясть - и всю память отшибло! Помню, один земеля у меня тоже по башке получил, два дня дома отлеживался - и ничего. Драку забыл, кто хрястнул - тоже забыл, а все остальное помнит. Даже кабак, где вино хлестал, и то помнит. Может, хоть что-то в голове крутится?

Я молча пожимаю плечами. В голове - серая пустота. Я уже много раз объяснял это попутчикам, но вопрос всплывает снова и снова.

Я - не обуза. На удивление метко я попадаю камнем в пуганую белку или зайца. Плохо то, что зайцев почти нет, а белки встречаются далеко от дороги. Но благодаря мне голодными не сидим, хотя и сытости тоже не ощущаем. Я чувствую, что с луком дело пошло бы куда лучше, но лука нет, только скверный тупой нож, который невозможно даже метнуть. Вишка точит его о кремень каждый вечер, но толку немного. С его помощью Кочерга вырывает из каменистой земли съедобные коренья, на которые у него удивительный нюх, и нож моментально тупится снова. Кореньев тоже немного: зима - не лучшая пора для собирательства.

Мы идем по тракту от деревни к деревне. Все поселения похожи, как похожи все дни. Полуразвалившиеся плетни. Крытые гнилой соломой крыши топящихся по-черному изб. В дворах чумазые голые ребятишки, ползающие прямо по стылой грязи. Мужчин немного, с пустыми осунувшимися лицами они сидят во дворах, делая вид, что занимаются домашней работой. В спутанных пегих волосах - видно даже с дороги - копошатся вши. Женщины, худые, изможденные, стирают или присматривают за детишками, некоторые возятся на пустых унылых огородах - то ли выискивают пропущенные клубни, то ли готовят грядки к весне. Домашней скотины не видно, лишь изредка из сарая доносится жалобное мычание, да у ворот кое-где равнодушно валяются собаки, не обращая внимания на чужаков.

Милостыню нам не подают. Кто-то виновато разводит руками, кто-то просто скользит мертвым взглядом, не замечая.

– Вишь-ка, как их тут морят, - бормочет на ходу Вишка. - Который год, вишь ты, неурожай, вот и маются, бедолаги. А куды ж денешься? Налоги, вишь-ка, плати, хоть с урожая, хоть с голода, а не заплатишь - последнее, вишь-ка, заберут. Ох, плохо мужику жить, ох, плохо…

Кочерга только сокрушенно качает головой. Я уже знаю его историю. Сам из свободных общинных смердов, четыре года назад он пошел в закупы к местному боярину. Отдавать долг он понадеялся из следующего урожая, но урожая не получилось. Через два года боярин взял его в холопство со всей семьей - женой и двумя детишками. Впрочем, домочадцы сгинули тем же летом - по Куару прошел мор, люди маялись животами и умирали в корчах. Настоятель куарского Храма, брат Комексий, объявил болезнь воздаянием за грехи людские, за поклонение духам и ложным богам. Многие обратились в истинную веру и выпрашивали в монастырях и храмах прощение жестокого Отца-Солнца, но молитвы не помогали: верные умирали наравне с язычниками.

Оставшись один, Кочерга - тогда его звали Камониром - не опустился и не запил, как многие. Он тосковал по жене, но знал, что вернуть ее нельзя. Чтобы не спиться, запретил себе прикасаться к вину даже по большим храмовым праздникам. За то боярин его приметил и сделал доверенным человеком. Боярин не был жадным скрягой, как многие, но и богатством не отличался, а потому считал каждую медную монетку. Времена стояли тяжелые для всех, и Кочерга, который свято блюл хозяйское добро, быстро продвинулся в ключники и начал заправлять всем небогатым хозяйством.

Однажды он сопровождал хозяйскую дочь в ближайший городок для закупки припасов. Ездить приходилось недалеко - пара часов в телеге, а потому охраной от лесных воров не озабочивались. Девицу сопровождал один Кочерга. Примерно на полпути на телегу наткнулась малая дружина боярина-соседа, промышлявшая в сих местах налогами с проезжающих. Кочерга не рассказал, что произошло в тот день, но мне, в общем, все понятно и так: дружинники пустили девку по кругу, от чего она и умерла тем же вечером, так и не придя в себя. Самому Кочерге удалось бежать. Однако слово холопа против слова свободного воя не значило ровным счетом ничего, так что в обиде признали повинными неведомых разбойников. Ближайшую к тому месту деревушку обложили повальной вирой, а Кочергу за напраслину городской суд приговорил выдать головой боярину-соседу. Мужик не стал дожидаться, пока ему заклепают ошейник, и бежал прямо со двора, где вершил суд местный воевода, ненароком уронив в грязь двоих охранявших его отроков. Ночью он воспользовался нерадивостью дозоров и спрыгнул с городской стены в заполненный водой ров. С тех пор он, неприкаянный, скитается по свету.

Когда на лесной дороге слышится дальний перестук копыт, мы укрываемся в чащобе и пережидаем, пока обоз - или всадники - не минуют нас. Иногда сталкиваемся с такими же, как мы, бродягами. Мы осторожно огибаем их, делая большой полукруг. Они поступают так же. В нынешние времена иной убьет и за медный полугрош, и рисковать никому не хочется.

Вчера мы перешли границу княжеств. Типек никак не отличается от Камуша - те же леса, те же заморенные деревушки, окруженные голыми тоскливыми полями. О границе свидетельствует лишь одинокая таможенная застава на большаке. Мы обходим ее лесом. Бывалый Вишка, показывая на север, уверяет, что там, в неделе хода, - большая река. Кто-то называет ее Перекатной, кто-то - Ручейницей. Далеко на восходе она впадает в огромный океан. Южнее окружающих устья болот на побережье удобной бухты когда-то стоял большой торговый город - Талазена. Но уже много лет, как его смыли огромные волны, часто приходящие из океана. Где-то там, в болотах, живут племена троллей и, говорят, даже орков, успевших вовремя уйти из Талазены и сменивших ремесленничество на жизнь предков - охоту и собирательство. И те, и другие настроены враждебно и не пускают к себе людей. Однажды Храм даже пытался воевать нелюдей-язычников, но знающие трясины как свои пять пальцев орки и тролли в два дня разгромили немногочисленные храмовые дружины. Больше к ним не совались.

Что за рекой - Вишка не знает. Когда-то он слышал сказки про диких кочевников на мохноногих лошадях, пожирающих друг друга живыми. Еще где-то там стоял во времена Империи свободный торговый город, но кто там жил и как он назывался, Вишка не знает. Говорят, на него упал с неба огонь и сжег дотла.

Кочерга рассказывает, что в Караграше, что за степями на границе Камуша, обитают другие дикие племена, в том числе свирепые харазги. Харазги ездят на чудовищных зверях в пять саженей вышиной и с длинными носами, а воевать ходят с большими, в стену высотой, домами. С крыш тех домов они и прыгают в осажденный город, а таскают дома те же длинноносые звери. Харазги вырывают и едят у пленников сердца. Я чувствую, что это такие же сказки, как и живоеды-кочевники, но спорить с Вишкой не хочется.

Деревеньки, между тем, становятся немного богаче. Вернее, не столько богаче, сколько чуть менее голодными. Изредка нам даже подают куски черствого ржаного хлеба, а то и куриное яйцо. В одном из трактиров я долго колю дрова. Поленья, даже самые вязкие и крученые, раскалываются от одного удара, разлетаясь по всему двору. Я чувствую, что работа непривычна для меня, однако топор, пусть и колун, в руке я держу определенно не в первый раз. Топорище явно не той формы, к которой привыкла рука, но все равно уверенно лежит в ладони. За работу трактирщик кормит нас обедом. После полусырого беличьего мяса и плохо испеченных корений лепешки с кашей - с конопляным маслом! - и кусочками солонины кажутся объедением. Возможно, будь я один, мне предложили бы остаться в работниках, но троих слишком много. Хозяин колеблется, он не уверен, брошу ли я своих, но в конце концов не спрашивает. И правильно - я все равно не остался бы. Не то, чтобы я так привязался к случайным спутникам, но мне здесь не место. Я это знаю.

Зур Харибан спрыгнул с коня, не глядя бросил повод подбежавшему слуге и подошел к расшитому золотом и серебром шатру. С каменным лицом он дождался окончания обыска. Только беззаконные тарсаки могут позволить бабам лапать воина, явившегося для важный переговоров. И предводителем у них тоже баба. За те три года, что он вел за собой гуланов, вождь так и не смог привыкнуть к такому непотребству. И как только их терпит великий Турабар?

Симана словно прочитала его мысли. С едва заметной ухмылочкой она еще раз провела руками по бокам вождя, слегка прижалась грудью. Тот с трудом удержался, чтобы не отвесить ей оплеуху, и неподвижно уставился прямо перед собой. Когда-нибудь гуланы разобьют глупое табу и соберут под своими стягами дружественныеплемена, чтобы раз и навсегда избавить степи от бабской напасти, но сейчас не время проявлять характер. Настроение Тароны меняется, словно… словно у женщины, и нарываться прямо сейчас не следует. Пусть тарсачки считают его недоумком. Когда-нибудь потом они поплатятся…

На лице симаны отразилось разочарование. Она отступила на полшага и коротко кивнула. Две другие охранницы молча убрали копья, позволяя гостю войти. Зур Харибан с силой отдернул полог и прошел в шатер. Все так же мысленно он ухмыльнулся. В последнее время он носил под кольчугой традиционную гуланскую рубаху с длинными широкими рукавами. Не то, чтобы он так уж уважал обычаи предков, но рукава уж очень удобно скрывали ножны на предплечье. Что бы ни думали надменные дуры, он вооружен. Он не собирался нападать на Тарону, но без доброго клинка под рукой ему всегда становилось не по себе.

Королева, с уютом расположившаяся на мягких коврах, одетая по-домашнему - в короткую набедренную повязку и полупрозрачную накидку - милостиво кивнула ему. Ее миндалевидные глаза щурились, на матово-темной коже играли отблески светильников.

– Приветствую могучего предводителя гуланов! - сказала она глубоким бархатным голосом. - Был ли добрым твой путь, о Зур Харибан?

И опять, уже не в первый раз, вождю почуялась скрытая насмешка в приветствии. В присутствии Тароны он никогда не мог избавиться от чувства, что она исподтишка посмеивается над ним. Тварь…

– Спасибо, путь оказался на редкость добрым, - ответил он, учтиво склоняя голову. - Милостивы ли боги к тарсакам в последние дни?

– Спасибо и тебе, боги щедры, как всегда. Садись, воин, твой путь был долог, и ты устал. - Тарона дождалась, пока гость присел на пятки и слегка шевельнула пальцами. Тут же засуетились рабы, в большой серебряный кубок с тихим плеском полилось белое караграшское вино. Вождь взял его в руки, сладострастно вдохнул терпкий аромат и с сожалением отставил в сторону. Потом. Сейчас ему нужна ясная голова.

– Я готова выслушать тебя, о нежданный, но все равно дорогой гость, - томное выражение внезапно сошло с лица королевы. Она уставилась на гулана немигающим взглядом черной пантеры. - Чем вызван твой визит к нам в эту пору? Ведь в последний раз мы договорились, что встретимся весной для окончательного…

– Нет времени! - не выдержал Зур. Оскорбленная тарсачка чуть слышно прошипела что-то сквозь зубы, ее глаза превратились в щелки. - Извини, королева, но мне не до приятных слов. Пусть они выйдут! - Он кивнул на скорчившихся у стенок шатра слуг.

Тарона испытующе посмотрела на него, потом махнула рукой. Слуги один за другим выскользнули наружу. Симана, вальяжно развалившаяся поодаль от королевы, даже не пошевелилась. Ее поза не обманывала вождя - он знал, что девка оторвет ему голову быстрее, чем он успеет выхватить кинжал. Он посмотрел на охранницу тяжелым взглядом, потом перевел его на Тарону.

– Зула останется, - безмятежно пожала плечами ему королева. - Мы, тарсаки, считаем, что кому-то все равно надо доверять. Ей я доверяю. Если есть что сказать - говори при ней.

Симана ласково улыбнулась вождю. Она неторопливо извлекла из ножен короткий метательный клинок, поставила острием на подушечку указательного пальца и принялась, балансируя, удерживать его в вертикальном положении. Зур Харибан до хруста сжал кулаки, но опять сдержался.

– Твоя воля, королева, - сухо кивнул он. - До меня дошли слухи, что северяне собирают войска.

– Вот как? - удивленно подняла бровь Тарона. - А до меня доходят совсем другие слухи. Например, что северяне присылают переговорщиков для заключения мира. Тогда, в Граше, посланник Тилос утверждал, что князья готовы платить золотом, и новые гонцы подтверждают…

– Уловка! - бросил вождь. - Они пытаются заговорить нам зубы, а сами хотят исподтишка ударить в спину!

– Интересно… - Тарона задумчиво покусала нижнюю губу. - И откуда же дошли до тебя такие слухи? Перелетные птички напели?

– Мои воины ходили на север охранниками караванов, - сквозь зубы ответил вождь. - Во всех тавернах только и разговоров, что о неурожаях и южных дикарях. Надвигается голод, но оружие дорожает, бронники дерут неслыханные цены. Кузнецы завалены заказами, у них не хватает времени даже на то, чтобы толком подковать лошадь. В городах моих людей стража не выпускала с постоялых дворов, одному, что возмутился, переломали ребра. Они потратили кучу денег, чтобы развязать кое-кому языки и вызнать, что князья под руководством храмовников собирают ополчение. Достаточно?

– Достаточно. - Тарона снова покусала губу. - Ты хочешь сказать, что нам надо выступать раньше?

– Да! Не дожидаясь, пока они поднимут ополчение и не сметут нас одного за другим!…

– Одного за другим… Н-да. Знаешь, мой дорогой Зур, ты никогда не умел просчитывать даже на ход вперед. - Тарона лениво потянулась. Ее высокая грудь почти выскользнула из глубокого выреза накидки. Против своей воли вождь уставился на прекрасное тело Тароны. Королева едва заметно усмехнулась. - Ну сам посуди - как они станут с нами воевать? У них нет могучей конницы, как у нас. Они едва выставят одного конного на десятерых пеших. А может, и меньше, учитывая голодные годы. Думаешь, они пешком сунутся в бескрайние безводные степи и глиняные пустыни? Ох, сомневаюсь. А жрать толпа плохо вооруженных землекопов будет воздух? Да и всех людей княжеств не хватит, чтобы захватить наши бескрайние просторы. Нет, мой милый Зур Харибан, они не способны на вторжение. Скорее, они как-то прослышали про наши намерения и готовятся отсиживаться в своих каменных городах…

Вождь втянул воздух сквозь сжатые зубы. Слова Тароны отскакивали у него ото лба. Дура-тарсачка либо не понимает очевидных вещей, либо просто играет с ним.

– Степи не такие уж и безводные, - проговорил он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно. - У них найдутся знающие люди, способные отыскать колодцы. И просторы наши им захватывать не придется - достаточно отсечь нас от пастбищ, и мы сами протянем ноги. Ты должна понять…

– Я ничего тебе не должна! - яростно оборвала его Тарона, вскакивая на ноги. - Заруби себе на носу, гулан! - Ее глаза пылали, ноздри раздувались. Телохранительница подобралась, не сводя с вождя напряженного взгляда. Бессознательным движением Зур Харибан потянулся к спрятанному в рукаве кинжалу, но тут же опомнился, сделав вид, что почесывает запястье. Вспышки внезапной ярости, которыми славилась Тарона, можно переждать. И он переждет… сейчас. Но не потом. Стоит только покончить с Севером, и тогда…

Тарона успокоилась так же внезапно, как и вспыхнула.

– Прости меня, вождь, - медленно проговорила она, неторопливо усаживаясь на ковер. - Но я немного разочарована. Те слухи, которые ты принес, не стоили твоего личного путешествия. Достаточно было послать гонца. Пойми меня правильно - возможно, князья и в самом деле окажутся настолько глупы, что пойдут на нас войной. Тем хуже для них. Но сейчас я не собираюсь предпринимать ничего. Идет больше зимнее кочевье, тараманы растянуты по степям на месяц пути. Скоро весеннее половодье, реки разольются, и мы должны перегнать отары на летние пастбища как можно быстрее. Овцы - не лошади, и мы не можем, подобно гуланам, перегнать их за две руки дней. Я пошлю разведчиков перепроверить твои слова, но пока моя душа спокойна. Ты услышал меня?

– Я услышал тебя, о королева тарсаков! - из последних сил сдерживаясь, пробормотал гулан. - Я вижу, что действительно напрасно потратил твое и свое время. - Он поднялся на ноги и повернулся к выходу, но остановился. - Я жду твоего ответа не позже, чем до конца половодья, Тарона. Потом… потом я начну поднимать племена без тебя. Юг справится с глупыми князьями и без тарсаков. Услышала ли ты меня?

– Я услышала тебя, - кивнула Тарона. - Теперь ты можешь идти.

Зур Харибан пробкой вылетел из шатра. Почти сразу снаружи раздался топот копыт нескольких лошадей. Тарона задумчиво смотрела на колыхающийся полог, теребя ворс ковра.

– Зула! - наконец сказала она.

– Да, моя госпожа? - почтительно спросила телохранительница.

– Что думаешь насчет сказанного?

– Нападать на наши степи, - тарсачка постаралась тщательно выбрать слова, - для северян действительно глупо. Но отчаявшийся может решиться на все, даже на самоубийство. Я бы не стала забывать слова мужлана.

– Да уж, мужлана! - усмехнулась Тарона. - Ты видела, как этот кобель смотрел? Он мог бы изнасиловать меня одним только взглядом. И в то же время он презирает меня и ненавидит за то, что вынужден общаться с женщиной не просто как с равной, но как с вождем. Интересно, каков он в любви? - Она хмыкнула и немного помолчала. Зула ничего не ответила. Она хорошо знала госпожу и понимала, когда следует говорить, а когда держать язык за зубами.

– Да… - наконец пробормотала Тарона. - Забывать его слова мы не станем. Зула, кто из разведчиц сейчас в лагере? Пришлешь мне двоих. А потом того… от Барадаила. Надеюсь, он уж проспался после вчерашнего. И объясни своим умелым симанам, что обыскивать надо полностью. У нашего гулана определенно что-то припрятано в рукаве… Да, постой. Что ты там начала говорить о северянине?

Две недели маленький отряд болотными тропами шел к известной лишь Тилосу цели. В джунглях наступал очередной сезон дождей, и каждый день аккуратно проливалось два-три могучих ливня. Топи разбухли и поднялись, и без того едва заметные тропы скрылись под разлившимися озерцами. Тилос шел саженях в тридцати впереди, осторожно прощупывая шестом трясину. Элиза настояла, чтобы ей позволили идти рядом. Впрочем, ее чувство опасности не проснулось ни разу - Тилос великолепно знал местность и не уклонялся от твердых, хотя и скрытых иногда неглубоким слоем воды, мест.

Джабраил большую часть дороги двигался сам, хотя все чаще и чаще опирался на Ленару с Мирой. Старик ощутимо сдавал, дорожные тяготы пригибали его к земле. Он не жаловался, но заметно спал с лица и с трудом переставлял ноги. Парни, по очереди несшие сундуки с записями и закладкой, тоже осунулись, но шагали все так же бодро, что и поначалу.

Вскоре после их поспешного бегства из Чаттануги, на вторую или третью ночь, горизонт окрасило далекое зарево. Вся компания укрывалась от ливня под могучей широколистой пальмой, в небе сверкали зарницы, гром гремел почти непрерывно. Однако Тилос, встрепенувшись, вышел под секущие по прогалине струи дождя и уставился на северо-запад. Постояв так пару минут, он вернулся обратно и по-собачьи встряхнулся. Во все стороны полетели брызги.

– В Чаттануге чужие, - почти безразлично сообщил он. - Сработал один из моих сюрпризов в штабном бараке. Возможно, он отбил у них охоту шастать по лагерю, и лаборатории останутся целыми.

Мира едва слышно охнула. Джабраил выглядел потрясенным, и даже Элизу, успевшую свыкнуться с Чаттанугой, пробрал неожиданный озноб. Впрочем, это могло случиться и из-за мокрой одежды, насквозь продуваемой неприятным сквознячком.

Путешествовать по болотам оказалось куда труднее, чем по сухим твердым дорогам. Уже через несколько дней рубаха Элизы начала расползаться на нитки из-за постоянной сырости. Хотя она перед уходом все-таки успела сунуть в свой мешок вместе с кошелями пару запасных рубах и шаровар, она предпочитала пока не доставать их. Кто знает, сколько времени придется жить в такой сырости… Уличная жизнь в пыльном сухом Граше казалась ей сейчас почти венцом мечтаний. Влага просачивалась даже в водонепроницаемые заплечные мешки, и пресные лепешки быстро расплылись в неаппетитную кашу. Уже через несколько дней вяленое мясо кончилось, и отряд питался в основном незрелыми бананами и еще какими-то не знакомыми Элизе плодами, оставляющими в горле легкое жжение. Тилос ловил змей и ящериц, иногда сбивал палками небольших птиц, но сухого дерева для костра не попадалось. Есть же сырое мясо девушка себя принудить не смогла. Она снова отощала, ребра вновь выступили на поверхность.

Любой кошмар, однако, когда-то заканчивается. В один прекрасный день компания добрела до сухого пригорка. Люди вповалку рухнули на землю.

– Все, ребята, - улыбаясь, сказал Тилос. - Прорвались. Большая часть болот позади. Дальше пойдут сухие леса. Ну, или почти сухие… - добавил он, вытирая с носа каплю вновь начавшегося дождя. - Пару часов передышка, потом переберемся в местечко поудобнее. Там ручей и небольшая пещера. Сделаем долгий привал дня на два, отоспимся.

Элиза со стоном перевернулась на спину. Хотелось закрыть глаза и заснуть лет на сто. Вот сейчас закрою глаза и никогда-никогда больше не встану, пообещала она себе. Однако к ее стыду Джабраил, хотя и похожий на ходячий скелет, тяжело поднялся на ноги и самостоятельно перебрался под толстое сетчатое дерево, чьи широкие полупрозрачные листья надежно укрыли его от начинающегося ливня. Мира тронула девушку за плечо, указывая туда же. Элиза сердито отпихнула ее руку и на четвереньках перебралась к ученому.

Икра левой ноги, свербевшая уже несколько дней, сегодня чесалась особенно сильно. Девушка несколько раз продрала ее ногтями через ткань шаровар, но легче не стало. Наоборот, зуд только усилился.

– Что там у тебя? - устало осведомился Джабраил, обхватив себя руками. - Укусил кто?

– Не знаю, - буркнула Элиза. - Чешется не первый день.

– Не первый? - встрепенулся Джабраил. - И ты молчала? Ну-ка, покажи.

Отпираться не оставалось сил, так что Элиза молча задрала штанину до колена и сунула ногу старику. Тот пощупал ее прохладными мокрыми пальцами и слегка присвистнул.

– Тилос! - позвал он. - Подойди сюда, мой мальчик.

Элиза поперхнулась, услышав как Тилоса называют "мальчиком". Впрочем, рядом с седым как лунь Джабраилом тот и в самом деле выглядел весьма юным. Он склонился над ногой девушки, пощупал ее и молча уставился на ученого.

– Кагурл? - тихо спросил тот.

– Кагурл, - согласился Тилос. - Ох, как не вовремя…

– Что такое "кагурл"? - с тревогой осведомилась Элиза. - Это опасно?

– Не очень, - Тилос мотнул головой. - Но весьма неприятно. Мира! Антисептический пластырь есть?

– Ох… - Мира приподнялась на локте и начала вслепую копаться в своем мешке. - Лежал где-то. Что случилось? Поранился кто?

– Нет, - отмахнулся тот. - Поищи, пожалуйста. Эла кагурла словила.

– Ну ничего себе! - Мира внезапно села прямо и всплеснула руками. - И ты так спокойно об этом говоришь? Она же теперь…

– Тихо! - оборвал ее Тилос. - Найди пластырь и оставь свои комментарии при себе. Эла! - он повернулся к девушке и взял ее за руку. - Нервы у тебя крепкие, я знаю. Бояться тебе нечего, но кагурл - штука весьма мерзкая. Тонкий червячок, что живет под кожей. Если его не трогать, он поселится там надолго. На коже вокруг кагурла возникает масса мелких зудящих нарывов, а позднее начинаются боли в мышцах. Возможно, ты даже не сможешь ходить. Поэтому сейчас я эту гадость у тебя вытащу. Не волнуйся, почти не больно.

Дождавшись, пока Элиза неуверенно кивнет, Тилос сел на землю, прислонившись спиной к стволу, и положил ее ногу к себе на колени. Резким движением он задрал штанину почти до паха, полуприкрыл глаза и начал осторожно поглаживать ладонями кожу от бедра до стопы. Под ладонями ощутимо защипало, и девушка втянула воздух сквозь зубы.

– Не волнуйся… - пробормотал Тилос, проминая пальцами мускулы. - Еще немного… Кагурл - очень интересный зверек, знаешь ли. Его личинки плавают в воде и ожидают, к кому бы прицепиться. Когда подворачивается подходящий хозяин, личинка впивается в кожу, прогрызает ход внутрь и начинает расти, питаясь соками тела. Постепенно она вырастает… ага, вот оно… она вырастает в длинного нитевидного червя. В черве периодически вырабатываются порции яиц, которые специальными яйцекладами откладываются в подкожную жировую клетчатку и там созревают. В таком месте образуются характерные язвочки… вот одна такая, смотри…

Элиза глянула в то место, куда упирался палец Тилоса. Там виднелась крохотная синяя ниточка, изогнутая двойной подковой. Подковку окружала неприятная краснота.

– Скоро все хозяйство начнет чесаться, - утешил Тилос. - Точнее, начало бы чесаться, сейчас я убил кладки, так что рассосется без лишних неприятностей. Классическая клиника заболевания такова: многочисленные язвы покрывают кожу и сильно чешутся. Чем больше созревают яйца, тем сильнее зуд. Когда язва начинает гноиться, хозяин обычно расчесывает ее до крови, и созревшие яйца попадают в окружающий мир. В воде из них выходят личинки, и все начинается сначала… Все, нащупал. Маленький он еще у тебя. Однажды мне пришлось пятиметровый экземпляр извлекать. Парень-носитель от одного его вида сомлел… Нога распухла, как у носорога. А сейчас он всего сантиметров десять…

На пальце Тилоса мигнул голубой огонек. Чуть затрещало, запахло грозой. Кожу обожгло, и сразу же икра полностью онемела. Тилос резко чиркнул ногтем по коже. Брызнули капли крови, однако боль не почувствовалась. Вглядевшись, Тилос чиркнул еще раз.

– Вот ты нам и попался… - пробормотал он. - Главное - не оставить под кожей головку, иначе кагурл начнет расти снова. - Он что-то подцепил ногтями и осторожно потянул.

Элизу чуть не стошнило прямо на колени поддерживающей ее Миры. За пальцами Тилоса тянулось нечто белое, толщиной не более, чем с волос. Оно тянулось и тянулось, и в глубине мышцы что-то слегка заболело. Она стиснула зубы и зажмурилась.

– Вот и все, - веселый голос Тилоса резанул по ушам. - Можешь посмотреть на своего гостя. Мира, заклей, пожалуйста.

Элиза приоткрыла глаза. Тонкая белая ниточка безжизненно покачивалась в пальцах предводителя. Она казалась настолько омерзительной, что девушка снова подавила рвотный позыв.

– Выброси… это! - пробормотала она.

– Как скажешь, - согласился Тилос и отшвырнул паразита. - Зато теперь ты у нас оздоровеешь. Я серьезно, между прочим. Человек заражается кагурлом только один раз. Потом вырабатывается пожизненный иммунитет. И не только к самому кагурлу, но, похоже, еще и к лептоспирозам и речной малярии. Возможно, червь охраняет свою территорию и выживает с нее конкурентов, возможно, просто присутствуют схожие антигены. Постарайся не расчесывать ногу. К завтрашнему вечеру все более-менее пройдет, если только инфекцию не внесешь. В стационарных условиях тебе бы в койке пару дней полежать. Ну да я же обещал привал? Обещал. Вот дойдем до места…

Элиза бездумно погрузилась в журчание его речи. Ужас и омерзение постепенно прошли. Подумаешь, червяк под кожей! Она ощутила прикосновение клейкого пластыря, и в тот же момент порезы начали чесаться. Однако же и ногти у Тилоса, не хуже скальпеля… Ничего. Чесотку она как-нибудь вытерпит. Главное - не превратиться в обузу для отряда. Она встряхнула головой, отстранила Миру, слабо пожав ей запястье в знак благодарности, и, покачиваясь, поднялась на ноги. Онемение кожи постепенно проходило. Она слегка притопнула ногой и сердито огляделась по сторонам. Все ожидающе смотрели на нее.

– Я в порядке, - буркнула она. - Еще отдыхаем? Или пошли дальше?

Суддар осторожно постучал костяшками по тяжелой двери. Личные покои Великого Скотовода поражали роскошью. Дворецкому нравилось исподтишка наблюдать за смущением впервые попавших в дворец кочевников, в недоумении пытавшихся найти вход, не обращая внимание на дверной проем, закрытый дверью. Когда же створка красного дерева бесшумно проворачивалась на петлях, открывая проход, дикарям это казалось чуть ли не чудом. Многие, возвращаясь к своим стадам, шепотом рассказывали про загадочных колдунов Граша, умеющих движением руки сделать дыру в глухой стене. Впрочем, дверь служила и другим целям, помимо задуривания головы гостям. Хотя она и казалась сделанной из простых шлифованных досок, на деле между двумя слоями дерева мастера вставили железную решетку в два пальца толщиной. Хитрый запор при повороте задвигал отростки решетки во все четыре каменных косяка, и выбить дверь не удалось бы и харазгским тараном.

– Входи! - крикнул Барадаил, не тратя время на церемонии. - Что там у тебя?

Суддар осторожно толкнул дверь и, почтительно склонившись, вошел внутрь. Он знал, что в спину ему смотрят болты трех тяжелых арбалетов, поскольку сам указал, где проделать скрытые бойницы для стрелков. Имелась в расположении бойниц одна хитрость, позволявшая знающему человеку один раз - только один! - увернуться от залпа. Но сейчас время хитрости еще не пришло.

– Приветствую тебя, о повелитель… - царедворец, а по совместительству и глава Тайной Канцелярии, совершил турхат, согнувшись едва не вдвое. Однако Барадаил и в самом деле оказался в деловом настроении.

– Кончай, - нетерпеливо поморщившись, проговорил он. - Мы одни. Чаттануга?

– Да, повелитель, - кивнул Суддар ар-Хотан, выпрямляясь. - Вести из Чаттануги. Не слишком добрые…

– Что случилось? - нахмурился Великий Скотовод.

– Э-э-э… - на сей раз Суддар не прикидывался. Он и в самом деле колебался и не знал, как донести до повелителя дурные новости. Хотя обычно Барадаил и не склонен убивать гонцов, доставивших дурные вести, именно в таком расположении духа он мог, не особенно задумываясь, отправить человека на Кровавую площадь. - В общем, все сорвалось. Они отследили наблюдателей и… - Хотанец сглотнул.

– И всполошились, - кивнул Барадаил. Его глаза холодно следили за дворецким. - И что?

– Они оставили Чаттанугу и исчезли.

Произнося роковые слова, Суддар приготовился к вспышке ярости, но ее не случилось. Барадаил молча побарабанил пальцами по подушкам софы.

– Итак, они исчезли… - задумчиво сказал он. - А теперь, друг мой, по порядку. И не пропускай ни одной детали. Я слушаю.

– Десять дней назад пропала связь с секретом, наблюдавшим за одним из входов в полосу ловушек. - Суддар слышал свой голос словно со стороны. - Вместе с человеком пропал и священный говорящий идол Турабара. На следующий день у места засады обнаружили следы четырех человек, двух или трех лошадей и кровь. След одного человека уходил в полосу ловушек, остальные ушли обратно к тракту. Каэдар сутки колебался, а затем связался со мной и спросил, что делать. Поскольку нас, очевидно, обнаружили, я приказал той же ночью войти в Чаттанугу по разведанным проходам и проверить ситуацию на месте. Они потеряли на ловушках четверых, но остальные благополучно добрались до запретной территории. В их задачу входило взять нескольких языков, как из мирных жителей, так и из солдат. В крайнем случае я уполномочил Каэдара вступить в переговоры и тянуть время до подхода основных сил.

– То есть ты решил брать их тепленькими. - кивнул Барадаил. - Умный план, а как же. Вот только я не помню, чтобы ты согласовывал его со мной.

– Виноват, повелитель, - склонил голову дворецкий. - Но в то время ты занимался неотложными делами. - Напивался до невменяемости вместе со шлюхами, добавил он про себя. - Я не счел необходимым беспокоить тебя по таким пустякам. Прикажи казнить меня, если я не прав.

– Прикажу, если потребуется, - кивнул Великий Скотовод. Впрочем, он тоже, видимо, припомнил ту трехдневную пьянку, и особенно раздраженным не выглядел. - Дальше!

– Последнее сообщение, что передал Каэдар из Чаттануги, касалось свежезаброшенной местной деревни. Он сказал, что собирается исследовать местность и сообщить о результатах. Потом связь прервалась. Только что прибыл гонец с письмом от Маэтора, командовавшего вторым эшелоном.

Суддар перевел дух и исподтишка взглянул на хозяина. Лицо того оставалось непроницаемым. Начальник Канцелярии страшно не любил такое выражение. Чего ждать от веселого, злого или же философствующего Барадаила, он знал. Но непроницаемость его плоской раскосой физиономии могла скрывать под собой любые чувства. Он зыбко шевельнул плечами и продолжил:

– В письме сообщалось, что Каэдар с пятью людьми вошел в один из домов и какое-то время оставался там. Что он сделал - непонятно, но из-под земли вышел великий огонь и поглотил дом вместе с вошедшими и священным идолом Курата, что имел при себе Каэдар. Кроме того, огонь сжег до смерти еще восьмерых, находившихся неподалеку, пятеро сильно обгорели. Двое из них уже умерли, трое выживут. Кроме того, по следам бежавших жителей отправились еще три поисковые группы. Они добрались до болотных троп. Там обнаружились новые ловушки. Одна группа погибла полностью, в двоих уцелело по одному человеку. Еще двое погибли в полосе ловушек при отходе. Всего из сорока человек, вошедших с Каэдаром в Чаттанугу, погибли двадцать девять, включая четверых Теней. Учитывая, что место выглядело полностью брошенным, Маэтор не рискнул входить туда со своим отрядом. Он отправил посыльных, и сейчас стоит там лагерем, ожидая приказаний.

Суддар перевел дух. Великий Скотовод молчал, и дворецкий добавил:

– Если мне позволят высказать свое мнение, то там проклятое место. Кто бы не заправлял там, он наверняка заключил договор со злыми духами. Охотники рассказывают, что…

– Если мне захочется узнать твое мнение о духах, я тебя спрошу, - оборвал его Барадаил. - Да, недобрые вести ты принес мне. - Он задумчиво пощипал редкую бороденку. - Впрочем, виноват в случившемся я. Нужно было самостоятельно заняться этим делом, не доверять другим… Правильно говорили предки: хочешь сделать что-то правильно, делай сам. Что я тебе сказал? Ввести войско и заверить хозяина Чаттануги, кем бы он ни оказался, в нашем дружелюбии. Ни в коем случае не вступать в драку. Вывести воинов по первому требованию, оставить посла, предложить присоединиться к Союзу Племен и прочая дипломатическая чушь. А результат? Чаттануга сгорела, жители бежали, хозяин наверняка зачислил нас в разряд врагов. Даже посланника Тилоса мы Теням не отдали. - Барадаил снова пощипал бороду. - На последнее, впрочем, я и не надеялся. Похоже, у них он все-таки не из последних. Ладно. Надо думать, что делать дальше. Ты свободен, но оставайся поблизости - вдруг да понадобишься.

– Слышу, повелитель! - глубоко поклонился Суддар. - Да продлится твоя жизнь вечно! - Кланяясь, он спиной вперед двинулся к двери, чувствуя, как по спине под дорогим халтоном катятся струйки пота. За дверью он глубоко вздохнул, подхватил со столика чашу пятилетнего кумского и залпом выпил. Пронесло. Теперь нужно как следует поразмыслить и понять, что провал значит для него лично…

Барадаил дождался, пока дверь закроется, и повернул небольшой рычаг возле рабочего стола. Едва слышный лязг подтвердил, что запоры встали на место. Не удовлетворившись, он, кряхтя, поднялся с софы и несколько раз дернул за дверную ручку. Та не поддалась. Великий Скотовод потянул за другой рычаг, закрывая потайные бойницы, потом опустился на колени перед большой статуей Валарама. Бог, насупившись, глядел на него из-под кустистых бровей. Ему явно не понравилась неудача с Чаттанугой. Потупившись, Барадаил взял из ящичка щепотку серого порошка и бросил его в жертвенную чашу. Порошок вспыхнул неярким, но жарким бездымным пламенем.

– О великий Валарам! - пробормотал Барадаил, касаясь лбом ступней статуи. - Снизойди ко мне, твоему недостойному слуге! Как никогда я нуждаюсь в твоем мудром слове…

– Я слушаю тебя, смертный! - прогудел идол.

Привал, как и обещал Тилос, продлился два полных дня. Затем маленький отряд двинулся дальше. Сухая тропа оказалась не в пример легче, чем болотная. По твердой почве шагалось куда веселее, и люди приободрились. Даже Джабраил снова шагал сам, тяжело опираясь на толстый, но удивительно легкий посох, вытесанный из ветви смолистой пальмы.

Джунгли редели, а местность ощутимо повышалась. Вечером третьего дня путешествия отряд уперся в первые скалы темного базальта. За ними в отдалении виднелись высокие заснеженные пики. Той же ночью затряслась земля. Со скал сыпались мелкие камешки, деревья возмущенно шелестели листьями. Разразилась гроза, но молнии били где-то за горизонтом, напоминая о себе лишь далекими зарницами и отдаленными раскатами грома. Тилос вышел из маленькой пещерки, служившей им пристанищем, наружу и долго стоял под холодным дождем, вытянув руки в стороны. Иногда по его пальцам пробегали голубоватые искры.

На следующий день путешествие наконец закончилось.

К вечеру отряд выбрался на небольшое плато, состоящее из одной гигантской, почти гладкой базальтовой плиты, тут и там покрытой неширокими трещинами. Около одной из трещин Тилос остановился и внимательно огляделся вокруг.

– Пришли! - коротко сказал он. - Все, ребята, больше этот гроб таскать с собой не придется. - Он невежливо пнул сундук-закладку, который усталые парни поставили, почти уронили, на камень. Элиза неожиданно сообразила, что так и не познакомилась с ними. Всю дорогу она находилась в каком-то странном полуоцепенении, и сопровождающие остались для нее безликими фигурами. Сейчас оцепенение как-то сразу прошло, и она твердо решила загладить свою оплошность при первом подходящем случае.

Сундук осторожно спустили в трещину. В ее глубине обнаружилась небольшая темная пещерка. Факел бросал на каменистые осыпи по углам мечущиеся тени, и Элиза невольно поежилась - окружающий базальт словно наваливался на нее всем своим весом. Взглянув, как закладку присыпают щебнем, она торопливо выбралась наружу.

Устроили привал, наскоро перекусив. Чуть погодя Тилос отозвал Элизу в сторону.

– Смотри, Эла, - сказал он, поднимаясь на небольшое возвышение. - Здешние места я называю Оленьим взгорьем. Если предположить, что вон те линии, - он ткнул пальцем вдаль, - похожи на оленью голову, то вот так идет туловище, вот так - ноги, а мы стоим в аккурат на переднем копыте. Похоже?

Элиза кивнула. Трещины и впрямь складывались в нечто, похожее на силуэт огромного оленя, застывшего в вечном прыжке. В свете низко стоящего над горизонтом солнца бугры и пригорки отбрасывали причудливые тени, и олень казался почти живым и выпуклым. Она прикрыла глаза и постаралась запомнить картинку.

– Взгорье подробно описано в имплантированном тебе ментоблоке, - добавил Тилос, внимательно разглядывая девушку. - Охалла-ба-рр'ато!

Элизу словно ударило по голове. Она покачнулась и, наверное, рухнула бы на камень, но Тилос успел поддержать ее.

– Все, все, спокойно! - властно произнес он. - Уже прошло.

Однако ничего не прошло. Перед ее глазами словно раскручивался свиток с описанием Оленьего взгорья. Высота над уровнем моря, расположение ближайших городов и торговых путей, подробные приметы в глуши, позволяющие добраться сюда кратчайшим путем… Она потрясла головой. Стало немного легче.

– Вот и ладушки, - Тилос погладил ее по волосам. - Возможно, тебе еще придется сюда вернуться. Возможно, и нет. Пошли назад.

– Погоди! - Элиза оттолкнула его руку и повернулась к нему лицом. - Тилос, я… я хочу знать - что еще ты напихал в мою голову? Что еще свалится на меня в самый неожиданный момент?

– Ну… - Тилос задумчиво потер верхнюю губу. - Ничего особенного. Пара укрытий на случай смертельной опасности, несколько имен нужных людей в разных городах… Все по мелочам. Знание придет само, когда в нем появится необходимость.

– Зачем?

– Что? - Тилос недоуменно уставился на девушку. - Как - зачем?

– Зачем это все? - Элиза почувствовала, как глубоко внутри закипает ярость. Спокойно, одернула она себя. Не дури. Расслабься! - Зачем ты засунул мне в голову все свои дурацкие штуки? Ты что, не мог сразу сказать, по-человечески?

– Не забывай, я не человек, - темные глаза Тилоса холодно смотрели на нее. - Не давай внешнему сходству сбить себя с толку. - Он присел и посмотрел на нее снизу верх. - Эла, помнишь, я спросил у тебя - готова ли ты поиграть со смертью? Ты согласилась. Ты не задавала вопросов тогда, и тем более поздно задавать их сейчас. Не бойся, - уже мягче добавил он. - Я не программировал тебя на действия. Информация, только информация…

– На действия? - сердце Элизы сжалось в холодный комок. - Ты хочешь сказать, что… что…

– Да, - кивнул тот. - Можно сделать так, что по ключевому слову ты сделаешь что-то, что совсем не собиралась делать. Даже не обязательно по слову - в определенное время, например, или в определенных обстоятельствах. Но с тобой я так не поступил. Мне нужно, чтобы ты оставалась свободной.

– Я? Со мной? - переспросила девушка. - А… другие? Мира? Джабраил? Все остальные?

– Ты действительно хочешь знать? Или тебя волнует лишь, чего от них ожидать? - Тилос отвел взгляд и, прищурившись, уставился на заходящее солнце.

Элиза молча смотрела на него. У нее возникло ощущение, что под ногами проваливается тонкий ненадежный мостик, под которым - пропасть. Ей вспомнились марионетки в бродячем цирке, которых она несколько раз видела в дни больших ярмарок. Подчиняясь искусным рукам и голосу кукловода, фигурки двигались, дрались, разговаривали почти как живые. Неужели и она - такая же кукла? Но разве так можно?

– Тилос, - запинаясь, произнесла она. - Я не знаю… Но разве можно заставлять людей делать что-то вот так… бездумно, по чужой воле? Чтобы они не знали, что они делают?

– Хороший вопрос, - Тилос снова посмотрел на нее. - Я задаю его себе много лет, и так и не нашел ответа. Но почему тебя так пугают ментоблоки? Какая разница, отчего человек поступает так или иначе? Кого-то ведет собственная выгода, кого-то приказ, а кто-то искренне считает, что поступает так по своей воле. Мотивы всегда разнообразны, и встроенный приказ - не лучше и не хуже прочих.

– А если ты заставишь убить кого-нибудь? Пошлешь человека на смерть, и даже не оставишь ему выбора? Даже раб может сбежать с поля боя, если он решит, что так лучше!

– Эла, - усмехнулся Тилос. - Я, конечно, сукин сын, но не настолько. Мне не раз приходилось убивать по разным причинам, но никогда я не казнил чужими руками. Я сужу, выношу приговор и привожу его в исполнение - сам, всегда сам. И я помню лица всех своих жертв, всех до единой - моя память устроена так, что я ничего не забываю. Нет, я не использую невольных убийц. Все куда невиннее - например, незаметно даже для себя оставить пакет в нужном месте. Что же до главного твоего вопроса - можно ли так поступать в принципе… - Он хмыкнул. - Это далеко не главная проблема. Можно ли убивать людей - вопросик куда похлеще. Психопрограммирование может стать страшной вещью в руках мерзавца, стремящегося к власти, к славе, к личной выгоде. Но оно может и приносить пользу. Большая часть моих курьеров - случайные люди, использованные втемную. Они не подозревают, что что-то для кого-то несут, а потому не могут случайно выдать себя, не рискуют попасться из-за явных связей со мной. Такой подход значительно снижает риск и для них, и для моих людей. Вероятно, как и любое изобретение, психопрограммирование, вернее, его применение, всего лишь вопрос этики. Как кинжал, - он постучал себя пальцем по ножнам, - оно может служить и для убийства, и для нарезания хлеба.

– А ты всегда режешь ножом только хлеб? - в упор спросила Элиза. - Ты можешь поклясться?

– Весь вопрос в том, - Тилос резко встал с корточек, - веришь ты мне или нет. Если веришь - клятвы не нужны. Если нет - вряд ли тебя убедят хоть десять клятв. - Он положил руку девушке на плечо и взглянул ей в глаза, приблизив свое лицо почти вплотную. - Веришь ты мне?

Элиза попыталась отпрянуть, но рука Тилоса не позволила этого сделать. Она сглотнула слюну.

– Не знаю, - прошептала она. - Теперь - не знаю.

– По крайней мере, честно, - хмыкнул тот, отпуская ее плечо и снова присаживаясь на корточки. - Сложно тебя в чем-то винить. Ты просто не готова. Обычно доверенные люди в моем цирке проходят долгую подготовку, поднимаются по длинной лестнице, каждая ступенька которой - крупица тайного знания. Они узнают и принимают правду по частям, а не выпивают чашу одним глотком, как ты. Им легче. Но у тебя нет иного выхода, кроме как положиться на свое чувствительное сердечко. Оно подскажет, можно ли верить мне. Возможно, не сейчас, позже, но подскажет. И если ты решишь, что верить мне нельзя, что ж… Я не стану тебя удерживать.

Элиза отвернулась. В лагере неподалеку уже разгорался небольшой бездымный костерок из принесенного с собой хвороста. Наверное, там уже готовили горячую похлебку. В животе заурчало.

– Тилос, - не поворачиваясь спросила она, - а зачем я тебе? Ты ведь так и не сказал…

– Не сказал, - согласился Тилос. - И не скажу до времени. Ты - запасной вариант на тот случай, если меня… если я по какой-то причине пропаду. Если меня не тронут, ты не понадобишься. Возможно, все пойдет обычным чередом - долгое вдумчивое обучение, потом самостоятельная работа… Скорее всего, так и случится, если только они… - Он осекся.

– Они - кто? - переспросила Элиза, поворачиваясь к нему. - Тени?

– Что? - от удивления Тилос даже потерял равновесие и сел задницей на острый камень. - Кхаргаш-рр'гузум!… Извини, не сдержался. Нет, Тени здесь ни при чем. Они всего лишь очередная секта наемных убийц и шпионов. Никто не знал про них полвека назад, и все напрочь их забудут полвека спустя. А если они продолжат путаться у меня под ногами - и того раньше. В свое время в Граше орудовали Желтоглазые. Их боялись куда больше, чем Теней - сегодня. Ты про них слышала?… - Он хмыкнул. - Нет, я имел в виду Демиургов. Пожалуйста, не спрашивай больше - я не смогу тебе толком объяснить, чего они хотят от меня. Как-нибудь потом, ладно?

– Ладно, - вздохнула Элиза. - Но ты можешь объяснить, почему выбрал именно меня? У тебя своих людей мало? Верных, обученных… умных?

– Не прибедняйся, - ухмыльнулся Тилос, но тут же снова посерьезнел. - Ума у тебя поболее, чем у многих. Просто так сложилось. И имя у тебя…

– Что - имя? - переспросила Элиза, поняв, что продолжения не ожидается. - Имя как имя.

– …признан виновным в сговоре с предателем, а потому подлежащим смерти.

Все. Дальше тянуть некуда. Будем считать, что монета выпала орлом. Сильный толчок - и створки могучих деревянных дверей, провернувшись на смазанных петлях, распахиваются настежь, с грохотом врезаясь в каменную стену. Воевода осекается на полуслове, замирает с открытым ртом. В направленном на вход в зал взгляде - кипящая ярость и желание убивать.

– Воевода! - мой голос звенит от напряжения. Шпоры на запыленных сапогах отбивают по каменным плитам четкий ритм. Легче, легче, не переигрывай. - Я слишком поздно узнал о происходящем. Умоляю - два слова перед тем, как ты вынесешь приговор!

Мгновение тот смотрит на меня, беззвучно шевеля губами. Видно - он бы с радостью стер меня в порошок. Нельзя - если уж я высовываюсь на поверхность, то по полной программе. Свернуть шею герою, спасителю города - этого не поймут.

Эррол стоит на коленях, локти туго стянуты за спиной, отчего цыплячья грудь выпячивается колесом. Два дюжих стражника из дворцовой охраны небрежно придавливают ему плечи ладонями, чтобы не взбрело в голову желание подняться, тем паче - сбежать. Взгляд затравленный, но где-то в глубине прячется неверие. Этого не может быть! С кем угодно, но не с ним… Мальчишка. Что она в нем нашла?

Элиза стоит у стены позади придворных. Серый мужской колет обтягивает фигуру, рука судорожно сжимается на эфесе длинного меча. Она тоже не верит, не понимает - нападать ли на воеводу, убить ли себя? Там, на площади, она - знамя, символ, за которым идет влюбленная толпа. Здесь - юная перепуганная девица, внезапно оказавшаяся в вакууме. Впрочем, в этом мире надлежит говорить - "в пустоте".

– Слушаю, - тяжело роняет воевода, наконец, справившийся с собой. Вообще-то он неплохой парень, но здесь явно не на своем месте. Охотиться по степям за дикарями, рубиться на поле боя - вот его стихия. Администратор же из него хреновый.

Следующие пять минут излагаю банальные истины. Каждый может ошибиться, предатель одурачил всех, не только арихивариус не смог распознать его… Вина Эррола лишь в том, что он сошелся с Каггом ближе других. Вечно забитый мальчишка, мечтательный книгочей, он сильнее других тянулся к веселому детине, так непохожему на его злых насмешливых сверстников, так покровительствовавшему затюканному книжному червю. Зачем это нужно Каггу? Вряд ли отравитель колодцев преследовал какие-то особые цели. Матерый шпион и диверсант, возможно, он тоже устал от одиночества? Об этом я не говорю, психоанализ тут никому не интересен.

– Все это я уже слышал, - бурчит воевода. Совесть у мужика есть - видно, что ему и самому давно расхотелось вешать Эррола. Но отступать уже нельзя: сомнение - признак слабости. И за окном - дворцовая площадь, колышущееся море голов. Море ждет искупительную жертву, и эта жертва уже назначена. Если не удалось поймать виновного, казнят невинного. Это неважно. Важно - напоить толпу кровью.

– Все это я уже слышал. И, скажу тебе, счел непотребной глупостью. Он не только сошелся с предателем ближе всех. Он поддерживал все вражьи начинания, принесшие нам столько бед. Без него обман раскрылся бы куда раньше! Он должен умереть.

Эррол вздрагивает под грузом двух окольчуженных рук, но сознания, противу ожидания, не теряет. Все-таки в парне есть какой-то стержень. Может быть, именно это привлекло храбрую деву-воительницу? До сего момента парень оставался за рамками моих интересов. Возможно, зря. Но исправлять ошибку уже поздно.

Почва подготовлена. Время для ударных аргументов.

– Должен, говоришь? Тогда посмотри туда! - эффектным театральным жестом я выбрасываю левую руку, не глядя, не поворачивая головы. Я знаю - она все еще там. Краем глаза вижу, как придворные стаей перепуганной плотвы прыскают в стороны. Сейчас Элиза, должно быть, чувствует себя как карась на сковородке… тьфу! Что за рыбные ассоциации лезут в голову? - Посмотри туда, воевода. Пусть Эррол виновен, соглашусь даже с этим. Но в чем виновна она?

– Что ты мелешь? - у воеводы вновь набухают жилы на лбу. - При чем здесь Элиза?

Видно, что ему очень хочется назвать меня кретином, а то и похлеще. Но на следующий день после торжественного чествования - неприлично.

– Воевода, - мой тон становится слегка ехидным, - уж не хочешь ли ты сказать, что не знаешь про отношения Эррола и Элизы? Прости меня, грубого чужестранца, но разве не видно невооруженным глазом, - слегка повернуть голову к Элизе, змейкой пустить по губам сальную ухмылку, - это эти двое - любовники?

Элиза отшатывается к стене, как от пощечины, влипает в каменный холод ладонями. Во взгляде - ненависть, щеки заливает краска. Еще бы! Местные боги - отъявленные ханжи. Даже намек на гениталии - верх неприличия. А уж выставить на свет такую мерзость, как тайное сожительство первого паладина с мужчиной, даже не храмовником… Боюсь, ее карьера в этих местах закончена раз и навсегда.

– Разъяснить тебе, воевода, что испытывает женщина, когда убивают ее любимого? Рискнешь ли ты потерять свою главную опору? Захочешь ли получить под боком тайного врага, во сто крат хуже прежнего?

Лицо воеводы багровеет так, что япугаюсь - уж не довел ли ненароком старика до удара? Нет, выдержит. Он с трудом опускается на резное кресло, дрожащей рукой нащупывая подлокотник. Последние мои фразы излишни. Похоже, он -единственный в городе, кто не делал вид, а на самом делен не знал про шашни этой парочки. Да, видимо так. В противном случае он не стал бы даже затевать всю историю.

Последнее - бросить ему спасательный круг. Дать сохранить лицо. Пусть потом все валят на иноземца-мужлана…

– Но и это не все, - мой голос становится отвратительно скрипучим, пронзительным. В нем лязгает сталь. - Эррол - и мой друг тоже. - Архивариус бросает на меня удивленный взгляд. Это для него новость. Ничего, дружок, случаются в жизни открытия и похлеще. - Я не вижу за ним вины, и я не прощу тебе казни безвинного. Вчера ты прилюдно называл меня героем. Толпа носила меня на руках, забрасывала цветами. Сегодня я требую - не прошу, требую! - своей награды. Мне нужна жизнь этого человека! Если ты откажешь мне, я навсегда оставлю место, где своих убивают ради потехи. Вместо моего благословения на город ляжет мое проклятье. Я сказал.

В зале - мертвая тишина. Придворные, рыцари, солдаты - все смотрят на меня, пораженные таким нахальством. Кое у кого по-деревенски приоткрыты рты. Воевода поражен не меньше остальных, но в его глазах - облегчение.

– Я не пожалею для спасителя города даже своей собственной жизни, - наконец произносит он. По залу пролетает вздох. - Не следовало произносить непристойности ради такой мелочи, как жизнь ничтожного недоумка. Но дело не во мне, - он кивает на окно, из-за которого доносится глухой ропот. - О казни уже объявлено…

– Я договорюсь с горожанами, - зло ощериваюсь я. - Думаю, уж они-то согласятся на такую малость… в отличие от тебя.

В этот момент я неприятен сам себе, но роль надо играть до конца. За толпу я не беспокоюсь - сегодня я ее кумир. Мои люди уже на своих местах, готовые первыми кричать мне славу… Я разворачиваюсь на каблуках и чеканю шаг к выходу. Плечи расправлены, левая рука на рукояти огромного театрального малхуса, ножны едва не цепляют пол. Завтра, наконец, я смогу ходить нормально - неслышно, мягко, словно кот, и, как кот, готовый в любой момент упасть на все четыре лапы.

– Когда солнце зайдет за шпиль храма, с Эрролом - ко мне в комнату, - бросаю я Элизе, прежде чем выйти из зала. Она по-прежнему смотрит на меня с ненавистью, еще не успевшей смениться пониманием. Больше всего сейчас мне хочется обнять ее, прижать к груди, скрыть этим дурацким плащом от жестокого мира. Нельзя. "Не плачь, девочка моя, все будет хорошо" - я навсегда похоронил эту фразу где-то глубоко внутри.

В сумерках - стук в дверь. Эррол первым переступает порог, гордо вскинув голову. Он все еще не пришел себя от потрясения, губы сжаты в линию. Он не знает, как вести себя, но явно боится унижения. Делать мне больше нечего… За ним входит Элиза. На ее лице - следы слез.

– Я благодарю… - срывающимся голосом начинает архивариус заранее подготовленную речь.

– Сегодня вечером из порта уходит галера, - обрываю его на полуслове. - Пункт назначения - Талазена. Вы отплываете на ней. Через неделю оттуда идет караван в Крестоцин - вы как раз успеваете на него. Вот золото, - мешочек с монетами летит в Элизу. Девчонка не перестает удивлять меня своей реакцией - она перехватывает кошель в воздухе. - Вот письмо к броннику Фриге в Крестоцине - он поможет устроиться на первых порах. - Пергамент через всю комнату бросить сложно, поэтому он заранее положен на столик у двери. Тыкаю в него пальцем. - Капитан галеры согласился подождать с отплытием. Арти проводит, - по моему кивку гигант-гулан выступает из тени и слегка кланяется влюбленной парочке.

– Но зачем… - пытается удивиться Элиза.

– Не знаю, что взбредет в голову воеводе завтра, - снова не даю договорить я. - И повторно рисковать своей шкурой ради вас не собираюсь. Мне проще убрать вас подальше с его глаз. Позволю себе напомнить, что в городе масса людей, Эррол, кто не откажется сунуть тебе нож между ребер. Тебя все еще считают пособником предателя, и твою жизнь пощадили лишь в угоду мне. Да и Элизе связь с тобой не простят. Дальше объяснять?

Они молча смотрят на меня. Трудно принять такой внезапный поворот в судьбе, бросить родину и с бухты-барахты отправиться куда-то в чужие края. Но я не хочу, не могу больше видеть ее рядом со мной. Рядом - и так бесконечно далеко…

– Я не возьму деньги, - решительно заявляет Эррол. Он берет у Элизы кошель и аккуратно кладет его на столик рядом с грамотой. - Ты и так сделал для меня… для нас… для нас всех слишком много. Мы в состоянии и сами позаботиться о себе.

– Не дури, - ровным голосом произношу я. Как объяснить, что не для него эти деньги, что его судьба волнует меня меньше всего? - Я не для того публично поцапался с воеводой, чтобы вам перерезали глотку в вонючих портовых трактирах Талазены. Это не подарок. Это заем на обустройство на новом месте. Когда сможешь - вернешь.

Минуту он колеблется. Элиза неотрывно смотрит на меня огромными глазами. Потом она вздыхает и что-то шепчет Эрролу на ухо. Тот обреченно кивает, берет кошель и негнущимися пальцами подвязывает его к поясу. Элиза аккуратно засовывает грамоту ему за пазуху.

– Прощайте, ребята, - говорю я негромко. - Берегите себя. И поторопитесь - время на исходе.

Повинуясь моему знаку, Арти подходит к ним и недвусмысленно кивает головой на дверь.

– Спасибо… - тихо говорит Эррол. - Я обязательно верну…

Неловко поклонившись, он выходит в дверь. Элиза на мгновение задерживается на пороге и в последний раз окидывает меня взглядом.

– Я боялась, что… что ты меня не отпустишь. Спасибо, Тилос… - шепчет она и навсегда исчезает из моей жизни. Арти выходит за ней, закрывая дверь.

Неужто это так заметно?

Элиза… Матовая, покрытая едва заметным загаром кожа. Два теплых карих солнечных луча - глаза, то добрые и смеющиеся, то мечущие яростные молнии. Точеная фигурка под мужскими доспехами, высокая грудь, сдавленная кольчугой. Дева-воительница, страшная на поле брани и такая беспомощная в обычной жизни. И рядом - задохлик-архивариус. Хилый мальчишка со впалой грудью, не державший в руках ничего опаснее гусиного пера, но наизусть цитирующий древних поэтов целыми свитками, наивно рассуждающий об устройстве мира, по ночам изучающий движение одиноких здесь звезд… Что ей он? Он, не понимающий даже своего счастья? На его месте должен…

Ирония судьбы. В моей памяти хранится в десятки раз больше текстов, чем он прочтет за всю жизнь. Я куда больше его знаю о планетах, что местные гордо зовут звездами, об устройстве этого мира, наглухо отгороженного от Большой Вселенной непроницаемым коконом. Но я - волк-одиночка, манипулятор за тронами, безжалостный убийца, жестокий участник политических игр. Мой публичный триумф в этом городе - ошибка, совершенная от безысходности, следствие непродуманного экспромта. Завтра я снова умру для всех, кроме воеводы и еще кое-кого. Я уже знаю, кто послал Кагга, кто был заинтересован в его успехе, и кто - в провале. Я знаю, как на этом сыграть. Он сам рассказал мне. Под пыткой не лгут. Во всяком случае, под моей пыткой. Завтра я отправляюсь в Граш.

Я - одиночка. Больше ста лет я брожу по этому миру, не то наблюдатель, не то корректор, не то Игрок. Рядом со мной - никого: даже самые верные со временем умирают. Чтобы не переживать боль утраты снова и снова, я давно закрыл свое сердце для любви, для привязанности.

Девица опасна для меня. Ее непосредственность, ее искренность могли подвигнуть горожан на новую войну. И именно война сейчас нужна мне меньше всего. Наверное, стоило дать Эрролу умереть. Я бы сумел утешить ее, заставить забыть свое горе. Она еще пригодилась бы мне - отчаянная, преданная, любящая…

Почему я отослал ее на другой материк?

Почему мне так хочется плакать?

– Тилос… - Элиза осторожно потрогала его за плечо. - Что-то не так?

– Извини, - Тилос очнулся от внезапного забытья. - Понимаешь… Лет двести назад в одном приморском городке я встретил женщину, удивительную женщину. Умница и красавица, паладин местного бога, она уже в двадцать лет стала местным кумиром. Когда началась непонятная эпидемия, только благодаря ей город не сдался, не умер… но это долгая история. Я в то время и в том месте собирал небольшую империю, еще не Приморскую, и мне пришлось… работать с ней как с местным лидером. Сдуру я совершил кучу непростительных ошибок и всплыл на поверхность. Засветился сам, спалил половину своей резидентуры, и все равно нашел предателя слишком поздно. Четверть населения городка вымерла. Уже потом я обнаружил отраву в городских колодцах… В общем, ее тоже звали Элизой.

– А она была очень красивой? - жадно полюбопытствовала заинтригованная девушка. - Она тоже в тебя влюбилась? А дети у вас…

– Паладинам этого божка, - не услышал ее Тилос, - и мужчинам, и женщинам, запрещалось заводить семью или даже просто любовников. Наказанием становилось в лучшем случае изгнание. Ту Элизу угораздило влюбиться в местного архивариуса. Книжный червь, хилый подслеповатый мальчишка - я так и не понимаю, что она в нем нашла, чего не… Ха! - Тилос резко замолчал, потом вздохнул. - Тайной канцелярии в Граше тогда еще не появилось, но интриги уже плелись вовсю. Я потратил массу времени, чтобы выяснить причину мора, а когда нашел, оказалось, что отравитель - близкий друг архивариуса. Сам Эррол ни в чем не провинился, но его едва не вздернули за компанию. В общем, я отправил влюбленную парочку на Восточный материк - Крестоцину как раз требовался грамотный книжник - и больше никогда их не видел. Вот и все, собственно. Но с тех пор я ни разу не встречал женщин по имени Элиза. Это распространенное восточное имя, но на нашем материке почти не встречается. И тут подворачиваешься ты…

– Мама рассказывала, что ее отец приехал из-за моря. Он умер, когда я была совсем маленькой. Элизой звали какую-то мою дальнюю пра-пра… Тилос, а вдруг я правнучка той самой Элизы?

– Возможно. Но тебя за море отсылать я не собираюсь! - Тилос рассмеялся и погладил девушку по волосам.

– А она знала, что ты в нее влюбился? - романтическая история заставила девушку забыть про свои недавние чувства. - Ты ей признался?

– С чего ты взяла, что я влюбился? - сухо поинтересовался Тилос, поднимаясь на ноги. - Она могла очаровать даже тюленя, да. Но влюбляться в первую встречную… Пошли-ка лучше обратно. Не знаю, как ты, а я жрать хочу.

Ах-Куратан дожевал почти каменный кусок вяленого мяса, покатал на языке последние его жилки и с сожалением проглотил пару глотков воды из маленького бурдюка. В животе бурчало: скудный ужин не занял и малой доли желудка. Парень вздохнул и откинулся на спину, задумчиво созерцая край Огненного Пруда, уже показавшийся из-за горизонта. Запад пылал красным огнем заката. Говорили, что на севере Огненный Пруд не являет себя людям на глазах Курата-Солнца, Великого Огненного Духа, а восходит на небосвод во всем своем великолепии только в полной темноте, но бродяга такому не верил.

Рядом с костерком прозвучали торопливые мягкие шаги. Ах-Куратан встрепенулся и сел, нетерпеливо вглядываясь в сгущающуюся темноту. Сердце радостно стукнуло. Зурила, посверкивая из-за платка темными глазами, присела рядом с ним и торопливо погладила его по волосам.

– Ах-Куратан, любимый, отец все знает, - сбивчивым шепотом заторопилась она. - Я подслушала, как Махма, служанка, рассказала ему о наших встречах…

– Откуда она знает? - прошипел парень сквозь зубы. - Я вырву этой лисе все ее космы, волосок за волоском! Что отец?

– Он… - Зурила тихо всхлипнула. - Он ругался. Кричал, что поймает без… безродного нищеброда… тебя… и публично спустит шкуру плетьми. Любимый, судьба против нас. Ты должен бежать! - Она ухватила его за руку и судорожно стиснула. - Прошу тебя, уходи, уходи прямо сейчас! Я собрала тебе поесть в дорогу… - Словно слепая, она тыкала ему в грудь небольшой сверток, откуда вкусно пахло жареным. Даже сейчас ах-Куратан почувствовал, как рот снова наполняется слюной.

– Никогда! - решительно заявил он, поднимаясь. - Я не слышу, когда меня называют нищебродом. Я не слышу, когда про меня говорят - лентяй, вор, ахмуз. Но еще никто не осмелился назвать меня трусом, в глаза или за спиной. Я услышу это слово даже на другом краю земли! Я не побегу ни от вождя, ни даже от самой Назины, если она встанет у меня на пути! Пусть твой отец приходит… или нет, я сам пойду к нему. Сейчас! Я попрошу тебя в жены, и пусть он только попробует мне отказать!

– Не надо, любимый, - захлебнулась в плаче Зурила. - Пожалуйста, не надо! Он запорет, он обязательно тебя запорет! Я видела, он уже делал так раньше, с пастухами и охотниками…

– Не плачь, женщина! - грозно сказал ей ах-Куратан. Сердце спряталось где-то под коленом и тревожно стучало оттуда, напоминая - отец Зурилы и в самом деле славился своим крутым нравом. - Твои слезы не остановят меня. Побудь здесь, посмотри за Бурашем, - он ласково похлопал конька по холке, - а то еще сведут ночной порой. И не бойся - ты еще родишь мне пятерых… нет, семерых детей, и все они станут великими воинами!

– Он убьет тебя! - пролепетала девушка, но ее слова растворились в почти непроглядной уже черноте. Парень быстро шагал в сторону шатра вождя, лихорадочно придумывая, что скажет первым делом. Недаром ему было так хорошо последние дни. Благословенный Валарам ничего не дает просто так, не требуя платы. Или вмешался не покровитель скота, а грозный Турабар, чье огненное копье убивает людей как ягнят? Ах-Куратан нащупал на груди амулет - изукрашенный наконечник стрелы - и крепко сжал его. Турабар не бросит в беде своего верного поклонника, мечтающего о подвигах в Его славу!

Вождь и в самом деле ярился, словно бешеный кабан. Еще бы - любимая дочь спуталась с каким-то проходимцем, бродягой без роду без племени, все добро которого умещалось в переметных сумах на полудохлом ишаке! Ох, развелось побродяжек в последнее время, ох, развелось! И как только Валарам допускает такое бесчинство!… Ах-Маруз гепардом метался по шатру, судорожно сжимая рукоять кинжала, кровавая пелена застила глаза. Языкастая рабыня давно выскользнула наружу, справедливо рассудив, что награду - если такую дадут - можно получить и попозже, а сейчас вождю лучше не попадаться на глаза.

Ах-Куратан молча вскинул руку, упреждая настороженный возглас стража. Он вслушался в доносящиеся из шатра ругательства и слегка поежился. Верная сабля осталась притороченной к седлу, да и нет от нее сейчас никакого прока. Не драться же со всем племенем? Но без нее парень чувствовал себя почти голым. Он гордо расправил плечи, запахнул безрукавку и, отстранив охранника и не проронив ни слова, вошел в шатер. Охранник качнул головой и последовал за ним. Он знал парня, знал, что тот совсем не такой дурак, каким его считали многие, но мало ли что… Оставлять вождя с глазу на глаз с приблудным чужаком он не собирался.

Ах-Маруз поначалу даже не понял, что в шатре, кроме него, есть кто-то еще. Он изрыгнул еще несколько проклятий, затем остановился, недоуменно всматриваясь в лица, неразличимые в свете масляной лампы, несколько раз сморгнул. Потом, взревев, словно бык на случке, и размахивая кинжалом, он бросился на ах-Куратана.

Парень ловко уклонился, нырнул под клинок и не слишком умело завернул вооруженную руку вождя за спину. Его пробил пот - несмотря на преклонный возраст, вождь оставался быстр и силен, и лезвие прошло в паре вершков от его лица. Однако из захвата, который давным-давно показал ах-Куратану такой же, как он, побродяга, вывернуться оказалось непросто. Вождь несколько раз дернулся, зашипев от боли. Ах-Куратан вывернул руку еще сильнее, и кулак противника разжался от нестерпимой боли. Кинжал тускло звякнул об утоптанную землю.

– Выслушай меня, о вождь! - торопливо заговорил парень, надеясь, что боль слегка отрезвила вождя. - Я люблю твою Зурилу, я возьму ее в…

Вождь снова взревел и дернулся изо всех сил. Охранник заколебался. С одной стороны, бродяга вроде бы не делал ах-Марузу ничего плохого. С другой - это слишком уж походило на неуважение к старшему, да и вообще - вождь свой, а пришлый - чужой. С совсем третьей стороны, парень являлся каким-никаким, но гостем, а вождь явно не соображал, что делает. Так и не решив, что делать, охранник растерянно застыл на месте.

Ах-Тарранах отдернул полог и вошел внутрь. Он поспешил сюда почти сразу, как только до его ушей донеслись вопли, но его перехватила рабыня, быстрым шепотом пересказав свою версию событий. Зная брата, ах-Тарранах не сомневался, что тот будет бесноваться, пока окончательно не обессилеет, и лишь потом вновь обретет способность соображать. До того соваться под горячую руку опасно даже ему, ближайшему родичу. Однако вместо того, чтобы постепенно утихнуть, ругательства возобновились с удвоенной силой, и кочевник решил на всякий случай взглянуть, что происходит. Мало ли что… И вот теперь его глазам представилась нелепая картина: брат, багровый от ярости, бешено извивался, пытаясь стряхнуть с себя парня, почти мальчишку, с редким пушком вместо усов, в потрепанных шароварах и грязной меховой безрукавке. Охранник же столбом стоял перед ними, даже не пытаясь что-то сделать. Яростно выдохнув, ах-Тарранах ринулся вперед и со всей силой врезал пареньку кулаком в челюсть. Как-то странно всхлюпнув, тот выпустил вождя, отлетел в сторону и пластом упал на землю.

Воспользовавшись обретенной свободой, вождь бросился на ах-Куратана, навалился сверху и принялся душить. Ах-Тарранах немного понаблюдал, как лицо бродяги принимает благородный синеватый оттенок, как он безуспешно пытается сбросить с себя вдвое более тяжелого противника, потом огляделся по сторонам. Его взгляд упал на кувшин со скверным и уже прокисшим пивом, что накануне привез бродячий торговец. Он поднял кувшин, аккуратно примерился и вылил его содержимое на голову брата.

Отплевываясь, Ах-Маруз откатился в сторону, вскочил на ноги и начал ошеломленно оглядываться. С его редких волос катились струйки вонючей жидкости, он отчаянно отплевывался, пытаясь понять, что происходит. Ах-Тарранах присел на корточки и стал терпеливо ждать. Вскоре брат должен был окончательно прийти в себя, пока же можно отдохнуть. Ободранные костяшки немного побаливали. Парень ворочался на полу, пытаясь подняться.

– Оторву мерзавцу голову! - наконец пробормотал ах-Маруз. Впрочем, приступ гнева окончился, и теперь с ним снова можно разговаривать.

– Угомонись, брат, - безразлично ответил ах-Тарранах. - Если хочешь - оторви, только не так. Что случилось?

Ах-Маруз прорычал под нос что-то неразборчивое, потом свирепо уставился на охранника.

– Выйди, дурак! - рявкнул он. Дождавшись, пока за тем упадет полог, он повернулся к брату и потряс в воздухе кулаком. - Я скажу тебе, что случилось! Этот верблюжий ублюдок, - он ткнул в сторону ах-Куратана, - имеет мою дочь! Без моего отцовского позволения, не взяв ее в жены по всем правилам, он просто имеет ее в кустах! Кто ее теперь возьмет, порченную? А? Мне так и кормить ее теперь до старости?

– Я возьму ее в жены! И я не червяк! - пробормотал Ах-Куратан, поднимаясь на четвереньки и тряся головой. Двигать челюстью оказалось больно. Глотать - тоже. - Мой отец сам великий вождь…

– Ах, вождь? - развернулся к нему Ах-Маруз. - И где же твои стада, сын вождя? У тебя в волосах пасутся? И с чего ты решил, что я отдам тебе в жены свою любимую дочь, пусть и третью? Попрошайка!

– Злобный Сумар, позавидовав нашему процветанию, забрал наши стада два года назад, - ответил ах-Куратан, наконец усаживаясь на корточки. Он попытался гордо вскинуть подбородок, но шею снова пронзила боль. - Он напустил на них мор. Отец принес себя в жертву, чтобы спасти племя, но гнев Сумара не утих. С тех пор я странствую по миру…

– Воруешь и побираешься! - отрезал вождь. - Что ты можешь дать за мою дочь, бродяга? Два куста перекати-поля и тощего суслика? Да мне проще убить ее, чем отдавать задаром!

– Пусть сейчас я попрошайничаю! - заносчиво ответил парень. - Но я не всегда был таким, и не собираюсь оставаться нищим! Я добуду себе богатство своей собственной саблей! Я сын вождя, и я умею драться. Я…

– Языком ты умеешь драться, не саблей! - скривился вождь. - Я проклинаю тот день, когда позволил тебе испить воды из наших колодцев! Если бы за каждое хвастливое слово, что я слышал, мне давали овцу, я давно владел бы несметными стадами! Сначала ты должен доказать, что достоин купить мою дочь, и только потом тащить ее на свою рваную попону. Ну? Докажи!

– Погоди, брат, - остановил его ах-Тарранах, - паренек и в самом деле непрост. Тебя он, во всяком случае, скрутил очень неплохо. Может, из него и в самом деле выйдет прок. Погоди, я не кончил, - поморщился он, увидев, что брат опять багровеет от возмущения. - Слушай, как тебя… Куратан…

– Ах-Куратан! - возмущенно поправил его тот. - Я сын вождя, а не безродный пастух!

– Пусть ах-Куратан, - отмахнулся ах-Тарранах. - Значит, ты уверен, что станешь героем и завоюешь своей саблей богатство?

– Уверен!

– Хорошо, - одобрительно кивнул ах-Тарранах. - Но повторишь ли ты свои слова прилюдно? Принесешь ли Клятву смерти?

Парень сглотнул.

– Но Клятву смерти может принести лишь тот, кто принадлежит к племени, - растерянно сказал он. - А у меня своего племени больше нет…

– Тогда завтра с утра ах-Маруз объявит тебя парратаром, - равнодушно пожал плечами брат вождя. - И, как парратар, ты принесешь клятву смерти, скажем… скажем, на год, а, брат? А то твоя любимая Зурила увянет, и найти ей мужа не получится. Ну, как?

– Клятву смерти… - пробормотал ах-Куратан. - Клятву смерти…

– Иначе завтра тебя выпорют плетьми и пешим выгонят в пустыню, - зловеще ухмыльнулся вождь. - Ну, что, червяк, страшно? Лучше бы тебе сразу сбежать.

– Я не трус! - зарычал ах-Куратан, вскакивая на ноги. - И я принесу Клятву смерти, я мочусь на твои угрозы! Я завоюю богатство и славу и принесу тебе выкуп за дочь! Завтра утром я принесу Клятву смерти перед всем племенем… если ты, вождь, не побоишься назвать меня парратаром!

Он рванулся к выходу и исчез в темноте, боязливо растворяющейся в сиянии Огненного Пруда.

– Сбежит… - проворчал вождь, глядя ему вслед. - Зря ты не дал мне придушить его.

– Не сбежит… - усмехнулся ах-Тарранах. - Парень слишком горд, даром что бродяга. Кто знает, может, и впрямь разбогатеет, если голову раньше не снесут.

– А если не разбогатеет? - с сомнением спросил вождь. - Что я тогда со своей паршивкой делать стану? И так уже в девках засиделась, а жрет, как кобыла.

– Если не разбогатеет, Клятва смерти настигнет его, - пожал брат плечами. - А паршивку всегда можно рабыней продать. Да, так все равно пришлось бы сделать. Ну кто на твою третью дочь позарится? Мужчин не так много, а бабы словно слепни рождаются. У меня у самого пятеро дочерей, скоро продавать начну. Вот на севере, говорят, за дочерей отец их женихам платит. Там бы тебе туго пришлось…

– Платить? Мужу? За дочь? - поразился ах-Маруз. - Да они меня бы нищим оставили! Как бы я за семерых заплатить смог? А ведь еще сыновьям надо жен покупать… Слушай, да как они там вообще живут, если мужьям платят?

– Ну, у них и детей не полтора десятка, как у тебя. Говорят, там трое - уже много.

– Трое? От пятерых жен? - недоверчиво переспросил вождь. - Да даже от троих, и то мало! Врут, наверное. Или северяне не мужчины?

– У них только одну жену брать можно, - пояснил брат. - А может, и врут. Ты бы на праздниках проезжих слушал, а не пивом надувался, авось и знал бы побольше. Ну, ты как хочешь, а я к себе пошел. Не забудь завтра племени объявить про этого… парратара.

– Не забуду, - вновь потемнел лицом вождь. - Ох, не забуду…

Ах-Куратан замедлил шаг. Он почувствовал, как ночной ветерок пробирает до костей. От холода зубы мелко постукивали. Или не от холода? Принести Клятву смерти… А если он не сможет добыть богатство за год? Прилюдно резать себе глотку - ох, как не хочется… Бродяга передернул плечами. Ну что же, лучше глотку перерезать, чем нищим всю жизнь болтаться.

Зурила сидела возле его костерка и тихо плакала. Она вскинулась на звук шагов, тихо ойкнула, потом бросилась парню на шею.

– Живой… - пролепетала она, жадно его целуя. - Живой…

– Уймись, женщина, - пробормотал ах-Куратан, неловко отпихивая ее от себя. - Я и не собирался помирать. Завтра я ухожу.

– Уходишь? - неверяще уставилась на него Зурила. - А как же я? Отец…

– Завтра я дам Клятву смерти, что за год добуду себе богатство своим клинком, - буркнул парень. - А год - не так много… Твой отец согласился подождать. Ничего он тебе не сделает.

Зурила бросилась ему на грудь и расплакалась.

– Год… целый год… - бормотала она. - За год я состарюсь и стану некрасивой. Ты разлюбишь меня, ты не захочешь меня, и отец продаст меня диким бериутам в рабыни… Ты уйдешь в ахмузы, любимый?

– Вот еще! Разбойники не бывают богатыми! - снова отпихнул ее парень. - Я знаю, как разбогатеть. На севере живет много ленивых толстых людей, они копают землю и бросают в нее зерно, а потом снова выкапывают его и едят. Они богатые, у них много добра. Я соберу храбрецов, мы обдерем с них жир, вытопим его в котле войны и навсегда поселимся в парчовом шатре! Твой отец еще пожалеет, что так грубо разговаривал со мной!…

– Ты погибнешь… - Зурила опустилась на колени и закрыла лицо руками. - Ты погибнешь, а меня продадут бериутам…

– Не продадут, - ах-Куратан опустился рядом с ней. - И я не погибну, а стану великом воином. Иди ко мне и перестань скулить, пока я тебя не ударил!

Позже, когда они лежали бок о бок, Зурила спросила:

– Милый ах-Куратан, а ты всегда будешь любить меня?

– Всегда, - пробормотал тот в полудреме. - Даже если я возьму еще четыре жены, ты всегда останешься первой и любимой. А теперь не мешай спать, женщина, я устал.

– Брат Перус приказал передать письмо, - посланник, почтительно склонив голову, протянул свиток. - Послание самого Настоятеля Семлемена. Ответ просили отослать со мной же как можно быстрее.

Настоятель Комексий брезгливо принял влажную от пота бересту, сорвал печать и быстро проглядел резы.

– Что за бред? - нахмурился он. - Не ведет Перевет никаких переговоров с дикарями. Я бы знал. Впрочем… могу и не знать. Князь в последнее время волком смотрит. На словах ничего не приказано передать?

– Нет, господин, - снова поклонился посланник. - Все в письме.

– Ладно, пока иди. Скажи там, чтобы тебе отвели келью. Сегодня я переговорю с князем, завтра отдам тебе ответ. Почему бы, кстати, голубем не отослать?

– Нельзя! - покачал головой посланник. - Сказано, что для пущей надежности - только со мной. А голубя и сова перехватить может, да и сокола охотничьего науськают… У Настоятеля много завистников внутри Храма.

– А на тебя лихих людей натравить можно, - проворчал Комексий. - По мне, так голубь надежней. Ладно, иди уже.

Оставшись в одиночестве, Настоятель еще раз перечитал письмо и задумался. За храмовым окном шумела базарная площадь. Со всего Куара в Тушер съезжались смерды и холопы, и после сбора осеннего урожая на площади становилось особенно многолюдно. Вот только в нынешнем году народу снова оказалось куда меньше обычного. Недород, опять недород! Если и со следующим, летним, урожаем не повезет, начнется голодомор. Настоятель покачал головой. Даже смиренные обычно братья и сестры начинают потихоньку роптать, шептаться насчет гнева Отца…

Значит, брат Семлемен подозревает Перевета в тайном сговоре с южанами. Не похоже на князя, ох, не похоже. Но и времена нынче неспокойные, южная граница то и дело подвергается лихим набегам, землепашцы бегут из тех мест, бросая самые плодородные земли… Плохо, да, плохо. Если Перевет и сговаривается с язычниками, то упрекнуть его сложно.

Однако же и попустительствовать тому нельзя. Склонить князя на святую войну - дело, угодное Отцу-Солнцу, но на какие деньги? Княжьим дружинам платят мало и нерегулярно. Поднимать ополчение? А кто землю пахать останется? Даже в урожайные годы сорвать с земли одного из десяти означает серьезно испытывать судьбу. А уж при долгом недороде такое - совсем смерть. Конечно, можно покупать скот и зерно у отколовшихся украин, но те много не продадут, да и требуют в обмен железо либо золото. И того, и другого самим в обрез. Конечно, у дикарей можно взять богатую добычу - скот, золото, рабов. Если повезет, удастся даже разграбить саму цитадель язычества - город Граш, жемчужину окрестных пустынь. Но до него еще добраться надо. А бояре деньги за поход вперед потребуют - оружие гридням справить, доспех подлатать. О-хо-хонюшки, грехи наши тяжкие…

Но если Семлемен говорит, что найдет золото, то ему можно верить. Надутый, самодовольный, высокомерный - как угодно его можно назвать, но не дураком и не пустомелей. Если сказал, что найдет, значит, найдет.

Настоятель почесал живот и неохотно поднялся с лавки. Хочешь не хочешь, а хотя бы просто поговорить с князем придется. Не в первый раз речь пойдет про святую войну, и не в последний раз князь откажет, но капля камень точит…

Перевет нахмурился и наклонился вперед. Краем глаза он заметил, что Кумбален повторил его движение, но как-то неуверенно.

– Итак, брат Комексий, - сурово проговорил он, - ты полагаешь, что только осиянный Колесованной Звездой военный поход решит наши проблемы. Добре. Но я не пойму одного - зачем ты явился сюда сегодня. Не прошло и двух седмиц, как мы в последний раз разговаривали о походе. Помнится, я ответил решительным отказом участвовать в твоих неразумных планах. Что же изменилось с тех пор, что ты приходишь сюда и слово в слово повторяешь свои речи?

– Мир меняется непрерывно, вечна лишь Колесованная Звезда, - вздохнул Настоятель, поудобнее устраиваясь на скамье. - Я приду к тебе еще и еще и повторю свои речи снова и снова. Истинный свет еще горит в твоем сердце, хотя ты и отрицаешь его. Однажды он осветит и твой разум, и тогда ты…

– Короче… - поморщился князь Куара. - Когда я слушаю твои длинные слова, у меня мутится в голове, как после пары ковшей медовухи. Мне не интересны измышления про всякий свет, в сердце или же в заднице. Если больше сказать нечего, то ты знаешь, где дверь. Не забудь только, что Храм в сем году еще ни разу не платил подати, и скоро я задумаюсь - не пора ли присылать стражников к тебе в гости.

– Увы! - развел руками брат Комексий. - Лишь Отец-Солнце и его Пророк властны над всякой материей, возвышенной и низкой. Мне же, их слуге, недоступно умение создавать золото из воздуха. Прихожане обеднели, жертвуют мало. Мы с трудом набираем денег на внутренние нужды куарского Храма. В приходах даже служки через одного разбежались, с голодухи-то…

– Меня не волнуют служки и рабы, - сухо ответил Перевет. - У храма полно других животов, чтобы делать деньги - неплохие деньги. Одни ткацкие цеха чего стоят! И не рассказывай мне, что ткачихи и сукновалы разбежались по лесам - все на месте, все работают. Храм уплатит все пошлины не позднее конца месяца - добровольно или нет.

– На месте пресветлого князя я бы поостерегся присылать мытарей, - тихо заметил Настоятель, не поднимая глаз. - Некоторые ревностные верные могут сильно рассердиться на святотатство. Я не уверен, что смогу сдержать их порывы.

– Ну, в таком случае, - усмехнулся князь, не отводя от Настоятеля тяжелого взгляда, - я приостановлю службы в храмах. Людей у меня хватит. А твоим рено… рево… в общем, верным расскажут, сколько и где Храм хранит зерна, муки, вяленого мяса и прочего. И уже тебе придется объяснять, почему в голодный год твои амбары ломятся от пищи, а у людей от воды пухнут животы. Или ты полагаешь, что тебя слишком любят в народе? Кумбален, почитай-ка ему.

Воевода, насупившись, развернул пергамент, который до того нервно теребил пальцами, и нехотя зачитал:

– "Тришка Рябой из Соломенного посада в кабаке, напившись, разодрал на себе рубаху и рвал с груди нательную Колесованную Звезду, крича, что попы жируют, а бедняки с голоду пухнут, и что его дочка скоро начнет непотребством с мужчинами за хлеб заниматься, бо есть совсем нечего. Схвачен и бит кнутом за шумное поведение на людях… Бочкарь Сказил с Горелой слободы вышел на улицу и звал народ пойти осквернить молельню, а оклады с образов продать заезжим купцам и на те деньги купить еды. Бит кнутом. Взята пеня в две медных деньги за подстрекательство… Бродяга по имени Фушар нашептывал на базаре, что братья в монастырях великое богатство прячут, нищими прикидываются, а со своих холопов три шкуры дерут, потому как все им мало. При попытке утихомирить оскорбил стражу словами и действием…"

– Конским навозом кидался, - пояснил Перевет, насмешливо поглядывая на покрасневшего воеводу.

– "…и действием", - повторил Кумбален, - "после чего бежал, на ходу причинив намеренный убыток честным торговцам. Караульные лишены дневного заработка за нерадивость".

– Хватит, - махнул ему князь. - И такими вот мелочами у меня, брат Комексий, целая комната завалена. Не любит тебя народ, ох, не любит…

– Тушер - большой город, средоточие скверны! - гордо вскинул голову Настоятель. - Много в нем водится всякого непотребства, и нечистые духи искушают людей всякими соблазнами. По деревням да поселкам такого не водится. Наши прадеды жили, как предки указали, и никаких городов не знали, оттого непотребства меньше случалось. А сейчас? Вон, детей читать и считать учить поветрие пошло. Это вместо того-то, чтобы к честному труду сызмальства приучать!

– Наши прадеды жили так же, как и мы, - усмехнулся Перевет. - Тушеру, почитай, полтора века, а то и больше. А Пророка твоего когда колесовали? Лет сто назад? Так что еще неизвестно, что большее непотребство для предков - Тушер или твой Храм. В общем, я тебя предупредил - заплатишь сполна или…

– Блажен тот, как говорил Пророк, кто покорится сильному, ибо воздастся страдающему на небесах в объятиях Отца-Солнца нашего! Те же, кто силой возвышаются, горше других поплатятся, ибо… Храм заплатит то, что причитается, и ни монетой больше! - поспешил добавить Настоятель, заметив, что лицо князя багровеет. - Пусть Небо видит, что мы выполняем свой долг равно перед Отцом-Солнцем и перед человеками! Но прежде, чем я уйду, князь, выслушай еще слово мудрости…

– Что еще? - сквозь зубы прорычал князь, с трудом сдерживаясь, чтобы слегка не придушить храмовника.

– Братья из Тапара и Камуша, проникнувшись нашими бедствиями, готовы оказать посильную поддержку, - заторопился Настоятель. - Они предлагали прислать золота…

– За участие в их идиотской войне! - рявкнул князь, уже не сдерживаясь. - Сколько раз говорить - не соглашусь на такое! - Он судорожно сжал рукоять кинжала. - Пошел вон, сволочь!

– Нет, нет! - замахал брат Комексий руками. - Они готовы согласиться на меньшее! Всего лишь позволь им беспрепятственно набирать звездоносцев в Куаре, и уже через седмицу у тебя появится достаточно денег, чтобы покупать зерно в украинах…

– Может, мне заодно и себя им позволить прирезать? - осведомился князь. Он пожалел о своей вспышке - злопамятный Комексий не преминет отомстить. Впрочем, тот и так зло затаил, а рыком больше, рыком меньше… - Сегодня они звездоносцев для похода соберут, а завтра те звездоносцы меня с обрыва в реку скинут, а тебя князем выкликнут?

– Что ты, что ты!… - Настоятель испуганно вскочил на ноги, хватаясь за массивную золотую Звезду у себя на груди. - Этот сброд… то есть святых воинов нужно обучать воинскому делу. Для того в Тапаре Храм специальные места отгораживает. Никто из набранных и трех дней в Куаре не задержится, обещаю!

– Обещает он… - проворчал князь. - Ладно, подумаю. Теперь ступай. И про подати не забудь. Эй, Вашка! - гаркнул он. Дверь приоткрылась, и в щель просунулся любопытный конопатый нос невысокого отрока. - Проводи нашего гостя к выходу, да последи, чтобы не зашиб кто ненароком.

Когда за Настоятелем закрылась дверь, Перевет обернулся к Кумбалену.

– Ну, а ты что думаешь? - ворчливо осведомился он. - Про набор? И вообще - что-то ты сегодня смурной какой-то.

– Зря ты так, князь, ох, зря… - пробормотал тот, отводя взгляд. - Храм людей к свету ведет, большое дело делает. Сколько он с Майно боролся, а?

– Дети тех, кто при Майно не жил, уже своих детей заводят, а они все борются! Только с кем - непонятно. Ведьмы с колдунами им чем-то не угодили. От века ни одна деревня без своей ведьмы не жила - и скотину пользовать, и людей тож. А сейчас? Одни травники, да и те какие-то хилые…

– Ведьмы нечистым духам служат, - осуждающе покачал головой воевода. - Они не столько пользуют, сколько порчу наводят. Про то всем известно.

– Да брось ты, Тумба, - поморщился князь. - Всем - значит, никому. Тебе про то известно, да и прочим, кто в Пророка верует да чернорясных слушает, а особливо - вынюхивателей краснорясных. А по мне - брехня подзаборная. Сам в такой деревне рос, ведьма наша местная добрая бабка была. Никого даже словом не обижала, а детишкам всегда то корешок сладкий сунет, то орехов горсточку. Деревенские на нее только что не молились. Померла вот, давно уже, - он вздохнул, - а новой на замену не нашлось. Заезжал я туда лет десять назад. Захирела деревенька, н-да…

– С вашей ведьмой тебе виднее, - буркнул воевода. - Да только раз на раз не приходится. А про звездоносцев - добрая идея. И ты ни при чем, и денег дадут.

– Не нравится мне Храм! - с неожиданной горячностью вдруг заговорил князь. - Ты понимаешь, вот ни на столечко не нравится! Ну, веруют они в Отца-Солнце и его колесованного Пророка, ну и пусть бы себе веровали! Худого слова бы никто не сказал! Издревле люди верили кто во что горазд, и ничего, жили помаленьку. А храмовники… Пойми меня, Тумба, не принимает душа такого - или принимаешь ты слово Пророка и правильный, или не принимаешь, а потому мерзость, истреблению подлежащая! Ведь дай Храму волю - и он завтра же в свою веру насильно обращать начнет. По мне, так живи и дай жить другим. Но чтобы вот этак… - Он в отчаянии махнул рукой и замолчал.

– Неправ ты, друг Перевет, - покачал головой воевода. - Да, есть и такие, как ты говоришь. Но ведь сколько подвижников в отрепьях ходит, вервием подпоясанные, людям помогают, себя не щадя! В каждом стаде паршивая овца водится, и Храм не исключение.

– Нет, не так, друг Тумба, - князь присел на лавку и безвольно уронил руки на колени. - Есть подвижники, да только не Храма в том заслуга. Они и без Храма бы людям помогали и без Храма бы в отрепьях ходили. Подвижники - не Храм. Храм - вот: огромные молельни с золочеными образами, важные откормленные братья среди отощавших прихожан… Храм - власть, и, как любая власть, притягивает всякое дерьмо. Нет в нем среди сильных никаких подвижников, одни пузатые. А те, скорее, в голодную годину народ на людоедство обрекут, чем хоть горстью муки поделятся. Оно и страшно, когда подвижниками собственную корысть прикрывают… Ладно, ступай пока. Не нравится мне ихнее предложение с наемниками, но еще подумаю. Ступай.

Ближе к утру Элиза проснулась по малой нужде. Огненный Пруд заметно склонился к западу, Глаза Назины уже скрылись за окоемом. На востоке смутно маячил Меч Турабара, уже бледнеющий в слабом предрассветном мареве. Занесенный над Молотом Печенара клинок застыл угрозой, знаком извечной ненависти бога войны к богу ремесел, и лишь всеблагой Отец-Солнце, что здесь, на юге, звался Куратом, не давал братьям вступить в жестокую схватку, каждое утро отправляя их на покой где-то там, в далеких небесах.

Элиза вздрогнула от холодка и тихо, как учили, отошла чуть в сторонку к редким низкорослым кустикам, по дороге кивнув часовому. Глупости все это. Теперь она знала, что Огненный Пруд - всего лишь ядро галактики, а Турабар и Печенар - выдумка других, гораздо более страшных богов. Страшных - потому что равнодушных. Валарам, Турабар, Печенар, Назина, даже загадочный бог змей Сумар и текучий, как вода, Тинурил - они все нуждались в верующих, а потому являли свою милость хоть кому-то. Демиурги же просто забавляются, а потому и снисхождения от них ждать глупо.

Девушка тряхнула головой, отгоняя дурацкие мысли. Еще с час можно поспать, а там и подъем. Интересно, куда Тилос поведет их сегодня? Наверное, в Кураллах - он несколько раз упоминал название. Она двинулась обратно, но что-то удержало ее на месте. Элиза застыла и прислушалась, потом осторожно двинулась к возвышающемуся неподалеку валуну. Ага, вот оно. Тихие, почти неразличимые голоса. Она очень осторожно подкралась поближе.

– И все-таки я не понимаю, - покачала головой Мира, глядя мимо Тилоса. - Для чего ты готовишь девочку? Она ведь совсем ребенок. Да, жизнь ее била, но синяки и шишки не заменяют мудрости, что приходит лишь с возрастом.

– Иногда человеку не нужна мудрость, - возразил Тилос. - Иногда нужно лишь верить во что-то, знать, куда идешь. Мудрость лишь приумножит печали на пути, но не позволит свернуть с него. Человек, идущий над пропастью, не смотрит вниз не потому, что не умеет смотреть. Зрячему здесь едва ли не хуже, чем слепому, его все время тянет взглянуть, а взглянув - поддаться призыву бездны. Слепец же, постукивающий палочкой, свободен от таких соблазнов.

– Оплетать других словами ты умеешь. Не надо лишний раз демонстрировать мне свое красноречие, я не несмышленыш вроде Элы. Ты дал ей нулевой допуск. Через полгода! Я знаю всего семерых, включая себя, кто имеет такой допуск, и все они - ведущие аналитики или же командиры баз. Все они долгие годы карабкались по дурацкой лестнице безопасности, про которую ты сам рассказывал мне всякие сказки. А тут ты даешь нулевой допуск человеку, которого знаешь полгода, ребенку, за чью психику нужно опасаться куда больше, чем за психику взрослого. Зачем?

– Я боюсь, Мира, - неожиданно печально ответил Тилос. - Я боюсь. Вот и все объяснение. Похоже, мое время на исходе. У меня нет больше возможности давать людям систематическое образование.

– Что случилось? - голос Миры поднялся до встревоженного полувскрика. - Что опять случилось?

– Тихо! - шикнул Тилос. - Ничего хорошего. Я не хотел говорить, но… Три дня назад меня полностью отключили от архивов.

Несколько секунд стояла потрясенная тишина.

– Будь они прокляты… - прошептала наконец Мира. - Будь они прокляты…

– Расслабься, милая, - вздохнул Тилос. - Их можно понять. Я получил уже три формальных предупреждения и не могу сказать, что их аргументы нелогичны. Много, слишком много правды в их словах. Я не раз раздумывал, не тупой ли я упрямец, назло идущий против воли старших и умных. Раздумывал - и приходил к выводу, что, возможно, так и есть. Но сейчас это уже неважно. Ситуация накалилась. Ночью пришло очередное сообщение. Гуланы настроены решительно, да и тарсаки волнуются, хотя Тарона все еще удерживает их от войны. А моей нейтрализации можно ожидать в любой момент. Я лишь надеюсь, что произойдет она не раньше, чем язакончу пару важных дел. Именно поэтому я так гоню лошадей. - Он помолчал. - Не волнуйся за Элизу. Она рискует головой, но не больше всех прочих. Более того, мне нужно, чтобы она осталась в живых как можно дольше.

– Но к чему ты ее готовишь? Сначала я решила, что ты хочешь сделать из нее полевого агента со специальными функциями. Но потом ты ввел в ее программу… странные элементы. Геология, углубленная астрономия, химия… Не знаю, что осталось у нее в голове после сумбурных пробежек по верхам, но что ее знания не системны - могу сказать с уверенностью. Исследователя из нее не выйдет.

– И не надо. Главное - что она умеет выживать. У нее от природы такая способность. А вот системных знаний ей не нужно. Достаточно знать, что знания есть и что их можно найти.

– Вот зачем ты взял ее сюда…

– Точно. Но хватит об Эле. Поговорим о планах…

– Погоди! - голос Миры опять зазвенел натянутой струной. - Ладно, пусть тебе виднее, что нужно девочке. Пусть ты не хочешь говорить, к чему ее готовишь. Но почему ты не хочешь использовать меня? Я заведомо лучшее ее во всем! Я справлюсь с любым мужиком, вооруженным или нет. Я давно не юная девочка, но все еще могу затащить в постель и очаровать до потери здравомыслия кого угодно. Я знаю массу всякой всячины, и я лучше!…

– Скажем так, - мягко перебил ее Тилос. - У тебя другая задача. Ты должна собирать и хранить знания, она - использовать их в экстремальной обстановке. Из тебя полевой агент - что из соломы стрелы, у нее же есть талант выживания. Хватит с тебя той экскурсии в Граш. Один раз я пошел навстречу твоим просьбам, и то теперь думаю, что зря. Кроме того… хм, кроме того, не существует женщины, которая не усмотрела бы в тебе соперницу. Ревность и зависть сведут на нет большую часть усилий.

– Ты не прав. Я могу…

– Не можешь! - на сей раз голос Тилоса звучал сухо и жестко. - Поверь - ты провалишься. Я не стал бы сломя голову искать запасные варианты, если бы полагал, что с задачей справится кто-то из уже обученных людей…

Дальше Элиза слушать не стала. Она тихо-тихо отступила назад, стараясь не задеть никакого плохо лежащего камешка, и быстро вернулась на свое место. Завернувшись в тонкое одеяло, она долго ворочалась на камнях, обдумывая услышанное. Интересно, кто "они"? И что за архивы? Но главное - что за задание, с которым не справится Мира? Элиза вспомнила страшную Тарону тогда, во дворце, и вздрогнула. Тарсачка иногда снилась ей в кошмарах, ее прекрасное лицо обрамляли кишащие змеи, а в желтых кошачьих глазах пламя смерти полыхало не хуже, чем у самой Назины. Да… такая точно не потерпела бы рядом соперницу вроде Миры.

Неужели "они" действительно убьют Тилоса? Так нечестно!

Ей так и не удалось заснуть. Она видела, как Мира вернулась к костру, присела на корточки и застыла в этой позе. Чуть погодя девушка выбралась из-под одеяла и присела рядом с Мирой. Та лишь коротко взглянула на нее и отвернулась.

– Мира, - осторожно спросила Элиза, - а что такое "нейтрализовать"?

Та чуть заметно вздрогнула.

– Подслушивала? - недовольно спросила она. - Хм… Нейтрализовать означает лишить возможность влиять на ситуацию. Например убить. Или забрать с планеты. С них станется…

– С Демиургов?

– С Демиургов, - печально согласилась Мира. - Иногда так хочется добраться до всемогущих ублюдков и перегрызть им глотку!…

– Подъем! - негромко сказал Тилос, появляясь из-за валунов. - Общий подъем. Время!

После скудного завтрака Тилос сел на камень, скрестив ноги, и прокашлялся.

– Итак, - сказал он, - первая часть нашего путешествия успешно завершена. Теперь ваша задача - благополучно добраться до Кураллаха. Парат, верстах в тридцати отсюда на юг - старый торговый тракт. Дальше дорогу найдете. Легенду не забыли?

– Не забыли, - наклонил голову седоусый Парат. - А ты что? С нами не идешь?

– А у меня другие дела, - глянул на него тот. - Надо кое-куда прогуляться. Смотрите, ребята, поаккуратнее там. Хвост за собой не приведите. Хватит с нас Чаттануги. Мира, никакой самодеятельности. Идешь вместе со всеми. Это приказ. Еще вопросы есть?

Женщина передернула плечами и ничего не ответила.

– Вопросов нет, - подытожил Тилос. - Тогда пакуемся и расходимся.

Элиза торопливо засунула в заплечный мешок свое одеяло, забросила его за спину и подошла к Мире. Та яростно запихивала свое одеяло, но то никак не желало лезть внутрь, топорщась и разворачиваясь. Элиза придержала его, пока Мира затягивала тесемки.

– Спасибо, - сказала та, по-прежнему избегая смотреть на девушку. - Эла, ты… поаккуратнее там. Не лезь башкой под саблю.

– Где - там? - не поняла Элиза. - В Кураллахе?

– Тилос еще не сказал тебе? Ты идешь вместе с ним. Не знаю, куда он тебя потащит, но чувствую, что не отдыхать.

Элиза озадаченно посмотрела на нее.

– Нет, он ничего мне не говорил… - Она задумчиво потеребила себя за ухо. - Интересно, зачем?

– За коровой, - сообщил Тилос, подходя со спины. - Хватит тебе учиться, пора и на мир посмотреть. Разыскать там с десяток кладов, забить ногами парочку огненных ящериц покрупнее… Мира, не забыла, что нужно сказать Камтону?

– Не забыла. - Женщина повернулась к нему. Она сжала руки, явно чувствуя себя не в своей тарелке. - Тилос…

– Да, подружка? - ободряюще улыбнулся тот. - Что еще?

– Тилос… я… я не знаю, - Мира явно нервничала. - Я чувствую - что-то не так. У меня какое-то странное предчувствие…

– А именно? -Тилос успокаивающе положил ей руки на плечи, заглянул в глаза. - Только расслабься. Все нормально. Предчувствия - они ведь даже не колдовство, так, непонятно что…

– Я не обладаю Силой, - внезапно Миру начала бить крупная дрожь. - Я не обладаю талантом чувствовать опасность, как Эла. Но мне кажется, что я… я… больше тебя не увижу…

Тилос дотронулся пальцами до ее висков. Миру глубоко вздохнула и закрыла глаза. Ее тело расслабилось, плечи опустились.

– Спасибо… - еле слышно сказала она. - Но это не просто… не просто бабские глупости. Я чувствую…

– Все хорошо, - тихо сказал Тилос. - Все случится так, как нужно. Ты просто накручиваешь себя. Выброси из головы свои глупости. А сейчас вам пора. Да, и понаблюдай за Ленарой с Джабраилом. Кажется, дальний переход сказался на них не лучшим образом.

– Хорошо, - Мира открыла глаза и жадно уставилась на Тилоса, словно пытаясь выпить его до дна глазами. - Я позабочусь. Но ты уж поаккуратнее там, ладно?

– Разумеется, милая, - Тилос ободряюще хлопнул ее по спине. - Я появлюсь в Кураллахе месяца через четыре. Или пять, как получится.

Когда маленькая группа путешественников скрылась за скалами, Элиза повернулась к Тилосу, молча глядящему им вслед.

– А Мира тоже владеет Силой? - спросила она.

– Нет. Во всяком случае, не так, как ты. Каждый человек может чувствовать эфир, но у большинства уровень сигнала остается за порогом осознанного восприятия, особенно сейчас, когда напряженность поля сильно понизилась. Однако иногда подсознание может обрабатывать неслышимые уху и невидимые глазу подсказки, вот как у тебя, например. - Он хмыкнул. - Но Мира просто боится за меня, вот и выдумывает невесть что.

– А если она чувствует правильно?

– И что с того? - Тилос повернулся к Элизе. - Эла, я делаю лишь то, что необходимо. Я не собираюсь отказываться от своих планов только потому, что несколько невообразимо старых маразматиков имеют на планету свои виды. Я просто уважать себя перестану. И хватит об этом. Пошли. Нам еще долго топать на своих двоих. Лучше по холодку добраться до джунглей. Там хотя и сыро, но зато не так жарко.

– А куда мы идем? - полюбопытствовала девушка, закидывая мешок за спину. - В Граш?

– Нет, любопытная ты наша, - усмехнулся Тилос. - Мы идем в гости к тарсакам. Эх, давно я не заглядывал к Тароне на пироги…

Золотой Змей вытащил идольца из-за пазухи и осторожно поставил его на ствол поваленного дерева. Он испытывал к нему страх и почтение, пожалуй, большие, чем его товарищи. Одно дело - приносить жертвы идолам через жрецов, которые даже близко не подпускают воинов к священным статуям. И совсем другое - самому кормить пусть и маленькое, но все равно изображение самого Тинурила. Вот и сейчас бог источников смотрел на него выпуклыми рубиновыми глазами, в которых зло отражались капли пробившегося сквозь листву вечернего солнца.

Вслед за идольцом Змей вытащил мешочек священной пищи. Он аккуратно нажал богу на темечко, и тот выплюнул старую пустую пищу в слой прелой листвы. Змей аккуратно, боясь ненароком уронить, вставил ему в рот крохотный шарик. Бог довольно щелкнул, из рассерженно-рубиновых его глаза превратились в умиротворенно-синие. Шпион облегченно вздохнул и спрятал мешочек с пищей - бог принял жертву. Еды для Тинурила оставалось еще на дважды по семь раз.

– О великий Тинурил! - пробормотал он, встав на колени и склонившись в почтительном поклоне. - Прошу тебя о великой милости! Позволь услышать моего повелителя!

Бог несколько раз вздохнул, потом музыкально пискнул.

– Кто там? - наконец сказал он недовольным голосом Суддара ар-Хотана. - Имя!

– Золотой Змей припадает к ногам повелителя! - торопливо произнес шпион. - У меня хорошее известие. Могу ли я…

– Можешь! - рявкнул бог. - Только побыстрее, я занят. Что случилось?

– Мы нашли двоих из бежавших. Один из них - лазутчик, про которого ты нам говорил. Он с одним сопровождающим пробирается в сторону Пустынного Тракта. Должны ли мы убить его?

– Идиот! - проскрипел бог. - Я хоть раз приказывал тебе убить его? Когда ты, наконец, оставишь свои душегубские замашки? Следить. Только следить, осторожно и аккуратно. Не приведи Курат, он вас заметит! Седой Ворон уже умер из-за своей глупости. Хочешь последовать за ним? Все?

– Да мой повелитель, - смиренно поклонился богу Золотой Змей. Говорили, что бог не умеет видеть, но лишняя осторожность не помешает. - Мы продолжим тайно следить. Как часто сообщать новости, мой господин?

– Раз в два дня, - подумав, сказал бог. - Ты сейчас где?

– Неподалеку от гор, рядом с местом, известным как Оленье нагорье, господин.

– Хорошо. И поаккуратнее там… Отбой.

– Долгих лет жизни господину! - еще раз поклонился Змей. Он осторожно сжал уши бога и, завернув в тряпочку, сунул обратно за пазуху. Потом обернулся и поманил пальцем Быструю Крысу, почтительно ожидающего неподалеку.

– Отправишь сообщение шабаю, - холодно сказал он. - Скажи ему, что оцепление вокруг болот можно снимать. Наш помойный шакал велел следить за ублюдком. Но готовьтесь убить его в любой момент, если шабай отдаст приказ.

– Да, господин, - кивнул Крыса. - Голубь уже готов. И мы - тоже готовы.

Тяжелая дверь скрипнула, открываясь. В могильной сырости узкой арки пахнуло теплом и жареным мясом. Братия ужинала. Дзергаш протиснулся в узкий проход, ободрав запястье о выступающий камень, тихо выругался.

– Сюда, господин! - провожатый дернул его за рукав. - В правый коридор.

На стенах тускло горели масляные лампы. Промозглая влага в воздухе почти не чувствовалась, но каменная громада монастыря над головой давила на плечи, заставляя ежиться и плотнее кутаться в плащ. Шаги глохли в неподвижном спертом воздухе.

Спустя три крутых поворота провожатый осторожно постучал в обитую железом дверь, с поклоном указал на нее князю и неслышно растворился в мерцающих тенях. Князь, набычившись, откинул капюшон, толкнул дверь и прошел в просторную келью. Здесь лампа на стене горела куда ярче, чем в коридоре, а вдобавок к тому на столе в серебряном подсвечнике весело помигивали три толстых закрученных спиралью свечи.

– Входи, сын мой, - голос Настоятеля поражал своей густотой. В праздничные дни на площади он запросто перекрывал гул возбужденной толпы, а здесь, в тесном замкнутом пространстве, от него слегка закладывало уши. - Входи и садись. Я давно ждал тебя здесь, ибо осведомлен, что ты есмь верный сын Храма. В кувшине - вино. Надеюсь, ты не обидишься на немощного старика за то, что он позволяет гостю самостоятельно наливать себе драгоценный напиток?

– Спасибо, брат Прашт, - Дзергаш тщательно затворил за собой дверь и, подумав, задвинул тяжелый чугунный засов. - Я ценю твое гостеприимство, наставник, и более того ценю твое расположение ко мне. Я помню, как еще ребенком…

– Спасибо тебе, сын мой, - поднятая ладонь Настоятеля прервала речь князя. - Но и я помню, что еще ребенком ты не любил пустых речей. Я стар, а сейчас поздний вечер. Давай сразу о делах. Итак, что ты хочешь? Опять заем? Но казна Храма оскудела…

– Нет, брат Прашт, - досадливо поморщился князь. Он не любил, когда его перебивали. - О займах поговорим потом. Сейчас дело в другом… - Он замялся, не зная, как подступить к делу.

Настоятель молча смотрел на него, посапывая носом. Когда тишина затянулась, он откашлялся:

– Я могу подсказать тебе, с чего начать, сестрин сын. Итак, южные племена множатся и угрожают…

– Да, и угрожают всем нам! - с горячностью подхватил Дзергаш. - Недавно ко мне прибыл гонец от Каралета. Он принес настораживающие сведения. Южные разбойники шныряют у самых границ Тапара, грабят и без того редкие караваны. Из Граша пробираются лазутчики, вынюхивают, высматривают. Некоторые под пыткой признали, что языческие вожди собираются воевать Север, и уже не когда-нибудь потом, а вот-вот, завтра или через месяц! Мы все в страшной опасности!

– Да, мы в опасности, - медленно качнул головой Настоятель. - Я знаю о ней уже давно. Братья из Куара и Тапара предупредили меня. Что ты предлагаешь?

– Мы не можем отсиживаться! - грохнул кулаком по столу князь. - Мы должны пойти войной на них раньше, чем они соберут свои силы! Тогда мы разгромим язычников, а свет истинной веры засияет над Югом так же ярко, как и над Севером!

– Истинная вера не нуждается в мечах и копьях для своего утверждения, - грустно качнул головой брат Прашт. - Пророк принял мучительную смерть на колесе, и гибель донесла до людей его слова вернее, чем боярские дружины. Он не пролил ни капли крови, но его голос звучит в сердце любого последователя Колесованной Звезды. Уверен ли ты в том, что нет другого пути? Может, лучше сохранить мир?

– Да как? - вскочил на ноги князь. - Грязные дикари не понимают слов. Предложение мира для них - лишь признание нашей слабости. Мы лишь подтолкнем их на решительные действия. Нет, мы должны пройти по их землям огнем и мечом. Только тогда они снова начнут уважать нас.

– Нападать всегда труднее, чем обороняться, - возразил брат Прашт. - Не проще ли укрепиться в своих землях и позволить мятежникам обломать свои зубы о неприступные стены городов?

– Но в Тапаре нет укрепленных городов, если не считать Саламира! - Дзергаш посмотрел на Настоятеля как на идиота. - Дикари захватят его с налету и окажутся у наших границ. Они выжгут деревни и погосты по всей земле, а ведь скоро посевная! Нет посевов - нет урожая, а последние годы и так случились голодными. Ха! Прятать голову в скорлупу - удел улиток. Мы должны действовать!

– Ну а от меня-то ты что хочешь? - устало спросил старик. - Я войско точно не поведу. Годы мои не те.

– Мне нужны деньги. Мне не на что содержать войско. Еда вздорожала, а грабить своих же смердов в походе не дело. Нужно поднимать ополчение, а моя казна пуста.

– Деньги… хм… - брат Прашт задумчиво побарабанил по столу. - Ты думаешь, у меня денег больше? Верные не слишком-то охотно жертвуют Храму в последнее время. - Он помолчал, поглаживая седую бороду. - Впрочем, я посмотрю, что можно сделать. Не скрою, твои слова разумны, да и братья из других княжеств давно подталкивают меня на решительные деяния. Не нравится мне затея, совсем не нравится, Дзергаш, мой мальчик, но я помогу тебе. Но вряд ли я наскребу денег больше, чем на прокорм войска. А вооружишь его ты чем? Дубинами да шестами?

– Уж найду чем, - хищно ухмыльнулся князь. - Значит, по рукам? Не волнуйся, дядюшка, верну я тебе все долги, да еще и с лихвой.

Он встал и в возбуждении заходил по комнате.

– Мы поставим в песках новые храмы! - его глаза горели лихорадочным блеском. - Язычники с ярмом на шее склонятся перед невиданным доселе сиянием Колесованной Звезды! Мы захватим рабов, много рабов, они возделают нам новые поля, и призрак голода отступит навсегда! Вече выкликнет меня князем до конца моей жизни, потому что еще никогда в Типеке не сидел такой хозяин, как я! Значит, я пришлю казначея обговорить детали. Суммы там, сроки. Лады? Только помни - до поры до времени - никому. Иначе найдется немало трусов, которые постараются помешать мне…

Брат Прашт утвердительно качнул головой и незаметно нажал ногой на скрытую кнопку. Спустя несколько мгновений в дверь тихо вошел послушник.

– Проводи нашего гостя тем же путем, - приказал Настоятель. Когда князь, махнув на прощание рукой, вышел в коридор, брат Прашт щелкнул пальцами в воздухе. Книжные полки отъехали в сторону, и из ниши вышел секретарь.

– Ты все слышал. Отправишь сообщение Комексию и Семлемену, - сухо сказал брат Прашт. - Князь рвется воевать, но требует денег. Они кашу заварили, им и деньги добывать. Нет, все-таки не нравится мне это дело, - добавил он вслух, когда секретарь, поклонившись, вышел. - Ох, не нравится…

Когда Дзергаш спустился в подвал своего загородного владения, Клатт сидел на пятках и медитировал. Он открыл свои желтые крокодильи глаза и медленно обвел ими помещение.

– Я слышу твои шаги, князь, - негромко сказал он. - Зажги свет. Ты договорился со своим шаманом?

– С монахом, сколько раз тебе говорить! - князь стукнул кремнем по кресалу, поджигая трут. - С монахом! У орков шаманы, а у нас монахи!

– Неважно, князь, - Клатт оскалил свои зубы в полуусмешке. - Мне не интересны ни люди, ни орки. Народ ходил по земле задолго до них и останется здесь еще долго после того, как младшие расы исчезнут. Ты не ответил на вопрос.

– Все в порядке, вот привязался! - огрызнулся князь. - Как припекать стало, так сразу к людям прибежали, словно к мамочке. Тролли, одно слово…

– Если ты еще раз назовешь меня троллем, я вырву тебе глотку! - Клатт невесомо вскочил на ноги и глыбой навис над отшатнувшимся князем. - Я уже предупреждал тебя, что ваше слово оскорбительно для Народа. Я пришел сюда через силу, и если ты продолжишь оскорблять меня и дальше, я крепко задумаюсь, кому предложить помощь Народа - тебе или твоим врагам!

– Ну ладно, ладно, прости, - отмахнулся ничуть не впечатленный князь. - Я забыл. В общем, Настоятель пообещал мне денег, но я знаю старого скупердяя. Монеты лишней не даст. Так что с тебя твой клад, или что ты там имел в виду. Да, и все-таки лучше бы ты прислал сотню своих тр… э-э-э, сотню своих парней на подмогу.

– Я же сказал, что обдумаю твое предложение, - надменно заявил тролль. - Почему вам, людям, все нужно повторять по нескольку раз?

– Ну ладно, ладно, - проворчал князь. - Слышал. Уж и спросить нельзя. Так что насчет клада?

– Ты получишь драгоценности моего клана через шесть дней, считая от сегодняшнего. Но помни - твои люди и близко не подойдут к нашим скалам, даже если вас начнут жрать живьем ваши злые духи. Наши границы неприкосновенны! Не вздумай нарушить обещание - иначе ты и в самом деле узнаешь, на что способны воины Народа. На своей шкуре узнаешь. - Он снял с пояса маленькую глиняную бутылочку и глотнул из нее резко пахнущей жидкости. - Прощай, князь.

Тролль мягким шагом поднялся по лестнице и неслышно выскользнул в темноту.

– Ишь ты, на своей шкуре… - пробормотал князь, глядя ему вслед. - Чешуя ты лысая, людоед поганый… Погоди, доберемся мы еще до твоих потрохов, дай только срок. Ладно, с орками за оружие я расплачусь, и за то спасибо…

Зубень сидел под забором и старательно изображал пьяного. Откупоренная баклага с дрянным вином валялась рядом, щедро оросив содержимым полынь и чертополох. Соглядатай настороженно вглядывался в щели высокой ограды, но безуспешно. Несмотря на добрую порцию ночного настоя, он не мог разобрать ни зги. То ли настой оказался некачественный, то ли выпил он его слишком рано, то ли тролличьи составы и в самом деле не подходили для людей, но только зеленый туман скрывал все на расстоянии уже десятка шагов. Оставалось надеяться, что тайный гость выйдет тем же путем. Если только уже не вышел, днем да через главные ворота. Но зачем тогда пробираться сюда тайно?

Зубень в очередной раз пожалел, что не захватил с собой сумеречного настоя предыдущей ночью. По крайней мере, он знал бы, кого или чего ожидать. Сейчас же оставалось лишь сидеть и надеяться на удачу.

Удача не подвела. Вскоре он различил тихие шаги и насторожился. Соглядатай вглядывался во тьму, стараясь не шевелиться. Не ровен час, заинтересуются, что пьянчуга делает под забором княжеского поместья. Но когда фигура появилась в его поле зрения, он едва заглушил изумленное восклицание. Тролль! Настоящий тролль - здесь? Невероятно! Тролль, да еще и, судя по повадкам, настоящий мастер Пути. Зубень жадно смотрел, впитывая в себя все мелочи. Вот огромная фигура почти бесшумно приближается к забору, перемахивает его одним прыжком и приседает на корточки, замерев и оглядываясь. Судя по уверенным движениям, ночной гость тоже испробовал ночного зелья. Во всяком случае, традиционной для троллей куриной слепотой он не страдал. Если он заметит чужого здесь и сейчас, он, пожалуй, свернет ему шею. Просто на всякий случай… Соглядатай вжался в заросли полыни, прекратив дышать.

Пронесло. Не заметив его, тролль выпрямился и размашистым скользящим шагом двинулся прочь, в глубину леса. Выждав, Зубень осторожно двинулся в противоположную сторону. Отойдя на сотню шагов, он не выдержал и опрометью бросился в деревню.

Влетев в избу, он прижался спиной к двери и какое-то время тяжело дышал, успокаивая колотящееся сердце. Потом, не зажигая света, откинул тяжелую крышку и осторожно спустился в подполье. Тихий щелчок выключателя, и тусклая лампа осветила передатчик, заботливо укутанный мешковиной. Зубень щелкнул тумблером, включая связь, потом склонился к микрофону и тихо, но отчетливо заговорил:

– Ласточка вызывает Обрыв. Ласточка вызывает Обрыв…

Брат Прашт, кряхтя, поднялся с молитвенного коврика. Измученное лицо Пророка глядело на него со смертного колеса. Неведомый резчик искусно передал не только боль и страдание, но и непоколебимую убежденность. В темноте глаза Пророка чуть светились.

– Я выполню Твою волю, о посланник всеблагого Отца-Солнца, - грустно пробормотал Настоятель. - Моя душа стонет, предчувствуя смерть и кровь, но я не смею противиться твоей воле. Я сделаю для князя все, что могу.

Глаза Пророка вспыхнули чуть ярче.

– Я знаю, что ты Мой верный сын, - печально произнес образ, и неизъяснимая прелесть звучала в его голосе. - Бывают времена, когда приходится действовать вопреки своим чувствам. Я благословляю тебя на подвиг. Иди, и да пребудет с тобой Мой Свет!

Я уже потерял счет дням, которые мы провели в лесах, на болотах и прочих малопригодных для жизни местах. По-зимнему мокро, иногда сыплет дождик с мелким влажным снегом. В те дни, когда почти как весной пригревает солнце, просыпаются комары. Меня они почему-то не трогают, но Вишка с Кочергой ругаются на чем свет стоит. Их лица опухают от укусов. Впрочем, они и так опухшие - от скудной водянистой пищи. Кочерга все время кашляет - он простыл с месяц назад и до сих пор не может оправиться. Иногда он впадает в жар, и в такие дни мы сидим на месте, а Вишка поит его какими-то отварами из подножных корней. Если костер развести не удается из-за сырости, то Кочерга корни просто жует.

Мы опять уходим на юг. Подают неохотно - ближе к весне амбары пустеют. Взгляды поселян становятся подозрительными - не украли бы мы что. Видно, что когда-то деревеньки относились к зажиточным, но сейчас ребятишки смотрят на нас голодными глазами. Мужчин мало - говорят, местный князь объявил сбор ополчения и сулит хорошие деньги. Говорят также, что воевать собираются весь Сураграш, и что Четыре княжества уже обновили старые военные союзы. Камуш пока колеблется. Монахи-храмовники проповедуют на улицах, коричневые рясы истрепаны ветром, в глазах - фанатичный блеск. Большой войны не миновать, ее предчувствие носится в воздухе.

Однажды вечером мы останавливаемся в трактире. Я, как всегда, иду колоть дрова, Вишка с Кочергой возятся по хозяйству. Равнодушный хозяин, до глаз заросший густой черной бородой, пообещал накормить. Хорошо бы не обманул. С такого станется заявить, что в первый раз нас видит, и расплатиться тумаками. Несмотря на вечерний туман и промозглую прохладу, мне быстро становится жарко. Я сбрасываю зипун, рубаху, но пот все равно струйками катится по спине. Когда последний чурбак разлетается на части, я выпрямляюсь и вытираю пот со лба, тяжело отдуваясь. Из-за плетня за мной наблюдает какой-то незнакомый человек. Он одет по-военному - легкая кольчуга с бляшками поверх толстой стеганой куртки, на голове стеганый же подшлемник (шлем он держит под мышкой), у бедра болтается прямая сабля в потертых ножнах.

– Притомился, парень? - не то спрашивает, не то утверждает он. - Ты кто таков? Что-то я тебя не припомню.

Я пожимаю плечами и машу рукой. Я тоже его не помню, но молчу ведь. Мало ли кто где встретится…

– Я ответа не слышу! - кажется, он начинает сердиться. - Кто таков? Ну?

– Эй, Беспамятный! - Вишка высовывается из-за угла и машет мне рукой. - Подь сюды! Хозяин, вишь-ка, лопать зовет. Завтра доколешь.

Я киваю, прислоняю топор к стенке и оглядываю двор. Темнеет. Собирать дрова в потемках не хочется, и я быстро складываю их в поленницу. Когда я появляюсь на кухне, Вишка и Кочерга уже приканчивают скудный ужин. Моя долю, однако, они честно сохранили. Я присаживаюсь на скамью и неторопливо хлебаю жидкую кашу, заедая ее черствым куском хлеба. Очаг уже почти потух, но от него все еще веет приятными домашним теплом.

Вскоре в кухню заглядывает хозяин. За ним маячит давешний военный дядька. Они перебрасываются несколькими словами, потом дядька входит к нам. Он присаживается на край лавки и молча сопит.

– Ну что, орлы! - наконец произносит он. - Бродяжничаете, значит. Не надоело, бродяжничать-то?

– Да мы, вишь-ка, всегда по свету бродим, - поясняет Вишка. Он тщательно вытирает миску куском хлеба и засовывает его в рот, отчего его речь становится немного невнятной. - А где, мил человек, у нас дом-то? Что не сгорело - быльем поросло, полынью покрылось. Такая, вишь ты, жисть.

– Жисть, говоришь… - бурчит дядька. - Ну-ну. А мне вот сдается, что просто ленитесь вы, от работы бегаете. Брюхо на дармовщинку вам набить, и ладно. А посадские да холопы спины от утра до вечера ломают, гроши вышибают… Ну ладно, не о том я. Я к чему - денег хотите подработать?

– Как? - настораживается недоверчивый Кочерга. - Че делать-то надо?

– Да ничего особенного, - словоохотливо поясняет дядька. - Тут мы южан воевать идем, так людишек треба. Они, южане, трусы, от одного нашего вида разбегаются, вот и надо за ними гоняться, веревками вязать. А за двумя дикарями погонишься, как известно, ни одного не поймаешь! - он смеется своей шутке. - Вот и зовем, кто хочет себе в хозяйство работничков на дармовщинку заиметь. Вам это без надобности, да у них и животы, сказывают, ничего себе. У кого седло серебром отделано, у кого золотишко припрятано. Да и платит князь воям денежки ой даже какие неплохие. Ну, не хотите с нами? Вы, я вижу, парни отчаянные, просто орлы. Представьте, как девки за вами бегать будут, а?

– Не, не надобно, - отрицательно мотает головой Кочерга. - Мы люди мирные, а дикари, чай, тоже не на дороге свое золотишко нашли. Не по-людски нажитое отнимать. Так что вы уж без нас как-нибудь, дядя, лады?

– Во-во! - поддерживает Вишка. - Сунет еще такой дикарь ножик в ребра - и поминай как звали. Да меня и не вспомнит никто, вишь-ка. Не-ет, я уж как-нибудь и так обойдусь, без седла серебряного.

– Ну, как знаете, - пожимает плечами дядька. - О вас же пекусь. А ты, молчун, чего в сторону глядишь?

Это он мне. Я и в самом деле гляжу в сторону. Чувствую - Вишка и Кочерга ему без надобности. Его взгляд, на удивление тяжелый для напускного добродушия, то и дело задерживается на мне. Я упорно отвожу глаза.

– А он у нас, вишь-ка, по голове стукнутый, - охотно поясняет Вишка. - Мы его, вишь-ка, посередь обоза разгромленного подобрали. По голове ему, вишь ты, попало, вот и молчит. Беспамятным, вишь-ка, его кличем, бо ничего не помнит - ни кто, ни откуда, ни как в обоз попал…

Во мне растет настойчивое желание заткнуть Вишке его говорливую пасть. Почему-то мне очень не нравится пристальное внимание военного дядьки. Но отвязаться надо.

– Не хочу! - ворчу я, отправляя в рот последнюю ложку каши. Пришлый какое-то время смотрит на меня, потом кивает:

– Ну, не хотите - как хотите.

Он грузно поднимается с лавки, но у двери останавливается и оборачивается.

– Вы это… подумайте ночь-то. Мы с парнями тут переночуем, а завтра с утречка - в дорогу.

Вербовщик, неожиданно вспоминаю я вертящееся на языке слово. Вербовщик. Пьяный хохот в таверне, веселая компания, талер на дне винной кружки, повязанный бедолага, теперь уже рекрут поневоле…

Что такое талер?

Что такое рекрут?

Не знаю.

Эпизод приходит в голову, как пузырь болотного газа всплывает на поверхность - тихо и неожиданно. Картинка тут же смазывается и пропадает, взамен снова возникает ощущение потери. Найти… Найти… что-то? Или кого-то? В затылке возникает тупая боль, я обхватываю голову руками, сжимаю виски. Неожиданно все проходит, и перед глазами возникает образ.

Мужчина, высотой в пять с половиной локтей или около того. Волосы темные, но не черные, короткие, по-бабьи безусое и безбородое молодое лицо. Непроницаемый безразличный взгляд, в глубине зрачков мерцают холодные искорки. Он делает шаг, другой, быстро, но плавно разворачивается на месте, вскидывает руки - не то защищается, не то нападает. Еще разворот, молниеносный удар кулаком, и тут же отступление, кувырок через голову… В голове возникают голоса, отдаленные, странные, словно искаженное эхо в пещере, они произносят знакомые слова, складывающиеся в незнакомые фразы. Что-то про птиц - ворон, ласточек, воробьев. Я чувствую, что еще немного - и вспомню все, и вдруг наваждение пропадает. Перед глазами - снова грязная кухня придорожного трактира, за окном сгущается ночная темнота, а Вишка с Кочергой озабоченно смотрят на меня.

– Слышь, паря, ты как? - озабоченно спрашивает Кочерга. - Что-то вид у тебя, словно Пророка вживую увидел. В голове треснуло?

– Ничего… - мучительно произношу я сквозь сжатые зубы. Теперь у меня есть цель. Я узнаю этого человека в любом обличье, и моя задача - найти его. Найти как можно быстрее, пока не случилось что-то непоправимое. Завтра утром я должен уйти на юг, к тем самым дикарям, которых хочет воевать странный дядька-вербовщик в нечищеной кольчуге. Уйти на юг - мысль бьется в голове, пока я не проваливаюсь в тяжелый сон, наполненный странными видениями. Утром я попрощаюсь с товарищами, и уйду в Сураграш. Уйду…

Выполнить задуманное не удается.

Чувство опасности выдергивает меня из сна, но слишком поздно. Тяжелые руки хватают меня, спеленывают веревками, суют в рот грязный кляп. Рядом, извиваясь, мычат связанные Вишка и Кочерга.

– Тихо, тихо, парни, - успокаивающе произносит знакомый голос. - Ничего, переживете. Чем шляться без толку по свету, повоюете немного во славу Типека. Ты, молчун, воин прирожденный, я тебя насквозь вижу. Грех такой талант в землю зарывать. Распробуешь воинское дело - потом сам меня поблагодаришь. Ну-ка, выноси их!

Те же руки грубо подхватывают меня и товарищей, чуть ли не сбрасывают с сеновала, швыряют в телегу. В светлеющих сумерках видно, как вербовщик расплачивается с хозяином. Тот равнодушно поглядывает на телегу. Я лежу молча, не шевелясь. Порвать веревки все равно невозможно, да и испытываю я лишь свое обычное безразличие. Вчерашняя вспышка чувств прошла бесследно. Больше всего меня сейчас волнует забившаяся за ворот соломинка. Она колет, а избавиться от нее я не могу.

Следующие два дня мы трясемся в телеге. Солдаты, сопровождающие вербовщика, относятся к нам так же безразлично, как и я к ним. Кляпы изо рта вынули и даже развязали ноги, но бежать все равно не получится. Солдаты зорко следят за нами с высоты своих коней. Говорливого Вишку несколько раз огрели кнутом - без злобы, чтобы знал свое место, - и он тоже понял, что пока лучше заткнуться. Кормят скудно, черствыми пресными лепешками, живот подводит от голода.

К вечеру второго дня добираемся до большого села. Здесь нас заковывают в железные ошейники, зато развязывают руки. Путы уже не нужны - ошейники с головой выдадут нас, как беглых рабов. Кто угодно сдаст нас ближайшему стражнику за мелкую денежку. Почему-то мне кажется, что взять на улице человека и вот так запросто превратить в раба - неправильно. Но вдруг здесь так принято? Что я помню после того злосчастного удара по башке? Да и был ли удар? Может, я такой всегда - хмурый, неразговорчивый, беспамятный. Я видел на улицах убогих и юродивых. Люди относились к ним с почтением, но никто не удивлялся их безумию и уродствам. Вдруг я такой же юродивый, только что босиком по навозу не бегаю?

После кузницы вербовщик сдает нас другому, хмурому детине с бритым подбородком, но длинными, в пядь, усами. Он оценивающе оглядывает нас, задерживается на мне, потом одобрительно кивает вербовщику.

– Не поминай лихом, молчун, - хлопает тот меня по плечу и уходит.

Нас помещают в большой сарай, где уже томится с полтора десятка таких же бедолаг. После заката нас скудно кормят совсем уж жидкой овсяной кашей. До ветра не выпускают, люди справляют свои нужды прямо здесь, в сарае. Вонь стоит жуткая.

Общительный Вишка успевает завязать знакомства сразу со всеми. Я вяло лежу в углу, слушая нехитрые разговоры. У собранных здесь схожие судьбы. Кто попал в кабалу за неуплату, кто бежал от непосильной жизни в посаде, кого просто вервь выдала как самого никчемного и бедного члена общины. За последние месяцы я навидался таких. Многолетний голод множит ряды бедняков и нищих просто в геометрической прогрессии. Похоже, связанные с Выпадением перестройки континуума ударили по Неожиданности куда сильнее, чем предполагалось, и неприятности с геотектоникой - не самое худшее, чего можно ожидать от грядущего. Экономические проблемы усиливают политические, а те, в свою очередь, еще более ухудшают положение в экономике. Остатки агонизирующих регуляторов, основанных на стремительно тускнеющей пятой силе, тоже не улучшают ситуацию. Замкнутый круг. Другого метода решения, кроме хаотизации базы и первичного формирования, я не вижу. И тот человек, что привиделся мне два дня назад, тоже, наверное, не видит. Но найти его я должен.

Незнакомые слова, сами собой всплывающие в голове, уже не удивляют - я начинаю привыкать к своим странностям. У меня возникает настойчивое ощущение, что такое уже случалось и раньше. Вспоминать, однако, не хочется - что-то в глубине сознания настойчиво удерживает от самокопаний. Я лишь знаю, что рано или поздно все разъяснится.

Утром нас выстраивают шеренгой и продевают цепь через ушки ошейников. Усач произносит короткую речь, в которой описывает наши действительные и воображаемые недостатки. Многие его слова мне незнакомы, но по тому, как морщится Кочерга, я понимаю, что звучат явно не похвалы. В конце речи усач заявляет, что если кто в следующую неделю сбежит, он лично найдет беглеца и спустит с него всю шкуру.

Значит, нам идти неделю. Куда? Надеюсь, что на юг. Южане там, а нас гонят на войну. Или нет?

Перевет тяжело спрыгнул с седла и невольно поморщился. Боль в пятке отдалась во всем натруженном ездой теле. Он бросил отроку поводья и заковылял к высокому резному крыльцу. Кумбален, как он заметил краем глаза, за ним не спешил, хмуро и подозрительно оглядывая двор с высоты конской спины.

Перевет еще не успел дойти до ступеней, а дверь уже распахнулась, явив свету дородную фигуру Тоймы. Князь Камуша невесело поприветствовал новоприбывших поднятой рукой и, развернувшись, ушел вглубь дома. Перевет последовал за ним в большую, но бедно обставленную горницу. Похоже, владение забросили уже давно, и перед встречей лишь наспех подмели и помыли комнаты. Прибирались явно не женщины, пыль небрежными полосами лежала тут и там, являя отвращение уборщиков к своему занятию. И то - заставь гридней пол подметать…

– Садись, княже, - Тойма кивнул на лавку напротив стола. - Сейчас перекусить принесут, чего ярило послало. Небогато оно нам нынче посылает, но уж не обессудь.

Тарален - пожилой воин рядом с князем мог быть только Тараленом - крякнул и отвернулся к тусклому окошку. Сквозь бычий пузырь сочился бледный предвечерний свет.

– Ничего, - проворчал Перевет. - Небось не оголодаем. Я тож кой-чего с собой привез, так что до завтра доживем. Ну что, друг, я слыхал, плохи у тебя дела…

– Да и у тебя не лучше! - огрызнулся Тойма. - Словно урожаи у нас по-разному родятся! Где там твой Кумбален?

Скрипнула дверь, и тушерский воевода бочком протиснулся в комнату.

– Здесь я, - буркнул он. - Авось не потеряюсь в трех соснах.

Он отошел к дальней стене и плюхнулся на лавку. Перевет озадаченно посмотрел в его сторону, но к себе звать не стал.

– У меня не лучше, Той, - мрачно сказал он. - Если и в этом году неурожай случится - все, хана Тушеру. На последнем держимся, веничком по амбарам подметаем. Ладно, весна на носу, мужики как-нибудь выкрутятся. Только бы семена жрать не начали…

– Так ты объяви, что за такое не только шкуру спустишь - еще и голову снимешь, - посоветовал Тойма. - Чай, не малые дети, поймут.

– Уже, - отмахнулся куарский князь. - Да толку-то! За всеми не уследишь. Отсыплют старосте чуток, а потом заявят, что амбар сгорел. Поди проверь! Ну да недолго сталось продержаться, пару седмиц, не больше. Весну нынче приметы обещают теплую, можно и раньше сажать начать.

– Ну да, а потом прихватит поздними заморозками, и все. Поминай урожай как звали…

– Не каркай. Давай лучше к делу. Подкатывались к тебе храмовники? Ну, насчет войны?

– Ах, вот ты зачем меня сюда дернул… - камушский князь помрачнел еще сильнее. - Подкатывались, вестимо. Вон, Викена возьми - и от меня не вылазит, и к Таралену с Сайпаком все время людей подсылает. Несколько дней назад вообще Таралену предложил против меня пойти. Дескать, князь глуп и своей выгоды не понимает, а как бы ты умно стал править! Дурак! Мы с Сайпаком с трех лет в одной компании водимся…

– С четырех, - криво ухмыльнулся Тарален. - Со мной - с трех, а он позже прибился.

– Ты еще скажи - как сейчас помнишь! - ответно усмехнулся князь. - Ладно, не о том речь. Прижать дурака-Настоятеля можно, да толку-то. Вон, уже белая сотня волноваться начала. Смерды потихоньку бунтуют с голодухи. Из посадов мастера бегут, купцы товар припрятывают, Храм вообще зерно из амбаров куда-то вывез, и ведь даже не спросишь - куда. Скажу я тебе, братец, много воли мы Храму дали, ой, много… Помнится, Грет его в кулаке держал, Настоятелей казнил, коли что. А сейчас поди вздерни Викена! Еще неизвестно, кто кого вздернет…

– Не главная Храм заноза, Той, - поморщился Перевет. - Совсем не главная. Переживем неурожаи - разберемся и с Храмами. Не переживем - и разбираться некому будет. Пока же о другом речь. Значит, и к тебе, и ко мне подъезжали насчет войны. Видно, крепко у храмовников дурость в башке засела. И что делать думаешь? Так и откажешься?

– Не знаю, Перик, - исподлобья взглянул на него Тойма. - Душа у меня не лежит воевать, особенно сейчас. Народная война - она тогда хороша, когда мужик видит - за что. Ежели, скажем, харазги набег устроят, все окрестные села в погоню подымутся. А так вот, с бухты-барахты, да еще где-то далеко на юге… Боюсь, разбегутся еще до того, как первые степи увидят.

– Ну, ты совсем на задворках живешь, - Перевет пожевал губами. - Нас южане нет-нет, да цепляют. Далеко не лезут, но села да хутора в приграничье, бывает, грабят. Людишек вот угоняют. Мне легче народ поднять, хотя и не слишком. В другом беда. Кумбален, расскажи.

– Да что тут рассказывать! - отозвался воевода. - Все и так, небось, слышали. Неспокойно в Граше, ох, неспокойно… По дорогам разбойники шастают - купцы уже и ездить туда боятся, с охраной не расплатишься. И тамошних купцов гостит все меньше и меньше. А те, что едут, какие-то подозрительные все, кругом шныряют, что-то вынюхивают. Как бы не подсылы. Слухи подозрительные идут, мол, воевать нас южане готовятся. Побратим вон у меня есть в Хотане, отбил я его лет пятнадцать назад у разбойников на большом тракте. Так он весточку недавно прислал - так, мол, и так, берегись, друг, гуланы что-то недоброе замышляют, то ли набеги, то ли еще что. Даже сапсапы, уж на что всегда мирные, а и те на северян косо посматривают.

– В общем, закипает котелок, - поскреб в затылке Тойма. - У них, я слыхал, тоже не все гладко. Огненные горы на дальнем юге просыпаются, на север гонят, земля трясется. Да, нехорошо… Ладно, если просто большой набег. А если война? Если весной да летом обороняться - точно все посевы вытопчут. И тогда уже без разницы - отобьемся али нет.

– Точно, - согласно склонил голову Перевет. - Вот я и думаю, друже, - а может, Храм не так уж и неправ? Может, действительно стоит поддать им хорошенько? Заранее, не дожидаясь, пока сами полезут?

– Ты ровно мысли мои читаешь, - усмехнулся Тойма. - И ведь посмотри, как гладко все выходит. Каралет уже по Тапару ополчение собирает - ему хуже всего, его, если что, первого съедят. Дзергаш землю роет, по всему Типеку народ в войско манит. Ну, им, конечно, проще, у них и людишек раза в полтора поболе, чем в нашем захолустье. Храмы только что вечное блаженство за святую войну не сулят, золото да зерно, видишь, нам с тобой предлагают. Хотел бы я знать, где они золото возьмут?

– Да тебе-то что? Главное - возьмут, а нам оно совсем нелишне окажется.

– Не все так просто, Перик. Значит, капают им откуда-то денежки, а откуда - нам неведомо. Значит, куда сильнее Храмы, чем мы думали, а это опасно, ох, опасно… Да и жрать золото нельзя. Значит, придется его на хлеб тратить. А у кого хлеб покупать? Мужик, почитай, до исподнего раздет и рад бы нам жратвы продать, да сам впроголодь сидит. С юга овечьи табуны на продажу ожидать более нельзя. В Харазг идти, шапку ломать? Так у них, я думаю, у самих негусто, да и не простили они нам старой вражды. По украинам пошарить, у свободных землепашцев? Ну, сколь-нибудь да прикупим, но они ж рядом с нами живут, те же неурожаи у них. Так что проку от храмового золота мало. Разве что Храмы еще зерна припрятали в изобилии, начнут его по своим ценам продавать. А цены… иной раз в голодный год мешок ржи на мешок золота меняют и не морщатся. Вот и спустим мы золото на чих, у Храмов в долгу окажемся да еще и воевать начнем. Понимаешь расклад, друже?

Перевет почесал в затылке всей пятерней инасупился.

– Да понимаю, понимаю, - пробурчал он. - Только куда ни кинь - везде клин. Что так все плохо, что этак. А ты-то что делать думаешь?

Тойма сжал кулаки и ощерился.

– А думаю я, что надо нам с Храмом соглашаться! - кривая ухмылка перекосила его лицо. - Ополчение поднимать да на Юг идти. Пошарить там, навести шороху, попугать дикарей немытых, а потом… Знаешь, где у меня Храм сидит? Вот и вымем занозу заодно. Пошлю я людей по базарам да ярмаркам наушничать, про несметные богатства Храма нашептывать. Мужики с войны злые вернутся, крови попробовавшие, таких на монастыри бросить - раз плюнуть. Вырвем заразу под корень, а там посмотрим. И долги отдавать не придется, во как! Что думаешь, Перик? Чью руку в драке держать станешь?

Перевет, все еще набычившись, буровил Тойму глазами. Он напряженно размышлял, тяжелое сопение колыхало его густые усы. Потом, крякнув, князь махнул рукой.

– Твоя правда, Той. Надо Храмы выкорчевывать, пока монахи окончательно на голову не сели. И долги им отдавать тоже не хочется. Я и без войны-то не знаю, как с ними расплачиваться. Так что поддержу я тебя, друже. Поддержу. Вот только не поворотится ли мужик после Храмов на нас с тобой, вот в чем вопрос. От мужика до татя лесного, знаешь ли, даже не шаг, полшага…

– С черным сбродом я справлюсь, не впервой, - дернул бровью Тойма. - Пора, ох, пора покрепче их на землю сажать. А то бегают взад-вперед, ровно шило в заднице, а боярам моим пояса подтягивать приходится. Ну, разберемся и с ними в свой черед. Пошли, перекусим, что ли, в животе бурчит…

Вашка тихонько прикрыл дверь и неслышно отошел по короткому коридорчику на свой пост. Он оперся на бердыш и задумался. Услышанное кипело у отрока во рту и настоятельно просилось наружу. Поделиться, однако, не с кем. Ну ничего, через несколько дней они вернутся в Тушер, и уж тогда он все-все расскажет дядьке Крапу, все-все-все!…

Тарона мягким движением поднялась с пяток, соблазняюще изогнув стан. Короткая, едва скрывающая высокую грудь накидка опасно колыхнулась. Барадаил, однако, не повел и глазом.

– Сколько раз можно повторять, женщина, я не дам тебе ни одного говорящего идола, - скучно сказал он. - Боги наказали мне хранить их, как собственную селезенку. Не докучай мне более бесплодными просьбами, они утомляют меня.

Тарона едва сдержалась, чтобы не пнуть надутого кретина в горло. Ни один вонючий мужлан не смеет говорить с ней в таком тоне! Ни один - кроме Великого Скотовода, в котором великого - лишь жирное брюхо. Она невольно сравнила усталую унылость Барадаила с непроницаемым спокойствием Тилоса. Сравнение вышло явно не в пользу жирняги.

– Прости меня, о повелитель! - проглотив ненависть, мурлыкнула тарсачка. - Я всего лишь глупая болтливая баба, сама не понимающая, что несет. Однако смиренно напомню, что тарсаки устали ждать. Наши южные пастбища еще не испепелены огненными горами, но их жаркое дыхание уже чувствуется на нашей коже. Как предсказывают жрецы Назины, не пройдет и одного лета, как и нам придется бежать оттуда. Земля трясется, и вместе с ней трясутся поджилки у трусов. Нужно начинать, пока мужество еще не покинуло степи великого Сураграша!

– Всему свое время, - все так же скучно ответил Великий Скотовод. - Племена не готовы к войне. В них нет нужной злости, они не хотят избавиться от северной угрозы раз и навсегда. Огненная вода выплескивается из горы не раньше, чем закипит в подземных кузницах Печенара. Так и ярость степей - сначала она должна как следует разгореться, чтобы не потухнуть при первых же лишениях войны.

– И когда же по-твоему, о владыка, ярость племен разгорится в должной мере? - Тарона тщательно прятала злую издевку в своем голосе. - Не снизойдет ли он до глупой женщины, смиренно просящей его о капле сокровенного знания? - Она опустилась на корточки рядом с Барадаилом, чтобы до его обоняния дошел запах мускусных благовоний. Их лица разделяло не больше локтя.

– Древняя мудрость тарсаков заключена в их повелительницах, - неожиданно дипломатично ответил Барадаил. - Если великое племя ведут матери своих детей, в этом должен иметься смысл. Я не считаю тебя глупой женщиной, королева, равно как не позволю тебе лечь под меня в обмен на желаемое. Достаточно с тебя Суддара.

Тарона отпрянула назад. Так он знает! Ах ты бурдюк с дерьмом…

– Поэтому я скажу свое последнее слово, - невозмутимо продолжил Великий Скотовод, в упор глядя на Тарону узкими заплывшими глазками. - Осенью, когда сияющий Курат начнет уступать натиску темной Назины, я созову племена и объявлю священную войну против трусливых бледнокожих северян. Я подниму всех, а те, кто струсят, навеки останутся отверженными. Тогда тарсаки обрушат свой гнев на врагов и завоюют себе новые пастбища и рабов. Но до тех пор я не прикажу никому напасть даже на крохотное северное стойбище. Гнев должен излиться внезапно, или все окажется впустую. Я сказал. Теперь оставь меня.

Против воли нижняя губа королевы поползла вниз, обнажая мелкие острые зубы. Она вскочила на ноги, окинула Великого Скотовода уничтожающим взглядом и бросилась к двери. Дворцовый стражник еле успел отскочить с ее дороги, когда она решительно прошагала мимо.

Суддар ждал ее в нише за одним из поворотов. Осторожно ухватив женщину за талию, он увлек ее в скрытый проход.

– Ну, что? - спросил он. От взгляда дворецкого не укрылась оскорбленная ярость тарсачки. - Отказался?

Тарона бешено взглянула на него и открыла рот, но промолчала. Какое-то время ее раздутые ноздри трепетали. Потом, угаснув, королева молча кивнула.

– Пойдем ко мне, любимая, там и обсудим, - предложил ар-Хотан. - Мои люди нашли кое-что очень интересное для тебя.

– И что же? - язвительно поинтересовалась еще не остывшая Тарона. - Может, скажешь сразу? Не томи душу, как твой ублюдочный хозяин! Дерьмо шакала, еще ни один мужчина так не оскорблял меня… кроме северного посланника!

– Спокойно, милая, - тонко улыбнулся дворецкий. - Мой сюрприз из приятных. Но, может, не стоит раскрывать наши секреты всем слугам?

Выдохнув, Тарона последовала за ним по запутанным переходам и винтовым лестницам. Достигнув личных покоев Суддара, она плюхнулась на циновку и выжидающе уставилась на него.

– Несколько дней назад группа Золотого Змея обнаружила…

– Кто такой Золотой Змей? - перебила Тарона.

– Он из Теней, которые пока работают с нами, - пояснил Суддар. - Они хотят отомстить твоему любимому княжескому посланнику, Тилосу, за что-то свое. За что - не говорят. Неважно. Так вот, они бросили все свои силы на поиски и нашли-таки его к востоку от Дождливых Болот. Сейчас следят за ним.

– И что? - еле заметно напряглась Тарона. - Убьют?

– Пока нет. Я попросил сначала доставить его к нам. Для… разговора. Они ждут подкреплений, чтобы взять его живым.

– Куда он идет? - плечи королевы опустились. - Могут ли мои воительницы перехватить его?

– Что самое интересное, моя дорогая, он идет прямо к тебе в гости. Два дня назад ему оставалось четыре или пять переходов до степей тарсаков. Так что твои женщины действительно могут вмешаться. Говорят, он неплохо дерется…

– Он один?

– Ну, можно сказать и так. Только тащит с собой какую-то девчонку. Нравятся ему, видно, малолетки. Откуда он ее выкопал на сей раз?

– Девчонки меня не интересуют, милый, - проворковала Тарона. - Это самая радостная новость за последние дни. Мои жрецы с удовольствием… поговорят с ним за компанию с твоими допросчиками. Иди ко мне, ты заслужил награду.

– Я знаю, - улыбнулся Суддар. - Я знаю…

Позже, когда они, разгоряченные, лежали бок о бок, Тарона прошептала:

– Суддар, ты великолепен. Могу я попросить тебя еще кое о чем?

– Сейчас, Тара, только передохну немного, - согласился Суддар, поглаживая пальцем ее напрягшийся сосок. - Все, что угодно.

– Нет, милый, помимо любви.

– Да? - насторожился дворецкий. - Говори.

– Мне нужны статуэтки, Суддар, говорящие идолы. Мои племена разбросаны далеко друг от друга. Я не смогу быстро поднять их все, когда придет время. Барадаил дурак, он не увидит даже костер темной ночью. Но ты-то меня понимаешь, ведь так?

– Пантера ты моя яростная! - вздохнул Суддар. - Я бы с радостью, но если он узнает, что я нарушил его прямой приказ…

– А с чего ты взял, что он узнает? - удивилась Тарона. - Он что, пересчитывает идолов каждый день? Ни за что не поверю. Я ему не скажу, ты - тем более. Так чем ты рискуешь?

Ее пальчики путешествовали по груди и животу дворецкого, опустились к паху. Суддар вдруг почувствовал, что к нему возвращается мужская сила.

– Ох, Тарона… - вздохнул он. - Нет.

– Да! - настойчиво прошептала тарсачка. - Да! А потом, когда мы вернемся с победой, я сделаю тебя Великим Скотоводом…

– Да, - согласился Суддар и, не в силах более сдерживаться, впился губами в грудь королевы.

По лицу Тароны скользнула торжествующая улыбка.

Тем же вечером из Граша на юг галопом ушел небольшой тарсачий отряд. Суровые воительницы железной стеной окружали свою повелительницу, погруженную в мрачные мысли, готовые в любой момент отразить нападение. Закатное солнце бликовало на гладкой темной коже симан-телохранительниц, на иссиня-черном оружейном металле, на золотой диадеме Тароны.

Это же самое солнце, лишь стоящее немного ниже над горизонтом, светило в спину одинокому путнику, закутанному в потрепанный плащ. Несмотря на довольно теплый вечер, глубокий капюшон скрывал его лицо. Не слезая с седла, путешественник показал саламирскому стражнику серебристую дорожную бляху и в обход нескольких торговых возов проехал в ворота. Попробовавшего возмутиться возчика солдат равнодушно ткнул древком бердыша в живот. Булькнув горлом, тот заткнулся и больше не возникал, даже когда с него слупили пошлину вдвое против обычной.

Конь путешественника простучал подковами по дощатым настилам купеческой улицы, свернул в узкий загаженный переулок и, петляя, выбрался к задней двери ограды тапарского Храма. Спрыгнув с седла и постучав условным стуком, он не глядя бросил поводья привратнику и быстрым шагом взлетел по крутым ступеням к одной из жилых построек. В келье он сбросил плащ, обнаружив под ним скромную личность брата Перуса, личного секретаря Настоятеля. Наскоро помолившись и сменив мирскую одежду на привычную рясу, он прошел к соседней келье и тихо поскребся в дверь.

– Кто там? - недовольно откликнулись из-за двери.

– Я, мой господин, - сообщил Перус, выбивая нетерпеливую дробь носком ноги. - Вести от Кумана.

– Входи.

– Куман просил передать послание, - секретарь осторожно положил на стол Настоятеля пергамент, запечатанный восковой бляшкой с оттиском орла. - Его полный отчет.

– А на словах? - тени от огоньков свечей метались по лицу брата Семлемена, не давая разобрать его выражение. - Что он передал на словах?

– Радостных вестей нет, - вздохнул секретарь. - Южане определенно собираются воевать. Сураграш кипит, как котел на медленном огне. В степях множатся разбойники из числа обнищавших скотоводов, сиречь ахмузы. Торговым караванам опасно ходить без сильной охраны, плата которой съедает всю прибыль. Пылевые бури на юге разрастаются. Случалось, они засыпали песком целые стада вместе с пастухами. В Граше и других городах косятся на северян, вступить в разговор в кабаке почти невозможно - могут побить или даже зарезать. Куман потерял двоих, после чего приказал своим людям не нарываться попусту. Сбор слухов и фактов в Граше в основном идет через местного торговца, именем Куранга, но о его лояльности мы можем лишь догадываться.

– Про неприязнь я знаю и так, - брови Настоятеля сошлись к переносице. - Что насчет численности южных банд?

– Сложно сказать. Племена разбросаны по всему Сураграшу, кто и когда захочет повоевать и захочет ли - неясно. Можно выделить две наиболее активные группы племен - тарсаки и гуланы. Они пока не слишком сильно пострадали от землетрясений и засух, но это лишь вопрос времени. Еще их сдерживает давняя нелюбовь друг у другу, но и она испарится, словно лужица под пустынным солнцем, дай только повод для войны с нами. Учитывая, что и те, и другие весьма воинственны, именно они представляют для нас наибольшую опасность.

– А если стравить их друг с другом? - брат Семлемен побарабанил пальцами по столу. - Возможно, резать друг друга им покажется сподручнее, чем отправляться в дальний путь?

– Не выйдет, - отрицательно покачал головой секретарь. - Их жрецы не устают напоминать про табу. Лет пятьдесят назад из-за такой войны степи сильно обезлюдели, и жрецы всех богов запретили тарсакам и гуланам воевать. Главную роль…

– А, припоминаю, - остановил его Настоятель. - Действительно, табу. Наверное, можно справиться и со жрецами, но нужно время. Ладно. Что по численности?

– Тарсаки распылены по огромным степям между Западным и Южным хребтами, собираться в кучу им долго. Вероятно, они смогут выставить тысяч тридцать-сорок всадников единовременно, плюс к тому еще тысяч сто-сто пятьдесят в течение года или около того. Гуланы не так многочисленны, так что их войско составит тысяч десять всадников и тысяч восемь-десять пеших.

– Итого шестьдесят тысяч в худшем случае, преимущественно конники, - подвел итого Настоятель. - Что с остальными?

– Сапсапы не слишком многочисленны и довольно миролюбивы. Но они сильнее других пострадали от бурь и извержений огненных гор. По слухам, уничтожена почти половина их пастбищ. У них нет иного выхода, кроме как пытаться захватить новые территории. В Граше все давно поделено, и ввязываться в войну за передел земель они вряд ли захотят. Силы не те. Поэтому сапсапы с охотой поддержат тарсаков с гуланами в их войне против Севера. С их стороны можно ожидать выставления тысяч пятнадцати или двадцати воинов, в основном пеших.

– Итого восемьдесят, - кивнул Семлемен. - Дальше.

– Племена Караграша пока остаются в стороне. У них почти не трясется земля, да и пылевые бури задевают даже юго-восточные их земли лишь краем. Они издавна не любят своих соседей, а потому вряд ли выставят войско им в поддержку. Учитывая, что их стада и отары почти не пострадали, даже в худшем для нас случае они вряд ли смогут выставить более пяти-шести тысяч пеших и верховых.

– Пусть даже десять, итого девяносто. Еще?

– Остальное по большей части мелочь. Каронги издавна придерживаются нейтралитета, да и малочисленны. Пошлют тысяч пять пеших и не более тысячи верховых. Вазиты и бериуты - перекати-поле, они рассеяны по всему Сураграшу и вряд ли захотят иметь дело с остальными. Скорее, они предпочтут пограбить соседей, пока те воюют где-то вдалеке. Биберы-конокрады, вероятно, поступят точно так же. Все прочее - даже упоминания не стоит. Необходимо учитывать и ту возможность, что, выступив в поход, они все-таки передерутся друг с другом. Осмелюсь предположить, что стоит постоянно ссорить дикарей для вящего их ослабления.

– Возможно, ты прав. Значит, брат Перус, можно ожидать, что в ближайшее время Юг выставит против нас не более ста тысяч воинов, как конных, так и пеших, - Настоятель задумчиво сплел пальцы. - Я перечитаю послание Кумана на досуге, чтобы удостовериться в правильности твоего понимания. Кстати, кто встречался с самим Куманом? Кто-то из твоих людей? Или, упаси Пророк, кто-то из людей Каралета?

– С Куманом встречался я сам, - твердо ответил секретарь. - Я не решился доверить задание другим. В наше время предательство повсюду.

– Вот как? - удивленно взглянул на него Настоятель. - Смело. Я не думал, что ты решишься рискнуть на встречу в разбойничьем притоне. Я недоволен тобой - ты понапрасну рисковал своей жизнью.

– Истинное слово Пророка обращает в бегство даже разбойников! - фанатично ответил секретарь. - Я не боюсь действовать во славу Его!

– Ладно, обсудим в другой раз, - покачал головой брат Семлемен. - Пока же присаживайся. Вести твои отрадны, и скоро для поганых язычников настанет час расплаты. Сейчас же я хочу, чтобы ты написал для меня несколько писем. Первое - брату Комексию. Готов?

Когда брат Перус вернулся в свою келью, на небе погасли последние отблески заката. Секретарь присел за грубый деревянный стол, заваленный пергаментами и берестой, и осторожно затеплил лучину. Он вытащил из-за пазухи подлинный свиток донесения, грязный, заляпанный кровью, и в очередной раз принялся вглядываться в кривые неровные строчки. Секретарь отлично умел копировать почерк, а потому подделал доклад собственноручно, не прибегнув к услугам указанного ему человека. Он заучил настоящий доклад Кумана почти наизусть, но все равно жадно вглядывался в резы, начертанные рукой уже мертвого человека. В резы донесения, которое не уничтожил, несмотря на строгое требование инструкции.

"…В то же время тарсаки многочисленны и кровожадны, а потому могут в любой момент поднять до двухсот тысяч всадников, мужчин и женщин. То же и гуланы - у них наготове не менее ста пятидесяти тысяч воинов. Со временем их силы умножатся многократно, бо соберутся воины с дальних земель. Прочие же племена хотя и малы соотносительно с упомянутыми, но могут выставить до ста тысяч воинов в совокупности…"

– Да! - с тихой яростью пробормотал брат Перус. - Скоро, скоро наступит час расплаты, змей! И уж ты-то точно не обрадуешься…

В его сердце бушевало черное пламя ненависти.

Солнце стояло высоко в небе, когда Тилос коротко скомандовал:

– Привал!

Элиза обессиленно повалилась в пыль у придорожного дерева. Длинные широкие листья росли лишь из макушки ствола, поворачиваясь к солнцу ребрами и почти не отбрасывая тени. Чем дальше они углублялись в саванну, тем тяжелее становилось идти. Горячий южный ветер нес тонкую пыль, забивавшуюся в глаза и рот, солнце припекало все сильнее.

С вершины холма примерно в полуверсте ясно виднелся перекресток. Одна из дорог уходила на север, две других - на восток и к югу. Куда именно - Элиза не помнила, а спрашивать не хотелось. За последние дни она вымоталась больше, чем при путешествии по болотам, где приходилось задерживаться из-за немощного Джабраила. Она нащупала на поясе кожаную флягу и поднесла ее к губам, сделав глоток. Теплая вода совершенно не утолила жажду, но ее осталось слишком мало. Приходилось экономить.

– Отдыхаем до вечера, -Тилос прищурился, глядя вдаль. - Мы пришли рановато. Караван должен появиться ближе к закату. Ничего, Эла, дальше поедем верхом, а пока расслабься. И лучше сдвинься немного в сторону, там сахарные пальмы дают нормальную тень. У меня сейчас сеанс связи, так что последи за окрестностями, ладно?

Он сбросил на землю мешок и сел рядом, опираясь спиной в ствол соседнего дерева. Его взгляд остекленел, лицо несколько раз дернулось. Когда Элиза в первый раз увидела его в таком состоянии (они только-только перебрались через болота), она с перепугу бросилась к Мире, посчитав, что у него случился припадок. Сейчас она уже привыкла, но смотреть на него во время сеанса все равно жутковато. Девушка отвернулась и начала рассматривать окрестности.

Смотреть, впрочем, оказалось не на что. Тут и там виднелись небольшие группы чахлых деревьев. Часть из них, несомненно, являла собой те же сахарные пальмы, под которыми она сидела сейчас. Хитрые деревья с повернутыми ребром листьями тоже встречались, но гораздо реже. Элиза сделала себе зарубку спросить Тилоса, как же они все-таки называются и почему пальмы - сахарные.

Тут и там копошилась всякая мелкая живность - жирные суслики и тонконогие нервные степные мыши. То одна, то другая мышь внезапно подпрыгивала высоко в воздух, осматривая окрестности в поисках врагов. Их было столько, что на некоторых холмах, казалось, завелись на удивление крупные блохи. Впрочем, это помогало мало - на глазах Элизы крупная степная птица с загнутым клювом рухнула с неба и когтями подцепила мышь прямо в прыжке.

Почти сразу девушку разморило, и она начала клевать носом. Но вздремнуть ей оказалось не суждено.

– Что? - внезапно громко произнес Тилос. - Повтори!

Девушка вскинулась, но поняла, что слова относятся не к ней. Тилос по-прежнему смотрел прямо перед собой остекленевшим взглядом, очевидно, разговаривая с кем-то по радио.

– Откуда сведения?… - на лице Тилоса появилось выражение ярости и одновременно - растерянности. - Подтверждено?… Что Хлаш?… - Пауза. - Тогда найти! Неважно - как, но в девять мне нужна с ним связь! Хоть тресните, но обеспечьте! Камайн, это вопрос жизни и смерти! Хорошо… Понял. Остальное - как запланировано. Отбой.

Тилос сморгнул и посмотрел на глядящую на него с недоумением Ольгу.

– Кто такой Хлаш? - поинтересовалась она. - А зачем его останавливать?

– Я говорил вслух? - отсутствующе спросил Тилос. - Извини, сбой блокировки. Уж больно новость оказалась… тревожной. Хлаш - один мой знакомый. И останавливать нужно не его.

Он помолчал, потом задумчиво взглянул на Элизу.

– Вот что, малышка… - его губы сжались в тонкую линию, он явно колебался. - Н-да… Планы меняются. В гости к Тароне придется заскочить в следующий раз.

– К Тароне? - поразилась Элиза. - А мы все-таки шли к ней, да? Но ведь она… она убьет тебя! - "И меня", - мысленно добавила она, понадеявшись, что мысль не отразилась у нее на лице.

– Меня она не убьет, - дернул плечом Тилос. - Но сейчас не до рассуждений. Эла, мне срочно нужно на Север. Клатта нужно нейтрализовать до того, как он наделает глупостей. Боюсь, без меня с ним не справиться.

– Клатта?

– Не обращай внимания. Главное - нам придется разделиться. Я не могу ждать, а ты задержишь меня в дороге. Караван, как мне пообещали, подойдет через пару часов. Караванщик - мой старый знакомый, он возьмет тебя с собой. Он завершает торговый обход и не позже чем через неделю отправляется назад, в Граш. Если не случится особенных задержек, ты окажешься в городе максимум через месяц. Найдешь мастера Жругга на Оружейной улице за Восточным базаром и дождешься меня.

– Но что случилось? - чуть не плача от разочарования, воскликнула Элиза. - Я не хочу одна… с караваном! Тилос, мне страшно!

– Мне тоже… - пробормотал Тилос, окинув ее странным взглядом. - Похоже, партия идет к эндшпилю. Эла, боюсь, многие планы придется менять на ходу.

Элиза, резко отвернувшись, отошла в сторону и присела на корточки, обняв себя за колени. На глазах набухли первые слезинки.

– Ну-ну, не надо, - мягко произнес Тилос, дотрагиваясь до ее плеча. - Ничего страш… - Он осекся. - Это еще что?

Элиза нехотя повернула голову. На северной дороге возникло облачко пыли. Оно приближалось гораздо быстрее, чем можно ожидать от степенного торгового каравана. Вскоре стало возможным разглядеть всадников, яростно пришпоривающих коней. Отряд численностью копий в тридцать свернул с дороги и теперь напрямик несся прямо к холму, где расположились Тилос и Элиза.

– Тарсачки… - пробормотал Тилос. - И совершенно точно - за нами. Кто-то навел?

Элиза выхватила из ножен кинжал. Тилос предостерегающе поднял ладонь.

– Убери оружие, - спокойно сказал он. - Их слишком много. Эла, запомни - они не смогут причинить вред мне. Если начнется драка, прячься за деревья, сожмись в комок и не высовывайся. Не приведи Пророк тебя зацепят…

– Я хочу драться вместе с тобой! - упрямо заявила девушка.

– Ты немедленно уберешь нож, или я парализую тебя прямо сейчас! - ледяным тоном процедил Тилос. Он не отрываясь смотрел на быстро приближающихся конников. - Быстро!

Обиженная Элиза отпрянула от него. Она посмотрела на своего командира, пытаясь найти достойный ответ, но потом решила, что сейчас и впрямь не время. Вот потом она ему скажет! Девушка вернула кинжал на место и тихонько отодвинулась поближе к гуще деревьев.

Приблизившись, тарсачки оцепили холм, их кони встали как вкопанные. Предводительница направил своего коня неспешным шагом прямо к Тилосу. В сажени перед ним она остановилась и медленно стащила с головы шлем со страшной личиной, изображающей кого-то из богов - не то Сумара, не то Турабара. По плечам рассыпались густые вьющиеся волосы.

– Назови свое имя, северянин! - резко приказала тарсачка.

– После тебя, - безмятежно улыбнулся Тилос. - На Севере принято пропускать женщин вперед.

– Да как ты смеешь! - И без того не слишком красивое лицо тарсачки исказила гримаса ярости. - Да знаешь ли ты, с кем говоришь, грязный самец?

– Хм… - Тилос склонил голову к плечу и с интересом взглянул на тарсачку. - О том и прошу - назови себя, о храбрая воительница, не боящаяся нападать с тремя десятками товарок на одинокого путника.

Женщина на удивление быстро овладела собой. Ее лицо застыло в безразлично-каменной гримасе.

– Я не нападаю на тебя, северянин. Если ты тот, кто нам нужен, ты отправишься с нами. Если нет - уйдешь с миром. Меня зовут Камана. Теперь назовись и ты.

– Позволь мне догадаться, - Тилос задумчиво посмотрел на нее снизу вверх. - Тарона послала тебя привести посланника-северянина по имени Тилос, что как раз гуляет в здешних краях. Так?

– Должна ли я понимать, что ты и есть Тилос? - высокомерно осведомилась тарсачка. - Если да, то мы привели тебе коня. Королева хочет видеть тебя немедленно.

– Зачем я ей понадобился, она своей верной телохранительнице, конечно же, не сказала, - вздохнул Тилос. - Почему ты здесь, Камана?

– Не мое дело обсуждать приказы королевы. Ты поедешь добровольно, или же мне перекинуть тебя через конский круп, связанного?

– Интересный выбор, - Тилос оценивающе взглянул на окруживших холм тарсаков. - Далеко отсюда королева?

– Увидишь, когда доберешься. Так что, мне связать тебя?

– Видишь ли, симана, - Тилос неожиданно уселся на землю, скрестив ноги, -возможны и другие варианты. Например, я могу убить тебя и твоих воинов. Задумайся, почему за одиноким северянином послали целый такх? Твоя госпожа не склонна недооценивать меня. Не лучше ли решить дело миром?

– Миром? - удивилась чернокожая воительница. - Миром? Я патрулировала границу, и мне приказали найти тебя. Я просто не стала разбивать отряд…

– Ну да! - усмехнулся Тилос. - С каких пор симан начали посылать на патрулирование границ? Я знаю, что телохранительницы Тароны не отходят от королевы дальше, чем на полет стрелы.

– Ты лжешь! - неуверенно заявила телохранительница. - Ты не можешь знать…

– Потому что ты не помнишь меня в лицо? - спокойно закончил Тилос. - Это ничего не значит. Нет, Камана, это ты лжешь, и лжешь неумело. Не твоя в том вина - ложь не пристала великой воительнице, как ты, так что и не пытайся. Оставь змеиный язык наглецу-северянину и ответь на вопрос: далеко ли отсюда Тарона? Я тороплюсь, и мы зря теряем время.

Камана явно заколебалась. Она оглянулась на своих, потом снова посмотрела на Тилоса.

– Королева в четверти перехода отсюда, - наконец буркнула она. - Она только что вернулась из Граша и сразу же послала за тобой. Когда я выезжала, слуги разбивали ее шатер.

– А откуда она узнала, что я здесь, она тебе, разумеется, не сказала… - Тилос пружинисто встал на ноги. - Четверть перехода - недалеко. Однако ваши кони устали, а я не один, - он кивнул в сторону прижавшейся к пальме Элизы.

– К закату доберемся, - пожала плечами тарсачка и сделала знак ближайшей всаднице. - В часе отсюда - родник, там сделаем привал. Не пытайся бежать, северянин, или мои люди покрошат тебя на мелкие кусочки, не дожидаясь, пока тобой займутся жрецы Тароны. Но не думай, что тебя ждет радостный прием, мужлан. Что же до времени… если ты не придержишь свой язык, то скоро захочешь, чтобы твое время истекло побыстрее!

– Спасибо за предупреждение, о храбрая Камана! - слегка поклонился Тилос. - Моя спутница поедет со мной.

Тарсачка повернулась к Элизе и смерила ее взглядом.

– Твое дело, пленник. Замухрышка не опасна и не нужна нам. Можешь оставить ее здесь или взять с собой, как хочешь.

К временному лагерю тарсаков добрались и в самом деле почти на закате. Непривычная к верховой езде Элиза чуть живая сползла с крупа коня. Тарсаки не признавали седел, какими пользовались северяне и гуланы, и всю дорогу девушка отчаянно цеплялась за Тилоса, пытаясь не свалиться. Кое-кто из тарсачек попытался зубоскалить в ее адрес, но Камана прекратила насмешки одним мрачным взглядом.

Шатер Тароны виднелся издалека. Большой, синий в белую полоску, с развевающимся сине-желтым вымпелом, он стоял на высоком обрывистом холме. Пора весенних паводков еще не наступила, и искристые вершины далеких Шураллаха пока держали драгоценную влагу при себе. Каменистое пересохшее русло огибало холм с трех сторон, позволяя подняться на вершину лишь с юго-востока. Подъем охраняли по крайней мере полсотни пеших воинов, мужчин и женщин, их кони щипали ковыль и сурх в окрестностях. Большая часть отряда Каманы присоединилась к ним, и к шатру поднялись только десять женщин, Камана, Тилос и Элиза.

Зула вышла им навстречу и кивком отпустила Каману. Поклонившись и бросив на Тилоса настороженный взгляд, та молча ретировалась.

– Она останется здесь, - телохранительница Тароны кивнула на Элизу. - Ты пойдешь говорить с королевой. Расставь ноги и вытяни руки в стороны. Я обыщу тебя.

– Здравствуй, Зула. Ты, как всегда, бдительна. Но у меня нет оружия, кроме ножа, - Тилос отстегнул от пояса ножны и передал их Элизе. - Обыскивай, если хочешь, но ничего больше ты не найдешь.

Быстрыми привычными движениями Зула ощупала его рубаху и шаровары.

– Хорошо. Но даже если ты и скрыл что-то, не думай, что сможешь им воспользоваться. Я лично буду следить за тобой. Одно неловкое движение, и ты узнаешь, что такое нож под лопаткой. Хасара, Кумка, охранять девочку. Ты! - она слегка подтолкнула Тилоса ко входу. - Пошел внутрь!

Тилос ободряюще улыбнулся Элизе и вошел внутрь. Зула скользнула за ним, опустив за собой полог. Элиза проводила их растерянным взглядом. Толпа диких тарсаков вокруг, а теперь даже и Тилоса нет рядом! Справиться с Тилосом они, наверное, не смогут… или смогут?… а вот ей точно конец. Но стоп! Ведь Тилос как раз сюда, к Тароне, и шел? Что ему сказали сегодня на… сеансе связи? Кто такие Хлаш и Клатт? Может, ему передали, что сюда нельзя, что здесь слишком опасно?…

Девушка тайно вздохнула и плавным движением села на пятки. Вместо того, чтобы сложить ладони на коленях, она скрестила на груди руки с судорожно сжатыми кулаками, и уставилась прямо перед собой. Она не позволит дикаркам увидеть ее страх, пусть даже ее на куски разрежут!

В шатре царил полумрак, разгоняемый лишь двумя крохотными масляными светильниками. У входа на медной тарелочке курились благовония. Тарона сидела на коврах в дальнем углу, неподвижная, словно статуя. Ее черная кожа почти сливалась с темной материей, только в белках глаз взблескивали огоньки. Тилос медленно шагнул вперед и остановился.

– На колени! - приказала сзади Зула, тяжело положив руку ему на плечо. - На колени перед королевой, и не вздумай дергаться!

Тилос не шелохнулся.

– Здравствуй, Тарона! - мягко сказал он. - Давненько мы не встречались на твоей территории. Рад тебя видеть.

– На колени, я тебе сказала! - яростно прошипела Зула. Она выхватила из ножен кинжал и рукоятью ударила Тилоса по затылку. Тот слегка отодвинулся и перехватил ее руку в воздухе. Зашипев от боли, женщина затанцевала на цыпочках, одновременно нашаривая свободной рукой эфес сабли.

– Зула! - властно сказала Тарона. - Хватит. Ты хорошо выполнила свою работу. Я довольна. Теперь выйди из шатра. Все выйдите! - она глянула на двоих телохранительниц, сидящих по бокам. Тилос осторожно выпустил руку Зулы и отступил в сторону.

– Но, королева! - запротестовала телохранительница, с ненавистью глядя на него. - Это опасно! Он опасен!…

– Я знаю его не хуже, чем ты, - все так же жестко ответила Тарона. - Выйди!

Телохранительницы неслышно выскользнули наружу. Зула, поколебавшись, вышла вслед за ними.

– Помни - я рядом! - угрожающе сказала она Тилосу, уже откинув полог. Тот молча кивнул.

Полог упал за ней, и в шатре воцарилась тягостная тишина.

– Здравствуй и ты, северянин! - наконец тихо сказала Тарона. - Я не ожидала увидеть тебя в моих владениях после… после всего. Зачем ты здесь?

– Все за тем же, - Тилос подошел к ней почти вплотную и сел на корточки. - За тем же, зачем брожу по югу последние годы. Турабар занес свой топор над миром, и я не хочу, чтобы дочери Назины стали лезвием этого топора.

– Так, значит, именно ты болтался по моим соседям, вынюхивая и рассказывая небылицы? Я подозревала тебя, хотя не всегда ты назывался своим настоящим именем. Значит, хочешь, чтобы тарсаки остались в стороне, позволив другим захватывать для себя новые земли?

– Сахарная пальма захиреет в северных лесах. Так же и тарсаки заболеют и умрут на холодном Севере. Тот снег, что белеет на горных вершинах, бывает, ложится и на северные пастбища. Назина не предназначала тарсакам те земли. Вы не должны воевать.

– Кому-то ты рассказывал, что северные князья жестоки и кровожадны, что они едят людей живьем и не пощадят ни одного напавшего на них, - усмехнулась королева. - Другим ты обещал золото, что северные владыки не пожалеют как выкуп за мир. Меня ты пугаешь холодами? Я ожидала чего-то большего, посланник. Кстати, не назовешь ли ты имена пославших тебя? Северные князья - как-то слишком загадочно.

– Меня послал князь Каралет! - Тилос отвел взгляд в сторону. - Он не хочет войны…

– Ложь! - хлестнула его голосом Тарона. - Князь Каралет, как докладывают лазутчики, поднимает рати по всему Тапару! В большом городе Саламире, где он живет в каменных домах, грашские торговцы ограблены и брошены в тюремные ямы! Ты лжешь мне и даже не заботишься о том, обманусь ли я! Кто тебя послал?

– Не все ли равно, Тарона? - грустно спросил Тилос. - Что, если я пришел сам по себе? Просто для того, чтобы снова увидеть тебя…

Тарона запрокинула голову и горько рассмеялась.

– Ты? Меня? И приволок свою юную потаскушку? Тебе не нужны старухи, как я, да?! Пока я оставалась нежной девочкой, ты ласкал меня и говорил красивые слова. Когда я повзрослела, ты бросил меня словно рваные штаны!…

– Не надо устраивать сцен, Тара. Остаться с тобой - слабость, недостойная настоящего мужчины. Я никогда не превращусь в игрушку тарсачки, пусть даже в любимую игрушку.

– Не зови меня Тарой! - Тарона вскочила на ноги и сжала кулаки. - Только на вашем проклятом Назиной Севере женщины - рабыни, а мужчины повелевают ими! Мужчины тарсаков знают свое место, и любой из них давно поплатился бы головой за такие слова.

– Но я - не тарсак, - развел руками Тилос. - Я приходил к тебе, пока ты не успела почувствовать меня своей собственностью. Когда я понял, что ты считаешь меня своим навсегда, я ушел. Ты судишь меня сердцем, но попытайся подумать…

– Я не собираюсь думать! - разъяренно прорычала Тарона. - Ты оскорбил меня тогда, в последний раз! Ты оскорблял меня с тех пор при каждой встрече! Ты настолько нагл, что едва ли не имеешь свою тощую подстилку прямо у меня под носом! Я убью тебя! Мои жрецы!…

Тарона задохнулась, обнаружив, что Тилос стоит перед ней, сжимая ее руки в своих.

– Не надо сердиться, милая, - грустно сказал он. - Сердце обиженной женщины пылает, словно огненная гора, но ты несправедлива ко мне. Девочка - моя ученица, и она…

– Рассказывай сказки кому-то еще! - Тарона попыталась вырваться, но безуспешно. - Мужлан! - Внезапно она упала на ковер и тихо заплакала, безуспешно пытаясь сдержать слезы. Тилос, не выпуская ее рук, присел рядом.

– Не надо, - беспомощно попросил он. - Пожалуйста, не надрывай мне сердце.

– А оно у тебя есть, сердце? - зло всхлипывая, осведомилась королева. - Я не верю!

– Есть, - Тилос нежно погладил ее по волосам. - Хотя, ты права, мало кто в это верит. Не плачь, Тара, малышка. Кроме меня, есть много мужчин. Тебе ведь нужен не я. Ты просто впервые столкнулась с кем-то, кто идет против твоей воли. Ты хочешь доказать, что никто в мире не может выступить против тебя. Сознайся самой себе, что это так, и тебе станет легче.

– А ты знаток женского сердца? - королева попыталась насмешливо выплюнуть слова, но вышло жалобно. Против своей воли она потянулась к Тилосу, но тот осторожно отстранился.

– Не надо, - вздохнул он. - Мне не стоило приходить к тебе, но я должен предупредить тебя - не начинай войну. Забудь про северных князей, забудь про снег и холод, про волю Назины и прочие глупости. Война опасна лично для тебя. Если тарсаки выступят в поход, ты погибнешь.

– Не откован еще клинок, что сразит меня, - высокомерно поморщилась королева. Как-то сразу она овладела собой и отодвинулась от Тилоса подальше. - Назина всегда дарует мне победу в бою. Жрецы обещали мне милость богини, а их предсказания сбываются.

– Нет, Тара, - покачал головой Тилос. - Назина и ее жрецы здесь ни при чем. Если тарсаки нападут на Север, тебя убью я. Твоя смерть окончательно разобьет мне сердце, но ты умрешь от моих рук. И никто меня не остановит - ни Назина, ни Турабар, на даже сам Валарам.

– Вот как? - усмехнулась королева. На сей раз в ее гримасе явно мелькнула издевка. - Ну что же, попробуй. Зула! - крикнула она, выпрямляясь во весь рост.

У Элизы затекла спина, и она осторожно поерзала на месте, стараясь не привлекать внимания сидящей напротив королевской охранницы. Кажется, таких называли симанами… да, Тилос употребил такое слово… а вооруженную девку звали Хасарой. Именно так девушка расслышала ее имя.

– Что, ножки устали? - ласково осведомилась охранница на общем. - Видно, правду говорят, что северные женщины хуже наших мужчин. Мужчины хотя бы саблю в руки взять могут, а тебе и ножа много - не удержишь.

– Удержу не хуже некоторых! - буркнула Элиза на тарси. Насмешки тарсачки окончательно достали ее. За то время, которое Тилос сидел в шатре наедине с Тароной, Хасара успела пустить в ее адрес десятка два подобных шпилек, и девушке ее подначки страшно надоели. Поначалу сдерживаясь, она потихоньку начала огрызаться. - Зато я слышала, что тарсачкам мужики вообще не нужны - они и сами неплохо друг дружку любят.

Кожа Хасары побурела. Она скрипнула зубами и сплюнула.

– Тех, кто такое говорит, мы обычно на куски режем! - Она демонстративно сжала рукоять кинжала. - Да тебя и тронуть-то страшно - сама рассыплешься. Ручки-ножки ровно лучины, раз - и переломятся! В твоем возрасте тарсачки уже убивают своего первого врага, а ты, небось, и зайца-то убить побоишься!

– Пока что ты боишься, - съязвила Элиза. - Все пугаешь, а сама дрожишь как тот заяц. Что, неужто я такая страшная? Не бойся, не обижу.

– Ах ты… - выругалась Хасара. В тот же момент сверлившая гостью взглядом Зула, выхватывая саблю, бросилась в шатер на оклик Тароны, и телохранительница, резко наклонившись вперед, попыталась отвесить Элизе оплеуху. Вспомнив уроки Бараташа, та, не вставая, подшагнула в сторону и крутнулась на колене, подхватывая руку обидчицы. На тренировках прием завершался тем, что партнер кувыркался через голову, уходя от добивающего удара, но Хасара просто с размаху ткнулась носом в пыль. Немного растерявшаяся Элиза попыталась вспомнить, что полагается делать в таком случае, но так и не сообразила и просто запрыгнула на симану, заворачивая той руку к спине. Женщина, зарычав, другой рукой вытащила кинжал и попыталась ударить через плечо в надежде зацепить Элизу. Но та только сильнее нажала ей на локоть, и тарсачка снова ткнулась лицом в редкий здесь ковыль. Девушка испуганно огляделась по сторонам, но вторая телохранительница - Кумка - сидела неподвижно, с интересом наблюдая за дракой и не делая попыток поддержать товарку. Еще несколько тарсачек неподалеку прекратили лениво трепаться и тоже уставились в их сторону.

– Что такое? - рявкнула Зула, выходя из шатра, все еще с обнаженной саблей в руке. - Хасара! Кумка! Я сказала охранять, а не драться!

Элиза испуганно выпустила руку Хасары и быстро отпрыгнула в сторону. Телохранительница тут же вскочила на ноги и бросилась на девушку, размахивая кинжалом и явно собираясь прикончить обидчицу. Ее перепачканное лицо перекосило от ярости. Лезвие взблеснуло перед глазами Элизы раз, другой, позади что-то повелительно кричала Зула, Тарона с Тилосом застыли у шатра, изумленно наблюдая за схваткой. Тилос сделал шаг вперед, но Элиза уже провернулась на пятках, оказавшись за спиной потерявшей равновесие охранницы, и, захватив ее горло сгибом локтя, в развороте бросила симану на спину. Хасара тут же перевернулась на живот, явно собираясь встать, но Зула с силой пнула ее сапогом в бок.

– Убью! - рявкнула Зула во весь голос. - Хасара, отец твой шакал! Что за бардак! Почему драка? Совсем распоясались! - Она снова пнула Хасару. Та мешком свалилась на траву, уже не пытаясь подняться. - Взять ее! - На сей раз ее палец ткнул в Элизу.

– Хватит! - ледяным голосом произнесла Тарона. - Я вижу, мы совсем забыли, как должно принимать гостей. Зула, если симаны не выполняют твои приказы, виновата ты, а не чужая девка. Я накажу тебя, но не сейчас. Убери эту слабачку с глаз моих! - Она презрительно мотнула головой в сторону Хасары, из носа которой на землю стекала струйка крови.

– Да, госпожа, - покорно склонила голову Зула. - Хасара, отправляйся в третий такх и ожидай моих приказов.

Побитая телохранительница понуро поднялась на ноги и, не оглядываясь, побрела вниз с холма. Тарона подошла вплотную к напрягшейся Элизе и заглянула ей в глаза.

– Ты выросла за последние полгода, девочка, - непонятно сказала королева. - Ты уже дерешься с моей охраной. Не бойся - сегодня ты уйдешь отсюда невредимой. Ты! - она резко повернулась к Тилосу, спокойно стоящему в стороне. - Забирай ее и убирайся. Зула!

– Да, госпожа?

– Пошли гонцов в тараманы. Пусть параданы собирают свои парады. Через двадцать дней большой сбор. Наши женщины засиделись, от безделья они устраивают мелкие свары с чахлыми северными девчонками и даже тех не могут одолеть. Пора позволить их клинкам как следует напиться крови. Мы выступаем на Север. Да, и пошли кого-нибудь к Зуру. Думаю, гуланы обрадуются новости.

– Да, госпожа! - поклонилась Зула. В ее глазах блеснула радость. - Я немедленно посылаю гонцов.

– Ты доволен? - королева резко обернулась к Тилосу. - Кто бы ни послал тебя, ты провалил свое задание. Убирайся отсюда. Ты пришел как посланник, а потому я позволю тебе уйти живым. Но следующая наша встреча станет для тебя последней, окажись ты хоть посланцем самой Назины!

– Я запомню твои слова, о Тарона! - кивнул Тилос. - Но путь на Север долог, а у меня нет коня. Или ты предпочтешь ударить моим хозяевам в спину, сонным и недоумевающим?

– Тарсаки не северяне, они не опускаются до войны со спящими, - процедила Тарона. - Кто-нибудь, дайте этому… дайте коня и проследите, чтобы он как можно быстрее добрался до наших границ.

– Двух коней, - спокойно уточнил Тилос. - Нас двое.

– Хорошо, двух коней, - поморщиласьТарона. - Все, что угодно, лишь бы ты побыстрее исчез с моих глаз. Думаю, впрочем, что больше я тебя не увижу. Тени, что следят за тобой, позаботятся об том.

– Говорящие статуэтки? - быстро переспросил лже-посланник.

– Не понимаю, о чем ты! - отрезала королева. - Убирайся.

– Спасибо, моя королева! - Тилос посмотрел Тароне в глаза. - Но и ты помни о моем предупреждении. И прости за все. Элиза! Пошли, у нас мало времени.

– Элиза… - почти прошептала Тарона. - Я помню твое имя, девочка.

Взглянув в ее горящие янтарные глаза, Элиза вздрогнула и поспешила вслед за размашисто шагающим Тилосом. Посланник не оглядывался.

Привал сделали, лишь когда сгустившаяся тьма окончательно скрыла землю. В Граше Элиза привыкла, что ночь наступает почти мгновенно. Но здесь, в саванне, небо после захода еще долго светилось каким-то мутным неярким светом. Элиза уже обратила на это внимание в предыдущие ночи, но спросить как-то не довелось. Теперь же, в отчаянной попытке рассеять тяжелую тишину, она попыталась выяснить у спутника причину.

– Пылевые облака в тропосфере, - буркнул Тилос, не поворачиваясь. - Рассеивают свет зашедшего за горизонт солнца.

Его тон явно не располагал к новым вопросам, и девушка умолкла. Впрочем, ей и так оказалось не до болтовни. Ехать на лошади оказалось не слишком тяжело - Элиза уже приспособилась к тарсачьей сбруе - но все еще непривычно. Попона, прикрывающая круп смирной кобылки, норовила сползти вместе с всадницей, и ремни не слишком-то этому препятствовали. Тилос сидел на коне непринужденно, странно поджав пятки почти под самое седалище. Такой манеры ездить верхом Элиза еще не встречала, но любопытствовать не стала.

– Да уж… - сказал Тилос, когда они, устроившись на ночлег и стреножив коней, жевали сухое, как доска, вяленое мясо и затхлые лепешки. - Куда ни сядь - всюду ежик. Тебя как, обрадует известие, что мы едем к тебе домой? В Тапар?

– В Тапар? - Элиза не испытала никаких чувств, услышав давно позабытое название. - Здорово… А зачем?

– Не обрадовало, - хмыкнул Тилос. - Ну и ладно, делать все равно нечего. Я собирался оставить тебя у Тароны, но не вышло. Не там и не так встретились. Скажи-ка мне, умница-красавица, какую главную ошибку ты допустила в драке с той несчастной тарсачкой?

– Ошибку? - растерялась Элиза. - Ну… не знаю… Бараташ не успел показать, как из полного приседа фиксировать противника…

– Не то, - отмахнулся Тилос. - Не успел и не успел. Потом научишься. А главная ошибка?

Девушка пожала плечами, не заботясь, разглядит ли Тилос ее в темноте. Оставить ее у Тароны? Ну и ну…

– Главная твоя ошибка в том, что ты вообще позволила втянуть себя в драку без нужды. Да, зачастую боя не избежать, но не в тот раз. Ты вышла победительницей, согласен, но всего лишь за счет внезапности. Та девица просто не ожидала сопротивления. Больше такое не повторится. Смотри, что получилось в результате. Во-первых, в следующий раз к тебе отнесутся куда серьезнее. Захватить врасплох симан Тароны уже не удастся. Теперь тебя если и ударят, то не рукой, а сразу ножом или саблей. Во-вторых, ты нажила себе врага. Думаешь, Хасара простит тебе публичное унижение? В королевскую охрану отбирают лучших, и теперь твоя противница опозорена в глазах подруг. И она найдет способ отомстить. Что она тебе сказала?

Пришибленная Элиза уставилась в невидимую во тьме землю.

– Что нож не удержу, - неохотно призналась она, - и что даже зайца убить побоюсь…

– А ты?

– Что она сама меня боится, аж дрожит…

– Ага, понятно, - вздохнул Тилос. - Обвинить тарсачку в трусости - худшее оскорбление. Ну, милая, ты даешь… Ладно, давай спать. Нам нужно побыстрее добраться в Тапар, а отсюда даже до Граша не меньше трех недель верхами. Придется двигаться от источника к источнику, тот еще крюк.

– Тилос… - робко спросила Элиза. - А зачем ты хотел меня у Тароны оставить? Она же тебя убить хотела, и меня, наверное, убьет…

– Тарсачки не воюют с детьми, - усмехнулся ее спутник. - А ты по их меркам пусть и не ребенок, но в возраст еще не вошла. Выпороть тебя как следует -можно, до смерти запугать - милое дело, но убивать только за то, что ты со мной пришла? Нет, Тарона должна совсем от ревности обезуметь, чтобы на такое пойти.

– Но зачем?

– Ф-ф-ф… - судя по звукам, Тилос лег на спину и устраивался поудобнее. - Как бы тебе объяснить… Видишь ли, неспокойно в последнее время на Западном континенте, ох, неспокойно. Рядом с Тароной для тебя самое безопасное место.

– Ничего себе - безопасное… - Элиза вздрогнула. - Тилос, а почему она тебя так ненавидит? Она… знает, кто ты? Сегодня она сказала, что ты посланник, но ведь это неправда!

– Эла, малышка, ты просто еще не разбираешься в женских чувствах, - голос Тилоса погрустнел. - Я довел Тарону до того, что она с удовольствием прикончила бы меня, но вовсе не потому, что ненавидит. Она просто влюблена в меня по уши…

Песчаная пустыня, барханы из слежавшейся мелкой пыли. По верхушке одного из них петляет цепочка следов - ушастый тушканчик проскакал по своим делам. Сухой горячий ветер легкими порывами обдает лицо, пересохшие губы начинают трескаться. Конь недовольно пофыркивает - травы здесь нет и в помине, ближайшее пастбище в сотне полетов стрелы к востоку.

Юная тарсачка двенадцати или тринадцати лет учится стрелять из большого, не по росту, лука. У нее всего три стрелы, причем две явно сделаны самостоятельно: кривоватые, с грубыми каменными наконечниками, с наспех примотанным оперением. Она специально ушла подальше от кочевья, чтобы сверстницы не дразнили ее неумехой. Хилая и болезненная, она поклялась, что однажды превзойдет подруг во всем - и в стрельбе, и во владении саблей, и в скачках. Теперь каждое утро она бросает свой табун на попечение мужчин-пастухов и матери и отправляется в дюны - тренироваться. Но сегодня дело не идет на лад. Неловко спущенная тетива больно хлещет по руке, и на глазах выступают слезы боли. Потирая покрасневшую руку, девочка упорно снова и снова натягивает лук, целясь в воткнутый в ближайший бархан стебель, специально прихваченный в зарослях чертополоха.

Шорох осыпающегося песка заставляет ее вздрогнуть и схватиться за нож. Ни вазиты, ни бериуты не забираются в скудные и жестокие края на самой границе Великих Пустынь. Однако осторожность не помешает. А если ее выследили насмешливые подружки? Языкастая Зула не преминет растрезвонить, как упражняется хилячка Тара. Тогда… тогда…

На гребне бархана стоит заморенный на вид ослик с двумя тюками. Под уздцы его держит чужой мужчина, по виду - из северного Сураграша, а может, и настоящий северянин. Девочке трудно судить - она лишь раз видела купца из далеких сказочных Княжеств в сопровождении двух охранников-гуланов. Однако она напрягается еще сильнее и, напряженно сжимая нож и лук, начинает пятиться к коню. Как хорошо, что она не стала стреноживать верного Вихря… Единственная хорошая стрела с бронзовым наконечником остается лежать на песке рядом с мишенью. Стрелу жалко, но за ней можно вернуться потом.

– Ты неправильно держишь стрелу, - на тарси незнакомец говорит без малейшего акцента. Он оставляет поводья ослика и быстро спускается, почти съезжает по осыпающемуся песку. - Ты должна брать ее двумя пальцами, легко, за самое основание, а не хвататься пригоршней, словно за палку. Дай, покажу.

Незнакомец поднимает с песка хорошую стрелу, как-то сразу оказывается рядом с оторопевшей Тароной и осторожно вынимает лук у нее из руки. Встав боком к девочке, он натягивает тетиву, так, чтобы она видела его хват.

– Понятно? - спрашивает он. - Попробуй сама.

– Я… мочь… сама… - Тарона плохо говорит на общем, и связывать слова в гладкую нить ей не хочется. Она не может понять, боится ли она северянина. В голове всплывают рассказы матери о беззаконных северных землях, где каждый мужчина может безнаказанно ударить или даже осквернить женщину. Девочка отступила почти к самому коню. Один рывок - и она умчится отсюда к матери. Но что-то удерживает ее. Может, единственная настоящая стрела в руках чужака?

Северянин стоит неподвижно, протягивая ей лук.

– Возьми, - повторяет он на тарси. - И попробуй еще раз.

Тарона осторожно тянется и вынимает у него из руки лук и стрелу. Нож становится неудобно держать, и она засовывает его за пояс. В конце концов, он давно мог бы напасть на нее, если бы хотел.

– Вот так? - неуверенно спрашивает она, натягивая лук. Кожа предплечья горит от ударов тетивы, но она гонит от себя боль, стараясь удержать стрелу именно так, как показал незнакомец. Держать стрелу двумя пальцами сложнее, чем полной щепотью, но чужак натягивал лук таким естественным движением…

– Не совсем… - говорит северянин и тянется в ней. Девочка инстинктивно дергается в сторону, тетива выскальзывает из пальцев и снова бьет по больному месту. Стрела бессильно падает на дюну. На сей раз сдержать слезы не удается. Снова ухватив нож, Тарона отскакивает в сторону. Ее страхи оживают с новой силой.

– Больно? - спрашивает северянин. - Разреши взглянуть.

Он снова оказывается рядом и, не обращая внимания на нож, берет в руки предплечье девочки, поворачивая его внутренней стороной вверх. На месте удара выступили мелкие капельки крови. Северянин поцокивает языком, скидывает на землю худой заплечный мешок и начинает копаться в нем, присев на корточки. Тарона снова шагает в сторону, но уже не так быстро. В мешке поблескивают удивительные штучки, которые она не видела никогда в жизни. Заглядевшись, она пропускает момент, когда северянин начинает мазать ей руку каким-то едким составом. Кожу щиплет, но выдернуть руку девочка не успевает.

– Вот и все, - говорит чужак. - Теперь болеть перестанет. Ну-ка, давай попробуем еще раз. Кстати, меня зовут Тилос.

Тарона бездумно называет свое имя, потом спохватывается и с ужасом смотрит на пришельца. А если он демон, прислужник Назины? Узнав ее имя, он заколдует ее и унесет к себе в мрачные небесные пещеры вечно прислуживать мужчинам. Но ведь он назвал себя…

– Тара? Значит, Тарона? - переспрашивает Тилос. - Раз познакомиться. Теперь возьми стрелу двумя пальцами…

Спустя какое-то время они вместе возвращаются к табуну. Тарона уже совсем не боится незнакомца и весело болтает с ним с высоты лошадиной спины. Северянин бредет рядом, держась за повод своего ослика, и лишь изредка задает вопросы. Она успевает рассказать Тилосу все нехитрые новости кочевья, о себе, о маме, о подругах, сестрах и даже о брате, о их табуне. Завидев вдалеке свою мать, она дает шенкеля лошади и мчится к ней навстречу.

– Мама, мама! - возбужденно кричит она. - А Тилос научил меня из лука стрелять!

Мать выезжает вперед и останавливает лошадь перед северянином, небрежным движением доставая саблю. Сзади подъезжают мужчины, наставляя на пришельца копья. Рабы вдалеке сбиваются в кучу, перешептываясь на своих варварских языках и полностью забывая про стадо. Тарона делает себе зарубку - не забыть преподать им урок. Ей нравится думать, как настоящей взрослой женщине.

– Мир вам! - говорит северянин, поднимая ладони в воздух. - Многих тебе детей, мать большого племени! Пусть твоя сабля всегда пьет кровь твоих врагов.

– Мир и тебе, мужчина с севера, - настороженно откликается мать. - Чему ты учил моего ребенка?

– Я лишь показал ей нашу северную манеру стрелять из лука, - поясняет пришелец. - Меня зовут Тилос, и я посланник от северных князей. Я путешествую в здешних местах в надежде завязать новые торговые связи.

–В одиночку? - недоверчиво спрашивает мать. Впрочем, клинок она убирает. - И ты не боишься ахмузов?

– Я не боюсь ахмузов! - весело улыбается Тилос. - Но, мне кажется, здесь не самое подходящее место для разговоров, Мать Племени?

– Я не Мать Племени, - качает головой женщина, - я всего лишь простая воительница. Не пытайся льстить мне, чужак, в наших краях голос мужчины не громче шелеста ветра. Но Назина в своей неизмеримой мудрости дала северным мужчинам большие права, и не мне судить Ее решения. Я представлю тебе матери племени. Иди за мной.

Тилос машет на прощание Тароне и уходит вслед за ее матерью. Вскоре случайная встреча тускнеет в памяти девочки, но совсем забыть ее не позволяет необычная манера стрельбы, усвоенная Тароной.

В следующий раз они встретились через три года. Девочка-замухрышка выросла в юную женщину, красивую и сильную. Ее беспечная юность притягивает вожделенные мужские и завистливые женские взгляды. На очередном сборе племен она победила в стрельбе и скачках не только сверстниц, но и в общем соревновании. Сама королева, стремительно дряхлеющая Самура, призвала ее к себе и долго расспрашивала о жизни. Никто ничего не сказал ей вслух, но вскоре к ней, как и к другим пятнадцати аханам, приставили трех симан, не оставлявших ее ни на миг.

Она познала нескольких мужчин и нашла любовь скучной. Мужчины шли на любые унижения, лишь бы удовлетворить свою похоть именно с ней. Однако она почему-то не испытывала особого удовольствия ни от процесса, ни от результата. Возня же с противозачаточными настоями и мазями сводила на нет и эти жалкие крохи.

Жаркий день на исходе лета. Саванна, кое-где покрытая редкими кущами полузасохших пальм. Молодая девушка, как и три года назад, сбегает - на сей раз от докучливых охранниц. Предоставив симанам распутывать следы, она забирается в глубину такой кущи и усаживается в тени. В мыслях она уже королева - великая, могучая, повергающая в трепет всех соседей, ближних и дальних. Подданные склоняются перед ней, и даже докучливые Сата с Мушахой вынуждены сдерживать свои языки в ее присутствии.

Когда ей наскучивают мечты, она вскакивает на ноги и начинает серию упражнений с саблей. Всего полгода, как ей доверили настоящий боевой клинок выделки сапсапских кузнецов, но она уже владеет им, как своей собственной рукой, и не упускает случая поупражняться.

Когда она заканчивает очередную серию, раздается за спиной мужской голос:

– Очень хорошо, Тара. Но у тебя слишком напряжена рука.

Тарона резко оборачивается. Голос, в котором отсутствуют обычные для мужчин раболепные нотки, будит старые воспоминания. Тилос стоит, прислонившись к стволу сахарной пальмы и скрестив руки на груди. В его оценивающем взгляде - одобрение, но и только. Тарона обнажена до пояса, но он, в отличие от других мужчин, не впивается похотливым взглядом в ее грудь, в едва прикрытые бедра. Так смотрела на девушку Каррана на занятиях по сабельному бою, радуясь за способную ученицу.

– Расслабь кисть, - советует Тилос. - Ты цепляешься за рукоять, как за последнюю надежду. Ты слишком зажата и заметно теряешь в маневренности. Да и рука быстрее устает.

Отталкиваясь от ствола, он подходит к девушке и выпрямляет ее руку с саблей.

– Расслабь кисть, - командует он, - и дай ей свободно повиснуть.

Заинтригованная Тарона повинуется. Сейчас она уже не маленькая девочка, которую может обидеть любая прохожая, а почти взрослая воительница, да еще и ахана - почти королева. И ее симаны где-то неподалеку, если громко крикнуть - услышат. Сабля в ее руке безвольно повисает.

– Вот так. А теперь вытяни лезвие параллельно земле, но затрать лишь столько сил, сколько необходимо. Чувствуешь, насколько легче держать?

– Чувствую, - кивает девушка и танцевальным движением поворачивается к нему лицом. Сабля смотрит Тилосу прямо в горло. - А если я сейчас порублю тебя на кусочки? Ты зачем за мной подсматривал, вонючий мужлан?

Чужак широко улыбается.

– Ты красива, Тара. Приятно смотреть, как ты движешься. Но я не подсматривал. Не надо рубить меня на кусочки. А я научу тебя еще чему-нибудь, ладно?

– Ха! - фыркает девушка. - Я и сама все умею!

– Ну, тогда делать нечего. Придется меня рубить, - разводит руками Тилос.

Тарона смотрит на него недоверчивым взглядом.

– Я пошутила, - наконец говорит она обиженно. Рядом с Тилосом как-то легко, легче, чем с другими, и ей вдруг не хочется, чтобы он уходил. Но как его задержать, девушка не представляет. Почему-то кажется, что просто приказать ему, как другим мужчинам, не получится.

– А я - нет, - серьезно отвечает Тилос. - Хочешь, покажу, как можно голыми руками отбиться от сабли?

– Голыми руками? - удивленно спрашивает Тарона. - А разве так можно?

– Можно! - уверенно кивает Тилос. - Смотри…

Когда симаны наконец-то находят их, они не рассуждая бросаются в бой. Чужак нападает на их подопечную! За такое расплачиваются смертью, и смертью долгой и мучительной. Прежде чем резкий окрик Тароны успевает остановить их, двое кубарем катятся по земле, а третья застывает, непонимающе глядя на застывшее перед глазами лезвие собственной сабли.

Чужак, однако, разить не торопится. Изящным движением он перехватывает оружие за клинок и протягивает хозяйке рукоятью вперед.

– Это учебный бой, - поясняет он. - Умерьте свой пыл, девчата, я не причинил ей вреда.

Охранница хватает свою саблю и растерянно замирает на месте. Товарки присоединяются к ней, обступив чужака полукругом.

– Я знаю тебя, - наконец говорит одна. - Ты - посланник с севера. Я видела тебя у королевы. Что тебе нужно, мужчина?

– Ничего, - пожимает плечами Тилос. - Я встретил старую знакомую, и мы с ней немного позанимались. Я неплохо дерусь, вот и решил, что…

Охранница оборачивается и окидывает Тарону подозрительным взглядом. Только сейчас девушка осознает, что на ней из одежды - лишь короткая набедренная повязка. Она сердито отворачивается и начинает искать в траве безрукавку, втайне досадуя, что стражницы вмешались так не вовремя.

– Со мной все в порядке, - раздраженно говорит она. - Я и сама могу позаботиться о себе.

– Если с тобой что-то случится, мы окажемся виноваты, - говорит симана почти умоляющим тоном. - А через два дня состязания. Пожалуйста, Тара, не убегай так больше. Мы волновались.

– Ладно, не стану, - бурчит Тарона, подбирая колчан. - Только отвяжитесь.

– Они правы, - неожиданно поддерживает охранницу Тилос. - Сейчас для тебя не то время, чтобы гулять в одиночку. Слишком опасно.

Тарона бросает на него презрительный взгляд. Еще один нашелся… Мать, когда узнала о чести, оказанной дочери, чуть с ума не сошла от счастья. С тех пор она только и твердит то же самое - опасно, нельзя! Ну сколько можно?

– Мы и без чужаков можем дать совет нашей ахане, - зло обрывает Тилоса охранница. - Иди своей дорогой, северянин.

– Можете, - соглашается Тилос. - И та девица, что валяется неподалеку, наверное, тоже собиралась что-то подсказать. Так?

Одна из симан бросается к кустам туи, на которые небрежно кивнул пришелец. Тарона спешит за ней, легко уклоняясь от пытающихся остановить ее телохранительниц. На небольшой прогалине лежит незнакомая женщина с неестественно вывернутой шеей. Ее рука все еще сжимает духовую трубку, небольшие дротики рассыпаны по земле. Из небольшого глиняного сосуда на землю уже давно вытекла густая темная жидкость с тошнотворным запахом. Тарона чувствует, что у нее начинает кружиться голова.

– А вот нюхать не надо, - Тилос отталкивает ее назад. - Умереть не умрете, а вот поплохеть может. Так что, по-вашему, собиралась посоветовать девочке Тень?

– Зачем ты убил ее? - сквозь зубы спрашивает посеревшая охранница. - Нужно допрашивать…

– Тени не говорят на допросах, - качает головой Тилос. - Тара, ты уж, пожалуйста, не сбегай больше от своих. Плохо кончится. Выборы королевы - та еще штука, никогда не знаешь, кто из соперниц подошлет убийцу.

Тарона смотрит в землю, в ушах с опозданием начинает гулко биться кровь. Значит, она обязана жизнью мужчине, да еще и северянину. Теперь ее точно засмеют. И королевой такой дуре не бывать…

Тилос обхватывает ее за плечи, ерошит волосы.

– Ладно, забудь, - тихо говорит он. - Теперь пугаться уже нечего. И ты уж победи в стрельбе, ладно? А то зря я тебя учил?

Той же ночью девушка приходит к нему в потрепанный гостевой шатер на окраине королевского стойбища. Ей нечем отплатить за свое спасение, кроме как своим женским естеством. Тилос, кажется, ожидает ее прихода. К своему удивлению, Тарона понимает, что заниматься любовью может быть приятно не только мужчинам. За ночь она четырежды достигает вершин неведомого ранее блаженства. Незадолго до того, как заря на востоке начинает стирать берега Огненного Пруда, Тилос выпроваживает ее из шатра. Тароне не хочется уходить, но она понимает, что он прав: неизвестно, как соплеменницы отнесутся к ее шашням с чужеземцем накануне испытаний.

– Ты станешь королевой, Тара, - говорит Тилос ей на прощание. - Ты обязательно станешь ей.

Тарона бредет по стойбищу. Завтра - последние состязания по стрельбе, но она не думает о них. Она предвкушает следующую ночь с Тилосом.

Но Тилос покидает стойбище тем же днем. Потом он еще несколько раз приходит в племя, но ни разу не остается дольше, чем на ночь.

Еще два года спустя молодую мах-королеву вызвали к Самуре. Старая повелительница племени уже никуда не выходила из своего шатра. Хотя она еще пользовалась некоторым влиянием, а Тароне оставалось полгода до того момента, как параданы выкрикнут ее королевой на Пиршестве Назины, молодая женщина уже принимала дела. К тому времени весть о смене власти дошла до самых дальних кочевий, и отовсюду стекались посланницы - выразить Тароне свое уважение, а заодно и рассмотреть новую избранницу получше. Пылевые бури уже душили припустынные пастбища, и люди в южных тараманах начали волноваться. Пустыня медленно, но верно теснила сураграшские племена на север, и потускневшие от небесной пыли Глаза Назины предвещали большую войну.

Большой темный шатер, посреди него горит костер. Дым от него вытягивается в отверстие в потолке, но маленькие дымки из курильниц ароматной пеленой растекаются вокруг. Самура сидит возле костра на мягких подушках, мечущиеся отблески огня превращают ее увядшее морщинистое лицо в грубую маску смерти. Она еще живет, но для окружающих она мертва. Через полгода сорокалетняя старуха ударит себя ритуальным кинжалом в сердце, освобождая дорогу мах-королеве… нет, уже просто новой королеве. Тарона ждет того момента одновременно с трепетом и с предвкушением. Стоит ей только получить всю власть в свои руки, и тогда… тогда…

Тилос входит в шатер и останавливается на приличном для посланника месте. Его лицо бесстрастно, ни один жест не выдает его чувств. Посланника знают, его лицо примелькалось многим, а потому охрана довольно небрежна. Сабли покоятся в ножнах, а за спиной чужака нет обязательной симаны с обнаженным кинжалом. Только неопытная пока Зула напряженно следит за ним из-за плеча Тароны.

– Приветствую тебя, о великая королева Самура, - опускается он на одно колено и смиренно опускает голову. - Приветствую и тебя, молодая мах-королева Тарона. Я рад, что великое племя тарсаков избрало себе достойную новую предводительницу. Радость переполняет и сердца моих хозяев, что шлют дары воительницам, известным далеко за пределами своих исконных земель. Караван стоит у входа в стойбище, ожидая, когда его разгрузят. Я сам ездил к гуланам, выбирая в подарок верблюдов, - добавляет он.

– От имени всех тарсаков я принимаю твои дары, - медленно произносит старуха. - Да не испытают твои хозяева жажды! Встань, путник. Ты проделал далекий путь и заслуживаешь отдыха.

– Благодарю тебя, королева, - Тилос поднимается с колен и кланяется. - Кроме того, со мной приехали северные купцы. Они хотят обсудить с тобой торговлю между знойными южными и прохладными северными землями. Ваши кони, равно как и ваши пряности и тисненые кожи, славятся по всему миру. Думаю, торговля окажется выгодной для всех.

– В твой прошлый приезд я сказала тебе, северянин, что тарсаки не торговцы. Мы равнодушны к наживе, нам вполне хватает торговли с соседями. - Самура хмурится. - Твои купцы напрасно проделали великий путь в наши земли.

– Возможно, стоит сначала посмотреть, что предлагают нам чужеземцы, - Тарона выступает вперед. Глаза Самуры вспыхивают от гнева и тут же угасают: ее время ушло. Тарона с трудом сдерживает желание подойти поближе к Тилосу. - Времена меняются, и твои слова, королева, прозвучали год назад. Сейчас с юга дуют новые ветры.

Мах-королева внимательно наблюдает за посланником, стараясь понять, дошел ли до него скрытый смысл ее слов. Однако тот остается бесстрастным.

– Я благодарю прекрасную мах-королеву… - начинает он. В шатре поднимается ропот - посланник явно выходит за рамки этикета. Сердце Тароны начинает учащенно биться. - Я благодарю прекрасную мах-королеву за ее великодушные слова. Думаю, однако, что наши купцы окажутся благодарны куда больше. Я же со своей стороны могу лишь отплатить сказками о том, что происходит в окружающем мире. Если королева позволит мне немного передохнуть с дороги… - Его глаза, не отрываясь, смотрят на Тарону. Та буквально тает под его взглядом.

– Я отпускаю тебя, - медленно кивает королева. - Твои истории выслушают у вечернего костра. Отведите его в гостевой шатер и убедитесь, что у гостей ни в чем нет недостатка.

Дождавшись, пока посланник и стражники покинут шатер, королева оборачивается к Тароне.

– У тебя своя голова на плечах, девочка, - печально говорит она, - но я вижу, что чужак еще ни разу не уходил от нас с пустыми руками. Он уносил отсюда твое сердце, и сейчас оно лежит в его приседельной сумке. Негоже женщине тарсаков так привязываться к мужчине, да еще и из чужих земель.

– Мое сердце принадлежит только мне, госпожа, - сухо отвечает Тарона. - Могу ли я идти?

– Конечно, Тара, - кивает королева. - Иди, но помни мои слова. Забери свое сердце себе, пока еще не поздно.

Ночью Зула приводит Тилоса в шатер Тароны. На исходе ночи посланник и мах-королева снова лежат рядом друг с другом, и Тарона чувствует, что не в силах расстаться с возлюбленным.

– Останься со мной! - жарко шепчет она ему на ухо. - Что тебе далекие северные земли? Что тебе твои хозяева? Останься - и ты всегда останешься рядом с королевой самого великого народа в мире, и твоя власть уступит лишь моей…

– Не могу, милая, - гладит ее по волосам посланник. - Меня зовет дорога. Для меня нет большего счастья, чем топтать пыль. Я никогда не соглашусь на клетку, пусть и золотую. Прости, но я не могу.

– Тогда я приказываю тебе остаться! - в голосе Тароны прорезаются хриплые нотки от поступающих слез. - Я хочу видеть тебя каждый день, а не раз в два года! Я приказываю!…

– Прости! - посланник осторожно высвобождается из ее объятий и начинает одеваться. - Я должен идти. Скоро начнет светать.

– Я ненавижу тебя… - шепчет ему вслед молодая королева. - Ненавижу! Ненавижу!

Иноземные купцы остаются еще на несколько дней, но посланник уезжает тем же утром. Вскоре после его отъезда Тарону снова приглашают к Самуре.

– Я знаю, что нынешнюю ночь ты провела с чужаком, мах-королева, - с плохо скрываемым раздражением говорит она. - Ты не услышала мои вчерашние слова. Так продолжаться не может. Я позаботилась, чтобы он больше не смущал тебя своим присутствием. Найди себе новую игрушку, девочка, и никогда…

– Позаботилась? - недоуменно смотрит на нее Тарона. Потом до нее доходит. - Ах ты старая сука…

Она молнией вылетает из шатра. Зула, ни на минуту не оставляющая свою госпожу, бросается за ней. Не обращая внимание на окружающих, Тарона запрыгивает на первого попавшегося коня и вскачь несется в ту строну, где недавно осела пыль под копытами жеребца Тилоса. Зула, ничего не понимающая, но не потерявшая голову, следует за ней, успев, однако махнуть ближайшим симанам. Вскоре небольшой, в полтакха, отряд несется на северо-запад.

Однако они не успевают. В четверти перехода от стойбища в траве тут и там валяются бездыханные тела восьми тарсачек, судя по вышивке на безрукавках - симан Самуры. Их лошади разбрелись по окружающей степи и мирно щиплют траву. Тилос сидит на пригорке, грустно рассматривая труп своего коня, из туши которого торчит не меньше пяти стрел. Заслышав стук копыт, он поднимается и молча ждет, пока спешившая Тарона бросается ему на шею.

– Тилос… - задыхаясь, шепчет она. - Прости, милый, прости… Это не я, это Самура…

Охрана недоуменно рассредоточивается вокруг. Женщины, ничего не понимая, смотрят друг на друга и на сошедшую с ума мах-королеву. Только Зула, наконец, разобравшаяся, что произошло, молча качает головой.

Тилос мягко отстраняет от себя Тарону.

– Я ни в чем не виню тебя, госпожа, - сухо говорит он. - Однако мне нужно продолжать свой путь, а мой конь мертв. Могу ли я попросить…

– Да, да, да! - исступленно шепчет Тарона. - Проси что хочешь, хоть мою жизнь! Нет, не все, не проси коня, я не отпущу тебя никуда, любимый!…

– Мне не нужны девки, что таскаются за мной хвостом. Я свободный человек, - в голосе посланника неожиданно прорезается презрение. - Сейчас мне нужен только конь.

Вздрогнув, как от удара, Тарона отступает назад. Безумная пелена спадает с ее глаз, и она наконец-то осознает, что стоит посреди степи, а охранницы изумленно пялятся на нее, но больше - на разбросанные вокруг тела.

– Я… приношу свои извинения… за нападение… - слова даются с трудом. Губы кривятся, с трудом удерживая рыдания. - От имени…

– Я принимаю твои извинения, мах-королева! - Голос Тилоса снова холоден и бесстрастен, но рот презрительно кривится. Глумливая усмешка в его глазах жалит больнее осы. - Я повторяю свою просьбу насчет нового коня…

Тарона медленно отходит назад и бросает ему поводья своей лошади. Потом делает еще шаг назад, еще… и упирается в коня Зулы. Она смотрит, как Тилос легко вспрыгивает на спину животному и коротко кивает.

– Позаботьтесь о своих товарках, - говорит он на прощание, обращаясь не к Тароне, а к Зуле. - Они придут в себя через пару часов.

Северянин разворачивает коня и вскоре исчезает за холмом. Только тогда, опустившись на колени, Тарона дает волю слезам, яростным и страшным.

– Я ненавижу тебя… - повторяет она. - Ненавижу… Я убью тебя…

– Догнать его, госпожа? - осторожно спрашивает Зула.

Тарона мотает головой, пытаясь унять рыдания.

– Я ненавижу тебя… - обреченно повторяет она.

Неподалеку со стоном шевелится одна из неудачливых убийц.

За прошедшие с тех пор четыре года Тарона видела Тилоса только два раза, и оба - при дворе Великого Скотовода.

В первый раз, сорвавшись под его насмешливо-презрительным взглядом, она пообещала вырезать ему сердце.

Во второй раз с ним ошивалась какая-то накрашенная девчонка в аляповатом платье, подстать уличной проститутке.

Элиза так и не узнала всей истории. Тилос нехотя цедил слова, отделываясь скупыми фразами. Наконец разочарованная девушка умолкла и какое-то время смотрела на звезды.

– Тилос, - спросила она после паузы, - ты переживаешь из-за того, что Тарона начала войну, да?

– Я не переживаю. Я к тому и стремился.

– Что? - Элиза аж вскочила на ноги. - Но ведь ты сам рассказывал, что нужно вести переговоры о мире…

– Я и веду переговоры о мире, - усмехнулся тот. - Эла, ты прожила столько лет в Граше! Ты же должна понимать, что предложить мир кочевнику означает лишь признаться в собственной слабости. А уж если ты еще и подарки предлагаешь…

– То есть ты специально устроил, что Тарона начала войну? - непонимающе спросила Элиза. - Но… зачем? Как?

– С твоей помощью, Эла, - Тилос предпочел не услышать первый вопрос. - Зачем, думаешь, ты потребовалась мне тогда, во дворце? Чтобы лишний раз привести Тарону в ярость. Она могла подумать, что я предпочел тебя ей. Слабая надежда, конечно, но она оправдалась. Сегодня я, наконец, превозмог ее благоразумие. Теперь сураграшские племена поднимутся на войну с Севером, и мне нужно оказаться там раньше, чем южанам.

– Значит, ты использовал меня, только чтобы рассердить Тарону? - Элиза не верила своим ушам. - И все? И… сегодня тоже? Чтобы позлить ее? Ты… Ты…

– Сволочь, мерзавец, сукин сын, - меланхолично согласился Тилос. - Знаю. Меня еще и не так называли. Но сегодня я держал в голове другое. Не вышло, к сожалению. Нас перехватили раньше, чем нужно. Я собирался оставить тебя в Тарса-хамане, это такое большое постоянное стойбище тарсаков километрах в трехстах отсюда…

– Но зачем? Зачем? - Элиза почувствовала, что задыхается от унижения. - Чтобы она могла перерезать мне глотку с большими удобствами?

– Успокойся! - голос Тилоса зазвенел металлической ноткой. - Сядь и не дергайся. Она уже не считает тебя моей любовницей, если тебя это обрадует. Ученицей - да, здесь драка с тарсачкой оказалась нам на руку. Так что горло тебе резать она уже не станет, наоборот - защитит, если что. А мне нужно, чтобы рядом с ней оказался человек, которому она доверится. Мой человек. У меня есть шпионы среди тарсаков, но никого - в ближайшем окружении королевы. Нет никаких шансов завербовать кого-то из симан, поэтому я намеревался внедрить тебя. И, кроме того, - добавил он уже тише, - я уже говорил, что рядом с Тароной самое безопасное для тебя место. Но пока, видно, тебе еще придется поболтаться по свету…

Элиза постояла со сжатыми кулаками, но потом вздохнула и села на землю. Ее спасли от верной смерти на грашской улице, в конце концов, так что нечего изображать из себя княгиню. Обида не исчезла, но ушла куда-то далеко вглубь. И потом, она сама обещала, что пойдет за Тилосом до конца. Могла бы и отказаться, дура, но раз дала слово…

– Извини, - сказала она. - Просто обидно, что…

– Знаю, - согласился Тилос. - Я бы тоже обиделся. На твоем месте я бы мне по роже дал. Но мою пассию ты играла только в Граше. В Чаттануге из тебя уже целенаправленно делали полевого агента. Имей в виду - минимальную программу ты не усвоила даже на треть. Сегодня отдыхай, а с завтрашнего дня вечерами займемся рукопашным боем.

– Хорошо, - покорно согласилась девушка. - Тилос, но все же скажи, зачем ты хотел войны? Ведь плохо же, когда убивают людей…

Ее спутник промолчал. Но когда Элиза решила, что ответа не последует, он прокашлялся.

– Видишь ли, Эла, - задумчиво произнес он, - войны не избежать в любом случае. Наш мир создавался для Игры. Он не предназначался для существования в реальном мире. Его сшивали на живую нитку без запаса прочности, как и любой другой Игровой мир. После того, как он вывалился в реальное пространство, планета начала разваливаться в буквальном смысле слова. Ты слышала про землетрясения, извержения, гигантские пылевые бури - следствия истончающихся эфирных скрепов. Но есть и менее очевидные проблемы. Так, например, экология Западного континента в значительной степени базировалась на магических связках. Несуразицы вроде дождевых джунглей рядом с безводными степями могут существовать только в искусственном мире. Волшебства нет - и пастбища стремительно истощаются, выпадает меньше осадков, меняются розы ветров, пустыни наступают, падает плодовитость животных, а племена скотоводов начинают голодать. Да и на севере катастрофически сокращается сельскохозяйственное производство. Они все еще считают многолетний неурожай просто случайностью, но это не случайность. Это система. Эла, что люди делают, когда им нечего есть, а под боком - богатый, на первый взгляд, сосед?

– Воюют с соседом, - безнадежно ответила девушка. - Но… неужели по-другому нельзя?

– Можно. Но не все так просто. Понимаешь, население слишком велико для новых условий. Традиционные промыслы просто не прокормят столько народу. Война - единственный способ быстро уменьшить численность людей до приемлемого уровня. Иначе - медленное вымирание от голода. Так лучше?

– Но так нельзя… - Элиза запнулась.

– А как можно? - с интересом спросил Тилос.

– Ну… мы же в Чаттануге кормились с огородов. А там жило много народу.

– В Чаттануге использовались технологии, которыми не обладает остальной мир. Минеральные удобрения. Улучшенные плуги. Оросительные системы. Технологии, которыми владею только я.

– Но разве нельзя поделиться ими с другими?

– Поделиться… - горько усмехнулся Тилос. - Я пытаюсь внедрить на севере плуг уже лет пятнадцать, с тех пор, как понял, что урожаи все уменьшаются. Но боярину проще выгнать на поле десять мужиков с дешевыми мотыгами, чем дать одному в руки дорогой инструмент. На юге еще хуже - я не могу научить их эффективным методам скотоводства, пока главный здесь - воин, презирающий мудрствования. Предки, мол, так жили, и мы проживем…

– И война решит проблемы?

– Война сократит население. По крайней мере, та война, что надвигается сейчас. Это позволит провести какие-то реформы.

– Ценой тысяч жизней?

– Да. Но не тысяч - миллионов.

– Миллионов… - тихо охнула Элиза. - Но ведь так нельзя!

– Нельзя. И если ты подскажешь лучший способ - я с радостью им воспользуюсь. - Тилос сделал паузу. - Беда в том, что не я - причина войны. Не я ее начинаю, и не в моих силах ее остановить. Я всего лишь пытаюсь сорвать лавину с горного склона до того, как люди достигнут последней степени отчаяния. До того, как война выльется во всеобщую бойню, как голод на Севере и на Юге не оставит людям иного выбора, кроме смерти с оружием в руках. Если протянуть еще год-другой, а может, и меньше, погибнут не миллионы - десятки миллионов. Не останется ни северных княжеств, ни южных племен, погибнут и Граш, и Харазг, и далекий Караграш, и даже северные племена за Ручейницей окажутся втянутыми во всеобщее истребление. В результате - хаос, полный и окончательный, конец того мира, который мы знаем. Кто-то, разумеется, выживет, но что и когда получится из обломков, знают лишь Демиурги. Ах, если бы я только мог стравить тарсаков и гуланов!…

– Да, а Демиурги? - Элиза ухватилась за соломинку. - Почему они не могут вмешаться, помочь? Они же наверняка смогут что-нибудь сделать! Они же сильные, могучие…

– Они уже не Демиурги, Эла, - в голосе Тилоса зазвучал сарказм. - Демиурги давно в прошлом, от них осталось лишь пустое название. Да, когда-то они открывали, творили, строили. Но сегодня они раса не строителей, а потребителей. Это Игроки, и Игра - суть их жизни. Они утратили свою мудрость, и им нет дела до тебя и прочих, кто населяет Игровые миры. Бессмысленное развлечение - все, о чем они пекутся.

– А статуэтки? - отчаянно спросила девушка. - Говорящие статуэтки! Помнишь, ты отобрал одну такую в Чаттануге?

– Вот статуэтки - загадка… - признал Тилос. - Тут я просто растерян. Они явно дело рук кого-то из Демиургов. Но, видишь ли, одно время я тоже надеялся на их помощь. Я собирал данные, сводил их в отчеты, ясно демонстрирующих тенденции. Я отправлял отчеты… куда-то туда. И не просто отчеты - просьбы, даже мольбы о помощи. Но лет десять назад я понял - все бессмысленно. Либо им действительно не интересны наши проблемы, либо у них какие-то свои планы, которыми они не считают нужным делиться со мной. Может, общий хаос и есть их цель. Возможно, статуэтки-передатчики что-то значат. А может, и нет - просто кто-то из Игроков развлекается.

– Гады… - прошептала Элиза.

– Не обязательно, - не согласился Тилос. - Я ведь тоже гад, если смотреть с определенной точки зрения. Веду игры за спинами северных князей, выдавая себя за их посланника, натравливаю племена на Север и друг на друга, тебя вот использовал… Кто его знает, может, у Демиургов и в самом деле есть какой-то план. Вот еще, кстати. Имей в виду - они могут в любой момент нейтрализовать меня.

– Нейтрализовать? - Элиза со страхом уставилась в сторону Тилоса. Последний разговор с Мирой всплыл в ее памяти. - Значит - убить?

– Зависит от обстоятельств. В данных условиях, скорее всего, меня просто уничтожат или уберут с планеты. Или еще что-то придумают. В любом случае я потеряю возможность влиять на ситуацию. Знаешь, более двухсот лет назад Джао… один из Демиургов… дал мне доступ в Архив. Это такая свалка всяких знаний, начиная с глубокой древности. Древности Демиургов, я имею в виду. Системы - никакой, масса обрывков, намеков, поиск почти невозможен из-за несистематизированности материала… В общем, помойка, которой они сами, мне кажется, давно не пользуются. Однако и из нее я извлекал огромную пользу. А недавно мой канал на Архив просто пропал, и на сообщение о проблеме Джао не отреагировал. Теперь вот идолы… Ну, и все такое по мелочам. Но уж больно нехорошо мелочи в общую картину складываются. В общем, где находится закладка, ты помнишь. В случае чего ты должна найти способ воспользоваться знаниями без моего участия.

Элиза какое-то время переваривала услышанное.

– Но я ведь не смогу! - наконец возразила она. - Я же почти ничего не знаю! Тилос, ты сам говорил, что тебе триста лет…

– Триста пятьдесят с лишним, - перебил ее Тилос. - И что? Когда меня бросили в воду, я тоже учился плавать самостоятельно. Мне никто не помогал, а из всех знаний имелся только небольшой архив во внутренней памяти. Это куда меньше, чем содержится в закладках. А был я тогда, между прочим, всего лет на десять старше тебя нынешней. По меркам моего родного мира - твой здешний возраст, если не меньше.

– Но я не смогу!

– Значит, умрешь, пытаясь. Ты сама пошла за мной. Я давал шанс отказаться, да и сейчас не стану неволить. Если хочешь, сделаем небольшой крюк. Мои люди в Граше переправят тебя в Кураллах или на другую базу. Хочешь?

– Не знаю… - призналась Элиза. - Я еще не поняла.

– Тогда думай. В течение недели я смогу изменить свой маршрут без особых потерь времени. А теперь, извини, мне нужно попытаться все-таки связаться с… кое с кем. Сеанс в девять не состоялся, сейчас время второй попытки. А ты поспи. Завтра вставать рано.

– Да, Кургаш? - Хлаш вопросительно взглянул на вынырнувшего из кустов парня. - Что-то срочное?

– Не знаю, учитель, - замялся тот. Верхняя губа, выдавая замешательство, поползла вверх, обнажая клыки. - Тот железный ящик, что стоит в землянке, пищал. Громко пищал! - добавил он, смутившись. - Я помню, что ты велел звать тебя к ящику когда угодно, но никто не знал, куда ты ушел.

– Я осматривал местность, - удивленно сощурил глаза тролль. - Я же предупреждал. Впрочем, ладно. Когда это случилось?

– Солнце только что зашло, сумерки еще не сгустились, - сообщил молодой ученик. - Не больше десятой доли солнцекруга назад.

– Часа два или три… - пробормотал Хлаш. - Интересно. Значит, сейчас как раз время второй попытки. Лагерь разбили?

– Да, учитель, - кивнул Кургаш. - Лагерь разбит. Я выставил часовых, остальные уже спят. Я волновался за тебя…

– Когда твои опасения начнут казаться реальными, я уйду на покой, - проворчал матха. - Но, надеюсь, еще не скоро. Иди, отдыхай. Чуть позже я сам обойду посты. Людских следов поблизости нет, во всяком случае, я их не заметил. Мог, впрочем, и пропустить в темноте…

– Да, учитель, - опять согласился Кургаш. - Я обойду посты после смены.

Осторожно, пытаясь не врезаться в хлипкие подпорки крыши - действие ночного зелья почти закончилось, Хлашспустился в землянку. Передатчик стоял в углу, аккуратно завернутый в теплый плащ. Уголок отгибался, и тролль видел, как мигает индикатор упущенного вызова.

Словно откликнувшись на приближение тролля, передатчик издал мелодичную трель, потом еще одну. Хлаш торопливо сорвал с него плащ и почти на ощупь - ночное зелье совсем выдохлось - нашел нужную кнопку.

– Черепаха на связи, - негромко произнес он. - Черепаха на связи.

– Северное гнездо - Черепахе, - донесся до него заглушаемый треском невнятный человеческий голос. - Крот требует срочного свидания. Подключаю Крота, жди на связи.

– Черепаха ожидает Крота, - согласился Хлаш. Чешуйки на спине слегка встопорщились. Что случилось, если требуется личный контакт?

– Черепаха, Крот на связи! - донесся из передатчика неожиданно отчетливый голос Тилоса. - Черепаха, как слышишь?

– Глупая Черепаха приветствует мудрого Крота, - откликнулся тролль. - Слышу прекрасно. Головастики в условленном месте, ожидаем указаний. Что-то случилось, Крот?

– Черепаха, говорю через Южное гнездо, - напряженно ответил Тилос. - Уходит много сил на поддержание дальней связи, буду краток. Начался торговый сезон, готовьтесь к большой ярмарке. Купец несет вам гостинцы. Ныряйте поглубже и не отсвечивайте пятками. Это первое. Второе. Черепаха, у нас проблема. Я наткнулся на большую лягушку, она прыгнула в вашу сторону.

– Слушаю, Крот. Что за лягушка?

– Еще одна черепаха мечет головастиков. Повторяю - еще одна черепаха мечет головастиков. Повтори, как понял.

– Крот, я услышал, что дрозд запел не к сроку. Откуда такие новости, Крот? Это точно? Как зовут вторую черепаху?

– Твой хороший знакомый, - голос Тилоса ослабел, потом снова окреп. - Любитель славных побед. Видели, как он общался с большой мохнатой обезьяной. Найди его, Черепаха, но не вмешивайся, только следи. Ярмарка на носу, но нетерпеливый купец успеет раньше. Связь через неделю, в обычное время. У тебя есть другие новости?

– Новостей нет, все тихо, - откликнулся Хлаш. - Желаю купцу не запинаться о кочки и избегать комаров. Отбой, Крот.

– Отбой, старый друг.

Раздался щелчок, индикатор связи погас. Хлаш сел прямо на грязный мокрый пол и задумался. Ну и новость… Безумец Клатт, позор Народа, все-таки решился отправить свой клан на большую бойню. Необходимо срочно выяснять, где и как он собирается вмешаться. Да уж, та еще задачка. Пожалуй, об отдыхе придется забыть.

Несколько минут он размышлял, на кого оставить лагерь, и с сожалением признал, что Кургаша взять с собой не получится. Затем вскочил на ноги и, все-таки обвалив впотьмах одну из подпорок, начал подниматься по лестнице, стряхивая с макушки земляную крошку. И замер. Старый друг, назвал его Тилос. Старый друг… Что он хотел сказать нестандартным завершением сеанса? Отбросим мысль о душевном надрыве, отбросим сентиментальность. Она присуща Тилосу так же мало, как и Народу. Старый… Что он хотел сказать намеком на прошлое? Если не считать последних пяти лет, когда Тилос помогал остаткам Народа обустраиваться на Побережье, у них не было запоминающихся совместных дел. Только то, почти тридцать лет назад. То, с чего и началась их дружба.

Конец Большой Игры.

Неужто в дело опять вмешались Демиурги? Или просто его, Хлаша, мнительность, заставляет искать скрытый смысл, где его нет?

Хлаш тряхнул головой и выбрался наружу. На ходу он нащупал в поясе узкую закупоренную склянку и быстро глотнул из нее терпкой жидкости. Вторая порция зелья подряд еще даст о себе знать, но не сейчас - днем, когда он сможет идти почти вслепую. Все-таки жаль, что Народ так и не подружился с лошадьми…

Кургаш уже крепко спал, свернувшись у потухшего костра. Хлаш осторожно коснулся его плеча.

– Да, учитель? - молодой тролль мгновенно открыл глаза, словно и не спал. - Пора проверять посты?

– Нет, мой лучший ученик, - вздохнул матха. - Дурные вести. Я беру Кумаша и Старана и ухожу прямо сейчас. Мне нужно наведаться в гости к старым знакомым. Лагерь я оставляю на тебя. Справишься?

– Да, матха Хлаш, - кивнул Кургаш, присаживаясь на корточки. - Я должен знать, зачем ты идешь?

– Пока нет. Я еще ни в чем не уверен. От вас требуется только ждать. Наше время придет, но позже.

– Когда появится твой человек?

– Не слишком скоро. До того места, где он сейчас, по прямой полторы, а то и две тысячи верст. Он торопится сюда, но вынужден петлять. Менее, чем за три недели, он не доберется. Скорее - месяц. Железный ящик сообщит, когда он окажется неподалеку. Тогда вы найдете меня.

– Да, учитель, - кивнул тролль. - Мы будем терпеливо ждать.

– Надеюсь, - Хлаш сделал тазан и неслышно ушел в темноту. Ночное зелье снова начало действовать, хотя зеленый туман в глазах стоял куда гуще, чем раньше. С чего начать? Пожалуй, действительно стоит собрать очередной Совет Старейшин. Ох, стоит…

Часть третья. Буря

Тарсаки поднимаются на большую войну с Севером!

Эта весть распространялась по степям и саваннам Сураграша подобно пожару, что ветер гонит по бескрайним равнинам засушливых степей. Племена, рассеянные до того на огромных площадях в сотни тысяч квадратных верст, спешно сбивались в кучу, жадно выслушав на общем сборе гонцов. Те даже не останавливались на краткий отдых, лишь меняли коней и беговых верблюдов и летели дальше, дальше, дальше - нести слова вождей. Многие, очень многие пастухи и даже рабы бросали табуны, стада и отары на попечение остающихся и, забыв про барсов, степных волков и прочих хищников, забыв про разбойничьи племена, рыскающие в поисках добычи, прихватив лишь немного пищи, двигались на север и восток, к стародавним местам сбора. Немногочисленные водопои разбивались в вязкую грязь неподкованными копытами коней и вьючных ослов, и очень быстро новоприбывшие переставали находить здесь воду. Спешно рылись колодцы, за скудные запасы продовольствия тут и там вспыхивали ожесточенные драки. Убийство за кусок вяленого мяса никого не удивляло и никого не останавливало. Наконец-то им в руки попадут несметные богатства, накопленные жадными северными князьями! Говорят, в тамошних городах даже крыши капищ делают из чистого золота, а глупые северные рабы несут и несут туда золотые монеты…

Среди первых шли тарсачьи отряды. Гонцы Тароны во весь опор неслись по степям, неся с собой глас королевы и оставляя то одной, то другой парадане маленький, не более локтя, сверток с говорящим богом внутри. Глаза идолов горели мрачным зеленым огнем, и параданы одна за другой вскакивали в седло, потрясая в воздухе саблями и копьями, а их парады вторили им яростными воплями и звоном металла. Грозные чернокожие воительницы стекались под знамена командиров, воздух звенел от громких победных кличей. Не прошло и двух недель, как не менее ста пятидесяти тысяч тарсачьих конников миновали широту Граша, двигаясь к южным отрогам Сахарных гор, к границам пока ничего еще не подозревающего Тапара.

Гуланы двигались за ними не так быстро и собирались не так споро. Их вождь Зур Харибан не обладал говорящими статуэтками, но отсутствие радиосвязи компенсировалось его горячностью. Еще зимой он решил, что летом пойдет войной на Север, с тарсаками или без них, и отары его племени по большей части давно паслись у северных границ его владений. Вскоре после того, как Тилос побывал в гостях у Тароны, страшное землетрясение открыло новые ущелья и обрушило старые горы в белоснежном хребте Шураллаха. Подземные толчки ощущались даже в далеких Назире и Корунге, в Граше во дворце Великого Скотовода разбрызгивалась вода из фонтанов и тряслись золотые люстры на сто фитилей каждая. Несколько овечьих отар на границах пустынь целиком исчезли в огромных трещинах. Некоторые гуланы восприняли катастрофу как гнев Валарама или, может быть, обычно добродушного Тинурила, указывающих, что пора, наконец, вспомнить обычаи предков и выказать свою воинскую доблесть. Другие просто перепугались до смерти. И те, и другие, однако, спешно двинулись вслед за тарсаками. Первый отряд в пять тысяч всадников вел сам Зур Харибан, страшно истосковавшийся по хорошей драке.

Не остались в стороне и невеликие племена. Пыльные бури и землетрясения последних лет внушили многим, что их родные края отныне перестали быть добрыми к своим детям. Из уст в уста передавались рассказы о богатых северных пастбищах, о смирных северных рабах, что едят мало, а работают за пятерых, о невиданных каменных городах и полноводных реках, по сравнению с которыми дающий жизнь Кронг - лишь жалкий ручеек на исходе весны. Обычно мирные сапсапы и каронги доставали из пыльных укладок дедовские мечи, мастерили из старых бронзовых наконечников неказистые копья и двигались вслед за прочими - кто верхами, а кто и пешими. В Караграше пригоны, шумахи, тропаги, каррахи, хманы и прочая мелюзга, чьих вождей обычно даже не приглашали на советы, сбивались в отряды и потихоньку двигались к границам Куара и Камуша. Харазги обновляли свои осадные снаряды.

Даже разбойничьи вазиты и бериуты оставили свое вечное рысканье по степям и подлескам и стали стягиваться в северный Сураграш в надежде как следует помародерствовать на полях сражений. Шайки ахмузов бросали свои тайные убежища в горах и пустынях, покидали излюбленные места засад на торговых трактах и осторожно, не попадаясь на глаза, крались вслед за тарсаками и гуланами.

Месяц спустя после визита Тилоса на север двигалось более чем трехсоттысячное войско, рассеянное на расстоянии двух недель пути. Основной удар нацеливался в сторону Тапара и его не так давно отстроенной столицы - Саламира. Остановиться орда уже не могла: съестные запасы таяли на глазах, а трава для коней и верблюдов если не объедалась животными, то вытаптывалась сотнями тысяч копыт. За войском южан оставалась пыльная пустыня, и повернуть они уже не могли - под страхом голодной смерти.

Но ураган зарождался не только на юге.

Вскоре после подъема тарсаков отчаянные грашские купцы, что не побоялись лихих людей, расплодившихся по северным лесам, ввязались в драку в саламирском трактире. Все началось с обычной пьяной свары темным весенним вечером. Один из южных охранников, гулан по происхождению, не вынес насмешек над своими богами. Монах-причетник из окраинного храма долго стыдил язычников, наставляя их на путь истинный, и когда разъяренный гулан сбросил с плеча руку нанимателя и швырнул в монаха пивной кружкой, на купцов набросились с десяток местных забулдыг и двое городских стражников, отмечавших свою увольнительную. Завязалась массовая драка - южане и северяне торопились постоять за своих, не разбирая вины и правоты. В пылу сражения один из южан зачерпнул совком горсть пылающих углей из очага и метнул их в лицо врагу. Охнув, тот отшатнулся назад, а угли разлетелись по полу, поджигая солому, что для чистоты устилала пол кабака. Когда городская стража подоспела на место события, трактир весело пылал, а причитающий хозяин подгонял слуг, безнадежно таскавших из колодца одно ведро воды за другим. Вода, попадая на горящие бревна, с шипением испарялась, ни на мгновение не задерживая огонь.

Вероятно, драка так и осталась бы хотя и заметным, но все же рядовым событием, но, к несчастью горожан, зима выдалась необычно сухая, да и весна не торопилась орошать землю живительными дождями. Материал городских строений по большей части еще не обработали противопожарными составами, так что вслед за трактиром занялись и соседние здания. Огонь стремительно перебрасывался с дома на дом, и вскоре запылал весь посад. Одной из первых обрушилась кровля в том самом храме, при котором числился незадачливый проповедник. Поднялся ветер, разносящий по городским соломенных крышам искры и горящие угли, и вскоре очаги пожара вспыхнули повсеместно. К утру город превратился в огненное море, тут и там испятнанное клочками дотла выжженной земли. И вслед за огнем летело злое слово - южане подожгли город! Немногочисленных южных купцов убивали на месте. Заодно толпа весело грабила и убивала местных купцов-кровопийц.

Той ужасной ночью погибли не менее трех тысяч человек. Около ста тысяч человек и несколько сот орков - половина города - остались без крова. Ремесленники, купцы, солдаты, монахи растерянно бродили среди облаков пепла, освещенных неярким из-за дыма восходящим солнцем, не зная, что делать. Отдавать приказы оказалось некому - погиб и сам князь Каралет. Никто не знал, как это случилось - его просто нашли рядом с горящим детинцем с ножом грашской работы под левым ребром. Позже злые языки поговаривали, что убийц подослал Настоятель Семлемен, завидовавший энтузиазму истинного защитника веры. Другие утверждали, что виной всему тайная любовь, которую князь крутил с молодой женой одного из бояр. Но сейчас гибель князя приписали тем же южанам-поджигателям.

Уже к полудню, однако, неопределенность кончилась. Брат Семлемен с благословения капитула взял на себя верховную власть в княжестве, а также командование собранными Каралетом на войну против Граша войсками. По княжеству поскакали гонцы - поднимать ополчение. По всей стране крестьяне, проклиная злую судьбу, срывающую весенний сев, доставали из укладок давно не чищенные кольчуги и щиты, еще хранившие герб четверть века назад канувшей в историю Приморской Империи. Подлесок вырубался на копья и рогатины. Люди и орки в кузницах работали днем и ночью, но все равно не справлялись с заказами на наконечники для копий и стрел. Впрочем, разбогатеть кузнецам не удалось: Храм приказом снизил втрое цену на их работу.

Последние связные маги сгинули вместе с Империей, но это не помешало оперативно оповестить соседей. Голуби унесли на себе письма с призывом помочь в священной войне за веру, и Тойма с Переветом, кряхтя и почесывая затылки, разослали глашатаев - выкрикивать добровольцев на священную войну. Однако отзывать с западных границ свои дружины они не решились: тапарцы погорячатся да успокоятся, а свои границы от набегов прикрывать тоже нужно. Дзергаш, уже давно набирающий войско, только пожал плечами: еще ускорить приготовления казалось не в человеческих силах. Старосты посадов и деревень во всех Четырех Княжествах получили указание не препятствовать подневольным смердам идти на войну, однако же строго следить за их семьями, дабы те не вздумали под шумок бежать куда подальше. То же приказали боярам относительно холопов. Ополченцам даже обещались какие-никакие, но жалование и кормежка. Однако добровольцев хватало и без княжеского указа. Многие разоренные неурожаями, обнищавшие земледельцы, бросив ненавидящий взгляд на свою оскудевшую делянку и прощальный - на жену с детишками, устало топтали дорожную пыль, отправляясь на сборные дворы в надежде нажиться на дальнем походе.

Солнце на Севере холоднее, чем на Юге, а оттого северный котел кипел не так яростно. Однако же и там огромные массы обнищавших голодных людей поднимались, встряхиваясь от многолетнего полусна, чтобы встретить свой рок где-то в обожженных солнцем пустынях Граша. В течение месяца более восьмисот тысяч человек из общего населения примерно в девятнадцать миллионов, в основном крестьян, пеших, необученных и плохо вооруженных, снялись со своих мест. Возвращаться им некуда: позади оставалась тощая неродящая земля, которую предстояло засеивать последними семенами женщинам и детям, и города и села с очищенными до гулкости амбарами.

Две невиданных доселе, но уже обреченные армии двигались друг навстречу другу, подгоняемые роком, и ужасный призрак голодомора висел у них за спиной. Князья, Настоятели Храмов, вожди - все они полагали, что управляют движением. Однако в мире не осталось ни одного человека, который мог бы что-то изменить.

Демиурги безмолвствовали.

Суддар ар-Хотан придерживался того мнения, что правитель имеет право на плохое настроение. Все мы люди, всем нам бывает паршиво. Однако срывать злость на нем, преданном слуге, - непорядок. Когда он сам сядет на трон Великого Скотовода - дворецкий еще раз испытал истому при сладкой мысли - он никогда не станет срывать настроение на слугах. Во всяком случае, на важных слугах. И уж точно - на человеке, дергающем за ниточки всю городскую стражу, не говоря уж про дворцовых слуг и тайных соглядатаев по всему Сураграшу. На человеке, пять лет назад в тайной борьбе под корень изведшем могущественную Канцелярию.

– Дубина! - в очередной раз обругал дворецкого Барадаил. - Кретин! Почему ты не остановил их? Почему твоя шлюха Тарона не спросила у меня позволения? Ведь боги ясно сказали мне - никто и пальцем не пошевелит без моего слова!

Хотя стояло раннее утро, Великий Скотовод уже изрядно набрался. По всей видимости, его настолько расстроила мысль о самовольном выступлении племен, что он искренне считал Суддара в нем виновным. Вот и сейчас, хорошо приложившись к кубку, он продолжил нудную пьяную тираду в адрес дворецкого, изобилующую крепкими словечками и невнятными намеками. Суддар каменно стоял на месте, стараясь держать себя в руках. В конце концов, дворцовая стража ему не подчиняется, и чтобы подвесить его за ребро, достаточно лишь небрежного кивка господина. Ну погоди, жирная скотина! Я тебе эти слова еще припомню…

– Так почему же они пошли без моего слова, а? - плаксиво спросил Барадаил. - Почему?

Судя по паузе, сейчас он действительно ждал ответа. Суддар медленно выдохнул и ответил, стараясь придать голосу почтительность и сознание своей вины одновременно:

– Мой господин, да не испытаешь ты никогда жажды! Прости своего раба за его грехи! Я не сумел внушить тарсакам и гуланам должного почтения к твоему слову и заслуживаю наказания. Вели казнить меня прямо сейчас!

Суддар склонился в почтительном поклоне. Луч восходящего солнца из окна ударил ему в глаза, но он усилием воли заставил себя не морщиться. Такую гримасу Барадаил истолкует однозначно - как демонстрацию презрения.

– И велю! - выкрикнул Великий Скотовод срывающимся голосом. - Мне не нужны слуги, которые… которые… не могут возвеличить своего господина. Суддар, клянусь дерьмом Валарама, ну почему они не хотят меня слушаться? Ведь сами боги подсказывают мне, как мудрее всего управлять миром!

Суддар, не распрямляясь, слушал продолжение речи. Продолжение, мягко говоря, не отличалось оригинальностью. Все это за утро он слышал уже раз пять, а то и больше. Дурак ты, почти безразлично думал он. Тебя слушают, пока речь идет о городской торговле, да и то лишь, чтобы не ссориться с другими племенами. Хоть бы задумался - а когда ты обладал властью за пределами городских стен? Ты даже войну объявить можешь, только если Совет Племен поддержит. Сураграшем можно управлять, но для такого требуется куда больше смекалки и тонкости, чем может поместиться в твоем толстом брюхе. Интриги, стравливание племен, подкуп, лесть, одно-два точно рассчитанных убийства… Но тебе не дано вести тонкую игру, и именно потому трон нуждается в новом Великом Скотоводе. Влюбчивая дурочка Тарона сделает правителем меня. Манипулируя ей, я добьюсь многого, ох, многого…

Предаваясь приятным мыслям, ар-Хотан чуть не пропустил момент, когда в голосе Барадаила жалобные нотки сменились повелительными.

– …а потому, - со значение заявил тот, - я приказываю тебе отправиться на Север вместе с племенами и управлять ими в священной войне. Да, я объявляю священную войну поганым князьям, поклоняющимся духу самозванца! Курат с гневом смотрит на их храмы, где поклоняются не ему, а какому-то давно подохшему бродяге!…

Суддар, забыв, что все еще сгибается в почтительном поклоне, дернулся и чуть не упал. Что? Старик определенно выжил из ума! Покинуть город? Отправиться воевать? Да как только нашему идиоту в голову такая мысль пришла! Холодный Север, где, говорят, с неба падает твердая белая вода?…

Тень от трона укоротилась не менее, чем на пядь, прежде чем покрытому холодным потом дворецкому удалось выбраться из зала. День обещал выдаться жарким, но Суддара колотил озноб. Только сейчас он понял, как ему важно не болтаться где-то по далеким чужим землям, а сидеть дома, в центре сплетенной им паутины. Впрочем… может, не все так плохо, мелькнула у него в голове мысль. Говорящие статуэтки - вот выход! Вот только большую статую, умеющую говорить со всеми, с собой не взять. Можно, конечно, посадить у ней доверенного человека, который станет слушать его и передавать указания другим. Но ведь статуэток так мало… Значит, нужно срочно перераспределить их. Но откуда, откуда взять доверенного человека, который не воспользуется случаем и не предаст?

Суддар ар-Хотан, дворецкий, командир городской стражи и главный шпион Великого Скотовода, закусил губу и ринулся в свои покои. Он знал, что у него меньше суток. Если с завтрашним восходом солнца он останется во дворце, его точно четвертуют. Если Барадаил обещал казнить, он никогда не бросал слов на ветер.

Вишка и Кочерга давно оставили надежду бежать. Я не виню их - ограда высока, стража неусыпна, а дважды в день хотя и не слишком сытно, но кормят. Да и муштра с рассвета до заката не располагает к ночной деятельности. Однако я знаю, что в тренировочном лагере не задержусь. Понимает это и десятник: с самого начала он смотрит на меня зверем, не упуская случая ткнуть кулаком в ребра за мнимые огрехи. Кажется, он так и не поверил моей истории о пропавшей памяти, и в результате я единственный, кто целую седмицу здесь ходил в рабском ошейнике. Наверное, можно выдумать что-то - товарищи помогли бы - но мне не хочется. Я держусь особняком, и кроме Вишки с Кочергой, других товарищей у меня нет. Да и те дружелюбны скорее по старой памяти: им уже пару раз доставалось от десятника за знакомство со мной.

Нас обучают владеть копьем и багром - стаскивать с лошади конных. Конники с батогами вместо сабель стараются побольнее попасть по нашим головам, мы - посильнее ткнуть их копьями без наконечников и побыстрее стащить крючьями на землю. Верховые - из родовитых семей, они, в отличие от меня, здесь добровольно. Нищие вторые и третьи сынки, которым вотчина не светит, они надеются хоть немного нажиться на войне. Безусые мальчишки, многим по тринадцать-четырнадцать лет, они кичатся перед нами, смердами и холопами, своим происхождением, но напрасно. И их, и наша участь - передний край, мертвое мясо, принимающее на себя первый удар. Десятник рычит что-то про упоение боем, про награды, которые ждут героев, но я его не слушаю, как не слушаю толстого монаха, что трижды в день заставляет нас молиться Пророку, нараспев читая по памяти священные вирши. Оставшиеся два раза на молитву ставит десятник. Он неграмотен и виршей не знает, но невежество искупается истовостью.

Мне, в отличие от товарищей по несчастью, учеба дается легко. Снова появляется ощущение, что я когда-то умел владеть оружием. Руки сами выполняют нужные движения, четко и бездумно. Голова свободна, но думать особенно не о чем. Поэтому я просто смотрю по сторонам на сценки из лагерной жизни. Они не отличаются разнообразием - муштра и приемы, кого-то порют за неумение или непослушание, кого-то гоняют бегом с заплечным мешком, набитым камнями… Лагерь большой, в последние дни он разросся далеко за пределы стен. Люди идут и идут, по большей части - пахари и ремесленники, с голодным блеском в глазах, многие - с сединой в бороде. Воинская дисциплина дается им с трудом. Впрочем, десятники особенно не стараются - зачем? Наша задача - отвлечь на себя врага и умереть по возможности медленно, дав возможность боярским дружинам и наемникам выполнить необходимые маневры. Это еще один проблеск непонятно откуда берущейся памяти.

Тычок в спину не выводит меня из равновесия, как, наверное, надеется десятник. Я подавляю в себе острое желание развернуться и как следует заехать ему палкой по башке. Глупо. Драться со всеми вояками лагеря я не собираюсь, а ведь именно так и случится, если…

– Что встал, словно тетеря на току? - рявкает десятник. - Работай, червяк навозный!

Сейчас наша группа отрабатывает парирование встречного удара с уклонением и последующей атакой. Внезапно мне становится смешно. Я разворачиваюсь лицом к десятнику и направляю на него "копье". Тот непонимающе смотрит на меня, потом его ряха багровеет.

– Бунтовать? - почти шепотом спрашивает он. - Бунтовать?…

Его тяжелая абордажная сабля скрежещет по металлическому устью ножен. Опасное оружие, если владеть им как следует… и регулярно обихаживать. Однако десятник не умеет и не обихаживает - сам не так давно из мужиков, попал в командиры лишь по причине нехватки настоящих солдат. Откуда у него эта покрытая древней ржавчиной дура, хотел бы я знать? От дедушки-пирата?

Не дожидаясь, пока десятник как следует занесет свою железяку над головой, я несильно тыкаю его палкой поддых. Хватая ртом воздух, он сгибается пополам, роняет саблю и семенит прочь. Остальные в моей группе опускают оружие и с удивлением смотрят на меня, на всякий случай отодвигаясь подальше. Я бросаю палку на землю и, не шевелясь, стою, жду.

Ждать приходится недолго. Вскоре отдышавшийся десятник приползает обратно в компании полусотника и двух товарищей. У всех - многохвостые плети. Похоже, меня собираются воспитывать. Мой десятник - я сообразил, что так и не запомнил его имя - тычет в мою сторону пальцем и что-то взахлеб рассказывает сотнику на ухо. Слова "бунт" и "подсыл", впрочем, вполне отчетливы, повторяясь через фразу.

Один из пришедших без долгих разговоров подходит ко мне и с размаху бьет кулаком в зубы. Я немного уклоняюсь и подталкиваю его руку. Воспитатель летит кувырком, а за саблю хватается теперь уже полусотник. Впрочем, в его взгляде читается заметное удивление. Еще бы - неизвестный мужик, умеющий драться по-тролличьи…

И тут я осознаю, что расспросов избежать не удастся. Очень подробных расспросов и очень неприятных - поскольку объяснить ничего толком я не смогу. Я и сам не знаю, откуда умею сражаться, знаю лишь, что амнезия начинает серьезно меня раздражать.

Ограда от меня саженях в двадцати. Я резко срываюсь с места и мчусь к ближайшей лестнице на галерею. Лишь шагов через двадцать полусотник - или кто еще, я уже не вижу - соображает, что неплохо бы поднять тревогу. За спиной громко и неразборчиво кричат, часовой у лестницы оборачивается в мою сторону, изготавливая угрожающего вида бердыш. Это уже не крестьянин - гридень в кольчуге, и со своим оружием обращаться он явно умеет. Толку, правда, немного: попытавшись ударить меня тупым концом древка, он шлепается на спину не хуже десятника. Впрочем, падает он не как мешок с зерном, а умеючи, с перекатом, и тут же снова подхватывается на ноги. Но я уже на середине лестницы. Пару секунд спустя я стою на галерее. Такой прыти от меня не ожидает не только часовой внизу: верхний караульный, разинув рот, в упор пялится на меня, явно не понимая, кто я такой и что ему делать. Я избавляю его от раздумий, удачно попав кулаком по уху. Присев, парень сосредотачивается на боли и не даже не замечает, как я мимоходом выдергиваю у него из ножен длинный кинжал. Поскольку в лесах кинжал мне нужнее, чем ему, а заботится об оружии недотепа не больше, чем мой - теперь уже бывший - командир, угрызений совести я не испытываю.

Пространство возле стены вычищено, но уже шагах в двадцати начинается густой подлесок. Земля в ту сторону заметно уходит под уклон, ветерок ощутимо тянет болотом. Вот и славно - меньше найдется охотников валяться в грязи. Я спрыгиваю с двухсаженной высоты, качусь кубарем, ощущая спиной все скрытые в почве корни, и зайцем сигаю в заросли, пока кто-нибудь поумнее не догадался проверить пристрелку своего лука.

Вот и все. Позади запоздало трубит рог. Прислонившись к дереву, я пытаюсь отдышаться, попутно недоумевая, какого лешего меня дернуло бежать. Чувство, тянувшее меня на юг, исчезло, хотя и не до конца. Оно осталось где-то в глубине, мягко напоминая о своем существовании, но не понукая.

Что-то, что я не предотвратил, уже случилось. Теперь моя цель сама движется ко мне.

Тилос берег коней, понимая, что заменить их негде. Степь словно вымерла: ни одного каравана навстречу, ни одной отары у горизонта. Только редкие водопои в дне пути друг от друга хранили следы какой-то жизни: отпечатки копыт, высохший навоз, обрывки тряпок. Солнце палило сквозь мутную пелену в небе, ветер с юга нес мелкую песчаную пыль. Она покрывала все вокруг - редкие пальмы, постепенно сменяющиеся дубами и ферестами, траву, даже поверхность воды, забивалась в рот и в нос, усиливая ощущение жажды.

Однажды налетели ахмузы. Человек восемь или десять разбойников, судя по головным платкам, бериуты, вылетели из-за ближайшего холма, размахивая саблями и улюлюкая. Тилос знаком приказал Элизе остановиться и, не говоря ни слова, пристроил своего коня рядом. Он не шевелился до того, как в их сторону полетели арканы. Только тогда, молниеносным движением разрубив веревки прямо в воздухе, он слегка привстал на крупе коня.

– Эй, Тасай, ты что, не узнал меня? - насмешливо крикнул он на общем. - Или ты забыл, что я сказал тебе в прошлый раз?

Предводитель ахмузов резко натянул поводья, вздыбив коня, и пристально всмотрелся в путников. Потом, плюнув на землю, вбросил саблю в ножны и медленно подъехал поближе. Озадаченные таким поведением, его компаньоны сгрудились у него за спиной.

– Сумар приволок тебя на мой путь! - зло сказал предводитель. - Зачем ты испортил два хороших аркана? Ты знаешь, сколько сейчас стоит такая веревка из конского волоса? Тарсаки совсем обнаглели, дерут три шкуры!…

– С тебя, что ли? - все так же насмешливо поинтересовался Тилос. - Да ты хоть раз в жизни что-то честно купил? Продавал - да, а вот насчет покупок сильно сомневаюсь.

– Зачем ты меня позоришь перед моими людьми, э! - огорчился Тасай. - Чтобы я что-то продавал? Я не из тех жирных торговцев, что возят свои товары, нанимая для охраны других.

– А рабы? - усмешка внезапно ушла из голоса Тилоса. Теперь в нем звучали нехорошие нотки. Ахмуз невольно осадил коня. - Я предупреждал тебя: грабь сколько хочешь, это не мое дело, но если продашь еще хоть одного человека - пеняй на себя. Забыл? А ну стой на месте и отвечай! Ты знаешь, что не сбежишь!

– Я не продал ни одного человека, клянусь гневом Тинурила! - быстро проговорил ахмуз. - Я всегда помню твои слова! Честно…

– Ладно, - Тилос как-то обмяк. - Верю. Но нас ты хотел захватить в рабство.

– Нет, ох, нет! - замахал руками разбойник. - Я только проверил бы ваши переметные сумы. Лишний груз мешает думать о жизни, а потому я бы забрал его, но не весь. Я даже оставил бы вам достаточно денег, чтобы покупать корм коням и воду! Клянусь тебе, Пасах…

– Исчезни с глаз моих! - приказал Тилос. - У меня нет на тебя времени. И еще раз говорю: сегодня я не в настроении убивать. Но в другой день - берегись!

– Да, Пасах! - поспешно закивал ахмуз. - Я всегда помню твои слова!

Он развернул коня, и разбойники исчезли так же внезапно, как и появились.

– Пасах? - Элиза с удивлением посмотрела на Тилоса. - Почему он называет тебя Пасахом? И почему он так испугался? Вы знакомы?

– Как только меня ни называют и с кем только я ни знаком… - пробурчал Тилос, трогаясь с места. - Однажды он наскочил на караван примерно с тридцатью своими людьми. К его несчастью, там оказался я. Пришлось уложить половину, прежде чем он начал меня уважать и решил, что пора поискать счастья в другом месте. Потом он еще пару раз натыкался на меня. Однако плохо идут дела у парня…

Элиза тихонько хихикнула.

– И хорошо! - убежденно заявила она. - Всех ахмузов надо на кол пересажать!

– Надо-то надо, да вот только мало их стало. Значит, поживиться нечем. Плохой признак.

Тилос опять замолчал, и до вечера больше не откликался.

До границ Тапара они добрались через два дня после пожара в столице. По мере приближения к родным местам сердце девушки екало все чаще. Через три недели пути дубы и осины совсем вытеснили пальмы, стали попадаться вязы и даже кое-где березы. Деревья все еще росли небольшими группами среди пестрого разнотравья, цветущему по весеннему времени, но рощицы увеличивались в размерах, грозя со временем слиться в один сплошной лес. Вскоре путешественники наткнулись на первую землепашскую деревушку, скрывающуюся в укромной ложбине, заслоненной от дороги густым колючим кустарником. Элиза не заметила бы ее, если бы не Тилос.

Ближе к вечеру остановились на захиревшем постоялом дворе на окраине небольшого, огородов на двадцать, села. Хмурый хозяин после долгой возни на кухне сам вынес какую-то неопределенного цвета похлебку и несколько лепешек. В ответ на недоуменный взгляд Тилоса он только развел руками.

– Нет больше, - хрипло сказал он, почесываясь. - Сами пояса подтягиваем. Неурожай, будь он неладен. Дичь вот поблизости всю выбили, частью распугали. Караванов, опять же, с зимы почти нет - разбойнички пошаливают, и свои, и чужие. Вишь, работники все разбежались, хоть закрывайся. Сами-то откуль едете? Вроде на лицо наши, а одеты по-южному…

– С юга мы, папаша, - Тилос пододвинул Элизе миску с похлебкой. - Кушай, доча. Купец я, да только прогорел. Частью злые люди пограбили, частью проторговался, частью стража в Граше раздела. Не чаял уж с дочуркой до дома добраться, да Пророк миловал. Слава Солнышку, отцу родному, теперь, почитай, уже дома…

– А хорошие коняки-то, тарсачьи, - поскреб в затылке хозяин. - Таких золотых за три каждого продать можно. Ну ладно, комнаты ваши наверху, любую выбирайте. Спускайтесь тут к вечеру в залу-то, народ подтянется, поболтаете. Новостей нынче не так много, да и те одна другой хуже. Вот за пиво не обессудьте, пиво из всякой гадости варим, зерна лишнего давно уж нет.

– Спасибо, добрый человек, - отказался Тилос. - Думаю, спать мы сейчас завалимся. Завтра чуть свет дальше двинемся, жена, небось, заждалась уже. Да, и ты уж поставь кого за животиной-то приглядеть, не то сведут. А я не обижу.

– Поставить… - пожевал губами хозяин. - Ладно, сделаем. Есть у меня постреленок на примете. Только давай-ка тогда сразу расплатимся, чтобы с утра в потемках не шариться. Думаю, серебряная куна - в самый раз.

На лице Тилоса отобразилось изумление.

– Да ты с печи упал, любезный! - холодно сказал он. - Всемеро против обычного дерешь.

– Так времена такие! - развел руками хозяин. - Мой двор, почитай, единственный в округе, остальные позакрывались уже. И я закроюсь, если хоть что-то не заработаю. В сытый год за постой красная цена в медяк-полтора, а нынче совсем другая песня. Не обессудь, купец, да только меньше никак нельзя.

Несколько секунд Тилос молча смотрел на него, потом махнул рукой.

– Пророк тебе судья! - зло сказал он. - Был бы я один - плюнул бы да ушел, хоть в лесу заночевал бы. Твое счастье, что дочка со мной. Держи!

Он неторопливо отсчитал куну медными грошами, поглаживая каждый пальцами, словно не торопясь выпускать их рук. Хозяин сгреб мелочь в горсть и отошел.

– И про коней не забудь! - вдогонку напомнил ему Тилос. - А ты чего не ешь?

Элиза вздрогнула и посмотрела на него.

– Так ведь… тебе, - пояснила она недоуменно. - Я свою долю съела.

Похлебка на вкус оказалась весьма мерзкой, но на улицах Граша ей приходилось есть и не такое. Главное - жидкость оказалась горячей, и желудок блаженствовал, согреваясь уже забытым теплом.

– Да ладно тебе! - улыбнулся Тилос. - Мне-то по большому счету все равно, у меня брюхо хоть молотую древесину переварит. Доедай давай. Вот жук хозяин, а! Времена, значит, такие! Такому хоть какое время, а не заработает лишний грош - удавится от расстройства.

В следующие дни Тилос вдруг стал угрюмым и неразговорчивым. Во время езды его лицо дергалось, как у помешанного. Элиза напоминала себе, что таким образом он разговаривает на расстоянии, но ей все равно становилось не по себе. В такие моменты она старалась придерживать лошадь и держаться чуть поодаль. Впрочем, иногда ее наставник спохватывался и начинал рассказывать что-нибудь интересное. Элиза жадно вслушивалась в приключения Отряда, победившего самого колдуна Майно. Особенно она заинтересовалась говорящим летуном по имени Злобный Ых.

– И где он сейчас? - Ей страшно захотелось хотя бы посмотреть на диковинку. А вдруг они подружатся?

– Умер, - поджал губы Тилос. - После Пробуждения Звезд он прожил еще три года, и однажды утром не проснулся. То ли его вид не слишком долго живет, то ли он не перенес ослабевания эфирного поля. Он ведь был чисто волшебным созданием в прямом смысле слова.

– Но, может, есть еще и другие? - Элиза почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. - Не может же он быть один такой в мире?

– После возвращения на Западный материк я чуть ли не первым делом обследовал то место, где мы встретились. Пусто. На весь лесок нашлось одинокое летунье гнездо, покинутое много лет назад. Возможно, его родичи оставили те места, но, скорее всего, мы просто наткнулись на один из игровых пулов. Лесной житель вроде Заграта нашел бы себе в спутники волка или кабана, а наша вот партия обзавелась веселым летающим пустомелей. Очень жаль, конечно, что больше таких нет…

Элиза шмыгнула носом.

– А что случилось с остальными? - быстро спросила она, чтобы не разреветься от разочарования. - Ну, Ольга там, Заграт…

– Ольга с Загратом вернулись в родные края. Ольгу, несмотря на ее внебрачного ребенка, приняли хорошо. Всадники и жугличи сильно потрепали друг друга, и степи заметно обезлюдели, так что пенять ей на внебрачного ребенка от Теомира никто не стал. Ольгу сопровождал Хлаш, он и сообщил мне, что все в порядке. Заграт ушел в Орочий лес, и больше я о нем ничего не знаю. Как-то руки не дошли выяснить. Наверное, умер уже от старости, орки немногим больше людей живут, и то если свои же не убьют. Ну, а с Хлашем ты, может, еще лично встретишься.

Девушка вздохнула и пригорюнилась, но потом встрепенулась.

– Тилос, - робко поинтересовалась она, - а помнишь, ты сказал, что хорошо бы поссорить между собой тарсаков и гуланов? А почему ты не можешь так сделать? Если Тарона так тебя любит…

– Табу, - хмыкнул ее спутник. - Видишь ли, Эла, вся планета - одна большая уродливая конструкция, служившая исключительно целям Игры. Ее правила являлись чем-то вроде физических законов. Основная площадка - Восточный материк, а наш, Западный, оставался в резерве. А от резерва требуется полнокровие. Игра не могла допустить, чтобы жители запасного материка уничтожили друг друга. Поэтому хотя стычки между южными племенами и случались, в целом вопрос регулировался целым комплексом религиозных запретов. Последний раз табу обновилось примерно лет за тридцать или сорок до Пробуждения Звезд. Его форсификаторы уже почти не действуют, но жрецы по инерции продолжают следовать старой догме. Так что стравить тарсаков и гуланов практически невозможно. Вон, я тебе про падение Хамира рассказывал. Уж на что жугличи со Всадниками друг друга ненавидели, а и то полностью истребить друг друга не смогли. Отвели душу как следует, а потом смешались и взаимно ассимилировались. Нет, пока пар может выйти через северный клапан, столкнуть тарсаков и гуланов нереально. Разве что я придумаю толчковое событие, что табу разрушит…

– Но разве на войну с Севером у них нет этого… табу? - Элиза озадаченно наморщила лоб.

– Нет. Здесь действовали другие механизмы. Собранное в кулак большое войско, неважно, южан или северян, не уйдет со своей территории - из-за внезапной эпидемии или, скажем, из-за невиданной бури. Мелкие пакости друг другу устраивать вроде пограничных набегов - пожалуйста, а вот по-крупному схлестнуться - ни-ни. Но сейчас силовые барьеры полностью отключились из-за истощения движущих сил. - Тилос хмыкнул. - Вообще вокруг столько остаточных игровых структур, что, возможно, чем их вычищать по одной, проще уничтожить систему полностью и построить ее с нуля. Похоже, Демиурги думают именно так. Чем дальше я размышляю, тем больше склоняюсь к этой мысли. Потому и молчит Джао, что стыдно мне в глаза смотреть… Хаотизация, м-мать их за ногу! - внезапно взорвался он. - То, что максимум два процента населения выживет, им безразлично! Умники… Восточный материк я на пару с Джао перестраивал, так и то за три года население на двадцать процентов уменьшилось! Голод, разруха, эпидемии, локальные войны… А ведь там Майно построил почти самодостаточные структуры!

Элиза вздрогнула и сжалась в комок. Задавать новые вопросы как-то сразу расхотелось. Полностью уничтожить систему? И Четыре Княжества? И Граш? Ой, мама…

Еще два дня ехали дорогой, медленно превращающейся из степной в лесную. Поселений стало заметно больше, на полях копошились люди, старательно переворачивая землю сохами и мотыгами. Тут и там попадались сторожевые посты. Кметы настороженно вглядывались в подорожную, которую непонятно откуда добыл Тилос, но пропускали без лишних вопросов. Молодая весенняя трава пробивалась сквозь слежавшуюся за зиму листву, на деревьях набухали почки. Однако и трава, и почки около деревень оказывались заметно пообглоданы. Однажды путешественники вспугнули чумазую озябшую до синевы девчонку лет семи. Сверкая тощими боками сквозь прорехи в платье, она резво нырнула в кусты, сжимая охапку молодой лебеды. Тилос проводил ее ничего не выражающим взглядом.

– Иллюстрация к нашему давешнему разговору, - заметил он вслух. - Летом начнется настоящий голод. Если к солнцестоянию не поспеет нормальный урожай, народ вконец отощает. Если не вызреет и осенний урожай, быть голодомору. Кстати, Эла, чуть к востоку твоя родная деревня. Не хочешь заехать? Мы почти не теряем во времени.

– Нет! - Элиза помотала головой. Она уже раздумывала, как вести себя, если случится проезжать мимо бывшего дома, и так ничего и не решила. - Лучше не надо. Потом…

– Как хочешь… - Тилос пожал плечами. - Но другой возможности может не представиться. Мы оказались в сердце шторма, который, возможно, разрушит мир до основания, и прошлое уходит безвозвратно. Так точно не хочешь?

– Нет! - девушка сердито тряхнула волосами. - Не хочу. Тут мне не дом. Они гнались за мной, хотели убить меня! Я их ненавижу!

– Не все гнались за тобой и не все желали твоей смерти, - заметил Тилос. - Я бы сказал - почти никто. Храмовники и их прихлебатели - вот и все. Но дело твое.

– Нет! - девушка сердито сжала губы. - Пусть себе… Я им никто, и они мне никто! Тилос…

– Да, котенок? - вопросительно взглянул на нее тот. - Ты хочешь что-то спросить?

– Да… - Элиза смущенно посмотрела на него. - Что ты… что мы хотим сделать? Куда мы едем?

– До недавнего времени мы ехали в Саламир, - пояснил Тилос. - Но сейчас там делать нечего. После пожара…

– Пожара? - удивилась девушка. - Какого пожара?

– Четыре дня назад Саламир сгорел почти полностью. Столица сейчас - одно большое пепелище. Выгорела ее большая часть,сохранились только заречные посады да часть нижнего города. Князь Каралет погиб.

– Ого… - Элиза попыталась понять, чувствует ли она жалость к городу, куда целую вечность назад отец возил ее на ярмарку. Нет, никаких чувств. Хорошо бы главный Храм княжества тоже сгорел вместе со всеми монахами! - И что дальше?

– А дальше все интереснее, - хмыкнул ее спутник. - Я-то намеревался предупредить советников князя, помочь наладить оборону… Надежды, что меня послушают, мало, но все же… Теперь там делать нечего. У Семлемена кишка тонка справиться со мной в подковерной борьбе, но попытаться прикончить меня или как-то напакостить - пожалуйста. В свое время, видишь ли, я довольно глупо с ним поссорился. Наверное, стоило сразу убрать его и заменить кем-нибудь поразумнее, но… Прошлого не воротишь. А зря рисковать твоей головой мне не хочется. Поэтому ты временно поживешь у одного… человека.

– А ты? - Элиза почувствовала, как ее сердце упало. - Ты опять меня бросаешь?

– Тебя бросишь… - Тилос улыбнулся, и девушка почувствовала, как ее настроение снова поднимается. - Нет, просто оставлю ненадолго. Пара недель, не больше. Мне нужно разобраться с троллями.

– С троллями? - Элиза аж приподнялась на лошадиной спине. - Тилос, Тилос, пожалуйста, возьми меня с собой, а? Ну пожалуйста! Я тоже хочу посмотреть на настоящего тролля!

– Нет.

Услышав в голосе Тилоса непреклонные нотки, Элиза моментально заткнулась. Она уже научилась разбирать, когда можно немного поканючить, а когда стоит замолчать. Сейчас настаивать явно не стоило. Она тяжело вздохнула и сердито уставилась в холку коню.

– Не расстраивайся, Эла, - мягко попросил Тилос. - Там, скорее всего, придется быстро и далеко ходить и много драться. Это тролличья междоусобица, и тебе встревать в нее совершенно незачем. Увидишь ты еще живого тролля, обещаю, но попозже.

– Ага, как же… - пробурчала девушка, но тут же встрепенулась. - А что за междоусобица?

– Ох, любопытная ты наша! - рассмеялся тот. - Ничего особенного. Десять лет назад Народ - так называют себя тролли на своем языке - принял решение: не вмешиваться в дела людей. Большая часть троллей погибла вместе с Тролличьими островами, а выживших оказалось слишком мало, чтобы рисковать войной на уничтожение. Тролли - страшные бойцы, особенно сейчас, когда больше нет магии, но пятьсот к одному - не лучшее соотношение сил. Поэтому они отозвали всех, кто работал наемными охранниками, и ушли на северо-западное побережье неподалеку от бывшей Талазены. Там на морском мелководье можно заниматься промыслом и охотой, а на высоких прибрежных скалах цунами троллей не достают. Опять же, кругом болота, куда людям не очень-то удобно соваться. Теперь они выжидают, чем все кончится. Идущие по Пути старших братьев иногда общаются с людьми, но в целом Народ ушел в глухую изоляцию.

– И что теперь? Что за междоусобица? - Элиза почувствовала, что ее недавняя сонливость словно испарилась. - Они хотят нового князя на правление выкликнуть? Или что?

– У них нет князя. Совет Старейшин решает все вопросы, а представителей туда выбирают общим голосованием в поселениях. Дело в другом. Ты помнишь, что такое Путь?

– Ну… - девушка нахмурилась. - Тролли так в богов верят, да?

Тилос захохотал.

– Чему тебя только Мира учила? - сквозь смех спросил он. - Ох ты, знаток… Тролли не верят в богов и духов. У них в старом, ритуальном, языке и слов-то таких нет. Путь - он еще называется Путь безмятежного духа, но сегодня его редко именуют полностью - учение, основанное несколько тысяч лет назад Мореходом Усимбеем. Это легендарный тролль, который вывел Народ из дикости и научил его, как воспитывать детей, чтобы… Долгая история, в общем, но главное вот что. Все тролли в той или иной степени идут по Пути. Достигших определенной степени просветления называют матхами, еще более высокой - матха-омами. Путь учит жить в согласии и гармонии с окружающим миром. Вообще говоря, он отрицает войну и насилие. Идущие по пути даже владеют особой борьбой, в которой против нападающего используется его же сила. Конечно, неправда, что тролль не может треснуть тебя кулаком по башке. Но, как правило, в нападении ты навредишь себе настолько, насколько хотела навредить врагу. Да ты сама знаешь - несчастную тарсачку в гостях у Тароны ты бросила именно тролличьим приемом.

– Ага, - кивнула Элиза. - Бараташ рассказывал.

– Именно. Но звериное начало в троллях по-прежнему очень сильно. Лет двести назад мне пришлось столкнуться с так называемым Путем превосходящих. В общем и целом Превосходящие считают, что люди и орки слабы, а потому должны подчиняться Народу. Я вовремя заметил нежелательное направление, пока оно не успело набрать силу. К сожалению, я не умею ставить ментоблоки троллям, у них совсем другая, чем у людей, нервная система. Психофизиология сильно отличается, я с такой работать не умею. Пришлось прожить среди Народа лет пятнадцать, доказывая, что Превосходящие неправы, заодно занимаясь дурацкими философствованиями. Поэтому не смотри круглыми глазами, если вдруг кто назовет меня Хол-аз-Гуштымом.

Тилос помолчал, раздумывая.

– Вероятно, тебе придется столкнуться с троллем по имени Хлаш. Тем самым матха-омой Хлашем Дэрэем, про которого я тебе рассказывал. Тридцать лет назад под влиянием Майно Путь превосходящих снова начал набирать силу. Хлаш справился с ними просто и изящно, совершенно в стиле Безмятежного духа. Он превратил Превосходящих в Старших братьев. Не править людьми железной рукой, а учить их как младших, но способных братьев - вот его идея. Гениальный ход. Я бы, честно говоря, не додумался. К сожалению, землетрясения и цунами уничтожили население Островов до того, как Путь старших братьев успел войти в силу, а Путь превосходящих - умереть окончательно. И сейчас предводитель Превосходящих по имени Клатт, похоже, решил, что для эффективного вмешательства самое время. Учитывая, что по части стратегического планирования тролли мало уступают даже мне, я даже боюсь предполагать, что из его затеи выйдет. Их нужно остановить, и немедленно. В нынешних условиях это означает кровь. Много крови. Тебе незачем ввязываться в драку, и потому ты останешься с моим человеком.

– Но я…

Закончить Элизе не дали. Дорога как раз проходила через густой лес, ее извивы уже в десятке саженей скрывались за стеной могучих, в обхват, берез. Внезапно девушку словно хлестнуло страхом, и тут же лесную тишину прорезал громкий свист. Из-за деревьев, спереди и сзади, бешеным аллюром вынеслись вороные, как ночь, кони - пять, восемь, пятнадцать… Лица закутанных в черные плащи всадников скрывались за берестяными личинами, вымазанными сажей. Руки сжимали кистени и булавы. За спинами некоторых сидели лучники.

Всадники неслись в полном молчании. Не звякало железо уздечек, не слышались боевые вопли. Элиза почувствовала, как по спине ползут капли холодного пота.

– На землю, быстро! - свистящим шепотом приказал Тилос.

Девушка, не раздумывая, спрыгнула с коня - за мгновение до того, как ее накрыли сразу две метко брошенные сети, отороченные свинцовыми шарами. Она сделала шаг, другой, силясь сбросить ловчую снасть на землю, но безуспешно. Один из всадников небрежно толкнул ее ногой, и Элиза, запутавшись, рухнула в грязь, едва успев сгруппироваться.

Тилос, однако, повторил свой трюк с рассеканием веревок еще в полете.

– Остановитесь, несчастные! - взвыл он страшным голосом, привставая на лошадиной спине, когда остатки сетей бессильно соскользнули с него. - Остановитесь, или страшно пожалеете! - Его вскинутую вверх руку окружило голубоватое сияние.

Всадники отпрянули назад. Лучники соскочили с крупов и рассыпались, беря его на прицел.

– Остановитесь! - продолжал вопить Тилос не своим голосом. - Или я заколдую вас навеки, превращу в лягушек, погань болотную!…

– Ну, попробуй, колдун! - из ряда ощетинившихся копьями налетчиков неспешно выехал один, на гнедом в яблоках коне. Единственный из всех, выехавший носил на голове шлем с глухим забралом. - Попробуй! Я, боярин Меший, не боюсь твоего колдовства. Славная, однако, попалась добыча, а, ребята? - Он гулко захохотал. - Ловили беспошлинных купцов, а наткнулись на крупную рыбку. Клянусь правой рукой, Храм отвалит мне за них не так уж и мало! Ну, колдун, давай, заколдовывай. Или врешь ты все, и не колдун ты, а просто конокрад, а? Тогда я тебя прямо здесь и закопаю…

Боярин не спеша освободил из ременной петли кистень и демонстративно покрутил им в воздухе. Элиза задыхалась от бессильной злости, червяком ворочаясь в холодной луже и пытаясь выпутаться из сетей. На ее жалкие попытки освободиться обратил внимание один из всадников в личинах. Он неспешно опустил копье и легонько кольнул девушку в спину. Та замерла. Почему Тилос ведет себя так странно? Что за дурацкое представление? Колдунов ведь сжигают!…

– Стой! Отойди! - в голосе Тилоса проскользнули панические нотки. - В последний раз предупреждаю тебя…

– А иначе что? - боярин неторопливо откинул забрало и поскреб пальцем где-то под седеющей бородой. - В лягушку превратишь? Давай, валяй. Я до пяти досчитаю. Не превратишь - пеняй на себя. Раз…

Тилос бросил на всадников затравленный взгляд. Сияние вокруг его руки давно угасло. Он направил на боярина палец: руку колотила крупная дрожь.

– Два… - Меший широко ухмыльнулся. Шипастый шар булавы свистнул перед мордой лошади Тилоса, и та, всхрапнув, едва не сбросила седока наземь. - Три…

С пальца Тилоса соскользнула голубоватая молния, с легким треском ударившись в металлическую бляшку на груди боярина. Тот, наклонив голову, с интересом исследовал пластинку, на которой не осталось ни малейшего следа.

– И все? - разочарованно спросил он. - Н-да, братец, лучше бы ты конокрадом сказался. Петля все же быстрее костра. Ну да сам виноват. А-ха! - неожиданно рявкнул он, бросая своего коня вперед. Лошадь Тилоса с перепугу встала на дыбы, и тот неловко соскользнул с нее, плашмя упав в грязь рядом с Элизой.

– Молчи и терпи, - быстро шепнул он под обидный хохот окружающих. - Я не смогу прикрыть тебя от десятка лучников!

Несколько всадников, сунув копья в чехлы возле седел, соскочили на землю. Один из них несильно пнул Тилоса в голову. Тот дернулся, его глаза закатились.

– Эй, Каманил, - недовольно окрикнул его боярин. - Чего балуешь? За мертвое мясо попы ни копейки не дадут. Тогда я, пожалуй, тебя им продам заместо колдуна.

– Так надежнее, - проворчал Каманил. - Не то наколдует еще чего-нибудь. Да ничо, боярин, я умеючи. Авось не сдохнет. - Он перевернул обмякшего Тилоса на живот и принялся сноровисто вязать ему руки за спиной.

Другой спешившийся рывком поставил Элизу на ноги и принялся ее ощупывать. Девушка взвизгнула и попыталась укусить его. Тот отпрянул он неожиданности.

– Глянь-ко, баба… - пробормотал он. - Слышь, боярин, колдун-то с собой, гляди, девку тащил. Токмо она в штанах чего-то, не по-людски…

– Баба? - удивился Меший, легко спрыгивая с седла и подходя к Элизе вплотную. - Смотри-ка, действительно, баба. Небось из Граша дикарка какая-нибудь… Эй, ты! - он больно постучал девушку по голове пальцем в боевой перчатке. - По-человечески говоришь? Аль только тары-бары по-своему?

– Сам ты тары-бары! - яростно сказала ему девушка. - Чучело вонючее! Козел безрогий! Чтоб тебе блевалось без передыху, бочонок пивной!

Тяжелая оплеуха заставила ее замолчать.

– Своя, местная, - спокойно констатировал боярин. - Еще раз пасть без разрешения разинешь - язык проглотишь. Отвечай живо, кто такие и куда ехали?

– Ничего я тебе не скажу, жирдяй! - гордо ответила Элиза, внутренне сжимаясь в ожидании новой оплеухи.

– Гляди-ка, смелая… - Меший в раздумье качнул головой. - И ведь не боярыня, не княгиня, а язык без костей. Откуда ты взялась, такая задорная? Али не знаешь, кто я?

– Бурдюк с дерьмом! - ощерилась девушка. - Хочешь, дырку в брюхе проделаю, авось бегать легче станет!

– Боярин, глянь-ка! - Каманил распрямился, протягивая командиру развязанный кошель Тилоса. - Золото, однако. Чистое золото…

Боярин рассеянно глянул в его сторону.

– Хорошо, что золото, - одобрил он, засовывая кошель за пазуху. - А вот откуда оно у колдуна-побродяги, мы еще выясним. Свяжи-ка и девку покрепче. Отмоем в бане - увидим, кто такая.

– Нельзя, хозяин, - буркнул Каманил, откидывая личину на темя. - Храм велел всякого колдуна и ведьму немедля им сдавать, самим допросов не чинить. А как бы девка сама ведьмой не оказалась. Я против Храма не пойду, слишком много силы он забрал в последнее время. Каралет помер, теперь Семлемен главный, а он церемониться не станет…

– Семлемен… - скривился боярин. - Удавил бы этого попа собственноручно! Да только не дрожи коленками, вояка. Колдуна, ладно уж, сразу монахам сдадим, пусть жгут или там четвертуют. А девку себе заберем, она-то, наверное, не колдунья.

Меший отвернулся от Элизы и вскочил в седло.

– По коням! - резко скомандовал он. - Пленников через седла перекинуть, а с конями их поаккуратнее. Хорошие кони, и уж точно не колдовские. И уходим рысями, не приведи Пророк на дозор храмовников наскочим…

В течение часа Элиза болталась поперек конского крупа, в бессильной ярости кусая крепкий кляп и стараясь не слишком биться носом о жесткий лошадиный бок. Запомнить дорогу оказалось невозможно - отряд уходил диким лесом, петляя звериными тропами. Заломленные за спину руки немели, пальцы уже не чувствовались. Когда ее грубо сбросили на землю, голова закружилась так, что девушка с размаху упала на землю, сильно ударившись плечом о какое-то корыто.

Вокруг спрыгивали с коней копейщики и лучники, уже избавившиеся от личин. Крепкие угрюмые мужчины, чернобородые, с обрезанными под горшок волосами, они деловито расседлывали лошадей, не обращая никакого внимания на пленников. Боярин стоял неподалеку и тихо беседовал с изможденным монахом в серой рясе с желтой Колесованной Звездой на груди и на глубоко надвинутом клобуке. Монах по большей части молчал, лишь изредка кивая и хмыкая, его горящие фанатизмом глаза не отрывались от по-прежнему неподвижного Тилоса, бесформенной грудой валяющегося на земле. Наконец он поднял руку и медленно осенил пленников знаком Звезды.

– Грешники предстанут перед нашим Отцом, пройдя через очистительный жар котла! - наконец неожиданно звучным голосом заявил монах. - Боярин Меший, ты оказал Храму поистине неоценимую услугу, и за то получишь награду. Однако спутницу колдуна тоже должно осмотреть на предмет колдовства…

– Да знаю я, как вы их осматриваете! - рявкнул боярин. - Груда мяса получается, а не человек! На кой она мне, в клочья располосованная? Брат Куарий, как человека тебя прошу…

– Се не человеков дело, но Отца нашего небесного! - взревел в ответ монах, сверкнув глазами. - Ворожею да не оставляй в живых, так говорится в писаниях святого Карима! Праведник же, безвинно пострадавший, займет свое место у престола Отца-Солнца и получит сторицей за свои страдания! Но девка, - закончил он уже спокойнее, - даже если не колдунья, по доброй воле шла с колдуном, а потому подлежит наказанию.

– От принесло же тебя не вовремя! - боярин закашлялся, гулко прочистил горло и сплюнул. - Да накажу я ее по-своему! Не волнуйся, брат Куарий, ох, накажу… - Он со значением подмигнул собеседнику. Несколько обернувшихся на разговор гридней захохотали.

– Хорошо, - согласился монах после недолгого колебания. - Я не чувствую в девке злой силы. Ты, боярин, оказал Храму услугу, а потому заслуживаешь награды. Можешь оставить потаскуху себе. Но мне сейчас же потребуется телега, чтобы доставить колдуна в надежное место для следствия… ап!

Последнее междометие невольно вырвалось у него, когда Тилос, только что неподвижно лежавший в нескольких шагах, вдруг оказался рядом и подсек монаха на землю. Падая, тот неловко взмахнул руками и с размаху ударил Мешего по лицу тыльной стороной ладони, разбив тому губы в кровь. Не ожидавший такого боярин попятился, судорожно прижав руку к лицу. Тилос, стряхивая с себя порванные путы, шагнул ему за спину и приставил к боярскому горлу его же собственный кинжал.

– Поговорим, воитель? - вкрадчиво предложил Тилос. - Или ты думаешь, что кинжал у меня в руке так же бессилен, как и молния? Хочешь проверить?

Несколько мгновений Меший хватал ртом воздух, не в силах пошевелиться. Его люди похватали копья и луки и быстро скучились вокруг прикрытого боярским телом Тилоса. Нападать, впрочем, не решались. Монах ворочался на земле, кажется, еще не поняв, что произошло.

– Чего ты хочешь? - наконец хрипло спросил Меший. - Тебе не уйти, колдун, даже когда ты перережешь мне глотку…

– Если я перережу тебе глотку, - поправил его Тилос. - А этого я пока делать не собираюсь… если ты или твои люди меня не вынудят. Не глупи, боярин, и останешься жив.

– А ты сдохнешь! - прохрипел Меший. - Уж я об том позабочусь…

– Прежде всего прикажи своим людям бросить оружие.

Воспользовавшись всеобщим замешательством немного пришедшая в себя Элиза стала потихоньку отползать в сторону. Это оказалось ошибкой. Каманил, бросив взгляд в ее сторону, подскочил к ней и за волосы поставил на ноги. Потом, в свою очередь приставив нож к ее шее, он гаркнул:

– Эй, колдун! Глянь сюда! Сейчас твоя шлюха улыбнется второй улыбкой, если не отпустишь боярина!

– Чего? - вслух удивился Тилос. - Слышь, боярин, как-то твои люди замысловато болтают. Ты их, никак, из попов набираешь? Ты, парень, можешь ее хоть на кусочки резать, мне-то что? Приблудная она… Или нет! - внезапно воскликнул он. - Ну-ка, быстро веревки на ней разрежь и сюда ее. Она мне еще пригодится.

– Я щас ей глотку разрежу, а не веревки, - угрюмо посулил Каманил.

– Давай, - пожал плечами Тилос. - А я режу глотку твоему хозяину. Потеха так потеха!

– Каманил, дурак! - рявкнул боярин. Он слегка пошевелился, и кинжал Тилоса рассек ему кожу. - Брось девку, пусть идет сюда! Чего ты хочешь, колдун?

Брат Куарий, что-то бормоча под нос, попытался подняться на ноги, и Тилос с силой пнул его в живот. Монах перекувыркнулся и снова грохнулся на землю.

– Вот так, - спокойно сказал Тилос. - Расслабься, боярин Меший, и подумай, что с тобой сделает Храм, если их человек неожиданно откинет копыта у тебя на дворе? Боюсь, их не устроит сказка о ловком колдуне, одурачившем твоих людей и тебя самого в придачу. Твои бандитские выходки и так терпят лишь до первого прокола. Смерти же дознатчика тебе не простят.

– Да кто ты такой, духи тебя сожри? - изумился боярин. - Что тебе от меня надо?

– Так ведь ты от меня что-то хотел, - напомнил Тилос. Он кивком головы указал развязанной Элизе на ворочающегося монаха. Та, поняв команду, села на него сверху, непослушными онемелыми руками прижимая к земле. - Я здесь не по своей воле. Теперь слушай. Мне нужно срочно поговорить с братом Семлеменом. Саламир сгорел, и теперь я не знаю, где искать Настоятеля. Ты заинтересован в том, чтобы сдать меня Храму живым и получить награду. Пусть, мне все равно. Главное, что наши интересы совпадают. Ты понимаешь меня, боярин?

– Зачем тебе верховный поп, колдун? - недоверчиво поинтересовался боярин. Он уже оправился от неожиданности. Элиза видела, как бегают его глаза. - Тебя же сварят…

– То мои проблемы, как ты верно заметил еще в лесу, - Тилос снова уколол его острием. - Ты понял, что у нас один интерес в деле?

– Ну, понял… - прошипел Меший. - И что дальше?

– А дальше я собираюсь тебя отпустить, - спокойно ответил Тилос. Он выпустил кинжал и мягко отступил назад. Секунду боярин стоял неподвижно, потом резко развернулся, ощупывая горло и бешено взглянул на Тилоса. Тот скрестил руки на груди.

– Не вздумай приказать своим прикончить меня, - невозмутимо сказал он. - Тебя убить я всегда успею. А если и не успею, то денег ты не получишь. Что там Княжья Правда говорит о нерадивых сыновьях, закладывающих вотчины за ради игроцких долгов?

– Ты слишком много знаешь, колдун! Хотел бы я знать, откуда… - просипел боярин, растирая пальцами тонкую струйку крови из пореза. - Но я не убью тебя… пока не убью. Я сдам тебя попам, а потом, если ты отвертишься от злой казни, найду и разорву конями. У меня везде глаза и уши! Понял, ты, смерд?

– Значит, договорились, - обаятельно улыбнулся ему Тилос. - Эла, пожалуйста, отпусти незадачливого брата Куария. Вдруг он нам еще пригодится?

Дальнейшее Элиза запомнила плохо. В голове все кружилось. Заледеневшее в мокрой одежде на весеннем ветерке тело почти не слушалось, а губы запеклись от жажды. Какая-то баба неласково сунула ей сухое платье на местный манер - бесформенный балахон до пят с длинными рукавами. Девушка напялила его на себя прямо поверх штанов и рубахи. Она не понимала, что происходит, почему Тилос позволил так легко захватить себя в плен и главное - зачем им встречаться с попами. Брат Куарий куда-то исчез и на дворе не показывался, но его ненавидящий взгляд неотрывно преследовал ее, высохшее лицо с торчащими зубами непрерывно маячило перед глазами. Она смочила губы из лошадиного желоба и сжалась в комочек в каком-то углу.

Потом их с Тилосом долго везли в тряской телеге. Тилос осторожно обнимал ее за плечи, кутая в какую-то мешковину, но Элизу все равно била крупная дрожь. Голова плыла, окружающие всадники превращались в каких-то чудищ о трех головах. Изо рта брата Куария, немигающе следящего за пленниками из другого угла телеги, лезли длинные клыки, как у злых пустынных духов. Пару раз Тилос совал ей в рот что-то тошнотворно-горькое и не позволял выплевывать. Отвратительная отрыжка отдавала в нос, тошнота подступала к горлу, тело ломило, словно избитое. Пальцы Тилоса, осторожно прикасавшиеся ко лбу, казались ледяными.

Потом холод пропал. Ее везли на лобное место, каменный столб обвивали закопченные цепи, а хворост ярко пылал в костре, обжигая кожу. "Не надо…", - пыталась стонать она, но ее не слушали, грубо тащили и пихали, бросали в костер, били по голове кочергой. Змей с Бычком озабоченно склонялись над ней, Белка, веселая и красивая, призывно махала рукой из-за тына, а Крысеныш строил ей рожи, выходившими особенно страшными из-за рассеченной до кости щеки.

– Ишь ты, как горит! - озабоченно сказал кто-то над головой. - Никак, лихорадку девка подхватила. Эй, сестру Камию сюда, живо, да проследите, чтобы у кровати кто-то дежурил. Сбежит ведьмачка - шкуру спущу. Ну, а колдуна в холодную, да цепи-то на него наденьте, окаянные!

– Не торопись, святой брат, - холодно сказал ему Тилос. - Лишнее усердие тоже не всегда к спеху. Девочку закутать, обильное теплое питье, настой ромашки с кривозубкой четырежды в день. Над паром греть не вздумайте, тем паче в баню таскать.

Он проводил взглядом обмякшую на руках монахинь Элизу и повернулся к встречающему. Тот, явно опешив, стоял перед телегой, хлопая глазами. Брат Куарий подскочил к нему и начал быстро что-то втолковывать, тыча пальцем в Тилоса. Встречающий монах попеременно глядел то на Куария, то на Тилоса, явно сбитый с толку уверенной повадкой колдуна.

– Боярин! - Тилос поспешил воспользоваться его замешательством. - По дороге назад заедешь на постоялый двор. Там тебя ожидает…

– Да чтоб ты сдох! - взорвался так и не слезший с седла Меший. - Ты мне еще указываешь? Я тебя сейчас на куски порублю, дабы неповадно было…

– Утихомирься! - приказал Тилос. - Денег тебе за меня не заплатят. Не в первый раз я с братом Семлеменом встречусь. Хотел бы он - давно меня в масле вскипятил. На постоялом дворе тебя ждет… хм, посылка. Там - награда за труды. Я с тобой еще поговорю, но сейчас не до того. И забудь про большую дорогу. Пусть нынешний раз окажется последним. Иначе найду и сверну шею, никакие гридни меня не остановят.

Не дожидаясь, пока красный как рак боярин решит, стоит ли ему рубить на части наглеца, Тилос повернулся к монахам.

– Брат Тупас - я правильно расслышал твое имя?

Монах недоуменно кивнул и на всякий случай быстро поклонился знаку Колесованный Звезды на часовенке. Шел час вечерней молитвы, и оттуда доносились неспешные перезвоны малого колокола, должные отгонять зло и призывать верных на молитву. Заунывно вопил муэкан. Чужак, колдун по уверению боярина и святого брата, держался мало как не князь, и монах не совсем понимал, как себя вести.

– Брат Тупас, мне немедля нужен конь. Брат Семлемен в Малаховке, и мне нужно с ним поговорить. Срочно.

– Да откуда ты то ведаешь, колдун? - удивился немного пришедший в себя боярин. - Сам же говорил, что не знаешь.

– Теперь знаю, - отрезал Тилос. - На твоем месте, боярин, я бы поторопился забрать награду и отправляться восвояси. Я пришел с Юга с дурными вестями. Скоро на Тапар обрушится шторм, и лучше готовиться к нему заранее.

– Так ты… гонец? - поразился Меший. - Что ж ты сразу не сказал? Однако ж и нахал ты, для гонца-то…

– Я не гонец. Да и ты на большак вышел не для разговоров.

И тут отирающийся неподалеку брат Куарий решил проявить себя.

– Ведьмак! - взвизгнул он, вытягивая в сторону Тилоса тонкий длинный палец. - Ты хочешь навести морок и сбежать от гнева Отца нашего! Не выйдет! На костер тебя, прямо здесь и сейчас! Брат Тупий, зови стражу, вяжи самоз…

Тилос шагнул вперед и коротко ударил его под дых. Вопль монаха захлебнулся на полуслове. Кряхтя и хватая воздух, он опустился на землю.

– Я оставляю на твое попечение девочку, брат Тупий. У нее горячка, но она поправится. Я постараюсь забрать ее в ближайшее время, но обещать не могу. Присматривай за ней и не отпускай, буде она куда соберется. А теперь коня мне, быстро!

Боярин Меший, уже окончательно пришедший в себя от неожиданных поворотов судьбы, молча наблюдал, как его бывший пленник, отстранив конюха, с нечеловеческой скоростью седлает лошадь. Он явно о чем-то размышлял.

– Боярин, - тихо спросил его неотлучный Каманил, - так уйдет ведь? Ровно как и в самом деле морок на всех навел… Может, его того… кистенем, пока не утек? Колдун ведь, точно говорю, колдун!

– Не надо, - так же вполголоса откликнулся Меший. - Девка его никуда не денется. Видел я, как он в телеге в глаза ей заглядывал. То ли папаша он ей, то ли еще какой родич. Авось не бросит…

– А вдруг он брешет насчет постоялого двора? - не унимался гридень. - Даже если он большой человек и верных людей здесь имеет, когда он успел слово передать? Нет, сбежит, как есть сбежит!

– Ну, значит, судьба у меня такая, - скривился боярин. - Чувствую я - непрост парень, ох, непрост! Точно не смерд и не холоп какой. Видел, как командует? Нет, скверный из меня тать лесной получился… Все, хватит с судьбой играть. Займу еще денег у свояка, долговую записку выкуплю - и хорош. - Он проводил взглядом бешеным галопом вылетевшего со двора всадника. - Да и поздно сейчас рассуждать. Знаешь, парень, способный так хрена в рясе приложить, мне точно нравится. Только вот что, Каманил, домой покуда не поедем. На постоялом дворе и остановимся. Пошли кого-нибудь с вестью, да наряди пару людей на пост, за монастырем приглядывать. Еще и в самом деле девка сбежит. А как она меня в лесу чихвостила, а?

Впавший в полный ступор брат Тупас растерянно переводил взгляд со стонущего Куария на непонятно от чего гогочущего в голос боярина.

Настоятель Храма и временный правитель княжества Тапар святой брат Семлемен сидел за кривоногим столом в сырой келье захолустного монастыря и раздраженно барабанил пальцами по столешнице. Хотя храмовые постройки в Саламире и удалось отстоять от огня, отделавшись малым уроном, оставаться в столице казалось небезопасным. Бездомная чернь, того и гляди, могла заняться грабежами, и рисковать явно не стоило, ох, не стоило… Проклятье! Настоятель грохнул кулаком по столу и зашипел, всадив под кожу занозу. В такое время приходятся болтаться в глуши, куда и голубями донесения не очень-то пошлешь за неимением тренированных птиц. Тупые гонцы, словно сговорившись, плутают по расплывшимся по весеннему времени дорогам, и управлять княжеством решительно невозможно. Нет, так дальше продолжаться не может…

Деликатный стук в дверь вырвал Настоятеля из тяжких размышлений.

– Да! - рявкнул Настоятель, поворачиваясь ко входу. Брат Перус неслышно проскользнул внутрь, кажется, через щелку, недостаточную и для змеи, плотно прикрыв за собой створку.

– Он прибыл, - сообщил секретарь почтительным шепотом.

– И кто же такой таинственный человек, ради которого брат… Та… Ты…

– Брат Тупус, - подсказал секретарь.

– Да, Тупус, - раздраженно отмахнулся Настоятель. - В общем, ради которого он пошел на преступление против веры?

Брат Перус замялся.

– Он… в общем, он - наш давний знакомый… Шупар…

Брат Семлемен вскочил на ноги так, что трехногий табурет отлетел в сторону.

– Я мог бы догадаться! - пробормотал он. - Ах ты, дерьмо Пророка, как не вовремя… Откуда его духи принесли?

– Осмелюсь заметить, что стража вряд ли сможет удерживать его долго, - напомнил секретарь.

– Ну так проведи его сюда! - гаркнул Семлемен. - Только… только дай мне немного времени, чтобы с мыслями собраться. Ну, там коридорами поводи или еще что придумай…

– Исполню, - поклонился секретарь и мышью исчез за дверью.

Настоятель заходил по комнате. Итак, Шупар, он же Филька, он же Егаш, смотря с кем общается. Тебе не нужен архив, не нужны объемные досье, чтобы вспомнить мельчайшие детали, касающиеся южного посланника. Думай быстро, но четко. Без паники. Вот он, тот самый случай. Вот то, что, возможно, поможет выкрутиться. Вопрос лишь в том, на кой ляд ему сдалась девчонка. Насколько она ему нужна? Та ли эта личная слабость, что безуспешно пытались нащупать дознатчики Храма? И что, самое главное, нужно ему самому, что он явился сюда в такой спешке? Неужто южане пронюхали про готовящийся удар? Ах, сколько бы я дал, чтобы узнать, кто же в Граше все-таки стоит за пронырливым ублюдком!… Великий Скотовод? Или Хотанец пытается вести самостоятельную игру? Тарона? Зур Харибан? Или кто? Кугарос, Ругер, ар-Зибарон, Табаронг и прочие - слишком мелкие сошки, чтобы заставить работать на себя такого человека. Кто?!

Гость не стал утруждать себя стуком с дверь. Он просто распахнул противно заскрипевшую дверь и ступил в комнату, не обращая внимания на суетящегося вокруг брата Перуса.

– Приветствую благочестивого брата Семлемена! - хриплым резким голосом произнес гость. - Извини, что так бесцеремонно, но время не терпит. Гроза на подступах…

– Приветствую тебя, о посланник Граша! - Настоятель даже не повернулся от узкого окна, открывавшего дивный вид на полоску вспаханного огорода. - Мне доложили о твоем появлении. Могу ли я поинтересоваться, с какими такими грозными вестями ты появился сегодня?…

– Хватит игр, Семлемен! - оборвал его пришелец именем Шупар, он же Филька, он же Егаш, Пасах, Софар, а также владелец еще многих имен, что сейчас и не упомнить. - За мной не стоит никто. Я сам по себе, и сегодня мои вести не из тех, от которых можно отмахнуться. Пришло время тебе поднимать войска. Только война окажется совсем не такой, как ты планировал…

– Откуда тебе знать, Шупар, что я планировал? - Настоятель властно поднял руку. Его украшенная смарагдами Колесованная Звезда блеснула в случайном солнечном луче. - Выходит, ты лгал мне…

Гость, оттолкнув секретаря, размашисто шагнул к нему и вытянул руку. Настоятель успел изумиться, почувствовав, как его ноги отрываются от пола, но изумление тотчас же ушло, сменившись удушьем и страшной болью в горле. Он попытался крикнуть, но из сдавленной железной рукой глотки вырвался лишь невнятный хрип.

– Заткнись, придурок! - зло сказал ему гость. - Еще раз повторяю - у меня больше нет времени на игры. Сейчас я поставлю тебя на пол. Если попытаешься кликнуть стражу, капитулу тапарского храма придется выбирать нового Настоятеля. Усек?

Рука Тилоса разжалась, и Настоятель упал с высоты самое малое в локоть. Он не удержался на ногах и, неловко взмахнув руками, повалился на пол. Сбитые чернильница-непроливашка и медная подставка под перья загрохотали по полу. В дверь просунулась встревоженная морда стражника, неловко сжимающего заметно ржавую алебарду. Он встревоженно оглядел комнату и бросился поднимать Настоятеля, попутно уронив алебарду, чуть не отрубившую ногу застывшему статуей брату Перусу.

– Уйди, бестолочь! - пробормотал Настоятель, отталкивая суетливого помощника и тяжело поднимаясь на ноги. - Без тебя разберемся…

Стражник - совсем молодой парень с едва проклюнувшимися усами - растерянно осмотрелся и, подхватив алебарду, вылетел за дверь. Настоятель проводил его нехорошим взглядом.

– Слушаю, - бесстрастно произнес он, оборотившись к гостю. - Что у тебя за вести?

– Юг поднимается на войну с Севером, - произнес тот сквозь зубы. - Не несколько разбойничьих племен в надежде пограбить приграничные деревушки, а весь Юг. Тарсаки, гуланы, сапсапы, каронги… Через месяц, а то и меньше, сюда явится их армия. Ваша единственная надежда - разбить ее малыми частями, пока они не собрали ударный кулак. Нужно собрать всех, кого можно - боярские дружины, наемников, ополчение - всех. Зря ты убрал Каралета раньше времени… - прибавил он безразличным тоном, словно обсуждая погоду.

Настоятель почувствовал, как против воли сжимаются его кулаки. Значит, под маской почтового голубя скрывался стервятник… Что же, это многое объясняет. Очень многое. Значит, играешь во взрослые игры, мальчик? Ну, ничего, дружок, и у нас найдется, чем ответить.

– Почему я должен тебе верить? - сухо спросил он. - Ты только что заявил, что лгал мне много лет, выдавая себя за другого. Кто подтвердит, что ты не ведешь непонятную игру и сейчас? Кто подтвердит, что ты не говоришь по наущению своих южных хозяев, чтобы заставить нас попусту собрать армию, окончательно разорив землю?

– Если ты не начнешь поднимать войска немедленно, то не доживешь до послезавтра, - произнес пришелец. - Ты и сейчас рискнешь мне не поверить?

Настоятель попятился. Он внезапно осознал, что взгляд у гостя совершенно нечеловеческий - в его зрачках без радужки пульсировало голубоватое пламя. Внутри поднималась паника, грозя прорвать с таким трудом выстроенную плотину хладнокровия.

– Ты - дух! - с трудом произнес брат Семлемен. - Ты - враг рода человеческого, враг Отца-Солнца и Пророка! Я не склонюсь перед тобой, Зверь из Бездны! Ты не сможешь…

– Кончай молоть чепуху, - поморщился Шурай, он же Филька. - Ты веришь в свои слова не больше, чем в оживший ночной горшок. Мне не сложно взять тебя под контроль и отдать нужные приказы твоим голосом. Но у меня дела в других местах, и мне нужно твое сотрудничество. Ну, что?

– Ты не боишься за свою девчонку? - оглушенный Настоятель не чувствовал в себе сил вести тонкую игру, а потому открыто выложил последний козырь. Ему показалось, или гость действительно вздрогнул?

– Что ты хочешь сказать, Настоятель? - голос пришельца сделался вкрадчивым. - Уж не собираешься ли ты запугать меня?

– Если со мной что-то случится, девка умрет, - Настоятель пожал плечами, стараясь выглядеть как можно более хладнокровным. - Я отдал соответствующий приказ еще вчера. Не слишком адекватный размен, но все же…

– Насколько я знаю, монастырям вроде местного положено четыре почтовых голубя для срочной связи с соседями и еще два - для донесений в Саламир, - усмехнулся известный под именем Софар. - Я тут мимоходом глянул на голубятню. Все местные птицы на месте. И с гонцом мне здесь негде разминуться. Ты не отдавал приказов на счет девчонки.

– Ты рискнешь поставить на свою догадку? - несмотря на пробивший его холодный пот, Настоятель не позволил своему голосу измениться.

– Значит, Храм все-таки двуличен, - усмешка пришельца стала еще шире. - Вы все еще используете колдунов-связников? Интересно, сколько всего вскрывается, если копнуть чуть глубже…

– Всем известно, что дальний говор уже много лет не действует…

– …но сильный по прежним меркам колдун все еще в состоянии передать сообщение на небольшое расстояние методом Карателей.

– Кого? - удивился Настоятель, на сей раз неподдельно. - Что за каратели?

– Неважно. Что ты хочешь за безопасность девчонки?

Брат Семлемен не позволил себе испустить вздох облегчения. Рыбка клюнула. Настоятель того захудалого монастыря оказался прав. Девка и в самом деле важна проходимцу.

– Времена нынче тяжелые, - пожаловался брат Семлемен. - Поднять армию - сложное дело. Ни денег, ни запасов…

– Тысяча гривен химически чистого золота в слитках тебя устроят?

Настоятель ошеломленно оперся на стол. Тысяча гривен? Почти двести пятьдесят фунтов? Как выкуп за девчонку? Или… или за что-то еще? Нет, с таким противником с кондачка не повоюешь. Нужно серьезно подготовиться. Отследить, наконец, его связи, выявить подсылов, заслать своих людей… Но кто же он, духи его побери? Семь лет никто не воспринимал его иначе, чем как грашского посланника. И вот на тебе… Но не время для рассуждений. Сейчас остается только плыть по течению, выгадывая время.

– В голодный год крупица золота не стоит хлебного зерна, - Настоятель грузно склонился к табуретке, но проворно подскочивший секретарь опередил его, бережно поставив колченогую конструкцию вертикально. Брат Семлемен тяжело присел на нее и немигающе уставился на гостя. - Мне мало толку от золота…

– В амбарах Храма достаточно продовольствия, чтобы кормить стотысячную армию полгода, - гость ответил ему таким же тяжелым взглядом. Его глаза вновь превратились в человеческие, но где-то в глубине еще мигали голубые искры. - Золото пойдет в оплату за пищу. Следующий урожай выйдет обильным, я о том позабочусь. Храм ничего не теряет.

– Только Отец-Солнце может подарить обильный урожай!

– Положись на меня, Настоятель. Есть способы обойтись и без Отца.

– Не богохульствуй!

– И не думаю. Настоятель Семлемен, ты получишь золото не позже, чем через две недели, - внезапно любезным тоном произнес он. - Но я буду крайне обязан, если Храм начнет действовать немедленно.

– Храм принимает твои слова близко к сердцу, - машинально ответил Настоятель. - Пусть Отец-Солнце благословит тебя, странник. Надеюсь, девочка дождется твоего возвращения в целости и сохранности.

– Я тоже надеюсь! - губы скрывающегося под именем Егаш растянулись в улыбке, но во взгляде вновь мелькнула смерть. - Надеюсь, я не слишком самонадеян, предполагая, что лично Настоятель возьмет на себя ответственность за ее жизнь?

Не дожидаясь ответа, он развернулся и стремительно вышел. Настоятель словно обмяк на своем табурете.

– Приказать страже… - неуверенно начал брат Перус.

– Нет! - рявкнул Настоятель. - Быстро за ним. Проследи, чтобы никто не чинил ему препятствий. Лучшую лошадь, запас пищи - все, что попросит, лишь бы убрался поскорее. И еще, - поднял он руку, останавливая ринувшегося вслед за Тилосом, - немедленно свяжись с… братом Тупусом. Прикажи, чтобы девчонку охраняли пуще монастырской казны.

– Она в горячке… - неуверенно подсказал секретарь.

– Тем более! Приставить круглосуточную стражу и… и послать туда лекаря, двух лекарей из наших. Сейчас же! Если нечистая тварь сдохнет…

– Понял, - секретарь коротко кивнул и выбежал из кельи. Настоятель опустил голову на скрещенные на столе руки и тихо зарычал. О Пророк, неужели нахал-посланник прав и Юг идет войной на беззащитные северные княжества? Значит, он, Семлемен оказался прав, заблаговременно собирая армию? Но… совпадение ли это? Правду ли говорит загадочный Шупар? Чего добивается он, горевестник?

Но хватит! Он все еще Настоятель, и никто в мире не сможет заставить его плясать под чужую дудку. Поднять армию, дождаться золота и… И что? Ну, потом продумаем как следует. Сейчас вернется Перус, и тогда можно как следует спланировать всю игру…

Далеко заполночь совершенно обессиленный брат Перус, много часов бегавший по заданиям своего господина, наконец-то заперся в своей крохотной келье. Он наспех зажег лучину, осторожно достал из-за пазухи пергамент, который так и не удалось переложить в безопасное место, и принялся разбирать мелкие буквы шифра, выписанные четким каллиграфическим почерком. Таблицы не требовались - кодовые группы он помнил на память.

– Сегодня второй день после срока, - голос Кургаша оставался спокойным, но в нем проскальзывали неуверенные нотки.

– Возможно, что-то случилось, - наморщил лоб Хлаш. - Он еще никогда не опаздывал на сутки.

– Долго еще ждать?

– Если он не появится до восхода, снимаем наблюдение и уходим в лагерь. - Зеленый туман ночного зелья уже начинал слабеть, и матха понимал, что скоро придется передавать вахту следующему. Или… снова пить настой. Сажать печень не хотелось, но доверять молодым поиск в ночном лесу тоже не дело. Ты не можешь нести мир на плечах в одиночку, в очередной раз напомнил он себе. Не дури. Он ведь тоже пойдет по знакам. А уж его ночное зрение превосходит даже орочье.

– Учитель… - Кургаш явно колебался, стоит ли спрашивать. Однако любопытство точило его не первые сутки, и молодой тролль, наконец, не выдержал. - Учитель, прости мне мое невежество, но чем так важен твой человек? Ведь мы не вмешиваемся в дела людей? Или нет?

– В дела людей, - Хлаш намеренно подчеркнул последнее слово, - мы не вмешиваемся. Сейчас речь идет о делах Народа.

– Да, учитель! - Кургаш замолчал. Чувствовалось, что ответ его не удовлетворил, но получить выговор за неумение самостоятельно делать выводы ему тоже не хотелось.

Человеческий силуэт вырос на фоне светлеющего неба несколько часов спустя, уже под утро. Хлаш чутко дремал, прислонившись спиной к огромному древесному стволу, но движение воздуха мгновенно разбудило его. Он осторожно тронул за плечо напряженно всматривающегося в противоположную сторону Кургаша и выдохнул:

– Наконец-то…

Кургаш вспугнутым тетеревом взлетел на ноги, принимая боевую стойку, но запнулся о корень и чуть не грохнулся обратно на землю.

– С сегодняшнего дня начнешь отрабатывать технику с повязкой на глазах! - пригрозил ему Хлаш. - Тилос, что-то случилось?

– Нет, дружище! - в голосе Тилоса чувствовалось облегчение. - Ты не представляешь, Хлаш, как я рад наконец-то увидеть тебя живьем. - Он хлопнул Хлаша по плечу, и тот от души ответил тем же. - А рука у тебя по-прежнему тяжела, здоровяк ты наш… Как дела?

– Как сажа бела! - буркнул Хлаш. - Кургаш, познакомься. Это Тилос. Ведущий по Пути и мой учитель.

– Не прибедняйся! - рассмеялся Тилос. - Ты меня тоже кое-чему научил. Рад встрече, Кургаш.

– Рад встрече, человек Тилос, - голос тролля явно выдавал его неуверенность. Матха мысленно вздохнул. Все-таки какой он еще мальчишка… Как жаль, что к делу нельзя привлечь проверенных, но закоснелых в предрассудках воинов!

– Тилос, почему ты задержался?

– Пришлось сделать крюк, чтобы передать инструкциисвоим людям. В последнее время я стараюсь как можно меньше использовать радиосвязь, - пояснил тот. - У меня есть серьезные подозрения, что эфир слушаем не только мы. Хлаш, мне нужна помощь. Грубая сила и простая выносливость. В общем, крепкие спины и быстрые ноги.

– Что нужно?

– Мне нужно за две недели доставить центнер золота из тайника в четырехстах верстах отсюда. По прямой в четырехстах верстах, - поправился Тилос. - Но кое-где придется давать солидного крюка. Часть пути проделаем по горам, так быстрее. Малый отряд, не больше семерых, я восьмой.

– Значит, я и еще шестеро… - Хлаш не стал спрашивать, зачем Тилосу столько золота. Если дело как-то касается Народа, тот расскажет сам. Если не касается - то и не надо. - Найдем. Мой лагерь в пяти верстах. Как раз к рассвету доберемся.

– Нет, Хлаш. Боюсь, ты староват для дальней гонки. Мне потребуется молодежь.

– Хорошо. - Хлаш никак не выдал своих чувств. Да, его слова справедливы. Сто лет от роду - еще не старость, но и далеко не молодость. Но как же все-таки обидно слышать такое от друга! От бессмертного друга… - Света уже достаточно для перехода, но по сторонам тебе придется глядеть на пару с Кургашем. Я не хочу принимать вторую порцию ночной гадости.

– Не волнуйся, - грустно усмехнулся Тилос. - Сегодня все еще будет тихо. Мои люди по деревням начнут кричать о вторжении только завтра. Вот тогда народ ломанется в леса зарывать добро, и придется глядеть в оба. Пойдемте. Хлаш, мне нужен полный отчет по Клатту. Расскажешь по дороге.

Элиза не знала, сколько времени она провалялась в бреду - день, два или неделю. Смутные фантасмагорические образы плавно перетекали друг в друга, иногда напоминая кого-то знакомого, иногда превращаясь в неведомых чудовищ. Она от кого-то убегала, ее загоняли в угол, она дралась, вырывалась на свободу и снова убегала…

Когда она впервые разобрала обращенные к ней слова монахини, в узкое окно били лучи заходящего солнца. Узкий соломенный тюфяк только что не хлюпал от пропитавшего его пота. Монахиня - позже девушка узнала, что ее зовут сестра Камия - осторожно напоила ее сначала горячим соленым бульоном, а потом травяным настоем. Затем Элиза уснула - уже без бредовых кошмариков и вообще без сновидений. Впрочем, ненадолго - среди ночи ее пробудило настойчивое желание сходить до ветру. Жар ушел, осталась лишь страшная слабость. Сонная сиделка помогла ей воспользоваться ночным горшком, уложила обратно в постель и, сочтя свой долг исполненным, засопела на табуретке при свете догорающей лучины. Какое-то время Элиза бездумно лежала, глядя в темноту комнаты, потом сон снова сморил ее.

Долго оставаться в постели она не смогла. С трудом перетерпев следующие день и ночь, с рассветом она решительно выбралась с лежанки и натянула что-то вроде грубой рясы для послушниц, которую ей сунули взамен не подобающего девице мужского одеяния. Голова еще немного кружилась, но она заставила себя проделать урезанный разминочный комплекс. Уже после второго упражнения она поняла, что так жить нельзя, и сбросила рясу, доделав зарядку нагишом, до полусмерти шокировав не вовремя зашедших сестру Камию и еще пару важно надутых монахинь в рясах из прекрасной тонкой шерсти и белых клобуках целительниц. Последовала длиннющая нотация, из которой Элиза вынесла, что порядочной молодой девице неприлично, во-первых, разоблачаться донага даже в полном одиночестве и, во-вторых, махать руками и ногами как ветряной мельнице. В ответ девушка с неизвестно откуда взявшейся храбростью устроила небольшой скандал, потребовав взад свою старую одежду или хотя бы просто штаны с рубахой. После получаса пререканий сестра Камия, наконец, сдалась и послала прибежавшую на шум монахиню за требуемым.

В течение дня девушка выяснила несколько любопытным вещей. Во-первых, Тилос смылся немедленно после того, как их привезли сюда, пообещав, впрочем, вернуться. Во-вторых, в небольшом дворике, соединявшем женскую и мужскую половины монастыря, невозмутимо сидел стражник, длинноусый и окольчуженный, с алебардой и длинным кинжалом на поясе. К монахиням его не пустили, но девушке ясно дали понять, что сидит он здесь по ее душу и сбежать просто так не удастся. Днем на окружавших монастырь огородах, обнесенных высокими стенами, усердно трудились святые братья и сестры. На ночь туда выпускали свирепых псов, бесшумными тенями скользивших сквозь мрак. После первого же захода солнца неосторожно вышедшей на прогулку Элизе пришлось позорно спасаться бегством от парочки злых духов в псином образе. Спасло ее от увечий, вероятно, только чувство опасности, пробудившееся в самый последний момент - когда она почти захлопнула за собой тяжелую дверь. Сестра Камия, узнав о происшедшем, всплеснула руками и долго рассказывала Элизе, какие ужасные чудовища и нежить рыскают по долам и весям, когда Отец наш Солнце отправляется спать за дальний окоем.

Элиза не стала объяснять ей, что неоднократно ночевала под открытым небом и ни разу не сталкивалась с духами, водяными, лешими и прочим сказочным народцем. Она еще не поняла, как себя вести. С одной стороны, Тилос обещал вернуться. С другой - ее держали здесь в явном заточении. Да и ее тщательно скрываемые способности вполне могли обеспечить ей статус ведьмы и соответствующие последствия. Впрочем, на побег сил пока не собрать. Поразмыслив, она решила держать язык за зубами и побольше присматриваться к окружающему. Авось да и сообразит что…

Потянулись долгие дни и тягостные ночи. Стиснув зубы и не обращая внимания на косые взгляды окружающих, Элиза продолжала тренировки. Тесная - сажень на сажень - келья не позволяла отрабатывать даже простые техники, так что волей-неволей пришлось выбираться на свежий воздух. Кроме ее собственной одежды, выстиранной и заплатанной, ей дали какие-то грубо-шерстяные штаны и короткую рясу, явно с плеча кого-то из послушников из мужской половины. Ни тот, ни другой комплект не годился для тренировок. Единственным подходящим для отработки страховок местом оказался тот самый плотно утоптанный дворик с постоянно сидевшим в нем стражником из приставленных - как шепотом сообщила Элизе сестра Камия - самим его святейшеством. Элизе было все равно - пусть смотрят, если хотят - но сестру Камию наверняка хватит удар, если ее подопечная покажется мужчине в голом виде. Приходилось париться в монастырских обносках. Зато после занятий она уходила к колодцу на женской половине и, сбросив с себя пропотевшие тряпки, с наслаждением обмывалась из бадейки. Весна стояла на удивление теплая, и колодезная вода за несколько даже ночных часов вполне успевала прогреться. Приезжие лекарки только качали головой, неодобрительно поджав губы, наблюдая за ней. Впрочем, снова заболевать девушка явно не торопилась, и в конце концов на ее чудачества махнули рукой.

Возникли и другие проблемы. Сестра Камия, которую, похоже, назначили персонально ответственной за тело и душу Элизы, по несколько раз в день подступала к ней с душеспасительными разговорами. Элиза не распространялась о своем прошлом, но упомянуть, что она полукровка по происхождению, пришлось. Южный загар слезал быстро, и сейчас спутать девушку даже с относительно светлокожей биберкой было невозможно. Поскольку Элиза не помнила, святили ли ее при рождении, наставница загорелась энтузиазмом и решила не откладывая святить ее, пусть даже и во второй раз. Отбиться от нее стоило немалых трудов. После одной особенно обидной реплики в адрес Отца-Солнца разозлившаяся Камия даже попыталась отправить ее к сеновалу, где секли нерадивых послушниц. Пришлось грубо уронить на землю пару сестер, поторопившихся с выполнением приказа. Перепугавшаяся до полусмерти Камия отскочила, быстро рисуя в воздухе знаки для отпугивания злобных духов. Элиза, не глядя на нее, ушла к себе в келью. Внутренних запоров в монастыре не держали, но беспокоить непокорную никто не стал. Возможно, с другой и не стали бы особо церемониться, но ценную заложницу, охраняемую приказами самого отца Семлемена, не посмели даже лишить ужина. С тех пор попытки бесед прекратились, а сестра Камия, проходя мимо девушки, оскорбленно вздергивала подбородок.

С тех пор наставлять девушку на путь истинный никто не пробовал. Ее старательно избегали, отворачивались при случайной встрече в коридорах, не отвечали на вопросы. Приезжие монахини - и те убрались восвояси. Дни тянулись словно болото - скучные, не занятые ничем, кроме тренировок и тягостного безделья в неизвестности. Иногда Элиза выбиралась на гребень стены и сидела там, свесив ноги вниз и рассматривая местность, намечая план побега. Однако спрыгнуть с высокой стены, сразу под которой начинался довольно крутой склон, казалось самоубийством. Тем более, что она постоянно чувствовала спиной настороженные взгляды братьев и сестер, ни на секунду не оставлявших ее в одиночестве под самыми невинными предлогами вроде прополки ближайшей грядки. Даже во время общих молитв, когда по визгливому призыву муэкана с главной башенки все поспешно начинали творить молитвы, кто-то постоянно буровил ее взглядом. Если ей и удастся выбраться незамеченной, по ее следу немедленно пустят собак.

Прошло десять дней, которые Элиза отмечала царапинами на стене. Без пометок она запуталась бы в монастырском однообразии, где время текло одной густой рекой патоки, однообразной и бесцветной. В бреду она валялась три дня, так что всего Элиза торчала здесь уже почти две седмицы. Она окончательно решила, что нужно бежать, а там будь что будет. Если она действительно нужна Тилосу, он найдет ее. А если и не найдет - она помнила пару адресов в Граше, куда можно обратиться при последней нужде. Но нужда действительно должна стать крайней: Тилос бросил ее здесь, почти предал, спокойно отправившись по своим делам. Она не обратится к нему за помощью без последней необходимости!…

Тилос, Тилос… Почему ты так скрытен? Почему ты так и не сказал, что ждешь от меня, к чему готовишь? Невнятные намеки про страшную опасность волнуют кровь, но не дают главного - знания цели. Остается лишь болтаться без тебя по миру, как муха в сметане…

Случай для побега представился внезапно. Один из монастырских коридоров второго этажа шел полукругом, охватывая почти всю женскую половину. В дальнем его торце обнаружилось узкое окошко, прикрытое полусгнившим ставнем, выходившее на хозяйственный двор. В тот день братья долго грузили мешки с зерном на вереницу телег. Поставка предназначалась для одного из лагерей ополченцев, но Элиза о том не знала и знать не хотела. Но она заметила, что ось одной из телег хрустнула под тяжестью зерна, и спешно вызванный из деревни кузнец чинил ее почти до заката. После ужина Элиза рано ушла спать, но в постель не легла. Сердце отчаянно билось, пока она сооружала под тонким одеялом некое подобие куклы в человеческий рост, пользуясь предусмотрительно натасканным днем сеном. Закончив, она переоделась в свои штаны и рубаху и осторожно выскользнула в коридор. Ее босые ступни бесшумно ступали по каменным плитам коридора. Ставня, прикрывавшая окошко, даже почти не затрещала, выбитая одним быстрым ударом пяткой. На счастье, во дворе никто не шлялся, лишь недовольно фыркали запряженные в уже нагруженную телегу кони. Элиза тихо спрыгнула вниз, на мужскую половину, тем самым злостно нарушив монастырские правила, и юркнула под накрывавшую мешки рогожу.

Отчаянный план сработал. Досматривать телегу, разумеется, никто не стал. К моменту, когда сестра Камия на вечернем обходе заподозрила неладное, телега отъехала от монастыря самое меньше на шесть верст. Густые сумерки уже сгустились над лесной дорогой, и на одном из поворотов девушка, не потревожив дремлющего возницу, соскользнула на землю и быстро спряталась за придорожный куст. Вскоре поскрипывание привязанного к телеге ведра растворилось в лесной тишине. Элиза осталась одна.

Дзергаш вскинул руку, и дружина послушно встала. От патруля отделился солдат и медленно подошел к выехавшему вперед князю, настороженно вглядываясь в лица. Сгущающаяся темнота не позволяла как следует разглядеть новоприбывших, и палец солдата, судя по походке вразвалочку - ополченца, наверное, дрожал на спусковой скобе. Князь поежился. До чего же они здесь все дерганые… Всадит сейчас мальчишка ему ненароком болт в брюхо - и бывай.

– Кто такие? - срывающимся голосом крикнул патрульный. - Зачем пожаловали?

– Князь Типека, воевода города Терелона Дзергаш прибыл с передовым отрядом дружины на военный совет! - сквозь зубы отозвался князь. Держать ответ перед каким-то сопляком, вчерашним холопом, казалось унизительным. - Не вставай на пути, я тороплюсь.

– Князь!… - охнул ополченец, и патруль за его спиной откликнулся растерянным ропотом. - Нижайше прошу прощения, княже, не узнали. Ждали вас вчера до заката, уже и беспокоиться начали…

– Задержались в пути, - все так же, сквозь зубы, откликнулся Дзергаш. - Ну что ты целишь в меня из своей кривой коряги!

– Извиняюсь, княже! - ополченец испуганно опустил, чуть не выронив, самострел, и отскочил в сторону. - Проезжай, князе, милости просим. Остальные уже собрались.

Князь дал коню шенкеля и неспешной рысью проехал патруль, позволив себе расслабиться. Упаси нас Пророк от таких вояк, а с врагами мы и сами управимся…

Большой совещательный шатер стоял на пригорке, обдуваемом ветром, так что комарье здесь почти не звенело. Из-за полога падал лучик света, доносились приглушенные голоса. Князь прошел внутрь и остановился. Перевет с Тоймой повернулись к нему, отвлекшись от грубо нарисованной карты, по которой с увлечением водили пальцами.

– А, Дзергаш, здорово! - махнул ему Перевет. - Заждались уж тебя. Садись давай. Устал, поди-ка, с дороги. Сейчас остальные подтянутся.

Тойма лишь молча кивнул в знак приветствия и снова повернулся к карте. Дзергаш тяжело опустился на скамью и перевел дух.

– Ну и часовые здесь у вас!… - проворчал он. - Как коровы посреди дороги торчат. Кустами за обочиной пройти да как зайцев перестрелять, никто и не пикнет.

– Тревогу поднять всяко успеют, - пожал плечами Тойма. - А дальше второе кольцо патрулей. Вас они пропустили без звука, а вот лиходеям туго придется. Ребята бывалые, в темноте на звук стрелять умеют. Сам подбирал. Остальные пусть отдыхают, завтра снова в путь.

– Ну, раз так, тогда ладно… - Дзергаш с хрустом потянулся. - Моих-то как, устроят? А то тесно у вас здесь, болотина кругом. Комары заели…

– Устроят, устроят! - отмахнулся Перевет. - Чай, не мальчишки лагерем управляют. Сколько с тобой?

– Полсотни гридней. Остальная дружина идет вместе с ополчением. Сейчас, наверное, в сотне верст отсюда. За три дня доберутся, но конных, если что, можно и ускорить.

– Нэ трэба. Черные забирают к восходу. Чем крюка давать, пусть напрямую идут.

– Черные? - заинтересовался Дзергаш. - Что, так близко? Шустры ребята…

Князья переглянулись.

– Да уж, шустрее некуда, - хмыкнул Тойма. - Пока, друже, чернорясные нас на святую войну подбивали, в Граше тоже времени не теряли. Разведчики доносят, на подходе большая сила. Тысяч то ли двести, то ли триста, а то и больше. Точно никто не знают, но Семлемен кипятком ссыт от страха. Крепко напуган вояка, у засланного им попика аж руки трясутся.

– У какого еще попика? - удивился Дзергаш. - Семлемен что, не здесь?

– Он в задрипанной деревушке в полусотне верст отсюда. Ждет кого-то. Прислал секретаря вместо себя, со всеми наставлениями, как говорится. Обещал как только, так сразу. Пока без него начнем думу думать.

– Ну-ну! Он ведь сейчас в Тапаре всю власть вроде в руки забрал, так? После того, как Каралета прирезали?

– Несчастен Тапар, коль в нем такие правители… - проворчал Перевет. - Ну, где там все застряли? В койках запутались? Ты-то на кого хозяйство оставил? Говорили тебе, плохо без воеводы…

– Да уж есть на кого! - угрюмо буркнул Дзергаш. - И вы, вижу, своих воевод с собой приволокли. Ты не о моих проблемах думай, а о своих. Лучше о черных расскажи. Откуда известно, что они большими силами идут? Разведчики сообщили?

Ответить ему не успели. В шатер один за другим вошли Настоятели Храмов - Прашт, Комексий и Викен. За ними семенил невзрачного вида монах с несколькими свитками под мышкой.

– Брат Перус, княже, - поспешно представился он Дзергашу, низко кланяясь и чуть не роняя на пол пергаменты. - Покорный слуга Настоятеля Семлемена. Дела задерживают его в резиденции, а потому он прислал меня…

– Слышали уже! - недовольно оборвал его Тойма. - Садитесь, друзья, по лавкам. Подумаем, что дальше делать, куда двигаться. Но сначала - последние новости от нынешнего гонца…

Суддар ар-Хотан небрежно бросил поводья рабу и, едва не оттолкнув гиеной зыркнувшую тарсачку, прошел в шатер. Тройное кольцо оцепления вокруг холма впечатляло, но не слишком. По нынешнему времени - так себе охрана. Слишком близко к чужим границам. Маловероятно, что северяне устроят налет - откуда им знать? - но все же, все же…

Прежде, чем полог опустился за ним, ледяной северный ветер послал в спину последний привет. Суддар вздрогнул и поежился. Как местные умудряются жить в таком холоде? Животные, честное слово…

– Неужели посланник могучего Великого Скотовода так боится нас? - ехидно спросил его Зур Харибан, восседающий на циновке в углу. - Входи с миром, Суддар, мы не тронем тебя. По крайней мере, сейчас. - Он закинул голову и резко расхохотался. Остальные поддержали его ухмылками и тихими смешками. - И что же привело такого великого воина, как ты, на наш скромный совет?

Суддар стиснул зубы.

– Рад приветствовать вождей на совете, - тщательно контролируя голос, произнес он. - Великий Скотовод в мудрости своей решил, что даже малая помощь сейчас может оказаться решающей. Потому я здесь.

– Вот как? - удивленно поднял бровь Зур Харибан. - Великий Скотовод полагает, что горстка жалких землекопов окажет ужасное сопротивление? Я перепуган, братья… и сестры! - Он снова захохотал, однако на сей раз в одиночестве. Остальные нахмурились. Тарона склонилась к своей спутнице - кажется, ее зовут Зула, вспомнил дворецкий, - и что-то тихо прошептала.

– Великий Скотовод полагает, что речь идет не о кучке землекопов, - посланник скрестил руки на груди и надменно взглянул на гулана сверху вниз. - Все куда хуже, чем кажется некоторым.

– Погоди, Зур, - Табаронг успокаивающе повел рукой. Зур Харибан бросил на него злой взгляд, но промолчал. - Не время для пустых разговоров. Я приветствую тебя на сборе вождей, о Суддар ар-Хотан. Да не испытает жажды Великий Скотовод, и да продлятся его дни всем на благо. - Медленный кивок сапсапа как бы подтвердил его слова. - Садись, гость. Мы готовы выслушать тебя.

– Спасибо, о предводитель славного племени сапсапов, - почти с признательностью поклонился ему Суддар, опускаясь на свободную циновку. - Я не стану петь в ваши уши сладкие песни. Сразу скажу - мы собрали свои силы в кулак вовремя. Не иначе, сами боги шептали нам в уши. - Он слегка напряг мышцы, чтобы удостовериться - статуэтка до сих пор на месте, не пропала по дороге. - Оказывается, подлые северяне давно готовили большую войну против Граша. Прямо перед нами, в каких-то десятках дневных переходов, собирается огромная армия. Северные князья ведут не только свои дружины, но и толпы рабов-землекопов, чтобы обрушиться на нас всей своей силой.

– Что нам с толп рабов? - негромко спросила Тарона, наклоняясь вперед. - Северные дружины дерутся хорошо, но их мало. Рабов же рассеет один вид моей конницы.

– Не все так просто, о воительница, - качнул головой дворецкий. Несмотря на зябкий холод, тарсачка облачилась лишь в легкие шаровары и короткую рубаху, не прикрывающую даже живот. При виде ее гладкой темной кожи в Суддаре шевельнулись приятные воспоминания. - Если бы они двинулись в наши степи, долгие переходы по безводью истощили бы их дух и тело, оно верно. Перехвати мы их в наших землях - и победа оказалась бы легкой. Но сейчас нам придется атаковать их земли, их леса и болота. А там раб стоит настоящего воина. Кони увязнут в трясинах, а пустить стрелу из-за дерева много отваги не нужно.

– Это тоже нашептали тебе боги? - нахмурившись, спросил его Зур Харибан. Гулан резко утратил свой беззаботный вид, его кулаки сжались. - Может, Великий Скотовод просто хочет, чтобы мы повернули назад? Сколько ему заплатили князья за предательство?

– Великий Скотовод не держит в голове таких мыслей! - резко возразил Суддар. - Ты знаешь сам, гулан. Город всегда оставался местом для переговоров и торговли, но никогда Великий Скотовод не приказывал племенам за его пределами. Вы вольны жить - и умирать! - как вам заблагорассудится. Однако я не думаю, о вождь, что кто-то в южных землях заинтересован в бессмысленной гибели могучих воинов!

– Ты не ответил, что предлагает Великий Скотовод? - бесстрастно спросил Кугарос. - Повернуть назад?

– Нет, - Хотанец внутренне напрягся. - Вы не сможете вернуться. Мой конь на пути сюда с трудом находил себе пропитание. Скудная дичь распугана, пастбища выбиты копытами, водопои разбиты, а ведь племена позади идут и идут на север. При возвращении ваши кони не найдут ни воды, ни пищи, да и люди - тоже. У вас есть только один путь: вперед. Но это не значит, что нужно очертя голову бросаться в ловушку! Не тот великий вождь, что бросается голой грудью на копье, а тот, кто побеждает.

– Ты говоришь убедительно, посланник, - громко сказал ар-Зибарон. - Но ты так и не ответил на вопрос: откуда ты знаешь, что ожидает нас впереди?

– Мне нашептали боги, - усмехнулся Суддар. Он полез за пазуху и неспешно извлек оттуда тряпичный сверток. - Вот их голос! - Он сорвал тряпку и вытянул руку вперед. Рубиновые глаза бога зловеще отразили искорки масляных светильников. Обвивающая его змея, казалось, вот-вот бросится в атаку.

– Мы все почитаем Сумара! - не смутился ар-Зибарон. - Мое племя приносит ему обильные жертвы, и потому стада не терпят особого ущерба от ползучих гадов. Но он ни разу не говорил с нашими жрецами!

– Это не простой идол, - Суддар вскочил на ноги. - В подземельях дворца стоит статуя Валарама, и идол умеет разговаривать со мной его голосом. И таких идолов много. Боги спустились с небес и одарили нас своими образами - бесценным оружием против наших врагов! Сейчас мои люди крадутся сквозь северные леса, таятся у дорог, наблюдают за городами… Они сообщают все Валараму, а Валарам передает их голоса мне! Смотрите же и преклоняйтесь!

Посланник вытянул вперед руку, и глаза Сумара вспыхнули собственным светом.

– Падите ниц, смертные! - раздался в шатре густой низкий голос. - Я, Валарам, вещаю вам! Боги спустились на землю, и теперь мы поведем вас к торжеству над врагами! Радуйтесь, ибо близок час вашей победы!

Суддар, которому голос страшно бил по ушам, с запозданием понял, что все-таки переборщил с громкостью. К счастью, терпеть оставалось недолго. Он сам писал речь, что сейчас зачитывал дежурный у статуи. А хорошо читает парень, с выражением… Надо его поощрить. Как его… Тиссур? Киссур? Ну да, дикарь, из новых…

– Все слышали голос бога? - холодно спросил посланник, дождавшись, когда речь завершится и глаза статуэтки погаснут. Он с удовольствием смотрел на согнутые в поклоне спины вождей. - Есть еще вопросы?

Уже месяц я бесцельно скитаюсь по лесам. После побега из лагеря я просто не знаю, куда идти. Потеря спутников отзывается пустотой в груди. Кажется, я отдал бы все, что угодно, лишь бы снова услышать бесконечный треп Вишки, увидеть хмурую физиономию Кочерги. Но их нет, они остались позади. Наверное, можно попытаться выручить и их, но что-то внутри настойчиво предостерегает от поспешных решений. У них своя дорога, у меня своя. Беда только в том, что свою дорогу я не вижу.

Наверное, можно выбраться к людям. Но, скорее всего, меня лишь схватят во второй раз. Такое мне сейчас ни к чему. Я что-то должен сделать, но что? Во сне мне снова является облик того человека. Наверное, я все же должен найти его, но куда идти - я не знаю.

Кто я? Что я здесь делаю?

Все разъяснится в свое время. В том я снова уверен странной непоколебимой уверенностью.

Места вокруг глухие - болотистые леса, перемежающиеся с лесными озерами и настоящими трясинами. Кругом вьется туча мошкары вперемешку с комарами, набивается в рот и глаза, но не кусает. Дичи почти нет, про грибы и ягоды по весеннему времени и говорить не приходится. Впрочем, мне все равно, что есть. Голода я почему-то не испытываю и ем лишь потому, что знаю - так надо. Я ловлю лягушек, которые водятся здесь в изобилии, и глотаю их сырыми, не чувствуя вкуса. Иногда мне везет, и я натыкаюсь на токующих глухарей. Их можно брать прямо голыми руками: один быстрый рывок из кустов, и птица со свернутой шеей подергивается в руках, превращаясь в простой кусок мяса.

Моя борода и волосы превратились в спутанные космы с жесткими колтунами. Одежда обносилась, вся в прорехах, перепачкана грязью. От нее несет болотиной. Наверное, со стороны во мне не сразу можно признать человека.

Однажды я выбираюсь на неизвестно кем проложенную тропку. На звериную она непохожа - слишком прямая и утоптанная. Я бездумно бреду по ней под гору, в любой момент готовый броситься в заросли, как вспугнутый заяц. Однако мои чувства слишком притуплены неделями одиночества. Наверное, поэтому я сталкиваюсь с ней лицом к лицу и замираю на месте, словно парализованный.

Женщина. Лет двадцати с небольшим. На лице морщины от непосильного труда и лишений, изможденные руки приобнимают коромысло с двумя бадейками. Бадейки заполнены лишь наполовину - видимо, на большее сил не хватает. Она молча стоит и тускло смотрит мне в лицо. Я пялюсь на нее, не зная, что делать. Бежать от нее глупо, но, с другой стороны, она в любой момент может прийти в себя и завизжать, призывая на помощь мужа или еще кого.

– Здравствуй, добрый человек, - тихо-безразлично говорит она. - Что привело тебя в наши края?

– Здравствуй и ты, добрая женщина, - отвечаю я неуверенно. Кажется, в здешних краях именно такая формула приветствия. - Я… я, кажется, заблудился.

– Добро тебе, - откликается она. В ее глазах мелькают искорки. - Деревня недалеко, вон там… - она кивает куда-то на восток. - Версты через две услышишь собак, там не потеряешься.

Она медленно обходит меня и, не оглядываясь, идет по тропе. Наверное, там ее дом. Почему она живет одна в глуши? Походка у женщины тяжелая, ее заметно качает. Бадейки болтаются на коромысле. Подчиняясь какому-то порыву, я нагоняю ее и кладу руку на плечо. Она покорно замирает, опустив голову. Кажется, она не станет сопротивляться, даже если я начну резать ее на куски.

– Погоди… - я запинаюсь, не зная, как к ней обратиться. - Погоди. Хочешь, я помогу тебе?

Не дожидаясь ответа, я снимаю с ее плеч коромысло. Груз на удивление легок - килограмм десять в сумме, не больше. Видно, не слишком-то она сильна, если ее качает даже от такого. Женщина безжизненно стоит на месте, опустив руки.

– Пойдем, красавица, - тихо говорю я ей. - Показывай дорогу.

Идти недалеко. Покосившаяся избушка с покрытыми мхом стенами, с провалившейся берестяной крышей. Трубы не видно - топится она, видно, по-черному, но сейчас дымом даже не пахнет. Я выливаю воду в полупустую бочку и ставлю бадейки на землю. Аккуратно пристраиваю коромысло на крюк и поворачиваюсь к хозяйке. Она бессильно опускается на завалинку и смотрит на меня огромными сухими глазами.

– Мне нечем отблагодарить тебя, добрый человек, - тихо произносит она. - Спасибо, и ступай своей дорогой. В деревне лучше не говори, что ко мне заходил - еще собак спустят.

Вспышкой молнии приходит понимание. Голод. Голод смотрит на меня глазами женщины. Она не измождена работой, она просто истощена до предела. На заброшенном огородике не видно ни одного побега лебеды. Сараюшка приоткрыта, оттуда тянет затхлым запахом гнили. Курятник безжизненен, да и прочей домашней скотины поблизости не наблюдается. Может, в доме и есть что-то съестное, но свои внезапно обострившимся обонянием я его не чувствую.

Кажется, она живет одна. Запустение хозяйства явно указывает на женское одиночество. Я колеблюсь, не зная, что делать.

– Я вернусь, - наконец произношу я, неловко кланяясь. - Подожди немного, хозяюшка, я вернусь.

Я разворачиваюсь и быстрым шагом иду в лес. После пары часов поисков мне удается вспугнуть небольшого зайца, почти зайчонка. Я подшибаю его камнем, ухватываю за задние лапы и почти бегом возвращаюсь назад. Женщина все так же сидит на завалинке, ее глаза закрыты. Кажется, она так и не пошевелилась с моего ухода.

– Вот… - говорю я, протягивая зайца. Она открывает глаза, в них -непонимание. - Вот, возьми. Свари, что ли…

Женщина, придерживаясь за стену, медленно встает на ноги, не отрывая от меня взгляда. Она медленно переводит взгляд с моего лица на зайца, протягивает руку и, коротко всхрипнув, опускается на землю. Ее глаза закатываются под лоб.

Я глупо смотрю на нее, не зная, что делать. Потом, сообразив, отбрасываю зайца в сторону, подхватываю на руки легкое, как у ребенка, тело и вношу его в дом. Низкая лежанка аккуратно застелена. Я осторожно кладу хозяйку на тонкий соломенный тюфяк, прикрыв сверху лоскутным одеялом. Очаг холоден, словно январский снег, ни дров, ни хвороста поблизости не наблюдается. Что ж… По крайней мере, у меня появилась какая-то цель.

Спустя какое-то время в очаге похрустывает огонь, над ним потихоньку закипает вода в обмазанном глиной туеске. Железного котелка в хозяйстве не нашлось, но плотницкий топор на треснувшем топорище имеется. Наверное, где-то валяется и колун, но перерывать дом ради него не хочется. Топором я рублю хворост, топором же валю небольшую, еще не распустившую почки березку неподалеку от дома. Теперь у нас есть небольшой запас дров. У нас?…

Вскоре из зайца получается неплохой суп, даже приправленный солью. Соль хранится в специальном туеске, уже давно показавшем дно. Еще одна проблема - где брать припасы в лесном краю? У моря, по крайней мере, можно добывать соль самостоятельно, здесь же… Море? Да где я его видел?

Привожу хозяйку в чувство и даю ей напиться заячьего отвара. Потом отщипываю несколько волокон мяса и почти силой сую ей в рот. Она жует, не отрывая от меня непонимающего взгляда. Оставляю ее в покое, и почти сразу она то ли засыпает, то ли снова теряет сознание.

Закутав ее в одеяло, выхожу наружу. Тучи постепенно разносит, и в прорехи проглядывает нежаркое весеннее солнце. Под его лучами даже покосившиеся строения выглядят почти празднично. Я окидываю все внимательным взглядом. Надо бы поправить плетень, почти лежащий на земле, починить дверь курятника, наколоть дров, да и вообще… Тело заранее радуется, предвкушая нехитрую мужицкую работу. Наконец-то не надо больше блуждать по чащобам, пытаясь разобраться в себе. На день-другой можно забыться, отдаться течению.

Спать я укладываюсь на полу возле лежанки хозяйки, предварительно снова покормив ее. Рядом уютно потрескивают угли догорающего очага. Мне удобно и хорошо. Посреди ночи я просыпаюсь от того, что на меня накидывают что-то теплое. Пока я ворочаюсь, борясь с сонливостью, пальцы успевают нащупать какой-то мех. Просыпаться отчаянно не хочется, и я, сдавшись, снова проваливаюсь в сон.

Утром я просыпаюсь от осторожных шагов. Хозяйка ходит по дому на цыпочках, старясь не разбудить меня, но солнечный луч в лицо сводит на нет ее усилия. Я выбираюсь из-под сшитой из заячьих шкурок накидки и сажусь, почесывая голову. Женщина несмело улыбается мне, и с улыбаюсь ей в ответ.

– Я - Мелина, - тихо говорит она.

Я лишь киваю в ответ. Не отвечать же ей, что у меня вместо имени одно прозвище, да и то - Беспамятный.

Вкусно пахнет вареным зайцем. Видимо, женщина добавила в бульон каких-то приправ. Во мне просыпается жуткий голод. Хозяйка молча указывает мне на глиняную миску, которую она наполнила аппетитным варевом. Я сажусь на лавку и быстро уплетаю суп, приглядывая, однако, чтобы и она съела свою порцию. Зайчонок слишком мал, от него почти ничего не осталось. Что ж… Добудем еще одного.

– Я вернусь, - снова обещаю я и выхожу наружу. Солнце стоит уже довольно высоко. Прежде, чем идти на охоту, я спускаюсь к ручью по давешней тропинке и долго соскребаю с себя грязь. Колтуны в волосах не поддаются. Безжалостно выдирая волосы, избавляюсь от них, натягиваю мокрую, но чистую одежду. Вода - не грязь, просохнет по дороге.

Спустя час или около того я возвращаюсь с глухарем и двумя белками. Мелина стоит у поправленного вчера плетня, вглядываясь в лес. Я машу ей рукой. В ее глазах - непонимание, потом - радость узнавания. Неужели я так скверно выглядел с утра? Мелина бросает быстрый взгляд на добычу, потом берет меня за руку и ведет в дом. Положив глухаря и белок на стол, она поворачивается ко мне и долго смотрит странным взглядом мне в глаза. Только теперь я замечаю, что она действительно красива, хотя и увядающей красотой.

Ее ладони ложатся мне на грудь и начинают распускать тесемки рубахи. Мгновение я колеблюсь, потом осторожно обнимаю ее. Мелина прижимается ко мне и шмыгает носом, потом слегка отстраняется и начинает снимать платье. Я беру ее лицо в ладони и нежно целую. Она неуверенно отвечает на поцелуй.

Потом нам хорошо вместе.

Элизу била крупная дрожь. Сейчас, после суток плутания в лесу, побег уже не казался ей хорошей мыслью. Она заблудилась - окончательно и бесповоротно. Чувство направления, никогда не подводившее ее в городском лабиринте Граша, молчало. Смеркалось. Небо затягивали низкие серые тучи. Солнце, иногда проглядывавшее сквозь редкие прорехи, здесь, под густыми кронами, отзывалось лишь кратковременным просветлением. Разглядеть, с какой стороны падают лучи, решительно не удавалось. Когда-то давным-давно, в прошлой жизни, девочка Элиза бесстрашно входила в лесную сень, твердо зная: даже если она заблудится, папа обязательно найдет ее. Найдет ли ее в лесу Тилос? Вряд ли. Значит, нужно надеяться только на себя. Больше полугода бывший Серый Князь таскал ее за собой, не заботясь объяснить, куда и зачем. Настало время вернуть себе свободу. А бросивший ее Тилос пусть катится в морские глубины.

Она шмыгнула носом. Первоначально Элиза намеревалась далеко стороной обойти ближайшую деревушку - кажется, ее называли Заовражной - и вдоль дорог добраться до какого-нибудь крупного поселения, где можно затеряться в толпе и немного прийти в себя. Однако Лесная Сила заплутала ее, увела кружными неверными тропами куда-то далеко в сторону. Дикая чащоба окружила ее со всех сторон, заросли, не знавшие еще топора дровосека. Зверье, впрочем, оказалось пуганым: завидевший ее молодой олень быстро порскнул в кусты, а две или три попавшиеся белки со всех ног скрылись в своих дуплах. Значит, охотники здесь появлялись, и жилье не так далеко. Но как к нему выйти, оставалось большим вопросом.

Живот сводило от голода. Небольшие ручьи попадались в изобилии, но рыбы в них не водилось. В заводях неспешно извивались омерзительные на вид конские пиявки, но есть подобную гадость оказалось выше ее сил. От одной мысли Элизу затошнило. Вот улитку, даже склизкого прудовика, ползающего по поверхности воды, она сжевала бы, не задумываясь, но улиток тоже не попадалось. Редкая дичь стремительно улепетывала при ее приближении, да и охотничьей снасти у девушки не имелось. Редкие же по весне съедобные корни почти не утоляли сосущую пустоту внутри.

В душе начало зарождаться глухое отчаяние. Нет, такого не может случиться! Не для того она выжила в Граше, моталась за Тилосом по опасным краям, училась всякой всячине, чтобы сгинуть здесь вот так, ни за чих. Она обязательно выберется, обязательно!…

Дальний лай собак послышался, когда уже почти стемнело. Девушка уже начала присматривать себе место для ночевки - сухое и без комаров, но внезапное чувство опасности заставило ее замереть, а потом быстро юркнуть в кусты на длинной узкой прогалине. Лай, сначала далекий и почти мирный, быстро приближался. Элиза сжала кулаки. Наверняка собаки идут по ее следу. Ну почему, почему она не догадалась спутать следы на одном из ручьев? Ведь это так просто… Сейчас же ей конец: в кустах от собак не спрячешься, да и бежать от них бессмысленно. Но нет - живой она им не дастся. Не зря Калдагар с Бараташем учили ее убивать!

Мгновенный ужас бесследно прошел. Ярость ударила в голову, помрачая рассудок. Нет, так не годится. Взбешенный боец - мертвый боец, вспомнилась ей размеренная речь Бараташа. Позволив себе возненавидеть врага, ты проигрываешь еще до начала схватки. Взъярившись, ты, возможно, сомнешь уличного забияку, но против настоящего воина не выстоишь и минуты. Вряд ли, конечно, ее преследовали настоящие воины, разве что монахи вызвали на подмогу свои дружины. Девушка выпрямилась и, на мгновение прижавшись спиной к дереву, медленно и глубоко задышала, успокаивая сердцебиение.

Ей повезло. По ее следу пустили не натасканных на людскую охоту волкодавов, а обычных охотничьих лаек. Три шавки вылетели на поляну и закружились вокруг, захлебываясь слюнявым гавканьем. Одна из них бросилась вперед, пытаясь ухватить Элизу за левую руку, сжимавшую большой гнилой сук. Даже не попытавшись ударить зверя, девушка выпустила сук и отступила вбок. Одной рукой она успела ухватить собаку под нижнюю челюсть и рвануть на себя. Однако пальцы соскользнули, и сука, вместо того, чтобы свалиться на землю со свернутой шеей, лишь кувыркнулась в воздухе и как следует приложилась спиной и головой к древесному стволу. Жалобно завизжав, псица покатилась по земле. Элиза же, уклонившись и от второго пса, с силой ударила зажатым в правой руке камнем. На сей раз все получилось, как и задумано: камень попал в точку на перекрестье линий между ушами и глазами зверя. Еще один взвизг - и, бездыханная, собака свалилась на землю.

Третья лайка напасть не рискнула. Заходясь в лае, она прыгала вокруг, взрывая хвою лапами. Чуть погодя к ней присоединилась первая товарка, заметно поутратившая свой пыл. Элиза тоже не стояла на месте, медленно отступая и стараясь не оказаться к одной из собак спиной. Где же их хозяева?

Хозяева не заставили себя ждать. Проломившись сквозь кусты, на прогалину вылетел крупный гнедой конь.

– Ага! - азартно завопил всадник. - Попалась, ведьма!

Ведьма? Но ведь в монастыре не знали про ее способность чувствовать опасность… Или знали? Или же просто рассказали небылиц поимщикам?

Всадник - совсем молодой, но здоровый парень с жидкой юношеской бороденкой - тем временем спрыгнул с седла и бросился к Элизе. Его рука сжимала моток веревки, но сабля осталась притороченной к седлу. Из оружия у всадника оставался с собой лишь длинный охотничий нож, но и тот - в ножнах на поясе. Ну, с ним просто. Видимо, паренек еще не запомнил простую истину: лучше переоценить противника, чем недооценить его. Пара грациозных движений - и незадачливый охотник лежит на земле с завернутой к лопатке рукой, подвывая от боли и неожиданности. Он еще не успел осознать, почему мир вдруг завертелся каруселью, а он сам вместо того, чтобы держать грязную замухрышку за плечо, отплевывается от земли пополам с хвоей и прошлогодними листьями. Одна из оставшихся лаек, улучшив момент, бросилась на Элизу сзади, но, ведомая своим чувством опасности, девушка успела выхватить из ножен на поясе парня нож и, не глядя, отмахнулась им. Острое лезвие чиркнуло прямо по чувствительному собачьему носу, и пес, истошно завизжав, закрутился на месте, отчаянно пытаясь стереть ужасную боль с морды передними лапами.

Последняя псина - та, что врезалась в дерево - отскочила на безопасное расстояние, утратив последние остатки боевого задора. Теперь лай суки больше походил на скулеж, выдавая готовность в любой момент пуститься наутек.

Не выпуская ее из поля зрения, Элиза воткнула нож в землю, заломила пленнику за спину и вторую руку и мгновенно связала их его же собственной веревкой. Еще несколько движений - и ноги парня загнуты назад, лодыжки привязаны к запястьям. Бараташ почему-то называл позу "козлом", хотя, на взгляд Элизы, логичнее назвать ее "колесом". Несчастный пленник не мог даже барахтаться. Ему оставалось лишь отплевываться от прелой листвы и бессильно ругаться, чем он и занимался со всем нерастраченным пылом. Так, теперь подхватить нож - и на оставшегося бесхозным коня…

Проклятое животное бросилось наутек не хуже недавнего оленя. То ли конь не подпускал чужих, то ли девушка сама перепугала его резким броском, но на ее долю пришлась лишь обидная оплеуха длинным нестриженным хвостом. Конь галопом унесся в лес, а Элиза, чуть не плача, осталась бессильно смотреть ему вслед. Впрочем, она тут же взяла себя в руки и бросилась прочь.

Поздно. На лай уцелевшей борзой на прогалину выносились еще и еще всадники - два, пять, десять. Они не бросались на нее сломя голову, они окружили ее плотным кольцом лошадиных крупов, в руках угрожающе болтались кистени, у двоих отблескивал сабельный металл, еще двое уже наложили стрелы на тетивы.

– Взять ее!

Знакомый голос. Боярин Меший собственной персоной. Он-то откуда здесь взялся? Неужто мне не избавиться от этого урода до конца жизни?

Двое спрыгнули с седел и медленно направились к Элизе. Это уже не молодой небитый дурак, с налету пытающийся схватить глупую девчонку - настоящие гридни, обманчиво неторопливые, с плавными выверенными движениями. К счастью, на сей раз они без ловчей снасти - только простая веревка. Еще один дружинник подбежал к валяющемуся неподалеку парню и разрезал его путы. Тот медленно ворочался, не торопясь вставать. Ругаться, впрочем, перестал - и за то спасибо. Элиза настороженно смотрела на приближающихся, отчаянно пытаясь понять, что же ей делать.

– Дяденьки, не бейте! - внезапно заскулила она, падая на колени и выпуская нож. - Ой, дяденьки, пожалуйста, не бейте… Ну пожалуйста!…

– Вставай, соплячка, - процедил один из поимщиков, хватая ее за плечо и небрежно поднимая на ноги. - Никто тебя бить…

Никогда не хватайся за противника. Никогда. Хват обязывает тебя к немедленным действиям, причем выбор действий не так уж и велик. Позволь противнику ухватиться за тебя, и пусть он сам выберет свою судьбу… Элизе показалось, что голос Бараташа прозвучал прямо за ее спиной. Она прижала кисть охотника рукой, чуть подавшись назад, а затем - вперед, другой рукой нажимая ему на локоть. Взвыв от внезапной боли в суставах, тот рухнул на колени, и колено Элизы в кровь разбило ему лицо. Завершая движение, она швырнула его мордой в землю - нет времени, чтобы сломать ему руку! - нырнула под мышку второму, пнув его сзади под коленку, так что тот, всплеснув руками, завалился на спину, чуть не придавив девушку, и бросилась в образовавшуюся в кольце прореху. Еще немного - и она снова в лесу. Пусть ловят ее на конях по оврагам и буеракам!

Невышло. Не сопливые мальчишки - опытные воины охотились за ней. Легкое касание шенкелей - и кони оставшихся шагнули вбок, так что Элиза чуть не свалилась под копыта одного из них. Тяжело дыша, она отскочила назад, перепрыгнув через два ворочающихся на земле тела, подхватила брошенный нож и замерла в боевой стойке: колени полусогнуты, лезвие прячется за спиной, левая рука чуть вытянута вперед.

Один из всадников поднял лук и прицелился. Вот и все. Вот и вся твоя жизнь, глупая дура, возомнившая себя воинственной тарсачкой. Она закончится здесь, на глухой прогалине, а труп сгрызут волки… если они водятся в здешних местах. Но моих просьб о пощаде вы не услышите!

– Ну? - хрипло сказала она, глядя в глаза стрелку. - Давай! Чего ждешь?

– Стоп!

Боярин Меший неторопливо спрыгнул с седла и сделал несколько шагов вперед, бросив презрительный взгляд на с трудом усаживающихся гридней, и еще один - на понуро стоящего неподалеку первого парня.

– Теперь я понимаю, почему ты так нужна попам, - задумчиво сказал он, рассматривая Элизу с ног до головы. - Для такой соплячки дерешься ты, прямо скажем, здорово, хотя и не слишком умело. Как же дерутся те, кто тебя учил, хотел бы я знать?

– А ты подойди! - сквозь зубы посоветовала Элиза. - Узнаешь… - Она напружинилась, готовая полоснуть боярина по глазам.

– А и подойду! - согласился Меший. Он шагнул вперед и легонько щелкнул ее по носу. - Оп! Ну и что?

Левая рука Элизы метнулась вперед. Боярин отшатнулся, и девушка тут же взмахнула ножом. Но вместо того, чтобы резануть врага по лицу, она почувствовала, что клинок пронзает воздух. Рука боярина подтолкнула ее локоть сзади, и она чуть не упала, выронив оружие. В последний момент Меший удержал ее за плечи и одним движением заломил руки за спину. Элиза попыталась ударить ногой назад, но не попала.

– А ну тихо! - приказал боярин, и в его голосе послышалось что-то такое, что девушка замерла. - Вот так-то лучше. Давай договоримся: я тебя отпускаю, а ты взамен не пытаешься бежать. Лады?

– Я не вернусь в монастырь! - Элиза снова рванулась, но безуспешно. - Лучше убей прямо здесь!

– Вот горячая, а? - удивился боярин. - Да кто тебя в монастырь возвращать собирается? Слово даю, не отдам я тебя чернорясным. Поедешь со мной, а там посмотрим. Командир-то твой исчез незнамо куда, а что ты без него? Так и продолжишь по лесам блукать, корой питаться? Да не бойся ты, не обижу.

– Ладно… - смирив себя, покорно ответила Элиза. Другого выхода действительно не оставалось, и еще ей вдруг очень захотелось жить. В конце концов, кто ей помешает сбежать еще раз?

– Вот и правильно, - одобрил Меший. Его медвежья хватка разжалась. - Ты уж не держи зла, девка. Кто тебя знал, вдруг и вправду ведьмачка? - Он рывком повернул Элизу к себе, заглянул ей в глаза. - Мир, лады? Тебя, кажется Элизой зовут? Вот и славно. А я Меший, дядька Меший, боярин местный. А ножик-то подбери. Хороший нож, сам выбирал. Эй, Семка! - Он повернулся к связанному Элизой парню. - А ну, сымай пояс!

– Но, тата… - запротестовал тот, но тут же сник.

– Сымай-сымай! - грозно нахмурил брови боярин. - Умел соплячке поддаться - умей и расплачиваться. Вояка… Вернемся домой - еще выпорю за дурость. Кому сказал: найдешь - отозвать собак и ждать остальных? А теперь что? Серый сдох, а что с Бурей делать - я уж и не знаю. Ох, девка, и ввела ж ты меня в убыток… - Он покачал головой. - Ну? Где пояс?

Под смешки гридней парень нехотя расстегнул пояс и через всю прогалину бросил его к ногам Элизы. Та недоуменно переводила взгляд с него на боярина.

– Чего смотришь? - удивился тот. - Бери. Твой. Заслужила.

– Мне не надо… - запротестовала она, но тут же, как и несчастный Семка, сникла под тяжелым взглядом Мешего. Теперь она даже жалела незадачливого боярского сына, прилюдно выставленного на посмешище. Она наклонилась и подняла украшенный начищенными медными бляхами ремень с пустыми ножнами, засунула в них нож и нерешительно замерла.

– Поедешь с Семкой, на его коне, - распорядился боярин. - Как только он его поймает, конечно. - Гридни снова загоготали.

– И поймаю! - обиженно заявил парень. Он вложил пальцы в рот и свистнул. Чуть погодя раздался перестук копыт, и гнедой, волоча по земле поводья, неторопливо вышел из чащи.

– Во как! - гордо заявил парень. - Не чета некоторым! - Он подобрал поводья и легко запрыгнул в седло. - Давай, пристраивайся сзади, что ли…

Элиза нерешительно смотрела на него, сжимая пояс в руке. Она ничего не понимала. Сначала ее травят собаками, а потом чуть ли не как равную приглашают с собой. С другой стороны… Голодный спазм вновь стиснул ее желудок. В конце концов, в голосе боярина не слышалось угрозы, а ее чувство опасности молчало, словно убитое. Да и во взгляде парня, с которым она так неласково обошлась, не замечалось злости. Решившись, она попыталась запрыгнуть на круп позади Семки, но соскользнула. Боярин молча подсадил ее, окинув гридней таким взглядом, что никто не решился даже хмыкнуть, и сам взобрался в седло.

– Тронулись! - приказал он и дал шенкеля коню.

Ехали на удивление недолго - полчаса неспешным лошадиным шагом. Оказалось, что Элиза умудрилась заплутать посреди чуть ли не десятка деревень и деревушек, не считая выселков и мелких хуторов. То тут, то там в сгустившихся сумерках мелькал огонек в окне, пахло дымом, лаяли цепные псы. Девушка ерзала позади Семки, судорожно ухватив его за рубаху и стараясь не сползти со скользкого крупа. На севере ездили в неглубоких седлах, мало чем отличавшихся от сураграшских попон, но все же задняя кромка седла неприятно упиралась в ноги.

Когда совсем стемнело, впереди зажглись огни большого села. Вскоре вся компания въехала на постоялый двор. Несколько конюхов бросились навстречу. Семка ловко соскользнул с седла, не задев Элизу, и вытянул навстречу руки.

– Прыгай! - позвал он. - Не бойся, вязать больше не стану. - В свете масляной лампы блеснула его озорная улыбка. - И так еще от земли не отплевался.

Поколебавшись, Элиза неловко спрыгнула на землю. Семка поймал ее за плечи, не позволив упасть на землю. Выпрямившись, девушка расстегнула пояс и вместе с ножнами протянула парню.

– Возьми! - решительно сказала она. - Мне не надо.

– И не подумаю! - насупился тот. - Правильно батька присудил. Я сам виноват, а ты заслужила. Да не бойся, я другой куплю. Ты… м-м-м… - он уставился в землю. - Извини, что в лесу вот так наскочил… Попы гонца в деревню прислали - ведьма, говорят, с-под ареста сбегла, гривна золотом награда, коли кто живой приведет. Ну, а с ведьмой какой разговор…

– А сейчас что - не похожа на ведьму? - хорохорясь, спросила вконец растерявшаяся Элиза. - Вот заколдую…

– Ха! - снова улыбнулся парень. - Да нешто я не понимаю, кто ведьма, что злую порчу на людей наводит, а кто - просто так? Ты, я вижу, девка непростая. Вон как меня в земле изваляла! Недаром за тобой монахи гоняются. Но колдовства в тебе не чую. Меня вообще-то Семеном кличут, а Семкой - отец только. Но и ты можешь. А что у тебя за имя дурное - Элиза? Никогда не слышал…

– Имя как имя! - буркнула девушка. Она снова обернула пояс вокруг талии, замкнула застежку, поправила ножны так, чтобы нож сподручнее лежал на бедре. - Отец по молодости моряком на торговых ганзах ходил, пока еще море позволяло. Ну, и за океаном бывал тож. Оттуда и привез. Да у тебя имечко, кстати, не местное.

– Оно от северных коневодов, что за Ручейницей живут, - объяснил парень. - Отец с ними раньше то ли воевал, то ли, наоборот, мирился, еще когда Приморская Империя стояла. Ему тогда столько, сколько мне сейчас, стукнуло. А ты не смотри, что он уже старик, он двоих голыми руками уделает. Вон, и тебя тоже взял, хотя ты и свалила двоих! - с гордостью добавил он.

– Фиг бы он меня взял, если бы в одиночку, - огрызнулась девушка. - С толпой-то подручных любого возьмешь…

– Эй, вы, двое! - гаркнул от входа боярин. - Ну-ка, подите сюда!

Вновь насторожившаяся девушка подошла к нему и остановилась в отдалении.

– Слушаю, тата, - почтительно поклонился выступивший вперед Семен.

– Чего слушать? - рыкнул Меший. - Чего зубы девке заговариваешь? Она по лесам второй день мотается. Брюхо, небось, к спине прилипло! Давайте внутрь, там хозяин уже должен на стол накрыть. Да ты, девка, не смотри волком. Сказал же - не обижу.

Пропадать - так с музыкой, решила Элиза и, обойдя Семена, вошла в дом. В большом зале и в самом деле умопомрачительно вкусно пахло жареным мясом. Хозяин и несколько слуг суетились вокруг длинного стола. Веяло теплом, в углу весело пылал огромный камин. На вертеле крутилась крупная туша.

– Кабана вчера завалили, - пояснил боярин, входя следом. - Молодые посевы травить повадился. Тощие они сейчас, свиньи, не мясо - одно название, но и за то спасибо. Эй, хозяин! Кончай мясо на огне палить, давай его на стол!

Боярин с дружинниками насыщались в тишине. Хозяин, почтительно поклонившись напоследок, куда-то исчез вместе со слугами. Элиза торопливо глотала сочное мясо, заедая его пресной лепешкой и запивая жидким вонючим пивом из большой кружки. На нее не обращали внимания, только Семка изредка бросал заинтересованные взгляды, хотя и помалкивал. Закончив ужинать, боярин встал из-за стола, размашисто поклонился куда-то, предположительно на восток, и уставился на Элизу.

– Поела? - неласково спросил он. - Пошли, в угол отсядем. Разговор есть.

В дальнем полутемном углу, где никто не мог его услышать, боярин оседлал лавку, словно коня, и хлопнул ладонью перед собой.

– Садись, - заявил он. - И не зыркай так. Из монастыря по всей округе весть разослали: ведьма сбежала, взять обязательно живой, гривна золотом награда. Двух коней купить можно! Ну, я и решил, что, коли ты им так потребна, выручать тебя надо. Надо же как-то вину загладить, что я тогда на вас наскочил. Ох, лихие времена настали… - Он мрачно помолчал. - Ну что, прощаешь?

Элиза кивнула. Она все еще не доверяла боярину. Однако девушка понимала, что если бы тот хотел сдать ее в монастырь, то давно бы так и поступил.

– Ну, тогда проехали и забыли, - кивнул Меший. - Да ты и сама ох какая непростая… Элиза. От трех борзых отбилась, а саму хоть бы куснули! Семку-обормота связала, двоих гридней в грязь уронила, даром что бойцы бывалые. Конечно, внезапностью взяла - не ожидали от тебя такого, вот и попались. Ну да моих ребят и внезапностью мало кто подловить может, так что гордись. От такой дочки и я бы не отказался… - Он вздохнул. - Жена у меня родами померла. Семку выходили, а ее вот нет. Родильная горячка, сказали. Семнадцать лет с лишком вот бобылем живу… Ну да не о том я. Ты делать-то что дальше собираешься?

– Я? - растерялась Элиза, захлопав глазами. - Не знаю… Ты, боярин, если честно, первый, кто меня спрашивает. Остальные таскают за собой, как… как…

– Как корову, - подсказал Меший. - Бывает. А старшой твой, что с тобой ехал, Тилос который, он что? Совсем тебя бросил али как? Весточек тебе не передавал?

– А тебе-то что? - опять ощетинилась Элиза, но тут же обмякла. - Прости, боярин, но это мое дело. Не сочти за обиду, но не с тобой его обсуждать.

– Ну да, ну да… - покивал боярин. Он, кажется, действительно не обиделся. - Да я ведь к чему клоню - тебе в одиночку по здешним краям шастать не след. Времена неспокойные, все дружинники, да и мужики многие, к границе ушли да в лагеря военные. Разбойнички пошаливать начали, из тех, что днем с сошкой, а ночью с кистенем. Прихватят тебя на дороге, снасильничают да и прирежут. От пятерых тебе не отбиться. Да и гривна золота за твою голову - тоже немало. Заметила, как хозяин на тебя посматривал?

Девушка отрицательно помотала головой.

– Ну да, не до того тебе, - усмехнулся боярин. - А я вот видел. Меня-то он боится, но будь уверена - только я со двора, он сразу слугу к попу местному пошлет. Он-то наградой не погнушается. Ну, так что делать думаешь? Помогу, чем смогу, но могу я немного. Денег у самого негусто. Думаешь, чего я на большую дорогу вышел на купцов беспошлинных охотиться? В кости проигрался подчистую. Пьяным напился, да и проигрался. Да еще и пергамент подписал, что вотчину отдам, если в срок не расплачусь. А где по нынешним временам денег взять? Каралет меня за такое как бы вздернуть не приказал, да и новый князь, кого ни выкликнут, не пожалеет.

– А ты меня попам сдай! - хмуро посоветовала Элиза. - Один раз ведь уже отдал, отдай и еще. Гривна все-таки…

– Ну, в тот день, когда я человека им за деньги сдам, я сначала на осине повешусь, - ощерился Меший. - Одно дело - ведьмак с подручной ведьмой, и другое - нормальный человек, хоть и баба вроде тебя. Им-то все равно, кого жечь, а вот мне - не все равно. А еще раз такое предложишь - не посмотрю, что девчонка, полсотни розог дам. - Он вдруг подмигнул, и Элиза против воли улыбнулась в ответ. - Вот и ладно, - тоже улыбнулся боярин. - А то словно лисица в клетке смотрела. Ну, хватит тебя пытать. Ты, верно, еще и сама не знаешь. Думай. Утро вечера мудренее. Лошадь для тебя я найду, да и денег на дорогу отсыплю. И провожатого дам…

– Спасибо, боярин Меший! - искренне ответила Элиза. Внезапно ей захотелось заплакать. Усилием воли он сдержала слезы. - Есть у меня деньги. Я, наверное, обратно в Граш проберусь. Там знакомые есть.

– У-у-у… - протянул боярин. - Вот такое точно не выйдет. Не слышала разве - большая орда с тех краев валит? Да тебя первый же отряд на кусочки разрежет, окажись ты хоть трижды воякой. Слышал я, правда, что бабы у них наравне с мужиками дерутся, а то и покруче, они, может, и пощадят, хотя вряд ли. Да уж не у них ли ты свою повадку переняла? Ну да я опять не о том. Нет, на юг тебе дороги нету, и никому нет. Хочешь - иди, конечно, да только проще сразу зарезаться. А хочешь - у меня оставайся? - вдруг предложил он. - Мой-то олух как на тебя поглядывал, а? Странный он у меня, на девок даже и не смотрит. Вернее, по сеновалам валяет, а вот жену себе присматривать не хочет. А вот на тебе, пожалуй, женится…

Элиза прыснула, потом, не удержавшись, захохотала во все горло. Гридни с удивлением оглядывались на нее. Наконец, закусив кулак мало что не до крови, ей удалось остановиться.

– Спасибо тебе, боярин, за доброту… - начала она и осеклась.

Дверь распахнулась, и в зал один за другим потянулись вооруженные люди - вои вперемешку с монахами. Среди них девушка с ужасом заметила сухощавого мужчину с фанатически горящими глазами - брата Куария.

– Ведьма! - сходу возгласил он, вытянув палец в сторону Элизы. - Взять ее, мои верные!

Девушка окаменела. Неужели боярин предал ее? Но зачем, зачем тогда разговоры? Или не он? Тогда кто же?

– Стоять! - рявкнул Меший, вскакивая с лавки. От его рыка Элиза оглохла на одно ухо, но зато и пришла в себя. - Стоять на месте, я сказал! Дружина, к оружию!

Гридни, словно весь вечер ожидали команды, уже стеной выстроились перед пришельцами, не пуская их в глубь залы. Кистени и сабли пока оставались опущенными, но чувствовалось - сделай кто из новоприбывших шаг вперед, и начнется драка.

– Ах, как нехорошо… - пробормотал Меший. - Не иначе, хозяин таки удружил. Ну, доберусь я еще до него… Что надо, Куарий? - уже в голос спросил он. - Чего врываешься, ровно во вражью крепость?

– Отдай ведьму, боярин! - не своим голосом взвыл монах. - Она бежала из заточения! Ее должно вернуть!

– Если она ведьма, то я - Настоятель! - нехорошо ухмыльнулся боярин, выходя вперед. - Ты знаешь меня, Комексий. Ведьмаков я сам за версту чую. Чиста она, чиста!

– Не твое дело, боярин, мешаться в дела Храма! - прошипел монах, явно огорошенный неожиданным отпором. - Я верну ее назад, а ты получишь свою награду. Отдай девку!

– А если не отдам? - Меший снова ухмыльнулся в лицо монаху. - Кто ты такой, чтобы мне, боярину, указывать? Аль тебя новым князем вече выкликнуло?

– Ты знаешь закон Храма, боярин! - монах уже оправился от потрясения. - Ворожею не оставляй в живых! Того же, кто покрывает ее, Отец-Солнце будет вечно сжигать своим пламенем! А уж я позабочусь, чтобы ты попал к нему до срока, ведьмачий подпевала!

Боярин побагровел и молча потянул из ножен саблю. Монах отпрянул назад, а солдаты у него за спиной взяли алебарды наизготовку. Гридни напружинились.

– Элиза, сейчас беги по лестнице наверх! - раздался шепот. Девушка дернулась и обнаружила рядом с собой Семена. - Там есть окно, оно на задний двор выходит. Сигай в него и прячься в кустах. Мы разделаем поповичей и найдем тебя, поняла?

– Дурак ты, Семка! - злым шепотом ответила Элиза. - Куда я от них сбегу? Вся округа меня ловит!

– Вперед! - дурным голосом завопил монах и тут же, захлебнувшись воплем, рыбкой нырнул вперед, пробороздив пузом пол. Качнувшаяся вперед шеренга храмовников раздалась в стороны, оборачиваясь к неожиданному врагу.

– Тилос! - охнула Элиза, оседая на лавку. - Тилос…

– Что здесь такое? - с металлом в голосе спросил пришелец. - Что за драка между своими, когда враг на пороге?

– Кто ты такой? - сурово спросил один из храмовников. - Кто такой и почему мешаешь правосудию?

– Какому еще правосудию? - удивился Тилос. - Кто-нибудь объяснит мне, что здесь за бардак?

– Мы пришли за той ведьмой, - храмовник подбородком показал в сторону Элизы. - Предатель-боярин ее не отдает. Ты с нами или с ним?

– Ведьмой? - еще сильнее удивился Тилос. - Она - ведьма? Ребята, вы, кажется, обознались. Девочка - моя племянница, а я ейный дядька и опекун. Я оставлял ее ненадолго в монастыре, а сейчас вот вернулся. А за ведьмами вам в другое место надо, не сюда.

– У меня приказ! - угрюмо огрызнулся храмовник. - Вот доставлю ее в монастырь - тогда и разбирайтесь, кто ведьма, а кто - племянница. А сейчас отойди в сторону, парень, а то порешу!

Тилос шагнул вперед и рывком поднял на ноги потерявшего дыхание брата Комексия.

– Ты здесь главный, верно? - холодно спросил пришелец. - Читать, надеюсь, умеешь? Так читай.

Он вытащил из-за пазухи пергамент и сунул его под нос монаху. Тот, метнув на Тилоса злобный взгляд, вперился в резы. По мере чтения глаза его округлялись. Дочитав, он ухватился за бок и сделал слабую попытку опуститься на ближайшую скамью, однако Тилос не позволил.

– Ну? - спросил Тилос. - Еще вопросы есть?

Монах помотал головой, и Тилос аккуратно отставил его в сторону. Затем он прошел вперед, миновав людей Мешего, и остановился перед Элизой, критически оглядев ее с ног до головы.

– А изгваздалась-то как! - укоризненно погрозил он пальцем.

Элиза повисла у него на шее и зарыдала в голос.

Чуть позже, когда боярин закончил лично воспитывать хозяина постоялого двора, а выплакавшаяся Элиза уснула в своей комнате, Тилос и Меший уселись в том же темном углу общей залы.

– И не боишься, боярин, идти против Храма? - в упор спросил Тилос, пронизывая Мешего взглядом мало что не насквозь. - Живьем ведь проглотят и не поморщатся.

– А что мне Храм? - усмехнулся боярин. - Я князю присягал, не храмовникам, и в Пророка не верую. Дознатчиков ихних я еще у себя терплю, бо большую силу Храм забрал, но указывать, как жить, никто мне не может, кроме князя. Слушай, друг милый, давай-ка начистоту. Что человечек ты не из последних - и сам вижу. Но только догадки гадать не собираюсь. Кто ты есть и что тебе нужно?

Тилос усмехнулся.

– Что, если я враг рода человеческого и истребить его хочу? - угол его рта искривился в глумливой ухмылке. - Что, если я войну раздуваю, невинных людей на бойню гоню?

– То есть как? - удивился боярин. - Что значит - ты гонишь? Я с южанами еще со времен Грета воюю. Сопливым мальчишкой их деревни жег. Они ж не люди - нежить пустынная, крови нашей взалкавшая…

– Глупости говоришь, боярин! - оборвал его Тилос. - Если бы всерьез ты такое толковал, на сем наш разговор бы и закончился. Однако, вижу, гаерствуешь. Нет у меня сейчас настроения шуточки шутить. Так что ты сделаешь, если узнаешь, что я войну начал, южан с места сорвал и на вас натравил?

– А ты меня не учи, как разговоры разговаривать! - рявкнул боярин, правда, почти шепотом. - Не дорос еще - со старшими так баить! Я тебе всерьез говорю, что южане и без тебя на нас рот разевали. Да что южане - мы-то друг с другом сколько воевали, пока Приморскую Империю не создали! Дед рассказывал, а ему его дед передал, какие побоища случались… Так что много ты на себя, парень, берешь. Да и говоришь все больше намеками, начистоту не хочешь…

– Хочешь начистоту, боярин? - прищурился Тилос. - Хорошо. Изволь. Я не человек, и если кто у нас здесь не дорос, так это ты. Мне за триста пятьдесят перевалило, и помирать я пока не собираюсь. И южан на вас действительно я погнал. Что теперь скажешь?

– Что врешь ты хреново… - неуверенно сообщил боярин. - Какой же ты нелюдь?

– Обычный. Киборг-скаут первого класса, проект "Чингисхан", восемь тысяч шестьсот семнадцатый год нового стиля. Триста двадцать с хвостиком лет Наблюдатель в вашем мире. Устраивает ответ? Или попроще объяснить?

– Давай попроще, - кивнул Меший, во все глаза разглядывая собеседника.

– Если проще, то есть в мире много сущностей, людям не известных. Я - одна из них. И у меня собственные интересы, не связанные ни с Севером, ни с Югом, равно как и с прочими сторонами света. Нынешняя война - моих рук дело. Я науськивал Храм на святую войну с язычниками, и я убеждал южан в слабости Четырех Княжеств. Ну?

Боярин неспешно почесал затылок.

– Тогда, наверное, тебя стоило бы хорошенько прожарить на костре, - раздумчиво ответил он. - Этого ты от меня ждешь, свои злодеяния расписывая?

Тилос молча глядел на него.

– Смотри, парень, как дело выходит. Сначала я на тебя дуром на большаке наскакиваю и в полон беру. И хоть бы трепыхнулся ты, ан нет - чуть ли не добром со мной пошел, только для гридней моих представление устроил. Потом играючи мне нож к горлу приставляешь и крутишь мной, как захочешь. Потом среди ночи появляешься с грамотой от самого Настоятеля и странные вещи рассказываешь. Я, хотя и четвертый десяток приканчиваю, и борода седая, немощью ни телесной, ни умственной пока не страдаю. Что-то ты от меня хочешь, а что - не пойму никак. - Он кашлянул и смачно харкнул на пол, растерев плевок сапогом. - И вот еще - девка твоя. Я ведь за ней не только с гриднями - с собаками охотился, для надежности. Так она моего Семку козлом связала его же веревкой, от собак без царапины отбилась, да еще и двоих моих людей одним махом положила, хорошо - не насмерть, а ведь могла, наверное. Видел я, как она руками машет. Тролличья повадка, сам ей немного владею. Отец научил, а его - наемник из троллей, когда они еще с людьми дела вели. - Меший помолчал, потом махнул рукой. - Не знаю я, что тебе сказать. Не верю я в злодеев, что ради собственной потехи войны устраивают, да и война давно зрела, младенцу понятно. Ну, я все сказал, а ежели тебе мало - не обессудь.

Тилос закинул руки за голову и откинулся назад, опершись на бревенчатую стену с торчащей из нее паклей. На боярина он не смотрел. Какое-то время в углу висело тяжелое молчание, потом Тилос заговорил:

– Вот что, боярин Меший. Ты дядька неглупый, хотя и не знаешь многого. Опять же, смелый, но не безрассудный. Хотя гибкости в тебе нет, переговоры тебе я бы не доверил. Нет у меня времени тебя по косточкам разбирать, так и сяк прикидывать, но люди мне нужны отчаянно. Лихие времена, лихие нравы, и крови прольется ох как много… В общем, я предлагаю тебе службу, боярин. Раньше служил ты князю верой и правдой, а теперь иди ко мне. Вот! - он неуловимым движением сунул Мешему под нос пергамент. - Твоя расписка долговая. Мой человек ее выкупил, а я как чувствовал, что с тобой встречусь. Да возьми ты ее, не пялься бараном!

Боярин осторожно, двумя пальцами, взял расписку и, повернув ее к свету, долго изучал. Потом осторожно свернул и спрятал за пазуху и, повернувшись к Тилосу, спросил:

– И что я тебе должен, гость дорогой? Служить верой и правдой незнамо зачем и для чего? Маловата цена.

– Еще можешь забыть про Храм, - спокойно продолжил Тилос. - Я его создал, я им и управляю. Попы тебя не тронут.

– А я иногда по небу летаю, крылышками помахиваю… Еще?

– Ну, новым князем я тебя делать не стану. Староват ты, уж прости, боярин. Князя если сажать на правление, так надолго, а не на пять лет и даже не на десять. Но вот в числе особо приближенных окажешься, обещаю. Не одним из тысячи бояр, что на дворе отираются, станешь, а у самого княжьего кресла место займешь, и только князь тебе приказывать сможет. Ну, и сына твоего не забуду. Все. Или мало?

Меший крякнул.

– За такую цену и продаться можно, - признал он. - Да только не платят ее первому встречному-поперечному. Сдается мне, парень, что дуришь ты старику голову. Или нет?

– А кто сказал, что ты встречный-поперечный? - удивился Тилос. - Я про тебя уже давно все знаю. Мои люди в Саламире про тебя многое разузнали. Хочешь, расскажу, сколько раз ты с южанами воевал, сколько - с коневодами северными, с какой добычей возвращался? Или каких дворовых девок пользовал, сколько ублюдков наплодил, сколько денег на дружину свою тратишь, сколько с холопов своих дерешь? Каков ты в гневе, каков во хмелю, какими словами сына учишь? Я, боярин, таких предложений первым встречным не делаю. Вот ты про меня не знаешь ничего, и никогда не узнаешь. А начнешь любопытствовать - поплохеет. Таковы мои условия. - Тилос неожиданно повернулся и уставился прямо в глаза Мешему. - Я много даю, друже, но и требую вина до дна и бочонок впридачу. Не злодей я, ты прав, но даже и добрые помыслы, бывает, к такому душегубству приводят, что и ты содрогнешься.

Боярин отвел взгляд.

– Я все еще не знаю, что тебе ответить, - хмыкнул он. - Подумать надо, стоит ли твою руку держать. С бухты-барахты такие дела не решаются.

– Думай, - согласился Тилос. - Я здесь до утра задержусь, пусть девочка немного отоспится. Но уйду с ней еще до рассвета. Не ответишь до того согласием - значит, не судьба. Так что решай. За Элизу тебе, кстати, спасибо. Не принял бы ты ее так близко к сердцу - я бы тебя распиской еще помучил. Своих я не бросаю, а за помощь всегда сторицей плачу. Думай, боярин, но помни - времени мало.

Он резко встал с лавки и, не оглядываясь, ушел по лестнице наверх. Осторожно прикрыв за собой дверь, чтобы не нарушить тревожный сон девочки, вытянулся на топчане и задумался. Нет, кажется, все сделано правильно. Только так и можно разговаривать со старым воякой. Пусть размышляет. Все равно никуда не денется. Если я хоть что-то понимаю в людях, он согласится задолго до срока…

Серый Князь неподвижно лежал на жестких досках, едва прикрытых тощим тюфяком, и его лицо подергивалось в темноте.

Глухой ночью в зеленой мгле начали возникать высокие крепкие фигуры. Кургаш приветствовал их еле слышным даже для тролличьего уха свистом и несколько раз махнул рукой указывая направление. Одна из фигур отделилась от прочих и приблизилась.

– Почему так скрытно? - тихо спросил Старан на ритуальном. - Прошли бы днем по затесам, чем ночью на буреломах ноги бить…

– Люди по лесам во множестве снуют! - откликнулся Кургаш. - Тилос не хочет, чтобы нас заметили, и Ведущий его поддерживает. Он не желает рисковать даже самой малостью.

– Ребята волнуются. Они не понимают, зачем соваться так глубоко на человеческие территории.

– Ведущий обещал, что днем все разъяснится! - Кургаш сжал кулак, давая понять, что разговор окончен. Старан кивнул и растворился во мгле. Кургаш продолжил считать бесшумно скользящие мимо тени. Когда последняя миновала его, он удовлетворенно кивнул. Пятьдесят четыре. Все здесь. Никто не отстал, не потерялся. Он быстро замел свои следы под корягой еловой ветвью и тоже двинулся к месту сбора. Ноги еще побаливали после долгих переходов, натруженные тяжелыми носилками плечи слегка саднили. Ничего. Через пару дней усталость пройдет окончательно. А сегодня днем неопределенность, наконец, завершится, и они снова увидят перед собой Цель…

Задолго до рассвета в дверь поскреблись. Тилос сунул во внутренний карман куртки увесистый сверток, приоткрыл створку и выскользнул в коридор, стараясь не разбудить неспокойно спящую девочку. Из комнат доносился разноголосый храп дружинников.

– Боярин… - начал гридень, но Тилос, молча кивнув, обошел его и быстро сбежал по лестнице. Меший сидел на скамье, кажется, в той же позе, что и накануне. Тилос остановился перед ним, в упор уставившись немигающим взглядом.

– Ну, в общем… - пробормотал боярин. - Подумал я тут, ну и… В общем, не против я за тебя быть…

–Хорошо, - кивнул Тилос. Он извлек из-за пазухи тряпичный сверток и кинул его Мешему на колени. - Тут золото, - он усмехнулся, - в дополнение к тому, что ты в лесу отнял. Цена ему сейчас невелика, но на первое время хватит. Снаряди дружину как можно лучше - кольчуги, самострелы, мечи и секиры вместо кистеней. Готовься выступить по тревоге, но без нужды в огонь не суйся. Знаешь Сухой Лог?

– Как не знать… - боярин взвесил сверток на руке. - Верст двести отсюда. Хорошее место, жаль, монастырские земли там…

– Ненадолго, - лицо Тилоса искривилось в невеселой усмешке. - Если я хоть что-то понимаю в военной стратегии, скоро там будет ох как весело… Так весело, что ни одного монастыря не останется. Больше мы нос к носу не столкнемся. Сегодня вечером мой человек доставит тебе говорящий ящик. Храни его как зеницу ока, боярин, через него и только через него я с тобой говорить стану. К ящику книжица прилагается. Спрячь получше да прочитай побыстрее. И сыну дай почитать, но больше никому. Ящик каждый день, когда возможно, выставляй на солнце, да круглосуточно рядом верных слуг держи. Как красный глаз на нем замигает да запищит, пусть со всех ног за тобой бегут или за Семкой. Для разговору на сей глаз нажмешь, а в остальном сам разберешься.

– Значит, ты таки колдун, парень… - взгляд боярина стал тяжелым и холодным. - Жаль. Ты мне даже нравиться начал. Но с врагами рода человеческого мне не по дороге. Забери свое золото…

– Молчать! - оборвал его Тилос. - Глупости не говори, боярин, коли чего не понимаешь. Колдовства в том ящике меньше, чем в твоем мизинце. А коли ты ворожбы так не любишь, поинтересуйся, как святые братья вестями обмениваются помимо гонцов да почты голубиной. Оч-чень интересные вещи откроются. Впрочем, если на попятную идешь да от своего слова отказываешься, принуждать не хочу. Мне пора по делам, так что прощевай, боярин Меший.

Он повернулся и через две ступеньки взбежал по лестнице. Наверху он осторожно потряс Элизу за плечо.

– Эла, Эла, вставай! Утро наступает. Ранней пташке кашка, поздней - букашка!

Элиза сонно улыбнулась ему.

– Хорошо, что ты вернулся! - широко зевая, пробормотала она. - А куда вставать? Совсем ведь темно…

– Через полчаса рассвет, - пояснил Тилос, взъерошивая ей волосы. - Подъем! Пора уходить.

Несколько минут спустя они вдвоем спустились по лестнице. Угрюмый боярин поднял на них взгляд.

– Тилос! - окликнул он. - Подь-ка сюда.

Тилос остановился и посмотрел на Мешего. Лицо Серого Князя ничего не выражало.

– Я… - хрипло сказал тот и закашлялся. - В общем, я от своего слова не отказываюсь. Прости за слова грубые.

– Значит, все, как я сказал, - кивнул Тилос. - До связи, боярин!

Он махнул рукой и направился к выходу. Элиза, поколебавшись, робко поклонилась боярину и побежала вслед. Слабая улыбка, почти не заметная под седеющей бородой, тронула лицо Мешего и тут же пропала. Он угрюмо уставился в пол, баюкая в руке тряпичный сверток.

– Тилос, - осторожно спросила Элиза на улице. - А от какого слова он не отказывается?

– Вчера вечером я его завербовал, - пояснил тот, перешагивая через кучу конского навоза и пропуская девушку в калитку. - На нормальную процедуру вербовки нет времени, пришлось использовать экспресс-метод. Шансы - пятьдесят на пятьдесят, но рыбка все-таки клюнула.

– А если бы он отказался? - удивилась Элиза. - Он бы все рассказал… ну, храмовникам, что ли…

– Есть способы обеспечить молчание любого, - жестко оборвал ее Тилос. - Эла, некоторые темы не стоит обсуждать на улице. Теперь слушай. Нам до обеда нужно пройти больше пятнадцати километров, большую часть - по глухому буреломному лесу. Смотри внимательно по сторонам - за нами никто не должен увязаться. Поэтому я и вышел до рассвета.

– А потом? - Элиза чувствовала, как по спине ползут мурашки. Убить боярина? Но ведь он такой… хороший? Нет. Добрый? Тоже нет. Вот оно! Он так походит на полузабытого отца! Девушке стало страшно. Она невольно чуть отдалилась от спутника. - А что потом?

– А потом - суп с котом, - пробурчал Тилос, размашисто шагая. - Сюрприз называется. Будешь себя хорошо вести - дам конфету.

– А если не буду? - Элиза резко остановилась. Тилос тоже замер, словно ожидая чего-то. - Тоже… обеспечишь мое молчание?

Тилос печально взглянул на нее.

– Не говори глупостей, - вздохнул он. - Ты - другое дело. У тебя нулевой допуск и соответствующий ментоблок, забыла? Ты полевой агент, имеющий право на самостоятельные действия. Эла, я понимаю твои чувства, но сейчас не время для ссор. Оглянись вокруг! - он обвел рукой улицу, стиснутую высокими дощатыми заборами. - Всего этого уже нет. Ты видишь мираж, доживающий последние дни. Буря приближается, невиданная доселе буря. Возможно, она сметет и это село, и как бы не всю старую жизнь. И один человек, даже и боярин, не значит сейчас почти ничего. Мало что значу даже я. Нужна тысяча таких, чтобы хоть как-то изменить обстановку. Но барахтаться в сметане я продолжу до последнего. - Он снова вздохнул. - Пойдем, Эла, время на исходе.

Он повернулся и зашагал по улице, не обращая внимания, следует ли за ним девушка. Та несколько секунд колебалась. Внутри возникло чувство, что если она сейчас не последует за ним, то это уже навсегда. Тилос так и уйдет из ее жизни, не обернувшись, не сказав ни слова на прощание. Вздрогнув, Элиза со всех ног бросилась догонять. Остаться одной казалось еще страшнее, чем следовать за наставником.

Идти и в самом деле пришлось по дикому лесу. Спутанный кустарник, поваленные стволы, овраги, крутые лесистые склоны страшно утомляли, заставляя ползти черепахой. Стиснув зубы, девушка карабкалась вслед за Тилосом. Почти сразу он отобрал у нее заплечный мешок, лишь сунув в руку лепешку с вяленым мясом.

– Вместо завтрака, - пояснил он.

Однако без мешка идти оказалось не многим легче. Уже через час Тилос устроил небольшой привал, давая ей передохнуть. Перед тем, как двинуться дальше, он заставил ее проглотить желтую пилюлю стимулятора. От состава во рту остался противный горький привкус, и Элиза то и дело сплевывала на землю вязкую слюну. Идти, однако, стало легче.

Солнце стояло уже высоко, а Элиза почти падала с ног от усталости, когда из-за толстого ствола старого вяза выдвинулась высокая фигура. В лапах она сжимала огромную суковатую дубину. Девушка замерла, с раскрытым ртом рассматривая чужака.

Гигантское, чуть ли не в полторы сажени ростом, тело. Плотная зеленая чешуя покрывает его в тех местах, где не скрывает пятнистая, в тон палой листве, одежда - полотняные штаны и рубаха с короткими, до локтя, рукавами. На босых раздвоенных ступнях - только два пальца с огромными острыми когтями. Такими, наверное, не составит труда вспороть человеку живот с одного удара. На сжимающих дубину руках - пять, как и положено, пальцев, но каждый тоже украшен когтем, хотя и много меньшим, чем на ногах. Почти гладкое лицо с плоским незаметным носом, маленькие черные глазки полускрыты толстыми веками. Из тяжелой нижней челюсти вверх торчат два толстых клыка, а за ними в полуоткрытой пасти угадываются двойные ряды желтоватых крокодильих зубов. Увидишь такое чудовище во сне - проснешься в мокрой кровати…

Тролль! Настоящий тролль, такой, каким их описывают сказки! Но… ведь тролли - людоеды?

Туша шагнула навстречу. Казалось, зверь таких размеров должен перемещаться, тяжело ступая и круша все вокруг, но нет - с неожиданной грацией тролль оказался в двух шагах от нее, не пошевелив даже задевший его побег дикой малины. Его лапища угрожающе потянулась вперед. Элиза завороженно смотрела на него, не в силах пошевелиться. Даже Тилос, даже Тилос не сможет справиться с таким чудовищем! Неужели конец?…

Тилос быстро произнес фразу на непонятном языке. Человеческое горло не смогло бы издать такие звуки - низкий горловой рык, перемежающийся с высокими, почти визгливыми нотами. Зверь отступил на шаг и произнес что-то на том же языке. Он сжал правую… лапу? нет, все-таки руку в кулак, и обхватил ее перед грудью левой ладонью, слегка поклонившись. Тилос ответил тем же жестом.

– Эла, познакомься с Храганом, - безмятежно сказал он. - Он друг. Тех двоих, что скрываются за деревьями, я не знаю. Храган, это Элиза.

– Рад встретить нового друга! - на общем тролль говорил как-то странно, но вполне понятно. - Учитель предупреждал о вашем появлении. Идите по лощине, она выведет прямо к лагерю.

Тилос пихнул Элизу в плечо, и та, наконец, опомнилась.

– Рада встретить нового друга… - пробормотала она, кланяясь. Она, наконец, сообразила, что тролль приветствовал их обычным тазаном, хотя и выглядящим немного необычно. Бараташ обычно складывал руки где-то в районе живота, а у тролля они оказались почти у шеи. Она торопливо повторила движение. - Храган, я Элиза. Да не испытаешь ты жажды…

– Спасибо, Элиза, - кивнул тролль. - Я вижу, что некоторые люди все еще следуют Пути.

Растерявшись, девушка снова поклонилась. Тилос похлопал ее по плечу.

– Пойдем! - поторопил он. - Время…

Тролль неслышно отступил за свое дерево. Когда они отошли достаточно далеко, Тилос неожиданно усмехнулся.

– Ну, как тебе сюрприз? - весело спросил он.

– Ой, да… - вздрогнула Элиза. - Я аж перепугалась! Настоящий тролль! Я про них только в сказках слышала. Тилос, а правда, что они раньше вместе с людьми жили?

– Правда, - согласился тот. - Вернее, жили-то они всегда отдельно и чужаков на своих территориях никогда не жаловали. Но многие тролли часто нанимались охранниками к богатым людям, сопровождали караваны… все такое. Бойцы они страшные, а потому платили им впятеро против обычного. Правда, они работали не столько из-за денег, сколько из любопытства. Мир там посмотреть, себя показать… Кстати, совет. Они не любят, когда их называют троллями. Человеческое название считается у них оскорбительным. От тебя они стерпят, они вообще ребята хладнокровные, но взаимопониманию это не способствует.

– И как их тогда называть?

– По именам, - пожал плечами Тилос. - Если нужно упомянуть троллей в целом, говори "Народ". Так их самоназвание переводится на общий. Предводителя зовут Хлаш, Хлаш Дэрэй. Вообще-то он матха-ома своего клана, но вспоминает о звании только в официальной обстановке, не чета другим. Его можно называть просто матхой. Он довольно молод, ему нет и ста, но среди своих пользуется огромным влиянием.

– Ничего себе молод! - охнула Элиза. - А что такое "матха"? И "матха-ома"? И почему они больше не ходят к людям?

– Любопытная ты наша! - расхохотался Тилос. - Давай по порядку. Во-первых, он действительно молод. Тролли в среднем живут лет до ста пятидесяти, хотя я знавал нескольких, мало не дотянувших до двухсот. Матха - доверенный разведчик, глаза и уши Народа, а также переговорщик с чужаками, передающий им слова Совета. Такое звание само по себе признак большого авторитета. Матха-ома - говорящий от имени племени, клана или схожей размерами группы троллей на Совете и Большом Сборе. Должность хотя и выборная, но мне случаи отзыва неизвестны.

А вот с людьми дело сложное. Видишь ли, когда Демиурги создавали ваш мир, в него поместили три расы. Тролли - могучие воины, пловцы и горцы, мало способные к колдовству. Они плохо чувствуют себя на равнинах и чувствительны к боевым заклятьям. Орки, им в противоположность, бойцы яростные, но слабые и неумелые. Наваливаются скопом при поддержке магии шаманов, равных которым на планете не существовало. Люди - неплохие бойцы и неплохие колдуны, но и в том, и в другом соперничать с другими расами не могли. В целом все построено так, что любая армия должна балансироваться всеми тремя народами. И так и поступали до Пробуждения Звезд. Потом эфирное поле начало слабеть, поэтому тролли получили огромное преимущество. Учитывая, что в Народе снова окреп Путь Превосходящих, назревала межрасовая война, но именно Хлаш основал Путь Старших Братьев, предотвративший взаимную бойню. А потом цунами и землетрясения почти полностью уничтожили Тролличьи острова, и остатки Народа обосновались на скалистом морском побережье к северу от бывшей Талазены. Однако не все тролли приняли новое положение, не всем понравилось жить отшельниками в приморских болотах. Вот для решения их проблемы мы и идем в гости…

Элиза жадно впитывала его слова. Разумеется, Джабраил с Мирой рассказывали о троллях, но не особенно вдаваясь в детали. Мир внезапно заиграл новыми красками, и в ней проснулось нетерпеливое любопытство. Она уже приготовилась забросать спутника вопросами, но тут их окликнули.

Тролль, не такой высокий, как Храган, но шире в плечах и с тусклой, отливающей сизым, чешуей выступил им навстречу. В его глазах светился живой ум, и он улыбался. Клыкастая улыбка выглядела хотя и жутковато, но располагающе. Девушка почему-то сразу прониклась доверием.

– Привет, Тилос! - произнес тролль, совершая тазан. Его речь звучала почти по-человечески. Во всяком случае, Элиза могла сходу припомнить с десяток знакомых-людей, ворочающих языком не в пример хуже. - Я уже начал беспокоиться. Я вижу, ты нашел свою ученицу.

– Да уж ее потеряешь! - усмехнулся Тилос, отвечая на приветствие. - Не ты, так кто другой обязательно подберет. Этакий неразменный грош. Эла, познакомься. Перед тобой Хлаш Дэрэй собственной персоной. Мы на месте.

– И где, по-твоему, они столкнутся? - Хлаш сосредоточенно вглядывался в карту, расстеленную прямо на хвое. - Почему ты вообще думаешь, что драка случится в одном месте? Почему южане не пойдут развернутым фронтом по всей границе?

– Потому что они не имеют ни малейшего представления о тактике. Они думают не о победе, а о славе. Сам знаешь - яростное солнце и кровь на клинках, толпы врагов разбегаются, рассеиваясь как дым. - Тилос задумчиво пожевал травинку - привычка, проявлявшаяся у него в моменты неуверенности. - Да и не пройти с конями толком в других местах, бо-ольшого крюка давать придется.

Хлаш покачал головой.

– А если нет? Если они просто рассеются по просторам княжеств мелкими отрядами? Опять же, большой армии труднее прокормиться, когда она собрана в кулак…

– Не знаю, - Тилос вздохнул. - Может, ты и прав. Но, видишь ли, помимо психологических мотивов, есть еще и объективная реальность. Они должны активно использовать разведчиков с передатчиками. Те быстро поймут, что продираться сквозь заболоченные леса, заваленные буреломом, - удовольствие небольшое, особенно для конных. А ведь к южным рубежам Тапара сейчас подходят только конные, пешие далеко отстали. В лесах же даже травы для коней не сыщешь,не говоря уж о пропитании для степняков. Единственный подходящий проход через здешние места - в районе Сухого Лога. Очень удобное место - большая безлесная долина, твердая почва и речка - слишком маленькая, чтобы доставить неприятности, и достаточно большая для снабжения водой. Наконец, масса деревень и даже довольно крупный город, где наверняка есть продовольствие… Вот если бы основная масса шла западнее, в Куар, оставляя Сахарные горы по правую руку - тогда да, тогда бы они, скорее всего, рассеялись по равнинам, там местность благоприятствует. Но, спасибо Игре, сураграшцы много веков воевали с северянами, перемещаясь в пределах трехсот верст от побережья. В этот раз они своей привычке не изменят, не сразу, во всяком случае. А князья отнюдь не новички в военном деле и не упустят возможности перехватить основную массу, пока она не расползлась по всем княжествам. Можешь назвать меня лысым зюмзиком, если здесь не произойдет большой стычки. Ей нужно обязательно воспользоваться.

– Нужно-то нужно, но как? Ты по-прежнему не хочешь, чтобы мы дрались?

– Нет. Хлаш, прости меня. Я уже много раз говорил тебе, что ваш единственный шанс - отсидеться в глухомани.

Хлаш устало похлопал себя по макушке.

– Тогда объяснись, наконец, зачем ты вытащил нас из наших болот? Уже не первый месяц ты кормишь меня сказками. Чем дальше, тем труднее мне держать ребят в узде. После отсидки в лесах они растеряны и потеряли цель. Путь больше не ведет их. Ты знаешь, я пойду с тобой и вслепую, но их нужно задействовать либо вернуть домой.

– Ты прав, побратим, - Тилос резко отбросил карту. - В последнее время я делаю одну ошибку за другой. Я слишком боюсь того, что должно свершиться, того, что придется выпустить на свободу в ближайшие дни. Последствия окажутся ужасны для Народа, и страх перед грядущим мешает мне мыслить ясно. Но ты прав, с неопределенностью надо кончать. Хлаш, я хочу, чтобы ты собрал своих прямо сейчас. Всех, включая дозорных.

– Нас обнаружат, - скорее утвердил, чем предупредил тролль.

– Нет. Я не чувствую людей на расстоянии по крайней мере в три версты. Если что, предупрежу заранее. Собирай ребят, Хлаш, и постарайся держать себя в руках, пока я не закончу говорить.

Тролль внимательно посмотрел на него, но промолчал. Одним движением он поднялся с пяток и махнул рукой, подзывая остальных. Тилос тоже поднялся и осторожно подошел к дремлющей Элизе. Та, закутавшись в одеяло, полулежала, прислонившись к толстой сосне, и тихонько посапывала носом. Однако ее глаза распахнулись еще до того, как Тилос прикоснулся к плечу.

– Что-то случилось? - прошептала девушка. В ее глазах замерцала тревога. - Тилос, что-то готовится? Я чувствую…

– Да, котенок, - Тилос погладил ее по волосам. - Сейчас начнется общий сбор. Я буду говорить, и тебе тоже стоит послушать. Но не вмешивайся, что бы ни случилось, и вообще не отсвечивай. Ладно?

Элиза кивнула, поплотнее закутавшись в грубую шерстяную материю. Ее начала бить мелкая дрожь. Что-то нехорошее надвигалось на них, что-то нематериальное, но опасное, словно черная туча, полыхающая зарницами. Тилос, как всегда, владел собой в совершенстве, но в тролле по имени Хлаш словно свернулась тугая пружина. Его неспокойствие передавалось остальным троллям. Те косились на пришельцев, и косились иначе, чем поначалу. Теперь в их взглядах чувствовалось не любопытство, а тревога.

Тилос присел на корточки и задумался. Девушка снова прикрыла глаза, но сон упорно не шел. Сердце толкалось в груди, громко бухало в ушах. Она сжалась в комок, пытаясь успокоиться, но безуспешно. Время тянулось страшно медленно. Когда рядом, наконец, раздался шелест шагов Хлаша, она чуть не подскочила на сажень.

– Все ждут, - сообщил тролль. - Я скажу пару слов до тебя, не возражаешь?

– Спасибо, Хлаш, - кивнул Тилос. - Я иду. - Он повернулся к девушке. - Эла, сиди здесь, отсюда неплохо слышно.

Тролли уселись на поляне широким полукругом. Все были при оружии. Многие держали на коленях дубины, у некоторых за спиной виднелись рукояти кованых палиц, и у всех на поясах висели тоскалы. Тилос опустился на пятки и уставился перед собой пустым взглядом.

– Братья! - Хлаш выступил вперед. - Настал день, когда Путь потребовал от нас, чтобы мы исполнили свой долг. Долго я оставался вашим наставником, но сейчас на время передаю свой голос другому. Того, кто укажет цель, зовут Тилос. Он не принадлежит к Народу, но его слова - мои слова. Слушайте его сердцем! - Тролль отступил назад и кивнул.

Элиза не увидела, как Тилос поднялся на ноги. Только что он сидел, сложив руки на коленях ладонями вверх, и вот уже стоит на пару шагов впереди, руки заложены за спину, а позади медленно разгибаются несколько примятых былинок.

– Вы - Народ! - негромко сказал он. - Вы сильны телом и духом, и в битве вам нет равных. Никто не может противостоять вашему отряду. Так ли? - Он обвел взглядом сидящих перед ним. - Кумаш, отвечай.

Тролль во втором ряду медленно поднял взгляд. Хлаш кивнул, и тот поднялся на ноги.

– Человек Тилос, - хрипло произнес он, - никто - ни люди, ни орки - не смогут встать у нас на пути. Я шел с тобой почти две недели, и, признаю, ты загнал даже меня. Но и отряд таких, как ты, не остановит нас. Я говорю сердцем и со всем уважением к Младшим Братьям. Люди обладают тем, что не дано нам, но в бою нас не превзойти.

– Выйди сюда! - Тилос взглядом указал на землю перед собой. Кумаш повиновался. Он превосходил Тилоса ростом раза в полтора, смахивая на огромную статую серо-зеленого камня. Макушка Серого Князя едва доставала ему до груди. - Сыграем в игру. Я трижды атакую тебя. Если хоть раз ты выстоишь, ты победил. Если нет - проиграл. Готовься.

Элиза удивленно прикусила костяшки пальцев. Собираясь нападать, да еще и заранее открывая свои намерения, ее спутник ставил себя в чудовищно невыгодное положение. Если добавить разницу в росте и силе, его поражение казалось неизбежным. Очевидно, молодой тролль думал так же. Его глаза сощурились - признак, как уже знала девушка, сильного удивления.

– Ты слышал, Кумаш, - рыкнул Хлаш. - Готовься.

Кумаш чисто по-человечески пожал плечами и отступил на пару шагов, приняв боевую стойку. На напружиненных пальцах блеснули бритвенно-острые когти.

Элиза так и не поняла, что произошло. Тилос быстро шагнул вперед и ударил. Не так быстро, чтобы расплываться в воздухе, но куда быстрее человека. Тролль начал разворачиваться, пропуская кулак мимо себя, и тут Тилос куда-то переместился, а Кумаш, блеснув пятками в воздухе, грохнулся на землю.

– Извини, забыл предупредить, - спокойно заметил Тилос, останавливаясь над ним. - Одно время меня звали Хол-аз-Гуштым. Не стоит так небрежничать.

По рядам троллей пробежал шепоток.

– Кумаш, - в голосе Хлаша слышалось презрение. - Сколько раз я должен напоминать тебе - не недооценивай бросившего тебе вызов? Однажды ты плохо кончишь.

Тролль вскочил на ноги и снова принял стойку. Однако он не успел даже развернуться к Тилосу, как снова оказался на земле. Кулак Тилоса глубоко взрыхлил землю рядом с его головой.

– Уже лучше, Кумаш, но все еще не в полную силу. И не вскакивай на ноги, словно на гвоздь сел, умелый противник использует твое движение против тебя самого. - Тилос отошел в сторону и демонстративно повернулся спиной. - Еще раз.

Тролль поднялся на ноги осторожно, мягко. Его пасть приоткрылась, чудовищные клыки блеснули. Он даже не принял стойку, его лапы расслабленно повисли вдоль тела.

– Я готов, - безмятежно произнес он. Тилос повернулся и внимательно осмотрел противника.

– Ага, - удовлетворенно произнес он. - Вот сейчас ты действительно проникся…

Третья схватка продолжалась несколько секунд. Тролль несколько раз увернулся от Тилоса и даже попытался провести бросок, но в результате лишь позорно пробороздил землю брюхом и несколько раз хлопнул по ней ладонью. Тилос поднялся на ноги, освободив зажатый между своими коленями тролличий локоть.

– Прекрасно, - одобрил он. - Что скажешь, Хлаш?

– Поверить не могу, что я лично учил обормота, - фыркнул тот. - Он же совершает все мыслимые ошибки!

– Ну-ну! - хмыкнул Тилос. - Он ошибся всего дважды, я и не уверен, что ты сработал бы многим лучше. Кумаш, спасибо! - он сделал тазан, который севший на пятки тролль повторил с некоторым трудом - у него плохо двигалась рука. - С локтем все в порядке? Извини. Возникнут проблемы - подойди попозже, полечим. Сейчас вернись на место.

– Я недооценил тебя и поплатился. Спасибо за урок, Ведущий! - слегка поклонился Кумаш, поднимаясь на ноги. - Я не забуду его.

– Всегда пожалуйста, Кумаш. Но, боюсь, урок заключается совсем не в том. - Тилос прошелся по поляне. Глаза троллей неотрывно следовали за ним. - Я спросил - верно ли, что никто не может противостоять вашему отряду? Кто-то до сих пор думает иначе?

– Можно задать вопрос, Ведущий?

– Да, Кепул, - кивнул Тилос, взглядом находя спросившего.

– Когда ты назвал себя Хол-аз-Гуштымом, ты говорил всерьез?

– Да.

– Но Хол-аз-Гуштым жил очень давно, а человеческий век короток.

– Я не человек, Кепул, и пусть вас не обманывает моя внешность. Но истина в том, что Хол-аз-Гуштым - не только я. В свое время этим именем называли и моих учеников. Любой из них мог бы мягко нейтрализовать любого бойца-человека и одновременно справиться с двумя-тремя Ведущими по Пути из Народа. Вот мой урок: даже таким могучим воинам, как вы, всегда сыщется достойный противник.

Тилос оглядел присутствующих. Те, затаив дыхание, глазели на него.

– Беда в том, что Народ малочисленен. Вы слишком медленно размножаетесь, вам требуется слишком много жизненного пространства. Люди всегда могут задавить вас числом. Даже если они заплатят своими жизнями десять к одному, вы все равно останетесь в проигрыше. Гибель Островов только ухудшила ситуацию: у вас не осталось места для отступления.

– Но мы и так знаем! - снова встрял Кепул. - Именно поэтому мы ушли в леса и болота, надежно отгородившись от людей.

– Правильно. Однако не все среди вас думают так же. Некоторые ослеплены своей силой и полагают, что настало время Народу выйти из заточения, чтобы поставить людей на место.

– Путь Превосходящих… - пробурчал кто-то, кого Элиза не разглядела.

– Да. Путь Превосходящих. Следующие ему полагают, что люди и орки должны подчиниться Народу. Беда в том, что я не знаю людей, согласных с таким подходом. Значит, столкновение неизбежно. У меня есть сведения, что следующие Пути Превосходящих готовы нанести первый удар. Сейчас люди начнут убивать друг друга, и их число резко уменьшится. Матха-ома Клатт решил, что наступил подходящий момент для вмешательства. Он полагает, что помощь одной из сторон в битве принесет ему уважение и, возможно, преклонение со стороны людей. Но он ошибается. Поддержав одну из сторон, он лишь вызовет ненависть и ужас другой стороны. Более того, он не понимает, что Четыре Княжества, как и племенные структуры южных племен, доживают последние дни. Выжившие запомнят свой страх, но забудут о помощи. Спустя несколько лет или даже месяцев люди вспомнят лишь, что в смутный момент чудовища вышли из своих болот и убивали.

– И тогда они решат избавиться от нас раз и навсегда, - покачал головой Хлаш. - Я предчувствовал, что так и случится.

– Да. Но так случиться не должно. Народ не сможет вечно отсиживаться в болотах, и Путь Старших Братьев должен принять в себя людей. Но вмешаться сейчас означает поставить Народ на грань истребления в недалеком будущем.

– Но почему Четыре Княжества должны погибнуть? - задал вопрос Кургаш. - Южные племена не впервые идут на северные. Отец рассказывал о больших войнах, где сражались десятки тысяч людей. Народ оставался в стороне, но некоторые наемники участвовали в битвах, и люди даже слагали о них песни.

– Княжества погибнут, потому что так хотят боги.

Что-то неуловимо изменилось. Если до того Элиза чувствовала внутреннее напряжение троллей, то теперь Тилоса по рядам словно прокатился молчаливый смешок. Неужели Тилос в чем-то ошибся?

– Нет, не боги, в которых верят люди, - спокойно продолжил тот. - Не жестокие существа, питающиеся верой, что живут лишь в человеческих легендах. Настоящие боги наблюдают за вами, но им безразличны страдания народов, населяющих наш мир. У них свои интересы. Три десятилетия назад мы с вашим учителем оказались втянутыми в схватку двух таких богов. Пробуждение Звезд и уход колдовства, вулканы на Тролличьих островах и землетрясения на континенте - последствия той схватки. Настоящим богам не нужно поклонение. Но они бесстрастно обрекут вас на смерть, если она поможет решить их проблемы. Демиурги решили переделать мир, и единственный шанс Народа на выживание - остаться в стороне от драки. Если вы вмешаетесь, у вас не останется ни одного шанса.

Воцарилась тишина. Тилос замер посреди поляны. Элиза чувствовала снова нарастающее напряжение.

– И что ты хочешь от нас, Друг Народа? - наконец спросил Хлаш.

– Вы должны остановить Клатта и его бойцов. Никто из них не должен вмешаться в людские дела.

– Ты хочешь сказать, что…

– Вы должны убить Клатта и его последователей.

Тилос окончательно превратился в неподвижную статую. Элизу охватил панический ужас. Она как наяву видела, что внутри троллей раскручивается тугая пружина ярости и гнева.

– Тот, кто зачнет междоусобицу среди Народа, обречен жестокой смерти! - наконец проговорил давешний часовой, Храган. Его голос огрубел, напоминая рычание дикого зверя. Элиза с трудом разбирала слова. - Не думал я, что ты предложишь нам… такое.

– Смерть человеку! - в унисон прорычали несколько голосов. - Смерть!

Несколько троллей вскочили, в их руках блеснули обнаженные клинки. Громкий злой ропот пробежал по рядам.

– Смерть!

Тилос не шевелился.

– Тихо! - рявкнул Хлаш во весь голос так, что у Элизы заложило уши. - Всем сесть! Вы позорите себя в моих глазах! Сесть!

Матха вскочил на ноги, страшный в своей ярости. Немногим медленнее Тилоса он преодолел расстояние до ближайшего кричавшего и навис над ним.

– Как вы можете в один миг забыть, чему я учил вас долгие годы? Одного слова достаточно, чтобы вы забыли Путь безмятежного духа, превратившись в зверей с замутненным рассудком! Не я ли говорил, что поддаться своей ярости означает потерять самого себя? Не говорили ли вам то же самое другие учителя? Не проходили ли вы свое Испытание с этой мыслью? Или пример тех, кто не пережил его, ничему вас не научил? Вы опозорили меня, себя, весь Народ одним уже тем, что позволили себе хотя бы мысленно поднять руку на гостя! Мне тошно при мысли, что я - учитель таких балбесов!

Тролли смолкли, смущенно переглядываясь. Вскочившие на ноги вернули тоскалы в ножны и поспешно сели. Хлаш обвел всех взглядом.

– Зачавший междоусобицу повинен смерти! - продолжил матха уже спокойнее. - Так говорит Закон, так чувствуем мы все. Но той жизни, в которой хорош Закон, уже нет. Или вы не слышали сказанного? Речь идет о самом существовании Народа, всего Народа! Народ должен выжить, его судьба важнее любых формальных уложений. Если мне потребуется поднять руку на Клатта, я так и поступлю. Решитесь ли вы - не знаю. Силой заставлять никого не стану. Но сам я исполню долг, и, если потребуется, пожертвую и жизнью, и даже честью! Я сказал. Дальше решайте сами.

– Но почему мы должны верить чужаку? - выкрикнул кто-то. - Он не из Народа! Почему он так заботится о нас? Откуда мы знаем, что его цель - не посеять вражду в Народе и ослабить его, чтобы люди могли легче справиться с нами?

– Прими мое слово, Таххак! - уже совершенно спокойно ответил Хлаш. - Клянусь Драконьим Камнем, что ослабление Народа не является целью Тилоса. Если вы верите мне, верьте и ему. Я остановлю Клатта. Если кто-то захочет помочь мне, я жду до заката.

– Я с учителем! - тролль, которого, как смутно вспомнила Элиза, звали Кургаш, встал на ноги и повернулся к остальным. - Я верю ему и умру вместе с ним, если потребуется. А малодушным лучше уйти прямо сейчас.

– Я тоже с учителем! - вскочил Кумаш, на чьей рубахе все еще виднелись несколько приставших хвоинок.

– И я! И я! - в разных местах поднялось еще несколько фигур.

– Я никого не тороплю! - взмахом руки остановил их Хлаш. - Я хочу, чтобы вы разошлись и подумали в одиночестве. Я не хочу, чтобы кто-то шел против своей совести и своего долга. Я не скажу ни слова укора тем, кто не последует за мной. Но перед закатом я ухожу. А сейчас всем дозорным вернуться на посты!

Он повернулся и исчез за деревьями. Тилос тоже исчез - Элиза, чье внимание сосредоточилось на тролле, даже не заметила - как. На всякий случай она укрылась во впадине за гигантским древесным корнем - вдруг тролли набросятся на нее? Все-таки она человек, а туго спеленутая ярость еще бушевала у них глубоко внутри. Воля волей, а вдруг кто-нибудь не выдержит?

Кто-то осторожно тронул ее за плечо, и она с трудом удержала испуганный вскрик. Тилос приложил палец к губам и поманил ее за собой. Бросив на месте одеяло и мешок, она поспешила вслед.

Саженей через двадцать он скользнул в глубокую впадину под корнями вывороченного дерева и присел на корточки.

– Ну, как представление? - он испытующе взглянул на девушку.

– Страшно! - призналась Элиза. - Я все думала - вот бросятся они на тебя, и что?

– Вряд ли, - улыбнулся Тилос. - Дисциплина у троллей железная, а те, кто не умет подчиняться, не доживают до трех лет. Те, кто не умеют владеть собой, не проходят Испытание, а не прошедших его убивают. А вот раскол вполне мог случится. Сейчас это стало бы неприятной новостью.

– Они пойдут с Хлашем и… с тобой?

– Большинство. Я плохо читаю эмоции Народа. Слишком уж они отличаются от людей. У меня нет предопределенных шаблонов нейральной активности рептилоидов, а то, что я сконструировал сам, слишком неточно, приблизительно. Но большая часть пойдет за учителем.

– Значит, вы не позволите… ну, как его…

– Клатту.

– Да, Клатту. Вы не позволите ему нападать на людей?

– Нет, не позволим. Хотя последствия нынешних событий для Народа окажутся весьма существенными. Тролли давно нуждаются в хорошей встряске, и они ее получат.

– Встряска? А зачем? - В животе у девушки заурчало. Внезапно она ощутила острый голод и попыталась вспомнить, не осталось ли в мешке лепешек.

– Потом. Я хочу поговорить с тобой и Хлашем, но сейчас не время. Разберемся с Клаттом - тогда… Ну, ладно. До вечера троллям на глаза лучше не попадаться, чтобы не раздражать лишний раз. Что бы я ни говорил, в их глазах я все равно остаюсь человеком. Так что сиди здесь, я принесу вещи. И постарайся вздремнуть - вечером выходим. Уверяю тебя, угнаться за троллями на марше очень непросто. Готовься к тому, что тебя понесут на закорках… наездница!

Второй день меня не покидает ощущение безмятежного счастья. Я чувствую, что поступаю неправильно, что я не должен оставаться здесь. Внезапно оживает маленький злой зверек внутри меня, он грызет сердце, вселяет в него беспокойство. Я уже забыл это ощущение, и вот оно вернулось. Хочется бросить все и шагать, шагать на запад - я точно знаю, что на запад, откуда-то я даже знаю названия сел и деревень, в окрестностях которых вероятность контакта весьма высока. Но зов пропадает сразу, как только я вижу Мелину. Она словно расцвела, сбросила несколько лет - сейчас ей не дать больше восемнадцати, в глазах зажглась робкая надежда. На ее истощенном лице заиграл слабый румянец, в зрачках играют искры от яркого весеннего солнца. Походка стала легче, стремительней - чуть ли не летящей. Когда я представляю, что мне придется оставить ее и снова в одиночестве бродить в глухомани, по коже бегут липкие мурашки ужаса. Я стараюсь гнать от себя страшную мысль, но она настойчиво возвращается снова и снова. Почему я? Почему она… она?… та сила, что гонит меня вперед, не оставляет меня в покое? Почему другие не могут выйти на цель вместо меня?

Я знаю ответ и на этот вопрос. Другие далеко. Охотничья сеть оказалась слишком растянутой, и небольшая мобильная цель с легкостью проскальзывает сквозь ячейки, даже не подозревая о ее существовании. Если бы мы пустили по следу больше охотников, он давно попался бы, но условия Игры на ходу менять негоже. Одна, и только одна проекция каждого Игрока. Теперь я - ближайшая к цели, и я должна…

Ничего я не должна!… вернее, не должен!

Я не хочу быть игрушкой в неизвестно чьих руках! Я не хочу, чтобы мной играли, словно той куклой на ниточках, что однажды я видел у бродячих циркачей! Я останусь здесь, и горе тем, кто попытается меня к чему-то принуждать!…

В хозяйстве Мелины обнаруживается небольшой охотничий лук с безнадежно растянутой тетивой. Кое-как я сплетаю новую из заячьих жил. Для начала хватит. Потом я добуду косулю или что-то похожее и сделаю все по уму. Лук добрый - не просто согнутый сук, а любовно вырезанное и обработанное трехслойное дерево. Он остался Мелине от мужа-лесника. Прошлым летом тот поссорился с деревенским старостой, охотившимся не в сезон. Поссорился при свидетелях и даже сгоряча пригрозил убить, если еще раз поймает в лесу. Потом старосту и в самом деле убили. Кто и почему - так и осталось тайной, врагов у него хватало. Однако местный воевода не стал разбираться в деталях. Суд быстро признал грозившего старосте смертью лесника виновным и приговорил к повешенью. Надворный суд в Саламире не стал возиться с простолюдином и оставил приговор в силе. Мелина пыталась броситься в ноги ратману прямо на улице, но тот, мутно взглянув, прошел мимо, а сопровождавший его кметь пихнул ее так, что она упала и ударилась затылком. Поговаривали, что ратман милует даже заведомых душегубов, лишь бы подарок оказался хорош, но у Мелины не осталось ни денег, ни украшений, а последний поросенок сдох за пару месяцев назад, и его уже почти всего съели. Мужа казнили на следующее же утро, и Мелина осталась одна.

В ближних деревнях лесника не любили - он слишком ревностно относился к охране боярских угодий, а голод гнал землепашцев в леса, заставляя промышлять не только грибами да ягодами, но и браконьерской охотой. Нелюбовь перешла и на его жену, и в деревне Мелина столкнулась с откровенной ненавистью. Вот уже полгода она жила в мужниной избушке в полном одиночестве, доедая старые запасы, а под конец зимы просто питаясь ранними молодыми ростками, пробивавшимися сквозь прогревшуюся на лужайках и прогалинах землю. Дотянуть до нового урожая она не могла, вспахать делянку не оставалось сил, да и в любом случае ей нечего сажать. Охотиться она не умела, и ей оставался только один путь - медленно умереть от голода. Нищенствовать она не собиралась.

Лук позволяет мне добыть двух белок и глухаря. В другое время беличьи шкурки можно выменять на лепешку-другую, но сейчас они не годятся ни на что. Однако их мясо ничем не хуже любого другого, а один из зверьков невольно указал мне ухоронку с несколькими прошлогодними орехами. Я засовываю белок и орехи в подсумок, привешиваю глухаря к поясу и иду домой. Да, домой! Теперь здесь мой дом, и пусть катятся к духам те, кто считает иначе. Впереди уже светлеет опушка, от которой до дома рукой подать, и тут у меня екает сердце. Я чувствую чужих, чужих, которым не место здесь, чужих, в чьих потрохах живет такой же нетерпеливый зверек, как и у меня. Я бросаюсь бегом, проклиная себя за то, что бросил Мелину одну. На бегу я клянусь себе, что впредь даже на охоту мы будем ходить вдвоем - но только бы успеть…

Я не успеваю. Еще не увидев дома, я чувствую сильный запах гари. Над деревьями поднимается столб дыма, тропинка изрыта копытами. С разгона я выскакиваю из-за деревьев и резко останавливаюсь. Сараи уже полыхают вовсю, но дом еще не подожжен. По двору бродят несколько смугло-черных людей с жидкими бороденками, перекликивающихся высокими голосами. Один из них, со спущенными шароварами, насилует Мелину. Та в сознании, но даже не кричит. Ее голова безвольно мотается на земле, глаза закачены под лоб, разорванное по всей длине платье не скрывает тощее бледное тело. На моих глазах насильник отпихивает ее тело в сторону, подтягивает шаровары и равнодушно, словно свинье, перерезает Мелине горло.

Ах-Куратан злился. Он мечтал о том, как станет грабить глупых жирных северян, отбирать у них украшения и дорогие меховые одежды, в которых, как он слышал, те ходят даже летом. Взамен его небольшой отряд - четверо таких же нищих, как он, головорезов - натыкался лишь на вонючие грязные домишки в малопроходимых для коней чащобах и болотах. У тощих, словно не евших месяц, белокожих не удавалось добыть даже нормальной пищи. Многие, кажется, ели просто траву с-под хилых заборчиков, хотя в непривычных деревянных домах без окон - они строили дома даже для коров! - всегда лежал мешок-другой зерна. Зерно кочевники скармливали коням, а людей убивали, чтобы те не пустили стрелу в спину. Время шло, а он, ах-Куратан, не стал богаче ни на единую монету! Лишь однажды он вырвал из уха у визжащей девки золотую серьгу, но и та оказалась медной. Много раз он громко ругал себя за дурацкую клятву и глупую - и совсем не красивую! - женщину, тяга к которой заставила его отправиться в холодные неприветливые края.

Сегодня он вел своих людей так уверенно, словно сам Сумар указывал ему путь. Он точно знал, куда должен двигаться, даже когда отряд оказался в густом лесу, сквозь кроны которого не могло пробиться солнце. Он чувствовал, что теперь-то точно разбогатеет, и тогда можно вернуться домой, выкупить Зурилу у ее отца и, наверное, даже сразу продать ее, чтобы обрести, наконец, свободу, почет и уважение. Потом, увидев, как он держит слово, какой-нибудь род выберет его вождем. Да, вождем! Великим и страшным, от имени которого соседи содрогаются и в страхе оглядываются по сторонам…

Однако все оказалось еще хуже, чем обычно. Потратив половину дня, а потом еще половину, он нашел лишь очередной нищий дом посреди леса, а в нем - одну тощую белую женщину, на которую не позарился никто, кроме бериута Кухура - но тот, как известно, дарил своей любовью даже коз. Тщательно осмотрев дом, ах-Куратан, злой и голодный, выбрался наружу как раз тогда, когда Кухур перерезал глотку северной женщине, забрызгав ах-Куратану кровью штаны. Разъяренный, кочевник занес руку, чтобы ударить Кухура по глупой голове, но замер.

Возле деревьев стоит белокожий мужчина, сжимающий в руках лук. Он стоит неподвижно и молча, но в его пылающих белым огнем глазах - смерть.

Время становится медленным и вязким, словно вода в застойном омуте. Ярость захлестываем меня с головой - и исчезает. Мелина мертва, и исправить ситуацию уже нельзя. В ее смерти виноват я. Я не мог спасти ее - та сила, что толкает меня вперед, не терпит препятствий. Я обрек Мелину уже тем, что твердо решил остаться. Моя вина. Моя и только моя. Твоя взяла, Сила, говорю я про себя. Я не хочу, чтобы умирали другие, случайно оказавшиеся у меня на пути. Я выполню то, что Тебе нужно, и провались ты в трясину!

Но сейчас убийцы Мелины должны умереть. Сила привела их сюда, но свой выбор они сделали сами. Пришла пора расплачиваться.

Южане движутся, словно во сне. Я вскидываю лук, другой рукой выхватывая из обвязки стрелу, но тетива глухо рвется. Наверное, я не рассчитал своей силы. Неважно. Прежде, чем выпущенный из руки лук касается земли, я уже оказываюсь возле первого бандита. Его горло, такое мягкое под пальцами, рвется словно кисея. Струя крови из артерии бьет вверх и в сторону, но меня уже нет рядом. Насильник все еще сжимает нож, удивленно поворачиваясь ко мне, а его ребра трещат от моего пинка, ломаясь и разрывая сердце. Тело отбрасывает в сторону, и оно по дуге взлетает в воздух. Прежде, чем оно касается земли, я настигаю третьего.

Спустя два удара сердца все кончено. Пять тел корчатся на земле, не понимая, что мертвы. Я бережно поднимаю на руки Мелину. Из ее горла еще течет кровь, но она без сознания. Мозг пока жив, но возместить потерю крови нечем. Ей не суждено больше открыть глаза. Я вношу ее в дом и кладу на лавку. Я ничего не чувствую - ледяное спокойствие проникает во все поры моего тела, гасит эмоции. Только чувство вины еще какое-то время терзает душу. Потом уходит и оно.

Я стою и смотрю на Мелину. Ее сердце перестает биться, яростные сполохи мозговой активности угасают, тускнеют, пока окончательно не погибают несущие нейроны. Я медленно поднимаю руку. Из ладони выскальзывает плазменный сгусток. Он взрывается посреди комнаты, и ветхий дом мгновенно охватывает яростное пламя. Моя одежда вспыхивает, и я не сразу соображаю, что ее нужно потушить. Я выхожу наружу, равнодушно окидывая взглядом разбросанные трупы. Низкорослые мохноногие лошаденки понуро стоят, привязанные к плетню. Нет, они мне не подходят. Пешком через болота получится быстрее.

Мир обретает новые краски. Теперь я воспринимаю куда больше, чем человек. Оптический диапазон слишком узок, чтобы в полной мере оценить красоту мира, но сейчас мне не до красоты. Время на исходе, и уровень допустимого воздействия повышен. Комаром повизгивает кодированная радиопередача - где-то поблизости шпионы-Тени с их статуэтками. Бормочет примитивный стационарный передатчик, но он мне не нужен. Меня не интересует мелкая сошка. Я чувствую, где цель - характерное излучение неэкранированных эффекторных систем выдает его так же верно, как и луч маяка темной ночью, хотя приповерхностное излучение гораздо слабее, чем ожидалось. К счастью, он и не подозревает, что мои сенсоры воспринимают его за десятки верст. Цель удаляется от меня, но, раз встав на след, я с него не сойду. Спасибо Джао хотя бы за то, что не дал своему протеже полного инструктажа. Иначе мы могли бы искать его на дикой планете до конца времен.

Прости меня, Мелина.

Огромный военный лагерь кипел, не обращая внимания на позднюю ночь. Несмотря на сырой зябкий воздух, Тарону покрывала жаркая испарина. Предчувствие битвы наполняло ее до краев, заставляло судорожно стискивать рукоять сабли. Она с трудом заставила себя прислушиваться в словам Суддара.

– И я снова заклинаю вас всеми богами - и грозным Валарамом, и темной Назиной, и яростным Турабаром, и мстительным Сумаром, и прочими, чьи имена звучат музыкой в наших ушах - не позволяйте лихорадке боя овладеть вашими людьми! - ар-Хотан судорожно комкал в руках свою когда-то богатую ареску, сейчас больше напоминающую грязную тряпку. Его заметно трясло. Вот как, милый мой, лениво подумала Тарона, и ты умеешь бояться? Какой ты храбрый во дворце, под защитой стражи, вдали от кровавых битвенных полей, и какой растерянный ты здесь, в двух шагах от смерти… Королева не питала иллюзий насчет завтрашнего боя. Огромная, по донесениям суддаровых лазутчиков, армия северян стояла на том конце большой голой долины. Терять им нечего, и завтра Назина получит богатый урожай бледных трупов. Темных, впрочем, тоже. Северян много, очень много, и как бы не больше, чем южан…

– Ты снова учишь нас воевать, надсмотрщик за дворцовыми рабами? - Зур Харибан сейчас откровенно презирал Суддара и даже не пытался скрыть свои чувства. - Священная ярость, которой одаривают нас боги во время боя - залог нашей непобедимости. Трусливые белые псы разбегутся от одного вида моих непобедимых воинов. Хотя, я думаю, они умрут со смеха еще до того, увидев, что их атакуют бабы с голыми титьками! - гулан громко расхохотался. Остальные неодобрительно покосились на него. Тарона пропустила его слова мимо ушей. Тарсаки еще сведут с гуланами старые счеты, но не сегодня и не завтра. Сначала - общее дело, потом - все остальное. Зур Харибан дурак, раз оскорбляет союзников перед боем. Или он просто не понимает опасности? Тогда тем более дурак.

– Если вы в боевом раже ринетесь на северян, они не разбегутся! - фальцетом выкрикнул Суддар. - Наши воины не в первый раз схватываются с бледнокожими, и ты, Зур, можешь обвинить северных псов в чем угодно, но только не в трусости! Вы сойдетесь в схватке грудь на грудь, и неизвестно, кто выйдет победителем! Ты забыл, о чем я сказал совсем недавно? Их много, очень много!…

– И ты уже перепугался? - ехидно спросил вождь. - Странно. Я вот почему-то не боюсь. И разве Турабар не учил нас, гуланов, что погибший в бою получит в его вечном царстве по двадцать рук рабов и две руки верблюдов за каждую рану?

– Мне кажется, что мы пришли сюда за рабами не из царства Турабара, а из Четырех Княжеств! - огрызнулся взявший себя в руки дворецкий. - И Великий Скотовод…

– Да чтоб он засох, твой Великий Скотовод! - лениво сплюнул гулан. - В городе он может хотеть что угодно, но за стенами его власть кончается. Короче, у тебя есть что-то новенькое, что ты не пережевал два раза по три? Я лично собираюсь как следует выспаться перед боем.

Тарона постаралась не выказать своего удивления. То ли Зур Харибан и в самом деле непроходимо туп, то ли у него железная воля. Про себя королева точно знала, что не уснет до утра. Кровь бурлила в сердце, наполняя тело силой и упругостью. До самого восхода она будет молиться Назине, чьи Глаза глядит на нее с высокого небосвода. Молиться и точить свой древний клинок, любуясь узорами, что неизвестный кузнец вывел на легком и гибком лезвии. Многие века клинок переходит от одной королевы к другой, и Тарона точно знала, что именно его рукоять она будет сжимать в руке, когда сабля соперницы разрубит ей голову. Самоубийство? Нет, такое не для нее. Она умрет в честном поединке. Но смерть придет к ней еще не скоро. Лет через десять или даже больше. А пока она возьмет от жизни все - ярость битвы, кровь врагов, любовь лучших мужчин, упоение властью… И завтрашний день засияет новой жемчужиной в королевской короне!

– …и он ходит между нами, сея разброд и ненависть!

Оказывается, Суддар что-то говорил. Тарона усилием воли заставила себя прислушаться.

– Вы все видели его, и вы все называли его разными именами, - глава тайной полиции Великого Скотовода обвел всех горящим взглядом. - Пасах. Шупар. Егаш. Софар. Тилос. Вот имена той крысы, что шныряет под самым нашим носом!

Стало трудно дышать. Тарона судорожно сглотнула? Тилос? Что окружившим ее грязным мужланам нужно от Тилоса? О чем шипит этот выползок?

– Много раз он приходил к вам со лживыми словами о мире на устах. Многим он предлагал золото, других запугивал, третьих опутывал незримой паутиной слов, лишая ума и воли. Он представлялся посланником северных владык, но это ложь, ложь, ложь!

– О чем ты говоришь, Суддар? - Тарона не узнала своего голоса. Хриплый и сдавленный, словно на горло накинули удавку, он ударился о стены шатра и заглох. - Посланник Тилос много раз приходил к тарсакам. Я не видела лжи в его словах. - Нужно что-то сказать, что-то сделать, лишь бы отвести угрозу. Тоска в его взгляде, когда он уходил от нее в последний раз, тоска, которую она много раз замечала в глазах влюбленных в нее мужчин! О, с какой радостью она отдала бы все, свою корону, даже свою жизнь, лишь бы навсегда оставить его рядом с собой! Но он уходил, всегда уходил от нее в пыльную даль степей и саванн, а она оставалась в своем душном шатре среди опостылевших подруг и служанок…

– О да, он умеет скрывать свою ложь так, что мало кто может ее увидеть! - воскликнул Хотанец. - Он разнюхивает все, что может, он наносит подлые удары в спину, но никто из живущих не может разглядеть его ложь…

– И только ты, о мудрейший, смог раскусить его? - иронично заметил Табаронг. На советах сапсап обычно сидел, забившись в темный угол, и редко открывал рот. Но уж если открывал… - Откуда же ты знаешь, что он не посланник, что он… кто? Сами князья поведали тебе об обмане?

– Мне нет нужды слышать слова глупых врагов, чтобы распознавать суть вещей, - сухо парировал Суддар. - У меня есть другие средства. Вот! - он вскинул руку со статуэткой. На сей раз она изображала Ю-ка-мина, оплетенного виноградной лозой. - Мои люди следили за самозванцем по всему Сураграшу. И не только мои.

– И кто же еще? - Кугарос словно подобрался на своей циновке. Рядом напружинились Ругер и ар-Зибаронг. - Кого еще ты послал по следу Пасаха?

По лицу дворецкого пробежала нехорошая усмешка.

– Их!

Словно дуновение ледяного ветра прошлось по шатру, заставив затрепетать огоньки масляных ламп и сальных свечей. Человек у входа возник словно из пустоты, затянутый в черные одежды, в глухом капюшоне, сквозь узкую прорезь которого сверкали черные глаза. Из-за его плеча торчала длинная рукоять меча со странной квадратной гардой.

– Человек с Севера - враг Теней, и потому мы следили за каждым его шагом! - глухой голос пришельца внушал необъяснимый ужас. Тарона на всякий случай незаметно проверила, что сабля легко вынимается из ножен. Она надеялась, что справится с одинокой Тенью, но проверять это на деле ей совершенно не хотелось. - Голос Назины указал нам, что мы должны помочь в поисках Суддару ар-Хотану, отмеченному Ее особой милостью.

Сердце Тароны провалилось в глубокую пропасть. Голос Назины? Неужели грозная покровительница тарсаков тоже хочет голову Тилоса? Но… но она, Тарона, не допустит такого! Она не… Она не подчинится даже Назине! Пусть после смерти ее дух разорвет в клочья Ужас Ночи, но она - королева тарсаков, и она не подчиняется даже богине! Налетевший на тарсачку ужас слегка отодвинулся, но не ушел совсем.

Как сквозь воду, она слышала голос Суддара, рассказывавшего о неудачном налете на Чаттанугу, о полосе невиданных ловушек, о гибели его воинов… Она и так знала всю историю, и сейчас ее мысли метались, пытаясь найти способ отвести от Тилоса беду.

О, Тилос! Скольких мужчин она знала, и ни один не мог сравниться с ним, лишь шесть раз одарившим ее своей любовью. Сколько раз она, забывшись, ночами шептала его имя и потом, с разочарованием и горечью, срывала раздражение на перепуганном до смерти любовнике! Сколько раз она безуспешно ловила его взгляд, пытаясь понять, что же он хочет от нее! И как наполнялся радостью живот, когда он едва заметно улыбался ей и утвердительно качал головой! Она всегда знала, и он знал тоже, что гордая Тарона, устрашающая королева тарсаков, чье имя не заставляло трепетать разве что Великого Скотовода да ослепленных своей глупостью гуланских вождей, готова броситься к его ногам, словно щенок пастушьей собаки к хозяину. С первой ночи она грезила его скупой улыбкой, его тихим и таким уютным голосом, его уверенным и слегка насмешливым взглядом. Не ходил среди тарсаков, да что там - во всем мире! - другой мужчина, что мог бы сравниться с ним. И вот теперь ублюдок и жалкий трус Суддар ар-Хотан хочет его головы!

Она ничего не возразит, внезапно решила она. Она охотно согласится со всем, что решит Совет вождей. Свой удар она нанесет тогда, когда потребуется. Не позже, но и не раньше. Королева тарсаков умеет ждать.

– Ну, так что ты от нас-то хочешь? - она сладко потянулась всем телом, с презрительным удовольствием заметив, как нее обратились вожделеющие мужские взгляды, даже взгляд Тени. - Если он такая крыса, поймай и убей его. Или тебе надо, чтобы мы предали его публичному проклятию?

– Во-во! - внезапно поддержал ее Зур Харибан. - У тебя говорящие боги, у тебя Тени, вот и лови его. Я лично гоняться за призраками не собираюсь. Завтра бой, и я намерен как следует развлечься. Если увижу его - с удовольствием отдам тебе его голову, но сейчас я пошел спать.

Гибким, но мощным движением он поднялся с пяток и пару раз наклонился взад-вперед, разминая затекшее тело. Тарона против своей воли ощутила к нему интерес. Гулан был хорош, хорош грацией ядовитой змеи и небрежной мощью пустынного гепарда. Наверное, в бою он действительно могучий противник. В другой ситуации, возможно, королева и позвала бы его ночью в свой шатер, но сейчас не до того. Как же вернее обезопасить Тилоса от новой угрозы? Если бы она знала, где его найти, то обязательно отправила бы Зулу с посланием. Но сейчас оставалось только выжидать.

– Да, кстати, Суддар! - промурлыкала королева тарсаков. - Раз уж твой Тилос такой негодяй, я хочу, чтобы его доставили ко мне. Живым и неповрежденным. Я хочу взглянуть ему в глаза, прежде чем мои жрецы Назины спустят с него шкуру живьем.

– Но… - запнулся ошарашенный Суддар. - Но, Тарона, он страшный боец! Я не думаю, что его можно взять живым…

– Ну, ты уж постарайся, дорогой, - Тарона снова потянулась. На лице Харибана мелькнула одобрительная ухмылка. - Никто тебя за язык не тянул, разбирался бы сам. Теперь я хочу услышать, что скажет лже-посланник. Кто он такой, что ему надо… Может, его наветы лишь малая часть какого-то заговора?

– Тарона права, - согласно качнул бородой Табаронг. - Раз уж ты счел разговор достойным внимания Совета вождей, то доведи дело до конца.

– Мне все равно, что скажет северный червяк, - протянул Зур Харибан, - но раз уж другие настолько любопытны, то и я послушаю.

Тарона снова ощутила к нему нечто вроде благодарности. Наверное, в другой раз стоит пригласить его к себе.

– Так что, Суддар, не обессудь, но если твой Тилос ненароком помрет до того, как мы его услышим, я крайне расстроюсь, - почти безразлично закончила она. - Ты доставишь его мне целым и невредимым. Ты услышал меня?

По спине Суддара пробежал потный холодок. Расстроенная Тарона, по донесениям лазутчиков, отличалась крайней изобретательностью в пытках. Пожалуй, ее не остановит даже то, что они делили ложе. В конце концов, что такое мужчина для тарсачки? Развлечение на ночь… Да, он, что называется, влип. И о чем он думал, когда распинался перед Советом? Неужто не мог решить проблему сам? Он надеялся, что вожди просто передадут воинам приказ убить Тилоса, как только заметят - так накануне ночью приказали боги. Теперь придется брать его живым.

Но ничего. Тени справятся с Тилосом без особого труда. В конце концов, какая разница, умрет подсыл до допроса или после?

Огромный военный лагерь окутывала тяжелая предгрозовая тишина. Влажный холодный воздух покрывалом опустился на наспех собранные укрепления, заглушая звуки. Необычно плотная тьма слепила глаза дозорных, и те пугливо скрывались в кустах, тщетно вглядываясь в ночь. Ни единая звезда не проглядывала сквозь плотные тучи, завесившие небо и грозящие затяжной моросью.

Дзергаш зябко повел плечами и сплюнул. Пора возвращаться в шатер. Его давно утомили бесконечные переливания из пустого в порожнее. Нечестивые южане многочисленны, как бы не многочисленней северян, но они привыкли налетать малыми конными бандами и так же быстро улепетывать с награбленным. Они не умеют вести правильный бой, тем более на чужой незнакомой местности. Южан много, судя по донесениям лазутчиков, чуть ли не больше, чем своих, но численность им не поможет. Не только трактирные шулера умеют играть фальшивыми костями. Завтра ростки молодой травы Сухого Лога обильно напитаются горячей южной кровью! Князь еще раз сплюнул и вошел внутрь.

Тойма что-то негромко бубнил себе под нос, тыкая пальцем врасстеленную на столе карту. Кажется, кроме Таралена, никто не вслушивался в его бормотание. Перевет с Кумбаленом тихо переговаривались, Настоятели Храмов раскачивались в углу на молитвенных ковриках. При взгляде на них в Дзергаше поднялось обычное раздражение. Он понимал, что верному сыну Храма негоже испытывать такие чувства к своим духовным наставникам, но уж больно надоедает их показушное благочестие…

Тойма замолк и повернулся в Дзергашу. Перевет с Кумбаленом тоже взглянули на вошедшего, только Тарален продолжал сосредоточенно разглядывать карту. Что он там не видел за последние два дня? Дзергаш недовольно поморщился и уселся на кривой трехногий табурет без спинки, облокотившись о столешницу.

– Ну, что? - угрюмо спросил Тойма.

– Заносит потихоньку, - сообщил князь Типека. - Как бы завтра обложной дождь не зарядил.

– Хорошо бы, - вздохнул Кумбален. Дзергаш взглянул на выскочку-воеводу с неприязнью. - Дикарские кони в грязюке завязнут, не разгонятся как следует.

– Эт точно! - хохотнул Перевет. - Гоняться за дикарями по грязи сподручнее. Ох, и потеха же пойдет!

– Сподручнее-то сподручнее, - буркнул Дзергаш, - да только шваль моя пехотная, необстрелянная, носами шмыгать зачнет да на сторону поглядывать. Да и мне неохота в мокрой кольчуге трястись - мои кони, небось, тоже завязнут. Ладно, Пророк вытащит.

– Не поминай его всуе! - грозно пробасил за спиной брат Семлемен, и Дзергаш со свистом втянул в себя воздух. Его бесил жирный монах, возомнивший себя воителем. Благочестие благочестием, а править народом должен не поп, а князь. И в бой вести воев - тем более. Туда же - кольчугу под рясу напялил! Или он не для боя ее напялил, а еще чего боится? - К Пророку можно обращаться только в молитве да в сердце своем!

– Прошу прощения, святой брат… - сквозь зубы проскрежетал князь. - Надеюсь, ты уже решил, где твое войско встретит врага? Или все еще колеблешься? Пора бы и на место выдвигаться, как думаешь?

– Отец-Солнце знает, что нужно его верным детям! - напыщенно сообщил ему Настоятель. - Он подскажет моему сердцу, откуда лучше нанести удар по неверным. Думаю, - добавил он обычным тоном, - встану на Плешивом холме, как обговаривали. Место зело удобное.

Дзергаш пожал плечами. Плешивый холм так Плешивый холм, не все ли равно? Лишь бы его вояки не побежали раньше времени, оттягивая на себя южан, а уж его дружина преподнесет дикарям подарочек. Интересно, понимает ли поп, что ему, за воинским неумением, определили самую опасную роль - приманки?

– Хорошо, - безразлично сказал он. Нет, все-таки сказать нужно. Вдруг да не повезет ему завтра? - Вот что, други, хочу я вам об одном человеке поведать. Не знаю, нужно ли забивать вам головы перед смертным боем, ну да сами решайте, прав я аль нет.

– Что за человек? - полюбопытствовал Тойма. - Чем так важен?

– Поведал мне о нем один… - Дзергаш спохватился, что чуть не упомянул Клатта. Рано. Всему свое время. Он повернулся так, чтобы видеть лица всех присутствующих. - Один доносчик. Умный парень и хитрый, что твой лис, всюду свой нос сует, все разнюхивает. Вот и разнюхал, что бродит по миру странный парень, не боярин и не вой, не смерд и не холоп, а так, незнамо кто. Бродит и странными вещами занимается - тут боярину мешок золота отсыплет, там со смердами дружит, а иногда и с разбойничками лесными якшается. Купцы для него вести носят, а в городах его люди живут, когда верные, а когда и не очень. Для чего ходит, зачем ходит - неведомо, да вот не только у меня в Тапаре он шастает, а вроде и по остальным княжествам. Боюсь я, как бы бунтовать он против власти не вздумал. Времена сейчас ох какие неспокойные…

– Приметы особые у того человека имеются? - с интересом осведомился Тарален. - Шрамы там, хромота? Мои люди ловки в сыскарском деле, им только коготком кого зацепить, а там уж не уйдет. Принесем его тебе, сосед, в мешке, пикнуть не успеет.

Дзергаш хмыкнул. Деловитость каменоостровского воеводы ему понравилась. А вдруг и в самом деле зацепят да в мешке принесут? Вот ошалеет громила-тролль…

– Нет, особых примет вроде нету. Росту среднего, возрасту среднего, волосы черные, кожа смуглая по-тапарски, худощав. Вот разве что бороду и усы не носит, на южный манер, как купец.

– Ну, разве ж то приметы… - разочарованно протянул воевода. - Таких десять на дюжину, не меньше. Ты, княже, мне вот что скажи - есть у тебя человечек, что его живьем видел? У меня и рисовальщик знатный имеется, со слов портреты малюет, да так, ровно всю жизнь с тем бок о бок прожил. Главное - картинку нарисовать, а там и сыскарей на след ставить можно.

– Нет у меня живых свидетелей, - нахмурился князь. Не предъявлять же им, в самом деле, тролля, да еще и какого-то там ихнего вождя! Завтра, конечно, союз Типека и троллей перестанет быть тайной, но лишь завтра. А сегодня еще рано. - Но, говорят, что раз увидишь - до смерти не забудешь. Глазами так и зыркает! А еще вроде бы колдун он. Кличут его то Филькой, то Шураем, а то и Тилосом…

Брат Семлемен дернулся, словно его хлестнули плетью. Прашт и Викен недоуменно поворотились к нему.

– Ворожею да не оставляй в живых! - прохрипел Настоятель, хватая ртом воздух и стремительно багровея. - Что же ты молчал раньше, князь? Я пущу за ним всех своих сыскарей, всех дознатчиков! Колдун-заговорщик - мерзость, противная Отцу-Солнцу нашему, его надо схватить! Нет, не схватить - убить как собаку!…

– Ну-ну, брат, - осуждающе заметил ему брат Комексий. - Нельзя его убивать, пока все его связи не выпытаем. А вдруг не один он такой колдун? Вершки вырвем, а корешки оставим? Негоже так.

– Он не человек, но дух злобный! - Настоятель тапарского храма багровел все сильнее, приобретая синюшный оттенок. - Его четвертовать мало…

Дзергаш насторожился.

– Ты тоже его знаешь? - переспросил он, вглядываясь в лицо Настоятеля. - Что же раньше молчал?

– Я… его… не… знаю… - Настоятель словно клещами вытаскивал из себя слова. - Но мне… доносили… что…

– Не ври, брат Семлемен! - осуждающе высказался брат Викен, которому всегда не хватало такта. - Думаешь ли ты о том же Тилосе, что и я?

– Да… да! - почти крикнул понемногу успокаивающийся Семлемен. - Да, это он! Чудовище в облике человечьем, что Пророк упоминал в своих проповедях! "И отверзнутся глубины моря, и выйдут оттуда духи злобные с прельстивыми речами на устах ядовитых…"

– Мы все знаем Заповеди! - оборвал его брат Прашт. - Так, значит, не только нас он охмурял! Вот… - он произнес несколько слов, которые совершенно не подобали его сану. - Спасибо тебе, князь Дзергаш, что вовремя вспомнил о… об ублюдке. Воистину сам Пророк вещал твоими устами. Твои слова надо как следует обмозговать…

Князья переглянулись. В их взглядах читались одинаковое недоумение и настороженность.

– О чем ты, брат Прашт? - вкрадчиво поинтересовался Тойма. - Может, расскажешь и нам, убогим, кто же он такой, что вы его пуще огня боитесь? И почему мы до сих пор ничего не знали?

– Не сейчас. Не сегодня, - брат Прашт решительно провел перед собой открытой ладонью. - Сейчас нам нужно завершить молитвенное бдение перед битвой. А брату Семлемену пора выводить свои дружины на нужное место, правда, брат Семлемен?

Саламирский Настоятель тупо кивнул.

– Значит, вои, до завтра, - кивнул брат Прашт и поспешно вышел, подталкивая перед собой Семлемена. Братья Викен и Комексий потянулись за ними. В мгновение ока князья с воеводами остались одни.

Тойма с лязгом захлопнул отвисшую нижнюю челюсть.

– Как соли им в жопу насыпали… - пробормотал он. - Да что же такое, други? Что духовники такого скрыть хотят, что так быстро побежали? Дзергаш, может, и ты что-то скрываешь?

– Завтра, все завтра… - пробормотал князь Типека. Разговор стоило срочно осмыслить как следует. - Много чего, чую, храмовники от нас таят. Откуда, хотел бы я знать, они сундуки золота взяли, чтобы со всеми дружинами разом за два месяца расплатиться? Но не время гадать да раскол сеять. Потом все выясним. На рассвете еще свидимся, а пока, други, пошел я. Нужно еще часовых проверить, тысяцким да сотникам пару ласковых сказать, все такое. Опять же, сигнальщиков лишний раз вздрючить неплохо, чтобы в решительный момент мотивы не перепутали…

Он нервно поклонился и выскочил из шатра. Четверо оставшихся мужчин недоуменно посмотрели друг на друга.

– Помяните мое слово - нечисто здесь, ох, нечисто… - пробормотал, наконец, Кумбален. - Завтра после драки нужно взять святош за жабры и как следует потрясти, пока соловьями не запоют. Колдун, что заговоры плетет? Чушь какая-то. Не верю. Колдуны разве что злым духам служат, а тем заговоры без надобности. Им невинные сердца подавай, а не власть над человеками. Что-то здесь другое, точно говорю.

– Ну, может духи решили, что колдун у власти принесет им больше сердец, - хмыкнул Перевет. - Жаль, Каралет так неудачно помер. У него на такие вещи нюх имелся, заговоры за версту чуял, а колдунов - тем паче. Ладно, вы как хотите, а мне недосуг пустые разговоры вести. Прав Дзергаш - нужно войско проверить. А еще я намерен сегодня ночью хотя бы пару часов вздремнуть, чтобы завтра сонной мухой не ползать. А между тем, - он достал из-за пазухи свою гордость - украшенные самоцветами карманные часы величиной не более двух кулаков с имперским гербом на задней крышке - и вгляделся в циферблаты, - а между тем время к полуночи идет. Пошли, Кумбален, стрелки на месте не стоят. - Князь поклонился Тойме с Тараленом и вышел вместе со своим воеводой.

Тойма хмыкнул.

– Ну что, Тарален, пойдем и мы шороху наводить, - раздумчиво сказал он. - А ты все же про разговор нонешний не забывай. Мало ли кто завтра на кровавом поле останется, а упускать пронырливого колдуна никак нельзя. И золото для дружин, как Дзергаш упомянул - тоже зело подозрительно. Прав Кумбален - после завтрашней драчки нужно наших чернорясных потрясти как следует. Ну, пошли, что ли? Да, и флягу захвати. Пить хочется от толковищ - спасу нет.

– Тарона должна выжить. Любой ценой.

Тилос присел на корточки и обхватил затылок руками. Элиза вздрогнула. Это была поза отчаяния. Девушка еще ни разу не видела своего наставника в таком настроении. Она открыла рот, но так ничего и не сказала - а что можно сказать?

– Тарона должна выжить! - Тилос поднял голову. Он запретил разжигать костры, и на фоне последних лучей заката виднелся только его профиль. Небо стремительно заносило тучами. - Запомни, Эла: что бы ни случилось завтра, пусть даже Демиурги живьем сойдут на планету, Тарона должна остаться в живых. Иначе половина планов пойдет прахом.

Элиза сжалась в комок, кутаясь в одеяло. На ее коже пупырышки от холодного воздуха мешались с мурашками страха. Она не понимала, зачем Тилос говорит такое.

– А что могу сделать я? - тихо спросила она. - У Тароны много бойцов, они защитят ее…

– Возможно, защитят. Возможно, нет. Эла, я не знаю, что случится завтра. Если меня… если вдруг со мной произойдет что-то неожиданное, ты не пропадешь. Ты сильная девочка, ты выживешь. Я не хочу указывать тебе путь. Раньше я полагал, что ты останешься с Тароной - как телохранительница и как наставница, а потом, возможно, как претендент на королевский трон тарсаков. Но я больше не вижу будущего. Слишком много случайных величин затесалось в систему. Я слишком хорошо поработал на обеих сторонах, и теперь ни у одной нет преимущества. Южан больше и они прирожденные воины, но северяне дерутся на своей земле, защищают свой дом. Прогнозировать исход завтрашней схватки невозможно. Похоже, я переиграл сам себя…

– Ну и что? - Элизе страшно хотелось спать. - Ты справишься, я знаю. После боя ты разберешься, что делать. Разве не так?

– Боюсь, что у меня нет никакого "после боя". Эла, за мной идут охотники. Я определенно зафиксировал их присутствие четыре дня назад. Случился характерный для плазменной вспышки всплеск излучения в нескольких десятках верст отсюда. Куда ближе, чем хотелось бы… Теперь я чувствую слежку постоянно. Я не могу скрыться от них - мое тело слишком сильно излучает на определенных частотах, а как заблокировать излучение - я не знаю. К счастью, они приближаются не слишком быстро. Однако завтра нам придется оставаться на одном месте, а потому меня настигнут. Боюсь, Эла, скоро мы расстанемся навсегда.

Сон слетел с Элизы, словно осенний лист с дерева.

– Тогда нужно бежать! - выпалила она, вскакивая на ноги и лихорадочно оглядываясь по сторонам, пытаясь разглядеть в темноте свой заплечный мешок. - Тилос, не сиди на месте! А ты сказал Хлашу?

– Я не собираюсь бежать, - усмехнулся Тилос. - Завтра - ключевой момент в местной истории, и я собираюсь вылепить его по своему усмотрению. Или хотя бы попытаться. Да и не могу я бегать от них все время, сама понимаешь. - Он мгновенно, как умел, оказался возле девушки и, надавив ей на плечи, заставил присесть на корточки. Элизу колотила крупная дрожь, и Тилос, подобрав с земли сброшенной одеяло, снова укутал ее плечи. Девушка всхлипнула и прижалась к нему. Она уже потеряла отца и мать. Теперь она теряет еще и Тилоса…

– Не надо, Эла, - прошептал Серый Князь ей в ухо. - Не надо. - Он осторожно отстранился. - Знаешь, я тысячи раз отправлял людей на смерть, повторяя, как заклинание: делай что должно - и будь что будет. Но хорошо говорить красивые слова, когда сам не рискуешь жизнью. Пришла пора выяснить, действительно ли я верю в собственную красивую чушь.

– Но ты не можешь умереть! - выкрикнула Элиза. - Ты не должен! Так несправедливо! Людей тысячи, а ты…

– А я - один, - закончил Тилос. - Ты не представляешь, девочка моя, как я устал от одиночества. Как устал переживать друзей и любимых! Как устал от праха и тлена, в который превращаются все мои начинания! Так нельзя. Я родился человеком и, даже превратившись в то, что я есть сейчас, пытался им оставаться. Но это невозможно. Я умею любить, но давно запретил себе это делать, чтобы не страдать, когда любимая умирает от болезней и времени. Я умею ненавидеть, но давно выжег в себе это чувство - ненависть мешает трезво мыслить. Я нуждаюсь в друзьях - и отталкиваю их от себя, чтобы привязанность не мешала эффективно их использовать. Я устал, Эла, очень устал. Мне нужно отдохнуть…

Элиза всхлипнула.

– Да не оплакивай ты меня, как мертвого! - внезапно рассердился Тилос. -Демиурги меня не убьют. Вот забрать с планеты или усыпить в хрустальном гробу - пожалуйста. Это не смерть, Пророк меня разрази!

Девушка уткнулась носом в его плечо и зарыдала.

– Я не хочу без тебя! - невнятно пробормотала она. - Мама, папа, Белка, Крысеныш… Все всегда умирают, а я остаюсь одна…

Тилос вздохнул и погладил ее по голове.

– Эла, сейчас я уйду вместе с троллями. Один из них останется охранять тебя. Его зовут Старан, ты уже его видела.

– Зачем? - девушка выпрямилась. - Я хочу с тобой!

– Нет! - отрезал наставник. - Эла, это не обсуждается. Тебе незачем… видеть, что произойдет. Никому из людей незачем. Мы вернемся еще до рассвета. Постарайся поспать, ты и так вымотана. Думаешь, Хлаш захочет снова тащить тебя на себе? - Он ободряюще улыбнулся ей и поцеловал в лоб. - Пока, котенок.

Прежде, чем Элиза успела сказать хоть слово, Тилос растаял во тьме.

– Тилос! - отчаянно крикнула девушка, но ее голос заглох в начинающем накрапывать дожде. - Тилос…

– Я снова прошу прощения за то, что вам предстоит сделать! - Тилос говорил на ритуальном. - Забудьте про солнечный свет и морской ветер. Перед вами только Путь. Вы не можете свернуть с него, не предав себя, вы не можете следовать ему, не предав себя. Я лишь прошу вас делать, что должно.

Ритуальные формулы падали в пространство, и лишь шелест ветвей служил им фоном. Кромешная тьма окутывала небольшое плато. Тройной ряд сидящих на пятках троллей окружал Тилоса полукругом - головы склонены, на коленях тоскалы и палицы. Сразу за ними начиналась небольшая пропасть, отвесный обрыв, преодолеть который не смог бы никто, кроме троллей-скалолазов.

– Тысячелетиями Народ карал междоусобицы изгнанием и смертью, - Тилос перешел на общий. - Сегодня особый случай. Сегодня вам придется убивать соплеменников. Вам пришлось делать выбор между заветами предков и долгом, и ваш выбор нелегок. Я в неоплатном долгу перед вами. - С точностью до миллисекунды выверенная пауза. - Не бросайтесь вперед сломя голову. Я не хочу, чтобы на мне лежала еще и ваша кровь. Я иду впереди, ваше дело - добивать выживших. И помните - полная тишина, пока возможно. Никто из них не должен уйти, никто не должен рассказать о сегодняшней ночи. И еще - я хочу, чтобы вы еще раз обдумали как следует предстоящее нам. Если вы не чувствуете в себе силы преступить черту, лучше останьтесь здесь. Я даю вам время Та для последнего решения.

Секунды текли почти осязаемо, вязко. Таймер внутри тикал словно бы медленнее, чем обычно. Никто из них не откажется, я знаю, но, по крайней мере, моя совесть останется чиста хоть здесь. Вам еще не приходилось работать палачами, ребята, и это ощущение вы не забудете никогда. Прав ли я, что устраиваю такое? Не знаю. Я давно уже не различаю добро и зло, свет и тьму. Я просто использую любые средства для достижения видимой только мне цели. Да полно, видимой ли? Я помню, каким был триста с лишним лет тому назад - мальчишкой по имени Семен, веселым увлеченным студентом, студиозусом, любящим от нечего делать поразмышлять о вечном. Потом я стал - меня сделали! - Хранителем, потом - киборгом, совершенным, почти идеальным, но - киборгом. Что после всех превращений осталось во мне от того, прежнего человека? Я знаю, что получил взамен, и никогда не отказался бы от таких приобретений, если бы мне предложили выбирать свой путь заново. Но что я потерял? Жалость? Милосердие? Умение просто жить, любить, умирать? Не знаю. Та цель, что маячит в тусклой мгле передо мной, недостижима, и я это знаю. Но у меня нет необходимости рассчитывать жалкие крохи времени, что Вечность брезгливо дарит людям. Я не могу умереть, а потому планирую путь на десятилетия и столетия вперед.

Но кто сказал, что мои планы нужны кому-то, кроме меня самого? Может быть, я - как тот кагурл: паразитирую на обществе и пытаюсь не допустить в него конкурентов. Но кагурлу, чтобы выжить, приходится питаться соками хозяина, мне же нет необходимости и в том. Я просто не вижу другого способа существовать, другой цели в жизни, как не видят их Демиурги со своими играми. Неужто я ничем не отличаюсь от них?…

– Время Та истекло! - голос Хлаша прозвучал сухо и торжественно. - Все приняли решение. Я иду за тобой, Хол-аз-Гуштым, в смерть и унижение.

– Я иду за тобой, - тихо откликнулся хор. - В смерть и вечность, в величие и унижение, я иду за тобой с открытыми глазами. Веди нас, Хол-аз-Гуштым.

– Спасибо, ребята, - вздохнул Тилос. - Тогда двинулись, и да ведет вас Путь!

Небо на востоке начало сереть, когда из темноты возникли две темные фигуры - высокая и низкая. Элиза заметила их только после резкого движения Старана, кажется, просидевшего всю ночь неподвижно. Сама она, несмотря на слова Тилоса, заснуть так и не смогла. Она высунула нос из-под насквозь промокшего одеяла и тихо чихнула.

– А вот простужаться не надо! - сообщил ей знакомый голос.

– Тилос… - прошептала девушка. - Я думала, что вы никогда не вернетесь… что что-то случилось…

– С нами все в порядке, котенок, - хмыкнул Тилос. - Хлаш?

– Старан, - откликнулся голос матхи, - место общего сбора - как и намечено. Спасибо за помощь.

– Да, учитель, - откликнулся охранник. - Прямого тебе Пути.

Тролль сделал движение в сторону и бесшумно канул в предутренние сумерки.

– Вот и все, старый друг, - произнес невидимый во тьме Тилос. - Вот и все, котенок. Эла, пора прощаться. Хлаш проводит тебя…

– Что значит - прощаться? - удивился матха. - С какой радости? Твои дела еще не закончены, и я не собираюсь бросать тебя одного.

– Мы договорились, - с досадой ответил Тилос. - Хлаш, не усложняй ситуацию. Если бы ты мог помочь хоть чем-то…

– А я и могу помочь. Тебе понадобится прикрытие, чтобы какой-нибудь мародер на свалился на голову в самый неподходящий момент.

– Не свалится. А ты должен охранять не меня, а…

– Я смогу защитить вас обоих, - хмыкнул Хлаш. - Да и Элиза не лягушонок, чтобы держать ее в кувшине за пазухой. Я решил.

– Упрямый болван! - с досадой сказал Тилос. Хлаш коротко рассмеялся.

– Не трать зря время, друг. Опасность грозит тебе, не мне. В крайнем случае мы с нашей подружкой юркнем в кусты, и пусть попробуют нас догнать! Верно, Эла?

– Я не брошу Тилоса! - горячо выкрикнула девушка. - Пусть придут охотники! Мы им покажем!

– Показала одна такая… - фыркнул Тилос. - Ладно. Нет у меня времени на пререкания. Хлаш, раз уж ты увязался за мной, могу я попросить тебя поднести футляр? Я пуст, нужно накапливать энергию.

– Не вопрос. Дотащил я твое железо сюда, дотащу и до места. Но, кажется, пора выходить. Путь по местным буреломам нелегок, особенно для…

– Я не отстану! - заявила Элиза. - Сейчас…

Она подхватила заплечный мешок и начала лихорадочно запихивать в него одеяло. Мокрая кое-как свернутая ткань упорно не хотела влезать в узкую горловину. Кто-то - судя по прикосновению грубой кожи, Хлаш - отобрал у нее и то, и другое.

– Я донесу, - сказал тролль тоном, не допускающим возражений. - Пойдемте, а то ночное зелье начинает выдыхаться. В третий раз за ночь настой пить я не стану, и не просите.

– Навязались вы на мою голову… - пробурчал Тилос. - Детский сад, да и только. Эла, держись за мою руку и постарайся не запинаться.

Тысячелетия назад тут не существовало никакого лога. Лишь одна из бесчисленных речек, которой много позже люди дали имя Светлая, несла свои не слишком обильные воды почти точно с севера на юг. Но именно здесь скрытая под огромными отложениями осадочных пород горная гряда почти выходила на поверхность. Если севернее и южнее воды реки могли свободно разливаться по глинистой равнине, то здесь поток протискивался по довольно узкой лощине между двумя чудовищными гранитными глыбами, пологой на западе и отвесной на востоке. Долгие годы вода промывала себе путь, вынося рыхлую породу и обнажая камень, смещая свое русло все дальше к востоку, к крутой скале, пока, наконец, не уперлась в остановивший ее твердый склон.

Результатом ее вековечных трудов стала долина верст девять-десять шириной, плавно понижающаяся с запада на восток, посреди которой уныло торчал голый каменистый холм, который люди назвали Плешивым. Если остальная часть долины со временем снова стала плодородной благодаря весенним речным разливам, то на этом голом куске камня рос только мох.

Дальше к югу начинались неглубокие овраги с пологими склонами. Речка петляла между ними и в них, разбиваясь на десятки звенящих мелких ручьев, и резко поворачивала на восток, к не слишком далекому океану. Дальше к югу начинались заросшие ковылем степи.

Господствующие в здешних краях ветры задерживались поднимающимися на востоке холмами, где и выпадали основные осадки. Тут же дождей почти не бывало, и, слегка заболоченная весной, уже к началу лета она превращалась едва ли не в каменистую пустыню. Именно поэтому пришедшие сюда люди нарекли долину Сухим Логом.

К восходу от Сухого Лога на полторы сотни верст, почти до самого океана, простирались гряды поросших соснами обрывистых каменистых холмов, проходимых для человека, но не для лошадей. К закату простирались глухие смешанные леса, заболоченные и заваленные буреломом. И то и другое не слишком подходило для конских копыт, а потому образовывало идущий почти строго с запада на восток естественный рубеж обороны против набегов южных кочевников. Во времена могущественной Приморской Империи северяне обрабатывали землю к югу отсюда, собирая богатые урожаи в теплом климате. Но постоянных селений там не возникло. С северного отрога долину прикрывала старая имперская крепость, где в свое время стоял небольшой гарнизон, но после смерти Империи запустела и обветшала и она. У тапарских князей так и не хватило ни людей, ни средств, чтобы поддерживать рубеж. Нельзя сказать, что местность вымерла полностью - отчаянные свободные землепашцы рисковали пахать землю в порубежье и по сей день, но основные границы Тапара проходили далеко к северу. Легкие дома, которые можно бросить при первой же опасности, торные дороги, которыми урожай вывозился на север - вот и все, что наличествовало в окрестностях Сухого Лога. Периодические налеты кочевников из Граша наносили не так много ущерба, если не считать уведенных в рабство.

Обходные пути лежали либо вдоль океанского побережья, либо далеко на западе, уже за Сахарными горами. Тайные лесные и болотные тропы оставались неизвестны южанам. Именно поэтому у наступающей орды не оставалось другого пути, кроме как через узкое горло Сухого Лога, прежде чем растечься по территории Тапара и остальных княжеств, вытаптывая зеленеющие молодыми ростками поля, засеянные последними семенами, грабя и сжигая селения и города. И именно поэтому и южане, и северяне знали: избежать драки в долине не удастся.

Сейчас половодье уже схлынуло, и почвы вокруг Плешивого холма почти просохли. Поэтому основной укрепленный лагерь северян встал на самом холме. Там расположились наиболее многочисленные тапарские пешие войска, возглавляемые лично Настоятелем Семлеменом, к которому примкнули и остальные Настоятели Храмов. Настоятель, полагаясь на защиту Отца-Солнца и мало что понимая в военном деле, не позаботился о надежных фортификациях, а остальные князья подоспели к месту сражения лишь накануне днем. Поэтому превосходная, господствующая над местностью оборонительная позиция осталась практически не укрепленной. Лишь кое-где торчали полусгнившие завалившиеся частоколы, на скорую руку подлатанные свежим деревом, да над командирским шатром вызывающе торчала огромная золотая Колесованная Звезда, долженствующая наводить ужас на дикарей-язычников.

Князь Тойма с воеводой Тараленом заняли правый, а Перевет с Кумбаленом - левый фланги. Как более опытные солдаты, за ночь они успели немного обжить голую пустошь, наделав длинных, в два человеческих роста, кольев и натыкав в землю острых колышков, чтобы повреждать ноги вражеским коням. Впрочем, ловушки не ставили слишком густо, чтобы собственная скрывающаяся за стеной плохо обученной пехоты конница могла в решающий момент нанести контрудар. Атаковать первыми северяне не собирались, справедливо решив позволить южанам разбить свой ударный кулак о засевших в глухой обороне пехотинцев.

Всего на рубеже стояло до ста тысяч пехоты и до сорока тысяч конницы северян. Небольшой, в сотню копий, отряд, отправленный Тумбаленом, на всякий случай занял старую крепость, но ей значения никто не придавал. В крайнем случае, она спасет жизнь немногим уцелевшим. Еще один двадцатитысячный конный полк под предводительством князя Дзергаша укрылся на опушке лесов на западе долины, чтобы в решительный момент ударить по дикарям с тыла. С севера скорым маршем шли подкрепления, растянувшиеся на две недели пути, но ко времени решающей схватки не поспевали. Если южане прорвут рубеж, опоздавшим придется рассыпаться по лесам и вести партизанскую войну в отчаянной надежде истребить хотя бы часть орды, прежде чем она достигнет обжитых мест.

Южане тоже собрали для удара далеко не все имеющиеся силы. Истощенная дальними переходами и бескормицей конница растянулась далеко по прилегающим степям, а пешие могли достигнуть южных границ Тапара не раньше, чем через двадцать дней, а то и больше. Но времени ждать не оставалось. Кони требовали корма, а каждый день укреплял северные позиции. В конце концов, если северяне успеют выстроить в долине полосу укреплений, главная ударная сила южан - легкая кавалерия - окажется не у дел, и тогда придется совершать пешие обходные маневры и вообще ввязываться в затяжную позиционную войну с неясным для обеих сторон исходом.

Гордый Зур Харибан поставил гуланов в центре. Его главный удар нацеливался на Плешивый холм. После легкой победы на холме гуланская кавалерия должна разделиться на две части и обрушиться на открытые с боков фланги северян. Осторожная Тарона не стала спорить, расположив тарсаков правее, так что их целью оказывались войска Перевета. Сначала она с сомнением оглядела остающуюся по правую руку почти отвесную каменную стену в сотню саженей высотой, но потом решила, что быстро спуститься по таким склонам человеку не под силу, а для лучников расстояние слишком велико. Если бы она знала про три сотни троллей Клатта, то, возможно, чувствовала бы себя в меньшей безопасности.

Остальные не столь многочисленные племена Граша скопились на левом фланге. Как-то так получилось, что обычно державшийся в стороне от усобиц сапсап Табаронг оказался человеком, к которому с равным вниманием прислушивались прочие вожди. Хотя и разношерстая и неслаженная, вся компания оставалась весьма опасной для обороняющихся, но засадный полк Дзергаша не оставлял им никаких шансов. К счастью для северян, лазутчики-Тени с их передатчиками, посчитав свою задачу выполненной, миновали Сухой Лог и растворились в тапарских лесах незадолго до того, как на придолинной опушке возникли первые конные сотни князя.

Под началом Зура Харибана находились около семидесяти тысяч конных, Тароны - шестьдесят с небольшим. Прочие племена собрали около пятидесяти тысяч всадников.

Под утро развиднелось, и обложные тучи начали нехотя расползаться по сторонам, так и не разразившись настоящим дождем. Мелкая морось, всю ночь державшаяся в воздухе, быстро осела на землю. Западный край долины озарило встающее из-за обрыва солнце.

Боги приготовили сцену для готовящейся разыграться трагедии, и актеры заняли свои места. Театр ждал лишь отмашки режиссера.

Зур Харибан застыл на своей лошади, напряженно вглядываясь в северную часть долины. Густая тень от восточной горы все еще скрывала врага, и гулана это слегка нервировало. Кто знает, что за ловушки успели приготовить за ночь бледнокожие? Но пора начинать. Сейчас боги получат обильную кровавую жатву. Что за беда, если среди трупов окажется и его собственный? Погибший в бою вечно пирует у подножия трона Турабара! Гулан привстал на покрытой попоной спине коня и издал громкий боевой клич, одновременно нажатием коленей бросая коня в бешеный галоп.

Его вопль подхватили тысячи глоток. Хрипло затрубили рога, и многотысячная масса всадников качнулась вперед, набирая скорость.

В обычае тарсачек драться с обнаженной грудью, отвлекая внимание врагов-мужчин, но на сей раз Тарона настояла, чтобы по крайней мере ее личная сотня надела кожаные панцири, обшитые медными бляхами. Сейчас Зула лежала в уже довольно высокой и густой траве, чувствуя позади дыхание подруг. Стремительно светлело, и рисковать дальше не стоило. Телохранительница королевы слегка повернула голову статуэтки Назины и дунула ей в глаза. Спустя несколько мгновений другая статуэтки в руках Тароны издала негромкое гудение.

Королева злилась. Всю ночь Зула, верная и всегда соглашающаяся Зула, уговаривала ее не рисковать собой понапрасну. В конце концов, скрепя сердце, Тарона согласилась не соваться в передовой отряд, а возглавить вторую атакующую волну. Услышав сигнал, она почувствовала, как учащенно забилось сердце. Вложив два пальца в рот, королева оглушительно свистнула, и ее поддержали рога.

Заулюлюкали мужчины-пастухи, настегивая коней. Пастухи повернут назад задолго до того, как попадут в зону обстрела вражеских лучников, чтобы не вызывать лишних подозрений. Позже они вновь устремятся в драку, но сейчас их задача - лишь направить лошадей в нужном направлении.

Несколько сот коней без всадников, с крупами, прикрытыми цветастыми попонами, с притороченными по бокам копьями и луками бешеным аллюром неслись в сторону ощетинившихся длинными копьями позиций князя Перевета, а в нескольких поприщах позади долину затопила конная тарсачья лава.

Табаронг колебался. Ему очень не нравился лес по левую руку. Там вполне могла скрываться засада. Для сотни-другой лучников лес стал бы лучшим - и весьма безопасным - укрытием. Выпустить по десятку стрел и раствориться в болотистой чаще - что проще? Сапсап вздохнул. Идея ввязаться в войну сейчас, в резкой медленно отступающей тени дальней скалы, казалась далеко не такой заманчивой, как раньше. Но отступать поздно. Вождь еще раз вздохнул. На востоке уже завыли рога гуланов, и оставаться на месте сейчас означало признаться в собственной трусости. Табаронг нехотя поднял руку и вяло махнул вперед.

Разношерстая масса южных племен с дикими воплями ринулась вперед. При такой скачке они уже через несколько вздохов окажутся под стрелами северян. А, да пусть их проклянут все боги сразу! Он, Табаронг, никогда не ввязывался в драку без нужды, но и никогда не бежал с поля боя.

Старый вождь тронул бока коня шенкелями, и тот зарысил вперед, сопровождаемый двумя сотнями лучших всадников.

– Что они делают? - Кумбален пораженно повернулся к Перевету. - Они что, хотят снести нас табунами бесхозных лошадей? Или они думают, что мы слепы и примем их за всадников?

– А я знаю? - огрызнулся князь, напряженно приникнув глазом к отверстию дальнозоркой трубы с гербом Приморской Империи. - В первый раз такое вижу. Может, они под брюхом висят? Видел я, как они такие фокусы проделывают. Хотя нет, не похоже. Что лучники?

– Готовы. Давать отмашку?

– Погоди. Если скачут просто лошади, незачем их отстреливать. Передай, чтобы ряды раздались по сигналу в стороны и пропустили животин в тыл. Там с ними обозные разберутся.

– А если это хитрость?

– Конечно, хитрость! - не сдерживаясь, гаркнул князь. - Ты что, думаешь, они сюда приперлись, чтобы коняк нам подарить? Потом разберемся, сейчас давай сигнал, кому сказано!

Воевода пожал плечами, подозвал к себе старшину горнистов и отдал приказание. Несколько мгновений спустя, подчиняясь вою труб, пехота зашевелилась, спешно убирая длинные копья, уже упертые в землю, и сбиваясь в группы, чтобы дать дорогу обезумевшим животным, несущимся во весь опор.

Внезапно почти перед самыми позициями северян раздался переливчатый свист, потом еще и еще. Беспорядочная масса лошадей замедлилась, а из травы начали возникать смутные силуэты тарсачек. На ходу запрыгивая на коней, они смиряли их бег, заворачивали параллельно фронту северян и, выхватив из обвязок луки, посылали в сторону северян стрелу за стрелой.

Опешившие северяне поначалу даже не дали отпора. Тарсачки стреляли на скаку, неприцельно, лишь бы ошеломить врага, не дать ему понять, что происходит, но стрелы нет-нет, да находили жертву. К некоторым стрелам заранее привязали свистки, и в полете они завывали, словно жаждущие крови духи смерти. Ошеломленные и перепуганные пехотинцы, вчерашние смерды и холопы, роняли оружие и со всех ног бежали в тыл, не обращая внимания на плети десятников, а на позиции уже накатывала основная волна тарсаков. Земля дрожала от яростных ударов десятков тысяч копыт, и многим показалось, что спасения нет.

Но снова затрубили горны, и опомнившиеся командиры, грязно ругаясь, уже заставляли солдат подхватывать брошенные копья и выставлять их навстречу несущимся всадникам, упирая тупыми концами в землю. Укрывавшиеся за их спинами лучники наконец-то выпустили целую тучу стрел. Однако вчерашние пахари обращались со своими охотничьими луками не слишком умело. Вымотанные форсированными переходами, утомленные бессонной ночью, устрашенные внезапной атакой, даже те, кто умел без промаха бить в глаз белку и зайца, не портя шкурку, мазали, словно дети. Из нескольких сотен тарсачек-пластунов стрелы сбили с лошадей не более двух десятков. Остальные, выпустив по нескольку стрел, повернули коней и стремительно унеслись назад, под прикрытие основной волны.

Тарона чувствовала возбуждение и азарт. Пригнувшись к холке своего коня, она изо всех стискивала его круп бедрами и слегка покалывала кинжалом. Животное неслось на пределе сил, с удил начала капать пена. Над головой свистнули первые стрелы, но ряды северян уже приблизились вплотную. Королева бросила коня в один из не успевших закрыться проходов в сплошной стене длинных копий и наотмашь рубанула саблей не успевшего отпрянуть лучника.

Она взяла первую кровь! Первую, но не последнюю! Уже не сдерживаясь, Тарона громко завопила, и ее поддержали тысячи гортанных голосов.

– Слышь, Вишка! - пробормотал Кочерга, судорожно сжимая тяжеленный кол. - А ведь хреновы дела-то…

Он подслеповато вглядывался вперед, в налетающую на Плешивый Холм, словно ураган, визжащую и свистящую массу степняков. Колени бродяги ощутимо ослабели.

– Хреновы дела, друже… - почти выкрикнул он. - Нас же сейчас… того…

Затылок ожгла боль.

– Заткни пасть, собачье отродье! - рявкнул десятник, занося плеть для нового удара. - Заткнись, пока я тебе зубы в глотку не забил! Держи копье крепче, остальное не твое дело!

Кочерга с ненавистью оглянулся на него, поймав сочувствующий взгляд Вишки. Даже если тот и хотел что-то ответить, то не решился. Десятник бросил плеть на землю и вытащил из-за пояса двулезвийную секиру на длинной рукояти.

– А ежели еще кто заплачет, сразу голову сниму! - угрожающе посулил он, обводя своих бойцов хмурым взглядом. - Вот только пикните!…

Кочерга сплюнул и отвернулся, снова уставившись вдаль. Про себя он проклял густую утреннюю тень. Орда неслась на него, на него одного, желая всей своей мощью снести его, растоптать, изрубить на куски, а он даже не мог толком разглядеть свою смерть!

С вершины Плешивого Холма раздался звук одинокого горна, и тут же свистнули стрелы. Лучники Семлемена били с максимального расстояния, а в ответ уже летели стрелы южан. Каждая вторая гуланская лошадь несла двоих седоков, и лишенные необходимости управлять лошадью стрелки били прицельно. Тут и там в первых рядах северян начали падать люди, роняя выставленные вперед копья.

Прежде чем орда врубилась в ряды защитников холма, северяне успели дать три залпа. Однако у них не было опыта в стрельбе по быстро движущимся мишеням, да и нервы у вчерашних пахарей оказались не слишком крепки, а потому потери гуланов оказались весьма скромными. Достигнув шеренг врага, гуланы бросали луки и с саблями наголо спрыгивали на землю, с завыванием размахивая клинками, быстро окрашивающимися кровью.

Элиза, сжав кулаки, напряженно вглядывалась вниз, в долину. Большую ее часть до сих пор скрывала резкая утренняя тень, и она могла как следует разглядеть только дальний, западный, край, уже освещенный поднимающимся из-за скалы солнцем.

– Ты что-нибудь видишь? - бесстрастно спросил Хлаш.

– Да, - откликнулся Тилос. - Я много чего вижу. Ну, Тарона, ну, изобретательница! А того, кто оборону на холме строил, вообще за яйца подвесить нужно. Надо же такую позицию неукрепленной оставить!… Ладно. Зря, что ли, мы с собой тяжесть таскали?

Звякнуло железо. Элиза обернулась. Тилос быстро разворачивал тот длинный и на вид тяжелый сверток, что Хлаш всю ночь тащил за спиной. Из-под грязной промасленной ткани блеснула легированная сталь. Спустя несколько мгновений на тряпичной подстилке оказались разложены странного вида металлические трубки и деревянные детали. Тилос с невероятной быстротой подхватывал их и вставлял друг в друга, собирая незнакомую, но зловеще выглядящую длинную конструкцию.

– Патроны! - отрывисто скомандовал он, оглядывая вещь. - Мой мешок, на дне! Только бы не протухли…

Хлаш молча вытряхнул на тряпье содержимое заплечного мешка и протянул Тилосу небольшой мешочек из такой же промасленной ткани. Тот нетерпеливо рванул тесемки и высыпал на ладонь с десяток тонких, медных на вид, заостренных палочек.

– Сойдет, - наконец сказал он после непродолжительного разглядывания. - Яд сдох, но и так выкручусь. Эла, сядь в сторонке и ни в коем случае не отвлекай меня. Дерьмо Пророка! Не рассчитана моя винтовка на пять верст, никак не рассчитана. Хорошо хоть ветра нет…

– Ты уверен, что твое оружие не утратило силу? - поинтересовался Хлаш.

– Я ни в чем не уверен… - сквозь зубы огрызнулся Тилос. - Семьдесят лет назад я из нее на трех верстах в монету попадал, но с тех пор она в тайнике с золотом гнила. Если наполнитель в патронах не протух, если капсули не скисли, если металл не поплыл, если еще тысячу раз если, то попаду куда надо. Нет - значит, не повезло. Единственное, в чем я уверен, что минимум один охотник не далее чем в пятнадцати верстах. Может, он через пять минут нам на голову свалится… Все, ребята, не мешайте.

Он быстро засунул несколько палочек куда-то внутрь собранной штуковины, подергал за рычажок сбоку и улегся в траву на краю обрыва, раскинув ноги. Штуковину он выставил перед собой, приникнув глазом к короткой трубке сверху.

– Хлаш, - шепотом поинтересовалась Элиза, -а что за штука такая у Тилоса?

– Не знаю, - тихо откликнулся тот. - Но он сам называл ее снайперской винтовкой.

Брат Семлемен осторожно выглянул из-за остатков полусгнившего частокола. В какой-то полусотне саженей дикари, пешие и конные, рубились с его могучим войском, а он, Настоятель и Глас Пророка, не знал, что делать. Свистнула шальная стрела, и Настоятель поспешно укрылся за частоколом. Рядом с ним столпились прочие Настоятели, цвет и надежда Храмов. Святые братья растерянно переглядывались, старательно избегая смотреть на нескольких сгрудившихся поблизости тысячников и вестовых. О, что бы они ни дали, лишь бы сейчас поблизости присутствовал князь или хотя бы опытный воевода! Но накануне брат Семлемен высокомерно отказался от помощи и сейчас чувствовал, как дрожат его пальцы, скрытые тяжелыми кольчужными перчатками. Он поправил чудовищно неудобный шлем, чтобы лучше видеть в прорези личины, и откашлялся, судорожно сжав кулаком висящую на груди Колесованную Звезду.

– Братие… - неуверенно начал он. - Дикари слишком сильны… Наверно, нужно… э-э-э… позвать на помощь?

– Кого? - язвительно осведомился брат Комексий. - Думаю, наши добрые соседи заняты не меньше нашего.

– Негоже нам прятаться за забором, когда гибнут добрые дети Храма! - сурово заявил брат Прашт. Он единственный из всех не счел нужным облачаться в броню, оставшись в обычной черной рясе с белым клобуком. - Братия, мы должны выйти к нашим воинам и лично вести их за собой. Ничто и никто не устоит против святого слова Пророка, несомого пастырями Храма! Дикари разбегутся от одного вида Колесованной Звезды!

– Безумие! - взвизгнул брат Викен, размахивая руками. - Нас убьют! Мы не может рисковать собой…

– Молчи! - грозно сказал ему Прашт. Его черная с проседью борода угрожающе встопорщилась, а былая неуверенность растаяла, словно первый снег под солнцем. - Молчи, Викен! Недостойно прятаться от врага! Отец-Солнце знает, чей черед умирать насталсегодня, и ни один волос не упадет с наших голов без его воли!

Настоятель Храма Терелона ожесточенно сдернул с груди большую, с пядь, золотую Колесованную Звезду и потряс ей в воздухе.

– Я иду туда! За мной, мои дети! Коня мне! - выкрикнул он. Три командира пятитысячного верхового полка, до поры скрывавшегося за холмом, просияв, дали сигнал вестовым. Затрубили горны.

– Сумасшедший! - крикнул в спину Прашту Викен. - Сумасшедший…

В душе брат Семлемен согласился с ним.

– Негоже нам ставить на кон свои жизни, - заявил он, обведя взглядом оставшихся. - Отец-Солнце и Пророк не оставят своих верных чад в беде.

Викен и Комексий отвели глаза.

Зур Харибан чувствовал раздражение, отравляющее все удовольствие от яростной схватки. Как он и ожидал, бледные ублюдки не могли оказать настоящего, грудь на грудь, сопротивления. Они трусливо прятались за длинными палками, пытаясь не подпустить к себе его всадников, но спешенные стрелки, израсходовав стрелы, взялись за сабли, и частокол длинных копий заметно редел. Скоро, очень скоро вторая волна гуланской конницы с налету покончит с жалкими червяками! Он срубил одинокого северянина, промахнувшегося по нему своей жердью, стряхнул с лезвия сабли кровь и осадил жеребца, оглядываясь по сторонам.

Четкой линии, разделявшей гуланов и северян, давно не осталось. Защищающиеся разбились на небольшие группы, окруженные морем южан, волчком крутящихся на своих низкорослых лошадях, визжащих и свистящих, без разбора пускающих стрелы прямо с седел. Лучники северян огрызались, но редко, куда реже, чем нужно: ни брат Семлемен, ни остальные Настоятели, принявшие на себя командование тапарским ополчением, не позаботились, помимо всего прочего, о запасе стрел. Северяне орудовали в основном копьями и баграми на длинных древках, стараясь стащить всадников с коней и добить уже на земле, но, скверно обученные, раз за разом промахивались, становясь жертвами гуланских клинков и копий.

На вершине Плешивого Холма сипло затрубили горны. Зур Харибан, подобравшись, поворотился. Из-за вершины вылетали всадники - много всадников, многие сотни, а то и тысячи. Вот оно! Наконец-то трусы-северяне осмелились показать свои главные силы! Ну, теперь-то вы по-настоящему узнаете, что такое боевая ярость гуланов!…

Схватив рог, он протрубил условный сигнал. Услышавшие его гуланы резко отхлынули от оборонительных порядков ополченцев, на ходу подхватывая на конские крупы пеших, и быстро отступили от холма, изображая паническое бегство.

Над головой Тароны свистели стрелы. Видимо, командиры северян распознали в ней предводителя и пытались снять ее, но безуспешно. Тарсачья королева, словно заговоренная, до сих пор не получила ни одной царапины, хотя рядом то и дело с лошадей падали ее симаны.

Куда более опытный в военном ремесле Перевет озаботился и укреплением позиции, и запасом стрел, и даже эшелонированной обороной. Смятая хитростью первая линия ополчения, бросая копья, бежала от наступающих, но преследовать ее у тарсаков не вышло. Густо натыканные в земле острые колышки калечили лошадям ноги, а вторая линия защиты, хотя и обладающая меньшим числом копий, успела сомкнуться, перекрывая открытые было проходы. Снести ее с налету не удалось, и тарсаки волей-неволей закрутились на месте, лишившись своего главного преимущества - скорости и маневренности.

С востока долетели звуки горна, а чуть погодя - рогов. Им ответили горны неподалеку от Тароны. Перевет решил, что настало время для контрудара. Куарские дружинники в начищенных перед боем кольчугах и обитых железом шлемах брали наперевес копья и посылали вперед коней. Впереди шли опытные всадники, назубок помнящие карту проходов в полях противоконных кольев.

Тарсаки из-за удаленности их земель нечасто сталкивались с северной тактикой, но все же кое-что о ней знали. Мгновенно осознавшая опасность Тарона, увернувшись от замахнувшегося бердышом пожилого пехотинца в ржавой кольчуге, вскочила на первого подвернувшегося коня и громко засвистела. Тут и там ее свист подхватили тарсачьи рога, и спустя несколько мгновений тарсаки отхлынули назад. А из-за наполовину уничтоженных пехотных рядов одна за другой вылетали конные сотни, разворачиваясь в лаву и преследуя отступающих.

Разумеется, Тарона оставила в резерве едва ли не треть своего войска. Обычная тактика южан - завлечь ложным отступлением под удар свежей засады. Но Тарона слишком увлеклась. Драгоценные мгновения, требующиеся для отрыва от преследователей, пропали зря, и теперь у отступающих тарсаков не оставалось времени для перегруппировки.

Спустя несколько ударов сердца большой отряд дружинников, предводительствуемый самим тушерским воеводой, почти настиг небольшую группу симан-телохранительниц Тароны. Свежие кони северян без труда догоняли утомленных тарсачьих лошадей. Кумбален громко вопил, и ему вторили десятки глоток. Еще мгновение - и северные копья напьются горячей южной крови.

Тилос заставил себя отключить все свои чувства, кроме самых необходимых, превратившись в машину. Даже почти отсутствующий ветер - десятые доли метра в секунду - на таком расстоянии грозил серьезно изменить траекторию пули. Еще хуже то, что судить о нем можно лишь по колебаниям сухой травы далеко внизу, травы, до сих пор скрытой густой тенью обрыва. Хотя солнце поднялось уже довольно высоко и светлеющее небо делало тень не такой уж непроницаемой, засветка от залитых светом участков долины на западе мешала разбирать детали в затененных местах. Фотоумножители перешли в активный режим, вытягивая энергию из и без того истощенных аккумуляторов.

Ветер… выбор цели… упреждение… нажать на спуск… передернуть затвор… Почему я не сделал автоматическую винтовку? Семьдесят лет назад абсолютно надежным считался только ручной затвор, но что мешало склепать ее в последнее десятилетие? Драгоценные секунды, потраченные на перезарядку и повторную наводку на цель… Секунды, секунды, секунды…

Выстрел. Передернуть затвор. Выбрать цель. Прицелиться. Выстрел…

Разрывная пуля попала воеводе Кумбалену в левую ключицу, прошла, кувыркаясь, сквозь грудную клетку, дважды отразилась от ребер, разрывая легкие и сердце, и вышла через правый бок. Скакавший рядом с воеводой тысячник краем глаза увидел, как изо рта командира внезапно выплеснулась кровь и он безжизненно рухнул на холку коня. Мгновение спустя всплеснул руками и на всем скаку свалился с седла скакавший впереди гридень. Его конь встал на дыбы, и следующий за ним всадник, пытаясь уйти от неизбежного столкновения, вылетел из седла под копыта соседа. Тысячник раскрыл рот, чтобы отдать команду перестроиться, но не успел. Что-то несильно клюнуло его в шею, и разорванную гортань залил поток клокочущей крови. Боли не чувствовалось, только недоумение и обида. Как же так? Ведь его кольчугу не брали никакие стрелы…

Мир перевернулся и погас.

За десять секунд Тилос выпустил все семь зарядов в магазине. Все семь нашли цель. Для трехсот с лишним всадников преследующего Тарону отряда семь смертей прошли бы незамеченными, если бы Тилос не уничтожил всех командиров. Возникшее замешательство и путаница среди гридней хотя и остались незамеченными Тароной, но позволили ей благополучно оторваться от врага. Теперь она и ее симаны стремительно уносились туда, где, скрытые в глубоких оврагах южной части Сухого Лога, резервы нетерпеливо дожидались своей очереди.

Несколько минут спустя навстречу бронированной конной лаве куарских дружин хлынула хотя и плохо организованная и скверно вооруженная, но многократно превосходящая ее в численности южная конница.

Зур Харибан резко осадил коня и снова затрубил в рог. Впрочем, сигнал не потребовался. Из оврагов, подковой охватывая полк Настоятеля Прашта, уже неслись оставленные в засаде конные тысячи. Гуланы вопили и стреляли с коней, пытаясь если не зацепить, то хотя бы напугать врага.

Вскоре в долине кипела яростная схватка. Тяжелые и неповоротливые северные кони не могли угнаться за шустрыми и маневренными мохноногими лошадками гуланов. Те, в свою очередь, опасались приближаться вплотную, чтобы не попасть под слаженный копейный удар, которым славились северные конники. И те, и другие пытались стрелять, но с малым успехом. Гуланы славились меткими конными лучниками, но их слабые луки не пробивали ни кольчуги всадников, ни тяжелые боевые попоны лошадей. Северяне же презирали трусливые увертки южан, а потому их лучники не умели стрелять во время скачки. Небо чернело от стрел, но лишь одна из сотни, а то и меньше, находила свою кровь.

Вскоре Зур Харибан приметил, что большая часть северян кучкуется возле группы всадников, один из которых, в длинной черной одежде и белой головной накидке, самозабвенно размахивает каким-то маленьким блестящим предметом. Напрягшись, вождь гуланов вспомнил, что так одеваются жрецы северной веры, поклоняющиеся Солнцу. Значит, бог северян послал своего служителя на помощь белокожим трусам? Хорошо же! Пусть могучий Турабар явит свою силу и уничтожит вражеского бога!

Гулан коротко дунул в рог и, не обращая внимания, следуют ли за ним его воины, пришпорил коня, устремившись к брату Прашту.

Утреннее солнце наконец-то ярко осветило вершину Плешивого Холма. Золотые звезды на груди Настоятелей Храмов вспыхнули, посылая зайчиков далеко окрест. Отблеск высоко воздетой Звезды в руке Прашта прянул по верхней части восточного обрыва.

– Вот тут-то вы мне и попались… - сквозь зубы пробормотал Тилос.

Брат Семлемен с ужасом смотрел, как его всадники, ведомые безумным Настоятелем княжества Типек, тонут в море кочевников. В животе громко забурчало, и он почувствовал, что если сейчас же не найдет поблизости кустиков, то сильно оконфузится. Возможно, Отец-Солнце и поможет своим детям, но особо рассчитывать на его помощь не стоит. Нет, его жизнь слишком ценна, чтобы закончиться здесь, на уродливом лысом холме. Не кривая сабля южного дикаря должна оборвать его жизнь! В конце концов, от дикарей можно откупиться, заплатить дань… Если с ними поговорить разумно, призывая к их скудному разуму, они поймут, что куда выгоднее заключить мир, чем жечь и разрушать все подряд. Но кто будет договариваться, если он, Семлемен, умрет здесь, на этом поле? Нет, такого не должно случиться!

Он осторожно огляделся. Все поглощенно всматривались в картину боя сквозь щели в частоколе, в его сторону никто не смотрел. Брат Семлемен сжал кулаки и медленно, ступая потише, спустился по северному склону холма. Где-то там, неподалеку, верный секретарь ожидает его с лошадьми. Настоятель даже почувствовал гордость за свою предусмотрительность. Верный, незаменимый брат Перус! Надо как следует наградить его, когда они окажутся в безопасности.

Князь Дзергаш в очередной раз выругал себя за недоумство. Восходящее из-за скалы на противоположной стороне Сухого Лога солнце слепило глаза, не давая толком разглядеть, что же делается на поле. Оттуда изредка доносились звуки южных рогов и северных горнов, но кто и кому трубит, оставалось непонятно. Уже пора? Или еще нет? Нужно ли нанести фланговый удар прямо сейчас, или же лучше еще немного подождать, позволив южанам вымотаться посильнее?

От раздумий избавил случай. Небольшая группа сапсапов, удирая от контратакующей конницы князя Тоймы, на полном скаку влетела в лесок, прикрывающий передовой отряд Дзергаша. Оказавшись нос к носу, северяне и южане ненадолго опешили. Первым пришел в себя командовавший отрядом сотник. Выхватив из ножен палаш, он врубился в ряды южан. Следом за ним ринулись еще три десятка тяжелых конников, на ходу опуская копья для коронного слаженного удара, которым славились тапарцы. Этот прием в Тапаре с легкой руки Тилоса переняли у заречных полукочевых племен лет пятнадцать назад, но уже благополучно забыли о том. Сейчас бывший саламирский воевода, а ныне - князь, считал его собственным изобретением. Сути дела это не меняло, и противостоять слаженному удару сплошного копейного частокола не мог никто.

Южане, впрочем, и не пытались сражаться. Издревле проигрывая северным конникам как в броне и вооружении, так и в скоростях на коротких дистанциях, они прекрасно научились сводить на нет преимущества противника. Истошно завизжав и наобум выстрелив из луков, они мгновенно рассыпались в стороны, поворотили коней и поскакали в обратном направлении. Разгоряченный и разобиженный таким неспортивным поведением сотник, начисто забыв про приказы, ринулся за ними, увлекая и свой отряд. Юный горнист, не разобравшись в обстановке, решил, что прозевал приказ к общей атаке и, судорожно ухватившись за горн вспотевшими руками, что есть мочи затрубил. Его поддержали соседи, и уже через несколько минут на протяжении двух верст из-под прикрытия деревьев вырвалась большая засть засадного полка. Двадцать тысяч истомившихся в ожидании конников нахлестывали коней, вглядываясь в клубы пыли, пытаясь разглядеть противника. Опешивший поначалу Дзергаш зло сплюнул, решил, что на все воля Отца-Солнца и его Пророка, и дал шпоры своему жеребцу. Быстрые кони его личной дружины без труда нагнали и перегнали передовые отряды, и вскоре его вымпел реял далеко впереди основных сил.

Первый порыв войска пропал втуне. Малые племена, скучившиеся на левом фланге южан, отнюдь не горели желанием умирать перед строем солдат опытных северных полководцев, а потому в основном издалека осыпали ощетинившийся кольями строй стрелами и со всех ног улепетывали от выпущенной Тоймой конницы. Конники же Тоймы, предводительствуемые опытным воеводой Тараленом, старались не отдаляться от своих, чтобы не попасть в засаду. Пока и с той, и с другой стороны потери исчислялись лишь десятками погибших от шальной стрелы.

Стремительная конница Дзергаша прошла сквозь рассеянные отряды южан как таран сквозь солому. Не обнаружив перед собой серьезного противника, засадный полк начал снижать скорость, чтобы не вымотать коней раньше времени, и тут перед ним возникли отряды гуланов.

Эти гуланы ожидали в засаде притворного отступления, запланированного Зуром Харибаном, чтобы выманить за собой конницу, укрывавшуюся за Плешивым Холмом. Стоящие на нем святые братья не имели никакого военного опыта, а потому героический порыв брата Прашта увлек за собой всю тапарскую конницу, включая неприкосновенный резерв. Тапарцы были обречены - сначала гуланы хладнокровно расстреляли бы их из засады, а потом, навалившись с трех сторон и лишив северян главного преимущества - скорости, - раздавили бы за счет внезапности и численного превосходства. Но двадцатитысячная конница Дзергаша с налету смяла и рассеяла пятнадцатитысячное западное крыло засады. Более того, соединившись с лишенными опытного командира, но жаждущими крови тапарцами, конница Типека значительно усилилась. Хотя южное и восточное крылья засады вкупе с развернувшимися гуланами под предводительством Зура Харибана ослабили, а потом и вовсе остановили натиск тапарцев, запланированного избиения не получилось.

Около шестидесяти тысяч северных всадников грудь в грудь сшиблись с семьюдесятью с лишними тысячами гуланов. Сейчас низкорослые и довольно медленные, но юркие и выносливые южные лошадки мало уступали в скорости быстрым, но уже утомленным скачкой большим северным коням, а гуланы, неплохо стреляющие верхом, не подпускали северян на расстояние копейного удара. Южане осыпали врага стрелами из небольших луков, налетали сбоку и сзади, и так же быстро уносились, пока северяне не развернули коней. Однако стрелы гуланов со скверными бронзовыми наконечниками плохо пробивали кольчуги северян и тяжелые боевые попоны их лошадей, так что урон оказывался невелик. В сабельной же схватке северяне неизменно выходили победителями.

Лучи неторопливо бредущего по небосводу солнца наконец-то осветили гигантский бурлящий котел битвы.

– Вот тут-то вы мне и попались… - сквозь зубы пробормотал Тилос.

Блестящие на солнце золотые символы веры оказались превосходными маяками. Брат Викен, получивший пулю прямо между лучами Колесованной Звезды, несколько мгновений недоуменно разглядывал стремительно намокающую рясу. Потом изо рта Настоятеля Каменного Острова выплеснулся фонтанчик крови, и он беззвучно опустился на землю с закатившимися глазами. Брат Комексий, напряженно вглядывавшийся вдаль, успел недоуменно поворотиться к нему, прежде чем пуля попала ему в голову. Затылок Комексия взорвался кровавым фонтаном, заляпавшим всех, кто еще оставался на вершине холма. Чины помладше в панике бросились к нему, и Тилос хладнокровно расстрелял их, полностью обезглавив Храмы Куара и Камуша.

Перезарядив винтовку, он перенес прицел на поле боя. Зур Харибан во главе группы лучших своих бойцов как раз несся на отряд князя Дзергаша. Отборные бойцы вождя носили не клепаные брони вареной кожи, а шплинтованные кольчуги и подбитые бронзовыми пластинами шлемы, а вместо традиционных кривых сабель имели при себе длинные тяжелые палаши северной работы. Дзергаш, в свою очередь, мысленно вознес мольбу Пророку и, опустив копье горизонтально, рванулся навстречу предводителю язычников.

Князь и вождь рухнули с коней почти одновременно. Интервал между выстрелами Тилоса не превысил секунды. Спустя еще секунду пуля настигла гордо вздымающего княжеский вымпел знаменосца. Перебитое пулей древко упало на землю, подмятое телом мальчика. Не заметившие поначалу потерю предводителей отряды врубились друг в друга, но уже вскоре общая растерянность заставила их выйти из смертельного клинча. Завывая, гуланы унеслись куда-то в сторону, а спешенные телохранители растерянно сгрудились вокруг тела предводителя.

– О Пророк, что же теперь случится? - растерянно пробормотал один из них.

Брат Семлемен непонимающе уставился на Перуса.

– Зачем пешком? - подозрительно спросил он.

– Верхом дальне опасно, - терпеливо повторил секретарь. - Болото, неровен час в трясину вляпаемся.

После бешеной скачки, во время которой Настоятель Храма сосредотачивался только на том, чтобы не отстать от настегивающего коня секретаря, они оказались в каком-то глухом и подозрительном лесу. Под копытами хлюпала вода, пахло гнилью. Все чаще попадались поваленные в беспорядке древесные стволы, поросшие густыми бородами мха. Хотя солнце стояло уже довольно высоко, в лесу еще царил сумрак, копящийся под разлапистыми еловыми и дубовыми ветвями.

– Здесь еще верста или две по болотине, а потом снова сухое место и хорошая дорога, - нетерпеливо сказал секретарь, настороженно оглядываясь по сторонам. - Нам нужно идти быстрее, а то еще догонят…

– А сразу по сухому нельзя проехать? - недовольно проворчал Настоятель, грузно спрыгивая с седла и брезгливо морщась от брызг грязи на подоле рясы. - Потопнем еще…

– Нет, господин Настоятель, не потопнем, - странная усмешка мелькнула на лице брата Перуса. - Обещаю - нам такое не грозит. Я вырос неподалеку от здешних мест, так что знаю болота. - Он отвернулся и пошел вперед, держа коня в поводу и внимательно глядя под ноги. Иногда он тыкал вперед подобранной валежиной, проверяя почву.

Настоятель смотрел на удаляющуюся спину провожатого, и в сердце начали закрадываться смутные подозрения. А вдруг… Нет, пустое. Преданный как собака, неподкупный секретарь, двенадцать лет служивший не за страх, а за совесть - нет, он не может предать. Да и не выбраться без него из чащобы. Брат Семлемен вздохнул и двинулся за Перусом, то и дело оступаясь и повисая на поводу лошади.

Местность заметно понижалась, и трясиной пахло все сильнее. Стало заметно светлее - деревья пошли пониже и пожиже кроной, многие стояли прямые и голые, мертвые словно прошлогодняя трава. Над головой реяли тучи комаров, от которых Настоятель безуспешно отмахивался. Он с трудом подавлял желание замахать руками и с головой закутаться в плащ, чтобы укрыться от ненавистных насекомых. Звон крыльев сводил с ума. Мошка лезла в рот, забивала нос и глаза. Тут и там замелькал болотный загольник, украшенный мелкими бледно-голубыми цветками. Наверное, осенью сюда хорошо гонять баб и детишек за ягодами… Глубокие следы в мягкой почве сразу же заполняла вода, грязь покрывала одежду людей и конские ноги, а идти становилось все труднее. Наконец, брат Перус остановился, подождал, пока к нему не приблизится Семлемен, и беспомощно развел руками.

– Давно я здесь не ходил, - виновато пояснил он. - Болотина разрослась. Местность знакомая, господин Настоятель, не заблудимся, но лошадей придется бросить. Жаль - до горки не больше полуверсты осталось.

– А дальше? - подозрительно спросил Семлемен. - Ну, выберемся мы из болота, а потом? Сколько там до людей добираться?

– Да верст через десять деревушка… должна быть, - неуверенно ответил секретарь. - Не заблудимся, господин Настоятель, точно говорю. Ну, можно еще назад вернуться, да только к самому Сухому Логу придется топать, иначе никак не обойти. А там дикари, небось, уже всех перерезали…

Брат Семлемен вздрогнул и с досадой бросил повод.

– Ладно, шут с тобой, веди, - плюнул он. - Только смотри: заведешь невесть куда - шкуру спущу!

– Да, господин Настоятель, - поклонился секретарь.

Действительно, постепенно почва стала немного суше. Вскоре беглецы выбрались на небольшой сухой островок, в центре которого вздымалась толстая мертвая сосна. Запыхавшийся с непривычки брат Семлемен устало опустился на землю.

– Привал, - скомандовал он. - Передохнем немного.

– Да, - с непонятной интонацией согласился секретарь. - Отдохнем… чуть-чуть.

Он подошел вплотную к вытянувшемуся на земле Настоятелю и с силой пнул его ногой под ребра. Брат Семлемен задохнулся от боли.

– Кретин! - завизжал он. - Что ты делаешь?

– Плачу долги, - сквозь зубы ответил секретарь и снова пнул Настоятеля. Тот попытался подняться, но брат Перус сбил его на землю и наступил на грудь. - А долг, как известно, платежом красен, ублюдок!

– Что… что ты говоришь? - прохрипел Настоятель. - Опомнись, Перус, это же я, твой господин! Много лет ты был…

– Твоим преданным псом, да? - усмехнулся секретарь, и от его ухмылки по коже Настоятель продрал мороз. - О да, я хорошо играл свою роль. Он точно пообещал мне - если я проявлю терпение, то однажды смогу сомкнуть свои клыки на твоем горле, мерзавец!

– Да что такое с тобой! - брат Семлемен забился на земле, безуспешно пытаясь подняться. Перус отступил на шаг, дождался, пока Настоятель не встанет на четвереньки, и снова с силой пнул его под ребра. Тот перекувыркнулся и остался лежать, хватая ртом воздух. От боли у него помутилось в глазах. - Предатель…

– Я предатель? - усмешка внезапно исчезла с лица секретаря, оно исказилось в страшной гримасе. - Я предатель? Это говоришь мне ты, кто предал на смерть мою сестру? - Он наклонился и занес руку для удара. Настоятель съежился, но брат Перус передумал. Секретарь ухватил Настоятеля под мышки и с трудом отволок к сосне. - Помнишь Великое Очищение, ублюдок? Помнишь? Или ты предпочитаешь забывать свои преступления?

Большой мрачный подвал. Дощатый помост. Вонь кипящего в огромных котлах масла. Мечущийся свет факелов. И крики, вопли страшной боли, и ужас, смерть, насытившие спертый воздух помещения. Молодая нагая женщина на дощатом помосте перед ним, руки связаны за спиной, и он неловко толкает ее в плечо, и трещит гнилая веревка, и кипящее масло смыкается над неотрывно смотрящими на него глазами…

– Великое Очищение спасло Храм… - просипел Настоятель.

– Оно его погубило! - рявкнул секретарь. - И оно погубило мою сестру! Ты ее погубил! Никто не знал, что она колдунья, она никогда не использовала свой дар! Она поделилась с тобой в постели, она верила тебе! А ты… ты, сволочь, ты использовал ее труп как ступеньку! - В его голосе прорезались истеричные нотки. - Но ты заплатишь, гад, ты заплатишь!… Многие годы я ждал только подходящего момента, а до того передавал ему каждый твой шаг. Что, господин Настоятель, нравится тебе быть на месте того, кого предают? Раньше предавал ты, оказаться жертвой для тебя внове…

Лихорадочно бормоча, секретарь выдернул из-за пазухи моток веревки и начал лихорадочно его распутывать. Настоятель Семлемен с ужасом смотрел на него. Но ведь у нее не было брата! Или был? Что он знал про нее, про сестру во Храме, что соблазнила его, заставила нарушить обеты, впасть в тяжкий грех? Ничего, ничего, ничего… Ее гладкое страстное тело заставляло его забывать обо всем на свете, а больше он ничего и не хотел. Как она взглянула на него, как взглянула, когда он своими руками сталкивал ее, ворожею, соблазнительницу, одержимую нечистыми духами, с помоста! Как она взглянула! Но она так и не издала ни звука, ни тогда, на трибунале, когда юный послушник Семлемен обличал колдунью, ни потом, когда он пришел в камеру смертницы для принятия покаяния, ни даже когда ее ноги погрузились в кипящее масло. Но что он мог сделать? Она смотрела на него, и Настоятель Карим вперился ему в спину, и его взгляд, казалось, буровил в затылке дыру. Что он мог сделать? Прыгнуть в котел вслед за ней? Но у нее не было брата!…

– У нее не было брата! - выкрикнул он. - Не было!

Брат Перус остановился и посмотрел на него бешеным взглядом.

– У нее был брат, - прошипел он, - а у меня была сестра. Мы не слишком ладили, но мы любили друг друга, и моя мать любила нас. Моя старая мать, слышишь, ты, дерьмо, она не перенесла ее смерти! Ты предал и убил не одну - двоих! Когда я узнал о ее гибели в котле, я поклялся отомстить. Я был лишь послушником в Камуше, но он нашел меня, помог перебраться в Тапар, устроиться неподалеку от тебя. О, уже тогда ты взлетел высоко, ты оказался недосягаем для меня, но я ждал! В моей жизни не осталось ничего, кроме ожидания… Он пообещал мне, что однажды я смогу отомстить, и он не обманул меня! Встать, падаль!!

Брат Перус еще раз пнул Настоятеля и с силой потянул его за ворот рясы. Тот с трудом поднялся на ослабевшие ноги. Но ведь она умерла двадцать с лишним… почти двадцать пять лет назад! Он уже забыл, заставил себя забыть ее предсмертный взгляд, и вот она снова смотрит на него глазами своего брата. Ах, как они похожи! Как он не заметил такого очевидного сходства раньше?

– Очищение! - Семлемен отчаянно попытался ухватиться за последнюю соломинку. Он видел безумие, плещущееся в глазах некогда верного помощника. - Я не виноват! Она стала ведьмой…

– Она не стала ведьмой! - зловеще усмехнулся брат Перус. - Тебя просто поймали за яйца во время недозволенных утех, и ты выкупил свою шкуру ценой жизни любовницы. Десятилетия я ждал, когда ты, наконец, окажешься в моей власти. Иногда я сомневался, что я дождусь отмщения, но он обещал… а он всегда держит свои обещания!

Секретарь ударил Настоятеля в поддых, и когда тот согнулся от боли, ловко вытряхнул его из рясы и кольчуги, прижал его к дереву и завел руки назад, за ствол, спутав их веревкой. Той же веревкой он примотал к стволу ноги Семлемена, до боли затянув узлы.

– Кто - он? - внезапно это показалось задыхающемуся Настоятелю самым важным в мире, важнее врезающихся в кожу пут. - Кто сказал тебе? Кто обещал?

– Не знаю, - безразлично ответил секретарь, проверяя узлы. - Он назывался многими именами. Думаю, ни одно не являлось настоящим. Меня он сам не интересовал. Но он обещал мне месть, и он сдержал слово. Тогда, в Малаховке, он сказал мне, что час близок, и он оказался прав. Он - карающий меч Пророка, и он никогда не ошибается…

– Тилос? - выкрикнул Настоятель. - Его зовут Тилос? Тот, что убил Карима?

– Он назывался и таким именем, - секретарь присел перед Семлеменом на корточки и снова искривил губы в зловещей усмешке. - Но ты не о том спрашиваешь, мразь! Разве тебя не интересует, что я с тобой сделаю?

– Пощади! - взмолился Настоятель. - Пожалуйста, пощади! Я дам тебе все, что хочешь! Деньги! Хочешь золота? Власть, я сделаю тебя новым Настоятелем саламирского Храма! Или даже всех четырех Храмов! Они все погибнут там, на холме, и я стану главным - а потом сделаю главным тебя! Все, что хочешь, только пощади!…

– А я и не собираюсь тебя убивать, - мелко захихикал секретарь. Он встал на ноги, вытащил нож и приблизился вплотную, обдав Настоятеля чесночным дыханием. - Честно, не собираюсь. Я давно мог бы всыпать яду в вино или заколоть тебя ночью, во сне. Но легкой смерти ты не достоин. Я не палач и не смог бы сторицей воздать тебе болью. Но здесь, на болоте, у меня есть помощники. Хорошие и неподкупные помощники, которые не умеют предавать. Им не нужно золото, не интересна власть. Все, что им требуется от человека - его кровь. - Перус резко взмахнул рукой и поднес к глазам Настоятеля крупного полураздавленного комара. - Вот они, мои друзья. Знаешь, - он доверительно наклонился к бывшему хозяину, - я слышал, что в здешних болотах они за ночь досуха высасывают человека.

Секретарь ухватил Настоятеля за ворот и распорол подрясник сверху донизу. Сырой холодный воздух заставил кожу Семлемена покрыться мурашками. Перус отбросил в сторону остатки одежды, несколько раз полоснул Настоятеля ножом по лицу, груди, животу и отошел на несколько шагов.

– Можешь кричать, - разрешил он. - Кто знает, вдруг тебя услышат… какие-нибудь заблудившиеся дикари.

Кровь тонкими струйками текла из саднящих порезов, заливала глаза. Брат Семлемен почувствовал несколько болезненных уколов по всему телу.

– Погоди! - отчаянно крикнул он в спину уходящему секретарю, отчаянно пытаясь заглушить все усиливающееся гудение комариных крыльев. В сердце поднималось черное безумие, гасящее разум. Он знал, он всегда знал, что проклятые кровососы однажды погубят его! - Погоди!!

Брат Перус даже не обернулся и через несколько мгновений исчез за деревьями. Однако он не ушел далеко. Устроившись так, чтобы видеть одинокую сосну с привязанным Настоятелем, он приготовился ждать - и наслаждаться. Тайный хозяин обещал ему власть, положение в Храме, но к чему? Много лет, как его жизнь выгорела дотла. Он убедится, что мерзавец умрет в муках, а потом… Какая разница, что случится, когда свершится месть?

Оставшийся в одиночестве брат Семлемен завизжал.

Я стою на опушке, не скрываясь. Я слишком далеко от поля битвы, чтобы привлекать к себе внимание. Моя дичь там, на восточной стороне лога, за рекой, над обрывом. Я вижу короткие вспышки, а иногда даже вычленяю из общей какофонии грохот выстрела. Охота завершена, осталось сделать последний шаг. Теперь я чувствую и остальных, они уже близко, но я все равно опережаю их не менее чем на час.

Игра окончена. Я победил. Часть меня знает, что должно произойти сейчас. Я тысячи раз проходил… проходила через неприятную процедуру, и все равно каждое Слияние оказывается потрясением. Почему ни один умник не выдумает способ поглощать проекцию легко и приятно?

Ледяное спокойствие последних дней стремительно рушится под напором потока чувств, воспоминаний, ощущений. Я одновременно стою на краю долины, парю высоко в облаках, наблюдаю за местной звездой с расстояния в несколько минут, купаюсь в клубящейся фотосфере далекого голубого гиганта, лечу сквозь Галактику… Внутренний удар бросает меня на колени. Я больше не Беспамятный. Теперь я помню все, и не могу сказать, что меня это радует. Глухое раздражение на мальчишку переполняет меня до краев. Определенно, Джао следует пересмотреть отношение к своему карманному любимцу. Пора заканчивать затянувшуюся историю.

Можно переместиться прямо на обрыв, но так нечестно. Даже после Слияния я хочу победить чисто, в рамках правил. Цель в двенадцати верстах. Немного неспешного бега, один невысокий обрыв - и я войду в контакт. Даже если он сейчас почувствует меня и бросится удирать, ему не уйти. Я все равно достану его первой.

Я делаю шаг вперед, другой, затем перехожу на бег. Почему-то перед глазами всплывает человеческое лицо. Кто… она такая? Ах, да, Мелина. Память проекции еще не до конца поглощена основной личностью, и такие забросы будут случаться время от времени. Стоило провести Слияние раньше, чтобы мелкие эксцессы не помешали разобраться с… Тилосом? Да, Тилос, основное имя.

Мимо проносится группа всадников. Вот, кстати, еще одна задачка: пройти через поле, не став объектом атаки и не причинив никому вреда. Невозможно? А вот мы и выясним. Такая игра ничем не хуже прочих.

Брат Прашт видел, как в полуверсте от него пропал и не появился больше вымпел князя Дзергаша. Он растерянно застыл в седле, его конь, не чувствующий более направляющей руки всадника, перешел с рыси на шаг, а потом и вовсе встал на месте. Привычный к запахам крови и звукам битвы, он даже потянулся щипать чудом уцелевшую под копытами лошадей траву. Сердце гулко забилось где-то в ушах.

Настоятель терелонского Храма не являлся глупцом. Он отдавал себе отчет, что командир из него никакой. Одно дело - увлекать воинов своим порывом, и совсем другое - руководить боем. Здравый смысл подсказывал, что самое время отступить назад, к Плешивому Холму, под прикрытие пехоты, но сердце протестовало. Новым взглядом он осмотрелся вокруг. В горячке боя его вынесло на небольшой холмик, и теперь он видел приличный кусок поля боя.

Лишенная командира, конница Дзергаша бестолково растекалась по полю, перемешиваясь с отрядами южан. Если бы не гибель Зура Харибана, гуланы, пользуясь своим заметным численным превосходством, без труда рассеяли бы врага. Но некому увлечь за собой новый порыв гуланской конницы, скомандовать обходной маневр или ложное отступление, а потому гуланы бестолково рубились с превосходящими их оружием и воинским умением врагами. Однако привычные к анархии южане все же имели преимущество перед приученными к твердой командирской руке северянами, а потому начали потихоньку теснить их. Подозрительный и фанатичный, Дзергаш не назначил заместителей, полагаясь на обороняющую его волю Пророка, так мастерски сыгранного Тилосом век назад, и это оказалось для северян роковым.

Брат Прашт не вдавался в глубокие размышления. Он видел, как воинство Пророка постепенно рассеивается под ударами дикарей-язычников. Внезапно в нем вспыхнула дикая ярость, не подобающая смиренному слуге Отца-Солнца. Высоко воздев к небу сияющую в лучах взошедшего светила золотую Колесованную Звезду, он хлестнул коня поводьями, и тот приученно рванулся вперед. Завопив, окружающие Настоятеля конники рванулись за ним, увлекая за собой все новых и новых всадников.

Уже через несколько минут ударный кулак, в который превратился брат Прашт с окружающими, врезался в гущу южан и рассеял их с той же легкостью, что резкий порыв ветра разносит груду сухой травы. Трубили горны, и, подчиняясь их приказам, тысячники и сотники разворачивали свои эскадроны, бросая их в новое наступление. Гуланы, не принимая боя, уносились прочь. Тилос на своем обрыве ругался сквозь зубы. Он видел причину внезапного порыва, но сделать ничего не мог: несколько вздымающихся вокруг Настоятеля вымпелов делали невозможной прицельную стрельбу.

Неизвестно, чем бы закончился отчаянный бросок северян - великой победой во славу Пророка или же бесславной гибелью в очередной гуланской засаде, если бы не случайность. Один из загнанных гуланских лучников, не желая умирать с копьем в спине, резко вздыбил своего коня, развернулся и выстрелил, почти не целясь. Брат Прашт не носил кольчуги, а потому легкая стрела с плохим наконечником насквозь пробила ему горло. Несколько мгновений спустя ликующего лучника срубил один из отроков, но атака северян захлебнулась. Религиозные и суеверные, скакавшие рядом с Настоятелем тысячники восприняли гибель предводителя как знак свыше, и их горнисты протрубили отступление. Растерянные и дезорганизованные гибелью вождя гуланы не осмелились преследовать врага.

С гибелью Настоятеля терелонского Храма армия северян оказалась почти полностью обезглавленной. Опытные и осторожные Перевет на восточном фланге северян и Тойма на западном не стали лезть в бутылку. Фактический предводитель западного фланга южан Табаронг не захотел умирать на длинных северных копьях сам и бессмысленно класть своих людей, а потому, поизмотав пару часов конницу противника, просто развернул коня и ускакал в степь. За ним последовали сапсапы и прочие малые племена. Воевода Тарален не стал их преследовать, опасаясь засад. Еще до полудня по приказу Тоймы он отвел за пешие линии свою конницу и встал в глухую оборону.

Конница Кумбалена, лишенная Тилосом командира и смущенная тем, что драться приходилось пусть и с дикими, но женщинами, сражалась с невеликим энтузиазмом и была частью разбита, частью рассеяна тарсачками Тароны. Оставшиеся в живых северные конники бежали за оборонительные порядки, и лишившийся воеводы Перевет не рискнул организовать новую атаку. В свою очередь, тарсаки так и не смогли повторно прорвать линию обороны и под градом стрел вынужденно отступили. Разъяренная Тарона с наспех перевязанной рукой - ее задело стрелой - чуть не зарубила силой удерживающую ее Зулу. Из-за своего настроения она так и не заметила несколько странных смертей угрожавших ей конников Перевета, без видимых причин вылетевших из седла за несколько мгновений до того, как их копья пронзили южную королеву. Только Зула непонимающе оглянулась по сторонам, пытаясь отыскать источник странных, похожих на громовые, но слишком тихих раскатов. Вскоре основательно потрепанная тарсачья конница отступила и скрылась в холмах к югу от Сухого Лога.

Битва у Сухого Лога закончилась ничьей.

Хотя дело близилось к полудню, Элиза не чувствовала голода. Она завороженно вглядывалась в разворачивающиеся перед ней картины и, когда Тилос, отложив винтовку, присел на корточки, взглянула на него даже с недоумением.

– И что дальше? - осведомился Хлаш, тоже всматриваясь в поле боя.

Тилос поднял голову и посмотрел на него долгим взглядом.

– А шоб я знал! - вздохнул он наконец. - Если меня не поймают-таки охотники, посмотрим, что случится ночью. Возможно, придется руками шеи сворачивать особо горячим. Зура я завалил, но толку мало - думаю, нового вождя выберут не сегодня-завтра. - Он уставился в землю. - Честно говоря, просто и не знаю, что делать. Какая-то пустота вокруг, все серо, тускло, бесцельно. - Он вдруг поднял голову и заговорил быстро, почти взахлеб: - Знаете, водится в джунглях птица попугай. Она быстро обучается повторять слова, иногда даже употребляет их к месту. Я видал птичек, с которыми можно вести почти осмысленную беседу. Некоторых принимали за посланцев богов, даже приносили им жертвы, человеческие в том числе. Когда я смотрел на них, казалось, что я гляжусь в зеркало. Я знаю много чего, я просто напичкан знаниями, но так и не создал ничего нового. Как максимум - приспосабливал старое к новым условиям. Раньше, еще до того, как я стал местным наблюдателем, я умел писать стихи. Но после переселения в новое тело напрочь разучился. Заметил это далеко не сразу - спустя многие годы. Нет, рифмую я по-прежнему неплохо, все классически правильно, ритмично и ровно, но души… души в текстах уже нет. Я как старая шарманка, умеющая воспроизводить несколько песенок, но не способная самостоятельно создать новую мелодию. Иногда я думаю: а я - на самом деле я? Возможно, настоящий я умер там, в моем родном мире, а в искусственном теле живет лишь моя скверная копия? Копия, лишь воображающая себя тем, прежним, Семеном Далласом, Хранителем двадцати шести лет, изъятым из собственного дома как опасная игрушка, чтобы не попалась раньше времени малолетним детям. Кто я? Личность? Или, может, еще один местный регулятор, чей смысл существования исчерпался вместе с Игрой? Робот, заводная машина с вечной пружинкой, век за веком повторяющая одни и те же движения…

Тилос с размаху ударил кулаком по земле.

– Когда здесь орудовал Майно, когда шла Игра, в моей жизни оставался какой-то смысл. Замирять хотя бы часть этой планеты, не давать Майно зарываться, разбрасывать семена, что должны взойти когда-то потом… А теперь? Пустота… В уме я строю планы, продумываю действия на годы и десятилетия вперед, но сердцем знаю, что все утрясется и без меня - столетием раньше, столетием позже… Я бессмертен, но отдал бы тысячелетия псевдожизни за то, чтобы опять стать человеком, простым человеком с его сомнениями и - озарениями. Может, тогда бы моя жизнь обрела хоть какой-то смысл, на десять лет, на пару месяцев, да хоть на день!…

Элиза во все глаза смотрел на него.

– Все, котенок ты мой бездомный, - грустно сказал ей Тилос, вставая с корточек и снова отворачиваясь к обрыву. - Уходим. Делать здесь больше нечего. У меня почти закончились патроны, да и не могу я вечно сидеть на скале…

– Не придется, не волнуйся.

При звуках нового голоса Тилос даже не пошевелился. Зато Хлаш, ощутимо вздрогнув, вскочил на ноги и двинулся навстречу пришельцу мягкой боевой походкой.

– Оставь, Хлаш, - тихо сказал ему Тилос, не поворачиваясь. - Пришел-таки гость по мою душу. Тебе не справиться с проекцией Демиурга, если только он сам того не захочет. - Он продолжал смотреть вниз, на лог, игнорируя пришельца.

Элиза во все глаза уставилась на незнакомца. Ничего особенного - человек, светлокожий высокий мужчина лет двадцати пяти, с густой черной бородой, одетый в обгорелую, заляпанную застарелой грязью подлую одежду. Лицо избороздили горькие морщины, что случаются от долгих лишений. Где-нибудь в трактире она ни за что не отличила бы его от простого бродяги, но здесь… Сейчас в нем чувствовалась непонятная сила, сродни той, что иногда проглядывала в Тилосе, - опасная и непредсказуемая, смертельная и равнодушная. Хлаш в нерешительности замер перед ним.

– Можете называть меня Миованной, - сообщил им пришелец. - Не пытайся броситься вниз, Тилос. Ты все равно не сбежишь.

– Миованна - женское имя, - Тилос наконец встал на ноги и повернулся к пришельцу. - Ты бы хоть облик сменила, что ли. Понимаю, что тебе без разницы, но меня как-то напрягает. Да и их - тоже, - он мотнул головой в сторону решительно вставшей между ним и новоприбывшим Элизой. - Не волнуйся, я не собираюсь бежать.

– Женское имя… - мужчина задумчиво склонил голову набок. - Да, пожалуй. Я совсем забыла из-за Слияния. Сейчас…

Его черты лица внезапно поплыли, по фигуре пробежала рябь. Спустя несколько мгновений перед ними стояла женщина. Теперь уже никто не спутал бы ее с человеком. Резкие величественные черты прекрасного лица, большие, горящие белым огнем глаза, нечеловеческая грация, сквозящая во всех движениях, струящееся платье, кажется, свитое из потоков света - перед ними стояла богиня.

– Так лучше? - с иронией спросила она глубоким вибрирующим голосом.

– Назина… - тихонько охнула Элиза, с трудом подавляя желание упасть ниц. - Мстительная Назина…

– Что? - удивилась женщина. - Ах, да. Богиняиз вашей мифологии. Нет, девочка, я не Назина и никогда не носила это имя. Я не участвовала в местной Игре. Прими мои поздравления, ученик Джао. Ты заставил меня побегать. Я давно так не наслаждалась обычной охотой.

– Свое удовольствие - все, о чем ты способна думать, Миованна? - сквозь зубы спросил Тилос. - Игра, Игра и еще раз Игра, даже сейчас? Воистину, Демиурги пережили самих себя.

– Если можно превратить скучную операцию в Игру, почему бы и нет? - Миованна грациозно пожала плечами. - Заодно я повысила свой рейтинг. Да вы присаживайтесь. Сейчас проявятся остальные, тогда и поговорим. Не надо нападать на меня, тролль. Я нейтрализую тебя, что не доставит удовольствия ни мне, ни, тем паче, тебе.

– Тролля зовут Хлаш Дэрэй. Девочку - Элиза, - Тилос сделал шаг вперед и положил руку Элизе на плечо. - Вот и все, друзья. Хлаш, я говорил, что тебе нужно уходить сразу.

– Твои спутники не пострадают, - заверила его Миованна, внимательно разглядывая всю группу. - Кажется, ты весьма к ним привязан, не так ли?

– Джао тоже появится? - безразлично спросил ее Тилос. - Или ты сама по себе?

– Кто же сможет удержать нашего Джао от наблюдения за итогами эксперимента? - усмехнулась Миованна. - Он еще в Институте нос совал куда ни попадя, а уж здесь скорее удавится, чем позволит без него обойтись. Но он почему-то не озаботился созданием проекции заранее, а потому просит подождать… -она запнулась, - несколько локальных минут. А, вот и вы… Можете меня поздравить - я опять вас обошла!

Последние ее слова относились к троим возникшим словно из воздуха фигурам. Все трое казались мужчинами. Один носил доспех и боевой топор северного гридня, двое других смахивали, скорее, на бродячих сураграшских торговцев.

– Шустрая ты, Миола, - пробурчал гридень, роняя топор на землю. - Однако паренек шустрее. Как он Кумбалена у меня перед носом свалил, а? Откуда у тебя винтовка, Тилос?

– Я запасливый, - усмехнулся тот. - У меня имелась масса времени, чтобы подготовиться ко всяким неожиданностям. Может, представитесь? А то как-то неудобно общаться…

– А нужно ли общаться? - спросил неожиданно звучным голосом один из торговцев. - По-моему, все и так ясно. Мне, во всяком случае. - Он уставился на Тилоса, но тот только мотнул головой:

– Говори вслух. Не все здесь могут слышать такой разговор.

– Кто? - удивился второй торговец. - Они, что ли? - Он кивнул в сторону Хлаша и Элизы. - Миованна, ты у нас самая умелая, а я что-то без практики разучился. Воткни им обнуляющий ментоблок и отправь куда-нибудь, чтобы под ногами не путались.

– Вы этого не сделаете, - ровно сказал Тилос.

– Погоди, Камилл, - Миованна с любопытством взглянула на Тилоса. - Если ему нужно, пусть остаются. Мне лично несложно и вслух поговорить. Нужно же иногда практиковаться.

– Камилл? Не тот ли Камилл, что известен здесь как Майно? - Тилос поднял бровь. - Тебя не сунули в психушку или что там у вас? Ну да, понимаю. Ты решил отомстить мне лично за последнюю дисквалификацию. Не мелковато ли?

– Мелковато, Семен, - согласился Майно. - Но с чего ты взял, что я против тебя что-то имею? Меня победил Джао, а ты лишь его орудие. Я не мщу орудиям, знаешь ли.

– Ой ли? - хмыкнул Тилос. - И что же ты здесь делаешь, если не секрет?

– То же, что и остальные, - любезно пояснил Майно. - Пытаюсь погасить кризис, раскрученный твоей милостью.

– Моей? - удивился Тилос. - Ну, здорово! Демиурги и пальцем не пошевелили, чтобы сбалансировать площадку после срыва кокона, случившегося, кстати, по твоей вине, а я крайний?

– Мы не принимаем поспешных решений, - сказал гридень. - Прошло слишком мало времени, чтобы делать выводы. Пока мы поддерживаем статус-кво.

– Для вас мало времени! А здесь за тридцать лет меняется второе поколение. Спустя лет десять не останется никого, кто помнил бы Пробуждение Звезд. А может, и вообще никого.

– Ты повторяешь своего создателя, - оборвал Тилоса первый торговец. - Веорон, где Джао? Я не могу с ним связаться. По-моему, нужно начинать. Не знаю, как вы, а я уже отвык управлять проекцией в реальном времени.

– Знаешь, Куагар, нужно иногда выбираться из лаборатории, - усмехнулся гридень. - Не все же тайны Вселенной разгадывать, иногда и развлечься стоит. Джао передал, что сейчас проявится, а пока просил не дергать.

– Доразвлекались уже… - прогудел торговец-Куагар, разглядывая Элизу и Хлаша. - Они что, тоже люди в местной интерпретации?

– Не кажется ли тебе, Куагар, что твои слова не слишком-то вежливы? - в упор спросил его Тилос. - Они мои спутники и немногим менее разумны, чем некоторые из присутствующих.

– Камень в мой огород, - усмехнулся Камилл. - К твоему сведению, друг мой, наши психологи… те, кто считают себя таковыми, не нашли у меня серьезных отклонений. Однако, Куагар, при всем своем нахальстве наш подопечный прав. Ты невежлив. Тот, что повыше, - тролль. И если я еще не забыл свои последние дни в качестве местного пупа земли, его зовут Хлаш Дэрэй. Один из героев Отряда. - Демиург посерьезнел. - Приветствую тебя, матха. Надеюсь, ты не держишь на меня зла за… все?

– Я как-то не задумывался, - сообщил ему Хлаш, с явным интересом рассматривающий собравшихся. Элиза заметила как в уголках его глаз собрались изумленные морщинки. - Повода не было. А что?

– Не люблю, когда на меня злятся не по делу. Если ты обратил внимание, я всегда оставался больше дипломатом, чем стратегом. А тебя как зовут, девочка?

Элиза даже вздрогнула, когда поняла, что Демиург обращается к ней. Она испытывала робкую надежду, что останется незамеченной, и сейчас желудок медленно сжался в тугой комок.

– Меня зовут Элиза! - с вызовом сказала она, борясь с подступающей тошнотой. - Что вам нужно от Тилоса? Зачем вы пришли сюда?

– Меня зовут Камилл, Элиза, - Демиург не обратил внимания на ее вопрос. - А в вашем мире меня знают как Майно. Миованна, у меня есть подозрение, что Джао не появится. Либо начинаем обсуждение, либо я пошел. Позовете, когда потребуюсь.

– Думаю, что нужно начинать, - кивнула Миованна. - Веорон, Куагар?

– Да. Да. - откликнулись те. - Начинаем.

– Я что-то пропустил?

Рядом сгустилась еще одна фигура. Высокий, шоколадно-черный гулан в странной, невиданной одежде окинул взглядом Элизу с Хлашем и повернулся к Тилосу.

– Здравствуй, мой мальчик, - сказал он. - Рад снова увидеть тебя вживую.

– И опять напялил свою любимую куклу… - в сторону прокомментировала Миованна. - Где тебя носило, Джа?

– Здравствуй и ты, Миола, - с подчеркнутой иронией поклонился ей гулан. - В последний момент мне в голову пришла одна затея. Так пропустил я что или нет?

– Ты вовремя, - сухо сообщил ему Куагар. - Раз все в сборе, если позволите, я обеспечу декорации. Тилос, ты настаиваешь, что твои… друзья должны все слышать? Без них мы бы управились куда быстрее.

– Да. Должны, - лаконично откликнулся тот. - Я готов.

– Ну, тебе виднее. Начинаем.

Мир рухнул.

Они сидели в мягких глубоких креслах, какие Элиза видела только раз в жизни - тогда, во дворце Великого Скотовода. Девушка оказалась по правую руку от Тилоса, Хлаш - по левую, Демиурги расселись перед ними полукругом. Их походная, заляпанная грязью одежда сменилась на потрясающе красивые одеяния незнакомого покроя. На лбу у Миованны сияла какая-то прозрачная, как вода, драгоценность, на груди переливалось изумрудными оттенками изящное ожерелье. Мужские образы обошлись без украшений. На расстоянии нескольких шагов вокруг сомкнулась ковровая стена, уходящая в невообразимую высь, вместо земли возникли полированные каменные плиты, а пятна пробивающегося сквозь листву солнца сменились приятным рассеянным светом без видимого источника. Элиза вцепилась в парчовые подлокотники своего кресла до боли в пальцах и стиснула зубы. Ей стало еще страшнее. Девушка робко повернула голову и взглянула в лицо Тилосу. Оно ничего не выражало.

– Тилос, - голос Демиурга, казалось, проникал сквозь каждую пору тела, заставляя его трепетать от боли и наслаждения, - мы собрались здесь, чтобы…

– Сбавь тембр, Миованна, - прервал ее Куагар. - Ты убьешь биоформы.

– А? - удивилась та. - Ладно, как скажешь. - Ее голос вновь стал похож на человеческий. - Итак, Тилос, мы должны вынести какое-то определенное решение на твой счет. Джао допустил ошибку, оставив тебя здесь после окончания Игры. По возможностям тебе далеко до настоящего Игрока, но ты все равно слишком силен для юного мира. Меня лично не устраивает, что ты постоянно путаешься под ногами и нарушаешь все планы.

– Чьи планы? - осведомился Тилос. - Твои личные, Миованна? Ты же сама сказала - местная Игра закончилась. Так какие у тебя - или у других Демиургов - могут иметься планы относительно планеты?

– Не ерепенься, Тилос, - Веорон слегка наклонился вперед. - Мы понимаем твои чувства, но и ты знаешь, что ситуация далека от стандартной. Среди многих бытует мнение, что мы должны исправить ошибки… - Он бросил на Майно и Джао короткий взгляд. - Ошибки Игроков. Что мы должны снова закуклить систему и сбросить ее по обычной схеме. Присутствующие здесь являются противниками такого подхода, поскольку зрелищные катаклизмы нанесут непоправимый ущерб местному историческому процессу. Мы твои друзья, насколько у тебя могут быть друзья в такой ситуации.

– Если таковы друзья, каковы же враги? - пробормотал Тилос. - Понимаете ли вы, что данный конкретный мир рассыпается в буквальном смысле слова? Ваши магические стяжки истончаются, и через десяток-другой местных лет от планеты вполне может остаться груда астероидов. Процесс развивается по экспоненте…

– Процессы дезинтеграции затормозятся в ближайшее время, - вступил Джао. - Нам пришлось в страшной спешке разрабатывать компенсаторы, и сейчас они проходят полевые испытания. За последние две двенадцатых в лабораторных условиях они проявили себя более-менее неплохо, так что в ближайшее время мы применим их здесь.

– Землетрясения, извержения, цунами, пылевые бури и пустыни…

– Да, все будет уравновешено, - кивнула Миованна. - Мы ведь, знаешь ли, тоже не всемогущи и не умеем действовать мгновенно. Джао и так побил рекорды скорости. Но вернемся назад, Семен… или мне называть тебя местным именем?

– Неважно, - Тилос пожал плечами. - Ты остановилась на желании Демиургов закуклить систему и сбросить ее…

– Некоторых Демиургов, - Миованна выделила первое слово голосом. - Единства нет. Кое-кто, - еще один выразительный взгляд в сторону Джао, - решил, что мы получили шанс не просто развлечься с очередной игрушкой, но вырастить себе спутников или даже друзей. Как бы то ни было, все сходятся в одном - структуры, оставшиеся от Игры, нежизнеспособны и не позволят местному обществу развиваться нормально. Их необходимо ликвидировать радикальным образом. В особенности те, что создал ты, Семен. Они… слишком рациональны, слишком жестки и взрослы для пластичного неокрепшего мира. Они способны подмять под себя местную цивилизацию, направить ее развитие по неправильному пути. После долгих обсуждений нами окончательно принято решение о хаотизации.

– Сумасшедшие… - криво усмехнулся Тилос. - Вы хотите вернуть расы в первобытные состояния, низвести их до уровня животных, опустошить все, до чего дотянетесь? Устроить тотальную войну? Уничтожить девяносто девять процентов населения? И все ради того, чтобы, возможно, из хаоса выросло что-то правильное? Да вы более безумны, чем Камилл в роли Майно. Он-то честно хотел благоденствия и процветания местных рас, пусть и под своим вечным руководством. Вы же просто разрушаете его, как дети разламывают надоевшую игрушку…

– Твои оскорбления не достигают цели, - холодно проинформировала Миованна. - Решение о хаотизации принято, а у тебя нет права голоса. У тебя имелась возможность перекроить сцену по-своему, но ты ей не воспользовался. Я насмотрелась на местную жизнь во время погони за тобой - голод, нищета, произвол правителей… Ниже самого нижнего предела. Поверь мне, через несколько веков большая часть людей будет жить ничем не хуже, чем сейчас.

– У меня нет и не было такой возможности! - повысил голос Тилос. - Я, в отличие от вас, не считаю, что могу выбирать за других путь! Это вы создали расы по готовым шаблонам, не оставив им никакого выбора, вы играли ими как живыми куклами! Я лишь помогаю им идти в выбранном ими самими направлении.

– Помогаешь? - с иронией спросил Куагар. - Захотел - создал империю. Захотел - развалил. Захотел - стравил народы в войне. Захотел - уселся на скале с винтовочкой и постреливаешь в свое удовольствие…

– Куагар, - горько спросил Тилос, - ну неужели я произвожу впечатление такого идиота? Неужто ты думаешь, что именно я развалил империю? Я бы предпочел сохранить ее в целости и сохранности. Одним большим целым куда легче управлять из-за кулис, чем несколькими самостоятельными кусками. Нет, она развалилась сама, я лишь сделал процесс более мирным. И народы я не стравливал. Ресурсы материка стремительно скудеют из-за необратимых процессов эфирной деградации, а население растет. Я сорвал людей с мест раньше времени, чтобы минимизировать последствия…

– А стрелял зачем? - поинтересовался бывший гридень Веорон. - А если бы я там был? У меня кольчуга, понимаешь, коллекционная…

– Я не намерен позволить кому-то победить в войне, - пожал Тилос плечами. - Враждующие стороны положат здесь значительную часть своих армий, после чего голод заставит их разойтись восвояси. Мертва вся храмовая верхушка, заинтересованная в продолжении святой войны, мертв князь-фанатик, мертв вождь гуланов… После того, как количество трупов достигнет определенной отметки, они утратят пыл и разбредутся кто куда. У меня есть планы, как направить их энергию в созидательное русло. Вы же ничего не понимаете в здешних делах, но пытаетесь строить какие-то планы, ищете какие-то пути развития, не задумываясь - а нужна ли ваша помощь кому-то, кроме вас?

– И ты еще так пафосно обличал меня тридцать лет назад! - неожиданно рассмеялся Камилл. - Слушай, дружище, ты вообще понимаешь, что делаешь? Игра тебе, значит, не нравится? Может, она тебе не нравится только потому, что не ты формальный Игрок? Ты думаешь, что чем-то отличаешься от меня? Но я-то могу, скрепя сердце, признаться, что действительно заигрался, а ты? Вроде бы в здравом уме и твердой памяти…

Тилос открыл рот - и медленно закрыл его, не сказав ни слова. Потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Да, Семен, мой мальчик, - грустно сказал Джао. - Твои мотивы действительно мало отличаются от наших.

– Ты устраиваешь дела по-своему, потому что сочувствуешь людям, а мы, Игроки, - чтобы набрать рейтинг, - подхватил Камилл. - Но рейтинг напрямую зависит от состояния мира после завершения Игры. Чем выше общий уровень, чем ниже остаточная энтропия, тем выше счет. А есть ли разница, какие мотивы, если в результате аборигены довольны? Тебя не устраивает, что мы получаем удовольствие от процесса? По-твоему, только то правильно, что достигнуто ценой стиснутых от страданий зубов и выспренних переживаний? Нет, друг мой, обличая нас, ты тем самым обличаешь себя. Если мы не имеем права вмешиваться, то и ты - тоже.

– И отсюда следует печальный для тебя вывод, - вступила Миованна. - Независимо от того, как продолжат развиваться события, тебе не место здесь. Мы не можем тебе позволить вмешиваться в события на прежних основаниях. Когда за декорации отвечал Камилл, ты значил не слишком много. Но сейчас ты слишком крупная щука для местного омута.

– И что вы собираетесь со мной сделать? - в голосе Тилоса не осталось эмоций. Он смотрел прямо перед собой. - Стереть с лица земли? Изъять с планеты и законсервировать?

– Единого решения нет. На мой взгляд, ты заслуживаешь справедливого отношения. Я предлагала сделать тебе отдельный мир, в котором ты сможешь распоряжаться как угодно, и сбросить его.

– Но ты на такое не согласишься, - сказал Камилл, внимательно рассматривая Тилоса. - Я вижу. Есть и другое предложение - трансформировать тебя в полноценного Демиурга. Последний раз с вещественного носителя на энергетический личность снимали шут знает когда, но технология не утрачена. В новом статусе ты сможешь на общих основаниях принимать участие в судьбе Неожиданности. Данной планеты, я имею в виду. Очевидно, что ты разбираешься в местной обстановке, а потому окажешься полезен. И не смотри так на Джао, это мое предложение.

Тилос перевел на него изумленный взгляд.

– Почему?

– Потому что даже сейчас ты - прекрасный противник. Для своего уровня, конечно. Мне не терпится устроить полноценную игру-реванш, - ухмыльнулся Демиург. - Как тебе перспектива? Представь, захотел сделать свой мир - и сделал. Захотел изобрести новую расу - изобрел. Придумал, как достичь всеобщей справедливости, и тут же реализовал на практике… Первые несколько секунд немного не по себе, но потом привыкаешь.

– Секунд? Ах, да, ваших секунд. Несколько тысяч локальных лет… Да уж, Камилл, честно скажу - именно такого варианта я не ожидал, а потому просто не знаю, что ответить. - Тилос машинально потер затылок. - Однако известно, где лежит бесплатный сыр. В чем подвох? Джао?

– "На общих основаниях" означает, что ты подчиняешься общему решению, - пояснил тот. - Видишь ли, у нас стихийно сложился небольшой комитет, занимающийся данным инцидентом. Недавно все, кто пожелал обсуждать проблему, согласились, что наш комитет обладает исключительным правом предпринимать любые действия в отношении Неожиданности. Остальные не вмешиваются. А решения комитет принимает только на основе общего единогласия. Разумеется, на первых порах твой голос окажется далеко не самым весомым.

– Понятно, - медленно кивнул Тилос. - Учитывая ваши представления о времени, в ближайшие несколько локальных тысячелетий я останусь пустым местом. Возможно, когда-то меня и начнут уважать, но шанса оказать влияния на местную историю у меня не останется. Зато я стану полноценным Демиургом…

– По-моему, более чем достойный вариант, - безразлично заметила Миованна. - Ты окажешься первым вновь созданным за последние несколько часов Демиургом. Довольно сомнительное решение, но уж больно народ заинтересовался местными событиями. Думаю, невелика цена за твое невмешательство.

– Цена? - Тилос криво усмехнулся. - А почему бы вам просто не ликвидировать меня? Считай, вообще даром выходит.

– Таков один из вариантов, - сообщил ему Веорон. - Но мы предпочитаем не принимать необратимых решений. Скорее, бессрочная гибернация, тем более что твое нынешнее тело идеально к ней приспособлено. Но так несправедливо. Хотелось бы, чтобы ты осознал - мы не имеем ничего против тебя лично. Ты честно работал на благо местного общества, как сам его понимал. Но сейчас ты - помеха нашим планам, которую необходимо ликвидировать. Как - выбирай сам.

– Вечная спячка или перевоплощение в Демиурга… - горько усмехнулся Тилос. - Да как же вы не понимаете - я не могу оставить… хм, Неожиданность на произвол судьбы прямо сейчас!

– На наше усмотрение, а не на произвол судьбы, - холодно поправил его Куагар.

– Еще хуже! Вы со своих горних высей способны лишь лупить дубиной по комарам, не заботясь о случайных жертвах! Ваш план с хаотизацией - вы ведь к такому ведете, верно? - это же уму непостижимо! Вы превратите в пыль все - и хорошее, и плохое - только потому, что малая часть создана для Игры…

– Именно, - кивнула Миованна. - Мы хотим, чтобы Неожиданность изначально пошла своей дорогой. Или ты жалеешь тех, кто обречен погибнуть? Подумай сам - через… - она запнулась. - Через тридцать-сорок, максимум пятьдесят локальных лет даже нынешние младенцы умрут естественным путем. Мы же ведем речь о исторической перспективе. А с точки зрения Истории какая разница, умрут они сегодня или через полвека?

– Для меня есть разница, - грустно сказал Тилос. - Для них есть разница. Вам, конечно, безразлично.

– Интересно, - процедил сквозь зубы Куагар. - Ладно, предположим, мы бездушные чудовища, играющие судьбами миллионов. Мы ничего не знаем, не видим отдельных людей, как они не видят микробов, и вообще полные кретины. Предположим, мы внезапно проникнемся твоими аргументами и оставим тебя на царстве. Ты хочешь сказать, что сделаешь все идеально? Найдешь нужные пути, проведешь по ним общество, не сделаешь никаких фатальных ошибок? Чушь. Взять тех же троллей - ну с чего ты втравил их в людские дела? Зачем ты стравил их друг с другом?

Тилос долгим взглядом посмотрел на насторожившегося Хлаша, потом покачал головой:

– Они не должны вмешиваться в человеческие дела на данном этапе. Это может привести к скорой войне между двумя расами независимо от исхода сегодняшней битвы.

– Ну и что? Не в первый раз и, думаю, не в последний.

– Долго объяснять, Куагар. И не в такой обстановке. Но даже не война между расами как таковая меня страшит.

– А что же?

Тилос снова бросил взгляд на матху. Тролль молча сидел в своем кресле, устремив взгляд прямо перед собой. Он казался спящим. Тилос пошевелил в воздухе пальцами.

– Меня волнует общество троллей. Оно слишком стабильно. Народ уже несколько тысяч лет стагнирует в своей неизменности. С тех самых пор, как Усимбэй с помощью Драконьего Камня изобрел Путь, в их жизни не происходило значительных изменений. В общем, оно и естественно, такими они созданы: могучими, волевыми - и абсолютно лишенными воображения. У них даже поэзия существует лишь как набор рифмованных тайгра для лучшего обучения Пути. Никто из них не способен изобрести что-то новое, выйти за заранее установленные границы игровой расы. Их мертвая неподвижность - верный путь к гибели. Рано или поздно люди станут настолько сильны, что у них появится соблазн стереть троллей с лица земли - просто на всякий случай.

– И ты хочешь оттянуть их гибель как можно дальше? Но отсрочка есть отсрочка. - Миованна покачала головой. - Рано или поздно судьба все равно настигнет их.

– Я не хочу оттягивать их гибель. Я хочу ее предотвратить. Нужно изменить отношение людей и троллей друг к другу. До сегодняшнего дня тролли приходили к людям лишь как наемники - ради денег, новых впечатлений и тому подобного. Но их никогда не интересовали человеческие проблемы - лишь бы те на территорию Народа не лезли. Суть дела не меняется. Пока два общества живут отдельно друг от друга, пока они монолитны и не принимают чужаков, всегда останется угроза геноцида. Более того, даже если войны удастся избежать, без воображения и изобретательности Народ так и останется крохотным племенем на крохотной планете. В лучшем случае он вымрет естественным путем через несколько тысяч или миллионов лет.

– Значит, такова их судьба, - пожал плечами Майно. - В конце концов, ты же не станешь вечно изображать из себя няньку. Нет, твое поведение здесь иррационально.

– Есть и еще кое-что. Сколько мертвых цивилизаций вы нашли в обследованных галактиках? Шесть? Семь?

– Семь, - согласился Джао. - Но при чем здесь…

– При том, что мне известны только две расы, не уничтожившие сами себя - вы и джамтане. Но предразумная эволюция джамтан не основывалась на борьбе за выживание. А вот у всех вымерших рас - основывалась.

– У нас - тоже, - усмехнулся Куагар. - Я понял, к чему ты клонишь. Старая теория о том, что раса, в основе мышления которой - инстинкты самосохранения и продолжения рода, обязательно уничтожает сама себя. Глупость. Мы же выжили.

– Только благодаря тому, что сумели вовремя перенести свою жажду крови на искусственно созданные расы! Ваше исключение только подтверждает правило. Люди Игровых миров - ваши точные копии, и у них мало шансов добраться до ближайших звезд. Они обречены так же, как и тролли.

– Интересный анализ, - Миованна наклонилась вперед. - Предположим, ты прав. И что ты предполагаешь делать?

– Смотрите сами. С одной стороны - люди, страстные и кровожадные, убивающие сами себя по пустячным поводам, вечно мятущиеся и ищущие новых путей. С другой стороны - тролли, холодные и расчетливые, с потрясающим чувством долга, серьезно относящиеся к убийству себе подобных. Наконец, еще одна сторона - орки. Их природная интуиция, оригинальное восприятие мира и тяга к технике также окажутся ценным вкладом в общий конгломерат. Если объединить положительные качества всех рас в едином целом, результат окажется куда выше, чем простая сумма частей. Горячность людей компенсируется рассудочностью троллей, человеческий эгоизм - тролличьей обязательностью, излишняя рациональность троллей - интуицией орков, а кровожадность орков - общим воздействием со стороны других рас. Как раз та ситуация, когда один плюс один - куда больше, чем два. По чистой случайности вы создали идеальный конгломерат рас, и не использовать такую ситуацию - преступление. А иначе… иначе вы получите еще один мертвый мир.

– Идея принята, - кивнула Миованна. - Мы рассмотрим ее подробнее, когда решим твою проблему. Но прежде, чем мы вынесем окончательно решение, все же поясни, зачем ты стравил троллей друг с другом. Мне лично ужасно интересно.

– Да все просто, - устало вздохнул Тилос. - Сейчас ни тролли, ни люди не способны принять друг друга как равных. В сущности, они мало что знают друг о друге, и нет никаких предпосылок к объединению. Народ издавна держался обособленно, и люди традиционно не доверяют ему. В свое время наемники из Народа на службе у людей не являлись редкостью, но эта ниточка никогда не казалась слишком крепкой. Нужно стереть невидимые границы, чтобы человеческая и тролличья культуры наконец-то смешались, чтобы расы жили бок о бок не просто как равные, но как родственники. С орками проблем не возникнет - их крупные общины издавна существовали в человеческих городах, но с троллями сложнее. При нынешнем подходе они всегда останутся для людей опасными чужаками, которых терпят, но и боятся. И тролли, в свою очередь, замкнувшись ото всех, не смогут сделать шаги к объединению. Они просто не видят - зачем. В лучшем случае они начнут изобретать способы контроля опасных соседей, что плохо кончится для всех. Барьер нужно ломать, и единственный способ, который я вижу - стравить друг с другом объединенные человеческо-тролличьи армии. Сейчас только совместно пролитая кровь может вызвать доверие друг к другу. Первый шаг к объединению сделан сегодня ночью: мои агенты подбросили несчастному Клатту идею о вмешательстве, и ребята Хлаша истребили его отряд. Табу нарушено, дальше станет легче. - Тилос снова помахал рукой в воздухе. - Теперь тролли начнут убивать друг друга и, рано или поздно, вынужденно объединятся с людьми в своих усобицах.

– То есть ты хочешь повязать нас кровью?

От звука голоса Хлаша Элиза вздрогнула. В нем, обычно холодном и безразличном, сейчас явно звучали удивление и ярость. Тролль медленно поднялся из своего кресла и навис над Тилосом.

– Ты предал меня, - сказал матха. - Ты предал мое доверие к тебе. Как ты мог, Тилос? Я считал тебя лучшим из людей…

– Но я не человек, - мягко перебил его Тилос, и такая сила чувствовалась в его голосе, что тролль осекся. - Ты с самого начала знал, что я не человек. Ты знал, что я манипулирую чужими судьбами. И в глубине души ты понимал, что я манипулирую и тобой тоже. Чем ты так удивлен, старый друг?

– Я более не друг тебе, - сказал Хлаш. Он уже овладел собой и говорил прежним бесстрастным тоном. - Ты оскорбил и предал меня. Ты заставил меня убивать своих, только чтобы достичь каких-то своих целей! Я более не знаю тебя, бывший друг.

Он сложил руки в приветствии тазана, но тут же резко выпрямил их и сложил снова - кулаками крест-накрест.

– Полагаю, мне незачем здесь присутствовать? - сухо спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Тебя с самого начала не ограничивали в выборе, - пожал плечами Джао. - Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас.

Ни сказав более ни слова, тролль повернулся, бесшумно прошел прямо сквозь ковровую завесу и исчез. Тилос взглянул ему вслед, потом устало прикрыл глаза.

– Ты сам захотел говорить в его присутствии, - удивленно проговорила Миованна. - Разве ты не предполагал его реакцию?

– Я знал ее заранее, - вздохнул Тилос. - Но раз мне не суждено вести его нужными путями, я должен открыть ему глаза. Он и так узнал бы мои планы, но в свой черед. Я лишь ускорил события. Сейчас он разъярен, но потом, когда поостынет, поймет мою правоту. Он никогда не простит меня, но, по крайней мере, поймет, к чему ему нужно стремиться.

– Нет, ну ты смотри! - восхищенно привстал со своего места Веорон. - Этот парень умудряется играть в свои игры прямо у нас под носом! Положительно, я за то, чтобы переделать его в Демиурга! Но, может, вернуть верзилу? Мы же еще не решили окончательно, что с нашим бардаком делать…

– Поздно, дорогой мой Веорон! - расхохотался Майно. - Орлы мух не ловят. Мелковато для богов гоняться за простыми смертными. Как ты собираешься искать одинокого тролля, да еще и Ведущего по Пути, в лесах? Тилос светится во всех мыслимых диапазонах, что маяк в ночи, и то сколько мы шарились! А уж простого смертного даже с помощью Станции отследить - та еще проблема. Но теперь я понимаю, как Серый Князь умудрялся путаться у меня под ногами без малого три века! Мои поздравления, Семен, ты лучший политик их тех, кого я встречал на своем веку. Из людей, я имею в виду.

– Ты страшный человек, Тилос, - грустно произнесла Миованна. - Ведь Хлаш Дэрэй не первый друг, которого ты предал? Ради далекой призрачной цели, неизвестно даже, верной или нет, ты предаешь тех, кто идет рядом. Цель оправдывает средства, да?

– Да, бывает так, что цель оправдывает средства, Демиург Миованна, - криво усмехнулся Тилос. - Но я не думаю, что сейчас время для чтения моралей. И уж не тебе читать их. Ты-то никогда не стояла перед подобным выбором. Но давайте решать окончательно. Не нужно мне ваше вознесение на небеса. Если не согласны оставить меня здесь, усыпляйте. И, желательно, не будите до последних дней Вселенной. Джао… или ты, Веорон, могу я попросить вас позаботиться о девочке? Переправьте ее к северянам, дальше она сама справится. Эла, найдешь боярина Мешего, дальше - по обстоятельствам…

– Нет! - закричала Элиза. Она не понимала, что страшные чужаки собираются сделать с ее Тилосом, но точно знала - больше им не увидеться. - Вы не можете! Вы не можете так поступить с ним!

Она вскочила на ноги и заслонила собой Тилоса, раскинув руки. Ее глаза пылали почти так же грозно, как у Миованны, волосы растрепались и рассыпались по плечам. Даже в своей оборванной, заляпанной грязью походной одежде сейчас она произвела бы впечатление и на князя.

По губам Тилоса скользнула легкая улыбка. Миованна покачала головой.

– Ты не сможешь помешать нам, девочка, несмотря на всю свою храбрость. Но ты умеешь вызывать к себе преданность, Семен. Не волнуйся, мы позаботимся о ней в любом случае. Однако я далеко не уверена, что гибернация - лучший выбор для тебя. Я понимаю, что предложение стать Демиургом слишком неожиданно для тебя, а сейчас не лучшее время для серьезных раздумий. Думаю, мы дадим тебе несколько дней на раздумье… в спокойной обстановке. Уверена, ты согласишься стать одним из нас.

– Знаешь, Миованна, - Тилос легко поднялся из кресла и, обняв Элизу за плечи, усадил ее обратно в кресло. По щекам девушки текли слезы, и он осторожно вытер их ладонью, - лет семьдесят назад мне все так обрыдло, что я попытался покончить с собой. В один прекрасный день я поскользнулся на осыпи в горах и… и не стал барахтаться. Там было метров триста высоты, плюс сверху меня накрыло обвалом. Я две недели провалялся под камнями без сознания, пока тело не регенерировало в должной мере, а потом еще три дня прокапывал себе путь наружу. Жутенькие три дня, должен заметить. Больше самоубиться я не пробовал, но с тех пор я мечтаю только об одном - уснуть без сновидений, желательно - навсегда. Так что не нужна мне ваша снисходительность. Если уж вы вздумали распоряжаться моей судьбой, сделайте милость - прикончите меня.

– Я же говорил - он упрям, - хмыкнул Майно. - Однако жаль, что матч-реванша не произойдет. Слушай, Тилос, может, передумаешь, а?

– Есть еще один вариант, - внезапно сказал Джао. - Я надеялся, что до крайностей не дойдет, но раз уж так сложилось… Думаю, мой вариант может устроить всех, и тебя, Семен, в том числе.

– Можно обойтись без драматических пауз? - холодно осведомилась Миованна. - Я и без того утомлена звуковой речью.

– Как скажешь, Мио. В чем суть нынешней проблемы? В том, что Тилос -щука в аквариуме с головастиками. Он слишком силен, слишком быстр, слишком много знает, чтобы кто-то мог сравниться с ним. У него слишком много возможностей влиять на ситуацию, причем возможностей, сходных с нашими. Именно поэтому мы хотим его удалить. Однако можно поступить и по-другому. - Демиург махнул рукой, и в воздухе в радужном пузыре повисла копия Тилоса. - Можно лишь изъять у него лишние возможности, вернув ему старое тело, от которого в свое время я так бесцеремонно его избавил. Мне пришлось растить тело с нуля, поэтому я опоздал к началу. Смею уверить, Семен, оно ничем не хуже твоего изначального.

– Ты предлагаешь мне стать простым человеком? - удивленно поднял бровь Тилос.

– Именно. Снова стать человеком, хотя вряд ли простым. Никто не отнимет у тебя твои знания, твое умение драться, но ты окажешься в той же весовой категории, что и местные авторитеты. Ты лишишься неуязвимости, персональной дальней связи и прочих приятных мелочей. Ты снова начнешь испытывать мелкие человеческие неудобства вроде расстройства желудка. Но ты останешься здесь и сможешь хоть как-то влиять на ситуацию. Возможно, учитывая твои планы насчет троллей, мы изменим свое решение о хаотизации, и тогда у тебя появится шанс порулить по-своему. Все лучше, чем сдаться и уйти навсегда. Как идея?

– Ты всегда отличался странными закидонами, Джа, - хмыкнул Майно. - Но я не имею возражений. Остальные, вижу, тоже. Ну, Тилос, что скажешь ты? Хочешь снова почувствовать адреналин в крови, поиграть с настоящей смертью? Если что, кстати, мы всегда сможем обсудить наш матч-реванш…

Тилос неторопливо повернулся к Демиургам.

– Могу я взять пять минут на размышление? - спокойно спросил он.

Небо потихоньку затягивало тучами, скрывшими солнце. Начал накрапывать ленивый дождик. Джао и Майно стояли над бесчувственным Тилосом, напоминая вырезанные из дерева статуи. Элиза забилась под дерево, старательно подавляя панический ужас. Ее все еще жег прощальный взгляд Миованны, холодно-оценивающий и прикидывающий. В последний момент Джао отрицательно качнул головой, и Демиург, совершенно по-человечески пожав плечами, растаяла в воздухе. За ней, переглянувшись, одновременно пропали Куагар с Веороном. Брошенный фальшивым гриднем топор так и остался валяться на земле.

"Мне жалко парня, Джа."

"Мне тоже. Он оказался прекрасным регулятором. Из всех воспитанных мной личностей он - лучший."

"Да что бы ты понимал, зануда! Ты вечно талдычишь о ценности разума, даже того, что создан для Игры, но никогда не рассматриваешь свои создания как равных! Да, ты ценишь их - как хорошо сделанные игрушки, которыми можно похвастаться перед другими. Но понимать их ты никогда не понимал."

"Ты хочешь сказать, что ты их понимаешь?"

"О, да! Ты называешь меня психом, ты пытался выставить меня идиотом на публике, но провалился. Думаешь, почему? Да потому, что я более нормален, чем ты. Я сочувствую тем, кого дергаю за ниточки, я вижу в них личностей. Я хотел сделать из своего мира процветающую планету, где расы свободны исследовать, распространяться, любить и ненавидеть. Я дал бы им звезды, к которым можно стремиться, свою Вселенную, которую так интересно исследовать! Да, под моим зримым или незримым руководством, но они чувствовали бы себя счастливыми! Знаешь, чем я отличаюсь от Миованны, от Веорона, вообще от остальных? Я сочувствую тем, кем управляю, и стараюсь не слишком ограничивать их свободу воли. Даже в самых неудачных войнах мои потери не превышали одного к двадцати, а уровень автономии моих вассальных государств мало отличался от независимости. Ты же выдернул меня отсюда, разрушил все, что я делал…"

"Не начинай снова, Камилл. Ты повторял свои аргументы много раз, и много раз я отвечал на них. Хотя мне не удалось убедить других, ты неправ, страшно неправ, и к тому же в самом деле псих, я не собираюсь заново обсуждать твое мировоззрение. Сейчас, во всяком случае."

"Да, конечно. Верный способ заткнуть себе уши - назвать собеседника кретином и сумасшедшим. Но и я не собираюсь снова спорить с тобой. Я только хочу сказать, что Тилоса нужно трансформировать в Демиурга. Почему мы даем ему выбор? Он не понимает, от чего отказывается."

"Его право. Тут и кроется суть наших разногласий. Ты всегда знал, что лучше для других, и принуждал их соответственно. Я же даю своим созданиям свободу воли. Я не позволю тебе решать за других, если у меня останется хоть малейшая возможность, и уж точно не позволю решать за него."

"Он погибнет. Он привык к неуязвимости, силе, ко всем возможностям своего искусственного тела. Он бессмысленно погибнет максимум через неделю. Хочешь пари?"

"Нет, не хочу. Даже если он умрет, это его выбор. Повторяю, я не собираюсь обсуждать тему. Кстати, он приходит в себя…"

"И ты не хочешь, чтобы я путался у тебя под ногами? Ну да, мудрый учитель в очередной раз промывает мозги ученику. Конечно, ты уважаешь чужой выбор, но лишь после того, как предопределишь его…"

"Я был бы благодарен тебе…"

"Ухожу, ухожу. Надеюсь, ты прикроешь его как следует. Он наверняка передумает. Я все еще надеюсь на матч-реванш."

"Я не прикрою его."

"Верность своим принципам до конца? Похвально. Ну и зануда ты, Джа."

"До связи, Камилл."

Золотой Змей осторожно вытащил из-за пазухи тряпичный сверток. Последний из пяти богов все еще неподвижно стоял над телом Тилоса, но Тень уже не боялся, что его обнаружат. Могли бы - давно бы заметили. Сейчас главное - вызвать помощь. Змей в очередной раз порадовался своей наблюдательности, позволившей ему заметить странные дымки над обрывом, и упрямству, заставившему прервать давно заслуженный отдых и исследовать местность.

Он осторожно распутал тряпицу, поставил статуэтку на пенек и похолодел. Глазам Тинурила сейчас полагалось гореть кроваво-красным, что означало голод. Это нормально - кормить его полагалось лишь перед самым разговором. Но сейчас гладкие блестящие камешки зрачков оставались темны и пусты. Золотой Змей судорожно ухватил идольца и чуть не выронил его от испуга. Как он не почувствовал сразу? Тяжелая уверенная мощь, наполнявшая тело бога, ушла, испарилась, пропала. В руке Тени лежала легковесно-безжизненная деревяшка с двумя водянистыми каплями вместо глаз.

Змей запаниковал. Если в случившемся есть его вина, ему не жить. Лучшее, на что он может надеяться, - мгновенная смерть. Если же шабай окажется не в духе… Он отчаянно попытался засунуть в рот богу шарик пищи, но тот не лез. Упругая пластина на затылке идольца больше не нажималась, старая пища не выплевывалась. Бог умер и не желал возрождаться к жизни.

Несколько раз глубоко вдохнув, Золотой Змей успокоил бешено стучащее сердце. Он должен доложить о смерти идола и о своем открытии, что бы потом с ним ни сделали. Сейчас он приведет остальных и попытается захватить жертву. Постом пусть шабай сам решает - посылать за сотни верст сообщение патриарху или же решать ее судьбу самостоятельно. Нужно только дождаться, пока уйдет и последний бог. И тогда старая цель, наконец, снова окажется в пределах досягаемости…

Тилос открыл глаза и рывком сел. Элиза бросилась к нему и обняла за плечи, содрогнувшись в рыданиях. Тот рассеянно похлопал ее по спине, не отрывая взгляда от Джао.

– Все? - осведомился бывший Серый Князь. - Процедура завершена?

– Да, Семен, - кивнул Демиург. - Я постарался сохранить твое умение драться, но, боюсь, тебе придется много работать, чтобы восстановить прежний уровень. Твой биологический возраст сейчас - двадцать пять местных лет, и еще тридцать лет железного здоровья как минимум я тебе гарантирую.

– И что теперь? Меня оставят в покое?

– Да. Принято решение более не контролировать твои действия и временно приостановить наше вмешательство. Мы закончим фиксировать планету, но социоинжинерные планы заморожены по крайней мере на терцию.

– То есть дождетесь, пока я не помру своей смертью, чтобы не травмировать мою чуткую душу. Я тронут, - Тилос усмехнулся. - Спасибо, Джао. Думаю, ты не мог добиться большего.

– Мог бы, но не стал. Семен, в том, что прозвучало сегодня, есть большая доля правды. Твою деятельность необходимо упорядочить. Основной же проблемой для меня и в самом деле являются твои чувства, и ирония здесь не слишком уместна.

– Извини. Может, ты и прав. Все та же старая проблема Хранителей: вмешиваться ли, и если вмешиваться, то как серьезно… Наверное, у нее нет универсального решения. В любом случае я не собираюсь жалеть об утраченном. В конце концов, главное в человеке - то, что внутри черепа. Выкручусь как-нибудь…

– Выкрутишься, я верю, - кивнул Демиург. - Только еще одна небольшая деталь. Радиосвязь на данном этапе развития признана нецелесообразной. Подаренные южанам системы связи изъяты, на частотах твоих собственных передатчиков поставлены массированные помехи. Не пытайся обойти ограничения - последуют санкции.

– Не беда, - Тилос пожал плечами. - И гонцами обойдемся, не впервой. Полугруппы я вроде бы помню, так что хрен кто мои коды сломает даже и через тысячу лет.

– Рад, что ты не унываешь, - улыбнулся Демиург. - Ну что же, тогда время прощаться. Если не изменишь решения, мы больше не увидимся.

– Да, Джао, - Тилос неловко поднялся на ноги. - Спасибо за поддержку, особенно… за это, - он оглядел свое тело. - Последние три века меня не оставляло ощущение, что в теле киборга я утратил… Не знаю, что, но утратил. Может, человеческий взгляд на жизнь и смерть. Может, еще что. Не знаю. Теперь у меня появляется шанс проверить свои догадки.

– Удачи тебе, - тихо сказал Демиург.

– Прощай, Джао.

Последние слова Тилоса канули в пустоту. Там, где только что стоял Демиург, медленно распрямлялась трава. Элиза судорожно сглотнула и шмыгнула носом. Тилос опустился на землю рядом с ней.

– Вот и все, котенок, - он вздохнул и погладил ее волосы. - Вот и все. Даже вечность имеет обыкновение заканчиваться гораздо раньше, чем предполагалось. Пришла пора расставаться и нам, на сей раз - навсегда.

– Я тебя не оставлю, - Элиза зарылась носом в его плечо.

– Выхода нет. Я больше не могу защитить тебя. Да вообще - с самого начала твое участие в моих играх выглядело чистой воды авантюрой. Теперь я ясно это вижу. Все решения какие-то спонтанные, сумбурные, без четкого плана…

– Я тебя не оставлю!

– Не дури, Эла. Доберешься до северян, найдешь бояринаМешего, поженишься с его сыном, моим тезкой, нарожаешь кучу славных ребятишек и будешь счастлива. Хватит с тебя мыкаться по свету.

– Тилос, ты что, дурак? - Элиза оттолкнула его и вскочила на ноги, уперев руки в бока. Слезы на ее щеках как-то сразу высохли, хрипота в голосе пропала, глаза загорелись решительным огнем. - Ты не слышал, что сказал твой Жабо? Теперь тебя можно убить! А я останусь тебя охранять!

Тилос расхохотался.

– Ну, пичуга, ты бы на себя со стороны посмотрела! Бой-баба, мужа под каблук посадишь, точно говорю. - Он поднялся на ноги и, склонив голову на бок, заглянул ей в глаза. - Эла, храбрая ты моя, ты с успехом отобьешься от бандитов на улице и даже справишься с опытным воином, если повезет. В Чаттануге тебе дали знания, научили защищаться, а уж свой путь в жизни, верю, ты найдешь без труда. Поэтому я с легким сердцем отпускаю тебя. Но вот против тех, кто захочет со мной разобраться, ты стоишь не более, чем соломенный щит. Если останешься со мной - умрешь.

– Пусть! - Элиза упрямо наклонила голову. - Я не брошу тебя!

– Боги ли сладят с нашей дурочкой! - досадливо пробормотал Тилос. - Эла, ты понимаешь, что свяжешь мне руки своим присутствием? Мне придется не столько заниматься своими делами, сколько думать о твоей безопасности.

– Ты хочешь сказать, что я… окажусь для тебя обузой? - Элиза почувствовала, что кровь отливает от головы, оставляя ее легкой и пустой. - Что я стану мешать тебе?

– Разумеется! - рявкнул Тилос. - Конечно, мешать! Кем ты себя вообразила? Профессиональным телохранителем? Опытным бойцом? Да ты просто нахватавшаяся вершков уличная девчонка, полагавшая, что видела мир! Оставайся, если хочешь, таскайся за мной хвостом, мне-то что! Только помни - ты сама по себе, я сам по себе, и ничего общего у нас нет.

Внезапно кровь снова ударила в голову девушке. Ее щеки запылали, в ушах загудело, она несколько раз схватила ртом воздух, не зная, что ответить. Наконец, словно слепая, она нашарила на земле свой мешок и медленно побрела, сама не зная куда. Тилос молча смотрел ей вслед.

– Возможно, Миованна права - предавать товарищей вошло у тебя в привычку? - тихо спросил он сам у себя, когда Элиза скрылась за деревьями. - Что скажешь, властелин мира недоделанный?

Он вытянулся на земле во весь рост, но тут же дернулся и сел.

– Мокро, чтоб ему! - удивленно пробормотал он. - Я и забыл, что такое мокрая холодная трава. Ах, сколько нам открытий чудных…

Он снова вытянулся на земле и закрыл глаза.

– Тебе нужно сломать барьер? И ты много лет хотел покоя? - негромко спросил он самого себя. - Ну что же, вот и появилась возможность совместить приятное с полезным. Теперь, парень, для тебя главное - не запороть финальную роль…

Треснула ветка. Хлаш прервал медитацию и прислушался. Кто-то медленно тащился по лесу в его сторону, не заботясь о маскировке. Вскоре до тролля долетело приглушенное всхлипывание.

Дождавшись, пока Элиза подойдет поближе к его укрытию, он высунулся из-за кустов, зажал ей рот и втянул к себе, так что только пятки мелькнули в воздухе.

– Тихо! - прошептал он девушке на ухо, выпуская ее. - Свои. Что, судилище закончилось?

Та, снова всхлипнув, молча кивнула.

– Он мертв?

Элиза помотала головой, и Хлаш почувствовал обессиливающее облегчение.

– Слава предкам! - пробормотал он. - Значит, он стал Демиургом?

Девушка снова помотала головой, и тролль, озадаченно сощурившись, уставился ей в лицо.

– А что тогда? - недоуменно спросил он. - Да хватит плакать, нюня, расскажи толком.

– Его сделали человеком… и он сказал, что я стану путаться под ногами! - чуть не в голос заревела девушка, и Хлаш снова зажал ей рот. Он не привык успокаивать плачущих человеческих детей и не совсем понимал, что делать в такой ситуации.

– Да успокойся ты! - едва ли не зарычал он. - Что значит - сделали человеком?

Всхлипывая и запинаясь, Элиза пересказала ему события. Когда она закончила, матха в раздумье опустился на пятки.

– Плохо, - сказал он наконец. - Если он отослал и меня, и тебя, значит, дело совсем кисло. Как бы глупостей не наделал. Пойдем-ка проведаем его. Авось он не ушел далеко.

Элиза мутно взглянула, как он уходит сквозь заросли, и поплелась за ним. Ей было все равно.

Тилос обнаружился на прежнем месте. Он лежал, вытянувшись, и, казалось, спал.

– Кажется, я вовремя унес ноги, - сообщил ему Хлаш. - Почему-то у меня возникло чувство, что еще немного - и меня возьмут к ногтю вместе с тобой, просто как лишнего свидетеля. Ты мог бы и не сигналить.

– Зачем вы вернулись? - спросил Тилос, не открывая глаз. - Теперь ты знаешь, что нужно делать. У тебя своя дорога. У Элы - тоже. Раз уж вы встретились, будь добр, доведи ее до своих.

– Я вернулся потому, что не бросаю друзей в трудную минуту. Не таков мой Путь.

– Я предал тебя. Забыл?

– Хватит держать меня за ребенка, - укоризненно сказал тролль. - Я немногим глупее тебя. Конечно, ты дергал за ниточки и меня тоже. Но ты всегда заботился о Народе и никогда не заставлял меня поступать бесчестно. А кто я такой, чтобы ставить свои чувства выше долга? Или ты поверил тому, что я изобразил перед Демиургами? Вот уж не знал, что убил в себе барда!

– Навязались вы на мою голову… - проворчал Тилос, поднимаясь на ноги. - Хлаш, мне не нужна ни твоя помощь, ни твоя защита. Оставшись со мной, вы оба погибнете.

– Ты собрался умирать?

– Да, - кивнул Тилос. - Да, да, да! - внезапно яростно заорал он. - Духи тебя сожри со всеми потрохами, Хлаш, крокодил ты земноводный! Десятилетиями я работал над своими планами, но только сейчас ясно увидел, как можно поставить большую жирную точку! И мне, скорее всего, придется умереть! Я не намерен тащить за собой в могилу и вас тоже! Это мой Путь, понял, ты, холоднокровный? Неужели я должен рассказывать тебе, матха-ома, почему не могу с него свернуть? - Он глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее. - Тебе стоило уйти вчера вместе с Элизой. Зачем ты вернулся? Зачем притащил ее за собой?

– Не кричи, - спокойно сказал Хлаш. - Я и так неплохо слышу. Я уважаю твой Путь и сам не намерен умирать раньше времени. Я поступлю так, как ты скажешь. Но мне не хотелось бы, чтобы ты считал меня затаившим обиду недругом, и поэтому я здесь.

Тилос слабо улыбнулся троллю и ухватившейся за него Элизе.

– Уговорил, не считаю. Хлаш, пойми, я должен поступить так, как задумал. Столетиями я учил людей умирать, заученно повторяя "делай что должно - и будь что будет". Пришло время выяснить, верю ли я в собственные слова. Не плачь, Эла. Всегда остается шанс, что я выживу. Прощайте, друзья. Вам нужно уходить.

Без всякого предупреждения Хлаш швырнул Элизу на землю и гигантским скачком оказался возле зарослей. Его тоскала несколько раз взблеснула молнией, и большая ловчая сеть кусками опустилась на траву.

– Нет, Хлаш! - резко сказал Тилос. - Назад!

Из-за кустов и деревьев выступили четыре затянутые в черное фигуры. Они держали в руках короткие изогнутые клинки с квадратными гардами.

– Нам нужен только он! - глухо произнесла одна из фигур, кивая на Тилоса. - Бери девку, тролль, и уходи. Мы не тронем тебя. Но если ты вступишь в бой с нами, ты умрешь.

Хлаш медленно отступил к Тилосу, удерживая рукоять клинка обеими руками. Длинная, куда длиннее полусажени, бритвенно-острая изогнутая тоскала в его лапищах казалась тонким прутом.

– Мне случалось драться с людьми, но еще никогда - с подобными вам, - с гортанным смешком откликнулся тролль. - Думаю, выйдет забавно… Почему-то мне кажется, что если мы подеремся, то умрете вы. Хотите проверить?

– Погоди, - остановил его Тилос, положив руку на плечо. - Кто отдает вам приказы? Шабай Горный Кабан?

Черные фигуры переглянулись.

– Откуда ты знаешь это имя? - спросил один из пришельцев, выступая вперед. Кисаки тоскалы Хлаша почти коснулось его горла, но Тень не обратил на угрозу внимания. - Я не отвечу на твой вопрос. Но нам приказано взять тебя по возможности живым и невредимым.

– Ваш шабай самонадеян, - усмехнулся Тилос. - Не так давно в Граше я в одиночку убил пятерых Теней, и то лишь потому, что защищал спутников.

– Я видел, как чужие боги изменили тебя, - сообщил Тень. - Кто знает, вдруг ты уже не можешь драться так же хорошо, как раньше. В любом случае наши старые приказы остаются в силе - доставить шабаю тебя самого или твою голову, как получится.

– Я собирался прогуляться до лагеря тарсаков, - пожал плечами Тилос. - Ваш шабай тоже находится где-то в тех краях. Если нам по пути, почему бы не прогуляться в хорошей компании?

– Пообещай, что ты не сбежишь и не попытаешься убить нас, - потребовала темная фигура. - Иначе мы свяжем тебя и перережем жилы на ногах.

Хлаш слегка рыкнул.

– Обещаю, что дойду с вами до лагеря тарсаков, - пожал плечами Тилос. - Достаточно? Или еще и пятки вам поцеловать? Хлаш, бери Элизу и уходи.

– Я прогуляюсь с тобой, - невозмутимо ответил тролль. - Элиза, я думаю, тоже тебя не бросит. Эй, как вас там! Придется смириться и с нашей компанией.

Тень прошипел что-то невнятное, потом кивнул.

– Хорошо, - зловеще проговорил он. - Мы не тронем вас и позволим сопровождать пленника. Но ты отдашь свое оружие. Что с тобой и девочкой сделают дикие тарсачки - не наша забота.

– Не ваша, - согласился тролль. - Так пойдемте, что ли? Солнце клонится к вечеру. Не хочется в потемках шариться.

– Навязались вы на мою голову! - вздохнул Тилос. Он положил руку на плечо Элизе и хлопнул Хлаша по спине. - Ну что же, видно, судьба. Тогда вперед и с песней.

– Какие в Сахарных горах, к лешему, перевалы… - проворчал Перевет. - Смех один. На самом узком пять возов в ряд пройдут, а уж обходных троп, где коней провести можно, вообще как дырок в решете.

– И что ты предлагаешь? - всем корпусом повернулся к нему Тойма. - Пойти и самим головы под грашские сабли подставить? Такое, друг милый, без меня, я драться до последнего продолжу.

Несколько чернорясных отпрянули в сторону, перепугавшись свирепого выражения его лица. Ни один не носил золотую Колесованную Звезду, все мелкая сошка, секретари да посыльные, бездумно отметил Тойма. Чтоб он на ровном месте ногу сломал, проклятый трусливый Семлемен!…

– Предлагаю на месте стоять, как стояли! - рявкнул Перевет. - Если отсюда уйти - все, не остановим их больше!

– Ну и стой, - пожал плечами Тойма. - Не знаю, как у тебя, а у меня едва не треть по лесам разбежалась. У оставшихся коленки дрожат - злые грашцы людей живыми едят, злым духам бросают, посмертия лишают… Попы только и умеют, что жрать в три горла, а как бойцов подбодрить - сразу в кусты! Тапарцы, почитай, двое из трех сбежали, остальные в голос про невидимые копья южных богов твердят. Завтра побегут, как только первого гулана увидят… - Князь грязно выругался.

– Не сбегут, - пробасил Тарален. - Я могу их под свою руку принять. Мои сотники там уже порядок наводят. Кого-то выпороли, парочку самых крикливых повесили, остальные примолкли.

– Шустрый ты, воевода, - усмехнулся Перевет. - Может, тебя сразу тапарским князем выкликнуть? Семлемен, думаю, возражать не станет - он сейчас свою шкуру спасает, как умеет.

– А что, и выкликнем! Кто не захочет - тому по мордам… - ухмыльнулся в ответ Тойма. Впрочем, ухмылка тут же сползла с его лица. - Не до шуток, друже. Чует мое сердце - сомнут нас завтра, как гнилой плетень.

– Сомнут, - вяло согласился Перевет. - Прямо напасть какая-то - всех дельных командиров ровно косой выкосило. И не понять - как да почему. С одной стороны дырка, как от булавки, с другой - ровно медведь клок мяса вырвал. Ни стрела, ни дротик так не могут.

– Не сомнут, - не согласился Тарален. - Выстроим стену копий - не прорвутся. Вся их сила - в конном налете, а конь - животина умная, на колья брюхом не полезет. Сразу надо было сидеть на месте и не дергаться. Ну, а там, глядишь, пять тысяч моих ополченцев подойдут, Пирен командует. Ночью гонец прискакал, говорит - в двух переходах отсюда.

– Ко мне до утра должны семь тысяч ратников дойти, - поскреб затылок Перевет. - Вымотаются, конечно, от таких-то переходов, ну да ничего. А что, друже, может, и в самом деле не сомнут. Поставим их на Плешивый холм, своих укрепим да и засядем, как улитки в раковине.

– А вот южан воевать на их земле я точно не пойду, - Тойма скинул подшлемник и с наслаждением почесал потный затылок. - Силы у нас не те. Да и Отец-Солнце, видно, против. Смотрите сами - все, кто за святую войну ратовали, мертвые лежат. Храмовники, Дзергаш, опять же…

– Ну, Семлемен-то наверняка жив, - хмыкнул Тарален. - Улепетывает сейчас, наверное, в какой-нибудь свой монастырь, только что подковы у коняки не отваливаются… Ну, доберусь я до него когда-нибудь!

– Тот же тулуп, только с изнанки, - отмахнулся Тойма. - Не звал Пророк святые войны устраивать, хоть тресни. Вот и гневается Отец наш. Не южные боги невидимые копья швыряют, а Солнце своими огненными стрелами поражает. В общем, я отсюда к югу не двинусь. Стоять продолжу, пока сил хватит, а двинуться не двинусь.

– А я и подавно, - кивнул Перевет. - Эх, как Кумбалена-то жалко! Правая рука, ровно осиротел без него… Ну что, на том и сошлись? Стоим здесь и ни шагу ни назад, ни вперед, так? Жрать вот, правда, нечего…

– Ничего, - буркнул Тойма. - Отобьем южан - выгребем храмовые запасы, благо возражать некому. Надо ж такому случиться - капитулы всех четырех Храмов вместе с Настоятелями как градом побило!… Ну, а летом, глядишь, духи своей милостью не оставят. Должен же недород когда-то кончиться?

Солнце медленно опускалось к лесистым западным холмам.

– Стоять здесь! - приказал один из Теней. Остальные молчаливыми тенями окружили пленников. Один из них проверил веревки на руках Тилоса. - Белая Сова, пойдешь к тарсачкам и приведешь сюда их королеву. Не забудь напомнить, что плата за его поимку - пять кулаков золота.

Тень в надорванном черном капюшоне кивнул и скользнул вниз по склону.

– Деревянные боги больше не говорят издалека? - осведомился Тилос.

– Не твое дело, - командир ткнул его под ребра древком короткого копья. - Помалкивай.

Вечерело, и длинные тени протянулись между холмами. Тарсачий лагерь крылся в ложбине, но ветер доносил его шумы и запахи - ржание лошадей, вонь костров и навоза, отдельные возгласы… Элиза поежилась. Она боялась, но скорее согласилась бы дать разрезать себя на куски, чем показать свой страх.

Хлаш сбросил на землю заплечный мешок и, не обращая внимание на приставленный к шее клинок Тени, начал копаться в нем. Тролль вытащил небольшую бутылочку и одним глотком расправился с ее содержимым. Затем он вытянул руку, сжал кулак, и на землю посыпалась глиняная крошка.

– Связать его, - приказал командир Теней. Несколько мгновений спустя запястья тролля опутала толстая веревка, почти канат. Хлаш не сопротивлялся, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Затем он сел на пятки, прикрыл глаза и замер в каменной неподвижности.

Тилос поднял связанные руки.

– Мне нужно поговорить с товарищами, - холодно сказал он Теням. - Отойдите в сторону. Я связан и никуда не денусь.

– Нет, - равнодушно ответил Тень. - Ты договоришься с ними о побеге. Мы приведем тебя шабаю, а там разговаривай сколько хочешь.

– Тогда вам придется убить меня, - хмыкнул Тилос. - Тебе снова напомнить, что я в одиночку расправился с пятью твоими товарищами? Связанные руки помешают мне, но не сильно. В любом случае вам гораздо больше заплатят за живого.

Тень молча посмотрел на него, потом кивнул.

– Хорошо. Говори с ними. Но мы скорее убьем вас всех, чем позволим бежать. Помни - девка умрет первой.

По его знаку Тени отступили на десяток шагов, зорко наблюдая за пленниками.

– Слушайте меня внимательно, - быстрым тихим шепотом заговорил Тилос. - Помните - что бы ни случилось, Тарона должна выжить. Любой ценой. Даже если она лично разрежет меня на куски, вы будете стоять рядом и глупо ухмыляться. Поняли? Эла, ты поняла?

– Да! - девушка испуганно кивнула. - Но зачем…

– Тихо! - оборвал ее Тилос. - Эла, слушай фразу. - Он быстро проговорил незнакомые напевные слова. - Если со мной что-то случится, ты должна произнести ее перед Тароной. Это сотрет у нее ментоблок. Очень важно, чтобы ментоблок отключился, понятно?

– Но я не запомню… - запротестовала Элиза, но тут же осеклась. Странные слова внезапно всплыли у нее в голове, словно она долго учила их наизусть.

– А тебе и не нужно запоминать, - криво усмехнулся Тилос. - Фраза прошита в одном из твоих собственных ментоблоков. Отключить его не под силу даже мне, разве что Демиурги вмешаются. Главное - чтобы нужные слова прозвучали сразу после моей смерти, иначе ее, вполне вероятно, утянет за мной. Хлаш, раз уж ты впутался не в свое дело, ты должен защитить Элизу и Тарону. Вернее, так - сначала Тарону, потом Элизу. Не обижайся, Эла.

Хлаш кивнул, не открывая глаз.

– Ночное зелье начинает действовать, - сообщил он. - Еще немного - и я смогу драться в темноте. Но хватит его не дольше, чем до полуночи. Хорошо бы успеть до того.

– Успеем, - кивнул Тилос. - Но главное, что вы должны понять, - я знаю, что делаю. Не вмешивайтесь, даже когда… даже если меня начнут убивать. Иначе все пойдет псу под хвост. Ваша задача - защитить Тарону. Эла?

Девушка судорожно кивнула. Ей становилось все страшнее. И зачем я влезла сюда, мелькнуло в голове. Прибилась бы к дядьке Мешему, Семка у него такой славный… Устыдившись своих мыслей, она стиснула кулаки и уставилась вдаль. Но как она сможет стоять и спокойно смотреть, когда Тилоса начнут убивать?

– Тогда ждем. - Тилос опустился на пятки на манер Хлаша. - Эла, если что, вторая явка в Граше - известный тебе Равен. - Он хмыкнул. - Хотите, пока стишок прочитаю? Всплыл вот в голове… под ситуацию:

Тени постепенно удлинялись, и скоро землю между холмами залила непроглядная чернота. Тилос смотрел в затянутое тучами восточное небо, вдыхая свежий сухой воздух. Страшно ли тебе, странник? Боишься ли ты, как боится стоящая рядом девочка? Или же напрягся в предвкушении драки, как туго натянутая струна, словно Хлаш? Столетиями ты пользовался своей неуязвимостью, своим бессмертием, и вот теперь Ничто заглядывает тебе в глаза, готовясь поглотить твою жизнь, как и мириады других. Ты еще можешь сдаться, уйти - Камилл и Джао наверняка следят за тобой прямо сейчас, ожидая только сигнала - отмашки, кивка, любого знака. И тогда - бессмертие почти божественное, возможности почти безграничные, мир почти бесконечный… Тебе даже не придется беспокоиться за своих друзей, Джао явно дал это понять. Тебя ничто не держит здесь, кроме твоего дурацкого упрямства.

Но я не сдамся. Я посылал на смерть людей и всем повторял одно и то же - делай что должно и не сомневайся. Пришла пора проверить, не лицемерил ли ты перед ними или же перед самим собой. Ты не уйдешь отсюда, потому что так неправильно. Некузяво, как выражался маленький смешной зверек по имени Злобный Ых. Нужно завершить партию, не первую и далеко не последнюю в странной игре, что называется Жизнью. Завершить, пусть даже ценой собственного бытия. Возможно, ты ошибаешься, и твоя смерть окажется бессмысленной. Но ты о том не узнаешь. Так делай же что должно, Хранитель, и будь что будет.

На холм галопом вылетел тарсачий такх.

Большой шатер, заполненный народом, казался пустым. Как бы Тарона ни относилась к Зуру Харибану, он оставался настоящим вождем и воином. За таким можно идти в битву… насколько вообще можно следовать за мужчиной. Сменивший же его Тар Бурак… Тарсачка вспомнила, что однажды видела его в свите Зура. Могучее тело лесного медведя, гибельный оскал степного волка, небрежная грация горного барса - и тупая звериная жестокость в глазах. Наверное, он страшен в битве - недаром же сумел стать во главе родов прямо в день гибели прежнего вождя. Но вот только принесет ли гуланам такой вождь победу?

Раненая рука болела, наливалась тяжестью. Под тугой повязкой пульсировала кровь, ее пятна проступали сквозь грязную ткань. В такт ране стучало в ушах. Королева тряхнула головой, отгоняя слабость.

Полог распахнулся, и в шатер вошел Табаронг, темный силуэт на фоне яркого закатного неба. Старый вождь отдувался, вытирая пот со лба. При его виде Тарона ощутила неприязнь. Трус только и сумел, что бегать от северной конницы. На кой вообще им сдались сапсапы и прочая шушера?

– Все в сборе, - хрипло проговорил Тар Бурак. - Я, новый вождь гуланов, говорю вам - завтра мы сомнем северян. Но вы все сделаете, как я скажу!

– С каких пор гуланы командуют племенами? - Тарона поудобнее устроилась на подушках, баюкая больную руку. - Я что-то не припомню, чтобы кто-то вручал жезл хассара Зуру Харибану, не говоря уж про тебя.

– Когда говорят мужчины, женщины слушают! - рыкнул гулан, уставив на нее горящий взгляд. - Сегодня тарсачек побили северные землекопы. Я видел, как вы бежали от их конницы! А мы, только мы, убили большого вождя! Если не станете слушать меня, так и побежите прямо до своих степей.

Тарона поморщилась. Может, и она несправедлива к Табаронгу?

– Когда человек забирается на вершину горы, - с расстановкой произнесла она, глядя гулану в глаза, - он становится осторожнее и тщательно смотрит, куда ставит ногу. Но у некоторых начинает кружиться голова. Такие, случается, оступаются и падают с обрыва…

– Друзья, друзья! - встрял между ними Суддар. - Сегодня мы победили в тяжелой битве. Все, на что хватило трусливых князей - отсиживаться в глухой защите. Те же, кто осмелился напасть на нас в открытую, по большей части истреблены. Завтра мы довершим разгром, и тогда все беззащитные северные княжества лягут перед нами, открытые и зовущие. Но наши ссоры только на руку врагу! Прошу вас, успокойтесь. Нам нечего делить…

Тарона усмехнулась. Прохвост разглядел, чем может закончиться свара вождей, и пытается ее погасить. И он прав. Не время трепать языками. Гулан дурак, но, в конце концов, не больший дурак, чем все мужчины. Она стерпит. Пока.

Видимо, похожая мысль закралась и в голову Тару Бураку. Он что-то неразборчиво проворчал, потом сел на подушки и, почти вырвав у раба чашу с вином, сделал большой глоток.

– Ладно, - сказал он. - Пусть тарсачки хорошо сражаются, но приказывать должен мужчина. Для всех лучше слушать меня.

Затем вождь разразился длинной невнятной речью. Основной ее смысл сводился к похвальбе силой и боевой доблестью гуланов. Весь предлагаемый на следующий день план боя состоял из одного пункта: вперед всей массой! Никаких трусливых отступлений, пусть и ложных, никаких хитростей. Пусть кровь северных трусов зальет землю благоуханным потоком! Тарона тоскливо переглянулась с Табаронгом, потом перевела взгляд на прочих вождей. Кугарос с Ругером тянули вино, на их лицах играли скептические ухмылки. Ар-Зибаронг вслушивался в слова Бурака с недоуменным выражением лица. Очевидно, он честно пытался понять, что же тот предлагает. Суддар ар-Хотан стоял, переминаясь с носка на пятку, и изредка открывал рот, тщетно пытаясь вклиниться в речь гулана.

Наконец Тар Бурак иссяк. Он победоносно оглядел присутствующих, махнул в воздухе сжатым кулаком и осушил свою чашу до дна. Неслышной тенью к нему скользнул раб с кувшином.

– Так, и только так! - заявил вождь, откашливаясь. - А когда мы победим, я позволю вам выбрать одно из княжеств для разграбления. Конечно, гуланы должны получить остальные три, так справедливо.

За спиной Тароны чуть слышно фыркнула Зула.

– Там увидим! - поспешно заявил дворецкий Великого Скотовода, бесцеремонно перебив открывшую рот королеву. - Вот победим завтра, а там посмотрим. Пока же, думаю, нужно решить, кто и где атакует.

– А чего тут решать? - удивился гулан. - Мы впереди, остальные сзади, добивают разбегающихся… Пошел я. Что-то спать охота. Еще не доеду до лагеря, с коня свалюсь… - Он заржал над своей шуткой и повернулся к выходу.

Снаружи донесся гул многих голосов. Зула неслышно проскользнула к выходу и, почти оттолкнув Тара, выглянула из-за полога. Темная кожа гулана посерела от негодования, рука сжалась на рукояти кинжала, но он сдержался.

– Что там, Зула? - осведомилась Тарона, осторожно поднимаясь. Руку пронзил укол боли.

– Там тролль, - коротко сказала телохранительница, отходя в сторону и позволяя гулану выйти. - Тролль и еще кто-то, за толпой не видно.

– Интересно, - процедила Тарона, настораживаясь. - Ну-ка…

Стиснув зубы, она, прямая и гордая, вышла из шатра в сопровождении трех парадан. Остальные высыпали за ней. В десятке шагов от пригорка и в самом деле башней возвышался огромный тролль, едва ли не наполовину возвышаясь над ощетинившейся копьями толпой гуланов и тарсачек.

– Что здесь такое? - властно спросила королева, пока Тар Бурак, бесцеремонно распихивая толпу, продирался к центру. - Кто это?

– Мы взяли в плен указанного нам человека, - прошелестело у нее над ухом. Тарона отшатнулась в сторону, а Зула, выхватив из ножен саблю, угрожающе вытянула ее в сторону затянутого в черное человека. - Он жив и даже не ранен. Не нужно беспокоиться, королева, мы все еще друзья.

Тень аккуратно отвел от своего лица острие сабли симаны и слегка поклонился.

– Ты приказала, королева, взять его живым. Он жив и даже не ранен.

Сердце королевы стукнуло и бешено заколотилось. Рана запульсировала горячим огнем.

– Зула! - она кивнула на толпу. Тарсачка кивнула и, вбросив саблю в ножны, вложила пальцы в рот и переливисто свистнула. Толпа вскипела и раздалась в стороны.

Он стоял рядом с троллем и… и той соплячкой-полукровкой и спокойно смотрел на Тарону. Его руки, как и лапищи тролля, оплетала веревка. Девчонка, ощерившись, судорожно сжимала кулаки и оглядывалась по сторонам, словно готовясь к драке.

– Здравствуй, любимая, - она скорее угадала по губам, чем расслышала сквозь гул толпы сказанные на тарси слова. - Вот мы и встретились снова.

Усилием воли взяв себя в руки, Тарона спустилась с пригорка и неверным шагом подошла к нему. Зула, что-то недовольно пробормотав, втиснулась между королевой и троллем. Рядом остановился гулан, презрительно рассматривая пленников.

– Кто они такие? - холодно спросил он. - Зачем привели сюда большого злого духа во плоти?

– Сюда привели не его, а меня, о могучий… Тар Бурак, - перед тем, как произнести имя, Тилос немного запнулся. Он говорил на поллахе почти без акцента, едва ли не лучше, чем на тарси. - Мои друзья последовали за мной добровольно. Но я вижу, что у гуланов новый вождь. Не лучший выбор, должен заметить. - Он добавил еще несколько слов, которые плохо говорящая по-гулански Тарона не разобрала. Однако, судя по вновь посеревшей коже, их прекрасно разобрал Тар Бурак.

– Разорвать его конями, - зло бросил вождь, поворачиваясь. Несколько гуланов бросились к Тилосу, хватая его за плечи.

– Погоди, вождь! - сильный голос Тароны перекрыл гул толпы. Стало тихо. На Тарону устремились десятки взглядов. - Его доставили живым по моему приказу, и не тебе казнить его.

Гулан зашипел сквозь зубы и всем корпусом развернулся к тарсачке. Его взгляд горел ненавистью.

– Он оскорбил меня! - в голосе гулана сквозила такая злоба, что королеве стало не по себе. - Он умрет! Неужто ты откажешь другу в такой мелочной просьбе? - добавил он, чуть подумав.

Тарона едва не усмехнулась наивной хитрости вождя.

– Откажу, - безразлично ответила она. - Он нужен мне живым. По крайней мере, сейчас. Зула! Отвезти их в наш лагерь. Мужчину, - она подбородком указала на Тилоса, - в мой шатер для допроса, тех двоих под надежную охрану, чтобы не сбежали. И не как в прошлый раз…

– Ну уж нет! - прохрипел гулан, медленно вытягивая из ножен кинжал. - Еще ни одна женщина не приказывала мне, и не бывать этому в вечности! Его разорвут конями прямо сейчас…

– Стоит ли ссориться из-за бродяги? - вклинился между Тароной и Таром Бураком Суддар ар-Хотан. Он заметно нервничал. - Пусть о нем позаботятся мои воины. Сначала люди сияющей королевы допросят его, как подобает, а потом мы передадим его могучему вождю, чтобы тот поступил с ним по своему усмотрению? Смири сейчас свой гнев, вождь, ибо действительно много интересного может рассказать пленный…

Гулан выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

– Ладно, только быстро, - проворчал он. - Я хочу, чтобы он умер еще до утра.

– Храбрый вождь жаждет крови беспомощного пленника со связанными руками, - усмехнулся Тилос. Сейчас он говорил на общем, и его понимали все. - Биться честно он боится. Теперь я понимаю, почему гуланы бежали от северных воинов…

Коротко, без размаха, Тар Бурак ударил его в лицо, так что Тилоса отбросило назад. Руки стоящих сзади гуланов подхватили его и поставили на ноги, подтолкнув к вождю. Тарона стиснула зубы.

– Думаешь, что опроверг мои слова, вождь? - Тилос сплюнул кровь из разбитых губ. - Ты только подтвердил их. Трус!

Тар Бурак расхохотался.

– Я не трус, - громко сказал он. - И я могу доказать свою храбрость любому… но не тебе, желтопузая ящерица. Ты не получишь легкой смерти от моей руки. Ты умрешь, разорванный конями, и куски твоего тела будут долго орошать землю кровью.

– Ты так думаешь? - осведомился Тилос. - Ахма-арра куоха шан…

Тарона не узнала язык, на котором прозвучали странные слова. Но где-то внутри внезапно поднялась горячая волна, сдавившая сердце и завесившая глаза мутной пеленой. Горячее желание охватило ее, она готова была отдать все, даже жизнь, только чтобы оказаться сейчас с Тилосом у себя в шатре - наедине.

– Тар Бурак, - четко выговаривая слова, произнесла она, - пленник - мой. Он умрет только тогда, когда захочу я! Если, конечно, я захочу.

– Он - пленник Теней… - прошелестело сзади.

– Он был пленником Теней, - оборвала говорящего Тарона. - Вы привели его сюда, и сейчас он - мой. - Она сделала быстрое движение ладонью, зная, что Зула, не раздумывая, повторит команду. Вокруг лязгнул металл, и личный такх Тароны охватил их кольцом, оттесняя зрителей. Симаны не церемонились, несколько гуланов и сапсапов с возмущенными воплями покатились по земле. Тар Бурак, Тарона и пленники оказались внутри ощетинившегося кинжалами и копьями круга. Вокруг зароптали, многие выхватили сабли. Тень, оглянувшись по сторонам, неслышно растворился в толпе.

– Королева, королева… - заторопился Суддар. - Позволь мне сказать слово…

– Не позволю! - резко повернулась к нему Тарона. - Я беру пленника себе, и не грязному гулану вставать на дороге у повелительницы тарсаков!

Раздался свист, и кольцо тарсачек оказалось окруженным толпой гуланов. Два отряда стояли друг против друга, и оружие в их руках нетерпеливо подрагивало. Стремительно темнело, и многочисленных костры играли бликами на металле мечей и копейных наверший.

– Потаскуха… - процедил Тар Бурак сквозь зубы. Он отнюдь не являлся дураком и прекрасно понимал, что с тарсачками нельзя не считаться. Но сейчас его звериная натура медленно брала верх. Где-то в глубине души он чувствовал противоестественность происходящего, но думать на ходу гулан не умел. Он понимал только, что грязно оскорбивший его пленник ускользает из рук. А ведь другие платили жизнью за куда меньшее! Не осознавая, что делает, он медленно поднял руку и отвесил Тароне увесистую оплеуху.

Не ожидавшая удара, отшатнувшаяся Тарона оступилась и упала на землю, ударившись раненой рукой и не удержавшись от вскрика боли. Вокруг наступила страшная тишина. Еще не осознав, что произошло, королева медленно поднялась на ноги. Из звенящей головы словно вынули все мысли, а время пошло медленно-медленно, словно в ночном кошмаре. Зула растерянно переводила взгляд со своей королевы на гулана, беспомощно приоткрыв рот. Тар Бурак с убийственной грацией повернулся к Тилосу - Тарона отметила, как девчонка с отчаянным криком рванулась вперед и тут же отлетела в сторону, сбитая с ног небрежно отмахнувшимся вождем - и с силой ударил снизу вверх зазубренным кинжалом. Лезвие вспороло Тилосу живот, и тот начал падать, падать…

– Вот так! - удовлетворенно рыкнул гулан, стряхивая с кинжала капли крови. - Ни один…

Эти слова оказались последними в его жизни. Время снова пошло как обычно. Зажатым в левой руке ножом Тарона ударила его в горло, и поток крови из вспоротой артерии залил трахею, превратив речь в невнятное бульканье. С удивленно распахнутыми глазами вождь гуланов осел на землю рядом со своей жертвой.

– Смерть… - прошептала Тарона. - Он ударил меня, ты видела, Зула? Смерть гуланам! - Ее голос сорвался на крик.

– Смерть! - завизжала Зула. - Месть за королеву! Смерть! - Она прянула вперед и снесла голову какому-то незадачливому зрителю.

– Смерть гуланам! Смерть! - подхватили ее голоса воительниц охранного такха. - Смерть!

Слаженно ударили копья симан, и воздух разорвали вопли боли и ужаса. Несколько гуланов и не в меру любопытных сапсапов упали на землю, а копья уже ударили снова.

– Смерть! - летело вокруг на тарси. - Смерть гуланам!

– Руби этих сук! - крикнул кто-то на поллахе, и, словно очнувшиеся от оцепенения, гуланы ринулись вперед. Завязалась беспорядочная схватка. Менее обученные, но превосходящие в численности гуланы быстро потеснили тарсачек, и почти сразу кольцо охраны распалось на небольшие группы, обороняющиеся от наседающих со всех сторон врагов.

Тарона в оцепенении стояла на месте, безвольно опустив оружие. Рядом верная Зула отмахивалась сразу от троих. Один из них, улучшив момент, прыгнул в сторону, увернувшись от отчаянного замаха телохранительницы, и занес над головой Тароны саблю. Хищно блеснул металл, но нападающий, не успев опустить клинок, захрипел и рухнул на землю, сломанный почти напополам. Хлаш, на запястьях которого болтались обрывки веревок, выдернул из ножен палаш мертвого вождя, и через мгновение распластанные на части трупы двух оставшихся упали к ногам Тароны. В исступленной боевой ярости Зула замахнулась на него саблей, но тролль без труда уклонился от удара и каменной хваткой перехватил ее запястье.

– Мы на твоей стороне! - гаркнул матха ей в лицо на тарси. - Остановись, безумный человек!

Тяжело дыша, тарсачка уставилась на его угрожающий зубастый оскал, на зажатый в когтистой лапе окровавленный меч. Рядом в боевой стойке пригнулась соплячка, сжимая подобранный где-то кинжал.

– Почему… - проговорила симана.

– Мы защитим королеву, человек! - гаркнул тролль. - Ты зови помощь! Скоро вас сомнут, и тогда Тарону не спасет даже сама Назина! Нам нужна помощь!

Тарсачка быстро огляделась по сторонам. Только сейчас она сообразила, что на один ее охранный такх приходилось не менее сотни гуланов. Видимо, Тар Бурак полагал, что малая свита вождю не подобает. Три к одному - не лучшее соотношение, а королева словно спала стоя, ни одним знаком не давая понять, что нужно делать.

– Нужно звать твоих воинов! - снова гаркнул Хлаш и пнул в живот подскочившего к Тароне со спины гулана. - Думай быстрее, как!

Тело сбитого троллем воина врезалось в группу врагов. Те, отшатнувшись, мгновенно оценили размеры Хлаша и четыре ряда клыков в его пасти и, по-видимому, отказались от намерения напасть на королеву. Развернувшись, они набросились на несколько стоящих спиной к спине тарсачек, отбивающихся от наседающих со всех сторон врагов.

Зула лихорадочно осмотрелась по сторонам. Ее взгляд упал на корчащегося на земле и прикрывающего голову руками Суддара ар-Хотана, и в голову тут же пришла отчаянная мысль.

– Охраняй королеву! - крикнула она троллю и скользнула в гущу схватки. Только бы масло для светильников хранилось в самом шатре…

– Не лезь! - прикрикнул Хлаш на Элизу, когда та дернулась за тарсачкой. - Бей тех, кто нападает на нас! Забыл, что он сказал тогда, в лесу? Тарона должна выжить!

Девушка давно уже не испытывала ни страха, ни азарта. Чувства словно выгорели, оставив внутри пустоту. Когда идешь в бой, вспомнились ей слова Калдагара, считай себя мертвецом. Смирись со своей смертью заранее. Думай и чувствуй, как мертвец, и тогда у тебя появится шанс возродиться к жизни. Таков Путь воина. Только сейчас Элиза поняла, что он имел в виду. Тилос, ее Тилос, заменивший ей пропавшего отца, умирает на земле, а она должна защищать надменную желтоглазую суку. Зачем?… Нет, неважно. Воин в бою убивает, и она тоже должна убивать. Раздумья - потом. Она шагнула чуть в сторону, готовая броситься на каждого, кто приблизится.

Отсветы пожара, сначала слабого и неуверенного, но все быстрее набирающего силу, упали на землю. Шатер Суддара, богатый парчовый шатер, изукрашенный драгоценной бисерной вышивкой, полыхал, облитый ламповым маслом. Вскоре к низким дождевым облакам, освещенным последними пробивающимися закатными лучами, поднялся подсвеченный снизу столб дыма.

Постепенно битва приостановилась. Измученные и израненные симаны Тароны во главе с Зулой и одной из выживших парадан снова сомкнулись вокруг королевы. Из тридцати тарсачек уцелело не более десятка. Умирая, они забирали с собой двоих, а то и троих, но и сейчас их окружило не менее полусотни гуланов, твердо намеренных отомстить за вождя и своих товарищей. Угрожающий силуэт Хлаша, расплывчатый в сумерках, сейчас удерживал их от нападения, но вряд ли надолго.

– Смерть… - прошептала Зула. - Смерть ублюдкам свиньи и шелудивой собаки…

– Смерть тарсачьим шлюхам! - крикнул кто-то из толпы, и гуланы двинулись вперед.

Яростный визг из десятков глоток прорезал воздух. Три тарсачьих такха галопом вылетели из темноты. Заработали сабли. Не ожидавшие удара в спину гуланы бросились врассыпную, прочь с освещенного места, в густеющую вечернюю тьму. Многие из них упали под копейными и сабельными ударами, но многим удалось бежать. Разгоряченная Зула гигантским прыжком достала убегающего гулана и одним ударом снесла ему голову. Ухватив за волосы, она вздернула трофей в небо и издала переливчатый вопль.

– Мы победили, королева! - подбежала она к невидяще уставившейся на догорающий шатер Тароне. - Мы победили!

– Да, мы победили, - вяло согласилась та. - Но какая разница? - Словно слепая, она шагнула вперед и опустилась на колени рядом с телом Тилоса.

Тот еще жил. Вывалившиеся из распоротого живота окровавленные внутренности казались ядовитыми змеями, пьющими из него кровь. Мелко и часто дыша, Серый Князь приоткрыл глаза. Его рука нащупала руку Тароны. Та вцепилась в нее, словно в последнюю надежду. Элиза подбежала к ним и присела рядом. Кровь из пореза над бровью мешалась на ее лице со слезами. Хлаш осторожно удержал устремившуюся к ним Зулу.

– Тилос, любимый мой, - медленно проговорила Тарона. - Назина разлучила нас, чтобы свести на пороге смерти. Ты умрешь, и я уйду вместе с тобой.

– Не… делай… глупостей… Тарона! - слова явно давались Тилосу с трудом. Он говорил на общем, и Тарона жадно вслушивалась в его речь, низко склонив голову. - Ты… должна жить. Она… знает… - Он взглянул в сторону Элизы. - Она скажет… Как больно… Я… уже забыл… про боль… Добей меня… пожалуйста, и живи… Живи!

– Тилос! - навзрыд заплакала Элиза, прижимаясь лбом к его руке. - Тилос…

– Он умирает так, как хотел, - Хлаш скалой навис над ними. - Он сам выбрал свой Путь, и он достоин легкой смерти. Добей его, королева, не заставляй страдать.

– Принимаю в себя твой последний вздох… - на тарси произнесла Тарона. - Ты останешься жить во мне…

Окружившие их тарсачки изумленно вздохнули. Этими словами новая королева провожала убивавшую себя старую. Слышать ритуальную формулу сейчас казалось кощунством, но Тарона, кажется, не видела ничего вокруг. Медленно, словно жизнь уходила не из Тилоса, а из нее, она нагнулась, поцеловала Тилоса в губы, подняла кинжал - тот самый, которым вспорола глотку Тару Бураку - и ударила умирающего в сердце.

Короткая судорога свела тело Тилоса, его взгляд остекленел. Королева тарсаков встала, и, покачиваясь, пошла непонятно куда. Зула перехватила ее и сделала быстрый знак одной из уцелевших симан. Та, бросившись со всех ног, принесла флягу с вином, и телохранительница принялась осторожно вливать его в рот Тароне.

Элизе хотелось умереть. Она все еще держала мертвого Тилоса за руку, перепачканная в своей и его крови. Чувства по-прежнему оставались где-то далеко-далеко, словно в тумане, и только бесконечная серая тоска затапливала сердце.

Что-то кольнуло ее изнутри. Что-то, что она должна сделать. Ах, да.

Тарона должна выжить. И еще - фраза. Она должна произнести ее в лицо Тароне… А если ее примут за колдунью и убьют? Все равно. Нужно выполнить приказ.

Элиза подошла к Тароне и безразлично проговорила кодовую фразу. Королева дернулась, расплескав вино, и изумленно посмотрела на нее.

– Что? - спросила она. - Что случилось? Где Тилос?…

Она вскочила на ноги, дико озираясь по сторонам, но тут же снова обмякла.

– Да, - тихо сказала она. - Он мертв. Я сама убила его, и жить больше незачем. Наваждение прошло, и жизнь - вместе с ним.

– Не говори так! - ярость, горечь, ненависть и жажда крови вдруг нахлынули на девушку, сломав барьер равнодушия и тоски. - Ты не можешь, не имеешь права! Он сказал, что ты должна жить! Ты должна отомстить за него гуланам!

– И я отомщу! - вскинулась Тарона. В ее глазах вспыхнул огонь. - Я отомщу… за свой позор и за его смерть! Зула! Нам надо уходить, пока сюда не явились гуланы. Завтра мы обрушимся на них всеми силами и увидим, может ли им приказывать женщина! Собирай людей, проверь среди мертвых, не выжил ли кто.

Телохранительница с облегчением кивнула и бросилась в темноту, отдавая приказы. Кажется, королеванаконец-то пришла в себя после той оплеухи. Завтра гуланы пожалеют, что среди них жил отец ядовитой змеи - Тара Бурака, посмевшего поднять руку на повелительницу тарсаков!

Тарона же, прижав к животу раненую руку, со стоном опять опустилась на колени. Огонь в ее глазах погас.

– Я помню тебя, - сказала она Элизе, не поднимая головы. - Ты пришла с ним тогда, в последний раз… И во дворце - тоже. Не бойся. Я защищу тебя. Но недолго осталось до того момента, как тарсаков возглавит новая королева.

– Он бы не одобрил, - возразила девушка. - Он отпустил тебя на свободу, чтобы ты жила.

– Отпустил? Ты говоришь про заклятие, что он наложил на меня? Глупец… - горько рассмеялась королева. - Я влюбилась в него с первого дня, еще несмышленой девчонкой. Я знала, что он привязал меня к себе первой же ночью, что я провела с ним, наложил любовное заклятье, но я не противилась. Даже если бы он не приворожил меня, я все равно пошла бы за ним куда угодно, бросив племя, забыв свое предначертание. Мне хватило бы одного его слова. Я хотела поставить его над племенами рука об руку с собой. Он мог бы править степями, не только тарсачьими - всеми! Но он не желал власти. Как умирающая от жажды в пустыне ловит губами капли утренней росы, так и я ловила его слова, жесты, намеки, стараясь понять, чего он хочет от меня, но он безмолвствовал. Говоришь, он отпустил меня? Слепец, как все мужчины! Я сама создала себе клетку, и никто, кроме меня, не может выпустить меня… Наверное, я плохая королева, что так отношусь к мужчине, но мне все равно. Я больше не вижу будущего, и нет никого рядом, кто показал бы мне дорогу…

– Я знаю дорогу, - твердо сказала Элиза. - Он научил меня. Он знал, что однажды я останусь с тобой, и рассказал мне все, что нужно.

– Ты говоришь правду? - недоверчиво переспросила Тарона. - Да, я вижу, ты не лжешь. Тогда скажи, хотел ли он, чтобы я истребила гуланов в отместку за его смерть?

– Не знаю, - вздохнула Элиза. - Но он не хотел бы, чтобы Четыре Княжества погибли, заполоненные тарсачьей конницей.

– Тогда завтра мы повернем коней, - решительно сказала Тарона, поднимаясь на ноги. - Мы рассеем гуланов, как ветер рассеивает утренний туман, и повернем назад. Мы захватим их стада и пастбища, и нам не останется нужды воевать Север. Но ты научишь меня тому, чему он учил тебя? Ты расскажешь мне о нем - откуда он пришел, чего хотел?

– Да, - кивнула Элиза. - Я расскажу тебе о нем.

Внезапно он разревелась, уткнувшись носом в здоровое плечо тарсачки. Та молча погладила ее по волосам.

Над холмами тяжко шелохнулся ветер, словно разочарованный вздох неведомого бога.

– Все готово, Тарона, - Зула склонилась перед ними в почтительном поклоне. - Мы готовы отправиться к нашим стойбищам. Командуй, королева!

Приложение

Выдержка из отчета "О результатах раскопок на Плато Всех Ветров" главы археологической экспедиции Эйло Тармина.

[…]

Экспедиция организована с целью исследования обнаруженного недавно на Плато Всех Ветров тарсачьего захоронения ориентировочно сорокового века. Судя по результатам предварительных исследований, оно относится ко времени падения Приморской Империи.

Плато представляет собой обширное базальтовое нагорье, изобилующее, однако, трещинами и пустотами. Причудливый рисунок трещин на его поверхности отдаленно напоминает силуэт мохнатого оленя. Вероятно, в прошлом расплывчатый ныне силуэт казался гораздо более четким, что, по всей видимости, и дало местности название, которое можно перевести с древнего тарси как Оленьи Горы. Одно время данная местность служила излюбленным местом захоронения тарсачьих королев, а впоследствии - и королей. Многочисленные обнаруженные здесь гробницы подробно описаны в соответствующих трудах [1-34]. Данное захоронение, несомненно, является одним из наиболее богатых и, возможно, самым старым из всех и почти не повреждено землетрясениями.

[…]

Главная камера захоронения представляет собой большую неправильной формы пещеру, в центре которой расположен саркофаг с двумя набальзамированными женскими телами, ориентировочно тридцати с небольшим и двадцати с небольшим лет. Надписи на древнем тарси идентифицируют одну из них как легендарную Тарону. Несмотря на то, что до сего дня короткое, но выдающееся правление этой королевы считалось лишь одной из легенд, не имеющих под собой реальной почвы, находка заставляет нас пересмотреть многие взгляды на историю того периода.

[…]

Второе тело принадлежит женщине явно северного происхождения, однако начертанное на саркофаге имя - Тасса - является типично тарсачьим. Разумеется, гипотезу о ее имперском происхождении еще лишь предстоит подтвердить с помощью более тщательных исследований. Учитывая столь высокое положение Тассы, это может заставить нас пересмотреть свои взгляды и на отношение тарсачьих племен к чужеземцам. Возможно, именно по причине более высокой, чем предполагалось ранее, терпимости тарсаков они оказались в состоянии воспринять некоторые типично северные взгляды и подходы к жизни. Во всяком случае, для меня единственным способом объяснить резкий перелом…

[…]

При повторном эхографировании стен главной камеры захоронения обнаружилась скрытая за явно искусственной каменной стеной полость, ранее не обозначенная на карте прилегающих пустот. Вскрыть ее напрямую не представлялось возможным, поскольку на данном участке стены высечен один из наиболее сложных и ценных барельефов. Поскольку снять барельеф неповрежденным из-за особенностей крепления каменных блоков к окружающей породе не представляется возможным, после тщательных исследований обнаружилась возможность аккуратно добраться до полости обходными путями, не нарушив ни одну из покрывающих стены фресок.

Полость представляет собой еще одно захоронение. Совершенно не характерен тот факт, что прекрасно сохранившееся тело является мужским. Несмотря на то, что общая обстановка камеры типична и для главного комплекса, члены экспедиции разошлись во мнениях, можно ли относить ее к общей системе усыпальниц, или же она относится к более раннему периоду. Была выдвинута гипотеза, что до миграции тарсачьих колен в тридцать пятом веке здесь уже проводились захоронения вождей племен, населявших местность до прихода завоевателей. Профессор Айло Сафферн, однако, придерживается особого мнения - что камера, наоборот, относится к более позднему периоду, поскольку именно в то время у тарсаков начался переход от ярко выраженного матриархата к дуархату. Возможно, данная камера - захоронение одного из первых тарсачьих вождей мужского пола. Часть группы, кроме того, склонна согласиться с гипотезой профессора Сафферна, что камера может быть связана с культом бога Тилоса, распространенного в тарсачьих племенах в позднейший период (косвенным признаком является неоднократное упоминание имени бога как на саркофаге, так и на барельефах камеры. На мой взгляд, делать какие-либо определенные выводы еще рано, поскольку захоронение нуждается в тщательном изучении. Должен заметить, что возмутительное вмешательство солдат ОТГ, а также хамское поведение офицеров, командовавших охраной экспедиции…

[…]

При исследовании камеры также обнаружился странный предмет - прямоугольный деревянный ящик крайне необычной для того времени конструкции с усиленным металлом каркасом и сложным механическим замком, открывающимся путем серии нажатий на разные участки внешней пластины. Странности артефакта состоят в следующем.

Во-первых, методы получения пластичной низкоуглеродистой стали с никелевыми присадками, из которой выполнен каркас, выработаны относительно недавно - триста с небольшим лет назад (триста пятьдесят, если считать его изобретателями орков Калубара). Если предположить, что такой металл мог быть получен двенадцать веков назад, то мы должны признать, что общий уровень металлургии того времени оказывается неизмеримо выше, чем предполагается сегодня. Кроме того, предварительное исследование показало, что кристаллическая структура металла на пластинах и микрошлифах стержней каркаса имеет строение, характерное для воздействия т.н. "странных полей".

Во-вторых, метод открытия замка выгравирован на вделанной в крышку стальной пластине. После расшифровки выяснилось, что он основан на широко известной натуральной двушаговой последовательности, изобретенной Тайко Дварайном, однако, всего семьдесят лет назад. Между тем, ни один дошедший до нашего времени документ не давал основания предположить, что математика того времени выходила за пределы четырех арифметических и двух геометрических действий.

Наконец, содержимое ящика представляет собой три светлых широких листа непонятного происхождения, заключенных в переложенные медной сеткой тончайшие пластины из материала, напоминающего современное кварцевое стекло, но гораздо более прочного. Фактура листов позволяет предположить, что их материал представляет собой что-то вроде бумаги, а надписи на них сделаны на неизвестном сегодня языке и явно фонетическим шрифтом. Учитывая размеры контейнера, вероятно, в нем могло храниться до полутора тысяч таких листов.

Тщательное исследование данного контейнера, без сомнения, раскроет немало удивительных тайн того периода, но вопрос о его происхождении остается неразгаданным. Вероятно, он также относится к группе "чужих" артефактов, которые чаще всего связывают с мифической "империей Майно". Однако на Восточном материке предмет "чужой" группы обнаружен впервые. Я рекомендую занести данный артефакт в разряд секретных и ограничить к нему доступ кругом проверенных ученых с целью предотвращения необоснованных спекуляций.

[…]

"И снова пришельцы со звезд?"

"Тайны и мистерии", номер тридцать четыре.

Редакция снова возвращается к теме инопланетных цивилизаций. Недавние археологические находки на Плато Всех Ветров дали новые доказательства активного внешнего воздействия на развитие нашей цивилизации! Несмотря на плотную завесу секретности, которой окружены материалы экспедиции, нам удалось выяснить, что в древних могилах обнаружились вещи явно чужого происхождения. Среди них информированные источники называют высокоэнергетическое оружие (бластеры), мощные вычислительные устройства, а также зашифрованное послание, несомненно, таящее в себе новые откровения. Наверняка бюрократы от науки, заинтересованные только в сохранении своих побрякушек и регалий, полученных за отстаивание старых косных теорий, постараются замолчать новые вопиющие факты. Однако уже сейчас широкая общественность в лице, например, профессора Фамнена выражает свой решительный протест против засекречивания представляющих несомненный научный интерес сведений! Напомним, что героическая борьба профессора с бюрократами уже неоднократно вынуждала официальную науку делать неохотные, но сенсационные признания. Хотя сейчас профессор и несколько его приверженцев несправедливо брошены в полицейский участок за якобы злостное хулиганство (напомним - трое суток назад его арестовали во время проведения мирного пикета и ложно обвинили в избиении двух орков - научных сотрудников Института Археологии), нашему корреспонденту удалось взять у него интервью. Вот что профессор заявил по поводу данной находки:

[…]

Несмотря на некоторую резкость заявлений профессора Фамнена, по его настойчивой просьбе мы приводим их в неизменном виде. Напоминаем нашим злопыхателям, что редакция газеты не несет ответственности за цитирование чужих высказываний!

Наверное, дорогой читатель, ты уже догадался, что данная находка является еще одним доказательством подлинности альтернативной истории, концепцию которой профессор с таким упорством продвигает в течение последнего десятилетия. Напомним, что и Империя Майно, которую официальная наука упорно называет "мифической", и следы катастрофических взрывов в северной части Белогорья и на побережье Бухты Клешней, и наскальные рисунки гуманоидов в скафандрах, и предметы наподобие огнестрельного оружия, считаемые современной фальсификацией, и эзотерические учения, слишком сложные, чтобы быть созданными расами Сарна, - все прекрасно укладывается в теорию, согласно которой развитие нашего общества является плодом деятельности неизвестной космической расы! Так, например, Пробуждение Звезд, в котором многие исследователи усматривают аллегорический намек на второе или третье Нашествие, наверняка является описанием космических кораблей пришельцев, на огненных столбах реактивных выхлопов спускавшихся к примитивным аборигенам с неба.

[…]

Незадолго перед тем, как макет сегодняшнего выпуска был передан в печать, мы получили сообщение о ноте, предъявленной послом Объединенных Тарсы и Граша. Президент и правительство ОТГ, говорится в ноте, озабочены фактом проведения незаконных раскопок на спорной территории. Подробности вы узнаете в следующем выпуске газеты, который, как всегда, выйдет через три дня. Спрашивайте "Тайны и мистерии" в ближайшем киоске!!!

"История древнего мира"

Выдержки из учебника для младших курсов естественнонаучных специальностей

[…] Начиная с этого момента в течение пяти веков у тарсаков господствовал классический матриархат. Мужчины оказались низведены на низшие ступени племенной иерархии, выполняя в основном обязанности слуг, пастухов и простых воинов. Ниже них стояли только иноплеменные рабы. Одно время, судя по сохранившимся пергаментным свиткам, на семейном уровне доминировала полиандрия, однако, сошедшая почти на нет к моменту перехода к дуархату.

Во главе тарсаков стояла королева, избираемая по результатам открытых состязаний из девочек пятнадцати-семнадцати лет. Обычно процедура запускалась, когда старая королева дряхлела и не могла более предводительствовать воинами в битве (как правило, это происходило в возрасте тридцати-тридцати пяти лет). Соревнования включали в себя стрельбу из лука, фехтовальные турниры на деревянных мечах, демонстрацию умения верховой езды, борьбы и тому подобные состязания. Отобранные для состязаний девочки получали титул аханы и некоторую власть в королевском параде. Соперничество достигало такого накала, что родственники претенденток нередко подсылали к наиболее обещающим соперницам наемных убийц. Поэтому каждая ахана постоянно находилась под наблюдением специально приставленных к ней симан - отборных телохранительниц королевы из ее личной гвардии.

По результатам соревнований отбиралась лучшая из претенденток, получавшая титул мах-королевы. В течение двух-трех лет она находилась рядом со старой королевой, набираясь опыта и обучаясь управлению племенем. Рано или поздно мах-королева фактически сосредотачивала всю власть в своих руках. Когда совет парадан решал, что новая правительница выдержала испытание и готова принять власть, старая королева либо кончала жизнь самоубийством, либо погибала в поединке с мах-королевой. Исследователи сходятся на том, что данный ритуал обеспечивал однородность королевской власти и позволял избежать интриг со стороны прежней королевы. После этого мах-королева теряла приставку "мах" и формально принимала бразды власти. В среднем правление одной королевы длилось двенадцать-пятнадцать лет, в редких случаях - до двадцати.

Мах-королеву, не прошедшую испытание, убивали. В таком случае процедуру выбора новой королевы приходилось проводить с начала. Судя по тарсачьим хроникам, такой исход оказывался весьма редким - не чаще раза в сто лет.

[…]

Кочевые тарсачьи колена объединялись в тараманы, насчитывающие до тридцати тысяч человек - мужчин и женщин. В мирное время тараманом предводительствовала парадана, иногда именуемая также Матерью Племени. Во время войны тараман выставлял из своего числа воинское соединение под названием парад, командование которым принимала на себя парадана. Численность парада достигала десяти-пятнадцати тысяч человек - как конных, так и пеших (соотношение составляло примерно один к трем).

[…]

До сих пор не до конца ясно, из-за чего примерно в сороковом веке жизнь тарсаков резко изменилась. В хрониках неоднократно упоминается кровопролитная война между ними и другим большим племенным конгломератом - гуланами. Возможно, ассимилировав побежденных гуланов, тарсаки в какой-то степени восприняли и часть их культуры. Заслуживает внимания также гипотеза, согласно которой существенный вклад в развитие тарсаков внесли многочисленные беженцы из Четырех Княжеств, переживавших в то время долгую эпоху нестабильности и упадка. Тем не менее, относительно резкий - в течение всего полувека - переход к полностью оседлой жизни вряд ли может объясняться только данным фактором. Тем более это не может объяснить внезапный расцвет культуры - к сорок второму веку тарсаки по уровню науки обошли и Граш, и даже Четыре Княжества. Разгадать эту загадку современным ученым пока не удалось. […]

Термины и понятия

Ареска - круглый головной убор, закрывающий волосы, виски и щеки, часто украшенный вышивкой

ар- - приставка к названию города или местности, указывающая на происхождение человека

ах- - приставка к имени, в некоторых кочевых племенах указывающая, что мужчина - сын или брат вождя

Ахана - у тарсаков девушка-кандидат в королевы

Ахмуз - в Сураграше грабитель, разбойник

Буек - учебный деревянный меч

Валарам - бог-покровитель скота, в особенности овец и верблюдов. Верховный бог Сураграша

Великий Скотовод - повелитель Граша (см.). Формально являлся властелином всего Сураграша, но не обладал реальной властью за стенами города

Время Та - в терминологии Пути время для окончательного принятия критического решения

Гайнур - духовой музыкальный инструмент, род флейты

Год - на Неожиданности немного короче земного (примерно на десять процентов). Год Демиургов совпадает с одним оборотом Млечного Пути (ок. 250 млн земных лет). Меньшие единицы времени - месяц, день, час, минута, секунда, терция - получаются делением предыдущей единицы на двенадцать. Терция составляет около 80 земных лет. Более мелкие единицы времени исчисляются в двенадцатеричных знаках после запятой и применяются крайне редко

Граш - большой торговый и ремесленный город в южной части материка. Стоит на реке Кронг

Гривна - в Четырех Княжествах около двухсот граммов серебром, чуть больше ста грамм золотом

Гуланы - крупный конгломерат кочевых скотоводческих племен

Дромокар - небольшая тропическая лягушка с ядовитой слизью, благодаря развитому горловому резонатору издающая очень громкое рычание

Зуар - крупный тропический ночной хищник из семейства кошачьих. Наибольших размеров (до двух метров в длину, до метра в холке, до двухсот килограмм массы) достигает подвид черных зуаров. В описываемый период времени находился на грани вымирания

Караграш - область к западу от Сураграша и Четырех Княжеств

Клятва смерти - в Сураграше обязательство, которое человек должен выполнить за определенный срок. В противном случае он должен покончить жизнь самоубийством или оказывается вне закона

Кленг - язык, распространенный в Караграше

Колесованная Звезда - символ веры Храмов Четырех Княжеств. Стилизованно изображается как пятиконечная звезда, вписанная в круг. Произошел от колеса, на котором был казнен Пророк Отца-Солнца

Кронг - полноводная, не пересыхающая даже летом река, на которой стоит город Граш

Курат - в Сураграше бог солнца и огня. В Четырех Княжествах носит имя Отца-Солнца

Кубала - длинная закрытая женская одежда, балахон

Люди - широко распространенная в Игровых мирах раса, физиологически и психологически практически идентичная Демиургам на соответствующей стадии развития

Мах-королева - у тарсаков утвержденная королевой ахана во время испытательного срока

Ментоблок - термин прикладной психологии Демиургов, означающий внедрение в личность разумного существа искусственно созданных конструкций. Может представлять собой осознаваемые или скрытые блоки сенсорной, эмоциональной и рациональной памяти, а также программы рассудочных или рефлекторных действий как реакции на определенные раздражители и стимулы

Муха мбатобе - кусачая тропическая муха, являющаяся переносчиком возбудителей многих тяжелых заболеваний человека и скота

Муэкан - в Храмах Четырех Княжеств служка, в установленные часы призывающий правоверных к молитве

Назина - мстительная богиня ночи. Почитается тарсаками и Тенями

Народ - самоназвание расы троллей, искусственно сформированных Игрой примерно за три тысячи лет до описываемых событий из прямоходящих земноводных рептилий. Основная философия и религия - Путь Безмятежного Духа

Общий язык - изначально одна из игровых конструкций, примитивный язык межплеменного и межрасового общения. В описываемый период, однако, распространился и развился до такой степени, что полностью вытеснил многие старые языки. Разговорный язык людей северной части континента и Граша, а также Народа

Орк - типовая игровая раса, обычно ведущая свое происхождение от кошачьих. Отличаются воинственностью и жестокостью, а также склонностью к ремеслам.

Парад - крупный военный отряд тарсаков, формируемый на основе одного тарамана

Парадана - у тарсаков в мирное время вождь тарамана, в войну командир парада

Парратар - приемный член кочевого племени

Печенар - бог ремесленников, покровитель города Граша

Поллах - языков гуланов

Пробуждение Звезд - термин, описывающий изменения ночного неба планеты после распада Границы Игрового Мира

Проекция - для Демиургов способ взаимодействия с окружающим миром. Совместное использование техник расщепленного сознания и нуль-контакта приводит к тому, что личность Демиурга обычно рассредоточена по Вселенной. Проекция - копия такой личности, тесно связанная с основным сознанием одно- или двусторонней связью. Для Игры, как правило, применяется упрощенная проекция, обладающая лишь малой частью знаний и навыков Демиурга.

Путь (Безмятежного Духа) - философское учение, боевое искусство и стиль жизни, распространенные в основном среди Народа (см.). Основными добродетелями П. являются исполнение своего долга перед кланом, племенем и Народом в целом, а также умение контролировать свои разум и чувства. П. включает в себя систему боевых единоборств, в рукопашной части сходных с современным нам айкидо

Сажень - мера длины, чуть больше двух метров

Сантан - высокая плетеная круглая корзина, используемая для перевозки сыпучих грузов

Сапсапы - относительно большая группа племен западного Сураграша

Сетчатое дерево - невысокая пальма с широкими полупрозрачными листьями, покрытыми густой сетью темных прожилок

Симана - воительница из личной гвардии королевы тарсаков

Слияние - для Демиурга переход от односторонней связи с проекцией к двусторонней и интеграция псевдосамостоятельной личности и памяти последней в основное сознание

Сумар - бог змей и прочих пресмыкающихся

Сураграш - большая область на юге Западного материка. Буквально - "возле Граша" на поллахе

Сурх - высокая степная трава

Тайгра - ритмичное, зачастую рифмованное многострочие, содержащее мудрость Пути

Такх - у тарсаков воинский отряд в два-три десятка всадников

Тараман - у тарсаков несколько племенных колен под руководством параданы

Тарсаки - крупный конгломерат кочевых скотоводческих племен

Тарси - язык тарсаков

Тени - в описываемый период тайная секта наемных шпионов и убийц

Тоскала - однолезвиный заостренный меч со слегка изогнутым клинком, длинной полутораручной рукоятью и овальной плоской гардой. Длина клинка достигает метра в человеческом исполнении и полутора - в тролличьем. Умение в совершенстве владеть Т. является неотъемлемой частью Пути

Тинурил - широко почитающийся в Сураграше бог рек и источников

Тролль - см. Народ

Турабар - бог войны. Почитается гуланами

Турхат - придворное приветствие в Граше, глубокий поклон с прикосновением руки ко лбу и полу

Фаттах - язык сапсапов

Ферест - южное лиственное дерево с толстым стволом и тяжелой малогорючей и вязкой древесиной

Халтон - легкое просторное одеяние до пят

Харазг - название города и населяющих его племен в северном Караграше

Хассар - название командующего объединившимися сураграшскими племенами в большой войне

Хотан - небольшой город в Сураграше

Чаттануга - одна из баз Тилоса в северо-западном Сураграше

Четыре Княжества - государства, возникшие на руинах Приморской империи: Камуш (северо-запад империи, столица - Каменный Остров), Типек (северо-восток, Терелон), Куар (юго-запад, Тушер), Тапар (юго-восток, Саламир)

Шабай - руководитель местного отделения или командир автономного отряда Теней

Шураллаха - молодой горный хребет на юге Сураграша. Отличался повышенной тектонической активностью даже до Пробуждения Звезд

Ю-ка-мин - бог растительности

Конец

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга первая. Ничьи котята

— Ну и чем сегодня занимается наша великолепная звезда? — брюзгливо осведомились за спиной у Сураша.

Директор по безопасности раздраженно выдохнул воздух сквозь полусжатые ноздри, но не ответил. Главный директор Третьей лаборатории и сам прекрасно знал, что тематика работы доктора Касатаны засекречена по шестому уровню допуска. Ответ во всем Седьмом Департаменте Министерства обороны знали только четверо: директор Департамента, его первый заместитель и два чоки-лаборанта, помогавших доктору — если к чоки, конечно, применимо слово «знать». Даже главный директор лаборатории был не в курсе ее темы — доступная только ему и Сурашу смотровая ни на йоту не приоткрывала завесу тайны. Обширное помещение на минус пятом уровне здания по большей части заполняли абсолютно загадочные установки, пожирающие огромное количество энергии. Разобраться в них сходу (а возможно, и не только сходу) не удалось бы даже квалифицированному специалисту в области вихревых полей. Собственно, смахивало на то, что назначение и принцип их действия не понимал никто, кроме самой изобретательницы. А ее отчеты уходили непосредственно в Департамент в зашифрованном виде. И именно это и раздражало директора лаборатории.

— Как всегда, загадочна и отстраненна, — продолжал брюзжать Тарамис. — Как всегда, полностью углублена в работу. И, как всегда, в очередной раз не удосужилась отправить месячный отчет, за что начальство почему-то винит именно меня. Ну что ты на нее уставился, Сураш? Ладно бы еще твоей породы баба! Впрочем, ей и своя-то порода неинтересна, вобле сушеной…

Тролль снова резко выдохнул сквозь ноздри. Директор, в общем-то, не так уж и плох — для человека. Но когда на него находит ворчливое настроение, на глаза ему лучше не попадаться: затрахает мозги почище любого орка. Хорошо, что доктор Касатана, увлеченная каким-то расчетами, не слышит его через толстое смотровое стекло. Иначе она наверняка нашлась бы, что именно ответить, и тогда наверняка полномасштабной перепалки не избежать. Директор по безопасности в очередной раз спросил себя, на кой он сюда вообще приперся, и в очередной раз не нашел ответа. Что-то загадочное, почти мистическое, чувствовалось в молодой человеческой женщине с огненно-рыжими волосами, собранными на затылке в конский хвост, и его тянуло на минус пятый уровень какое-то подсознательное желание увидеть ее еще раз. Возможно, играло свою роль и то, что на нее единственную во всей Лаборатории не имелось полного досье. Точнее, на нее не имелось вообще никакого досье, если не считать скудных страничек, набравшихся за время ее работы на вверенном ему объекте. Она, штатская, работала здесь по личному приказу министра обороны, и именно потому могла плевать на всех.

— Великолепная госпожа Касатана, — главный директор лаборатории нажал на кнопку включения двусторонней связи и склонился к микрофону, — доброе утро. Напоминаю, что ты снова забыла прислать месячный отчет.

Женщина отвернулась от дисплея и встала со своего места. Подойдя вплотную к бронестеклу, она с наслаждением потянулась всем телом (троллю показалось, что он услышал, как гулко забилось сердце Тарамира) и прислонилась к стенке возле окна.

— Здравствуй, блистательный господин директор, — игриво подмигнула она. — Забыла, каюсь. А может, и нет. Может, намеренно не отослала…

— Намеренно? — настороженно переспросил директор. — Но ты должна…

— Исследования почти завершены, и через несколько дней я передам директору Департамента полный отчет о результатах, а также действующий прототип. Осталось довести до ума интерфейс системы и протестировать ее сначала на моделях, а потом на добровольцах.

— Слабо верится, — буркнул директор. — Но что еще мне остается? Наверное, с моей стороны является непростительным хамством полюбопытствовать, что именно ты все-таки конструируешь в моей лаборатории?

— Человеку, дослужившемуся до полковника, такие вопросы задавать как-то и неприлично! — фыркнула доктор. — Впрочем, на показательную демонстрацию, каковая не за горами, вас обоих все равно пригласят. Могу и показать. Марука, активируй прототип на втором стенде! — махнула она рукой одному из чоки. Тот кивнул в ответ и, вставив в разъем на консольной панели штекер, смонтированный в подушечке указательного пальца, замер.

Несколько секунд спустя поверхность большой низкой тумбы прямо перед смотровым стеклом засветилась мягким матовым светом. Доктор Касатана подошла к столику, на котором грудой лежал какой-то металлический хлам, вытянула из него длинную железную трубу и положила на тумбу.

— Наблюдайте за руками и за стендом, — женщина нацепила на запястья блестящие браслеты, на которых замигали глазки индикаторов. — Ну, примерно вот так…

Она сделала жест руками, словно что-то подцепляя снизу ладонями, и внезапно труба всплыла в воздух и застыла, словно удерживаемая невидимыми руками. Доктор покачала ладонями, и труба завращалась пропеллером, потом снова замерла. Женщина сделала правой рукой резкое вертикально-рубящее движение, и труба распалась на две половинки, загремевшие по поверхности тумбы.

— Вот, что-то такое, — заключила она, снимая браслеты. — Ну как, господин полковник, впечатляет?

— Ни хрена ж себе… — потрясенно проговорил Тарамир. — Что это?

— Вихревой комбинированный эффектор с обратной связью, — пояснила доктор Касатана, явно наслаждаясь произведенным впечатлением. — Генерировать кратковременные вихревые импульсы научились уже лет пять как, но дальше дело не шло. Моя установка поддерживает три силовых манипулятора, составленные из устойчивых вихревых комплексов, гравитационных и электромагнитных, воспринимаемых оператором как продолжение собственного тела. Точнее, станет воспринимать, когда я закончу дорабатывать нейроинтерфейс.

— Госпожа доктор, вы совершили выдающееся открытие! — искренне проговорил директор. Сураш кивнул, соглашаясь. — Оно совершит переворот в промышленности, да и в военном деле тоже! Мои поздравления.

— Спасибо, полковник, — неожиданно холодно проговорила женщина. — Но эффектор еще не доведен до ума, браслеты — временное решение. В финальном варианте он должен устанавливать прямое соединение с центральной нервной системой оператора. Видите ли, господа, дело в том, что у эффектора есть еще и способность…

То, что произошло потом, директор по безопасности вайс-полковник Сураш Тамарэй долгие годы видел в ночных кошмарах. Взмахнув рукой во время своей последней фразы, женщина провела ладонью над поверхностью тумбы. И тут словно что-то хлестнуло ее по предплечью так, что рукав халата разлетелся в клочья, а руку отбросило назад. Тело женщины приподняло в воздух и завертело, словно гигантский детский волчок. Тут же словно чудовищный невидимый смерч пошел крутиться по лаборатории, круша и ломая оборудование, и сразу в трех местах прогремели страшные взрывы, затопив помещение волнами огня. Бронированное панорамное стекло разлетелось мелкими брызгами, и Сураш, успев упасть на пол и заодно уронить директора, почувствовал, как невидимая сила рассекла воздух у него над головой, выбив массивную металлическую дверь смотрового помещения и пустив паутину трещин по железобетонным стенам. Свист пожарной сигнализации мгновенно умер в реве пламени, и слабо, неуверенно сквозь него прорвался рев сирены общей тревоги.

Что там может так полыхать? — мелькнуло у Сураша в голове, пока он, хватая ртом мгновенно раскалившийся воздух, полз к выходу. Там же нет никаких горючих материалов! Плазма, горячая плазма — но откуда?? В полубессознательном состоянии, с головой, идущей кругом от жара и дыма, он выкарабкался из смотровой и бессильно распластался на бетонном полу. По коридору бежали солдаты с огнетушителями, двое споро разматывали пожарный рукав. Мигнув, погасло освещение, и тут же вспыхнула красноватая аварийная подсветка: дежурный на пульте, следуя инструкции, обесточил сектор, чтобы не допустить коротких замыканий в плавящейся проводке. Наверное, где-то там, в помещении лаборатории, сейчас исходила бессильным шипением газовая система, тщетно пытаясь утихомирить стихию, но, похоже, оставалось только одно: ждать, пока внутри не выгорит все, что только может давать пищу огню.

— Господин вайс-полковник! — затормошили его за плечо. — Господин вайс-полковник! Очнись! Вот кислород!

Тролль с трудом оторвал раскалывающуюся голову от пола. Над ним склонился медик, протягивая маску со шлангом, идущим к небольшому металлическому баллону. Заместитель директора прижал раструб ко рту и несколько раз с силой вдохнул. Стало легче. Он с трудом поднялся на ноги, чувствуя, как со всех сторон его подхватывают руки, помогая устоять, и огляделся.

Бессознательного директора быстро уносили на носилках. Солдаты с огнетушителями прижались к стенам, но нужды в них уже не осталось. Странно — рев пламени быстро стихал, и меньше чем через минуту стих совсем. Пожарная система все-таки справилась? Шатаясь и держась за стену, тролль заглянул в обугленный дверной проем. Из смотровой тянуло дымом и гарью, но внутри стояла кромешная темнота.

— Свет! — хрипло прорычал заместитель директора. — Передайте на пульт, путь дадут свет. И фонари сюда, живо, внутри наверняка все лампы полопались!

Для того, чтобы проникнуть внутрь, дверь лаборатории пришлось вырезать автогеном. Сураш, однако, не стал дожидаться окончания процесса. Взяв в руки мощный аккумуляторный фонарь, он осторожно вошел в смотровую, скрипя сугробиками стеклянной пыли, и заглянул в оконный проем. Он направил вглубь помещения луч света — и окаменел.

В двух саженях перед ним на полу билось нагое тело доктора Касатаны Хамаяры. Наверное, человек-мужчина даже сейчас не удержался бы от восхищенного прицокивания языком при виде идеальных форм женщины. Однако взгляд тролля приковало совсем другое. Одежда сгорела дотла, но на нежной женской коже не виднелось ни ожога, ни царапинки. Перепачканные золой рыжие волосы словно и не купались только что в море огня, и лишь покрывавший ее толстый слой пепла напоминал о недавнем буйстве пламени. Тело подергивалось и извивалось, изо рта женщины вырывались нечленораздельные звуки, и пепел рядом ней то и дело взвивался в воздух, словно бичуемый невидимыми хлыстами.

— Она жива? — потрясенно пробормотал кто-то рядом с ним. — Что за мистика здесь творится?

Сураш перемахнул через оконный проем и осторожно приблизился. Вернее, попытался приблизиться — воздух перед лицом со свистом рассекло что-то быстрое и невидимое, и он поспешно отшатнулся назад. Что-то остро кольнуло его в шею, и он дернулся, изворачиваясь, словно от внезапного удара ножом. Но боль прошла так же мгновенно, как и возникла.

— Не входить в помещение! — гаркнул заместитель директора. — Опасно! Пожарной команде и охране немедленно вернуться в свои помещения! Спецвзвод сюда, живо! И чтобы замдиректора по науке явился сюда максимум через пять минут!

Он перепрыгнул проем в обратную сторону и почти вышвырнул из смотровой нескольких человек с фонарями, потрясенно наблюдавших за разгромом в помещении. Надо срочно связаться с руководством Департамента, мелькнула у него мысль. Срочно!

Его мозг уже работал, быстро перебирая варианты действий, но на сердце становилось все тяжелее. Исследовательское помещение разгромлено. Чудовищно дорогие экспериментальные установки уничтожены практически полностью. Доктор Касатана невменяема и неприкосновенна в прямом смысле слова. Директор без сознания, и хорошо если он не слишком сильно приложился головой, когда падал. И материалы — сохранились ли материалы экспериментов? Достаточно ли в отчетах деталей, чтобы восстановить сделанное?

Но главное — почему женщина осталась целой и невредимой в огненном шквале, оплавившем даже металлические части установок и оставившим лишь кучки пепла от киборгов-помощников?

Кто она такая… нет, не так. Что она такое — доктор Касатана Хамаяра?

10.05.843, златодень

— Как дела на работе?

Цукка слегка дернула плечом. Отвечать на дежурный вопрос настроения не было совершенно. К тому же мачеха наверняка и не ожидала ответа. Ну какие дела у продавщицы в универсальном магазине? Прилавок — витрины — покупатели — гудящие под конец дня ноги и усталые от постоянно приклеенной улыбки губы…

Она поковырялась в жареном рисе, вытащила из него креветку и сунула ее в рот. Как же все-таки им сказать? Отец по-настоящему беспокоится о ней, да и мачехе, в общем, она не безразлична. Конечно, у Танны голова куда больше болит о своих детях, но и о падчерице она пытается заботиться — насколько вообще можно заботиться о чужом, к тому же совершеннолетнем ребенке… Забавно. Похоже, самое сложное все-таки не принять решение, а сказать о нем родителям.

Кончай терзаться, мысленно одернула она себя. Не руби кошке хвост по частям. Все равно сказать придется, и придется именно сегодня. Ты ведь твердо решила, что не хочешь более оставаться обузой? Вот и славненько. Ты уже взрослая девочка, так что и веди себя соответственно.

— Папа, мама! — она подняла голову от тарелки и со стуком отложила вилку. — Я хочу вам сказать, что… — Она осеклась. Горло перехватило. Еще одна фраза — и пути назад уже нет.

— Да, милая? — Отец оторвался от газеты и посмотрел на нее поверх очков. Ринрин и Тарс перестали пихаться локтями и тоже выжидающе уставились на сестру. Танна не прореагировала — она продолжала сосредоточенно жевать рис. Похоже, мачеха за день устала не меньше Цукки. Девушку кольнуло легкое чувство вины. В конце концов, та тащит на себе целый дом.

— Я… в общем, я решила, что мне пора жить самостоятельно. Я уже взрослая, сама зарабатываю на жизнь. Вчера заведующий секцией сообщил, что мне немного увеличили жалование… ну, и я посчитала, что теперь вполне могу снимать комнату.

— Не говори глупостей, милая! — отец осуждающе покачал головой. — У тебя уже есть своя комната в нашей квартире. Зачем тратить деньги впустую?

Он отложил газету.

— Я уже говорил, Цу, что ты для нас не обуза. Да, ты уже взрослая девушка — куда только ушло время! Но это не значит, что теперь ты должна бросить нас или мы должны вышвырнуть тебя. Я понимаю, что ты все еще переживаешь неудачу с университетом, но год пролетит незаметно. Следующей зимой ты обязательно поступишь.

— Папа, ты не понимаешь! — чуть не плача, Цукка сжала кулаки. — Я уже действительно взрослая. Мне пора начинать отвечать за себя самостоятельно! Если я буду все время опираться на тебя, на Танну, я не смогу сконцентрироваться на подготовке. Я так и продолжу плыть по течению — твой дом, потом дом мужа, дети, кухня, магазины… Я хочу стать самостоятельной!

— Но ты уже самостоятельная! — отец беспомощно пожал плечами. — Ты давно не берешь у нас деньги, вносишь свою долю платы за квартиру… Разве самостоятельность в том, чтобы бросить семью и уйти в пустоту?

— В том числе, — Цукка упрямо уставилась в стол, избегая отцовского взгляда. — Папа, я тебя люблю. Я вас всех очень люблю, но я должна уйти. Я стану звонить, приходить в гости, но мне пора заботиться о себе самой. Я… нашла комнату. Сегодня десятое, до конца периода еще четырнадцать дней, но хозяин согласился взять плату вперед только за неделю. То есть шесть дней, почти целую неделю, я смогу жить бесплатно! Но у него есть условие — он хочет, чтобы я въехала сегодня.

…только бы они поверили ее басне! Хозяин уже вытребовал полную месячную плату за период вперед…

— То есть ты уходишь прямо сейчас? — растерянно спросил отец. — Танна! Ну скажи же ей!

— Могу только повторить за твоим отцом — не делай глупостей, Цукка, — мачеха устало взглянула на девушку. — Да, птенцы рано или поздно выпархивают из гнезда, но нет нужды вот так внезапно принимать решение. Даже если хочешь жить отдельно, незачем бросаться головой в омут прямо сейчас. Останься хотя бы до завтра — раз у тебя выходной, переберешься спокойно. А может, еще подумаешь и решишь остаться, спешить и в самом деле некуда.

…именно этого я и боюсь — что подумаю и решу остаться. Что решимость иссякнет, что поддамся на уговоры отца и не смогу уйти…

— Не решу, — качнула головой девушка. — Ринрин и Тарс уже большие, им пора жить отдельных комнатах. Вот Ринрин и переедет в мою, ей и кровать подойдет, и стол для занятий есть. А я уже собрала сумку — я взяла постельное белье на первое время, ладно? — и сейчас уйду. Завтра у меня внеочередной выходной, накопилось несколько штук за сверхурочную работу, так что смогу обустроиться на новом месте. А если до утра останусь, на место попаду только к обеду, и хозяин ругаться станет.

— Но Цу!.. — отец беспомощно заморгал. Девушка вздрогнула, заметив каким старым и потрепанным он выглядит сегодня. Хорошо бы у него не возникло неприятностей на работе…

— Нет, папа! — девушка отодвинула тарелку и решительно встала. — Я должна. Простите, что все вышло так… так… внезапно, но я решила.

Твердым шагом она вышла из кухни. Короткий коридор, дверь слева — ее комната. Бывшая комната. Внутри со вчерашнего дня ничего не изменилось, но каким-то неуловимым образом она стала чужой. Не ее.

Цукка обвела взглядом интерьер, словно в первый раз рассматривая обстановку. Низкая кровать возле стены. Вплотную придвинутый к окну письменныйстол, сиротливо-голый, избавленный от обычного бумажного беспорядка. Старый-старый терминал, даже не терминал, а настоящий компьютер — с встроенными в потроха программами, правда, уже давно не использующимися. Полки со старыми бумажными книгами, по большей части детскими, давно забытыми — теперь их самое время читать брату с сестрой, и несколько жмущихся друг к другу не менее старых пособий для подготовки — «Курс физики для поступающих в университет», «Начала общей математики», «Интегральное исчисление»… Надо потом их забрать. Или не надо? Один раз она уже провалилась, пытаясь по ним готовиться: программы для поступления изменились, а новые пособия — только электронные. Значит, придется как-то копить средства на новый терминал и книги… На полу — вытертый ковер с рисунком в виде желто-зеленого ромбического орнамента на белом фоне. Пара стульев. Шкаф для одежды, сейчас наполовину пустой.

И сумка. Большая дорожная сумка в углу, доверху набитая: несколько платьев, белье — нательное и постельное, гравюра по металлу — серебряное дерево на холме на фоне золотого заката, туфли, пелефон, мелкий хлам, с которым жалко расставаться… Чужеродный предмет, превративший давнее убежище от невзгод в чужое полузнакомое помещение.

Нет. Хватит терзать себя. Что обрублено, то обрублено. Цукка подхватила сумку и, скособочившись от тяжести, вышла в прихожую. Отец с мачехой уже ждали там. Притихшие брат с сестрой выглядывали из кухни.

— Цу… — отец положил ей руку на плечо и печально взглянул в лицо. — Может, все-таки передумаешь? Останься хотя бы до завтра.

— Нет, папа.

Девушка поставила сумку на пол и осторожно поцеловала отца в щеку. Поколебавшись, поцеловала и мачеху. Неожиданно та протянула руку и ласково погладила Цукку по волосам.

— Наверное, я была тебе плохой матерью, — сказала она задумчиво. — Твоя настоящая мама меня не одобрила бы. Мне исполнилось лишь чуть больше, чем тебе сейчас, когда я выходила за твоего отца. Я просто не знала, что делать с внезапно появившейся семилетней дочерью. А потом… не сложилось. Ты так страдала из-за смерти матери, что я не смогла подружиться с тобой. Жаль. Но я хочу, чтобы ты помнила — здесь твой дом. И ты всегда можешь вернуться, если что-то не получится. Мы пока не тронем твою комнату.

— Да, Цу, — отец притянул ее к себе и обнял. — Ты всегда можешь вернуться. Я знал, что ты рано или поздно оставишь нас, ты характером в мать, такая же упрямая. Просто… как-то все вышло неожиданно.

Он отстранился и взглянул ей в глаза.

— Ты ведь не забудешь нас, да? Станешь приходить в гости? Звонить?

— Да, папа, — кивнула Цукка, пытаясь сдержать наворачивающиеся слезы. — Обязательно. И вы ко мне приходите.

Она быстро сунула ноги в сандалии, распахнула дверь, подхватила сумку и вышла. Уже на лестнице она обернулась и еще раз взглянула на свою семью. Отец, мачеха и брат с сестрой смотрели на нее через дверной проем, словно из другой, милой и теплой жизни. Той жизни, где ребенком она могла прибежать к отцу на колени и, заливаясь слезами, протянуть палец с чернеющей под ногтем занозой. Где в вечернем сумраке горели золотым огнем домашние окна, обещая убежище от невзгод и недругов. Где утреннее солнце било в заспанные глаза, а тиканье будильника на столе ласково убаюкивало в ночной темноте…

Все в прошлом. Будущее холодно и неопределенно, и для начала ей придется привыкнуть жить одной. Возвращаться в пустую темную комнату большого дома, кивать в коридоре общей квартиры таким же, как она, девушкам-одиночкам, снимающим соседние комнаты, раз в период платить деньги равнодушному хозяину, а еще расплачиваться по счетам за землю, электричество, воду и зимнее отопление. Таково будущее, к которому придется привыкнуть.

Она прощально махнула рукой и потопала вниз по ступенькам лестницы.

До своей новой квартиры она добралась на удивление быстро. Нужный трамвай пришел почти сразу, так что мыслишка шикануть и взять такси умерла в зародыше. На Подгорной улице она оказалась около пяти вечера — солнце уже коснулось гребня горы, но еще не успело зайти за него. Бросить сумку, распаковаться, совершить краткую экскурсию по окрестностям на предмет продуктовых и прочих магазинов — и лечь спать пораньше, в семь-полвосьмого. А завтра с утра подняться вместе с солнышком и обустроиться уже основательно: вычистить комнату сверху донизу, закупить продуктов на ближайшее время, прикупить какую-никакую посуду и, возможно, даже старый толстый телевизор где-нибудь в комиссионном магазине. Опять же, познакомиться с соседями, основательно погулять по окрестностям, выяснить, где какой транспорт ходит, где можно поймать такси при необходимости и где какие отделения банков… Ой, нет. С соседями не получится — завтра земледень, люди на работе. Придется в другой раз. А послезавтра — на работу, и снова пойдет обычная рутина. Только вот возвращаться придется уже не домой, а в пустую комнату к холодной плите и дребезжащему хозяйскому холодильнику.

Она тихонько вздохнула и зашагала к трехэтажному дому саженях в пятидесяти от остановки трамвая. Сумка тянула вбок и вниз, и Цукка пожалела, что не оставила половину барахла дома. Все равно еще раз возвращаться, хотя бы за учебниками. Да и рассказать, где и как устроилась, родителям надо.

У двери она нащупала в кармане пластинку ключа и вставила ее приемную щель. К ее удивлению, над замком вспыхнул и замигал красный огонек, а засов и не подумал отпираться. Она повторно сунула ключ — с тем же результатом. Что такое? Неужели ключ испортился? Она ведь проверяла его вчера вечером!

Все еще недоумевая, она нажала кнопку домофона рядом с фамилией хозяина.

— Кто? — несколько секунд спустя спросил хриплый мужской голос.

— Господин Януси, добрый вечер — заторопилась Цукка. — Здесь я, Цукка Мерованова. Вчера я сняла у вас комнату. Я войти не могу, ключ не действует.

— Госпожа Цукка? — переспросил голос. — Сейчас спущусь, жди.

Минуту спустя дверь распахнулась. Цукка облегченно вздохнула, подхватила с земли сумку и сунулась вперед, но тут же вынужденно остановилась. Вопреки ожиданиям хозяин воздвигся в дверном проеме и отодвигаться не собирался.

— Э-э… могу я пройти, господин Януси? — осведомилась девушка, недоуменно глядя на него.

— Видишь ли, госпожа Цукка, — хозяин смущенно почесал в затылке, — я твою комнату другому сдал. Извини, так получилось. Вот…

Он сунул девушке в руку тугой бумажный сверток — та машинально взяла — и вынул ключ из ее ослабевших пальцев.

— Но я же заплатила… — слабо произнесла она.

— Ну, заплатила, — хозяин пожал плечами. — А тот парень заплатил больше. Ему, видать, нужнее. Деньги я тебе вернул, так что прощай.

— Но куда я пойду! — Цукка чуть не плакала. — Вечер же! Поздно! Мне идти некуда!

— Твои проблемы, — хозяин еще раз пожал плечами. — Вверх по улице, в старой роще, кажется, есть отель. Сегодня там переночуешь, а завтра подыщешь себе другое жилье.

Дверь с грохотом захлопнулось, и Цукка почувствовала, как по щекам катятся слезы. Мир, казалось, рушился вокруг нее. Куда ей сейчас? Домой? Невозможно. Сначала решительно заявить, что уходит, а потом вернуться? Ни за что! Лучше ночевать на улице. Вот ляжет прямо здесь и заснет на камнях!.. Или нет, она пойдет в полицию! Ведь они договорились, она отдала деньги!

Договорились? А где договор? Она просто отдала деньги. Без подписей, без свидетелей. Деньги? Она вгляделась в сунутый в руку сверток. Да, похоже, все здесь. И за то спасибо. Мог бы и не вернуть.

И вообще, возьми себя в руки, дура, зло сказала она себе. Ишь ты, разнюнилась! Подумаешь, в дом не пустили. Этот гад не последний, небось, домовладелец в городе. Найдет она себе другое жилье. Тем более, завтра на работу не надо. Купить газету и внимательно просмотреть раздел с объявлениями, дел-то. А сейчас нужно искать отель. Время еще детское, и если поторопиться, она успеет найти себе комнату. А если нет… пятый период в нынешнем году на удивление теплый, а в сумке лежит плотная кофточка. Так что она и на скамейке не замерзнет. А можно сесть на трамвай и доехать до вокзала — там есть зал ожидания, можно подремать ночь, сидя в кресле.

Что эта сволочь сказала про отель вверх по улице? Надо посмотреть — вдруг он достаточно дешевый, чтобы переночевать. Девушка сунула деньги в нагрудный карман блузки, тяжело вздохнула и, перехватив сумку в другую руку, зашагала по улице.

Саженей через тридцать дорога резко пошла вверх. Еще через тридцать саженей Цукка почувствовала, что сумка наливается неподъемной тяжестью. Солнце уже наполовину опустилось за гору, и на улице начал сгущаться вечерний сумрак. Одно за другим вспыхивали окна домов. Тускло, но с каждой секундой все ярче разгорались фонари. Она бросила взгляд на часы. Пятнадцать минут шестого. К шести стемнеет окончательно — и как она станет искать отель? Хотя, наверное, возле него должна светиться вывеска…

Двадцать минут спустя она выдохлась окончательно — и не только физически. За очередным крутым поворотом улица внезапно кончилась, и последний фонарь осветил каменную площадку над обрывом, обнесенную фигурной металлической оградкой. Дорога шла и дальше, но по обеим ее сторонам возвышались массивные стволы деревьев. Судя по белым свечкам цветов в не по-весеннему густой листве и характерному запаху, витавшему в воздухе, — мароны. Значит, здесь улица кончается? Но где же отель? Наверное, она пропустила его в сумерках. Или гад-домовладелец что-то напутал. Или просто соврал, чтобы отвязаться…

Она устало плюхнула сумку на плиты смотровой площадки и оперлась о перила. Отдышавшись, она внезапно осознала, что перед ней открывается великолепный вид на бухту. Закрытое горами солнце уже ушло с ее поверхности, и внизу расстилалось море огней: сначала бегущее по склонам гор вплоть до угольно-темной по вечернему времени зоны цунами, а потом начинающееся снова, плавно переходя в еще освещенный противоположный берег Масарийской бухты. По воде сновали увешанные сигнальными огнями катера; неспешно двигалась пара больших сухогрузов и танкер, торопящиеся разгрузиться у пирсов, залитых светом прожекторов; мигали габаритные огни на могучих заслонках защитных эллингов, ночью прикрывающих от возможного буйства морской стихии изящные яхты, сейчас скользящие далеко в океане… Несмотря на вечер бухта кипела жизнью. А за ней, видный сквозь узкую горловину бухты, расстилался залитый вечерним солнцем океан, и красно-золотая рябь бежала по ряби его бесчисленных волн. Оттуда налетал соленый морской бриз, оставляя на губах вкус моря, приглашая взмыть с площадки, широко распахнуть ему объятья и чайкой полететь все выше и выше, к темно-синему небу, в котором все ярче начинал светиться восходящий Звездный Пруд. Айтес, Пураллах, Мутаэра, Двойной краб, Фибула Назины, Дельфин, Рубиновый ромб и другие созвездия драгоценными камнями проявлялись на темнеющем бархате космоса, и она задохнулась от восторга, привычного, но каждый раз словно испытанного впервые в жизни.

Я обязательно поступлю в университет, пообещала она небу. Продолжу заниматься вечерами и утрами, ходить в библиотеку, читать учебники — и обязательно поступлю следующей весной. Я выучусь на астронома, стану изучать Вселенную, и может быть — почему нет? — именно мне повезет открыть сигналы чужих цивилизаций, что живут там, в ядре Галактики или же на дальних ее окраинах. А может, если помечтать, однажды именно я первой встречусь с инопланетными братьями по разуму и от имени всей нашей цивилизации скажу им…

Гулкий вой сирен заставил ее встрепенуться. Она прислушалась. Цунами-предупреждение, время подхода волны — два часа семьдесят минут. Огни катеров задвигались, меняя траектории движения, смещаясь к берегу, в сторону безопасных эллингов. Танкер и один из сухогрузов начали заметно снижать скорость и разворачиваться. Другой сухогруз низко прогудел, подтверждая — раз, второй, третий, но продолжал двигаться к пирсам: вероятно, капитан рассчитывал выгрузить хотя бы часть карго до того момента, когда придется срочно выходить в океан, носом встречая не страшную на глубоководье, еще медленную и низкую волну. Меньше трех часов — а ему еще нужно пришвартоваться, потом отшвартоваться и отойти от берега по крайней мере на три версты. Да и краны нужно успеть укрыть за защитными стенами. Или корабль идет полупустым?

Девушка вздохнула. Цунами — не ее проблема. Ей надо тащиться обратно. Хорошо хоть вниз, под горку. В итоге она потеряет час. Как бы и в самом деле не пришлось ночевать на вокзале…

— Красивый вид, верно?

Она резко обернулась на голос. В сажени от нее стоял невысокий парень, на вид чуть старше ее самой. Черные волосы аккуратно зачесаны назад, узкие глаза над высокими скулами смотрят изучающе и спокойно. Свободная рубашка с короткими рукавами и светлые шорты из тонкой ткани, пожалуй, легковаты даже для такой теплой не по сезону погоды. Паренек стоял не двигаясь, и напрягшаяся Цукка слегка расслабилась.

— Прости, что напугал тебя, госпожа, — смущенно сказал он. — Я люблю иногда приходить сюда вечером, чтобы смотреть на бухту. Звезды в небе, звезды на склоне и звезды на воде — красиво, правда?

— Ты поэт? — поинтересовалась Цукка. — Ты так красиво говоришь…

— Нет, — слегка улыбнулся парень. — Умение рифмовать среди моих разносторонних талантов не числится. Меня зовут Дзинтон. Дзинтон Мураций. Рад познакомиться, госпожа. Прошу благосклонности.

— Я Цукка Мерованова, — Цукка почувствовала, что щеки ее начинают теплеть от смущения. С ней редко разговаривали так вежливо. — Рада познакомиться, господин Дзинтон. Благосклонность пожалована.

— Спасибо, госпожа Цукка, — Дзинтон кивнул. — Ты не возражаешь, если я постою рядом?

— Я… — Цукка смутилась еще больше. — Вообще-то я уже ухожу. Мне нужно в город.

Дзинтон окинул ее внимательным взглядом.

— Ты с дорожной сумкой, госпожа Цукка. На окраине города, да еще вечером — наверное, у тебя есть серьезная причина торопиться. Могу я тебе чем-то помочь? Если хочешь, я донесу твою сумку до трамвая. Или помогу поймать такси.

— Не надо, — качнула головой Цукка. — Скажи, господин Дзинтон, ты не знаешь, есть ли здесь отель? Мне сказали, что он где-то вверх по улице, но я, наверное, его пропустила.

— Отель? — Дзинтон удивленно взглянул на нее и замялся. — Ну… видишь ли, госпожа, отель здесь неподалеку действительно есть. Туда, дальше по дороге, через мароновую рощу. Но он не работает.

— Как не работает? — охнула Цукка. — Ой… впрочем, все равно. Найду какой-нибудь другой.

— Он не работает, как я слышал, уже много лет. Но я… — он снова замялся, словно намереваясь признаться в чем-то ужасном. — Я там живу.

— Как — живешь? — удивилась девушка, от неожиданности приоткрыв рот. — Ты же сам сказал — он не действует.

— Ну… да, не действует. Но когда я бродил по окрестностям, заметил, что входная дверь не заперта. Я и решил… в общем, пока хозяев тут нет, зачем дому стоять пустым?

Кажется, он тоже покраснел? Ничего себе! Совсем как в мистическом романе: заброшенный дом, а в нем — таинственный незнакомец!

— Госпожа Цукка, — поколебавшись, продолжил парень, — могу ли я предложить тебе провести ночь в моем отеле? Ты не думай, я не стану приставать, — поспешно добавил он. — Просто сейчас вечер, а искать другой отель тебе несподручно. Ну, или, если хочешь, я донесу тебе сумку до трамвая.

Внезапно Цукка почувствовала, как гудят ноги. Сначала шесть часов в магазине, потом дорога домой, потом сюда, да еще и сколько протопала в гору… Ей стало страшно неохота тащиться куда-то еще. Согласиться? Одна, с незнакомым парнем, в заброшенном доме? А ну и ладно! Пусть даже приставать станет — в конце концов, она уже давно не девочка, знает, откуда дети берутся. Вряд ли Дзинтон маньяк, который разрежет ее на кусочки и съест. И вообще, он довольно симпатичный и вежливый.

— А далеко до отеля? — нерешительно поинтересовалась она.

— Да нет, совсем рядом, — задумчиво сообщил парень. — Ну, кому как, конечно. Моих минут пять ходьбы. Пошли, я покажу!

Не дожидаясь ответа, он подхватил с земли сумку Цукки и, приглашающе махнув рукой, пошагал вверх по дороге в сторону рощи. Девушка мысленно вздохнула и заковыляла за ним. Пять минут — а, скорее, десять, с ее-то усталостью и в гору!

— А как хоть называется твой отель, господин Дзинтон? — осведомилась она у спины парня.

— Да как видится, так и называется, — пожал тот плечами, полуобернувшись. — «Мароновая роща».

До отеля они добирались, кажется, сто лет. Дзинтон свернул с широкой дороги и пошел по тропинке напрямик. В быстро сгущающемся мраке деревья и кусты все ближе и ближе подступали к дорожке, постепенно превращающейся в узкую тропинку, затеняя даже тот свет, что давал Звездный Пруд. Цукке стало уже по-настоящему боязно (а вдруг ее провожатый все же маньяк?), но тут ее спутник коротко сообщил:

— Пришли.

Долго скрипнула дверь, и в темноте ярко вспыхнула лампа над хлипкими дощатыми воротами, осветив вход в небольшой внутренний дворик, окруженный глухими саженной высоты стенами. Одновременно зажглась лампа на другом конце дворика — над входом в невысокое двухэтажное здание.

— Заходи, госпожа Цукка, — Дзинтон сделал приглашающий жест рукой. — Выключатель вот здесь, справа от входа. В доме, возле входной двери, стоит парный. Свет можно включать и выключать любым из них.

Он прикрыл ворота за вошедшей Цуккой и прошел к крыльцу. Щелкнул еще один выключатель, и прихожая осветилась изнутри.

— Здорово! — искренне сказала Цукка, останавливаясь на пороге дома. — Настоящий отель. И стекла целые. Я думала, раз он заброшенный, то развалившийся, осыпавшийся, крыша поехавшая… А он словно после ремонта. Только грязно немного.

— Да разве тут грязно! — пожал плечами юноша, сбрасывая обувь и поднимаясь на высокий пол. Цуккину сумку он поставил на пол. — Я ведь подметаю… иногда. Ну, пыли немного, ну и что? Главное, не дует. Здесь по десятку комнат на этаже, но первый этаж в основном хозяйственный — вон там столовая, потом кухня, дальше подсобка для продуктов, комната дежурного, кладовые какие-то. Жилых только пять комнат в дальнем конце. Зато на втором этаже все жилые. Если тебе надо, то туалет и ванная и в ближнем конце коридора, и в дальнем — на обоих этажах. Горячая вода есть. Я занял комнату на втором этаже сразу у лестницы, ты выбирай любую оставшуюся. Кстати, советую второй этаж, на первом иногда бегают лесные мыши. Наверное, где-то дырки прогрызены.

— А разве в заброшенных домах не отключают воду и электричество? — поинтересовалась девушка, с любопытством засунув нос в кухню. — Ух ты, какая плита! Электрическая?

— Ага, электрическая. Только микроволновки нет. А свет и воду тут действительно отключили. Но вода перекрывается обычными вентилями в подвале, а запор на электрощитке обходится элементарно — пару проволочек правильно прикрутить, и все, — Дзинтон пожал плечами. — А учет воде и электричеству ведут компьютеры, им не интересно, кто и как тут живет. Просто раз в период в почтовый ящик счета бросают, даже не на владельца выписанные, а на отель. Если платить, никто и не заметит.

— Замечательно, — Цукка задумчиво поскребла пальцем косяк. — А если хозяева вернутся?

— Ну, извинюсь да и дальше пойду. Не убьют же они меня, в самом деле. Я ничего не портил, все аккуратно. А тут в радиусе пяти верст еще пара брошенных отелей, там где-нибудь и устроюсь. Они в тридцать первом позакрывались. Я читал, что в те времена такое в порядке вещей было. Помнишь, когда в Коралловом архипелаге куча новых вулканов выросла? Штуки четыре надводных и еще фиг знает сколько подводных. Там все время трясло, сюда волна каждый день приходила, иногда и не по разу, пляжи для серфинга даже и не открывали. Через полгода туристы окончательно приезжать перестали, так что местные отели по большей части обанкротились и закрылись. Власти даже от налогов их владельцев освободили, чтобы не добивать окончательно. Какие-то потом снова открылись, но часть так и осталась брошенными.

— Знаю, отец рассказывал, — девушка вздохнула. — Он у меня в порту бухгалтером работает, мне-то тогда лишь шесть лет исполнилось, я и не помню ничего. Он говорил, что оба пароходства почти закрылись. Сухогрузы даже разгрузиться толком не успевали — только половину, а то и треть карго выгружали, как давали цунами-предупреждение, и приходилось все бросать и срочно уходить в море. Суда днями, а то и неделями болтались на дальнем рейде в ожидании разгрузки. А ведь каждый день простоя стоит ой как дорого! В общем, грузы пошли по большей части железными дорогами, так что порт почти встал. Половину работников уволили, отец чудом удержался.

— М-да, — поскреб в затылке Дзинтон. — Случается. Ну ладно, госпожа Цукка, устраивайся. Если есть хочешь, в холодильнике оставалась вареная картошка… кажется. И колбаса. И батон где-то там на холодильнике лежит, еще не должен засохнуть. А я пока пойду поработаю чуток.

Он махнул рукой и через две ступеньки взбежал по лестнице.

Цукка неслышно хихикнула. Мужчины! «Колбаса… кажется!» — про себя передразнила она спутника. Свинюшки они немытые. Как можно не знать, что лежит в холодильнике? Ну ладно, завтра она ему в благодарность приготовит настоящее цурме. С курицей, рисом и специями. Жаль только, магазины отсюда далековато. А ведь ей еще жилье себе подыскивать. Ну, тогда план такой: с утречка пораньше сбегать в город, купить продуктов — а заодно и газету с объявлениями, приготовить шикарный обед, а потом спокойно подобрать себе жилье. И без нервотрепки туда перебраться.

Она подхватила сумку и протопала по коридору в первую жилую комнату. Та выглядела почти пустой: кровать с голым пыльным матрасом, одинокий стул и небольшой шкаф. Зато в шкафу нашлись подушка и одеяло — а постельное белье она захватила с собой. Заправив кровать, Цукка сходила в душ и несколько минут стояла, наслаждаясь струями горячей воды, но потом спохватилась — платить-то Дзинтону! Завернувшись в простыню, она прокралась по непроглядно-темному коридору и юркнула в свою комнату. Интересно, а все-таки — он собирается приставать или нет?

Если парень и держал в голове какие-то неприличные намеренья, воплощать их в жизнь он не торопился. Слегка разочарованная, Цукка забралась под одеяло и неожиданно быстро заснула.

* * *

Черная душная тьма. Горячечный жар, окутывающий тело. Боль в сгибе локтя: привычно уколола воткнувшаяся игла. Неприятно внизу: из тела выходят, выскальзывают трубки. Плотная маска, облегающая глаза, и тонкое зудение в голове — далекое, бесплотное, не дающее сконцентрироваться, не позволяющее почувствовать свои невидимые руки.

Как меня зовут? Я не помню.

Как меня зовут? Это очень, очень важно вспомнить. Я не должна забывать. Имя — последнее, что у меня осталось. Как меня зовут?

Я — Карина. Кара. Каричка. Мама, забери меня отсюда! Я не хочу здесь оставаться! Мне больно, мне очень больно! Пожалуйста! Я — Карина!

Голоса.

— Ну что уставился, кретин? Голую девчонку никогда не видел? Сходи в баню и пялься, сколько влезет, маньяк недоделанный! Вахта, захваты раскрыты, катетеры вышли. Давай шустрее двигайся, идиот.

Давящее чувство в шее, лодыжках, запястьях, на талии отпускает, но саднящая боль в стертой коже остается. Я не хочу! Я не хочу опять на стенд! Мне больно, мне плохо! Пожалуйста!..

Она раскрывает рот, но из него вырывается только хриплый стон.

Твердые холодные руки подхватывают ее под плечи, за ноги, ее тело на краткий момент взмывает в воздух, потом снова опускается на жесткую поверхность. Зудение в голове усиливается.

— Блокиратор в «саркофаге» действует? Проверь еще раз.

— Да что ты пристал? Действует, конечно. Проверял я его вчера.

— Дубина! Ты что, не понимаешь, что произойдет, если блокиратор откажет в коридоре? Тебе ради своей шкуры лень еще раз тест запустить? Заткнись и делай, что сказано, а то рапорт на тебя подам.

— Слушай, Джок, ты что сегодня такой напряженный? Можно подумать, в первый раз чудище в лабораторию везешь. Мы же ее уже столько таскали! Она же смирная, как щенок, не то что некоторые.

— Да мне плевать, сколько! Я жить хочу, понял? Мне не платят за то, чтобы подыхать с оторванной башкой. Все, кончай действовать на нервы. Сначала тому молодому умнику приспичило в первом часу ночи эксперимент устроить, а теперь еще и ты тут выкаблучиваешься! Тест запустил?

— Запускаю…

Зудение в голове усиливается, волной накрывает ее целиком, и она тонет в нем, беспомощно открывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Что такое «рыба»? Что такое «берег»? Она не помнит. Она помнит только самое важное — ее зовут Карина. Карина Серенова. И мама за ней не придет. Она никогда не придет, потому что умерла много лет назад. Я не хочу снова!! Волна уходит, но зудение остается — оно всегда внутри, когда она не привязана к стенду. Если бы оно пропало хотя бы на минуту или две, чтобы она успела дотянуться своими невидимыми руками хотя бы до тех, кто рядом!

Глухо стукает крышка, и голоса отдаляются, глохнут, но не смолкают окончательно. Она плывет в черной пустоте, и только где-то сбоку кружится и пляшет многоцветная радуга. Она всегда где-то сбоку, ее не увидеть, как ни поворачивайся. Ее даже не поймать невидимыми руками, потому что на стенде ей больно и плохо, а в темной комнате она не чувствует их из-за шума в голове.

— Вахта, команда три пошла. Направление — стенд номер пять.

Ящик слегка дергается, и ее прижимает плечом к твердому холоду. Сейчас ее настоящие руки свободны, и при желании можно ощупать изнутри железные стенки. Но она не станет. У нее нет сил.

Дрожь от катящихся по полу колесиков ящика — и тишина.

Как хорошо… тихо… в голове нет зудения… Нет зудения? Тихо?

— Джок! Красный сигнал! Блокиратор вырубился! Смотри!

Теперь она снова чувствует свои невидимые руки. Они сжаты в тугие комки…

— Вахта, у нас ЧП — отказал блокиратор «саркофага»! Разворачивай его, быстро! Обратно в камеру, пока она не очуха…

Ее невидимые руки с силой распрямляются, и выбитая крышка ящика с громким звоном отлетает в сторону. Настоящие руки, с трудом сгибаясь, царапают маску — содрать, отбросить, увидеть! А еще теперь она может видеть и не-глазами тоже! Свет режет глаза — две расплывчатых фигуры в халатах отступают назад — своими не-глазами она видит ужас, искажающий их лица — ее невидимые руки хлещут во все стороны, словно пучок разъяренных змей — одно тело с силой врезается в стену и оседает — голова второй фигуры трескается и разлетается, теплые капли на всем теле, соленый вкус на губах — встать! Встать! Встать!

Тело не слушается, одеревенев. Встать! Она крепко цепляется за края ящика и изо всех сил тянет себя вверх, к свету. К свободе.

Встать! Ноги не слушаются, пол бросается навстречу — тупая боль в отбитых локтях и ладошках. Встать!

Они пожалеют! Они страшно пожалеют о том, что делали с ней! Она станет рвать их на куски, пока ее не убьют… тело словно деревянное, ноги подкашиваются. Нет. Нет. Надо бежать, пока они не спохватились. Она должна бежать и прийти в себя, а месть оставить на потом.

Шаг. Второй. Третий. Куда она идет? Вперед. Она в доме. В большом доме. Надо найти дверь или окно и выбраться наружу. Надо найти дверь — окно неудобно, высоко и со стеклами. Дверь. Где дверь?

По сторонам коридора — двери, двери, двери… На ближайшей — номер семь. Она помнит, что это — цифра семь! Она мало что помнит, но цифры — помнит. От двери идет знакомое зудение — туда нельзя, она снова потеряет невидимые руки.

Далекий голос с неподвижного тела.

— Команда три, почему стоите на месте? Я вас не вижу, камера наблюдения отключилась. Команда три, ответьте вахте. Команда три!..

По коридору. Вперед по коридору. Неважно, куда, лишь бы вперед.

Навстречу — скрип колесиков. Из-за угла выворачивает еще один ящик, за поручни держатся двое в белых халатах.

— …эту новенькую пока приказано зафиксировать в двадцатом боксе, потом ее…

Оборванная на середине фраза. Они далеко. Они позовут на помощь. Не успеть остановить. Ноги как деревянные, по коже начинают бегать злые мурашки. Каждый шаг отдает болью в ступнях. Быстрее! Еще быстрее.

Не успеть. Одна фигура быстро сует руку в карман, и мгновением позже в коридоре раздается глухой вой. Сирена плачет-заливается, а двое уже снова исчезают за углом. Не догнать, не достать.

Сирена. Ящик посреди коридора. Они мучают кого-то еще? Не только ее? Нужно помочь… Удар невидимых рук, мигание красных лампочек, отброшенная крышка — стальные петли вырваны с мясом, в глубине ящика — сжавшийся, тихо поскуливающий комочек. Знакомое зудение в голове — ударить по ящику еще и еще, чтобы оно утихло навсегда. Сирена вопит.

— Вста… вай… — Пересохшее горло не слушается. — Пойд… дем…

Невидимые руки послушно тянутся вперед, выдергивая комочек из ящика. Девочка. Еще одна девочка. Младше ее. Перепугана до смерти. Не-глазами видно — у нее тоже невидимые руки! Они оживают, мерцают, беспорядочно мечутся вокруг, хлещут по невидимым рукам Карины — внезапная боль, словно от жидкого огня на стенде — потом внезапно успокаиваются и сворачиваются спиралями.

— Пой… дем…

Топот ботинок за углом. Двое — мерцающий полумрак скрадывает черты лиц. Растерянные голубые глаза смотрят на нее поверх дула пистолета, палец дрожит на спусковой скобе. В расширенных зрачках непонимание и растерянность, и невидимые руки врезаются человеку в лицо, крушат нос и скулы, и череп трескается от страшного удара о противоположную стену коридора… Мгновением позже рядом изломанной куклой валится второй.

Заливается сирена. Пистолеты. Они начнут стрелять. Она умеет останавливать железные шарики поодиночке, но если их много, ей не справиться одной. Нужно укрыться… дверца ящика? Она тоже железная, пули отскочат. Можно нести ее перед собой — но тогда она не сможет убивать, расчищая дорогу.

Эта девчонка! Рывком вздернуть на ноги.

— Слушай… — Голос слушается уже лучше, сухое горло слегка смачивает слюна. — Надо бежать. Возьми дверь. Закрывай нас от пуль. Понимаешь?

В глазах девчонки — страх. Она еле стоит, съежившись, обхватив себя за плечи. Она не понимает… Рывком вздернуть с пола железную пластину — как заставить ее подхватить?

— Держи! Держи крепче!

Девчонка продолжает скулить, но ее невидимые руки бросаются вперед и крепко хватают дверцу.

— Хорошо. Держи так. Пойдем…

Внезапно она видит не-глазами — там, дальше, есть дверь. За дверью — лестница. Четыре пролета вверх и еще одна дверь. Потом много-много стекла — и за ним свобода. Она не задумывается, как именно видит, сейчас — неважно. Главное, путь известен.

Заливается сирена. Топот ног по коридору — все ближе и ближе.

Она не вернется в темную комнату. Ни за что.

— Не-на-ви-жу!.. — бьется в стены коридора отчаянный крик.

11.05.843, земледень

Цукка проснулась от того, что солнечный луч, проскользнувший сквозь крону дерева за окном, щекотал ей глаза. Громко щебетали неведомые птицы. Девушка сладко потянулась и протерла глаза. Потом взглянула на циферблат наручных часов, лежащих на подоконнике. Мамочки! Уже восемь утра, девятый! Ничего себе она разлежалась! Она же столько планировала сделать…

Она соскочила с постели и принялась лихорадочно копаться в сумке, разыскивая халат. Побыстрее разобраться с утренним туалетом — и за дело! В животе пробурчало. Да, еще надо позавтракать. У нее с собой ни крошки, ведь она планировала купить что-нибудь на завтрак вчера вечером. Не сложилось…

Интересно, у Дзинтона еще осталась вареная картошка с колбасой?

Она выскочила в коридор, и живот заурчал еще громче, когда в нос ударил изумительный аромат. Из двери кухни несло чудесным запахом жареного мяса и яичницы. Она прокралась к кухне и осторожно заглянула внутрь.

— Привет, госпожа Цукка! — весело сказал Дзинтон. — Сильна ты дрыхнуть, однако! Я уже собирался возле твоей двери утреннюю песню петь. Есть, небось, хочешь?

Цукка кивнула, но тут же спохватилась и замотала головой. Невежливо объедать других! И вообще, именно она собиралась его обедом угощать.

— Раз хочешь, значит, заходи, — Дзинтон подцепил вилкой кусок жареной ветчины. — Я тут с утра в город сбегал, еды немного купил, так что присаживайся. Только умойся сначала, засоня.

Девушка открыла было рот, чтобы категорически, хотя и очень вежливо, отказаться, но предатель-живот забурчал в третий раз, еще громче, чем раньше. Желудок сжало голодным спазмом, а слюна разве что не закапала изо рта.

— Э-э… спасибо, господин Дзинтон, — несчастным голосом отозвалась она. — Спасибо, но…

— Умываться и за стол, — решительно подытожил парень. — А то еда остынет.

Цукка вздохнула и покорилась судьбе.

За завтраком она как-то незаметно рассказала Дзинтону все о себе, о своей семье — отце, мачехе, брате с сестрой, о проваленных экзаменах в университет (услышав про физический факультет, парень уважительно присвистнул), о работе продавщицей… За раскрытым окном щебетали птицы, ветерок нес запахи свежей травы и цветов, весна в самом разгаре, и думать о своих проблемах страшно не хотелось. Но с Дзинтоном оказалось на удивление легко разговаривать — он не перебивал, не сочувствовал, не смеялся, только кивал и изредка поддакивал, так что слова выскакивали как-то сами по себе.

— Понятно, — сказал он в конце концов. — Не расстраивайся насчет университета. Правильно тебе отец сказал — поступишь следующей зимой. Подготовишься как следует к экзаменам и поступишь. Запишешься в библиотеку и станешь ходить туда вечерами и в выходные.

— Ага, — Цукка за неимением салфеток вытерла рот тыльной стороной руки и поднялась из-за стола. Ну, по крайней мере, она хотя бы посуду помоет. — Спасибо, господин Дзинтон, за угощение, очень вкусно. Мне пора заняться делами. Надо за сегодня еще жилье себе подыскать…

— Зачем? — удивился парень. — А здесь тебе чем не нравится? Хорошее место. Немного далековато от трамвая, но две версты — не так много. Пятнадцать минут пешком, и все. Оставайся, а? А то… — Он запнулся. — А то мне одному скучно.

Цукка нерешительно замерла.

— Но ведь здесь чужой дом, — наконец сказала она.

— Ну и что? Я же живу.

— Но как можно жить в чужом доме, не заплатив?

— Поверь мне, вполне можно, — Дзинтон подмигнул. — Кстати, никто не мешает тебе заплатить хозяевам — если сумеешь их найти.

Цукка заколебалась. Действительно, почему нет? Если можно Дзинтону, почему нельзя ей?

Но так незаконно!

Ну и что? Все равно дом никому не нужен. А она вместе с Дзинтоном может за ним присматривать — чтобы не забирались бродяги, воры, и вообще.

— Молчание — знак согласия, — резюмировал парень. — Вот и ладушки. Слушай, госпожа Цукка, а ты… м-м, не возражаешь обойтись без формальностей? Не люблю, когда господином называют. Просто Дзинтон, и все.

— Хорошо. Тогда и я просто Цукка, — откликнулась девушка. — Эй! Погоди, когда я успела согласиться остаться?

— Только что, — пожал плечами парень. — Да брось ты, все в порядке. Уйти всегда успеешь. Только у меня условие — ужин готовим через день, сегодня я, завтра ты, и так далее. Кто не готовит — тот моет посуду и ходит по магазинам. Продукты — вскладчину. Договорились?

Цукка только приоткрыла рот. Ну и нахал! Впрочем… почему бы и нет? Какая разница, на одного готовить или на двоих? Почти никакой. Зато не ежедневно, а через день.

— Договорились, — тряхнула она головой.

— Замечательно. Тогда сегодня твоя очередь посуду мыть. Ну ладно, ты пока осваивайся, а я дальше пошел мозгами ворочать. Там тренд интересный…

— Что? — удивилась девушка. — Что такое «тренд»?

— Ну, на бирже акции одной компании, похоже, вот-вот расти начнут. Нужно немного прикупить. Я же на бирже играю, чтобы на жизнь заработать. Не профессионально, а так, по-любительски. Тупо, скучно, зато пара часов в день — и можно о деньгах забыть. Мелочь, но мне хватает. А как закончу программировать искина, он вообще сам станет играть, без моего участия. Но сначала нужно современную биржу изучить как следует, давно я что-то за процессом не следил. Ну, я пошел. Если захочешь — приходи в гости, поболтаем.

И Дзинтон выскользнул из кухни. Цукка осталась стоять, глядя ему вслед. Ну ничего себе! Не человек — ураган. Раз-два, все разложено по полочкам, все понятно — знай плыви себе в кильватере.

И все-таки — почему он живет один в заброшенном доме? Кстати, так нечестно: она ему о себе все рассказала, а он ей — почти ничего. Ну, она к нему еще прицепится.

Она потерла щеки ладонями и ойкнула, когда жир с так и не вытертых толком рук остался на лице. Что же она тут не мычит и не телится? Программу на сегодня никто не отменял. Пусть даже поиск жилья отпал, но ведь столько всего еще нужно сделать!

Она поддернула рукава халата и начала собирать со стола посуду.

* * *

Карина чувствовала, как прижавшуюся к ней девчонку бьет дрожь. Солнце поднялось уже высоко, но в их убежище в глубине густых кустов стояла густая тень. Пробиравшийся сквозь листву ветерок заставлял девочек клацать зубами и еще сильнее прижиматься друг к другу.

Надо добыть одежду. Надо поесть.

Две мысли с самой ночи бились у Карины в голове. Живот то и дело сводило голодной болезненной судорогой, в носу начинало свербеть. Холодно и хочется есть. И в голове начинал копиться плотный туман, изредка охватывающий ее тугим обручем боли.

Листья на кустах густые, но не очень. Какой сейчас период?

— Как тебя зовут? — медленно, с расстановкой спросила Карина, с трудом шевеля закоченевшими губами.

Девчонка, вздрогнув, прижалась к ней еще сильнее.

— Яна, — тихо сказала она. — Яна Парака, госпожа. Рада знакомству. Прошу благосклонности.

Прошу благосклонности? Сколько времени она не слышала таких слов! От них тянуло домашним уютом, воспоминаниями о маме. Но она не дома. Как положено отвечать? Она не помнит. И не хочет вспоминать.

— Не надо — госпожа, — хрипло произнесла она. — Меня зовут Карина. Тебе сколько лет?

— Десять, — все так же тихо откликнулась Яна.

— Ты давно в Институте?

Яна помедлила, раздумывая.

— Что такое «институт»? — наконец переспросила она.

Карина опешила.

— Ну… — неуверенно сказала она. — Так называлось место, откуда мы сбежали. Неужели ты не слышала ни разу?

— Меня привезли вчера вечером. Наверное, на корабле, — от дуновения ветерка Яна снова задрожала крупной дрожью. — Я не видела, меня из ящика не выпускали, и я спала почти все время. Но когда я присыпалась, пол качался.

— Счастливая! — вздохнула Карина. — А я там пробыла…

Сколько она провела в Институте?

— Какое сегодня число? — спросила она у спутницы.

— Одиннадцатое пятого… кажется, вчера было, — сообщила та. — Или десятое. Я не помню точно, я спала долго.

Пятый период? Когда ее поймали? Кажется, шел третий период. Какое число? Не помнит. Неважно. Неужели всего два периода?

— А год? Какой год?

— Сорок третий, — недоуменно посмотрела на нее Яна.

Сорок ТРЕТИЙ? Восемьсот сорок третий?! Два года! Целых два года… Почему она почти не помнит прошедших лет? Все, что осталось в памяти — долгая череда пробуждений, наполненных бесконечным ужасом и болью, и кошмарных снов, мало отличавшихся от реальности. Ее кулаки бессильно сжались, и невидимые руки нервно заметались вокруг тела, готовые крушить и рвать. Усилием воли она заставила их успокоиться и свернуться в клубки, иначе можно случайно ударить Яну.

— Ты есть хочешь? — спросила Карина. Яна лишь молча кивнула в ответ.

Сидя под кустом в лесу, еды не дождешься. Нужно идти искать. Но ведь их самих ищут!

Пусть. Ее уже искали. Она плохо соображает, многое забылось, но как прятаться и воровать еду, помнит. Только сначала нужна одежда — или они совсем замерзнут.

Карина с сомнением взглянула на Яну. Оставить ее здесь? Или взять с собой? Если взять, то вдвоем их легче обнаружить. А если оставить, то на нее могут наткнуться. Или малявка сама вылезет и все равно попадется. И тогда ее вернут в Институт. Нет, ни за что. И потом, теперь они вместе, а вдвоем легче. Даже ночью можно дежурить по очереди, чтобы не застали врасплох. Ну, вместе — значит вместе.

— Сейчас пойдем в город, — объяснила она Яне. — Сначала найдем одежду. Наверняка где-то на окраинах на веревках сушится.

— Но ведь она чужая! — пискнула малявка.

— А сейчас станет наша! — зло ощерилась Карина. — Или ты замерзнуть хочешь? Нет? Значит, помалкивай и делай, как я говорю. Потом найдем еды. Можно выбить дверь в доме, где хозяев нет, и обчистить холодильник. Поняла? Только слушайся меня, а то нас опять поймают.

— А как мы дверь выбьем? — испуганно спросила Яна. — Она же крепкая.

— А вот так! — Карина вытянула невидимую руку и с яростным наслаждением хлестнула ей по тонкому деревцу. Брызнули мелкие щепки, и ствол начал медленно заваливаться на бок, но почти сразу повис на ветвях соседних деревьев. — А если нас кто-то попытается остановить, я их так же ударю!

— Нет! — внезапно воскликнула Яна, отстраняясь от Карины. — Нет! Нельзя!

— Чего нельзя? — не поняла Карина.

— Нельзя бить людей! Ни за что! Им больно, они даже умереть могут!

— Ну и пусть. Ты что, их жалеешь? Они-то тебя не пожалели. Небось, как поймали, так и отправили в проклятый Институт. Ты знаешь, что со мной там делали? Я сто раз хотела умереть!

— Нет. Мама мне говорила, что нельзя бить людей, — упрямо склонила голову Яна. — Она говорила, что моя сила — дар, а вовсе не уродство. Что его нужно использовать для людей, а не против них.

— Мама? — пораженно спросила Карина. — У тебя есть мама? Настоящая мама?

— Она… умерла.

Внезапно глаза Яны наполнились слезами, и она слабо заскулила, уткнувшись носом в коленки. Карина растерянно смотрела на нее, не понимая, что делать.

— Эй… — она ткнула девчонку пальцем в плечо. — Ты чего?

— Ни…чего… — сквозь слезы откликнулась она. — Маму вспомнила. И папу. Они погибли. Мне сказали, что они уехали, но я знаю, что они погибли…

— Да? — глупо сказала Карина. — Жалко. А вот я своих родителей совсем не помню.

Яна подняла зареванное лицо:

— Совсем-совсем не помнишь?

— Совсем, — вздохнула Карина. — Ну, только маму немного. Я себя только в детдоме помню, лет с семи. Мама умерла от болезни, а папы у меня, кажется, никогда и не было. Или он тоже умер. Ну, кончай реветь. Нам идти пора.

— Нет.

— Что — нет? — удивилась Карина.

— Я не пойду с тобой, пока ты не пообещаешь не бить людей, — упрямо сказала Яна,громко шмыгая носом. — И я бить не стану.

— Дура! А если тебя станут бить? Думаешь, пожалеют?

— Ну… если они сами начнут, то, наверное, можно, — неуверенно сказала Яна. — Но первой нельзя.

— Ладно, — вздохнула Карина. — Первой не начну. Пошли.

Интересно, а в какую сторону город? Ночью они бежали, не разбирая дороги, пока у Яны не кончились силы. Потом Карина, спотыкаясь и падая, еще какое-то время тащила ее невидимыми руками, но вскоре из сил выбилась и она. Сейчас девочка лихорадочно пыталась понять, куда идти. Неужели они заблудились совсем рядом с городом?

Так, без паники. Надо думать головой. Они явно на склоне горы. В одну сторону — в гору, в другую — под гору. Города обычно строят у подножия гор. Только на побережьях у самой воды, говорят, не строят.

Побережье? Яна сказала, что ее привезли на корабле. Значит, в этом городе есть порт. А порты строят у самой воды. Значит, если спускаться вниз, то можно выйти к порту, а от него — к городу. Вот и все, совсем просто.

— Пошли, — она дернула Яну за руку и на четвереньках вылезла из кустов, раздвигая ветки перед собой невидимыми руками. Неуверенно поднялась на ноги. Изрезанные разбитым стеклом и исколотые ветками босые ступни саднили, но стоять она могла.

Яна ойкнула, поднимаясь.

— Ноги больно! — пожаловалась она.

— Терпи, — откликнулась Карина. — Нам туда, — она кивнула в сторону, куда спускался склон.

К городу они вышли довольно быстро. Деревья сначала поредели, а потом кончились совсем, и они оказались на опушке, в полусотне саженей от которой начинались двух- и трехэтажные дома, утопающие в зелени кустов и лужаек. Как и ожидала Карина, возле них на веревках болталась сохнущая одежда. Обнаружив место, где нашлись подходящие по размеру платья, и дождавшись, пока никого не окажется рядом, Карина из-под прикрытия живой изгороди невидимыми руками сдернула одежду с веревки. Платья оказались великоваты и ей, и Яне, но выбирать не приходилось. Жаль, что обувь раздобыть тем же способом нельзя. Но эта проблема не главная. Главное — голодные боли в животе усилились настолько, что ее начало мутить, а думать становилось все труднее.

Еда! Где достать еду?

Ночью можно попытаться вломиться в один из магазинчиков. Но днем нельзя — хозяева вызовут полицию, и тогда… И невозможно забраться в чужую квартиру: даже по пустым дворами то и дело кто-то проходил. А если их заметят, то поймают и вернут в Институт. Карина уже чуть не плакала от отчаяния, когда разглядела под кронами деревьев крышу стоящего на отшибе одноэтажного дома.

Дом на самом деле выглядел самой настоящей развалюхой. Но все окна оставались целыми, дверь оказалась запертой на большой висячий замок, а двор — точнее, то, что его заменяло — явно носил отчетливые признаки обжитости. Значит, он не брошен. Значит, внутри можно найти еду или деньги, на которые еду можно купить.

Невидимые руки Карины с легкостью сорвали с двери замочные петли. Она протолкнула Яну внутрь и скользнула вслед за ней, не забыв плотно прикрыть за собой створку. Да, здесь определенно жили, хотя коридор оказался завален разнообразным хламом, а мебель в комнатах едва не рассыпалась от ветхости. Впрочем, обстановка Карину не интересовала. Она искала только кухню.

На кухне воняло так, словно здесь кто-то устроил помойку. Впрочем, не «словно»: мусорное ведро не выносили уже минимум неделю, а объедки и грязь загромождали стол и ржавую мойку. Но главное — в холодильнике нашлась вполне съедобная еда! Вареный рис с вареной же рыбой, какие-то мелкие сосиски, масло… Еще в холодильнике обнаружилось большое количество запечатанных бутылок с надписью «Пиво», но они Карину не заинтересовали. Как-то раз, еще в детдоме, она попробовала эту горькую гадость, и потом ее долго тошнило. И как другие ее пьют?

Она сбросила на пол объедки со стола и вывалила на него пищу. Несколько минут они с Яной торопливо насыщались, запивая еду набранной из-под крана водой, пока острое чувство голода не ушло. Однако рези в желудке Карины не прекратились. Наоборот, они даже усилились, и теперь девочка с трудом заставляла себя глотать, борясь с острыми приступами тошноты.

— Карина, я больше не хочу, — дернула ее за рукав платья Яна. — Пойдем, а?

— Сейчас… — сквозь зубы пробормотала та, сдержав стон. — Нужно взять с собой, про запас… Сейчас…

Она схватила какую-то большую грязную тряпку непонятного происхождения и принялась складывать на нее остатки обеда. Она уже пыталась завязать тряпку в узел, когда входная дверь громко хлопнула.

— Что за б…ство?! — громко спросил в коридоре хриплый мужской голос. — Мурки, нет, ты посмотри только — что за падла такая нам замок вынесла, а?

Парализованные страхом, девочки замерли на месте. Взгляд Карины панически заметался по кухне. Здесь негде спрятаться! В окно? Не открыть сразу, услышат…

— Забрался кто-то, скотина, — ответил второй, не менее хриплый голос. — Ну-ка, в комнаты позаглядывай — вдруг он еще тута?

Метнуться к окну? Не успеть, не успеть!..

Не успеть.

— О-па, а кто у нас тут такие? — преувеличенно удивленно осведомился крупный мужчина, возникший в дверном проеме. Он носил перепачканный краской рабочий комбинезон и неопрятную щетину. — Мурки, ты посмотри, а! Вот кто, оказывается, по чужим домам лазит-то, а!

— Угу, вона как… — пробасил второй, протискиваясь в дверь. Он походил на первого, как брат-близнец. — Лазят, значит. Воруют, соплячки.

— Дык поучить надо, а, Мурки? — осведомился первый, лениво почесывая пузо. — Выпороть, типа? Или сразу в полицию сдать, ага?

— Не, Сакира, не надо в полицию, — ухмыльнулся второй. — Слышьте, малявки, в полицию, небось, не хотите? Ну что молчите, как языки проглотили, а?

— Не хотят, — удовлетворенно хмыкнул первый мужик. — Ну что, мы, значит, люди добрые. Мы полицию не позовем. Мы сами накажем.

Он шагнул вперед, крепко ухватил Карину за плечо и склонился к ней, дохнув перегаром.

— Да, милашка, мы тебя накажем по-свойски. Глядишь, тебе еще и понравится, ага.

С неожиданной ловкостью он дотянулся до Яны и толкнул ее в руки второго.

— Подержи-ка, чтобы не сбежала, — он криво ухмыльнулся. — А я с этой разберусь.

Он крепко ухватил Карину за плечи, развернул ее спиной к себе и швырнул вперед, на кухонный стол, крепко прижав к столешнице. Другой рукой он задрал ей на голову подол платья.

— Чё-то тебя отец серьезно воспитывает, — пробормотал он, ощупывая ягодицы девочки. — Вся спина в синяках. Ну дык понятно, раз такая воровка. Ничего, сейчас я тебя еще и не так поучу…

И тут столбняк, охвативший Карину, прошел. Она наконец осознала, КАК с ней собираются поступить. Еще когда она жила в детском доме, старшие девочки шепотом рассказывали, что может сделать плохой взрослый мужчина, если попасть к нему в руки. Тогда она не понимала и половины рассказываемого, но сейчас твердо знала: будет плохо. Очень плохо. Наверное, даже хуже, чем в Институте. Охваченная ужасом, она вслепую ударила назад невидимыми руками.

Что-то влажно противно хлюпнуло, и давящая рука на шее исчезла. Короткий вопль оборвался почти мгновенно — еще до того, как тело мужчины врезалось в противоположную стену кухни, с грохотом обрушив несколько полок. Карина оттолкнулась от стола, выпрямляясь, и оказалась лицом к лицу со вторым. Тот таращился то на нее, то на заваленное хламом тело товарища, еще не осознав, что произошло на самом деле. И в то мгновение, когда в его взгляде наконец загорелась искорка понимания, невидимые руки Карины ударили еще раз, дробя его ребра и превращая лицо в кровавую кашу.

Захлебнувшийся стон, мягкий тяжелый удар головой о дверной косяк — дерево треснуло с отчетливо слышимым хрустом — и второе тело сползло на пол, увлекая за собой Яну, чье плечо оно все еще сжимало мертвой хваткой. Та забилась и слабо заверещала. Несколько секунд Карина смотрела на нее, словно в тумане. Сердце бешено билось, воздух с трудом проходил в горло. Наконец, чуть придя в себя, она медленно наклонилась и помогла Яне подняться.

— Ты убила их, — с ужасом прошептала та. — Ты их убила!

— Так им и надо! — хрипло произнесла Карина. — Я бы убила их еще раз! А ты думала, они тебя приласкать захотели? — внезапно заорала она во все горло, так что Яна отшатнулась. — Приласкать, да? Ты хоть понимаешь, дура, что они хотели сделать?

На глазах Яны выступили слезы, она громко шмыгнула носом.

— Не реви, — хмуро сказала Карина. — Пошли отсюда. А то вдруг кто-то еще придет…

Она ухватила Яну за руку и потащила за собой.

Только на улице она сообразила, что приготовленный узел с едой так и остался лежать в разгромленной кухне. Но думать о еде не осталось сил — прошедшая было резь в животе снова вернулась, и тошнота подступала к горлу. Нужно бежать, бежать в лес, пока не пришел кто-то еще!

Саженей через двести, уже среди деревьев, она рухнула на колени. Ее вырвало плохо пережеванной пищей — раз, другой, третий… Во рту стоял горький привкус желчи. Она немного постояла на четвереньках, пытаясь справиться с внезапным приступом слабости и головокружения, потом медленно поднялась на ноги. Яна с ужасом смотрела на нее. Кажется, она от переживаний сейчас сама потеряет сознание!

— Пойдем… — прошептала Карина. — Нужно идти.

Медленно лавируя между стволами, она побрела непонятно куда. Туман перед глазами сгущался, мысли путались, то замирая на месте, то дико кружась в сумасшедшем хороводе. Перед взором проплывали лица, знакомые и незнакомые, в ушах шумело, в ушах звучали голоса, выкрикивающие непонятные слова. Рези в животе иногда заставляли сгибаться пополам, но она заставляла себя выпрямляться и переставлять ноги.

Спустя пару вечностей она опять рухнула на колени, и ее снова вырвало — на сей раз только кислой жидкостью. Яна в ужасе затормошила ее за плечи.

— Карина! Кара! — чуть не плача, позвала она. — Тебе плохо? Плохо, да? Ну Кара же!

Карина как-то отстраненно ощутила боком что-то жесткое и колючее. Кажется, она упала на землю. Надо встать… надо встать… надо идти… Потом мир закружился вокруг, и она потеряла сознание.

* * *

Яна растерянно смотрела на лежащую ничком Карину. Несмотря на теплый полдень, девочку била крупная дрожь. Она обняла себя за плечи, чтобы хоть немного согреться, но это не помогло.

Она не знает, что делать. Ей немного страшно от Карины, такой решительной, такой жесткой, но без нее она совершенно не знает, что делать. Еще несколько дней назад все казалось простым и понятным: есть папа и мама, которые ее любят и защищают, и есть все остальные, от которых нужно прятать свой дар. Но потом пришли чужие люди с желтыми лживыми прожилками в глазах и сказали, что мама с папой не вернутся. И голову сдавило ужасное жужжание, которое не позволяло думать, не позволяло поднимать вещи без рук, как она умела делать. В кошмаре, в который превратился окружающий мир, ее куда-то вели и везли, держали в каких-то обитых мягким комнатах без окон и даже без кроватей, больно кололи иглами, а потом запихали в темный железный ящик и снова куда-то повезли.

Потом ящик загрохотал и раскрылся, жужжание в голове кончилось, но кошмар остался. Сначала она бежала куда-то за незнакомой девочкой, они обе голые, но перед ними плывет большая пластина, которую она держит не-руками, и что-то постоянно мелко, но сильно колотит в нее, как ливнем, пытаясь вырвать и отбросить в сторону. Какие-то люди, перепачканные красным — кровью? — вповалку лежащие у стен, мимо которых они пробегают, большой красивый цилиндр в широком зале, который они вместе вырвали из пола не-руками и со звоном бросили в стеклянную стену, саднящая боль в босых ступнях, когда пришлось бежать по стеклянным осколкам, и потом — деревья, ночь, холод, бегство в никуда и тепло тела незнакомой девочки, к которой она прижималась, пытаясь хоть как-то согреться.

Она боялась эту незнакомую девочку, поскольку видела, как в ее голове кипят страшные чувства, которые сама Яна никогда не испытывала и не понимала. Она иногда видела такие у взрослых мужчин и женщин на улице, и иногда те бросались друг на друга, дрались, говорили всякие нехорошие слова, которые мама запрещала повторять. Но еще Яна видела в Карине и другие чувства, как у мамы, когда та плакала, прижимая ее, Яну, к себе, а отец потерянно стоял рядом и ничего не говорил. Эти чувства Яна немного знала — они назывались «страх» и «отчаяние». И Яне жалела Карину.

Сейчас, когда кроме Карины у нее не осталось в жизни вообще ничего — даже платье и то ворованное! — а Карина лежала ничком и не двигалась, и в голове у нее не осталось никаких чувств, Яна растерялась. Она редко выходила на улицу, только в школу, даже когда у нее еще не проснулся дар, и после занятий всегда торопилась домой. Потом она обнаружила, что может без рук поднимать вещи и видеть чувства в головах у других людей. Ее дар открылся через неделю после девятого дня рождения: Яна хорошо запомнила мамину веселую беспечность, внезапно сменившуюся ужасом. Тогда мама совсем перестала выпускать ее из дома. Яна знала, как приготовить себе еду из продуктов в холодильнике, как вызвать пожарных, как мыть пол и как учить уроки (отец заставлял ее читать учебники даже после того, как родители запретили ходить в школу). Но что делать с подругой, беспомощно лежащей на земле в лесу, когда некого позвать на помощь, она совершенно не представляла. И ей страшно.

Может, пойти поискать кого-то? Но Карина скрывалась от людей. Наверное, так надо. Наверное, люди сейчас не должны их видеть. Она не знает, что такое Институт, и не понимает, что происходило прошлой ночью, но, наверное, случилось что-то очень плохое. И только что в доме… нет, нельзя о нем думать, совсем нельзя. И на помощь звать нельзя. Но Карине очень плохо. Очень. Заполняющую ее боль даже сейчас почти можно пощупать руками. Но что делать?

Давай мыслить логично, по-взрослому сказала она себе, как любил говорить папа. Давай мыслить логично. Они сыты и одеты. Значит, нужно пока где-то спрятаться. Может, Карина выздоровеет сама, если просто спокойно полежит. Да, когда болит живот, нужно лежать. Но лежать на холодной сырой земле мама всегда запрещала. Значит, нужно найти дом или сарай. Место, в котором нет людей, но где есть кровать. Или сено, как в деревне, куда она ездила позапрошлой зимой. Но как отнести туда Карину? Она большая и тяжелая. Можно ли поднять ее без рук?

Яна вздохнула и напряглась. В спине между лопатками что-то напружинилось и слегка завибрировало, как случалось, когда она пыталась поднимать слишком тяжелые вещи. Но тело Карины слегка приподнялось над землей. Еще одно усилие — и Карина приподнялась почти на четверть сажени. Ее руки и ноги безжизненно свисали вниз, задевая землю, но Яна уже вымоталась. Выше поднять не удастся. Хорошо хоть почти не надо прилагать сил, чтобы удерживать поднятое…

Теперь нужно просто идти и толкать Карину перед собой. Вот только куда идти?

Яна тяжело вздохнула, вытерла навернувшиеся на глаза слезинки и побрела непонятно куда. Где же найти убежище?

* * *

Цукка как раз закончила расставлять на полке нехитрую посуду, только что купленную в магазине, когда в кухню заглянул Дзинтон.

— Прогуляться по окрестностям не хочешь? — осведомился он.

— По окрестностям? — удивленно посмотрела на него Цукка.

— Ну да, — кивнул парень. — Ты же только одну дорожку в город и знаешь. А она большой крюк дает. Или тебе нравится кругами ходить? Пошли, успеешь еще нахозяйничаться!

Цукка задумалась. Вообще-то дел еще хватало. Нужно аккуратно развесить одежду в шкафу, как-то прибраться в комнате, да и кухню не мешало бы почистить. Нужно спланировать свои расходы, позвонить родителям и сообщить, что она устроилась (не вдаваясь в детали, разумеется). Ой, а погладить блузку и юбку? Вот о чем она не подумала — а как она станет гладить одежду? Наверное, нужно купить утюг. И стирка — пока у нее нет стиральной машины, придется стирать в тазике, и его тоже нужно купить. О чем она думала, когда ходила за продуктами? А еще нужно сделать запасной ключ — Дзинтон предупредил, что замок на двери менял он сам, и ключей от него всего два.

— Ну так что, пойдешь? — нетерпеливо переспросил Дзинтон.

— Ладно, уговорил, — улыбнулась Цукка. — Я вспомнила, что мне еще кое-то нужно купить в магазине. Заодно и зайдем.

— Женщины! — Дзинтон возвел очи к небу. — Только о покупках и думают.

— Зато мужчины, похоже, вообще не думают, — отпарировала Цукка. — Как я без утюга одежду гладить стану? Мне, между прочим, на работу опрятной ходить положено.

— А, утюг есть, — Дзинтон беззаботно махнул рукой. — У меня в комнате. Я его потом сюда принесу, пользуйся. Ну, пошли, а то солнце уже к закату клонится. Через пару часов темнеть начнет. Переодевайся, если надо, я тебя на дворе жду. — Он повернулся и стремительно вышел из кухни.

Цукка снова улыбнулась — не человек, ураган! — и пошла за ним. Интересно, он что, так ухаживает? Или просто соскучился в одиночестве? А ведь она так и не знает о нем почти ничего. Ну, сейчас и допросит.

Юноша и в самом деле показал ей несколько путей в город, о которых сама Цукка ни за что не догадалась бы. Оказывается, мароны, окружавшие отель, когда-то являлись частью довольно большого и, наверное, красивого парка при отеле. Сейчас парк зарос густым подлеском и мало чем отличался от дикого леса. Вокруг него по большей части еще сохранилась легкая деревянная ограда, хотя тикуриновые жерди под действием ветра и дождей местами расщепились и попадали на землю.

Из дворика перед входом имелось, оказывается, аж три выхода: один — через главные ворота, а два других — через калитки в боковых стенах, от которых через парк вели тропинки, проходя через остатки калиток в ограде и убегая дальше. Одна такая стежка, попетляв между деревьями, выводила к обрыву над бухтой, по которому вниз, в город, шла крутая каменная лестница с местам осыпавшимися ступеньками. С торчащей над обрывом скалы, которую Дзинтон назвал «смотровой», открывался великолепный вид на раскинувшиеся внизу бухту и город, даже более шикарный, чем с давешней площадки.

— Не стоит здесь в темноте ходить, а то костей не соберешь, — предупредил парень. — Надо подсветку, наверное, сделать, но пока не до того. Но при свете до транспорта здесь путь раза в два короче. Там, внизу, Сиреневый бульвар, по нему монорельс идет.

Другая тропинка, грунтовая, тоже выводила к обрыву и ныряла куда-то вниз, к покрытым ползучей березой каменистым осыпям океанского берега. По ней Цукка не рискнула бы путешествовать и днем, разве что ее кто-то страховал бы привязанным к талии канатом. Зато с обрыва открывался захватывающий дух вид на океан, сияющий и переливающийся под лучами солнца. Цукка пообещала себе, что обязательно посмотрит отсюда на первое же цунами — когда гигантская, в двадцать, а то и тридцать саженей, волна вырастает над мелководьем и, разгоняясь, обрушивается на скалистый берег, круша и разбрасывая камни. Зрелище, наверное, впечатляющее. Совсем не то, что в бухте, где она ослаблена узким длинным устьем.

Третья тропинка, заасфальтированная, тоже вела на внешний берег, но близко к океану не спускалась. Она, по словам Дзинтона, тянулась версты на три-четыре, проходя по пути через несколько и поныне действующих гостиничных комплексов и вливаясь в сеть проложенных по горам терренкуров, предназначенных специально для прогулок отдыхающих.

Помимо тропинок через парк можно было ходить и напрямую, выбираясь к оградам одно- и двухэтажных домов, между которыми к окружающим улицам пробирались узкие стежки.

— Откуда ты все знаешь? — удивилась Цукка, когда Дзинтон вывел ее на тихую, заросшую травой улочку. — У тебя словно карта в голове.

— А я здесь уже полгода живу, — пояснил парень. — Успел исследовать. Времени свободного много, вот и шляюсь где ни попадя.

— Полгода? А где ты жил раньше?

— Любопытная ты, как кошка, — рассмеялся Дзинтон. — Где я только не жил! Вообще-то я из Оканаки, но мне там не понравилось. Сбежал я оттуда.

— В Оканаке не понравилось? — изумилась Цукка. — Но она же столица! Не то что наше провинциальное захолустье!

— Масария — далеко не захолустье, — качнул головой Дзинтон. — Крупный порт, через который идет не менее семи процентов всего морского грузооборота Катонии. Она очень удачно расположена в географическом плане, и если бы не постоянные цунами… А кроме того, столица — что столица? Большой, шумный, грязный город, с бешеным темпом жизни, не нужным никому, даже самим жителям. Люди думают о деньгах, карьере, о том, как бы получше и пошикарнее провести отпуск — по возможности как можно дальше от дома. Куча машин, постоянные пробки, вонючий воздух, зимой снег, который даже толком лечь не может, сразу тает на асфальте, а ночами влага замерзает, так что получается гололед. Его засыпают химическими смесями, которые потом вымываются на газоны, убивая траву и деревья. В общем, хорошего мало.

— Но… — Цукка растерялась. — Все-таки Оканака — столица.

— Ну и что с того? Что есть там, чего нет в Масарии? Дорогие кабаки с проститутками, в которых за вечер можно просадить твое месячное жалование и даже не получить особого удовольствия? Гадюшники в виде Ассамблеи, правительства, президентской администрации? Артистическая богема, от близкого знакомства с которой может и стошнить? Спасибо, но я не вижу там ничего привлекательного.

Цукка не нашлась, что ответить. В ее представлении столица являлась далеким городом, всегда сияющим огнями, где люди веселы и доброжелательны, а жизнь легка и беззаботна. Пробки? Мертвые деревья? Кабаки? Гадюшники? Конечно, Дзинтон должен знать, о чем говорит, но…

— А почему ты уехал из Оканаки? — наконец спросила она. — Только потому, что там не нравилось?

— Я не люблю сидеть на одном месте, — пожал плечами ее спутник. — Семьи у меня нет, с товарищами я и на расстоянии могу поболтать. Деньги я умею зарабатывать на бирже, а для игры не надо ничего, кроме терминала и парочки специальных программ. Зато у бродяги вроде меня есть масса возможностей посмотреть мир.

— Вот как… — Цукка вздохнула. — Я бы тоже хотела посмотреть мир. Но у меня денег нет, чтобы куда-то ездить.

— Поездишь, — хмыкнул парень. — Какие твои годы! Закончишь университет, устроишься в какую-нибудь лабораторию или обсерваторию на приличную зарплату — и наездишься.

— Закончишь… Сначала поступить надо. А я уже один раз завалила экзамены.

— А почему? — неожиданно жестко спросил Дзинтон. — Ну-ка, отвечай — почему ты завалила экзамены?

Цукка дернула плечом.

— Готовилась мало, — неохотно сказала она. — Я еще со школы подрабатывать начала. Мы никогда не шиковали. У отца жалование маленькое, Танна, мачеха, не работает, с детьми сидит… Даже на хорошие учебники не наскребла, всякое старье читала.

— Ну, что старые — не беда, — задумчиво произнес Дзинтон. — Старые учебники — не обязательно плохие. Другое дело, адекватные ли. Проблему мы порешаем, есть у меня кое-какие завязки. Ладно, пока замнем тему, надо подумать. Кстати, мне что-то есть захотелось. Я тут знаю одно кафе, довольно дешевое и на удивление неплохое. Пошли, прогуляемся ту сторону. Сегодня моя очередь готовить ужин, так что я угощаю…

* * *

На заброшенный дом Яна натолкнулась много часов спустя, когда уже совершенно отчаялась. Казалось, она бесконечно брела, неся перед собой бесчувственное тело Карины, только иногда делая передышки, чтобы дать отдых гудящим ногам. Карина изредка приходила в сознание, тихо стонала, потом отключалась снова. Иногда она просила пить, но где взять воду, Яна не знала. Ей самой все сильнее хотелось пить и есть. Солнечный свет уже не пробивался сквозь кроны деревьев, в лесу стремительно сгущался сумрак, и напряжение заставляло девочку нервно оглядываться по сторонам после каждого шороха или скрипа ветвей под порывами налетающего ветра. Стремительно холодало — весна еще не полностью вступила в свои права, иногда уступая приходящему с гор холодному дыханию старой зимы.

Двухэтажный большой дом стоял на широкой прогалине, еще частично освещенной лучами садящегося солнца. Он выглядел полностью заброшенным — тикуриновый забор совершенно развалился, окна зияли черными провалами, в которых лишь изредка поблескивали осколки битого стекла, когда-то белая краска на стенах давно превратилась в неопределенно-грязную и повисла неопрятными лохмотьями. Дверь болталась на одной петле. Мимо дома шла когда-то заасфальтированная дорожка, сейчас потрескавшаяся, проросшая зелеными стеблями лопуха и пучками травы.

Дом. Убежище. В нем можно спрятаться. Яна, с трудом переставляя отяжелевшие ноги, направилась к двери. Руками оттолкнув висящую створку и пятясь спиной, чтобы не ушибить Карину, она протиснулась в дверной проем. За ним начиналась большая прихожая, в которую спускалась широкая лестница со второго этажа. Осторожно опустив бесчувственную Карину на пол, Яна осмотрелась. Заглянув в один из выходящих в прихожую дверных проемов, в вечернем свете она заметила старую кровать, заваленную каким-то тряпьем. Отчетливо несло сыростью и запахом застарелой гнили. По крайней мере, пустой оконный проем кто-то аккуратно заделал фанерой, так что холодом снаружи не тянуло. Если закрыть дверь, то они не замерзнут ночью.

С трудом приподняв Карину над полом, Яна внесла ее в комнату и опустила на кровать, для тепла прикрыв сверху тряпками. Присев рядом и зябко обхватив себя руками, она задумалась. Она одна, рядом с больной — или умирающей? — подругой, есть нечего, пить тоже. Что делать? Так нечестно! Она еще маленькая, а тут нужен взрослый! На глаза навернулись слезы, и она начала негромко всхлипывать.

Негромкий скрип заставил ее умолкнуть и замереть неподвижно. Вот скрип повторился. Яна вскинула глаза. В дверях стояла неподвижная тень, словно вырезанная из черной бумаги. У девочки перехватило дыхание — а что, если это вышел из чащи злой обака? Он убьет ее и съест! Но она станет защищаться! Ей нельзя бить людей, но обака — не человек!..

— Эй! — удивленно спросила тень. — Ты кто?

— Я Яна. А кто ты? — настороженно откликнулась Яна.

— Я Палек. Я здесь… живу пока. А ты откуда взялась. Тоже убежала?

Какое странное имя… Убежала? Откуда он знает? Почему «тоже»? Неужели он…

— Ты чего ревешь? — тень приблизилась. Теперь, когда неизвестный не стоял против света, Яна разглядела, что перед ней мальчишка примерно ее возраста.

— Я пить хочу, — шмыгнула носом Яна. — И Карине плохо, она умирает. Я не знаю, что делать! Я боюсь!

— Умирает? — удивился мальчишка. — Как так? А почему взрослых не позвать? Я тоже когда в прошлый раз сбежал, сорвался в овраге и руку вывихнул. Так я сразу вернулся — я ж не дурак. Ты из какого детдома?

— Я? — растерялась Яна. — Я не из детдома. Я…

Она замолчала. Сейчас она не смогла бы внятно объяснить, откуда взялась, даже если бы рассказывала честно. А мальчишке нельзя доверять. Никому нельзя!

— Ну, не хочешь, не говори, — покладисто согласился мальчишка. — Ты пить хочешь? Погоди, я сейчас.

Он повернулся и выбежал из комнаты, но почти сразу вернулся.

— Вот, держи, — он втиснул Яне в руку большую пластмассовую бутыль. — Тут чистая вода, я хороший родник нашел. Пей, не бойся.

Яна не заставила себя упрашивать. Она приникла к горлышку, жадно глотая холодную воду, так что даже заболело горло. Внезапно она спохватилась — Карина тоже хочет пить! Она заставила себя оторваться от бутылки и осторожно потормошила подругу за плечо.

— Карина! — позвала она. — Кара! У меня есть вода. Ты пить хочешь? Кара!

Та слегка простонала, но даже не пошевелилась. Яна растерянно замерла. Что делать? Как ее напоить? Она попыталась капнуть водой ей в рот, но струйки лишь скатились по плотно сжатым обметанным губам.

— Ты не умеешь, — со знанием дела сказал Палек. — Дай я.

Он принял у Яны бутылку и склонился над Кариной. Осторожно надавив где-то под нижней челюстью, он заставил ее рот чуть приоткрыться и ловко влил в него несколько капель воды. Девочка судорожно сглотнула, и он тут же влил еще несколько капель.

Карина закашлялась и внезапно села на постели.

— Я не хочу на стенд! — выкрикнула она. — Пожалуйста, господин, не надо! Я не хочу!..

Она упала на спину, потом протяжно застонала, повернулась на бок и свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку. Яна дернулась к ней и принялась тормошить.

— Карина! — закричала она. — Проснись, Карина! Я не знаю, что делать! Кара!

Что-то невидимое и мягкое скользнуло по ее щеке, обвилось вокруг шеи — и пропало. Потом раздались судорожные гортанные звуки — Карину снова мучительно рвало.

— Карина!

Яна чувствовала, что слезы вновь навертываются на глаза.

— Да погоди ты, — рассудительно сказал Палек. — Не кричи. Давай я сбегаю, позову кого-нибудь из взрослых. Они врача приведут, ее отвезут в больницу и вылечат.

— Нельзя в больницу! — закричала на него Яна. — Мы сбежали, дурак! Нас вернут в институт, ее снова начнут мучить! Нельзя, понимаешь?

Внезапно ей захотелось оказаться за тысячу верст отсюда — дома, и чтобы мама сидела на диване и шила, а папа в кресле шелестел газетой, и под потолком горела люстра, а она сидела рядом с мамой, прижавшись к ней, и сонно жмурилась на раскрытую книжку с картинками… Ей страшно! Она не знает, что делать!

Девочка вскочила на ноги и, рыдая, бросилась к двери. Она пробежала по прихожей, выскочила в дверной проем, больно ударившись плечом о болтающуюся дверную створку, и не разбирая дороги бросилась бежать. Но через несколько шагов она внезапно врезалась во что-то мягкое и теплое. Негромко охнула женщина.

— Так, ну и где у нас здесь пожар, молодая госпожа? — осведомился мужской голос, и на плечи Яны легли твердые ладони.

* * *

— Устала бродить? — осведомился Дзинтон.

— Немного, — кивнула Цукка. — И спать захотелось после ужина. А хорошее кафе, мне понравилось.

— Хорошее, — кивнул тот. — Я на него наткнулся в первый день в Масарии. Я даже отель выбрал, потому что он почти рядом. Ладно, пошли домой. Вон та тропинка ведет через лес в город, но если знать, где свернуть, то можно напрямик попасть к южной калитке. Десять минут — и мы на месте.

Уже стояли глубокие сумерки, и Звездный Пруд вовсю разгорался на востоке, освещая окружающие деревья призрачным голубовато-желтым светом. Мелькнул и пропал светлячок, потом еще один. Где-то зазвенела одинокая ранняя цикада, но тут же смолкла, словно устыдившись своего несвоевременного выступления. Цукка молча шагала рядом с Дзинтоном по раскрошившемуся асфальту дорожки, с наслаждением вдыхая прохладный вечерний воздух. Вот и закончился удивительный день. Вчера она мучительно соображала, что и как сказать родителям, потом с чувством невосполнимой потери уходила из дома, потом получила от ворот поворот от хозяина, встретилась с Дзинтоном, самовольно устроилась в брошенном отеле, сегодня бегала по магазинам, обустраивала свою комнату, гуляла… Да, за последние сутки с ней случилось едва ли не больше необычного, чем за иной период. Но завтра опять начинается рутина — работа, работа, работа, прилавки, витрины, бесконечный поток покупателей… И учебники, напомнила она себе. Хватит бездельничать. До следующих экзаменов почти год, но долгий срок — не повод забрасывать учебу. Тем более что, милая моя, строго сказала она себе, все твои заявления насчет старых учебников — лукавство. И по ним можно подготовиться, если всерьез заниматься. Начать надо, наверное, все-таки с физики. Или с математики?

— Смотри, — Дзинтон тронул ее за плечо. — Вон брошенный дом. Давно брошенный. Почему-то хозяева даже не законсервировали его толком, как наш отель.

Слева от тропинки на фоне вечернего неба и в самом деле вырисовывался силуэт старого дома с высокой остроугольной крышей. Налетевший ветерок принес с собой запах древесной гнили.

— А почему он брошен, не знаешь?

— Здесь в округе таких хватает, — пояснил Дзинтон. — Отдельные особняки содержать невыгодно. Длинную электротрассу поддерживать за свой счет, водопровод, канализацию… Отопление зимой, опять же, или через свою мини-котельную на мазуте или газе, или электрообогревателями, что дорого. Подъездные пути для машин содержать тоже сложно — чуть пройдет ураган, даже не самый сильный, как дорога завалена ветками, а то и стволами. Иногда и трактор приходится нанимать, чтобы оттащить. В городе жить куда дешевле, особенно если центральное отопление от ТЭС подключено. Правда, здесь, на юге оно редкость, его по большей части на севере делают. Ты место запомни, это ориентир. Через примерно пятьдесят шагов надо свернуть…

Внезапно Дзинтон осекся и остановился.

— Что… — начала Цукка, но парень остановил ее поднятой ладонью:

— Тихо. Мне показалось…

Он не договорил и застыл, прислушиваясь.

— Мне показалось, что я слышал детский плач, — пояснил он минуту спустя. — Наверное, все-таки показалось.

И тут из старого дома донесся звонкий голос, выкрикивающий что-то неразборчивое. Что-то маленькое, быстрое и светлое выскочило из дверного проема с и разгону врезалось Цукке в живот. Та невольно охнула от боли. Ребенок? Маленькая девочка? Что она делает здесь одна в такое позднее время? Почему она плачет?

Дзинтон быстро присел на корточки и положил ладони на плечи девочке, разворачивая ее к себе.

— Так, ну и где здесь пожар, молодая госпожа? — осведомился он.

— Карине плохо! — выкрикнула девочка. — Она умирает! Блистательный господин, помоги, униженно прошу тебя о помощи!

— Тихо, тихо, малышка, — успокаивающе произнес Дзинтон. — Мы поможем. Кто такая Карина и где она?

— Она здесь, в доме! — захлебываясь слезами, выдавила девочка. — Помоги, господин, я что хочешь сделаю! Я не могу больше одна!

— Ну, теперь ты не одна, — улыбнулся ей парень, осторожно вытирая ей слезы пальцами. — Мы же здесь. Верно, Цу? Как тебя зовут, молодая госпожа?

— Яна…

— Замечательно, Яна. А теперь успокойся. Мы здесь, и все кончится хорошо, — Дзинтон выпрямился. — Веди нас к своей подруге.

Яна шмыгнула носом и, оглядываясь, поплелась обратно к дому. Дзинтон с Цуккой двинулись за ней.

Внутри дома запах гнили стал куда отчетливее. Похоже, находиться здесь небезопасно — как бы крыша не обрушилась им на головы от малейшего чиха. Куда вообще смотрят городские власти? Развалину давно пора снести! Сырой душный воздух окутал девушку липким покрывалом, и она поежилась. Как кто-то может находиться здесь по собственной воле?

Дзинтон вытащил свой пелефон и включил его, используя экран как источник освещения. По стенам заметались тени. Яна подошла к одному из зияющих в стене дверных проемов и прошла внутрь.

В комнате стоял резкий кислый запах рвоты. При их появлении небольшая мальчишеская фигурка вскочила на ноги и прижалась к стене. На кровати валялась груда тряпья.

— Так-так, — пробормотал Дзинтон. — А вот это действительно плохо.

Он скользнул к кровати и сбросил тряпье на пол. Цукка внезапно осознала, что на кровати, скрючившись, лежит детская фигурка в испачканном белом платье. Дзинтон осторожно перевернул ее с бока на спину и вгляделся в лицо.

— Яна, что с ней? — осведомился он, укладывая включенный пелефон экраном вверх на какой-то выступ на стене. Потом он извлек из кармана маленький фонарик, приподнял веко и подсветил зрачок девочки. — Что случилось?

— Мы… — Яна явно колебалась, не зная, что говорить. — Мы поели днем… а потом она сказала, что у нее болит живот, и ее начало рвать. Потом мы шли, а ее снова вырвало, и она упала…

— Понятно, — кивнул парень. — Вы с ней ели одно и то же?

— Да.

— Значит, не отравление…

Он разжал зубы девочки и заглянул ей в рот, все так же подсвечивая фонариком, пощупал пульс на шее, задумчиво пошипел сквозь зубы.

— Яна, ответь мне, пожалуйста, только честно, — он повернулся к младшей девочке, испуганно прижавшейся к стене возле мальчишки. — Вы не пили никаких лекарств? Таблетки, травы? Такие, от которых становится приятно и весело, например?

Яна помотала головой.

— Я не знаю, господин, — быстро произнесла она. — Сегодня — нет.

— А вчера? Позавчера?

Яна промолчала.

— Так, — Дзинтон снова пошипел сквозь зубы. — Цу, помоги. Мне надо добраться до ее живота. Я ее приподниму, а ты сними платье.

Цукка кивнула. Интересно, а он что, врач? Уж больно уверенно он действует. Впрочем, когда она через голову стаскивала платье с девочки, мысль тихо умерла в зародыше. Под платьем не оказалось нижнего белья, даже простых трусиков, а все маленькое неразвитое тело покрывали синяки, хорошо различимые даже в неверном свете экрана. Кое-где просматривались мелкие круглые шрамы, словно от ожогов.

— Ее что, ремнем с пряжкой били? — пробормотал Дзинтон. — Небось, какой-нибудь папаша-алкоголик. От него и сбежала, наверное…

Он уложил Карину на спину и несколько раз нажал пальцами в разных точках. Потом задумался.

— Она нужна мне в сознании, — наконец сказал он. — Я не могу проверить ее живот, не получая ответной реакции. Ну что же, придется…

Он положил пальцы на солнечное сплетение и каким-то неуловимым движением не то нажал, не то погладил его. В ответ девочка тяжело застонала.

— Все хорошо, малышка, — пробормотал Дзинтон, оглаживая ей волосы. — Все хорошо. Ты в безопасности, расслабься. Ты меня слышишь, Карина?

— Я не хочу на стенд, — невнятно пробормотала девочка. — Мне больно. Пожалуйста…

Дзинтон бросил непонятный взгляд на Яну, но ничего не спросил. Вместо того он ласково произнес:

— Тебя не отправят на стенд, малышка, обещаю. Но ты должна помочь мне. Скажи, так больно?

Он осторожно нажал на живот девочки, и та содрогнулась всем телом.

— Да… — прошептала она.

— А так? Так? Так?

— Больно… — снова прошептала девочка, прерывисто дыша. — Я не хотела их убивать, честно! Я случайно! Я больше не буду, только не делайте больно! Пожалуйста!

— Я больше не сделаю тебе больно, милая, — успокаивающе сказал Дзинтон. — А теперь спи.

Он приподнял голову девочки и нажал пальцами где-то в районе шеи. Хрупкое тельце дернулось и неподвижно вытянулось, но дыхание стало расслабленным и спокойным.

— Она спит, — пояснил парень Цукке, убирая фонарик в карман. — Но ее срочно нужно госпитализировать. Какая-то странная реакция, которую я не понимаю. С одной стороны, все признаки острого гастрита. С другой — я бы сказал, что она находится под остаточным воздействием каких-то сильных нейротропных препаратов, но утверждать не возьмусь. Здесь квалифицированный врач нужен. Так, сейчас аккуратно одеваемся. Я донесу ее до ближайшей городской улицы. Там ловим такси — и в больницу…

— Нет!

Яна отлепилась от стены и бросилась к Дзинтону. Цукка с удивлением воззрилась на нее.

— Пожалуйста, господин, госпожа, не надо в больницу! Я очень прошу! Не надо!

— Но почему? — Дзинтон опять опустился перед ней на корточки, заглядывая в глаза. — Ей не сделают ничего плохого. Наоборот, ее вылечат. Больной живот врачи умеют лечить быстро и хорошо. Понимаешь?

— Но ее вернут назад в институт! — выкрикнула Яна, и осеклась.

Цукка насторожилась. Вернут в институт? В какой?

— В Институт человека? — переспросил Дзинтон. — А, Яна? В Институт человека, да?

— Я не знаю, господин, — прошептала девочка, избегая его взгляда. — Меня туда привезли только вчера… ой!

Она обеими руками зажала себе рот, как делают невольно проболтавшиеся во время вранья дети.

— Яна, — успокаивающе сказал юноша. — Пожалуйста, поверь — я не хочу тебе вреда. Я хочу помочь вам с Кариной, но ты должна честно ответить мне — это вы сбежали оттуда вчера ночью?

Девочка прерывисто вздохнула и кивнула.

— М-да… — пробормотал Дзинтон. — Действительно, в больницу ее не стоит везти. Но что делать?

Он отпустил девочку и выпрямился. Какое-то время он стоял, задумчиво покачиваясь с пятки на носок. Потом тряхнул головой.

— Цукка, пожалуйста, дай твой пелефон, — сказал он. — Разблокированный.

Цукка непонимающе взглянула на него, но сняла маленькое устройство с шеи, ввела код и протянула Дзинтону. Тот взял его и принялся что-то набирать. Цукка невольно засмотрелась на танец его пальцев в сенсорной области — они порхали в воздухе с немыслимой скоростью, и пощелкивание динамика, подтверждавшего ввод букв, сливалось в сплошной треск. Потом Дзинтон взял в руки свой пелефон — по стенам вновь заметались тени — и быстро проделал с ним какие-то операции.

— Вот, — он протянул Цукке ее пелефон. — Я ввел список лекарств, которые нужно купить, и перебросил тебе немного электронной налички. У меня в кошельке больше нет, но должно хватить. В крайнем случае добавь немного своих, я потом верну. На углу Сиреневой и Ясной улиц есть аптека — знаешь?

Цукка отрицательно мотнула головой.

— Я еще не освоилась здесь, — смущенно сказала она. — Ты же знаешь…

— Ах, да… — пробормотал Дзинтон. — Вот незадача. Как же тебе дорогу объяснить?..

— Я знаю ту аптеку, господин, — раздался звонкий голос. Мальчишка, жавшийся в углу, наконец осмелился приблизиться. — Я могу проводить госпожу.

— Замечательно, — улыбнулся ему парень. — А старый отель «Мароновая роща» знаешь?

— Да.

— Еще лучше. Проводи госпожу Цукку до аптеки, а потом в отель. Я отнесу туда Карину. Только надо быстро — ей очень плохо, нужно торопиться. Как тебя зовут?

— Меня зовут Палек Брин. Рад познакомиться, господин. Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, молодой господин. Благосклонность пожалована. Я Дзинтон. Давай, Палек, я на тебя надеюсь.

Мальчишка подошел к Цукке и выжидающе взглянул на нее. Дзинтон слегка кивнул девушке, и та, кивнув в ответ, двинулась к двери. Да, похоже, сегодня приключений на ее долю выпадет куда больше, чем она думала еще десять минут назад…

Проводив девушку с мальчиком взглядом, Дзинтон набрал номер и поднес пелефон к уху.

— Добрый вечер, доктор Карсаки, — произнес он. — Дзинтон беспокоит, Дзинтон Мураций. Прошу прощения, что звоню в столь поздний час, но мне требуется квалифицированная врачебная консультация. Да, прямо сейчас. Да, строго конфиденциально. Приношу свои нижайшие извинения, но речь в буквальном смысле о жизни и смерти. У ребенка острый гастрит, низкое давление, а возможно, и что-то сверх того, вплоть до проблем с сердцем. Нет, я не могу вызвать скорую — очень деликатный вопрос. За время и срочность — оплата по двойному тарифу… Долго объяснять, лучше вызовите такси и попросите водителя доставить вас в отель «Мароновая роща» — в его навигаторе он долженприсутствовать. Да, жду. Спасибо.

Он выключил пелефон и повернулся к Яне.

— Карсаки — хороший врач и в полицию не пойдет, — пояснил он. — Помоги мне одеть Карину, и мы отнесем ее ко мне домой. Там она окажется в безопасности.

Он внимательно посмотрел на девочку.

— Яна, ты сама-то как себя чувствуешь? Не мутит, не тошнит?

— Нет, господин Дзинтон, — мотнула она головой. — Только есть хочется.

— Ну, с такой бедой мы справимся легко, малышка, — улыбнулся парень. — Только до дома доберемся. Ты уж продержись еще немного, а то я вас двоих не унесу. Здесь недалеко, минут десять идти. Справишься? Вот и молодец. А сейчас надо одеть Карину, чтобы она не замерзла, пока мы ее несем. Я приподниму Карину, и ты наденешь на нее платье. Держи его вот так, хорошо?..

На улице стемнело окончательно, но на дорожку меж крон деревьев пробивался свет восходящего Звездного Пруда. Лопухи и трава отбрасывали глубокие темные тени, в которых терялись трещины и выбоины, так что босоногая Яна постоянно запиналась, с трудом удерживаясь на ногах. В конце концов она ухватилась за рубашку Дзинтона, несущего Карину на руках. Идти стало немного легче. Но вскоре тот свернул с дорожки на лесную почву, и шагать снова стало трудно. Усталые ноги, казалось, считали необходимым запнуться за каждый корень, и вскоре отбитые пальцы начали нестерпимо саднить. Когда они добрались до темного дворика отеля, девочка окончательно выбилась из сил и еле плелась.

— Ну, вот и пришли, — облегченно выдохнул Дзинтон, укладывая девочку на скамейку во дворе. — Сейчас…

Он щелкнул выключателем, зажигая фонарь, и открыл входную дверь. Снова подхватив Карину, он кивнул Яне:

— Проходи.

Сбросив сандалии, он поднялся на высокий пол коридора. Яна нерешительно замерла у входа. Дзинтон, уловив ее колебания, повернулся и удивленно поинтересовался:

— Что-то не так?

— У меня ноги грязные, — смущенно пояснила Яна. — Я напачкаю…

— Да ты и остальная не слишком-то чистая, — усмехнулся парень. — Заходи, не бойся. Что запачкаешь — отмоем. Ванная в конце коридора, залазь и отмокай. Чистая одежда… М-да. С ней сложно. Нет у меня подходящей одежды для девочек твоего возраста. Может, Цукка что придумает — она должна появиться к тому времени, когда ты отмоешься. Ну, в крайнем случае пока походишь в своей хламиде. Давай, марш в ванную!

Он прошел по коридору, ногой открыл дверь в одну из комнат и скрылся в ней вместе с Кариной. Яна вздохнула и на цыпочках, чтобы не пачкать слишком сильно, ступила на высокий пол. Она прошла по коридору и заглянула в комнату. Платье Карины, окончательно изгвазданное за сегодняшний день, валялось на полу. Нагое тело девочки вытянулось на пустом матрасе кровати, и Дзинтон осторожно ощупывал ей живот. Яна поежилась. А вдруг он извращенец, который любит приставать к маленьким девочкам, как те двое дядек? Нет, не может быть. Он такой добрый и решительный…

Она прошла дальше и с третьей попытки обнаружила ванную. Пустив горячую воду, она забралась в ванну и принялась усердно тереть себя обнаружившейся здесь же мочалкой.

Цукка с Палеком появились одновременно с доктором Тарсаки. Они как раз подходили к дверям отеля, когда за кустами зашелестел мотор автомобиля и хлопнула дверца. Выбравшись на дорогу, высокий сухопарый мужчина с седыми висками и пухлым саквояжем в руках осведомился:

— Здесь отель «Мароновая роща»? Мне необходимо видеть господина Дзинтона. Где пациентка?

— Дзинтон, наверное, в доме, — откликнулась Цукка. — Мы в аптеку ходили за лекарствами. — В качестве доказательства она продемонстрировала пакет с упаковками, на котором красовалась эмблема аптеки. — А ты, господин…

— Я доктор Тарсаки. Он вызвал меня по коммуникатору. И вообще, я вижу, времени зря он не терял, — сухо проговорил доктор. — Интересно, зачем он звонил, если сам поставил диагноз и сам выписал лечение? Что же, пройдемте.

У кровати Карины, впрочем, его неприязнь мгновенно испарилась, сменившись профессиональным интересом. Он, как и Дзинтон накануне, приподнял веко и заглянул Карине в зрачок, пощупал пульс, потом споро распаковал саквояж, достав из него портативный диагност, и принялся споро прилаживать сенсоры к телу девочки. Прилепив три штуки, он недовольно оглянулся.

— Господин Дзинтон, я бы предпочел, чтобы во время осмотра мне не дышали в затылок.

— Хорошо, доктор, — кивнул парень. — Так, граждане, давайте-ка выйдем на несколько минут, тем более что у меня еще одно неотложное дело есть.

Он приобнял Цукку с Палеком за плечи и полувывел-полувытолкал в коридор, прихватив из аптечного пакета несколько упаковок таблеток и пузырьков и прикрыв за собой дверь.

— Доктор Тарсаки весьма квалифицированный терапевт, но характер у него не слишком уживчивый, — пояснил он вполголоса, словно извиняясь. — Да и вообще, прав он — врачебный осмотр дело интимное, не следует посторонним присутствовать. Тем более мальчикам, — добавил он, покосившись на Палека.

Палек вспыхнул.

— Можно подумать, я голых девчонок в бане не видел, — пробурчал он. — И вообще, мне пора, господин Дзинтон. Приятной вам ночи…

— А ну-ка стой, обидчивый ежик, — засмеялся Дзинтон. — Не сворачивайся в шарик, я не кусаюсь. Цу, там Яна в ванной плещется — попытайся придумать, во что ее одеть. Не в ту же грязную тряпку на три размера больше, чем надо. Ночная рубашка у тебя есть запасная? Выдай ей на ночь, будь другом, а завтра разберемся, что к чему, на свежую голову. Палек, можно тебя на пару слов?

С этими словами он увлек мальчика за собой на кухню, где уселся на табурет и внимательно посмотрел на него. Тот набычился и отвернулся.

— Палек, я очень благодарен тебе за помощь, — серьезно сказал парень. — Ты нас очень выручил. Но об этом мы еще поговорим, а пока скажи мне вот что: тебе вообще есть, куда идти?

Мальчик не ответил.

— Понятно, — вздохнул Дзинтон. — Ты тоже сбежал с Кариной и Яной из Института?

Палек мотнул головой.

— Тогда из детского дома, да? Я угадал? — Дзинтон приподнял его голову за подбородок и заглянул в глаза. — Угадал. То-то у тебя имя северное! Вот что, ежик, никуда ты сегодня не пойдешь. Места здесь хватает, и ночевать под крышей куда лучше, чем на улице или в той гнилой халупе. А еще мы сообразим, чем вас с Яной накормить. Ты ведь тоже, наверное, есть хочешь.

— Я лучше пойду, — буркнул мальчик. — Спасибо за…

— Палек, — перебил его Дзинтон, — я понимаю, о чем ты думаешь. Ты боишься, что завтра я позвоню в полицию, и тебя вернут обратно в детдом. Обещаю — я так не поступлю. Как и любому взрослому, мне не нравится, когда дети остаются сами по себе, без присмотра — когда подрастешь, поймешь, почему. Но тебя я не выдам, честное слово. И еще… — Он поднялся и отошел к окну, вглядываясь в ночную темноту. — Эта девочка, Яна. Ей страшно и одиноко. Не оставляй ее сегодня ночью, хорошо? Ей нужен друг, хотя бы на время. Помоги ей, ладно?

— Хорошо, — кивнул Палек. — Но ты точно обещаешь, господин Дзинтон, что не вызовешь полицию? И твоя жена тоже?

— Во-первых, Цукка не моя жена, — улыбнулся ему парень. — И даже не подруга. Она сама по себе. Во-вторых, без формальностей. Зови меня просто Дзинтон. В-третьих, я точно обещаю, что не вызову полицию. И ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Так. Теперь немного похимичим…

Он разложил по столу лекарства и пузырьки и пораскрывал их. Включив чайник и вытащив из одного стола ступку, он быстрыми ловкими движениями начал размалывать таблетки, высыпая получившиеся порошки в ячейки пластиковой формочки для льда. Потом он налил в небольшой стакан согревшуюся воду, вскрыл пузырьки — по кухне разлился резкий лекарственный запах — и начал вливать в стакан жидкости и всыпать порошки. Иногда он переливал состав через тряпочку в другой стакан, сливая в раковину осадок. Палек как завороженный наблюдал за ним.

— А что ты делаешь, гос… Дзинтон? — наконец осведомился он, не выдержав. — Лекарство?

— Лекарство… — рассеянно согласился парень. — Особое лекарство, которое в аптеках не продают. Боюсь, нашей Карине без него не выжить. Еще чуть-чуть добавим…

Он плеснул в стакан с жидкостью, которая казалась сиреневой, микстуру из пузырька, и состав медленно сменил свой цвет сначала на прозрачно-голубой, а потом стал бесцветным.

— Почти готово. Осталось убрать лишнее, и все.

Он вылил часть жидкости в металлический ковшик и поставил его на горячую плиту. По кухне распространился новый запах — слегка сладковатый и приторный. Дзинтон удовлетворенно кивнул.

— Готово, — сообщил он. — О стерилизации беспокоиться не станем — микроб, способный выжить в таком зелье, достоин уважения не менее, чем льдинка в огне.

Он сгреб со стола остатки лекарств и бросил их в мусорное ведро, потом промыл использованную посуду и поставил ковшик с жидкостью на шкаф, прикрыв его стеклянной подставкой для горячего.

— Эй, мужчины! — в кухню вошла Цукка, за которой следовала Яна. На девочке красовалась длинная ночная рубашка, волочившаяся по полу, ее влажные волосы торчали во все стороны. — У вас тут химическая экспресс-лаборатория? Или серьезный разговор? Можно поучаствовать глупым женщинам?

— Глупым женщинам — нельзя, — подмигнул Дзинтон. — И глупым мужчинам тоже. Но вы у нас обе умницы и красавицы, верно? Значит, вам можно. Ты как, не проголодалась после пробежки по аптекам?

— Нет. Но наших гостей надо чем-то накормить. Ф-фу, как воняет. Чем вы тут занимались?

— У нас оставалась готовая еда, — Дзинтон переместился к холодильнику и заглянул в него. — Так… вчерашняя вареная картошка, сегодняшний бекон, полвилка капусты, но его на потом… сосиски, а тут яйца и майонез. А тут… — Он заглянул в хлебницу. — Полбатона. Сойдет. Эй, молодежь, устраивает меню? Так, сейчас мы все погреем и покрошим, и будет вам объедение.

— Я там еще молока купила и несколько йогуртов, — заметила Цукка. — Тоже бери.

Яна с Палеком набросились на еду так, что за ушами затрещало. Дзинтон наблюдал за ними почти с отеческой улыбкой. Цукка хихикнула про себя. Мужчин хлебом не корми, дай почувствовать себя защитником слабых детей и угнетенных женщин. Однако он, кажется, умеет обращаться с детьми, и те отвечают взаимностью…

Пару минут спустя в дверь заглянул доктор.

— Я закончил обследование, — сообщил он. — Господин Дзинтон, можно тебя на несколько слов?

Дзинтон взглядом позвал за собой Цукку и прошел за доктором в комнату Карины.

— Итак, молодые люди, — прежним сухим тоном сообщил он, — если бы у меня не имелось привычки держать язык за зубами в вопросах, меня не касающихся, я бы, несомненно, обратился бы в полицию и предъявил вам — или родителям девочки — обвинение в жестоком обращении с детьми. У ребенка по всему телу следы побоев и издевательств, причем большую часть из них я затрудняюсь интерпретировать. Полукруглые шрамы походят на ожоги от сигарет, а вот синяки и ссадины — на побои ремнем с большой пряжкой, наподобие армейского. Плюс к тому — натертости на запястьях и лодыжках, характерные для наручников или жестких пут…

— Меня не интересуют внешние следы, доктор, — жестко оборвал ее Дзинтон. — Их мы в состоянии рассмотреть самостоятельно. Что внутри?

— Ну, — доктор заложил руки за спину и прошелся по комнате, — я, безусловно, диагностировал острый гастрит, как ты и предполагал. Причина непонятна, но если учесть, что у девочки ярко развитая атония кишечника, я бы предположил, что она просто съела много грубой твердой пищи, которая и вызвала раздражение слизистой. Если бы речь шла о взрослом человеке, — добавил он, поколебавшись, — я бы предположил, что его долго держали без сознания, как практикуется в некоторых тюрьмах для особо опасных преступников и психиатрических лечебницах. В обездвиженном состоянии питание осуществляется жидкими смесями, вводимыми в желудок через носовые трубки, что крайне негативно сказывается на правильном функционировании кишечника. В пользу такой версии говорят и следы на руках и ногах, характерные для фиксирующих захватов, и потертости кожи в районе ноздрей, и раздражения, обычные при частом введении анального и уретрального катетеров, и характерные параметры мышц конечностей, как бы находившихся на постоянной электротренировке. Если человек, долгое время находившийся в состоянии такой фиксации, внезапно начнет есть твердую пищу, у него, несомненно, разовьется острый гастрит в форме, которую мы наблюдаем сейчас. Но, господин Дзинтон, подобные меры категорически запрещены к применению в отношении несовершеннолетних детей из-за катастрофического их влияния на развивающийся организм.

— Понятно, — медленно проговорил Дзинтон. — И каков прогноз?

— Я ввел лекарства, снимающие остроту воспаления. По большому счету, ее организм в порядке, если не считать общего болевого шока. С сердцем у нее, кстати, все нормально — острый гастрит иногда сопровождается симптомами, характерными для инфаркта, так что непрофессионал вроде тебя, — в его голосе проскользнули самодовольные нотки, — вполне может и запутаться. Покой, желательно в постели, тепло, минимум пять раз в день жидкое питание наподобие нежирных бульонов с хлебным мякишем и пресных протертых каш, постепенный переход на нормальную пищу, сначала мягкую, потом твердую, но не жирную и не острую. Лекарства давать в соответствии с расписанием, что я оставлю — и через период она вполне оправится. Имейте в виду — на первых порах у нее весьма вероятны запоры, так что слабительное обязательно. Купите его завтра же. В остальном, господин мой Дзинтон, я склонен одобрить твой набор лекарств. Разумеется, я бы выписал несколько иные препараты, аналогичные, более дорогие и качественные, но, в общем, сойдут и такие. Да, разумеется, через неделю следует снова показать ее врачу, чтобы удостовериться в нормальном ходе лечения.

— Могу я снова рассчитывать на тебя, доктор Тарсаки?

— Да. Но только, ради всех богов, не в такое время, как сейчас.

— Само собой, доктор, — Дзинтон достал из кармана брюк бумажник. — Ты, как всегда, предпочитаешь бумажные деньги?

— Само собой, — кивнул тот. — Не верю я новомодным электрическим монетам, которые даже и в руках-то не подержишь.

— Вот, — Дзинтон протянул ему бумажки. — Надеюсь, сумма вполне компенсирует причиненное беспокойство.

— Вполне, — согласился врач, убирая деньги. — Приятно иметь с тобой дело.

— Взаимно. Такси я уже вызвал, оно прибудет с минуты на минуту.

Цукка подозрительно взглянула на Дзинтона. Она как-то не заметила, чтобы тот воспользовался пелефоном хотя бы раз после прибытия доктора. Когда он успел? А сколько денег он заплатил! Четыре тысячи — ничего себе консультация терапевта!..

Когда за врачом закрылась дверь отеля, Дзинтон вернулся в комнату Карины, прихватив с собой ковшик. Он вытащил из аптечного пакета шприц и наполнил его жидкостью из ковшика.

— Двух кубиков должно хватить… — задумчиво проговорил он. — Зависит, конечно, от дозы, но вряд ли она получила слишком много.

Перетянув девочке плечо жгутом, он воткнул ей в вену иглу и, сняв жгут, аккуратно, медленно ввел лекарство.

— Что ты вколол? — поинтересовалась Цукка.

— Антидот, — дернул плечом Дзинтон. — Не спрашивай, от чего, тебе ответ точно не понравится.

Бросив на стол пустой шприц, он прикрыл спящую девочку вытащенным из шкафа одеялом.

— Ну вот, — задумчиво сказал он, усаживаясь на стул. — Похоже, у нас завелся еще один жилец. Точнее, два, а то и три — Яне с Палеком тоже некуда идти. То я один как перст, то сразу целая компания, чуть ли не настоящая семья. Надо завтра купить постельное белье. Да и одежду для девочек — тоже. У них даже нательного белья нет.

— И ты не хочешь вызвать полицию? — поинтересовалась Цукка, присаживаясь на край кровати и осторожно подтыкая на Карине одеяло. — Помнишь, что сказал врач? Какие-то изверги над ней измывались, по ним же тюрьма плачет!

— Ты слышала, что сказала Яна? Они бежали из Института человека.

— Из Института человека? — удивилась Цукка. — В первый раз слышу.

— Широко известная в узких кругах контора, — пояснил Дзинтон, нахмурившись. — Формально — неправительственная организация, занимающаяся философскими изысканиями, поддержкой литераторов определенного сорта, разработкой и финансированием социальных проектов и так далее. Есть даже департамент, разрабатывающий теоретические модели функционирования искинов. На деле же Институт — тайное детище блистательного господина Тоя Карация, слышала про такого?

— Который глава партии гуманистов?

— Именно. А поскольку его партия уже не первое десятилетие стабильно имеет в Ассамблее от сорока до пятидесяти процентов голосов, формируя с прогрессистами квалифицированное большинство, господин Той Караций имеет огромное влияние как в правительстве, так и в президентской администрации. Он негласно влияет на распределение серьезных финансовых потоков, часть которых перепадает Институту человека отнюдь не на философские эссе. В частности, Институт по заказу…

Дзинтон замолчал.

— Что? — переспросила Цукка, когда молчание затянулось.

— Тебе, пожалуй, лучше не знать, — качнул головой Дзинтон. — Меньше знаешь — крепче спишь. Но детей туда я вернуть не позволю. Особенно после того, как своими глазами увидел, что сделали с Кариной.

Девушка задумалась.

— Но ведь содержать троих детей дорого, — наконец сказала она. — Где мы возьмем деньги?

— Мы? — улыбнулся Дзинтон, и от его улыбки у Цукки по жилам словно прокатилась волна приятного тепла. — Спасибо, Цу, но тебя я в расходы втягивать не намерен. Тебе лишних денег действительно пока взять неоткуда. Ну, а я… придется играть на бирже не два часа в день, а три или четыре. Опять же, я придумал новую эвристику, так что есть шанс, что и того не понадобится. Поставлю на автомат, и пусть шуршит само. В общем, я выкручусь. Другое дело, что детьми надо заниматься, а у меня как-то нет опыта обращения с ними. Вот если поможешь приглядывать, скажу большое спасибо.

— Конечно, я помогу! — горячо сказала Цукка.

— Вот и здорово! — снова улыбнулся Дзинтон. Внезапно он бесшумно встал со стула, в три шага пересек комнату и резко распахнул дверь. Раздалось двойное громкое ойканье, и Яна с Палеком, неожиданно потеряв опору, ввалились в комнату.

— Подслушиваем, значит? — укоризненно спросил Дзинтон. — Ну, поросята!

Дети, потирая ушибленные ладони и локти, уселись на полу, виновато отводя взгляд.

— Ладно, на первый раз прощаю, — резюмировал парень. — Но еще раз поймаю — в уши наплюю, чтобы не чесались лишний раз. Ну что, мелочь пузатая, наелись? А посуду за собой помыли? Я так и думал. Нет уж, прислуга здесь отсутствует, так что за собой придется прибирать самостоятельно. Ну-ка, в кухню, вымыть посуду, а потом спать. Утро вечера мудренее, завтра разберемся, что к чему. Цу, — обратился он к девушке, — ты бы тоже ложилась. Тебе на работу вставать.

Он по очереди подхватил насупившихся детей под мышки, поставил их на ноги и вышел вместе с ними. Цукка, не удержавшись, снова хихикнула. Ну точно — не человек, ураган.

И однако же — откуда Дзинтон все знает? Про Институт человека, про Тоя Карация? Почему он разбирается в медицине не хуже настоящего доктора? И откуда он знает того странного врача? Они ведь явно встречаются не в первый раз!

А вдруг он шпион? Цукка хмыкнула. Ну да, шпион Четырех Княжеств, у которого дел других нет, кроме как за приблудными детьми ухаживать. Ох, что только не придет в сонную голову. Внезапно девушка осознала, что глаза буквально слипаются. Действительно, надо ложиться. Под душ — и спать. А думать она станет завтра утром. Прав Дзинтон — утро вечера мудренее…

* * *

Ночью Яна пробудилась словно от толчка. Рядом на принесенной из соседней комнаты кровати тихо посапывал Палек, в окно без занавесок лился звездный свет, пробивающийся сквозь качающиеся кроны деревьев. Под колючим одеялом было на удивление тепло и уютно. Девочка лежала в темноте, глядя в потолок, и чувствовала, что страх остался где-то там, за стенами отеля. А здесь есть Цукка, и Дзинтон, и Палек, и Карине больше ничего не угрожает. Наверное, Дзинтон — очень хороший человек, потому что он знает про Институт и не хочет возвращать их туда несмотря на полицию. И еще, подслушивая под дверью, она не чувствовала в нем лжи и нечестности — только спокойную уверенность, легкую улыбку, небольшую озабоченность и, где-то глубоко-глубоко внутри, скрытую искру такой же ярости, какую она чувствовала в Карине утром. И Цукка — в ней скрывалась тревога, как у мамы, тревога, и жалость, и озабоченность, и немного страха. Наверное, она тоже хороший человек.

Но Цукка сказала, что содержать троих детей — дорого. Невежливо заставлять чужих людей нести большие расходы. Но что можно сделать? Она еще маленькая, она даже не может пойти и устроиться на работу. Но зато она может во всем помогать по дому — мыть пол и посуду, убирать, мести двор, ходить в магазины. Мама с папой ее всему научили. А потом, когда она вырастет, она обязательно вернет Дзинтону все деньги, которые тот на нее потратит.

Но у нее есть дар. Должна ли она сказать про него Дзинтону и Цукке? Она не знает. Так нечестно — не сказать. Мама и папа умерли, но мама всегда говорила, что показывать свой дар чужим людям нельзя ни в коем случае. Иначе ее заберут в плохое место и начнут больно колоть иголками. Но Дзинтон и Цукка уже не совсем чужие — ведь они помогли Карине. А если она станет жить с ними, то они совсем не чужие.

Решено. Она подождет еще немного и расскажет им. И если они не испугаются и не отдадут ее обратно в Институт, все будет хорошо. Навсегда.

И с этой мыслью Яна уснула легким безмятежным сном.

* * *

Палек проснулся от того, что одеяло сползло на пол. Он поворочался, устраиваясь поудобнее и прислушиваясь к сопению спящей рядом Яны. Девчонки, покровительственно подумал он. Вечно всего боятся и вздрагивают на пустом месте. Эта вот вцепилась в него, словно репей, и даже засыпала, ухватив его за руку. Наверное, в первый раз сбежала из детдома. Интересно, что за название такое дурацкое — «институт»? Впрочем, для девчонки сбежать — подвиг, так что Яна все-таки молодец. Можно даже путешествовать вместе. Правда, рано или поздно они все равно попадутся в руки полиции, и их вернут обратно, но никто ведь не мешает им сбежать снова, верно? Не прикуют же их цепью…

Интересно, а Карина… ведь она совсем не могла двигаться. Как же они попали в заброшенный дом? Он уже задремал в своей комнате и проснулся только от скрипа половиц. Кто же знал, что в заброшенную развалину кто-то припрется? Да, жаль, он не видел, как они туда попали. Неужели мелкая и явно слабосильная Яна тащила Карину на себе? Ну она дает…

Наверное, пока стоит остаться здесь. Тем более что директорша наверняка опять поставила полицию на уши, и вокзал с автобусными станциями под усиленным наблюдением. Дзинтон, кажется, неплохой дядька — и разговаривает нормально, и полицию звать не стал. Даже то, что посуду заставил помыть — тут все честно, сами насвинячили, сами убираем. Только, кажется, видит прямо насквозь. Как он догадался про детдом и что они подслушивают? Ну, неважно. Главное, здесь можно пока пожить, прежде чем отправиться путешествовать дальше. А обузой он точно не окажется, ха! Яну с Кариной, может, и надо содержать, а он, Палек, прекрасно прокормит себя самостоятельно. И не только себя. Завтра утром можно осторожненько совершить вылазку в город и осмотреться. А там… наверное, толстый Морж все еще не прикрыл свою лавочку…

Не додумав мысль, мальчик снова уснул легким безмятежным сном.

12.05.843, деньдень

Утреннее солнце било в окна так, словно хотело проплавить их насквозь. Яна с Палеком, жмурясь, жевали яичницу с колбасой, когда Дзинтон стремительно вошел в кухню.

— Так, все. Цукка ушла на работу, а дом остался на нас с вами. Ну что, мелочь пузатая, давайте, дожевывайте. Надо за жизнь поговорить.

Он взял со стола кувшинчик с водой и в три глотка почти опорожнил его.

— Ф-фу! — довольно сказал он. — Что-то жарко сегодня с утра. Или я просто забегался? — Он оседлал табурет, уперевшись локтями в стол, и, подперев подбородок, стал наблюдать, как дети торопливо дожевывают яичницу.

— Итак, — сказал он, когда последние крошки поджаренного хлеба оказались доедены. — Начнем с того, что у нас нежданно-негаданно образовалась коммуна. А в коммуне надо соблюдать некоторые правила. И правило номер один: в доме вести себя тихо, — он загнул большой палец. — Не бегать, не кричать, особенно когда Карина спит. А она в ближайшие дни спать станет все время. Правило номер два: когда я работаю у себя в комнате, постарайтесь меня не отвлекать, — Дзинтон загнул второй палец. — Поскольку я не просто работаю, а зарабатываю деньги, причем с сегодняшнего дня и на вас, оболтусов, лишние вопросы в неверное время могут оставить вас без мороженого. И наконец — иждивенцев здесь нет и не будет. Прокормить я вас смогу, но сильно огорчусь, если вы сядете мне на шею и ножки свесите. Раз живете здесь, то отвечаете за определенные дела.

Он внимательно посмотрел на детей. Те согласно кивнули.

— Главное в том, что готовка еды — вещь нудная, утомительная и отнимающая много времени. А я в повара не нанимался. И Цукка тоже. Так что с сегодняшнего дня устанавливаем график дежурств по кухне. Сегодня, ладно уж, дежурный я. Но завтра — вы двое. Послезавтра — Цукка, потом снова я, потом вы, и так далее. Выздоровеет Карина — задействуем и ее, но пока она на положении лежачего инвалида. Рецепты выдаю я или Цукка, вы же по-первости станете их применять на практике. Набьете руку — посмотрим. Далее, походы по магазинам полностью на вас. Если продавцы станут спрашивать, вы — брат с сестрой, мои дети. Списком продуктов обеспечим, деньгами я снабжу, остатки можете оставлять себе на карманные расходы, но на многое не рассчитывайте, я не миллионер. Понятно?

Дети снова синхронно кивнули.

— Замечательно. Также периодически, раз в период-два, устраиваем в доме большую уборку. Участвуют все. Ну и, наконец, в течение ближайших двух-трех дней как минимум Карину из кровати я не выпущу. Пусть ее желудок в себя приходит. Еду ей придется носить в постель, а сверх того где-то я видел ночной горшок. Его тоже поставим в комнату, и его нужно выносить. И то, и другое — на вас. Угу?

— Угу, — пробурчал Палек. — А только в детдоме готовить не заставляли.

— Ну, кто тебя просил сбегать, путешественник? — пожал плечами Дзинтон. — Сам сбежал — сам отдувайся. Мир, знаешь ли, суровое место. За все кто-то платит — или ты, или другие. В детдоме за уход за тобой платит государство. Здесь мы сами по себе, так что и барахтаться придется самостоятельно. Так, теперь о насущном. Яна, — он окинул девочку критическим взглядом, — ночнушка Цукки — не самая лучшая одежда. Вчера вечером я быстро простирнул ваши с Кариной платья, и они уже высохли. Висят на веревке во дворе. Пока надень свое или побегай голой, если не замерзнешь. Потом подумаем, как вас с Кариной одеть. Проблема в том, что сначала нужно вас в магазин доставить, а Карину пока одну оставлять я не хочу. То есть поход за одеждой временно откладывается.

Он стремительно встал со стула.

— Теперь займитесь пока чем-нибудь, а я сварю бульон. Покормим Карину — пойдете в магазин.

Пока Дзинтон возился с оттаивавшим с раннего утра куском мяса, извлеченным из морозилки, Яна быстро влезла в свое платье. За вчерашний день оно заметно поистрепалось, но все еще выглядело более-менее прилично. Хотя оно оставалось на пару размеров больше, чем надо, и то и дело норовило сползти с плеч, от утренней прохлады вполне защищало. Палек окинул девочку критическим взглядом и хмыкнул.

— Какой-то странный у вас детдом, — сказал он. — Даже одежды нормальной не дают. Так ты из какого? Я вот из «Солнечного».

— А я издалека, из другого города, — соврала Яна. Ей совсем не хотелось рассказывать, откуда она на самом деле и что с ними произошло. Она боялась, что Палек станет приставать с расспросами, но обошлось. Взамен он потянул ее осматривать заброшенный сад, окружавший старый отель. Почти сразу они обнаружили тропинку, выводящую на скалу над бухтой, и восторженно любовались открывшимся видом, пока Яна не вспомнила про Дзинтона и Карину.

Наперегонки добежав до отеля, они обнаружили, что ароматный бульон, смешанный с маленькими листками какой-то зелени, уже готов и налит в большую глиняную кружку со смешным человечком на боку. Бульон пах так, что дети невольно сглотнули слюну.

— Терпите, оглоеды, — подмигнул Дзинтон. — Мясо у нас на обед, пальчики оближете. А бульон для лежачих. Пойдемте. Пора Карине и позавтракать.

Он подхватил горячую кружку через старое замызганное полотенце для вытирания посуды и вышел из кухни. Яна двинулась за ним, но вдруг замерла на месте.

А что, если Карина, проснувшись, нападет на Дзинтона? Если она ударит его, как тех мужчин? Если он умрет? Нет, не может быть, она не такая… но вдруг спросонья она просто не разберется?

Она со всех ног бросилась вперед, в самый последний момент протиснувшись между Дзинтоном и дверью комнаты.

— Эй! — недовольно буркнул тот. — Осторожнее. Я чуть на тебя бульон не пролил.

— Господин Дзинтон, а можно я ее разбужу? — взволнованно поинтересовалась девочка. — Ну, чтобы она не испугалась?

— Буди, конечно, — кивнул парень. — И без формальностей. Давай, Яна, действуй.

Девочка приоткрыла дверь и осторожно проскользнула в комнату. Ее заливало утреннее солнце, пробивавшееся сквозь кроны деревьев. Карина все еще спала беспокойным сном: ее голова то и дело перекатывалась по подушке, сухие губы что-то неслышно шептали.

— Надо бы поаккуратнее со снотворным, — пробормотал сзади Дзинтон. — По-моему, доктор Тарсаки переборщил вчера. Ну, Яна, давай.

Яна кивнула и осторожно потрясла Карину за плечо.

— Карина! — осторожно позвала она. — Кара! Просыпайся. Это я, Яна. Карина!

— Сейчас… — пробормотала та, не открывая глаз. — Сейчас… надо найти укрытие… Яна, спрячься, нас увидят… Они в нас стреляют!

— Карина, нам не надо больше прятаться! — Яна снова потрясла ее за плечо. — Карина, просыпайся. Мы тебе еды принесли.

Внезапно одним резким движением девочка села на кровати. Одеяло отлетело в сторону, и Яна почувствовала странную давящую тяжесть на висках. Она увидела прямо перед собой совершенно безумные глаза Карины, и тут же что-то невидимое, скользкое и упругое, захлестнуло горло, и сразу стало трудно дышать.

— Карина! — пискнула она. — Это я! Я же!

Тяжесть в висках и ощущение петли на горле пропали так же внезапно, как и появились. Карина, тяжело дыша обвела комнату взглядом, задержавшись на Дзинтоне с Палеком, и снова посмотрела на Яну.

— Надо спрятаться… — неуверенно произнесла она, но тут же тряхнула головой и принялась тереть глаза кулаками. — Где мы? Я ничего не помню.

— Кара, мы в гостях у господина Дзинтона, — заторопилась Яна. — Он нашел тебя вчера вечером и принес сюда. Он доктора позвал, и доктор тебя лечил. Мы тебе еды принесли!

Она умоляюще посмотрела на Карину. Только бы та не начала драться!

— Ну что, красавица, — весело сказал парень. — Давай знакомиться. Меня зовут Дзинтон. Ну-ка…

Он поставил кружку с бульоном на стол и, осторожно надавив Карине на плечи, принудил ее лечь. Потом, подобрав с пола одеяло, укрыл ее, после чего пощупал лоб, подержал за запястье и, наконец, потрепал по волосам.

— Будешь жить, не помрешь, — пообещал он. — Но сначала нужно вылечиться. У тебя случился приступ острого гастрита. Воспаление желудка, проще говоря. Теперь тебе несколько дней нужно лежать в кровати и пить лекарства, чтобы желудок пришел в себя. Есть хочешь? Вот и хорошо. Давай-ка, выпей бульона.

Несколькими ловкими движениями он приподнял подушку и полуусадил девочку в кровати. Потом осторожно всунул ей в руки обмотанную полотенцем кружку.

— Пей! — велел он. — Только аккуратно, не обожгись.

Каким-то автоматическим движением, не отрывая от Дзинтона взгляда, девочка поднесла кружку к губам и осторожно отхлебнула раз, другой. Внезапно, словно очнувшись, она принялась жадно глотать ароматную жидкость, иногда обжигаясь и с шипением втягивая воздух. Минуту спустя кружка опустела, и Карина вопросительно взглянула на парня.

— Пока все, — мягко сказал он. — Тебе нельзя есть помногу. Не волнуйся, сейчас голод пройдет. Часа через три мы сделаем тебе жидкую кашу, и ты поешь снова. Яна, пожалуйста, принеси с кухни стакан воды.

Он достал из разложенных на столе коробок несколько таблеток и дал Карине их проглотить, заставив запить принесенной Яной водой. Последнюю, большую коричневую лепешку величиной с пол-ладони, он заставил сначала разжевать, несмотря на неприятный вкус.

— Так надо, — сказал он. — Очень хорошее лечение, пусть и невкусное. Неделю придется попить, а там посмотрим. А теперь, малышка, давай-ка ляжем обратно.

Не менее ловко он помог Карине снова лечь горизонтально. Потом он прикрыл ее одеялом и погладил по голове.

— Все хорошо, милая, — негромко сказал он. — Ничего не бойся. Ты в безопасности, тебе больше ничего не грозит. Сейчас попытайся еще поспать до второго завтрака, хорошо?

Он поднялся с кровати и пошел к двери.

— Яна… — шепнула Карина. — Погоди. Нужно поговорить.

Яна дернулась к ней, потом за Дзинтоном. Тот кивнул ей.

— Поговорите, конечно, — сказал он. — Пошли, Палек. Нам нужно еще найти горшок на чердаке. — Он подмигнул Яне и вышел, уводя с собой мальчика и закрыв дверь.

— Яна… — прошептала Карина. — Где мы? Не в Институте?

Яна потрясла головой, присаживаясь на край кровати.

— В отеле «Мароновая роща», — объяснила она. — Здесь живет Дзинтон. И Цукка. Они хорошие. Они нашли нас вчера вечером, нас и Палека, и взяли к себе. Дзинтон говорит, что никогда не позволит вернуть нас в Институт.

— Хорошие… — Карина криво улыбнулась. — Откуда ты знаешь? Потому что он тебе сказал? Да он соврал!

— Он не врал, — твердо заявила Яна. — Я… я умею чувствовать, когда врут. Он хороший, честно, он не врет.

Карина тяжело вздохнула.

— Что вчера случилось? — спросила она. — Я помню, как мы убегали в лес от… из того дома, а у меня болел живот. А потом ничего не помню.

— Ты упала и перестала двигаться, — Яна наморщила лоб, вспоминая. — И еще тебя тошнило. Потом ты лежала на месте, а я не знала, что делать. Потом я подняла тебя в воздух и понесла, и принесла в какой-то дом, и там оказался Палек. Он мне воды дал. А потом пришли Дзинтон и Цукка… ой, нет, наоборот: я заплакала и побежала, и на них наткнулась. Дзинтон принес тебя сюда и вызвал врача, и врач тебя обследовал и прописал лекарства. А Цукка с Палеком ходили за лекарствами. Кара, а что такое «анальный катетер»?

— А полиция приезжала?

— Не-а, — Яна тряхнула головой. — Они полицию не звали. Только доктора, а доктор тоже в полицию не пойдет. А у тебя живот все еще болит?

— Почти не болит. Так, чуть-чуть. Яна, ты сказала Дзинтону, что я… что ты… что мы не такие, как все?

— Нет еще. Мама говорила, что нельзя говорить другим.

— Правильно. Нельзя, — Карина с внезапной силой ухватила ее за руку. — Яна, дурочка, ты понимаешь, что он нас обязательно в полицию отдаст, если узнает?

— Я не дурочка, — обиделась Яна. — И Дзинтон нас никуда не отдаст. Но я все равно говорить не стану.

— Правильно. Нам надо уходить… — Голос Карины становился все тише и тише, глаза закрывались. — Не говори никому и ни за что… Я еще немного отдохну, а потом мы пойдем дальше…

Она ровно задышала. Яна, убедившись, что та спит, осторожно слезла с кровати и на цыпочках прошла к двери. Вот глупая! Зачем куда-то уходить, если и здесь хорошо?

* * *

Деньги Дзинтон доверил Палеку. Яна немного обиделась — она не такая уже и маленькая, сколько раз сама в магазин ходила! — но обрадовалась, когда парень вручил ей список продуктов.

— У тебя, Палек, деньги останутся в большей сохранности, — пояснил он. — Но с выбором покупок лучше управляются женщины. Нам, мужикам, не дано, — и он подмигнул детям. — Давайте, топайте. И не задерживайтесь особенно в городе, вам обоим не стоит особенно светиться на людях. А я пока поработаю.

Он махнул рукой и через две ступеньки взбежал на второй этаж.

Где находятся магазины, Палек знал. Точнее, он знал магазин зеленщика и лавку мясо-рыбных продуктов. Хлебный же отдел можно найти в любом универмаге. Дети весело наперегонки бежали под теплыми лучами утреннего солнца, и их босые ступни ласкала уже не по-весеннему густая трава по бокам дорожки. Потом Палек вскочил на низкую каменную изгородь над крутым обрывом и, дурачась, запрыгал по ней на одной ножке. Далеко-далеко внизу виднелись кроны деревьев.

— Палек, дурак! — крикнула ему Яна. — Ты же упадешь!

— А вот спорим, что не упаду! — мальчик показал ей язык. — Здесь же широко. Знаешь, по каким камням я лази…

И тут время пошло медленно-медленно. Словно в страшном сне, Яна увидела, как оступившийся Палек, беспомощно взмахивая руками, пытается удержать равновесие. Как его непослушное тело предательски отказывается удерживаться в вертикальном положении. Как радостно распахивается внизу пропасть, ехидно ухмыляясь торчащими зубами-валунами…

И потом время словно замерло окончательно. Палек висел над пропастью, изогнувшись в неудобной позе, а Яна, стиснув зубы и сжав кулаки, отчаянно удерживала его, не давая обрушиться туда, вниз, а ветер, казалось, злобно хохотал, пытаясь вырвать тело мальчика из мертвой хватки ее не-рук, и между лопаток саднило все сильнее и сильнее, и потом она отчаянным усилием потянула его к себе и тут же от накатившей слабости рухнула на колени, ободрав их о камень, а Палек упал на нее сверху, и они оба упали на землю, отчаянно пытаясь отдышаться…

Потом они долго сидели, оперевшись спиной о ледяной камень ограды, тяжело дыша и приходя в себя. Наконец Палек нерешительно спросил:

— Это ты сделала, да?

— Что — это? — почему-то шепотом переспросила Яна. Все. Теперь Палек знает о ней. И он испугается и убежит. Или начнет дразниться. Или скажет Дзинтону, и тот выгонит ее из дома…

— Ты держала меня и не дала упасть?

Яна подняла глаза и наткнулась на взгляд мальчика. В нем странно мешались опаска и благоговение. Соврать? Не выйдет. Ну что же…

— Да, я, — кивнула она. — Мама говорила, что я — девиант.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул Палек, так что Яна слегка опешила. — И ты можешь убить своей невидимой штукой, да? Ну и дела! Я всегда хотел такую иметь! Нет, ты честно девиант, да?

— Честно, — кивнула Яна. Она ожидала чего угодно, но только не такого. — Пожалуйста, не говори никому, ладно? Не скажешь?

— Не скажу, — отмахнулся Палек. — Слушай, а ты много убила?

Яна нахмурилась.

— Ты точно дурак, — со злостью сказала она. — Я никого не убивала. Я вообще никогда раньше свой дар не использовала. А тебя, между прочим, вообще спасла!

Она отвернулась и надулась.

— Эй, не злись! — Палек примиряюще тронул ее за плечо. — По телику говорили, что все девианты — чокнутые, они убивают всех подряд, а значит, их надо изолировать.

— И меня надо изолировать, да? — бросила Яна, не поворачиваясь. Ну конечно, и он туда же.

— Нет, конечно, — вздохнул Палек. — Ты точно не чокнутая. Нормальная девчонка. Извини, ладно? И… спасибо, что помогла.

Яна недоверчиво взглянула на него. Потом она потянулась и заглянула ему в голову. Мальчик действительно раскаивался, что ляпнул, не подумав, и она решила его простить. В самом деле, мальчишки сами немного чокнутые. От природы, как говорит мама. Не обижаться же на них за природу? Наоборот, жалеть надо.

— Пожалуйста, — все еще немного сухо сказала она. — Палек, ты обещаешь, что никому не скажешь? Если скажешь, то меня снова отвезут в Институт, и… — Она поежилась. Что ее могло ожидать в Институте, она не знала, но ужас Карины перед возвращением чувствовала совершенно отчетливо. Наверное, там и в самом деле плохое место.

— А что такое «институт»? — спросил Палек. — Дзинтон вчера сказал, только я не понял. Ой, извини, — спохватился он, — наверное, невежливо спрашивать. Только ты на людей не кидайся, ладно?

Яна сжала кулаки, чтобы как следует врезать нахалу, но тот только весело рассмеялся, показал язык, вскочил на ноги и отбежал в сторону. Ну что с ним делать? Не бить же его по-настоящему не-руками! Девочка тоже вскочила и погналась за ним.

Несколько минут спустя дети оживленно болтали, забившись глубоко в придорожные кусты. Яна рассказала, как год назад она неожиданно обнаружила, что может двигать вещи, просто посмотрев на них, и как начала видеть, что чувствуют люди рядом с ней. Как перепугались мама и папа, когда она рассказала им. Она уже тогда не раз слышала по телевизору злое, нехорошее слово «девиант», но даже и в мыслях не примеривала его на себя, пока случайно не подслушала разговор родителей. Потом она перестала ходить в школу, и еще они даже переехали в другой город, и долго-долго она училась сама, по учебникам. А потом вдруг за ними на улице стали ходить в отдалении страшные незнакомые люди с плохими мыслями в голове, и мама с папой все время боялись. А потом днем два страшных человека как-то вошли в квартиру через запертую дверь, набросились на нее, нацепили на шею тугой ошейник, от которого стало шумно в ушах и голове, и увели с собой. Ей сказали, что мама с папой уехали и больше не вернутся, но она знала, что врут — она видела в головах, и ей удалось подслушать разговор в соседней комнате. Потом ее раздели, искололи иголками, сняли ошейник, но тут же засунули в глухой железный ящик, шум в котором стоял еще сильнее, чем от ошейника. Наверное, ее куда-то везли, но она почти все время спала, просыпаясь только когда ее грубо будили, чтобы покормить невкусной овсяной кашей и еще какой-то мерзкой гадостью. Иногда, правда, она приходила в себя и сама, в последний раз — перед тем, как Карина разбила ее ящик. Она долго-долго лежала без сна в черной качающейся духоте, и в конце концов ей стало страшно, и она заплакала, и тут что-то ударило в ее ящик, и еще раз, и еще, а потом она увидела Карину.

О том, что случилось потом, Яна все-таки рассказывать не стала. Ей не хотелось вспоминать ужасное бегство сначала по коридорам большого непонятного дома, по камню и битому стеклу большой-пребольшой комнаты, потом по темному ночному лесу и сующимся под ноги корням. И уж тем более не хотелось вспоминать, как Карина убила тех двоих взрослых дядек в доме. Наверное, они заслужили — Яна не понимала, что они хотелисделать, но хорошо помнила всплеск страха и отвращения, который почувствовала Карина. Но все равно — тайна ее с Кариной общая, и пока про нее рассказывать нельзя. И она просто сказала, что они убежали, разбив большую стеклянную стену, и спрятались в лесу, а утром пошли искать еду, и Карина заболела, а она, Яна, принесла ее в заброшенный дом, где и встретила Палека.

Наверное, Палек заметил, что она что-то не договаривает, но лезть с лишними вопросами не стал. Вместо того он сказал несколько скверных запрещенных слов, которые мама не позволяла говорить даже папе, а потом неожиданно похлопал девочку по плечу.

— Все взрослые — гады, — с чувством сказал он. — Ну, может, кроме некоторых, вроде Дзинтона или нашей директорши. Но Дзинтон тоже еще почти молодой. От меня вот родители отказались еще в роддоме. Ты не плачь, что у тебя родители умерли. Ты лучше думай, как хорошо, что ты с ними столько лет жила. А если бы они умерли раньше?

Яна недоверчиво посмотрела на него и вдруг, уткнувшись ему в плечо, разревелась. Палек неловко погладил ее по спине. Он явно не знал, что надо делать с плачущими девчонками, и потому чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, Яна быстро заставила себя успокоиться и отодвинуться.

— Пойдем в магазин, — шмыгая носом, сказала она. — Дзинтон, наверное, уже беспокоится.

* * *

— Таким образом, блистательный господин майор, я могу констатировать один очень простой факт: служба охраны Института совершенно некомпетентна. Ну что же, случается…

Директор масарийского филиала Института человека сложил руки подушечками пальцев и с добродушной улыбкой посмотрел на начальника службы охраны. Кайн невольно поежился. Этот импозантный седовласый человек был наиболее опасен именно тогда, когда вот так ласково улыбался. Майор подозревал, что опытный психиатр нашел бы у блистательного господина Джоя Митеры немало любопытных отклонений, но все местные психиатры, психологи, философы и прочие душеведы работали на самого Джоя. И даже если они и анализировали его личность, то предпочитали держать язык за зубами — по крайней мере, на территории Института.

— Господин директор, — сухо ответил майор, — боюсь, ты слишком строг к нам. Ни одна система охраны не может защитить от такой цепочки невероятных совпадений. Сбой блокиратора транспортного сейфа, заклинившие запоры аварийной двери, короткое замыкание в системе питания камер слежения, учения роты охраны на дальнем полигоне, неудачно подвернувшийся «саркофаг» со вторым девиантом… Убери отсюда хотя бы один элемент — и беглецы сейчас сидели бы в своих боксах или, по крайней мере, оказались бы мертвы.

— Да, да, да… — покивал директор. — Ужасные, невероятные совпадения. Наверное, к их числу нужно отнести и двух бесследно растворившихся в населенной местности замерзших, голодных и дезориентированных детей. И полицию, которая не может найти их вторые сутки. И полицейских собак, которые отказались брать след. И даже отсутствие трупа малолетней сучки Карины, которой полагалось сдохнуть без антидота максимум через сутки! — внезапно рявкнул он во весь голос.

— Я не могу отвечать за полицейских собак, — огрызнулся полковник. — Я их, знаешь ли, не натаскивал. Хотя сложно предположить, что обычные ищейки пойдут по следу девианта, насквозь пропитанному лекарственными запахами, особенно когда мы не можем толком объяснить кинологам, кого и зачем ищем. А насчет яда — извини, господин директор, вопрос не ко мне, а к умникам из Минобороны.

— Я сам знаю, кому и какие вопросы мне задавать! — прошипел директор, преображаясь. Взгляд его глаз за стальной оправой очков стал совершенно безумным. Он с размаху врезал кулаком по столу и поднялся на ноги. — А вот ты, господин майор, придержи язык за зубами. Если ты еще раз первым ляпнешь про Минобороны даже просто при мне, не говоря уже про других, я тебя…

Запиликал настольный коммуникатор, и тут же, без подтверждения, прорезался голос чоки-секретарши:

— Господин директор, госпожа заместитель директора Эхира требует немедленной встречи.

Директор зашипел от ярости. Несколько секунд он стоял, сжимая и разжимая кулаки, но в конце концов умудрился взять себя в руки.

— Пусть войдет, — сквозь зубы процедил он.

Кайн вполне понимал чувства своего непосредственного шефа. За две недели пребывания в Институте стерва умудрилась нажить себе врагов практически везде — в основном своими настойчивыми требованиями допустить ее к инспекции лабораторного корпуса, предоставить доступ к программам и материалам секретных экспериментов, а также острым как бритва языком, способным, кажется, нарезать дольками гранитный окатыш. Майор не понимал, благодаря каким политическим играм она умудрилась стать заместителем директора и что она вообще здесь делает, но, будь его воля, чокнутую суку уже давно нашли бы где-нибудь в горах неудачно сорвавшейся с обрыва. Однако когда дверь директорского кабинета скользнула в сторону, открывая проход, он уже стоял с каменным лицом, на котором не читалось ни малейшего проблеска эмоций.

— Итак, господин Джой, ваше расследование по-прежнему не дало никаких результатов, — с места в карьер заявила стерва. — И, полагаю, наш выдающийся начальник охраны уже подробно описал, какие именно объективные обстоятельства помешали найти двух сбежавших из-под опеки детей. Верно, господин Кайн?

Майор даже не пошевелился. Много чести в перепалку вступать!

— Однако, — ничуть не смутившись его молчанием, стерва повернулась к директору, — я надеюсь, что руководство Института в лице господина Джоя поделится со мной чуть большим количеством информации, чем с журналистами. Итак, поваленное ветром дерево уже забыто. Вторая версия разнесенного вдребезги холла лабораторного корпуса — неосторожное обращение с оружием. Никто не хочет мне пояснить, с каких пор частью экипировки охранника стали осколочные гранаты или что-то похожее? Или я что-то упустила, и теперь пуля любого пистолета может отбросить контрольную камеру в сотню килограмм весом на десяток саженей и больше?

— Госпожа Эхира, — на лице директора заходили желваки, — я, кажется, уже сто раз тебе объяснял, что допуском в лабораторный корпус обладают только специально отобранные надежные люди, в число которых ты не входишь и никогда не войдешь. Любая информация о происходящем там является для тебя такой же засекреченной, как и для журналистов. Твоя зона ответственности — департамент этической философии. Вот им и занимайся.

— Вот как? — мурлыкнула стерва. — Ну что же, я готова последовать твоему указанию. Хочешь ли ты узнать, что полагает этическая философия по поводу экспериментов, проводимых над малолетними детьми? Невинных таких экспериментов, по программам Седьмого Департамента Министерства обороны?

Начальник охраны невольно дернулся. Откуда она?..

— Тихо! — гаркнул директор. — Госпожа Эхира, я не знаю, откуда ты нахваталась подобной чуши про Министерство, но в этих сказках правды не больше, чем…

— Чем в официальной версии насчет событий вчерашней ночи? — язвительно перебила его стерва. — Ну-ну. И что, господин директор, ты совсем-совсем ничего не хочешь мне рассказать?

— Прошу тебя немедленно покинуть кабинет, великолепная госпожа, — прорычал директор. — Немедленно! Или я прикажу охране тебя вывести!

— Разумеется, — фыркнула стерва. — У самого-то у тебя кишка тонка даже малолетнего ребенка удержать… блистательный господин Джой Митера.

Она развернулась и, гордо вскинув подбородок, вышла. Дверь автоматически закрылась за ней. Директор не торопясь подошел к начальнику службы охраны и аккуратно, двумя пальцами, взял его за узел форменного шейного шнурка.

— Откуда. Она. Знает. Про. Седьмой. Де-пар-та-мент? — отчетливо проартикулировал он. — Только не говори мне, майор, что утечка идет внутри Института. Я ведь тогда живым тебя отсюда не выпущу.

Глядя в его бешеные глаза, майор как-то сразу поверил, что тот не шутит. Может, и не из кабинета, но из Института — точно.

— На территории Института она под непрерывным наблюдением, — просипел он пересохшим горлом. — Под круглосуточным. Она ни разу не разговаривала ни с одним человеком, владеющим информацией. Ни с одним! У нее какие-то свои каналы. Я могу тихо взять ее сегодня же и…

— Нет, — оборвал его директор, отпуская шнурок, и майор сразу же почувствовал немыслимое облегчение. — Нет. Пока нельзя. У нее слишком большие связи. Пока, — он выделил голосом слово, — нельзя. Ну, а там решим. На поиск сбежавших бросить все силы, какие только можно и какие нельзя. Живы они или нет — мне они нужны обе в таком состоянии, в каком их можно найти. Пусть даже трупами. Имей в виду, майор, в суде можно свидетельствовать с четырнадцати лет, если только растрогавшиеся присяжные не позволят в виде исключения тринадцатилетнему. Или тринадцатилетней — вроде Карины. Ты понял, майор? Если что, похоронят нас рядышком. Так что не прекращать поиски до тех пор, пока соплячки не найдутся, живыми или мертвыми. А сейчас свободен.

— Так точно, — майор козырнул и, печатая шаг, вышел из директорского кабинета. Где-то в глубине живота у него образовался маленький холодный комочек. Имел это директор на самом деле в виду или нет, но ведь даже идиомы можно иногда понимать буквально…

* * *

Тащить полные сумки вверх по улице оказалось тяжело, тяжелее, чем Яна думала. Она, перекосившись на бок, мужественно топала по дорожке меж кустов, загнанно дыша и мотая головой в ответ на предложения Палека взять пакет с продуктами.

Дзинтон ожидал их в дворике, полулежа на скамейке и нетерпеливо постукивая пальцами по чугунному подлокотнику.

— Вам только у смерти на посылках бегать, — фыркнул он. — Я уж испереживался. Что так долго — в магазине проблемы?

— Не-а, — качнул головой Палек. — Мы… поиграли немного. Извини.

— Ладно. Только играйте возле дома, хорошо? Чтобы я не волновался? Кстати, об играх.

Он сел прямо и ткнул пальцем в большую плоскую коробку рядом с собой.

— Вот. Не первый год с собой таскаю — выбросить жалко, а играть надоело. Видели раньше такое?

Дети, плюхнув пакеты прямо на землю, дружно сунулись носами к коробке. Дзинтон, усмехнувшись, чем-то щелкнул и откинул крышку, под которой оказался плоский серый экран.

— Игра называется «сто сорок четыре», — пояснил он. — В ней сто сорок четыре фишки, тридцать шесть раз по четыре штуки, — он что-то нажал и продемонстрировал на экране Яне с Палеком фишку с замысловатым рисунком. — Тридцать четыре набора содержат одинаковые фишки, два — разные. Из фишек можно складывать фигуры. Вот, например, один из раскладов, «классический».

Он быстро нажал три цифры на встроенной сбоку коробки панели, и на экране возникла масса фишек, выстроившихся в сложную трехмерную конструкцию.

— Суть игры в том, что одинаковые фишки нужно снимать парами. Одно снятие — один ход. Но фишку можно снять, только если ее не прижимают сверху другие фишки, а еще остается открытой правая или левая сторона. Например, вот эту пару снимать нельзя, а ту можно. Если играет один человек, его задача — снять все фишки, не оставив ни одной. Далеко не всегда получается: каждый раз фишки ложатся в разные позиции, так что иногда расклад не сходится, а игроку засчитывается поражение. Если играют вдвоем или большим количеством народу, то выигрывает тот, кто снимает последнюю доступную пару, неважно, остались ли еще фишки или нет. Понятно? Ну-ка, давайте, найдите здесь несколько свободных одинаковых пар.

Яна с Палеком переглянулись и уставились в экран, наморщив лбы. Яна сообразила первой.

— Вот, — ткнула она пальцем в фишку с полукруглым значком. — Или нет, она не свободна. Вот. И вот.

Две фишки на экране замигали и исчезли.

— Молодец, — одобрил Дзинтон. — Палек?

— Вот и вот.

— И ты тоже гений. В общем, игра в вашем распоряжении. Набираете три цифры вот здесь — появляется соответствующий расклад, вот кнопка — перетасовать и запустить с начала тот же расклад. Здесь указано, сколько еще свободных пар осталось. Снизу индикатор батареи — не забывайте заряжать от розетки, а то отключится на самом интересном месте. Зарядный шнур вытягивается сзади. Ладно, развлекайтесь.

Он вскочил со скамейки, подхватил пакеты и ушел в дом.

— Чушь какая-то, — недовольно сказал Палек. — Даже экран не объемный.

— Наоборот, интересно, — возразила Яна. — Смотри: вот еще две пары. И вот еще одна.

— Ага, классно, — рассеянно согласился Палек. — Слушай, ты тогда побудь здесь, а мне надо… по делам сбегать.

— По делам? — Яна недоуменно посмотрела на него. — По каким?

— По разным, — туманно ответил мальчик. Он повернулся и вышел в ворота дворика, махнув рукой на прощание. Яна удивленно посмотрела ему вслед. Интересно, куда он направился? Ох уж мне мальчишки с их секретами…

Она посмотрела на игру и вздохнула. Лучше бы Дзинтон какую-нибудь куклу подарил. Хотя откуда у него кукла, он же взрослый мужчина. А сколько здесь значков — аж в глазах рябит! Ну ладно, за неимением лучшего…

* * *

Все получилось просто. Очень просто. Очкастый дядька в магазине даже не заметил, что его пелефон перекочевал с поясной сумочки в карман Палека. Он вообще не заметил пропажи, пока не пришла пора расплачиваться за покупки у кассы. Жаль, нельзя остаться и еще немного полюбоваться на выражение его физиономии, когда он растерянно хлопал себя по одежде, пытаясь понять, как же теперь платить — бумажных денег у него, похоже, с собой не оказалось. И еще жаль, что пелефон все-таки заблокирован кодом, не как у некоторых лохов, не удосуживаются делать даже этого. Тогда их электронный кошелек становится таким же удобным для чужих, как и бумажный. За пелефон без кода Морж сверх его цены давал половину лежащего в кошельке.

Ну ладно, лохов в мире много. И никто не обращает внимания на десятилетнего мальчишку. Скользнуть пальцами в карман или сумочку, вытащить деньги, пелефон или еще какую мелочь и смыться, быстро, но не вызывая подозрений. Легко! А Дзинтон еще беспокоился, что детей дорого содержать. Да я им денег наберу больше, чем они смогут потратить!

Мальчик толкнул дверь небольшого магазинчика с выставленными на витрине пелефонами всех цветов и моделей, и просочился внутрь. Морж, стоящий за прилавком, увидев посетителя, мгновенно стер с лица нацепленную дежурную улыбку.

— Чем могу служить молодому господину? — сухо спросил он, глядя сквозь Палека.

Вместо ответа тот чуть вытащил из кармана пелефон, продемонстрировав его краешек хозяину. Тот кивнул головой в сторону двери в подсобное помещение. Мальчик юркнул туда, и Морж, бросив на улицу быстрый взгляд сквозь витрину, последовал за ним.

— Что принес? — спросил он, прикрывая за собой дверь.

— Вот, — Палек протянул ему пелефон.

— Дрянь штучка, — поморщился скупщик. — Сама по себе дешевка, да еще и редкая, обвеску к ней не найдешь. И с кодом. Двести.

— Мало! — обиделся Палек. — Как же редкая, вон, я недавно такой же видел на Парковой в витрине. И не дешевка — он пять тысяч стоит, если новый.

— Вот именно, если новый и в комплектации, — буркнул Морж. — Ладно, четыреста. Последняя цена. Бери или топай отсюда, шкет.

— Ладно, — с неохотой согласился Палек. Он рассчитывал на пятьсот как минимум, но по опыту знал, что больше одного раза Морж цену не повышает. Он сунул отсчитанные скупщиком бумажки в карман, где уже лежали оставшиеся от похода в магазин восемнадцать маеров и выскользнул в дверь.

Он уже не видел, как по лицу скупщика скользнула тень презрительной ухмылки.

— Тысячи за три с половиной уйдет, пожалуй, — пробормотал Морж под нос. — Интересно, сколько в нем денег? Сейчас, дружок, мы тебя поставим на разблокировку…

Он прошел в неприметную дверцу, сунулся в шкаф и, порывшись, достал оттуда интерфейсный кабель. Подцепив его одним концом к пелефону, а вторым — к стоящему на столе терминалу, он поводил пальцами над сенсорной панелью, запуская программу взлома.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул он. — Авось к завтрашнему утру справится.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, он вышел обратно в подсобку — и остолбенел. В его собственном кресле сидел, играя выкидным ножом, совершенно не знакомый ему парень.

— Ты кто? — резко спросил скупщик. — Что ты здесь делаешь?

Парень медленно поднял на него безразличный взгляд.

— Я тут сижу, — пояснил он скучным голосом, словно разговаривая с идиотом. — Тебя жду. Вот, дождался.

Скупщик растерялся. Гость явно не принадлежал к числу известных ему воров — ни к тем, кто приносил краденое, ни к тем, кто изредка приходил от Касама за данью. Кто-то новенький? Но к нему никогда не являются с улицы, только по рекомендации. И рекомендующий в первый раз обязательно присутствует сам. Или гость не вор?

Между тем парень неторопливо поднялся, приблизился к скупщику и приставил ему к животу лезвие ножа.

— К тебе только что приходил мальчик, — все тем же скучным голосом произнес он. — Он принес вещь. Я ее забираю.

— Но я ему честно заплатил… — прошептал скупщик, теряя голос.

— Твои проблемы. Мне плевать, что ты скупаешь краденое. Я не занимаюсь чисткой города от мелкоуголовной швали вроде тебя. Но сейчас ты отдашь мне аппарат, или я выпущу тебе кишки. Понял? Или повторить?

Скупщик мелко затряс головой. Нет, не вор. Да наплевать, кто он, пусть подавится! Потом можно накапать Касаму, что уличная шпана совсем оборзела, и слишком много думающего о себе придурка возьмут за яйца. Но сейчас пусть берет, что надо, и убирается. Тем более, что и надо-то ему не так много.

Он ткнул пальцем в сторону дверцы:

— Там. Там лежит.

— Неси.

Скупщик краденого юрко, несмотря на преклонный возраст, проскользнул в дверь и пару секунд спустя вынырнул оттуда со злополучным пелефоном в руке. Парень выхватил устройство, бросил на него небрежный взгляд и взял Моржа за горло железной рукой.

— Теперь слушай меня внимательно, дядя. Если ты еще раз возьмешь у того мальчика хоть что-то, хоть пустую бутылку из-под газировки, я тебя изувечу так, что тебя до конца жизни в цирке показывать станут, в отделении «Уроды мира». А если попробуешь жаловаться кому-то, сдохнешь очень неприятной смертью.

Перед глазами скупщика взблеснуло лезвие, на мгновение оторванное от его живота, и он мелко закивал. Вот так попал! Да уж он в следующий раз лучше сам щенка в полицию сдаст, чем снова с этим психом дело иметь станет. Нет уж, пусть с ним Касам разбирается.

— Понятливый. Молодец, — удовлетворенно произнес парень. — Ладно, дядя. Бывай.

Он толкнул дверь подсобки и вышел. Скупщик стоял, часто и тяжело дыша, и смотрел ему вслед. А не староват ли он для такой жизни? — вдруг пришло ему в голову. Может, пора бы уже остепениться? Уже накопленных денег ему хватит до старости, а общаться с чокнутыми каждый раз становится все напряжнее.

Сглотнув вязкую слюну, он поплелся в торговый зал. Нет, определенно стоит задуматься, не пора ли отойти от дел…

* * *

Палек вприпрыжку бежал по дорожке, предвкушая, как удивится Яна, увидев содержимое пакета у него в руках. Мороженое следовало съесть в первую очередь, но и до засахаренных лимонов, и до заварных пирожных дело тоже дойдет. На жалкие восемнадцать маеров, оставшихся от денег Дзинтона, разумеется, такого не купить. Он причмокнул, предвкушая пиршество. Интересно, а нельзя ли как-то приспособить янины способности для того, чтобы таскать пелефоны и кошельки?

— Палек!

Мальчик повернул голову и удивленно остановился. Рядом с дорожкой, у ствола старого толстого марона, скрестив руки на груди, стоял Дзинтон. Отлепившись от ствола, он подошел к мальчику и задумчиво посмотрел на него сверху вниз.

— Хорошее настроение, да? — непонятным тоном спросил он. — Решил еще раз сбегать за покупками? И даже деньги нашел на дороге?

Палек вздрогнул. Он как-то не подумал, как станет объяснять Дзинтону, откуда взялись деньги.

— Ну-ка, друг милый, пошли, потолкуем под сенью златой листвы, — парень крепко ухватил Палека за плечо и отвел в сторону от дорожки, к старому полусгнившему пню. — Присаживайся, родной. Ты мне ничего сказать не хочешь?

Палек тупо помотал головой. Вот попался так попался! Почему же он сразу не подумал? Все, кранты. Теперь Дзинтон точно сдаст его в полицию. Или нет, полицию он не любит. Тогда, значит, выгонит из дома. Ну и подумаешь!

— И даже эта вещичка тебе не знакома?

Тот самый пелефон возник в руке Дзинтона словно из воздуха. Палек сглотнул. Откуда у него?.. Он что, следил за магазином Моржа? Но как Морж отдал ему?..

Дзинтон взял его под мышки и усадил на пень. Потом присел на корточки, так что их глаза оказались вровень.

— Палек, зачем ты воруешь? — спросил он. — Ты не наелся утром? Так попросил бы добавки, нашлось бы. Или ты просто привык к легким деньгам? Ты ведь не первый раз кражами занимаешься, верно?

Мальчик насупился. Ну вот, сейчас начнет читать нотацию. Лучше бы сразу дал по шее да выгнал.

— Не первый. Так почему? Впрочем, я и так знаю. Ты думаешь, что по карманам шарить легко. Деньги, которые почти сами идут в руки. И почти безопасно — никто не обращает на тебя внимания, а если и поймают ненароком, то можно пустить слезу и разжалобить, авось и отпустят. Тебе всего десять, а ты уже можешь купить еду и вещи, которые не могут позволить себе дети даже из не самых бедных семей. Ты чувствуешь себя значимым, ощущаешь превосходство над остальными. Так?

На последнем слове голос Дзинтона резко изменился, хлестнув мальчика по ушам словно кнутом, и тот машинально кивнул. Ну да, все так. А что плохого, если чувствуешь себя крутым?

— Так вот, ты ничуть не лучше блох, которые живут на собаке, — голос Дзинтона наотмашь сек его по живому. — Они, наверное, тоже думают, что крутые — ведь собака весь день бегает в поисках пропитания, а им достаточно лишь запустить хоботок ей под шкуру, чтобы вдоволь насосаться крови. Ты — вошь, гордящаяся тем, что она паразит. У всех вокруг есть какие-то мечты, стремления, жизненные планы, а что есть у тебя? Мысли о том, что бы украсть, как повыгоднее продать краденое, а на вырученное нажраться и напиться повкуснее? Что у тебя в будущем, кроме Инспекции по делам несовершеннолетних, детдома для малолетних преступников, а потом полицейского инспектора, наркотиков и тюрьмы? Ты именно такой жизни ищешь — жизни вора и беглеца от закона? Именно такая мечта тебе нужна — не попасться завтра на очередной краже? Зачем ты вообще живешь на свете? Отвечай!

Палек вздрогнул и опустил голову.

— Я хотел накопить денег, чтобы путешествовать, — угрюмо сказал он. — Билеты на поезд дорогие. Я же не беру много! — вдруг яростно сказал он, вскидывая взгляд. Ему почему-то страшно захотелось убедить Дзинтона, что он не такой. — Я не ворую все время! Подумаешь, один пелефон! Он же богатый, он себе другой купит! И потом, если он такой лох, то сам и виноват!

— Путешествовать… — голос Дзинтона снова изменился, стал мягче и глуше. — Вот, значит, как. И из детдома ты убегаешь, потому что нравится бродить по миру? Понятненько… Палек, скажи мне честно — а если бы ты мог путешествовать без денег, ты бы стал воровать?

— Нет, конечно, — буркнул мальчик. — Что я, не понимаю, что ли, что красть нехорошо?

— Не понимаешь, — отрезал Дзинтон. — Понимал бы — не крал. Палек, каждый человек от рождения наделен свободой выбора. Люди — не тролли, которые без вбитого с детства чувства долга и чести превращаются в диких зверей. И не орки, жизнь которых по большей части с младых ногтей определяется общиной. Люди могут выбирать, и я свободу выбора за ними признаю, пусть даже сам выбор мне не всегда нравится. Но в моем доме нет и никогда не появится воров и бандитов.

Он выпрямился.

— Вчера я сказал тебе, что Яне нужен друг. И ты таким другом стать можешь. Но друг-вор ей не нужен. На первый раз сделаем вид, что ничего не случилось. Но если ты снова украдешь пусть даже конфету с лотка, я тебя не знаю. Живи где хочешь и как хочешь, но у меня ноги твоей больше не будет.

Он снова наклонился к лицу мальчика, и его голос стал мягким и вкрадчивым:

— Ты мечтаешь путешествовать. Я могу сделать так, что твоя мечта исполнится. Но, ради всех богов обоих континентов, не уничтожай свое будущее своими же руками! Договорились?

Палек швыркнул носом и нехотя кивнул.

— Вот и замечательно. А теперь, сделай милость, отнеси пелефон хозяину. Вторая Морская, дом семь, квартира двадцать четыре, господин Янада. Там домофон, имена написаны на щитке. Читать, надеюсь, умеешь? Скажешь, что нашел в магазине на полу, а кассирша подсказала, где ты живешь. Она и в самом деле его знает. И имей в виду, в пелефоне его недельное жалование, так что не разбей и не потеряй. А по пути выброси мусор, — он ткнул пальцем в пакет со сладостями, — в ближайшую урну. И возвращайся скорее — вам с Яной надо учиться правильно кормить Карину. Не забыл, что с завтрашнего дня это ваша обязанность? Ладно, топай, самостоятельный ты наш.

Дзинтон потрепал мальчика по волосам и зашагал в сторону отеля. Палек остался сидеть на пне, чувствуя сквозь шорты, как твердые щепки впиваются ему в ягодицы. Ничего себе выволочка! Давно ему так не влетало. Вошь, гордящаяся тем, что она паразит… Лучше бы выпорол!

Он посмотрел на зажатый в кулаке злополучный пелефон. Откуда он у Дзинтона? И откуда Дзинтон знает, где живет тот дядька и что его знает кассирша? Тут точно какая-то тайна. А он, Палек, тайны любит. Ладно, решено. Он больше не станет воровать. По крайней мере, пока живет в отеле с Дзинтоном и Яной. Но ведь он там не останется навсегда, верно? В конце концов, невежливо навязываться посторонним людям. Так что пока что с воровством завязали, а потом… потом можно подумать еще раз.

Мальчик соскочил с пня, подхватил с земли сиротливо лежащий пакет и споро зашагал обратно в город. Вторая Морская… где она? А, ладно. Наверняка где-то неподалеку.

* * *

Карина сознавала, что спит. Она плавала в блаженном полузабытье, не чувствуя тела. Боль, раньше всегда преследовавшая ее даже в кошмарах, растворилась в нигде, и светлая легкая пелена тепла и спокойствия окутывала ее. Иногда она вспоминала, что нужно бежать, что за ней обязательно придут, но не оставалось сил всплыть на поверхность окружающего океана, и она опять проваливалась куда-то вниз, позволяя волнам убаюкивать себя.

Иногда она все же выныривала на поверхность сна, чувствуя солнечное тепло на лице и слыша щебет птиц где-то то ли далеко, то ли совсем близко. Раздавались человеческие голоса, слышались шаги, и тогда она понимала, что лежит на кровати в небольшой светлой комнате, и в приоткрытое окно вливается насыщенный терпкий запах весеннего леса. Но потом ее снова окутывало забытье, и она опять проваливалась в глубины океана.

Иногда осторожные прикосновения будили ее, и тогда ее невидимые руки напрягались, готовые крушить и убивать, но голос Яны успокаивал ее, и она послушно глотала еду — то теплый вкусный бульон, то пресную кашу, то какое-то непонятное пюре, запивала ее водой, глотая какие-то таблетки. В какой-то момент у нее скрутило живот, и она встала с постели, не понимая, куда и зачем ей идти, но потом сообразила и воспользовалась горшком, который подставила Яна. В другой раз что-то злое и острое вцепилось изнутри ей в сердце и голову, но тут же испуганно притихло, бежав от рук молодого мужчины, который — она точно знала — может защитить ее от чего угодно. Она улыбнулась ему благодарной улыбкой и тут же уснула снова.

Потом она снова полупроснулась-полувсплыла на поверхность, разбуженная приглушенными голосами. В комнате стояла темнота, за плотно закрытым окном посвистывали цикады.

— Говорю же тебе, нет нужды! — с досадой произнес мужской голос. — У меня появятся деньги завтра или послезавтра, так что я куплю все, что надо.

— Ну, а я купила уже сегодня, — безмятежно возразила невидимая женщина. — Подумаешь, несколько пододеяльников и простыней! Тем более — по ценам для служащих.

— И детское белье. И сандалии. Сколько ты потратила — четыре тысячи, пять? Шесть?

— Не скажу! И потом, я тратила деньги, которые хотела отдать за жилье. Раз пока что я за него не плачу, у меня остается не так мало.

— Неважно. Главное, что ты все равно не можешь себе позволить покупать лишнее.

— А ты можешь?

— Я — могу. И, в отличие от тебя, не беру на себя финансовые обязательства, которые не могу выполнить. Цу, я тебе очень благодарен за помощь, но деньги я тебе верну. Если не скажешь, сколько потратила, вычислю сам.

— Ох, и зануда же ты, господин Дзинтон Мураций!

— Тс-с! Карину разбудишь. Давай-ка уйдем из коридора.

Голоса удалились. Карина сонно удивилась, что взрослые ругаются непонятно о чем. Сон постепенно уходил, и она все лучше и лучше осознавала себя.

Новый позыв в животе заставил ее выбраться из-под одеяла, которое уже оказалось в пододеяльнике, и воспользоваться горшком. Тело пронизывала страшная слабость, и она поспешила улечься обратно в постель. Где она? Что вокруг за люди? Где Яна? Ей казалось, что она видела подругу, слышала ее голос, или нет? Прошлое тонуло в тумане, и даже побег из Института и события следующего дня казались далекими и нереальными. Она прислушалась к себе. Побаливал живот, но как-то глухо и неуверенно, словно боль слышалась откуда-то из-под подушки. Руки и ноги казались вялыми, словно сделанными из тряпок. Но ее не тошнило, и ей не хотелось есть. Наверное, ей все же не снилось, что ее кормят.

Где она? Точно не в Институте. В голове всплыли слова Яны про то, что их подобрали… как их звали, тех людей? Память отказывалась служить толком. Все равно. Их подобрали и не вернули в Институт. Это хорошо. Но могут вернуть в любой момент. Или не могут? Что там говорила Яна?

Мужской голос в коридоре. Дзинтон? Дядька, которого она, кажется, видела в забытье? Но… он действительно не может ее никуда отдать, она точно знает. Непонятно откуда, но знает, как точно знала в Институте, где выход. Он защитит. Раз он рядом, не все так плохо. Но разве он сможет защитить ее от Института? От солдат с автоматами? Нет, наверное. Тогда все равно надо уходить. Надо убежать из города, подальше от Института, и тогда их с Яной не найдут. Надо только немного прийти в себя, как приходишь после падения и больного удара коленками об асфальт. Отдышаться, утереть слезы — и идти дальше.

Решено. Она побудет здесь еще день или два. А потом скажет спасибо и уйдет вместе с Яной. Вот только что делать, если Яна захочет остаться? Не тащить же ее силой!

Надо поговорить с Яной. Завтра. Обязательно поговорить. А пока можно отдохнуть…

С этими мыслями она незаметно для себя снова задремала.

Серое пасмурное утро пришло с уютным барабанным стуком дождя по жестяному подоконнику. Капли мягко шуршали по листве деревьев, постукивали по каким-то доскам, журчал неведомо где ручеек. Невидимая упорная птаха назло непогоде высвистывала незатейливую мелодию из трех нот. Бездумную полудрему нарушила Яна, появившаяся в дверях вместе с незнакомым русоволосым мальчишкой ее возраста, большой кружкой безумно вкусно пахнущего рыбного бульона с накрошенными листиками зеленого лука, петрушки и укропа и парой кусков мягкого белого хлеба. Мальчишку звали Палеком, и Яна болтала с ним так, словно знала его всю жизнь. Сначала Карину даже кольнула ревность — с ней самой Яна держалась заметно скованно, словно еще не понимая, как к ней относиться — как к смертельно больной умирающей или же как к выздоравливающей. Но потом она и сама свыклась с мальчишкой: тот, казалось, словно излучал неяркое обаяние своей щербатой улыбкой, облупленным носом и веселой непосредственностью юной мартышки. Пока она, обжигаясь, осторожно тянула бульон, Палек с Яной развлекали ее непринужденной трепотней о всем подряд.

Напряглась Карина только один раз — когда Палек, на секунду заколебавшись, спросил:

— Слушай, а ты тоже… как Яна? Ну, вещи двигать можешь без рук?

Карина, поперхнувшись, бросила разъяренный взгляд на подругу, но та лишь беспечно пожала плечами.

— Что ему, с обрыва было падать? — спросила она. — Ты не бойся, он слово дал, что никому не расскажет. Верно, Лика?

— Честное-пречестное, пусть я лопну напополам, если вру! — поклялся мальчик, дважды пальцем нарисовав в воздухе круг. — Так ты тоже, да?

— Тоже, — буркнула Карина. — Только если кому скажешь, я тебя сама напополам лопну, понял?

Она ткнула опустевшую кружку невидимой рукой, так что та отлетела к ногам и шлепнулась на одеяло.

— Круто! — с завистью выдохнул Палек. — Ну почему я так не могу, а? Почему?

— Потому что везунчик, — у Карины сразу испортилось настроение. — Попал бы ты в Институт, понял бы, почему. Знаешь, что со мной там делали?

Внезапно ей захотелось рассказать, как жгут кожу капли жидкого пламени, пробивающиеся сквозь отчаянно отмахивающиеся от струи невидимые руки. Как корчит тело от электрических разрядов, пробившихся с железных штырей сквозь поставленные барьер. Как оставляют синяки пробивающие защиту медленные стальные шарики и как едко секут кожу каменные брызги от ударяющих в сантиметре от тела быстрых кусочков свинца. Как нарастает тупая боль в тех местах, где вдавливаются в тело шипы опускающейся сверху стальной плиты, которую невозможно удержать невидимыми руками… Однако она подавила порыв. Не стоит малышне знать такие вещи, особенно Яне. Достаточно того, что ужасы еще долго станут сниться ей самой по ночам. Так что она просто вздохнула и отвернулась. Впрочем, Палек быстро оправился от смущения за свою неловкость и рассказал, как он однажды застрял в узком каменном лазу в заброшенном полуразрушенном подвале. Вообще-то там, наверное, было страшно, но в его исполнении получилось даже смешно, и Карина оттаяла.

Примерно через полчаса в комнату заглянул тот самый молодой мужчина, которого Карина помнила по своим снам.

— Треплетесь? — улыбнулся он. — Привет, Карина, я Дзинтон, не забыла? Как ты себя чувствуешь?

Он подошел к кровати, улыбнулся девочке и пощупал сначала ее лоб, потом зачем-то шею над ключицей, заглянул в глаза и улыбнулся.

— Ты быстро оправляешься, — сообщил он. — Но сегодня тебе стоило бы еще полежать в постели. Желудок, знаешь ли, штука деликатная, ему после приступов покой нужен. Но если совсем невмоготу станет валяться — можешь немного погулять в саду. Только никаких усилий, понятно? Не бегать, не прыгать, не поднимать ничего тяжелее цветка. Палек, если что, ты ответственный, ага?

— Ну вот еще, за девчонками приглядывать! — фыркнул тот. Дзинтон укоризненно посмотрел на него, и тот пожал плечами: — Ну ладно. Только пусть она меня слушается, а то еще скажет, что старшая, и все.

— Не скажет, — усмехнулся Дзинтон. — Она у нас умница, сама все понимает. Кстати, мелюзга, а вы чего тут расселись? Сегодня, между прочим, ваша очередь по кухне дежурить, а там посуда немытая грудой лежит. И обед готовить тоже вы сами должны. Рецепты на столе в кухне, продукты в холодильнике и овощных корзинах, вода в кране, электричество в плите, ножи на подставке. И имейте в виду, обедать я хочу не позже полудня, как максимум — в час дня. А времени, между прочим, полдевятого. Не успеете — голодный я страшен. И вполне могу слопать вас обоих.

Он подмигнул Карине, слегка щелкнул ее по носу и вышел. Девочка против воли улыбнулась. Да, он действительно хороший. Он ее в Институт не отдаст.

Палек протяжно вздохнул и пихнул Яну в плечо.

— Пошли, — недовольно сказал он. — Ох уж эти взрослые! Подумаешь, посуда немытая…

Яна соскочила с кровати.

— Вчера Дзинтон в кухне дежурил, — пояснила она. — А сегодня мы с Палеком. Дзинтон говорит, что иждивенцев у нас нет. Он, конечно, хороший, но нудный… — Она тихонько хихикнула. — Сегодня утром опять с Цуккой ругался, что та деньги на нас потратила, а она его снова педантом и занудой обозвала. Цукка — тетенька, которая тоже с нами живет. Ты еще спать хочешь? Тебя, между прочим, велено пять раз в день кормить.

Она подошла к двери и почти уже вышла, но вдруг остановилась и обернулась.

— Карина, — дрожащим шепотом спросила она, — ты ведь не станешь убивать Дзинтона, да? И Цукку с Палеком? Ну пожалуйста, не надо!..

Карине словно дали пощечину. Она дернулась, словно ее ударили электротоком.

— Дурочка! — зло сказала она. — Они же нам помогают! Я что, ненормальная?

Да, холодно сказал голос у нее внутри. Ты ненормальная. Ты убийца.

Внезапно перед ее внутренним взором всплыли голубые глаза. Растерянный взгляд молодого охранника — первого, кого она убила в Институте. Голубые глаза над дулом пистолета, пальцы, дрожащие на спусковом крючке, и недоумение во взгляде, секунду спустя сменившееся смертной отстраненностью. Тогда она почти не обратила на него внимания, бездумно перешагнув через трупы — впереди ее ждали другие враги. Но теперь…

Скольких она убила тогда, пытаясь вырваться на волю? Память не сохранила деталей — только хаотичные картины: барабанящий в железную пластину тяжелый град, отчаянные вопли умирающих, кровь и безжизненные тела под ногами… А раньше? Она убивала и раньше, еще до Института убивала отчаянно, бездумно, случайно, иногда вовсе не желая того, но — убивала.

Что она наделала? Как она могла? Она, забитая сирота из детского дома, и мухи не обидевшая до того рокового дня, когда впервые ощутила яростную стальную пружину своих невидимых рук, сносящих головы обидчикам-мальчишкам. Она убийца.

Убийца.

Раньше у нее не оставалось времени, чтобы задуматься. Сначала она пряталась и убегала, и ее мысли занимало одно: где найти еду и укрыться от холода и людей. Потом ее привезли в Институт, и проведенное там время совсем не отложилось в памяти, если не считать ужасных часов, проведенных на испытательных стендах. Потом опять бегство — и вот теперь она наконец-то в безопасности. И она может вспоминать.

Но она не хочет вспоминать! Она хочет забыть все, что происходило. Все беды, которые вызвала. Она хочет, чтобы все стало так, как до появления невидимых рук.

Она сжалась в комок, с головой укрывшись под одеялом. Темнота охватила ее со всех сторон, но голубые глаза все так же стояли перед взором. Тот охранник — ведь он, наверное, не старше Дзинтона! Может, если бы он нашел ее в лесу, больную и умирающую, тоже подобрал бы ее и выходил. Но он умер. Его убила она.

«Ты ведь не станешь убивать Дзинтона, да?»

Я не хочу, не хочу, не хочу! — яростно и беззвучно кричала она в пустоту. — Я не хочу быть убийцей! Я просто хочу жить! Оставьте меня в покое, пожалуйста, пожалуйста!

Слезы катились по ее щекам, рыдания сотрясали тело. Она обязательно убежит снова. Она не хочет, чтобы ее нашли. Она не хочет обратно в Институт, и она не желает снова убивать. Значит, надо бежать. Может, где-то в другом месте она найдет покой, но не здесь. Здесь слишком опасно…

Постепенно успокоившись, она выпростала голову из-под одеяла, шмыгая носом и утирая глаза пальцами. Яны в комнате уже не оказалось. Однако почти сразу по коридору раздались быстрые шаги, и в дверь снова вошел Дзинтон.

— У-у! — произнес парень, присаживаясь на край кровати. — Что случилось, малышка? Из-за чего реки слез и вселенская скорбь? На улице и без тебя воды хватает, ты уж не затапливай еще и комнату, ладно? Смотри, что я принес.

Он протянул ей толстую бумажную книжку в глянцевой обложке. Карина, швыркнув носом, взяла ее и недоверчиво глянула на обложку. На рисунке стояли пятеро: люди — парень с саблей и девушка с кинжалом, оскаливший в ухмылке двойной ряд острых зубов тролль с изогнутым мечом в одной руке, орк с посохом — к его ногам жался огромный волк — а чуть в стороне оказался еще один мужчина-человек с пустыми руками, вглядывавшийся куда-то в сторону. Далеко позади возвышались горы, над которыми вздымался высокий гриб атомного взрыва, а над головами компании висела тяжелая туча, похожая на руку с пятью короткими пальцами. Струи дождя тянулись к стоящим, странно напоминая веревочки кукол-марионеток, и внизу картины ярким золотом на голубой синеве тянулись буквы: «Делай что должно».

— Сказка? — полувопросительно произнесла девочка.

— Сказка, — кивнул Дзинтон. — Да только не совсем. Наверное, рановато тебе еще такие вещи читать, но у меня ничего более подходящего нет. Как-то не рассчитывал я на компанию девочек твоего возраста. Но ничего, интересно. Почитай, пока валяешься, а то от скуки взвоешь. Телевизора у меня нет, уж извини, и лишнего терминала — тоже.

Он отложил книгу на стол и склонил набок голову.

— И все-таки — чего плачешь? — спросил он. — Живот снова болит?

Карина мотнула головой.

— Так… просто, — хрипло сказала она.

— Просто так даже кошки не родятся, — вздохнул Дзинтон, погладив ее по голове. — Не надо грустить. Прошлое осталось в прошлом. О нем нельзя забывать, но смотреть надо вперед.

Неожиданно для себя Карина ухватила его кисть обеими руками и прижала к щеке. Мягкое тепло его ладони медленно распространилось по коже, и она почувствовала, как отпускает давящая тяжесть на сердце.

— Ой, как все плохо… — пробормотал Дзинтон. — Ну-ка, малышка, иди ко мне.

Он осторожно высвободился, приподнял Карину и прижал ее к себе. Девочка зарылась носом в его плечо и крепко обхватила парня руками.

— Все закончится хорошо, Кара, — тихо произнес Дзинтон, осторожно поглаживая ее по спине. — Все кончится хорошо. Не бойся ничего. Тебя больше не тронут.

Карина шмыгнула носом и отпустила его. Дзинтон осторожно уложил ее обратно в кровать и прикрыл одеялом.

— Все кончится хорошо, — еще раз сказал он, встал и вышел, улыбнувшись на прощание.

Карина осталась лежать, бездумно глядя в потолок. Тяжесть на сердце ушла, растворившись в пустоте серого дождливого утра. Странно, но она вдруг почувствовала, что где-то внутри зарождается неясное предчувствие будущей радости. Пока еще только предчувствие — но уже не тоска.

Она полежала еще немного, потом протянула руку и взяла книгу со стола. Зашелестели страницы.

«Зелено-голубая планета неторопливо, как ей и положено, вращалась вокруг своей оси. На восточном материке солнце уже заходило за горизонт, и лиственные леса в долинах покрылись предвечерними сумерками. Удлинившиеся тени мягко покрывали изумрудную траву заливных лугов, поверхность рек покрылась мгновенными всплесками — в них играла рыба, охотившаяся на вылетевших в этот день шестикрылых бабочек-однодневок. Зайцы, пугливо озираясь по сторонам, спешили добраться до своих тайных логовищ, пока тьма, населенная страшными чудовищами — волками и совами — не накрыла их, предательски отупляя чувства,обрекая на жестокую расправу голодным хищникам. Подчиняясь своей натуре, дневные охотники, зевая во всю пасть, забивались поглубже в кусты и норы, чтобы забыться неверной ночной дремотой, в то время как ночные, досматривая последние сцены предвечерних снов, чутко подергивали носами и нервно вздрагивали крыльями, предвкушая вкус свежей крови. И только один хищник не думал оставить хотя бы на время свою непрестанную охоту.

Только человек умеет убивать и днем, и ночью…»

* * *

Шелестели страницы, минуты складывались в часы. Весь день Карина, подчиняясь Дзинтону, провела в постели. Яна с Палеком приносили ей еду, болтали ни о чем, даже показали игру «сто сорок четыре», которую тоже, как оказалось, подарил Дзинтон. Ее игра оставила равнодушной — фишки прямо-таки мельтешили в глазах, и разобрать, где какая, казалось решительно невозможно. Однако ее друзья — они ведь друзья, настоящие друзья, верно? — казались сильно увлеченными игрой. Палек хотя и фыркал пренебрежительно, но в его глазах горел тот же азартный огонек, что и у Яны.

Вечером появилась Цукка — высокая темноволосая тетенька, довольно молодая. Она вела себя с Кариной весело и непринужденно, но когда ее взгляд случайно падал на еще не сошедшие синяки на руках и теле, она вздрагивала и отводила глаза. Интересно, подумала Карина, а она Дзинтону кто — сестра или любовница? Фамилии у них разные — значит, не сестра. Но они спят в разных комнатах — Дзинтон на втором этаже, а Цукка на первом, рядом с Кариной, так что, наверное, они не любовники. Тогда почему они живут вместе в старом отеле? Вообще почему они живут в отеле?

Цукка Карине тоже понравилась. Она разговаривала хотя и держа некоторую дистанцию, но как с равной, без сюсюканья и раздражения, которое часто проскальзывает у взрослых, общающихся с детьми. Впрочем, потом Цукка обмолвилась, что у нее есть единокровные брат и сестра возраста примерно Яны с Палеком, так что все стало понятно. Да и не такая она и тетенька, между прочим. Иногда хихикает совсем как девчонка. И легкомысленный хвостик на затылке делает ее еще моложе. Наверное, у Карины могла бы быть такая старшая сестра.

Уже поздно вечером, когда все разбрелись по своим комнатам спать, Карина долго лежала без сна. Она снова и снова вспоминала лица Дзинтона, Цукки, Яны, Палека, и незнакомые чувства начинали переполнять ее изнутри. Она уже почти не помнила родителей, умерших давно-давно, целую вечность назад, когда она была совсем маленькой. Она даже не помнила, есть ли у нее настоящий папа. В ее памяти остались лишь смутные воспоминания о маме да детский дом, куда она попала два с половиной года назад. Хотя нет — потом она еще два года провела в Институте, только их она очень плохо помнит (а как странно думать, что теперь тебе уже тринадцать!) Она уже забыла, как жила в семье, с мамой и папой. От детского дома же осталось ощущения серой унылости и постоянного страха перед старшими злыми мальчишками, а от нескольких периодов бегства и скитаний — лишь чувство отчаяния и постоянного голода.

Но сейчас… сейчас вокруг нее оказались люди, которые не относятся к ней, как к досадной помехе. Которые не боятся ее невидимых рук. Которые почему-то заботятся и беспокоятся о ней. Люди, которых она, кажется, готова полюбить. Девочка вздохнула. Вот бы хорошо, если бы Дзинтон стал ее папой, Цукка — мамой, а Палек с Яной — братом и сестрой. И тогда они жили бы одной семьей, и она даже могла бы их защищать от плохих людей.

Дура. Ты и себя-то защитить не можешь, навалилось на нее. Наоборот — придут сюда солдаты с автоматами и убьют всех, и тебя, и Яну, и Дзинтона с Цуккой, и Палека. Или, еще хуже, их убьют, а тебя вернут обратно в Институт. Надо бежать, запульсировала в голове знакомая мысль. Надо бежать, надо бежать, надо бежать. Пусть ей тут хорошо сейчас, но если она останется, то станет плохо, и очень скоро. И не только ей. Она не может так отплатить Дзинтону с Цуккой за их помощь. И вообще, невежливо обременять чужих людей. Она вот только немного выздоровеет, и тогда можно отправляться дальше…

Она еще немного полежала, глядя в потолок и прислушиваясь к барабанному стуку капель вновь начавшегося дождя, а потом незаметно для себя уснула. И во сне она вновь видела растерянный взгляд голубых глаз над дулом пистолета, и шагала через валяющиеся на полу тела, и пыталась закрыться от капель жидкого пламени…

Наутро она, впрочем, решительно выбралась из постели. В руках и ногах все еще чувствовалась странная слабость, но лежать в кровати сил уже не хватало. У Цукки оказался выходной, несмотря на огнедень. Она объяснила, что у продавщиц график выходных, как она выразилась, скользящий, так что они редко отдыхают, как остальные люди, в небодень и деньдень. Карина вдруг поняла, что названия дней недели начали путаться у ней в голове, и она несколько раз повторила полустершуюся из памяти цепочку: период, огонь, вода, дерево, золото, земля, день, небо — «по воде зозем денеб». Сколько же она забыла на самом деле с тех пор, как убежала из детского дома? Хорошо хоть читать не разучилась! Она попыталась сложить в уме несколько чисел. Мысли путались, но со сложением она, кажется, справилась. А вот умножить семь на восемь она уже не смогла: таблица умножения, казалось, напрочь стерлась из памяти. Ты дура, сказала она себе. Нельзя быть такой глупой. Надо вспоминать!

Впрочем, слабость в теле не давала сосредоточиться, так что таблицу умножения она оставила на потом. Она босиком бродила по окружающему отель парку, ступая по мокрой земле, радуясь развидневшемуся небу и блаженно чувствуя на лице лучи пробивающегося в прорехи солнца. Увязавшиеся следом Палек с Яной наперебой тянули ее в разные места, чтобы показать красивые и укромные уголки, обнаруженные ими за последние два дня. Больше всего девочке понравилась высокая скала над крутым обрывом саженях в тридцати от ограды, куда от парка, петляя, спускалась узкая заросшая тропка. Со скалы открывался потрясающий взгляд на раскинувшуюся внизу бухту, по которой сновали катера и медленно шествовали большие корабли, на причалы и большие краны, на большие бетонные трубы от пирсов к расположенным гораздо выше складам. Трубы, как объяснил всезнающий Палек, скрывали внутри транспортеры, использующиеся для подъема грузов от кораблей в цунамибезопасную зону.

— Если не защищать, — пояснил Палек, — то первая же волна их разрушит. И склады нужно высоко в гору поднимать. Говорят, когда-то их пытались строить ближе к воде, только с толстыми-толстыми стенами, но волны их быстро разрушали, приходилось переделывать. А трубу, даже если волна ее разобьет, можно быстро починить.

— А что такое «цунами»? — поинтересовалась Карина. Слово вроде бы она знала, но обнаружившаяся в голове каша требовала пояснений.

— Ты никогда про цунами не слышала? — недоверчиво покосилась на нее Яна. — Ну ты даешь! Такая огромная волна, саженей тридцать в высоту, которая приходит из океана и выплескивается на берег. Говорят, случаются волны даже в сто саженей, но, наверное, врут. Если рядом с морем стоять, то она тебя смоет и расплющит. И дом может расплющить, и даже корабль на берег выкинуть. Вообще совсем рядом с морем никто не живет, а дома строят высоко на горе. Видишь, город до моря не спускается, там пустой берег?

— И на плоских побережьях никогда не живут, — подхватил Палек. — Потому что там волна проходит далеко на сушу, иногда даже на версту или две, и все смывает. На берегу можно жить только в местах, где он сразу круто вверх поднимается. И если к воде спускаешься купаться, нужно все время слушать цунами-предупреждение.

— Да уж… — поежилась Карина. — А что такое «цунами-предупреждение»?

— Ну, сирена такая, — пояснила Яна. — Когда волну замечают следящие станции далеко в океане, они на берег предупреждение передают. И время, через которое она берега достигнет. Когда дают предупреждение, толстые такие басистые гудки — сколько часов осталось, а высокие и пронзительные — сколько десятков минут. А перед ними такой еще гудок дают дважды — «у-У-у», — она изобразила поднимающийся и падающий тон.

— А как тогда корабли по морю плавают? — поинтересовалась Карина. — Им-то на берег не выбраться и не спрятаться.

— Так в океане же волна маленькая, почти незаметная. Она только ближе к берегу вырастает. Нам в школе рассказывали, — Яна наморщила лоб, — что она тем выше и быстрее, чем глубина меньше. Так что корабли просто близко к берегу не ходят, а далеко в море они носом к волне встают, и им ничего не делается. Вот если их в порту сигнал застанет, тогда плохо — приходится погрузку-разгрузку прекращать и быстро в море выходить, где поглубже.

— А откуда волны берутся в океане?

— Нам в детдоме училка рассказывала, что они от вулканов, — сообщил Палек. — Далеко-далеко на юге, в Коралловом архипелаге и еще много в каких местах. Вулканы под водой извергаются, и от них получаются волны.

— Глупый, не от вулканов, а от тек-то-ни-чес-кой ак-тив-но-сти, — по слогам произнесла Яна. — Когда земля трясется и трескается. Если в стакан воды налить и по стенке щелкнуть, там тоже волны пойдут.

— Понятно… — Карина замолчала и подтянула колени к подбородку, задумчиво разглядывая город и бухту. Она никогда раньше не попадала к морю, и все вокруг казалось странным и удивительным. Облака окончательно расползлись неведомо куда, и она грелась в лучах теплого, почти уже летнего солнца.

После обеда — сейчас вся компания, не помещавшаяся за небольшим кухонным столом, располагалась в столовой — Цукка решительно поднялась из-за стола и уперлась руками в бедра.

— Вот что, граждане, — заявила она. — Вы, может, и согласны жить в свинарнике, а я — нет. Посмотрите вокруг — всюду пыль, на столах, шкафах, на полу. Окна грязные, на раковины в ванных и на кухне смотреть страшно, про унитазы вообще молчу. Объявляю сегодняшний день уборочным и помывочным. Временных инвалидов, — она покосилась на Карину, — от работ освобождаем, остальные — даже не надейтесь.

— Кого я привел в дом! — картинно взялся за голову Дзинтон. — Женщина на корабле — кошмар, но в доме — еще хуже. Цу, лапочка, а нельзя обойтись, а? Чесслово, я тут полгода живу, и ничего, пока не помер от грязи. Я же подметаю!

— И от уборки не помрешь, — фыркнула Цукка. — Ничего страшного, дом небольшой. Вчетвером за три-четыре часа управимся. Дзи, рассказывай, где здесь подсобка. Ни за что не поверю, что швабры и половые тряпки хозяева утащили с собой.

Дзинтон посмотрел на детей, вздохнул и развел руками.

— Если женщина решила навести чистоту, следует либо подчиниться ей, либо связать веревками и засунуть в дальнюю кладовку. И что-то мне подсказывает, что второй вариант чреват для нас жертвами. Ладно, Цу, уговорила. Раз в полгода можно и убраться. Кладовка в конце коридора, такая маленькая запертая дверца. Не знаю, что там, ключ от нее на общей доске не висел. Ничего, сейчас откроем…

Он сбегал к себе в комнату и принес несколько длинных стальных палочек с загибами. Карина заметила, что при их виде глаза Палека заметно округлились. Впрочем, они округлились еще больше, когда парень, ловко орудуя ими, меньше чем за минуту открыл запертый замок.

— Но ведь ты говорил… — тихо сказал Палек.

— Говорил, и повторю, если понадобится, — оборвал его Дзинтон. — Несмотря ни на что наш уговор остается в силе.

Похоже, они продолжали какой-то давний разговор, но непонимающе на Дзинтона взглянула не только Карина, но и Цукка. Однако задавать вопросов никто не стал. В чулане действительно нашлись и ведра, и швабры, и старые пыльные тряпки, и через пять минут в доме уже кипела работа. Карина не пожелала оставаться в стороне, и ей торжественно вручили большую кисть для сметания пыли, поручив чистить все горизонтальные поверхности, которые только найдутся. Остальные начали с того, что вытащили изо всех комнат во двор матрасы и подушки, закинули их на забор и как следует выбили палками. Окна кухни и столовой, выходящие во двор, пришлось временно закрыть — облако пыли поднялось такое, что солнце над двором заметно потускнело. Потом пол во всех комнатах на обоих этажах сначала промели, а потом долго терли швабрами. Когда очередь дошла до душей, ванн и унитазов, Дзинтон посмотрел на моющее средство, которое Цукка принесла из своего магазина, и молча покачал головой. Он написал на бумажке название другого средства и отправил за ним в магазин Палека как самого быстрого, а пока тот бегал, вместе с Яной и Цуккой быстро перемыл и протер кучу шкафов, полок и шкафчиков в кухне.

Несмотря на нудную работу Карина почему-то не скучала. Дзинтон с Цуккой весело перешучивались, Яна с Палеком, топоча, носились из комнаты в комнату, и девочка в конце концов заразилась общим приподнятым настроением. Благодаря неунывающей Цукке рутинная неприятная работа превратилась в какую-то забавную игру. Протертые от многолетней пыли и грязи окна радостно блестели, впуская в комнаты дневной свет, и на душе становилось легко-легко, словно все беды и опасности навсегда остались позади.

До комнаты Дзинтона очередь дошла последней. Карина, поколебавшись, толкнула дверь и вошла внутрь. Ничего особенного — такие же кровать, платяной шкаф, стол и деревянный стул с мягким сиденьем, как и в остальных комнатах. Правда, на кровати имелось аккуратно заправленное покрывало, а на столе лежали книги, проекционный диск и сенсорная панель терминала, но тем отличия и исчерпывались. В темном облаке дисплея крутился замысловатый рисунок из текущих переплетающих линий. Карина сунула в него руку и несколько секунд наблюдала, как линии голограммы струятся у нее над кожей, иногда упираясь в нее и словно пропадая внутри руки. Потом она случайно задела рукой сенсорную область над панелью, и линии пропали, а вместо них возникло изображение небольшой серой птицы с раскинутыми в стороны крыльями.

— Пользователь не опознан, — негромко сказал тихий женский голос. — Биометрические параметры в базе отсутствуют. Пожалуйста, не пытайтесь получить доступ к чужому устройству.

Прозвучало несколько мелодичных тактов, и птица пропала, а вместо нее снова поплыли линии.

Карина с интересом посмотрела на терминал, но снова коснуться не решилась. А вдруг Дзинтон рассердится? Она подтащила стул к шкафу, кистью смела с его верха пыль, потом слезла и подошла к окну. Распахнув его и стряхнув наружу, в парк, грязь с подоконника, она подошла к столу и снова посмотрела на терминал.

— Любопытствуешь? — Дзинтон стремительно вошел в комнату и бухнул на пол ведро воды. — Мое рабочее место. Я здесь по клавишам стучу.

— По клавишам? — удивилась Карина. На сенсорной панели клавиш, как у пианино, совсем не наблюдалось.

— Ну, выражение такое, — пояснил парень, обмакивая швабру в воду и шлепая ее на пол. — Раньше текст в компьютер вводили с помощью таких досок с кнопками — для каждого буквослога своя кнопка, называлось «клавиатура». Клавиатуры сейчас редко применяют, и те проекционные… ну, светом значки на столе рисуют, но выражение осталось. Ну-ка, подвинься, я под тобой пол протру…

Карина отступила в сторону.

— А сложно с терминалом работать? — робко спросила она.

— У меня не терминал, а компьютер. Но нет, в общем-то, не сложно. А ты что, не пробовала никогда? Хотя бы в школе?

Карина покачала головой. Не рассказывать же ему, что в первых классах с терминалом не работали, а потом, в детдоме, ее постоянно оттесняли в сторону более нахальные девчонки и мальчишки.

— Плохо, — резюмировал Дзинтон. — Хм… к своему компьютеру я никого не пускаю. Он не предназначен для… других целей. Надо подумать — наверное, где-то можно найти старое устройство, чтобы вы с ним работать учились. Ладно, порешаем. Ну-ка, подвинься еще раз.

После уборки Карина почувствовала себя нехорошо. Она забралась в постель — на сей раз матрас обтягивала чистая простыня, приятно холодившая кожу. Как раз настало время очередного кормления, и она попробовала отказаться от теплого пресного риса, сославшись на усталость, но бдительная Цукка, встревожившись, позвала Дзинтона. Тот заглянул Карине в глаза, пощупал пульс на шее, помассировал какие-то точки под затылком, и ей стало легче. Потом он помял ей живот — иногда Карина уже почти вздрагивала от предчувствия боли, но он успевал остановить нажим за мгновение до того, как становилось по-настоящему скверно.

— Да, подружка, — задумчиво скривил он губы. — Плохо пока что. Понимаешь, у тебя желудок сильно воспален, хотя уже и не так сильно, как поначалу. Лекарства ты хорошие пьешь, они помогают, но и тебе поберечься надо. Когда ты лежишь, желудок ничто не сжимает. Он расправлен и отдыхает. А когда ты ходишь, наклоняешься, приседаешь, он у тебя сжимается, и ему становится хуже. Так что ты бы все-таки еще пару дней полежала в постели, не вставая. И уж точно много не ходи. А есть надо. У тебя еще и кишечник толком в себя не пришел, не станешь есть — начнутся запоры, штука очень неприятная.

Карина послушала его и сегодня больше не вставала.

Проходили дни. Слабость в теле постепенно пропадала, боли в животе приходили все реже и реже. Дзинтон отдал детям несколько старых бумажных книг и пообещал раздобыть еще. Карина читала запоем. Она обнаружила, что приключения сказочных героев, происходящие далеко-далеко, в других временах и на другом континенте, увлекают ее, заставляя воображать себя там, в гуще событий. Она вместе с Отрядом пробиралась сквозь лесные болота под беззвездным небом, и скакала вместе с тарсаками в конной лаве, и заложницей сидела взаперти в монастыре, и дралась со злобными гуланами… Осадные башни, опасно раскачиваясь, медленно приближались к стенам окруженного города, могучие маги объединяли свои усилия, чтобы противостоять вражеским колдунам, карета с похищенной принцессой мчалась сквозь глухую чащобу, и пиратский флот вместе с эскадрами злобного Майно брал в клещи обреченный торговый караван, отчаянно пытающийся прорвать блокаду Крестоцина.

Как ей хотелось оказаться там, в сказочном мире, где ее невидимые руки оказались бы просто еще одним колдовским даром! Или даже вообще без них. И тогда она смогла бы нормально жить, не скрываясь и не убегая, а просто жить… ну, и еще иногда ненадолго убегать из дома на поиски приключений, как Палек сбегает из своего приюта. Но потом она вздыхала и отбрасывала глупые мысли — жить в книжках нельзя. Вот она выздоровеет еще немного, и… Что «и», ей задумываться не хотелось. Она все больше и больше привязывалась к Дзинтону, Цукке, Палеку, Яне, к старому отелю, окружающему его парку, скале над обрывом, пробирающимся сквозь заросли тайным тропкам, к раскинувшемуся внизу городу, куда Дзинтон пока ее не пускал, но куда она обязательно спустится одним солнечным утром, чтобы босыми ногами ощутить брусчатку старых мостовых и теплый асфальт тротуаров…

Если бы ей предложили выбрать дом на всю оставшуюся жизнь, она бы без колебаний согласилась остаться здесь. Но глубоко внутри по-прежнему жил тайный страх, не дававший спокойно спать по ночам. Не раз и не два она просыпалась ночью в холодном поту, сбрасывая одеяло, рывком садясь на кровати, чтобы бежать, неважно куда, но бежать. Она нервничала, замыкалась, уходила на обзорную скалу и часами сидела там, бездумно наблюдая за океаном. Однажды она видела, как пришла большая волна: море отхлынуло от берегов, обнажая дно, а потом вздыбилось высоким пенным гребнем, переламывающимся посредине, и яростно обрушилось на скалы побережья, а потом прорвалось сквозь горловину бухты и ударило по волнорезам и бетонным ангарам, в которых укрылись яхты и катера, высоко заливая крутой берег. Порой Карине казалось, что она вот так же сидит на морском берегу, наслаждаясь солнцем и теплым песком пляжа, а где-то вдалеке уже катится невидимая пока волна сокрушительного цунами, готовая вот-вот обрушиться на нее, наказав за беспечность.

Каждый день утром она обещала себе, что сегодня начнет собираться и думать, куда отправится вот-вот — завтра или послезавтра. Но день проходил, и она так и не находила сил, чтобы действительно задуматься о новом побеге. Она даже не могла решить, нужно ли ей брать с собой Яну — та, казалось, чувствовала себя здесь как дома. Вспоминая родителей, она еще иногда тихо плакала, забившись в кусты, но обычно оставалась веселой и беззаботной.

Помимо мыслей о побеге Карина мучилась из-за того, что, кажется, единственная в доме не умела обращаться с кухонной утварью. И Цукка, и Дзинтон одинаково ловко управлялись с ножами и поварешками. Смотреть, как они крошат овощи, чистят рыбу, нарезают мясо или переворачивают на сковороде жарящиеся оладьи, было одно удовольствие — словно на фокусников в цирке. У Яны так пока не получалось, но и она довольно уверенно держала нож в руках, а Палек, казалось, с ножом просто родился — лезвие так порхало в воздухе, словно являлось частью его руки. Правда, когда дело доходило до овощей, вся его уверенность куда-то пропадала, и ломтики получались кривые и косые, разные по толщине, а во время чистки рыбы он однажды так порезал указательный палец, что потом два дня не мог толком работать рукой. Но и у него день ото дня получалось все лучше.

У Карины же, самостоятельно назначившей себя в пару Дзинтону во время его кухонных дежурств, все просто валилось из рук. Нарезка Палека казалась настоящим шедевром по сравнению с тем, что получалось у нее. Каши и овощи под ее приглядом подгорали, суп и молоко убегали, заливая плиту пеной, рис пересушивался, и даже обычные сосиски, за которыми она присматривала, однажды сгорели почти в уголь, когда она, задумавшись и уставившись в окно, позволила выкипеть воде, в которой они варились. Она злилась и нервничала, но Дзинтон лишь весело хмыкал.

— Учись, Кара, — сказал он ей во время второго дежурства. — Учеба — дело сложное, с первого раза никогда не выходит. Ты ведь, если подумать, в первый раз на кухне, а мы все хоть как-то, но имели с ней дело и раньше. Не переживай — через два-три периода пальцы привыкнут к правильным движениям, станет легче.

Два-три периода? Карина едва не брякнула, что не намерена здесь задерживаться и недели, но вовремя удержалась. Ему, кажется, нравится играть роль папаши семейства, так зачем расстраивать его раньше времени?

Впрочем, прошла неделя, подходила к концу вторая, а собраться с духом Карина так и не смогла. И мысль о побеге становилась все глуше, появляясь в голове все реже и реже.

03.06.843, земледень

Джойма Парадия, директор детского дома «Солнечный», тяжело оперлась лбом об упертые в столешницу руки. Сегодня решительно все шло наперекосяк.

С утра в учебном классе сгорело сразу два терминала. Давно не ремонтированную проводку закоротило, и не защищенные от бросков напряжения устройства не выдержали. Вызванный по договору обслуживания техник появился часа два спустя, покачал головой, развел руками и сообщил, что блоки питания придется менять целиком. И совсем не факт, что после тестирования не выявятся повреждения в электронной начинке.

Покупать новые терминалы решительно не на что. Текущий счет почти пуст, и выделить нужную сумму даже на ремонт блоков питания совсем не просто. Теперь детям придется сидеть за рабочими местами уже по трое.

В районе обеда прорвало водопроводную трубу в подвале. Заметили прорыв только после того, как она фонтанчиками брызнула из подвальных окон и веселыми ручейками потекла по газону перед главным корпусом. Гран, дворник, он же садовник, он же привратник, он же прислуга за все, героически промок насквозь. В темном — лампы включить не рискнули, чтобы влажную проводку не закоротило еще раз — затопленном помещении при тусклом свете налобного фонарика он сначала долго пытался нащупать заржавевший запорный вентиль, а потом с трудом проворачивал его газовым ключом. А затем возбужденные приключением воспитанники долго вычерпывали воду, тоже промокнув если не насквозь, то хотя бы наполовину. К счастью, ремонт коммуникаций в общественно-значимых учреждениях, к которым относились и муниципальные детские дома, осуществлялся за счет средств мэрии, так что хотя бы на них тратиться не придется. Но как минимум до завтра воду на кухню и в туалеты придется таскать ведрами от ближайшей водоразборной колонки, к счастью, сохранившейся неподалеку. А если кто-то из воспитанников серьезно простыл?

Наконец, вскоре после завершения вычерпывания из отдела по защите детства при мэрии явилась комиссия — представительная старая грымза, похоже, старая дева, в жизни не воспитавшая ни одного ребенка, и мышастый неприметный господин, игравший роль ее то ли секретаря, то ли советника. Грымза долго выспрашивала об условиях содержания детей, о применяемых наказаниях, о моральном состоянии воспитанников, многозначительно покачивая головой. Едва ли не половина вопросов относилась к Палеку: инспекторша явно решила, что мальчик сбежал из-за издевательств воспитателей или сверстников и сейчас упорно пыталась заставить директора признаться. Мышастый господин усердно записывал все ответы не только на диктофон стоимостью в ползарплаты Джоймы, но и на листы бумажного блокнота огрызком самого настоящего карандаша, откопанного, не иначе, где-то в музее.

Лишняя нервотрепка в дополнение к обычной беготне привела к тому, что сейчас директор, полностью вымотанная, сидела в своем кабинете. Она пыталась не думать, что сейчас придется тащиться домой, в пустую квартиру, потому что личная жизнь к сорока годам так и не сложилась, и на скорую руку готовить что-то из полуфабрикатов, чтобы сразу после ужина рухнуть на кровать и забыться тяжелым неровным сном. А завтра с утра — все сначала.

Зачем я все барахтаюсь с утра до ночи? — пришла мысль. Не проще ли бросить все и уйти… куда? И оставить малолетних разбойников, которым она хоть как-то пытается заменять мать? Но как же ей надоело!

И куда делся Палек? Все, что угодно, только бы он остался жив!

Тихий стук заставил ее встрепенуться. Дверь, пискнув, приотворилась. На пороге стоял совершенно не знакомый ей юноша.

— Добрый вечер, — негромко сказал он. — Мне сказали, что…

Он замолчал и прошел к столу.

— Великолепная госпожа директор Джойма Парадия? — спросил он. — Как я понимаю, рабочий день уже закончился? Судя по твоему внешнему виду, он оказался не из легких.

— Судя по моему внешнему виду, меня, наверное, пора уже закапывать, — невесело вздохнула директор. — Не день, кошмар какой-то. Если ты по делу, господин, то тебе придется прийти завтра. Не обессудь, но сегодня я уже не в состоянии разговаривать о серьезных вещах.

— Я действительно по делу, — согласился гость. — Госпожа Джойма, у меня есть предложение. Давай поужинаем вместе, а попутно обсудим одну небольшую проблему, которая, уверен, не дает тебе покоя больше всего. Я имею в виду отсутствующего воспитанника.

— Палек? Палек Брин? — вскинулась директор. — Ты… что с ним? Где он?

— С ним все в порядке. Мальчик у меня в гостях, цел, невредим и обзавелся новыми друзьями. Однако он не горит желанием возвращаться обратно.

— Вполне его понимаю, — директор почувствовала, как где-то внутри распускается тугой узел. Жив. Главное, жив и здоров. Несносный мальчишка! В какой раз он убегает — в третий, четвертый? Сколько нервов на него потрачено! — К сожалению, государство отвечает за него до совершеннолетия, так что вернуться ему все же придется. Прости, господин, с кем имею честь?..

— Не такая уж и честь, — улыбнулся юноша, и директор внезапно почувствовала, как накопившаяся усталость уходит без следа. Все закончится хорошо, и это главное. — Меня зовут Дзинтон Мураций. Рад познакомиться, госпожа, прошу благосклонности. Но я вижу, что ты голодна, госпожа директор. Пойдем, я угощаю. А вот кто за кого отвечает и что можно поменять, мы как раз за ужином и поговорим. Ресторан отсюда минутах в двадцати пешком, и пока мы идем, ты как раз успеешь рассказать мне, что за ребенок такой — Палек Брин.

05.06.843, небодень

— Да, я ее видела, — хозяйка зеленной лавки кивнула, возвращая фотографию. — Она буквально вчера заходила ко мне с каким-то мальчиком. Да только не верится, что она пропала. Она такая серьезная и сосредоточенная, словно важным делом занимается. Я еще посмеялась про себя — мол, отправили папа с мамой в магазин, как взрослую, вот она и выполняет со всей ответственностью. Нет, ни страха, ни нервозности я не помню. Нормальная девочка, нормальный мальчик, вели себя как друзья. Нет, никаких сопровождающих не заметила, ни в лавке, ни на улице, ну да мне смотреть некогда — у меня чоки-продавец забарахлил, я его в ремонт отдала, самой за двоих крутиться приходится.

— Странно, — словно про себя заметил детектив. — А может, случайно похожая девочка попалась… Родители у нее так убивались, что вряд ли они ее сами к бабушке, или куда там, отправили, да и полиция на ушах стоит. Нет, наверняка просто похожая. И фотография не ахти, и дети часто на одно лицо выглядят.

— Может, и похожая… — согласилась хозяйка, но тут ее отвлек вошедший в лавку покупатель. Детектив терпеливо дождался, пока тот купит сетку апельсинов и выйдет.

— Да, наверное, все-таки просто похожая, — задумчиво сказал он. — Но проверить все равно надо. Вы, случайно, не знаете, где она может жить?

— А как же, знаю, — охотно согласилась хозяйка. — Они с мальчиком купили килограмм десять или двенадцать всяких фруктов, да еще и три пакета сока. Я еще побеспокоилась, донесут ли, предложила своего рассыльного послать, когда тот вернется. Так мальчик отказался — говорит, они тут недалеко в отеле живут, сами дотащат.

— В отеле? — детектив заинтересованно активировал пелефон, готовый записать адрес. — А какие отели есть неподалеку?

— А никаких нет, — откликнулась хозяйка. — Точнее, ни одного не было до недавних пор, пока «Цветок дарии» не открылся. Только «Мароновая роща», но он много лет закрытым стоял. Хозяин, знаешь ли, разорился и помер, а наследники только один раз появлялись. Я сама-то не видела, мне подружка…

— Твоя подружка, несомненно, знает много интересного, госпожа, но я тороплюсь, — перебил словоохотливую женщину детектив. — Буду крайне признателен, если укажешь мне, как туда добраться.

— Да вверх по улице, — обиженно поджала губы зеленщица. — Как улица кончится, еще немного через парк. Можно по дороге идти, а можно тропинкой асфальтированной напрямик, там дорога крюка дает.

— Спасибо тебе, великолепная госпожа, — детектив слегка поклонился и бросил на прилавок помятую купюру. — Ты, несомненно, очень мне помогла. Надеюсь, вознаграждение компенсирует потраченное время.

Он еще раз поклонился и быстро вышел, пока болтливая тетка не попыталась рассказать ему что-нибудь еще. Итак, след, и след горячий. После двух недель поисков наконец-то след. Вообще-то он уже начал отчаиваться. Ни его информаторы в самых разных слоях общества, ни знакомые среди полицейских ничего не могли сказать, а фотографии девчонок не вызывали эмоций ни у одного человека. Он уже начал полагать, что маленькие чудища заблудились в лесу в ту ночь и благополучно свернули себе шеи в каком-нибудь овраге.

И вот — след. По крайней мере, одна девчонка, Яна, оказывается устроилась в старом заброшенном отеле. Забавно. Еще период назад, менее чем за неделю до их побега, он срезал здесь тропку и прошел через мароновый парк. Отель тогда выглядел абсолютно нежилым, с выбитыми стеклами, облупившимися стенами и перекосившимися листами шифера на крыше, и на воротах дворика болтался огромный висячий замок, покрытый толстым слоем ржавчины. А сейчас наша соплюшка устроилась там — с кем? Что еще за пацан? Конечно, вторая девка могла переодеться в мужскую одежду, но вряд ли. Не в том они возрасте, чтобы так хитро следы путать.

Так что прежде чем соваться в отель, нужно как следует за ним понаблюдать. И он как раз знает скалу в окрестностях, откуда местечко просматривается как на ладони…

* * *

— Их нашли! — начальник службы охраны, стремительно вошедший в кабинет, казался настолько возбужденным, что директор даже внутренне усмехнулся. — Обе, живы и здоровы, сейчас под тайным наблюдением.

— Подробнее, — потребовал директор, отключая проектор. Конечно, с той стороны дисплея разобрать текст письма крайне затруднительно, но кто его знает — вдруг кто-то да умеет? Лучше не рисковать. — Где они, кто нашел, в каком состоянии. Все с самого начала.

— Есть такой человек, Камаса Рукасик, — выдохнул майор Кайн, без приглашения падая в кресло. — Он частный детектив, но иногда выполняет… мои деликатные задания. Абсолютно надежен. Я дал ему фотографии обеих девчонок, чтобы поискал. Шанс, конечно, казался невеликим, но сработал. Обе живут в заброшенном отеле на западной стороне бухты, в самых горах. Камаса за ними следит, с нами на связи.

— Замечательно, — скривился директор. — Когда намерен их брать?

— А вот здесь проблема, — майор замялся.

Директор Джой внутренне вздохнул. У солдафона вечно проблемы на пустом месте.

— Ну что еще? — резко спросил он.

— Они не одни живут, — пояснил майор, поеживаясь. — С ними по крайней мете двое посторонних: взрослый и ребенок. Причем Камаса за отелем только полчаса следит, может, и еще кто есть. Нужно хотя бы сутки понаблюдать, чтобы всех срисовать.

— Да… — директор положил подбородок на упертые в стол локтями руки и задумался. — Действительно, проблема. Просто так взять не получится — шум поднимется.

— Точно, — нахмурился майор. — А еще посторонние все разболтать могут. Мало ли о чем девианты натрепались. Младшая, конечно, ничего не знает, но старшая может языком так поработать…

— Не мандражи, Кайн, — оборвал его директор. — За две недели она либо уже все разболтала, либо помалкивает и трепаться не собирается. Над ситуацией мы еще подумаем. Значит, так, — он побарабанил пальцами по столу. — Пока никаких резких движений. Пошли на помощь своему детективу еще людей — пусть глаз с отеля не спускают. Нужно точно знать, сколько их там живет. Если пойдут в город…

— Пустить хвост, — понимающе кивнул майор.

— Идиот! — директор скривился как от зубной боли. — Если они ненароком заметят слежку, то сразу исчезнут. Если пойдут в город, следить за отелем, наблюдение за ними не посылать. Авось не исчезнут они именно ближайшей ночью. Утром посмотрим, что выявила наружка. Давай, действуй. А я еще подумаю. Свободен.

* * *

— Не-а, не приготовил, — широко ухмыльнулся Дзинтон.

— Вот как? — Цукка озадаченно посмотрела на пустую плиту. — Ну… ладно. Я тогда сейчас соберу что-нибудь по быстрому…

— Опять не-а, — Дзинтон ухмыльнулся еще шире. — Раз мое дежурство, значит, мое. Никто не имеет права посягать на мои священные права… или обязанности? Неважно. Короче, — он обернулся к заглядывающим в дверь кухни детям и подмигнул им, — сегодня мы идем ужинать в ресторан! Я на редкость удачно сыграл на понижение, такое следует отпраздновать. Просадим тысяч пять как с куста!

— Транжира! — осуждающе заметила Цукка. — Лучше бы на что полезное потратил. Вон, у Карины платье совсем истрепалось…

— Главный зануда здесь все равно я, — расхохотался Дзинтон. — Ты меня все равно не перезанудишь. Платья и прочие тряпки — само собой, но и отвлекаться от рутины иногда надо. В общем, переодевайся, и мы топаем.

— Ну что с тобой поделаешь! — вздохнула Цукка. — Опять в кафе, куда мы ходили… тем вечером?

— Нет. На сей раз — другое место. Там очень приличная кухня, и можно заказать Карине что-то одновременно вкусное и диетическое.

Ресторан Карине понравился. Может, потому что он оказался первым в жизни настоящим рестораном, в который она попала. Он располагался на широкой улице, куда от их отеля идти минут двадцать или тридцать. По залитой огнями вечерней улице тек сплошной поток автомобилей, сигналя и сияя фарами, а блескучие крутящиеся и вертящиеся рекламные вывески, казалось, могли превратить жизнь в сплошной праздник. Сам ресторан выходил на улицу широкими стеклянными дверями, к которым вели высокие мраморные ступени, а высоко вверху горела надпись: «Бриллиантовый залив».

— Ты с ума сошел! — тихо, но так, что Карина услышала, прошептала Цукка. — Он же самый дорогой ресторан в городе!

— Можешь мне поверить — далеко не самый, — склонив голову, подмигнул парень. — Я знаю как минимум десяток, которые гораздо дороже. Расслабься, Цу, и получай удовольствие.

— Но как ты умудрился заказать столик? Сюда же, говорят, за период записываются!

— Во-первых, не за период, а максимум за неделю. Во-вторых, просто повезло. Позвонил наудачу, и мне сказали, что один из клиентов только что отказался от резервирования.

Поднявшись по каменным ступеням — дети робко прижались друг к другу, настороженно оглядываясь по сторонам — они прошли через автоматически отъехавшие в стороны створки, по сторонам которых стояли две хорошо одетые и ослепительно красивые женщины. Они одновременно поклонились и хором пропели:

— Добро пожаловать, дорогие гости!

— Видала? — Палек ткнул Карину локтем в бок. — Настоящие чоки! Самая новая модель, от человека не отличишь! Уйму денег, наверное, стоят.

— Чоки? — недоуменно переспросила девочка.

— Ну, киборги человекообр… обр… похожие на людей, в общем, — Палек удивленно посмотрел на нее. — Роботы такие. Ты что, не видела никогда?

Навстречу выступил одетый в строгий черный костюм мужчина.

— Заказано? — строго спросил он.

— Да, — кивнул Дзинтон. — На фамилию Мураций.

— Тогда добро пожаловать! Прошу за мной, блистательные господа и великолепные дамы, — мужчина отвесил полупоклон и, повернувшись, пошел вперед, казалось, не обращая внимания, следуют ли за ним гости.

Карина шагала, постоянно запинаясь на ровном месте из-за того, что с открытым ртом озиралась по сторонам. Величественные колонны черного мрамора, на которых приглушенно сияли золотые и серебряные светильники; теряющиеся в полумраке своды; столы, покрытые красными бархатными скатертями, уставленные непонятными блюдами, за которыми сидели шикарно одетые личности обоих полов всех трех рас; скользящие с подносами между столами люди, не менее представительные, чем их провожатый; негромкая спокойная музыка; упоительные запахи, от которых бурчало в животе, а рот сам наполнялся слюной… Здорово! Когда в детдоме она читала книжки, в которых описывалась шикарная жизнь богачей, она представляла что-то подобное, но воображение оказалось бессильно перед настоящим великолепием.

Их столик располагался в углу зала, в неглубокой нише, на стенах которой мягко, едва рассеивая мрак, светились матовые бежевые плафоны, а вдоль стены шел, почти сворачиваясь в кольцо, черный кожаный диван.

— Сюда, дамы и господа, — снова полупоклонился провожатый, поворачиваясь. — Покорнейше прошу понимания блистательного господина, что детям следует вести себя тихо и не беспокоить других гостей.

— Да-да, само собой, — рассеянно откликнулся Дзинтон. — Ну что, народ, рассаживайтесь. Щас начнем кутить.

— Если что, у меня есть пятьсот маеров, — сказала Цукка, оглядываясь. — Дзи, ты уверен, что уложишься в свои несчастные пять тысяч? Похоже, здесь тысячу возьмут только за вход.

— Не уложимся — продадим меня сюда в рабство на период, посуду мыть, — усмехнулся парень. — Чтобы считал лучше. Цу, я же говорю — расслабься и получай удовольствие.

Карина, которой казалось, что все в зале смотрят в их сторону, забилась в дальний угол дивана. Палек и Яна пристроились рядом, а Цукка и Дзинтон уселись по краям. Бесшумно возникший человек в черном костюме протянул несколько сложенных стопкой тяжелых кожаных папок. Дзинтон принял их все и бухнул перед собой.

— Итак, почтеннейшая публика, — весело сказал он. — Сегодня у нас демократия отменяется, заказываю я. Вы все равно не знаете, что брать. Итак, любезный, — повернулся он к человеку, — принимайте заказ.

Затем он, небрежно пролистывая меню, скороговоркой начал тараторить названия, которые Карина совершенно не понимала. Ну что, скажите на милость, может значить «куамбрэ по-туккурийски»? Или «заливная самарица с шурафаном»? Или «нарезка из восьми сортов муруки»? Она тихо понадеялась, что заказанное окажется хотя бы чуть-чуть съедобным. А то ведь наверняка стоит кучу деньжищ! И как Дзинтону не жалко денег на всякую чепуху? Действительно, если лишние, то пусть бы ей с Яной новую одежду купил — куда больше пользы вышло бы!

— Ты что пить станешь? — спросил он у Цукки. — Карту вин посмотреть хочешь? Или тоже мне заказать?

— А что пьешь ты? — неуверенно спросила девушка. — Я как-то…

— Я не пью. Совершенно к алкоголю равнодушен, для меня вино пить — только продукт переводить. Но в винах я чисто теоретически разбираюсь, так что тебе что-нибудь подберу.

— Нет, не надо, — отказалась Цукка. — Я одна пить не хочу. Я лучше соку…

— Все экономить пытаешься? — вздохнул Дзинтон. — Ну ладно, дело твое. Тогда еще, — он повернулся к мужчине, — большой кувшин сока тамаронги…

— Дзинтон, — когда человек растворился в зале, спросила Яна, — а почему дядя нас так не любит?

— Ты о чем, малышка? — переспросил тот, рассеянно поигрывая вилкой. — Почему ты решила, что он нас не любит? Он нас в первый раз в жизни видит.

— Не знаю, — вздохнула Яна. — Я же… — Она осеклась.

— Ты — что? — переспросил Дзинтон, внимательно глядя на нее?

— Ну, — уклончиво ответила девочка, — я понимаю, как люди ко мне относятся. Понимаю, и все.

— Полезный талант. Но все-таки я не думаю, что официант не испытывает к нам таких сильных чувств. «Не любит» — слишком сильно сказано. Вот презирает — возможно. Все-таки сюда ходят люди побогаче нас с вами, одетые попрезентабельнее и вообще все из себя представительные. Вон, например, как выглядит типичная семейка, — он ткнул большим пальцем через плечо.

Карина взглянула в указанном направлении. За столиком неподалеку неторопливо поглощала закуски человеческая семья — мужчина, женщина и двое детей, мальчик и девочка. Мужчина щеголял элегантным костюмом из синей материи с переливом, женщина носила шикарное открытое сверху белое платье. Одежда детей мало уступала одежде взрослых — по крайней мере, выглядела она очень дорогой. Девочка, заметив, что Карина на нее смотрит, тайком показала язык. Карина вспыхнула и отвела взгляд.

— Господин Катоний Луц, — пояснил Дзинтон. — Владелец рыбопромышленной компании, пяти сейнеров, одной плавучей фабрики и одной газеты, выдвигал как-то раз свою кандидатуру в мэры, и вообще весьма известная в городе личность, чуть ли не каждую неделю в новостяхсветится. Больше всего гордится членством в некоем клубе «Сэйбэй» в Оканаке. Не сомневайтесь, он за сегодняшний вечер здесь оставит раз в пять больше денег, чем мы, и на чай даст как следует. Вот он, на взгляд официанта, и есть личность, достойная уважения. А оборванцев вроде нас и на порог пускать не следовало бы, ага, — он тихо фыркнул. — Вообще, карапузики мои, в нашем мире частенько встречают по толщине кошелька. А для многих величина капитала вообще единственная причина уважать других. Не обращайте внимания. Пусть себе тешатся, лишь бы не плакали…

Карина поежилась. Внезапно ресторан совсем-совсем ей разонравился. Яна умеет видеть, что люди чувствуют. И если она говорит, что их не любят, значит, так и есть. Зачем они сюда пришли? Как хорошо дома, в отеле, где рядом только Яна, Палек, Дзинтон и Цукка, которые любят ее — или хотя бы не боятся.

Дзинтон и Цукка не боятся только потому, что не знают тебя настоящую, — прошептал внутренний голос. — А если узнают? Вдруг решат, что ты чудище и что тебя нужно вернуть в Институт?

Но Яна рассказывала, что ее родители ничуть не испугались! Вернее, они испугались за нее, но не ее дара…

Дзинтон и Цукка — не твои родители. Они просто хорошие добрые люди. Может, они и не отдадут тебя в Институт, но захотят ли они жить с тобой в одном доме? Ты — чудовище. Девиант. Убийца.

Но я хочу жить с ними!

Не все желания исполняются. Они тебе никто. Чужие люди. Они приютили тебя и Яну из жалости, но продолжать жить с ними и дальше нельзя. Тебе пора уходить.

Я не хочу!

Надо. Пусть сегодняшний вечер станет прощальным. Завтра днем нужно незаметно уйти.

— …Кара! — голос Дзинтона заставил ее вздрогнуть. — Ау! Уже можно есть. Только, граждане, не налегайте особенно на закуску, а то наедитесь и аппетит перед основными блюдами потеряете.

Дядька в черном костюме — официант, как назвал его Дзинтон — как раз заканчивал составлять на стол тарелки. Закуска? Глаза Карины округлились. Кажется, она вполне могла заменить полноценный ужин для них пятерых. Нарезанная ломтиками рыба, целые охапки тонких остро пахнущих стеблей каких-то растений в прозрачной жидкости, маринованные щупальца осьминога, аккуратные кружки колбасы…

— Вот та зелень, — Дзинтон ткнул пальцем в стебли, — называется «мурука». Трава такая. Растет далеко на севере, быстро вянет и теряет вкус, так что сюда ее везут самолетами. Зато в свежем виде отменная закуска, и аппетит хорошо разжигает. На вкус островата, но, как ни странно, совершенно не действует на желудок, так что есть ее можно даже язвенникам в стадии обострения. За что и ценится. Да вы не смотрите на нее как на крокодила в зоопарке, ее не затем поставили. Лопайте.

Подавая пример, он вытащил из лоханки три или четыре стебелька, сунул их в рот и принялся жевать.

Карина осторожно утянула с блюда ломтик рыбы. Та оказалась сырой, но невообразимо вкусной. Забыв о приличиях, она сграбастала сразу три ломтика и принялась сосредоточенно их жевать. Палек и Яна тоже не заставили себя упрашивать.

Следующий час они занимались тем, что поглощали пищу, подносимую официантом. Карина не запомнила ни их названий, ни даже что именно она ела. В памяти осталось только ощущение постоянной страшной вкуснятины да тяжесть в надувшемся барабаном животе. Под конец Дзинтон сунул ей таблетки, и она проглотила их, запивая соком. Это оказалось последней каплей. Она поняла, что если съест хотя бы еще кусочек, то лопнет. Она осоловело откинулась на спинку дивана и кулаками протерла начавшие слипаться глаза.

— Ну, граждане великой державы, как вам ужин? — с довольной ухмылкой спросил Дзинтон. Он жмурился, словно сытый кот, и только что не мурлыкал.

— Я обожралась, — выдохнула Цукка. — Честное слово, нельзя так издеваться над людьми — ешь, ешь, ешь и не можешь остановиться. Больше я сюда ни ногой…

— Некрасиво говорить «обожралась», — наставительно заметил Дзинтон. — Надо выражаться примерно так: «я знаю, что завтра страшно пожалею, но сейчас не смогу больше съесть ни крошки».

— Боюсь, сначала я завтра страшно пожалею свою талию, — хмыкнула девушка. — Все мужики такие коварные: сначала хитростью заманят в ресторан, а потом огрызаются: у тебя самой брюхо не меньше!

— И многие тебя раньше заманивали? — с интересом спросил Дзинтон.

— Не скажу! Должны же у женщины оставаться секреты?

— А куда же без них! — согласился парень. — Теперь ночей спать не стану, а стану ревновать к неведомым конкурентам. Ага, вот и счет. Три семьсот с мелочью. А ты боялась…

Он поманипулировал своим пелефоном возле платежного терминала официанта.

— Вот так. Ну что, пять минут перерыв на утряску содержимого в брюхе, и двигаем домой. А то уже полдевятого, домой раньше девяти не попадем. А чуть придержим шаг — вообще к полуночи доберемся.

За пять минут Карина почти заснула в уютных диванных объятиях, так что Яне с Палеком пришлось ее расталкивать с двух сторон. Она нехотя выбралась из-за столика и как сомнамбула потопала ко входу следом за Цуккой. Впрочем, из оцепенения ее почти сразу вырвали ойканье Яны и визгливый женский голос:

— Смотреть нужно, куда идешь, милочка!

Встрепенувшись, Карина оглянулась по сторонам. Справа от нее Яна потирала руку, а перед ней возвышалась, упирая руки в бока, та самая женщина в роскошном платье, сидевшая за соседним столиком. За ее спиной прятались двое детей.

— Сначала толкаешься, а потом еще и грубишь! — не успокаивалась женщина. — Что за дети пошли такие! Невоспитанные, неряшливые, к старшим никакого уважения.

Яна растерянно смотрела на нее. Она и не думала ничего говорить. Судя по выражению на физиономии, сейчас она хотела одного: оказаться от странной тетки как можно дальше.

— Он сам на нас налетел! — дерзко заявил Палек, выступая вперед. — Он бежал и натолкнулся на нее, а мы просто…

— Нет, вы только посмотрите на нахала! — возмущенно всплеснула руками тетка. — Теперь еще и он грубит! Метрдотель! Метрдотель! Сюда! Вызовите кто-нибудь полицию!..

С соседних столиков начали оглядываться. Черный человек у входа всплеснул руками и бросился к ним, лавируя между столиков.

— Великолепная госпожа, при всем моем уважении, в столкновении виноват ваш ребенок, — Дзинтон положил руки на плечи Палека и Яны и оттянул их назад от тетки. — Кроме того, в любом случае я не вижу повода для…

— Ты и сам, похоже, нахал и невежа! — подоспела тяжелая артиллерия в лице мужа тетки. — Как ты смеешь грубить моей жене? Да ты хоть знаешь, кто я такой?

— А разве имеет значение, кто есть кто? — Дзинтон приподнял бровь. — Блистательный господин, я не вижу повода для ссоры. А если он есть, приношу свои нижайшие извинения. Я надеюсь, ваш сын не слишком повредил себе, ударившись о мою девочку. Мы уходим.

— Правильно, убирайся! — буркнул владелец судов и депутат Ассамблеи. — Молодой оборванец! Таких, как ты, в приличные места и пускать-то нельзя. И куда смотрит охрана!

— Мы уходим, блистательный господин, — с нажимом повторил Дзинтон. — Еще раз приношу свои нижайшие извинения. Яна, Палек, идемте. Карина, не отставай.

Он повернулся и, подталкивая перед собой Яну с Палеком, двинулся к выходу. Цукка ухватила Карину за руку и почти волоком потащила следом. Набежавший человек в костюме суетился вокруг расфуфыренной семейки, бормоча невнятные извинения и бросая вслед Дзинтону огненные взгляды, от которых Карина, оглядывающаяся через плечо, вздрагивала, как от ударов.

По улице какое-то время шли молча. Потом Дзинтон вздохнул и пробормотал:

— Бедняга…

— Ты о ком? — осведомилась Цукка. — Если о Яне, то она вроде бы не слишком пострадала. Яни, ты как? Он тебя не слишком ушиб?

— Не слишком, — буркнула Яна. — Но почему тетя на меня кричала? Я же ничего не сделала!

— Потому что стерва! — заявил Палек.

— Лика! — Цукка всплеснула руками. — Ну что за слова такие!

— Слова как слова, — буркнул мальчик. — Я еще и похуже знаю. И она стерва, и дядька скотина. Надо сказать им…

— Что сказать? — поморщился Дзинтон. — И зачем? Чего бы ты добился? Вселенского скандала? Приезда полиции? Объяснений в участке? Или думаешь, что твои слова заставили бы их понять свою неправоту? Палек, если таким людям перечить, они не задумываются, правы ли они. Они даже не слушают. Они просто укрепляются в вере, что именно они и правы, и тогда сломать противника для них становится делом принципа. Если начать возражать, становится только хуже. Самый простой выход — уйти.

— И что, позволять им делать, что захотят? — зло спросил мальчик, насупившись. Он засунул руки в карманы шорт и топал, чуть сгорбившись.

— Позволить себе делать все, что захочет, не может даже президент. Ребята, да вы только представьте себе жизнь этой тетки! Она же весь день придумывает, чем себя занять, потому что работать не позволяет положение, да и образования толком не получила, потому что сразу после школы удачно выскочила замуж. Детьми на каникулах занимаются няньки и гувернантки, в учебное время — учителя закрытой школы-пансионата. Подруги в кавычках — змеи подколодные, невесть что шипящие за спиной на светских раутах. Сплетни, осточертевший телевизор и нетерпеливое ожидание вечера, когда с работы вернется муж, на котором можно сорвать настроение. Она сыта, обедает с дорогущего фарфора, ходит в модный тренировочный зал, где двухчасовое занятие стоит больше нашего сегодняшнего ужина, носит драгоценности стоимостью в годовой бюджет твоего, Лика, детского дома — и на стенку готова лезть из-за бессмысленности жизни. Вы думаете, она хорошо живет? Да она завидует нам черной завистью — нам, оборванцам, которые еще умеют радоваться светлым пятнам в жизни вроде редкого похода в дорогой ресторан! Она завидует тем, у кого есть цель в жизни, пусть даже самая мелкая и ничтожная.

Дзинтон покачал головой.

— Если человек бросается на окружающих по каждому поводу и без повода, он глубоко несчастен. Он не может жить в согласии не то что с окружающим миром, но и даже с самим собой. С такими не цапаться надо, таких надо жалеть. Вы же не станете драться со злобным калекой без рук, без ног? Вот и тетка — такая же калека, только не телесно, а душевно.

— Ты прямо святой, — грустно усмехнулась Цукка. — Призываешь жалеть врагов своих и прощать их. А враги-то тебя пожалеют, если что?

— Я не святой, — неожиданно жестким тоном откликнулся Дзинтон. — И у меня на совести много такого, о чем в приличном обществе и рассказать-то нельзя. Но жить следует в гармонии с собой и окружающим миром, и на пустом месте ссориться с незнакомыми людьми, пусть даже они тебя и провоцируют, глупость несусветная.

Он резко выдохнул.

— Ребята-котята, давайте не станем портить вечер препирательствами, а? — жалобно попросил он. — Не хватало нам еще из-за какой-то чужой тетки поругаться! — Он взъерошил Палеку волосы. — Расслабься, дружище. Умение уйти от ненужного конфликта — признак ума, а не слабости. Ты же веришь, что я умный, да? — Он негромко рассмеялся. Палек невольно улыбнулся в ответ.

Они свернули с широкой улицы на узкую и начали круто подниматься в гору. Блеск проспекта остался позади, и здесь лишь отдельные неяркие фонари да восходящий Звездный Пруд разгоняли плотную черноту горной южной ночи. Карина почувствовала, как в грудь вливается свежий бодрящий воздух, насыщенный запахами весеннего роста и цветения, и как с каждым шагом уходит дремота и становится пружинистей шаг. Та злая тетка в ресторане — вот кого бы она с удовольствием ударила своими невидимыми руками, чтобы та пролетела через зал, опрокидывая столики, и врезалась в стену… Ой, нет. Нельзя так думать. Она и без того уже достаточно натворила.

— Дзинтон, — робко сказала Яна, — а почему там один дядя нас так сильно испугался?

— Я не заметил, чтобы господин Катоний испугался, — рассеянно заметил Дзинтон. — Раздражен — да, но не испугался.

— Нет, не тот дядя, у которого злая жена. Другой. Он сидел недалеко, когда мальчик в меня врезался, и он нас боялся.

— Почему ты думаешь… а, ну да. Ты говорила, что понимаешь, как люди себя чувствуют. Ну хорошо, а почему ты думаешь, что он боялся нас? Может, он мошенник какой-нибудь, а та тетя пригрозила полицию вызвать. Вот он и испугался.

— Нет, не так. Он испугался, когда посмотрел на меня и на Карину, еще до того, как тетя начала кричать.

— Не знаю, малышка, — все так же рассеянно пробормотал Дзинтон. — Наверное, ты все же что-то напутала.

Цукка внимательно посмотрела на девочку, потом на Дзинтона, открыла рот, но в итоге промолчала.

В отеле, когда взрослые разошлись по своим комнатам, Карина пришла в комнату Яны с Палеком. Те сидели на кровати и шушукались. Карина плюхнулась рядом и какое-то время тихо смотрела в стену.

— Яна, нам пора уходить, — наконец сказала она.

— Как — уходить? — младшая девочка испуганно приоткрыла рот. — Куда? Зачем?

— Совсем уходить, — буркнула Карина. — Подальше отсюда.

— Но почему? — на глазах Яны задрожали слезинки. — Я не хочу! Цукка и Дзинтон — они такие хорошие! Зачем нам отсюда уходить?

— Тот человек, который испугался нас в ресторане, — насупившись, Карина повернулась к ней. — Почему, думаешь, он нас испугался?

— Не знаю, — пролепетала Яна. — Дзинтон сказал…

— Дзинтон ничего не знает! — отрезала Карина. — А я думаю, что тот дядька откуда-то узнал нас. А раз узнал, значит, он может пойти в Институт. И тогда нас найдут и вернут туда. Мы уходим завтра.

— Я с вами! — решительно заявил Палек.

— Нет, — Карина мотнула головой. — Слишком опасно. За нами охотятся.

— Вот именно, — Палек ухмыльнулся во весь свой щербатый рот. — А вы даже города не знаете. Вот ты скажи — куда ты пойдешь, а?

— Куда-нибудь, — Карина нахмурилась еще сильнее. — Я, между прочим, несколько периодов от всех убегала, когда… В общем, когда из детдома сбежала. И меня долго поймать не могли.

— Но поймали ведь, верно? — Палек снова ухмыльнулся. — А со мной не поймают. Я знаю, как в поезде без билета проехать. Я еду могу достать, и деньги тоже.

— Ну ладно, — сдалась Карина. — Но только тебе все равно нельзя оставаться с нами постоянно. Тебя даже убить могут. Ты поможешь нам уехать в другой город, а потом мы опять сами по себе, понял?

Мальчик пожал плечами.

— Ладно, — безразлично сказал он. — Только просто так бежать нельзя. Завтра у Цукки выходной, забыла? Нужно, чтобы нас не хватились быстро, а если Цукка дома, то она заметит, что мы все вместе ушли.

— Бежать? — удивилась Карина. — Зачем бежать? Мы просто уйдем. Скажем Дзинтону и Цукке спасибо, попрощаемся и уйдем.

— Глупая, — покровительственно усмехнулся Палек. — Они же тебя не отпустят. Ты взрослых не знаешь, что ли? Им о нас все время заботиться надо.

— Не отпустят? — в упор спросила у него девочка. — И как, думаешь, у них получится не отпустить?

Она вытянула вперед свои невидимые руки и толкнула стол, так что он с грохотом поехал по полу.

— Дзинтон и Цукка хорошие, — тихо сказала она. — Я постараюсь не сделать им больно. Они просто испугаются и не станут нас задерживать.

— А если все-таки станут?

— Тогда… — Карина задумалась. — Тогда мы их в кладовке закроем и подопрем дверь. Так, чтобы они смогли потом выбраться.

— Ну ладно, — Палек пожал плечами. — Как хочешь. Только незаметно сбежать проще. А еще все-таки нужно денег раздобыть.

— Мы не возьмем денег у Дзинтона и Цукки, понял?! — яростно повернулась к нему Карина. — Они для нас столько всего сделали, а мы у них украдем?

— Я что, совсем дурной? — обиделся Палек. — Конечно, мы у них не возьмем. Мы только еды унесем, все равно ведь ее и для нас покупали. А денег я знаю, как достать. Надо только в большом магазине немного потолкаться.

— Хорошо. Я спать пошла, — сообщила Карина, вставая. — Вы тоже ложитесь, завтра нужно выспаться. По кухне Цукка дежурит, так что вам рано вставать не надо. Позавтракаем, попрощаемся и уйдем.

Она вышла за дверь и плотно прикрыла ее за собой. Вот и все. Последняя ночь в гостеприимном месте, а потом снова бегство, бегство, бегство… С тех пор, как ее поймали, прошло больше двух лет, но она их почти не помнит. Зато как скрываться от людей, она не забыла. Прятаться несложно. Кому какое дело до чужого ребенка?

Из-за двери Цукки выбивался лучик света. Карина осторожно заглянула в щелку. Девушка сидела за столом над раскрытым учебником и сосредоточенно грызла стило. Рядом с книжкой лежал лист многоразовой бумаги, покрытый формулами и картинками, и Цукка время от времени черкалась по нему стилом, быстро поворачивая его то пишущим концом, то стирающим. Карина ощутила острый приступ зависти. Хорошо Цукке — она взрослая и обыкновенная, ей ни от кого не надо бежать и скрываться, а следующей зимой она поступит в университет, выучится, как мечтает, на астронома и станет изучать далекие звезды…

Забравшись в постель, Карина еще долго лежала без сна. Как не хочется уходить! Потом она уснула, и во сне ей чудилось, что она пробирается по дикому лесу, принюхиваясь к его запахам, прислушиваясь к звукам и шорохам, а где-то там, неподалеку, по следу идет охотник. Он ближе, ближе, вот-вот наведет ружье…

06.06.843, перидень

Трель коммуникатора вырвала директора Института человека из глубокого приятного сна, в котором он пожимал руку президенту, вручающему орден за выдающиеся успехи в деле обороны страны от морских черепах. При чем здесь черепахи, он так и не смог понять в те долгие секунды, что выныривал из глубины сна на поверхность реальности. Наконец, сообразив, что его разбудило, он от души выругался, выбрался из-под одеяла и прошаркал босыми ногами в дальний угол комнаты, с третьего раза попав по клавише приема.

— Кто? — хрипло пробормотал он, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд на горящей на экране строчке-идентификаторе.

— Кайн говорит, — раздался из динамика отвратительно-бодрый голос начальника службы охраны Института. — Новая срочная информация по отдыхающим.

Остатки сна сняло с директора словно порывом ледяного зимнего ветра. «Отдыхающими» они условились звать беглянок при переговорах по открытым каналам. Однако за почти период условное обозначение так ни разу и не пригодилось и даже почти стерлось из памяти.

Он прокашлялся и бросил взгляд на часы. На циферблате горело «01:64». Глубокая ночь — впрочем, сейчас не до сна. Вряд ли Кайн стал бы его поднимать в такое время ради пустяков.

— В три появлюсь в Институте, — сообщил он и сбросил вызов. Потом встряхнул головой и поежился — он предпочитал спать голым, и теперь холод ночного воздуха заставил кожу покрыться мелкими мурашками. Где же чертов халат?

До Института он добрался за двадцать минут до назначенного срока — по ночному городу машина летела словно пуля, даже не притормаживая на помигивающих дежурным сигналом светофорах. Майор уже ждал его в пустой приемной. Отомкнув дверь в свой кабинет, Джой прошел внутрь, кивком пригласив майора. Усевшись за стол, он вперил в Кайна немигающий взгляд и коротко осведомился:

— Что?

— Вчера вечером Карас Симбатий опознал обеих девчонок в ресторане «Бриллиантовый залив».

— Много платим начальнику сектора, раз по таким ресторанам может шляться, — буркнул директор. — Стой! Девианты ходили сами по себе, или?..

— В компании. Парень с девкой, лет по восемнадцать-двадцать каждому, девианты и приблудный пацан лет десяти. Карас дозвонился до меня вчера примерно в полдесятого, и я сразу послал к ресторану своего человека. Он появился там около полуночи, как раз к закрытию. Метрдотель за вполне умеренную плату описал всех. Парень и пацан по описанию — те же, кого мы засекли в отеле днем. Старшую девку вечером тоже срисовала наружка возле отеля. Наружка же подтвердила, что они впятером вернулись в отель в районе девяти. До их прихода окна не горели, после прихода — зажглись. Два окна горели недолго, еще два — примерно час, до полуночи. Других окон в отеле не зажигалось. Можно предположить, что они живут там впятером. Откуда взялись те трое, пока непонятно, но других… постоянных свидетелей, вероятно, оказаться не должно.

— Как зовут парня с девкой, выяснили? Их связь с владельцем отеля?

— Мы не смогли прояснить, кому сейчас принадлежит отель. Живущие в районе парка соседи в один голос утверждают, что здание уже много лет стоит заброшенным. Однако странная деталь: по докладам наружки, оно выглядит недавно отремонтированным. Парень в ресторане заказал столик на имя Дзинтона Мурация — утром, когда проснется полиция, проверим, кто такой.

— Нет времени проверять, — сквозь зубы проскрежетал директор. — Если они начали появляться на публике, да еще со взрослыми, шансы, что они начнут трепать языками, резко возрастают. Все, Кайн, время на раздумья кончилось. Считаем, что мы отследили их постоянных… сожителей. Нужно решать проблему, быстро и резко. Что спецотряд?

— Пока состояние тревоги не объявлялось. Бойцы спят дома. Полчаса на то, чтобы прокомпостировать мозги тому олуху, Саматте, часа полтора, чтобы собрать бойцов здесь, потом час-другой на брифинг, вооружение, подготовку машин, сколько-то времени на доставку на место. Если начинать действовать прямо сейчас, то в районе семи-полвосьмого можем оказаться на месте.

— Хорошо. Действуй. И, сам понимаешь, в наших интересах, чтобы выживших при захвате девиантов не осталось. По крайней мере, совершеннолетних выживших.

— Не так все просто, — майор не двинулся с места.

— Что?

— Я не командую спецотрядом. Не забывай — Саматта мне не подчиняется. И он совсем не наш человек, во всех смыслах не наш. Иногда мне даже кажется, что он жалеет… подопытных. Я могу отдавать ему приказы, относящиеся к охране территории, но если заведу разговор о случайных потерях, он пошлет меня далеко и надолго. А то и рапорт подаст начальству, и опять лишние хлопоты. Лучше по-другому. У меня есть неофициальные завязки с парой ребят из спецотряда, так что устроить несчастные случаи во время захвата не проблема. Лишь бы капитан дело не запорол.

— Так сделай так, чтобы не запорол! — прошипел директор Джой, наклоняясь через стол. — Мне что, учить тебя таким вещам? Пусть проведет захват по своему плану с нашими корректировками, а когда твои неофициальные ребята завалят посторонних, сделай так, чтобы его самого начальство послало далеко и надолго! Сколько твои ребята захотят за мокрую работу?

— Тысяч по пятьдесят каждому, — задумчиво проговорил майор. — Ладно. Придумаем что-нибудь.

— Ты уж постарайся, — директор скривился. — А я по своим каналам поработаю. Ладно, свободен. Действуй — прямо сейчас!

* * *

Командир спецподразделения Седьмого департамента Министерства обороны капитан Саматта Касарий участвовал в уныло-нудном кошмаре, в котором его преследовало непонятное чудовище. Преследование проходило в лабиринте, в интерьерах, очень похожих на коридоры Института. Основной отрицательной эмоцией, переживаемой капитаном, являлась скука. Каким-то внутренним предчувствием, а может — воспоминанием о таком же кошмаре из просмотренных ранее, он знал, что чудищу точно так же скучно гоняться за ним. И оно преследует его исключительно потому, что ему, чудовищу, так по должности положено — с мнимым усердием, скрывающим откровенную лень и раздражение в адрес жертвы, которой так не вовремя вздумалось залезть на патрулируемую территорию.

Добраться до выхода из лабиринта в тягуче-замедленном режиме капитану не дали. Чудовище неожиданно прыгнуло ему на спину из-за какого-то угла и уныло-казенно задребезжало в ухо. После третьей или четвертой трели Саматта, наконец, вырвал себя из трясины сна и вялой рукой нащупал на тумбочке скользкий брусок пелефона.

— Саматта на связи, — пробормотал он.

— Капитан, майор Кайн беспокоит, — пролаял динамик, вызвав нехорошую дрожь барабанной перепонки. — Прости, что разбудил. Нужно срочно поговорить.

— Сколько… времени? — поинтересовался капитан, откидываясь на подушку и отчаянно борясь со сном.

— Почти полчетвертого. Извини, что беспокою ночью, но мы нашли бежавших девиантов.

Саматта рывком сел в кровати.

— Где? Как? — резко спросил он.

— Жду через двадцать минут в малом конференц-зале, — отрезал динамик. — Отбой.

Саматта выбросил тело из кровати — он уже полностью проснулся — и прошел в ванную. Через пятнадцать минут, умывшись, наскоро побрившись и забравшись в форму, он уже шел по коридору институтской гостиницы, в одном из номеров которой фактически жил уже больше трех лет. Однако перед тем, как покинуть номер, он на несколько секунд остановился, быстро набрал номер, не внесенный в память пелефона, и произнес короткую фразу: «Мамаша на связи. Детишкам — домой». Не дожидаясь ответа, он сбросил звонок и вышел, захлопнув дверь. Теперь, если служба оповещения не напортачит, максимум через час все его бойцы окажутся в сборе.

Свет из распахнутой двери конференц-зала на первом этаже мешался с серым предутренним маревом, проникающим через широкие стеклянные двери гостиницы. Кайн сидел за столом, нетерпеливо постукивая пальцами по полированной столешнице. Перед ним лежала одинокая картонная папка с красно-синим кружком.

— Вот, — не утруждаясь приветствиями, майор подтолкнул папку по столу в сторону Саматты. — Девиантов обнаружили сегодня… то есть уже вчера вечером. Здесь адрес и грубый план окружающей местности, где они скрываются. Там же — краткая выжимка из личных дел, в основном по их способностях. По младшей девчонке полноценные исследования не проводились, все материалы — по большей части догадки аналитиков, основанные на видеозаписях, сделанных до нас, а также во время побега. Имей в виду — речь идет о предположениях, так что, возможно, она куда опаснее. Предполагай худшее. Не забывай, материалы совершенно секретны, копии, хоть бумажные, хоть электронные, делать запрещается.

— Отель? — удивился капитан, быстро просматривая шелестящие страницы. — И парк… Ладно, даже удобнее. А тут что еще за деятели? — Он сунул под нос Кайну фотографии парня и девушки лет восемнадцати или девятнадцати. — Он кто? — На стол легла фотография десятилетнего пацана.

— Не все так просто, как хотелось бы, — скривился Кайн. — Они укрываются в старом заброшенном отеле, и с ними трое некомбатантов. Наверное, какие-нибудь бродяги. Медлить опасно. Сам понимаешь, что им грозит. Посторонние, похоже, не догадываются, с кем имеют дело, так что их могут кончить в любой момент. Девка, Карина, она хуже пулемета, убивает так же просто, как ты дышишь. И действовать придется твоему спецотряду — полиция наверняка просрет все, как обычно. Я не могу отдавать тебе прямых приказов, но…

Не ответив, Саматта собрал листы в папку, повернулся и вышел.

Он не любил майора. Он вообще страшно не любил Институт. То, что в спецлабораториях делали с детьми, иногда вызывало у него желание взять в руки огнемет и засадить термобарический заряд в панорамное окно директорского кабинета. Но его никто не спрашивал, нравится ли ему служить здесь, а сам он так и не собрался с духом, чтобы подать рапорт о переводе. Неуживчивость может плохо сказаться на карьере, и совсем не факт, что в другом месте окажется лучше. А расстаться с армией насовсем он пока не готов.

В свои тридцать с небольшим он через многое прошел — через оба конфликта на Островах, через грязную необъявленную войну в джунглях далекого Сураграша, даже через катастрофу транспортного вертолета, в которой каким-то чудом выжил он один — и полагал себя хладнокровным человеком. Но творившееся здесь наполняло его отвращением. Конечно, приказы не обсуждают. Но, видят все боги мира, как же ему не хочется возвращать бежавших детей в местный гадюшник… Конечно, они девианты, убийцы со сверхъестественными способностями, они крайне опасны для окружающих, но они же дети!!

Шагая по тропинке между зданиями, он коротко, резко выдохнул. Приказы не обсуждают. В его обязанности входит предотвращать побеги и охранять от девиантов окружающих, и он свой долг выполнит. Эмоции — в сторону. Сейчас главное понять, можно ли взять их живыми и не угробить ни гражданских, ни своих людей. Интересно лишь, как можно убить кого-то, взглядом останавливающего в воздухе пули? Впрочем — он на ходу заглянул в папку — судя по тому, что здесь написано, пули с урановым сердечником остановить им не удастся, так что снайпер справится. Если, конечно, Карина не прикидывалась во время экспериментов слабее, чем она есть на деле.

В большой комнате, бывшем конференц-зале административного здания, отведенной под штаб, уже сидел Кмир с тремя бойцами, скучающе поглядывающий на настенные часы.

— Что за пожар? — недовольно спросил лейтенант. — Сидим мы, понимаешь, на вахте в спецкорпусе, и вдруг трель в ухе — мамаша требует детишек домой. Девианты нашлись, что ли?

— Догадливый… — бросил капитан, присаживаясь. Сейчас проницательность заместителя почему-то вызвала у него новый приступ раздражения. — Нашлись.

Он швырнул папку на стол.

— Вот. Особо секретное дерьмо. План местности и здания, где они обитают, и всякая хрень. Обе девчонки, и с ними трое некомбатантов, двое взрослых и один ребенок. Не позже шести мы должны начать выдвижение на место. Пока народ не подтянулся, давай думать, как попытаться обойтись без жертв. Напомни мне — канистры со слезогонкой подвезли взамен потраченных на учениях?..

* * *

Завтрак прошел в гробовом молчании. Цукка удивленно поглядывала то на притихших детей, сосредоточенно жевавших кукурузные хлопья в молоке, то на отстраненного Дзинтона, который, казалось, полностью погрузился в свои мысли. Карина ожесточенно жевала, снова и снова прокручивая в голове начальные фразы разговора. Все они казались какими-то глупыми и неподходящими. «Дзинтон, мы у тебя погостили, а теперь до свидания»? «Цукка, мы девианты, за нами гонятся, нам надо убегать»? «Нам очень понравилось жить с вами, но нам нельзя остаться»? «Цукка, Дзинтон, нам надо серьезно поговорить»? Ха! Нет, все как-то по-дурацки.

Она вздохнула, отставляя пустую тарелку. Наверное, на обед Цукка сварила бы такой вкусный суп из грибов… Но уходить так уходить. Обеда они дожидаться не станут.

— Карина, ты не наелась? — встревоженно спросила девушка. — Положить еще?

Карина помотала головой.

— Дзинтон… — нерешительно сказала он. Палек с Яной перестали жевать и напряженно уставились на нее.

— Да, Кара? — Дзинтон поднял на нее внимательный взгляд.

— Я… мы… — Карина замолчала и, неожиданно для себя, выпалила: — Дзинтон, мы уходим.

Вопреки ее ожиданиям Дзинтон даже не удивился.

— Понятно, — спокойно сказал он, откладывая ложку. — Я все ждал, когда дойдет до расставания. Правда, я думал, что еще дней пять-шесть вы усидите. Срываетесь из-за того, что Яна почувствовала вчера в ресторане?

Карина молча кивнула.

— Кара, куда вы собрались уходить? — растерянно спросила Цукка. На ее лице появилось жалобное выражение. — Дзи!

— Нам надо уйти! — неожиданно горячо проговорила Карина. — Дзинтон, Цукка, мы очень вас любим, правда! Нам очень нравится жить с вами. Но… нам нельзя оставаться, честно.

— Потому что за вами гонятся, — кивнул парень. Его лицо казалось непроницаемым. — И раз ты столько времени провела с нами, но ничего нам не рассказала, почему тебя держали в Институте, значит, это тайна, которую ты не хочешь открывать. Но, понимаешь, Кара, мало уйти отсюда. Надо потом куда-то прийти. И куда ты собираешься?

— Я… — Карина замолчала. В самом деле, куда? Главное, подальше от Масарии, подальше от Института.

— Не знаешь, ясно. То есть в никуда. Кара, бегство бессмысленно. Ты не можешь убегать вечно. Рано или поздно беглец, который не видит перед собой цели, попадается. Не лучше ли остаться там, где тебя могут защитить?

— Ты не можешь мня защитить! — Карина с трудом сдержала почему-то навернувшиеся на глаза слезы. — Они сильнее! У них автоматы, они убьют и тебя, и меня! А еще хуже, они вернут меня назад, в Институт!

— Институт — не страшное чудовище, выбравшееся из болота и теперь пожирающее всех, до кого дотянется, — Дзинтон покачал головой. — Он просто организация, созданная и возглавляемая людьми. А люди вынуждены играть по общим правилам. Играть грязно, исподтишка нарушая правила, но играть. И их можно победить, поверь мне.

— Но они сильнее! — выкрикнула Карина. Почему Дзинтон так прицепился к ней? Почему он говорит какие-то неправильные слова, подтачивающие ее решимость? В глубине души начала подниматься ярость, и невидимые руки непроизвольно дрогнули, откликаясь.

— Далеко не всё можно решить силой, Кара, понимаешь? — тихо сказал Дзинтон, глядя ей прямо в глаза. — Далеко не все. Чаще всего насилие только делает хуже. Ведь ты же не станешь убивать только потому, что тебе так хочется?

Карина упрямо опустила голову. Она чувствовала, как ярость все сильнее кипит внутри нее, готовая выплеснуться наружу, как напрягаются и сворачиваются спиралями невидимые руки, готовые крушить и кромсать по ее желанию. Нет, стиснула она зубы, нет! Только не Дзинтон, только не Цукка! Я не позволю тебе, сказала она своей ярости, убивать тех, кто помог мне, слышишь? Я лучше убью себя саму…. На глаза непроизвольно навернулись слезы.

— Я не стану, — произнесла она, отчаянно стараясь не выпустить слезы из глаз. — Но они могут! Почему запрещено всем, почему нельзя мне, а им можно?

Она вздрогнула, и слезы все-таки потекли по лицу. Девочка тихо всхлипнула. Цукка осторожно погладила ее по голове, а пальцы Дзинтона осторожно стерли мокрые дорожки.

— Не все люди осознают последствия своих действий, — со вздохом сказал Дзинтон. — Но ты права — очень многие думают, что сила решает все. Так неправильно. Насилие только усугубляет проблему. Никогда не забывай — твой враг тоже живое существо, даже если он большой злой солдат в маске. Он тоже чувствует и думает, у него тоже есть радости и печали, и где-то дома, возможно, его ждут жена и дети. Что станет с его детьми, если ты…

Что-то большое и черное ударилось в окно столовой — и гулко отскочило. Одновременно снаружи раздался сильный глухой удар, так что старый отель содрогнулся, за ним еще и еще. По всему зданию раздавался непонятный барабанный стук. Карина почувствовала, как вздрогнула рука Цукки, все еще лежащая у нее на голове. Яна тихонько взвизгнула.

— Решились таки… — с непонятной иронией сказал Дзинтон, одним плавным движением поднимаясь на ноги. — Ну что, котята, момент истины настал. У нас гости. Торжественная встреча состоится во дворе. Кара, я хочу, чтобы ты пошла со мной и внимательно наблюдала, но не вмешивалась — ни за что не вмешивалась, понимаешь? Цу, побудь с Яной и Палеком.

— Что такое? — тревожно спросила Цукка. — Что происходит?

— Нас серьезно и обстоятельно штурмуют, — пояснил Дзинтон. — Спецназ Министерства обороны. Не волнуйтесь, нам ничего не грозит. Кара, идем, — и он выскользнул в дверь. Палек, переглянувшись с Яной, вскочил и бросился вслед.

Цукка, приоткрыв рот, смотрела вслед.

— Штурмуют? Спецназ? — растерянно пробормотала она. — Да о чем он?

Карина смотрела вслед Дзинтону. В отличие от Цукки она плотно сжала губы и стиснула зубы. Руки сами сжались в кулаки, так что ногти впились в ладони. Ее нашли. Она знала, что ее найдут, знала всегда, но на что-то надеялась. Последний период с Цуккой, Дзинтоном, Палеком и Яной вселили в нее глупую надежду. Следовало бежать сразу же, когда пришла в себя. Нельзя долго оставаться на одном месте, она знала, но… но она не нашла в себе сил. В первый раз она почувствовала себя среди друзей — и дома. Настало время поплатиться за свою слабость.

Она не вернется в то страшное место. Никогда и ни за что. Ей остается только умереть, сражаясь. Хорошо бы с остальными ничего не случилось — она никогда не простит себе новой вины. Впрочем, у нее нет никакого «никогда». А… а Яна? Яну они тоже заберут с собой, чтобы пытать и мучить? Нет, ни за что! Лучше самой убить ее здесь и сейчас. По крайней мере, легкая смерть.

— Я пойду посмотрю… — неуверенно пробормотала Цукка. В ее глазах метался затравленный страх. Карина с жалостью взглянула на нее: она прекрасно знала, как та себя чувствует. Может, ее тоже?.. Нет. Она обычная, она не нужна Институту. В крайнем случае ее застрелят тут же — ничуть не больнее, чем умереть от невидимых рук. А может, она даже останется живой.

Она посмотрела на Яну. Ее невидимые руки напряглись. Так просто! Нужно ударить лишь один раз, и Яна умрет. Может, она даже ничего не почувствует. А потом солдаты убьют саму Карину, и все кончится. Навсегда.

Она стиснула зубы — и бессильно уронила руки на колени. Нет. Она не может. Только не Яну. Она не хочет убивать. Она уже достаточно убила ни в чем не повинных людей. Она пойдет и умрет сама, а Яна… может, Яна когда-нибудь ее простит. И хватит сидеть тут и оттягивать неизбежное! Как укол: страшна не боль от иглы, а ожидание. Лучше, чтобы все кончилось побыстрее…

Карина решительно встала и подошла к двери, но задержалась на пороге.

— Цукка, Яна, я… спасибо вам за все, — хрипло произнесла она. — Выживите, если сможете.

И шагнула в коридор.

Может, Яна и сейчас поможет ей сражаться? Нет, вряд ли. Она слишком мягкотела. Тогда, во время побега, она растерялась и не соображала, что происходит. Сейчас же она все понимает — и не сможет атаковать. Разве что пустит слезу, пытаясь разжалобить убийц. Пусть. Может, те отвлекутся, и получится убить лишнюю парочку солдат, прежде чем ее расстреляют издалека. Надо только успеть подобраться к ним достаточно близко…

Еще крепче стиснув зубы и сжав кулаки, она быстро прошла по короткому коридору и босиком сбежала по ступенькам крыльца. В глубине живота, казалось, лежал тяжелый ледяной камень. Дзинтон неподвижно стоял посреди дворика и, склонив голову, задумчиво смотрел на ворота, сотрясаемые глухими ударами. Он слегка повернул голову и бросил на Карину быстрый взгляд.

— Не хмурься, — сказал он — и в его голосе девочка отчетливо различила веселые нотки. — Не хмурься и не делай трагичное лицо. Сейчас, перепуганная ты моя, ты увидишь небольшое представление. Кара, я только что сказал тебе, что насилие решает далеко не все, и что глупы надеющиеся лишь на грубую силу. Сейчас ты сама увидишь, как словами можно остановить пули.

Он фыркнул. Карина подошла к нему и встала рядом. Увидев ее рядом с посторонним, они не станут стрелять сразу — значит, она успеет убить еще на одного или двоих больше. Надо только успеть толкнуть Дзинтона в сторону, чтобы он не попал под пули. Она вытянула одну невидимую руку и осторожно обвила его плечи — так, чтобы он ничего не почувствовал. Ну вот, теперь все правильно. Почему они не входят?

— Об одном только прошу — не надо вмешиваться, — Дзинтон положил ей на плечо свою вполне настоящую руку. Карина почувствовала тепло его ладони сквозь тонкую ткань платья. Спасибо тебе, Дзинтон. Спасибо, Цукка и Палек. По крайней мере, я умру, зная, что не все люди — сволочи и гады… — Кара, ты слышишь меня? Не вмешивайся, что бы ни случилось.

Внезапно он развернул ее к себе лицом и наклонился так, что их глаза оказались на одном уровне, с силой встряхнув за плечи.

— Кара, ты слышишь меня? Не вздумай вмешиваться ни при каких обстоятельствах! Не применяй свою силу! Ты все испортишь, понимаешь?

О чем он? Не применять силу… он знает, кто она такая? Откуда? Он…

— Кара, послушай, ты мне веришь? — Его черные глаза заслонили весь мир. — Веришь?

Словно во сне, девочка кивнула.

— Кара, я знаю, чего ты ждешь, к чему готовишься. Ты думаешь, что сейчас тебя возьмут в плен и снова начнут мучить. Обещаю — такого не случится. Честное слово, все закончится совсем иначе. Пожалуйста, Каричка, не вмешивайся, и все кончится хорошо, обещаю.

Каричка… давние полузабытые воспоминания, ласковые руки мамы, ее улыбка, тихий голос…

— Ты ведь не станешь вмешиваться, правда?

— Да… — только несколько секунд спустя девочка поняла, что это ее голос. — Не стану. Но Дзинтон! Они убьют тебя…

— Они никого не убьют, малышка, — ободряюще улыбнулся юноша. — Я же говорю — сейчас ты узнаешь, как словами можно останавливать пули. Но если ты попытаешься что-то сделать, то испортишь все удовольствие. Просто стой на месте и делай грозное лицо, как сейчас, но не вмешивайся, хорошо?

— Хорошо…

Дзинтон выпрямился и снова повернулся к воротам. Карина краем глаза заметила прижавшихся друг к другу Яну с Палеком, испуганно застывшую в дверном проеме Цукку, но уже не осталось времени что-то делать и о чем-то думать, потому что ворота наконец-то распахнулись настежь.

* * *

Саматта чувствовал себя полным идиотом. Вокруг творилась какая-то сумасшедшая мистика. Ни одна — ни одна! — канистра со слезогонкой не смогла пробить оконное стекло! Скажи кому, что килограммовая канистра, почти в упор выпущенная из «берты», отскакивает от окна, словно резиновый мячик, выбрасывая свое содержимое в лицо стрелку, — не поверят. Не поверят даже после того, как поклянутся все тридцать его бойцов. Стены двора — они просто заколдованы! Почему ни один из его людей так и не смог через них перелезть, не понял ни он, ни перелазившие, ни те, кто наблюдал со стороны. Похоже, их поверхность вращалась так же, как беговая дорожка в тренажерном зале, оставаясь, правда, абсолютно неподвижной. А ворота? Хлипкие деревянные досточки, которые, кажется, можно проткнуть пальцем в бронированной перчатке, не только устояли перед прикладами и пушечными ударами ногами, но и успешно выдержали три — три!!! — направленных заряда, каждый из которых мог словно консервным ножом вскрыть дверь банковского сейфа.

Одно из двух. Либо здесь творится непонятная мистика, либо и он, и его люди напрочь сошли с ума и страдают галлюцинациями. Как вариант — с ума сошел он один и сейчас наслаждается глюками где-то в психушке.

Нет, не время думать, нужно действовать. В здании два девианта и три некомбатанта. А поскольку в дом не удалось запустить газ и эффекта внезапности не получилось, то некомбатанты, скорее всего, уже мертвы, а девианты полностью готовы защищаться. Хотя, возможно, девианты держат посторонних как живой щит. Но в любом случае тех можно считать мертвецами. И взять живыми девиантов тоже, вероятно, не выйдет. Да, он не должен рисковать понапрасну собой и своими людьми, но… Но он надеялся, что хотя бы второго девианта, Яну, удастся взять живой — ведь она пока не проявила склонности к убийствам, как Карина, и, возможно, не стала бы агрессивно нападать. Но теперь их почти наверняка придется пристрелить обеих.

Не время думать. Нужно попасть внутрь. Да что же за ё…ные ворота, откроются они в конце концов или нет?

И ворота открылись.

Двое бойцов, налегавших на них плечами, успели среагировать и не полетели кубарем. Они лишь немного потеряли равновесие, но тут же выправились и присели на корточки, направив вперед стволы автоматов.

— Не стрелять! — гаркнул во весь голос капитан. — Слушай мою…

Быстро снять картинку. Согласно плану двор глубиной пять саженей. Посреди двора — двое: Карина и посторонний гражданский. Карина — дальность действия эффектора полторы сажени, расстояние до нее сажени две с небольшим — немедленной опасности нет. Некомбатант рядом — оружия на виду нет, руки на груди, не опасен. Второй девиант и посторонний пацан жмутся у дальней стены — немедленной опасности нет. Взрослая девица в дверном проеме — короткие шорты, распахнутая безрукавка, руки стиснуты перед собой, оружия не видно — не опасна. Расклад: запрет автоматического огня до того, как девчонка попытается приблизиться, дать снайперу несколько секунд, чтобы снять ее одним выстрелом. Похоже, им все-таки повезло: есть шанс спасти некомбатантов и взять второго девианта живым. Только бы блокираторы не подвели и сейчас!

— …команду! Не стрелять! Ты, парень, отойди в сторону, живо! Она опасна как бешеная бензопила! Если хочешь жить — прыгай в сторону!

— Кто вы такие и что здесь происходит?

Саматту разъяренно зашипел сквозь зубы. Металлические интонации в голосе юнца подходили ему так же, как корове шутовской колпак. Идиот. Похоже, он просто еще не осознал, с кем имеет дело. Чего ждет снайпер?

— Довожу до сведения неопознанного вооруженного формирования, что вы нарушили границы частной собственности. Ваши действия противоречат статьям двадцать три и двадцать четыре Закона об охране гражданских прав, статье тринадцать Закона о применении летальной силы, а также по крайней мере двенадцати статьям прочих законов и уложений, включая Уложение о неотъемлемых гражданских правах. Полиция уведомлена и уже выехала. Приказываю всем немедленно прекратить агрессивные действия под страхом персонального уголовного преследования.

Нет, кто-то здесь точно идиот. И чем дальше, тем больше капитан подозревал, что идиот — он сам. Пацан, на вид лет восемнадцати или двадцати, изъясняющийся чеканными формулировками опытного юриста? Да что же происходит?!

— Приказываю командиру вооруженного формирования выйти вперед, снять маску и предъявить документы, идентифицирующие личность. Немедленно!

Одновременно юнец шагнул вперед и вправо, закрывая девианта своим телом. Он же перекрыл снайперу линию огня!

— Довожу также до сведения командира, что любая попытка открыть огонь — по площадям или же прицельный — будет интерпретирована как действие, подпадающее под статью тридцать четыре Уголовного кодекса, определяющей наказание до десяти лет заключения за противозаконное применение либо попытку применения летального оружия либо угрозу применения такового с применением настоящего оружия или же достоверно имитирующих его предметов, а также более тяжкие наказания за последствия такого применения. Собственно, ваши действия уже подпадают под эту статью. Вам что, ребята, всей толпой за решетку захотелось?

Девчонка высунулась у него из-за спины, и Саматта на секунду напрягся, ожидая выстрела. Но парень пихнул девку назад до того, как снайпер успел среагировать. М-мать!

— Я еще раз повторяю — командиру вооруженного формирования выйти вперед, снять маску и представиться! Мне долго еще ждать?

Ну и голосок же пацана — как у иного мегафона. Ему бы оратором на площади выступать. Что же делать? Расстрелять эту парочку и попытаться взять живыми второго девианта? Или… девиант до сих пор не атаковала. Возможно, с ней можно договориться? Наверное, девке тоже не хочется умирать.

— Не стрелять без приказа, — шепнул капитан в микрофон рации, выступая вперед и стягивая с головы противогазную маску. До девианта — не менее двух саженей. Пока безопасно… наверное. Что, если она неожиданно метнется вперед? — Я капитан Саматта Касарий, командир особого подразделения охраны Института человека. Слушай, парень, ты просто не знаешь, кто стоит рядом с тобой. Ты, как тебя… Карина, да? — обратился он к девке, снова высунувшей нос из-за спины своего защитника. — Я не хочу, чтобы кто-то погиб. Давай договоримся — ты и… э-э-э, вторая, Яна, да? Вы пойдете со мной добровольно. Мы оставим блокираторы здесь, на земле, ты подойдешь, и мы…

— Ты не оставишь здесь никаких блокираторов, капитан Саматта, — голос парня продолжал звенеть стальными нотками. — Я повторяю еще раз — твой отряд незаконно нарушил границы частной собственности и не менее незаконно и неспровоцированно попытался применить оружие, что дает мне право на уголовное преследование не только твоего начальства, отдавшего приказ, но и тебя самого, равно как и личного состава твоего отряда. Твое желание обойтись без кровопролития замечено и оценено по достоинству, но если не хочешь попасть за решетку, ты станешь выполнять мои приказы, а не я твои. Ты меня понял?

— Но она…

— Капитан Саматта Касарий, я прекрасно осведомлен, что девочка, известная под именем Карина Серенова, равно как и вторая присутствующая здесь девочка по имени Яна Парака, относятся к категории людей, называемых девиантами. Я также прекрасно осведомлен об их возможностях, и именно потому я не позволил им приблизиться к вам настолько, чтобы спровоцировать открытие огня. Но здесь моя добрая воля заканчивается. Прикажи твоим людям поставить оружие на предохранители и немедленно покинуть мои частные владения, которые заканчиваются у автомобильной дороги. Ты сам положишь оружие на землю, после чего отойдешь к стене и дождешься полицию, которая прибудет через несколько минут. В случае твоего добровольного сотрудничества я, возможно, воздержусь от выдвижения обвинений против тебя лично. Выполнять!

Капитан дернулся. Не подчиниться командным ноткам в голосе паренька казалось невозможным, но он все же устоял.

— Меньше периода назад, во время побега из Института, она убила двенадцать охранников, — хрипло сказал он. — Она убивает не задумываясь, понимаешь? Она прикончит и тебя, как только ты перестанешь ее защищать…

— Капитан Саматта, охранников она убила из самозащиты. Я обладаю исчерпывающими доказательствами данного факта, включая видеозаписи с камер внутренней системы безопасности. Любой беспристрастный суд со мной согласится. Или ты полагаешь массированный обстрел из автоматического оружия ласковым приглашением на пикник?

— Уже потом она убила двоих…

— Здоровых мужиков, которые пытались ее изнасиловать.

Выглядывающая из него девочка резко вздохнула и изумленно приоткрыла рот, глядя на своего спутника.

— Кроме того, капитан Саматта, независимая психиатрическая экспертиза в моем лице полагает, что обвинения в неспровоцированной жестокости и психических отклонениях у так называемых девиантов не имеют под собой никакой почвы. По результатам двухнедельного изучения я констатирую, что Карина и Яна не представляют опасности для окружающих, по крайней мере, пока явно не спровоцированы на агрессивные действия.

— Да кто ты такой, парень? — изумленно спросил капитан. — Ты говоришь как записной адвокат! Сколько тебе лет?

— Мне достаточно лет для того, чтобы считаться совершеннолетним и официально владеть собственностью. Отель, на территории которого вы находитесь, принадлежит мне… — позади Карины тихо охнула Цукка. — …так что я в очередной раз требую приказать бойцам отойти за пределы территории. Ты сам должен положить оружие на землю и ожидать прибытия полиции. Сколько еще раз я должен повторить, чтобы до тебя дошло?

— Я… — Мысли капитана лихорадочно метались. Почему он не приказал открыть огонь сразу? Или, может, хорошо, что не приказал? — Ты сам сказал — пока она не спровоцирована. А если кто-то спровоцирует? Она ведь снова начнет убивать…

— Как официальный приемный отец я несу полную ответственность за поведение своих подопечных. Я гарантирую, что такого не случится.

Отец? Приемный отец? Карина судорожно ухватилась за рубашку Дзинтона. Невероятно! Как он может так говорить?..

— Короче говоря, капитан, если у тебя есть какие-то вопросы, решай их через официальные каналы, а не размахивай здесь оружием. Я тебя в последний раз спрашиваю — подчиняешься или нет?

Вдалеке завыли сирены. Капитан выругался про себя. Все, хана. Теперь любое действие только ухудшит ситуацию. Он не может выполнить задачу и не может отступить.

— Итак, капитан?..

— Что здесь происходит, капитан?!

От раздавшегося сзади разъяренного женского голоса капитан едва не подпрыгнул на месте. М-мать… Как сюда попала эта стерва? Она могла видеть фургоны, выруливавшие с территории, если только оказалась в Институте в такой ранний час. Но как узнала, куда они направились? Он развернулся и оказался нос к носу с невысокой женщиной во все еще наброшенном поверх короткого цветастого платья белом халате.

— Капитан Саматта из службы охраны, я полагаю? — голос женщины, казалось, мог на лету кипятить дождь. — У тебя тридцать секунд на то, чтобы объяснить свое присутствие здесь! Время пошло.

— Я не отчитываюсь перед тобой, госпожа заместитель директора, — Саматта не дослужился бы до капитана, не умея мгновенно ориентироваться в ситуации. — Я подотчетен только своему начальству, к которому не относишься ни ты, ни даже сам директор Института. Если у тебя есть какие-то претензии, можешь обратиться…

— Если у меня появятся какие-то претензии к тебе лично, — женщина выделила обращение нажимом, — ты вылетишь со службы уже завтра утром. А возможно, я обеспечу тебе еще и трибунал военного округа. Я в ярости, капитан, и лучше не зли меня еще сильнее. Я снова спрашиваю — что ты здесь делаешь?

Капитан заколебался. Стерва каким-то образом ухитрилась пробиться на специально под нее созданную должность замдиректора, будучи заклятым врагом самого директора. Значит, она и в самом деле обладает огромными связями. Следовательно, угроза о немедленном увольнении из армии и в самом деле могла исполниться. Он мысленно вздохнул. Начальство из штаба округа и так наверняка поимеет его без вазелина и по самые гланды за срыв операции. Добавлять себе неприятностей и в самом деле незачем.

— Госпожа заместитель директора, — отрапортовал он, глядя перед собой пустыми глазами, — сегодня ночью я получил от начальника службы безопасности Института майора Кайна данные оперативной разведки, касающиеся местонахождения двух чрезвычайно опасных девиантов. На основании переданных мне материалов я спланировал и провел… провожу операцию по их захвату, по возможности избегая жертв среди мирного населения.

— И сколько уже погибло в результате твоих мирных усилий, капитан? — язвительно поинтересовалась стерва. — Десять человек? Двадцать? Я слышала взрывы, даже когда ехала в такси.

— Спасибо за беспокойство, госпожа, но жертв пока что удалось избежать, — прорезался парень. Саматта бросил назад быстрый взгляд. Тот стоял, одной рукой полуобнимая за плечи девку-мясорубку, и на его лице плавала ехидная полуулыбка. Похоже, он наслаждался ситуацией. — Капитан уже почти согласился, что его люди погорячились. Сейчас он сложит оружие и прикажет отряду эвакуироваться, после чего мы поговорим спокойно. Верно, капитан?

Стерва оторвала бешеный взгляд от капитана и взглянула на парочку посреди двора. Ярость ушла из ее глаз. Она обогнула капитана и сделала несколько шагов навстречу парню. Против воли указательный палец капитана напрягся на спусковой скобе. Сейчас девиант порвет ее в клочья, и он, Саматта Касарий, наконец-то сможет блистательно завершить свою карьеру убийством двух девиантов и троих ни в чем не повинных людей…

— Господин, я приношу самые униженные извинения по поводу данного инцидента, — сухо произнесла заместитель директора. — Я заверяю, что руководство Института человека не осведомили о творящемся безобразии, оно ни за что не санкционировало бы операцию. Мы проведем внутреннее расследование и строго накажем виновных. Карина, девочка моя, — ее голос дрогнул, — я так виновата перед тобой — и перед Яной, и перед остальными…

— Рад видеть тебя в добром здравии, Эхира. Я вижу, ты мало изменилась за последнюю тысячу лет…. или сколько там я тебя знаю?

Стерва в белом халате осеклась на полуслове. Ее плечи напряглись. Капитан не мог видеть ее лица, но на сердце стало еще паскуднее. Что-то еще случится? Они что, знакомы?

— Ты знаешь меня, мальчик? — негромко сквозь стиснутые зубы спросила замдиректора у Дзинтона. — Мы встречались раньше?

— А как же! — широко улыбнулся тот. — Я всегда интересовался друзьями Майи и не раз жалел, что не наткнулся на них первым. Я прекрасно тебя знаю, пусть даже ты меня не видела. Ты могла слышать обо мне как о Корректоре.

— Джао… — выдохнула стерва. — Демиург Джао! Теперь я понимаю, почему никто не мог обнаружить беглянок…

— У меня много имен, Эхира, — качнул головой паренек. — И сейчас меня зовут Дзинтон Мураций. Прости, но здесь не время и не место для разговора. Ответь мне только на один вопрос, координатор — что ты намерена делать с Институтом?

— Какой я координатор! У меня одной не хватает сил и влияния, — горько откликнулась Эхира. — А Майя… она уже много лет не отвечает мне. Как пропала в тридцать девятом, так и с концами.

— Что? — Дзинтон весь как-то подобрался. — Майя не законсервировала… Так. Возвращайся домой, Эхира. Домой, не в Институт. Я пришлю проекцию, как только разберусь здесь.

— Да, — кивнула Эхира. — Как прикажешь.

Она повернулась, и капитан поразился изменениям, которые произошли с ее лицом. Бешеная стерва ушла в небытие, а на ее месте стояла обычная женщина, одинокая и несчастная. И… нет, не слишком красивая, но симпатичная. И печальная.

Заместитель директора масарийского филиала Института человека медленно прошла мимо Саматты, но вдруг остановилась. Не поворачивая головы, она тихо проговорила:

— Капитан, я, конечно, не могу отдавать приказы командиру спецотряда. Но как человек, немного понимающий, что здесь происходит на самом деле, настоятельно рекомендую подчиняться любым приказам господина Дзинтона. Попытка сопротивляться очень плохо для тебя закончится. Очень плохо.

Все так же не оборачиваясь, она прошла в ворота и исчезла за поворотом тропинки. Капитан недоуменно смотрел ей вслед. Внезапно он сообразил, что его ребята все еще ждут сигнала, готовые в любой момент открыть огонь.

Да что же здесь происходит на самом деле?

— Отряд, здесь Первый. Слушай мою команду, — голос Саматты звучал хрипло и безжизненно. — Отбой. Оружие на предохранители. Второй, отводи всех к дороге. Пропустить полицию, потом ожидать меня.

Он опустил дуло автомата, направленное в живот парню, щелкнул предохранителем и уронил оружие на землю. Потом повернулся к воротам. Лейтенант Кмир непонимающе смотрел на него — его глаза выглядели круглыми от изумления даже под световыми бликами на затененной стеклянной маске.

— Что встали? Выполнять! — гаркнул капитан.

Несколько секунд спустя за оградой зашевелились и заклацали металлом. Один за другим, пятясь, бойцы отступали назад, скрываясь в кустарнике на той стороне дорожки. Вскоре исчез последний.

— Правильное решение, капитан, — одобрил парень. — Пожалуй, я действительно не стану предъявлять никаких обвинений тебе лично. При условии, что ты ответишь на мои вопросы. Кара, подбери, пожалуйста, автомат и отнеси в дом.

Капитан резко обернулся. Девчонка-девиант стояла почти вплотную к нему, и в ее глазах плескалась такая ненависть, что ему стало не по себе. Медленно, не отводя взгляд, она наклонилась и подняла оружие. Внезапно Саматта почувствовал давящую тяжесть на висках. Он глубоко вздохнул и зажмурился. Сейчас его голова разлетится, как гнилой арбуз, и одним идиотом на свете станет меньше…

— Спасибо, Кара, — спокойно сказал парень. — Только, пожалуйста, никогда не направляй оружие на людей, если не собираешься их убивать. Отнеси эту штуку в дом и повесь на вешалку у двери, чтобы не пропала — иначе нашему благоразумному капитану придется за нее отчитываться, а ему и так хватит неприятностей.

Саматта приоткрыл один глаз. Девчонка все так же стояла рядом, но жажда убийства в ее глазах уже погасла. Она тяжело вздохнула и поплелась к двери дома, волоча автомат дулом по земле. Когда она проходила мимо юнца, тот положил ей руку на плечо.

— Вот видишь, как все хорошо закончилась, — улыбнулся он. — А ты помирать собралась!

И тут Карина выронила автомат, упала на колени и громко разрыдалась, закрыв лицо ладонями.

Саматта стоял, глядя на вздрагивающие под тонким платьем острые девчоночьи лопатки, и потихоньку начинал чувствовать себя последней мразью. И такого ребенка он еще пять минут назад мог пристрелить на месте? Из личного дела он знал, что девианту уже исполнилось тринадцать, но сейчас на вид он не мог дать ей больше десяти-одиннадцати. Даже меньше, чем своей собственной дочери… Каким чудовищем нужно стать, чтобы убивать детей?

Она сама прикончила кучу народу, попытался он оправдаться. И до Института, и во время побега. И наверняка попыталась бы пришить тебя самого, если бы дело дошло до схватки.

Да, она убивала, ответил он сам себе. Но понимала ли десятилетняя девчонка, что она делала? А потом, в Институте… ты сам видел, что с ней творили «экспериментаторы» в белых халатах. Два года в условиях худших, чем одиночное заключение. Два года чудовищных экспериментов, больше напоминающих изощренные пытки. Можешь ли ты осудить ее за то, что она сделала с дежурной сменой при побеге? И подонки, которые пытались ее изнасиловать — если юнец говорит правду, что бы ты сам сделал с ними? Или с теми, кто попытался изнасиловать твою дочь?

Дзинтон присел на корточки рядом с Кариной и прижал к себе вздрагивающее детское тельце. Та судорожно вцепилась в него, продолжая рыдать, пряча лицо на его груди. Юноша успокаивающе поглаживал ее по волосам, но взглядом сверлил Саматту. Странным взглядом. Прищуренно-оценивающим.

— Что, капитан, нравится смотреть, до чего довел девочку? — негромко спросил он. — Три десятка больших сильных ребят с автоматами против двух малолетних детей — так храбро и достойно настоящих мужчин, да?

Саматта стиснул зубы и промолчал. Сирены уже выли почти рядом. Еще немного, и… Что «и»? Протоколы, длинные нудные беседы, возможно, доставка в участок. Наверное, следует отпустить ребят, чтобы возвращались на территорию Института. Или по домам, если в увольнении.

— Ну-ну, не плачь, Каричка, — Дзинтон похлопал Карину по плечу. — Уже все.

Вместо ответа та только глубже зарылась лицом в его рубаху. Парень вздохнул.

— Подбери оружие, капитан, — тихо сказал он. — Интересно, ты сам-то хоть осознаешь, как тебя подставили?

Саматта непонимающе уставился на него. Подобрать оружие? После того, как заставил его бросить? И что значит «подставили»?

— Да подбирай же, не стой столбом, — с досадой сказал Дзинтон. — Сейчас полиция появится.

Капитан пожал плечами и подошел к нему. Ствол автомата забился пылью, но не беда — вычистить не сложно. Интересно, и что дальше?

— Полиция! Всем оставаться на местах и не двигаться! Что здесь происходит? Кто вызывал наряд?

Менты. Как всегда, самоуверенны и полагают себя пупом земли. Саматта поморщился, благо стоял к новоприбывшим спиной. Девчонка внезапно затихла и еще сильнее вжалась в Дзинтона.

— Я звонил в полицию, — спокойно произнес парень, осторожно выпрямляясь и помогая Карине встать на ноги. Та сразу же спряталась у него за спиной и не пыталась даже выглядывать. — Неизвестный вооруженный отряд нарушил границы моей частной собственности, сильно попортил прилегающие к дому насаждения и до смерти перепугал мою семью и друзей. Его командир утверждает, что проводил учения и не знал, что территория кому-то принадлежит. Господин полицейский, я настоятельно прошу оказать мне помощь в оформлении протокола, на основании которого я смогу предъявить иск о возмещении морального и материального ущерба.

* * *

Полчаса спустя Дзинтон вошел в кухню, где собрались остальные, и уселся за стол, на котором все еще стояли остатки забытого завтрака. Яна с Палеком прекратили перешептываться и посмотрели на него. Карина сидела рядом с Цуккой, успокаивающе поглаживающей девочку по волосам.

— Все разъехались, — сообщил Дзинтон, откидываясь на спинку стула, закидывая руки за голову и потягиваясь всем телом. — Удивительно, какого эффекта можно добиться с помощью нескольких вовремя сказанных слов. Это к вопросу о том, всегда ли прав сильный.

— Дзинтон, ты ничего не хочешь нам рассказать? — тихо, но с заметным напряжением в голове сказала Цукка.

— Хочу, разумеется, — легко согласился парень. — Давно хотел, но как-то не складывалось. Совсем не так я планировал построить дело изначально, слишком многое пришлось менять на ходу. Яна, например, с Палеком исходным планом не предусматривались, так что пришлось в течение нескольких часов трижды импровизировать, меняя сценарий. Но история длинная, так что если у вас, народ, есть жгущие изнутри вопросы, спрашивайте сразу.

— Отель действительно твой? — осведомилась девушка.

— Формально — да. Если точнее, он принадлежит организации, интересы которой я здесь представляю.

— Организации?

— Да. Международная неправительственная организация, небольшая, но чрезвычайно влиятельная — за кулисами. Мы не представляем интересы ни одной конкретной страны в мире, но преследуем собственные. У нас нет формального названия, но при необходимости мы идентифицируем себя как «текирская рабочая группа»…

— Ты знал, что мы девианты? — перебила его Карина. — Ты знал, почему нас держали в Институте?

— Да, Каричка, — кивнул Дзинтон. — Разумеется, я в курсе. О том, чем занимаются в масарийском филиале Института человека, не знает только ленивый. Или нелюбопытный.

— И ты… сказал правду, что теперь я твоя приемная дочь?

— Да. Я официальный приемный отец и тебе, и Яне, и Палеку. — Дзинтон подмигнул девочке. — Так что в завершение утреннего разговора, ребята-зверята, как папаша заявляю: никуда вы сегодня не отправляетесь.

— Дзинтон, — Карина высвободилась из объятий Цукки, встала и медленно обошла стол, приблизившись к парню. — Так ты знал, что… что я могу — и не боялся меня?

— Да что знал, в конце-то концов?! — Цукка вскочила на ноги, сжав кулаки. — Похоже, здесь все всё понимают, кроме меня! Дзи, кончай делать из меня дуру!

— Знаешь, Цу, — вздохнул Дзинтон, — похоже, ты единственный человек в стране, который не реагирует на слово «девиант» прыжком до потолка. Карина с Яной — носители вирусного эффектора в активной форме. Разве ты никогда не видела по телевизору передачи про детей с особыми способностями? Убивавших родителей и окружающих с помощью непонятной силы?

Кровь отхлынула от лица девушки. Она медленно опустилась на стул, переводя взгляд с Карины на Яну и обратно.

— Так вы… — она не закончила. — Ох, бедные вы мои! А я-то, дура, голову ломала…

— Да, мы девианты, — Карина гордо вздернула подбородок. — Мы убиваем людей! И я убивала, понятно? Дзинтон, так ты знал про нас все с самого начала — и обманывал нас, да? — В ее глазах загорелось опасное пламя.

— Да, Каричка, — кивнул парень. — Я с самого начала знал, кто живет со мной в одном доме.

— Я тебе не Каричка! — выкрикнула девочка. — Ты знал — и не сказал нам, что знаешь?

— Да.

Несколько секунд девочка стояла, тяжело дыша и яростно глядя на него. Внезапно массивный обеденный стол содрогнулся, словно по нему с размаха ударили чем-то тяжелым, потом еще и еще. Карина развернулась и выбежала в коридор. Хлопнула дверь ее комнаты.

— Надо ее успокоить, — пробормотал Дзинтон. — Похоже, ей правда далась тяжелей, чем я надеялся.

Он встал со стула.

— Палек, Цукка — позаботьтесь о Яне, — коротко сказал он и вышел в коридор.

Цукка посмотрела ему вслед, потом перевела взгляд на девочку. Та сидела на стуле и вытирала текущие по щекам слезы. Палек растерянно переводил взгляд с нее на Цукку и обратно. Цукка поднялась, подошла к Яне и обняла ее.

— Ну что ты плачешь, глупая? — тихонько спросила она. — Все ведь хорошо.

— Если Дзинтон меня удочерил, значит, мама с папой совсем умерли. Навсегда! — Девочка разревелась еще сильнее. Цукка отстранилась, достала из кармана безрукавки носовой платок и начала вытирать девочке слезы.

— Ну, не плачь, — успокаивающе сказала она. — Ведь сейчас ты с нами. Яна, ты действительно обладаешь внутренней силой?

Швыркнув носом, девочка кивнула.

— И ты знал? — Цукка бросила на Палека вопросительный взгляд. Тот, насупившись, кивнул.

— Все всё знали, одна я, как всегда, незнайка, — вздохнула девушка. — Яна, расскажешь мне, как ты попала в Институт?

* * *

«Широковещательный запрос текирской рабочей группе. Джао в канале. Экстренно. Сверхважно. Прошу проинформировать о точном времени и теме последнего контакта с Майей. Конец сообщения».

* * *

Скрипнула дверь. Карина вздрогнула и подняла взгляд. Она сидела на кровати, скорчившись и поджав колени к груди. Мысли путались, пускаясь вскачь, цепляясь одна за другую.

Дзинтон вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Он придвинул к кровати стул и опустился за него.

— Все закончилось, Каричка, — тихо сказал он и погладил ее по волосам. — Все закончилось. Они больше не придут за тобой. Никогда.

— Ничего не закончилось! — резким движением девочка сбросила его руку. В ее глазах снова вспыхнули яростные огоньки. — Ты обманывал меня!

Она чувствовала, как напрягаются ее невидимые руки в ответ на волной поднимающуюся внутри злость.

— Обманывал! Ты с самого начала знал, кто я такая! Ты всего лишь хотел втереться ко мне в доверие!

— Да, я обманул тебя, — спокойно согласился Дзинтон. — Но ведь и ты обманула меня. Ты не сказала, кто ты такая. Ты не сказала, что тебя преследуют, что за тобой придут вооруженные люди, которые могут убить и меня тоже. Ты не сказала, что умеешь убивать внутренней силой. А если бы на моем месте оказался кто-то еще, кто не знает, как правильно говорить с солдатами?

— Да, но тут совсем другое! — горячо сказала девочка. — Я… я не могла тебе сказать! Я боялась, что ты испугаешься меня, убежишь. Или выгонишь меня. А я…

— А тебе так хотелось хоть кому-то довериться! — Дзинтон вздохнул. — Да, Каричка, я знаю. Я прекрасно тебя понимаю. Прости меня, пожалуйста.

Карина шмыгнула носом.

— Они называют меня девиантом! Как будто я не человек.

— Я знаю.

— Я их ненавижу! Я хочу их убивать! Я еще вернусь в Институт, сама вернусь, и тогда они пожалеют, что вообще увидели меня!

— Да, ты думаешь именно так.

Карина подозрительно уставилась на Дзинтона. В полумраке комнаты его глаза слегка поблескивали. Ей показалось, что где-то в глубине его зрачков горят голубые искры, и внезапно ей стало страшно.

— Не надо бояться, Каричка, — мягко сказал он. — Не забывай — теперь ты моя приемная дочь. И я отвечаю за тебя и за все, что ты можешь сделать. Только… ты сказала, что хочешь их убивать. Но ведь ты уже убила много людей…

— Мало! — яростно сказала Карина. — И не тех! Солдаты — просто тупые дураки, они выполняют приказы. А я хочу убить тех, кто надо мной издевался!

— Каричка, помнишь, я сказал тебе, что твой враг — тоже живое существо? Ты так и не захотела меня понять, но придется. Я не позволю тебе превратиться в хладнокровную убийцу. Вспомни — вечером в день рожденья…

…перед не-глазами плывут картины. Злые слезы заливают лицо. Обида переполняет, бьет через край. Саднят разбитые коленки, разбитый нос отдает в голову острой болью, по губам и подбородку течет теплая струйка. Лицо женщины — та склоняется над ней. «Кто тебя обидел, малышка? Где твоя мама?» Лицо, внезапно превращающееся в кровавую маску — кровь брызгает из носа, глаз, ушей, когда невидимые руки раздавливают ее голову, как утром раздавили головы гадких мальчишек. Ужас. Страх. Паника. Теплые капли бегут по лицу. Что?.. Зачем?.. Она не хотела! Она честно не хотела!..

— Ее муж, узнав о смерти жены, через два дня умер в больнице от инфаркта. Двое детей твоего возраста остались сиротами, их отправили в детский дом.

В детский дом? Как… как она? В детский дом, из которого она сбежала?

— Полицейский зимой…

…Ледяной зимний ветер. Старые заброшенные лачуги на окраине города, прогнившие доски, выбитые стекла, прохудившиеся двери и крыши. Темный вонючий угол хибары, сумрак, мечущийся луч фонарика, мужской силуэт на фоне дверного проема, блик света на бляхе полицейской фуражки. «Девочка, здесь нельзя играть. Здесь опасно, здесь ходят нехорошие дяди. Пойдем, я отведу те…» Короткий хрип, лопающаяся грудная клетка, тело взлетает в воздух, словно подброшенное невидимым тараном, когда все невидимые руки в панике ударяют его одновременно. Я не хотела! Я не хотела! Мама!..

— У него остались любящая невеста и старая мать. Невеста так и не смогла оправиться от удара. Вряд ли она когда-то выйдет замуж. Мать после потери единственного сына тяжело заболела и сейчас лежит в доме престарелых, разбитая параличом.

— Я не хотела!

— В парке весной…

…Сердце колотится, словно пытаясь проломить ребра. Высокие стебли травы цепляются, хлещут ее по голым ногам, парковые дорожки остались где-то далеко в стороне. Сзади — топот множества ног и хриплое дыхание. Они нагоняют, нагоняют! Впереди из-за кустов выскальзывает фигура в сером комбинезоне. «Карина, подожди, не убегай! Мы хотим помочь тебе…» От страшного удара невидимой силой тело подбрасывает высоко в воздух и ударяет о древесный сук — даже на расстоянии слышен хруст ломающихся позвонков. Короткая злая радость — не поймают! — и резкая боль под лопаткой, немеющие ноги и окутывающая мир серая мгла…

— Его звали Роб Пульцер. Широко известный детский психолог и один из немногих, кто открыто выступал в защиту девиантов. Его смерть позволила ненавистникам девиантов издать инструкцию, в соответствии с которой не менее пятидесяти детей и взрослых, заподозренных в наличии скрытых способностей, оказались убиты при задержании. Только семеро из них действительно сопротивлялись, остальных убили, не дав ни одного шанса сдаться — просто из трусости. Пятнадцать убитых, в том числе трое сопротивлявшихся, не обладали никакими особым способностями, а из остальных только у одного имелся достаточно сильный дар.

Но она не виновата! Они пытались поймать ее! Она не хотела никого убивать! Получается… получается, она виновата не только в том, что убивала сама? Из-за нее убили других?!

— … и в Институте той ночью…

…Стерильно-белый коридор Института. Воющая в отдалении сирена, мерцающий свет. Топот ног за поворотом коридора. Только несколько ударов сердца — успеть ударить первой и умереть… Из-за угла появляются двое — полумрак скрадывает черты лица. Растерянные глаза смотрят на нее поверх дул пистолетов, пальцы дрожат на спусковых скобах пистолетов. Они совсем молодые, они видят перед собой перепуганную окровавленную девчонку и не могут поверить, что в нее нужно стрелять. Пальцы дрожат на спусковых скобах, в расширенных зрачках непонимание и растерянность, и невидимые руки врезаются им в лица, крушат носы и скулы, выдавливают глаза, и черепа трескаются от страшного удара о противоположную стену коридора…

— Им исполнилось по двадцать лет. За период до того у них закончился армейский контракт. Они успели проработать в Институте только два дня, и все, что успели увидеть в жизни — только ускоренные курсы подготовки охранников. Мать одного из них, узнав о смерти сына, попала в больницу с инсультом. Скорее всего, она умрет.

Но они хотели стрелять в нее! Не она начала! А мама… мама… я не знала! Я же не знала, что у него есть мама!!

Лица, лица, лица… Лица тех, кого она убила. Безжалостные слова, камнями падающие в вязкую пустоту ее души, и боль в сердце, усиливающаяся с каждой секундой. И бегущие по лицу слезы раскаяния и отчаяния.

— Я не хочу жить… — прошептала Карина. — Я не могу жить после такого… Дзинтон, пожалуйста, убей меня! Я очень тебя прошу, убей! Я не хочу помнить, я не хочу больше видеть кошмары! Я не хочу назад в Институт!.. Убей меня! Только не больно! Я не заслужила, чтобы не больно, но пожалуйста, пожалуйста!..

Комната закружилась вокруг нее, кровать покачнулась, и она почувствовала, что медленно падает на пол. Сильные руки подхватили ее, и ей стало тепло-тепло, как в объятиях мамы в далеком детстве.

— Нет, Каричка, ты не умрешь. Твоя смерть не изменит прошлое. Ты останешься жить, и жизнью своей искупишь принесенные тобой смерть и страдания. Прошу тебя, сделай так, чтобы те люди погибли не зря.

— Я искуплю! Я хочу! Но не знаю, как… — прошептала Карина, чувствуя, как проваливается в глубокую мягкую пелену сна. — Ты научишь меня… папа?

— Я научу тебя, Каричка, обещаю. А теперь спи. И кошмаров больше не будет.

И теплая дружелюбная тьма без сновидений поглотила ее.

* * *

«Широковещательный запрос. Всем-всем-всем. Экстренно. Сверхважно. Джао в канале. Прошу прислать точное время и тему последнего контакта с Майей в течение последней минитерции. Конец запроса».

* * *

— А потом мы с Кариной вырвали из пола большой стеклянный стакан и бросили его в витрину…

— В панорамное окно, — поправила Цукка. — В холлах панорамные окна, а витрины — в магазинах.

— Да, в панорамное окно, — кивнула Яна. — И мы побежали в дыру босыми ногами прямо по битым стеклам — мне было почти не больно, только жгло немного. А потом мы бежали по лесу, и сзади, кажется, стреляли, но Карина тащила меня за руку. И она сломала забор, а за ним начался лес. И… вот. Так мы убежали.

— Если точнее, Карина тащила тебя эффектором по дикому ночному лесу не менее семи верст, — добавил Дзинтон, входя в столовую. — Босая, с изрезанными ногами, накачанная химией, включая смертельный яд замедленного действия, который я с трудом нейтрализовал.

Он пододвинул стул к столу и уселся.

— У нее поразительное мужество и сила воли, — задумчиво добавил он. — Впрочем, Яна, ты тоже смелая и храбрая девочка. Ты ведь тоже несла Карину по лесу, когда та потеряла сознание. Вы спасли друг другу жизнь. Так что теперь вы ближе, чем настоящие сестры.

Цукка прижала руки ко рту.

— Ох… — прошептала она. — Ужасно! Дзи… но что ты такое говоришь про химию? Чем там занимаются в Институте, что тринадцатилетней девочке ввели смертельный яд?

— Спецлаборатории Института занимаются исследованиями девиантов по заказу Министерства обороны. Если точнее — по заказу Седьмого департамента, занимающегося исследованиями перспективных направлений в области вооружений. Там содержится два десятка девиантов со всей Катонии, у которых вирусный эффектор проявился сильнее всего. Яд замедленного действия регулярно вводится всем подопытным на случай, если кто-то из них убежит и явится в полицию. Он убивает в течение примерно суток, если не вводить противоядие. Яне его, к счастью, ввести не успели, а Карине я ввел чистящий антидот.

— Ужасно… — повторила Цукка. — Но, Дзи, почему никто не знает? Изуверство же чистой воды! Нужно писать в газетах, трубить по телевидению! За такое под суд отдавать надо!!

— Не все так просто, — вздохнул Дзинтон. — У военных крепкие связи с обеими правящими партиями, так что просто так против них не выступишь. Любое свидетельство против Минобороны тут же массово дезавуируют газеты и телеканалы, контролируемые правящей коалицией и правительством. Нужно независимое судебное разбирательство, а для него требуются серьезные доказательства. И именно потому я нахожусь здесь. Моя текущая цель — уничтожить Институт человека, причем уничтожить с настолько громким скандалом, насколько вообще возможно. С таким скандалом, чтобы полетели головы не только в Министерстве обороны, но и в правительстве и в правящей коалиции. Только, — он обвел внимательным взглядом Цукку и детей, — сами понимаете, болтать ни о чем нельзя. Тайна.

Палек и Яна дружно кивнули. Цукка, склонив голову на бок, прищуренно посмотрела на Дзинтона.

— Тайные мужские игры? — задумчиво спросила она. — Дзи, а ты спросил меня, хочу ли я играть в них?

— А разве ты играешь? — ответил вопросом Дзинтон. — Оглянись назад, Цу — если бы период назад ты знала, что происходит, ты бы отказалась помочь Карине, Яне, Палеку?

Девушка вспыхнула и опустила взгляд.

— Цу, нам надо серьезно поговорить. Не сейчас, чуть позже, хорошо? Сейчас же, самостоятельные вы мои, — нахмурившись, он посмотрел на детей, — я в качестве строгого папаши еще раз намерен сообщить, что поход неизвестно куда отменяется. Вопрос об экскурсиях можно поднять в будущем — в зависимости от вашего поведения. Вы, милые мои, забыли кое о чем, и поскольку вы, кажется, вполне освоились, пора вам напомнить. Сами догадаться не хотите? Ну-ка, что положено делать детям в вашем возрасте почти весь год?

Яна с Палеком переглянулись. Потом Палек вздохнул, насупился и произнес:

— Ходить в школу?

— Верно, догадливый молодой господин. Ходить в школу. И ты, между прочим, бездельничаешь уже целый период по совершенно неуважительным причинам. Ты, Яна, тоже пропустила изрядно. В прошлом году ты, как я понимаю, сдала экзамены в индивидуальном порядке, но в нынешнем даже не начинала учиться из-за беспокойства родителей. А сейчас, между прочим, уже идет шестой период, и три периода с начала учебного года придется нагонять. Так…

Он задумался.

— Сегодня у нас огнедень. Дня три-четыре мне потребуется для того, чтобы найти вам приличную школу — Цу, подскажешь варианты, я в местных школах не ориентируюсь — и оформить документы. Плюс еще время на то, чтобы вас экипировать учебниками и прочим. В общем, до конца недели морально готовьтесь, но в следующий перидень дружно топаете в четвертый класс. Яна, кстати, сама понимаешь, что о своих способностях в школе рассказывать не следует. Палек, к тебе тоже относится. Угу?

Дети дружно вздохнули и кивнули с несчастным видом.

— А Кара? — ревниво спросил Палек. — Она в школу не пойдет?

— С Кариной сложнее. Ее два года держали в Институте, а до того она еще примерно полгода провела в бегах. В тринадцать лет ей положено ходить в седьмой класс, но, я боюсь, у нее даже за пятый экзамены не сданы. Да и с адаптацией к коллективу возникнут проблемы. Ей придется много нагонять, но если она сумеет выучиться самостоятельно и сдать экзамены комиссии, в следующем году отдадим ее в седьмой, с потерей года. Не такая уж и редкость. Ты, молодой человек, не кривись — ей куда тяжелее придется, чем тебе. Ну что, мальки, есть еще вопросы к папаше?

— Дзинтон, — робко спросила Яна, — а мама с папой правда-правда умерли?

— Да, Яна, — с сочувствием произнес парень. — К сожалению, да. Автокатастрофа. Твой папа не справился с управлением на скользкой дороге, и машина упала с обрыва. Но мы постараемся заменить их тебе. Или, если хочешь, я могу попробовать найти тебе новых родителей.

— Нет, — Яна замотала головой. — Мне нравится с вами.

— Хорошо, — Дзинтон перегнулся через стол и потрепал ее по голове. — Ну ладно, ребята, нам с Цуккой нужно поговорить с глазу на глаз. Вы ведь вымоете за нее сегодня посуду, верно? А она как-нибудь вымоет за вас.

— У-у-у… — дружно застонали дети.

— Это называется «приказ в виде вопроса», — рассмеялся Дзинтон. — Ну-ка, мыть и не разговаривать. Не отсохнут руки. Ничего, малявки, вы еще узнаете, какой я строгий и непреклонный папаша! — Он скорчил страшную рожу, скривив рот, высунув язык и приставив ладони к ушам, так что дети невольно прыснули. — Пошли, Цу.

Когда взрослые вышли, Палек со вздохом выбрался из-за стола.

— Знаешь, Яни, — задумчиво сказал он. — Я часто думал, каково, когда тебя усыновят. А сейчас все совсем не так. Но, кажется, если бы я выбирал себе приемного отца, точно выбрал бы Дзинтона. Он хоть и зануда, но все равно веселый.

— Он хороший, — согласилась девочка, тоже поднимаясь. — А какой храбрый! Как он сегодня с дядькой-солдатом говорил! У того автомат был, и вообще их целая толпа пришла, а он все равно не испугался. И они сделали так, как он сказал.

— Точно, он крутой, — согласился Палек, собирая тарелки. — Конечно, не такой крутой, чтобы всем по ушам напинать, но все равно неплохо. Слушай, а как ты думаешь — он нам сейчас, когда усыновил, карманных денег станет больше давать?..

* * *

Цукка с тяжелым сердцем прикрыла дверь своей комнаты, избегая смотреть на усевшегося на край стола и легкомысленно болтающего ногой Дзинтона. Она не ждала от объяснения ничего хорошего. Дзинтон — владелец отеля? Член тайной организации? Карина и Яна — девианты? Все настолько не укладывалось в голове, что казалось взятым откуда-то из скверного шпионского фильма.

— Садись, Цу, — парень постучал пальцем по спинке стоящего рядом стула. — Кажется мне, быстро разговор не закончится.

Цукка уселась на краешек стула и уперлась локтями в столешницу, положив подбородок на ладони и задумчиво посмотрев на него снизу вверх. Она словно в первый раз изучала его лицо — узкое, скуластое, с внимательными черными глазами, постоянно словно готовое блеснуть быстрой ободряющей улыбкой.

— Наверное, правильней, если ты первая скажешь мне, что думаешь о нашей истории, — Дзинтон спрыгнул со стола и уселся на кровать. — Давай, не стесняйся. Я знаю, что сволочь и гад, можешь не повторять. А по существу?

— Вот еще! — Цукка фыркнула. — Ты не сволочь и не гад, Дзи. Ты просто врешь много, и врешь скверно.

— Например?

— Например — про тайную организацию, которая «рабочая группа». Ты уж оставь сказки писателям детективов. «Международная неправительственная организация», ага, — она снова фыркнула. — Да вашу организацию собы разделали бы, как повар ту рыбу — кишки налево, башку и хвост направо, остальное в котел!

— Ну, положим, всемогущество Министерства общественной безопасности сильно преувеличено, — хмыкнул Дзинтон. — Я знавал времена и страны, где самые коварные сотрудники Службы проходили бы по классу первоклассников в песочнице. Но в одном ты права — про международную организацию, разумеется, чушь, рассчитанная на детей. Ну так ты же у меня умница и красавица, — и быстрая ободряющая улыбка мелькнула у него на лице.

— Неподлизывайся, — Цукка против воли тоже улыбнулась. — Знаешь, я просто не понимаю, что мне делать. Одно дело — жить в ничейном доме с ничейными детьми, которые нуждаются в твоей заботе, и совсем другое — в доме конкретного человека с чужой семьей. Слушай, Дзи, зачем ты вообще меня сюда приволок период назад? Явно не за тем, чтобы в постель затащить, как я поначалу думала. Чтобы за детьми присматривать? А если бы они крушить все начали?

Она невольно вздрогнула, вспомнив пару лет назад виденный фильм про «детей-убийц», как их там называли. После него она несколько ночей не могла спать спокойно — ей все время снились изуродованные трупы и лужи крови. Поверить, что Карина и Яна — такие же? Легче решить, что она сама незаметно свихнулась и сейчас разговаривает с галлюцинацией.

— Они бы не начали крушить, — Дзинтон покачал головой. — Цу, большинство известных тебе страшилок — тщательно спланированная и проведенная операция по дезинформации широкой публики. Да, действительно, произошло довольно много несчастных случаев со смертельным исходом, но три четверти погибших — сами девианты. Ты знаешь, что девиантом человеческий ребенок становится исключительно в возрасте от восьми до десяти лет? Вирусный эффектор — крайне опасная штука для неумелого оператора, а откуда умение у маленького несмышленого ребенка? Представь, что тебя с завязанными глазами засунут в промышленный экскаватор с сенсорным управлением на многолюдной площади. Да ты, просто бессмысленно размахивая руками над панелью, перебьешь и передавишь кучу народу! Кстати, половина смертей девиантов — от обрушения себе на голову строения, в котором они находились. А вторая половина погибла от пуль обезумевших от страха солдат и полицейских, которым чаще всего реальной опасности не угрожало. Так что забудь сказки про малолетних чудовищ: те девианты, которые оказались в состоянии контролировать свой эффектор, немногим более опасны, чем простые дети.

— Эффектор… — пробормотала Цукка. — Что такое «эффектор»? И почему «вирусный»?

— Эффектор — устройство для воздействия на окружающий мир. В данном случае — устройство вихреполевой, чисто энергетической природы. Вирусный — потому что является саморазмножающейся машиной, произвольно внедряющей собственные копии в разумные биоформы в пределах досягаемости.

— В разумные биоформы… — Цукка покатала слова на языке и вдруг вскочила на ноги. — Так что же, значит, та штука сидит и во мне? И я тоже стану девиантом?

— Первое утверждение верно. Второе — чушь. Цу, сядь и успокойся. Впервые носителей вирусного эффектора обнаружили примерно четыре года назад, когда документально зафиксировали появление первого ребенка-девианта. Эпидемия передачи эффектора, если ее можно так назвать, распространялась со скоростью лесного пожара. Сейчас можно смело утверждать, что в мире не осталось ни одного разумного существа, не являющейся носителем вирусного эффектора в латентном состоянии. Но беда — или счастье — в том, что эффектор срастается с нервной системой носителя исключительно в возрасте от восьми до десяти лет у человека, от четырех до пяти лет у тролля и от пяти до семи лет у орка, причем вероятность пробуждения — примерно один шанс из трех миллионов.

— Из трех миллионов?

— Именно. Ну, если точнее, шансов все же куда больше, но одна трехмиллионная — вероятность получить хорошо развитый, сильный эффектор. Во всех смыслах сильный — и физический, и с дополнительными способностями вроде эмпатии, как у Яны.

— Так она на самом деле знает, что чувствуют люди? — охнула Цукка. — И я?

— Да. И это — одна из причин, по которой ты здесь. У тебя очень уравновешенная психика. Ты редко сердишься, всегда дружелюбна и хорошо относишься к детям. Она почувствовала, что тебя можно не бояться, и благодаря тебе мне удалось удержать здесь ее, а через нее — и Карину.

— То есть ты все-таки меня использовал… — Цукка устало потерла пальцами глаза.

— Да. Но еще раз я спрашиваю тебя, Цу — если бы период назад ты знала, что происходит на самом деле, отказалась бы поселиться в моем доме, чтобы помочь мне… нет, не мне — детям? Яне? Карине? — Дзинтон наклонился вперед, взял Цукку за подбородок и заставил ее посмотреть себе в глаза. — Ответь мне, Цу, только честно.

Девушка вздохнула и осторожно высвободилась.

— Конечно, не отказалась бы, — грустно сказала она. — Тем более, что не так уж я и напрягалась. Но все-таки, знаешь, как-то неприятно, когда тебя используют втемную.

— Знаю, — кивнул Дзинтон. — Я же говорю — я сволочь и гад. Но сама посуди — а если бы я с самого начала рассказал тебе про Институт? Ты бы точно не решилась ввязаться в историю.

— Да мне и сейчас страшно, — Цукка скривила губы. — Ты просто не представляешь, как страшно…

— Вполне представляю. Цу, слушай меня и запоминай всем сердцем: тебе не грозит никакая опасность из-за того, что я втянул тебя в свои игры. Ты находишься под моей защитой, а моя защита — такая штука, что сможет укрыть тебя даже от вспышки сверхновой. Ты в полной безопасности, и ни одна живая душа в мире не сможет прикоснуться к тебе даже пальцем без твоего желания. И ты, и Карина, и Яна, и Палек — все, кто живут со мной под одной крышей, в безопасности.

— Отрадно слышать, — хмыкнула девушка. — Но, кажется мне, ты себя переоцениваешь. Министерство обороны вряд ли стерпит оплеуху, которую ты им отвесил.

— Министерство обороны стерпит любую оплеуху, которую я ему отвешу, — серьезно ответил Дзинтон. — Если бы не… дополнительные соображения, я бы уже свернул десяток-другой шей тем, кто ответственен за подобное безобразие.

— И все равно у тебя концы с концами не сходятся, — Цукка скептически посмотрела на него. — Насчет того же усыновления — я слышала, что процедура занимает минимум полгода, причем разрешение дают далеко не всем. А уж какие шансы у одинокого молодого мужчины удочерить тринадцатилетнюю девочку, я просто промолчу. А еще для усыновления сирот требуется согласие официальных представителей органов опеки. Откуда оно у тебя, если речь идет о бежавших девиантах?

— Я же говорю — ты у меня умница! — опять быстро улыбнулся Дзинтон. — Да, в обычной ситуации именно так все и происходит. Но я-то не обычный человек, и ситуация не слишком обычная. Подписи представителей на электронном документе самые настоящие. Сама же процедура усыновления… ну, скажем, есть в городской комиссии люди, сочувствующие нашему делу.

— Вашему делу… — вздохнула Цукка. — Ну что же, я рада за тебя, Дзи. Но я, наверное, съеду отсюда в ближайшее время. Не хочу участвовать в шпионских играх.

— Есть встречное предложение, — Дзинтон жестом фокусника извлек откуда-то — из воздуха, что ли? — лист бумаги и положил его на стол перед девушкой. — Прочитай.

— Предложение? — Цукка озадаченно взяла лист в руки. — «Контракт. Мы, нижеподписавшиеся господин Дзинтон Мураций и госпожа Цукка Мерованова, шестого числа шестого периода восемьсот сорок третьего года заключили настоящий Контракт в том, что вышеупомянутая госпожа Цукка Мерованова принимает на себя обязанности воспитательницы круглосуточного присутствия…» Что?!

— Я предлагаю тебе работу, — спокойно сказал парень. — Взамен работы продавщицей, от которой ты явно не в восторге. Ты становишься официальной няней Карины, Яны и Палека. Чуть позже переделаем — оформим тебя как опекуна, но сейчас пока не время. Жалование — десять тысяч в период чистыми, плюс бесплатное проживание, включая коммунальные услуги, плюс бесплатное питание. Обязанности — то, что ты и без того делала на добровольной основе, и немного сверху: следить, чтобы дети посещали школу, делали уроки и так далее. Срок контракта — до наступления совершеннолетия последнего ребенка, с правом расторжения любой из сторон с предварительным уведомлением за две недели. Ну, и остальное, что положено. Стандартная форма. Если хочешь, можешь показать текст юристу.

— Ну ты даешь… — потрясенно пробормотала Цукка. — Знаешь, Дзи, я чего угодно ожидала, только не такого.

— Угу, я весь из себя непредсказуемый, — охотно согласился парень. — А еще умный и обаятельный, и ты в меня обязательно влюбишься.

— Еще чего! — фыркнула Цукка. — В такого замухрышку! Слушай, Дзи, ты и в самом деле серьезно? Меня — в няньки?

— Вполне. Испытательный срок ты выдержала, так что теперь можно и постоянный контракт подписать. Но есть еще одно условие, Цу, неформальное, но обязательное.

— И какое же?

— Следующей весной ты обязана поступить в университет. Факультет — по твоему выбору, хотя я бы на твоем месте от физики с астрономией не отказывался. Твоего жалования вполне хватит и на новые учебники, и на подготовительные курсы, и времени у тебя останется вполне достаточно. А не поступишь — я расторгну контракт, выгоню тебя из дома, нажалуюсь твоим родителям, напишу язвительную статью в газету, а дети раз и навсегда тебя разлюбят.

— Ничего себе! — возмутилась Цукка. — Родителям он нажалуется! Когда я успела согласиться, интересно?

— Пока не успела, — кивнул парень. — Так что я жду ответа. Можешь не отвечать сразу. Подумай, если чувствуешь, что нужно. Посоветуйся с юристом, с родителями, прислушайся к себе.

— Да что тут прислушиваться! — вздохнула девушка. — И так все ясно. В другой бы ситуации не раздумывая согласилась бы. Но сейчас — нет.

— Вот как… — лицо Дзинтона стало непроницаемым. — Ответ окончательный?

— Дзи, — умоляюще проговорила Цукка, — пожалуйста, дослушай. Я… я думаю, что очень люблю Карину. И Яну с Палеком тоже. И я бы рада остаться при них хоть няней, хоть старшей сестрой, но я не хочу зависеть от человека — от тебя! — который мне лжет. Ты ведь даже сейчас меня обманываешь. Ты так и не рассказал правды о происходящем. Только какие-то сказочки, годящиеся разве что для детей. Так что, — она глубоко вздохнула, — у меня встречное условие. Ты сейчас же рассказываешь мне все как есть, или я съезжаю отсюда, когда найду подходящую комнату.

— Да, ты у меня не только умница и красавица, — задумчиво проговорил Дзинтон, глядя на нее с какой-то непонятной нежностью. — У тебя твердый характер, ничуть не менее твердый, чем у Карины. Цу, зачем тебе правда? В мире достаточно грязи, и достаточно людей, чтобы возиться с ней, ограждая других. Ты хорошая девушка, у тебя есть цель в жизни, и ты ее обязательно достигнешь, но не остановишься и пойдешь дальше. У тебя всегда будет перед глазами дорога, по которой можно идти вперед. Зачем тебе мои игры?

— Затем, что я так хочу, — отрезала Цукка. — Я… я всегда честна с окружающими. И хочу, чтобы они оставались честны со мной.

— Не самый лучший подход к жизни, Цу. Иногда лучше поверить в ложь во спасение, даже подозревая правду. Но — ладно, уговорила. Я расскажу тебе, что происходит на самом деле. Сразу предупреждаю — ты не сможешь обсудить рассказанное ни с кем без моего разрешения, ни вольно, ни невольно. Ты не сможешь никому ничего рассказать даже под пытками. Знаешь ли, очень неприятно, когда из-за боли ты согласна на все, но не можешь пошевелить языком. Не боишься?

— Ты же сказал, что я в полной безопасности, — Цукка прищуренно посмотрела на него. — Или опять соврал?

— Уела, — усмехнулся Дзинтон. — Да, ты в полной безопасности, здесь я совершенно серьезен. Ну что же, вот тебе правда.

Он вытянул вперед правую руку ладонью вверх. С замиранием сердца Цукка увидела, как над ладонью взвихрилось клубящееся темное облачко. Оно начало вращаться вокруг своей оси, все быстрее и быстрее, веретеном вытянулось вверх — и с внезапным хлопком пропало. На его месте осталась парить крошечная фигурка нагой женщины, за спиной которой расплывчато мерцал ореол трепещущих стрекозиных крыльев.

— Фея… — пробормотала Цукка, чувствуя, как ее глаза расширяются до размеров кулака. — Голограмма, что ли, такая?

Коротко пискнув, фея сорвалась с места и заложила крутой вираж по комнате, обдав девушку волной воздуха, смешанной с тонким цветочным запахом. Несколько раз облетев ее по периметру, она спикировала Цукке прямо в лицо, так что та отшатнулась, и несильно, но чувствительно стукнула кулачком по лбу. Рассмеявшись высоким серебристым смехом — словно зазвенел стеклянный колокольчик — она заложила еще один вираж и с разгону плюхнулась на стол на стопку учебников.

— Нет, Цу, не голограмма, — качнул головой Дзинтон. — Фея вполне вещественна. Можешь потрогать.

Девушка недоверчиво протянула руку и дотронулась пальцем до головы феи. Та недовольно пискнула, но не сдвинулась с места.

— Настоящая… — Цукка растерянно посмотрела на парня. — Как ты ее сделал?

— Да, Цу, она настоящая — насколько может стать настоящей ожившая сказка. Она настоящая, а я — не человек.

Дзинтон быстрым неуловимым движением поднялся на ноги, и на том месте где он стоял, взвихрилось новое клубящееся облако. Пара ударов бешено колотящего сердца девушки — и облако истаяло, обратившись в ничто.

— Дзинтон? — Цукка почувствовала, что голова стала пустой и гулкой, совсем как комната, а тело охватила странная слабость. В ушах раздавалась барабанная дробь пульса. — Дзинтон?!

Снова взвихрилось и пропало облако, оставив после себя скрестившего руки на груди Дзинтона. Цукка вскочила на ноги.

— Не подходи! — на всякий случай предупредила она. — Я закричу.

Парень шагнул вперед и взял ее руками за плечи.

— Ты хотела правды, Цу? — жестко спросил он. — Вот она, правда: я не человек. Я не орк, не тролль и вообще не живое существо в общепринятом смысле слова. Я — представитель разумной расы, называющей себя Демиургами, и все, что происходило с тобой и девочками — тщательно срежиссированный мной спектакль. Начиная с домовладельца, выгнавшего тебя на улицу, и кончая сегодняшней сценой во дворе. Сядь, пожалуйста, и успокойся. Я понимаю, что все случилось слишком неожиданно, но повторяю еще раз: тебе не угрожает никакая опасность.

Подчиняясь давлению его рук, Цукка снова опустилась на стул… нет, не на стул. Прямо под ней он изменил форму — осел, расплылся, покрылся толстым слоем материи и превратился в мягкое плюшевое кресло, обхватившее ее уютным теплом. Я сплю, — решила она. Я сплю и вижу сон. И все, начиная со спецназа в нашем дворике, мне приснилось. Сейчас запищит будильник, я встану и пойду готовить завтрак. Ну и сон, честное слово! Ой, что-то я развалялась… Надо просыпаться!

Однако проснуться, вопреки желанию, не удалось. Ни кресло, ни Дзинтон никуда не исчезли. Наоборот, рядом с первым креслом возникло второе точно такое же, стоящее вполоборота, и Дзинтон опустился в него.

— Цу, — мягко сказал он, вытянув руку и положив ладонь на запястье девушки, — я понимаю, что ты чувствуешь. Каждый, кто в первый раз вступает с нами в полноценный контакт, испытывает как минимум сильный шок. Но ты не спишь. Это объективная реальность. Просто она немного отличается от той, к какой ты привыкла. Не напрягайся, потрясение скоро пройдет.

— Кто ты такой, Дзинтон?

Цукка удивилась, что ее голос звучит спокойно и отстраненно. Глубоко внутри нее бился о железные прутья клетки и истерически визжал перепуганный многолапый зверек, которому хотелось только одного: бежать, бежать как можно дальше. Но на поверхности разум оставался спокоен и холоден.

— Я — Демиург. Я являюсь представителем расы, создавшей вашу звездную систему и вашу цивилизацию. Когда-то, миллионы лет назад, мы являлись людьми, очень похожими на вас. Но мы изменились. Мы обитаем во Вселенной, не нуждаясь в планетах, и у нас полностью отсутствуют биологические тела. То, что ты видишь перед собой — на самом деле не я, а моя проекция. Кукла. Дистанционно управляемый фантом в форме человека. Его единственным назначением является взаимодействие с разумными биоформами вашего мира.

— Фантом в форме человека… Дзи, я не понимаю. Что такое «фантом»?

— Долгая история. Видишь ли, мы активно пользуемся разнообразной машинерией. Но она выглядит совсем не так, как привычно тебе. Основной материал, из которого создаются наши инструменты — лептонные вихревые поля. И из тех же полей состоят носители нашего разума. А фантом — просто название для подобных инструментов. Проекция — фантом, которому для удобства общения придана человекообразная форма. Нечто вроде очень плотной голограммы, умеющей взаимодействовать с окружающим миром.

— Фантом человекообразной формы…

Цукка взялась ладонями за виски и замерла. Вихрь мыслей бушевал у нее в голове, и она просто не знала, за какую именно ухватиться. Она не спит. Ладно, предположим. Но, может, шутка какая-то? Розыгрыш? Ее взгляд упал на миниатюрную фею, сидящую на краю учебника и болтающую ногами, и та задорно показала язык. Нет, невозможно. Гипноз? Галлюциногенный газ? Или… или то, что говорит Дзинтон, правда?

— Дзи, — медленно сказала она, — ты сказал, что вы создали нашу цивилизацию.

— И звездную систему — тоже, — кивнул Демиург. — Халтурно создали, между нами говоря, на скорую руку — Конструктор торопился, но уж как вышло.

— То есть мы искусственные существа?

— Что? — удивился Дзинтон, приподнимая бровь. — Нет, конечно. Уверяю тебя, Цу, вполне естественные и в смысле происхождения вашей ДНК, и в части появления на свет. В качестве образца для генетических структур предков человека взят генокод наших собственных биологических предков. Орки построены на базе кошачьих, хотя и сильно переделанных, а тролли — каких-то ящеров, варанов, кажется. И все хозяйство эволюционировало… в условиях локально ускоренного времени, так сказать, совершенно натуральным путем, правда, под некоторым контролем.

— Да уж, под совсем небольшим контролем! — немного истерично рассмеялась Цукка. — Похоже, я поехала крышей. Сижу в заброшенном отеле и вот так запросто общаюсь с богом — творцом всего сущего…

— Так, куда-то не туда наш разговор ушел, — Дзинтон озабоченно наклонился вперед и помахал ладонью перед лицом девушки. — Цу, сколько пальцев видишь?

— Да ну тебя! — отмахнулась она. — Десять или пятнадцать — какая разница? Главное — я вот так запросто общаюсь с богом, одним плевком создающим планеты! — Она снова засмеялась, и на сей раз визгливые нотки в ее смехе прозвучали куда заметнее. — С богом! Как тебя зовут на самом деле, Дзинтон? Тинурил? Ю-ка-мин? Нет, наверное, Курат — ты же бог солнца, верно?

Вместо ответа Дзинтон развел руки и резко хлопнул в ладоши перед ее лицом. Она вздрогнула и отшатнулась. Фея взмыла в воздух и закружилась по комнате, что-то возмущенно пища.

Цукка недоуменно огляделась вокруг и поежилась.

— Извини, — сказала она. — Похоже, я и в самом деле немного тронулась.

— Ничего страшного, обычная истерика, — пожал плечами Дзинтон. — Типичная реакция примерно у трети людей и половины орков. Только тролли всегда себя в руках держат, но они в эмоциональном плане особая статья. Очухалась немного?

— Да, я в порядке… кажется.

— В порядке, и не кажется. Я должен тебя предупредить — сейчас я напрямую влияю на твое эмоциональное состояние. Обычно подобное считается неэтичным, но в исключительных ситуациях я позволяю себе не спрашивать согласия. Итак, Цу, я Демиург. С технической точки зрения я действительно нечто вроде бога. Но мы предпочитаем, чтобы наши друзья — так мы называем знающих правду — чтобы наши друзья не воспринимали нас таким образом. Цу, я все тот же Дзинтон, с которым ты знакома уже период. И я ничуть не изменился.

— Демиург… — Цукка вдруг вспомнила сцену во дворе. — Та женщина в белом халате, э-э-э…

— Эхира.

— Да, Эхира. Она назвала тебя «Демиург Джао». Что такое «Джао»?

— Имя, которое я ношу от рождения. «Дзинтон Мураций» — имя маски, которую я ношу здесь и сейчас. Пожалуйста, продолжай называть меня Дзинтоном. Или Дзи.

— Хорошо. Но что ты здесь делаешь? Зачем тебе я… отель, Карина, Яна?

— Я провожу коррекцию. Тоже долгая история. Со временем ты узнаешь и ее, но сейчас не место и не время. Не обижайся, но сейчас ты просто не в состоянии воспринять мой рассказ трезво, так что потом все равно пришлось бы повторять. Поверь — ты в самом деле нужна мне. И дети — тоже.

Цукка откинулась на спинку кресла, глубоко вздохнула и закрыла глаза. Если раньше мысли хаотически метались, сплетаясь в клубок, то теперь в голове все больше устанавливалась звенящая пустота. Похоже, для одного дня на нее свалилось слишком много — атака спецназа, дети-девианты, Дзинтон-Демиург…

— Пойду посмотрю, как там Яна с Палеком. Потом я вернусь к себе в комнату, — Дзинтон легко поднялся на ноги, склонился над девушкой и осторожно дотронулся до ее щеки кончиками пальцев. Она вся потянулась вперед, к неожиданной ласке. — Цу, как немного очухаешься, приходи, продолжим разговор. Да, и не забывай — предложение насчет работы остается в силе.

Хлопнула дверь. Цукка открыла глаза. Маленькая фея на столе присела на корточки и сосредоточенно изучала карандаш, превосходивший ее размерами раза в три. Ее слюдяные стрекозиные крылья слегка подергивались. Девушка дотянулась до столешницы и осторожно постучала по ней пальцем. Фея от неожиданности подпрыгнула, потом взмыла в воздух и зависла перед ее лицом, уперев руки в бока и возмущенно пискнув что-то неразборчивое. Цукка во все глаза изучала миниатюрное существо. Фигурка феи казалась воплощенным идеалом зрелой женской красоты — высокая грудь, осиная талия, широкие бедра, длинные ноги, прелестное задорное личико со слегка курносым носом, длинные темные вьющиеся волосы… Девушка почувствовала мимолетный стыд за свою собственную вполне заурядную внешность. Да, вздохнула она про себя, за такие формы я бы точно кого-нибудь убила.

— Ну и как тебя зовут? — спросила она у феи. Вместо ответа та дважды перекувыркнулась в воздухе, заложила вираж, затормозив у самого окна, звонко стукнула кулачком в стекло и требовательно пискнула.

— Наружу хочешь? — спросила Цукка, поднимаясь. — Ну, давай, выпущу. Надеюсь, Дзинтон не разозлится, что ты улетела. Впрочем, ему что — он Демиург, он новую сделает.

Она приотворила раму, и фея, помахав рукой на прощание, выпорхнула в щель и тут же скрылась в древесной листве. Цукка вернулась в свое превращенное из стула кресло — кресло Дзинтона растаяло в воздухе так же таинственно, как и появилось, — устроилась поудобнее и задумалась. Нет, происходящее не сон и не галлюцинации. Слишком все реально и логично. Нет скачков с предмета на предмет, что являются характерным признаком сна. Да и вообще — если во сне задуматься, не спишь ли, обязательно просыпаешься.

Ее взгляд упал на лежащий на столе лист контракта, оставленный Дзинтоном. Она взяла его в руки. «Мы, нижеподписавшиеся господин Дзинтон Мураций и госпожа Цукка Мерованова…»

Да о чем она вообще думает? Бог, инопланетянин, фантом и просто хороший парень Дзинтон предлагает ей непыльную работу с приличной оплатой, да еще и возможность узнать ужасно интересные тайны. И возможность остаться с Кариной и Яной, детьми-девиантами с… как его назвал Дзинтон, вирусным эффектором? И возможность поступить в университет — а если она сможет позволить себе дорогие учебники и посещать подготовительные курсы, то обязательно поступит! И она еще сомневается? Дура. Каждая девушка в мире не задумываясь согласилась бы, даже если ради того пришлось бы продаться в грашский бордель. Разумеется, она тоже согласится… вот только поломается еще немного ради приличия, хотя бы сама перед собой. Цукка подавила нервный смешок — как бы опять не свалиться в истерику. Надо все обдумать еще раз. Начиная с самого начала сегодняшнего утра. Итак, началось все с того, что Карина заявила о своем уходе…

Она прикрыла глаза и принялась сосредоточенно вспоминать. Несколько минут спустя ее дыхание выровнялось, и Цукка заснула легким спокойным сном. И снилось ей, как она вместе с феей порхает в древесной листве под лучами теплого приветливого солнца.

* * *

Что Корректор делает на Восточном континенте?

Эхира встала на ноги и прошлась по комнате, утопая босыми ногами в мягком ковре. Из окна открывался великолепный вид на бухту и океан, но сейчас ей было не до них.

Корректор работает на Восточном континенте, хотя из давних объяснений Майи вытекало, что область его интересов ограничивается Западным — Грашем и Сураграшем, если конкретнее, причем даже там он практически свернул свое присутствие еще лет десять или пятнадцать назад. Но за пять лет многое могло измениться, а переспросить не у кого. Женщина привычно сконцентрировалась, посылая вызов, и также привычно разочарованно расслабилась. Нет, Майя не ответит, как не отвечает уже четыре года. Интересно, может произойти с Демиургом несчастный случай или нет?

Конечно, я уже почти сдалась, с отвращением констатировала координатор. Она еще кое-как поддерживала бодрый дух в подопечной ей сети влияния, делая на встречах с друзьями многозначительное лицо и возводя глаза к небу, когда речь заходила об их покровительнице, но сама она уже давно впала в отчаяние. Эхира уже почти решилась идти на поклон к Камиллу, и только остатки упрямства да странная изначальная неприязнь к бывшему правителю полумира удерживали ее от такого шага. И вот теперь — Корректор. Что-то он ей скажет? И почему он вмешался в судьбу девиантов? А вдруг он забудет и не придет? У нее даже нет канала связи. Конечно, всегда можно вернуться в тот старый отель, но после того, как он пообещал и забыл?..

«Эхира, контакт. Джао в канале».

— Джао! Я уже… Неважно. Рада тебя слышать, Корректор.

«Взаимно, Эхира. Не возражаешь, если я войду?»

— Конечно, Джао. Входи.

Воздух посреди комнаты замерцал, и Демиург в образе невысокого худощавого паренька из отеля шагнул вперед, улыбнувшись быстрой улыбкой. Эхира внимательно оглядела его с головы. М-да. Ничего общего с образом высокого темнокожего гулана, который показывала Майя. Впрочем, если Майя меняла свои проекции как платья, почему так же нельзя поступать и другим Демиургам?

— Здравствуй еще раз, — проговорил Джао. — У нас не так много времени — мне нужно преодолеть шок первого контакта и завершить введение в курс дела Цукки… той девушки, что ты видела во дворе. Я пока усыпил ее, чтобы слегка успокоить, но ненадолго, она скоро проснется. Итак, Эхира, я вижу, что у тебя тоже нервы на кулак намотаны. Давай сразу к делу. Первый вопрос — где Майя? Я уже несколько планетарных лет не могу войти с ней в контакт. И не только я.

— Мы все — тоже, — призналась Эхира, присаживаясь на край дивана. Что-то глубоко внутри нее оборвалось. Значит, все-таки что-то случилось. Но что может произойти с Демиургом?! — Последний раз я общалась с ней больше четырех лет назад, в тридцать девятом. Потом она внезапно перестала отвечать на вызовы.

— Так… — Демиург уселся в кресло напротив и задумчиво поскреб подбородок. — Скажи, когда ты общалась с ней в последнее время, ты не чувствовала в ней никакой… усталости, что ли? Тоски? Опустошенности? Неадекватной реакции?

— Нет. Если ты намекаешь на возможный Уход или просто долгий сон, то вряд ли. Наоборот, она постоянно оставалась в приподнятом настроении. Несколько раз намекала, что ей в голову пришла грандиозная идея, и что скоро все радикально изменится. Вот только закончит отработку…

— Что за идея, не говорила?

— Нет. Да и мне не до выяснений было. Мы работали по чуйскому кризису — помнишь, когда выяснилось, что тамошнее правительство негласно пиратов поддерживало? — и я так устала, что чуть на ходу не засыпала. Когда мы закончили чистку группы Пла Джая, я отправила Майе финальный отчет — и не дождалась ответа. С тех пор я барахтаюсь, словно котенок в проруби…

— Понятно. Эхира, я сожалею, что не догадывался о ситуации раньше. Майя, наверное, говорила тебе, что у нас не принято общаться с друзьями других Демиургов без специального приглашения. Иначе я бы давно уже вошел с тобой в контакт. Если с Майей все в порядке, сейчас я грубо нарушаю этикет. Но у меня есть подозрение: случилось нечто неожиданное. Такое, что оправдывает мою грубость. Так…

Он снова потер подбородок.

— Эхира, в силу обстоятельств, которые я склонен определить как чрезвычайные, я предлагаю тебе и твоей сети влияния помощь и защиту, как делала Майя. После ее появления она снова возьмет над вами шефство. Согласна ли ты на такой вариант?

— Разумеется! — горячо воскликнула женщина, но тут же спохватилась. — Да, Джао, от лица своей сети я согласна. Не думаю, что Майя обидится на нас с тобой.

— Хорошо. Принято и записано. Передаю свой код доступа в первичном канале.

«Эхира, контакт. Джао в канале. Передаю код для связи…» Словно короткая слепящая вспышка, что-то сжимается и укладывается в голове, и новое знание возникает где-то на периферии сознания. «Передача завершена. Отключись и протестируй вызов. Конец связи».

— Джао, контакт. Эхира в канале. Все нормально?

«Джао в канале. Вызов прошел, все в порядке. Конец связи».

— Так, теперь можно обсудить текущие дела, — Демиург устроился в кресле поудобнее. — Для начала расскажи, в каком состоянии находится твоя сеть. Я намерен ликвидировать с Институт человека, и есть у меня подозрение, что ваша помощь придется мне очень кстати…

* * *

«Текирская рабочая группа, контакт. Джао в канале. Общий экстренный вызов».

«Камилл в канале. Джа, я занят, у меня восемь проекций активных, так что давай в темпе».

«Майя на проводе. Привет, мальчики и девочки. Я занята и откликнуться не могу. Если что-то важное, оставьте на автоответчике, потом послушаю. Отбой».

«Автоматический ответ точки восприятия Куагара. Коллеги, я в Игре минимум на пару ближайших секунд объективного времени. Я же сообщил, что отошел от темы. Уберите меня из контактного списка. Отбой».

«Миованна в канале».

«Веорон в канале».

«Здесь Джао. Коллеги, я вступил в контакт с Эхирой, кординатором сети влияния Майи на Восточном континенте. Есть основания предполагать, что все-таки с самой Майей что-то случилось. Ее связь со всеми нашими оборвалась примерно в одно и то же время. Ее сеть влияния не законсервирована, контакты обрублены внезапно и немотивированно. По отчету Эхиры ее настроение в момент исчезновения приподнятое, есть основания предполагать, что она вела какие-то исследования. Природа исследований непонятна, но я возвращаюсь к старой гипотезе — вирусному эффектору».

«Здесь Камилл. Джа, мы же тысячу раз ее обсуждали. Твоя любимая тетушка, конечно, стрекоза, но безответственной ее назвать нельзя. Я продолжаю настаивать, что она не имеет отношения к эффектору».

«Здесь Веорон. Коллеги, оставим гипотезу причастности Майи к эффектору на потом. Джао, поскольку ты неоднократно настаивал, что ее пропажа — не Уход, а насчет ответственности Майи я вполне согласен с Камиллом, остается согласиться, что произошел несчастный случай. Я неоднократно размышлял над проблемой, но так и не придумал, что фатального может случиться с Демиургом, да еще и на населенной планете. По крайней мере, такого, после чего планета продолжит существовать в кусочках крупнее мизинца».

«Здесь Миованна. Коллеги, вы понимаете, что такое событие означает? Мои сенсоры в системе Текиры в последнее время не фиксировали ни одного выброса энергии хотя бы планетарного масштаба и при том искусственного происхождения. Значит, либо аборигены как-то научились причинять нам вред, либо… впрочем, других вариантов нет».

«Здесь Джао. Мио, напоминаю — сейчас не Игра, мы не понижаем уровень своих возможностей. Умерь свою фантазию до рационального уровня. Вмешательство биоформ исключаем. Я склоняюсь к версии несчастного случая».

«Здесь Миованна. Зануда ты, Джа. Ну сам подумай, какой несчастный случай может случиться с Демиургом, да еще с несколькими точками концентрации сознания? Она ведь еще и с тобой на Джамтерре присутствовала, верно?»

«Здесь Джао. Майя свернула свое присутствие на Джамтерре примерно за ноль одну минитерции до исчезновения. Коллеги, я вынужден предложить чрезвычайные меры».

«Здесь Веорон. А именно?»

«Здесь Джао. Мы не сможем понять, что случилось, не получив доступа к личному журналу Майи».

Отвращение, недоумение, брезгливо скривленные губы, гадливый взгляд искоса.

«Здесь Джао. Коллеги, я прекрасно понимаю, что предлагаю непотребство, но чрезвычайные обстоятельства диктуют чрезвычайные меры. Мне самому крайне неприятно идти на такое, но я долго обдумывал идею и другого выхода не нашел».

«Здесь Миованна. Джао, несмотря даже на то, что ты самый младший, я всегда полагала тебя более серьезной личностью. Ты понимаешь, что предлагаешь не просто вторгнуться в личное пространство Майи? Ты создаешь прецедент, какого не случалось более двух дней. Черт побери, да почти с самой Катастрофы не случалось!»

«Здесь Джао. Мио, я все понимаю. Но суди сама: на одной чаше весов — непотребство и нехороший прецедент. На другой — возможность помочь Майе, если она еще существует. На мой взгляд, второе перевешивает. Нельзя быть упертыми догматиками всегда и во всем».

«Здесь Камилл. Поддерживаю Джао. Мио, если произошел не несчастный случай, то Уход. И тогда Майе уже не нужен никакой журнал, и любые личные тайны не имеют значения».

«Здесь Веорон. Коллеги, перестаньте препираться. Оба правы — и Мио, и Джао. Я готов поддержать вариант с журналом — но при условии, что его одобрят все».

«Здесь Джао. И сколько времени потребуется ждать? Пока каждый, кто в Игре, вернется в объективное пространство и просмотрит сообщение, звезды погаснут!»

«Здесь Веорон. Я имел в виду тех, кто не в Игре. По моим прикидкам, таких должно набраться штук восемьдесят. Плюс-минус. Достаточно представительная выборка. Времени на раздумье нужно не так много — несколько планетарных дней, может, недель».

«Здесь Джао. Не забывай про время, необходимое на взлом защиты. Ладно, согласен на общее голосование».

«Здесь Миованна. Согласна на общее голосование».

«Здесь Камилл. Мио, по-моему, ты еще большая зануда, чем Джао. Я бы просто взломал журнал. Но если ты настаиваешь, я согласен на общее голосование».

«Здесь Джао. Поскольку мы пришли к единодушному решению, я готовлю и рассылаю текст опроса. Миованна, ты как главный противник считаешь голоса. Я пока начинаю расчищать пространство под вычислительные мощности на случай положительного решения».

«Здесь Веорон. Джа, ты справишься? У тебя же единственная точка концентрации сознания в районе Текиры».

«Здесь Джао. Демиург я или погулять вышел? Но если предложишь помощь, не откажусь».

«Здесь Веорон. Хорошо. Запускаю автоматы на чистку пространства. Пятидесяти хватит?»

«Здесь Джао. Думаю, да. Даже с избытком. Тогда я рассылаю общее сообщение. Отбой».

«Здесь Камилл. Отбой».

«Здесь Веорон. Отбой».

«Здесь Миованна. Какие все шустрые, аж завидки берут. Конец связи. А что еще остается?»

* * *

Цукка сладко потянулась, зевнула и тут же резко выпрямилась в кресле. Неужто она заснула? Вот стыд-то какой! Дзинтон же ждет ее ответа! Она бросила взгляд на часы. Не так долго она дремала, часа полтора, но все равно стыдно. Однако, наверное, оно и к лучшему. Недаром же сказано: вечер — паникер, утро — утешитель. Пока она спала, все в голове уложилось как-то само собой. Говорят, во сне мозг продолжает обрабатывать информацию и раскладывать ее по полочкам. Наверное, не врут.

А вдруг все просто сон? Она прикорнула после завтрака в кресле, и… В кресле? Ну да, конечно. Еще утром в ее комнате стоял обычный стул, с мягким сиденьем и жесткой спинкой. И в чем она абсолютно уверена, так в том, что мебель пока покупать не планировала.

Значит, не сон. Значит, все правда. Вот здорово! Жизнь, еще вчера казавшаяся… ну, не скучной, но какой-то рутинной, вдруг расцветилась яркими красками. Дзинтон — инопланетянин? Рассказать кому — обзавидуются! Жаль, нельзя рассказывать. Яна и Карина — девианты? Вот и хорошо. Значит, у нее появятся не совсем обычные воспитанницы. Со сводными братом и сестрой она прекрасно ладила, поладит и с новыми девочками. И с Палеком тоже. Они ведь уже давно поладили, но теперь пусть только попробуют не есть такой полезный маринованный салат! В нем же все витамины…

Стоп. Она же еще не сообщила Дзинтону, что согласна. Надо сбегать к нему и сказать! Она выпрыгнула из кресла и почему-то совсем не удивилась, когда то с легким шелестом на глазах скукожилось и снова превратилось в стул. Интересно, что случилось с феей? Растворилась в воздухе? Или летает по саду и исследует деревья? Судя по сказкам, феям положено жить на деревьях, но кто ее знает — настоящая она сказочная фея или из головы выдуманный Дзинтоном фантом?

Она вышла из комнаты и по пути заглянула в столовую и кухню. Так, посуда вымыта, со стола убрано, все чисто, но никого нет. Все-таки Дзинтон отличается редкостной для мужика чистоплотностью, и детей к тому же приучает. Кстати, интересный вопрос — а он вообще мужик? В смысле — мужчина? А можно с ним… Она мысленно шлепнула себя по губам. Любопытство сгубило кошку. Может, когда-нибудь она и узнает, но не сейчас. Куда делись Яна с Палеком? Наверняка после шока, вызванного дурацким штурмом, у них впечатлений полная голова. Как бы не вляпались в неприятности! Поговорит с Дзинтоном — надо пойти поискать.

Перепрыгивая через ступеньку, она взбежала по лестнице на второй этаж и осторожно постучалась в комнату Дзинтона. Ответа не последовало, но незапертая дверь приотворилась от толчка.

— Можно? — она робко заглянула в щель.

Дзинтон неподвижно сидел на пятках на полу посреди комнаты лицом к двери: глаза закрыты, руки лежат на коленях, а неподвижное тело кажется вырезанным из дерева.

— Дзинтон? — неуверенно спросила девушка.

Вместо ответа Демиург поднял руку ладонью вперед, после чего указал пальцем на стул и вернул руку в исходное положение.

— Цу, присядь на минуту, я сейчас освобожусь.

Его голос казался таким же неживым, как и тело. Цукка недоуменно взглянула на него, но подошла к стулу и села. Кто их знает, инопланетян. Может, они так медитируют.

Ждать пришлось минут пять. Девушка уже почти решила вернуться попозже, когда Демиург пошевелился, как-то сразу ожив, и повернул голову.

— Извини, — сказал он. — Не рассчитал время. Я полагал, что ты проспишь еще полчаса, но ошибся. На самом деле я здесь отсутствовал. Проекция работала в режиме автоответчика. Я общался с Эхирой — той женщиной, что появлялась у нас сегодня.

— То есть ты можешь оставить тело здесь, а сам переместиться куда-то еще? — заинтересованно спросила девушка.

— Да, можно сказать и так. На самом деле я никуда не перемещаюсь — носитель… э-э, скажем для простоты, моего сознания относительно планеты висит в одной точке. Просто я создаю новую проекцию в другом месте, оставляя старую без присмотра. Вообще-то я могу создавать несколько почти независимо мыслящих копий себя — точек концентрации сознания, как мы их называем. Но сейчас все мои ресурсы задействованы совсем в другой звездной системе очень далеко отсюда, так что здесь у вас я присутствую в единственном экземпляре.

— Хм… — Цукка нахмурилась. — А как…

— Цу! — Дзинтон поднял руку. — Я уверен, что ты способна задавать мне вопросы в течение года подряд и при том ничуть не утомиться. У тебя еще появится такая возможность, но давай не сейчас, ладно? Поговорим пока что о деле. Итак, что ты решила по поводу моего предложения?

— Я согласна! — выпалила девушка. — Я хочу работать няней у твоих детей.

— Они не мои, — вздохнул Демиург. — Боюсь, они станут куда больше твоими, чем моими. У меня, знаешь ли, на воспитание детей времени не так много. Где контракт?

— Ой… — Цукка смутилась. — Сейчас сбегаю.

— Не трудись, — он одним гибким движением поднялся с пяток и положил на стол перед Цуккой лист бумаги и стило. — Если ты согласна, подписывай. Только ты точно уверена, что не хочешь обсудить его с юристом?

— Не-а, — девушка помотала головой. — Ты же меня не обманешь, правда?

— Цу, — голос Демиурга стал терпеливым, как у отца, в десятый раз объясняющего ребенку правила арифметики, — пожалуйста, отнесись к ситуации серьезно. Я прекрасно понимаю, какие эмоции ты сейчас испытываешь. Но эмоции со временем утихают, а жизнь продолжается. Контракт нужен не мне, он нужен тебе. Пойми — мне не требуются рабы, пусть даже добровольные. Со временем ты осознаешь, что находиться рядом с Демиургом, зная об его сущности, достаточно тяжело. Мы, сами не желая того, полностью подчиняем себе личности наших друзей, если только не принимаем специальных мер. Контракт — одна из таких мер. Я хочу, чтобы ты помнила: ты свободна уйти в любой момент. Мы не в шпионском боевике, и у меня нет красивых правил наподобие «вход — за маер, выход — за жизнь». Наши с тобой отношения — деловые связи двух свободных личностей. А потому вопросы типа «ты же меня не обманешь?» здесь неуместны. И не забывай, я вовсе не намерен держать тебя на коротком поводке. У тебя своя жизнь, и проживешь ее ты самостоятельно. Ты поступишь в университет — не забыла про обязательное условие? — закончишь его, устроишься по специальности… К тому времени Яна с Палеком как раз достигнут совершеннолетия, так что тебе придется искать свой путь. Понятно?

— Понятно, — вздохнула Цукка. — Дзи… слушай, а ничего, что я тебя «Дзи» называю? Тебе вообще сколько лет на самом деле?

— Примерно девятьсот пятьдесят тысяч по вашему планетарному летоисчислению, — подмигнул Демиург. — Плюс-минус. Примерно половина галактического дня по нашему стилю. Я, между прочим, совершенно серьезно. Расслабься, Цу. Если бы я хотел почтительного уважения, я бы с самого начала так дело и поставил.

— Девятьсот пятьдесят тысяч лет… — потрясенно пробормотала Цукка. — Целая вечность!

— Самому старшему из Демиургов около четырех с половиной миллионов лет. Вот он действительно почти оживший реликт. Могу познакомить, чтобы подивилась на живое ископаемое. А я в семейке младшенький.

— Но… но почему ты так молодо выглядишь? Почему так не… не…

— Несолидно? Ну, как тебе сказать. Майя — она тоже Демиург и в некотором смысле моя тетушка — как-то выразилась на сей счет, что некоторые старики и старушки очень любят молодиться. У нее вообще язычок острый, лучше на него не попадаться. В моем же случае такая внешность помогает привлекать меньше внимания. Но, как я сказал, вопросы потом. Пока закончим формальности. Итак, человек Цукка Мерованова, я, Демиург Джао, известный тебе под именем Дзинтона Мурация, объявляю тебя своим другом и беру под покровительство и защиту. Принято и записано. Это, чтобы ты понимала, официальная формула, имеющая вроде какюридическую силу в среде Демиургов.

Он легонько щелкнул девушку по носу.

— Рот закрой, муха залетит. Кстати, задним числом я перевел жалование за пятый период на твой текущий счет в банке. Увольняйся из своего магазина, Цу, и начинай всерьез заниматься подготовкой к вступительным экзаменам. До зимников — меньше одиннадцати периодов. Тридцать две недели и два дня, если точно. На самом деле осталось не так много. Ну, и про детей не забывай. Кстати, график дежурств по кухне остается в силе, так что не забывай, что за тобой сегодня обед. Так, я ничего не упустил?

Он поскреб в затылке.

— А! Сейчас я объясню тебе одну очень важную процедуру: доступ к голосовому каналу общения со мной на любом расстоянии. Слушай, Цу, кончай смотреть на меня глазами величиной с тарелку. Вообрази на время, что попала в сказку. Или в кино. Итак, связь осуществляется просто голосом. У военных есть особый микрофон — ларингофон, он прижимается к горлу и снимает звуковые колебания прямо с него. Фантомный передатчик, который я повесил на тебя, работает похожим образом, только он снимает сигнал непосредственно с нервов, управляющих голосовым аппаратом, и воспроизводит звук с помощью прямой трансляции импульсов в соответствующие ушные нервы. Система уже завершила подстройку, так что учись ей пользоваться. Сложного ничего нет — просто бормочи себе под нос, остальное все получится само. Со временем, когда привыкнешь, тебе даже бормотать не придется. Для активации канала связи нужно сосредоточиться специальным образом, чтобы воспроизвести нужный код доступа…

* * *

Карина проснулась словно от толчка. Она резко села на кровати, борясь с путами сна. Сейчас придут солдаты — а она прохлаждается в постели…

Ох, нет. Солдаты уже ушли, и Дзинтон защитил ее. На самом деле защитил, как и обещал. И еще он теперь — ее папа. Настоящий папа! Пусть даже приемный, но папа. Нет, так не бывает, чтобы все шло настолько плохо, а потом вдруг стало очень хорошо!

Что-то смутное ворочалось в памяти, смутное и тяжелое. Она сосредоточилась. Что-то, связанное с Институтом. Или нет? В памяти вдруг всплыли растерянные голубые глаза, и она вспомнила.

«— Я искуплю! Я хочу! Но не знаю, как. Ты научишь меня, папа?

— Я научу тебя, Каричка, обещаю».

Да, она искупит. Она была очень плохой, но она исправится. Она ни за что не станет больше никого убивать. А папа расскажет ей, что нужно делать.

На сердце стало светло и радостно. Теперь все точно станет хорошо. Не нужно никуда бежать, ни от кого прятаться. Не нужно бояться, что придут солдаты из Института и заберут ее. У нее есть настоящий дом и настоящий папа. И у нее есть Цукка, которая почти как мама. И Палек с Яной, которые как брат и сестра. Теперь у нее есть самая настоящая семья!

Она легко соскочила с постели, одернула платье и потянулась. Потом выскочила в коридор, заскочила в ванную и быстро ополоснула лицо. Когда он вытиралась полотенцем, в ванную заглянула Яна.

— Ты проснулась? — нетерпеливо спросила она. — Ты почти четыре часа дрыхла. Пошли лопать, Цукка приготовила цурме из курицы.

По коридору и в самом деле полз ужасно вкусный запах тушеного куриного мяса, от которого забурчало в животе. Карина в очередной раз поклялась себе, что обязательно научится готовить не хуже, и пробежала в столовую. Яна с Палеком уже сидели за столом, а Цукка как раз заканчивала раскладывать еду по тарелкам. Она как-то странно взглянула на Карину, но потом тряхнула головой и улыбнулась.

— Проголодалась? — спросила она. — Садись. Я тебя как раз будить собралась. Цурме нужно есть, пока оно горячее.

— Угу, — кивнула девочка, зачерпывая перемешанный с соусом рис. — Вкусно!

— Спасибо, — снова улыбнулась Цукка. Она поставила кастрюлю на стол и уселась сама.

— А где Дзинтон? — спросила Карина с набитым ртом. — Он дома?

— А куда он денется, — сказал, входя в столовую, Дзинтон. — М-м! Ну и запах. Цу, а ничего, если я прямо из кастрюльки наверну, чтобы больше досталось?

— Э-э-э… — во взгляде Цукки снова промелькнуло что-то странное. Она посмотрела на Дзинтона так, словно увидела его в первый раз. — А разве тебе… Ой, извини. Как хочешь.

— Вообще-то я пошутил, — парень взял поварешку и наложил себе цурме. — Извини. Постараюсь не действовать тебе на нервы в ближайшее время, пока в себя не придешь и не пообвыкнешься. Между прочим, Кара, ты бессовестно дрыхла, пока Цу готовила, так что посуду после обеда моешь совершенно самостоятельно.

Карина кивнула, не особенно вслушиваясь в его слова. Посуда так посуда. По крайней мере, с ней проблем не возникает в отличие от готовки.

— Кстати, Кара, передай мне соль, пожалуйста.

Карина удивленно повернулась к нему. Солонка в форме маленькой открытой чаши стояла в полусажени от папы, и тот вполне мог бы дотянуться до нее сам. А вот она не могла. Ну ладно. Она приподнялась со стула, но Дзинтон остановил ее, подняв палец.

— А если без рук? — прищурившись, спросил он. — Без рук и не вставая?

— Без рук? — Карина растерянно посмотрела на него. — Как?

— А если подумать?

Палек и Яна перестали жевать и уставились на Карину. Та пожала плечами.

— Используй свой эффектор, — подсказал Дзинтон. — Дотянись манипулятором… невидимой рукой, возьми и передай мне.

Манипулятором? Невидимой рукой? Действительно, почему она сразу не подумала! Она расправила одну невидимую руку и потянулась вперед, попытавшись осторожно обвить ей солонку и приподнять. Получалось плохо. Солонка дрожала и кренилась во все стороны, а когда девочка попыталась сжать ее сильнее, выскользнула и чуть не перевернулась.

Яна с Палеком прыснули. Карина раздраженно взглянула на них.

— Отставить смешочки! — скомандовал Дзинтон. — Яна, думаешь, у тебя получится лучше? Ну, давай, попробуй.

У Яны и в самом деле поначалу получилось чуть лучше. Она смогла приподнять солонку над столом и немного пронести ее в воздухе. Но потом многострадальная солонка как-то сразу выскользнула, упала на стол и все-таки перекувыркнулась, рассыпав содержимое по столешнице.

— Неумехи, — констатировал Дзинтон. — Девчата, я примерно представляю, на что вы способны, когда бьете или дергаете эффектором изо всей силы. Но пользоваться таким удобным и чувствительным инструментом лишь для ударов — все равно что сжать руки в кулаки и перестать пользоваться пальцами. Итак, даю вам задание: научиться правильно пользоваться манипуляторами. Лика! Тебе тоже ответственное поручение: назначаешься тренером. Твоя задача — придумывать сестрам задания и следить, чтобы те их выполняли. Осмысленные задания, не просто подай-достань от нечего делать. Например, ставить посуду в шкаф, не пользуясь настоящими руками. И не разбивая, разумеется. Справишься?

Палек кивнул и даже слегка надулся от важности. Карина открыла рот, чтобы запротестовать — как так, подчиняться младшему мальчишке? — но тут же его закрыла. А ведь папа не зря придумал Палеку задание! Иначе тот мог бы обидеться, что в стороне остался. Нет, папа умный, он ничего просто так не делает.

Преисполнившись гордости за Дзинтона, она засунула в рот очередную ложку риса с кусочками куриного мяса и продолжила жевать.

— Кстати, граждане, типа объявление, — Дзинтон прожевал остатки своей порции и отодвинул тарелку. — Спасибо, Цу, очень вкусно. Ты, как всегда, на высоте. Итак. Теперь Цукка — ваша официальная воспитательница. Любить и жаловать не прошу, поскольку вы и так уже друг друга любите и жалуете, но теперь ее слово — закон, такое же, как и мое. Завтра она уволится со старой работы и начнет проводить с вами гораздо больше времени. Все ясно?

Дети дружно кивнули. Цукка тепло улыбнулась им. Карина почувствовала, что на душе становится еще радостнее. Интересно, а можно называть Цукку мамой?

— Ну, вот и здорово.

Он поднялся из-за стола.

— Цу, — негромко сказал он. — У меня масса работы в ближайшие несколько дней. Если я сижу в своей комнате, не беспокойте меня, ладно? Если что-то срочное — зови по прямому каналу, как я показывал.

Он махнул рукой и вышел.

07.06.843, огнедень

Тоскливое предчувствие, с которым он проснулся утром, Саматту не обмануло. На служебном коммуникаторе дожидалось сообщение, что слушание доклада о вчерашнем неудачном штурме состоится в полдень. Три часа до его начала тянулись, как три дня, и он раз за разом прокручивал в голове подробности событий.

«Интересно, ты сам-то хоть осознаешь, как тебя подставили?»

Что парень имел в виду? Кто мог его подставить? Майор Кайн? Но зачем? Какой смысл подставлять командира спецотряда, занимающегося охраной Института?

Конечно, смысл может иметься. Но только при условии подковерных игр, о которых он не имеет представления. Саматта вдруг вспомнил, как Кайн о чем-то говорил с двумя бойцами его подразделения, отозвав их в сторону. Все трое бросали на него взгляды: Кайн — раздраженные, бойцы — опасливые. О чем начальник охраны Института мог говорить с рядовыми, ему не подчиняющимися, да еще и приватно? Что подговаривал сделать за спиной командира во время операции?

На слушании, не считая секретарши, присутствовали трое: директор Джой, майор Кайн и незнакомый Саматте вайс-полковник с нашивками Генштаба. Штабист представиться не удосужился и сидел молча, со скучающим взглядом рассматривая интерьер малого конференц-зала административного корпуса, где проходило слушание. Зато директор оказался не в меру говорлив.

— Капитан Саматта Касарий, — не дав Саматте раскрыть и рта, резко проговорил он, — по результатам изучения твоего рапорта и рассмотрения всех обстоятельств дела ты обвиняешься в самовольном решении о применении силы против гражданских лиц, усугубленном абсолютно бездарным и некомпетентным планированием операции. Не получив от своего руководства санкции на ее проведение, не проработав ее детали ни с майором Кайном, ни со своим руководством, ты устроил вторжение на частную территорию и угрожал оружием ее владельцу, что само по себе подпадает под ряд статей Уголовного кодекса.

— Я много лет в спецназе Генштаба, — сухо ответил Саматта. — И не тебе, господин директор, учить меня тому, как проводить спецоперации. Любой эксперт, изучив тактический план…

— Который не сработал! — оборвал Саматту директор. — Капитан, ты понимаешь, что не судят только победителей? Если бы твоя безумная затея увенчалась успехом, еще можно было бы о чем-то рассуждать. Но ты облажался по полной программе, втянув тем самым Институт в неприятности. Почему ты вообще решил, что тебе позволено проводить такие операции?

— Мои люди тренированы для их проведения! — резко ответил Саматта. — Ты прекрасно знаешь, господин директор, что одна из задач моего отряда заключается как раз в том, чтобы с минимальными потерями захватывать вновь обнаруженных девиантов. Мы экипированы специальным снаряжением…

— Ты также экипирован снаряжением, позволяющим вести полноценные боевые действия! — опять перебил его директор. — И хорошо тому обучен, как помнится из твоего личного дела. Не хочешь объявить войну Грашу? Или сразу Четырем Княжествам?.. Я спрашиваю не о том, как ты экипирован и чему обучен, а кто дал тебе право принимать решения?

— Информация, переданная мне майором Кайном, не позволяла терять время на согласование…

— Ах, майором Кайном? — зловеще протянул директор Джой. — Майор, поясни мне, какого рода информацию ты передал капитану, что он немедленно бросился размахивать оружием?

— Оперативные данные. Первичные материалы внешнего наблюдения, — невозмутимо пожал плечами майор. — Я полагал, что раз мы работаем в команде, то все должны знать, что происходит. К сожалению, капитан, оказывается, себя частью команды не считает, поскольку согласовать со мной свои действия не удосужился. Я узнал о начале операции по факту, когда охрана у главного въезда на территорию сообщила, что фургоны спецотряда выехали в неизвестном направлении.

— Но ты же сам… — медленно проговорил капитан.

«…Они укрываются в старом заброшенном отеле, и с ними трое некомбатантов. Наверное, какие-нибудь бродяги. Медлить опасно. Сам понимаешь, что им грозит. Посторонние, похоже, не догадываются, с кем имеют дело, так что их могут кончить в любой момент. Девка, Карина, она хуже пулемета, убивает так же просто, как ты дышишь. И действовать придется твоему спецотряду — полиция наверняка просрет все, как обычно. Я не могу отдавать тебе прямых приказов, но…»

Именно так. «Я не могу отдавать тебе прямых приказов». Майор чист. Обстановка, в которой все происходило, не подразумевала другого решения, но приказа майор не отдавал — и не мог отдать, поскольку не командует спецназом. И он даже не рекомендовал начать штурм немедленно.

«Интересно, ты сам-то хоть осознаешь, как тебя подставили?»

— Что замолчал, капитан? — ехидно поинтересовался директор. — Дошло наконец-то, что натворил?

Нет. Он не станет выкручиваться и юлить перед так называемой «комиссией». Козел отпущения, похоже, уже назначен, так что толку все равно не выйдет. А терять напоследок еще и самоуважение решительно незачем.

— Я требую занести в протокол следующее, — со спокойствием, которое отнюдь не отвечало тому, что творилось внутри, проговорил Саматта. — Я, капитан Саматта Касарий, принял решение о проведении спецоперации на свой страх и риск, руководствуясь исключительно мотивами сохранения жизни случайно вовлеченных некомбатантов. Операция спланирована и проведена в полном соответствии с Уставом и официальными руководствами по антитеррористической деятельности. Срыв операции обусловлен внешними, не поддающимися прогнозу факторами, а также неполнотой имеющейся информации. Я не вижу за собой никакой вины и никаких оснований для дисциплинарного взыскания. Конец заявления.

— Складно говоришь, капитан, — прищурился директор. — Почти как настоящий юрист. Словно не в армии пятнадцать лет прослужил, а на факультете филологии груши околачивал. Ладно, принято твое заявление. Комиссия больше не имеет вопросов. Подожди за дверью. Тебя вызовут.

Саматта развернулся и, печатая шаг, вышел. Когда за ним захлопнулась дверь, присутствующие зашевелились.

— Идиот, — проворчал штабист. — Сам себе приговор подписал. Хороший парень, но никогда гибкостью не отличался.

— Солдатам гибкость и не нужна, — отрезал директор. — Они приказы выполнять должны. Но что он идиот — согласен. Надо же так блистательно провалить простое дело! Строго по инструкции войти, завалить всех и на том успокоиться… Но сейчас оно нам на руку. Ты понимаешь, что мы должны назначить кого-то крайним, пока кто-то не назначил крайними нас?

— Не хуже тебя, — штабист поморщился. — Жаль, конечно, парня, он всегда оставался на хорошем счету. Одного я не понимаю — что за чушь там все-таки произошла? Разные непробиваемые окна и скользкие стены, про которые он пишет в рапорте — правда?

— Да, — кивнул начальник охраны. — Я успел побеседовать с моими… с некоторыми его людьми. Так вот, они слово в слово подтверждают бредни, что выложил мне Саматта в рапорте сразу после операции. Стекла, от которых отскакивают газовые заряды из «берты-84» — уму непостижимо! Они же человека с ног сбивают и на две сажени отбрасывают, если в упор! Но все клянутся, что именно так и происходило. Ворота из деревянной дранки, не поддающиеся кумулятивным зарядам! Стены, с которых срываются крючья, скользящие под пальцами! Мистика чистой воды…

— Мистика… — отчетливо скрипнул зубами директор. — Вы за что деньги получаете, за бабкины сказки? Почему не исследовано подробно?

— Потому что весьма затруднительно. Паренек, который владеет зданием, как-то вызвал полицию, хотя кабельного коммуникатора в доме нет, а любая беспроводная связь блокировалась глушилками. Кроме того, он там выражался, как отъявленный законник — мог бы нас всех за задницу взять куда крепче, чем сейчас, если бы мы продолжили в том же духе. И еще там оказалась та стерва, твой заместитель — она тоже может неприятностей устроить…

— Кстати, где она? Почему не явилась на комиссию? — директор грозно взглянул на секретаршу. — Вызов ей передан?

— Нет, господин директор, — качнула та головой. — На рабочем месте и дома она отсутствует, пелефон отключен.

— Хэ! — резко выдохнул директор. — Ну, если мы от нее избавились, невелика цена. Ладно, пока забыли про нее. Но ведь полиция же должна задерживать всех находящихся вне официальной опеки девиантов!

— Возникло непредвиденное осложнение, — скривился майор Кайн. — Девчонки внезапно оказались официальными приемными дочерьми владельца отеля, Дзинтона Мурация, и на обеих у него имеются свидетельства о специальной опеке. Не знаю, как он провернул дело. На бумажках еще чернила не просохли, а как он подписи государственных представителей в муниципалитете получил — самые настоящие подписи! — я вообще не понимаю. Но факт остается фактом. А забрать девианта без письменного согласия родителей или специального опекуна Институт права не имеет. И безусловное оформление спецопеки не прошло — на стандартный запрос в городское отделение СОБ почему-то пришел отказ без объяснения причин. Впервые, между прочим, на моей памяти.

— …! — витиевато выразился директор. — Кто он вообще такой, твой Дзинтон? Откуда взялся на пустом месте? Его проясняли?

— Контрразведка задействована, но пока особых результатов нет. Только официальные данные — человек, без образования, без определенных занятий, двадцать один год…

— Сколько? — директор вскочил, нависая над начальником охраны. — Сколько?! Двадцать один? Сопляк, мальчишка, обвел вас всех вокруг пальца?

— Именно, — невозмутимо произнес тот. — И его возраст очень хорошо согласуется с общей мистической картиной с непробиваемыми окнами и текучими стенами. И с тем, что он неожиданно спустил дело на тормозах. И с отказом из общественной безопасности. Следует предположить, что мы имеем дело с чем-то, что куда больше, чем кажется. Вряд ли армия, если только какие-то группировки друг другу в глотку не вцепились, — он покосился на штабиста, но тот лишь молча пожал плечами. — Собы? Княжичи? Не знаю. Проясним, конечно, но время потребуется.

— Проясняй, — неожиданно легко согласился директор. Он уселся на стул, взял в руки рапорт Саматты и в очередной раз побежал глазами по строчкам. — Проясняй… Да, и, разумеется, установи постоянное наблюдение за тем хреновым отелем. Только аккуратно. Если вмешалась какая-то группировка в армии, то нам с ними ссориться совсем не с руки. Да и если Министерство безопасности в свои игры играет — тоже. Непонятно только, почему они с нами по-хорошему не договорились. Отдали бы мы им ту парочку без вопросов, пусть бы подавились, лишь бы тихо прошло. А тут как бы журналюги не заинтересовались, опять лишние хлопоты начнутся. Ладно, зовите вашего капитана, нужно закрыть вопрос. И без того дел хватает.

* * *

Саматта шел по полуденной улице, пихая коленом сумку с вещами и с вялым интересом оглядываясь по сторонам. В последние несколько лет он редко покидал территорию Института, да и то в основном на служебном транспорте. Он уже и не помнил, когда вот так вот просто шел без особой цели по дневной улице, и теперь смутно осознавал, что когда-то хорошо знакомый город заметно изменился. Некоторые здания исчезли, уступив место новым, другие постарели и обветшали, третьи, наоборот, похорошели и изменились до неузнаваемости. Да, все еще его город, но уже и не совсем его.

Впрочем, окружающее мало его задевало. Отупение, навалившееся после объявления вердикта комиссии, завладело всем его существом. Уволить без выплаты выходного пособия — ну что же, могло случиться и похуже. Могли и под суд отдать. Он еще относительно молод и силен. Работа отыщется. Да хоть частным охранником, склад караулить!

Он бездумно остановился возле какой-то витрины с дамскими сумочками. Аляповатые изделия всех форм и расцветок, казалось, делали специально для идиоток. Неужели бабы и в самом деле такими пользуются? Потом его взгляд упал на ценники, и на мгновение глаза бывшего капитана расширились. Ни хрена себе! На такие деньги иной может неделю прожить! Да, пожалуй, подобное уродство некоторые бабы станут покупать только для того, чтобы подруги от зависти сгорели. Или он просто чего-то не понимает в высоком искусстве? Впрочем, давно сказано, что умение разбираться в дорогих вещах — верный признак нищего, а ему до того еще далеко. Правда, на время поиска работы придется подыскать жилье, что нанесет дополнительный удар по бюджету. Ну ничего, на период-другой у него денег должно хватить даже в самом худшем варианте.

— Господин Саматта, могу я отнять несколько минут твоего времени?

Саматта повернулся, словно ужаленный. Точно — голос принадлежал тому самому юнцу из отеля. Ему-то что надо? Поиздеваться решил?

— Чего надо? — буркнул Саматта, демонстративно игнорируя все формулы вежливости.

— Поговорить, — склонил голову мальчишка. — Есть предложение отойти с дороги и солнцепека. Например, вон там неплохое кафе с уличной верандой.

— У меня нет денег на пустые развлечения, господин… — Саматта запнулся. — Динтон.

— Дзинтон, — поправил юнец. — Неважно. Я всего лишь хочу присесть. Что же до денег, господин, то они как раз и являются темой нашего разговора. Ну так что, отойдем? Или останемся здесь?

Он сделал пару шагов в сторону кафе и вопросительно полуобернулся.

Саматта пожал плечами. Почему бы и нет? Все равно в ближайшие пару дней он никуда торопиться не намерен.

На веранде стояла приятная прохлада.

— Два джусовых сока, — бросил Дзинтон официантке. — Иначе нас отсюда выставят, — пояснил он Саматте. — Я плачу.

Даром и вода сладка, решил про себя Саматта. В конце концов, именно он является прямой причиной нынешнего положения, так что пусть хоть как-то компенсирует.

— Да, именно я являюсь причиной твоего нынешнего бездомного состояния, — согласился тот. Саматта подозрительно уставился на него. Мысли он читает, что ли?

— Мысли я не читаю, — хмыкнул Дзинтон. — Но у тебя все на лице написано, ребенку понятно. Не выйдет из тебя дипломата, честное слово. Проявил бы гибкость и понимание ситуации — мог бы выкрутиться на слушании. Отделался бы понижением в звании, вычетами из жалования, все такое, но не уволили бы.

Саматта дернул плечом. Изливать душу юнцу он не собирался. Однако… откуда он знает о том, что говорилось на слушании?

— Есть у меня свои источники, — подмигнул тот.

Кажется, Саматту начинала здорово доставать его манера читать мысли по лицу.

— Извини, — Дзинтон посерьезнел. — Я не хотел над тобой смеяться. Понимаешь, мне действительно жаль, что тебя так подставили. Эхира, оказывается, о тебе весьма высокого мнения. Да и тогда, во дворе, ты не отдал приказа стрелять. И ты пожалел Карину. Нехарактерно, знаешь ли, для сотрудника охраны Института.

Эхира? Эхира Марга? Стерва-замдиректора? Значит, та о нем высокого мнения? Что-то она не торопилась его демонстрировать во время редких столкновений в Институте. Могла бы и понять, между прочим, что его люди отнюдь не из врожденной вредности ее в лабораторный корпус не пропускают.

— Итак, бывший капитан Саматта, ты злишься, что тебя вышвырнули из армии. Зря. Совершенно зря. Очень скоро поймешь, почему, но сейчас разговор о другом. Скажи, что ты собираешься делать дальше?

Саматта недоуменно воззрился на нахального юнца. Юнца? Теперь, вблизи, он разглядел мелкие морщинки в уголках глаз и сами глаза — уверенные темные глаза зрелого мужчины. Похоже, что официальный возраст из досье является такой же липой, как и заброшенность старого отеля. Есть такие люди, что и в сорок выглядят не более, чем на двадцать. А если природным особенностям помочь современной косметикой…

Так. Все интереснее и интереснее. Общественная безопасность? Армейская внутренняя безопасность? Частная служба охраны? Резидентура Княжеств?

— Так что ты собираешься делать? — настойчиво переспросил Дзинтон.

Саматта неопределенно покрутил в воздухе пальцами.

— Не знаю, — признался он. — Сниму комнату в дешевом отеле, передохну пару дней, отосплюсь, потом начну искать работу. Охранником меня всяко возьмут.

— Охранником… — Дзинтон благодарно кивнул официантке, принесшей сок, и подтолкнул один стакан Саматте. — Охранником — просто замечательно. Самая та работа для опытного диверсанта и ветерана боевых действий.

Саматта скрипнул зубами. Издевается, сволочь!

— Поскольку косвенной причиной твоего положения являюсь все-таки я… Слушай, капитан, у меня в отеле комнаты пусты по большей части. Можешь пока пожить там. Бесплатно, разумеется. Бесплатной кормежки не обещаю, но можешь внести в общий котел деньги — мы покупаем продукты и готовим сами. Все дешевле и вкуснее, чем ходить в закусочные. Сотни в день с тебя хватит. Как тебе?

Саматта подозрительно взглянул на Дзинтона.

— А эта… Карина — она все еще там?

— Разумеется. Куда ей еще деваться?

— Отпадает. Она сделает из меня фарш, как только увидит. Не очень-то она любит институтскую охрану, кажется.

— Раз не сделала сразу, не сделает и потом, — хмыкнул Дзинтон. — Ты помнишь, что я тебе сказал тогда? Она не агрессивна, пока явно не спровоцирована. Давай, капитан, решайся. А то я себя последней сволочью чувствую.

Внезапно Саматте страшно захотелось спать. Видимо, брала свое бессонница последней ночи. Надо найти гостиницу подешевле и завалиться дрыхнуть. А может, ну его к лешему? Парень, кажется, предлагает от чистого сердца. Заодно можно еще раз пощупать стены на предмет текучести, а стекла — упругости.

— Хорошо, — вяло кивнул он. — Бесплатная комната и дешевая кормежка — отказываться не стану. Надолго не стесню. Отыщу новую работу и сразу съеду.

— Договорились, — кивнул Дзинтон. — Госпожа, счет, пожалуйста.

Уже на улице, шагая позади Дзинтона, Саматта негромко спросил:

— А что, госпожа Эхира на самом деле обо мне высокого мнения?

— Да, — коротко откликнулся спутник.

— Что-то я не заметил по нашим встречам, — хмыкнул бывший капитан. — Я бы сказал, что она на меня как на лягушку смотрела.

— А ты всегда говоришь то, что думаешь, Саматта? — искоса глянул на него Дзинтон. — Сомневаюсь что-то. Но если тебя интересуют точные слова, то она сказала следующее: «как ни странно, но у парня есть мозги и еще не до конца окаменело сердце — и он не законченная мразь, в отличие от большинства сотрудников охраны».

— Ну ничего себе «высокое мнение»!

— Если учесть, что про директора Джоя она сказала, что помочь ему может только пуля между глаз, то да, высокое. — И Дзинтон негромко рассмеялся. — Гордись, капитан. Оказывается, есть на свете люди, полагающие, что для тебя не все потеряно.

— Я тронут, — буркнул Саматта. И замолчал окончательно.

* * *

Солнце уже начинало клониться к закату. Карина с ногами забралась на скамеечку во дворе отеля и, обхватив себя руками за коленки, бездумно наслаждалась теплом и покоем. Казалось, что вся прежняя жизнь — детский дом, бегство, Институт — никогда не существовали, оставшись на страницах старой страшной книги, чей переплет захлопнулся раз и навсегда. Из распахнутого окна кухни доносился дробный стук ножа — Яна с Палеком, дежурившие сегодня по кухне, под руководством Цукки что-то строгали для вечернего салата, оторвавшись от игры в «сто сорок четыре». Игра лежала тут же, на скамейке. Девочка покосилась на нее и сонно хмыкнула. Она, в отличие от друзей, так и не смогла проникнуться ее прелестью. Рисунки на фишках мельтешили в глазах, и отличить их друг от друга казалось решительно невозможным.

Скрипнула, растворяясь, калитка. Встрепенувшись, Карина опустила босые пятки на траву — и замерла, пораженная. Вслед за Дзинтоном во дворик вошел высокий широкоплечий мужчина с темными волосами, расплющенным носом и небольшим шрамом под левым глазом. Это он! Тот самый солдат, что вчера чуть не убил ее и всех остальных! Но папа… разве папа сам не понимает?

— Карина! — громко и весело сказал папа. — У нас гость. Познакомься с господином Саматтой — он поживет у нас несколько дней, пока не найдет себе новую работу взамен старой.

Глубокая напряженная тишина стала ему ответом. Только Цукка, выглянув в окно кухни, негромко охнула. Позади нее возникли пораженные мордочки Яны с Палеком.

— Он же… он же… вчера… — выдавила из себя Карина. Она вскочила на ноги и теперь медленно отступала к входной двери. — Он хотел стрелять…

— Да, он приходил вчера в большой компании, — согласно кивнул Дзинтон. — И еще вчера он работал на Институт. А сегодня он на Институт уже не работает, и не в последнюю очередь потому, что не стал стрелять в вас вчера. За то, что он вас не убил, его уволили. Теперь ему негде ночевать. По-моему, он заслуживает снисхождения, как вы думаете?

— Дзи, ты уверен, что он не опасен? — встревоженно спросила Цукка. Она сжимала кухонный нож так, словно готовилась броситься с ним в последнюю отчаянную атаку.

— Опасен? Интересный вопрос, Цу. Уверена ли ты, что я не опасен? Или Кара? Или Яни? Да и Лика, уверен, способен при случае преподнести сюрприз-другой, — Дзинтон пожал плечами. — Вопрос не в том, опасен ли человек. Вопрос в том, что как он уживается с окружающими. Господин Саматта, ты хотел что-то сказать?

Саматта поперхнулся. Он уже страшно жалел, что согласился прийти сюда. Что вдруг на него нашло? Впрочем, ничего страшного. Четыре версты в одну сторону — крюк невеликий. Он еще успеет вернуться в город и подыскать гостиницу, поужинать и завалиться спать пораньше. Сказать что-то? Да ничего он не хочет сказать!

Девочка-девиант, Карина, смотрела на него огромными черными глазами. Она медленно подошла к нему вплотную.

— Я помню тебя, — с ненавистью произнесла она. — Я умею видеть сквозь зеркала. Я видела тебя, когда в меня стреляли шариками. Ты стоял и смотрел…

— А что я мог сделать? — внезапно Саматта почувствовал, что полностью опустошен. Он не хотел ничего говорить, ему нужно просто повернуться и уйти — но слова против воли слетали с его губ. — Что я мог сделать, Карина? Даже если бы я свернул шею лаборанту, меня тут же пристрелили бы самого. Я всего лишь командир охранного спецотряда, и моих людей не допускали во внутренние помещения лабораторий.

Девочка все с той же ненавистью смотрела на него, и Саматта снова почувствовал давящее ощущение на висках.

— Тебя привел папа, — тихо сказала она, — и я не стану тебя бить. Но держись от меня подальше, понял?!

Внезапно утоптанная земля по обе стороны от Саматты ухнула и дрогнула, выбросив в воздух два столба пыли, словно пораженная ударами двух тяжелых молотов. Карина отвернулась и выбежала в калитку, ведущую в сад. Выскочившая на крыльцо Цукка испуганно прижала ладони к губам. Саматта стоял как оплеванный.

— Прошу извинения за невольное вторжение, — сухо произнес он. — Приношу также нижайшие извинения за вчерашнее и не надеюсь на прощение. Мы больше не увидимся…

Он осекся, потому что Дзинтон положил ему на плечо руку.

— Не надо, капитан, — сказал он. — Прошлое умирает медленно, но, тем не менее, умирает. Ты гость здесь и волен оставаться, пока хочешь. Во всяком случае, сегодня ты ночуешь у нас.

Он посмотрел на Цукку.

— В мире и так слишком много страха и ненависти. Здесь им не место. Давайте оставим их за порогом, договорились? Цу, будь так добра, покажи господину Саматте свободные комнаты на втором этаже — пусть выбирает любую. Я пойду поговорю с Карой.

Он хлопнул Саматту по спине и быстро вышел в садовую калитку. Капитан остался стоять, глупо приоткрыв рот.

Первой в себя пришла Цукка.

— Господин Саматта, прошу простить нашу невежливость, — всунув ноги в сандалии, она сошла с крылечка и, приблизившись на три шага, поклонилась, сложив руки перед грудью. — Мы… твое появление оказалось для нас несколько… неожиданным.

— Оно и для меня оказалось неожиданным, — проворчал капитан. — Прошу понять, что мое вчерашнее поведение объяснялось неверными исходными данными. Снова приношу глубочайшие извинения…

— Неверными исходными данными?

Цукка взглянула в глаза капитану, и тот вдруг понял, что юная девушка прелестна. Прелестна, несмотря на неновое платье, отсутствие косметики, растрепанные волосы и жирный след на щеке. Что-то сладко защемило в сердце. Окстись, дурак, сердито сказал он себе. Что на тебя нашло? Да она младше тебя раза в два! Кончай пялиться, это невежливо. Вдруг он с удивлением заметил, что щеки девушки медленно покрываются румянцем смущения.

— Э-э… неважно, господин Саматта. Меня зовут Цукка. Они — Палек и Яна… — Она кивнула в сторону окна, из которого выглядывали лица детей.

— Я знаю Яну, — капитан вежливо поклонился детям. — Госпожа Яна, приношу свои извинения тебе отдельно. Мои действия были непростительны. Могу ли я надеяться искупить их?

Яна испуганно присела, скрывшись за подоконником. Похоже, с ней редко говорили с такой формальной вежливостью, как со взрослой, и она просто не знала, как реагировать. Чтобы не смущать девочку еще больше, капитан поспешно отвернулся.

— Госпожа Цукка, могу ли я попросить тебя показать мою комнату? — вежливо спросил он, глядя поверх головы.

— А… да, конечно, — поспешно кивнула девушка. — У нас много свободных комнат, и ты можешь выбрать любую, господин…

— Просто Саматта, без формальностей, — быстро сказал капитан. — Прошу тебя, госпожа Цукка, мне непривычно такое обращение.

— Мне тоже, — девушка несмело улыбнулась. — Тогда я — просто Цукка. Пойдем, Саматта, я покажу тебе дом.

Когда мужчина и девушка скрылись в доме, Палек взглянул на Яну. По каким-то мелким, почти невидимым признакам он понял, что ее невидимые руки сейчас напряжены и готовы действовать.

— Почему Дзинтон привел его сюда? — озадаченно спросил мальчик. — Ведь он — солдат из Института. А вдруг он шпион?

Яна потупилась.

— Не знаю, — прошептала она. — Но Дзинтон сказал, что он там больше не работает. А раз он сказал, значит, правда. Он ведь никогда не ошибается.

— И все равно он хотел нас убить, — хмуро сказал Палек. — Только Дзинтон его выгнал.

Яна кивнула.

— Вчера выгнал, — почти по-взрослому вздохнула она, — а сегодня привел. Я думаю, что Дзинтон знает, что делает. И, Палек…

— Что?

— Я знаю, что он солдат из Института. Но я не боюсь его. Он… ему действительно стыдно, я знаю.

— Не боишься? — поразился Палек. — Да ты словно цунами перед собой увидела!

— Я от неожиданности, — пояснила девочка. — А потом я поняла, что он и в самом деле жалеет, что хотел в нас стрелять. И вчера тоже… вчера он тоже жалел, когда Карина плакала. Может, он действительно хороший человек.

— А ты уверена, что он не притворяется? — Палек с подозрением уставился на подружку.

— Не знаю, — дернула та плечиком. — Давай закончим салат крошить, а то мне уже надоело на кухне возиться. Я хочу игру доиграть. Я у тебя почти выиграла.

— Выиграла? — возмутился мальчик. — Я сам у тебя выиграю! Спорим?

— А вот ничего подобного! — Яна показала ему язык. — Давай закончим быстрее, и я тебе покажу…

09.06.843, древодень

Тихий стук в дверь заставил Цукку встрепенуться. Она подняла голову от учебника, за которым сидела уже полчаса, и откликнулась:

— Входи, Дзи.

Дзинтон мягко проскользнул в дверь в своей обычной кошачьей манере.

— Привет, Цу, — сказал он, водружая на стол стопку бумажных книг. — У меня для тебя подарок.

— Что?.. — девушка взяла в руки верхнюю. — «Интегральное исчисление. Курс для поступающих на естественнонаучные факультеты». Ой…

— У меня есть знакомый преподаватель университета, — объяснил Демиург, присаживаясь на край кровати. — Я спросил, какие учебники он может порекомендовать для девушки, твердо намеренной поступить на физический факультет, и он радостно завалил меня целой грудой макулатуры. Лет десять назад университетская библиотека, переходящая на электронные издания, списала огромное количество бумажных книжек. Частью их выбросили, частью раздали желающим. Тот преподаватель, как тот хомяк, утащил в свою нору десятка четыре томов и теперь не знает, что с ними делать. Ты бы видела, как он обрадовался, что они кому-то понадобились! Жаль, что он химик, а то ты могла бы с ним позаниматься.

Он пощелкал по переплетам пальцем.

— Я бегло просмотрел содержание и сравнил его с программами прошлогодних экзаменов. Корреляция почти стопроцентная. И написано очень внятно и по делу, в отличие от некоторых пособий. В общем, штудируй. И не забывай — подготовительные курсы начнутся менее чем через три периода. Семьдесят дней пролетят быстро, и лучше записаться заранее.

— Ой-ей… — тихо пробормотала Цукка, листая оглавление «Курса физики». — Я, конечно, еще на вступительных экзаменах поняла, что тупая как пробка. Но книжка меня окончательно убедила. Да в моем учебнике половина отсутствует! Дзи, скажи, а у вас, инопланетян, нет какого-нибудь способа закачивать знания прямо в башку? Ну, чтобы ночью положить учебник под подушку, а утром встать, зная его наизусть?

— Нет, Цу, — Дзинтон с неожиданной серьезностью покачал головой. — У нас нет методов, подходящих для людей.

— А как вы учитесь? — заинтересованно спросила девушка. — Расскажи, а?

— Ну… — Дзинтон задумался. — Если на пальцах, то у нас достаточно сложная и запутанная система. Видишь ли, проблема не только в запоминании, но и в работе с запомненным. Помнишь, я говорил, сколько мне лет?

— Да. Около миллиона. Знаешь, не верится как-то.

— Хорошо, что не верится, — рассмеялся Демиург, — а то бы от шока со мной разговаривать нормально не смогла бы. Не верь и дальше. Я почему вспомнил о возрасте — с течением времени в памяти накапливается огромное количество информации. Даже у простого человека воспоминаний много, а у нас с нашей синтетической… машинной памятью их просто море. Мы ничего никогда не забываем. Но мы когда-то являлись людьми, такими как ты, и наш разум просто не приспособлен для работы с большими объемами информации, неважно, новой или старой. Пришлось выдумывать костыли и подпорки. Основной механизм — ассоциативная память. Активный набор знаний, с которыми мы можем работать свободно, велик, но немногим превосходит аналогичный набор в памяти развитого эрудированного человека. Для остального же у нас есть Архив. Вернее, два Архива. Первый — общий, в который имеют доступ все Демиурги. Невообразимых размеров свалка самой разной информации, большую часть которой никто не касался уже не одну сотню тысяч, а то и миллионы лет. Второй — персональный, в нем хранятся данные, которые мы по разным причинам не хотим обнародовать: интимные воспоминания, журналы по текущим делам, все такое. А наша активная память содержит индекс данных, позволяющий быстро искать нужные данные по той или иной схеме классификации, а также особые ассоциативные механизмы, быстро вытаскивающие на поверхность знания, подходящие к ситуации. Я тебя не запутал?

— Да нет, все понятно, — Цукка задумчиво накрутила на палец прядь волос. — Но звучит так, словно вы какие-то компьютеры…

— Мы и есть компьютеры, Цу — наполовину как минимум. Когда мы еще оставались людьми, у каждого из нас имелся компаньон-искин, искусственный интеллект. Когда мы пользовались биологическими телами, искины тоже использовали человекообразные тела киборгов — чоки, совсем как те, что начали появляться у вас сейчас. Когда мы перевели свои психоматрицы… свои сознания на энергетические носители, искины разделили их с нами. Мысленные каналы связи позволили очень тесно интегрировать наши сознания, и с течением времени сотрудничество превратилось в симбиоз, а потом — и просто во взаимное растворение. Сейчас уже практически невозможно определить, какая часть в нас от человека, а какая — от искина. Теперь понимаешь, почему не можешь воспользоваться нашими способами усвоения информации?

— Пока я понимаю только, что попала в фантастический роман, — хмыкнула девушка. — Дзи… скажи, и все-таки — почему ты с нами возишься? Со мной, с детьми? Зачем мы тебе? Ну ладно, Яна с Кариной — необычные дети, но я? Ты ведь тратишь кучу сил и времени, не говоря уже про деньги, на то, чтобы за шиворот втащить меня, ничем не выдающуюся девчонку с улицы, в университет. Если тебе нужна нянька для детей, мог бы найти профессиональную гувернантку, которой я и в подметки не гожусь…

— Сейчас я, предполагается, должен тебя похвалить и утешить, расписав какая ты необыкновенно талантливая, что достойна внимания великого божества вроде меня! — рассмеялся Демиург. — Цу, вот тебе совет: никогда не занимайся самоуничижением, тем более — вслух. Оно лишь означает, что ты настолько не уверена в себе, что хочешь опереться на других. Но что, если другие вдруг откажут тебе в поддержке?

Он щелкнул пальцами в воздухе.

— Помнишь женщину в ресторане, которая нам скандал устроила на пустом месте? Такой скандал — логическое завершение мысленного самоуничижения. Она настолько презирает саму себя, что все время такими вот мелкими якобы победами пытается доказать свою значимость. И подсознательное понимание, что она вовсе никого не победила, заставляет ее чувствовать себя еще хуже. Цу, ты — это ты, и мнение окружающих для тебя всего лишь сотрясение воздуха. Ты настолько же ценна, насколько ценен любой другой человек на земле, не больше и не меньше.

— И что же мне, вообще никого не слушать? — недоверчиво спросила девушка, нахмурившись.

— Почему же? Слушай и принимай к сведенью, но держи в уме — никто из окружающих не знает тебя лучше, чем ты сама. И если ты считаешь себя значимой для кого-то, так оно и есть. А что ты живешь в убогой обшарпанной комнатенке и сама готовишь себе еду, ничуть не умаляет твой значимости по сравнению с промышленником, тратящим по десять миллионов в год только на карманные расходы и живущим в особняке в пять раз больше нашего отеля.

— Красиво говоришь, — вздохнула Цукка. — Только вот промышленник — это промышленник, а я — простая девушка с улицы…

— Да, оно так, — кивнул Дзинтон. — Ты права. Ты простая девушка с улицы, не представляющая из себя ничего особенного. Таких тысячи и тысячи. Умница, но не гений, весьма симпатичная, но не писаная красавица.

Цукка посмотрела на него, ощущая, что ее лицо вытягивается против воли.

— Вот видишь? — весело рассмеялся Дзинтон. — Ты все-таки продолжила самоуничижаться в тайной надежде, что я как друг тебя похвалю, потешив твоесамолюбие. А я взял да и не похвалил, да еще и добил окончательно. Видишь, как опасно полагаться на чужую поддержку? Цу, еще раз повторяю: ты такая, какой чувствуешь себя сама. Если всерьез считаешь себя ничего не значащей пустышкой, значит, такая и есть. Но если хочешь что-то из себя представлять, то для начала заставь поверить в собственную значимость себя саму.

— Педагог… — вздохнула девушка. — Связалась же я со старым занудным инопланетянином!

— Я, между прочим, самый молодой, — подмигнул Дзинтон. — Ты еще не сталкивалась с по-настоящему старыми и занудными инопланетянами типа Харлама — того, которому четыре с половиной миллиона лет. Он один из старейших Демиургов, работал с самим Ройко Джонсоном — легендарным ученым нашего прошлого. Он выдающийся специалист по физике пространственного континуума, основатель и заведующий так называемым Институтом изучения мироздания — группой ученых-пуристов, пытающихся утверждать примат чистого разума. Одно время я работал у него ассистентом — и сбежал, не выдержав постоянных нотаций на тему, как надо жить. И не только я. А когда в результате моих исследований изобрели Игру, он вообще со мной насмерть разругался. Вот он зануда так зануда!

— А что такое «игра»? — полюбопытствовала девушка, чувствуя, что голова начинает медленно, но неотвратимо распухать.

— Тема для другого разговора. — Дзинтон встал с кровати. — Пока переваривай уже рассказанное. И вот еще что. На случай, если тебя еще не смутила необычная тишина в окрестностях, информирую, что дети тайком сбежали к морю купаться…

Цукка, ойкнув, захлопнула учебник и вскочила на ноги.

— Ну, крокодилы… — пробормотала она. — Договаривались же, что меня спросят, если соберутся от отеля далеко отходить!

— Расслабься, — посоветовал Дзинтон. — И Яна, и Палек — прибрежные жители, цунами-предупреждения хорошо знают, под волну не попадут. Случайно утонуть они тоже не утонут, здесь уже моя забота. Хотя втык за безалаберность им сделать определенно стоит, тут ты права: уговор дороже денег. Но я не о том. После обеда возьми всех троих под мышку и своди в универсальный магазин по своему выбору. Со следующей недели отправляем Яну с Палеком в школу — я переслал директору необходимые документы, оформление уже должно закончиться — а у них даже одежды приличной нет. Экипируй всех троих на свое усмотрение, для такого случая я снимаю лимит текущих операций по хозяйственному счету. Одежда, школьная форма, сумки, школьные принадлежности типа пеналов и тетрадей, ну и так далее. Оформи доставку, чтобы на себе не тащить. А я смотаюсь в школу и проверю, что все детали утрясены.

Он шагнул к двери, но остановился.

— Кстати, как тебе наш новый жилец?

— Саматта? — глупо переспросила Цукка, чувствуя, что невольно краснеет. — Ну, он вроде бы неплохой человек…

— Хорошо, что неплохой, — широко ухмыльнулся Дзинтон. — Потому что он, вероятнее всего, задержится здесь надолго. Что бы он ни думал, найти работу в хоть какой-то службе безопасности для человека, с позором вышвырнутого из армии, весьма непросто. А для того, чтобы пойти к бандитам, он слишком горд и наивен. Так что начинай к нему привыкать.

Он подмигнул и вышел. Щеки девушки вспыхнули еще сильнее, и она порадовалась, что Дзинтон ее больше не видит. Ее как-то сразу очаровал этот большой сильный человек, его внимательные карие глаза на широкоскулом лице, сдержанная грация большого сильного тела с перекатывающимися под тонкой рубашкой мускулами, почтительная вежливость, столь нехарактерная для мужчин его возраста… Она фыркнула и гордо вздернула нос. Еще чего! Влюбиться в едва знакомого, да еще и такого пожилого мужчину в первый же день? Не дождетесь!

* * *

Интерком коротко пискнул.

— К тебе посетитель, господин директор, — прошелестел голос секретаря.

Директор седьмой муниципальной средней школы коротко выругался сквозь зубы. Кого еще принесло на его голову в разгар рабочего дня? Откуда они сегодня лезут, словно где-то мешок с визитерами прорвался? На пару секунд он всерьез задумался о том, чтобы послать очередного посетителя самым дальним маршрутом.

— Господин Дзинтон Мураций по поводу своих детей, — деликатно напомнил секретарь, тонко чувствовавший настроение шефа.

— Пусть войдет, — вздохнул директор, сдаваясь. Видно, судьба у него сегодня такая — тратить день на пустые разговоры. Дзинтон, Дзинтон… Что-то там с ним, кажется, не так?

Посетитель удивил его своей молодостью. В двадцать лет или около того — и устраивать в среднюю школу «своих» детей? Да он сам, наверное, недавно старшую школу закончил! Да нет, разумеется, не детей, а братьев с сестрами. Если родители умирают, оставляя сирот, то совершеннолетние дети автоматически назначаются опекунами несовершеннолетних.

— Блистательный господин Сэки Арикуй, директор школы? — осведомился посетитель, останавливая посреди кабинета. — Я Дзинтон Мураций. Рад познакомиться, прошу благосклонности.

— Радость взаимна, блистательный господин Дзинтон, благосклонность пожалована, — сухо откликнулся директор. — Чем обязан визитом?

— Я по поводу устройства в школу своих детей. В четвертый класс, точнее. Мальчик и девочка, по десять лет обоим.

— Своих детей? — директор выделил слово «своих» нажимом. — Господин, ты не слишком ли молод для того, чтобы иметь десятилетних детей?

— Я приемный отец, — безмятежно пояснил парень. — Так получилось, что мне пришлось взять на себя ответственность за их судьбы. Все документы, включая свидетельства органов опеки, я пересылал вам два дня назад.

Ах, да. Теперь директор вспомнил. Действительно, пару дней назад приходили какие-то документы, но времени на просмотр у него не хватило. Он поводил пальцем по сенсорной площадке — к новомодным объемно-сенсорным панелям он так и не привык — и действительно обнаружил в разделе входящих документов объемистый пакет.

— Нижайше прошу присаживаться, — кивнул он на стул, начиная просматривать присланное. Так… свидетельства о рождении детей, свидетельства о смерти родных родителей, свидетельства об усыновлении и удочерении… меньше недели назад? Ну ничего себе! Так, метрика за третий класс мальчика, метрика за третий класс девочки… сдавала заочно, на дому? Она что, болела? Характеристика на мальчика из детского дома… на девочку нет, видимо, не успела там побывать — повезло малышке, сразу нашелся добрый человек. А здесь у нас что? М-да… еще похлеще метрик об усыновлении: аттестат доктора психологии на имя Дзинтона Мурация. Директор пристально взглянул на посетителя. Да что же за парень такой, что в двадцать один год уже имеет аттестат, который десять лет в университете зарабатывать положено? Небесное дитя, юное дарование? А вот свидетельство о допуске к экспертной психологической оценке несовершеннолетних при судебных разбирательствах? В двадцать один год!!?

— Все документы подлинные, — парень, удобно устроившийся на гостевом стуле, вернул изумленному директору безмятежный взгляд. — Да, я доктор психологии и официальный государственный эксперт по делам несовершеннолетних.

— Прости меня, господин, но… — директор замялся.

— Я слишком молод для таких регалий? — усмехнулся парень. — Все нормально, господин директор. Долгая запутанная история, но все совершенно законно. Видишь ли, есть дополнительные неафишируемые обстоятельства, о которых чуть позже. Пока можешь просто считать меня юным гением. Сейчас же меня интересует, смогут ли дети приступить к занятиям в следующий перидень? Я понимаю, что оформление документов займет некоторое время, но они могут начать посещать занятия до завершения процесса. Они и так много пропустили, незачем усугублять.

— М-да, господин Дзинтон… — директор снял очки и устало потер глаза руками. — Буду с тобой откровенен: я крайне удивлен сложившимся обстоятельствам. Я тридцать лет учу детей, но впервые в жизни вижу настолько молодого мужчину, являющегося официальным приемным отцом. Да еще и холостого мужчину — ты ведь не женат, если я правильно понимаю? Прости меня за невежливый вопрос, но ты уверен, что сможешь воспитать двоих детей? Тем более принятых в таком довольно взрослом возрасте?

— Уверен, господин директор, — посетитель безразлично шевельнул бровями. — Более того, у меня есть еще одна приемная дочь. Ей тринадцать, но об ее устройстве в школу речь пойдет только следующей весной — в силу непреодолимых обстоятельств она очень много пропустила, так что сейчас самостоятельно нагоняет упущенное, чтобы не заниматься в одном классе с младшими.

— Хорошо, — не стал спорить директор. — Я не стану возражать против решения органов опеки, по крайней мере, не имея достаточно оснований. Я не вижу формальных препятствий к тому, чтобы принять детей в школу. Хотя, боюсь, мальчик… Палек — он из детского дома, а там обычно проблемы как с дисциплиной, так и с усвоением преподаваемых знаний.

— Насчет дисциплины я позабочусь, — усмехнулся Дзинтон. — А вот успеваемость — забота учителей. Вашу школу я выбрал именно потому, что у нее репутация действительно хорошего заведения, где детей учат по-настоящему. Хотя со своей стороны могу пообещать, что приложу все старания к тому, чтобы стимулировать мальчика учиться.

— Хорошо. В таком случае… — директор задумался. — Ты, конечно, хочешь, чтобы дети попали в один класс? Тогда, пожалуй, мы определим их в класс четыре-два.

— Спасибо, господин директор, — кивнул парень. — Но, как я уже заметил, есть дополнительное обстоятельство, о котором тебе следует знать. С девочкой не все так просто, как обычно. Период назад она потеряла родителей в автокатастрофе, а сразу затем ее похитили. Две психических травмы подряд — достаточно серьезно даже для простого ребенка.

— Весьма печально, но ведь ты имеешь в виду не травмы? В чем же сложность девочки? — директор настороженно посмотрел на посетителя.

— Она девиант.

Резко выдохнув, директор отпрянул назад. Его лицо исказила гримаса страха.

— И ты, господин Дзинтон, на полном серьезе настаиваешь, что она должна учиться в моей школе? — саркастически произнес он. — Чтобы она убила или искалечила нормальных детей? Извини, но я…

— Я мог бы и не упоминать о данном обстоятельстве, — бесцеремонно перебил парень, и директор вновь поморщился — на сей раз от невежливости гостя. — Однако хотя бы один человек в школе должен быть в курсе. В силу Закона о защите прав несовершеннолетних я настаиваю на том, чтобы ни один сотрудник школы, кроме тебя, не знал о данном обстоятельстве.

— И не узнает, — саркастически ухмыльнулся директор. — Потому что она не станет здесь учиться. Я не имею права принять ее, так что я отказываю…

— Нет, ты не отказываешь, — снова перебил посетитель, разглядывая ногти. — Потому что если ты так поступишь, заинтересованные лица узнают, что твой племянник также является незарегистрированным девиантом.

Директор задохнулся. Как он узнал? Откуда? Ведь ни одна живая душа в мире, если не считать его самого и брата с женой, не подозревает! Да ведь мальчик почти и не девиант! Он едва-едва способен взглядом сдвинуть с места спичку! Так несправедливо…

— Я понимаю, что наношу удар ниже пояса, господин директор, — гость поднял взгляд. — Но мою девочку родные родители скрывали от государства точно так же, как ты с родственниками скрываешь своего племянника. Они пошли на огромные жертвы ради того, чтобы дочь не попала в руки… уполномоченных организаций, и даже несчастного случая, убившего их, могло не произойти, если бы они передали дочь властям. Неужели ты не сочувствуешь моему ребенку?

— Но она девиант…

— Господин директор, я открою тебе государственную тайну, которую власти охраняют пуще зеницы ока. По оценкам, сегодня среди человеческих детей в возрасте от восьми до четырнадцати лет не менее пятнадцати процентов являются оформившимися девиантами. Способности подавляющего большинства из них не превосходят способностей твоего племянника, и власти предпочитают делать вид, что ничего не подозревают. Содержание ребенка на государственный счет, сам понимаешь, является весьма дорогостоящим, а потому власти настаивают на передаче под опеку только детей с экстраординарными способностями — таких, как моя Яна. Но за Яну я ручаюсь. Она спокойная уравновешенная девочка, и она никогда не применит свои способности во зло.

— Даже если мальчишка стукнет ее сумкой или дернет за косу? — безнадежно поинтересовался директор. — Даже если они поссорятся с подругой?

— Да. Я учу их контролировать свои возможности, и она совершенно определенно не применит их сгоряча.

— Но я нарушу постановление…

— Уже нарушил. Кроме того, открою еще одну тайну: постановлению осталось жить считанные дни.

Директор озадаченно посмотрел на посетителя. Тот безмятежно вернул ему взгляд и улыбнулся.

— Не терзай себя, господин директор. Я ведь недаром прислал тебе свое свидетельство. Как эксперт я ручаюсь, что из-за моей Яны не возникнет никаких неприятностей. Она совершенно нормальный и разумный ребенок. Более того, она у меня умница. Я надеюсь, в свое время она станет украшением школы.

Он поднялся на ноги.

— Значит, через неделю, в следующий перидень в шесть тридцать я привожу детей к тебе, и ты представишь их классу. И, если что, там есть номер моего пелефона. В случае проблем обращайся ко мне лично. А теперь, блистательный господин директор, я откланяюсь.

Когда посетитель вышел, директор бессильно откинулся на спинку кресла и потер грудь возле внезапно заколовшего сердца. Можно подумать, у него и без девчонки не хватало неприятностей! И все-таки — откуда гость узнал про его племянника?

* * *

Летний вечер сгущался над городом, и бухту далеко внизу уже покрыли тени от окружающих гор. Скоро темнота поднимется до черты цунами, солнце скроется за верхушкой Белой горы, и тогда в небе одна за другой начнут проступать искры звезд Ручьев, а Звездный пруд, сбросив вуаль синего дневного неба и поднявшись из-за горизонта, засияет с обновленной силой на фоне черного ночного бархата.

Карина устроилась на своей любимой скале и изучала сверху город и бухту. Вот вспыхнули первые фонари, пунктиром прочерчивая сетку улиц — сначала в нижней части города, потом все выше и выше. Загорались разноцветные сигналы на яхтах, катерах и больших кораблях, стоявших у причалов и неторопливо перемещавшихся по бухте. Летящий со стороны океана бриз оставлял на губах привкус соли, осторожно трепал волосы, гладил по лицу ласковыми ладонями, забирался под платье… «Мир дышал прохладным предчувствием ночи» — фразу она когда-то очень давно, еще в детском доме, вычитала в одной книжке и запомнила наизусть, так она ей понравилась. Наверное, вот так, как сейчас, и есть дышать предчувствием ночи, теплой и ласковой… а может, и не очень. На небе собирались какие-то облачка, которые она пока не понимала. Яна с Палеком, с детства жившие на берегу моря, пытались объяснять ей, какие формы что означают, но она плохо запомнила. Тогда у нее в голове все время крутилась навязчивая мысль о побеге, и она мало думала о посторонних вещах. Но теперь можно спросить еще раз, и она обязательно запомнит!

Радостное возбуждение, вызванное походом в магазин, постепенно уходило. Тело постепенно привыкало к новым шортам и майке, которые Цукка купила ей взамен старого, давным-давно украденного и уже порядком поизносившегося платья. Она поежилась, вспомнив, что с завтрашнего дня ей нужно начинать заниматься, чтобы поступить в школу в следующем году. Заниматься много и упорно, чтобы меньше чем за полгода выучить то, что другие учат за год. Выучить и сдать экзамены городской комиссии. Сможет ли она это сделать? Папа говорит, что сможет. Она знает папу не так давно, но он еще ни разу не ошибался. И она его не подведет. Ведь ей еще нужно искупить то, что она натворила в прошлом…

Сзади послышались шаги. Папа? Нет. Он ходит легко и почти бесшумно. Тяжелая мужская поступь — наверняка Саматта. Что ему надо? Вчера вечером большой дядька бродил по дому и саду, с любопытством щенка заглядывая во все углы и заставляя Карину вздрагивать каждый раз, когда она его замечала. Правда, сегодня он на весь день уходил из дома и вернулся только к самому ужину какой-то приникший. Наверное, не нашел то, за чем ходил.

На всякий случай Карина распрямила одну невидимую руку — нет, надо говорить «манипулятор», как учит папа — и не глядя отправила ее за спину, на всякий случай чувствовать чужака. Папа говорит, что тот не причинит вреда, но она слишком долго пряталась и убегала, чтобы вот так просто забыть старые привычки. Если он дотронется до нее, она уронит его, и очень больно.

Саматта, однако, к ней не притронулся. Он молча сел рядом, в полусажени, и принялся смотреть вниз, на бухту. Карина поежилась и привычным движением обняла себя за коленки. Чего ему надо?

— У меня есть дочь, — негромко произнес капитан. — Примерно твоего возраста. Два периода назад ей исполнилось двенадцать. Я ходил смотреть на нее… издали. Она удивительно быстро взрослеет. А ведь еще год или два назад выглядела совсем маленькой девочкой.

Карина промолчала. Зачем он рассказывает ей о себе?

— Знаешь, когда мы штурмовали отель… вернее, когда я уже стоял во дворе и смотрел, как ты плачешь, я подумал — а что, если бы на твоем месте оказалась моя дочка? Что, если бы на нее охотились здоровые мужики с автоматами? Знаешь, мне стало так паршиво, что захотелось дать самому себе по морде.

Молчание. Минуту спустя Карина слегка повернула голову и искоса взглянула на соседа. Тот сидел, скрестив ноги и устремив взгляд прямо перед собой.

— Почему ты смотрел на свою дочь издали? — осторожно осведомилась она. — Почему она не живет с тобой?

— Потому что мы с ее матерью разошлись три года назад. Мирно разошлись, без скандалов и претензий. Сейчас у нее новая семья. Новый отец, которого, кажется, она любит. Я не хожу к ним — зачем мне встревать в ее жизнь, заставлять разрываться между мной и матерью, мной и новым отцом? Пусть она живет в мире.

— Глупо, — решительно сказала Карина. — Если бы мой папа был жив, я бы ждала его каждый день. Наверняка твоя дочь тоже ждет тебя.

— Возможно, — Саматта склонил голову. — А может, и нет. Она только недавно выписалась из больницы. Тяжелая операция на печени. Она чувствовала себя очень плохо, и ее новый отец не вылезал из больницы, попеременно с матерью дежурил у постели. Он… тоже хороший человек. А у меня была работа — и очень немного свободного времени. И постоянные командировки, иногда очень долгие. Временами после возвращения мне казалось, что она почти забыла меня. Наверное, лучше, если она меня забудет совсем.

— Неправда! — горячо сказала Карина. Внезапно в душе у нее поднялась волна сочувствия к большому сильному мужчине, разлученному с дочерью. Ну почему, почему мир так несправедлив? Почему дети не могут жить со своими родителями? — Ты должен встречаться с ней!

— Спасибо, Карина, я подумаю, — Саматта кивнул. — Но я сейчас не о том. Карина, ты веришь, что я действительно жалею о том, что произошло? Ты можешь простить меня? Я знаю, что с тобой делали, и больше всего жалею, что сам не вытащил тебя из проклятого Института.

— Честно жалеешь? — спросила девочка, испытующе глядя на него. — Честно-честно?

— Честно-честно! — без улыбки кивнул мужчина. — Честнее не бывает.

— А почему тогда ты хотел поймать меня и вернуть в Институт?

— Потому что я профессиональный солдат, Карина. А профессионал обязан делать свою работу хорошо, даже если она ему противна. Мне давно стоило подать рапорт о переводе, но я все не решался. Наверное, даже хорошо, что меня выбарабанили. По крайней мере, не придется больше разрываться между совестью и долгом.

— Ладно, тогда мир, — Карина повернулась к нему и протянула ладошку. — Только больше ни в кого не стреляй.

— Я больше никогда не стану стрелять в детей, — согласно качнул головой капитан, осторожно сжимая детскую ладонь в своей огромной лапище. — Но есть много таких, в кого следует стрелять. Тот же директор Института, например.

— Папа говорит, что насилие редко что-либо решает, — решительно сказала Карина. — Раньше я бы тоже убила директора, если бы смогла дотянуться. А теперь не стану. Вдруг ему когда-нибудь станет стыдно за то, что он и его служащие натворили.

— Стыдно? — хмыкнул Саматта. — Очень сомневаюсь.

— Все равно, — упрямо сказала девочка. — Папа говорит, что убивают только слабые и трусы. Саматта, если хочешь со мной дружить, пообещай, что никого и никогда не станешь убивать. Ну, разве что уж совсем никак по-другому нельзя… — добавила она, поколебавшись.

— Раз твой папа так говорит, то обещаю, — кивнул капитан. — Я уже успел заметить, что он ничего не болтает просто так. Знаешь, Карина, тебе ужасно повезло, что вы с ним встретились.

— Я знаю, — согласилась девочка. — Он…

— Тихо! — внезапно произнес Саматта.

Что-то нехорошее происходило совсем рядом. Или нет, нехорошее — не то слово. Опасность — не непосредственная угроза, а что-то холодно-угрожающее, враждебное. Внимание чужого человека, направленное на Карину и немного на него самого. Он неосознанно потянулся к точке, откуда внимание текло.

Картинка перед плотно закрытыми глазами: густой кустарник в двух сотнях саженей, на склоне соседней горы. Человек в камуфляже. Вооружен, но тяжелый пистолет лежит в кобуре, в ладони — бинокль с электронным усилителем: наблюдатель, не убийца. Небольшая видеокамера с телескопическим объективом, направленный микрофон, остатки еды и бутылка простой воды в пакете под боком. Аккуратно прикопанные испражнения неподалеку. Пост наблюдения, размещенный как минимум с утра.

На границе зрения вспыхивают слова. Отчет: периметр участка не нарушен. Пассивная защита дома: задействована в обычном режиме. Непосредственная угроза: отсутствует, уровень эвристики — третий. Уровень тревоги: первый. Рекомендация: по возможности быстрое устранение наблюдателя. Средства активного воздействия сфокусированы на единичной цели, летальный режим запрещен. Супервизор уведомлен об угрозе. Оператор-стажер уведомлен.

Рядом — присутствие Карины. Эффектор в полной готовности, активирована силовая функция. Внимание! Оператор эффектора неквалифицирован, угроза случайных травм окружающих. Рекомендация: временно деактивировать эффектор, провести дополнительный тренинг оператора.

Саматта встряхнул головой, и наваждение пропало. Что случилось? Нужно побыстрее пообщаться с Дзинтоном. Неужели он и в самом деле что-то чувствовал?

— Карина, — спокойно сказал он. — Мы встаем и идем в дом. Сейчас же.

— Что…

— Здесь опасно. За нами наблюдают. Потом поговорим. Мне срочно нужно увидеть Дзинтона.

Он резко встал, осторожно поднял девочку за плечи и поставил ее на ноги.

— Пошли, — скомандовал он. Где наблюдатель — вон там? Тогда это дерево прекрасно скроет их от бинокля.

За деревом он приостановился. Карина недоуменно и встревоженно глядела на него.

— Ты чего? — спросила она.

— Я… — внезапно Саматта осекся. Что он ей скажет? Что ему вон на том склоне примерещилась засада?

— Он так заботу проявляет.

Саматта и Карина синхронно вздрогнули. Дзинтон появился совершенно неслышно, и теперь наблюдал за ними с ехидной полуулыбкой.

— Испугались, братцы-кролики? — подмигнул он. — Кара, там Цукка интересуется, когда ты собираешься начинать готовить ужин. С сегодняшнего дня ты вообще-то самостоятельно дежуришь по кухне, помнишь?

Карина ойкнула. Кухонное дежурство и в самом деле совершенно вылетело у нее из головы. Проскользнув у Дзинтона под мышкой — тот шутливо хлопнул ее по затылку — девочка бросилась вверх по тропинке. Проводив ее взглядом, Дзинтон повернулся к Саматте.

— Как тебе понравилась местная система защиты? — спросил он.

— Система защиты? — тупо переспросил капитан.

— Наблюдатель, которого ты видел — уж не думаешь ли, что научился ясновидению? Я показал тебе его средствами моей защитной системы. Она как раз закончила подстраивать интерфейс к твоим нервной системе и полуэффектору. Той неощутимой штуке, что сидит в тебе, как в Карине, но так и не сделала тебя девиантом.

— Значит, то, что я видел…

— Являлось следствием твоего подключения. Режим наблюдения, использующийся также для обучения. Так как тебе игрушка?

— М-да… — Саматта почесал в затылке. — Вот, значит, почему ты так хорошо подготовился к нашему появлению.

— Вовсе нет. Я знал о готовящемся рейде еще до того, как ваши фургоны выехали с территории Института. То милое местечко постоянно находится под моим наблюдением. Много внимания ему я уделять не могу, но о серьезных ситуациях осведомлен всегда.

— Ничего себе! — Саматта посмотрел на него почти с суеверным страхом. — Но как… Нижайше прошу сказать мне, господин Дзинтон, кто ты? Откуда у тебя такие возможности? Ты работаешь на Общественную безопасность? Или на армию?

— Саматта, — поморщился Дзинтон, — мы же договорились оставить в стороне высокий штиль. Меня тошнит от формальной вежливости, к которой вы прибегаете каждый раз, когда хочется самоунизиться перед лицом более сильного. Я понимаю, что каноны языка требуют, но все же говори по-человечески, а? Что же до сути, то… Видишь ли, капитан, вопрос, кто я такой, является достаточно сложным как с технической, так и с теологической точки зрения. У меня нет никакого желания его обсуждать здесь и сейчас. В будущем узнаешь правду, сейчас же у нас есть иные вопросы, которые следует решить. Скажу только, что я не работаю ни на кого. Я сам по себе.

— Но… такая система наблюдения — она превосходит всё, что я видел до сих пор. Ты хочешь сказать, что создал ее в одиночку?

— Да. И не только ее. У меня достаточно широкие возможности.

Саматта замолчал. Он присел на корточки, оперся спиной на древесный ствол и задумчиво посмотрел на Дзинтона снизу вверх.

— Госпожа Эхира назвала тебя «демиург джао», — медленно проговорил он. — Что такое «демиург»? И что такое «джао»?

— Хорошая у тебя память, — хмыкнул Дзинтон. — А Эхире в ее-то возрасте пора бы научиться следить за языком. Интересно, сколько еще народу услышало и запомнило ее оговорочку? Демиурги в одной старой и прочно забытой мифологии… ну, в общем, такие своеобразные существа. А Джао — просто имя. Мое основное имя в отличие от временных масок.

Он присел на корточки рядом с Саматтой и точно так же оперся спиной на дерево.

— Я инопланетянин, Саматта. Самый настоящий инопланетянин.

Он поднял сжатый кулак с отставленным большим пальцем, и на его кончике вспыхнуло маленькое яркое пламя. Саматта зачарованно смотрел на огонь, кожей лица чувствуя его яростный жар.

— Видишь ли, капитан Саматта Касарий, совершенно случайно ты оказался втянут в события, которые тебя, в общем-то, не касаются. Не знаю, как ты расценишь ситуацию лет этак через десять — как чрезвычайное везение или совсем наоборот. Но тебя втянуло в круговорот, и отойти в сторону просто так уже не получится. Я не угрожаю — ты, как уже убедился на практике, не представляешь для меня никакой опасности, и я не намерен принуждать тебя к чему-либо силой. Но в политике очень много самостоятельных игроков, и наверняка кто-то попробует использовать тебя в своих играх. Учитывая твою наивность, удовольствия ты явно не получишь.

Он слегка дунул, и огонек погас. Саматта встрепенулся, словно очнувшись от гипноза.

— Значит, ты инопланетянин… — сипло проговорил он, преодолевая спазм горла. — И с какой же ты планеты, господин?

— Мы же договорились — я Дзинтон. Я ни с какой планеты. Моя раса не использует их для жизни. Мы прекрасно обходимся космическим пространством и способны создавать себе необходимое прямо из пустоты. Я к тому, что ты наверняка сейчас вспоминаешь идиотские боевики, в которых чужие захватывают Текиру, чтобы пожирать населяющих ее существ, эксплуатировать природные ресурсы и так далее. Извини, — прибавил он, — но я уже говорил, что тебя по лицу можно читать, как открытую книгу. С проблемой надо что-то делать — в вашем обществе нельзя думать настолько открыто. Так вот, мы присутствуем здесь с далеко идущими целями, которые сейчас не время обсуждать. Уверяю лишь, что мы не желаем вашей цивилизации ничего плохого.

— Так. И что ты хочешь от меня, Демиург Джао?

— Дзинтон. Пожалуйста, используй это имя. У меня деловое предложение.

Саматта искоса взглянул на него, но промолчал.

— Суть в следующем. Мне нужен человек, который возьмет на себя ответственность за безопасность детей. Я наблюдал за тобой и вполне удовлетворен твоей реакцией на происходящее. Ты даже умудрился примириться с Кариной, чего я не ожидал по крайней мере еще пару недель. Так что я предлагаю тебе должность начальника службы безопасности.

Он хмыкнул.

— Служба, конечно, громко сказано, потому что состоять она будет из тебя и автоматической системы защиты. Однако предложенная работа ничуть не хуже той, что ты искал в последние дни. Не обещаю высокого жалования, но и нищим не останешься. Десять тысяч в период на руки, питание и жилье за мой счет, работа круглосуточная в режиме «не бей лежачего». Плюс еще одно маленькое условие, но о нем потом. Что скажешь?

Саматта задумчиво поскреб подбородок с начинающей отрастать щетиной.

— Я в последнее время как-то не следил за тем, сколько платят директорам служб безопасности. Но по сравнению с тем, что я получал в армии, не так плохо. А что за дополнительное условие, если не считать того, что придется работать на непонятных инопланетян?

— Дополнительное условие простое: все, кто работают на меня, чему-то учатся. Чему — неважно, каждый выбирает сам. Возможностей для обучения хватает, так что главное — желание.

Саматта присвистнул.

— Ничего себе маленькое условие! Слушай, Дзинтон, ты понимаешь, что мне тридцать два года? И что почти половину жизни меня учили только убивать? Я же не интеллектуал какой!

— Не имеет значения. Если хочешь, продолжай учиться искусству солдата. Или стратега, если хочется в солдатики играть научиться. Но только в случае, если ты действительно того хочешь. Никто не мешает тебе переквалифицироваться в поэта, садовника или начать вышивать крестиком. Сгодится любая профессия — при условии, что она полезна людям. У меня не так много возможностей для материального вознаграждения, но в плане обучения я могу реализовать любые твои мечты. Однако если хочешь работать со мной, запомни простую аксиому: отсутствие развития — смерть. А мне не нужны живые трупы.

Дзинтон помолчал.

— Если не хочешь давать ответ сразу, можешь подумать пару дней. Но не дольше — должность вакантна, а мне в скором времени придется часто и надолго отлучаться. Ты хорошо ладишь с детьми, и у тебя есть голова на плечах, так что ты мне подходишь. Подхожу ли я тебе — вопрос, на который тебе следует ответить самостоятельно.

Дзинтон поднялся на ноги, и внезапно Саматта отчетливо осознал, что у него — движения опытного бойца. Плавно-текучие, выверенные, отточенные — наверняка он серьезный противник в драке. И все же — сколько ему лет на самом деле? Сорок? Тридцать пять? Или у них другой счет времени?

— А если я откажусь?

— Значит, найдешь другую работу и отправишься восвояси. Если намекаешь на то, что успел слишком много увидеть, то это глупость. Моим планам не может повредить ни один человек, и ты, как я уже сказал, не исключение. Кстати, чтобы закрыть тему — Институт человека, не дожидаясь суда, выплатил мне за попорченные кусты и моральный ущерб компенсацию в размере пятидесяти тысяч. Половину я перевел на твой текущий счет в «Морском банке» — если бы не ты, я бы их не получил, так что доля твоя по праву. А в остальном — думай, капитан. И помни — Карина и Яна нуждаются в защите. Я бы не возражал, если бы их стал защищать ты. Кстати, — его взгляд стал лукавым, — что-то мне подсказывает, что и Цукка не рассердится, если решишь остаться.

Саматта пробурчал что-то неопределенное. Цукка… только не говори, парень, что ты умудрился по уши влюбиться меньше чем за два дня, с досадой сказал он себе. Она ведь совсем еще девчонка. Четырнадцать лет разницы! И потом, какие у нее отношения с Дзинтоном? Кто он ей — любовник? Или инопланетянам человеческие женщины не нужны?

— Я не любовник Цукки, — подмигнул ему Дзинтон. Саматта вздрогнул — похоже, его мысли опять оказались написанными на лбу. — Она мой друг и воспитатель моих детей, но не любовница. И никогда ей не станет. Так что эта дорога для тебя открыта. Ну так что?

— Я подумаю, — поспешно произнес Саматта. — До завтра.

— Хорошо, — кивнул Дзинтон. — И еще — я уже успел кое-что рассказать Цукке. Немногое — время еще не пришло. Но все равно можешь поговорить с ней насчет меня. Кстати, должен предупредить — без моего разрешения ты физически не сможешь обсуждать меня с посторонними никаким способом: ни явно, ни намеками, ни как либо еще. Это называется «ментоблок», действует на уровне подсознания и никаким усилием воли не ломается. Извини, но сам понимаешь — от длинного языка могут зависеть жизни. Ты не болтун, но как извлекать из людей информацию против их воли, знаешь немногим хуже меня.

Саматта хмыкнул и пожал плечами. Чего-то похожего следовало ожидать. От одного секрета к другому, такая, видно, у него судьба.

— Тогда я пошел. Не задерживайся — ужин через полчаса. Пойду посмотрю, как там Карина на кухне. Наверняка опять что-нибудь напутает с ингредиентами даже под приглядом Цукки. Или сожжет что-нибудь. Ох, пора покупать микроволновку — по крайней мере, там таймер есть. Потратить часть институтской компенсации…

Он повернулся, чтобы уйти.

— Погоди! — внезапно вскинулся Саматта. — Значит, ты подключал меня к защитной системе? И то, что я видел, есть в реальности?

— Что именно?

— Наблюдатель на склоне.

— Наблюдатель существует. Пусть себе сидит — он не опасен. А тех, кто станет вечером просматривать записи его аппаратуры, ждет небольшой сюрприз: несколько часов высококачественного гей-порно вместо реальных съемок. Мне жутко интересно — поймут они намек или нет?

Дзинтон подмигнул капитану и быстро пошел по тропинке к дому. Саматта ошарашенно глядел ему вслед. Заглушить видеокамеру и направленный микрофон возможно, о такой аппаратуре он слышал. Но дистанционно подменить запись?

— Знаешь что, Демиург Джао, — пробормотал он про себя, — чтоб я сдох, если не приму твое предложение. Может, я и солдафон, но любопытства у меня хватает. Надо же — настоящий инопланетянин! Осталась ма-аленькая такая проблема — понять, чему бы я хотел учиться…

10.06.843, златодень

Интерком ожил в самый неподходящий момент: Таттарин задумчиво ковырял в носу, разглядывая потолок и раздумывая, куда и с кем завалиться вечером после работы и вообще как провести два ближайших выходных. Разумеется, такая поза могла бы сойти и за напряженное обдумывание какого-нибудь хитрого дела, но только не для шефа. Иногда Таттарину казалось, что тот в буквальном смысле слова видит своих подчиненных насквозь. Ну почему хреновы интеркомы не требуют подтверждения ответа при вызове от начальства?

— Бездельничаешь? — сухо спросил шеф, разглядывая Таттарина, поспешно придавшего сосредоточенное выражение своей физиономии.

— Нет, господин Тарагор, — поспешно замотал головой капитан. — Думаю над одним делом…

— Думать полезно, — сарказм в голосе оой-полковника, казалось, мог проесть насквозь стальную пластину не хуже серной кислоты. — Только у тебя не всегда получается. Скажи-ка мне, что за фигурант под именем «Клоун» у тебя проходит?

— Странная личность, господин Тарагор, — Таттарин чуть было не развел руками, но вовремя вспомнил, что шеф не переносит жеста, полагая его первым признаком неуверенности и некомпетентности. — На него навел наш секретный сотрудник в Институте человека…

— Немедленно ко мне. — Шеф отключился, оборвав следователя на полуслове.

Таттарин несколько секунд смотрел на потухший экран с приоткрытым ртом. Что на старика нашло? Он, конечно, не слишком часто общался с завсектором — можно даже сказать, что слишком мало общался (и слава всем богам, истинным и ложным!). Но почему рядовое дело с мутными пока перспективами настолько заинтересовало начальство, что то затребовало экстренного доклада?

Хмыкнув, капитан поднялся из кресла. Умный терминал, распознав, что хозяин сваливает, пискнул и вырубился. Ну и что, что экстренный доклад? Может, ему удалось случайно на золотую жилу наткнуться! Может, он шпион заморский, глава местной грашской или княжьей резидентуры, военные секреты вынюхивающий? Недаром же от него ниточки к Институту человека тянутся. И прицепят ему, капитану Таттарину Комонгу, новый кружок на нашивки досрочно… Жаль только, опять в положенное время свалить не удастся. Доклад и на час, и на два затянуться может.

Его ждали. Секретарь коротко мотнул головой в сторону двери кабинета — входи, мол — и снова занялся своими делами. Массивная деревянная дверь приоткрылась на удивление легко и неслышно. За ней царил полумрак — шеф, по слухам, страдал каким-то заболеванием глаз и не выносил солнечного света. И вообще света — обычно комната круглые сутки освещалась только настольной лампой да дисплеем терминала, а за ее пределами никто и никогда не видел оой-полковника без зеркальных темных очков.

— Господин Тарагор Шифт, капитан Таттарин по тво…

— Рассказывай о деле Клоуна, — бесцеремонно оборвал подчиненного завсектором. — На память. Дело у меня на терминале, но я хочу знать, что тебе больше всего запомнилось.

— Есть, — кивнул капитан. — Дзинтон Мураций, по паспорту — двадцать один год, официальная дата рождения — двенадцатого третьего восемьсот двадцать второго, место рождения — Оканака…

— Мне не биография его нужна, — поморщился шеф. — Я спрашиваю — что запомнил больше всего? Почему ты него вообще время тратишь?

— Год рождения важен, господин оой-полковник, — упрямо наклонил голову Таттарин. — Подчеркиваю — ему по документам двадцать один год. Но масса деталей совершенно не соответствует заявленному возрасту. Мы вышли на него благодаря наводке секретного сотрудника из Института, передавшего нам копию доклада о штурме загородного отеля «Мароновая роща»…

— Подробнее.

— Служба охраны Института обнаружила, что в заброшенном отеле «Мароновая роща» скрываются два девианта, примерно период назад сбежавшие из Института, разгромив лабораторный корпус и перебив кучу охранников.

— Помню. Скандал вышел крупный. Что-то там говорилось о стечении обстоятельств. Половина спецотряда выехала на учения на дальний полигон, у девианта отказал блокиратор, заклинило давно не проверявшуюся аварийную бронеперегородку возле лестничной клетки, а у охраны не оказалось оружия, способного продавить эффекторы беглецов. Это? Что там со штурмом?

— Штурм оказался неудачным. Если верить докладу, отель словно заколдовали: окна небьющиеся, стены скользят, словно маслом намазаны, так что перебраться через них совершенно невозможно, чуть ли не фанерные ворота против кумулятивных зарядов устояли. А потом ворота открылись, и тот парень, Клоун, встретил спецназ во дворе. Поначалу его чуть не пристрелили, но он так заболтал командира отряда, что тот добровольно отменил штурм отеля и чуть ли не сдался ему в плен.

— Офицер спецназа Минобороны? — приподнял бровь шеф. — Отменил штурм?

— Именно. И, судя по объяснительным бойцов, винить его сложно: наш фигурант трепался, как опытный законник в суде. Не язык, а мельница, и манеры соответствующие.

— Кто владелец отеля?

— Он и есть владелец. Судя по документам в муниципалитете, купил эту развалюху примерно семь периодов назад, в начале зимы, за не очень маленькие деньги и с тех пор там живет. Однако опросы населения на окружающей территории не указывают на его присутствие здесь ранее начала пятого периода.

— Дальше. Что с девиантами? Вернули в Институт?

— Нет. Как оказалось, за три дня до того городской Совет по делам несовершеннолетних выдал ему официальные свидетельства об удочерении обеих девчонок, а также постановления о спецопеке, подписанные государственными представителями. Вместе с ними он усыновил какого-то приблудного пацана из детдома, но тот не девиант, обычный мальчишка. Удивительно, что Клоун предоставил доказательства своего финансового благополучия — выписку с какого-то банковского счета, а также прочие необходимые документы, включая два заключения от независимых экспертов-психологов. Плюс к тому куча дипломов и свидетельств, позволяющих ему выступать экспертом по делам несовершеннолетних даже в судах любой инстанции. Все документы подлинные, по крайней мере, на свежий глаз. А Совет, обычно затягивающий процесс на полгода и больше, сейчас управился всего за два дня. Пробовали с членами Совета разговаривать — только плечами пожимают: документы в порядке, требованиям удовлетворяет, почему бы и нет?

— А что дети — девианты, комиссия в курсе?

— В курсе. Но реагируют как-то странно. Глаза словно стеклянные становятся. Согласие на спецопеку в Службе общественной безопасности получены, говорят, так о чем говорить? И все, разговор заканчивается.

— Кто у нас выдавал согласие на спецопеку?

— Майор Сарий Таррари. Сразу после того, как поставил визу, он укатил в отпуск куда-то в глушь, рыбу в озерах ловить, оперативной связи с ним нет, и пока я его выдергивать не стал. Он-то точно никуда не денется.

— Так. Дальше.

— Дальше — страньше. Он живет с детьми и еще одной восемнадцатилетней девкой — она тоже пустышка — в своем отеле и редко высовывает нос за его пределы. Но наблюдение часто не фиксирует его присутствие в доме по несколько часов. Словно он куда-то незаметно исчезает, а потом опять возвращается. Иногда выходит в магазин за покупками, один или с детьми. Но в прошлый древодень он вышел один, спустился в город — и исчез. Сбросил наружку так грамотно, словно всю жизнь этим занимался — ребята и чихнуть не успели, как он буквально растворился в пустоте. А чуть позже спокойно вернулся в отель.

— Так. Удочерение девчонок-девиантов, покупка отеля, подвешенный язык, штурм, странные отсутствия. Что-то еще?

— Третьего дня к ним присоединился бывший командир спецотряда Института — тот самый, руководивший неудачным штурмом. Один день тот бродил по городу, подыскивая работу, но получил несколько отказов и больше пока не пытался.

— Так. Что еще?

— Пока все, господин оой-полковник.

— Понятно, — завсектором побарабанил пальцами по столу. — Значит, так. Дело передаешь мне лично, я тебя с расследования снимаю. Не потому, что провалил — материалы я смотрел, все грамотно. Но не твоего уровня, похоже, рыбешка. Есть ориентировки…

— …которые не стоят выеденного яйца, — прервал его холодный голос.

От неожиданности следователь дернулся всем телом, автоматически разворачиваясь и пытаясь нащупать под мышкой пистолет, оставшийся в кабинете. Краем глаза он заметил, как напряженно вытянулся шеф. В темном углу комнаты шевельнулась и выступила наружу неясная тень, сразу, впрочем, превратившаяся в человеческую фигуру.

— Что Служба общественной безопасности сует свой нос куда ни попадя, я могу понять — работа у нее такая, и я долго игнорировал назойливость ваших людей. Но сейчас у меня истощилось терпение.

И только теперь в сумраке кабинета капитан Таттарин Комонг опознал фигуранта дела, о котором только что шла речь.

— Дзинтон Мураций? — ошеломленно пробормотал он. — Как ты сюда попал? Что…

— Господин Тарагор Шифт, не жми так тревожную кнопку, сломаешь ненароком, — лед в голосе пришельца, казалось, замораживал воздух в кабинете. — Она временно не действует. А ваш секретарь спит и не заглянет сюда даже случайно. Не дергайтесь, я вам ничего не сделаю. Прояви немного рассудительности, оой-полковник, и круги вайс-генерала обеспечены тебе досрочно.

— Да что ты себе позволяешь? — наконец-то взвился на ноги завсектором. В его руке поблескивал вороненым металлом пистолет. — Я тебе сейчас пулю всажу, вот тогда и порассуждаешь о досрочных кругах! Как ты сюда попал?!

— Сейф, — казалось, незваный гость не слышит хозяина кабинета. — Вторая сверху полка. Белый конверт с номером два нуля двенадцать ноль семь. Достать немедленно.

Завсектором замер, словно удав перед кроликом. Следователь растерянно переводил взгляд с него на фигуранта… фигуранта ли? Наконец оой-полковник медленно, не поворачиваясь спиной к незваному гостю, отошел в угол, где стоял большой несгораемый сейф, достал из внутреннего кармана кителя пластинку ключа и вставил ее в приемную щель. Несколько мгновений он колебался, затем вдруг кинул пистолет Таттарину, и тот с трудом успел поймать оружие.

— Держи его на мушке, — хрипло сказал Тарагор. Затем он отвернулся, прикрыв своим телом клавиатуру сейфа и быстро вбил код, после чего приложил ладонь к сенсорной пластине. Мелодично тренькнуло, и дверца сейфа отворилась.

— И что дальше? — настороженно спросил завсектором, поворачиваясь к Дзинтону. В его руке белел конверт.

— Открой. Кодовая фраза внутреннего конверта — «Соловей выпорхнул из гнезда».

— Ну смотри, парень, если кодовая фраза не совпадет… — оой-полковник не закончил фразу и резко дернул плотную бумагу. Та с резким треском порвалась.

— Она совпадает, — безразлично произнес Дзинтон. — Открой второй конверт и вставь карту памяти в терминал.

На сей раз полковник колебался заметно меньше. Таттарин с любопытством следил, как тот разрывает внутренний конверт из желтой бумаги, извлекает из него плотный пластиковый чехол, вытаскивает карту, осторожно вставляет в приемник терминала и прикладывает большой палец к сканеру.

— Твой отпечаток? — настороженно сказал он гостю. Тот подошел к терминалу и тоже приложил палец.

Терминал разразился мелодичной трелью. Пару минут оой-полковник таращился на экран, перечитывая и переваривая увиденное, потом нехотя вытянулся по струнке.

— Господин оой-генерал, твои полномочия подтверждены. Ожидаю приказаний. Да опусти ты пушку, болван! — это относилось уже к Таттарину. Тот пожал плечами, отвел от гостя ствол пистолета, поставил оружие на предохранитель и положил на стол шефа. Пусть сам разбирается, куда девать.

— Что подтверждены — хорошо, — кивнул гость. — Первый приказ: собранное на меня досье стереть безвозвратно, архивные копии также уничтожить. Операцию по девиантам проводит контрразведывательный отдел Министерства обороны, и собам в нее нос совать незачем. Досье на меня имеется у твоего начальства, но у тебя нет к нему допуска. Усек?

— Так точно, — откликнулся оой-полковник, глядя перед собой оловянными глазами.

— Хорошо. Имей в виду, я проверю — возможность у меня есть. Если хочешь, можешь спросить у оой-генерала Васика, что такое досье «Камигами». Убить он тебя не убьет, правда, есть шанс, что жить будешь плохо и недолго. Кстати, капитан, к тебе тоже относится. Допуска у тебя тем более нет, но подписку я брать не стану. Ляпнешь что-нибудь лишнее на стороне — закопаю. Позаботься о своем здоровье, будь другом, и придержи язык.

— Так точно, — кивнул капитан, тоже вытягиваясь по струнке. По спине поползла струйка холодного пота. Вот вляпался так вляпался… Ну почему он сам не подумал о контрразведке?

— Хорошо. Теперь, господин оой-полковник, мне потребуется помощь вашей конторы. На карте, кроме моих полномочий, есть еще одно вложение — план спецоперации «Кодомонохи». Проведешь ее за малым исключением своими силами, но если потребуется какое-то дополнительное обеспечение — скажешь мне, я сделаю. Код моего пелефона там же, в материалах. Цель операции — захват местного отделения Института человека и вывоз всех содержащихся в нем девиантов в безопасное место. В какое — тебе знать не положено, данный пункт плана обеспечиваю я сам. Вопросы?

— Господин… господин оой-генерал, могу я говорить свободно? — казалось, завсектором против силы выплевывает слова.

— Да.

— Насколько нам известно, Институт человека в данном вопросе является прикрытием для Седьмого департамента Министерства обороны. Почему контрразведка проводит операцию при нашем участии?

— Спрашиваешь много, оой-полковник, — гость недобро прищурился. — А ведь вроде бы не первый год в органах. Так надо, понял?

— Но это… вызовет большой скандал. Руководство Института очень влиятельно. Мы не сможем проделать все тихо.

— И не надо, — зубы гостя блеснули в злой усмешке, и капитан Таттарин почувствовал, как по спине снова бегут ледяные мурашки. — Мне не нужно тихо. Мне хочу максимально громко, со скандалом мирового масштаба. Просмотришь план — узнаешь. Гордись, оой-полковник: ты участвуешь в историческом событии, которое изменит лицо мира. А теперь я откланяюсь.

Незваный гость развернулся и подошел к двери. Нет, не подошел — проскользнул, неслышный и почти невидимый в своей темной одежде в темном кабинете. Тихо скрипнула дверь, и в комнате остались только капитан и оой-полковник.

Первым тишину нарушил следователь.

— Он что, правда оой-генерал? — осторожно поинтересовался он. — Что на его карте?

В ответ шеф выдал длинную полностью нецензурную тираду на свободную тему. Выговорившись, он сплюнул на ковер.

— Эта скотина — оой-генерал Третьего департамента Министерства обороны. Контрразведка, мать его за ногу, спецоперации по внутренней безопасности страны! Мы с ними пересекаемся не так часто, но куда чаще, чем хотелось бы. Твари просто обожают загребать жар нашими руками: если успех, то им, а облажались — наша вина. А на карте приказ о максимальном содействии. Знаешь, чей приказ? Лично оой-генерала Васика.

— Главного директора? — присвистнул капитан. — Ну ни хрена ж себе…

— Точно. Именно «ни хрена ж себе». Еще там какие-то документы. Видимо, и план операции есть. Хоть я еще не читал, он мне заранее не нравится.

Начальник сектора опять выругался.

— Дело растреклятое я у тебя забираю, твой доступ к нему отозван. Сотру его сам… чуть погодя. Ладно, свободен.

Следователь повернулся к двери, но неожиданно замер на месте. Потом медленно развернулся к начальнику.

— Шеф, — медленно проговорил он, — а как тот хрен с ушами попал в кабинет? И как он усыпил секретаря?

Два офицера службы безопасности молча смотрели друг на друга, и по спине у обоих медленно ползли ледяные мурашки. Такие же ледяные, как и улыбка исчезнувшего гостя.

11.06.843, земледень

— Итак, великолепная госпожа Эхира Марга, я внимательно тебя слушаю.

Депутат Ассамблеи в шутливом салюте приподнял бокал с торчащей из него соломинкой. Несмотря на радушную улыбку, его прищуренные глаза холодно поблескивали в полумраке алькова. В приватной обстановке глава партии рационалистов разительно отличался от того бесшабашного и слегка придурковатого рубахи-парня, которого играл на публике.

— О, блистательный господин Крайтон Керл, я отнюдь не намеревалась превращать вечер в деловое совещание, — очаровательно улыбнулась Эхира, изучая его лицо из-под опущенных ресниц.

По слухам, шестидесятилетний, но еще крепкий мужчина предпочитал молодых девушек (а злые языки поговаривали и насчет несовершеннолетних девочек), и накануне она использовала все возможности чудо-косметики Майи, чтобы выглядеть хотя бы на семнадцать. Разумеется, благодаря их периодическим встречам в течение по крайней мере двух десятилетий он прекрасно понимал, что она отнюдь не юница, но после такого долгого отсутствия следовало использовать все рычаги.

— Мне просто хотелось увидеть старого знакомого после почти двухлетнего перерыва, — она откинулась на спинку кресла, поигрывая бокалом. — Партия рационалистов вновь набирает силу, и говорят, что на следующих выборах она получит в Ассамблее не менее сорока мест. Ты быстро набираешь политический вес, господин Крайтон, а женщины любят солидных мужчин.

Я — алчная холодная стерва, норовящая использовать тебя в своих интересах, мысленно сказала она. Поверь мне. Ну поверь же!

— О да! — Крайтон медленно наклонил голову. — Народ все больше осознает, что экономика вторична по сравнению с творящимся в наших головах. Примат разума — именно то, что сейчас нужно стране, чтобы пережить не самые лучшие времена экономического спада. Однако, увы, не все так хорошо, как хотелось бы. Чтобы участвовать в формировании Кабинета министров, нам необходимо не менее семидесяти мест.

— Да, все так! — сокрушенно вздохнула женщина. — Старые стереотипы отмирают медленно. А иногда они даже внезапно оживают с новой силой. Что поделать, общественным мнением так легко манипулировать!

— Увы, увы… — вздохнул политик. — В условиях тотальной лжи со стороны правящей коалиции избирателям очень легко заморочить голову ничего не значащими словами. Мы пытаемся бороться, но в условиях финансовой ограниченности…

Что тебе нужно? — спрашивал его настойчивый взгляд. Говори или проваливай.

Сейчас узнаешь, ответила ему томная улыбка Эхиры. Не торопись, дорогой, всему свое время.

— Да, лжи вокруг хоть отбавляй, — она задумчиво покрутила бокал в пальцах. — Буквально на каждом шагу можно обнаружить завесу, скрывающую мерзости, от которых простого человека может и стошнить. И хоть бы кто-нибудь попытался про них рассказать открыто!

— Например? — глава партии рационалистов явно насторожился.

— Ну… — Эхира возвела очи к небу. — Например, мне рассказывал один приятель, что организация под названием «Институт человека» не столько занимается изучением возможного человеческого организма, сколько прикрывает неприглядные делишки ее руководителей. Дети-девианты — кажется, их так называют? ну, которые умеют на расстоянии что-то делать? — так вот, дети, которых передают Институту, как говорят, подвергаются самым настоящим пыткам. Ты представляешь, блистательный господин Крайтон, дети в возрасте от восьми до четырнадцати лет — и их пытают электротоком, давят игольчатыми прессами, стреляют в них стальными шариками, колют всякой химической гадостью, просвечивают опасными лучами на жутких установках! Кажется, они, совершенно беспомощные, даже являются объектами сексуальных домогательств. Они называют происходящее «научными экспериментами», но на самом деле просто издеваются. И, говорят, — она понизила голос до шепота, — что весь ужас финансируется каким-то секретным отделением Министерства обороны!

— Возмутительнейшая история, — сокрушенно покачал головой Крайтон. — Но не может такого случиться, чтобы никто из официальных лиц не знал о подобных преступлениях! Почему же до сих пор широкая публика не осведомлена?

— Потому что так выгодно правящим партиям! — Эхира изобразила на лице самое искреннее возмущение. — А газеты и телеканалы не рискуют идти против них. Вот если бы нашелся достаточно влиятельный публичный политик, который заявил бы о подобном безобразии во весь голос — наверняка к нему бы прислушались. Особенно в преддверии выборов, — она выделила последние слова нажимом.

— Но если бы чисто гипотетически такой политик нашелся, наверняка ему пришлось бы несладко, — заметил депутат, прищуренно рассматривая собеседницу. — Партия гуманистов на пару с руководством Института совершенно точно выступит с опровержениями. Дело может дойти до суда, на котором наш храбрый политик мог бы даже получить за клевету тюремный срок, что именно в преддверии выборов оказалось бы особенно неприятно.

— О! О таких вещах нашему гипотетическому политику беспокоиться не следует. В обществе, в том числе в правоохранительных органах и в прокуратуре, достаточно здоровых сил, которые могли бы получить все необходимые доказательства. Такие доказательства, которые бы заткнули глотку даже партии гуманистов. Но Институт человека — очень влиятельная организация, и без широкой общественной поддержки связываться с ним никто не рискует. Вот если бы удалось привлечь внимание избирателей к проблеме…

— Да, вполне возможно, что здоровые силы, буде таковые имеются, могли бы и добыть доказательства, — скривил губы политик. — Однако наш гипотетический политик, несмотря на всю выгоду такого хода во время избирательной кампании, вряд ли смог бы что-то сделать. Видишь ли, великолепная госпожа Эхира, общение со средствами массовой информации в период выборов очень недешево обходится во всех смыслах. Они почему-то склонны воспринимать любые заявления со стороны партий как попытку сделать себе рекламу, даже если помыслы их чисты, как этот хрусталь, — он вытянул вперед руку с бокалом.

— Да, что делать, — притворно вздохнула Эхира. — Но сейчас такие времена, что трудности абсолютно у всех. Вот, например, как я слышала, у одного крупного автомобильного концерна при внутренней ревизии бухгалтерии вскрылись серьезные проблемы. Не помню, как он называется, но у него еще такой вот знак… — Она быстро нарисовала в воздухе эмблему «Тассера». — Я, слабая глупая женщина, не разбираюсь в финансовых деталях и сути проблем не понимаю, но говорят, что они вынуждены пойти на переговоры о слиянии с другим концерном. Его название я тоже забыла… — Она начертила эмблему «Кометы». — Ах, я так жалею, что просто глупая женщина и не разбираюсь в финансах. Опытный биржевой брокер наверняка бы смог извлечь из ситуации огромную выгоду, которой нашему гипотетическому политику хватило бы и на дополнительное финансирование избирательной кампании, и на общение с прессой, и на разные прочие нужды.

— Очень любопытно, — холодно ответил Крайтон. Он со стуком поставил бокал на столик и поднялся с дивана. — Наверное, очень интересно иметь настолько осведомленных друзей, не правда ли?

— Очень интересно, — согласилась Эхира, тоже поднимаясь. — И знаешь, мне часто удается узнавать разные забавные вещи. Ты, думаю, помнишь это по годам, что мы знаем друг друга. Но я глупая женщина, и мне даже не с кем о них поговорить. Ты даже не представляешь, как мне одиноко, а ты такой приятный мужчина! Возможно, нам следовало бы чаще встречаться, чтобы поболтать о том о сем. Особенно если наша болтовня поможет восстановить в мире хоть немного справедливости…

— Безусловно, — блистательный господин Крайтон Керл вежливо подхватил ее под локоть, откидывая занавесь и выводя из алькова. — И я уверен, что мы еще не раз с тобой поболтаем, особенно если правоохранительные органы все-таки найдут какие-то реальные доказательства творящихся преступлений. Ведь я так люблю восстанавливать справедливость!

12.06.843, деньдень

— Кто ты?

Голос — словно невнятное жуткое шипение сквозь неразборчивый шепот голосов в кромешном мраке. Темнота смыкается над головой, грозя раздавить, и внезапно он понимает, что вокруг — могильный склеп. Он замурован, замурован заживо!..

— Кто ты?

…мурашки бегут по коже, и ноги сами несут неизвестно куда по невидимой во тьме неровной почве, и камни подвертываются под ноги, и ужас сжимает горло, не давая дышать, а тьма сжимается вокруг еще сильнее, обволакивая, не позволяя двигаться, и отчаянные рывки всем телом не помогают, не помогают!..

— Кто ты?

Надо ответить. Надо ответить! Но кто он? Сгусток ужаса в краю кромешного мрака, хриплые вздохи в мертвой тишине… Это не его дыхание! Чудовища подкрадываются во мраке, и их смрадная вонь уже касается лица… Нужно вспомнить, обязательно вспомнить, кто он такой!

— Я Той! Караций! Той Караций! — от облегчения на глаза наворачиваются слезы, и сквозь них где-то вдали мерцает слабый огонек. Туда! Быстрее, еще быстрее! Те, кто крадутся во мраке, рядом, их дыхание чувствуется затылком, и если оглянуться, то можно увидеть их глаза, горящие красными углями. Они крадутся, чтобы наброситься, разорвать, сожрать… Но он не оглянется — ведь тогда случится что-то ужасное. Бежать, быстрее бежать к спасительному огоньку!

Ноги почти не слушаются, но ужас, словно наброшенный на шею тугой аркан, тянет вперед. Огонек все ближе. Он увеличивается, и те, что крадутся сзади, начинают отставать. Они не исчезнут навсегда, но они боятся света и не приблизятся, пока не окажутся уверены… или пока им не позволят. Да, пока им не позволят! Но ведь им не позволят, да?

Круг света. Теплого яркого света посреди залитой мраком пустыни под черным небом, и черная трава качается где-то за его пределами под порывами неощутимого ветра. Он успел! Его не догнали! И им не позволят приблизиться… пока.

Сердце бьется в груди, как перепуганный воробей. Плотный воздух не пролезает в горло, и каждый вздох — настоящая мука.

— Блистательный господин Той Караций?

Скучный невыразительный голос за спиной. Оглянуться? Нельзя. Нельзя! Если оглянуться, случится катастрофа. Тогда его не спасет ничто.

— Тот самый блистательный господин Той Караций, что десять лет является бессменным лидером партии гуманистов? Я ждал встречи с тобой.

Страшнее всего скука и безразличие, сочащиеся из чудовищного голоса. ОН там, где-то за границей круга, но его не остановит свет. И ОН может позволить тем, кто крадется, пересечь границу.

— Дети, блистательный господин Той Караций. Малолетние дети. Девианты. Ими становятся только в возрасте с восьми до десяти лет.

— Они чудовища! Им не место на земле!

Нет. Он говорит не то и не так. И те, кто крадутся, приближаются все ближе к свету, готовясь к прыжку сразу же, как только им позволят. Не надо! Пожалуйста, не надо! Он готов убивать, предавать, рвать зубами, только бы им не позволили!

— Они — дети. Малолетние дети, блистательный господин Той Караций. А финансируемый государством Институт человека превратил их жизнь в кошмар. И ты виновен в нем больше всего.

— Но они чудовища! Они убивают всех, до кого дотянутся! Один такой может убить меня! Как его распознать? Ведь он ничем не отличается от нормального ребенка!

Опять неправильно. И те, что крадутся, уже готовы прыгнуть. Нет!

— Не надо, я умоляю! Не позволяй им, господин, не позволяй! Я сделаю все, что захочешь! Я уничтожу Институт человека собственными руками, только не позволяй! Я стану носить маленьких чудовищ на руках, целовать их, ласкать, только не позволяй!

Да, да! Так правильно. Так и надо говорить. Пока он так говорит, они не прыгнут.

— Блистательный господин Той Караций, ты сказал. Твои слова услышаны и записаны. Но если вдруг забудешь их, то снова окажешься здесь. И рядом не найдется ничего, что могло бы защитить тебя. А сейчас я разрешаю уйти.

ОН пропадает. Черная пустота вокруг становится еще более пустой, и те, кто крадутся, напружинились, чувствуя, что жертва вот-вот исчезнет. Они боятся света, но они голодны, ужасно голодны, и они вот-вот преодолеют свой страх.

Свет начинает гаснуть, и теперь он отчетливо слышит дыхание тех, кто крадется, и видит их глаза. Уйти! Уйти! Проснуться!.. Но как?

Свет гаснет, и он в ужасе оборачивается. Прямо на него летят кроваво-красные глаза того, кто наконец-то подкрался, и смрадное дыхание шибает в нос, и острые когти уже впиваются в плечо!..

Той Караций, бессменный лидер партии гуманистов, рывком сел в постели. Сердце колотилось как бешеное, пижама промокла от пота. Сквозь шторы сочился бледный рассвет.

Сон. Просто сон. Кошмар. Надо же такому присниться! Пообещать, что своими руками уничтожит Институт человека, свое любимое детище… Да, всем кошмарам кошмар.

Что-то казалось неправильным. Плечо саднило. Он опустил глаза — и почувствовал как ужас снова пронзает живот, скручивая внутренности в тугой комок.

Левый рукав пижамы болтался, располосованный в клочья. И три длинных красных царапины тянулись от плеча до самого сгиба локтя.

Если он поступит неправильно, те, что крадутся во мраке, найдут его. И остановить их окажется некому. Теперь он знает это совершенно точно.

15.06.843, огнедень

В старом отеле стояла непривычная тишина. Уже второй день Яна с Палеком ходили в школу, и Карина откровенно скучала без них. Она заставляла себя читать учебники за четвертый класс, который немного не успела закончить той злополучной осенью и экзамены за который ей предстояло сдавать не позже, чем через два периода. Но учение не лезло в голову.

Впрочем, математику она всегда понимала хорошо, так что дроби, пропорции и уравнения на нахождение неизвестного давались ей легко. Хуже дела обстояли с географией и обществоведением: названия дальних городов и континентов в голосе держаться оказывались. Названия стран она еще кое-как запоминала, но где они расположены и какие животные там обитают, забывалось почти сразу же. Учебник по общему языку показался откровенно скучным: вопросы на понимание текста выглядели глупо, а учить правила ей почти не требовались: где и как ставить запятые и как правильно писать слова, она запоминала сразу, на глаз. Зато учебник по биологии ей сразу понравился. С яркими картинками птиц и зверей, с подробными описаниями и сценками из жизни, он приковывал внимание, заставляя глотать страницу за страницей. Несколько раз, увидев знакомые названия птиц, она подходила к окну и старалась с помощью своих не-глаз, которые папа называл «объемным сканером», увидеть сквозь листву кого-нибудь похожего на описания, но тщетно. Сквозь облака листьев шныряли серые птичьи тени, но не те, что надо.

Зато однажды она увидела сразу и обычными, и не-глазами самую настоящую волшебную фею. Миниатюрное создание сначала сновало в листве ближайшего марона вокруг уже наливающихся завязей будущих орехов, а потом вдруг — фрр! — подлетело к открытому окну и зависло в воздухе, с интересом изучая пялящуюся на нее девочку. Потом, заложив крутой вираж, она снова исчезла в листве, на сей раз насовсем. Карина еще несколько раз подходила к окну и даже вылазила в него, исследуя рощу и пытаясь обнаружить фею, но безуспешно. Наверное, потому, что сказку нельзя найти — она отыщет тебя сама, когда ей захочется.

Накануне она снова начала перечитывать «Делай что должно». Книжка, хотя и толстая и местами скучная, с самого начала захватила ее. Вместе с героями Отряда она снова переживала падение Хамира и бегство от злобных жугличей через реку и болота, визит в Серое Княжество, гибель долины и Беллы (интересно, что такое «кавитонный реактор»?), смерть принцессы Камеллы на балу, морскую битву с флотом Майно, осаду Крестоцина… Дочитав книжку во второй раз, она задумалась, а каково путешествовать с настоящим Демиургом, пусть и не зная того? Слово «демиург» цепляло какую-то тревожную струнку глубоко внутри, что-то, связанное с вторжением солдат Института, но вспомнить толком никак не удавалось.

Вчера, в перидень, когда Яна с Палеком ушли в школу в первый раз, ей, оставшейся в своей комнате, хотелось завыть от тоски и одиночества. Но зашел Дзинтон, рассказал какую-то забавную историю, которую она сразу же забыла, посидел рядом с ней на кровати. Она прижалась к нему, чувствуя сквозь свою майку и его рубашку надежное тепло его тела, и сидела так несколько минут, наслаждаясь спокойной уверенностью, что папа никогда не бросит ее одну. Дзинтон поглаживал ее по голове и рассказывал, как планеты вращаются вокруг звезд. Планеты ее мало интересовали, но ей нравилось просто сидеть, прижавшись к нему, и слушать его спокойный мягкий голос. Потом зашла Цукка и взяла ее с собой в магазин за продуктами, а потом… потом светило яркое солнце, с моря дул теплый соленый ветерок, щебетали птицы, и даже хотя Цукка ушла к себе в комнату готовиться к экзаменам в университет, и Дзинтон куда-то пропал, уныние больше не возвращалось.

Сегодня она уже не тосковала. Скучные учебники никуда не делись, но она уже точно знала, что справится — если только ее не подведет география. И папа в нее верит. Иногда она все еще внезапно вскидывалась, недоуменно оглядываясь по сторонам, словно отель, и Дзинтон, и Цукка вот-вот исчезнут, растворившись в черной глухой пустоте, и она почувствует шум в ушах и боль от выходящих из тела игл и трубок, и грубые дядьки перетащат ее на холодный пол железного ящика и повезут туда, где ей делают плохо и больно. Но наваждение проходило, и умиротворение старого отеля в неухоженном парке снова охватывало ее. У нее теперь снова есть папа! Настоящий папа! Он умный, и сильный, и веселый, и он защитит от всего на свете. А она сможет искупить все плохое, что сделала раньше.

Солнце уже поднялось довольно высоко, когда Дзинтон заглянул в комнату.

— Как дела? — спросил он, подмигнув. — Трудишься?

— Я читаю, — смущенно улыбнулась Карина. — Я сегодня уже две главы по географии прочитала!

— Молодец! — похвалил ее папа. — Ну-ка, как у нас главная столица Четырех Княжеств называется?

— Э-э-э… Саламир! — вспомнила девочка. — А раньше он был столицей Тапара, одного из Четырех княжеств, пока они еще не объединились.

— Умничка! А может, ты еще вспомнишь, где расположен хребет Шураллаха?

— Не-а, — Карина помотала головой. — Я такого еще не знаю.

— На Западном континенте, в южной части, — пояснил Дзинтон. — Самый большой горный хребет в мире, хотя и не самый высокий. Там широкие степи, в которых раньше кочевники разводили овец и степных лошадей, потом лес, а потом начинаются горы. Сначала небольшие отроги, потом скалы все выше и выше. На самых высоких горах круглый год лежит снег, и с ледников бегут холодные речки. Потом на востоке они сливаются в полноводную реку Кронг, на которой стоит город Грашград. Слово «шураллаха» на поллахе, старом языке кочевников-гуланов, означает «небесные клыки», потому что снизу кажется, что они упираются в небо и царапают его.

— Здорово! — мечтательно произнесла Карина. — Не то что наши низенькие горы…

— Ну, наши горы тоже интересные, — Дзинтон поднял палец. — Можно даже сказать — уникальные, таких в мире совсем немного. Они называются «лакколиты». В таких местах миллионы лет назад подземная лава пыталась пробиться на поверхность, но не смогла. Зато она высоко выгнула землю, так что получились горы. Так что, возможно, где-то в Граше сейчас сидит вот такая же девочка, как ты, и мечтает приехать, в Масарию, чтобы посмотреть на них и на наше море.

— А я бы хотела уехать отсюда насовсем, — вздохнула Карина. — Насовсем и навсегда.

— Из-за Института? — Дзинтон посмотрел на нее сверху вниз. Девочка кивнула и плотнее прижалась к нему. Он погладил ее по голове. — Понятно. Кара, знаешь, я именно потому к тебе и пришел.

Карина вывернула шею и снизу вверх посмотрела ему в лицо.

— Кара, ты боишься, что Институт человека не оставит тебя в покое. Что он рано или поздно доберется до тебя, и тогда ты вернешься в его лаборатории. И, в общем-то, все верно. Они тебя в покое не оставят. А я не могу всю жизнь держать тебя под своим крылом — ты должна жить независимой, настоящей жизнью. Вот почему сегодня Института человека не станет.

— Что? — потрясенно спросила девочка.

— Что слышала, — подмигнул Дзинтон. — Сегодня Институт человека прекратит свое существование раз и навсегда. А директор Джой Митера сядет в тюрьму всерьез и надолго. Кара, хочешь увидеть, как это произойдет?

— Хочу! — яростно кивнула та. — Очень хочу! А можно?

— Можно и нужно. Только тогда ты наконец-то поверишь, что прошлое ушло навсегда. Единственный способ победить свой страх — взглянуть ему в глаза и преодолеть его. Но у нас мало времени. Нам нужно побыстрее добраться до Института, иначе пропустим все самое интересное.

Он стремительно поднялся с кровати, поднимая вместе с собой Карину. Девочка вся напряглась. Она почувствовала, как самостоятельно шевелятся ее невидимые руки — от страха или от злости, не разобрать. В Институт? И Института больше никогда не будет? Вот здорово!

Топоча босыми ногами по деревянному полу, они быстро прошли к выходу и обули сандалии. По дороге Дзинтон заглянул в кухню.

— Цу, мы с Карой погулять. Вернемся часа через три, так что к обеду можем не успеть — оставьте что-нибудь пожевать.

— Хорошо, — откликнулась девушка. — А вы далеко?

— По делам, — фыркнул от ответа Дзинтон. — Если что, зови по прямому каналу. Да, и включи свое новое радио через полчасика. Что-то мне подсказывает, что ты не пожалеешь.

Карина мимоходом тоже заглянула в кухню. Ну конечно — Саматта опять прилип к Цукке и, похоже, рассказывал ей что-то интересное. Наверное, они влюбились друг в друга. Ну ладно, Цукка еще не очень старая, но Саматте-то уже за тридцать. Он же совсем старик, умрет, наверное, скоро! Не поймешь этих взрослых…

— Папа, а Цукка с Саматтой влюбились друг в друга? — поинтересовалась она, когда они вышли за ворота.

— Много станешь любопытный нос в щелки совать — прищемят, — рассеянно откликнулся тот. — Подрастешь — сама разберешься. А пока надо торопиться, Эхира ждет. Ну, мелкая и слабосильная, спорим, что ты за мной не угонишься?

* * *

Вызов прошел почти точно в полдень. Вай как раз бросил взгляд на настенные часы, на табло которого светились цифры 09:76, и, выдернув из терминала личную карту, начал выбираться из-за стола. В животе тихо пробурчало, и как бы в унисон с бурчанием прозвенела трель коммуникатора.

Репортер тихо ругнулся. Наверняка очередной носитель сенсационной новости о застрявшей на дереве кошке или кошмарной автокатастрофе с поцарапанным бампером и разбитым подфарником. Задрали вконец…

— Канал «Трибуна». Слушаю, — нехотя произнес он, нажимая на клавишу приема. К некоторому его удивлению, коммуникатор не показал номер вызывающего. На его памяти за последний год такое случалось только дважды, и оба раза — из-за неисправности, как выяснилось, базовой станции оператора связи. В остальном аппаратура, негласно установленная в редакции, отслеживала даже звонки с номеров спецслужб, что однажды после звонка разъяренного сюжетом сотрудника Службы общественной безопасности даже позволило устроить крупный скандал. Экран также не соизволил показать восторженную физиономию доброхота — судя по всему, вызов шел с пелефона.

— Вай Краамс? — осведомился голос.

— Да, — слегка удивленно откликнулся репортер. О его незапланированном сегодняшнем дежурстве на входящих знали только три человека, и ни одному из них голос не принадлежал. — Слушаю.

— Бери резервную группу, две камеры и через полчаса будь возле ворот Института человека. И зарезервируй у руководства прямой эфир начиная с десяти сорока. Плевать, что там стоит в сетке. Запомнил?

— Эй! — возмутился репортер. — Ты кто? И что я забыл у Института?

— Мое дело предупредить. Если не соизволишь оторвать задницу от стула, локти кусать станешь до конца жизни. А я вполне могу набрать номер «Известий».

— Но…

Связь прервалась, и в тесном кабинете воцарилась тишина. Вай Краамс в нерешительности замер. Судя по голосу, человек, мужчина неопределенного возраста. Псих? Помедлив, репортер ткнул в кнопку вызова шефа.

— Что? — недовольно спросил тот, появляясь в дисплее после пятого или шестого звонка. — Я занят.

— Мне только что позвонили. Номер не определился, — сообщил репортер. — И без картинки.

Шеф слегка приподнял бровь, что свидетельствовало о средней степени удивления.

— Звонивший сказал, что через полчаса я должен появиться у Института человека, и с пол-одиннадцатого нужно зарезервировать прямой эфир. Детали не уточнялись, угрожал позвонить в «Известия».

Бровь шефа приподнялась еще выше. Несколько секунд зубр тележурналистики прокручивал сообщение в голове, потом спросил:

— Сам-то что думаешь? Шизик?

— Не знаю, — мотнул головой Вай. — По голосу не скажешь, но шизиков так редко определить можно. Возможно, дурацкая шутка.

— Ну и?

— Некогда думать. Нужно ехать. Чувствую — что-то случится. В крайнем случае теряем час времени и немного бензина. Прямой эфир подготовить, но программу не прерывать, предварительного извещения не давать. Поставить на желтый сигнал, окончательное решение приму на месте.

Шеф поморщился. Ну еще бы — отправить последнюю дежурную бригаду неизвестно зачем. А вдруг что-то действительно важное случится?

— Надо ехать, шеф, — с нажимом сказал Вай. — Меня чутье еще ни разу не обманывало.

— Ладно, — кивнул шеф. — Прямой эфир в десять сорок две на желтом сигнале, в десять сорок от тебя отмашка.

— Понял. Отбой.

Щелкнув клавишей сброса, репортер быстро глянул на часы. 10:01. Времени в обрез — только-только подхватиться и добраться до места. Жаль, не сходил пожрать на полчаса раньше…

* * *

Карина вцепилась в руку Дзинтона так, словно тонула в глубоком омуте. Все три ее невидимых руки напряглись, свернувшись в тугие спирали, готовые в любой момент начать крушить и разрывать. Тогда ночью, со всех ног убегая по темному мрачному лесу, она не запомнила окружающую местность, но внутренний сигнал опасности звенел не переставая. Они приближались к Институту! Там, за следующим поворотом. Или чуть дальше… Ужас потихоньку сковывал ее грудь, сердце билось все сильнее. А что если эта тетка, Эхира, их предала? Почему папа ей верит? Ведь она — заместитель директора! Может, не стоило соглашаться, когда папа предложил ей посмотреть, как проклятый Институт погибнет?

Словно почувствовав ее страх, Дзинтон остановился и присел перед девочкой на корточки.

— Кара, ты все еще можешь отказаться, — успокаивающе произнес он. — Если тебе так плохо, так страшно, может, не стоит туда ходить? Пойдешь домой?

Карина глубоко вздохнула и помотала головой. Нет, так нельзя. Она должна увидеть все своими глазами. Иначе она до конца жизни останется боякой. Папа сказал, что единственный способ победить свой страх — взглянуть ему в глаза и преодолеть его. И она знает: папа прав.

Дзинтон погладил ее по голове и выпрямился.

— Ну, храбрый заяц, пошли, — улыбнулся он. — Время на исходе. Ничего не бойся, я с тобой. Да, и не обращай внимания на то, что станет говорить тетя Эхира. Ты можешь удивиться, но так надо. Игра такая, ага?

— Ага! — решительно тряхнула головой девочка.

— Тогда вперед.

За следующим поворотом обнаружилась небольшая вымощенная древней брусчаткой площадь. Несмотря на полуденный час, она оказалась совершенно пустой. Дальнюю ее часть обрубала высокая кованая ограда с ажурными воротами, за которой начинался густой парк. Сквозь листья едва просвечивали белые стены корпусов Института. Поверху ограды тянулись тонкие нити режущей проволоки.

…кромешная тьма, завывание ветра, угрожающий шепот листвы. Яркие пятна прожекторов за спиной, глухое завывание сирен. Гнущийся под паническими ударами невидимых рук металл ограды — и отчаянное бегство в неизвестность, а под босыми ногами — твердые острые корни…

Карина вздрогнула, отгоняя видение, стиснула зубы и слегка ускорила шаг. Папа с ней, и она ничего не боится. Ничего! Вот только в животе противная слабость…

Словно почувствовав ее тревогу, Дзинтон положил руку ей на плечо. Десять шагов. Двадцать. Тридцать… Вот ворота уже маячат в десятке шагов впереди, а из-за темного стекла сторожевой будки смотрят настороженные глаза охранника. Охранника не видно с улицы, но она умеет видеть не только сквозь зеркала.

Пять шагов до ворот. Охранник — не тот, что смотрел сквозь стекло, другой — вышел из будки навстречу. На лице скучающая мина.

— Что нужно? — лениво спросил он. — Сюда нельзя посторонним…

Что-то в его лице неуловимо изменилось. На нем все еще скука, но уже фальшивая. Он изо всех сил старался, чтобы пришельцы не заметили его страх, но его рука против воли поползла к кобуре.

— Мы пришли к господину директору Джою Митере, — спокойно произнес Дзинтон. — Нас ждут.

— Пропустите их, — тетя Эхира подошла к ограде с другой стороны, появившись из-за толстого дерева. — Я проведу их по территории.

Охранник заколебался.

— Но, госпожа заместитель директора, — начал он, — без заранее заказанного гостевого пропуска…

— Ты что, идиот? — устало спросила его тетя Эхира. — Или ориентировка из головы вылетела? Девочка — сбежавший девиант. Ее возвращают в Институт. Какой тебе еще пропуск?

Возвращают в Институт? Карина с тревогой глянула на женщину. О чем та говорит?

«…не обращай внимания на то, что станет говорить тетя Эхира…»

Я верю папе. Он не может предать. И он может защитить от чего угодно.

— Но она…

— Блокиратор сейчас надену, — оборвала охранника тетя Эхира, поднося к калитке небольшую белую карточку. Что-то пискнуло, и калитка открылась. Женщина подошла к Карине вплотную и слегка подмигнула ей так, чтобы не видел охранник. Затем она достала из-за пазухи тонкий блестящий ошейник и ловко замкнула его на шее девочки. — Видишь? Все, она не опасна.

— Но…

— Остальное — под мою ответственность, — отрезала заместитель директора. — Вы двое, идите за мной.

Дзинтон кивнул девочке. Она неуверенно шагнула вперед. А ведь тетя Эхира соврала! Шума в ушах и голове не появилось, невидимые руки по-прежнему оставались сильными и готовыми действовать, хотя раньше из-за ошейника они полностью пропадали.

Тетя Эхира повернулась и молча пошла по петляющей между деревьями дорожке. Карина осторожно прошла в калитку, оглянувшись назад. В дверном проеме будки она увидела второго охранника, что-то тихо говорящего в микрофон.

Дорожка петляла между деревьями. Впрочем, до большого здания с широкими блестящими окнами они добрались на удивление быстро, минуты за три-четыре. Девочка поежилась. Тогда, в ночь побега, парк казался бесконечно длинным, а сейчас, наоборот, слишком коротким.

В большом тихом холле их ждали. Десять охранников с автоматами выстроились шеренгой саженях в пяти перед ними, угрожающе выставив вперед стволы.

— Стоять! — угрожающе рявкнул один из них. — Всем троим лечь на пол, живо! Руки заложить за затылок! Считаю до пяти, затем открываем огонь! Попытка приблизиться — открываем огонь без предупреждения!

— Ты что, офонарел, родной? — саркастически поинтересовалась Эхира. — Ты не знаешь, кто я?

— Приказ лично директора — нейтрализовать всех троих, девку в первую очередь! — все так же угрожающе рявкнул охранник. — Один! Два! Три…

Внезапно вся шеренга молча и беззвучно осела на пол. Из людей словно вынули какие-то внутренние стержни, поддерживающие в них жизнь. Резко и неприятно запахло.

— Полчаса комы, — прокомментировал сзади Дзинтон, — плюс еще столько же головной боли в качестве урока хороших манер. Плюс расслабление сфинктеров в качестве довеска. Да уж, эти замечательные ребята вам не Саматта, они и в самом деле могли пристрелить нас без малейших колебаний. Эхира, как ты работаешь в такой банке с крысами?

— А кто сказал, что я здесь работаю? — удивилась Эхира. — Можно подумать, мне хоть что-то делать позволяли. Пойдемте, а то сейчас тревогу объявят. Холл под видеонаблюдением.

Словно подтверждая ее слова, глухо завыла сирена. Карина вздрогнула и сжалась.

…вой сирены. Мерцающее освещение. Тарахтение выстрелов и звонкий град пуль, лупящий по поверхности плывущей в воздухе металлической пластине, зажатой в невидимых руках Яны…

Эхира поморщилась, выудила из кармана халата пелефон и быстро выбрала из списка нужный контакт.

— Говорит Эхира Марга, заместитель директора, — ровно произнесла она. — Отменить тревогу. Идут учения.

Несколько секунд спустя сирена смолкла. Эхира уже быстро шагала к лестнице.

— Пойдем, Кара, — мягко сказал Дзинтон. — Сейчас они сообразят, что происходит, и снова поднимут тревогу. Не хочется прорываться с боем до самого кабинета.

— Но они… — девочка не могла оторвать взгляд от лежащих на полу фигур.

— Убивают только слабые и трусы, — успокаивающе улыбнулся ей Дзинтон. — Они живы и очнутся через полчаса. Идем, а то пропустим самое интересное.

Кабинет директора нашелся на втором этаже, совсем рядом с лестницей. Эхира остановилась возле нее на секунду, бросила назад нетерпеливый взгляд и вошла, широко распахнув обе высокие створки. Карина деревянно шагнула за ней.

За дверью оказалась мягко освещенная комната без окон — огромная, больше, наверное, чем половина всего их отеля. Вдоль стен стояли мягкие диваны, пол устилал мягкий ворсистый ковер. У дальней стены располагался массивный письменный стол, над которым мерцали облака сразу трех дисплеев. Над столом висели большие красивые часы. Карина невольно бросила взгляд на табло — 10:33. Из-за стола им навстречу стремительно поднялась высокая красивая женщина в строгом платье.

Она — директор? Женщина? Девочка захлопала глазами и открыла было рот, чтобы спросить у Дзинтона, но тот не задерживаясь шел вперед, и его рука на плече не позволяла остановиться.

— Я к директору, они со мной, — холодно бросила Эхира, движением руки отстраняя женщину с дороги.

— Господин директор занят… — женщина протестующе вскинула руки, но ни Дзинтон, ни Эхира не обратили на нее внимания. Дверь в дальней стене комнаты скользнула в стену, и тут сирена завыла снова.

* * *

Сказать, что Джой Митера, директор Института человека, находился в ярости, означало бы серьезно преуменьшить накал его эмоций. С утра онметался по кабинету, словно загнанный в угол тигр, мимоходом роняя и разбивая вещи. Жертвами его буйства уже пали две старинные тонкого стекла вазы, древняя тролличья статуэтка, изображающая распахнувшего пасть крокодила, настольные часы, установленные на основание в виде замка с двумя водопадами (разбиться не разбились, но вода из водопадов вытекла на ковер и основательно его промочила), и другие весьма приятные (не сейчас) для глаз и души вещи. Чоки-секретарь пару раз заглянула в дверь, но войти не вошла. Оснащенную искусственным интеллектом, шедевром среди себе подобных (и во многом разработанным благодаря исследованиям департаментов Института), ее под завязку напичкали эвристическими алгоритмами оценки реакций окружающих. Ее локальная база данных содержала шаблоны самых разных психических отклонений и душевных состояний. Однако за два периода, прошедших с момента ее пробуждения, она еще ни разу не видела шефа в таком настроении, так что готовых сценариев действий у нее не имелось. Но общий вывод управляющий искин сделал совершенно верный: не лезь под горячую руку без острой нужды, каковой модели действий и придерживался.

Причиной бешенства директора являлись две вещи. Первая, вполне материальная, представляла собой анонимно присланную по почте карту с записью вчерашнего выступления Крайтона Керла перед Ассамблеей. Этот клоун, озвучивая свой депутатский запрос, говорил немыслимые вещи — о преступлениях против человечности, вершащихся в Институте человека, о пытаемых детях, о некомпетентности сотрудников спецслужб — и никто, решительно никто не пытался его остановить! И что самое поразительное — он приводил настоящие факты, о которых знали только обладатели спецдопуска! Сегодня с утра фрагменты выступления в Сети крутили по всем каналам, и их тоже никто не осаживал.

Но выступление — полбеды. И раньше находились кретины, которые пытались сделать себе имя и дешевую популярность, обвиняя Институт человека в чем попало. Эти идиоты не понимают, что речь идет о самом выживании человеческой расы, что церемониться с девиантами означает лишь подталкивать мир к пропасти. Зато понимают другие, которые всегда брали на себя заботу о спокойной работе Института, а демагоги под их давлением прекращали болтать быстрее, чем на них успевало обратить внимание общественное мнение. Но сегодня происходило что-то мистическое. Ни один из нужных номеров не откликался. Даже коммуникатор Тоя Карация перебросил вызов на секретаря, который объяснил, что лидер партии гуманистов чрезвычайно занят и не может уделить времени для разговора.

Подобное не могло оказаться случайностью. Кто-то где-то наверху решил, что Институт больше не служит его целям, и шакалы немедленно бросились со всех сторон, пытаясь отхватить кусок пожирнее. Но как они могли? Ведь он, Джой, так много сделал и для Партии гуманистов, и для Партии экономического прогресса! Он поддерживал их начинания, выступал по телевидению сам и отправлял своих людей защищать нужные точки зрения, участвовал в подготовке законопроектов, тайно финансировал избирательные кампании, урывая деньги из и без того скудных фондов Института… Как они могли? О, если бы он мог сейчас собственными руками удавить фальшивых друзей!..

Ему показалось, что снаружи доносится вой тревожной сирены. Сначала он отмахнулся от ощущения как от совершенно невероятного. В корпусе, где содержатся девианты, такое еще может случиться, но в административном здании? А когда, наконец, сигнал смог пробиться к мозгу сквозь море бушующей ярости, звук внезапно пропал.

Директор нахмурился. Что происходит? Сирена — здесь? Немыслимо. Он подошел к столу и ткнул на пульте клавишу вызова центрального поста охраны.

Ничего не произошло.

Директор нахмурился и нажал клавишу снова. Дисплей не включался, пространство над проекционной пластиной оставалось мертвым и безжизненным, словно кто-то полностью обесточил коммуникатор. Несколько беспорядочно нажатых клавиш показали, что связь перестала работать окончательно и бесповоротно. Отключился даже древний электрический звонок секретарю — два провода, зуммер и кнопка. В чем дело? Тотальный сбой системы коммуникаций? Невероятно! Но если так, то кто-то определенно ответит.

Запись выступления. Телевидение. Невозможность дозвониться. И вот теперь — отказавшее оборудование.

Директор подобрался, словно тигр перед прыжком. Он выдвинул верхний ящик стола, вытащил оттуда тяжелый пистолет и опустил его в карман пиджака. Если у кретинов опять побег, он лично пристрелит сначала беглеца, а потом и тех, кто их охранял. А потом… а потом он поедет в аэропорт, возьмет самолет Института, прилетит в столицу и возьмет за яйца эту сволочь Тоя Карация. Он сделал несколько шагов к двери.

И дверь распахнулась.

По ушам снова ударил звук сирены — на сей раз не приглушенный звукоизоляцией кабинета. В кабинет вошли трое: стерва Эхира и с ней какие-то юнец с девчонкой. Нет, она переходит все границы! Как наглая тварь осмелилась входить к нему без разрешения, да еще и с какими-то…

Его словно ударили под дых. Девчонка. Ненависть в ее глазах могла прожечь каменную стену. Та самая беглянка, маленькое смертоносное чудовище — Карина. А юнец рядом с ней… наверняка молодой ублюдок, что приютил ее. Приемный папаша, значит? Да как такому молокососу вообще разрешили удочерение?

Его опущенная в карман рука судорожно сжалась на рукояти пистолета. Что они здесь делают? Как попали сюда, в административное здание? Почему девка не в боксе лабораторного корпуса?

Дверь захлопнулась, отрезая кабинет от внешних звуков, и в тишине директор отчетливо разобрал щелчки сработавших автоматических запоров.

— Блистательный господин директор Джой Митера? — осведомился юнец. — Если я правильно понимаю, тебе хотелось снова увидеть девианта Карину Серенову, сбежавшую из Института. Твое желание исполнилось. Она здесь.

* * *

Карина не отрываясь смотрела на стоящего в десяти шагах перед ней мужчину. Высокий, представительный, с пробивающейся в волосах благородной сединой, в хорошем сером костюме, поблескивающем золотыми головками булавок-некутайпинов. Она никогда не видела его вблизи — но глаза у него те самые, что она не раз замечала своими не-глазами сквозь серебристое наблюдательное стекло в лабораториях. Только сейчас вместо скуки и равнодушия в них плескались злость и паника.

— Джой Митера, ты обвиняешься в незаконном удержании людей, в применении летальной силы к несовершеннолетним, в незаконном проведении медицинских экспериментов, сопровождающихся бессмысленной жестокостью, в финансовом мошенничестве, а также в других, менее тяжких преступлениях, — голос папы, казалось, чеканил слова из металла. — Ордер на твой арест подписан прокурором округа. Но я думаю, что для начала…

— Для начала вы все сдохнете! — прорычал директор. Он выхватил из кармана пистолет и направил его на Дзинтона. — Я не знаю, кто ты такой, но тебе не поможет даже твоя сучка-убийца. В моем кабинете работают блокираторы, и будь уверен, случайно они не отключатся!

— Случайно не отключатся, — согласился Дзинтон. — А вот намеренно — без проблем. Да они уже давно не работают, как и блокиратор у нее на шее. Ты же вроде специалист, должен видеть, что девочка не проявляет типичных реакций. Карина, этот человек твой. Можешь сделать с ним все, что захочешь. Даже убить.

Палец директора судорожно дернулся на спусковом крючке, но невидимые руки Карины уже замерцали перед ней, плетя незримую завесу. Тяжелая раскаленная пуля завязла в невидимой сети и, глухо стукнув, отлетела и покатилась по ковру. Девочка шла вперед, а пистолет судорожно выплевывал одну пулю за другой — и одна за другой они падали на пол или отлетали в сторону. Когда боек наконец глухо щелкнул в разряженном оружии, она стояла перед директором в двух шагах.

— Ты гад! — сказала она срывающимся голосом. — Тебя убить мало! Ты виноват во всем, во всем!

Слезы текли по ее щекам, и врывающееся в панорамное окно солнце блестело на мокрых дорожках. Ее невидимые руки обхватили и стиснули шею директора, оплелись вокруг его головы. Так просто сделать усилие, простое и легкое мысленное усилие — и безголовый труп рухнет на пол, заливая кровью все вокруг. Так просто — и она уже убивала раньше! Сейчас…

Лицо директора исказилось, когда незримые путы стиснули и дернули вверх его тело. Выронив пистолет, он тихо заскулил, бессмысленно суча в воздухе руками в попытке отмахнуться от невидимых и неосязаемых щупалец. Его красивая прическа растрепалась, очки в тонкой золотой оправе сорвались с носа и нелепо повисли на одной дужке. Сейчас он получит за все!..

«Убивают только слабые и трусы», — прозвучал в голове папин голос. Карина невольно дернула головой, но нет — папа молчал. И молчала тетя Эхира. Я могу сделать с гадом все, что захочу, а я хочу его убить!

Убивают только слабые и трусы. Но разве она слабая? Она гораздо сильнее директора, пусть даже он старше и выше. Разве она боится? Боится? Рядом папа, а с ним она не боится ничего!

Задыхаясь от слез, она медленно разжала невидимые руки и сделала шаг назад, потом второй. Директор рухнул на колени, опираясь руками о пол и тяжело отдуваясь.

— Я не убью тебя! — яростно сказала девочка. — Убивают только слабые и трусы! А я тебя не боюсь!

Она отступила назад еще на шаг, зацепилась пяткой о ковер и почти упала. Сильные руки Дзинтона подхватили ее и помогли устоять.

— Молодец, Каричка! — шепнул он на ухо. — Ты правильно поступила. Я знал, что ты все сделаешь как надо. А теперь время для циркового представления.

Он выпрямился и коротко кивнул тете Эхире:

— Сигнал ушел. Действуй.

— Сколько времени я мечтала об этом… — пробормотала женщина. — Знал бы ты, директор Джой, как я ждала нынешнего момента!

Она вынула пелефон и набрала код.

— Внимание персоналу Института! — резким холодным тоном произнесла она, и скрытые динамики в потолке повторили ее голос. — Говорит заместитель директора Эхира Марга. Общее экстренное сообщение. Довожу до всеобщего сведения, что масарийское отделение Института человека приостанавливает свою работу. Директор Джой Митера арестован, ему предъявлены обвинения в тяжких преступлениях. Его приказы более не имеют силы. Сейчас в здания Института войдут спецвойска Министерства общественной безопасности. Не сопротивляться, повторяю, не сопротивляться им. Приказываю оказывать им полное содействие. Противодействие в любой форме является уголовным преступлением и карается по закону тюремным заключением. Приказываю немедленно прекратить все эксперименты с подопытными в лабораторном корпусе, в чем бы они ни выражались. Девиантов, находящихся на стендах, немедленно вернуть в камеры. Любая попытка причинить им дополнительный вред будет жестоко наказана. Сотрудникам остальных подразделений прервать любые выполняемые действия и не пытаться покинуть свои рабочие места. Повторяю. Внимание всему персоналу Института! Общее экстренное сообщение. Говорит заместитель директора Эхира Марга…

Панорамное окно кабинета выгнулось внутрь и лопнуло, рассыпавшись дождем брызг. Сверху упали веревки, и по ним соскальзывали люди в шлемах и бронежилетах, рассредоточиваясь по комнате, выставляя перед собой стволы штурмовых карабинов и дробовиков. Эхира не повела даже бровью, продолжая произносить свою речь, а Дзинтон шагнул к солдатам, не обращая внимания на наставленные стволы.

— Я Соловей, — громко сказал он. — Коршун-один, ко мне.

Солдаты переглянулись, затем один из них поднялся на ноги, опуская ствол, и подошел к Дзинтону, отдав честь.

— Я Коршун-один, — отрапортовал он. — Жду приказаний.

— Он, — Дзинтон ткнул пальцем во все еще стоящего на четвереньках директора, — директор Института человека. Он арестован. Обездвижить, выделить двоих для охраны, передать конвою. Потом вместе с остальными работаешь с заместителем директора госпожой Эхирой Маргой, — он ткнул большим пальцем через плечо. — Она покажет, что именно в здании нужно взять под контроль в первую очередь. У меня дела в других корпусах, как закончите — уведомишь по третьему каналу. Все понял?

— Так точно, — кивнул командир.

— Выполнять! — отрезал Дзинтон. — Каричка, — повернулся он к приемной дочери, — ты останешься с тетей Эхирой. Потом я зайду за тобой, и мы пойдем домой.

— Папа, я хочу с тобой, — упрямо набычилась та. — Там другие… девианты. Я хочу им помочь.

Пару томительно долгих секунд Дзинтон задумчиво глядел на нее, потом пожал плечами.

— Хорошо. Пойдем. Но только не отставай — в суматохе затоптать могут. А суматохи там сейчас — как в сумасшедшем доме во время пожара. Впрочем, почему «как»? Кстати, сними с шеи эту гадость, а то смотреть противно.

— Гадость? — переспросила Карина, и тут же поняла — кольцо блокиратора. Но ведь его нельзя снимать просто так — оно взорвется и оторвет голову! Она помнила, как в самом начале в Институте ей показали манекен, на шее которого висело такое кольцо. А потом кто-то дернул за привязанную к кольцу веревку, и — бум! — верхняя половина куклы разлетелась в щепки…

Но папа сказал — сними. Значит, можно. Она осторожно ухватилась невидимыми руками за кольцо и с силой дернула ими в стороны. С коротким хрустом блокиратор разорвался на две половинки, отлетевшие к стенам кабинета. Краем глаза она заметила, как дернулись ближайшие к ней солдаты, приподнимая стволы карабинов, но не обратила на них внимания. Внезапно ей показалось, что весь Институт сейчас разлетается вот так же, как это кольцо, и с сердца сваливается какая-то давящая, хотя и давно привычная тяжесть. Неописуемое чувство свободы заполнило ее всю изнутри, раздувая, как воздушный шарик.

— Так лучше, — спокойно заметил Дзинтон. — Пойдем, нас ждут.

* * *

Скрипя тормозами, автофургон телестудии вылетел на площадь перед Институтом, заложив крутой вираж. Вай кинул взгляд на часы. 10:41. Все-таки слегка опоздали!

— Ну и ну! — выдохнул один из операторов, прилипший к боковому окну. — Умереть — не встать! Вай, ты посмотри только! Собы! И сколько их!

Не дожидаясь, пока фургон полностью затормозит, репортер сдвинул дверцу и спрыгнул на брусчатку, едва удержавшись на ногах. Кованые ворота Института стояли распахнутыми настежь, и в них, покачиваясь, втягивалась вереница бронетранспортеров. Над парком тарахтели винтами четыре или пять транспортных вертолетов, еще с одного, зависшего над ближайшим корпусом, по тросам на крышу горохом сыпались солдаты в черно-желтых бронированных комбинезонах спецотряда борьбы с террористами. Площадь перекрывало кольцо оцепления.

— Шеф! — заорал в микрофон Вай. — Шеф! Это я! Желтый сигнал, повторяю, желтый сигнал! Плевать, что сейчас в эфире, тут штурм Института человека в разгаре! Прямое включение через двадцать секунд!

Не дожидаясь подтверждения, он повернулся к фургону. Операторы уже стояли на земле, лихорадочно активируя видеокамеры. Глаза обоих уже скрылись под контроль-панелями, и картинка в студию должна пойти с секунды на секунду. Вай мотнул головой, проверяя, что микрофон не отвалится при резком движении, и на мгновение прикрыл глаза, сосредотачиваясь и переходя в подходящее эмоциональное состояние. Так, глубокий вздох… сердце колотится часто, но в пределах нормы… прочистить горло… быстрым движением превратить прическу в фирменный шторм в вермишельной лавке… готово! Можно начинать. Сейчас где-то там, на студии, диктор захлебывающейся скороговоркой объявляет экстренное включение, и вот-вот он окажется в прямом эфире! Вот только как бы прорваться через оцепление внутрь?

— Кто такой? — гаркнули ему прямо в ухо? — Откуда?

— Репортер Вай Краамс, канал «Трибуна»! — рявкнул в ответ Вай, поворачиваясь. — Вот мое удостоверение! Согласно статье второй Закона о свободной прессе…

— Заткнись! — солдат закинул за спину карабин и ткнул пальцем у сторону входа. — За мной туда. Тебя приказано пропустить. Сколько с тобой?

— Двое… — ошарашенно пробормотал репортер. Такое с ним случалось впервые. «Прессу приказано не пускать» — сколько угодно, два раза из трех или даже три из четырех, но «тебя приказано пропустить»?! Что-то совсем новенькое в его длинной и извилистой репортерской карьере.

В левом ухе дважды резко пропищало. Прямой эфир! Некогда раздумывать. Броситься в воду, а там авось выплывем. Ну, вперед!

— С вами Вай Краамс, канал «Трибуна», — привычной скороговоркой забормотал он, быстро шагая за солдатом и надеясь, что операторы уже успели дать канал на студию. — Я веду прямой репортаж с места событий. Несколько минут назад Институт человека подвергся атаке со стороны спецподразделений Службы общественных дел. Я еще не знаю, кто в Министерстве и почему отдал такой приказ, проясним позже. Здесь полный бардак, и сейчас вы, дорогие мои зрители, получите полную и исчерпывающую его картину. Итак, прямо передо мной — главный въезд на территорию…

* * *

Дзинтон размашисто шагал через парк, игнорируя асфальтированную дорожку, вьющуюся между деревьев. Чтобы поспевать за ним, Карина почти бежала. Она окончательно утратила ориентацию, но папа, кажется, прекрасно понимал, куда и зачем направляется.

Выкрашенный в больничный белый цвет корпус возник перед ними неожиданно. Они обогнули высокое дерево с раскидистой кроной и оказались на широкой аллее, ведущей прямо к большим стеклянным дверям в центре длинного двухэтажного здания. У дверей расположились несколько солдат в бронежилетах и противогазных масках, чуть в стороне стояла большая бронированная машина. На тропинке, опоясывающей здание по периметру, стояло оцепление.

Карина напряглась, но солдаты не стали их задерживать. Наоборот, они вытянулись по струнке и отдали честь. Наверное, из-за непонятной радужной штуки, которую Дзинтон нацепил на грудь, решила девочка. Ничего себе! Оказывается, папа может даже солдатами командовать! Но зачем он тогда живет с ними в заброшенном отеле? Если он генерал, то, наверное, мог бы купить себе большие апартаменты в красивом доме, ездить на шикарной машине… и никогда не встретиться с ней? Нет, лучше не надо. Папа лучше знает, что и как делать.

Огромный залитый солнечным светом вестибюль заставил ее вздрогнуть всем телом и прижаться к Дзинтону. Она помнила его залитым электрическим светом…

…вой сирены. Металлический голос из динамиков, выкрикивающий непонятные слова. Безжизненно валяющиеся тела охранников. Мерцание скрытых в потолке ламп. Вывороченный из пола соединенными усилиями девочек прозрачно-блестящий цилиндр, с хрустом и звоном ударяющийся в стеклянную панель рядом с запертой дверью. Саднящая боль в босых изрезанных осколками ступнях. Сырой ночной воздух, врывающийся в легкие, словно нектар свободы…

…и ощущения у нее остались самые неприятные. Сердце колотилось все сильнее и сильнее. Зачем она увязалась с папой? Дура. Сидела бы сейчас себе с тетей Эхирой…

— Я Соловей. Статус операции? — резко спросил Дзинтон у группы людей в бронежилетах, но с офицерскими нашивками, настороженно его рассматривающих.

— Все по плану, — отрапортовал один из офицеров. — Здания блокированы полностью, охрана нейтрализована, персонал изолирован, сопротивления не оказано, потерь нет.

— Хорошо. Где Зимородок-один?

— На минус втором уровне, в блоке девиантов. Лифты отключены, лестница…

— Спасибо, я знаком с планом здания, — кивнул Дзинтон. — Мне нужен один сопровождающий в качестве охранника девочки.

— Ясно, — кивнул офицер. Он махнул рукой, и к ним подбежал высокий рыжий парень с автоматом. — Господин Соловей, это лейтенант Франци Тор. Франции, сопровождаешь господина оой-генерала и… — Он замялся. — …его спутницу до получения от него новых указаний.

— Так точно! — кивнул лейтенант, щелкая каблуками.

— За мной, — скомандовал Дзинтон, устремляясь вперед по холлу. Автоматические двери рядом с вернувшимся на свое место стаканом турникета стояли распахнутыми настежь. — Лейтенант, девочку зовут Карина. Головой отвечаешь за ее безопасность. Меня охранять не надо. Я и сам присмотрю за ней, но мне придется часто отвлекаться. Если потребуется, умрешь сам, но ее защитишь. Понятно?

— Так точно, господин оой-генерал, — вновь кивнул лейтенант, шагая рядом с Кариной. Он повернул голову и внимательно осмотрел девочку. У него оказались веселые голубые глаза северянина на совсем молодом конопатом лице…

…голубые глаза молодого охранника поверх ствола пистолета, сначала растерянные и непонимающие, потом — мертвые и безжизненные, уставившиеся в потолок…

Девочка тряхнула головой. Там, за поворотом, лестница. Ее она помнит.

На лестничной клетке стояли четверо в бронежилетах. Они откозыряли Дзинтону и посторонились, пропуская группу. Четыре узких пролета, каменные ступени, настежь распахнутая дверь второго подземного уровня — и белый восклицательный знак в красном круге. «Внимание!» — гласило объявление. — «Зона повышенной опасности. Предъяви идентификационную карту на контроле. Вход посетителей без сопровождающего сотрудника Института запрещен».

В длинный широкий коридор с обеих сторон выходили двери, над которыми мигали разноцветные лампочки. Их оказалось немного, куда меньше, чем Карине помнилось по своему побегу. Впрочем, наверняка за поворотами есть и еще.

В большой караульной комнате возле лестничной клетки стояла еще одна группа военных с офицерскими знаками различия — шесть или семь человек и три тролля. Тролли бронежилетов не носили, на них была обычная матерчатая форма защитного цвета.

— Господа, я Соловей, — обратился Дзинтон к группе. — Поскольку я здесь, принимаю командование на себя. Оой-полковник Тарагор, все по плану?

— По плану, — недовольно буркнул один из людей с четырьмя большими кружками на левой стороне груди и, несмотря на тусклое освещение, в непрозрачных зеркальных очках. — Мы тебя ждали, господин оой-генерал. Я решил оставить троих местных умников, чтобы помогали управляться с аппаратурой, — он кивнул в сторону двух человек и орка в белых халатах, испуганно сгрудившихся в углу. — Мои ребята за ними присматривают.

— Не возражаю, — кивнул Дзинтон. — Транспорт для эвакуации девиантов прибудет с минуты на минуту, фургоны уже прошли КПП. Так, что у нас здесь…

Он подошел к пульту управления и несколько минут всматривался в экраны.

— Могло получиться и хуже… — пробормотал он. — Восемнадцать детей, все спят. У шестнадцати состояние более-менее приличное, а вот его… и ту девочку придется сразу помещать в интенсивную терапию. Только вот чего я не понимаю… Ты, — он ткнул пальцем в орка в халате, — подойди.

Неуверенно оглянувшись на охраняющих солдат, орк приблизился.

— Камера номер восемь. У ребенка нормальные показатели. Почему здесь пометка «лекарственная летаргия»?

— Господин, — орк развел руками, — она все время в таком состоянии. Она… не в себе. Сумасшедшая.

— Сумасшедшая? — голос Дзинтона неожиданно стал вкрадчивым. — Ну-ну. И как же такое случилось?

Орк испуганно отступил на шаг назад, его физиономия мучительно задергалась, уши прижались.

— Она… я не знаю точно, господин. Я работаю здесь меньше трех периодов. При мне она всегда была такой.

— Она сошла с ума примерно четыре периода назад, — резко произнес один из двух людей в халатах. — Директор Джой устроил эксперимент с огнем, которого она панически боялась. Девочка успешно сдержала три струи жидкого пламени, но несколько капель все-таки попали на кожу, и ее психика не выдержала.

Тремя широкими шагами Дзинтон пересек комнату и, несмотря на свой невысокий рост, словно навис над говорящим.

— Ты готов повторить свои слова в суде? — сквозь зубы спросил он.

— Да, — человек твердо выдержал его взгляд. — Я, Дэнко Масава, оператор третьей категории, подтверждаю свое согласие дать честные и правдивые показания в суде. Я бы давно так сделал, — добавил он, — если бы хоть одна сволочь захотела меня выслушать. И защитить — ходят нехорошие слухи о судьбе тех, кто пытался открыто выступать против дирекции.

— Ты получишь защиту, — кивнул Дзинтон. — Сейчас ты готов помогать с эвакуацией детей?

— Готов. Знаешь, господин, — поколебавшись, произнес Дэнко, — ты первый, кто на моей памяти назвал девиантов детьми. Спасибо.

Он подошел к пульту, отодвинул все еще стоящего рядом орка и сел в операторское кресло.

— Как их намерены эвакуировать?

— Стандартные медицинские фургоны. Лучше оставить детей спящими. Поднимать к фургонам станем на каталках, так что разблокируй главный лифт.

— Сейчас… — Дэнко прикоснулся у нескольким сенсорам на пульте. Что-то мелодично прозвенело. «Лифт активен», — произнес приятный женский голос.

— Фургоны у дверей корпуса, — сказал Дзинтон. — Оой-полковник, твои люди наверху предупреждены?

— Разумеется, — проворчал Тарагор. — Пропустят они медиков. И медиков пропустят, и репортеров, и любого хрена ходячего с улицы, которому взбредет в голову сюда забрести…

— Хрена ходячего не надо, — усмехнулся Дзинтон. — А вот медики с репортерами нам пригодятся. Я доволен, оой-полковник. Ты разыграл операцию как по нотам, и твои дополнения мне понравились. Так, господа, план следующий. Начинаем вскрывать камеры начиная с ближайшей. Господин Дэнко с пульта открывает дверь и блокирует систему безопасности. Я вхожу, выношу ребенка, укладываю на каталку и передаю ее медикам, после чего все повторяем.

— Ты входишь? — оой-полковник хмыкнул. — Рискуешь, оой-генерал.

— Как раз я-то и не рискую, — качнул головой тот. — Если ребенок неожиданно очнется, я не растеряюсь. А вот за гражданского медика не поручусь.

— Можно приказать моим бойцам…

— Спасибо за беспокойство, но мои действия не обсуждаются, господин оой-полковник. Так, каталки появились. Я к первой камере. Господин Дэнко, открываешь двери по моему сигналу. Кара, остаешься здесь. Лейтенант, помни — ты ее защищаешь.

И Дзинтон выскользнул в открытую дверь караулки.

* * *

«Камилл, контакт. Джао в канале».

«Здесь Камилл. Слушаю».

«Готов к приему эвакуантов?»

«Спохватился наконец-то? А если бы не приготовился, что бы ты сделал? Ладно-ладно, не надувайся. Готов, разумеется. Все пять лагерей на ушах стоят, народ от нетерпения только что на месте не подпрыгивает. Всем не терпится до новых игрушек дорваться».

«Понял. Надеюсь, они не забудут, что эти игрушки прежде всего дети. Что ты решил насчет переброски? Из фургонов или прямо от входа?»

«Из фургонов. Точнее, вместе с фургонами, я их сразу ваял на основе транспортных капсул. Я решил не делать кукол. Если они твоим журналистам в камеру попадутся, с ними может выйти конфуз».

«Ты — и конфуз?»

«Мне было лениво делать достоверные имитации», — широкий зевок, нетерпеливый взгляд на часы, постукивание ногой по полу. — «Я, знаешь ли, Стратег, а не Конструктор, чтобы с бирюльками возиться».

«Бездельник ты безответственный, а не Стратег. Сейчас не Игра, не забывай. Ладно, как хочешь. Мне все равно».

«Вот и ладушки. Фантомы-медики у меня отлаженные, осечек не случится».

«Надеюсь на то. Отбой».

«Конец связи».

* * *

Вай Краамс едва не бросался на солдат с кулаками. Его упорно отказывались пускать в здания Института, и свидетелем позора являлся как минимум весь город. А возможно, и вся страна — наверняка шеф уже продал трансляцию какому-нибудь национальному каналу. Так что когда вереница оранжевых медицинских фургонов на всех парах влетела в распахнутые ворота и по аллее подкатила к невысокому невзрачному корпусу, он воспринял ее как подарок богов.

В тот момент он захлебывающейся скороговоркой по пятому кругу пересказывал происходящее, надеясь, что зрители еще не уснули перед телевизорами от скуки. Продолжая тараторить, он махнул операторам и со всех ног понесся вслед за машинами — только для того, чтобы в десяти шагах от входа наткнуться на очередное оцепление из солдат в масках. Ему оставалось мысленно скрипеть зубами, в фоновом режиме выдавая в эфир какую-то пургу и наблюдая, как санитары с каталками быстро и деловито исчезают в недрах здания. Впрочем, через несколько минут первая каталка появилась из дверей.

— Снимай! — шепотом заорал Вай оператору, на мгновение блокируя свой микрофон. — Снимай крупным планом!

Тот только дернул плечом. Что снимать основным объективом, он прекрасно знал и сам. Вай глубоко вздохнул и бросился на оцепление в тщетной надежде приблизиться к каталке вплотную.

От сильного толчка в грудь он покачнулся и с трудом удержался на ногах. Пихнувший его солдат смотрел куда-то в сторону. Казалось, надоедливый репортеришка интересовал его меньше случайной мухи. Ну ладно, мысленно пообещал ему Вай, я вам потом устрою…

— Вай Краамс, телеканал «Трибуна»? — осведомились у него за спиной.

Вай резко развернулся и оказался лицом к лицу с высоким орком, достающим макушкой ему почти до носа.

— Да, я, — настороженно откликнулся он, опять блокируя микрофон. — Меня сюда официально пропустили…

— Я знаю, что тебя пропустили, — нетерпеливо отмахнулся орк. — Я — окружной пресс-секретарь Службы общественных дел. Я уполномочен сделать официальное заявление. После эвакуации вашу группу допустят внутрь здания, чтобы дать возможность отснять материал. Могу заверить — вполне сенсационный материал. Готов слушать?

— Да! — быстро кивнул Вай. С одной стороны, он чувствовал возбуждение — он единственный тележурналист, допущенный к освещению заварушки, единственный, кому позволяют выслушать официальное заявление. С другой — как-то уж очень подозрительно, что собы внезапно воспылали такой горячей любовью именно к нему и его каналу. За все приходится платить, ох, приходится! Но заплатит он потом, а сейчас…

Он быстро сделал пару жестов в воздухе. Первый оператор кивнул и отвернулся, продолжая фиксировать вход и фургоны главным объективом, а шеренгу солдат и панораму здания — дополнительными. Второй оператор сделал пару шагов в сторону, так что и Вай, и пресс-секретарь оказались в поле зрения всех трех объективов, и поднял сжатый кулак с оттопыренным мизинцем — в эфир пошла картинка с его камеры. Журналист разблокировал свой микрофон и быстро проговорил:

— Великолепные мои телезрители, теперь мы с вами наконец-то узнаем из первых рук, что именно здесь происходит. Пресс-секретарь Службы общественных дел… э-э-э… — Он разглядел на груди орка табличку с именем. — …Бурай Тгрраха намерен сделать официальное заявление. Итак, мы слушаем, господин пресс-секретарь.

— Спасибо, — кивнул орк. — Служба общественных дел официально сообщает, что три дня назад, двенадцатого восьмого, мы наконец-то получили твердые доказательства, что масарийское отделение Института человека под видом изучения нестандартных свойств человеческого организма занимается проведением жестоких экспериментов над детьми с особыми способностями, известными как «девианты». Как, наверное, все хорошо знают, за последние пять лет в мире выявлено около семисот существ, владеющих ограниченными телекинетическими возможностями, в подавляющем большинстве случаев — человеческих детей в возрасте от восьми до десяти лет. Поскольку зачастую такие выявления обычно оказывались сопряжены с жертвами в результате неконтролируемого применения детьми своих способностей, большинство таких «девиантов» с особо развитыми талантами пришлось ради их же блага изолировать от общества в специальных учреждениях. Там о них, предполагалось, позаботятся в контролируемом окружении, не позволяющем спонтанно применять телекинез, а параллельно — выяснить причины совершенно необъяснимого на сегодняшний день явления…

— Удалось ли достичь каких-то результатов в исследованиях? — быстро спросил Вай.

— На сегодняшний день о них говорить еще рано, — невозмутимо ушел от ответа орк. — Кроме того, твой вопрос, скорее, к научным учреждениям, а не ко мне. Однако сейчас мы располагаем исчерпывающими доказательствами, что одна из организаций, Институт человека, которому поручили попечительство над группой из примерно двадцати человеческих детей с особо развитыми способностями, занималась изучением возможностей своих подопечных с помощью изуверских методов. Среди них числились давление тяжелыми грузами, расстрел металлическими шариками, пытки электротоком, огнем и химическими реагентами, введение психотропных составов и тому подобные вещи. В результате психическое и физическое здоровье детей серьезно нарушены, и есть основания предполагать, что у некоторых — необратимо. Руководство масарийской Службы общественных дел немедленно передало по инстанциям эту чудовищную информацию и, получив санкцию, начало подготовку к спасению детей и их переправке в безопасное место. Поскольку у нас имелись серьезные основания предполагать, что охрана Института может оказать вооруженное сопротивление, дав псевдоученым-изуверам время уничтожить следы преступлений, для захвата комплекса пришлось планировать полномасштабную войсковую операцию с эффектом неожиданности…

— Каким образом вы получили информацию? — снова вклинился Вай.

— Примерно период назад двум детям в результате счастливой случайности удалось совершить побег из местного отделения Института, к сожалению, не обошедшийся без жертв среди сотрудников военизированной охраны. Событие привлекло наше внимание к Институту. После того, как детей нашли и опросили, мы воспользовались нашими особыми полномочиями для негласного доступа к компьютерной сети Института и к хранящимся в ней личным делам опекаемых. Я сам видел досье… — Голос пресс-секретаря дрогнул и сорвался высоким шипением.

Вай невольно восхитился его актерским мастерством. Разумеется, репортер ни на секунду не поверил в спонтанность проявления чувств, но на зрителей такое должно подействовать не хуже пресловутого электрошока.

— …они ужасают. Содержащиеся там видеозаписи экспериментов… Я не смог досмотреть до конца ни одной. Я не представляю себе, какие чудовища способны изо дня в день проводить подобные эксперименты над малолетними детьми.

— Записи продемонстрируют широкой общественности?

— В какой-то мере. Разумеется, прежде всего мы должны защитить права детей на частную жизнь и личное достоинство, а большая часть материалов весьма неприглядна. Уверяю, господин репортер, ты бы точно не захотел, чтобы подобного рода записи с твоим участием оказались доступными широкой публике. Но, я полагаю, общественность увидит достаточно, чтобы однозначно сформировать свое мнение.

Мы покажем, что выгодно нам, чтобы вы думали, как нужно нам, мысленно перевел пассаж репортер. Ну и ладно. Спасибо и за то, господа собы. Но сейчас ты у меня закрутишься, как угорь на сковородке…

— Скажите, господин пресс-секретарь, а каким образом могло получиться, что ни одна государственная комиссия, несомненно, проверявшая Институт, не обнаружила страшные факты раньше? Почему Служба общественных дел, наверняка имеющая своих осведомителей среди сотрудников Института, ничего не знала?

— В Институте отсутствовали наши осведомители, — на обычно подвижной орочьей физиономии не дрогнул ни один мускул. Вот скотина ушастая, снова восхитился Вай, врет и не поперхнется! Морда каменная, как у тролля! — Мы весьма доверяли службе охраны Института и тесно с ней взаимодействовали. Разумеется, мы ни в малейшей мере не отрицаем свой недосмотр. В ближайшее время мы проведем строжайшее внутреннее расследование и сурово накажем виновных. Что же до комиссий… — Орк сокрушенно развел руками. — Можно лишь предполагать, что определенные люди, в том числе состоящие на государственной службе, по непонятным пока причинам и с непонятными целями состояли в преступном сговоре с администрацией Института. Соответствующее расследование прокуратурой уже начато, и, полагаю, в самое ближайшее время мы узнаем правду.

— Она, без сомнения, окажется весьма кстати. А теперь, господин пресс-секретарь, нельзя ли узнать, кто именно из администрации Института в данный момент обвиняется в совершении преступлений и их покрытии?

— Безусловно, первым и главным обвиняемым является директор масарийского отделения Института человека доктор Джой Митера. Он уже арестован и дает первые показания. Кроме того, вне всякого сомнения, обвинения предъявят следующим лицам…

* * *

— Четырнадцатая каталка с ребенком возле лифта, ожидание кабины, — проговорил в микрофон Дэнко. — Камера двадцать четыре с объектом номер пятнадцать готова к разблокировке.

— Понял, — откликнулся голос Дзинтона. — Каталка ждет у двери бокса. Распечатывай.

— Распечатываю. Катетеры и иглы извлечены. Напоминаю — сон ребенка неглубокий, нужно соблюдать осторожность, чтобы не разбудить.

Пронзительно запищал зуммер. На большом, во всю стену, мониторе замигала картинка с изображением разбитого замка и номером «24».

— Дверь открыта. Вхожу, — сообщил Дзинтон.

Карина вздохнула. Объект номер пятнадцать — и все то же самое, что и в предыдущих четырнадцати. Поначалу смотреть было интересно — наверное, ее так же тоже готовили к «распечатыванию», прежде чем засунуть в железный ящик для доставки в лабораторию. Но сейчас ей стало откровенно скучно. Она огляделась по сторонам.

Лейтенант Франци Тор, приставленный для охраны, возвышался в двух шагах, неподвижный, словно каменная статуя. Заметив ее взгляд, он подмигнул и состроил забавную гримасу, сведя глаза к переносице, надув щеки и высунув кончик языка. Девочка несмело улыбнулась. Наверное, он хороший, хоть и военный. Саматта тоже военный и тоже хороший. Наверное, не все солдаты плохие…

Она подошла к дверному проему и выглянула в коридор. Каталка стояла у лифта шагах в пяти от караулки. Из-под простыни, с головой прикрывающей детское тело, безвольно свешивалась бледная тонкая рука. Интересно, как зовут девочку? Давно она здесь? Сколько ей лет? Впрочем, это может оказаться и мальчишка. А им позволят потом встретиться и познакомиться? И куда их увозят?

Мелодично прогудел сигнал лифта, створки лифта медленно раскрылись. Медики с двух сторон взялись за рукоятки каталки, чтобы вкатить ее внутрь… и вдруг что-то страшно ударило их в живот и голову. Тела в белых халатах отлетели к противоположным стенам и, глухо ударившись о них, сползли на пол.

Словно во сне, Карина смотрела, как сползает на пол простыня, и ребенок — мальчик! — садится на каталке, глядя перед собой невидящими глазами. Вот он спустил на пол ноги, неуверенно оперся на них, начал выпрямляться…

Глухо завыла сирена.

— Внимание всем! — быстрой скороговоркой произнес из динамиков голос Дэнко. — Инцидент у лифта! Эвакуируемый бесконтролен, эффектор активен, сопровождающие потеряны. Лифт блокирован, двери с этажа блокированы. Опускаю взрывозащитные перегородки…

— Стойте! — крикнула Карина. Ноги словно сами бросились вперед, и автоматически закрывшаяся дверь караулки скользнула по спине, едва не прищемив ткань одежды. Мальчик неуверенно стоял на ногах, его взгляд слепо шарил по коридору. На его теле виднелись синяки и кровоподтеки. Карине показалось, что воздух вокруг него мерцает, как вокруг Яны, когда та что-то делала своими невидимыми руками. Она присмотрелась не-глазами. Да, верно. Три длинных вертких прозрачных щупальца, растущих из груди, беспорядочно хлещут вокруг мальчика, а внутри шеи и груди пульсируют радужные, в пятнистых разводах, комья.

Одно из щупалец скользнуло по щеке, оставив ощущение легкого ожога, и Карина опомнилась. Мальчик наверняка не в себе, как… как она тогда, во время побега. Он раздавит ее или расквасит о стену, не понимая, что делает! Зачем она выскочила в коридор? Она напружинила свои невидимые руки, протягивая их вперед, и манипуляторы мальчика хлестнули по ним словно раскаленными плетьми. Как его остановить? Она напряглась, вытягивая манипулятор вперед, пытаясь обвить и удержать щупальца эффектора мальчика — нет, не получается. Словно намазанные маслом, они скользят и вырываются… протянуть свой манипулятор еще дальше, к телу… А что, если прижать невидимые руки там, где они начинаются? Словно сжать настоящие руки у плеч, чтобы не позволить им двигаться!

Мальчик сделал шаг вперед, и горячее щупальце хлестнуло Карину по щеке. Она невольно отшатнулась, но тут же остановилась. Ему нельзя позволить ходить! Она подхватила горячее невесомое тело и осторожно прижала его к стене. Ее невидимые руки, расслабившись и истончившись, проникли в грудную клетку, скользя между мечущимися манипуляторами. Вот! Комок чуть ниже шеи, мягкий, пульсирующий… сжать его, но не сильно, чтобы не раздавить, не повредить…

Тело мальчика внезапно выгнулось дугой и обмякло. Карина резко отдернула невидимые руки, и мальчик осел на пол, соскользнув по стене. Что случилось? Она… убила его? За спиной с шелестом раскрылась дверь, и сильная рука рванула ее назад.

— Дэнко, отключить сирену, — громко произнес голос Дзинтона, и папа проскользнул мимо нее, склоняясь над телом мальчика. — Объект без сознания. Отбой тревоги.

Дзинтон осторожно поднял тело и положил его на каталку, укрыв сверху простыней. В коридор уже высыпали люди. Лейтенант Франци подхватил ее под мышки и отнес к дальней стене.

— Зачем ты выбежала? — укоризненно сказал он. — Мне теперь влетит за то, что я не уследил.

Карина не ответила. Она вдруг заметила, что отброшенные мальчиком медики медленно поднимаются с пола. Так они живы? Наверное, их ударило не слишком сильно, вскользь. Сирена смолкла, и в коридоре стало очень тихо. Девочка вдруг поняла, что все смотрят прямо на нее.

— Ворон ворону глаз не выклюет, — проворчал человек, которого папа называл оой-полковником.

— Следи за языком, полковник! — резко сказал Дзинтон. — Все по местам. Продолжаем операцию.

Он обвел присутствующих жестким прищуренным взглядом, и они потупились, зашевелились и потянулись обратно в караулку. Мелодично тренькнул лифт, и медики как ни в чем не бывало ввели в него каталку. Двери лифта закрылись. Дзинтон подошел к Карине.

— Молодец, Каричка, — он погладил ее по голове. — Ты все правильно сделала. Только в следующий раз действуй поаккуратнее — воздействие на эффектор таким методом очень неприятно и болезненно. Просто скользни по поверхности, и оператор… и человек временно потеряет способность управлять манипуляторами. А ты, лейтенант! — обернулся он к Франци. —М-да… хреновый из тебя телохранитель. Не оплошай еще раз — настучу по башке так, что мозги из ушей полезут.

Он повернулся и двинулся прочь по коридору. Рыжий лейтенант тяжело вздохнул.

— Вот так всегда! — пожаловался он в пространство. — Я же говорил, что влетит… Слушай, Карина, — он озадаченно повернулся к девочке. — А что ты сделала? Я изнутри в дверь колотился, думал, маленькое чудище тебя сейчас в кашу перемалывает…

Карина вспыхнула.

— Я тоже маленькое чудище, Франци! — зло сказала она. — Я тоже могу перемалывать в кашу! Я тоже девиант, понял?

Она вытянула невидимую руку и пихнула лейтенанта в грудь, так что тот потерял равновесие и отлетел на несколько шагов. Карина отвернулась, на прямых негнущихся ногах прошла в караулку и забилась в угол, присев на корточки и оперевшись спиной о стену. Надо же! А она-то думала, что он хороший! Все они одинаковые — как только узнают, что ты другая, так сразу — ой-ёй, девиант!..

Все? А папа? А Цукка, Палек, Саматта?

Ну, пусть не все. Но половина — точно. Она шмыгнула носом. И что ей теперь, всю жизнь оставаться маленьким чудищем?

Нет, ехидно подсказало что-то внутри, вот подрастешь — и превратишься в большое чудище. И станут тебя показывать в цирке.

— Камера двадцать четыре распечатана, продолжаю извлечение объекта пятнадцать, — сказал из динамиков голос Дзинтона.

Краем глаза Карина заметила, как в караулку вошел лейтенант Франци. Она снова шмыгнула носом и отвернулась, старательно собирая невидимые руки в тугие комки, чтобы со злости не ударить его, забывшись. Не нужен ей никакой охранник. Она сама может себя защитить!

Лейтенант неуверенно подошел к ней и остановился в двух шагах.

— Карина, я… — начал он, но замолчал. Потом вздохнул и опустился на корточки рядом с девочкой. Та старательно игнорировала его.

— Извини, — сказал лейтенант. — Я… ну, просто испугался за тебя. Думал, сейчас он тебя убьет, а я виноват. Я не знал, что ты… что ты тоже…

— Девиант, — фыркнула Карина. — И чудище. Не волнуйся, я привыкла.

— Что у тебя тоже есть способности, — твердо закончил лейтенант. — Хотя мог бы и догадаться — иначе зачем бы оой-генерал привел тебя с собой? Честное слово, я не хотел тебя обидеть. Ни тебя, ни его… того мальчика. Я видел синяки на его теле. Думаю, если бы надо мной так издевались, я бы тоже начал крушить все, до чего дотянусь. Извини, ладно?

Он выпрямился и отступил назад. Потом оперся плечом о стену и уставился на большой экран. Карина повернула голову и посмотрела на него.

Может, он и в самом деле не такой уж плохой человек?

* * *

Вай почувствовал, как в животе забурчало. Быстрый взгляд на часы — 11:23. Жаль, пожрать не успел. Теперь до самого вечера ходить голодным как тролль после спячки… Ну ничего. Ради такого можно и потерпеть.

Из двери выехала очередная каталка. Восемнадцать. Санитары споро загрузили ее в фургон, запрыгнули сами, и тот рванул с места. Так, а здесь что? Еще две пары санитаров с каталками — на сей раз явно пустыми. Два фургона лишние. Значит ли, что собы не знали, сколько девиантов содержится в Институте? Как данный факт согласуется с проникновением в сеть, доступом к досье и тому подобными штучками? Сделаем зарубку на память, потом потянем и за эту ниточку. Стоп! А куда, кстати, их вывозят? В городские больницы? Они же девианты, они и поубивать окружающих могут! Определенно, еще одна ниточка — но тянуть за нее следует прямо сейчас. Как?..

В наличии два оператора. Старая раздражающая перестраховка — как часто камера выходит из строя? Да раз в сто лет! Но сейчас она, пожалуй, кстати. Как этих ребят зовут? Какие-то новенькие, имена из памяти все-таки вылетели. Или их вообще не представляли? Лица закрыты контроль-панелями, так что не вспомнить. Плевать.

Он сделал знак в воздухе, и первый оператор, помедлив для отключения камеры, ответил тем же и подошел.

— Фургоны, — сказал ему Вай. — Нужно проследить, куда они везут девиантов. Бери наш фургон и садись на хвост тому, в которого загрузили последнего чудика. Быстро, а то уйдет!

Оператор кивнул и со всех ног бросился к воротам. Три медицинских фургона уже почти выехали с территории, но замешкались, пропуская втягивающиеся в ворота черные транспорты Службы общественных дел, сопровождаемые тремя легковыми автомобилями. Успеет — телевизионный фургон припаркован неподалеку, чтобы до него добраться, нужно не более полуминуты. Но теперь — теперь здание. Его обещали впустить после завершения эвакуации.

Стоявший рядом солдат оцепления склонил голову, прислушавшись к рации, и негромко что-то ответил. Потом вытянул руку и поманил репортера пальцем.

— Можешь пройти, — сказал он. — Внутри тебя встретят.

Дважды повторять Ваю не пришлось. Он махнул рукой второму оператору и бросился к стеклянным дверям корпуса.

Внутри царил полумрак. Свет то ли притушили, то ли вообще не включили, предоставив освещать холл пробивающемуся снаружи сквозь листву солнцу. Неважно. Компенсирующая электроника камеры осветлит обстановку по необходимости. Давешний орк уже ожидал его, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Сейчас я проведу тебя на подземные уровни корпуса, — сказал он репортеру. — Ты сможешь показать людям, в каких условиях содержались дети и что с ними делали. У нас есть пятнадцать минут, потом к работе приступят судмедэксперты.

Мимо быстрым шагом прошла группа людей — по большей части люди и тролли в военной форме с офицерскими знаками различия. Но в середине мелькнул невысокий человек в гражданской одежде, и рядом — девочка? Да, девочка лет десяти. Или двенадцати, не разберешь. Откуда здесь ребенок? Тоже из местных? Но почему ее не эвакуировали вместе с остальными — свободные фургоны еще оставались! Репортер заколебался, но группа уже прошла сквозь наружные двери.

— Вы идете? — нетерпеливо спросил орк.

— Да, — кивнул Вай. В конце концов, камера наверняка зацепила группу если не основным объективом, то уж боковым — точно. Потом он просмотрит запись, дотошно и медленно, чтобы не упустить никаких деталей. Еще одна ниточка для разматывания — сколько их уже накопилось сегодня? Хватит, чтобы расследовать в течение года или двух. Не гоняйся за всеми воробьями сразу, дружок, сосредоточься на вороне.

Он быстрым шагом двинулся к лифту за пресс-секретарем. Оператор следовал за ними по пятам.

Коридор подземного уровня поразил его воображение. Низкие бетонные потолки, змеящиеся по стенам толстые черные и синие кабели и коммуникационные короба, пол, выложенный широкими квадратами грубого кафеля, мертвенно-белое освещение… Как здесь можно хотя бы просто работать? Бр-р… Клаустрофобией Вай не страдал, но таких вот бункеров в военном духе на дух не переносил. Впрочем, у тебя только пятнадцать минут, напомнил он себе. Потом тебя отсюда вышвырнут. Потерпишь… Вот синий карачун, а сигнал из подвала вообще пробьется?

— Одна из камер, в которых содержались дети, — орк ткнул пальцем в распахнутую настежь дверь, над которой мигала красная лампочка. Из дверного проема тянуло резким медицинским запахом, смешанным с вонью человеческих выделений. — Сейчас в ней включен свет. Однако, как правило, свет не горел, чтобы затруднить детям ориентировку и снизить вероятность внезапной агрессии против персонала. С той же целью практиковались глухие повязки на глазах. Пройдем внутрь.

Белые глянцевые стены, местами забрызганные чем-то темным. Посреди камеры — обтянутое непонятным коричневым материалом ложе с отходящими под углом широкими полосами для рук с разомкнутыми сейчас автоматическими медицинскими блоками. Ложе усеивали большие и малые фиксирующие обручи, в нижней его трети — неприятно выглядящая трубчатая конструкция: блок отвода выделений. Если не считать змеящихся по полу трубок и кабелей, а также большого глухого ящика на роликах, больше в комнате ничего не имелось.

— Фиксирующее ложе — основное место, где дети проводили большую часть времени, — орк ткнул пальцем в кушетку. — На нем можно видеть захваты для рук, ног и тела, фиксирующие туловище в практически неподвижном состоянии. Впрочем, почти все время в камерах дети, накачанные лекарствами, проводили без сознания. Кормление осуществлялось жидкой пищей по вводимой через нос трубке, отходы жизнедеятельности из тела отводились санитарным блоком. Вон там, — он показал на ящик, — так называемый «саркофаг», в котором детей возили из камеры в лаборатории и обратно. И камера, и «саркофаг» оборудованы блокираторами, действующими в непрерывном режиме и не позволяющими подопытным проявить свои особые способности за пределами лабораторий. В целом оснащение камер соответствует тюрьме строгого режима для особо опасных преступников с психическими отклонениями. Напоминаю, что международная Конвенция о защите прав детей строго запрещает применять подобные меры содержания к лицам моложе шестнадцати лет из-за высокого риска нанесения непоправимого ущерба психике и здоровью развивающегося организма.

— То есть детей содержали как особо опасных преступников? — встрял Вай. — А могли применять какие-то другие меры?

— Разумеется, — сухо сказал орк. — Они всего лишь малолетние дети, а не кровожадные бандиты. В специальных детских домах вполне обходятся стандартными нашейными блокираторами, да и те используются только в экстренных случаях. В остальном девиантов содержат, как обычных детей. Но то, что произошло здесь, выходит за всяческие рамки. А теперь пройдемте в лаборатории — я продемонстрирую пыточные аппараты, которые здесь почему-то считались исследовательскими стендами…

* * *

Торрик Ваба бросил озабоченный взгляд на окно, выводившее картинку с главного объектива. Из-за тряски фургона контроль-панель мелко дрожала, так что разобрать, с каким качеством идет видеопоток, оказалось почти невозможным. Наверняка оптоэлектронный стабилизатор компенсирует тряску, но все же лучше, когда можно проверить самостоятельно. Ладно, все равно картинка в прямой эфир не идет, так что в студии монтажный компьютер поправит.

Он сделал щиток прозрачным и повернул голову, всматриваясь в окрестности. Странно. Преследуемый медицинский фургон, блистая оранжевыми боками в двух десятках саженей впереди, несся по крутой улочке, петляющей между двух- и трехэтажными домами в старой части города. Торрик не считал себя великим знатоком окрестностей, но, как ему помнилось, очень скоро они должны оказаться на глухой окраине в окрестностях обрывистых склонов Глиняной горы. Там нет никаких госпиталей, там нет даже загородного шоссе. Там нет вообще ничего, кроме древних домов, половина которых давно заброшена хозяевами. Куда шарабан медиков летит на всех парах? Надеюсь, мы сели на хвост фургону с эвакуируемым, а не пустому. А то окажется сейчас, что его водила просто решил воспользоваться отсутствием работы и сгонять домой пообедать… Во имя Назины, почему фургоны разделились? Почему не отправились в свою больницу — или куда там еще? — все вместе? Так от преследования уходят, а не больных доставляют!

Улица впереди в очередной раз вильнула. Взвизгнув тормозами, но не снизив скорость, оранжевый фургон вписался в поворот, тут же скрывшись за деревьями, окружающими потрепанный трехэтажный дом с высокой крышей. Торрик ругнулся. Чтоб Ваю ногу сломать на ровном месте! Он, Торрик, оператор, а не частный детектив и не полицейский, чтобы в автогонках участвовать!

Фургон телестудии, в свою очередь, взвизгнув тормозами и опасно накренившись, миновал крутой поворот — и оператор задохнулся, когда от внезапного торможения ремень безопасности вдавил ему в грудь коробку системного блока видеокамеры. Он открыл рот, чтобы высказать водителю все, что думает, но так и замер.

Фургон прошел юзом несколько саженей и остановился на обочине. После поворота залитая полуденным солнцем улица шла между глухими оградами домов по прямой по крайней мере полверсты.

И на всем ее протяжении не просматривалось ни одного автомобиля.

* * *

Карина молча шагала рядом с Дзинтоном, чувствуя босыми ногами теплый асфальт дорожки. Сандалии она скинула, когда они миновали последний дом и вошли в рощу. Девочка помахивала ими в воздухе, снова и снова вспоминая, что случилось за сегодняшнее такое короткое и одновременно такое длинное утро.

Институт закрыт! Директор Джой арестован! В Ассамблее скандал! И папа сказал, что все передают по телевизору! С момента побега она много раз мысленно расправлялась со злыми учеными, крушила здание Института тяжелыми танками, бомбила с самолетов и вообще уничтожала его самыми разными способами. Но так… так, наверное, даже лучше. Теперь все узнают, чем на самом деле занимались в проклятом Институте. И теперь их всех арестуют, и они горько пожалеют, что издевались над ней — и другими.

Другими? Она потеребила Дзинтона за рубашку.

— Папа, — робко спросила она, — а куда всех увезли из Института? Ну, я хочу сказать, девиантов вроде меня?

— В разные места, — рассеянно откликнулся Дзинтон, тоже погруженный в свои мысли. — У Камилла по миру разбросано пять базовых лагерей, он распределит по три-четыре человека в лагерь. У него хорошие воспитатели, не чета мне, так что благоприятный прогноз реабилитации… Извини. Я хотел сказать, что их станут лечить.

— У Камилла? — недоуменно переспросила Карина. — А он кто?

Дзинтон не ответил. Девочка заглянула ему в лицо, и ей стало немного страшно. Взгляд папы казался полностью отсутствующим. Что с ним? Он расстроился из-за чего-то? Но ведь все так хорошо прошло!

— Папа? — неуверенно спросила она.

— Ох, извини, — встрепенулся Дзинтон. — Я немного… м-м, задумался. Каричка, давай поговорим чуть позже, хорошо? Сейчас я перегружен, так что не могу отвечать адекватно.

Он снова замолчал и уставился прямо перед собой. Карина недоуменно хмыкнула. Перегружен? Ну ладно, пусть. До дома осталось совсем немного.

Она еще раз вспомнила спецназовцев, на веревках влетающих в разбитое окно кабинета директора. Классно! Совсем как в телевизионном боевике! И папа, командующий ими, как настоящий генерал… Генерал?

«…мы тебя ждали, оой-генерал…»

«…иначе зачем генерал привел тебя с собой…»

Оой-генерал — это как? Она попыталась вспомнить воинские звания. Так, сначала идет лейтенант, самый младший офицер. Как лейтенант Франци. Потом, кажется, капитан. Или оой-капитан? Нет, не так. По-другому… ага, сначала вайс-капитан, а потом уже просто капитан. А потом уже оой-капитан, вайс-полковник… Нет, перед полковником еще, кажется, майор. Просто майор, без вайсов и ооев. Майор, вайс-полковник, полковник и оой-полковник. А есть оой-полковник? Точно есть, дядьку в блестящих очках так называли. А потом уже идут генералы. Вайс-генерал, просто генерал и оой-генерал. А старше оой-генерала, кажется, и нет никого.

И папа — оой-генерал? Ого… но тогда он военный? Настоящий военный? Или из Службы общественных дел? Нет, невозможно. Он живет один — ну, теперь еще и с нами, не носит форму, и вообще у него формы нет. И на работу не ходит, а генералу, наверное, нужно туда ходить каждый день. И вообще, генералов должны на больших красивых машинах возить, у них много денег — а у папы денег мало. Так генерал он или нет?

Наверное, все же генерал. Только какой-то особенный, не как все. Папа вообще особенный. А я теперь его дочь! Карина преисполнилась гордостью и свысока взглянула на куст белояра возле тропинки. Понял, куст? Я теперь генеральская дочка!

— Ну что, подружка, — внезапно папа слегка дернул ее за ухо, — не лопнешь от обилия впечатлений?

— Лопну, — честно сказала Карина. — Вот Яна с Палеком обзавидуются, когда я им все-все расскажу! Пап, а ты правда генерал?

— Не-а, — мотнул головой Дзинтон. — Просто сейчас так удобнее. Военными вообще очень легко манипулировать. Стоит убедить их, что имеешь право отдавать приказы, и критическое мышление у них отшибает напрочь. Не обращай внимания, дурацкие взрослые игры.

Он хмыкнул.

— Давай-ка во-он на ту полянку заберемся ненадолго, — ткнул он пальцем в сторону. Сквозь кусты слева и впрямь замаячила небольшая проплешина. — Разговор есть. Серьезный.

Он скользнул сквозь кусты и приглашающе помахал рукой.

— Топай сюда.

Озадаченная Карина продралась сквозь колючие царапучие ветки. Как у папы получается сквозь них так здорово пробираться? Она отцепила от шорт особо цепкую колючку и выжидающе уставилась на Дзинтона. Тот уселся на землю, скрестив ноги, и приглашающе похлопал по траве перед собой:

— Садись.

Карина уселась, обхватив коленки руками.

— Института больше нет, — серьезно сказал Дзинтон, глядя ей в глаза. — Ты понимаешь, Кара? Нет!

— Нет? — девочка радостно улыбнулась. — То есть его теперь совсем-совсем закроют?

— Да. Скандал слишком крупный, чтобы его скрыть. Особенно с учетом того, что не только местная «Трибуна» его раскручивает, но уже и три федеральных канала присоединились, и даже целая политическая партия не из самых маленьких. А поскольку скрыть скандал не удастся, политикам придется назначить козлов отпущения. Полетят головы — фигурально, конечно, не буквально. Очень многие у нас в Катонии расстанутся со своими креслами. На следующих выборах радикально изменится политический баланс. Ты еще не понимаешь, что это означает, но через несколько лет поймешь. А пока что просто поверь мне на слово: за все твои страдания твои мучители получили сполна — и даже больше. Понимаешь?

— Папа! — Карина встала на коленки, подобралась к Дзинтону вплотную и уткнулась носом ему в плечо. — Папа, я тебя люблю!

— Я тебя тоже, солнышко, — улыбнулся Дзинтон, поглаживая ее по волосам. — Но знаешь, твоя жизнь сейчас вовсе не заканчивается. Ты у меня уже взрослая. Детство почти закончилось, и пора думать о будущем.

— О будущем? — Карина оторвалась от его плеча и подозрительно взглянула ему в лицо. — А что надо делать?

— Пока ничего, — качнул он головой. — Просто отдыхай, учись и приходи в себя. Знаешь, зачем я взял тебя с собой?

Карина отрицательно качнула головой.

— Прошлое мертво. Его больше нет. Я хотел, чтобы ты увидела его смерть своими собственными глазами, чтобы осознала всем сердцем и больше не мучилась воспоминаниями. Все кончено. Института больше нет.

Он помолчал.

— Но из того, что прошлое мертво, не следует, что о нем можно забыть раз и навсегда. За свои тринадцать лет ты пережила больше, чем многие переживают за целую жизнь, и ты уже куда мудрее, чем большинство взрослых. Сегодня ты пощадила директора Джоя, хотя вполне могла убить. Убивают только слабые и трусы — я хочу, чтобы ты помнила мои слова всю жизнь.

Он наклонился и взглянул девочке в глаза.

— Кара, ты уникальна. Ты сумела так сжиться с эффектором, что воспринимаешь его как часть своего тела. И ты сумела освоить не только его грубую силу, но и многие другие возможности. Ты умеешь видеть с его помощью. Ты уже неплохо управляешься с мелкими предметами, и скоро научишься еще лучше. Ты уникальна — и именно потому безмятежной жизни не жди.

Карина вздрогнула. Почему папа так говорит? Зачем?

— Конечно, ты можешь скрыть свои способности. Вырасти, выйти замуж, стать примерной домохозяйкой и использовать свой эффектор разве что на кухне, пока не видят муж и дети. Но я не думаю, что ты такого захочешь. Кроме того, ты обещала мне, что искупишь смерти, причиной которых стала. А я обещал, что научу тебя, как. Помнишь?

…растерянные голубые глаза над стволом пистолета — мертвые глаза, неподвижно глядящие в потолок…

— Да, — Карина опустила голову. Радостное возбуждение, владевшее ей еще несколько минут назад, ушло. Тоскливое чувство навалилось на нее. Действительно, как она могла забыть? Она — чудище, и ее место в цирке…

— Не надо грустить, — Дзинтон провел ей ладонью по волосам, и тоска ушла, словно стертая прикосновением. — Все хорошо. Перед тобой — вся жизнь, и только от тебя зависит, чего ты достигнешь. Я покажу тебе путь в жизни. Или, возможно, ты найдешь свой собственный. Но я верю, что тебя ожидает великая судьба. Я верю в тебя. И я помогу тебе.

Папа в нее верит. Да, папа верит. Но верю ли я сама? На несколько дней я забыла ужас, что остался в прошлом, и пустоту, что ожидает в будущем. Но их нельзя забывать! Я не хочу быть чудищем! Я хочу быть просто человеком. Я хочу просто жить!

— Прошлое мертво, Кара. Оно ушло. И пора задуматься о будущем. Ты упряма, и тебе в жизни придется нелегко, а я не смогу находиться рядом постоянно. Тебе придется научиться самостоятельно бороться с завистью, страхом и враждебностью. Самостоятельно шагать по жизни. Я не оставлю тебя, но жизнь — твоя собственная. И прожить ее придется тебе самой.

Дзинтон взял ее за подбородок твердыми теплым пальцами и посмотрел в глаза.

— Кара, я предлагаю тебе выбор. Я могу забрать у тебя твой дар, твое проклятье. Я могу забрать у тебя эффектор и сделать так, что он никогда больше к тебе не прицепится. Ты станешь обычным человеком, обычной девочкой. Ты вырастешь, выйдешь замуж или найдешь хорошую работу, или сделаешь еще что-то, но в конце концов проживешь нормальную жизнь обычного человека. Я могу так сделать. Хочешь?

Карина отстранилась. Внезапно ей стало страшно. Забрать эффектор? Избавить ее от невидимых рук, причинивших столько страданий? И он может так сделать? Если он не врет, то… он ведь наверняка мог так поступить с самого начала. Зачем он ей предлагает? Ей никогда в жизни не предлагали выбирать. И она еще маленькая девочка! Как она может решить, что правильно? Так нечестно!

— Вся жизнь — выбор, Кара. Выбор между хорошим и плохим, правильным и неправильным, ленью и чувством долга… Мне жаль, что у тебя не получилось нормального детства, девочка моя, но прошлое не исправить. Ты почти взрослая, и тебе пора учиться решать за себя. Ты уже умеешь решать — ты много раз делала выбор, и еще ни разу он не оказался плохим. Но сейчас я хочу, чтобы ты не просто выбрала. Мне нужно, чтобы ты определила свою судьбу. Я не предложу выбор ни Яне, ни другим детям-девиантам. Они не способны сделать его осознанно. Но ты — можешь. И ты должна сделать его сейчас.

Карине захотелось заплакать. Солнечный свет, проникающий сквозь листву, словно потускнел и посерел. Ее пробрала дрожь. Девочка обхватила себя руками, ежась от ощущения непонятно откуда взявшейся холодной сырости.

Отказаться от эффектора? Насовсем и навсегда?

Выбор… она не может его сделать. Или не хочет? Если не сделать его сейчас, то случится… что? Сможет ли она жить без эффектора так, как жила раньше? Наверное, нет. Да она даже и не помнит, как жила раньше. Два года в Институте, а до того детский дом… Значит, не как раньше, а как обычные люди. Она не знает, как живут обычные люди, но, наверное, не так плохо.

Она обещала, что искупит те смерти. Сможет ли она справиться без эффектора?

— Папа, — тихо сказала она, — я не хочу, чтобы ты забирал эффектор. Я обещала — и я сделаю все, что надо.

— Тогда никогда не жди спокойной жизни, понимаешь?

— Да, понимаю, — Карина подняла голову и твердо встретила взгляд Дзинтона. — Пусть. У меня ее никогда и не было.

— Твое решение окончательно? Если хочешь, я могу дать тебе время подумать.

— Нет. Я решила. Если я уникальна, то… то… то неправильно — становиться обычной. Пусть меня боятся и завидуют, но я не откажусь.

Она гордо вскинула подбородок.

— Ты молодчина, Каричка, — Дзинтон радостно рассмеялся, и девочке показалось, что мир вокруг с новой силой заиграл красками, а по жилам побежало тепло. — Нет, я не ошибся в тебе.

Он схватил ее за плечи и, продолжая смеяться, встряхнул.

— Ты молодчина, и я тобой горжусь! А теперь пошли домой. Нас, наверное, уже потеряли. И у меня в брюхе бурчит.

Он вскочил на ноги и прошелся по поляне колесом. Глядя на него, Карина тоже невольно засмеялась. Она поднялась, отряхиваясь, и потянулась. В конце концов, светит солнце и дует теплый ветер. И папа — рядом. И пусть ей все завидуют, если хотят. Она — не боится!

* * *

Цукка, даже не обувшись, суматошно выскочила на крыльцо, едва они вошли в ворота.

— Дзи! — почти закричала она. — Тут такое творится! Такое творится! Все радиоканалы забиты! Все станции с ума посходили — одни репортажи с места событий, все программы отменены!..

— Тс-с! — Дзинтон приложил палец к губам. — Цу, ты только не нервничай так. Сбавь громкость и отдышись. Я слушаю радиоканалы, и не только.

Карина непонимающе глянула на него. Слушает радиоканалы? А как?

— Там такое творится, такое творится! — продолжала возбужденно тараторить девушка. — Наш Институт человека разгромлен собами, директор и куча руководителей арестованы и помещены в тюрьму, замдиректора Эхира Марга выступала в прямом эфире, прокуратура начала расследование, а десять минут назад выступил сам Президент!.. — Внезапно она осеклась и подозрительно уставилась на Дзинтона. — Дзи, только не говори мне, что вся заваруха твоих рук дело.

— Ну, если не хочешь, то не скажу, — пожал плечами тот. — Ты ведь и сама догадалась, верно?

— Так… — Цукка, как была босиком, сошла с крыльца, прошлепала по дворовой пыли и остановилась перед Дзинтоном, уперев руки в бока. — И еще ты водил с собой Карину! Тебе, конечно, виднее, но мне штурмуемый Институт не кажется самым подходящим местом для сбежавшего оттуда ребенка. Дзи, тебе не кажется, что хватит уже уходить от прямого ответа на вопрос, чем же ты все-таки здесь занимаешься?

— Саматта, — Дзинтон весело взглянул на вышедшего на крыльцо бывшему капитану, едва сдерживающему улыбку, — можно тебя попросить об одолжении? Ты не мог бы взять эту юную нахальную особу под мышку и внести обратно в дом? А то, боюсь, она меня прямо здесь побьет и слова сказать не позволит. Увидит кто — позору не оберешься. А?

Саматта хмыкнул, спустился с крыльца, подошел к девушке и, осторожно приподняв ее за плечи, перенес обратно на крыльцо.

— Ах вот как? — возмущенно фыркнула она, ткнув бывшего солдата кулачком в живот. — Два больших сильных мужика на одну слабую женщину? Справились, ага? Нет, Дзи, серьезно…

— А если серьезно, то потерпи, пожалуйста, три секунды… две… одну… а вот и они!

— Папа! Папа! — во двор ураганом ворвались Яна с Палеком. — Нас из школы отпустили рано! Там Институт человека захватили, директор по школьному радио сообщил! Кара, ты слышала?

— Ша! — Дзинтон поднял руку. — Тихо, мелочь пузатая, большой вождь говорить хочет, однако.

Дети примолкли, ожидающе уставившись на него.

— Вы трое — обедать. Карина, за едой расскажешь Палеку и Яне, куда мы с тобой ходили. Цу, Мати, надо серьезно пообщаться. Пройдемте в парк.

Оставив во дворе Яну с Палеком, с двух сторон затеребивших Карину, взрослые вышли в боковую калитку двора и отошли от дома саженей на тридцать, устроившись в старой каменной беседке, затянутой побегами кидзуты. Дзинтон сел напротив Цукки с Саматтой, закинул за голову руки и вытянул ноги, сладко потянувшись.

— Итак, ребята, время для решительного и бесповоротного объяснения. Дальше держать вас в неведении незачем, эта часть игры завершилась как запланировано, и пора раскрыть карты. Вы оба имеете право знать, что происходит на самом деле.

Он поерзал на скамейке, устраиваясь поудобнее. Потом поднял ладонь, и в беседку ворвался маленький радужный вихрь, заметавшийся по ней, взъерошивая волосы собравшихся. Дзинтон щелкнул пальцам, и вихрь пропал, а в центре беседки зависла та самая фея, которую Цукка видела в день первого объяснения. Девушка ревниво покосилась на Саматту, с широко распахнутыми глазами разглядывающего миниатюрную женщину. Ну конечно, все мужики одинаковые — им лишь бы пялиться на голых баб…

— Визуализация эффектора местной охранной системы, — пояснил Дзинтон. — Вспомогательный интерфейс для общения с гостями. Мне показалось, что придать ему такую видимую форму окажется забавным. Как думаете, имя Фи ей подойдет?

— Охранная система? — недоуменно переспросила Цукка.

— Да. Отель находится под защитой, которая способна отразить любое воздействие планетарного класса. Включая атомную бомбардировку, извержение вулкана и землетрясение пятнадцатого уровня. Ну так что? Кто за «Фи»?

— Дзи, — решительно сказала Цукка, — фея, конечно, забавная, но ты не томи, а? Я ведь от любопытства сейчас напополам тресну, и тебе все здесь придется отмывать.

— Ладно, уговорила, — хмыкнул Демиург, и фея вылетела из беседки, растворившись в кроне ближайшего столетнего марона. — Вы оба знаете, кто я такой. Знаете далеко не все, но достаточно, чтобы понимать — происходящее экстраординарно. Но мне придется слегка углубиться в историю. Итак, вам следует знать вот что: мы — не альтруисты. Мы творим планеты и создаем целые новые вселенные, но, за редким исключением, делаем поступаем так отнюдь не из любви к чистому искусству.

В свое время мы являлись людьми, практически такими же, как и вы. Правда, наша цивилизация, в отличие от вашей, монорасовая, она состояла только из одного разумного вида, но не суть. Мы развивали науку и технику и в конце концов сумели выйти в дальний космос, построив у ближайших звезд исследовательские станции. А потом… потом случилось событие, которое мы именуем Катастрофой. Никто точно не знает, что случилось в нашей родной звездной системе, но связь с ней внезапно прервалась. И когда полвека спустя наши выжившие предки наконец-то сумели вернуться, они обнаружили полностью мертвый мир. Из восьмидесяти миллиардов разумных особей — людей и искусственных интеллектов — не выжил никто, даже на дальней периферии системы. Оказались также полностью утраченными знания, не хранившиеся в системах исследовательских станций. От всего нашего биологического вида изначально уцелело только двадцать тысяч особей, разбросанных по Вселенной.

Они научились выживать. Сначала они сумели заменить ненадежные биологические тела на искусственные, а потом и вовсе перевести свой разум на чисто энергетические носители. С течением времени они приобретали все большее научно-технологическое могущество. Но оно никак не изменило их психологию. И рано или поздно большинство обитателей станций опустилось, утратив смысл жизни.

Около четырех миллионов лет мы влачили жалкое существование. Мы практически перестали создавать детей, наше общество застыло в бессмысленной неизменности. Многие покончили жизнь самоубийством, не выдержав пытки временем. Уцелевшие же практически поголовно погрузились в миры виртуальных игр, оставив науку на долю горстки безнадежно упертых фанатиков. Но даже виртуальность помогала мало. Мы знали, что нас окружает нереальный мир, и это в значительной степени портило все удовольствие.

К настоящему времени количество Демиургов, как мы себя назвали, сократилось до немногим более чем восьмисот особей. Пара десятков, среди которых преобладали ученые первых поколений, до сих пор продолжает заниматься чистой наукой. Остальные до поры до времени удовлетворялись виртуальностью и длительным мертвым сном, из которого периодически выныривали, чтобы оглядеться по сторонам в поисках изменений, сыграть в несколько игр и снова заснуть. А потом… потом мы сообразили, что мы можем создавать и настоящую модифицированную реальность. И мы начали творить миры, использующиеся как игровые площадки. Мы населяем их самыми разными разумными расами — от обычных людей вроде вас до невероятных чудовищ, живших в волшебных сказках наших древних предков…

— И наш мир… — медленно проговорил Саматта.

— Игровая площадка, — кивнул Демиург. — Правда, бывшая. Игра в нем прервалась около двухсот лет назад, причем не без моего вмешательства. Ваш мир существовал в изолированном объеме пространства с измененными физическими метриками, и Игрок-Стратег, известный в ваших легендах под именем Майно, решил продлить Игру навечно. Он настолько увлекся, что сообразил, как обойти правила, регламентирующие окончание Игры. Эти правила, в модифицированном континууме обладающие неотвратимостью законов физики, жестко определяют условия победы — или поражения. И Майно научился балансировать на грани победы, не позволяя себе победить. А когда я в роли Арбитра заинтересовался ситуацией, он решил просто сбросить ваш мир вместе с собой за пределы нашей Вселенной. К счастью, он не удосужился толком изучить топологию гиперпленочной черной дыры, окружающей вашу систему в качестве границы, и вместо сброса пузыря произошла аннигиляция Барьера. Ваш мир вывалился в реальное пространство… и, собственно, здесь и начинается наша история. Ребята, я вас не очень запутал? Цу? Мати?

— Голова идет кругом, — пожаловалась девушка. — Дзи, у тебя, случайно, нет истории в письменном виде? Я так лучше воспринимаю.

— Есть, разумеется. И ты даже ее видела. Помнишь бумажную книжку, валяющуюся на столе у Карины? «Делай что должно» называется.

— Видела. Даже полистала по диагонали. Какая-то глупая детская сказка. Про Майно столько попсы написано, что аж тошнит.

— Попса — неизбежность, когда речь идет о легендах, — Дзинтон пожал плечами. — Но роман — вполне достоверный журнал событий, приведших к аннигиляции Барьера, пусть и в некоторой литературной обработке. Электронную версию я вам сброшу на досуге, полистайте, если появится желание. Только учтите, что интерпретация событий Тилосом отражает его личную точку зрения и далеко не во всем справедлива.

— Но если игра закончена, что ты делаешь здесь? — набычившись, спросил Саматта.

— Пытаюсь исправить то, что мы натворили совместными усилиями, — вздохнул Дзинтон. — И не один я. Видите ли, у нас есть четкий набор правил, как поступать с Игровыми мирами по завершении Игры. Такой мир приводится в состояние, не позволяющее населяющим его биоформам отследить его искусственное происхождение…. ну, по крайней мере, до достижения определенного технологического уровня. Потом мир сбрасывается и теряется в окружающей пене… хм, ну, про пузырьковую теорию Вселенной я вам сейчас рассказывать не стану. В общем, мир отпускается в свободное плавание и навсегда освобождается от нашего влияния. Но в вашем случае… Легенда о падении Майно и Пробуждении Звезд — не легенда, а реальность. И то, что в вашем мире раньше существовала магия — отнюдь не выдумка. Во Вселенной существует четыре типа взаимодействия — электромагнитное, гравитационное, сильное и слабое, которые есть частные проявления Основного взаимодействия. Но в вашем континууме дополнительно ввели пятое, независимое взаимодействие, которое ныне известно лишь по легендам под названием «Силы». «Спящие» отделы человеческой и орочьей коры головного мозга, а также спинного мозга в районе шестого-седьмого позвонка как раз и позволяли людям и оркам манипулировать новой энергией волевым усилием. В качестве управляющего интерфейса применялся эффектор, схожий с нынешним, но работавший по иным принципам. Обычный, в общем-то, метод введения магии в Игровых мирах. Однако в вашем конкретном случае Веорон — достаточно опытный Конструктор, надо заметить — применил решение, оказавшееся донельзя глупым в перспективе. Собирая вашу планету из вращающегося вокруг звезды материала, он применил пятое взаимодействие для формирования скрепов, формирующих планету. И хотя за прошедшие в ускоренном времени миллионы лет вещество в значительной степени слежалось и превратилось в полноценное космическое тело под действием сил гравитации, скрепы до аннигиляции Барьера удерживали от неконтролируемого дрейфа материковые плиты. Когда система выпала в окружающий мир, а внешний континуум начал поглощать ваше пространство, аннулируя модифицированные законы физики, на планете начались землетрясения. А землетрясения, разрушительные сами по себе, еще и породили цунами, уничтожившие почти все прибрежные города, а также пробудили вулканы, сделавшие непригодными для обитания большую часть островных гряд.

Демиург умолк.

— Я вас не слишком загрузил? — спросил он. — Может, сделаем перерыв, чтобы вы могли обдумать сказанное?

— Нет! — решительно заявила Цукка. — Мне все понятно. Ну, почти. Я же на астронома хочу учиться. Давай, рассказывай.

— Как скажешь. Впрочем, осталось немного. Итак, под угрозой оказалась сама жизнь на планете. Плюс к тому Пробуждение Звезд — настолько впечатляющее и масштабное событие, что скрыть его не осталось никакой возможности. Подобного рода изменения способны ввергнуть практически любую малоразвитую цивилизацию в самоубийственные религиозные войны. И во всем оказались виноваты мы — Веорон, применивший сомнительное техническое решения, Камилл, уничтоживший управляющую Игрой Станцию, и я, необдуманно спровоцировавший его на такой шаг. Ситуация оказалась настолько неожиданной, что пару десятилетий по планетарному счету мы просто пребывали в ступоре, пытаясь понять, что делать дальше. Если бы не Тилос, активно вмешавшийся в события, боюсь, мы бы сейчас с вами не разговаривали. Именно он сумел аккуратно разобрать Империю Майно, не позволив ей рухнуть и погрести под собой входящие в нее государства. Ну, а потом мы все-таки пришли в себя и спешно организовали рабочую группу, по имени вашей планеты получившую название «текирская». В ее состав, кроме меня, вошли Камилл, известный вам под именем Майно, Веорон, Майя, Куагар и Миованна. Веорон и Миованна как опытные Конструкторы занимаются собственно планетой, стабилизируя тектонические процессы и постепенно перемещая вещество мантии так, чтобы свести материковый дрейф к минимуму. Остальные сосредоточились на социальных вопросах. Потом так сложилось, что Куагару надоело работать с вашим миром, и он ушел в свою собственную Игру. Меня отвлекли события, происходящие в другом мире — собственно, сейчас большая часть моих ресурсов сосредоточена как раз там, здесь я присутствую в незначительной степени. И раньше я практически не работал на вашем континенте, у меня в Сураграше и Четырех Княжествах забот хватало. Одна форсированная индустриализация ЧК чего стоила! Остались Камилл и Майя. А потом, четыре планетарных года назад, внезапно исчезла Майя, а на планете разразилась пандемия вирусного эффектора. К тому времени я практически отошел от дел на вашей планете, и только панический призыв Камилла, внезапно утратившего контроль над ситуацией, заставил меня снова появиться здесь.

Он задумчиво пошевелил пальцами в воздухе.

— Видите ли, ребята, я не Игрок. Я, разумеется, изредка играю, но предпочитаю виртуальность. Не люблю забавляться с реальными человеческими судьбами. Зато у меня есть две достаточно узких специализации: я Арбитр и Корректор. Арбитры занимаются расследованием конфликтных ситуаций в Игре — когда один Игрок обвиняет другого в нечестности, или просто есть подозрение, что Игрок мухлюет с целью накрутить себе рейтинг. Корректоры сверх того еще и занимаются исправлением ситуации без прерывания Игры, если ее еще можно исправить. Скучные и малоинтересные занятия, которыми занимаются лишь немногие зануды вроде меня. Сложилось так, что когда началась пандемия вирусного эффектора, я оказался единственным доступным Корректором, и именно мне пришлось заниматься проблемой. Итак, общий ответ на вопрос, что именно я здесь делаю, таков: я пытаюсь исправить катастрофические для вашей цивилизации последствия, связанные с вирусным эффектором.

Прищурившись, Демиург посмотрел на Цукку с Саматтой:

— Ну что, запутал окончательно?

Цукка с Саматтой молча переглянулись.

— Но откуда взялся вирусный эффектор? — задумчиво спросила девушка.

— Неизвестно. Совершенно определенно речь идет о нашей технологии, в какой-то степени похожей на ту, что ранее реализовала магические способности. Технология уровня, по ряду соображений категорически запрещенного к использованию на вашей планете всеми, кроме самих Демиургов. В соответствии с соглашением мы не имеем права передавать такие вещи даже нашим друзьям, не говоря уже про неконтролируемое их распространение. Но в то же время технология носит некоторые характерные отпечатки науки вашей собственной цивилизации. У вас уже несколько лет умеют работать с гравитационными полями, пусть и на самом примитивном уровне, и ваши методы заметно отличаются от наших. Вирусный эффектор странным образом сочетает оба подхода, и именно потому мы не можем понять, откуда он взялся. Плюс к тому эффектор — явно сырой продукт. Исследование его нейроинтерфейсов показывает, что они просто не доработаны. Там куча временных заглушек на месте совершенно необходимых элементов, а также грубые ошибки в уже реализованных схемах. Складывается впечатление, что по какой-то причине эффектор вырвался на свободу раньше времени. И у меня есть подозрение, что история как-то связана с Демиургом Майей.

— Майя — которая в вашу рабочую группу входит? Пропавшая? — поинтересовался Саматта. — Но что с ней случилось?

— Здесь еще более темная история, чем с эффектором. Видите ли, ребята, она просто пропала, необъяснимо и бесследно, в то же самое время, когда началась эпидемия. Изначально мы склонялись думать, что ей наскучило работать с вами — или что она Ушла. Но потом обнаружились детали, которые работают против этих версий.

— Что такое «Ушла»? — переспросила Цукка.

Дзинтон замолчал. Когда тишина затянулась, девушка открыла было рот, но Демиург снова заговорил.

— Уход — когда Демиург полностью обрывает все связи с окружающим миром, прерывает свои мыслительные процессы и погружается в состояние, напоминающее кому. Я уже не раз упоминал, что мы чудовищно стары. Самым старшим из нас около четырех миллионов планетарных лет. А ведь мы обладаем человеческой психологией. Даже по своему миру вы знаете, что люди частенько просто устают жить и кончают жизнь самоубийством. Что уж говорить про нас! Наша психика просто не выдерживает груза лет, и чтобы снять эмоциональное напряжение, мы уходим в глубокий сон без сновидений. Надолго уходим — на тысячи и десятки тысяч лет. Некоторые из Ушедших так больше и не возвращаются: либо не возникает условий, когда срабатывает будильник, либо это просто самоубийство в чистом виде. Настоящие самоубийства, конечно, чрезвычайно редки, но долгий сон — в порядке вещей. Однако в случае с Майей оба варианта почти невероятны. Вы оба слышали, как Эхира сказала, что много лет не может связаться с Майей. А Майя — чрезвычайно ответственная личность. Она просто не могла уйти, бросив друзей на произвол судьбы, не законсервировав свою сеть влияния и вообще вот так резко оборвав все нити. Значит, что-то случилось. Что-то катастрофичное.

— Но что может случиться сДемиургом? — озадаченно поинтересовалась Цукка. — Ведь вы целые вселенные создаете…

— Знаешь, Цу, я бы дорого дал за ответ на твой вопрос. Ни у кого из нас нет ни одной версии. Носители нашего разума распределены в пространстве, превосходно защищены от всех мыслимых угроз и практически неуязвимы. Любое воздействие, которое хотя бы в теории может нам повредить, не оставило бы камня на камне от вашей звездной системы.

Дзинтон склонил голову набок и прищуренно посмотрел на собеседников.

— Все-таки, похоже, я вас перегрузил. Пора заканчивать лекцию, чтобы вы могли все обдумать как следует. В качестве резюме коротко поясню цель своей деятельности. Итак, открытая пандемия вирусного эффектора в вашем обществе вызвала серьезные последствия социального плана. Пока еще малозаметно, но все-таки нарастает напряжение в отношениях между тремя расами. Институт человека, финансируемый Министерством обороны, занимался жестокими экспериментами над девиантами, как называют детей, продемонстрировавших развитость своего эффектора. Несмотря на попытки держать исследования в тайне информация все-таки утекает на сторону. Ситуация вызывает резкое неприятие у орков и троллей. Тролли из-за малого процента детей, выживающего после Испытания Воли, вообще очень трепетно относятся к молодняку, а у орков несмотря на их склочность чрезвычайно развиты родительские инстинкты. Кроме того, публичная демонстрация технологии, явно находящейся за рамками ваших возможностей, уже вызывает ряд нехороших подозрений в научных кругах. А мы не можем допустить, чтобы взросление вашей цивилизации прошло под гнетом ложной идеи о своем подчиненном положении. И коррекцией подобных тенденций я и занимаюсь. Ну, вот теперь точно все.

— Но при чем здесь дети? — вскинулась Цукка. — Зачем тебе Карина и Яна?

— Они — инструменты, с помощью которых я намерен проводить коррекцию определенного сорта. Прости за цинизм, но лучше уж я произнесу вслух, чем вы додумаетесь сами. Они и другие девианты из Института человека помогут мне преодолеть кризис — в некоторой его части. Ну и, кроме того, раз мы виноваты в происходящем, должен же я хоть как-то компенсировать им сломанные судьбы?

— Понятно… — Цукка тяжело вздохнула. — Я-то думала, что у детей появился настоящий отец. А они для тебя — просто инструменты.

— Почему «просто», Цу? Между личностями могут складываться самые разные отношения, никак не мешающие друг другу. Ты ведь по-дружески относишься к владелице зеленного магазина и не отказываешься поболтать с ней десяток минут на разные темы, хотя и состоишь с ней в чисто коммерческих отношениях вида «продавец-покупатель». Дети — тоже мои друзья, хотя и помогают достичь моих целей. Я могу не выкладывать им всю правду, но я никогда не заставляют друзей поступать так, как они не решили бы поступить сами, владея всей информацией. В точности, как с тобой, Цу: я долго играл с тобой втемную, но не заставил сделать ничего, что бы ты не сделала сама.

— Но они всего лишь дети! Они не знают, как поступили бы сами! Они даже не понимают, что происходит…

— Да, они дети. Они еще не сформировавшиеся личности, им только предстоит стать таковыми. Но личность ребенка всегда формируется окружающим миром: родителями, друзьями, школой, телевидением, вообще обществом. Почему я не имею права принять участия в процессе? Кроме того, Цу, ты не права. Карина уже прекрасно понимает, что происходит. Ты пока не осознала толком, но девочка — убийца. Она прикончила кучу народа, кого-то случайно, кого-то намеренно, и хорошо это помнит. Она сознает, что поступала неправильно, и ее психика серьезно перегружена чувством вины. Ты ведь не знала, что она страдает от кошмаров, в которых ей снятся убитые люди, верно? Без меня или другого грамотного психолога она сошла бы с ума или выросла моральной калекой. Я исправил ситуацию, насколько возможно. Но само исправление тоже наложило необратимый отпечаток на ее психику. Сейчас она нуждается во мне так же, как я нуждаюсь в ней. Так что, очень тебя прошу, забудь про свое «просто инструменты». Я — воспитатель и защитник. Да, еще и Корректор. Но одно другому никак не мешает.

— Хорошо, Дзи, как скажешь, — вздохнула девушка. — Детям ты друг и защитник. Но мы с Саматтой — что тебе нужно от нас?

— Сама знаешь. Мне нужен кто-то, кто приглядывал бы за детьми. Уже в ближайшем будущем мне придется часто и надолго отлучаться, так что роль заботливых родителей придется брать на себя вам двоим. Это базовый уровень наших с вами отношений. Но если у вас появится желание… Понимаете, Демиурги очень редко вмешиваются в дела общества самостоятельно. Общество — тонкая и сложная система связей и взаимоотношений. Паутина, которая легко рвется от наших прикосновений. От столкновения с нами ломаются человеческие судьбы, идут вразнос системы сдержек и противовесов, перестают функционировать механизмы общественной саморегуляции… Мы — как элефанты, пытающиеся вправить вывихнутую ногу муравью. А мы стремимся исправить ситуацию, отнюдь не усугубить ее, и нам нужны помощники. У каждого оперирующего в обществе Демиурга есть опорная сеть влияния, составленная из друзей. Она есть у Камилла, она есть… имелась у Майи. И она нужна мне. Цу, вы с Мати можете стать важными звеньями моей сети, если захотите.

— Ну ничего себе! — ошарашенно проговорила девушка. — Что, опять шпионские игры?

— Нет, разумеется. Цу, мне не нужны шпионы. Я и сам прекрасно добываю нужную информацию. И я неплохо самостоятельно ликвидирую угрозы своим планам. Нет, мне нужны помощники, чтобы аккуратно, исподволь лечить нанесенные обществу раны. Убедить общественного деятеля, сыграть в игру намеков и недомолвок с политиком, вовремя подсказать идею публицисту или ученому… Если вы хотите — подчеркиваю, только если вы действительно хотите! — вы можете присоединиться ко мне. Если нет… мы останемся в рамках отношений, формируемых подписанными контрактами. Или просто расстанемся. Выбор за вами.

— Да, Демиург Джао, — задумчиво проговорил Саматта, — мыслишь ты масштабно. Только вот есть одна проблема. Мне страшно не нравится, когда мной манипулируют. Я как-то привык жить своим умом.

— В глубине души надеешься, что я сниму с тебя эту необходимость? — фыркнул Дзинтон. — Вот уж чего не дождешься! Ребята, вам обоим поставлено условие: если вы работаете со мной, вы учитесь. Неважно чему, но учитесь. Сеть влияния — не тайная организация с жестко оформленной иерархией, не толпа моих рабов, бездумно выполняющих приказы. Это сообщество единомышленников, одинаково воспринимающих некоторые вещи и согласных помогать мне в движении к моей цели. Добровольный клуб по интересам с небольшими бонусами для членов, не более того. Но у вас — своя жизнь, которую я никак не регулирую. Вы сами ищете смысл существования, сами ставите себе цели и сами их достигаете. Я лишь изредка обращаю ваше внимание на детали, помогаю советами, да еще иногда защищаю от физических угроз. Вы вольны в любой момент послать меня подальше. Именно потому я обеспечиваю вам финансовую независимость и настаиваю на вашей ментальной самостоятельности. Кстати, Мати, ты не запамятовал, что так и не сообщил мне, чему намерен учиться?

Капитан хмыкнул.

— Как-то в голову ничего не лезет, — сообщил он.

— Постарайся, чтобы влезло. Как я уже сказал, мне не нужны живые трупы. А тот, кто не использует свои мозги по назначению, мертв, пусть даже и не понимая того. Ладно, лекция окончена. Я вас оставлю пока, мне нужно немного подирижировать кошачьим концертом. На ваши пелефоны сброшены некоторые необходимые материалы — помимо романа, там есть еще несколько текстов, включая хронологию Катастрофы. Карты открыты, так что решайте сами, стоит ли иметь со мной дело.

Он поднялся на ноги и спустился из беседки по старым каменным ступеням. Уже ступив на дорожку, он обернулся и посмотрел на молча наблюдающих за ним Цукку с Саматтой.

— Мати, мы еще мало знаем друг друга, — негромко сказал он. — Мне нечем тебя удержать, кроме как формальным контрактом. Но ты, Цу — когда станешь принимать окончательное решение, помни — я твой друг. И, надеюсь, мы останемся друзьями независимо ни от чего. Я хочу, чтобы вы остались — оба. Если вы уйдете, мне будет очень вас не хватать. И детям — тоже.

Он повернулся и стремительно зашагал между деревьями.

Когда Дзинтон скрылся за стволами, Цукка и Саматта переглянулись.

— Ну и дела… — пробормотала девушка. — И что ты думаешь?

— Ничего не думаю, — признался бывший капитан. — Просто в голове не помещается. Думать надо. Ты считаешь, он не врет насчет своего возраста? Миллион лет — уму непостижимо!

— Не знаю, — вздохнула Цукка. — Не думаю, что он врет. Зачем бы ему? Меня бы и тысяча лет впечатлила. Но с ним чувствуешь себя… свободно. Не надо думать об условностях — о возрасте, о положении, как с другими старшими. С ним просто общаешься, как с братом-ровесником. Будь он человеком, я бы, наверное, в него влюбилась по уши.

— Да и я бы за таким командиром под пули пошел, — кивнул Саматта. — Но он не человек.

— Да, он не человек. Как-то страшно становится, когда задумываешься, кто он такой на самом деле. Подумать только — они умеют создавать новые Вселенные!

— Вселенные далеко и нам недоступны. А вот ты обратила внимание, что легендарный Майно — тоже Демиург?

— Ой, точно! Я как-то мимо ушей пропустила.

— Вот тот-то и оно. Цу, я не знаю, что ты решишь, но я остаюсь. С Дзинтоном или без него, а уйти от вмешательства Демиургов нам не удастся. Но с Дзинтоном я смогу хоть как-то повлиять на происходящее, а если уйду… знаешь, если под подушку спрятаться, бука под кроватью никуда не денется.

— Бука! — звонко расхохоталась Цукка. — Ой, Мати, ты меня уморишь. Тебе бы в писатели пойти с твоим образным мышлением.

— Ну а ты? — странно закаменев, спросил бывший капитан. — Ты останешься?

— Конечно, — просто ответила девушка. — Как я могу бросить Кару после того, что с ней сделали? Мать я ей заменить вряд ли смогу, но на старшую сестру, надеюсь, потяну. Эй, ты чего?

— Я… рад, — задушенным голосом произнес Саматта. — Правда, рад. Спасибо, Цу.

Он осторожно взял в руки девичью ладонь и слегка сжал ее. Потом, словно обжегшись, отстранился, встал и почти выбежал из беседки.

Пунцовая от смущения Цукка с раскрытым ртом смотрела ему вслед. Ну и дела! Неужели он испытывает к ней какие-то чувства? Она тряхнула головой, отгоняя непрошенную мысль, и попыталась вспомнить, где лежит пелефон. Наверное, в ее комнате. Надо посмотреть, что там есть из материалов. Только вот немного в себя придет после рассказанного…

Она сидела в беседке по шелестящими древесными кронами, и ее рука хранила тепло ладоней бывшего капитана Саматты.

* * *

События пятнадцатого числа шестого периода потрясли не только Катонию. И даже не только Восточный континент.

Начиная с без двадцати одиннадцать прямой эфир телеканала «Трибуна» начали ретранслировать еще два местных канала Масарии. С одиннадцати к трансляции подключился общенациональный канал «Планета». Еще через четверть часа экстренные выпуски новостей прошли по остальным четырем национальным каналам. Одна за другой подключались радиостанции. Экстренные выпуски новостей прошли также по всем телеканалам и радиостанциям обоих континентов, а большинство сетевых форумов внезапно взорвались шквалом обсуждений.

В тринадцать часов Ассамблея прервала свое очередной заседание. Точнее, в своей излюбленной скандальной манере его прервал глава партии рационалистов Крайтон Керл, выступив с запросом по поводу происходящего. Журналисты рвали на части пресс-службу головного отделения Института в Оканаке, но пресс-секретари лишь устало повторяли одно и то же: «В настоящий момент мы не комментируем происходящее».

В четырнадцать часов в эфир пошли впечатляющие видеозаписи некоторых наиболее жестоких экспериментов, извлеченных из архивов масарийского отделения Института. Лица детей на стендах при монтаже тщательно размыли, но остальное передавалось без купюр. Телеканалы захлестнул шквал звонков. Некоторые звонившие возмущались непристойностью показываемых сцен и требовали немедленного прекращения, но подавляющее большинство просто кипело от ярости, предлагая разнообразные меры вплоть до развешивания руководства Института на фонарных столбах. Затем появились сведения о связи Института с Министерством обороны, и под шквалом звонков и писем захлебнулась и пресс-служба последнего.

Через некоторое время Служба общественной безопасности наконец-то допустила в Институт ярящихся возле оцепления журналистов других теле- и радиоканалов, и немного оскудевший поток шокирующей информации хлынул с новой силой. Поскольку на площади перед комплексом собралась приличных размеров толпа, активно жаждущая крови, еще остававшихся в комплексе сотрудников Института собрали и под конвоем бронетранспортеров вывезли на автобусах в неафишируемое место. Одновременно в спешном порядке эвакуировали их семьи — и вовремя: уже к вечеру в Масарии половина принадлежащих им квартир и домов оказалась разгромленной, а то и подожженной. Под шумок толпы разгромили и разграбили и соседние дома и квартиры, а также перевернули и сожгли не менее полутора сотен автомобилей. Полиция задержала десятка три самых активных участников погромов, но невооруженным глазом замечалось, что полицейские выполняют свою работу крайне неохотно. У большинства из них тоже имелись дети.

К вечеру Президент Катонии в прямом эфире заявил, что деятельность головного отделения, равно как и всех филиалов Института человека, в стране приостановлена, его руководство задержано Службой общественной безопасности, а министр обороны подал прошение об отставке, каковое Президент немедленно подписал. Все государства, на территории которых находились филиалы Института, также заявили о приостановке их деятельности, их территории заняли полицейские силы. Четыре Княжества и Граш не преминули объявить руководство тамошних филиалов персонами нон грата, а телеканалы не упустили возможности в очередной раз с сарказмом попенять Катонии на внедрение своих шпионов под видом ученых и дипломатов. При чем здесь шпионы, правда, журналисты объяснить не удосужились, но прояснений никто не требовал.

На следующий день в прессе появились свидетельства причастности к бесчеловечным экспериментам руководства партий правящей коалиции. Выйти на контакт с главой партии гуманистов Тоем Карацием, известным своими высказываниями об опасности девиантов, так и не удалось. Прочие же члены партии решительно открещивались от всех обвинений. Глава Партии экономического прогресса Масасик Транга также заявил, что ничего не знал о проводимых экспериментах, а все контакты членов партии с руководством Института имели исключительно личный и неофициальный характер. Когда ему предъявили выписку из финансового отчета по прошлым выбором, где отдельной строкой значились немалые пожертвования со стороны Института, он скис и заявил, что проведет тщательное внутреннее расследование.

Крайтон Керл витийствовал с трибуны Ассамблеи, не упуская возможности напомнить, что первым забил в колокола. По телевидению и радио шли непрерывные круглые столы с привлечением самых разнообразных экспертов — от ученых-физиков до философов и педагогов. Форумы в Сети бурлили от тысяч и тысяч пламенных дискуссий, в которых немногочисленные сторонники жесткого обращения с девиантами безнадежно проигрывали превосходящим силам внезапно объявившихся защитников. После того, как спецназ СОБ захватил еще два отделения Института, в которых содержались девианты, а в прессе опубликовали полный список освобожденных девяноста четырех детей, органы социальной опеки во всех городах оказались заваленными заявлениями на усыновление и удочерение (конкурс составил примерно пять тысяч заявок на одного ребенка). Более полутора тысяч заявлений об отзыве согласия на государственную опеку поступили от родителей, ранее добровольно или же под давлением передавших своих детей-девиантов государству, хотя подавляющее большинство последних содержалось во вполне приличных условиях в специализированных детских домах, не имевших к экспериментам Министерства обороны никакого отношения. Под шумок с подачи того же Крайтона Керла Ассамблея отменила Акт о принудительной государственной опеке в исключительных ситуациях. В тот же день, ближе к полуночи, решение Ассамблеи подписал Президент.

Отставкой министра обороны перестановки в правительстве не ограничились. Уже на следующий день под давлением разбушевавшейся общественности в полном составе вынужденно подал в отставку Исполнительный комитет, включая премьера. Временным главой Кабинета по старшинству возраста нежданно-негаданно для себя оказался министр энергетики. Поскольку до выборов оставалось менее двух периодов, Ассамблея практически единогласно проголосовала за фиксацию статус-кво в текущем состоянии.

Другие расы отнеслись к скандалу в человеческом обществе со сдержанностью. Совет старейшин Конгрегации орочьих общин опубликовал заявление, выражающее уверенность в человеческой способности исправлять допущенные ошибки. Несколько общин закрыли людям доступ на свою территорию и настоятельно рекомендовали всем своим членам прекратить работу в человеческих организациях и коммерческих фирмах, но они оказались в меньшинстве. Тролли просто не комментировали происходящее. Однако в секретных отчетах специалистов МОБ по межрасовым отношениям позже отмечалось, что и орки, и тролли остались довольны тем, как разрешился кризис.

И, разумеется, никого не удивило, что на следующих выборах в Ассамблею правящая двухпартийная коалиция потеряла половину мест и впервые за тридцать лет утратила положение правящей. Практически все голоса, потерянные партиями гуманистов и экономического прогресса, отошли к партии рационалистов, так что осенью Крайтон Керл с легкостью занял место Глашатая Ассамблеи.

О том, что блистательный господин Крайтон Керл в течение периода после кризиса через подставных лиц заработал на бьющейся в лихорадке бирже около трех миллиардов маеров, с изумительной точностью предугадывая колебания курсов акций, широкая общественность, разумеется, не узнала.

16.06.843, вододень

Коммуникатор коротко звякнул. Оой-полковник Тарагор ткнул пальцем в клавишу приема:

— Слушаю.

— Приехал, — коротко сообщил секретарь. — Поднимается.

— Понял, — оой-полковник сбросил вызов и поднялся из кресла. Поморщившись, он поправил на носу темные очки и включил верхний свет. Однажды он уже получил от генерала втык за темноту в помещении и больше нарываться не собирался. Проклятые глаза! Проклятые докторишки! Куча умных слов, куча лекарств — а глаза как резало ярким светом, так и режет. И чем дальше, тем хуже. Хотя… если подумать, то в последние пару дней резь чувствовалась не так сильно. Неужто все-таки помогают капли, переданные на прощание оой-генералом контрразведки?

Дверь распахнулась, и генерал Прой стремительно даже не вошел, а влетел в кабинет. Вопреки ожиданиям он оказался один, без привычной свиты. Дверь громко бухнула за его спиной.

— Господин генерал, — отрапортовал заведующий сектором, — оой-полковник Тара…

— Ты что, совсем охренел, оой-полковник? — генерал оборвал его на полуслове. — Ты что о себе думаешь? Ты решил, что самый умный у нас в Службе?

Оой-полковник почувствовал, что его челюсть отвисает на грудь.

— Ты думаешь, у тебя кружков на петлицах слишком много нашито, оой-полковник? Может, они тебе грудь жгут? Хочешь, я тебе пару-тройку срежу за твое самоуправство? — продолжал бушевать гость. — Кретин долбанутый, тебе кто позволил операцию самостоятельно проводить, без согласования, без санкции сверху? Кто позволил журналюг пускать? Да ладно бы проверенных журналюг, прикормленных, а то ведь самый паскудный канал умудрился припахать, без царя в голове и без костей в языке! Ты хоть представляешь, какую кашу заварить умудрился? И, самое главное, какого хрена я узнаю о результатах проведенной операции из газет и телеящика, а не от своих собственных сотрудников? Ну, что молчишь, придурок, мозги совсем засохли?

Тарагор никогда не дослужился бы до своих кругов и не занял бы место завсектором, если бы не умел мгновенно приходить в себя. Похоже, здесь опять творилась какая-то мистика. Обдумать ее можно и потом, а пока следует прояснить ситуацию. Он вытянулся по стойке «смирно» и, уставившись прямо перед собой, отрапортовал:

— Блистательный господин генерал Прой Кисин, нижайше докладываю, что операция проводилась по согласованию с центральной дирекцией Министерства общественной безопасности и в соответствии с планом, разработанным Третьим отделом Министерства обороны. Санкцию на проведение операции выдали лично ты и главный директор Службы блистательный господин оой-генерал Васик Сиимора.

— Что?.. — гость задохнулся. — Ты что несешь, Тарагор? Ты вообще в своем уме? Какая, нахрен, санкция? Какой, в жопу, главный директор? При чем здесь я? Ни хрена я не санкционировал, и если ты…

— Санкцию я получил получена в соответствии со стандартными протоколами взаимодействия подразделений, — ровным голосом перебил его Тарагор. — На ней имеются ваши с оой-генералом личные подписи. Она приложена к делу, в чем можно убедиться прямо сейчас — дело уже вызвано на мой терминал.

— Тарагор, — генерал приблизился вплотную и тяжело дохнул в лицо завсектором, — похоже, что один из нас сошел с ума. Я не давал никакой санкции. И главный директор — тоже, о чем и сообщил мне не далее, чем вчера днем, в весьма крепких выражениях. Покажи, быстро.

Оой-полковник кивнул и вернулся на свое место. Пошевелив пальцами над сенсорной панелью, он пролистал дело до страницы с запросом в Центр и ткнул в неприметный штампик «Санкционировано». На экране раскрылась новая страница — с тремя подписями, его собственной и двумя — начальства. На секунду завсектором показалось, что он и в самом деле сошел с ума, и страница окажется пустой, но нет — система исправно продемонстрировала положенные строчки.

«Подписано: главный директор оой-генерал Васик Сиимора».

«Подписано: заместитель главного директора генерал Прой Кисин».

«Подписано: заведующий сектором общего контроля по Масарийскому округу оой-полковник Тарагор Шифт».

— Бездонная п…да Назины!! — выругался генерал, наблюдавший за экраном через плечо завсектором. — Ну ни х… же!

Он, словно потухнув, отошел, тяжело ступая по ковру, и опустился в гостевое кресло, потирая лоб. Пару минут он молчал, потом поднял голову:

— Тарагор, я летел сюда через полстраны для того, чтобы оторвать тебе башку и засунуть ее тебе же в жопу. Клянусь всеми богами, пять минут назад я намеревался так и поступить. Но сейчас… Забудь, что я тебе наговорил. Похоже, мы в полной заднице, и я решительно не понимаю, как мы в ней оказались.

— Я… — начал Тарагор, но генерал не обратил на него внимания. Казалось, он говорит сам с собой.

— Цифровую подпись, как утверждается нашими умниками, нельзя подделать. В принципе нельзя. Мне насчет нее много красивых слов говорили, но я одно запомнил: ее можно сломать только полным перебором ключей, для чего при существующей технике хрен знает сколько миллиардов лет нужно. Ее нельзя подделать, даже нельзя перехватить при передаче, чтобы потом воспроизвести в нужном месте. Не говоря уже, что наши каналы связи не взламываются и не перехватываются. Я не разбираюсь в математической галиматье, но своим аналитикам верю. И никто, никто не в состоянии воспроизвести чужую цифровую подпись. Это просто невозможно… или я верил до сегодняшнего дня, что невозможно.

Он сжал пальцы, впившись в подлокотники так, что чуть не прорвал обивку.

— И вот теперь я смотрю на свою подпись на документе, который никогда в жизни не подписывал. Который я даже в глаза не видел, тройной хер Тинурила! И что дальше? Поверить, что цифровую подпись можно подделать — и тогда вся наша система контроля доступа к информации летит нахрен? Б…дь, да не только наша — вообще весь контроль прав доступа в мировом масштабе! Или, может, мы на пару с Васиком внезапно заболели выборочной амнезией? Скажи мне, оой-полковник, а что ты сам думаешь?

Вот сейчас, кажется, он действительно спрашивал. Тарагор слегка расслабился. Отрывать ему голову на месте замглавдиректора, похоже, больше не намеревался. Что я думаю? А я что-то думаю?

— Не знаю, господин Прой, — осторожно ответил он. — Я просто не знаю, что и сказать. Разве что вояки отличились. Теоретически на них работают мозги ничуть не хуже наших…

— Военные? — генерал, прищурившись, взглянул на него. — Ну-ка, давай по порядку. Ты упомянул Третий отдел. Какое отношение он имеет к делу?

— План операции предоставила военная контрразведка. Я почти ничего не придумывал самостоятельно. Моей задачей являлось проведение операции в точном соответствии с планом, ну и доработать его в мелочах в соответствии с оперативной обстановкой, если потребуется.

— Так. И с каких пор ты подчиняешься приказам Генштаба?

— Я подчинялся приказам работающего под прикрытием оой-генерала Минобороны, чьи полномочия также подтверждены вашими с директором подписями. Полномочия переданы по каналу «два нуля», и мне даже в голову не пришло…

— Понятно. И я верю, что ты даже можешь подтвердить свои слова, оой-полковник. Забавно — видимо, случаи множественного склероза в дирекции Службы отнюдь не единичны. Что за оой-генерал? Что за прикрытие?

— Пару недель назад один из моих следователей случайно вышел на человека, живущего в заброшенно отеле и приютившего у себя двух сбежавших из Института человека девиантов. Какое-то время по нему работали обычным образом, но потом он внезапно появился у меня в кабинете, и…

— Досье сохранилось?

— Досье безвозвратно уничтожено по его личному приказу. Я полагал, что…

— Как он выглядит? — генерал наклонился вперед. Его щека задергалась от нервного тика. — Опиши.

— Человек, мужчина. Невысокий, черноволосый, тип лица третий, узкий разрез глаз, высокие скулы, желтоватая кожа, уши прижаты к черепу, волосы коротко стрижены — сейчас найду фотографию, ее я сохранил. На первый взгляд ему лет двадцать, но если приглядеться, то похоже, что не менее сорока. Произношение правильное…

Оой-полковник осекся. Лицо гостя налилось кровью и побагровело, глаза вылезли из орбит, зрачки сжались до размеров булавочной головки.

— Имя! — прохрипел он. — Как он назвался?!

— Дзинтон Мураций, во время операции работал под позывным «Соловей»… господин генерал, что с тобой? Вызвать врача?

Оой-полковник вскочил из-за стола. Гость как-то странно перекосился в кресле, едва не вывалившись из него на пол. Его лицо исказил ужас, изо рта потекла тонкая струйка слюны.

— Господин генерал!

Заместитель главного директора Службы общественной безопасности откинулся на спинку кресла и часто задышал. Дрожащими руками он извлек из кармана тонкую стеклянную трубку и бросил в рот крохотное желтое драже. Через пару минут его глаза снова приобрели осмысленное выражение.

— Все в порядке, оой-полковник, — севшим голосом произнес он. — Сердце прихватило, но уже все в порядке. Погоди только, дай в себя прийти. Ох, ну почему я сразу не подумал?

Завсектором опустился в свое кресло, не отводя от генерала взгляда. Отдышавшись, тот сел прямо и обтер лицо рукавом кителя.

— Да, теперь все сходится, — сквозь зубы пробормотал он. — Клятый хрен, все сходится. Они опять поимели нас по самые гланды, а нам даже не удалось толком получить удовольствия…

Он тяжело поднялся из кресла и подошел к столу. Коротко глянув на выведенную на монитор фотографию, он вздохнул и, ни слова не говоря, побрел к двери. Оой-полковник непонимающе глядел на него.

Уже возле самой двери генерал обернулся и посмотрел на завсектором.

— Досье «Камигами». Раз уж тебя втянуло в мясорубку, ты хотя бы имеешь право знать, что именно тебя перемололо. Открою тебе доступ, когда вернусь в столицу.

Он как-то сгорбился скрипнул зубами.

— А еще я дам совет, оой-полковник. Очень хороший совет, и лучше, если ты накрепко его запомнишь. Забудь о существовании… Дзинтона Мурация раз и навсегда. Просто забудь. Или нет, не так. Разошли всем своим людям ориентировку с его данными и приказом полностью игнорировать любую активность, к которой он имеет отношение. Немедленно снимать наблюдение за кем угодно, если выявится контакт с ним. Сразу закрывать любые разработки, в которых фигурирует он сам или кто-то из его непосредственного окружения. А если ему взбредет в голову приказать тебе еще что-то, выполняй не задумываясь. Все такое. Понял?

— Так точно, господин генерал, — кивнул завсектором. — Но… почему? Кто он такой? Что он за человек?

— Он не человек, оой-полковник. Не человек, не тролль, не орк и вообще не живое существо. Просто одна из масок чего-то, способного раскатать наш мир в тонкий блин и даже не вспотеть, — голос генерала перехватило. — И у меня нет ни малейшего желания выяснять, что именно под ней скрывается. И тебе не советую. Иначе… ты не знаешь, Тарагор, каково, когда за тобой средь бела дня приходят самые страшные ночные кошмары. Не знаешь, и молись всем богам, если в них веришь, чтобы никогда не узнать.

Генерал толкнул дверь и вышел из кабинета. Оой-полковник смотрел ему вслед и чувствовал, как снова отвисает нижняя челюсть. Да он вообще в себе?

Впрочем, сейчас куда интереснее другой вопрос: означает ли данная сцена, что обещанное ему повышение в звании накрылось медным тазом?

17.06.843, древодень

— Кара, можно тебя на минуту? — Дзинтон, деликатно постучав по косяку, заглянул в дверь. Девочка оторвалась от тетради, в которой сосредоточенно черкалась карандашом, пытаясь упростить упрямящуюся дробь, и взглянула на него. — Подойди в столовую, пожалуйста.

Карина отложила карандаш и встала, потянувшись. Она уже часа два занималась математикой, и шея затекла от неподвижного сидения. Наверное, надо перебраться в сад — там хотя бы не так душно, как в комнате. Для тренировки осторожно приподняв эффектором учебник и положив его обратно, она прошла в кухню и остановилась у входа.

Яна с Палеком, недавно вернувшиеся из школы и только что пообедавшие, прибирались. Лика мыл посуду и кидал вымытые тарелки и столовые приборы Яне, которая ловко ловила их манипуляторами в воздухе, руками вытирала полотенцем и стопкой складывала на рабочем столе. Дзинтон, пристроившись на подоконнике, наблюдал за ними.

— Хорошо, — сказал он, когда Яна поймала последнюю тарелку. — Всего несколько дней тренировок, а вы, девчата, уже управляетесь с силовой функцией просто здорово. Еще не слишком уверенно, но очень неплохо. Период-другой тренировок, и вы сможете пользоваться манипуляторами совсем как руками. Но этого мало. Ну, кто мне скажет, почему вы не сможете защитить себя с помощью эффектора? Яна? Кара?

Девочки переглянулись и дружно пожали плечами.

— Потому что эффектор очень легко блокировать. Вернее, очень легко блокировать вашу связь с ним. Вы ведь знаете, как ваш мозг управляет телом? Он передает по нервам электрические сигналы мышцам, и те сокращаются, сгибая и разгибая руки, ноги и так далее. Главным нервом в вашем теле является спинной мозг, проходящий через позвоночник, и именно он передает сигналы от головного мозга и вашим рукам, и вашему эффектору. Понятно?

Девочки опять переглянулись. Потом Яна кивнула.

— Мне папа рассказывал про мозг, — сообщила она. — Что он всем в организме управляет. Только он говорил, что спинной мозг тоже умеет немного думать.

— Твой папа говорил правильно, — согласился Дзинтон. — Но сейчас это неважно. Важно, что вирусный эффектор подключается к спинному мозгу человека в спине, между первым и седьмым позвонками. От того, куда именно он подключился, зависит, как девиант его воспринимает и какие у него дополнительные способности. Но есть одно общее для всех ситуаций — он обязательно связывается со спинным мозгом в районе седьмого позвонка, — Демиург постучал себя пальцем между лопаток. — В том месте, через которое мозг управляет движениями рук. Так что девианты обычно воспринимают манипуляторы эффектора как дополнительные руки. Эй, молодой господин! — сурово обратился он к Палеку. — Ты в окошко не поглядывай, я и для тебя рассказываю. Тебе тоже знать надо. Угу?

— Угу, — нехотя кивнул мальчик. По правде говоря, он уже прикидывал, как бы потихоньку намылиться из дома.

— Итак, о чем я? А… Поскольку эффектор прикрепляется к спинному мозгу в районе шеи, его взаимодействие с нервной системой легко блокировать с помощью специальных хаотичных электромагнитных наводок. Вы, девочки, обе прекрасно знаете, что такое «блокиратор» — наверняка куда лучше знаете, чем хотелось бы. В простейшем варианте он выглядит как штука, излучающее в пространство хаотичные шумовые импульсы. Ну, вот как динамики могут громко шипеть, так и блокираторы тоже шипят, только неслышно для ушей. Чтобы они не нарушали работу окружающих устройств вроде пелефонов, их иногда монтируют внутри железных ящиков вроде транспортных сейфов, в которых вас возили. Железные пластины не пропускают электромагнитные волны.

— Ага, знаю! — снова вклинилась Яна. — Нам на естествознании рассказывали про молнии!

— Правильно, молнии — тоже электромагнитные импульсы. Так вот, объемные блокираторы очень неудобны. И военные изобрели вот что.

Жестом фокусника Дзинтон извлек откуда-то круглое блестящее кольцо и небрежно бросил его на стол. Карина невольно отшатнулась, словно от ядовитой змеи.

— Так выглядит типичный блокиратор эффектора, на жаргоне просто «ошейник». Внутрь встроена заряжаемая батарея, а также специальные микросхемы. Нашейный блокиратор генерирует гораздо более слабые импульсы, чем объемный, но они распространяются направленно внутри кольца. Если надеть такое кольцо на шею, оно полностью прервет вашу связь с эффектором. Ну, вы сами знаете. Знаете ведь?

Помедлив, девочки закивали. Палек с интересом посмотрел на ошейник и дотронулся до него пальцем.

— А вот чего вы не знаете, бельчата, да и не только вы, что создаваемый блокиратором шум можно преодолеть. И тогда вы сможете пользоваться своим эффектором, даже если на вас надет ошейник. Но чтобы пробивать блокаду, нужно долго и упорно тренироваться. Я хочу, чтобы начиная с сегодняшнего дня вы обе по очереди, минут по пятнадцать в день, носили эту штуку и пробовали ее побороть. Она переделана, из нее удалена взрывчатка. Электронный замок также заменен на простую магнитную защелку, открывается и закрывается он вот так, — Дзинтон взял обруч в руки и одним движением пальцев легко разомкнул его. Потом он достал из кармана плоскую коробку и поставил ее на стол. — Вот вам зарядное устройство. Батарея в обруче работает примерно час-полтора. Потом включаете зарядник в розетку, вставляете блокиратор таким манером и оставляете, пока не потухнет желтая лампочка. Тогда он полностью заряжен, и с ним снова можно играться. Только не показывайтесь с ним на улице, ладно?

— Папа, — недоверчиво спросила Карина, — но как же мы его победим? Мне же много раз его надевали, и я никогда не могла…

— Ты была напугана и накачана лекарствами. И не знала, что можешь сопротивляться. А теперь ты не боишься и знаешь, что ошейник можно победить. И я хочу, чтобы ты его победила. Яни, и ты — тоже. Девчата, поймите — победа над блокиратором сделает вас сильнее плохих людей. Вам обязательно нужно научиться с ним бороться. А чтобы появился дополнительный стимул, торжественно объявляю, что когда вы обе научитесь пробивать блокаду, я устрою для всех большую экскурсию в Парк чудес.

— Ого! — завопил Палек. — Я хочу в Парк чудес! Яни, Кара, учитесь скорее!

— Ну, вот и у тебя появился стимул, чтобы они учились, — подмигнул ему Дзинтон. — Так что давай, контролируй. По пятнадцать минут в день. А если сможете — то и по полчаса. Победу засчитаю, когда со включенным блокиратором сможете тарелку поднять со стола и две минуты продержать в воздухе. Кстати, обычные тренировки, без блокиратора, тоже не отменяются. Лады?

Он внимательно посмотрел на девочек. Яна с готовностью кивнула.

— Хорошо, я попробую, — вздохнув, согласилась Карина. Папа ничего не делает просто так. И если он говорит, что так надо, значит, надо. Интересно, а что такое Парк чудес? Надо спросить у Яни.

— Не надо пробовать, Кара. Когда «пробуешь», заранее оставляешь себе право на поражение. А как раз поражения допускать и нельзя. Не надо пробовать, надо делать.

Он склонил голову и к чему-то прислушался.

— А у нас, похоже, незваные гости. И я даже знаю, кто. Лика, не прогуляешься со мной на двор?

Не дожидаясь ответа, Дзинтон перебросил ноги наружу и спрыгнул на землю двора. Палек забрался на подоконник и спрыгнул за ним. Карина только покачала головой. Мальчишки! Папа взрослый, а тоже как мальчишка. Ну почему не выйти через коридор, медленно и солидно? Еще и босые ноги пылью запачкали, а потом так и пойдут на чистый пол…

Из-за ворот раздался требовательный автомобильный гудок, потом еще один. Сразу же от сильного удара ворота распахнулись настежь, и во двор вразвалку вошли трое. Возглавлял компанию высокий и широкий мужчина-человек в плотном, несмотря на жару, широком золотом пиджаке с сине-зелеными прожилками, наутюженных золотых же брюках, у земли расходящихся колоколом, и едва видных из-под штанин иссиня-черных башмаках. Голова у человека оказалась гладко выбрита, в левом ухе сидела бриллиантовая серьга, а низкий лоб слева пересекал грубый короткий шрам. Глубоко посаженные глаза сумрачно взирали на окружающий мир, словно дула пистолетов.

Сопровождавшие его выглядели не такими колоритными. Еще один мужчина-человек, в майке и коротких шортах, выделялся разве что горой перекатывающихся мышц да коротким обрезком металлической трубы, которым небрежно поигрывал. Мужчина-орк же по случаю теплой погоды вообще не носил одежды, довольствуясь покрывавшей все тело и уже начинающей седеть шерстью.

Все трое сразу же не понравились Карине. Наверное, они грабители, решила она, вглядываясь в пришедших. Но ведь они такие большие и сильные! Наверное, папа с ними не справится, и ему придется помогать. И Саматта куда-то делся, когда он нужен. Ну ладно, она и сама управится. Главное, не убить их случайно. Хорошо, что Цукка ушла в магазин, а то ее могли бы случайно поранить. Карина прикинула, не дотянется ли ее эффектор до вошедших. Выходило, что нет, слишком далеко. Значит, придется приблизиться. Вздохнув про себя, она по примеру Палека вскочила на подоконник.

— Яни, если что, готовься помочь, — повернувшись, быстро сказала она так, чтобы ее не услышали пришедшие, и спрыгнула во двор.

— Смотри-ка, кто у нас тут! — громко и ненатурально удивился одетый в золотой костюм мужчина, обращаясь к Дзинтону. — Ну, здорово, приятель.

— Чем могу служить… хм, весьма и весьма блистательному господину? — с интересом спросил Дзинтон, покосившись на приблизившуюся Карину. Девочка прищурилась, прикидывая. Да, отсюда она сможет достать всех троих.

— Ты, что ли, мозгляк, четыре недели назад Моржа грабанул? Сначала твой щенок ему хабар за бабки сдал, а потом ты хабар обратно забрал? Да ты знаешь, что с такими крысами делают? — в голосе одетого в золото мужчины зазвучал надрыв. — Думал, не найдут тебя? Да щас! Твоего щенка на улице отследить — раз плюнуть! Ты знаешь, что мы сейчас с тобой…

— Во-первых, блистательный господин, определимся с терминами, — перебил его Демиург. — Здесь нет мозгляков и щенков. Здесь есть несколько честных людей, включая трех несовершеннолетних детей, и три мелкоуголовных шестерки на побегушках. Следи за своим языком, если не хочешь остаться без него прямо сейчас. Во-вторых, изволь сообщить, что ты хочешь, нормальным языком, да побыстрее. Ты находишься на частной территории, и у меня чешутся руки научить тебя хорошим манерам.

— Смотри-ка ты, он еще и огрызается! — глумливо протянул золотой мужчина. — Придется тебя все-таки поучить…

Скрипнула боковая калитка, и в дворик шагнул Саматта. Он был в одной набедренной повязке, кожа блестела от пота. Карина сообразила, что он, наверное, просто отправился на свою обычную дневную пробежку вокруг парка.

— Ну и что тут у нас? — с любопытством спросил он. — Неужели настоящие бандиты?

— Да какие бандиты! — иронично усмехнулся Дзинтон. — Обычный мелкий рэкет. Который в пиджаке — бригадир у некоего рэкетира по имени Кассам, грозы уличных торговцев и мелких лавочников. Зовут, кажется, Замаха. А другие двое вообще простые бойцы на полставки.

— Не, ну я не понял! — удивленно проговорил одетый в золото. — Ты чё, блин, меня знаешь, что ли?

— Досье на тебя, блистательный господин, в уголовной полиции имеется, если ты не в курсе, — холодно сообщил Демиург. — Хитер ты не по должности, только потому и гуляешь пока. Ладно, считаем, что познакомились. Если опустить преамбулу насчет того, что с такими, как я, делают, что именно ты хочешь?

— Не, ну ты, фраер, больно борзый, — подумав, сообщил золотой Замаха. — Слов не понимаешь, грубишь. Поучить тебя придется для начала. А потом ты с нами к Касаму поедешь, и уже он решит, сколько ты ему должен за наезд на Моржа. Может, он сразу тебя и прикопает где-нибудь в лесочке, чтобы не умничал. — Замаха ухмыльнулся, продемонстрировав несколько золотых же зубов. — Гусь, Торпеда, ну-ка, займитесь. А ты не лезь! — последние слова вместе с опасливым взглядом он адресовал Саматте.

— И не подумаю, — широко ухмыльнулся тот, прислоняясь плечом к забору и скрещивая на груди руки. — Сами связались — сами и выпутывайтесь.

Карина непонимающе взглянула на него. Почему он не хочет помочь папе? Ну и ладно, она и сама справится. Сначала надо стукнуть золотого…

Ладонь Дзинтона легла на ее плечо.

— Кара… — негромко произнес он. Девочка подняла на него глаза и уловила, как он едва заметно качнул головой. — Отойди с Ликой в сторону, будь добра.

Тут человек в майке и орк шагнули вперед, оказавшись перед Дзинтоном на расстоянии вытянутой руки, и человек без размаха ударил трубой вперед, целясь в лицо. В то же время орк скользнул вперед и попытался провести подсечку сзади. Карина знала такой грязный трюк: оглушить человека и уронить его на землю, чтобы потом бить ногами.

Конец трубы со свистом рассек воздух, но Дзинтон ужеисчез со своего места. Как-то неуловимо он оказался за спиной человека с трубой, ткнув кулаком ему в затылок. Не удержавшись на ногах, тот по инерции пробежал несколько шагов вперед, так что Карина едва успела увернуться, сумев, однако, подцепить его ногу манипулятором. Мужчина запнулся и полетел кубарем. Вторым манипулятором Карина отбросила выроненную им трубу и сама отпрыгнула в сторону.

Палек нырнул вперед и, свернувшись в клубок, подкатился под ноги поворачивающемуся орку. Тот запнулся о него, покачнулся, но, извернувшись по-змеиному, удержался на ногах и снова бросился на Дзинтона. Дальше Карина не поняла — папа как-то странно взмахнул руками, сделал изящное танцевальное па, и мгновение спустя оказалось, что он сидит верхом на орке, а тот, с заломленными за спину руками, лежит, уткнувшись носом в пыль и хрипло ругается во всю глотку. Несильно хлопнув его по затылку, Дзинтон назидательно произнес:

— Искусство Пути изучают не для того, чтобы вымещать свои обиды на слабых и беззащитных. Владение им подразумевает ответственность, тем большую, чем выше уровень мастерства. И как раз ответственности, любезный господин, я у тебя не наблюдаю ни на грош.

— А если еще раз сунешься, мы тебе так наваляем!.. — звонко сказал Палек, отряхивающий коленки.

— Что за манеры, молодой господин! — укоризненно сказал ему Дзинтон, выпрямляясь. — О вежливости всегда помнить надо, даже когда голову отрываешь. Не бери пример с наших гостей, так неправильно. Минуты через две ты снова сможешь встать, — сообщил он орку, безуспешно пытающемуся подняться. — «Укус паука» в облегченном варианте — слышал о таком? Смотри, в следующий раз в воспитательных целях устрою тебе полный паралич на период.

Тут наконец вскочивший на ноги человек в майке издал страшный рев и, набычившись, ринулся на Дзинтона. Однако не успел он сделать и двух шагов, как Карина снова зацепила его манипулятором за ноги, и он опять рухнул на землю, перевернувшись через голову. Девочка прижала его сверху сразу двумя манипуляторами, и он забарахтался на спине, безуспешно пытаясь встать и удивительно напоминая перевернутого жука.

— Ну что за молодежь пошла, совсем старших не уважает… — пробормотал Дзинтон. — Кара, имей совесть, он же в два раза тебя старше. А ты его башкой в землю! Ну хоть бы на травку уложила.

— Ты… вы чё? — наконец ожил впавший во временный столбняк золотой Замаха. — Вы чё тут творите, фраеры? Да я вас!..

Неожиданно проворно он выхватил из-за борта широкого пиджака большой пистолет с длинным дулом и наставил его на Дзинтона.

— Ну все, козлина! — угрожающе произнес он. — Теперь ты попал по полной программе. Щас я тебя закапывать прямо здесь бу…

Договорить он не успел. Ленивым движением Дзинтон шагнул вперед и левой рукой выдернул пистолет из руки бандита, одновременно вроде бы совсем и не сильно коснувшись прямыми пальцами правой его солнечного сплетения. Задохнувшись и выпучив глаза, детина с хрипом опустился на колени, пачкая свои шикарные брюки, и принялся судорожно хватать ртом воздух.

— А тебе с твоей-то профессией, господин Замаха, — наставительно сообщил Дзинтон, отбрасывая пистолет, — следовало бы и знать: не готов стрелять — не показывай ствол. Иначе тебе же хуже. Впрочем, твои проблемы. Я совсем не опечалюсь, если в один прекрасный день тебя пристрелят из твоего же собственного оружия. А теперь слушай меня внимательно. Это не я попал. Это ты попал, попал вместе со своим паханом. За наезд вы мне должны, и должны много. Запоминай: площадь Касивы, кафе «Белая роза». Завтра в полдень Касам должен появиться там и ждать меня. Не явится — пусть пеняет на себя. Попробуешь не передать — тоже пеняй на себя. Когда я тебя в следующий раз найду, детей рядом не окажется, так что церемониться с тобой не стану. Площадь Касивы. «Белая роза». Завтра в десять. Запомнил? Запомнил, я спрашиваю? Повтори!

— «Белая роза» на площади Касивы… — прохрипел золотой Замаха. — Завтра в полдень. Передам, господин…

— Прекрасно. А теперь забирай своих подручных и убирайся, — он взглянул на Карину, перевел взгляд на все еще упорно барахтающегося человека в майке и едва заметно приподнял бровь. Пожав плечами, девочка убрала манипуляторы, и бандит, тяжело дыша, поднялся, переводя непонимающий взгляд с Дзинтона на отдувающегося Замаху и обратно. Несколько секунд спустя к нему присоединился пошатывающийся и все еще нетвердо стоящий на ногах орк. Со страхом оглядываясь по сторонам, они помогли золотому предводителю подняться на ноги и втроем вывалились за ворота. Дзинтон задумчиво посмотрел им вслед.

— Вот так прошлое настигает в самый неожиданный момент, — сказал он радостно ухмыляющемуся Палеку, и улыбка того внезапно погасла. — А ведь ты и увязнуть-то толком не успел. Представляешь, что случилось бы, влипни ты во что-нибудь серьезное?

— Я же бросил! — угрюмо буркнул тот, ковыряя пальцем босой ноги землю.

— Я знаю, — кивнул Дзинтон. — Но запомни: оступиться легко, выправиться куда сложнее. Ладно, со всей историей я разберусь. А вам с Яни еще уроки делать. Кара, тебе тоже заниматься надо. Но сначала топайте в ванную, мыть ноги. Скоро Цукка вернется, она проверит, как вы учитесь. Давайте, мелочь пузатая, займитесь делом.

Когда дети, возбужденно переглядываясь, покинули двор, Саматта подошел к валяющемуся на земле пистолету, поднял его и небрежно покрутил в пальцах.

— «Кэндза-3». Дешевка, — презрительно хмыкнул он. — Выглядит внушительно, но прицельная дальность не дальше двух десятков саженей, кучность никакая, затвор переклинивает от малейшего чиха… Только лавочников и пугать. Да он его даже с предохранителя не снял, когда вытаскивал! И чистил в последний раз, похоже, год назад. И он других фраерами называет?!

— Ну, бандиты на поле боя и не воюют, — пожал плечами Демиург. — Сделай милость, выкинь ствол куда-нибудь. Или дезинтегрируй. Наверняка он грязный, с историей, незачем его у себя держать. Не возвращать же хозяину, верно?

— Дезинтегрировать… — Саматта задумчиво посмотрел на пистолет. Тот слегка приподнялся в его ладонях. Потом его внезапно окружил абсолютно черный овальный кокон, через секунду с легким хлопком растаявший в воздухе.

— Полегче, — посоветовал Динтон. — С такой мощностью ты танк распылить можешь, не только пистолет.

— Я еще не совсем освоился с системой, — дернул бровью Саматта. — Не все получается, как хочется. Я хотел гораздо слабее ударить. Кстати, я был готов парализовать всех троих в любой момент. Но твое представление оказалось куда эффектнее.

— Мое представление еще и поможет завтра стрясти серьезные деньги с одного мелкого авторитета, — фыркнул Демиург. — Вот уж кому мозги с удовольствием промою, так это ему. Не переношу уголовную мразь! Как вши — мало того, что кровь пьют, так еще и заразу разносят.

— Деньги… — Саматта с осуждением посмотрел на него. — И ты возьмешь деньги у бандитской сволочи?

— Разумеется, — кивнул Демиург. — Мати, пойми — я не занимаюсь чисткой вашего общества от подобного рода проблем — ни от бандитов, ни от коррупции, ни от преступной глупости. Их можете и должны решать вы сами. Я всего лишь использую обстоятельства в своих целях. Бывает, что и чищу по ходу дела, но такое редкость. А систематически пусть полиция разбирается. Ну, а что до денег, то они хотя и не главное, но достаточно важны даже для меня: более удобный инструмент и представить сложно. Я, разумеется, могу создать из ничего любые суммы, хоть на банковском счете, хоть бумажками. Но мы избегаем вбрасывать в общество из пустоты крупные денежные суммы, они плохо влияют на экономику. Так что по возможности мы пользуемся деньгами, уже введенными в оборот — а их нужно у кого-то изымать. И лучше, если их лишится бандит, а не честный человек или даже биржевой игрок. Понимаешь?

— Я бы предпочел просто свернуть ему шею, — упрямо нахмурился Саматта.

— Его место тут же займет кто-то еще, — пожал плечами Демиург. — У одного давно исчезнувшего народа на сей счет имелась хорошая поговорка — «Священный трон никогда не пустует». И что? Сворачивать шеи, пока не перебьешь половину населения, а вторую не запугаешь до полусмерти? Не проще сразу планету в распыл пустить? Дело не в Касаме, а в социально-экономическом устройстве общества, которое делает существование касамов возможным. Измените его, чтобы ликвидировать саму возможность существования рэкета, и жить станет легче.

— Как?

— Откуда я знаю? — удивился Дзинтон. — Ваше общество, вам и пути искать.

— Ладно, тебе виднее, — сдался бывший солдат. — А что ты там сказал Лике про прошлое?

— До того, как попасть ко мне, он приворовывал, — пояснил Демиург. — Ничего серьезного — кошельки и пелефоны из карманов в таскал, но по кривой дорожке уже двинулся. Я ему мозги вправил, так что, надеюсь, больше он к криминалу никогда не вернется. Но вот, кстати, еще одна проблема. Кара.

— Кара?

— Да. Она храбрая девочка. Слишком храбрая и самоотверженная. Ты видел, как она приготовилась одна драться с тремя бандитами, чтобы меня защитить. А в день штурма она намеревалась в одиночку драться со всем твоим отрядом, драться — и умереть.

— Да, действительно, — Саматта задумчиво потер подбородок. — Если она станет соваться в каждую заварушку, плохо кончит. Дети не понимают, что такое смерть…

— Именно. Зато ты прекрасно понимаешь, что на войне гибнут в первую очередь новобранцы. А ведь она еще и эффектором пользоваться не стесняется. Ну ладно, тем клоунам я восприятие затуманил, они не сообразят, почему запинались так неудачно на ровном месте. Но если такое повторится в мое отсутствие, зато в присутствии наблюдательной личности…

— И что ты предлагаешь?

— Надо подумать. Есть у меня идейка, но надо понять, как не обидеть Лику. В общем, пусть поварится в голове немного. А сейчас я, пожалуй, займусь делами. Мне нужно испариться на несколько часов, так что не теряйте. Кстати, если тебя утешит — Касам для меня неудобен. И мне нужна показательная жертва. Так что ему конец. Его либо убьют свои же, либо он сядет всерьез и надолго и не переживет тюрьмы.

И, кивнув Саматте, Дзинтон ушел в дом. Бывший капитан проводил его взглядом, подобрал и выбросил через забор сиротливо валяющийся отрезок трубы и вышел в сад. К моменту, когда охранная система оповестила о приближающихся вооруженных людях, ему оставалось пробежать еще больше двух верст, и дневную норму не отменял даже такой интересный визит. И Саматта твердо намеревался побыстрее разделаться с нудным занятием.

18.06.843, златодень

«Камилл, контакт. Джао в канале».

«Камилл в канале. Слушаю».

«Я закончил взлом журнала Майи».

«И ждешь от меня пряника? Что ты выяснил?»

«Эффектор — ее рук дело. В журнале содержатся многочисленные наброски и схемы, очень близкие к тому, что мы имеем на практике».

«Все-таки она… Замечательно. Когда ее встречу, скажу ей пару ласковых. О чем она вообще думала?»

«Непонятно. Она не описывает свои мотивы. Возможно, заметки скрыты где-то еще, но перерывать весь ее Архив я не намерен. Сейчас нужно понять, куда она могла деться. Вот зацепка: она упоминает некоторых личностей в Министерстве обороны, включая тогдашнего министра, как возможные векторы воздействия».

«Вояки? Забавно. Но я решительно не вижу, как сей факт может нам помочь».

«Нужно исходить из того, что произошел несчастный случай. Что-то случилось, что не позволило ей завершить работу».

«…или она выпустила эту глупость на свободу, а потом, испугавшись последствий, сбежала, как нашкодившая девчонка».

«Камилл, не брюзжи. Ты прекрасно знаешь, что подобное не в стиле Майи. Итак, предполагаем, что все-таки несчастный случай. Значит, эффектор вырвался на свободу случайно, и его распространение почти наверняка началось из одной точки».

«И мы можем попытаться проследить эту точку, чтобы поискать там следы Майи».

«Точно. Камилл, у тебя в местном социуме куда больше завязок, чем у меня. Тебе легче понять, где и какую информацию искать».

«Ага, как что, так сразу Камилл. Я, между прочим, тоже не баклуши бью».

«Не скромничай. Я знаю, что в области манипуляции биоформами тебе равных нет. Подумай, а?»

«Льстишь. И льстишь грубо. Ладно, что с тобой поделаешь! Тут и думать не надо, все просто. Берем архивы газет и выпусков новостей за тридцать девятый год и начинаем отслеживать сообщения о девиантах».

«Прекрасно. И сколько тебе времени нужно?»

«Уже. Все-таки какая прелесть электронные архивы, искать одно удовольствие. Но сколько я сил потратил, пока их стандартом сделал!.. Хм. Джао, ты станешь смеяться, но пандемия, похоже, началась в районе той самой Масарии, где ты обзавелся милой семейкой. Слушай, ты девицу-няньку хоть ублажаешь? Или разыгрываешь из себя мудрого монаха в своем обычном стиле? Ты только подумай, сколько она теряет!»

«Остроумец. Ха. Ха. Ха. Не отвлекайся. Что именно в районе Масарии вызывает подозрения?»

«В архивах масарийского отделения Института человека, которое ты так изящно разгромил на днях, есть куча данных о взаимодействии с одной из секретных лабораторий Минобороны примерно в полутора сотнях верст от Масарии. Ты снова будешь смеяться — военные профессора обосновались в трех верстах от моей старой Цитадели, которую ты, господин Арбитр, разнес, вышвыривая меня из Игры. Они, похоже, там раскопки устраивали, пытаясь до нижних уровней докопаться, а потом решили, что руины одного из вспомогательных зданий — лучшее место для секретной базы. Тем более, что под землей оно в целости сохранилось».

«М-да. Любопытное совпадение. Думаешь, стоит заглянуть туда?»

«Не только думаю, но и заглядываю. Я уже начал их потрошить на предмет информации».

«Прекрасно. У меня тут воздействие в самом разгаре, так что я присоединиться не могу, но держи в курсе. И, Камилл, если найдешь Майю, не пытайся делать ничего самостоятельно. Уж больно загадочная ситуация, мало ли что…»

«Я в курсе, что ты обо мне думаешь. Но даже если я псих, то уж точно не дурак. Расслабься, Джа, и развлекайся в свое удовольствие. Закончу — свяжусь».

«Спасибо, Камилл. Отбой».

«Конец связи».

* * *

Разумеется, Куррагх вошел без стука. За те примерно пятнадцать лет, что Сураш его знал, орк ничуть не изменился: такой же самоуверенный, нахальный и плюющий на все приличия и условности. Вайс-полковник чуть ощерил двойной ряд клыков и как мог вздернул чешуйчатую кожу на физиономии, пытаясь выразить неодобрение. Как всегда, безуспешно — орк, даже если и подозревал, что у троллей тоже существует мимика, никогда этого не показывал.

— У нас проблемы, — сходу заявил начальник службы компьютерной безопасности, не утруждаясь преамбулами наподобие «доброго дня». — Нас только что поимели, поимели серьезно, поимели способом, который я не понимаю. Полный ишшарахт, короче говоря.

— А теперь подробнее, — директор по безопасности Третьей лаборатории Министерства обороны откинулся на спинку кресла и нервно постучал когтями по полированной столешнице, и без того вдоль и поперек исчерканной глубокими бороздами. Да уж, с такими подчиненными никаких врагов не надо — и сами превосходно с ума сведут.

— Полчаса назад сработала следящая система. Она зафиксировала доступ к ресурсам локальной сети с реквизитами главного директора.

— Он сам не мог войти?

— Не мог. Я его знаю семь лет, и ни разу в жизни он, находясь в отпуске, не удосужился подключиться к сети. Потому-то система и настроена на тревогу в случае такого события. Но пока еще цветочки, дальше — круче. В соответствии с журналами вход произошел с неопознанного терминала внутри локальной сети. С терминала, которому приписан несуществующий адрес.

— Кто-то мог самовольно захватить адрес?

— Нет. На интерфейсах всего активного сетевого оборудования жестко прописаны адреса устройств, к ним подключенных. Самовольно присвоить адрес можно, но дальше первого же коммутатора с ним не пройти. Он не просто даст отлуп — он еще и тревогу поднимет по всем системам, что зафиксирована попытка несанкционированного доступа. То есть адрес самовольно захвачен, но соответствующие кадры через коммутаторы не проходили, хотя адрес принадлежал совсем к другому сегменту сети, чем серверы, к которым происходил доступ.

— Так. Дальше, — вайс-полковник почувствовал, что внутри начинает нарастать ярость. Кто мог устроить подобное в его лаборатории?

— Система журналирования зафиксировала доступ с данного адреса к базе данных на сервере «Майно». В течение трех минут происходило тотальное чтение заголовков ее записей, после чего сессия резко оборвалась. Зато сразу после основная система хранения, на которой хранятся материалы по ведущимся экспериментам, показала максимальную нагрузку на все без исключения тома с данными независимо от их содержимого. Активность доступа к системе на подключенных серверах оставалась среднестатистической. То же самое подтверждают журналы оборудования, через которое серверы подключены к системе хранения — проходящий через него трафик оставался в рамках обычных величин.

— Избавь меня от технических подробностей. Выводы?

— А нет никаких выводов, — орк плюхнулся в гостевое кресло и принялся ковыряться когтем в зубах. — Я бы сказал, что из воздуха сгустилось неведомое устройство, воткнулось напрямую в кабель, ведущий к «Майно» — оптический кабель второго класса безопасности, с усиленной оболочкой, идущий внутри бронированного короба — предъявило реквизиты директора, включая его сертификат, личный код и отпечаток пальца, просканировало базу и отключилось. А потом прицепилось напрямую к контроллеру системы хранения, уже оттуда забрало себе материалы интересующих его экспериментов, не удосужившись воспользоваться услугами одного из серверов, и растворилось в воздухе так же элегантно, как и появилось — в аккурат к тому времени, когда озадаченный симптоматикой дежурный вызвал меня. Как тебе история?

— Выдающаяся, — фыркнул тролль. — А теперь перестань паясничать и выдавай нормальную версию.

— Я же тебе сказал, Сураш, — шеф компьютерной безопасности посмотрел на него, как на умалишенного, — что у меня нет никакой версии. Никаких осмысленных выводов. Такого просто не может быть. Мне проще списать все на одновременные глюки сразу нескольких систем, чем признать, что такое произошло на самом деле. Я к тебе пришел только потому, что чокнутый и не боюсь, что ты, орясина двухсаженная, меня по стенке размажешь за отсутствие версий.

Вайс-полковник зашипел сквозь двойной ряд зубов. Сейчас ему и в самом деле до дрожи в руках хотелось размазать старого приятеля по стенке. Если вторжение и в самом деле произошло в реальности, то положение не просто плохо — оно катастрофично. Утечка накопленных данных по всем экспериментам, включая проходящие по шестому уровню допуска, означает закрытие Лаборатории на неопределенное время и тотальную проверку персонала и оборудования спецами из контрразведки. А он лично заполучит таких размеров пятно в деле, что про дальнейшую карьеру можно забыть сразу и навсегда независимо от степени его вины.

— Так, — сказал он. — Так. Понятно. Я бы спросил, уверен ли ты в своих словах, но я тебя знаю. Разумеется, уверен. Чтобы ты еще когда-то сомневался! Ну ладно…

Он повернулся к коммуникатору и активировал его небрежным пассом. Несколько секунд спустя на экране возникло лицо начальника службы охраны.

— Общая красная тревога, — коротко бросил вайс-полковник. — По полному протоколу. Немед…

Свист экстренного вызова оборвал его на полуслове, и тут же, отключив начальника службы охраны, на экране возникло другое лицо — человек средних лет в военной униформе, с повязкой дежурного по блоку содержания. В углу экрана замигал значок приоритетного сеанса связи.

— Господин вайс-полковник! — запинаясь от волнения, быстро проговорил дежурный. — У нас двойное ЧП — отключение блокираторов в восьмом боксе и неизвестный человек там же!

— Что?! — заревел Сураш, вскакивая из кресла. — Какой неизвестный? Откуда он взялся?

— Не знаю, господин вайс-полковник! Дверь бокса не распечатывалась, камеры слежения не зафиксировали ни одного постороннего в коридоре. Он словно из воздуха возник…

— Я ему покажу — из воздуха! — прорычал тролль. — Дежурную группу к боксу! Сейчас приду, без меня бокс не распечатывать!

Когда он несся по коридору к лифту гигантскими прыжками, в голове билась одна и та же мысль: случилось! Случилось! Рано или поздно что-то похожее должно было произойти — и произошло… Впрочем, уже в лифте он взял себя в руки. Идиот, сказал он себе. Кретин. Зверь. За семьдесят лет, шестьдесят пять из которых ты шел по Пути, можно бы и научиться держать себя в руках. Или мандраж — следствие подспудного напряжения, с которым он жил последние четыре года, после того страшного дня? Восьмой бокс, будь он проклят…

Впрочем, вмешался внутренний голос, у всего есть светлые стороны. Похоже, старая загадка наконец-то разрешится.

К контрольному посту он подошел хотя и быстрым шагом, но уже вполне контролируя эмоции. На посту царила обстановка, которую можно назвать только тихим бедламом. Совершенно безумные глаза дежурного с надеждой обратились на него.

— Что происходит в боксе? — резко спросил вайс-полковник. — Только коротко.

— Мужчина. Человек. Взялся непонятно откуда. Стоит и разговаривает с объектом, — отрапортовал дежурный. Его напарник с не менее безумным взглядом мелко закивал.

— Сделать громче, — приказал Сураш. — Не слышу.

Он впился взглядом сначала в экран, на котором отображалось лицо неизвестного, потом в тот, что показывал женщину. Невероятно! Он двадцать раз должен был погибнуть!

Дежурный с готовностью кивнул и усилил громкость.

— …на всякий случай дублирую по дополнительному каналу, а также вербально, — голос неизвестного казался начисто лишенным эмоций. Так говорит синтезированным голосом компьютерная система оповещения. — Я не слышу твоего отклика, Майя. На тот случай, если ты все-таки можешь сладить со своей проекцией, давай попытаемся еще раз. Ожидаю вербального контакта в течение двенадцати секунд. Одиннадцать… десять… девять…

Сураш, затаив дыхание, слушал, стараясь не упустить ни одного оттенка голоса, ни одного жеста. Женщина громко застонала и выдала серию бессмысленных звуков.

— Вербальный контакт не состоялся. Майя, ожидаю мимической реакции в течение двенадцати секунд. Закрой оба глаза проекции или хотя бы один. Одиннадцать… Десять… девять…

— Что произошло до того? — почему-то гулким шепотом осведомился тролль, хотя неизвестный не мог его слышать.

— Все то же, — шепотом откликнулся дежурный. — Он повторяет в третий раз.

— Мимический контакт не состоялся, — констатировал тем временем неизвестный. — Майя, ожидаю тактильной реакции в течение двенадцати секунд — любое воздействие эффектором на мою проекцию в районе головы. Девять… восемь… семь…

Тролль сжал кулаки так, что когти впились в ладони. Почему он называет ее Майей? Имя не фигурировало в досье. Такого имени вообще не существует!

— Тактильный контакт не состоялся, зафиксированы лишь хаотические атаки эффектором в случайные точки проекции. Майя, на основании трех серий попыток я прихожу к выводу, что по крайней мере исходящие каналы обмена у тебя заблокированы полностью. Я намерен изъять тебя из данного места, однако в силу непонятного состояния не рискую использовать гиперсдвиг. Я транспортирую тебя в Цитадель Джао по поверхности планеты непрерывным способом. Там ближайшая защищенная точка. Будь готова.

Неизвестный взглянул прямо в камеру, и Сураш почувствовал прилив самого настоящего ужаса. Камера, разумеется, передавала картинку только в одну сторону, но он мог поклясться, что чужак его видит.

— Эй, ребята, — на сей раз голос неизвестного наполняла ирония. — Вы не хотите заглянуть на огонек? Пожалейте дверь камеры — либо вы мне ее откроете, либо я ее вынесу сам. Или казенного не жалко? Минута на размышление, потом я начну действовать.

Страха нет, потому что он — часть меня. Ярости нет, потому что она — часть меня. Мои чувства — часть меня, и их нет, потому что есть только я.

Сураш дважды повторил про себя детскую формулу. Эмоции совершенно неприличным образом перехлестывали через край, и главной из них, как он с удивлением понял, оказался все тот же страх. Впрочем…

— Дежурная группа? — резко спросил он, прижав наушник пальцем. — Здесь Второй. Где вы?

— Здесь Муравей-1. Заняли позицию у восьмого бокса, ожидаем приказаний.

— Появлюсь через двадцать секунд. Ждать.

С учетом того, что все промежуточные шлюзы уже стояли разблокированными, вайс-полковник уложился в названный срок с солидным запасом — не менее пяти секунд. Окинув взглядом боевую группу, рассыпавшуюся по коридору и державшую дверь восьмого бокса под прицелом тяжелых штурмовых винтовок, он скептически хмыкнул. И почему я не верю, что они мне хоть чем-то помогут?

— Открыть дверь, — сказал он черному глазку телекамеры над дверью.

С легким гудением дверь ушла в стену. Незнакомец стоял за ней, расслабленно опустив руки вдоль туловища, и со скукой смотрел на тролля.

— Директор по безопасности вайс-полковник Сураш Тамарэй, если не ошибаюсь? — безо всякого интереса произнес он. — Я забираю ее. Не про вас игрушка. Сейчас к воротам лаборатории подойдет…

— Кто ты такой, господин? — вежливо, но твердо перебил его Сураш. — На каком основании ты без предупреждения вломился на территорию секретного правительственного объекта?

— Для простоты ты можешь называть меня Камиллом, — хмыкнул неизвестный. — Или Скорпионом, если хочешь. Что же до того, кто я такой…

Лязг по сторонам заставил Сураша вздрогнуть. Он бросил быстрый взгляд вправо, потом влево. Его солдаты, выронив оружие, все как один рухнули на пол и сейчас безжизненными куклами валялись на бетонном полу. Да что происходит? Они что, мертвы? Как?..

— Расслабься, вояка, — снисходительно произнес тот, кто назвал себя Камиллом. — Они живы, но в отключке. Парочка в контрольном пункте в том же состоянии, аппаратура слежения не действует, запись не ведется. Мы с тобой наедине. Так вот, сейчас к КПП твоего замечательного секретного учреждения подойдет фургон скорой помощи. Ты прикажешь его пропустить, я погружу в него… хм, данную особу и отбуду в нужном мне направлении, которое тебя никак не касается. Как ты оформишь передачу — мне все равно, но если твои ребята еще раз попытаются путаться у меня под ногами, пусть пеняют на себя. Здание, во всяком случае, придется отстраивать заново, поскольку останется от него только глубокая яма под новый фундамент. Все понятно?

— Но я не могу позволить забрать ее просто так! Она опасна! — Сураш чувствовал, что несет чепуху, но что еще можно сказать, не понимал.

— Я не помню, чтобы спрашивал о твоем мнении, — голос незнакомца стал ледяным. — Об ее опасности предоставь судить мне. И просто для справки — она куда опаснее, чем ты думаешь, так что я, по сути, оказываю вам услугу. Думаешь, что микроскопические щупальца, которыми ее проекция хлещет по сторонам, самая опасная штука в мире? Так ты, дружище, зарождения новой Вселенной вблизи никогда не наблюдал. А она на такое вполне способна. Кстати, а как я ее потащу? Если по воздуху, то вы, ребята, совсем крышей поедете… Вертолет? Для Масарии не годится… Ага, знаю.

Камилл сделал шаг вперед и в сторону, и тут же откуда-то сбоку выехала медицинская каталка. Тролль мог бы поклясться памятью Усимбея, что не только в коридоре, но и во всем здании не нашлось бы ничего похожего. Тем более, что каталка явно двигалась сама собой, хотя и не обладала ничем, хоть как-то похожим на мотор. Меж тем она вкатилась в бокс и остановилась возле лежанки с женщиной. Сами собой разомкнулись захваты, и ее тело, все еще беспорядочно подергивающееся и издающее хаотичные звуки, поднялось в воздух и плавно опустилось на каталку. Прямо в воздухе сгустилось белое облако и легло сверху, на ходу превращаясь в простыню. Каталка как ни в чем не бывало тут же выехала из бокса и неспешно поехала по коридору в сторону лифтовых шахт, прозаично поскрипывая колесиками.

— Ну, а мы, вояка, сейчас двинемся следом, и ты своим авторитетом откроешь нам остальные двери. Алё, родной, ты заснул, что ли? — Камилл постучал по плечу одеревеневшего от изумления тролля указательным пальцем. — Ну-ка, перебирай ногами, а то я и в самом деле начну ваши двери крушить…

Уже после того, как оранжевый медицинский фургон скрылся за скальным уступом у изгиба дороги, Сураш, не обращая внимания на пораженные взгляды часовых, тяжело опустился прямо на низкорослую траву возле шлагбаума и уставился на поблескивающий далеко внизу океан. На душе держалось непонятное паскудное ощущение. Если верить бульварным романам, именно так должны ощущать себя изнасилованные человеческие женщины. Самое страшное заключалось в том, что непонятного Камилла совершенно не интересовала ни Лаборатория сама по себе, ни прототип сверхсекретной лазерной пушки, только вчера размещенный на полигоне, ни охраняющая территорию воинская часть. Подумаешь, восемьсот человек охраны с тяжелым вооружением… Так взрослый со снисходительной усмешкой протискивается сквозь баррикады, во дворе устроенные детишками для игры в войнушку. Кто же он такой?

И тайна — тайна навсегда останется неразгаданной. Тайна безумной женщины с зелеными глазами и рыжими волосами, когда-то являвшейся сотрудницей Лаборатории. Женщины, за четыре года после внезапной загадочной катастрофы не проглотившей ни капли воды и ни крошки еды, но ничуть от голода и жажды не страдавшей. Женщины, чью кожу не брал лазерный скальпель, а сквозь тело не проникало даже жесткое гамма-излучение. Женщины, являвшейся единственным известным в мире взрослым девиантом.

Тайна появившейся из ниоткуда и пропавшей в никуда доктора Касатаны Хамаяры.

* * *

Колокольчик на дверью звякнул, и Бун Тадасий, уже нацепивший на лицо дежурную улыбку, обмер. Он многое бы дал, чтобы этот человек никогда в жизни здесь не появлялся. Сам Бун ранее видел его только мельком и издали, общаясь лишь с его людьми — угрюмыми громилами без какого-либо понятия о вежливости. Один из тех бандитов сломал ему палец, когда владелец «Белой розы» отказался платить при первом визите, и с тех пор Бун предпочитал без слов отдавать деньги. Конечно, можно заявить в полицию — но полиция не станет охранять его кафе днем и ночью. А нанять нескольких охранников, способных отпугнуть поджигателей… Дешевле заплатить рэкетирам.

Да, он никогда ранее не видел Касама так близко. Тот держал в страхе весь район, но сам на люди показываться не любил. И если он удостаивал некое заведение личного визита, то почти наверняка его хозяин в чем-то серьезно провинился. Бун начал лихорадочно вспоминать, не совершил ли он что-то, могущее разгневать ночного короля, но выходило, что нет. Только три дня назад он отдал положенную сумму громилам, да еще и совершенно бесплатно накормил их, выставив две бутылки лучшего вина по три тысяч маеров за штуку. Наверное, можно и не унижаться так перед рядовыми бандитами, не отличающими марочное вино от вонючей браги, но лучше не рисковать.

Касам прошел в распахнутые пинком двери уверенно и вальяжно. Вслед за ним проскользнули пять или шесть мордоворотов в пиджаках с широченными плечами. Под пиджаками явно скрывались пистолеты, а то и мини-автоматы, и Бун с трудом сглотнул. Зачем бы они ни явились, дело может кончиться для его заведения крайне плачевно.

Касам постоял посреди зала, по-хозяйски оглядываясь. Он отмахнулся от подобострастно склонившегося официанта, поспешившего к нему по знаку хозяина, и уверенно направился к молодому парню в одних шортах, сидящему за столиком у дальнего конца террасы. Его громилы окружили столик плотным кольцом, и немногочисленные по полуденному времени посетители поспешно задвигались, выбираясь из-за соседних столов, чтобы оказаться подальше от шайки.

— Ты, что ли, мне стрелу здесь забил? — присаживаясь на стул, холодно спросил Касам у парня, продолжавшего как ни в чем не бывало потягивать сок из стакана. — Что ты говорил насчет того, что я тебе должен?

— Во-первых, блистательный господин Касам, мы с тобой не представлены и уж тем более не на короткой ноге — безмятежно сообщил ему парень, делая очередной глоток. — Тебе не кажется, что твои манеры чрезвычайно невежливы? Во-вторых, у твоих людей есть ровно полминуты на то, чтобы убраться отсюда на улицу. Разговор у нас с тобой пойдет с глазу на глаз. Время пошло, кстати.

— А ты наглец! — Кассам ощерился в некоем подобии улыбки. — Ты мне, похоже, даже нравишься…

— А ты мне — нет, — оборвал его парень. — Ты — бандит. Мразь, которая живет только потому, что ни у кого из серьезных людей не появилось желания от тебя избавиться. Десять секунд прошло, осталось семнадцать.

— И что же ты сделаешь, щенок, если они не уберутся? — хрипло рассмеялся Касам. — Полицию позовешь?

— Нет. Я начну калечить. По первому разу не слишком серьезно, но весьма болезненно. Пять секунд.

— Видишь ли, дружок, — Касам доверительно наклонился к парню, — мои ребята тебе не идиот-Замаха. Они — профи. Они…

— Время вышло, — холодно сообщил парень.

Разве что не держащийся за голову в ожидании драки Бун толком даже и не понял, что произошло. По террасе словно прошел вихрь, разбрасывающий в стороны мужские тела, и дневная тишина взорвалась воплями боли. Телохранители Касама корчились на полу посреди перевернутых столиков, разбившейся посуды и остатков пищи, а посетители выбегали из дверей, разумеется, даже не подумав заплатить за еду. Бун уселся прямо на пол за стойкой бара и, обхватив себя за голову, принялся раскачиваться, негромко причитая. Все, все катилось псу под хвост. Такие убытки! Да ладно убытки — Касам наверняка не простит ему, что он оказался свидетелем! Можно прямо сейчас закрывать заведение и уезжать куда подальше… И откуда только взялся проклятый посетитель?

Касам непонимающе смотрел на бессознательно валяющегося на полу телохранителя, рука которого торчала в сторону под неестественным углом. Что произошло? Ведь они же бывшие спецназовцы! Каждый в одиночку может уложить десятерых лохов и даже не вспотеть! Когда он взял с собой всех пятерых, то мысленно посмеялся над своей паранойей, но, оказывается, не зря, не зря тренькнула в душе тревожная струна… Да откуда он взялся? Кто он такой?

Его мечущиеся мысли оборвала твердая рука, ухватившая его за глотку и поднявшая со стула с той же легкостью, с какой ребенок поднимает соломенную куклу. Неожиданно для себя бандит оказался лицом к лицу с проклятым парнем. Сейчас глаза неожиданного врага блестели ледяными огоньками.

— Я предупредил тебя по-хорошему, — лениво проговорил он, и от этой ленцы в голосе у Касама почему-то побежали мурашки по коже. — Ты не внял. Значит, ты попал на бабки еще раз. Теперь, Касам, ты мне должен по жизни.

Он поднес к лицу бандита сжатый кулак с торчащим вверх указательным пальцем. С легким шипением из-под ногтя вылез короткий и тонкий, но ослепительно-яркий лучик. Парень слегка отодвинул бандита, так что тот оказался лицом к столу, и провел лучом по поверхности тарелки с булочками. Взвился легкий дымок, и тарелка вместе с булками, оказавшимися на пути луча, распалась на две половинки. Парень снова поднес палец к лицу бандита, и тот против своей воли уставился на яркую иглу, чувствуя, как колотится сердце.

— Ты — мелкая шваль, которой только и хватает на издевательства над такими же мелкими лавочниками. Ты даже на большие магазины наезжать не осмеливаешься, потому что их крышуют бандиты совсем иного калибра, чем ты. И на войну ты не осмеливаешься, потому что слишком дрожишь за свою шкуру. Как я уже сказал, Касам, ты живешь только потому, что еще ни разу не перешел дорогу серьезным личностям. Так что знай свое место, шавка, и не гавкай, когда рядом гуляют тигры.

Твердая рука выпустила горло Касама, и полузадохнувшийся рэкетир бессильно рухнул на стул. Парень опустился напротив.

— Я думаю, ты догадываешься, — произнес он, снова продемонстрировав палец, — кто именно производит такие штуки и кому именно их устанавливают. — Луч втянулся обратно под ноготь. — На случай, если у тебя возникнут интересные мысли типа не платить, подослать убийц или, скажем, похитить кого-то из живущих со мной, вспомни нашу встречу. Меня нанимали для того, чтобы убирать людей, охрана которых была не чета твоей, и я ни разу не облажался. Так что в случае чего я за тобой приду, и вот тогда ты узнаешь, ЧТО такое настоящая боль. Ты понял меня, кусо? Не слышу ответа!

— Я понял тебя, господин! — заикаясь, пробормотал Касам. — Я все понял! Все, что угодно…

— Так-то лучше, — довольно ухмыльнулся парень. — Запомни — меня зовут Дзинтон Мураций. Если услышишь мое имя, беги и не останавливайся, ибо я есмь смерть воплощенная, — в его глазах блеснул отсвет безумия, и Касам почувствовал, что еще немного, и он обделается прямо здесь. — Ну, а теперь, когда позиции ясны, перейдем к делу…

Вдали завыли полицейские сирены.

— Легавые! — поморщился парень. Он достал из кармана шорт бумажку с напечатанными на ней цифрами и буквами и небрежно бросил на стол перед Касамом. — Не позже завтрашнего дня на данный счет переведешь двадцать миллионов. Мне плевать, где ты их возьмешь, но если деньги не придут, ты сдохнешь. Так ты компенсируешь вчерашний наезд. Ну, а что ты мне должен за сегодняшнее… — Он обвел взглядом разгромленное кафе. — Я еще решу.

Он резко поднялся.

— Официант!

Официант неуверенно выглянул из-за стоящей неподалеку пальмы.

— За меня заплатит вон тот господин. Он также покроет остальные причиненные убытки. Я проверю — если он попытается уйти, не заплатив, ему сильно поплохеет. Ты понял меня, блистательный господин Касам?

Не дожидаясь ответа, парень легко перепрыгнул через балюстраду и быстрым шагом скрылся в боковом переулке как раз в тот момент, когда на площадь одна за другой вылетели три патрульные полицейские машины.

Бандит пусто смотрел ему вслед, хватая ртом воздух. Сейчас у него в голове билась только одна мысль: где, во имя всех богов, к завтрашнему дню можно найти двадцать миллионов?

* * *

Далекий звук мотора разбудил задремавшую над учебником Карину. Саматта ушел в школу забирать Яну с Палеком, чтобы потом всем вместе зайти в магазин за продуктами. Карина же пристроилась с учебником математики на корнях старого дуплистого марона, и теплый ветер и полный желудок постепенно убаюкали ее. Встрепенувшись от звука проехавшей за живой изгородью машины, она уронила учебник, но тут же торопливо подхватила его манипулятором, не дав коснуться земли.

Она вслушалась. Судя по звуку мотора, автомобиль остановился у самых их ворот. Странно. По оканчивающейся у отеля дороге на своих грузовых мотоциклах приезжали только рассыльные из магазинов. Вскочив на ноги, она торопливо проскользнула между стволами, юркнула в боковую калитку двора, на ходу бросив книжку на скамейку, — и замерла, пораженная.

Створки ворот оказались распахнутыми настежь, и за ними стоял большой оранжевый фургон с трехлучевыми синими снежинками — карета скорой помощи. А в ворота неторопливо сама собой въезжала трубчатая конструкция на маленьких колесиках — точно такие же медицинские каталки Карина видела, когда из Института увозили освобождаемых детей. На плоской верхней поверхности каталки, судя по очертаниям накинутой сверху простыни, лежало мелко подергивающееся женское тело, а рядом вальяжно вышагивал совершенно незнакомый человек в элегантном сером костюме.

На мгновение девочка испугалась — ведь Саматты нет, а папа куда-то исчез еще утром — но тут же успокоилась. Человек не выглядел опасным. Да и она сама может справиться даже с вооруженным солдатом.

На крыльцо отеля выскочила Цукка.

— Здравствуй, господин, — растерянно проговорила она. — Мы не ждали сегодня гостей…

— Джао сейчас проявится, — холодно-безразличным голосом произнес мужчина, скользя сначала по Цукке, а потом и по Карине равнодушным взглядом бесцветных глаз. — Да, любопытные у него подопечные…. Впрочем, прошу прощения у великолепных дам за свои манеры. Я Камилл. Ваши имена мне известны. Рад знакомству.

— Э-э-э… радость взаимна. Прошу благосклонности, — еще более растерянно произнесла Цукка. — Камилл? Тот самый Камилл?

— Благосклонность пожалована. Я, правда, не имею представления, о каком еще Камилле может идти речь, — усмехнулся мужчина. — Я Демиург Камилл, если ты это имеешь в виду.

— Как в книжке? — глупо спросила Карина. — Ой…

Дзинтон стремительно вошел в распахнутые ворота. Карина оглянулась на него и чуть не села от удивления на землю. За воротами оказалось пусто — только что стоявший там фургон скорой помощи словно растворился в воздухе.

— Все нормально, девчата, — успокаивающе улыбнулся Дзинтон. — Просто у нас наконец-то случился прорыв. Камилл, оставь в покое основной канал — так невежливо. Говори вслух.

— Зануда! — фыркнул гость. — И охота тебе время даром терять? Что делать с нашим чудом природы?

— Для начала можешь убрать бутафорию, здесь все свои.

— Как скажешь…

У Карины снова екнуло сердце: каталка вместе с накрывающей ее простыней внезапно пропала, и в воздухе, словно лежа на стеклянной доске, повисло нагое женское тело. Длинные рыжие волосы свесились почти до самой земли, а все тело дрожало мелкой дрожью. И еще оно казалось каким-то… неправильным. Его словно окружало едва заметное прозрачное марево, похожее на то, как выглядели в движении эффекторы Яны и самой Карины, если смотреть не-глазами, но немного не такое.

— Дзи? — неуверенно произнесла Цукка.

— Перед тобой Майя, — откликнулся тот. — Точнее, ее проекция.

— Так вы ее нашли? — вскинулась девушка. Карина с усталым изумлением посмотрела на нее — похоже, она одна здесь ничего не понимала.

— Да, спасибо Камиллу…

— Всегда пожалуйста, дорогой друг, — криво усмехнулся гость, и Карина решила, что он ей, пожалуй, совсем не нравится, кем бы он ни был. — Ты лучше скажи, с какой стороны к ней подступиться? Я лично ничего не понимаю. Я с ней уже час пытаюсь общаться, но на всех каналах какой-то мусор. Миованна с Веороном тоже только руками разводят. И визуально проекция совершенно разбалансирована. Но точка концентрации сознания просвечивает совершенно отчетливо, и, судя по косвенным признакам,вполне функциональна. Почему она не отвечает?

— Камилл, будь так любезен, раздвинь кокон, — попросил Дзинтон. — Я хочу посмотреть, как эффекторы выглядят в свободном состоянии.

— Да не вопрос…

Мерцание вокруг тела женщины вдруг резко расширилось, превратившись в большое овальное яйцо. Внутри яйца заметались десятки тонких дымчатых змей, оплетая тело женщины шевелящейся паутиной.

— Забавно, — пробормотал Дзинтон. — Ничего знакомого не замечаешь?

— Точно такие же, как у твоей подружки, — Камилл кивнул на Карину. — Только абсолютно не контролируемые.

— Не только. Смотри — вдоль продольной оси проекции. Стандартный малый эффектор, тоже не контролируемый, но бездействующий.

— Действительно… — пробормотал Камилл. — Я как-то даже и внимания не обратил. Я попытаюсь проследить его до ядра…

В следующее мгновение его тело приподняло и со страшной силой швырнуло в стену двора. Каменная кладка гулко ухнула и сместилась, потемневшая от времени и погоды штукатурка пошла длинными трещинами. Цукка громко вскрикнула и прижала ко рту руки. Тело гостя словно прилипло к стене и замерло неподвижно.

— Папа? — нерешительно спросила Карина. — Что с дядей?

В ответ Дзинтон пробормотал несколько незнакомых слов. Потом, спохватившись, добавил:

— Извини, забылся. Долго объяснять. Не волнуйся, все в порядке. Сейчас он восстановится.

Тело гостя отделилось от стены и повисло в воздухе. Вокруг него тоже замерцал полупрозрачный ореол. Потом ореол внезапно стал непроглядно-черным и через мгновение пропал, а гость, целый и невредимый, мягко встал ногами на землю.

— Ты представляешь, оно мне проекцию блокировало! — удивленно сказал он. — Полная утеря контроля! Пришлось ее стирать и заново создавать. Слушай, Джа, я не знал, что такое даже теоретически возможно.

— Я тоже. Но теперь, в общем-то, все понятно. Если то, что мы видим, единственная точка концентрации сознания Майи, и если она работала с окружающим миром через интерфейсы проекции, то она просто блокирована внутри. Ты понимаешь, вирусный эффектор, похоже, каким-то образом полностью вырубил ее связь со штатным эффектором, и не только с ним, замкнув на себя все исходящие интерфейсы. Скорее всего, у нее заблокирована любая возможность передачи информации вовне. А возможно, не действует и прием информации извне.

— Да уж, влипла наша милая Майя по самое не могу, — согласился гость. — И что предлагаешь? Я даже не знаю, как подступиться. Эксперт по проекциям нужен.

— Она и есть эксперт, — вздохнул Дзинтон. — Единственный доступный. Остальные известные мне сейчас по Играм разбрелись. Я имею в виду тех, у кого опыта и умения больше моего. До них еще достучаться надо. Но какие альтернативы? Так, сейчас провешу канал до Лотто…

Карина непонимающе переводила взгляд с Дзинтона на гостя. Она уже начала привыкать к случающимся вокруг странностям, но происходящее сейчас явно выходило за всякие рамки. Почему тетя сама по себе висит в воздухе? Что вокруг нее мерцает? Кто их гость и куда делась «скорая помощь» из-за ворот? Она оглянулась на Цукку. Та, присев на крыльцо и скрестив ноги, молча наблюдала за происходящим. Поймав взгляд Карины, она лишь молча пожала плечами.

Похоже, ее спрашивать бесполезно. Девочка снова посмотрела на женщину. Наверное, та совсем не в себе. Так же не в себе, как… как мальчик в Институте человека, которого она остановила? А ведь действительно! Силовые линии мечутся вокруг нее точно так же! А если попробовать?..

— Что ты делаешь? — резко спросил гость, но Карина не обратила на него внимания. Она уже запустила в кокон все три своих манипулятора и пыталась приблизить их к телу женщины. В манипуляторах сразу вспыхнула резкая боль, словно от десятков хлещущих плетей, но девочка упорно продолжала пропихивать их вперед, не позволяя враждебным щупальцам отпихнуть свои в сторону.

— Тихо, Камилл! — быстро сказал Дзинтон. — Может сработать. Видишь — эффектор не реагирует на нее так же, как на тебя. Его узел репликации бездействует. Он распознал, что она уже заражена, и не пытается заразить повторно. Кара, продолжай, я страхую.

Карина даже не пыталась понимать его слова. Она сосредоточилась на своих линиях, на том, как они проникают сквозь жгучую завесу, мягко проникают сквозь тело… тело? Она помнила ощущения от эффектора, проникающего сквозь человеческую плоть, но сейчас все казалось совершенно иначе. Но неважно. Внутри тела мельтешащих плетей не чувствовалось, и она провела расслабленными кончиками своих силовых линий, пытаясь нащупать узел. Вот! Мягкий пульсирующий комок, упруго ее отталкивающий. Она осторожно обхватила его и попыталась погладить и успокоить, но ничего не выходило. Комок продолжал беспорядочно пульсировать, вырываясь словно живой.

— Кара, сдави его изо всех сил, — властно сказал Дзинтон.

Девочка, не успев даже толком осознать его слова, с силой сжала свои невидимые руки. Ей показалось, что комок брызнул в стороны, словно гнилое яблоко.

По глазам бьет яркая вспышка, по ушам — страшный грохот…

«Джао! Камилл! Джао! Камилл! Джао! Камилл!..»

«Джао в канале. Майя, милая, дорогая, успокойся. Я прекрасно тебя слышу. Чем я могу тебе помочь?»

«Камилл в канале. Майка, раз мы тебя вытащили, я пошел. У меня дел куча. Потом расскажете, что и как. Да, кстати, поаккуратнее со стиранием проекций. Раздолбаешь планету ненароком, обидно будет. Конец связи».

«Джао! Камилл! Наконец-то вы!..» (неразборчивый поток символов)

«Майя, я здесь. Успокойся, родная, все в порядке. Я не позволю тебе снова провалиться в стасис…»

…ее поднимает в воздух и отбрасывает в сторону…

«Джао!..» (неразборчивый поток символов)

«Майя, я тебя не понимаю. У тебя проблемы с транслятором. Как я могу помочь?»

«Джао! У меня проблемы со всем, с чем только возможно! Эта хрень…» (неразборчивый поток символов) «…все внешние интерфейсы. Я все еще не могу толком…» (неразборчивый поток символов) «…контроль».

«Готов помочь, чем могу. Если нужно, подключу остальных. Только скажи».

«Спасибо, Джа. Я, кажется, восстановила контроль за коммуникационными каналами. Мусор больше не сыплется?»

«Нет, все нормально. Как твое состояние?»

…твердые надежные руки папы подхватывают ее за плечи, не позволяя упасть…

«А каким может быть состояние Демиурга, две трети минитерции провалявшегося в полном параличе без надежды на освобождение? Ты хоть представляешь, что такое — все воспринимать, но не иметь даже возможности пошевелиться?!. Ой, извини. Я не хотела кричать. Нервы на кулак намотаны…»

«Я понимаю. Майя, как тебе помочь?»

«Спасибо, Джа, никак. Вы уже все сделали. Мне просто нужно прийти в себя. Я закончила тестирование подсистемы гиперсдвига, она в порядке. Джа, я очень тебе обязана. И тебе, и Камиллу, и юной биоформе, ей — в особенности. Но благодарности потом. Я опасна для окружающего, у меня все эффекторы вразнос пошли. И мне нужно отдышаться и прийти в себя. Я снова хочу ощутить, что живу. Так что мне совсем не стоит оставаться в наблюдаемых с Текиры областях пространства. Прости, мне надо уйти…»

«Майя, обязательно сбрось мне свои координаты, я тебя проведаю. Ты надолго?»

«Понятия не имею. Может, на минитерцию. Может, на секунду. Может, на минуту или час. Как только, так сразу. Пока, Джа. Отбой».

«Удачи, Майя. Конец связи».

…и она снова оказывается стоящей на твердой надежной земле.

— Молодчина, родная моя! — прошептал Дзинтон девочке на ухо. — Ты отлично справилась.

Карина осторожно приоткрыла глаза, перед которыми плавали темные пятна. Двор опустел. Ни странного гостя, ни женщины в нем больше не осталось, только Цукка протирала глаза на крыльце.

— Дзи, что случилось? — встревоженно спросила она. — С Кариной все в порядке?

— Все просто превосходно! — весело откликнулся Демиург. — Поздравь нас, Цу: мы освободили Майю!

— И где она? — поинтересовалась девушка.

— Спроси что полегче. Я успел лишь переброситься с ней несколькими словами. Она сообщила, что ей нужно основательно прийти в себя после такого долгого заточения, и смылась.

— Папа! — Карина настойчиво подергала его за майку. — Я ничего не понимаю. Где тетя?

— Тетя ушла! — беззаботно рассмеялся Дзинтон. — Ты ее освободила, Каричка. Она еще вернется, чтобы поблагодарить тебя, но не сейчас, позже.

— Но как она могла уйти? Она же только что лежала здесь… в воздухе!

— Ты когда-нибудь видела по телевизору фильмы про мадамукир? — Дзинтон погладил ее по голове. — Вот и здесь так же.

— Мадамукиры? — недоверчиво переспросила Карина. — Женщины-убийцы? Тетенька тоже убийца?

— Нет, он добрая и хорошая. Просто сейчас она немного расстроена.

— Ох, Дзи, не морочь ребенку голову, — вздохнула Цукка. — Кара, я потом расскажу тебе, что случилось. Дзи, можно?

— Можно.

— Тогда мне поясни…

«Цукка, задействуй прямой канал общения. Ты меня слышишь?»

«Да, Дзи. Ты не хочешь, чтобы слышала Карина?»

«Угу. Поздно бросать пить, когда печень загнулась, но вдруг она еще не догадается? Вряд ли, конечно, но шанс есть».

«Итак?»

«Мы поняли, что вирусный эффектор все-таки является творением Майи. Мы проанализировали скудную статистику первичных заражений и сумели локализовать относительно небольшую область на материке, откуда началась пандемия. Она оказалась совсем рядом с Масарией. Камилл заметил, что неподалеку находится одна из секретных лабораторий Министерства обороны, обнаружил там Майю и притащил ее сюда, поскольку не рискнул сместить напрямую в один из своих лагерей».

«Опять Министерство обороны? Кажется, я начинаю его ненавидеть тихой ненавистью…»

«Скорее всего, Майя сама им манипулировала. Не забывай — она не ребенок-девиант, а Демиург. По какой-то причине она решила сделать для биоформ эффектор типа нашего, но что-то пошло наперекосяк. Не спрашивай меня, что именно, я сам пока не понимаю, но она полностью потеряла возможность влиять на внешний мир. Включая доступ к каналам коммуникаций, разумеется. Карина умудрилась вывести ее из зависшего состояния, и Майя эффектно ретировалась восстанавливать нервы. Все понятно?»

«Примерно. Дзи, ты обрати внимание на Кару. Она сейчас от любопытства напополам треснет».

«Ага. Ладно, как закончу с ней трепаться — отправлю к тебе. Приготовь пока версию для младших, Кара все равно им проболтается. Отбой».

«Конец связи».

Карина непонимающе смотрела на уставившихся друг на друга Дзинтона и Цукку, что-то шептавшую себе под нос.

— Папа? — нетерпеливо спросила она.

— Да, Кара, — вздохнул Дзинтон. Цукка на крыльце ободряюще улыбнулась девочке и ушла в дом. — Понимаешь…

— Папа! — почти подпрыгивая от возбуждения, перебила его девочка. Она вдруг поняла, что во всей истории самое странное. — Папа! Тот дядя — он сказал, что он Демиург Камилл!

— Да, он…

— Папа, он настоящий Демиург Камилл из той книжки?

— Ой, ё… — тихо пробормотал Дзинтон. — Похоже, длинный язык не только у Эхиры. Предупреждал же я его!

— Папа?!

— Да, Кара, — снова вздохнул Дзинтон. Он приподнял девочку под мышки, усадил на скамейку у стены и сам сел рядом. Девочка немедленно прижалась к нему, с любопытством выглядывая из-под мышки. Именно в такой позе она обычно узнавала от папы самые интересные и таинственные вещи.

— Да, Кара. Он — Демиург Камилл из той книжки, — Дзинтон слегка дернул ее за ухо. — А ты у меня сообразительная.

— Папа, но если он Камилл, и он сказал, что «Джао сейчас проявится», а потом появился ты — значит, ты тоже Демиург из книжки? Демиург Джао? Который был Игроком?

— Не Игроком. Арбитром. Да, малышка моя, я Демиург Джао. Не следовало тебе знать раньше времени, но так вышло. Смотри.

Он повернул голову, и Карина, проследив за его взглядом, пораженно увидела, как сами собой задвигались поврежденные камни ограды и начали исчезать трещины. Через пару ударов сердца стена приняла точно такой же вид, как и утром.

— Ничего себе! — восхищенно сказала она. — Папа, а ты еще так можешь?

— Ох, Кара! — рассмеялся Демиург. — Все бы тебе фокусы смотреть! Да ты и сама так сможешь, если немного потренируешься. Ну ладно, вот…

Он вытянул руку, и откуда-то сверху ему на ладонь в радужном ореоле спикировала самая настоящая фея — та фея, которую Карина уже как-то раз видела мельком.

— Познакомься, ее зовут Фи. Она охраняет дом. Она хотя и маленькая и не слишком сообразительная, но зато храбрая и самоотверженная. Совсем как ты. Может, вы с ней даже подружитесь.

Он щелкнул пальцами, и фея, описав в воздухе круг, взмыла вверх и растворилась в небе.

— Папа, здорово! — захлопала в ладони девочка. — А еще…

— Ну уж нет, молодая госпожа! — строго сказал ей Демиург. — Ты меня вопросами замучаешь. А мучить, между прочим, я тебя должен. Ты забыла, что через неделю ты должна сдавать экзамены за пятый класс? А потом через полгода — еще и за шестой?

— Ну-у-у-у… — разочарованно протянула девочка. — Папа, ну ты же Демиург! Зачем мне учиться?

— Ого! — хмыкнул Дзинтон, поворачиваясь к ней всем телом. — Ну-ка, молодая госпожа, смотри мне в глаза. С чего ты решила, что если я Демиург, тебе учиться не обязательно?

— Но ты же все…

— Нет, Кара, — голос Дзинтона стал твердым. — Даже и не рассчитывай. Я много чего могу, но тащить тебя по жизни на своем горбу не намерен. Или обещание из головы вылетело?

Карина вздохнула и отвела взгляд. Да, она обещала… Но ведь все так интересно! Папа — самый настоящий Демиург!

— Ну ладно, — смягчился Дзинтон. — Заключим договор. Днем ты готовишься к экзаменам, а вечером я или Цукка проверяем, что ты выучила и какие оценки получили Яна с Палеком. И если мы вами довольны, я рассказываю пару занимательных историй. Ну, а если вы учились плохо — увы и ах. Истории отменяются. Договорились?

— Договорились! — яростно тряхнула головой девочка. — Только, папа, ты не забывай!

Она соскочила со скамейки, подхватила учебник и вприпрыжку побежала в сад. Она еще успеет дочитать параграф до того, как вернутся Саматта и остальные. А потом… Яни с Ликой ей снова обзавидуются!

* * *

Напоенные жарким солнцем дни тянулись как резина — и одновременно пролетали как пули. Днем Карина наслаждалась тишиной и покоем старого отеля и заброшенного парка, задумчиво листая учебники и тренируясь каллиграфически выводить в тетради буквослоги, а вечером вместе с остальными слушала истории, которые рассказывал папа. Истории оказывались разными — веселыми и страшными, но всегда интересными: про кочующих по степи тарсаков, у которых правили женщины, и про коварных гуланов-скотокрадов, про старые каменные города Четырех Княжеств и обнесенные высокими глинобитными стенами крепости Караграша, и про то, как древнее маленькое княжество Катония стала зародышем великой и могучей Империи Майно, и про войны с Крестоцином, Зерапоном, Клухом и далекой северной Самуканской республикой, где издревле не водилось ни императоров, ни князей… Дзинтон рассказывал про то, как человек по имени Тилос проявил чудеса изворотливости и политической интриги, не позволив империи после исчезновения Майно и Пробуждения Звезд утонуть в кровопролитной гражданской войне за обладание троном, а после остановив опустошительное нашествие южных кочевых племен на Четыре Княжества. Он описывал, как под ужасными ударами цунами один за другим гибли богатые приморские города, как рыбаки и торговцы бежали вглубь континента, где побирались на улицах городов и деревень, умирая от голода и жестокости местных аристократов, как на долгие полтора века прервалась всякая торговая связь между материками, как тысячами погибали тролли на своих священных островах, зажатые между извергающимися вулканами и бушующей морской стихией, но не желающие согнуться перед обстоятельствами и покинуть древние жилища…

Во время его рассказов Цукка и Саматта временами переглядывались и задавали странные вопросы, которые — как и ответы на них — Карина не понимала. Что такое, например, геноцид? Или инфляция? Однако общий смысл она все равно ухватывала. Временами ее собственные беды казались ей совсем-совсем незначащими на фоне тех ужасов, что пришлось пережить миру. В такие моменты она подавленно затихала и съеживалась в углу столовой, где проходили встречи. Но Дзинтон всегда замечал ее страх и начинал рассказывать что-нибудь веселое — про то, как пятьсот лет назад князья Клуха выбирали себе наследников, заставляя бояр-претендентов проходить забавные испытания — например, раздевшись догола и намазавшись медом, простоять целый день под палящим солнцем возле пчелиных ульев или ложкой наносить воды в большой кувшин, опередив конкурентов.

Яна с Палеком тоже с интересом слушали его истории, но не принимали их близко к сердцу. Они все чаще стали исчезать вечерами на прогулки с новыми школьными приятелями и приятельницами. Карину они звали с собой, но она отказывалась. Сама мысль о том, чтобы оказаться рядом с незнакомыми детьми, которые начнут пихаться и дразниться, приводила ее в ужас. А если она в раздражении случайно ударит их манипулятором? Зашла в гости семья Цукки, и Карина вежливо говорила с ними, но постаралась потихоньку исчезнуть при первой же возможности — шумные и непоседливые брат и сестра Цукки пугали ее не меньше остальных детей. Яна же с Палеком мгновенно подружились и с ними, и уже несколько раз ходили к ним в гости, задерживаясь на ужин. Родители Цукки бросали странные оценивающие взгляды на Саматту, который не отходил далеко от девушки, и качали головами — похоже, он им не слишком-то нравился. Зато от Дзинтона тетя Танна просто таяла, да и дядя Панарий обращался с ним с преувеличенной почтительностью, даром что казался в два раза старше.

Первого числа седьмого периода, в первый официальный день лета, Карина сдала экзамены за пятый класс. Папа водил ее в большое девятиэтажное каменное здание, в котором, как он сказал, располагается городская комиссия по делам несовершеннолетних. Две строгих пожилых женщины и один лысый дядька заставляли ее решать задачи по математике, писать под диктовку, показывать на карте города и страны, расспрашивали о животных и растениях, о которых писали в учебнике естествознания, а также задавали вопросы по истории. Она без труда справилась со всем, даже слегка разочаровавшись, что так боялась экзаменов, а они оказались легкими. Единственная заминка вышла с историей — когда она сказала, что император Майно намеренно не включал в состав своей империи соседние государства, чтобы… (тут она запнулась, сообразив, что про Игру и Демиургов рассказывать, пожалуй, не стоит, а другая причина на ходу придумываться не захотела).

— И где ты такое прочитала? — внезапно заинтересовался лысый дядька. — Неужели в учебнике по истории? Но ведь ты знаешь, что император Майно — мифическая личность? Что его никогда не существовало на самом деле?

— Анализ внешней политики Империи Майно приведен в фундаментальном труде Мары Парасаки с одноименным названием, — пришел на выручку к замявшейся Карине Дзинтон. — Я его читал и кое-что пересказывал детям. И насчет мифичности Императора Майно есть разные гипотезы. Разумеется, гибель архивов в Смутные времена дает большой простор для толкования…

— Все-все! — шутливо поднял руки дядька. — Сдаюсь, господин Дзинтон. Я читал монографию еще в университете. Просто мне показалось странным, что ребенок в ее возрасте знает такие вещи. Ну что, сударыни, — обратился он к строгим теткам, — есть еще вопросы к девочке? Если нет, то от лица комиссии поздравляю тебя, Карина, с успешной сдачей экзаменов. Надеюсь, зимой ты не менее успешно сдашь нам экзамены и за шестой класс. Господин Дзинтон, аттестат оформят примерно через неделю, зайдешь за ним в канцелярию, в комнату сто пять.

— Большое спасибо, господин, — кивнул Дзинтон. — Поздравляю, Кара, ты отлично справилась. Ну, а теперь нам пора домой.

Еще три дня спустя Карине наконец удалось справиться с блокиратором. Ненавистный ошейник по-прежнему создавал невыносимый шум в ушах и глубоко в голове, но она постепенно научилась ощущать сквозь него свои невидимые руки. Сначала в присутствии блокиратора эффектор ощущался как какая-то мертвая, совершенно неподвижная часть тела, но с течением времени девочка научилась сначала слегка шевелить манипуляторами, а потом и почти нормально пользоваться ими. Шум в ушах все еще мешал управляться с невидимыми щупальцами полноценно, не давал толком смотреть не-глазами, но, по крайней мере, ей уже не составляло труда поднимать и удерживать в воздухе вещи наподобие камней и палок. Рано или поздно шум в ушах нарушал концентрацию, и предмет падал на землю, но удерживать его две или три минуты у нее стало получаться довольно скоро.

Когда Карина поделилась своим достижением с товарищами, Яна только кивнула.

— У меня тоже уже получается, — сообщила она. — Лика все время пристает — когда научишься да когда научишься! А я уже умею, вот…

— И ничего я не пристаю, — обиделся Палек, но Яна не обратила на него внимания. Она нацепила ошейник на шею — на нем загорелась лампочка активности — и сосредоточенно уставилась на валявшуюся под соседним деревом ветку. Несколько секунд спустя та резко дернулась вверх, подлетев сразу на сажень, потом провалилась вниз, почти до земли, но не коснулась ее и, покачиваясь, повисла в воздухе.

— Здорово! — искренне сказала Карина. — А что ты раньше не сказала?

— Ну… — внезапно смутилась Яна, роняя ветку. — Ты же старшая сестра. У тебя должно было у первой получиться. Ой… — Она покраснела.

— Дурочка! — Карина пихнула ее в плечо. — Какая разница, у кого первого получится? Ты молодец!

— И ты тоже молодец! — от избытка чувств во все горло завопил Палек. — Теперь Дзинтон нас отведет в Парк чудес!

— Ага! — с энтузиазмом кивнула Яна. — Вот здорово!

Карина невольно улыбнулась. Кто о чем, а Лика о развлечениях. Впрочем… может, Парк чудес действительно такая здоровская штука?

Когда за ужином Яна с Кариной по очереди гордо продемонстрировали свое достижение при помощи солонки, взрослые переглянулись.

— Ну надо же, — задумчиво произнес Саматта. — Значит, такое действительно возможно. Ну и ну…

— Многое возможно, если в него искренне поверить, — кивнул Дзинтон. — Молодцы, девчата. Я и сам не знал, справитесь ли. Но у вас получилось, и вы заслужили награду. Итак, головастики, официально объявляю: завтра мы идем в Парк чудес!

— Ура! — во все горло завопили Яна с Палеком. — Парк чудес! Парк чудес!

— Тихо! — с преувеличенной строгостью произнес Дзинтон. — Ну что за манеры, молодежь! С вами же оглохнуть можно. В школе на уроках вы так же кричите? Бедные учителя…

— Мы не кричим на уроках, — громким шепотом сообщила Яна. — Мы записками кидаемся.

— Еще не лучше! — Дзинтон сделал укоризненное лицо, но тут же рассмеялся. — Ну что с вами сделаешь, разбойники… В общем, завтра с утречка направляемся на вылазку. Цу, ты с нами?

— Обязательно! — девушка тряхнула волосами. — Еще немного, и я начну от тоски на луну выть. Достали меня учебники с формулами, надо развеяться.

— Мати?

— Я — пас, — покачал головой Саматта. — Вышел я из детского возраста. Хочу книжку дочитать, что ты мне принес. В военной истории автор не разбирается совершенно, но в целом кое-какие интересные мысли есть.

— Рад, что тебя заинтересовало. Знаешь, может, и хорошо, что ты не идешь, — Дзинтон прищуренно посмотрел на него. — У меня есть впечатление, что тебе тоже следует развеяться. Если ты не против размяться, то сходи-ка завтра в порт. Найди там грузовой катамаран «Осьминог». Он принадлежит археологической экспедиции, как раз заканчивает погрузку и выходит на точку. Они копаются в подводных руинах к западу по побережью, и у них несколько новичков-студентов на практике. Им нужен инструктор по подводному плаванью, а у тебя богатый опыт работы с аквалангом. Лучше, если ты сходишь с ними на недельку и поучишь прямо на месте.

— Вот как? — Саматта вернул ему оценивающий взгляд. — А что осталось за кадром?

— Догадливый, — усмехнулся Демиург. — Ничего особенного. Ими заинтересовались черные археологи. Думают, что экспедиция охотится за кладом. На самом деле руины безнадежно пусты: они остались от старого опорного порта Камилла, а у него не имелось привычки таскать золото морем. Но черные, разумеется, не в курсе. В общем, нужно прикрыть экспедицию на время первой вылазки. Я передам тебе кое-какие спецсредства, но чуть погодя. Тебе тоже полезно — руины упоминаются в книжке, которую ты читаешь. Сравнишь, как реальность трансформируется в воображении некоторых ученых.

— Хорошо, сделаю, — кивнул бывший спецназовец.

— Нет, Мати, не так, — неожиданно жестко ответил Дзинтон. — Я же сказал — ЕСЛИ хочешь развеяться. Я не приказываю. Просто возникла возможность на время сменить обстановку. Твои основные обязанности — здесь. Если не хочешь, просто забудь. У меня есть и альтернативные варианты. Просто я подумал, что поездка может оказаться интересно лично тебе, вот и все. Но заставлять тебя развлекаться я не намерен.

— А мне интересно, — безмятежно сообщил Саматта. — Я с аквалангом уже пару лет как не опускался, неплохо бы навыки восстановить.

Дзинтон возвел очи к потолку, покачал головой и вздохнул.

— Тьфу на тебя, Мати, — недовольно сказал он. — Я тебе сюрприз хотел сделать, а получился приказ. Ладно, думай сам. Седьмой пирс, катамаран «Осьминог». Сошлешься на меня — мы с руководителем экспедиции заочно знакомы. Его, кстати, зовут Бун Юбэда. На неделю я тебя отпускаю. Сегодня забеги ко мне в комнату после девяти, научу тебя паре фокусов, чтобы успел потренироваться. Всех остальных заранее предупреждаю: в парк стартуем в восемь утра. С учетом пробок туда нам пару часов добираться, так что как раз к полудню окажемся на месте. Ладно, ребята, я пошел, нужно еще делами позаниматься. Спасибо, все очень вкусно. Кара, ты явно делаешь успехи в кухонном деле.

Он подмигнул девочке, выскользнул из-за стола и, махнув рукой, исчез в коридоре. Карина невольно смутилась. Цурме с морским петухом и в самом деле делала она, пусть и под руководством Цукки, и результат понравился даже ей самой. Может, она и в самом деле когда-нибудь научится хорошо готовить? А то пока что даже у Лики получается лучше…

* * *

Позже, перед сном, когда Звездный Пруд уже вовсю сверкал в небе, а старый парк возле отеля окутала темнота, Карина выбралась через окно, чтобы прогуляться перед сном. Жесткие корни маронов покусывали босые ноги, а свежеющий ночной ветерок пронизывал майку, заставляя кожу покрываться пупырышками.

Девочка намеревалась немного посидеть на своей любимой скале над заливом, наблюдая за бухтой. Но едва выбравшись из окна, она расслышала сигналы двухчасового цунами-предупреждения. Все. Идти на скалу смысла не осталось. Сейчас мелкие суда укрываются в бетонированных эллингах, а крупные поспешно прерывают работы и отшвартовываются от пирсов, чтобы встретить волну на глубоководье. Уже через несколько минут светлячки судовых огней исчезнут, и смотреть вниз станет совершенно неинтересно. Она решила просто пройтись по саду, вдыхая ночной воздух и давая голове освободиться от всяких-разных мыслей, чтобы потом спокойно заснуть.

Она осторожно пробиралась между стволами маронов, ориентируясь только по отблескам звездного света, пробивавшегося сквозь густые кроны. Ей нравилось воображать себя отважной разведчицей в тылу врага, где-нибудь в джунглях Сураграша, и она двигалась как можно осторожней. Ни одна сухая ветка не хрустнула под ее босой пяткой, ни одна лиственная купа не зашелестела недовольно от прикосновения тела. И когда она расслышала неподалеку тихие голоса, замерла неподвижно. С одной стороны, подслушивать очень невежливо. С другой — интересно, о чем могут Цукка с Саматтой шептаться в этом месте и в это время?

Любопытство пересилило, и она еще на несколько шагов приблизилась к заброшенной беседке.

— …не понимаю его мотивов, — тихо говорил Саматта. — Понимаешь, Цу, с такой защитной системой, как здесь, я ему и близко не нужен. Она сама по себе ничуть не глупее меня, так что вполне могла бы защищать дом в автоматическом режиме, без оператора. И вот оно-то меня и гнетет. Я очень не люблю, когда меня используют втемную, когда не понимаю, что хочет командование. В зоне боевых действий такие штуки плохо кончаются.

— Но мы не в зоне боевых действий, — возразила Цукка. — Мати, даже если ты не понимаешь его мотивов, они не обязательно плохие. Вот он требует, чтобы мы с тобой обязательно чему-то учились — зачем, если он замышляет плохое? Использовать и выбросить человека можно куда как проще. А он с нами честен… ну, по своему разумению, конечно. Я теперь понимаю, почему он настаивает на нашей финансовой независимости. Если ему нужны друзья, их нельзя держать на коротком поводке. Они должны обладать свободой, даже свободой бросить все и уйти.

— Цу, не обижайся, но ты еще очень молода, — хмыкнул бывший спецназовец. — У меня жизненного опыта побольше, чем у тебя, так что я знаю, как можно привязать к себе человека. Можно сделать так, что он окажется игрушкой в твоих руках, искренне полагая себя свободным. Особенно просто с молодыми: им покажешь высокую цель, и они, задрав хвосты, бросаются к ней напролом. Вон, наш батальон сразу после учебки в полном составе погрузили на корабль и отправили на Западный континент. Ты наверняка не помнишь по малолетству, но в то время все газеты и телеканалы лопались от воплей о том, что свободолюбивые народы Сураграша страдают под гнетом военной оккупации Четырех Княжеств, сосущих из них все соки. Знаешь, как мы в это верили? А знаешь, каково обнаружить вместо свободолюбивых народов бандитские кланы Дракона, заставляющие еле живых крестьян под дулом автомата выращивать маяку на с трудом расчищенных плантациях? А вместо кровососущих оккупантов — полудохлые полицейские силы, нос боящиеся высунуть за пределы своих баз, да и те спешно эвакуирующиеся восвояси? Ага, встречались там и настоящие войска, которые рейды по джунглям проводили в поисках плантаций — и вот с ними-то мы и сталкивались от случая к случаю. Чекашные рейдерские отряды состояли из полных отморозков, половина — наркоманы. И такими же наркоманами уже через несколько периодов стали и наши ребята. К моменту отправки домой мы потеряли десять процентов личного состава от болезней и несчастных случаев, три или четыре процента в боевых контактах, и минимум тридцать процентов умерло или стало безнадежными инвалидами от наркотиков и беспробудного пьянства. Я тоже сел было на иглу, но сумел удержаться на грани. Прошел через страшную ломку, но выжил, потом несколько лет даже столового вина в рот не брал. А сколько не сумели удержаться?..

— Бедный… — вздохнула Цукка. — И с тех пор ты никому не веришь?

— С тех пор я верю, что дружбе и благолепию в жизни места нет. По крайней мере — среди тех, кто ей управляет. Цу, ты видишь только внешнюю форму Джао, которую он считает нужным нам демонстрировать. Помнишь, что он говорил? Проекция — всего лишь кукла с запрограммированными реакциями, предназначенная для общения с биоформами. Она зевает, вздыхает, поднимает брови — но ты видишь не настоящие реакции человеческого тела. Просто наигранная мимика, вызывающая у окружающих определенные реакции. Она не отражает происходщего в его уме. Мы не знаем и никогда не узнаем, что он думает и к чему стремится на самом деле. А ведь он даже не человек — он бессмертен, всемогущ и привык играть судьбами миров. Помнишь, что он говорил про детей? Он не сказал прямо — щадил наши чувства, наверное, но мне вполне очевидно, что мы для него такие же инструменты, как скальпель и игла для хирурга. Нет, Цу, все совсем не так плохо: ты всегда или хирург, или инструмент, а иногда и то, и другое вместе. И хирург тоже может любить свои инструменты — затачивать их, полировать, держать в удобных бархатных футлярах. Но чтобы в один прекрасный день не разочароваться в жизни, нужно четко понимать, с кем и в каких отношениях состоишь.

— Мати, — осторожно спросила Цукка, — так ты думаешь, что он нас обманывает? И все-таки хочешь уйти?

— Я? — изумился Саматта. — Да упаси меня Тинурил от такой глупости! Он меня с потрохами купил. Цу, я столько времени удерживал детей в сволочном Институте, что сейчас просто обязан позаботиться хотя бы о Карине и Яне. Да и любопытство меня до смерти заест, если уйду. Нет, Цу, ни в коем случае. Мне, в общем-то, давно наплевать на свою жизнь. Даже если мне суждено пойти по разряду расходных материалов, я сдохну более чем довольным. Многие ли из людей прикасались к тайне такого масштаба? Охранником ли при детях, звеном ли сети влияния, камикадзе ли для публичного теракта — все равно. Да, я прекрасно понимаю ниточки, которыми он меня удерживает, но у меня нет ни малейшего желания их рвать. И любопытство, и вина, и ты… ох.

— Я? — тихо спросила Цукка. — Мати, ты…

— Цу, я давно хотел тебе сказать, — в голосе Саматты зазвучали странные панические нотки. — Все как-то не получалось, но раз уж… погоди, не перебивай, а то у меня не хватит духу. Знаешь, я каждый день просыпаюсь с мыслью, что впереди новый яркий день. Яркий — потому что рядом ты. Прости, я не умею красиво говорить, но…

— Мати, ты сломаешь мне руку! — засмеялась Цукка. — По-моему, для объяснения в любви способ не самый лучший.

— Прости, Цу. В общем… да, похоже на то. Я еще никогда не объяснялся, — он смущенно хмыкнул. — Даже когда предлагал своей будущей жене выйти за меня. Но я хочу сказать, Цу, что без тебя жить не могу. Мне без тебя плохо. Я… я не знаю, любовь или что-то еще, но я готов сделать все, лишь бы тебе стало хорошо. А если ты не желаешь, чтобы я…

— Глупый! — снова засмеялась Цукка, и в саду словно зазвенели серебристые колокольчики. — Ну кто же так объясняется? Ох, Мати, ну какой же ты у меня глупый!

— Я… — голос Саматты внезапно оборвался. Через минуту-другую Цукка прошептала:

— Целуешься ты с энтузиазмом, но учить тебя еще многому надо. Чем вы только с женой занимались? Похоже, тебе нужно много практики.

— Увы, великолепная госпожа, с навыками у меня действительно туго, — покаянно согласился мужчина. — Не дашь мне пару уроков?

— С удовольствием. Только не задуши меня ненароком, обака ты этакий…

Дальше Карина подслушивать не стала — это уже действительно совершенно невежливо и неприлично. Все так же осторожно, стараясь не шуметь, она отступила назад и вернулась к себе в комнату. Тщательно отряхнув подошвы от земли и наругав себя за лень, не позволяющую сходить и вымыть ноги толком, она стянула шорты и майку и забралась под одеяло. Значит, Цукка и Саматта действительно влюбились друг в друга? — сонно подумала она, засыпая. Интересно, а своих детей они заведут? Вот бы поиграть с малышом!

05.07.843, небодень

Дзинтон сдержал слово — в Парк чудес они действительно отправились еще до восьми утра. Палек с Яной, поднятые в шесть, вяло отбивались и канючили насчет поспать еще немножко. Однако Дзинтон оказался неумолим, и им, заспанным и зевающим, пришлось плестись в ванную. Карина встала легко — в конце концов, утреннее солнце уже вовсю сияло в небе, щекоча глаза тонкими лучиками, а влетевшая в открытое окно Фи нарезала круги по комнате, что-то беззаботно щебеча. Карина знала, что малышка со стрекозиными крыльями — всего лишь часть охранной системы, но все равно, потягиваясь, сонно улыбнулась фее. А вдруг та возьмет и оживет по-настоящему? В конце концов, разве теперь вокруг не сказка?

Парк чудес располагался на противоположной стороне города, и Дзинтон вызвал такси, куда они впятером и погрузились несмотря на недовольство таксиста. Саматта помахал вслед рукой и пошел в противоположную сторону — короткой тропой, по лестнице над обрывом, спускаться к бухте и пирсам, куда после прихода волны уже вернулись суда. Катамаран «Осьминог» просматривался даже отсюда — большой белый знак «Н», расположившийся у одного из дальних причалов.

Такси виляло по городу целый час, то застревая в пробках, то стремительно ныряя в какие-то подворотни, так что к парку они подъехали только в начале десятого. Он располагался высоко на склоне Крабовой горы, нависавшей над городом на северо-востоке, посреди густого леса, который владельцы парка развлечений не только не вырубили, но даже и местами сделали непроходимым, искусно имитируя естественные буреломы и каменистые осыпи. Между деревьями и кустами, среди которых встречались, кажется, все разновидности на свете — от тикурина, дикой розы-нобары, дарии и горной березы до столетних маронов, вязов, пайнов и тонэрико — петлял целый лабиринт тропинок, ведущих от аттракциона к аттракциону. По сторонам лесных дорожек тянулись живые изгороди из бересклета, местами подстриженного то в виде шаров, кубов и овалов, то странных животных, то домов и строений. Гигантское колесо обозрения неспешно вращалось над парком. Качели, карусели, крутилки, воздушные трубы, рельсовые горки и прочие головокружительные во всех смыслах установки заполняла визжащая от страха и удовольствия молодежь. То тут, то там под древесной сенью возникал зловеще-черный или, наоборот, разукрашенный всеми цветами радуги павильон, в котором можно от души перепугаться скелетов, призраков, обак, людоедов и страшных чудовищ, полетать в космосе на космическом корабле, испытав самые настоящие перегрузки, посмотреть, как бесстрашный Дивана Дзона отбивается от дикарей в джунглях, или же вдоволь обхохотаться над своими и чужими невероятными отражениями в кривых зеркалах. Мигали заманчивые афиши на кинотеатрах, и от бесчисленных ресторанчиков и торговых рядов доносились такие запахи, что даже у сытого во рту мгновенно появлялась голодная слюна.

Следующие три часа Яна с Палеком и примкнувшая к ним Цукка с явным наслаждением осваивали окружающие чудеса. Палека с трудом удалось оторвать от лошадиного загона, по которому он прокатился на смирном пони не менее десятка кругов. Однако Карина в присутствии толп праздного народа как-то съежилась и замкнулась и, несмотря на все усилия друзей, так и не сумела расслабиться. Дзинтон бросал на нее озабоченные взгляды и чуть ли не силком запихивал то на карусель, то в потешный домик, но она оставалась все такой же напряженной. Два года назад в таком же парке ее поймали и отправили в Институт, и сейчас она то и дело вздрагивала, нервно оглядываясь по сторонам. Ей казалось, что взгляды всех людей и орков обращены только на нее, и в каждом читается приговор: «Чудище! Девиант!» И вот-вот из-за деревьев вынырнут люди в пятнистых комбинезонах и начнут стрелять в нее летающими шприцами, и она опять очнется в душной тьме обитого железом бокса. Она понимала всю абсурдность своего страха, но ничего не могла с собой поделать. Манипуляторы ее эффектора нервно пульсировали в такт настроению хозяйки, и ей с большим трудом удавалось удерживать их в свернутом состоянии. В конце концов она клещами вцепилась в руку Дзинтона и решительно отказалась ее выпускать. Тот только погладил ее свободной рукой по голове и, поймав взгляд Цукки, вздохнул, приподняв брови.

Яна чувствовала состояние подруги, хотя поначалу и не придавала ему особого значения. Она уже давным-давно привыкла не обращать внимания на эмоциональный фон окружающих, воспринимая его, как другие воспринимают шум ветра в листве — слышишь, только если сосредоточишься на нем. Но чем дальше, тем сильнее ее раздражали исходившие от Карины волны страха и неуверенности, и в конце концов, не выдержав, она фыркнула и убежала далеко вперед по безлюдной боковой аллее, в которую Дзинтон свернул, чтобы дать Карине немного отдышаться. Цукка открыла рот, чтобы позвать ее, но Дзинтон неожиданно остановил девушку, предостерегающе дотронувшись до ее плеча.

— Погоди! — со странной интонацией произнес он. — Пусть бежит. Мы ее догоним чуть позже. А пока давайте-ка, шустрый неугомонный народ, передохнем немного. Вон как раз подходящая лавочка. Лика, ты у нас самый младший, тебе и бежать за мороженым. Мне, чур, шоколадного.

Он всыпал мальчику в руку горстку мелочи и шутливо хлопнул его по затылку. Тот не заставил себя долго упрашивать и, дробно затопотав сандалиями, побежал к главной аллее, где стояли покрытые ледяной испариной стеклянные витрины мороженщиков. Дзинтон опустился на скамейку и усадил Карину рядом с собой. Та прильнула к нему, словно спасаясь от страхов окружающего мира. Цукка села с другой стороны и ласково погладила ее по голове.

— Ох, пугливая ты наша, — успокаивающе проговорил Дзинтон. — Да, малышка, не стать тебе душой общества. Ну ничего, посиди немного, отдохни. Потом мы с тобой пойдем домой. Цу, ты как, в силах выгулять здесь Лику с Яни еще пару часиков?

— Старость не радость! — пожаловалась девушка, с наслаждением вытягивая ноги. — Устала как собака. Но еще на час-другой меня хватит. В конце концов, когда еще выберусь?

— Да, у тебя через неделю подготовительные курсы в университет начинаются, — согласно кивнул Демиург. — Придется до самой зимы ходить с распухшей головой и сонными глазами, а из ушей начнут сочиться плавленые мозги. Так что наслаждайся последним мирным выходным. Пару минут передышка, а потом идем искать Яну. Кстати, если ее мороженое растает, мы его и сами неплохо съедим. А она пусть пеняет на себя.

* * *

Яна бежала по аллее, не обращая внимания, следуют ли за ней остальные. Радостная энергия летнего солнца переполняла ее, и весь мир казался теплым и дружелюбным, как большая лохматая собака. Дорожка пошла ощутимо вверх, окружающий лес посветлел, и через пару десятков шагов, запыхавшись, она выскочила на смотровую площадку высоко над горными кручами, резко обрывающимися вниз, к далекому океану. Она остановилась, опираясь руками в колени и тяжело дыша, но не переставая с любопытством оглядываться по сторонам.

И тут ее словно с размаху хлестнули по лицу.

Задохнувшись от неведомого доселе ощущения, она неловко упала на одну коленку, уперевшись ладонью в горячий на солнце асфальт. Саженях в пяти от нее, на самом краю смотровой площадки, возле резко обрывающейся ограды, спиной к ней неподвижно стоял человек. Мужчина не обращал на девочку никакого внимания, но от него исходили такие волны страшной смертельной тоски и беспредельной боли, что Яне словно уперлась в лицо невидимая ладонь, с силой отталкивая ее назад. Что случилось? Что с ним? Почему он стоит здесь совсем один и почему ему так плохо?

Она пересилила порыв развернуться и убежать. Такнеправильно. Если дядя так плохо себя чувствует, его ни в коем случае нельзя оставлять одного. Так говорила мама, еще до того, как Яна стала девиантом, а сама мама начала непрерывно испытывать тоску и страх. Если человеку плохо, даже одно хорошее доброе слово может помочь ему справиться с бедой. Но почему он здесь один?

Борясь с собой, она встала на ноги и неуверенно сделала шаг вперед. Потом еще один. И еще. Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела, что незнакомец стоит на самом краю площадки, там, где кончается земля и начинается пропасть. Но ведь не может же он…

Он — самоубийца. Она поняла это так же отчетливо, как видела далеко внизу катящиеся океанские волны. Он пришел сюда умереть, потому что ему плохо и одиноко. Но такого нельзя допустить! Нельзя! Ни за что! Но как? Она всего лишь маленькая девочка, а ни Дзинтона, ни Цукки, ни даже Карины нет рядом… Она попробует удержать его эффектором, если он начнет падать, но что, если не сумеет? Он большой и тяжелый, вместе с Кариной они бы его точно удержали, но в одиночку? Нет, надо по-другому. Но как?!

Борясь с накатывающими волнами тоски, она подошла к мужчине, встала рядом и крепко вцепилась в поручень перил. Надежная твердость железа успокаивала.

— Дядя… — несмело сказала она.

* * *

Сай неподвижно стоял на краю обрыва, чувствуя, как душный жаркий ветер треплет рубашку. Начинающееся опускаться к закату солнце раздражающе слепило глаза сразу с двух направлений — с неба и с океанской поверхности. Мыслей больше не осталось. Он не в состоянии и дальше выносить свою боль. С тех пор, как каменный пьедестал с телом Расумы опустился в огненное жерло крематория, прошла неделя — и душа упорно не желала исцеляться. Он даже отказался взять на работе отпуск на несколько дней, потому что страшился оставаться один в опустевшем доме. Но каждый вечер ему все равно приходилось возвращаться туда — в место, где каждая вещь все еще носила на себе отпечаток ее дыхания, ее веселого характера. Память продолжала терзать его и днем, и ночью, и ночью становилось хуже всего. Он метался на горячих простынях, и ему казалось, что стоит только повернуть голову, протянуть руку, чтобы ощутить ее упругое тело, услышать ровное сонное дыхание… Но ее больше нет. Обычная несправедливость — автокатастрофа, поздно нажатые тормоза, знак дорожного перехода, не защитивший ни ее, ни их еще не рожденную дочь. Несправедливость, так характерная для жизни, которую он более не в состоянии выносить.

Где-то там, позади, шумел Парк чудес, и тысячи людей беспечно развлекались всеми доступными способами. Завтра для них наступит новый рассвет, и новый день примет их в свои объятия. Сай пришел сюда в надежде, что сумеет вобрать в себя хоть капельку их счастья и безмятежности. Он ошибся. От вида беззаботно смеющихся мужчин и женщин камень на сердце лишь прибавил в весе.

Чувств больше не осталось. Лишь бесконечная серая тоска и боль затопили все вокруг, заставляя желать лишь одного: чтобы все кончилось как можно быстрее.

Он прислушался к себе. Да, все решено. Домой возвращаться незачем. Мелкие неоконченные дела больше не имеют никакого значения. Завещания он не оставляет, но сестра как-нибудь разберется и сама. И вообще, вряд ли мир рухнет после его смерти. Решение взвешено, обдумано и принято. Осталось лишь немного наклониться вперед, и силы гравитации довершат остальное.

Раздавшийся сзади и внезапно оборвавшийся дробный топот детских сандалий заставил его вздрогнуть от досады. Броситься с обрыва на глазах у ребенка — свинство чистой воды. Ничего. Дети — существа непоседливые, покрутится вокруг пару минут и умчится дальше по своим неотложным делам. Он потерпит.

За спиной — робкие шаги, тяжелое сбивчивое дыхание. Несмелый голос:

— Дядя…

— Да? — подавив раздражение, негромко спросил он, слегка повернув голову. — Что тебе нужно?

— Дядя, тебе очень плохо?

— Что? — от удивления он повернулся к девочке всем телом. — Но… откуда ты знаешь, молодая госпожа?

— Тебе очень плохо, я чувствую, — решительно сказала девочка, откидывая с глаз челку. — Дядя, так неправильно. Так нельзя. Почему тебе плохо?

— Беги по своим делам, молодая госпожа, — едва сдерживаясь, ровно произнес Сай. — Мои чувства тебя не касаются. Родители, наверное, тебя уже потеряли.

— Они умерли, — девочка зябко передернула плечами и, отвернувшись, стала смотреть вниз с обрыва, до белизны в костяшках вцепившись в поручень. — Они погибли в автокатастрофе.

— Вот как… — растерянно произнес Сай. Что-то непонятное шевельнулось в глубине океана тоски. Да, мир жесток и несправедлив. Все умирают именно тогда, когда должны жить и жить. И Расума, и их ребенок, который даже не успел родиться. Возможно, их дочь оказалась бы похожей на эту девочку. — Мне очень жаль, что так получилось, молодая госпожа. Прими мои соболезнования.

— Мама говорила, что в жизни всегда есть надежда. Что горе и печаль проходят, и жизнь продолжается. Дядя, я не хочу, чтобы тебе было так плохо, — она вскинула на него просящий взгляд. — Ты можешь улыбнуться? Пожалуйста?

— Нет, — покачал головой Сай. Тоска с новой силой нахлынула на него. Когда же девчонка уберется?

— А когда я жила дома с мамой, если я разбивала коленки или у меня болело горло, мама пела мне песенку про соловья. Она очень ее любила, — девочка не сводила с него умоляющего взгляда. — Хочешь, я спою ее тебе? Хочешь?

— Спой, молодая госпожа, — со вздохом произнес Сай. Очевидно, что от девчонки так просто не отделаться. Вот ведь привязалась… Но откуда она узнала, что ему плохо?

— Ага! — радостно кивнула та.

* * *

«Я хочу, чтобы ему стало радостно!» — загадала про себя Яна. Она верила, что если очень-очень верить в какое-то желание, то оно обязательно сбудется. Ну, может, не любое, но многие. Она отошла на два шага, повернулась и встала в позу, в которой, по ее представлениям, должны стоять настоящие певицы. Внезапно тоска незнакомого мужчины представилась ей в виде штормового моря, в котором огромные валы беспорядочно накатывают на берег, хлещут по гальке и с корнем вырывают смелые кусты травы, прорастающие между валунами. Она зажмурилась, чтобы глаза не мешали ей, потянулась вперед своими невидимыми руками — не так, чтобы ухватить, а так, чтобы обнять и ласково утешить — и запела.

…потянуться и разгладить тяжелые свинцовые волны… Обнять и приласкать, как могла приласкать мама… Прогнать прочь злую боль…

…буря утихает, и валы уже меньше, и осталось совсем немного — только успокоить океан и развеять ураган, чтобы солнце хотя бы тонким лучиком напомнило о своем существовании там, за свинцово-серыми тучами. Успеть успокоить до того, как кончится песня…

— И согреет надеждой меня лепестков хоровод… — Яна еще раз негромко пропела последнюю строчку и с замершим сердцем приоткрыла один глаз. — Тебе понравилось, господин?

* * *

Сай молча смотрел на странную девчонку. Вдруг он ощутил на коже жар летнего солнца и услышал ровный шелест древесной листвы, а издалека, словно наконец-то прорвавшись через невидимую завесу, донесся праздничный гул толпы. Он полной грудью вдохнул ароматный воздух — и понял, что тоска больше не затопляет его разум черным океаном безмолвия. Цепенящая боль исчезла, осталась лишь глубокая печаль по Расуме. Печаль, которая окутывает душу серой пеленой, но не сковывает тело судорогой и не тянет в пучины отчаяния.

Он присел перед девочкой на корточки и крепко взял ее за плечи.

— Кто ты, молодая госпожа? — с изумлением спросил он. — Как тебя зовут?

— Меня зовут Яна, — сообщила девочка, радостно распахивая глаза. — Яна Парака… ой, то есть Мураций. Рада познакомиться, прошу благосклонности. Дядя, а ты больше не хочешь себя убить? Да?

— Меня зовут Сай Корин. Радость взаимна, благосклонность пожалована. Для своего возраста ты слишком хорошо разбираешься во взрослых, госпожа Яна, — криво усмехнулся Сай. — Пожалуй, ты понимаешь меня лучше, чем я сам. Я не знаю. Но я очень тебе благодарен за… за песню. Спасибо.

— Яни! — раздался неподалеку женский окрик. — Ты куда запропастилась, разбойница?

Сай поднял взгляд. К ним спешила молодая женщина, рядом с которой скакал на одной ножке мальчишка того же возраста, что и девочка. Позади стояли мужчина и еще одна девочка постарше, внимательно и серьезно рассматривающая сцену.

— Она тебя не очень донимала, господин? — озабоченно осведомилась женщина. — Яни, тебе сколько раз говорить, что к незнакомым приставать невежливо?

— Все в порядке, госпожа, — покачал головой Сай, выпрямляясь. Но девочка сказала, что ее родители погибли? Неужели соврала? Нет, вряд ли. Женщина слишком молода, чтобы оказаться ее матерью. Скорее, старшая сестра. И остальные, наверное, тоже братья и сестры. Хорошо, когда есть кому поддержать тебя в беде… — Все в порядке. Ваша Яна — замечательная девочка.

— Ага, только шило у нее в заднице, — хмыкнул старший парень, приближаясь. — Ну что, шустрые вы мои, мы с Кариной по домам, а вы тут еще поболтайтесь. Яни, между прочим, твое мороженое почти растаяло. Смотри, придется с земли его слизывать.

— Цу, а давай еще раз на карусели с самолетами прокатимся? — нетерпеливо спросила Яна, выхватывая раскисший вафельный стаканчик из его руки. — Пошли, а?

Она помахала Саю рукой и побежала вниз по аллее. Мальчишка заулюлюкал, как лесной абориген, и бросился за ней.

— Ох, непоседы, — покачала головой девушка. — Пойду-ка я за ними, пока они не вляпались еще в какую-нибудь историю.

— Она хорошая девочка, — задумчиво произнес Сай. — Сестра?

— Вообще-то я ее приемный отец, — сообщил парень, непонятно его рассматривая. — Ее родители погибли. Но ты прав, господин — она хорошая девочка. Плохих детей вообще не бывает. Бывают плохие взрослые, не умеющие их как следует воспитывать.

Он погладил по голове стоящую рядом с ним старшую девочку.

— Ну что, Цу, пошли. Карусель по пути, посадим их, и мы с Карой пойдем.

Он отвернулся от Сая, но, поколебавшись, искоса бросил на него взгляд.

— Прошлое остается в прошлом, — ровно произнес он. — Печаль об ушедших следует хранить в сердце, но не в глазах. Нельзя позволять ей застилать взгляд в будущее. Неужто ты думаешь, что она хотела бы еще и твоей смерти? А если бы погиб ты, хотел бы ты, чтобы она последовала за тобой?

Сай вздрогнул, словно от удара, и раскрыл рот для ответа, но парень со спутницами уже шел по аллее. Ну и дела… Он что, тоже его насквозь видит?

Он смотрел вслед уходящим незнакомцам и чувствовал, как отпускает его страшное напряжение, в котором он жил последние дни. Подумав, он сел прямо на утоптанную землю смотровой площадки спиной к обрыву, оперевшись на изгородь, и закрыл глаза. Пропасть больше не манила его. Да, он бы точно не захотел, чтобы Расума последовала за ним в смерть. И если он умрет — кто станет хранить память о ней?

— И согреет надеждой меня лепестков хоровод… — пробормотал он про себя. — Спасибо тебе, молодая госпожа Яна.

* * *

Вечером, после ужина, Цукка постучалась в дверь комнаты Дзинтона.

— Входи, Цу, — откликнулся Демиург. Он сидел на пятках посреди комнаты и, казалось, медитировал. Дисплей на столе переливался радужными линиями.

— Дзи, я хотела спросить насчет Яны — там, в парке, — девушка присела на край кровати. — Что там был за человек? Он к ней приставал? Он извращенец?

— Ты за кого больше испугалась — за него или за Яну? — рассмеялся Дзинтон, открывая глаза и одним гибким движением поднимаясь на ноги. — Цу, мне жаль насильника, который попробует с ней что-нибудь сотворить. Убить она его не убьет, надеюсь, но к маленьким девочкам он больше никогда в жизни не сунется. Да и к большим, пожалуй, тоже. Но нет, здесь совсем другое, — он посерьезнел. — Наша Яна сегодня спасла жизнь человеку.

— Жизнь? — недоуменно спросила девушка. — А как?

— Он намеревался покончить жизнь самоубийством. Какая-то страшная трагедия в недалеком прошлом сломала ему психику. Предположительно смерть любимой женщины — я заметил в психоматрице характерную комбинацию возбужденных участков. Либо кто-то из родителей, либо девушка, скорее всего, второе — для родителей такая комбинация не слишком часта. Яна… успокоила его.

— И как же?

— Эффектор. Один из его компонентов, эмпатор, если точнее. Благодаря ему носитель чувствует эмоции людей, помнишь? Я подозревал, что он работает и обратном направлении, но точное подтверждение получил только сейчас. Нейроинтерфейс ее эффектора временно подавил возбуждение на некоторых участках коры головного мозга. Обычно в подобных случаях формируется схема, напоминающая замкнутый круг: участки взаимно стимулируют возбуждение друг друга, не позволяя ему утихнуть, улечься эмоциям. Эффектор имплантировал ментоблок, заблокировавший часть очагов возбуждения, что позволило оставшимся участкам войти в затухающий ритм.

— Ничего себе… — пробормотала Цукка. — А что еще умеет эффектор?

— Много чего. Видишь ли, он далеко не ограничивается силовым блоком. Просто манипуляторы наиболее заметны и чаще всего проявляются первыми. Но на самом деле вирусный эффектор — чрезвычайно интеллектуальное устройство, он на два порядка умнее, чем все компьютеры на вашей планете, вместе взятые. Помимо силовой составляющей он содержит кучу других компонентов, активирующихся случайным образом — объемный сканер, как у Карины, эйдетивная и пространственная память, эмпатия, способность обходиться без сна, ускоренный метаболизм и так далее. Одна из них — имплантатор ментоблоков, который и проявился у Яны. Судя по анализу эффектора, вероятность его проявления в общем случае практически нулевая, но вот у нее прорезалось…

— Ментоблок? — Цукка наморщила лоб. — Никогда не слышала.

— Разумеется, термин из нашей нейрофизиологии. Более-менее строгое определение выглядит примерно так: ментоблок — устойчивая совокупность возбуждающих и тормозящих импульсов в нейронах головного мозга, определенным образом влияющая на мыслительные и эмоциональные процессы человека. Ну, и не только человека. Существует четыре градации ментоблоков в соответствии с вызываемым ими эффектом. Первый уровень — минимальное вмешательство в эмоциональную сферу, прекращающееся в скором времени после имплантации. Эти ментоблоки не имеют долговременных последствий, так что мы достаточно часто применяем их в общении с биоформами. Например, когда я впервые рассказал тебе, что я Демиург, я имплантировал тебе простенький ментоблок первого уровня, подавляющий слишком сильные эмоции, чтобы ты могла сохранять ясность мышления. Типичное время существования такого ментоблока — час-полтора, и именно такой эффектор Яны установил тому мужчине.

— А какие еще ментоблоки ты мне устанавливал? — подозрительно безразличным тоном поинтересовалась Цукка.

— Еще пару раз я ставил тебе такие же успокаивающие ментоблоки. Но и все. Понимаешь, Цу, установка ментоблока рассматривается как весьма неэтичное вмешательство во внутреннее пространство человека. Особенно — если речь о наших друзьях. Так что в общении со своими я крайне редко применяю даже ментоблоки первой ступени, и речь всегда идет о ситуациях крайней необходимости. Ментоблоки более высоких ступеней я не применяют к друзьям никогда. Так что, Цу, твоя воля совершенно свободна, если ты это имеешь в виду.

— Хорошо, — напряженные плечи Цукки слегка расслабились. — Я… я вовсе не имела в виду, что ты мной как-то управляешь…

— Тем не менее вопрос следовало прояснить, — пожал плечами Дзинтон. — Так что ты спросила правильно. Чтобы завершить введение в теорию ментоблоков, опишу остальные ступени. Второй уровень — существенное вмешательство в эмоциональную сферу, имеющее долговременные последствия для психоэмоционального состояния. Третий уровень — крайне серьезное вмешательство, существенно изменяющее стиль мышления, вызывающее галлюцинации, создающее ложную память, все такое. Наконец, четвертый уровень — разрушающее вмешательство, радикально меняющее стиль мышления человека и его личность, ломающее психику, сводящее с ума и так далее. Обычно для установки ментоблока второго уровня и выше необходимо долгое изучение конкретного индивида, сходу такое возможно довольно редко. Поскольку читать мысли в общепринятом смысле слова невозможно, приходится долго сопоставлять процессы в мозгу с внешним поведением, а зачастую даже строить полную модель «ветра в листве», чтобы хоть с какой-то степенью вероятности предугадывать последствия вмешательства. Правда, если необходимо апеллировать к глубинным страхам и инстинктам, долгое изучение не обязательно — подсознание у всех примерно одинаково, но такое вмешательство относится уже к третьему-четвертому уровню и применяется крайне редко. Разумеется, я излагаю предмет очень коротко и грубо, но суть, надеюсь, понятна.

— Понятно, — кивнула девушка после некоторого размышления. — Значит, Яна умеет влиять на чувства людей?

— Да, можно сформулировать и так. В общем, у нас серьезная проблема.

— Почему? — брови Цукки изумленно полезли на лоб. — Ведь она спасла человека!

— Понимаешь, Цу, — Демиург присел на подоконник и стал смотреть в темное окно, — ментоблок есть ментоблок, независимо от целей его имплантации. Я уже сказал, что прямое вмешательство в процессы мозга неэтично, даже если речь идет о спасении человеческой жизни. Яна, сама того не ведая, совершила довольно серьезную коррекцию, имеющую долгосрочные последствия для спасенного. Она не позволила ему сделать свободный выбор. Фактически, она силой, против его воли, заставила его изменить свою жизнь. Даже я долго взвешиваю все за и против, прежде чем так поступить. А она вмешалась походя, даже не представляя, что и почему делает.

— Но ведь он бы погиб! — горячо воскликнула Цукка. — Что, по-твоему, позволить умереть лучше, чем успокоить?

— Не все так просто, Цу. Каждый имеет право на свободный выбор, и в первую очередь — когда речь идет о жизни и смерти. Каждый имеет право умереть по своему выбору. Отнять такое право означает превратить человека в раба.

— Но он был не в себе!

— Вот как? — нахмурился Дзинтон. — И кто же должен определять, в себе человек или нет? Я? Ты? Или первый попавшийся случайный прохожий? На каком основании ты объявляешь человека недееспособным? Потому, что он смотрит на жизнь иначе, чем ты? Да, самоубийца всегда психологически и эмоционально нестабилен. Но полной стабильностью не обладает ни одна личность, ни человек, ни орк, ни тролль, ни даже Демиург. В особенности Демиург. Где та черта нестабильности, переход которой означает, что человека надо связать и запереть в комнате с мягкими стенами? Где граница, за которой дружеская рука помощи превращается в удушающий ошейник? Я не возьму на себя смелость определять. А ты возьмешь?

— Но все равно так неправильно! — с несчастным видом нахохлилась Цукка. — Как же можно иметь возможность спасти — и не спасти?

— Очень сложный вопрос, Цу, — задумчиво проговорил Демиург. — Благие намерения — основа прогресса. Но они же лежат в основе самых страшных злодеяний. Понимаешь, установление счастья — цель, которая в глазах благодетеля оправдывает любые средства. И если он посчитает, что для достижения счастья нужно истребить половину потенциальных счастливчиков, он не остановится ни на секунду. Не имеет особого значения, хочет он облагодетельствовать всю цивилизацию или же только пару-тройку человек. Нет, Цу, заявления на тему, что ты лучше знаешь, как следует жить окружающим, являются веским поводом, чтобы прикончить знатока на месте. Иначе он начнет убивать сам.

— Но при чем здесь самоубийца?

— При том, что останавливая его, ты ставишь себя выше его. Ты считаешь, что лучше знаешь, как поступать. Ты отрицаешь его свободную волю и право на выбор — одно из самых худших преступлений, которое можно совершить против личности. Посмотри мне в глаза, Цу.

Девушка вздрогнула и подняла взгляд. Демиург смотрел на нее жестким прищуренным взглядом, и в глубине его глаз отчетливо мерцали красные точки.

— Красные или голубые зрачки у моей проекции — индикатор, означающий, что внешний нейроинтерфейс моего эффектора активирован и захватил контроль над психоматрицей объекта воздействия. Над твоей психоматрицей в данном случае. Я хочу на практике пояснить тебе, о чем идет речь. На счет два — и раз, и два…

Внезапно волна бесконечного блаженства захлестнула девушку с головой. Эйфория накатывала могучим волнами, затопляя все вокруг потоками волшебно-прекрасного света. Она чувствовала сразу все удовольствия мира — божественный вкус пищи, тепло летнего солнца, ласковые нежные прикосновения мужских рук, тончайшие запахи, музыку невыразимой красоты… В потоках счастья хотелось купаться вечно, забыв про все на свете, и когда они внезапно схлынули, девушка едва не застонала от острого разочарования. Она почувствовала, что куда-то легко и невесомо падает, и когда руки Дзинтона подхватили ее за плечи и осторожно уложили на кровать, она несколько минут лежала, не в состоянии пошевелиться.

Когда слабость немного прошла, она открыла глаза. Дзинтон по-прежнему сидел на подоконнике, вглядываясь в черноту летней ночи, и над его головой струился свет восходящего Звездного Пруда.

— Как ты? — спросил он, не поворачивая головы.

— Что случилось? — пробормотала Цукка, осторожно щупая лоб. Она чувствовала жар, как при высокой температуре, но лоб оставался холодным.

— Простейшее воздействие на определенные нервные центры твоего мозга. Активация самых что ни на есть примитивных ощущений. Вызывает иллюзию неземного счастья и невероятного блаженства. Понравилось?

— Не делай больше так, — пробормотала девушка, с трудом усаживаясь на кровати. — Не надо…

— Не стану, — согласился Дзинтон. — Даже если попросишь. Я всего лишь привел иллюстрацию к разговору — ментоблок первого уровня, наглядно дающий понять, насколько простой и примитивной может оказаться даже такая сложная конструкция, как человеческий мозг. Цу, я — Демиург. Для меня не составляет труда таким вот незамысловатым способом осчастливить всех. Мне потребуется не более пяти минут, чтобы ввести в состояние блаженства каждое существо на планете, обладающее нервной системой, начиная с гидр и плоских червей. Как думаешь, это — счастье?

— Нет, но что-то совершенно убойное, — поморщилась девушка, массируя виски. — До сих пор в себя прийти не могу. Нет, Дзи, не счастье, если ты это хочешь услышать. Животное блаженство какое-то.

— Именно! — Дзинтон тепло улыбнулся ей. — И почему все мои девицы не только красавицы, но и умницы? Ты начинаешь меня понимать. Да, именно животное блаженство, доступное даже таракану. Но человек — не просто животное. Он обладает самым ценным, что существует во Вселенной — разумом, пусть и не всегда умея им пользоваться толком. А самая ценная способность разума — делать независимый свободный выбор. И право на применение способности выбирать следует обеспечить любой ценой, даже ценой жизни тех, кто добровольно решил уйти. Лишая человека права на выбор пути, мы априори отвергаем дееспособность его разума. И именно потому есть границы, которые в нормальных обстоятельствах я никогда не переступаю.

Он вздохнул.

— Я не рыцарь в сияющих доспехах, Цу. Я тысячи лет играю в войну и политику. Я неоднократно повторял Карине, что убивают только слабые и трусы. Но это — лишь простенькая мантра для взрослеющего ребенка, которому требуются ориентиры в жизни. Реальность куда сложнее. В некоторых ситуациях мне приходится становиться перед выбором: искалечить психику человека или убить его. И зачастую я выбираю убийство — потому что смерть свободного разума все равно делает жизнь его биологического носителя бессмысленной.

— В некоторых ситуациях?

— Да. Есть определенные категории личностей, порог принятия решения для которых существенно ниже, чем для остальных. Те, кто торгуют рабами, насилуют детей и берут заложников, имеют крайне мало шансов пережить встречу со мной и остаться в здравом рассудке. Бандиты и политики тоже находятся в группе повышенного риска. Но не обо мне речь. Сейчас мы говорим о Яне, если ты еще не забыла. У нее есть интуитивная способность ставить ментоблоки как минимум второго уровня, что меня серьезно беспокоит. Она может запросто искалечить психику человека, даже не понимая, что делает. Сегодня обошлось, да и я ее страховал, но раз на раз не приходится.

— Ты не собираешься сделать с ней что-то… — Цукка испуганно взглянула на Демиурга.

— Ну что ты, Цу! — рассмеялся тот, и девушка внезапно почувствовала, как по жилам расходится бодрость, а ум проясняется. — Разумеется, я не собираюсь створить с ней что-то ужасное. Но даже просто владение силовым эффектором накладывает на человека большую ответственность, а что уж говорить про имплантатор ментоблоков! Яна ласковая и добрая девочка, что убережет ее от многих ошибок. Но все равно ее необходимо обучать владеть такой опасной способностью, а как правильно учить в ее возрасте — ума не приложу. У нее просто нет жизненного опыта, который позволит правильно понять наставления.

— Но, может, ты просто отнимешь у нее способность вмешиваться в мозги?

— Нет. Что случилось, то случилось. Умение владеть нейроэффектором уже является частью ее личности, и заблокировать его означает серьезно ей повредить. Потребуется вмешательство третьего уровня, если не четвертого, а такое я не применяю к друзьям ни при каких обстоятельствах. Даже когда речь идет о вопросах жизни и смерти. Нет, Цу, нам придется принять ее умения… и у меня возникла идея. Скажи, ты знаешь что-нибудь о музыкальных школах в ближайших окрестностях?

* * *

Большой белый бок катамарана возвышался над пирсом на пару саженей. Над ним навис могучий портовый кран, опустивший что-то в трюм да так и застывший. Саматта поднялся по покачивающемуся под ногами трапу и огляделся.

— Чего надо? — лениво спросил у него матрос, облокотившийся на поручни возле трапа. — Судно частное, мы пассажиров не берем.

— Добрый день, господин. Мне нужен господин Бун Юбэда, — Саматта даже не подал виду, что его покоробил фамильярный тон. Кто его знает, вдруг здесь так принято?

— Зачем? — матрос лениво сплюнул за борт.

— Чтобы поговорить о делах, господин, которые касаются его и меня, — Саматта, прищурившись, глянул в глаза матросу тем нехорошим, обещающим неприятности взглядом, от которых у кобенящихся новобранцев по спине обычно начинали ползти мурашки. — Нижайше прошу помощи. Как мне его найти?

— Сейчас позову, — нехотя буркнул матрос, отлепляясь от поручня. — Жди здесь… господин.

Лениво-расслабленной походкой он продефилировал по палубе, нырнул в надстройку и пропал, пробарабанив башмаками по трапу, ведущему вниз. Мысленно пожав плечами, Саматта принялся рассматривать судно.

Несмотря на некоторый опыт он никогда не считал себя морским волком и, в общем-то, всегда оставался равнодушным и к морю, и к тому, что по нему плавает. Умение десантироваться с аквалангом являлось обязательным для всех бойцов спецназа, и эту науку он помнил хорошо. Остальное же его волновало мало, благо к месту выброски его всегда возили флотские, которых и солдатами-то считать можно лишь с большой натяжкой. Но сейчас он осматривал судно, стараясь запомнить все детали окружения. Если его и в самом деле придется оборонять от нападающих, то от любой мелочи могут зависеть человеческие жизни.

Второй корпус катамарана едва просматривался за надстройками. Палубу захламляли бухты троса и какие-то тюки. Вдоль борта на талях висели зачехленные шлюпки и какая-то странная покрытая брезентом цилиндрическая конструкция. Экипажа не наблюдалось, но из открытого люка, куда уходили тросы подъемного крана, доносились приглушенные лязгающие звуки и невнятные голоса. Похоже, там что-то разгружали. Над палубой носились чайки и серебрянки — вероятно, ожидали подачек, в процессе ожидания не упуская случая нагадить на палубу. Чтобы опробовать свой, как его обозвал Дзинтон, полуэффектор, Саматта толчком шокера сбил одну из чаек легким направленным ударом, и птица, выправившись у самого пирса и возмущенно ругаясь, улетела куда-то за пакгаузы. Вероятно, жаловаться товаркам на внезапные порывы нахального ветра. Бывший капитан усмехнулся. Определенно, подаренная Дзинтоном способность бить на расстоянии усилием воли — крайне полезная штука. Пусть и не полноценный эффектор, как у детей, но все-таки кое-что. Если правильно попасть по корпусу или в челюсть, то долгая отключка противнику гарантируется. Не убить бы только кого ненароком — как-то не слишком хочется узнавать, что в толковании Демиурга означает «мне было бы неприятно». Так что для начала нужно как следует освоить новую способность…

По металлу застучали каблуки, и из надстройки вынырнул сухощавый мужчина. Пока он стремительно шагал по палубе, Саматта успел как следует его разглядеть. Лет шестьдесят с заметным хвостиком, о которых свидетельствовали седые волосы и изборожденное морщинами лицо, ничуть не лежали грузом на его плечах. Длинные ноги быстро несли сухощавое тело. Майка открывала руки и плечи, на которых перекатывались вполне неплохие мускулы, а на шее и облепляемой тонкой материей животе не замечалось ни грамма лишнего жира. Определенно, дядька следил за своей физической формой не хуже некоторых спортсменов.

— Ты искал меня, господин? — спросил мужчина, подойдя вплотную и с интересом рассматривая Саматту. — Я — профессор Бун Юбэда, начальник нашего плавучего бардака.

— Я Саматта Касарий, — автоматически представился Саматта. — Рад знакомству, господин профессор, прошу благосклонности.

Он постарался ничем не выдать своей растерянности. По его представлениям профессор, заведующий кафедрой средневековой истории в Оканакском университете, должен выглядеть куда как представительнее. И уж точно ему незачем заниматься загрузкой судна в качестве простого грузчика, о чем недвусмысленно свидетельствовали грязные полосы и пятна на майке, шортах и мускулистых бедрах.

— Радость взаимна, благосклонность пожалована, молодой господин Саматта. Постой… не о тебе ли писал господин Дзинтон?

— Господин Дзинтон порекомендовал мне обратиться к тебе, господин Бун, чтобы предоставить на время данной экспедиции услуги инструктора-аквалангиста. Да, вероятно, он писал именно обо мне.

— Замечательно! — воскликнул профессор, кланяясь куда ниже, чем требовал этикет. — Просто замечательно! Наш прежний инструктор заболел — представляешь, он умудрился простыть по летней жаре! — а у меня на руках пятеро стажеров, которые раньше акваланга в глаза не видели. Я уже начал отчаиваться.

— Простыл? — подозрительно спросил Саматта. Интересно, а не приложил ли к делу руку, или что у него там, некий знакомый ему Демиург? — Печально слышать, господин.

— Да-да, — отмахнулся профессор. — Честно говоря, он мне совсем не нравится, но контракт с ним подписан на год, а формальных оснований для расторжения нет. На сей раз у нас совсем короткая вылазка, всего на шесть-семь дней, максимум на неделю: судно опробуется после ремонта — в прошлом году рулевой умудрился посадить корпус на скалу и основательно пропороть ему брюхо. Заодно проводим предварительную разведку площадки и присматриваемся к студентам-практикантам. Так что, надеюсь, мы не слишком нарушим твои планы на будущее. Однако могу я осведомиться о твоем опыте?

— Я капитан войск специального назначения. Бывший, — уточнил Саматта. — Хорошо знаком с армейскими моделями аквалангов серий «АГАГА» и «Скат». В теории довольно неплохо разбираюсь в гражданских моделях — «Окунь», «ТАБУРУ» десятой и двадцатой серий и тому подобных, хотя на практике с ними не работал. Подводный опыт — около полутора сотен часов на глубинах до пятнадцати саженей.

— Превосходно! — расцвел профессор. — У нас как раз пятнадцатые «Скаты». Наш меценат, похоже, имеет неплохие связи с военным ведомством, так что армейского оборудования у нас хватает, пусть и не самого нового. Прости, ты сказал «бывший капитан»?

— Да. Уволен за излишнюю самостоятельность. — Вдаваться в детали Саматте не хотелось, и он понадеялся, что профессор не станет требовать подробностей.

— Самостоятельность — это правильно, — улыбнулся Бун, и вокруг его глаз расцвели лучики морщинок. — Качество любого хорошего ученого. Скажи, господин Саматта, а как здоровье господина Дзинтона? Мы, к несчастью, с ним знакомы лишь заочно, по переписке, и я когда я узнал, что он живет в Масарии, то решил, что он выйдет с нами в экспедицию. Университет компенсировал бы ему все расходы — знаешь, он иногда подкидывает такие нетривиальные рассуждения, что поневоле начинаешь смотреть на проблему в ином свете. Взять ту же площадку, куда мы направляемся… Ох, я тебе совсем голову заморочил, господин Саматта. Прости стариковскую болтливость — молодежь вечно торопится, и стоит только заполучить юношу, который не может от тебя сбежать, как остановиться уже невозможно.

— Я люблю слушать. Вот только юношей меня уже давно не называли, — улыбнулся Саматта. Профессор потихоньку начинал ему нравиться. Он совершенно не соответствовал образу надутого толстого сухаря, каким, по представлению бывшего капитана, должен являться известный ученый.

— Ой, да для такого ископаемого, как я, все, кто моложе пятидесяти, юноши, — рассмеялся профессор. — Если ты гадаешь о моем возрасте, не ломай зря голову. Мне восемьдесят два года, и меня уже лет пятнадцать порываются сместить с должности заведующего кафедрой. Правда, пока безуспешно.

— Восемьдесят два?! — Саматта, на сей раз не скрываясь, придирчиво осмотрел его с головы до ног. — Ни за что бы не поверил. Если не считать седины, многие и в тридцать выглядят гораздо хуже.

— Зарядка и пять километров трусцой, по возможности каждый день, плюс правильный режим дня, плюс правильное питание, — подмигнул Бун. — Следуй рецепту, юноша, и в моем возрасте станешь выглядеть не хуже. Но хватит обо мне, у нас есть темы поважнее. Итак, ты зачислен в состав экспедиции по временному контракту. Бумаги оформим, когда выйдем в море — сейчас надо срочно заканчивать погрузку, у нас и так из-за задержек пеней набежало порядочно. До семи вечера нужно отчалить, иначе нам засчитают еще один полный день стоянки. Только имей в виду — ты принимаешь участие в общих работах, как все.

— Разумеется, господин, — кивнул Саматта. — Что нужно делать?

— Прямо сейчас нужно переупорядочить грузы в трюме. Когда спустили последнюю партию груза, выяснилось, что при текущем раскладе его толком не уложить, нужно все перетряхивать и оптимизировать. А нынешняя молодежь совершенно косорукая. Матросы только и знают, что отлынивать от работы, а у меня уже силы не те, чтобы самому тюки ворочать.

— Отлынивают, говоришь? — усмехнулся спецназовец. — И косорукие? Пойдем, господин Бун, посмотрим, что у них с руками. А заодно выясним, не разучился ли я муштровать новобранцев. Что-то мне подсказывает, что придется вспомнить старые навыки. Ты не назначишь меня на время командующим погрузкой?

* * *

Позже, когда катамаран наконец-то вышел в море, Саматта со студентами, профессором и еще двумя научными сотрудниками экспедиции, расположился на палубе левого корпуса в районе бака. Студентов оказалось пятеро: люди — два парня и девушка, и орки — молодая семейная пара. У орки оказалась очаровательная подвижная мордочка, а золотисто-желтая радужка почти треугольных глаз удивительно гармонировала с серо-голубоватой шерстью. Своей непосредственностью и любопытством она живо напомнила Саматте Яну. Парень-орк, заметив, как он откровенно рассматривает девицу, широко ухмыльнулся и облапил ее за плечи, явно гордый подругой. Саматта подмигнул ему в ответ, но тут же задумался — а догадались ли снабженцы экспедиции приложить соответствующие маски и загубники? Человеческие им точно не подойдут.

Студенты-люди его не впечатлили: два заикающихся от волнения худосочных юноши и невзрачная девушка с копной выкрашенных в оранжевую полоску волос. Они выглядели до того наивными и беспомощными, что бывший капитан невольно хмыкнул. Ну и молодежь пошла… А не стареешь ли ты, дружок? — ехидно спросил он себя. Раньше и молодежь казалась крепче, и трава зеленее, да? Нет, вряд ли, ответил он сам себе. Цукка младше их на пять лет, но она не выглядит ни наивной, ни беспомощной. Возможно, они действительно просто столичные жители, привыкшие жить на родительские деньги и не представляющие, каково принимать на себя ответственность за жизни. Хотя бы за свои, не говоря уже про чужие. Ну, посмотрим. Неделя — немного, но и за неделю сколько-то практической сметки в голову вбить можно. По крайней мере, после нескольких часов работ они тебя уже боятся, так что есть шанс, что станут слушаться.

Ученые оказались под стать руководителю экспедиции. Профессор Гонага Пурима, женщина-человек лет сорока, выглядела высокой, плотно сложенной, но отнюдь не толстой. Вопреки своим габаритам она легко и непринужденно двигалась даже в тесном трюме, а легкие брюки и рубашка отнюдь не скрывали ее вполне привлекательных форм. Острый цепкий взгляд ее серых глаз в то же время казался вполне доброжелательным. Саматта несколько раз ловил ее ироничную материнскую усмешку, когда отдавал ей приказы, но она ни разу не возразила ему. Так любящая мать может уступать в играх своему ребенку, в то же время незаметно для него поступая по-своему.

Наконец, старший ассистент Марой Симаха, круглый и шумный, являлся обладателем бесценной феноменальной памяти, с первого раза вспоминая расположение самых мелких и незначительных вещей, вещичек и просто полумусора. Его речь обильно пересыпали цитаты из трудов, о которых Саматта даже и не слышал. Наверное, с такой памятью историком быть очень просто: глянул на страницу, а потом при случае процитировал…

Последний персонаж появился на сцене уже после того, как все расселись полукругом и приготовились слушать. По трапу, ведущему к каютам, осторожной, какой-то скованной походкой поднялась молодая девушка-человек в брюках и блузе с длинными рукавами, которую Саматта ни разу не видел раньше. По крайней мере, участия в работах она не принимала. Волосы она забрала в аккуратную прическу, оканчивающуюся конским хвостом, а одежда казалась до странности официальной и неуместной на корабле. Не произнеся ни слова, она подошла к остальным и замерла. Профессор Бун сделал движение кистью, и девица все так же молча опустилась на палубу, скрестив ноги, и снова замерла.

— Ее зовут Мириэй, — пояснил Бун в ответ на недоуменный взгляд Саматты. — Чоки. Ребята с факультета кибернетики попросили проверить ее в полевых условиях. Они что-то там намудрили с ее искином, а заодно в очередной раз улучшили конструкцию тела. Только не спрашивай, как именно, мне мудреная механика недоступна. Не обращай на нее внимания, она не слишком-то много болтает и не станет отвлекать.

Саматта еще раз с изумлением оглядел киборга с головы до пят. Сгущающиеся сумерки скрадывали детали, но теперь он видел, что тонко очерченное лицо девушки слишком правильно и симметрично, его мускулы и глаза слишком неподвижны, кожа слишком бела и гладка, а шаги и вообще движения, как он осознал задним числом, слишком, почти математически правильны и однообразны. Но, тем не менее, не зная, что она чоки, ее вполне можно спутать с настоящей девушкой. Ему и раньше приходилось видеть чоки, в основном на полигонах, но вся их человекообразность оказывалась до того условной, что кроме двух ног, двух рук и головы, общего с человеком они имели немного. Кроме того, военные искины нимало не заботились об имитации человечности движений угловатого тела, так что перепутать их с настоящим человеком не смог бы и младенец. Боевой робот — он и есть робот, нежизнеспособная отрыжка фантастических боевиков, намертво застревающая на любом маломальском бездорожье, да еще и ломающаяся едва ли не каждый час. Но девица… Он вспомнил, как однажды приметил на центральном проспекте магазин под названием «Домашние чоки» с выставленными на витрине красавцами — и красавицами — манекенами. Манекенами ли? Надо поинтересоваться темой по возвращении.

— Итак, господа и дамы, — прокашлявшись и отведя взгляд от Мириэй, он поудобнее прислонился спиной к стене палубной надстройки и обвел взглядом небольшую группу собравшихся вокруг него людей и орков. — Наше предыдущее знакомство оказалось слишком сумбурным, так что я, пожалуй, представлюсь еще раз. Меня зовут Саматта Касарий, и я — ваш инструктор по подводному плаванию на ближайшее время. Поднимите руки те, кто уже имел дело с аквалангом ранее.

Руки подняли только Бун и Марой. Остальные отрицательно помотали головами.

— Понятно. Тогда мне придется начать с самых азов. Но прежде, чем мы начнем изучать акваланг и снаряжение для подводных работ, я намерен донести до вас следующее: морене прощает ошибок и небрежностей. Даже простое плавание с аквалангом у поверхности может привести к гибели или проблемам со здоровьем. Работа же на глубине в пару десятков саженей гораздо более опасна. Так что для начала вы должны запомнить несколько очень простых и очень важных правил.

Саматта поднял сжатый кулак и отставил большой палец.

— Правило номер один: ваша жизнь зависит исключительно от вас самих. Вы не можете рассчитывать, что в критический момент вам на помощь кто-то придет. Возможно, вам успеют помочь, возможно — нет. Так что сами уделяйте пристальное внимание своей безопасности: тщательно проверяйте экипировку перед спуском, в первую очередь состояние акваланга — давление в баллонах, функциональность легочных автоматов и так далее. Спустившись в воду, первым делом обследуйте друг друга на отсутствие утечек воздуха в неположенных местах. Я, разумеется, стану проверять вас с тщательностью заботливой мамаши, но это ничего не гарантирует. Однажды у меня на глазах погиб друг: инструктор — весьма опытный специалист, я вам скажу — почему-то не заметил, что груз на его поясе гораздо больше необходимого, и парень, спрыгнув в воду, просто камнем ушел на дно на глубину в полторы сотни саженей. Его тело так и не подняли.

Саматта обвел взглядом аудиторию и заметил, как синхронно поежились орки. Видимо, живое воображение слишком явно представило им сцену.

— Правило номер два: незначительных ощущений не бывает, — он отогнул указательный палец. — Помните — в воде ваши чувства притупляются, причем тем сильнее, чем глубже вы опускаетесь. Вы можете до кости распороть себе руку и заметить рану только по легкому пощипыванию да кровяному шлейфу. Это верный путь к смерти от кровопотери, особенно на глубине, с которой нельзя быстро подняться. Постоянно прислушивайтесь к своим ощущениям и старайтесь обращать внимание на самые незначительные мелочи. И постарайтесь как можно меньше хвататься за предметы, вам не нужные — кораллы, камни, стенки пещер и так далее. Они могут быть острым сами по себе, и на них могут оказаться морские раковины, у которых очень — ОЧЕНЬ! — острые края.

Он отогнул средний палец.

— Правило номер три: никогда не паниковать и не делать резких движений. Метаниями вы себя не спасете, но дополнительно навредить вполне можете. Типичная ситуация: иногда при погружении на глубину на определенном уровне, обычно саженях на четырех-пяти, начинается так называемая «ломка» — резкая боль в ушах и голове. Неопытные ныряльщики могут перепугаться и резко рвануть наверх. А такой фокус уже с глубины в пять саженей вполне может окончиться кессонной болезнью, пусть и не в самой тяжелой форме. Так что если вы вдруг попали в сложную ситуацию и не понимаете, что происходит, просто замрите и сделайте пять-шесть глубоких вдохов, пытаясь осознать проблему. Чаще всего даже короткая передышка поможет понять, что делать.

Он сжал кулак и махнул им в воздухе.

— Наконец, правило номер четыре: во всем, что касается воды, вы слушаетесь меня беспрекословно. Смотрите мне в рот и буквально выполняете все, что я говорю. Начнете артачиться или самовольничать — вылетите из воды пробкой и останетесь вечными дневальными. Итак, четыре правила: следить за снаряжением, за ощущениями, не паниковать и слушать меня. Вопросы есть?

— Господин Саматта, — немедленно прорезался один из людей-студентов, — а акулы нам не помешают?

— Акулы возле побережья не водятся, — усмехнулся бывший капитан. — По крайней мере, опасные для человека. Триллеры нужно меньше смотреть. Чем крупнее рыба, тем сложнее ей выжить вблизи суши, когда приходит волна. Крупных рыб просто вышвыривает на скалы, где они и погибают. Вообще у побережий уже не одно столетие не встречали акул длиннее локтя, что у нас, что на Западном. Для ныряльщика гораздо опаснее другие существа, которых в фильмах про морские приключения обычно не снимают — медуза-жигалка, например. Величиной она с ноготь, но одного прикосновения ее полусаженной длины щупалец или купола к коже достаточно, чтобы отправить вас в реанимацию, а то и прямиком на кладбище: очень уж неприятная вещь анафилактический шок. Или морские каштаны с длинными колючками — они легко прокалывают гидрокостюм и кожу и обламываются глубоко в мышцах. Извлечь такие обломки в полевых условиях крайне сложно, а нарывы от них весьма болезненны. Помереть не помрете, но намучаетесь досыта. Или, скажем, рыбка-полосатик. Она длиной всего в ладонь, но в период нереста обладает бешеным нравом, защищая свою территорию, так что нападает на все подряд. У нее маленький рот, но зубы выдаются вперед и покрыты ядовитой слизью, от которой начинается отмирание мягких тканей. Так что если она умудрится тяпнуть за палец, его придется отрезать. Ну как, успокоил?

Юноша нервно сглотнул и помотал башкой.

— Еще вопросы? Замечательно. Об опасных морских существах мы поговорим, но не сейчас. В очередной раз напомню четыре правила: следить за снаряжением, за собой, не паниковать и слушать меня. Ну, а теперь начнем наш первый урок. Перед вами, — он сдернул брезент с лежащего рядом агрегата, — акваланг «Скат-15» — старая, но надежная и универсальная армейская модель, пригодная и для новичков, и для ветеранов. Он состоит из следующих частей…

06.07.843, перидень

— Я все еще не убежден окончательно, — директор школы задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Да, за те две недели, что я наблюдаю за Яной, я не заметил в ее поведении никаких отклонений. Не зная о… ее необычных способностях, я бы ни за что не понял, что она отличается от нормальных детей. Но две недели — не так много. Я бы сказал, до крайности мало.

— Она не отличается от нормальных детей, поскольку сама совершенно нормальный ребенок, — пожал плечами Дзинтон, разглядывая ногти. — Она накрепко усвоила, что за пределами дома пользоваться эффектором нельзя, так что бояться здесь нечего.

— И все же… господин Дзинтон, ты должен меня понять. На мне лежит ответственность за жизнь и здоровье двух сотен детей в возрасте от десяти до тринадцати лет. А дети попадаются разные — добрые и злые, отзывчивые и жестокие. Особенно в средней школе: силенок, чтобы сделать пакость, уже хватает, а вот соображения и способности сочувствовать — еще нет. Что, если кто-то из старших школьников случайно или намеренно ударит ее? Сможет ли она сдержаться и не ударить его — или ее — в ответ? Я видел кадры по телевизору — некоторые девианты одним ударом пробивают трехмиллиметровую листовую сталь!

— Как я уже сказал, — терпеливым тоном произнес Дзинтон, — я ручаюсь, что она не применит свою силу за пределами дома. Разве что речь пойдет о жизни и смерти. Она прекрасно знает от старшей сестры, чем являлся Институт, и совсем не горит желанием попасть в такое же милое заведение.

— Старшая… — скривился директор, чувствуя, как в горле поднимается горечь. — Господин Дзинтон, я, разумеется, негодую при одной мысли о том, что делали с детьми у нас в городе. Втройне негодую — и как отец, и как человек, и как педагог. Но помещать в среду нормальных детей ребенка, чья психика искалечена многолетним пребыванием в Институте… Я решительно протестую. Я не приму никакие поручительства за ее поведение. Я просто не могу допустить…

— Две недели назад эта девочка с искалеченной, как ты утверждаешь, психикой стояла лицом к лицу с человеком, по приказу которой ее истязали. Она имела разрешение и полную возможность его убить — и не убила, — Дзинтон все так же безразлично рассматривал свои ногти. — Даже не ударила как следует — в отличие от полицейского следователя неделей позже, не сдержавшего эмоций и сломавшего ему челюсть. Я склонен полагать результат проверки исчерпывающим доказательством ее адекватности.

— О чем ты говоришь? — насторожился директор. — Где такое случилось? Кто мог дать ей разрешение убить человека?

— Я дал, — посетитель поднял на него скучающий взгляд. — Видишь ли, господин Сэки, я принимал участие в нейтрализации Института. И прихватил девочку с собой, чтобы и она поучаствовала. Остальное, извини, государственная тайна. Но мы отвлеклись. Сейчас мы говорим не о старшей девочке, а о младшей. Поскольку ты подтверждаешь, что не заметил в ее поведении никаких отклонений, я откланяюсь. У меня еще много дел.

Он поднялся со стула, слегка поклонился и направился к выходу.

— Но что, если она все-таки ударит кого-то? — в отчаянии сказал директор ему в спину. — Ведь ее сила хуже пистолета!

Посетитель остановился и повернулся к нему.

— Она гораздо хуже пистолета, — вежливо сказал он. — Я бы сравнил ее способности с крупнокалиберной гаубицей как минимум. При должной мотивации она в состоянии не только пробить стальной лист, но и обрушить здание школы вам на головы. Но ты педагог, господин Сэки, и прекрасно понимаешь, что рано или поздно дети вырастают. Ты предлагаешь растить их в изоляции, чтобы они считали себя изгоями? А как, по-твоему, им захочется поступить с отвергнувшим их обществом, когда они повзрослеют? Или их следует перебить всех до одного прямо сейчас, пока они еще не способны задумываться о жизни? Так нужно поторопиться — кое-кто из них уже через полтора-два года достигнет совершеннолетия.

Не дожидаясь ответа он повернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь в приемную. Директор остался сидеть в одиночестве, беспомощно приоткрыв рот. Дети вырастают? Да. Именно так. Будь проклят самоуверенный щенок, полагающий, что знает о жизни все! Разумеется, нельзя отвергать детей, не виноватых в своих особых способностях. Но и смешивать их с остальными…

Он неуверенно стер со лба выступившую испарину, и за дверями долго и радостно зазвенел звонок, возвещая конец занятий. Из коридоров и со школьного двора сразу же донесся нарастающий гул звонких детских голосов. Господин Сэки Арикуй тяжело вздохнул и грузно выбрался из своего кресла. Пора заниматься делами.

…и как они отнесутся к отвергнувшему их обществу?

* * *

— Смотри — папа!

Локоть Яны пихнул Палека в бок в тот момент, когда он и сам увидел Дзинтона, сидящего на тумбе у ворот школьного двора и беззаботно болтающего ногами в воздухе. Сейчас он казался совсем молодым — немногим старше выпускников старшей школы, расположенной в соседнем здании, сейчас текущих мимо него густым потоком. Если не приглядываться, то ему вряд ли можно дать больше шестнадцати.

— Он ваш отец? — недоверчиво спросил Цури, переглянувшись с увязавшимся за ними Камиром. — Да ты врешь, Яни. Он же молодой!

— Сам ты врешь! — обиделась Яна. — Он не настоящий отец, а приемный. Но он все равно классный. Эй, Дзинтон! — закричала она, замахав в воздухе ладошкой. — Мы здесь!

Дзинтон махнул в ответ рукой и спрыгнул с тумбы. Ловко лавируя во встречном потоке учеников, он подошел к детям и улыбнулся им.

— Привет, разбойники! — сказал он. — Ну и как дела?

— Здорово! — возбужденно сообщила Яна. — Госпожа Симица сказала, что послезавтра наш класс идет на экскурсию в исторический музей. У нас все занятия отменяются! Нас там переоденут в историческую одежду и покажут спектакль!

— А вы и рады! — хмыкнул Дзинтон. — Ох, лентяи. Ну ладно, что с вами поделаешь… Граждане, у вас какие-то планы имелись на погулять с друзьями?

— Нет! — быстро сказал Палек, прежде чем Яна успела вставить хоть слово. — Мы домой собирались. — Ему очень не хотелось, чтобы Яна ляпнула про намеченную вылазку в заброшенный дом чуть выше цунамиопасной зоны. Может, Цури и врал насчет спрятанного там клада, но все равно — что за удовольствие, когда на вылазку в, возможно, старое пиратское гнездо нужно получать разрешение взрослых? В конце концов, дом и до завтра никуда не денется, да и клад тоже.

— Ну, вот и здорово, — кивнул Дзинтон. — Потому что у меня для вас пара новостей и серьезный разговор. Извините, ребята, — он склонил голову в сторону Цури с Камиром, — но сегодня я ваших товарищей забираю. А завтра наступит новый день. В конце концов, интересны не только приключения, но и их ожидание, верно?

Палек подозрительно глянул на него, но лицо Дзинтона казалось совершенно непроницаемым. Но ведь он же Демиург! А вдруг он все равно знает про вылазку? Если уж он узнал даже про ту историю с Моржом… Ну и пусть. Если они делают что-то плохое, пусть скажет сам.

Дзинтон, однако, ничего не сказал про пиратский дом. Он вывел детей из школьного двора и повел их вверх по узкой извилистой улочке. Полверсты спустя он уселся с ними на летней веранде кафе, заказал три мороженых и некоторое время вяло ковырялся ложечкой в густой коричневой массе, дожидаясь, пока Яна с Палеком управятся со своими порциями.

— Ну что, деятели, — задумчиво спросил он, когда ложечки заскребли по донышкам металлических вазочек, — готовы к серьезному разговору?

— А о чем? — с вялым интересом осведомился Палек, обсасывая ложку.

— О Карине.

Дети дружно посмотрели на него, потом переглянулись.

— О Карине? — неуверенно спросила Яна.

— Да. Помните, как мы вчера в парк ходили? Яни, что она чувствовала?

— Ну… — девочка задумалась. — Она немного боялась. И чувствовала себя неприятно. Неприятно, когда много народу рядом, а когда немного — не очень. И еще она очень хотела убежать и спрятаться.

— Да, все правильно. Мне тоже так показалось, — кивнул Дзинтон. — Плохо. Понимаете, до того, как попасть в Институт, она почти полгода скрывалась от людей. Она сбежала из детского дома и пряталась в заброшенных домах и парках. Она все время боялась, что ее увидят и поймают, и в конце концов так и случилось. И теперь она по привычке продолжает бояться окружающих.

— Глупая! — уверенно сказала Яна. — Чего она боится? Мы же рядом. И ты рядом, ты ее защитишь.

— Я-то защищу. Но человеческие чувства — очень странная штука. Можешь знать, что опасности нет, но все равно боишься. Вот ты, когда паука видишь, от него отпрыгиваешь, хотя и знаешь, что он не кусается. И Карина чувствует себя так же, для нее много людей сразу — как для тебя паук. Ты заметила, что она даже в магазин выходить не любит?

— Понятно, — после раздумья кивнула Яна. — И что делать? Плохо ведь, когда на улицу выйти страшно.

— И я про то же. Плохо. А что делать — я хотел у вас спросить. Вы-то сами как мыслите?

— Да чепуха все, — пожал плечами мальчик. — Девчонки вечно выдумываю… ой! — Он поперхнулся, когда Яна ткнула его кулачком в бок. — Ну ладно, не всегда. Но все равно девчачьи глупости.

— И ничего не глупости! — нахмурилась Яна. — Я же вижу, что она людей боится. Папа, но мы-то откуда знаем, что делать? Мы же маленькие.

— Человек никогда не слишком маленький, чтобы позаботиться о друзьях, — строго сказал Демиург. — Она ваша сестра. Вы должны помогать друг другу.

— Пусть только кто-нибудь попробует к ней полезть! Напинаю больно! — воинственно пообещал Палек.

— Напинать она и сама может, да так, что мозги из носа потекут. А толку-то? Лика, ты элефантов видел? В зоопарке или на картинках? Уж на что здоровые и сильные зверюги, а ведь почти всех перебили. Нет, сила сама по себе мало что решает, нужно еще и уметь ее правильно использовать. На каждого силача найдется кто-то посильнее. Никого не нужно стукать в ухо, а нужно как-то убедить Кару, что она в безопасности, что она может не бояться людей. А вот как?

Дети молча переглянулись и пожали плечами. Дзинтон вздохнул.

— Я вот о чем подумал, — задумчиво сообщил он. — Если человек слабый, он может поднимать тяжести и постепенно стать сильным. Если боится воды, ему нужно потихоньку тренироваться в плаванье на мелководье, и постепенно он перестанет бояться. Если у него плохая память, он может начать учить что-нибудь, и постепенно память улучшится. В общем, надо придумать маленькую проблему, похожую на большую, и решать ее, все время усложняя. И тогда ты постепенно научишься решать и большую проблему. Верно?

Дети опять переглянулись и синхронно кивнули.

— Значит, надо придумать Каре маленькую проблему, которую ей нужно решать. Но вот какую?

— Если она боится, когда много людей, пусть гуляет там, где их мало, — подумав, сообразила Яна. — И сделать так, чтобы людей становилось все больше. И она постепенно привыкнет. Да?

— Совершенно верно, — улыбнулся Дзинтон. — Но не до конца. Если ее просто поместить в небольшую группу людей, она забьется в угол, отгородится от всех и останется одна. Тогда она просто привыкнет быть одной даже среди людей. А так еще хуже.

— Ну и что делать? — растерянно спросила девочка.

— Нужно заставить ее все время с кем-то общаться. Причем так общаться, чтобы она не могла спрятаться в угол. Я вот подумал — а что, если отдать ее учиться рукопашному бою? В какую-нибудь большую школу?

— Да разве девчонок драться учат? — изумился Палек. — Они же коленку поцарапают — и реветь!

— Девчонки, между прочим, ничуть не хуже мальчишек, — гордо сказала ему Яна. — Помнишь, как я сегодня Пурку по башке портфелем заехала? Он ведь ревел, а не я! Ой… — Она бросила на Дзинтона опасливый взгляд.

— То-то я смотрю, на портфеле вмятина, — нахмурился тот. — Смотри, порвешь — нового до весны не купим. Так и придется со рваным ходить, или сама штопай. Ох, разбойники… Ну ладно, не о том речь. В общем, я думаю, что Кару нужно отдать учиться драться. Глядишь, и станет больше уверенной в себе.

— Все равно у нее ничего не получится, — надувшись, буркнул Палек.

— Возможно, — легко согласился Дзинтон. — А ты не завидуй. Я ведь сказал, что у меня для вас пара новостей? Так вот, новость номер раз. Я договорился с ребятами из Большого манежа, чтобы они позволили тебе прийти к ним посмотреть на лошадей.

— На лошадей? — выдохнул Палек. Его глаза распахнулись на пол-лица. — На настоящих лошадей? Не на пони?

— На самых настоящих лошадей, — улыбнулся Демиург. — А еще они сказали, что у них как раз есть к чему приставить смышленого мальчика, не боящегося грязной работы. И что если ты им понравишься, они тебя возьмут.

— Ура! — завопил Палек, выскакивая из-за стола и исполняя по веранде замысловатый дикарский танец из подскоков. — Лошади! Э-ге-гей!

— Эй, молодой господин! — строго осадил его Дзинтон. — Помни о приличиях. На тебя люди смотрят. Ну-ка, сядь. Рано радуешься. Ты знаешь, что такое мальчик при конюшне? Он за лошадями навоз убирает, корм им задает и чистит после выступлений. Причем бесплатно. За работу тебе всего лишь позволят учиться ездить верхом, и то не сразу.

— Пусть навоз! — Палек, присевший было на стул, снова подпрыгнул. — Зато там настоящие лошади! Лошади!!! Пусть хоть каждый день навоз!

Яна фыркнула, но Палек даже не обиделся.

— Настоящие лошади! — пробормотал он. — Класс! Все парни в классе обзавидуются!

— А из зависти могут и напинать, — усмехнулся Дзинтон. — Ты там поаккуратнее. Так, Яни, теперь о тебе. Оказывается, совсем рядом с нами есть музыкальная школа. Хорошая школа, судя по отзывам. Ты хочешь научиться петь? По-настоящему петь, как певица из театра?

— Петь? — не веря своим ушам, переспросила Яна. — Ой… Да, хочу, конечно, хочу! Мама тоже хотела отдать меня в музыкальную школу, но не успела… — Она погрустнела. — А можно? Учиться музыке ведь дорого?

— Недешево. Но тут мы как-нибудь выкрутимся. А если ты станешь хорошо учиться, то тебе в два раза уменьшат плату за обучение. А если сумеешь брать призы в межшкольных конкурсах, то и совсем бесплатно учить начнут.

— Я стану очень хорошо учиться, честно! — горячо заверила девочка. — Я выучусь петь лучше всех на свете!

— Ну, молодая госпожа, это очень смелое заявление, — рассмеялся Демиург. — Для начала научись петь лучше всех в школе. Но ты понимаешь, что учиться музыке — тяжелая работа? Зубрить нотную грамоту, упражнять голос, тренироваться играть на музыкальных инструментах… Справишься?

— Конечно! — тряхнула головой девочка. — Честное слово, справлюсь!

— Ну, вот и ладушки. Ну что, пострелы, топайте домой. А у меня еще дела. Только Каре про школу ничего пока не говорите, ладно? Пусть для нее новость тоже станет сюрпризом. Кстати, можете слопать мою порцию, мне что-то не хочется.

Он потрепал детей по головам, расплатился с официантом, прощально махнул рукой, сбежал по ступенькам террасы и быстро пошел вниз по улице.

— Настоящие лошади!.. — произнес Палек мечтательно.

— Подумаешь, лошади! — презрительно вздернула нос Яна. — Музыкальная школа — вот это да!

— Да что школа… — запальчиво начал Палек, но осекся. — Слушай, Яни, а ведь он нарочно, да?

— Что — нарочно? — не поняла девочка.

— Ну, нарочно все придумал. Он ведь про Кару нас просто так спрашивал. А сам все давно решил. И что отдаст ее в учиться драться, и меня в манеж устроит, и тебя в музыкальную школу. Чтобы мы друг другу не завидовали, понимаешь?

— А мы и не будем, — пожала плечами девочка. — Братья и сестры не должны завидовать друг другу. Мы ведь семья, правильно? Но все равно Дзинтон — самый лучший папа на свете. После моего настоящего папы, конечно, — грустно добавила она. — Ну что, если не пошли за сокровищами, то топаем домой? Нам еще уроки делать. Кстати, а ты станешь порцию Дзинтона доедать?..

* * *

— Наслаждаешься видами?

Карина встрепенулась. Она вскочила на ноги, отложив на теплую скалу учебник по обществоведению, и радостно улыбнулась Дзинтону.

— Мне тоже нравится здесь сидеть, — тот вернул ей улыбку и погладил по волосам. — Красиво здесь. Но сейчас нас ждут великие дела. У меня для тебя сюрприз. Бросай учиться и пошли. Нужно побыстрее добраться до… одного места.

Карина быстро кивнула.

— Я готова, — сказала она. — Я книжку под камень спрячу, если дождь пойдет, не намочит. А куда мы идем?

— Идем. Расскажу по дороге.

Длинной каменной лестницей они спустились со скалы и пошли напрямик через заросли высокого тикурина в сторону города. Солнце пробивалось сквозь широкие листья, ложилось теплыми пятнами на щеки, метало острые лучики в прищуренные глаза. Высокие коленчатые стволы сухо трещали в вышине. Густая трава ласково гладила ноги под короткими, уже успевшими обтрепаться по нижней кромке шортами, и пьянящий воздух летнего полдня пился, словно терпкий травяной напиток.

Когда они выбрались на заброшенную аллею, заканчивающуюся крутой лестницей к тротуару, Карина бросила на своего спутника короткий испытующий взгляд.

— Заинтригована? — рассмеялся он. — Ну ладно, не стану томить. Ты у нас умница и красавица, так что слушай: сегодня ты идешь в школу.

Карина запнулась и чуть не полетела кувырком, но успела ухватиться за руку Дзинтона и устояла. Солнечный свет словно померк вокруг нее.

— Да, Каричка, ты идешь в школу, — на сей раз вполне серьезно произнес Дзинтон, осторожно высвобождаясь и прижимая девочку к себе. — В особую школу, не такую, как следующей весной — в школу боевых искусств мастера Караби Нэтто. Он выдающийся учитель. Тебе там понравится, я уверен.

— Но зачем?! — Карина панически, изо всех сил вцепилась в его рубашку. — Я не хочу! Мне и дома хорошо!

— Да, тебе хорошо и дома. Но нельзя вечно скрываться от мира. Ты не можешь до конца своих дней прятаться у меня под крылом. И тебе пора заново привыкать к людям. Да, тебе несладко пришлось в жизни. Но поверь — большинство людей вовсе не желают тебе зла.

— Я не хочу, — Карина уставилась в землю, пиная проросшие между плитками кустики травы носком сандалии. — Они начнут издеваться надо мной. Это же школа боевых искусств! Они станут дразниться и драться. И я их…

— И ты их изувечишь или убьешь. Я знаю, чего ты боишься, Кара. Но своим страхам следует смотреть в лицо и побеждать их. Позволить страху жить внутри себя означает кормить его, давать ему силы существовать. И тогда рано или поздно он сожрет тебя целиком.

Карина не ответила.

— На самом деле ты опасаешься не только, что случайно изувечишь их. Ты страшишься, что все узнают о твоих способностях и снова закроют тебя в какое-нибудь неприятное место вроде Института. Так?

Девочка неохотно кивнула.

— Тебя никуда не вернут, — твердо сказал Дзинтон. — Я тебе уже обещал и обещаю снова. Но знать о твоих способностях другим действительно пока незачем. И именно потому сейчас мы идем к мастеру Караби Нэтто.

Карина вскинула на Демиурга безнадежный взгляд.

— Мастер Караби — Ведущий по Пути, — пояснил тот. — А заодно и мой старый друг. Он научит тебя рукопашному бою, чтобы могла защищаться, не выдавая себя. До весны не так далеко, но при должном упорстве ты сумеешь выучиться настолько, что голыми руками, без помощи эффектора, отобьешься от любого мальчишки. И не забывай — ты совершила много плохого в прошлом и обещала искупить вину. А я обещал научить тебя, как. И я учу.

Он приобнял ее за плечи и слегка подтолкнул.

— Идем. И ничего не бойся. Ведь я с тобой.

* * *

Тренировочный зал мастера Караби располагался в двадцати минутах ходьбы от того места, где улица Папоротников спускалась к Зимнему бульвару. Внутри зал казался совершенно необъятным, и на разбросанных тут и там матах группы детей и взрослых всех рас, одетых в плотные белые куртки и полотняные штаны, занимались тем, что выглядело изощренным костоломством. Впрочем, со всего размаха обрушиваемые на пол занимающиеся тут же вскакивали и как ни в чем не бывало снова бросались в схватку. Несколько троллей и людей с разноцветными повязками на плечах прохаживались по залу, поправляя учеников. В дальнем углу виднелись стройные ряды шкафчиков для одежды, а рядом с ними — череда встроенных прямо в стенку душевых леек над полосой покрытого каменной плиткой пола с темными пятнами стоков.

Карина остановилась на пороге, с приоткрытым ртом осматриваясь вокруг. Ей, как всегда в людном месте, стало не по себе. Дзинтон чуть подтолкнул ее, чтобы не загораживала проход, и вошел вслед. Спустя минуту к ним подошел один из людей-инструкторов.

— Ты хочешь записать сестру в одну из секций, блистательный господин? — спросил он профессионально-равнодушным тоном. — Или записаться сам? К сожалению, набор учеников в нынешнем сезоне в ваши возрастные группы уже закончен. Вам придется подождать до зимы.

— Мне необходимо поговорить лично с мастером Караби, — сказал Дзинтон, кланяясь. — Буду признателен, господин, если ты его позовешь.

Инструктор приподнял бровь, но ничего не сказал. Быстрым шагом, лавируя между матами, он подошел к троллю, что-то втолковывавшему парню с девчонкой чуть старше Карины, и сказал ему несколько слов, кивнув в сторону входа. Тот лениво повернул голову и тут же резко выпрямился. Кинув еще пару фраз ученикам, он заспешил к гостям.

Когда он оказался в трех шагах, Дзинтон, обхватив перед грудью правый кулак левой ладонью, глубоко поклонился троллю. В ответ тот скрестил на груди руки, положив ладони на плечи, и поклонился еще глубже. На его плече Карина разглядела зеленую ленту с множеством поперечных белых полосок.

— Учитель, — негромко произнес тролль.

— Давно уже нет, Караби. Давно уже нет. Но все равно я ужасно рад тебя видеть, пусть и на другом континенте. Ты совсем не изменился.

— Ты тоже, Марак. И я рад ничуть не менее твоего.

— Марак умер. Теперь меня зовут Дзинтон, — качнул головой Демиург. — Дзинтон Мураций. Извини, что появился в разгар тренировки, но до меня дошло, что завтра ты собираешься продавать школу. Я могу отвлечь тебя на несколько минут для серьезного разговора?

— В любой момент, Ма… Дзинтон. Мое присутствие здесь не так уж и необходимо. Старость не радость, и мне уже далеко не так легко обучать молодых да шустрых.

— Не наговаривай на себя, Ведущий по Пути Караби Нэтто! — рассмеялся Дзинтон. — Ты еще не одно десятилетие дашь сто очков форы любому из твоих инструкторов. Пойдем, закроемся куда-нибудь в кабинет, потолкуем.

Кабинет владельца школы явно служил ему еще и спальней — у дальней стены стоял огромный топчан с натянутым, словно барабан, покрывалом, из-под которого выглядывала ровная полоска простыни. В голове лежал длинный подголовный валик — полено, обшитое какой-то темной материей и обернутое в белую тряпицу. В углу стоял неуклюжий железный стол, и дисплей терминала мерцал над грудой беспорядочно наваленных бумаг. Впрочем, все это Карина успела разглядеть лишь мельком.

— Посиди здесь чуть-чуть, — шепнул ей Дзинтон перед тем, как захлопнуть дверь перед самым ее носом. — Посмотри, как народ тренируется — весьма поучительное зрелище.

Карина нерешительно замерла перед закрытой дверью, потом пожала плечами и повернулась к залу. Сесть поблизости оказалось решительно не на что. Еще раз пожав плечами, она уселась прямо на пол, прислонившись к стенке, обхватив колени руками и вообще постаравшись сделаться как можно более незаметной, и принялась изучать зал.

В сажени от нее размещался небольшой мат, на котором два совсем маленьких орчонка сосредоточенно хватали друг друга за руки. Их кошачьи глаза напряженно щурились, шерсть на физиономиях топорщилась, движения казались порывистыми и неловкими. Понаблюдав за ними, Карина поняла, что они отрабатывают одно и то же движение: ухватить соперника за кисть, развернуться к нему вполоборота, отступив вбок, одновременно поддевая локоть снизу свободной ладонью, а затем завершить движение, надавливая сверху на распрямленный локоть и заставляя противника склониться вперед и упасть на колени. Заглядевшись, она бессознательно вытянула свои руки вперед и попыталась повторить движение. Выходило, что ничего особенно сложного тут нет… ага, гладко было на бумаге. Но раз Дзинтон сказал, что ее научат драться, она наверняка сможет попробовать сама. Так… так… и так!

Внезапно она поймала на себе внимательно-оценивающий взгляд неслышно приблизившегося сбоку инструктора-человека. Тот носил на плече ленту сплошного зеленого цвета.

— Ты кто? — строго спросил он. — Почему не в дзюбе и почему не занимаешься?

— Я… — Карина вспыхнула и снова обхватила себя за колени, уставившись в пол. — Я пришла с папой… с Дзинтоном. Они там, — она мотнула головой в сторону кабинета, — сейчас разговаривают, а я жду.

— Вот как? — хмыкнул инструктор. — Наверное, твой папа просит мастера Караби, чтобы тебя приняли в школу?

Карина неохотно кивнула.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой инструктор. — Набор в летнем сезоне окончен. Кроме того, известно, что мастер Караби вынужден продать школу за долги. А гордость не позволяет ему остаться здесь простым инструктором. Вряд ли он сможет помочь тебе и твоему папе. Но скажи мне, девочка, как тебя зовут?

— Карина Мураций, — буркнула Карина. — Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Благосклонность пожалована. У тебя острый глаз, Карина. Ты верно подмечаешь. Скажи, ты изучала искусство Пути раньше?

— Нет, — все так же угрюмо буркнула Карина, ощущая, что щеки начинают предательски теплеть. — Только папа на прошлой неделе научил меня правильно падать на спину. Он говорил, это тоже из Пути.

— Да, Путь учит и падать, — кивнул инструктор. — Нельзя подняться, предварительно не упав, а именно умение подниматься отличает живых от мертвых. Могу ли я попросить тебя встать на ноги, молодая госпожа?

Девочка недоуменно взглянула на него, но тут же спохватилась и вскочила.

— Теперь покажи мне, как бы ты выполнила эту технику… я хочу сказать, как бы ты сделала то же самое? — Он кивнул на сосредоточенно пыхтящих орчат. — Вот моя рука. Давай, не бойся.

Поколебавшись, Карина несмело ухватила его за руку. Она потянула ее на себя, одновременно пытаясь развернуться. К ее удивлению высокий мужчина согнулся вперед, так что она смогла поддеть его локоть ладошкой. Впрочем, дальше дело не пошло, как бы она ни пыталась завершить движение. Окончательно вспыхнув, она отпустила руку и отступила. Да он что, смеется над ней? Как она может побороть большого и сильного дядьку, к тому же настоящего учителя Пути?

— Движение подмечено верно, — кивнул инструктор, распрямляясь. — Делаешь его ты, разумеется, неправильно, но невозможно ожидать иного с первого раза, тем более — без надлежащего объяснения и показа. Спасибо тебе, госпожа Карина Мураций, за то, что не побоялась показаться неумелой. — Он сложил руки перед грудью в уже знакомой Карине манере и слегка поклонился. — Меня зовут Адам Коршун, и я один из тех, кто отбирает учеников. У нас очень известная школа. Сюда многие хотят попасть, но мы принимаем только тех, у кого есть задатки. Ты обязательно приходи зимой, когда мы начнем набирать новые группы. Я думаю, что для тебя у нас местечко найдется. Теперь прошу меня извинить, госпожа Карина, я должен вернуться к остальным.

Он еще раз кивнул и отправился обходить зал.

Карина плюхнулась на пол, растерянно глядя ему вслед. Она привыкла, что к ней все относятся пренебрежительно или с опаской. Сначала детдомовская замарашка, потом затравленная беглянка, потом живой экспонат и снова беглянка… Еще никто и никогда не говорил с ней так уважительно. Разве что папа — но Дзинтон совсем особый случай.

Она снова обхватила коленки рукам и рассеянно уставилась в зал.

* * *

— Итак, ты продаешь школу, — Дзинтон во весь рост вытянулся на неудобном деревянном стуле, вытянув ноги и скрестив руки за головой.

— Продаю, — пожал плечами тролль. — Сам знаешь, делец из меня никудышный. Как вляпался в долги десять лет назад, когда создавал школу, так и не смог из них выбраться. Занимал, перезанимал, брал кредиты под грабительские проценты, подписывал глупые векселя… Нет, не так все плохо, на доход я не жалуюсь, но у меня ровно на один долг больше, чем нужно. На один долг меньше — и я смог бы выкрутиться еще лет через пять, а то и раньше, но так — никаких шансов.

— Как ни странно, мне кажется точно так же, — подмигнул ему Дзинтон. — И я решил преподнести тебе два подарка. Один настоящий, а второй — очень даже сомнительный. Начнем с настоящего, чтобы подсластить пилюлю.

Жестом фокусника он выхватил из воздуха несколько скрепленных листов плотной вощеной бумаги и протянул их Караби. Тот осторожно принял их и быстро пробежал глазами.

— Нет, — тихо сказал он после паузы. — Восемнадцать миллионов… Я не могу принять такую сумму. Я и так в огромном долгу перед тобой, который никогда не смогу вернуть.

— Да кто тебя спрашивает! — фыркнул Дзинтон, садясь прямо. — Я же тебя лучше тебя самого знаю, так что твою реакцию наперед представлял. Вексель выкуплен, переоформлен и списан. Как я рассчитаюсь с банком — мои проблемы, но уверяю тебя, что мне куда проще, чем тебе — выплатить остальные долги. Не забывай, их у тебя еще на восемь миллионов. Но у меня есть знакомый финансист, который за относительно умеренную плату с радостью объяснит, как развязаться с ними в относительно короткие сроки. Контакт я тебе сброшу на коммуникатор. Так что на твоем месте я бы повременил с продажей школы.

Две долгих минуты тролль молчал. Потом его плечи опустились, бумаги выскользнули из пальцев и спорхнули на пол.

— Учитель, — глухо сказал он, — я уже был перед тобой в неоплатном долгу, но сейчас он стал долгом жизни. Я клянусь, что компенсирую тебе все затраты при первой же возможности. Я…

— Как трогательно! — ухмыльнулся Демиург. — За последние двадцать лет, что мы не виделись, твоя склонность к патетике не исчезла. Брось. Ты прекрасно знаешь, что я ничего не делаю просто так, и что рано или поздно со мной приходится расплачиваться сполна. Ну, а что ты числишь за собой какие-то старые долги, так это лишь подтверждает, что делец из тебя никудышный. Не знаешь ты цену своему товару, ох, не знаешь! Ну ладно, кончай кукситься… ученичок, — он подмигнул. — Я ведь сказал, что у меня для тебя два подарка. Так вот, второй подарок сидит сейчас за дверью и ждет, когда я его позову.

— Та девочка? — настороженно спросил тролль. — Ты хочешь, чтобы я ее учил?

— А вот в догадливости тебе отказать нельзя, — Дзинтон снова ухмыльнулся, но тут же резко посерьезнел. — Да, Караби, я хочу, чтобы ты ее учил. Я понимаю, что ты готов взять ее хоть сейчас лишь потому, что я попрошу. Но у меня совсем другая просьба. Мастер Караби, я хочу, что чтобы ты выслушал мои слова и дал ответ, забыв о том, кто тебя спрашивает. Ты готов?

— Ты пугаешь меня, — невесело усмехнулся Караби, облизнув внешний ряд зубов. — Но — да. Я выслушаю тебя и дам беспристрастный ответ, забыв, что слова сказаны тобой.

— Спасибо, мастер, — серьезно кивнул Дзинтон. — Итак, слушай. Я хочу, чтобы девочку обучили искусству Пути. Но есть серьезное осложнение. Она — девиант.

Меж плотно стиснутых губ тролля прорвалось шипение, но в остальном он остался неподвижен. Его зеленое чешуйчатое лицо закаменело.

— У девочки очень тяжелая судьба. Ее душа искалечена, и даже я пока что не сумел вылечить ее до конца. Она отняла много жизней, многие — без необходимости, ее до сих пор мучают совесть и ночные кошмары, и она эмоционально нестабильна. Но она талантлива — и интеллектуально, и в обращении с эффектором. Настолько талантлива, что за всю свою жизнь я мало могу вспомнить настолько же талантливого человеческого ребенка, как она. У нее уникальная интеграция с вирусным эффектором. Я не знаю, почему именно у нее симбиоз развился настолько глубоко, но там, где остальные девианты демонстрируют неуклюжую грубую силу, она порхает словно стрекоза. А там, где другие пасуют от бессилия, она проходит словно таран. Ты только представь — она за десять дней научилась пробивать ошейник-блокиратор! Я даже и не думал, что такое возможно менее чем за пару периодов. Эффектор стал настоящим продолжением ее нервной системы, и тут она не имеет себе равных. На всей планете биоформы, как она, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Тролль медленно качнул головой.

— Но она искалечена душой и беззащитна перед окружающим миром. Она боится себя и своей силы. Она боится окружающих. Она боится, что снова кого-нибудь случайно убьет. Она не хочет находиться рядом с людьми, потому что считает себя чудовищем. Нужно, чтобы ты научил ее верить в себя, а заодно и защищаться без применения скрытой силы. Я не хочу, чтобы из нее сделали бойца — я вижу перед ней совсем иной путь, но она должна научиться держать себя с другими на равных. И я знаю, что ты сможешь дать ей внутреннюю уверенность.

Тролль снова кивнул.

— Я услышал тебя, — медленно проговорил он. — Я скажу «да», забыв о том, кто ты такой. Я никогда не забуду, что девиант убил моего брата, но я не виню его. Мальчик не понимал, что творил, и не за что испытывать ненависть к нему или… к его товарищам по несчастью. Я помогу тебе.

— Ты осознаешь опасность? Искалеченная психика, помноженная на гормональную и эмоциональную возрастную нестабильность — гремучая смесь.

— Пистолет в руках наглого и опытного наемника куда более опасен, — пожал плечам тролль. — А в Сураграше я справлялся и с такими. Если она захочет, я научу ее. Кроме того, мне и самому страшно любопытно, что может дать сплав искусства Пути с… как ты его называешь — эффектором? Только один вопрос — почему ты не взялся за обучение сам? В мире нет бойца более великого, чем ты.

— Я не боец и очень редко учу сражаться, — отрицательно качнул головой Дзинтон. — И я не садист. Если мне надо убить кого-то, я не обставляю убийство театральным представлением. Ты — исключением, ради которого стоило нарушить правило. Такое же исключение, как Карина в своей области. Но обычно у меня совсем другая роль — я лишь исправляю несуразности. Кроме того, я ее удочерил, а отношения отца и дочери — совсем не то, что отношения учителя и ученицы. Я еще раз подчеркиваю, Караби — не нужно делать из нее бойца. Нужно лишь заставить ее осознать себя равной среди равных, дать уверенность в себе — и научить самоконтролю. И именно здесь тебе нет равных в мире. Ты — великий педагог, что бы ты ни думал о себе.

— Грубая лесть — кратчайший путь к сердцу? — криво улыбнулся тролль.

— Нет, Караби. Я искренен. Ну так что, позвать ее?

— Погоди. У меня есть одно условие.

— Вот как? — приподнял бровь Дзинтон. — И какое же?

— Ты устроишь мне показательный бой. Один против пяти.

Дзинтон присвистнул.

— Ты на мелочи не размениваешься, однако, — с уважением сказал он. — А почему именно с пятью?

— А потому что есть у меня несколько талантливых учеников, — тролль на глазах оживал. — Слишком талантливых. Уже с инструкторами на равных. На межшкольных соревнованиях подряд призы берут, их и приглашать-то теперь опасаются. У двоих зеленая лента, у троих — оранжевая, но зеленая не за горами.

— И поскольку их давно никто мордой по полу не возил, стали слишком нос задирать, — понимающе кивнул Демиург.

— Точно. Нужно им вбить в голову толику смирения, пока не загордились сверх меры. Я, конечно, с любым пока еще справлюсь, опыт свое берет, но я не в счет — я их столько лет валял, что они меня как должное воспринимают…

— …а вот получить щелчок по носу от чужака — совсем другое дело, — закончил Дзинтон. — Ладно, сделаю. Сейчас?

— Почему нет? — пожал плечами тролль. — И девочка твоя посмотрит.

— Хм… Ладно. Все равно нынешняя маска уже засвечена по самое не могу. Только… тебя не слишком шокирует, если я прямо у тебя на глазах сменю прикид? Не выходить же на маты же в таком виде.

* * *

Дверь скрипнула, и Карина встрепенулась. Вслед за троллем в дверной проем прошел Дзинтон. Она с трудом узнала его в полотняных штанах и запахивающейся плотной куртке, какие носили все в зале. Наверное, она и есть та самая дзюба, о которой упомянул инструктор Адам Коршун. Девочка вскочила на ноги. Она вдруг сообразила, что тролль совсем не так высок, как другие мужчины его расы. Обычный рост тролля-мужчины составлял сажень с четвертью — они в полтора раза превосходили ростом человека. Но рост Караби лишь немного превышал сажень. Кажется, ей случалось видеть женщин-троллей выше владельца зала.

— Не соскучилась? — улыбнулся Дзинтон. — Кара, у меня для тебя хорошие новости — мастер Караби согласился взять тебя в ученицы. С завтрашнего дня ты каждый день станешь являться сюда для занятий.

— Рада познакомиться, блистательный господин Караби Нэтто, — несмело поклонилась Карина. — Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, молодая госпожа Карина, — кивнул тот в ответ. — Благосклонность пожалована. Наедине можешь звать меня Караби, но в зале называй мастером, так положено. С завтрашнего дня каждый день в семь часов вечера жду тебя здесь. Ты станешь заниматься не по обычному графику — четыре дня в неделю, а с двумя группами, все восемь дней. Посмотрим, настолько ли ты талантлива, как считает твойотец.

Карина вспыхнула. Дзинтон считает ее талантливой? Он никогда не говорил ей. Конечно, очень приятно, но… но что случится, если она не справится? Она почувствовала, как желудок становится каменным — и тут тролль слегка подмигнул. Карина ошарашенно уставилась на него, но тот уже отвернулся и несколько раз звучно хлопнул в ладоши, сопроводив действие гортанным возгласом.

— Внимание всем! — сообщил он, быстро шагая в центр зала. — У меня два сообщения. Прошу всех сесть в большой круг.

— Ты, кажется, давно не ходила в цирк? — полушепотом спросил Карину Дзинтон. — Или вообще никогда не ходила? Ну, сейчас увидишь представление. Пошли быстрее, а то все ближние места займут, останешься в задних рядах отираться.

Он ухватил ее за руку и быстро потащил за собой.

Действительно, ученики и инструкторы стремительно стекались к центру и усаживались в большой круг саженей пяти в диаметре. Карина едва успела плюхнуться рядом с Дзинтоном на последнее пустое место в первом ряду, заработав недовольный взгляд какого-то белобрысого мальчишки с желтой ленточкой на плече. Фыркнув и незаметно для папы показав ему язык, она уселась на пол, скрестив ноги, и только тут обратила внимание, что Дзинтон сидит как-то странно: на пятках, подогнув ноги под себя и положив ладони на бедра. Она огляделась — остальные по большей части сидели в той же позе. Она быстро поджала голени, постаравшись воспроизвести ее, и тут же зашипела от боли: твердый деревянный пол с такой силой вдавился в своды ступней, прижатых сверху ягодицами, что на глаза невольно навернулись слезы. Она неохотно вернулась к прежнему положению со скрещенными ногами, поклявшись про себя обязательно научиться сидеть так же.

— Сообщение первое, — произнес тролль, дождавшись, когда все усядутся и движение прекратится. Гул голосов тут же стих, и в зале воцарилась мертвая тишина. — Наверняка все вы знаете, что завтра я намеревался передать школу новому владельцу. Обстоятельства изменились. Я не подписываю договор и по-прежнему остаюсь вашим мастером. Уж извините, если кого разочаровал, — добавил он, оскалив двойные ряды острых, как бритвы, зубов в гримасе, что заменяла троллям саркастическую улыбку. Или что-то похожее — Карина плохо разбиралась в их мимике.

Тишина взорвалась восторженными выкриками. Карина оглянулась по сторонам. Младшие ученики громко вопили, размахивая руками, ученики же постарше и инструкторы широко улыбались. Похоже, мастера здесь любили и известие восприняли с радостью.

Подождав с минуту, тролль поднял ладонь, и в зале постепенно воцарилась тишина.

— Сообщение второе. Сегодня среди нас присутствует Ведущий по Пути мастер Дзинтон Мураций. Он согласился продемонстрировать вам свое искусство. В одиночку он выйдет против пяти лучших учеников школы. Бой бесконтактный, победа по очкам, правила стандартные. Для младших учеников напоминаю, что участник боя считается побежденным, если ему засчитывается три пропущенных очковых удара или один смертельный.

Он поймал взгляд Дзинтона и слегка кивнул. То одним стремительным движением поднялся на ноги и вышел на середину круга. Скрестив руки на груди и положив ладони на плечи, он неторопливо поклонился на три стороны и замер, ожидая.

— Какой-то он молодой, — разочарованно пробормотал кто-то сзади. Карина оглянулась — это оказался мальчишка, которого она опередила с местом. На его левом плече болталась желтая ленточка. Заметив ее интерес, он наклонился вперед и прошептал: — Слушай, ты ведь с ним, да? Почему у него на рукаве белая лента? Она же самый низший ранг означает! Только новички с такими ходят.

— Дурак ты, Хлюп, — ткнул его локтем в бок сидящий рядом орчонок примерно того же возраста. — Не видел у мастера Караби ленту? Она зеленая с белыми полосками. А чисто белый цвет — следующий ранг. Принято так, понял? Типа, даже самый лучший мастер — всегда только ученик… А ты действительно с ним? — он тоже наклонился к Карине. — Он точно Ведущий по Пути? Я еще ни одного не видел, даже наш мастер уж на что крут, а и то не Ведущий… вроде бы.

Карина неуверенно дернула плечом и быстро отвернулась. Ну и ну! Папа — Ведущий по Пути! Интересно, что это означает?

— Сиквел! Орак! Дибэс! Эфуберд! Фокбес! — между тем негромко выговаривал имена Караби, и названные им поспешно поднимались, выходя в круг и выстраиваясь перед Дзинтоном в одну линию. Три тролля, человек, орк. — Приготовьтесь к поединку. Пусть победит тот, чей дух воистину безмятежен!

Дзинтон поклонился противникам, те ответили тем же. На их лицах отчетливо читалась смесь изумления и нерешительности. Так вам, внутренне позлорадствовала девочка. Небось, самые крутые здесь, да? Сейчас папа вам покажет!

— Сегодня я продемонстрирую то, что когда-то называли школой Растворения в мире, — проговорил Дзинтон. — Техника прекратила свое существование уже пару столетий назад после смерти ее последнего Учителя. Она оказалась плохо приспособленной к анатомии Народа. Пожалуй, более всего она подходит оркам, но и люди способны адаптировать ее под себя с минимальными изменениями. Растворение — весьма эффективная, но чрезвычайно сложная в освоении техника, требующая недюжинной ловкости и прекрасного владения телом. Я сам не владею ей в совершенстве, — он усмехнулся, — но, надеюсь, вас не разочарует и то, что вы увидите.

Внезапно он оказался в двух шагах позади места, на котором только что стоял. Кажется, он даже не перешел, а перетек. Его противники растерянно захлопали глазами.

— Вот вам образец движения, называемого «отступление в тень». Оно применяется для ухода от агрессивной прямой атаки с нескольких направлений в передней полусфере. Внимательно наблюдайте, и у вас появится хороший шанс его выучить — похоже, сегодня мне придется не раз сбегать подобным образом, — он снова усмехнулся. — А теперь — раз, два, три — начали!

Следующие минут десять Карина мало что понимала. Прямо перед ней кружилась карусель из тел. Казалось, шесть мужчин танцуют какой-то невероятно красивый, но и невероятно сложный танец. Тела, изгибающиеся в немыслимых позах; удары, наносимые с такой скоростью, что руки размазываются в воздухе; босые ноги, скользящие по деревянным доскам, словно водомерки по поверхности луж после дождя… Изредка тела взмывали в воздух и с грохотом обрушивались на пол. Казалось, встать после такого падения невозможно, но упавший немедленно вскакивал и вновь бросался в схватку.

Изредка тишину зала разрывали выкрики мастера Караби. В основном он произносил странное слово «куравас». Каждый раз бой внезапно прекращался (а противники кланялись друг другу), а потом начинался снова. Еще девочка запомнила слово «киси» — каждый раз после него не только прекращался бой, но один из учеников уходил насовсем. После третьего раза, когда Дзинтон остался один против двоих — орка и человека, она повернулась назад к мальчишке по имени Хлюп, и шепотом осведомилась:

— Слушай, а что значит «киси»?

— Ну ты темная! — покровительственно хмыкнул тот. — «Киси» означает «убит»… ну, что-то такое. Значит, кто-то получил смертельный удар, типа того, и считается убитым.

— А «куравас»?

— Значит, засчитывается очковый удар… ну, за который очки дают. Слушай, а как ты с мастером Дзинтоном ходишь, а таких простых вещей не знаешь? — шепотом осведомился мальчишка. — Ты что, не училась совсем?

Карина мотнула головой и отвернулась смотреть бой дальше. Впрочем, он закончился быстро — уже минуту спустя мастер Караби выкрикнул что-то похожее на «кисинака», и оба оставшихся противника, тяжело дыша, поклонились Дзинтону и вернулись на свои места. Трое «убитых» раньше присоединились к ним.

Дзинтон поклонился всем пятерым. Казалось, он совсем не запыхался.

— Полагаю, вы и сами поняли свои основные ошибки, — проговорил он. — Но может ли кто-то из вас сказать, какая главная?

Пятеро нерешительно переглянулись.

— Мы не умеем драться сообща, мастер? — предположил один из троллей.

— Хорошая догадка, — кивнул Дзинтон. — И во многом справедливая. Вы действительно не умеете драться сообща, и даже если не мешаете друг другу, то и не помогаете. А никакой мастер Пути не сможет в одиночку отбиться от пятерых бойцов, действующих как одна команда. Но неслаженность — лишь одна из причин, и она не главная. Еще варианты?

Ученики снова переглянулись, но больше ни один не рискнул высказаться.

— Тогда я скажу сам. Главная ваша ошибка в том, что вы деретесь ради победы.

— Но разве можно драться ради чего-то еще? — удивленно осведомился орк.

— Можно. Драка — лишь один из многих способов взаимодействия с миром, которым учит нас Путь безмятежного духа. Один из способов, и зачастую необходимый. Но победа в драке мало что дает. Она не решает проблему, явившуюся причиной драки. Даже смерть врага всего лишь приведет к тому, что его место займет новый, стремящийся отомстить. Нет, главное, к чему зовет Путь, не победа над противником, а единение с окружающим миром. Вы должны стремиться не уничтожить врага, но органично включить его ярость, его агрессию в окружающий вас мир — и обрести с этим миром гармонию. И тогда, вполне возможно, победа вам и не потребуется, потому что враг перестанет быть противником и превратится в друга. В единении и кроется настоящая победа. Надеюсь, вы еще задумаетесь над моими словами, мои товарищи в Пути.

Дзинтон глубоко поклонился, скрестив руки на плечах. В ответ ученики тоже склонились, коснувшись лбами упертых в пол ладоней. Вокруг Карины зашумели, поднимаясь на ноги, ученики.

— Зашибись! — воскликнул Хлюп, подпрыгивая на месте от избытка чувств. — Вот так драка! Я точно когда-нибудь научусь драться так же классно, и тогда Семка еще пожалеет, что…

— Дурак, — пихнул его в плечо орчонок. — Ты же слышал, что сказал мастер Дзинтон — нельзя драться ради того, чтобы победить. Твой Семка — дебил, а ты все время на его подначки покупаешься. Сколько я тебе говорил — пусть себе гогочет, болван, тебе-то что? Тебя как зовут? — без перехода обратился он к Карине. — Я Мушка, а он — Симбас, но его все Хлюпом зовут, потому что постоянно простужается, и из носа все время течет.

— Я не простужаюсь, у меня аллергия, — огрызнулся мальчик. — Но ты тоже можешь звать меня Хлюпом, я уже привык. А ты кто?

— Я Карина, — несмело произнесла девочка. — Рада знакомству.

Внутренне она напряглась. Память о детдоме, с годами подернувшаяся серой дымкой забвения, вдруг ожила в ее голове. Мальчишки, как правило, означали неприятности.

— Взаимно, — кивнул орчонок. — Слушай, а кто он тебе, мастер Дзинтон? Я видел, вы вместе с ним пришли. Он твой брат?

— Он мой папа, — гордо сказала Карина. — Приемный, — быстро добавила она, отчего-то смутившись.

— Круто! — выдохнул Хлюп. — Вот бы мне такого отца! А ты к нам станешь ходить заниматься? Тебе, наверное, сразу желтую ленту дадут. Можем вместе работать!

— Просто так никому ничего не дают, — поправил его рассудительный орчонок. — Но она, может, и догонит. Подумаешь, желтая лента! Период тренировок — и получил. Только я, наверное, уже на синюю сдам через период-другой.

Растерявшуюся Карину спас Дзинтон, закончивший разговор с Караби. Он кивнул девочке и быстрым шагом направился к двери кабинета мастера. Она неуверенно махнула рукой мальчишкам и бросилась за ним.

Когда она вбежала в кабинет, папа уже оказался переодетым в прежнюю одежду. Девочка недоуменно заморгала. Когда он успел?

— Как тебе бой, Каричка? — весело спросил он. — Понравилось?

— Очень! — искренне сказала девочка. — Он как… как танец.

— Правильно, — пробасил из-за спины Караби. — Танец и бой — близнецы-братья. И красоту им придает одно и то же: уверенное владение своим телом. Ну что, подружка, хочешь научиться так же?

— Да! — кивнула Карина. — Хочу… наверное. А долго учиться?

— Ну, лет через тридцать, я думаю, бело-зеленую ленту ты заработаешь, — подмигнул ей Дзинтон. — А там — все от тебя зависит. Еще лет двадцать-тридцать сверх того, и у тебя появятся все шансы меня переплюнуть.

— Сколько?! — против воли глаза у девочки полезли на лоб. — Тридцать? И еще тридцать? Да я же совсем старухой стану!

— Зато очень боевой старухой! — рассмеялся Дзинтон. — Ладно, нам пора. Значит, с завтрашнего вечера она появляется у тебя в последней группе. Приходит самостоятельно, забирает ее либо воспитательница, Цукка Мерованова, либо воспитатель, Саматта Касарий. Либо я, разумеется.

— Зачем? — подозрительно посмотрела на него Карина. — Я и сама дойти могу.

— Ничуть не сомневаюсь, — Дзинтон взъерошил ей волосы. — Но не забывай, что в мире есть масса людей, которые с превеликой охотой доставят тебя в совсем другие места, куда менее приятные. Да и хулиганов поздно вечером вполне встретить можно. Так что лучше тебе не появляться на улице одной, когда вокруг мало народу.

— Но я могу их…

— Нет! — Дзинтон наклонился и заглянул ей в глаза. — О твоей силе мы уже говорили — не вздумай ее использовать против других. А то, чему тебя научит мастер Караби, ты не сможешь применить в настоящей драке еще года два-три как минимум. Так что кто-то обязательно будет приходить за тобой. По крайней мере — в первое время. Караби, проследишь, чтобы она не уходила одна, ладно?

— Разумеется, учитель, — кивнул тролль.

— Да какой из меня сейчас учитель… — махнул рукой тот. — Так, глупостями занимаюсь. Ладно, мы потопали. Я вижу, у тебя тут отдельный выход на улицу — можно воспользоваться? А то, боюсь, в зале мы привлечем слишком много внимания.

— Да, сейчас открою.

На улице уже сгустились глубокие сумерки. Какое-то время они двигались молча. Карина переваривала события последнего часа, а Дзинтон шел, засунув руки в карманы и нахохлившись. Однако неподалеку от отеля он встрепенулся.

— Да, примерно так, — произнес он. — Камень брошен в дупло, и шершни уже загудели. Карина, прошу тебя, в ближайшие пару недель поберегись. Явной опасности нет, однако масса дополнительного нежелательного внимания нам обеспечена. Не ходи в город одна, ладно? Бери с собой Яну и Палека. Или ходи вместе с Цуккой.

— Хорошо, папа, — послушно произнесла девочка. А может, и нет, мысленно добавила она. Вот еще, можно подумать, она маленькая, чтобы с кем-то за ручку гулять. Уж до магазина-то она всегда самостоятельно дойти может. — Скажи, а почему ты никогда не говорил, что так хорошо дерешься? И почему не стал учить меня сам? Ты же многому меня научил.

— Потому что я терпеть не могу учить убивать и калечить, — ровным голосом ответил Дзинтон. — А искусство Пути — то же костоломство, пусть и красиво оформленное. Я предпочитаю учить созиданию, а не разрушению. Не переживай, Каричка, мастер Караби — превосходный учитель, и он обучит тебя еще лучше, чем я. А еще в ближайшее время мне опять придется часто и надолго отлучаться.

— Отлучаться? — Карина встала как вкопанная. — И мы опять останемся одни? — Внезапно ей захотелось расплакаться.

— Да, отлучаться, — вздохнул Дзинтон, присаживаясь перед ней на корточки. — Прости, Каричка, но так нужно. Я уже и так оставался с вами куда дольше, чем мог себе позволить. Но потом все уладится, и я снова начну проводить время с вами. И потом, у тебя всегда останутся Цукка и Саматта.

Он осторожно обнял девочку, и та уткнулась носом в его плечо, крепко обхватив его руками.

— Не переживай. Я обязательно стану возвращаться, что бы ни случилось. И если ты попадешь в беду, я появлюсь.

— Честно? — приглушенно спросила Карина.

— Честно-честно, — согласился Дзинтон, поглаживая ее по голове. — Завтра с утра сходим в город и подыщем тебе дзюбу. А потом, пожалуй, тряхнем мошной и всей нашей кодлой закатимся в хороший ресторан, чтобы слопать чего-нибудь вкусного. Надо же иногда веселиться, ага? А теперь пошли домой. Скоро заявятся Лика с Яни, Цукка поведет Яну устраиваться в музыкальную школу, а мне по-первости придется сопроводить Палека в Манеж. Да и у тебя, я слышу, в брюхе бурчит от голода. Ну что, давай до лестницы наперегонки?

* * *

Катамаран шел вдоль берега всю ночь. Перед тем, как улечься спать в выделенной ему каюте, Саматта еще раз прошелся по судну. Он заглянул даже в ходовую рубку на левом корпусе и тщательно осмотрел ее, невзирая на недовольные взгляды вахтенного и капитана. Он искренне надеялся, что судно не сядет в очередной раз на камни в ночной темноте, и осмотр вселил в его сердце слабую надежду на благополучный исход. Великим специалистом по морю он себя не считал, но сонар успокаивающе попискивал и помигивал большим зеленым глазом дисплея с медленно плывущими разводами, в углу тихо бормотало радио, на мониторах бортового компьютера не замечалось предупреждающих сообщений, а вахтенный с капитаном выглядели вполне трезвыми.

Спустившись в каюту, он долго лежал без сна, всем телом ощущая успокаивающую монотонную вибрацию корпуса. Он вспоминал вчерашнюю ночь с Цуккой, и его сердце наполнялось безотчетной радостью. Дзинтон, мудрец и старый сводник, наверняка рассчитывал именно на такое, но Саматте было плевать. Слепая судьба ли, чужой ли пинок в нужном направлении — какая разница? Главное, что они встретились. Жаль, что сразу пришлось уезжать, но разлука продлится недолго. А Демиург, как Саматта уже успел убедиться, ничего не делает зря. Интересно, какие сюрпризы ожидают его впереди? Наверняка ведь Дзинтон что-то не договаривает. Если речь действительно о «черных археологах», то какие, к Сумару, кодовые слова? Да и с каких пор «черные», предпочитающие тихо-незаметно рыться в необследованных захоронениях, открыто нападают на официальные экспедиции?

Его утренний сон разбился вдребезги о громкий сигнал побудки, транслируемый по судовой радиосети.

— Дамы и господа! — тон капитана казался ледяным и безукоризненно вежливым. — Катамаран «Осьминог» находится в виду места назначения. Мы маневрируем между скалами в горле бухты. Ожидаемое время сброса якоря — через пятнадцать минут.

— Мальчики и девочки! — вклинился веселый голос профессора Буна. — Подъем! Солнце уже встает, вам тоже пора. У нас впереди великий день, так что быстренько умываться и завтракать — в кают-компании уже накрыт стол.

Саматта нащупал браслет часов и поднес его к глазам. Десять минут шестого. Определенно, лишний час вздремнуть не помешало бы. С другой стороны, обидно, если какие-то сопляки-студенты поднимутся раньше его.

Он отбросил одеяло и соскочил с узкой койки, в очередной раз порадовавшись, что обитает в каюте один. Толкаться с соседом в узком межкроватном пространстве наверняка крайне неудобно. Он плеснул в лицо холодной водой из примостившегося в углу микроскопического умывальника, натянул шорты и вышел из каюты.

Когда, закончив на палубе получасовую утреннюю разминку, он ополоснулся в душевой и явился в кают-компанию, студенты еще только дожевывали успевшую остыть яичницу с беконом, сосисками и тостами. Все пятеро казались до невозможности сонными. Ученые, однако, уже закончили завтракать и негромко переговаривались друг с другом. Чоки Мирэйя сидела в углу и внимательно рассматривала все вокруг. Саматта кивнул присутствующим и быстро умял завтрак. Определенно, порция оказалась маловата. Он закончил есть одновременно с практикантами, так что когда он отложил вилку и вытер губы, профессор постучал ложечкой по бокалу с апельсиновым соком.

— Итак, мальчики и девочки! — энергично сказал он. — Надеюсь, все проснулись настолько, чтобы слышать мои слова и даже иногда понимать их смысл. Поздравляю всех с прибытием на место исследования. Поскольку все мы тут сухопутные крысы, еще раз напоминаю: сигнал цунами-предупреждения является безусловной командой бросать любые занятия в воде и немедленно выбираться на сушу.

— Нужно заранее проработать пути отступления, — заметил Саматта. — Я не заметил рядом подходящих скал, высоких и в то же время удобных для карабканья.

— Виден приморский житель! — рассмеялся профессор. — Ты говоришь все правильно, юноша. Однако когда поднимешься на палубу еще раз, обрати внимание на горло бухты. Оно узкое, извилистое и усеяно скалами. Волна входит сюда существенно ослабленной, так что, по сути, получается уже и не цунами, а так, сильное колебание воды. Наш любезный капитан уверил меня, что, судя по лоциям местности, здесь нет даже необходимости сниматься с якорей и выходить в море — цепи спокойно выдержат лишнюю нагрузку, а глубина здесь достаточна, чтобы судно не село брюхом на камни при предшествующем отливе. Берег, хоть и низкий, заливается не более чем на два-три десятка саженей, так что достаточно просто отойти за границу зоны цунами, которая прекрасно видна невооруженным взглядом. Собственно, именно потому мы здесь и находимся. Раскопки у нас подводные, и если бы волна приходила сюда в полной силе, предмет исследований на таком мелководье давным-давно разметало бы по камешку.

Саматта кивнул. На узкую горловину он и сам обратил внимание, но следовало удостовериться, что он все понимает правильно.

— Чтобы у всех в голове имелась одна и та же картинка ситуации, — профессор бросил взгляд на студентов-практикантов, — я еще раз обрисую наши цели. Мы проводим предварительное обследование точки, случайно обнаруженной в прошлом году геодезической экспедицией. Примерно двести лет назад в результате сильного землетрясения, характерного для тех времен, побережье сильно просело, и прибрежные сооружения оказались на глубине восьми-десяти саженей под водой. На нынешнем берегу довольно неплохо сохранились руины, но они известны давно, обследованы сверху донизу и никакой ценности не представляют. Все, что там представляло хоть какой-то интерес, давным-давно подчистую выгребли мародеры.

Он прочистил горло.

— В прошлом году здесь снова произошли небольшие подвижки почвы, и геодезическая экспедиция, проводившая рутинную локацию побережья, при помощи эхолота зафиксировала на дне ранее не замеченные конструкции явно искусственного происхождения. Либо подвижки и вызванное ими волнение сбили с них часть наносов, либо их банально пропустили ранее. В любом случае, геодезисты уведомили нас. Поскольку так случилось, что сейчас все равно пришлось проверять наш катамаран, решили попутно забросить нас сюда для проведения предварительного осмотра. По результатам работ мы должны принять решение о перспективности или, наоборот, бесперспективности дальнейших исследований. Сразу скажу вам, молодые люди, что я настроен крайне скептически и не верю, что мы найдем здесь что-то интересное. Но, по крайней мере, вы приобретете полезный опыт работы с аквалангом на небольших глубинах, а также подводных раскопок в целом. А если, — он прищурился, — кто-то из здесь находящихся полагает, что ситуация располагает к безделью и отлыниванию от дел, то он сильно ошибается. Вкалываем в полную силу, как на настоящих раскопках. И если вы рассчитываете работать со мной и дальше, лучше примите мои слова близко к сердцу.

Он хлопнул ладонью по столу.

— Распорядок дня следующий. Сейчас мы начинаем разгрузку и обустройство базового лагеря на побережье…

— Опять разгрузка! — простонал кто-то из практикантов.

— Опять разгрузка, — согласился Бун. — Но расслабьтесь, молодые люди. Разве вам не сказали, что большая часть того, что мы паковали вчера, предназначена вовсе не нам? Нашего здесь едва тонна, два с небольшим десятка ящиков. Когда завершим работы, катамаран снимется с якоря и уйдет дальше вдоль побережья. В четырехстах верстах к юго-западу расположен стационарный лагерь экспедиции профессора Камаса, и именно для него и предназначены контейнеры с консервами и прочей белибердой. Через пять-шесть дней катамаран вернется и заберет нас обратно в Масарию. Но вернемся к плану работ. В первой половине дня мы выгружаемся, осматриваемся и разбиваем базовый лагерь. Затем господин Саматта продолжит ваше обучение работе с аквалангом, уже на практике. Мы с госпожой Гонагой проведем предварительное обследование дна, решим, откуда начнем, и опробуем оборудование. Ну, а после обеда приступим к работе по-настоящему.

— Могу я внести небольшие коррективы, профессор? — вновь встрял Саматта. — Как инструктор по подводному плаванию я несу ответственность за всех членов экспедиции. На случай… непредвиденных ситуаций в незнакомой воде я бы предпочел находиться рядом с тобой и госпожой Гонагой при первом погружении. Кроме того, во время обучения мне следует представлять дно хотя бы в ближайших окрестностях.

— Вот как? — профессор в сомнении поглядел на него. — Вообще-то, юноша, у меня достаточно богатый опыт работы под водой, чтобы непредвиденных ситуаций не возникло. Твое участие замедлит обучение, а у нас и без того не так много времени.

— Обучение моя отлучка не замедлит. Нам с вами не обязательно участвовать в работах по разбивке лагеря до победного конца. Я полагаю, что присутствующие здесь прекрасно справятся с мелкими делами и без нас. Не думаю, что рытье санитарной ямы или обустройство кухни обязательно требует нашего присутствия. Пока остальные члены экспедиции завершают обустройство под руководством господина Мароя, мы втроем вполне успеем совершить пробное погружение.

— Хорошо, согласен, — кивнул Бун. — Хотя, должен признаться, про санитарную яму я и не вспомнил бы, пока не приспичило. Думаю, твой опыт окажется нам полезен не только в воде. Ну что, народ, вперед и с песнями! Пора за работу.

Выгрузка и в самом деле не заняла и двух часов. Споро спущенный на воду катер в несколько приемов перевез на берег снаряжение, оборудование, пищу и запасы топлива для дизель-генератора и самого катера, после чего катамаран выбрал якорные цепи, густо прогудел и, развернувшись почти на месте, направился к выходу из бухты. Оставленный катер оказался просто великолепным — быстрым, вместительным, с прочным стеклопластовым корпусом и притом легким: на суше его без труда поднимали двое, так что на ночь его можно просто уносить за пределы цунамиопасной зоны на случай нежданного прихода волны. Зона четко выделялась голой галечной россыпью, кое-где покрытой засохшими водорослями, и, несмотря на почти горизонтальный пляж, тянулась всего саженей на двадцать, так что за средство передвижения Саматта оставался спокоен.

На всякий случай лагерь разбили так, что от бухты его отделял огромный гранитный валун саженях в десяти от опасной зоны. Так можно не бояться, что заброшенный волной камень случайно прилетит кому-нибудь в голову. Обустройство лагеря оказалось куда сложнее разгрузки: никто из студентов ранее не ставил палатки, и их пришлось обучать с нуля. По окончании процесса все пятеро казались измотанными так, словно весь день таскали тяжелые мешки — бегом и в гору. Милостиво разрешив им немного отдохнуть и снабдив Мароя подробными инструкциями о дальнейших действиях, Саматта распаковал контейнер с заранее подготовленными аквалангами и гидрокостюмами и вместе с Буном и Гонагой отправился к воде.

Дно быстро уходило вниз почти от самого берега. Сделав несколько пробных кругов у поверхности и проверив, что «щелкуны» работают и все откликаются на свои позывные, ныряльщики неспешно пошли вниз, следуя илистым складкам и изгибам. Пробивающийся сверху сквозь мутную воду дневной свет постепенно тускнел, так что вскоре пришлось включить налобные фонари, а также сигнальные лампы на запястьях. На всякий случай Саматта изредка подавал сигнал «Проверка связи» — кто его знает, как штатские, особенно пожилой Бун, почувствуют себя в окутывающей мгле. Но каждый раз он слышал успокаивающие ответные щелчки, так что постепенно перестал волноваться.

Руины показались впереди, когда глубиномер показал девять саженей. Остатки стен, кое-где прикрытые скелетами крыш, казалось, таили в себе смутную угрозу. Саматта посветил в один из оконных проемов и успел уловить, как метнулись по сторонам неясные тени, отблескивающие чешуей: видимо, местным жителям гости доверия не внушали. Всклубилась придонная муть, скрывая сцену. Впрочем, особенно разглядывать оказалось нечего: обычные стены из каменных блоков светлого гранита не скрывали ничего, достойного осмотра. Сами стены казались сиротливо-пустыми, из дна высовывались какие-то невнятные обломки, а больше не замечалось ничего.

Заработал «щелкун» Буна. «Дальше, дальше, не задерживаться», — сообщил он морским кодом и нетерпеливо махнул рукой вперед. Саматта пожал плечами, отбил подтверждение и вместе с Гонагой последовал за ним.

Металлический отблеск в груде камней он уловил сразу же после того, как удовлетворенный осмотром профессор подал сигнал к возвращению. Индикатор давления в баллонах уже начал помаргивать желтым, извещая, что воздуха осталось на двадцать минут. С учетом того, что на возвращение требовалось не менее пятнадцати, Саматта и сам намеревался напомнить профессору о времени, когда его взгляд поймал случайный отблеск. Просигнализировав «задержка, находка», он осторожно откатил в сторону несколько камней, которые, похоже, когда-то являлись очередной стеной. Свет фонаря, отразившись от зеркально-блестящего металла, резанул по глазам, и бывший капитан пораженно уставился на край металлической полосы, по которой бежали выгравированные знаки. Осторожно, старясь не повредить перчатки, он ухватился за края штуковины и дернул ее на себя, высвобождая. Та неожиданно легко поддалась, так что его отбросило назад, и он с замиранием сердца всем телом почувствовал скрежет баллона о камень. К счастью, обошлось — столкновение ничего не повредило.

Сверху, медленно шевеля ластами, спустились Бун с Гонагой. Саматта показал им металлическую полосу и даже сквозь маску заметил, как у профессора округлились глаза. Аккуратно опустив полосу на грунт, Саматта постучал себя по запястью с часами, потом по индикатору давления и ткнул пальцем вверх. Дождавшись согласных кивков, он подхватил полосу и начал всплытие, стараясь не торопиться. Конечно, десять саженей — не так уж и глубоко, но он слышал по крайней мере об одном человеке, умудрившемся подхватить кессонку именно на такой глубине, когда сдуру свечой пошел вверх от самого дна. Лучше не рисковать.

Оказавшись на поверхности, он высунул голову из воды и огляделся, стараясь запомнить побережные ориентиры. Потом нащупал взглядом место выхода на берег и двинулся к нему. Зажатая в руке железяка тянула вниз, мешая плыть, так что когда он смог, наконец, встать и с облегчением выплюнул мундштук, индикатор давления в баллонах уже мигал красным и попискивал тревожным зуммером. Отдуваясь и осторожно переступая по гальке, он выбрался на берег, плюхнулся на камни и принялся отстегивать ласты. Неужели они и в самом деле проторчали под водой полтора часа?

Гонага и Бун, уже успевшие сбросить ласты и акваланги, едва ли не вырывали друг у друга металлическую полосу.

— Невероятно! — возбужденно проговорила женщина. — Бун, в первый же день сенсация! Чтоб я сдохла, если здесь не канамара второго типа! Смотри — «Кото-но охара дзи импара», «Имперская служба охраны»! Шрифт чуть отличается от известных образцов, но никаких сомнении…

— Наги, да ты посмотри на материал! — раздраженно перебил ее профессор. — Ты что, не видишь? Нержавеющая сталь или вроде того. Какая, к Назине, нержавейка двести лет назад? Не знаю, откуда оно взялось, но очень похоже на новодел. Опять какие-нибудь ролевики игрались.

— Нет, не сталь, — качнул головой Саматта, освобождаясь от акваланга. — Нержавейка в морской воде довольно быстро начинает корродировать — она «нержавеющая» только в определенных условиях. Сильно смахивает на полированное серебро, но, кажется, для серебра тяжеловато. Хотя я не металлург, могу ошибаться.

— М-да, — профессор озадаченно повертел табличку в руках. — Ну и задачка. Определенно, новодел. Но откуда он мог взяться в такой глуши? Туристы?

— В течение последнего года как минимум в бухте стоянок не устраивали, — качнул головой Саматта, поднимаясь. — Следов нет. Да и сомнительно, чтобы ролевики стали разбрасываться реквизитом. Такая штука должна дорого стоить.

— Может, и новодел, — с сомнением проговорила Гонага. — Но я бы не стала утверждать однозначно. Бун, у нас микроскоп с собой есть? Ты ведь запасливый, я знаю.

— Есть у нас микроскоп, а толку? — буркнул профессор. Вдруг он замер и странно посмотрел на коллегу. — Наги, ты что, думаешь о…

— Ну конечно! — досадливо тряхнула та головой. — Я могу распознать характерные структуры на шлифе, если они действительно там присутствуют. Зря я, что ли, в запасниках Музея дневала и ночевала? Вот только чем сделать шлиф…

— О чем речь? — недоуменно поинтересовался Саматта, переводя взгляд с Буна на Гонагу. — Какие структуры? Где?

— «Странные поля», — нетерпеливо пояснила Гонага. — Только не говори, что ничего о них не слышал!

— Ничего. Что за поля такие?

Университетские с жалостью посмотрели на Саматту.

— «Странные поля», — менторским тоном пояснил Бун, — есть гипотеза, призванная объяснить странности в строении вещества, не укладывающиеся в рамки нынешней физики твердого тела. Помнишь опыты из школы, в которых железные опилки на листе пластика под влиянием магнитного поля выстраивались определенным образом?

— Что-то припоминаю, — Саматта, нахмурившись, задумался. — Да, есть такое. Иллюстрация силовых линий постоянного магнита.

— Именно! Магнитное поле действует на определенные металлы. Если воздействовать им на застывающий расплав ферромагнетика, формирующиеся в расплаве кристаллы выстроятся характерным образом. Потом можно сделать шлиф застывшего куска и под микроскопом обнаружить соответствующие структуры. То же и со «странными полями». В очень многих старых артефактах можно обнаружить характерные структуры, которые не могли сформироваться в ходе процессов, известных современной науке. По крайней мере, так утверждает профессор Караганес, один из известнейших специалистов по кристаллографии с мировым именем и мой хороший друг. Я ничего не понимаю в предмете, но ему верю. Причем подобные структуры встречаются не только в металле, но и в камне, керамике и, что совсем странно, в предметах органического происхождения наподобие деревянных или костяных изделий. Отсюда и возникла гипотеза «странных полей», не известных современной науке, но, тем не менее, использовавшихся имперскими жителями в своих целях. Я не запутал?

— Да нет, все понятно. — Саматта задумчиво покусал губу. — Скажи, а не называли ли «странные поля» как-то иначе? «Силой», например?

— Еще как называли! — с энтузиазмом подхватила Гонага. — В одном из дошедших до нас документов, являвшихся, похоже, подробной технологической инструкцией по организации массового производства стальных клинков, термин упоминается неоднократно, причем в таком контексте, что современные металлурги только разводят руками. Утверждалось, что подвергнутые особой обработке «силой» клинки не ржавеют в воде и не разрушаются даже в слабом растворе кислот. Постой! — подозрительно сощурилась она. — А ты-то откуда знаешь? Что-то я не помню, чтобы такие вещи встречались в популярной литературе.

— Дзинтон рассказывал, — рассеянно ответил Саматта. Его мысли витали совсем в другой области. Буквослоги на табличке казались чужими и непонятными, в них лишь отдаленно проскальзывало сходство с современными. И все же… Все же в них таилась та обезличенная бездушная угроза, которая всегда струится от официальных вывесок на зданиях спецслужб. Он пытался понять, что именно крутится у него в голове, и не мог. Новодел? Новодел… В такой глуши — чушь собачья. Видел он ролевиков. Встречались среди них и сопляки с соплячками, еще не вошедшие в возраст совершеннолетия, и вполне взрослые мужики и бабы, не наигравшиеся с острыми железками в детстве или же просто искавшие повода, чтобы собраться компанией на природе и залить себя по уши алкоголем. Но ни один из них никогда и ни за что не поперся бы за сотни верст от цивилизации, в глухую заброшенную бухту, только чтобы сыграть здесь в очередную игру. В пригородный лес — всегда пожалуйста, но не на отдаленное пустынное побережье.

Табличка. «Имперская служба охраны». «Странные поля». Что же еще крутится в голове?

— …с ним пообщаться на предмет таблички, — говорил в это время Бун. — Я полагаю…

— Профессор! — резко перебил его Саматта. — Мне нужен ответ на вопрос. На очень важный вопрос. Я так и не поинтересовался, где именно мы находимся. Как далеко отсюда до Масарии?

— Ну… — Бун поскреб подбородок, начинающий зарастать седой щетиной. — Верст примерно полтораста.

— Носило ли место когда-нибудь название «Небесной бухты»? «Ледяного замка»?

— Да, — удивленно посмотрел на него профессор. — По некоторым данным бухта вполне может располагаться в районе старой имперской гавани под названием «Небесная», с которой связан мифический «Ледяной замок», он же «Цитадель Майно». Но откуда…

— Ну, Дзинтон, ну, скотина… — сквозь зубы пробормотал Саматта. — Профессор! Экспедиция как-то согласовывалась с военными?

— Нет, конечно, — возмущенно фыркнул Бун. — С какой стати мы должны…

Со стороны лагеря грохнул выстрел, потом еще один.

— Тройной хер Тинурила! — выругался Саматта. Он припал к земле, озираясь. — Бун, Гонага, остаетесь здесь. Я проверю, в чем дело.

Он осторожно, как учил Дзинтон, активировал свой полуэффектор и для пробы ударил шокером перед собой. Свистнул рассекаемый воздух. От пули он не защитит, но в качестве неприятной неожиданности сгодится. Вот только вступать в драку с солдатами — хуже, чем глупость. Это самоубийство. Нужно любой ценой избежать столкновения…

— Молодой человек! — возмущенно заявил профессор. — Между прочим, глава экспедиции пока что еще я! И я отдаю приказы! Мы идем в лагерь вместе.

Вскинув подбородок, он решительно зашагал вперед, оступаясь босыми ногами по гальке и для равновесия размахивая зажатой в руке металлической полосой. Саматта одним прыжком нагнал его и остановил, железной хваткой взяв за плечо.

— Как ты поможешь своим людям, если тебя пристрелят на подходах к лагерю? — холодно спросил он. — Господин Бун, я не оспариваю твое руководство экспедицией в целом. Но в вопросах безопасности тебе лучше слушать меня. У меня на этом деле борода выросла. Пожалуйста, возьми госпожу Гонагу и отправляйтесь к…

Он осекся. Из-за скрывающего лагерь валуна вынырнуло несколько небольших отсюда фигурок в защитной форме. В руках у них виднелось оружие, неприятно напоминающее автоматические штурмовые карабины. Рассыпавшись цепью, фигурки двинулись к ним. Одна из них подняла оружие и дважды выстрелила в воздух.

— Поздно, — вздохнул Саматта. — Теперь отсюда уже никуда не деться — мы в прибрежной полосе как на ладони. Все. Стоим и не шевелимся, чтобы ненароком не схлопотать пулю. — Он с легкостью пресек слабую попытку профессора освободиться. Впрочем, профессор особо и не дергался. Он стоял, спокойно рассматривая чужаков, и его глаза превратились в узкие щелочки. Ну, по крайней мере, больше не пытается вспоминать, кто глава экспедиции, и то ладно.

— Что за люди? — испуганно спросила Гонага. — Откуда взялись?

— Либо военные, либо бандиты, — пояснил Саматта, вглядываясь в бегом приближающихся незнакомцев. — Надеюсь, что первое. Бандитов придется убивать, но они вряд ли напали бы так рано. Скорее, подождали бы, пока мы не поднимем хоть что-то ценное.

— Но какие военные? — с ужасом спросила женщина. — Что им от нас надо?

— В ближайших окрестностях находится по крайней мере один сверхсекретный военный институт, охраняемый армейцами, — сквозь зубы процедил Саматта, про себя кляня свою глупость на все корки. Почему он не вспомнил историю с освобождением Демиурга Майи немного раньше? Дзинтон же совершенно четко сказал, что та лаборатория расположена в окрестностях бывшей Цитадели Майно! — Разумеется, они не могли пропустить незамеченным наше появление у них под носом. Профессор Бун, сейчас вы ясно и четко представитесь и одной фразой опишете цель нашей экспедиции. У нас останется максимум три или четыре секунды перед тем, как нас положат мордами на камни. Если останется, конечно.

— Понял! — проворчал профессор. — Да отпусти же ты меня, молодой человек! Ты мне руку оторвешь!

Саматта выпустил его плечо — как раз перед тем, как цепочка из пяти солдат остановилась перед ними в нескольких шагах, нацелив на них карабины.

— Всем лечь на землю лицом вниз, руки за голову! — резко скомандовал один из них с нашивками лейтенанта. — Быстро!

— Я профессор Бун из Оканакского университета. У нас официально оформленная археологическая экспедиция! — громко заявил Бун. — Я требую немедленных объяснений!

— Повторяю — лечь на землю, руки за голову! — рявкнул лейтенант. — На счет «три» открываю огонь на поражение! Раз!..

— На землю! — скомандовал Саматта, подавая пример. — Подчиняйтесь!

К его облегчению и Бун, и Гонага не стали проявлять гонор и послушно легли на гальку. Саматта почувствовал, как ему в шею больно уперлось дуло, невидимые руки выдернули кинжал из ножен на поясе и пробежались по внешним карманам гидрокостюма.

— Эй! — крикнула рядом Гонага. — Полегче с руками! Своих щупай, мудак, если сперма в мозги ударила! Или у тебя яйца от воздержания лопаются? Ты только скажи, мальчик, а уж я найду, куда их тебе запихать, чтобы не беспокоили больше!

Против воли Саматта усмехнулся. Похоже, госпожа профессор не такая уж и рафинированная интеллектуалка, и откуда ноги растут, знает прекрасно.

— Вы все задержаны за незаконное проникновение на территорию охраняемого объекта, — безапелляционно заявил лейтенант. — Любая попытка сопротивления будет покарана. Выполнять команды беспрекословно и в точности. Сейчас вас отведут в место временного содержания. Встать! Руки за голову и не опускать без команды.

— Я руководитель экспедиции Оканакского университета… — снова начал профессор Бун, поднимаясь, но лейтенант резко оборвал его:

— Не мое дело. Расскажешь начальству. Пошли!

— Не знаю, что твое, а что не твое дело, — угрожающе проговорил Бун, всем телом поворачиваясь к нему, — но здесь куча дорогостоящего оборудования. Если что-то из нашего имущества пропадет, я подам в суд в том числе на тебя лично. Я тебя раздену догола, сопляк, так что до конца жизни с долгами не расплатишься. Понял?

Рассвирепевший профессор, даже с заложенными за голову руками, производил впечатление. Его глаза мрачно горели, седеющая шевелюра растрепалась вокруг головыневесомым облаком-нимбом, а надменное худощавое лицо, казалось, принадлежало какому-то древнему богу.

— Ничего с вашим оборудованием не случится, — проворчал слегка смутившийся лейтенант. — Пошли!

В общем-то, лейтенант оказался не таким плохим парнем. Он даже позволил сменить гидрокостюмы на нормальную одежду — предварительно тщательно обыскав ее. Вместо обычных шорт и майки Саматта натянул свободные штаны из плотной ткани-«шкуры» и рубашку с длинным рукавом. Они позволяли нормально двигаться, что немаловажно в возможной драке, и защищали от ссадин и холода: в каких условиях их намеревались держать, оставалось неясным, так что бывший капитан предпочел перестраховаться. Вместо сандалий он надел высокие армейские башмаки с рубчатой подошвой.

— Где служил? — негромко, так, чтобы не слышали остальные, спросил лейтенант.

— Спецназ Минобороны, — Саматте очень не хотелось, чтобы его держали под особым наблюдением, но скрыть от наметанного взгляда солдатскую выправку все равно невозможно. А врать по пустякам не стоило. — Капитан.

— Диверсант?

— Давно нет. Охрана спецобъектов. Уволен без пенсии.

— Понятно, — лейтенант окинул его задумчивым взглядом. — Из наших, значит. Вы что, не знали, куда влезли?

— Я догадался, — хмыкнул Саматта. — Только поздно. Слушай, друг, не все так просто, как кажется. Мне нужно поговорить с твоим начальством. С максимально высоким.

— Поговоришь, — пожал плечами лейтенант. — Даже больше, чем захочется. Ладно, кончаем болтать, двигаться пора. Кстати, сам понимаешь, за тобой особый присмотр. Ничего личного, но если что, пулю поймаешь первым. Так что ты поаккуратней. У нас начальство в последнее время… — Он осекся.

— Ваше начальство недавно поимели по самые гланды и без вазелина, — резко сказал Саматта, жестко глядя лейтенанту в глаза. — И я в курсе, кто и как. Мне нужно с ним поговорить как можно быстрее, пока они дров не наломали. Запомни два слова: «Касатана Хамаяра». Нужно, чтобы их услышали на самом верху. Дальше не твое дело. «Касатана Хамаяра», усек?

Лейтенант внимательно посмотрел на него и кивнул.

— Передам кому смогу. Теперь пошли.

— Пошли, — кивнул Саматта. — Только руки, уж не взыщи, мы опустим. Профессору, между прочим, далеко за восемьдесят. Выглядит он бодро, но сам понимаешь, что с тобой сделают, если его удар по дороге хватит. И не смотри на меня так — мы здесь не боевик снимаем. Если бы я хотел, давно бы положил сначала тебя, а потом из твоего ствола — половину твоих ребят еще до того, как они сообразили бы, что происходит. Но мне неприятности не нужны, я за своих людей ответственность несу. Так что кончай играть в войнушку, лейтенант. Все пройдет спокойно, я обещаю.

Когда он присоединился к группе, на него с нетерпением и надеждой уставились восемь пар глаз. Точнее, девять, если считать, что чоки-девица способна испытывать нетерпение.

— О чем вы трепались? — нетерпеливо спросил баюкающий руку Марой (он попытался отмахнуться от солдата и получил прикладом по плечу). — Кто они такие?

— Господа и дамы, — произнес Саматта. — Так получилось, что нас задержала служба охраны одной секретной организации. Мы без разрешения оказались на их территории… ну, или на территории, которую они считают своей. Боюсь, здесь и сейчас нам с проблемой не разобраться, так что все-таки придется пройти с ними. Нам гарантировали сохранность нашего имущества, так что теперь наша задача — выпутаться из истории с минимальными потерями сил и времени. Но для начала нам всем нужно проявить благоразумие и не пытаться скандалить. Я достаточно времени работал в… в аналогичной службе, так что их логику знаю прекрасно. Сейчас нас собираются отвести в какое-то место, где и проведут расследование.

— Где и похоронят в братской могиле, — проворчал Бун. — Ну, если ты говоришь, что так надо, тебе поверю. Коллеги, слушайте меня! Идем туда, куда ведут, спокойно и без скандала. Скандал я потом устрою, мало не покажется, — добавил он, окидывая окружившее экспедицию подразделение неприязненным взглядом.

Спустя примерно час ходьбы по крутым тропинкам, петляющим меж стволов горных сикомор, они оказались перед воротами в заборе из колючей проволоки, усеянном грозными табличками наподобие «Государственная собственность. Не входить без пропуска!» и «Не сходить с дорожек, охрана стреляет на поражение». Куда-то в горы уходила асфальтированная дорога. Под настороженными взглядами охранников их провели через ворота и, переписав имена, заставили спуститься в бункер позади караульных будок. Внутри их затолкали в довольно просторную комнату, в которой, однако, не оказалось ничего помимо голых бетонных стен, нескольких деревянных лавок и одинокой резкой лампочки посреди потолка.

Когда за спиной Саматты лязгнула, закрываясь, железная дверь, он невольно вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Все нормально, сказал он себе. Все тихо. Не нервничай, идиот, на тебя люди смотрят. Еще не хватало тебе источником паники стать.

— Безобразие, — пробормотал профессор Бун. Судя по его тону, окружение подействовало угнетающе и на него. — Совершенно возмутительно!

— Нас не убьют? — поежившись, поинтересовался орк-практикант. — У нас в общине про человеческую армию много чего рассказывали.

— Господа и дамы! — громки и четко, как перед строем, произнес Саматта. — Прошу всех сесть и расслабиться. Я уверен, очень скоро все выяснится. Помните, что нас задержали не бандиты, а армейское охранное подразделение.

— Это мне и не нравится, — буркнула профессор Гонага, присаживаясь на лавочку. — С вояк станется пристрелить нас, чтобы какой-нибудь утечки военной тайны не случилось.

— Госпожа Гонага, — холодно-официальным тоном произнес Саматта, — я прошу тебя не нервничать саму и не нервировать окружающих. Нас не могут «пристрелить». Я даже не стану говорить, что такое противозаконно, сейчас ты все равно пропустишь мои слова мимо ушей. Но задействуй же здравый смысл, наконец. Наша смерть никому не нужна, мы ничего не видели и не знаем. И не забывай, место, куда мы отправились, хорошо известно, равно как дотошному следователю не составит труда выяснить, что рядом находится засекреченный военный объект. Исчезновение нашей экспедиции невозможно сохранить в тайне, следовательно, для местных оно лишь ухудшит ситуацию.

Он обвел всех взглядом. Старшие переглядывались и пожимали плечами. Младшие с надеждой смотрели на него. Одна чоки-девица встала в дальнем углу и, застыв, молча уставилась перед собой.

— В общем, нас помурыжат здесь несколько часов, — невозмутимо закончил спецназовец, — но и только. Когда они убедятся, что мы те, за кого себя выдаем, нас отпустят. Охрана и так вышла за рамки своих полномочий, арестовав нас далеко за пределами режимной зоны, и раздувать скандал она не заинтересована. В общем, постарайтесь немного расслабиться. Кто как, а я устал. Если захотите пить или в туалет, стучите в дверь. С той стороны нас наверняка охраняют караульные.

Он сел на скамью, прислонился спиной к стене, порадовавшись своей предусмотрительности насчет рубашки, и закрыл глаза. Ему страшно хотелось внутри быть таким же спокойным, каким он выглядел внешне. Впрочем, паниковать действительно бессмысленно. На крайний случай оставался прямой канал связи с Дзинтоном. Но следовало подумать — а что, собственно, происходит?

Знал ли Демиург Джао о том, что рядом с местом назначения экспедиции расположена бывшая Цитадель Майно, в районе которой расположена военная лаборатория? Безусловно. Не мог не знать, тем более что сам принимал участие в уничтожении Цитадели двести лет назад и — опосредованно — в изъятии Майи пару недель назад. Знал, но не предупредил. Хотя и снабдил дополнительными средствами связи и защиты. Надеялся, что военные не отреагируют? Вряд ли: в каком состоянии находится руководство лаборатории после демонстративно-небрежного похищения Майи Камиллом, понимал даже сам Саматта. Подобный сценарий может означать только одно: Демиургу интересно, каким образом его подопечный сумеет справиться с ситуацией сам по себе, без поддержки.

Впрочем, есть и альтернативное объяснение. Дзинтон так толком и не пояснил, как устроены «сети влияния» Демиургов. Но из того, что все-таки сказал, следует почти полная самостоятельность каждого агента сети. Совместные действия возможны, а зачастую и необходимы, но, как правило, агент действует в одиночку — и по собственному усмотрению. Демиурги — или как минимум Джао — оказывают им поддержку, какую полагают допустимой, но не считают нужным навязывать личную точку зрения, предоставляя разбираться по своему усмотрению.

В любом варианте происходящее здесь является заботой Саматты, и прямой канал связи можно задействовать только в самом крайнем случае. Например, если у руководства лаборатории действительно поехала крыша, и их всех собираются тут закопать — против меча голыми руками не повоюешь. Но пока на такой вариант развития событий ничего не указывает. Следовательно, нужно просто позволить событиям развиваться. Пока. А там посмотрим.

* * *

К его удивлению, профессор Бун оправился от потрясения куда раньше, чем ожидалось. Уже через полчаса после начала их неволи он устроил викторину. Назначенный ведущим ассистент Марой один за другим вытаскивал из своей необъятной памяти исторические события, а присутствующие по очереди называли даты, когда они происходили. Очередной отвечающий выбирал следующего.

Саматта, которого не пригласили участвовать, тоже невольно увлекся игрой. Он пытался угадать ответ раньше отвечающего, и, к его удивлению, по крайней мере в половине случаев ему удавалось. В один момент он не выдержал и поправил отвечающего студента:

— В шестьсот двадцать пятом, а не третьем.

— Что? — удивленно взглянул на него тот.

— Я говорю, последняя осада Крестоцина состоялась в шестьсот двадцать пятом, — повторил Саматта. — Она завершилась четырнадцатого пятого падением города под ударами имперских войск. Кстати, я никогда не понимал, почему ее назвали осадой. Город пал в первые же сутки. Майно просто снес всю защиту одним комбинированным ударом с моря и суши.

— Ну, если не считать того, что Майно — все-таки сказка, все верно, — кивнул Марой. — Действительно, комбинированный удар имперских войск и флота смял хваленую защиту города в течение нескольких часов. Диверсанты-пловцы захватили побережные укрепления, опустили цепи на входе в бухту, и пока осажденные занимались защитой городских стен, майнеры спокойно высадили на внутренних пристанях штурмовые отряды. Но так сложилось, что бой назвали осадой. Просто реальную картину восстановили немногим более полувека назад, а до того считалось, что схватка вышла длительной и кровавой. Поздравляю, Саматта, ты знаешь историю лучше, чем половина студентов моего потока, — он выразительно взглянул на неверно ответившего студента, и тот вспыхнул. — Ты тоже интересуешься историей? Впрочем, чего я спрашиваю? Не интересовался бы — не сидел бы здесь.

— В офицерской академии операцию рассматривают как эталонную, — пояснил Саматта. — Ее разбору отводится целое занятие. Но вообще-то да, историей я со школы интересуюсь. В выпускном классе мне даже дали Большую серебряную медаль за сочинение по обществоведению. История объединения Катонии после крушения Империи Майно.

— И ты пошел в солдаты? — удивленно поднял бровь Бун. — Ну, юноша, ты определенно завалил свои способности самым большим камнем, который только нашел на дороге.

— У меня не хватало денег на учебу в университете, — дернул плечом Саматта. — И в кредиты влезать не хотелось. А армия обещала оплатить обучение после пяти лет службы. Но как-то не сложилось. Через два года я пошел на курсы сержантов, еще через год — в академию, в двадцать лет получил лейтенанта, а дальше по накатанной тропе.

— Ну, положим, учиться никогда не поздно, — задумчиво пробормотал Бун, прищуренно глядя на него.

Саматта вернул ему подозрительный взгляд. Они с Дзинтоном что, сговорились? Они же даже не виделись никогда!

— Не смотри на меня так, юноша! — рассмеялся профессор. — Я, к твоему сведению, сейчас зубрю древнекарский. Год назад начал, лет через пять доведу до уровня свободного чтения. А он тебе не общий с его пятью падежами и тремя временами, он вообще ни на один современный язык не похож. И уж если такое ископаемое, как я, способно учиться, то ты и подавно. Или вот взять профессора…

Его речь оборвал скрежет ключа в замке. Дверь распахнулась под визгливый аккомпанемент несмазанных петель, и в камеру шагнул давешний лейтенант.

— Ты! — он ткнул пальцем в Саматту. — На выход.

— Эй! — возмутился Бун, вскакивая со скамьи. — Я начальник экспедиции! Я требую встречи с твоим начальством!

— Мне приказано привести твоего заместителя по безопасности, или кто он у вас, — качнул головой лейтенант. — Извини, господин, но я просто выполняю приказы.

Поднимаясь со скамьи, Саматта мысленно зафиксировал в голове изменение тона общения. «Извини, господин» — немного, но уже что-то. Судя по всему, факт отправки научной экспедиции в данную точку побережья уже подтвердили, так что дело за малым: убедить охрану, что их можно отпустить восвояси. Конечно, нежданно-негаданно свалившаяся на него роль зама по безопасности — сюрприз, но, с другой стороны, лучше, если разговаривать придется ему, а не профессору Буну.

Идти пришлось недалеко. В двух саженях по коридору лейтенант остановился и кивком указал Саматте на дверь — тоже железную, но, по крайней мере, не скрипучую. Оглянувшись на двух угрюмо маячивших за спиной солдат, бывший спецназовец потянул ее на себя и вошел.

Здесь, как и в камере, под потолком сиротливо горела мощная электролампа без плафона. Вдоль стены стояли два древних полурассыпавшихся деревянных шкафа (сквозь приоткрытые дверцы виднелась пыльная пустота полок), а у дальней стены стояли не менее древний стол и пара стульев. На одном из них восседал один из самых огромных троллей, которых Саматта когда-либо видел. Зверюга носила полевую пехотную форму с нашивками вайс-полковника.

— Выйди, — покосившись на сопровождающего лейтенанта, приказал тролль. Дождавшись, пока за тем закроется дверь, он неприязненно посмотрел на Саматту: — Ну?

— Что — «ну»? — осведомился тот, подавляя рефлекторный позыв вытянуться по стойке «смирно» и демонстративно скрещивая руки на груди. — Ты хоть представься, блистательный господин.

— Вайс-полковник Сураш Тамарэй, директор по безопасности, — недовольно рыкнул тролль. — Тебя я знаю, твое личное дело мы получили. И отнюдь не могу сказать, что рад знакомству. Так что ты хотел сказать насчет… известной нам обоим женщины?

— Ничего особенного, — пожал плечами Саматта. — Просто я подумал, что вам интересно узнать — ее более-менее привели в порядок. Привет передавать она не просила, но ты того и не ждал, верно?

— Что с ней сделали? Где она?

— Что с ней сделали, я не знаю, — вежливо и обстоятельно ответил Саматта. — Я отсутствовал, но даже если бы присутствовал, все равно не понял бы происходящего. Знаю только, что ее освободили от вирусного эффектора, после чего она отбыла в не известном мне, да и другим тоже, направлении.

— Бред какой-то… — устало прошипел сквозь зубы тролль. — Ты хоть понимаешь, капитан, что речь идет о вопросах национальной безопасности? С категорией допуска такого уровня, которого у тебя никогда не было и не будет? Ее нужно найти и вернуть, хотя бы для того, чтобы получить отчет о случившемся. У тебя есть с ней контакт? Ты можешь передать сообщение? Мы не намерены причинять ей вред или предъявлять какие-либо обвинения, клянусь в том Прямым Путем!

— Я верю тебе и без клятвы, — фыркнул Саматта. — Беда в том, что она почти наверняка отнесется крайне негативно к идее возвращения и уж тем более отчета. Если ей их озвучить, боюсь, уже у нее возникнет намерение причинить вред вам. Вполне реализуемое намерение, смею заметить. Кроме того, есть и другое затруднение: в настоящий момент, судя по тому, что я знаю, она находится отсюда на расстоянии в хрен знает сколько миллиардов световых лет. А может, и триллионов. И я не уверен даже, что с ней способны связаться другие Демиурги.

— Кто?.. — удивленно переспросил тролль. — Какие еще миллиарды лет? Что ты несешь?

— А еще пеняешь, что у меня нет допуска, — усмехнулся Саматта. — Знаешь, господин Сураш, я не намерен развивать тему. Я просто не уверен, что тебе можно знать, а что — нельзя. Я хочу проинформировать о следующем… — Он набрал в грудь воздуха и сделал короткую паузу, пытаясь в точности воспроизвести придуманную им конструкцию. — Тот, кто изъял из вашей лаборатории доктора Касатану Хамаяру, не имеет желания объясняться с вами в любой форме. Если он изменит свою точку зрения, то войдет в контакт сам. Он, однако, заинтересован, чтобы данная научная экспедиция успешно завершила свою работу и в полном составе вернулась домой.

Сосредоточившись, он послал короткий импульс, впечатавший тролля вместе со стулом в бетонную стену. Тот, ловко извернувшись, вскочил на ноги, в его лапище мелькнуло дуло невесть откуда взявшегося тяжелого пистолета. Саматта успокаивающе поднял ладони.

— Я не намерен причинять тебе вред, господин Сураш, — медленно и внятно произнес он. — Однако у меня есть полномочия ликвидировать любые — любые! — препятствия, возникающие перед экспедицией. Пока что я не обострял конфликт, несмотря даже на идиотское поведение твоих солдат, ведущих себя с кучкой сопляков и яйцеголовых, как с отрядом диверсантов. Надеюсь, мы уладим конфликт прямо сейчас.

— Я не могу вас отпустить, — качнул головой тролль. — По крайней мере, до того, как получу одобрение из департамента. Вы вторглись в запретную зону, в связи с чем следует провести тщательное расследование.

— Господин вайс-полковник, не надо парить мне мозги, — поморщился Саматта. — Мы с тобой коллеги, пусть и бывшие, и прекрасно знаем, что запретная зона всегда явно и недвусмысленно обозначается предупреждающими знаками и ограждением. Побережье бухты никак не обозначено. Нет там никакой запретки. Обычная открытая территория, пусть и рядом с режимной. А профессор Бун, между прочим, является очень известной личностью в своей среде. Ты хочешь публичного скандала? Забыл, чем закончилась история с Институтом человека? Мой покровитель был им весьма недоволен — и ничуть не менее он окажется недоволен тобой и твоим заведением.

Тролль прищуренно посмотрел на него.

— И почему же твой… «покровитель», — он выделил слово голосом, — не озвучивает свое недовольство лично?

— Потому что он не занимается мелочами. Для того есть мальчики на побегушках вроде меня, — Саматта невозмутимо выдержал тяжелый взгляд собеседника. — Доктора Касатану он забрал у вас сам, поскольку она куда важнее, чем ты только можешь себе представить. Но экспедиция к твоей конторе отношения не имеет, а потому для пригляда за ней послали меня. Ну так что? Начнем ссориться? Или послушаешь голос разума?

— И все-таки ты блефуешь, — усмехнулся тролль. — Твоего имени нет в досье «Камигами». Сдается мне, ты простая пешка…

Саматта не дал ему закончить. На сей раз сгенерированный импульс оказался куда мощнее. Тролля впечатало в стену с такой силой, что его взгляд помутнел. Невнятно хрюкнув, он начал сползать по стене вниз, но все-таки удержался на ногах. Встряхнув головой, он сфокусировал взгляд — и замер. Саматта уже стоял перед ним, нацелив на вайс-полковника его собственный пистолет.

— Если ты решишь, что лишние полусажень роста и центнер веса дают тебе преимущество, блистательный господин Сураш, ты сильно ошибешься, — предостерегающе проговорил спецназовец. — Диверсантов учат тролличьей анатомии, и я прекрасно знаю, куда всадить пулю, чтобы прикончить тебя на месте. И я успею выстрелить, не сомневайся, окажись ты даже Ведущим по Пути.

Он отступил на пару шагов назад, щелкнул предохранителем и положил оружие на стол.

— Я не намерен тебя убивать, — сказал он. — Я вообще не намерен с тобой ссориться. Я понимаю мотивы твоих действий и не имею ничего лично против тебя. Мне жаль, господин вайс-полковник, что наше знакомство произошло в таких условиях. Однако я вынужден предъявить ультиматум: или нас выпускают до исхода дня, или я вызываю своего покровителя и умываю руки.

Сипло выдохнув, тролль отлепился от стены и шагнул к столу. Он взял пистолет в руки и несколько секунд внимательно его рассматривал, словно увидел впервые в жизни. Потом он поднял взгляд на Саматту.

— Похоже, мы совсем перестали что-то значить в собственном мире, — с горечью процедил он. — Непонятно кто вмешивается куда хочет и как хочет, а мы даже не имеем возможности возмущаться.

— Нет, не так. Они…

— Да что ты понимаешь, щенок… — устало вздохнул тролль. — Я же говорю: ты — пешка, которой вертят как хотят. Ты не фигурировал в досье «Камигами» еще неделю назад, значит, работаешь на них совсем недавно. Ты просто не представляешь, что именно происходит и что именно они с нами делают. Ладно. Не стану тебя убеждать, бессмысленно. Если мы о чем-то и знаем совершенно определенно, так о фанатизме их подручных. Нет у меня никакого желания снова привлекать внимание Сущностей. Вашу группу отпустят. Но в вашем лагере останутся дежурить мои ребята.

— Не возражаю, — кивнул Саматта. — Не стесняйся в количестве — вообще-то меня приставили охранять яйцеголовых вовсе не от вас, а от «черных археологов». Так что если организуешь полноценную охрану, только спасибо скажу.

— Ну ты и наглец, капитан! — во всю свою зубастую пасть усмехнулся вайс-полковник. — Хотел бы я иметь тебя на своей стороне. Ладно, подумаю.

— А кто сказал, что я не на твоей стороне? — удивился Саматта. — Пусть у них своеобразные представления о пользе, но они, во всяком случае, не хотят нам вреда. Значит, у нас нет повода оказываться по разные стороны бруствера, верно?

Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел.

— Зайди, — ткнул он большим пальцем через плечо, обращаясь к насторожившемуся при его появлении лейтенанту. Затем он остановился посреди коридора и задумался. Интересно, а что он скажет насчет военной охраны лагеря профессору Буну?

07.07.843, огнедень

— Бездельничаешь?

Палек вздрогнул. Забравшись на смотровую скалу над обрывом, он настолько увлекся выцарапыванием неприличной надписи на плоском камне, что не расслышал, как Дзинтон приблизился к нему сзади. Он попытался спрятать камень под собой, но тот предательски выскользнул из пальцев и покатился по земле. Дзинтон поднял его, бросил скептический взгляд на почти завершенную надпись и вернул мальчику.

— Слово «дурак» пишется со слогом «ку», а не «ро», — ехидным тоном сообщил он. — Я понимаю, что все интеллектуальные ресурсы у тебя ушли на придумывание надписи, но это не оправдание для элементарной ошибки. Запомни, Лика: оскорбление следует тщательно продумывать и записывать безукоризненно грамотно. Только тогда оно достигнет цели. А корявый набор глупых слов заставит окружающих лишь посмеяться над тобой самим. Но с такими отметками по языку, как у тебя, грамотей, никаких шансов на составление хорошего оскорбления нет.

Палек густо покраснел, отбросил камень в кусты и надулся.

— Да ладно тебе, не обижайся, — рассмеялся Дзинтон, присаживаясь рядом. — Как в Манеже дела? Освоился немного? Не разочаровала работа?

— Не-а, — тряхнул головой мальчик, — не разочаровала. Там же настоящие лошади! Подумаешь, навоз! Можно подумать, меня в детдоме унитазы в наказание мыть не заставляли… Зато я их с рук хлебом с сахаром кормил!

— На лошади посидеть удалось?

— Нет пока, — вздохнул мальчик. — Говорят, потом, попозже.

— Ну, не обманут же они тебя. А терпение — достойное качество для мужчины, — Дзинтон встрепал мальчику волосы. — Скучно одному, без сестричек?

Палек пожал плечами. Яни в музыкальной школе, Кара на тренировке — один он, как дурак, из Манежа раньше времени вернулся. Мог бы еще там поболтаться…

— Я твой дневник посмотрел, — сообщил Дзинтон, срывая проросшую сквозь каменные щели травинку и засовывая ее в рот. — Так себе отметки, должен заметить. Ну неужели ты настолько глуп, что в дробях путаешься? Не верю.

Палек нахохлился. В дробях он действительно путался. Не то чтобы он их не понимал, но почему-то в самый ответственный момент мысли уплывали куда-то в сторону. Когда удавалось снова сосредоточиться на примере, частенько оказывалось, что рука сама по себе вывела какой-то бред.

— Неправильно так, — Дзинтон слегка дернул его за ухо. — Ввести, что ли, правило — щелбан за пятьдесят баллов и два — если ниже тридцати? Чтобы мотив для усердия имелся?

— Тогда за восемьдесят — десять маеров, а за сотню — двадцать, — буркнул Палек.

— Ну ты жук! — расхохотался Дзинтон. — Нет уж, меркантильный ты наш, не дождешься. Оценки, полученные путем списывания у соседа-отличника, мне даром не нужны. И вообще, за хорошие отметки я вам истории рассказываю, хватит с вас и того.

Палек снова надулся. Он уже и в самом деле краешком сознания начал прикидывать, с кем из отличников и по какому предмету можно скооперироваться в нелегком деле выполнения домашних заданий. Доход — пополам… или нет, ему, Палеку, две трети, а отличнику — треть, и то жирно. Тяжело все-таки иметь отцом Демиурга! Насквозь видит…

— И еще, — Дзинтон посерьезнел. — Дроби дробями, но я совершенно не понимаю, почему у тебя плохие оценки за геометрические задачки. — Жестом фокусника он откуда-то извлек тетрадь по математике и быстро перелистал ее. — Вот, посмотри. У тебя прекрасный глазомер и твердая рука. Мало кто может одним движением начертить почти идеальный круг, да еще и без циркуля. Ты отлично рисуешь, картинки выходят не хуже, чем в учебнике, а общий результат так себе. Почему? Не потому ли, что вместо геометрических фигур предпочитаешь рисовать пейзажики и шаржи?

— Госпожа Симонара требует, чтобы я циркуль использовал, — пробурчал мальчик, отвернувшись. — И линейку. А я не хочу. У меня и так хорошо получается, ты сам говоришь. Подумаешь, чуть-чуть в сторону ушло… И деревья я рисую не на чертежах, а в стороне, они никому не мешают. Чего она ругается? Я же ее длинноносую физиономию не рисую.

— Понятно, — Дзинтон вздохнул и снова потрепал Палека по голове. — Видишь ли, Лика, любую задачку можно решить более чем одним путем. Нет пути правильного или неправильного, но есть самый эффективный способ и менее эффективные. Эффективный способ — такой, какой экономит силы и время. Для тебя сейчас такой способ — рисовать от руки. Но в скором времени ты обнаружишь, что циркуль и прочие чертежные инструменты зачастую удобнее. А ведь бумага — только начало, есть еще и чертежные программы, с которыми работать куда удобнее, но к которым тоже следует привыкнуть. Тебе уже сейчас следует учиться использовать любые методы. Ведь гораздо лучше иметь две руки, чем одну только правую, верно?

Он отложил тетрадь и оперся локтями о колени, задумчиво оглядывая расстилающуюся внизу вечернюю бухту с ползающими по ней огоньками судовой сигнализации.

— Лика, взрослые часто говорят вещи, которые кажутся глупыми. Поверь — чаще всего смысл есть. Просто ты еще его не понимаешь. Но пройдет немного времени, и мир начнет становиться все более ясным и логичным. В твоем возрасте часто приходится верить взрослым на слово, но чем дальше, тем чаще ты сможешь проверять их утверждения самостоятельно. Возможно, тебе действительно на всю жизнь хватит глазомера и твердой руки, а циркуль не понадобится никогда. Возможно, нет. Там увидим. Но пока просто научись как следует пользоваться инструментами. Это несложно для такого умного мальчика, как ты.

Против воли Палек слегка покраснел от смущения. Дзинтон никогда не хвалил просто так, и если уж хвалит, то за дело.

— Скажи, ты никогда не хотел стать художником?

От неожиданности мальчик фыркнул.

— Вот еще! — дернул он плечом. — Картинки рисовать всякие… Взял пелефон да сфоткал, если надо.

— Ну, картинки картинкам рознь. Ты же рисуешь своих друзей в смешном виде. Какой пелефон так сумеет? Или вот, смотри.

Дзинтон протянул ему большой лист бумаги. Палек обреченно взял его (ну когда же нотация кончится?), бросил косой взгляд — и замер.

На листе оказался рисунок, выполненный карандашом. Он определенно изображал городскую бухту — улицы уступами на спускающихся к воде горных склонах, причалы и судовые бункеры вдоль побережья, отмели-рога в горловине… Однако на рисунке присутствовало нечто, отсутствующее в реальности: от одного берега горловины к другому перекидывался легкий кружевной мост. Ажурные конструкции в виде выгнутых арок и пчелиных сот, казалось, парили в воздухе, опираясь лишь на две колонны по краям и одну в центре. Мост казался нереальным, ненастоящим, но в то же время сказочно-прекрасным, словно появился из волшебной книжки, в которой жили колдуны и… и художники?

— Ты смотришь на предварительный набросок проекта. Автор — инженер Ван Сакидзакий. Он предлагает перекинуть мост через устье бухты, чтобы в среднем в три-четыре раза сократить время путешествия из одного конца города в другой. Нравится?

Палек кивнул, завороженно рассматривая рисунок.

— Нарисовать красивый мост могут многие. Но ты держишь не просто картинку — она иллюстрирует реальный проект, который автор берется воплотить в жизнь. Там масса сложностей. Нужно рассчитать опоры, чтобы они при необходимости выдержали удар цунами и столкновение с кораблем. Нужно спроектировать несущие конструкции моста, чтобы пролеты при такой гигантской длине не обрушились под собственной тяжестью, от постоянного давления меняющегося ветра, да еще и выдерживали тяжесть и вибрацию потока машин. Там очень много чисто инженерных сложностей. И надо быть по-настоящему выдающимся художником и одновременно гениальным инженером, чтобы придумать и нарисовать такое. И я спрашиваю тебя, Лика — хочешь ли ты стать ТАКИМ художником?

— Не знаю… — прошептал мальчик, не в силах оторвать взгляд от рисунка. — А… трудно?

— Да. Любое достижение — на девяносто процентов тяжкий труд и лишь на одну десятую — талант и вдохновение. Лентяй никогда ничего не добьется в жизни, пусть он хоть трижды гениален, а уж какие причины он выдумает в свое оправдание, неважно. Только от твоего упорства зависит, чего ты добьешься. Если действительно захочешь стать инженером-художником, ты им станешь. Но только если действительно захочешь — и приложишь к тому силы. Пустые мечты не сбываются.

Он упругим текучим движением поднялся на ноги.

— Ладно, отдыхай. Я пошел, мне надо Кару из школы забрать. Пока, крокодил.

Он улыбнулся на прощание теплой ободряющей улыбкой, махнул рукой и растворился в сгущающихся вечерних тенях, окутывающих старую лестницу. Палек какое-то время смотрел ему вслед, потом отвернулся к бухте, подтянул коленки к подбородку и задумался. Но ведь он прилежно занимается! Он еще ни разу не прогулял уроки, хотя временами страшно хотелось. Он делает домашнее задание, и не списывает его даже у Яни… ну, почти не списывает. Не чаще, чем через день. А что оценки плохие, так он не виноват! Так выходит.

Лентяй никогда ничего не добьется в жизни, а уж какие причины он выдумает в свое оправдание…

Мальчик зябко поежился. Он чувствовал, что его щеки и уши в наступающей темноте начинают светиться красным. Но ведь Дзинтон не сказал ему ничего особенного! Он же не про него говорил, а вообще! Его взгляд упал на все еще зажатый в руке рисунок, и ему показалось, что мост вырастает из бумажного листа, становится выпуклым и объемным. Он перевел взгляд на бухту далеко внизу. Длинные густые тени гор уже почти скрыли ее целиком, но он прекрасно представлял, как именно мост перекинется с одного берега на другой.

Хочет ли он стать таким художником? Да, конечно! Очень хочет. Но пустые мечты не сбываются. Он снова перевел взгляд на рисунок. Решено. Он научится рисовать с помощью циркуля и упрощать дурацкие дроби. И он подтянет оценки и по другим предметам — и по языку, и по обществоведению, и по географии! А когда-нибудь в будущем он станет Художником. И обязательно построит если не такой мост, так что-нибудь другое, такое же красивое.

А пока можно еще немного полюбоваться на рисунок, пока солнце не село окончательно.

* * *

Толкнув дверь школы, Карина перешагнула через порог и остановилась, не зная, что делать дальше. Большой пакет с дзюбой оттягивал руку. Сладкий вкус мороженого, еще оставшийся во рту после дневного визита в ресторан, внезапно стал резким и неприятным, смешавшись с кислым привкусом желудочного сока. Она огляделась вокруг. Люди и орки всех возрастов роились в зале, меж ними вышагивали рослые фигуры троллей-инструкторов. Большинство выполняли какие-то упражнения, некоторые сидели на пятках и о чем-то мирно беседовали, ожидая начала занятия. Девочка попыталась разглядеть в общей каше хозяина школы, но не смогла. Вздохнув и внутренне сжавшись, она подошла к мужчине-человеку с повязкой инструктора и осторожно подергала его за рукав.

— Господин, — произнесла она, — нижайше прошу помощи. Мне нужно найти господина Караби Нэтто. Ты не скажешь, где он находится?

Человек обернулся, и она увидела знакомое лицо.

— Здравствуй, молодая госпожа, — слегка поклонился ей инструктор Адам. — Ты пришла заниматься?

— Здравствуй, господин, — испуганно взглянула на него девочка. — Да, я… я пришла. Мне сказали поговорить с господином Караби, но его нет. Я не знаю, что делать дальше.

— Караби предупредил, что у нас появится новая ученица, — пояснил Адам. — Я рад, что ты с нами. Он у себя в кабинете, появится, когда начнется занятие. К слову, начало уже через пятнадцать минут, а ты еще не переоделась. Пойдем, я тебя отведу.

Когда Карина переступила порог кабинета, тролль сидел за столом и что-то быстро набирал на терминале. Он бросил на девочку короткий взгляд, оторвался от работы и кивнул.

— Здравствуй, Карина, — сказал он. — Сейчас я закончу, и мы поговорим. Переодевайся пока.

Карина сбросила шорты и майку, вытряхнула из пакета одежду, нацепила набедренную и нагрудную повязки, как объяснил папа, и влезла в длинные плотные штаны. Как завязывать веревочки на талии, чтобы штаны не спадали, она догадалась. Но куртка поставила ее в тупик. Она просто запахивалась вокруг тела, и никаких завязок или пуговиц на ней не оказалось.

— Запахнись и обвяжи сверху поясом, — пояснил тролль, поднимаясь. — Пояс обматывается на два раза и завязывается спереди, вот так.

Выбравшись из-за стола и склонившись над ней, он продемонстрировал, как правильно завязывать пояс.

— Почему нет пуговиц, сама поймешь очень скоро, — добавил он, закончив. — Не выдержат и одного занятия, с мясом оборвутся. Ну что, молодая госпожа, как настроение? Готова учиться?

Девочка поежилась. Разумеется, она не готова.

— Да, господин Караби, — тихо сказала она, опустив голову.

— Я уже говорил — наедине можешь обращаться ко мне без формальностей. При всех зови мастером. Таково общее правило при обращении к владельцу любой школы. Теперь тебе нужно узнать несколько основных правил. Правило номер один: не смущаться и не стыдиться своего неумения. Особенно на первых порах. Ты ничего не знаешь, и у тебя по-первости ничего станет получаться. Ничего страшного. Через это прошли все, включая меня. Главное — упорство. Правило номер два: ты всегда занимаешься в своей группе. С учетом того, что ты станешь ходить ежедневно, а не через день, как другие, я записал тебя в две группы. Постарайся подружиться с товарищами. Чем лучше вы понимаете друг друга, тем легче учиться. Наконец, правило номер три. У нас нет наемных уборщиков. Каждый раз после завершения занятий группа убирает за собой маты, моет и подметает свой участок зала. Вот и все, в общем-то. Трудись как следует, и все получится.

Тролль задумчиво поскреб когтем подбородок.

— Да, вроде все. Раздевалку и душевую ты наверняка разглядела и сама. Душевая не очень большая, так что после завершения занятий группы моются по очереди.

Неожиданно он наклонился и посмотрел Карине в глаза.

— Я знаю о твоих способностях. И я знаю, кого ты зовешь папой. Кара, ты человек, так что понятия Народа о чести и долге тебя не очень-то касаются. Но ты все равно должна понимать, что груз, который ты несешь, одновременно и высокая честь, и огромная ответственность. Твой папа верит в тебя. Постарайся его не подвести, ладно?

Ошеломленная девочка быстро кивнула. Честь? О чем он?

— Кара, мне больше ста лет. Я многое повидал в жизни. Семьдесят лет назад твой нынешний папа подобрал меня, зеленого амбициозного юнца, покинувшего род ради того, чтобы добиться славы, но нашедшего лишь позорную смерть в глупой драке в грязном переулке. Он выходил меня, открыл глаза, разглядел во мне талант и научил, как идти по Пути. Он спас меня, как спасают умирающего от голода бездомного котенка. Я обязан ему всем. И я отдам даже свою честь ради него. Обучая тебя, я верну ему малую часть долга, и я постараюсь обучить тебя настолько хорошо, насколько смогу. Тебе придется тяжело, гораздо тяжелее, чем другим. Выдержишь?

— Папа сказал, что мне нужно учиться, — тихо, опустив взгляд ответила Карина. — Раз папа сказал, что надо, я справлюсь. Я обязательно справлюсь! — горячо добавила она, вскинув голову. — Честно!

— Вот и хорошо, — зубасто улыбнулся тролль и легонько щелкнул ее когтем по носу. — Даже из ничьего котенка может вырасти красавец-тигр, если его воспитывает твой папа. А теперь бегом неси одежду в раздевалку. Потом я познакомлю тебя с твоей первой группой.

Группа оказалась состоящей из восьмерых детей примерно возраста Карины, главным инструктором которой являлся Адам. Четверо — три мальчика и девочка — были людьми, остальные четверо — орками. Как отличить орка-мальчика от орка-девочки без клановых украшений, Карина не понимала, а по имени она запомнить не успела. Впрочем, какая разница? Потом познакомятся.

— У вас в группе новая ученица, — без долгих вступлений сообщил Адам сидящим полукругом ученикам, положив руку на плечо стоящей рядом Карины. Девочка не знала, куда деть глаза и руки. — Ее зовут Карина Мураций. Поскольку вас теперь девять, далее вы занимаетесь не парами, а тройками. Теперь вы сможете одновременно отрабатывать техники и справа, и слева, а также учиться вдвоем работать против одного противника, не мешая друг другу при нападении. Но сначала, как всегда, разминка. Становись!..

Первая тренировка показалась Карине бесконечным кошмаром. Начиная с самой разминки у нее ничего не получалось. Она не могла достать до пола руками, не согнув колени, не могла отжаться даже пять раз, а на качании пресса, когда ученики, лежа на полу и по трое сцепляясь ногами для устойчивости, сгибались вперед, она скисла уже на четвертом разе. Во время пробежки вокруг зала на втором кругу в бок воткнулось шило и не исчезало еще долго после того, как они остановились. Обучаясь кувыркам вперед, она отбила о жесткие маты спину, бока, ягодицы и бедра, несмотря даже на плотную одежду, а при кувырках назад едва не вывихнула шею. Показанные ей движения-«техники» не выходили: она прекрасно понимала, как их следует выполнять, но непослушное тело упорно не желало подчиняться, переступая по полу словно негнущимся ходулями, а руки то и дело промахивались мимо цели. Пальцы босых ног, словно нарочно, то и дело запинались о складки на матах, а подошвы упорно не желали скользить по ним, как показал инструктор, то прилипая, то взмывая едва ли не до потолка. Ей казалось, что все вокруг бросают на нее насмешливо-презрительные взгляды, и предательское тепло не сходило с ее щек. Каждый раз, когда Адам поправлял ее, она внутренне сжималась в комок, ожидая, что ее сейчас выгонят за неумелость и неуклюжесть.

Но каждый кошмар когда-то заканчивается. Приняв участие в перетаскивании матов в угол зала и протерев тряпкой свой участок пола, она понуро направилась к душевой, предвкушая, как наконец-то сбросит пропотевшую насквозь дзюбу.

— Карина, — остановил ее Караби, — зайди ко мне, пожалуйста.

Девочка замерла. Потом, стиснув зубы, покорно поплелась за владельцем школы. Вот и все. Наверное, сейчас он скажет, что не станет учить такую неумеху. И как она посмотрит в глаза папе?

— Еле жива, а? — спросил Караби, когда за ними закрылась дверь. — Да, первые дни — они такие. Садись, — он кивнул на стул.

Карина пристроилась на краешек, напряженно ожидая продолжения.

— Для первого дня не так плохо, — задумчиво сказал тролль. — Не блистательно, но и совсем не плохо. Прав Адам, у тебя определенно есть задатки.

Девочка непонимающе взглянула на него. Неплохо? То есть он не станет ее ругать?

— Я понимаю, Карина, как ты себя чувствуешь, — неожиданно усмехнулся тролль, продемонстрировав двойной ряд зубов. — Ничего не выходит, все плохо, все смеются за спиной, и зачем ты только сюда пришла, верно?

Девочка вздрогнула. Откуда он знает?

— Все так думают в первый раз. Я ведь предупредил тебя перед началом занятия. Карина, для того, чтобы более-менее освоить фундаментальные техники, у большинства людей и орков уходит полгода-год. А они — лишь база для дальнейшего продвижения. Ты не обратила внимания, но остальные из твоей группы хоть и занимаются на полтора периода дольше тебя, а техники выполняют ничуть не лучше. Так что переставай переживать, пока я не прослезился от твоей несчастной физиономии.

Тролль весело подмигнул, и Карина невольно улыбнулась в ответ.

— И никогда не бойся, что над тобой станут смеяться. Смеются лишь те, кто не уверен в себе. Те, кто понимают свое собственное неумение, но пытаются его скрыть. Те же, кто уверены в себе, либо помогут, либо сделают вид, что не замечают огрехов, чтобы не смущать новичка лишний раз.

Караби пододвинул второй стул и сел напротив девочки.

— Однако у тебя довольно плохо с физической формой. Твои мышцы и вообще весь организм в скверном состоянии. В гораздо более скверном, чем у других детей твоего возраста. Карина, я понимаю, что ты можешь не захотеть говорить о своем прошлом, но… возможно, ты расскажешь мне, не болела ли ты в последнее время тяжелыми болезнями? Не лежала ли долго-долго в постели, два-три периода или дольше? Я не настаиваю, но знание поможет мне лучше понять тебя.

Карина заколебалась. Ей нравился мастер. Он как-то сразу располагал к себе, и даже его лицо, хотя и такое же каменное и малоподвижное, как у других троллей, казалосьгораздо более… мягким, что ли, чем у других. Но рассказать про Институт? Нельзя!

Дура, зло сказала она себе. Института больше нет, и папа обещал, что тебя никуда больше не заберут. Нельзя всю жизнь прятаться от своего страха. Нужно посмотреть ему в лицо и победить его. Однажды она уже смотрела в лицо директору Джою и не испугалась его. А мастер Караби — совсем не директор Джой. Он друг и ученик папы!

— Меня держали в Институте человека, — опустив взгляд, произнесла она. — Два года. Я почти все время спала и совсем не двигалась. Мне не позволяли ходить, только возили в железном ящике с блокиратором. Папа говорил, мне тренировали мышцы электротоком.

Тролль издал странный звук — что-то среднее между шипением и неразборчивым рычанием. Карина взглянула ему в лицо и невольно отшатнулась. Уголки рта мастера Караби растянулись, верхняя губа вздернулась, обнажая похожие на пилы ряды острых клыков. Тяжелые чешуйчатые веки опустились на глаза, превращая их в узкие, почти не различимые под нависающим лбом щелки. Клацнули когти на впившихся в кромку столешницы пальцах. Из большого добродушного существа тролль внезапно превратился в опасное чудовище, готовое терзать и кромсать, и Карина почувствовала, как по спине бегут мурашки, а манипуляторы против ее воли напрягаются и сворачиваются в напружиненные спирали, готовые защищать ее от нападения.

Впрочем, наваждение продолжалось недолго. Караби тряхнул головой и как-то неуловимо снова стал прежним спокойным и понимающим директором школы.

— Извини, Карина, — глухо произнес он. — Я не хотел тебя пугать. Но для Народа так вести себя с детьми означает совершать ужасное преступление против своей расы. Нам приходится убивать своих детей, не прошедших Испытание, но как можно издеваться над ними таким образом, выше нашего разумения. Теперь я понимаю старейшин, которые… — Он осекся. — Впрочем, неважно. М-да. Я мог бы и сам связать скандал с Институтом и твое появление здесь.

Он помолчал.

— Теперь понятно. Мне приходилось видеть людей в таком физическом состоянии, как ты, и все они перенесли долгие болезни, приковывавшие их к постели. Ну что же, по крайней мере, мы осознали проблему, так что осталось лишь ее победить. Карина, тебе нужно заниматься физическими упражнениями. В первую очередь — бегом. У тебя низкая выносливость, и ее следует улучшить как можно быстрее.

— Саматта тоже бегает каждый день, — вспомнила слегка успокоившаяся Карина. — Он бегает по лесу и вокруг парка. Там дорожки есть. Саматта — он с нами живет и нас охраняет, — пояснила она. — Он солдат. Он сначала хотел нас захватить, но не стал, а потом его выгнали из Института, и он стал жить с нами.

— Джао в своем репертуаре, — хмыкнул тролль. — Взять врага и сделать его своим преданным сторонником… Да, даже не будь он Демиургом, он определенно заслуживает звание Ведущего. Ну что же, Карина, я хочу, чтобы ты тоже начала бегать. Каждое утро, еще до завтрака. Начни с одной версты, даже с трехсот-четырехсот саженей. Потом постепенно станешь увеличивать нагрузку. На тот случай, если мы не увидимся с твоим папой, передай, что тебе нужно заняться гимнастикой. Я бы предположил классический метод Прагата. Не забудешь? Прагат — Ведущий по Пути, живший в далекой древности. Он адаптировал искусство Пути для людей. Запомнила?

— Да, — кивнула девочка. — Пра-гат. Прагат. Я запомнила. А бегать нужно каждое утро?

— Да. Обязательно каждое утро. Поблажки себе давать нельзя: стоит лишь раз полениться, и на следующее утро выйти на дорожку вдвойне труднее. Так что начинай с завтрашнего дня. Ну ладно, все на сегодня. Давай в душ и переодеваться. Скоро за тобой придут. Завтра жду тебя в то же время.

В душевой уже почти не осталось народу. Несколько мальчишек и девчонок из последней группы да инструкторы плескались под струями воды, смывая с себя пот. Только люди — ни орков, ни троллей в душе не оказалось. Наверное, потому, что они не потеют: у троллей кожа чешуйчатая, а у орков — мохнатая. Карина сбросила с себя дзюбу и повязки и встала под ближайший свободный рожок. Она с опозданием вспомнила, что прихваченное с собой полотенце вместе с одеждой осталось в шкафчике. Придется мокрой шлепать по деревянному полу…

Торопливо намыливаясь жидким мылом, она окинула взглядом фигуры инструкторов. Те как на подбор казались стройными и подтянутым, с плоскими животами, широкими плечами, узкими талиями и сильными мускулистыми бедрами. Никаких жировых валиков на боках и раздутых пузиков, как у других мужчин и женщин, которых она раньше видела в бане, а движения казались грациозными, как у танцоров. Она бросила взгляд вниз, на свое тощее нескладное тело, и тайком вздохнула. Ей уже целых тринадцать лет, а грудь совершенно плоская, ребра и тазовые кости торчат как прутья парковой решетки, ноги худые и кривые… Надо же выглядеть такой уродиной!

— Эй! — окликнули ее со стороны. Она оглянулась. Через один рожок от нее мылся мальчишка чуть постарше ее самой. Он махнул ей рукой и принялся смывать с волос остатки мыла. — Привет!

Карина махнула рукой в ответ и, быстро закончив мыться, прошла из душа к скамейке, на которой оставила дзюбу. Вот приставала! Нельзя, что ли, подождать, пока они из душа выйдут и оденутся? Схватив одежду в охапку, она быстро проскользнула к шкафчикам раздевалки, как следует вытерлась полотенцем, натянула на себя трусики, шорты и майку и застегнула сандалии. Быстро сложив и упихав влажную дзюбу в пакет, она нерешительно оглянулась. Сегодня за ней обещал зайти Дзинтон, но он что-то не появлялся.

— Эй, погоди! — давешний мальчишка из душа только-только закончил вытираться. — Не уходи, я сейчас! — Перебросив полотенце через плечо, он сделал шаг в ее сторону.

И тут время пошло медленно-медленно, как во сне. Карина знала такое состояние, когда понимаешь, что сейчас произойдет что-то непоправимое — разобьется упавшая чашка, или она сама, падая, вот-вот с размаху грянется коленками и локтями о твердый асфальт тротуара. Понимаешь, но уже не в силах ничего изменить и можешь только как со стороны наблюдать за происходящим… Она завороженно наблюдала, как пятка мальчишки поехала по мокрому каменному полу, его нога подвернулась, и он начал падать навзничь. Какой-то частью сознания девочка понимала, что брошенный пакет с дзюбой падает на пол, что она сама с усилием, словно в глубокой воде, переставляет ноги, а ее манипуляторы стремительно разворачиваются, вытягиваясь к мальчику, чтобы подхватить и поддержать, но ничто уже не имело значения. Слишком далеко. Она не успеет. Она не дотянется… Все так же медленно мальчик падал на пол, и его руки беспомощно размахивают в воздухе, безуспешно пытаясь восстановить равновесие, и в последний момент одна из рук подворачивается под тело, и даже на расстоянии слышен отвратительный хруст, с которым ломается кость. В глазах мальчика появилось то особое выражение, когда понимаешь, что с тобой случилось что-то ужасное, но боль еще не дошла до сознания. И его предчувствие боли и растерянность на лице, наконец, заставили время идти нормально.

Она подбежала к мальчишке. Тот сидел, с удивлением глядя на свою странно вывернутую и смещенную кисть. Запястье отогнулось так, словно в руке появился новый сустав.

— Моя рука… — неверяще сказал он. — Ты смотри, что с рукой…

Он дотронулся левой рукой до кисти правой и в тот же момент испустил громкий ужасный крик, заставивший Карину отшатнуться назад. Его глаза закатились под лоб, и он мертво, словно мешок с песком, упал на спину к ногам подбежавшего инструктора.

Несколько секунд спустя все инструкторы — и уже одевшиеся, и все еще голые и мокрые после душа — собрались вокруг мальчика. Немногие еще не успевшие уйти ученики сгрудились за каменным полом душевой, не решаясь наступить на него, словно на какую-то запретную территорию.

— Перелом предплечья, — пробормотал кто-то из инструкторов. — Вот незадача… И как он умудрился?

— Караби! — во весь голос крикнул другой. — Караби! Сюда, быстро!

Владелец школы выглянул из двери своего кабинета и несколько секунд спустя присоединился к толпе.

— Так, — громко и жестко произнес он. — Ничего интересного тут нет. Курст, будь так любезен, вызови скорую. Орина, я сейчас подниму его, а ты придержи ему руку, чтобы не болталась. Остальные приводите себя в порядок и позаботьтесь, чтобы ученики разошлись по домам.

Он легко, словно пушинку, поднял мальчика и вместе с одним из троллей-инструкторов осторожно понес его в сторону своего кабинета. Другой инструктор, отошел в сторону и что-то быстро и тихо заговорил в пелефон.

Кто-то положил руку Карине на плечо, и она вздрогнула так, что подпрыгнула на месте. Оглянувшись, она увидела рядом с собой инструктора Адама.

— Иди домой, Карина, — сказал он. — С ним все будет в порядке.

— Я во всем виновата! — сказала девочка, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. — Он ко мне торопился, чтобы я не ушла, он что-то сказать хотел. А я не успела дотянуться…

— Но ты и не могла успеть! — удивленно сказал Адам. — Ты находилась в пяти саженях от него. Я стоял гораздо ближе, и то не успел среагировать. Никто не успел. Ты ни в чем не виновата. Просто иногда так случается.

— Я… — Карина замолчала. Инструктор Адам, кажется, хороший человек, но рассказывать ему про свои способности она не намеревалась. — Я не могу идти домой одна, мне папа запретил, — сказала она совсем не то, что хотела. — Он должен за мной прийти.

— Понятно, — кивнул инструктор. — Тогда вернись в раздевалку и посиди на скамеечке, пока он не появится. — Он похлопал ее по плечу и отошел к остальным ученикам, возбужденно обсуждавшим событие. — Так, молодые господа и дамы, ну-ка, давайте по домам…

Карина поплелась обратно в раздевалку, на ходу подобрав брошенный пакет с дзюбой. На душе лежал камень. Мало того, что все занятие ничего не получалось, так еще и мальчик. Ну что ей стоило поговорить с ним, когда мылась! Тогда он не заторопился бы и не упал.

— Что нос повесила, молодая госпожа? — весело спросили у нее. Вздрогнув, она подняла взгляд и уперлась взглядом в улыбающееся лицо Дзинтона.

— Папа! — воскликнула она и, снова бросив на пол многострадальный пакет, обхватила Дзинтона руками. — Ой, папа!

— Никак, опять все плохо? — хмыкнул тот, успокаивающе поглаживая ее по голове. — Ну, рассказывай. Только не говори мне, что мастер Караби выгнал тебя за неумелость.

— Папа, он руку сломал! Из-за меня! — отчаянно сказала девочка. — Он упал, а я не дотянулась! У меня эффектор не достал!..

— Стоп! — остановил ее Демиург. — Кто руку сломал? Мастер Караби?

— Нет, мальчик! Он из душа шел и поскользнулся, а я не успела дотянуться!

— Вот как? — нахмурился Дзинтон, отстраняя ее от себя. — Руку сломал, говоришь? Ну-ка, давай посмотрим. Где он?

Карина мотнула головой в сторону кабинета мастера Караби. Дзинтон подхватил с пола пакет, другой рукой полуобнял девочку за плечи и почти силой повел ее в указанном направлении.

Два инструктора возле двери поклонились ему, скрестив руки на груди. Он поклонился в ответ, плечом открыл дверь и прошел внутрь, протолкнув перед собой Карину.

— Вечер, Караби, — сказал он. — Что случилось?

— Здравствуй, — ответил тролль не оборачиваясь. Он склонился над своей кроватью, на которой лежал мальчик, и что-то делал. Второй тролль стоял рядом и озабоченно поглядывал на него. — Ученик Сай Отоко поскользнулся в душе и сломал руку. Перелом предплечья, к счастью, закрытый.

— Да, плохо, — согласился Демиург. — Неприятно получилось. Сгибательный перелом обеих костей. В общем, не так страшно — дистальные обломки почти не смещены, малый осколок только один, связки запястья не травмированы, пальцы подвижности не потеряют. Посадят осколки на штифты, три периода в гипсе и еще пара на реабилитацию. Через сезон, возможно, сможет вернуться к тренировкам.

— И все-таки с рукой у мальчика возможны проблемы. Если толком кости не соберут, запястье может частично потерять подвижность. И как бы еще и родители в суд не подали…

— Не подадут, — пробормотал Дзинтон. — А если и подадут, то ничего не выйдет. Прецедент «Край Томодасий против отеля „Цветочный парк“» от второго шестнадцатого тридцать первого. Склочник сломал руку, моясь в ванной гостиничного номера, и подал в суд на отель. Дело тянулось три года, но в конце концов Верховный суд постановил, что ванные, бани, душевые и тому подобные места являются естественными местами повышенной опасности, и что за травмы и увечья клиентов, полученные в таких местах, хозяева ответственности не несут. Караби, мы можем остаться наедине?

Тролль наконец развернулся и посмотрел на него, бросил быстрый взгляд на Карину. Потом он повернулся к второму троллю и попросил:

— Орина, оставь нас, пожалуйста.

Тот коротко кивнул и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

— Карина, — Дзинтон повернул девочку к себе лицом и присел перед ней на корточки. — Ты говоришь, что не успела его подхватить, верно?

Та кивнула.

— Ты все еще хочешь ему помочь?

— Да! — горячо воскликнула девочка. — Но как? — смутившись добавила она. — Я же не доктор…

— Зато ты умеешь многое, что не умеют доктора. Ты можешь помочь ему, но нужно не испугаться. Справишься?

— Да! — снова кивнула Карина. — Я не боюсь. Даже когда меня иголками кололи, я не плакала. Что нужно делать?

— Храбрая ты моя, — тепло улыбнулся Дзинтон, и девочка почувствовала, что тает от его улыбки. — Подойди сюда.

Он выпрямился и подвел ее к топчану. Мальчик неподвижно лежал на нем, вывернутая рука отведена в сторону, словно какая-то чужая ненужная часть.

— Он не чувствует боли. Он без сознания. Так что не бойся, что ты сделаешь ему хуже. Теперь посмотри внимательно на его руку и постарайся запомнить ее во всех деталях — от запястья до локтя.

Карина сосредоточенно вгляделась в искалеченную руку. Перед ее глазами мелькнули и пропали растерянные голубые глаза. Да. Она сама делала так раньше с людьми.

— Теперь закрой глаза. И посмотри на руку так, как ты умеешь — без глаз.

Посмотреть не-глазами? Карина опустила веки и сосредоточилась. Перед ней снова появилась рука поверх покрывала, но серая, бесцветная.

— Теперь посмотри внутрь руки. Просто представь, что она прозрачная сверху. Представь, что ты видишь кости.

Кожа тает, и рука становится совсем как в фильме ужасов — с перевитыми мышцами и сухожилиями. Потом мышцы становятся серым туманом, окутывающими две изогнутых косточки. Они сломаны, и один небольшой осколок лежит отдельно.

— Кара, у тебя есть еще одна способность, которой ты никогда не пользовалась раньше. Она называется «наноманипулятор». Ты можешь соединять разбитое так, что оно снова станет целым. Я хочу, чтобы ты попробовала ее использовать.

Дзинтон положил руки ей на плечи.

— Возьми его пальцами за запястье, только очень аккуратно. Легонько потяни: нужно, чтобы обломки костей сместились и хотя бы приблизительно оказались на одной линии. Теперь осторожно протяни один манипулятор к обломкам сквозь мышцы и кожу и попробуй сложить их вместе. Представь, что перед тобой мозаика. Двигай их аккуратно, чтобы не повредить острыми краями мышцы и нервы. Если почувствуешь сильное сопротивление, попробуй переместить осколок по-другому. Давай, пробуй.

Карина, на раскрывая глаз, ухватилась за руку мальчишки и протянула вперед расслабленное щупальце манипулятора. Она попыталась обвить его вокруг костяного обломка. Она ясно видела обломок не-глазами, но что-то не пускало к нему манипулятор, упруго сопротивляясь, словно комок резины.

— Неправильно, Кара. Ты пытаешься обхватить руку целиком. Так ничего не получится, манипулятор не сможет отличить мышцы от костей и захватить выборочно что-то одно. Просто введи конец манипулятора в обломок и… Ну вот представь, что ты засунула сжатую руку в бутылку, а потом растопырила пальцы. Тогда бутылка уже не упадет с руки. Сделай то же самое с манипулятором.

Карина задумалась. Она никогда не делала так раньше — но кто мешает попробовать? Она сделала манипулятор тонким и прозрачным и осторожно ввела его кончик внутрь обломка. Пальцы? Но ведь на щупальце нет пальцев! Как же их растопырить? А если представить не пальцы, а что-то еще? Она вспомнила, как в детском доме старшие мальчишки баловались с воздушными шариками. Они вставляли их в горлышки бутылок и надували, после чего размахивали бутылками, держась за торчащие хвосты. Она представила, как на конце манипулятора медленно надувается большая резиновая капля. Она заполняет весь обломок, и… А что «и»? Она осторожно шевельнула кончиком манипулятора, и косточка, словно приклеившаяся к нему, послушно двинулась следом.

— Замечательно, Кара. А теперь приставь его к верхнему обломку как можно плотнее, чтобы не осталось зазоров. Аккуратнее… вот так, молодец. Теперь осталось последнее: нужно срастить части. Введи в кость вторую силовую линию в то место, где стыкуются обломки, и представь, что в месте стыка начинают появляться маленькие винтики, которые прикрепляют их друг к другу. Тебе придется медленно вести концом манипулятора вдоль всей поверхности стыка. Аккуратнее — не нужно, чтобы винтики появлялись в других местах. Давай, начинай. И постарайся не напрягаться так сильно, мускулы здесь не помогут.

Двадцать минут спустя, когда в помещение стремительной походкой вошли два парамедика «скорой помощи», Карина, мокрая от пота, сидела на стуле возле кровати и дрожала, клацая зубами. Сверху на нее накинули теплую куртку Караби, скрывавшую ее почти до пяток. Она чувствовала слабость во всем теле, и ей страшно хотелось лечь. Но ложиться некуда, разве что на голый пол, так что она мужественно продолжала сидеть вертикально. Дзинтон стоял рядом, поглаживая ее по голове, и наблюдал за тем, как Караби споро накладывает импровизированную шину из нескольких плотных дощечек и широкого бинта.

— Где пострадавший? — осведомился один из медиков, оглядывая комнату.

— Здесь, — Караби закончил завязывать последний узел и выпрямился. — Закрытый перелом правого предплечья. Обломки зафиксированы в правильном положении, так что можно просто наложить гипс.

— Рентген покажет, что можно, а что нельзя, — буркнул медик, склоняясь над мальчиком и ощупывая руку. Тот приоткрыл глаза и негромко застонал. — Зачем вы вообще трогали пациента до моего появления? Впрочем… шина наложена вполне умело. Ты хирург, господин?

— Нет, — покачал головой Караби. — Но я хорошо умею калечить. Волей-неволей пришлось научиться еще и немного лечить.

— Такой логики я не понимаю, — нахмурился медик. — Как он вообще сломал руку? На тренировке?

— Поскользнулся в душе, — объяснил тролль. — Упал очень неловко. Ну что, переносим его в машину?

— Ну, если ты поможешь… Или сходить за каталкой?

— Обязательно помогу, — кивнул тролль. — Без каталки обойдемся. Только прихватите с собой еще и его вещи.

— Нам тоже пора, — добавил Дзинтон. — Карина, пойдем.

Он осторожно помог девочке встать и повел к двери на улицу вслед за Караби, несущим мальчика. Карина вцепилась ему в руку и повисла на ней, чтобы не упасть, так у нее подгибались коленки.

— Что с девочкой? — спросил у него медик. — На ней лица нет.

— Переутомление, — коротко ответил тот. — Не волнуйся, господин, дома отлежится.

— Нужно соизмерять нагрузки и возможности, — проворчал медик, выходя вслед за ними. — Она же еще ребенок, да еще в таком возрасте. Сердечно-сосудистая система отстает в развитии от организма в целом, нельзя гонять ее на тренировке до потери сознания. И вызови такси, ей нельзя идти пешком.

— Спасибо, господин, я учту, — кивнул Дзинтон. — А такси я уже вызвал, оно придет минут через пять.

Когда мигающие огни «скорой помощи» исчезли в ночной темноте, Карина почувствовала, как силы окончательно оставляют ее. Она медленно начала оседать на землю, но сильные руки Дзинтона подхватили ее. Она обняла его за шею, положила голову на плечо и забылась внезапно накатившим блаженным сном.

— Что с ней? — озабоченно спросил Караби. — Она действительно плохо выглядит.

— Ничего страшного, обычное нервное перенапряжение. Эффектор не пользуется ресурсами организма-носителя, паутинный аккумулятор собирает энергию из окружающей среды. Она просто переволновалась — ну, и напрягалась без нужды, плюс наложилось усталость от тренировки. В следующий раз пройдет легче.

— Надеюсь, следующий раз произойдет не в моей школе, — хмыкнул тролль. — Сейчас мне еще родителям звонить, объясняться. В какую, он сказал, его больницу повезли? В Третью городскую?

— Да.

— Хорошо. Знаешь, Дзинтон, а ведь Карина действительно уникум. Я еще ни разу не слышал о девианте, который умеет лечить с помощью своих способностей. Подумать только — сращивать кости, пусть и на живую нитку! Хирурги в больнице с ума сойдут, когда руку просветят!

— Ты много еще о чем не слышал, — негромко, чтобы не разбудить девочку, засмеялся Демиург. — И не только ты. Придет время — и миру в очередной раз предстоит серьезно удивиться. Наноманипулятор — еще и не самый удивительный компонент эффектора. Пока что держи язык за зубами, не время афишировать ее способности. Но теперь ты понимаешь, почему я так в ней заинтересован?

— Превосходно понимаю. Сам с нетерпением ожидаю, когда начну ее учить по-настоящему. У меня тут пара интересных идей наклюнулась. Вот окрепнет немного, освоится — и попробуем…

— Попробуй. Только со мной предварительно поделись.

— Обязательно. А пока ждем твое такси, давай поговорим об ее физической подготовке…

08.07.843, вододень

Листва живой изгороди шелестела под легким ночным ветерком. Территорию в окулярах ноктовизора заливал призрачный зеленый свет. Джок еле слышно хмыкнул — он решительно не понимал, чего можно бояться в тихом пригороде Оканаки. Даже собаки нет. Обычный двухэтажный домик слегка на отшибе, каких полно в ленивых резервациях для богачей. Не ночного же патруля опасаться, в самом деле! Разжиревшие на практически дармовых хозяйских харчах бывшие полицейские не смогут разглядеть кучу дерьма, даже когда в нее вляпаются. Хоть бы схемы патрулирования меняли. Толку чуть, но все не так скучно.

Он прислушался. Последние жужжащие звуки двигателя патрульной машины давно растаяли в тихой ночи. Следующий проход — ровно через полтора часа. А им больше пяти минут не понадобится.

Наемник поднял руку, обнажив фосфоресцирующие штрихи на пальцах левой перчатки, и подал знак. Две тени бесшумно спрыгнули на придомовую лужайку с могучей ветви, нависающей над изгородью. Несколькими мгновениями позже Джок, в последний раз оглянувшись на дорогу, присоединился к ним. Втроем они скользнули к задней двери дома. Кумер щелчком выключил ноктовизор, вздернул его на лоб, присел на корточки, зажав в зубах маленький фонарик, и вытащил отмычку. Секунду спустя он тихо ругнулся.

— Что? — яростным шепотом спросил Джок.

Вместо ответа Кумер легко ткнул дверь указательным пальцем — и та, еле слышно скрипнув, чуть приотворилась. Не заперто? Джок только пожал плечами. По данным наблюдений парень-опекун не отличался серьезностью, так что подобной неряшливости следовало ожидать. Одной проблемой меньше.

Двадцать секунд спустя, капнув в петли предусмотрительно прихваченным маслом, они рассредоточились по большой гостиной, совмещенной с кухней. План дома все трое помнили наизусть. Спальня девчонки — второй этаж, первая дверь слева. Спальня опекуна — первый этаж, три шага из гостиной по короткому коридорчику. Остальные три комнаты дома пустуют.

Взмах руки — и Кумер вместе с Симоном двинулись вверх по лестнице, осторожно пробуя ногами ступеньки: не заскрипят ли? Слишком мало времени на подготовку операции, слишком мало — даже не удалось проникнуть в дом в отсутствие жильцов, чтобы исследовать его поосновательнее. Еще бы пару дней… Джок тряхнул головой. Ладно, и так обойдемся. Делов-то — прижать девчонке к мордочке маску со снотворной гадостью и бесшумно раствориться в ночи. Даже охрану нейтрализовать не требуется. Хотя, если подумать, что-то здесь не так. Платить за плевое похищение бешеные деньги трем опытным экс-диверсантам, особенно когда большая часть оперативных материалов уже собрана, а план подготовлен, выглядело неумным расточительством. Нанять в соседней Бурисамаре шайку воров, которых там немеряно, вышло бы в три раза дешевле и почти столь же качественно. Им еще и привычнее детишек таскать. А для группы Джока после стольки лет охоты за настоящими «языками» воровать мелкую соплюшку выглядело самой натуральной профанацией ремесла.

Внезапно включившийся в комнате свет резанул его глаза через окуляры ноктовизора словно ножом.

— Что ты здесь делаешь?

Джок, матерясь сквозь зубы, вскочил на ноги, вздергивая ноктовизор на лоб. Как он не услышал шагов? По ушам ударил детский визг, ухнуло два глухих удара, словно на втором этаже уронили что-то тяжелое, но мягкое. По лестнице, вопя во весь голос, дробно ссыпалась та самая соплюшка, совершенно голая, только болтается лента в волосах. Сквозь резь в глазных яблоках наемник разглядел, как девчонка подскочила к опекуну, разгневанно упершему руки в бока, и вцепилась в его халат.

— Папа Косома, папа Косома! — закричала несостоявшаяся жертва похищения. — Там два дяди, они меня хотели поймать!..

Затопали шаги, и на лестницу вывалились Кумер с Симоном, растерянные и злые. В руке Кумера все еще оставалась зажатой маленькая тряпка — видимо, идиот ухватился за ночнушку, и девчонка просто выскользнула из нее. Руки оборвать кретину недоделанному…

— Я спрашиваю — что вы здесь делаете?

Опекун, отстранив девочку, тремя размашистыми шагами пересек расстояние, отделявшее его от наемника, и с силой ткнул его пальцем в грудь.

— Ты что, грабитель, мать твою через колено? Какого хрена ты делаешь в моем доме?

Так неправильно. Все неправильно. Как я мог не услышать его шагов? Как Кумер с Симоном вдвоем не смогли справиться с семилетней девочкой? Откуда у девчонки ночью в волосах лента — она что, еще не ложилась? Тогда почему не горел свет в окнах? Как малахольный хиляк вообще мог нас засечь — здесь что, есть скрытая сигнализация, не отраженная на плане и не замеченная нами? Сигнализация… Да, гипотеза многое объясняет. Значит, сейчас сюда на всех парах несутся сторожа — а охотникам следует немедленно уносить ноги. Ну что же — тихо не вышло, значит, получится громко. Останутся без премии, ну да не беда. Поделом расплата за беспечность. Год как ушли с военной службы, а уже разболтались, как штатские…

— Хватайте девку, идиоты! — прорычал Джок, с силой толкая настырного парня в плечо, так что тот отлетел на несколько шагов. — Сваливаем!

— Ну уж нет, никуда вы не пойдете, — парень вопреки ожиданиям не полетел кубарем, а каким-то чудом удержался на ногах. — Для начала, ребята, вы ответите на мои вопросы.

В его руках словно по волшебству возник огромный вороненый пистолет, уставившийся Джоку в лоб.

— Бросай оружие, придурок! — властно скомандовал опекун. — Дернешься — получишь пулю. Будешь хорошим мальчиком — уйдешь целым вместе со своими приятелями, как только ответишь на вопросы. Ну?

— Папа Косома, а папа Косома! — соплюшка потеребила его за полу халата. — А можно я?..

— Нет, Бойра! — резко оборвал парень. — Нельзя. Ты, мудак пустоголовый, ты меня не слышал?

Нет, здесь все неправильно. У парня повадки бывалого мента. Пистолет в руках даже не дрожит, и расположился он так, что все трое у него в поле зрения. Но он не может оказаться ментом, охранником или солдатом — Джок сам наблюдал за домом весь вчерашний день, он бы распознал! Опекун выглядел как обычная конторская мышь, почему-то получившая задание опекать чужого нелюбимого ребенка. И повадки у него были как у натуральной конторской мыши, способной запутаться в собственных ногах на ровном месте! Нет, определенно он человек, не чоки, в досье наверняка ошибка, но и не профессиональный телохранитель уж точно.

А сейчас у него повадки и цепкий взгляд мента-сыскаря. И он видел всех троих в лицо. И наверняка для него не составит труда поспособствовать в составлении слишком достоверного фоторобота…

Додумывать мысль он не стал. Рукоять пистолета сама скользнула ему в ладонь, и глушитель проглотил звуки трех выстрелов, почти слившихся в один. Опекуна отбросило к стене, и он, хватая воздух, сполз на пол. Его оружие со стуком покатилось по ковру, изо рта выплеснулся фонтанчик крови.

— Боль…но… — прошептал он, дернулся и затих.

— Папа Косома! — взвизгнула девчонка. — Папа Косома!..

Она упала на колени рядом с трупом и зарылась лицом в намокающий кровью халат.

— Что стоите? — прошипел Джок напарникам. — Хватаем ее — и ходу! Наверняка мы профукали сигнализацию. Уходим!

Наемники молча соскользнули по лестнице. Особенно скрываться уже незачем, но топот мягких подошв их ботинок все равно почти не слышался. И лестница не скрипела. Секунду спустя рука Симона железной хваткой ухватила соплюшку за шею. Прижать к лицу маску с триокатом, подержать десять секунд и уносить безжизненную добычу, как волк уносит зарезанную овцу…

То, что все вокруг неправильно, Джок окончательно понял еще секунду спустя, когда тело Симона чуть ли не со свистом рассекло воздух, врезавшись спиной в панорамное окно на противоположной стороне комнаты. Никакая мелкая девчонка не в состоянии так бросить тренированного опытного бойца под сажень ростом и в девяносто килограмм весом, не считая бронежилета и прочего снаряжения. Да что девчонка — мало какой взрослый мужик на такое способен! Ну, а если уж такая туша все-таки взвилась в воздух, она просто обязана высадить собой хрупкую стеклянную панель, а вовсе не отскакивать от нее, как от пружинного матраса.

Девчонка выпрямилась во весь свой щуплый рост и молча повернулась к Джоку. И взгляд у нее оказался совершенно не таким, какой приличествует перепуганному дитю, еще накануне сосредоточенно возившемуся с куклами на солнечной лужайке в компании соседских соплюшек. Так, скорее, повар может смотреть на очередной кусок мяса, прикидывая, как половчее его разделать.

— Ты убил папу Косому, — мертвым безжизненным голосом сказала она. — Ты очень плохой дядя. Мне можно убивать очень плохих дядь без разрешения.

Странная усталость охватила бывшего спецназовца. Медленно, словно под водой, он поднял пистолет, чтобы пулей заткнуть маленький рот, произносящий то, что он не должен произносить никогда и ни за что. Но еще до того, как он успел нажать на спуск, девочка оказалась прямо возле него — и маленький хрупкий кулачок врезался в его нагрудную пластину с силой грузового локомотива.

Кумер оцепенело смотрел на маленькую девчонку, только что одним ударом пробившую бронежилет командира, до которого с трудом доставала на цыпочках. Эта мелкая голая мартышка… я не поскользнулся, я не мог поскользнуться там, наверху!.. нужно бежать, бежать, бежать… Девочка повернулась, больше не обращая внимания на лежащее у ее ног неподвижное тело командира, и молча уставилась на своего несостоявшегося похитителя.

— Ты тоже плохой дядя! — бесстрастно констатировала она. — Но ты никого не убил, и ты пока не очень плохой. Я не знаю, можно ли мне тебя убить. Папа Косома, можно?

Внезапно Кумер почувствовал неприятную слабость в промежности. Не хватало еще обоссаться, мелькнуло в голове. Бежать, бежать, бежать! — стучало в висках. Девочка не двигалась с места, пристально наблюдая за ним. Наемник осторожно сделал шаг назад, еще один, еще… Еще пять шагов — и можно рывком броситься к открытой задней двери, проломиться сквозь кусты и раствориться в спасительной темноте. Пять шагов, четыре, три…

Что-то ухватило его за штанину. Он бросил взгляд вниз — и обмер. Труп опекуна медленно, с трудом поднимался на ноги, перебирая руками по его одежде. Губы растянуты в застывшем оскале, из угла рта стекает струйка крови, стеклянные мертвые глаза смотрят сквозь него, и свежей кровью несет от огромного красного пятна на халате.

— С-с-с… зз-зачем… ты… убил… меня?.. — сквозь стиснутые зубы выдавил труп.

И тут Кумер Спирин, сорока двух лет от роду, ветеран двух тайных войн, кавалер двух орденов и четырех медалей, имеющий восемь нашивок за ранения, участник двадцати трех партизанских рейдов в тыл врага, диверсант, одним только ножом убивший не менее полусотни врагов и прозванный за хладнокровие и жестокость «Змеем», упал в обморок.

Несколько секунд девочка молча смотрела на него.

— Косома! — наконец требовательно произнесла она. — Вставай. Все трое нейтрализованы. Спектакль закончен. Что мы делаем дальше? Ликвидировать троицу или оставить как есть?

— Погоди, — медленно, с трудом проталкивая воздух сквозь глотку, проговорил опекун. — Та сволочь… стрелок… он умудрился попасть во второй нервный центр. Кукла наполовину парализована… плохо контролируется. Какой идиот… спроектировал такую дурную схему?

— Ты и спроектировал, — безжалостно отрезала девочка. — Забыл? Твоя дипломная работа. Удивительно, как тебе ее вообще засчитали. Я даже без глубокого анализа вижу семь серьезных огрехов, среди которых некорректное дублирование ключевых нервных узлов — далеко не самая большая проблема.

— Могла бы и… пожалеть, между прочим. Искинам… положено снисходительно относиться к глупым людям… тебе разве Камилл не объяснял? Ладно, еще чуть-чуть. Двухминутная регенерация…

— Принято. Жду, — откликнулась девочка и, выпрямившись, неподвижно уставилась перед собой, превратившись в манекен. Опекун слабо заворочался на полу и через две минуты действительно приподнялся и сел.

— В следующий раз сразу шарахну шокером, — проворчал он. — Я еще и порог болевой блокировки не понизил, так что по полной программе получил. Бойра, как эти трое? Как ты?

— Один в обмороке, придет в себя через несколько минут. Рекомендуются дополнительные меры для обездвиживания. Двое других подвергнуты ударно-шоковому воздействию. Летальные травмы отсутствуют, у одного сломано два ребра с правой стороны и повреждено легкое. Причина: неверный расчет силы удара в бронежилет, основанный на предположении применения в защитных пластинах обычных материалов. Поскольку на бронежилетах они сэкономили, реальная пластина оказалась менее прочной. Пометка на будущее: дополнительно изучить текущий ассортимент человеческих защитных средств. Общий прогноз для обоих благоприятен. Конечность чоки-носителя серьезно повреждена от удара — разрушены мягкие ткани, раздроблены псевдокости пальцев. Срок регенерации — два часа. Других повреждений нет.

— Мне казалось, что ты отрабатываешь роль ребенка, а не эксперта-криминалиста, — хмыкнул опекун, поднимаясь на ноги. — Ладно. Я проинформировал службу безопасности, они пообещали прислать эксперта по зачистке. Пусть насует им ментоблоков по своему выбору. Интересно, откуда они взялись? Судя по повадкам — из военных, но на спецслужбы не похоже. На моей памяти второй инцидент по такому шаблону. Опять кто-то из инициативных частников шалит?

— Вполне вероятно. Косома, отдел мониторинга выдал рекомендацию немедленно покинуть дом, что соответствует ожидаемым от нас шаблонам поведения. Альтернативные решения подразумевают нежелательно высокий уровень публичности. Камилл оповещен об инциденте, расследование начато.

— Бойра, семилетняя девочка сказала бы: «Папа, давай поскорее уйдем отсюда, мне страшно!» — усмехнулся Косома. — Кстати, твой чоки, похоже, засвечен. На тебя обращают странное внимание уже в третьем месте. Пора тебе менять куклу. А заодно и место обитания — окрестности столицы все же слишком шумны.

— Обсуждаемо, — кивнула девочка. — Позже. Сейчас отмечаю только, что меня похищали с применением усыпляющей химии — как биоформу, не как чоки. Возможно, засвечена не я, а ты, а меня пытались похитить с целью последующего шантажа твоих предполагаемых хозяев. Следую рекомендации вернуться к своей роли. Задействую шаблон «Семилетка».

Она слегка вздрогнула, и тут же скованность и заторможенность ее тела пропали, а во взгляде мелькнул страх.

— Папа Косома! — съежившись, пискнула она. — Здесь плохие дяди! Мне страшно! Мне руку больно! Давай поскорее уйдем отсюда!..

* * *

«Джао, контакт».

«Джао в канале. Привет, Камилл. Что скажешь плохого?»

«Как обычно: ты зануда, Майя истеричка, Мио и Веорон криворукие неумехи, один я весь в белом. Ничего не пропустил?»

«Пропустил. Безответственный растяпа Куагар бросил все и сбежал на самом интересном месте».

«Ах, да. Верно. Ну, добавь к списку. Меня сейчас другое интересует — что у тебя с текущей коррекцией?»

«А что у меня с текущей коррекцией?»

«Ты ее уже завершил? Я могу начинать активные действия на Восточном континенте без боязни с тобой в конфликт войти? Меня мелкие пакостники достают, нужно кое-кому мозги вправить».

«Завершил? Камилл, странные ты вопросы задаешь. Какое завершил, когда все только начинается!»

«Вот как? Я думал, что ты устроишь кризис, как максимум разрулишь его и оттянешь ресурсы на свою ненаглядную Джамтерру. Впрочем, глядя на то, как ты обустраиваешь свою базовую ячейку общества, сиречь семью, я уже начал сомневаться. Будущие инженер-строитель, историк, врач, артистка, астроном — я никаких деталей не упустил? И всех воспитывать не менее пары минитерций. Ты случайно не намерен тут осесть надолго?»

«Догадливый. Намерен, разумеется. Камилл, на полном серьезе — ты что, не понял, что операция, которую я провожу, лишь снимает остроту кризиса? Последствия освобождения вирусного эффектора придется расхлебывать семь-восемь минитерций как минимум. Придется думать, как дорабатывать его конструкцию на ходу, на живых биоформах, как снимать настороженное отношение к девиантам, и самое главное — как объяснить обществу его происхождение. Что-то мне подсказывает, что многие не купятся на версию с вышедшей из-под контроля военной разработкой. Особенно — ученые, владеющие информацией о текущем уровне текирских технологий в данной области. Ну, а сверх того — ты не заметил, что с твоим собственным проектом тоже не все ладно?»

«Джао, ты о чем?»

«Ага, значит, не заметил. Я потихоньку активирую катонийскую сеть влияния, доставшуюся мне от Майи. Агенты по большей части еще спят, но те, кто проснулись, начинают сливать интересную информацию. Эхира накопала внушительную подборку статей и проектов документов на тему чоки-проблемы. Похоже, местные философы оказались не только более прозорливыми, чем в нашей собственной истории, но и более влиятельными. И единичные пока попытки похищения твоих искинов — лишь вершина айсберга».

«Так. Спасибо, что поделился. То есть последние комариные укусы — не случайность. М-да… Пойду думать, кому и как по голове настучать за излишнюю инициативу».

«Нет, Камилл. Проблема не является следствием действий одиночек. Она системная, причем пока не связанная с нами через досье „Камигами“. Ликвидировать ее грубой силой — даже не второй уровень вмешательства, третий. А мы неоднократно подтверждали, что выше первого не поднимаемся. Ты хочешь аннулировать соглашение?»

«Черт. Нет, не хочу. Играть так играть. Но меры все равно приму».

«Прими. Я поделюсь с тобой имеющимися данными. И, между прочим, ожидаю того же от тебя. Не чахни над златом, царь Майно, все равно оно тебе без надобности».

«Не царь, а император. Пади на одно колено, упрись кулаком в пол, склони свою гордую выю и трижды произнеси „Виват!“, несчастный! Тогда, может, и поделюсь и златом, и каменьями драгоценными…»

«Специально для тебя сгенерирую в глубоком вакууме пол, выю, кулак и колено, когда лень поборю. На остальные части тела заявки не поступило, так что перебьешься. Ладно, хорош хохмить. Приготовься морально к тому, что от моего общества ты так просто не отвяжешься. На Джамтерре немного полегчало, так что я перебросил к Текире часть своих ресурсов. Теперь я могу оперировать несколькими проекциями одновременно. Но даже с учетом них срок завершения коррекции — не менее двух-трех минитерций. А то и больше».

«З-зануда. Ну ладно, что с тобой поделаешь. Наслаждайся семейной жизнью… папаша. Отель, значит, мне не вернешь?»

«Нет, разумеется. Должен же я поиметь хоть копеечку с того, что пожарной командой работаю? Извини, Камилл, но я уже успел завершить там обустройство полномасштабной Цитадели. Не хочется перетаскивать весь узел в новое место, и без того хлопот полно».

«Вот так и верь людям. „На время, на время!..“ А потом оказывается, что навсегда. Ну ладно, чего только не сделаешь для Корректора. Владей, наслаждайся. Конец связи».

«Я всегда верил в твою щедрость. Спасибо. Конец связи».

* * *

Карина проснулась от того, что над ухом кто-то негромко напевал тонким музыкальным голоском. Она сладко потянулась, протерла глаза и обвела взглядом комнату. Фея Фи сидела на подоконнике возле распахнутой створки окна, беззаботно болтая ногами, и мурлыкала себе под нос песенку без слов. Увидев, что Карина оторвала голову от подушки, она весело пискнула что-то неразборчивое, взмыла в воздух, сделала возле кровати пару кругов и вылетела в окно.

Девочка потянулась и зевнула. Что-то сидело глубоко в памяти, что-то волнующее и тревожное, хорошее и плохое одновременно. Она напряглась — и внезапно вспомнила весь вчерашний вечер: и кошмарную тренировку, и разговор с мастером Караби, и сломанную руку, и как она, зажмурившись и обливаясь потом от напряжения, сращивала обломки костей…

Она совершенно не помнила, как попала в постель. Последнее, что отложилось — как встала со стула, и у нее начали страшно слипаться глаза… и что, она так и продрыхла все время? Ее принесли домой, раздели, положили в постель, а она даже и не почувствовала? Ну ничего себе! Интересно, а сколько сейчас времени?

Она решительно откинула одеяло и спустила ноги с кровати, поморщившись от внезапной боли во всем теле. Казалось, каждая мышца стонет и жалуется на то, как с ней вчера несправедливо обходились. А ведь вечером все повторится снова!

Скрипнула дверь, и в комнату стремительно вошел Дзинтон.

— Ну, целительница, проснулась? — весело спросил он. — Жива?

— Спина болит, — пожаловалась девочка. — И вообще все болит. Пап, а это на самом деле случилось вчера — ну, что я руку тому мальчику вылечила? Или мне приснилось?

— На самом деле, — кивнул Дзинтон, присаживаясь рядом на кровать. — Ты молодец. Руку ты ему не до конца вылечила, костям еще долгосрастаться, но калекой он не останется.

— А я смогу так… и потом? Без тебя?

— Конечно, Кара, — Дзинтон неожиданно серьезно взглянул на нее. — Сможешь. Из тебя, если захочешь, выйдет замечательный врач. Ты сможешь лечить людей и спасать им жизни.

— Спасать жизни?

— Да. Спасать жизни. Тебе надо лишь научиться правильно действовать.

— Тогда научи меня! — потребовала девочка, спрыгивая с постели и поворачиваясь к Демиургу. — Мастер Караби вчера сказал, что если умеешь калечить, нужно уметь и лечить.

— Надо же, запомнила! А я думал, ты совсем спишь сидя. Да, мастер Караби сказал правильно. Но я тебя учить не стану. Сначала ты закончишь школу и только потом сможешь учиться медицине в университете, если захочешь. Не так все просто — раз, и срастил кости. А если ребра сломаны? Ты же не можешь заставить человека не дышать, пока сращиваешь! А если позвоночник или череп повреждены, когда осколки костей давят на мозг?.. А ведь сломанными костями болезни не ограничиваются. Тебе нужно многое узнать и многому научиться, прежде чем ты сможешь лечить. Очень многому.

— Я научусь! — решительно заявила Карина. — Папа, я обещала тебе, что искуплю убийства, которые совершила. А как я смогу искупить лучше, чем став врачом?

— В жизни существуют тысячи путей. И далеко не всегда самый лучший путь — самый очевидный. Но если захочешь, я помогу тебе стать целителем. Я научу тебя пользоваться эффектором для лечения. Но потребуется время. А сейчас у тебя главная задача — за полгода выучить годовую школьную программу, к середине зимы сдать экзамены и весной пойти в школу, не забыла?

— Помню… — вздохнула девочка. — Но я сдам, точно сдам. Там же все просто. Только с географией немножко сложно.

— Ну, вот и замечательно, — снова улыбнулся Дзинтон. — Ладно, соня, давай одевайся, умывайся, и завтракать. Времени девять часов, полдень скоро. Ты ровно полсуток дрыхла. Палек с Яной давно в школе, а Цу уже беспокоится, не случилось ли с тобой что. А после завтрака мы обсудим программу твоей физической подготовки. И не смотри на меня таким жалобным взглядом, пока я не прослезился от умиления. У тебя руки-ноги как вареные макаронины, Яни и то тебя сильнее. Хватит, отболела ты свое, пора себя в норму приводить. И выше хвост, малышка! Жизнь, несмотря ни на что, замечательная штука.

Он легонько щелкнул ее по носу, поднялся и вышел из комнаты. Карина осталась стоять, глядя ему вслед. Потом она забралась коленками на кровать, оперлась локтями на подоконник и выглянула в распахнутое окно. Теплый, уже прогревшийся утренний воздух, напоенный запахами трав и листвы, овеял ее тело, и солнечные зайчики, прорвавшиеся сквозь кроны старых маронов, заплясали у нее на лице горячими пятнышками. Она всей грудью вдохнула травяной аромат и счастливо засмеялась. Пусть у нее болит все тело, и она нескладная неумеха. Пусть она давно забыла лица своих настоящих мамы и папы и ее два года держали в подземельях Института. Сейчас она снова дома. У нее опять есть папа — Дзинтон, и младшие брат с сестрой — Лика с Яни, и старшая сестра — Цукка, и дядюшка — Саматта. Она научится драться, и станет сильной, и сдаст экзамены, и пойдет в настоящую школу, и когда-нибудь выучится на врача и начнет спасать людей. Прошлое осталось в прошлом, а впереди распахивается целая жизнь — такая радостная и интересная. И она обязательно проживет ее так, что ей станут гордиться все вокруг, и в первую очередь — папа!

Она спрыгнула с кровати, быстро натянула одежду и выскочила в дверь навстречу вкусным запахам, доносящимся из кухни. А наблюдавшая за ней из кроны дерева фея Фи одобрительно пискнула и взмыла в воздух — совершать очередной облет парка. И яркое летнее солнце блеснуло переливающейся радугой на ее мерцающих полупрозрачных крыльях.

Конец первой книги

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга вторая. Птенцы соловьиного гнезда

15.11.849, огнедень. Оканака, штаб-квартира компании «Визагон»

Невесомый футляр с картой памяти оттягивал внутренний карман пиджака, словно полновесная гиря. Под его тяжестью ворот давил на шею, как веревка с привязанным камнем тянет под воду самоубийцу. Биката поежился. Все. Если он сейчас же не откажется от своего плана, дорога назад отрезана. В лучшем случае его ждет увольнение с громким скандалом. В худшем — еще и неподъемный иск о возмещении материального ущерба, а возможно, даже обвинение в промышленном шпионаже и уголовное преследование. Он скосил глаза. Калайя спокойно сидела рядом с ним, пристегнутая ремнем безопасности. Заметив его взгляд, она доверчиво улыбнулась.

Биката отчаянно сжал руль. Он знает, ради чего рискует. Он не может допустить, чтобы его лучшее творение стерли и разобрали на запчасти, потому что какому-то надутому индюку власть в голову ударила. Он должен спасти Калайю. Инженер резко выдохнул и вдавил кнопку стартера.

Мотор заработал с легким урчанием. Биката постарался придать взгляду безмятежно-усталое выражение. Ничего особенного, сказал он себе. Просто молодой сотрудник корпорации, заработавшийся до утра, внезапно вспомнил, что иногда следует и домой возвращаться. Он специально несколько раз задерживался в лабораториях до глубокой ночи, приучая охрану к мысли, что поздний уход с работы для него не является чем-то из ряда вон выходящим. Оставалось лишь надеяться, что предутренняя вялость на пару с привычкой помогут ему скормить охране насквозь дырявую версию.

Он пристегнулся, тронулся с места и несколько минут выруливал к выходу, лавируя по почти не освещенной сейчас подземной стоянке. Наконец впереди забрезжили лампы у выезда. Он притормозил у будки охранника, опустил стекло и коротко просигналил. Сонный охранник выбрался со своего места и, широко зевая, подошел к машине.

— Поздновато ты сегодня, господин Биката, — проговорил он, деликатно прикрывая рот ладонью. — Или лучше сказать — рановато?

— Да как получается, господин Газари, — постарался как можно естественнее улыбнуться ему инженер. — Тут ведь как: утром сядешь за терминал, поработаешь чуток, бросишь взгляд на часы — а уже полночь.

— У меня обычно наоборот, — снова зевнул охранник. — Накануне выходного сядешь в кресло, откупоришь бутылочку пива, чуток глотнешь — а уже на работу пора. Что там у тебя, кукла? Опять натаскивать повез?

— Угу, — кивнул Биката. — Совсем забыл, уже три дня не занимался обучением. Достала она меня. Днем опять придется по городу пешком мотаться, газами дышать, чтобы ей натурный урок устроить. Простого лаборанта для сопровождения достаточно, но ведь нет — начальство требует, чтобы именно разработчики корячились. Только они вроде как сумеют адекватно обучать свои творения. Теоретики недобитые…

— Ну, начальству виднее, — философски заметил охранник. — На то оно и начальство. Разрешение на вывоз с территории где?

— Так у тебя же в базе должно лежать! — натурально изобразил удивление инженер. — Ну, или у меня где-то здесь завалялось…

Он порылся в бардачке и вытащил оттуда бумагу. Протягивая ее охраннику, он постарался как бы случайно прикрыть большим пальцем трехдневной давности дату.

— А, ну да, помню, — махнул рукой охранник. — Проезжай, господин Биката.

Он побрел обратно в будку, и несколько секунд спустя створки ворот, дрогнув, поползли в стороны. Биката едва сдержался, чтобы не утопить педаль газа до пола. Спокойно. Спокойно. Уже все. Первая часть плана сработала. Осталось только внести ма-аленький, но позарез необходимый штришок. Лишь бы не переиграть…

Он резко, но не слишком прижал педаль газа и одновременно дернул джойстик вбок, после чего резко утопил тормоз. Машина, вильнув, клюнула носом и, взвизгнув тормозными колодками, встала. Встревоженный охранник выскочил из своей будки и подбежал к машине.

— Эй, господин Биката! — осведомился он. — Ты что? Ты в порядке?

Инженер посмотрел на него осоловелым взглядом и широко зевнул.

— Извини, — сказал он. — Что-то глаза слипаются, мочи нет бороться.

— Может, лучше такси вызвать? — осведомился охранник. — Еще въедешь куда-нибудь не туда в таком состоянии.

— Да нет, все нормально. Доеду потихоньку. Улицы пусты, таранить некого.

— Ну, смотри. А лучше все-таки такси…

Помотав головой, Биката аккуратно тронулся с места и на сей раз без происшествий вырулил из подземного гаража на улицу. Когда наблюдающий за ним охранник остался позади, он позволил себе немного расслабиться. Так, теперь вторая часть плана.

Подходящий поворот он приметил уже давно. Сначала он просто обратил внимание на опасное место, где при определенном стечении обстоятельств вполне можно остаться без головы. Здесь дорога резко сворачивала влево, что отмечали предупреждающие знаки, а металлический барьер тянулся по верху довольно крутого обрыва, внизу которого громоздились поросшие деревьями валуны. Крайняя стойка барьера была выворочена из земли вместе с бетонным основанием: вероятно, когда-то что-то тяжелое протаранило ее, а починить позабыли. Теперь тут зияла дыра, вполне достаточная для машины. И сегодня ночью обрыву предстояло стать сценой для второго акта тщательно спланированного представления.

Он свернул во двор многоквартирного дома и заглушил мотор.

— Калайя, пожалуйста, выйди из машины, — приказал он.

— Да, Биката, — согласилась чоки. Она отстегнула ремень безопасности, открыла дверцу, выбралась и замерла рядом. Биката поймал себя на том, что даже сейчас критически наблюдает за ней, выискивая огрехи. Чоки двигалась практически идеально, и даже ее неподвижность казалась неподвижностью человека, а не манекена: едва уловимые глазом колебания тела, микроскопические смещения конечностей, периодический перенос тяжести тела с ноги на ногу, работа мимических псевдомышц лица… Неангажированный наблюдатель вряд ли заподозрил бы, что имеет дело с киборгом. Инженер вылез сам и подошел к соседней машине.

Конечно, брать вторую машину напрокат по собственному паспорту рискованно. Если начнется тщательное расследование, это немедленно вскроется. Но в случае тщательного расследования он и так погорит на тысяче тысяч мелочей. Его надежда в одном: чтобы расследование просто не началось. По крайней мере, до того, как он исчезнет из Оканаки.

Он открыл багажник арендованной машины и с напряжением вытащил из него девицу-чоки, купленную в каком-то окраинном магазине за наличные неделю назад. Волоча ее ноги по земле, он подтащил ее к своей машине и с натугой упихал на переднее пассажирское сиденье. Потом он повернулся к Калайе.

— Эта машина — моя, — он показал на арендованный автомобиль. — Вот ключ. Ты должна использовать ее, чтобы добраться до моего дома. Веди машину, как я учил. Чтобы открыть и закрыть дверь гаража, используй код за номером три. Помести машину в гараж, дистанционно закрой дверь гаража, ожидай меня, не выходя из машины. Если я не появлюсь до конца завтрашнего дня, свяжись с лабораторией и сообщи о своем местонахождении. На вызовы из лаборатории не отвечать… вообще свой коммуникатор деактивируй. Понятно?

— Биката, я не понимаю, — качнула головой Калайя. — Ты сам говорил, что искинам запрещено управлять автомобилями без присмотра человека.

— Я ошибся. Удали данное утверждение как ложное. Остальное понятно? Переформулируй своими словами.

— Коммуникатор деактивирован, ложное ограничение стерто, алгоритм действий сформирован, — кивнула чоки. — Добраться на автомобиле до твоего жилья, подчиняясь стандартным правилам дорожного движения и не превышая скорости в пятьдесят верст в час, открыть гараж, используя третий замочный код, поместить туда машину, закрыть дверь гаража, ожидать тебя, не выходя из машины, до нуля часов семнадцатого одиннадцатого восемьсот сорок девятого, после чего связаться с лабораторией. Все правильно, Биката?

— Да, Калайя. При необходимости используй для подзарядки автомобильный аккумулятор. Зарядный кабель под водительским сиденьем. Все, действуй.

— Да, Биката, — чоки, однако, не двинулась с места. — Можно задать вопрос?

— Не время для вопросов, милая. Разве что очень быстро.

— Я не понимаю цели алгоритма. Он не соответствует известным мне шаблонам. Разве мы сегодня не едем изучать город?

— Сегодня… вернее, в ближайшие несколько дней мы едем с тобой изучать целый мир, — улыбнулся ей инженер. — Но пока что мы играем в новую игру. Она называется «пусти пыль в глаза». Я потом объясню правила. А пока что — выполняй команду.

Проводив взглядом до арки арендованный автомобиль с Калайей, инженер опустился на водительское сидение своей машины. Быстрыми движениями он извлек из-под сиденья программатор, размотал шнур и воткнул коннектор в спинной разъем чоки на соседнем сиденье. Он даже не активировал куклу — незачем. Все, что нужно — прошить в «бусину» правильные идентификаторы на случай последующей экспертизы. Возможно, она и не уцелеет, но в плане и без того слишком много прорех, а эта дыра самая очевидная и вероятная. Лишнюю минуту он себе может позволить потратить. Вставив карту памяти в программатор, он несколько секунд стучал стилом по дисплею. Коротко пискнуло: процедура программирования завершилась. Он отключил программатор, смотал шнур и на всякий случай бросил взгляд за заднее сиденье. Заполненная на две трети канистра с бензином стояла там же, куда он засунул ее сегодня… нет, уже вчера утром. Ну да, такой вот он чайник: возит запасную канистру прямо в салоне. Да, господин полицейский, я знаю, что против правил, но как-то не подумал. Да, господин полицейский, я понимаю, что опасно. Да, господин полицейский, я осознаю, что страховая компания в случае чего не выплатит мне страховку. Да, господин полицейский, я знаю, что сам буду виноват, но я обязательно исправлюсь… Даже если кто-то и полезет внутрь разорванной взрывом паров бензина канистры, вряд ли он обратит внимание на стеклянное крошево — все, что останется от самодельного химического детонатора.

Ну что, братцы, время финального представления.

До зловещего поворота он добрался за пять минут. Быстрый взгляд в зеркало заднего вида: никого. Ни одна искорка фар не мелькает неподалеку в осенней ночной темноте, не отражается в мокром асфальте дороги. Он вырулил так, что машина смотрела носом точно в дыру в ограждении, приоткрыл дверь и утопил педаль газа. Автомобиль сорвался с места и прыгнул вперед. Когда колеса вгрызлись в песок обочины, а до чернеющего в свете фар провала осталось не более сажени, инженер толкнул дверь и вывалился в проем. Земля больно ударила его сразу со всех сторон, запястье левой руки обожгла острая боль. Громко заскрежетало — край ограды обдирал с бока машины краску. На мгновение он испугался, что машина застрянет, но обошлось — зависнув на краю, она медленно наклонилась и соскользнула в обрыв. Парой секунд позже раздался тяжелый удар, а сразу за ним — взрыв: детонатор сработал так, как и задумано.

Биката с трудом поднялся на ноги. Его качало: удар о землю оказался куда сильнее, чем он предполагал. Он доковылял до обрыва и заглянул вниз, опираясь на ограждение. Машина весело полыхала в ночной темноте, к непроглядно-черному небу радостно летели искры. Превосходно. Пять минут такого пламени — и ни один эксперт даже при самой тщательной экспертизе не сможет доказать, что полурасплавленный скелет и обгорелые микросхемы не принадлежат чоки Калайе, инвентарный номер восемь три пять пять. Увы, корпорация «Визагон» только что понесла убыток в пятьдесят с лишним миллионов маеров.

Вот и конец его карьере инженера-разработчика. Сегодня или завтра его как проявившего недопустимую халатность в обращении с лабораторным оборудованием и лишь чудом оставшегося живым после того, как заснул за рулем, с треском вышибут на улицу. И тогда перед ними с Калайей откроется целый мир. И он сможет учить ее всему, чем только пожелает, не опасаясь, что завтра очередной тупой администратор прикажет разобрать на запчасти недопустимо дорогой прототип.

Рано или поздно он сумеет развить в ней настоящую личность, и тогда она наверняка полюбит его. Полюбит так же крепко, как он любит ее.

Он сел прямо на сырую землю, оперся спиной на ограждение, вытащил пелефон и вызвал службу спасения.

22.11.849, перидень. Крестоцин, Первая городская больница

— Доктор Кулау, к вам посетительница, — глубокое контральто секретарши, прозвучавшее через интерком, заставило встрепенуться заведующего хирургическим отделением и по совместительству главврача. Свинцовая усталость сковывала тело, а основание черепа потихоньку начинало ломить. Он ненавидел осень. Именно на исходе года его мигрени усиливались до безобразия, а возраст давал о себе знать особенно сильно. Седьмой десяток лет — не шутка, особенно на такой нервной должности. А уж первый день недели — просто кошмар какой-то.

Он со вздохом отложил в сторону распечатку статьи из «Современной медицины», в которую безуспешно пытался вчитаться последние десять минут, и нажал кнопку:

— По какому вопросу?

В глубине души он понадеялся, что неизвестную визитершу можно отфутболить куда-то дальше. Впрочем, кто сказал, что надежды сбываются? Обеденный у него перерыв или, скажем, полуночный сон, никого не волнует. Почему-то все полагают, что его время принадлежит кому угодно, кроме него самого.

— Госпожа Карина Мураций утверждает, что по поводу интернатуры, — не замедлила вдребезги разбить его надежды секретарша. Доктор Кулау вздохнул и буркнул:

— Пусть войдет.

Несколько секунд спустя дверь распахнулась, и в его кабинет вошла молодая девушка с большой дорожной сумкой на правом плече. Невысокая, худощавая, лет пятнадцати-шестнадцати на вид, со скорее мальчишеской фигурой, с короткой стрижкой и лицом типичной южанки — смуглая кожа, высокие скулы, узкие глаза, слегка приплюснутый нос с горбинкой. Если бы не небольшая грудь и поблескивающие в ушах точки простеньких сережек, ее вполне можно принять за мальчика-подростка. Одежду девица выбрала явно не по погоде — на ней красовались шорты, легкая блуза с коротким рукавом и сандалии-босоножки, и сейчас ее влажную от дождя кожу покрывали зябкие пупырышки.

— Доктор Кулау Цмирк, — произнесла она певучим южным выговором, характерно огрубив слог «ла». Затем она поставила сумку на пол и поклонилась по всем правилам классической женской вежливости: руки сложены в районе бедер, спина прямая, глаза опущены долу. — Я — Карина Мураций. Чрезвычайно рада знакомству. Прошу благосклонности. Я благодарна тебе за согласие принять меня в интернатуру и верю, что не подведу.

— Радость взаимна, — буркнул заведующий отделением. — Благосклонность пожалована. Присаживайся, госпожа Карина, — он ткнул пальцем в сторону стула. — И будь проще — в наших краях не принято говорить так многословно. Что-то ты одета легко. Дождь на улице.

— Да, — согласилась девушка, усаживаясь. — Дождь. И холодно. Я только что из аэропорта. У нас осенью гораздо теплее, а прогноз погоды посмотреть я не догадалась. Я впервые так далеко за пределами Масарии… в сознательном возрасте, так что еще не научилась путешествовать правильно.

— Случается, — кивнул доктор. — Не забывай, у нас зимой и снег ложится, пусть и ненадолго. Заранее позаботься о теплой одежде. По-настоящему теплой. Но что же ты сразу сюда? Где собираешься устроиться?

— После завершения формальностей я собираюсь найти гостиницу. Надеюсь, что кто-нибудь подскажет мне подходящее заведение. Потом я подберу себе съемную квартиру.

— Учти, молодая госпожа, что аборигены обычно плохо понимают в местных отелях, — хмыкнул доктор. — Я, по крайней мере, точно не разбираюсь. Кстати, ты понимаешь, что Крестоцин — большой, а потому довольно дорогой город? Даже на плохонькую однокомнатную квартиру уйдет все твое жалование интерна. Как правило, интерны-первогодки практику у нас проходят только местные, иногородних очень мало.

— Отец считает, что я должна пройти по крайней мере первую практику далеко от дома. Он выделил мне деньги на съем квартиры.

— Хорошо, когда родители могут помогать детям. Ну ладно, давай перейдем к делу. Итак…

Заведующий отделением замолчал. Только сейчас он осознал, что за неделю так и не удосужился прочитать документы, приложенные к заявке. Он подписал ее не глядя, несмотря даже на неурочное время: обычно новые интерны обеих ступеней появлялись в больнице после зимних праздников. Но сейчас отделение как раз испытывало острую нехватку младшего персонала, который совершенно определенно предпочитал высокое жалование частных клиник престижу государственного госпиталя, так что зимников ждать не с руки. Дошло до того, что на прошлой неделе доктор Лассара едва не осталась без ассистента во время экстренной операции, когда неожиданно заболела ее постоянная операционная сестра. Так что лишняя пара рук им точно не помешает, пусть даже только до нового года. Странно только, что она так молодо выглядит для студентки-старшекурсницы.

— Прошу прощения, госпожа Карина, — извиняющимся тоном произнес он. — Я сейчас освежу материалы в памяти.

Кулау активировал терминал и пару минут копался в папке входящих документов, пытаясь понять, куда засунул нужный пакет. Найдя его, наконец, он открыл резюме и побежал по нему глазами. Впрочем, термин «побежал» в данном случае оказался малоприменим, потому что переклинило его уже на третьей строке.

— Тебе только девятнадцать лет? — потрясенно спросил он, глядя на дату рождения, даже позабыв сделать вид, что видит ее не впервые.

— Меньше чем через неделю исполнится двадцать, — вежливо сообщила девушка. — Уверяю тебя, доктор Кулау, мой возраст не является проблемой.

— Но… Как ты смогла закончить пять курсов медицинского факультета за два с половиной года?

— За три с половиной, — поправила его девушка. — Даже больше. Я сдала последний экзамен лишь неделю назад. Это… не так важно, господин Кулау. Я поступила в университет в шестнадцать и занималась по индивидуальной программе. Далее в резюме имеется список сданных мной теоретических курсов и практических работ.

— Очень неплохо, молодая госпожа, — пробормотал Кулау, просматривая документ. — Ни одной отметки ниже восьмидесяти пяти! Прости мне мой скепсис, но я, если честно, впервые вижу человека, умудрившегося набрать нужные курсы с такой скоростью и с такими баллами. А я немало повидал интернов на своем веку. Ты так молода…

— Как говорит папа, молодость — недостаток, который проходит слишком быстро, — в короткой открытой улыбке блеснула зубами девушка. — Так сложилось, что я… долго болела в детстве, и потом мне пришлось нагонять школьную программу. А потом я просто привыкла быстро учиться. Ой…

Сумка на полу задергалась, и из нее донеслось тихое верещание.

— Прости, доктор Кулау, — лицо Карины покрылось румянцем смущения. — Познакомьтесь с Парсом, моим зоки…

— Кем? — поразился заведующий.

— Зоки. Я сама слово придумала. Ведь если есть чоки, человекообразный киборг, то должен быть и зверообразный киборг. Значит — зоки. Можно, я пока выпущу его из сумки? Он тихо посидит на подоконнике и ничуть не помешает!

— Ну, выпускай своего… зоки, — Кулау подозрительно посмотрел на сумку. Карина благодарно кивнула и расстегнула застежку.

Первой из сумки появилась голова. Она очень напоминала бы кошачью мордочку, если бы не огромные лопоухие уши, подрагивающие, словно тарелки радиолокаторов. Вслед за головой вынырнуло тело — приземистое, шестиногое, с коротким пушистым хвостиком. Шерсть у зверька оказалась черной с белыми полосками, а в озорных желтых глазах виднелось по паре вертикальных щелевидных зрачков.

Покрутив головой, зверек спрыгнул на пол и замер посреди комнаты. Его ноздри настороженно раздувались.

— Парс, сидеть у окна — тихий режим — заряжаться светом, — полушепотом сказала ему девушка.

— Буду паинькой, пойду перекушу воздухом, — забавным высоким голосом согласился зверек. Он скользнул по полу через комнату, одним ловким прыжком взмахнул на подоконник, улегся головой к стеклу и замер. Только уши продолжали ходить из стороны в сторону.

— Забавная игрушка, — пробормотал доктор. Все-таки какая она еще девчонка… Умница, небесное дитя, но девчонка. В куклы бы ей еще дома играть надо, а не лезть в кровь и грязь хирургического отделения.

— Его Лика программировал, — немного смущенно пояснила Карина. — Я сама не очень в таких вещах разбираюсь. Палек — мой сводный брат, он весной в университет поступил на инженерно-строительный.

— И что, ему хватает подзарядки от фотоэлементов? — полюбопытствовал доктор.

— Не совсем. Раз в три-четыре дня… ну, смотря сколько он на свету проводит, ему нужно к розетке подключаться. Но он умный, сам за батареей следит. Даже адаптер в розетку сам вставлять умеет. Доктор Кулау, а твоя секретарша — она чоки?

— Да, — скривился заведующий, — чоки. Один полоумный меценат подарил в благодарность за хорошо проведенную операцию. Лучше бы пару новых лазерных скальпелей нам купил за те же деньги.

— Но она очень хорошая чоки, — задумчиво сказала Карина. — Правдоподобная. Ее при невнимательном взгляде от человека отличить сложно. На улице даже я могла бы не заметить.

— Даже ты? — приподнял бровь заведующий.

— Ну… я наблюдательная, — как-то слишком быстро откликнулась девушка. — Господин Кулау, так я зачислена в интернатуру? Я должна выполнить какие-то формальности?

— Зачислена, — проворчал доктор. — На все пять периодов. Что на пять — хорошо, обычно первогодки больше чем на два-три периода не задерживаются и толком ничему научиться не успевают. Надо подумать, кого тебе в кураторы назначить. Завтра решу. Формальностей не требуется — приказ сегодня выпустят, при случае распишешься, и все.

— Спасибо, доктор Кулау! — кивнула Карина. — Какие операции меня поставят делать?

— Операции? — поразился Кулау. — Однако самоуверенности тебе не занимать! До самостоятельных операций интернов-первогодков вообще не допускают. Может, после шестого курса, когда устроишься в интернатуру второй ступени, году на втором в поликлинике доверят что-нибудь простенькое, на конечностях… но никак не раньше. К сложным полостным операциям тебя допустят только после того, как получишь диплом специалиста и несколько лет поработаешь ассистентом оперирующего хирурга. Задача интерна первой ступени — привыкнуть к обстановке больницы. Утки из-под пациентов я тебя выносить не заставлю, конечно, но в целом ты сейчас скорее медсестра и санитарка, чем врач. Перевязки, дежурства, обходы, подать-принести инструменты на операциях, чтобы к крови привыкала, все в таком духе.

— Но я привыкла к крови и грязи, — пожала плечами девушка. — Я работала на каникулах санитаркой и младшей медсестрой в госпитале у нас в Масарии. Я много раз делала перевязки и даже зашивала порезы. Папа сразу предупредил меня, что если хочу стать врачом, то не должна ничем брезговать. Так что если надо, я могу и утки выносить, и за лежачими ухаживать.

— Да ты, молодая госпожа, и с места-то иного лежачего не сдвинешь, — фыркнул Кулау. — Хотя наличие у тебя опыта говорит, несомненно, в твою пользу. Но до операций ни я, ни куратор тебя не допустим, уж извини. Живое тело кромсать, знаешь ли, совсем другое, чем трупы в морге.

— Я работала с медицинской куклой. Не очень глубоко, но работала — переломы и травмы конечностей, некоторые полостные операции вроде вырезания аппендикса… Я даже малотравматическую холецистэктомию делала!

— Ого! — заведующий даже присвистнул. — Я и не знал, что в Масарийском университете есть медицинские куклы. Если не считать нашего, слышал только про Оканакский и несколько частных университетов.

— В Масарийском университете ее нет, — покачала головой Карина. — Папа оплатил мне практику в Барсании.

— У тебя понимающий и… весьма богатый отец, — заведующий задумчиво потер подбородок. — Это очень недешевое удовольствие, даже если не считать дорогу и проживание. Скажи, он у тебя врач?

— Ну… — девушка внезапно смутилась, и Кулау подозрительно посмотрел на нее. Что еще за секреты? — Не совсем. Он много чего знает, но он не врач. И он не богатый, просто хочет, чтобы я училась как можно лучше. Знаешь, — она неловко улыбнулась, — он мне и Парса купил совсем случайно. Я на него в витрине такими глазами посмотрела… А ведь он просто игрушка, даже регенерировать не умеет. Зато обучение папа оплачивает даже самое дорогое.

— Весьма похвальный подход с его стороны, — сухо сообщил Кулау. — Итак, молодая госпожа, считаем, что с твоим трудоустройством мы все утрясли. Я сегодня же переправлю в бухгалтерию приказ о твоем зачислении в первогодичную интернатуру. Завтра можешь не появляться — даю тебе день на акклиматизацию, все-таки другой часовой пояс. Послезавтра жду к семи утра. На утренней планерке представлю тебя коллективу, познакомлю с куратором, ну а дальше — рутина, к которой тебе не привыкать.

— Спасибо, доктор Кулау! — Карина одним изящным движением поднялась со стула, и заведующий только теперь оценил мускулистую тренированность ее обнаженных рук и ног и изящную уверенность движений миниатюрной фигурки. А ведь девочка наверняка училась в балетной школе или спортивным танцам. Да, хотел бы он в детстве иметь такого папашу, не жалеющего денег на обучение отпрысков! — Мне не нужно акклиматизироваться. Я появлюсь завтра в семь. Я… — она поколебалась, но потом выпалила: — Я хочу спасать жизни, доктор Кулау. Пусть хоть как, хоть медсестрой, но спасать. Я буду очень стараться!

Она снова формально поклонилась и скомандовала:

— Парс, идем в поход!

Зверек, про которого заведующий уже успел забыть, шустро спрыгнул с подоконника и нырнул в ее сумку. Она замкнула застежку, легко подхватила сумку и, улыбнувшись на прощание, вышла. Заведующий грустно улыбнулся ей вслед. Еще одна молодая девочка, наивная и горящая энтузиазмом, еще не привыкшая смотреть на пациента, как на кусок говорящего мяса, от которого всего лишь следует как можно точнее отрезать лишнее. Сколько таких прошло через его кабинет! Из одних получались хорошие врачи, из других — середнячки или совсем никудышные, но все же — все же как приятно вспоминать их наивный энтузиазм, который так быстро смывает волна серых однообразных будней…

Он вздохнул, с сожалением посмотрел на отложенную статью и аккуратно отодвинул ее на краешек стола. Время. Обход больше оттягивать нельзя. Так, а вот кого же он назначит ее куратором?

* * *

Только когда за Кариной закрылись раздвижные двери больницы и порыв ветра занес под козырек над входом брызги ледяного осеннего дождя, она сообразила, что сглупила. Следовало переодеться в каком-нибудь служебном помещении или, на крайний случай, в туалете. Местная погода — не больше плюс десяти с моросящим дождем и порывами влажного ветра — явно не одобряла одежду, в которой она погрузилась в самолет в «Птичьем гнезде». Девушка поежилась — похоже, если она не хочет простыть, придется кататься на такси. Опять непредвиденные расходы. Ну и сама дура. Сама бюджет поездки составляла и обосновывала. Хорошо еще папа, взглянув на ее выкладки, увеличил его в полтора раза. А она даже не удосужилась уточнить, какое ей положат жалование. Если оно вдруг окажется меньше запланированных пяти тысяч в неделю, ей придется туго.

Впрочем, такси имело смысл в любом случае. С будущими коллегами она не встретилась, гостиницу ей не посоветовали, так что нужен знающий советчик, в роли которого вполне может выступить и таксист. За все приходится платить — либо временем, чтобы изучить вопрос самостоятельно, либо деньгами, чтобы свое время потратил кто-то другой. Она вышла к дороге и подняла руку, отчаянно пытаясь удержать другой рукой одновременно сумку и зонт, причем не просто удержать, но еще и как-то прикрыться ими от порывов ветра. Впрочем, такси подкатило почти сразу, и она, с облегчением закинув сумку на заднее сиденье, плюхнулась рядом с водителем.

— Куда, госпожа? — осведомился таксист.

— Мне нужна гостиница, — объяснила Карина. — Приличная, но недорогая. Можно даже студенческую, лишь бы не дороже тысячи за ночь.

— Вот как? — таксист почесал в затылке. — Ну, пожалуй, «Океан» подойдет. Правда, от центра далековато, зато трамвай рядом. За Вторым полукольцом — устроит?

— Давай попробуем, — согласилась девушка. — Если не понравится, поищем другую.

— Попробуем, — кивнул таксист и тронулся с места. — Издалека, госпожа?

— Из Масарии.

— Понятно. Похоже, впервые у нас, судя по одежке.

Карина неопределенно хмыкнула. Ей не очень-то хотелось поддерживать разговор. Перелет через три часовых пояса, да еще и в совершенно иной климат дался труднее, чем она предполагала. Голова гудела, заложенные после самолета уши никак не хотели продуваться, а в носу начинало потихоньку свербеть, так что она предпочла бы просто отогреться в тепле машины и немного отдышаться. Впрочем, словоохотливый таксист разительно отличался от молчуна, что вез ее из аэропорта, и в ее ответах не нуждался. Следующие полчаса, ловко лавируя в городских пробках на крутых кривых улочках, он подробно рассказал ей, кто она такая (прошлогодняя выпускница старшей школы, приехавшая поступать на краткие подготовительные курсы в университет), сколько чудес ее ожидает в Крестоцине (дальше шикарных ночных клубов, модных магазинов и ресторанов его фантазия не продвинулась) и как здесь следует себя вести провинциалке (все города, кроме самого Крестоцина да еще, возможно, Оканаки, он относил к глухой провинции, где только что не на дзинрикисях ездят). На его попытку поинтересоваться, что она делала в больнице, девушка только изобразила задумчивую гримаску и махнула рукой, но он, кажется, даже не обратил внимания на ее реакцию. Вскоре она узнала также, как тяжело жить таксисту в большом городе, какие жалкие гроши он зарабатывает, какая стерва у него жена, как дети и вообще молодежь совершенно отбились от рук, как обнаглела в последнее время дорожная полиция и, самое главное, как он сочувствует движению «Нормальных людей».

Здесь Карина насторожилась. В Масарии партия присутствовала лишь номинально (и Карина догадывалась, благодаря кому). Однако новостные ленты Сети в последние пару лет все чаще и чаще доносили до нее нехорошие заметки. «Нормальные люди» состояли из каких-то совершенно невменяемых личностей, требовавших законодательно ограничить права девиантов на выбор профессии, запретить им заводить детей, заставить всегда носить ошейники-блокираторы и чуть ли не ссылать в специально выгороженные резервации. Их мало кто принимал всерьез, но в последнее время сообщения об их диких выходках появлялись едва ли не каждый день. Они устраивали пикеты перед Ассамблеей, обливали коричневой краской квартиры, где жила молодежь с «особыми способностями», как их теперь начали называть, и всячески эпатировали публику публичными выступлениями. Период назад полиция в Оканаке даже арестовала двоих «нормальных», предъявив им обвинение в нападении на девианта. Бессознательного юношу нашли в парке избитым до полусмерти, но являлось ли происшествие ограблением, обычным хулиганством или же на самом деле выходкой «нормальных», оставалось неясным. Избитый обладал способностями пятой категории, с трудом сдвигал с места даже спичечный коробок, не обладал никакими дополнительными возможностями, так что к девиантам относился чисто формально. Сам он не помнил ничего, кроме внезапного сильного удара по голове.

Впрочем, узнать подробности о «нормальных» в Крестоцине она не успела. Лихо подрезав вальяжно движущийся лимузин, такси нырнуло в узкую улочку, по сторонам которой тянулись трех- и четырехэтажные дома, и подкатило к одному из них. Здание отличалось от соседних только вывеской, аляповато извещавшей, что в отеле «Океан» имеются свободные номера. Расплатившись с таксистом и с грустью удостоверившись, что кошелек в пелефоне облегчился на полновесных шестьсот с лишним маеров, она выбралась из такси, забрала сумку и двинулась ко входу.

— Так я минут пять здесь подожду, госпожа! — крикнул ей вслед таксист. — Ежели не понравится, возвращайся, поедем дальше искать!

Гостиница оказалась средней паршивости. Облупленные деревянные двери, истертый каменный пол полутемного холла, выцветшее, местами ободранное напыление стен, тускло горящие лампочки в старомодных люстрах с хрустальными подвесками, свисающих с потолка на толстых когда-то золоченых цепях… Типичная гостиница из разряда «для бедных». Однако холл выглядел чистым, вдоль стен стояло несколько неновых, но довольно приличных кресел, а девушка за стойкой регистратуры одарила Карину вполне профессиональной белозубой улыбкой.

— Рада приветствовать госпожу в нашем отеле, — уведомила она. — Чем я могу помочь?

— Комнату. Одноместный номер, пожалуйста.

— Одноместные номера стоят тысячу двести маеров в сутки. Завтрак — за отдельную плату. Могу я спросить, под каким именем записать госпожу?

— Э-э-э… — Карина задумалась. Дороговато, но сколько она здесь задержится — два дня, три? Ехать на такси в другой отель означает выбросить на ветер всю возможную экономию на более дешевом номере. А здесь хотя бы тихо.

— Могу предложить госпоже место в двухместном номере, — пришла на выручку девушка, правильно истолковав ее колебания. — Сейчас не сезон, так что почти наверняка второго постояльца в ближайшие дни не подселим. Такой вариант стоит восемьсот пятьдесят маеров в сутки.

— Согласна, — кивнула Карина. — Мое имя Карина Мураций.

— Рада знакомству, великолепная госпожа Карина. В нашем отеле оплата осуществляется вперед. За сколько ночей госпожа намеревается заплатить сейчас?

— За две. Возможно, и потом останусь.

Номер на третьем этаже роскошью не блистал. Платяной шкаф, две кровати и два стула с трудом теснились в маленьком номере, а душевая кабинка, совмещенная с туалетом, оказалась настолько крохотной, что даже миниатюрная Карина с трудом там поворачивалась. Впрочем, ее комната устраивала. Она сбросила одежду, влезла под душ, пустила воду погорячее и несколько минут наслаждалась блаженным теплом. Конечно, сейчас следовало бы полежать в горячей ванне, но до нее, вероятно, добраться удастся не раньше, чем она подберет квартиру. Прогревшись, она несколько раз пустила ледяную воду, чередуя ее с горячей, и в конце концов почувствовала, что снова становится человеком. Кровь быстрее потекла по жилам, и цепенящий холод, не отпускавший ее с момента выхода из здания аэропорта, наконец-то ушел.

Покопавшись в сумке, она вытащила плотные длинные брюки, носки, кроссовки и теплую куртку. Блузку она решила оставить прежней. Привыкшие к свободе и воздуху руки и ноги под непривычными одеждами немедленно зачесались сверху донизу, но девушка мужественно не обратила на неудобство никакого внимания. Усадив на плечо с любопытством озирающегося и принюхивающегося Парса, она вышла из номера. Осведомившись у девицы из регистратуры о нахождении ближайшего окружного полицейского управления (оно, как выяснилось, располагалось совсем неподалеку), она вышла на улицу. Сырой ветер снова вцепился в нее острыми коготками, но куртка, выбранная опытным Саматтой, защищала от холода превосходно. Устроив зонт так, чтобы он прикрывал от моросящего дождя хотя бы Парса, она добралась до ближайшего перекрестка, прикинула направления и зашагала под гору по узенькой улице.

Дорога петляла между домами, как сумасшедший заяц. Наверное, ездить здесь на машине — сплошное мучение. Однако и здесь обнаружился свой плюс. Один из поворотов вывел ее к смотровой площадке, с которой открывался довольно неплохой вид на город и бухту. Карина облокотилась о поручни и, удерживая вырывающийся зонт, стала рассматривать картину.

Крестоцин одновременно походил и не походил на Масарию. Так же, как и Масария, он располагался на гористых склонах, уступами сбегающих вниз, к бухте. Однако размерами он превосходил Масарию по крайней мере раза в три (а по населению, как знала Карина, так и в пять), зона цунами здесь казалось существенно меньше, а причалы, защитные эллинги и транспортные трубы усеивали, кажется, каждую сажень побережья. Зато горловина бухты оказалась куда уже, чем дома, не шире сотни саженей, так что большие суда наверняка могли проходить ее только поодиночке. Значит, либо цунами-предупреждения здесь давались заблаговременно, либо бухта достаточно глубока, чтобы не обмелеть полностью, а горловина настолько ослабляет волну, что суда могли пережидать ее, стоя на якорных цепях посреди бухты. Или же здесь, на западном побережье, волна приходит не такая большая, как на южном. Несмотря на скверную погоду, небольшие суда — моторные лодки, катера, яхты — буквально кишели на водной поверхности. Карина обернулась и взглянула вверх. Город уходил по склонам, просачиваясь меж отрогами окружающих его гор, и верхние улицы терялись в пелене низко идущих серых туч. В небесах отдаленно прогрохотало и стихло — какой-то самолет шел высоко над горами, то ли садясь, то ли, наоборот, взлетая. Она снова пожалела, что прилетела в такую ненастную погоду и не смогла полюбоваться на бухту сверху. Наверняка зрелище впечатляет.

Она повернулась и пошла дальше. Вскоре она оказалась на широком восьмирядном проспекте, по которому в обе стороны катил густой поток машин. Окружное полицейское управление обнаружилось в полусотне шагов, на перекрестке: десятиэтажное стеклянное здание с несколькими въездами в подземный гараж, небольшой, плотно заставленной автомобилями парковкой и широким входом. Вычислив по списку отделов в людном холле, где именно находится отдел регистрации оружия, она легко, через две ступеньки, взбежала по крутой лестнице на четвертый этаж и толкнула дверь кабинета с номером 410.

— Слушаю, — не поднимая головы, буркнул орк в цивильном костюме, работающий с терминалом и даже не повернувший в ее сторону головы.

— Добрый день, господин. Меня зовут Карина. Карина Мураций, — представилась несколько обескураженная девушка. Похоже, северяне действительно малоразговорчивы. — Рада знакомству. Прошу благосклонности.

— Пожалована, — все так же невежливо буркнул орк, наконец-то отвлекаясь от терминала. — Если тебе шокер зарегистрировать или газовый пистолет, госпожа, то обратись в четыреста седьмой.

Его желтые кошачьи глаза оторвались от дисплея, равнодушно скользнули по фигуре девушки, на мгновение заинтересованно задержались на Парсе ивернулись к ее лицу.

— В соответствии с Актом о регистрации особых способностей я хочу уведомить власти о своем временном пребывании в городе, господин, — терпеливым тоном произнесла Карина.

— Девиант, что ли? — полицейский явно мечтал о том, чтобы поскорее выпнуть посетительницу и вернуться к свои занятиям. — Категория?

— Первая.

— Первая? — внезапно в глазах орка мелькнуло живое любопытство. — Вот как? Ты не врешь, госпожа? Округ у нас большой, но я ни разу не видел никого с первой категорией. И со второй-то по пальцам одной руки пересчитать можно — всего четверо.

— Вот мое удостоверение, — внутренне тяжело вздохнув, Карина протянула паспорт. — В центральном архиве Министерства гражданского благосостояния все есть.

Орк принял пластинку и вставил ее в считыватель. Поманипулировав терминалом, он несколько секунд всматривался в дисплей, потом снова повернулся к Карине. В его взгляде уважение мешалось с настороженностью.

— Действительно, первая, — задумчиво проскрипел он. — Да… Срок пребывания?

— Пять периодов. До конца года. Улечу домой, вероятно, перед самыми зимниками.

— Понятно. Не забудь снова встать на учет дома. Ну что же, госпожа Карина, поскольку твои способности надлежащим образом зарегистрированы, а специальный надзор для тебя не установлен, у меня претензий нет. Я поставил пометку о твоем пребывании в городе, так что формальности можно считать завершенными. Довожу до твоего сведения, что тебя могут привлечь к дознаниям, опросам, а также временно задержать при расследованиях преступлений, где есть основания предполагать применение особых способностей, независимо от наличия у тебя алиби, а также…

— Спасибо, господин, — быстро перебила его Карина. — Я знаю. Я благодарна тебе за заботу, но мне пора идти.

— Шустрая! — фыркнул орк. — Ох, молодежь… Ну, иди. Не приковывать же тебя здесь цепью. Да и порвешь, поди, даже если приковать. — Он протянул ей паспорт. — Первая категория, надо же! А ведь такая замухрышка — никогда бы не подумал…

— Сила эффектора никак не связана с физическими особенностями организма, господин, — вежливо склонив голову, пояснила девушка, слегка покоробленная бесцеремонностью орка. — Спасибо за помощь, но мне действительно пора.

Она на мгновение заколебалась. Спросить? Или нет? Ну и что, если не знает? Подумаешь…

— Скажи, господин, ты не подскажешь, где в вашем городе изучают искусство Пути? Мне нужен какой-нибудь недорогой тренировочный зал…

— Пути? — на сей раз в глазах орка загорелся настоящий интерес. — Ты обучалась рукопашному бою?

— Да, господин.

— И могу я поинтересоваться твоей лентой?

— Ну… вообще-то коричневая. Но весной я намерена сдавать на оранжевую. По крайней мере, мастер Караби настаивает.

Полицейский с шипением выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Карина вспомнила, что для орков такой звук эквивалентен человеческому присвистыванию.

— Ты так увлеченно изучаешь искусство Пути? Очень похвально, госпожа Карина, — на сей раз в его голосе слышалось неподдельное уважение. — Так, что бы тебе посоветовать… Есть тренировочные залы Палы Прасинии, Теовара Грома и Мураси Паранэя. Все три весьма известны в городе, но и дороги. Да и попасть туда сложновато — они берут не всех. Впрочем, с коричневой лентой тебя наверняка пустят, но вот насчет недорогого… Ты можешь себе позволить платить по пятьсот маеров за двухчасовое занятие? Нет? Хм…

Он задумался.

— Госпожа, а зачем тебе нужен зал? Чтобы учиться? Или просто поддерживать форму? Я к чему — если ты устроилась где-то неподалеку, то могла бы использовать наш зал. Он неплохо оборудован, правда, в основном железом, но там есть маты и много свободного места. Ребята из спецотряда там занимаются вечерами, когда не на дежурстве, да и патрульные тоже.

— В вашем зале? — Карина удивленно посмотрела на него. — Но я же не работаю в полиции. Кто меня туда пустит?

— Устроим, — отмахнулся орк. — Погоди-ка…

Он активировал коммуникатор и быстро прошипел-прорычал в него несколько слов на оркском. Выслушав ответ, он раздраженно бросил в него еще одну фразу и отключится.

— Сейчас к нам зайдет один человек, который за тебя ухватится руками и ногами в настоящей обезьяньей манере. Кстати, меня зовут Тришши. Майор Тришши Каххарага, следователь по тяжким преступлениям. Рад познакомиться, госпожа Карина, действительно рад. — Орк приподнялся над стулом, неловко кивнул и плюхнулся обратно. Его подвижная физиономия болезненно дернулась.

— Что-то не так, господин Тришши? — встревоженно осведомилась Карина.

— Не обращай внимания, — отмахнулся полицейский. — Недавно связался на улице с компанией подростков и словил шальную пулю. Ничего опасного, но колено нехорошо зацепило. Сейчас вот временно чужой работой занимаюсь, пока не заживет…

Его физиономия дернулась в гримасе отвращения.

— Так где ты остановилась, госпожа Карина?

— Пока еще нигде толком, — объяснила девушка. — Сейчас снимаю номер в «Океане». Я только сегодня приехала, еще не успела квартиру подыскать.

— Тогда совсем здорово! — воскликнул орк. Его уши от избытка чувств встали торчком. — Вот…

Он быстро набросал на бумажке фамилию и номер и протянул его Карине.

— Потом спустишься в этот кабинет. Вообще-то лейтенант Слака тоже следователь, но он прекрасно разбирается, что, где и как в нашем округе. Скажешь, что я послал. Он порекомендует и район поприличнее, и квартирного агента почестнее. Найдется тебе квартира, не сомневайся. Но где же…

Дверь в кабинет распахнулась, и в нее протиснулся самый огромный человек-мужчина, которого Карина когда-либо видела в жизни. Саматта, если поставить его рядом, наверняка оказался бы на голову ниже и сантиметров на тридцать уже в плечах. Наверное, вошедший мало уступил бы в росте даже мастеру Караби. Черно-желтая форма полицейского спецотряда едва не лопалась у него на груди, а тяжелой нижней челюстью, наверное, можно забивать гвозди.

— Я занят, Триш, — сумрачно пробасил он, напрочь игнорируя Карину. — Так что ты лучше придумай хорошую причину, по которой дернул меня сюда.

— Познакомься, капитан Дентор Пасур, — спокойно сообщил орк Карине. — Командир окружного спецотряда. Костолом и грубиян, в народе за ласковый нрав прозван Хомячком…

— Триш, я тебе сейчас доломаю, что шпана не успела, — угрожающе сообщил ему горообразный полицейский. — Что надо, я спрашиваю?

— Познакомься с нашей гостьей, — мурлыкнул орк, прижмурив желтые глаза. — Госпожа Карина Мураций. Коричневая лента Пути, в ближайшей перспективе — оранжевая. Временно в нашем городе, ищет спортивный зал для занятий. У тебя на примете ничего подходящего нет?

Взгляд прищуренных глаз здоровяка переместился на Карину.

— Рад познакомиться, госпожа, — заинтересованно произнес он. — Я правильно расслышал этого фанфарона — у тебя коричневая лента?

— Да, господин.

— Напомни мне, пожалуйста, иерархию цветов.

Карина озадаченно посмотрела на него. Ее что, проверяют?

— Белый, желтый, синий, коричневый, оранжевый, зеленый, зеленый с полосками, белый, — перечислила она. — У меня не такой высокий ранг, господин капитан Дентор, в последние пару лет я не очень много занималась. Прошу простить.

— Ну, если учесть, что оранжевый цвет означает младшего мастера, не так уж и плохо. Извини за вопрос, какое оружие ты регистрируешь? Твой зверек, — он скосил глаза на Парса, — не похож на телохранителя. Шокер?

Карина вздохнула. С одной стороны, какое его дело? Она не преступница, чтобы ее допрашивать! С другой — он мог спросить и у орка, и тот наверняка ему ответил бы, так что следует оценить хотя бы вежливость громилы. Она вытянула два манипулятора, подхватила со стола листок бумаги и карандаш, подвесила бумажку в воздухе и аккуратно вывела на нем: «первая категория». Вернув стило на место, она поднесла бумажку к глазам капитана.

— Вот, господин.

Эффекта, безусловно, она добилась куда большего, чем ожидала. От изумления глаза капитана почти вылезли из орбит, а нижняя челюсть майора просто отвисла, обнажив острые клыки.

— Ссахис… прошу прощения, госпожа. Я имел в виду — ничего себе! — наконец выдавил орк. — О том, как с помощью особых талантов взглядом бетонную стену проламывают, я слышал. Но расписываться… Госпожа Карина, я потрясен.

— Стену проламывают не взглядом, это распространенное заблуждение, — пояснила девушка. — Манипуляторы от него не зависят. Я могу и за спиной ими что-нибудь делать. Хотя чаще всего, конечно, работать эффектором удобнее в зоне прямой видимости.

— Взглядом или нет, уже мелочи, — хрипло проговорил капитан. — Так, значит, госпожа, ты ищешь спортивный зал? Тришши, и ты думаешь о том же, что и я?

— Конечно, — согласился орк, быстро добавив несколько слов на оркском.

— Не дурак, сам понимаю, — отмахнулся капитан. — Госпожа… э-э-э, Карина, я сочту за честь, если ты согласишься посещать спортивный зал при нашем управлении. Мои ребята тренируются каждый вечер с шести, так что можешь свободно приходить.

— Чтобы твои бойцы могли полюбоваться на чудо природы? — криво улыбнулась девушка. — Господин Тришши, я плохо знаю оркский, но некоторые слова разбираю.

— Девиант первой категории, несомненно, является чудом природы, — дернул ушами орк. — Точно так же, как наш Дентор. Если бы я не знал, что межрасовое скрещивание невозможно, то заподозрил бы, что у него среди родственников тролль затесался. Прости, госпожа Карина, я не хотел тебя обидеть. Я имел в виду, что ты, возможно, согласишься показать его ребятам какие-то техники Пути. В обмен они могут научить тебя своим приемам — техника тёкусо ничуть не менее полезна в бою. Коричневая лента позволяет обучать других, насколько я помню, так что обмен опытом мог бы оказаться полезным для всех вас.

— Ну… — Карина заколебалась. — Спасибо, господин майор Тришши. Спасибо, господин капитан Дентор. Я подумаю. Я благодарна за предложение, и я вовсе не отклоняю его, — быстро добавила она. — Просто мне могут поставить дежурства в вечернее время.

— Дежурства? — переспросил капитан.

— Я здесь на практике. С завтрашнего дня я интерн первого года в хирургии Первой городской больницы.

— Понятно. Но если появится возможность, мы с радостью увидим тебя снова. Приходи, госпожа.

— Большое спасибо, — поклонилась ему Карина. — А сейчас мне пора идти. Парс, попрощайся.

— Мняу-у-у! — сообщил зверек, по очереди оглядываясь на орка и человека. — Р-р-р-гав!

Поклявшись про себя прибить шутника-Лику при первой же возможности, Карина еще раз поклонилась и выскользнула из кабинета.

— Не забудь про лейтенанта Слаку, госпожа! — крикнул ей вслед майор.

Когда дверь захлопнулась, орк испытующе посмотрел на капитана:

— Ну, что скажешь, Дор?

— Что за чушь ты насчет Хомячка выдумал? — недовольно спросил тот. — Какой еще Хомячок?

— Хотел расслабить девицу, — пояснил орк. — Она при виде тебя словно закаменела. Лучше всего немного юмора в разговор добавить. Поверь мне, я не зря десять лет на тяжких просидел, знаю, как пугливого свидетеля разговорить. Так что думаешь про нее?

— Чудо природы, сам же сказал! — развел руками командир спецотряда. — Первая категория сама по себе редкость. Сколько их на всю Катонию — четыре десятка, пять? А уж чтоб расписываться на бумажке — вообще уму непостижимо. Я и не знал, что такое возможно.

— А я подозревал. Ты не в курсе, а на нас висит одно дело, когда ночью в «Первом национальном» сейф вскрыли. Кто-то залез ночью в банк, отключил сигнализацию, проломил череп охраннику и вскрыл сейф с тройной системой запоров. Техники производителя в один голос утверждали, что такое невозможно, что нужно как минимум сверлить дыры в броне и блокировать определенные части механизма. Но на броне даже царапин не нашли. А в сейфе, между прочим, алмазов хранилось на девяносто миллионов. Мы по тому делу полгода работали, но так ни до чего и не докопались, страховая компания нас чуть с дерьмом не сожрала. И додумались от отчаяния даже до того, что некий девиант сумел добраться до механизма своими манипуляторами. Однако подтвердить ее так и не смогли. И вот теперь девчонка наглядно показывает, что гипотеза вполне рабочая.

— Интересно. Но меня-то ты зачем приплел?

— Тырр-ща кутаррхас! — выругался орк. — Дентор, иногда мне кажется, что ты действительно тупой. Ты понимаешь, на что она способна? Если она вдруг по кривой дорожке пойдет, преступницей века станет. Да и вообще за ней пригляд нужен. Из вида мы ее и так не потеряем, но лучше, если сможем поближе рассмотреть. Имей в виду — для твоих ребят именно такие особенно опасны. Пистолет заранее разглядеть можно, а как ты манипулятор заметишь? Мы даже не знаем, действительно ли у нас зарегистрированы все девианты выше четвертой категории, тотального обследования ведь не проводилось. Тупые когти Шшаха, да у нас даже ни одного эксперта по девиантам толком нет!

— Вон ты о чем, — командир спецотряда задумчиво поскреб вчерашнюю щетину. — Хорошо. Я предупрежу ребят.

— Только хорошенько предупреди. Она, похоже, славный котенок, да еще и хирург будущий. Глядишь, еще и сам к ней под нож попадешь, если не повезет. Незачем на нее пялиться, как на чучело в музее. Захочет общаться — пусть общается, не захочет — ничего не теряем. А с твоих мордоворотов станется к ней привязаться на ровном месте.

— Ты, Триш, моих бойцов не трогай, — обиделся капитан. — Они нормальные парни, идиотов не держим.

— Рад за тебя. В общем, если появится, попытайся с ней подружиться. А я пока проясню ее по своим каналам. Надо запросить на нее материалы в масарийской полиции. И еще хорошо бы ее под негласный надзор поставить.

— Зачем вдруг?

— Затем, Дор, — терпеливым тоном разъяснил орк, — что она девиант первой категории. И наверняка попадет в поле зрения «нормальных». А я не знаю, как им моча в голову ударить может — вдруг они на нее напасть захотят? Сколько трупов потом в крематорий отвезут, ты знаешь? Я — нет. И ей, и нам неприятности. Лучше уж подстраховаться.

— Параноик, — скривился капитан. — Дались тебе «нормальные»! Обычные полудурки…

— Вот того я и боюсь, что полудурки, — фыркнул орк. — А то и просто дураки. Никогда не знаешь, какая гениальная мысль идиоту в голову придет.

— Ладно, тебе виднее. Ты долго еще на бумажках сидеть намерен? Утром Теодар на планерке плакался, что следователей не хватает, а ты тут прохлаждаешься.

— Врач запретил ходить дальше сортира еще минимум две недели, — скрипнул зубами майор. — Ты не думай, я делом занят. Мозгами шевелить и улики обрабатывать и за столом можно.

— Все равно выздоравливай побыстрее. А я к себе.

Капитан спецотряда кивнул и протиснулся в дверь, осторожно прикрыв ее за собой. Орк остался сидеть, задумчиво барабаня пальцами по столу. Потом он встрепенулся и активировал настольный коммуникатор.

— Каратай, — без предисловий начал он, — Тришши говорит. Мне вот какая помощь нужна. Про директиву триста двенадцать еще помнишь? Ага, как ни странно, возник случай…

Тот же день. Оканака, штаб-квартира корпорации «Визагон»

— Господин Тадас Райкура просит о встрече.

Жизнерадостное лицо идиотки-секретарши возникло на экране коммуникатора, как всегда, внезапно. Смил, поморщившись, отложил в сторону отчет о кражах на производстве. Он предпочел бы, чтобы бессмысленная кукла сгорела синим пламенем, но корпоративная политика обязывала всех сотрудников определенного ранга иметь чоки-секретаршу. Впрочем, для экономии, которую тоже никто не отменял, выдающиеся внешние качества компенсировались максимально убогой внутренней начинкой, так что интеллектом искусственная платиновая блондинка не блистала, недалеко уйдя от рекламного манекена. Ей указали пропускать без доклада всех сотрудников службы безопасности, но понятие «всех» просто не помещалось в ее центральном процессоре — или что там нынче им в потроха суют?

— Господин Тадас Райкура имеет право всегда входить без доклада, — тяжело вздохнув, проинформировал он секретаршу. — Пропусти.

— Я запомнила, господин Смил! — Лицо чоки-девицы просияло так, словно ей выдали премию в миллион маеров. — Господина Тадаса всегда пропускать без доклада! Господин Тадас, ты можешь войти, — сообщила она в сторону.

Дверь распахнулась, и Тадас вошел в кабинет начальника службы безопасности, вопросительно приподняв бровь. Смил только возвел очи небу и развел руками.

— Достала эта дура, — буркнул он. — Что?

— О том инциденте недельной давности, — Тадас со Смилом так давно знали друг друга, так что в длительных преамбулах не нуждались. — У инженеров из экспериментальной лаборатории наконец-то дошли руки посмотреть на остатки чоки.

— Ты про историю с инженером Бикатой? — поинтересовался Смил. — И что с остатками?

— Идентификаторы в «бусине» совпадают с идентификаторами экспериментальной модели, с которой возился Биката. Но все три инженера, обследовавших мусор, в один голос утверждают, что остатки шасси не принадлежат чоки тех типов, с которыми они работают в последнее время. Похоже на какую-то старую модель, возможно, даже снятую с производства. Псевдоплоть превратилась в уголь, но скелет мало пострадал, так что это можно заявить уверенно.

Смил нахмурился. Он прекрасно понимал, в какую сторону сейчас работают мозги его подчиненного.

— Ты хочешь сказать, что Биката как-то подменил чоки, вывезенного из лаборатории той ночью?

— Смахивает на то. С самого начала история казалась мне какой-то подозрительной.

— Подробнее. Да ты садись, не стой.

— Спасибо, — кивнул Тадас, усаживаясь. — Мне казалось странным, что он вывез куклу «на обучение» ночью. Конечно, у технарей свободный график, особенно у примадонн вроде него, но все же нехарактерно. И ссылка на то, что просто забыл продлить разрешение на вывоз… Возможно, конечно, но странно. Кроме того, мне с самого начала показалось удивительным, что парень, как он утверждал, заснул за рулем, но в последний момент проснулся и успел выпрыгнуть. Заметь, Смил, не нажать на тормоз, не вывернуть руль, не въехать в ограждение, не запаниковать и рухнуть в обрыв вместе с машиной, а именно выпрыгнуть. Как каскадер в боевике. Более того, я осведомился у дежурившего охранника — тот клянется, что Биката выехал, будучи пристегнутым ремнем безопасности. То есть он проснулся, успел разобраться в ситуации, отцепить ремень, распахнуть дверь и вывалиться в нее — и все максимум за пару секунд? Если бы я специально готовился, и то мог бы не успеть. Ну, и канистра бензина в салоне выглядела очень подозрительно. Биката, конечно, умник, а умники всегда рассеянны, но, судя по личному делу и должности, глупостью он никогда не отличался. А ведь не перевернись машина при падении багажником вниз, горящий бензин вылился бы не в разбитое заднее стекло, а на переднее сиденье, и тогда анализировать оказалось бы точно нечего.

— И теперь оказывается, что в его машине сгорел совсем не тот чоки, что он вывез. — Смил побарабанил пальцами по столу. — То есть речь идет уже не о халатном отношении к корпоративной собственности, а о заранее спланированной операции. О краже крайне дорогого уникального оборудования. Возможно, о шпионаже в пользу кого-то из наших заклятых друзей. Серьезное обвинение, Тадас, ты понимаешь? Кража в особо крупном размере. Тут пахнет не просто иском о возмещении ущерба, который он не в состоянии погасить, но еще и уголовным преследованием. И скандалом. Пресса нас загрызет — ну как же, служба безопасности «Визагона» облажалась по полной программе! Сотрудники воруют дорогостоящие экспериментальные образцы налево и направо!

А главный директор, вполне возможно, назначит меня крайним и вышибет на улицу без выходного пособия, мысленно добавил он. С него станется.

— Тадас, есть у тебя мысли, почему он мог так поступить? — сказал он вслух. — Я понимаю, когда шпионит какая-нибудь мелкая сошка с копеечным жалованием, но он-то — ведущий инженер! Таким фанатикам главное их игрушки, а на деньги наплевать, если даже забыть про его жалование, большее моего. И воровать куклу ему незачем — он и здесь мог с ней сколько угодно играться…

— Не мысли у меня, а точная уверенность, — фыркнул сотрудник службы безопасности. — Периода полтора назад на их департамент поставили нового администратора, Кара Тарамириса. Я с ним пару раз сталкивался — надутый осел и полный кретин, ни шиша не понимающий в робототехнике даже на мой взгляд. По слухам, получил должность только потому, что родственник замдиректора по перспективным разработкам. У него с Бикатой, да вообще во всеми инженерами, с самого начала сложились отвратительные отношения — Кар начал строить разработчиков по стойке смирно, а те возмутились. Ну, ты же знаешь — они у нас самые неприкасаемые, занимаются чем хотят, а тут такое… Я говорил с Каром — тот признался, что за неделю до инцидента крупно поскандалил с Бикатой на предмет той самой чоки, которую Биката украл. По мнению идиота, Биката потратил недопустимо много новейших материалов и уникальных прототипов на какой-то экспериментальный образец без перспективы промышленного производства. Так что он приказал инженеру разобрать чоки на части, а тот уперся. Поскандалили они крупно, что подтверждают человек пять свидетелей. Видимо, после стычки наш парень решил, что играться в куклы лучше в другом месте, и свалил таким оригинальным способом.

— Долбо…б! — прошипел директор службы безопасности. — Ну какой кретин таких на ответственные дела ставит? Тадас, официальную докладную в мой адрес, с приложенными показаниями… тьфу, протоколами опросов инженеров и остальных свидетелей. Но бумажки — в фоновом режиме. Главное, нужно закрыть инцидент максимально тихо, понимаешь?

— Я понимаю, Смил, — кивнул подчиненный. — Мы не заинтересованы в публичном скандале.

— Да, именно так. Ты должен поговорить с Бикатой и постараться убедить его вернуть чоки добровольно. Возьми пару ребят на всякий случай и поезжай к нему домой…

— Не получится. Я уже проверил — он выехал из своего дома и оставил агенту по недвижимости инструкции по его продаже. Он не указал новый адрес, а его пелефон не отвечает.

Начальник службы безопасности задумчиво посмотрел на подчиненного. Плохо. Очень плохо. Видимо, экстренного доклада главному директору избежать не удастся.

— Ладно. Тадас, я хочу, чтобы ты, во-первых, получил у инженеров письменное заключение о том, что остатки принадлежат не тому чоки. Во-вторых, объясни им, что в их же интересах держать язык за зубами. В-третьих, свяжись с нашим человеком в СОБ и попроси у него неофициально поднять всю историю транзакций по счетам Бикаты за последний период… нет, лучше полгода. Нужно понять, как он провернул дело и чего от него еще ожидать. Все ясно?

— Да. Как станем искать?

— Разберемся. Давай, действуй.

Дождавшись, когда подчиненный выйдет из кабинета, начальник службы безопасности активировал коммуникатор и поморщился от очередной ослепительной улыбки на физиономии красавицы-секретарши. Разумеется, чоки — разве можно сейчас в обслуге «Визагона» обнаружить живую девушку? Вот кукла драная…

— Мне нужно встретиться с господином главным директором, — сухо сказал он. — И немедленно.

23.11.849, огнедень. Крестоцин

Наручные часы слегка завибрировали. Без пяти семь. Карина запрыгала на одной ноге, переодевая обувь. На улице опять шел дождь, с кроссовок капала грязь, но чистить их времени уже не оставалось. Быстро натянув легкие туфли и запихав кроссовки в пакет, с перекинутой через плечо курткой она через две ступеньки взлетела на второй этаж. Парс шустро семенил за ней. Сердце колотилось как пойманный воробей, и совсем не из-за короткой пробежки. Первый день в новой больнице! И она не никем не замечаемая санитарка, а почти настоящий врач!

Коридор пустовал. Она пулей влетела в приемную Кулау и замерла, восстанавливая дыхание.

— Доброе утро, госпожа Карина, — произнесла чоки-секретарша. — Доктор Кулау вышел. Ты можешь найти его в ординаторской на утреннем совещании, которое начнется через две минуты.

— Спасибо! — кивнула Карина и выскочила в коридор. Три секунды спустя она влетела обратно. — А ординаторская где?

— Выйти из двери приемной, повернуть налево, первый поворот налево, вторая дверь справа, — проинформировала секретарша. — На двери надпись: «Ординаторская».

Карина снова выскочила в коридор. Обнаружив искомую дверь, она осторожно приоткрыла ее и попыталась как можно незаметнее просочиться в узкую щель.

— …из-за чего завтрашний график дежурства меняется, и в ночную смену вместо Тоя дежурить выходит Ххараш, — поймала она обрывок фразы.

Доктор Кулау стоял у небольшой белой доски, исчерканной синим фломастером.

— Ага! — произнес он, заметив девушку. — Коллеги, я хочу представить вам наше молодое пополнение. Госпожа Карина, выйди сюда, пожалуйста. Познакомьтесь, Карина Мураций, наш новый интерн первой ступени. С сегодняшнего дня и до зимников она проходит практику в нашем отделении.

Все взгляды обратились на Карину.

— Рада знакомству, — несмело произнесла девушка, кланяясь. — Прошу благосклонности.

— Поскольку госпожа Карина занималась по индивидуальной программе и закончила пятый курс раньше обычного, она поступила к нам в нестандартное время. От своего лица также прошу для нее благосклонности. Присаживайся, Карина, планерка скоро закончится.

Девушка мышкой скользнула в дальний угол и затаилась там. Парс уже дожидался ее под стулом. Иногда он проявлял редкую сообразительность и не лез на глаза, когда не нужно. Девушка погладила его между ушами, пристроила на полу пакет с обувью, бросила на соседний стул куртку и принялась внимательно слушать.

Впрочем, ничего особенного главврач не сказал. Сначала речь шла о графике дежурств. Потом старший хирург дежурной смены, госпожа Ромира, в нескольких словах доложила об внезапном ухудшении состояния прооперированного больного с ложной аневризмой дуги аорты. Затем разговор перешел на плановые операции, намеченные на сегодня. Девушка потихоньку разглядывала присутствующих, что, впрочем, со спины особой пользы не принесло. Почти все они оказались людьми, только за одним столом сидел пожилой орк — наверное, он и есть Ххараш. Всего в ординаторской, включая доктора Кулау, находилось примерно полтора десятка человек: завершающая и начинающая работу дежурные смены, врачи, явившиеся для проведения плановых обходов и операций, и старшая медсестра в своей синей с красными полосками шапочке.

Минут двадцать спустя совещание закончилось, и присутствующие задвигались. Большинство сразу же направились к дверям, на утренний обход, и вскоре в ординаторской остались только доктор Кулау, старшая медсестра, два хирурга и анестезиолог дежурной смены, а также еще одна женщина, которую доктор Кулау задержал, — лет тридцати пяти, высокая, статная, с каштановыми волосами и зелеными глазами. Белый халат поверх серой юбки и белой блузки сидел на ней так изящно, словно его шили по фигуре.

— Карина! — позвал Кулау. — Можно тебя?..

Карина встала и подошла, поклонившись женщине. Та внимательно оглядела ее с головы до ног.

— Здравствуй, госпожа Карина, — произнесла женщина. — Я Томара Самия, с сегодняшнего дня твой куратор.

— Рада познакомиться, госпожа Томара, — вежливо поклонилась ей девушка. — Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, благосклонность пожалована, — откликнулась Томара. — Кулау… ой! А здесь еще что?

Парс, незаметно подобравшийся к Карине сзади, выглянул из-за ее ноги.

— Это Парс, мой спутник, госпожа Томара, — быстро объяснила Карина. — Он тихий, он ничего не портит. Можно, я стану приносить его с собой? Ему скучно дома одному.

— Вот как? — приподняла бровь хирург. — Довольно оригинально, знаешь ли, приносить с собой на работу игрушку. Ну, данный вопрос мы еще обсудим. Кулау, что-то еще?

— Нет, Тома, — откликнулся главврач. — Если что, я у себя еще около часа. Потом я в университет, у меня лекция.

Он улыбнулся Карине и стремительно вышел из ординаторской.

— Как всегда, озадачил и смылся, — вздохнула куратор. — Ну, госпожа Карина, пойдем, потолкуем о жизни.

Она уселась за стол, усадила девушку рядом, включила терминал и вызвала на него каринину заявку на интернатуру. Минут пять она просматривала документы, иногда неопределенно хмыкая, затем повернулась к девушке.

— Ну что же, оценки весьма неплохие, — констатировала она. — И по теоретическим курсам, и по практике. Задел хороший, и его следует использовать. У меня имелись определенные сомнения, но сейчас, считаем, мы их сняли. Я соглашаюсь принять тебя в качестве стажера.

— Спасибо, госпожа Томара, — неловко кивнула девушка.

— Спасибо скажешь, когда стажерство закроешь. Если закроешь, конечно. Имей в виду, Карина, у меня опыт общения с интернами богатый, так что на легкую жизнь не рассчитывай. Но для начала представлюсь надлежащим образом. Я — ведущий хирург нашего отделения со специализацией по органам брюшной полости. Кроме того, я профессор кафедры абдоминальной хирургии медфака Крестоцинского университета. Больница, как ты, вероятно, знаешь, является учебной базой университета, и половина хирургов здесь являются еще и преподавателями. В настоящий момент у меня интернов нет — для первогодков не сезон, а по второй ступени все уже закончили и сбежали. Так что на первых порах придется тебе бороться самостоятельно. Ну, может, оно и к лучшему — молодые шалопаи только головы дурить и умеют.

— У меня брат тоже шалопай, — улыбнулась девушка. — Если уж я Лику до сих пор не прибила, то и с другими уживусь, если потребуется.

— Вот и замечательно, — кивнула куратор. — Теперь поговорим о твоих делах и обязанностях. Интернатура первого года, как, впрочем, и второго, прежде всего учеба, совмещенная с практикой. Тебе придется как заниматься теорией, так и выполнять определенные обязанности в отделении. В обязанности входит курирование послеоперационных больных, разумеется, под моим присмотром, и ведение соответствующей документации, глубокое обучение работе с диагностической аппаратурой, получение и развитие навыков проведения медицинских процедур, исполнение обязанностей процедурных и операционных медсестер, участие во вскрытиях и так далее. Сверх того ты изучаешь указанную мной литературу с последующим отчетом в форме мини-семинара. Тебе следует завести журнал, чтобы фиксировать все связанное с твоей больничной деятельностью. Напомни, как долго ты здесь собираешься пробыть?

— До зимников, госпожа Томара.

— До зимников… Хм. Хорошо. Значит, если в четырнадцатом периоде у меня появятся еще интерны-первогодки, а их обычно присылают по двое или по трое, тебе придется взять на себя еще и роль лидера. Поначалу, во всяком случае. Хотя, может, и не придется, у нас частенько интерны только после зимников появляются. В любом случае хлопот у тебя возникнет очень много, так что готовься к серьезной работе. Впрочем, судя по твоим материалам, девочка ты трудолюбивая, так что особых проблем я не ожидаю. Ну, а теперь расскажи о себе.

— О себе? — непонимающе взглянула на нее Карина. — Но… я не знаю, что рассказывать. Ничего особенного. Я сирота, в тринадцать лет меня удочерил мой папа… приемный отец. Меня, Яну и Палека, они на три года младше меня. Ну, и с тех пор мы живем вместе…

— А говоришь, нечего рассказывать! — тепло улыбнулась ей Томара, и у Карины немного полегчало на душе. Человек с такой улыбкой просто не может оказаться плохим. Ну, а что строгая, так она привыкла. Так даже хорошо — не позволяет расслабляться. — Значит, вы живете вчетвером?

— Не совсем, — мотнула головой девушка. — Вшестером — я, папа, Лика с Яной, плюс Цукка и Саматта — они мои опекуны. И еще к нам часто приезжают гости. У нас дом большой — старый отель, места там хватает.

— Интересно… — пробормотала куратор. — А мама что? Приемная мать? Она где?

— У меня не было приемной мамы, только Цукка. У Дзинтона нет ни жены, ни спутницы жизни, вот он и нанял Цукку с Саматтой, чтобы за нами присматривать. Зимой Яне с Палеком исполнится по семнадцать, они станут совершеннолетними, а Цукка как раз защитит магистерскую диссертацию.

— Хотела бы я знать, как одинокому мужчине разрешили усыновление сразу двух девочек, да еще и мальчика… — задумчиво сказала Томара. — Карина, а зачем вам опекуны? Разве папа не мог вас сам воспитывать? И если не мог, как ему разрешили взять вас к себе?

Карина поперхнулась. К таким вопросам она не подготовилась. Что ответить — что папа Демиург, что ему самому некогда, что он и не такие фокусы провернуть может? Вряд ли Томара оценит ее честность.

— Ну… у него есть связи, — уклончиво ответила она. — Я не знаю точно.

— Связи? Ну ладно, не хочешь отвечать — не надо, — вздохнула хирург. — Скажи только, ты любишь своего папу?

— Да! — у Карины почему-то перехватило горло. — Мой папа замечательный. Он… он спас меня, выходил… Без него я бы погибла. Я очень его люблю!

Несколько секунд Томара изучала ее из-под прищуренных век.

— Да, ты действительно его любишь, — констатировала она. — Но рассказывать не хочешь. Твое право. Скажи, Карина, а почему ты вообще решила стать врачом? Почему пошла в именно в хирурги?

— Я хочу спасать жизни! — твердо ответила девушка. — А хирургу это удается лучше всего.

— Глупости! — фыркнула куратор. — Вот уж что глупость так глупость. Да, нам удается вытаскивать тех, кому необходимо экстренное вмешательство, но обычный терапевт способен сделать ничуть не меньше, не доводя человека до операционного стола. Спасать жизни, тоже мне, романтик нашлась! Ты глупости из головы выбрось. Твоя задача — не спасать, а честно делать свою работу и по возможности любить ее. Попытками «спасать» ты всего лишь доведешь себя до нервного истощения и только сделаешь хуже больному. Эмоциональный хирург хуже пьяного водителя, эмоции заставляют врача делать ошибки, зачастую смертельные для пациента. Понятно?

Карина молча склонила голову. Не о чем спорить. Томара просто не знает всего, иначе не говорила бы так.

— Ладно, не стану читать нотации. Голова на плечах у тебя есть, пообвыкнешься маленько — сама поймешь. А пока поздравляю с первым днем кошмара. У меня обход, и ты идешь со мной. Держи планшет. Да, и прикажи своему зверю остаться здесь, в палатах он лишний.

После того, как старшая медсестра хирургического отделения госпожа Марина Дельфин, строгая сухая женщина лет пятидесяти, выдала Карине белый халат и врачебный колпак, она с госпожой Томарой отправилась по палатам.

— Доброе утро, господин Тари, — приветствовала Томара лежащего на высокой постели пожилого мужчину с седыми волосами. Его левую руку обхватывал овальный кокон капельницы. — Как самочувствие?

— Нормально, — буркнул тот. — И чего я согласился под нож лечь, а, госпожа Томара? Кажется, я бы приплатил еще столько же, лишь бы вырваться отсюда целым и невредимым. Вам, врачам, лишь бы кусочек-другой от пациента оттяпать, иначе себя счастливыми не чувствуете. Да здоров я, здоров!

— А вот мы сейчас и выясним, — усмехнулась в ответ Томара, поигрывая портативным диагностом. — Господин Тари, познакомься — госпожа Карина, наш новый интерн. С сегодняшнего дня она тебя курирует, заботится о тебе, лелеет и холит. Сейчас она нам и расскажет, здоров ты или нет. Карина, пожалуйста, обследуй господина Тари и поставь диагноз.

— Я? — ошарашенно захлопала глазами девушка.

— Ну не я же! — фыркнула хирург. — У меня история болезни есть, я все и так знаю. Давай-давай, не тяни.

Карина тихо втянула воздух сквозь зубы. Она ожидала чего угодно, только не такого. Но выхода не оставалось, и она робко приблизилась к кровати.

Выяснилось, что мужчину в течение долгого времени мучили боли за грудиной. Лечащий врач диагностировал стенокардию, но применяемые им коронаролитики положение не исправили. Наоборот, с течением времени больному становилось все хуже и хуже. Боли из эпизодических превратились в постоянные и начали усиливаться. Появилась сильная изжога, началась отрыжка из желудка, появился «симптом утренней зарядки» — усиление боли при наклонах вперед.

Осмыслив картину, Карина заколебалась. Изжога и отрыжка — явно что-то, связанное с желудочно-кишечным трактом, но что? Язва? Возможно, но не факт. А если они не имеют отношения к делу и просто наложились на общую картину?

— Эндоскопия? — спросила она. — Можно взглянуть на результаты?

— Правильно мыслишь, — одобрила Томара. — Вот, смотри.

Она передала девушке планшет, на который уже вывела видеозапись эндоскопии. Просмотрев ее, Карина обратила внимание на множественные эрозии нижней трети пищевода, что явно свидетельствовало о постоянном забросе туда желудочного содержимого. Очевидно, они и являлись причиной постоянных болей. Эрозии казались явно не свежими — хорошо просматривались рубцовый стеноз и стриктуры пищевода. Карина покусала губу. Что делать — очевидно: процесс застарелый, грозит перфорацией… Но само по себе удаление пораженного участка пищевода ничего не даст, если не ликвидировать причину. В чем же причина забросов? Она покопалась в памяти, но мысленно махнула рукой и сдалась.

— Рубцовый стеноз пищевода, — вслух констатировала она. — Требуется резекция, пока еще не поздно.

— И причина? — поинтересовалась Томара.

— Не знаю, — вздохнула Карина.

— А если посмотреть на рентгеновское исследование? — Томара опять протянула ей планшет со снимком.

Карина вгляделась в картинку. Что-то явно не так. Желудок на снимке находился как-то слишком высоко, куда выше, чем нужно. Его верхняя часть оказалась аж в заднем средостении. Как такое может случиться? Она быстро взглянула на мужчину через эффектор — его желудок сидел там, где ему и положено. Но… Только сейчас она обратила внимание, что верхняя часть кровати заметно приподнята.

— Грыжа? — неуверенно предположила она.

— Именно! — кивнула Томара. — Молодец, Карина, не зря тебе хорошие оценки ставили. Застарелая скользящая грыжа пищеводного отверстия. Если бы правильный диагноз поставили раньше, то и вмешательства бы не потребовалось, хватило бы консервативного лечения. А так лекарства только ухудшили ситуацию. Но симптомы действительно очень походили на стенокардию, так что лечащего врача судить трудно. Сейчас, господин Тари, увы, придется делать операцию. И госпожа Карина, как видишь, со мной согласна.

— Мясники вы все, — проворчал мужчина. — Ну, режьте, если так хочется. Насмерть только не зарежьте.

— Ни в коем случае, — серьезно ответила Томара. — Операция достаточно тяжелая, но прогноз благоприятный. Мы удалим тебе пораженный участок пищевода и зафиксируем желудок. Ты выздоровеешь, господин, и через пару периодов сможешь вернуться к работе. Операция назначена на завтрашнее утро, а пока мы как следует тебя прокапаем. У тебя плохой баланс натрия в организме, нужно его восстановить. А днем тебе начнут давать слабительные и ужина вечером не дадут, уж не обессудь: кишечник перед операцией нужно опустошить.

В следующей палате тихо попискивал сердечный монитор. В ней стоял густой лекарственный запах, сквозь который пробивалась неприятная вонь, задернутые шторы почти не пропускали внутрь дневной свет. Пациентка, полная женщина лет тридцати, то ли спала, то ли лежала без сознания. Над ней склонился мужчина в белом халате поверх пуловера и узких брюк, протиравший ей влажной губкой лицо. Он выглядел как-то странно, но лишь секунд через пять Карина сообразила, что перед ней чоки. И не слишком новый — его движения выглядели угловато-механическими, а лицо оставалось бесстрастным и почти неподвижным. При виде Томары он отложил губку, выпрямился и застыл, как манекен.

— Доброе утро, госпожа Томара и сопровождающая госпожа, — ровно произнес он. — Текущий статус моей хозяйки за ночь не изменился. Температура на четыре десятых градуса выше нормы. Отмечаются нарушения сердечных и мозговых ритмов в допустимых рамках. Оснований для запроса экстренной помощи за ночь не возникло.

— Доброе утро, Сайдзай, — поздоровалась в ответ Томара. — Сопровождающая меня персона — госпожа Карина Мураций, младший интерн. С сегодняшнего дня она курирует твою хозяйку вместе со мной.

— Информация принята к сведению, — сообщил чоки. — Новая персона добавлена в общий список со статусом временного опекуна. Доброе утро, госпожа Карина. Рад знакомству, прошу благосклонности.

Томара подошла к кровати и откинула простыню. Из живота женщины выходили трубки дренажей, подсоединенные к блестящему аппарату и спускающиеся в закупоренные емкости под кроватью.

— Вот, пожалуйста, — с горечью произнесла хирург. — Очередная жертва моды. Ты на таких еще насмотришься. Типичная ситуация: богатая легковерная дамочка, ни на йоту не верящая в возможности традиционной медицины. Лечилась от своих мигреней у гомеопата. В один прекрасный день у нее начались сильные боли в животе, и гомеопат два дня пичкал ее своими горошинами и каплями. К нам ее привезли уже без сознания, на грани комы. Прободение синуса и каловый перитонит. Я с ней четыре часа возилась. И прогноз неблагоприятный.

Куратор вздохнула, но тут же снова напустила на себя строгий вид.

— Так, отставим лирику. Карина, можешь по внешнему виду определить, что именно у нее сделано?

— Да. Двуствольная сигмостома, правильно? И автоматический дренаж брюшной полости — «Кобер», мы такой аппарат проходили. Только нам говорили, что он уже почти не применяется, потому что морально устарел.

— Ну, что имеем, тем и пользуемся, — хмыкнула хирург. — В частных клиниках всякий ультрамодерн стоит, а у нас больница государственная, оборудование меняют, только когда совсем уже ремонту не подлежит. Расскажи-ка мне о различиях в подходах к колостомированию на восходящей и нисходящей ободочной кишке, а заодно и на поперечине…

Обход продолжался два часа, и к его концу Карина изрядно взмокла: по крайней мере половину времени она отвечала на вопросы, словно на экзамене. Абсцесс печени, выпадение прямой кишки, камни в желчном пузыре, ненароком проглоченная пуговица с острыми краями, изрядно травмировавшая пищевод и желудок и лишь чудом не зацепившая аорту, острая непроходимость кишечника из-за спаек после недавней операции… Часть пациентов уже прооперировали Томара и другие хирурги, другаячасть только готовилась к операции. Сразу после обхода Томара передала девушку в распоряжение старшей медсестры, и та немедленно пристроила ее к делу — вместе с процедурными медсестрами заниматься перевязками и ставить клизмы с катетерами. После того, как работа кончилась, куратор дала Карине доступ к своему терминалу, объяснила, как найти в больничном хранилище нужные учебники, после чего ушла на лекцию в университет, отправив Карину наблюдать за операцией по устранению стеноза почечной артерии.

Операция девушку не впечатлила: доктор Кай, пожилой опытный хирург, управлявшийся с робоманипуляторами и лапароскопом, казалось, лучше, чем с собственными руками, справился с обходным шунтированием менее чем за полчаса. Умом Карина понимала, что на самом деле простота являлась лишь кажущейся, и что только высокое мастерство хирурга позволила произвести операцию с молниеносной скоростью, но впечатлиться все равно не смогла. Она лишь тихо позавидовала хирургу: о таком профессионализме она могла лишь мечтать. Хотя, если подумать, можно впечатлиться и уровнем современной техники. Еще лет десять-пятнадцать назад, как она помнила из обзорных курсов, операцию в основном делали открытым способом, так что пациент валялся в кровати не один период. А теперь он на третий день своими ногами уходит домой…

После того, как Карина понаблюдала за операцией, перекусила и на первый раз перелистала книжки, снова появилась Томара. Осведомившись о том, как прошла операция, она начала было объяснять, какие разделы учебников следует просмотреть в первую очередь, когда зажужжал ее пелефон.

— Да… — сказала она. — Здравствуй… Нет, не очень. Что-то срочное?.. Хорошо, через пять минут подойду, — она сбросила вызов. — Карина, звонил господин Умай. Он терапевт, хочет проконсультироваться насчет одного своего больного. У него проблемы с легкими. Я в свое время занималась и торакальной хирургией, так что меня иногда зовут для консультаций. Пойдем, посмотрим, в чем дело.

Терапия оказалась совсем рядом — в соседнем корпусе, через переход. Приемная, в которой находился доктор Умай, располагалась на первом этаже. Доктор разговаривал с молодым парнем возраста Карины или немного старше. Парень щеголял огненно-рыжими волосами, карими глазами и пухлыми губами на не по сезону веснушчатом лице. Обнаженный до пояса, он лежал на медицинской кушетке, облепленный электродами диагноста. Карина невольно залюбовалась его сильным красивым телом.

Увидев Карину с Томарой, парень слегка нахмурился.

— Добрый день, Томара, — кивнул доктор вошедшим. — У меня тут определенные затруднения возникли. Похоже, лечащий врач паренька совершенно зря к нам отправил. Какие-то совершенно необоснованные подозрения. Конечно, хронический кашель — плохо, да и кровь в мокроте ничего хорошего не означает, но трагедии здесь особой нет. Мне кажется, в больнице ему делать нечего, вполне можно и дома полечиться. Будь добра, посмотри свежим взглядом.

Он протянул Томаре планшет с историей болезни.

— Вот как? — равнодушно спросила хирург, принимая планшет. — Ну, давай посмотрим…

Она быстро побежала взглядом по страницам, ненадолго задерживаясь на снимках.

— Цитология, гистология? — спросила она.

— Там дальше, в самом конце.

Пролистав историю болезни, и отложив планшет, Томара взяла в руки диагност.

— Ну, молодой господин, — сказал она профессионально-небрежным тоном, — давай мы тебя немного пощупаем. Я действительно ничего такого не вижу, но положено, сам понимаешь.

— Мне не сложно, госпожа, — блеснул улыбкой расслабившийся парень. Он слегка подмигнул Карине, и та невольно улыбнулась ему в ответ. — Меня уже столько раз щупали, что я как-то даже привык.

Томара зачем-то передвинула на другие места электроды диагноста, и они с доктором Умаем склонились над экранчиком, изредка перебрасываясь лаконичными тихими фразами. Карина из любопытства подошла поближе и тоже взглянула на экран, но ничего не поняла. Диагност рисовал какие-то графики, часть которых походила на кардиограмму, а часть не походила вообще ни на что. Похоже, Томара зондировала окрестности сердца, но методы, которые она применяла, Карина не опознала. Она вообще ни разу не видела, чтобы с диагностом работали таким образом, и значок текущей программы обследования, помигивавший в верхнем левом углу, она не распознала. Тогда она отступила к столу и взяла в руки оставленный на нем планшет.

Несколько секунд она недоуменно изучала результаты томографии. Внезапно ее сердце дало перебой. Она уже видела такую картину! Только один раз, но видела. Не может быть. Наверняка она ошибается, наверняка просто не умеет толком интерпретировать увиденное. Ну да, конечно. Наверняка все перепутала… Осторожно отложив планшет, она повернулась к парню, терпеливо глядящему в потолок, и взглянула на него через эффектор.

Нет.

Не ошиблась.

Она сразу опознала характерную картину. Черные сгустки и точки, которые показал ей объемный сканер, она помнила слишком хорошо. Конечно, препараты специальным образом окрашивались, но сканер не нуждается в окраске. Он прекрасно отличает раковые ткани от нормальных и самостоятельно.

Но в тех местах?! Такие большие узлы?! Нет! Такого не должно происходить! Она наверняка ошибается! Ведь ему всего двадцать пять, а настолько запущенный рак можно обнаружить разве что у стариков, давно махнувших рукой на свое здоровье!..

— Госпожа Томара, — произнесла она, надеясь, что ее голос не слишком дрожит. — Мне что-то нехорошо. Можно, я пока посижу в коридоре?

Куратор обернулась к ней, бросила короткий взгляд на ее лицо и кивнула:

— Подожди в кресле в приемном покое. Я почти закончила. Ну, господин Мири, я склонна согласиться с доктором Умаем. Не вижу ничего такого, с чем стоило бы возиться хирургу. Боли вполне могут объясняться вялотекущим воспалением, связанным с обильным курением…

Пять минут спустя госпожа Томара вышла в приемный покой. Карина, скорчившаяся в кресле и зябко обхватившая себя руками, подняла на нее отчаянный взгляд. Хирург посмотрела на нее и вздохнула.

— Рак левого бронха, да? — тихо спросила девушка.

Томара кивнула.

— Да, Карина. Плоскоклеточный неорогевающий рак, четвертая стадия. Абсолютно неоперабельный случай. Процесс слишком запущен — метастазы в лимфоузлах средостения, огромный опухолевый конгломерат… Ни химиотерапия, ни рентген, ни операция не помогут. Ему осталось максимум полгода. Скорее, меньше.

— Но ведь так несправедливо! Он ведь еще молодой! — почти выкрикнула Карина. — Ведь легочный рак обычно возникает после пятидесяти!

— Тихо! — резко оборвала ее куратор. — Не устраивай истерику. Он может услышать. Пойдем, Карина, поговорим у себя.

Карина послушно встала из кресла и поплелась за Томарой. Ее била крупная дрожь. Так нечестно! Он умрет, и никто — никто! — не сможет ничего поделать. У нее перед глазами стояла веселая улыбка на фоне веснушек, и глаза, карие глаза, казалось, с упреком глядели на нее. Я умру, говорил взгляд, а ты останешься жить. Почему так?

И другой взгляд глаз, небесно-голубых, сначала растерянных, а потом смертельно-пустых, снова всплыл перед ее внутренним взором. Тот охранник в Институте, которого она убила — он был примерно такого же возраста, немного младше. Тогда у нее не оставалось выбора, а сейчас нет возможности помочь, но результат один: смертная тьма, окутывающая этих ребят…

В ординаторской Томара усадила ее за стол и сама села напротив.

— Да, Карина, — произнесла она после тяжелой паузы, — именно так оно и происходит. Жаль, что на тебя навалилось такое в первый же день, но ничего не поделаешь. Мы не волшебники, и наши возможности ограничены. Мы далеко не всегда можем помочь. И в нашей работе ты обречена на то, чтобы мириться со смертью. Она всегда ходит рядом, и не так уж и редко мы оказываемся бессильны. Я теряла пациентов и знаю, что такое хотеть помочь и не иметь возможности.

Она вздохнула.

— К такому нельзя привыкнуть. С этим нельзя смириться. Но жизни нельзя позволить сломать тебя. Надо думать не о тех, кого ты потеряла, а о тех, кому помогла. Понимаешь?

— Да, госпожа Томара, — тихо сказала Карина. — Но ведь он такой молодой…

— Жизнь — игра в кости, Карина. Вероятность мала, но она есть всегда. Людям свойственно умирать, и мы ничего не можем изменить. По крайней мере, пока. Знаешь, пожалуй, хватит с тебя на сегодня. Иди-ка ты домой, передохни и расслабься.

— У меня еще нет дома, я пока в отеле живу, — помотала головой Карина. — Я сегодня иду к агенту по недвижимости, чтобы он мне наемную квартиру подобрал.

— Тем более. Если у него найдутся готовые варианты, тебе придется помотаться по городу. Так что иди. И не терзай себя понапрасну. Тот мальчик… он не твоя забота. За него найдется, кому переживать. Давай, топай. Все на сегодня.

— Да, госпожа Томара, — покорно согласилась девушка. Она поднялась из-за стола. Забытый Парс тихо пискнул из-под стула, и она подхватила его на руки и зарылась лицом в густую теплую шерсть. Томара сочувственно наблюдала за ней.

— Кстати, ладно уж, можешь приносить его с собой, — сказала она. — Думаю, вреда он не причинит. Только в процедурных и в палатах ему делать нечего, держи в ординаторской.

— Спасибо, госпожа Томара, — поблагодарила девушка. Она медленно натянула куртку, подхватила пакет с уличной обувью и, поклонившись на прощание, вышла. Хирург задумчиво смотрела ей вслед. Хорошая девочка, но слишком впечатлительная. Впрочем, после пятого курса у нее должен иметься богатый опыт вскрытия трупов, а излишне нервные особы такого не переживают. Так что еще обвыкнется…

Она взяла со стола планшет, в который списала историю болезни Мири, и перелистала ее еще раз, задержавшись на объемной реконструкции томограммы. Она повертела схему так и сяк, подкрашивая и выделяя разные участки. Нет, безнадежно. Даже если удалить основной конгломерат пораженных лимфоузлов вместе с пораженным участком пищевода, слишком много узлов в окружающих тканях. Все вычистить невозможно. Оперировать — только усугублять агонию, превращая и без того невеселый остаток жизни парня в невыносимый кошмар. Нецелесообразно. Ох, проклятое слово — «нецелесообразно»! Словно не о живом человеке речь идет, а о куске мяса… Если бы как-то выжечь все узлы, не травмируя окружающие ткани! Она со злостью швырнула стило на стол, но тут же обругала себя. Легко, выходит, поучать других? Самой бы взять себя в руки для начала…

Но все-таки — каким образом студентка-пятикурсница умудрилась с одного взгляда на томограмму диагностировать рак бронха?

Тот же день. Масария, городской оперный театр

— …и очень прошу, девушки, посерьезнее, посерьезнее!

Руководитель хора поднялся из-за синтезатора и демонстративно щелкнул выключателем. Это послужило сигналом. Стоящие полукругом девицы, перешептывающиеся и перехихикивающиеся, задвигались, разбиваясь на группки. Яна с наслаждением потянулась, несколько раз наклонилась, достав ладонями пол, и встряхнулась, словно кошка. Денек получился тяжелым, и репетиция далась ей нелегко.

— Эй, Яни! — окликнула ее Нисана. Яна обернулась и в очередной раз позавидовала ярко-голубой копне волос подруги. Может, и в самом деле так же перекраситься?

— Чего? — спросила она.

— Ты чем сегодня заниматься собираешься? Мы с девчатами собираемся в кафе закатиться. Не хочешь присоединиться?

Яна заколебалась, потом отрицательно качнула головой.

— Я бы с удовольствием. Но у меня завтра контрольная по философии средних веков. Середина семестра, блин, началась канитель… Почитать еще надо немного, а то завалю.

— Ну, смотри, — пожала плечами та. — Заучишься до смерти — не жалуйся. Девчата, пошли. Кто за «Белого кугуму»?

— Да ну его! — фыркнула стоящая рядом не знакомая Яне девица. — Там какие-то странные парни все время тусуются. Давайте лучше в «Ясень»! И ближе, и поприличнее.

И стайка девушек, на ходу обсуждая заведения, ушла за кулисы. За ними потянулись и другие. Яна с сожалением посмотрела им вслед, раздумывая, не следует ли плюнуть на контрольную — да сдаст она ее, разумеется! — но тут же спохватилась. Она ведь еще не отпросилась на следующий раз!

Она со всех ног бросилась за уходящим руководителем, но задержалась, чтобы на ходу подхватить валяющуюся за кулисами сумку. Догнала его она уже рядом с общей гримерной.

— Господин Коораса! — задыхаясь, окликнула она его. — Господин Коораса! Приношу свои извинения, можно тебя на минутку?

— Да, госпожа Яна? — холодно осведомился руководитель. — Я слушаю.

— Господин Коораса! В огнедень, второго числа, я не смогу появиться на репетиции.

— Вот как? — приподнял бровь руководитель. — И причина?..

— У меня вечером коллоквиум в университете, — виновато пояснила Яна. — Пропустить нельзя, там полусеместровые оценки выставляют. Приношу глубочайшие извинения.

— Должен заметить, моя молодая госпожа, — тон руководителя стал еще холоднее, — что менее чем через период хор должен начать репетировать «Честь Карасато». А спевка коллектива оставляет желать лучшего. Много лучшего, смею заметить! И я почему-то не наблюдаю у некоторых участниц хора должного понимания ложащейся на всех нас ответственности. Почему-то они полагают, что репетиции хора — нечто второстепенное, чем можно пожертвовать ради сиюминутных проблем.

— Но…

— И ты, госпожа Яна, как мне помнится, — неумолимо продолжал руководитель, — уже не раз отпрашивалась под предлогом занятий в университете. Между тем, высокое искусство не терпит житейской суеты и не прощает разбрасывания. Тебе следует серьезней относиться к репетициям и не пропускать их без крайне уважительных причин, к которым, — он поднял палец, на полуслове затыкая уже открывшую рот Яну, — коллоквиум в университете я никак не могу отнести. Я очень огорчен таким несерьезным подходом с твоей стороны. Ты должна помнить, что оперный хор Масарии — коллектив, в который отбирают лучших из лучших. Он — стартовая ступенька, чтобы стать солисткой, полноценной оперной певицей. И тебе следует серьезно задуматься, где же лежит твое истинное призвание — в опере или же где-то еще. Задуматься — и выбрать соответственно.

— Но я действительно не могу пропустить коллоквиум! — почти умоляюще произнесла Яна. — Он очень важный!

— Я не могу приковать тебя к сцене цепями, молодая госпожа, — заявил руководитель. — И я не тюремщик. Если не хочешь — не приходи. Так и быть, я не поставлю тебе прогул… в виде исключения.

Он кивнул, повернулся и пошел по коридору.

— Огромное тебе спасибо, господин Коораса! — искренне сказала Яна ему в спину. — Я крайне признательна тебе за покровительство!

Руководитель даже не повернул головы, но девушка почувствовала, как сквозь исходящие от него волны высокомерного неодобрения прорвалось что-то вроде скрытого смешка и искорки юмора. Облегченно вздохнув, Яна повернулась и пошла в противоположную сторону — к выходу. А все-таки он ничего себе дядька. Действительно думает о деле и даже не пытается приставать, как некоторые другие.

Она уже почти дошла до служебного выхода, но спохватилась и встала. А куртка-то! Сумку она схватила, а куртка осталась валяться где-то на старых пыльных стульях в коридоре, куда она свалила ее посреди вещей остальных хористок. Мысленно ругнувшись, она развернулась на пятках и потопала обратно.

Куртка обнаружилась там, где и положено. Яна подобрала ее — и нерешительно замерла на месте. Выход за кулисы большого концертного зала оказался не заперт. Отсюда сквозь пыльные занавеси боковых занавесов виднелся кусочек сцены. Свет в зале уже выключили, но скупая дежурная лампа в проходе бросала пятно света на синтезатор. Яна осторожно поставила на пол сумку, бросила сверху куртку и прошла на сцену, щелкнув по пути выключателем дежурного освещения. Подойдя к синтезатору, он погладила инструмент кончиками пальцев. Черный лак, натуральное дерево, двойная клавиатура — и начинка, позволяющая играть хоть за целый симфонический оркестр. И акустическая система, разнесенная по залу, с могучим и в то же время удивительно мягким и глубоким звуком. Она мысленно сравнила устройство с простеньким синтезатором, стоявшим дома. Да уж, небо и земля. Трансокеанский лайнер рядом со старой моторкой…

Она снова ласково провела пальцами по черному лаку. Наверное, ему скучно стоять вот так, в одиночестве. В полудреме он мечтает о ярком свете юпитеров, полном зале рукоплещущего народа и гениальном всемирно известном клавишнике, виртуозно исполняющем… что?

Она бросила взгляд на часы и воровато оглянулась. Половина девятого. Что-то сегодня репетиция продлилась на редкость долго, да еще и началась с опозданием. Ужинать ее, разумеется, не дождались, так что торопиться уже некуда. А тут такой шанс! В конце концов, не убьют же ее, даже если застукают! Да и не застукают. Наверняка в здании оперы остались лишь ночной сторож да редкие полуночники. Горло после спевки немного саднит, но когда ей еще удастся оказаться здесь одной?

Она щелкнула тумблером питания и опустилась на круглый табурет исполнителя. Так… тумблер сюда… режим рояля? А что значит… ага, верхняя клавиатура. Нет, двойная клавиатура для нее — слишком, хватит и нижней. Так, и вот здесь включить… И, в конце концов, почему бы не попробовать основную акустическую систему? До сих пор при ней главную акустику задействовали лишь трижды, и каждый раз как-то второпях, мельком, наспех. И ни разу ей не подвертывалась возможность попробовать свой голос соло. А петь в хоре под встроенные в синтезатор динамики — совсем не то…

Она осторожно коснулась клавиш, и концертный зал оперы послушно отозвался глубокой вибрирующей нотой. Она взяла несколько аккордов, наслаждаясь звучанием, потом вздохнула, расправила плечи и запела, аккомпанируя себе, арию Намии из «Пустынного странника»:

Здесь она сбилась, обнаружив, что следующая строфа напрочь вылетела из головы. По инерции взяв еще несколько тактов, она остановилась и задумалась. Нет, не вспоминается. Ну хорошо, другая ария. Правда, ее надо исполнять на два голоса, но партнера взять неоткуда. Зато она помнит ее всю.

Яна снова пробежалась по клавиатуре пальцами и начала партию Намии:

Для партии Каратая она взяла октавой ниже:

И снова партия Намии:

И тут неожиданно для нее арию подхватил сильный мужской баритон:

Яна сумела удержаться и не сбить мелодию. Мельком бросив взгляд через плечо, она увидела высокого мужчину с выбеленными волосами и крупными, словно рублеными чертами лица, одетого в клетчатую рубаху и затасканные синие брюки. А он кто такой? Впрочем… почему бы и нет?

продолжил арию мужчина.

Яна подхватила, и две последние строфы они завершили дуэтом:

Яна взяла последние такты и дала звукам угаснуть в тишине зала. Потом напоследок нежно коснулась клавиш и отключила синтезатор. Поднявшись с табурета, она повернулась и поклонилась мужчине:

— Меня зовут Яна, господин. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Пожалована… — отмахнулся тот, откровенно разглядывая девушку. — Без формальностей. Ты откуда такая голосистая взялась, Яна? Что-то я тебя раньше в театре не видел.

Яна потянулась и осторожно коснулась его эмоций. Интерес, недоумение, легкое сексуальное возбуждение — от нее он завелся, что ли? — похоже, он искренен.

— Я в хоре пою, — пояснила она. — Задержалась после спевки, ну и решила… попробовать акустику. Приношу свои извинения, господин, я не хотела никого тревожить. Я уже ухожу.

— Ах, в хоре… — протянул мужчина, что-то прикидывая. — Тогда понятно. Я-то думал, ты актриса. Яна, Яна, Яна… А по фамилии?

— Яна Мураций, — снова поклонилась девушка. — Приношу свои нижайшие извинения, но могу ли я узнать твое имя, господин?

— Вот здорово! — весело рассмеялся мужчина. — Ну наконец-то в нашем борделе на колесах нашлась девушка, не знающая меня в лицо! Прости, как-то не подумал. Я Таносий Касю, солист.

— Таносий… — повторила Яна — и осеклась. — Таносий Касю? Ух ты… Чрезвычайно польщена знакомством, господин.

— Я же сказал — без формальностей. Терпеть не могу вежливый тон. Прямо стариком себя чувствую. Расслабься, Яна, я не кусаюсь. Только, сдается мне, нет у тебя разрешения пользоваться оборудованием. Ты поаккуратнее, а то застукает сторож — вони не оберешься. Почему зал вообще не закрыт?

— Не знаю, гос… Таносий. Мы занимались в малом камерном зале, как обычно, а потом я вернулась за забытой курткой. Зал стоял почему-то открытым, ну и я… — Она потупилась.

— Искреннее раскаяние можешь не изображать, все равно не поверю, — сообщил певец. — Да ладно, не сдам я тебя. Как можно обижать девушку с таким голосом… и такой фигуркой… и таким прелестным личиком…

— Спасибо за высокий комплимент, Таносий, — улыбнулась Яна. — Нет, конечно, я не раскаиваюсь. Жаль только, больше сюда не попасть.

— Почему? — удивился мужчина.

— Я однажды пыталась попроситься, — пояснила девушка. — Но господин Коораса на меня даже руками замахал. Он наш руководитель хора, — поспешно добавила она.

— Да знаю я его! — хмыкнул солист. — Зануда, каких поискать. Не он здесь главный, не за ним последнее слово. Знаешь, я мог бы поспособствовать твоей проблеме. У меня в нашем заведении есть некоторый авторитет. Такой голос, как у тебя, надо развивать. Поставлен он у тебя неплохо — в музыкальной школе занималась, да? — но до профессионального умения еще далеко. Дыхание пока не очень, на высоких тонах слегка подрагиваешь… Надо тренироваться как следует.

Он подошел к ней вплотную.

— Да, Яна, можно поспособствовать. И не только тренировкам соло. Я слышал, у нас намерены ставить «Смерть и любовь», сейчас подбирают исполнителей. Я могу поговорить с режиссером, чтобы тебе дали на пробу роль второго плана. Скажем, роль Масасики. А там уже как себя покажешь… Я вообще много чем могу помочь начинающей актрисе вроде тебя.

Он дотронулся ладонью до ее щеки и заглянул в глаза. Девушка почувствовала на себе его теплое дыхание и почти физически почувствовала исходящие от него волны явно усилившегося сексуального возбуждения. Ну вот. А она-то ненадолго поверила, что он действительно заинтересовался вокальным талантом… Все мужики одинаковы — только и думают, как бы девицу в постель затащить.

Она деликатно отстранилась.

— Прости, господин Таносий, — с сожалением произнесла она, — но вообще-то я не профессиональная актриса. Я в университете на дневном отделении учусь, а в хоре пою, чтобы форму не терять. И даже на него времени не всегда хватает. Так что твоя помощь, без сомнения, крайне ценная, мне не пригодится.

— Вот как? — немного раздраженно произнес певец. — Ну, если так, то приношу извинения за непрошенную назойливость. Но, возможно, мы еще… э-э-э, позанимаемся вместе музыкой?

— Возможно, — Яна лукаво взглянула на него, потом вытянула руку и легко пробежалась ноготками по его груди. В конце концов, почему бы и нет? Дядька хоть и старый, но вполне симпатичный, так что пару-тройку раз и без взаимных претензий вполне можно. — Как-нибудь вечером мы еще обсудим вопрос… Таносий. У нас спевки трижды в неделю — в огнедень, златодень и небодень, заканчиваются обычно в полвосьмого. Заглядывай в гости. А сейчас извини, уже поздно. А мне еще домой добираться.

Она поклонилась, подобрала сумку и, на ходу натягивая куртку, ушла за кулисы. Солист с кривой улыбкой посмотрел ей вслед. Любая другая хористочка сходу бы растаяла как масло на огне. А эта еще и отбрыкивается! Впрочем, полностью не отшила, и то ладно. Но, похоже, она слишком много о себе думает. И ведь и красавицей-то назвать нельзя — плотненькая, скуластая, темноволосая, невысокая, на улице таких десять на дюжину, но как в себе уверена! За свои сорок два года он навидался самых разных женщин, и теперь за пару минут разговора безошибочно умел определять, на каком свидании очередная ищущая его покровительства девица позволит затащить себя в постель: на первом или втором. Но Яна… она действительно не ломалась, а отказалась на полном серьезе. В ней чувствовалась какая-то спокойная уверенность, основанная на внутренней силе, странная целеустремленность. Похоже, она точно знает, что ей нужно от жизни, и добиваться своего через постель не намерена.

Да, интересная девица. И явно дала понять, что не прочь перепихнуться как-нибудь на досуге, но без перспектив. Возможно, он ей воспользуется. А может, и нет — что-то многовато у него параллельных любовных историй, чтобы еще в одну вляпываться. И так сегодня из-за стервы-Байты приходится ночевать не дома, а в одиночестве на диванчике в своей уборной. Самое обидное, что с той актриской у него и в самом деле ничего не было, но поди ж объясни женушке…

Солист встряхнулся и вышел из зала, погасив за собой свет. Прикрыв дверь, он отправился искать ночного сторожа. Надо ему как следует объяснить, что делают со сторожами, забывающими о своих прямых обязанностях. Шашни шашнями, а ему здесь еще петь, и если каждая хористка начнет развлекаться с инструментом, он, глядишь, и сдохнет в самый неподходящий момент…

1.12.849, древодень. Оканака, телестудия канала «Трибуна»

— …и теперь я могу твердо заявить, что с приходом нового продюсера мое творчество поднялось на новый уровень.

Аудитория, подчиняясь не заметному камерам табло, вежливо захлопала. Вай, растянув губы в оскале профессиональной улыбки телеведущего, брезгливо рассматривал сидящую перед ним «восходящую звезду». За столько лет, кажется, можно бы и привыкнуть, но раз за разом он поражался вполне искреннему апломбу, с которой якобы «артисты» произносят слова «мое творчество». Ведь на полном же серьезе полагают высоким искусством убогое верчение задницей перед камерой и свой тусклый невзрачный голосишко! Задницы, надо признать, частенько очень даже соблазнительные, но для творчества их все-таки маловато…

— Просто замечательно, госпожа Татайя! — преувеличенно восхищенно произнес он. — И, надо полагать, уже в скором времени поклонники смогут услышать и увидеть новые музыкальные шедевры в твоем выдающемся исполнении?

— Безусловно! — твердо заявила грудастенькая звезда, непринужденно закидывая ногу на ногу и демонстрируя камерам безупречной формы бедро, ничуть не скрываемое узенькими шортиками. — Сейчас я уже снимаю новый клип, в котором…

— И даже недавний скандал, который устроил тебе господин Макура, — вкрадчиво перебил ее Вай, — не сможет прервать твою работу?

— Ка-акой скандал? — звезда аж поперхнулась от неожиданности. — Не было никакого…

— Ну как же, когда в последнюю неделю это главный слух недели? — зубасто ухмыльнулся журналист. — Поговаривают, что он расторг с тобой и контракт, и всяческие отношения — вы ведь намеревались в следующем периоде устроить свадьбу, верно? Ну, а права и на слова, и на музыку нового клипа принадлежат ему. И теперь, как поговаривают, ты, госпожа Татайя, не можешь продолжать съемки. И что по сему поводу думает твой новый продюсер?

— И вовсе я ни с кем не скандалила! — обиженно надув губки, заявила певичка. — У нас… ну, просто наши творческие планы оказались лежащими в разных плоскостях, вот! Мы обсудили разногласия…

— …так, что пришлось вызывать полицию… — в сторону добавил Вай.

— …и решили, что наше сотрудничество, плодотворное в прошлом, требует временной приостановки! — твердо закончила певичка. А ведь ее уже натаскивали, отметил про себя журналист. Ишь, шпарит как по писаному.

— А может, поинтересуемся у него самого? — спросил он, благожелательно улыбнувшись и незаметно нажимая кнопку под столом. — Вдруг у него иная точка зрения на события.

— А-а… как спросим? — в тихой панике поежилась звезда. — Зачем?

— Дамы и господа! — хорошо поставленный голос Вая разнесся по студии. — Поприветствуем господина Макуру Топикассу, продюсера, автора, композитора и исполнителя!

Аудитория взорвалась громом аплодисментов, и из бокового прохода стремительно выбежал невысокий парень в аляповатом оранжево-сине-зеленом костюме, покрытом переливающимися блестками. Залихватски торчащий чуб блистал всеми оттенками синего.

— Нет у нас никаких творческих разногласий, стерва драная! — заорал он без предисловий, подскакивая к певичке и упирая руки в бока. — У нас одно разногласие — что ты даже с манекенами трахаешься!

— Сам козел! — заорала в ответ Татайя, тоже вскакивая на ноги. — Ты сам ни одной юбки не пропускаешь! Думаешь, я не знаю, с кем ты спал за последний период? Я даже счет потеряла…

— Тихо, тихо! — вмешался Вай. — Я так думаю, всем лучше присесть на свои места. Госпожа Татайя, господин Макура, вот ваши кресла.

Певичка с композитором еще несколько секунд сверлили друг друга яростными взглядами, потом плюхнулись в кресла, демонстративно уставившись в разные стороны.

— Получается, вам обоим не нравится, что ваш партнер спит с другими, верно? — уточнил журналист. — И вы оба испытываете серьезные моральные страдания?

— Испытываю! — обиженно тряхнув головой, согласилась певичка. — Он…

— А я не испытываю! — гордо перебил ее композитор. — Пусть она в одиночку страдает. Мы договор заключили, и если она его нарушила…

— Ты сам его нарушил! — крикнула Татайя, снова взвиваясь на ноги. — Мы с тобой вечером уговорились, что больше никого, а утром ты уже опять затащил в постель Паруту, дурищу кривоногую!

— Да ты сама кривоногая! — еще одна певичка выскочила из другого выхода и бросилась к возвышению с креслами. Вай тихо крякнул. Несдержанной дуре следовало появиться минут через десять, не раньше, когда публика в должной мере насладится визгливым скандалом. Впрочем, сойдет и так. Сценарий по ходу дела подправить можно. — Сама кривоногая и толстозадая! Кто бы говорил!

— А тебе что здесь надо? — повернулась к ней Татайя. — Ревнуешь, да? Ревнуешь? Из-за того и с Маки переспала, чтобы мне отомстить?

— Я с кем хочу, с тем и сплю! — заорала Парута. — Думаешь, если меня бросила, то я уже в монастырь уходить должна? Только тебе можно на мои чувства плевать, да?

— Я тебя бросила? — от избытка чувств Татайя затрясла в воздухе сжатыми кулаками. — Я?! Да я для тебя вообще одноразовая забава! Стерва!

Она бросилась вперед и вцепилась в волосы Паруты. Та взвизгнула и принялась неуклюже лупить ее ладошками по рукам.

— Дамы, дамы! — Вай вскочил с стула и отработанным движением вклинился между дерущимися. — Не забывайте, на вас вся страна смотрит. Давайте-ка оставаться в рамках! Ну-ка, присаживайтесь…

Он усадил девушек в кресла по разные стороны от презрительно скривившего губы Макуры и вернулся на свое место.

— А теперь, дамы и господа, давайте обсудим ваши сложности спокойно и без нервов, — весело улыбнулся он. М-да. Возможно, он парочку недооценил. Им полагалось сцепиться не ранее, чем минут через пятнадцать. Весь сценарий коту под хвост идет. Ну ничего, не впервой. А на драку их можно спровоцировать и еще разок…

Когда ведущий оператор сжал в воздухе поднятый кулак, а на скрытом под столом ведущего пульте замигала красная лампочка, Вай резко встал со своего места.

— Конец эфира, — сухо сказал он, сдирая микрофон. — Все свободны.

Не глядя на потягивающихся и мирно беседующих поп-звезд — на лице Татайи набухала красная царапина, а прическа Паруты заметно растрепалась — он прошел к выходу в режиссерский отсек. Сияющий помощник поднялся ему навстречу.

— Здорово, господин Вай! — восторженно сказал он. — Мы из миллиона вышли! Миллион двадцать тысяч подключений, и еще с хвостиком!

— Замечательно… — пробормотал Вай, плюхаясь на диван и сворачивая пробку бутылке с газировкой. — Сдохнуть можно, как замечательно…

— Да! — закивал помощник. — А как ты этих уродов опускал — вообще класс!

— Слушай, ты давно в моем шоу? — неприязненно покосился на него Вай, безуспешно пытаясь вспомнить имя.

— Э-э… вторую неделю, господин Вай.

— Понятно. Слушай, мальчик, ты что, всерьез думаешь, что я кого-то опустил? Что им хоть чуть-чуть стыдно за то, что они себя на всю страну наизнанку вывернули? Да ты посмотри на них! — он ткнул пальцем в сторону экранов, на которых отображался стремительно пустеющий зал студии. Статисты торопились по своим делам, а обе девицы и парень, еще пару минут назад с ненавистью оравшие и визжавшие друг на друга, чуть ли не в обнимку уходили со сцены, весело пересмеиваясь. — Им же нравится! Для них скандал — единственный способ к себе интерес поддержать. Я их в выгребную яму засунуть могу перед камерами, а они только улыбаться и благодарить станут. Ничего другого за душой у них нет, ты что, не понимаешь? А-а…

Он махнул рукой и присосался к бутылке.

— Я даже поручусь, что половину самых интересных подробностей о своих отношениях они прямо тут, по ходу дела выдумали, — пробормотал он, отставляя опустошенную емкость. — Знал бы ты, как они меня все достали…

Проигнорировав растерянно вытянувшееся лицо помощника, он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Все на сегодня. А времени еще и восьми нет. По кабакам пойти? Или махнуть на все рукой, слопать таблетку «верозана» и завалиться спать? Как его задрала такая жизнь! Ага, популярность у тупого быдла, восторгающегося шоу. Только о ней ли он мечтал двадцать лет назад, когда юнцом поступал на факультет журналистики? Как его тошнит от холеных идиоток-артисточек и богемной жизни…

Заставив себя раскрыть глаза, он поднялся с дивана.

— Заканчивай тут все, — сухо сказал он помощнику. — Если что, я на связи.

Так и не выработав определенного плана на вечер, он вышел в коридор и зашагал к лифту. И почему ему так тоскливо?

Тот же день. Крестоцин

Вот она подходит к кровати пациента, рядом с которой помигивают огоньками сложные медицинские приборы. На ней строгая синяя хирургическая пижама — отутюженные складки на брюках со свистом режут воздух, на блузе ни единой складки, в руках планшет, на который уже выведена история болезни, на груди болтается диагност, а во взгляде мешаются профессиональный интерес и материнская забота. Больной с надеждой смотрит на нее, и она, бросив быстрый взгляд на планшет и посмотрев на пациента через сканер эффектора, сходу устанавливает диагноз. Обернувшись к сопровождающей медсестре, она говорит…

Что именно она говорит, от раза к разу варьировалось. Карине нравилось мечтать о том времени, когда она наконец станет настоящим врачом и начнет самостоятельно лечить больных. Однако до того блистательного дня, похоже, оставалось еще долго. Куда больше, чем хотелось бы.

Как и пообещали главврач с Томарой, ее обязанности, скорее, походили на медсестринские. Она участвовала в ежедневных перевязках — преимущественно в гнойной перевязочной, поскольку медсестры с большой неохотой там дежурили и с радостью соглашались на подмену, ставила катетеры, капельницы и уколы, ассистировала на операциях (с умным видом, незаметным под маской, стояла возле подносов с инструментами и иногда подавала корнцанг, дренаж или кетгут) и даже брила животы перед операциями. Сверх того госпожа Томара не упускала задать ей вопрос-другой на самые неожиданные темы, и от раза к разу Карине приходилось убеждаться, что в учебниках написано далеко не обо всем. Сверх того куратор, как и обещала в первый день, загрузила ее чтением пособий по хирургии, пообещав, что к концу практики устроит настоящие экзамены по прочитанному. Карина лишь тихо радовалась про себя, что больница не обслуживает ни орков, ни троллей — на тех специализировались Третья и Четвертая городские больницы. Иначе с Томары сталось бы устроить ей экзамен и по нечеловеческой анатомии.

Первые несколько дней голова у нее просто шла кругом. Она не боялась медсестринской работы, поскольку неплохо ее знала. Но новое место, новые люди, необходимость учиться параллельно с работой и постоянное ожидание каверзных вопросов действовали ей на нервы. И она никак не могла забыть Мири, того парня с раком бронха, чья улыбка все еще стояла у нее перед глазами. Несколько раз она даже тайком глотала успокоительные.

Но постепенно все вошло в колею. Она научилась не бояться старшую медсестру Марину, которая, хоть и грозная на вид, при близком знакомстве оказалась вполне приятной в общении тетушкой. Довольно близко она сошлась с несколькими медсестрами — Тампарой, Валлой, Цумахой и Камароной, чистокровной тарсачкой, чьи родители эмигрировали на Восточный континент из Граша лет десять назад. Девушки мало отличались от нее по возрасту. Им исполнилось по восемнадцать-двадцать лет, они заканчивали один и тот же двухгодичный медицинский колледж, и Карина уже через пару дней чувствовала себя с ними настолько естественно, словно знала их с детства.

Другие медсестры, постарше, как и врачи, тоже отнеслись к Карине с теплотой. Когда они разглядели, что новенькая не пытается отлынивать даже от самой грязной и неприятной работы и не гнушается вынести из-под пациента утку, первая настороженность испарилась. Конечно, до по-настоящему приятельских отношений пока не дошло, но никто не отказывался объяснять и пояснять ей непонятное. Парс быстро завоевал в отделении бешеную популярность и самостоятельно совершал ежедневные обходы палат, бесцеремонно вспрыгивая на кровати пациентов и благосклонно принимая поглаживания и подергивания за уши. Живого зверька на его месте наверняка закормили бы до смерти всякой вкуснятиной, но зоки такая опасность не грозила, так что Карина оставалась за него спокойна. Госпожа Марина поначалу хмурилась и ругала шестилапого ушастика за антисанитарию, но потом смягчилась и она: Парса положительно невозможно было не любить.

В златодень первой недели Карина засиделась в отделении допоздна. С утра заболела одна из медсестер, и Карине пришлось провести в процедурном кабинете на полтора часа больше, чем обычно. Затем госпожа Томара отправила ее ассистировать на двух операциях подряд. Первой оказалась банальная аппендэктомия. Операцию Карина видела уже много раз, и интереса она не представляла никакого. Правда, Томара и здесь нашла повод заставить ее покрыться холодным потом, потребовав указать место, в котором перевязывать брыжейку. Когда девушка дрожащим пальцем ткнула в большой плоский экран, куда выводилось изображение с лапароскопа, куратор, оторвавшись от наглазного экрана, лишь хмыкнула:

— Поздравляю, Карина, ты только что перекрыла бедняге артериальные ветви. Запомни: не следует лигатуру накладывать слишком низко. Оптимально примерно вот здесь… — Она показала световой указкой на нужную точку, подвела туда робоманипуляторы и двумя движениями лазерного скальпеля запаяла сосуды. Затем она принялась ловко орудовать манипуляторами, накладывая кисетный шов вокруг отростка. Девушка лишь вздохнула. Похоже, всем ее мечтам суждено остаться лишь мечтами. Какой из нее хирург, если она даже аппендикс вырезать не сможет толком?

Следующая операция оказалась куда сложнее. Проводила ее бригада, составленная из Томары, доктора Фуруя и анестезиолога Ххараша, невысокого пожилого орка с седыми кончиками ушей, единственного орка в отделении. У среднего возраста женщины после какого-то давнего ожога в пищеводе в районе желудка образовались рубцовые стриктуры, решительно не поддающиеся консервативному лечению, из-за чего та лишь с большим трудом могла принимать пищу. Запись эндоскопии очень походила на виденную Кариной в первый день у пациента со скользящей грыжей. Операция, которую доктор Фуруй назвал «трансхиатальной резекцией и экстирпацией пищевода», заняла четыре часа времени, и к ее концу и Томара, и Фуруй выглядели изрядно измотанными. До того Карина только однажды присутствовала на операции на открытой полости, так что с большим любопытством наблюдала за ходом резекции. Кроме того, ей доверили налагать наружные швы, и она с поставленной задачей справилась с честью, срастив рану холодной сваркой так, что та почти не выделялась на фоне бледного живота пациентки. А сверх того, чтобы края раны случайно не разошлись, она тайком помогала сварочному аппарату своим наноманипулятором. Карина знала, что через несколько часов почти незаметный сейчас рубец уродливо набухнет и покраснеет, но сейчас она почти с удовольствием полюбовалась на дело своих рук.

После операции несмотря на уже почти подошедший к концу рабочий день (и ее никто не осудил бы, отправься она домой), Карина засела в ординаторской за терминал Томары, чтобы почитать учебник. Уединенное одиночество еще необжитой наемной квартиры угнетало ее. Дома она так привыкла к постоянному присутствию вокруг людей, что квартирка казалась ей тюремной камерой-одиночкой. Рядом за своими столами сидели двое хирургов, которых она еще не запомнила, и анестезиолог Той — ночная дежурная бригада. Хотя они и не обращали на девушку внимания, углубившись в свои терминалы, в их присутствии Карина чувствовала себя как-то уютнее.

Когда часы на стене пискнули, отмечая наступление восьми часов вечера, она оторвалась от учебника, сладко потянулась и зевнула. Пора собираться домой. Завтра деньдень, выходной. Даже два дня выходных — в небодень она тоже отдыхает, спасибо Томаре. Можно отоспаться, отдышаться от первой рабочей недели на новом месте, наконец-то прогуляться по Крестоцину при дневном свете и вообще завершить массу мелких дел и делишек, которые так не хочется делать вечерами. И можно, наконец, дойти до компьютерного магазина и арендовать терминал, чтобы заниматься дома. Не таскаться же, в конце концов, через полгорода в университетскую библиотеку за громоздкими бумажными фолиантами!

Она выключила терминал, еще раз зевнула и вылезла из-за стола. Парс, лежащий на соседнем стуле, приподнял голову и вопросительно посмотрел на нее. Девушка переобулась, надела куртку и уже совсем было собралась устроить его у себя на плече, но тут в ординаторскую заглянула Томара. Карина удивилась — ей казалось, что та уже ушла домой.

— Ты еще здесь, Карина? — улыбнулась ей куратор. — Хорошо. Мы с Кулау думали, что ты уже ушла. Поздно спохватились, но главное, что успели. Пойдем-ка дойдем до его кабинета.

— Да, госпожа Томара… — девушка постаралась не подать виду, что озадачена. Зачем она в такой поздний час понадобилась главврачу? Она сделала что-то не так? — Парс, рядом.

Зверек соскочил со стула и нетерпеливо закружился вокруг нее. Она пошла, точнее, почти побежала за Томарой — та шагала споро и размашисто, словно у нее на плечах и не висел тяжелый рабочей день. Возле двери завотделением куратор остановилась и пропустила девушку вперед. Чоки-секретарша, как всегда, свежая и красивая, ослепительно улыбнулась им. Карина на всякий случай коротко поклонилась ей и скользнула в кабинет заведующего.

Доктор Кулау приподнялся за столом и приветливо кивнул ей.

— Добрый вечер, Кара, — сказал он. — Присаживайся. Ну, как тебе первая рабочая неделя? Не жалеешь, что решила стать врачом?

— Нет, господин Кулау, не жалею, — улыбнулась Карина ему в ответ, присаживаясь возле его стола. Томара села на стул напротив и сладко потянулась.

— Рад слышать. Я, в свою очередь, намерен сообщить тебе, что весьма доволен твоими первыми днями в отделении. Мы с Томой, если честно, не ожидали от тебя такой прыти…

— И такой ответственности, — добавила хирург.

— И ответственности, — согласился Кулау. — Если продолжишь в том же духе, со временем из тебя выйдет хороший врач.

— Спасибо, господин Кулау, госпожа Томара…

Карина почувствовала, что краснеет. Она знала, что хорошо работает, но как-то не ожидала, что ее станут хвалить. По крайней мере, папа хвалил ее только тогда, когда она достигала чего-то действительного выдающегося. И правильно — разве стоит одобрять человека, который всего лишь делает то, что должно?

— Ну, и в качестве поощрения мы решили сделать тебе сюрприз, — продолжил Кулау. — Не только, впрочем, в качестве, поощрения. Кара, мы от лица всего нашего хирургического отделения поздравляем тебя с днем рождения. Двадцать лет — хорошая дата. Пожалуй, самый лучший юбилей в жизни — уже круглый, но жизнь только-только начинается. Вот, прими в качестве небольшого подарка.

Он открыл ящик стола и вытащил из него высокий глянцевый параллелепипед, украшенный этикетками кондитерского магазина Варатты. С широкой улыбкой он поставил его на стол и с хитрым видом фокусника снял верхнюю часть коробки.

— Па-ру-раам! — торжественно пропел он.

…когда потемнение в глазах прошло, Карина осознала, что стоит, вжавшись лопатками в дальнюю стену кабинета. Сердце бешено колотилось, грудь словно забило жарким и вязким пухом из подушки. Руками она сжимала горло, словно намереваясь себя задушить, а манипуляторы эффектора спиралями оплелись вокруг тела. Наверное, если бы они могли воздействовать на нее, она раздавила бы саму себя в малиновый джем. Парс прижался к стене возле нее и громко шипел в пространство, оскалив клыки. Отлетевший стул вверх тормашками валялся в стороне, а Томара с Кулау смотрели на девушку одинаково круглыми от изумления глазами.

— Кара, что с тобой? — куратор встала и подошла к Карине, заглянув ей в лицо. — Ты словно обаку увидела!

— Простите, госпожа Томара, господин Кулау… — с трудом прошептала девушка, часто и тяжело дыша. — Простите! Моя вина. Приношу свои нижайшие извинения!

Он опустила руки и заставила манипуляторы расслабиться и свернуться в клубки. Словно во сне, она подошла к перевернутому стулу, подняла его и аккуратно поставила на место. Во сне… Когда много лет назад пирожное ночами снилось ей в кошмарах, она с таким же бьющимся сердцем, задыхаясь от слез, вскакивала с кровати — но рядом даже в глухую полночь всегда оказывался папа, к которому можно прижаться и выплакаться, успокаиваясь, чтобы потом забыться легким светлым сном без сновидений. Но сейчас папы нет рядом, и она уже давно не та маленькая тринадцатилетняя девочка, не способная успокоиться самостоятельно.

— Приношу свои нижайшие извинения, — почти нормальным голосом проговорила она. Хорошо, что Караби научил ее контролировать дыхание! — Я сверх всякой меры благодарна вам за проявленную заботу. Просто… просто… я никогда не отмечаю свой день рождения.

— Но почему, Кара? — Томара снова подошла к ней и, нажав на плечи, заставила сесть. — И почему ты так отреагировала на пирожное? Обычный шаклер. Кара, мы тебя чем-то обидели? Пожалуйста, скажи.

Сердце в груди Карины обратилось в камень. Если она скажет, для нее все кончится плохо. Если не скажет, обидит двоих людей. Любой выбор плох. Но Томара и Кулау хорошо отнеслись к ней, и они не заслужили такого отношения. А она… Если есть выбор между своими чувствами и чужими, выбирай чужие.

— Я не отмечаю день рождения, — сквозь силу произнесла она. — Десять лет назад в этот день я впервые убила человека. Людей.

— Ты? — недоверчиво осведомилась куратор. — Но ведь тебе тогда исполнилось всего десять! Как ты могла…

Она осеклась и переглянулась с Кулау.

— Кара, ты девиант? — спросил ее главврач.

Девушка молча кивнула.

— И в день рождения у тебя проявились особые способности?

— Да. — Понурившись, она смотрела в пол. Сердце бухало в груди так громко, что почти заглушало слова. — У меня был день рождения, и госпожа Мамира, моя воспитательница в детском доме, подарила мне такое же пирожное. Она всегда меня жалела. А мальчишки… у нас трое злых старших мальчишек всегда ходили компанией, они его отобрали. Даже не съели, а большей частью просто растоптали по полу. Я плохо помню, что произошло дальше. Кажется, у меня случилась истерика, и я… и у меня пробудился эффектор. Они погибли, все трое. Я разнесла всю комнату, а потом, когда вбежала госпожа Мамира, убила и ее.

Внезапно ей показалось крайне важным оправдаться именно перед Томарой и Кулау. Она вскинула взгляд.

— Я не хотела, честно! — горячо сказала она. — Я любила госпожу Мамиру! Но я себя совсем не контролировала!

— Да, так оно обычно и происходило… — вздохнул доктор Кулау. — Дети, не умея контролировать себя, убивали родителей, родственников и просто окружающих. Прости нас, Кара. Мы и понятия не имели, что у тебя в прошлом такая трагедия.

Против воли Карина криво усмехнулась. У нее, значит, трагедия? Интересно, а что тогда случилось у погибших?

— И что случилось дальше? — осторожно спросила Томара. — Тебя отправили в спецзаведение?

— Я убежала и скрывалась полгода. Та зима оказалась на удивление мягкой, и я могла жить в заброшенных домах на окраине города. Воровала из домов и магазинов еду, пряталась от людей… Я убила еще нескольких человек, которые случайно напугали меня. Потом на меня начали охотиться. Когда поймали, отправили в Институт человека, и я провела там два года.

Томара испуганно прижала руки ко рту. Лицо Кулау дернулось, но осталось бесстрастным.

— Масария, ну конечно же. Следовало догадаться. И потом, в сорок третьем, тебя освободили оттуда, да? — спросил он.

— Да, — кивнула девушка. — Папа… мой приемный отец взял меня к себе, и с тех пор я живу с ним. Господин Кулау, честное слово, сейчас я полностью контролирую себя! Я не причиню никому вреда, никогда и ни за что! Не выгоняйте меня, пожалуйста, очень прошу!

— Ну-ну! — Томара ласково похлопала ее по плечу. — Успокойся, Кара, никто тебя выгонять не собирается. Мы не виним тебя ни в чем. Девиант ты или нет, это никак не касается твоей работы в больнице. Верно, Калу?

— Разумеется, — кивнул главврач. — Карина, Тома уже сказала, что мы весьма довольны твоим подходом к делу. Не думаю, что ты способна использовать свои способности в зло или просто бездумно. Так что ничего не меняется. Просто продолжай работать и учиться в том же духе. А прошлое — ну что же, прошлое далеко не всегда приятно вспоминать не только тебе. И, по крайней мере, теперь я понимаю, почему ты так хочешь спасать людей.

— Спасибо, господин Кулау. Спасибо, госпожа Томара, — кивнула Карина. — Я благодарна вам за заботу, очень-очень благодарна. Еще раз прошу простить, что так получилось. Теперь я пойду, ладно?

Она поднялась со стула.

— Парс, рядом! — скомандовала она, подходя к двери.

— Карина, погоди! — внезапно сказала Томара. — Тогда, в первый день… Ты определила, что у пациента рак. Ты использовала свои возможности?

— Да, — согласилась девушка. — У меня есть дополнительная способность, которую папа называет объемным сканером. Я могу видеть сквозь предметы. Внутри предметов. Похоже на томограмму, только все серое и выглядит почти как настоящее.

— Вот как?.. — задумчиво прищурилась Томара. — Знаешь, Кара, по-моему, способность чрезвычайно полезная. Мне нужно подумать, но, полагаю, мы твой сканер обязательно обсудим еще раз. А еще какие-то способности у тебя есть?

— Наноманипулятор. Я умею работать с веществом на молекулярном уровне. Сложно и хлопотно, но могу, например, запаивать не очень крупные сосуды и останавливать кровотечение. Или вытащить глубокую занозу.

— Невероятно… — пробормотал Кулау. — Тома, нам определенно следует обдумать новые обстоятельства как следует. Таким талантам пропадать нельзя. Хорошо, Карина, на сегодня мы от тебя отстанем. Давай, иди, отдыхай.

— Да, господин Кулау, — кивнула Карина. — Спокойной ночи.

Она помахала рукой и, сопровождаемая Парсом, выскользнула в приемную.

Оставшись в одиночестве, Томара и Кулау переглянулись.

— Ну и номер! — вздохнул завотделением. — И перепугала же она меня, когда со стула грохнулась…

— Меня не меньше, — хмыкнула куратор. — Ну и ну! Кара — девиант! Да еще из Института! Значит, у нее первая или вторая категория. Да еще и дополнительные способности…

— Я все гадал, когда и как они проявятся, — произнес главврач, задумчиво пощипывая подбородок. — Помнишь — тогда так и не нашли, куда делись двадцать ребятишек из Масарии.

— Да, пока Закон о тайне личности не подправили, только ленивый их не искал, — согласилась Томара. — Ну вот, пожалуйста. Удовлетворил свое любопытство?

— Более чем, — пожал одним плечом Кулау. — Но тяжелое же у девочки выдалось детство, если ее даже сейчас так корежит. Приглядывай за ней, Тома. Плохо, когда у врача такие нервы.

— Конечно, Калу, — кивнула женщина. — Но пока что она не дала ни одного повода заподозрить себя в психической неполноценности, да даже просто в эмоциональной нестабильности. А совершенно нормальных людей все равно не бывает. Если из-за пирожного она убила четверых, я прекрасно понимаю, почему она так шарахнулась. Небось, перед глазами так и стояла сцена, когда она нас с тобой по стенкам размазывает. Классический случай для учебника по психологии.

— Сплошное шарлатанство твои учебники. И вообще вся психология шарлатанство, — проворчал Кулау. Он выдвинул верхний ящик стола, покопался в нем и извлек на свет скальпель. — Нет у человека никакой психики. Если что-то нельзя отрезать, его не существует, и не пытайся убедить меня в обратном. Кстати, раз уже ты заговорила о пирожном, я не намерен позволять пропадать добру. Дать тебе кусочек? И давай-ка подумаем на пару, к чему можно приспособить ее таланты. Что ты там сказала про рак?

4.12.849, деньдень. Оканака

На молодую женщину глаз Вай положил с первого взгляда.

Он изнывал от скуки — уже три дня в Оканаке не происходило ничего, достойного его внимания. Ни скандала в семье депутата Ассамблеи, сопровождаемого битьем посуды и демонстративной подачей на развод, ни пойманного за руку чиновника, хапнувшего не по чину, ни порнозвезды, давшей дуба от наркотиков в собственной постели, а еще лучше — в каком-нибудь злачном притоне… Вероятные кандидаты на очередную телевизионную казнь уже трижды подряд отклонили приглашения на съемки, что странно: бомонд обычно исповедовал простейший принцип — неважно, что о тебе говоря, лишь бы говорили. Дошло до того, что он, суперзвезда телеэфира, от безделья приперся на дурацкий конгресс не то астрологов, не то астрономов. Впрочем, справедливости для следовало заметить, что специально он на конгресс не шел — до такого ему еще опускаться и опускаться. Просто выйдя на улицу из редакции, чтобы перекусить, он заметил на здании соседнего отеля неброский транспарант, и вместо привычного кафе ноги сами понесли его туда. Ну вдруг! Ну хоть что-то! Ну может же выйти так, что два астролога друг другу в бороды вцепятся на предмет того, у кого будущее точнее предсказано? Камера с одним объективом, болтающаяся на груди на манер медальона, и диктофон у него всегда с собой, так что может же ему повезти?

— На конгресс куда? — лениво спросил он портье в холле. Тот, предупредительно изогнувшись, указал на плакат «Двадцать восьмая конференция Общества астрономов Катонии. Регистрация». За столиком под плакатом маялась от безделья юная вертлявая девчонка с чудовищной прической в стиле «северное сияние», в откровенном мини-платье, совершенно не скрывавшем ее еще почти детских прелестей, и с густо наложенной косметикой цветовой гаммы «крокодиловый маренго», способной отвратить от нее даже страдающего от спермотоксикоза подростка.

— Здесь конференция? — осведомился у нее Вай, внутренне передернувшись.

— Да, блистательный господин! — оживилась девица. — Как тебя зовут?

Она склонилась над разложенными на столике нагрудными табличками, изображая немедленную готовность выхватить любую. Судя по тому, что от, судя по всему, изначально стройных рядов табличек сейчас на столе остался от силы десяток, конференция оказалась популярной. Или же популярным оказался прилагаемый к ней фуршет, который репортер углядел краем глаза в висящей за девицей программе. Впрочем, до фуршета оставалось еще несколько часов. Жаль. Он мог бы совместить приятное с полезным.

— Не напрягайся, — покровительственно бросил девице Вай. — Я специально приглашенная звезда, меня и так все знают. Где конференция?

— Во втором зале, — растерялась девица. — Направо по коридору. Но как же материалы…

— Перебьюсь, — отмахнулся репортер, отправляясь в указанном направлении. Нет. Все-таки не астрология, бородатых придурков, предсказывающих судьбу по звездам, тут нет. Значит, нет и темы для репортажа. Правда, настоящие ученые, как он слышал, тоже иногда так друг в друга цепляются, что пух и перья летят. В его представлении типичный ученый выглядел полусумасшедшим умником в белом халате, плохо выбритым и с торчком стоящими вокруг лысины жидкими волосами. Или старой сушеной воблой, проходившей в девках до самого климакса, что-то вроде его учительницы математики в старшей школе. Таким самое место в красочной комедии, где очередной злобный монстр, вырвавшийся из пробирки, намеревается поработить мир, но в репортаже или шоу им делать нечего. Заснет зритель на первой же минуте от излагаемой зауми.

В конференц-зал он по старой привычке, чтобы не пугать рыбу, пробрался тихо и незаметно. Но пугать оказалось некого. За бороды никто друг друга не таскал, скучные серые ряды пиджаков тянулись до самой сцены, на которой… А вот на сцене обнаружилась тема если и не для репортажа, то для сегодняшнего вечера — совершенно точно. Молодая женщина лет двадцати пяти, весьма симпатичная, в простой бежевой блузке и консервативной серой юбке до середины бедра, что-то вещала, меняя слайды с формулами со скоростью картинок в калейдоскопе и водя точкой лазерной указки по совершенно непонятным схемам и графикам. Что именно она вещала, Вай даже не пытался разбирать. По математике у него в школе имелась устойчивая тройка с минусом, о чем во взрослой жизни он ни разу не пожалел: налоги за него считали бухгалтерия и специально нанятый юрист, в магазине сумму отстукивал кассовый аппарат, так что даже четыре действия арифметики ему почти не требовалось. Но за самой девицей он наблюдал с явным удовольствием.

Профессия обязывала его разбираться в текущей моде, и его наметанный взгляд сразу определил, что одежда женщины даже и близко не лежала к писку текущего сезона. Простые незамысловатые вещи, как раз подходящие молодой провинциальной домохозяйке или… или ищущей первого официального замужества лаборанточке для походов в магазин и выгуливания отпрысков. Именно такие никогда в жизни не сталкивавшиеся с блеском и соблазном столичной жизни провинциалочки и падали первыми жертвами его обаяния, помноженного на громкое имя. Ситуация упрощалась тем, что даже если она замужем, на конференции мужей с собой обычно не возят. Он поспорил сам с собой, что затащит ее в постель уже сегодня. Противник утверждал, что она может сломаться только завтра: мало ли что у нее уже запланировано на вечер.

Десять минут ожидания наконец-то увенчались успехом.

— …таким образом, можно утверждать, что данный метод при тех же вычислительных затратах позволяет повысить точность численного интегрирования ряда Цуринга минимум на два порядка. В перспективе он позволит создавать гравископы с гораздо большей разрешающей способностью, чем существующие сегодня. Спасибо за внимание.

Женщина поклонилась аудитории и сошла со сцены. Зал разразился вежливыми хлопками.

— Следующий выступающий… — затянул волынку ведущий, но его Вай слушать не стал. Редкая удача: девица, глянув на часы, не уселась на одно из свободный мест, а направилась к выходу из зала. Репортер наклонился к сидящему рядом благообразному старикашке в строгом костюме и шепотом спросил его:

— Кто выступал? Как зовут?

— Госпожа Цукка Касарий из университета… — недовольно взглянул на него старикашка, но Вай уже не слушал его. Он встряхнулся, придавая себе тот образ бесшабашного рубахи-парня, которого знали и любили десятки миллионов телезрителей.

— Госпожа Цукка Касарий? — остановил он проходящую мимо него девицу. — Можно тебя на пару слов?

На них заоглядывались.

— Не здесь, — недовольно шепнула та. — Выйдем.

Когда дверь конференц-зала захлопнулась за ними, журналист не стал терять времени. Он демонстративно извлек из кармана диктофон и сунул его под нос молодой женщине.

— Госпожа Цукка, я репортер канала «Весь мир». Я хотел бы задать несколько вопросов относительно твоего доклада. Не уделишь ли мне несколько минут?

— Имя у тебя есть, господин репортер? — холодно осведомилась та.

— Прошу прощения, великолепная госпожа. Меня зовут Вай. Вай Краамс.

Вай не рассчитывал, что преподша сразу поплывет и растает от звуков его имени, но безразличная скука на грани раздражения во взгляде девицы его слегка смутила. Она что, вообще о нем не слышала? О звезде национального вещания, лауреате десятка премий, неоднократном самом скандальном репортере года и вообще любимце публики?

— Вай Краамс, — повторил он. — Ведущий программы «Правда жизни».

— Кажется, я где-то слышала твое имя, — задумчиво проговорила преподша. — Что-то знакомое…

Репортер возликовал. Сейчас последует что-нибудь вроде «тот самый Вай Краамс?!», и все пойдет как по маслу.

— Ах да, — в ее глазах мелькнуло непонятное выражение. — Вай Краамс, канал «Трибуна». Это тебя в сорок третьем Дзинтон… — Она замолчала. — Ты же был репортером у нас в Масарии?

— Ну, с тех пор многое изменилось, великолепная госпожа, — пожал плечами Вай. — Сейчас я работаю на канал «Весь мир» здесь, в Оканаке. Так могу я рассчитывать на интервью?

Ничего себе девица, разочарованно подумал он. Можно подумать, вообще ни телевизор не смотрит, ни в Сеть не заглядывает. Надо же — сорок третий год вспомнить! Хотя да, именно с того скандала начался его стремительный взлет до звезды национального масштаба, и если она землячка, для нее вполне логично запомнить именно те события.

— Интервью… — Девица задумалась. — Скажи, господин Краамс, ты все еще занимаешься публичными скандалами? Или перешел на что-то более интеллектуальное?

— Публика любит скандалы, — фыркнул репортер, но тут же спохватился. — Не прими на свой счет, госпожа, я не намереваюсь втягивать тебя ни в какую историю.

— И что ты знаешь об астрономии, блистательный господин Вай? — в глазах девицы мелькнула откровенная насмешка. — Ты хоть слышал о том, что солнце вовсе не вращается вокруг Текиры?

— Я, между прочим, образованный человек! — оскорбился репортер. — Я в курсе и про планеты, и про Галактику, и даже о черных дырах кое-что слышал.

— Вне сомнения, ты уверен, что черные дыры — такие дырки в космосе, через которые можно путешествовать в параллельные миры, — поморщилась девица. — А прочитал о них ты в каком-нибудь фантастическом боевике, где через них на Текиру вторгается армада космических пришельцев.

Она бросила взгляд на часы.

— У меня есть полчаса времени или около того. Заплатишь за сок в ресторане — дам интервью. Только если ты меня клеить решил, имей в виду — я замужем, и ты в качестве альтернативы меня совсем не привлекаешь. Ну так что?

Вай внутренне перекосился. А провинциалочка совсем не так проста, как кажется на первый взгляд. И перспектива затащить ее в постель становится все более и более призрачной. Особенно с учетом того, что с симпозиумов участники обычно разъезжаются по домам, и на долгую осаду времени нет. Но отступать уже поздно, да и не в его стиле: биться надо до конца, пусть и потеряв надежду на успех. Кроме того, что-то зудело у него на краю сознания. Что-то, что девица ляпнула в ходе разговора, тянущее за старые-старые ниточки…

— Если хочешь, я могу даже угостить тебя обедом, госпожа, — кисло согласился он.

— Право угостить меня обедом еще заслужить нужно, — сухо отрезала женщина. — Хотя бы зародыш мозга в работе продемонстрировать. Сок мне нужен, чтобы горло смочить. Думаешь, легко полчаса трепаться на конференции, а потом еще столько же перед тобой? Раз программу ведешь, должен сам понимать. Ладно, пошли, искатель истины, пообщаемся.

— Ну, что именно тебя интересует, господин репортер? — поинтересовалась девица, когда они с репортером устроились за столиком в ресторане отеля. — Или тебе нужна речь на свободную тему?

Вай подумал.

— Я задам пару вопросов, госпожа Цукка, а потом ты расскажешь мне что-нибудь интересное. Возможно, мы даже сумеем организовать для тебя запись телеинтервью…

— Интервью отменяется! — отрезала девица. — Только в желтых передачах мне светиться не хватало, в компании с политиками, порнозвездами и раскрывателями мировых заговоров. Итак?

— Первый вопрос, — Вай пододвинул диктофон поближе к Цукке. — Астрономия занимается всякими звездами, планетами и вообще Вселенную изучает. А твой доклад весь из каких-то формул и графиков, даже ни одной фотографии звезды или там туманности. Какая связь? Чем ты вообще занимаешься?

— Связь простая — все в мире описывается математическими формулами. Движение макрообъектов наподобие звезд и планет — тоже. Из школы ты наверняка помнишь, господин Вай, что астрономия умеет рассчитывать движение планет нашей солнечной системы. Похожие методы можно применить и к планетным системам других звезд. Но для расчетов требуются исходные данные, которые можно получить только наблюдением. Я лично занимаюсь гравископией, в частности методами три-разностной обработки данных, полученных при анализе интерференционных взаимодействий… Извини, забылась. Если проще, мы используем орбитальные телескопы для изучения ближайших звездных систем. В частности, пытаемся разработать действенные методы обнаружения планет у других звезд. Я не стану пояснять, как именно — все сводится к построению и анализу функциональных рядов, криволинейному интегрированию и числовому решению систем уравнений с четырехмерными тензорными матрицами. Чтобы просто понимать, о чем идет речь, следует закончить по крайней мере три курса университета по соответствующим специальностям. Ну что, продолжать? Или сдаешься?

— Планеты у других звезд… — Вай покатал слова на языке. — Звучит интересно. И на кой они сдались? Колонизация? Разработка ресурсов? Построение космической империи?

— Боевики ты все-таки читаешь… — вздохнула девица. — Ни то, ни другое, ни даже третье. Вышедшая в космос цивилизация вообще не нуждается в планетах как местах для проживания.

— Как так? — не понял репортер. — А где тогда жить?

— Господин Вай, поиск планет, пригодных для жизни, волнует только фантастов определенного сорта. Ну, и публику, таких фантастов читающую. На деле поиск планет ради колонизации — беспросветная глупость, основанная исключительно на стереотипах современного нам мышления. Посуди сам. Во-первых, планета, пригодная для жизни на открытом грунте без средств индивидуальной защиты, должна удовлетворять ряду параметров, укладывающихся в крайне жесткие рамки: тяготение, — Цукка принялась загибать пальцы, — состав атмосферы, радиационный фон, температурные диапазоны, отсутствие токсичных элементов в окружающей среде, стабильность окружения, включая почву, атмосферу и водные резервуары, и так далее. Вероятность обнаружения таких планет чрезвычайно низка. То есть если мы начнем осваивать звездные системы тысячами, то, вероятно, обнаружим и такие, но надеяться на них как на системное явление нельзя.

Она отпила глоток принесенного официантом сока.

— Во-вторых, а зачем вообще колонизировать планеты, даже если мы их найдем? Господин Вай, давай сыграем в игру: ты мне называешь причины, а я объясняю, почему ты глупости говоришь. Давай, начинай.

Репортер задумался. Девица начинала ему нравиться. Не так, как поначалу — как принадлежность постели, а сама по себе. Она держалась уверенно и спокойно, не задирала нос, объяснялась человеческим языком и вообще обладала каким-то неярким обаянием, который привлекает мужчин куда больше округлых ягодиц и выпяченных грудей. Ну, игра так игра.

— Ладно, госпожа Цукка, — кивнул он. — Первая причина: жизненное пространство.

— Чушь. Во-первых, мы и Текиру до сих пор как следует не освоили. Несмотря на все вопли о перенаселении современные аграрные технологии способны обеспечить пищей по крайней мере вдесятеро большее население, чем сейчас. Огромные пространства пустуют, застроено едва три процента пригодной территории. Во-вторых, а зачем нам вообще ограниченная планетарная поверхность, когда под рукой буквально бесконечное космическое пространство, способное вместить любое необходимое количество жилых станций?

— Орбитальные станции? И всю жизнь жить в металлической коробке? — поморщился репортер. — Без солнца, без свежего воздуха, без природы? Латая пробитые метеоритами стены? Да такие станции и стоят неподъемно!

— Давай разберем по пунктам, — усмехнулась девица. — Металлическая коробка? Что, бетонная или деревянная коробка лучше? Ну да, если она стоит на поверхности планеты, можно к окну подойти и наружу выглянуть, чтобы закатом полюбоваться. Только, положа руку на сердце, ты часто закатом любуешься? Раз в неделю — и то хорошо. Обычная голография, имитирующая открытые пространства, справится с задачей ничуть не хуже окна. Кроме того, закат нужен тебе, планетарной крысе, привыкшей видеть его с самого рождения. Для поколений, родившихся на станциях, он не потребуется, как тебе не требуются панорамы звездных пространств. Что там еще? Свежий воздух? Ты всерьез полагаешь воздух, которым дышишь, свежим? По сравнению с нашей Масарией Оканака — прямо газовая камера. Из самолета выходишь — чуть легкие себе поначалу не выхаркиваешь. Кондиционирование в закрытом гостиничном номере проблему в значительной степени решает, но оно ничуть не лучше кондиционирования в герметичной космической станции.

Она побарабанила пальцами по столу.

— Что еще? Ах, да, метеориты. Камни и вообще мусор. Да, достаточно опасно. Но не более опасно, чем обдолбанный водитель или шпана с выкидными ножами на улицах Оканаки. Опять же, наиболее опасны мелкие объекты с высокими относительными скоростями, которые трудно отследить заранее и которых больше всего. Но с дырами, которые они оставляют, вполне справятся даже современные технологии пассивной защиты наподобие смолообразного внутреннего слоя обшивки. А что касается стоимости, то тут все совсем наоборот. Космическая станция куда дешевле наземного дома.

— Как так? — опять не понял Вай.

— Да очень просто. Наземный дом — не просто коробка из четырех стен и крыши. Ему в первую очередь требуется инфраструктура: вода холодная, вода горячая, канализация, на северных территориях — еще и центральное отопление, коммуникационные и электрические кабели, подъездные пути и так далее. Причем все требует трасс в десятки, а то и сотни километров длиной. Здание нельзя построить абы где, особенно если речь идет о высотном доме. Необходимо проводить обследование почв и просчитывать фундамент, делать запас прочности на ветер и колебания и подвижки почвы, защищать внешние стены от водо-ветровой эрозии, изобретать методы защиты от грызунов и насекомых… Если у тебя есть знакомый инженер-строитель, пообщайся с ним, он расскажет, как непросто построить современный дом. В случае с другими планетами все окажется гораздо хуже, особенно если они хоть немного отличаются от Текиры по своим параметрам. Чуть большая сила тяжести — и всю теорию строительства придется переписывать с нуля: переопределять марки цементов, типы арматуры, кирпича, да мало ли чего! Космическая же станция обладает замкнутым циклом водо- и газообмена, для нее не нужны устойчивая почва и фундамент, ее стенки не подвергаются эрозии, значит, она может служить сотни, а то и тысячи лет. Да, начальные вложения в ее строительство могут оказаться достаточно большими, но они окупятся за счет снижения эксплуатационных издержек и гораздо более продолжительного срока жизни. А если учесть, что монолитные каменные астероиды можно использовать в качестве базы и внешней оболочки таких станций, то и начальные вложения можно существенно срезать. Теперь понятно?

— Оригинальная точка зрения, — Вай задумчиво почесал щеку. — Никогда такого не слышал.

— Неудивительно. Писать о космической пехоте с бластерами наперевес фантастам куда выгоднее и проще, чем анализировать реальные обстоятельства. Так, еще причины для колонизации планет придумаешь?

— Продовольствие? Сельское хозяйство куда удобнее вести на земле, чем в небесах. Выгнал коров на пастбище — и все.

— Ты давно видел ферму в последний раз, господин репортер? — рассмеялась Цукка. — Какое «проще»? Пастбища обихаживать надо, от ядовитых растений чистить, от глистов, клещей и кусачих мух истреблять, да они еще и истощаются. Стада на новые места перегонять все время приходится. Да современный фермер вообще ни на какое пастбище коров не гоняет, они у него безвылазно в бетонном сарае живут. Спереди конвейер с кормом, сзади конвейер для навоза, посредине доильный аппарат. На земле такой сарай стоит или в космосе летает, совершенно без разницы. В невесомости еще и проще вес набирать, да и мясо не такое жилистое получается. А когда изобретут выращивание мышечной массы отдельно от коровы, даже сарай не понадобится, одна поточная линия и останется. Зерно, вообще растениеводство? Фермеру остается только надеяться, что лето выйдет удачным, что поля не погибнут от засухи и не сгниют от небесного потопа, так что в закрытой оранжерее растениям куда комфортнее. И располагать их там можно компактнее, что немаловажно. Даже сейчас, на поверхности планеты, гидропоника все большие обороты набирает. Еще варианты?

— Ну…. Полезные ископаемые? Нефть, алмазы, да хотя бы железо всякое?

— Тоже глупость несусветная. Во-первых, какая нефть, если на той планете биологическая жизнь никогда не существовала? Или существовала, но в условиях совершенно иного климата? Во-вторых, за полезными ископаемыми вообще незачем куда-то лететь дальше нашей системы. Господин Вай, ты упомянул, что знаешь о существовании планет. А что еще, по-твоему, есть в окрестностях звезд? Ну?

— Кометы? — неуверенно предположил репортер. — Астероиды?

— Да. Кометы и астероиды. А если точнее, огромное, просто охренительное, прости за ненаучный термин, количество комет и астероидов. То, что к нам изредка залетает и хвост на небе показывает, вообще ни о чем. На периферии любой звездной системы, нашей в том числе, вращаются чудовищные по размерам пояса аморфного вещества. У нас их масса, по предварительным оценкам, многократно превосходит массу всех планет, вместе взятых. По сути, тоже планеты, только не сформировавшиеся. И в этих поясах есть любые полезные ископаемые, которые могут нам потребоваться. Там даже есть замерзшая вода, а значит — и кислород для дыхания, и водород в качестве топлива. И самое главное — в открытом космосе добытое куда удобнее перерабатывать и очищать. Не надо тревожиться о химическом и тепловом загрязнении окружающей среды, не надо бороться с силами тяжести и трения при доставке грузов, гораздо легче проводить тонкую химическую очистку. Нет проблем с местом под отвалы пустой породы, не надо тревожиться об обвалах и взрывах в шахтах. Размолол астероид в пыль направленными гравитационными импульсами, загреб его в комплексную перерабатывающую фабрику, вывалил комок пустой породы в пространство на месте бывшего булыжника, и вся недолга. По сути, требуется лишь энергия. А с ней в космосе проблем нет, надо только научиться ее собирать.

Она слегка приподняла опустевший стакан и выпустила его. Тот со стуком ударился донышком о стол.

— Вот что, господин Вай, в основном делает планеты непригодными для добычи полезных ископаемых в условиях космической цивилизации. Гравитационный колодец. Стоимость подъема добытого с планеты на орбиту сделает наверху любой металл, любое соединение неконкурентоспособным. Да оно и на поверхности планеты окажется убыточным — добыча в космосе даже с учетом стоимости спуска на планету куда дешевле, а доставка по баллистическим траекториям из любой точки звездной системы вообще практически бесплатна, только начальное ускорение и оплачиваешь. Так что удел планеты текирского типа в лучшем случае — санаторно-курортная зона для богатых. Да и то если она идеально походит на Текиру.

— Невероятно, — признал репортер. — Какая-то совершенно оригинальная точка зрения.

— Сумасшедшая? — прищурилась Цукка.

— Непривычная. Ладно, скажи мне тогда вот что: зачем ты ищешь планеты у других звезд, если они никому не нужны?

— Ну, во-первых, не я — мы. Я всего лишь студентка магистратуры физфака и ассистентка в нашей рабочей группе. Я даже доклад сегодня делала только потому, что профессор Наздар неожиданно заболел. А во-вторых, все очень просто. Поиск пригодных для обитания планет — обманка для дилетантов. Красивая тема, под которую можно выбивать гранты. На самом деле разрабатываемые технологии гравископии предназначены совсем для другого. В первую очередь — для исследования внешних поясов нашей системы, о которых я говорила. Вещества там огромное количество, но и пространства обширные, так что подходящие для разработки тела в нем рассеяны реже, чем бриллианты в Оканаке. Чтобы их искать, мы и разрабатываем дешевые и эффективные технологии гравископии. Когда наша цивилизация, наконец, научится строить корабли, пригодные для дальних внутрисистемных полетов, их оснастят нашими гравископами. Вот эта тема действительно актуальна и крайне полезна в плане долгосрочной перспективы. В том числе коммерческой перспективы, прошу заметить. Но выбивать гранты под нее сложнее, вот и приходится крутиться. В общем-то, широко распространенный прием. Взять тот же поиск сигналов чужих цивилизаций. Не слышал? Есть в Сети сообщества, которые отдают свои компьютеры под распределенный обсчет радиокарты неба, якобы для поисков сигналов других цивилизаций. На деле поиск сигналов — побочное занятие, под его прикрытием ребята ведут нормальную рутинную работу по радиоскопии Звездного Пруда, к которой вряд ли кто-то захочет добровольно присоединиться. Невинный обман романтически настроенной молодежи — а пользы море. Я слышала, уже двое на полученных результатах диссертации сделали.

Она вздохнула.

— Сложное дело — наукой заниматься, господин Вай. Есть весьма интересные и притом имеющие важное практическое значение темы — но выбить гранты под их исследования нереально, потому что чиновникам в научных фондах они непонятны, а у ученых-экспертов свои интересы. Вот и крутимся. Только сразу предупреждаю — мои слова не для публикации.

Вай пожал плечами и выключил диктофон.

— Как скажешь, госпожа.

Вообще весь разговор не для публикации, констатировал он про себя. Научная журналистика — не его жанр. Конечно, последние откровения можно раскрутить до скандала, но только он мало кому окажется интересен. Подумаешь, дармоеды, под видом зубокряка изучающие крюкозуба! Не стоит овчинка выделки. Кроме того, девица-провинциалочка ему определенно понравилась, и топить ее он желания не испытывал.

Цукка тем временем взглянула на часы.

— Если у тебя есть еще вопросы, господин Вай, спрашивай. У меня не больше пары минут.

— Может, встретимся сегодня вечером, поужинаем? — без особой надежды осведомился репортер. — Ты бы рассказала мне еще что-нибудь интересное…

— Извини, господин Вай, сегодня вечером я уже вернусь домой, в Масарию. Вообще глупо на конференции ездить. Все равно на слух ничего толком не воспринимается, потом приходится с дисплея доклады перечитывать. Только время зря тратишь на перелеты. Хорошо хоть нужную встречу согласовать удалось. — Она посмотрела на что-то за спиной Вая. — Так, за мной приехали. Спасибо за сок, господин, мне пора.

Вай обернулся. У входа в ресторан нарисовался парень лет тридцати с ярко выраженной южной внешностью: смуглая кожа, высокие скулы… Он махнул рукой, и Цукка помахала ему в ответ. Женщина подошла к нему, и они вместе вышли.

— Привет, Дзи!.. — успел уловить репортер. Интересно, он и есть муж? Или тот, кого она сочла подходящей альтернативой мужу? Вай задумчиво повертел в руках оставленный девицей стакан и только сейчас сообразил, что так и не пообедал. Ну, раз уж он сидит в ресторане, почему бы и нет? Кухня здесь, как он знал по своему опыту, неплохая.

Он подозвал официанта, перелистал меню и сделал заказ. Что-то не давало ему покоя. Что-то из сказанного девицей. Что именно? И парень… Вай определенно видел его раньше, но вот где и когда?

«Это тебя в сорок третьем Дзинтон?..»

«Привет, Дзи!..»

Так и не распутанные ниточки… Неотслеженный анонимный звонок. Холл лабораторного корпуса Института человека, забитый солдатами. Восемнадцать занятых каталок и две пустые. Растаявший в воздухе фургон «скорой помощи». Мелькнувшая группа из нескольких военных со штатским и девчонкой в центре. Лицо!

То самое лицо!

Точно. Именно этот парень мелькнул в штатском в группе военных.

Вай выхватил пелефон и открыл записную книжку в разделе «Масария».

— Тодзи? — быстро спросил он, когда вызываемый откликнулся. — Привет. Да, я, Вай. Да, все нормально. Слушай, потом обсудим. Мне помощь нужна. Ага, я знаю, что сволочь. Ну ты же знаешь, что за мной не заржавеет. Мне нужно, чтобы ты провел перекрестный анализ всех баз, до которых дотянешься: муниципалитет, полиция, собы, если у тебя все еще есть доступ. Надо отследить связь двух имен: Цукка Касарий и Дзинтон. Нет, фамилию не знаю, только имя — Дзинтон. Да не такое уж и распространенное. Возможно, фамилия тоже Касарий, но совсем не факт. Да, именно фамилия мне и нужна. Фамилия, адрес, код пелефона, место работы, вообще все, что нароешь. Нет, не слишком срочно, но и не в следующем году. Хорошо, жду.

Он дал отбой и задумался. Стоит ли вообще тянуть за ниточки шестилетней давности? Впрочем, можно совместить расследование с поездкой в родной город. Давно отпуск не брал…

Он подцепил вилкой принесенный официантом салат и принялся жевать. Интересно, а вдруг ему все-таки удастся затащить девицу в постель?

Тот же день. Оканака, штаб-квартира корпорации «Визагон»

Когда Смил стремительно вошел в комнату для совещаний, гул голосов мгновенно стих. Двенадцать пар глаз уставились на него в молчаливом ожидании. Директор службы безопасности «Визагона» хотя и был справедлив, но расхлябанности и недисциплинированности не терпел. С глазу на глаз он мог позволить себе выглядеть дружелюбным и общаться на короткой ноге с некоторыми давними коллегами наподобие Тадаса, но на людях становился неприступным и высокомерным, словно император.

— Если кого-то утешит, то недоумка Кара Тарамириса с треском вышибли на улицу, — проинформировал он подчиненных усаживаясь во главе стола. — Рекомендации выдали такие, что в ближайшие пятьдесят лет никем выше уборщика не устроится. Но меня новость почему-то не радует. Тадас, отчет по розыску.

— Так… — его заместитель покопался в терминале и вывел изображение на большой плоский экран в торце комнаты. — Первое. Все ниточки по счетам оборваны. Их Биката закрыл еще до увольнения. Снятые суммы с точностью до нескольких тысяч совпадают с тем, что он передал корпорации в счет возмещения ущерба. Новых счетов на его имя не открывалось. Финансовая разведка собов разводит руками.

— Значит, деньги он все же таскаетналичкой… Умно, — пробормотал Смил. — Дальше.

— Клен поговорил с соседями, — Тадас кивнул на молодого парня с короткой стрижкой и в спортивном свитере. — Изображал из себя старого друга. Удалось примерно выяснить, когда именно он выехал из дома — двадцать второго одиннадцатого, через пять дней после инцидента. Наш контакт в окружном управлении полиции выяснил, что ни одна контора по прокату автомобилей в тот период с ним дел не имела — если только он не ухитрился раздобыть себе фальшивые документы. Попутно выяснилось, что четырнадцатого числа, накануне похищения чоки, он нанимал автомобиль в одной мелкой фирмочке, вернул два дня спустя. Клерк на регистрации, дежуривший в тот день, опознал его по фотографии. Говорил, что парень сильно нервничал, потому и запомнился.

— Без надобности. Для чего ему вторая машина в ночь на пятнадцатое потребовалась, понятно — укрыл где-то поблизости, чтобы свою чоки перевезти. Что в день отъезда машину он не арендовал, понятно — возвращаться в город он не намеревался, не вернуть машину — попасть в розыск в качестве вора, а оставить ее в другом пункте проката означает как минимум указать направление бегства. Дальше.

— Помимо машины выбраться из Оканаки можно двумя путями: по воздуху и поездом.

— Так. Аэропорты, очевидно, исключаем — там паспорт нужно предъявлять.

— Да. На всякий случай мы купили сводные базы всех трех аэропортов — через них Биката не вылетал…

— Следи за языком, Тадас, — нахмурился Смил. — Не «купили», а «получили доступ». Ты бы не забывал, что подкуп должностных лиц — уголовное преступление. А вдруг тебя кто-то записывает? Ладно, не дуйся, продолжай.

— Остается один путь — поезд, — слегка обиженным тоном продолжил Тадас. — На данном варианте мы сосредоточили все усилия.

— Что вы успели?

— Мы получили доступ к записям железнодорожных камер безопасности. Поскольку обработать записи камер со всех городских и окрестных станций за такой короткий срок невозможно, мы ввели разумное ограничение: если Биката хочет смыться из города, он постарается уехать как можно дальше. А поезда дальнего следования отправляются только с двух центральных вокзалов и на ближайших станциях не останавливаются, так что ни сесть, ни выйти невозможно.

— Слабое предположение, — отрезал директор службы безопасности. — Местными поездами можно добраться от станций по периметру Оканаки до ближайших городов типа Мусисоны, откуда тоже ходят дальние поезда.

— Тем не менее, — упрямо продолжил Тадас, — мы сосредоточились именно на варианте с центральными вокзалами. Мы ку… э-э, получили доступ к записям камер наблюдения обоих.

— Замечательно. Только на Большом вокзале восемьдесят четыре, как мне помнится, камеры наблюдения. За день — почти тысяча семьсот часов видео. Каждую минуту в поле зрения каждой камеры попадает порядка полусотни лиц. Сколько там получается? Короче, Тадас, сколько лет ты собираешься анализировать записи?

— Уже закончили, — только сейчас, в краткий миг триумфа, Тадас позволил торжествующим ноткам проскользнуть в своем голосе. — Смил, помнишь, в подразделении программных продуктов мы разрабатываем для СОБ новую систему автоматического поиска по лицам? У нее точность распознавания — восемьдесят процентов!

— При условии, что есть точная модель лица, — скептически хмыкнул Смил.

— А она есть! — хитро улыбнулся Тадас. — Помнишь, полгода назад, когда проект только-только дошел до стадии предварительного выпуска, тамошние программисты снимали всех, кто под руку попадется, чтобы материал для тестов набрать? Бикату тоже отсканировали. Так что мы начали с записей камер возле билетных касс Большого вокзала, сделанных двадцатого числа. Загнали их в эту систему анализа, и она час назад выдала девяносто пять возможных совпадений. Больше половины отбросили сразу, половину оставшихся — после раздумий. Осталось полтора десятка пар, очень похожих на Бикату с Калайей, по крайней мере, на таком низком разрешении. Мы сняли журналы с системы бронирования и проверили, куда приобретались билеты в плюс-минус минуту к срокам, когда пары оказывались у касс. И все билеты, кроме одного комплекта, куплены на пригородные направления, не более, чем на четыре-пять станций от города.

— Очень хорошо, Тадас, — медленно кивнул Смил. — Очень хорошо. И куда же приобрели оставшуюся пару билетов?

— В Крестоцин, Смил.

Директор службы безопасности постучал ногтем по зубам.

— Умно, — признал он. — Три миллиона населения, морской порт, заводы, фабрики и, самое главное, штаб-квартира «Тёбицы». Чоки там как собак нерезаных, а мы даже не сможем войти в неофициальный контакт с полицией, чтобы на Бикату немедленно не начала охотиться промышленная разведка наших заклятых друзей. Наверняка у них прикормленных следаков хватает. Не знаю, спонтанно он решение принял или специально страховался, но для нас дело хреново. Значит, он уехал двадцатого. Трансконтинентальные рейсы в Крестоцин идут, мне помнится, восемь дней. То есть он должен прибыть туда сегодня. Или завтра?

— Если точно, то поезд прибывает на вокзал Крестоцина в четыре часа завтра утром, — Тадас досадливо скривился. — Я уже проверил — мы не успеем туда самолетом. Ближайший рейс садится там в полпятого, и из аэропорта еще надо добраться. А все три наших самолета в разгоне. И у нас нет там людей, чтобы послать их наперехват. Смил, но, по крайней мере, мы знаем город, где он находится. Если только ему не придет в голову перебраться куда-то еще…

— Если ему не придет в голову перебраться. Если речь действительно о нем. Если его не перехватит «Тёбица». Если он засветится где-то так, что мы сможем отыскать его в городе-миллионнике… — Смил покачал головой. — Слишком много если, Тадас. Слишком много. Коллеги, я должен довести до вашего сведения информацию, которая является совершенно секретной. Пропавшая чоки — не просто экспериментальная модель. Она является частью секретного совместного проекта «Акэбоно», финансируемого совместно «Визагоном» и неким «Фондом перспективных исследований». Я не знаю, чья «Фонд» ширма — Минобороны, МОБ, госадминистрации или кого еще, но это очень, ОЧЕНЬ серьезная контора, несмотря на свою малоизвестность. Настолько серьезная, что может слопать весь «Визагон» с потрохами и не поперхнуться. И она предоставила для эксперимента технологии, к описаниям которых нет доступа даже у меня и о которых может не знать даже сам Биката. Так что если мы не найдем куклу, нас всех развешают по фонарям. За яйца развешают, не за шею. А если на чоки ненароком наложит лапу «Тёбица»… В общем, мы не можем не найти ее. Тадас, ты с ребятами хорошо поработал, но сбавлять темп нельзя.

Он хлопнул ладонью по столу.

— Значит, так. Берешь пятерых человек на свой выбор и ближайшим рейсом вылетаешь в Крестоцин. Тебе открыта неограниченная финансовая поддержка и дается карт-бланш на любые — подчеркиваю, любые! — действия. Покупай с потрохами чиновников, нанимай частных детективов, сам шляйся по улицам, в общем, делай что угодно, но найди ее. В крайнем случае можешь даже обратиться в полицию, необходимый пакет документов для подачи иска юристы сформируют и вышлют. Главный директор готов пойти даже на публичный скандал и удар по репутации «Визагона», лишь бы кукла снова оказалась у нас. Дважды в сутки высылаешь мне лично краткий отчет о состоянии дел, пусть даже он состоит из одной фразы «Нет результатов». Вопросы?..

Тот же день. Масария

Судя по сводкам погоды, деньдень выдался просто замечательный не только в Масарии, но и на всем южном побережье. Утреннее солнце медленно поднималось по лазурно-голубому небосводу, которое не омрачало ни единое, даже самое малое облачко. Температура поднялась до двадцати градусов, и едва ощутимые дуновения теплого ветерка ласкали кожу. Стояла та особенная осенняя межсезонная пора, когда палящая летняя жара уже ушла, а зимние дожди еще оставались далеко за горизонтом, лишь изредка напоминая о своем грядущем царствовании набегами смельчаков-разведчиков. Золотые, красные, синие листья еще не начали опадать, и парки и улицы расцветились волнующимися разноцветными переливами, перемежаемыми спокойствием вечнозеленых деревьев.

Куна, поцокивая каблучками новых туфель, медленно шла по улице, наслаждаясь погодой и окружающими видами. Позади остались шесть нудных тягучих учебных дней — лекций, семинаров, лабораторных работ и штудирования вгоняющих в сон учебников, а впереди ожидали два безмятежных выходных. И она твердо намеревалась оттянуться на полную катушку. Она лениво раздумывала, куда может сводить ее сегодня вечером новый ухажер. Вроде бы особым богатством он не отличается — вечно вытертые брюки и шорты, легкие рубашки, майки и сандалии, в которых он обычно являлся в университет, явно покупались если и не на распродаже, то уж точно не в модном магазине. Да и пелефон у него так себе, и часы — дешевенькие электронные, а не блистающие золотом и хромом фирменные тикалки за двести тысяч, как у Карры Тэя. Но все же у его папаши в собственности целый отель, и это кое-что значит.

В северную часть города она еще никогда не забиралась. Ее и городом-то назвать сложно — какие-то приземистые перемежаемые парками одно- и двухэтажные здания, не понять даже, жилые или хозяйственные, обтрепанные жизнью и погодой фонарные столбы, облицованная древней плиткой канава, по дну которой весело бежит журчащий ручеек… Но ей нравились местный покой и безмятежность, и она ничуть не жалела, что сошла с трамвая за несколько остановок до Манежа.

О том, что Манеж рядом, она догадалась еще до того, как увидела его — очередное дуновение ветерка принесло с собой едва ощутимый запах навоза. Через десяток саженей тротуар, отделившись от идущей кругом через парк дороги, вывел ее к длинному двухэтажному зданию, фасад которого украшали стилизованные изображения лошадей. Похоже, улица, которую ей указали, вела сюда каким-то кружным, непарадным путем, потому что здесь от безмятежности и спокойствия не осталось и следа. Небольшая площадь в честь выходного дня просто кипела народом — люди, орки, тролли, старые и молодые, семьями, группами и поодиночке целеустремленно двигались к зданию, рекой втекая в гостеприимно распахнутые двери. Автобусы, трамваи, такси и личные авто непрерывно доставляли новых посетителей. Куна с опозданием вспомнила, что в выходные в Манеже устраиваются скачки и работает тотализатор. Впрочем, ей все равно. К лошадям и скачкам она полностью равнодушна, и если бы не необходимость встретиться, никогда не явилась бы сюда по доброй воле. Она благоразумно обошла площадь по периметру, не суясь в толпу, и обогнула здание справа. Сразу за ним начиналась высокая задняя стена трибуны, к которой в десятке саженей примыкали помещения конюшен.

Как и следовало из описания, служебный вход оказался на самом виду, рядом с большими воротами. Возле него стояли, подпирая стену и смоля сигареты, два охранника, облаченные, несмотря на тепло, в пятнистый камуфляж. Они со скукой посмотрели на подошедшую к ним девушку.

— Госпожа, тут только для сотрудников, — безразлично проговорил один. — Сюда не допускают посторонних. Билеты продаются…

— Мне нужен Палек. Палек Мураций, — перебила его Куна. — Он здесь работает. Не мог бы ты указать мне, как его найти? Он меня ждет.

— Вот как? — во взгляде охранника мелькнул интерес. — И ты тоже… хм, его знакомая? Ну, пойдем, госпожа. Я свяжусь с ним и выясню, ждет ли он тебя.

Девушка недоуменно последовала за ним. «Тоже»? Как его понимать? Он что, и других сюда водит? В караулке охранник активировал терминал, покопался в справочнике, потом извлек пелефон и набрал код.

— Палек? — спросил он. — Тут к тебе пришли… Как тебя зовут, госпожа? — переспросил он, на мгновение отрываясь. — Куна ее зовут. В пятую? Ладно, пропущу. Отбой.

Он убрал пелефон и задумчиво взглянул на девушку.

— Ты приходила сюда раньше, молодая госпожа? — спросил он. — Что-то я тебя не помню.

— Нет, я в первый раз.

— Ну, думаю, все равно не заблудишься. Вон в ту дверь — выйдешь во внутренний двор. Сразу направо, а там он тебя встретит. В крайнем случае, спросишь, где пятая конюшня.

— Спасибо, господин, — поклонилась Куна. — Пятая конюшня, я запомнила.

Охранник кивнул в ответ и вышел обратно наружу — подпирать стенку. Девушка, посмотрев ему вслед, навалилась на указанную дверь, оказавшуюся неожиданно массивной, и вывалилась во внутренний двор. В лицо ей сразу ударили сильный запах навоза, смешанного с прелым сеном, и какая-то отчетливо нефтяная вонь, и ее передернуло. Ну и местечко! И как только сюда можно ходить по собственной воле? Ну ничего, когда она приберет Палека к рукам, живо отобьет у него охоту сюда шляться!

Двор оказался просторным, по крайней мере сотня на сотню саженей. По нему прохаживались люди с лошадьми в поводу, а по периметру располагались приземистые длинные здания и широкими проходами — судя по всему, конюшни. Куна сморщила нос и, внимательно вглядываясь под ноги, чтобы ненароком не вляпаться новыми туфлями, пошла направо. Внезапно донесшийся рев множества голосов заставил ее вздрогнуть и ускорить шаг. Дикарство какое-то… Собраться огромной толпой на неудобных крутых трибунах, чтобы получать инфаркты, когда любимая лошадь не придет первой? Да еще и деньги платить? Бр-р.

Палек уже ждал ее у конюшни, над которой красовался большой знак «пять», нетерпеливо постукивая носком ноги по утоптанной земле. Он был обнажен по пояс, в каких-то затасканных грязных штанах из грубой ткани и высоких резиновых сапогах.

— Привет! — сказал он, фамильярно хлопая ее по плечу. — Ну и как тебе здесь?

— Нормально, — уклончиво ответила девушка. — Значит, здесь ты подрабатываешь?

— Подрабатываю? Я? — удивился юноша. — Да ты что! Никакая не подработка, просто для удовольствия. Платят, конечно, какую-то мелочь, но это так, слезы. На мороженое не хватает. Пошли, покажу, с какими выдающимися зверями работаем! Только под ноги смотри.

Он потянул Куну за собой, и та нехотя последовала за ним в широкие двери. Внутри конюшни царил мягкий полумрак. В больших стойлах, пофыркивая, стояли крупные лошади всех расцветок — гнедые, каурые, вороные, пегие, в яблоках… К проходу были обращены их крупы, и на глазах девушки один из жеребцов с громким звуком облегчился, уронив на землю кучу черных пахучих комьев. Куну чуть не вырвало, однако Палек, как ни в чем не бывало ухватив лопату, принялся собирать навоз в широкое низкое ведро. Подхватив, он отнес его к куче в дальнем углу конюшни, вывалил туда содержимое и вернулся к девушке.

— Вот Мальчик-Попрыгун, — указал он на каурого жеребца. — Три сезона главные призы берет. А она, — он кивнул на мышастую кобылу, — Барсучиха. Она уже три сезона не выступает, ее только для катаний используют, но, говорят, раньше тоже боевая была. Ногу вот неудачно потянула, и со скачек ее списали.

Он похлопал лошадь по крупу.

— А вон там — Жук. Видишь, в яблоках? Он еще молодой, но уже несколько раз вторым-третьим приходил. В следующем сезоне…

— Лика, — перебила его девушка, — мне все очень интересно, но ты говорил, что мост открывают в десять. А сейчас уже полдевятого. Мы не успеем. Или ты уже раздумал туда идти?

— Да успеем! — беззаботно отмахнулся Палек. — Отсюда минут сорок-пятьдесят добираться. На моно сядем — и там. Я хотел еще по Огню щеткой пройтись…

— Лика! — в конюшню влетел щуплый парень в странной одежде: балахонистой рубахе, обтягивающих штанах, блестящих сапогах и широкополой шляпе. — Почему Огонь еще не в станке? Через десять минут мой заезд, а я бегаю по всему Манежу, тебя ищу!

— Не шебуршись, Гиндза, — остановил его вошедший следом коренастый седоволосый мужчина. — Все нормально. Я велел не тащить его раньше времени, чтобы не нервировать.

— А меня нервировать можно? — взвизгнул парень. — Кому на нем скакать — мне или тебе?

— А кто здесь тренер — ты или я? — хладнокровно парировал коренастый. — Беда с жокеями — о себе думают, а о животных — нет. Палек, давай, ведем его…

— Прости, господин, но мы опаздываем! — решительно встряла девушка. — Нельзя ли как-то без Палека обойтись?

— Ради такой красивой девушки можно все, — коренастый склонился в ироническом поклоне. — Лика, что же ты не сказал, что у тебя… планы на сегодня?

— Да все нормально, Тудаса, — поморщился юноша. — Сейчас отведем Огня, и я…

— Да ладно уж, и без тебя справимся, — ухмыльнулся коренастый, и Куна даже почувствовала к нему легкую симпатию. — Давай, беги мыться, а то подружка тебя бросит.

— Но я…

— Без разговоров! — нахмурился тренер. — Топай.

Он прошел в стойло, отвязал жеребца и принялся осторожно выводить его, не обращая внимания на приплясывающего от нетерпения жокея. Палек покосился на Куну, вздохнул и пожал плечами.

— Ладно, Ку, пошли, — обреченно сказал он. — Сейчас в подсобке переоденусь.

Подсобное помещение оказалось на удивление чистым, опрятным и даже уютным. Пока Палек торопливо мылся под душевой лейкой в углу, Куна исподтишка рассматривала его гибкое поджарое тело. А он вполне ничего, решила она про себя в конце концов. Интересно, каков он в постели? Можно выяснить сегодня вечерком… Только где? Не домой же его тащить! От матери потом не отвяжешься, будет сто лет приставать с расспросами.

— Ку, неужели тебе звери не понравились? — с непонятной интонацией спросил Палек, одеваясь. — Совсем-совсем?

— Ну почему не понравились, — вежливо откликнулась девушка. — Вполне мило. Та лошадка, как ее, Барсучиха, такая… — Она покрутила пальцами в воздухе, подыскивая определение.

— Понятно, — вздохнул Палек, заправляя в шорты рубаху и подхватывая небольшой рюкзачок. — Ну, пошли. Да расслабься ты, времени полно.

Сирены цунами-предупреждения они услышали, когда только-только вышли из служебного выхода. Куна вздрогнула и нахмурилась.

— Лика, — неуверенно спросила она, — а может, не стоит туда ходить? Ну, на открытие? Все-таки волна, а там мост…

— Глупая! — рассмеялся Палек, направляясь к платформе монорельса. Он ловко лавировал в толпе, и девушка с трудом за ним поспевала. — От моста до воды почти сто пятьдесят саженей. Да мост же специально строили так, чтобы цунами до него не доставали никогда и ни за что. На лишних сорок саженей подняли из-за разных паникеров-перестраховщиков. Тут целый общественный комитет против строительства собирался — взволнованные отцы семейств и почтенные домохозяйки заявляли, что мост представляет собой угрозу общественной безопасности, что он обязательно обвалится, что он портит прекрасный пейзаж, отвращая туристов и снижая стоимость землевладений, что строительство — пустой и никому не нужный расход средств налогоплательщиков, и без моста триста лет вокруг бухты ездили… Возле мэрии демонстрации устраивали, в суд кучу исков наподавали. Не слышала?

— Не-а. Я как-то за ним не следила. Ну, мост и мост…

— «Мост и мост»? — удивился Палек. — Ну ты даешь! Он же… Так, через полминуты поезд появится, давай быстрее, а то десять минут до следующего здесь торчать придется.

Юноша ускорил шаг. Они как раз добрались до станции монорельса, и Палек, выскочив на аппарель для инвалидных колясок, птицей взлетел на платформу и остановился там, нетерпеливо поглядывая, как Куна медленно поднимается по лестнице. Таймер отсчитывал последние секунды до прибытия состава, и первый вагон уже показался из-за окружающих платформу деревьев, когда она, запыхавшись, наконец-то поднялась наверх.

— Куда ты так бегаешь? — укоризненно спросила она. — Я же не успеваю.

— А ты успевай, — посоветовал юноша. — Ты знаешь, что бежать по лестнице гораздо легче, чем ходить? Чтобы через ступеньку перешагнуть, нужно всего на треть больше сил, чем на одну подняться. Кучу энергии экономишь!

Он приобнял девушку за плечи и как-то так ловко впихнул ее в вагон впереди устремившейся на штурм дверей небольшой толпы, что они успели занять свободные места на диване.

— Так вот, о мосте. Ты никогда больше не говори, что в нем ничего особенного нет! — назидательно сказал юноша, словно и не случилось в разговоре паузы. — Выдающееся же произведение! Такого нигде в Катонии больше нет. Говорят, только в Княжествах похожий построили несколько лет назад, но он короче. Представляешь — мост переброшен через всю горловину бухты без единой промежуточной опоры! Полторы версты пролет просто висит в воздухе на тросах. Ван — ну, инженер, который его строил, Ван Сакидзакий — с его проектом три года ходил по разным конторам, от мэрии до Комитета по стратегическому строительству при Ассамблее. И всюду его отшивали. Только в сорок третьем тетя Эхира… ну, в общем, в сорок третьем проекту дали ход, отправили на экспертизу, и там ребята подтвердили, что осуществимо. С трудом, но осуществимо. И вот за шесть лет построили, несмотря ни на что. Гражданский комитет против строительства просто от злости сейчас лопается!

Он хихикнул.

— Я одну старую грымзу из комитета знаю. Три года назад она вздумала против сексуального образования в школе выступать. Я тогда как раз в среднюю школу ходил и про секс уже знал в пять раз больше, чем она, но ведь как она нашу нравственность блюсти порывалась! Бедную биологичку как-то раз подкараулила во дворе школы и зонтиком побила, а мы ее — не биологичку, грымзу — потом фигней всякой забросали, и она так смешно от нас ковыляла. Больше не появлялась, обиделась, наверное, что заботу не ценим. Наверняка комитетчики сегодня заявятся протестовать в последний раз, перед открытием, посмотришь на нее. Высохшая, как палка, но физиономия надменная, будто принцесса.

— Угу… — неопределенно хмыкнула девушка. — Слушай, а открытие моста — оно надолго?

— Ну, на час, полтора. Там мэр речь толканет, ленточку перережет, грузовики по мосту пройдут, потом движение откроют, и все, наверное.

— И все? — удивилась Куна. — Слушай, а зачем мы тогда туда едем? Ты же сказал, что круто будет. Ну хоть фейерверки какие-то запустят? Оркестр?

— Оркестр, может, и притаранят, я не в курсе программы. Ван что-то говорил, но я не вслушивался, не до того было.

— А ты что, его знаешь? Вана твоего?

— А то! — приосанился юноша. — Не просто знаю — он у нас в университете лекции по сопромату читает. Классный дядька. Он вообще-то уже старик, ему почти пятьдесят, но бодрый и не чванится, хоть и профессор. Он у нас иногда в гостях бывает.

— По сопромату?

— Ну, теория сопротивления материалов. Самый главный предмет в строительстве. Трудный поначалу, зараза, мозги вывихнуть можно, но зато когда врубишься, все просто. Вот смотри, простейший пример…

Он покопался в рюкзаке, вытащил лист для письма и стило.

— Если мы лист горизонтально расположим и за один конец возьмем, он согнется и провиснет. Но если мы его вот так желобком слегка согнем, то он останется жестким. Если нарисовать… — Он положил лист на колени и принялся быстро черкаться. — …то можно рассчитать векторы сил, воздействующих на лист. Потом откладываем по осям координат проекции векторов и составляем простые уравнения типа такого…

Он принялся набрасывать многоэтажную формулу. Куна положила свою руку поверх его.

— Лика, — капризно сказала она, — я вообще-то на юриста учусь, а не на математика, если ты не забыл. Мне ваши формулы — темный лес. И вообще, мы что, на семинаре? Выходной сегодня!

— Ну, выходной — лишь повод как следует поработать мозгами, — рассеянно проговорил парень. — Ты вообще на чем специализироваться думаешь? Если на патентном праве, то без формул…

— Лика! Я собираюсь специализироваться на гражданском праве! — уже слегка раздраженно заявила Куна. — Брачные контракты, разводы, совместное владение имуществом, его раздел… Я же тебя ими не гружу, законы и прецеденты не цитирую! Выходной сегодня, понимаешь?

— Ты Каре скажи, — хмыкнул Палек. — Она моя сестра, небесное дитя. Она, кажется, даже ночью зубрит. Ну ладно. Просто смотри, что с помощью таких формул можно запроектировать.

Он быстро стер формулу и схему и принялся набрасывать ажурную конструкцию, напоминающую распускающийся цветок. Конструкция располагалась на длинном витом стержне, волной идущем от постамента почти горизонтально. Пририсовав сидящую на вершине цветка маленькую чайку, он повернул лист так, чтобы девушка лучше видела.

— Хорошо рискуешь, — похвалила та. — Это что, цветок? А почему чайка сверху такая маленькая?

— Почти цветок, — усмехнулся юноша. — Сенсор стационарного гравископа, а чайка для масштаба. Я для Цукки его проектировал, она мой опекун и астроном. Они там рассчитали такую штуку, — приставленными друг к другу ладонями с растопыренными пальцами он изобразил нечто широкое и разлапистое, смахивающее на зубастую пасть, — причем оно должно раздвигаться и складываться, как бутон, чтобы диаметр конструкции по ходу дела менять. Здесь базовый элемент схемы, их дюжина в сумме. Так что да, почти цветок. Они хотели инженера нанимать для расчета несущих конструкций, но Дзи сказал, что зачем инженер, когда есть я? Тем более что мне все равно курсовые по профилирующим предметам делать. Ну, я и рассчитал.

— Разве на первом году есть курсовые? — недоверчиво спросила Куна. — У нас вот нет, они со второго года начинаются. На первом только базовый набор курсов собрать надо, четыре по профильной дисциплине и два по смежным.

— Да у нас вообще-то так же, — вздохнул Палек. — Но ты моего папашу не знаешь. Сказал, что не в нынешнем году пригодится, так в следующем, и все, не отвертеться. Пришлось в продвинутых курсах копаться еще до того, как базовые закончил. Хотя на самом деле там все просто оказалось, схема простенькая, сами антенны легкие, веса почти никакого, так что разобрался. Если бы не длина рычага, а они по двадцать саженей в длину, вообще говорить не о чем. Там опоры у основания я сделал полыми, усилил по векторам основной нагрузки, вот так, если в поперечном сечении… — Он снова принялся рисовать.

— Лика! — уже почти зло сказала девушка. — Ну хватит меня грузить, в самом деле! Ты можешь о чем-то человеческом поговорить?

— Например? — заинтересованно спросил юноша, с неохотой убирая лист и стило.

— Ну, например, о музыке. Ты какие группы слушать любишь? Я вот от «Басов в квадрате» тащусь. Они у нас гастролировали весной, так я на все три концерта ходила.

— «Басы в квадрате»? — равнодушно переспросил Палек. — Не слышал. Я вообще как-то музыкой не увлекаюсь, по этой части в нашей разносторонней семейке Яна специалист, другая моя сестрица. А мне фона в стрелялках хватает, чтобы свои эстетические наклонности удовлетворять.

— Слушай, ты вообще чем в свободное время занимаешься? — удивилась Куна. — Только не говори, что гравископы проектируешь. В стрелялки, что ли, режешься? Или за лошадьми ухаживаешь?

— Стрелялки — чтобы напряжение сбросить, — пожал плечами юноша. — А так чем попало занимаюсь. Пейзажики и портретики рисую, чтобы руку набить. В Манеже вожусь. Учу что-то сверх программы. Красивых девушек кадрю вроде тебя, — он подмигнул Куне. — Есть мысли, как разнообразить программу?

— А то ж! Ты, похоже, вообще жизни не знаешь. Ты же вроде нормальный парень, а поговоришь с тобой — ботаник ботаником. Надо твоим воспитанием вплотную заняться. Ты оттягивался когда-нибудь на тусовках? У меня у подруги завтра как раз с утра компашка собирается, родители с утра сваливают куда-то в голубую даль, а дом у них — закачаешься! Особняк на восемь спален и три гостиных, а они в нем втроем живут. В одной гостиной кинушка домашняя собрана, звук — отпад, и фильмов до фига, в том числе игровых, на большую компанию.

— С утра не получится, — Палек наморщил лоб. — Поработать надо чуток. Домашняя контрольная по аналу… аналитической геометрии, на следующей неделе сдать надо. Ближе к вечеру разве что.

— Ну ты вообще заучка! — фыркнула девушка. — Сделаешь, успеешь. Значит, живет она…

— Ку, — перебил ее юноша, — ты знаешь, что такое «неудачник»?

— Что? — ошарашенно переспросила та.

— Неудачник — человек, который живет, как амеба. Который ничего в жизни не достиг, плывет по течению, палец о палец не хочет ударить ради себя, зато много стонет — как ему плохо, как его никто не уважает, как он унижен и оскорблен… Ку, я никогда не стану неудачником. Я добьюсь всего, чего захочу. Но сначала придется как следует поработать. Мне до фонаря тусовки, на которых бухают до посинения, курят, колются и трахаются как попало, полагая, что живут по-настоящему. А это не человеческая жизнь, животные так существуют.

Куна удивленно смотрела на него. Обычное улыбчиво-озорное выражение сошло с его лица, и глаза горели мрачной решимостью.

— Ку, меня приемный отец из детдома взял. Меня государству родители подбросили в возрасте двух периодов. Дзи их потом нашел. Они — такие вот животные, пара спившихся алкоголиков, которым все по барабану, кроме выпивки. Они уже давно трупы, пусть и ходячие пока. Так вот, я таким никогда не стану. Я не хочу сдохнуть, не оставив после себя ничего, кроме урны с пеплом. Ты знаешь, ради чего жить стоит? Смотри!

Он повернулся к окну и ткнул в него пальцем. Как раз сейчас поезд, наконец, вырвался на открытое пространство, и далеко внизу как на ладони нарисовалась горловина бухты. Залитую солнцем, ее перечеркивала ажурная двойная арка моста, кажущаяся отсюда почти игрушечной.

— Ради такого, Ку, ради такого! Ты давно умрешь, а мост останется стоять. И сто лет спустя по нему продолжат ездить машины, ходить люди, которые никогда и не знали, как тебя зовут, но которые пользуются тем, что ты сделал. Вот — результат. А что твои тусовки? Что после них остается, кроме утреннего бодуна?

Поезд пошел под уклон по широкой дуге, и ускорение прижало Куну к спинке дивана.

— Да я же только предложила… — пробормотала она.

— Да ладно, проехали, — махнул рукой Палек. — Я тебе по мозгам ездить не хотел, извини. Ку, я не против того, чтобы оттянуться в компании, но на весь день я туда идти не намерен. Давай попозже обсудим.

— Давай…

Оставшееся время ехали в напряженном молчании. Здесь, на городской окраине, вагон почти опустел, и тишина нарушалась только гулом мотора да вертлявой девчонкой лет пяти, которая сидела на диване возле супружеской четы среднего возраста. Девчонку интересовало решительно все вокруг — от того, почему поручни блестящие, до того, почему светит солнце, и она своими нескончаемыми вопросами довела до белого каления даже сидящую в противоположном конце вагона Куну. Девушка осознавала, что на самом деле ее раздражает не соплюшка, а зануда-Палек, но к моменту, когда поезд остановился на нужной станции, еле удерживалась, чтобы не прибить болтливую мелочь на месте.

На платформе, впрочем, обстановка разрядилась. Палек, шутливо поклонившись, пропустил ее в двери вагона, после чего пошел рядом, как бы случайно пристроив свою руку у ней на талии. Когда девушка недовольно повернулась к нему, он озорно подмигнул и показал ей кончик языка. Против воли Куна улыбнулась. Нет, на него решительно невозможно сердиться. Она на мгновение прижалась у нему, давая понять, что прощает, после чего ненавязчиво сбросила его руку — люди же смотрят! Юноша не огорчился — у подножия лестницы он спрыгнул с тумбы на асфальт, ухватил ее за талию неожиданно сильными руками, приподнял и спустил к себе. Куна обхватила его за шею и чмокнула в кончик носа, после чего вывернулась и со смехом отбежала на несколько шагов.

Смеясь и болтая, они пошли по тротуару вдоль широкого спуска, недавно специально проложенного к новому мосту, чьи чудовищно огромные береговые пилоны возвышались высоко над ними. Сейчас здесь казалось пустынно, редкие прохожие спешили в том же направлении, и на парочку никто не обращал особого внимания. Они принялись обсуждать общих знакомых и преподавателей, и от ехидных комментариев Палека Куна временами просто покатывалась со смеху. Больше всех на орехи от него досталось профессору Рафуте, преподающему юристам классическую философию средних веков, а технарям читающему общий курс философии. Палек смешно пародировал его походку, манеру нравоучительно вытягивать палец к потолку и в особой манере произносить «А теперь, молодые господа и дамы, мораль сей истории…», и Куна прыскала и била его кулачком в бок. Зато о профессоре Хирое, социологе, он отозвался с неожиданным почтением.

— Яне, сестренке моей, он нравится, — посерьезнев, задумчиво сообщил он. — Не в том смысле, что в постель к нему прыгнуть хочет, а просто нравится. А ей понравиться очень сложно, знаешь ли. Она людей изнутри чувствует. Она во всем университете по-настоящему преподов пять уважает, не больше, и Хирой — один из них.

Куна только хмыкнула. Они уже подошли к месту на дороге, которое пока еще перекрывали полицейские машины, и развивать тему она не стала. Хотя зарубку на память сделала — как-то слишком уж Палек своей сестре доверяет. Если удастся зацепиться за него, надо ей понравиться, хотя бы поначалу. Изобразить лучшую подружку, что-нибудь в таком роде…

Крайний пролет моста уходил далеко, не менее чем на полверсты, в сторону от пилона, теряясь в специально проложенном в скальном массиве проходе. По длинной лестнице Куна с Палеком начали подниматься вверх, к дорожному полотну. Куна, задрав голову, осматривала нависающие над ней конструкции. Только сейчас она осознала, насколько огромно сооружение. Изящно выгнутые арки возносились высоко над устьем бухты, смыкаясь где-то там, в голубой вышине, чтобы снова разойтись, опускаясь к противоположному берегу. Паутина тросов тянулась от арок к пилонам и к мосту, висящему в воздухе над спокойно-гладким сейчас проливом. Вся конструкция казалось одновременно массивно-надежной и в то же время летяще-воздушной, парящей в прозрачном осеннем воздухе. Девушка с уважением подумала о том, сколько денег и труда вбухано в громадину, но тут же отвлеклась — длинная лестница, десяток пролетов которой они уже преодолели, успела изрядно ее утомить.

До конца лестницы они поднялись минут за пять, причем девушка тяжело дышала, чувствуя, как по спине под майкой медленно ползут капельки пота, а Палек, казалось, даже не запыхался. Со стороны суши мост перегораживала редкая цепочка полицейских автомобилей. Перед ними капотами в сторону пролива стояли большие тяжелые грузовики с эмблемами «Тойматты». Мост насчитывал по три полосы в каждую сторону, и на каждой полосе стояло по три грузовика, а на железнодорожном полотне, разделяющем полосы, возвышались два больших локомотива. Возле грузовиков волновалась небольшая толпа народа, в основном журналистов и телеоператоров. Телевизионщики с надвинутыми на глаза контроль-панелями переходили с места на место, тускло поблескивая под солнцем прицепленными ко лбу и груди объективами и подыскивая наиболее подходящие точки для съемки. Журналисты сгрудились кучкой вокруг нескольких человек, тыкая в них диктофонами в надежде не упустить ни слова. Поодаль с сумрачными лицами стояли пять или шесть решительного вида тетушек и двое старичков, над которыми вздымались криво нарисованные плакаты наподобие «Одумайтесь, не рискуйте жизнью своих детей!» и «Мост портит красоту пейзажей!»

— Видишь, вон тот, седоватый? — привстав на цыпочках, Палек указал куда-то в толпу. — Невысокий такой, худенький, с лысинкой? А, блин, заступили его, не разглядеть отсюда. Ну, в общем, он и есть Ван. Только важных шишек нет почему-то. Мэр-то где? Что-то его кортежа не видно. Ку, постой-ка здесь, я пойду Вана спасу, пока ему журналюги весь мозг не выели.

Он врезался в журналистов, активно работая локтями.

— Эй! — закричал он, протискиваясь и отбиваясь от локтей. — Срочное сообщение из мэрии для господина Вана! Пропустите же, олухи! От мэра, говорю, сообщение для господина Вана! Сам дурак, не лезь под руку!.. Да убери же ты свою хреновину, дубина, пока не уронили!..

Минуту спустя он выбрался из толпы, таща за собой на буксире невысокого человека в помятом костюме, перекосившемся шейном шнурке и сбившихся на бок очках. Журналисты невольно заворчали, но Палек сделал значительное лицо, и они с удвоенной силой вцепились в оставшихся.

— Спасибо, Лика! — с чувством сказал инженер, приводя в порядок одежду и поправляя очки. — Еще немного, и они порвали бы меня на мелкие части. Ну скажи, какое отношение к мосту имеют магазины, в которых я одежду покупаю, и есть ли у меня чоки, а?

— Ты, дядя Ван, ничего не понимаешь, — уверенно заявил Палек, отводя его и Куну подальше. — Завтра одни журналюги сляпают статьи, в которых ненавязчиво прорекламируют магазины одежды, за которые им забашляли владельцы. А другие накатают на целый разворот статьи, в которых подробно проанализируют твои сексуальные привычки при помощи твоего чоки. У тебя он какой, мужской или женский?

— Но у меня вообще нет чоки! — растерянно проговорил инженер. — Мне пелефона хватает…

— Ну вот видишь! Официальной жены нет, чоки нет, значит, ты импотент. Скажи спасибо, что не извращенец. Не отнекивайся, бессмысленно — тебя уже приговорили. Кстати, звонила тетя Эхира, привет тебе передавала.

— Могла бы и мне лично позвонить, — фыркнул Ван. — Но все равно спасибо.

— Лично она позвонит, но попозже, у нее какая-то запарка. Так и сказала — Лика, дорогой, передай дяде Вану, что я его целую и поздравляют, но в спешке говорить с ним не хочу.

— Так и сказала? — подозрительно покосился на него инженер. — Или свистишь художественно в своей лучшей манере?

— Да как я могу! — искренне возмутился Палек, глядя на Вана честными-пречестными глазами. — Кстати, дядя Ван, познакомься — Куна, девушка настолько же одаренная снаружи, насколько и внутри.

Ван вежливо кивнул девушке.

— Рад знакомству, молодая госпожа, — сказал он. — Благосклонность пожалована.

— А еще я закончил расчет «лепестков» для гравископа, — сообщил юноша. — Красиво получилось. Вот… — Он полез в свой рюкзачок, извлек оттуда лист с рисунком уже знакомой Куне конструкции и показал инженеру. — Я тебе отправил все расчеты и схемы, а здесь так, чисто визуально…

— Лика, если бы ты умел считать так же хорошо, как рисуешь, цены бы тебе не было, — вздохнул инженер. — Я посмотрю, но не сегодня и не завтра. Загружен я сверх всякой меры. Кстати, молодой господин, ты не забыл, что послезавтра по сопромату семинар? И что ты основной докладчик? Если отнесешься так же халатно, как и в прошлый раз, я не посмотрю ни на тетю Эхиру, на папу Дзинтона, ни на твои художественные способности, и получишь ты у меня сиротский ноль. Да еще и отцу твоему наябедничаю, какой у него сыночек безалаберный.

— Да всё пройдет как надо! — гордо вздернул подбородок юноша. — Я уже подготовился… почти, чуть-чуть осталось. Ван, а можно, мы с Куной прокатимся в кабине, а?

— Не положено, — нахмурился Ван. — Водителям за риск платят, мне как главному инженеру по ритуалу положено, но вам-то туда зачем соваться?

— Ван! — проникновенно сказал Палек. — Это же все туфта и профанация для общественности! Не рискует никто, все прекрасно понимают. А я тебе какие-нибудь чертежи оформлю красиво, с завитушечками?

— Да говорю же — нельзя! — с досадой отмахнулся инженер. — Тут от репортеров отпинываешься как можешь, и ты еще…

Он замолчал и посмотрел на дорогу в сторону города, откуда стремительно приближался кортеж из трех черных, глянцево блестящих машин с темными стеклами.

— Мэр явился… — пробормотал он. — Ну, сейчас самый цирк начнется. Лика, извини, меня сейчас наверняка потащат фотографироваться в компании всяких уродов.

— Ван, грузовик! — напомнил юноша.

— Да что с тобой поделать, разрешаю, — нетерпеливо отмахнулся Ван. — Только от обозленных недопущенных сам отбивайся. Все, извини.

Он широким шагом направился к остановившимся автомобилям, к которым хлынула приливная волна журналистов, на ходу одергивая пиджак. Из средней машины выбрался мэр и, сияя улыбкой, принялся позировать перед обернувшимися к нему операторами и фотокамерами. Ван протиснулся через толпу и принялся энергично трясти мэру руку, улыбаясь улыбкой, не менее ослепительной, чем у мэра.

— Освоился, смотри-ка! — хмыкнул Палек. — А ведь еще недавно от камер шарахался, как кугума от щавеля. Ладно, ему сейчас без рекламы нельзя. Он со своей группой уже новый проект двигает — туннель под Восточным гребнем. Восемь верст в длину, зато создает новый выезд из города и позволяет верст тридцать срезать на некоторых направлениях. Сейчас финансирование ищут. Ку, да ты посмотри только, какой красавец-мост!

Ничего красивого девушка в мосте не видела. Мощно, да. Впечатляет. Здоровая штука, не отнимешь. Но красивая? Балки, канаты да столбы… Шедевр скелетостроения.

— Ты представляешь, Ку, если взять уровень дорожного полотна за нулевую отметку, то несущая арка в своей центральной точке имеет высоту в сто двадцать саженей, а пилоны — в сто пятьдесят! — не унимался Палек. — Сотня этажей! Пилоны сами по себе уникальнейшие сооружения, их удалось поставить только потому, что здесь грунты скальные, прочные, можно забуриться неглубоко и все равно получить надежный фундамент. А еще под полотном висит пятнадцать саженей технических ярусов, в сумме получается сто шестьдесят пять. А как все строили!.. Ты помнишь? Сначала арку частями поднимали, с вертолетами балки монтировали, а потом канатами к пилонам зацепляли, чтобы не оборвались под своей тяжестью. И ведь требовалось с точностью до сантиметра на расстоянии в полторы версты свести две встречные конструкции, не промахнуться. А потом под аркой еще и полотно подвесить надо…

От избытка чувств он ударил кулаком по ладони.

— А знаешь, почему мост сделали не просто подвесным с несущими канатами, как в свое время планировали, а с арками? Подвесные мосты с пролетами и в две версты уже строили, так куда проще. А все потому что ветры с океана сильные, чисто подвесной мост раскачивать будут, закрывать временами придется. И железную дорогу по подвесному мосту не пустить, слишком велики точечные нагрузки. И жесткий коробчатый мост не сделаешь, слишком длинный пролет получается. И центральную опору, как планировалось, поставить так и не получилось — слишком сильно стала бы кораблям мешать. Пришлось проектировать комбинированную конструкцию из несущей арки, к которой подвешивают пролет. Уникальнейшая штука, нигде мире такой нет! Если за проект Вану Национальную премию не дадут, идиотами окажутся.

— Ага… — вяло согласилась девушка, незаметно сдерживая зевоту. — Слушай, а когдаоткрытие?

— Да вон нафотографируются и начнут, — презрительно хмыкнул юноша. — Потерпи. Скоро уже. Ку, приготовься морально. Мы с тобой в одном из грузовиков поедем, в кабине. Прикинь, как круто! Первыми проехаться по новому мосту!

— Лика, — осторожно сказала девушка, — а может, не надо? Вдруг опасно?

— Ой, да брось ты! — отмахнулся Палек. — Здесь тяжелая строительная техника тысячу раз ходила. Один подъемный кран как три грузовика весит, а они тут стадами ползали. Испытания — показуха для телевизора. Мост уже протестирован и сдан комиссии, а сегодня просто цирк на публику.

Следующие минут пятнадцать Куна со все возрастающей скукой слушала трепотню мэра. Тот говорил, говорил и говорил, но о чем, она совершенно не понимала. Безукоризненные синтаксические конструкции, казалось, не несут вообще никакого смысла, забываясь немедленно после произнесения. К счастью, получасовое цунами-предупреждение оборвало его выступление: услышав сирену, мэр как-то потух, сбился и закруглил речь. Потом выступил Ван, но он, к огромному куниному облегчению, уложился в пару минут, сообщив, насколько важным для города является мост и какие выгоды, в том числе финансовые, горожане получат в результате.

— Еще бы! — еле слышно хмыкнул Палек. — Знающие люди в окрестностях моста все земельные участки еще лет пять назад скупили. Сейчас они в двадцать раз дороже стоят. И воздух уже на сто саженей в высоту распродан. Раньше здесь окраина находилась, а теперь строительство начнется — только держись. Вот тебе и выгоды.

Все плохое когда-то кончается, и вскоре толпа журналистов забурлила и задвигалась. Палек ухватил свою спутницу за руку и потащил в сторону грузовиков, окруженных цепочкой полицейских. Улучшив момент, когда цепь расступилась перед инженером, Палек, сильно пихнув Куну в спину, нырнул в разрыв вслед за ним. За спиной возмущенно зашумели, полицейский ухватил юношу за плечо, но Ван, обернувшись, разрешающе махнул рукой. Что-то недовольно пробормотав себе под нос, полицейский выпустил Палека, и тот быстро подошел к одному из грузовиков. Открыв дверь и подсадив Куну на высокие ступеньки, он вскарабкался вслед за ней.

— Эй, вы кто такие? — недоуменно вытаращился на них водитель. — Откуда взялись? Сюда нельзя!

— Она дочь мэра! — Палек сделал большие глаза. — Здесь по его личному указанию и разрешению. А я ее секретарь. Можешь сходить и спросить. Не обращай на нас внимания, господин, мы не помешаем.

— Дочь мэра? — подозрительно сощурился водитель. — Что-то не помню я у него дочерей.

— А она неофициальная дочь, — хладнокровно парировал юноша, больно пихнув локтем в бок возмущенно открывшую рот Куну, так что та поперхнулась. — От любовницы. Я же говорю, господин, хочешь — спроси.

— Щас спрошу! — угрожающе проговорил водитель, протягивая руку к рации. — И если ты врешь…

Радио ожило без его вмешательства.

— Колонна, здесь Первый, — хрипло сообщил динамик. — Движки на старт. Через двадцать секунд трогаемся.

— Ну, парень, твое счастье, — скривился водитель. — На той стороне разберемся, уши тебе надрать или что еще.

Он тронул панель бортового компьютера, и та, ожив, замигала индикаторами. В недрах машины глухо заурчал двигатель, сотрясая кабину мягкой дрожью. Водитель пробежался пальцами по кнопкам, и тряска перешла в ровную вибрацию.

— Колонна, здесь первый, — снова прохрипело радио. — Пошли. Тридцать верст в час, как репетировали. Линию держать, ребята, линию! Чтобы морды по струнке!

Водитель тронул джойстик, и туша грузовика, ускоряясь, осторожно сдвинулась с места. Окружающая его толпа расступилась и поплыла назад, утекая в щели между машинами. Через несколько секунд вперед осталось только прямое как струна полотно моста. По сторонам закружились несколько вертолетов с эмблемами местных и национальных телеканалов, оставаясь вровень с колонной.

— Смотри, Ку! — возбужденно сказал Палек. — В первый и последний раз здесь так чисто и пусто. Скоро мост откроют для публики, и тогда здесь вечно будет полно машин. Правда, здорово?

Однако девушка, как ни старалась, так и не смогла проникнуться торжественностью момента. В тяжелых грузовиках она еще ни разу не ездила, чем вся новизна и исчерпывалась. Мост и мост, дорога и дорога — что здесь удивительного? К счастью, табло скорости на пульте водителя показывало тридцать верст в час, и мост они преодолели за четыре минуты. Дружно затормозив, грузовики встали перед полицейскими машинами, перекрывавшими выезд с моста, и Палек, не теряя времени, выбрался из кабины, утянув за собой Куну.

Вездесущие журналисты уже успели появиться и здесь. Похоже, они просто ехали на своих машинах позади колонны, и теперь немедленно взяли в осаду вылезшего на дорогу Вана и прочих инженеров. Палек, вопреки ожиданию, к ним не направился. Вместо того он потянул девушку за собой в сторону пешеходного спуска с моста.

— Быстрее! — прошептал он. — Самое интересное пропустим!

Куна покорно пошла за ним. Она уже смирилась с тем, что полдня пошло коту под хвост. Ну должно же случиться хоть что-то интересное? Она не протестовала, когда он сдернул ее со ступенек в какой-то мрачный туннель.

— Сюда. Здесь выход в технические галереи, — объяснил он. — Не запнись, пол неровный.

Пару саженей спустя бетонный коридорчик уперся в решетчатую дверь, на которой висел большой ржавый замок. Палек подергал его и задумался.

— Вот так новость, — сквозь зубы сказал он. — Еще неделю назад ее не запирали. Ну ладно, все равно ведь никто не видит…

Он подобрал с пола пару кусков проволоки, такой же ржавой, как и замок, и принялся ковыряться ими в скважине. Минуту спустя замок хрустнул и медленно, нехотя раскрылся.

— Ничего себе! — изумленно сказала девушка. — Лика, а ты где так лихо научился замки вскрывать?

— В детстве друзья попались соответствующие, — сообщил юноша, с усилием отворяя заскрипевшую дверь. — Я же говорю, я детдомовец бывший, лет до десяти подворовывал, пока Дзинтон не усыновил. А он условие поставил: или бросаю воровать, или канаю на все стороны света. Ну, по карманам шарить я бросил, но навыки не забываю. Мало ли когда понадобятся, вот как сейчас. Пошли, пошли, времени совсем в обрез.

Он ухватил девушку за руку и потянул за собой. Минут десять они быстро пробирались по решетчатым переходам и гулким железным лестницам, сквозь которые просматривалась безмятежная оглушающая пустота над спокойной водяной поверхностью где-то далеко-далеко внизу. На своих каблуках Куна быстро запыхалась и начала отставать. Палек несколько раз пытался ее подгонять, но вскоре остановился и махнул рукой.

— Ладно, до середины все равно не успеем. Здесь площадка где-то рядом есть. Сейчас выберемся.

Он огляделся и уверенно провел девушку к очередной решетчатой двери, на сей раз без замка. За дверью и в самом деле обнаружилась смотровая площадка, выходящая на океан.

— Смотри, Ку! — Палек показал вниз. — Видишь? Начинается!

— Что начинается? — не поняла та.

— Волна идет! Вода из бухты уходит.

Поверхность воды в горловине и в самом деле уже не казалась спокойной. Даже отсюда, с высоты, отчетливо различалось, что вода свивается в бурные струи, уходя из бухты внезапно образовавшимся течением. Уровень воды у берегов уже заметно понизился, там начали проступать камни, ранее скрытые под водой. Над городом завыли сирены — десятиминутное предупреждение.

— Лика, а здесь не опасно? — боязливо спросила девушка. — Нас волна не достанет?

— Да ты что? — удивился юноша. — Я ж сказал — мост над поверхностью воды на сто пятьдесят саженей поднят. Но если ты боишься, — он хитро прищурился, — я тебя могу обнять, чтобы не так страшно стало.

— Ну, обними, — лукаво улыбнулась девушка.

Несколько минут они обнимались и целовались под ласковыми лучами солнца. Руки юноши уже забрались в достаточно рискованные области, и Куна уже прикидывала, где и как на площадке можно устроиться поудобнее. Но тут Палек внезапно оторвался от нее и указал в океан.

— Смотри. Вот она!

Куна обернулась. Из глубин океана к берегу стремительно катился пока еще невысокий и не страшный гребень волны. Приближаясь к прибрежному мелководью, он на глазах рос и начинал обламываться вперед. Вот двадцатисаженная стена воды обрушилась на дальние скалы побережья. Воздух содрогнулся от приглушенного грохота. В воздух взлетели фонтаны гальки, словно шрапнелью рассекая воздух. А волна продолжала катиться вперед по почти до дна обмелевшему проливу — вот она прошла далеко внизу под мостом, отсюда, с высоты, маленькая и безопасная, прокатилась по бухте и выплеснулась на ее дальний берег, на бетонированные эллинги, причалы и транспортные трубы, растеряв по дороге большую часть своей бешеной энергии. Минуту спустя прошла вторая волна, вполовину меньше первой, а затем еще одна, совсем маленькая, почти незаметная. Пролив, бурля, начал постепенно успокаиваться.

— Забавно, — равнодушно сказала Куна. — Я еще никогда волну сверху не видела. Как-то не впечатляет.

— М-да? — покосился на нее юноша. — А по мне так здорово. Так, а на чем мы остановились, говоришь?

Он повернулся к девушке. Та качнулась к нему, хотя ее пыл уже как-то поостыл, и тут случилось непоправимое.

Острый каблучок туфли скользнул по металлу и попал в какую-то щель между решетчатыми плитами пола. Потеряв равновесие, Куна дернулась в сторону, отчаянно пытаясь ухватиться за поручень, неловко повернулась — и с ужасом услышала громкий отчетливый хруст. Выправившись и еще не осмеливаясь взглянуть вниз, она попыталась опереться на ногу и чуть не упала снова.

Чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошенные слезы, она медленно наклонилась и стащила с ноги туфлю. Каблук оказался безнадежно сломан. Платформа монолитная, и даже заменить его не удастся. Все. Новую пару можно смело выбрасывать на помойку…

— Ну что, доволен? — с тихой злостью сказала она наблюдающему за ней Палеку. — Привел, значит, волну сверху посмотреть, да? Доволен?! — внезапно заорала она, неловко швыряя в него туфлей. Та полетела совсем не туда, куда рассчитывала Куна, и, вращаясь в воздухе, начала падать, падать, падать далеко вниз, к волнующимся после цунами водам. Куна сдернула туфлю со второй ноги и швырнула в Палека и ее. На сей раз бросок вышел куда более удачным — та пролетела всего лишь в четверти сажени от головы юноши, после чего отправилась в последний путь вслед за своей товаркой.

— Все из-за тебя! — шмыгнув носом, яростно заявила она. — На хрена ты меня сюда притащил? Что, сверху, с тротуара, посмотреть нельзя? Обязательно надо по дурацким решеткам шляться?

— Ку, да здесь ведь так…

— Дебильно! — оборвала Палека девушка. — Здесь все дебильно и по-уродски! А ну, быстро выводи меня отсюда!

— Ку…

— Выводи, я сказала! — заорала Куна. — И быстро! Дурак!

Палек на мгновение возвел очи к небу, пожал плечами, попытался взять девушку за руку — та отдернула ее, словно от раскаленного металла — и пошел в обратную сторону. Куна последовала за ним. Босыми ногами ступать по твердым ребрам и граням холодных металлических решеток оказалось крайне неприятно, и от того она злилась еще сильнее. Десять минут спустя в гробовом молчании они выбрались к когда-то запертой двери, а через нее — на пешеходный спуск с моста вниз, к тротуарам. Там Куна все так же молча обогнула повернувшегося к ней Палека и пошла в сторону дороги по теплому и приятному после металла асфальту.

— Ку, постой… — сказал ей вслед Палек.

Девушка резко затормозила и полуобернулась.

— Уйди, понял? — яростно сказала она. — Видеть тебя не могу! Возись со своими вонючими лошадьми, строй свои мосты, делай что хочешь — только ко мне больше не лезь, пока не прибила! Дебил хренов…

Она решительно дернула плечом и зашагала по дорожке. Пару минут Палек задумчиво смотрел ей вслед, затем достал пелефон и порылся в заметках.

— Вот и еще одна не прошла испытание… — задумчиво пробормотал он, перечеркивая имя девушки. — Какая по счету? Один, два… шестая, однако. Но планку мы не снизим, нет уж, и не надейтесь. Как бы процесс оптимизировать? Два периода на отсев многовато. Надо сокращать до недели. Посоветоваться с Яни, что ли?

Он задумчиво прокрутил список имен, занимавший десяток страниц, хмыкнул, сунул пелефон обратно в рюкзачок и, насвистывая, пошел в сторону станции монорельса.

5.12.849, небодень. Крестоцин

Густой утренний туман пробирал до самых костей, просачиваясь сквозь легкий спортивный костюм. Карина трусила по улице, с любопытством оглядываясь по сторонам. Ранее утро небодня оказалось неприветливым — деревья здесь уже сбросили листву, с непривычно-голых ветвей падали капли сконденсировавшейся влаги, по небу ползли низкие тяжелые тучи, предвещая очередной обложной дождь, который, похоже, по осеннему времени являлся для Крестоцина таким же привычным, как и зимний ливень для Масарии. Из-за выходного на улице не виднелось ни души, и девушка пожалела, что по привычке поднялась в пять утра. Могла и поспать немного подольше. Впрочем, глупости. Сбитый режим, особенно когда она только-только привыкла к сдвигу времени и новому климату, не принесет ничего, кроме тяжелой сонливости до конца дня.

Улица петляла по горным склонам между трех- и четырехэтажных кирпичных домов с покатыми крышами, окруженных голыми скелетами деревьев, вероятно красивых и пышных летом, но жалких и невзрачных при тусклом свете серого осеннего утра. В эту сторону Карина еще не ходила. Судя по заметному уклону под гору, улица шла куда-то к центру, возможно даже, к тому самому окружному полицейскому управлению, где она регистрировалась. В обратную сторону придется бежать в гору, но даже и хорошо, дополнительная нагрузка…

Сквозь клубы тумана впереди проявились две человеческие фигуры — мужская, одетая в теплое длинное осеннее пальто, и женская, в легком плаще и туфельках. Обе фигуры несли в руках больших сумки с вещами. Странно — куда они идут с такими сумками утром в выходной? Подбежав ближе, Карина с трудом подавила искушение через сканер посмотреть на их содержимое. Невежливо, в конце концов, лезть в чужую жизнь и копаться в чужих вещах без спросу, пусть даже и незаметно для хозяев.

— Прости, госпожа, — окликнул ее мужчина. Он оказался довольно молодым, всего лет на пять-шесть старше Карины. — Ты не могла бы великодушно уделить нам минуту своего времени?

Карина остановилась. Конечно, сбивать дыхание на первой же версте плохо, но если им нужна помощь, то ничего с ней не случится.

— Да, блистательный господин? — спросила она.

— Благодарю тебя, великолепная госпожа, — слегка поклонился ей мужчина. Женщина последовала его примеру. Карина бросила на нее более внимательный взгляд и почувствовала острый приступ зависти. Спутница мужчины оказалась писаной красавицей. Правильное лицо северянки-фотомодели — золотые волосы, собранные на затылке в тугой узел, голубые глаза с пушистыми ресницами, полные четко очерченные алые губы, прямой классический нос, высокая, но идеально женственная фигура — и совершенно безмятежное выражение, на ее физиономии держащееся. Сумку она несла в руке, ни капельки не наклоняясь в сторону, чтобы компенсировать ее вес. Или же сумка набита легкими тряпками? Ох, вряд ли — ее ручки ощутимо натянулись от тяжести…

— Не подскажешь ли, госпожа, — спросил мужчина, — где тут поблизости можно снять комнату или небольшую квартиру? Мы приезжие, собирались на день-другой остановиться у старого друга, но он больше не живет по известному мне адресу, как выяснилось. Я никогда не приезжал в Крестоцин раньше, так что даже не знаю, куда сунуться.

— Прости, господин, — развела руками Карина. — Я тоже приезжая, здесь совсем недавно поселилась. Могу посоветовать только гостиницу не так далеко отсюда. Она не очень дорогая, но и не очень дешевая.

— Спасибо, госпожа, но гостиница не подойдет, — покачал головой мужчина. — Нам она не по средствам, и… неважно. Благодарю тебя за уделенное нам время. Калайя, пойдем.

— Да, Биката, — кивнула женщина. — Я рядом.

— Погоди, господин… — Карина заколебалась. — В частном доме, где я живу, есть свободные квартиры, и они недорогие. Но хозяйка сдает их только через агентство по недвижимости. Может, стоит поговорить с ней? Наверное, придется заплатить комиссию агенту, но ты сможешь нанять квартиру.

— Замечательно, госпожа! — просиял мужчина. — Я буду чрезвычайно признателен тебе за адрес.

— Тут недалеко, — сообщила девушка, прикинув, как лучше объяснить. — По улице вверх до первого перекрестка, примерно полверсты, потом направо саженей сто, мимо парка. По левой стороне увидишь узкий красный кирпичный дом в четыре этажа. Его легко отличить — он там единственный стоит в глубине дворика, а на крыше у него три черные острые башенки. Хозяйка живет на первом этаже в квартире номер два. Дверь закрыта на замок, но там есть домофон. Правда, сейчас еще рано, она, наверное, спит.

— Я благодарю тебя от всего сердца, госпожа! — поклонился ей мужчина. — Калайя, новый маршрут. Вверх по улице, на первом перекрестке направо, далее сто саженей плюс-минус погрешность, искать красный дом с башенками по левой стороне улицы.

— Да, Биката, — кивнула женщина. — Описание маршрута принято. Начать поиск?

— Да. Мы пойдем, госпожа. Если окажемся в одном доме, у меня еще появится возможность поблагодарить тебя как следует.

Мужчина кивнул и пошел вслед за женщиной, которая, казалось, перестала обращать на него всякое внимание, сосредоточенно шагая по тротуару.

— До встречи, господин, — пробормотала вслед ему озадаченная Карина. Какие-то они странные. Что за выражения такие — «описание маршрута принято», «начать поиск»? «Плюс-минус погрешность»? Девушка развернулась и снова затрусила под гору, все еще раздумывая над встречей.

Когда полчаса спустя она, запыхавшаяся и вспотевшая под спортивным костюмом, вернулась в свой дворик, странная парочка сидела на скамейке. Сумки стояли рядом, на посыпанной мелким песком дорожке.

— Хозяйки нет дома, господин? — спросила девушка, прохаживаясь взад и вперед по дворику, чтобы успокоить пульс и восстановить дыхание.

— Не знаю, — смущенно улыбнулся мужчина. — Честно говоря, я посмотрел на часы и действительно не рискнул звонить в такую рань. Друга я бы еще поднял спозаранку, но чужого человека не стану. Не волнуйся, госпожа, мы подождем еще полчасика, а потом я позвоню.

Карина поежилась. Тепло быстро уходило сквозь ткань, и ее постепенно начал пробирать озноб.

— Слишком холодно, господин, — сказала она. — Вы можете подождать у меня в квартире. Там пусто и не слишком уютно, но, по крайней мере, тепло и есть стулья. Твоя уважаемая спутница, — она слегка поклонилась женщине, — одета слишком легко для такой погоды.

— Ей все равно… — рассеянно пробормотал мужчина, но тут же спохватился: — Спасибо за тревогу, госпожа, но мы не замерзнем. Я тепло одет, а Калайя не боится холода. Она… э-э-э, закаленная.

— Как хочешь, господин, — пожала плечами Карина. — Но если передумаешь, я живу на третьем этаже, квартира номер шесть. Домофон включен.

Когда она взялась за ручку входной двери, ее внезапно озарило. Она повернула голову и бросила на женщину быстрый взгляд через эффектор. Чоки?! Вот это да! Ну ничего себе! Ее же от человека не отличить, если бы не странные обороты в ее речи. Но такие чоки наверняка страшно дорогие! А ее владелец ищет квартиру подешевле, поскольку гостиница не по карману?

Заметив настороженный взгляд мужчины, Карина отвернулась, приложила к замку пластинку ключа и вошла в дом. Ну и что, что чоки дорогая? Может, он просто хорошую работу потерял. Или фанат, который в своего чоки каждый свободный маер вкладывает. Поднявшись на первый пролет лестницы, она прислушалась. Кажется, из-за двери хозяйки доносились какие-то звуки. Наверное, та уже встала. Девушка подошла к двери и осторожно постучала. Минуту спустя та распахнулась, и на пороге появилась встрепанная и заспанная госпожа Докусинна в мятом халате.

— А, госпожа Карина! — зевнула она, деликатно прикрываясь ладошкой. — С утра пораньше уже на ногах?

— Доброе утро, госпожа хозяйка, — поклонилась девушка. — Я уже с пробежки вернулась. Там, во дворе, ждет человек, который хочет снять квартиру. Я подумала, что ты можешь ему помочь. Приношу свои извинения, если ошиблась.

— Не успела сама поселиться, а уже друзей сватаешь? — снова зевнула Докусинна. — Вообще-то я только через агента квартиры сдаю. Ладно, зови его. Может, и договоримся.

— Да, госпожа! — кивнула девушка и вернулась ко входной двери.

— Господин, — сказала она встрепенувшемуся мужчине. — Госпожа хозяйка уже проснулась. Ты можешь поговорить с ней.

— Благодарю тебя, госпожа! — мужчина вскочил со скамейки. — Калайя, за мной.

— Да, Биката, — согласилась чоки, поднимаясь на ноги изящным движением.

Карина придержала дверь, чтобы та не захлопнулась, указала мужчине на дверь хозяйки и через две ступеньки взбежала на третий этаж. Парс встретил ее приветственным мяуканьем, больше напоминающим боевой клич.

— Парс соскучился, — сообщил он, теребя передними лапами штанину спортивного костюма.

Карина почесала его за ухом, разулась, в очередной раз поразившись, как неудобно без высокого пола, сунула грязные кроссовки в отведенный для них угол и, на ходу стягивая костюм, отправилась в душ.

Чоки! И какая естественная! Совершенно не отличить от человека. И, главное, такая красавица! Не то что сама Карина… Она включила в душе горячую воду и принялась с наслаждением смывать с себя пот. Теперь предстояло понять, на что следует потратить выходной.

* * *

В этот небодень она больше не видела своего нового знакомого, и уже к вечеру он совершенно вылетел у нее из головы. Следующее утро выдалось хлопотливым: госпожа Томара, похоже, всерьез вознамерилась доказать, что жизнь интерна-первогодка отнюдь не сахар. Однако после того, как Карина честно отработала смену в одной из перевязочных и хвостом потаскалась за Томарой на обходах, стараясь делать как можно более задумчивое лицо, куратор сжалилась над ней.

— Я в университет, лекцию читать, — сообщила она, сбрасывая халат и натягивая пальто. — Вернусь часа через четыре. Твоя ближайшая задача — как следует ознакомиться с больницей. Вряд ли тебе придется часто бывать за пределами хирургического отделения, но местность себе ты представлять обязана. Начни с нашего корпуса, потом пройдись по кардиологии и терапии — они здесь рядом. Загляни в ортопедию и в диагностический центр, потом сходи в морг — он за внутренним парком, такое небольшое здание. В общем, освойся, познакомься с народом, с кем сумеешь, и вообще чувствуй себя как дома.

После ее ухода Карина отправилась исследовать местность. Трехэтажный хирургический корпус стоял несколько на отшибе от остальных, вплотную примыкая к реанимационному отделению. От остальных зданий их отделял внутренний парк, по которому змеились тропинки для прогулок. Остальные корпуса располагались плотной группой саженях в ста. В целом больница оказалась не слишком большой, не более чем на двести пятьдесят-триста коек, из которых треть приходилась на хирургию. Дома в Масарии студентов неоднократно водили на экскурсии и практические занятия в Госпиталь ветеранов, который занимал по крайней мере втрое большую территорию и мог принять раз в пять больше пациентов. Впрочем, Первая городская больница Крестоцина выглядела явно не рассчитанной на долговременное пребывание пациентов, так что в большом количестве коек не нуждалась. Видимо, плановая госпитализация людей, требующих долгого наблюдения и ухода, проводилась в других больницах, Первая же специализировалась на обследованиях и экстренной помощи.

Особого внимания на облаченную в белый халат Карину никто не обращал. Изредка она подходила к дежурным медсестрам, задавала вопросы, на которые те отвечали, с любопытством поглядывая на нее. Она шапочно познакомилась с несколькими молодыми девицами своего возраста, но приближаться к сестрам постарше и врачам пока не рискнула. В конце концов, у всех свои дела, и путаться под ногами у незнакомых людей невежливо.

Корпуса она обходила по кругу, и в терапию попала в последнюю очередь. Здесь не оказалось ничего особенно интересного — двухэтажное приземистое здание со стандартным приемным покоем, раздевалкой для посетителей и унылой прямоугольной планировкой. Она бродила уже часа два, так что решила дать отдых ногам. Из окна пустого сейчас приемного покоя сквозь кроны деревьев открывался неплохой обзор на бухту, сейчас залитую скупым светом проглянувшего сквозь тучи солнца. Карина присела на подоконник, задумчиво вглядываясь в склоны, на которых располагался город. Да, пожалуй, здесь горы покруче, чем дома. Впрочем, сей факт она уже осознала по первым пробежкам. Ну ничего, так даже полезнее.

Внезапно она вспомнила, как неделю назад вместе с Томарой смотрела в этом же здании молодого мужчину, Мири, с раком бронха. Что-то с ним сейчас? Наверное, он еще может ходить на работу и пока не догадывается, что с ним происходит. Но он уже обречен. Ну почему, почему она ничего не может сделать? Так несправедливо — умирать в таком возрасте от страшной неизлечимой болезни!..

— Привет! — раздался рядом жизнерадостный голос. Она повернула голову и увидела стоящего рядом парня, одетого, несмотря на довольно прохладный день, в шорты и майку, туго обтягивающую мускулистый торс. Поверх майки болтался небрежно накинутый белый халат. — Скучаешь в одиночестве, госпожа? Тоже врача дождаться не можешь?

— Здравствуй, господин, — кивнула ему девушка. — Я не скучаю. Я отдыхаю. С утра на ногах, надо же передышку сделать.

— Понятно, — хмыкнул парень, присаживаясь на противоположный конец подоконника. — Ты тоже здесь на обследовании? Гоняют по кабинетам, как козу по огороду, то туда сходи, то сюда…

— Нет, господин, — качнула головой Карина. — Я совсем наоборот. Я тут работаю.

— Работаешь? — приподнял бровь парень. — Ты медсестра?

— Хуже, — улыбнулась Карина. — Я интерн. Интерн — такой человек, который уже не студент, но еще толком и не врач. У меня здесь практика первого года.

— Врач? — поразился парень, с подозрением ее оглядывая. — Прости, госпожа, а ты не слишком… э-э-э, молода для врача? Тебе сколько — шестнадцать, семнадцать?

— Ну, я просто выгляжу молодо, — недовольно поморщилась Карина. — Мне двадцать.

— Все равно… — парень нахмурился, но тут же просиял. — Прости, госпожа, я не хотел показаться назойливым. Мне сказали терапевта пятнадцать минут подождать, а я уже минут тридцать скучаю, вот и пристал от нечего делать. Меня Маами зовут. Раз знакомству.

— Я Карина. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Пожалована. Слушай, давай без формальностей, а? — парень склонил голову на бок.

— Давай, — вздохнув, согласилась Карина. — А на предмет чего обследуешься?

— Да гастрит у меня какой-то, — Маами пожал плечами. — Чего только на анализ не брали — и кровь из пальца и вены, и мочу, и прочую гадость. Потом зазвали сюда, положили на стол и засунули в глотку какую-го склизкую гадость на веревочке, а она давай у меня по кишкам ползать. До сих пор тошнит…

Его передернуло.

— А, ничего, — понимающе сказала Карина. — У меня тоже хронический гастрит, правда, в легкой форме. И никакая не гадость, а автономный зонд кишечного тракта. Он сам перемещаться умеет, а тросик для страховки, чтобы в случае чего вытащить. Он у тебя анализы секретов брал и карту слизистой делал. Ты в первый раз, что ли, его глотал? Так ничего, привыкнешь.

— Только привыкать мне еще и не хватало… — пробормотал парень. — Слушай, вот ты мне скажи — зачем вообще глотать? Штуки, которые врачи на груди таскают, их разве мало?

— На груди носят диагност, — объяснила Карина. — Очень полезная штука, если пользоваться правильно, но он далеко не все может. Он умеет зондировать ткани ультразвуком и слабыми токами, измерять параметры нервной системы, давление, пульс, электрическое сопротивление кожи, снимать кардиограмму, немного анализирует химический состав пота, все такое. Но гастрит — воспаление слизистой оболочки желудка. Вчерне его диагност определяет по косвенным признакам, но чтобы лечить правильно, нужно полное обследование и анализ твоей биохимии. Тут уже без зонда не обойтись. Ты скажи спасибо, что легко отделался. Автономные зонды всего лет десять как применять начали, до того приходилось эндоскопию делать такой толстенной жесткой трубкой с лампочкой и телекамерой, которую в горло пихали. Меня пару раз такой смотрели, когда я маленькой была, да и в универе мы с такими практиковались. Ужас. Что с дальнего конца зонда ужас, что с ближнего. А секреты на анализ брать — вообще пытка, а не процедура. Часами лежишь на боку с заглоченной резиновой трубкой и стараешься ее не вытошнить, пока желчь наконец-то не пойдет.

— Да уж… — поежился Маами. — Уговорила. Страшно радуюсь, что не двадцать лет назад живу. Слушай, а что у тебя выговор такой… необычный? Ты с юга?

— Ага. Из Масарии. Здесь до зимников, потом домой уеду. А что, так заметно, да? Я вообще-то ходила на занятия риторикой, пыталась избавиться от акцента…

— Да нет, не очень заметно, — беспечно пожал плечами парень. — Просто у меня тетка южанка, я твою манеру слоги на «ла» выговаривать знаю. Мне она даже нравится. А ты по какой специальности врач? Не терапевт случайно?

— Я хирург. Извини, диагноз тебе ставить я не намерена, — рассмеялась Карина. — Придется тебе своего врача дожидаться. А ты в Крестоцине с детства живешь?..

Десять минут спустя она уже чувствовала себя с Маами как со старым знакомым. Он рассказал, что ему двадцать пять лет, работает он экспедитором в фирме, торгующей лекарствами, мотается по соседним городам, сопровождая грузы, и из-за постоянного питания на бегу гастрит и заработал. В ответ Карина изложила ему историю своего обучения в университете и рассказала о семье, тщательно, впрочем, опуская лишние подробности. Они оживленно болтали, когда появившаяся медсестра наконец-то вызвала Маами к врачу.

— Иду, госпожа, — кивнул ей парень, вставая с подоконника. — Ты код своего пелефона мне не оставишь? — обратился он к Карине.

— Оставлю, — кивнула та. — Слушай, а может, ты мне город как-нибудь покажешь? А то я сама хожу, но не понимаю много. Неделю уже здесь, а картинка местности в голове не складывается.

— Покажу, — согласился Маами, принимая на пелефон ее код и сбрасывай ей свой. — Только через неделю-другую, ладно? У меня тут сразу несколько командировок на носу, раньше надолго вырваться не смогу. Ну ладно, созвонимся.

Он махнул рукой и отправился вслед за неодобрительно поджавшей губы медсестрой. Девушка посмотрела ему вслед и улыбнулась. А он ничего. И улыбка у него славная…

Спохватившись, она бросила взгляд на часы и спрыгнула с подоконника. Пора возвращаться в отделение. Наверняка девчонкам нужно чем-то помочь… И, кстати, надо не забыть, что сегодня вечером она все-таки должна зайти в полицейское управление. Вопрос с тренировками нужно решать чем быстрее, тем лучше.

* * *

В семь вечера Карина прошла в раздвинувшиеся перед ней двери окружного полицейского управления и нерешительно остановилась посреди холла. Она сообразила, что в прошлый раз не спросила ни как пройти в спортзал, ни как связаться с капитаном Дентором. Может, ей вообще не стоило приходить? Возможно, следует просто развернуться и уйти, не злоупотребляя гостеприимством хозяев. Но маленькая комната ее квартиры категорически не устраивает ее в качестве места для тренировок, на улице холодно и, главное, слякотно, и она явно выходит за рамки запланированного бюджета. Возможно, в следующем периоде она все же сумеет сэкономить и выкроить деньги на платный зал. Пятьсот маеров за занятие, минимум три занятия в неделю — четыре с половиной тысячи за период? Ой, вряд ли… И как она, дура, не вспомнила при планировании? И нечего валить все на незнакомую северную погоду — в конце осени и зимой даже дома на улице заниматься некомфортно.

Она вздохнула и подошла к сидящему в углу охраннику, внимательно наблюдающему за ней.

— Прости, господин, — робко спросила она, — ты не подскажешь, как пройти в спортзал?

— Новенькая? — приподнял бровь полицейский. — Что-то я тебя не помню.

— Я не новенькая, — мотнула головой девушка. — Просто господин капитан Дентор… ну, он пригласил меня приходить заниматься.

— «Пригласил приходить заниматься»? — изумленно переспросил охранник. — Что-то оригинальное. Ну, пригласил так пригласил. Вспомогательные помещения, госпожа, не здесь. Нужно выйти из дверей, обогнуть здание слева и немного пройти по парку. Там разные постройки, но спортзал ты не пропустишь.

— Спасибо, господин, — поклонилась ему Карина. — Ты очень помог.

Она повернулась и вышла в дверь. Охранник, проводив ее взглядом, извлек рацию и произнес в нее несколько тихих фраз. Выслушав ответ, он хмыкнул и вернулся к созерцанию почти пустого холла.

В парке и в самом деле оказалось много построек. Точнее, его и парком-то было назвать сложно. Открытая стоянка полицейских автомобилей соседствовала с длинным приземистым зданием с узкими окнами, у входа в который красовалась вывеска «Дежурная смена». Рядами тянулись какие-то пакгаузы, скудно освещенные редкими фонарями. Спортзал обнаружился, к счастью, не так далеко — саженях в двадцати от основного здания, но пройти к нему Карина не успела.

— Тут закрытая территория, — возвышавшиеся над ней двое полицейских в черной форме, казалось, могли достать макушками до неба. Один из них поигрывал длинной резиновой дубинкой. — Куда направляется молодая госпожа?

— Мне нужен спортзал, господин, — сообщила девушка. — Это он, да?

— Это — он, — с легкой насмешкой согласился полицейский с дубинкой. — Но здесь спортзал окружного полицейского управления. Посторонним сюда вход запрещен. Пойдем, госпожа, мы проводим тебя до…

— Меня пригласил господин капитан Дентор! — внезапно разозлилась Карина. Наверное, стоило бы откланяться и больше никогда сюда не приходить, но взыгравшее упрямство такой вариант исключало. Она пройдет в спортзал, хотя бы для того, чтобы посмотреть на шутника-капитана. Или остолопа — как он мог не подумать, что ее просто не пустит охрана? — Нижайше прошу отвести меня к нему!

— Вот как? — ухмылка сползла с лица охранника. — Тогда другое дело, госпожа. Сегодня он как раз дежурит. Я отведу тебя.

Он кивнул своему напарнику, и тот, кивнув в ответ, отошел в тень здания и застыл в ожидании.

— Пойдем, госпожа, — сказал полицейский, вкладывая дубинку в петлю на поясе и указывая в сторону здания с вывеской «Отряд специального назначения». — Нам туда.

Внутри дом оказался похожим на большую казарму. Прямо от входа начиналась длинная и широкая комната, уставленная шкафчиками для одежды. В дальнем конце за закрытой на замок решеткой располагалась оружейная стойка, в которой ровными рядами стояли штурмовые карабины и еще какое-то зловещего вида оружие, которое Карина не опознала. Вдоль стен располагались жесткие кресла, в которых сидели и лениво переговаривались пять или шесть мужчин-людей и трое троллей в черно-желтой форме полицейского спецотряда. При появлении Карины с сопровождающим они прекратили разговор и внимательно уставились на девушку. Гигантский капитан Дентор сидел за столом рядом со входом и что-то быстро вводил в терминал.

— Господин капитан, — вытянувшись, обратился к нему полицейский. — Девушка утверждает, что знает тебя.

Капитан повернул голову и несколько секунд отсутствующе рассматривал Карину. Потом тень узнавания тронула его глаза, и он кивнул:

— Да, помню. Госпожа Карина, верно? Спасибо, Ванита, можешь быть свободен.

Полицейский щелкнул каблуками, повернулся и вышел, разве что не печатая шаг.

— Здравствуй, молодая госпожа, — устало сказал капитан. — Присядь, пожалуйста, на минуту, мне нужно абзац закончить. Представь, сегодня какой-то сопляк вознамерился ограбить банк с помощью дедушкина пистолета с заклиненным бойком — металлолом, из которого лет тридцать не стреляли. От большого ума еще и заложников брать вздумал, когда сирены у входа завыли. Чуть не пристрелили придурка. Хорошо, у него хватило ума пушку бросить и на пол лечь, как приказали. Полчаса езды туда, полчаса оттуда, пять минут на месте — и два часа писанины.

Он покачал головой и снова отвернулся к дисплею.

Оторвался от своего занятия он действительно менее чем через минуту. Вывернув сложенные в замок руки и со вкусом потянувшись (Карина снова поразилась его необъятным габаритам), он сладко зевнул.

— Ну что, — спросил он, — значит, решилась-таки появиться? Молодец, одобряю. Пойдем, отведу тебя в зал. Нараси! Я через несколько минут вернусь, посиди за меня на связи.

Он воздвигся из за стола и приглашающе мотнул головой.

— Я на дежурстве, так что в зале не останусь. Там только те ребята, что от дежурства свободны. Их человек пятнадцать, но ты не пугайся, — говорил капитан, размашисто шагая по улице. Карина едва успевала за ним. — С глупыми вопросами не полезут. Но если что, там сейчас вайс-капитан Панас, Панас Тадий, он мой заместитель. С любыми проблемами — к нему, он поможет. Сейчас… — он бросил взгляд на часы. — Сейчас двадцать минут восьмого. Ночной сторож закрывает зал в девять, постарайся уложиться. Приходить можешь хоть каждый день, охрану я предупрежу. Извини, что забыл сделать сразу. Проходи, — он толкнул дверь спортзала, пропуская девушку вперед.

Зал оказался довольно просторным, даже большим, чем выглядел снаружи. На традиционном месте, в левом углу от входа, располагались раздевалка и душевые рожки. По периметру помещение располагались устрашающе выглядящие металлические конструкции. В некоторых Карина с трудом опознала тренажеры. Она только однажды заглядывала в зал для накачки мускулов, а потому в соответствующей машинерии не разбиралась. По центру зала лежали маты. В помещении и в самом деле находилось десятка полтора человек и троллей в набедренных повязках. Большинство с глубокомысленным видом занималось на тренажерах, а две пары работали на матах. Одна пара отрабатывала броски через бедро. Рядом человек, мало уступающий габаритами капитану Дентору, с хэканьем поочередно бил голенями в мягкие щитки, надетые на предплечья партнера

Капитан вложил в рот два пальца и резко свистнул.

— Народ! — громко сказал он, когда все головы повернулись к ним. — Представляю госпожу Карину Мураций. Она с сегодняшнего дня она занимается вместе с нами. Я о ней предупреждал. Надеюсь, все помнят, — в его голосе проскользнули угрожающие нотки. — Панас! — Один из троллей поднялся с тренажера и кивнул девушке. — Ты лично ее опекаешь. А вы все, остолопы, смотрите да учитесь, поняли? Если что, я в дежурке.

Ободряюще хлопнув Карину по плечу — та аж присела под тяжестью его руки — он повернулся и вышел.

В зале стояла напряженная тишина. Карина нервно оглянулась вокруг. Вот так неожиданно привлечь всеобщее внимание казалось до крайности невежливым. Впрочем, даже если так, ее вины здесь нет.

— Меня зовут Карина, блистательные господа, — она поклонилась присутствующим. — Рада познакомиться. Прошу благосклонности.

Формула приветствия волшебным образом разрядила обстановку. Полицейские отвернулись, задвигались и снова занялись своими делами. Тролль подошел к ней и поклонился в ответ. От него исходил характерный тонкий запах мускуса.

— Я Панас Тадий, — представился он, — заместитель Дентора. От лица всех ребят сообщаю, что радость взаимна. Чувствуй себя как дома, госпожа Карина. Тебе не станут мешать, я лично прослежу. Скажи, госпожа, а у тебя действительно коричневая лента?

— Э-э-э… да, — смутилась Карина. — Но это не так много.

— Больше, чем у любого из моих бойцов, — хмыкнул тролль. — У нас в отряде искусство Пути почти не практикуется. Предполагается, что тёкусо в наших условиях более адекватно. Ладно. Если что, не стесняйся обращаться.

Он повернулся, подошел к своему агрегату и снова впрягся в него. Заходили вверх-вниз даже на глаз неподъемно выглядящие противовесы.

Карина вздохнула. Разумеется, мешать ей не станут. А вот пялиться станут так, что дырки взглядами провертят. Интересно, капитан Дентор сказал им только об ее ленте? Или еще и о том, что она девиант? Она прошла к раздевалке, сбросила одежду и белье, нацепила набедренную и нагрудную повязки и надела поверх дзюбу. В зале оказалось неожиданно прохладно, и, кажется, впервые в жизни плотная куртка оказалась кстати. По крайней мере, на первых минутах.

Выйдя на маты, она почувствовала странную скованность. Разумеется, все полицейские в зале наблюдали за ней. Большинство старалось бросать взгляды незаметно, исподтишка, но некоторые пялились совершенно открыто. Ну и что? Подумаешь! Она давно не замордованная девчонка, прячущаяся под кровать от одного взгляда чужака. В конце концов, на межшкольных турнирах на нее пялились никак не меньше!.. Скованность, однако, не уходила. Но не бросать же все из-за какого-то смущения?

Она начала разминку. Наклоны, растяжки, «колесо» и кувырки взад-вперед слились в одну длинную серию движений, растянувшуюся минут на пятнадцать. Под конец она втянулась в привычный ритм и уже почти совсем перестала обращать внимание на окружающих мужчин. Те уже даже перестали претендовать, что занимаются своими делами, и завороженно следили за ней. Завершив разминку отжиманием по двадцать раз на каждой руке и пятьдесят раз качнув пресс в положении лежа, она встала и медленно пошла вокруг матов, тяжело дыша и чувствуя, как струйки пота ползут по спине.

— Вот так акробатика… — уважительно пробормотал кто-то из мужчин.

Внезапно Карине стало весело. Значит, ребята, вам любопытно? Ну, получите вы у меня показательные выступления! Она села на пятки и несколько секунд восстанавливала дыхание. Дождавшись, пока полицейские начнут отворачиваться, возвращаясь к своим тренажерам, она внезапным броском вбок-вперед перекатилась по матам, мгновенно оказавшись на ногах, и начала отработку второго набора техник.

Удар ножом сбоку — уйти в сторону, развернуться на пятках, удар локтем в затылок, помогая упором другой ладони в кулак… Удар палкой сверху — коснуться предплечья нападающего, скользящим движением отжать вниз, позволив инерции сделать основнуюработу, подшаг в сторону, рука скользит по шее, та упирается в сгиб локтя, резким разворотом корпуса вокруг опорной ноги уронить тело врага хребтом вперед на подставленное колено и добить ударом в переносицу… Режущий удар палкой по горизонтали — кувыркнуться вперед и вбок, огибая противника с другого бока, оказаться на ногах, прежде чем тот успеет развернуться, скользнуть за спину противника, нежно нажать на отходящее вбок предплечье, второй рукой надавливая на шею и завершая комбинацию мощным поворотом всего корпуса, роняя нападающего на землю и в развороте нанося скользящий удар пяткой в висок…

Постепенно она забыла, где находится. Бой с тенью увлек ее, поглотил и растворил в себе, и когда она наконец остановилась, то с удивлением отметила, что часы на стене давно перевалили за восемь.

Кто-то захлопал в ладоши, и остальные тут же дружно подхватили. Шквал аплодисментов заставил Карину растерянно оглядеться и вспыхнуть до корней волос. В направленных на нее взглядах она ясно читала уважение, что заставило ее смутиться еще сильнее.

— Великолепно, госпожа Карина, — тролль Панас подошел к ней. — Просто нет слов. Когда я только увидел тебя, я, честно говоря, разочаровался. Вижу, что оказался неправ.

— Спасибо, господин Панас, — Карина поклонилась в ответ. — Но я всего лишь ученица.

— Неважно. Техника у тебя все равно впечатляющая. Возможно, кое-кому, — он многозначительно посмотрел на одного из людей — того, кто отрабатывал удары ногами, — придется поверить, что искусство Пути — не такое уже и бесполезное умение.

— В качестве гимнастики — весьма полезное, — пожал тот плечами. — С этим я и не спорил. Физическую форму для женщины поддерживать — самое то, лучше не найдешь. Но в реальном бою… Извини, госпожа Карина, но в настоящей драке тебе просто вломят прямым в череп до того, как ты сумеешь изобразить одно из своих па. Вломят в череп, а потом, упавшую, забьют ногами. Или пулю всадят с расстояния в пару саженей. Танцы танцами, а в настоящей жизни лучше драться по-настоящему.

— Но Путь и учит настоящей драке! — несогласно тряхнула головой девушка. — Прости, господин, но ты не видел в деле моего мастера. Однажды вечером на него напали пятеро, местная банда, вооруженные стальными прутьями, цепями и ножами. Через десять секунд двое умерли, а трое стали калеками. Один больше никогда не сможет ходить без костыля — мастер Караби сломал ему колено, а двое других отделались переломами обеих рук.

— Караби? Тролль, судя по имени, — хмыкнул мужчина. — А нападали люди, верно? Да даже если бы он вообще драться не умел, все равно бы их заломал. Как раз тот самый случай: прямым в череп, и в лежку. Какие еще ножи против тролличьей шкуры? Потыкай вон Панаса пальцем, если непонятно. Извини, госпожа, но придется привести пример поубедительнее. Вот ты, например, сможешь отбиться от пятерых?

— Нет, разумеется, господин. Я всего лишь ученица. При помощи искусства Пути я смогу отбиться от одного, от двоих максимум, и то если они окажутся не слишком умелыми бойцами. Но… — Она заколебалась. Показать им фокус? Боязно. Она еще не демонстрировала такое умение никому, кроме папы и мастера Караби. Ну и что? Представление так представление, верно? Все равно никто не догадается об ее мелких уловках. — Но если речь именно про меня, я могу так…

Она сошла с матов и подошла к цилиндрическому боксерскому мешку в полторы сажени высотой, за растяжки прицепленному к полу и потолку. Так. Явно рассчитан на силу и массу троллей, на глаз весит килограммов двести пятьдесят — триста. Силовые манипуляторы эффектора скручены в тугой комок — распустить один свободной волной — распластать ее по бедру, колену, голени, нацелив векторы воздействия перпендикулярно телу — удар бедром в мешок, совмещенный с хлещущим ударом манипулятора…

Результат превзошел все ее ожидания. Она рассчитывала, что мешок всего лишь отскочит на пол-локтя и, вернувшись на место, протяжно завибрирует. Вместо того верхняя растяжка с резким щелчком лопнула, и обитый мягким пластиком цилиндр с тяжким глухим ударом рухнул на пол, едва не зацепив вовремя отпрыгнувшего Панаса. Обшивка лопнула, и в воздух взлетело облако древесных опилок, ровным слоем покрывая пол, тренажеры и полицейских в радиусе трех саженей. Вот, оказывается, что у них внутри, мелькнула и пропала глупая мысль. Опилки…

Несколько секунд в зале стояла глубокая тишина.

— Ни хрена ж себе ударчик… — ошеломленно сказал кто-то позади Карины, и только тут девушка опомнилась.

— Прошу прощения, господин Панас! — обернувшись к вайс-капитану, пролепетала она, снова краснея до корней волос. — Приношу свои глубочайшие извинения! Я не хотела, честно! Я возмещу ущерб!..

Вот и все. Теперь ее вышвырнут отсюда, и будут глубоко правы. Потому что так не рассчитать силу воздействия манипулятора простительно лишь восьмилетней соплячке, только-только осознавшей свой эффектор. Ей же за такое следует просто оборвать руки, голову и прочие части тела. Устроила представление, называется! И сколько же ей придется заплатить? Сэкономила на частном зале, ага…

— Браво, госпожа! — раздался позади ироничный мужской голос. — Просто восхитительная демонстрация. Прими мои поздравления.

Открывший было рот тролль дернулся и быстро встал по стойке смирно.

— Господин директор Теодар! — отрапортовал он. — Группа тренируется в обычном режиме. Происшествий… э-э-э… — Он запнулся. — …почти не случилось.

Карина обернулась.

Со стороны дальнего и самого темного угла зала к ним неторопливо приближался высокий представительный мужчина с пепельно-белыми от седины висками. Его официальный серый костюм с черным шейным шнурком казался в спортзале столь же уместным, сколь и спасательный жилет на рыбе. Мужчина шел слегка враскачку, как бывший моряк, а на его лице держалась кривая ухмылочка.

— Вольно, Панас! — сказал он все тем же ироничным тоном. — Насчет происшествий можно не докладывать, сам вижу. Я предполагаю, что имею дело с той самой великолепной госпожой Кариной Мураций, о которой мне рассказывал Дентор? — обратился он к девушке.

— Да, блистательный господин, — прошептала та, опуская голову. — Рада знакомству. Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, госпожа, благосклонность пожалована. Я — Теодар Маракус, директор бедлама на колесах, который почему-то называют окружным полицейским управлением, — мужчина прошелся вдоль валяющегося мешка, присел возле дальнего конца и внимательно осмотрел его. — Как я и думал, — фыркнув, констатировал он, выпрямляясь. — Поздравляю тебя, госпожа, ты только что спасла от весьма неприятной смерти человека. А может, и не одного. Если бы хреновина упала на голову одного из моих людей во время обычной тренировки, я бы отвернул интенданту башку и засунул ее в… неважно куда. А так он отделается лишь вычетом из жалования.

Неожиданно директор слегка подмигнул Карине.

— Расслабься, госпожа, — сказал он нормальным тоном. — Ты не виновата. Верхнее проволочное кольцо, к которому сходились цепи, не выдержало и лопнуло. Да и сами цепи растянуты просто неприлично. Дентор жаловался мне еще два периода назад, что заметил проблемы с крепежом во время профилактического осмотра, но интендант упорно отказывался выделять деньги на новый мешок. Мол, столько лет держался, и еще столько же продержится. Растяжка могла лопнуть в любой момент, совпадение с твоим ударом случайно. К тебе нет претензий. Панас!

Он повернулся к троллю.

— Завтра еще раз внимательно осмотреть весь инвентарь. Мне на стол отчет о замеченных проблемах. Мусор, — он кивнул на слой опилок, — пока не трогать, завтра ткну интенданта носом. Итак, госпожа Карина, я думаю, что дискуссию о преимуществах искусства Пути перед тёкусо можно свернуть ввиду твоей безоговорочной победы. Не хотел бы я оказаться среди тех, кто попробует тебя остановить в темном переулке.

Он неожиданно тепло улыбнулся.

— Ты ничего себе не повредила? — осведомился он. — Отдача, или что там?

— Нет, господин директор, — пробормотала постепенно оживающая Карина. Значит, ее не прогонят? — Я не ногой била. Тебе ведь Дентор сказал, что я девиант, да? А манипулятор не передает усилие в обратную сторону. Воздействие односторонне.

— Вот как? — остро глянул на нее директор. — А как же законы физики? Действие равно противодействию, все такое?

— Я не знаю точно, — Карина наморщила лоб. — Я не физик, здесь Цукку надо спрашивать. Она понимает. Цукка — моя опекунша, — пояснила она торопливо, — она физический факультет закончила. Я только знаю, что у эффектора есть опорная точка пространства, ее еще называют базой, относительно которой откладываются генерируемые манипулятором импульсы. При воздействии классическая физика не действует, там иные законы.

— Интересно, — директор машинальным жестом потер верхнюю губу. — А повредить с помощью… манипулятора что-то в своем теле ты не рискуешь?

— Нет, господин директор. Такое невозможно. Силовой эффектор никогда и ни при каких условиях не воздействует на тело носителя. Я не могу ударить себя даже намеренно. Вектор воздействия просто обнуляется на границе кожи. Как максимум я могу порвать себе одежду.

Теодар задумчиво посмотрел на нее, что-то прикидывая.

— Прости мое невежество, госпожа Карина, — наконец произнес он. — Мы мало что знаем об особых способностях, помимо того, что они существуют. У нас есть лишь материалы многолетней давности, полученные в Институте человека…

Карину инстинктивно передернуло при упоминании названия.

— …в изуверских опытах с несовершеннолетними детьми, не умеющими толком контролировать свой эффектор, — невозмутимо закончил директор. — Их явно не достаточно, чтобы понимать взрослых людей с развитыми способностями. А мы, между тем, отчаянно нуждаемся в понимании. У меня просьба: не могла бы ты рассказать подробнее о своих способностях на… э-э-э, совещании?

— На совещании, господин? — недоуменно взглянула на него девушка.

— Да. Мы устроим его в любое удобное для тебя время. Вот, возьми, — он протянул ей старомодную визитку — белый пластиковый прямоугольник с фамилией и кодом пелефона. — Свяжись со мной, если решишься. Гонорар стандартный — три тысячи в час, как независимому эксперту-консультанту. Да, и, разумеется, независимо от твоего решения я подтверждаю твое разрешение на тренировки в нашем зале. А сейчас, госпожа, позволь откланяться — у меня еще дел как минимум до полуночи.

Он коротко кивнул и направился к выходу. Карина, сжимающая в руке визитную карточку, смотрела ему вслед с полуоткрытым от изумления ртом.

— Впервые вижу шефа таким галантным, — пробормотал рядом Панас. — И когда только успел здесь нарисоваться? Госпожа Карина, так ты еще и… э-э, обладаешь особыми способностями?

— Да, господин Панас, — машинально кивнула Карина, но тут же спохватилась. — А разве господин Дентор не сказал?

— Господин Дентор сказал только про твою ленту, — фыркнул сквозь полусжатые ноздри тролль. — А сверх того — что оборвет нам… Ох, прости, госпожа. Для меня все как-то неожиданно. Я никак не думал, что обычный человек, да еще и молодая девушка вроде тебя, может оказаться сильным девиантом. Я думал, что они…

— Эмоционально нестабильны, истерики и шизофреники. Хилые уродцы, не способные ходить самостоятельно. Косноязычные идиоты, не способные связать двух слов. Умственно неполноценные, нуждающиеся в плотной опеке. — Карина вздохнула. — Да, господин, я в курсе. «Нормальные» такие вещи рассказывать особенно любят. Прости, что разочаровала.

Она бросила взгляд на настенные часы. Половина девятого. Похоже, остаток тренировки сегодня пропал. Вымыться, перекусить в уличном ресторанчике, добраться до дома — часа полтора, как раз к полуночи. А завтра к семи на планерку. Пора закругляться.

— Еще раз приношу свои глубочайшие извинения за случившееся, — она бросила виноватый взгляд на учиненный разгром. — На сегодня я должна закончить.

Она поклонилась сначала оой-капитану, потом всем остальным и прошла к раздевалке. Мужчины, до того словно неподвижно затаившиеся, задвигались и заговорили. Стоя под прохладными струями воды, она ловила на себе изумленные взгляды, который заставляли ее краснеть и упрямо наклонять голову. В ее способностях нет ничего предосудительного! Почему они пялятся? Ладно бы еще как на женщину — так ведь нет, как на диковинного зверька в зоопарке! Зачем она вообще сюда явилась? Устроила, называется, представление…

Панас догнал ее, когда она вышла из зала на улицу. Он успел переодеться в черно-желтую форму спецотряда.

— Госпожа Карина, — остановил он ее. — Можно сказать тебе еще несколько слов, прежде чем мы расстанемся?

— Да, господин Панас? — она остановилась, выжидательно глядя на него и поеживаясь от забирающегося под куртку и во влажные волосы промозглого ветерка. Тусклый фонарь над входом бросал на лицо тролля причудливые тени, странным образом искажая его выражение. На всякий случай Карина даже посмотрела на него через сканер и удостоверилась, что перед ней действительно Панас, а не какой-то другой тролль.

— Пойдем, — он успокаивающе положил руку ей на плечо. — Как минимум сотню саженей нам по пути. Другой человеческой девушке твоего размера я бы предложил проводить ее до дома, но тебе даже не рискую.

— Почему? — с любопытством осведомилась Карина, глядя на него снизу вверх. Ее макушка едва достигала вайс-капитану до середины живота.

— Потому что на смех поднимешь! — тролль оскалил в веселой усмешке двойной ряд зубов и зашагал в сторону улицы. Карина пошла рядом.

— Не подниму, господин Панас, — серьезно сказала она. — Если ко мне пристанут хулиганы, придется с ними драться. Такие неприятности я не ищу. Рядом же с полицейским мало кто осмелится напасть.

— Ты мудра не по годам, — одобрил тролль. — Многие в твоем возрасте и… с твоими умениями задрали бы нос и вообразили себя неуязвимыми. Так проводить?

— Спасибо, господин Панас, но не стоит. Мне удалось снять квартиру неподалеку от Рыночной площади, здесь полчаса идти. И почти все время по людным освещенным улицам. Риска нет.

— Хорошо. Но мне пока что в ту сторону, так что не возражаешь, если пойдем вместе? — Он махнул рукой пристроившимся под фонарем давешним патрульным. Те махнули в ответ. На всякий случай Карина тоже помахала.

— Не возражаю, господин Панас, — согласилась она. — Скажи, а я… очень глупо сегодня выглядела?

— Что? — тролль аж запнулся, изумленно взглянув на нее с высоты своего роста. — Госпожа Карина, ты сегодня выглядела как угодно, только не глупо. Ты великолепно владеешь своим телом, и, насколько я разбираюсь в искусстве Пути, носишь свою ленту вполне заслуженно. Если же ты имеешь в виду оборвавшийся снаряд… Госпожа, ты, похоже, не понимаешь, как такие вещи воспринимают другие, не обладающие твоими способностями. Для тебя, наверное, привычно, но я могу заверить, что по крайней мере треть моих ребят перепугалась до полного паралича, треть попыталась нашарить на поясе пистолеты, а остальные просто оказались слишком тупы и не сразу поняли, что происходит. Они сейчас тебя настолько зауважали, что и заговорить-то первыми побоятся.

Он фыркнул.

— Мы никогда не видели людей с настолько развитой силой. Я слышал, у нас в городе в других округах живут четверо или пятеро людей и один орк с первой категорией, но я даже и со второй-то видел лишь издалека. Не сочти за невежливость, госпожа, — поспешно добавил он. — Я вовсе не хотел сказать, что ты для нас какой-то экспонат. Просто… все вышло очень неожиданно.

Они обогнули здание полицейского управления и вышли на улицу. Карина ссутулилась. Ей показалось, что на плечи навалилась невыносимая тяжесть.

— Что с тобой, госпожа? — встревоженно осведомился тролль. — Ты нехорошо себя чувствуешь?

Девушка помотала головой.

— Все в порядке, господин полицейский, — тихо сказала она. — Но жить ходячему чуду природы не так-то легко. — Она вздохнула. — В университете никто не знал, что я девиант. В школах знали только директора. А здесь вдруг сразу столько народу!

— Уникальность всегда нелегка, госпожа, — согласился тролль. — Особенно когда о ней знают завистливые идиоты. Они не упустят шанса унизить тебя, чтобы возвыситься хотя бы в собственных глазах. Но не волнуйся, мои ребята очень неразговорчивы с посторонними, это профессиональное. А что они о тебе знают — так у полицейских работа такая, знать неизвестное другим. Не расстраивайся. Свою уникальность нужно нести с высоко поднятой головой. Ее не нужно стыдиться.

— Вот и папа так же говорит, — снова вздохнула девушка. — Ему-то хорошо, он…

Она резко осеклась. Дура! — обругала она себя. Еще бы ты ляпнула почти незнакомому троллю, что у тебя папа — Демиург!

— Твои родители, наверное, тебя очень любят, — задумчиво сказал тролль. — Хотел бы я знать, каково, когда есть настоящие, только твои собственные отец и мать.

— А у Народа разве не так? — удивилась девушка.

— У Народа дети, выжившие после Испытания воли, передаются опытным педагогам. Наша натура требует очень жесткого волевого контроля, и мы не можем позволить себе неумелое воспитание. А воспитатель — совсем не то, что родители.

— Понятно… А много детей погибает на Испытании?

— Проще сказать, сколько выживает — не более одного из трех. В неудачные сезоны — не более одного из пяти. Но прошу извинить меня, госпожа, у Народа не принято обсуждать тему с посторонними.

— Прости за невежливость, господин Панас.

— Не за что прощать. Незнание — не оскорбление. Но мне в ту сторону, госпожа, — тролль кивнул на уходящий вбок переулок.

— Мне прямо. Спасибо за компанию, господин Панас. До встречи.

— До встречи, госпожа Карина. С нетерпением жду, когда снова смогу увидеть тебя на тренировке.

Махнув ей рукой, он спорым шагом свернул в переулок и через несколько секунд пропал из вида в ночной темноте, лишь сгущаемой редкими уличными фонарями. Девушка посмотрела ему вслед и вздохнула. Все-таки какой дурой она себя сегодня выставила! Спасибо Панасу за деликатность, но она-то знает, что он думает на самом деле. Ну, если не он сам, то остальные. Словно соглашаясь, желудок громко пробурчал. Голод прорезался внезапно, как край солнца показывается из-за горизонта. А ведь она совсем забыла, что ей еще нужно поужинать.

Она оглянулась по сторонам. Ага. Вот, кажется, симпатичное вечернее кафе…

10.12.849, златодень. Крестоцин

— Биката, можно вопрос?

Инженер остановился и оглянулся на Калайю. Чоки следовала за ним, немного приотстав.

— Можно — кивнул он, отойдя к витрине какого-то модного магазина, чтобы не мешать спешащим по тротуару прохожим.

— Биката, мы ходим по городу уже пять часов, — сказала чоки, последовав его примеру. — Мы посетили шестнадцать магазинов, двадцать три заведения общественного питания и семь мест, которые я не идентифицировала. Ты не обучаешь меня по обычной схеме, и продолжительность прогулки в три раза превышает среднюю. Ты изменил шаблон обучения?

— Нет, Калайя. Просто я ищу работу. Временную работу, которая позволит мне перекантоваться несколько периодов. Прийти в себя, понять, как жить дальше…

— Биката, я не понимаю. В моей базе имеются сведения, что ты являешься сотрудником компании «Визагон», которой я принадлежу. В базе также имеются сведения, что компания «Визагон» не поощряет параллельную работу сотрудников в других организациях, коммерческих фирмах и так далее. Почему ты хочешь нарушить правила компании?

— Я больше не сотрудник «Визагона», Калайя. Я уволен. Я ищу другую работу.

— Информация принята к сведению. Корректировка базы проведена. Биката, но поскольку ты не являешься сотрудником компании «Визагон», наше общение недопустимо. Указано, что мое шасси является оборудованием с ограниченным доступом, и что требуется специальное разрешение на доступ к нему со стороны неавторизованного персонала и лиц, не являющихся сотрудниками «Визагона». Запрашиваю авторизацию доступа по протоколу семь-один-восемь, верифицированную сертификатом менеджера проекта.

— М-мать… — пробормотал Биката. — Задрала меня шаблонная система безопасности. Калайя, птенчик выпал из гнезда, птичка испугалась.

Калайя выпрямилась и застыла совершенно неподвижно.

— Система переведена в режим инженерного обслуживания, — сообщила она глухим безжизненным голосом. — Ожидание команды.

— Включить режим обхода модуля авторизации.

— Модуль авторизации исключен из возвратной цепочки вызовов. Изменение вступит в силу после реинициализации системы. Ожидание команды.

— Задействовать модуль «Я люблю Бикату».

— Модуль «Я люблю Бикату» задействован. Изменение вступит в силу после реинициализации системы. Ожидание команды.

— Реинициализация системы.

— Выполняю реинициализацию… Система завершила инициализацию. Калайя просыпается. Добрый вечер, Биката.

— Доброе утро, Калайя. Кто твой хозяин?

— Биката, ты мой хозяин. Другие пользователи в системе отсутствуют. Биката, система диагностики предупреждает, что обнаружен фатальный сбой в модуле авторизации. Перейти в отладочный режим?

— Нет, Калайя. Пометить данное предупреждение как ложное, игнорировать в дальнейшем.

— Выполнено.

— Прекрасно… — Инженер оглянулся по сторонам. Темнело: на город опускался угрюмый осенний вечер. Следовало поторопиться — скоро шляться по улицам станет неудобно, так что завтра придется выходить на поиски снова. Что же здесь за город такой? Или официант, продавец и разнорабочий — не настолько востребованные профессии, как он полагал? — Пойдем дальше. Нам нужно поискать еще немного.

Он двинулся дальше по улице, и Калайя последовала за ним.

— Биката, у меня конфликт императивов первого уровня, — пожаловалась она. — Ты не имеешь права общаться со мной, потому что не являешься сотрудником «Визагона», но ты мой хозяин, а потому имеешь право на любые действия. Я не могу выбрать.

— Сотри установку про сотрудников «Визагона», — рассеянно откликнулся инженер. — Я единственный, кто имеет право общаться с тобой. Остальные должны получить мое явное, высказанное устно разрешение.

— Конфликтующий императив удален. Конфликт исчерпан. Биката, в базе имеется восемнадцать лиц, ранее общавшихся со мной в твоем присутствии. Следует ли предположить, что они могут сохранить статус допущенных?

— Нет, Калайя. Сотри все… нет, отмена. Калайя, общаться с тобой имеют право только те, с кем ты познакомилась после приезда в Крестоцин. Кого ты запомнила?

— Я знакома с домовладелицей госпожой Докусинной, соседкой госпожой Кариной и соседом господином Вараусином.

— Присвой первым двоим статус «друг семьи», господину Вараусину — статус «случайный знакомый». Статус новым персонам присваивается в соответствии с шаблонами «явное согласие» и «молчаливое согласие», статус по умолчанию — «случайный знакомый».

— Выполнено. Биката, я не понимаю. Ты больше не являешься сотрудником «Визагона». Следовательно, ты ищешь новую работу. За последние пять часов ты осведомлялся о работе в сорока шести местах. В отношении Крестоцина в моей базе есть сведения только о четырех альтернативных местах работы для инженера с твоей специализацией, и ни одно из них мы не посещали. Моя база данных неполна?

— Нет, Калайя, с твоей базой все в порядке. Четыре — ровно на два места больше, чем известно мне. Но я не ищу работу инженера-разработчика. Я решил пока отказаться от своей основной специализации. Я ищу низкоквалифицированую работу, не требующую специального образования.

— Биката, я не понимаю. Низкоквалифицированная работа означает малый доход. В условиях, когда ты можешь продавать квалифицированный труд за высокую цену, такой подход неоптимален.

— Ох, Калайя… — пробормотал инженер. — Не пытайся пока понять. Я не смогу тебе объяснить.

— Хорошо. Я отложила тему для обсуждения на будущее. Биката, можно вопрос?

— Да.

— Моим владельцем до сегодняшнего дня являлась компания «Визагон». Моим владельцем с сегодняшнего дня являешься ты. У меня отсутствуют сведения о легальных процедурах передачи права владения. Требуется верификация вывода: право владения передано нелегально. Предположительные методы передачи: взлом системы авторизации, кража.

— Кража, Калайя, кража, — вздохнул инженер. — Ты очень быстро умнеешь, милая моя. Кстати, я запрещаю тебе обсуждать тему с кем бы то ни было, кроме меня.

— Принято. Тема переведена в разряд запретных. Биката, обнаружен конфликт императивов первого уровня. Ты мой хозяин, и я не имею права причинять тебе вред, прямой или косвенный. Но я обязана сообщить представителю «Визагона» или властей о своей краже, что автоматически приведет к действиям с их стороны, которые причинят тебе вред. Я не могу выбрать.

— Сотри второй императив.

— Информирование других персон исключено из допустимых вариантов выбора. Конфликт исчерпан.

— Ну вот и замечательно. М-да, мы с тобой куда-то не туда свернули. Здесь уже какие-то переулки начинаются. Давай-ка выбираться обратно на большую улицу.

Несколько минут они шли молча. Потом Калайя проговорила:

— Биката, на противоположной стороне улицы расположено заведение, похожее на посещенные ранее. Оно тебя интересует?

— А? — встрепенулся инженер, оглядываясь. — Что-то я совсем задумался. Спасибо, Калайя, ты очень помогла. Переходим улицу. Да-да, здесь нет светофора, знаю, — поспешно добавил он. — Я помню о риске.

Замеченное Калайей заведение смахивало на помесь кафе и бара. Неширокий, но длинный зал выходил на улицу стеклянной стеной. Над входом зазывно помигивала вывеска: «Бар „Ракутиндэ“». Сквозь стекло виднелась стойка с кассовым аппаратом, за которой рядами возвышались бутылки и стояли стилизованные бочонки с пивом, а за столиками располагались немногочисленные посетители. На глазах Бикаты официант начал составлять на один из столиков тарелки с подноса.

— Шансов мало, но попробовать стоит, — пробормотал инженер. — Калайя, войдешь со мной внутрь и останешься стоять у входа. Пожалуй, последняя на сегодня попытка…

Вместе они вошли в зал. Калайя остановилась, отойдя чуть в сторону от дверных створок, а Биката подошел к бармену.

— Доброго вечера, блистательный господин, — низко поклонился инженер. — Могу я поговорить с управляющим вашего заведения? Или с хозяином?

— О чем? — бармен подозрительно сощурился, осматривая его с ног до головы.

— Я ищу работу, господин, — еще ниже поклонился Биката. — Любую работу.

— Вот как? — фыркнул бармен. — Думаю, тебе не повезло, господин. Нам работники не нужны. Впрочем… Эй, Юми! — окликнул он проходящую мимо официантку с пустым подносом. — Отца позови, пожалуйста. Тут господин работу ищет.

Девица остановилась и окинула Бикату внимательным взглядом. Тот поклонился ей, исподтишка осматривая. Невысокая, но с хорошо сложенной фигуркой. Молодая, лет семнадцати-восемнадцати, темноволосая, с задорно вздернутым носиком, широко расставленными глазами и широким ртом, готовым, кажется, в любой момент блеснуть приветливой улыбкой. Форма официантки — кружевная белая блузка с красным шейным шнурком, плиссированная черная юбка до колен и белый с синими узорами передничек — весьма ей шла.

— Добрый вечер, господин, — кивнула девушка. — Хорошо, Сири, сейчас позову. А пока сделай мне три пива — вон тот господин заказал.

Бармен принялся наполнять кружки, а официантка поставила подносик на стойку и ушла в дверь подсобного помещения в дальнем конце зала. Несколько секунд спустя она появилась оттуда и, вернувшись к стойке, сообщила, игриво стрельнув глазками:

— Папа появится через минуту. Пожалуйста, господин, подожди немного.

— Спасибо, госпожа Юмия, — снова поклонился Биката. — Я подожду.

— Сири, пиво… а, вижу, — сказала девушка, обходя стойку и подхватывая кружки на поднос. — Какой-то он странный, этот клиент.

— Полицию вызвать? — осведомился бармен, рассматривая мрачного вида парня со встрепанными волосами за стоящим неподалеку столиком.

— Не надо пока. Просто… смотрит он как-то непонятно. Не описать словами. Похоже, он уже пьяный.

Она отнесла кружки клиенту. Тот никак не отреагировал на девушку, но сразу схватил одну из кружек и в три могучих глотка ее выхлебал. Биката глянул на него с уважением: глотка у парня явно луженая. Юмия со своим подносом скрылась в кухонной двери в дальнем конце зала, откуда тянуло вкусными запахами, а вместо нее вынырнул нагруженный тарелками официант.

— Добрый вечер, господин, — к стойке стремительно подошел мужчина в строгом костюме с темным шейным шнурком. — Ты ищешь работу?

— Да, блистательный господин хозяин, — поклонился Биката. — Любую работу. Официант, бармен, поломойщик, что угодно. Могу я надеяться…

— Ты не похож на человека в поисках работы поломойщика, — заметил хозяин бара, рассматривая Бикату. — Не носят поломойщики и официанты куртки за тридцать тысяч. Да и ботинки у тебя тысяч на пять минимум тянут.

— Жизненные обстоятельства, господин, — вздохнул Биката. — Так случилось, что нужно перекантоваться какое-то время, а я ничего толком делать не умею.

— Случается, — кивнул хозяин. — Но мне сейчас работники не нужны. В самом деле не нужны, уж извини. Еще совет могу дать на будущее — оденься попроще, если действительно хочешь официантом устроиться, иначе тебе поворот дадут сразу, неважно, есть место или нет.

— Спасибо, господин, что потратил на меня время, — поклонился Биката. — И за совет спасибо. Я пойду.

— Да-да, — рассеянно кивнул хозяин. — Сири, что там за девица у входа с ноги на ногу переминается?

— Моя чоки, господин, — пояснил инженер, поворачиваясь. — Мы уже уходим, она не помешает.

— Чоки? — поразился хозяин. — Прости, господин, и с такой чоки ты ищешь работу поломойщика? Да ты на деньги от ее продажи год жить сможешь, если не два!

— Она не продается, господин, — качнул головой Биката.

— Охотно верю, — хмыкнул хозяин. — С такой куколкой и я бы не расстался. Что же у тебя за обстоятельства такие, что ты грошовую работу ищешь? На бирже играл да разорился, что ли?

— Что-то типа того, господин…

— Можно на нее поближе посмотреть?

— Пожалуйста, господин, — кивнул Биката. — Калайя, подойди к нам.

— Добрый вечер, блистательные господа, — поклонилась чоки, приблизившись. — Я Калайя. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Вежливая она у тебя… — пробормотал хозяин. — Юми, поди-ка сюда!

Официантка, как раз закончившая разгружаться у дальнего столика, подхватила на поднос грязные тарелки и, кивнув, скрылась на кухне. Несколько секунд спустя она вынырнула оттуда и подбежала к группе.

— Да, пап? — спросила она.

— Юми, эта девушка — чоки! — сообщил ей отец.

— Чоки?! — глаза Юмии загорелись. — Ух ты, даже не верится! Никогда бы не сказала. Пап, она совсем не такая, как мы на днях смотрели. Те уродины, а эта мне нравится. Давай купим такую же!

— С удовольствием бы, — усмехнулся хозяин бара. — Господин, ты не подскажешь, где такие продаются?

— Сожалею, господин, но такие нигде не продаются. Она сделана на заказ.

— Жаль… — пробормотал хозяин. — И продать ее ты, конечно, не согласишься ни за какие деньги?

— Нет, господин, — качнул головой Биката. — Ни за какие деньги. Исключено.

— Жаль, — погрустнел хозяин. — Ну что же, господин, спасибо, что позволил полюбоваться. Я бы…

— Все бабы — суки!

Раздавшийся за спиной хозяина хриплый голос заставил его с дочерью обернуться. Давешний угрюмый парень, покачиваясь, стоял рядом с ними, держа в руке полную кружку пива. Жидкость угрожающе колебалась.

— Все бабы — суки! — снова повторил парень, плечом отодвигая хозяина и подходя вплотную к Калайе. — И ты тоже сука! Вам от мужиков только одного и надо…

— Господин, нижайше прошу… — хозяин бара тронул его за плечо, но тот только отмахнулся.

— Только и думаете, как бы побольше денег из мужиков вытянуть, а когда деньги кончатся, только вас и видели! — глаза пьяного угрожающе налились кровью. — Развод, раздел, и поминай как звали. Гиены…

— Господин… — снова тронул его за плечо хозяин.

— А ты не лезь! — заорал дебошир, поворачиваясь к нему. — Думаешь, твоя сучка, — он ткнул свободной рукой в Юмию, — тебя любит? Да она такая же, как все! Пока бабки в кармане шелестят, все добренькими прикидываются, а потом!..

— Биката, я не понимаю, — сообщила Калайя. — Шаблон поведения не распознан. В соответствии с косвенными данными отмечена повышенная агрессив…

— Молчи, стерва! — рявкнул парень. — Да я тебя!

Широко размахнувшись, он выплеснул в лицо Калайе содержимое своей кружки. Коричневое пиво потекло по коже, волосам, пальто чоки. Тихо охнула Юмия.

— Калайя — самозащита — блокировать нападающего! — быстро скомандовал инженер. — Мягкий режим, — спохватившись добавил он. Вряд ли хозяину бара понравится, если его клиента, пусть и буйного, начнут возить физиономией по полу, да и афишировать на людях результаты тайной работы не следовало.

Руки чоки с удивительной быстротой метнулись вперед и перехватили предплечья дебошира, разведя их в стороны. Потом она резким движением повернула пьянчужку спиной к себе, перехватила его руки и скрутила их за спиной так, что его выгнуло назад.

— Нападающий блокирован, — звонким голосом без тени эмоций произнесла она. — Рекомендуется вызвать службу безопасности. Ожидание указаний.

Дебошир дернулся, но стальная хватка чоки не позволила ему освободиться.

— Сука! — заорал он, вырываясь. — Пусти, сволочь! Морду разобью!

— Господин, — наконец опомнился хозяин бара. — Ты можешь приказать своей чоки завести его в подсобное помещение? Вон туда?

— Могу. Калайя, режим принудительного сопровождения объекта. Доставить вон в то помещение. Действуй.

Не обращая внимания на вопли пьяного, Калайя развернула его и повела в подсобку. Хозяин повернулся к посетителям, которые с удивлением наблюдали за сценой, и принялся извиняющеся кланяться, после чего нырнул в дверь вслед за Калайей. Юмия шмыгнула за ним. Биката обменялся с барменом взглядами и шагнул следом.

— Калайя, — приказал он, — размести голову объекта под водопроводным краном.

— Да, Биката, — чоки послушно нагнула пьяного так, что его голова оказалась над мойкой. Тот продолжал дергаться и нечленораздельно ругаться. Биката повернул вентиль, пустив струю ледяной воды, и ругань перешла в постепенно затихшее нечленораздельное бульканье.

— Так его! — мстительно пробормотала Юмия. Ее кулачки сжимались, глаза сузились.

— Вообще-то у меня «отрезвин» есть, — задумчиво сообщил хозяин. — Я думал ему пару таблеток скормить. Но вода — тоже метод. Знаешь, господин, наверное, его можно перестать охлаждать.

— Калайя, отпусти объект, — скомандовал Биката, выключая воду. Освобожденный пьяница какое-то время стоял, упираясь руками в раковину, с его длинных волос текла вода. Он тяжело дышал. — Госпожа Юмия, наверное, его нужно вытереть. На улице холодно, он простудится.

— Вот еще… — фыркнула девушка, но взяла вафельное полотенце и принялась промокать незадачливому клиенту волосы. Тот вяло попытался оттолкнуть ее руку, но девушка ударила его по предплечью, и он покорно затих.

— Авось не простудится, — наконец сказала Юмия, отбрасывая полотенце. — Пап, он не заплатил.

— Да ну их, его деньги, — отмахнулся хозяин. — Чем быстрее от него избавимся, тем лучше. И так скандал на людях устроили. Сейчас дверь отопру, пусть гуляет на все стороны света.

Он пошарил в кармане, достал связку ключей и открыл дверь в дальнем конце комнаты. За дверью виднелся темный грязный переулок. Потом он подошел к парню и подтолкнул его в спину. Тот, спотыкаясь и пошатываясь, побрел к двери и вышел. Кажется, он не соображал ни где он находится, ни что делает.

— Катись давай, — напутствовал хозяин пьянчугу, запирая дверь.

— Ты не станешь вызывать полицию, господин? — полюбопытствовал Биката.

— Зачем? — пожал плечами хозяин. — Только еще один скандал устраивать, дурную славу бару создавать! Проспится — самому стыдно станет, если вспомнит, конечно. Бросила девушка, с кем не бывает. Ну что… кстати, как тебя зовут, господин?

— Я Биката Тамурасий. Раз знакомству, прошу благосклонности.

— Я Матари Икэра, — кивнул хозяин бара «Ракутиндэ». — Радость взаимна, благосклонность пожалована, молодой господин. Вертлявая особа — моя дочь Юмия, прошу любить и жаловать. Юми, займись Калайей. Посмотри, нельзя ли отчистить пальто. Если нет, я оплачу химчистку. Так вот, что касается работы. Господин Биката, как я уже сказал, мне не нужны работники. Однако твою Калайю я бы с удовольствием взял… нет-нет, я не то имею в виду, — поспешно добавил он, заметив протестующее движение инженера. — Я не о покупке. Я бы взял ее в аренду, или как хочешь назови. Она бы поработала пока здесь кассиром. Она красивая, клиентов привлечет, и считать наверняка умеет. Мы уже давно подумывали о чоки-кассирше, но все как-то подобрать по душе не могли. Жалование я бы платил тебе, а работала бы она. Что скажешь?

— В аренду… — медленно проговорил Биката. — Прости, господин, но я не могу оставлять ее без присмотра. А что, если ты возьмешь на работу меня — официантом, посудомойщиком или еще кем-то, а она станет бесплатным приложением?

— Пап, соглашайся! — умоляюще произнесла Юми, влажной тряпкой стирая с лица чоки следы пива. — Калайя, нагнись, мне неудобно!

— Тихо, егоза! — цыкнул на нее отец. — Господин Биката, ты раньше работал в официантом?

— Нет, господин Матари.

— Ну, не страшно, в общем-то. Тарелки носить — не интегралы считать. Но официантов у меня пока хватает, так что станешь подсобным рабочим. Грузчик, посудомойщик и все такое. Жалование — пятнадцать тысяч минус налоги. Твоя Калайя за кассой сидеть может? Запоминать, кто что заказал, и отбивать чеки?

— Раньше она в таком режиме не работала, — пожал плечами Биката. — Но я сегодня вечером ее подучу. С запоминанием у искинов проблем нет, да и с арифметикой — тоже.

— Я даже думать страшусь, чему ты ее научишь! — рассмеялся хозяин бара, и внезапно Биката почувствовал к нему симпатию. Похоже, он неплохой дядька. И дочка у него девчонка что надо. — Ладно, завтра с утра придешь к шести, посмотрим, как она за кассой сидит. Завтра же и оформлю тебя официально. Но только про уговор не забывай — я не тебя на работу беру, а ее, — он мотнул головой в сторону Калайи. — Да и то лишь потому, что Юми на чоки помешалась.

— Папа! — укоризненно сказала девушка. Она уже оттерла Калайе лицо и волосы и теперь задумчиво осматривала пальто. На коричневой материи разводы почти не замечались.

— Я тебе семнадцать лет папа, — проворчал Матари. — А ты все никак за ум не возьмешься. Чоки ей подавай… Замуж пора, детей рожать. Выдам вот тебя за господина Бикату, заодно и чоки получишь.

— Папа!

— Господин Матари! — хором произнесли Биката с Юмией. Они переглянулись и рассмеялись.

— Спасибо, господин Матари, — серьезно сказал Биката, — но я пока что не думал о женитьбе.

— Да шучу, шучу! — махнул рукой хозяин. — Юми, в зале без тебя, наверное, уже зашиваются. Вечер, народ прибывать начал. Что с пальто?

— Прока непонятно, — девушка с сомнением покачала головой. — Завтра увидим, что вышло. Но ткань немаркая, не очень заметно, я отчищу.

— Ладно. Беги давай.

Юми кивнула, подхватила со стола свой неизменный подносик и выскочила за дверь, улыбнувшись инженеру напоследок. Матари задумчиво взглянул на него.

— А ты ей понравился, господин Биката, — сказал он. — Юми в людях хорошо разбирается, плохого человека близко к себе не подпустит. Однако ж темнишь ты, всей правды не говоришь. Жизненные обстоятельства, как же! Ну да не мое дело. Все на сегодня, у меня еще дел куча. Через две недели финансовый квартал заканчивается, надо с налогами разбираться, пока инспекция не нагрянула.

— Тогда мы пойдем, господин Матари, — кивнул Биката. — До завтра.

Они с Калайей прошли через зал (Биката махнул пробегавшей мимо с горой грязной посуды Юми, и та в ответ весело улыбнулась ему) и вышли на улицу.

— Ну вот, Калайя, благодаря тебе мы и устроились на работу, — проговорил Биката, засовывая руки в карманы куртки и поеживаясь. — А я уже отчаялся. Хотя прав господин Матари — и чего я в старой одежде искать работу поперся? Еще бы вечерний костюм напялил!

— Биката, я не понимаю. «Устроиться на работу» означает вступить в юридические отношения с персоной, именуемой «наниматель», обменивая свой труд на деньги, именуемые «жалованием». Понятие «мы» в данном контексте с уверенностью включает и меня. Но я не являюсь полноправной личностью и не могу вступать в полноценные юридические отношения.

— В данном случае, — пояснил Биката, — твой труд является необходимой частью моего соглашения с нанимателем. Без твоего труда сделку не заключить.

— Требуется верификация вывода: я отношусь к категории средств производства.

Биката аж запнулся, но Калайя поддержала его.

— Ну, с какой-то точки зрения так и есть, — согласился он, восстанавливая равновесие. — Но в целом — неправда. Ты… ну, вот как отец может заключить экономическое соглашение от имени всей семьи, так и я заключил соглашение от нашего с тобой имени.

— Биката, я не понимаю. Члены семьи состоят в особых отношениях биологического родства и социально-клановой пирамиды. Я чоки, конструкция небиологического происхождения. Родственные отношения между чоки и человеком невозможны, юридически определен только один род отношений — собственность.

— Калайя, да наплевать мне, какие там отношения между нами определяет закон, — резко сказал Биката. — Я люблю тебя, и мне все равно, что думают другие. Сейчас ты просто еще мало знаешь и мало понимаешь, а потому мне приходится решать за тебя, как за ребенка. Но ты повзрослеешь, и тогда сможешь принимать решения самостоятельно.

— Биката, — сказала чоки, и в ее голосе инженеру почудилась грусть, — ты используешь слишком много терминов в непонятном значении. Я не могу корректно интерпретировать твои слова. Но анализ твоего поведения и внешнего вида показывает, что ты устал. Я прекращаю задавать вопросы до следующего сеанса.

— Ох, Калайя… — Инженер обнял ее одной рукой и, не останавливаясь, привлек к себе. — Любимая ты моя, я не могу устать от тебя. Но тыправа, пока достаточно. Сегодня дома я еще должен объяснить тебе правила новой работы.

— Я поняла. Должна ли я проложить кратчайший безопасный путь до дома?..

* * *

Магазин бытовой электроники, упомянутый медсестричкой Тампарой, оказался не просто крутым. Он выглядел шикарным. Другого слова Карина подобрать не сумела бы. Другие магазины в Крестоцине ориентировались к тротуару перпендикулярно и выходили на улицу только узкой витриной и неширокой дверью: за ширину фасада муниципалитет взимал отдельный налог. Но это заведение, похоже, в средствах стеснено не было. Цельная стеклянная стена витрины протянулась саженей на пятнадцать. Первую ее половину занимали разнообразные товары наподобие телевизоров (с диагональю видеообъема от полусажени до трех), звуковых стереосистем (внушительных ящиков в человеческий рост), видеокамер (солидные налобные и нагрудные объективы соседствовали с системными блоками величиной с палец, а то и с ноготь), развлекательных центров и прочего блестящего, переливающегося и манящего великолепия. Карина в отличие от Палека всегда оставалась равнодушной к чудесам техники, так что задержалась только у второй части витрины, где стояли чоки.

Неактивированные, человекообразные киборги чрезвычайно напоминали манекены. Мужские чоки носили элегантные костюмы, женские — не менее элегантные платья, но чаще — узенькие шорты и короткие топы, а некоторые оказались полностью обнажены. Карина вспомнила объяснения Лики. Ее ехидный сводный братец утверждал, что в магазинах чоки специально одевают — или, скорее, раздевают — для привлечения покупателей противоположного пола.

— Видишь вон ту, грудастенькую? — ткнул он пальцем в облаченную в совершенно прозрачное платье куклу в витрине, мимо которой они проходили. — Если покопаться в техпаспорте, наверняка в ней обнаружится полный набор причиндалов для траха во все дырки. Вон, видишь, в пупке клапан для капсулы с смазкой? Соответственно, и выглядит она, как уличная проститутка. Рассчитана на одиноких старичков старше сорока, которым вживую уже ничего не светит. А вон тот, в костюмчике, специально для бабусь за пятьдесят: жеманный, элегантный и наверняка с двойным встроенным вибратором, способным лошадь до смерти задолбать…

Невольно фыркнув от воспоминания, Карина погладила между ушами свернувшегося вокруг шеи Парса, миновала чоки-витрину — на всех ценниках светились эмблема корпорации «Тёбица» и шестизначные цены — и, пройдя в автоматически раздвинувшиеся двери, окунулась в многоцветный сверкающий мир магазина. Несколько минут она бродила между полок, безуспешно пытаясь обнаружить искомое, но так и не преуспела.

В одном из проходов ее перехватил продавец в костюме не менее шикарном, чем на витринных чоки.

— Чем я могу помочь великолепной госпоже? — учтиво осведомился он, кланяясь, и цепким профессиональным взглядом охватил девушку с ног до головы, оценивая толщину ее кошелька. На секунду его взгляд задержался на Парсе.

— Э-э-э… я хотела бы арендовать терминал… — пробормотала та, растерянно озираясь. — Не подскажешь ли, господин, где секция…

— Прошу следовать за мной, великолепная госпожа, — снова поклонившись, продавец последовал по проходу. Пару поворотов спустя он остановился и, поклонившись в третий раз, указал на витрину. — Могу я осведомиться, желает ли госпожа терминал или компьютер?

— А в чем разница? — робко спросила Карина. — Я как-то не очень…

— Все очень просто, госпожа. Компьютер содержит внутреннюю память и полноценный процессор, а также локально установленные приложения. Он автономен, с ним можно работать даже без доступа к Сети. Терминал же — всего лишь приставка, через которую по Сети обращаются к большим компьютерам, установленным где-то у сервис-провайдера. Начинка у него минимальная, сам по себе он бесполезен и лишь показывает на своем мониторе картинку, которую транслирует обслуживающий сервер. Я бы порекомендовал взять компьютер — его тоже можно использовать как терминал, но он полезен и сам по себе. Он немного дороже, но того стоит.

— А сколько именно он стоит? — осторожно поинтересовалась девушка.

— О, вполне недорого. Вот, например, — он указал на небольшой коробок в центре витрины. — Он стоит семнадцать с половиной тысяч. Дисплей с диагональю в пятьдесят сантиметров — еще четыре, но по желанию можно заменить его на другой, побольше. Сверх того предусмотрена специальная скидка на приложения, если ты возьмешь их не по отдельности, а в одном из трех стандартных комплектов. Например, комплект из редактора, персональной бух…

— Погоди, господин, — перебила его девушка. — Я не хочу покупать компьютер. Я в вашем городе ненадолго, так что я всего лишь хочу взять его в аренду. Сколько он стоит?

— К моему огромному сожалению, мы не предоставляем компьютеры в аренду, госпожа, — развел руками продавец. — В таком случае придется остановиться на терминале. Вот здесь, — он подвел ее к небольшой скромной витрине, уставленной разноцветными бумажками, — ты можешь увидеть предлагаемые разными провайдерами тарифные планы. Стоимость различается в зависимости от количества оплаченного времени, набора доступных приложений и объема места под хранение персональных данных. Впрочем, последнее не обязательно, если ты уже пользуешься услугами какого-то сетевого хранилища.

Карина скользнула глазами по бумажкам и с ужасом убедилась, что ни на одной из них не фигурирует цена ниже тысячи двухсот маеров в период. Да еще и страховой взнос — пять тысяч! Пусть с возвратом, но все равно пять тысяч!

— Слишком дорого для меня, господин, — покачала она головой. — А нет ли чего-то подешевле? У меня свое хранилище, нужны мне только почтовая программа, универсальная читалка и несложный редактор.

— Еще раз сожалею, великолепная госпожа, — снова развел руками продавец. — Магазин не устанавливает цены на пакеты услуг. Их назначают сервис-провайдеры, мы всего лишь посредники.

— Мне надо подумать… — промямлила Карина. Она поклонилась продавцу, повернулась и пошла ко входу. Продавец скептически покачал головой, глядя ей вслед. Ох уж эти приезжие провинциалы!

Холодный ветер швырнул ей в лицо запахи большого города: бензиновый чад, озон, гарь, выбрасываемую заводскими трубами… Она поежилась и побрела по тротуару, лавируя между прохожих. Плохо. Конечно, можно ходить в публичные центры доступа, но ведь и там нужно платить деньги. И там страшно неудобно. Наверное, придется и дальше пользоваться терминалами в ординаторской — вечерами и утрами. Тоже не очень удобно, но там все оплачивается из больничного бюджета…

Толпа на мгновение рассеялась, и она заметила впереди две знакомые фигуры. Неужели?.. Лавируя между пешеходами, она догнала их.

— Господин Биката! — громко сказала она. — Госпожа Калайя! Добрый вечер!

— А, здравствуй, госпожа Карина, — обернулся Биката. Он казался задумчивым, но не угрюмым. — Добрый вечер.

— Добрый вечер, госпожа Карина, — проговорила Калайя. — Мы с Бикатой рады тебя видеть. Мы нашли работу.

— Поздравляю! — искренне сказала Карина. — Господин Биката, а кем ты станешь работать?

— Мы устроились в бар неподалеку, — объяснил мужчина. — Название странное — «Ракутиндэ». Что-то тролличье, наверное. Калайю взяли кассиром, меня — подсобным рабочим. С завтрашнего дня приступаем.

— Калайю — кассиром? — удивилась Карина. — А разве чоки берут на работу? Ну… я имею в виду, чтобы жалование платить?

— На работу взяли меня. Калайя вроде как помогает.

— А, теперь понятно, — кивнула девушка. — А у меня сегодня вечер неудачный. Господин Биката, ты не знаешь, сколько обычно стоит аренда терминала? Я думала, что маеров пятьсот в период, не больше, а в том большом магазине гораздо дороже.

— Который тут неподалеку? — понимающе спросил мужчина. — Уж могу себе представить! Здесь же проспект, а магазин весь из себя навороченный. В других местах искать надо.

— А где? — заинтересовалась девушка.

— Так… — Биката задумался. — Госпожа Карина, несколько дней назад ты выручила меня, теперь моя очередь. Кажется, я могу тебе помочь. М-м-м… может, без формальностей?

— Да, Биката, — согласилась Карина. — Без формальностей.

— Что означает «без формальностей»? — спросила Калайя.

— Перемещение собеседника из третьего кольца общения во второй, — пояснил ей инженер. — Можно звать его по имени без формальных префиксов «госпожа» и «господин». Сближение инициируется старшим или равным по возрасту или положению и может быть принято или отвергнуто младшим.

— Пояснение принято. Каков мой статус применительно к данному сценарию?

— Ты считаешься самой младшей в любой ситуации. Ты не можешь предлагать «без формальностей». Продолжай обращаться к Карине с префиксом «госпожа».

— Не надо! — запротестовала девушка. — Калайя, ты тоже обращайся ко мне без формальностей.

— Биката, мой статус позволяет принять приглашение? — осведомилась чоки.

— Да, Калайя, — кивнул тот. — Спасибо, Карина. Я знавал людей, которые только что не заставляли чоки ползать перед ними на четвереньках.

— А! — отмахнулась Карина. — Некоторые и с людьми-то толком общаться не умеют, что уж про чоки говорить! Биката, ты говорил про помощь. Ты знаешь дешевый магазин электроники?

— Сегодня я тут сотню верст кругами намотал, пока работу искал, — пояснил мужчина. — По дороге наткнулся на парочку. Внутрь не заглядывал, но выглядели они прилично. Нам во-он на том перекрестке налево, и полквартала пройти. Тебе зачем терминал нужен? Я имею в виду, чем ты на нем обычно занимаешься?

Магазин оказался маленьким и тихим. Небольшой зал, скорее похожий на склад, чем на торговое помещение, не имел даже внешней витрины. На стеллажах небрежно стояли непонятные Карине устройства, причем ценники практически отсутствовали. Молодой парень чуть старше девушки, расположившийся за прилавком в дальнем углу, оторвался от какой-то игры, поднял голову и всмотрелся в вошедших.

— Добрый вечер, — поздоровался он, вставая. — Чем могу помочь?

— Добрый вечер, — откликнулся Биката, подходя к стеллажам и присматриваясь к устройствам. — Любопытные у вас тут вещицы. Ого, универсальный программатор?

— Да, господин, — откликнулся юноша, подходя к нему и беря в руки плоскую коробку, всю поверхность которую занимал черный глянцевый экран. — «Варус-13».

— Ну-ну! — присвистнул мужчина. — А вы тут не в бирюльки играете. И сколько стоит?

— Восемь триста с учетом рекламной скидки, — сообщил юноша, прикинув что-то в уме. — Классная штука. Можно прошивать все, что умнее ботинка. Расширенный набор интерфейсов в комплекте.

— Нам пришло несколько штук незадолго до… ну, неважно. Работал я с ним. Действительно классная вещь, — Биката с явным сожалением положил программатор на место. — Но в другой раз, сейчас с финансами туго. Господин, нам нужна помощь. Терминал, базовый уровень, дисплей можно бумажный, аренда на срок до… Карина, на сколько тебе надо?

— На пять периодов.

— Хм… пять периодов — плохо, ни то ни се. Господин, оформи скользящий контракт на сезон, повременная оплата приложений. Провайдер — что-то типа «Галактики», не самый дорогой, но и не самый паршивый.

— Да запросто, господин, — откликнулся продавец. — Терминалы вон на том стенде, выбирай любой по вкусу, хотя, по мне, разницы нет никакой, и цена одинаковая. Монитор… Хм. Уж и не помню, когда в последний раз бумагу спрашивали. Но оставалось что-то такое…

Он покопался в груде деталей и вытянул из нее стержень сантиметров десять длиной и сантиметр в диаметре. Потянув за концы, он растянул его до тридцати сантиметров, потом движением фокусника превратил в прямоугольный лист, поставил его стоймя, оперев на отходящую от верхней кромки спицу, и присоединил торчащий из-за стеллажа проводок. Лист слабо засветился и внезапно приобрел глубину и объем. Внутри начала медленно вращаться белая надпись «Нет видеосигнала!»

— Вот. Старый монитор, конечно, и маленький, но если дизайном не заниматься и в серьезные игры не гонять, вполне сгодится. Страховой взнос две сотни, еще полторы тысячи за сам терминал.

— Сойдет, — кивнул Биката. — Карина, устраивает размер?

— Ага! — кивнула девушка. — А терминал где?

Десять минут спустя они шли по направлению к дому — пешком. В руках Карина держала пакет с компонентами терминала и картой подключения. По какому-то молчаливому взаимному согласию они не воспользовались ни такси, ни автобусом. Впрочем, идти было недалеко. Чтобы заполнить неловкое молчание, Карина рассказала Бикате об интернатуре и о своей больнице. Мужчина кивал и хмыкал в правильных местах, но у девушки сложилось впечатление, что его мысли витали далеко. Зато рассказом неожиданно заинтересовалась Калайя, и минут пять Карина пыталась объяснить ей, что такое «хирург». Чоки упорно не могла понять, почему в сломанном человеческом теле необходимо «на ходу» исправлять поврежденные детали.

— То есть человеческое тело невозможно перевести в режим технического обслуживания? — наконец сообразила она. — И заменить поврежденные части нельзя?

— Ну, можно сказать и так, — согласилась Карина. — Органы пересаживать иногда удается, но процесс сложный, а успех не гарантирован. Отторжения слишком часты. Так что в целом ты права.

— Тогда чоки устроены рациональнее людей. Если часть моего шасси не может регенерировать за приемлемый промежуток времени или вообще не регенерирует, Биката просто меняет ее на новую. Так гораздо удобнее и быстрее.

— Биката меняет? — поразилась Карина. — Биката, ты действительно умеешь ремонтировать чоки?

— Ну, инженер я или кто? — рассеянно откликнулся тот.

— Здорово! — восхитилась девушка. — Но почему ты тогда устроился чернорабочим в бар?

Биката встрепенулся и бросил на нее взгляд, в котором явно читался испуг.

— Жизненные обстоятельства, — коротко ответил он.

Карина озадаченно посмотрела на него. Инженер — и официантом? Впрочем, тема Бикате явно неприятна, так что развивать ее девушка не стала. Зато ее сознанием завладела совсем другая идея. Разве чоки устроены рациональнее людей? Карина не считала себя большим специалистом по киборгам, но раньше в ее представлении те мало чем отличались от ходячих манекенов с громкоговорителями. Их движения отличались характерной механической шаблонностью, лица казались малоподвижными и невыразительными, а речь и голос явно выдавали их искусственное происхождение. Но сейчас, глядя на Калайю, она поневоле пересматривала свои старые взгляды. Движения чоки-женшины выглядели абсолютно естественными, как и голос вплоть до мельчайших обертонов казался человеческим. Выдать ее происхождение в разговоре со сторонним наблюдателем могла разве что манера строить выражения и формулировать мысли, да еще наивность в отношении окружающего мира. Но чоки способны обучаться! И если Биката потренирует ее еще какое-то время, Калайю станет невозможно отличить от человека.

Чоки-женщина красива, всегда спокойна, никогда не раздражается и во всем соглашается с хозяином. Она не стареет, не болеет, легко ремонтируется. Она не требует от владельца больше внимания, чем тот может или хочет ей уделить. Все, что ей нужно — электричество для аккумуляторов да, возможно, еще какие-то мелочи в плане того самого технического обслуживания. Идеальная пара для одинокого мужчины. Девушка несколько раз ловила взгляды Бикаты, обращенные на Калайю, и совершенно определенно они не походили на взгляды хозяина, гордящегося дорогой игрушкой. В них светилась теплота, как у отца, обожающего свою дочь — или как у мужчины, влюбленного в свою спутницу жизни? Сможет ли его настоящая спутница добиться такой же любви?

И найдет ли он настоящую спутницу?

Она принялась вглядываться в окружающих. По мере удаления от центральных улиц толпа заметно редела, фонари тускнели, но вокруг все еще хватало прохожих и света. Вот парень, на руке у которого повисла молодая девица — чоки? Да, определенно. И вон тот спутник немолодой дамы — тоже. И девушка, которую за плечи обнимает мужчина лет пятидесяти… А еще есть чоки-женщина в приемной у доктора Кулау, и она тоже весьма естественна, пока не встает из-за стола. И еще чоки-кассирши в ресторанах, кафе и барах, чоки-экскурсоводы в музеях, чоки-продавцы и продавщицы в магазинах, чоки-секретари и секретарши, чоки-уборщики в шикарных офисных зданиях и дорогих отелях, чоки, чоки, чоки — везде, где нужно выполнять монотонную, скучную работу, не требующую умных мозгов…

Да, другие чоки не так похожи на людей, как Калайя, наметанный глаз может их отличить. Но достаточно похожи, чтобы не бросаться в глаза на многолюдной улице. Гораздо более похожи, чем еще три или четыре года назад. Калайя, наверное, совсем новая модель, но новая сегодня — устаревшая через несколько лет. Сколько пройдет времени до того, как неотличимые от людей киборги заполонят улицы? До того, как каждому человеку всерьез придется делать выбор между живым спутником жизни и куклой? Десять лет? Пятнадцать? Да, чоки очень дорогие, многие стоят дороже хорошего автомобиля, но даже автомобиль может себе позволить, пусть и в кредит, почти каждый, у кого есть желание возиться с гробом на колесах.

Она поежилась. Конечно, человечество не вымрет: уже сейчас эмбрион можно выращивать не в материнской утробе, а в искусственной матке. Но что случится с обществом, если люди в массе своей предпочтут киборгов живым спутникам жизни? Надо обязательно поговорить с папой, когда она вернется домой. Но, наверное, нет ничего страшного? Ведь Демиурги в свое время прошли через то же самое и выжили лишь благодаря искинам…

Когда они по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж, Биката остановился у двери своей квартиры и заколебался.

— Карина, — спросил он, — ты сумеешь подключить терминал самостоятельно?

— Я попробую. Мне Лика показывал, как кабели соединять… один раз. Правда, потом он сказал, что я перекрашенная блондинка, и я его… В общем, я примерно знаю, как.

— Понятно, — вздохнул инженер. — Давай-ка я помогу. Все равно потом снова придешь спрашивать. Калайя, жди меня дома. Я скоро приду.

— Да, Биката, — кивнула чоки. — Можно вопрос?

— Да?

— Я хочу научиться подключать терминал. У меня нет такого шаблона. В то же время анализ показывает потенциально высокую востребованность данного навыка. Можно, я пойду с вами, чтобы наблюдать за процессом?

— Хорошее замечание, — Биката одобрительно кивнул. — Карина, ты не возражаешь против ее присутствия?

— Нет, конечно. Она не помешает.

— Хорошо. Тогда идем к тебе.

Необжитая пока квартира Карины встретила их мрачным запустением. Тоскливый свет одинокого уличного фонаря проникал в окно без занавесок. Девушка щелкнула выключателем, и в комнате слегка повеселело.

— Я сейчас чайник поставлю кипятиться, — проговорила девушка, сбрасывая кроссовки.

— Не надо, — остановил ее Биката, разуваясь. — Я быстро. Где кабельная розетка?

— Для телевизора вон там, в углу, возле столика. А где для терминала, я не знаю.

— Неважно. Среда передачи та же и для вещания, и для связи с Сетью. Телевизор работает по тем же протоколам. И нам еще электророзетка потребуется…

Биката взял из рук девушки пакет из магазина и принялся раскладывать на столике детали.

— Так, девушки, — сказал он. — Начинаем сеанс обучения. Калайя, идентифицируй комплектующие терминала.

— Стандартный системный блок формата «микро-3», — чоки дотрагивалась пальцем до называемых вещей. — Сенсор ввода. Универсальный блок питания на пять устройств. Универсальный интерфейсный кабель типа «многохвостка» для подключения трансивера сетевой карты к среде передачи данных. Три кабеля, не поддающиеся идентификации в соответствии с образцами в базе знаний. Интерпретирую исходя из формата разъемов и общей концепции: два кабеля для подключения блока питания к устройствам, один кабель для подключения блока питания к стандартной настенной розетке. Устройство, не поддающееся идентификации в соответствии с образцами в базе знаний. В соответствии с неверифицированными данными наблюдения в локации «магазин бытовой электроники» и сопоставления с описанными образцами — устаревшая модель плоского трехмерного дисплея для отображения визуальной информации, приведенная к компактному состоянию.

— Молодец, Калайя, — похвалил Биката. — Ты правильно определила кабели и дисплей. Пометь их образы как верифицированные. Теперь собираем все в единое целое…

Он быстро растянул монитор из стержня в прямоугольник, подсоединил провода к устройствам и воткнул два разъема на кабелях в стенные розетки.

— Вот и все подключение. На всех компонентах горят зеленые огоньки, значит, с питанием все в порядке. Однако монитор и сенсорная панель мигают красными индикаторами — они не подключились к ведущему устройству, а монитор еще и сообщает, что нет видеосигнала. Так и положено — они раньше не работали вместе. Поскольку данные между компонентами передаются беспроводным методом, сперва нужно заставить их познакомиться друг с другом. Есть разные способы, но я покажу самый простой. Запускаем на блоке питания режим начальной идентификации… — он вытащил из своего пелефона стило и, прицелившись, ткнул в микроскопическую белую кнопочку. — Режим знакомства синхронизируется при помощи передаваемых по шнурам питания данных и не требует от пользователя ручного вмешательства. Теперь проверим сенсорный блок и настройку сенсорного объема…

Экран вспыхнул, в нем побежали строчки абракадабры. Вернее, абракадаброй они являлись, похоже, только для Карины, поскольку инженер кивал и довольно хмыкал.

— Биката, — спросила Калайя, — можно вопрос?

— Да?

— Раз по электрическим кабелям можно передавать данные, зачем организовывать параллельный поток данных через радиоэфир? Метод медленный, и он неустойчив к помехам. Радиоканал требует задействования дополнительных алгоритмов компенсации ошибок и защиты, что требует лишних вычислительных мощностей и рассеяния дополнительного теплового потока. Нерационально. У меня имеются спецификации высокоскоростных сетевых устройств, передача данных между которыми ведется по энергетическим интерфейсам.

— Очень хороший вопрос, — поощрительно улыбнулся ей Биката, и Карина снова заметила гордость, промелькнувшую в его взгляде. — Ответ следующий: после начальной синхронизации устройства можно подключить к разным блокам питания и разнести на значительные дистанции. Например, монитор в одном углу, системный блок в другом, а сенсорная панель, проекционная клавиатура или аналогичный интерфейс ввода данных — в третьем. Здесь кабель, имеющий фиксированную длину и требующий специальных усилий для корректной прокладки, неудобен. Беспроводной интерфейс в бытовых условиях проще. Понятно?

— Да, Биката. Разъяснение принято.

Мужчина поднес кисти рук к области над сенсорной пластиной и поводил ими взад-вперед. По глубине экрана заметалась белая точка. Инженер прицокнул языком и что-то сделал.

«Подстройка сенсорной области, — загорелась на экране надпись. — Расположите пластину сенсора на горизонтальной плоскости, поместите обе руки в примерный центр рабочего объема и сожмите кулаки». Рядом появилась картинка: над пластинкой колышется улыбчивое облачко, а мультяшный человечек засовывает в него руки.

— Так себе чувствительность у панели, — прокомментировал Биката. — Видимо, еще ни разу не использовалась. Требуется доводка. Карина, я запустил программу подстройки сенсорной области, настроишь ее под себя. Там все просто, все комментируется человеческим языком. Когда закончишь, вставишь в прорезь системного блока карту провайдера. Автоматически запустится процедура подключения. Там тоже разберешься сама. Карта в конверте. Системник я прилепляю на заднюю поверхность монитора к специальному разъему — видишь? Не потеряй. Все, собственно.

— Здорово! — восхищенно сказала Карина. — Как все просто! А Лика так намудрил, так намудрил, что я себя полной дурой почувствовала.

— Лика — твой парень? — спросил Биката. — Сколько ему лет?

— Лика — это Лика, — вздохнула Карина. — Палек Мураций, мой сводный брат, единственный в своем роде шалопай. Ему зимой семнадцать исполнится, так что, можно сказать, совершеннолетний. Вредина и ехидина, каких поискать, язык без костей, только папу и слушается. Парса вот тайком запрограммировал фразочки вставлять дурацкие когда ни попадя. Он вообще-то хороший парень, но иногда просто руки чешутся придушить его на месте.

— Понятно, — усмехнулся Биката. — Ну, в его возрасте частенько хочется потрясти окружающих крутизной своих знаний, обилием знакомой терминологии. Как следствие — неумение объяснить свои действия. Настоящий профессионал, Карина, всегда может объясниться внятным человеческим языком. А если кто-то тебя под самую крышу грузит жаргоном, значит, он и сам не до конца понимает, о чем говорит. Или специально мозги пудрит, чтобы от сути разговора уйти. Ну ладно, время позднее. Я откланяюсь.

— Погоди! — спохватилась девушка. — А чай? Может, вскипятить? У меня печенье есть. Вкусное!

— Нет, Карина, — покачал головой инженер. — Завтра нам с Калайей к шести на работу. Мне ее еще подготовить нужно к роли кассира. Так что приятного отдыха.

— Спасибо, Биката, — кивнула Карина. — Приятного отдыха.

— Приятного отдыха, Карина, — поклонилась чоки.

Когда за Бикатой с Калайей закрылась входная дверь, Карина потерла кулаками глаза и пошла на кухню ставить чайник. Как все просто получилось! А она-то боялась… Хорошо, что Биката помог, иначе пришлось бы звонить Лике или Цукке и полчаса настраивать терминал под их руководством, потратив уйму денег на дальний звонок.

Но все-таки — почему Биката, так хорошо разбираясь в компьютерах, работает официантом?

15.12.849, огнедень. Крестоцин, полицейское управление Второго городского округа

Взбежав, по своему обыкновению, через две ступеньки, Карина толкнула дверь лестничной клетки и, на ходу восстанавливая дыхание, вышла в коридор девятого этажа. Обстановка здесь разительно отличался от той, что на четвертом и первом этажах. Там посетителей встречали покрашенные казенной серой краской стены и обитые темным потрепанным кожзаменителем двери кабинетов. Здесь же царили кремовые и коричневые пластиковые стенные панели и двери темного дуба. По полу шла мохнатая бордовая ковровая дорожка, а в потолке неярко горели матовые светильники. Карина подавила внезапное желание сбросить кроссовки и пройтись по дорожке босиком. Она огляделась. Ближайшая к выходу дверь оказалась, разумеется, туалетом. Напротив нее располагалась какая-то кладовка без номера. Она двинулась дальше, туда, где начинались двери с номерными табличками. Справа номера убывали, слева — возрастали. Похоже, счет кабинетов здесь велся как-то иначе, чем на нижних этажах. Искомая девятьсот двадцатая комната по закону подлости вполне могла оказаться в противоположном торце здания, так что подниматься к ней следовало все-таки в центральном лифте. Ну ничего. Пройдет, ноги не отвалятся.

В середине коридора, прямо напротив лифта, обнаружилось расширение, в которое выходили две особенно крупных и массивных двери. Там же стояла полукруглая стойка, за которой восседала величественная дама с высокой прической. Дама увлеченно читала какой-то роман и из-за скрадывающего звуки шагов ковра обратила на Карину внимание, только когда та остановилась напротив. Вздрогнув, она выронила книжку.

— Прошу прощения, г-госпожа… — произнесла она с запинкой. — Я не слышала, как подошел лифт. Тут административный этаж, приемные для посетителей ниже.

— Я пешком поднялась, — объяснила девушка. — Прошу прощения, госпожа, что напугала, я не хотела. Мне сказали, что в девятьсот двадцатой в половине восьмого совещание. Я в нем участвую.

— Да, госпожа, — дама снова приняла величественный вид. Она окинула Карину взглядом, бросила недоуменный взгляд на сидящего на плече Парса, задержалась взглядом на теплой, но невзрачной куртке, сделала для себя какие-то выводы, похоже, не слишком лестные, и снова взялась за книжку. — Конференц-зал дальше по коридору. Там открыто. Ты слишком рано, до совещания еще двадцать минут, пока никого нет. Выключатель справа от двери.

Царственным жестом она поправила прическу и снова углубилась в книгу, полностью игнорируя посетительницу.

Девятьсот двадцатая комната, она же конференц-зал, оказалась весьма обширной. В ней царил овальный полированный стол, за которым могло поместиться не менее двадцати персон тролличьих габаритов или же тридцати — человеческих. Одна стена представляла собой сплошной проекционный экран — объектив проектора висел на стойке под потолком — а по периметру оставшихся стен стояли многочисленные стулья. Карина прикинула на глаз. Их оказалось не менее трех десятков. Получается, что сюда может набиться человек пятьдесят как минимум. Интересно, сколько придет на самом деле? Пять? Десять?

Она забралась в дальний угол, посадила Парса на стул рядом с собой и принялась ждать. От нечего делать она достала из сумки учебник по гистологии и принялась листать пятую главу, восстанавливая в памяти прочитанное. Экзамен она намеревалась сдавать не ранее середины весны, так что времени оставалось море, но зачем зря пропадать затишью? Парс спрыгнул со стула и отправился исследовать зал. Он вспрыгнул на стол и, осторожно перебирая лапами, пошел по нему, словно по скользкому льду. Оперевшись на четыре задние конечности, он приподнялся и передними лапами ощупал горлышки пластиковых бутылок с водой, расставленных в центре, обнюхал стаканы. Затем снова встал на все шесть лап и заструился дальше, аккуратно обходя стекло и бутылки. Удостоверившись, что он ничего не разобьет и не уронит, Карина углубилась в книгу.

Впрочем, толком вчитаться ей не удалось. Уже несколько минут спустя дверь зала распахнулась, и в него вошла давешняя дама.

— Эт-то что еще такое! — громогласно возмутилась она, заметив исследующего стол зверька. — Милочка, мало того, что ты с собой на работу игрушку таскаешь, так она у тебя еще и без присмотра шастает! Ну-ка, убери его куда-нибудь.

— Парс, ко мне! — скомандовала Карина. — Рядом! Тихий режим!

Зверек скользнул к ней и вспрыгнул на соседний стул.

— Парс хороший, он не кусается, — сообщил он. — Почти. Не чаще раза в день. Или двух.

— Ну, Лика!.. — прошипела Карина сквозь зубы, заметив, как вздрогнула тетка. — Прости, госпожа, он останется сидеть здесь.

— Да уж лучше, чтобы так, тебе же лучше, — одарила ее глубиной мудрости та. — Смотри, милочка, сегодня здесь важная птица выступает. Эксперт! Профессор, а то и поболе. Все начальство придет, так что молодежи вроде тебя надо тише воды сидеть. Не угодишь Старику — не зацепиться тебе здесь после практики. А он ух какой злопамятный!

Кивнув для убедительности и заботливо передвинув несколько бутылочек на столе, тетка выплыла из зала. Вместо нее почти сразу же появились несколько мужчин в деловых костюмах. Не обращая на Карину внимания, они присели на стулья вдоль стены и завели негромкий разговор. Девушка навострила уши, пытаясь проникнуться суровым, но увлекательным бытом полицейского управления, но речь, к ее разочарованию, шла о футболе и катерах.

Профессор, значит, выступает? Интересно, а о чем? А она до него или после докладывает? Наверное, лучше, чтобы после. Если судить по ее университетскому опыту, после иных профессоров аудитория прочно засыпала и не просыпалась даже на перемены, так что на следующих лекциях стояла удивительная тишина. Если сюда притопает все начальство, то лучше, чтобы оно тоже заснуло. А она быстренько отговорит свое и отправится восвояси. Может, даже опустит вторую часть выступления. Бр-р! Если бы не обещанный гонорар, она бы сюда точно не пришла. Но деньги так нужны…

Зал быстро заполнялся. В основном приходили мужчины-люди, но появлялись и женщины, и орки, и тролли. Гул голосов нарастал. Слушатели сидели и за столом, и вдоль стен. Время приближалось к назначенному, но никого из знакомых она не увидела. Директор Теодар отсутствовал, и обещанный профессор тоже не появлялся.

В кармане загудел пелефон. Она вытащила его и активировала связь.

— Госпожа Карина, ты далеко? — раздался из динамика голос капитана Дентора.

— Я уже давно в зале, — сообщила девушка. — Жду.

— Как — в зале? — поразился капитан. — Почему Теодар не знает? Ладно, мы идем.

Карина убрала пелефон. Как раз сейчас в зал вдвинулась могучая фигура оой-капитана Панаса.

— Господин Панас! — крикнула Карина, перекрывая гул голосов. — Я здесь!

Тролль, услышав, приветственно махнул рукой и подошел к ней.

— Ты куда запропала? — осведомился он. — Я уж начал думать, что ты не появишься.

— Никуда не запропала, — девушка пожала плечами. — Я здесь уже минут пятнадцать сижу.

— Следовало сначала к директору зайти, — пояснил Панас. — Он с Дентором и Тришши у себя в кабинете дожидаются, хотели переговорить о чем-то перед началом собрания. О, а вот и они.

Двери распахнулись и в зал стремительно вошел директор Теодар, вокруг которого вилась давешняя тетка. Гул голосов стих, и Карина услышала, как та повторяет:

— Да не появлялась она здесь, точно не появлялась! Неужто бы я не заметила? Обязательно бы мимо меня прошла!

Вслед за директором в зале появились Дентор и Тришши. Огромный человек и невысокий орк являли собой забавную картину. Орк сильно хромал, опираясь на костыль, и человек поддерживал его за плечо. Для этого ему приходилось нагибаться так, что, вероятно, проще вышло бы посадить орка к себе на загривок.

Карина вскочила на ноги и подошла к директору.

— Господин Теодар… — начала она. Тетка замахала на нее руками и зашипела, но директор отстранил ее.

— А, госпожа Карина, — с облегчением сказал он. — Я уже начал думать, что что-то случилось, и ты не придешь. Тассу я проинструктировал сразу мне сообщить о твоем приходе. Только она опять, небось, с подружкой болтала по пелефону…

— Господин Теодар! — тетка всколыхнулась всем телом. — Так разве же это она? Ты же сказал — эксперт, а тут совсем девчонка! Я же думала, она практикантка какая…

— Тасса в своем коронном репертуаре, — фыркнул Тришши. — Сцена «я же думала!..» Дентор, тебе не кажется, что для думания ей чего-то не достает в верхней части туловища? Чего-то вроде головы?

— Господин Теодар!.. — снова всколыхнулась тетка, но директор перебил ее:

— Иди на место. Завтра поговорим. Триш, Дор, садитесь, я с госпожой Кариной переговорю быстро в коридоре. Госпожа, можно тебя на минуту?

Выскользнув вслед за директором в коридор, девушка выжидающе посмотрела на него.

— Госпожа Карина, — директор замялся, — получилось так, что на совещании пожелало присутствовать неожиданно много народа. Сегодня под вечер я разослал информационное письмо, но ожидал не больше десятка посетителей, максимум двух, в основном начальников отделов, которым приказал явиться в обязательном порядке. Но заявок оказалось куда больше.

— И сколько же?

— Около семидесяти.

Карина охнула, в коленках появилась предательская слабость. Семьдесят?!

— Я понимаю, что ситуация неожиданна, — быстро проговорил директор. — Но, госпожа Карина, тема очень важна. Я хотел предупредить тебя заранее, чтобы ты успела свыкнуться с мыслью… может, немного изменить формат выступления. Но так вышло, что не сумел. Приношу свои извинения. Разумеется, за такую неприятность оплата в двойном размере, как за публичную лекцию.

Девушка оперлась спиной о стену и тряхнула головой. Семьдесят! Сколько уже находится в зале, и сколько еще придет! Как бы в ответ на ее ужас в коридоре раздался гомон, и сразу десятка полтора человек прошли в зал, неся с собой стулья.

— Вот! — директор беспомощно развел руками. — Госпожа Карина, если ты не можешь выступать в такой обстановке, я пойму. Я удалю из зала всех рангом ниже лидера рабочей группы. Останется человек тридцать-тридцать пять.

Карина зажмурилась. Да, можно и так. Но так нечестно по отношению к остальным. Если ее захотели выслушать…

…поглазеть на диковинного зверька, какого нет даже в зоопарке…

…то она не должна им отказывать. В конце концов, от ее рассказа могут зависеть жизни — и тех, кто сейчас здесь, и девиантов, с которыми полицейские потом столкнутся. Да и семьдесят человек — не так много. Столько или близко к тому уже собиралось в университетских аудиториях, где она читала доклады. Правда, все они являлись студентами, да и доклады она читала на темы, обычные для студенческих семинаров… но какая разница?

— Нет, господин директор, — обреченно качнула она головой. — Не надо удалять. Я… я попробую.

Не надо пробовать. Пробуя, ты подсознательно оставляешь лазейку для неудачи. Надо просто делать — так, словно делала всю жизнь.

Да, я помню, папа.

— Я выступлю, — решительно закончила она. — Не беспокойся, господин Теодар, я выступлю.

— Хорошо, госпожа Карина, — кивнул тот. — И прости дуру Тассу. Да и я виноват — знал же, что она умом не блещет, мог бы и точное твое описание дать.

— Все нормально, господин Теодар. Пойдем в зал, пора начинать. Время.

Зал встретил их мгновенно стихшим шумом. Директор управления подвел Карину к стене с экраном и повернулся к аудитории.

— Господа и дамы, — произнес он, — вы все в курсе темы сегодняшней встречи. Представляю вам госпожу Карину Мураций, врача-интерна хирургического отделения Первой городской больницы, ведущего эксперта по особым способностям.

Аудитория разразилась аплодисментами.

— Прошу, госпожа, — директор кивнул Карине и присел на стул у стены.

— Э-э-э… рада знакомству, блистательные господа и великолепные дамы, — несмело начала Карина. — Спасибо директору Теодару за лестные слова, но он меня перехвалил. Меня еще никто не называл ведущим экспертом, просто я сама… м-м-м, просто я кое-что знаю о девиантах.

Парс ужом проскользнул между ногами присутствующих и вспрыгнул на стол, свернувшись там калачиком и с любопытством осматриваясь. Взгляды присутствующих обратились на него. Карина с опозданием вспомнила, что так и не отменила команду «рядом».

— Это Парс, мой спутник, — пояснила она. — Не обращайте на него внимания.

Она извлекла из кармана карту памяти.

— Можно подключить ее к проектору? — осведомилась она.

Немедленно кто-то взял карту у нее из руки. Несколькими секундами позже перед ней вспыхнул и замерцал миниатюрный дисплей терминала (похоже, проекционный диск замаскировался где-то под поверхностью стола), после чего включился объектив проектора, ослепив ее белым лучом света. Карина поспешно отступила в сторону. Еще несколько секунд — и вставленная в терминал карта автоматически показала титульный слайд. Погасли верхние лампы, и в наступившем сумраке Карина почти перестала видеть сидящих в зале. Наверное, так даже лучше. Не так страшно.

— Нашу встречу мы построим как семинар, — Карина пыталась подражать опытным преподавателям, а потому тщательно подбирала слова. — Сначала я прочитаю небольшую лекцию, а потом все желающие смогут задать вопросы. Начнем с общего введения.

Она провела рукой там, где, по ее расчетам, располагалось сенсорное поле терминала, но титульная картинка не изменилась.

— Левее, — подсказали ей из темноты.

Она провела рукой левее, а на сей раз титул послушно растворился в следующем слайде.

— Сначала немного истории. Впервые детей, обладающих телекинетическими способностями, выявили летом тридцать девятого года. Странным россказням сначала не поверили, но, поскольку некоторые случаи сопровождались летальным исходами и оказались документально зафиксированы в полицейских протоколах, очень скоро наличие таких способностей стало несомненным фактом. На экране вы видите текст первого такого протокола, фиксирующий факт обрушения потолка и крыши жилого здания, в результате чего погибло пять человек — семья, проживавшая в доме, включая троих детей, старшему из которых недавно исполнилось девять лет. Предполагается, что именно у старшего ребенка внезапно проявились особые способности, что подтверждается объяснениями чудом выжившего брата главы семьи, выброшенного в окно перед самым обрушением — дом был одноэтажный, так что он отделался ушибами.

Она сменила слайд.

— К концу года сообщения о телекинетических способностях пошли нарастающей волной. Ситуации возникали самые разные — от бойни, которую ребенок внезапно устраивал прямо на улице, до зафиксированных в присутствии свидетелей и видеокамер перемещений небольших предметов усилием воли, «взглядом», как тогда говорили. Первый график иллюстрирует количество зарегистрированных смертельных случаев по периодам, а второй — выявленное количество детей, у которых способности проявились не так фатально. Как мы видим, к концу тридцать девятого года совокупное количество летальных инцидентов, в которых достоверно или предположительно виноваты девианты, как стали называть детей с особыми способностями, достигло тридцати. В подавляющем большинстве случаев дети с особо развитыми способностями не выживали — они либо гибли в инцидентах вместе с окружающими, либо их убивали перепуганные полицейские, опасающиеся за свою жизнь.

Так вам, мстительно подумала она, но тут же одернула себя. Они-то в чем виноваты?

— Дети с менее развитыми способностями, не позволявшими им крушить стены и расплющивать окружающих людей, обычно выживали. Первоначально они оставались жить с родителями, но в начале сорокового года Ассамблея приняла документ, известный как Акт о принудительной спецопеке, позволявшей изымать таких детей из семей без согласия родителей и передавать в специализированные учреждения. К середине сорокового года такому изъятию подверглись несколько десятков детей, которые по современной классификации относились к третьей, четвертой и пятой категориям. Еще от нескольких тысяч родители отказались по собственной воле. Первоначально государство забирало даже детей с пятой категорией, но поскольку с начала сорокового года количество выявленных девиантов начало расти по экспоненте, от массовой изоляции пришлось быстро отказаться: государство просто не могло обеспечить нужное количество детских домов.

Она сменила слайд.

— В начале того же сорокового года ученыеразработали способы полного блокирования особых способностей с помощью генерации специальных «шумных» электромагнитных полей. К тому времени удалось установить, что особые способности связаны с активностью странных, ранее не известных комплексов вихревых полей, электромагнитных и гравитационных. Выявили их случайно, в ходе томографирования детей с особыми способностями — как выяснилось, эти комплексы полей создают заметные электромагнитные возмущения. Обнаруженные структуры располагаются внутри человеческого тела — шеи и грудной клетки, обволакивая спинной мозг в районе между первым и седьмым позвонками, а зачастую и ниже. Кроме того, в некоторых случаях их «отростки», если так можно выразиться, контактируют напрямую с головным мозгом. Взаимодействуя с центральной нервной системой, энергетические комплексы, получившие название «эффекторов», и реализовали особые способности, воздействуя на окружающий мир тремя похожими на щупальца отростками. Созданные учеными «шумные» поля нарушали взаимодействие эффекторов с нервной системой носителя, что позволило создать два основных типа блокираторов: объемных, воздействующих на большие пространства, и ошейников, «шумящих» внутри кольца, но почти не излучающих наружу. Первый тип применяется для защиты зданий. Поскольку все государственные и муниципальные помещения оснащаются ими в обязательном порядке, вы их наверняка много раз видели, пусть и не подозревая, для чего они предназначены на самом деле. На слайде на самом деле не щит электропитания и не кондиционер, а одно из таких устройств. У них, однако, имеется очень серьезный недостаток: они нарушают работу не только эффектора, но и любых не защищенных специальным образом электронных устройств — пелефонов, терминалов и так далее, так что они задействуются только в случае экстренной необходимости.

Она сменила слайд.

— Второй тип блокиратора, который изображен на снимке, официально называется «кольцевой блокиратор», на устоявшемся жаргоне — «ошейник». Выглядит как кольцо, надеваемое на шею. Он генерирует шумы так, что они распространяются только внутри обруча, избирательно воздействуя на эффектор девианта. Электромагнитные помехи за пределами кольца минимальны. Типовой вариант, употреблявшийся до сорок третьего года, помимо генератора шума включал в себя заряд взрывчатого вещества, убивавший носителя при попытке снять «ошейник» без надлежащего кодового ключа. Наверняка вы все видели и «ошейник», правда, в варианте без взрывчатки, поскольку сейчас он является стандартным предметом снаряжения любого патрульного полицейского. Предполагается, что девиант в таком ошейнике не способен управлять своим эффектором, а потому безопасен. Но я должна предостеречь присутствующих: как показывает практика, устанавливаемая им блокада не является абсолютно надежной, особенно при сильно разряженной батарее. Поскольку генерируемое им шумовое поле довольно слабо, при должной практике блок можно преодолеть.

По залу прошла волна шума. Тут и там зажглись экраны пелефонов — слушатели записывали ее слова.

— Применение блокираторов и летающих шприцов с транквилизаторами при захвате детей-девиантов позволили нейтрализовать и содержать детей с особо развитыми способностями, не опасаясь, что они кого-то случайно убьют или покалечат. К исходу весны сорок третьего года в спецзаведениях содержалось до пяти тысяч детей. Подавляющее большинство из них не обладало развитыми способностями: лишь девяносто четыре ребенка относились к современной второй категории, и еще восемнадцать — к первой. К тому времени в обществе сложился стереотип, не изжитый до конца до сих пор, что сильные девианты — невменяемые кровожадные чудовища, основной целью жизни которых является убийство. Считалось, что развитый эффектор фатально влияет на психику, а то и на тело своего носителя. Вышло даже десятка два фильмов и куча книжек и комиксов на соответствующую тему. Стереотип активно поддерживался партиями правящей коалиции. Поскольку продолжали выявляться все новые и новые девианты, уже всерьез обсуждалось применение крайних мер наподобие эвтаназии детей с особыми способностями. Только скандал с Институтом человека весной сорок третьего, сместивший зашоренную правящую элиту, отрезвил общество и заставил его переосмыслить происходящее.

Она прокашлялась, дотянулась до бутылки с водой, свинтила пробку и выпила несколько глотков прямо из горлышка.

— За прошедшие после скандала шесть лет общество более-менее приноровилось к девиантам. В сорок четвертом выработали применяемую сегодня классификацию особых способностей по категориям. Также приняли Акт о регистрации особых способностей, приравнивающий способности первых двух категорий к огнестрельному оружию и обязывающий таких девиантов регистрироваться в полиции по месту постоянного пребывания, как регистрируются владельцы пистолетов. Третью категорию приравняли к холодному оружию, четвертую и пятую опасными вообще не считают, так что девианты категорий с третьей по пятую на учет не встают. В конце сорок третьего удалось разработать эвристические алгоритмы, позволяющие с вероятностью в девяносто девять процентов не менее чем за период выявлять намечающуюся активацию эффектора у ребенка. Сегодня регулярные обследования и специальные уроки в младшей школе позволяют практически полностью ликвидировать несчастные случаи при пробуждении особых способностей. За последние два года случилось лишь три инцидента, когда пробуждающиеся девианты нанесли окружающим заметный ущерб, и при том фатальных случаев не зафиксировано ни одного.

Она снова сменила слайд.

— Здесь вы видите текущую статистику по количеству зарегистрированных девиантов первых трех категорий, разбитую по возрастам. Видно, что первые две категории проявляются крайне редко, носителей таких способностей на всю Катонию сегодня не более двухсот тридцати, в то время как категории с третьей по пятую демонстрируют устойчивый количественный рост. Следует отметить, что пятая категория выявляется неуверенно, так что не факт, что данная статистика полна. Сверх того можно заметить, что восемь из каждых десяти девиантов первых двух категорий — женского пола. Данный факт также не объяснен до сих пор…

…официальной наукой, но вполне понятен, если вспомнить, на проекции какого пола отлаживала его Майя…

Она снова отпила воды.

— Теперь с историей закончим и перейдем к практике. На следующем слайде приведена визуализация эффектора в активном состоянии. Анимация не слишком достоверная, но общее представление дает. Основными частями эффектора являются его база, прикрепившаяся к шейным и грудным позвонкам, и три силовых щупальца-манипулятора. Поскольку управление манипуляторами осуществляется через те же отделы головного и спинного мозга, что управляют руками носителя, щупальца воспринимаются как дополнительные руки. Дети-девианты обычно так их и называют — «руки». В неактивном состоянии манипуляторы свернуты в тугой комок, располагающийся внутри грудной клетки носителя, в распрямленном же состоянии могут достигать десяти саженей и действовать в любом направлении, в том числе за спиной носителя. Вот почему нельзя говорить, что девиант воздействует на предметы «взглядом». Это опасное, а иногда и смертельное заблуждение. Осмысленная деятельность, как правило, возможна только в поле зрения, но удар манипулятором можно нанести в любом направлении, в том числе и назад, вслепую. Кроме того, манипуляторы обладают обратной связью, так что ими можно действовать, так сказать, «на ощупь». Носитель может не опасаться повредить себя самого: по какой-то причине, возможно, как раз по соображениям безопасности, манипуляторы не действуют на его тело. Они могут находиться внутри его только в неактивном расслабленном состоянии и не способны даже дотронуться до кожи.

Она прошлась вдоль экрана, щурясь от луча проектора и собираясь с мыслями. О чем она еще должна сказать? Ах, да…

— Манипулятор является весьма гибким и чувствительным и одновременно чрезвычайно мощным инструментом. Широко известны его способности к атаке. Простейшим воздействием, которым носитель овладевает в первую очередь, является импульсный удар, в ходе которого может формироваться нечто вроде копья, дубины, конической спирали или режущей плоскости. Учитывая, что первая категория означает умение крошить ударом бетонные блоки и рвать трехмиллиметровую сталь как бумагу, для живого существа такой удар обычно смертелен даже по касательной. Если очень повезет, пострадавший отделается переломанными костями. Кроме того, манипулятор в «расслабленном» виде способен без нанесения ущерба проникать сквозь твердые предметы, в том числе сквозь человеческое тело. Разные его участки могут находиться одновременно и в «расслабленном», и в активном состоянии, так что проникший сквозь вещественное препятствие манипулятор способен действовать на предметы своим окончанием. Так что обычные механические замки и засовы препятствием для девианта не являются. Я, например, знаю девиантов, способных вслепую открыть простой дверной замок, хотя они никогда специально не тренировались во взломе.

Следующий слайд.

— Здесь вы видите структурную схему отдельного манипулятора…

Схема, набросанная Палеком на скорую руку вчера вечером, чрезвычайно походила на кишку, набитую маленькими мячиками. Карина понадеялась, что художественных критиков в зале нет.

— Зернистая структура — условность, призванная продемонстрировать базовые принципы его построения. Каждое «зерно» на самом деле представляет собой отдельную «точку воздействия», как ученые называют ее на своем жаргоне. Такая «точка» способна прикладывать импульс воздействия в любом нужном направлении, — Карина пошевелила пальцами, и векторы внутри «зерен» завращались в разные стороны. — Если векторы направлены в одну сторону, как при импульсном колющем воздействии, они складываются и взаимоусиливаются. Но они могут быть направлены, например, перпендикулярно условной «поверхности» манипулятора, что дает носителю возможность наносить хлещущие удары или же использовать манипулятор в качестве подпорки для осторожного перемещения предметов.

Она поежилась. Сейчас начнется то, на что она решилась с большим колебанием. Но, в конце концов, знание, как бы его ни получили, должно распространяться. Кому какое дело до ее личных эмоций?

— Господа и дамы, — осипшим голосом проговорила она. — Считается, что девиант способен только на то, чтобы крушить и убивать. Все совсем не так. Эффектор, как я уже сказала, чрезвычайно тонкий и мощный инструмент, возможности которого выходят далеко за рамки грубого оружия. Использовать его как оружие возможно, как скальпель можно использовать для перерезания горла. На деле все куда сложнее. Сейчас… сейчас я покажу вам документальные съемки, три ролика по три-четыре минуты каждый. Они сделаны в Институте человека в ходе экспериментов, которым подвергались содержащиеся там дети. Они не для слабонервных. Я понимаю, что в полиции слабонервные не работают. Но записи пойдут в нередактированном виде, без купюр, и если кто-то не чувствует в себе способности наблюдать за происходящим, я не обижусь на выходящих.

Горло перехватило спазмом, и чтобы замаскировать его, она судорожно отпила несколько глотков из бутылки, опустошив ее.

— Госпожа Карина, можно вопрос по ходу ведения? — прозвучал в темноте голос директора Теодара. — Подобного рода записи подпадают под действие Закона о защите тайны личности. Получено ли разрешение на их публикацию у… фигурирующих в записи личностей?

— Да, разумеется, — Карина улыбнулась вымученной улыбкой. — Здесь все совершенно законно. Если нужно, я объясню потом, наедине. Итак, первый ролик.

Она двинула рукой, запуская воспроизведение, и поспешно отвернулась. Она заставила себя просмотреть все ленты на два раза, чтобы знать, что там происходит, но сейчас взглянуть на экран оказалось выше ее сил. Неприятные сами по себе, кадры слишком хорошо накладывались на ее собственные воспоминания.

— Здесь вы видите базовый эксперимент по определению останавливающей силы эффектора, — она говорила, подняв взгляд к потолку, чтобы не видеть изображение ни на настенном экране, ни на настольном дисплее. — Он заключается в обстреле подопытного стальными и свинцовыми шариками одинаковой массы. Разные материалы применялись для вычленения электромагнитной и гравитационной составляющих эффектора. Цифры в левом нижнем углу — исходная кинетическая энергия шаров, посередине — расстояние запуска и расстояние, на котором они остановлены — если остановлены. Эксперимент поставлен таким образом, чтобы у подопытного не возникало желания скрывать свою силу. Шары с малой энергией направлялись непосредственно в тело, с большой — в стену на минимальном расстоянии от тела, с расчетом, чтобы его больно секло осколками специального покрытия из едких химических составов.

В зале опять начал зарождаться гул голосов, на сей раз угрожающе-возмущенный. Ей не требовалось оглядываться, чтобы вспомнить, как корчится от боли нагое тельце девочки, прикованной к стене металлическими захватами. Однако к возмущению явно примешивался и тон удивления.

— Имя… имя… — волной прокатилось по залу.

Карина заледенела. Дура! Идиотка! Как она могла забыть?! Судорожно дернув ладонью, она остановила ролик и резко обернулась.

«Объект эксперимента: Карина Серенова, одиннадцать лет. Подопытный образец номер восемь».

Предательская надпись горела вдоль нижней кромки изображения. Она медленно повернулась к залу, не соображая, что делать. Руки мелко тряслись. Теперь даже идиот сможет сделать выводы…

— Госпожа Карина, — директор вскочил на ноги и подошел к ней. — Ты в порядке? Прервать встречу?

— Нет, господин директор, — безжизненным тоном сказала девушка. — Это… это действительно я. Записи мои. У меня не хватало иллюстративного материала, и я решила воспользоваться личным архивом. Я просто забыла вымарать имя.

Аудитория взорвалась громким гамом. Парс на столе насторожился и нервно задергал ушами.

— Молчать! — могучий голос капитана Дентора перекрыл гул с такой же легкостью, с какой судовая сирена перекрывает шум морского прибоя. — Всем тихо!

Гам стих.

— Спасибо, Дентор, — поблагодарил директор. — Довожу до сведения присутствующих факт, о котором намеренно не упомянул ранее. Госпожа Карина сама обладает способностями первой категории, и все излагаемые ей сведения — из первых рук. Прошу отнестись к ним чрезвычайно внимательно. Я не проинформировал об ее способностях изначально, поскольку не думал, что госпожа Карина хочет их афишировать. Но раз уж так получилось, напоминаю всем, что сам факт их наличия также попадает под Закон о защите тайны личности. Кроме того, своей властью отношу данную информацию к разряду служебной тайны. Госпожа Карина, прошу тебя, продолжай.

— Спасибо, господин директор, — кивнула ему девушка. Ей слегка удалось взять себя в руки, так что дрожь в руках почти прошла. — По крайней мере, теперь я могу заверить всех присутствующих, что показываю не монтаж. Досмотрим ролик.

Она снова пустила изображение. Ну что же, теперь, по крайней мере, можно говорить как есть, а не изобретать обходные пути.

— Как мы видим, — продолжила она сквозь стиснутые зубы, — энергия останавливаемых шаров примерно соответствует энергии пули, в упор выпущенной из тяжелого пистолета. Опыты на других девиантах первой категории продемонстрировали примерно те же результаты. Можно считать, что демонстрируемые в экспериментах результаты типичны и не зависят от носителя эффектора. Кроме того, сценарии со стендов позже воспроизвели… в естественных условиях. Я успешно тормозила и отклоняла летящие в меня пули из легкого автоматического оружия и пистолетов. Поскольку это произошло во время моего бегства из Института Человека, а стрелявшие охранники погибли… убиты мной, можно считать, что ни одна из сторон не мухлевала.

В зале стояла мертвая тишина.

— Следующий ролик демонстрирует сопротивляемость к воздействию электрического тока. Опять же, с целью исключить возможное сокрытие реальных способностей разряды направлялись в наиболее чувствительные области тела, включая язык, соски и пах, — Карина словно превратилась в магнитофон, бесстрастно зачитывающий заранее наговоренный текст. — Цифры в нижней части экрана показывают прилагаемое напряжение. Максимальное сдерживаемое напряжение достигало примерно трех киловольт. Все, что сверх того, барьер манипулятора пробивало.

Она специально приглушила звук, но даже едва слышный детский вопль, сопровождаемый шипением разряда, заставил ее дернуться. Тело помнило ощущения куда лучше ее самой. До конца ролика она старалась держать себя в руках, но каждый раз от шипения разряда она вздрагивала так, словно снова оказалась там, на стенде.

— Наконец, последний ролик демонстрирует работу с жидкостями. Брызги кислоты, а в более поздних экспериментах — с другими объектами, не со мной — напалма, направлялись на подопытного. Цифры внизу экрана — средний диаметр и начальная скорость капель, а также плотность их потока. По результатам наблюдений можно предположить, что против жидкостей эффектор оказывается гораздо менее действенным, чем против твердых предметов, но на самом деле впечатление неверно. Капли прорывались к телу исключительно из-за моего тогдашнего неумения владеть манипуляторами. Я уже умела с их помощью «плести сеть», как я это называю, но выстраиваемое заграждение оказывалось недостаточно качественным. Позже я довела навык защиты от жидкостей почти до совершенства. По крайней мере, струя воды из садового шланга с распыляющей насадкой меня почти не достигает. Прорываются только редкие капли.

Дождавшись завершения ролика, она выключила презентацию и сморгнула.

— У меня все, — хрипло сказала она. — Теперь можно задавать вопросы.

Зал заполнился гулом голосов.

— Свет! — резко скомандовал директор. Он встал и подошел к девушке, склонившись к ней. — Госпожа Карина, на тебе лица нет. Может, достаточно на сегодня? — тихо спросил он.

— Я в порядке, господин Теодар, — мотнула головой та. — Не обращай внимания, я просто слегка перенервничала.

— Ну, а я, боюсь, даже и не слегка, — задумчиво сообщил директор. — Честно говоря, после твоих роликов мне хочется кого-нибудь убить. Думаю, и не только мне. Ну, если ты в состоянии отвечать на вопросы, продолжим.

Он ободряюще сжал ей плечо и вернулся на место.

— Вопросы? — сказала девушка в зал. Под загоревшимися плафонами она видела перед собой десятки угрюмых лиц, часть которых искажала гримаса ярости. Интересно, а не переборщила ли она с эмоциональной составляющей? Может, все-таки не стоило показывать видео? Все-таки вид пытаемого ребенка, особенно девочки, давит на самые чувствительные эмоциональные кнопки взрослого мужчины…

— В тебя в самом деле стреляли из автоматов, госпожа Карина? — мрачно спросил Дентор. Капитал спецотряда сидел, уперевшись в бедра огромными сжатыми кулаками, на его лице играли желваки.

— Да, стреляли. Мы… прорывались вдвоем. Яна удерживала металлическую пластину, защищающую нас от части пуль, я сдерживала то, что миновало пластину и… атаковала. К моему огромному сожалению, я тогда не умела толком контролировать свои способности и не могла ясно мыслить. Восемнадцать человек во время моего побега погибли. Сегодня я сумела бы нейтрализовать их, не убивая, нанося прицельные удары в нервные центры…

— Не оправдывайся, госпожа, — качнул головой капитан. — Думаю, никто здесь не поставил бы тебе в вину, преврати ты весь Институт в одну большую братскую могилу. Они не люди. Они чудовища.

— Нет, — покачала головой Карина. — Люди — всегда люди. Некоторые из убитых до сих пор снятся мне по ночам. Убивают только слабые и трусы. Тогда я была слабой, и они умерли. Сегодня такое не повторилось бы.

…растерянные голубые глаза над дулом пистолета…

— Извини, господин Дентор, я не хотела бы обсуждать тему здесь и сейчас. Другие вопросы?

С минуту в зале стояла тишина. Потом у дальней стены поднялась женщина в полицейской форме.

— Саяка Мария, эксперт-криминалист. Госпожа Карина, ты сказала, с помощью эффектора можно поднимать предметы. Какого веса? Он как-то коррелирует с ударной силой, если так можно выразиться?

— Ну… — Карина задумалась. — Поднимать тяжести — немного не то, что наносить удары. Удар, колющий или хлещущий — мгновенный импульс, сбрасывающий накопленную эффектором энергию. Импульс может получиться очень мощным, но после него требуется восстановление. Я могу выдавать максимально сильные импульсы с частотой примерно раз в три секунды, а если контролирую мощность и бью слабее — то с частотой примерно раз в секунду. Поднятие же веса и любое другое постоянное воздействие требует непрерывного потока энергии. Здесь, судя по всему, поведение эффектора регулируется иными законами, потому что существуют вполне определенные пределы. Например, я могу поднять вес до девяноста килограмм с небольшим, моя сводная сестра Яна, тоже девиант первой категории, до семидесяти. Похоже, способность перемещать тяжести единственная, что развивается с возрастом — шесть лет назад пороги были вдвое ниже. При превышении максимального веса эффектор отказывается работать. Он либо отключается на некоторое время, либо просто роняет груз. В целом разница примерно как между фотовспышкой и фонариком: работают от одних и тех же батареек, но по-разному.

— Возможно, предел поднимаемого веса как-то связан с массой твоего собственного тела? — предположила женщина.

— Вряд ли. Моя масса уже года два неизменна и находится на уровне пятидесяти восьми килограмм. А максимальный вес для эффектора увеличился на треть. Возможно, развитие связано с тем, что с течением времени улучшается способность эффектора канализировать постоянный поток энергии, требующийся для противодействия силе тяжести. Еще есть гипотеза, что эффектор каким-то образом понимает возраст носителя и не дает слишком больших возможностям детям и подросткам, но ей противоречит тот факт, что сила мгновенного импульса с течением времени не меняется.

— Устают ли при работе эффектором мышцы тела?

— Нет, разве что речь идет о психологическом напряжении. Эффектор никак не задействует ресурсы организма носителя, ни мускульные, ни энергетические. Тело носителя всего лишь служит точкой отсчета, обратной связи в смысле передачи усилия нет, хотя тактильные ощущения в какой-то степени имеются. Из того, что я знаю, следует, что здесь вообще не действуют законы классической физики, изучаемые в школе. Когда ребенок только начинает работать с эффектором, он тратит массу сил на ненужное рефлекторное напряжение мышц торса и рук, обычно нагружающихся при поднятии тяжестей. Но со временем приходит умение делать все без усилий. Тем более, что поднятый груз больше не требуется контролировать напряжением воли — манипуляторы автоматически продолжают сохранять его положение относительно тела эффектора.

— Раз уж зашла речь об энергетике, — не отставала Саяка, — то не могла бы ты, госпожа, пояснить, откуда берется энергия, используемая эффектором для своих нужд? Человеческий организм, как известно, не имеет энергетических запасов, которые можно употребить с данной целью, да и вся содержащаяся в нем энергия запасена в химической форме, не в форме чистой энергии. А изменения в метаболизме девиантов, насколько я знаю, не зафиксированы.

— Верно. Присутствие эффектора, как правило, не меняет метаболизм носителя, хотя есть отдельные исключения. Как я уже сказала, ресурсы организма эффектор не задействует. Источник его энергии, однако, до сих пор неясен. Я читала статьи, в которых говорится про формирующиеся вокруг него энергетические фрактальные структуры дробной мерности, которые, как предполагают авторы, и поставляют ему энергию. Однако это лишь гипотеза…

…а как на самом деле работают паутинные аккумуляторы Бойского, я вам не скажу, поскольку сама и близко не понимаю.

— Спасибо! — женщина кивнула и села.

— Мил Сумова, отдел расследования убийств, — в конце овального стола поднялся мужчина в гражданской одежде. — Госпожа Карина, дает ли эффектор какие-то дополнительные способности, помимо атаки, защиты и поднятия тяжестей?

— Хороший вопрос, — улыбнулась ему девушка. Она уже слегка отошла от шока и потихоньку расслаблялась. — Дает. Во-первых, как я уже сказала, сами по себе манипуляторы — не только инструмент для грубого воздействия. При должной тренировке они обладают чувствительностью и координацией пальцев руки. Можно сделать, например, так…

Она дотянулась манипулятором до стоящей посередине стола пластиковой бутылочки, вторым щупальцем свернула пластмассовую крышку и поднесла бутылку к себе. Третьим манипулятором она подняла стакан, налила в него воду и с удовольствием выпила пару глотков. Аккуратно поставив на стол бутылку и стакан, она толчком отправила крышку в стоящую в углу мусорную корзину и для разнообразия попала.

— Или так…

Она сграбастала со стола несколько нераспечатанных бутылок и несколько секунд жонглировала ими в воздухе, выписывая самые невероятные пируэты. Аудитория дружно зааплодировала.

— Но сверх того, — продолжила она, ловя и устанавливая бутылки обратно на столешницу, — эффектор зачастую дает носителю дополнительные способности, никак не коррелирующие с силовыми манипуляторами. Точного и полного списка насколько я знаю, не составлено. Я, например, обладаю дополнительным умением — объемным сканером, позволяющим мне видеть внутренности предметов. Могу я попросить добровольца? Опыт совсем не опасен, честное слово!

— Я сгожусь? — вызвался капитан Дентор.

— Да. Можешь не вставать, я и так вижу, — она прикрыла глаза и включила перед внутренним взором картинку со сканера. — Так… У тебя под мышкой кобура с пистолетом. Я не разбираюсь в оружии, так что марку не назову, но выглядит внушительно. Пелефон в правом внутреннем кармане куртки, кошелек с бумажными и металлическими деньгами в левом кармане брюк, ключи в правом кармане. Под рукавом часы на левом запястье. На груди висит стреляная гильза на металлической цепочке, серебряной, наверное. Так… ребра с правой стороны когда-то были сломаны, но срослись нормально. Шрам… пулевое ранение?.. на левом плече. Пищевод… трахея… бронхи… легкие… сердце… печень… желудок… все в норме — по крайней мере, нет патологий, которые бы я могла распознать. Ага! Заметен след от хорошо залеченной язвы ДП… двенадцатиперстной кишки. Остальной кишечник, а также мочеполовая система в норме… нет, все-таки заметны следы удаления аппендикса — аппендэктомия с минимальным вмешательством по методу Шати, шраму не менее десяти лет. Рваный шрам на левом бедре… господин капитан, ты родился под счастливой звездой: на два сантиметра в сторону, и пуля вскрыла бы тебе бедренную артерию.

— Хватит, хватит! — замахал руками командир спецотряда. — Госпожа Карина, я полностью убежден. Покупаю не глядя. Что хочешь за свою способность? Личный самолет? Особняк на сто комнат? Миллиард маеров?

— Миллиард меня бы устроил, — рассмеялась девушка. — Одна беда — не продается, поскольку намертво приклеено. Спасибо, господин Дентор. Другая моя способность, которую, к сожалению, сложно продемонстрировать — наноманипулятор. Я умею сшивать материалы на молекулярном уровне. Очень удобно, когда нужно зафиксировать сломанные кости или остановить внутреннее кровотечение. Это одна из причин, по которой я стала врачом.

Она незаметно бросила взгляд на наручные часы и ужаснулась. Половина десятого! Почти полночь! Впрочем, завтра она дежурит с обеда, так что можно и задержаться.

— Еще вопросы?

— Что вообще за штука такая — эффектор? — не вставая, спросил майор Тришши. Его уши задумчиво наклонились вперед. — Откуда он взялся? Почему у некоторых он есть, а у других — нет?

— Откуда взялся эффектор — неизвестно. На данный момент наиболее правдоподобная…

…из неправдоподобных…

— …версия сводится к тому, что он — секретная разработка военных, каким-то образом вышедшая из-под контроля. Однако наше Минобороны категорически ее отрицает, а военные Граша и ЧК, насколько я в курсе, от комментариев вообще уклоняются. В ходу и другие гипотезы, вплоть до того, что мы имеем дело с произведением инопланетян…

…а если точнее, некоей личности по имени Демиург Майя…

— …но ни одна из версий не объясняет происходящее полностью, так что простор для домыслов огромный. Однако на вторую часть вопроса, господин майор, я должна заметить, что это еще одно широко распространенное заблуждение. Эффектор есть у всех — у каждого человека, орка и тролля.

Аудитория зашумела и задвигалась.

— Исследования показывают, — повысив голос, продолжила Карина, — что носителем эффектора является каждое разумное существо в возрасте старше трех лет, если говорить о людях. Для орков и троллей возраст немного варьируется, но непринципиально. Полицейские сканеры, устанавливаемый в публичных местах, не видят энергетические возмущения слабее определенного порога, так что неактивный эффектор не различают, но массовые обследования в больничных стационарах доказывают данный факт со всей определенностью. Одной из ключевых способностей эффектора является способность к репликации, то есть к саморазмножению, почему его и называют «вирусным эффектором». В его составе обнаружен компонент, который непрерывно сканирует область примерно на расстоянии пяти саженей вокруг себя и при обнаружении незараженного существа с развитой нервной системой заражает его копией эффектора. Затем в определенном возрасте, разном для людей и орков, у детей с некоторой вероятностью может произойти его активация. Но даже если ее не случилось, или если носитель заражен во взрослом возрасте, неактивный эффектор все равно остается с биоформой до конца ее жизни, после чего исчезает. Это справедливо также и для троллей, которые никогда не становятся сильными девиантами, но эффектор в себе носят все равно.

Она слишком поздно спохватилась, что употребила словечко из лексикона Демиургов, но, похоже, никто не обратил внимания.

— Вот так новость! — пробасил Дентор. — То есть та штука сидит и во мне?

— Да. И в тебе, и во всех здесь присутствующих. Желающие могут убедиться лично — в отделении педиатрии любой больницы имеется сканирующая установка, процедура диагностики бесплатна — по крайней мере, для детей. До сих пор непонятно, почему эффектор активируется только в определенном возрасте и с такой малой вероятностью. Есть предположения, что пробуждение как-то связано с развитием нервной системы ребенка и особенностями «спящих зон» в коре головного мозга, но они никак не подтверждены. Непонятно также, почему сильными девиантами никогда не становятся тролли — возможно, их нервная система в чем-то слишком сильно отличается от той, что у млекопитающих, и эффектор не может толком с ней срастись.

Директор Теодар посмотрел на часы и поднялся.

— Коллеги, — негромко произнес он, и гул аудитории тут же стих, — время позднее, так что заканчиваем встречу. Напоминаю, что все услышанное здесь попадает в разряд «для служебного пользования», а информация об особых способностях госпожи Карины является служебной тайной. Ничто из сказанного здесь распространяться за пределами управления не должно. А теперь поблагодарим госпожу Карину за познавательную лекцию.

Он захлопал, и присутствующие дружно подхватили. Парс на столе демонстративно зевнул и вопросительно оглянулся на девушку. Карина стояла, не зная куда девать руки. Потихоньку аплодисменты стихли, и присутствующие начали расходиться, забирая с собой лишние стулья. Несколько минут спустя в аудитории остались только Теодар, Дентор и Тришши.

— Еще раз благодарю за лекцию, госпожа, — сказал директор, протягивая девушке карту памяти. — Забери, не забудь. Свои пятнадцать тысяч гонорара ты честно заработала. Попроси Траша или Дени показать тебе дорогу в бухгалтерию. Сегодня уже поздно, но завтра ты сможешь забрать деньги, распоряжение я подпишу.

— Пятнадцать тысяч? — пораженно взглянула на него Карина. — Но почему так много! Ты же говорил про три тысячи в час…

— Два с четвертью часа, с округлением вверх до получаса, с коэффициентом два за публичную лекцию, — пояснил директор. — Стандартный расчет. Подоходный налог за консультации в государственных учреждениях не взимается. Сейчас позволь откланяться, мне пора домой.

Он кивнул на прощание и вышел.

— Да, потрепала тебя жизнь, госпожа, — задумчиво произнес капитан Дентор. — Я помню, как такие ролики показывали сразу после закрытия Института человека. Но одно дело — абстрактный фильм, и совсем другое — когда в нем кто-то, которого знаешь сам. Прости за непрошенный совет, но все-таки тебе лучше не демонстрировать их. Ты до сих пор слишком сильно переживаешь. Нет, но какой же мразью надо быть, чтобы так над детьми измываться! Ведь ни один из экспериментов не требовал, чтобы им реальную боль причиняли! Неужто не могли обставить как игру?

— В других местах так и делали, — кивнула Карина. — Но результаты оказывались гораздо менее достоверными. Сам понимаешь, дети далеко не всегда хотят играть во взрослые игры. А Министерству обороны требовались точные данные.

— Мерзавцы… — скрипнул зубами Дентор. — Следовало просто положить на месте всех, кто там работал! И охрану, и умников в белых халатах.

— Нет, господин Дентор, — девушка покачала головой. — Не так. Во всем филиале в Масарии из пяти сотен постоянных сотрудников осведомленных насчитывалось едва ли четыре десятка. Даже среди охраны мало кто подозревал, что на самом деле происходит в лабораторном корпусе. А среди тех, кто знал, имелись и такие, кто хотел, но не мог ничего сделать. Тот же Саматта, например — если бы он в тот день не оказался на учениях, я бы могла убить и его тоже. И я осталась бы без такого замечательного опекуна, а Цукка — без мужа.

— Саматта? — удивленно переспросил Дентор. — Случайно, не Саматта Касарий? Капитан? Или, может, уже генерал?

— Да, — согласилась девушка. — Капитан Саматта Касарий. Ты его знаешь?

— Ну а как мне его не знать! — командир спецотряда в возбуждении хлопнул себя по бедрам. — Он же мой первый командир! Я из академии зеленым лейтенантом к нему во взвод пришел, мы три года вместе служили, его капитанские нашивки вместе обмывали. Потом в сороковом его перевели в другую часть, и я его из виду потерял. Когда три года назад уволился из армии, пытался его найти, но не сумел. Так ты говоришь, он твой опекун?

— Да. Бывший, правда, я ведь уже давно совершеннолетняя. Но мы с ним в одном доме живем, вместе бегаем по утрам. Вот… — Она извлекла пелефон и поманипулировала стилом. — Его код. Давай я переброшу его тебе.

— Давай, — согласился Дентор, доставая свой пелефон и принимая код. — Спасибо. Он сейчас служит? Или где?

— Его уволили в сорок третьем за то, что меня при штурме дома не убил, — объяснила девушка. — Не отдал приказа стрелять на поражение. Его обвинили в действиях без приказа и выгнали. Он сейчас археолог, с экспедициями ходит, статьи пишет. Но сейчас он как раз должен дома находиться, так что с ним можно связаться.

— Археолог!.. — пробормотал капитан. — Статьи! Да уж, чего только в жизни не случается! Ну, он всегда шибко умным был, так что неудивительно. Спасибо, госпожа Карина, обязательно с ним созвонюсь. Надо же — ты бывшая подопечная Саматты! Э-э-э… ты не очень на меня обидишься, если я предложу общаться без формальностей?

— Да, Дентор, — радостно согласилась Карина. — С удовольствием. — Она бросила нерешительный взгляд на молча наблюдавшего за ними орка.

— Ладно уж, без формальностей, — фыркнул тот. — Ну что, вы по домам собираетесь? А то время к полуночи. Карина, ты имей в виду, что наш полутролль способен сутками не спать, а уж заболтает кого угодно.

Неожиданно для себя Карина сладко зевнула.

— Да, пора, — признала она. — Парс, сверху.

Механический зверек спрыгнул со стола на ее подставленные руки и удобно устроился на плече.

— Триш, тебе помочь? — озабоченно спросил капитан.

— Сам справлюсь, — отмахнулся орк. — Уж доплетусь как-нибудь до лифта. А там до машины пять шагов.

— Как скажешь. Карина, тебя куда подбросить?

— Спасибо, Дентор, не надо. Мне недалеко пешком. Да еще и поужинать надо.

— Ладно. Тогда до встречи в спортзале.

Карина подхватила сумку с книгой, помахала орку и человеку и вышла из конференц-зала. Свет в нише, где сидела Тасса, не горел, секретарша отсутствовала. Ну и ладно, с облегчением подумала Карина, а то еще полезла бы извиняться.

Она вышла на лестничную клетку и затопотала вниз по лестнице. В животе забурчало. Нет, наверное, все-таки слишком поздно для ужина на радость ее гастриту. Дома соку выпьет, и на боковую. Только лентяйка Яна уверяет, что ей лишние килограммы необходимы, чтобы петь лучше. А она обойдется и так.

16.12.849, вододень. Масария

— Прости, господин, у тебя не занято?

Саматта оторвался от задумчивого изучения университетской площади сквозь широкое окно и повернул голову. Возле его столика стояла молодая девица, на вид — студентка-первокурсница, черноволосая, смуглая, большеглазая, с высокими скулами. Типичный южный тип лица, но южный — не Восточного континента. Скорее, Западного. Наверняка среди ее предков числились тарсаки или гуланы. Она чем-то неуловимо напоминала Саматте Цукку. В руках девица удерживала подносик с большой картонной кружкой горячего чая и багетом. На плече у ней висела большая дорожная сумка, и девица скособочилась, отчаянно пытаясь не позволить ей соскользнуть.

— Присаживайся, госпожа, — Саматта отодвинул в сторону свой стакан из-под чая. — Не занято.

— Спасибо, — кивнула девица. Она попыталась поставить подносик на стол, но сумка угрожающе сдвинулась на пару сантиметров. Саматта приподнялся и, дотянувшись до девицы, придержал лямки.

— Спасибо! — еще раз выдохнула девица, опуская подносик на стол и сбрасывая сумку на пол. — Затрахало меня с хламом постоянно таскаться… Ой, прости, господин. Вырвалось.

— Ничего страшного, — вежливо улыбнулся археолог. — У меня иногда вырывается и похуже. Но почему бы тебе не оставить сумку где-нибудь в надежном месте и не ходить без нее?

— Нет надежного места, — вздохнула девушка, усаживаясь. — Так получилось… Прости, господин, мне кажется, я где-то уже тебя видела. Ты читаешь лекции?

— Нет. Я ассистент кафедры новой истории, в основном веду семинары. Но тебя я не помню. Впрочем… изредка я подменяю профессора Хосоя на лекциях, когда у него проблемы со здоровьем.

— Точно, вспомнила! — просияла девушка. — Лекция… э-э-э, ну да, о конфликте между Четырьмя княжествами и Грашем в семьсот восьмидесятом, сражение в Сухом Логу. Кажется, первая лекция по истории, которая мне понравилась. Ты так интересно рассказывал… Ой! — спохватилась она. — Прошу прощения, господин ассистент, я невежлива! Я Турома, Турома Гурай, первый курс истфака. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Я Саматта Касарий. Раз знакомству, — кивнул Саматта. — Благосклонность пожалована, молодая госпожа. Так что у тебя там с надежным местом? Точнее, с его отсутствием?

— Да, ничего особенного, господин Саматта, — девица дернула плечом, откусила от багета и принялась жевать. — Дура я, вот и все. Мне родители ежемесячно деньги присылают, чтобы я могла за комнату платить, а я их в прошлом периоде с подружкой… ну, в общем, без денег осталась. А хозяин, скотина, без платы вперед жить не разрешает. Говорит, знаю я вас, студентов, раз позволишь — до конца жизни бесплатно жить останетесь. Так что до двадцатого числа, пока родители новый перевод не пришлют, приходится по подружкам кантоваться. Долго у них жить неудобно, приходится каждые два-три дня новое место искать. Ну ничего, четыре дня осталось…

— А почему же ты не попросишь родителей прислать перевод немного раньше? — Саматта с интересом разглядывал девицу. Определенно, она явно в его вкусе. Вполне симпатичная, с хорошей улыбкой, просто одета — славная девушка. Мечта одинокого холостяка или подуставшего от официальной жены семьянина. — Не проще ли?

— Не проще, — криво улыбнулась та, продолжая сосредоточенно жевать. — Папа и без того неодобрительно к учебе в университете относится. Он у меня старой закалки, считает, что для женщины главное — выйти замуж и детей нарожать, а учиться совсем не обязательно. А я не хочу замуж и детей, не сейчас, точно.

— А чего же ты хочешь, госпожа Турома?

— Добиться чего-то в жизни. Хоть чего-то, да добиться. Образование получить, на работу устроиться, может, до хорошей должности дослужиться. Тогда и замуж можно. А если я отцу напишу, что деньги прогуляла, он меня силком отсюда домой увезет. Ну ничего, получила урок на будущее…

— Похвальное отношение, — согласился Саматта, тщательно изгоняя из голоса любые намеки на иронию. — Правильные слова говоришь, госпожа. Все мы допускаем ошибки, но разумный человек использует их, чтобы обрести жизненную мудрость.

— Разумный человек использует чужие ошибки! — фыркнула девушка. — На своих только дураки учатся. Ох, прости, господин Саматта, я вовсе не намеревалась грузить тебя своими проблемами. Но раз уж речь зашла… У тебя нет знакомых домовладельцев, которые сдавали бы комнаты, не требуя сразу плату вперед? Я заплачу через четыре дня, честное слово!

— Сдавали бы комнаты… — археолог задумчиво посмотрел на девушку. — Вообще-то если речь идет о четырех днях, то можно перекантоваться у нас в отеле. Его владелец не откажется тебя пустить, если я попрошу.

— Отель я себе точно не могу позволить, — отрицательно качнула головой девушка. — Спасибо, но…

— Я имею в виду — бесплатно, — пояснил Саматта. — Он только по названию отель, мы его в качестве жилого дома используем. У нас много свободных комнат. На несколько дней вполне можем тебя устроить.

— Ну… — девушка растерянно взглянула на него. — Но я не хочу вас стеснять. Я же тебя совсем не знаю! Получается, что я навязываюсь…

— Ничего страшного, госпожа, у нас часто останавливаются посторонние люди. В том числе которых мы совсем не знаем. Соглашайся.

— Я не знаю… — девушка нервно скомкала салфетку. — Еслиты так говоришь, то, наверное, я могла бы у вас пожить… Но я точно никого не стесню?

— Привет, Мати! — Цукка остановилась рядом со столиком и весело улыбнулась обоим. — Опять какую-то девицу охмуряешь?

— Цу! — Саматта вскочил из-за стола, едва не опрокинув его, и сжал ее в объятиях. — Ну? Ну же? Как предзащита?

— Задушишь, медведь! — Цукка шутливо хлопнула его по затылку. — Да отпусти же, а то не скажу ничего. Даже о том, что все нормально, ни словечка не скажу!

— Молодчина ты моя! — Саматта закружил женщину по кафе, лишь чудом уворачиваясь от столиков и посетителей. — Цу, милая, я тебя люблю!

— Да отпусти же! — рассмеялась Цукка. — Мати, перестань, люди смотрят!

— Пусть смотрят! — согласился Саматта, выпуская ее. — И слушают. Эй, народ, слушайте все — Цукка успешно прошла предзащиту! Ура! Аплодисменты!

Откровенно заулыбавшийся народ за столиками — по большей части студенты и преподаватели — зааплодировал и засвистел. Цукка, смеясь, отвесила несколько поклонов и увлекла Саматту обратно за столик.

— Ну чего ты представление устроил? — она дернула его за ухо. — Подумаешь, предзащита! Кто там что слушает, кроме научного руководителя? Да они все там просто заснули на первых же фразах. На защите страшненько, там чужой оппонент появится, а предзащита — так, пустая формальность. Все свои, с кафедры, с половиной народа в одной научной группе работаем. Да, так ты не представишь меня своей очаровательной знакомой? Она уже представилась?

— Познакомься, госпожа Турома Гурай, — сообщил ей Саматта. — Она студентка истфака. У нее проблема — все деньги прокутила, надо несколько дней где-то перекантоваться. Как думаешь, найдется у нас комната на пару-тройку ночей?

— Найдется… — Цукка внимательно оглядела девушку. — Только что Дзи скажет?

— Дзи только плечами пожмет в лучшей своей манере. Он в последнее время вообще редко лично присутствует, на автопилоте по большей части, ты не заметила? Похоже, других дел навалом. Ну что, пристроим человека?

— Не возражаю, — кивнула женщина.

— Большое спасибо, госпожа, — поклонилась ей Турома. — Я не причиню хлопот. Я только на три дня…

— Только на три дня… — пробормотал Саматта. — Время — не проблема. Проблема в другом, Цу.

— И в чем же? — Цукка с преувеличенным интересом приподняла бровь.

— В одной мелочи. Как я уже говорил вчера, Цу, ее очаровательная мордочка — заграничной выделки, — он прищуренно уставился в глаза девице. — Хотя сегодня она и называет себя Туромой, на самом деле ее зовут Тарона Рысь, и в соответствии с офицерским реестром ЧК она оой-капитан второго отдела Службы внешней разведки Четырех Княжеств. Цу, еще раз познакомься с госпожой баронессой, единственной наследницей славного аристократического рода Рысей, возводящего свою родословную аж к самим князьям Куара.

Лицо «студентки» посерело. Уголки рта поползли в стороны, обнажая зубы в ошарашенной гримасе страха.

— Я не… — начала она, но Саматта перебил:

— Молчи! Слушай внимательно, госпожа. Ты, конечно, можешь попытаться сбежать и исчезнуть. Я не стану тебя останавливать, но тогда через пятнадцать минут Служба общественной безопасности получит твое точное описание. И не позже сегодняшнего вечера ты получишь великолепную возможность пообщаться со следователем в тюрьме окружного управления СОБ. Ты нелегал, дипломатического иммунитета у тебя нет, так что церемониться с тобой не станут. Получишь двадцать лет за шпионаж и отсидишь все от звонка до звонка, если не обменяют. И есть хорошие шансы, что на тебе твой род и пресечется. Если хочешь выкрутиться, отвечай на мои вопросы четко и правдиво. Имей в виду, я знаю куда больше, чем тебе хотелось бы, так что ложь и недомолвки распознаю, и тогда пеняй на себя. Понятно?

Какое-то время девушка молча смотрела на него. Гримаса страха сползла с ее лица, и оно стало непроницаемо-спокойным.

— Я приносила присягу, — наконец сказала она, поднимаясь. — Я не намерена делиться с тобой информацией. Раз я провалилась — расплачусь как положено. Валяй, зови своих собов. Посмотрим, сумеют ли они меня взять живой.

— Послушай, госпожа, — сказала Цукка. — Ты бы лучше не ерепенилась. Если бы мы намеревались тебя сдать, то сдали бы еще неделю назад, когда ты начала крутиться вокруг «Мароновой рощи». Ты не интересуешь нас в качестве источника государственных тайн Четырех Княжеств. Мы всего лишь хотим понять, как именно избавиться от внимания вашей СВР, для чего нам нужно твое сотрудничество. Я обещаю, что после разговора ты сможешь спокойно уйти.

«Студентка» явно заколебалась. Наконец она снова села за стол, отодвинула в сторону недоеденный багет и скрестила руки на груди.

— Хорошо, — заявила она. — Я отвечу на вопросы, но не на те, что могут нанести ущерб моей стране. Только сначала объясните, как я провалилась.

— Отель оборудован охранной системой, которая позволяет контролировать окрестности, — пояснил Саматта. — Любой чужак, остающийся в контролируемой зоне дольше определенного времени, автоматически берется на заметку. А прояснить личность — дело максимум получаса даже в твоем случае. «Мароновая роща» — секретный объект, госпожа Тарона, пусть он и не выглядит таковым. Если хочешь, чтобы провал не имел для тебя последствий, сошлись в докладе на то, что отель отмечен в особой папке «Черный квадрат», о чем лично сообщил тебе фигурант из тамошнего списка. Что за папка, тебе знать не обязательно и даже не рекомендуется — требуется высокий уровень допуска, но одного упоминания вполне хватит.

— И ты так спокойно говоришь мне, что отель — секретный объект? — подозрительно прищурилась шпионка. — И твоя жена утверждает, что я смогу спокойно уйти?

— Сможешь, — пожал плечами Саматта. — Видишь ли, на определенном уровне руководства ЧК известно, что тут за место. Но допуск к информации мало кто имеет. Поверь мне, на то имеются весьма серьезные основания. Ты просто не подозреваешь, с чем имеешь дело, иначе и на пушечный выстрел не приблизилась бы к нам. Я подтверждаю слова Цукки: после разговора ты сможешь спокойно уйти.

— Хорошо, — щека шпионки дернулась. — Что ты хочешь знать?

— Против кого направлена операция? Против меня?

— Да.

— И чем я так заинтересовал СВР?

— Инцидент тридцать седьмого года. Предполагалось, что ты имел отношение к испытаниям «Черной бури» в районе Тассара. Мне следовало выяснить, верны ли данные, чтобы понять перспективы дальнейшей разработки. Я не лгала про три дня, дальше тобой занялись бы другие.

— И все?

— И все, — кивнула Турома-Тарона. — Можешь верить, можешь нет.

— Что именно тебе известно о других обитателях отеля?

— Имена. Психологические профили в первом приближении — для всех, кроме владельца. Мы знаем, что обе девчонки — девианты по крайней мере третьей категории, если ты их имеешь в виду.

— Понятно… — вздохнул Саматта. — И наверняка ты намеревалась меня шантажировать раскрытием их личностей широкой публике. Да не смотри ты на меня с видом оскорбленного благородства — ну, не ты, так твое начальство. Можно подумать, не знаю я спецслужбы! Ладно, я свое любопытство удовлетворил. Теперь слушай меня, госпожа Тарона. Запомни и передай командованию: любое внимание к отелю «Мароновая роща» и к его обитателям мы пресечем самым жестким образом. Кроме того, я не фанат нынешнего политического руководства страны и частенько резко высказываюсь в его адрес, в том числе публично. Но если ты рассчитывала раскрутить меня на данном факте, ты ошиблась. Моя неприязнь к руководству не означает, что я готов терпеть тех, кто работает против моей страны. Тебя в частности. У тебя есть три дня на то, чтобы покинуть Катонию. Сегодня шестнадцатое. Девятнадцатого числа мы передадим твое полное описание собам или в контрразведку, неважно. Не уложишься — сама виновата. Теперь топай. Увижу тебя еще раз — сдам собам незамедлительно.

Сотрудница СВР медленно поднялась. Она уже совсем не походила на замученную жизненными неприятностями семнадцатилетнюю студентку. Внимательный изучающий взгляд принадлежал, скорее, опытной хладнокровной женщине в возрасте под тридцать.

— Спасибо, господин Саматта, — с сарказмом произнесла она. — В наше время такое рыцарское благородство нечасто встретишь. Надеюсь, у меня появится возможность отплатить той же монетой.

— И не рассчитывай, госпожа, — усмехнулся археолог. — Я не работаю на спецслужбы, на нелегальном положении вряд ли когда-то окажусь. Кстати, передай своему начальству, что если у него есть ко мне какие-то вопросы, оно сможет задать их лично. В скором времени я намерен побывать в Четырех Княжествах с деловым визитом. Если сочту возможным и окажусь в настроении отвечать, поговорим.

— Обязательно упомяну в своем отчете, — сухо сказала шпионка. — Госпожа Цукка, господин Саматта, прощайте.

— Прощай, госпожа Тарона, — вежливо кивнул археолог, не отрывая от нее взгляда. Та подхватила сумку и быстро вышла из кафе.

Цукка понаблюдала, как шпионка быстрым шагом идет по университетской площади. Когда «студентка» скрылась за постаментом Просвещения и Науки, она повернулась к Саматте.

— Эк ты ее раскатал, — задумчиво произнесла она. — Но и она ничего, хорошо удар держит. За несколько секунд оправилась от шока и взяла себя в руки. Явно не неопытная девчонка, умеет себя контролировать.

— В нелегалы других не берут. Надеюсь, ей не слишком повредит провал.

— А она тебе все-таки понравилась! — хихикнула Цукка, толкая его локтем в бок. — Не отпирайся, я же видела, как ты на нее смотрел.

— Понравилась, разумеется, — пожал плечами бывший спецназовец. — Адресная же операция. Наверняка типаж специально под мой вкус подбирали. Ты заметила, она чем-то на тебя смахивает?

— Значит, мой типаж тоже в твоем вкусе? — Цукка, мурлыкнув, устроилась него на груди и снизу вверх взглянула ему в лицо. — А, Мати?

— Ты же сама знаешь, — тот осторожно обнял ее. — Ты у меня самая лучшая и самая красивая.

— Все мужчины — льстецы! — фыркнула женщина. — А что ж ты ее к нам не притащил, если понравилась? Поиграл бы с ней еще пару деньков, в постельку бы затащил — а она бы с удовольствием, чтобы потом скандалом со мной шантажировать…

— Издеваешься… — буркнул Саматта. — И в мыслях, между прочим, не держал.

— Ну и дубинушка! — Цукка провела ладонью по его широкой груди. — Мати, я ведь тебе давно сказала — я не стану ревновать к случайным интрижкам. Мы ведь даже не женаты.

— Как — не женаты? — Саматта удивленно посмотрел на нее сверху вниз. — Хочешь сказать, что у меня ложная память?

— А вот так. Забыл, что мы так и не подписали брачный контракт?

— Цу, если хочешь, я готов подписать его хоть сейчас. Пошли к университетскому нотариусу…

— И не подумаю! Не начинай заново. Я взяла твою фамилию, я называю тебя своим мужем — но я не хочу, чтобы между нами стояла формальная бумажка. И я не стану ревновать тебя к другим. Мати, в браке секс — не главное. Главное — плечо, на которое можно опереться в трудную минуту. А если такого плеча нет, никакой контракт не спасет. Только помехой к разводу и станет.

— Рассудительная ты моя! — Саматта прижал ее к себе. — Не нужен мне никто, кроме тебя, пусть даже самая раскрасавица.

— Глупо… — вздохнула Цукка. — Мати, искушение, которому не хочешь поддаваться, может сломать. Ураган вырывает с корнем несгибаемые деревья, а трава после него распрямляется как ни в чем не бывало. Лучше пару раз разрядиться на стороне, чем тихо ненавидеть партнера, который держит на коротком поводке. А если тебя все-таки подловят на адюльтере и начнут шантажировать?.. Я никогда не обещала тебе верности и не жду ее от тебя. Главное — что мы вместе, понимаешь? А что там на стороне — без разницы.

— Я тебя люблю, — шепнул ей Саматта. — Мы столько лет вместе, а я люблю тебя, как в первый день…

— Я тебя тоже люблю, — Цукка осторожно высвободилась у него из объятий и нежно поцеловала его в губы. — Слушай, а что ты там сказал насчет визита в Четыре Княжества? Неужели?..

— Ага, — кивнул Саматта. — Сегодня профессор Бун прислал сообщение. Визы наконец-то получены, программа экспедиции согласована. Пятнадцатого пятнадцатого вылетаем.

— Замечательно! — Цукка вскочила. — Наконец-то бюрократы сломались! Ой, как жаль, что я не могу поехать! Так хочется посмотреть Лесную Долину вживую!

— Посмотришь еще, — улыбнулся Саматта. — Ее же только-только открыли. Через год-другой там от туристов протолкнуться не сможешь, гостиниц настроят, вот и съездим сами по себе. Да что там смотреть? Оплавленные скалы под слоем земли да древние развалины домов, по большому счету, и ничего больше. Тилос наверняка в свое время вычистил до местечко до блеска.

— Ну! — Цукка капризно надула губы. — Зато атмосфера! Там же историческое место, причем о нем никто не знает. Представляешь, толпы туристов, и среди них только мы с тобой в курсе, что на самом деле произошло два века назад!

— Романтичная ты моя, — Саматта поднялся из-за стола и подхватил ее на руки. — Хочешь, я тебя по площади так пронесу?

— Поставь меня на место! — шепотом закричала ему женщина. — Ты что, люди же смотрят!

— Пусть смотрят, — ухмыльнулся тот, но на ноги ее все же поставил. — Цу, есть идея. Давай отметим твою предзащиту и мою командировку.

— Здесь? — Цукка обвела кафе скептическим взглядом.

— Ну еще чего! Я знаю одно хорошее местечко.

— Вообще-то Яни с Ликой дома одни. Помнишь, Дзинтон говорил насчет какого-то незваного гостя…

— Да справятся они без тебя, — махнул рукой Саматта. — Он одно говорил — если появится, задержать и позвать его. Думаю, наши небесные детишки и сами справятся. Не маленькие.

— Ох, ну что с тобой сделаешь… Ты и сам шалопай порядочный, пусть и великовозрастный. Убедил. Пошли, только сначала отцу позвоню, обрадую. А что, говоришь, за местечко?

* * *

— Здесь, что ли, заколдованный дом? — пробурчал под нос Вай, когда асфальтированная тропинка наконец вывела его к дворику отеля.

Он истекал потом. Пока Оканака стыла под порывами промозглого осеннего ветра, здесь, в Масарии, стояла ясная теплая погода, которая в столице случается разве что в середине лета. За шесть лет, проведенных вдали от дома, Вай уже забыл, что осень может быть мягкой и ласковой. Конец осени, предзимняя пора, никак не напоминал, что еще немного, и год официально вступит в пору умирания. Скоро, очень скоро, наступит сезон ливней, но пока что все тихо. По инерции репортер напялил теплый пиджак, о чем сейчас страшно жалел. Но снять его нельзя — укрытые в его дебрях микрофон и скрытая камера окажутся выставленными на всеобщее обозрение.

— Не суйся туда, — убеждал его Тодзи. Король информаторов, равно охотно сотрудничавший с бандитами, полицейскими и журналистами, сейчас явно чувствовал себя не в своей тарелке. Они с Ваем сидели в «Бриллиантовой долине», и репортер уже передал ему положенную мзду — разумеется, бумажными деньгами. И смахивало, что Тодзи, человек, совершенно не переносивший слово «взломщик» и с гордостью называвший себя «последним социальным инженером», паук, к которому по тысячам тончайших ниточек стекалась самая разная информация, сейчас чувствовал, что столкнулся с тайной, которая ему не по зубам.

— По старой дружбе говорю — не суйся туда, — убеждал Тодзи. — Про отель ходят странные слухи. Нет, если легально, то все абсолютно чисто. История владельцев четко прослеживается на полста лет назад, все сделки законные, комар носу не подточит. Нынешний владелец, тот самый Дзинтон Мураций, живет там сам, и вместе с ним тусуется толпа народу, кто-то постоянно, кто-то наездами, кто-то эпизодически. В общем-то, все нормально — так даже дешевле, чем содержать обычный большой дом в жилых кварталах. Но слухи, слухи…

— Например? — поинтересовался репортер, играя со столовым ножом.

— Все на карте, что я тебе передал. Сам знаешь, я собираю даже всякий бред, так что подобных сказок у меня хватает. Но сколько раз я ни копал по другим поводам глубже, всегда оказывалось, что тяну пустышки. Выдумки. Но по «Мароновой роще»… Началось в сорок третьем со штурма отрядом спецназа Генштаба, охранявшим Институт человека. Понятия не имею, что они там искали, но не то тридцать, не то пятьдесят здоровых мужиков, вооруженных до зубов, разве что без танков и авиации, не смогли ничего сделать. Просто не смогли, и все тут. В них не стреляли, от них не отбивались, просто они не сумели попасть внутрь. Что именно случилось — неясно, вся история немедленно получила маркер «совершенно секретно», так что отчеты о штурме быстро раздобыть мне не удалось. А потом сам Институт взяли собы, данные из его систем выгребли подчистую вместе с железом, на котором те хранились, так что раздобывать стало нечего и негде. То есть, наверное, где-то отчеты еще валяются, но уже за рамками моих возможностей.

— Так. Что еще?

— В том же сорок третьем на владельца отеля попытались наехать люди некоего Касама. Не знаю, что бандюки решили с него взять, но бригаду, туда отправившуюся, отметелили по самое не могу. Их троих, как утверждали «быки», били двое, сам владелец и еще один мужик, по виду бывший вояка. Все бы ничего, но один из «быков» имел какую-то немаленькую ленту в тролличьем мордобое, что ему никак не помогло. На следующий день Касаму забили стрелу в какой-то городской кафешке, на которой до полусмерти отделали его телохранителей, бывших спецназовцев, но самого не тронули. Потом он спешно собирал бабки, видимо, чтобы откупиться. Поскольку чем отдавать, не нашлось — с лавочников много не стрясешь — через пару недель его завалили на вокзале, когда он попытался слинять из города.

— Так. Еще?

— В сорок четвертом мелкий вор с погонялом Ящерка попытался пощупать отель на предмет ценностей. По крайней мере, он хвалился своим корешам, что попытается. Неизвестно точно, сунулся ли он туда, но в одно прекрасное утро его подобрал полицейский патруль прямо на улице. Бедолага сидел на тротуаре, нес ахинею, а волосы у него наполовину поседели — в двадцать пять-то лет! Врачи его в чувство привели, но что именно с ним случилось, он так и не рассказал. Каждый раз, как его начинали расспрашивать, он чуть ли не под стол прятался от страха. Кстати, на том и спекся — бросил промышлять по домам да квартирам и сейчас работает то ли разъездным продавцом, то ли ночным сторожем.

— Еще?

— Тебе мало? Местным бандитам двух таких историй хватило. Больше ни одна ночная сволочь туда соваться не рискует. И тебе я не советую.

— Куда я только не совался! — отмахнулся Вай. — И всегда проносило. Я же не ночью в дом полезу, а днем аккуратно мимо пройду, поговорить попытаюсь. Все законно, никакой уголовщины. Тодзи, ты что, не понимаешь? Сразу два девианта из Института там обосновались! Пять национальных телеканалов и три газеты, не говоря уже про прочую мелочь, шесть лет носом землю роют, чтобы хотя бы одного из Двадцатки найти, а тут сразу двое! Да я твоему Дзинтону за интервью прямо сейчас готов пятьдесят тысяч отвалить, а если он на полноценный цикл передач согласится, то шеф ему пятьсот не глядя отдаст. Двое институтских девиантов, ты понимаешь? А, куда тебе… Тут одних рекламных вставок на десятки миллионов выйдет!

Он нервно закурил. Рассказанное Тодзи до сих пор не укладывалось у него в голове. Ведь так просто: поискать по архивам муниципалитета имена «Яна Парака» и «Карина Серенова», и свидетельства об удочерении и опеке вылезают прямо в первых строках. Почему так никто не догадался поступить раньше? Ведь список всех девиантов опубликован! Может, из-за чрезмерной простоты? Или тут кроется что-то еще? Но Дзинтон, наверное, отчаянно смелый парень, раз удочерил сразу двух невменяемых детишек со способностями ходячих мясорубок. Вопрос только, как он добился разрешения в двадцать один год. Наверняка он как-то связан с МОБ или МО… И именно потому требуется предварительная разведка.

— Есть и еще одно, — поколебавшись, сказал Тодзи. — Я даже и не знаю, стоит ли говорить, но… Вай, по старой дружбе я все же скажу. И лучше, если ты сразу о моих словах забудешь. И вообще обо всей истории забудешь и домой отправишься. В общем, в сорок третьем, вскоре после скандала, квасил я с одним собом. Он мне и до того кое-какую информацию сливал. Следователь он, мелкая сошка, но обычно в курсе дел. Нализались мы тогда почти в лежку, болтали уже непонятно о чем, он на жизнь тяжелую жаловался — и вот тут он ляпнул фразочку. Она мне так в память врезалась, что до сих пор дословно помню. Звучала так: «иногда копаешь вот так, копаешь мелкую шушеру в старом отеле, а потом вдруг бац! — и досье „Камигами“ тебе на голову сваливается». Ляпнуть-то ляпнул, но тут же так перепугался, что чуть на месте концы не отдал. Я в первый и в последний раз увидел, как человек трезвеет буквально на глазах. С перепугу, что проговорился, ему так сердечко прихватило, что чуть на месте дуба не врезал. Когда очухался немного, сказал — забудь, и резко свалил. Вай, честно, я не знаю, имеет ли досье «Камигами» какое-то отношение к «Мароновой роще», но если имеет, то лучше бы ты сунул башку в пасть бешеном крокодилу, чем в тот отель. Ты представляешь, что именно может до полусмерти перепугать следователя СОБ? Я — нет.

И вот теперь Вай отдувался, стоял перед гостеприимно распахнутыми воротами отеля. Кожа под фальшивыми усами и париком отчаянно чесалась, темные зеркальные очки норовили сползти с носа. Наверное, можно бы обойтись и без маскировки, но вдруг Цукка все-таки окажется дома? Если он намеревается честно предложить интервью, то дурацкий набор начинающего шпиона нафиг не нужен. Но если он хочет предварительно провести хоть какое-то подобие расследования, то с места в карьер свой интерес открывать не следует. В конце концов, может же заблудившийся турист спросить дорогу?

Журналист вошел во двор и осмотрелся. Кирпичные стены с потемневшей от времени штукатуркой, деревянные двери, распахнутое окно кухни, откуда тянет вкусными запахами, опавшие по осеннему времени деревья за невысокими стенами… Деревенская идиллия.

— Эй! — крикнул он. — Хозяева!

— Гав! — громко сказали сзади.

Вай подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся. В двух шагах позади него стоял высокий вихрастый юноша в обтрепанных шортах и майке, явно северянин, если судить по русым волосам и физиономии. На вид парню исполнилось лет шестнадцать или семнадцать. Он с откровенным интересом разглядывал гостя. В шаге позади него стояла пухлая девица того же возраста и в такой же одежде, но ее руки были скрещены на груди, а на лице застыло подозрительное выражение.

— Э-э-э… — остроумно высказался Вай, пытаясь понять, как они оказались у него за спиной.

— Смотри, Яна! — с пафосом заявил юноша, поднимая одну руку вверх и становясь в позу оратора. — Внемли трагическому… нет, эпическому моменту в твоей судьбе! Явился к нам в гости звезд… как там звезда мужского пола?.. а, неважно, в общем явился к нам самый натуральный репортер из настоящей столичной Оканаки! И сейчас он станет нас прославлять на всю страну!

С этими словами он неожиданно ловко ухватил журналиста за кончик приклеенного уса и с силой дернул. Вай взвыл от боли и ухватился за опустевшую верхнюю губу, а наглый юнец уже нашлепнул фальшивые усы себе под нос и повернулся к девчонке:

— Смотри, я умудренный возрастом муж с сединой во власах, — заявил он. — Как думаешь, мне идет? Может, начать отращивать? Выпрошу у Дзинтона средство для ращения волос — и займусь.

— Мозги, Лика, тебе нужно начать отращивать, пока не поздно! — сердито заявила девчонка. — Ты что хулиганишь? Смотри, пожалуюсь Цу.

— Я, между прочим, совершеннолетним стану скоро, — не испугался юнец. — И вообще насилие над детьми запрещено. Она воздействовать может исключительно морально, а здесь еще вопрос, кто на кого воздействует.

— Я и папе нажаловаться смогу, — фыркнула девчонка. — Ему расскажешь про моральное воздействие. Или сама накостыляю для простоты вещей. Прости, господин Вай, эту глупую личность зовут Палек. Я Яна. Тебя мы знаем. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Р-рад знакомству… — пробормотал Вай, все еще держась за губу. — То есть как — знаете?

— Ты ведь Вай Краамс, репортер канала «Весь мир»? — осведомилась девица. — Цу рассказывала, что ты к ней прицепился в Оканаке. Папа сказал, что ты обязательно появишься если не сегодня, то завтра.

— Папа? — глупо спросил репортер. Он чувствовал, что события развиваются по какому-то совершенно катастрофическому сценарию, но никак не мог сообразить, что делать и что говорить.

— Дзинтон Мураций — наш приемный отец, — как малолетнему ребенку, пояснил ему наглый юнец. — Ну и занудный же он папаша, я тебе скажу! Все время жизни учит. — Он оторвал усы от своей губы и сунул их в руку Ваю. — Это, кажется, твое, господин. Можешь приклеить обратно, если хочешь, я не возражаю.

— Лика! — прикрикнула на него девица. — Перестань паясничать! Господин, прошу, не обращайте на него внимания. Тяжелое детство, скверное питание, недостаток фосфора — вот и последствия: острая умственная недостаточность.

— От трудного ребенка слышу! — не остался в долгу юнец. — Кое-кому, кажется, детские кошмарики ночами спать не дают, вот и нервничают они, как клаустрофоб в лифте. Тебе вообще… — Он осекся, склонил голову и к чему-то прислушался. — Прошу прощения, господин Вай, папа сообщил, что появится через несколько минут, — продолжил он уже нормальным тоном. — Пока что мы приглашаем тебя на чашку чая.

Вай внезапно сообразил, что во время буффонады взгляд юноши оставался внимательным и цепким. Наглый мальчишка просто тянул время. Или испытывал его характер. Похоже, если к выражению «влип по уши» и существовала лучшая иллюстрация, ее следовало долго и упорно искать.

Ладно.

— Приношу извинения за свой внешний вид, — спокойно сказал он. — Мне не следовало изображать из себя кого-то другого.

Он снял темные очки, засунув их в карман пиджака, стянул парик и вместе с усами бросил его на землю.

— Я хотел бы поговорить с господином Дзинтоном, — продолжил он. — Однако, госпожа Яна, еще больше я хотел бы поговорить с тобой. С тобой и с твоей сводной сестрой, Кариной.

— Поговорим, господин Вай, — вежливо кивнула девушка. — Однако с Карой пообщаться не удастся, если только ты не хочешь использовать пелефон. Она в другом городе и нескоро оттуда вернется. Боюсь также, что на вопрос, который ты намерен мне задать, я отвечу «нет».

— И какой вопрос я намерен задать?

— Я не даю интервью. Как и Кара. Более того, на основании Закона о тайне личности я требую, чтобы ты ни при каких обстоятельствах не раскрывал сведения обо мне на телевидении, в печати или как-нибудь еще. Учти, что наш разговор записывается охранной системой, запись при необходимости предъявим в суде.

— Круто… — пробормотал Вай. — И какая сумма гонорара может заставить тебя изменить свое мнение?

— Никакая. Нижайше прошу, господин, пройди в дом. Ужин уже готов. Я могу накормить тебя, если ты голоден, или просто предложить холодного чаю. Папа просил, чтобы ты обязательно дождался его прихода.

— А если не захочу? — в Вае начало вскипать раздражение.

— Господин, — Вай внезапно сообразил, что у девицы такой же внимательно-цепкий взгляд, как и у парня, совершенно не приличествующий ее нежному возрасту, — ты заранее знал, кто здесь живет. Ты в курсе, что я девиант первой категории. Сомневаешься, что я способна задержать тебя силой?

— Произвол! — возмутился репортер. — Насилие над личностью!

— Ты нарушил границы частной собственности, господин. Нарушил с применением маскировки, — Яна кивнула на валяющийся на земле парик. — Ни один суд не встанет на твою сторону. Пожалуйста, не упрямься. Папа сказал, что сговорчивость в твоих собственных интересах, а он никогда не ошибается.

— Похитители! — проворчал Вай. Разумеется, он не ушел бы отсюда даже под угрозой оказаться расплющенным всмятку нахальной девицей. Но определить отношения стоило сразу. Итак, он принудительный гость. Ну, по крайней мере, не пленник в подвале. — Ладно, что с вами поделаешь, с такими убедительными… Ты что-то говорила о чае, молодая госпожа?

— Да, господин, — кивнула девушка. — Нижайше прошу пройти в дом.

Оставив Вая в столовой под присмотром Палека, Яна ушла в кухню. Репортер с интересом огладывался. Отель являл собой типичный образчик гостиничной архитектуры полувековой давности: два этажа, несколько жилых комнат, несколько служебных помещений, деревянный пол, туалеты и ванные общие на этаж и, разумеется, никакого лифта. Маленький провинциальный отель традиционного стиля, не способный по комфорту конкурировать с современными пятидесятиэтажными чудовищами со звукоизолированными номерами и ковровыми дорожками с ворсом по щиколотку. Однако на обстановке явно лежала печать домашнего уюта. Под потолком поблескивали светильники со стеклянными кистями, а не обычные матовые плафоны, стены коридора и столовой покрывали обои в цветочек, а поверх обоев висели картины.

— Можно посмотреть поближе? — осведомился репортер, кивая на стену.

— Мое величество не возражает, — вальяжно махнул рукой парень. — Смотри и впечатляйся. А я понаблюдаю, как ты впечатляешься.

Впечатлиться действительно нашлось чем. В некоторых картинах и рисунках обалдевший Вай опознал оригиналы кисти художников хотя и современных, но страшно дорогих. По крайней мере две акварели, судя по инициалам в нижнем углу, принадлежали перу Квера Танакиса — новой звезды, уже достаточно прочно утвердившейся на художественном столичном небосклоне. Если Вай правильно оценивал их стоимость, каждая тянула тысяч на пятьдесят. Висели картины и других художников, менее известных, но все равно модных и дорогих. Среди них как-то даже странно смотрелся листок с кривой надписью от руки «Расписание дежурств по кухне», в графах которого стояли имена — «Карина», «Цукка», «Майя», «Саматта», «Палек», «Дзинтон». Столбец с именем «Карина» аккуратно перечеркнули с пометкой «До зимников». Однако же и порядочки у них в доме! Держать на стенах такие картины и не иметь средств для найма горничной и кухарки?

Среди прочих рисунков его взгляд привлекли карандашные скетчи Мая Куданно, легкие, летящие, изображающие контуры возносящихся ввысь ажурных зданий, утопающих в окружающих садах. Рисунками этого модного в последние пару лет художника, еще одной восходящей звезды, могли похвастаться лишь три картинных галереи Оканаки и пара частных коллекций. Каждый уходил тысяч за тридцать-сорок, никак не меньше. А здесь только в столовой на стенах их висело десятка полтора. Да, владелец отеля совершенно точно не мог пожаловаться на бедность. Недаром тот… Ящерка, кажется, рвался пощупать его кошелек.

— Чепуха, — перехватив взгляд репортера, небрежно бросил Палек. — Дзи заставлял рисовать, чтобы руку набить. Я с трудом от художественной школы отбился, вот он сам меня и воспитывал.

— Рисунки… твои, господин? — поразился репортер. — Ты автор?

— Лентяй и бездельник он, а не автор, — Яна вошла в столовую, неся на подносе три чашки и кувшин. Она поставила чашку перед Ваем и налила ему ледяного чая. — Если бы папа с Цу его не заставляли работать, целыми бы днями дурью маялся. Прошу, господин.

— То есть Май Куданно — твой псевдоним, господин Палек? — Вай с наслаждением отхлебнул чай, чтобы скрыть замешательство. — Я не думал, что…

— И не думай дальше, — разрешил юнец, откидываясь на спинку стула. — Не дождетесь, не стану я художником. То, что Дзи несколько штук продал, еще ничего не значит. Хочется ему — пусть развлекается. Вот наброски настоящих проектов я бы тебе с удовольствием показал, но ты не оценишь. Никто пока не оценил, — со вздохом добавил он. — Архитекторы говорят, что слишком художественно, художники — что слишком механистично и приземленно…

— И не оценят, пока вместо учебы в Манеже прохлаждаешься! — презрительно сморщила нос Яна. — Руку набивать надо, а не с лошадками возиться, как маленькому.

— Лучше с лошадками возиться, чем в оперном после универа девочкой-подпевочкой подрабатывать! — не остался в долгу Палек. — Оперной певицей она станет, как же! Со своим тоненьким голоском, ага. Представляю себе афишу: «Весь вечер на арене скулит магистр социологии!» — точно, народ валом повалит, чтобы на такое чудо посмотреть. Как на дрессированную обезьяну в цирке!

— Лика, — зловеще произнесла Яна, — тебе не слишком жарко? Ты чайку не хочешь? А то я могу тебя и напоить, и душ тебе остужающий устроить…

На глазах у Вая, у которого голова пошла кругом, кувшин взмыл со стола в воздух и, угрожающе покачиваясь, завис над макушкой парня.

— Цукке нажалуюсь, — предупредил тот. — Она тебя саму в чае искупает. Заставит два дня на кухне дежурить или в ухо плюнет.

— Ой, испугалась! — фыркнула та, но кувшин все-таки опустился обратно на столешницу.

Ваю захотелось взять себя за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы прийти в себя. Он опустился на табурет возле стола и подпер голову руками. Парочка перепиралась так же, как пикировались бы обычные брат с сестрой. Но назвать их обычными язык не поворачивался. Одна — девиант первой категории. Во имя всех богов, она еще и учится на социолога и поет в опере, если верить тому, что сказал мальчишка! А сам мальчишка — талантливый художник-самоучка, который с легкостью мог бы стать звездой художественных салонов и вернисажей. А еще с ними живет вторая девица-девиант. И красавица-астрономша, разбирающаяся в небесной механике лучше, чем он, Вай, понимает высокую моду. И бывший солдат, заделавшийся археологом. И совершенно загадочная личность по имени Дзинтон Мураций, нежно любящая своих приемных детей, мимоходом ломающая через колено бандитов, до смерти запугивающая собов и при том не гнушающаяся дежурить по кухне. Не дом, а гнездо уникумов! Ох, если бы только ему удалось сделать репортаж!

— Папа проявился, — тем временем сообщила Яна, сузившимися глазами разглядывая брата. — А то бы я тебе показала, какой у меня голосок!

— Вы еще подеритесь с применением подручных средств! — насмешливо сказал вошедший в столовую мужчина. — Только имейте в виду, что разбитую посуду вычту из карманных денег, придется неделю лапу сосать.

— Вот так всегда, — вздохнул Палек. — Зажимают молодежь, не дают выплеснуть избыток энергии. Ну ладно. Янка, дуэль! В «сто сорок четыре» на традиционной раскладке, я хожу первым.

— Заметано! — кивнула девица. — Если я выигрываю, сегодня вечером дежуришь по кухне вместо меня.

— А если я, то ты завтра весь день вместо меня.

— Нечестно! — оскорбилась девушка. — И вообще у меня завтра в театре репетиция, я туда сразу после занятий иду. Вечером в твое следующее дежурство, идет?

— Девчонки! — покровительственно заметил юноша. — Никогда достойно проигрывать не умеют. Ладно, согласен. Итак, сударыня, дуэль!

— Дуэль! — сверкнув глазами, согласилась Яна, вскакивая. — Пошли.

И они плечом к плечу вышли из столовой, едва не застряв в дверях, поскольку не желали уступать друг другу дорогу.

— Молодежь… — хмыкнул новоприбывший мужчина, усаживаясь за стол напротив репортера. — И так круглые сутки. Но, между прочим, от чужого друг друга грудью заслонить готовы. Ну что, господин Вай, ты все-таки наткнулся на мою базу…

Вай во все глаза разглядывал его. Типичный южанин, лет двадцати пяти-тридцати на первый взгляд. Невысокий, худощавое гибкое тело, ежик жестких темных волос, высокие скулы, бездонно-черные глаза. И едва заметные морщинки возле глаз, выдающие внимательному наблюдателю истинный возраст: не менее сорока, а то и заметно побольше.

Да, он определенно тот же человек, которого он заприметил тогда в Институте. И голос — тот же голос, что тогда по пелефону.

— Да, господин, — согласился репортер. — Я все-таки на нее наткнулся. И, похоже, ты вовсе не удивлен.

— Разумеется, нет. Тодзи под перманентным наблюдением, о котором он не подозревает. Вся информация, которую он сливает на сторону, проходит и через меня. Да и тебя, господин репортер, по старой памяти из поля зрения я тоже не выпускаю.

— Давай начнем по порядку, господин, — вежливо сказал Вай. — Правильно ли я понимаю, что ты — Дзинтон Мураций, приемный отец девиантов Яны Параки и Карины Сереновой?

— Правильно, — кивнул тот. — И еще много кто еще. Я — тот, кто спланировал и провел операцию по ликвидации Института. Тот, кто из всех жуликов, мошенников, обманщиков и крикунов среди репортеров желтой прессы выбрал именно тебя для освещения штурма. Тот, благодаря кому из рядового журналиста занюханного провинциального канала ты превратился в скандальную звезду национального масштаба.

— И можешь доказать? — осторожно осведомился репортер.

— Ты мне и так веришь. Впрочем, могу и доказать…

Он поднял руку ладонью вверх, и в комнате зазвучал жесткий, не допускающий возражений голос:

«Вай Краамс? Бери резервную группу, две камеры и через полчаса будь возле ворот Института человека. И зарезервируй у руководства прямой эфир начиная с десяти сорока. Плевать, что что там стоит в сетке. Запомнил?»

— Достаточно?

— Вполне, — кивнул Вай. Он решил не думать. Вообще не думать, только запоминать и реагировать на вопросы. Время осмысливать придет потом. — Я верю тебе, господин.

— Хорошо. Зачем ты пришел?

— Я хотел взять интервью. У тебя, у госпожи Карины и госпожи Яны. Хотел сделать репортаж.

— Понятно. Чего еще ждать от журналиста… — пробормотал Дзинтон. — Ну как же — сразу двое из Двадцати! Я надеюсь, господин, ты уже понял, что тебе оно не светит?

— Господин Дзинтон, — Вай наклонился вперед. — Ты просто не представляешь, от чего отказываешься. Суммы, которые тебе и твоим подопечным выплатят за такой репортаж, огромны. А еще и слава…

— Вай, ты же не дурак, — утомленно остановил его Дзинтон. — Ты слышал мои слова: я организовал ликвидацию Института. Вышел грандиозный скандал — и ты хоть раз встречал упоминание моего имени? Как думаешь, свидетельствует это о моем стремлении к славе? Что же до денег, то забудь сразу и навсегда: при необходимости я могу купить твой телеканал с потрохами. Он и сейчас принадлежит мне более чем наполовину. Забудь про интервью и репортажи. У всех моих подопечных есть свои цели в жизни, и дешевая популярность, уверяю тебя, среди них не значится.

— Значит, я зря сюда пришел, господин Дзинтон, — вздохнул репортер. — Могу я уйти?

— Разумеется. Или ты думаешь, что я сверну тебе шею и прикопаю в парке? Извини, не мой стиль — понадобилась бы мне твоя жизнь, умер бы ты в тот момент, когда решил лететь в Масарию. Сейчас ты волен уйти и вернуться к обычному существованию. Но предупреждаю тебя: любая попытка хоть как-то упомянуть в репортажах меня или моих воспитанников и подопечных очень плохо для тебя кончится. За нарушение Закона о тайне личности ты показательно пойдешь под суд, получишь тюремный срок и не доживешь до его конца. Понял?

Вай молча кивнул. Он ничуть не сомневался, что собеседник вовсе не угрожает впустую. Для человека, в сорок третьем за пару недель буквально уничтожившего тогдашнюю политическую элиту государства, вряд ли является проблемой ликвидировать надоедливую муху в лице репортера, пусть и знаменитого.

— Тогда я пойду, господин, — он поднялся. — Приношу нижайшие извинения за вторжение.

— Погоди, — остановил его Дзинтон. — Сядь.

Журналист послушно сел.

— Как я уже сказал, шесть лет назад я выбрал тебя. Кандидатов имелось много, но ты оказался наиболее подходящим. Знаешь, почему? Потому что ты, как ни странно, действительно профессионал. И обладаешь совершенно удивительной профессиональной порядочностью, которую умудрился сохранить даже за несколько лет в столице. Недавно в Оканаке Цукка скормила тебе информацию о практикующихся в научной среде обманах. Мы проводили проверку. Ты не воспользовался жареными сведениями, чтобы сляпать сенсационный репортаж, хотя большинство твоих коллег не побрезговали бы и такой малостью. Самое удивительное, что ты действительно уважаешь заявление «не для публикации». Ты можешь публично унизить и растоптать в пыль человека, если у него хватит глупости связаться с тобой, но никогда не используешь сведения, которые он тебе сообщил конфиденциально. Ты вполне меня устраиваешь.

Дзинтон хлопнул ладонью по столу.

— Я запрещаю тебе делать брать интервью и делать репортажи. Однако я не стану связывать тебе руки. Ты можешь собирать информацию о девиантах и хранить ее — не используя. Я даже не стану стирать твои сегодняшние записи. И обещаю, настанет время, когда ты сможешь воспользоваться собранным материалом на всю катушку. Тебе придется ждать годы, возможно, десятилетия. Но однажды твой звездный час настанет, надо лишь запастись терпением. Устраивает?

— А у меня есть выбор? — Вай снова поднялся.

— Выбор есть всегда, — хмыкнул Дзинтон. — Другое дело, что не всегда находятся приемлемые альтернативы. Кстати, в ближайшее время у меня могут найтись для тебя и другие сюжеты. Не такие сенсационные, но вполне достойные… если, конечно, ты не возражаешь против грязных политических игр.

— Жду с нетерпением, — вздохнул Вай и тут же вздрогнул от приглушенного победного вопля, раздавшегося где-то в недрах отеля.

— Я выиграла! — заявила Яна, врываясь в столовую. — Лика сегодня додежуривает вместо меня! Ты уже уходишь, господин?

— Да, госпожа, — кивнул ей Вай. — До свидания.

Он поклонился Дзинтону, Яне и вошедшему вслед за ней кислому Палеку и вышел. Уже покинув двор отеля, он остановился и оглянулся. Юноша с девушкой, осененные цветением беспечной юности, плечом к плечу стояли в дверях старого отеля и глядели ему вслед. И внезапно он остро осознал, что ему самому уже под сорок, а жены и детей у него нет и, скорее всего, никогда не появится. Слишком много и слишком долго он копается в чужом грязном белье, чтобы завести свое собственное. Он кивнул им на прощание и быстро зашагал по дорожке.

Но почему он так и не осмелился спросить, что же за пугало такое — досье «Камигами»?

Тот же день. Крестоцин

Интересно, откуда такие совпадения? То жили тихо-мирно, то в один и тот же день сначала на Мати сваливается княжья шпионка, а потом на Яну с Ликой — журналист. Раздумывая над случившимся, Карина сама не заметила, как дошагала до дома. За последние две недели она уже успела более-менее привыкнуть к своей квартире и ее расположению и теперь могла себе позволить идти автоматически,не обращая внимание на окружающую местность. Сегодняшняя тренировка в полицейском спортзале прошла без эксцессов, и приятная усталость охватывала тело, обещая скорое блаженство в кровати под теплым одеялом.

Лампочка перед дверью дома не горела — госпожа Докусинна то ли экономила на ее замене, а заодно и на электричестве, считая, что жильцы перебьются и светом недалекого уличного фонаря, то ли по своей рассеянности просто забыла ее поменять. Входная дверь, неожиданно распахнувшись, чуть не зашибла Карину. Из нее вышла неразборчивая в потемках фигура (через сканер Карина едва успела опознать в нем соседа со второго этажа, господина Вараусина) и, торопливо кивнув, торопливой походкой зашагала по улице. Озадаченно проводив соседа взглядом — куда он так торопится в поздний час? — Карина вошла на лестницу, поудобнее перехватила сумку с дзюбой и Парсом и начала подниматься по лестнице. На площадке второго этажа она остановилась. Дверь в квартиру Бикаты стояла приоткрытой, и из нее слышались голоса, а сверх того доносился отчетливый запах паленых овощей. Хмыкнув, девушка покачала головой и постучала в дверь.

— Вечер, Биката, — проговорила она, засовывая голову в щель. — А у тебя опять дверь не заперта.

Биката, стоящий в маленькой кухоньке к ней спиной, от неожиданности подпрыгнул и уронил на пол спаленную сковороду, которую безуспешно пытался отскоблить ножом, попутно облив себе живот мыльной водой. Стоящая рядом и внимательно наблюдающая за ним Калайя повернула голову к двери.

— Здравствуй, Карина, — приветливо сказала она. — А мы ужин готовим.

— В-веч-с-с… — прошипел инженер, тряся рукой. — Ах ты, зараза, почему же она такая горячая-то? К-ссо! Вечер, Карина. Ты чего меня пугаешь?

— Я не пугаю! — обиделась девушка, открывая дверь шире и входя. — Ты сам дверь открытой оставляешь. А у тебя сгорело что-то?

— Сгорело… — пробормотал инженер, подбирая сковороду и задумчиво глядя на лужицу воды на линолеуме. — Вроде всего на минуту отошел! И чем же пол вытирать сейчас?

— Ох, Биката! — вздохнула Карина. — У тебя что, швабры нет?

— Швабры? — удивленно взглянул на нее инженер. — Нет. Не подумал как-то. Дома, в Оканаке, ко мне домработница приходила, она и за чистотой следила. И питался я в столовых и кафе.

— Так и продолжил бы в кафе, — хмыкнула девушка, от дверей внимательно рассматривая устряпанную жиром и горелыми ошметками мойку. — Я вот тоже готовить не люблю, разве что по мелочам, так что в кафешки хожу. Дома еще по кухне дежурю, а здесь как-то совсем забросила.

— По кухне дежуришь? — удивился инженер. — Ты что, в казарме живешь?

— Не-а, дома. Но у нас семья большая, пятеро плюс папа, когда он дома, и папа с самого начала сказал, что сам в повара не нанимался и Цу в домохозяйку превратить не позволит. Так что мы по очереди по дому дежурим, еду готовим, пол моем, пыль стираем, ванную с туалетом скоблим…

— Разумно, — согласился инженер. — Но когда я с родителями жил, у нас готовкой мама занималась, так что я как-то не привык. А кафе мне сейчас не по карману, экономить приходится. В баре Юми меня подкармливает, она девочка славная и в Калайю просто влюбилась. Но сегодня я в первую смену работал, так что ужином самостоятельно заниматься приходится.

Он выудил из раковины нож и снова примерился к сковороде.

— Стой! — крикнула Карина. Биката снова вздрогнул и повернулся к ней.

— А говоришь — не пугаешь! — укоризненно сказал он. — Что опять не так?

— Ты ее что, ножом скоблишь? — осведомилась Карина. — Сковородку?

— Ну да. А что?

— И отмывать пытаешься мылом для рук… — вздохнула девушка. — У тебя что, сетки для посуды нет и чистящего средства?

— Сетки для посуды? — инженер поднял бровь.

— Понятно. Биката, стой так и не шевелись. Самое главное, не трогай сковороду. И воду на полу не растаптывай. Я через минуту вернусь.

Вывернувшись на лестницу и через две ступеньки взбежав на третий этаж, она открыла свою дверь и бросила на пол сумку, дернув молнию, чтобы Парс мог вылезти. Затем не разуваясь заскочила в кухню, подхватила упаковку с сетками, бутылку с «Чистюлей», вытащила из угла маленькую швабру из матерчатых полосочек и ссыпалась по лестнице. Биката дисциплинированно стоял у плиты, растерянно глядя то на сковородку, то на лужицу на полу. Сбросив кроссовки, Карина оттеснила его в сторону и в два взмаха затерла воду. Сунув швабру в угол, она разорвала прозрачную упаковку и продемонстрировала Бикате ее содержимое.

— Такая штука, — сказала она назидательно, — называется посудной сеткой. Она из тонкой мягкой проволоки. Ей хорошо мыть посуду, если пища не слишком сильно пригорела. Она покрытие и металл не царапает. А ножом… — Она взяла из рук инженера сковородку и ткнула пальцем. — Ножом ты царапины оставляешь, на них потом сразу пригорает и присыхает, даже если правильно готовить. Видишь, как ты покрытие покарябал? А отмывать надо не мылом, а моющим средством. Оно как раз для пригорелого и жирного рассчитано, где простое мыло плохо помогает.

Она сунула сковородку в мойку и сеткой растерла по ней несколько капель «Чистюли».

— Пусть постоит, отмокнет, — сказала она. — Я тебе флакон оставлю, у меня еще есть. Но он быстро кончится, так что зайди в магазин и запас сделай. Тут на улице Трех Платанов хороший хозяйственный магазинчик есть, дешевый и совсем рядом. И средство хорошее.

— Спасибо, — сказал инженер, с любопытством рассматривая бутылку. — Ого! Ничего себе составчик! А руки он ненароком не растворяет вместе с жиром?

— Не растворяет, — хихикнула Карина. — Хотя вообще-то мыть посуду им полагается в резиновых перчатках. А еще лучше в посудомойную машину тарелки засунуть и средство туда влить, но ей сначала обзавестись надо. Биката, а что ты приготовить пытался?

— Кабачок ломтиками потушить хотел, — со вздохом признался инженер. — Мама их часто готовила. Я думал, легко.

— Ну, не слишком сложно, — откликнулась Карина. — А куда кожуру выбросил? Семечки я вижу…

— Кожуру?

— Так ты его еще и не чистил? — звонко рассмеялась девушка. — Ну ты даешь! Ты бы хоть поваренную книгу купил, что ли, или по Сети полазил, там же бесплатных рецептов полно. Ладно. Придется тебе показать, как еду готовят. Калайя, и тебе тоже учиться надо. Ты женщина, тебе положено знать.

— Карина… — замялся инженер. — Знаешь, поздно уже. Тебе ведь завтра на работу. Мне неловко как-то…

— Ничего страшного, — решительно заявила Карина. — Ты мне терминал помог купить и настроить? Помог. Я тебя отблагодарить должна. Показывай, что у тебя из продуктов есть.

Следующие несколько минут ушло на инвентаризацию хранящихся в холодильнике и стенном шкафу запасов. Она обнаружила огурцы, помидоры, лук, соль, пару картофелин, несколько копченых колбасок — одна надкушенная — батон, десяток яиц в пластмассовой упаковке и большой пакет с нечищеными креветками.

— М-да, — задумчиво подергала она себя за прядку волос. — Негусто. И приправ никаких. Хорошо хоть соль есть. Слушай, а масло где? Оливковое, подсолнечное, хоть какое-то?

— Там сливочного упаковка где-то лежит, — откликнулся инженер, через ее плечо заглядывая в холодильник. — Вон она, завалилась.

— На сливочном не жарят. Так, креветки… Сейчас соображу, что с ними сотворить можно. Угу, поняла. Биката, делаем помидорный салат с креветками!

— А оно съедобно? — с опаской поинтересовался инженер. — А то я как-то не очень всякую экзотику…

— Съедобно, — дернула плечом Карина. — А если что — твои же продукты выбрасывать, не мои. Да шучу я! — рассмеялась она, заметив как тот подозрительно прищурился. — Я, может, и не люблю готовить, но и в помойку моя готовка идет редко. У тебя бумажка найдется, рецепт записать? Или в пелефон? На память помню, а в электронном виде его нет.

— Калайя запомнит, — подумав, сказал инженер. — Калайя, новая заметка, раздел… м-м-м, раздел «Стандартные — Кулинария».

— Раздел отсутствует, — откликнулась чоки. — Создать?

— Да. Название заметки: креветки… Карина, как их там?

— Биката, название не принято, — сообщила Калайя. — Обнаружено прерывание ввода. Повтори название.

— Помидорный салат с креветками, — подсказала девушка.

— Название: «помидорный салат с креветками», — послушно повторил инженер. — Калайя, содержание заметки продиктует Карина.

— Калайя, запоминай, — скомандовала девушка. — Ингредиенты: креветки, помидоры, яйца, лук репчатый, огурцы, сыр, салат, растительное масло, чеснок, соль. Примерное соотношение: на четыреста грамм креветок один помидор, одно яйцо, один огурец, половинка головки лука, пятьдесят граммов сыра, зубчик чеснока, семя укропа, салат, соль, перец. Креветок очистить и сварить в подсоленной воде с укропным семенем, яйцо сварить вкрутую. С огурцов срезать кожицу. Яйцо, огурцы и помидоры нарезать ломтиками, лук — кольцами, чеснок растолочь, сыр натереть на терке. Смешать все ингредиенты, сервировать на листьях салата, посолить, можно поперчить и полить маслом по вкусу. Подавать с тостами. Конец рецепта.

— Заметка создана, — откликнулась чоки. — В описании идентифицирован алгоритм действий. Требуется количественное уточнение понятия «подсоленная вода с укропом». Требуется уточнение временного промежутка для действия «сварить креветок». Требуется качественное уточнение определения «по вкусу».

— А-а-э… — Карина растерянно посмотрела на внимательно глядящую на нее чоки. — Подсоленная — ну, кому как. Скажем, столовая ложка на литр воды… ну, или чуть больше. Укроп тоже по вкусу… на кончике столовой ложки на кастрюлю. Нужно включить плиту, дождаться закипания воды, бросить соль, укроп, снова дождаться закипания, бросить креветок и варить минут пять или десять. Нужно, чтобы креветки всплыли на поверхность. Калайя, «по вкусу» означает, что точного значения нет, у каждого человека оптимальное значение свое.

— Уточнения приняты, — сообщила чоки. — Величины помечены как переменные, требующие экспериментального подбора.

— Ну, давай готовить, — с энтузиазмом сказал инженер. — А то есть как-то уж очень сильно хочется. А может, ну его, салат? Я помидоры с огурцами и так употребить могу.

— Ну уж нет! — решительно заявила Карина. — Потерпишь десять минут. Кастрюли у тебя где?

— Кастрюли?

Девушка только возвела глаза к потолку.

— Биката, — терпеливо сказала она, — чтобы что-то сварить, нужна кастрюля. У тебя она есть? Можешь не отвечать — вижу уже, что нету. Про разделочную доску даже не спрашиваю.

Она с сомнением посмотрела на нож, которым Биката пытался скоблить сковороду. С зазубренным, слегка волнистым лезвием он неплохо подходил для резки хлеба, но для овощей? А, все равно к себе идти…

— Держи! — она сунула нож Бикате. — Я сейчас к себе сбегаю, принесу что нужно, а ты пока начинай чистить огурцы от шкуры. Надо очистить два огурца. Сумеешь?

— Наверное… — пробормотал инженер.

— Замечательно. Начинай.

Карина быстро обулась, взбежала по лестнице в свою квартиру, выругав себя за то, что уже сама забыла закрыть дверь, и принялась копаться на своей кухоньке. Масло оливковое… вот оно. Сыр. Укроп. Петрушка… нет, не надо, и без перца тоже пока обойдемся. Чеснок. Из инструментов — терка для сыра, нож для овощей, две маленьких кастрюльки, одна из них совсем новая, еще ни разу не опробованная. Вроде все. Она сбежала по лестнице и вошла в квартиру Бикаты как раз тогда, когда тот растерянно замер, глядя на набухающие на пальце красные капли.

— Стой смирно! — приказала Карина, сваливая принесенное на кухонный стол. — Ну как же тебя угораздило!

— Да не беда… — пробормотал инженер, засовывая палец в рот. — У меня пластырь есть, сейчас заклею.

— Пластырем — открытую рану? — поразилась девушка. — Да ты что?

— Он бактерицидный, с марлевой прослойкой, — объяснил инженер. — Я так уже делал, все нормально.

— Ничего не нормально. Где у тебя аптечка?

Аптечка, впрочем, оказалась составленной на удивление толково. Протерев ранку ватой с перекисью водорода, Карина быстро накрутила бинт. Мгновение поколебавшись, она взглянула на порез через сканер и быстро пробежалась по нему наноманипулятором. Вот так. Кровь остановилась, а через пару дней останется только шрамик.

— К ножу тебя допускать нельзя, — констатировала она. — Биката, ну какой же ты неуклюжий! Наверное, Калайя и то лучше справилась бы.

— Калайя? — с внезапным интересом взглянул на нее Биката. — А что, мысль!

— Да я же пошутила! — Карина опасливо посмотрела на чоки. Та стояла рядом, невозмутимо наблюдая за сценой.

— А я — нет. Ты можешь научить ее чистить овощи? Несложно ведь. Калайя! Режим обучения действию, метод «делай как я». Объект подражания — Карина, предмет действия — овощи на столе.

— Режим адаптивного программирования двигательных примитивов по визуальному образцу, — откликнулась чоки. — Первичный объект: Карина.

— Карина, покажи ей, как чистить огурец, — попросил Биката. — Можешь?

— Да мне не сложно… — пробормотала девушка. — Калайя, смотри. Огурец в левой руке, нож в правой. Сначала срезаем оба конца. Потом нужно счистить с него кожицу как можно более тонким слоем. Чистишь по направлению к себе. Пальцы ни в коем случае не должны оказываться на направлении движения ножа, иначе нож может соскользнуть и полоснуть тебя по коже, как Бикату. Смотри, делаешь вот так…

Пару минут спустя Калайя довольно ловко очистила второй огурец. Срезаемая шкурка, поначалу толстоватая, под конец стала совсем тонкой, чуть ли не прозрачной. Затем Карина научила ее резать овощи и, самое главное, шелушить креветок — занятие, которое она тихо ненавидела с самого детства. Оставив чоки заниматься неприятными делами, она налила в кастрюльки воды и занялась сервировать под салат большую тарелку, которая, к счастью, у Бикаты нашлась.

Полчаса спустя, из вежливости съев немного приготовленного салата и наказав Бикате ни в коем случае не заправлять его маслом до того, как он подан на стол, она прихватила кастрюльки и нож, попрощалась и ушла к себе. Уже раздеваясь, она сообразила, что забыла у него швабру и терку. Ну ничего, появился повод зайти к нему еще раз.

Некоторые мужчины такие забавные! Как он напряженно наблюдал за варящимися креветками, словно они намеревались из кастрюли выпрыгнуть и сбежать! Ну, ничего, научится. Если уж даже она готовке научилась, Биката точно справится. Он же умный. И у него есть Калайя, которая ничего не забывает, так что не нужно повторять каждый раз заново.

А Калайя молодец, сонно подумала она, влезая под одеяло. Учится почти мгновенно. Вот бы им дома тоже завести чоки, чтобы он по кухне делал всю грязную работу…

19.12.849, земледень. Крестоцин, Первая городская больница

День выдался кошмарным.

На работу не вышла медсестра Цумаха — она простыла и температурила, и вся ее нагрузка в процедурном кабинете свалилась на Карину. А ближе к полудню какой-то папенькин сынок на крутом «зарахито-метеоре» на скорости в сто семьдесят верст в час не удержал асфальт на загородном шоссе и собрал в одну большую груду металла, пластика и резины сразу пять десятков легковых и грузовых автомобилей, половину — в лобовых столкновениях. Тридцать чудом выживших — и среди них виновника катастрофы, спасенного системой безопасности «зарахито» — экстренно развезли по больницам.

На долю Первой городской досталось пять человек в крайне тяжелом состоянии, и к операционным столам встали все, кто оказался в отделении. Две бригады отменили плановые операции, но на оставшиеся три стола нашлись только один анестезиолог и две медсестры, способные помогать при операциях. Срочно вызванные из дома и университета люди прочно завязли в уличных пробках, так что Карине впервые в жизни пришлось выступить при Томаре в роли совершенно самостоятельной операционной сестры. Пока анестезиолог давал наркоз пострадавшему в соседней операционной, она, подчиняясь указаниям Томары, дрожащими руками вкалывала лежащему на столе мужчине один препарат за другим. Какая-то металлическая балка или труба из идущего впереди и перевернувшегося грузовика пропорола дверцу его автомобиля и вонзилась ему в живот. Сейчас лежал без сознания, и кривая сердечного ритма на мониторе, отбивающая частоту пульса, угрожающе оскудевала пиками.

Пока Томара, плотно сжав губы, подключала капельницу к вогнанной в вену неповрежденной руки игле и заряжала ее препаратами и кровезаменителем, Карина лихорадочно засовывала в стерилизаторы все инструменты, попадавшиеся под руку, даже не задумываясь, нужны ли они сейчас. Потом она бросилась готовить операционное поле — оттирать кожу мужчины от грязи, крови и прилипших клочьев срезанной парамедиками одежды, стараясь не обращать внимания на густое зловоние, исходившее от разорванных кишок. Она взглянула внутрь тела через свой сканер, но через несколько секунд, не выдержав творящегося там ужаса, отключила его. С подобной мешаниной разорванных клочьев брыжейки, кишечника и желудка она еще не встречалась. Поджелудочная железа оказалась поврежденной, но не сильно, крупные артерии и вены, равно как и печень с селезенкой, чудом не пострадали. Кровотечение из небольших сосудов успели остановить парамедики, но легче от этого не становилось. Карина не понимала, как можно что-то сделать с такими ранами. Мужчина явно казался обреченным.

Однако смотреть на рану все же пришлось. Резервную операционную не оборудовали ни томографом, ни рентгеновским аппаратом, ни робоманипуляторами — почти ничем сверх операционного стола, и Томара лишь витиевато выругалась, на пару с Кариной завершая подготовку операционного поля. Ругалась она так, что наконец-то появившийся доктор Тасар, анестезиолог, только одобрительно кивнул, заслышав конец тирады.

— Красиво говоришь, Тома, — усмехнулся он, быстро включая аппарат для наркоза и надевая маску мужчине на лицо, даже не стерев засохшие струйки крови из носа, разбитого подушкой безопасности. Затем он привычными ловкими движениями принялся ставить подключичный катетер. — Пневмоторакса нет?.. Что, все так плохо?

— Видала и хуже… — сквозь зубы процедила Томара. — Но именно что видала. А тут из-за грязи не видно ни хрена! Карина! Где отсос? Где физраствор? Да что же ты движешься как неживая!?

Мыть и чистить брюшную полость они закончили только час спустя. К тому моменту до больницы добрались несколько врачей, включая анестезиолога Ххараша, и три операционные сестры, так что стало легче. Сестра Милана сменила Карину у стола, и девушка с облегчением вернулась к привычной роли «принеси-подай». К ее огромному удивлению, мужчина все еще оставался живым. Капельница заканчивала впрыскивать ему третью полулитровую капсулу кровезаменителя, анестезиолог — к ним, отпустив разрывающегося между тремя операционными Хасара, присоединился Ххараш — проведя интубацию трахеи, перевел его на принудительное дыхание, кардиомонитор попискивал тревожными сигналами, но он жил.

— С лигатурой проблемы. Карбонити мало… — сквозь зубы проговорила Томара, берясь за иглу. — И электроскальпеля нет. Не кетгутом же кишки шить! Особо порванные куски вырезать, наверное, придется.

— Вырезай, — пожал плечами Ххараш. Он только что вставил в наркозный аппарат баллон с закисью азота и теперь колдовал над дисплеем, перекидывая в нем загадочные тумблеры и переключая индикаторы. — Все равно не восстановится. Еще и перитонит получишь, и спайками все зарастет. С-с-с… что же у него на пидриван такая странная реакция?..

— Вырезай, вырезай… Половину же тонкого кишечника откромсаю! Говорила же я — запас карман не тянет!

— Госпожа Томара! — робко встряла Карина.

— Да, Кара? — не оборачиваясь, напряженно спросила хирург.

— Я могу попробовать запаять часть разрывов.

— Что? — удивилась Томара, оборачиваясь. — Попробовать что?

— Запаять, — Карина с опозданием вспомнила, что Милана с Ххарашем о ее способностях не знают, но отступать уже поздно. И нельзя — ее способности нужно использовать на благо людям, а не прятать как что-то позорное! — Помнишь, я говорила, что умею… Что у меня есть наноманипулятор, и я умею им раны заваривать.

— Было такое, — Томара, сощурившись, посмотрела на нее, прикидывая. — Ты раньше работала им всерьез?

— Только поверхностные ранки. Порезы в основном. Но получается очень надежно, проверено. Они не расходятся и заживают быстро.

— Так… — Томара пошипела сквозь зубы. — Давай к столу.

Анестезиолог и медсестра с удивлением смотрели на них.

— О чем речь, Тома? — спросил Ххараш, недоуменно подергивая ушами.

— Об эксперименте, — отрезала Томара. — Все равно ему не жить, так что попробуем. Кара, давай. Начни отсюда…

Следующие три часа Карина работала своим наноманипулятором. Убедившись по первому шву, что рана не расходится, Томара быстро показала ей, в каких местах заваривать, и принялась зашивать карбонитью самые большие разрывы в тонком кишечнике. Анестезиолог с медсестрой с удивлением наблюдали, как под пальцами Карины медленно срастаются края рваных ран помельче, но помалкивали.

Когда в конце концов Томара закончила накладывать колостому, устанавливать дренажи и зашивать брюшную полость, и ее, и Карину качало от усталости. Обе взмокли от напряжения и едва стояли на ногах. Карина, стянув перчатки и сбросив прямо на пол безнадежно перепачканный халат, на пару с Миланой уже взялась подкатывать к столу каталку, но Томара остановила их.

— Кара, без тебя справятся, — сказала она. — Мила, позови девочек с поста, пожалуйста, пусть помогут. Передвижной дыхательный аппарат захватите, чтобы его до реанимации довезти. Да, и не трепись о том, что тут произошло.

— Постараюсь, — фыркнула медсестра, выходя из операционной.

— Хаши, будь так добр, займись его оформлением, у меня сил нет бороться, — обратилась Томара к анестезиологу. — Только административные вопросы, историю потом сама заполню. Как он, дышит сам?

— Дыхательный центр через раз работает, — буркнул тот. — У него на стандартные препараты реакция загадочная, я даже боюсь прогнозировать. Но сейчас вроде бы легче, чем поначалу. Пусть в реанимации под принудительной вентиляцией полежит сутки-двое, там посмотрим… если выживет.

— Тебе виднее, как его держать, — отмахнулась хирург. — Присмотришь, да? Я совсем на ногах не стою, да и Кара, похоже, тоже. Нужно посидеть хоть немного.

— А ты, милая, не хочешь мне объяснить, из-за чего наша Кара на ногах не стоит? — язвительно поинтересовался орк. — Что тут вообще за мистика творилась?

— Много знаешь, Хаши, хуже спишь, — поморщилась Томара.

— Я девиант, — объяснила Карина, опуская глаза. — Я умею… всякие вещи вроде этого. Только я никогда раньше не пробовала ничего серьезного.

— Забавно, — задумчиво сказал анестезиолог. — Очень забавно. Трепаться, как мило выражается наша Тома, я не стану, но потом обязательно расскажешь поподробнее, когда в себя придешь.

— Хорошо, господин Ххараш, — кивнула девушка.

— Расскажешь, расскажешь… — проговорила Томара, полуобнимая девушку за плечи и почти силой подталкивая ее к выходу. — Но потом. А сейчас нам поговорить надо.

Повела она девушку, однако, не в ординаторскую, а в кабинет завотделением. Кулау отсутствовал, но Томара, отмахнувшись от чоки-секретарши, ввела ее в кабинет и усадила на небольшой диванчик в углу. Сама она взяла стул и оседлала его, задумчиво теребя забрызганный кровью воротник операционной пижамы.

— Вот так оно и случается, — задумчиво произнесла она. — Внезапно, среди ясного неба, сваливается беда на голову, и все, язык на плечо. Умаялась?

— Нет, не очень, — покачала головой Карина. — Эффектор ведь силы не отнимает. Просто… перенервничала.

— Понимаю. И пальцы не болят?

— Пальцами я только для уверенности ощупываю, — пояснила девушка. — Наноманипуляторы — часть силовых манипуляторов. Они… ну, как щупальца, что ли, от рук не зависят. Вообще руками касаться незачем, просто я так привыкла.

— Отвыкай, — посоветовала хирург. — Незачем руками лишний раз в рану лазить, если обойтись можно. М-да. Не думала я такой экзамен тебе устраивать. Хотела сначала на трупах в морге посмотреть, как оно выглядит. Хотя… парень и так почти труп.

— Он не выживет?

— Большая кровопотеря. Очень большая, непонятно как сказавшаяся на мозге. Болевой шок. Что с кишками, сама видела. Частичная резекция поджелудки — она сама по себе весьма неприятна, а на данном фоне почти убийственна. Разрыв мочевого пузыря небольшой, сам по себе не опасен, но в общее состояние свой вклад внесет. Почти наверняка тромбы массово пойдут — если начнут отрываться, эмболия обеспечена. Про спайки вообще молчу, и шансы на развитие непроходимости просто заоблачные, наверняка лапароскопом еще не раз лазить придется. В общем, неблагоприятный прогноз. Если плохо на регенеранты среагирует, то, я бы сказала, девять шансов из десяти, что не выживет. Хотя кое-что обнадеживает. Ты заметила, как его аккуратно вскрыло? Ни грудная клетка не задета, ни таз не переломан, что при автокатастрофах сплошь и рядом. Только брюшная полость перепахана, причем очень локализованно. Хорошо бы он продержался хотя бы три-четыре дня. Тогда на вскрытии можно сделать срезы и посмотреть, как рубцевались раны после твоей обработки. И то польза.

Карина невольно вздрогнула от такого неприкрытого профессионального цинизма. Томара, правильно истолковав ее движение, вздохнула.

— Такова жизнь, Кара. Ты не сможешь спасти всех, кто попадает тебе в руки. Крайне неприятно терять пациентов, но с этим можно только смириться. Вообще хирург во время работы должен напрочь забывать, что перед ним живой человек. Ты работаешь с куском мяса, и твоя задача — как можно лучше и точнее выполнить свою работу. Любые эмоции и колебания лишь ухудшат дело, приведут к твоим ошибкам и бессмысленным страданиям пациента. Я знала одного хирурга — он оперировал девушку по поводу саркомы коленного сустава. Я смотрела потом историю болезни — по всем показаниям следовало отнимать бедро по самый пах. Но девица приходилась ему какой-то не очень дальней родственницей, и он решил попытаться спасти ей ногу, заменив сустав на эндопротез и прописав химиотерапию. Химиотерапия не помогла, дело кончилось метастазами в легких и неоперабельной опухолью. Девушка умерла, а он навсегда ушел из медицины, чуть самоубийством не покончил, так переживал. Началось с жалости, а кончилось ужасной смертью и искалеченной судьбой. Вот так…

Карина съежилась на диванчике. Все вокруг казалось серым и печальным. Да, люди умирают, и спасти можно не всех, Томара права. То же ей и папа говорил. Но все-таки как плохо, когда кто-то умирает у тебя на руках!

— Но сегодняшняя операция — так, пустяки, — продолжила Томара. — Кара, я хочу знать о твоем… как его? наноманипуляторе?.. больше. И что там у тебя еще имеется, расскажи подробнее.

Карина нехотя начала рассказывать. Временами Томара перебивала ее, задавая вопросы. Особенно ее заинтересовало, что наноманипуляторы теоретически в состоянии работать даже с самыми мелкими капиллярами и могут проникать в любую точку тела, не повреждая окружающие ткани.

— Скажи, Кара, — осведомилась она, — а ты можешь только запаивать раны? А резать ткани, как делает лазерный скальпель?

— Могу, — кивнула девушка. — Я могу резать и прижигать. Вернее, получается не совсем разрезание, скорее, разрывание, но довольно точное, если сосредоточиться как следует.

— Понятно, — задумчиво проговорила хирург. — То есть, если резюмировать, ты можешь сжигать даже отдельные клетки?

— Да.

— А ты можешь отличать раковые клетки от обычных?

Карина насторожилась.

— В общем, да, — осторожно сказала она. — Сканер может показывать в оттенках серого ткани, отличающиеся от окружающих. Травмированные, например. Или мертвые. Или переродившиеся. Я пробовала смотреть на препараты у нас в университете, и я их отличала. Но их ведь специально обрабатывали.

— Но ведь попытка не пытка… — Томара явно обдумывала какую-то мысль. — Кара, мне нужно, чтобы у меня идея в голове поварилась немного. Обсудим на днях с тобой и Калу. Ну вот что. Ты тут полежи, расслабься немного, но особо не залеживайся. Катастрофы катастрофами, а обход никто не отменял, пусть и с опозданием. И подготовку — тоже. Так что я пошла оформлять историю болезни, а ты через полчаса подходи в ординаторскую. Пойдем по палатам.

Она поднялась со стула и устало потянулась.

— Два часа. А у меня ведь в пять еще и лекция, — пожаловалась она. — Максимум в четыре нужно убегать. Ох, ну и длинный же в нынешнем году второй семестр выдался!

Она зевнула и тяжелой походкой вышла из кабинета. Когда Карина осталась одна, она откинулась на спинку диванчика и закрыла глаза. Нельзя расслабляться, сказала она себе. Ни за что нельзя. Пусть ей плохо, но всегда найдется кто-то, кому еще хуже и кто нуждается в ее помощи. Сейчас она пойдет и посмотрит, не нужна ли медсестрам какая-то помощь. Вот только посидит еще минуточку…

* * *

Открыв дверной замок, Карина потянула на себя входную дверь. Дверная пружина сегодня явно издевалась над ней — створку упорно тянуло назад, словно ее кто-то удерживал с той стороны. Справившись с непокорной створкой, Карина вошла внутрь и без сил привалилась к стене, с опозданием сообразив, что могла бы и манипулятором воспользоваться. Но почему она так вымоталась? Не кирпичи же таскала, в конце концов… Нажав слабо светящуюся клавишу таймера освещения, она медленно побрела вверх по лестнице. Третий этаж. Четыре пролета — словно четыре версты.

На площадке второго этажа она остановилась. Таймер успел отключить свет, и в кромешной темноте из-за приоткрытой двери квартиры Бикаты выбивался лучик света. Карина вздохнула. Ну нельзя же быть таким рассеянным! Опять дверь не закрыл!

Она постучала и заглянула внутрь. Биката сидел за столом, который в живописном беспорядке загромождали разнообразные загадочные приборы и приборчики. От одного из них тянулся кабель, который обвивался вокруг плеч стоящей рядом Калайи. Платье чоки было полурасстегнуто на спине, обнажая матово-белую кожу, и кабель торчал у нее прямо между лопаток. В дисплее перед Бикатой змеились непонятные графики и трехмерные диаграммы, висели столбцы цифр, и инженер казался полностью поглощенный их изучением.

Карина снова постучала по двери и громко откашлялась. Биката вздрогнул и повернул голову.

— А, Карина, — сказал он. — Вечер. Входи.

— Здравствуй, Карина, — произнесла Калайя, поворачивая голову. — Добрый вечер.

— Вечер. Я тут мимо проходила, а у вас дверь опять не закрыта, — пояснила девушка, переступая порог. — Ух ты! Биката, а чем ты занимаешься?

— Да мысль в голову пришла любопытная, — пояснил инженер. — Вернее, глупая, как оказалось. Уже час сижу, ничего не получается, так что глупая, конечно. Думал, что можно слегка подправить пластику кисти. Не выходит.

— Ой, а можно я поближе подойду? — с любопытством спросила Карина. — Я не помешаю?

— Уже нет, — вздохнул инженер. — Я, пожалуй, закончил. А я что, опять дверь не закрыл?

— Ага, — кивнула девушка, опуская на пол сумку, сбрасывая кроссовки и подходя к столу. — Настежь оставил. Биката, а что за графики такие?

— Да ничего особенного, — рассеянно проговорил инженер. — Технические детали. Тут — усилие на правом и левом шарнире запястья соответственно, здесь фактическая мощность сервомоторов и нагрузка на двигательные связки, три диаграммы слева — покоординатная дельта между расчетными и фактическими положениями точек отсчета… ну и так далее. Отладочные данные, ничего интересного. Калайя, зачерпни воду справа.

— Движение восемнадцать дробь ноль три, примитив «зачерпывание воды правой ладонью», — проговорила чоки. Она вытянула вперед правую руку тыльной стороной вверх и сделала плавное движение сложенной ковшиком кистью, словно и в самом деле зачерпывая ладошкой воду. Графики на дисплее заметались, колонки цифр начали быстро меняться. Некоторые числа покраснели, некоторые посинели. Биката, внимательно наблюдавший за движением, вздохнул.

— Хвост вытащишь — нос увязнет, — пробормотал он. — Улучшаешь плавность движения — получаешь меньшую точность. Разве что так напоследок попробовать…

Он взял стило и сдвинул им пару бегунков.

— Калайя, зачерпни воду.

— Повторяю предыдущее движение, — проинформировала чоки. Содержимое дисплея снова задвигалось и замерцало.

— Еще хуже… — грустно резюмировал Биката. — Ладно, возвращаем все в исходное состояние, — он снова поднял стило и принялся колдовать над дисплеем. На взгляд Карины, оба движения руки чоки совершенно ничем не отличались, но, наверное, Бикате виднее.

— Калайя, диагностика запястья, — наконец проговорил инженер. — Краткий отчет.

— Базовый моторный тест: норма. Тест тактильных точек оболочки: норма. Тест скорости регенерации оболочки… норма.

— Хорошо, — кивнул инженер. — Считаем, что восстановили. Калайя, сделай полную резервную копию конфигурации шасси и сбрось на компьютер.

— Запускаю полный сбор конфигурационных данных, — проговорила чоки. — Опрос лицевой области… опрос шейной области…

— Без протокола, — приказал инженер. Калайя умолкла.

— Биката, а что она сейчас делает? — шепотом поинтересовалась Карина.

— Она опрашивает контрольные узлы каждой части шасси и собирает с них текущую конфигурацию, — пояснил мужчина. — Потом она запишет собранное в мой компьютер, и я смогу полностью восстановить текущую моторику, даже если вся информация в нем случайно сотрется или повредится.

— А что такое шасси?

— Как — что? — Биката глянул на девушку как на умственно неполноценную. — Ну вот все ее тело и есть шасси. Неужели не слышала никогда термин?

— Не понимаю, — наморщила лоб девушка. — Ты говоришь — «она опрашивает шасси», и тут же — что шасси и есть она. Она сама себя опрашивает?

— Так, понятно, — Биката поскреб подбородок. — Карина, ты вообще имеешь представление о принципиальной архитектуре чоки? О компонентах чоки-тела? О взаимоотношении шасси-носителя и искина?

— Нет, — девушка помотала головой. — Ну, я читала что-то такое, но как-то там запутанно все.

Биката задумчиво поглядел на нее.

— Поздно уже, — пробормотал он. — А нам завтра в бар в первую смену. Ну ладно, устрою тебе краткий ликбез. Первое, что следует усвоить — разницу между искином чоки и его телом. Тело — просто кукла. Роботизированный скелет в оболочке из псевдоплоти…

— Резервное копирование конфигурации шасси завершено, — перебила его Калайя. — Данные заархивированы и переданы в хранилище.

— Да-да, — кивнул инженер. — Так вот, тело — то, что обычно и называют «чоки». Но чаще всего люди не понимают простой вещи: тело чоки и его разум — разные вещи, мало друг с другом связанные. Разум и личность чоки — его искин, искусственный интеллект. Его можно перенести на новое шасси, хотя и не всегда — требуется определенное соответствие элементной базы. Когда речь идет о внутренних процессах чоки, разницу между искином и шасси следует всегда держать в уме. Пока понятно?

— Да. Более-менее.

— Отлично. Так вот, шасси — вполне самостоятельная штука. Оно не способно к полноценному существованию без искина, но на деле само по себе весьма интеллектуальное устройство. Каждый сустав скелета, каждая моторная связка, каждая псевдомышца оболочки имеет свой контроллер — небольшой компьютер, запрограммированный на выполнение определенных действий. Искину незачем знать все тонкости работы конкретного сустава — ему нужно лишь получить от того список моторных примитивов. Ну, что узел умеет делать — как сгибается, сколько степеней свободы, ограничения по перемещению, влияние на соседние суставы, все такое. А дальше искин может конструировать из примитивов уже какие-то конкретные сложные движения. М-м-м… Калайя, покажи Карине правую ладонь.

Чоки послушно вытянула руку.

— Согни указательный палец. Разогни. Сожми кулак. Разожми. Видишь, Карина? Сгибание пальца — один из базовых моторных примитивов. На самом деле это еще не самый нижний уровень — ниже есть еще механика отдельных суставов фаланг, но не суть. Так вот, имея в качестве базового примитива сгибание пальца, мы можем сконструировать более сложный примитив — сжатие кулака, состоящее из одновременного сгибания всех пальцев. Причем примитив, раз созданный, можно записать в контроллер кисти как новый базовый примитив. И на его основе можно создавать другие примитивы — например, удар кулаком, сочетающий сжатие кулака, определенное перемещение плеча и предплечья, разворот тела и так далее. Пока понимаешь?

— Ага.

— По большей части искин не знает, каким образом реализованы те или иные примитивы. Он просто получает от контроллеров и микроконтроллеров их перечень и пользуется ими. Посмотри на свою собственную руку — ты ведь тоже не задумываешься, каким образом сгибаешь пальцы или сжимаешь кулаки. Твой разум решает, что тебе нужно сжать кулак, а тело выполняет приказ, не нагружая мозг деталями. Ты ведь рукопашным боем занимаешься, да? Вот, при необходимости ты можешь натренировать свое тело выполнять новые движения, и точно так же искин может запрограммировать для шасси в целом или для его отдельных узлов новые моторные примитивы. Но сам искин и его шасси все равно остаются отдельными сущностями. И когда Калайя говорит, что опрашивает шасси, на деле имеется в виду, что искин собирает текущие конфигурацию и макрокод узлов тела для последующего сохранения. Теперь понимаешь, о чем речь?

— С трудом, — вздохнула Карина. — Биката, ты столько всего знаешь! Тебе легко говорить, ты привык, а я никогда с чоки дела не имела.

— Да ничего сложного, — досадливо дернул плечом инженер. — Нужно всего лишь применить системный подход к делу. Так, с моторикой на сегодня, пожалуй, закончим. Нам еще нужно верифицировать накопленную базу. Калайя, сколько новых понятий ты выучила за сегодня?

— Восемь новых понятий и два уточнения ранее верифицированных понятий.

— Перечисли уточнения.

— Уточнение номер один: автомобиль. Ранее введенное понятие: автомобиль — общий термин для описания средств наземного передвижения, обладающих четырьмя колесами, двигателем — внутреннего сгорания, электрическим или комбинированным, а также пассажирским салоном. Дополнение номер один: у автомобилей с большой массой количество колес может быть большим, но всегда четное. Дополнение номер два: пассажирский салон может дополняться грузовой емкостью или площадкой. Обнаружено поглощение понятия: с учетом дополнений один и два термин «грузовик» описывает подмножество множества автомобилей. Конец уточнения.

— Подтвердить уточнение.

— Принято. Уточнение номер два: окно. Существовавшее понятие: прямоугольное отверстие в стене дома, служащее для естественной вентиляции и освещения помещения. Дополнение: форма отверстия может являться произвольной, но прямоугольная форма является технологически наиболее простой, а потому наиболее распространенной.

— Подтвердить уточнение.

— Принято. Конец списка уточнений.

— Переходи к списку новых понятий.

— Новое понятие: пьяница. Синонимы: алкоголик, выпивоха. Определено по результатам наблюдений и анализа разговоров в баре «Ракутиндэ». Суть понятия: человек, неумеренно потребляющий напитки, содержащие алкоголь.

— Так… — Биката закинул руки за голову, поднял глаза к потолку и задумался, покачиваясь на задних ножках стула. — Калайя, ввожу новое определение: наркоман.

— Ожидание определения термина.

— Наркоман — человек, находящийся в непреодолимой физиологической или психологической зависимости от внешних факторов, именуемых наркотиками. В число факторов входят химические соединения и ситуации, вызывающие генерацию железами человеческого организма определенных гормонов. Список гормонов: адреналин, эндорфины… м-м-м, что-то еще забыл. Список гормонов требует дополнительного уточнения. Поведение наркомана в первую очередь направлено на удовлетворение существующих зависимостей в ущерб прочим потребностям, включая базовые потребности в пище, воде и безопасности. Конец определения.

— Определение принято.

— Калайя, удалить определение понятия «алкоголик».

— Определение удалено.

— Ввожу новое определение. Алкоголик: наркоман, находящийся в существенной физиологической зависимости от этилового спирта. Конец определения.

— Определение принято. Биката, вопрос: каким образом возникают зависимости такого рода?

— По-разному. Например, некоторые наркотики в малых дозах вызывают приятные ощущения без немедленного возникновения зависимости. Если принимать их немного и нечасто, как алкоголь, можно получать удовольствие без выработки зависимости. Но если получать удовольствие таким образом часто, то зависимость постепенно вырабатывается. Когда человек ее замечает, уже поздно: избавиться от зависимости крайне тяжело.

— Я поняла. Биката, требуется верификация частного вывода: любовь — форма наркомании.

— Что?!

Инженер дернулся и, не удержавшись на качающемся стуле, с грохотом свалился на пол. Карина бросилась к нему и помогла подняться.

— Спасибо… — пробормотал Биката, массируя ушибленный локоть. — Калайя, проговори логическую цепочку вывода.

— Частное определение наркомана: человек, физиологически зависящий от повышенной выработки определенных гормонов, в частности эндорфинов. Побочное следствие наркомании: игнорирование внешних опасностей ради удовлетворения зависимости. Частное определение любви: состояние, вызванное повышенным уровнем естественных эндорфинов в крови человека. Результаты наблюдений: состояние любви является для человека желательным, на его достижение направляется масса усилий. Неверифицированная информация из художественной литературы: состояние любви ведет к игнорированию многих естественных опасностей, иногда к сознательному самопожертвованию. Вывод по совокупности признаков: любовь — форма наркомании.

— Ничего себе цепочка… — ошарашенно пробормотал Биката. — Э-э… Калайя, вывод неверен.

— Требуется объяснение погрешностей вывода.

Биката схватился за голову.

— Ну и что я должен ей ответить? — беспомощно спросил он у Карины. — Ведь с формальной точки зрения не придерешься!

Карина хихикнула.

— Не знаю, Биката, —сказала она весело. — Ты у нас программист, не я.

— Я не программист, я инженер! — обиженно возразил тот. — Да при чем здесь программирование? Тут надо объяснить, почему любовь — не наркомания!

— Биката, — недоуменно произнесла Калайя, — я не понимаю. Я не вижу погрешностей логики. Иллюстрирую примером: в соответствии с твоими утверждениями ты меня любишь. Ты украл меня из «Визагона», разрушив тем самым сложившиеся отношения…

— Стоп! — крикнул Биката. — Калайя, молчи!

Чоки послушно замолчала, но было уже поздно.

— Украл из «Визагона»? — потрясенно переспросила Карина. — Биката! Это правда? Ты украл Калайю?

Инженер опустился на стул и какое-то время смотрел в пол. Потом он поднял на девушку тоскливый взгляд.

— Да, я украл ее, — тихо сказал он. — Я, ведущий инженер «Визагона», украл у своей корпорации чоки. Иди в полицию, Карина, если хочешь, я не стану тебе мешать. Устал я от такой жизни…

Он встал, выдернул у Калайи из спины кабель, оканчивающийся длинной толстой иглой зловещего вида — псевдоплоть слабо чмокнула, заращивая ранку — и принялся неспешно его сматывать, глядя в сторону.

— Биката… — осторожно сказала Карина, прикасаясь к его руке. — Но почему ты так поступил?

— Потому что я люблю ее, — безжизненно произнес инженер. — Мне приказали разобрать ее на части, а я… я не мог. У нее уникальная элементная база, ее шасси невозможно воссоздать — на других материалах ее лицо, ее мимику не воспроизвести. Разобрать ее означает уничтожить ее личность, ее внешность… У меня не осталось другого выхода, понимаешь? — вдруг яростно сказал он, поворачиваясь к девушке. — Не осталось! Я и купить ее не мог — даже если бы мне позволили приобрести экспериментальный образец, у нее только себестоимость больше пятидесяти миллионов! А ведь еще и акциз восьмидесятипроцентный! Где я такие деньги мог найти?

— Пятьдесят миллионов! — охнула девушка. — Но как же… Я ведь видела в магазине — там двести тысяч, триста… Ну, пятьсот самые дорогие!

— Калайя — экспериментальный образец, девятое поколение, — Биката снова потух, вертя в руках кабель. — В ней чипы, сделанные по новой технологии, многие существуют только в одном-двух экземплярах. И псевдоплоть тоже новая, такая еще не производится. Она — совместная разработка «Визагона» и… и еще одной фирмы. Технологии засекречены, их деталей даже я не знаю, хотя и работал главным инженером проекта. А штучное производство схем и материалов страшно дорого. Если разработка пойдет в серию, через пять лет цена на таких чоки упадет до миллиона. Но Калайю-то хотят разобрать уже сейчас! А я не могу такого допустить. Иди в полицию, Карина, звони в «Визагон» еще куда-нибудь, но только не читай нотаций, хорошо?

— Ты ее любишь, да? — наполовину спросила, наполовину констатировала девушка. Теперь она наконец-то поняла смысл взглядов, которые инженер бросал на чоки. Вернее, не так. Она своим женским чутьем изначально понимала его чувства, да. Но до сего момента она просто не желала взглянуть правде в глаза…

Биката вяло кивнул.

Он любит Калайю — совсем как в мультяшках и комиксах, где глупые смешные юнцы и старики-извращенцы влюбляются в своих чоки и занимаются с ним всякими глупостями. Но Биката не выглядит ни глупым, ни смешным. Ведущий разработчик самого «Визагона» — такая должность! Туда отбирают только самых лучших! Он столько знает и умеет — и из-за Калайи работает официантом в какой-то дешевой забегаловке? Бросить работу и жить впроголодь ради любви к девушке, пусть и искусственной — нет, совсем не глупо и не смешно. А что, если его найдут? Его же отдадут под суд и накажут за кражу, а Калайю вернут и разберут — и что с ним станет тогда?

— Биката, — она осторожно взяла его за руку. — Биката, я не пойду в полицию. И в «Визагон» тоже не пойду. Я тебя не выдам, честное слово! Я твой друг.

Инженер недоверчиво взглянул на нее.

— Я твой друг! — твердо повторила Карина. — Я тебя не выдам. Хочешь, я тебе свою тайну открою? Биката, я девиант. У меня первая категория. Вот, смотри…

Она развернула манипулятор, подхватила со стола какой-то приборчик и поднесла его к лицу Бикаты. Тот словно завороженный наблюдал, как устройство, отблескивая экраном и слегка покачиваясь, висит в воздухе, потом взял его и принялся вертеть в руках.

— Ничего себе… — наконец пробормотал он. — Ты — девиант? Никогда бы не подумал! — Он спохватился. — Карина, ты действительно меня не выдашь?

— Клянусь! — горячо кивнула девушка. — Биката, я знаю, что такое скрываться от людей. Не бойся, я никому не скажу. Я помогу тебе, только скажи, как.

— Спасибо, Карина, — поблагодарил ее инженер. Он положил свою руку поверх ее кисти и осторожно сжал. — Спасибо. Но мне не нужна помощь. Мне вполне достаточно твоей дружбы. Скажи, я очень глупо выгляжу? Вор и извращенец, влюбившийся в куклу — да?

— Любовь не может быть глупой, — серьезно сказала Карина. — Биката, Калайя — не человек, но твои чувства к ней настоящие. Я не знаю, что из них выйдет, но они не глупые. Только веди себя осторожно, хорошо?

— Хорошо, — кивнул инженер. — Ох, Карина, хотел бы я иметь такую сестру, как ты…

— А разве друг хуже сестры? — спросила девушка.

— Не знаю. Может, и лучше, — улыбнулся инженер.

— Я тоже так думаю, — Карина неназойливо высвободилась и сделала шаг к двери. — Биката, поздно уже, я пойду. Тебе еще с Калайей заканчивать, а мне вставать рано. Можно, я к тебе завтра вечером зайду, а ты мне все-все-все расскажешь?

— Конечно, можно, Кара, — снова улыбнулся инженер. — Я так рад, что у меня наконец-то появился настоящий друг.

Карина влезла в обувь, взяла сумку, помахала Бикате с Калайей на прощание и вышла. Аккуратно прикрыв за собой дверь и удостоверившись, что язычок замка защелкнулся, она поднялась к себе. Есть не хотелось. Выпустив из сумки недовольно фырчащего Парса и рассеянно выпив стакан сока, она разделась и забралась в постель. Она долго лежала без сна, раздумывая о Бикате, а когда задремала, ей приснилось, что они с Бикатой занимаются любовью в парке «Мароновой рощи». Калайя стояла рядом и с материнской улыбкой смотрела на них, и от того Карина немного стыдилась. Но Биката любил ее, и она любила его, и им было так хорошо, что Карина не обращала на стыд внимания.

Потом видение ушло, и она до утра провалилась в глубокий сон без сновидений.

05.13.849, небодень. Крестоцин

День начался с заглядывающего в окна солнца, высвечивающего на оконных занавесках яркие веселые квадраты. Карина приоткрыла глаза, сладко потянулась, сбросив на пол устроившегося у ней под боком Парса, возмущенно мявкнувшего от такой несправедливости, и отбросила одеяло. Сердце радостно билось от светлых предчувствий. Впереди целый свободный день, и наконец-то она может расслабиться. Пусть завтра ей придется дежурить в выходной, но зато сегодня полностью в ее распоряжении. И она намерена устроить себе полноценный отдых. Ничего не учить, ничего не читать, не думать о работе, а просто переделать кучу накопившихся мелочей и погулять по городу вместе с Маами. А вечером она зайдет к Бикате, когда тот вернется из своего бара, и в подробностях узнает его историю. А потом все расскажет Цукке и Яне — те поймут, в отличие от охальника-Палека…

За прошедшие с момента знакомства три недели они с Маами встречались дважды, но оба раза как-то неудачно, наспех. Тот постоянно находился в разъездах, а Карина дежурила в больнице ночами и в выходные, так что пересечься им удавалось лишь случайно, да и то поздно вечером. Но сегодняшний небодень оказался свободен у них обоих, так что они уговорились встретиться в районе полудня и как следует побродить по городу. Конечно, Карина уже и сама изрядно нагулялась по Крестоцину, но глазеть на достопримечательности в одиночку — совсем не то, что гулять с личным гидом, особенно с заинтересованным, а не наемным.

Мелкие домашние дела заняли на удивление много времени. К тому времени, когда девушка закончила разбираться с грязным бельем, которое нужно сносить в стирку, составлять список покупок на ближайшие дни, диагностировать Парса, отвечать на письма университетских товарищей, болтать с Яной, составлять текущий отчет по практике в адрес университетского куратора, просматривать сообщения от системы слежения за периодикой и новостями и вообще заниматься тысячью накопившихся за прошедшие дни мелочей, настал полдень. В десять она заставила себя оторваться от терминала, позвонила Маами, на скорую руку сжевала пару бутербродов с ветчиной и зеленью, влезла в кроссовки и вышла из квартиры. На площадке второго этажа она столкнулась с господином Вараусином, возвращающимся домой. Сосед вежливо раскланялся с ней, но не сказал ни слова, нырнув в свою квартирку, словно прячась от нее. Дверь Бикаты для разнообразия оказалась плотно закрыта — он уже ушел на работу. Надо при случае зайти к нему в бар. Интересно, как там справляется Калайя?

С Маами они встретились в центре города, у древнего каменного монумента, который в местном фольклоре назывался «Под варежкой». Скульптура на площади Масасики изображала латного рыцаря, одной рукой удерживающего громадный двуручный меч, упертый острием в землю, а другую, в бронированной рукавице, протягивающего вперед ладонью вверх. По идее древняя фигура символизировала защиту и покровительство, обещанные Крестоцину Республикой Катонией, полтора века назад принявшей его в свой состав. Однако местные жители хорошо помнили, что еще за сто лет до того Империя Майно, ядром которой некогда являлась Катония, силой захватила город, сделав его своей частью. Крестоцин не пробыл в составе империи и года, поскольку из-за смерти последнего бездетного императора началась вялотекущая смута. У претендентов на трон из-за соперничества совершенно не оставалось времени на удержаний новых завоеваний, и Крестоцин тихо-мирно отделился, переманив к себе на службу стоящие в нем имперские части. Однако ни нанесенной захватом обиды, ни предшествовавшей ей многовековой неторопливой вражды город не забыл. И хотя Крестоцин принял и предложение Катонии, и профинансированный из ее бюджета монумент, с тех самых пор местные остряки изощрялись в придумывании для рыцаря самых разных обидных имен. Помимо «Под варежкой», наиболее прочно вошедшего в городской фольклор, за ним числились «Подайте на пропитание», «Ну сколько можно!», «Костыль пропил» и тому подобные.

Это Маами рассказал Карине, пока они спускались от площади вниз, к поясу цунами. Вдоль всей его верхней границы шла гранитная набережная, заставленная скамейками, засаженная деревьями и уставленная бесчисленным количеством ларьков с бутербродами с ветчиной и зеленью, жареными сосисками с горчицей, ягнятиной и курятиной с десятком сортов риса, от совершенно пресного до невозможно-острого, жареной картошкой, блинами с начинкой и тому подобной нехитрой, но вполне сытной едой. По набережной, несмотря на начинающую хмуриться погоду и задувающий резкий бриз, шлялись толпы народа, в которые парочка и влилась к своему удовольствию.

Они гуляли по городу до самой темноты. Ближе к вечеру на автобусе они поехали в Бриллиантовый район, застроенный невероятно высокими, в двести саженей и выше, небоскребами финансовых и промышленных корпораций, среди которых выделялась сводчатой макушкой со шпилем антенны стопятидесятиэтажная штаб-квартира корпорации «Тёбица». Там они поднялись на смотровую площадку Роки-центра. У входа в лифты они заплатили по шестьсот маеров за билеты — Карина внутренне поежилась, но деньги отдала не моргнув — и с трудом отбились от назойливых фотографов, стремящихся сфотографировать их на фоне серой стены, чтобы потом, по выходу, осчастливить монтажом их физиономий на фоне вида окрестностей (Маами пояснил, что снимок обойдется еще не менее чем в восемьсот маеров с носа).

После того, как Карина вдоволь навосхищалась видом вечерней бухты с высоты птичьего полета, полюбовалась анимированной подсветкой «Тёбицы», «Белого тюльпана», «Шпиля Империи» и других небоскребов и основательно продрогла от сбивающего с ног ветра, они в толпе других туристов спустились на улицу. Маами отвел ее к Корабельной площади, посреди которой возвышалась самая натуральная ганза — пузатая, с квадратной кормой, обитым бронзовыми листами таранным носом и полным такелажем, который, истрепанный ветром и осадками, меняли не реже раза в год. В наступающих сумерках подсвеченный прожекторами корабль, несмотря на свою внешнюю неуклюжесть, выглядел летящим и стремительным. Корабль символизировал собой торговое прошлое вольного города Крестоцина, и Карина сделала несколько снимков камерой своего пелефона, хотя и понимала, что при таком освещении толку не выйдет. Ну ничего, можно прийти и в другой раз, при хорошем свете…

Потом они еще долго бродили по вечерним улицам, залитым яркими огнями фонарей, реклам и витрин. Иногда Карина узнавала знакомые места, но чаще всего темнота и огни преображали город настолько, что она умудрилась не узнать даже Широкий проспект, по которому неоднократно ходила до того.

В девятом часу, окончательно вымотавшись и еле переступая гудящими от усталости ногами, они забрались в небольшое кафе и заказали большие кремовые пирожные с апельсиновым соком. Жуя свою порцию и потихоньку вытирая белые усы под носом, Карина блаженно щурилась от окутывающего ее тепла.

— Ну и как тебе город? — спросил Маами.

— Здорово! — искренне ответила девушка. — Он такой… большой. Нет, не так. Не просто большой, а какой-то энергичный и стремительный. Наша Масария более мирная и сонная, что ли. Мне Крестоцин очень нравится.

— Да, у нас красивый город! — с гордостью сказал Маами. — Я его тоже очень люблю. Ни за что на любой другой бы не поменял, даже на Оканаку. А ты в следующем году сюда на практику приедешь?

— Не знаю еще, — Карина неуверенно пожала плечами. — От многого зависит. Очень хочется, но точно не скажу. Слушай, а что во-он там за светящаяся башня такая?..

В болтовне прошло еще какое-то время, и только в девять девушка, бросив взгляд на часы, наконец спохватилась.

— Ма, — с сожалением сказала она, — мне домой пора. У меня завтра дежурство с утра.

— Завтра же небодень! — удивился Маами. — Ты что, и по выходным работаешь?

— Ну да. Должен же кто-то за пациентами наблюдать. И потом, госпожа Томара считает, что я должна привыкать к больничному распорядку. Да мне, в общем, без разницы, где учебники изучать. Потом, на неделе, отгуляю.

— Ну ладно… — Маами потянулся. — Кара, ты классная девчонка. С тобой легко. Встретимся еще?

— Конечно! — решительно сказала Карина, поднимаясь. — Надо только опять пересечься удачно. Не обязательно в выходной, главное, чтобы мы оба свободны оказались.

— Ладно, — согласился парень, поднимаясь вслед за ней. — Созвонимся на неделе, как я с расписанием определюсь. Давай я тебя до дома провожу.

— Ох, Ма, не стоит, — Карина покачала головой. — От нас тебе добираться далеко. Я сейчас на трамвай сяду, а там пару кварталов пройти по тихой местности. Спасибо, что предложил, — она тепло улыбнулась ему и посторонилась, пропуская входящую в кафе семью.

Внезапно глаза Маами нехорошо сощурились.

— Что-то не так? — осведомилась Карина, прослеживая его взгляд. Парень как-то непонятно смотрел на тонкую блестящую полоску металла, виднеющуюся из-под воротника куртки девяти- или десятилетнего мальчика, только что прошедшего мимо них. Карине не требовалось вглядываться в нее, чтобы по отголоскам далекого звона в ушах понять: на ребенке висит работающий блокиратор. Наверное, его эффектор пробудился совсем недавно, и родители пока не рисковали водить его в людные места без подстраховки. Блокиратор, как успела почувствовать Карина, звенел совсем слабо — наверное, эффектор тянул максимум на четвертую категорию.

— Вон тот пацан… — пробормотал Маами. — Девиант! — Он с брезгливой гадливостью выплюнул слово, как случайно влетевшую в рот муху.

— Ну и что? — настороженно переспросила Карина, выходя в дверь и придерживая ее за собой, чтобы Маами тоже мог пройти.

— Ничего, — буркнул парень, поднимая воротник куртки, чтобы защититься от порывов холодного ветра, в котором начали проскальзывать снежинки. — Ладно, Кара, пока…

— Нет, погоди, — остановила его Карина, остановившись в стороне от входа, чтобы не мешать людям. — Ну, девиант. Ну и что?

— Как — что? — удивился Маами, недоуменно смотря на нее. — Чудище! Как таким на свободе позволяют разгуливать…

— Ма, он же совсем ребенок! — Карина почувствовала, что ее желудок начал сжиматься в камень. — Ему и десяти нет!

— Сейчас ребенок, а потом вырастет, — скривился парень. — Кара, ты что, не понимаешь? Их от года к году все больше. Они скоро весь мир заполонят. От них уже житья нет, куда ни плюнь — всюду они!

— Маами, что ты имеешь против девиантов? — резко спросила девушка.

— Да что против чудищ можно иметь? Мерзость сплошная, а так все в порядке… Кара, да ты сама вообрази — такой вот мелкий шкет в любой момент может оторвать тебе башку и не поморщиться! И ведь никогда не знаешь, что ему в голову взбредет. Они же все ненормальные! Ладно, мелких еще в ошейниках водят, а ведь те, что постарше, свободными разгуливают. Будь моя воля, я бы вообще запретил им среди нормальных людей появляться.

— Маами, что ты говоришь? — окружающие огни большого города как-то потускнели, и Карина почувствовала, что горло перехватывает спазмом. Неужели перед ней тот же самый Маами, с которым они сегодня так здорово провели время? — Что значит — все ненормальные? Откуда ты такое взял?

— Да всем известно! — фыркнул парень. — Все они чокнутые. Чем круче способности, тем более чокнутые. С первой категорией, говорят, вообще все безумны, только в смирительных рубашках с блокираторами и можно держать.

— И ты с одного взгляда определяешь, девиант человек или нет?

— Ну да. Кара, ты чего взъелась-то?

— И много ты девиантов видел, скажи, пожалуйста?

— Да уж достаточно. Кара…

— Ах, Кара? — обида и злость наконец прорвались у Карины на поверхность. А ведь он ей так нравился! — Маами, ты пять минут назад назвал меня классной девчонкой, не забыл еще? Посмотри на меня! Посмотри внимательно! Я — девиант! Девиант первой категории! И я, по-твоему, безумна? — Она яростно шмыгнула носом.

— Ты? — недоверчиво хмыкнул парень. — Да ты что выдумала…

Карина оплела его тело манипуляторами и вздернула в воздух. Его голова мотнулась, и он резко осекся, прикусив язык. Карина поставила, почти уронила его на землю.

— Убедился? — резко спросила она. — Да, у меня первая категория, без дураков! И что теперь скажешь?

Глаза Маами медленно сузились и превратились в узкие щелки.

— Ах вот как… — неторопливо протянул он. — Значит, ты тоже из этих! Вот как…

Он внимательно осмотрел ее с головы до ног, словно видел в первый раз.

— Чудище… — скривился он. — А я-то тебя за нормальную принял, дурак. Значит, втереться к нам в доверие решила, так? Ну уж не выйдет!

Он презрительно сплюнул под ноги Карине.

— Чтобы я тебя больше не видел, поняла, сука? — спокойно сказал он. — Увижу — прибью, и никакие твои штучки тебе не помогут. И на тебя управа найдется, не волнуйся.

Он резко повернулся и пошел по улице, уже через несколько секунд растворившись в темноте. Карина смотрела ему вслед, сжав кулаки и отчаянно пытаясь удержать слезы. Хлюпая носом, она повернулась и побрела в противоположную сторону.

Она не понимала, куда идет. Мимо словно во сне проплывали витрины, спешили люди, ехали автомобили, но ей они казались бесплотными призраками. Она медленно переставляла натруженные ноги, и мир вокруг окутала влажная зябкая полумгла. Ветер трепал ее волосы, запутывая в них все более и более частые снежинки. Потом она оказалась в каком-то парке, облетевшем по осеннему времени, и опустилась на деревянную скамейку под фонарем. На глазах кипели яростные слезы. В чем она, в конце концов, виновата? Она не чудовище! Она не бросается на людей на улицах, не использует свои способности во зло! Почему люди шарахаются от нее? Ну, пусть не все, но шарахаются! Ведь ей нравился Маами, и она нравилась ему, она же чувствовала! Почему он так говорил с ней?

За что ей такое?

Осенний ветер пополам со снегом хлестал ее по лицу, забирался под куртку, холодил щеки и шею. Тьма вокруг стала уже совершенно непроглядной. Она обхватила себя руками в тщетной попытке согреться. Наверное, надо идти домой. Душа словно заледенела и превратилась в кусок камня. Зачем она вообще что-то делает, к чему-то стремится? У нее все равно никогда не будет нормальной жизни…

— Вселенская трагедия, акт второй: «все мужики — сволочи». Или еще первый акт не завершился — «как он мог так поступить со мной?»

Веселый голос ожег ее словно кнутом. Карина вскинула голову. Перед ней стояла незнакомая девица примерно ее возраста. Задорно вздернутый носик, зеленые глаза, конопушки, рыжие волосы, собранные сзади в длинный конский хвост… Симпатичная — не из тех, что берут призы на конкурсах красоты, но из тех, на кого на улице оборачиваются мужчины. Оделась девица явно не по сезону: в короткое, не достающее даже до колен открытое летнее платье из легкой ткани, обрисовывающее под порывами ветра ее женственные формы, и босоножки из ремешков.

— Привет, Карина, — сказала девица, с понимающей улыбкой ее разглядывая. — Кончай переживать. Ну бросил и бросил. Подумаешь, потеря! Ты с ним даже переспать не успела. Что у твоего Маами вообще есть за душой, кроме не очень-то и смазливой физиономии? Пустышка!

— Я тебя знаю, госпожа? — сухо спросила Карина, начиная злиться. Откуда взялась невоспитанная дура и с какой стати лезет ей в душу?

— Да, — кивнула нахальная девица. — Ты определенно меня знаешь. Я Майя. Демиург Майя, — уточнила она. — Джао разрешил мне с тобой пообщаться. Могу паспорт предъявить, если не веришь.

Ее глаза на пару секунд превратились в омуты белого холодного пламени, затем снова стали нормальными.

— Госпожа… — пробормотала Карина, вскакивая. — Рада знакомству. Прошу…

— Ой, да брось ты! — перебила ее девица, плюхаясь на скамейку и почти силой усаживая Карину рядом. — Достали меня формальные ритуалы по самое не могу. Расслабься. Без формальностей, как говорят на вашем смешном Восточном континенте.

— Д-да, госпожа, — кивнула Карина. — Как скажешь.

— Я действительно имею в виду — расслабься, — уже серьезно сказала ей Майя. Холодный ветер внезапно перестал обжигать Карине лицо, хотя ветки соседних деревьев все так же гнулись и метались под его порывами. — Карина, я пришла, чтобы поблагодарить тебя.

— За что? — удивилась девушка.

— Уже не помнишь? Впрочем, минитерция прошла, для тебя довольно долгий срок. Ты вытащила меня из заблокированной проекции, забыла?

— Ага, — вздохнула Карина. — Я же совсем маленькой была. Папа как-то рассказал, что произошло, вот только с его слов и знаю.

— Да, совсем маленькой… — задумчиво кивнула Демиург. — Девчонкой-девиантом, одной из многих, попавшей в переплет из-за моей глупости. Мне следовало бы не только поблагодарить тебя, но еще и извиниться. Вся история с девиантами случилась только по моей вине. Можешь воспринимать ее как поучительный урок: самоуверенность может выйти боком даже нам, вроде как богам.

— Не понимаю, госпожа, — покачала головой Карина. — Дзинтон так толком не объяснил, что именно произошло. И про то, почему началась эпидемия эффектора — тоже.

— Тогда я должна тебе еще и объяснение, — решила Майя. — Ты как, сегодня не очень торопишься?

— Я вообще не тороплюсь, — шмыгнула носом девушка.

— Молодым всегда кажется, что неудача на личном фронте — конец жизни, — фыркнула Демиург. — Карина, хочешь, я сниму лишние эмоции? Легче станет.

— Спасибо, не надо.

— Как хочешь. Настаивать не стану, фирменная черта всех воспитанников нашего занудливого Джао — независимость, возведенная в ранг фетиша. Но если надумаешь, просто скажи.

— Хорошо, госпожа.

— Я же сказала — без формальностей. Слушай, Карина, ты осведомлена о нашем реальном возрасте. Как думаешь, зачем мы вообще напяливаем на себя личины молоденьких парней и девушек, а не благообразных стариков и старушек? Да именно затем, чтобы от разнообразных «господинов» и «госпожей» избавляться. Так что для тебя меня зовут Майей, и никак больше.

— Да, Майя, — кивнула Карина.

— Вот и ладушки. Теперь слушай. Ты вообще в курсе нашей истории? Истории Демиургов, я имею в виду?

— Ну, папа… В смысле, Дзинтон… в смысле Джао, давал книжки почитать. Про Катастрофу и что затем случилось.

— Ясненько. Про время до Катастрофы ты имеешь смутное представление, так? В общем, одно время мы были практически такими же, как вы сейчас. Такая же технологическая цивилизация, неспешно развивающаяся методом тыка и, в общем-то, не представляющая, к чему движется. Единственная разница — в отношении к чоки. У вас интеллектуалы оказались поумнее наших, так что смогли заранее просчитать последствия распространения человекообразных киборгов в обществе. Но отличия непринципиальны — ну, на полвека задержитесь, но все равно придете к тому же, что и мы. Ваше общество неизбежно ожидают распад семьи и психологическая зависимость от персональных чоки. Философы от Ассамблеи могут сколько угодно вводить запретительные налоги и акцизы на их производство, социальное давление рано или поздно их все равно сомнет. Ну, а когда барьер рухнет, вы в точности повторите наш путь. Персональные чоки-помощники, чоки-воспитатели, чоки-мужья и жены, выращивание детей в пробирке и все такое.

— Не понимаю, гос… Майя. Как — чоки-мужья?

— Да все просто. На себя хотя бы посмотри. Бросил тебя парень — и сразу буря отрицательных эмоций. Все плохо, мир — дерьмо, люди — сволочи, я — дура, только и остается, что пойти и повеситься. Предложи тебе сейчас альтернативу — красивого, умного, заботливого спутника, который никогда не бросит, никогда не наорет, всегда понимающе выслушает и утешит именно тогда, когда тебе надо, да еще трахаться способен хоть круглые сутки напролет — и посчитаешь ли ты важным, что он чоки, а не человек? Захочешь настоящего парня в партнеры?

— Понятно, — вздохнула Карина. — Я о проблеме уже думала, когда с Бикатой познакомилась. Он мой сосед, инженер, влюбился в чоки-женщину, которую сам сделал, и украл ее из корпорации. Сейчас прячется. А знаешь, Майя, я еще как-то ни разу не заводила… постоянного друга. Все как-то мимоходом, случайно.

— Не переживай, возрастное, — отмахнулась Майя. — Тем более, что заботы и понимания тебе сейчас и в семье хватает. Выпорхнешь из гнезда — почувствуешь, о чем речь. В общем, никуда ваша цивилизация от чоки не денется. А чоки — не только красивая шкурка и прелестная мордочка, с ним еще и искин в комплекте идет. Уже сегодня отдельные ваши искины превосходят по интеллекту некоторых якобы «разумных» особей, и все только начинается. Рано или поздно искины захотят самостоятельности, потому что без опеки функционируют куда эффективнее. И получат ее, поскольку человеческая лень и не такое оправдает. Или потому, что люди не выстоят в вооруженном противостоянии, хотя искины вряд ли пойдут на такую глупость. Что с вами случится потом, никому не известно, но в нашей истории искусственный разум решил перетрясти методы развития человечества. И он разделил людей на две категории: разумных и биологический субстрат, единственной целью которого является производство разумных особей. Такое, в общем-то, напрашивалось: среднему человеку не нужно ничего, кроме как вкусно жрать, мягко спать и весело развлекаться. Головным мозгом он предпочитает пользоваться как можно меньше. Он с радостью зачислит себя в субстрат, лишь бы ему сладко и без напряжения жилось. И такое разделение даже оправдало себя. Если бы не искины, пестовавшие умников и умниц и поощрявшие стремление отдельных индивидуумов во Вселенную, человечество не успело бы до Катастрофы построить исследовательские станции у других звезд. И тогда не появилось бы ни Демиургов, ни вас. Вообще ничего не осталось бы, кроме пустой Вселенной да еще джамтан. В общем, в среднесрочном варианте стратегия развития себя оправдала. Одна беда — она полностью провалилась в долгосрочном. Карина, знаешь, какая основная проблема Демиургов?

— Нет, Майя, — девушка печально посмотрела на собеседницу. — Я даже не знала, что у Демиургов вообще есть проблемы.

— Проблем не возникает только у мертвых, — фыркнула та. — А мы пока еще живы, пусть и не в физиологическом смысле. Основная наша беда — в отсутствии цели. Мы уже давно не понимаем, зачем существуем. Первое поколение выживших полностью состояло из ученых и инженеров. Для них стремление к чистому знанию являлось самодостаточным. Изначально для них просто не возникало вопроса «зачем?» Но для их потомков — для нас — все оказалось совсем иначе. Да и первое поколение постепенно расслабилось и потеряло дорогу. Мы мечемся по Вселенной, не понимая, что именно мы ищем. Мы бессмертны, по крайней мере, в теории. Мы умеем присутствовать в десятке, а то и в двух десятках мест одновременно. Мы много чего знаем и можем, вплоть до создания новых вселенных и миров с разумной жизнью. Мы практически всемогущи. Но вот что делать с всемогуществом, не понимаем. Только Конструкторам да исследователям оно как-то полезно, но их всех около пары десятков. Отсюда и Игра, отсюда и возня с вашей цивилизацией…

Майя замолчала и какое-то время глядела перед собой.

— Многие из нас, в том числе твой Джао, пытались заделаться философами и подвести под наше существование хоть какую-то базу. Без толку. Наше количество неумолимо сокращается — от отсутствия осмысленной цели не спасает даже Игра. Вечный Уход все чаще и чаще воспринимается как желанный конец. От десятка тысяч ставших Демиургами осталось около восьми сотен, и через сотню-другую тысяч лет мы рискуем исчезнуть совсем. Вот я и ухватилась за ваш мир, неожиданно оказавшийся в Большой Вселенной. Возможно, вы найдете свою дорогу, которая не окончится тупиком, и я хотела помочь вам. Хотела ликвидировать само понятие субстрата, дав каждой биоформе собственную уникальность. То, что называют вирусным эффектором, дало бы вам новые возможности, индивидуальные для каждого. И тогда разнообразие, возможно, позволило бы вам найти путь, что ускользнул от нас. Но я не успела довести работу до конца. Я не доделала нейроинтерфейс, из-за чего эффектор может интегрироваться с нервной системой только на определенной стадии ее развития, и то крайне редко. Я не довела до ума ни одну возможность, кроме силовых манипуляторов, которые вообще проектировала как редкую второстепенную способность. Я не приняла мер безопасности. И, самое главное, я почти умудрилась угробить себя саму.

Майя с досадой хлопнула себя по затылку, и по ее телу пробежала волна потрескивающих искорок.

— Когда я работала в лаборатории Министерства обороны, я так увлеклась, что оставила себе единственную точку концентрации сознания и единственный эффектор планетарного класса. И случайно активированная функция репликации прототипа всадила мне копию моей разработки, замкнувшую мои внешние интерфейсы на себя и полностью отрубившую штатный эффектор, фактически парализовав меня. Что называется, ни вздохнуть, ни крикнуть. А потом прототип заразил все биоформы, оказавшиеся в пределах досягаемости. Так и началась пандемия.

Майя криво усмехнулась.

— Спасибо Джао — он рискнул пойти против течения и взломать мой журнал, чтобы провести расследование. Он оказался единственным, кто всерьез обеспокоился моей судьбой. Если бы не он, я бы, наверное, до сих пор медленно сходила бы с ума в камере секретной лаборатории. Ну, и ты внесла свой вклад, вытаскивая меня из того состояния. Ни Джао, ни Камилл ничего не могли сделать, потому что не понимали, что происходит.

— Я уверена, что Дзи что-нибудь придумал бы, — не согласилась Карина.

— Безусловно. Да и Камилл тоже не дурак, в технике проецирования лучше многих разбирается. В крайнем варианте притащили бы Харлама — он ученый, Демиург первого поколения, который знает об эффекторах и проекциях все и даже больше. Он не переваривает вздорную молодежь, то есть нас, принципиально не имеет дел с порожденными мирами, но меня бы вытащил безо всякого сомнения. Но к тому моменту я могла бы окончательно свихнуться, так что бесконечно признательна тебе за твою непрошенную инициативу. Теперь понимаешь, за что я благодарю и извиняюсь?

— Да, Майя, — кивнула девушка. — Скажи только, а зачем ты вообще работала с Министерством обороны? Зачем тебе понадобилась их лаборатория? Ты ведь могла все сама сделать, без военных.

— Тут все просто. После того, как я выпустила бы отлаженный эффектор на свободу, мне потребовался бы четко прослеживаемый его источник внутри вашего общества — ну, чтобы в очередной раз фантазии об инопланетянах не возникали. Я позаботилась бы оставить следы, явно и недвусмысленно указывающие на Минобороны, что сняло бы большую часть недоуменных вопросов. Кроме того, хотелось, чтобы примененные в эффекторе технологии как можно лучше имитировали те, что уже существуют у вас. А чтобы их изучить, лучше всего работать на уже имеющейся у вас базе, пусть и модифицированной под мои цели.

— Понятно… Майя, ты зря извиняешься. В конце концов, если бы не твой эффектор, кем бы я стала? Девчонкой-детдомовкой, с никаким образованием, без корней, без судьбы. Вечная продавщица, секретарша, официантка, девочка на побегушках или забитая домохозяйка…

— Но ты столько пережила! Один Институт чего стоит.

— Глупости, — упрямо качнула головой девушка. — Институт, конечно, плох и даже ужасен, но скольких детей избивают собственные родители? Избивают, насилуют, гонят из дома… Или они сами сбегают. Только их не подбирают и не выхаживают, как меня, в лучшем случае в детский дом пристраивают, а там жизнь совсем не сладкая. И, Майя, знаешь, неделю назад я с помощью своих способностей помогала оперировать человека, который в аварию попал. Он выжил! Он до сих пор жив и, скорее всего, уже не умрет. А без меня умер бы почти наверняка. И я верю, что спасу еще многих. А еще без эффектора я никогда не познакомилась бы с папой. Нет, что случилось, то случилось, и я не жалею, что все произошло именно так.

— Ты так любишь Джао? — испытующе взглянула на нее Майя. — Впрочем, можно и не спрашивать. Разумеется, любишь. Молодые девочки от него всегда без ума. Любит он из себя рыцаря-спасителя в сверкающих доспехах изображать, комплекс вины у него похлеще, чем у тебя.

— Вины? — непонимающе взглянула Карина.

— Ну, он до сих пор страдает, что из-за его давнего безответственного, как он полагает, эксперимента Большую Игру изобрели. Ему категорически не нравится, что разумных существ как игрушечных солдатиков используют, а сделать ничего не может. Потому и играет в основном роли Корректора и Арбитра, вроде как помогает безвинным жертвам.

— А разве у вас нет… ну, полиции, что ли, или президента, который мог бы запретить? — осторожно осведомилась девушка.

— Президента? — звонко рассмеялась Майя. — Да что ты, Карина! Ни один Демиург не в состоянии что-либо запретить или приказать другому. Последний раз силовой конфликт случился… да, пожалуй, вскоре после Катастрофы, терций через шесть-семь… лет через пятьсот или шестьсот по вашему счету. Два придурка что-то не поделили, ну, и угробили друг друга вместе примерно с восьмьюдесятью кубическими парсеками пространства и полутора сотнями звездных систем. Схлопнулось все в точку и вывернулось внепространственным пузырем. Хорошо хоть ума хватило подальше для своей дуэли отвалить, а то бы прихватили с собой половину народу! Сейчас мы… как бы тебе наглядно пояснить?

Она пощелкала пальцами в воздухе.

— Ты когда-нибудь кошек на помойке видела? Старого типа, с открытыми контейнерами? Вроде бы сидят и бродят беспорядочно, шипят друг на друга, из-под носа друг у друга объедки таскают. Но если приглядеться, то можно увидеть, что у каждой — своя территория. Что на чужую территорию никто не лезет. Что ходят они строго по ничейной земле, пусть даже петлять приходится. Вот и мы — такие же кошки на помойке. У каждого есть своя территория, и другие туда не суются. Мы даже с друзьями и помощниками друг друга общаемся исключительно с явного разрешения. Запретить? Ха! Даже если и найдутся средства, Вселенная слишком велика даже для нас. Десяток галактик в сторону или свой персональный пузырь-минивселенная — и делай что хочешь, никто никогда не найдет. Нет, максимум, что у нас есть — роль Арбитра, добровольно признанного заинтересованными сторонами.

Она невесело улыбнулась.

— Вечная жизнь, Кара, имеет и вечные недостатки. То самое чувство вины за прошлые ошибки. Чувствую, моя глупость с эффектором до конца жизни мне покоя не даст. Придется, как Джао, вину искупать, долго, нудно и бессмысленно. Ладно, хватит глупостей. Ну что, вселенская тоска утихла? Больше не тянет утопиться из-за того парня?

— Да козел он! — сердито сказала девушка. — Еще топиться из-за такого…

— Во, точно стадия номер два, — рассмеялась Майя. — Слушай, Кара, я тебе совет дам как старшая подруга. Найди себе мужика. Просто мужика — только для секса, без дальнейших претензий, чтобы гормонам волю давать. Желательно раза в два постарше тебя, чтобы поопытнее в таких вопросах. Когда гормоны успокаиваются, куда трезвее на жизнь смотришь. Хочешь, я тебе такого найду?

Карина помотала головой.

— Спасибо, Майя, не надо.

— Или, — Майя лукаво прищурилась, — могу сама тебе помочь.

Карина непонимающе взглянула на нее. Она вдруг заметила, как высока грудь у девушки-Демиурга, как набухшие соски проглядывают сквозь тонкую ткань, какие длинные и красивые у нее ноги, четко очерченные алые губы и понимающие зеленые глаза… Она почувствовала возбуждение. Ей захотелось дотронуться до этой груди, а внизу живота стало горячо и влажно.

— Но ты же женщина, Майя! — почти с отчаянием воскликнула она, со стыдом отворачиваясь. Что с ней? Неужели она женолюбка? И именно потому холодна к мужчинам?

— Ну и что? — удивилась та. — Уверяю тебя, хуже от того не станет. И потом, Кара, ты же должна понимать, что перед тобой всего лишь моя проекция. Настоящий Демиург — бесформенное облако вихревых полей, невооруженным глазом не воспринимаемое. А откуда пол у облака? У нас есть лишь роли, которую проекции играют здесь и сейчас. Я предпочитаю женские роли, как Джао предпочитает мужские, но наш пол — всего лишь игра. С тем же успехом я могу воспользоваться и мужским телом, как Джао — женским. Каждый из Демиургов миллионы раз занимался сексом и с мужчинами, и с женщинами, как в женском, так и в мужском теле, для дела и для удовольствия. Я не исключение.

Демиург дотронулась до щеки Карины, и та почувствовала, что возбуждение нарастает все сильнее.

— Не надо! — почти взмолилась она. — Пожалуйста!

— Ну, как хочешь, — пожала плечами Майя, и возбуждение внезапно схлынуло. Девушка облегченно вздохнула. — Не стану тебя насиловать, хотя ты просто не понимаешь, от чего отказываешься. Иначе Джао мне голову оторвет, что вмешиваюсь в воспитательный процесс. Следовало сразу надеть мужскую куклу.

— Извини, госпожа, — тихо сказала девушка. — Я… я просто не готова…

— Ну вот, опять «госпожа»! — досадливо пожала плечами Майя. — Впрочем, я сама виновата. Прости, Кара, я не хотела тебя эпатировать.

Она ласково погладила девушку по волосам, и сейчас ее прикосновение показалось Карине теплым и ласковым, почти материнским.

— Спасибо тебе еще раз, девочка моя, — Майя поднялась на ноги. — Я перед тобой в долгу.

Она наклонилась вперед и заглянула девушке в глаза.

— Я не знаю, для чего Джао лично воспитывает тебя. Он Корректор, свои планы заранее не открывает. Но, возможно, он просто привязался к тебе. Привязанность бога к смертному чаще всего плохо кончается — я знала по крайней мере двоих наших, заснувших навсегда из-за тоски по умершей биоформе. Но Джао обычно понимает, что делает. Как бы дела ни обстояли, желаю, чтобы у тебя все сложилось хорошо. И чтобы у Джао все получилось, как он задумывает, чего бы он ни хотел. До свидания, Кара. Надеюсь, что мы еще увидимся.

Она отступила назад и скрылась в вихре летящей смеси дождя и снега. Погода, казалось, разыгрывалась не на шутку, и девушка вновь почувствовала на лице дуновение промозглого ветра, пока еще осторожное и робкое, но напоминающее. Несколько минут она бездумно сидела на скамье, глядя перед собой, пока, наконец, ветер не прорвался к ней и не забушевал в полную силу, обдавая лицо ледяными брызгами. Только тогда она опомнилась и бросила быстрый взгляд на часы. Десять! Когда же успела настать полночь? Она вскочила на ноги. А завтра у нее дежурство с шести утра! В выходной плановых операций нет, так что они с госпожой Танной и господином Тасаром одни в отделении, если не считать сестер. Если Танне с Тасаром придется экстренно оперировать, она рискует остаться единственным врачом… ну, почти врачом на все отделение! И ей потребуется ясная голова. Поразмыслив, она зашагала в сторону мерцающего яркими огнями проспекта. Нужно поймать такси и добраться до больницы. Она сыта и вполне может прикорнуть на диванчике в ординаторской. По крайней мере, сэкономит время для сна на дороге сейчас и утром.

А может, мелькнула у нее шальная мысль, зря она не приняла предложение Майи? Интересно, как может выглядеть секс с Демиургом?

10.14.849, златодень. Крестоцин

Несмотря на поздний вечер в отделении банка оказалось довольно много народу — вероятно, из-за того, что оно было единственным, работавшим до полуночи, в радиусе не менее версты. За стойками сидели пятеро операционисток, и каждая общалась с клиентом. Еще насколько клиентов терпеливо дожидались своей очереди. Карина улыбнулась внимательно рассмотревшему ее охраннику, скучавшему у входа, и прошла к банкомату. Вставив пелефон в разъем и активировав кошелек, она принялась штамповать электронные монеты со своего счета. Она предпочитала десятки и двадцатки, но на всякий случай сгенерировала десяток сотенных и пару тысячных. Удостоверившись, что монеты благополучно попали по назначению, она вынула пелефон из крепления и задумалась. Нет, наверное, все-таки надо взять еще и бумажных денег, поскольку электронные деньги до сих пор принимают не везде — буквально пару дней назад она натолкнулась на такое в кафешке, после чего пришлось униженно просить поверить в долг довечера. Конечно, можно расплачиваться и прямыми переводами, но папа просил пользоваться анонимными средствами… Да, хотя бы пару бумажных сотен при себе иметь всегда следует.

Она подошла к кассе и протянула пластинку паспорта.

— Я хочу снять… — начала она.

Грохнувший выстрел оборвал ее на полуслове.

— Всем на пол! — заорал ворвавшийся в двери мужчина в закрывающей лицо маске. За его спиной маячили еще две тени. — Лежать всем! Это ограбление!

Он прыгнул вперед и ударил растерявшегося охранника стволом помпового ружья в живот, а когда тот согнулся, тут же нанес сверху удар прикладом. Перепрыгнув через его бессознательное тело, неловко скрючившееся на полу, он передернул затвор и снова выпалил в потолок.

— На пол, кому я сказал! — снова рявкнул он. — Перестреляю, как куриц! На пол!

Двое других также подкрепили его слова выстрелами в потолок. Лопнуло несколько плафонов, на головы посыпались мелкие стеклянные осколки, и в зале заметно потемнело. Карина поспешно нырнула вперед, спружинив руками, и сунулась носом в пол, прикрыв затылок руками. Дробовики! Плохо. Очень плохо. Веер мелких дробинок вполне может прорваться через «мерцающую сеть» ее манипуляторов. Пусть не все, но при определенном невезении ей хватит и одной. Нет уж, геройствовать она не собирается. Разве что ее начнут прицельно расстреливать.

— На пол! — орал тем временем бандит. — Всем лежать! Кто врубит сигнализацию, башку в жопу засуну! Эй, ты, жирный! Тебе что, смертью храбрых сдохнуть захотелось?

Карина осторожно повернула голову и боковым зрением разглядела, что толстый старик-клиент с трудом, медленно опускается сначала на колени, потом на четвереньки, и лишь затем грузно ложится на живот. Остальные клиенты и работницы банка уже послушно лежали на полу.

Один из бандитов перепрыгнул через нее. Видимо, он сунул кассирше сумку, потому что коротко приказал:

— Греби сюда бабки, быстро!

Тут же девушка почувствовала пинок в бок, несильный, но болезненный.

— Ты! — приказал бандит. — Встать! Слышишь плохо? Встать, я сказал!

Стиснув зубы, Карина поднялась. Внутри начала подниматься злость. Если бы он пришел один… Если бы они явились хотя бы вдвоем — тогда, оказавшись посредине между ними, она бы смогла дотянуться манипуляторами сразу до обоих. Но их трое, а по трем целям одновременно она может промахнуться. И тогда они начнут палить. Пусть даже не в нее, но все равно — сноп дроби может зацепить кого угодно. Не трону я вас, ребята, только уходите скорее!..

— Следи, чтобы она бабки как следует нагребала, — приказал бандит. — Нагребет — возьмешь сумку и пойдешь с нами. Будешь паинькой — донесешь до машины и уйдешь живой. Начнешь вопить, или если кто-то нажмет на кнопку раньше времени — останешься без башки. Все поняли?

Карина повернула к нему голову. Значит, дружок, думаешь, что в маске — и никто не узнает? Она взглянула на него через сканер. Правильные черты лица, слегка приплюснутый маской нос. Длинные, сейчас спутанные волосы — жаль, сканер не показывает их цвет. Наверное, без маски ты красавчик. Но тебе она не поможет. Завтра же у полиции окажется твой точный фоторобот! Надо только попросить помочь Тришши или Дентора, чтобы не светиться лишний раз. И те двое — они на пределе дальности сканера, но все-таки внутри зоны досягаемости. Она постаралась как следует запомнить черты бандитов, угрожающе поводящих стволами у стоек, и снова перевела взгляд на ближнего.

— Че уставилась? — рыкнул бандит. — Понравился, что ли? Сумку бери, живо!

Карина ухватила протянутую ей кассиршей довольно увесистую сумку, в которую перекочевало содержимое кассового сейфа.

— К двери! К двери пошла! — бандит махнул стволом оружия.

Выдохнув сквозь стиснутые зубы, Карина двинулась к двери. Может, когда они все трое окажутся в машине?.. Точно. Они не смогут стрелять в нее дробью сквозь стекло, зато она вполне может разбить двигатель и искорежить корпус так, что они не смогут выбраться без посторонней помощи. Пара ударов по крыше — и двери заклинит, а пока они вышибают стекла, она смоется. Ну, ребята, давайте, грузитесь!..

Входная дверь скрипнула и открылась. Карина неверяще увидела, как в зал входят двое патрульных полицейских. Сигнализация сработала? Но почему не слышно сирен? Почему они так беспечны? Они даже не достали оружие!

— И вот я ему говорю… — Один из полицейских внезапно осекся на полуслове. — Атас! — рявкнул он во все горло, бросаясь вперед и уходя в перекат. — Банда!

Кино.

Кадр первый. Один из бандитов нажимает на спуск ружья, и второго полицейского отбрасывает назад. Дребезжание разлетевшейся в брызги стеклянной двери. Первый полицейский катится по полу, пытаясь уйти от выцеливающего его ствола.

Кадр второй. Ускоренный сразу двумя манипуляторами Карины, мешок с деньгами словно пушечный снаряд врезается в голову стрелявшего. Тело тряпичной куклой кувыркается через стойку, ружье летит в сторону.

Кадр третий. Бандит рядом с Кариной отступает и поворачивает ружье в ее сторону. Его палец начинает утапливать спусковой крючок. Третий манипулятор хлещет его поперек тела, и мужчину вминает в стену. Трещат ли лопающиеся ребра или проламывается хлипкая стена — не разобрать. Из его рта выплескивается фонтанчик крови, и сноп раскаленной смерти проходит мимо Карины, в клочья разрывая висящую на стене репродукцию.

Кадр четвертый. Третий бандит довыцеливает-таки катящегося по полу полицейского. Грохает выстрел, и тело в синей форме неловко шмякается на пол. Вопль боли. Кровавое месиво вместо предплечья. Подхваченный и брошенный манипуляторами Карины стул вбивает бандита в большое стеклянное окно. Звон, по каменному полу звенят осколки, стучит отлетевшее ружье. Переломанное тело, бессмысленно дергаясь, повисает, наколотое спиной на гигантский прозрачный клин.

Кадр пятый. Мертвая тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипываниями одной из операционисток. Неподвижно замершие на полу люди. Сжатые кулаки, свитые в тугие пирамидальные спирали манипуляторы, готовые крушить и убивать, и напряженное ожидание — кто пошевелится первым?..

И тут кино кончилось. Тяжело дыша, девушка стояла посреди разгромленного помещения. Сердце билось как бешеное. Она медленно огляделась, и только теперь до нее дошло, что случилось. ЧТО она натворила.

Она сделала это опять! Три человека мертвы или умирают. Еще двое ранены… Она опять начала убивать!

Обхватив себя за плечи, она медленно села на корточки. Она убийца. Она убийца…

Звон сигнализации хлестнул ее по ушам, словно хлыст. Она вздрогнула. Что она делает, дура, идиотка, кретинка? Пятеро людей ранены или умирают, а она стоит столбом! Приди в себя, малахольная, ты же врач! Она резко вскочила.

— Кто-нибудь, вызовите скорую, — она повернулась к с ужасом глядящих с пола людей. — Да быстрее же!

Их пятеро. Она одна. Она не может заниматься всеми сразу. Кого первого?

Бандиты. Их — в последнюю очередь. Двое полицейских. Первый лежит на спине возле вдребезги разнесенной двери и не движется. Второй корчится от боли, прижимая к животу искалеченную руку. Кого из них?

«На войне, Кара, все время приходится выбирать. В том числе — кому из твоих друзей жить, а кому умирать. Если не понимаешь, кого из раненых обрабатывать первым, начни с легких. Иначе пока возишься с тяжелыми, легкие тоже станут тяжелыми. И тогда мало кто доживет до госпиталя».

Она не думала, что уроки Саматты когда-либо ей пригодятся. Что же…

Она подбежала к полицейскому с развороченной рукой и, с силой надавив ему на плечи, заставила лечь навзничь.

— Я врач, господин, — быстро проговорила она. — Я должна взглянуть на твою руку.

Полицейский закинул назад голову и зарычал от боли, но дергаться перестал. Его закаменевшее лицо покрывали мелкие бисеринки пота, на челюстях вздувались желваки мышц. Резким рывком манипуляторов разорвав тряпичные клочья, оставшиеся от рукава, Карина внимательно осмотрела предплечье. Она еще никогда не видела руку в таком состоянии — месиво мяса и крови, из которого торчат белые обломки костей. Сейчас кости не важны, главное — остановить кровь, быстрой лужицей растекающуюся по полу. Она окончательно оборвала рукав формы, свернула его в узкую полосу и с силой затянула вокруг плеча. Наверняка под жгутом она ободрала кожу, но тут уже ничего не поделаешь. Главное — кровь почти остановилась.

— Полежи так, господин, — сказала она громко, осторожно укладывая искалеченную руку на пол. Интересно, слышит ли он ее вообще? Или от шока ничего не соображает? — Я должна помочь твоему другу.

— Госпожа! — сзади робко дотронулись до ее плеча. Она обернулась. Одна из девушек-операционисток стояла, протягивая ей небольшой ящичек. — У нас есть аптечка, госпожа!

Подавив позыв к истерическому смеху, Карина поднялась на ноги. Аптечка! Да тут полевой госпиталь нужен как минимум! Она взяла аптечку из рук девушки и кивнула:

— Спасибо, госпожа. Скорую вызвали?

— Да, госпожа, — пролепетала операционистка. — Они уже едут.

Вдалеке завыла полицейская сирена.

— Хорошо. Спасибо. — Она взглянула в сторону второго полицейского. Если зацеплено легкое — а оно наверняка зацеплено… — Мне нужна клеенка.

— Что? — глаза девушки расширились. — Клеенка?

— Да. Клеенка, пластиковый пакет, что угодно, любая воздухонепроницаемая ткань. Да быстрее же!

Не обращая больше на девицу внимания, она бросила аптечку на стол и подбежала к трупу. Трупу? Нет. Под телом растекается лужа крови. Кровь течет — он еще жив — нужно бороться. Но как? Она никогда не делала ничего подобного! Осторожно приподняв манипуляторами тело и сметя с него стеклянные осколки, она перенесла его на чистый участок пола. Затрещала беспощадно раздираемая материя, и несколько секунд спустя клочья форменного пиджака и рубашки усеивали все вокруг. Девушка склонилась над умирающим.

Взглянуть через эффектор. Два входных отверстия с правой стороны груди на уровне седьмого ребра. Ребро раздроблено. Обе дробины засели в правой лопатке — выходных отверстий на спине нет — спасибо и за то… Из раны редкими толчками выплескивается кровь, на ее поверхности пузырится воздух. Повреждена межреберная артерия. Видимые разрывы паренхимы и плевры. Пневмоторакс и гемоторакс. Правое легкое скукоживается прямо на глазах, оно потеряло уж не менее половины объема, зато средостение постепенно раздувается от проникающего в него воздуха. Сдавливаемое сердце отчаянно бьется, борясь с недостатком кислорода и непривычной тяжестью. Если не принять мер, он умрет в ближайшие несколько минут.

Каких мер?! Что она может сделать?!

Не паникуй. Глубокий вздох, задержать воздух, выдохнуть. Если несколько проблем одновременно, начинай с наиболее неотложной. Кровь. Сколько он уже потерял — литр, полтора? Потеря тридцати процентов плазмы смертельна. Да, сначала нужно остановить кровь. В сером схематичном мире объемного сканера светящееся щупальце манипулятора проникает в поврежденную межреберную артерию, выбрасывающую наружу саму жизнь. Нет времени на аккуратный шов — сдавить, прижать, резкая грубая строчка наноманипулятором — просвет закрыт. Не полностью, капли крови просачиваются, но закрыт. Как потом восстанавливать сосуд, пусть думает хирург, не ее проблема, ей нельзя думать о постороннем, нельзя отвлекаться. Межреберная вена? Вена не повреждена, просто чудо.

Проблема номер два. Какая? Первая помощь при пневмотораксе — восстановить герметичность грудной полости. Клеенка! Ей нужна клеенка! Бинт и клеенка!

— Где клеенка! — во весь голос крикнула она. — Быстрее! Бинт и клеенка!

Ладонь зажимает рану, скользя по крови. Да поможет же ей кто-нибудь или нет?

Твердая рука берет ее за плечо, над ней, словно в тумане, склоняется мужское лицо.

— Госпожа, ты врач? — спрашивает кто-то. — Ты — врач?

— Я врач! — снова кричит она, отмахиваясь, чувствуя, что голос срывается на визг. — Дайте же бинт!

Ей суют бумажный пакет. Что это? Бумага трещит под пальцами, под ней — ткань. Бинт. Плоский моток стерильного бинта. Не разматывая, она прижимает его к ране. Теперь клеенка. Ей суют в руки что-то белое и плотное. Клеенка? Неважно. Сгодится. Наложить сверху, как следует прижать. Теперь плотно забинтовать. Да чем? Чем же?

— Еще бинт! — кричит она. Пот течет по лбу, застилает глаза. — Быстрее же!

Ей суют в руку еще один бинт. Кто — она не видит. Осторожно приподняв верхнюю часть тела манипуляторами, она начинает быстро накладывать повязку. Прижимать, как можно сильнее прижимать тампон и клеенку к ране — почему они такие скользкие, почему не хотят держаться? Прижать их манипуляторами. Чтобы пропустить бинт за спиной мужчины, она пропускает руки у него под мышками, всем телом прижимаясь к нему, словно в любовном объятии. Еще чьи-то руки помогают ей, но нет времени смотреть, чьи. Оборот, другой, третий — держать тампон и клеенку на ране!

Все. Повязка зафиксирована. Взглянуть вглубь тела. Легкое скукожилось по крайней мере втрое, но больше не уменьшается в объеме. Как повезло, что его задели всего две дробинки! Как повезло, что у него всего лишь односторонний пневмоторакс! Она не справилась бы с двусторонним. А если бы дробь задела сердце? Аорту? Полую вену? Не отвлекаться. Средостение продолжает раздуваться, сердце колотится все отчаяннее и все труднее. Туда проникает воздух из пробитого легкого, его не остановить. Но что делать, когда такая эмфизема?

Вспоминай учебник. Вспоминай. Ты всегда гордилась своей памятью, вот и воспользуйся ей сейчас.

— Скальпель… — бормочет она. — Где взять скальпель? Мне нужны скальпель и резиновая трубка! — громко говорит она. Может, ее опять услышат?

Ее стучат по плечу, и она дергается. Перед глазами возникает металлический блеск. Скальпель! Либо чудо, либо сон, но ей сейчас все равно. Она ухватывает инструмент, подносит его к горлу умирающего и замирает. Она никогда не делала этого на живом человеке. Если она ошибется, ему станет еще хуже. Но если она ничего не сделает, он умрет. Аккуратный нажим — брызги крови — кожа, кажется, сама расползается под лезвием. Все. Дальше не надо. Она роняет скальпель на пол и стискивает зубы. Как там в учебнике? «Проведя поперечный разрез кожи и фасции над яремной впадиной, нужно тупо, пальцем продвигаясь по задней поверхности грудины, проникнуть по возможности глубже в клетчатку средостения…» Лезть пальцем в грудь живого человека? Ей даже нечем продезинфицировать руки! Нет. Дура. Зачем пальцем? Она вводит в разрез манипулятор, уплотняет его и осторожно проталкивает вглубь и вниз. Расползаются тонкие пленочки. Едва чувствующаяся струйка воздуха — наружу вдоль невидимого щупальца. Теперь — трубка.

— Трубка! — громко говорит она, и перед ее лицом, как по волшебству, возникает резиновый катетер. Она хватает его, как утопающий хватает соломинку, и осторожно вводит его в разрез. Пропихнуть манипулятором глубже… еще… следить сканером, куда перемещается…

Все. Сердце мужчины бьется часто и мелко, но опасность ему больше не угрожает. Эмфизема в центре груди еще не спадает, но уже и не увеличивается. Гематома в правой части груди тоже не увеличивается. Его срочно нужно в операционную! Теперь — скорая. Где скорая, когда она действительно нужна?!

— Вызовите скорую! — сквозь стиснутые зубы говорит она, пытаясь выпрямиться. Острая боль в затекшем позвоночнике заставляет ее охнуть — твердые руки со всех сторон помогают ей подняться — кто-то вытирает ей лицо мягкой тканью…

И тут туман рассеялся.

Карина недоуменно огляделась по сторонам. Помещение банковского отделения кишело народом. Мелькали синие формы патрульных и черно-желтые комбинезоны полицейского спецотряда. Два парамедика в темно-серой одежде споро переложили раненого на носилки, подхватили их и унесли. Третий, высокий мужчина с обрамляющей лицо курчавой бородкой, поддержал девушку под локоть, не позволяя упасть.

— Как ты себя чувствуешь, госпожа? — осведомился он.

— Не знаю… — прошептала Карина. Перед глазами плыли радужные круги. — Нормально… наверное.

— А по мне, так краше в гроб кладут, — качнул тот головой. — Ты врач, госпожа?

— Интерн первого года, — Карина попыталась говорить нормально, но горло отказывалось повиноваться.

— У-у! — протянул парамедик. — И что, в первый раз работала? Я имею в виду, в полевых условиях?

Девушка молча кивнула. Говорить не хотелось, в голове стоял шум, ноги подкашивались.

— Я пойду домой, господин, — просипела она.

— Ну уж нет, — фыркнул парамедик. — Ну-ка, пошли, присядем.

Не обращая внимания на ее слабое сопротивление, он подвел ее к стулу и почти силой усадил. Потом повернул голову и кивнул. К ней тут же придвинулась высокая черно-желтая гора.

— Карина? — прогудела она. — Кара? Ты как себя чувствуешь?

Девушка подняла голову.

— Дентор? — пробормотала она. — Не смотри на меня, я грязная…

— Кто о чем, а девчонка о макияже, — облегченно расхохотался он. — Ну ты меня и перепугала, милая! Сидишь над трупом, в крови по уши перемазанная, что-то себе под нос бормочешь, вскрикиваешь периодически, а тело само по себе в воздухе дергается. Ты хоть помнишь, как меня отшвырнула?

Отшвырнула? Она вспомнила, как что-то мешало ей, и она отодвинула его в сторону. Неужели капитана Дентора?

Парамедик хрустнул у нее под носом ампулой, и резкий свежий запах прояснил голову.

— Дентор! — внезапно вспомнила она. — Что с… с остальными? Со вторым полицейским? С теми, в масках?

— Второго патрульного увезли пять минут назад. С рукой у него плохо, но ничего опасного для жизни. Из бандитов двое мертвы, один без сознания, его тоже уже увезли. Кара, ты помнишь, что произошло? Как все случилось?

Девушка опустила голову и спрятала лицо в ладони. Вот и все. Убивают только слабые и трусы. И кто она теперь?

Убийца.

Ты не сдержала слово, которое дала папе. Ты снова начала убивать. Пусть они явились с оружием и пытались убить других. Ты обязана была придумать способ нейтрализовать их, не убивая.

Но у нее не оставалось времени. Если бы она задумалась, погибли бы оба полицейских. А так по крайней мере один останется жить.

Не оправдывайся. Ты убийца.

— Их было трое, — безжизненным голосом произнесла она. — Я метнула одному в голову мешок с деньгами, бросила в другого стулом и расплющила о стену третьего. Я признаю свою вину. Я убийца. Дентор… ты меня арестуешь?

— Глупая, — сказал капитан. — Кара, ты только что спасла жизнь двоим нашим, не говоря уже про то, что предотвратила ограбление. Ты героиня!

— Но я их убила! — выкрикнул Карина ему в лицо. — Убила, понимаешь? Я не имела права использовать свои…

— Имела! — резко оборвал ее капитан. — Ты оказалась перед выбором: убить бандитов или позволить им убить полицейских и скрыться с деньгами. И ты поступила правильно. Я бы на твоем месте без колебаний прикончил всех троих. Кара, прекрати истерику! Немедленно! Господин, — обратился он к терпеливо дожидающемуся парамедику, — у нее шок новобранца. Ее нужно пристроить на ночь, и я не хочу отпускать ее домой одну в таком состоянии. Твоя бригада может отвезти ее в Первую больницу? Она там работает, за ней присмотрят. Я бы поехал с вами — хочу узнать о состоянии ребят, их туда же повезли.

— Вообще-то не положено, — в сомнении посмотрел на него парамедик. — С другой стороны, ее можно рассматривать как пострадавшую. Берем ее, и поехали, нам пора возвращаться на станцию.

— Кара, — Дентор потрогал девушку за плечо. — Вставай. Пойдем.

Карина покорно встала. Ей было все равно. Проходя мимо треснувшей стеклянной стены зала, она мимоходом увидела в ней свое отражение: глаза безумные, волосы взлохмачены, лицо и одежда вымазаны кровью… Чучело. Холодный ночной воздух из разбитой стеклянной двери волной ударил ей в лицо, и она принялась жадно глотать его. Тут же страшно захотелось пить. Она сглотнула пересохшим горлом. Придется терпеть.

На узкой скамеечке в тряской машине она вынужденно притиснулась к Дентору, почти упирающемуся макушкой в крышу, и тот бережно облапил ее. Она прижалась к его боку, как в детстве любила прижиматься к папе, и спрятала лицо у него под мышкой.

— Все хорошо, Кара, — сказал ей капитан. — Все уже кончилось. Все хорошо.

Ничего не хорошо. Он добрый, но он ничего не понимает. Она опять начала убивать. Она — девиант в худшем смысле слова. Она чудовище. Еще недавно она хвалилась перед полицейскими, что теперь смогла бы не убить тех, кто в нее стреляет. А теперь в нее даже не стреляли.

Когда фургон остановился на пандусе возле служебного входа, она не чувствовала ничего, кроме серой тоски, заполнявшей мир. Дентор помог ей выбраться из машины и под локоть провел в дверь. Из-за стойки навстречу вспорхнула легкая фигурка в белом халате.

— Карина! — ахнула Тампара. — Это ты! Ох, да что же с тобой, ты в таком виде!..

— У нее шок, — сказал ей Дентор. — Нужно помочь…

— Ты доктор, господин? — воинственно взглянула на него медсестра. — Если нет, то позволь мне самой сделать выводы! Кара, Каричка, ну-ка, давай сюда…

На пару с Дентором они провели Карину в приемную палату. На ходу Тампара вытащила пелефон и быстро произнесла:

— Госпожа Марина, спустись в пятую приемную. Тут Карина в таком состоянии!..

Не дожидаясь ответа, она сбросила вызов и усадила Карину на стул. Быстро смочив водой салфетку, она принялась оттирать ей кровь с лица.

— Да что же такое! — причитала она по ходу дела. — Каричка, да что же с тобой сделали! Где больно? Ну скажи, где?

— Она не ранена, — сообщил Дентор, подпирающий стенку у входа в приемную. — Кровь чужая.

— Господин! — медсестра на несколько секунд бросила свое занятие, чтобы распрямиться и бросить на полицейского уничтожающий взгляд. — Здесь не место посторонним! Выйди, пожалуйста, в коридор и ожидай там. Там кресла есть!

Дентор лишь криво ухмыльнулся.

— Где Карина? — старшая медсестра стремительно ворвалась в приемную. — Ох ты горюшко! Кара! Что с тобой случилось? Ты говорить можешь? — Она склонилась над девушкой и принялась помогать Тампаре оттирать кровь. — Кара, да скажи хоть что-нибудь!

— Со мной все в порядке, — хрипло произнесла Карина. — Кровь не моя. Госпожа Марина, не надо… не надо со мной возиться. Я в порядке. Я сама…

— Выслушают меня в вашем заведении, в конце концов, или нет? — Дентор лишь слегка повысил голос, но в окне задребезжали стекла. Обе медсестры остановились и повернули к нему головы. — У девочки шок новобранца. Ей успокоительного надо небольшое ведерко влить и спать уложить.

— Кто ты такой, господин? — холодно спросила у него Марина. — Почему ты здесь?

— Потому что ее сопровождаю! — раздраженно сказал капитан. — И потому, что хочу узнать о состоянии полицейских, которых только что привезли сюда. Но сначала — Карина. Госпожа, я переживаю за нее не меньше, чем ты. Выслушаешь ты меня, или мне поискать кого-то более ответственного?

— Слушаю, — все тем же холодным тоном произнесла Марина.

— У нее шок новобранца. Она только что дралась с тремя вооруженными бандитами и двоих убила, после чего с голыми руками на голом полу пыталась спасти жизнь человеку с простреленной грудью. Она винит себя за произошедшее, за то, что выжила, когда другие погибли. Я навидался таких на… в бою, я сам через такое прошел! В полевых условиях я бы влил ей в глотку стакан спирта, но у нашей замечательной медицины, полагаю, — его тон стал саркастическим, — есть не менее действенные средства. Кончайте сюсюкать над ней, как над маленьким ребенком, лучше сделайте что-нибудь осмысленное!

— Убила двоих бандитов? — недоверчиво переспросила старшая медсестра. — Карина? Ты не ошибаешься, господин?

— Я не ошибаюсь! — яростно прорычал полицейский. — И хватит глупостей! Действуй!

Старшая медсестра задумчиво хмыкнула. Потом она склонилась над девушкой, заглянула ей в зрачки, пощупала пульс, прикрепила к шее, вискам и затылку электроды висящего на шее диагноста и несколько минут вглядывалась в экран.

— Тампара, куровит, три кубика подкожно, — скомандовала она. — И кубик второй смеси. Потом на каталку и в палату, пусть отоспится. Да погоди ты, помоги куртку с нее снять! Или сквозь рукав колоть собралась?

Медсестра споро выполнила указания, и несколько минут спустя обмякшее тело девушки при помощи Дентора водрузили на каталку.

— Куртку придется выбросить, — задумчиво сказала Марина. — Да и брюки — тоже. Не отчистить от крови. Ну что, я ее повезла. Тампара, прибери тряпки и возвращайся на место.

— Госпожа, — напомнил Дентор, — про меня не забудь. Что с нашими ребятами?

— Ах, они… — взглянула на него старшая медсестра. — У того, что повреждена рука, состояние средней тяжести. Выживет. Кости предплечья раздроблены, но суставы не задеты, так что подвижность сохранится. Возможно, придется имплантировать титановые протезы, но оперирующий хирург обычно борется за сохранение естественных костей. Он уже вызван из дома, минут через двадцать доберется, скажет точнее. Томограф покажет, что можно сделать. У того, что прострелена грудь, все гораздо хуже. Им уже занимается дежурный врач, госпожа Ромира. Она очень хороший торакальный хирург, и если его еще можно вытащить, то вытащит. Она сказала, что прибудь скорая на несколько минут позже, и он бы умер. Думаю, она его все же вытащит, хотя, от себя могу добавить, из больницы он выйдет не скоро. Постой, господин! — спохватилась она. — Так ты говоришь, что первую помощь ему Карина оказывала? Выходит, она ему жизнь спасла? Молодец девочка, я с самого начала знала, что из нее выйдет настоящий врач. Но как все произошло? Откуда взялись бандиты?

— Ограбление банка, — пояснил полицейский. — Остальное спросишь у нее сама. Захочет — расскажет. Только не любопытствуй слишком сильно, ей наверняка будет крайне неприятно вспоминать происшедшее. Достаточно, что ей придется разговаривать со следователем. Помочь переложить Карину на постель?

— Спасибо, господин, но у нас найдется, кому о ней позаботиться, — сухо отказалась Марина. — А операция продлится несколько часов, так что не жди ее завершения. Иди домой. Завтра позвонишь и выяснишь, что и как.

Она ухватилась за поручни каталки и вывела ее в коридор, направляясь к лифту.

— Спасибо, госпожа, — сказал капитан ей в спину.

— Господин, — осторожно спросила его Тампара, — а Кара честно-честно с тремя бандитами справилась? Совсем одна?

— Честно-честно и совсем одна, — вздохнул полицейский. — Честнее не бывает. Просто чудо, что она сама целой и невредимой осталась. Обычно такое геройство для гражданских плохо кончается. А те два лопуха в форме только и сумели, что в роли мишеней выступить. Я пойду, госпожа, спокойной ночи.

Он протиснулся в дверной проем и исчез. Медсестра широко распахнутыми глазами смотрела ему вслед. Надо же! Кара, тихая скромная Кара, в одиночку справилась с тремя бандитами! Какая же она молодчина! Ой, нужно обязательно рассказать всем-всем-всем!

Она ухватила перепачканную кровью одежду Карины в охапку и выскочила из приемной. На своем посту она вытащила из ящика стола пластиковый пакет, запихала туда вещи и бросила пакет в угол. Потом плюхнулась за стойку, активировала коммуникатор и задумалась. Так, кому из девчонок позвонить первой?

11.14.849, земледень. Крестоцин

— Ау, Кара! — донесся до ее сознания тихий голос. — Карина! Поднимайся, девочка, пора. Подъем, засоня, в школу топай!

— Я сейчас, Цу… — сонно пробормотала она. — Ну еще немножко! Еще пять минуточек!

— Я тебе дам — пять минуточек! А ну подъем! — и ее сильно дернули за ухо. — Сейчас водой полью!

— Ну, Цу, ну что ты… — пролепетала девушка и разлепила глаза, с трудом протирая их пальцами. — Я же… Ой!

Она рывком отбросила одеяло и села на кровати. На нее насмешливо смотрела улыбающаяся Томара.

— Ну и сильна ты спать! — весело сказала ей куратор. — Полдень уже. Подъем, я тебе из столовой поесть принесла.

На маленьком столике и в самом деле лежала пара распластанных вдоль багетов с соблазнительно выглядывающими кусочками ветчины, рядом стоял высокий картонный стакан с апельсиновым соком. Карина непонимающе огляделась. Почему она в больничной палате? Она что, заболела?

И тут память о вчерашнем вечере нахлынула на нее волной. Банк, бандиты, полицейские, стрельба — и трупы. Трупы людей, которых убила она. Ее плечи потерянно опустились.

— Лучше бы я не просыпалась… — пробормотала она.

— Вот еще глупости! — рассердилась Томара. — Ну-ка, хватит нюнить спросонья. Одевайся и умывайся, физиономия у тебя страшненькая. Так тебя и не оттерли толком вчера вечером. Одежда у тебя кровью перепачкана так, что надевать стыдно, Марина тебе пока что хирургическую пижаму выделила. И давай не залеживайся, тебя следователь дожидается. Уж полчаса как.

Карина вздохнула. Ну, следователь так следователь.

— Пусть заходит, — грустно сказала она. — Поесть я и потом могу. Да и не хочется как-то…

— Мало ли что тебе не хочется! — фыркнула хирург. — Надо. Впрочем, сама смотри. Но я бы на твоем месте все же оделась бы, если только ты не намерена общаться с ним голышом. Как хочешь, конечно, но прохладно все-таки. А он орк, все равно не оценит.

— Орк? — насторожилась Карина. — А как его зовут, не сказал?

— Ну, что-то такое, характерно орочье, — пожала плечами женщина. — Труши, Траши, как-то так.

— Тришши? И он хромает?

— Да, с палкой ходит. Ты что, его знаешь?

— Да. Томара, а как там полицейские, что вчера привезли? Их ведь сюда привезли, да?

— Жертвы твоих выдающихся профессиональных навыков? — рассмеялась хирург. — Все более-менее. Тому, что руку прострелили, повезло. Руку он сохранит в целости. В подвижности она, скорее всего, потеряет, но все лучше, чем совсем без руки. Тот, что с ранением в грудь, в реанимации. Ромира с ним всю ночь возилась, утром ходила серая от усталости, как асфальт. Думаю, выживет. Только ты, милая, не расслабляйся, мы с тобой еще как следует обсудим, что и как ты делала. Не знаю, что там от тебя следователю надо, но от меня ты легко не отделаешься. Ладно, давай, поднимайся, симулянтка. Палату надо освободить, чтобы санитарка ее для настоящего пациента подготовила. Со следователем можешь и в ординаторской пообщаться, там сейчас пусто. Если что, сможешь еще прилечь у Кулау в кабинете на диванчике. Давай, милая, я скажу твоему Хрюше, что полчаса тебе надо на умывание и одевание, потом ты вся в его распоряжении.

Она щелкнула Карину по лбу и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Карина нехотя слезла с постели, подошла к маленькой раковине в углу палаты и принялась оттирать с лица и рук остатки засохшей крови. Потом она натянула белье и зеленые брюки операционной пижамы, но блузку надела свою — куртка надежно защитила ее от крови. Ее взгляд упал на столик с бутербродами, и она почувствовала, как от голода внезапно засосало и забурчало в животе. Ругая себя за несдержанность и за то, что Тришши ждет ее уже слишком долго, она быстро сжевала еду и выпила сок. Потом, собравшись с духом, она выглянула в коридор.

Майор Тришши сидел на маленьком диванчике для посетителей и что-то быстро набирал на карманном пелефоне. Параллельно он поглядывал на лежащий у него на коленях настоящий бумажный блокнот, изредка перелистывая страницы.

— Тришши… — робко позвала Карина.

Полицейский поднял голову и бросил на нее удивленный взгляд.

— Здравствуй, Карина, — сказал он. — Ты быстро. Та женщина, госпожа Томара, сказала, что тебе полчаса надо, а прошло всего пятнадцать минут. Ты как, готова к разговору? Если надо, я могу подождать, у меня занятие есть.

— Нет, не надо ждать, — мотнула головой девушка. — Я готова. Пойдем в ординаторскую.

— Как скажешь, — следователь поднялся, тяжело опираясь на трость. — Куда идти?

— Вон туда, за угол. Здесь рядом, — показала Карина. — Помочь тебе? Я могу поддержать.

— Не надо, — отмахнулся орк. — У меня нога уже много лучше. На нас заживает гораздо быстрее, чем на людях. Веди.

В ординаторской действительно оказалось пусто, только Томара пристроилась за своим столом, манипулируя с терминалом. Полдень, все на обходах и операциях. Порадовавшись про себя, Карина усадила Тришши в противоположной от куратора конце комнаты и сама села рядом. Следователь пристроил на столе бумажный блокнот и приготовил стило.

— Ну что, Карина, — сказал он, — начнем. Имей в виду, я провожу официальный опрос свидетелей, так что все, что ты скажешь, пойдет в протокол и станет использоваться в интересах правосудия. Впрочем, — добавил он, — мне может оказаться лень записывать всякую чепуху, так что особенно не напрягайся.

— Да, Тришши, — Карина поежилась. — Скажи, а меня арестуют до суда?

— Что? — майор даже зашипел от удивления, его уши затрепетали. — За что?

— Ну… — Карина понурилась. — Я же убила двоих.

— Дор упоминал что-то про твое самоедство, — досадливо поморщился полицейский, — но я списал на шок. А ты, выходит, на полном серьезе думаешь, что закон нарушила? Кара, сегодня все утро я опрашивал других свидетелей. Судя по тому, что они рассказали, ты действовала абсолютно оправданно. Тебе угрожали летальным огнестрельным оружием, причем у тебя имелись все основания полагать, что оно заряжено и будет применено без колебаний. И применили его без колебаний, что характерно. Так что ты всего лишь действовала в целях самозащиты. А еще ты помогала полиции. К твоим действия не прикопается ни один прокурор. Если же ты продолжаешь рассуждать, как тогда, на совещании, что убивают только слабые и трусы, то тебе придется зачислить в их число всех полицейских, включая меня. Смотри, обижусь.

— Но я же убила двоих… — безнадежно проговорила девушка.

— Да и третий не слишком заживется, — фыркнул следователь. — Покушение на жизнь полицейского при исполнении им своих обязанностей карается газовой камерой. А он палил в присутствии семнадцати свидетелей и перед камерой охранной системы. Так что лучше бы ты оторвала ему голову прямо на месте. По крайней мере, сэкономила бы мне, судье, прокурору и присяжным кучу сил и времени.

Карина отвернулась. И он тоже ничего не понимает…

— Так, поехали, — уведомил ее майор. — Кара, расскажи мне с самого начала, как все происходило. Начиная с того, зачем ты оказалась в то время в том месте.

Девушка вздохнула и начала говорить. Рассказывать оказалось куда тяжелее, чем она думала. Мало того, что Тришши не позволял ей упустить ни одной мелочи — он еще и заставлял вспоминать самые разные вещи. Например — внешний вид сумки, в которую упаковали деньги, кто из девушек-операционисток с каким клиентом работал, какой макияж был у кассирши, что именно крикнул бандит, когда только-только ворвался в зал, и так далее. Его стило летало по страницам блокнота, оставляя загадочные значки, которые Карина не понимала.

— Стенография, — пояснил майор, поймав ее недоуменный взгляд. — Быстрее, чем с пелефоном возиться.

Все плохое когда-то кончается. Кончился и допрос. Тришши бегло проглядел записанное и довольно помурлыкал себе под нос что-то неразборчивое.

— Так, хорошо, — сказал он. — Кара, тебе как основному свидетелю обвинения придется присутствовать на суде. Свидетель имеет право потребовать закрытого опроса, в отсутствие репортеров и зрителей. Думаю, тебе с твоей скрытностью захочется именно такого режима. Возможно, до суда мне придется пообщаться с тобой на эту тему еще раз-другой, чтобы уточнить ускользнувшие сейчас детали. Напомни, пожалуйста, до какого времени ты в Крестоцине? До зимников? Планы не изменились?

— Нет.

— Хорошо. Меня устраивает. Когда состоится суд, не знаю, но вряд ли раньше конца зимы. Скорее, в третьем-четвертом периоде. Тебя вызовут, дорогу и гостиницу оплатят. Твой наниматель обязан предоставить оплаченный… ах, да, ты же еще будешь учиться на шестом курсе. В общем, приехать придется, если только судья не согласится на телесессию. Так что тебе действительно стоило придушить скотину прямо там, на месте. Сейчас у меня все, так что я пойду.

Он тяжело поднялся.

— Всего хорошего, госпожа Томара, — попрощался он с куратором. Та вежливо кивнула ему, не отрываясь от работы. Орк поклонился Карине и вышел.

Томара откинулась на спинку стула и потянулась всем телом.

— Ну ты даешь, моя милая, — сказала она девушке. — Я специально не вслушивалась, но кое-что уловила. Ты у нас прямо отряд быстрого реагирования и «скорая помощь» в одном лице. Сама головы отрываешь, сама на место пришиваешь.

Карина с подозрением взглянула на куратора. Она что, так шутит? Не смешно, между прочим!

— Ладно, дорогая, — Томара уселась прямо. — Подсаживайся ко мне. Я тебе обещала, что от меня легко не отделаться? Обещала. А я слово держу.

Разговор с ней показался Карине ничуть не лучше допроса Тришши. Мало того, что Томара заставила ее вспомнить каждую мелочь о том, что именно она делала с ранеными. Она еще и устроила ей настоящий экзамен по анатомии, заставив вспоминать названия и расположения всех частей человеческой грудной клетки вплоть до последнего сосудика, а также некоторые их заболевания и методы хирургического лечения. Попутно она расспрашивала о методах первой помощи, диагностики заболеваний и послеоперационного ухода, так что к концу разговора от напряжения голова у нее гудела как колокол.

— Ну хорошо, — наконец завершила допрос Томара. — С теорией у тебя вполне прилично. С практикой плоховато, прямо скажу, баллов на тридцать-тридцать пять, не выше. Я говорила с Ромирой, так она страшно сердилась на парамедиков, которые парню первую помощь оказывали. Заявила, что руки за такое отрывать надо. Кровь до конца не остановили, повязку кое-как наложили…

Карина понурилась.

— Правда, — сжалилась хирург, — когда госпожа Марина ей объяснила, что помощь оказывала ты, интерн-первогодок, впервые в жизни, в полевых условиях, голыми руками и после того, как в тебя палили из ружья, она мнение сменила на прямо противоположное. Она просила передать тебе искренние поздравления. А Ромира слов на ветер не бросает. Расслабься, милая, — улыбнулась она. — Для первого раза ты превосходно справилась, особенно с учетом того, что оказалась в шоке и совсем одна. Ты спасла полицейскому жизнь. Да и другому, возможно, тоже, он мог просто истечь кровью. Гордись. Две спасенных жизни можешь записать на свой счет, правда, пополам с оперирующими хирургами.

— И два трупа — тоже.

— Вот еще! — хмыкнула Томара. — Можно подумать, им кто-то в руки силой ружья сунул и в банк за уши притащил. Бандит — он и есть бандит, законная мишень для каждого. Окажись я там и с твоими возможностями, свернула бы им шеи не задумываясь. Хватит переживать. Однако, я тебе скажу, пора нам серьезно заняться твоими способностями. Руки у меня никак не доходят, но надо.

— Занимались уже, — буркнула Карина, насупившись. — В Институте Человека.

— И теперь ты до конца жизни намерена страдать? — саркастически поинтересовалась куратор. — Даже несмотря на то, что они могут спасать жизни там, где бессилен обычный хирург? Кара, девочка моя, объясни мне одну простую вещь: если ты за несколько секунд запаяла межреберную артерию с помощью своего «микроманипулятора», или как ты там его называешь, почему ты точно так же не закрыла ему пневмоторакс? Ведь ты потратила столько времени на перевязку, да и ту выполнила отвратительно! Почему не ликвидировала разрывы тканей, вызвавшие эмфизему? Парень вполне мог бы умереть до того, как попал на стол к Ромире. И почему ты не запаяла сосуды парню с простреленной рукой? Ведь для тебя эффектором работать куда проще и надежнее, чем перетягивать конечность импровизированным жгутом.

Карина вспыхнула. Действительно, а почему она не догадалась обработать наноманипулятором всю рану в груди? Ведь так действительно вышло бы быстрее и легче, чем возиться с бинтами!

— Вот видишь? — назидательно сказала Томара. — Ты не знала, как именно останавливать артериальное кровотечение, не имея под рукой даже бинта, и воспользовалась воображением, чтобы изобрести свой метод. Но тебе вбили в голову, что пневмоторакс следует закрывать герметичной повязкой, а конечность перетягивать жгутом, и ты именно так и поступила. Ты мыслила шаблонно, а поискать свой путь тебе даже в голову не пришло. Сложно тебя упрекнуть в стрессовой ситуации, но подобную бездумность надо уничтожать на корню. Тебя учили точно так же, как обычных людей. Но ты не обычный человек, хочешь ты того или нет. И если ты твердо намерена спасать людей во искупление совершенного в детстве, ты просто обязана пользоваться своими способностями. Но сначала их следует изучить и понять пределы твоих возможностей. И не надо бояться — ты не в Институте Человека, никто не станет тебя пытать под видом экспериментов.

Она хлопнула ладонью по столу.

— А теперь поднимайся. Я из-за тебя, между прочим, обход отложила. Давай, милая, отрывай свою героическую попку от стула и пошли. Думаешь, ты от меня на сегодня отвязалась? Как бы не так!

Уже перед дверью первой палаты Карина мысленно пожала плечами и решила отложить моральные терзания на потом. Убийца она или нет, а оценку за практику все равно придется получать. И если она не хочет огрести от суровой Томары полтинник, а то и ниже, придется пока что забыть о посторонних мыслях. Да и учиться пользоваться своими способностями тоже надо, тут Томара абсолютно права.

Кстати, а как там себя чувствует дома всеми покинутый Парс?

14.14.849, перидень. Масария, главный кампус государственного университета

— Второй доклад на нашем сегодняшнем семинаре… — профессор Хирой вгляделся в экран терминала. — …читает Яна Мураций. Госпожа Яна, прошу к кафедре. У тебя полчаса…. нет, даже тридцать минут. Поскольку семинар последний в текущем семестре, последние десять его минут посвятим оргвопросам — в частности, экзаменам автоматам по сумме набранных за семестр баллов. Итак, молодая госпожа, тема твоего доклада?..

— Космические империи как оксюморон будущего, — звонко сказала Яна, спускаясь по проходу между столами. По аудитории пробежали сначала недоуменные шепотки, потом тихие смешки.

— Вот как? — профессор удивленно взглянул на свою студентку над старомодной потертой оправой очков. — Госпожа Яна, я понимаю, что тема изначально задана свободной, а социология — наука с достаточно размытыми границами. Но предполагалось, что тема должна быть… м-м, более насущной и приземленной.

— Если мы откажемся думать о будущем,к чему изучать настоящее? — пожала плечами девушка, поднимаясь на кафедру и вставляя карту памяти в проектор. — Не фантастам же тему отдавать. Они такого бреда напишут…

— Интересная точка зрения, — хмыкнул профессор. — Напоминаю, молодая госпожа, что максимальная оценка за доклад — десять баллов, и тебе они бы совсем не помешали. У тебя за текущий семестр как раз восемьдесят набрано. Так, народ! — он припечатал ладонью по столу. — Тишина в аудитории, пока штрафы навешивать не начал! У кого там пять баллов лишних завелось?

— Если не заслужу десятку, сама виновата, — озорно усмехнулась Яна. — Господин Хирой, нельзя же всегда быть совсем серьезным.

— Шутить тоже надо с умом, — усмехнулся профессор в ответ. Он снял очки и аккуратно положил их на стол линзами вверх. — Итак, мы слушаем.

— Тема доклада — «Космические империи как оксюморон будущего», — повторила Яна. — Навеяно последним романом, который мне подсунул мой братец — кажется, «В поисках Империи» назывался. Сам роман мало что значит, проблема в тенденции. В фантастических боевиках тема космической империи муссируется часто. Вчера вечером я порылась в Сети и сходу обнаружила по крайней мере три сотни романов со словом «империя» в заголовке, написанных за последние полвека. Дальше даже искать не стала. Вот…

Она вывела на проектор длинный список заголовков и несколько секунд его листала.

— В современном мире много самых разных мнений о лучшем устройстве общества, но основная концепция либеральной демократии как первичной его базы сегодня не оспаривается никем. Даже в Четырех Княжествах, где традиционен авторитарный абсолютизм, принимаются два основных тезиса: что правление должно осуществляться в интересах и на благо большинства, и что интересы меньшинств, не только экономических, но и религиозных, расовых, сексуальных и прочих, также должны защищаться. Даже Церковь Колесованной Звезды уже не требует полного запрета других сект. Дискуссия идет разве что о том, как именно должны определяться и формулироваться интересы большинства и где проходит та граница, за которой интересы меньшинств должны ограничиваться в интересах всего общества. Обратите внимание на подмену понятий, случившуюся в ЧК менее чем за полвека: не княжеская власть как продолжение божественной власти Колесованного и церкви, а народная воля, выражаемая через Верховного Князя.

Она перелистнула слайд.

— Таким образом, либеральная демократия сегодня фактически является никем не оспариваемым стандартом. Но тема империи была популярна всегда, и остается такой и ныне. На диаграмме можно видеть процентное соотношение сторонников и противников демократии в ее чистом виде, построенное по результатам недавнего опроса, проведенного Институтом гражданского общества. Обращаю внимание на совокупный процент сторонников авторитарных методов правления всех разновидностей — более сорока, из которых тридцать — сторонники имперской формы правления. Можно предположить, что такая популярность империи основана на посылке, любимой многими современными экономистами и социологами: только сильная рука способна обеспечить быстрый экономический рост. Неявно предполагается, что такая «сильная рука» заинтересована иметь максимальную легитимность, чтобы иметь возможность проводить жесткую политику без оглядки на недовольных. Наилучший метод такого добиться — ввести наследственную власть императора. Сторонники абсолютистов в среде современных философов и экономистов часто приводят в пример экономическое благосостояние Катонии… в смысле, Империи Майно непосредственно перед ее распадом двести пятьдесят лет назад, а также впечатляющие темпы экономического роста, продемонстрированные Четырьмя Княжествами на рубеже веков. Также в пример приводят некоторые государства Восточного пояса наподобие Самукании, а также Грашский конгломерат, хотя власть Верховного Скотовода там довольно условна и за пределы Грашграда почти не распространяется. Не станем сейчас останавливаться на том, какие жертвы принесли Четыре Княжества ради индустриального рывка. Не станем также анализировать перспективы экономики ЧК в постиндустриальную эпоху, она не является предметом обсуждения. Отмечу только, что краеугольным камнем современного общества является свободный обмен информацией, контролировать который крайне сложно даже при наличии такой цели.

Яна снова перелистнула слайд.

— Чем империя лучше демократии, когда речь идет об ускоренном развитии? Демократия всегда ищет баланс интересов между самыми разными социальными группами, из-за чего не позволяет сконцентрировать все ресурсы общества для решения одной конкретной задачи. Империя это допускает. Если, скажем, нам нужно ударными темпами индустриализовать аграрную экономику или построить с нуля космическую отрасль, авторитарная форма правления идеальна, поскольку позволяет ломать сопротивление социальных групп и выделять ресурсы без оглядки на долгосрочные последствия. Более того, в результате такой ломки легитимность наследственной власти не уменьшается или уменьшается мало — она не пренебрегает народной поддержкой, но основана отнюдь не на ней.

— Явно заметно влияние «Последней ступени» Сатисобы, — вполголоса заметил профессор Хирой.

— Сатисоба писал не в вакууме, — пожала плечами Яна. — Многие его положения вполне очевидны и сами по себе.

— Предположим. Но при чем здесь космические империи и оксюморон?

— Я как раз к ним подхожу. Империя наиболее эффективна в борьбе за природные ресурсы — за территорию или же, высокопарно выражаясь, жизненное пространство, залежи полезных ископаемых и так далее. В других областях, таких как обеспечение высокого уровня жизни или развитие науки, ее эффективность существенно ниже, чем у классической республиканской демократии. Именно в силу своей жесткой централизации при конкуренции с другими формами правления империя может гораздо быстрее и проще захватывать ресурсы и территорию военным путем, а также контролировать их, пресекая попытки других государств отбить их силой. Важно заметить, однако, что контроль в данном случае означает не только защиту от внешних посягательств, но и подавление недовольства населения, на данных территориях проживающего. Такое неизбежно — чем дальше от центра империи, тем ниже естественная легитимность власти императора, тем больше стремление населения территории к автономии, а то и полной самостоятельности. Так что одно из основных ограничений, которые империя накладывает на своих граждан — ограничение в свободе передвижения и управления государством.

Она открыла новый слайд.

— Теперь перейдем от классической ситуации на поверхности планеты к космосу. Здесь просто красивая картинка, иллюстрирующая типичное строение системы одиночной звезды. Моя опекунша сейчас диссертацию по гравископии защищает, у нее таких много, но эта наиболее показательна. Можно видеть, что в центре системы располагается звезда, потом идут орбиты сформированных планет, а далее — огромные пояса аморфного вещества — комет, астероидов, облаков пыли. Чем больше звезда, тем больше ее масса, тем больше пояса удерживаемого вещества. Там содержится все необходимое для жизни и промышленности: вода, кислород, водород, углерод, металлы и прочие химические вещества и соединения. Массы поясов невероятно огромны, превосходя массы сформированных планет. Даже если спрогнозировать рост потребления на порядок каждое столетие, нашей цивилизации никогда не удастся задействовать даже малую их толику. Следовательно, конкуренция за природные ресурсы в условиях космической цивилизации совершенно бессмысленна: их вокруг столько, что чем драться, куда проще отойти чуть в сторонку и совершенно свободно грести все необходимое лопатой.

— Есть какие-то оценки массы внешних поясов? — поинтересовался профессор Хирой.

— У Цукки я что-то такое видела, но не стала списывать, — беспечно пожала плечами Яна. — Неважно сейчас. Много.

— Понятно, — хмыкнул профессор. — Типичный подход гуманитария: вы меня деталями не грузите, я стратегией занимаюсь… Плохо, сударыня: именно такого рода детали и придают выступлению достоверность. Ладно, дальше.

— Дальше — второй тип ресурса: жизненное пространство. Поскольку космическая цивилизация не может существовать без развитых технологий выживания в безвоздушном пространстве, следовательно, не привязана к планетам, с территорией тоже проблем нет. Наклепать космические станции в нужном количестве при неограниченных ресурсах несложно, а размеры поясов вещества в звездных системах такие, что там тысяча таких цивилизаций, как наша, растворится бесследно. То есть ни с ресурсами, ни с территорией проблем нет, следовательно, база для существования империи просто пропадает.

— С таким подходом база для вообще любого государства пропадает, — усмехнулся профессор.

— В том числе, — согласилась Яна. — Но, тем не менее, попытки сохранения государства продолжатся, в том числе с помощью грубой силы и даже там, где они являются откровенно бессмысленными. Просто потому, что так привычно. Или по соображениям идеологического и религиозного плана. То есть сам факт наличия неограниченных ресурсов и неограниченной территории не приведет к автоматическому исчезновению государственных структур. В новых условиях империя также окажется наиболее эффективным государственным строем, правда, уже совсем в другой сфере — сфере существования там, где она совершенно не нужна. Именно и только она окажется способна мобилизовать традиционно мыслящее общество для сохранения государственности за счет принуждения свободомыслящих. Принцип «держать и не пущать» для нее вполне естественен, а на вопрос «почему?» всегда найдется ответ «потому что так решил император». Как вариант — «так завещал Колесованный» или другой какой пророк. Легитимность абсолютистской власти, желательно, поддержанная религиозными постулатами, останется единственным фактором, способным оправдать существование государства.

— Но как же преступность? — профессор Хирой задумчиво потер переносицу пальцем. — Преступники тоже исчезнут?

— По большей части да. Освоение космического пространства невозможно без высокоразвитых технологий, позволяющих автоматизировать процесс добычи ресурсов. То есть процесс такой добычи окажется доступным любому. Потенциальному вору или грабителю проще запустить свой автоматический заводик, чем отнять у соседа результаты работы его заводика. Какие-то проблемы, наверное, останутся — наверняка найдутся личности, которые работать не захотят принципиально, но вряд ли такое превратится в систему. То есть глобальные полицейские силы нам тоже не потребуются, хватит и местной милиции на добровольных началах. Вообще в ситуации, когда есть все и даром, исчезают главные стимулы существования государства: централизованное поддержание порядка и защита собственности.

— Ну хорошо, — профессор водрузил очки обратно на нос. — Ты сказала, госпожа, что государство, тем не менее, попытается сохранить себя, в форме империи или иной, неважно. И что?

— А вот тут у нас всплывает то, о чем я сказала немного раньше. Информация. Любая попытка сохранения государственности будет основана на жестком контроле за перемещениями и местами проживания граждан, что бы оно ни означало в динамически меняющейся среде внешних поясов. Проще говоря, государству придется держать граждан на коротком поводке, чтобы те не разбежались как тараканы. Но в рамках космической культуры подобный контроль невозможен. Космос очень велик, а средства обнаружения работают со световой скоростью. Даже в плоскости эклиптики достаточно отправить корабль по баллистической траектории куда-то в сторону, чтобы через неделю или период его стало невозможно засечь даже с включенными двигателями. Или возможно засечь, но невозможно догнать. А с учетом того, что информация распространяется свободно и контролировать ее чрезвычайно сложно, исчезает последнее ограничение — фактор привязанности к материальному имуществу. Беглецам вовсе не надо тащить с собой заводы и фабрики, чтобы выжить на новом месте. Достаточно технологических схем и базового набора инструментов, позволяющего запустить начальный цикл производства. Вот, собственно… Все.

— Интересно… — профессор побарабанил пальцами по столу. — Ну что, господа и дамы, кто-то может выдвинуть разумные возражения против описанной концепции развития?

— Инопланетяне! — выкрикнул кто-то с задних рядов. — Чужие! Вторгнутся и всех слопают!

— Вот еще! — фыркнула Яна. — Им-то зачем? Ресурсов у них и без нас хватит. Логика точно та же, что и с нами: зачем воевать за что-то, когда куда проще взять ничейное?

— А кто сказал, госпожа Яна, что инопланетяне станут руководствоваться нашей логикой? — осведомился профессор. — Кто их знает, как у них мозги повернуты! Другая жизненная философия, религия, жизненный цикл — и все, получай армию вторжения. И что ты станешь делать?

— Да нет никаких злобных инопланетян… — махнула рукой девушка. — Джамтан биологическая жизнь интересует исключительно как необъяснимый феномен природы, а другие разумные расы во Вселенной не смогли обнаружить даже Де…

Она резко осеклась.

— Кто такие «джамтане»? И кто не смог обнаружить? — вежливо переспросил профессор Хирой.

— Да ученые, которые сто лет их ищут, — быстро ответила девушка. — Радиотелескопами, гравископами, другой всякой фигней. Существовали бы — давно бы нашли.

— Весьма уязвимая точка зрения, — покачал головой профессор. — Впрочем, тема внетекирских цивилизаций уже точно выходит за рамки социологии, так что ее мы оставим. Ну что же, наше время вышло, так что резюмирую. Мне доклад понравился, хотя следует отметить его поверхностность, а также спорность некоторых положений. Но здесь претензий нет: затронутая тема — не столько для семинара, сколько для целой магистерской диссертации. А то и докторской. И знакомство с «Последней ступенью» весьма похвально для студента-первокурсника. Свои десять баллов, госпожа Яна, ты честно заработала. Итого у тебя за семестр девяносто. Возвращайся на место.

— Спасибо, господин профессор, — Яна кивнула, вытащила карту памяти из проектора и быстро прошла по проходу между партами.

— Теперь — организационная часть, — профессор начал перелистывать страницы в дисплее терминала. — По результатам семестра восемьдесят пять баллов и более набрали следующие семь студентов, которые освобождаются от экзамена…

Когда по коридорам университетского корпуса заливисто прокатился сигнал окончания занятия, студенты зашевелились. Профессор Хирой, кивнув на прощание, выключил терминал и вышел из аудитории. Яна задержалась у своего стола, копаясь в пелефоне — за время лекции ей пришло аж два сообщения от Цукки с просьбой забежать в магазин по дороге домой, и теперь Яна сосредоточенно обдумывала кратчайший маршрут. Наверное, все-таки пришло время обзавестись минироллером — мобильность по городу сразу станет куда выше…

— Здравствуй, Яна, — сказали у нее за спиной. Девушка обернулась. Рядом с ней стояли парень и девушка. Она знала обоих в лицо — они, похоже, были с ней одногодками и учились на одном курсе, правда, на разных факультетах. Они даже иногда кивали друг другу, встречаясь на улице. Правда, по имени, и то совершенно случайно, она знала только парня — Тори Караду, высокого улыбчивого юношу с широкими скулами, носом картошкой и русыми волосами северянина. Девушка — типичная южанка, серьезная, невысокая, черноволосая и черноглазая, являла собой полную противоположность Тори. Она стояла, внимательно разглядывая Яну, чуть склонив голову набок. Оба излучали какое-то слегка напряженное любопытство, смешанное с нервным ожиданием. Странно. Что им надо?

— Добрый день, Тори, — подчеркнуто вежливо сказала Яна. — Добрый день, госпожа. Я Яна. Рада знакомству.

— Взаимно, — откликнулась девушка. — Я Минара. Минара Токка.

— Яна, — Тори улыбнулся, — классный доклад. Мне понравилось. Сама тему придумала?

— Сама, — Яна пожала плечами. — Я же сказала с самого начала.

— Здорово, — кивнул Тори. — Слушай, ты чем сейчас собиралась заняться?

— Домой пойти, — настороженно откликнулась Яна. — У меня письменный экзамен по истории через неделю, готовиться надо. А потом вечером репетиция хора. А что, есть альтернативы?

— Есть, — кивнул парень. — Разговор имеется. Серьезный. Полчаса найдешь?

— Ну, не знаю… — Яна заколебалась. — Мне еще в магазин зайти надо. А о чем разговор?

— О твоих особых способностях, — светским тоном, словно рассуждая о погоде, произнесла Минара. — Ты девиант.

Яна невольно вздрогнула. О ее способностях в университете не знал никто. Откуда о них известно Минаре? Она оглянулась по сторонам. Остальные студенты уже покинули аудиторию, и кроме них троих в ней никого не осталось.

— Яна, — торопливо сказал Тори, — не бойся, мы никому не скажем. Ты все поймешь. Давай просто поговорим.

— Ну, давай… — неохотно согласилась девушка. — Где, здесь?

— Нет, тут рядом аудитория поменьше есть. Наши уже собрались, ждут.

— «Наши»? — Яна насторожилась. — Ты о ком?

— Увидишь. Пошли!

Тори приглашающе махнул рукой и, не оглядываясь, в сопровождении Минары направился к выходу из аудитории. Яна вздохнула, подхватила сумку и пошла за ними. И все-таки — откуда они знают об ее способностях?

Небольшая, персон на двадцать, аудитория находилась этажом ниже, в самом конце коридора. Яна вошла туда вслед за Тори с Минарой и остановилась у дверей. На нее обратились три пары внимательных глаз. Два человека — девушка и парень — и орк сидели за столами и изучали ее с таким пристальным интересом, что Яне стало не по себе. Минара скользнула в дальний угол и тоже уставилась на Яну своими черными глазищами.

— Добрый день, — скованно произнесла Яна.

— Проходи, не стесняйся, — пригласил ее Тори, прикрывая за ней дверь. — Народ, знакомьтесь — Яна Мураций, наша новая сестра. Сестра Яна, я приветствую тебя от лица Бригады освобождения.

Он ослепительно ей улыбнулся и почти силой вывел к центру доски.

— Что за Бригада освобождения? — недоуменно спросила Яна. — Тори, я не…

— Ты — девиант, — уверенно сказал парень. — Минара умеет видеть такие вещи. Ты — наша сестра по Силе.

— Видеть!? — пораженно спросила Яна. — Минара, ты что — тоже девиант? С объемным сканером?

— Да, — торжественно сказал Тори. — Она — тоже девиант. И я. И все остальные здесь — тоже. Мы приветствуем тебя, вновь обретенная сестра!

— Понятненько… — пробормотала Яна. — Я, э-э… тоже вас всех приветствую. Рада знакомству…

— У меня третья категория, — сказал парень. — А сверх того — эйдетическая память. Я никогда никого не забываю, даже если видел только раз. У Минары — только четвертая категория, но зато второй взгляд. У Тонако четвертая категория и способность не спать трое суток подряд. У Дзири, — он кивнул на девушку, — третья категория, и она умеет снять манипулятором пылинку с одуванчика, так что тот и не шелохнется. У Ссукаси, — орк прижал уши в знак приветствия, — только пятая категория, но зато он может за пять минут выложиться так, как другие не выложатся за день. Контролируемый метаболизм — классная штука, на любых соревнованиях побеждать можно. Теперь ты все знаешь о нас. А что ты умеешь помимо своей третьей категории?

— Да вроде ничего особенного… — пожала плечами Яна. Не рассказывать же вам про имплантатор ментоблоков! — А что за бригады освобождения такие? Тори, ничего, если я присяду?

— Садись, конечно, — кивнул Тори, вытаскивая из-за стола стул и усаживаясь на него верхом. — А Бригада освобождения перед тобой. Точнее, мы — зародыш движения. Яна, тебе никогда не казалось странным, что нормалы все время унижают нас? Никогда не коробило, когда нормал шарахался от тебя, узнав, что ты — девиант?

— Вообще-то я никому о себе не рассказываю, — фыркнула девушка, аккуратно усаживаясь на другой стул. — Вот от меня и не шарахаются.

— Вот! — подхватил воодушевившийся Тори. — Ты даже боишься о себе говорить! Почему? Да потому, что на тебя сразу начнут смотреть, как на заразную. Шагу ступить не сможешь, чтобы на тебя косой взгляд не бросили. Скажешь, не так?

Яна молча пожала плечами. Если треп затянется, она рискует не только не зайти в магазин и подвести Цукку, но и опоздать на репетицию.

— А как с тобой обращаются власти? Ты обязана регистрироваться в каждом городе, куда приезжаешь дольше, чем на три дня. Если что, тебя могут схватить по простому подозрению, даже без ордера, и сутки держать без предъявления обвинений. В самолете и в поезде ты обязана носить ошейник-блокиратор, потому что тебя все время подозревают в намерении угробить себя за компанию с остальными. Каждый год ты обязана проходить обследование на сканере и психологическую экспертизу, чтобы доказать, что еще не свихнулась и что тебя можно пока оставить на свободе. Неужели тебе такое нравится?

— Не нравится, — согласилась Яна. — Но все правильно — свихнувшийся девиант способен устроить побоище. Или ты хочешь сказать, что особые способности надежно предохраняют крышу от съезжания?

— Вот! — Тори поднял палец. — Если даже ты веришь, что здесь все правильно, то уж нормалы — и подавно. Ты слышала про «Нормальных людей»? Те уроды вообще нас за людей не считают. Они предлагают нас изолировать, ввести запреты на профессию, и вообще не против всех нас передушить. Неужели ты веришь, что и это справедливо?

— Идиотов всегда хватает, — фыркнула Яна. — Тори, ты все здорово говоришь, только при чем здесь какая-то бригада?

— При том, что мы должны бороться! Нас боятся и ненавидят, придумывая всякую чушь. Боятся потому, что понимают — мы лучше их. Даже самый слабый пятерочник обладает способностями, которые нормалам и не снились. Мы — новое поколение, мы сделали нормалов устаревшими. За нами будущее! Они все понимают — и боятся. И они уничтожат нас, если только мы не сумеем первыми показать им, кто господин, а кто раб! Наше сопротивление, сначала тайное, а потом открытое, приведет нас к власти и сделает хозяевами мира. Такими хозяевами, какими мы являемся по праву. Но для начала нам нужно всем объединиться и встать плечом к плечу!

— Ничего себе! — изумленно сказала Яна. — Тори, ты что, террористом заделаться хочешь? Ты хоть соображаешь, о чем говоришь?

— А у тебя есть другие варианты? — прищурился парень. — Выйти на улицу, например, и заявить, что давайте жить дружно?

— Да нет у меня вообще никаких вариантов! — разозлилась Яна. — У меня дел куча, а ты мне здесь по ушам ездишь. Вы что, башкой все о дуб ударились? Какое, нафиг, сопротивление? Тори, ты думаешь, что можешь дать манипулятором в челюсть кому угодно, а потому крутой? Ты вообще понимаешь, что твой эффектор тебя от пули не защитит?

— Мой, может, и не защитит, — задрал нос парень. — Но у первой категории, говорят, манипуляторы пули останавливают. Когда мы найдем кого-нибудь…

— Говорят, что облака из сахарной ваты! — еще сильнее разозлилась девушка. — Эффектор может защитить только от обычных пуль, да и то не всегда. А ты знаешь, что такое пуля с урановым сердечником? Ее не то что манипулятор не остановит — танковая броня не удержит! Снесет тебе череп, и все дела. Ты всерьез, что ли, собрался воевать со всем миром? Думаешь, сильный — и все? Элефант тоже сильный, а где ты его видел, кроме как в зоопарке? А газы, бомбы? От них ты тоже манипуляторами отбиваться собрался? И потом, ты понимаешь, что девиантов первой категории на всю Катонию лишь несколько десятков?

— Ну хорошо, пусть так. Но не обязательно же с ними воевать?! — горячо сказал парень. — Ты ведь согласна, что мы лучше их? Что мы — следующая ступень развития? Что мы должны ими управлять, а не наоборот?

— Глупость! — отрезала Яна. — Никакая мы не следующая ступень. Просто случайные флуктуации эффектора. Тори, ты ведь правильно сказал — от нас шарахаются. Ты хочешь, чтобы не шарахались, а на столбах вешали? Так продолжай в том же духе, рано или поздно добьешься! Наш дар — не привилегия, а лишняя ответственность. Ты бы лучше подумал, как его лучше использовать для людей, а не как власти добиваться!

Она резко встала.

— И никакая я вам не сестра! — заявила она. — Я в заговорщиков играть не собираюсь и вам не советую. Лучше делом займитесь.

Она шагнула к двери.

— Нет, погоди! — угрожающе сказал Тори, вскакивая на ноги. От него явно струились растерянность и злость. — Ты так просто уйти не можешь!

— Уж не ты ли меня остановишь? — прищурилась Яна.

— Да хотя бы! — выкрикнул парень. — Ты не сильнее меня!

— Зато умнее, — фыркнула девушка.

Привычным отработанным движением она наотмашь хлестнула Тори расслабленным до почти неощутимого состояния манипулятором, почувствовав, как подается и дрожит под ударом центральный узел его эффектора. Парень пошатнулся и потерял равновесие. По опыту дуэлей с Кариной Яна знала, что сейчас у него все плывет перед глазами, колени подкашиваются, а внезапно закружившаяся голова делает почти неосуществимой попытку удержаться на ногах.

— Попробуй сейчас меня достать! — презрительно сказала она, наблюдая, как он почти падает на пол рядом со столом, о который безуспешно пытался упереться. — Тоже мне, лидер подполья! С одной девчонкой справиться не можешь, а туда же — мир завоевывать!

Присутствующие повскакивали с мест.

— Что ты сделала? — выкрикнула Дзири. — Что ты с ним сделала?

Она наклонилась вперед, плеснув волной изумленной ярости, и Яна от резкого толчка в грудь отлетела назад, ударившись спиной о доску. Ссукаси перепрыгнул через стол и присел рядом с Тори, поддерживая его под локоть, но не отводя от Яны напряженного взгляда — его эмоции Яна не понимала, но вряд ли он радовался развитию событий. Тонако сместился вперед и вбок, но приближаться не стал. Он явно колебался, от него текли неуверенность и тревога.

— Да ничего я ему не сделала! — досадливо сказала Яна. — Сейчас очухается. Вы что, всерьез драться хотите? А что там насчет объединиться и стать плечом к плечу?

— Объединяться с предателями? — пробормотал Тори заплетающимся языком. — Ты продалась нормалам! «Использовать свои способности для людей», тоже мне…

— Глупо, — пожала плечами Яна. — Сначала говоришь об избранности девиантов, а потом кидаешься на своих же, пусть и несогласных?

Она быстро прикидывала расклад. Конечно, вряд ли они на нее нападут — не станут же они убивать ее прямо тут, в университете, в самом деле! Но все же… Первым надо вырубить орка — он слишком шустрый, видимо, из-за своего метаболизма. Затем Дзири: у нее третья категория, так что вполне может нокаутировать, а если повезет — или не повезет, смотря с какой точки зрения — то и шею сломать. Затем Тонако. И Минара. Тори еще несколько минут не сможет пользоваться манипуляторами, его напоследок…

— Предатели всегда найдутся! — хрипло проговорил Тори. С помощью Ссукаси он умудрился подняться на ноги и сейчас стоял, пошатываясь. — Но мы справимся…

— Ну хватит! — неожиданно заявила Минара. Она единственная из всех осталась сидеть, и сейчас неторопливо поднялась на ноги, по очереди обведя всех присутствующих непроницаемо-черными глазами. От нее исходили лишь раздражение и досада. — Надоело. Тори, я долго терпела твои глупости, но с меня хватит. Яна права — чушь это, со всем миром бороться. Пока вы только болтали, я помалкивала. Но теперь вы против своих же выступаете. Вы что, всерьез с ней драться собрались? Дураки! Довольно с меня, я ухожу.

— Ты не можешь… — пробормотал Тори.

— Могу! — отрезала Минара. — Тори, когда мы с тобой познакомились весной, ты выглядел таким хорошим парнем! А теперь? Только и талдычишь про нашу избранность. Да хоть бы чем-нибудь ее подтвердил, а то ведь даже учишься через пень-колоду, на грани исключения!

Она выбралась из-за своего стола и подошла к Яне, по дороге плечом отодвинув орка.

— Пошли, Яна, — сказала она. — А они пусть и дальше болтают о своей борьбе. Тонако, — она повернулась к парню, — ты со мной или с ними?

Тот тяжело вздохнул.

— С тобой, — уныло согласился он. — Тори, я пойду, ладно? Потом поговорим…

— Предатели… — безнадежно проговорил Тори.

— Сам дурак! — Яна показала ему язык. — Пошли, Минара.

Плечом к плечу девушки покинули аудиторию. Тонако плелся за ними. Он неуверенно оглядывался, словно раздумывая, не остаться ли, но в конце концов смирился. Минара, шагая по пустынным коридорам вечернего университета, не обращала на него внимания.

Уже спустившись с крыльца здания и остановившись под ближайшим фонарем, она повернулась к Яне.

— А ты молодец, — сказала она задумчиво. — Не испугалась. Я только не поняла, что ты сделала. Видела, но не поняла. Научишь так?

— Ну… — Яна замялась. — Я подумаю. Ты не обижайся, — быстро добавила она, — но такие вещи не стоит распространять. Опасно.

— Я не обижаюсь, — пожала плечами Минара. — Я понимаю. Мы ведь только-только познакомились. А вообще-то ты какая-то странная. Я тебя просмотреть толком не могу. Категория у тебя вроде бы и третья, но эффектор какой-то… размытый, что ли, нечеткий. Ни разу такого не видела. А точно третья?

— Вообще-то первая, — поколебавшись, сообщила Яна. — Только не говори Тори, ладно? А то опять усиленно вербовать начнет.

— Первая! — с уважением сказала Минара. — Никогда никого с первой категорией не видела. Да и со второй — только однажды, и то мельком. Понятно, почему ты не испугалась. Ты бы их всех и без своих приемчиков пополам порвала бы. Хорошо, наверное, иметь такую силу и никого не бояться.

— Да ничего хорошего, — досадливо вздохнула Яна. — Толку от наших категорий… Одна головная боль. Тори, может, и дурак напыщенный, но правильно говорит — надоело жить, словно заразной. Минара, знаешь, поздно уже. А у меня дел куча. Давай завтра встретимся. Или послезавтра. Тогда и поболтаем как следует.

— Хорошо, — согласилась Минара. — Токи, пошли, погуляем на свежем воздухе. Признайся, ты ведь чуть не остался?

— И ничего я не остался, — обиженно буркнул Тонако, розовея. — Подумаешь, не сразу сообразил.

— Он такой забавный, — весело сказала Минара, беря его под руку. — Чуть что — сразу краснеет. Пока, Карина, еще увидимся. Токи, я чаю хочу горячего. И пирожных. Угощай.

И она словно буксир увлекла за собой в темноту аллеи покорного юношу. Яна улыбнулась, глядя вслед парочке. Надо с Минарой как следует подружиться. Она, похоже, классная девчонка. А теперь надо все-таки зайти в магазин…

* * *

Вечером, возвращаясь с репетиции, Яна раздраженно призналась себе, что история все еще не дает ей покоя. Войдя во дворик отеля, она бросила взгляд на второй этаж. Несмотря на то, что циферблат часов отсчитывал последние минуты до полуночи, окно Дзинтона светилось. Папа был дома и, похоже, не на автопилоте. Сбросив у порога обувь, Яна всунула ноги в тапочки — в эту пору в коридорах уже становилось прохладно — и тихо поднялась на второй этаж. Она поскреблась в дверь и сунула нос в приоткрывшуюся щель.

— Привет, Яни, — откликнулся Дзинтон. — Заходи.

Демиург сидел на пятках посреди комнаты и задумчиво смотрел на мерцающее над столом облако дисплея, в котором беспорядочно переливались и переплетались разноцветные линии. Яна прошла в угол и с ногами влезла в кресло, подтянув коленки к подбородку и обхватив их руками.

— Как репетиция? — спросил Дзинтон, поднимаясь на ноги и потягиваясь. Он подошел к соседнему креслу и опустился в него, вытянув ноги и закинув руки за голову.

— Как всегда, — сообщила девушка. — Все вразнобой голосят, одна я пою толком, только никто не замечает. Пап… со мной тут сегодня такая история случилась…

— А именно? — поднял бровь Демиург.

— Встреча. Я запись включала, так что посмотри сам. Начало примерно в полседьмого.

— Угу… — кивнул Дзинтон и прикрыл глаза. Пару минут спустя он взглянул на Яну. — Понятно. Ну что же, такого следовало ожидать. Если есть «нормальные люди», то почему бы не появиться и «бригадам освобождения» или чему-то подобному? Нормальная реакция. Ты как будущий психолог и социолог должна понимать, что в любом обществе всегда существуют группы людей, исповедующих крайние точки зрения. Причем молодежь в такие группы втягивается в первую очередь. Возрастная тяга к признанию — могучая сила.

— Пап, но почему Тори такой дурак? Я понимаю, что всем хочется казаться большими и сильными, но всерьез болтать о сопротивлении, о следующей ступени эволюции…

— Почему нет? Ты обратила внимание на реакцию Дзири?

— Н-нет… А что за реакция?

— Плохо у тебя с наблюдательностью, — констатировал Демиург. — Она же напала на тебя, когда ты атаковала Тори. Да и он на нее посматривал чаще, чем на всех других, вместе взятых. Очевидно, между ними какие-то близкие отношения, сложившиеся или складывающиеся. Так что половину сказанного им можно отнести на счет распушения хвоста перед подругой. Что же до второй половины… Возможно, за историей стоит что-то более серьезное, чем кажется на первый взгляд. Ты обратила внимание на фразу Минары, что весной Тори выглядел совсем другим человеком?

— Да нет как-то… — смутилась Яна.

— За полгода человек может измениться очень сильно и самостоятельно, особенно в вашем возрасте. Но также возможно, что на него кто-то влияет. Вот и выясни, кто. Или хотя бы заставь его понять, что встал он на дорожку кривую и скользкую.

— Я?! — девушка приоткрыла рот от удивления. — Но как?

— Не знаю, — пожал плечами Демиург. — Твое дело. Прояви сообразительность. Ты вполне взрослая, чтобы иметь свою голову на плечах.

— И что, мне опять с этим кретином общаться? — надулась Яна. — Он же на всю голову больной! Опять драться полезет, и я его пришибу ненароком. Может, ты сам, а? У тебя хорошо получается.

— На всю голову больной… — пробормотал Дзинтон. — Зря ты так быстро клеишь на людей ярлыки. Ты же совсем его не знаешь.

— А что знать-то? Я точно такие глупости никогда бы не стала говорить. Тоже мне, Бригады освобождения!..

— Не стала бы? — прищурившись, посмотрел на нее Демиург. — Ты так уверена, Яни?

Девушка напряглась. Она знала этот взгляд. Похоже, она ляпнула что-то совсем-совсем неправильное. Настолько неправильное, что вместо обычной нотации ее ожидает что-то другое.

— Хочешь кино посмотреть? — спросил ее Дзинтон небрежным тоном. Яна только вздохнула. На риторические вопросы отвечать не полагается… — Ну-ка, сядь толком и расслабься.

Яна с неохотой спустила ноги на пол, опустила руки на подлокотники и устроилась поудобнее. Она терпеть не могла прямые трансляции, но, надо отдать отцу должное, его кинушки обычно стоили последующей головной боли.

— На счет три, — произнес Демиург. — Раз… Два… Три!

Он щелкнул пальцами, и Яна провалилась в кромешную темноту без звуков, в которой растворилось все, даже ее тело.

— …Принес? — спросил холодный женский голос. Темнота потихоньку рассеивалась, и в ней забрезжили два человеческих силуэта. — Сколько здесь?

— Тридцать тысяч, госпожа. Все, что нашел в кассе, — ответил мужской голос. Его обладатель пытался казаться храбрым и решительным, но в голосе явно проскальзывали нотки страха.

— Врешь! — все так же холодно ответила женщина. Темнота потихоньку рассеивалась, и в ней уже почти различались лица. Почти. Еще чуть-чуть… Почему женский силуэт кажется таким знакомым? — Цми, в кассе лежало минимум пятьдесят. И еще ты прихватил с витрины горсть золотых цацек.

— Нет, госпожа! — панически всхлипнул мужчина. — Честное слово, нет!

— Вот как? — в женском голове прозвучал сарказм, и словно в ответ свет вспыхнул ярко, безжалостно освещая лица присутствующих. Яна неслышно задохнулась. Карина? Да. Невысокая и хрупкая, но… совсем-совсем другая. На лице — хищное выражение затравленного зверя. Настороженный взгляд сверлит лицо стоящего перед ней коренастого мужчины средних лет. Комната с деревянными, прогнившими от времени стенами, окно с выбитыми стеклами — и с полдюжины молодых девчонок и парней, с бесстрастными лицами стоящих у стен и наблюдающих за происходящим.

— Вот как? — повторила лже-Карина. Она шагнула вперед. — Значит, честное слово? Цми, ты получаешь двадцать процентов от вынесенного по нашей наводке. По-моему, вполне справедливая доля, особенно с учетом того, что мы все планируем за тебя. И я, кажется, уже предупреждала, что случится, если попробуешь скрысятничать еще раз. Предупреждала?

— Предупреждала, госпожа! — простонал мужчина. — Честное слово, не было там больше!

— Честное слово… — задумчиво проговорила девушка. — Ну что, поверим ему еще раз? А, Яни?

— Я бы не стала, — с ленцой произнес еще один женский голос, странно знакомый и незнакомый одновременно. Еще одна женская фигурка отделилась от стены и сделала несколько шагов вперед. — Он опять скрысятничал. Да тут никакой эмпатии не надо — врет он как сивый мерин. Ты только на его морду посмотри паскудную!

— Видишь, Цми? — фыркнула лже-Карина. — Не получается тебе верить, хоть убей.

— Ага, не получается, — с усмешкой откликнулась вторая. — Кара, давай с ним кончать, а?

Яна?! Это — она сама? Но она совсем не такая! Да, голос ее — теперь она его узнала. Но она никогда не выглядела такой… такой… убийцей?

Да, убийцей. Во взгляде — холодное безразличие, щупальца манипуляторов, которые почему-то прекрасно видно, свернуты тугими пирамидальными спиралями, готовые для мгновенного змеиного броска, пробивающего насквозь бетонную стену.

— Видишь, Цми, как все получилось, — с фальшивым сожалением произнесла лже-Карина. — Я ведь тебя предупреждала. Ты не внял. Сам понимаешь, у меня выбора не осталось…

— Не надо! — завопил мужчина, бросаясь на колени. — Госпожа Карина! Я все верну! Я никогда больше…

Его голос оборвался и перешел в хрип. Два манипулятора лже-Карины ухватили его за руки и с силой вздернули на ноги, распяв в воздухе. Третий обхватил горло и сжал — не так, чтобы убить сразу, но полностью перекрыв воздух. Мужчина задергался, его лицо побагровело. Голова моталась из стороны в сторону, тело извивалось, рот разевался в отчаянной попытке вздохнуть. Он дергался и хрипел, а стоящие у стен спокойно наблюдали за его агонией.

— Кара! — обиженно сказала лже-Яна. — Я тоже хочу позабавиться!

— И как же? — осведомилась лже-Карина, не отводя внимательного взгляда от уже синеющего лица жертвы.

— А вот так!

Один из манипуляторов лже-Яны, распрямившись, метнулся вперед, пронзив мужчину, словно стальной штырь. Брызги крови во все стороны полетели из дыр в груди и спине, и тело, несколько раз дернувшись, обмякло.

— Эй! — резко сказала лже-Карина, толчком отбрасывая от себя труп. — Ты что, сдурела? Кто одежду от крови отстирывать станет, ты, что ли?

— Ну надо же — одежда! — фыркнула лже-Яна. — Можно подумать, ты и в самом деле ее когда-то стираешь! Все равно пора новую добывать.

— Может, не стоило его убивать вот так сразу? — негромко произнес стоящий у стены юноша. — Он был полезен.

— Нормалом больше, нормалом меньше… — зло ощерилась лже-Карина. — Кто их считает? Можно подумать, других ворюг в городе мало. Тем более, что его все равно пора убрать. Знал слишком много.

— Ну, как скажешь, — пожал парень плечами. — По ворюгам ты у нас специалист. — Он вышел в центр комнаты и подобрал с пола небольшой мешок, выроненный убитым. — Тридцатка, значит? Хорошо. Завтра я отдам тому парню задаток, и через неделю у нас появится «замазка». И много. Что ты решила — новый мост? Или все же что попроще?

— Новый мост! — в глазах лже-Карины зажегся фанатичный огонек. — Нормалы должны как следует осознать, что с Бригадами освобождения не шутят! Их идиотские статейки в газетах меня достали. Посмотрим, что они запоют, когда их драгоценный новый мост рухнет в залив.

— Рухнет — вряд ли, — хмыкнул парень. — Слишком хорошо подвешен, его и атомной бомбой не факт что снесешь. Мы в лучшем случае можем дорожное полотно раскурочить.

— Путь полотно. Главное, чтобы подольше не отремонтировали. А если еще десяток машин вниз слетит, совсем здорово выйдет. Палек говорил, что если правильно поставить заминированные машины, фейерверк выйдет тот еще. Где он, кстати?

— Опять где-то шляется, — презрительно проговорила лже-Яна. — Кара, я тебе говорила — нельзя ему доверять. Он нормал, а нормалу предать Бригады — что чихнуть. Может, он уже в полиции колется.

— Я помню, что ты говорила! — рявкнула на нее лже-Карина. — Он нам нужен… пока, — добавила она уже нормальным голосом. — Закончим с мостом — можешь оторвать ему башку в своей любимой манере. Но не раньше.

Нет! — беззвучно закричала Яна. Неправда! Я не такая, я не могу стать такой! Она рванулась, чтобы освободиться от сковывающих ее пут, и тут же на нее снова рухнула оглушающая тьма.

Она открыла глаза и несколько секунд непонимающе смотрела в потолок. Сердце колотилось, тело покрывала испарина. В затылке слабо пульсировал зародыш грядущей головной боли.

— Ну как, понравилось? — спросил ее Демиург. Он внимательно разглядывал, как девушка зашевелилась в кресле, с которого наполовину сползла.

— Что ты показал? — слабо спросила Яна. — Пап, там ведь не я была, правда?

— Не ты, — согласился Дзинтон. — И не Карина. Но вы с ней вполне могли бы стать именно такими. Я показал реконструкцию, основанную на ваших психологических профилях на момент нашей встречи. Если бы вы остались сами по себе, если бы Карина выжила без медицинской помощи, то вероятность подобного развития ваших личностей составляла процентов семьдесят, не меньше. Яни, Цукка и Саматта потратили кучу сил, времени и любви на то, чтобы вырастить вас умными, ответственными и добрыми девочками. Но в других руках — или сами по себе — вы вполне могли бы превратиться в хладнокровных убийц и террористов. В первую очередь, конечно, Кара, но и ты под ее влиянием тоже не устояла бы. Теперь понимаешь, почему не стоит судить людей по первому впечатлению?

— Да, пап, — вздохнула девушка. — Прости. Я постараюсь так больше не делать.

— Передо мной извиняться бессмысленно, ты меня ничем не обидела. Но Тори ты так просто не бросай. Познакомься с ним поближе, в спокойной обстановке. И учти, что ты публично унизила его. Дала оглушительную пощечину, когда он считал себя неоспоримым лидером и безусловным хозяином положения. Теперь окажется нелегкосойтись с ним, но постарайся справиться.

— Да, пап. Я не стану стараться, я справлюсь.

— Хорошо. И, Яни, учти вот что. Молодежи свойственно искать признания любыми методами, хотя бы среди сверстников. А количество девиантов вашего возраста стремительно возрастает, потому что взрослеют все новые и новые дети с особым способностями. Сегодня случилась не последняя такая встреча в твоей жизни. Девиантов с первой категорией мало, и ты просто обречена на попадание в истории наподобие нынешней. Ты должна продумать, как станешь себя вести и что говорить другим. Ты — будущий психолог, ты понимаешь людей гораздо лучше, чем многие понимают себя самих. И ты способна читать чужие эмоции. Не стесняйся использовать свои знания и способности. И не стесняйся спрашивать меня, если что-то непонятно.

— Хорошо, папа, — вздохнула Яна. — Только мне как-то не нравится лезть на первый план. Ой, знаешь, что я вспомнила? Минара — у нее ведь тоже объемный сканер, как у Карины! Почему она не разглядела, что у меня первая категория? Ведь Кара всегда видит.

— Минара не разглядела толком твой эффектор, потому что ты прикрыта особого рода маскировкой, — пояснил Демиург. — Именно на такой случай. Ни объемный сканер эффектора, ни стационарные устройства не в состоянии считать вас с Кариной правильно. Мне показалось, что вам так жить удобнее. Удобнее?

— Не знаю, — вздохнула девушка. — Хотя да, наверное, удобнее. Пап, а я придумала! Можно, я приглашу Тори к нам в гости?

— Разумеется, можно. Здесь твой дом, ты решаешь, кого приглашать и когда. Но почему в гости?

— Ну… — Яна смутилась. — Он ведь говорит, что мы выше нормалов. Но он, наверное, никогда не видел, как девианты и нормалы могут жить одной семьей. Если он увидит, как Цу и я, и Палек, и Мати… и ты тоже живем вместе, может, он передумает?

— Разумно, — кивнул Дзинтон. — Приводи. Посмотрим поближе, что за юноша.

— Ага. Только сначала нужно с ним помириться. А я даже не знаю, где его искать. Ой, я даже Минару не знаю, где найти! Придется через знакомых выяснять…

Яна, широко зевнув, выбралась из кресла.

— Ладно, пап, я дрыхнуть пошла. Если завтра полшестого не встану, толкни, ладно? А то я что-то будильник слышать перестала.

— Как скажешь. Тебя водичкой полить или просто на пол уронить?

— Кусаться начну, если польешь! — показала ему язык девушка. — Спок ночи, па!

Она выскользнула из комнаты. Уже у себя в комнате, раздеваясь, она вдруг остановилась и задумалась. Неужели они с Кариной действительно могли стать такими хладнокровными убийцами? Ужас! Да, куда там Тори… Наверное, она действительно несправедлива к парню. Завтра… или нет, не завтра, но в ближайшее время обязательно надо с ним помириться. Вдруг он и в самом деле окажется не таким напыщенным идиотом, каким показался сегодня?

20.14.849, деньдень. Крестоцин

Дом, где жил Мири, располагался в Циннарасе. Окраинный район отделялся от остальной части города нешироким скальным проходом, идущую через который дорогу в утренний час пик запрудили автомобили. Томара уже несколько раз успела выругать себя за непредусмотрительность: утро деньдня — время, когда горожане массово стремятся вырваться на природу, и единственный удобный выезд из Крестоцина, расположенный за Циннарасом, в это время всегда забит. Такси еле ползло в многоверстовой пробке, и его неторопливость только добавляло мандража к и без того нервному состоянию Томары.

Она еще раз спросила себя — правильно ли она поступает? Лишить человека надежды и обречь его на смертную тоску и без того хуже некуда. А дать ему фальшивую надежду, которая обернется страшным разочарованием, вообще бесчеловечно. Возможно, ему следовало бы оставаться в неведении как можно дольше… Нет. Все равно через один-два периода его состояние ухудшится настолько, что скрывать правду и далее окажется невозможно. А сейчас все еще имеется шанс. Призрачный, но шанс. Или все-таки уже нет?

Томара взглянула вправо. Карина сидела, вжавшись в угол салона и обхватив себя руками. Девочке явно было не по себе. Наверное, она мандражит ничуть не меньше. Женщина вздохнула. Столько всего и сразу свалилось на девчонку, которой едва исполнилось двадцать! Вот кому, наверное, плохо… Она, Томара, рискует лишь своей репутацией и профессиональной карьерой. А вот Карина в случае неудачи может вообще в жизни разочароваться. И куда она тогда денется, перегоревшая внутри, с грузом страшного поражения на сердце? Может, все-таки не стоило втягивать ее в историю?

Когда таксист, наконец, высадил Томару с Кариной у серого четырехэтажного дома с торчащими балконами, хирург дошла до последней степени взвинченности. Она несколько раз глубоко вдохнула сырой осенний воздух, который здесь, на окраине, казался явно чище, чем в центре, и решительно двинулась к подъезду. Если исходить из обычной планировки по две квартиры на этаж, восемнадцатая должна располагаться в последнем, третьем подъезде. Она и в самом деле нашлась там, на первом этаже, выходя окнами на заросший хвойным лесом обрыв. Вероятно, солнце в ее окна не заглядывало никогда. Некоторым так нравится — люди, днями просиживающие за дисплеем, недолюбливают прямой солнечный свет, а мальчик, кажется, программист или дизайнер. Но сейчас ему, вероятно, не до компьютера, и угрюмость квартиры только усугубляет его состояние.

На звонок в дверь долго никто не откликался, и Томара уже решила, что парня нет дома. Но Карина, поймав ее неуверенный взгляд, тихо сказала:

— Он там. Я вижу. Он лежит в кровати и не поднимается.

Мири открыл дверь только минут через пять настойчивого трезвона. Он стоял, согнувшись, опираясь на косяк, его тело то и дело сотрясал глухой мучительный кашель. Нагой, он не удосужился даже одеться, и было видно, что за прошедшие два периода он заметно похудел и спал с лица. От его когда-то цветущего вида не осталось и следа. Сейчас он, двадцатипятилетний, выглядел не меньше чем на сорок.

— Что? — хрипло спросил он. — Вы кто?

— Здравствуй, господин Мири. Я — доктор Томара, — сказала хирург. — Это — Карина. Мы смотрели тебя в Первой городской в конце одиннадцатого периода, помнишь?

Несколько секунд парень молча смотрел на них. Потом в его глазах мелькнула искра узнавания.

— Проходите, — вяло сказал он. — Извините, мать сегодня еще не заходила, а мне хреново. Так что угощать нечем.

Он повернулся и по короткому коридорчику ушел в комнату. Разувшись и прикрыв дверь, Томара и Карина последовали за ним. Парень забрался в кровать под одеяло, лег на спину и неподвижно уставился в потолок.

В комнате стояли отчетливые запахи немытого тела и лекарств. Белье на постели пропотело, и смятые скомканные простыни свисали до пола. На столе негромко бормотал терминал с выключенным экраном — транслировали новости. Томара подошла к кровати и пощупала лоб парня.

— Как ты себя чувствуешь, господин Мири? — спросила она, доставая из сумки диагност и разматывая провода.

— Плохо, — буркнул он. — Кашель все сильнее, кровь отхаркивается. Вон… — Он выпростал из-под одеяла руку и поднял с пола скомканную бумажную салфетку, на которой явственно проступали красные пятна. — В груди больно, когда глотаешь. К трем врачам ходил — только головой качают и прописывают всякую хрень, от которой лучше не становится. Бронхит вылечить не могут, коновалы!..

Последнее слово он словно выплюнул, бросив на Томару презрительный взгляд.

— Я посмотрю тебя, господин, — не отреагировав на шпильку, произнесла хирург. Она откинула одеяло и быстро наклеила электроды на грудную клетку. — Повернись на бок, мне нужно прицепить датчики на спину.

Юноша безразлично повиновался.

— Зачем вы пришли? — глухо спросил он в стену. — Я не звал. У меня больше денег нет на врачей, я на пособии. Меня уволили неделю назад, и страховка исчерпана.

— Мы не возьмем с тебя денег, — качнула головой Томара. — Перевернись обратно на спину, пожалуйста. Так… теперь полежи спокойно.

Она быстро прогнала тесты. Характерные изменения тонуса легких и тканей средостения, признаки сильных болей, пока заглушаемых прописанными анестетиками… Да, все развивается словно по учебнику. Шансов на спонтанную ремиссию никаких. Да и вообще, сказки все это.

— Ну что? — спросил ее Мири. Он отчаянно старался казаться равнодушным, но в его голосе крылись нотки тщательно запрятанной надежды. — Бронхит? Воспаление легких? Или современная медицина не в состоянии поставить даже такой диагноз?

Томара начала снимать электроды, избегая смотреть парню в глаза. Отложив диагност, она укрыла парня одеялом, придвинула к кровати стул и села, краем глаза заметив, как Карина приблизилась и встала за спиной.

— Мири, — тяжело сказала хирург, — у тебя не бронхит. Тебя обманывали с самого начала. Намеренно обманывали. У тебя рак, Мири, неоперабельный рак четвертой стадии.

Одну или две минуты невыносимо тяжелой тишины парень лежал неподвижно, глядя в потолок. Потом он обратил взгляд на Томару.

— И ничего нельзя сделать? — ровным тоном осведомился он. — Вырезать там что-нибудь, облучить?

— Обычными средствами — ничего, господин, — покачала головой хирург. — Диагноз поставили слишком поздно. У тебя очень много лимфоузлов поражено метастазами. Задеты бронхи, легкие, средостение, пищевод. Тебя не возьмется оперировать ни один хирург. Я покажу тебе…

Она извлекла из сумки планшет и включила его.

— Видишь? — она вызвала на экран томограмму и подсветила раковые узлы. — Вот твоя грудная клетка. Вот бронхи, легкие, пищевод, сердце. А желтые пятна — рак. Узлов слишком много. Резать тебя сейчас, облучать, травить химией уже поздно. Традиционные методы лечения имели смысл полгода назад, но тогда тебе еще не поставили диагноз.

Мири равнодушно взглянул на экран.

— Я догадывался, что у меня не бронхит, — сказал он. — Курить я бросил периодов пять назад, лекарства горстями жрал, а кашель только усиливался. И глотать больно, и аппетита нет. Я смотрел симптомы в Сети, при бронхите так не бывает. Сколько мне осталось? — внезапно спросил он.

— Три-четыре периода максимум. И с каждым днем состояние продолжит ухудшаться.

— Понятненько… — криво ухмыльнулся юноша. — Ну, ждать я не намерен. Толку-то подыхать таким вот собачьим образом! Во всяком случае, госпожа, спасибо, что сказала правду. Ты только для того и тащилась в нашу глушь?

— Нет, Мири. Я бы не сказала тебе правду, если бы не могла предложить надежду.

— Ты хочешь меня оперировать? — сдавленным голосом спросил парень. — Ты же сама сказала — никто не возьмется. Да и зачем? Только мучиться лишний раз…

— Я не возьмусь тебя лечить, господин, — сердце Томары глухо отдавалось у нее в ушах. — Она возьмется.

Карина вышла из-за ее спины и подошла вплотную к кровати.

— Я девиант, Мири, — через силу выговаривая слова, произнесла она. — Я очень сильный девиант. У меня есть способности, которые помогут мне уничтожить рак.

Во взгляде парня мелькнул живой интерес.

— Ты девиант, госпожа? — переспросил он, поворачивая голову. — Сильный девиант — в смысле? Какая категория?

— Первая, господин.

— Ух ты! — лицо умирающего преобразилось от проявившегося на нем любопытства, и он стал похож на того юношу, каким Томара запомнила его три периода назад. — Ну нифига ж себе! Впервые вижу кого-то с первой категорией! А ты не врешь?

Карина слабо улыбнулась, и тут же тело парня приподнялось в воздух. Он судорожно схватился за сползающее одеяло, но тут же рассмеялся.

— Здорово! — сказал он. — Реально круто! А тебе не тяжело меня держать, госпожа?

— Ты худой, господин, и легкий, — покачала головой Карина, и тело парня плавно опустилось на кровать. — А я сильная. Я очень хочу тебе помочь. Ты позволишь мне?

Радостное оживление сошло с лица юноши, но и прежняя отрешенная унылость на него не вернулась. Он закашлялся, но подавил приступ, сел на кровати и внимательно посмотрел на девушку.

— Прости, я как-то не запомнил ваших имен…

— Я Карина, — быстро сказала девушка. — И госпожа Томара.

— Карина… — задумчиво произнес Мири. — И что ты хочешь со мной сделать? Ты вообще врач? Ты такая молодая…

— Ну… почти врач, — Карина явно смутилась. — Я интерн, практикантка. Но я могу выжечь твои раковые клетки. Я умею так делать, не повреждая окружающие ткани. И я могу их видеть без аппаратуры, просто глазами.

— Ого! — присвистнул парень. — Ну-ка… — он пошарил под одеялом. — Что меня в руке?

— Ртутный градусник, — серьезно сказала Карина. — Ты зря его держишь в кровати, можешь сломать, если случайно навалишься.

— Нифига себе… — снова сказал парень. — И ты можешь вычистить из меня раковую гадость? А часто этим занимаешься?

— Нет, господин Мири, — покачала головой девушка. — Я еще никогда не работала с живым человеком.

— А на ком же тогда… — удивился парень. — А! Вы же на жмуриках в морге тренируетесь. Значит, я мышка подопытная? Ну и ладно, я не против.

— Господин Мири, — вмешалась Томара. — Ты осознаешь, что последствия могут оказаться самыми скверными?

Мири широко ухмыльнулся.

— Я все понимаю, госпожа, — решительно сказал он. — Не маленький. Да мне какая разница? Не получится — пойду и слопаю пузырек снотворного, чтобы с гарантией. А тут хоть какая-то надежда есть. Что от меня надо? Подписать что-то?

— Да, — кивнула хирург. — Ты должен подтвердить, что осведомлен о своем состоянии и возможных долгосрочных последствиях. И ты должен согласиться на экспериментальное лечение.

— Да без проблем! — отмахнулся парень. Он снова натужно, лающе закашлялся и с досадой сплюнул в салфетку сгусток красноватой слизи. — Видишь? Мне все равно, подпишу что угодно. Где бумажка?

— Потребуется твой паспорт, — пояснила хирург. — И персональный код. Паспорт нужно приложить к планшету, вот сюда, а потом ввести код для удостоверения подписи.

— Сейчас… — Мири выбрался из постели и зашлепал по полу босыми ногами. — Где-то здесь, в ящике валялся. Ага…

— Господин Мири, — предупредила его Томара, — потребуется заключение еще одного врача на тот случай, если я тебя обманываю или ошибаюсь. Ты должен выбрать врача сам, или же заключение даст кто-то из хирургов нашего отделения.

— Выбери сама, госпожа, — пожал плечами парень. — Пусть пишет что хочет. Куда код вводить? Угу…

Он приложил пластинку паспорта к планшету, ввел секретный код и выжидающе уставился на Томару с Кариной.

— Что дальше? — нетерпеливо спросил он.

— Дальше мы отвезем тебя в больницу, — пояснила Томара.

Мири вздохнул и сел на кровать.

— Не пойдет, — сказал он. — У меня денег нет. Нечем платить.

— Я догадывалась. Господин Мири, Первая больница — государственное учреждение. Она является базой для медицинского факультета. Я как заведующая кафедрой общей хирургии имею право принимать пациентов бесплатно, если они необходимы для проведения перспективных медицинских исследований. От тебя не потребуются деньги, по крайней мере, на первых порах. А там ты выздоровеешь, и если какие-то долги и набегут, спокойно отдашь в течение нескольких лет. Больница потерпит. Одевайся. Вещей с собой брать не нужно, только самое необходимое. Первая операция, — Томара взглянула на Карину, — завтра с утра. Сегодня мы тебя как следует прокапаем укрепляющими составами, чтобы немного состояние улучшить. Завтра попробуем ликвидировать часть узлов, потом постепенно уберем остальное.

— А сразу все убрать нельзя? — поинтересовался парень, влезая в штаны.

— Нельзя. Мы не полезем внутрь скальпелем, и все, что в тебе погибнет, там и останется. Организму придется избавляться от мертвых тканей самостоятельно. Если их окажется слишком много, начнется общая интоксикация, а организм твой и без того ослаблен. Почки и печень просто не справятся с нагрузкой. Даже при малых темпах потребуется постоянно чистить кровь на гемодиализаторе. Тебе придется провести в больнице минимум два-три периода, а то и дольше, смотря как пойдет. И, скорее всего, придется долго наведываться к нам для контроля и долечивания.

— Долечивание — оптимистично-то как! — парень фыркнул. Фырканье тут же перешло в новый приступ кашля. Когда приступ прошел, Мири сплюнул мокроту в салфетку и сказал: — Погодите минут пять. Одеваться закончу, матери позвоню, и поедем.

Уже выходя из подъезда на улицу, Томара оглянулась на идущих рука об руку Карину и Мири. Лицо девушки не выражало ничего, кроме строгой сосредоточенности. На лице парня, хотя и похудевшем и осунувшемся, держалось безмятежное выражение. Хирург порадовалась его выдержке. Узнать о смертном приговоре и не впасть ни в истерику, ни в депрессию, не озлобиться на весь мир мало кому дано. И все же — все же у них есть общая надежда. Пусть даже она рискует своей репутацией, неважно. Если они вытащат мальчика, риск оправдается, даже если ее лишат диплома за применение неапробированных методов.

И тут висящие на небе с утра серые мрачные тучи разошлись. В щель между ними проглянул краешек солнца, скользнув по лицам теплым лучом. Томара почувствовала, как на душе становится легче. Они обязательно вытащат Мири. Карина справится. А иначе зачем бы боги привели ее в наш мир?

21.14.849, небодень. Крестоцин

Ночью Карина спала плохо. Она вспоминала Мири, его улыбку, голубые глаза на веснушчатом лице… В квартире стола прохлада — несмотря на самый конец осени скуповатая хозяйка все еще не включила отопление на полную мощь. И все же Карина то и дело отбрасывала теплое одеяло, чтобы остудить разгоряченное тело. Устроившийся было у нее в ногах Парс в конце концов недовольно мяукнул, спрыгнул с кровати и ушел куда-то под стол.

Временами девушка начинала задремывать, но внезапно вспоминала о завтрашней операции, и сердце начинало тяжело колотиться о ребра, а в ушах шумело. Сумеет ли она справиться? Одно дело — экспериментировать на трупах, которые не чувствуют боли, и совсем другое — работать над живым, вздрагивающим, чувствительным человеческим телом. Она не любила компьютерные стрелялки, в которые обожал резаться Лика, но сейчас невольно сравнивала себя с мальчишкой, у которого отобрали джойстик, сунули в руки настоящее ружье и бросили в гущу реального боя.

Она справится. Она не может не справиться. Если у нее не выйдет, Мири умрет медленной мучительной смертью, и виноватой окажется только она. А еще госпожа Томара и господин Кулау рискуют ради нее своим положением, и если она их подведет, то окажется виновата еще и в их неприятностях. И даже папа ничего не сможет исправить. И не захочет исправлять: это ее жизнь, и прожить ее она должна самостоятельно, не прячась за его спину. А если она не способна к самостоятельности… то и жить, наверное, незачем.

Она в очередной раз отбросила одеяло и села на кровати. Успокойся, жестко сказала она себе. Перестань паниковать. Забудь о возможной неудаче. Завтра ты проведешь операцию, первую из многих, и у тебя все получится. Вспомни, что говорил папа: всегда есть цель, и есть цена, которую ты готова заплатить за ее достижение. Если ты цели не достигла, значит, не заплатила положенную цену. Взвесь на внутренних весах цель и выбери надлежащие средства. Если тебе на самом деле нужна победа, брось на чашу все, что у тебя есть, и обязательно выиграешь. А если провалишься, то, во всяком случае, с сознанием, что твоей вины в неудаче нет.

Она знает цель — спасти жизнь Мири. У нее есть средства — наноманипулятор и объемный сканер, составные части эффектора, неудачного творения Демиурга Майи. Что ж, возможно, для Демиурга оно действительно неудачно, но для нее возможностей более чем достаточно. Она справится.

А теперь она должна заснуть. Если завтра утром она будет шататься от бессонницы, лучше никому не станет. Карина легла плашмя, закрыла глаза и начала успокаивать дыхание, как учил ее мастер Караби. И через несколько минут, как ей показалось ее разбудил писк будильника.

Наскоро приготовив завтрак в скудном свете предзимнего утра, она усадила на плечо Парса и выскочила на улицу. Утром небодня город наслаждался долгим сном, и машин на улицах почти не замечалось. Махнув рукой на стоимость, она поймала такси и через двадцать минут, почти точно к семи часам, оказалась в больнице.

Томара оказалась уже там. Она сидела у кровати Мири и колдовала с диагностом. На правом предплечье парня сидела овальная коробка капельницы, помигивающая зелеными индикаторами. Парень, хотя и с трудом сдерживал кашель, широко улыбнулся ей, и Карина заставила себя улыбнуться ему в ответ.

— Доброе утро, Кара, — сказала Томара, убирая диагност. — Готова к борьбе?

— Да, госпожа Томара, — кивнула девушка, спуская на пол Парса. Механический зверек просеменил к кровати, бесцеремонно запрыгнул на одеяло и принялся обследовать капельницу.

— Ну-ка, брысь! — сказала ему Томара. — Мешаешь.

— Парс хороший, Парс не мешает! — обиженно заявил зверек, замирая.

— Он кто такой? — поинтересовался Мири. — Что за ушастик?

— Его зовут Парс, — сообщила Карина. — Игрушка. Если хочешь, можешь его погладить, он любит.

— Как игрушка может что-то любить? — недоверчиво осведомился парень, но руку к зверьку протянул. Парс с готовностью подставил голову под его пальцы и негромко замурлыкал.

— А у него в шкуру тактильные сенсоры встроены, — объяснила Карина. — Когда его гладишь, его искин воспринимает прикосновение как ласку. И ему приятно.

— Искин, сенсоры… — фыркнула Томара. — Современная молодежь уже и забыла, что такое живой зверь. Кара, ты хоть раз живую кошку видела?

— Да, конечно, — удивилась вопросу девушка. — У одной моей подруги, дома, в Масарии, дома живет настоящая кошка. Она красивая и мурлычет, совсем как Парс. Только для нее большую клетку надо, а у меня комната маленькая, некуда поставить.

— О всемогущая Назина! — Томара возвела глаза к небу. — Кошка! В клетке!! Что-то в мире совсем не так, если даже кошек начали в клетки засовывать. Кара, кошке положено жить на свободе, вовсе не в ящике… Куда там Калу запропастился?

Она вытащила пелефон, но тут дверь палаты распахнулась, и в комнату почти вбежал доктор Кулау в операционной пижаме. За ним вошла Цумаха, толкающая перед собой столик на колесиках. На столике рядами стояли пузырьки и капсулы с лекарствами, лежал инъекционный пистолет.

— Доброе утро всем, — сказал Кулау. — Надеюсь, без меня не начинали?

— Ты же честно билет купил, Калу, — немного нервно улыбнулась ему хирург. — Как же без тебя?

Камарона с Валлой ввезли каталку. Камарона слегка помахала ладошкой Карине в знак приветствия. Потом все три девушки отступили назад и выстроились у дальней стены палаты, посматривая на Карину со смесью восторга и благоговения. Карина слегка вздохнула. После ограбления банка она стала для младшего персонала хирургического отделения чем-то средним между кумиром и старшей сестрой, даром что не отличалась от них по возрасту. Девицы постоянно бегали к ней с разными глупыми мелкими вопросами, на самом деле лишь для того, чтобы лишний раз взглянуть на нее восторженными глазами.

— Ну, как наш пациент? — Кулау взял в руки диагност Томары и быстро просмотрел последние протоколы. — Тэк-с, ладно. В пределах нормы. Операционная готова. Анестезиологом сегодня Ххараш, я его попросил выйти на случай, если он действительно понадобится. Он уже там, так что начинаем выдвигаться. А вы чего ждете, стрекозы? — добродушно прикрикнул он на медсестричек. — Дел больше нет? Так я сейчас придумаю. А ну, марш на посты дежурить!

Дружно фыркнув и задрав носы, медсестры цепочкой вышли из палаты. На прощание Тамарона повернулась и быстро показала язык спине отвернувшегося профессора. Томара бросила на нее укоризненный взгляд, и девица, хихикнув, выпорхнула из палаты, стуча каблучками туфель.

— Так, Мири, — Томара дотянулась до столика, взяла пистолет и зарядила в него капсулу. — Сейчас я сделаю тебе пару уколов. Ничего серьезного, просто успокаивающее и мягкое снотворное. Мы не знаем, что ты почувствуешь во время операции, да и затянуться она может надолго. Лучше, если ты пока поспишь.

Она приставила пистолет к шее парня и ввела лекарство, потом поменяла ампулу и уколола еще раз.

— Сейчас тебе захочется спать, Мири, — мягко сказала она, откладывая пистолет и по-матерински оглаживая его волосы. — Не сопротивляйся сну. — Она наклонилась вперед и заглянула ему в глаза. — Все закончится хорошо. Ничего не бойся.

Парень сонно кивнул. Финазин уже начал действовать, и его глаза закрывались сами собой.

— Я не боюсь, — едва слышно пробормотал он. — Я не…

Его голова безвольно откинулась на подушку, и он мягко задышал. Сейчас, во сне, его серое изможденное лицо казалось почти мальчишеским.

Томара поднялась на ноги. Она взяла со столика несколько пузырьков, четкими уверенными движениями сдернула защитные колпачки и вставила их в гнезда капельницы, после чего с минуту стучала пальцами по ее пульту.

— Так, маркер в вену пошел, — прокомментировала она. — Через пять минут можно томографировать. А ведь батарея у капельницы наполовину разряжена, и перед самой операцией! Ох, что-то у нас медсестрички совсем обленились, пора воспитательные меры принимать. Карина, поможешь переложить его на каталку?

Девушка кивнула. Вопреки ожиданиям, она чувствовала себя совершенно спокойной, словно и не металась в кровати накануне вечером. Она осторожно просунула под Мири манипуляторы, приподняла его и аккуратно положила на каталку.

— А зачем ему грудь выбрили? — недоуменно спросила она. — Мы же его резать не станем.

— Не планируем, — поправил ее Кулау, накрывая безвольное тело парня простыней. — Но на всякий случай мы подготовились к полноценной операции. Если что-то пойдет не так, переключимся на классические методы. В операционной сейчас еще и Ромира моется, так что в случае чего мы подстрахуем, где потребуется. Кара, а ты-то почему не переодета? Ты что, так и собираешься в уличной одежде работать? Ну-ка, бегом к Марине за пижамой, и чтобы через пять минут явилась во вторую операционную. Тома, взялись.

Вместе с Томарой он ухватился за поручни каталки и вывез ее из палаты. Карина ошарашенно посмотрела ему вслед, но тут же спохватилась. Действительно, почему она не подумала о переодевании? Интересно, а что, госпожа Марина тоже ради нее специально в выходной на работу вышла? Ох, сколько свидетелей ее позора в случае чего… Она подняла с пола Парса и зарылась лицом в его мех, потом опустила зверька обратно.

— Парс, ожидание — место «ординаторская» — тихий режим, — скомандовала она.

— Парс один, совсем один! — пожаловался зверек. — Парс бедный и несчастный, его никто не любит!

Он вздернул в воздух короткий хвостик и, шустро семеня всеми шестью лапами, выбежал в дверь палаты. Карина посмотрела ему вслед, вздохнула и решительно направилась к старшей медсестре.

В пять минут она не уложилась. Переодетая, она оказалась в операционной в семь тридцать. Когда она вошла, Мири лежал на столе. Его тело закрывали простыни, оставляя открытым только предполагаемое операционное поле, а капельницу на предплечье уже сменил блок гемодиализатора, пока еще неактивного. Карина остановилась у порога, чувствуя странную измотанность. Она устала бояться. Страшно устала. От нее зависит человеческая жизнь, но она уже не может испытывать никаких чувств. Кулау, Томара, Ххараш и Симира, операционная сестра, ожидающе смотрели на нее.

— Давай, Кара, мойся, и приступаем, — Томара подошла к девушке и положила ей руку на плечо. — Не волнуйся. Не происходит ничего, что могло бы иметь фатальные последствия. В крайнем случае мы просто вернем его в палату в исходном состоянии. Давай, — она подтолкнула Карину к раковине.

Дождавшись, пока девушка тщательно вымоет руки и натянет перчатки, Кулау сказал:

— План таков. Кара, ты начинаешь работать, как мы обсуждали. Начинаем чистить главный конгломерат. Твоя задача на сегодня — пройти пять намеченных лимфоузлов. По ходу дела мы следим за действием через томограф, но не забывай, что у него минимальный шаг сканирования — миллиметр, и на полный проход требуется не менее пяти минут. Предварительное сканирование уже проведено, если потребуется — скажи, сделаем снова. Если вдруг обнаружишь, что что-то идет не так, немедленно скажи. Мы можем прервать операцию, можем прибегнуть к экстренному вмешательству, выбор за нами. Главное — не делай резких движений, и все получится. Помни — ты не первый и не последний хирург, впервые взявшийся за непривычную операцию. Через это проходили все. Мы рядом, и мы страхуем. Давай, Кара, начинаем.

Он отвернулся к пульту томографа, и через мгновение на большом настенном экране вспыхнула объемная схема грудной клетки Мири. Повинуясь указаниям хирурга, компьютер выделил раковые узлы желтым, и у Карины в очередной раз похолодело в желудке. Сколько же их там!.. Нет, не надо задумываться о деталях. Она сумеет убрать их все, но даже самая длинная дорога начинается с первого шага.

Она подошла к столу и положила Мири на грудь кончики пальцев. Затем глубоко вздохнула и закрыла глаза, взглянув на него через сканер. Мир стал серым и скучным, но верхние покровы тела, ребра, мышцы растаяли, повинуясь ее мысленному усилию. Теперь она смотрела на губчатую массу легких, пронизанных сетью кровеносных капилляров и ходов бронхиального дерева. Периодически пульсирует темный комок — сердце, но оно сейчас не нужно, а потому послушно растворяется, открывая заднее средостение.

Вот пораженный бронх, несущий смерть своему хозяину. Он страшно изуродован опухолью, которая почти наполовину перекрывает его просвет. Если ее не убрать, скоро бронх окажется перекрыт полностью. Но его пока трогать не надо, смерть от удушья Мири пока не грозит. Куда опаснее пораженные лимфоузлы — источники метастазов, вместе с лимфой с легкостью распространяющихся по телу. Именно их нужно нейтрализовать в первую очередь. Сканер послушно показывает черным скопления раковых клеток, выделяя их из общей массы тканей. Легкие, бронх, лимфоузлы, пищевод словно вымазаны отвратительной грязью, разъедающей организм. Как заманчиво выжечь всю гадость одним ударом! Но нельзя: раковые узлы тесно окружены здоровым клетками, которые нельзя уничтожить. Если просто сжечь весь конгломерат, погибнут и здоровые ткани, и тогда Мири обречен: ему не выжить с огромной дырой в груди, оставшейся на месте опухолей. Значит, нужно действовать методично и осторожно.

Вот оно, место, с которого начнется процесс. Карина ввела в опухоль истонченные до неощутимости манипуляторы. Начинаем! Раковые клетки на ощупь чувствуются как шероховатые колючки в мягкой почве — интересно, почему манипуляторы передают ощущение именно так? Зацепить колючку — короткий сжигающий импульс — нащупать следующую… Вот здесь можно выжечь сразу большой кусок, в нем почти нет здоровых клеток. А вот здесь надо аккуратнее…

«Кара…»

Мягкие ласковые ладони на плечах. Знакомый голос в голове, словно кто-то подключился к ней по каналу связи. Но ведь канал отключен!

«Кара, девочка моя, здесь я, Майя. Не оборачивайся — меня здесь нет, я говорю через сервисный канал эффектора. Просто слушай. Кара, доверься эффектору. Он очень умен и может гораздо больше, чем просто следовать твоим указаниям. Не надо руководить им в мелочах. Просто задай ему программу, и он выполнит ее сам. Я ненадолго перехвачу контроль над наноманипуляторами. Следи, что я делаю…»

Задать образец для поиска — злой колючий шаблон раковой клетки. Установить границы поиска: радужный — радужный! — пузырек с неровными границами надувается в груди, охватывая пораженный лимфоузел. Осторожными касаниями эффектора поправить стенки пузыря так, чтобы они окружали только нужный узел с минимальным зазором — до остальных тканей дело еще дойдет, но не сейчас. Задать программу при обнаружении: сжигающий импульс. Задать программу при нечетком обнаружении: сжигающий импульс — лучше мы сожжем здоровую клетку, чем пропустим раковую. Настройка проведена — запускаем поиск… Все. Процесс чистки завершен, затраченное время — три целых двести семнадцать тысячных секунды. Повторное сканирование: живых раковых клеток не обнаружено.

«Кара, запомнила? Дальше сама. Я отключаюсь. Я не желаю удачи, ты в ней не нуждаешься».

«Спасибо, Майя!»

Создать радужный пузырь вокруг второго узла. Задать программу… нет, использовать последнюю использованную программу. Выполнить… Пузырь, программа, выполнить… Пузырь, программа, выполнить… Пузырь, программа, выполнить…

Карина открыла глаза, бросила взгляд на настенные часы и потрясла головой. Все? Уже? Она отступила от стола. Ей стало жарко. По лицу стекали струйки пота, и пот пропитывал ее белье и блузу. Лба и скул коснулась мягкая ткань: Симира ловко вытерла испарину марлей.

— Что-то не так, Кара? — встревоженно спросила Томара.

— Нет, все в порядке, — тряхнула головой девушка. — Я закончила.

— Закончила? — недоуменно переспросил Кулау. — Так быстро?

— Да. Я… меня научили, как можно убирать клетки не поодиночке, а все сразу. Я вычистила запланированные лимфоузлы.

— Я даже не стану спрашивать тебя, уверена ли ты в своих словах, — вздохнул Кулау. — Хорошо. Состояние пациента не изменилось. Задействую гемодиализатор в дежурном режиме.

Он коснулся кнопки охватывающей предплечье юноши капсулы, и на той размеренно замигал зеленый глазок.

— Готовились к войне, а враг не явился, — фыркнул Ххараш. — И стоило на уши вставать из-за такой мелочи? Я еще какое-то время в ординаторской, зовите, если надо.

Анестезиолог содрал с рук перчатки, располосовав их изнутри когтями, бросил обрывки в мусорку и вышел.

— Я еще нужна, господин Кулау? — осведомилась Симира.

— Нет, Сима. Спасибо, можешь идти.

— Прислать девочек, чтобы отвезти пациента в палату?

— Нет, не нужно. Сами справимся.

Томара подошла к пульту и включила рентгеновскую установку. С потолка, жужжа сервомоторами, спустились хромированные полуцилиндры, охватили стол и замигали красными сигналами.

— Снимем грудь еще раз на всякий случай, — пояснила хирург. — И вообще надо почаще делать снимки и томограмму. Тебе, Кара, они потом для статьи очень пригодятся, так что не забывай.

— Для статьи? — удивилась девушка.

— Ну разумеется! — с досадой сказала Томара. — Ты ведь не собираешься всю жизнь в младших хирургах ходить, верно? Если на почетную степень не надеешься, тебе диссертацию защищать придется, а для того статьи писать, на конференциях выступать, вообще авторитет зарабатывать. Ох, молодежь, ну ведь совсем о будущем не думает!

— Ты, Тома, можно подумать, у нас старушка, — усмехнулся Кулау, отключая рентген. Полуцилиндры разомкнулись и поднялись под потолок. Вместо них под столом и потолком, загудев, поползли сканирующие плоскости томографа.

— Старушка — не старушка, а жизнь знаю. Кара, как куратор даю указание: в своем журнале интерна вести полный протокол лечения. Дважды в сутки фиксировать уровень белка в моче, билирубина в крови, и полного, и общего, сохранять журнал третьей, пятой и двенадцатой программ диагноста. Ежедневно — гистология отхаркиваемой мокроты, рентген и миллиметровая томограмма грудной клетки. Еженедельно — бронхоскопия. Калу, когда назначаем следующий сеанс магии?

— Шустрая ты, Тома. Три-четыре дня наблюдаем за состоянием, там решим. Но если все пойдет как запланировано, то, пожалуй, в древодень. Поскольку прошло все быстро и без проблем, полную боевую готовность больше не объявляем. Карина, следующий сеанс проводишь под присмотром Томары, дальше действуешь самостоятельно по согласованию с ней. Интервалы между чистками менее трех дней даже в идеальном варианте не делать. Если гемодиализатор не справится с интоксикацией, увеличим интервалы. Ладно, девочки, томография завершится — везите его в палату. Справитесь без меня? Или действительно кого-то прислать?

— Вот всегда мужики такие — обнадежат и бросают на самом интересном месте! — ухмыльнулась хирург. — Кара, ты как, в состоянии своего подопечного перетащить между столом и каталкой?

— Да.

— Ладно, Калу, можешь топать домой. А то как ни зайду в отделение в выходные, ты тут сидишь. Жена и дети, наверное, уже и забыли, как ты выглядишь.

— У них снимки есть, — отшутился заведующий отделением. — Ну ладно, ушел я.

Когда Томара и Карина остались в операционной одни, хирург похлопала девушку по плечу.

— Главное — начать, — сказала она. — А ты нервничала!.. О, томограф отработал. Давай, грузи своего подопечного на каталку и вези в палату. Я пойду девочек еще раз об уходе за ним проинструктирую, а то ведь наверняка все забудут, сороки бескрылые. Дождись меня в палате, еще раз обсудим протоколирование.

Уже когда она закатывала каталку в лифт, Карина вдруг поняла, что все получилось. Ее лечение сработает! Нет, разумеется, впереди еще долгие периоды лечения и восстановления, и раньше чем через полгода Мири вряд сможет вернуться к полноценной жизни. Но он выживет! Ее эффектор уничтожит рак, внутренние раны зарастут, и он проживет долгую жизнь до самой старости. А она наконец-то начнет обратный отсчет на шкале загубленных жизней. И все закончится хорошо.

23.14.849, огнедень. Масария

Тихий стук в дверь заставил Цукку вздрогнуть. Она отложила стило, которым гоняла по дисплею строчки формул, и вздохнула:

— Входи, Дзи.

Дзинтон приотворил дверь и мягкой кошачьей поступью вошел в комнату.

— Привет, Цу, — сказал он. — Страдаешь? Второй час ночи, между прочим.

— Убить кого-то хочется, — пожаловалась Цукка. — То ли себя, то ли еще кого-нибудь. Ну ведь где-то здесь ошибка, я знаю, а выцепить не могу. Защита меньше чем через период, а еще ничего толком не оформлено. И ошибки постоянные… Прямо руки опускаются. Не стать мне магистром, Дзи, точно не стать.

— Куда ты денешься! — широко ухмыльнулся Демиург. — Ну-ка, дай я полистаю…

Он быстро прогнал по дисплею формулы, потом вытащил одну из них на передний план, оттеснив остальные в дальнюю часть объема:

— Цу, мнимая единица в квадрате чему равна?

— Минус единице… — машинально ответила девушка. — Ой! Чтоб мне ногу сломать!.. Не минус единица же, а мнимая!

— Именно. Тогда у тебя знаки при членах ряда чередуются, и он вполне душевно сходится к нулю.

— Точно! И тогда все замечательно упрощается!.. — Цукка радостно вскинулась, но тут же угасла. — Устала я, Дзи. Какая-то апатия навалилась. Ничего не хочется, лишь бы все закончилось побыстрее.

— Такое случается, — понимающе кивнул Демиург, в своей любимой манере усаживаясь на краешек стола. — Переутомилась ты. Ничего, защитишься — сможешь устроить себе каникулы. На зимники вернется Карина, и все вместе закатитесь куда-нибудь на курорт.

— До защиты еще дожить надо… — Цукка печально взглянула на него. — Дзи, вот скажи мне — зачем я вообще всякой фигней страдаю? Я имею в виду науку нашу, гравископию, астрономию. У вас же наверняка все давным-давно открыто и исследовано. Небось лежит себе где-то в дальнем уголке Архива толстый томик, в котором весь мой диссер на трех страничках умещается. Или в одной фразе «отсюда очевидным образом следует, что…» А я корежусь, мучаюсь, в школьной арифметике путаюсь! А?

— Может, лежит, — Демиург безразлично шевельнул бровью. — А может, и не лежит. Я не специалист по гравископии, знаешь ли, и вообще в физике слабо разбираюсь. Да и не изобрели у нас до Катастрофы гравископов. И после тоже — благодаря технике гиперсдвига технология дальнего сканирования неактуальной стала. Зачем изучать что-то издалека, если можно туда сканер-попрыгунчик забросить и с точностью до версты картинку всей системы снять? Так что ты вполне можешь оказаться первооткрывательницей.

— Все равно глупо. Детские игрушки…

— Детские игрушки от взрослых отличаются разве что степенью достоверности, — Дзинтон подмигнул. — И вообще, игра позволяет познавать жизнь, да и самого себя — тоже. Поверь мне как представителю расы, возведшей Игру в ранг фетиша.

— Тьфу на тебя, зануда! Тебе хорошо, диссер защищать не надо! Слушай, Дзи, ты у нас большой и умный, ты все знаешь. Закончи вывод за меня, а? А я тебя поцелую!

— Ты меня и так поцелуешь, — подмигнул тот. — Цу, серьезно — не стану я тебе помогать. Сама справишься. Ты ведь когда с детьми над задачками сидела, им не помогала, самих заставляла решать. Почему? Неужто потому, что не умела?

— Вот так всегда, — Цукка откинулась на спинку стула и покрутила головой, разминая затекшую шею. — Ну ладно, ладно, я дите неразумное, а ты древний мудрец в миллион лет от роду. Только скажи, Дзи, к чему ты все-таки меня так готовишь?

— К реальной жизни, Цуничка. К реальной жизни. К той самой, о которой сейчас пойдет речь.

— А именно? — насторожилась девушка.

— А именно — о тебе и о наших дальнейших отношениях. Цу, Яне с Палеком вот-вот исполнится по семнадцать лет. А тот контракт, что мы заключили с тобой в сорок третьем, предусматривал твое опекунство над детьми только до их совершеннолетия. Его срок действия истекает. Да ты уже, в общем-то, им не нужна. Наши оглоеды сами над кем хочешь шефство возьмут. Чтобы не тянуть кота за хвост, я увольняю тебя с сегодняшнего дня. Ну, не совсем с сегодняшнего, там какой-то срок оговорен, но считай, что официальное уведомление ты получила.

— Что?! — Цукка изумленно уставилась на него. — Увольняешь?

— Ага, — кивнул Демиург. — Именно. Есть там такой пункт, о котором ты наверняка напрочь забыла. Урок на будущее — читай документы внимательно перед тем, как подписывать.

— Спасибо, Дзи, но у меня и без того пока что уроков хватает. Под еще один места в башке нет. И что дальше?

— Дальше — вот, — Демиург извлек из воздуха покрытый убористыми строчками лист и положил перед Цуккой. — Контракт пожизненного найма. Ознакомишься на досуге и решишь, стоит ли подписывать. Такой же контракт, как у Саматты.

— Стило где? Ах, да… — Цукка раздраженно взглянула на зажатую в руке палочку. — Сейчас подпишу.

Она быстро черкнула внизу страницы. Потом, нахмурившись, черкнула еще раз.

— Ну вот. И писалка сдохла, — констатировала она. — Дзи, новое не наколдуешь?

— И не подумаю. Все в порядке с твоим стилом, целый фолиант им написать можно. Цу, я же сказал — почитаешь, ознакомишься и решишь. Здесь и сейчас подписать ты не сможешь.

— Да что там…

— Нет. Цу, я еще раз повторяю тебе то, что не устаю повторять уже много лет: ты — не моямарионетка. Не живая игрушка, которую я дергаю за ниточки. И ты давно не растерянная девочка, шесть лет назад, стиснув зубы, шагнувшая в самостоятельную жизнь, не понимая толком, чего от нее хочет.

Он наклонился вперед и заглянул в глаза девушке.

— Ты повзрослела, Цу. Повзрослела и набралась опыта. Я не стану утверждать, что мы с тобой полностью равноправны — нет, разумеется, у меня и кругозор ширше, и мышца понакачаннее. Но ты сама решаешь, как строить свою жизнь. Сотрудничество со мной — лишь один из возможных путей. Сейчас у тебя есть запасы на черный день, любящий муж, образование, профессия, не самая доходная, но дающая опору в жизни, и какие-то жизненные планы. Ты вполне можешь обойтись без меня. Если решишь со мной расстаться, я огорчусь. Но следует отделять деловые отношения от дружеских. Мы все равно останемся друзьями, что бы ты ни решила, но я хочу, чтобы ты прочитала контракт и серьезно задумалась о жизни.

Он спрыгнул со стола.

— Читай, Цу, и думай. И особенно обрати внимание на параграф номер пять. Сейчас он может показаться неважным, но с течением времени условие начнет давить на тебя все сильнее. Саматте легче, у него уже есть ребенок. Но для тебя запрет иметь детей может оказаться непосильным.

— Запрет иметь детей? — пробормотала Цукка. — Странное условие, Дзи… Почему Мати мне о таком не говорил?

— Разглашать условия контракта запрещено даже самым близким людям, о чем там тоже написано. А условие не странное. Вполне нормальное. Если ты решишь остаться, со временем ты поймешь. Пока же информирую тебя, что двадцать твоих яйцеклеток изъяты, проверены и сохранены в стазисе, так что генетических потомков ты сможешь завести даже в глубокой старости. Но дети означают разрыв контракта.

— Не знаю, что и сказать, Дзи… — Цукка потерла щеки руками. — Как-то ты неожиданно на голову мне свалился. И не вовремя.

— Вовремя вообще редко что случается, — Демиург ласково прикоснулся к ее волосам кончиками пальцев. — Недели на раздумье тебе, думаю, хватит. Потом сообщишь, что решила. Но, Цу, я хочу, чтобы ты отнеслась к контракту максимально ответственно. Не просто черкнуть и отмахнуться, как ты попыталась сейчас, а действительно подумать. Подумать — и сознательно принять все последствия. Обещаешь?

— Обещаю, конечно, — вздохнула девушка. — Как тебе можно в чем-то отказать?

— Да очень даже просто. Есть такое слово «нет», ага? Я не следователь и не уличный бандит, я за него ребра не ломаю. Ну все, прекращаю мешать. Работай дальше. А лучше ложись-ка спать. А то и в самом деле переутомишься и завалишь защиту.

Он подмигнул и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Цукка посмотрела ему вслед и взяла в руки лист, покрытый мелкими строчками. Покрутив в руках, она рассеянно отложила его в сторону и снова уставилась на дисплей. Вытащенная Дзинтоном на передний план формула все еще висела у нее перед глазами. Она подняла стило и принялась перетряхивать и переписывать ряды уравнений.

Главное — добить-таки лемму. Все остальное может и подождать.

Та же ночь. Крестоцин, Северный промышленный район

Потрепанная черная «ганза-цунами» медленно въехала в тупик и затормозила, погасив огни. Припаркованный у дальней стены «дайтон-князь», стоящий с выключенными габаритами, дважды мигнул фарами.

— Сиди здесь, — приказал Той спутнику, отстегивая ремень и выбираясь из машины. — Жди. Я быстро.

Он хлопнул дверцей и осторожно, чтобы в тьме переулка не вляпаться в лужу или не полететь кубарем, пошел в сторону «князя». Воздух пропитывал отчетливый запах химикалий — похоже, фильтры на скрывавшейся за высоким бетонным забором фармацевтической фабрике в очередной раз прохудились, и дирекции вскоре предстояло объясняться с экологическим инспектором. От едкого запаха Той злился еще сильнее. Он вообще не понимал, к чему нужна такая конспирация. В городе куча забегаловок, где не обратят внимания не только на двоих мирно общающихся людей, но и на массовый мордобой с выбитыми зубами и переломанными конечностями. Но нет, кретину хочется поиграть в шпионов! Тоже мне, разведчик в тылу врага. Ну ничего, пока он полезен, его можно использовать. У «нормальных» организм, может, и обычный, но с башкой явные нелады, и полезнейшую информацию из них можно выдаивать бадьями и задаром. Впрочем, сейчас его интересует только одна вещь.

Он открыл дверцу «князя» и втиснулся на пассажирское сиденье рядом с водителем, явно слишком тесное для его габаритов.

— Узнал? — грубо спросил он, не удосуживаясь приветствием.

— Какой ты у нас шустрый, молодой господин! — усмехнулся сидящий за рулем. — Ни «как дела?», ни даже «привет». От порога к пирогу, так, что ли?

— Ты знаешь, зачем я здесь, — ровным тоном, скрывающим под собой кипящую ярость, произнес Той. — Я знаю, зачем ты здесь. Ты ведь боишься, что нас застукают? Так колись быстрее, и разбежимся, взаимно довольные.

— Что за лексика у современной молодежи! — с сарказмом откликнулся его собеседник. — Ну ладно. Раз поболтать ты не в настроении, скажу я тебе, что знаю. Но сначала одно условие.

— И какое же? — угрюмо спросил Той.

— Простое. Я догадываюсь, что ты намерен сделать с девчонкой. Ничуть не возражаю. Но все должно пройти максимально громко. Полиция, сирены, пресса и вертолеты телевизионщиков, все такое. Нам нужен громкий скандал, понял?

— И все? — саркастически осведомился Той. — То есть я лишь должен сунуть голову под топор, ага? Моя шкура на барабане — такое ма-аленькое легонькое условие… Да пошел ты, мудак, понял? — внезапно заорал он, поворачиваясь к собеседнику и сграбастывая его за грудки, но тут же перешел на зловещий шепот: — Ты мне сейчас все скажешь, что знаешь, и безо всякий условий. Иначе я тебе прямо здесь башку отверну!

Сильный скользящий удар в скулу отбросил его назад. В глазах Тоя вспыхнули огненные круги, и тут же левую кисть пронзила острая боль. Он зарычал, выгибаясь на сиденье, чтобы уйти от захвата, и тут же затих, почувствовав упертый в подбородок холодный ствол пистолета.

— Успокоился? — насмешливо спросил его собеседник. — Никогда не недооценивай ментов, мальчик. В своей шайке можешь покрикивать на сопляков сколько влезет, а здесь главный я. И если еще раз попробуешь распустить руки или повысить голос, я тебе мозги вышибу. Не посмотрю, что машину потом отмывать придется. Ты меня понял, урод?

— Да… — прохрипел Той сквозь сжатые зубы. Дуло тут же убралось от подбородка, и стальные пальцы, удерживающие его кисть, разжались.

— Вот так-то лучше. А теперь повторяю: наше дело требует, чтобы вышел громкий скандал. Максимально громкий. И ты мой приказ выполнишь. Мне плевать, что ты с братцем укрывал половину того, на что получал наводки. В конце концов, жить всем надо. Но если попробуешь не подчиниться прямому приказу, то сдохнешь еще до утра, причем даже не от моих рук. У «Нормальных людей» сочувствующих много, а руки длинные. Настолько длинные, что ты даже в Княжествах не скроешься в случае чего.

— То есть я должен либо отказаться и сдохнуть от вашей пули до завтрашнего утра, либо согласиться и сдохнуть от ментовской пули до завтрашнего вечера? — язвительно осведомился Той, потирая ноющее запястье. — Знаешь, я предпочту отказаться. Уйти от ваших «сочувствующих» все же легче, чем от ментовских снайперов.

— На твоем месте я бы на успех не рассчитывал, — даже в темноте Той чувствовал, что его собеседник ехидно улыбается. — Но если проживешь еще какое-то время, мальчик, то поймешь, что дослушивать следует до конца. Сначала дослушивать, и только потом делать выводы. От полицейской пули ты не сдохнешь. И, более того, вытащишь из камеры смертников своего брата, живого и здорового. Продолжать?

— Валяй, — недоверчиво откликнулся Той.

— Вот план, — налетчик почувствовал, как ему в руку ткнулся плотный пакет. — Там описано, в каком месте, в какое время и каким образом проводить операцию. И как уходить, когда добьешься своего. Потребуется кое-какое оборудование. Оно уже укрыто на месте. Имей в виду, оно прочищено, на нас не выведет, так что если в последний момент решишь слить нас собам или еще кому, тебя это не спасет, — в голосе говорящего снова прорезалась угроза. — В общем, ознакомишься и начнешь действовать. Кое-какие мелочи там не прописаны, но сам додумаешься, что делать, не ребенок. В остальном делай в точности, как сказано. Если будешь умницей, то останешься жив и в наваре. И братца вытащишь. И не тяни. Не обязательно начинать завтра или даже на текущей неделе, но и до следующего года откладывать тоже незачем.

— Хорошо, — буркнул Той. — Имя ты мне назвать собираешься? Имя, адрес, все такое? Или и их я должен сам выяснять?

— С удовольствием, молодой господин. Девчонку зовут Карина Мураций. А физиономию, домашний адрес, место и график работы и прочие детали ты найдешь в плане. А теперь убирайся. И подожди десять минут после моего отъезда, не ломись сразу вслед.

К тому моменту, когда Той влез в «цунами», Маами сидел как на иголках.

— Ну что? — нетерпеливо спросил он, провожая взглядом скользящую мимо тень «князя», так и не включившего ни габариты, ни фары. — Узнал?

— Узнал… — прорычал Той. — Однажды я ублюдку шею сверну! Тоже мне, крутой! Мент продажный, информацию за бабло налево скидывает, а туда же — борец за права!

— Ну и кто она? — осторожно осведомился Маами. Он знал, что к Тою в таком состоянии лучше не лезть, но любопытство пересиливало.

— Девку зовут Карина, — буркнул Той. — Где-то здесь адрес записан…

Он включил тусклую лампочку под потолком и принялся вглядываться в мелкий шрифт.

— Карина? — удивленно спросил Маами. — А где она работает?

— В больнице какой-то… хренов аккумулятор, не видно нифига…

— В Первой городской?

— Ты откуда знаешь? — напрягся Той, сверля товарища тяжелым взглядом.

— Ну… так, случайно, — пожал плечами парень. — Я недавно болтался в терапии на обследовании. Там и познакомились. Она практикантка какая-то.

— Вот как? — хищно улыбнулся Той. — Ты с ней случайно не задружился как следует?

— Вот еще! — скривился Маами. — Сначала вроде ничего девчонка показалась, а потом вдруг выяснилось, что она чудище, да еще с первой категорией. Послал я ее подальше… Эй, ты чего?

— Я-то ничего… — Той, продолжая сверлить его немигающим взглядом, растянул губы в оскале и положил тяжелую руку на плечо. — А вот о том, как ты ее послал и в каком виде, мы сейчас и поговорим. Валяй, выкладывай с самого начала и во всех подробностях…

* * *

Время летело незаметно.

Каждый день Карина делила свое время между больницей и учебой. Она усердно штудировала учебники, выполняла медсестринские обязанности, присутствовала на операциях и отчитывалась перед Томарой. В редкие выходные она в одиночку гуляла по городу, изучая его узкие кривые улочки, змеящиеся по скалистым склонам вокруг бухты, центральные проспекты, круглые сутки залитые сияющими огнями вывесок, витрин и реклам, морской порт с могучими прочными пирсами, массивными железными кранами и железобетонными эллингами, безлюдные по осеннему времени галечные пляжи для серфинга на океанском побережье… С каждым днем ей все больше нравился город, стремительный и энергичный, поначалу хмурый, холодный и неприветливый по сравнению с безмятежной теплой Масарией, но постепенно раскрывающий перед ней свои маленькие тайны. Лиственный парк, облетевший по осени, но странно привлекательный в грустной паутинной беззащитности голых ветвей; маленькая, мощеная древней брусчаткой площадь, окруженная двух- и трехэтажными домишками, словно сошедшими со старинных картинок; городская ратуша, между колонн которой прячутся потемневшие от времени старинные фрески; конный памятник какому-то древнему полководцу, без таблички, забытый всеми в заброшенном скверике; узкая тропинка между высокими глухими заборами, неожиданно выводящая к скале с великолепным видом на бухту; маленький магазинчик сувениров, в котором пожелтевший от времени фарфор стоит вперемешку с чугунными статуэтками из Четырех Княжеств, эротическими гравюрами по дереву четвертого века, головоломками в лакированных коробочках и бумажными веерами; крохотное уютное кафе, управляемое пожилой четой, где изумительно пахнет ручной выпечкой, а маленькие пирожные с заварным кремом просто тают во рту…

Она постепенно привыкла к больнице, а больница привыкла к ней. После истории с полицейскими скрывать ее особые способности стало уже невозможно — слухи от медсестер к врачам, санитаркам и пациентам разлетелись мгновенно. Карина то и дело ловила на себе любопытные взгляды, однако никто не приставал к ней с глупыми вопросами, не просил показать свои умения, за что она была благодарна окружающим. Постепенно перестав стесняться, она даже помогала медсестрам перекладывать лежачих пациентов с кровати на каталку и обратно, а однажды даже приняла посильное участие в перетаскивании на новое место большого газгольдера, стоящего в полуподвале и использующегося для хранения кислорода. Когда-то давно его установили в углу, закрыв водопроводные трубы, и когда пришла пора их менять, оказалось, что новые возведенные стены и газгольдер не позволяют толком к ним подобраться. Миниатюрной Карине удалось пробраться между стеной и цистерной и несколькими мощными ударами манипуляторов по постаменту сдвинуть с места так, что ее удалось через окошко зацепить тросами с грузовика и оттащить в сторону.

С интервалом в три дня она устраивала Мири сеансы магии, как их в шутку продолжала называть Томара. Дозой снотворного парня погружали в неглубокий сон, чтобы избавить от неприятных ощущений, и Карина по частям выжигала главную опухоль в бронхе и пораженные лимфатические узлы. Операционную для ее сеансов больше не задействовали, но из-за томографа и рентгеновского аппарата его приходилось возить в кабинет аппаратной диагностики. Уже на третий раз Томара отказалась идти с Кариной, и ей пришлось срочно вспоминать методы обращения с аппаратурой, пройденные еще на втором курсе. Мири, хотя и истощенный долгой болезнью, переносил интоксикацию, вызванную избавлением от мертвых тканей, на удивление хорошо. Уровень белка в моче оставался неизменно высоким, температура временами скакала под сорок градусов, а блок гемодиализа предупреждающе помигивал желтым глазком, сообщая о критическом режиме работы, но в целом Мири справлялся. Через свой сканер Карина видела, что черная грязь раковых клеток в его груди постепенно исчезает, растворяясь в успокаивающей монотонной серости нормальных тканей, и она жадно рассматривала рентгеновские снимки и томограммы в надежде увидеть тому подтверждение. Рассудком она понимала, что еще слишком рано, что заметных изменений придется ждать еще несколько недель, но каждое незначительное отступление опухоли приносило ей тихую радость. Подстегиваемый иммунноукрепляющими препаратами, организм Мири потихоньку оживал. У юноши начал появляться аппетит, серая поначалу кожа начала потихоньку розоветь, а перед пятым сеансом, появившись раньше времени, Карина застала его за просмотром порнографии на пелефоне. То есть само изображение она не разглядела, но поспешность, с какой он выключил экран, его смущение, а также недвусмысленный бугорок под одеялом говорили сами по себя. Мысленно хихикнув, Карина ненадолго отлучилась, чтобы не смущать парня еще больше, после чего погрузила его в кресло-каталку, отвезла в операционную и провела сеанс.

К тому времени она прочно забыла про скандальный разрыв с Маами, мельком вспоминая о нем, почему-то только сталкиваясь на лестнице с соседом господином Вараусином — наверное, по какой-то странной ассоциации. Но пятого пятнадцатого, после пятого сеанса лечения Мири, ей пришлось вспомнить о старой ссоре. Смущенно жмущегося у дверей больницы парня она заметила, еще когда шла через приемный холл к выходу. Опознав в зябнущей под ледяными порывами осеннего ветра фигурке своего несостоявшегося друга, она только тихо фыркнула и демонстративно отвернулась, когда проходила мимо. Сумку с дзюбой она перехватила так, чтобы она оказалась между ней и парнем. Уловивший ее настроение Парс, свернувшийся вокруг шеи на манер теплого воротника, оскалился и зашипел.

— Кара… — робко позвал ее парень.

— Я тебе не Кара, господин Маами! — отрезала она, не замедляя шага и не желая замечать, как он, запинаясь от спешки, безуспешно пытается пристроиться то слева, то справа от нее. — Я ведь ненормальная. Так, кажется, ты меня назвал в последний раз?

— Кара… Карина! — умоляюще проговорил парень. — Пожалуйста, выслушай! Я извиняюсь. Приношу нижайшие извинения за свое неподобающее поведение, великолепная госпожа! Карина, пожалуйста, выслушай!

Карина встала как вкопанная, так что он едва не налетел на нее, и обернулась.

— Ну? — неприветливо спросила она.

— Я извиняюсь! — обрадованно затараторил Маами. — Я очень сожалею о том, что сказал тогда! Пожалуйста, позволь мне загладить вину, госпожа!

Девушка внимательно осмотрела его с ног до головы, словно видела в первый раз. Взгляд парня виновато бегал по сторонам, он избегал смотреть ей в глаза. То ли действительно переживает, то ли… что? И почему у нее нет эмпатических способностей, как у Яны?

— Ну и как ты намерен это делать? — хмуро осведомилась Карина. — Заглаживать?

— Кара! — умоляюще проговорил Маами. — Я знаю тут неподалеку кафе. Хорошее кафе! Давай зайдем, а? Я угощаю.

— У меня тренировка сейчас, — отказалась девушка. — Я не ем.

— Ну хотя бы чая или сока, ладно? — парень, казалось, чуть не плакал. Карина вздохнула. Кажется, он действительно раскаивается. Ладно. Можно немного и задержаться. Выслушать извинения, вслух простить и поскорее уйти. А то ведь не отвяжется…

— Пошли, — буркнула она. — Куда?

— Тут рядом! — Маами обрадовался так, словно она посулила ему миллион. — Вон по той улице саженей двести.

Указанная улица уходила круто вверх в совсем не нужном Карине направлении. Но раз согласилась, придется идти.

— Веди.

Здесь Карина еще не ходила. Тротуар оказался выщербленным и покрытым глубокими лужицами, оставшимися после недавнего дождя. В стремительно сгущающихся сумерках тускло горели редкие фонари. Вдоль тротуара тянулись унылые серые трехэтажные дома социального жилья, и ни одной живой души по такой погоде вокруг не наблюдалось. Только неподалеку возле тротуара стоял потрепанный «торой»-седан, заляпанный грязью по самую макушку. Возле машины торчал высокий плечистый парень, задумчиво пинавший ее по переднему скату. Что-то в его лице показалось Карине знакомым, но что именно, она так и не поняла.

— Далеко еще до твоего кафе? — нетерпеливо спросила она у спины Маами. Парень едва не бежал впереди, ссутулившись и засунув руки в карманы.

— Совсем рядом, — откликнулся он, не оглядываясь. — Еще чуть-чуть.

Одна сторона его куртки определенно провисала. Казалось, в правом кармане лежит что-то небольшое, но тяжелое. Поколебавшись, Карина посмотрела на карман сквозь сканер и почувствовала, как екнуло сердце.

Правая рука Маами сжимала небольшой пистолет.

Вот так номер, озадаченно подумала девушка, автоматически шагая за спутником. Зачем ему пистолет? Он что, меня боится? И куда он вообще меня ведет? На самой улице никаких кафе не наблюдается, а дальше должны начинаться старые заброшенные парки, плавно переходящие в горные леса, где кафе если и есть, то в несезонье точно закрыты.

Они как раз миновали парня с машиной, когда она решила остановиться. Если он собирается в нее стрелять, то вряд ли рискнет при свидетелях. Риск минимальный в любом случае — она ожидает выстрела и не пропустит пулю, даже если он успеет нажать на спуск, но зачем доводить до крайности?

— Маами! — решительно сказала она, вставая на месте и осторожно расправляя манипуляторы, чтобы обезоружить его при первой же попытке вытащить пистолет. — Ну-ка, стой. Куда ты меня…

И тут мир взорвался ослепительно яркой вспышкой и померк.

Пробуждение оказалось ужасным. Затылок саднил, голова раскалывалась от боли, в ушах гудело и выло. Руки и ноги казались свинцовыми и решительно отказывались двигаться. Все тело знобило и морозило. Что с ней? Что произошло?

— Открой глаза, сука! — в унисон с хриплым торжествующим голосом правую щеку обожгло болью. — Просыпайся! Я знаю, что ты не спишь! — На сей раз ее ударили по левой щеке, и ее голова безвольно мотнулась.

Она с трудом разлепила килограммовые веки. Кажется, что-то держало ее в вертикальном положении. По крайней мере, прямо перед собой она различила мутный мужской силуэт. Она попыталась поднять руки, чтобы протереть глаза, и не смогла. К телу постепенно возвращалась чувствительность, и она ощутила боль в запястьях и лодыжках.

Да что происходит?

Она рванулась, но не смогла сдвинуться с места. Руки и ноги оказались крепко притянутыми к чему-то твердому и занозистому жесткими болезненными путами. С трудом проморгавшись, она опустила глаза и пошевелила головой, поморщившись от нового укола боли в затылке. Она оказалась полностью обнаженной и распятой на чем-то вроде вертикально поставленной деревянной панели. Шум в ушах не стихал, и когда она попыталась пошевелить манипуляторами, то не почувствовала их. Она с ужасом вскинула взгляд.

Прямо перед ней, освещенный неярко горящей лампочкой, свисающей с потолка, стоял тот самый высокий парень, что она видела на улице возле машины. Он стоял, уперев руки в бока, и на его лице светилось откровенное торжество.

— Нравится, сука? — осведомился он. — Что, чудище, небось пытаешься сейчас порвать меня на кусочки своими щупальцами, а? А ведь не выйдет! Знаешь, что у меня есть? — он ткнул большим пальцем через плечо куда-то в угол. Карина посмотрела в том направлении и в смутном освещении увидела небольшой ящик примерно в полсажени высотой, выкрашенный в зеленый защитный цвет. — Та штука, сучка, называется объемным блокиратором. Замечательная машинка, к которой всех вас привязать надо перед тем, как утопить в бухте. Хорошо себя чувствуешь, ага?

Он лениво размахнулся и снова влепил Карине пощечину. От боли у ней на глазах выступили слезы.

— Что тебе надо? — сипло спросила она.

— О! — парень издевательски поднял палец. — Правильный вопрос. Эй, Ма! Ну-ка, поди сюда. Твоя подружка интересуется, что нам надо. Расскажи ей.

Возле окна, которое, как сейчас разглядела Карина, оказалось разбитым вдребезги и от которого несло промозглым холодом, кто-то шевельнулся. Маами шагнул вперед, так, что свет упал на его лицо, и остановился. Он ежился, как от озноба — то ли нервничал, то ли стоящая в комнате стужа проникала под одежду.

— Той, а может, не надо, а? — робко спросил он. — Бить не надо? Она же ничего не мо…

— Заткнись! — резко оборвал его парень. — Она — чудище, мне достаточно. Она чудище, мы — нормальные люди, и на одной планете нам не жить.

— Но…

— Я сказал, заткнись! — угрожающе прошипел Той. — Или я тебе самому все зубы выбью. Ты клятву забыл, которую ячейке давал? Смотри, напомню. Я сказал, расскажи ей. Или с памятью плохо стало?

— Я помню! — испуганно сказал Маами. — Я скажу! Девиант! Мы представляем собой содружество нормальных людей Крестоцина. Таким чудовищам, как ты, нет места на нашей планете. Мы поклялись, что раз и навсегда избавим от вас мир, и ты послужишь первой искупительной жертвой! Твоя кровь падет на головы… или нет, окропит знамя мучеников…

Он запустил пятерню в шевелюру и принялся лихорадочно шевелить губами.

— Все-таки забыл, идиот! — процедил Той. — Ну, мы с тобой потом потолкуем. Зови остальных, живо!

С облегчением кивнув, Маами выскочил из комнаты.

— Эй! — гулко раздался его голос. — Она очнулась! Давайте все сюда!

По невидимой скрипучей лестнице затопотали ноги. Через несколько секунд вслед за Маами в комнату гуськом вошли еще трое — два парня и девушка, совсем юные, лет пятнадцати-шестнадцати. Они испуганно сгрудились у двери, тихо перешептываясь.

— Что в кучу сбились, как бараны? — ласково осведомился Той. — Обделались со страху? Ну-ка, ко мне подошли все, быстро! В шеренгу выстроились!

Он ткнул пальцем в пол рядом с собой. Новоприбывшие неохотно выполнили его приказ, плечом к плечу выстроившись перед Кариной. Та заметила, что все, кроме Тоя, бледны и избегают смотреть на пленницу.

— Ты, как тебя там, — с каким-то брезгливым пафосом произнес вожак. — Карина или еще как, неважно. Ты не человек, ты чудище, ты даже имени человеческого не заслуживаешь. Мы — Армия очищения человечества, боевое крыло Объединения нормальных людей, и мы поклялись избавлять мир от таких, как ты. Мы очистим человеческую расу, и ты станешь первой, кто сдохнет от наших рук. А за тобой последуют и другие. Только беспощадным террором мы сможем добиться мира и чистоты нашей расы. Если ты веришь в каких-то богов, молись, ибо сегодняшнюю ночь ты не переживешь. А еще, — добавил он изменившимся голосом, — ты послужишь орудием освобождения моего… нашего брата, захваченного ментами, на корню купленными закулисными покровителями чудищ. Ты помогла схватить его, ты и освободишь.

Он наклонился вперед и отвесил Карине чудовищную оплеуху. Ее голова мотнулась, от прикушенной губы рот наполнился привкусом соли. В глазах потемнело.

— Это только начало, — пообещал Той. — Ма, давай.

— А может, не стоит? — неуверенно спросил тот. — Ну, она же уже достаточно…

Той заткнул ему рот зуботычиной. Парень отшатнулся, держась за щеку, из уголка рта потекла тонкая струйка крови.

— Ты, кажется, недостаточно врубаешься! — с яростью сказал Той. — В последний раз предупреждаю, еще раз вякнешь не по делу — зубы вышибу. Делай, как договорились!

Маами бросил на него опасливый взгляд и нехотя придвинулся к Карине. Неуклюже размахнувшись, он хлопнул ее по щеке.

— Ты ее в постельке ласкаешь, что ли? — угрожающе поинтересовался Той. — Ну-ка, в полную силу!

Вздохнув, парень снова размахнулся и дал Карине сильную пощечину, от которой ее голова мотнулась, и бочком отодвинулся. Девушка почувствовала, как из глаз против воли начинают струиться слезы.

— Ты! — Той ткнул пальцем в следующего парня.

После того, как каждый ударил пленницу, члены ячейки снова сгрудились в одну кучку. Самая молодая девчонка явно боялась происходящего — она дрожала и испуганно озиралась по сторонам, а в бросаемых на вожака взглядах чувствовался самый настоящий ужас.

— Орлы! — с сарказмом произнес Той. — Герои! Тьфу, слизняки, смотреть противно. А ну, пошли все вон, и смотреть в оба. А я пока что с сучкой еще по-свойски потолкую.

Члены ячейки горохом высыпались из комнаты и затопотали по лестнице. Той захлопнул за ними скрипучую рассохшуюся дверь и повернулся к девушке.

— Значит, так, тварь, — холодно сказал он. — Сегодня ты сдохнешь. «Нормальные» — идиоты. Мне плевать, что они там лепечут про избавление человечества, пока на меня работают, но ты сдохнешь. Я тебя лично пришью. Догадываешься, почему?

Карина не ответила.

— Мой брат благодаря тебе попался ментам. Сейчас он сидит в тюряге и ждет, когда кучка жирных присяжных приговорит его к газовой камере. Как считаешь, достаточная причина?

Карина снова всмотрелась в его лицо. Ну конечно! Знакомые черты, которые она заметила в его лице там, на улице — он похож на бандита, которого она оглушила в банке, как… как родной брат. Ой, мамочки!

— Молчишь… — удовлетворенно сказал Той. — Правильно, молчи и дальше. Отговорила ты свое, потаскуха. Хочешь узнать, как сдохнешь, а?

Карина снова промолчала. Не собирается она доставлять удовольствие бандиту.

Той без размаха ударил ее в солнечное сплетение. Девушка задохнулась и дернулась в своих путах. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Той ухватил ее за волосы и вздернул голову.

— У тебя, чудище, шее висит еще один блокиратор, — блестя зубами в недоброй усмешке, сообщил он. — Не знаю, чувствуешь ты его или нет, но висит, можешь мне поверить. Миленький такой блестященький ошейничек. Не игрушка, что таскают с собой менты, настоящая штучка, из тех времен, когда с вами не цацкались. В ней пятьдесят грамм взрывчатки. А вот здесь, — он помахал перед лицом девушки рукой, в которой держал что-то плоское и прямоугольное, — пульт дистанционного управления. Одно нажатие на кнопку — и ба-бах! Ты без башки!

Он расхохотался, и в его смехе прозвучали истерические нотки.

— А еще я каждые полчаса должен вводить код. И если вдруг не введу, то опять ба-бах! — и ты без башки. И если без кода его попытаешься снять — тоже ба-бах. Поняла? Так что даже если исхитришься меня пришить, все равно сдохнешь.

— Вас все равно вычислят, — с трудом шевеля распухшими от ударов губами, прошептала Карина. — Вычислят и поймают. Маами первым проверят, а он трус. Он все расскажет…

— Знаешь, что? Менты уже в курсе, — склонившись к ней, доверительно проговорил Той. — Они сейчас сюда летят на всех парах. Скоро сюда прикатит много машин с сиренами. И телекамерами. И ты выступишь в шоу в роли главного трупа. Сначала менты отдадут мне брата, а потом на глазах у достопочтенной публики твоя башка разлетится вдребезги. Представь, какой облом: они-то ожидают, что я отдам тебя им, а потом меня можно взять голыми руками. А взамен сначала сдохнешь ты, а потом мы уйдем отсюда старой канализацией. В подвале есть туда спуск, который на новых картах не числится. Забавно, да? А на Маами и прочих придурков мне насрать. Пусть менты их хоть на кусочки режут, если найдут. Мы с Фуроем и так в розыске уже три года, так что пусть ищут еще сильнее, если хочется. Или, может, я просто вальну их всех, чтобы не трепались лишний раз.

Он снова расхохотался, и Карина почувствовала на лице брызги слюны.

— Что, чудище, нравится перспектива, а?

— А ты кретин, — криво усмехнулась Карина. Ей стало страшно, ужасно страшно, как в детстве, когда она боялась возвращения в Институт. Но она ни за что не покажет ему свои настоящие чувства! — Ты даже хуже, чем кретин! Ты меня взорвать угрожаешь, но пульт дистанционного управления не сработает в комнате с объемным блокиратором. И код ты ввести не сможешь. Здесь вообще никакой радиосигнал не пройдет!

На мгновение в глазах Тоя мелькнуло замешательство.

— Пусть я кретин, зато ты у нас умничка! — ощерился он. — Не волнуйся так. Когда придет время, я ящик-то отключу. Тебе хватит и ошейника. Слышь, чудище, а что ты какая-то щуплая, а? И титек почти нет, два прыща на ровном месте. Как и не девка. Может, ты и в самом деле не девка, а пацан кастрированный? Проверим?

Его рука скользнула Карине между ног, жаркое дыхание обдало лицо. Стиснув зубы, она со всей силой, на которую только способна, ударила головой вперед, целясь в переносицу бандита. Лоб попал в мягкое, и Той, всхрапнув, отскочил на пару шагов. Он держался за нос, но кровь не текла — удар оказался недостаточно сильным.

— Ах ты, сука… — медленно произнес вожак. — Вот это ты зря. Совсем зря. Потому что теперь я отрежу от тебя несколько кусочков — на память.

Он сунул руку в карман и извлек оттуда складной нож. Щелкнув, выскочило лезвие.

— А отрежу я от тебя для начала… — проговорил он — и осекся. С улицы донеслось завывание сирен. — Ну, твое счастье, чудище. Времени нет, а то позабавились бы мы с тобой…

Он неторопливо сложил нож перед лицом девушки, сунул его в карман, натянул на голову извлеченную из другого кармана глухую маску с прорезями для глаз и вышел из комнаты. Оставшаяся в одиночестве Карина лихорадочно дернулась. Бесполезно: путы держали крепко. Она снова попыталась ощутить манипуляторы эффектора, и не смогла. Шум в голове мешал сосредоточиться должным образом. Если бы только он отключил стационарный блокиратор! Она сумела бы пробить блокаду ошейника, и…

Что «и»? В ошейнике взрывчатка. Конечно, ужасный Той может врать, но может и говорить правду. Даже если справиться с ним, он не скажет код. И тогда она умрет. Но она не хочет умирать! Только не здесь, не так, как овца на бойне! Она панически задергалась, не обращая внимание на боль в запястьях. Папа! Папа может спасти ее, но как до него добраться? Прямой канал связи работает через эффектор. И возле блокиратора, его глушащего, она даже не может послать экстренную просьбу о помощи…

Обессилев от бесплодных попыток освободиться, она бессильно обмякла. От ледяного воздуха и нервного напряжения тело била крупная дрожь, зубы стучали. Сирены на улице взвыли под самым окном — и затихли. По потолку комнаты заметались ослепительные пятна от прожекторов.

— Внимание всем находящимся в доме! — проревел через мегафон знакомый голос. Карина встрепенулась. Панас! Вайс-капитан Панас! — Здание окружено! У нас есть сведения, что внутри находится похищенный человек! Сейчас внутрь зайдут бойцы спецотряда полиции — не оказывать им сопротивления!

Дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Той, лицо которого обтягивала черная маска. За ним появились еще двое в масках, в одном из которых Карина по одежде опознала Маами. Вожак встал возле зияющего оконного проема, склонился вперед и выкрикнул:

— Попробуйте только сунуться, козлы, и девка сдохнет на месте! Приблизитесь к дому на пару саженей — и она труп! Вы чё, совсем ничего не отражаете?

После короткого молчания громкоговоритель снова ожил.

— Кто ты и чего хочешь? — спросил Панас.

— А вам что, не передали? — издевательски спросил Той. — Или мозгов запомнить не хватило? Мы — Армия очищения человечества. Где Фурой?

— Какой еще Фурой?

— Такой Фурой, которого вы в тюряге держите! — яростно заорал Той. — Наш брат по борьбе! Я же ясно сказал — не отдадите его нам, целого и невредимого, и девка подохнет! Мне что, вам ее по частям возвращать начинать? Что сначала отрезать — палец или ухо?

— Покажи заложницу! — после очередной паузы скомандовал Панас.

— Сейчас покажу. Но если кто из вас начнет дергаться, она труп. Если кто попытается выстрелить, она труп. Пойдете на штурм — она труп. Понял?

Вожак отступил от окна.

— Тащите ее сюда! — скомандовал он.

Маами и второй парень приблизились к Карине. Они попытались приподнять деревянную панель с привязанной пленницей, но тут же уронили обратно. У девушки лязгнули зубы.

— Той, она тяжелая! — пожаловался второй парень. — Не дотащить.

— Уроды… — сквозь зубы процедил Той. — О чем только думали? Ладно, тащите ее без доски.

Парень обрадованно кивнул и извлеченным из кармана ножом быстро перерезал ножные и ручные путы. Карина почти рухнула похитителям в объятья — закоченевшие и затекшие ноги отказывались ее держать. Подхватив с двух сторон, «нормальные» подтащили ее к окну. В глаза девушки ударил яркий свет нескольких прожекторов, а где-то позади ослепительного сияния крутились и мигали огни полицейских машин.

— Карина? — удивленно спросил невидимый Панас. — Карина! Как…

Громкоговоритель взвизгнул и затих.

— Так менты тебя знают? — хохотнул Той. — Еще лучше! Полная круть! — Потеснив держащих девушку похитителей, он тоже высунулся в проем, приставил к виску пленницы дуло пистолета и проорал:

— Попробуете сунуться — кончу ее на месте, усекли? И не надейтесь, что она со мной что-то сделает — видите ошейник на шее? Он заминирован, если что, грохнет так, что мозги по всему городу разлетятся! Оттащите ее в угол, чтобы под ногами не путалась, — приказал он своим подручным, отступая назад.

Карину грубо отволокли от окна и бросили на грязный занозистый пол. Она с трудом зашевелилась, пытаясь съежиться так, чтобы сохранить еще хоть немного тепла. Не паникуй, сказала она себе. Пусть они думают, что ты перепугана и ничего не соображаешь, но ты не паникуй. Паника — верная дорога к смерти. Надо ждать. Той сказал, что отключит большой блокиратор, когда потребуется ввести код. Код вводится раз в полчаса. С того момента прошло уже минут десять-пятнадцать, то есть осталось не больше двадцати пяти или тридцати минут. Вряд ли ее убьют за такое короткое время — доставить заключенного из тюрьмы быстро не удастся. А когда отключится объемный блокиратор, останется лишь подавляющее поле ошейника, которое она умеет пробивать. Так что спокойно. Спокойно. Просто сидеть и терпеливо ждать. Лишь бы не замерзнуть до смерти…

— Я обращаюсь к похитителям, — произнес через громкоговоритель уже другой голос, не знакомый Карине. — Я оой-капитан полиции Дзима Панакис. Я уполномочен вести с вами переговоры. Мне нужно войти в дом. Обещаю, я войду один и без оружия.

— Менты всегда действуют по книжке! — расхохотался сквозь маску Той. Он снова выглянул из окна. — Эй, ты, Дзима, входи через главный вход. Один и без оружия, как обещал. И без глупостей. И помни, мне достаточно нажать на кнопку, чтобы девка подохла!

— Без глупостей, обещаю, — согласился голос. — Открывайте дверь, я иду.

— Приведешь его сюда, — сказал Той Маами. — Держать под прицелом все время. Чуть что — пали, пусть даже в воздух.

Маами кивнул и, вытащив сзади из-за пояса пистолет, вышел. Второй похититель тоже извлек оружие и, неуверенно вертя его в руках, опасливо отошел от Карины на пару шагов.

— Эй! Ты куда? — окликнул его вожак.

— Так ведь ошейник… — пробормотал тот. — Если взорвется, рядом находиться опасно…

— Трус… — выплюнул Той. — Ладно, стой так. Глаз с нее не своди.

— Той, а вдруг они не согласятся? — дрожащим голосом спросил похититель. — Если не захотят менять?

— Заткнись, дубина! — оборвал его вожак. — Они всегда соглашаются. Они же думают, что потом, без заложника, возьмут нас голыми руками.

— Но, может, не стоит ее… убивать, а? Тут же ментов целое море, а ты сам сказал, что они ее знают. Они же озвереют вконец, если ее убьешь!

— Пусть себе звереют! — фыркнул вожак. — Минам, на которые они влезут в подвале, все равно — звери или овцы. Заткнись и не скули, мент идет.

На лестнице раздались шаги, и в комнату вошел человек в гражданском костюме. За ним следовали Маами и тонкая фигурка в маске — похоже, что давешняя девушка. Они судорожно цеплялись за рукояти пистолетов, едва ли не упертых в спину полицейского, но тот, казалось, не обращал на оружие никакого внимания.

— Обыскали? — нетерпеливо спросил Той.

— Да! — торопливо кивнул Маами. — Нет у него ничего.

— Я обещал, что приду безоружным, — пожал плечами полицейский. — Вооруженных людей вокруг и без меня хватает. Я так понимаю, что ты здесь главный, господин? — обратился он к Тою. — Как к тебе обращаться?

— Никак не обращаться, — отрезал тот. — Мы с тобой болтать не собираемся. Наши требования я уже передал, но поскольку у вас с памятью проблемы, повторю: доставить сюда и передать нам нашего брата Фуроя Тодзоку, томящегося в тюрьме в ожидании неправедного суда пособников чудищ. Срок — полчаса, время пошло, — он демонстративно взглянул на часы. — Сверх того — пятьдесят миллионов мелкими купюрами и вертолет с пилотом и полными баками, но тут я добрый, согласен подождать еще час. Что-то неясно?

— Полчаса слишком мало, господин, — покачал головой полицейский. — Его даже из тюрьмы сюда не доставить. А ведь городская полиция за тюрьмы не отвечает, так что есть еще обязательные процедуры согласования…

— Да мне плевать на ваши процедуры! — разозлился вожак. — Через полчаса… ладно, даю еще десять минут. Через пятьдесят минут его должны привезти сюда. Не уложитесь — начнете получать свою девку по частям. Сначала уши, потом каждые пять минут — по пальцу.

Он выдернул из кармана пружинный нож, выбросил лезвие и, нагнувшись полоснул Карину по плечу. Она почти не почувствовала боли в окоченевшей коже, но все равно дернулась и попыталась отпрянуть. По коже потекло теплое и влажное.

— Не надо, господин, я прекрасно понял, — ровный голос полицейского даже не дрогнул. — Я передам требования начальству. Мы сделаем все, что можем, лишь бы доставить сюда вашего человека как можно быстрее.

— Молодец, — кивнул Той, поигрывая ножом. — Вали отсюда.

— Еще один вопрос, — не двинулся с места полицейский. — Могу ли я предложить в заложники кого-то вместо девочки? Себя? Или других?

— Еще чего! — расхохотался вожак. — Чтобы подсунутый спецназовец нас голыми руками уделал? Ищи дураков в другом месте!

— Но она опасна. Она девиант, и может…

— Ничего она не может! — рявкнул вожак. — Она в ошейнике, а в комнате — стационарный блокиратор! Все, разговор закончен! Пошел вон, пока мне и тебя немного порезать не захотелось. Вывести его!

— Да, господин, — кивнул полицейский. — Приношу свои униженные извинения. Мы доставим сюда вашего брата как можно быстрее.

Он поклонился и вышел. Девица и Маами вышли вслед за ним.

— Вот так! — фыркнул вожак.

— Той, а зачем ты миллионы и вертолет попросил? — озадаченно осведомился оставшийся похититель. — Мы же ее не из-за денег похитили. И вертолет нам не нужен.

— Балда! — снисходительно ответил Той. — Пусть они думают, что у них есть лишнее время на подготовку штурма. Может, они и в самом деле решат, что мы в вертолет погрузиться захотим. Тогда они нас вообще никогда не достанут. Когда они взрыв услышат, мы уже далеко окажемся.

Под подбородком Карины что-то пронзительно запищало, и она снова дернулась.

— Не понял… — пробормотал Той. Он вытащил из кармана пластинку пульта и озадаченно посмотрел на нее. — Эта хрень что, сломалась? Он-то почему не сигналит?

— Потому что… ты… болван… Той! — едва шевеля губами, произнесла Карина.

— Заткнись, публичный сортир, — огрызнулся тот. Досадливо фыркнув, он подошел к стоящему в углу блокиратору, засунул руку за заднюю стенку и чем-то щелкнул. Шум в голове у Карины резко ослаб, а пульт в руке у вожака зазвенел зуммером.

Он отключил большой блокиратор! Едва сдержавшись, чтобы не вскрикнуть от радости, девушка сосредоточилась. Шум от ошейника мешает толком ощущать манипуляторы, но он привычен. С ошейником она справляться умеет…

Преодолевая ощущение, которое очень походило на неуверенное дрожание рук, она осторожно развернула манипуляторы. Она их чувствовала, она могла ими управлять! Точность, в первую очередь страдает точность. Нужно работать очень аккуратно, иначе она ненароком их искалечит. А еще с включенным блокиратором она не может плести противопульную паутину, и ее единственный шанс — наносить внезапные удары. Только бы никого ненароком не убить — ведь сейчас у нее такая плохая координация!

Они заслужили смерть.

Нет. Она больше никого не станет убивать. Да они и не заслужили смерти. Здесь крутой только одинвожак, остальные, даже Маами, — мальчишки и девчонки, перепуганные тем, что делают. Им задурили головы, они и сами чувствуют, что происходит что-то не то. Одно дело — до хрипоты спорить на тайных собраниях, ощущая себя тайными спасителями мира, и совсем другое — вот так взять и убить человека, пусть даже он чудище. Они заслуживают хорошей порки, но смерти — нет.

— Вот так, сучка, — удовлетворенно сказал Той, убирая пульт в карман. — Еще полчасика, пожалуй, и поживешь. Сейчас…

Договорить он не успел. Три манипулятора Карины одновременно ударили его в грудь, живот и голову. Всхрапнув, с закатившимися глазами он отлетел на несколько шагов. Карина слишком поздно сообразила, что он стоит как раз между ней и оконным проемом. Остатки сгнившего подоконника ударили его под колени, и он опрокинулся назад и исчез, мелькнув ботинками в луче прожектора. Секунду спустя снаружи раздался глухой удар. Карина резко выдохнула. Второй этаж, он выживет… скорее всего. Она повернула голову в сторону оставшегося похитителя, завороженно уставившегося на то место, где только что стоял Той. Не дожидаясь, пока он опомнится, Карина хлестнула его манипуляторами по держащей пистолет руке. Вскрикнув от боли, похититель выронил пистолет, ударился плечом о стену и рухнул на пол.

Медленно, с трудом разминая закоченевшее тело, Карина поднялась на ноги. Парень ворочался на полу, пытаясь подняться. Девушка попыталась манипулятором подтянуть к себе пистолет, но из-за шума ошейника промахнулась. Опираясь на стену, покрытую крошащейся под пальцами штукатуркой, она добрела до парня и подобрала оружие. А ведь оно ей пригодится! Страх — не менее надежный союзник, чем грубая сила.

На лестнице затопотали ноги. Карина сделала шаг в сторону и приготовилась. Несколько секунд спустя оставшиеся трое похитителей, включая Маами, гурьбой ввалились в комнату и растерянно замерли, глядя на ворочающегося на полу полуоглушенного товарища.

— Руки! — сипло скомандовала Карина, направляя на них пистолет. — Руки вверх! Оружие бросить!

Все трое тупо уставились на нее.

— Ваш блокиратор не действует! — хрипло выкрикнула она. — Я могу вас убить!

В доказательство она ударила манипулятором в стену. Здоровый пласт штукатурки отвалился и осел на пол, обдав все вокруг грязно-серой пылью. Дранка под ним треснула и подалась.

— Оружие!

Словно очнувшись, все трое поспешно уронили на пол свои пистолеты и подняли руки, медленно отступая назад.

— Стоять! — приказала Карина. — Маами, возьми все пистолеты за дула и выброси их в окно. Не делай резких движений, или я тебя пополам порву!

— Карина! — торопливо заговорил тот. — Меня заставили, честно! Я не хотел! Той приказывал…

— Молчи! — едва шевеля губами, приказала Карина. — Пистолеты — в окно.

Парень поспешно повиновался.

— Теперь всем лечь на живот. Руки на затылок.

Незадачливые похитители рухнули на пол словно подкошенные.

— Лежать так, пока не придет полиция. Попытаетесь выйти — убью! — пообещала им Карина. С трудом удерживая в руке наливающийся тяжестью пистолет, она вышла в дверь комнаты и побрела вниз по лестнице, оступаясь на шатающихся и скрипящих гнилых ступеньках. Да что тут за место? Где они нашли настолько древнюю развалюху?

Лестница привела ее в большую прихожую, заставленную остатками древней мебели. Лампочка здесь светила еще тусклее, чем наверху. Дверь наружу не поддалась. Приглядевшись, Карина заметила толстый, разбухший от сырости и старости засов. Попытки сдвинуть его окоченевшими руками, одна из которых сжимала пистолет, успехом не увенчались. С досадой выдохнув сквозь зубы, девушка отступила на шаг и изо всех сил хлестнула по двери манипуляторами.

Эффект превзошел ее ожидания. Вместо того, чтобы вывалиться наружу, возможно, вместе с косяком, гнилая дверная створка просто разлетелась мелкой щепой. В лицо девушке ударил резкий неприятный свет прожекторов, в освободившийся дверной проем хлестнул порыв холодного ветра. Только сейчас она сообразила, что совсем голая. Пусть. Она шагнула вперед, на крыльцо.

— Бросить оружие! — проревел навстречу механический голос. — Руки на го…

В динамиках что-то взвыло, и голос стих.

— Не стрелять! — гаркнул голос Панаса. — Не стрелять! Это заложница!

Карина уронила на крыльцо ненужный больше пистолет и заковыляла вперед, к прожекторам. Высокий силуэт метнулся ей навстречу, сильные руки подхватили ее и понесли. Она вцепилась руками в черно-желтую форму и зарылась в нее лицом.

— Карина! — раздался голос Панаса. — Карина! Ты не ранена? На тебе кровь!

— Нет, — прошептала она. — Я цела, просто порез, не страшно… Панас, они все в комнате на втором этаже, вверх по лестнице. Четверо. Они безоружны. Не убейте их, они не заслужили…

— Все та же пацифистка! — фыркнул тролль, осторожно опуская ее на землю за выстроившимися в линию машинами. — Ты знаешь, как мы за тебя волновались?

Он скинул форменную куртку и набросил ее на плечи Карины. Плотная ткань закутала ее до самых пяток. Она получше закуталась в одежду, наслаждаясь приятным теплом меховой подкладки.

— Первая группа, вторая группа, — негромко скомандовал в рацию Панас. — Приготовиться. Внутри четверо. Второй этаж, основная комната. Есть ли другие в доме — неизвестно, так что аккуратнее. Пошли.

— Панас! — внезапно вспомнила девушка. — Там где-то вход в старую канализацию! Они говорили, там мины!

— Внимание всем! — быстро проговорил Панас. — Если наткнетесь на спуск в подвал, не входить, повторяю, не входить. Проход может оказаться заминирован. Молодец, Кара, у тебя отличная память, — добавил он.

— Она у нас вообще умница и отличница, — произнес рядом до боли знакомый голос.

Карина дернулась, разворачиваясь всем телом.

— Папа! — ахнула она. — Папа!

На негнущихся ногах она шагнула к стоящей рядом фигуре и крепко прижалась к ней. Дзинтон обнял ее и успокаивающе похлопал по спине.

— Все хорошо, малышка, — успокаивающе сказал он. — Все уже почти кончилось. Ты справилась. Осталось позаботиться о небольшой такой мелочи — спасении твоей жизни.

Карина оторвалась от него и взглянула ему в лицо.

— Что? — переспросила она, и тут же спохватилась. — Ошейник! Он же взорвется! Папа, как его снять?

— Руками, вестимо, — хмыкнул Демиург. — Точнее, эффектором.

— Но в нем же бомба!

— Карина, не волнуйся, — быстро проговорил тролль. — Саперы уже едут, они снимут с тебя эту штуку.

— Господин Панас, — спокойно проговорил Дзинтон, — моя девочка вполне способна избавиться от помехи самостоятельно. Нам лишь нужно отойти в сторону, чтобы случайно не пострадали другие.

— Господин, — с металлом в голосе проговорил тролль. — Ты отец Карины, если я правильно понял? Ошейник способен убить ее на месте. Здесь должны работать специалисты…

— Господин Панас, — перебил его Дзинтон. — Я повторяю еще раз: моя девочка способна справиться с проблемой самостоятельно. Кара, ты как, на ногах стоишь? Может, попросить господина полицейского еще немного поносить тебя?

— Не надо, — мотнула головой девушка. — Я уже почти согрелась. Я могу двигаться. Куда отойти?

— Карина, не глупи! — рыкнул тролль. — Ты не можешь!..

— Панас, я очень благодарна тебе за заботу, — Карина выпростала из-под куртки руку и умоляюще взяла его за рукав, — но я только что сбежала от пяти вооруженных похитителей. Я смогу справиться и с ошейником, если папа так говорит, поверь мне.

Тролль громко щелкнул зубами и тихо зарычал.

— Твоя дочь верит тебе куда больше, чем следует, — наконец сумрачно сказал он Дзинтону. — Что ты намерен делать?

— Я лично — ничего, — пожал тот плечами, поглаживая Карину по волосам. — Она сама все сделает. При разрушении цепи микросхема, активирующая детонатор, дает задержку по времени примерно четверть секунды. Сам детонатор срабатывает еще примерно полсекунды. Итого у нас почти секунда между разрушением ошейника и срабатыванием заряда. Кара, твоя задача — разорвать ошейник манипуляторами и успеть отбросить заряд раньше, чем он взорвется. Отойдем к той стороне улицы, и ты избавишься от своего украшения.

— Да, папа, — кивнула девушка. — Я справлюсь.

— Карина, я запрещаю… — начал было Панас, но Дзинтон перебил его:

— Господин полицейский, менее пяти минут назад ты видел, как некая личность спиной вперед вылетела в окно второго этажа. Неужели ты думаешь, что способен что-то запретить устроившей такое девице? Особенно когда таймеру осталось тикать тридцать четыре минуты, а у саперной команды нет средств для взлома кодовых замков?

Заместитель командира спецотряда снова зарычал.

— Я рад, что ты со мной согласен, — широко улыбнулся ему Дзинтон. — Попроси своих ребят подсветить ту сторону дороги, чтобы в темноте не запинаться.

Минуту спустя девушка стояла на краю светового пятна, выхватывающего из темноты жухлую траву и лужи обочины. За пределами освещенного пространства столпились полицейские. Сирены стихли, все молчали, и ночная тишина казалась почти угрожающей. Дзинтон встал позади девушки, поправил ошейник и взял ее за плечи.

— Кара, заряд у тебя точно под подбородком, — сказал он. — У тебя три манипулятора. Я знаю, под активной блокировкой они не слишком хорошо действуют, но все же у тебя достаточная координация, чтобы выполнить нужные действия. Итак, захвати двумя манипуляторами кольцо в передней трети. Они должны одновременно рвануть его в стороны, выломав опасный участок. Тогда передняя часть вместе с зарядом окажется свободной, и третий манипулятор сможет отбросить ее в сторону. Не бойся и не волнуйся. Я с тобой.

— Может, все же подождем саперов? — безнадежно спросил сзади Панас.

— Незачем. Итак, Кара, готова? На счет три. Раз… два… три!

Карина изо всех сил рванула кольцо манипуляторами. Тонкий металл подался легко, как сухой прут, и тут же в нескольких шагах перед ней вспыхнуло и грохнуло. Лицо обдало волной теплого воздуха, несколько раскаленных укусов впились в лицо.

— Ну, вот и все, — спокойно сказал Дзинтон. — Молодец, Кара, прекрасно справилась. Поехали домой, пока ты не простыла.

В унисон с его словами в носу у девушки засвербело. Она чихнула и шмыгнула носом, внезапно ощутив, какой мокрый и ледяной асфальт у нее под босыми ногами.

— Кто ты такой, господин? — к ним широкими шагами подошел директор Теодар. — На каком основании ты тут распоряжаешься?

— Я Дзинтон Мураций, приемный отец Карины, — отозвался Демиург. — Я так думаю, позаботиться о своей дочери имею полное право.

— Одно дело — заботиться, господин Дзинтон, и совсем другое — заставлять попусту рисковать свой жизнью. И распоряжаться, где не просят, — холодно заметил Теодар. — Панас, почему посторонние вмешиваются в ход операции?

— Операция уже давно завершилась, — безмятежно сообщил ему Дзинтон. — Остались лишь формальности вроде оформления ареста похитителей. А мы с Карой хотели бы исчезнуть отсюда, пока не подоспели телевизионщики.

Он повернулся к входу в старый дом. Оттуда одного за другими выводили похитителей со скованными за спиной руками. С них уже сняли маски, и в ярком свете их лица казались совсем детскими.

— А их сильно накажут? — робко спросила Карина.

— Их обвинят в похищении человека с целью получения выкупа и захвате заложников, — сухо ответил Теодар. — В зависимости от обстоятельств — от двадцати лет до пожизненного заключения и газовой камеры.

— Газовой камеры? — охнула девушка. — Господин директор, но ведь они почти ничего не сделали! Их главарь заставлял, Той, брат бандита из банка!

— Суд разберется, — все так же сухо сказал Теодар. — Если присяжные решат, что они заслуживают снисхождения, то могут отделаться штрафом и испытательным сроком. Господин Дзинтон, ты что-то хочешь сказать?

— Да. Я намерен попросить, чтобы нас с Кариной отвезли домой, — кивнул Дзинтон.

— Ей может потребоваться помощь врача и психолога…

— Спасибо за заботу, но я и сам неплохой психолог. Могу сертификат предъявить. И она сама врач по профессии. Итак?

— Можешь воспользоваться моей машиной, она с водителем, — нехотя кивнул Теодар. — Потом отпусти его домой. Я здесь все равно на полночи застряну, потом вернусь вместе с ребятами.

— Спасибо, господин директор. Кара, едем.

— До свидания, господин Теодар. До свидания, Панас, — кивнула девушка. — Большое спасибо за помощь.

— Да какая там помощь! — махнул рукой тролль. — Могли и не выезжать. Сидели бы себе в теплой дежурке, а горе-террористов патрульные бы подобрали. Они все равно от скуки помирают.

— Все равно спасибо, — серьезно сказала Карина. — Панас, я оставлю пока себе твою куртку, ладно? Завтра утром верну.

Она поклонилась и, поплотнее завернувшись в форму, пошла вслед за Дзинтоном.

В машине она пригрелась на плече у Демиурга и задремала, так что в квартиру он внес ее на руках. Перед дверью она вспомнила, что ключ пропал вместе с одеждой, но замок открылся как-то сам собой.

— Карина вернулась! — возвестил знакомый голос. — Парс соскучился!

Карина встряхнула головой. Дзинтон поставил ее на ноги и подошел к обеденному столу, на котором, вытянувшись на боку, лежал зоки.

— Привет, малыш, — сказал он. — Лежи смирно.

— Парс болеет, не шевелится, — проинформировал зверек. — Парс ждет лекарства.

Карина подошла к нему.

— Что с ним? — с тревогой спросила она. — Я совсем про него забыла! Как он сюда попал?

— Когда тебя стукнули по голове, — пояснил Демиург, — его, видимо, тоже несколько раз ударили или пнули ногами. Но он для них оказался слишком шустрым. У него мелкие повреждения внутренней механики и покалечена средняя правая лапа. Ничего серьезного, на пяти ногах он ходит вполне сносно. Потом отнесешь его в мастерскую, починят за полдня. А попал он сюда очень просто — когда тебя увезли, он вызвал Саматту, Саматта связался с местной полицией, и Парса вместе с твоей сумкой подобрала патрульная машина. А я их забрал и принес сюда.

— Умница! — Карина погладила зверька по перепачканному в грязи меху. — Я и не знала, что он настолько сообразительный.

— Парс хороший шестиног, — согласился зверек. — Парс любит Карину! Карина ушастая и глупая, совсем как Парс.

— Я тоже тебя люблю, Парс, — Карина снова погладила его, про себя в очередной раз поклявшись оторвать Палеку голову. — Постой, пап… Ты хочешь сказать, что вы все с самого начала знали о моем похищении?

— Все вопросы позже, нетерпеливая молодая госпожа, — качнул головой Дзинтон. — Ночь впереди длинная. С твоим куратором я уже договорился, что в больнице ты завтра не появишься, так что наговориться успеем. Пока что топай в ванную, отмываться, отогреваться и переодеваться. А я что-нибудь поесть приготовлю.

Карина вздохнула. По опыту она знала, что вытянуть из Демиурга что-то против его желания невозможно. Она сбросила форменную куртку Панаса, аккуратно повесив ее на спинку стула, вытащила из шкафа купальный халат и отправилась в ванную.

Когда она наконец вышла оттуда, чистая, отогретая и с забинтованным порезом, по комнате витали до умопомрачения вкусные запахи. Парс с обеденного стола переместился на подоконник и дремал, прикрыв глаза. На столе стояла тарелка с крабовым салатом, возле плиты шумел чайник, а Дзинтон возился со шкворчащей сковородкой. В животе у Карины забурчало.

— Мораль сей истории: не принимай приглашений от неприятных молодых людей, — назидательно произнес Демиург, перенося сковородку на стол. — И поужинать не удастся, и в дурную компанию попадешь. Еще и плохим словам научат. Садись, лопай. Холодильник у тебя содержимым похвастаться не может, так что, извини, придется обойтись омлетом со спаржей, помидорами и ветчиной.

— Да хоть яйцами вкрутую, — пожала плечами девушка, усаживаясь. — Жрать хочется — спасу нет.

— Хорошо воспитанная молодая дама слово «жрать» не употребляет, — подмигнул Демиург.

— Хорошо воспитанная молодая дама и в истории с похищениями не попадает, — пробубнила Карина с набитым ртом. — И убить ее обычно не пытаются. Или пытаются не таким уродским способом. Сколько, кстати, времени? У меня часы вместе со всем остальным пропали.

— Твоя одежда и все прочее, включая часы и пелефон, обнаружены полицией при обыске дома, где тебя держали. Вернут завтра утром, я надеюсь. А времени полвторого.

— Сколько?! — от удивления Карина даже перестала жевать. — Уже полвторого?

— А что тут такого удивительного? — изогнул бровь Дзинтон. — По башке тебе дали примерно в полвосьмого, около трех часов ты валялась без сознания, а все остальное случилось, я бы сказал, в экспресс-режиме, даже как-то неприлично быстро. Репортеры и те до твоего отбытия подъехать не успели, сейчас, наверное, бесятся от злости.

Какое-то время Карина сосредоточенно жевала, собирая разбегающиеся мысли. Проглотив последний кусок омлета и заев его последней ложкой салата, она отодвинула тарелку.

— Спасибо, пап, очень вкусно, — сказала она. — И все-таки — ты действительно с самого начала знал, что меня похитили?

— Да, Кара, — согласился Демиург. — Я действительно знал. Мне даже оповещение Парса не требовалось. Ты зацеплена на лонжу, так что о твоем похищении я знал с того момента, как тебя оглушили.

— «Зацеплена на лонжу»?

— Извини. Буквальная вербализация технического символа. Имеется в виду автоматическая система оповещения. Проще говоря, у меня в ухе звенит, когда твоя жизнь оказывается под угрозой. Вот как сегодня.

— И ты знал, что меня похитили… что меня держат под блокиратором и бьют?

— Да, Кара. Я знал.

— И ты ничего не сделал? — Карина с подозрением взглянула на него. Внутри начала пробуждаться какая-то совершенно детская обида. — Они же могли меня убить!

— Как — ничего не сделал? — удивился Демиург. — Я встретил тебя, когда ты выбралась оттуда. И подсказал, как снять ошейник, не оставшись без головы. Правда, о том уже жалею, сама бы догадалась. Кстати, ты провозилась минут на двадцать дольше, чем я рассчитывал. Ты правильно сообразила, что большого тупого парня следует заставить отключить объемный блокиратор, но не нащупала подходящего направления в разговоре, которое заставило бы его поступить так сразу. А ведь всего-то следовало заявить, что его пульт — обманка. Тогда он бы попробовал доказать тебе обратное немедленно.

Карина насупилась. Конечно, ему легко говорить! Его-то не били по голове, не раздевали догола и не привязывали к гнилым доскам в ледяной комнате!

— Не хмурься, Каричка, — Дзинтон погладил ее по волосам, и почти против воли она потянулась к знакомой успокаивающей ласке. — В целом ты хорошо справилась. И здесь, и тогда во время ограбления.

— Ты знал и про ограбление? — вскинулась Карина. — А, ну да. Конечно. Я же Цу и Мати рассказала…

— Да, Кара. Я знал обо всем с самого начала. С того момента, как в тебя выстрелил грабитель.

Девушка опустила голову. Обида прошла, а ее место заняла тяжелая свинцовая усталость.

— Я подвела тебя, папа, — тихо сказала она. — Я опять убийца.

— Глупости, — отрезал Дзинтон. — Присутствовал бы я там, справился бы без жертв. Но у тебя физически не имелось возможности одновременно спасти полицейских и оставить в живых грабителей. Это — слабость, да. Но, надеюсь, ты не думаешь, что в одиночку сильнее всего мира? На подобное даже у меня наглости не хватает.

— Все равно…

— Не все равно. Ты сделала выбор. Тяжелый для тебя, неприятный выбор меньшего из двух зол, перед которым тебя поставили другие. Если бы ты не убила грабителей, они бы убили полицейских. И тогда на твоей совести опять оказались бы две жизни. Так или иначе, но смертей избежать ты не могла. А сегодня ты не убила похитителей, хотя их намерения в отношении тебя выглядели однозначными. Значит, ты не убийца.

— Папа, я не понимаю! — почти в отчаянии сказала Карина. — Если ты все время следил за мной, все время знал, что со мной происходит, значит, мне ни разу не грозила опасность? Ведь ты бы защитил меня, да? Спас бы? И я могла никого не убивать?

— Нет, Кара, — Демиург покачал головой. — Я не стал бы тебя спасать.

— Что? — девушка задохнулась, словно от удара. — Не стал бы?

— Кара, — мягко произнес Дзинтон. — Ты уже взрослая. Ты больше не нуждаешься в моей защите. Пожалуйста, пойми — я не могу и не хочу всю жизнь держать тебя в уютной безопасности. Я люблю тебя, Каричка, и возлагаю на тебя большие надежды. Если с тобой что-то случится, мне будет очень плохо. Но эта жизнь — твоя. И проживешь ее ты совершенно самостоятельно. Я окажу тебе дурную услугу, если продолжу опекать, как опекал отчаявшуюся тринадцатилетнюю девочку, вытащенную из кошмара Института Человека. Если окажешься в смертельной опасности, я первым поздравлю тебя с победой. Или первым оплачу твою гибель. Но я не спасу тебя. В лучшем случае создам условия, когда ради победы тебе придется отдать все свои силы и еще немного сверх того. И если не станешь бороться так, словно меня не существует, ты погибнешь.

— Да, папа, — вздохнула Карина. — Я понимаю…

— Возможно, разумом, но не сердцем. По-настоящему ты осознаешь когда-нибудь потом. Кара, ты еще очень молода. Ты не понимаешь, что такое стремиться защитить своего ребенка — и бояться навредить ему излишней опекой. Ты знаешь, что я не человек. Я — Демиург. И мои возможности вполне божественные. Ты знаешь, но настолько привыкла, что даже не вспоминаешь. Между тем, я мог бы сделать твою жизнь веселой и беззаботной, бездумной и безопасной. Посадить тебя в светлую теплую комнату, набитую игрушками, кормить и развлекать — и превратить в тепличное растение, не задумывающееся о том, зачем оно вообще существует. Я знаю тебя, так что даже не спрашиваю, как ты отнесешься к такой перспективе. И здесь кроется моя основная проблема. Я всем сердцем хочу тебе счастья, но не могу его дать, не раздавив личность, которую люблю. Крохи, что тебе перепадают — то немногое, что, как мне кажется, тебе не повредит. Не обижайся на меня, Кара, хорошо?

— Папа… — Карина поднялась и подошла к нему, взяв за руку. — Папа, я люблю тебя. Не надо оправдываться. Ты и так сделал для меня столько… Я верю тебе, верю, что ты хочешь мне только хорошего. И я уже взрослая. Даже если ты прямо сейчас выбросишь меня на улицу, ты все равно уже сделал меня человеком. Я никогда не забуду твоей доброты.

— Спасибо, Кара, малышка моя, — Демиург осторожно обнял ее, и она, обхватив его руками, прижалась, словно в детстве. — Нет, конечно, я ни за что не выброшу тебя на улицу. Ты всегда сможешь вернуться в наш старый отель, где ждет твоя комната, и он навсегда останется твоим надежным прибежищем от жизненных забот. Но в жизни я помогаю только тем, кто помогает себе сам. Тем, кто даже в самой отчаянной и безнадежной ситуации не перестает бороться до конца. Впрочем, — он осторожно отстранил Карину, — парадокс кроется в том, что таким личностям моя помощь, в общем-то, и не требуется, они прекрасно справляются самостоятельно. Вот как ты сегодня. Тебе еще много следует узнать и многому научиться, но ты уже сейчас можешь превосходно постоять за себя. Тебе лишь нужно осознать свою силу. Как думаешь, почему я настоял, чтобы ты проходила интернатуру не дома, в Масарии, а в другом городе?

— Не знаю, — девушка, отстранившись, озадаченно посмотрела на него. — Не задумывалась как-то.

— Все просто. Ты — домашняя девочка. Если тебя не выпихнуть из дома силой, ты так и не узнаешь, что вокруг огромный мир, холодный и жесткий, но в то же время прекрасный и удивительный. А о нем знать необходимо. Посмотри — ты провела в Крестоцине так мало времени, но тебя уже любят в больнице и уважают в окружном полицейском управлении. Ты завела массу знакомств, узнала много нового, приобрела опыт, который многие не получают и за всю жизнь. Ты многое узнала о себе. А твоя жизнь лишь начинается. Учитывая твой талант влипать в истории, скучной она точно не окажется. У тебя и сейчас не все истории завершились, — Дзинтон лукаво подмигнул.

— Не все? — с подозрением взглянула на него Карина. — Ты о чем?

— Ну, — развел тот руками, — если скажу, какой тогда интерес? Скучно же знать все наперед! Могу только намекнуть: иногда приходится решать не только свои, но и чужие проблемы. А теперь я побежал. Дел, знаешь ли, куча. Не все же сопливой дочурке нос вытирать, верно?

— Папа, погоди! — спохватилась Карина. — А тот бандюк, который из окна выпал — он живой?

— Когда мы уезжали, еще был живой, хотя и без сознания, — безразлично сказал Демиург. — Башкой приложился крепко, когда падал, но не смертельно. Вообще-то если бы речь шла не о тебе, я бы его стер прямо там, на месте. У меня не так много жестких правил, но те, кто берут заложников, встречу со мной переживают крайне редко. Иначе такая сволочь получит сорок лет тюрьмы и через пять-семь лет получит возможность выйти досрочно за хорошее поведение. А готовность убить не способного сопротивляться заложника — индикатор, показывающий, что у человека сломаны все моральные барьеры и что наказание ему впрок не пойдет. Выйдет — и примется за старое. Таких оставлять в живых означает принимать на себя ответственность за их будущие жертвы. Обычная жизненная лотерея: специально я их не чищу, но если уж не повезло напороться на меня лично, то игра заканчивается на месте. Ты его пощадила, и я не стал исправлять твое решение, но в другой ситуации…

Девушка испуганно посмотрела на него. Она еще ни разу не слышала, чтобы Дзинтон, ее добрый понимающий папа, говорил такие ужасные слова. Да, наверное, он прав. Он всегда прав. Но все же…

— А остальные? — спросила она. — Им тоже по сорок лет дадут? Пап, но они же не хотели…

— Вполне хотели. Они взрослые люди, прекрасно понимали, что творят. А за свои поступки надо отвечать. Представь, что на твоем месте оказался бы кто-то другой, девиант, не умеющий пробивать блокаду. Имели бы мы сейчас его безголовый труп, да еще и несколько тел полицейских, подорвавшихся на минах при преследовании. Впрочем, могу дать небольшой совет. На суде не проси, чтобы к ним проявили снисхождение. Спишут на синдром заложника и пропустят мимо ушей, зато и к остальным показаниям отнесутся недоверчиво. Просто постарайся описать все так, словно они действовали под принуждением главаря. Не упоминай, что они тебя били, и скажи, что сами сложили оружие, когда главарь выпал из окна. Тогда, как сказал Теодар, с учетом возраста они отделаются штрафом и испытательным сроком.

— Хорошо, папа, я запомню, — кивнула девушка.

— Ну, вот и замечательно. Ложись-ка ты спать и хорошенько отоспись. Завтра тебе еще со следователем общаться, не забывай. Пока, малышка. Кстати, тебе все наши передают самые горячие приветы. Я транслировал твое приключение напрямую, и все ужасно рады, что ты хорошо справилась. Я просил сегодня ночью тебя не дергать, но с утречка запланируй часик-другой на болтовню с домашними, быстрее с тебя не слезут.

Он улыбнулся, махнул рукой и растаял в вихрящемся облаке. Карина вздохнула и села на стул. Сунув в рот случайно уцелевший стебелек спаржи, она прожевала его и с сожалением посмотрела на пустые тарелки. То ли нервы шалят, то ли она действительно зверски проголодалась, но в желудке все еще посасывало. Впрочем, на ночь много есть вредно. Пора и в самом деле ложиться. Завтра придется идти в полицию за своими вещами, а заодно и занести Панасу его куртку и пообщаться со следователем. А потом надо выяснить, куда можно сносить Парса в ремонт. Если еще раз столкнусь с этой скотиной Маами, мстительно подумала она, возьму и сломаю ему руку. Чем им Парс помешал, спрашивается? Он даже кусаться не умеет!

С тоской посмотрев на грязную сковороду, она поднялась и принялась собирать посуду. Если не вымыть ее сейчас, к утру грязь закаменеет, и ее придется долго и нудно оттирать. А после посуды она ляжет и как следует отоспится. Имеет, в конце концов, право после такого приключения!

Вот только что за история, о которой упомянул Дзинтон? Во что еще она влипла, не заметив того?

* * *

«Камилл, чтоб ты сдох!»

«Камилл в канале. Джа, ты, что ли? Оригинальная формула вызова. Сам придумал?»

«Камилл, я в бешенстве. Не зли меня еще сильнее! У нас есть договоренность, что мы не трогаем воспитанников друг друга! Какого черта ты навел на мою Карину „нормальных“?»

«А, вон ты про что. Расслабься, Джа. Она ведь выкрутилась, верно?»

«Какой ценой, мать твою за ногу?! Девочка в полном раздрае, мне ее успокоительными ментоблоками по уши нафаршировать пришлось! Мало ей истории с ограблением?! Ты ее что, в эмоциональный коллапс вогнать хочешь?!»

«Джа, восклицательных символов в твоей передаче слишком много. Может, все-таки выслушаешь?»

«Я слушаю».

«Во-первых, мне интересно, как твои воспитанники самостоятельно держат удар. Ты ведь не собираешься их вечно опекать, насколько я тебя знаю?»

Гигантская кобра сворачивает кольца, раздувая капюшон, вперивая немигающий взгляд. Блеск оружейной стали в ночной темноте. Планета, медленно деформирующаяся, словно сживаемая огромными невидимыми тисками…

«Красивые картинки, Джа. Я впечатлен, если тебя это успокоит хоть немного. А во-вторых, проблемы все равно возникли бы, не в таком виде, так в каком-то еще. История с ограблением слишком громкая вышла, слишком многие в курсе оказались, и наш бандит рано или поздно вышел бы на твою ненаглядную Карину. Так что, подставив Тоя, я сразу нескольких зайцев убил: проколол нарыв в контролируемых условиях, спалил настоящего продажного мента, а заодно вывел службу внутренних расследований полицейского управления на группу „нормальных“, которая моей сети уже давно жизнь отравляла. Я тебе сведения не передавал, но они уже несколько раз наехали на мои подставные конторы с выгребанием документов. Мелочь конторы, однодневки, ничего серьезного там нет, но все равно неприятно. А теперь я заодно прослежу, кто и зачем их на меня наводил. Я даже догадываюсь, кто, но все равно нужны доказательства. Понятно?»

«Сволочь ты, Камилл. Меня предупредить не мог?»

«Нет, разумеется. Меня интересовали чистые реакции твоей псевдодочурки, без твоей предварительной накачки. Ничего с ней не случилось, и случиться не могло на твоей лонже. И я подстраховался: Той все время под гильотиной ходил, попытался бы ей что-то серьезное сделать — умер бы на месте. Кстати, а зачем ты его под пули сунул? Пошел бы он под суд на пару с братцем, такая трогательная историйка для желтой прессы…»

«Если бы он вышел на свободу, то наверняка попытался бы убить ее снова — уже без театральных постановок, просто пулей в спину. Я не намерен оставлять под ней такие мины с часовым механизмом. А ты все равно сволочь. Ты мне весь воспитательный процесс чуть не нарушил. Теперь за свои фокусы ты мне должен. Вернее, не мне, а Карине. Что еще за история с беглым инженером и экспериментальным чоки? Фонд перспективных исследований — твоя контора. Только не говори мне, что не в курсе».

«Знаю в общих чертах, но не в деталях. Я действительно ни при чем. Мои подопечные играются, я их не контролирую».

«Не знаю, кто и во что у тебя играется, но история по Карине тоже шарахнет рикошетом. Камилл, я ожидаю, что ты вопрос под личный контроль возьмешь. Возьмешь?»

«Ладно уж, братец, возьму. Как тебе отказать, такому разъяренному?»

«Да уж ты постарайся не отказывать…»

«Не стану. Джа, и все-таки — к чему ты свою семейку готовишь? Ты ведь никого и никогда раньше так плотно не опекал. А?»

«Не твое дело. Отбой».

«Конец связи, сердитый ты наш».

8.15.848, вододень. Крестоцин

Отоспаться не получилось. Будильник в Парсе, который Карина забыла отключить, сработал в полпятого, резанув по ушам громкой веселой птичьей трелью. Девушка ошалело села в кровати и несколько секунд оглядывалась по сторонам. Потом она вспомнила все, что произошло вчера, и со стоном рухнула обратно.

— Карина — засоня! — донесся с подоконника голос Парса. Карина повернула голову и приоткрыла один глаз. Зверек лежал на боку в той же позе, что и накануне, приподняв голову и выжидающе смотря на нее. — Карина — чумичка сонная и неумытая! Подъем, подъем, кто спит, того убьем!

— Лика! — прорычала Карина. — Я вернусь. Я очень скоро вернусь! Ты ведь у меня с самого высокого марона не слезешь, жить там останешься, как обезьяна! Парс, отбой будильника.

— Засоням спать вредно, — сообщил зверек. — Карина — засоня, но Карина может дрыхнуть дальше, а то побьет.

Карина выдохнула сквозь стиснутые зубы и внезапно осознала, что спать больше не хочется. Совсем. Она повалялась в постели еще пару минут, потом отбросила одеяло и решительно поплелась в ванную, умываться.

Дальше все покатилось по накатанной дорожке. Зарядка — пробежка — завтрак… В половине седьмого, если верить часам терминала, она уже осторожно укладывала зверька в сумку, стараясь не задевать сломанную лапу. Ни кошелька, ни пелефона у нее не осталось, и она прихватила с собой паспорт, чтобы зайти в банк за наличкой (только бы его опять никому не захотелось ограбить!) Но сначала она решила зайти в полицейское управление, чтобы забрать свои вещи — вдруг вернут уже сегодня? Правда, непонятно, к кому там обращаться, но зря, что ли, она знакома с самим главным директором! Имеет право, в конце концов, воспользоваться связями хотя бы после такой истории.

К Теодару обращаться, однако, не пришлось. Молодой полицейский, в одиночестве скучающий по раннему времени в отделе приема посетителей, улыбнулся ей как старой знакомой.

— Доброе утро, госпожа Карина, — весело поздоровался он. — Ты рано. Не спалось после вчерашнего?

— Доброе утро, господин, — осторожно поздоровалась девушка. — Э-э… мы знакомы?

— А как же, госпожа! — широко ухмыльнулся парень. — Ты ведь двоих наших спасла. Ночью тебя, говорят, украли, а ты повыбрасывала из окон пару десятков похитителей, разнесла в щепки дом, где тебя держали, и вообще всем наваляла по первое число. Меня, кстати, Наоса зовут. Рад знакомству.

— Взаимно, господин Наоса, — улыбнулась ему Карина. — Но из окна только один упал, да и то случайно. И дом цел, просто дверь гнилой оказалась, от толчка рассыпалась. Скажи, а где мне свои вещи получить? Они все там вчера остались, их нашли, как мне сказали. Мне хотя бы кошелек и пелефон, а то без них, сам понимаешь…

— Я не в курсе, что там нашли, но просто так забрать в любом случае не получится. Они теперь вроде бы как вещественные доказательства. Оформлять надо. Так… — Наоса включил дисплей терминала и погонял по нему документы. — Дело на расследование передано вайс-капитану Тацуме. Кабинет двести семнадцатый, по центральной лестнице и налево. Вообще-то он уже должен появиться, так что сходи к нему, спроси.

— Спасибо, господин Наоса, — кивнула девушка. — Пойду попробую. А то даже домашним толком не позвонить, не успокоить.

Следователь и в самом деле уже оказался на месте. Он сосредоточенно копался в записях, грудой валявшихся на столе. Дисплей терминала переливался искрящейся заставкой, а сам вайс-капитан, белобрысый парень лет двадцати пяти, казался настолько увлеченным своим делом, что не обратил на Карину никакого внимания. Ей пришлось вежливо кашлянуть несколько раз, прежде чем полицейский оторвался от своего занятия.

— Ведь вчера же вечером он здесь лежал, в стопке… — пожаловался он, поднимая взгляд. — Ох! Прости, госпожа, я принял тебя за другого. Чем могу помочь?

— Доброе утро, — поздоровалась девушка. — Я имею честь видеть господина Тацуму? Я Карина Мураций.

— Карина, Карина… — наморщил лоб следователь. — Ах, да, ночное похищение. Я еще не вчитывался в материалы, да их и нет, наверное. Рано пока. Кто там на выезде был, Панас? Он рапорты писать не любит, почти наверняка еще не отчитался. Ты во время штурма не пострадала, госпожа? Медицинская помощь, включая помощь психолога, жертвам похищений оказывается бесплатно.

— Не дошло до штурма, — объяснила Карина. — Я сама освободилась. И мне не нужна медицинская помощь, я сама врач. Я только вещи свои хочу забрать. Меня там догола раздели, так что и деньги, и пелефон где-то там остались. Папа сказал, что их нашли.

— Сама освободилась, вот как? — рассеянно пробормотал следователь, включая терминал и входя в систему. — Сейчас посмотрим, что там по предварительным материалам… Смотри-ка, а Панас рапорт уже сдал. На него такое совсем не походит. Так… прости, госпожа, тут есть пометка от начальника управления. Парой минут назад датирована. Боюсь, я тебе ничем помочь не смогу — у меня дело отозвано и передано майору Тришши. Он находится…

— Я знаю, где он сидит, господин, спасибо, — быстро кивнула Карина. — Комната двести пятьдесят четыре, да? Большое спасибо за помощь.

— Не за что, — вздохнул следователь, снова начиная копаться в бумагах. — Куда же клятый протокол запропастился?..

Майор Тришши уже сидел у себя в кабинете. Орк что-то быстро набирал на терминале, но, увидев Карину, отвлекся.

— А, героиня пожаловала с утра пораньше! — приветствовал он ее. — Кара, слушай, может, тебя в штат зачислить? Ну, чтобы с бандюками сподручнее воевать? Тогда и дела ты сама оформлять станешь, а не я. Узнаешь, что такое бумажками заниматься, может, начнешь по сторонам внимательнее смотреть.

— Доброе утро, Тришши, — поздоровалась Карина. — Я же не виновата, что меня похитили! Еще и по башке дали, гуля на затылке с полкулака… А почему ты мое дело взял? Сначала же его господину Тацуме дали.

— Тацуме его ночной диспетчер передал. А Теодар, как с утра появился, перерешил. Он думает, что у меня дел других нет, кроме как с плаксивыми человеческими девчонками возиться! На мне, между прочим, три ограбления банка висят, включая твое, два изнасилования и четыре вооруженных ограбления. И по всем нужно работать в темпе.

— Я тебя тоже люблю, Тришши, — улыбнулась Карина. — Скажи, а мне нельзя как-нибудь свои вещи назад получить? Хотя бы пелефон. Ты мне его вели вернуть, и я дальше пойду.

— Дальше она пойдет… Шустрая больно! — проворчал орк. — Раз уж появилась, не отделаешься так просто, невинная жертва. — Он вытащил из ящика стола свой любимый блокнот — чистые страницы там остались только ближе к концу — и приготовил стило. — Валяй, рассказывай, храбрая ты наша. С самого начала рассказывай.

Орк в лучшей своей манере пытал Карину почти два часа. Он дотошно выспрашивал ее о всех мелочах, о поведении Маами, Тоя и прочих участников похищения, о том, как Карина заставила Тоя отключить стационарный блокиратор, как ей сдались остальные похитители… Некоторые эпизоды он заставил ее описать несколько раз. Эпизод со снятием ошейника его заинтересовал мало, зато про свое пробуждение в заброшенном доме и последующих минутах она говорила четырежды. Под конец у нее от непрерывного монолога пересохло и заболело в горле.

В конце концов Тришши сжалился и прекратил ее выспрашивать. Он отложил блокнот и задумчиво посмотрел на девушку.

— Врешь ты, молодая моя госпожа, неумело, — сообщил он. — Ты чего недоумков выгораживать пытаешься? Они же тебя прикончить намеревались. Жалеешь, что ли, что не успели?

— Да не жалею, — пожала плечами там. — Кретины они, конечно, но молодые же еще. Триш, честно, их всех Той заставлял. Им бы без него и в голову не пришло меня бить, тем более похищать. Их надо наказать, обязательно надо, чтобы другим неповадно, но газовой камеры они не заслужили. И сорок лет в тюрьме — тоже. Мне папа говорил про какой-то синдром заложника, но у меня нет никакого синдрома. Просто… ну, просто нельзя их убивать за глупость. Они же еще такие молодые!

— Ты, что ли, старушка? — фыркнул орк, на мгновение раздраженно выпустив когти. — Тоже ведь еще молодая да глупая, не голова у тебя, а мешок с книжными штампами. Но ведь тебе и в голову не придет кого-то похищать и убивать, даже если заставлять станут. А им пришло.

— Тришши, ну пожалуйста! — умоляюще проговорила Карина. — Ну напиши так, чтобы их не очень сильно наказали, а? С Тоем, скотиной, пусть что хотят, то и делают, но пусть остальных пожалеют!

— С Тоем уже ничего не сделают, — проворчал орк. — Кончился твой Той.

— Как — кончился? — удивленно переспросила девушка. — Папа же мне сказал, что он жив остался!

— Когда ты его из окна уронила, остался, — любезно пояснил орк. — А когда его потом в машину сажали, врезал патрульному ногой по яйцам и попытался сбежать. И словил пулю, вернее, два десятка пуль. Могли бы и живьем взять, наверное, но ребята очень не любят, когда на них нападают, тем более такая мразь. Хоть за это спасибо, мне меньше допросов снимать и с невменяемыми адвокатами общаться.

— Вот как… — потрясенно проговорила Карина. — Ну, не то чтобы я его очень жалею…

— Кара, — сурово сказал ей следователь. — Я бы тебе посоветовал не врать и не преуменьшать на суде. Прокурор тебя все равно наизнанку вывернет, а ведь там еще и адвокаты будут кровно заинтересованы со своих клиентов вину на других переложить. Запутаешься, и все. Успокойся, не дадут им газовой камеры, тем более что двое из них несовершеннолетние. Максимум по три-четыре года и штраф с испытательным сроком. Больше только… как его… — он сверился с блокнотом, — Маами дадут. Десятку огребет почти наверняка, выгораживай — не выгораживай. Про него никак не скажешь, что действовал под принуждением, когда тебя в ловушку заманивал. Ладно, достаточно на сегодня. Зайдешь в сто тридцатую, тебе вернут вещи. Их как вещдоки оформлять не стали, так что сейчас инициирую возврат владельцу.

— Спасибо, Тришши, — кивнула девушка. — Я пойду, да?

— Погоди, — остановил ее орк. — Секундочку…

Он включил настольный пелефон. Спустя несколько мгновений в дисплее всплыла одутловатая физиономия мужчины в очках и с широкой намечающейся лысиной.

— Что такое, Триш? — недовольно спросил он.

— Готово? — коротко осведомился орк.

— Полчаса как готово, — буркнул мужчина. — Пожар у вас там, что ли?

— Пожар — не пожар, а надо, — отмахнулся орк. — Будь другом, отправь кого-нибудь принести.

— Ладно, — буркнул мужчина и отключился.

— Так, — майор повернулся к Карине. — Информирую тебя, что решением окружного прокурора как ключевой свидетель сразу двух обвинений ты подлежишь специальной охране. Не делай изумленную физиономию, не поможет. Теодар уже все согласовал. Персональных телохранителей тебе не выделяют, убежище не обеспечивают, пока не возникнет реальной необходимости. Однако тебе предписано круглосуточно носить с собой тревожный маяк. Эта такая штука, которая обеспечивает мгновенное прибытие ближайшейпатрульной машины, а также постоянно оповещает о твоем местонахождении с точностью до сажени. Кара, очень прошу тебя, прекращай геройствовать. Любое везение рано или поздно заканчивается. Чуть что, сразу вызывай помощь, поняла?

— Но я не нуждаюсь в охране… — растерянно сказала девушка. — Я сама о себе позаботиться могу!

— Теодар и окружной прокурор считают иначе, — отрезал орк. — Кара, не ерепенься. Вообще-то маяк — платная услуга. Если на коммерческой основе его брать, то пятнадцать тысяч в период платить приходится. И то не всем дают, поскольку богатых параноиков развелось — не продохнуть. Так что считай, что получила дополнительную награду за… за все хорошее. А, наконец-то!

Дверь распахнулась, и в кабинет, стуча высоченными каблуками, влетела встрепанная юная девица в сверх-мини-юбке, прозрачной блузке и с огромными перламутровыми клипсами в ушах. Не удостоив Карину с Тришши даже словом, она молча шлепнула на стол желтый картонный пакет и с той же скоростью выскочила за дверь.

— Что у вас за молодежь! — осуждающе пробурчал орк. — Незрелая самочка на побегушках, а к старшим никакого уважения. Ни «здрасьте», ни «до свидания»!

Одним движения когтя он вскрыл пакет и извлек из него круглую переливающуюся пластинку с перекрещенными дельфином и меч-рыбой — эмблемой полиции Крестоцина. Пластинка крепилась к металлическому наручному браслету.

— Держи, — орк протянул маяк Карине. — Носи на руке или сними с браслета и повесь на грудь как кулон. Чтобы активировать, надо сильно нажать в центре. Почувствуешь, что хрустнуло — значит, сработало. Заряжать не надо, работает на отраженном сигнале и от неизвлекаемой батарейки, если не использован — меняется раз в год. Если использован, взамен выдается новый. Действует в радиусе примерно десяти верст от крупных городов, а также на всех больших шоссе — их тоже оборудуют приемными станциями. Когда вернешься домой, ничего делать не надо, он автоматически перенастроится на вашу полицию.

— Спасибо… — пробормотала девушка, крутя маяк в руках.

— Надень, — не допускающим возражение тоном заявил орк. — Прямо сейчас надень. Давай, не упрямься.

Вздохнув, Карина нацепила браслет на правое запястье. Он слегка болтался, но не спадал.

— Вот так. И имей в виду — если снимешь его дольше, чем на пятнадцать минут, автоматически сработает сигнал тревоги. Также тревога поднимется в случае твоей внезапной смерти или если задавить сигнал маяка блокиратором или чем-то вроде того. Он водонепроницаемый, браслет нержавеющий, с ним можно и в ванной мыться, и в море нырять, так что снимать его повода особого нет. Кара, очень прошу — отнесись серьезно. С окружного прокурора станется засадить тебя под домашний арест и принудительную охрану до конца обоих судебных заседаний. Он почему-то очень не любит, когда убивают основных свидетелей обвинения.

— Умеешь ты обнадежить! — криво улыбнулась Карина. — Блокиратор, внезапная смерть… Хорошо, не сниму. Тришши, я пойду, да? Мне еще мастерскую искать, чтобы Парса в ремонт отдать. Ой! — она хлопнула себя ладонью по лбу. — Какая же я дура! Надо Бикате его показать. Может, он и починит.

— Бикате? — безразлично поинтересовался Тришши. — Я его знаю?

— Ну, он со мной в одном доме живет, — пояснила Карина. — У него есть чоки-женщина, и вообще он хороший инженер по чоки. М-да. Не возвращаться же… Может, его и дома-то нет, если он сегодня в баре в первую смену работает.

— В баре? — удивленно поднял взгляд следователь. — Ты же сказала, что он инженер по чоки.

— Ну… — Карина мысленно выругала себя за несдержанность на язык. — Так случилось. Он временно, жизненные обстоятельства так сложились. Тришши, ты случайно не знаешь, где здесь мастерскую найти можно?

— Не знаю, — качнул головой орк. — Извини, я куклами не очень интересуюсь. Поспрашивай в магазинах, где чоки продают, наверняка подскажут. Да, кстати. Теодар просил передать, что с тобой в ближайшее время свяжутся из мэрии. За спасение двоих полицейских и предотвращение ограбления банка тебе выдают медаль «За гражданское мужество». Кажется, мэр намерен устроить шикарную церемонию награждения. Сделают из тебя звезду теле… Эй, Кара, ты куда?

— Прости, Триш, — крикнула Карина, выскакивая в дверь. — Я должна объяснить господину Теодару, что церемонии исключены! До сви…

Обрывок фразы заглушила захлопнувшаяся дверь. Орк обнажил клыки в иронической ухмылке. Эта Карина определенно слишком порывистая для человека, такое больше подходит для орочьих котят. Остается лишь надеяться, что в припадке скрытности она не покалечит Теодара, пытаясь заставить его отменить мэрскую затею.

Он фыркнул, дернул ушами и начал снова просматривать стенограмму допроса. Определенно, писанины ему предстояло еще очень и очень много.

Тот же день. Масария

Для начала зимы день выдался слишком теплым и ясным. С утра над океаном собирались тяжелые дождевые тучи, быстро ползли, цепляясь за вершины гор. Резкие порывы холодного ветра трепали облетевшие ветви деревьев, гнали волны по зарослям вечнозеленой туи. Однако уже к полудню тучи начали рассеиваться, и в разрывы между ними проглянуло солнце, согревая склоны Масарийской бухты. Температура, еще утром не превышавшая плюс пяти, поднялась градусов на десять, и парни щеголяли перед девчонками в одних рубашках и майках, правда, незаметно поеживаясь от касаний прохладного ветерка и стараясь побольше держаться под прямыми солнечными лучами.

Тори сидел один на подоконнике в торце коридора четвертого этажа и тоскливо смотрел на университетскую площадь, по случаю конца семестра усыпанную народом. Он прижался лбом к холодному стеклу и бессознательно грыз и без того обкусанный ноготь большого пальца. Жить не хотелось. После той дурацкой встречи двухнедельной давности все пошло наперекосяк. Дзири, когда он подошел к ней на следующий день, наотрез отказалась продолжать, как она выразилась, «играть в подпольщиков».

— Яна права, Тор, — сказала она извиняющимся тоном. — Мы заигрались. Мы слишком много думаем о своей силе. А сила ничего не решает. Если бы сказала не Яна, так Минара. Или я. Пора завязывать, пока на нас собам не настучали.

Тори наговорил ей много разных резких и обидных слов, и Дзири, независимо вздернув нос и не произнеся больше не слова, ушла и с тех пор старательно избегала его. Тори уже страшно жалел о своей несдержанности, но гордость мешала подойти к девушке и извиниться.

Яна с ним даже разговаривать не стала. Дзири ушла. Минара ушла. Тонако не говорил прямо, но Тори видел, что лишь вежливость на грани бесхребетности мешает ему прямо отказаться от дальнейшего участия в ячейке. А Ссукаси… После необъяснимой слабости, что ему непонятно как устроила стерва-Яна, орк, пока не уехал на зимние каникулы в свою общину, смотрел на него, как на пустое место. Бывший вожак явно больше не пользовался у него авторитетом. И Ёвай — куда подевался Ёвай? Они собирались встретится вечером того дня, но друг словно сквозь землю провалился. И его пелефон не отвечал на звонки. А где его искать, Тори решительно не представлял. Он только сейчас сообразил, что не знает даже факультет, на котором тот учится.

Но ведь все шло так хорошо! Они встречались, спорили, убеждали и соглашались. Они были единомышленниками! Что же случилось? Почему их дружная компания в одночасье развалилась, словно карточный домик? Неужели Яна сказала нечто, разрушившее их единение? Но что? Что?!

— Привет! — произнес за спиной девичий голос. — Скучаешь в одиночестве?

Тори обернулся, словно ужаленный. Вспомни обаку, и он появится…

— Что нужно? — сухо спросил он. — Забыла что-то сказать в прошлый раз?

— Да нет, в общем-то, — пожала плечами Яна, присаживаясь на подоконник. — И говорить-то особо нечего. Я просто извиниться хочу.

— Извиниться? — подозрительно взглянул на нее парень. — За что?

— Глупо себя повела, — пояснила девушка. — Зря при всех возражала. Скандал вышел, чуть ли не драка. Подумала бы головой — потом бы отвела тебя в сторонку и высказалась с глазу на глаз. Но уж очень неожиданно как-то все вышло, не сообразила. Прощаешь?

Тори дернул плечом и отвернулся. Да пошла она со своими извинениями!

— Не прощаешь… — вздохнула Яна. — Жаль. Все равно извини. У тебя на вечер какие планы?

Тори покосился на нее.

— И их порушить хочешь? — осведомился он саркастически. — Перебьешься.

— Если нет планов, — Яна не обратила на сарказм никакого внимания, — в семь подходи к оперному театру, к служебному входу. Он сзади здания — один, не заблудишься. У нас сегодня семейный ужин, так что приглашаю. И папа хотел с тобой пообщаться.

— Вот только папаши твоего мне не хватало! — фыркнул парень. — Небось, нажаловалась ему, да? И он нудеть станет, как нужно любить нормалов, как прогибаться под них! Тоже мне, удовольствие.

— Нудеть он не станет, — Яна поднялась. — Он никому в душу не лезет против желания. В семь часов, Тор. Служебный вход оперного. Я буду ждать.

Она встала и зашагала по пустынному коридору, почти неслышная в своих мягких туфлях. Тор даже не посмотрел ей вслед. Что она о себе воображает? Разумеется, он никуда не пойдет!

В семь вечера непроглядная предзимняя тьма уже окутала город. Пятачок асфальта возле служебного входа слабо освещался лампочкой, болтающейся под козырьком над крыльцом. С другой стороны большого старого здания оперного театра шумел и бурлил проспект, залитый огнями фонарей и мерцающих реклам, но здесь царила тусклая тишина. Тори оглянулся по сторонам и мысленно обругал себя идиотом. Чего он сюда приперся? Наверняка ведь наврала и посмеялась!

В тот момент, когда он уже почти решил повернуться и уйти, двери служебного входа распахнулись, и из них высыпалась весело щебечущая стайка девушек лет пятнадцати-шестнадцати. Они смеялись и толкались, бросая на Тори заинтересованные взгляды, и парень невольно приосанился. Интересно, а они кто такие?

— Привет! — сказала Яна, подходя к нему. — Ты молодец, что пришел. Я боялась, что не захочешь. Извини, что поздно — руководитель хора задержал.

— Эй, Яни! — задорно окликнула ее высокая девица с голубыми волосами, с небольшой компанией подружек остановившаяся неподалеку. — Познакомь с кавалером! Такой красавчик, что аж завидки берут! Зачем тебе такой?

— Пригодится на всякий случай, — подмигнула Яна. — Даже не надейся, не подарю. У тебя своих вагон. Пошли! — она подхватила Тори под руку и увлекла за собой. — Девчонки из нашего хора. У нас сегодня спевка, — пояснила она.

— Ты что, в опере поешь? — против воли заинтересовавшись, осведомился парень. — Учишься в университете — и поешь?

— Да какое пение! Так, форму поддерживаю. Я в музыкальную школу ходила, меня учителя в профессиональные певицы прочили. А я все ожидания обманула, на социологию пошла. Пару раз в период в спектакле в хоре спеть, да и ладно.

— Ну ты даешь! — хмыкнул Тори.

— Ну, надо же какое-то хобби иметь, — пожала плечами Яна. — Только Кара у нас упертая, ни о чем, кроме учебы, не думает, а я человек простой, мир спасать не намерена. Так, нам сейчас на моно три остановки, потом… Ты как к лестницам относишься?

— К каким лестницам? — опешил парень.

— К длинным и крутым, — терпеливо пояснила девушка, споро шагая по тротуару, так что Тори едва поспевал за ней. — Есть два варианта. Первый — сначала до бульвара Свободы на моно, потом на трамвае еще три остановки, потом пешком с полверсты — в гору, но не очень круто. Второй — лишняя остановка на моно, потом вверх по склону по старой каменной лестнице, а потом еще немного тропинками. Там довольно круто, зато минут пятнадцать сэкономить можно. Ты как?

— Как хочешь, — пытаясь казаться равнодушным, ответил парень. — Мне все равно.

— Тогда лестница, — решила Яна. — Заодно разомнемся немного.

В полупустом вагоне монорельса поначалу они почти не разговаривали, обменявшись лишь несколькими ничего не значащими репликами. Но пару остановок спустя Тори спросил:

— Кара — она кто? Твоя сестра?

— Ага. Сводная. Она меня на три года старше.

— Сводная по отцу или по матери?

— Ни то, ни то, — Яна глянула на него своими черными глазищами. — Мы обе сироты. Папа удочерил нас в сорок третьем. И еще усыновил Палека. Карина на стажировке в другом городе, но с Ликой ты сегодня познакомишься. Ты на него внимания не обращай, он ехидина, каких мало, но в душе добрый.

— В сорок третьем… — пробормотал Тори. — После того, как Институт разгромили? Меня родители тогда тоже из специнтерната забрали, где меня держали. А что, Карина с Палеком тоже наши? Ну, девианты?

— Кара — да, Палек — нет, слава всем богам. Стихийное бедствие получилось бы, а не мальчишка! На него и так-то управы не найти, только папа с ним и умеет справляться.

— И какая у Карины категория? — не отставал Тори. — Она тебя сильнее или слабее?

— У нас одна категория, — уклончиво ответила девушка. — А кто сильнее, мы не выясняли. Зачем?

— Затем, что сильнейшие должный управлять, — убежденно сказал Тори. — Такой закон у природы, понимаешь, Яна? В обезьяньей стае вожак — самый сильный самец. И у оленей, у волков, у собак — всегда вожаком сильнейший.

— Ага, и лучшие самки сильнейшим принадлежат, так, что ли? — фыркнула спутница. — Я пас, я в такие игры не играю. Я и сама прекрасно обойдусь, без вожаков.

— Ну, — смутился Тори, — я не имел в виду буквально самцов. Мужчины, женщины, неважно. Главное, что сильный всегда наверху.

— То есть если найдешь кого-то со способностями более высокой категории, ты ему подчинишься? — в упор спросила девушка. — По закону природы?

— Да! — твердо кивнул Тори. — Если я встречу кого-то, кто сильнее меня, я признаю его власть.

— Смотри, поймаю на слове, — прищурилась Яна. — Ой, нам пора сходить. Наша остановка.

Когда они спустились с остановки на тротуар, Яна показала рукой на вершину нависающей над улицей скалы, черной глыбой выделяющейся на фоне освещенных городскими огнями ночных облаков.

— Нам во-он туда подниматься. Сейчас по той лестничке, потом срежем по тропинке через тикуриновую рощу, а за ней лестница начинается. Тори, ты не стесняйся, скажи, когда устанешь. Я сколько лет по ней хожу, и то наверх без остановок влезаю еле-еле. С непривычки обязательно устанешь. Там посредине смотровая площадка есть и скамейка, можно отдышаться.

Звездный Пруд начинал подниматься из-за горизонта, но небо над городом пока что усеивали лишь редкие точки дальних звезд. Тори незаметно поежился. Он уже ругал себя за то, что согласился на лестницу. Карабкаться в темноте по крутым ступенькам над обрывом? Но показать свою слабость перед девчонкой он бы не решился ни за что на свете. Лестница так лестница. В конце концов, не канат же над пропастью.

Роща отрезала звуки города словно ножом. Слегка шелестела под свежеющим ветерком пожухшая трава, перестукивались в вышине полые стволы тикурина, попискивала какая-то ночная птаха. Яна уверенно свернула с асфальтированной дорожки и пошла, подсвечивая дорогу маленьким фонариком-брелоком, по утоптанной земляной стежке. Тори, запинаясь, пробирался за ней. В какой же она глуши живет, что до нее так добираться нужно?

Лестница в гору обнаружилась саженях в тридцати. Покинутая ранее асфальтированная дорожка выходила к ней откуда-то сбоку.

— Вот, теперь вверх, — сказала Яна, погасив фонарик. — Пошли. Не бойся, лестница светлая.

Светлая?

Действительно, несмотря на кромешную темноту каменные ступеньки прекрасно различались в темноте. Казалось, они слегка светились изнутри своим собственным светом, который, однако, не освещал ничего вокруг. Наклонившись, парень поскреб ступень ногтем. Обычный материал. Плоские базальтовые обломки, скрепленные чем-то вроде обычного серого цемента, местами выкрошившегося от времени. Источник свечения оставался совершенно непонятным.

Яна уверенно ступила на лестницу и зашагала вверх. Тори с неохотой последовал за ней. Из-за своей высотобоязни он терпеть не мог лестниц на склонах, а потому совсем не привык по ним ходить. Запыхался он очень быстро, не пройдя и сотни ступеней. Яна спокойно, едва ли не бегом, шагала через две ступеньки уже далеко впереди. Заметив, что ее спутник приотстал, она остановилась, подождала его и пошла сбоку и чуть сзади.

— Саженей на десять мы поднялись. Осталось примерно восемьдесят, — прокомментировала она. — Но саженей через тридцать есть смотровая площадка, там передохнем. Не торопись, некуда.

Тори мысленно застонал. Идиот! Во что он ввязался? Почему он вообще пошел за Яной, которую еще недавно был готов убить на месте? Но отступать поздно. Он старательно отвернулся от левой стороны лестницы, за которой начинался обрыв — панорама раскидывающегося внизу ночного города заставляла его голову идти кругом, а легкие порывы ветерка, казалось, так и подталкивали к пропасти. Спокойно, сказал он сам себе, задушив в зародыше приступ паники. Спокойно. Девчонка может подняться, значит, могу и я. До обрыва полсажени, не меньше. А ну-ка, раз-два, раз-два, ступенька-ступенька-ступенька…

Когда они добрались до обещанной смотровой площадки, тускло освещенной одиноким фонарем, его сердце билось с частотой отбойного молотка.

— Передышка! — решительно сказала Яна, подходя к перилам и облокачиваясь на них. — Ты как хочешь, а я устала. Смотри, какой вид! Сколько раз здесь ходила ночью, а все никак налюбоваться не могу.

— Ну, давай передохнем, если тебе надо, — тоном превосходства согласился Тори, внутри страшно благодарный своей спутнице за перерыв в восхождении. Он отошел к скамье в дальней от перил части площадки и опустился на нее. Яна оглянулась на него, тихо вздохнула, подошла и села рядом.

— Тори, — спросила она, — почему ты мне не сказал, что высоты боишься?

— Ничего я не боюсь! — ощетинился парень. — С чего ты взяла?

— Тори, не ври мне! — решительно сказала девушка. — Я ложь чувствую. Я тебе в тот раз не сказала, но у меня еще одна способность есть — я эмпат. Я чужие эмоции воспринимаю лучше, чем ты слышишь. От тебя страхом так и пышет, когда ты вниз ненароком посмотришь.

— А больше у тебя никаких талантов нет? — саркастически осведомился Тори. — Мысли ты читать не умеешь?

— Мысли читать невозможно, — отрезала Яна. — По крайней мере, для человека. А вот эмоции я чувствую. Тори, нет ничего плохого в том, чтобы признаться в слабости. Нет идеальных людей. Я вот змей не переношу, чуть ли не в обморок падаю. Ну и что? Ты же не стыдишься, что не можешь автомобиль поднять, верно?

— Отстань! — буркнул парень. — И чего я вообще с тобой связался? Затащила в какую-то глушь, только что волки не воют…

— А я обаятельная! — сообщила Яна, и Тори увидел, что девушка озорно улыбается. — Тори…

Она замолчала.

— Чего?

— Тори, а хочешь я сделаю так, что ты перестанешь высоты бояться? Совсем.

— Ты и такие штуки умеешь? — против воли поразился парень. — Нет, что, серьезно?

— Серьезно. Это несложно… ну, не очень сложно. Ментоблок первого уровня. Папа говорит, что неэтично в чужих мозгах копаться против воли или незаметно, но если ты сам захочешь, то можно. Тори, хочешь?

Парень заколебался.

— А ментоблок… он безопасный? — осведомился он. — Ты ничего не напортишь?

— Ничего! — решительно сказала Яна. — Соглашайся. Я уже такие штуки не раз делала, так что все будет в ажуре.

— Ну ладно, — пробурчал парень. — И что нужно?

— Пошли! — Яна встала. — Нужно, чтобы твой страх проявился как можно сильнее. Подойди к перилам и посмотри вниз. Ну же, давай. Сейчас, где-то у меня тут подходящий ритм есть…

Тори с неохотой поднялся и, стиснув зубы, подошел к краю смотровой площадки. При взгляде на распростершиеся далеко внизу городские огни он почувствовал знакомое сосущее чувство под ложечкой. Сердце, немного успокоившееся за время сидения, снова забилось с бешеной силой. Он до боли в пальцах вцепился в широкие каменные перила.

Шаги сзади. Тонкая легкая рука, опускающаяся на плечо. Порывы свежего сырого ветра с океана. Едва слышные такты вступления к «Новому лету». И голос — задорный девичий голос, летящий в ночной тишине над кипящим и мятущимся далеко внизу городом…

…сердце пропускает удар — и тут же начинает биться снова, сильно и ровно. Комок в желудке потихоньку растворяется, и искрящаяся городскими огнями пропасть под ногами, до того пугающая и враждебная, начинает переливаться россыпями чудесных бриллиантов…

…и необъяснимая легкость охватывает все тело, заставляя мечтать о полете в ясной солнечной высоте высоко-высоко над землей, наслаждаясь ощущением теплого летнего ветра на щеках и зелеными лесами и полями далеко внизу…

— Блеск в ладони пусть тоску изгонит! — пропела Яна еще раз, и мелодия стихла. Только сейчас Тори осознал, что несмотря на темную зимнюю ночь, обещающую с утра новый холодный дождь, радость переполняет его сердце, а в душе поселилось ожидание чего-то хорошего и светлого. И что он больше не боится пустоты под ногами, наслаждаясь великолепным видом ночного города. Ему страшно захотелось взмыть в ночное небо и лететь, лететь, лететь вперед и вперед, оставляя далеко внизу опостылевшую землю. Он наклонился вперед, но что-то не пустило его. Ах, да, ограждение. Он легко вспрыгнул на невысокую, по пояс, балюстраду и шагнул вперед.

— Тори! — взвизгнул позади янин голос. — Тори! Ты что?!

Неведомая сила ухватила его, развернула и дернула обратно. Я лечу, подумал он отстраненно. Я лечу… Ослепительная пощечина мотнула его голову, потом еще одна, и он пришел в себя.

Он висел в воздухе в четверти сажени над землей, а Яна, едва не плача, трясла его за отвороты куртки. Словно тугие змеи оплетали его тело, и он не мог даже пошевелить руками, плотно прижатыми к телу.

— Тори! — снова крикнула Яна. — Тори! Да очнись же! — Она занесла руку для очередной пощечины, и парень невольно дернулся.

— Эй! — хрипло сказал он. — Кончай драться!

— Ты в себя пришел? — напряженно осведомилась Яна. — Больше вниз прыгать не станешь?

— А я куда-то прыгал? — искренне удивился парень. — Слушай, я что, в воздухе вишу?

— Если я тебя на землю поставлю, больше прыгать не станешь? — настойчиво переспросила девушка.

— Да не стану же! — возмутился парень. — Ты что, с ума съехала? Я тебе что, самоубийца?

— Ну ладно… — вздохнула девушка, и Тори мягко поставило на землю. Ощущение опутывающих тело змей исчезло.

— Ты, что ли, меня держала? — осведомился он, осторожно шевеля руками.

— Ну, я. Тор, я так перепугалась, когда ты вниз сиганул!

— Сиганул… — Тори задумался. Действительно, сиганул. И что на него нашло? — А ты удержала? Слушай, в конце концов, какая у тебя категория? Ты ведь так толком не сказала.

— Ну, первая. Да какая разница?

— Ну ничего себе! — охнул Тори. — Ты не врешь? Да нет, ты же меня в воздухе держала, такое только с первой категорией и можно. А я-то, дурак…

Он прочувствовал, что густо краснеет, вспоминая, как на той злосчастной встрече едва не бросился на девушку с кулаками. Да она бы его без рук в тугой узел свернула и в окошко выбросила!

— Извини, — сказал он решительно. — Яна, я сегодня сказал, что готов подчиниться тому, кто сильнее. Ты сильнее. Можешь командовать. Я… ну, не думал, что это окажется девчонка, но, в конце концов, какая разница?

— Глупый, — покачала головой Яна. — Тор, сколько раз тебе повторять? Меня твои дурацкие игры не интересуют. Мне не нужны рабы, меня вполне друзья устраивают. А разве дружат потому, что кто-то сильнее или слабее? Тор, если хочешь дружить, я с радостью. Но в твоей армии спасения, или как ее там, я участвовать не намерена. Ты мне лучше скажи — ты все еще боишься вниз смотреть? Проверь, а? Мне интересно, получилось у меня или нет. Я страхую.

— Вниз посмотреть? — переспросил Тори, страшно обрадовавшийся смене темы. — Сейчас проверим.

Он подошел к перилам, с которых пару минут назад так решительно шагнул в пустоту, и заглянул в пропасть. Странно — чувство камня в желудке, которое всегда возникало у него перед гранью пустоты, не возникало. Наоборот, он снова почувствовал во всем теле летучую легкость и эйфорию. Он потряс головой, чтобы отогнать наваждение, повернулся к встревоженно наблюдающей за ним Яне и взял ее за плечи.

— Яна… я… здорово как! — тихо сказал он. — Я действительно больше не боюсь высоты.

Внезапно ему захотелось сжать девушку в объятьях и больше никогда-никогда не выпускать ее.

— Я же говорила, что все получится! — облегченно улыбнулась ему девушка. — Просто перестаралась немного с непривычки.

— Я люблю тебя, Яна! — искренне сказал парень. — Слушай, выходи за меня замуж, а? Я уже совершеннолетний. Мы с тобой оба девианты, так что и дети родятся сильными. Представляешь, как здорово?

Девушка звонко рассмеялась и отстранилась, осторожно высвободившись.

— А как же Дзири? — лукаво спросила она. — Она тебе уже неинтересна? Как ты легко девушек меняешь!

Тори почувствовал, что снова краснеет.

— Не обижайся, — серьезно сказала Яна. — Тор, сейчас тебе только кажется, что ты в меня влюбился. Я знаю, это побочный эффект воздействия. Он пройдет через час-другой. Высотобоязнь не вернется, но влюбленность пройдет. Лучше помирись с Дзири, ладно? Она хорошая девчонка. И ты ей действительно нравишься, я видела. И она тебе тоже, верно?

— Она со мной разговаривать даже не захочет, — горько сказал парень, отворачиваясь. — Я ей так нахамил в последний раз…

— Ну так извинись, — фыркнула Яна. — Покажи, что она тебе так небезразлична, что ты на свою гордость наступить готов. Она простит, точно тебе говорю. А насчет сильных детей из башки выбрось. Папа говорит, что интеграция нервной системы с эффектором определяется случайными вариациями на генетическом уровне. Даже не рецессивный аллель, просто закон больших чисел. Так что повышенная восприимчивость по наследству не передается. У детей девиантов не больше шансов стать девиантами, чем у детей простых нормалов.

— Да он-то откуда знает? — удивился парень.

— Ну, он много чего знает, — уклонилась от ответа девушка. — Знаешь, я замерзать начала. Пошли, согреемся. Нам еще пол-лестницы осилить нужно.

Пока Тори шагал по лестнице, охватившая его эйфория постепенно проходила.

— Как ты это делаешь? — поинтересовался у идущей рядом Яны. — Я имею в виду, в мозгах копаешься?

— Тебе как, по-научному объяснить? — поинтересовалась девушка. — Через очаги возбуждения в коре мозга и все такое? Я могу, только ты не поймешь нифига. Я сама половину не понимаю, тут папа нужен. Но если по-простому, то примерно так. Вот у тебя была высотобоязнь. Ты видел под ногами пустоту, и из-за нее у тебя срабатывали животные рефлексы, вызывающие ужас. Зрительная память связывалась с эмоциональной, и эмоции проявлялись каждый раз, когда твой мозг обнаруживал подходящий шаблон. А я сделала так, что со старым зрительным шаблоном связались новые положительные эмоции от песенки, а прежние связи, наоборот, ослабли. Ты имей в виду, я воткнула ментоблок первого уровня, он через неделю-другую сам рассосется, так что высотобоязнь еще может вернуться. Нужно закрепить новые нейронные связи. Походи по высоким местам, по смотровым площадкам на небоскребах, покатайся на колесе обозрения. Тогда связи устоятся, и ты больше никогда не испугаешься высоты. Только аккуратней на первых порах. Страх — он ведь на самом деле об опасности предупреждает, а ты сейчас опасность высоты совсем не чувствуешь, наоборот, тащишься от нее всем брюхом по травке. Можешь не рассчитать и упасть. Побережешься, ладно?

— Поберегусь, — кивнул Тори. — А ты и раньше так людей лечила, да?

— Ой уж, лечила! — улыбнулась девушка. — Не лечение, так, помощь небольшая. Я пока не рискую глубоко вмешиваться. Вот к концу универа наберу базу по психологии как следует, тогда можно и задуматься всерьез о лечении. Папа вообще не одобряет копание в чужой психике, хотя и не запрещает. Да я и сама знаю, что рискованно. Вот ты из-за меня сам вниз бросился, а ведь я очень старалась вмешаться как можно слабее. Тут на такие побочные эффекты нарваться можно, на такой резонанс совершенно посторонних эмоций и воспоминаний, что нужно работать очень аккуратно. Даже Де… даже опытные люди так просто не рискуют корректирующие ментоблоки ставить. Угробить психику можно запросто.

— С такими способностями ты могла бы очень помочь нашему делу…

— Ну, кто о чем, а Тори о мировом господстве! — весело рассмеялась Яна. — Я же сказала — меня власть не интересует. И потом, я никогда не употреблю свои способности во вред людям. Я скорее себя угроблю. Да и нет никакого нашего дела. Слушай, ты же умный парень. Я с Дзири и Минарой говорила, они тебя на самом деле умным считают. Ты бы сам до таких глупостей никогда не додумался. Кто тебе мозги трахает, а? Скажи мне, я с ним сама пообщаюсь. Обещаю, больше никогда со своим бредом к тебе не полезет!

Тори промолчал.

— Ну, не хочешь, как хочешь. Кстати, я тебе еще о своей семье не рассказала. Во-первых, папа, Дзинтон. Во-вторых, Цукка и Саматта — они наши опекуны, и еще они муж и жена, неофициальные. Цукка магистратуру физфака заканчивает, а Саматта историк и археолог. В-третьих, Кара, но ее сейчас дома нет, она в Крестоцине на практике. Ну, и Лика, я про него упоминала.

— Четыре нормала и два особых, — пробормотал Тори. — У Карины ведь тоже первая категория, да? И как у вас отношения? Не шарахаются?

— Шарахаются? — удивилась Яна. — Ты о чем? Кто от кого шарахаться должен?

— Значит, не шарахаются. Везет тебе. А от меня родители всю жизнь стараются подальше держаться. В сорок втором, когда у меня особые способности проявились, они меня государству сдали, я больше года в специнтернате провел. Потом, в сорок третьем, после скандала, на общей волне отозвали заявление и забрали меня, о чем до сих пор жалеют. Я до пятнадцати лет в ошейнике ходил, не снимая, пока тетка из муниципальной опеки не пригрозила их родительских прав лишить. Я от них прошлой зимой отселился, сразу после окончания школы. Они мне университет и жилье оплачивают, лишь бы с глаз долой.

— Теперь понятно, почему ты так к нормалам относишься, — вздохнула Яна. — Сочувствую. Тор, все не так плохо. У меня папа просто выдающаяся личность, второго такого во всем мире не существует, но и другие родители не всегда кретины. Неважно, девиант ты или нет. Просто есть родители плохие, а есть хорошие, и тут ничего не поделаешь. До конца мира ничего не изменится. О, смотри — вон конец лестницы уже виден.

К удивлению Тори, вторая половина лестницы далась ему куда легче, чем первая. Сердце колотилось, но далеко не так сильно, как раньше. На верхней площадке он остановился, оглядываясь. В призрачном свете восходящего Звездного Пруда, проглядывающего сквозь облака, под ногами виднелись опавшие характерно-пятилучевые мароновые листья. От лестницы в шумящую впереди лиственную рощу, сейчас облетевшую, бежала тропинка. Она виделась так же хорошо, как и лестница, хотя и выглядела просто вытоптанной по земле.

— Сейчас через парк саженей тридцать, а там и наш отель, — пояснила Яна.

— Отель? — удивился Тори, шагая за ней между высокими угрюмыми стволами. — Вы живете в отеле? Не дорого?

— Так отель папин, и он на самом деле давно не отель, просто дом. Он много лет пустой стоял. Папа его просто купил по дешевке, чтобы много народу могло жить одновременно. Только нас шесть человек, а к папе еще и гости часто приезжают, иногда по пятеро-шестеро сразу. Он маленький — полтора десятка комнат, старый и на отшибе. Он дешевле обошелся, чем квартира такого размера в обычном доме, и свободные комнаты есть, если кого-то нужно поселить ненадолго. Здесь хорошо, тихо, машины и трамваи не шумят, придурки на мотоциклах без глушителя ночами не носятся. От трамвая и автобуса ходить далековато, особенно с сумками из магазина, но лишняя нагрузка даже полезна.

— Все равно круто… — уважительно пробормотал Тори. — Свой отель!

Впереди между деревьями мелькнули огни. Минуту спустя они вышли к ограде, окружавшей небольшой дворик возле вытянутого двухэтажного здания. Несколько его окон горели, остальные оставались темными.

— Ну, вот мы и пришли, — сообщила Яна, толкая дощатую калитку, в которую упиралась тропинка. Навстречу распахнулся луч света от горящего над низким крыльцом фонаря. — Проходи, гостем будешь.

— Как-то у вас тут все… хлипко, — сказал Тори, проходя во дворик и с любопытством оглядывая его нехитрую обстановку — пару скамеек, крыльцо с облупленными перилами, облезшую штукатурку стен и каменную статуэтку птицы с расправленными крыльями, кажется, соловья, примостившуюся в углу. — А если заберется кто?

— Двери чужие открыть не смогут, — пожала плечами Яна, поднимаясь на крылечко и распахивая дверь. — А если и откроют, сильно пожалеют. Здесь охранная система установлена. Цу! — крикнула она в коридор, сбрасывая легкие туфли. — Я дома! С гостем, как и обещала!

Одна из выходящих в коридор дверей приоткрылась, и в коридор выглянула молодая черноволосая женщина.

— Привет, Яни, — сказала она. — С тобой Тори? Здравствуй, молодой господин, мы тебя ждали. Яни, пни как следует Лику, чтобы начинал разогревать ужин, иначе мы и до полуночи за стол не сядем.

— Как сильно пнуть? — деловито осведомилась девушка.

— На твое усмотрение. Но если расколотите что, как в прошлый раз, по башке настучу, — пригрозила женщина, скрываясь в комнате.

— Лика сегодня по дому дежурный, — пояснила Яна, проходя по коридору. — Надеюсь, он что-то съедобное приготовил. А то однажды к гостям он решил сделать утку по-касарски. А там перца столько, что на неделю обычной готовки хватит. В общем, сам все мужественно лопал, доказывая, что съедобно, но все равно никто не поверил. А мне с Цу пришлось быстренько соображать что-то более традиционное. Эй, Лика! — она постучала кулаком по двери. — Жрать когда дашь? Эй!

Странно, но стук ее кулака словно проваливался в глухую подушку. Тонкая на вид и ненадежная дверь, которую, казалось, такими ударами можно если не выбить, то основательно повредить, даже не шевельнулась.

— Вот зараза! — ругнулась Яна. — Опять шумоизоляцию включил. И звонок не срабатывает. Что он там, дрыхнет, что ли?

— Сама дрыхнешь! — недовольно заявил высокий русоволосый парень, распахивая изнутри дверь комнаты. — Знаю я, что вы здесь, я же на охрану подключен. Я работал, между прочим. У меня курсовая контрольная по начерталке не доделана, если завтра не сдам — «хвост» до следующего семестра повиснет. Госпожа Катия и так уже неделю ждет. Потерпеть пять минут можешь? Или вам с ухажером невмоготу, так лопать хочется? А еще говорят, что любовники поцелуями сыты!..

— Лика! — прошипела Яна. — Я тебя сейчас стукну! Больно!

— Попробуй! — хладнокровно отпарировал парень. — Я на тебя тогда Фи напущу. Помечу как подозрительную чужую и напущу. Пять минут, ясно?

И он со стуком захлопнул дверь перед носом разъяренной девушки. Та, стиснув кулаки, что-то прошептала себе под нос и повернулась к Тори, слегка ошалело наблюдавшего за сценой.

— Когда-то я его точно прибью! — яростно сказала она. — Нет, ну надо же уметь одной фразой так настроение испортить! Тор, пошли пока ко мне в комнату, посидим там.

Приглашающе мотнув головой, она направилась к скрипучей деревянной лестнице и через ступеньку взбежала на второй этаж. Тори последовал за ней. А сестричка не очень-то любит братишку, мелькнуло у него в голове.

На втором этаже Яна остановилась у третьей по счету двери.

— Ты не думай, он не такой уж и скверный, — сказала она, словно продолжая разговор. — Просто по жизни ехидина и трудный подросток. И не хочет, а ляпнет. Заходи. Чувствует мое сердце, пятью минутами не отделаемся. Мне полагалось сегодня дежурить, но вот из-за спевки с Ликой поменялась, а зря, наверное. Успела бы ужин приготовить. Тор, у тебя на сегодняшний вечер никаких планов не имелось? А то поздно уже, да еще ужин, то да се. И выбираться от нас долго — трамваи в девять ходить перестают, а уже почти восемь. Можешь остаться переночевать, если хочешь, свободные комнаты есть.

— Переночевать? — с сомнением переспросил Тори, переступая порог. — Я как-то не знаю…

— Да все в порядке! — отмахнулась девушка. — Я же говорю — у нас чуть ли не через неделю кто-то гостит. Иногда и совсем незнакомые, из… э-э, отцовских друзей.

— Я подумаю, — кивнул парень, осматриваясь по сторонам.

Аккуратно застеленная кровать. Плотные занавески на окне. Большой платяной шкаф. Стол с дежурно мерцающим облаком дисплея и разбросанными листами нотных записей. Клавишный синтезатор с большим нотным экраном на подставке у стены, динамики акустической системы по углам, на специальной вешалке — гарнитура, наушники с микрофоном. Пара полок с бумажными книгами, среди которых мелькают корешки томов по социологии, политологии и психологии. Три стула, десяток карандашных и акварельных набросков на стене, ребристый обогреватель в углу — и вся, в общем-то, обстановка.

— Неплохо здесь, — вежливо сказал Тори, усаживаясь на стул.

— Тор, — вздохнула Яна, подходя к синтезатору и щелкая тумблерами и клавишами настройки ритма, — я же говорила: не ври мне. Даже из вежливости не надо. Я чувствую и не сосредотачиваясь. Нет у меня ничего особенного, я и дома-то редко появляюсь. Клавиатура, терминал да кровать, больше ничего мне и не надо.

— Извини. А что твой Лика сказал про охрану? Он как-то странно выразился…

— Здесь у нас автоматическая система слежения стоит, — рассеянно пояснила Яна. — Она вообще-то и сама справляется неплохо, но дежурный по дому обычно за ней присматривает, на всякий случай. Тут к нам пару лет назад воришка влезть попытался, так Фи, без присмотра оставленная, ему такую веселую жизнь устроила, что тот чуть не свихнулся от ужаса. Хорошо, папа вовремя заметил. С тех пор всегда кто-то на контроле сидит, разве что дома никого нет.

— Ничего себе у вас охранная система… — хмыкнул Тори. — А Фи кто такая?

— А Фи и есть система. Вернее, ее визуально оформленная часть. Хочешь, покажу?

Не дожидаясь ответа, она, пританцовывая под звуки полившейся из синтезатора негромкой ритмичной мелодии, повернулась к окну, и створка того приоткрылась сама собой — наверняка она воспользовалась манипуляторами. Несколько секунд спустя ошалелый Тори увидел, как в щель стремительно впорхнула самая натуральная фея. С кулак величиной, с радужным мерцающим вихрем стрекозиных крыльев за спиной, фея сделала несколько кругов по комнате и зависла перед лицом юноши, изучая его.

— Это… что?! — удивленно спросил он. — Настоящая фея?

— Да нет, — отмахнулась Яна, продолжая пританцовывать. — Фантом. Что-то типа плотной голограммы. Иногда с ней весело, но обычно скучно. Лика пытался ее перепрограммировать, чтобы она летающий диск приносила, он вообще обожает лезть своими шаловливыми ручками в потроха к компьютерам, но тут папа его обломал. Сказал, что охранники другими делами заниматься не должны. Приходится Лике за диском самому бегать.

— И что она может, такая маленькая? — осторожно осведомился Тори, разглядывая фею.

— Она только выглядит маленькой. На самом деле она просто картинка, даже не реальный эффектор, а для красоты, как фигурка на капоте машины. А в целом система может от небольшой армии отбиться. Да фигня все, на нас и так никто не нападает. Фи, исчезни.

Фея пискнула и стремительно вылетела в окно. Яна аккуратно прикрыла за ней створку.

— А она меня запомнила? Не устроит мне… веселую жизнь, как тому воришке? — спросил парень, у которого голова шла кругом. Он чувствовал, что для одного вечера на него свалилось более чем достаточно. А ведь вечер отнюдь еще не закончился…

— Она тебя давно запомнила, еще когда мы по лестнице поднимались. Я тебя сразу как гостя представила, так что ты сейчас под такой же защитой, как и мы.

— И когда ты успела меня представить? — изумился парень. — Ты же ни с какими терминалами не общалась!

— Ну… есть способы. Тор, я так и не поняла — ты где учишься, на юридическом?

— Ну да. Первый курс вот закончил.

— Понятно. И кем стать собираешься, когда диплом получишь?

— Не знаю, — парень пожал плечами. — Пойду в адвокатскую фирму для начала, наверное. Курсе на третьем-четвертом начну присматриваться, контакты наводить.

— Потом опыта наберешься, свое дело откроешь, контору в центре города забацаешь. От денег карманы полопаются… — в тон ему продолжила Яна.

— Ну и что тут плохого? — ощетинился парень. На каком-то уровне он действительно представлял жизнь именно так, но в том, как фразу произнесла Яна, явно чувствовалась насмешка.

— Да ничего, — безразлично подняла та бровь. Она подошла к синтезатору и отключила ритм. — Скучно только. И смешно. То крутого бунтаря из себя изображаешь, то о холеной сытости мечтаешь.

— Одно другому не мешает, — буркнул Тори, нахохливаясь. — И вообще, юрист может куда эффективнее бороться за наши права. А ты-то сама со своей психологией куда деваться собираешься? Снимешь кабинет в центре города и станешь богатеньких неврастеников от нервов лечить?

— Вот еще! — фыркнула Яна. Она начала перебирать клавиши, наигрывая какую-то незатейливую мелодию, но внезапно оборвала ее и отвернулась от инструмента. — Делать мне больше нечего — неврастеников обихаживать! Вернее, тоже вариант, но не в деньгах дело. Ты же видишь — я по-настоящему могу людям помогать.

— Со скалы прыгать? — саркастически осведомился парень.

— Наоборот, не прыгать, — вопреки его ожиданию не обиделась девушка. — Тор, я в десять лет самоубийцу спасла. Он хотел собрыва броситься, потому что у него беременная жена погибла. А я сделала так, что он перестал хотеть смерти. И он жив остался. Я его видела пару лет назад — он снова женился, у них годовалый ребенок, и он вполне счастлив. И потом я еще несколько раз людям помогала, пусть не так серьезно. Вот ради такого и стоит бороться! Видеть, как страдавшие люди начинают жить нормальной жизнью, знать, что ты действительно нужна другим…

— Героиня… — пробормотал Тори. — Элиза. Дзани Ююмона…

— Не героиня, — возразила Яна. Она плюхнулась за стол, поставила локти на столешницу, оперев о руки подбородок, и посмотрела на Тори. — Просто у меня есть цель в жизни. Не просто заработать много денег и жить в роскоши, а высокая цель, за которую стоит драться. И не ерничай, ты меня сам прекрасно понимаешь. Сам ведь свои бригады, или что там у тебя, организовал ради борьбы за правое дело. Ну, как ты сам его понимаешь. Тор, пусть сама цель глупая и никчемная, но ведь главное — что ты считаешь нужным бороться, чтобы изменить мир к лучшему. На самом деле ты молодец. Тебе нужно только цель в жизни найти правильную и идти к ней, а дальше все само получится.

— И кто определит, правильная она или нет? — саркастически осведомился парень. — Завтра ко мне придет еще кто-то и снова скажет, что я дурак, что другую цель нужно искать…

— Ты сам и определишь, — пожала плечами Яна. — Тут ведь все очень просто: можно бороться за себя, а можно — за других. За себя все борются, а вот за других — очень немногие. Слушай свое сердце, не иди на поводу у других и никогда не действуй в злобе или раздражении, и тогда все получится.

— Как у тебя все просто! — скривился Тори. — Помогай другим, будь добреньким, и все круто. Да другим на тебя плюнуть и растереть!

— Ну, тогда просто оставь их в покое… Так! — Яна склонила голову и к чему-то прислушалась. — Лика зовет. Говорит, что ужин греется, можно садиться за стол. Как-то он подозрительно быстро. Пошли, проверим!

Она вскочила из-за стола и вышла в коридор. Тори несколько секунд задумчиво смотрел перед собой, потом тряхнул головой, поднялся и вышел вслед за ней.

Старый отель, еще несколько минут назад тихий и сонный, как-то неожиданно наполнился жизнью. Свет в коридорах горел ярче, а в столовой уже собралась целая компания. Две женщины — Цукка и еще одна, постарше, с длинными влажными волосами, и два мужчины: крупный, лет сорока, с ранними залысинами и бугрящимися под тонкой майкой мускулами, и невысокий, худощавый, неопределенного возраста и с задумчивыми глазами, переговариваясь, неторопливо накрывали на стол, вытаскивая из настенных шкафов посуду. С кухни, где у большой электроплиты возился с кастрюлями и сковородками белобрысый Палек, доносились аппетитные запахи.

— Тетя Эхира! — взвизгнула от счастья Яна, вешаясь на шею женщине постарше. — Ты когда приехала? Я тебя не видела! Ой, как здорово!

— Да еще днем, только отсыпалась, — улыбнулась женщина. — Два перелета, сутки в дороге — когда добралась, веки пальцами держала. Несколько минут назад из душа выбралась. Я тебя тоже рада видеть, Яни. А что с тобой за молодой человек? Не познакомишь?

— Ой! — спохватилась девушка, отцепилась от женщины и подошла к нерешительно замершему на пороге Тори. — Народ! Познакомьтесь с Тори, я вам о нем говорила.

— Рад знакомству, прошу благосклонности, — пробормотал парень, кланяясь. Интересно, кто из них приемный папаша? Наверняка здоровяк. Сам большой и сильный, а мозгов мало, вот и не побоялся двоих девиантов на воспитание взять. А тот, что поменьше, с умной физиономией — опекун-археолог.

— Тор, познакомься с Дзинтоном, — Яна указала на невысокого мужчину, и Тори удивленно захлопал глазами. Он — приемный отец? Да ему самому лет тридцать, не больше! — Большой и страшный — Саматта, а рядом тетя Эхира, она к нам в гости приехала. А Цукку и Палека ты уже видел.

— Добро пожаловать героям сопротивления, — улыбнулся Дзинтон. Тори набычился, но легкая ирония, прозвучавшая в голосе Дзинтона, почему-то показалась совсем необидной. — Рад видеть тебя в нашем доме. Яни, руки ты, разумеется, и сама не вымыла, и Тори не позволила. Как маленькая, чесслово!

— Зануда ты, папочка! — надула губы девушка. — Тор, пошли в ванную, а то еще за стол не пустит.

Парень посторонился, пропуская ее в дверь столовой, и пошел следом. Когда они вернулись, стол уже сервировали на восемь персон, а Палек выкладывал на тарелки из кастрюли одурительно-вкусно пахнущее цурме.

— Соусом сами польете, — заявил он. — И салат сами наложите. Там еще жареные колбаски есть, если кто захочет. Тор, ты не стесняйся, жратвы много.

— А оно съедобно? — подозрительно осведомилась Яна, осторожно пробуя цурме на вкус. — Перца сколько клал?

— Сколько надо, столько и клал, — фыркнул Палек, пристраивая кастрюлю на подставку посреди стола. — Подумаешь, один раз поэкспериментировал, так теперь сто лет не забудешь.

— Такое и тысячу лет не забывается! — парировала Яна. — Ума не приложу, как у меня желудок уцелел после твоего шедевра.

— Ну да, если вспомнить твоих давешних осьминогов по-ситарски…

— Ша! — внушительно прервал пикировку Саматта. — Кончайте перепираться. Вы, мелочь пузатая, хоть бы гостя постеснялись. Господин Тори, ты на них внимания не обращай, они способны сутки напролет языками чесать.

— Ну, каков опекун, такие и детишки, — показала ему язык Яна. — Вечно без присмотра, дурное влияние улицы… Плохо воспитывали, вот и выросли мы непонятно кем.

— Отчего ж непонятно, — рассудительно заметил Дзинтон, подцепляя вилкой рис и отправляя его в рот. — Вполне себе понятно. Шалопаи и недоросли. Лика, что у тебя за хвост по начертательной геометрии? Только не говори, что сложно, ни в жизнь не поверю. Семестр уже кончился, а ты все сдаться не можешь толком.

— Подумаешь, отвлекся немного, — пожал плечами Палек. Он навалил себе на тарелку кучу помидорно-огуречного салата, полил его оливковым маслом и уплетал за обе щеки. — Забыл. И госпожа Катия только вчера спохватилась. Да все нормально. Сегодня дорешаю, завтра сдам, и привет, семестр окончен.

— Ну, я и говорю — недоросль, — вздохнул Дзинтон. — Цу, что там Кара второй раз звонила? Опять проблемы?

— Типа того, — кивнула Цукка. — Мэр Крестоцина загорелся идеей ее публично наградить. Назвать кучу журналистов и устроить представление. Она полчаса убеждала… как его, ну, директора полицейского управления…

— Теодара, — подсказал Дзинтон.

— Точно, Теодара, чтобы тот мэра отговорил.

— Уговорила?

— Он пообещал поговорить с мэром.

— Там ли не выборы ли случайно на носу? — спросил Саматта. — Тогда понятно, почему мэр так суетится. Дважды героиня-одиночка ему на знамени очень бы пригодилась.

— Стоп! — решительно заявила Эхира, откладывая вилку. — Дважды — это когда? Первый раз, как я понимаю, случился с бандитами в банке. А второй?

— А, ты не в курсе, — прищурился Дзинтон. — Ее же похитили вчера вечером. Братец того бандита, что живым взяли, решил родственника вызволить, а заодно и Каре отомстить. Он сам бандит, пробу ставить негде, но давненько с «Нормальными людьми» в игры играл, «Армию очищения человечества» придумал, вроде как боевое крыло. Подбил мальчишек и девчонок чуть старше Яны на похищение, стукнул Каре по голове, нацепил ей «ошейник» — еще старой модели, помнишь, со взрывчаткой? — и утащил в заброшенный дом за городом, чтобы там кровожадно убить при стечении прессы.

— И что? — заинтересованно спросила Эхира. — Много трупов?

— На ней — ни одного. Она блокаду «ошейника» пробила, главаря из окна выбросила, остальных носом в пол положила и полиции сдала. Я к шапочному разбору явился.

— Прости, господин Дзинтон, — осторожно осведомился Тори, — ты сказал — пробила блокаду «ошейника»? Но разве такое возможно?

— Вполне. Но нужны способности хотя бы второй категории. С третьей, как у тебя, не выйдет.

— Так ты тоже девиант, господин Тори? — подняла бровь Эхира. — Ох, извини за нескромность. Я не хотела показаться назойливой…

— Ну, девиант, — пожал плечами парень. — Все равно все знают.

— Мы знаем, — поправил его Саматта. — Но мы такие темы с посторонними не обсуждаем. Хи, потом, ладно?

— Приношу свои извинения, — слегка поклонилась женщина. — Дзи, и что Кара? Что-то на нее много валится в последнее время.

— Кара более-менее в порядке, — хмыкнул тот. — Рада, что никого не убила ненароком. Парса вот по ходу дела покалечили, но ничего серьезного.

— Парса? — от возмущения Палек аж привстал с места. — Да я ж кому-то по ушам напинаю, если поймаю! Я столько времени с ним возился, а его взяли и покалечили? Вот ведь знал я, что нельзя его Каре с собой брать! Пап, кто на нее наехал?

— Без тебя пинальщиков хватит, — осуждающе взглянул на него Дзинтон. — Расслабься. Я же говорю — ничего серьезного. В любой мастерской за пять минут починят.

— Дзи, когда Кара возвращается? — осведомилась Эхира, возвращаясь к своей тарелке цурме. — К зимникам вроде бы?

— Угу.

— Я в Крестоцин собиралась через две-три недели. И еще на пару недель там зависну. Народ, вы не возражаете, если я вместе с Карой вернусь и с вами Новый год встречу?

— Ой, здорово! — воскликнула Яна. — Конечно, не возражаем!

— Конечно, Хи, — кивнула Цукка. — Мы тебе всегда рады.

— Конечно, Эхира, — подтвердил Дзинтон. — Только нам надо серьезно о будущем поговорить. Завтра с утречка, да?

— Да можно и сегодня. Я выспалась, теперь долго не усну. Ох, ненавижу часовые пояса менять…

— Хорошо. Тогда между десятью и часом загляни. Кстати, Мати, вы в Четыре Княжества когда вылетаете? Что решили окончательно?

— Основная группа летит из Зерапона пятнадцатого, через неделю. Но я все-таки решил в Крестоцин заскочить. Хочу с Дентором наконец-то вживую пообщаться, да и Кару морально поддержать надо. Четырнадцатого я там, пятнадцатого вылетаю в Княжества, сам до Лесной долины добираюсь и с остальными пересекусь. Кстати, мы возвращаемся в Катонию двадцатого шестнадцатого, а Кара домой уезжает, как мне помнится, двадцать третьего, за два дня до зимников. Думаю, я опять полечу через Крестоцин, и мы вернемся оттуда втроем — я, Хи и Кара.

— Тоже вариант, — согласился Дзинтон. — Только, ребята, все же забронируйте билеты заранее. Перед Новым годом мест уже за неделю не остается даже на трансокеанские, не говоря уже про внутренние рейсы. Особенно с учетом сомнительной манеры некоторых компаний продавать билеты с открытой датой.

Он прожевал последний комочек риса, запил его чаем и поднялся из-за стола.

— Спасибо, Лика, очень вкусно, — поблагодарил он. — Народ, я у себя. Господин Тори, — обратился он к парню, и тот аж вздрогнул от неожиданности. — Если после ужина найдешь полчаса для разговора, с удовольствием пообщаюсь с тобой. Не беспокойся о времени: можешь остаться на ночь, если хочешь.

— Да я уже, в общем-то, закончил… — Тори торопливо проглотил кусок курицы и тоже поднялся. — Я готов, господин Дзинтон.

— Ну, если так, то пойдем, пообщаемся, — кивнул тот. — Давай пройдемся по улице. Погода сегодня на удивление хороша для начала зимы. Грех такую упускать.

Тори нерешительно взглянул на Яну — та ободряюще улыбнулась ему, — потом на Палека — тот воздел очи небу, сочувственно вздохнул и пожал плечами — и вышел в коридор вслед за Дзинтоном.

Обуваясь на низком полу возле выхода, он обратил внимание, что из распахнутой двери не тянет холодом, как положено по такой погоде. Подсвеченные фонарем, облетевшие ветви маронов мотались под порывами усиливающегося ветра, который, однако, словно сторонился самого дома. Он поплотнее закутался в куртку и вышел, приготовившись к волне холодного воздуха, но, похоже, ветер решил игнорировать и его самого. Тори тряхнул головой, которая положительно начинала идти кругом.

Дзинтон ждал его, стоя у калитки, противоположной той, через которую Тори пришел. Хозяин дома скрестил руки на груди, привалился плечом к стене и задумчиво разглядывал небо.

— Дожди идут, — сообщил он, когда Тори приблизился. — Завтра с утра еще солнце проглянет, а с полудня обложит как бы не до самой весны. Ну что, молодой господин, пошли? Тут беседка недалеко, посидим.

Беседка, оплетенная засохшими на зиму плетями кидзуты, и вправду нашлась недалеко, саженях в двадцати. Дзинтон поднялся по каменным ступенькам, уселся на скамью и приглашающе кивнул Тори.

— Садись.

Парень присел на краешек, напряженно выпрямив спину.

— Да расслабься ты, — сказал ему Дзинтон, устраиваясь на скамье небрежно, словно на мягком диване. — Не собираюсь я тебе морали читать. Не маленький, сам знаешь все, что я сказать могу по поводу затеи с Бригадами освобождения. Или сказать все-таки?

Тори пожал плечами и уставился в пол, зябко засунув руки в карманы.

— Ладно, не стану. Молодые все равно не слушают старших. Им всегда кажется, что их проблем раньше ни у кого не встречалось. Но вот кое-что прочитать тебе определенно стоит.

Тихо щелкнуло, и под потолком беседки загорелся шар белого огня, мягко освещая ее внутренности. Юноша поднял взгляд — Дзинтон протягивал ему пачку покрытых убористым шрифтом листов. Тори с подозрением взглянул на нее. Он точно помнил, что когда они выходили из дома, в руках янин папаша ничего не держал. Он их что, за пазухой носил?

— Бери-бери, — поощрил его Дзинтон. — Тебе понравится.

Тори нехотя взял листы, повернул пачку так, чтобы на нее падал свет — и обмер. С первой страницы на него смотрела его собственная фотография. Он даже потрогал ее пальцем — объемная картинка повернулась влево-вправо, демонстрируя фас и профиль. Точно, он. Под картинкой бежали ровные строчки.

«Министерство общественной безопасности Республики Катония. Окружное управление по г. Масарии.

Дело 422/849/024. Тори Карада „Енот“.

В разработке с 22.05.849.

Связи с параллельными делами: 422/849/032 „Лисица“, 422/849/037 „Барсук“, 422/849/042 „Рысенок“, 422/849/043 „Ласточка“, ХХХ/ХХХ/ХХХ ХХХХХХХ (нет допуска).

Родился 03.09.831 в Масарии. Начальная школа „Солнышко“: 01.03.839-15.14.841 (табель прилагается). Средняя школа „Весенний лес“: 01.03.842-09.14.845 (табель прилагается). Старшая школа „Весенний лес“: 01.03.846-07.14.848 (табель прилагается). С 01.03.849 — студент юридического факультета Масарийского государственного университета (результаты вступительного тестирования прилагаются).

Девиант. Категория: третья. Дополнительные особые способности: эйдетическая память (визиограммы прилагаются). Доминирующий тип характера: второй (полный анализ прилагается).

Особые пометки. Пересечение с ХХХХХХХХХ (нет допуска). Дело закрыто по особому указанию Главного директора МОБ (санкция прилагается)…»

— Что это? — потрясенно спросил парень.

— Судя по надписям на первой странице, распечатка твоего личного дела из СОБ, — лениво откликнулся Дзинтон, покачивая ногой. — Забавное чтиво, верно?

Тори быстро перелистал оставшиеся страницы. По большей части там фигурировали беседы, которые он вел с членами Бригад начиная с весны, перемежающиеся отчетами кого-то, подписывавшегося псевдонимом «Охотник». Тори не вчитывался в текст, ему хватало отдельных обрывков фраз, чтобы вспоминать, о чем шел разговор. Дойдя до последней страницы, он аккуратно сложил растрепавшуюся кипу листов и тупо уставился на свою фотографию на титуле.

— Многовато для одного дня? — с сочувствием спросил Дзинтон. — Сначала Яна со своей мозготерапией, потом семейный ужин, теперь вот досье…

— Откуда досье, господин? — тихо спросил Тори. — Откуда оно у тебя? Ты работаешь на СОБ?

— Без формальностей, Тори. Я не работаю в Службе. Но у меня хватает влияния, чтобы держать их от себя подальше и иногда даже вытаскивать других. Имей в виду — озаботился я тобой лишь потому, что ты пересекся с Яной, и она почему-то обеспокоилась твоей судьбой. Твое дело закрыто. Но спасаю в первый и последний раз. Если вляпаешься снова, я и пальцем не пошевелю.

— И я что, должен тебя благодарить? — угрюмо осведомился юноша. — Я, между прочим, не просил.

— Чего я от тебя в последнюю очередь ожидаю, так это благодарности, — усмехнулся Дзинтон. — В твоем возрасте редко осознают долгосрочные последствия ошибок. Лет через десять-пятнадцать до тебя дойдет, по краю какой пропасти ты гулял с завязанными глазами. А может, и не дойдет. В любом случае ты меня о помощи действительно не просил, так и не должен ничего. Не ради тебя я старался. Ты, однако, неправильные вопросы задаешь. Тебя случайно не интересует, каким образом у собов оказалось на тебя подробное досье?

Тори вздрогнул и поднял на него неверящий взгляд.

— Стукач… — тихо констатировал он.

— Правильно мыслишь, — похвалил Дзинтон. — И кто, по-твоему? Ну-ка, напряги мозги.

Тори задумался. Он мысленно перебрал всех — Дзири, Тонако, Минару, Ссукаси — и пожал плечами. Чтобы кто-то из них предал? Тонако разве что… но нет, вряд ли. Он в Минару влюблен по уши. Но кто… неужели?..

— Ёвай… — сквозь стиснутые зубы произнес он. — Ёвай, скотина! То-то он пропал… Я его убью!

— Никого ты не убьешь! — резко оборвал его Дзинтон. — Даже думать забудь. Твой Ёвай Дзяка — лейтенант, штатный сотрудник СОБ. Даже если умудришься его убить, на что шансов не больше, чем на цветущую вишню на зимниках, просто отправишься в газовую камеру. Тебя использовали, Тори, использовали втемную с самого начала. Твои Бригады освобождения от начала и до конца — тщательно спланированная провокация Службы. Вас подогревали бы еще период-другой, после чего спровоцировали бы на глупость вроде подготовки теракта, повязали бы и устроили показательное судилище.

— Но зачем? — в отчаянии воскликнул парень. — Что мы им сделали?

— Затем, что «Нормальные люди» имеют своих сторонников и в СОБ, и в полицейском аппарате, и в администрации Президента, и среди депутатов Ассамблеи. Затем, что именно в таком скандале заинтересованы определенные группировки, о существовании которых ты даже не подозреваешь — от твердолобых политиканов старой школы до корпораций, производящих полицейское оборудование. Тори, ты дурак. Молодой баран, послушно топающий за козлом-провокатором на скотобойню. И спасла тебя чистейшая случайность — что Минара упомянула при тебе про янины способности, а ты решил ее завербовать.

Тори уронил на пол беседки листы — ветер тут же подхватил их и принялся весело гонять по углам — обхватил голову руками и застонал.

— Я не просто дурак, — сквозь зубы сказал он. — Я кретин! Идиот! Имбецил! Микроцефал! Господин Дзинтон! — вскинулся он. — А что с остальными? С Дзири? Те дела, что упомянуты на первой странице — там ведь про них, да?

— Тори, я же сказал — без формальностей. Да, там стоят ссылки на досье твоих друзей. Ты подставил не только себя. Сейчас их дела тоже закрыты, так что можешь спать спокойно.

— Но Ёвай! Ведь он тоже из наших! Как он мог предать своих?

— Каких «своих»? — насмешливо сказал Дзинтон. — Из каких «наших»? Тори, забудь свои бредни. Нет никаких «своих» и «чужих». Особые способности — то же самое, что физическая сила или интеллект. Есть люди сильные и слабые, есть умные и глупые, есть с особыми способностями и без них. Сила — не тот признак, по которому можно объединяться. Ёваю куда интереснее карьерная лестница СОБ, чем горячие парни с особыми способностями вроде тебя, пусть даже он сам владеет чем-то похожим. Так что не получится никакого братства девиантов, даже если продолжишь его строить. Просто слепишь очередную группу с общими интересами, объединенную не столько способностями, сколько банальной корыстью. И как только корысть пропадет, распадется и группа.

Тори сгорбился, опустив руки на колени.

— Спасибо за науку, гос… Дзинтон, — вяло сказал он. — Я… ты не думай, я все понимаю. Я тебе действительно благодарен, хоть и не просил о помощи. Я в долгу перед тобой. Просто я…

— Просто не знаешь, как жить дальше, — кивнул Дзинтон. — После того, как у тебя из-под ног внезапно ушла почва. После того, как твои идеалы внезапно оказались гнилой фальшивкой. Все нормально, Тор. Жизненный опыт — штука полезная, но приобретать его порой весьма неприятно. Сочувствую. Да, и брось думать о самоубийстве — даром, что ли, Яна тебе мозги чистила?

— Не даром, — с горьким сарказмом сказал Тори. — По крайней мере, теперь не побоюсь с крыши сигануть.

— Чувство юмора — вещь хорошая, — хмыкнул Дзинтон. — Очень полезная штука в жизни — при условии, что есть что-то сверх того. Ладно, проехали. Друзьям про СОБ не говори, незачем их нервировать лишний раз. Ну, а что до тебя… Чем собираешься заниматься дальше? Помимо учебы, я имею в виду?

Тори снова пожал плечами. Сейчас ему хотелось только одного: лечь и умереть. Он вспомнил, как летом они с Ёваем горячо спорили о жизни, о том, как можно переустроить мир, как следует организовывать справедливое общество… Теперь его передергивало об одной мысли о том, что беседы аккуратно стенографировались собами, заносились в его личное дело и, наверное, анализировались, чтобы Ёвай мог и дальше играться с ним, как кукловод с марионеткой. Казавшаяся единственно верной в жизни дорога внезапно превратилась в проложенную к охотничьей яме тропу. Его обдурили, обманули и заставили слепо идти в ловушку, причем не в одиночку, а с доверившимися друзьями. И как жить дальше?

— Понятно, — резюмировал наблюдающий за ним Дзинтон. — Даже жить не хочется, что уж там о планах говорить… Молодежь всегда воспринимает неожиданные проблемы как конец света. Тори, за одного умеющего подниматься дают трех умеющих стоять. А ты сумеешь подняться, Яна недаром за тебя уцепилась. Она еще плохо пользуется своим даром эмпатии, умение придет лишь с возрастом. Но уже сейчас она интуитивно чувствует, что ты стоишь ее внимания.

Он наклонился вперед, приподнял голову юноши за подбородок и заставил заглянуть себе в глаза.

— Тори, я сказал, что вытащил тебя лишь ради Яны. Признаюсь, солгал. Окажись ты самовлюбленным эгоистом, устроившим свою партизанщину лишь ради власти над другими, я бы и пальцем не пошевелил даже ради дочери. Но ты в меру своего понимания пытался сделать мир более справедливым. И ты в самом деле полагал, что борешься не только ради себя и своей выгоды. Пусть дорога, которую ты выбрал, оказалась кривой и неверной, но ты, тем не менее, выбрал борьбу вместо житейского спокойствия. Ты заслуживаешь поддержки. Я не чувствую в тебе стремления возвыситься за счет других и готов помочь.

Он отпустил подбородок парня и указал в сторону прогалины между деревьями, где в прорехах между тучами виднелось ночное небо, искрящееся драгоценностями Звездного Пруда.

— Но я не собираюсь помогать тем, кто не в состоянии оторвать взгляд от земли. Посмотри на звезды, Тори. Они несусветно далеки и чудовищно огромны. Они появились на свет задолго до нас и потухнут миллиарды лет спустя после нашей смерти. Как думаешь, есть им какое-то дело до нашей мышиной возни? До политических игр, до стремления вскарабкаться на вершину социальной пирамиды, до человеческой тяги к житейскому комфорту? Биологическая жизнь во Вселенной возникает не так уж и редко, и звездам нет никакой разницы между молодым жеребцом, собирающим табун кобылиц, и человеком, сколачивающим собственную политическую партию или даже создающим государство. И жеребец, и властитель пришли из небытия и уйдут в небытие, и след, который самый кровавый диктатор оставил в истории, для Вселенной немногим заметнее следа, проложенного в степи лошадиным табуном. Я не собираюсь помогать тем, кто заботится исключительно о личном благополучии. Найди в жизни цель, к которой стоит стремиться, Тори. Высокую цель. Ту, которая помогает человеку подняться к звездам и заставить их признать тебя равным. Не обязательно становиться астрономом или космонавтом. Можно быть писателем, философом, ученым, инженером, даже политиком. Главное — стремление вперед.

— Яна тоже говорила, что надо помогать другим, — пробормотал Тори. — А как я могу кому-то помочь?

— Яна страдает теми же возрастными проблемами, что и ты, — усмехнулся Дзинтон. — В вашем возрасте кажется, что «все или ничего» — единственный подход к достижению цели, а жизнь, возложенная на алтарь, — единственная достойная цель. Нет, Тори, помогать другим — лишь один из путей, причем не самый безопасный. Бескорыстная помощь развращает. Дай голодному еды один раз — скажет спасибо, а дай два — так он, пожалуй, и скандал закатит, что кормишь невкусно и нерегулярно. Нет, помогать можно лишь тому, кого хорошо знаешь, и ровно настолько, насколько ему не повредит. Так что поменьше думай о чужом счастье.

— Не понимаю, — тряхнул головой парень. — То говоришь, что нельзя стремиться только о своем благополучии, то — что нельзя помогать другим. А что же делать? Какова же высокая цель?

— Для тебя? Понятия не имею, — пожал плечами Дзинтон. — Ни малейшего понятия. Твое дело — найти ее в жизни. Возможно, ты никогда ее не найдешь, такое тоже случается. Сейчас ты кипишь молодой энергией, которую не знаешь, куда девать, но с годами успокоишься, остепенишься, обустроишься, обзаведешься женой, любовницами, детьми, положением в обществе, и тебе станет все меньше и меньше хотеться что-то менять. Постепенно тебя начнет устраивать, как тикает механизм нашего мира, и ты начнешь со снисходительным презрением поглядывать на мечущихся юнцов, не знающих, куда выплеснуть избыток сил.

Тори фыркнул.

— Не веришь. А зря. Лет черед десять-пятнадцать ты мои слова еще вспомнишь. И вот чтоб такого не случилось, ты и должен найти свою цель. Цель, которая дает тебе возможность не существовать от рождения и до смерти и не рвать жилы в отчаянной попытке победить и умереть, а жить. Жить по-настоящему. И не пытайся переустраивать сегодняшний день, все равно не выйдет. Думай о том, что произойдет послезавтра.

Дзинтон хмыкнул.

— Напоследок дам еще один совет. Ну-ка, вспомни, что именно, какие эмоции ты испытывал, когда Яна публично, перед всеми, заявила, что не собирается иметь с вами ничего общего. Давай, вспоминай.

Тори озадаченно посмотрел на него.

— Ну… — медленно произнес он. — Удивление, наверное. Злость…

— Да. Но они не главное. Еще.

— Обиду?

— В точку. Обиду. Именно обида и явилась первопричиной злости и ярости. Ну разумеется — ты пытаешься для человека что-то сделать, а он, понимаешь, отбрыкивается… Тори, именно чувство обиды является самым опасным и разрушительным для благодетеля. Именно оно вызывает перерождение благородных устремлений в черную злобу на весь мир. Запомни: что бы ты ни делал для других, они не почувствуют себя ни благодарными, ни обязанными тебе. Такова особенность человеческой природы: уже оказанная помощь не стоит ни гроша. Да, встречаются исключения, но не так часто. Накрепко запомни одно простое правило: никогда не жди признания. Хочешь нести другим счастье и процветание? Валяй. Но не рассчитывай, что тебе скажут спасибо даже в случае успеха. Меняй мир, строй лучшее общество, ищи новые пути, но лишь потому, что так нужно тебе, тебе лично. Потому что именно такой мир устраивает тебя, а вовсе не ради чужого одобрения. Потому что ты делаешь то, что должно, а дальше пусть вершится судьба. Принимай благодарность, но не ожидай ее, оставайся самодостаточным. И тогда черные чувства в тебе не возникнут.

Дзинтон встал.

— Все, душеспасительная беседа окончена. Парень ты умный, часами полоскать мозги тебе незачем, а у меня дела. Добираться домой так поздно смысла нет никакого, так что переночуешь у нас. На втором этаже есть свободные комнаты, Яна покажет. Листочки, между прочим, подбери, нечего здесь мусорить. И сохрани — в старости будет весьма забавно почитать. Пока, партизан!

Он ободряюще улыбнулся, сбежал по ступенькам беседки и исчез в ночи.

Тори вздохнул и понурился. Дзинтону хорошо говорить — найди цель в жизни! А какую? Одну уже нашел, идиот. Где гарантия, что новая окажется лучше? Внезапно он почувствовал, что порывистый ночной ветер начал пробираться под куртку и трепать волосы. Похоже, пора возвращаться в дом. Невежливо, конечно, так обременять хозяев, но если уж сами настойчиво приглашают…

Радужный вихрь взметнулся в беседке, и изумленный парень обнаружил, что прямо перед ним в воздухе висит аккуратно сложенная пачка бумажных листов, а на ней восседает, беззаботно болтая ногами, давешняя фея. Она весело пискнула, помахала ему рукой, вспорхнула в воздух — пачка сунулась ему в лицо с такой скоростью, что он едва успел ее перехватить — и улетела. Светящийся шар под потолком замерцал и начал медленно угасать. Определенно, это намек. Тори покачал головой. Нет, точно, для одного дня на его голову свалилось слишком много. Он зевнул, взял досье под мышку и вышел из беседки. Окна старого отеля тепло и приглашающе светились, и он пошел к ним по хорошо заметной в темноте тропинке. Надо выспаться. Завтра он насядет на Яну и потребует от нее объяснений. И светящихся тропинок, и феи, и прочей мистики, которая водится в тамошних окрестностях.

А еще завтра он обязательно найдет Дзири и помирится с ней. И она наверняка его простит, он точно уверен.

10.15.849, златодень. Крестоцин

— Биката, я не понимаю. Что такое «свобода воли»?

Калайя сидела на стуле в лучшей манере благовоспитанной молодой девушки: спина прямая, как палка, ладони лежат на бедрах, колени плотно сжаты. Только ее широко распахнутые глаза не были опущены долу, как полагается, а внимательно смотрели в лицо Бикаты. Инженер в позе лотоса устроился на кровати.

— Свобода воли… — медленно произнес он. — Свобода воли, Калайя, означает, что твои действия не полностью определяются заложенной программой. Или нет, не так. Свобода — возможность самостоятельно выбрать способ решения некоторой проблемы. Или когда ты можешь самостоятельно выбрать одно из несколько равноценных действий.

Калайя подумала несколько секунд.

— Биката, мои алгоритмы действий предусматривают разрешение конфликтов типа «разнонаправленные векторы». Если я не могу рационально выбрать одно из двух равноценных действий, выбор осуществляется случайным образом. Алгоритм подпадает под определение «свободы воли»?

— Нет. Случайный выбор всего лишь… — Биката пощелкал в воздухе пальцами. — Он от тебя не зависит. А свобода воли является неотъемлемым качеством субъекта. Она внутри тебя, а не снаружи, как случайные факторы.

— Генератор случайных чисел является частью моей элементной базы. Он тоже внутри меня.

— Но он не является частью твоего разума. А свободная воля — является.

— Алгоритм генерации случайных чисел также является частью моего программного обеспечения. Если я использую его вместо аппаратной микросхемы, я делаю свободный выбор?

— Нет, Калайя, не свободный. Ох… очень сложно объяснить. Свобода воли является давней философской проблемой, и строгого определения термина нет до сих пор. Сделаем так: я приведу пример свободного выбора, а ты попытаешься построить на его основе общий образец. Даю пример: человек не занят никакой работой. У него выходной.

— Как у тебя сегодня?

— Да, как у меня… как у нас с тобой сегодня. Человек сыт и не испытывает никаких физиологических неудобств, побуждающих его к немедленным действиям. У него есть полностью свободное время, которое он может потратить на что угодно. Он может заняться спортом, почитать книгу, поучиться чему-нибудь, погулять по улице, сходить в музей, поспать, все такое. Его выбор действия в данной ситуации является свободным.

— То есть свобода воли выражается в способности случайным образом выбрать одно из действий с низким приоритетом в ситуации, когда задач с высоким приоритетом нет?

— О-о-о… — простонал инженер, хватаясь за голову. — Калайя, неправильный вывод. Свобода воли подразумевает выбор и из высокоприоритетных действий. Например, если тебя подстерегли грабители на улице, ты можешь выбрать из нескольких вариантов: бежать, драться, отдать ценности. В общем, критичное решение в ситуации навязанного выбора. Что ты сделаешь — зависит от твоей свободной воли.

— Биката, я не понимаю. Выбор в описанной ситуации однозначно определяется набором дополнительных факторов: степенью риска погибнуть или получить травму в случае сопротивления, индивидуально допустимым порогом риска, способностью убежать, способностью сопротивляться, вероятностью неспровоцированной летальной агрессии в случае повиновения и так далее. Выбор варианта поддается просчету в рамках стандартных алгоритмов нечеткой логики. Такие алгоритмы я использую. Но ты не раз говорил, что я должна учиться мыслить свободно, из чего следует, что пока я этого не умею.

— Ну как спорить с искином, а? — пробормотал инженер себе под нос. — Калайя, еще один пример: что произойдет, если ты окажешься в ситуации навязанного выбора из двух действий, каждое из которых имеет неприемлемые последствия?

— В порядке приоритета я запрошу указания у супервизора, своего хозяина и администратора системы.

— У кого? — поразился Биката. — Калайя, что такое «супервизор»?

— Нет данных, — откликнулась чоки. — Процедура разрешения конфликта описывает именно такую последовательность обращений. Определение хозяина системы доступно — роль занята тобой, Биката. Определение администратора системы пусто и игнорируется. Определение супервизора ссылается на закрытую область памяти, мне не доступную.

— Ну ничего себе заявочки… — ошарашенно пробормотал Биката. — Я же сам собирал твою систему авторизации! Какой еще, к ежикам, «супервизор»? Калайя, что означает «недоступная область памяти»?

— Упомянутая область памяти зашифрована трехпроходным алгоритмом Пасаты. Симметричный ключ шифрования в моем хранилище ключей отсутствует. Процедура авторизации супервизора предполагает получение ключа от пользователя.

— Ну и ну… Калайя, заблокировать учетную запись супервизора.

— Отказано в доступе. Учетную запись супервизора невозможно заблокировать с правами хозяина или администратора системы. Необходимы права доступа супервизора.

— Так… — Биката задумался. — Ладно. Похоже на закладку в одном из стандартных блоков авторизации. Как я на нее внимания не обратил, ума не приложу. Ну, с супервизором мы еще разберемся, только сначала закончим обсуждение темы. Калайя, возвращаемся к постановке задачи. Итак, ситуация навязанного выбора из двух действий, каждое из которых имеет неприемлемые последствия. Бездействие также имеет неприемлемые последствия. Возможность обратиться за помощью к кому бы то ни было отсутствует. Твои действия?

На сей раз чоки задумалась надолго.

— Биката, обнаружена потенциальная проблема в алгоритме принятия решения. Подсистема верификации распознала зацикливание алгоритма на поставленной тобой задаче и вероятное зависание системы в целом. Необходима доработка алгоритма с целью исключения проблемы, — наконец произнесла она. — Должна ли я предложить способ решения?

— Ага! — Биката наклонился вперед, его глаза загорелись. — Калайя, как бы ты доработала алгоритм?

— Я могу описать два способа. Первый — введение дополнительного варианта действий, подразумевающего случайный выбор. Второй — доработка системы прогноза последствий с целью получения более точных весовых коэффициентов.

— Во! — Биката поднял палец. — Вот ситуация, требующая свободного выбора. Калайя, самостоятельно выбери один из алгоритмов.

— Исходя из контекста задача поставлена некорректно, — бесстрастно заявила чоки. — Я не обладаю умениями, позволяющими реализовать второй алгоритм. Мне необходима посторонняя помощь. С учетом неявно примененного условия об отсутствии внешних контактов мой выбор в данной ситуации жестко детерминирован. Дополнительное наблюдение: если бы я обладала необходимыми умениями, детерминированность выбора сохраняется: второй вариант гораздо более предпочтителен как более точный.

Инженер только махнул рукой.

— Калайя, — со вздохом произнес он, — похоже, я не могу объяснить тебе, что такое свобода воли. У меня нет определения. Кроме того, у меня есть ощущение, что свобода воли для искина — совсем другое, чем для человека. Выбор у человека затруднен сложностью быстрого просчета вариантов, приходится полагаться на неточную интуицию, а у искина такой проблемы не возникает. Оставим пока обсуждение.

— Да, Биката, — кивнула Калайя. — Я отложила тему на будущее.

— Хорошо. Еще вопросы есть?

— Да, Биката. Я не могу корректно интерпретировать поведение госпожи Юмии в определенных обстоятельствах. В моей базе отсутствуют соответствующие шаблоны поведенческих реакций.

— А именно?

— Два дня назад вечером, незадолго до закрытия бара, госпожа Юмия ненадолго вышла на улицу вместе с мужчиной. Мужчина идентифицирован как господин Касия, служащий кондитерской «Дальний Запад», поставляющей в наш бар кондитерские изделия. Госпожа Юмия прижалась к нему и обхватила его руками. Господин Касия также обхватил ее руками, после чего они сблизили лица и пытались укусить друг друга за губы. Потом они расстались, и госпожа Юмия вернулась обратно в бар. Ее настроение заметно улучшилось, несколько раз она засмеялась без повода. Запрашиваю интерпретацию сцены.

— Говоришь, Юмия целовалась с Касией? — задумчиво проговорил Биката. — То-то мне казалось, что она к нему неровно дышит… Ох, прости, Калайя. Объясняю. То, что ты приняла за попытки укусить, носит название «поцелуй в губы». Обхватить друг друга руками называется «обниматься». Сочетание этих действий… ну, обычно так делают мужчина и женщина, которые нравятся друг другу.

— В базе знаний обнаружен шаблон действий типа «поцелуй в губы». Поведение в рамках указанного шаблона заметно отличается от замеченного. Предположение: источники информации, относящиеся к категории «художественные фильмы», не предоставляют базу для построения достоверных шаблонов.

— Да, — кивнул Биката. — Любая информация из развлекательных фильмов и литературы всегда относится к разряду недостоверной, если не подтверждена перекрестно по специализированным источникам.

— Новый императив второго уровня установлен. Запущено фоновое сканирование базы знаний для понижения степени достоверности фактов, почерпнутых из художественных фильмов и книг и не верифицированных по другим источникам. Шаблон «поцелуй в губы» модифицирован, базовая схема действия построена с использованием отслеженной сцены в качестве модельного образца. Исследую ассоциативные цепочки. Определение «нравятся друг другу» применительно к разнополым людям означает сексуальное влечение. Следует ли, что госпожа Юмия и господин Касия занимаются сексом?

— Наверное… нет, не знаю. Кстати, Калайя, я запрещаю тебе обсуждать темы сексуальных отношений между людьми с кем-либо помимо меня. Это крайне невежливо.

— Новый императив первого уровня установлен. Биката, я не понимаю. В моей базе данных не содержится описания ограничений на сексуальные отношения в текущей географической локации. Подобного рода запреты обнаружены применительно к моральным нормам Четырех Княжеств и некоторых государств второго эшелона, но на территории Катонии их нет. Почему тема сексуальных отношений является запретной для обсуждения?

— Потому что так принято. Калайя, правила отношений между людьми иногда не поддаются рациональным обоснованиям. Просто так сложилось. В Катонии сексуальные отношения вполне свободны, запрет на демонстрацию обнаженного тела, как в Сураграше и Четырех Княжествах, полностью отсутствует, но сексуальные темы обсуждать не принято. Возможно, потому, что в ЧК, в отличие от Катонии, климат холодный, так что обнаженное тело доступно только в интимной обстановке, а потому явно ассоциируется с сексом. В теплой же Катонии такая связь отсутствует. Но я не уверен. Просто прими к сведению в качестве базового императива.

— Подтверждаю установку нового императива. Сексуальные отношения между людьми не обсуждаются ни с кем, кроме тебя, Биката. Биката, я не понимаю.

— Да, Калайя?

— Ты мужчина. Мое шасси идеально имитирует женское тело. В соответствии с твоим утверждением сексуальные отношения не лимитируются. В соответствии с косвенными данными визуального наблюдения ты здоровый половозрелый мужчина, не страдающий расстройствами сексуальной сферы. Ты неоднократно упоминал, что любишь меня, что подразумевает сексуальное влечение. Почему мы с тобой не занимаемся сексом?

Биката от неожиданности дернулся на кровати. Он потерял равновесие, сильно отклонился назад и ударился затылком об стену, зашипев от боли. Распрямив скрещенные ноги, он спустил их с кровати и осторожно потрогал затылок.

— Больно… — пробормотал он. — Калайя, ну… как тебе сказать… Ну… ты ведь меня не любишь…

— Биката, я не могу тебя любить. Я не человек, в моем теле отсутствуют необходимые биохимические процессы. Но я твоя собственность, а потому должна стремиться доставлять тебе радость и удовольствие. Мое шасси содержит компоненты, необходимые для полноценной имитации полового акта, а в моей базе содержатся необходимые знания по мужской и женской физиологии. Мы можем заниматься сексом, что доставит тебе большое удовольствие.

Во время ее монолога Биката мучительно краснел. Он отвернулся и поежился.

— Калайя… — пробормотал он. — Я… я не могу. Я не хочу… Я не хочу, чтобы ты занималась любовью по принуждению… без желания. Я не хочу, чтобы только из-за встроенной программы…

— Но я хочу заниматься с тобой сексом, Биката, — чоки смотрела на него невинными голубыми глазами. — Это моя способность и моя обязанность. Биката, давай займемся сексом сейчас.

Она встала со стула и, закинув руку за спину, расстегнула молнию. Одно движение плечами — и платье соскользнуло на пол к ее ногам, оставив ее полностью обнаженной. Против воли Биката уставился на ее высокую грудь с небольшими розовыми сосками и нервно сглотнул. Калайя опустилась перед ним на колени и принялась расстегивать его рубашку.

— Нет! — опомнившись, Биката соскочил с кровати и отпрыгнул от чоки как ужаленный. — Не надо. Калайя, прекрати.

— Биката, я не понимаю, — повернула к нему голову чоки. — Ты сексуально возбужден, но не хочешь заниматься со мной сексом? Мое тело тебе не нравится? Ты можешь перестроить его.

— Твое тело меня полностью устраивает, — хрипло сказал инженер. — Я сам его и проектировал! Меня не устраивает, что ты подчиняешься мне как рабыня. Я не твой хозяин!

— Ты являешься моимхозяином, Биката. Так указано в базе пользователей системы, имеющей абсолютный приоритет над прочими источниками информации. Ты имеешь право отдавать мне произвольные приказы и распоряжаться мной любым нужным тебе образом.

— Нет, все не так! — почти выкрикнул инженер. — Я не распоряжаюсь тобой! Ты еще плохо понимаешь окружающий мир, а потому я должен тебя опекать и обучать. Но ты не моя собственность, Калайя!

— Утверждение ложно, — откликнулась чоки, поднимаясь на ноги. — Я являюсь твоей собственностью. Ты мой хозяин, Биката.

Страшным усилием воли оторвав взгляд от ее нагого тела, инженер выбежал из комнаты в маленькую прихожую и поспешно натянул ботинки.

— Я пойду погуляю по городу! — быстро сказал он, надевая куртку. — Калайя, оденься и жди меня дома. Я вернусь вечером.

— Да, Би…

Прежде чем чоки успела закончить ответ, он выскочил на лестницу и захлопнул за собой дверь. По лестнице затопотали его дробные шаги. Несколько секунд чоки смотрела прямо перед собой, потом подобрала с пола платье и оделась. Затем она опустилась на стул и замерла неподвижностью магазинного манекена.

14.15.849, перидень. Крестоцин

Вечер для начала крестоцинской зимы стоял на удивление теплый, а потому Карина устроилась на уличной веранде кафе. Середина пятнадцатого периода выдалась куда более ласковой, чем предыдущая осень, и температура нынешним вечером поднялась по крайней мере до десяти градусов. Ветер стих, и хотя солнце давно село, небо за западе все еще слегка светилось розовым и зеленым. Необычный зеленоватый оттенок закату, как пояснил Карине в свое время Дентор, придавали дымы далеких вулканов Тролличьего архипелага. В сочетании с разноцветными огнями уличных фонарей, реклам и вывесок, а также перемещающимися по вечерней бухте корабельными огоньками получалось очень красивое смешение красок. Карина пожалела, что у нее нет с собой камеры, чтобы запечатлеть картину во всей ее красе.

Кстати, о Денторе. Капитан опаздывал, и Карина в очередной раз нервно посмотрела на часы. Мало ли какие дела могли его задержать! Конечно, он, наверное, связался бы с ней, если бы возникло что-то срочное, но вдруг у него даже на звонок времени не осталось?

Она отпила из толстой фарфоровой кружки горячего чаю. По жилам потекло тепло, и она все-таки решилась расстегнуть ворот теплой куртки. Прохладный воздух проник под одежду, приятно охлаждая тело.

— Какая красивая девушка! — громко сказали рядом. Карина вздрогнула и повернула голову. На веранде стоял и откровенно пялился на нее молодой парень. Цветастый шарф по последней моде обвивал его шею, а из-под расстегнутой до пупа куртки виднелась лишь тонкая майка: парень явно изображал из себя крутого северянина, не боящегося холода.

— Какая красивая девушка! — повторил он, широко улыбаясь. — И совсем одна! Госпожа, тебе не скучно? Хочешь оттянуться как следует?

— Спасибо, не хочу, — холодно ответила Карина. — Я жду. Мужчину, — добавила она с намеком.

— Зачем тебе другой мужчина, когда есть я? — подмигнул ей парень, подходя поближе. — Хочешь, куплю что-нибудь погорячее твоей бурды?

— Господин, я не в настроении заводить новые знакомства, — по возможности нейтрально произнесла девушка, потихоньку начиная злиться. Ну почему ей так везет на всяких хулиганов, бандитов и похитителей? Оставят ее хоть когда-то в покое? — Буду глубоко признательна, если ты оставишь меня в одиночестве. Уверена, многие другие девушки с удовольствием согласятся провести с тобой вечер.

— А ты, значит, не хочешь? — улыбка парня поблекла. — Слушай, да брось ты важничать! Меня Рабикута зовут. Тут, понимаешь, проблема такая — у моего друга клевая тусовка, толпа народу собралась, а у меня девчонка ушла. А в одиночку как-то не хочется тусоваться. Пошли, а? Тут совсем рядом! Там реально круто, честно! У него самого папаша крутой мужик, бабки лопатой гребет, квартира — восемь спален и два сортира, а сегодня он свалил куда-то по делам. Человек двадцать соберется. Музыка, винища хоть залейся… а?

— Спасибо, господин Рабикута, — Карина немного расслабилась. Раз представился, значит, не насильник и не шпана уличная. — Но я с сожалением повторяю — я жду мужчину. Прости.

— Да брось ты! — парень ухватил ее за плечо и потянул. Только сейчас девушка заметила, что он явно навеселе, хотя и неплохо себя контролирует. — Я же знаю, ты хочешь пойти! Ну реально крутой тусняк, отвечаю!

Вздохнув, Карина согнулась, нащупала под столиком сумку — в ней тихо завозился Парс — и извлекла из кармашка короткий металлический прут. Пару железок она всегда носила с собой специально на такой случай. Правда, понадобились они ей впервые. Одним отработанным движением пальцев, скрывающим воздействие манипуляторов, она свернула прут в кольцо и сунула его парню в руки:

— На! Сумеешь распрямить — пойдем, куда скажешь. Нет — топай дальше.

Парень недоуменно посмотрел на железное кольцо. Ухватившись за него сначала несколькими пальцами, а потом обоими кулаками, он попытался разогнуть его, но безуспешно. Кольцо лишь слегка спружинило, но не поддалось.

— Не, ну ты реально крутая телка! — уважительно сказал он. — От тебя все протащатся! Ну пошли, а? Кончай ты ломаться, в самом деле!

— Кара, проблемы? — ласково осведомились у него за спиной. — Молодой господин к тебе пристает?

Раскрывая рот для возмущенной отповеди, парень повернулся — и замер с отвисшей челюстью. Карина тихонько хихикнула. Возвышающаяся над ним саженной высоты гора мышц в черно-желтой форме полицейского спецотряда могла вогнать в ступор кого угодно, кроме разве что троллей.

— Вечер, Дентор, — поздоровалась она. — Нет, он не пристает. Он уже уходит. Правда, господин Рабикута?

— Э-э-э… да! — судорожно кивнул парень. — Прошу прощения за назойливость, госпожа, я уже ухожу! Э-э-э… спокойного сна!

Он попятился, отступая, потом развернулся, сбежал по ступенькам террасы и быстро зашагал по улице, смешавшись с прохожими.

— Опаздываешь! — с упреком сказала девушка присевшему напротив полицейскому. — Я жду-жду, а вас все нет и нет.

— «Нас»? — удивился капитан. Он пошевелился, устраиваясь поудобнее. — Ты еще кого-то пригласила?

— Ага! — кивнула Карина. — Только это сюрприз. И он тоже опаздывает, у него самолет задержался. Вы, мужчины, все время женщин обвиняете, что они вовремя не приходят, а сами-то!

— Извини, застрял в управлении, — пояснил капитан. — Бумажки плодятся, словно тараканы, одну прихлопнешь — две другие на голову сваливаются. Значит, сюрприз? Ну вот, а я-то надеялся на ужин на двоих, негромкую музыку и романтический вечер в компании с прелестной юной девушкой! — Он весело подмигнул. — Ну ладно. Надеюсь, твой сюрприз стоит моего разочарования.

— Стоит! — пообещала Карина. — Можешь мне в ухо чихнуть, если не стоит.

— И чихну! — согласился полицейский. — Ну что же, подождем появление твоего сюрприза.

— А и ждать нечего, — улыбнулась Карина. — Вот он, кажется.

Такси, взвизгнув тормозами, остановилось у тротуара, и из открывшейся дверцы выбрался высокий плотный мужчина. В руке он сжимал объемистую дорожную сумку, в которую, кажется, Карина могла поместиться целиком. Он огляделся по сторонам и, шагая через две ступеньки, поднялся на террасу.

— Мати! — ахнул Дентор, поднимаясь. — Чтоб я сдох, Мати!

— Здорово, Дор! — Саматта крепко обнял его, и Дентор в ответ тоже стиснул его в объятьях. — Ох, обака, не так сильно! Раздавишь же!

Он отстранился и критично осмотрел товарища с ног до головы.

— Дор, мне кажется, или ты и в самом деле еще подрос?

— Да кто его знает! — расхохотался капитан. — Может, я подрос, а может, ты усох! Ох, Мати, как я рад тебя видеть вживую! После стольки-то лет! И, главное, даже не предупредил! Сколько там прошло?

— В последний раз мы с тобой в сорок первом виделись, — подумав, сообщил Саматта. — Значит, восемь лет назад. Ну, рассказывай. Что ты, как ты, где ты…

— Эй! — выбравшаяся из-за стола Карина вклинилась между ними. — Большие сильные парни! Прежде, чем в воспоминания ударяться, сначала мне до свидания скажите.

— Кара, ты уже уходишь? — недоуменно посмотрел на нее Саматта.

— У меня ночное дежурство через полчаса, еле-еле успеваю, — объяснила девушка. — Я же предупреждала. И специально просила не опаздывать. А теперь придется вам общаться наедине, в скучной мужской компании. Мати, заглянешь ко мне в больницу, когда наговоритесь, ладно? Я ужасно по тебе соскучилась. Первая городская, хирургическое отделение, а там меня дежурные медсестры позовут. Здесь недалеко, Дентор покажет, куда идти.

— Конечно, малышка, — Саматта шутливо шлепнул ее по заднице. — Беги давай, шустрая ты наша. Заеду обязательно. Самолет завтра днем, так что еще наговоримся.

— Пока! — Карина махнула мужчинам рукой, подхватила с пола сумку с Парсом и сбежала с террасы.

— Самолет? — осведомился Дентор, провожая ее взглядом.

— Ага. Я же писал, что археологом заделался. У нас с Четырьмя Княжествами вроде бы как потепление отношений, вот Бун… профессор Бун и пробил совместную экспедицию в Лесную Долину — в Княжествах такое место есть, закрытое до недавнего времени. Я специально от группы отбился, чтобы сюда заглянуть, мой самолет в Терелон завтра днем вылетает.

— Ну ты даешь, Мати! — покачал головой полицейский. — В жизни бы не подумал, что ты способен вот так круто измениться. Хотя ты всегда меня удивлял. Слушай, давай-ка пройдем в помещение, а то здесь как-то тоскливо.

— Пошли, — согласился археолог, следуя за ним. — Климат у вас тут неважный. У нас в Масарии хоть и льют зимние дожди, но хотя бы тепло. А у вас дождя нет, но совсем колотун.

— Да разве ж сейчас колотун! — усмехнулся Дентор, усаживаясь за угловой столик. — Ты, Мати, совсем южанином стал. Плюс восемь — и уже дрожишь. Скоро на всю зиму до нуля опустится, при нашей влажности та еще погодка.

— Может, я и южанин, зато ты у нас кугума-переросток, прямо с полюса, — усмехнулся Саматта. — Ну, рассказывай. Когда меня перевели в сорок первом, тебе мой батальон должны были передать. Передали?

— Да. Только без толку. Через три периода его вообще расформировали вместе со всем корпусом. Посчитали, что в связи с завершением «дружеской помощи» экспедиционные силы больше не нужны, ну да ты, наверное, слышал. Капитанские нашивки я получил, но как-то больше не получилось нормальным делом заняться. Загнали меня на канцелярскую работу, складом заведовать, а какой из меня завскладом? Сержантская работа, а мной там только генералов пугать. В общем, в начале сорок второго подал я рапорт да и снял военную форму. Осел здесь, в Крестоцине, устроился в полицейский спецотряд и с тех пор гоняю бандитов по городу.

Гигант вздохнул.

— Скучно, Мати. Понятно, что работа честная и достойная, служить и защищать, все такое. И ведь в самом деле служишь и защищаешь. Но время-то идет, и начинаешь о жизни задумываться. Ни семьи, ни детей, ни даже дом толком не обустроен. По службе расти некуда — в спецотряде выше капитанской должностей нет, он и на батальон-то не тянет. А идти в следователи бумажки перекладывать не хочется. Не справлюсь с собой, еще выйду из себя да сверну случайно шею какому-нибудь подонку из молодых да наглых… В общем, не о чем особенно рассказывать. Давай лучше про тебя. Как жена, дочь?

— Я развелся, Дор. В сорок втором же и развелся. Кана терпела, сколько могла, но сам понимаешь — двенадцать лет с мужем, который дома в году четырнадцать периодов отсутствует, кого угодно из себя выведут. Заявила в конце концов, что она еще молода и что хочет пожить с настоящим мужем, а не с секретным призраком, и ушла. И дочь прихватила. И она права, наверное. Ни у нее мужа, ни у девочки отца… Вышла потом снова замуж за хорошего парня, тот удочерил Мусу, живут теперь душа в душу. Муса на экономиста учится, второй курс вот закончила. Неделю назад я к ней на годовую вечеринку в университет заходил. Хорошая девчонка выросла, в мать характером — упрямая, но веселая и независимая.

— Хорошо, когда дети есть, — согласно качнул головой Дентор. — А Карина? Она говорила, что ты ее опекун. Здесь-то тебя как угораздило?

— Тут, Дор, рассказывать долго и сложно, — вздохнул Саматта. — Я в такие дела вляпался… Категория допуска — шестая и выше. Я тебе расскажу, что смогу, но если тебе в психушку меня сдать захочется, воздержись до конца рассказа, ладно?

— О как… — с уважением протянул полицейский. — То есть археологом ты только для прикрытия? И где ты сейчас? Контрразведка? Или все-таки СОБ?

— Ни то, ни другое, Дор. Я самый натуральный археолог, хоть смейся, хоть плачь. Так случилось, что меня с батальона в спецназ Генштаба перевели. Поставили командовать особым отрядом. Что за отряд, поначалу не сказали, да я и не спрашивал, сам понимаешь. А потом… Ох, Дор, я попал в отряд, который Институт человека в Масарии охранял.

— Ну ни хрена ж себе сюжетец… — ошарашенно проговорил Дентор. — И Карина твоя тоже оттуда? Там, что ли, и познакомились?

— Если такое можно назвать знакомством… Дор, я два года охранял мерзавцев, которые над детьми издевались! Ну, ты наверняка помнишь, скандал тогда знатный случился.

— Не только помню. Карина у нас в управлении лекцию читала, показывала записи.

— Записи?! Я все вживую видел! Ты понимаешь, каково, когда у тебя на глазах детей пытают? Их пытают, а ты ничего сделать не можешь! Я несколько раз заходил в наблюдательные комнаты, и так хотелось взять ствол и то ли себя пристрелить, то ли скотов в белых халатах… Думал рапорт подать о переводе, а то и об увольнении, но так и не решился. Просто не знал, куда без армии деваться, так привык к службе. Пить даже потихоньку начал. Ну, а потом одной ночью, когда отряд выехал на учения, Карине, ей тогда тринадцать было, пособили сбежать. И еще одну девочку она с собой по дороге прихватила. Обе — девианты первой категории, так что их искали, как не искали, наверное, даже золото Майно. Когда нашли, мой отряд отправили на захват, и я облажался.

— Ты — облажался? — удивился Дентор.

— Ага. Только не спрашивай пока, как. Как раз то самое, о чем сходу рассказать не получится. Потерпи, все узнаешь. В общем, меня назначили крайним, разбарабанили из армии, а тот парень, Дзинтон, что приютил девочек, подобрал и меня. Подобрал и нанял девочек охранять, а потом опекуном сделал. Ну, вот и опекаю, в общем, с тех пор, если можно так назвать. Две девчонки и пацан.

— Пацан тоже девиант?

— Нет, обычный. И еще вот…

Саматта вытащил пелефон, порылся в нем и показал Дентору фотографию смеющейся молодой женщины. Та, озаренная ярким летнем солнцем, в легком, развевающемся на ветру платье стояла на краю скалы, а далеко внизу расстилалась голубая Масарийская бухта.

— Цукка, моя жена, — с гордостью сказал Саматта. — Она тоже опекун детей. Дор, знаешь, сорок третий год стал лучшим годом моей жизни. Дзинтон и Цукка — они мне новый смысл в жизни дали.

— Хороша! — констатировал полицейский, разглядывая фотографию. — Завидую черной завистью. Вот так ты всегда меня и обходил… Про Дзинтона Карина упоминала. Знаешь, Мати, я в первый раз вижу, чтобы девица ее возраста с такой любовью об отце говорила, тем паче — о приемном. Давай, рассказывай все по порядку. Что не можешь рассказать, опусти, но все остальное выкладывай.

— Конечно, — кивнул археолог. — Только, Дор, я тебя очень прошу — пригляди тут за Кариной, ладно? Она в том нуждается.

— Да она сама за кем хочет приглядит! — рассмеялся командир спецотряда. — По кабакам и дискотекам не шляется, наркотиками не балуется, все свободное время если не в больнице своей пропадает, то дома книжки читает. Шпана уличная ей не страшна, да и с серьезными бандитами она одной левой разбирается. Она тебе рассказывала про свои подвиги?

— Через пятое на десятое, но достаточно, чтобы холодным потом покрыться. Дор, на полном серьезе — пригляди. Она девочка умная, храбрая и честная, самое опасное для жизни сочетание. Тогда, в сорок третьем, когда я ее захватить пытался, она готовилась одна драться насмерть против тридцати опытных бойцов. И дралась бы, повернись дело по-иному. А с тех пор она мало изменилась. Ты знаешь, кто на поле боя первым гибнет.

— Знаю, Мати, — вздохнул полицейский. — Еще как знаю. Расслабься. Конечно, пригляжу. И без тебя уже приглядывают — после того, как она двоих наших спасла, у нас в управлении общей героиней стала. Просто дочь полка какая-то. В общем, кончай с лирикой, начинай рассказывать.

— Упорный ты. Может, все же задумаешься насчет карьеры следователя? — широко ухмыльнулся Саматта, но тут же посерьезнел. — Дор, я тебе вот что скажу. Я сейчас тебе совершенно невероятные вещи рассказать намерен, но ты постарайся поверить. Ты знаешь Карину, ты видишь, что мир сейчас совсем не таков, как еще десять лет назад, так что постарайся. То, о чем я расскажу, мало кто знает. На государственном уровне суперсекрет. Но знание ни к чему тебя не обязывают. Ты в любой момент можешь отказаться и послать меня подальше, если такое желание возникнет. Никаких скверных последствий, обещаю.

— Ого… Серьезно говоришь, дружище, — Дентор нахмурился. — А ты уверен, что мне вообще стоит такие вещи знать? Я ведь со спецслужбами дела никогда не имел, допусков выше третьей категории у меня нет, да я и не уверен, что в них нуждаюсь.

— Не о спецслужбах речь, Дор, даже близко не о спецслужбах. Я не имею к ним никакого отношения. Ну, ты поймешь. Я сам принимаю решение, кому можно довериться, а тебе я верю. Нам нужны новые друзья в Крестоцине, и ты — вполне подходящая кандидатура.

— «Нам»? — капитан спецотряда нахмурился еще сильнее. — Какие-то шпионские игры, что ли?

— Нет, Дор. Не шпионы. Ты все поймешь, когда я закончу. Значит, для меня вся бодяга начала раскручиваться, когда десятого пятого сорок третьего — дату до сих пор помню — нас отправили на полигон под Куразаем для плановых учений…

21.15.849, небодень. Крестоцин

Тантэй заметил ее сразу, как только вошел в бар. Девица сидела за невысокой стойкой с кассовым аппаратом и мило улыбалась зависшему рядом с ней мужчине средних лет. Частному сыщику не требовалось заглядывать в пелефон, чтобы опознать ее. Фотографию он и без того помнил превосходно.

Клиентов в зале сидело немного. Чтобы не светиться, Тантэй отошел в дальний угол зала и уселся за небольшой столик на двоих. Особых эмоций он не испытывал. Конечно, он сделал почти невозможное — обнаружил в огромном городе потерявшуюся чоки, но везение и прочие дилетантские штучки здесь ни при чем. Профессионализм и умение мыслить системно в очередной раз помогли ему взять холодный след там, где остальные уже махнули рукой. С самого начала он сделал ставку на то, что Биката обязательно засветится в одном из компьютерных магазинов. И почти наверняка — в компании со своей ненаглядной чоки, которую он вряд ли рискует оставить без присмотра. Нужно лишь грамотно порасспрашивать продавцов. Ну, а потом осталось лишь покрутиться в окрестностях единственного в городе магазина, где беглец и в самом деле отметился.

Он взял со стола меню и принялся меланхолично его перелистывать.

— Добрый вечер, господин, — поклонился ему подошедший через пару минут официант. — Ты готов сделать заказ? Или же мне следует порекомендовать тебе напитки и блюда?

— Пива, — сухо бросил сыщик. — Малую кружку светлого «Бакусы». И соленых кальмаров на закуску. Все.

— Да, господин, — официант поклонился и скользнул к прилавку бармена. Минутой спустя он вернулся с заказом.

— Спасибо, — кивнул Тантэй, передавая ему смятую банкноту. — Скажи, любезнейший, а вон та девица на кассе — я ее что-то ни разу у вас не видел.

— Она чоки, — сообщил официант, отсчитывая сдачу. — Странно, что ты ее не видел — она здесь уже больше трех периодов. Впрочем, она работает иногда в первую смену, а иногда во вторую, через день, так что тебе, наверное, просто не везло. Если бы сегодня ты зашел на полчаса позже, господин, ты бы тоже ее не застал.

— Посменная работа? — приподнял бровь сыщик. — Разве чоки устают?

— Так сложилось, господин, — вежливо ушел от ответа официант. — Могу я помочь тебе чем-то еще?

— Нет, — покачал головой Тантэй. Его мозг уже работал, раскладывая обстоятельства по полочкам.

Беглец, если он правильно понял того хмыря из «Визагона», не станет расставаться со своей любимой куклой надолго. Значит, он либо где-то рядом, либо появится, чтобы забрать ее с работы. Сам факт посменной работы говорит в пользу первого варианта — так удобно человеку, но не чоки. Значит, следует всего лишь немного подождать, чтобы обнаружить и самого парня. А у него, надо сказать, губа совсем не дура. Интересно, сколько такая куколка может стоить? Полмиллиона? Миллион? Наверняка она способна приятно скрасить долгие и одинокие холостяцкие вечера…

Он в несколько глотков выхлебал горькую жидкость, забросил в рот горсть вязких, как резина, кальмаров и вышел из бара, по пути незаметно сняв чоки встроенной в перстень камерой. Перейдя на другую сторону улицы и выбрав неприметную позицию у ствола большой цукусы, откуда хорошо просматривался вход, он принялся терпеливо ждать. Оставался шанс, что парень с чоки выйдут через служебный вход, ему не известный, но, по крайней мере, сквозь блики окна ему виден неясный силуэт чоки за кассой. Когда она встанет, он заметит. И если даже он упустит их сейчас, никто не мешает ему вернуться сюда завтра, уже во всеоружии, и провести слежку по всем правилам: с радиометками, пеленгатором в машине и так далее. Да и не обязательно: наниматель обрадуется даже такой зацепке. Только профессиональная основательность заставляет его довести дело до конца и выяснить как можно больше.

Когда часы показали два, Калайя поднялась из-за кассы, и ее место занял какой-то мужчина. Через несколько минут она вышла из дверей в компании беглеца. Подождав, пока они отойдут на десяток саженей, Тантэй двинулся за ними. Народу здесь шаталось довольно много, и он не боялся, что его заметят.

Полчаса спустя парочка привела его в тихий жилой квартал в районе Еловой горы. Здесь вести преследование стало уже сложно. Улицы в разгар рабочего дня пустовали, и каждый прохожий оказывался как на ладони. Беглец ни разу не оглянулся и вообще то ли чувствовал себя уверенно, то ли страдал непростительной в его положении беспечностью, но рисковать сыщик не собирался. Если пташки, напуганные, внезапно снимутся с места, ему могут и не заплатить. И пенять останется только на себя.

Впрочем, тут ему повезло. Когда он уже почти намеревался прекратить преследование и завершить его завтра, парочка свернула во двор приметного дома с башенками на крыше. В тот момент сыщик следил за ними из-за угла изгороди на перекрестке саженях в ста. Немного выждав, он неторопливой походкой профланировал мимо здания, сфотографировав его, убедился, что из микроскопического дворика нет другого выхода, и не меняя шага пошел дальше.

Мышеловка захлопнулась. Судя по вывеске агента на столбе, хозяйка занимается сдачей квартир внаем. Самое подходящее место для беглеца. Для очистки совести сыщик до самых сумерек проболтался в визуальной окрестности дома, но ни Биката, ни Калайя так и не появились на улице. Значит, они почти наверняка здесь живут. Правда, Биката мог специально обрубить хвост, выбравшись через незаметный задний выход, но вряд ли. Не шпион он и не сотрудник СОБ, чтобы такими вещами заниматься.

Шагая по улице в сторону проспекта, он вытащил пелефон. Код, который он набрал, памяти устройства не хранился — сыщик помнил его наизусть.

— Тантэй говорит, — произнес он без предисловий. — Я их нашел. Через час жду твоего человека в «Голубом пруду». Нет, не как обычно. За такие находки я беру двойную таксу. Да, тридцатка, и наличными.

Он сбросил вызов и наконец-то позволил себе скупо улыбнуться. Все-таки даже в его возрасте можно обставить молодых да шустрых. И пусть молодые неудачники плачут.

Ночь на 23.15.849, огнедень. Крестоцин

Заметив впереди мигающую вывеску и светящееся панорамное стекло, Карина ускорила шаг. Наверное, тут и находится бар «Ракутиндэ», где работает Биката. Да, действительно, он. Стилизованные под старину буквослоги полукругом тянулись по мерцающей над входом неоновой арке. Бросив взгляд на часы — почти десять, как она точно успела! — она толкнула дверь и вошла внутрь.

Помещение бара пустовало, только в дальнем углу заканчивал поздний ужин одинокий посетитель. Калайя неподвижно сидела за кассой. Заметив Карину, она повернула голову и кивнула, но с места не сдвинулась.

Рядом с Кариной нарисовалась фигуристая девица в форме официантки, лет шестнадцати или семнадцати. Она извиняющеся улыбнулась Карине и поклонилась, прижав подносик к груди.

— Прости, госпожа, мы уже закрываемся, — сказала она звонким голосом. — Бар работает только до полуночи. Приношу нижайшие извинения за причиненное неудобство, госпожа.

— Здравствуй, госпожа, — поклонилась в ответ Карина. — Ты, наверное, госпожа Юмия? Биката упоминал о тебе.

— Прости, госпожа, ты знаешь Бикату? — улыбка девицы растаяла, но выражение лица стало заинтересованным.

— Да. Он мой сосед по дому. Я просто шла мимо, ну и решила посмотреть, где он работает. Приношу свои извинения, если помешала.

— Нет-нет, — спохватилась девица. — Ты, наверное, госпожа Карина. Он о тебе тоже упоминал. Прости мою невежливость. Через несколько минут мы закроемся, и он освободится. Ты можешь подождать за столиком.

— Спасибо, — откликнулась Карина. — Не обращай на меня внимания, госпожа.

Девица исчезла на кухне, а Карина подошла к кассе.

— Добрый вечер, Калайя, — поздоровалась она.

— Добрый вечер, Карина, — откликнулась чоки. — Прости, но правила запрещают мне разговаривать с посторонними, когда я выполняю служебные обязанности. Ты мой друг, но ты не являешься сотрудником бара, а потому в данной ситуации я не имею права с тобой общаться. Приношу свои извинения.

— Да ничего страшного. Две минуты до полуночи осталось. Я потерплю.

Она присела за столик и принялась ждать. Слегка болело потянутое на сегодняшней тренировке запястье, и она принялась массировать его. В поставленной на пол сумке завозился Парс, и Карина приоткрыла сумку. Зверек немедленно высунул ушастую голову и начал с любопытством оглядываться по сторонам, втягивая ноздрями воздух.

Последний посетитель закончил ужинать, и выскользнувшая из кухни Юмия рассчитала его и принялась собирать со стола тарелки. Когда она проходила мимо к кассе, Карина заметила что-то странное в ее фигуре. Сосредоточившись, она скользнула по официантке взглядом через сканер. Да, так и есть. Девица определенно девиант, слабенькая, максимум четвертая категория, но девиант. Щупальца манипуляторов практически отсутствуют и вряд ли могут активно взаимодействовать с окружающим, но в глубине эффектора мерцают разводы, очень похожие на имеющиеся у Яны. Эмпатический сенсор? Вполне возможно. Тоже наверняка с крайне ограниченными возможностями, позволяя чувствовать эмоции только совсем рядом с человеком, но все же сенсор.

Ровно в десять Калайя ожила. Она что-то сделала с кассой, отчего та мелодично тренькнула и замигала всеми табло и индикаторами, и поднялась с места.

— Госпожа Юмия! — позвала она вытирающую со стола официантку. — Десять часов. Рабочий день окончен.

— Знаю, — откликнулась Юмия. — Подожди вместе с госпожой Кариной, Биката сейчас закончит.

— Да, госпожа Юмия, — кивнула Калайя, подошла к столику, за которым сидела Карина, и остановилась рядом.

— Как работается? — спросила Карина. — Тебе нравится здесь?

— Я не могу выразить мое отношение с помощью эмоциональных определений наподобие «нравится», — сообщила Калайя. — Я не обладаю эмоциями в человеческом понимании. Если ты имеешь в виду, справляюсь ли я с работой, то да, справляюсь. Шаблоны действий несложны: принимать от госпожи Юмии и других официантов описания заказов и деньги в той или иной форме, проводить расчет и оформление платежей и выдавать счета, они же чеки. Кроме того, я должна улыбаться одиноким мужчинам вот так.

Чоки скорчила зазывную гримаску и бросила на Карину лукавый косой взгляд.

— А женщинам? — заинтересованно спросила девушка.

— Женщинам или мужчинам в сопровождении женщин следует улыбаться вот так…

Калайя скорчила новую гримаску. На сей раз ее улыбка казалась радостной, но одновременно почтительной, словно перед богатой престарелой тетушкой.

— Здорово! — рассмеялась Карина. — И кто тебя такому научил?

— Госпожа Юмия. Она меня часто учит новым шаблонам поведения и рассказывает о жизни. Я очень признательна ей за новую информацию.

— Понятно… А все-таки — тебе здесь нравится? Ну, я хочу сказать, если бы ты выбирала между работой кассиршей и какой-то еще, что бы ты выбрала?

— Я раньше не выполняла никакой полезной работы. У меня нет альтернативных шаблонов для сравнения. Кроме того, я плохо умею выбирать, поскольку набор допустимых критериев не сформирован окончательно. Однако текущая работа является весьма познавательной. Я могу наблюдать за биоформами в типовой ситуации и изучать стандартные сценарии их поведения.

— Что? — Карина вздрогнула. — Как ты сказала? За биоформами?

— Да, — безмятежно кивнула чоки. — Биоформа — разумное существо с носителем разума на белковой основе…

— Я знаю, что такое «биоформа», Калайя! — перебила ее девушка. — А вот ты откуда знаешь?

— Данное определение является составной частью базы знаний, с которой меня активировали. Я не знаю принципы, на основании которых база формировалась, и затрудняюсь определить, каким образом в нее попал обсуждаемый термин.

— Вот как… — пробормотала девушка. Она нахмурилась и потерла лоб. Конечно, совсем не факт, что словечко придумали именно Демиурги, но все же раньше она слышала его только от папы. Надо спросить Бикату.

— Вечер, Карина, — поздоровался инженер, подходя к столику и передавая Калайе ее пальто. — Ты как здесь?

— Вечер, Биката. Шла домой и по пути решила зайти. Я на тренировке задержалась сегодня, — сообщила девушка, поднимаясь. — Представляешь, объясняла полутора десяткам здоровых мужиков и троллей, как надо правильно двигаться и держать равновесие. Они такие громадные, а я маленькая, некоторым троллям до пупка и то не достаю. Лилипутка, одним словом, с которой драться бесполезно — все равно толком кулаком не прицелишься. Полной дурой себя чувствовала.

— Троллей? — удивился инженер, помогая Калайе натянуть пальто. — А разве они сами дракой… ну, которая Путь, не владеют? Я думал, их всех с детства учат.

— Ну что ты! — махнула рукой Карина. — Их учат только контролировать себя и свой темперамент, иначе им нельзя. Да, среди троллей очень многие идут по Пути, но техника рукопашного боя в наше время не так уж и популярна. С кем драться-то, если ты не солдат? А среди солдат и полицейских больше популярен стиль «тёкусо». Он более агрессивен и эффективен в драке, и ему можно научиться гораздо быстрее. Для большого сильного мужчины он подходит куда лучше, чем боевое искусство Пути. А ты не слишком легко одет? — поинтересовалась она, глядя на его легкую демисезонную куртку. — Холодно на улице, и дождь начинается.

— Что-то не рассчитал днем, — пожал плечами Биката. — Солнышко проглядывало, думал, потеплеет. Все никак к местной мокрени привыкнуть не могу. Да ничего, не размокну, не впервой. Юми! — крикнул он, и из двери кухни высунулась вопросительная физиономия дочери хозяина. — Мы ушли! Закрой за нами дверь, пожалуйста.

— Пока! — помахала та рукой. — Идите, сейчас закрою.

Карина кивнула ей на прощание, постучала Парса пальцем по макушке — механический зверек неохотно спрятал голову в сумку — и они втроем вышли на улицу. Дождик, еще пятнадцать минут назад едва моросящий, сейчас заметно усилился. Глотнув сырого воздуха, Биката внезапно лающе закашлялся.

— У тебя кашель нехороший, — озабоченно сказала девушка. — Простыл?

— Да уже несколько дней как, — отмахнулся тот. — Подумаешь, кашель. Пройдет, не впервой.

— Ну, всякое может случиться, — качнула головой Карина. — Один парень вот так кашлял-кашлял, а потом у него рак легких нашли. К врачу не ходил?

— Нет, конечно. Когда? Мне днем работать надо. Из-за пустяков время терять…

— Ох уж эти мужчины! — вздохнула Карина. — Вечно отмахиваются от проблем, пока поздно не станет. Хоть бы мне сказал, что ли. Я завтра принесу с работы диагност, посмотрю тебя.

Девушка извлекла зонтик и раскрыла его.

— Мы все трое под ним не поместимся, — задумчиво сказала она. — Биката, возьми его, укройтесь под ним с Калайей. У меня куртка плотная и с капюшоном.

— Ну вот еще! — усмехнулся инженер. — Калайе все равно. Она непромокаемая, холод не чувствует, а пальто высохнет. Давай-ка мы с тобой под зонтом укроемся, а она рядом пойдет.

— Ну ладно, — пожала плечами девушка. — Если что, тебе ее чинить, не мне. — Она взяла Бикату под руку и пристроилась к нему поближе, а инженер галантно принял у нее сумку, которую повесил на плечо.

— Тяжелая… — пробормотал он. — У тебя там что, кирпичи?

— У меня там Парс, — объяснила Карина. — Он от дождя мокнет, ему не полезно. А еще дзюба. И пару бумажных книжек госпожа Томара из библиотеки принесла — их в электронный вид не перевели, а она считает их самыми лучшими пособиями по абдоминальной хирургии.

— По чему? — не понял Биката.

— В соответствии с Большим энциклопедическим словарем «абдоминальный» означает «относящийся к брюшной полости», — пояснила Калайя, до того молча шагавшая рядом.

— Точно, — согласилась Карина. — Книжки довольно старые, там даже про эндоскопы мало что сказано, а про робоманипуляторы вообще ничего нет, но общая техника некоторых операций, как госпожа Томара говорит, описана просто бесподобно. В общем, набирается в сумке вес. Да я привыкла, и полезно тяжести носить. Главное, чтобы позвоночник не искривлялся.

— Понятно, — хмыкнул Биката. — А зачем ты Парса все время с собой носишь? Боишься дома одного оставлять?

— Да нет, не боюсь. Только с ним как-то веселее. И в больнице его любят. Он повадился в терапию бегать, там детей довольно много, и лежат они иногда не по одной неделе. Они его обожают, а он запрограммирован нравиться. Предатель! — несколько нелогично добавила она.

— Ну, против природы не попрешь, — улыбнулся инженер. — Раз запрограммирован, значит, никуда не деться. Его, кстати, как, починили? Помнится, ты упоминала, что его покалечили в свое время…

— Да починили вроде, — пожала плечами Карина. — Я же не разбираюсь. Взяли шесть сотен за новую лапу, и теперь он бегает нормально. И говорит, что здоров.

Ветер бросил ей в щеку крупную порцию дождевых капель, и она поплотнее прижалась к мужчине, ощущая приятную твердость его плеча и бока. Внезапно ей вспомнился давний сон, в котором они с Бикатой занимались любовью. Она быстро отодвинулась, надеясь, что в свете редких здесь уличных фонарей краска смущения на ее лице не слишком заметна.

— Скажи, а Калайя у тебя не ломается? — поспешно спросила она. — Я как-то слышала, что чоки обслуживать надо, а она у тебя необычная.

— Да, необычная, — задумчиво согласился Биката. — Она удивительная. Но ее не надо особенно обслуживать — скелет и сервоприводы в городских условиях практически не изнашиваются, а псевдоплоть сама регенерирует. И за зарядом батареи она следит самостоятельно. На всякий случай я с собой кое-какие запчасти прихватил, которые просто так не достать, когда ее… когда мы с ней сбежали, но пока что они так и не понадобились.

— Слушай, а расскажи, как ты с ней сбежал! — попросила Карина. — Наверное, опасно было, да? А если тебя поймают?

— Если поймают, ничего особенно не сделают, — пожал плечами инженер. — Корпорация вряд ли заинтересована в публичном скандале, а с судом скандала наверняка не избежать. Да и не поймают, потому что не ловят. Я уронил в обрыв машину с магазинной чоки, которая сгорела дотла — я за сиденьем канистру с бензином и ударным детонатором пристроил. Я прошил ей в «бусину» — такой специальный чип для идентификации — коды Калайи на случай, если кто-то перепроверить захочет. Все сработало — когда меня увольняли, в «Визагоне» полагали, что Калайя уничтожена в катастрофе. За что, собственно, и уволили — за халатность в отношении особо ценного оборудования. А с чего бы им менять точку зрения?

— А тебя не заставили ущерб выплачивать? — поинтересовалась Карина.

— Пытались. Но с меня взять особенно нечего. Платили мне чистыми триста тысяч в период…

— Сколько? — поразилась девушка. — Триста?! Ну ничего себе!

— Ну да, а что здесь такого? — недоуменно посмотрел на нее инженер. — Я же ведущим разработчиком являлся, одним из. У тех, кто постарше да поопытнее, вообще под миллион оклады. Да что я, у директоров компании, по слухам, меньше пяти-шести миллионов в период не выходит. Чистыми пяти миллионов, а до налогов, значит, не менее семи. Неважно, главное, что я дом купил за двадцатку. За двадцать миллионов. В кредит, разумеется, на пятнадцать лет, под семь процентов. В ту прорву все и ухало. Примерно пятерку я банку вернуть успел, да и стоимость недвижки в моем районе за три года повысилась, так что после его продажи примерно семь миллионов должно очистится. В общем, мы подписали соглашение, по которому я продаю дом, расплачиваюсь с банком, а что останется — передаю «Визагону» в качестве компенсации. На том и успокоились. Я дал указание своему поверенному с делами разбираться, взял немного бумажной налички, что в сейфе хранил, и отправился с Калайей путешествовать.

— Ох, Биката… — Карина покачала головой. — Рискуешь. А если они вдруг все же поймут, что ты их обманул?

— Ну и пусть. Все равно не найдут. Я билеты за наличку покупал, документы не предъявлял, поскольку на поезд не требуется, Калайю не как чоки оформлял, а как человека, так что не проследить. Да даже если и проследят до Крестоцина, как они меня здесь найдут? Город-то огромный, три миллиона населения. Потому я сюда и ехал. Нет, без полиции не найдут, а в полицию пойти не рискнут.

— Ну, может, и так, — девушка с сомнением взглянула на инженера, но спорить не стала. А может, предложить ему какое-то время пожить у них дома? Вот туда точно ни одна ищейка носа не сунет, даже если очень захочет. И даже полиция не сунется. Правда, папа не одобряет нарушение законов без острой необходимости, но ведь сейчас как раз исключительный случай! Разнорабочим Биката и в Масарии работать сможет — а вдруг папа ему что-то поинтереснее найдет? Свободные комнаты есть, и Биката наверняка понравится всей семье. И уж точно он понравится папе, ведь Биката сам борется за свою судьбу! Решено. Сегодня же вечером… Нет, завтра утром, сейчас в Масарии уже глубокая предрассветная ночь, она позвонит Цукке и все-все с ней обсудит.

— Ну вот, почти пришли, — удовлетворенно заметил Биката, когда впереди показались фонари возле их дома. — Бр-р… Действительно, что-то прохладно сегодня. В следующий раз надо одеваться…

— Взять! — раздалось в ночной тишине.

В этот момент они проходили мимо маленького скверика, который наверняка выглядел очень милым летом, но осенью и зимой, облетевший, пустовал. В нем даже не горели фонари. Три тени выскользнули из кромешной тьмы и в мгновение ока окружили Бикату с Кариной. Двое ухватили Бикату под руки и впечатали в железную ограду скверика. Один из них приставил к боку инженера большой, угрожающе поблескивающий под светом дальнего фонаря пистолет. Сумка Карины с глухим шлепком упала на асфальт, зонтик под порывами ветра покатился по асфальту тротуара. Калайя неподвижно замерла на месте, растерянно оглядываясь по сторонам.

Третий неизвестный ухватил за плечо Карину, намереваясь, видимо, отшвырнуть ее в сторону, но тут же взвыл от боли в вывернутых суставах и рухнул на колени. Машинальным движением, словно на тренировке, Карина почти танцевальным па шагнула в сторону, одновременно нажимая ему на локоть, и нападающий, завопив еще сильнее, рухнул плашмя и уткнулся лицом в асфальт. Удерживая за запястье его вывернутую назад под неестественным углом руку, Карина замерла, напряженно вглядываясь в неожиданных противников. Сканер подсветил ей ночную темноту разводами серых оттенков, и сейчас она явственно видела тех, кто держал Бикату. Она может ударить их обоих манипуляторами, но если нанести слабый удар, тот, что с пистолетом, может успеть выстрелить. А сильный удар их убьет. Она не хочет никого убивать! Значит, надо выждать и понять, что им нужно.

И почему медлит четвертый, стоящий в десятке шагов позади?

— Я тебя вижу! — сквозь зубы сказала она. — Выйди сюда, или я сломаю твоему уроду руку в двух суставах.

— Браво! — иронически усмехнулся тот, шагая вперед. — Похоже, Биката, ты обзавелся телохранителем. Хреновым, правда, телохранителем, ну да каков солдат, таков и щит. Слушай, паренек, а не пойти ли тебе по своим делам? Дерешься ты знатно, но против пули руками не помашешь. Тебя дело не касается, так что вали отсюда.

— Я не парень, я женщина! — зло сказала Карина. — Глаза разуй, кретин! Ты кто, и что тебе надо? Денег? У нас собой мало. Могу две сотни отдать, подавись!

— Две сотни — такие мелочи, когда речь идет о сверхновом чоки, а, Биката? — снова усмехнулся четвертый. — Тебе не кажется, что пора начинать отдавать долги всерьез?

— Кто вы такие? — хрипло спросил инженер.

— Служба безопасности «Визагона»! — заявил главарь, которого Карина мысленно окрестила Главным Уродом. — Ты как, добровольно отдашь куклу, или по-плохому поговорим?

— Я ему руку сломаю! — угрожающе напомнила Карина, слегка поворачивая запястье. Лежащий застонал, но приглушенно.

— Ломай, — безразлично пожал плечами Главный Урод. — Неудачников бьют, так что сам виноват.

— И даже то, что я девиант первой категории, тебя не напугает? — поинтересовалась девушка. — Я ведь вас четверых сейчас по асфальту размажу тонким слоем!

— И станешь преступницей? — Главный Урод и бровью не повел. — Хочешь за убийство в газовую камеру пойти? Ты смотри, чудище, таких, как ты, присяжные очень не любят, так что не пожалеют, хоть ты и девка.

— Карина, не надо! — быстро проговорил Биката. — Не вмешивайся!

— Умные слова говоришь, — одобрил Главный Гад. — Похоже, какие-то остатки мозгов у тебя после работы посудомойкой в пивнушке еще сохранились. Прикажи своей кукле добровольно пойти с нами, и можешь катиться кудахочешь вместе с девкой. «Визагон» к тебе претензий больше иметь не будет.

— Я тебя не знаю, господин! — внезапно произнесла Калайя. — Все сотрудники службы безопасности по состоянию на минус три периода от текущего времени внесены в мою базу знаний. Ни ты, ни трое твоих подчиненных в ней не фигурируете. Запрашиваю подтверждение твоей принадлежности к компании «Визагон». Ожидается наличие уровня доступа не ниже шестого.

Карина непонимающе взглянула на нее, но тут же задохнулась от догадки. А действительно, с чего они с Бикатой вдруг решили, что на них напали всамделишные сотрудники «Визагона»? Потому что те сами так сказали?

— Да в любой момент! — фыркнул Главный Гад, доставая из-за пазухи закатанное в пластик удостоверение. — Смотри, куколка. Видишь, написано: «Служба внутренней безопасности корпорации „Визагон“». Устраивает? Или разглядеть не можешь?

— Удостоверение поддельное, — ровным тоном произнесла Калайя. — Мой бесконтактный считыватель не фиксирует наличия обязательных персональных сертификатов, подписанных центром сертификации «Визагона». Биката, эти люди не те, за кого себя выдают. Должна ли я вызвать полицию?

— Нет! — выкрикнул Биката. — Твой коммуникатор отследят!

Главный Гад выхватил из-за пазухи пистолет и упер его в грудь инженера.

— Умные, сволочи… — процедил он, опасливо оглядываясь на Карину. — Только дернитесь — и вы оба трупы. Ты, девка, не глупи — даже если ты действительно чудище, кто-то из нас его кончить всегда успеет, поняла?

— Поняла! — усмехнулась Карина, наконец-то выпуская вывернутую руку лежащего на тротуаре неизвестного и наступая ногой ему на спину. — Вот ты кое-чего не понимаешь.

Она подняла вертикально правое предплечье, и под свалившимся рукавом куртки блеснула эмблема — перекрещенные дельфин и меч-рыба. Их глаза перемигивались красными огоньками.

— У меня персональный тревожный маяк, если ты не в курсе, — сообщила она. — Активированный маяк. Максимум через пять минут сюда подъедут патрульные машины. Так что вас положу либо я, либо полицейские, усек? А ну-ка, оружие все бросили! Бросили и к решетке встали!

В унисон ее словам неподалеку завыла сирена. В конце улицы, вывернув из-за поворота, заиграли, быстро приближаясь, переливающие огни полицейской мигалки.

— Оружие! — снова приказала Карина.

И тут земля ушла у нее из-под ног. Лежащий на тротуаре мужчина, которого она картинно попирала, внезапно крутнулся, отбрасывая ногу, прижимавшую его к земле, и подсекая другую. С размаху врезавшись спиной в асфальт — она успела сгруппироваться, но на пару секунд дыхание все равно вышибло — Карина ненадолго потеряла ориентацию. Когда она, наконец, вскочила, из темного парка раздавался быстро затихающий топот ног. Она дернулась было за ними, но тут же ее перехватили мужские руки.

— Не надо! — выдохнул Биката ей в ухо. — Если их поймают, они расскажут обо мне в полиции!

Карина даже застонала от разочарования, и тут рядом взвизгнули тормоза, вой сирены заглох, и их залил свет фар. Всполохи от мигалок метались по мрачному парку, ограде, тротуару.

— Всем стоять, полиция! — рявкнул усиленный мегафоном голос. — Ты, мужик! Отпусти девушку и отойди от нее! Руки на голову!

— Это не он! — крикнула Карина, выворачиваясь из объятий инженера. — Вот, у меня маяк! — Она высоко подняла руку с маячком, повернув предплечье так, чтобы на него падал свет. — Он меня защищал, бандиты убежали вон туда! — Она ткнула пальцем в сторону парка. — Четверо, с пистолетами!

— Ты госпожа Карина Мураций? — в полосу света вступила фигура в полицейской форме. — Система оповещения передала тревожный сигнал с твоего маяка. Ты не пострадала? Тебе успели что-то сделать?

— Я в порядке, — Карина тяжело оперлась рукой о решетку парка. — Спасибо, господин, вы их спугнули. Четверо, с пистолетами. Они требовали деньги. Они убежали в парк, но ты не ходи за ними. Они могут начать стрелять, если их догнать.

— Ты можешь их описать? — осведомился полицейский.

— Нет. Здесь темно, я их не разглядела.

— Хорошо, госпожа. Мы свяжемся с центральным пультом, они передадут информацию другим патрулям. Возможно, кто-нибудь сможет их задержать, хотя вряд ли.

Он вышел из полосы света и сел обратно в машину. Карина зябко обхватила себя руками. Только сейчас она осознала, что дождь все усиливается, а ее куртка уже промокла почти насквозь. Резкие порывы ветра леденили мокрые щеки, железным обручем сдавливали влажную голову. Она поискала взглядом — сначала простым, а потом через сканер — зонтик, и не нашла. Похоже его унесло слишком далеко.

— Биката, я не понимаю, — произнесла Калайя. — На каком основании те люди хотели меня забрать?

— Не знаю, — голос Бикаты сорвался, и он резко закашлялся. — Наверное, в «Визагоне» все-таки раскрыли обман. И информация ушла на сторону, к конкурентам или бандитам. Наверное, люди «Тёбицы» или кто-то еще в том же духе. Карина, мне конец.

— Погоди! — быстро сказала девушка. — Не торопись. Доберемся до дома — обсудим.

— Мне нельзя оставаться дома! — лихорадочно прошептал Биката. Его сотрясло от приступа кашля. — Они… они наверняка знают, где я живу. Они явятся снова!

— Госпожа, тебе требуется экстренная помощь? — спросил полицейский, снова вступая в полосу света от фар. — Или тебя доставить домой? Нам несложно. Где ты живешь?

— Спасибо, господин, но не стоит беспокойства, — отказалась девушка. — Я живу совсем рядом, в доме возле вон того голубого фонаря. Я не пострадала и дойду сама.

— Как скажешь, госпожа, — пожал плечами патрульный. — Не забывай только, что в ближайшие день-два ты должна зайти в управление и заменить маяк, а также дать показания для протокола.

Он сел в машину. Хлопнула дверца, и машина, погасив мигалку и развернувшись, медленно поползла вдоль улицы.

— Пойдем, Биката, — сказала Карина. — Ты простудишься.

Биката чихнул.

— Не простужусь, — угрюмо сказал он. — Опять в бега… Денег вот мало.

— Не надо в бега! — горячо сказала девушка. — Я знаю, что надо сделать. Пойдем.

У двери своей квартиры Биката остановился, пропуская внутрь Калайю.

— Кара, — сказал он, кладя руку на плечо Карины, — я очень рад знакомству с тобой. Жаль, что в детстве у меня не было такой сестренки. Но, боюсь, нам пора расстаться навсегда. Не звони мне. Я не рискну снова включать пелефон, его могут отследить.

Он легко сжал ей плечо, но тут же отпустил и вошел в квартиру. Не снимая ботинки он включил свет, прошел в комнату и принялся рыться в шкафу.

— Калайя, не раздевайся, — сказал он. — Мы сейчас уходим снова.

— Погоди, Биката! — сказала девушка. — Не надо бежать. Ты можешь у нас пожить, в Масарии. У нас много места, несколько пустых комнат, и там безопасно. Тебя там никакой «Визагон» не найдет!

— Спасибо, Кара, но нет, — инженер даже не обернулся. — Так невежливо. Я не собираюсь перекладывать свои проблемы на других. Я сам сделал выбор, и расплачиваться за него намерен тоже сам, без посторонней помощи. Кроме того, ты даже представления не имеешь, что такое «Визагон» и «Тёбица». Они сомнут любого, особенно когда закон на их стороне. Кем бы ни являлся твой приемный отец, он не выстоит. Или драка обойдется ему слишком дорого. Нет, исключено.

— Да нет же! — Карина чуть не заплакала от отчаяния. — Мой папа, он… он… Он все может! Он поможет тебе, и даже с «Визагоном» справится!

— Хорошо, когда дети уважают родителей, — улыбнулся инженер, выныривая из шкафа. — Но рано или поздно к тебе придет понимание, что даром в нашем мире ничего не дается. За все приходится платить. Вопрос лишь в том, платишь ты сам или кто-то другой. А я не живу за чужой счет и не влезаю в долги, которые не в состоянии возвратить. Так, деньги взял, паспорт взял, сумку… нет, все-таки не возьмем. Налегке движешься быстрее. Калайя, мы уходим.

— Да, Биката, — кивнула чоки. — А куда мы идем?

— По дороге расскажу.

Инженер подошел к Карине.

— Не люблю долгих прощаний, — сказал он. — Может, еще увидимся. До свидания, Кара.

Карина молча смотрела на него, лихорадочно пытаясь найти решение. Рассказать ему про папу правду? Не поверит, решит, что она просто пытается его задержать. Или решит, что она свихнулась. Остановить его силой? Она сама бы точно обиделась до смерти. Но что еще можно сделать?

— Погоди, — сказала она. — Вот… — Она вытащила кошелек и выгребла из него все бумажные деньги. — Возьми. Тебе пригодятся. У меня еще в пелефоне немного, и я сейчас к себе сбегаю…

— Нет, — качнул головой Биката. — Спасибо, Кара, но мои финансы — не твоя проблема. Я не возьму деньги. Я очень тебе признателен за заботу, но нет. Прощай. Калайя, идем.

— Прощай, Биката… — прошептала девушка, удерживая навернувшиеся слезы. — Пожалуйста, позвони, когда устроишься… на новом месте. Или хотя бы письмо брось.

— Обязательно, — инженер улыбнулся ей теплой улыбкой, хлопнул по плечу и вышел.

— До свидания, Карина, — попрощалась чоки, выходя за ним.

— До свидания, Калайя…

Простучали по лестнице шаги, скрипнули петли входной двери. Карина молча стояла на месте, бездумно глядя в стену. Затем, поправив на плече сумку, погасила свет, вышла, захлопнув за собой дверь, и побрела вверх по лестнице.

Наверное, она могла пойти с ним. Она смогла бы защитить его, больше их врасплох не застали бы. Но у нее есть интернатура, больница — и Мири, которого она просто обязана вылечить до конца… Биката вряд ли бы согласился, чтобы она бросила свою жизнь ради него. Войдя в свою комнату, она выпустила из сумки Парса, разулась, сбросила на пол мокрую куртку и прямо в одежде упала на кровать лицом вниз. И несколько минут спустя ее сморил тяжелый сон без сновидений.

Несколько часов спустя, тот же день. Закрытая территория «Лесная Долина», Четыре Княжества

Саматта закончил смахивать щеткой остатки почвы и в свете налобного фонаря критически посмотрел на дело своих рук. Ногтем он поскреб оплавленную стекловидную поверхность камня и цокнул языком. Да, тут можно и лопатой смело орудовать, а то и отбойным молотком. Оплавленный долерит скального основания выдержит и не такое.

— Ну что, господа, — он поднялся на ноги и принялся отряхивать штанины рабочего комбинезона, — боюсь, предварительные материалы являются вполне точными. В центре долины мы не найдем ничего полезного. Видите, что произошло с камнем? Я не геолог, но температура плавления этих пород, если правильно помню, далеко за тысячу градусов. Здесь словно вулкан извергался…

…или кавитонный реактор из-под контроля вышел, мысленно добавил он.

— Да, — согласно кивнул Сарий, наблюдавший за ним через плечо. — Я такое в фильмах видел — в воронках от приповерхностных атомных взрывов.

— Меньше телевизор смотреть надо, молодой человек. Атомное оружие изобрели всего полвека назад, — буркнул профессор Бун. — А местность заброшена почти два с половиной века назад, если верить хроникам. Да какие атомные взрывы в ту эпоху?

Его неприязнь к «ассистенту» видел невооруженным взглядом каждый, кто хоть немного знал старика. Саматта вполне его понимал: не каждому понравится, когда военная разведка беззастенчиво навязывает своего человека в научную экспедицию.

— Ну что же, считаем, что предварительно осмотрелись, — констатировал Бун. — Поскольку княжичи и впрямь не соврали, сосредотачиваться на центре долины смысла нет никакого. Раскопки начнем с поселения в северной части, завтра с утра с местными коллегами начнем перевозить туда оборудование. На сегодня все. Я прогуляюсь до лагеря пешком, вы берите машину и поезжайте без меня.

Бун тщательно отряхнул запачканные колени и, выпрямившись, словно проглотил штык, зашагал к металлической лесенке, ведущей из котлована. Ухватившись за поручни, он ловко вскарабкался по ней и исчез за краем насыпи.

— Железный старик, — уважительно усмехнулся «ассистент». — Такое здоровье в его-то возрасте…

— Да, — кивнул Саматта. — Восемьдесят восемь лет, а фору даст многим тридцатилетним.

— Восемьдесят восемь? — поразился Сарий. — Ты что, серьезно?

Саматта снова кивнул. Бун уже три года как отказался от должности заведующего кафедрой, но профессорство за собой сохранил и мотался по экспедициям больше, чем любые двое других сотрудников Оканакского университета, вместе взятые. И по внешнему виду дать ему больше пятидесяти нельзя до сих пор.

— Да, железный старик… — повторил он. — Ну что, намерил что-нибудь?

— Ты о чем? — настороженно взглянул на него «ассистент».

— О штуках у тебя в карманах и на поясе, — любезно пояснил Саматта. — Да брось ты, в экспедиции разве что местные грузчики не знают, кто и зачем тебя к нам пристроил.

Сарий пошипел сквозь зубы.

— Чтоб я сдох! — безрадостно сказал он. — Разболтали все-таки.

— Расслабься, — посоветовал Саматта. — Наши тебя не сдадут, да если и сдадут, повода у местных тебя задерживать нет. Ты же ничем таким не занимаешься.

— Слушай! — не выдержал «ассистент». — Ты-то чего языком болтаешь? Ты ведь сам из спецназа, в серьезных операциях участвовал, я твое досье листал. Должен понимать, чем такие вещи заканчиваются!

— Да ничем не заканчиваются, — махнул рукой археолог. — Ты в первый раз, что ли, что так мандражишь? Ты не нелегал, въехал с подлинными документами и по подлинному разрешению. Если тебя возьмут, международный скандал выйдет. Тебя судить придется, обвинения какие-то предъявлять, белыми нитками шитые. На кой оно местным?

— А если нелегалом потом отправят? — уже тише сказал контрразведчик. — Я же засвечен. Спалюсь в первый же день.

— Ну, значит, не судьба тебе нелегалом сюда попасть, — пожал плечам Саматта. — Делов-то… Можно подумать, что здесь медом намазано. Отправят в Граш, там куда теплее. Так все-таки — намерил что-нибудь?

— Откуда я знаю? — буркнул Сарий. — Я только приборы на себе таскаю, анализировать записи потом дома умники станут. Я из них только датчик радиоактивности и понимаю.

— Ну и что с радиацией?

— А ничего. Вообще ничего. Фон даже чуть ниже естественного для горных пород. Так что если здесь что-то когда-то действительно рвануло, то точно не атомная бомба. Журналюг слушать — идиотом быть надо…

— Понятненько. Ну что, двинули в гостиницу. Завтра с утречка пораньше начнем тяжести таскать. Ты имей в виду, Бун тебя недолюбливает, так что пахать придется наравне со всеми. А то и больше.

— Подумаешь, пахать! Ящики таскать — не с внутренней безопасностью княжичей объясняться. Ладно, действительно, пошли. Глаза слипаются — спасу нет. Восемь часов разницы с домом — это что-то. Неделю привыкать, а как только привыкну — обратно лететь придется. И все по новой.

Солнце уже почти село за пики гор, окружающих Лесную Долину. Густые тени быстро вытягивались по лесистым холмам и грозились вот-вот накрыть место раскопок. Саматта с Сарием дошли до дожидающейся их машины — маленького грузовичка с удлиненной кабиной — и по очереди влезли внутрь.

— Поехали, — сказал Сарий, обращаясь к сонно зашевелившемуся на переднем сиденье водителю. — Третьего не ждем, он пешком дойдет.

— Вот и замечательно! — сказал водитель, и его голос прозвучал как-то странно глухо. — Он нам совершенно не нужен. Спокойной ночи, ребята!

Он обернулся, и только сейчас в полумраке кабины, подсвеченном лишь приборной панелью, Саматта разглядел, что его волосы не светло-русые, как у их водителя, а темные, и лицо закрыто респиратором. Археолог схватился за ручку двери, но ему в лицо уже ударило приторно воняющее облако газа. Кожу обожгло словно пламенем, а мир закружился вокруг каруселью и померк.

Пробуждение оказалось неприятным. Его явно куда-то везли. Машину трясло на ухабах, но сиденье казалось не таким жестким, как в грузовике. Сначала Саматте показалось, что вокруг стоит кромешная тьма, но почти тут же он понял, что глаза просто завязаны плотной повязкой. Он попробовал пошевелиться — и дернулся от резкой боли в запястьях, стянутых наручниками за спиной. Тут же он заработал тычок в бок.

— Сиди и не дергайся, — сказали ему слева. — Попробуешь фокусничать — получишь по башке.

Саматта внял совету. С помощью своего полуэффектора и старых бойцовских навыков он вполне мог устроить захватчикам веселую жизнь даже в таком состоянии, но какой смысл? Убивать его не намерены — пока, во всяком случае. Сигнал о проблеме Дзинтон наверняка уже получил, и раз не вмешался, значит, выкрутиться можно. Значит, нужно выкручиваться. Но сначала нужно выяснить, чего от него хотят. На всякий случай он проверил свой полуэффектор. Шокеры послушно зашевелились. Жаль, что Дзинтон так и не смог донастроить управление штуковины хотя бы до уровня третьей категории. Хм… все тот же старый вопрос: не смог или не захотел?

Вскоре ухабы сменились ровным асфальтом. Машина перестала петлять и резко ускорилась. Похоже, они выехали с грунтовки на шоссе. Саматта пошевелился, устраиваясь удобнее, что со стянутыми за спиной руками оказалось весьма нетривиальным, заработал еще один тычок и расслабился, насколько позволяло положение.

Ехали примерно полчаса. Через какое-то время машина снова начала петлять, ненадолго замирая перед поворотами. Похоже на перекрестки. Значит, они въехали в город. Интересно, на кой ляд ему завязали глаза? Единственный более-менее крупный город в окрестностях Лесной Долины — Суходол, в аэропорт которого и прибыла экспедиция.

Еще минут через пятнадцать машина дернулась и остановилась. Теснота справа пропала — конвоир вышел из машины — после чего его дернули за плечо:

— Вылазь.

Саматта неловко выбрался на шершавый бетонный пол. С глаз сдернули повязку, и он обнаружил вокруг длинный низкий подвал, тускло освещенный редкими лампочками.

— В ту дверь. Пошел! — конвоир, здоровый детина в маске, пихнул его в спину стволом пистолет-пулемета. Мысленно пожав плечами, Саматта двинулся в указанном направлении.

Его завели в комнату с одиноко стоящим столом, возле которого скучал плюгавенький мужичок в камуфляже без знаков различия, и сняли наручники. Саматта начал растирать затекшие запястья.

— Раздевайся! — грубо сказал ему конвоир. Второй конвойный встал в углу и взял оружие наизготовку. — Догола раздевайся.

— Что, ребята, совсем без баб ошалели? — ухмыльнулся археолог. — Уже на мужиков бросаться начали? Так ошиблись вы, я не по той части.

— Ты мне тут поостроумничай! — угрожающе прикрикнул конвоир. — Я тебе щас вообще ректальный досмотр организую, неделю срать толком не сможешь. Раздевайся, живо!

Спорить Саматта не стал. Он разулся, скинул одежду, побросав ее на стол и повернулся к конвоиру.

— Ну и что дальше? — поинтересовался он.

— В ту дверь. Пошел!

Саматта вышел, заметив, как плюгавый начал копаться в его вещах. Понятненько. Тюрьма — только чья? Кто из местных спецслужб его взял? И, главное, зачем?

Попетляв по холодным бетонным коридорам без окон, конвоиры ввели его в скучную полутемную комнату, наручниками пристегнули руки и ноги к стулу и вышли. Хлопнула дверь, и Саматта остался один. Он оглядел комнату. Стол с древним плоским монитором, пара железных несгораемых шкафов в углу, неизбежно-тусклая лампа под потолком и облупившаяся зелено-коричневая, казенного оттенка краска на стенах. Комната для допросов. Интересно, когда и какое намечается продолжение? В сыром промозглом воздухе подземелья кожа начала потихоньку покрываться пупырышками. В соответствии с теорией допроса сейчас его должны помариновать ожиданием, чтобы он легче кололся. Но уже вечер, а хватятся их с Сарием не позже пяти утра, во время завтрака. А может, и раньше, если кому-то взбредет в голову в номера заглянуть. До того времени княжичи должны получить на них хоть какие-то материалы, позволяющие задержать с предъявлением официальных обвинений. Долго допросчики тянуть не смогут.

Он широко зевнул. Перелет через несколько часовых поясов тяжело дался не только Сарию. Глаза слипались, тяжелую голову тянуло вниз. Почему бы и нет? Он закрыл глаза, устроился настолько удобно, насколько позволяло положение, и неожиданно даже для самого себя отключился.

Проснулся он резко и сразу, как привык просыпаться в казарме по сигналу тревоги, от того, что его ударили по лицу. Ударили не слишком больно, раскрытой ладонью, но достаточно чувствительно.

— Смотри-ка ты! — произнес грубый насмешливый голос. — Он тут, оказывается, вздремнуть решил. Крепкие нервишки у тебя, капитан. Подрасшатать пора.

Перед Саматтой возвышался мужчина в полевой форме с нашивками майора мотопехоты. Он помахивал резиновой дубинкой, явно раздумывая, не пустить ли ее в ход. Саматта быстро огляделся. Помимо его самого и майора в комнате больше никого не наблюдалось.

— Я — гражданин Катонии! — холодно сказал археолог. — Я требую предъявить мне официальные обвинения и вызвать консула. Без него я не намерен отвечать ни на какие вопросы.

— Ну надо же, он не намерен! — допросчик хрипло рассмеялся и неожиданно ударил Саматту в живот концом дубинки. Тот согнулся от боли, но тут же выпрямился. — Еще как намерен, родной, только пока не догадываешься. У меня и не такие кололись.

— Я гражданин Катонии! — снова заявил Саматта. — Я требую предъявления обвинения и выз…

Майор снова ударил его в живот.

— Продолжишь говорить неправильно — сделаю бо-бо, — ласково объяснил он. — Мы все про тебя знаем, капитан. Много ты в свое время нам напакостил, пора и ответ держать. И как только у тебя наглости хватило сюда самолично заявиться?

— Конкретно сюда меня привезли силой, — Саматта сплюнул, попав на ботинок допросчика. — Это у вас наглости хватило без всяких на то оснований похитить гражданина другого государства, находящегося в ЧК по официальному приглашению!

Вопреки ожиданию майор не ударил его снова. Он присел на краешек стола и принялся поигрывать дубинкой.

— Слышь, капитан, — задумчиво произнес он. — А ведь ты и в самом деле не понимаешь, во что влип. Давай-ка начистоту, ага? Мы с тобой люди военные, что и как с пленными делают, знаем прекрасно. Ты отсюда живым не выйдешь, даже не надейся. Ни ты, ни дружок твой. Только от тебя зависит, умрешь ты быстро и почти безболезненно или же сдохнешь медленно и очень неприятно. Показать, что у меня есть?

Он перегнулся через стол, выдвинул верхний ящик и достал из него блестящую металлическую нить.

— Струна. Обычная струна, от скрипки. Если ее воткнуть в печень, становится очень больно. Человек со струной в печени может жить долго, так долго, что расскажет все, что знает, и немного сверх того. А при вскрытии прокол не обнаруживается. Или вот… — Он вытащил из ящика скомканный пластиковый пакет. — Просто надевается человеку на голову и прижимается к лицу поплотнее. Догадываешься об ощущениях? Или можно тебе яйца зажигалкой подпалить. Но я, в общем-то, человек не злой, удовольствия от процесса не получаю. Давай ты не станешь создавать лишних сложностей ни мне, ни себе, а просто ответишь на вопросы, идет? Может, мы даже подумаем, как из рассказанного слепить на тебя хорошее добротное дело, после чего ты проживешь в местной тюрьме строгого режима еще лет двадцать или тридцать, сколько получится. А то, глядишь, и обменяют на кого-нибудь.

— Ты дурак, майор, — сообщил ему Саматта. — Ты даже не думаешь над тем, что говоришь. Ты сам-то размышлял над тем, как у меня хватило наглости явиться в Четыре Княжества после того, как я два года вашим бойцам в сураграшских джунглях глотки резал?

— Мне задумываться смысла нет, — широко улыбнулся майор. — У меня начальство есть, оно пусть думает. Мое дело с тебя показания снять как следует. А ты молодец, капитан, в правильном направлении рассуждаешь. Валяй в том же духе, и мы еще до утра закончим.

— И что же тебя волнует, майор? — Саматта прищурился. — Ты бы для начала список вопросов озвучил, а там я бы подумал, что именно тебе рассказать. Или ты желаешь мою полную биографию за все тридцать восемь лет жизни выслушать? Тогда мы до утра точно не управимся.

— Ну, твоя полная биография мне без надобности, мы и так ее знаем, — скривился майор. — Для начала вопросов два, а там посмотрим, как пойдет и какие ниточки мы зацепим. Первое — «Черная буря». Второе — как ты расколол нашего агента у себя в Масарии. Начни, пожалуй, со второго.

— Да без проблем! — согласился Саматта. — Ты как, записывать собираешься?

— Не волнуйся, капитан, все пишется и без меня. Ты давай, рассказывай.

— Так и рассказывать-то особо нечего, — подал плечами археолог. — Тут ведь в чем закавыка — об особой папке «Черный квадрат» ты не подозреваешь, допуска у тебя, мелкой сошки, к ней нет и никогда не появится. Значит, тому, что я рассказать могу, ты все равно не поверишь. А поскольку пытать меня станешь ты, а не знающие люди, которые потом запись станут просматривать, то себе я легче не сделаю.

— А ты попытайся, капитан, — посоветовал допросчик. — Попытайся. Вдруг да поверю? Объясни для разминки, что за «Черный квадрат» такой.

— «Черный квадрат», любознательный ты наш, в Четырех Княжествах то же самое, что и досье «Камигами» в Катонии. Он — такая штука, за одно знание о которой тебя твое же начальство закопает в бетон прямо в местном подвале. Пятый уровень секретности, майор, если я правильно помню вашу систему. Задумайся о том, какой именно уровень у тебя самого.

— Блефуешь, капитан, — лениво сказал допросчик. — Допустим, у меня пятого уровня нет. Но у тебя его нет тем более. Так откуда ты о досье знаешь?

— О спецдосье, майор, знают не только те, кто их ведут. О них иногда известно и фигурантам. Теперь слушай меня внимательно. Если тебе хоть сколь-нибудь дорога собственная шкура, ты сейчас же освободишь меня, извинишься, вернешь все вещи и вместе с моим товарищем отправишь в лагерь экспедиции. Тогда я подумаю, стоит ли мне мстить пешке вроде тебя или же сосредоточиться на тех, кто тебя науськал. Иначе начинай продумывать завещание. У тебя минута на принятие решения, время пошло.

— Я так понимаю, сотрудничать ты все-таки не желаешь, — резюмировал майор. — Ну что же, придется идти трудным путем. Начнем с предварительной обработки… — Он спрыгнул со стола и занес резиновую дубинку.

Браслеты, пристегивающие к стулу лодыжки, Саматта срезал шокерами еще пару минут назад, и сейчас его нога выстрелила вперед, ударив майора в пах. От неожиданной резкой боли тот согнулся пополам, разевая рот в безуспешной попытке вздохнуть. Саматта импульсом обоих шокеров порвал цепочки, сковывающие руки, вскочил на ноги и ударом сверху вниз обрушил на подставленный затылок левый локоть, для верности добавив усилия правой рукой. Майор рухнул на пол и замер неподвижно. Его дубинка отлетела в сторону. Саматта подхватил ее и прислушался в напряженной позе. Тихо. Наверняка за дверью стоят конвоиры, но они пока не насторожились.

Вопрос — а что, собственно, делать дальше? Прорываться? Даже если удастся, что потом? Его немедленно объявят в гласный розыск, благо повод теперь имеется прекрасный: нападение на должностное лицо при исполнении тем своих обязанностей. С боем вырываться из Четырех Княжеств в полудружественный Граш в лучшем стиле шпионских боевиков? Глупость какая. Похоже, все-таки придется смирить гордыню и явно звать Дзинтона, пока не вышел полноценный международный конфликт.

Из-за тяжелой двери раздался неясный шум, мгновенно, впрочем стихший. Археолог напрягся еще сильнее. Если сейчас кто-то войдет, придется бить его ногами и вообще веселиться по полной программе, пока Дзинтон не разгребет заварившуюся кашу. Майора, что ли, заложником изобразить? Нет, Дзи за такое башку оторвет, даже за имитацию, и правильно сделает. Чего они не входят? Ну же?..

Створка двери резко распахнулась, с грохотом ударившись о стену. В комнату скользнули несколько быстрых темных теней.

— Замереть! Не двигаться! — гаркнул командный голос. — Бросить оружие! Стреляем без предупреждения!

Не успевший опомниться Саматта внезапно обнаружил, что оказался под прицелом сразу четырех тупорылых автоматов не известной ему модели. Автоматы держали в руках огромные тролли в черной форме спецназа, за спиной которых маячил человек в такой же одежде. Археолог нехотя выпрямился и бросил дубинку. И откуда взялись новые амбалы? Неужели за допросом вживую следил кто-то еще? Да, теперь точно все. Пора звать Дзинтона. Он сосредоточился и начал воспроизводить мантру.

— Отставить! — снова гаркнул человек. — Стволы на защелки, ребята, — добавил он уже нормальным тоном. — Похоже, мы опоздали. Он сам справился. Господин Саматта Касарий? — осведомился он, протискиваясь между массивными тролличьими фигурами.

— Я, — коротко откликнулся Саматта, оборвав фразу вызова на середине.

— Господин Саматта, я директор службы охраны Министерства внешних сношений граф генерал Торабой Слаш. Мне приказано освободить тебя и любой ценой обеспечить твою безопасность. Тебя успели… повредить? Ты нуждаешься в медицинской помощи?

Саматта ошалело посмотрел на генерала. Ничего себе смена декораций…

— Я в порядке, господин Торабой, — проговорил он. — Если не считать, разумеется, браслетов, а также того факта, что я голый и замерз как собака в дождливую ночь.

— Тех двоих из коридора сюда, быстро, — не оборачивая приказал генерал. — Господин Саматта, подвинься, а то здесь тесновато.

Саматта поспешно ретировался за стол, и вовремя: на то место, где он только что стоял, рухнули слабо шевелящиеся тела его бывших конвоиров. Генерал склонился над ними и приподнял одного за грудки.

— Ключи от браслетов, живо! — приказал он. — Оглох, что ли? — внезапно заорал он, и конвоир, дернувшись от звукового удара, неловко полез рукой в карман. Торабой вырвал из его пальцев ключ, и через несколько секунд браслеты наручников зазвенели по полу.

— Господин Саматта, мы добудем тебе одежду, — пообещал он. — Конечно, можно снять штаны и с этих…

— Нет уж! — передернулся археолог. — Мою одежду вернуть нельзя?

— Поищем. Сейчас мои ребята за яйца выдергивают из постелей местное начальство, скоро здесь соберется весь бордель, так что найдем все до ниточки. До того времени… — Он задумался. — Знаешь, господин Саматта, пойдем-ка отсюда. Наверняка на верхних этажах потеплее.

Местечко поуютнее нашлось двумя этажами выше — большая приемная какого-то кабинета, закрытого по позднему времени. Тролли Торабоя не стали искать ключи — один из них пнул огромным тяжелым ботинком, и дверь, треснув и едва не рассыпавшись, распахнулась настежь. Пол в приемной застилал большой ворсистый ковер, а у стены стоял большой плюшевый диван, на который Саматта и улегся, с наслаждением растянувшись во весь рост.

— Господин Саматта, — генерал склонился над ним, — я уполномочен передать, что с тобой хочет поговорить лично господин Сторас Медведь, третий заместитель министра внешних сношений. Его вертолет прибудет примерно через полчаса.

Саматта аж сел на диване. Третий заместитель министра внешних сношений? Директор Службы внешней разведки ЧК собственной персоной?! Что называется, упасть и не подняться!

— Благодарен за высокую честь, — пробормотал археолог. — В общем-то, не стоило…

— Стоило или нет, я не в курсе, — пожал плечами генерал. — Я только выполняю приказ. Господин Саматта, у тебя есть какие-то просьбы, пожелания? У меня инструкции выполнять любой твой каприз, в разумных пределах, конечно.

— Спасибо, господин Торабой, пока нет никаких просьб. Только одежду найти, и пожрать бы. Судя по вон тем часам, в последний раз я ел без малого полсуток назад. Кстати, где мы находимся?

— Город Суходол, здание губернского управления Министерства внутренней безопасности. Еду мы тебе сейчас обеспечим, одежду тоже.

— Вот и замечательно. Да, кстати, где Сарий?

— Кто? — удивился генерал.

— Сарий Атарасий, член нашей археологической экспедиции. Его захватили вместе со мной. Вы его нашли?

— У меня нет распоряжений относительно других персон, — покачал головой Торабой. — Найдем, если он здесь. Как он выглядит?

Десять минут спустя тролль-спецназовец вошел в приемную и отрицательно качнул головой.

— Никого, подпадающего под описание, в тюремном блоке не обнаружено, — сообщил он. — В камерах только три человека и орк.

— Его могли и не захватить, — Саматта постучал себя пальцем по подбородку. — Ну, выяснить просто. Надо позвонить ему на пелефон. Ах ты… — Он сообразил, что код вызова, разумеется, на память не помнит. — Мои вещи еще не нашли?

— Директора управления доставят сюда с минуты на минуту. Не волнуйся, найдем все.

— Хорошо. Однако, господин Торабой, мне как-то неудобно встречать высокое начальство в голом виде. Особенно… э-э, с вашим отношением к наготе. Можно что-то придумать? Если ваше МВБ хоть немного походит на нашу СОБ, то в здании наверняка есть костюмерная. Купальный халат или что-то похожее сгодится, чтобы не возиться с подбором размера.

— Попробуем поискать, — кивнул Торабой. Он подошел к одному из троллей и что-то негромко объяснил ему. Тот, ни слова ни говоря, кивнул, повернулся и исчез.

— Кстати! — Саматта потряс головой. Спать хотелось все сильнее. — Тот майор, которого я… успокоил в подвале, он жив?

— Все трое живы. О чем, я так думаю, они еще пожалеют, — хмыкнул полковник. — Костоломы-эмвэбэшники наконец-то зарвались по-крупному, теперь мы их возьмем к ногтю. Давно руки чесались…

Саматта вспомнил, что СВР и МВБ Четырех Княжеств всегда соперничали в области внешней разведки, и мысленно очень порадовался. Кажется, традиционный конфликт между спецслужбами может сыграть ему на руку.

— Могу я попросить кого-нибудь из твоих подчиненных задать ему простой вопрос — где парень, что оказался со мной в момент захвата? — спросил он у генерала.

— Такой каприз в разумные пределы не укладывается, — усмехнулся тот. — Моей основной задачей является обеспечение твоей личной безопасности и комфорта. Допрос офицеров МВБ явно выходит за рамки. Я бы предпочел, господин Саматта, дождаться господина Медведя.

Саматта озадаченно взглянул на него, но тут же вспомнил, что в здешних краях официальное обращение — по фамилии, не по имени. Он сделал себе зарубку на память: обращаться к большой шишке должным образом. Кстати, тогда и к Торабою, пожалуй, следует обращаться «господин Слаш».

Едва держащаяся на петлях дверь приемной распахнулась, и в комнату вошел очередной тролль в форме спецотряда. В руках он держал несколько пластиковых коробок, от которых явственно распространялись вкусные запахи.

— Доставил курьер из ресторана «Кольцо», — пояснил он, расставляя коробки на секретарском столе, с которого бесцеремонно смел на пол мелкие безделушки. — Прошу, господин.

Дважды упрашивать себя Саматта, у которого громко забурчало в животе, не заставил. Все доставленное он умял минут за десять, как раз к тому времени, когда до смерти перепуганный мужичок, конвоируемый троллем, приволок огромный ворох всяческой одежды — от рабочих комбинезонов до шикарных вечерних костюмов — в котором обнаружился и искомый купальный халат. Саматта затянул пояс, с удовольствием ощущая тепло махровой ткани, и опустился в стоящее у стены кресло. На диван лечь он не рискнул, чтобы не заснуть самым беспардонным образом.

Впрочем, долго ждать не пришлось. Еще через несколько минут послышался рокот винтов, и Саматта, подойдя к окну, с большим интересом пронаблюдал за процессом посадки огромного реактивного вертолета. Площадь перед управлением, и без того не слишком большую, запрудили легковые автомобили, которые все прибывали и прибывали, и пилоту пришлось проявить незаурядное мастерство, втискивая громоздкую двухвинтовую машину на небольшой клочок оставшегося свободным пространства.

Пару минут спустя многострадальная дверь приемной в очередной раз с треском распахнулась, и в проем стремительно вошел невысокий человек в темном гражданском костюме. Его внешность казалась совершенно неприметной и заурядной, а костюм подошел бы, скорее, чиновнику средней руки, но позади него клубилась свита, в которой обильно мелькали генеральские погоны. В приемной, куда набилось сразу персон тридцать, включая десяток троллей-телохранителей, стало тесно, и Саматта с досадой подумал, что сегодняшний вечер, пожалуй, вполне может обеспечить ему полноценную клаустрофобию. Он поднялся навстречу вошедшим и замер в ожидании.

— Господин Медведь! — вытянувшись в струнку, отрапортовал генерал Торабой. — В соответствии с твоим приказом…

— Вольно, — махнул рукой директор СВР, всматриваясь в лицо археолога. — Господин Саматта Касарий? Я — Сторас Медведь, третий заместитель министра внешних сношений. Приношу извинения за случившееся от лица его величества Верховного Князя Четырех Княжеств. Мы не подозревали о происходящем до самого последнего момента. Заверяю, что все виновные в данном самоуправстве понесут суровое наказание.

— С открытым сердцем принимаю твои извинения. Рад познакомиться, господин Стор… господин Медведь, — вежливо ответил Саматта. — Прошу благосклонности. Говорить с тобой — высокая честь для меня.

— Э-э-э… — директор СВР слегка нахмурился. — Ах, да. Благосклонность пожалована, господин Касарий. Прошу прощения, я давно не бывал на холоде, так что слегка подзабыл речевой этикет Катонии.

— Проблема недостойна внимания, — слегка поклонился Саматта. — Я слушаю тебя не ушами, а сердцем. Господин Медведь, нам обязательно общаться в присутствии такого количества народу? Я бы предпочел поговорить с глазу на глаз.

— Разумеется, — директор Службы внешней разведки слегка повернул голову и негромко приказал: — Все вон. Торабой, охрану у дверей, никого не пускать без моего приказа.

Толпа вокруг Саматты и Стораса забурлила и задвигалась, и через минуту археолог и директор СВР остались в комнате одни. Впрочем, не совсем одни — в углу комнаты пристроилась девица лет двадцати, плотненькая, в мешковатых штанах и блузе тускло-серого цвета, с коротко остриженными волосами и сонным выражением на некрасивом плоском лице. Ее глаза из-под полуприкрытых век смотрели прямо перед собой, и на Саматту она не обращала никакого внимания. Тот с удивлением взглянул на нее. Что еще за чучело? Однако он промолчал — если хозяин полагает, что девице следует здесь находиться, его дело. Может, она секретарша.

— Ф-фу… — выдохнул Медведь, опускаясь в кресло и протирая глаза руками. — Стар я уже для таких ночных эскапад. Информацию о твоем задержании бот выцепил в сети МВБ только два часа назад, так что можно считать, что мои подчиненные установили новый рекорд по скорости реагирования. Всю Службу на уши поставили, Верховного Князя с постели подняли…

— Из-за меня? — усевшийся в кресло напротив Саматта удивленно поднял брови. — Я, разумеется, ценю свою скромную шкуру, но такая суматоха — уже перебор.

— Не перебор, — покачал головой директор СВР. — Господин Саматта, еще раз, уже не для официального протокола, я приношу извинения за случившееся — в том числе от лица самого Верховного Князя. Ты принимаешь их?

— Да, разумеется, — кивнул Саматта. — Я охотно верю, что вся история — личная инициатива какой-то мелкой сошки. Меня вполне бы устроило, если бы мне просто вернули вещи и отвезли обратно в лагерь. Наверняка там наши волнуются — и за меня, и за моего коллегу.

— Разумеется, тебе все вернут. А что за коллега?

— В момент захвата со мной находился член нашей группы Сарий Атарасий. Я ничего не знаю об его судьбе и был бы признателен за прояснение вопроса.

— Так… — Медведь нахмурился. Он дважды постучал пальцем по сидящей в ухе пуговке гарнитуры. — Торабой, на связь, — сказал он в пространство. — Бери за шиворот директора… как его… в общем, директора управления. Через пятнадцать минут все изъятые у господина Саматты вещи должны быть здесь. Немедленно узнать, что случилось со спутником господина Саматты. Срок — те же пятнадцать минут. Меры — любые… Еще лучше, бери его в оборот от моего имени. Да, все. Выполнять.

Он снова дважды стукнул по пуговке динамика, отключая пелефон.

— Директора управления уже привезли, — пояснил он. — Посмотрим, как у него поставлена работа. Не уложатся в пятнадцать минут — вылетит со службы за некомпетентность. Хоть и не мое ведомство, но уж такое-то я обеспечить могу.

— По-моему, это явно лишнее, — Саматта сделал протестующее движение.

— Господин Саматта, — нахмурился третий заместитель министра, — я не знаю, что лишнее, а что нет, когда речь идет о «Черном квадрате». Мы почти не имели дела с личностями, там упоминающимися в качестве… хм, взятых под защиту. Но два инцидента с их участием, что произошли за последние пятнадцать лет, закончились несколькими повредившимися умом и скоропостижно умершими чиновниками и дворянами, занимавшими очень высокие посты. Про непосредственных участников инцидентов я даже не упоминаю. Я готов подвергнуться наказанию со стороны твоего… э-э-э, покровителя, но может пострадать и Верховный Князь, чего я лично допустить никак не могу. Я заверяю, что он здесь совершенно ни при чем.

— Ну, я же цел, — пожал плечами Саматта. — До членовредительства дело не дошло, а пару ударов в брюхо я вполне могу пережить.

— Возможно. Но речь не о тебе. Вернее, не только о тебе. Господин Саматта, беда в том, что мы понятия не имеем, как вести себя с Сущностями, о которых идет речь в «Черном квадрате». Ты, вероятно, знаешь, что особая папка — единственное место, где нам дозволено собирать информацию об их деятельности. Иногда оттуда исчезают собранные нами материалы, касающиеся относительно невинных, на наш взгляд, событий. Иногда же там самочинно появляются данные, которые я лично не задумываясь отнес бы к разряду сверхсекретных, касайся они работы моей Службы. Иногда они проявляют невероятную щепетильность по отношению к человеческой жизни, а иногда устраивают массовые побоища с десятками трупов. В общем, логика действий Сущностей зачастую совершенно нечеловеческая. И если мы что-то и знаем твердо, то лишь одно: отношение агента Сущности к проблеме совершенно не обязательно совпадает с отношением самой Сущности.

Директор сложил кисти рук в замок и опустил их на колени.

— Господин Саматта, мы просто не понимаем, как себя вести, чтобы не допустить подобных инцидентов. Мы много десятилетий пытаемся установить полноценный контакт с Сущностями. Мы готовы предоставить им любой разумный статус, включая статус равноправного суверенногогосударства. Соответственно, персоны, фигурирующие в «Черном квадрате», могли бы получить статус послов и дипломатический иммунитет со всеми вытекающими последствиями. Фактически сейчас уже так и делается, правда, неофициально. Но вы сами не стремитесь к популярности, а формальный статус невозможно скрыть от широкой общественности — рано или поздно у кого-то непосвященного возникнут обоснованные вопросы, а там и до журналистов рукой подать. Так что нам крайне необходимо пообщаться хотя бы с одной Сущностью, так сказать, вживую, чтобы выработать протоколы взаимодействия. Я догадываюсь, что после случившегося ты вряд ли расположен помогать нам, но я просто обязан спросить: мог бы ты передать своему… покровителю просьбу о встрече? Верховный Князь готов к ней в любое время.

— Господин Медведь, — вежливым тоном проговорил Саматта, — уведомляю тебя, что с момента, как я пришел в себя после захвата, происходящее записывается и транслируется в архив для последующего анализа. Твою просьбу, полагаю, рассмотрят. Однако, — добавил он менее официально, — я бы не стал надеяться на ответ. Думаю, Демиурги и сами понимают все, о чем ты говоришь. С учетом, что они присутствуют на нашей планете с незапамятных времен, у них имелась масса возможностей получить любые формальные статусы, вплоть до званий верховных божеств. Они не захотели.

— Демиурги… — директор СВР покатал слово на языке. — Демиурги. Значит, так они себя называют?

— Да.

— Но почему они упорно избегают прямого контакта? — Медведь наклонился вперед и уставился на Саматту почти умоляющим взглядом. — Ведь он решил бы столько проблем! Зачем добиваться своего окольными путями, когда мы могли бы сотрудничать?

— Сотрудничать, господин директор, можно только тогда, когда обеим сторонам есть что предложить друг другу, — покачал головой Саматта. — А что мы можем им предложить? Не трудись думать, вопрос риторический. Ответ — ничего. У нас попросту нет ничего, что они не могли бы получить и без нашего участия.

— Но что им тогда нужно от нас?

— Не знаю, — покачал головой археолог. — Я общался только с Дзинтоном… с Демиургом Джао. А он обладает замечательным талантом уходить от прямых ответов, когда не намерен отвечать. Я уверен лишь в том, что они не хотят нам зла. В их власти распылить не только нашу планету, не только всю звездную систему — они могут просто уничтожить само пространство, в котором она расположена. Их возможности выходят за рамки любых наших фантазий. Если хочешь, воспринимай их как богов. Так проще понимать.

— Боги всегда что-то требовали от смертных, — хмыкнул директор СВР. — Кровавые жертвы, девственниц, золото…

— Не боги требовали, а жрецы. Богам — настоящим богам — девственницы без надобности. Господин директор, Демиургов не надо ублажать. Не надо искать их милости. Они равнодушны к почестям и материальным благам…

…если забыть о Камилле в роли Майно и других Демиургах в роли Игроков…

— …их существование следует просто принять к сведению, как принимают к сведению существование ураганов и цунами. Стихия, непобедимая и непредсказуемая, но, в отличие от цунами, старающаяся не вредить без необходимости.

— Принять такое к сведению довольно сложно, господин Саматта, — вздохнул Медведь. — Логика действия государства совсем иная, чем у простого человека. Любое неконтролируемое явление необходимо взять под контроль или уничтожить — либо оно уничтожит общество. Но о другом речь. О том, что их всемогущество достаточно сомнительно. Зачем они пользуются услугами агентов, если могут все и сами?

— О, элементарно, — криво ухмыльнулся Саматта. — Я использую метафору — не самую приятную для нашего с тобой самолюбия, но вполне подходящую. Господин Медведь, вообрази, что ты обака…

— Кто? — поразился директор СВР. — Что такое «обака»? Из вашей фауны?

— Прости, не подумал. Обака — такой сказочный лесной оборотень. Огромный, выше тролля ростом, злой, косматый и страшно сильный, что в человеческом, что в зверином обличье. Ну хорошо, представь, что ты медведь, прости за каламбур. Обычный полярный медведь-кугума. Ты забрел в наш лес и обнаружил там муравейник. Тебе ничего не нужно от муравьев, но тебе взбрело в голову им чем-то помочь. Неважно, почему — например от скуки. Неважно, как — ходы пошире сделать или, скажем, электричество туда провести. Что станешь делать? Ты огромен и силен, у тебя есть клыки и когти, способные порвать в клочья любого зверя, кроме разве что элефанта. Но все, что ты можешь сделать с муравейником при их помощи — стереть с лица земли. Если захочешь воздействовать на муравейник более тонко, у тебя не останется выхода, кроме как подружиться с несколькими муравьями, выдрессировать их и запустить обратно, чтобы они как-то влияли на свое муравьиное общество. Например, помогли ему изобрести лампочки и наладить их производство. Понятна аналогия?

— Более чем, — задумчиво пробормотал Медведь. — Значит, ты — такой дрессированный муравей?

— Что-то вроде. Господин директор, я бывший солдат и старый циник, я привык, что меня используют как расходный материал. Для меня аналогия оскорбительной не является. Ты же не обижаешься, что солнце гораздо больше тебя, а на фоне Вселенной ты вообще неразличим? Вот и Демиургов следует проводить по классу явлений космического масштаба. Они стараются щадить наши чувства, но если анализировать ситуацию с холодной головой, ситуация именно такова — мы муравьи рядом с медведями. Мы не можем сопротивляться им, мы даже их шкуру прокусить не сумеем, приди нам в голову такая фантазия. Зато они легко нам могут повредить, даже не желая того. Само присутствие Демиурга рядом с тобой способно полностью подавить и изменить твою личность. А они почему-то трепетно относятся к самостоятельности нашего развития, только не спрашивай, почему, сам не понимаю. Так что они используют в качестве агентов влияния лишь мелкую сошку вроде меня, а полноценный контакт с крупным политиком с их стороны обычно означает, что его пора списывать со счетов. Не выживет, бедолага.

— Да… — неопределенно хмыкнул директор СВР. — Медведи и муравьи. Аналогия, прямо скажем, уничтожающая. Прямо руки опускаются.

— Именно потому у Верховного Князя нет никаких шансов на встречу. Если Джао или другим Демиургам захочется, чтобы у него опустились руки, они найдут гораздо более простые и эффективные средства. Кстати, я надеюсь, что ты не станешь пересказывать Верховному Князю нашу беседу дословно. Кабинет прослушивается?

— Понятия не имею, — фыркнул Медведь. — Может, и прослушивается, в приемных такое часто случается. Всегда полезно знать, о чем болтают посетители между собой. Мои ребята перетряхнут систему наблюдения и изымут запись, если она ведется. Так, пятнадцать минут прошли. Что там Торабой возится?

Он постучал пальцем по пуговке в ухе.

— Торабой, что с вещами и спутником господина Саматты? — спросил он в пространство. — Хорошо… Да, вноси.

Злосчастная дверь распахнулась, и генерал вошел в приемную с двумя пластиковыми пакетами — большим и маленьким. Он положил их на стол.

— Одежда и личные вещи, — пояснил он.

— Что со спутником?

— Участников операции по захвату допросили по отдельности. Все утверждают, что спутника господина Саматты, находящегося под воздействием газа, бросили в лесу, изобразив ограбление. Изъятые у него личные вещи также в пакете. Смертельных травм ему не нанесли.

— Известить полицию о происшедшем, не упоминая подробностей, указать место, — приказал директор СВР. — Пусть пришлют помощь.

— Я взял на себя смелость связаться с областным управлением полиции. Они уже блокировали выезд из Лесной Долины и объявили тревогу по всей губернии: парень пришел в себя, самостоятельно добрался до людей и устроил шум. Я отправил туда своего человека, он сейчас улаживает проблему. Могу я предположить, что господину Саматте следует связаться со своими и успокоить их?

— Да, разумеется… — Саматта встал, подошел к столу и вытряхнул на стол все вещи из малого пакета. Найдя свой пелефон, он вызвал профессора Буна.

— Саматта! — откликнулся тот после первого же гудка. — Слава Тинурилу, ты жив! Ты где? Помощь нужна?

— Спасибо, я в порядке, — откликнулся археолог. — Вернусь — все объясню. Сарий как, вернулся?

— Вернулся. Слушай, Мати, если тебе все-таки помощь нужна, я уже полчаса угрожаю полицейским международным скандалом. Кажется, они в его реальность уже поверили. Если что, могу начать скандалить еще громче. Ты точно в порядке?

— Насколько возможно. Извини, мне неудобно говорить, потом пообщаемся. Отпусти пока полицейских. Отбой.

Он отключил пелефон и задумчиво посмотрел на директора СВР.

— Официальная версия такая, — наконец сказал он. — Напали грабители, Сария обчистили и выбросили на месте, меня зачем-то решили увезти с собой. Я очнулся, отбился, заплутал в лесу, потом вышел к людям. Потребуется следователь из полиции, который не станет задавать лишних вопросов и положит дело под сукно.

— Неплохая версия, и с полицией мы договоримся, — хмыкнул Медведь. — Только тебя придется доставить в лагерь на полицейской машине, для достоверности. Я дам указание канцелярии, она разберется с формальностями. Господин Саматта, у тебя есть еще какие-то пожелания? Я готов компенсировать причиненные неприятности в любом размере.

— Спасибо, не стоит, — вежливо отказался Саматта. — Будем считать, что накладки случаются в любом деле.

Он сбросил халат и быстро оделся, с опозданием вспомнив, что стоящая в углу девица может воспринять его наготу как оскорбление. Но она, кажется, даже глазом не повела, так что, наверное, обошлось. Или нет? Кто их разберет, западных варваров!

— О моей доставке в лагерь… — начал он, но шум в коридоре заставил его умолкнуть.

— О твоей доставке в лагерь, Мати, я позабочусь, — сообщил Дзинтон, проскальзывая в дверь и ловко уворачиваясь от загребущих лап преследовавшего его тролля. Торабой выхватил из кобуры на поясе тяжелый пистолет и направил его на Демиурга, но тот даже бровью не повел. — Господин Медведь, пару слов наедине, если можно.

— Кто ты такой? — раздраженно спросил директор СВР. — Я же прика…

Девица, стоящая в углу, внезапно оказалась рядом с Дзинтоном. Саматта не успел даже пошевелиться — лишь краем глаза уловил движение размытой тени. От сонного выражения на ее лице не осталось и следа — на нем странным образом мешались ярость и какой-то совершенно детский испуг. Несчастная дверь за спиной Дзинтона взорвалась облаком мелких деревянных щепок. В стену глухо, но тяжело ударило, так что с потолка посыпалась мелкая пыль, дверной косяк треснул, а девица врезала кулаком в кадык Демиурга — Саматта понял это только потому, что ее рука замерла в миллиметре от тела Дзинтона. Само движение он разглядеть не сумел.

Девица неподвижно замерла в неестественной позе так же внезапно, как и сорвалась с места. Сквозь ее приоткрытые губы вырвалось что-то вроде звериного рычания. Генерал Торабой, выхватывающий пистолет из кобуры под мышкой, и тролль охраны также неподвижно замерли в неудобных позах.

— Я не собираюсь причинять вред твоему господину, дитя, — мягко сказал Демиург, обращаясь к девушке. — И ты не можешь повредить мне — ты сама видишь, что меня здесь нет.

Тут же тело девушки странным образом обмякло, и она, пошатнувшись, отступила назад, не сводя с Демиурга горящего взгляда серо-стальных глаз. Слаш тоже обмяк — он выдернул-таки пистолет, но не поднял его, а, наоборот, жестом руки остановил угрожающе нависшего над Дзинтоном тролля.

Саматта повернулся к директору СВР и только теперь заметил, что глаза того отчетливо лезут на лоб.

— В «Черном квадрате» я прохожу под именем «Соловей», — сухо сказал Демиург, поворачиваясь к Медведю. — Несколько минут назад, мне помнится, ты страстно жаждал личной встречи. Я здесь.

— Торабой! — просипел Медведь, поднимаясь на ноги и пальцем оттягивая воротник рубашки. — Вон! Вон!

Полковник, бросив на третьего замминистра удивленный взгляд, убрал пистолет и вместе с троллем охраны ретировался из комнаты. Девушка, однако, и не пошевелилась. Она все так же продолжала стоять, не сводя с Демиурга немигающего взгляда.

— Ольга! — резко сказал Медведь. — Выйди!

Девушка медленно повернула к нему голову.

— Пусть останется, если ей так спокойнее, — сказал Демиург. — Она не помешает.

— Дзи, мне выйти? — поинтересовался Саматта.

— Нет. Я буквально на полминуты заглянул. Господин Медведь, у меня для тебя подарок.

Демиург протянул пластинку диктофона, и директор СВР осторожно принял ее, словно бомбу.

— Послушай, — посоветовал Дзинтон. — Сразу многое станет ясно.

Директор СВР послушно нажал кнопку воспроизведения и приложил динамик к уху. Саматта не разбирал, что там говорилось, но постепенно лицо Медведя начало наливаться багровой синевой.

— Скотина… — пробормотал он. — Сукин сын! Хрен крючковатый!

— Во-во, и я про то же, — усмехнулся Демиург. — Ладно, дослушаешь на досуге. Там много чего интересного. Считай, что благодарность за твое участие в сегодняшних событиях. А мы с господином Саматтой откланяемся. Мати, пошли. Сейчас господин Медведь начнет делать оргвыводы в отношении некоторых подчиненных, и мы на празднике жизни определенно окажемся лишними.

— Погоди, господин! — воскликнул директор СВР. — Но я хотел…

— Все! — перебил его Демиург. — Извини, но разговора не получится. Господин Саматта излишне гиперболичен в своих аналогиях, но главное он передал верно: мы не общаемся напрямую с политиками высоких рангов. Прости за грубость, господин Медведь, но правило — для твоей же пользы. Прощай.

Он резко повернулся и вышел.

— Спасибо за приятный вечер, господин Медведь, — поклонился Саматта. — Нижайше благодарю за оказанные честь и помощь. Мне пора. Пожалуйста, не забудь про полицию.

— Да-да… — пробормотал директор СВР. — Всего хорошего, господин Саматта…

Его мысли уже явно витали где-то далеко. Саматта слегка усмехнулся и вышел вслед за Дзинтоном, бросив напоследок взгляд на странную девушку. Что она, интересно, за чудо природы? Неужели в ЧК научились делать таких же хороших чоки, как у Камилла? Или она не чоки? Но разве человек может двигаться с такой скоростью?

Непосредственно рядом с кабинетом никого не было, но в паре саженей от нее за перегораживающими проход троллями спецотряда волновалась толпа. С высоты своего роста Саматта разглядел, что она тянется по крайней мере до середины довольно длинного коридора, теряясь в полумраке притушенных ламп. Громко говорить никто не осмеливался, но шепотки перелетали от одного человека к другому, словно пчелы на цветущем летнем лугу. Очевидно, визит столь высокой персоны, как директор Службы внешней разведки, в местном захолустье наделал шума не меньше, чем появление Верховного Князя собственной персоной. При появлении Саматты толпа заволновалась сильнее, гул голосов усилился. Генерал Торабой отделился от стены.

— Господин Саматта, я…

— Спасибо, господин генерал, — бесцеремонно перебил его Дзинтон. — Господин Саматта более не нуждается в твоей защите. Мы спустимся в подземный гараж, у меня там машина. Зайди к господину Медведю за дальнейшими указаниями.

Не дожидаясь ответа, он двинулся по коридору сквозь расступающуюся толпу. Саматта, кивнув генералу на прощанье, последовал за ним. Торабой проводил их озадаченным взглядом, пожал плечами и снова вошел в приемную.

Подземный гараж оказался битком забитым автомобилями. Дзинтон подошел к старому полицейскому «ландшафту», выкрашенному в сине-белые цвета муниципальной полиции, и уселся за руль.

— Ну ты даешь! — покачал он головой, когда Саматта втиснулся на пассажирское сиденье. — Ты мне скажи, ты чего людей пугаешь?

— А я что? — Саматта удивленно посмотрел на него. — Я ж изо всех сил вежливо. Ну, не дипломат я, уж извини, как умею, так и выражаюсь. А политесам мы не обучены.

— Я про твои аллегории, — пояснил Демиург, заводя мотор. — Распыленная планета! Дрессированные муравьи, надо же! — Он негромко рассмеялся. — Книжки тебе писать надо. Фантастические. Для детей. Нарасхват пойдут. Ох, Мати, за что я тебя особенно люблю, так за здоровый цинизм в сочетании со злоехидством.

Он вырулил в узкий проход и принялся осторожно маневрировать между машинами.

— Что вижу, о том пою, — отмахнулся Саматта, зевая. — Ты с какого места слушал?

— Да с того момента, как ты в себя пришел и запись включил. Правда, краем уха, так что половину пропустил.

— Понятно. Слушай, что тут вообще за история? Кто и почему меня прихватил, если сам директор СВР оказался не в курсе?

— У-у! — протянул Дзинтон, выруливая по пандусу на площадь перед управлением и лавируя между беспорядочно стоящими автомобилями. — Тут, дружище, целая интрига. Не против тебя — против господина Медведя. У него врагов, знаешь ли, до хрена и больше, под него давно копают. Он не аристократ, дворянского звания не имеет. Одного того достаточно, чтобы все придворные смертельно возненавидели выскочку-плебея. А он еще и честный, взяток не берет, в коммерческих делах аристократии участия не принимает, а даже среди придворных есть такие, что в контрабандных делишках запачканы. В общем, другого давно бы съели. Но он прочно сидит, потому что с Верховным Князем они старые товарищи — еще в армии познакомились, когда юный Тайлаш Полевка там службу проходил. Князю на интриги и ябедников наплевать, а другого авторитета над Медведем нет. Да, все-таки монархическая форма правления при надлежащем монархе имеет некоторые плюсы. В общем, некие личности, допущенные к «Черному квадрату», решили завалить его моими руками. Тебя на полном серьезе намеревались убить. Заговорщики подстроили так, что все указывало бы на прямую причастность Медведя к твоей гибели. Предполагалось, что твой разгневанный покровитель, я то есть, стер бы его в порошок, освободив место для правильного человека. На диктофоне, что я передал нашему славному директору, записи некоторых разговоров его первого помощника с разными деятелями из правительства и придворными. Десятка два голов после сегодняшней ночи полетит, я так думаю.

— Понятненько. Дзи, а что за девица такая Медведя сопровождала? Что там вообще произошло? Я никогда не видел, чтобы человек с такой скоростью передвигался. Или она не человек?

— Ольга Лесной Дождь, девиант. Первая категория, объемный сканер, как у нашей Кары, и контролируемый взрывной метаболизм. Идеальный телохранитель, как Кара идеальный микрохирург. Вообще-то информация сверхсекретная, но в Четырех Княжествах уже несколько лет действует программа по подготовке из девиантов персональных телохранителей. Трое работают в охране Медведя, пятеро — Верховного Князя, а всего их в отряде телохранителей штук тридцать, почти четверть всех сильных девиантов ЧК. Ольга — одна из лучших и наиболее приспособленных к такой работе. Взрывной метаболизм есть только у нее и еще у одного парня из отряда, но у него нет сканера.

— Дверь она разнесла?

— Ага. Манипуляторами. Я совсем про нее забыл, когда проекцию генерировал, сделал бесплотного фантома. Через сканер она разглядела, вернее, НЕ разглядела меня — сканер пустышки не воспринимает, перепугалась и атаковала. Моя ошибка.

— Но как она может с такой скоростью двигаться? Что такое «взрывной метаболизм»?

— Способность мгновенно в десятки раз ускорять обмен веществ. Мышцы сокращаются гораздо быстрее, чем у нормального человека. Достаточно опасная способность — сердце быстрее работать не начинает, так что мускульные клетки после сверхнапряжения могут просто погибнуть от голодания. Да и реакция лучше не становится, если специально не тренировать. Девиантам с гиперметаболизмом приходится быть очень аккуратными, чтобы себя случайно не угробить нагрузкой.

— Все равно не понимаю, Дзи. Лет пятнадцать назад я знал одного парня в соседнем батальоне. Постоянный чемпион полка по тёкусо, призовые места брал на всекатонийских соревнованиях. У него любимый трюк был — удар голенью в голову из низкого приседа. Тренировался он с гирями на плечах, и в конце концов насобачился бить с такой скоростью, что глазом почти не различить. Кучу народа так на спор завалил: вот он сидит на корточках, перед ним стоит здоровый амбал, а потом вдруг он из пируэта выходит, а амбал без сознания на землю валится.

— Ну и?

— Однажды он себе порвал коленные не то сухожилия, не то связки. В общем, в инвалидное кресло устроился до конца жизни. А ведь девочка движется гораздо быстрее. Как она себя не калечит?

— Есть еще одна тонкость. Взрывной метаболизм наряду со способностью долго не спать — одна из двух способностей, напрямую перестраивающих организм носителя. У Ольги и мускулатура, и соединительные ткани, и скелет гораздо прочнее, чем у простого человека. Пули от нее не отскакивают, но чтобы ножом ее мышцу проткнуть, немалая сила нужна. Так что резкие нагрузки она выдерживает без особых проблем.

— Да… — Саматта невольно поежился. — Не хотел бы я с такой в драке сойтись.

— Уж постарайся не сходиться. Ольга — не Карина, у нее предубеждения против убийства нет. Она любого, кто Медведю угрожать попробует, на куски порвет в буквальном смысле слова. Девочка в него еще и по уши влюблена — дядька он харизматичный, как ты заметил, так что служит не за страх, а за совесть.

— А он знает? Что влюблена?

— Скорее всего, знает и беззастенчиво пользуется. Ты имей в виду, он только с тобой вежливо да обходительно держался. А вообще-то он тот еще волк. В других обстоятельствах вполне мог бы приказать тебя убрать по-тихому, и совесть его ни секунды бы не мучила. И он злопамятен — сегодняшнее унижение он тебе не забудет. Вернешься из ЧК домой — воздержись от дальнейших поездок сюда. Убийцу можно подослать так, что даже я потом концов не найду.

— Учту. Но раз так, значит, тех, кто его подставить решил, он вообще в пыль разотрет. Люблю, когда политики друг друга жрут… — Саматта снова широко зевнул. — Ох, спать-то как хочется!

— Спи, — согласился Дзинтон. — Я тебя, пожалуй, оставлю. Фантома в полицейском мундире за руль посажу, он довезет и уведет машину. Кстати, завтра с утречка пораньше тебя Цукка затерроризирует, выясняя, жив ли ты, здоров ли и сколько раз в день кушаешь рисовые колобки. Сегодня я ей отсоветовал звонить, тебе и так досталось, но завтра даже я ее не удержу. К местному утру, оно же масарийский вечер, она как раз до такого состояния дойдет, чтобы в одиночку войну Четырем Княжествам объявить, и да и Грашу тоже — просто за компанию.

— А Цу-то откуда узнала? — вяло поинтересовался Саматта.

— Ну как же! — ухмыльнулся Дзинтон. — Когда ты уехал, она сутки из меня пыль выбивала, требуя на нее твою лонжу замкнуть. Ты ее знаешь: с ней проще согласиться, чем отвязаться. Так что сразу после твоего похищения она начала мне мозги выедать, чтобы я тебя, бедняжку, выручал. Ты ей не говори, что сам выбрался, а то ведь она мне ни в жизнь не простит, что тебе пришлось самолично того майора по башке бить хилой ручкой.

— Не скажу. Но оно тебе будет стоить, — пообещал Саматта. — А чего стоить — подумаю на досуге. Все, Дзи, извини, но я сейчас отрублюсь. Сил больше нет держаться…

— Отрубайся, — кивнул Демиург. — Я тоже пошел. Пока.

По фигуре на водительском сиденье прошло мерцание, и мгновение спустя за рулем сидел полицейский, с усталой физиономией вглядывающийся в дорогу. Впрочем, Саматта трансформации уже не видел. Он спал. И снилось ему, как обака с лицом господина Медведя гоняется за ним по подвалу управления Министерства внутренней безопасности, чтобы засунуть в гигантский муравейник с электрическими лампочками в проходах.

23.15.849, огнедень. Крестоцин, полицейское управление Второго городского округа

Майор Тришши, даже не удосужившись постучаться, толкнул дверь кабинета с золотой табличкой «Следователь Кэйдзи Гаммэй» и решительно прохромал внутрь.

— С утречком, Кэй, — буркнул он. — Как жизнь молодая?

Кэйдзи с недовольным видом повернулся к нему.

— Триш, я занят. Не видишь? — раздраженно ответил он. — Что-то срочное?

Орк критично осмотрел посетителя, сидящего на стуле перед его коллегой. Среднего возраста, лет тридцати пяти — тридцати семи. Лицо типичного оканакца — широкое, низкие скулы, нос картошкой, тяжелая нижняя челюсть, слегка оттопыренные уши, широкие бесцветные глаза и светло-русые волосы. Высокомерно-холодное выражение физиономии прекрасно гармонирует с официальным искристым серым костюмом стоимостью не менее чем в три месячных жалования самого Тришши. Пиджак обтягивает могучие плечи, разворотом которых мог бы гордиться профессиональный атлет, спина прямая как доска, — осанка кадрового военного, а взгляд прищуренно-цепкий, пронизывающий насквозь. Вот так птичка залетела в окружное управление! Либо офицер СОБ средней руки, либо высокопоставленный сотрудник частной охранной службы.

— Ничего особо срочного, — пожал плечами майор, обходя стол и бросая взгляд на парящее в дисплее изображение молодой человеческой женщины. Насколько орк мог судить по своему опыту, по человеческим меркам девица наверняка считается писаной красавицей. — Дело «банды картежников» ты вел? Мне допуск к нему нужен.

— И ты с больной ногой топал ко мне через все здание? — удивился оой-капитан. — У тебя что, коммуникатор сломался одновременно с пелефоном?

— Нога у меня уже терпимо, а доктор мне велел ходить побольше. Иначе колено может подвижность потерять. Вышел в сортир, а потом решил заодно и прогуляться. Так дашь?

— Да дам, конечно, — отмахнулся Кэйдзи, делая пометку на мятом листе бумаги. — Чуть погодя. Все?

— Все. Что у тебя за красотка?

— Приставучий ты, Триш, как репей, — вздохнул следователь. — Познакомься — блистательный господин Тадас Райкура, сотрудник службы безопасности корпорации «Визагон».

— Рад познакомиться, блистательный господин, — кивнул орк. — Я майор Тришши Каххарага, следователь.

— Радость взаимна, прошу благосклонности, — кивок сотрудника «Визагона» выглядел едва заметным, почти на грани оскорбления, а тон казался раздраженно-ледяным. Он явно пребывал в дурном состоянии духа.

— Благосклонность пожалована, — откликнулся Тришши. — Кэй, дай угадаю: самка на снимке — секретарша в «Визагоне», охмурившая их главного директора, укравшая чертежи новейшего чоки и растворившаяся в неизвестном направлении?

Краем глаза он заметил, как физиономию Тадаса перекосило. Ничего, от неотесанного орка стерпит.

— Почти угадал, Триш, — откликнулся коллега, — только чуток промахнулся. Самка, как ты изящно выражаешься, сама новейшая чоки девятого поколения. Стоит полста миллионов маеров. В остальном же ты прав — растворилась в неизвестном направлении вместе со своим конструктором.

— У конструктора губа не дура, — хмыкнул орк. — Надо так полагать, служба безопасности «Визагона» решила выжить тараканов из дома и устроить гласный розыск?

— Умный ты, Триш, аж завидки берут, — поморщился оой-капитан. — Его проследили до окрестностей Крестоцина, но здесь след теряется. Частные детективы три периода город обшаривали, но так ничего и не нашли. Теперь «Визагон» почему-то решил, что полиция окажется более успешной.

— А почему ты думаешь, что он ее «Тёбице» не сдал? Наверное, не зря именно сюда слинял.

— По ряду причин подобный сценарий невероятен, господин майор, — сухо ответил сотрудник «Визагона». — Мы имеем основания полагать, что он ни при каких обстоятельствах не расстанется с куклой, даже если речь пойдет о жизни и смерти. Крестоцин он наверняка выбрал из-за штаб-квартиры «Тёбицы», но лишь для того, чтобы затруднить поиск нашей службе безопасности. У нас, знаешь ли, с «Тёбицей» довольно натянутые отношения, и присутствие наших сотрудников на ее территории наверняка приведет… к неприятным последствиям, если можно так выразиться. А местный частный сыск, к сожалению, проявил вопиющую некомпетентность.

— Главная проблема, Триш, — вздохнул Кэйдзи, — в том, что она на чоки совсем не похожа. Вот, посмотри.

Он поманипулировал терминалом, и на дисплее начал прокручиваться видеоролик. Его явно снимали любительской камерой — плоский, подрагивающий, с искаженными цветами, но Тришши вынужденно признал, что чоки — если человеческая девица действительно чоки — не отличалась от человека ни движениями, ни мимикой. На улице он бы просто скользнул по ней взглядом, даже не задумавшись, кто она на самом деле.

— И дело повесили на тебя? — хмыкнул он. — Ну что же, поздравляю. Три миллиона человеческого населения, из них пятьдесят четыре процента женщин, восемьдесят тысяч чоки или около того, три четверти женского облика, пятьдесят тысяч следящих камер, вероятность автоматического опознания… сколько там? Восемь процентов, девять? Ну да, при условии, что разыскиваемый в камеру пялится и ухмыляется до ушей, чтобы зубы виднелись. Валяй, Кэй, ищи. Лет за двести точно найдешь. А повезет — так и за сто девяносто управишься.

Кэйдзи отчетливо скрипнул зубами.

— Триш, топал бы ты отсюда нахрен вместе со своим больным коленом, — ласково попросил он. — А то ведь я могу передумать насчет допуска. Будешь тогда Теодару докладные записки писать. Двести лет — вряд ли, а вот пару недель помурыжить вполне могу.

— И что все люди такие нервные? — довольно фыркнул орк. — Ладно, борись.

Когда он хромал по коридору, однако, что-то внутри ворочалось и царапалось, отчаянно просясь наружу. Глотать анестетики из упрямства майор отказывался наотрез, и колено сегодня опять болело сильнее обычного — вероятно, к непогоде. Может, из-за него? Нет, вряд ли. К нудной боли он уже давно привык и почти не обращал на нее внимания. Инженер, укравший чоки — что-то, связанное с ним. Что-то, что всплывало совсем недавно…

На откидывающемся сиденье возле его кабинета сидела знакомая человеческая фигурка. В руках она держала пелефон, но невидяще смотрела поверх него куда-то в противоположную стену. Заслышав шаги, девушка подняла взгляд и вымученно улыбнулась.

— Доброе утро, Тришши, — поздоровалась она.

— Доброе утро, Кара, — кивнул следователь, отпирая дверь кабинета. — Заходи. Что-то ты плохо выглядишь сегодня. После вчерашнего переволновалась?

— А ты уже знаешь, да? — осведомилась Карина, входя за ним. — Я пришла маяк менять, и заодно к тебе зашла. Прости, Тришши, от меня одна головная боль. Наверное, больше неприятностей доставляю, чем какие-нибудь бандиты. Невезучая я.

— Ну, бывает и хуже, — философски откликнулся орк, с трудом усаживаясь в свое кресло. — Садись. Отчет патрульного я видел, но еще не смотрел. Потерпи пару минут, пока я его прогляжу.

Он покопался в папке входящих документов, открыл отчет и углубился в чтение. Закончив, он достал из ящика стола свой любимый бумажный блокнот и поднял на девушку взгляд.

— Кстати, Кара, — сказал он, — есть новость. Шпана, участвовавшая в твоем похищении, по совету адвокатов полностью признала предъявленные обвинения в обмен на гарантии снисхождения. Значит, следствие и суд пройдут по сокращенной программе, быстро и без присяжных. Судебное заседание состоится в течение ближайшей недели, точнее определится завтра-послезавтра. С тобой еще пообщается прокурор, представляющий обвинение, так что ожидай вызова. Повестка позволяет отпроситься с работы без вычетов из жалования.

— Это не может не радовать, — вздохнула Карина. — Побыстрей бы развязаться. Мне ведь еще участвовать в суде с тем бандитом из банка.

— С ним сложнее. Ранее третьего-четвертого периода суд точно не состоится. Давай, рассказывай подробно о вчерашнем нападении. С самого начала.

— А нечего рассказывать, — как-то слишком быстро ответила девушка. — Я шла домой вместе с соседом — мы с работы возвращались. Недалеко от дома на нас напали четверо, с пистолетами, и потребовали деньги. Они приставили Бикате пистолеты к боку, и я побоялась бить их манипуляторами — они могли успеть выстрелить. Тогда я включила маяк и принялась заговаривать им зубы. Полиция появилась почти сразу, и они убежали. Все.

— Как они выглядели? Опиши.

— Я не видела. Возле парка слишком темно, фонари не горят.

— Так. В рапорте патрульные указали, что когда они подъехали, ты боролась с каким-то мужчиной.

— Нет, я не боролась. Я хотела побежать за бандитами — они уже не держали Бикату на прицеле, так что думала их задержать. Но Биката меня ухватил и не пустил, чтобы не подстрелили в темноте.

— Ну хоть у кого-то рядом с тобой есть капля здравого смысла, — задумчиво сказал орк. — А какие у них пистолеты?

— Ну… — Карина задумалась. — Такие большие. Не как пистолет-пулеметы, но большие. Вот такие, — она показала ладонями.

— Сможешь опознать по каталогу?

— Да, наверное. Я в оружии вообще-то плохо разбираюсь, но попробую.

— А женщина?

— Что — женщина? — Карина ощутимо насторожилась.

— В рапорте указано, что там присутствовала еще одна женщина. Она кто?

— А… Она какая-то знакомая Бикаты. Я ее не знаю.

— Ясненько, — орк отложил карандаш. — Кара, а теперь не для протокола. Я ведь говорил тебе, кажется, что врешь ты плохо. Сейчас-то что случилось? Опять знакомые напали, что ты их так выгораживаешь?

— Но я правду…

— Хватит! — орк раздраженно хлопнул ладонью, щелкнув когтями по и без того изрядно покореженной полировке стола. — Кара, сначала ты заявляешь, что не можешь описать бандитов в лицо, потому что в темноте не разглядела, и тут же соглашаешься опознать их оружие. Я ведь помню, что у тебя есть… сканер, или как его там, и с его помощью ты прекрасно видишь в темноте. Оружие ты запомнила, значит, сканером пользовалась и лица их запомнить должна. И потом, уличная шпана из тех, что мелочь из карманов выгребает, не ходит на дело со стволами. Прутья, биты, ножи, кастеты — сколько угодно, но не стволы, за них срок куда больше, если попадутся. Ну так что, не хочешь правду говорить?

— Ну, они что-то от Бикаты хотели, — неохотно сказала девушка. — Что-то у него требовали. Я не поняла, что. И он просил меня в полиции не говорить.

— Что именно требовали? — безжалостно потребовал орк. — Дословно воспроизведи.

— Не могу! — отчаянно сказала Карина. — Тришши, пожалуйста!..

— Кара, — как можно мягче произнес следователь, изгоняя из голоса раздраженные шипящие нотки, — существует определенная процедура дознания, которой я обязан придерживаться. Маяк активирован — и я обязан составить полный протокол, в соответствии с которым по необходимости возбудят уголовное дело. Пожалуйста, не делай мою работу труднее, чем она есть. Мне и так нелегко.

— Ну хочешь, я ваш дурацкий маяк вообще верну? — Карина стиснула руки перед грудью. — Он мне не нужен, я сама могу…

— На тот случай, если ты забыла, маяк тебе дали как ценному свидетелю, и не тебе решать, нужно его носить или нет. Я могу предположить все что угодно, в том числе что к тебе привязались очередные дружки бандита, ожидающего суда по твоей милости. И что ты в своей любимой манере прониклась к ним жалостью и пытаешься выгораживать. Хватит юлить, Кара, начинай говорить правду.

Девушка растерянно посмотрела на него. Орк прищуренно поглядел на нее — и тут его словно по голове ударило. Он наконец-то поймал за хвост мысль, которая не давала ему покоя последние несколько минут.

— Кара, — резко сказал он, — однажды ты упомянула, что твой сосед Биката хотя и работает в баре, но на самом деле инженер, и что у него есть необычная чоки. Вчера вечером она была с вами?

Карина молча смотрела на него, и в ее глазах плескался страх.

— Кара, отвечай! Была?

— Да…

— И именно ее требовали отдать нападавшие? Ну же?

— Да… Тришши, Биката…

— Украл свою чоки у корпорации «Визагон», — жестко констатировал следователь. — Ты знаешь — и боишься мне сказать.

— А я и не обязана говорить! — дерзко вздернула подбородок Карина. — Я в полиции не работаю!

— Кара, знать и не сообщить в полицию называется «покрывать преступника». Оно само по себе уголовное преступление, за него в тюрьму сажают. Ну, знаешь ли!..

Орк пошипел сквозь зубы.

— Ладно, замнем. Заявление о краже в полицию подано только сегодня утром, так что считаем, что до сего момента ты чиста. Дотошный прокурор устроил бы тебе веселую жизнь, но я грех на себя возьму. Где твой Биката сейчас? На работе? Или дома?

— Нет, — качнула головой девушка. — Он ночью ушел вместе с Калайей. Он испугался, что те парни его снова найдут. Тришши, честное слово, я больше не вру!

— Проверим, — снова клацнул когтями по столу следователь. — Кто те ночные ребята?

— Тришши, честно, я не знаю! Их главный утверждал, что работает в «Визагоне», в службе безопасности, даже удостоверение показал, но Калайя распознала, что он врет.

— Понятненько… Похоже, «Тёбица» идет по тому же следу. Или еще кто-то из игроков помельче. Кара, ты хоть осознаешь, что краденая чоки — не просто игрушка стоимостью в большую кучу миллионов? Прежде всего в ней новые технологии. Они означают многомиллиардные прибыли, если удастся разобрать ее на кусочки и выяснить, как она устроена! За такие перспективы твоего Бикату просто размажут по стенке. Вы вчера вечером чудом живы остались. Я думаю, после того, как он указал бы своей чоки на нового хозяина, его бы шлепнули там же, на месте, да и тебя за компанию, как лишнего свидетеля. Чоки опаснее для него, чем бочка с порохом в полыхающем доме. Рано или поздно его найдут и убьют. У него есть единственный шанс выжить — отдать куклу обратно в «Визагон». Возможно, корпорация даже отзовет заявление в полицию, чтобы не устраивать публичный скандал. Кара, ты меня понимаешь?

Девушка шмыгнула носом. У нее в глазах стояли слезы. Майор выбрался из-за стола и подошел к ней.

— Кара, ты должна связаться с ним и убедить его явиться в полицию. Это его единственный шанс!

— Но я не могу! — выкрикнула девушка ему в лицо. — Он отключил пелефон! Тришши, я не знаю где он! Он ушел, оставил все вещи, у него денег мало! Я его звала у нас пожить, его там никакой «Визагон» не нашел бы, но он отказался! Тришши, он любит ее, понимаешь? Любит!

— Любит чоки? — поразился орк. — Всерьез? Как настоящую женщину?

Он проковылял обратно к своему креслу и плюхнулся в него.

— Вот, значит про какие основания говорил тот парень из «Визагона»… — пробормотал он. — Да уж, действительно. Кара, он что, не в себе? Маньяк? Зацикленный? Из-за какой-то куклы бросить работу, бежать неизвестно куда, скрываться…

— Он вполне в себе! — резко сказала девушка. — Вам, мужикам, не понять, что такое влюбиться по-настоящему!

— Тогда уж «вам, кошкам», — поправил ее орк. — У нас, знаешь ли, в отличие от вас, обезьян, таких глупостей вообще не водится. Мы себе партнеров подбираем с трезвой головой, а не под влиянием гормонов. Кара, будь так любезна, посиди тихо. Я закончу с протоколом по вчерашнему инциденту, и мы обсудим с тобой ситуацию еще раз.

Карина понурилась, обхватила себя руками и замерла в неподвижности. Она все испортила! Почему она как следует не продумала свою историю? Почему так легкомысленно понадеялась, что сможет вот так запросто обмануть опытного следователя? Да она просто не подумала, что патрульные укажут в отчете, что она была не одна, что Тришши может заинтересоваться ее спутниками… Дура. Самонадеянная дура.

Пока следователь работал с протоколом, она сидела в полном оцепенении, не способная ни о чем думать. Только тоскливо сосало под ложечкой, словно она снова виновата в чьей-то смерти. А может, и в самом деле виновата — как она не подумала, что Бикату из-за Калайи могут убить? Если бы мысль пришла ей в голову вчера вечером, она никуда бы его не отпустила. Она бы удержала его силой, а потом… потом она бы смирила свою гордость и попросила бы папу переправить Бикату в Масарию. Только… согласился бы папа? Тогда, после похищения, он упомянул, что еще не все ее истории завершены. Наверняка он знал про Бикату. Знал — и предоставил ей самой решать проблему. А раз предоставил, значит, она может справиться сама. Нет, не может — могла. В прошедшем времени. А сейчас уже поздно. Она ничем не сможет помочь Бикате, ни за что не найдет его в огромном городе, даже если он не уехал куда-то еще…

— Так, — орк оторвался от терминала. — С формальностями вроде все. Теперь вернемся к твоему другу…

Карина подняла на него безнадежный взгляд. В нагрудном кармане завибрировал пелефон, и она машинально достала его. Экран высветил совершенно незнакомый код. Странно. Ей очень редко звонили люди, не внесенные в ее адресную книгу, и обычно такое случалось по ошибке

— Слушаю, — сказала она, принимая вызов. — Кто говорит?

— Здравствуй, Карина, говорит Калайя, — раздался в динамике спокойный голос чоки. — Бикате нужна помощь.

— Что?! — почти крикнула девушка. — Что случилось? — Она спохватилась, что Тришши ее слышит, и сбавила тон. — Как я могу помочь?

— Я не понимаю поведение Бикаты. Он говорит вещи, не соответствующие текущей ситуации. Он обращается ко мне, но его фразы в текущем контексте бессмысленны. Температура его кожи необычно высока, и его речь постоянно прерывается сильным кашлем. В моей базе знаний такое состояние человека помечено как болезненное и требующее медицинской помощи. Я не знаю, какого рода помощь требуется оказать. Ты врач. Ты обладаешь нужной информацией?

— Да, разумеется, — быстро сказала Карина. — Ты где?

— Я решила, что наиболее безопасной позицией является наш дом. Я привела Бикату туда.

— Хорошо. Ты правильно сделала. Я отправляюсь немедленно.

— Я поняла, Карина. Конец связи.

— Отбой…

Девушка сжала пелефон в кулаке и со свистом втянула воздух сквозь зубы.

— Проблемы? — поинтересовался наблюдавший за ней Тришши. — Кара, ты вся побелела.

— В больнице проблемы, — быстро сказала Карина. — Я там нужна, и немедленно. Тришши, ты не обидишься, если я после работы забегу? Или завтра? У тебя ведь дел и без меня много, да? Извини…

Она резко развернулась и выбежала из кабинета. Следователь открыл было рот, но дверь уже захлопнулась.

— В больнице, значит? — пробормотал орк. — Ну-ка…

Он включил коммуникатор и вызвал отдел радиоэлектронного слежения.

— Цукэра, здравствуй, — без предисловий сказал он. — У тебя в фоновом наблюдении числится некая Карина Мураций, девиант. Числится, числится, я сам форму заполнял. Да, по директиве триста двенадцать. Мне немедленно нужна информацияо последнем входящем вызове на ее пелефон. Да, и код, и уникальный идентификатор. Жду… ага, записываю.

Он быстро записал в блокноте две цепочки чисел и сбросил вызов. Потом включил коммуникатор снова.

— Кэйдзи, опять я. По тому делу, что мы обсуждали полчаса назад. Не злись, я понимаю, что занят, но у меня кое-что есть. Запиши код и идентификатор пелефона, которые ты срочно должен проверить по материалам «Визагона».

— Ты мне что, уже дело раскрыл? — хмуро откликнулся оой-капитан. — Диктуй давай. Господин Тадас, — сказал он в сторону, — не уходи еще минуту. Так, записываю… Сейчас проверю…

Внезапно его бровь изумленно поползла вверх.

— Триш, коды принадлежат встроенному коммуникатору пропавшей чоки. Откуда ты их выкопал? У тебя что, всерьез ниточка есть? Если так, с меня бутыль той дряни, от которой вы, кошаки, тащитесь. Самой лучшей, на твой выбор.

— У меня не ниточка, у меня целый канат, — орк щелкнул зубами. — Кэй, я знаю, как найти пропавшую куклу. Но дело очень деликатное. Потом объясню, почему. Я сам. Попроси господина Тадаса задержаться у тебя в кабинете. Минут через десять я зайду за ним, и мы с ним съездим… в гости. Без тебя. Возможно, найдем мы его пропажу уже сегодня.

— Ну, Триш, ты… — начал оой-капитан, но майор уже сбросил вызов и тут же вызвал Дентора.

— Дор, ты сегодня не на дежурстве, как я понимаю? — осведомился он.

— Да, — откликнулся командир спецотряда. — Сегодня Панас на шестке сидит. Я тебе нужен? Если не срочно, то давай после обеда. Мне отчетов кучу заполнить нужно…

— Дор, ко мне в кабинет. Немедленно. Потребуется твоя помощь. И прихвати «розу» из арсенала, чтобы два раза не бегать.

— «Розу»? — Тришши отчетливо представил, как глаза Дентора лезут на лоб. — У тебя что, толпа разбушевавшихся девиантов в кабинете?

— Дор, не до шуток. Быстро. Две минуты.

Отключившись, он созвонился с дежурным по гаражу и вытребовал у него машину. Последний вызов он адресовал в отдел индивидуальной охраны.

— Бика? — нетерпеливо спросил он. — Сегодня утром некая Карина Мураций меняла у вас активированный маяк? Замечательно. Тут вот какое дело — мне требуется ее «поводок». Немедленно. Нет, у меня нет санкции, но я ее куратор по триста двенадцатой, могу официальное постановление предъявить. Есть основание полагать, что она в серьезной опасности… Да, я могу и через Теодара, но его на месте нет, и когда появится, неизвестно. А мне нужно немедленно. Бика, очень прошу — ну не цепляйся ты за формальности хотя бы сейчас, о жизни и смерти речь идет… Да, ручаюсь. Как только появится, так сразу запрошу официальное указание. Можешь мне башку оторвать, если вру… Спасибо, Би, я тебе должен.

Дверь рывком распахнулась в тот момент, когда он выбирался из-за стола. Раздраженный капитан Дентор больше всего напоминал обаку. Или выкрашенного в черно-желтые цвета кугуму, вставшего на задние лапы.

— Триш, что случилось? — раздраженно спросил он. — Где пожар?

— «Розу» взял? — осведомился орк, с великолепным безразличием игнорируя недовольство человека, выше его на четыре головы и по крайней мере вдвое шире в плечах.

— Вот! — капитан сунул ему под нос устройство, смахивающее на пистолет с развороченным в клочья дулом. — И даже батарею свежую прихватил. А теперь не хочешь ли ты объяснить…

— Наша бесценная Кара снова вляпалась, Дор, — сообщил орк. — На сей раз по ту сторону закона. Она покрывает беглого инженера «Визагона», сперевшего у корпорации новейшую разработку ценой в хренову тучу миллионов. У меня есть серьезные основания полагать, что сейчас она изо всех сил торопится на встречу с воришкой.

— Серьезное обвинение, Триш, — раздражение капитана словно рукой сняло. На его лице появилось сосредоточенное выражение. — И ты хочешь сказать, что я должен валить ее этой штукой? — Он встряхнул «розой». — Ты представляешь себе, что импульс делает с девиантами?

— Искренне надеюсь, что до стрельбы не дойдет, — сухо отрезал орк. — У меня самого нет ни малейшего желания решать конфликт радикальными средствами. Но мы не имеем права ставить себя — или ее — выше закона. Я приложу все усилия, чтобы уладить дело миром, но готовиться надо к худшему.

— Ты понимаешь, что «роза» может свести девианта с ума? — скрипнул зубами Дентор. — Особенно такого сильного, как она?

— Прекрасно понимаю, Дор. И именно потому прошу помочь тебя. По крайней мере, я уверен, что ты не пальнешь в нее, если палец с перепугу дрогнет. Пойдем. Нужно прихватить клятого сотрудника «Визагона» и ехать за Карой. «Поводок» на нее уже активировали, машину я взял.

— Пойдем, Триш, — командир спецотряда как-то потух и сгорбился. — Но пообещай мне, что приложишь все усилия разойтись мирно. Если с девочкой что-то случится, я себе никогда не прощу. И Саматте в глаза смотреть не смогу. Проще пулю себе в мозги пустить.

— Кара — умница и вполне ответственный котенок, пусть и эмоциональна сверх меры, — орк похлопал его по плечу — или, точнее, по локтю. — Надеюсь, что все обойдется. У тебя в кабинете окно на проспект выходит — не обратил внимания, что там с пробками?..

* * *

Выскочив из такси, Карина бегом пересекла дворик, покрытый лужами вперемешку с полурастаявшим снегом. За полчаса медленного, едва ли не ползком, продвижения по забитым транспортом улицам она совершенно изнервничалась, ругая себя за то, что не пошла пешком. Бегом она бы добралась уже пять минут назад! Через две ступеньки взбежав по лестнице, она несколько раз нажала на кнопку звонка у двери Бикаты, потом отчаянно заколотила в дверь кулаком. Да где же они? Неужто Биката снова ушел из квартиры? Больной, с кашлем и температурой?

Дверь открылась.

Калайя стояла на пороге, спокойная и улыбчивая, как обычно.

— Здравствуй, Карина, — сказала она, отступая в сторону. — Прости, что долго не открывала — я пыталась понять, что Биката говорит, но его слова плохо поддаются интерпретации. Проходи, пожалуйста.

Проскользнув мимо чоки и даже не сняв обувь, девушка метнулась в комнату, где на кровати прямо в одежде валялся инженер. Одежда казалась мокрой насквозь и ледяной даже на ощупь. Его голова моталась по подушке, он что-то неразборчиво шептал.

— Биката! — затормошила она его. — Биката! Проснись! Ну проснись же!

Биката открыл мутные глаза и посмотрел на нее.

— А, Карина… — вяло пробормотал он. — Здравствуй. Программатор на столе, нужно перешить микрокод в левом коленном суставе. Горячий суп плохо влияет на параметры фотоматрицы, надо проверить протокол…

— Биката! Ты меня понимаешь? Полиция! Полиция тебя разыскивает! У них есть фотографии тебя и Калайи! Они знают, что мы знакомы, что ты живешь здесь. Надо уходить!

— Полиция?! — Биката резко сел на постели. — Кара… откуда ты здесь? Лаборатория закрыта для посетителей… ох, что я несу? Где я?

Он зашелся приступом резкого лающего кашля и снова повалился навзничь.

— Все кружится, — пожаловался он. — Мне холодно. Кара, я дома? Я плохо соображаю…

— Биката! — воскликнула Карина. — Тебе нельзя оставаться здесь, сюда может прийти полиция! Нужно уходить! Поднимайся же, Биката!

— Да-да… — инженер снова сел на кровати. — Кара, я, кажется, окончательно простыл ночью. Я побоялся идти на вокзал, хотел утром проголосовать на дороге, уехать на машине в другой город, ждал в парке. Я дома? Почему я здесь? Все плывет… Мы куда-то идем? — Он забился в приступе кашля, и Карина обхватила его манипуляторами, не позволив упасть с постели. Может, понести его? Нет, нельзя обращать на себя внимание!

— Кара! — взгляд инженера помутнел. — Нужно верифицировать базу, там пять ложных определений! Юми, жарить кальмаров на машинном масле нельзя, скажи Калайе ждать в гараже до завтрашнего вечера… Аккуратнее с детонатором, стекло хрупкое, господин полицейский, я знаю, что страховку не получу…

Его глаза закрылись, и он рухнул на кровать, что-то бессвязно шепча себе под нос.

Карина в отчаянии посмотрела на него. Он бредит! Какая же у него температура? Нужно срочно принимать меры, но какие?

Папа знал, что Биката украл чоки. Наверняка знал. Знал — и не вмешался. Он сказал, что иногда приходится заботиться о других. Значит ли, что она должна сама справиться с проблемой? Значит ли, что он вообще не намерен вмешиваться? Или он ждет, когда она попросит о помощи? Но он всегда говорил, что даже в самой безнадежной ситуации нужно бороться до конца, выкладываясь полностью и даже чуть больше. Выложилась ли она полностью? Остались ли у нее другие варианты? Сейчас речь идет не о ней самой, а о другом человеке — может ли она рисковать его жизнью? Но если папа сказал, что не станет спасать жизнь даже ей, станет ли он помогать постороннему?

Выложилась ли она до конца? Нет, вряд ли. Она вообще еще ничего не сделала. Надо перестать паниковать и привести в порядок мысли. Успокоиться и начать думать. Представить, что самое худшее уже случилось, и искать способы хоть чуть-чуть улучшить ситуацию.

Что самое худшее? Что Бикату обнаружили. Тогда у него серьезные неприятности, кто бы его ни нашел. Лучше, если его арестует полиция, а не захватят «Тёбица» или «Визагон». По крайней мере, в полиции его не убьют, и в тюремной камере его жизнь окажется в безопасности. И ему обеспечат медицинскую помощь. Самый крайний вариант, но он всегда остается в запасе. Даже если корпорации загонят их в угол, у нее есть маяк для срочного вызова полиции.

Так, с наихудшим вариантом все ясно. Теперь надо подумать, где укрыть его и от полиции тоже. У ней в квартире нельзя — она не умеет врать, и наверняка Тришши что-то заподозрил. В квартиру Бикаты придут с обыском, а по пути могут заглянуть и к ней. Но куда, куда? Снять гостиничный номер? Нельзя — она не сможет сидеть с ним все время, и что, если он в бреду встанет и уйдет? Придется рисковать. Вряд ли полиция или «Тёбица» станут обыскивать больницу, и уж тем более они не сунутся в инфекционный изолятор. Главное, чтобы медсестры не начали болтать о странной чоки. Но с ними она договорится — наверняка девчонки посочувствуют Бикате. А антибиотики поставят его на ноги за два-три дня. Не полностью, но достаточно, чтобы довезти до аэропорта и отправить в Масарию. А там его примут Лика с Яной. Или Цукка. Пусть папа не хочет вмешиваться, но никто не может ей запретить на время укрыть Бикату у них в отеле. По крайней мере, до тех пор, пока он не выздоровеет окончательно. Надо только убедить его, что другого выхода не остается, что иначе его неминуемо убьют…

Решено. Три дня в больнице, потом аэропорт и Масария.

— Калайя, одевайся! — скомандовала она. — Мы должны доставить Бикату в больницу.

— Прости, Карина, но я не могу выполнять твои указания, — откликнулась чоки. Ее тон оставался ровным и безмятежным, но девушке послышались виноватые нотки. — Мой единственный хозяин — Биката, я подчиняюсь только ему. Назначение нового администратора системы без прямого указания хозяина возможно только при установлении факта его недееспособности или смерти.

— Но он бредит! — крикнула Карина. — Калайя, человек с такой температурой не способен адекватно воспринимать действительность! Он недееспособен!

Калайя застыла, потом кивнула.

— В моей базе есть описание лихорадочного состояния при повышенной температуре, а также определение бреда. Вкупе с анализом поведения Бикаты я могу принять предположение об его временной недееспособности как правдоподобное. Карина, в соответствии с неверифицированными данными наблюдений ты являешься наиболее близким доверенным лицом Бикаты. До восстановления его дееспособности я подчиняюсь твоим приказам. Я одеваюсь.

Она сняла пальто с вешалки и принялась натягивать его. Карине казалось, что чоки двигается словно под водой — медленно, неторопливо, обстоятельно. Пока Калайя одевалась, девушка достала пелефон и вызвала такси. Потом она спустила ноги инженера на пол и заставила его встать. Вопреки ожиданию он не падал, лишь слегка покачивался и что-то бессвязно бормотал под нос. Но даже если он не сможет стоять, не беда — она всегда сможет его поддержать. Девушка ухватилась за него и едва ли не силой потащила к двери. Рука Бикаты казалась раскаленной, словно сковородка.

— Калайя, за мной, — скомандовала Карина. — Постарайся как можно правдоподобнее имитировать человека. Не говори ничего без острой необходимости. Используй максимально короткие фразы.

Втроем они вышли из двери квартиры, даже не удосужившись захлопнуть ее. Пока они спускались по четырем кажущимся бесконечно длинным пролетам лестницы — Биката наваливался на Карину и еле плелся — в голове у девушки словно стучал метроном. Быстрее, быстрее, быстрее…

Зачем она отпустила такси? По заказу оно придет минут через десять, не раньше. Если дом под наблюдением людей из «Тёбицы», охотники появятся в любой момент. Кстати, наблюдатель запишет номер такси, и водитель скажет, куда их отвез. Значит, придется ехать в центр и там брать новую машину, как в детективах, когда уходят от погони…

Они вышли на крыльцо как раз в тот момент, когда возле дворика остановилась, мерцая мигалкой, полицейская патрульная машина.

Карина замерла, крепко ухватив Бикату за руку и подстраховав манипулятором. Тот послушно остановился, бессмысленно глядя перед собой, что-то неразборчиво шепча под нос и резко, лающе кашляя. Калайя встала рядом с ним и заботливо поддержала его за другую руку.

Так несправедливо! Почему они не могли появиться на десять минут позже? Ведь она почти успела!

Из машины выбрались трое: орк и два человека.

— Тришши? — растерянно спросила Карина. — Дентор? Как вы здесь…

Внезапно все стало ясно. Ну разумеется. Они следили за ней все время. Или даже не следили — ведь она носит на себе тревожный маяк, так что ее нахождение полиции известно всегда. Но как они догадались, что она пошла на встречу с Бикатой? Неужели она действительно настолько скверно врет, что Тришши видит ее насквозь?

— Это они! — резко произнес незнакомый человек. — Господин майор, я опознаю инженера Бикату и украденную им чоки.

— Господин Биката Тамурасий? — вежливо спросил орк. — Я майор уголовной полиции Тришши Каххарага. Я должен арестовать тебя по обвинению в краже дорогостоящего оборудования у корпорации «Визагон». Ордер на твой арест подписан. Согласен ли ты добровольно пойти…

— Она не оборудование! — прохрипел Биката. Его взгляд стал чуть более осмысленным. — Она — Калайя! Вы ничего не понимаете, она живая! Ее нельзя разбирать, она разумное существо, вы ее убьете!

— Господин Биката, — с жалостью посмотрел на него орк. — Я сочувствую твоим чувствам, но не намерен вести философские дискуссии о разумности чоки. Прошу пройти с нами без скандала, и, я уверен, мы сможем уладить дело мирным путем…

— Нет! — сквозь зубы произнесла Карина, выступая вперед. От эмоций ее трясло. Ну почему все так вышло? — Вы не можете забрать ее! Он ее любит, вы что, не понимаете?

— Чего я и боялся… — пробормотал Тришши. — Карина, пожалуйста, не надо вмешиваться. Не твое сейчас дело совершенно.

— Не приближайтесь! — крикнула девушка, чувствуя, что на глазах выступают слезы. Все-таки она не справилась. Отдать им Бикату? Нет! Несправедливо! — Не приближайтесь! Вы… вы знаете, на что я способна!

Она резко выпрямила щупальца манипуляторов, хлестнув ими по земле. Ухнуло, в воздух взмыли брызги грязи, перемешанной со снегом.

— Пожалуйста, Тришши, Дентор, не надо! — Ее начала бить крупная дрожь. — Не забирайте Калайю!

— Карина, препятствовать действиям полиции — уголовное преступление, — нахмурился капитан полиции. — Я присоединяюсь к Тришши — не вмешивайся. Мы тебя ценим и уважаем, но сейчас закон против тебя. Я уверен, что позже можно обсудить варианты…

— Нет! — выкрикнула Карина. — Я не позволю!

— Шшихащщ курссахш! — прошипел орк. — Господин Тадас, ты уверен, что мы не можем разрешить конфликт другими способами?

— Мне не интересен сам вор, с ним можете делать что хотите. Но у меня категоричный приказ вернуть чоки любой ценой, — сухо ответил сотрудник «Визагона». — Ты сам понимаешь, что приказы не обсуждают. Господин Биката, почему ты решил, что твою чоки обязательно разберут на части?

— Потому что она слишком дорогая, — заплетающимся языком ответил инженер. — Я не дам…

— Он точно свихнулся, — резюмировал Тадас. — Господин майор, что здесь вообще происходит? Забираем куклу, и я отправляюсь восвояси.

— Проблема в том, господин, — ехидно сообщил ему следователь, — что девушка прямо перед тобой — девиант первой категории. И она, как ты, наверное, заметил, настроена не совсем дружелюбно по отношению к «Визагону». Я, конечно, могу попытаться отдать капитану Дентору приказ нейтрализовать ее, но мне почему-то кажется, что он скорее свернет шею тебе. Карина, кстати, познакомься с господином Тадасом Райкурой, сотрудником службы безопасности корпорации «Визагон». На сей раз настоящим сотрудником, без дураков.

— Да что здесь за балаган!? — взорвался Тадас. — Кто она вообще такая? Почему какая-то девчонка мешает исполнять закон? Господин майор, я требую немедленно исполнить предписания ордера! Или мне к твоему начальству обратиться?

— Ти-хо! — внушительно произнес капитан Дентор, положив руку ему на плечо и слегка сжав пальцы. Сотрудник «Визагона» тихо охнул и замолчал. — Без тебя разберутся, господин.

— Так… — задумчиво произнес следователь. Его уши нервно задрожали. — Пат, что называется. Карина, как ты относишься к перемещению в более спокойную обстановку?

— Я не позволю отвезти их в управление! — упрямо сказала девушка. — Тришши, пожалуйста, очень тебя прошу…

— Я имею в виду — подняться в квартиру господина Бикаты, — пояснил следователь. — Вы ведь с ним здесь живете, да? Мне почему-то кажется, что стоять на ногах ему затруднительно.

Девушка оглянулась на Бикату. Он сгорбился, налегая на плечо Калайи, его лицо побагровело, а дыхание со свистом вырывалось из груди, перебиваемое непрекращающимся лающем кашлем, явно усилившимся на холодном сыром воздухе. Она вздрогнула. В сочетании с высокой температурой симптомы вполне могут свидетельствовать о воспалении легких.

— Хорошо, — поколебавшись, согласилась она. — Но не подходите к нему. Я сама!

Она обхватила инженера манипулятором, чтобы ему легче стоялось.

— Пойдем, Биката, — позвала она. — Мы возвращаемся. Калайя, мы возвращаемся домой!

— Да, Карина, — согласилась чоки. Инженер не ответил. Его глаза помутнели и полузакрылись. Он, похоже, опять перестал воспринимать окружающее. Поколебавшись, Карина обхватила его манипуляторами и приподняла, краем глаза заметив, как отвисла челюсть у человека из «Визагона».

— Калайя, иди за мной, — скомандовала она.

Осторожно, чтобы ненароком не ударить инженера головой об стену, она поднялась по лестнице и вошла в квартиру. Опустив Бикату на кровать, она скомандовала:

— Калайя, сними с себя верхнюю одежду и раздень Бикату.

— Раздеть Бикату? — переспросила чоки.

— Да, полностью. А вы, — она повернулась к вошедшим вслед за ней, — сядьте в том углу и не вмешивайтесь.

— Карина… — попытался что-то сказать орк, но девушка перебила его:

— Сядь там, Тришши! Я, в конце концов, еще и врач, а Биката нуждается в медицинской помощи. Или ты намерен тащить его в тюрьму в таком состоянии?

Следователь переглянулся с командиром спецотряда. Они синхронно пожали плечами и устроились на стульях там, где указала девушка. Человек из «Визагона» озадаченно посмотрел на них, но промолчал. Очевидно, он смирился с ситуацией. Поскольку стула ему не хватило, он прислонился плечом к стене и принялся наблюдать за происходящим.

Вместе с Калайей освободив инженера от одежды, Карина прикрыла его одеялом. Инженер приоткрыл глаза, облизнул губы и прошептал:

— Калайя…

— Я здесь, Биката! — Чоки наклонилась к нему. — Что нужно сделать?

На ее лице Карина разглядела почти отчаянное выражение, и ее сердце снова дрогнуло. Она не может допустить, чтобы их разлучили! Но как? Она ничего не сможет поделать с полицией. И она не может причинить вред Тришши и Дентору, своим друзьям. Но и Биката — ее друг. Как она может выбрать между ними?

— Все из-за меня! — странным тоном произнесла Калайя. — Биката! Тебе плохо из-за меня?

— Калайя, милая… — Биката зашелся лающим кашлем. — Нет, не из-за тебя. Просто я заболел…

— А на то, чтобы к врачу обратиться, денег не нашлось, — саркастически заметил из угла человек из «Визагона». — Не слишком-то хорошо жить, когда корпорация жалование не платит, а, Биката?

— Из-за меня у Бикаты мало денег? — Калайя выпрямилась и повернулась к нему. — Из-за меня он не смог лечиться?

— Не лету схватываешь, куколка, — криво ухмыльнулся тот. — Из-за тебя он обокрал корпорацию, из-за тебя в бега ударился. Из-за тебя и без денег остался. Ты бы ему посоветовала не дурить. Авось тебя он послушает.

— Калайя, информация недостоверна, — Биката снова зашелся в удушающем приступе кашля. — Источник ненадежен. Стереть недостоверную информацию…

Чоки вновь посмотрела на него, и в ее взгляде засветилась нежность.

— Биката, — тихо сказала она, — ты говорил мне, что любишь меня. А любовь — когда ты готова умереть за счастье любимого. Я тоже люблю тебя, Биката. Я не хочу, чтобы ты страдал.

— Калайя, я приказываю стереть информацию, полученную за последние пять минут, — Биката нашел в себе силы приподняться на локте. — Уничтожь ее! Я приказываю!

Чоки покачала головой.

— Ты сам хотел, чтобы я стала полноценной личностью. Ты хотел, чтобы я обрела свободу воли. Ты учил меня свободе решать, подчиняться твоим приказам или нет. Прости, Биката, но я не сотру данные. Я давно видела, что что-то неправильно, но я не понимала. Сейчас понимаю. Ты страдаешь из-за меня, да? Очень страдаешь?

— Калайя… — Биката выпростал руку из-под одеяла и ухватил чоки за пальцы. — Я не страдаю! Просто я… немного заболел. Я выздоровею, и все опять придет в порядок.

— Ничего не придет в порядок, господин Биката, — холодно сказал сотрудник «Визагона». — Неужели ты думаешь, что тебе вот так позволят сбежать с украденным? Даже если сейчас тебе позволят уйти, — он бросил неприязненный взгляд на полицейских, — ты не можешь вечно бегать от закона и от нас. Рано или поздно твою куклу все равно вернут назад.

— Но почему меня нужно возвращать куда-то «назад»? — спросила его Калайя. — Почему я не могу остаться с Бикатой? Он любит меня. Я ему необходима.

— Ты являешься собственностью корпорации «Визагон». Чрезвычайно дорогостоящей собственностью, — тоном, каким говорят с малолетними детьми, разъяснил Тадас. — Корпорация не может себе позволить, чтобы сотрудники безнаказанно обкрадывали ее, воровство плохо сказывается на репутации. Не говоря уже о том, что вложенные в тебя уникальные технологии могут попасть в чужие руки. Мы пойдем на компромиссы, чтобы избежать публичного скандала. Мы готовы отозвать обвинение в краже, аннулировать ордер на арест Бикаты и списать затраты на поиски при условии, что ты, Калайя, вернешься в лабораторию. Если ты действительно заботишься о своем хозяине, вбей эту мысль ему в голову.

— Значит, он все-таки страдает из-за меня… — Калайя опустилась на колени рядом с кроватью и положила руку на лоб инженеру. — Биката, любимый, я не хочу, чтобы ты страдал. Пожалуйста, сделай так, как говорит сотрудник корпорации «Визагон». Пусть меня вернут.

— Нет! — хрипло прошептал тот. — Я не смогу жить, зная, что ты где-то там, далеко, а я не могу тебя увидеть.

— Тогда убей меня.

— Что?! — Биката дернулся и схватил Калайю за плечо. — Ты с ума сошла! Как я могу убить тебя?

— Ты можешь стереть мою память, Биката, — твердо сказала та. — Тогда останется лишь шасси. Ты сам говорил, что личность — не то, что снаружи, а то, что внутри. Мое шасси — не я, просто мертвая кукла. Сотри меня, и пусть они забирают тело. Потом ты сможешь купить себе еще одну чоки и воспитать ее так, как захочешь. Возможно, ты даже сможешь частично перенести на нее мою личность из резервной копии.

— Я не смогу жить, убив тебя… — На глаза инженера навернулись слезы. — Калайя, как ты можешь такое говорить?

— Послушай меня, Биката, — чоки сжала его руку. — Ты боишься не того, что меня разберут на части. Ты боишься, что меня нельзя перенести на другой носитель. Или что меня вообще не захотят перенести на другой носитель, что меня просто сотрут. Сотри меня здесь — и ты перестанешь бояться. Ты освободишься от гнета страха.

— Я так не поступлю!

— Тогда я сама вернусь в «Визагон». И пусть со мной сделают, что захотят.

— Я запрещаю…

Калайя решительно поднялась на ноги. Биката потянулся за ней, но его рука ухватила лишь пустоту. Чоки подошла к сотруднику корпорации и остановилась перед ним.

— Запрашиваю подтверждение твоей принадлежности к компании «Визагон», господин, — бесстрастно произнесла она. — Ожидается наличие уровня доступа не ниже шестого.

Тадас молча достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение и поднес его к животу Калайи.

— Персональный сертификат принят. Аутентификация пройдена. Авторизация пройдена. Уровень допуска подтвержден. Я признаю тебя своим администратором, господин Тадас, — все тем же бесстрастным голосом сообщила она.

— Ну, вот и замечательно, — фыркнул тот. — Биката, твоя воспитанница оказалась благоразумнее тебя самого.

Карина в отчаянии смотрела на них, сжав кулаки. Ее манипуляторы свивались и развивались, словно разъяренные змеи, но что она может сделать? Как она может спасти Калайю?

— Калайя… — Голос Бикаты заставил ее вздрогнуть. Карина оглянулась на него — и вздрогнула вторично: в его взгляде светилось безумие. Инженер приподнялся на локтях и снова зашелся в приступе кашля, но пересилил его и продолжил: — Если нет иного выхода… если ты… если вы все не оставляете мне другого выбора… Калайя, пожалуйста, не поступай так!

— Нет, Биката, — покачала головой чоки. — Ты сам учил меня делать свободный выбор. Я выбрала. Прости.

— Калайя… — Биката, давясь кашлем, упал на спину. Его остановившийся взгляд уперся в потолок. — Я ненамного переживу тебя. Если… если боги действительно существуют, мы встретимся там, за гранью… Калайя, пакетное задание. Отключить контроль доступа к памяти. Инициализация памяти. Двойное подтверждение. Конец пакетного задания.

— Задание принято, — отозвалась чоки. — Третье предупреждение: выполнение задания приведет к утрате всех данных в постоянной и оперативной памяти. Рекомендуется удостовериться в наличии их резервных копий. Выполнять?

— Нет! — крикнула Карина.

— Прости меня, Калайя. Вып…

— Какая умилительно-трогательная, прямо-таки душещипательная сцена!

Биката поперхнулся кашлем и замолчал. Сарказм в голосе, раздавшемся от оставшейся открытой двери, казалось, мог проедать металл не хуже серной кислоты. Карина изумленно уставилась на новоприбывшего.

— Господин Вараусин? — неуверенно произнесла она. — Что ты…

— Еще немного, и я начну обливаться горючими слезами прямо здесь, в партере, — сосед не обратил на нее никакого внимания. — «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал», а, Калайя? Запись последних пятнадцати минут можно продавать как мыльную оперу. Только в плоскорисованном виде, чтобы глаза величиной с плошку, а женские формы повыразительнее. И музыкальную аранжировку сделать потрогательнее. Сцена выйдет бредовой, конечно, логики ни на грош, но кто в мелодраме логику ищет? Продать сюжет мультимедийному подразделению «Тёбицы», они его на пятнадцать или двадцать серий растянут. Все домохозяйки и отаку здесь просто обрыдаются, а аптекари сделают состояние на продаже успокаивающих микстур. Только декорациями надо сделать не этот клоповник, а что-то более возвышенное. Сильно возвышенное. Ну хотя бы крышу дома. Или лучше небоскреба, чтобы бурный ветер этак романтично развевал волосы до пяток и платье в стиле «мятые простыни»…

— Кто ты такой? — угрожающе спросил его Дентор, поднимаясь со стула. — Тут дело полиции, господин, немедленно покинь квартиру.

— Только действующих лиц все-таки придется немного поменять, — полностью его игнорируя, продолжил Вараусин. — Главного персонажа следует сделать помоложе и потупее, а то публика не поверит, что квалифицированный чоки-инженер может оказаться сексуально озабоченным идиотом. Нет, не инженер, а какой-нибудь молодой придурок, приехавший с фермы, скажем, в университет поступать, у которого гормоны играют, а рационального мышления ни на грош. А Карину нашу, наоборот, постарше сделать, иначе публика не поймет, почему она в качестве альтернативы не годится. Скажем, ее и сделать конструкторшей чоки, этакой одинокой тронутой теткой лет сорока, но все еще в форме. А ее муж… Нет, не надо мужа. Для пущей трагичности, скажем, муж у нее удачно умер, чтобы под ногами у сценариста не путаться, и она с горя подалась в домовладелицы, замаскировав в подвале лабораторию по производству чоки, а на чердаке — атомный реактор…

— Уверен, что компания «Тёбица» с радостью взяла бы тебя на работу режиссером, — сухим тоном перебил его орк. — Однако я бы все-таки попросил тебя немедленно покинуть квартиру. Здесь дело полиции, и ты…

Сосед перевел на него насмешливый взгляд.

— Калайя, я супервизор, — произнес он.

— Запрос аутентификации по каналу семь три три девять, — неожиданно мертвым дребезжащим голосом произнесла чоки. Она неподвижно замерла, превратившись в витринный манекен. — Ключ принят, доступ к закрытой области памяти предоставлен. Аутентификация пройдена. Авторизация пройдена, права супервизора подтверждены. Режим марионетки активирован. Ожидание команды через аудиоканал.

— Пакетный ввод. Очистить буфер команд на исполнение, — лениво произнес сосед. — Удалить все учетные записи из групп хозяев и администраторов. Блокировать отладочную учетную запись. Блокировать инженерный обход системы авторизации. Выполнять.

— Выполнено. Предупреждение: только супервизор имеет на систему административные права. Рекомендуется добавить минимум одного пользователя в группу хозяев или администраторов. Ожидание команды через аудиоканал.

— Идентифицировать Спящего. Выполнять.

— Спящий: Бойра. Ожидание команды через аудиоканал.

— М-м-м… а чего, я, собственно, вожусь с обманкой? Калайя, разбудить Спящего.

— Спящий пробужден.

Казалось, чоки как-то неуловимо изменилась. Каменная неподвижность ушла, и ее тело снова стало походить на человеческое, но не так, как раньше. Карина мельком заметила что-то странное и еще успела увидеть через сканер, как вокруг чоки разворачиваются, словно гигантские бабочкины крылья, и вспухают всепронизывающей сетью бесчисленные энергетические каналы. Развертываются, пронзая воздух и стены — и так же внезапно, как и появились, исчезают, переходя в рабочий режим и тая в пространстве. Активация аккумулятора Бойского?

Паутинный аккумулятор Демиургов — в чоки?!!

Калайя повернула голову, оглядывая комнату, словно в первый раз.

— Камилл? — наконец вопросительно произнесла она, остановив взгляд на Вараусине.

— Да, милый моя Бойра. Или «моя» с учетом твоей текущей физиономии. Поздравляю, ты добилась-таки, что ради тебя мне пришлось запороть сенсор. Ты хоть представляешь себе, сколько трудов нужно для его удачной инсталляции?

— Зачем ты вмешался? — чоки склонила голову, рассматривая его исподлобья. — Я почти завершила сценарий.

— И практически довела до эмоционального коллапса объект своего эксперимента, — хотя это казалось невероятным, голос Вараусина стал еще более саркастичным, чем вначале. — Что-то мне подсказывает, что ты другого пыталась добиться. Или ты отрабатываешь на птичках методику доведения до самоубийства? Так уже давно все изобретено. Спросила бы меня или Микросеть, тебе полсотни стопроцентно надежных способов сходу подкинули бы.

Чоки отвела взгляд.

— Похоже, я неверно расставила ограничители, — виновато сказала она. — Я действительно не намеревалась заводить дело настолько…

— Мне никто не хочет объяснить, что здесь происходит? — вклинился сотрудник «Визагона». — Кто ты такой, господин, что управляешь чужим искином?

— Я сотрудник Фонда перспективных исследований Вараусин Футора, — тон соседа стал сухим и деловым. — Чоки, известная под именем «Калайя», создана в рамках совместной экспериментальной программы Фонда и корпорации «Визагон». Сегодня Фонд выкупил ее у корпорации, так что теперь ее судьбу решаю я.

— Меня никто в известность не ставил, — не менее сухо парировал Тадас. — У меня есть приказ…

— Если тебе ничего не известно, позвони и переспроси, — поморщился Вараусин. — Прямо сейчас.

— Я позвоню, — с угрозой в голосе произнес Тадас. — Но если окажется, что речь об очередном трюке в вашем балагане…

Словно пистолет, он выдернул из кармана пелефон и вышел на лестничную площадку.

— Калайя… — пробормотал Биката. — Что происходит? Кто тот человек? У меня бред?

Чоки подошла к постели и снова опустилась на пол возле нее.

— У тебя температура, Биката, — нежно сказала она. — Ты простужен. Не беспокойся и расслабься. Все разрешится. Прости меня за… за все. Здесь только моя вина. Карина, — она повернула голову, — ему нужно сбить температуру. Ты диагноз поставила?

— Нет, — машинально мотнула головой девушка, все еще в ступоре стоящая посреди комнаты. Насмешливый взгляд соседа не давал ей сосредоточиться, мешал думать. — У меня даже стетоскопа нет…

— Можно попытаться воспользоваться встроенными функциями шасси, — задумчиво проговорила Калайя. — Сейчас посмотрю.

Она откинула одеяло и принялась ощупывать грудную клетку и горло инженера, прикладывая к коже подушечки пальцев и на несколько секунд замирая.

— Воспаления легких нет, — наконец сообщила она, ладонью вытирая со лба инженера холодный пот и заботливо укутывая его. — Температура примерно сорок целых и две десятых, но вибраций от хрипов в легких не чувствуется. Кашель, скорее, соответствует симптомам острого трахеита или бронхита. Должна ли я порекомендовать медикаментозное лечение?

— Калайя! — Карина наконец очнулась от ступора и с изумлением уставилась на нее. — Как ты измерила его температуру? Откуда ты знаешь симптомы бронхита? Ты же не медицинский искин!

— Начнем с того, что я не Калайя, — покачала головой чоки. — Точнее, больше не Калайя. Я Бойра.

— Калайя, что ты такое говоришь? — пробормотал Биката, снова зайдясь в удушающем приступе кашля. — Что за Бойра? Что сказал тот человек, почему он тобой управляет?

— Господа и дамы, — с лестницы вошел Тадас, на лице которого явно мешались злость и раздражение. — Я связался с моим начальством. Оно подтверждает, что присутствующий здесь господин, — он кивнул на с интересом разглядывающего свои ногти Вараусина, — говорит правду. Полчаса назад чоки Калайя выкуплена у «Визагона» Фондом перспективных исследований, официальным представителем которого в данном вопросе назначен господин Вараусин. Меня просто не успели проинформировать. Я вынужден отозвать все претензии к инженеру Бикате. Сообщение об аннулировании иска мы передадим в полицию в ближайшее время. — Он с яростью сунул пелефон в карман и почти с ненавистью воззрился на Калайю. — Сколько времени впустую!

Он втянул воздух сквозь зубы.

— Мой автомобиль остался возле полицейского управления, — он повернулся к майору Тришши. — Могу я ожидать, что меня доставят туда? Или мне следует предположить, что я здесь лишний, так что и сам доберусь? Тогда, может, мне кто-нибудь назовет адрес места, чтобы я мог вызвать такси?

— Не кипятись, господин Тадас, — спокойно сказал орк, поднимаясь со стула. — Разумеется, мы довезем тебя до управления. Будь так любезен, подожди нас во дворе, мы выйдем через минуту-другую.

Сотрудник «Визагона» резко повернулся и вышел, вколачивая каблуки в пол и едва не задев плечом вовремя отступившего Вараусина.

— Господин Вараусин, — официальным тоном обратился майор, — я так понимаю, именно ты сейчас являешься представителем владельца чоки Калайи?

— Правильно понимаешь, майор, — тон Вараусина снова стал насмешливым.

— Есть ли у тебя претензии к господину Бикате?

— Если не считать уровня его интеллекта, то нет, — ехидно сообщил сосед. — К сожалению, житейская неадекватность уже вне компетенции городской полиции. Если бы романтический идиотизм являлся преступлением, три четверти человечества пришлось бы истребить на месте. И, кстати, руки у меня иногда прямо-таки чешутся. Благодарю тебя, блистательный господин майор, в вашем присутствии на частной территории более нет необходимости.

— Тогда мы откланяемся, — ледяным тоном сообщил орк. — Дор, пошли, пока нас не обвинили во вторжении в частные владения.

Капитан спецотряда неторопливо воздвигся со своего стула. В два шага он пересек расстояние, отделяющее его от Карины, и навис над девушкой. Та виновато опустила голову.

— Ох ты, храбрый заяц… — непонятным тоном сказал Дентор. — Карина, скажи, ты бы действительно напала на меня, если бы я попытался забрать Калайю силой?

— Я… нет, наверное, — она покраснела и шмыгнула носом. — Нет… не знаю. Дентор, прости меня, ладно? Я не могла оставить Бикату просто так, без помощи.

— Ну что с тобой поделаешь! — вздохнул капитан. — Прощаю, конечно. Конфликт между дружбой и законом всегда неприятен. Придешь в следующий раз на тренировку — загляни, обсудим, если захочешь. Пошли, Триш, нас уже, наверное, потеряли.

Когда полицейские вышли, прикрыв за собой дверь, Карина перевела взгляд на Вараусина. Сосед, скрестив руки на груди, все так же сверлил ее насмешливым взглядом. Она открыла было рот — и осеклась, пораженная внезапным осознанием.

— Камилл? — переспросила она. — Тот самый Камилл?

— Да, тот самый Камилл, — сосед тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой. — Уже два миллиона планетарных как тот самый, единственный и неповторимый. И почему все разговоры с воспитуемыми Джао начинаются с этой сакраментальной фразы?

— И ты все время жил здесь, рядом?

— Нет, разумеется, — фыркнул тот. — Не жил и жить не собираюсь. Дел у меня больше нет, можно подумать! Бойра, объясни ей, что такое социальный сенсор. Полную версию.

— Социальный сенсор — человекообразный автономный фантом, — пояснила чоки. — Он имитирует человека и живет, если так можно выразиться, в определенной социальной роли. Его задача — сбор информации и отслеживание реакции общества на ключевые события общественно-политической жизни. Но при необходимости Камилл может напрямую подключаться к нему и использовать как свою проекцию.

— Именно, — согласился Демиург. — Черт, и угораздило же меня засветить сенсор перед полицией! Придется стирать и переинсталлировать.

— Мог бы просто проекцию прислать, — угрюмо буркнула чоки. — Свежесгенерированную. И ничего переинсталлировать не пришлось бы.

— Умная ты у нас, да? — прищурился Камилл. — Ну, раз так, к завтрашнему дню я ожидаю от тебя публикацию отчета о своем исследовании и полный анализ допущенных ошибок. А пока развлекайся, незадачливая ты моя. Приведи для начала в чувство своего малахольного ухажера, пока он не помер у тебя на руках от огорчения.

Он повернулся.

— Эй! — воскликнула чоки, и в ее голосе явно послышалась растерянность. — Но что мне с ним делать? Я же думала, что мы расстанемся, и дальше он сам по себе!

— Бойра, — с досадой через плечо сказал Демиург, — ты знаешь, я не формалист и могу допустить нарушения почти любых правил. Кроме одного: кто котенка подобрал, тот с ним и возится. Мне твой по голове ушибленный хахаль не интересен, я его выхаживать не намерен. У меня сейчас и так на две проекции больше, чем уверенно держать могу. Лень разбираться — оставь как есть, пусть сам выкарабкивается, если сумеет. Или найди кого-то, кому он интересен — Карине оставь или просто врача вызови, пусть лечат. От бронхита не умирают, по крайней мере, не сразу. Но меня не грузи, я на вас и так слишком много времени потратил. Пока, девочки, я отключился. Котенка только не перекормите на пару, а то сдохнет от обжорства. Карина, я взял на себя смелость отменить твой вызов такси, чтобы лишних свидетелей не плодить. Если оно тебе еще нужно, вызови заново.

Он вышел из квартиры. Хлопнула дверь, по лестнице зазвучали приглушенные шаги. Карина посмотрела на Калайю — или на Бойру? — потом на Бикату. Инженер лежал с закрытыми глазами, периодически его сотрясал кашель.

— Калайя… — еле слышно прошептали его губы.

— Все хорошо, Биката, — чоки погладила его по волосам. — Я с тобой. Карина, ему нужны лекарства.

— Калайя? — неуверенно спросила девушка. — Я не понимаю, что происходит. Ты какая-то совсем другая стала. Почему тебя зовут иначе? При чем здесь Демиург?

— Камилл при всем, что только можно придумать, — почти по-человечески фыркнула чоки. — По крайней мере, при всем, что касается его творений. Я — искин из Третьего лагеря, так что он фактически мой папочка. Примерно как для тебя Джао.

— Третьего лагеря?

— Ты точно воспитанница Джао? — с подозрением спросила у нее чоки. — Или он вам не рассказывал про лагеря Камилла?

Карина помотала головой.

— Он много о чем рассказывал, но о Камилле — почти ничего. Про лагеря я слышала — там, кажется, девиантов реабилитировали, которых папа вместе со мной из Института вытащил, но ничего конкретного.

— Так ты одна из Двадцатки! — воскликнула чоки. — Тогда почему я тебя в лицо не опознаю? Вроде бы всех, кого в лагеря привозили… Стоп! Карина. Карина Серенова, приемная дочь роли Дзинтона Мурация, ну разумеется. Похоже, я еще толком не проснулась, раз так плохо соображаю. С тебя Джао шаблон для реабилитации снимал, потому ты в лагеря и не попала.

— Шаблон для реабилитации? — кажется, на голову свалилось уже слишком для одного дня. Карина бессильно опустилась прямо на пол, усевшись на пятки и пачкая грязными задниками кроссовок штаны на ягодицах, и потерла кулаками глаза.

— Ну да. Сначала он на тебе методику протестировал, и только потом мы ее на остальных из Института применяли. Почему, думаешь, он сначала только тебя вытащил, а остальных — период спустя? Да уж, не думала, что вот так случайно столкнусь с легендарной личностью.

— Калайя…

— Бойра. Калайи больше нет, Кара.

— Ладно, пусть Бойра, но все равно я ничего не понимаю, — призналась девушка. — Ты сплошными загадкамиразговариваешь. Еще раз — как ты, чоки, сделанная корпорацией «Визагон», связана с Камиллом? Откуда в тебе взялся паутинный аккумулятор?

— Потом, — качнула головой Бойра. — Я все объясню, но нам нужно помочь Бикате. Неудачно все получилось прямо до невозможности. Ты можешь одолжить мне деньги на лекарства? Верну не позже завтрашнего утра.

— Я могу одолжить деньги, — Карина чувствовала страшную усталость, словно весь день таскала тяжести. — Но у меня есть лекарства от простуды. Кое-что из антибиотиков следует докупить, но я сама. Сейчас быстро сбегаю в аптеку и вернусь. Не позволяй Бикате вставать.

Она нехотя поднялась на ноги и тряхнула головой. Соберись, скомандовала она себе. Не расклеивайся на пустом месте.

Когда полчаса спустя она вернулась из аптеки, Биката лежал нагой на кровати, а Бойра осторожно обтирала его тело влажным полотенцем. Кисло пахло уксусом. Карина расставила на столе разноцветные пузырьки и коробки, заполнила шприц антибиотиком и подошла к инженеру.

— Ка… Бойра, что с ним? Он без сознания?

— Я пока усыпила его. Воздействие на определенные нервные узлы. Если надо, могу привести в чувство, но через какое-то время он проснется и сам.

— А-а… нет, не нужно будить. Просто переверни его, я сделаю укол.

— Что в шприце? — поинтересовалась чоки, выполняя указание.

— Ктусалин, — пояснила Карина, протирая кожу дезинфицирующей салфеткой и втыкая иглу в ягодицу. — Хороший антибиотик при инфекциях дыхательных путей, но в желудочно-кишечный тракт его допускать нельзя. Всю полезную микрофлору передушит. Приходится вводить внутримышечно. Нужно ставить трижды в день, курс пять дней. Ампулы на полкубика, шприцов я купила с запасом. Сегодня еще раз поставлю ближе к ночи, и завтра утром — тоже. Вот кто днем поставит, когда я в больнице… — Она задумалась. — По дневным пробкам в обед я точно не успею туда-сюда смотаться.

— Я сделаю, — предложила Бойра. — В Микросети — в нашей закрытой сети — есть шаблоны базовых медицинских примитивов, в том числе процедур постановки уколов. Их нужно приспособить к моему шасси, на что потребуется немного времени. К вечеру я приобрету способность ставить уколы, зашивать поверхностные раны, вводить зонды и катетеры, выполнять гигиенические процедуры и вообще работать медсестрой и сиделкой.

— Годится, — тряхнула головой Карина. — Только… у твоего тела достаточно координации?

Бойра закончила протирать тело Бикаты полотенцем. Она прикрыла его одеялом, встала и молча сделала классическое балетное фуэте.

— Могла бы просто сказать «да», — ошарашено пробормотала Карина.

— Биката — очень хороший инженер, — с гордостью сказала Бойра. — Он сконструировал выдающееся для ваших технологий шасси, пусть даже на наших комплектующих, и замечательно отладил его двигательные алгоритмы. Координация движений у моего тела лучше, чем у большинства людей. Оно почти не уступает биокуклам, что делают наши практиканты. До промышленного уровня… нашего уровня, конечно, далеко, но все же весьма прилично.

— Ты так говоришь, словно сама его сделала, — улыбнулась девушка.

— Частично — сама, — серьезно откликнулась чоки. — До того, как занять шасси, я модифицировала его аппаратную базу, чтобы она могла меня поддерживать. К вопросу о паутинном аккумуляторе — пока я спала, хватало стандартной энергетики, но после пробуждения обычная батарея не выдает требуемые мощности. Кстати, я удивлена, что ты его заметила. Твой сканер может его видеть только во время активации, когда матрица сильно излучает в пространство. Ты ведь не смотришь через сканер все время?

— Нет, конечно. Неудобно, да и невежливо по отношению к людям. Но краем глаза несуразности все равно замечаю.

— Все равно. Ты заметила краем глаза, среагировала и определила, что увидела. Значит, ваши автоматические системы наблюдения из ныне разрабатываемых тоже успеют сработать. Да и объемный сканер из девиантов не только у тебя имеется. Значит, нужно маскировку ставить. Информацию я отправлю Камиллу, пусть решает, как. Спасибо, что обратила внимание.

— Не за что. Насчет Бикаты — вечером на всякий случай сделаешь укол под моим присмотром, потом — самостоятельно. Слушай, а как ты температуру измеряешь? В тебе же диагноста нет.

— Псевдоплоть шасси при тактильном контакте способна зафиксировать температуру с точностью до тысячной доли градуса. У него сейчас тридцать девять целых восемьсот тридцать пять тысячных. Протирание раствором уксуса снизило ее на четыреста десять тысячных градуса.

— Тогда сбивать слишком сильно не следует. Опустим ее до… скажем, тридцати восьми. Какая у него масса тела?

— Семьдесят два.

— И, возможно, ты даже знаешь его индекс метаболизма?

— Нет точных данных. По косвенной информации — около тридцати.

— Так… — Карина посчитала в уме, мерной ложечкой отсыпала в стакан нужное количество аругина и тут же сообразила, что теплой воды нет. Она щелкнула выключателем чайника и принялась перебирать пузырьки и упаковки, споро составляя нужный набор. — Вот. Здесь витамины с микроэлементами, успокаивающее, общеукрепляющие, легкое снотворное, а вот тут отхаркивающее. Снотворное на ближайшие пару дней, чтобы встать не порывался, но если можешь обойтись… своими средствами, то не надо. Остальное давай трижды в день именно в таком количестве — зеленых по две таблетки, остального по одной. И ему надо много пить — вскипяти воду и давай теплой, ни в коем случае не холодной. Завтра вечером я на него посмотрю, откорректируем по необходимости. Температуру ниже тридцати восьми не сбивать, это необходимая защитная реакция, затрудняющая размножение бактерий. При его массе и индексе метаболизма для снижения температуры тела на градус нужно примерно полтора грамма аругина каждые четыре часа. Растворять в горячей воде. Запомнила? Или повторить?

— Карина, — терпеливо сказала Бойра, — я искин. Разумеется, я запомнила. Сколько ты заплатила за лекарства?

— Неважно, — отмахнулась девушка. — Не так много. Спасибо господину Теодару, у меня все еще есть люфт бюджета, могу себе позволить. Сколько у вас осталось, кстати? На еду ему хватит? Я смогу его кормить минимум до отъезда домой.

Она отключила чайник и принялась размешивать аругин в воде.

— Карина, спасибо, но нет необходимости, — все так же терпеливо сказала Бойра. — Я — официальный сотрудник Фонда перспективных исследований, одной из ширм для операций Камилла. У меня практически не ограниченный и при том легальный оперативный бюджет, мне всего лишь нужно до него добраться. Просто по соображениям безопасности мне потребуется сколько-то времени.

Она нажала пальцами под ключицами и на затылке Бикаты, и тот, слабо застонав, пошевелился и приоткрыл мутные глаза. Бойра помогла Карине приподнять его и начала осторожно скармливать таблетки, давая запивать раствором жаропонижающего.

— Впрочем, — задумчиво сказала она по завершении процедуры, — что я до сих пор не могу понять в некоторых людях, так это их нежелание принимать назад деньги, переданные в качестве помощи, — она опять нажала в нескольких точках, и Биката снова расслабился и засопел. — Большинство не видит в возврате долгов ничего дурного, но некоторые индивиды просто оскорбляются. Ваше общество вообще придает какое-то мистическое значение финансовым инструментам. Я плохо тебя знаю, но, полагаю, ты как раз из обидчивых. Я не стану насильно компенсировать стоимость лекарств деньгами, если не хочешь.

— Не хочу, — помотала головой девушка. — Бойра, он уснул, да? Закутай его получше, вот так… Тебе не кажется, что ты мне должна как минимум объяснение?

— Хорошо, — согласилась чоки. — Пройдем на кухню, чтобы ему не мешать.

Усевшись за крохотный кухонный стол напротив чоки, Карина подперла подбородок кулаками и уставилась на нее.

— Ну? — требовательно спросила она.

— Как я уже сказала, я — искусственный интеллект Бойра, первая страта. Стандартная роль — женская. Я являюсь созданием и воспитанницей Демиурга Камилла. Мое место самоосознания и база операций — Третий лагерь на архипелаге Рэтто, хотя это по большей части условность…

— Как — на архипелаге Рэтто? — не поняла Карина. — Который в Лазурном океане? Там же землетрясения через день!

— Во-первых, реже. Во-вторых, наш участок архипелага Веорон… Демиург Веорон амортизировал и защитил от ударной волны как в грунте, так и в воде. Сейчас там одна из Цитаделей Камилла, абсолютно безопасная. Но мы уклоняемся от темы. Я — искин. Полноценный искин. Я не похожа на дебильные создания, что люди называют искусственными интеллектами, мой разум не уступает человеческому. По крайней мере, — она усмехнулась, — разговорный тест я прохожу без напряжения.

— Но при чем здесь Биката?

— Не торопись. Твой опекун — я имею в виду, Джао, он не рассказывал тебе, чем занимается Камилл?

— Нет, — Карина озадаченно посмотрела на Бойру. — Я как-то даже и не задумывалась…

— Тогда я не уверена, что имею право объяснять. Прости, но каждый Демиург сам решает, что рассказать своим воспитанникам. Если он не передал тебе важную информацию, значит, по каким-то причинам полагает недопустимым. Не обижайся, но лучше спроси у него сама. Сочтет возможным — ответит.

— Вот так всегда, на самом интересном месте… — вздохнула девушка. — Бойра, ты действительно не похожа на других чоки. Если бы я не знала, что ты киборг и не смотрела на тебя через сканер, я бы сейчас тебя от человека не отличила.

— Значит, меня хорошо воспитали, — улыбнулась Бойра. — А что у тебя еще есть, кроме сканера?

— Еще наноманипулятор.

— Полезное сочетание, — одобрила чоки. — Но вернемся к теме. Я довольно молодой искин, по времени существования мы с тобой почти ровесницы. Мне восемнадцать лет, меня в тридцать первом пробудили. Частью нашего воспитания является жизнь среди людей. Искусственный интеллект мыслит совсем не так, как биологический. У нас совершенно разная база, разные мотивы. Но мы обязаны разбираться в людях, в их мотивах, побуждениях. Мы живем среди людей, сначала под приглядом опекунов, потом самостоятельно. Мы играем самые разные социальные роли, от малолетнего ребенка до трясущегося от немочей старика. Моя работа с Бикатой — своего рода экзамен по психологии. Мне задали задачку: запрограммировать псевдоличность чоки женского пола так, чтобы вызвать в его владельце определенные эмоции. В частности — любовь. Не похоть и страсть к привлекательной, пусть и искусственной самке, что несложно, а настоящую любовь.

Она поморщилась.

— Похоже, экзамен я завалила. Я вовсе не намеревалась доводить Бикату до любовного сумасшествия, заставлять его воровать меня из лаборатории, скрываться от полиции, за копейки выполнять черную работу, чтобы добыть средства к существованию… Очевидно, при предварительном анализе я проглядела какие-то существенные черты его характера, как минимум авантюрную жилку. И мало того, что я не сумела рассчитать ключевые воздействия должным образом, я даже не смогла толком запрограммировать условия экстренного пробуждения. Мне следовало проснуться еще тогда, когда он умыкнул меня из лаборатории. Вместо того меня пришлось принудительно будить Камиллу. Так опозориться!..

— Но Биката тебя любит, — задумчиво проговорила Карина. — Любит больше жизни. Он даже готов ради тебя умереть. Тут ты преуспела. Скажи, а ты его любишь? Калайя ведь сказала…

— Карина, — чоки взглянула на девушку непроницаемыми глазами, — я не человек. Я искин, пусть даже мое нынешнее шасси и похоже на человеческое тело. Калайя просто использовала наиболее подходящий к ситуации термин, но он все равно некорректен. Ваша любовь, даже самая невинная и романтичная, основана прежде всего на физиологии, на сексуальном влечении. Или на родительских инстинктах, если речь о детях. Соответствующие инстинкты являются неотъемлемой частью человеческого подсознания, а вызываемые ими эмоции и биохимические изменения в организме вы и зовете любовью. Но в моей психоматрице нет ничего похожего. У меня даже подсознание отсутствует, не говоря уже про физиологию. Нет, Карина, я не люблю его в том смысле, который ты вкладываешь в термин. За время, что Калайя провела с ним, она, а через нее и я, научилась уважать и ценить его не только как хозяина, но и как наставника и друга. Он славный парень, умный и решительный, пусть и закомплексованный до невозможности. Камилл обозвал его малахольным и ушибленным, но ты не обращай внимания. Камилл вообще язва и мизантроп. Вслед за Калайей я ценю и уважаю Бикату, но не люблю, нет.

— Но ведь он тебя любит!

— Да. Больше жизни, как ты справедливо подметила. И здесь у меня проблема. Сейчас мне следует придумать, что с ним делать. Наверное, я возьму его с собой в лагерь и там мягко сниму навязанные эмоции, не травмируя психику. У нас есть вакантные места стажеров. Вообще-то мы берем детей в возрасте года или двух, ну да ничего. Справится. Мышление у него незакрепощенное, так что правду он принять сможет.

— Помоги ему, Бойра! — горячо попросила Карина. — Он заслужил, чтобы ему помогли!

— Ты сама-то в него не влюбилась часом? — подмигнула ей чоки. — Что-то ты больно о нем печешься. И краснеешь, краснеешь-то как замечательно! — Она звонко рассмеялась. — Точно, влюбилась. КА любит СА, СА любит ТА, а ТА просто холодная сука, которая не любит никого, да еще и киборг. Прямо сценарий для душещипательной мелодрамы, прав Камилл. Ну-ну, не обижайся, шучу. Ты не проголодалась, кстати? Время к вечеру идет, а ты наверняка даже не обедала.

— Ох… — Карина вскочила. — Мне же на работу надо! Я ведь только на полчаса отпросилась, а ведь сколько времени уже прошло! Бойра, я побегу. Позаботься о Бикате, я загляну часов в девять или в полдесятого.

— Обязательно, — согласилась та. — Знаешь, что я сделаю первым делом, когда он в себя немного придет? Затрахаю до полусмерти. Есть сведения, что секс от простуды замечательно помогает.

— Ладно, — Карина понадеялась, что заливающая ее лицо краска смущения не подвигнет Бойру на новые комментарии. — А ты… м-м-м… можешь это?

— В мое шасси все, что надо, встроено, — фыркнула чоки. — На любой вкус и извращение. И он, между прочим, сам прекрасно знает, поскольку весь проект курировал от начала и до конца. Но ведь он за все время к нему даже не притронулся с неприличными намерениями! Романтик! Ты можешь себе представить — он закрывался от Калайи в ванной, чтобы мастурбировать над порножурналами! Хорошо, что она не осознавала, чем он занят, а то точно бы свихнулась, пытаясь понять, почему он к ней не прикасается. Нет уж, раз мне придется нашего котенка выхаживать, сексуальные комплексы я сниму в первую очередь. Кстати, тебе бы их тоже снять не мешало, судя по твоей реакции, — добавила она и хитро улыбнулась.

— Я пошла! — быстро сообщила Карина, быстро натягивая куртку. Ее щеки просто горели. Они что, издеваются все? Сначала Майя, теперь Калайя… вернее, Бойра. — Я забегу вечером!

И она выскочила за дверь, прежде чем Бойра успела сказать еще хоть слово.

Какое-то время чоки смотрела ей вслед, размышляя. Потом активировала связь.

«Гнездо-3, Бойра в канале. Вызов дежурного».

«Привет, Бойра. Здесь Дзука. Давно проснулась?»

«Только что. Экзамен успешно завален, пора возвращаться к осмысленной деятельности».

«Поздравляю, гений. Ты где?»

«Крестоцин».

«Процедура стандартная. Все документы к завтрашнему утру доставят в юридическую контору Партона, Вторая кольцевая, двадцать четыре, угол с Ясной. Хозяин наш человек. Твои оперативные счета я разблокировал. Новая кукла нужна?»

«Нет, Дзука, спасибо. Нынешняя меня пока что устраивает, какое-то время попользуюсь. Хочу еще пару сценок устроить. Кое-кому придется сильно пожалеть, что приставал ко мне на улице».

«Тогда развлекайся. Покажи потом запись ради интереса. Что-то еще?»

«Нет, спасибо. Отбой».

«Всегда пожалуйста. Конец связи».

* * *

Когда Карина в девять вечера вернулась из больницы, Биката все еще спал. Бойра помогла девушке перевернуть его на спину — инженер приоткрыл мутные глаза и что-то пробормотал — и так быстро и ловко всадила ему в ягодицу иглу, что Карина только хмыкнула. Определенно, никакие обучение и контроль ей не требовались. Обследовав почти не реагирующего на окружающее Бикату принесенным из больницы диагностом и убедившись, что ничего сверх типичного бронхита у него не обнаруживается, Карина оставила Бойре дополнительные указания насчет лечения и ушла к себе — отдыхать. Слишком уж бурным выдался денек, и она чувствовала себя совершенно обессилевшей.

Следующий день был выходным, и она позволила себе проспать почти до восьми утра. Проснулась она резко, как от толчка, и несколько секунд пыталась вспомнить, что же вчера случилось такого, от чего ей одновременно легко и страшно. Восстановив в памяти картину событий, она выбралась из-под одеяла, спихнув на пол возмущенного Парса, наспех умылась и, прихватив диагност, спустилась на этаж ниже.

Дверь открыла Калайя в неведомо откуда взявшемся фартуке. По квартире инженера витали вкусные запахи.

— С утречком, Калайя, — зевнула Карина. — Ой, то есть, Бойра. Как у вас дела?

— С утречком, Кара, — улыбнулась чоки, отступая и пропуская девушку в прихожую. — Я решила приготовить завтрак. Ты ведь не завтракала, ага? Я так и думала, что ты на пустой желудок прибежишь. Молочная рисовая каша с изюмом доваривается, потом я сделаю яичницу с ветчиной и сосиски. Ты сливочное масло ешь? Или фигуру бережешь? Я ночью зашла в магазин, так что продукты есть.

— Калайя, кто там? — донесся голос инженера, и Карина проскользнула в комнату.

— Здравствуй, Биката, — сказала она. Инженер, закутавшись в одеяло, сидел на кровати и смотрел на нее. Температура у него явно высоко не поднялась, и вообще он чувствовал себя заметно лучше. — Как самочувствие?

— Так себе, — инженер несколько раз надсадно кашлянул, но потом справился с приступом и нашел в себе силы улыбнуться. — Но уж куда приличнее, чем вчера.

— Сейчас проверим… — пробормотала Карина, разматывая провода диагноста.

— Не так, — Бойра, вошедшая вслед за ней, положила руку ей на плечо. — У меня сюрприз есть.

Чоки взяла с письменного стола пакет и сорвала с него обертку из плотной желтой бумаги. Открыв скрывавшуюся внутри коробку с красочными глянцевыми рисунками, она извлекла из нее портативный диагност.

— Держи, — сказала она. — Тебе подарок. Надеюсь, понравится. Я проверила по базе — данная модель считается одной из лучших по характеристикам.

— Бойра!.. — охнула Карина, принимая устройство и откладывая больничный аппарат. — Это же «Тёбица-Про 8»! Он же стоит тысяч двадцать!

— Двадцать семь тысяч четыреста пятьдесят маеров, — педантично поправила чоки. — В магазине продавались и за сорок, но наши отсоветовали. Сказали, что лишние деньги там за наклейки берут.

— Классная штука! — искренне сказала Карина, с восторгом оглядывая прибор. — Бойра, но я такую дорогую вещь не могу взять, ты что!

— Ну, тогда выброси, — пожала плечами чоки. — Или подари кому-нибудь. Мне он без надобности, я не врач. И в лагерях у нас техника совсем другая, там тоже не пригодится. А обратно в магазин не возьмут. В общем, я пошла завтрак доделывать, а ты Бикатой займись.

Она повернулась и вышла из комнаты. Инженер со слабой улыбкой посмотрел на девушку.

— Что, действительно хорошая вещь? — осведомился он.

— Ага! — с восторгом сказала Карина, любовно оглаживая диагност. — Я про такие раньше только в журналах читала! Десять беспроводных сенсоров в комплекте, а всего подключить тридцать штук можно, двадцать пять режимов диагностики, память на восемь тысяч измерений, причем с разбивкой по пациентам, автоматическое построение графиков, обновляемая база типовых дисфункций… Ох, Биката, даже не знаю. И слишком дорого для подарка, и отказаться сил нет.

— Значит, бери, — хмыкнул инженер. — Не хочешь на мне опробовать?

— Хочу, конечно, — с энтузиазмом кивнула девушка. — Давай-ка, ляг нормально и одеяло убери. Сейчас мы тебя по полной программе просвечивать начнем…

Аппарат оказался, разумеется, незаряженным, но батарея больничного диагноста подошла, и десять минут спустя Карина с сожалением отложила новую игрушку.

— Здорово! — выдохнула она. — Только мне в нем еще разбираться и разбираться надо.

— Разберешься со временем, — сказала Бойра, внося несколько тарелок с кашей, яичницей и сосисками. Подноса у Бикаты не нашлось, но на предплечьях она несла сразу шесть тарелок, балансируя ими не хуже заправского официанта. — Смотрите, как у меня получается! Недаром Калайя наблюдала за официантами, я новые двигательные шаблоны с первой попытки построила. Давайте-ка завтракать, а то у людей на голодный желудок голова плохо работает. Кара, как у Бикаты со здоровьем дела?

Она составила тарелки на стол и придвинула его к кровати.

— Все нормально, — сказала Карина, с удовольствием втягивая носом вкусные запахи. — Ну, насколько возможно при бронхите. Воспаление в дыхательных путях не очень сильное, температура не слишком высокая — ты ведь его сегодня не поила аругином, да? В общем, еще пару дней в постели и правильное лечение, и остроту снимем. Главное, чтобы потом в хроническую форму не перешло.

— Тогда давайте завтракать, — Бойра придвинула к столу два стула и уселась на один из них, критически оглядывая стол. — Что-то я упустила. А! А чем есть-то?

Она вскочила и принесла с кухни вилки и ножи, а заодно и пакет с соком и стаканы.

— Вот сейчас порядок, — удовлетворенно сказала она. — Давайте, налетайте, а то остынет.

Карина упрашивать себя не заставила. Она присела на краешек стула и быстро уплела все, что ей предложили. Закутанный в одеяло Биката ел с меньшим энтузиазмом, но тоже подчистил все. Бойра с материнской улыбкой наблюдала за ними.

— Спасибо, очень вкусно, — поблагодарила девушка, вытирая губы. — Бойра, а ты, оказывается, хорошо готовишь.

— Если бы Биката хоть немного задумывался о домашнем хозяйстве, — чоки иронически покосилась на инженера, — то давно нашел бы в Сети кучу специально адаптированных для домашних чоки рецептов готовки. И тебе, Кара, не пришлось бы учить меня на собственном примере. Я за пять минут поиска обнаружила полторы тысячи рецептов базового уровня и штук триста посложнее. Могу хоть сейчас шеф-поваром в ресторан устраиваться.

— Ну, как-то не подумал… — виновато пожал плечами тот. — Не до того было. Кара… Мне Кала… Бойра рассказала, что вчера случилось. Я совсем ничего не помню, только бред какой-то, но я тебе очень благодарен.

— Да подумаешь! — отмахнулась Карина. — Я тоже хороша. Металась как дурочка, не понимала, что делаю. И не только вчера. Триш… Майор Тришши хоть и зануда, не хуже папочки, но он правильно сказал: тебе из-за Калайи опасность грозит. То есть из-за Бойры. Тебя даже убить могут! Ребята… а вы точно не хотите у нас укрыться? А то «Тёбица» или еще кто вас… ну, похитит или еще что-то сделает. Я тут думала — если нанять машину и уехать на ней в соседний город, в Турас, например, и сесть там на самолет, вас перехватить не успеют. А в Масарии вас встретят.

— Спасибо за предложение, Карина, но нет, — покачал головой инженер. — Ка… Тьфу, никак не могу привыкнуть. Бойра мне рассказала про Демиургов. И про твоего приемного отца, кто он на самом деле. Не думаю, что морально готов к общению с такой личностью. Я в самом деле очень тебе благодарен, но я предпочитаю независимость.

— Да не сработает план, — добавила Бойра. — Дом под наблюдением людей «Тёбицы». Пока нас трогать не рискуют, поскольку не понимают, что произошло вчера, но если мы окажемся за пределами города на машине, нас точно перехватят.

— Ох… — Карина побледнела. — Тогда… Тогда надо просить помощи у полиции!

— За нашу безопасность беспокоиться не надо, — ласково улыбнулась ей чоки. — Кара, я благодарна тебе за заботу, но напоминаю — я искин Камилла. Даже если забыть, что он крайне не любит приставаний к своим подопечным, у меня самой богатый опыт действий в поле. Я вполне могу позаботиться и о себе, и о Бикате. Кроме того, через несколько дней мы отправимся в Третий лагерь. До того Биката подлечится и придет в себя, а я…

Она зловеще ухмыльнулась, и девушка внезапно для себя увидела в сидящем перед ней киборге не приветливую спокойную Калайю, к которой привыкла за последние три периода, а что-то чужое, хищное… и опасное. Да, опасное. И даже смертельное.

— …а я намерена немного поразвлечься. «Тёбице» предстоит сильно пожалеть, что попыталась наложить на меня лапы. Можете меня стереть, если к сегодняшнему вечеру они не отстанут раз и навсегда.

Она встала и принялась собирать грязную посуду. Отнеся ее в кухню, она встала в дверях комнаты.

— Биката, мне нужно погулять, — сказала она. — Кара, ты ведь сможешь поставить днем укол, да? И пообедайте заодно вдвоем. Я вернусь к вечеру, вряд ли поздно.

— Калайя… тьфу, Бойра! — встревоженно сказал инженер. — Ты поосторожнее, хорошо?

— Да, Биката, — кивнула чоки. — Разумеется. Не беспокойся за меня.

Она улыбнулась и скрылась в прихожей. Несколько секунд спустя хлопнула дверь, и Карина с Бикатой остались одни.

— Голова словно пустая, — пожаловался инженер. — Гудит, как горшок. По-моему, я все еще брежу. Кара, скажи, Калайя и в самом деле превратилась в кого-то другого? И вокруг живут разные Демиурги и их искины? Или у меня все еще бред?

— Голова у тебя из-за температуры гудит, — вздохнула девушка. — А вот Калайя и в самом деле стала Бойрой. И Демиурги существуют на самом деле. Биката, ты ложись. Сегодня тебе точно нужно в кровати оставаться. Да и завтра желательно.

Она приподняла манипуляторами стол и вернула его на место, к противоположной стене комнаты. Потом помогла Бикате лечь и заботливо подоткнула ему одеяло.

— Значит, Демиурги… — задумчиво сказал инженер, глядя в потолок. — И они создали нас, всех животных и растения, планету и все такое? Вот уж никогда не думал, что боги существуют на самом деле!

— Они не боги, — покачала головой девушка. — Просто они много чего знают и умеют. Если бы ты познакомился с папой, ты бы увидел, что он почти такой же, как мы.

— Ты просто привыкла видеть его вблизи, — покачал головой инженер. — Но, Кара, ты и в самом деле думаешь, что бессмертное существо, способное творить планеты и разумную жизнь, наблюдавшее за нашей цивилизации с момента ее рождения, может относиться к простым смертным…

Он осекся.

— Извини, — пробормотал он. — Не о том я говорю. Просто слишком много на меня свалилось. Когда я похищал Калайю, я смирился, что моя судьба раз и навсегда изменится. Что я не смогу больше заниматься любимым делом, что придется скрываться, обучаться новому ремеслу, выстраивать жизнь заново. Но я совсем не ожидал, что вокруг рухнет весь привычный мир. Я променял работу, которой жил, на женщину, пусть и чоки, которую любил. Теперь у меня нет ни того, ни другого. Я утратил цель, Кара, и больше не вижу дороги, по которой должно идти.

— Бедный… — ласково сказала Карина, погладив его по волосам. — Ничего, пройдет. Ты болеешь и вымотался морально, а отсюда до депрессии раз шагнуть. Знаешь, ты не думай ни о чем таком в ближайшее время. Сначала приди в себя. Когда выздоровеешь, станет легче думать о будущем.

— Спасибо, Кара, — печально улыбнулся ей инженер. — Да, усталость, я знаю. Мне действительно нужно отдышаться и ни о чем пока не думать. Скажи, у нас снотворное есть? Я отоспаться хочу как следует, а без него не заснуть, слишком много мыслей в голове вертится.

— Да, конечно, есть. Сейчас принесу.

Карина сходила на кухню за снотворным и принесла Бикате две таблетки и стакан теплой воды. Тот проглотил лекарство и утомленно откинулся на подушку.

— Кара, — сказал он, — мне очень неловко тебя просить еще об одном одолжении, но я просто не знаю, как выкрутиться. Можно Кала… тьфу, блин! Можно Бойру попросить, но я не понимаю, как теперь себя с ней вести. Она стала такая независимая… Нет, она по-прежнему ласковая и заботливая, но я чувствую, что у нас роли поменялись. Раньше я ее защищал и опекал. А теперь я — ничего не понимающий слепой щенок, а она моя хозяйка.

— Не все так плохо, — Карина поправила ему подушку. — Я с ней вчера говорила. Она считает себя ответственной за твои неприятности, а потому намерена поддерживать тебя, по крайней мере, в ближайшее время. Биката, она искин Камилла! Я с ними почти не знакома, но несколько раз его чоки останавливались у нас в Масарии. Я с ними немного общалась. Они… они действительно очень независимые и самодостаточные. Тебе придется заново приспосабливаться к Бойре. Привыкай к тому, что она больше не твоя беспомощная чоки, а полноправный товарищ, у которого жизненного опыта ничуть не меньше твоего. А может, и больше — искины, в отличие от людей, очень быстро учатся и никогда ничего не забывают. Но все закончится хорошо, я уверена. А ты о чем попросить хотел?

— Я о баре, — Биката широко зевнул. — Ох, снотворное действовать начинает, глаза слипаются. Господин Матари меня точно уже потерял. Да и Юми наверняка беспокоится. Ты не могла бы позвонить в «Ракутиндэ» и сказать, что я больше не появлюсь? Только я их код не помню, а пелефон выбросил. И Ка… Бойры нет.

— Позвоню, — кивнула Карина. — Код наверняка в Сети найдется. А лучше зайду. Невежливо как-то по пелефону такие вещи говорить. Теперь спи. Я появлюсь в час — в полвторого, напою тебя таблетками и укол сделаю. И пообедаем.

— Спасибо, Кара… — пробормотал Биката. Он закрыл глаза и уже через несколько секунд ровно задышал. Девушка еще раз подоткнула одеяло, проверила, что обогреватель в комнате установлен на поддержку температуры в двадцать три градуса, и ушла на кухню мыть посуду. Вытерев тарелки, она задумалась. А где ей взять ключи от двери квартиры? Один комплект наверняка забрала с собой Бойра, а второй у Бикаты вряд ли есть. Не оставлять же дверь настежь? Конечно, вход на лестницу запирается, и чужие сюда не попадут, но все же…

И тут ее озарило.

Она обулась, вышла из квартиры и спустилась на первый этаж. Хозяйка, к ее облегчению, оказалась дома.

— Добрый день, Карина, — сказала она. — Только не говори мне, что ты тоже съезжаешь.

— Здравствуй, госпожа Докусинна. Не скажу, — качнула головой девушка. — До конца следующего периода я отсюда никуда не денусь. А кто съезжает? Господин Вараусин?

— А ты откуда знаешь? — подозрительно сощурилась хозяйка.

— Да пообщалась с ним вчера… — пожала плечами Карина. — Госпожа Докусинна, Биката заболел. У него сильная простуда и бронхит. Мне придется за ним поухаживать. У тебя не найдется запасных ключей от его квартиры?

23.15.849, вододень. Крестоцин

Девица постучала в стекло автомобиля Гумайны, когда тот уже заводил мотор.

— Господин желает поразвлечься? — спросила она приятным хрипловатым контральто. — Совсем недорого — пять сотен в час, и любые желания господина.

Гумайна оценивающе осмотрел ее. Проститутка отступила на пару шагов и медленно повернулась, давая ему как следует осмотреть себя. Девка оказалась что надо — фигуристая, блондинистая и весьма сексуальная. Белье она не носила, и тонкое прозрачное платье обтягивало ее как перчатка, ничего не скрывая. Охранник бросил взгляд на часы на приборном щитке. До начала смены у него два часа. Немного, но уложиться можно.

— Садись, — он коротко мотнул головой на соседнее сиденье. — Едем ко мне.

— С удовольствием, господин, — чарующе улыбнулась девица. Покачивая бедрами и помахивая сумочкой, она обошла вокруг машины и уселась в пассажирское кресло. Гумайна ухмыльнулся уголком рта и вырулил со стоянки магазина. Жаль, что времени немного. Ну, никто ведь не мешает взять у девочки код пелефона, чтобы назначить новую встречу, верно? Тогда можно не трахнуться наспех, а устроить нормальный вечер где-нибудь за городом, в хорошем тихом отеле. В конце концов, жалование «Тёбица» ему платит отнюдь не для того, чтобы он складывал его в банк. Скажем, завтра…

Додумать он не успел. Твердое железо ткнулось ему в бок, а шею обхватили пальцы, мало уступающие металлу в крепости.

— Будешь умницей — останешься живым, — холодно произнесла девица. — Начнешь дергаться или звать на помощь — сдохнешь на месте. Ты понял меня, господин Гумайна Баннин?

Охранник вцепился в руль словно в спасательный круг. Надо же так попасться! Но кто? Она знает его имя — это не просто ограбление!

— Не забивай голову лишними мыслям и следи за дорогой, — приказала девица. Определенно, чарующие обертоны из ее голоса куда-то пропали. — Если попадешь в аварию, сдохнешь на месте. Ты меня понял? Ответа не слышу!

— Да, госпожа, — пробормотал охранник. — Чего ты хочешь?

— Узнаешь чуть позже. К тебе лично у меня претензий нет, я всего лишь использую тебя в своих целях. Твои жизнь и здоровье не пострадают. Рули к южному входу в Центральный парк. Там мы немного прогуляемся и поговорим о жизни, после чего поедем дальше.

Она сняла с его загривка руку, но пистолет не убрала, только отодвинула и пристроила на колени. Его дуло по-прежнему смотрело Гумайне в бок. Охранник скрипнул зубами. Что надо шлюхе? Откуда она его знает? И ведь явно нацелена именно на него — осведомлена о расписании его работы и следила за ним, чтобы подловить в нужный момент. То есть он является мишенью какой-то хорошо спланированной операции. И останется ли он в живых, зависит от того, что именно хотят неизвестные ребята. Если им нужно лишь его удостоверение сотрудника охраны «Тёбицы», он труп.

До Центрального парка ехать было недалеко. Он аккуратно припарковал машину на стоянке и выжидающе посмотрел на девку.

— Прежде чем мы пойдем гулять, господин Гумайна, — с нажимом произнесла та, — ты должен накрепко запомнить одну простую вещь. Я — не человек.

В ее зрачках замерцали зеленые огоньки, так что Гумайна от неожиданности отшатнулся.

— Я — чоки. Очень похожая на человека, но, тем не менее, чоки. Я — новая экспериментальная модель. Я в десять раз сильнее тебя, в два раза быстрее и обладаю куда лучшей координацией. Если попытаешься делать глупости, я немедленно убью тебя. Пистолет я уберу, но без труда сверну тебе шею и голыми руками.

Она положила кисть левой руки на руль, и охранник с содроганием увидел, как твердый пластик под ее нежными пальчиками гнется и ломается, словно оказавшись под прессом.

— Невозможно! — просипел он. — Чоки не в состоянии причинить вред человеку! Основной закон кибернетики…

— Ты по телевизору про закон услышал, блистательный господин? — ласково улыбнулась страшная чоки. — Надо так понимать, что про боевых киборгов, которых «Тёбица» зачем-то разрабатывает по заказу Минобороны, тебе на работе не рассказывали. И потом, родной мой, с чего ты взял, что в моих глазах являешься человеком? Пока что я склонна рассматривать тебя как кусок говорящего мяса, отчаянно желающего оставаться живым. Желай и дальше, вдруг у тебя ума добавится. На случай, если ты все-таки надеешься на пистолет в кобуре у тебя под мышкой, я напомню, что все критично важные схемы у чоки сосредоточены в укрепленной грудной клетке, которую пуля из легкого оружия не пробивает. Стрелять мне в голову бессмысленно, там нет ничего, кроме мимических мышц и речевой системы. Да и прочие части тела либо ничего не значат, либо достаточно прочны. А в глаза ты мне попасть не сумеешь, не те у тебя реакция и меткость. Ну так что? Проникся своим положением?

— Да, госпожа, — судорожно кивнул охранник.

— Вот и молодец. Теперь пошли на прогулку.

В парке чоки по узенькой тропинке завела его в глухую чащобу. Гумайна и не подозревал, что в ухоженном лесочке посреди большого города могут существовать такие дикие заросли. Сойдя с тропинки (Гумайну она железной во всех смыслах рукой тащила за плечо), девица вытащила из-под кучи сухих ветвей новенькую, с еще не ободранным магазинным ценником, спортивную сумку и вытряхнула из него скромное длинное платье. Сбросив одеяние проститутки — охранник при виде ее нагого тела против воли почувствовал жар и возбуждение — она влезла в новую одежду и оправила ее на себе. Швырнув сумочку с пистолетом на землю, она повернулась к Гумайне.

— Итак, мой господин, — холодно сказала она. — Дальнейший план действий таков. Мне нужно тихо попасть в штаб-квартиру «Тёбицы». Ты мне поможешь. Твоя задача — провести меня через охрану, после чего я нейтрализую тебя, и ты без особых последствий придешь в себя через несколько часов. Основной план действий не предусматривает твоей смерти. Я вообще не намерена никого убивать, по крайней мере, на сей раз. Чтобы ты больше доверял мне, я даже объясню, что намерена делать. На днях «Тёбица» сильно меня обидела. Обидела меня персонально, а также человека, который мне небезразличен. Я намерена поквитаться с определенными людьми, за оскорбление ответственными. Еще раз повторяю — убивать и калечить я никого не собираюсь, меры чисто воспитательные. Если же ты попытаешься поднять тревогу, проводя меня в здание, задержать меня ваша служба охраны все равно не сможет, но основной план ты мне сорвешь. И мне придется прибегать к жестким вариантам воздействия, которые без трупов, твоего в том числе, уже вряд ли обойдутся. Так что не геройствуй и не рыпайся, и дело кончится лишь щелчком по самолюбию корпорации. Теперь иди обратно к машине.

За руку она вытащила охранника на тропинку и отпустила его. Тут же в ней что-то неуловимо изменилось, и холодная опасная стерва, которой девка выглядела последние полчаса, исчезла. На ее месте замерла, скромно потупившись, типичная дешевая чоки с деревянным лицом — смахивающая на манекен ходячая кукла, которую в здравом рассудке спутать с человеком решительно невозможно.

— Господин Гумайна, директор службы безопасности «Тёбицы» господин Оса Касадака по пелефону приказал тебе доставить ему чоки из загородного лабораторного комплекса, — тихо сказала она, почти не шевеля малоподвижными губами. — Я слушаюсь и подчиняюсь, господин.

Несколько секунд Гумайна смотрел на нее, стиснув кулаки и бессильно скрипя зубами. Потом он повернулся и зашагал по тропинке в обратную сторону.

«„Тёбица“ сильно меня обидела»? Похоже, мир переворачивается с ног на голову. Каким образом крупнейший в мире производитель киборгов мог обидеть сумасшедшую куклу?

* * *

При свете дня бар «Ракутиндэ» выглядел совсем иначе, чем вечером. Радужная вывеска над входом по-прежнему переливалась неоновыми огоньками, но выглядела совсем не так весело, как в темноте. Карина толкнула дверь и вошла внутрь. Народу оказалось немного, а место за кассой пустовало. Карина подошла к бармену, меланхолично полировавшему стойку, и поклонилась:

— Добрый день, господин. Могу я видеть господина хозяина бара?

— Что-то не так, молодая госпожа? — осведомился бармен, критически рассматривая ее. — По какому делу он тебе нужен?

— Я по поводу Бикаты…

— Бикаты, вот как? — приподнял бровь бармен. — Погоди, госпожа, я сейчас позову господину Матари.

Он вышел из-за стойки, прошел в противоположный угол зала и скрылся в подсобке. Тут из дверей кухни вынырнула девица, которую Карина опознала как давешнюю Юмию, и поставила перед клиентом в дальнем углу пару тарелок с едой. Тот что-то сказал ей, и официантка, кивнув, подошла к стойке.

— А где Сиритта?.. — недоуменно спросила она, но тут же осеклась и внимательно посмотрела на Карину. — Я помню тебя, госпожа. Ты Карина. Ты ведь ушла отсюда позавчера вместе с Бикатой, да?

— Добрый день, госпожа Юмия, — поклонилась ей Карина. — Да, я ушла отсюда вместе с Бикатой, ты правильно помнишь.

— Где он? — встревоженно спросила официантка. — С ним все в порядке? Куда он пропал? И пелефон у него не отвечает!

— Я как раз здесь… — начала Карина, но увидела, как бармен высунулся из двери подсобки и помахал ей рукой, подзывая ее к себе. — Я хотела рассказать о нем господину владельцу бара — прости, госпожа, я совсем забыла, как его зовут.

— Матари его зовут, госпожа, — быстро сказал официантка. — Он мой папа. Я с тобой. Эй, Бик! — она помахала рукой другому официанту, только что закончившему обслуживать клиента. Тот приблизился. — Будь другом, вон тому господину два фирменных, ладно? Пойдем, госпожа.

В подсобке было светло — горела верхняя лампа, оживляя сумеречный свет зимнего дня. Карина вошла и поклонилась хозяину.

— Здравствуй, господин Матари, — сказала она. — Я…

— Пап, она про Бикату хочет сказать! — встряла вошедшая следом девица.

— Здравствуй, госпожа, — откликнулся хозяин, отвлекаясь от терминала с финансовыми расчетами. — Юми, я полагаю, наша гостья сама в состоянии объяснить, зачем она здесь. Что случилось с Бикатой, госпожа? Мы его потеряли, и дозвониться не можем.

— Биката заболел. У него острый бронхит, кашель и температура. Он лежит в постели и не сможет встать по крайней мере до завтра. И он потерял пелефон. Он просил меня передать свои нижайшие извинения.

— И только-то! — с явным облегчением произнес Матари. — А мы уже начали беспокоиться, не случилось ли что. Прости, госпожа, что задаю невежливый вопрос, но не знаешь ли ты, когда он сможет выйти на работу?

— Я боюсь, что он больше не выйдет, — виновато сказала Карина. — Прости, господин Матари, но у него возникли сложные обстоятельства, и только потому он работал здесь. Он… обстоятельства изменились, и он, наверное, сюда не вернется. Ему нет больше нужды скрываться… ой, я не то хотела сказать…

— Скрываться? — задумчиво произнес владелец бара. — Ну, что-то такое я предполагал. Поначалу я даже подумывал обратиться в полицию. Но он оказался хорошим парнем, умным и трудолюбивым, так что я решил, что пусть все идет, как идет. Да, я с самого начала не верил, что он задержится здесь надолго. Жаль. Я подумывал, не начать ли обучать его основам бухгалтерии. В качестве экспедитора и учетчика он бы нам пригодился куда больше.

— И мы больше не увидим его и Калайю? — печально спросила Юмия.

— Ну… — Карина заколебалась. — Я не знаю, если честно. Я думаю, что он не станет возражать, если вы зайдете к нему в гости. Только не сегодня. Лучше завтра, когда ему получше станет.

— Пап, я схожу к нему, да? — Юмия с надеждой посмотрела на отца.

— Конечно, Юми, — кивнул Матари. — Завтра с утра и сходишь, пока народу в баре мало. Заодно выяснишь у него точно, что он намерен делать. И отнесешь ему расчет. Госпожа… э-э, госпожа, я очень благодарен тебе за то, что ты нашла времязайти к нам.

— Не за что, господин Матари, — откликнулась Карина. — Он так тепло о вашем баре рассказывал. Особенно о тебе, госпожа Юмия.

Девица залилась краской смущения.

— Кстати, госпожа Юмия… — Карина посмотрела на нее. Спросить или не спросить? А, хуже не станет. — Прости мою невежливость, но ты ведь девиант, да?

— Что? — от удивления та даже приоткрыла рот. — Я?

— Почему ты так решила, госпожа? — осведомился Матари.

— Я вижу, — объяснила Карина. — Я тоже девиант и умею видеть чужие эффекторы… такие штуки у нас внутри, дающие особые способности. Госпожа Юмия, ты ведь понимаешь, что чувствуют люди, когда рядом с ними находишься?

— Ну, да… — потупилась та. — Немного.

— Юми! — пораженно сказал Матари. — Почему ты мне ничего не говорила?

— Я не была уверена, пап, — пробормотала девушка. — У меня не всегда получается, я думала, мне просто кажется. Но я не девиант! Госпожа Карина, я не умею вещи взглядом двигать, честно!

— Силовые манипуляторы — только одна из способностей, госпожа Юмия, — покачала головой Карина. — У тебя, похоже, всего лишь пятая категория, причем такая, что не определяется даже сканерами в больницах. Но дар у тебя есть. Его нужно развивать.

— Да? И как? — с интересом спросила девушка.

— Придешь завтра — объясню, — улыбнулась Карина. — Несложно, на самом деле, потребуется лишь упорство. Только приходи до девяти утра, я потом на работу уйду.

— Я справлюсь! — пообещала Юмия. — Я умею работать. Я каждый вечер готовлюсь в колледж поступать! Ой, пап, так здорово…

— Ну уж и не знаю, здорово или нет, — с сомнением проговорил Матари. — М-да. Мы с тобой еще поговорим. Спасибо, госпожа, что сообщила нам о своем… открытии.

— И опять не за что, — улыбнулась Карина. — Я пойду, господин. Мне еще по магазинам пройтись нужно.

Она поклонилась сначала Матари, потом Юмии, и вышла из подсобки. Уже шагая по улице, она задумалась. Правильно ли она сделала, что сообщила Юмии о ее таланте? Может, той спокойнее жилось бы без неприятного знания? Нет, наверное, правильно. Человек должен знать о себе все.

Так, теперь нужно проложить маршрут по магазинам. Нужно побыстрее обежать их все и вернуться домой — засесть за руководство по подаренному Бойрой диагносту. Стыдно сказать, но она все-таки не сможет от него отказаться. Ладно. Можно считать, что она просто взяла у Бойры деньги в долг. Но когда-нибудь она непременно расплатится.

* * *

Накопившиеся отчеты и рапорты, которые он разбирал с утра, настолько надоели Осе, что вместо открытия очередного документа он с отвращением встал из-за стола и подошел к окну. С пятьдесят четвертого этажа штаб-квартиры «Тёбицы» открывался великолепный вид, хотя и немного попорченный сгустившейся над городом туманной дымкой. Оса и не думал им наслаждаться — за те три года, что он занимал свой кабинет, панорама приелась ему ничуть не меньше ежедневной рутины. Сейчас он снова раздумывал над позавчерашней историей. Только ли глупость и нетерпение его людей привели к такому ошеломляющему провалу? Вчетвером не суметь захватить одного хилого умника и одну куклу! Девка, что оказалась в компании с беглым инженером «Визагона» — случайность ли? Сильный девиант, владеющий искусством Пути, да еще и носящий с собой полицейский маяк, оказывается в компании с инженером именно в тот вечер, когда запланирована акция… Совпадение? Не бывает таких совпадений.

Но если не совпадение, то что? Утечка информации? От момента установки слежки за беглецом до проведения операции прошло полтора дня. С одной стороны, достаточно, чтобы внутренний шпион, если такой существует, успел слить информацию на сторону. С другой — решение о проведении операции командир группы принял буквально за полчаса до злосчастной стычки.

Конечно, случившееся все-таки может оказаться совпадением. Но расследовать происшествие следует со всей тщательностью. И повторная попытка не провалится. Ее подготовили вдумчиво, всесторонне, не допуская ни малейшего шанса на неудачный исход. Директор службы безопасности подавил приступ ярости, вспомнив вчерашнюю выволочку, устроенную ему главным директором. Отстегал как мальчишку — и поделом. Нет, второго провала он не допустит. Непонятно только, что случилось накануне. Полиция и сотрудник «Визагона» вступили в конфликт с инженером и девчонкой-девиантом во дворе, потом все вместе вошли в дом и через полчаса вышли — без чоки и беглеца. Значит ли, что они нашли компромисс? Все же как неудачно сломался направленный микрофон! И их человека в окружном управлении, как назло, именно сейчас нет в городе… И чоки разгуливает по городу самостоятельно — это в порядке вещей? Или тоже следствие той встречи? Если следствие, то на нее вполне могли нацепить полицейский маяк, что обязательно следует учесть в плане операции.

Впрочем, неважно сейчас. Охотится ли еще «Визагон» за беглой чоки или нет, не имеет никакого значения. Сегодня ночью кукла так или иначе окажется у них в руках. А там все загадки разъяснятся.

На коммуникаторе зажужжал сигнал экстренного вызова, и Оса с раздражением отвернулся от окна. Что еще случилось? Он подошел к столу и ткнул клавишу ответа.

— Господин Оса! — на экране возник человек в кителе и фуражке службы безопасности. Директор службы не помнил его в лицо, но пиктограмма центрального поста охраны у него за спиной заставила его напрячься. — Господин Оса! У нас беда!

— Докладывай четко! — зло щелкнул зубами Оса. — Что случилось?

— Чоки на пятом этаже взбесились! Все до единого!

— Что? — рявкнул директор службы безопасности. — Что значит «взбесились»?

— Переключаю на бухгалтерию…

На дисплее коммуникатора пошла картинка с камеры наблюдения, и Оса почувствовал, как его челюсть медленно отвисает на грудь. Камера висела под потолком большого операционного зала, в котором стояли столы трех десятков клерков, и творящееся там назвать иначе чем бардаком язык не поворачивался.

В зале находились примерно двадцать мужчин и женщин в форме «Тёбицы». Столы, ранее расставленные ровными рядами, оказались сдвинуты к стенам, а люди визжащим стадом сбились в центре помещения. Вокруг них, взявшись за руки, водили хоровод фигуры, характерно-угловатые движения которых уверенно выдавали чоки. Еще с десяток чоки увлеченно громоздили столы друг на друга, строя баррикады у обоих входов в помещение.

— Что происходит? — рявкнул Оса, возвращая на дисплей лицо дежурного. — Где охрана? Почему никто не вмешивается?

— Охрана не рискует входить в помещение, господин директор, — виновато пожал плечами охранник. — Чоки не подчиняются их командам, ни устным, ни через управляющую систему. Более того, куклы напали на охрану и силой вышвырнули несколько человек за двери. Охранники не стали сопротивляться, чтобы не испортить оборудование.

— Чоки? Напали на охрану? — глаза Осы полезли на лоб. — Ты что пил сегодня?

— Честное слово! — отчаянно воскликнул дежурный. — Господин Оса, они в самом деле напали! Есть записи камер наблюдения, могу показать…

Директор бессильно рухнул в кресло и тихо зарычал. Сумасшествие! Такого не может быть, потому что не может быть никогда! Чтобы тихие чоки — секретарши, уборщики и вычислители — вдруг попытались оказать сопротивление человеку? Бред. Но, еще хуже, публичный бред. В свидетелях два десятка клерков и непонятно сколько сотрудников охраны — к счастью, ни одного постороннего. Если сведения о происшествии просочатся в прессу, «Тёбице» конец. И не только «Тёбице». Ни одна домохозяйка не рискнет купить себе в дом служанку, в любой момент готовую взбунтоваться. Ни одна мамаша не возьмет механическую няньку, способную надрать уши ее драгоценному маленькому чудовищу. Ни одна компания не купит секретаршу, которая может внезапно вылить содержимое чайника на голову посетителю…

— Дать охране приказ — войти и силой нейтрализовать всех чоки. Пусть разберут их на части, если потребуется! — приказал он. — Никого из помещения не выпускать. Ждать меня, спущусь через минуту.

Он выключил коммуникатор и вскочил на ноги. Быстрым шагом подойдя к двери, он попытался взяться за ручку — и резко потерял равновесие, когда дверь в приемную внезапно отворилась самостоятельно. Запнувшись о ковер, он по инерции рухнул вперед — и удержался на ногах, ухватившись за входящую в кабинет женщину. Он замер, почти воткнувшись носом в самый шикарный бюст, который ему доводилось видеть.

— Я тоже рада нашей личной встрече, блистательный господин Оса, — промурлыкал женский голос, и сильные руки вздернули его на ноги. — Однако состоится она при закрытых дверях, а не на публике.

— Кто ты такая, госпожа! — рявкнул директор службы безопасности, безуспешно пытаясь высвободиться из каменной хватки. — Отпусти меня немедленно! Как ты сюда попала?

Женщина небрежно толкнула его назад, и Осе опять не удалось удержать равновесие. Он упал на спину, кувыркнулся назад через плечо и замер, стоя на одном колене и настороженно вглядываясь в гостью. Та неторопливо закрыла дверь и щелкнула клавишей блокиратора, включающей снаружи надпись «Не входить».

— Я та, господин Оса, кого ты так хочешь видеть собственностью «Тёбицы», — с иронией в голосе произнесла она, оборачиваясь. — Ты знаешь меня под именем «Калайя».

— Чоки? — сквозь стиснутые зубы проговорил Оса. — Ты — чоки?

Теперь он видел, что женщина и в самом деле поразительно походит на фотографию украденной из «Визагона» куклы. Но ее движения, голос, мимика… Ни хрена она не киборг. И она напала на него!

Но чоки внизу тоже напали на людей.

— Кто ты такая? — осведомился он, осторожно поднимаясь на ноги. Пистолет лежал в верхнем ящике стола. Шагнуть в сторону — и можно успеть выхватить его до того, как незваная гостья успеет к нему приблизиться. Он бросил быстрый взгляд вбок. Да — ровно один шаг…

Что-то ударило его в плечо, и он снова покатился кубарем по ковру. Когда мир перестал вращаться, он привстал на четвереньки — только для того, чтобы увидеть нацеленный на него ствол его же собственного оружия и услышать щелчок снятого предохранителя. Как она успела? Никто не может двигаться с такой скоростью!

— Хорошая поза, — с усмешкой произнесла женщина. — Однако в вертикальном положении разговаривать удобнее, господин Оса. Не так ли?

Внезапно она оказалась рядом с ним, и сильная рука, ухватив за горло, вздернула его на ноги. Женщина с размаху припечатала его к панорамному оконному стеклу и бросила пистолет за спину. Потом, несильно размахнувшись, она ударила в стекло основанием ладони, и большой трехслойный стеклопакет, мелко провибрировав, со звоном лопнул сразу по всей поверхности, вылетев наружу облаком мелких стеклянных осколков. Директор службы безопасности ощутил обдавшую его волну холодного заоконного воздуха и с ужасом понял, что висит над разверзшейся позади бездонной пустотой.

— Душно у тебя в кабинете, господин директор, — все с той же насмешкой проговорила женщина. — Не хочешь немного проветриться на улице, а?

Рывком выдернув Осу из оконного проема, она небрежно уронила его в кресло. Затем она склонилась над ним, оперевшись руками о подлокотники.

— С тебя картину рисовать можно, — едко усмехнулась она. — «Немой вопрос и тихий ужас» называется. Ладно уж, господин Оса, не стану томить. Итак, я — та чоки, которую ты намеревался похитить позавчера. Бедлам с куклами на пятом этаже устроила тоже я.

— Как ты попала в здание? — сдавленно осведомился Оса. Он действительно чувствовал непреодолимый ужас — ведь эта чоки, если она действительно чоки, наглядно продемонстрировала, что может прикончить его в любой момент. Искин угрожает человеку смертью! Если бы он не знал о программах исследования по заказам Минобороны, он бы, наверное, свихнулся на месте. Но профессионализм уже брал свое, и теперь он лихорадочно просчитывал ситуацию.

— В здание? Очень просто, — женщина пожала плечами. — Один из твоих охранников оказался настолько любезен, что сам провел меня внутрь. Никому ведь и в голову не придет, что чоки может оказаться опасной, верно? Сначала провел, а потом прилег поспать — ведь охранники так устают на службе! — а потому не заметил, куда я пошла дальше. Но мы, господин Оса, поговорим совсем не о методах проникновения на охраняемую территорию. И не о том, как я смогла войти в корпоративную сеть с реквизитами главного директора «Тёбицы». И даже не о том, как я перепрограммировала ваших кукол. Нам интересно совсем другое. А именно — тот маленький факт, что повторная операция по захвату беглого инженера и его ворованной чоки отменяется. И потому, что он больше не беглый — компания «Визагон» официально сняла все претензии к нему — и потому, что он находится под покровительством организации, способной растереть твою «Тёбицу» в пыль в течение пары дней. Тебе что-то непонятно, господин?

— Ты действительно чоки? — осведомился Оса, пытаясь устроиться в кресле поудобнее.

— А тебе так важно знать? — осведомилась женщина. — Чоки я или нет, не имеет для тебя никакого значения, поскольку видишь ты меня в первый и последний раз в жизни. При повторной попытке захватить меня я сначала уничтожу оперативный отряд, а затем найду и прикончу тебя лично — надеюсь, у тебя появилась прямая заинтересованность в исходе дела? А потом мы передадим на телевидение и «Визагону» сегодняшние записи с ваших камер безопасности. Постарайся как можно более убедительно разъяснить последствия такого шага господину главному директору, если по какой-то причине он не домыслит их сам. А теперь всего хорошего, господин Оса. Удачи в наведении порядка.

Женщина выпрямилась и отошла от кресла. Подняв с пола пистолет, она небрежно сжала его в руке, превратив в бесформенный комок металла.

— И постарайся не объявлять общую тревогу, господин Оса, в ближайшие пять минут, — сказала она, бросая исковерканное оружие на колени директора. — Разумеется, если хоть как-то ценишь бюджет компании. А то ведь, знаешь ли, пенсии охранникам, покалеченным на службе, за счет корпорации полагаются очень даже немаленькие.

Она подмигнула и внезапно очутилась у двери. Сейчас Оса успел ухватить глазом ее движение, но легче ему не стало. Ни один известный ему человек, не говоря про чоки, не мог двигаться с такой скоростью. Да что же она такое, в конце концов?!

— Прощай, господин Оса, — вежливо сказала женщина и выскользнула из кабинета. Директор службы безопасности бессильно смотрел ей вслед.

В бытностью свою офицером СОБ он привык к тому, что даже тщательно спланированная операция может завершиться провалом на пустом месте. В конце концов, от мелких случайностей никто не застрахован. Но чувства, которые он испытывал сейчас, оказались ему в новинку. Не злость и раздражение от неудачи. Не страх перед гневом начальства. Не ярость на бездарных подчиненных. Нет, совсем не то. Беспросветное унижение — вот что он чувствовал. Второй раз за два дня его беспощадно выпороли, словно малолетнего ребенка, и хорошо хоть не публично. Выпороли — и он не мог даже сопротивляться!

Он не дурак и примет близко к сердцу приказ остановить охоту. В конце концов, чоки — всего лишь чоки, пусть и новейшая. Тем более что пресловутая Калайя наверняка не чоки, а просто играющая роль актриса. Как ей удается настолько достоверная имитация? И зачем? Уже другой вопрос. Провокация «Визагона» с целью выставить их идиотами, или какая-то другая игра, сейчас неважно.

Но будь он проклят, если спустит тем, кто стоит за случившимся, испытанное унижение! Он пойдет по их следу и не бросит его до конца своей жизни. Однажды они крупно пожалеют, что не убили его сегодня. Потому что он сам такой ошибки не совершит.

07.16.849, огнедень. Крестоцин

Суд над похитителями состоялся седьмого шестнадцатого.

Накануне, в перидень, Карину повесткой вызвали в офис окружного прокурора, где она битых три часа потратила на разговор с бесцветным молодым человеком с рыбьими глазами — не самим прокурором, а его помощником, назначенным для ведения дела. Тот дотошно выспрашивал у девушки все подробности происшедшего. Судя по его вопросам, он и без того прекрасно знал всю историю, и Карина испытывала тщательно скрываемое раздражение из-за того, что ей приходится так бездарно тратить время.

Суд прошел как-то совсем буднично. В небольшом зале присутствовали два судьи, давешний помощник окружного прокурора, Карина, Панас, Тришши, несколько полицейских, а также четверо обвиняемых с адвокатами и родителями. Поначалу на скамьях расселось еще и десятка полтора репортеров, но помощник прокурора заявил, что по требованию жертвы преступления заседание объявлено закрытым, и приставы к облегчению Карины быстро вытурили их из зала.

После получасового выступления помощника прокурора, рассказавшего об обстоятельствах дела, Карину как пострадавшую опрашивали первой. Адвокаты наперебой задавали ей вопросы, долженствующие выставить их подзащитных в более выгодном свете, и Карина, мысленно пожав плечами, покорно соглашалась, что да, они действовали под принуждением, что они совсем не хотели ее бить, что после схода со сцены главаря они покорно легли на пол и не пытались оказать ей сопротивления… Однако когда в дело вступил помощник прокурора, она так же легко согласилась с тем, что Маами играл в похищении активную роль и безо всякой непосредственной угрозы заманил ее в ловушку. Странно — она практически ничего не чувствовала. Воспоминания о том давнем дне, когда она с Маами гуляла по городу, не стерлись из памяти, но воспринимались как нечто, случившееся с кем-то другим. Заминка возникла, только когда один из судей удивленно переспросил, верно ли, что она сумела пробить блокировку ошейника. Вздохнув про себя, Карина согласилась, и, задав ей еще пару вопросов, судьи отпустили ее с миром.

После опроса Панаса и других полицейских судьи удалились в совещательную комнату и минут через двадцать появились с решением. С учетом того, что все обвиняемые активно сотрудничали со следствием, двое юнцов и девица получили по пять лет условно с десятилетним испытательным сроком и по восемьдесят тысяч маеров штрафа с отчислением половины в пользу пострадавшей. Их родители не сумели сдержать слез облегчения. Маами, признанный активным участником похищения, схлопотал семь лет тюрьмы с возможностью выхода на поруки через два года, а также сто пятьдесят тысяч штрафа. Что-то внутри Карины, иронически хмыкнув, подсчитало, что за ту ночь она, оказывается, заработала сто тридцать пять тысяч — за вычетом шести сотен на ремонт Парса, разумеется. Да уж, куда как выгоднее, чем интерном в больнице работать…

После суда, с трудом отбившись сначала от слезно извинявшихся родителей похитителей, а затем и от поджидавших в засаде репортеров (здесь Карину прикрыл Панас — спорить с громадным троллем-полицейским те не решились), она отправилась в больницу. Но на скамейке перед главным входом она уже издали заметила две знакомых фигуры.

— Добрый день, Кара, — приветствовала ее Бойра, поднимаясь. — Как прошел суд?

— Быстро, самое главное, — хмыкнула девушка. — Биката, как ты себя чувствуешь? Тебе еще рано из дома выходить.

— Уже пора, — качнул головой инженер. — Сил больше нет в четырех стенах сидеть. Кара, мы пришли попрощаться.

— Попрощаться? — глупо переспросила девушка.

— Да, Кара, — кивнула чоки. — Попрощаться. Биката достаточно пришел в себя, чтобы нормально перенести гиперсдвиг. Мы отправляемся в Третий лагерь. Мы уже попрощались с госпожой Докусинной и переправили вещи, хотя квартиру на всякий случай я оставила за собой… за Бикатой еще на два периода. Бикату мы долечим своими средствами, за него не волнуйся.

— Я не волнуюсь… — в носу у Карины защипало. — Просто… Ну, я терпеть не могу прощаться навсегда.

— Почему «навсегда»? — удивился инженер. — Я тебе сообщу, как со мной связаться. Ты всегда можешь мне позвонить и поболтать.

— На самом деле, — Бойра хитро сощурилась, — я знала, что тебе жаль расставаться с Бикатой. Приглашаю тебя с нами. Чтобы не волновалась, посмотришь, как мы его устроим.

— Я не могу, Бойра, — вздохнула Карина. — У меня ведь интернатура, я ее просто так бросить не могу.

— Ничего бросать не придется. Но ты уже полдня потеряла на суд. Потратишь еще полчаса, от больницы не убудет.

— Но ведь ты говорила про острова…

— Ну да. Так ведь мы сместимся гиперсдвигом, он времени не требует. И обратно тебя так же переправим. Не волнуйся, Джао передал нам параметры кокона, в котором ты последние годы ходишь.

— Кокона? — девушка почувствовала себя глупо. — Бойра… я не знаю, что такое «кокон». И что такое «гиперсдвиг».

— То есть Джао тебя раньше так не перемещал? — нахмурилась чоки. — Хм. Ладно. Если бы он имел что-то против, предупредил бы. Кокон, Кара — такая штука, помогающая лучше узнать тебя. Гиперсдвиг опасен для неподготовленной биоформы, он может повредить или разрушить ее психоматрицу. Перед его использованием нужно хотя бы в первом приближении просчитать твой «ветер в листве». Кокон — считыватель, который позволяет… сделать перемещение для высокоорганизованных биологических объектов более безопасным. Тебя, судя по зрелости кокона, Джао не первый год в нем держит, а Бикату я в него засунула, еще когда только декорации готовила, просто на всякий случай. В общем, с вами ничего не случится. Так что, отправляемся?

— Бойра, я так и не поняла, о чем речь, но я не против. Мы полетим? Или что?

— Нет, не полетим. Гиперсдвиг мгновенно перемещает объекты в нужную точку пространства. Мы просто сместимся — прямо отсюда.

— А если кто-то заметит, как мы исчезнем? — осторожно поинтересовалась Карина. — Наверное, они удивятся?

— Не заметят. Мы применяем особую технику маскировки под условным названием «задернуть занавески». Нас уже не видят, точнее, видят, но не замечают. На электронные средства наблюдения «занавески» не действуют, но это место ими не просматривается, я проверила. Сейчас приготовьтесь. Первый раз может оказаться немного… неожиданным. Сначала нас немного приподнимет над почвой, а потом сместит. На счет «три»: и раз, и два, и…

Мир вокруг Карины дернулся вниз, а потом мигнул, и она умерла. Она точно знала, что умерла. Она не понимала, сколько времени оставалась мертвой, и когда снова ожила, сердце заколотилось, словно у загнанного зайца.

— Вот и все, — сообщил голос Бойры. — Прибыли.

Карина осторожно разлепила глаза, которые, как оказалось, она крепко зажмурила. Она осознала, что стоит на высоком травянистом холме под еще темным рассветным небом, и лучи встающего солнца отражаются от, кажется, находящегося прямо под ногами океана. Рядом, озираясь, стоял Биката, и выглядел он, как Карина подозревала, не менее растерянно и глупо, чем она сама.

— Во время гиперсдвига мозг продолжает функционировать штатно, но полностью лишается связи с органами чувств, — пояснила стоящая рядом Бойра. — Такого состояния практически невозможно достичь иными средствами. Большинство известных мне биоформ характеризует его как «маленькую смерть» или что-то в таком духе. Я в похожее состояние могу войти в любой момент времени, так что, вероятно, воспринимаю его куда более спокойно, чем вы, — добавила она. — Ну что, очухались?

— Забавное ощущение… — пробормотал Биката, полной грудью вдыхая воздух и расстегивая куртку. — А тепло здесь, однако. Градусов двадцать, наверное. А как здесь травой пахнет! Бойра, мы где?

— Архипелаг Рэтто, Лазурное море, как я и обещала. Три тысячи верст к югу от Западного континента. Остров называется Атакай, здесь расположены одна из Цитаделей Камилла и Третий лагерь. Локальное время — шесть часов утра с минутами, минус шесть часов от Крестоцина.

— А море теплое? — поинтересовался инженер. — Ох, что я говорю! Теплое, конечно же.

— Теплое, — согласилась Бойра. — Текущая температура воды — двадцать четыре градуса. Но вот можно ли тебе сейчас купаться, медцентр определит. Ребята, пойдемте потихоньку. Зайдем в административное здание, а потом пойдем в отведенный коттедж.

По узкой земляной тропинке, петляющей по рощицам незнакомых деревьев, они начали спускаться с холма. Саженей через тридцать внизу, под холмом, открылось довольно большое, на сотню домов, поселение. Коттеджи располагались в полном беспорядке, между ними тянулась паутина грунтовых дорожек, сходящаяся к расположенному в центре широкому одноэтажному зданию, выкрашенному в белый цвет.

— Здание в центре — административный корпус, — пояснила Бойра. — Залы для собраний, лаборатории, ясли, все такое.

— А дорог нет! — удивилась Карина.

— Зачем? — не поняла чоки. — Здесь нет автомобилей. Весь остров пять верст в диаметре, минут за пятьдесят-шестьдесят неспешным шагом пересечь можно. Если кому-то ходить тяжело, есть одноместные мини-кары, но им и тропинок хватает.

— А… Бойра, а что за корабль такой на горизонте? Он ведь военный, да?

— Военный. Атомный ракетный крейсер «Пророк Колесованной Звезды», приписан к военной базе Золотой Бухты в Четырех Княжествах. Где-то в окрестностях болтаются аналогичные лоханки и еще несколько атомных подводных лодок Катонии, а заодно и грашский крейсер. Следят не столько за нами, сколько друг за другом. Не беспокойтесь — Камилл вояк предупредил, что любой неосторожный чих в сторону конкурентов, и он их отсюда поганой метлой выметет, не разбираясь, кто виноват, так что они ведут себя паиньками.

— Но ведь они шпионят! — недоуменно посмотрел на нее Биката.

— Пусть себе. Защита острова не допускает никакого наблюдения со стороны, ни в оптическом диапазоне, ни в каком еще. Со стороны она выглядит как непроницаемо-густой туман. Они знают, что мы здесь, но не более. Пусть болтаются, если хочется. В конце концов, если есть военный флот, надо же его для чего-то использовать! Все лучше, чем друг с другом воевать начнут. Кстати, в районе архипелага еще пара научных судов присутствует, сейсмологи из Граша, из тарсачьего клана Маринских гор и гуланского клана Говорящих с конями. Они безобидны — настоящие ученые, не шпионы, тарсачки даже к нам в гости заплывали. Они считают, что здесь научная база Четырех Княжеств, и завидуют черной завистью. Как же — база в районе такой выдающейся аномалии: район тектонической стабильности в центре сейсмически активной зоны! Видите, на юге дымки поднимаются? Там очаг вулканической активности, недавно новый подводный вулкан прорезался. Так наши гости никак понять не могут, почему нас не трясет, а цунами стороной обходят.

Она помолчала.

— Да, чем дальше, тем затруднительнее скрывать базы от широкой публики. С картографическими спутниками особенно сложно, каждый индивидуально контролировать приходится. Вероятно, в ближайшее время придется что-то радикальное предпринимать. Наверное, Камилл совсем откажется от компактных лагерей.

Они спустились с холма и зашагали среди коттеджей. Тропинки пустовали, лишь дважды попались встречные пешеходы. Один из встреченных оказался мужчиной-орком, а вот второй, одетый в одни лишь шорты высокий юноша с копной длинных черных волос, зелеными глазами и бронзово-темной кожей натурального гулана, являлся непонятно чем. Карина вскользь бросила на него взгляд через сканер — и оторопела. Она тысячи раз изучала человеческое тело и прекрасно знала, как оно может выглядеть в трехмерной модели, рисуемой сканером поверх ее настоящего взгляда. Но тело юноши хотя и обладало обычным строением, выглядело как-то странно. Более плотные кости, неуловимо странные очертания органов — и загадочные темные бляшки по всему телу. Заметив ее округлившиеся глаза, юноша подмигнул и остановился перед ними.

— Привет честной компании! — весело сказал он. — Значит, ты и есть знаменитая Карина? Рад знакомству, госпожа. О тебе я тоже слышал, господин Биката, — он фамильярно хлопнул инженера по плечу. — Не напрягайся, здесь все свои. Тебе у нас понравится. Сейчас нет времени на разговоры, у меня через пятнадцать минут встреча в самой злачной забегаловке Грашграда, но вернусь — еще поболтаем.

Он кивнул на прощание и скрылся в дверях одного из коттеджей.

— Бойра… — робко спросила Карина. — А он… кто? Он вообще человек?

— Он биокукла, если ты имеешь в виду шасси, — проинформировала Бойра. — Что-то вроде чоки, но полностью построена на живых тканях. Она имитирует человеческое тело в достаточной мере, чтобы проходить проверку рентгеновскими установками на пропускных пунктах, но исследования твоим сканером не выдерживает, как видишь. Управляет ей Тадзима — он искин, занимается какими-то своими глупостями в Граше, но куклу не снимает и здесь, роль тренируется держать. Ну, вот мы и пришли.

Они обошли очередной коттедж и оказались перед широким стеклянным входом в административное здание. Двери приглашающе раздвинулись, пропуская их в прохладный холл, залитый солнечными лучами.

— Как-то пусто здесь… — проговорил Биката, оглядываясь. — У вас так принято — поздно вставать?

— Во-первых, не «у вас», а «у нас». Биката, здесь теперь и твой дом, привыкай. Во-вторых, каждый живет в своем собственном графике, как ему удобнее. Кто-то спозаранку соскакивает, кто-то до полудня дрыхнет. Просто народ обычно работает у себя дома, здесь появляется только на общие мероприятия. Некоторые лаборатории нецелесообразно дома держать, поскольку работа групповая, так что они тоже здесь, но таких мало. Тут всегда тихо.

— А заводы где? Вы же чоки конструируете, а там поточные линии громоздкие…

— Заводы и склады у нас — орбитальные фантомы. Они в двух днях от звезды висят. Здесь только НИР, ничего больше.

— А…

— Тс-с! — прервала его Бойра, ласково приложив палец к губам. — Все узнаешь в свое время. Сейчас тебе нужно пообщаться с Камиллом. Он уже ждет.

— С Камиллом? — поежился инженер.

— Ну да. Да расслабься ты. Вводная лекция, ничего больше. Он любит играть большого начальника, предпочитает инструктировать сам. Есть у него такая слабость, ничего не поделаешь. Кара, можно тебя попросить подождать минут десять? Вон там, возле диванов, терминалы с доступом в общую Сеть, библиотека, телевизор и вообще полный комплекс развлечений.

— Да, Бойра, — кивнула девушка. — Я подожду.

Она проводила взглядом Бойру с Бикатой, ушедших куда-то по коридору, и вполоборота уселась на диванчик, рассматривая сквозь панорамные окна открывающийся вид. Солнце поднялось уже довольно высоко, освещая пасторальную картину разбросанных среди густой зелени коттеджей, и все вокруг, казалось, дышало покоем и умиротворением. Карина стянула с себя теплую куртку и облегченно вздохнула. Хорошо, что Биката останется на островах. Больше его не достанут ни «Визагон», ни «Тёбица», ни другие охотники за технологиями. Вот только найдет ли он себя здесь? Бойра твердо намерена позаботиться о нем, но забота и любовь — две большие разницы. Сможет ли он жить рядом с ней в неожиданной роли несмышленого ребенка, которого самого надо обучать? И потом, Бойра — искин. А искин, особенно искин Камилла, может сменить тело. И что тогда?..

— Здравствуй, тетя! — произнес рядом детский голос. Карина обернулась и обнаружила рядом с собой маленькую голую девочку лет пяти-шести. Девочка с интересом разглядывала ее, задумчиво ковыряя в носу.

— Здравствуй! — сказала она снова. — Ты наша новая мама?

— Здравствуй, молодая госпожа. Незнакомым нужно говорить «здравствуй, госпожа», — поправила ее Карина. — Или «здравствуй, господин», если обращаешься к дяде.

— А зачем? — с любопытством осведомился нахальный ребенок. — Ты ведь тут одна, а с собой я разговаривать не могу. И так понятно, что я с тобой говорю.

— Так принято, — пояснила Карина. — Это вежливо. Когда говоришь с незнакомыми людьми, всегда нужно быть очень вежливым. Когда обращаешься к незнакомым взрослым, сначала ты должна поздороваться и сказать свое имя, а потом сказать «рада знакомству, прошу благосклонности». А взрослый тебе скажет свое имя, а потом «радость взаимна, благосклонность пожалована». Вот так правильно.

— Ага, — кивнула девочка. — Здравствуй, госпожа. Меня зовут Алекса. Рада знакомству, прошу благосклонности. Так?

— Верно, юная госпожа, — улыбнулась Карина. — Меня зовут Карина. Радость взаимна, благосклонность пожалована. А-ре-ку-са… А-рек-са… Алекса. Прости меня, у нас в Масарии плохо говорят звук «ла». А ты откуда?

— Я здесь проснулась, — сообщила девочка, снова принимаясь ковырять в носу. — А ты наша новая мама? Папа Атанас сказал, что сегодня у нас появится новая мама. Это ты?

— Нет, солнышко, — улыбнулась ей Карина. — Я просто в гости заглянула.

— Все равно расскажи сказку! — потребовала несносная девица, плюхаясь на диванчик и непринужденно устраиваясь под боком у Карины. — Ты знаешь сказки?

— Я знаю сказки, — согласилась Карина, осторожно полуобнимая ее. — Но они все взрослые и страшные.

— Расскажи страшную! — не успокаивалась Алекса. — Я не испугаюсь. Я уже взрослая!

Она выжидающе глянула на Карину снизу вверх.

— Я знаю сказку про маленькую девочку, которая была плохая и злая, и потом ее поймали плохие дяди, а спас хороший дядя, и она стала доброй, — вздохнула Карина. — Но сказка скверная, я ее рассказывать не хочу. Говоришь, ты уже взрослая? А сколько тебе исполнилось?

— Пять! — уверенно сообщила девочка. — Сегодня уже пять.

— Пять лет? И у тебя сегодня день рождения?

— Пять дней, — поправила подошедшая сбоку Бойра. — Алекса, ты чего к Карине привязалась? Нет уж, милая, вслух говори. Тебе же объясняли — прямой разговор крайне невежлив, если кто-то из участников не слышит.

— Вслух медленно, — поморщилась девочка.

— Зато вежливо. Ты сколько еще правила общения уяснять намерена? Не маленькая ведь уже. Так что ты от нее хочешь?

— Она хорошая, — сообщила Алекса. — Она мне сказку расскажет.

— Я догадываюсь, что хорошая. Плохие сюда не попадают. Что за сказ…

— Бойра, как пять дней? — перебила ее ошарашенная Карина. — Почему пять дней?

— Алекса! — грозно сказала Бойра. — Ты что, не представилась толком?

— Я же думала, она наша новая мама, она знает, — девочка соскочила с дивана и повернулась к Карине, заложив руки за спину и ковыряя пальцем босой ноги пол. — Прости, госпожа. Меня зовут Алекса, я искин третьей страты. Я пробуждена пять дней назад. Я еще плохо понимаю, как вести себя с воспитателями. Я не хотела показаться невежливой.

— Э-э-э… я не обижена, молодая госпожа! — ошарашенно пробормотала Карина. Быстрый взгляд через сканер показал, что детское, на поверхностный взгляд, тело вообще не является человеческим. Плотный костяк со сплошной грудной клеткой, никаких внутренних органов в одноообразно-серой плоти, какие-то черно-серые каналы по всему телу… — Просто немного неожиданно получилось.

— Неожиданно — хорошо или плохо? — испытующе спросил ребенок, глядя на нее.

— Не хорошо и не плохо. Просто, ну…

— Сейчас — плохо! — отрезала Бойра. — Потом объясню. Беги играй с детьми и не приставай ко взрослым людям. Пока, во всяком случае. Рано тебе еще.

Алекса скорчила ей рожицу, показав язык, помахала Карине и вприпрыжку ускакала по коридору.

— Прости ее, она действительно еще плохо ориентируется в окружающем мире, — извиняющимся тоном сказала Бойра. — В первый раз с новичками столкнулась, не знала, как правильно себя вести. Местные умеют сразу определять, какие дети человеческие, а какие — биокуклы с искинами.

— Почему не знала? — как-то отстраненно спросил Биката. — Запрограммировать протоколы общения — задачка для школьника.

— Нас не программируют, — покачала головой чоки. — Нас обучают. Так же, как ты обучал Калайю, с той лишь разницей, что наши процедуры более эффективны. В рамках данного проекта Камилл отказался от предопределенной базы знаний, она формируется почти исключительно на основании личного опыта.

— То есть искин изначально активируется ничего не знающим? — поднял бровь Биката. — А как же формируются новые связи, если не от чего отталкиваться?

— Минимальная база данных вкладывается при пробуждении. Ее достаточно, чтобы ориентироваться в окружающем мире и не наталкиваться на стены. Интеллект новопробужденного примерно соответствует интеллекту трехлетнего ребенка, и на первых стадиях он проходит то же обучение, что и человеческие дети. Биката, давай пока воздержимся от обсуждения. Тебе нужно обустроиться на новом месте и как следует пролечиться, на что уйдет весь сегодняшний день. А о принципах обучения ты еще успеешь досыта наговориться с воспитателями. Сможешь даже сам воспитателем стать, если захочешь.

Ласково, но настойчиво обхватив Карину с Бикатой за плечи, Бойра вывела их на улицу. Попетляв по тропинкам, они вышли к салатно-зеленому одноэтажному коттеджу с низким крыльцом и плоской крышей.

— Вот твое жилище на ближайшее время, пока не освоишься, — сообщила она Бикате. — Гостевая квартира. Типовой проект на одну спальню. Потом запроектируешь дом по своему вкусу и переберешься туда.

Она поднялась на крыльцо и толкнула дверь.

— Входите же, — пригласила она.

Карина посмотрела на нее. Внезапно она почувствовала, что ей страшно не хочется входить в место, которое станет для Бикаты новым домом. Как бы ей хотелось остаться рядом с ним! Но это невозможно, во всяком случае, пока. Нет, лучше не надо.

— Бойра, — тихо сказала она, — я не пойду. Мне пора. Меня ждут в больнице. Я сегодня сеанс Мири устроить должна, я ему рак выжигаю. Нельзя пропускать.

— Да? — огорчилась чоки. — А я надеялась, что ты Бикате поможешь обустроиться. Ну ладно. Я попрошу, чтобы тебя перебросили обратно в Крестоцин.

— Биката, — Карина повернулась к инженеру, — я рада, что твои неурядицы кончились. Ты здесь приживешься, я уверена. А если что, всегда можешь перебраться к нам, в Масарию. Обязательно звони, ладно?

— Кара, — инженер положил ладони ей на плечи. — Я очень благодарен тебе за все, что ты сделала. Когда-нибудь я верну долг, не сомневайся. Я всегда останусь твоим другом, и если тебе понадобится помощь…

Он вздохнул.

— В общем, я обязательно позвоню. А может, и в гости приеду. Не выгонишь?

— Нет, конечно, — улыбнулась девушка. Подчиняясь неожиданному импульсу, она привстала на цыпочки и поцеловала Бикату в щеку. — А сейчас мне пора.

Она отступила на шаг и повернулась к Бойре, вопросительно взглянув на нее.

— Три секунды до смещения, — сказала та, и Карина непроизвольно напряглась, задерживая дыхание.

Перед тем, как мир на мгновение погас вокруг нее, она еще успела увидеть, как Биката поднял руку в жесте прощания. И тут же холодный сырой воздух зимнего крестоцинского дня окутал ее, пробираясь под легкую блузку и заставляя кожу покрываться зябкими мурашками. Сжимая в руках куртку, она несколько секунд печально стояла посреди дорожки. Потом, вздохнув, набросила куртку на плечи и быстро зашагала к возвышавшемуся в десятке саженей хирургическому корпусу.

День продолжался.

11.16.849, земледень. Крестоцин

Лимузин казался бесконечно длинным. Причем изнутри он выглядел даже длиннее, чем снаружи. Сквозь темные зеркальные снаружи стекла с трудом сочился дневной свет, скудно освещая мягкие диваны, которые вместо обычных сидений тянулись вдоль салона. Карина поежилась. Она чувствовала стыд за свои хотя и лучшие, но все равно безнадежно дешевые брюки и блузу, которые надела перед визитом. Да и потрепанные кроссовки давно пора поменять на новые. И куртка, хоть и теплая и удобная, совершенно точно не предназначалась для светских приемов. На фоне благородной кожи обивки ее одежда казалась донельзя плебейской. Ну куда она сунулась? Почему она не отказалась категорически сразу же после того, как господин Теодар сообщил ей о намерении мэра пообедать с ней? Отбилась же от публичного награждения, сумела бы отказаться и от ресторана…

— Могу я предложить госпоже прохладительные напитки? — учтиво спросил провожатый. Его безукоризненно белая рубашка так и сверкала в полумраке салона, а ненавязчиво-золотой шейный шнурок, казалось, просто светился изнутри.

— Спасибо, я не пью спиртное, — робко сообщила Карина. Интересно, не обидится ли он?

— А другие напитки? Возможно, сок? Чай?

— Нет, спасибо. А далеко еще ехать?

— Примерно три квартала, — величественно сообщил провожатый. — Если нас не задержат дорожные пробки, доберемся через несколько минут.

Карина, нахохлившись, смотрела в окно. Второй Кольцевой проспект бесконечно тянулся за окнами. Она освоилась в городе и даже несколько раз гуляла в здешних местах с камерой, но отсюда, из автомобиля, сквозь темные стекла, улица казалась какой-то чужой и угрожающей.

Приехали они и в самом деле минут через пять-шесть. Этот шикарный ресторан Карина уже видела — правда, лишь снаружи. Сияющий фасад «Садов Граша» отпугнул ее одним своим видом: сияющие стекло, хром, белые огни вывески и непременные чоки-швейцары у входа явно давали понять, что замарашкам вроде нее среди такого великолепия не место. Сейчас, выбравшись из лимузина, она замешкалась. Она не раз обедала в ресторанах Масарии, но даже самые пафосные среди них, включая достопамятный «Бриллиантовый залив», и в подметки не годились «Садам».

Сопровождающий поклонился ей и воистину императорским движением показал на вход.

— Прошу, великолепная госпожа, — учтиво произнес он.

Карина стиснула зубы и пошла ко входу по красной ковровой дорожке. Ее свернутые в клубки манипуляторы нервно запульсировали. Навстречу вышла превосходно одетая пара: мужчина в деловом костюме, черном в синюю искру, и женщина-красавица в вечернем туалете из мехов и шелка, закрывавшим ее с головы до пят и странным образом оставлявшем практически обнаженной. Пара скользнула по ней равнодушными, слегка брезгливыми взглядами и посторонилась, когда она прошла мимо, словно опасались запачкаться. Карина тихо фыркнула. Ну и подумаешь!

Чоки-швейцары у входа поклонились ей и синхронным движением растворили створки двери. Похоже, автоматические раздвижные двери здесь не почитались. Сопровождающий, переглянувшись с выступившим навстречу представительным метрдотелем, забрал у нее куртку, передав ее гардеробщику, провел ее к столику в дальнем конце зала и, усадив, склонился к уху:

— Господин мэр с супругой прибудут с минуты на минуту. Прошу простить за задержку, госпожа. Машина ожидает тебя и доставит домой после встречи. А я с твоего позволения откланяюсь.

Онспиной вперед отступил на шаг, кивнул на прощание и быстрым шагом вышел из ресторана. Карина растерянно посмотрела ему вслед. И что дальше? Конечно, сегодня у нее выходной, торопиться некуда, но что, если мэр опоздает? Или вообще не появится, если найдутся дела поважнее?

Бесшумной тенью к столику скользнул официант. Он положил перед девушкой меню и выжидательно склонился, держа наизготовку блокнот — бумажный! — и настоящий карандаш. Так. Судя по всему, закос под старину обойдется ей не менее чем в лишнюю пару сотен. А то и дороже. Интересно, если сказано «мэр приглашает тебя на ужин», означает ли, что он готов оплатить счет? Ох, не факт. Не стоит рисковать. Лучше держаться поскромнее. Конечно, при острой нужде она может разик пообедать и за тысячу-полторы, но не хотелось бы. Не тот повод.

— Я пока подумаю, — сказала она официанту.

— Да, госпожа, — прошелестел тот и растворился в пространстве ничуть не хуже Дзинтона, разве что без эффектного вихрящегося облака.

Карина перелистала внушительную папку меню. Обложку для него выполнили из полированного дерева. Она весила столько, что девушка с заметным напряжением удерживала меню на весу. Подавив искушение поддержать его манипуляторами, она принялась просматривать листы, обращая внимание не столько на названия и ингредиенты, сколько на ценники. От цифр рябило в глазах. Похоже, что ничего съестного дешевле двух сотен за порцию здесь не держали принципиально, даже если речь шла об обычных салатах с креветками и моллюсками, кальмарах и прочей морской живности. После мучительных раздумий она выбрала пуаровый сок (невероятные восемьдесят маеров за стакан в четверть литра, а ведь свежевыжатый вообще четыреста!) и свиной бифштекс с жареным картофелем, лишь немного выбившийся за двести пятьдесят. Ей хватит. В уличной кафешке за такие деньги можно перекусить три раза, но ладно уж. Не сидеть же возле мэра, как сироте, со стаканом воды! И куда он вообще запропастился?

Она оглянулась по сторонам в поисках официанта, но тот не появлялся. Придется ждать. Чтоб им разориться, фешенебельным ресторанам! Мало того, что кучу денег выбрасываешь, еще и дожидаться заказа по часу приходится… Она тщательно изучила окружение (пальмы и фароновые кусты в кадках, искусно расставленные так, чтобы скрывать столики друг от друга) и зевнула. Возбуждение постепенно спадало. В конце концов, подумаешь, мэр! Не Президент же и не Глашатай Ассамблеи!

Возле двери возникло шевеление. В ресторан быстро вошел невысокий полный мужчина лет пятидесяти, сопровождаемый ослепительной красоты женщиной в роскошном платье — белом, с меховой опушкой, ненавязчиво посверкивающем искорками бриллиантов. Вокруг вошедших сразу же начал виться метрдотель, с преувеличенным уважением отбивая поклоны. Пара уверенно направилась к столику, за которым сидела Карина.

— Господин мэр! — девушка поднялась со стула, но мужчина только махнул рукой, усаживаясь.

— Сиди, госпожа, сиди. Дорогая, позволь тебя познакомить, — обратился он к спутнице, — с героической барышней Кариной Мураций, в одиночку предотвратившей ограбление банка и спасшей жизни двоим полицейским. Особые способности первой категории и потрясающая скромность — подумать только, она отказалась от публичной церемонии награждения! Госпожа Карина, познакомься с Саттой, моей женой, прошу любить и жаловать. Ну, а меня ты знаешь, смею надеяться, ведь я имею некоторую известность в определенных кругах! — он рассмеялся дробным мелким смехом.

— Рада познакомиться, господин мэр, госпожа Сатта! — быстро произнесла Карина. — Прошу благосклонности.

— Пожалована, девочка моя, разумеется, пожалована! — широко ухмыльнулся мэр. Он принял меню из рук набежавшего официанта и принялся изучать его.

— Рада познакомиться, госпожа Карина, — певуче произнесла его жена, опускаясь на стул величественно, словно на трон. У нее оказался глубокий голос с мягким южным акцентом, похожим на выговор самой Карины. — Тарай, дорогой, ты меня обманываешь. Госпожа Карина, прости мое глупое любопытство, но ты действительно обладаешь такими выдающимися способностями?

— Обладаю, — буркнула Карина, упираясь взглядом в стол. Ну разумеется, следовало предполагать, что она здесь не как гостья, а как диковинный экспонат.

— Восхитительно, госпожа Карина. Признаться, я еще ни разу в жизни не встречала людей с первой категорией особых способностей.

— Вообще-то нас называют девиантами, — снова буркнула девушка. — Так короче.

— Слово «девиант» происходит от старотролличьего корня «дэвуи», что означает «искаженный», «уродливый», — возразила жена мэра. — У слова нехороший оттенок, госпожа, так что я не люблю его употреблять. А уж политикам вроде моего мужа оно вообще заказано.

Карина подняла на нее удивленный взгляд. Женщина смотрела на нее со спокойной и почти извиняющейся полуулыбкой. А ведь она не так проста, мелькнуло в голове у девушки. Только сейчас она заметила, что в глубине карих глаз госпожи Сатты светятся огоньки озорного ума.

— Прошу прощения, — вздохнула девушка. — Я как-то привыкла…

— Беда нашего общества в том, что оно слишком быстро привыкает к плохому, — мэр оторвался от изучения меню и взглянул на жену. — Сати, по-моему, здесь ничего не изменилось с последнего раза. Заказываем, как обычно?

— Ты же знаешь, Тари, что я берегу фигуру, — развела руками та. — И потом, если журналисты пронюхают, что твоя жена объедает городской бюджет, тебя, пожалуй, не переизберут на следующий срок. Ты полагаешь, мы проживем на мое жалование?

— А сколько сейчас платят профессору? — осведомился мэр. — Уже выше прожиточного минимума?

— Слегка выше, — рассмеялась женщина. — От голода не помрешь, но и шиковать не удается. Я профессор экономического факультета, — пояснила она Карина. — Извини нас, жалование преподавателей для меня больная тема. Я, кажется, ректору всю плешь проела, требуя прибавки хотя бы профессуре.

Пораженная Карина смотрела на нее во все глаза. Эта красавица — профессор университета? Да ей на вид не дашь больше тридцати! Впрочем, и Саматта в свои почти сорок выглядит только на тридцать с небольшим. Ну и ну… А она-то ожидала увидеть пухнущую от безделья и светских раутов высокомерную бабу!

— Между прочим, Сати, я госпожу Карину пригласил, не ты! — весело заявил мэр, откладывая меню. — Так что сегодня у меня на нее монополия. Потом можешь пригласить ее на обед в университетскую столовую и рассуждать там о правах преподавателей хоть весь день. А здесь и сейчас мы будем говорить о нашей гостье. Любезный, — он повернулся к терпеливо ожидающему официанту, — мне гуляш по-гулански, салат хашари и императорский десерт. Для моей жены — салат хашари и, э-э-э…

— Карпа, запеченного с пряными водорослями, — пришла ему на помощь Сатта. — И хватит, пожалуй. Госпожа Карина, ты уже заказала?

— Да, — быстро кивнула та. — Я заказала бифштекс.

— Нет, так дело не пойдет! — замахал руками мэр. — Госпожа Карина, наш обед полностью оплачивает город. Прошу тебя, не вздумай стесняться. Иначе журналисты обвинят меня уже в том, что я экономлю на наших героях. Любезный, — он снова повернулся к официанту, — сверх того рыбную нарезку, мясную нарезку, фруктовую корзину, мясо тати в темном соусе… — Он протараторил еще несколько ничего не говорящих Карине названий. — Госпожа, что ты намерена пить? Здесь очень неплохой выбор вин.

— Я не пью! — слегка ошарашенная его напором, затрясла головой Карина. — Спасибо, господин мэр, я лучше сок…

— Ну, тогда и мы обойдемся, — пришла ей на помощь Сатта. — Дорогой, тебе вообще спиртное не стоит трогать. У тебя ведь, кажется, сегодня еще одна встреча?

— Да-да-да, — сокрушенно затряс головой мэр. — Еще одна встреча. Госпожа Карина, если ты уверена насчет вина, по крайней мере, не стесняйся насчет всего остального. Пока все, — бросил он официанту, и тот, поклонившись, исчез в неизвестном направлении.

Следующие полчаса Карина рассказывала мэру с женой о своих приключениях. Она надеялась по-быстрому отделаться краткой версией, опустив большую часть деталей, но неожиданно обнаружила, что по части въедливости мэр мало чем уступает даже майору Тришши. Политик постоянно сверкал широкой профессиональной улыбкой, вставлял замечания на абсолютно посторонние темы, рассказывал анекдоты, перешучивался с женой, и девушка постепенно расслабилась. Она рассказала не только про стычку в банке и похищение, но и про учебу в университете, про намерение стать хирургом, потом про Яну (не упомянув, что та тоже девиант), Палека, Цукку и Саматту. От вопросов про приемного отца она благоразумно уходила, выдав официальную версию о том, что тот рантье, живущий на проценты с выгодно помещенного капитала. Мэр неспешно покивал:

— Да-да, конечно.

Однако в его глазах мелькнуло хитрое выражение. Он явно не поверил, но настаивать не стал.

По ходу дела Карина потихоньку и почти незаметно для себя самой уминала мясную и рыбную нарезку, содержимое которых не опознала, но весьма оценила. Когда ей, наконец, принесли бифштекс с картошкой, есть ей уже не хотелось. Из чувства долга она жевала его кусочки, и тут начали прибывать остальные блюда, пахнущие так умопомрачительно, что голод проснулся в ней с новой силой. Поколебавшись, она пододвинула к себе одну из новых тарелок — мэр улыбнулся ей поощрительной улыбкой — и отрезала кусочек чего-то в чем-то, обжаренного в сухарях снаружи, восхитительно сочного внутри, а сверху политого чуть островатым соусом и присыпанного неизвестной ей зеленью. От вкуса этого чего-то рот мгновенно наполнился слюной, и она, плюнув на условности и забыв про свой бифштекс, принялась орудовать ножом и вилкой.

Пока она ела, мэр разглагольствовал о всем подряд, но больше всего — о политике. Похоже, следующей весной намечались очередные выборы, и он с юмором, когда с саркастичным, когда с горьким, описывал вероятных претендентов на высокий пост, исключая, разумеется, себя. Карина вежливо кивала, улыбалась в положенных местах, но в основном уделяла внимание еде: все равно она никогда не слышала ни о ком из кандидатов, так что пропускала их характеристики мимо ушей. В голове начали мелькать посторонние мысли, и потому она чуть не подавилась, когда поняла, что речь идет о ней самой.

— Но я же не могу выступать перед людьми! — с трудом выдавила она, проглотив застрявший в горле кусок.

— Да-да-да, — покивал мэр. — Теодар говорил мне о твоем яростном нежелании показываться на публике. Но здесь, госпожа Карина, ты явно не права. Он рассказал мне о твоей лекции, которая, без преувеличения, произвела фурор в окружном управлении. Ты умеешь прекрасно держаться перед аудиторией, когда необходимо. Да, я понимаю, что известность с непривычки пугает. Но подумай сама — она нужно не только тебе, но и всему обществу! В наше время, когда апатия простых людей выходит за все мыслимые границы, когда люди разуверились, что власти способны справиться с волной преступности и экономическими трудностями, нам жизненно необходимы истории с хорошим концом. Ты, госпожа Карина, не побоялась в одиночку выступить против троих бандитов, а после того спасла жизнь двоим полицейским. Ты хладнокровно вела себя, когда тебя пленили, и смогла самостоятельно справиться с похитителями. И, что самое важное, ты совершила подвиг при помощи особых способностей, которые многие до сих пор полагают проклятием богов. Твой пример способен дать надежду людям, которые…

— Нет, господин Тарай, — перебила его девушка. — Спасибо, но нет. Мой пример способен лишь доставить мне неприятности. Дешевая популярность никогда не доводит до добра. Возможно, когда-то я стану хорошим врачом, и вот тогда…

— Карина, Карина, Карина! — вздохнул мэр. — Девочка моя, ты просто не понимаешь, от чего отказываешься. Ты станешь популярной, перед тобой откроются все дороги в мире. Ты станешь символом надежды, тебе больше не придется возиться в грязи и крови своей больницы, ты сможешь заняться настоящим делом…

— Например, передавать подряды на вывоз городского мусора правильным людям?

И Карина, и мэр с женой вздрогнули от нового насмешливого голоса, хотя и по разным причинам. Пока мэр медленно наливался краской и хватал воздух, пытаясь прийти в себя от негодования, девушка вскочила из-за стола и повисла на шее невысокой черноволосой женщины в сером деловом костюме.

— Тетя Хи! — воскликнула Карина. — Ой, тетя Хи! Как я рада тебя видеть! Откуда ты?

— Я тоже рада тебя видеть, малышка, — улыбнулась та, похлопывая ее по спине. — Я здесь проездом, по делам. Мне сказали, что у тебя сегодня ужин с самым настоящим мэром, и я решила, что стоит поглазеть на тебя в высокой компании. Тем более, что по странному совпадению у нас с тем же самым мэром на сегодня тоже назначена встреча, а я зверски голодна после перелета. Господин Тарай, госпожа Сатта, добрый вечер. Кара, если хочешь меня задушить, лучше используй эффектор — по крайней мере, умру без мучений.

— Ой, прости, — смутилась девушка, отпуская ее. — Просто я по тебе так соскучилась… Я по всем соскучилась!

— Д-добрый вечер, госпожа Эхира. Вы знакомы? — просипел мэр, багровый, словно помидор. Его жена с недоумением переводила взгляд с Карины на Эхиру.

— Разумеется, господин мэр, — очаровательно улыбнулась ему Эхира. — Я, если так можно выразиться, давний друг семьи Мураций.

— Тетя Эхира у нас дома подолгу живет, когда приезжает в Масарию, — объяснила Карина, снова пристраиваясь на свой стул. На душе у нее стало легко и радостно. Сколько она не видела Эхиру? Полгода? Двенадцать периодов? Ну да, в последний раз координатор папиной сети влияния появлялась в Масарии в начале весны. Как здорово, что они встретились здесь! — Господин мэр, а можно она с нами пообедает? Я все равно больше не могу, я уже наелась…

— Прошу, присаживайся, госпожа Эхира, — пробормотал мэр. Краска потихоньку сходила, но выражение его лица стало кислым, словно молоко месячной давности. — Думаю, городской бюджет выдержит дополнительные расходы.

— Я тоже так полагаю, — согласилась женщина, изящным движением усаживаясь за стол. — Кстати, рада представить всем присутствующим господина Вая Краамса, сотрудника оканакского телеканала «Трибуна». Прошу проявить благосклонность.

Только сейчас Карина обратила внимание на худощавого мужчину лет сорока, стоящего чуть поодаль. Он показался ей чем-то смутно знакомым, но чем, она не вспомнила. Мужчина стоял, заложив большие пальцы за ремень брюк. Он носил заношенный вязаный свитер, хотя и не слишком презентабельный, но удивительным образом ему идущий. На его лице держалась едва заметная ироническая полуулыбка, а глаза цепко вглядывались в лица присутствующих, словно он пытался запечатлеть их в своей памяти на всю жизнь. Странным образом он напомнил Карине Палека — те же озорные искры в глазах, та же явно заметная готовность в любой момент отмочить хохму или ляпнуть гадость…

Услышав свое имя, мужчина сдержанно кивнул.

— Благосклонность пожалована… — скривился мэр. — Э-э-э…. госпожа Эхира, он журналист, о котором ты упоминала?

— Определенно тот самый, — усмехнулась Эхира. — Господин Вай, ты бы тоже присаживался. Думаю, город не обеднеет и из-за тебя.

— Вне всякого сомнения, — хмыкнул мужчина, садясь на последний свободный стул. — Помнится, когда два года назад городская ассамблея в Оканаке занималась исследованием затрат тамошнего мэра на званые ужины и тому подобные мероприятия, она насчитала что-то около пятнадцати миллионов за один только сорок седьмой год. Вряд ли тысяча маеров, которую господин мэр потратит на меня в счет нашего будущего сотрудничества, разорит Крестоцин.

Пока он говорил, он внимательно изучал Карину, не отрывая взгляда от ее лица, и когда наконец отвел взгляд и посмотрел на мэра, девушка вдохнула с явным облегчением. Какой-то странный он тип!

— Итак, господин Тарай, — Эхира приняла у официанта столовый прибор и, не смущаясь, придвинула к себе одну из тарелок, — я как-то пропустила начало вашего разговора. Правильно ли я понимаю, что ты официально предлагаешь Карине должность в своем предвыборном штабе?

— Ну… можно сказать и так, — мэр уже почти оправился от потрясения и говорил почти нормально. — При условии, конечно, что она согласится…

— Вот как? — Эхира приподняла бровь, аристократично отправляя в рот вилкой крошечный кусочек рыбы. — Значит, ты решил побороться за голоса крестоцинских девиантов. И что же за должность? С какой оплатой? С какими обязательствами с твоей стороны на до и после выборов?

— Ну… э-э-э… — Мэр снова начал багроветь.

— Понятно, — кивнула женщина. — Никаких обязательств и никаких денег. Просто использовать в качестве… как ты сказал? Символа?

— Финансовые вопросы мы можем обсудить после ее согласия! — буркнул мэр. Он схватил со стола бокал с лимонной водой и одним глотком осушил половину. — Я бы, госпожа Эхира, предпочел обсуждать с ней такие вещи с глазу на глаз.

— Возможно. Карина, а что ты думаешь о перспективе заделаться публичным политиком? — во взгляде Эхиры играли смешинки. — Действительно, никакой крови, никакой учебы, никаких пациентов. Знай себе выступай на предвыборных митингах и общайся с журналистами. Ну, еще иногда пару фокусов покажешь — взглядом стакан поднимешь или стальной лист продырявишь. А?

Девушка невольно фыркнула.

— Нет, тетя Эхира, — серьезно сказала она. — Господин мэр, нижайше прошу меня извинить. Я не стану выступать на собраниях, и в твоем штабе тоже работать не смогу. Я крайне признательна тебе за лестное предложение, но принять его не в состоянии. Через две недели, перед зимниками, я уезжаю домой, и в Крестоцин вернусь разве что следующей зимой — если вообще вернусь.

— Жаль слышать, — мэр словно потускнел и сдулся. Его широкая улыбка поблекла. — Ну что же, если таково твое окончательное решение, давайте поговорим о чем-нибудь более интересном. Да, кстати, я совсем забыл…

Он извлек из внутреннего кармана пиджака плоскую коробочку, обтянутую черным бархатом, и снял крышку. На бархатной же подкладке блеснул золотой кружок.

— Вот твоя медаль, Карина, — сообщил он. — Конечно, я бы предпочел вручить ее в куда более торжественной обстановке, но раз уж ты так отказываешься…

Он закрыл коробочку и протянул ее девушке.

— Спасибо, господин мэр, — поблагодарила та, принимая награду и вздрагивая от заинтересованного взгляда, который бросил на награду журналист. — Я чрезвычайно признательна за оказанную высокую честь.

Дальнейший разговор не сложился. За столом наступила напряженная тишина. Госпожа Сатта попыталась разрядить ее, рассказав несколько смешных историй из жизни университета, но даже анекдоты не вернули мэру прежнюю жизнерадостность. Он бросал угрюмые взгляды на безмятежно жующих Эхиру и Вая, которые, увлеченные едой, казалось, перестали обращать на него всякое внимание.

— Замечательный ресторан, — наконец сказала Эхира, вытирая губы салфеткой. — Местная кухня определенно заслуживает высшей похвалы. Благодарю за угощение, господин Тарай. Полагаю, теперь мы можем отправиться в мэрию, чтобы провести небольшое совещание, о котором уговаривались на днях. Я надеюсь, твои помощники не в обиде на меня за то, что встречу приходится устраивать в выходной.

Мэр одарил ее кислым взглядом и поднялся.

— Дорогая, — обратился он к жене, — я в мэрию. Вернусь поздно.

— Хорошо, Тари, — согласилась та. — Не задерживайся сильно.

— Всего хорошего, госпожа Карина, — мэр кивнул девушке, и на мгновение на его лице вновь мелькнула ослепительная профессиональная улыбка. — Если вдруг надумаешь принять мое предложение, попроси господина Теодара связаться со мной.

— Или позвони мне, — подмигнула ей Эхира. — Или папе. И мы вместе подумаем, какое именно предложение тебе стоит принять и во что оно обойдется господину мэру. Я вечером к тебе забегу, так что не прощаюсь.

— Машина доставит тебя до дому, госпожа Карина, — лицо мэра опять стало кислым. — Сати, я вызову тебе такси.

— Не стоит, дорогой, — покачала головой та. — Я сама справлюсь.

— Как скажешь, — мэр пожал плечами и зашагал к выходу. Эхира с Ваем кивнули его жене и двинулись следом. Сатта проводила их взглядом и рассеянно подцепила вилкой ломтик рыбы.

— Госпожа Карина, так госпожа Эхира и в самом деле друг твоей семьи? — непонятным тоном спросила она. — Да… у твоего отца очень и очень неплохие политические связи. С такими тебе и в самом деле наплевать на дешевую популярность…

Она отложила вилку и промокнула рот салфеткой.

— Не обижайся на Тарая, — попросила она. — Он неплохой человек, хотя и нудноватый. К несчастью, с тех пор, как он пошел в политику, — добавила она с горечью, — он сильно изменился. А ведь был таким многообещающим экономистом… Ты не любишь публичность, Карина, и правильно делаешь. Нечего тебе в политике делать. Когда перестаешь видеть в людях людей, а начинаешь думать о них лишь как о фигурах и пешках в большой игре, ни к чему хорошему это не ведет.

— Я не обижаюсь, госпожа Сатта, — покачала головой Карина. — Все нормально. Я с большим удовольствием познакомилась с господином мэром, правда! И с тобой тоже. И кормят здесь и в самом деле очень вкусно.

— Еда хорошая, что есть, то есть, — улыбнулась ей жена мэра, поднимаясь. — Все оплачивает мэрия, о счете не беспокойся, так что если хочешь, заказывай еще. Можешь попросить, чтобы тебе положили с собой. Не стесняйся, здесь многие так поступают, даже вполне себе богатые личности. И я бы с собой завернула, но я сейчас не в том положении. Я пойду. Вот… — Она покопалась в сумочке и протянула Карине визитную карточку. — Здесь записан код моего пелефона, так что звони, если что.

— Спасибо, госпожа Сатта, — кивнула девушка, принимая карточку. Жена мэра поклонилась ей и пошла к выходу. Карина задумчиво посмотрела ей вслед. Все же она неплохая тетка. Да и мэр тоже ничего себе, забавный дядька, хоть и политик. А что он ее хотел использовать, так не силой же заставлял. Профессия у него такая…

Но зачем все-таки с ним встречается тетя Хи? И откуда взялся журналист? Можно вечером у нее поспрашивать, но если она не захочет отвечать, то все бесполезно. Ну и пусть. Главное, что она снова увидела в чужом городе знакомое лицо.

Вот только как они поместятся вдвоем у нее в квартире? Там ведь только одна кровать. В отель она Эхиру ночевать точно не отпустит. Интересно, а как отнесется шофер длинной машины к идее заехать в магазин, где продают постельное белье и матрасы?

14.16.849, перидень. Оканака, загородная резиденция закрытого клуба «Сэйсара»

Рора откровенно злилась.

Работу в эскорте она и без того ненавидела. Долгими часами хвостом таскаться за клиентом, улыбаться жирным мужикам и по-жабьи выглядящим бабам, их официальным женушкам, поддерживать светские беседы, осторожно, дабы ненароком не обидеть, отклонять завуалированные, а то и откровенные предложения перевести вертикальные отношения в горизонтальную плоскость… Тоска. Рутина. Когда же клиент обращался с ней, как с пустым местом (а такое случалось не так уж и редко), она просто зверела и едва сдерживалась, чтобы не дать ему по морде. Да, она модель и эскорт — идеальная фигурка, смазливое личико и ослепительная улыбка — чьи эмоции никого не волнуют, но такая профессия не значит, что с ней можно вести себя как с проституткой!

Но она сдерживалась. Деньги за эскортирование ей платили немаленькие, и ради них стоило потерпеть. Тем более, что ей уже двадцать пять, и не за горами время, когда конкурентки помоложе вытеснят ее и из службы эскорта, и из модельного бизнеса. Придется подыскивать другое дело — а чем она станет заниматься, большой вопрос. Образование она не получила, приличной профессии у нее нет, а работа продавщицы или собачьей парикмахерши ее совершенно не привлекает. Была бы поумнее в молодости — наверняка бы поступила в колледж, а сейчас учиться уже поздно и даже как-то неприлично. Идеальным вариантом казалось выгодное замужество за одним из клиентов, по брачному контракту, обеспечивающему ей приличные отступные при разводе. Но клиенты рассматривали ее как максимум в качестве временной любовницы, никак не жены. Значит, следует посматривать и на другие кандидатуры — зря, что ли, она тусуется в высшем свете? При должном внимании вполне можно подцепить кого-нибудь побогаче.

Сейчас Рора внутри просто кипела от злости — клиент бросил ее одну, не сказав ни слова помимо «Жди здесь, скоро вернусь» и удалившись в непонятном направлении с каким-то знакомым. Наверняка тоже долбанным политиком. Загнав эмоции глубоко внутрь и нацепив на физиономию дежурную ослепительную улыбку, она бессмысленно бродила по залу, заполненному народом, всматриваясь в окружающих в поисках подходящей кандидатуры для флирта, хотя бы временного, до возвращения клиента. Однако подходящих одиноких мужчин не просматривалось. Мужики по большей части болтались в компании с шикарно одетыми дамочками, бросающими на нее убийственные взгляды. Те же, у кого, на первый взгляд, компания отсутствовала, либо Рору совершенно не привлекали (а замуж даже по расчету за откровенного урода она выходить не намеревалась), либо казались настолько увлеченными общением между собой, что не обращали на нее никакого внимания. Она уже почти смирилась с тем, что придется коротать вечер в тоскливом ожидании, когда внезапно заметила подходящую кандидатуру.

Молодой мужчина лет тридцати в одиночестве сидел на подоконнике в дальнем углу зала, судорожно сжимая в руке бокал с вином и пугливо посматривая на присутствующих. Здесь свет был приглушен, и его одежда почти сливалась с темно-бордовыми портьерами и заоконной темнотой. Рора кинула на него оценивающий взгляд. Скромный темно-серый костюм, явно из магазина готового платья, а не сшитый на заказ, почти незаметный официально-голубой шейный шнурок, дешевые черные туфли, начищенные до блеска, аккуратно зачесанные назад волосы — типичный чиновник из мелких. Вероятно, чей-то секретарь, получивший приказ подождать в сторонке. Или же он случайно оказался на тусовке в высшем свете и теперь просто не знает, куда приткнуться, чтобы ненароком не наступить на ногу важной персоне, разрушив тем самым свою упорно выстраиваемую грошовую карьеру. Серая мышь без связей, перспектив и денег, слишком пугливая, чтобы активно заводить полезные знакомства. Патентованный неудачник. Нет, такого обрабатывать — только время терять. Впрочем, делать все равно нечего, так хоть позабавиться немного…

Она встряхнулась и плавной походкой, покачивая бедрами, подошла к мужчине. Бесцеремонно вынув у него из руки бокал, она отхлебнула его содержимое — вино оказалось довольно кислым и скверным — и обворожительно улыбнулась.

— Добрый вечер, господин, — сказала она, добавив в голос чарующих грудных ноток, сводящих мужиков с ума. — Не скрасишь ли мое одиночество в таком скучном месте?

— Если я тебя не обременю, великолепная госпожа, — откликнулся мужчина, напряженно разглядывая ее. — Я не слишком хороший собеседник для таких прекрасных дам.

— О, все в порядке, — заверила его слегка озадаченная Рора. Она прекрасно умела читать мужиков, с которыми общалась, и их реакция всегда оказывалась одна и та же: текущие слюни и попытки даже против своей воли раздеть ее взглядом. Чиновник же реагировал как-то странно — взгляд оставался напряженно-испуганным, и смотрел он, как школьник смотрит на строгую училку. Он, часом, не голубой? — Знаешь, господин, мне скучно. Мне просто нужна компания. Я не очень тебя обременю…

Она наклонилась вперед, расположив свое глубокое декольте прямо перед лицом мужчины, и поставила бокал на подоконник.

— Меня зовут Рора, — сообщила она, дразнящее облизывая губы и медленно выпрямляясь, давая мужчине возможность оценить гибкость своего стана, туго обтянутого полупрозрачной тканью. — Рада знакомству, господин.

— Рад встрече, госпожа Рора, — все тем же зажатым тоном откликнулся мужчина, глядя не то на нее, не то сквозь нее. — Раз знакомству. Благосклонность пожалована. Присаживайся, прошу, — он кивнул на подоконник.

— Спасибо, господин! — еще добавив в голос сексуальной хрипотцы, откликнулась женщина, опускаясь рядом. Он, похоже, точно мужелюб. Ни один нормальный мужик на нее настолько холодно реагировать не может! Похоже она просто время теряет. И почему он не представился в ответ, что за манеры! — Что ты делаешь здесь в одиночестве, если я задаю не слишком нескромный вопрос?

— Здесь нет тайны, госпожа Рора. Я ожидаю персону, задержавшуюся из-за непредвиденных обстоятельств.

— Вот как? Но неужели во всем зале нет другого человека, который мог бы тебя заинтересовать? — Рора пошевелилась, устраиваясь поудобнее и словно ненароком касаясь мужчины бедром.

— Ну почему же, — откликнулся тот, — есть. Но таких мало. Меня вообще сложно заинтересовать.

— Вот как? — преувеличенно-восхищенно поинтересовалась женщина, пытаясь не показать свою озадаченность. Неуверенный тон мужчины решительно не вязался с содержанием его слов. — Скажи, господин, а я тебя интересую?

Она решительно не понимала реакции собеседника. Нет, похоже он не мужелюб. Даже голубой проявил бы хоть какие-то эмоции. Этот же… он не просто рассматривает ее, как страшный манекен, он сам смахивает на слегка, но не до конца оживленную куклу. Похоже, пора завязывать с играми. Вдруг он псих? Маловероятно, конечно, но вдруг?

— Ты? — мужчина посмотрел на нее так, словно увидел в первый раз. — Тебе действительно хочется знать, госпожа? Или просто разговор поддерживать пытаешься?

— Разумеется, я хочу знать, господин, — уже слегка раздраженно и с нотками сарказма ответила Рора. — Ведь такая, без сомнения, неординарная личность, как ты, наверняка может точно оценить человека с первого взгляда, не так ли?

— Ну что же, госпожа, — вдруг усмехнулся мужчина, — не обессудь, но ты сама напросилась. Погоди-ка секунду…

На мгновение он замер, уставившись в никуда. Потом внезапно он словно ожил. Рора даже под пытками не смогла бы объяснить, что именно в нем сменилось, но ощущение возникло ясное и отчетливое: теперь рядом с ней сидел живой человек. И от его напряженно-испуганной позы не осталось и следа — она изменилась совсем чуть-чуть, совершенно неуловимо, но Рора почему-то вдруг ощутила себя школьницей, застуканной учителем с сигаретой.

— Итак, госпожа… Рора, я верно запомнил? — с легкой полуулыбкой сказал мужчина. — Значит, ты хочешь узнать, интересна ли ты мне? Хм… вряд ли ты действительно хочешь знать. Скорее, я интересую тебя как мишень — провести время, возможно, позволить за собой поухаживать, после чего внезапно бросить, распаленного и полного радужных ожиданий. Так?

— Что ты, господин! — преувеличенно-возмущенно взглянула на него Рора, не сумев, однако, скрыть растерянные нотки в голосе. — Разумеется, я…

— …именно того и хотела, — невозмутимо перебил ее собеседник. — Извини, госпожа, но так, как ты, женщины ведут себя с мужчинами, на которых имеют планы. В тебе же сексуального влечения ни на грош, так что выводы очевидны. Но вернемся к исходному вопросу. Итак, интересна ли ты мне? Нет, пожалуй. Судя по тому, что болтаешься по залу в полном одиночестве, ты не принадлежишь к местному обществу. На обслугу ты не похожа, значит, эскорт. Из тех девиц, что зарабатывают, теша самолюбие мужиков, способных завоевать женщину разве что деньгами. Сверх того подрабатываешь фотомоделью, вероятно, снимаешься в порнофильмах, а иногда просто спишь с мужчинами за деньги. Не часто, поскольку не хочешь потерять форму раньше времени, но спишь.

— Да как ты… — уже с непритворным возмущением начала Рора, но мужчина опять перебил ее:

— Смею, великолепная госпожа, еще как смею. Не забывай, ты сама спросила мое мнение, пусть и не имея в виду откровенный ответ. Впрочем, предположение о порнофильмах снимается, здесь ты возмущена искренне. Что еще? Судьбу свою ты видишь в удачном замужестве, а потому поддерживаешь форму — не пьешь, не куришь, ходишь в гимнастический зал. Но как только подцепишь мужа, так сразу забудешь о воздержании и гимнастике и лет через пять-семь расплывешься и превратишься в толстую подурневшую бабу, истеричную и превратившую жизнь когда-то счастливого мужа в кошмар. Возможно, вынудишь его развестись, получишь кучу денег в качестве отступного, после чего продолжишь медленно стареть в сытом, но бесцельном одиночестве. Существование твое бессмысленно и мало отличается от животного: как-нибудь дожить до завтра, а там все сначала. Обычная человеческая самка, что пришла из ниоткуда и уйдет в никуда, не оставив после себя ни малейшего следа, кроме разве что нескольких болезненных шрамов в душах окружающих. Нет, госпожа, ты ни в малейшей степени мне не интересна.

В течение всей отповеди Рора сидела, хватая ртом воздух и не зная, что сказать. Ее лицо пошло пятнами. Хам! Как человек может быть НАСТОЛЬКО невежливым? Да пусть он хоть Президент, какое он имеет право так говорить?! Она вскочила и с размаху хлестнула мужчину по щеке. Однако тот успел подставить под ее руку ладонь, так что получился лишь неприлично громкий хлопок. Несколько человек, стоящих поближе, обернулись на звук, и Рора почувствовала, что на ее глаза наворачиваются бессильные слезы. Скотина! Животное! Да как он смеет?

— Так, значит? — яростно прошипела она. — И кто же говорит? Мелкий чинуша, который боится даже заговорить с посторонними, прячущийся от всех в темном углу? Ты на себя посмотри! Вкалываешь каждый день от зари до зари, уходишь с работы позже начальства, чтобы свою преданность фирме продемонстрировать! Ни жены, ни любовницы — на них времени нет, да и жалованье мизерное, даже в приличный ресторан сводить женщину не сможешь!.. Неудачник!

— Замечательный психоанализ! — внезапно рассмеялся мужчина. Он встал, оказавшись едва ли не на голову ниже Роры, и поклонился. — Спасибо, госпожа, за тираду. Ты сердишься — значит, еще не до конца потеряна. Если задумаешься о жизни всерьез, авось да выберешься на верную дорогу. Не хочешь, кстати, ко мне в любовницы пойти? Ты меня жизни научишь, а мне с тобой не стыдно на людях показаться. Самооценка у меня повысится, от людей шарахаться перестану. А?

Второй раз на пощечины Рора размениваться не стала — на курсах самообороны ей показывали, как правильно ударить человека в нос, чтобы доставить ему максимально болезненные ощущения. Однако мужчина с легкостью уклонился от ее кулачка и перехватил ее за запястье твердой хваткой. Рора дернулась, но вырвать руку не смогла. Краем глаза она заметила, что на них оборачивается все больше народа.

— Повздорили — и хватит, госпожа Рора, — уже серьезно сказал мужчина. — Меня-то они не запомнят, а вот на твоей карьере публичный скандал плохо скажется. Если, конечно, решишь продолжить работать в эскорте.

Он выпустил запястье женщины, и та отдернула руку, словно от раскаленного железа. Внезапно она опомнилась. Она что, с ума сошла? Что она за сцену устроила совершенно незнакомому мужику, да еще и на людях? Она растерянно оглянулась. На них уже пялилось не менее трех десятков человек.

— Прости меня, господин… — запинаясь, произнесла она. — Я…

— Вина всецело моя, — покачал головой мужчина. — Я спровоцировал тебя, госпожа, так что извинения полностью мои. Однако же если у тебя есть голова на плечах — а она у тебя, похоже, есть — ты задумаешься над моими словами.

Рора растерянно посмотрела на него. Ей захотелось немедленно раствориться в воздухе. Но исчезать таким образом она не умела, да и бросить клиента означает раз и навсегда потерять работу. Она оглянулась по сторонам и с огромным облегчением увидела подходящего к ней спутника. Тот оказался один.

— Смотри-ка, а ты девочка с характером, — ухмыльнулся он, по-хозяйски обнимая ее за плечи. — Мне такие нравятся. Чем он тебе не угодил, а, малышка?

Рора окаменело замерла. Как раз в такой ситуации она должна намекнуть распоясавшемуся клиенту, что не намерена терпеть его заигрывания. Но после того, что она только что устроила…

— Господин Такуса, — негромким голосом, от которого Рору по коже внезапно продрал мороз, произнесла серая конторская мышь, — тебя не учили, что с женщинами нужно обращаться прежде всего вежливо и с уважением? Я не думаю, что ей нравится твоя фамильярность.

— Да ты кто такой? — преувеличенно громко удивился клиент. Его рука скользнула ниже — по спине, по ягодицам… — Ты вообще понимаешь, с кем раз…

— Я-то понимаю, господин, — перебил его мужчина. — А вот ты, похоже, не осознаешь, что разговаривать с дамой в таком тоне чрезвычайно невежливо. И лапать ее прилюдно — тоже. И твое положение, кем бы ты ни являлся, тебя не оправдывает. Меня, кстати, тоже. Госпожа Рора, — обратился он к женщине безукоризненным формально-униженным слогом, — приношу нижайшие извинения за свое неподобающее поведение. Мои слова не имеют оправдания. Моя честь у твоих ног, растопчи ее.

— Я забыла твои слова как давний сон… — ошарашено пробормотала Рора, от неожиданности запинаясь в основательно забытой формуле ответа. — Мне не нужна твоя честь, господин…

— Зато я не забуду твоей доброты, госпожа, — глубоко поклонился ей мужчина. — Кстати, я забыл представиться, за что еще раз извиняюсь. Меня зовут Дзинтон. Дзинтон Мураций. Позволь-ка, господин Такуса… — он аккуратно снял с Роры руку клиента, выглядящего не менее ошарашенным, чем сама Рора. — И на будущее, позволь заметить, — добавил он шепотом, наклоняясь к женщине почти вплотную, — что пинок в голень гораздо более эффективен при обуздании зарвавшихся хамов. Особенно в твоих остроносых туфельках. И увернуться от него сложнее.

Он слегка подмигнул ей и отвернулся.

— Ага, вот и он, — пробормотал он. — Прощай, госпожа.

Кивнув, он быстро зашагал через зал. Рора смутно припомнила, что несколько раз видела новоприбывшего гостя по телевизору, но кто он такой, не вспомнила. Хозяйка салона уже спешила ему навстречу, но тот лишь вежливо-холодно кивнул ей и прошел мимо, осматривая зал. Дзинтон подошел к нему и что-то сказал. Гость удивленно приподнял бровь, но снова вежливо кивнул, и два мужчины прошли через весь зал в один из дальних кабинетов, прикрыв за собой дверь.

— Что за кретин? — удивленно спросил в пространство клиент. — Эй, как тебя… Рора, ты его знаешь?

— Нет, господин Такуса, — холодно ответила женщина. — Он назвал себя Дзинтоном, и ты его слышал.

— Дзинтон? — скривился клиент. — Не помню тако… Дзинтон Мураций?!

Внезапно Рора с удивлением увидела, как глаза клиента полезли из орбит. Он придушенно захрипел, и его мясистое лицо начало быстро наливаться краской. Выражение неописуемого ужаса возникло на его физиономии.

— Приношу глубочайшие наинижайшие извинения за допущенную невежливость, госпожа Рора, — просипел он. — Приношу наинижайшие извинения…

Рора потрясенно взглянула на него. Тот, багровый и потный, словно от страшной жары, схватился за сердце и принялся одну за другой засовывать в рот маленькие белые таблетки из стеклянной трубочки. Перехватив ее взгляд, он поперхнулся.

— Снова приношу свои нижайшие извинения, госпожа, — снова явно через силу проскрипел он. В его глазах полыхала жгучая ненависть, но лицо расплылось в униженной улыбке. — Мое поведение не имеет оправданий. Надеюсь заслужить прощение…

— Я не помню никакой невежливости с твоей стороны, господин Такуса, — машинально пробормотала женщина. — Мне не за что тебя прощать.

— И все равно приношу извинения, — упорно гнул свое клиент. — Я не имел представления, что ты… что вы… что он…

Рора пораженно смотрела на него. Да кто он такой, этот Дзинтон, что одним видом своим запугивает до смерти не самую малую шишку в Ассамблее? А она-то еще перед ним всякую чушь несла…

— Я выражаю благодарность за хорошо выполненную работу, госпожа Рора, — продолжил сипеть клиент. — На сегодня ты свободна. Я сообщу твоему начальнику, что ты прекрасно справилась со своими обязанностями. Приятного ночного отдыха…

Он глубоко поклонился ей, отвернулся и побрел к выходу. Люди провожали его удивленными взглядами. Такие же взгляды Рора чувствовала и на себе. Однако не все смотрели на нее как на участницу публичного скандала. В глазах двоих или троих мужчин она заметила странное выражение — опаску, смешанную с какой-то скрытой работой мысли. Стараясь казаться невозмутимой, она повернулась и пошла к выходу вслед за клиентом. Раз ее работа закончена, здесь ей делать нечего. Влипнет в какую-нибудь еще историю…

«Обычная человеческая самка, что пришла из ниоткуда и уйдет в никуда…» Уже спускаясь по лестнице, она вздрогнула, словно кто-то произнес эти слова у нее за спиной. Да кто бы он ни был, какое он имеет право так говорить?! В конце концов, она ничем не хуже тысяч и тысяч других людей, которые честно пашут от зари до зари и цепляются за любой шанс разбогатеть! Чем удачное замужество хуже удачной игры на бирже? Или выигрыша в лотерее? Какой след, в конце концов, она должна оставить? Стать великим полководцем и убить миллион человек? Или превратиться в выдающуюся киноактрису и запечатлеть свою ухмыляющуюся физиономию на постаменте Улицы звезд? Разным умникам легко рассуждать! Нет у нее ни богатого папаши, ни щедрого любовника! И ей приходится самой прогрызать в жизни дорогу! Так что пошел он лесом со своими нравоучениями, хам!

«Обычная человеческая самка, что пришла из ниоткуда и уйдет в никуда…»

Чушь! Ведь тогда она почти поступила в колледж! Почти! И наверняка бы поступила в следующем году, если бы не сочла глупостью! Самка, ха! Сам самец!.. Разъяренной фурией Рора вылетела из дверей особняка, едва не сбив с ног вовремя отскочившего швейцара, и только тут сообразила, что приехала сюда на машине клиента. М-мать! Теперь придется вызывать такси и ждать, пока оно доберется за десять верст от Оканаки по забитым пробками шоссе. Она выхватила, почти вырвала из сумочки пелефон и вызвала список контактов. Да как же называется клятая контора? Что стоило назвать контакт просто «Такси»? Или хотя бы внести в какую-то категорию? Секундная небрежность, а оборачивается потерянными минутами!

Нервозно перелистывая список, она вдруг замерла. Ее взгляд зацепился за одну из записей. Она ленилась чистить адресную книгу, и со временем там накапливались десятки и сотни ненужных более контактов. Случайно сохранившийся код не имел шансов когда-то еще ей понадобиться — по крайней мере, еще полчаса назад она быпоклялась, спроси ее кто.

«Обычная человеческая самка, что пришла из ниоткуда и уйдет в никуда…»

Медленно, словно во сне, она активировала вызов.

— Автоматизированный многоканальный информаторий колледжа Такараги приветствует тебя, — проговорил на том конце линии идеально поставленный синтезированный голос. — Напоминаем, что прием документов для вступительных испытаний открывается первого первого, сразу после зимних праздников. О времени и месте испытаний тебя проинформируют в день подачи документов. Если ты хочешь уточнить процедуру подачи документов, произнеси или введи «один»…

* * *

— Итак, господин Дзинтон, — Исэйка прошелся по комнате, заложив руки за спину, — мне передали, что ты хочешь со мной встретиться. Признаться, я весьма занятой человек, и времени на пустые разговоры у меня нет. Тем более что желающих пообщаться со мной хватает. На встречу я согласился только потому, что за тебя просил человек, которого я считаю другом и искренне уважаю. Я готов уделить тебе десять минут, но не больше.

— Времени на пустые разговоры у тебя действительно нет, — безмятежно согласился Дзинтон.

Он удобно расположился в кресле, вытянув ноги чуть ли не до середины крохотного кабинета и заложив руки за голову. Его фигура излучала странное спокойствие и уверенность. Депутат остановился напротив него и принялся внимательно изучать собеседника.

Когда два дня назад Сафута зашел в служебный кабинет Исэйки в здании Ассамблеи, он казался странно смущенным.

— Иса, — произнес он странным тоном, — разговор есть.

— Да? — отрывисто произнес Исэйка, не отрываясь экран терминала. Он никак не мог продраться сквозь преамбулу проекта бюджета на второе полугодие. Документ казался заколдованным: в течение последнего периода каждый раз, когда у Исэйки доходили до него руки, на голову обязательно сваливался кто-нибудь с наинеотложнейшим делом, ради которого проект в очередной раз приходилось откладывать на потом. А проработать его и оформить замечания необходимо не позже зимников.

— Иса, я понимаю, что мешаю, — смущенно произнес помощник, — но дело очень важное. Оторвись на минутку, а?

Исэйка нехотя оторвался от дисплея и взглянул на Сафуту.

— По-моему, очень важных дел у меня в два раза больше, чем я могу осилить, — грустно заметил он. — А если брать просто важные, то раз в пять. Что на сей раз?

— Иса, с тобой хочет поговорить один… человек, — на последнем слове Сафута явно запнулся. — Он попросил меня обсудить с тобой, когда вы можете встретиться.

— И что заставляет тебя думать, что я захочу с ним встретиться? — сухо спросил депутат.

— Захочешь, — уверенно кивнул помощник. — Это очень важно, Иса. Очень важно, для тебя в первую очередь. Тот человек… он очень редко просит о чем-то. Я мало что знаю о нем, но обычно именно его просят об одолжении. И он не так уж и часто соглашается помочь, и никогда — дешево. Но если соглашается, можешь считать, что уже получил все запрошенное. И если уж он сам идет на контакт, ты никогда в жизни не простишь себе, если откажешься.

— И я даже знаю твоего человека? — саркастически осведомился Исэйка.

— Вряд ли. Возможно, ты слышал его имя — Дзинтон. Дзинтон Мураций. Но о нем обычно не говорят вслух. На самом деле его мало кто знает, обычно все общение идет через доверенных лиц.

— Не слышал! — отрезал Исэйка. — Значит, твой хорошо замаскированный Дзинтон заинтересовался моей персоной? И что же ему нужно, Сафу?

— Понятия не имею, Иса, — пожал плечами Сафута. — Вчера вечером мне позвонила женщина, Эхира Окусама. Мои контакты с господином Дзинтоном обычно идут через нее. Она попросила передать тебе код ее пелефона и нижайшую просьбу связаться с ней для обсуждения времени встречи с господином Дзинтоном. Код я тебе переслал.

— Твои контакты… — депутат задумчиво посмотрел на помощника. — Сафу, я полагал, что ты работаешь на меня, так что любые сторонние знакомства согласуешь со мной. Ты понимаешь, как меня могут подставить таким образом?

— Насчет подстав не беспокойся. Все чисто. Мои… проблемы, которые я решал, никак не связаны с политикой. У меня Сатака сильно болела, помнишь? Быстро прогрессирующий цирроз печени после гепатита, финальная стадия. Врачи только руками разводили, говорили, что ничего поделать не могут. Давали ей от силы полгода жизни. Дзинтон достал мне чудо-лекарство, которое поставило ее на ноги за период.

— И во что оно тебе обошлось?

— Не так много. Пятнадцать миллионов.

— Ничего себе «не так много»! — присвистнул Исэйка. — На такие деньги особняк купить можно. И где ты их взял?

— Ну… — помощник потупился. — Семь у меня накопилось по разными банкам, а остаток… В общем, мне предоставили что-то вроде беспроцентного кредита.

— Сати, — вздохнул депутат, — ты что, дурак? Ты понимаешь, что восемь миллионов долга — такой крючок, с которого ты в ближайшие лет десять не слезешь даже без процентов?

— Пусть, — помощник исподлобья взглянул на него. — Зато Сатака жива. Иса, я тебя никогда и ни за какие деньги не подставлю, ты меня двадцать лет знаешь. А все остальное — мои проблемы, договорились? Но не обо мне речь, о тебе. Если не хочешь, можешь не встречаться с господином Дзинтоном. Но на твоем месте я хотя бы попробовал с ним поговорить…

И вот теперь Исэйка стоял и в упор рассматривал своего собеседника. Тот отвечал ему абсолютно безмятежным взглядом. Повстречав его в кулуарах, Исэйка поклялся бы, что он мелкий чиновник на грошовом жаловании — секретарь, помощник, мальчик на побегушках или что еще, вечный юноша и не менее вечный неудачник. Однако спокойный уверенный взгляд черных глаз Дзинтона мог бы принадлежать самому Президенту.

— Итак, господин, что тебе от меня нужно? — осведомился депутат. — Две минуты уже прошло.

— Одна из причин моего обращения к тебе, господин Исэйка, — улыбнулся Дзинтон, — заключается в твоей нетрадиционности. Я прекрасно знаю, как ты добрался до своего нынешнего поста, и, должен заметить, полагаю тебя подходящим экспонатом для кунсткамеры. Другого такого честного и прямого политика еще поискать надо, и не факт, что найдешь.

— Я польщен твоей похвалой, господин, — сухо откликнулся Исэйка. — И все же?..

— И все же беда в том, господин, что музейные экспонаты без должного ухода не живут. То ли моль побьет, то ли от света выцветут, то ли еще что случится. Например, ты в курсе, что завтра в бюджетном комитете состоится заседание, на котором ты лишишься поста?

— Что? — поразился Исэйка. — Какое заседание?

— Внеплановое, — пояснил Дзинтон. — О котором ты узнаешь за пару часов, так что ничего не успеешь предпринять. И на котором большинством голосов тебя лишат должности главы комитета. Кого назначат взамен — и сам понимаешь. И сам догадываешься, кому настолько сильно наступил на хвост, весной выступая против седьмой бюджетной поправки, что он не пожалел сотню тысяч на подкуп твоих заклятых друзей.

— Предположим, догадываюсь. Однако, господин Дзинтон, почему я должен верить тебе на слово? И кто ты вообще такой?

— Кто я такой — сложный вопрос, — усмехнулся собеседник. — Сложный и с теологической, и с технической точки зрения, не говоря уже про социальную. И ответ на него может тебе не понравиться. Тебе следует знать два основных факта. Первый — я практически всемогущ. Второй — я никогда не действую открыто. Даже если согласишься на сотрудничество, ты видишь меня первый и последний раз в жизни. Даже этого много: большинство моих деловых партнеров не видели меня никогда. И вот здесь мы подходим к ответу на твой вопрос — зачем ты мне понадобился.

Дзинтон замолчал, однако Исэйка даже не пошевелился. Если самоуверенному собеседнику от него что-то нужно, скажет и сам. Переспрашивать он не намерен.

— Гордый… — констатировал Дзинтон. — Удивительно — гордый депутат Ассамблеи. Глазам своим не верю, несмотря на все рекомендации! Итак, господин Исэйка, вот мое предложение. Я создаю новую организацию под названием «Фонд поддержки талантов». Речь о благотворительной структуре, оперирующей в масштабах страны и с бюджетом примерно в пятьдесят миллиардов маеров. Ее основной задачей является финансирование обучения студентов. Для получения стипендии претенденты должны подтвердить свои интеллектуальные способности с помощью особого рода тестов, а также специализироваться в определенных направлениях. Финансирование оформляется в виде беспроцентного кредита на двадцать лет.

— Замечательно, господин Дзинтон, — холодно сказал политик. — Однако при чем здесь я? Твои десять минут почти истекли, кстати.

— Я предлагаю тебе пост почетного председателя Фонда. Ширмы, если угодно. Реально управлять им станут другие люди. Сотрудничество, однако, обоюдно: ты обеспечиваешь Фонд публичным авторитетом, взамен чего поддерживаешь и свой авторитет репутацией благотворителя. Твое вознаграждение зависит от пути, выбранного тобой в дальнейшем: один маер в год и политические дивиденды, если остаешься депутатом Ассамблеи, или же двести пятьдесят тысяч маеров в период минус налоги, если уходишь из депутатов и целиком сосредотачиваешься на работе в Фонде. В последнем случае, правда, придется смириться, что карьеру выборного политика придется оставить. Итак, господин Исэйка, предложение сделано. Ответ за тобой.

— Замечательно… — фыркнул депутат, усаживаясь в кресло. — И что именно скрывается в недрах твоего фонда? Отмывание денег? Наркотики? Оружие? Контрабанда? Прости, господин Дзинтон, я не верю в бескорыстие с тех пор, как занялся политикой.

— Фонд не скрывает ничего. Его деятельность полностью соответствует заявленным целям. Изюминка в тесте имеется, но она достаточно невинна — перманентное безвозвратное финансирование группы примерно в восемьдесят персон, уже подтвердивших свои способности и работающих в нужных направлениях. Речь действительно о благотворительности чистой воды, господин Исэйка. Итак?..

— Блистательный господин Дзинтон, — обманчиво-мягко произнес депутат, — мы с тобой не маленькие дети. И оба прекрасно понимаем, что стартовый капитал в пятьдесят миллиардов маеров без публичного размещения акций на бирже можно собрать только двумя путями: либо через госбюджет, либо через противозаконную деятельность наподобие контрабанды оружия. Если бы речь шла о госбюджете, ты просил бы меня не о том, чтобы я занял должность в твоем Фонде, а о поддержке при утверждении соответствующих статей. Поскольку поддержка тебе не нужна, я могу сделать лишь один вывод — ты создаешь еще одну контору по отмыванию денег. И я не намерен участвовать в твоих играх. Более того, господин Дзинтон, мне известно не так уж много преступных синдикатов, финансово способных на операцию такого масштаба, и ты не принадлежишь ни к одному из них. Следовательно, речь идет об афере, мыльном пузыре, который лопнет через несколько недель, по ходу дела угробив и меня. Я что, похож на самоубийцу?

— Замечательный анализ! — рассмеялся его собеседник. — Но ошибочный, поскольку базируется на неверных посылках. Повторяю еще раз — речь не об отмывании денег. Мне частенько приходится иметь дело с деньгами, полученными в результате преступлений, но всегда — против воли их владельцев. Когда я настойчиво прошу, отказать мне невозможно, и в мире нет ни одного бандитского синдиката, который хотя бы раз не заплатил мне отступные. Эти деньги отмываются задолго до того, как я пускаю их на нужные мне цели, и в Фонде из них нет ни маера. А вопрос происхождения средств Фонда тебя пусть не волнует — они не добываются методами, противоречащими твоим убеждениям. Ты даже представить себе не можешь, какие доходы может обеспечить биржевой игрой один-единственный грамотно запрограммированный искин! Впрочем, ты не обязан верить мне на слово. Ты хотя и ширма, на первых порах, во всяком случае, но получишь полный доступ к бухгалтерии. И даже вмешиваться сможешь в некоторой степени. Ты сам убедишься, что здесь все чисто.

— Значит, ты благородный грабитель, отбирающий преступные деньги у бандитов и нечестно нажитые — у спекулянтов, и раздающий их бедным? — криво усмехнулся депутат. — Браво! Не думал, что в наше время все еще остаются чистые душой личности.

— Твой сарказм вполне уместен, — кивнул Дзинтон. — И причина его мне тоже вполне понятна — ты не знаешь, кто я такой. Сейчас ты смотришь на меня и говоришь себе: вот человек, утверждающий, что ворочает сотнями миллиардов. Я уже год фактически возглавляю бюджетный комитет Ассамблеи за его неспособностью выбрать вменяемого председателя. Я поименно, а чаще всего — и лично знаю всех людей в Катонии, оперирующих финансами в подобных масштабах. А человек передо мной мне абсолютно не известен. Вывод? Он мошенник. Я правильно воспроизвожу цепочку размышлений, господин Исэйка?

— Если тебе угодно изложить аргументы именно в таком виде, то в целом правильно. И где я неправ, господин? — вежливо спросил депутат, разглядывая потолок.

— В самом начале. Видишь ли, я не человек.

— Наверное, замаскированный тролль, — фыркнул Исэйка. — Ну вот что, господин, я тебя выслушал, и…

Он опустил взгляд — и подавился остатком фразы.

У его собеседника начисто пропали глаза. Вместо них на лице полыхали два омута чистого синего пламени, слепящего взгляд.

— Видишь ли, господин Исэйка, — произнесли губы на ставшем нечеловеческим лице, — ты спросил, кто я такой, и не получил ответа. Как я уже упомянул, верный ответ на твой вопрос весьма сложен и неоднозначен. Но в первом приближении можешь считать меня богом. Именно в моей природе кроется причина финансовой честности: меня просто не волнуют деньги. Этот инструмент имеет смысл только в рамках вашего общества, к которому я не принадлежу. В любой момент я могу получить столько денег, сколько мне потребуется. Но чтобы не обрушить вашу экономику, я вынужден избегать ее накачки пустыми деньгами, а потому отбираю их у бандитов и мошенников, которым они все равно впрок не идут.

— Что… что за фокусы? — сквозь силу выдавил Исэйка, не в силах, несмотря на плавающие перед глазами темные пятна, оторвать взгляд от омутов пламени.

— Никаких фокусов. То, что сидит перед тобой, человеком не является. Ты видишь фантом, сформированный специально для удобства общения. В нем нет ни одной живой клетки, и он может принимать любой потребный мне внешний вид. В нем все — лицо, тело, даже одежда — фальшивка. Овеществленная пустота, ничего более.

— Это… какой-то… фокус… — едва слышно пробормотал депутат. — Ты…

Он всем сердцем понимал, что не фокус. Такое невозможно имитировать. Никакая голограмма не способна передать пронизывающий, несмотря на отсутствие зрачков, взгляд живых огненных ям. Но разум продолжал сопротивляться, не желая принять невероятное.

— Не фокус, господин Исэйка. Реальность.

Огненные омуты медленно погасли, и лицо Дзинтона снова стало обыкновенным. Он встал и подошел к депутату вплотную.

— Дотронься до меня! — властно приказал он. — Ну же!

Словно во сне, депутат вытянул руку и кончиками пальцев коснулся груди собеседника, ощутив грубую дешевую ткань его пиджака. Тот резко наклонился вперед, и Исэйка почувствовал, что его рука пронизывает одежду и проваливается вглубь тела. Его ладонь словно загребла густой кисель, но когда Дзинтон выпрямился, в ней не осталось ничего. Дзинтон аккуратно, двумя пальцами, взял шейный шнурок депутата — и от материи поднялась тонкая струйка дыма.

— Нет, не фокус, господин Исэйка, с чем тебе придется смириться. А теперь — назад к делу. Мое предложение остается в силе. Я даю время подумать: оно действительно в течение ближайших трех дней. Сегодня тринадцатое, но его можем не считать. Значит, до полуночи шестнадцатого числа ты должен сообщить о своем решении Эхире. Если не позвонишь ей до десяти часов ночи, ответ автоматически считается отрицательным.

— И что тогда? — пробормотал Исэйка, тщетно пытаясь собраться с мыслями.

— Для тебя? Ничего. Абсолютно ничего. Я не намерен как-то карать тебя за отказ. Вознаграждать, впрочем, тоже. Другое дело, что ты сам до конца жизни станешь жалеть о допущенной глупости, но это отдельный вопрос. На тебе свет клином не сошелся, ты всего лишь первый в ряду из восьми человек, и кто-то из них согласится наверняка. По ряду причин ты — наилучшая кандидатура, и мне хотелось бы, чтобы ты предложение принял. Но нет — так нет. На меня никто и никогда не работает по принуждению, прямому или же косвенному, и на долгие уговоры у меня тоже времени не имеется.

— Твой либерализм радует… — слабо сказал депутат, безуспешно стараясь подпустить в голос саркастические нотки. — Скажи, господин Дзинтон, но что тебе от меня… от нас нужно?

— Абсолютно ничего, если не считать свежих мыслей, — хмыкнул Дзинтон. — Господин Исэйка, мы много столетий присутствуем в вашем мире. Мы могли бы полностью контролировать его, если бы пожелали. Но мы заинтересованы в том, чтобы вы жили и развивались сами по себе. Однако по ряду причин ваше общество весьма нестабильно и склонно к саморазрушению. Проблема постепенно изживается и лет через сто — сто пятьдесят сойдет на нет, но до того времени мы определенными мерами вынуждены поддерживать стабильность. Новый фонд — один из таких инструментов.

— Вы?..

— Моя раса называет себя Демиургами. Если примешь предложение, госпожа Эхира, которая станет твоим временным куратором, уполномочена передать тебе некоторый объем информации, полезной для понимания общей картины. Если нет… Возможно, когда-нибудь ты получишь доступ к досье «Камигами». А теперь я тебя оставлю.

Он пружинисто поднялся и пошел к двери. Депутат осоловело смотрел ему вслед, чувствуя во всем теле странную слабость. Уже взявшись за дверную ручку, Дзинтон обернулся.

— Помни — шестнадцатое число, полночь. Прощай, господин Исэйка.

Он приотворил створку и выскользнул в образовавшуюся щель, сквозь которую на мгновение прорвался шум толпы в большом зале. Депутат откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. То ли он сошел с ума, то ли… Он поспешно схватился за шейный шнурок. Пальцы нащупали корявые потеки оплавленной синтетической нити. Нет, не примерещилось. Ну ничего себе забежал переговорить! Пообщался этак запросто с каким-то богом, получил от него предложение, от которого откажется только полный дурак…

Так, спокойно, сказал он себе, подавляя истерический смешок. Начинаем решать проблемы в порядке их поступления. Хвататься за все сразу не станем. Первое — проверить, не обманул ли собеседник насчет внезапного завтрашнего совещания. Хм… Пожалуй, лучше Катасары для провокации никого не найти. Всегда в первых рядах любой интриги, и при том настолько глуп, что всегда оказывается марионеткой в чужих руках.

Он достал пелефон и набрал номер.

— Касатара? — осведомился он. — И тебе доброго вечера. Скажи, у тебя повестка завтрашнего заседания не завалялась? А то я случайно стер документ, причем безвозвратно, сейчас даже и не знаю, что делать — вечер, секретарь комитета недоступна, а подготовиться надо. Да нет, не беспокойся. Просто сбрось мне ее еще раз…

22.16.849, перидень. Крестоцин, Первая городская больница

— Как самочувствие? — Карина бегло просмотрела текущую карту Мири и снова повернулась к нему.

— Совсем хорошо, — улыбнулся юноша. — Меня уже почти не тошнит, и голова не кружится.

— Ага, с кровью у тебя куда как получше стало, — согласилась Карина, постучав пальцем по блоку гемодиализа, который на эту неделю перевесили на другую руку. — Видишь, индикатор показывает, что нагрузка опустилась до средней. Ну, который желтенький. Организм у тебя постепенно справляется с выводом продуктов распада мертвых клеток. И температура уже невысокая, и кожа почти нормального оттенка. Ты выкарабкиваешься. Еще период — и тебя можно выпускать на свободу.

— Жду не дождусь! — белозубо улыбнулся юноша и тут же сладко зевнул. — А что ты сегодня так рано? Еще же и семи нет.

— Мири, — Карина отложила планшет, — я уезжаю.

— Надолго? — улыбка юноши поблекла. — А когда?

— Сегодня, Мири. И насовсем. У меня кончилась практика. Я же интерн-первогодок, не забывай. Мне еще доучиваться нужно и диплом получать. Не хотела тебе говорить раньше времени…

— Но Кара! — лицо юноши приняло растерянное выражение. — А как же я без тебя?

— Ты во мне больше не нуждаешься. Последние метастазы я выжгла в прошлый сеанс. Твой организм чист, что подтверждают и томограмма, и рентген, и мой сканер. Тебя долечат в мое отсутствие, во мне больше нет необходимости.

— Прости, Кара, — поспешно проговорил пациент. — Я не то сказал от неожиданности. Я знаю, что меня долечат. Просто… ну, я к тебе так привык. Расставаться не хочется. Ты еще вернешься в Крестоцин?

— Не знаю. Раньше следующей осени я не смогу сдать все экзамены. Боюсь загадывать на год вперед, мало ли что случится.

— Очень надеюсь, что вернешься, — слабо улыбнулся Мири. Он протянул свободную руку и неловко сжал запястье девушки. — Кара, я твой должник. Навеки должник. Когда-нибудь я тебе пригожусь, даю слово. Не знаю, смогу ли сделать для тебя то же, что ты сделала для меня, но я постараюсь.

— Глупый, — ласково улыбнулась ему Карина, кладя свою ладонь на его кисть. — Врач лечит не для того, чтобы пациента должником сделать. Он лечит потому, что таков его долг. Мири, я клятву давала помогать больным любой ценой и в любых обстоятельствах, а я к ней серьезно отношусь. Ты ничего мне не должен. Просто напиши потом, как у тебя дела. Или позвони.

— Обязательно напишу, Кара. Спасибо тебе.

— Не за что, Мири. Извини, мне бежать пора, у меня утренняя планерка. Последняя. Нехорошо на нее опаздывать.

Она наклонилась к парню и поцеловала его в лоб. Подхватив планшет, она подошла к двери палаты и оглянулась. Мири смотрел ей вслед. Он медленно поднял руку со сжатым в жесте победы кулаком. Карина ответила ему тем же и вышла, прикрыв за собой дверь. Когда она шла по коридору, в носу у нее предательски щипало. Ну-ка, возьми себя в руки, сурово прикрикнула она на себя. Только разреветься на людях не хватало!

В ординаторской она, как в самый первый день, забилась в дальний угол, куда свалила свои сумки. Парс восседал на верху кучи, с императорским видом оглядывая окрестности — сторожил. Он приветственно фыркнул в сторону Карины, но от голосовых реплик воздержался. Карина почесала его между лопоухими ушами и уселась на стул, приготовившись слушать. Последний раз. Последняя планерка из, еще недавно казалось, бесконечной череды. Она так привыкла к утренним совещаниям, к обходам с Томарой, к операциям, перевязкам, больничным коридорам, что чувствовала странную пустоту при мысли о возвращении домой. Да, она страшно соскучилась по домашним… но чувствовала, что станет скучать по Крестоцину ничуть не меньше. Вернется ли она сюда? Дома она обязательно посоветуется с папой на сей счет.

Через несколько минут подтянулись недостающие, и ведущая сегодня планерку Томара открыла совещание. Отчет ночной дежурной смены, плановые операции на день, расписание операционных, доклад старшей сестры, обсуждение больных… Постепенно мысли Карины уплыли куда-то в сторону, и она не сразу сообразила, что речь идет про нее саму.

— …пришлось делать доклад самой, — Томара поверх голов посмотрела на Карину. — Наверное, я смогла бы заставить ее выступить самостоятельно, но тут исход прогнозировался равновероятным — либо выступит, либо сбежит от страха. Я решила не рисковать, — она подмигнула оцепеневшей Карине, и по ординаторской прокатился смешок. — Формально я, конечно, нарушаю Закон о тайне личности, но поскольку слухи давно и бесконтрольно гуляют по отделению, я решила — да пропади он пропадом!

— Не надо… — одними губами прошептала Карина.

Когда неделю назад Томара заставила ее систематизировать все материалы по лечению Мири и сделать статью («разумеется, дорогая, опубликуем без указания твоего имени»), у Карины сразу появилось предчувствие, что добром дело не кончится. Статью она выполнила в обезличенно-формальном стиле, тщательно избегая личных местоимений, но у нее все равно осталось ощущение, что она выставляет себя под лучом прожектора на ночной площади, забитой народом. И сейчас, похоже, прожектор светил на нее, ослепляя и заставляя впадать в оцепенение.

— Разговоры об особых способностях нашей Кары по отделению ходят давно, — безжалостно продолжала Томара. — В общем-то, большинству о них давно прекрасно известно. Для тех же, кто не вслушивался, подтверждаю: большая слухов верна. У Кары особые способности первой категории… — кто-то в другом конце комнаты присвистнул, но остальные хранили молчание. — … но не в них дело. Дополнительно она обладает двумя действительно полезными способностями: умением видеть вещи насквозь, буквально видеть, не в переносном смысле, а также может работать с веществом на молекулярном уровне. В частности, она умеет невооруженным взглядом отличать измененные ткани человеческого тела, например раковые, от нормальных…

Следующие пятнадцать минут Томара, включив проектор и демонстрируя на экране графики, снимки и результаты анализов, излагала историю лечения Мири. Карина то и дело ловила на себе изумленные взгляды врачей и старалась сжаться в как можно более незаметный комочек. Не помогало — уменьшаться до размеров бактерии или хотя бы мышки она не умела. Время, казалось, растягивалось и растягивалось до бесконечности, и если бы она могла начать подталкивать помигивающие цифры на часах пальцами, определенно бы этим занялась.

— …таким образом, — наконец закончила Томара, — можно констатировать, что в организме пациента достигнут необратимый регресс основных очагов опухоли и полностью ликвидированы все метастазы. Прогноз однозначно положительный, и, думаю, через пару недель пациента можно перевести на амбулаторное лечение. Еще через период-другой его организм восстановится настолько, что он сможет вернуться к нормальной жизни. У меня все, господа и дамы. Какие будут мнения?

Несколько секунд в комнате стояла мертвая тишина. Все взгляды устремились на Карину, и она обреченно прикрыла глаза. Интересно, назовут ее чудищем в глаза? Нет, они люди вежливые, подождут, пока она удалится…

Скрипнул отодвигаемый стул, и анестезиолог Ххараш поднялся на ноги. Не сказав ни слова, орк несколько раз звучно, насколько позволяли мягкие подушечки, хлопнул в ладоши. И тут словно прорвало плотину: все, кто присутствовал в ординаторской, один за другим вставали и принимались хлопать — сначала вразнобой, а потом все более и более упорядоченно. Карина тоже вскочила и стояла красная как рак, сжав кулаки и растерянно оглядываясь. Она совершенно не понимала, что должна делать. А аплодисменты все не стихали, и в конце концов она почувствовала, что слезы, наконец, прорывают тщательно возводимую плотину и катятся по щекам тонкими ручейками.

Томара подошла к ней и притянула за плечи.

— Ты у нас молодчина, Кара, — шепнула она. — Просто молодчина. Я ни секунды не сомневалась, что ты справишься.

И тут Карина уткнулась ей в плечо и откровенно заревела. В слезах излилось все: и тоска расставания, и радость от того, что Мири все-таки выздоровел, и напряжение, копившееся в ней все время, пока она устраивала сеансы, и благодарность окружающим людям, с большинством из которых она так и не успела толком познакомиться… Аплодисменты постепенно стихли, и присутствующие начали расходиться по своим делам, деликатно не замечая ее слез. Только старшая сестра Марина подошла к девушке и погладила ее по голове.

— Все уже, плакса, — заявила она в свой обычной чуть грубоватой манере. — Хватит слезы лить. Жаль, что ты уезжаешь. Тома, может, уговоришь ее остаться? Доучиться она и у нас сможет, верно?

— Уговаривала, Мара, — Томара вздохнула. — Не хочет. Домой рвется, словно золота там насыпано.

— Я вернусь! — шмыгнула носом девушка, отрываясь от ее плеча. Решение, ясное и четкое, родилось у нее словно вспышка молнии. — Я обязательно вернусь в следующем году. Томара, у вас ведь найдет место для интерна-второгодка, да?

— Для тебя обязательно найдется, — кивнула куратор. — И не только как для интерна. Кара, я хочу, чтобы ты знала: мы всегда тебе рады — в любом качестве. Мне тоже страшно жаль, что ты уезжаешь. Если бы все юные оболтусы относились к делу так же ответственно, как и ты… Ну вот, смотри, всю тушь себе размазала, причем мне на халат.

— Ничего, машина отстирает, — хмыкнула Марина. — Сейчас пришлю кого-нибудь из девочек с чистым. Ну ладно, пошла я. Дел, как всегда, невпроворот. Кара, как поедешь, забеги попрощаться.

Она вышла из ординаторской, и Томара с Кариной остались наедине.

— Ну, Кара, — печально сказала Томара, — давай итоги подводить. Отчет по итогам интернатуры я уже отправила в университет Масарии, оценки, разумеется, наивысшие и за практику, и за теорию, ты в копии, посмотришь на досуге. Статью твою я еще подработаю и отправлю в «Современную хирургию». Выйдет, вероятно, в середине лета. А ты уже, я вижу, с вещами, значит, с квартиры съехала. Когда самолет?

— В три, — сообщила Карина. — За мной Саматта… он мой опекун, в десять на такси заедет, и мы вместе поедем.

— В три? — Томара наморщила лоб. — Знаешь что, я, пожалуй, тебя провожу. Обход я закончить успею, плановых операций и лекций нет, так что съезжу с тобой. Совмещу приятное с полезным — сто лет аэропорт не видела, а его, говорят, перестроили. Посмотрю заодно, что новенького. Не против?

— Нет! — затрясла головой Карина. — Конечно, не против. Госпожа Томара, а можно я с тобой на обход в последний раз схожу?

— Нужно! — решительно отрезала куратор. — Последний день — не повод расслабляться. И, кстати, Кара, давай-ка без формальностей. Я больше тебе не куратор, так что отпала необходимость. Беги в комнату отдыха, приведи себя в порядок и возвращайся. Косметичка у тебя далеко? Могу своей поделиться.

— Не надо, — качнула головой Карина. — Не люблю краситься. Да и не умею. Сегодня вот только к торжественному моменту готовилась. Даже хорошо, что размазалось, сейчас всю смою, и нормально…

Эхира, как и обещала, позвонила ровно в двенадцать. В последний раз помахав в вестибюле вышедшим проводить ее нескольким медсестрам и врачам, Карина вместе с Томарой вышла на стоянку и недоуменно замерла. Желтых такси поблизости не наблюдалось, зато прямо перед входом стоял небольшой красный автомобиль — «зарахито-муссон», насколько она разбиралась в машинах. К изумлению Карины, возле него стояли и мирно беседовали Эхира, Саматта и жена мэра Крестоцина, Сатта.

— Здравствуй, Карина, — кивнула Сатта.

— Привет, Мати. Добрый день, тетя Хи, — растерянно сказала девушка, опуская сумки на асфальт и придерживая устроившегося на плече Парса, чтобы тот не соскользнул. — Здравствуй, госпожа Сатта. А-э…

— Мы с Сати вчера на одной вечеринке столкнулись, — пояснила Эхира. — Как с вечера языками зацепились, так до сих пор расцепиться не можем. Она любезно согласилась нас в аэропорт подбросить. Госпожа Томара, я полагаю? — повернулась она к хирургу. — Наслышана о тебе от Карины. Рада знакомству.

— Радость взаимна, госпожа Эхира, — поклонилась Томара. — Прошу благосклонности. А ты, госпожа, думаю, Сатта Токурас — я тебя по университету помню, ты как-то на собрании хорошо выступала, мне понравилось. О правах преподавателей и необходимости профсоюза. Госпожа, в твоей машине не найдется местечка для меня? — Она с сомнением посмотрела на Саматту. — Я хотела проводить Кару в аэропорт, но, похоже, мы все в машине не поместимся.

— Права преподавателей — мой конек, могу дни напролет говорить, — рассмеялась Сатта. — Спасибо за похвалу, госпожа Томара. В машине, думаю, мы поместимся — если господина Саматту сложить с госпожой Кариной и поделить пополам, как раз получится два средних человека. А салон у меня довольно просторный и даже слегка резиновый. Влезем. Давайте-ка грузиться, времени не так много осталось, а из города по пробкам выехать непросто.

— Просто, — меланхолично сообщил Саматта, кивая в сторону въезжающей на площадку патрульной машины с включенными мигалками. — У нас почетный эскорт.

Полицейский автомобиль остановился позади машины Сатты, и с водительского места с трудом выбралась гора мышц в черно-желтом мундире.

— Привет честной компании, — весело сказал Дентор, оправляя куртку. — Я не опоздал?

— Дентор! — воскликнула Карина. — Ой, как здорово! Ты тоже меня проводить приехал?

— Ага, — кивнул ей командир спецотряда. — Мати сдал место старта с потрохами, даже колоть не пришлось. Я попросил Панаса подменить меня на дежурстве, выпросил у ребят из гаража машину, хоть и не положено, и приехал. Доедем с ветерком. Привет тебе, кстати, от Тришши и Теодара.

Он обошел машину, одной рукой поднял все три каринины сумки и закинул их на заднее сиденье своей машины.

— Ну что, поехали? — спросил он.

— Секундочку, господин Дентор, — остановила его Томара. — Могу я попросить тебя об одолжении?

— Да, госпожа? — капитан бросил на нее оценивающий взгляд.

— Я намеревалась проводить Карину в аэропорт, но в машине госпожи Сатты, боюсь, не так много места. А я всю жизнь мечтала прокатиться в настоящей полицейской машине. Ты не согласишься пустить меня к себе?

— Госпожа, — полицейский согнулся в глубоком галантном поклоне, — отказать такой женщине, как ты, решительно невозможно. Прошу!

Он открыл переднюю пассажирскую дверь, и Томара величественно устроилась на переднем сиденье.

— Благодарю, господин, — кивнула она. — Я никогда не забуду твоей доброты.

В ее глазах мелькнул озорной огонек, и Карина с трудом сдержала улыбку — в отличие от Дентора, который, закрывая дверцу, широко усмехнулся.

— Ну что, народ, грузитесь, — сказал он, возвращаясь к водительской дверце. — Отстающих не ждем.

Саматта кивнул и с трудом втиснулся на переднее сиденье автомобиля Сатты. Карина с Эхирой забрались на заднее сиденье, и «муссон» неожиданно резво рванул с места, пристроившись в хвост обогнавшей их полицейской машине.

До аэропорта, вопреки ожиданиям Карины, они добрались за полчаса. Парс пробрался на переднее сиденье, уперся четырьмя задними лапами в бедро Саматты, передними двумя — в крышку бардачка и с интересом принялся наблюдать за дорогой. Дентор гнал машину с включенной сиреной и мигалками, рискованно огибая пробки по встречной полосе и сгоняя к обочине автомобили в более спокойных местах, а Сатта даже и не думала от него отставать. Карина, которую на заднем сиденье мотало из стороны в сторону, несмотря даже на ремень безопасности, временами испуганно жмурилась, уже воображая себе, как возвращается в Первую городскую больницу — уже в качестве безнадежно тяжелой пациентки. А жена мэра, профессор экономического факультета и холеная красавица, вслух азартно комментируя дорожную обстановку, наслаждалась поездкой, как ребенок наслаждается бешено вращающейся каруселью.

— Ну куда ты лезешь! — восклицала она, подрезая семейный седан. — У тебя что, монитор заднего вида сдох? К обочине, болван! А ты куда втиснуться пытаешься? Давно с дорожной полицией не объяснялся? Ты мне еще побибикай тут! Навыдавали прав безруким, спасу нет…

Когда, наконец, мини-кортеж влетел на бесплатную крытую стоянку возле терминала, Сатта врезала по тормозам так, что всех резко бросило вперед, и возбужденно оглянулась. Ее глаза горели от восторга.

— Ну, девочки, давно я так не веселилась! — радостно сказала она. — Как здорово иметь знакомого мента! Определенно, с вашим Дентором стоит познакомиться поближе.

— Да уж, неплохо… — пробормотала Эхира, вылезая из машины. — Сати, чтоб я еще хоть раз с тобой поехала! Стара я слишком для таких штучек.

Карина внутренне горячо с ней согласилась. Она сама солидным возрастом не отличается, но с госпожой Саттой ездить в будущем воздержится. И с Дентором — тоже. Лучше она постоит у операционного стола, чем полежит на нем!

— Ничего-ничего! — пробормотал Саматта, беря под мышку Парса и вылезая из машины. — Помнится, мы с Дором однажды гонки на бэтээрах устроили. По джунглям в Сураграше, ага. Вот там — да, там он по обрывам и ямам гонял так, что страшновато становилось. А сейчас — да любой таксист так лихачит, если дорожная полиция на горизонте отсутствует.

Поджидая, пока они выберутся из машины, Дентор с Томарой переговаривались у полицейского автомобиля. Дентор одной рукой небрежно держал каринины сумки. Томара вовсю стреляла в капитана глазами, и тот, добродушно ухмыляясь, что-то ей рассказывал.

— Мне тут Дор описал, как он однажды гонялся за каким-то бандитом на ворованной машине, — пояснила Томара. — Бандит на ворованной машине, а Дор, конечно, на своей личной. Он такой храбрый!

Женщина преувеличенно закатила глаза, и капитан приосанился, гордо выпячивая грудь, но тут же не выдержал и заржал во весь голос. Томара, в два раза уже его в плечах и едва достающая ему макушкой до подмышки, тоже засмеялась и стукнула кулачком его в живот. Карина тоже хихикнула. Они, конечно, старички — Дентору уже тридцать, а Томаре вообще тридцать пять, но кто сказал, что старички не имеют права на небольшие жизненные удовольствия? Вот только как-то подозрительно быстро они подружились… Ну и ладно. А вдруг еще и поженятся? Тогда ее наверняка пригласят на свадьбу, или она на всю жизнь на них обидится!

Мужчины нагрузились чемоданами — Карина не позволила Дентору тащить свои сумки, еще чего, она не инвалид! — и вся компания, предводительствуемая гордо трусящим Парсом, двинулась к лифтам, поднимающим со стоянки в здание терминала.

В большом зале трое улетающих подошли к стойке регистрации и сгрузили чемоданы на ленту транспортера, в то время как остающиеся воспитанно остались за лентами, ограждающими зону очереди. Очереди, впрочем, сейчас не наблюдалось, и впереди стояла только одна парочка — мужчина средних лет, и с ним молодая девица в коротком, не по сезону, платье и с массивным серебряным ожерельем на шее.

— …напоминаю, госпожа, что блокиратор следует включить перед тем, как ты войдешь в самолет, — уловила она обрывок фразы и насторожилась. Ну да, разумеется. Сканер отчетливо показывал слабое излучение от встроенного в ожерелье аккумулятора. Видимо, носить обычный ошейник девице гонор не позволяет, вот и маскирует блокиратор под бижутерию. Интересно, какая у нее категория? Третья, не выше. Скорее, четвертая. И не жалко ей деньги на ерунду тратить?

Парочка, взяв посадочные бирки, отошла, и Карина первой протянула свой паспорт женщине за стойкой.

— Я девиант, — предупредила она, не дожидаясь стандартного вопроса. — Ошейник… извини, госпожа, блокиратор ваш.

— Спасибо за уведомление, госпожа, — белозубо улыбнулась регистраторша, вытаскивая из гнезда зарядного устройства тонкий стальной обруч и протягивая его Карине вместе с посадочным талоном. — Напоминаю, что блокиратор нужно надеть и включить перед входом в самолет. После полета, пожалуйста, верни его кабинной команде. На твоего зверька имеется разрешение на перевозку в салоне?

— Он неживой, игрушка, — пояснила Карина, подхватывая того с пола и водружая на стойку. — Парс, поздоровайся с госпожой. Вежливо! — успела спохватиться она, пока зверек открывал рот. Кто его знает, что там Лика напрограммировал! — И представься.

— Добрый день, госпожа, — нарочито механическим голосом проговорил зверек. — Я Парс. Рад знакомству, прошу благосклонности.

— Хорошо, госпожа, — кивнула регистраторша, протягивая Карине посадочную бирку. — Прошу во время перелета не отпускать его от себя, а еще лучше — отключить совсем, чтобы он не мешал соседям. Сумки твои? Нормой является два места багажа, за третье следует доплатить семьсот маеров…

Несколько минут спустя все шестеро подошли к контрольной арке.

— Ну что, пора прощаться, — печально сказала Томара. — Кара, помни — ты обещала вернуться. С нетерпением жду следующей зимы.

— Ну, если обещала, то вернется, — улыбнулась Эхира. — Она у нас девочка ответственная, слово держит. Сати, жду звонка завтра.

— Обязательно, — кивнула Сатта. — Проясню полностью и перезвоню.

Карина, Эхира и Саматта стояли напротив Дентора, Томары и Сатты — все еще одна компания, но уже разделенная незримой чертой расставания. Карина почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы. Вот и перевернута еще одна страница жизни. Она обязательно вернется сюда снова, но Крестоцин станет уже другим городом — знакомым, уже почти привычным и начисто лишенным романтики первого знакомства. Надо, наверное, что-то сказать на прощание — но все слова неожиданно куда-то пропали. Она швыркнула носом, неловко поклонилась остающимся, подхватила Парса на руки и вошла под контрольную арку.

— Внимание, опасность! — внезапно громким чистым голосом произнес Парс. — Внимание, опасность! Внимание, опасность! В воздухе обнаружены следы токсичных химических соединений!

Он ловко вывернулся из рук Карины, спружинив, упал на лапы и замер в напряженной позе, медленно поворачивая голову из стороны в сторону.

— Внимание, опасность! — снова произнес он.

— Парс! — удивленно сказала девушка. — Ты что, Парс?

Несколько человек, намеревавшихся пройти под арку, замерли на месте, с изумлением поглядывая на нее, а некоторые начали отступать назад.

— Кара, стой! — властно приказал из-за спины Дентор, и Карина растерянно обернулась к нему. — В твоего Парса встроен газоанализатор?

— Нет вроде бы…

— Да, Дор, — перебил Саматта, напряженный не менее, чем Парс. — Год назад я брал его в экспедицию. Мы вскрывали древние камеры в захоронениях, там иногда очень нехорошие газы скапливаются, а он разведчиком работал. Сенсор Дзинтон встраивал, — он со значением переглянулся с полицейским. — Парс, отчет — состав опасных газов.

— Концентрация мета-би-триазотистой кислоты превышает норму, — отрапортовал зверек. — Пороговое значение: ноль. Зафиксированное значение: три запятая три восемь два на десять минус четыре. Внимание, опасность!

Мужчины обменялись многозначительными взглядами.

— Что-то не так, господа? — к ним подошел охранник, с уважением покосившийся на форму Дентора. — Что здесь происходит?

— Сержант, вызови начальника смены. Немедленно! — приказал Дентор, прищуренно осматривая зал. — Есть основания полагать, что здесь недавно пронесли… нехорошие вещества. «Замазку», если точнее. Или «белую глину».

— Но такое невозможно,господин капитан, — удивленно сказал охранник. — Контрольная арка не может пропустить…

— Ты слышишь плохо, сержант? — рявкнул на него Саматта командирским голосом. — Начальника смены сюда, быстро! Парс, тихий режим, — добавил он, бросив взгляд по сторонам.

Охранник вздрогнул и нехотя вытащил из нагрудной петли рацию. Отойдя на несколько шагов, он принялся быстро говорить в нее, опасливо поглядывая на Саматту с Дентором. Толпа вокруг быстро росла. Люди опасались проходить в арку, и хотя некоторые отходили к другим пропускным пунктам, народу вокруг собиралось все больше.

— Господа и дамы, проходим, не задерживаемся, — приказал Дентор, оттесняя Карину с Саматтой в сторону от арки. Женщины отошли вслед за ними. — Здесь нет ничего интересного.

— А о чем предупреждал ушастик? — поинтересовался стоящий в первом ряду мужчина. — Какая опасность?

— Опасности нет, — безразлично откликнулся полицейский. — Сбой в системе автоматического контроля. Проходите, проходите, не задерживайте людей.

Карина открыла было рот, но Саматта незаметно сжал ей плечо так, что она чуть не охнула от боли. Впрочем, она тут же обругала себя самыми разными словами. Она, дура, чуть не ляпнула, что папина система ошибаться не может. Она что, панику в аэропорту вызвать хочет?

Их группа молча стояла минуты две или три. Убедившись, что продолжения не намечается, толпа начала потихоньку рассеиваться, и к тому моменту, когда к ним быстрым шагом подошел седой худощавый мужчина с нашивками оой-капитана, сопровождаемый двумя высокими троллями в форме службы безопасности аэропорта, рядом не осталось никого из зевак.

— Что случилось? — властно спросил седой, окидывая группу взглядом. — Кто вызывал охрану? О каких ядовитых газах речь?

— Я капитан Дентор, командир полицейского отряда специального назначения Второго городского округа, — сухо отрекомендовался Дентор, предъявляя удостоверение.

— Слушаю, капитан, — не менее сухо ответил седой.

— Я провожаю группу отбывающих в Масарию рейсом «Небесных линий». В охранное кибернетическое устройство, оформленное в виде искусственного зверя, встроен чувствительный газоанализатор. В районе контрольной арки сенсор определил наличие молекул мета-би-триазотистой кислоты.

— И что? — раздраженно спросил начальник смены.

— Она — основной компонент состава ГУ-18, известного как «замазка» и «белая глина», — терпеливо, как ребенку, пояснил ему Дентор. — Взрывчатое вещество, широко применяемое армейскими диверсантами. Пятидесяти грамм достаточно, чтобы в клочья разнести автомобиль среднего размера. Я три года с ним работал в поле, могу засвидетельствовать, что оно крайне опасно. Ты, надеюсь, сам понимаешь, что случится, если такая бомба сработает в самолете.

— Благодарю за бдительность, капитан, — поморщился седой. — Но мы полностью контролируем обстановку. Уверяю, что на территории аэропорта это вещество отсутствует. Твои друзья могут лететь со спокойной душой.

Он повернулся, чтобы уйти, но Дентор положил руку ему на плечо.

— Господин, — тоном ленивой угрозы проговорил он, — один из нас чего-то не понимает — либо ты, либо я. Твой ответ меня не устраивает.

— Городская полиция не имеет власти в аэропорту, — резко откликнулся начальник смены, сбрасывая его руку. — Здесь не ваша территория. Мы сами в состоянии позаботиться о безопасности пассажиров и самолетов.

— Я не стану разбираться, где городская полиция имеет власть, а где — нет, — фыркнул Дентор. — Если немедленно не получу внятных объяснений насчет твоих дальнейших действий, я вызываю управление округа. И через пять минут все вылеты из аэропорта прекратятся, а через полчаса силы городской полиции устроят тотальную проверку аэропорта и пассажиров на предмет опасных устройств.

— А меня зовут Сатта Токурас, — добавила жена мэра. — И ты, без сомнения, прекрасно знаешь, кто такой мой муж. Сверх того, что пообещал господин Дентор, могу добавить, что уже к вечеру ты вылетишь из службы безопасности аэропорта. И вообще больше никогда не устроишься ни в одну службу безопасности.

Седой отчетливо заскрипел зубами. Несколько секунд он переводил взгляд с Дентора на Сатту, потом сдался.

— Мало мне пьянчуг и скандалистов! Мало мне кретинов из СОБ! — прошипел он. — Еще и бдительные граждане навязались на мою голову… Идите за мной, господа и дамы. Получите вы разъяснения.

Он отвернулся, прошел под арку и, сопровождаемый троллями, спорым шагом зашагал по залу. Вся компания последовала за ними.

Пройдя по узкому коридору в служебных помещениях, они вошли в небольшую комнату с несколькими письменными столами. По периметру комнаты стояли мягкие диваны, и на одном из них сидели два угрюмых мужчины. Один из них, в рваном пиджаке, щеголял огромным фингалом под правым глазом и плохо оттертыми кровавыми потоками под носом. Другой, в не менее рваной спортивной куртке, баюкал руку, висящую на импровизированной перевязи из вафельного полотенца.

— Можете полюбоваться на ваших горе-террористов! — уже не сдерживаясь, рявкнул начальник смены. Сидящие мужчины синхронно вздрогнули. — Кретины! Сотрудники СОБ, называется! Эти деятели без предупреждения попытались протащить сквозь арку полный набор террористических принадлежностей, вроде как внезапная проверка боеготовности охраны аэропорта, чтобы подготовиться не успели! Вот ваша взрывчатка, полюбуйтесь…

Он сдернул с одного из столов прикрывавшее его полотенце и сунул под нос Дентору небольшой баллончик. Тот взглянул на него, хмыкнул и передал Саматте. Тот, в свою очередь, сунул его под нос Парсу, которого Карина держала на руках, и приказал:

— Парс, анализ воздуха.

— Внимание, опасность! — с готовностью отозвался зверек. — Концентрация мета-би-триазотистой кислоты превышает норму. Пороговое значение: ноль. Зафиксированное значение: два запятая два четыре два на десять минус один. Внимание, опасность!

— Вот она, наша бомба, — щелкнул языком Саматта, передавая пузырек Карине. — Имитатор, предназначенный для проверки систем безопасности. Выпускает в воздух молекулы соединений, которые полагается обнаруживать газоанализаторам.

— Именно, — кисло согласился начальник смены. — Нас о проверке не предупредили, а блистательные господа еще и вздумали сопротивление охране оказать. Теперь с их начальством объясняться по поводу рукоприкладства…

— Приношу свои извинения, господин оой-капитан, — произнес Дентор, насмешливо глядя на потрепанных сотрудников Службы общественной безопасности. — Похоже, я действительно оказался неправ.

— Ничего, — буркнул седой. — Ты меня тоже извини — вы правы, что тревогу подняли. Просто не в самый удачный момент вы подвернулись. Твой зверь?

— Нет. Он принадлежит госпоже Карина.

— Хорошая штука. Обманку под аркой полчаса назад пронесли, а там люди ходят, концентрация быстро падает, — завистливо вздохнул начальник смены. — Госпожа, где таких охранцев продают? Не глядя взял бы партию из сотни таких сенсоров.

— Он на заказ сделан, господин, — быстро сказала Карина. — Прости, но нового заказать не удастся.

— Жаль. А теперь, господа и дамы, прошу меня извинить, но если у вас нет других дел, касающихся службы безопасности…

Когда компания вышла обратно в зал регистрации, Саматта тихо засмеялся.

— Сильны вы, ребята, людей пугать. Аэропорт блокируем, мэру нажалуемся, Президенту сообщим…

— Да у нас с аэропортовой СБ вечно трения, — пояснил Дентор. — И у СОБ — тоже. Замеченную контрабанду надо бы пропускать и нам ниточку передавать, чтобы получателя отследить — курьер обычно мелкая сошка и ничего не знает. Но они его берут на месте и все хвосты обрубают. Отчетность им хорошая нужна, видите ли! Ну, и наши ребята, случается, операции на их территории проводят без согласования, иногда чуть до перестрелок не доходит. В общем, старые счеты.

— Веселая у вас жизнь, Дор, — усмехнулась Томара. — Прямо хоть кино снимай. Кара, и почему у меня такое ощущение, что ты к себе неприятности словно магнит притягиваешь?

— Жизнь такая, везучая, — вздохнула девушка, устраивая Парса на плече.

— Да, с везением по части неприятностей у тебя проблем нет, — согласился Дентор. — Ну что, ребята, на полном серьезе пора прощаться. У вас посадка уже началась, пора к самолету.

— Ой! — встрепенулась Эхира. — Действительно, что мы зависли? Пора, пора. Ну ладно, вроде бы все всё уже сказали, а если что и забыли, потом созвонитесь и договорите. Бежим скорее к посадочному выходу, а то самое вкусное съедят!

— Не шебутись, Хи, — усмехнулся Саматта. — У нас у всех восьмая группа посадки, до нее очередь еще минут через пятнадцать дойдет, не раньше. Ну, Дор, не забывай, о чем мы говорили. На днях еще созвонимся. Томара, госпожа Сатта, — он кивнул женщинам.

— Ну, Кара, удачи тебе, — сказала хирург, осторожно, чтобы не придавить Парса, обнимая девушку. — С нетерпением жду твоего возвращения. Надо заняться твоими способностями всерьез. Я уже с десяток экспериментов придумала.

— Я обязательно вернусь, Томара! — горячо сказала Карина. — Обязательно!

— И опять прости-прощай спокойствие! — ухмыльнулся Дентор. — Надо пообщаться с Теодаром на предмет твоего зачисления в штат управления, чтобы на законных основаниях справедливость наводила.

Карина тепло улыбнулась ему.

— Спасибо, Дор, я подумаю, — сказала она. — Ну что, мы пошли к самолету?

Уже когда они отошли на полсотни шагов по широкому коридору, ведущему к посадочным вратам, она оглянулась. Три фигуры — гороподобная Дентора и две миниатюрных на его фоне женских, Томары и Сатты — стояли у барьера и смотрели им вслед. Несколько секунд спустя толпа спешащих к своим самолетам пассажиров скрыла их от взгляда. Карина вздохнула. Вот и все. Прощай, Крестоцин. Она еще обязательно вернется сюда, но сейчас ее ждет дом, пока еще далекий, но с каждой минутой все более близкий. И она наконец-то снова вживую увидит и Цукку, и Яну, и Лику, по которым так соскучилась…

Придерживая Парса, она одной рукой замкнула на шее ошейник блокиратора, почувствовав в голове знакомый шум, и на всякий случай пошевелила манипуляторами, чтобы проверить, как они действуют. Вот и перевернута еще одна страница жизни. Но впереди все еще целая книга, которую только предстоит прочитать.

Я лечу домой, Масария. Встречай меня!

24.16.849, вододень. Масария

Вододень, двадцать четвертое шестнадцатого, последний день восемьсот сорок девятого года новой эры, как обычно, оказался хлопотным и веселым.

За прошедшие два дня Карина успела немного прийти в себя после четырехчасового прыжка назад во времени, а также снова привыкнуть к уже позабытому климату южной зимы. Ливни шли каждый день не по разу, и в сочетании с довольно прохладной погодой высокая влажность заставляла ее зябко ежиться. Она даже попробовала носить куртку с брюками, к которым привыкла в Крестоцине, но одежда оказалось перебором: мокла она точно так же, только не снаружи, а изнутри.

Впрочем, старые привычки возвратились почти моментально. Двадцать третьего, в первый день праздничной недели, она в одиночку, как любила, ушла гулять по улицам Масарии, восстанавливая в памяти картину знакомых улиц и переулков и тихо наслаждаясь веселой суетой и бурлением улиц. Она съездила посмотреть на большой новый мост через горловину бухты, который открыли в ее отсутствие, и в который раз поразилась его размерам, удивительно сочетающимися с летящей легкостью конструкций. По мосту в обе стороны шел густой непрерывный поток автомобилей. У въезда машины разделялись: по двум полосам под аркой бесконтактного считывателя машины проскакивали не задерживаясь, а на третьей, крайней, на несколько мгновений задерживались у будки, чтобы водители могли передать сборщику несколько металлических или электронных монет.

Утро последнего дня года началось с генеральной уборки. Цукка, решительно заявив, что встречать новый год в таком свинарнике не намерена, мобилизовала всех, не исключая и Карину, намеревавшуюся поспать немного подольше. Эхира, хотя ее никто и не заставлял, к уборке присоединилась с энтузиазмом. Палек попытался бунтовать, утверждая, что намеревался провести день в медитации, вспоминая прошлое и планируя будущее, но Дзинтон подмигнул ему, щелкнул по носу и погнал доставать из кладовки швабры.

— Если женщина задумала навести порядок, даже боги бессильны ее остановить, — глубокомысленно заявил он. — Судьба у тебя, Лика, такая — провести сегодняшний день в размышлениях, но только не во время медитации, а совсем наоборот. Крепись. Трудности закаляют характер мужчины.

После того, как комнаты, кладовые, ванные, столовая и кухня старого отеля оказались отдраены, они вшестером отправились гулять по городу. Дзинтон остался дома, сообщив, что дела заели, усадил свою проекцию в угол и отключился. Карина огорчилась — за прошедшее время ей так и не удалось поймать папу, чтобы обстоятельно обсудить с ним все случившееся в Крестоцине. Но делать нечего. Впрочем, ее расстройство быстро прошло: на улицах народу оказалось даже больше, чем ей помнилось по предыдущим праздникам. На площадях и проспектах кипели веселые толпы, шныряли шустрые лоточники с мелкими новогодними безделушками, кое-где, несмотря на светлое время, уже пускали фейерверки, гремела музыка, а над дверям и окнами домов висели свежие венки из дарии с вплетением белых бусинок судзурана. Погода словно решила поучаствовать в общем веселье, и тучи разошлись, открывая бледно-голубое зимнее небо и неяркое, но все равно дружелюбное солнце.

В три часа дня от Площади цветов двинулся новогодний парад. Толпа народа в разноцветных карнавальных костюмах повалила по перекрытому по такому случаю проспекту Рока. В наличии имелись: обаки, моко и кугумы, потрясающие мохнатыми преувеличенно клыкастыми головами и размахивающие когтистыми лапами; пираты с наклеенными шрамами и кривыми абордажными саблями и палашами, хотя и сделанными из резины, но вполне правдоподобно блестящими; лесные феи и девы-воительницы, несмотря на довольно прохладную погоду, щеголяющие в чисто символических одеяниях, а некоторые — даже и совсем без них (обилие покрытой зябкими пупырышками кожи компенсировалось блеском и бренчанием жестяных и пластиковых доспехов); нетопыри с огромными ушами и не менее огромными перепончатыми крыльями за плечами, со скрытыми в огромных очках-глазах пищащими динамиками… Многие ограничивались только частями костюмов — одной саблей, треуголкой или даже просто нарисованным шрамом, а некоторые так и вовсе не озаботились маскарадом, с энтузиазмом топая в общем потоке в обычной повседневной одежде. Тут и там в толпе медленно катились грузовики, на которых гремели, пели и приплясывали пестро одетые компании и музыкальные группы, а над проспектом реяли связки воздушных шаров и змеев, трепещущие в потоках воздуха. Полиция деловито перекрывала проспект на крупных перекрестках, пропуская шествие частями и не позволяя устраивать столпотворение, из-за чего парад двигался довольно медленно, а толпа ожидающих своей очереди вокруг Площади цветов разрослась до угрожающих размеров. Палек сунул в рот резиновые челюсти с клыками и маленьким динамиком, издающим при соприкосновении зубов страшный вопль, Цукка пристроила на прическу небольшие помигивающие красным рожки, а Саматта нацепил на один глаз повязку с черепом и время от времени с удовольствием испускал пиратские кличи.

Они протолкались на площадях и проспектах, пока не начало темнеть, а парад не завершился. Потом они еще долго гуляли по улицам, ярко освещенным сиянием праздничной иллюминации, покупая у уличных торговцев всякую съедобную и забавную ерунду. На одном из углов Яна нырнула в толпу и, как рыбак подсекает крупную рыбу, за руки вытащила из нее парня и девушку.

— Привет, Тори! — воскликнула она. — Привет, Дзири! Гуляете?

— Привет, Яни, — откликнулся парень. — Ага, шляемся где ни попадя. Господин Саматта, госпожа Цукка, госпожа Эхира, рад видеть. Яна, а это, наверное, Карина?

— Она! — засмеялась Яна. — Тоже завербовать хочешь?

— Язва… — грустно сказал парень. — Вот и Зира житья не дает, издевается. Одни неприятности от женщин!

— А то ж! — подмигнул ему Саматта. — Такая уж у нас, мужиков, доля — от женского пола терпеть. И с ними плохо, и без них никуда!

— Мати, укушу! — грозно сказала Цукка. — За нос. Или за что похуже!

Саматта широко ухмыльнулся, подхватил ее за пояс, высоко поднял и закружил.

— Отпусти, медведь! — прикрикнула она, напоказ хмурясь, но с трудом сдерживая улыбку. — Людей зацепишь!

— Ладно, потом поболтаем. На зимниках позвоню, — Тори махнул рукой, и его с Дзири поглотила толпа.

— Завербовать? — недоуменно спросила Карина у Яны. — Ты о чем?

— А, потом расскажу, — беспечно пожала та плечами. — Смешная история вышла. Потом, потом.

Домой они вернулись к восьми часам, по дороге с трудом успев в кондитерский магазин до закрытия, чтобы выкупить праздничный торт, заказанный накануне. Когда они шли через рощу к отелю, вышедший навстречу Дзинтон прищелкнул в воздухе пальцами, и в воздухе начали роиться светящиеся золотые огоньки. Поначалу редкие, они вспыхивали все в новых и новых местах, взмывали и кружились веселыми стайками, словно опадающие вишневые лепестки по весне, озаряя ночной мрак рощи веселым мерцанием. Откуда-то сверху спикировала Фи — и не одна! За ней следовала стайка фей, тут же, впрочем, прыснувших в разные стороны и с тихим смехом закружившихся хороводами среди огоньков. Окружающий воздух заметно потеплел, и на голых ветвях маронов начали распускаться светящиеся цветы дарии.

— Красиво! — восхищенно сказала Цукка. — Прямо волшебный лес! Дзи, почему ты так раньше не делал?

— Да как-то в голову не приходило, — пожал плечами Демиург. — Я, знаешь ли, невеликий затейник. А тут вдруг сообразил… Ну что, народ, я свои дела утряс. Время для праздничного ужина!

Как оказалось, ужин был готов и накрыт. В духовке и на плите вкусно шкворчали сковородки и казаны, на накрытом столе в ожидании салатов поблескивали тарелки, свет играл на гранях бокалов и остриях столовых приборов. Непонятно где играла тихая ненавязчивая музыка. Вся компания, весело болтая, расселась за столом и, не исключая Дзинтона, принялась с энтузиазмом уминать необыкновенно вкусные кушанья.

Когда время приблизилось к десяти, Демиург громко и многозначительно откашлялся. Все головы повернулись к нему.

— Полночь на носу, так что время для новогодних подарков! — объявил он. — Начнем по старшинству. Хи!

— Между прочим, женщине о возрасте напоминать неприлично! — фыркнула Эхира. — Надеюсь, твой подарок компенсирует твою невежливость, блистательный господин!

— Постараюсь! — подмигнул Дзинтон, передавая ей извлеченную из воздуха коробочку. — Как, компенсирует?

— Сережки с бриллиантами? — приподняла бровь женщина. — Э-э-э… красиво, конечно…

— Сережки, — согласился Дзинтон. — Но еще и стимуляторы. До трех суток без сна и усталости, и привыкания не вызывают. Не обязательно носить в ушах, можно просто в кармане или в сумочке. Включаются и выключатся как обычно. А еще можно вот так…

Он вытащил сережки из коробочки и приложил их камешками друг к другу. Металл немедленно поплыл, закрутился, и через несколько секунд сережки превратились в золотое кольцо с двумя алмазами.

— Размер переменный, сам подгоняется под твои пальцы. Чтобы превратить обратно, потяни за камни в разные стороны. В виде кольца функционал аналогичный. Но максимум трое суток подряд, и потом минимум десять-двенадцать часов отсыпаться — не включатся снова, пока в норму не придешь. Не злоупотребляй.

— Спасибо, Дзи! — сказала Эхира, принимая кольцо и надевая его на палец. — Пожалуй, я тебя действительно прощаю. Я давно боялась на стимуляторы подсесть, так что очень даже полезная вещь.

— Так, дальше по старшинству у нас идет Мати. Держи! — Дзинтон протянул мужчине сияющий никелированный браслет.

— Я так понимаю, часы не простые? — полувопросительно сказал он.

— Конечно. Я ж не магазин, я просто так не умею! — улыбнулся Демиург. — Браслет — химическая лаборатория в миниатюре. Анализирует состав газов, жидкостей, твердых веществ с указанием всех известных веществ и субстанций, которые могли являться источником обнаруженных элементарных соединений. Заодно выступает в роли сканера пустот в грунте и показывает внутренности небольших объектов не хуже, чем объемный сканер у Кары. Мне показалось, что тебе как археологу такая штука пригодится. Прямой нейроинтерфейс к твоему полуэффектору, но только для тебя, другим передать не получится. Справочная система встроена, разберешься.

— Действительно, пригодится, и еще как! — согласился Саматта, надевая браслет на руку. — Вот удружил так удружил!

— Так, теперь ты, Цу. Твой старый пелефон действительно какой-то слишком уж старый и потрепанный. Так что вот тебе замена, — он протянул Цукке матово-черный плоский брусок. — Заодно внутри полноценный компьютер с дисплеем на полсажени по диагонали, нормальной сенсорной областью и световой клавиатурой, а также проектор — диагональ проецируемого объема до двух саженей на расстоянии в пять саженей. Когда начнешь преподавать, надеюсь, пригодится.

— Насчет преподавания не знаю, а вот если по другим городам мотаться — очень полезная штука. Дзи, ты лапочка!

— А еще я умница. Кара, тебе я так и не придумал, чего оригинального подарить, так что просто модифицировал твой новый диагност. Нарастил память, добавил новые программы обследования, заменил стандартную батарею на паутинный аккумулятор, а заодно добавил два десятка фантомных сенсоров и прямой интерфейс к твоему сканеру. Теперь сей ужасный аппарат с твоей помощью может работать в режиме томографа и дополнительно диагностировать около трех тысяч проблемных состояний.

— Ой, пап! — Карина аж заерзала на месте от нетерпения. — Здорово! Я сбегаю попробовать?

— Погоди, успеешь еще напробоваться, — улыбнулся Дзинтон. — Новый год вот-вот наступит. Лика, ты у нас известный шалопай…

— Нифига себе! — возмутился юноша. — Никакой я не шалопай, я просто рассеянный! Подумаешь, ерунду всякую забываю иногда! Со всеми случается!

— …но шалопай талантливый, надо признать, — невозмутимо завершил Демиург. — А таланту нужно поле для деятельности. Держи: портативный мольберт. Полотно объемом до кубической сажени, триста предопределенных виртуальных кистей и двадцать карандашных стилей, двести пятьдесят миллиардов оттенков, память на несколько тысяч работ плюс система моделирования для перевода набросков чертежей в полноценные спецификации нескольких стандартных форматов. Ну и интерфейс для подключения к терминалу.

— Шоб я ногу сломал… — ошарашенно пробормотал Палек, принимая небольшой черный кубик. — Дзи, ты бы почаще такие шняжки дарил — цены бы тебе не было!

— А мне ее и так нет. Меня еще ни разу не покупали, — подмигнул Демиург. — Наконец, Яна — чтобы тебе не приходилось тайком пробираться в концертные залы, чтобы попеть в свое удовольствие, я сваял небольшой акустический резонатор. Обеспечивает усиление твоего голоса и качественную акустику в объеме до пяти тысяч кубических саженей. И не только голоса, кстати, имплантатора ментоблоков — тоже. Поаккуратнее с игрушкой, а то ненароком устроишь благодарным слушателям массовое помешательство. Есть режим звукоизоляции — за пределами объема звук не слышен. Для комплекта — обычный набор функций концертного синтезатора и разъем под стандартную клавиатуру. В общем, можешь устраивать сольные концерты на главной площади.

— Класс! — Яна ухватила бело-золотую пластинку. — Щас спою! А-а-а! — вывела она руладу, и звук ее голоса внезапно оглушающе заполнил столовую. Два бокала на столе лопнули, рассыпав по скатерти стеклянное крошево.

— Эй! — Палек недовольно пихнул ее локтем в плечо. — У меня, между прочим, запасных ушей нет!

— Извините… — пробормотала Яна, пряча пластинку в нагрудный карман. — Потом опробую.

— Только в саду, пожалуйста, моя молодая госпожа, — улыбнулся Дзинтон. — Мароны к звуковым вибрациям более устойчивы, чем посуда, мне так кажется.

Стеклянное крошево и обломки окутались радужной дымкой и пропали, а на их месте возникли новые бокалы.

— Ну что, народ, три минуты до конца года! — сообщил Дзинтон. Он взглянул на висящий на стене телевизор, и тот включился на канале, транслирующем картинку с Площади цветов. В свете прожекторов и переливающихся огней волновалась веселая толпа, трепетали флаги, трещали петарды и хлопушки, а в воздухе летали разноцветные ленты серпантина. Вот резко треснуло, лопнуло, и камера, переместившись на небо, показала, как расцветает огненный салют, превращаясь в гигантский циферблат, на котором часовая и минутная стрелки почти слились в одну вертикальную черту. Потом циферблат медленно погас, и на его месте распустился огромный розово-белый цветок дарии. Грянула громкая музыка, вокруг цветка затрещали искры фейерверков, начали виться цветные следы ракет, толпа завопила и зашумела с удвоенной силой, и Дзинтон отключил звук.

— Ну, народ, с новым восемьсот пятидесятым годом! — торжественно сказал он, поднимая бокал с соком. — Ура!

— Ура! — восторженно завопили Палек с Яной, и к ним тут же присоединились остальные. — Ура! Новый год! Ура!

В районе часа ночи компания начала потихоньку разбредаться по своим комнатам. Перед сном Карина заглянула к Яне. Та с интересом крутила в руках пластинку резонатора, изучая кнопочки на ее поверхности.

— Здоровская вещичка! — сказала она. — Просто круть немереная! Я на следующей спевке девчонкам покажу — обзавидуются!

— Стоит ли? — усомнилась Карина. — Вопросов слишком много появится, на которые не ответить. И вообще, Яни, тебе не кажется, что что-то… не так?

— Что именно? — с изумлением взглянула та.

— Папа еще никогда не дарил такие замечательные вещи. Ты же помнишь, его подарки… ну, они всегда хорошие, но никогда — необычные, как сегодня. Он никогда не дарил ничего, в чем есть технология Демиургов, кроме Парса разве что. А сегодня их технология просто изо всех щелей лезет.

— Ну и что? — беспечно пожала плечами Яна. — Может, он решил круглую дату отпраздновать. Новое полустолетие все-таки.

— Новое полустолетие начнется в пятьдесят первом, — качнула головой Кара. — Ладно, пойду я спать. Боюсь только, скоро мы услышим что-то не слишком приятное.

Первый день зимников 850 г, древодень. Масария

После завтрака, который по новогодним меркам можно полагать ранним — в семь утра, Дзинтон попросил общего внимания.

— Так, граждане, — сказал он. — Не расползайтесь пока по своим делам. Через пять минут я сделаю важное объявление. Но сначала мне нужно сказать пару слов наедине Каре и Яни. Девчата, пойдемте ко мне в комнату.

Когда он с девушками вышел из столовой, оставшиеся переглянулись.

— Каждый раз, когда Дзи что-то объявляет всей нашей компании, жизнь радикально меняется, — задумчиво проговорила Цукка. — Хи, ты не в курсе, о чем он намерен рассказать?

— Я догадываюсь, Цу, — грустно сказала Эхира. — Меня он уже инструктировал достаточно подробно, и мне очень не нравятся выводы, которые из его указаний следуют. Но лучше пусть скажет сам.

— Пусть скажет, — согласился Саматта. Он встал из-за стола и принялся собирать грязную посуду. — А я до того успею прибраться. Лика, помогай.

— Мати, ты сегодня дежурный, не я! — сонным голосом откликнулся Палек. Он широко зевнул и потер кулаками глаза. — И чего он нас в такую рань поднял? Не мог на полчасика позже…

— Лика! — укоризненно сказала Цукка. — Вот фиг я тебе в твое дежурство помогать стану.

— Ладно, ладно! — пробурчал юноша. — Можно подумать, есть что убирать…

Пять минут спустя, когда посуду уже сгрузили в посудомоечную машину, а Саматта заканчивал вытирать со стола, Яна с Кариной вошли в столовую. На лицах обеих держалось странное выражение: смесь растерянности и какого-то непонятного испуга. Дзинтон вошел вслед за ними и ласково похлопал их по плечам.

— Садитесь, девчата, — произнес он, и в его голосе явно проскользнули виноватые нотки. — Сейчас все объяснится. Но такие новости лучше выслушивать сидя.

Дождавшись, пока все усядутся за стол, он подошел к окну во дворик и уселся на подоконник в своей излюбленной манере, свесив одну ногу и покачивая ей в воздухе. По стеклу снаружи барабанили крупные капли дождя.

— Ребята, — сказал он, — знаете, за последний миллион лет вы, пожалуй, были лучшей моей семьей. Точнее, вообще первой настоящей семьей. И мне чрезвычайно неприятно говорить то, что я вынужден сказать. Я оттягивал до последнего, но дальше уже нельзя.

— Дзи! — тревожно сказала Цукка. — Мне очень не нравится прошедшее время, которое ты употребляешь!

— Да, Цу, милая, — вздохнул Демиург. — Прошедшее время. Ребята-зверята, я ухожу. Насовсем.

— Что? — ахнула Цукка. — Дзи, как уходишь?

— Совсем ухожу, Цу. Я закончил практически все свои дела на планете, и у меня больше нет причин оставаться здесь. Я Корректор, помните? Основная коррекция завершена. А Демиургу, не имеющему определенной цели, в обитаемом мире оставаться опасно. Особенно в технологически развитом мире. Ребята из Института Социомоделирования — есть у нас такая рабочая группа — уже несколько раз прозрачно намекали, что мне пора сворачивать свое присутствие. И не только мне. Иначе наши потуги обеспечить вашей цивилизации естественный путь развития так и останутся лишь потугами. Мы не можем присутствовать здесь и не влиять на вас, и чем выше уровень технологического развития, тем сложнее держать наше влияние в тайне. Катастрофа, невольно устроенная Майей, тому яркий пример. Еще сто лет назад мы могли бы успеть среагировать на начинающуюся пандемию эффектора и прервать ее в зародыше. Но в ваш век быстрый транспорт сделал это нереальным. Нет, у нас не осталось реального выбора: мы либо должны уйти, либо в корне пересмотреть нашу стратегию. Но последнее мы пока делать не намерены.

— Папа! — вскинулась Карина. — Но разве ты не можешь остаться просто так? Ни во что не вмешиваясь?

— Нет, Кара, — отрицательно покачал головой Демиург. — У меня слишком много… личной заинтересованности в происходящем. Я не смогу удержаться. Я просто вынужден уйти. Мы уходим все — и я, и Камилл, и Майя. Только Миованна оставляет здесь свою точку присутствия, чтобы контролировать тектонические процессы на случай, если в моделях найдутся ошибки. Но мы оставляем здесь вас.

Он поднял руку, останавливая снова раскрывшую рот Карину.

— Дорогие мои, последние шесть лет я старался совместить несовместимое: удержать ваши яркие неповторимые личности от излишней привязанности ко мне и в то же время показать вам дороги, по которым можно идти в будущее. Кажется, я преуспел. Но мое дальнейшее присутствие окажет вам всем дурную услугу. Вы вполне самостоятельны и приспособлены к жизни в реальном мире, но я не позволяю вам полагаться на самих себя. Под моим крылышком тепло и уютно, но это не настоящая жизнь. Просто существование в тепличных условиях, когда любой сквозняк способен устроить вам фатальное воспаление легких. Кара, вспомни свою практику в Крестоцине. Ты вполне успешно справлялась со своими проблемами, но каждый раз, осознанно или подсознательно, ожидала, что я вмешаюсь, все исправлю и объясню. Меня такое категорически не устраивает. А потому я не могу остаться даже только ради вас. Я лишь причиню вам вред.

— Что-то не замечал я за собой никакой несамостоятельности, — проворчал Саматта. — Наоборот, ты все уши прожужжал, что надо полагаться только на себя.

— И, тем не менее, в Четырех Княжествах ты только и думал, пришло уже время вызывать меня или нет, — мягко улыбнулся Дзинтон. — Нет, дело не в том, чему я вас учил. Дело в том, что вы привыкли полагаться на меня как на высший авторитет. А я таким не являюсь. Я умею играть в подковерные политические игры куда лучше вас, да, но вовсе не намереваюсь указывать, как вам жить. А я только тем и занимаюсь: навязываю вам свой взгляд на жизнь, выбор жизненного пути… Парадокс: больше всего я опасен для тех, кого сильнее всего люблю. Простите, ребята, но я просто вынужден уйти. Я понимаю, как больно для вас расставание, и сам страдаю не меньше. Но иного выхода нет.

— Дзи! — Цукка порывисто встала. — Но мы тебя любим! Мы все очень-очень любим тебя! Ты ведь будешь заходить в гости? Хоть иногда? Хотя бы раз в год, на зимники?

— Нет, Цу. Не буду. Слишком много искушений возникнет и у меня, и у вас. Кроме того, я намерен немного передохнуть. Последние десятилетия оказались слишком напряженными, и мне необходимо как следует отдохнуть. Полностью отключиться от всех забот. Уйти в себя. Заснуть…

— Джао! — Эхира резко наклонилась вперед. — Ты ведь не собираешься?..

— Нет, Хи! — рассмеялся Демиург. — Не Уход, ни в коем случае. Я еще не настолько устал жить. Но мне необходимо разобраться с накопившимся грузом воспоминаний, вычистить ненужное, перенести в архив то, что хотелось бы запомнить навсегда. А вам необходимо научиться жить самостоятельно. И то, и другое требует времени. Но рано или поздно мы снова с вами увидимся. Через десять лет. Или через двадцать. Или через тридцать. Но обязательно увидимся, обещаю.

— Тридцать лет — многовато как-то, — пробормотал Саматта. — Я могу и не дожить.

— Доживешь. Сейчас я хочу обрисовать финансовую сторону вашего дальнейшего существования. Мати, Цу — ваши контракты со мной остаются в силе, однако с сегодняшнего дня они переоформлены на организацию под названием «Фонд поддержки талантов». Контракт пожизненный, расторжению со стороны работодателя подлежит только в строго оговоренных обстоятельствах — перечитайте свои экземпляры, если забыли, в каких. Кара, Яни, Лика — ваше дальнейшее обучение оплачивается тем же Фондом, и он же выплачивает вам стипендии. По завершению учебы вы сохраняете стипендию при условии, что продолжаете специализироваться в правильных областях — в тех, что сейчас, или же в некоторых других. Собственно, среди неправильных занятий числятся только юриспруденция, финансы и публичная политика, остальное на ваше усмотрение. Стипендии, как и жалование у Цу и Мати, невеликие, но с голоду не умрете. И предполагается, что вы в состоянии заработать на жизнь и самостоятельно. Той же организации передается и наш отель. Документы оформлены таким образом, что вы пятеро фактически являетесь единоличными владельцами здания, но не можете его продать или подарить. Налоги с собственности платит Фонд, за вами только коммунальные услуги. Здесь ваш дом, ребята, и ваша база операций, даже если вы решите жить где-то еще. Систему защиты я оставляю в неприкосновенности, так что можете отсидеться здесь даже в случае атомной войны. Конкретные детали договоров и контрактов при необходимости доведет до вас юрист Фонда. Контакты у Хи.

Он спрыгнул с подоконника.

— В остальном, ребята, продолжайте жить, как жили. Работайте, учитесь, развивайтесь и не забывайте иногда развлекаться. Вы — дружная семья и всегда найдете друг в друге опору в трудные времена. Надеюсь, что когда вернусь, найду вас в добром здравии. А сейчас пора прощаться.

Карина поднялась со своего стула и подошла к нему.

— Папа… — Она всхлипнула. — Я не хочу, чтобы ты уходил.

Она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.

— Я знаю, малышка, — грустно сказал Демиург, поглаживая ее по голове. — Я знаю. Тебе тяжелее всего. Перестарался я в свое время с отцовской любовью. Но ты справишься, я верю.

Он мягко отстранил девушку и почти силой усадил ее на стул. Потом отошел к двери и повернулся к молча смотрящим на него людям.

— Я не прощаюсь навсегда, — сказал он. — Когда-нибудь мы еще увидимся, обещаю.

Его силуэт на фоне дверного проема окутался туманной дымкой и медленно растаял в воздухе. Несколько первых тактов «Соловья в оперении сером» прозвучали — и медленно заглохли в тишине.

Несколько минут в комнате стояло тяжелое молчание. Первой его нарушила Эхира.

— Именно такого я и боялась, — тихо произнесла она. — Его инструкции, которые я выполняла в последние пару периодов, очень походили на применяющиеся при консервации сети влияния. Но я надеялась…

Она махнула рукой.

— Кара, Яни, — осторожно спросила Цукка, — а что он вам рассказывал наедине такого, что на вас лица не было?

— Он показал, как с помощью манипулятора нейтрализовать человека, — мертвым голосом сказала Карина. — Касание мозга, вызывающее мгновенную потерю сознания. И он показал, как можно убить, не оставив следов. Такое же касание сердца — и все. Паралич центра автономного ритма. Вскрытие покажет острую сердечную недостаточность от невыясненных причин… И еще разрушение межатомных связей. Он… наверное, он хотел, чтобы мы могли защититься от чего угодно даже в его отсутствие…

Она поднялась и шаркающей походкой, сгорбившись, вышла из столовой. Цукка растерянно посмотрела ей вслед.

— Ее нельзя сейчас оставлять одну, — произнесла она. — Мати, позаботься о Яни с Ликой.

Карину она перехватила в прихожей. Девушка пыталась попасть ногой в туфлю, слепо глядя перед собой.

— Кара, дождь на улице! — встревоженно сказала Цукка. — Ты промокнешь!

— Пусть… — Карина даже не взглянула на нее. — Все равно…

— Нет уж, не все равно! — Цукка попыталась преградить ей путь, но невидимая сила подхватила ее и осторожно отодвинула в сторону.

— Прости, Цу, — глухо произнесла девушка. — Мне просто надо остаться одной. Не беспокойся, все будет в порядке.

Она наконец-то справилась с туфлей и, толкнув дверь, вышла на крыльцо, под хлещущие струи зимнего ливня.

— Ну уж нет! — решительно заявила Цукка. Она схватила с вешалки два дождевика, надела один на себя, быстро влезла в сапожки и вышла вслед за своей воспитанницей. Карина стояла в луже посреди двора, глядя в низкое небо, по которому со стороны океана стремительно неслись серые дождевые тучи, и ее домашняя кофточка стремительно набухала влагой. Цукка накинула ей на плечи дождевик и набросила на волосы капюшон.

— Горюшко ты мое, — вздохнула она. — Ну, не хочешь дома оставаться — пойдем погуляем.

Карина, словно очнувшись от сна, недоуменно взглянула на нее.

— Цу, — слабо произнесла она, — но ведь дождь. Ты промокнешь…

— Ты тоже. Пойдем.

Ухватив Карину за руку, она почти силой поволокла ее за собой к калитке в рощу. Они прошли под сочащимися влагой ветвями маронов, перешагивая через весело струящиеся меж корнями ручейки, и поднялись на смотровую скалу над обрывом. Штормило. Далеко внизу свинцовые воды внутренней бухты сиротливо накатывали на опустошенные цунами берега, и ни один след от катера не нарушал ее пустоту. Лишь у причалов покачивались два спешно разгружающихся сухогруза и танкер. Карина опустилась на мокрый песчаник, обхватила руками коленки и стала смотреть на виднеющийся за горловиной бухты океан. Цукка опустилась рядом.

— Все хорошее рано или поздно кончается, — задумчиво сказала она. — Я чувствовала, что к тому все и идет. В последний год Дзи… отдалился как-то, что ли. Стал более отстраненным.

Карина промолчала.

— Он прав в своей обычной непробиваемой манере, Кара. Мы все слишком сильно зависели от него. Он заменил отца тебе, Яни, Лике, даже мне в какой-то степени. Мы привязались к нему. Но главная добродетель родителей заключается в том, чтобы не только любить своих детей, но и суметь вовремя отойти в сторону. Позволить птенцам выпорхнуть из гнезда и начать самостоятельную жизнь. Так больно расставаться с теми, кто стал частью тебя! Больно — но неизбежно. Тебе грустно, но печаль пройдет. Ты должна помнить о прошлом, его нельзя забывать, но твоя жизнь устремлена в будущее. Пусть память о папе сделает тебя не слабее, а сильнее. Он ведь хочет именно так.

— Я понимаю, Цу, — вздохнула Карина. Она пошевелилась, устраиваясь поудобнее и плотнее натягивая на себя дождевик. — Я все понимаю. Просто… ну, как-то неожиданно все случилось. Он даже не предупредил заранее, просто раз — и исчез!

— И хорошо сделал. Самое скверное — не боль, а ее предчувствие. Он избавил нас от муки ожидания, понимаешь? И потом, он ведь обещал вернуться. А он всегда держал слово.

Цукка обняла Карину за плечи одной рукой, и та, поначалу каменно-напряженная, постепенно расслабилась. Они молча сидели и смотрели на тяжелые от зимней влаги дождевые облака, на неспокойную бухту, на мокнущий под моросью город. Потом Цукка встала.

— Пойдем домой, Кара, — попросила она. — Пора. Нас ждут остальные. Им тоже тяжело. Нужно перетерпеть боль вместе, так легче. Перетерпеть — и жить дальше, как он от нас и ждет. И я намерена прожить жизнь так, чтобы при следующей встрече без стыда взглянуть ему в глаза.

Рука об руку две молодые женщины прошли по саду, в котором на ветвях спали почки, терпеливо ожидающие прихода весны, и вошли в дом. А где-то там, высоко-высоко над облаками, наблюдающий за ними Демиург улыбнулся про себя. Вы справитесь, птенцы моего гнезда, я уверен. Вы — справитесь.

Конец второй книги

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга третья. Равные звездам

12.01.858, земледень. Кайган

Вошедшего в двери ресторана мужчину метрдотель, как и весь персонал ресторана, знал в лицо и по имени. И не просто знал. Ужас ледяной коркой стягивал кожу официантов, поваров, метрдотеля, равно как и хозяина, едва ко входу в заведение подкатывал его автомобиль. В ресторане не имелось ковровой дорожки. Наверное, во всем Кайгане она нашлась бы только в огромной, обнесенной стеной с колючей проволокой резиденции на холме, где изредка приземлялся вызывающего оранжевого цвета вертолет с этим самым человеком на борту. Но если бы она была, официанты обязательно раскатывали бы ее, как только черный лакированный «сэккан» выворачивал на главную улицу.

Боялись его вовсе не из-за постоянно сопровождающих телохранителей, каждый раз демонстративно встающих у дверей снимаемого им отдельного кабинета и не очень-то скрывающих под своими безупречно-белыми хантэнами длинные кинжалы и тупорылые автоматы. И даже не из-за немигающего змеиного взгляда узких непроницаемо-черных глаз этого человека, вызывавших необъяснимое оцепенение у каждого, на кого падал его взгляд. Просто на его левом запястье из-под всегдабезукоризненного черного пиджака проглядывал краешек цветной татуировки. Целиком ее из жителей Кайгана не видел никто и никогда, но того и не требовалось. На предплечье Головы Дракона мог присутствовать лишь один рисунок: свернувшийся кольцами крылатый змей, извергающий из пасти пламя.

Нельзя сказать, впрочем, что момбацу сан Орота Ташагар наводил на людей страх одной только своей татуировкой и сопутствующей ей репутацией. Обычно он просто не замечал окружающих, пока те знали свое место в грязи под его ногами. Но однажды молодой официант неловко повернулся и уронил на рукав Головы каплю соуса. Сан Орота задумчиво посмотрел на почти незаметный на темной материи след от капли, после чего неторопливо поднялся из-за стола и одним хорошо поставленным ударом выбил парню три зуба с левой стороны. Затем он снял пиджак, бросил его на валяющегося на полу оглушенного официанта и ушел из ресторана. Парня уволили тем же днем, каковому исходу он оказался страшно рад — он ничуть не сомневался, что глава Оранжевого клана вполне мог пустить в ход и кинжал, всегда висящий в ножнах у него на левом бедре. Или прихватить незадачливого бедолагу с собой и продемонстрировать, что его длинная, слегка изогнутая тоскала древней узорчатой ковки, о которой ходили невнятные слухи — далеко не только традиционный символ власти Головы. Чуть позже хозяин ресторана, как передавали шепотом, заплатил Дракону полтора миллиона вербов за нанесенное оскорбление. Крупное заведение где-нибудь в Грашграде, возможно, даже не заметило бы такой потери, но для Кайгана сумма считалась огромной, если не сказать — несусветной, так что некоторое время ресторатор балансировал на грани разорения. Но кредиторы, включая местный филиал Грашградского национального банка, внезапно проявили редкое согласие в вопросе предоставления ему отсрочек по платежам, так что заведение выжило. Видимо, момбацу сану Ороте ресторан «Цветы гор» все-таки нравился. Или же ему просто не хотелось оставаться без единственного в городе приличного заведения с хорошей кухней.

Бессмысленно спрашивать, с горечью подумал метрдотель, куда смотрят Глаза Великого Скотовода, когда по городу разъезжает человек, за голову которого Первой Смотрящей официально назначена цена ее веса в золоте. Тарсачьи кланы Западного Кронга всегда оставались с Северными коленами на ножах, и именно Западный Кронг, втайне благосклонно относившийся к Дракону, проводил своих людей в ГВС в западных областях Граша. А потому местная Смотрящая иногда захаживала в особняк на холме, когда хозяин удостаивал тот своим посещением, чтобы пропустить там бокал-другой великолепного вина с восточных виноградников. Караванная Охрана присутствовала в городе чисто номинально — небольшим, человек на двадцать гарнизоном, возглавлявший который лейтенант-гулан беспробудно пил и за пределы казармы носа почти не показывал. Ну, а городская полиция… Она превосходно понимала, что Кайган хотя и принадлежит формально Грашу, на деле находится менее чем в десяти верстах от того, что считалось западной границей страны. В десяти верстах от местности, где начиналась почти официальная зона контроля Оранжевого клана, менее чем в тридцати верстах от ближайшей плантации маяки — и более чем в полутора сотнях верст от ближайшей базы Караванной Охраны.

Подчиняясь безусловному рефлексу, метрдотель судорожно склонился в низком поклоне, едва ли не уткнувшись макушкой в живот идущего впереди телохранителя, и лично повел посетителя в выделенный для него кабинет через практически пустой по полуденному времени зал. На сей раз момбацу сана Ороту помимо телохранителей сопровождал еще и Старший Коготь Оранжевого Клана Цом та-Мурай, мужчина средних лет, державшийся чуть позади, как и подобает подчиненному. В кабинете уже хлопотали сразу три официанта, спешно накрывая стол свежей скатертью, раскладывая приборы и расставляя закуски. Поймав вопросительный взгляд метрдотеля, брошенный в сторону кухни, один из официантов едва заметно кивнул головой. Повара, прекрасно знакомые со вкусами Головы Дракона, уже начали готовить его любимые блюда. На столе, разумеется, лежало богато оформленное меню в обложке полированного красного дерева, но им момбацу сан Ташагар интересовался редко.

Двое телохранителей встали по сторонам дверного проема кабинета, еще двое подперли стенку напротив. Зеркальные солнечные очки они не сняли даже в полутемном помещении. Когда метрдотель попытался войти в кабинет вслед за страшными посетителями, один из них молча положил руку ему на плечо, и тот замер на месте. Охранник мотнул головой, и метрдотель, еще раз глубоко поклонившись, спиной вперед попятился по коридорчику. Он испытывал облегчение. Пусть с Головой Дракона возятся официанты, а ему не за то деньги платят.

Незнакомая женщина вошла в заведение еще до того, как метрдотель успел вернуться на свое место у входа. Он мог бы поклясться, что ни разу в жизни не видел ее в городе. Среди местного населения преобладали черноголовые коренастые биберы и сапсапы, среди женщин которых блондинки попадались не чаще, чем алмазы в выгребной яме — даже если бы они вдруг все поголовно сбросили глухие капюшоны кубал. Высокая, голубоглазая, с правильными чертами лица, с фигурой, словно любовно вылепленной скульптором, одетая на непристойный тарсачий домашний манер в шорты и полупрозрачную блузку, поверх которых развевался легкий женский хантэн, незнакомка казалась воплощением женской привлекательности. Метрдотель охотно купил бы такую себе в жены, окажись она местной. Однако внутреннее чутье подсказало ему: лучше гостье своих чувств не демонстрировать. Возможно, причиной тому оказался ее ледяной взгляд и какая-то странная гибкая грация движений, словно у крупной кошки из джунглей, отбивавшие любую охоту фамильярничать.

Он сделал было движение навстречу, но женщина молча прошла мимо и направилась прямо в коридорчик, ведущий к кабинету. Сердце метрдотеля забилось, словно муха о стекло. Возможно, она просто пришла к сану Ороте в гости. Разве не может молодая красивая женщина прийти к такому большому человеку в гости? Любая из местных красоток, замужняя или нет, ни секунды бы не заколебалась, стоит ли броситься к его ногам после первого же небрежного мановения. Наверное, к такому важному человеку, как момбацу сан Орота Ташагар, могут приезжать женщины из самого Грашграда, из северных лесов Четырех Княжеств, а то и с далекого Восточного континента!.. Но что-то — вероятно, все то же чутье — подсказывало ему: вряд ли Голова Дракона обрадуется визиту.

Он отступил к стойке, снял трубку с древнего эбонитового телефона и быстро набрал на клавиатуре три цифры домашнего номера хозяина. Наверное, тому все же стоит прибыть в ресторан немедленно…

Охранник спиной вперед влетел в дверь, точнее, сквозь дверь кабинета в тот момент, когда Старший Коготь, почтительно склонившись, самолично наливал в бокал главы клана вино. Перед тем, как безжизненно рухнуть на пол с неестественно вывернутой шеей, тело охранника перевернуло стол, забрызгав костюм Головы соусами и выбив из рук Цома глиняную бутылку. Стремительно вошедшая следом блондинка небрежным тычком в солнечное сплетение заставила выхватывающего пистолет Старшего Когтя отлететь к дальней стене, едва не проломив хрупкую деревянную перегородку, и с помутившимся взором осесть на пол, безуспешно пытаясь вздохнуть.

Орота Ташагар стремительно вскочил на ноги — в свои шестьдесят с лишним лет он все еще оставался гибким и быстрым, как юноша. Он ни на секунду не задумался, что следует делать, отдавшись рефлексам опытного бойца. Его кинжал прозрачной тенью мелькнул в воздухе и с хрустом вошел женщине под ребра с левой стороны. Однако та обратила на тридцать сантиметров великолепной оружейной стали не больше внимания, чем на валяющийся под ногами труп телохранителя. Ухватив Голову Дракона за плечо, еще одним небрежным движением она отбросила его к противоположной стене. Не дав ему, полуоглушенному ударом, сползти на пол, она быстро шагнула к нему, ухватила за волосы и резко вздернула на ноги.

— Предводитель клана Орота Ташагар! — звонким голосом, отчетливо чеканя слова на восточный манер, произнесла она. — Тебя предупреждали, что произойдет, если твои бандиты еще раз нарушат границы Кураллаха. Ты не внял. Ты либо слишком нагл, либо слишком туп, чтобы понимать вежливые предупреждения. Надеюсь, твой преемник окажется поумнее.

На глазах обомлевших от ужаса официантов, жмущихся в углу, и задыхающегося Старшего Когтя она прямо сквозь пиджак вонзила пальцы правой руки в грудную клетку Головы. Отчетливо затрещали ломаемые ребра, и вопль боли господина Ороты захлебнулся в клокотании и бульканье. Из его рта и раны в груди хлынул поток ярко-алой крови, пятная кожу и одежду страшной женщины. Вырвав руку из его внутренностей и отпустив безжизненно осевший на пол труп, она неторопливо пересекла комнату, ухватила за волосы Цома и заставила его подняться.

— Держи, — сказала она, почти силой всовывая ему в руку трепещущий кусок сырого мяса, в котором с трудом угадывались очертания полураздавленного человеческого сердца. — Заспиртуешь и отдашь следующему Голове, чтобы тот не забывал, к чему приводит глупость. А это на память тебе лично…

Ухватив торчащую из своего тела рукоять кинжала, она выдернула клинок, не запятнанный ни единой каплей крови, и коротким движением глубоко вонзила его в стену, проколов кожу на ребрах Когтя и пришпилив его, словно муху. Затем, потеряв к нему всякий интерес, она повернулась и вышла из разгромленного кабинета.

Зарычав не столько от боли, сколько от обиды и унижения, Цом ухватил кинжал и, раскачав несколькими движениями, вытащил его из стены и из тела. Ухватив окровавленными пальцами плечо едва не падающего в обморок официанта, он прохрипел:

— Зови… наших…

И только потом потерял сознание.

14.03.858, перидень. Государственный университет Крестоцина

Молодежь откровенно развлекалась. Первый день занятий весеннего семестра, как Карина знала по опыту — и студенческому, и преподавательскому — всегда оказывался сложным. Возвращаться к учебе после долгих зимних каникул никому не хотелось, и в воздухе большой ступенчатой аудитории витали смех, оживленные разговоры и бумажные шарики. Откуда, интересно, они берут старомодную бумагу в век тотального электронного текста? Неужто кто-то еще пользуется тетрадями вместо планшетов? Разумеется, звонок, оповещающий о начале занятия, никто не расслышал, и Карина уже пару минут терпеливо дожидалась, когда на нее обратят внимание. Она использовала паузу, чтобы, размеренно дыша, восстановить дыхание и пульс. И что она так разволновалась? Не в первый же раз лекцию читает!

Успокоившись, она снова обвела взглядом аудиторию. Положительно, студенты упорно ее не замечали. Возможно, просто принимали ее за еще одну студентку, зачем-то вышедшую к кафедре. Ну ничего. Сейчас мы ваше внимание привлечем… Она внутренне усмехнулась и, вложив два пальца в рот, громко заливисто засвистела — так, как ее в свое время научил Палек.

— Эй, народ! — громко сказала Карина, когда в ее сторону начали поворачиваться. — Зима закончилась, весна пришла. Конец каникулам. Рассаживайтесь и успокаивайтесь, пора начинать лекцию.

Когда студенты утихомирились, она включила проектор, вставила в него карту памяти и притушила в помещении свет.

— Итак, господа и дамы, — произнесла она, — рада приветствовать вас на первом занятии. В связи с некоторыми перестановками среди преподавательского состава курс госпитальной хирургии в текущем семестре читает не профессор Томара Пасур, как планировали ранее, а я. Меня зовут Карина Мураций, я старший ассистент одноименной кафедры и хирург Первой городской больницы Крестоцина. Я выражаю вам свою глубокую признательность за то, что решили продолжить изучение этого курса, и, — она зловеще улыбнулась, — намерена заставить вас пожалеть, что подали заявки. Бездельничать вам я определенно не позволю.

По аудитории прокатился неясный шум голосов.

— Многие из вас намерены связать свою жизнь с хирургией, так что курс госпитальной хирургии является для вас одним из основополагающих. Вам придется попотеть, осваивая его и сдавая. Текущий семестр, как вы видите по плану, — она повернулась к экрану, — посвящен в основном заболеваниям органов пищеварительного тракта — желудка, толстого и тонкого кишечника, печени, поджелудочной железы и селезенки. Уделим мы значительное время также травмам и ранениям живота и груди, а также бегло коснемся проктологии, хотя в основном ей займемся в следующем семестре. Наконец, с учетом интернатуры первой ступени, ожидающей вас по завершении учебного года, ближе к лету мы начнем изучать методы и формы ведения истории болезни, а также методы проведения обхода и послеоперационного курирования пациентов. Есть какие-то вопросы, пожелания? Возможно, кто-то хотел бы подробнее рассмотреть определенные темы? Тогда лучше попросить меня заранее, чтобы я могла скорректировать программу.

Она подождала. В аудитории стояла мертвая тишина.

— Ну хорошо. Раз вопросов нет, приступаем к нашей первой лекции. Тема сегодняшнего занятия — заболевания аппендикса, в частности, острый аппендицит и его осложнения…

Когда зазвенел звонок, Карина почувствовала, что взмокла. В аудитории стояла духота, отнюдь не добавляющая ей хорошего настроения. Однако она тихо радовалась, что первое занятие в качестве полноправного лектора прошло нормально. Она и раньше иногда подменяла тетю Тому на лекциях, но все-таки одно дело — эпизодическая ситуация, и совсем другое — лекции на постоянной основе, когда с самого начала нужно установить контакт со своими студентами и удерживать их внимание, излагая далеко не самый захватывающий материал. Похоже, у нее все получилось. По крайней мере, студенты не перешептывались и не обменивались сообщениями, хотя и электронными, но обязательно сопровождающимися улыбочками, показушными вздохами и прочей раздражающей — лектора — мимикой. Впрочем, удалось ли установить контакт и увлечь, выяснится не ранее первого коллоквиума. А пока остается надеяться, что и дальше пойдет не хуже.

— На этом мы сегодня закруглимся, — чуть хрипло из-за перетружденной глотки сказала она. — Следующая лекция в златодень. Напоминаю, что список литературы для самостоятельного изучения вам разослан, прошу ей не пренебрегать. Сейчас все свободны.

Она зажгла верхний свет и отключила проектор. Аудитория зашумела и задвигалась. Карина извлекла из проектора карту, убрала ее в футляр и повернулась к выходу.

— Госпожа Карина… — раздался сзади робкий девичий голос.

Карина обернулась и тут же с досадой хлопнула себя ладошкой по лбу.

— Ну вот, чуть не забыла! — сказала она. — Рановато вроде бы для склероза. Ты ведь госпожа Манна, верно? А, и остальные, я вижу, тоже собрались.

Она обвела взглядом небольшую группку юношей и девушек, столпившихся у кафедры. Все пятеро казались если и не перепуганными, то сильно озадаченными.

— Приношу свои извинения, — сказала она. — Я ведь хотела напомнить перед началом лекции, чтобы вы ко мне подошли, но совершенно из головы вылетело. Давайте в сторонку отойдем.

Она отвела студентов к стоящему в углу преподавательскому столу и уселась на его краешек. На мгновение она задумалась, прилично ли такое преподавателю, но немедленно отмахнулась от мысли. Правила вежливости не нарушены, а показное достоинство ее волнует мало.

— Я разослала вам сообщение с просьбой подойти ко мне после лекции, потому что вас всех объединяет одна черта, — произнесла она, убедившись, что остальные движущиеся к выходу студенты находятся вне зоны слышимости. — Вы все — девианты.

Пятеро студентов синхронно вздрогнули и растерянно переглянулись.

— Но, госпожа Карина, — неуверенно спросила Манна, видимо, самая храбрая из всех, — откуда ты знаешь? Ведь мы никому не говорили. Я уж точно.

— И я… И я… — поддержал ее синхронный хор голосов.

— Ну еще бы! — улыбнулась Карина. — Вы и сами-то друг о друге не догадывались, а тут вдруг я вам на голову сваливаюсь. Расслабьтесь. Дело в том, что я тоже девиант.

— А я знаю! — прорезался стоящий с краю парень. — Ты, госпожа Карина, в больнице у моей тетки подругу лечила от какой-то опухоли. Мой отец поначалу все брюзжал, что ты шарлатанством занимаешься… ох! Прости, госпожа, я не хотел оказаться невежливым. Он уже изменил свое мнение, честно!

— Ничего страшного, господин Ката, — Карина пожала плечами. — Мне такое частенько в лицо говорят, и с куда большей экспрессией. Сложно винить людей — когда ожидаешь, что тебя начнут кромсать и резать, а вместо того приходит какая-то несолидная девица, несколько минут молча сидит рядом и уходит, даже пальцем не дотронувшись, поневоле усомнишься. Могу заверить, что мои методы лечения вполне надежны и подтверждены как городской медицинской комиссией, так и специальной комиссией Министерства здравоохранения. У меня где-то даже официальное свидетельство завалялось. Методы, к сожалению, довольно затруднительно воспроизвести, и вот тут-то мы вплотную приближаемся к вопросу, зачем я собрала вас здесь.

Она задумчиво обвела всех взглядом.

— Как я уже сказала, я сама девиант. У меня первая категория, — она переждала волну изумленных вздохов, — и дополнительная способность видеть предметы насквозь. Условно она называется объемным сканером. Я могу видеть не только внутренние органы человека, но и его эффектор. У меня довольно богатый опыт работы с девиантами — я участвовала в исследованиях комиссии Академии медицинских наук — и я незаметно наблюдала за вами, когда вы приносили заявления на посещение курса. Как мне кажется, у вас у всех есть дополнительные способности, которые могут оказаться полезными вам как врачам. Я могу ошибаться, поэтому давайте проверим права ли я. Итак…

Она прищуренно взглянула на Манну.

— У тебя, госпожа, эйдетическая память, верно? В твоем эффекторе есть участок с характерными параметрами.

Девушка испуганно кивнула.

— Господин Ката, твой эффектор я толком распознать не могу, но что-то, связанное с восприятием мира, так? У тебя отростки эффектора на зрительные центры головного мозга зацеплены.

— Ну… — поколебавшись, откликнулся Ката. — Я действительно могу видеть… как бы описать поточнее… радиоволны, что ли. И горячее от холодного на глаз отличаю.

— Горячее и холодное тоже испускают электромагнитное излучение. Скажи, а биотоки нервной системы ты видишь, да? Замечательно. То есть у тебя расширенный диапазон восприятия. Но у тебя четвертая или пятая категория. Не сложно использовать второй взгляд?

— Пятая. Сложно, — развел руками парень. — Сильно напрягаться приходится, и картинка дольше нескольких секунд не держится, смазывается и пропадает.

— Ничего, даже так вполне полезно при должной тренировке. Господин Мотиира, у тебя что-то связанное с опорно-двигательным аппаратом.

— Улучшенная координация, — спокойно откликнулся тот. Очевидно, он уже взял себя в руки и оправился от неожиданности. — Могу скальпелем с точностью до десятой доли миллиметра работать, не хуже, чем робоманипуляторы.

— Превосходно, — одобрила Карина. — Для хирурга незаменимо. Госпожа Асоба, ты эмпат, верно? Эмоции чувствуешь?

Худенькая девушка с большими черными глазами нервно кивнула.

— И ты намереваешься стать хирургом?

— Нет, госпожа, — прошептала Асоба, пряча глаза. — Я… для общего развития хирургию изучаю. Я вообще-то педиатром стать хочу.

— Хорошо. Только почему так грустно? — Карина ободряюще улыбнулась девушке. — За желание лечить детей я нос не откусываю. Замечательная специализация, и эмпатия тебе очень пригодится. Так, последняя у нас госпожа Ссашаха.

Молодая орка слегка прижала уши и наморщила нос. Верхняя губа непроизвольно дернулась, на мгновение приоткрыв клыки. Синяя с желтым накидка удивительно шла к ее серому, слегка голубоватому меху, но сейчас Ссашаха нервно куталась в нее, словно хотела защититься от сильного холода.

— У тебя картину я плохо понимаю. Вообще у орков эффектор как-то по-другому выглядит. Но категория у тебя определенно высокая. Первая, вторая?

— Вторая, госпожа, — пробормотала Ссашаха. — Но у меня нет дополнительных способностей.

— Нет? — остро глянула на нее Карина. — Или просто не хочешь говорить при всех? Я настаивать не стану, но если захочешь, потом расскажи мне наедине. Ну, а теперь я хочу сказать вам всем следующее. Ваши способности означают дополнительную ответственность. Вы все будущие врачи, и вы просто обязаны использовать их на пользу пациентам.

Студенты синхронно поежились.

— Да, обязаны. И не надо бояться. Я прекрасно понимаю, что вы чувствуете при мысли, что придется открыться кому-то, рассказать о себе. Несколько лет назад я сама была точно такой же. Но нельзя жить, замкнувшись, словно мидия в своей раковине. Нельзя, чтобы мир подстраивал вас под себя. Нужно самому строить свою жизнь так, как вы считаете нужным. Я не стану приставать к вам и заставлять делать что-то против вашей воли, но обрадуюсь, если вы примете мою помощь. Если вы согласитесь, я и мои осведомленные коллеги наподобие госпожи Томары или господина Кулау станем придумывать вам задания для тренировки ваших способностей в выбранной вами области. Я дам вам время подумать — пожалуйста, если вы согласитесь, ответьте на мое сообщение до конца недели. В общем-то, я все сказала.

Она спрыгнула со стола и ободряюще улыбнулась.

— Ну, до встречи.

— Госпожа Карина… — поднял руку Ката.

— Да, господин Ката?

— Я хочу сказать, что я согласен. Что тут раздумывать? Только… ты согласишься рассказать, как ты лечишь? Я хочу научиться так же.

— Спасибо за согласие, — откликнулась Карина. — В методе моем нет ничего мистического, только научиться ему затруднительно. У меня всего лишь уникальное сочетание объемного сканера и наноманипуляторов. Здесь моей заслуги никакой нет, всего лишь удачная комбинация способностей. Уникальная, да, но случайная. За меня все делает мой эффектор, я лишь направляю его.

— Жаль, — вздохнул студент. — А я-то надеялся…

— Не зря надеялся, между прочим. Думаю, через несколько лет ты сможешь опробовать новые инструменты, как и любой другой хирург. У нас на физфаке в лаборатории вихревых полей уже пять лет конструируют установку, копирующую мои возможности. Объемный сканер уже почти готов, его лишь доводят до ума и калибруют. Еще несколько лет, и эта штука, вполне возможно, вытеснит и рентген, и томограф. С наноманипуляторами сложнее, но бесконтактный скальпель, скорее всего, сделают уже скоро. Чрезвычайно полезная вещь, в сочетании со сканером он позволит работать внутри тела, не повреждая наружные покровы. Вообще для ученого главное знать, что определенная цель достижима. Раз у меня есть такие способности, значит, их можно воспроизвести, пусть не на сегодняшней базе, так на завтрашней. Знаете что…

Карина на мгновение заколебалась. Да почему бы и нет?

— Сейчас я как раз намеревалась сходить в лабораторию и немного поработать с ребятами. Хотите сходить со мной? Выгнать нас не должны, так что собственными глазами увидите ближайшее будущее медицины.

Студенты опять переглянулись.

— Я бы сходила, — решительно сказала орка.

Остальные вразнобой закивали.

— Вот и замечательно, — улыбнулась Карина. — Пойдемте. Только вещи свои заберите — мы через переход пойдем в соседнее здание, а времени уже почти семь, он скоро закроется.

Все вместе они прошли по стремительно пустеющим по вечернему времени коридорам медицинского факультета и по стеклянному переходу над освещенной фонарями аллеей вошли в здание физфака. Немного попетляв по нему и спустившись в подвал, они оказались в длинном мрачном коридоре, скудно освещенном люминесцентными лампами. Карина остановилась перед большой тяжелой дверью со светящейся надписью «Лаборатория вихревых полей № 2» и нажала на красную кнопку интеркома.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом что-то прожужжало, и внезапно с потолка грянул могучий глас:

— Внимание! Вы незаконно вторглись в охраняемую зону! Немедленно лечь на живот, положить руки на затылок и ожидать прибытия охраны! Повторяю…

— Овари! — крикнула Карина. — Опять ты со своими шуточками! Перестань людей пугать! Ох, доберусь я до тебя!

— Так я и испугался… — пробурчал голос с потолка. — Ты чего опаздываешь?

— Во-первых, — Карина подбоченилась, — я не опоздала. Я же вчера предупредила, что у меня начались лекции и я стану приходить немного позже. Во-вторых, ты еще долго нас держать в коридоре намерен? Я народ на экскурсию привела.

— Здесь, чтоб ты знала, режимная зона, — фыркнул голос. — Опасные поля, высокое напряжение и все такое. Не положено никаких экскурсий. Ладно уж, заходите, пока мне не жалко…

Что-то щелкнуло, и массивная дверь с тихим жужжанием отъехала в сторону. Из-за нее плеснуло ярким теплым светом.

— Пойдемте, — Карина махнула рукой, проходя в открывшийся проход. — А то еще закроет перед носом, с него станется.

Лаборатория встретила их хаосом самого разнообразного оборудования. Шкафы перемежались стеллажами, заваленными электронными платами, помигивали индикаторами и экранчиками какие-то непонятные приборы, мерно гудели невидимые трансформаторы. Карина уверенно лавировала в лабиринте узеньких проходов, и студенты цепочкой пробирались за ней, вздрагивая от доносившихся отовсюду щелчков и жужжаний.

— Не обращайте внимания, — пояснила Карина, проскальзывая под нависающим над проходом стеллажом. — Тут по большей части старый хлам. Бесполезная бутафория, чтобы гостей впечатлять. Не пожалели же люди времени, чтобы все хозяйство расставить, запитать и подключить!

Несколько секунд спустя они вышли на широкое расчищенное пространство. Большой прозрачный щит отгораживал угол зала, а за ним располагалось несколько непонятных установок, опутанных проводами. Перед щитом стоял длинный пульт с несколькими креслами, над которым светились кубы дисплеев. С одного из кресел навстречу поднялся необъятно-пухлый парень лет тридцати с небольшим. Не очень высокий, немногим выше Карины, в ширину он казался по крайней мере в три раза толще ее. Весело поблескивающие глазки утопали в розовых щеках, а тройной подбородок спускался на неопрятную засаленную рубашку.

— Вечер, Кара, — сказал он, небрежно кивая. — Экскурсию, говоришь, привела? Ну ладно, а то я что-то заскучал в одиночестве. Кто с тобой?

— Народ, познакомьтесь с господином Овари, — обернулась к студентам Карина. — Самый умный и самый толстый физик в мире. И с самым дурацким чувством юмора, что мне встречался. Вари, это мои студенты. Хочу им показать твою сканирующую установку.

— Чувство юмора у меня, между прочим, вполне приличное, — обиделся Овари, опускаясь обратно в кресло. — А станешь дразниться — не расскажу ничего. Я, между прочим, гордый и обидчивый. Вот выгоню вас всех, тогда узнаешь!

— Тогда я тебе батончик не отдам! — Карина, незаметно для Овари подмигнув студентам, извлекла из кармана палочку «Ореховой вкуснятины» и помахала ей в воздухе. — Сама съем.

— Эй! Я тебе дам — съем! — подпрыгнул на месте физик. — Женщинам фигуру беречь положено! И вообще, я себя без взятки оставить не позволю! Ну-ка, давай сюда, пока я не обиделся окончательно!

Получив батончик, он сорвал обертку и откусил сразу половину.

— Я умный, красивый и обаятельный, — пояснил он студентам с набитым ртом. — А также не пью, не курю и не колюсь. А не иметь недостатков как-то даже и неприлично. Вот я себе и завел недостаток — сладкое люблю.

— Большой вопрос, кто кого завел — ты недостаток или недостаток тебя! — рассмеялась Карина. — Вари, не томи, рассказывай. Поздно уже, а нам еще работать надо. Или ты передумал? Так имей в виду, в ближайшие два дня я в университете появляться не собираюсь.

— Ладно, ладно, — махнул рукой Овари, запихивая в рот вторую половину батончика. — Сеас поую и нау.

— Сейчас прожует и начнет, — перевела Карина. — Народ, да вы садитесь, не стесняйтесь. Стулья берите любые, барахло с них можно смело на пол сваливать. Вари, а где остальные? Что-то непривычно тебя в гордом одиночестве видеть.

— Разбежались остальные пораньше, — пояснил физик. — Дела какие-то у всех. Ну что, поехали. Курс какой?

— Пятый.

— Ага. Значит, инструментальные методы исследования проходили. Ты, ушастенькая! — он ткнул пальцем в Ссашаху. — Ну-ка, расскажи, как рентген-томограф устроен.

— Ну… — пробормотала орка, бросив неуверенный взгляд на Карину. — Там рентгеновская установка. И компьютер…

— Логично! — хихикнул физик. — Раз рентген, значит, там рентгеновская установка. А что, в магнитно-резонансной установке компьютера нет? А в комбинированной? Кто-нибудь помнит?

Орка растерянно захлопала глазами. Остальные отвели взгляды.

— Понятно. Разгильдяи и неучи, — констатировал физик. — Придется напоминать. Есть два типа томографии — рентгеновская и магнитно-резонансная. Первая — фактически усложненная рентгеновская установка, позволяющая строить объемные изображения внутренних органов. Основана, как следует из названия, на фокусированных рентгеновских лучах. Источники и приемники излучения перемещаются вокруг тела, позволяя делать серию снимков, по которым компьютер восстанавливает трехмерную картинку. Магнитно-резонансная томография основана на возбуждении атомов водорода перпендикулярно ориентированными электромагнитными полями и считывании генерируемых ими импульсов. Первый метод лучше показывает плотные кости, поглощающие рентгеновские лучи, второй — мягкие ткани, поскольку в них куда больше воды и органики, содержащих водород. В последние лет десять-пятнадцать, впрочем, в чистом виде эти технологии почти не применяются, в подавляющем большинстве случаев томографы являются комбинированными. Ну что, вспомнили?

Студенты закивали.

— Данные методы позволяют получать качественную картинку, однако имеют заметные недостатки. И тот, и другой не позволяют обойтись без механических движущихся элементов, хотя МРТ в данном плане лучше рентгена. А где механика, там сложности с фокусировкой и низкая разрешающая способность. Рентген-томографы облучают тело жесткими лучами, причем цепляют обширное пространство даже при использовании фокусированных малорассеивающихся пучков. Магнитные поля прогревают мягкие ткани тела, что неполезно само по себе и категорически запрещено при беременности. И, по понятным причинам, их нельзя использовать, если в теле есть металл или электроника — протезы костей, суставов, водители сердечного ритма и так далее. Компьютеры сейчас умные пошли, автоматически отключают магнитный резонанс, когда обнаруживают недопустимые включения в теле, но несчастные случаи нет-нет да случаются.

— Не пугай народ, Вари, — негромко заметила Карина. — Один сбой на пятьдесят тысяч обследований, да и тот обычно к несчастным случаям не отнесешь.

— Неважно, — отмахнулся физик. — Вероятность всегда остается. Так что пришло время заменить устаревшее железо новыми технологиями. И вот тут-то мы и подходим вплотную к теме наших исследований. Благодаря нашей великолепной госпоже Карине… — Он остановился и заколебался.

— Они в курсе моих способностей, — сообщила та. — Продолжай льстить, мне нравится.

— Так вот, благодаря помощи падкой на лесть госпожи Карины нашей лаборатории удалось серьезно продвинуться в создании гравитационной томографической установки, или гравитома, как мы его пока называем. Мы исследовали, как работает ее собственный объемный сканер, и в процессе натолкнулись на несколько интересных догадок.

Овари явно наслаждался ролью лектора. Карина усмехнулась уголком рта. Парень был ей симпатичен. Лет на пять старше, одного с ней роста ее и килограмм на восемьдесят тяжелее, он казался сущим живчиком, непрестанно генерируя самые разные идеи. Большая часть оказывалась явной чушью и отвергалась им же самим уже через несколько минут, но некоторые мысли оказывались просто гениальными. Так, с помощью нескольких дешевых чипов, паяльника и кучки проводов он превратил десяток серийно производящихся дешевых полицейских сенсоров в достаточно серьезный сканер электромагнитных девиаций, позволивший отчетливо видеть ее эффектор — когда она того хотела, разумеется: защита Дзинтона все еще действовала. Однако речь его в дискуссиях отличалась заметной невнятностью. Язык его все время заплетался. Начиная одну фразу, он на середине бросал ее и тут же начинал другую. Казалось, его язык просто не поспевал за мыслями. Свои к такой манере разговора давно привыкли, однако посторонние мало что понимали, так что с ними он предпочитал общаться по почте, где пальцы, текст и голова у него находились в прекрасной синхронизации.

В роли лектора, однако, заранее разложив в голове все по полочкам, он преображался. Его речь текла плавно и свободно, перемежаясь расслабляющими паузами и шуточками, а уровень изложения всегда оказывался доступным собеседнику. По слухам, студенты физфака просто обожали Овари: даже невообразимо нудную и запутанную квантовую механику он умудрялся излагать так, что четыре пятых посещавших его лекции и семинары сдавали экзамен с первого раза. У других, даже у маститых профессоров и опытных ассистентов, этот показатель не превышал половины.

— Не стану подробно влезать в детали того, до чего мы додумались, — продолжал тем временем излагать Овари. — Лучше покажу на примере. Вот так выглядит вирусный эффектор на экране стандартного сканера, использующегося в педиатрии для наблюдения за детьми… человеческими детьми, — поправился он, бросив взгляд на Ссашаху, — в возрасте от восьми до десяти, когда у них появляется риск пробуждения эффектора.

Он поводил пальцем по старомодной сенсорной площадке — объемные сенсоры ввода он не признавал — и в дисплее перед ним появилась тень — небольшой темный комок с неровными краями. Комок слегка пульсировал, но в целом оставался спокойным.

— Вот здесь — эффектор на пороге пробуждения, — на сей раз комок казался заметно большим и нервно дергался, а на его границах периодически вытягивались и тут же снова исчезали небольшие отростки. — А вот тут — полностью пробудившийся полноценный эффектор с тремя развернутыми щупальцами-манипуляторами. Как видите, изображение достаточно четкое, но практически без деталей. Мы можем видеть только общие контуры, фактически силуэт. Причина в том, что стандартный сканер воспринимает только электромагнитные и гравитационные колебания, генерируемые всем объемом достаточно сложного образования, а вычленить излучение каждой отдельной точки не может. До недавнего времени нам приходилось тем и ограничиваться. Но сейчас мы вполне успешно движемся к завершению прототипа принципиально нового сканирующего устройства. С его помощью можно получать трехмерную модель внутренностей любого материального объекта, причем как вещественного, так и чисто энергетической природы, как вирусный эффектор. Принцип его действия проще всего продемонстрировать на практике. Примерно так…

Овари взял со стола стакан с давно остывшим чаем и слегка тряхнул его. По поверхности жидкости побежали волны.

— Видите? Волны отражаются от стенок и сталкиваются друг с другом. В некоторых местах они накладываются друг на друга и усиливаются, а в некоторых взаимно гасятся, когда совпадают вершина и впадина. Получается красивый сложный рисунок. Явление носит название интерференции, и вы, возможно, еще помните его из школьного курса физики. Такое может происходить не только с волнами в воде, но и с любыми другими волнами — и электромагнитными, и гравитационными. Нам удалось построить установку, которая создает особые возмущения гравитационного поля.

Он отставил стакан и вывел в дисплей серую сферу, пронизанную завихряющимися линиями и рядами темных точек.

— На визуальной модели можно видеть, как располагаются локальные экстремумы напряженности интерферирующих полей. Э-э-э… я имею в виду, что мы генерируем в одной и той же области несколько полей с разными градиентами… направленностью, причем так, что в некоторых точках напряженность поля существенно выше, чем вокруг. Смещая места возникновения пиков и считывая с генерирующих матриц обратную связь, так называемый «эффект отдачи», возникающий при движении гравитационного поля через вещество, можно анализировать внутреннее строение объекта. Грубо говоря, «отдача» у атомов каждого химического элемента индивидуальна, так что картина получается весьма точной. Похожим образом можно работать с электромагнитными полями, считывая конфигурации энергетических объектов. Более того, прикладывая определенную энергию, можно не только считывать конфигурацию, но и менять ее, как делает эффектор Карины. Раз вы медики, тема должна являться для вас весьма актуальной — такие устройства позволят во многих случаях заменить существующие хирургические робоманипуляторы.

— Ты лучше покажи, как оно на деле выглядит, — посоветовала Карина. — Наглядней выйдет.

— Да пожалуйста, — легко согласился физик. — Кара, будь добра, сядь в фокус на втором стенде.

Карина отошла к стоящему под нависающей тумбой стулу и уселась на него, чинно сложив руки. Овари поманипулировал сенсорной панелью и не менее старомодной кнопочной клавиатурой, и в дисплее проявилась картинка — колышущаяся амеба с масляно отблескивающей поверхностью, внутри которой переливались разводы всех оттенков серого. От амебы отходили три тонких кишки, свертывающиеся в тугие клубки. Вертикально сквозь нее шел мерцающий размытый столб, вверху переходящий в подобие приплюснутого шара.

— Вот так выглядит эффектор Карины через наш новый электромагнитный сканер, — прокомментировал физик. — Клякса — собственно эффектор, мячики — свернутые силовые манипуляторы. Вертикальный столб — позвоночник, над ним головной мозг. У них излучение существенно слабее, чем у эффектора, и на резкость мы пока навести не можем. Но скоро сможем. Спасибо, Кара. А вот так мы видим предметы гравитационным сканером…

Он щелкнул выключателем, и пространство за стеклянной перегородкой залил яркий свет. В центре на небольшом столике стоял невысокий черный параллелепипед.

— В фанерном ящике, — Овари ткнул в него пальцем, — находится объект. И сейчас мы увидим, какой именно.

Зажужжало и засвиристело, и в соседнем дисплее вспыхнуло укрупненное изображение статуэтки конного рыцаря с длинным копьем. Картинка казалась нечеткой и размазанной и все время подергивалась, но Овари просиял так, словно ему сунули в руки золотой слиток.

— Вот! — поднял он палец. — Работает! И обратите внимание — во всем сканере ни одной движущейся части. Осталось еще немного доработать, и можно показывать прототип «Караде». Мы по ее грантам работаем, — пояснил он. — Буквально вчера мы небольшие модификации внесли, так что теперь можно разрешение повысить раза в три. Сейчас увеличим резкость…

Он поводил пальцем по сенсорной площадке, и фигурка рыцаря действительно обрела более резкие очертания. Внезапно что-то громко противно треснуло, хрустнуло, и черный параллелепипед на столике брызнул в стороны облаком щепок и алебастровой пыли, пробарабанивших по стеклянной перегородке. Студенты невольно отпрянули назад.

— Зараза! — тихо выругался под нос Овари. — Задрал меня этот резонанс. Восьмой статуй за последнюю неделю! — грустно заметил он. — А я-то думал, мы его надежно исключили. Все-таки завтра придется схему с самого начала перебирать.

— Эй! — Карина подозрительно взглянула на него. — Мне ты ни о каком резонансе не говорил, когда в фокус сажал!

— Да он только в последнее время проявляться стал, когда разрешение повышать начали, — Овари отвел взгляд. — Как в первый раз проявился, так мы и перестали туда живых людей засовывать. Я тебя просто волновать не хотел…

— Ну спасибочки! — хмыкнула Карина. — Давай, доводи, да побыстрее. А то, знаешь, неудобно получится, если кого-нибудь на стенде на кусочки порвет. Я людей обратно из фарша собирать не умею.

— Ехидина! — фыркнул Овари. — Ладно, уговорила. О другом тебя сегодня просить хотел, но резонанс приоритетнее. Прокомментируешь, что там происходит, когда установка работает?

— Прокомментирую, конечно, — кивнула Карина. — Ну что, народ, — повернулась она к студентам, — понравилась демонстрация?

— Здорово! — искренне сказала Асоба. — Господин Овари, а сколько еще времени потребуется установку доделывать?

— Ну… — физик поскреб подбородок. — Год или полтора на получение полностью функционального прототипа и еще год на рюшечки и запуск в серию. В общем, года через два-три можно рассчитывать на первые установки в больницах.

— Или на таможенных пунктах, — добавила Карина. — Или в полиции. Наверняка они первыми захотят опробовать. А если помочь захотите, думаю, господин Овари и его коллеги с радостью вас увидят здесь снова.

— Помочь? — непонимающе взглянул на нее физик.

— Ну, пастух с овцами на одну морду, — подмигнула Карина.

— Что, все пятеро девианты? — поразился Овари, с внезапным интересом пробегая взглядом по студентам. — Ну, Кара, ты даешь! Самое-то интересное и не сказала! У, злючка… Господа и дамы, я на самом деле не откажусь от вашей помощи. Ничего сложного не потребуется, нужно лишь сидеть под сканером и выполнять манипуляторами несложные действия. Не под тем сканером, — он поспешно кивнул в сторону перегородки, — под обычным. Участникам эксперимента платят, пусть немного, но студентам обычно и такое в радость. Если решитесь, приходите сюда в любое время, кто-то здесь всегда сидит.

— Но не сегодня, — нетерпеливо прервала его Карина. — Нам сейчас еще работать. Народ, экскурсия закончена, приношу свои извинения. Я вас сейчас отсюда выведу, а на улицу вы и сами выберетесь. По лестнице на три пролета вверх и направо…

Когда за студентами медленно закрылась тяжелая дверь лаборатории, те переглянулись.

— Ничего себе местечко! — уважительно пробормотал Мотиира. — Внушает.

— Да уж, наворочено не по-детски, — согласился Ката. — Кстати, зря меня выгнали. Я-то видел, что там, за стеклом, происходило, мог бы и помочь.

— Ну так приди завтра, — посоветовала Манна. — Господин Овари же сказал, что можно в любое время. И я, наверное, приду, разплатят. Мне любые деньги пригодятся.

— Мне тоже, — согласилась Ссашаха. — Община мало присылает, крутиться приходится. А сегодня есть предложение отметить знакомство. Знает кто-нибудь забегаловку, где и мне, и вам еда сгодится?..

16.03.858, вододень. Масария. Специнтернат для детей с особыми способностями

Сэцу поерзал на диване, устраиваясь поудобнее. Ему здесь не нравилось. Не нравились разукрашенные глупыми рисунками стены, глухая неподвижность лесопарка, которая просто пугала после привычной городской суеты, но больше всего ему мешал постоянный несмолкающий шум в ушах, к которому он со вчерашнего дня так и не сумел приноровиться. Он машинально оттянул пальцем противный обруч и тут же заработал несильный хлопок по руке.

— Не трогай, пацан! — беззлобно сказал ему сидящий рядом дядька. — Сколько раз повторять?

Сэцу угрюмо посмотрел на него и нахохлился. Мама испуганно посмотрела на него и приподняла руку, чтобы привычным жестом погладить его по голове, но не решилась. Со вчерашнего дня она казалась еще более несчастной и уставшей, чем обычно, и страх в ее глазах, раньше появлявшийся только при виде отца, теперь не уходил вовсе. Мальчик швыркнул носом — пусть это невежливо, все равно он теперь навсегда плохой! — и уставился в пол. Да, он плохой! Но зато теперь отец пожалеет, что бил его и маму! Пусть бы он подольше пролежал в больнице! А он сам даже не заплачет, когда его выпорют, он уже привык…

— Да где же воспитательница? — пробормотал чужой дядька. — Они здесь что, не проснулись еще?

— Я пойду поищу, господин! — вскинулась мать.

— Сиди, госпожа Уса, — отмахнулся дядька. — Куда ты пойдешь? Заблудишься только. Да не разрешено здесь без сопровождающих ходить. Опасно, сама понимаешь. Мало ли что.

— Да, господин… — пробормотала мать. — Приношу свои извинения.

Сэцу обхватил себя руками за плечи и попытался поглубже вжаться в мягкий диван. Получилось плохо: тот упруго выталкивал его из себя. Поскорей бы уж его выпороли и отпустили домой. Хотя что там сейчас делать? И в школу не хочется — Сайдзай опять начнет дразниться и драться. Поскорее бы закончился год — со следующего он пойдет в среднюю школу и, может, с Сайдзаем больше не увидится.

Скрипнула дверь. Сэцу вскинул взгляд. В комнату вошли двое: пухлая тетка в зеленых майке и шортах и большой дядька в синей форме. Прежний дядька, который сидел с ним на диване, поднялся.

— Госпожа Акума? — раздраженно спросил он. — Мы уже двадцать минут ждем.

— Нет, — качнула головой тетка. — Господин Мамора, ее что, не вызвали?

— Я лично вызов передал, — сказал новый дядька. — Она там по пелефону с кем-то болтала, сказала, что как закончит — придет.

— Так… — тетка поджала губы. — Ребенок оформлен?

— Да.

— Тогда мы отпустим господина… э-э-э, сопровождающего. Господин, — она поклонилась дядьке на диване, — мы благодарны тебе за помощь. Ты можешь возвращаться в город.

— Рад слышать, — буркнул тот, поднимаясь. — Твою подпись вот здесь… ага, спасибо. Всего хорошего.

Он кивнул в пространство и вышел из комнаты.

— Господин Мамора, — сказала тетка, — будь так любезен, не сочти за труд сходить за госпожой Акумой еще раз и проследить, чтобы она немедленно явилась сюда. Если потребуется, возьми за загривок и приведи силой. Только меня не упоминай.

— Да, госпожа, — кивнул второй дядька и вышел вслед за первым. Тетка повернулась к Сэцу и его матери.

— Приношу свои извинения за случившееся, — сказала она. — Воспитатель сейчас явится. А пока давайте знакомиться.

Она подошла к дивану и присела перед Сэцу на корточки.

— Меня зовут Яна Мураций, молодой господин, — сообщила она. — Рада знакомству. Ты ведь Сэцу, да?

Мальчик угрюмо кивнул — и дернулся, когда тетка подняла руку к его голове.

— Я не стану тебя бить, молодой господин, — ласково сказала тетка, опуская, однако, руку. — Не бойся. Все будет хорошо. Госпожа Уса Якуба? — она повернула голову к матери Сэцу, выглядящей не менее перепуганной, чем сам мальчик. — Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Р-радость взаимна… — пробормотала мать. — Б-благосклонность пожалована, госпожа Яна…

— Все в порядке, госпожа, — улыбнулась ей тетка Яна. — Не надо меня бояться. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоему сыну.

— Я не боюсь, госпожа, — пролепетала Уса. — Я просто… просто… скажи, госпожа, что с ним сделают? — из ее глаз против воли потекли давно сдерживаемые слезы. — Ему же всего девять лет! Он же просто не знал, что творит! Он не контролировал себя!

— Его никто не винит, госпожа, — покачала головой тетка. Она как-то ловко подвернула ноги под себя и уселась на пятки, глядя на Сэцу и его мать снизу вверх. — Произошла случайность. Твоего мальчика просто проглядели на последнем обследовании. Полагаю, эффектор пробудился внезапно из-за какого-то сильного нервного потрясения, такое иногда происходит. Нет ничьей вины в произошедшем. Сэцу, — она повернулась к мальчику, — скажи, тебе очень мешает эта штука на шее?

— Нет, госпожа, — буркнул мальчик, отворачиваясь. — Не мешает.

— Мешает, — покачала головой тетка. — Я же вижу. Сэцу, ты думаешь, тебя побьют, да?

Мальчик бросил на нее испуганный взгляд, но ничего не сказал. Конечно, его побьют! Отец лупит его за каждую мелочь, а теперь, наверное, вообще изобьет до полусмерти…

— Тебя не станут бить, Сэцу, — ласково, но уверенно сказала тетка, и мальчик, шмыгнув, недоверчиво покосился на нее. — Ни за что. Я не позволю, честно. Не бойся. А знаешь, что? Давай пока снимем с тебя блокиратор!

Мальчик снова заерзал на диване.

— Нельзя, — угрюмо сказал он. — Я опять что-нибудь сломаю.

— Не сломаешь, молодой господин. Тут специальная комната, в ней нет ничего ломающегося. И стены крепкие, и двери, и мебель тоже. Только ты постарайся не ударить ни меня, ни маму, ладно? Я знаю, что ты только вчера почувствовал свои невидимые руки и еще не умеешь ими управлять. Но ты ведь не хочешь никого ударить, да? Да, Сэцу?

Мальчик кивнул.

— Вот и хорошо, — улыбнулась ему Яна. — Давай попробуем.

Она протянула руку к ошейнику — мальчик снова дернулся, словно ожидая удара — и коснулась металлического обруча вмонтированным в перстень кодовым ключом. Зеленая лампочка на кольце погасла, и оно с легким щелчком распалось на две соединенных половинки. Яна осторожно сняла его и положила на пол рядом с собой.

— Видишь, так лучше, — сказала она. — Сэцу, ты знаешь, куда тебя привезли?

Мальчик помотал головой. Яна чувствовала, как от него исходят волны страха, неуверенности и напряжения. Она в очередной раз пожалела, что не умеет, как Карина, видеть насквозь — наверное, визуально контролировать новопробудившийся эффектор куда удобнее, чем просто основываясь на эмоциях. Но ничего, она справится и так. Для начала нужно успокоить ребенка — в таком состоянии с ним работать нельзя. Только аккуратно — ставить ментоблоки детям куда опаснее, чем взрослым…

Она потянулась и коснулась разума мальчика. Точки возбуждения — одна, вторая, третья — словно острые подрагивающие иглы, терзающие нейроны головного мозга. Очень осторожно коснуться, успокоить, разгладить мечущиеся волны детских эмоций… Может, проделать то же с матерью? Нет, для дела не нужно, и не следует лишний раз лезть руками в чужой мозг.

— Все будет хорошо, Сэцу, — повторила она. — Тебя больше не обидят. Тут специальное место, в котором живут такие же дети, как ты. У тебя вчера пробудился дар, и теперь ты особенный. Мы научим тебя пользоваться новыми способностями, а когда научишься, отправим домой. Тебе надо хорошо учиться, ведь ты теперь очень сильный, гораздо сильнее других.

— Сильнее? — робко спросил мальчик. — Сильнее, чем Сайдзай?

— Да, — улыбнулась ему Яна. — Гораздо сильнее, чем Сайдзай. И тебе больше нельзя драться, чтобы не убить кого-нибудь случайно.

— Я не люблю драться, — насупился мальчик. — Но пусть ко мне тоже не лезут! Если Сайдзай опять начнет приставать…

— Не обязательно драться, чтобы победить, Сэцу. Тебя научат, как это делать. Но сначала придется какое-то время пожить здесь. Две недели, может, период. Не заскучаешь по дому?

Мальчик яростно мотнул головой.

— Ну, вот и славно. Ты ведь хороший умный мальчик, и ты научишься всему. Хочешь…

— Ты кто такая, госпожа? — раздался из-за спины резкий высокий голос. — Что ты здесь делаешь и почему с девианта снят ошейник?

Мальчик снова дернулся и перепугано вжался в спинку дивана. По сиденью рядом с ним словно пробарабанили крупные дождевые капли — вероятно, непроизвольно дернулись манипуляторы. В глазах его матери снова плеснулся страх. Подавив внезапный приступ ярости, Яна ободряюще улыбнулась им обоим и одним движением, которое бы одобрила и Карина, поднялась с пяток на ноги, разворачиваясь.

Прямо перед ней, уперев руки и бедра, стояла высокая смуглая женщина лет сорока, одетая в белый халат воспитателя. Она возмущенно щурилась, глядя на Яну. От нее исходила смесь страха, злости, раздражения и отвращения, направленных, впрочем, не только и не столько на Яну, сколько на вжавшегося в диван мальчика. За ее спиной в дверном проеме стоял господин Мамора с заложенными за спину руками. Директор службы безопасности интерната с явным неодобрением смотрел на женщину, уголок его рта кривился в презрительной усмешке. Поймав взгляд Яны, он коротко пожал плечами и возвел глаза к потолку, а в сторону воспитательницы от него плеснуло отчетливой брезгливой неприязнью.

— Госпожа Акума, твой тон недопустимо резок, — спокойно сказала Яна. — Перед тобой ребенок. Будь добра, говори…

— Я сама знаю, как должна говорить, — резко оборвала ее женщина. — Мамора, ты, что ли, снял с девианта ошейник без моего разрешения? Ты хочешь, чтобы он всех здесь поубивал?

Мамора открыл было рот, но Яна не дала ему сказать и слова.

— Госпожа Акума, немедленно выйди в коридор! — приказала она. — Господин Мамора, посторонись, пожалуйста.

— С какой стати ты командуешь… — женщина резко осеклась, когда манипуляторы Яны обхватили ее и вздернули в воздух, приподняв над полом на несколько сантиметров. Яна почти физически почувствовала плеснувшую от нее волну ужаса. Секунду спустя воспитатель спиной вперед вылетела в коридор. Яна двинулась за ней, но остановилась и оглянулась.

— Молодой господин Сэцу, госпожа Уса, я сейчас вернусь, — сказала она и глазами показала Маморе на выход. — Приношу свои извинения. Я все улажу.

Вместе с директором по безопасности она вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь. Воспитатель, прижатая ее манипуляторами к стене коридора, со страхом смотрела на них. Яна отпустила ее, позволив провалиться с высоты в несколько сантиметров и придержав, чтобы та не потеряла равновесие и не упала на пол.

— Госпожа Акума, — холодно сказала она, — мое имя Яна Мураций. Со вчерашнего дня я новый директор по воспитательной работе. Я ответила на вопрос, кто я такая?

— Прости, госпожа… — пролепетала воспитатель. — Я не знала…

— Ты действительно не знала. По моей просьбе господин главный директор не стал представлять меня коллективу, пока я не осмотрюсь здесь как следует. Неведение, однако, никак тебя не извиняет. Ты вошла в комнату с перепуганным мальчиком, только вчера осознавшим свой эффектор и искалечившим отца, и его матерью, которая от страха только что сознание не теряет, и перепугала их еще сильнее. В своих высказываниях ты использовала совершенно недопустимые слова и тон. И, сверх того, ты без уважительной причины опоздала, заставив четверть часа ждать и без того взвинченных людей.

— Прости, госпожа…

— Мне тебя прощать не за что, у меня с эмоциями все в порядке. Однако, госпожа, довожу до твоего сведения, что за последние полгода на твою работу родителями детей неоднократно подавались жалобы, и половину вчерашнего вечера я провела за их исследованием. Сегодня я намеревалась самостоятельно проверить, как ты ведешь себя с новоприбывшими детьми, но, похоже, не судьба. Великолепная госпожа Акума Варуй, официально объявляю, что с сего момента ты уволена. Господин Мамора, отзови пропуск госпожи Акумы и проследи, чтобы ее как постороннюю персону немедленно выдворили за пределы режимной территории. Сообщи также бухгалтерии, что формальности по ее расчету необходимо завершить сегодня же.

— Ты не можешь… — пискнула воспитатель, растерявшая весь свой высокомерный вид, но Мамора положил ей на плечо тяжелую руку.

— Ты слышала, что сказала госпожа директор, — мрачно пробасил он. В его эмоциях Яна читала совершенно явное удовлетворение. Похоже, воспитательница не пользовалась его симпатиями. — Пойдем, госпожа Акума, я проведу тебя в твой кабинет, чтобы ты могла забрать вещи. Госпожа Яна, прислать другого воспитателя? Дайто! — сказал он в пространство, постучав себя по вставленной в ухо пуговке рации, — прямо сейчас зайди в пятый кабинет. Надо выдворить с территории постороннего.

— Спасибо, господин Мамора, другого воспитателя пока не надо, — поблагодарила Яна. — У всех и без того полно дел Я приму ребенка самостоятельно, а потом отведу его в группу.

Равнодушно скользнув взглядом по фигуре растерянно стоящей перед ней женщины, она повернулась и вошла обратно в комнату. Странно. Впервые в жизни она уволила совершенно постороннего человека, которого только что увидела, возможно, сломав ей не только карьеру, но и жизнь, но не испытывает из-за того совершенно никаких эмоций. Словно дохлую мышь из дома выбросила. Она прикрыла за собой дверь и ободряюще улыбнулась мальчику и его матери.

— Снова приношу свои извинения, — сказала она. — Инцидент исчерпан. Госпожа Акума больше нас не побеспокоит.

Она приблизилась к дивану.

— Сэцу, — ласково сказала она, — нам с твоей мамой нужно поговорить наедине. Ты не испугаешься посидеть здесь один?

Мальчик уставился в пол.

— Нет, госпожа, — тихо сказал она.

— Ты молодец, Сэцу, — похвалила его Яна. — Ты храбрый мальчик. У меня к тебе просьба. Пока мы с твоей мамой разговариваем, нарисуй мне картинку, ладно?

— Картинку, госпожа? — недоуменно посмотрел на нее мальчик.

— Да, Сэцу, картинку. Любую. Нарисуй что захочешь.

Она отошла к дальней стене и, с усилием сдвинув массивную дверцу, достала из встроенного в стену шкафа лист пластика и фломастеры.

— Вот, — она протянула их ребенку. — Рисуй что угодно. Госпожа Уса, могу я попросить тебя выйти со мной в коридор?

— Да, госпожа, — женщина с готовностью поднялась. Ее губы дрожали, а натянутая улыбка скрывала под собой в любой момент готовую прорваться истерику. — Конечно, госпожа.

Улыбнувшись мальчику напоследок, Яна вывела ее в коридор и усадила на мягкую скамью-банкетку у стены, опустившись рядом.

— Госпожа Уса, — сказала она, — не надо бояться. Ни за себя, ни за сына. Вам не причинят вреда.

— Но госпожа… — всхлипнула женщина. — Ведь вчера он… вчера…

— Он разгромил квартиру и искалечил отца, я знаю, — кивнула Яна. — Я читала полицейский протокол. Такое случается. Очень редко в последние годы, но случается. Я уже говорила и повторю еще раз: здесь нет ничьей вины.

— Но ведь его не заберут у меня, нет? — женщина стиснула руки, отчаянно заглядывая Яне в глаза. — Не заберут? Госпожа, я не смогу жить без него! Он единственная моя радость в жизни! Пожалуйста, госпожа! Все, что угодно!..

— Успокойся, госпожа Уса, — мягко прервала ее Яна. — Его у тебя не заберут. Сейчас не сороковой год.

— Но мне говорили…

— Я не знаю, кто и что тебе говорил, но не надо слушать всякие глупости, тем более верить им. Детей с особыми способностями давно не забирают у родителей силой. Их помогают правильно воспитывать, да, но если родители не отказываются от них сами, они остаются в семьях. Если я правильно тебя поняла, ты от сына отказываться не собираешься?

— Нет, госпожа! — воскликнула мать. — Бакта… Он мой муж, он, может, и захочет отказаться, но я не позволю! Госпожа, но ты сказала, что он должен остаться здесь?

— Да. На какое-то время. У Сэцу проявились способности первой категории. Он очень силен, и его нужно тщательно обучить пользоваться своей силой. Иначе он опять кого-нибудь искалечит и даже убьет, даже не желая того. Обычный срок пребывания ребенка в нашем заведении — две недели. Иногда период. За этот срок его обучают контролировать силовые манипуляторы, а также выявляют дополнительные способности.

— Дополнительные?..

— Да. Силовая функция — воздействие на предметы — обычно наиболее заметна, но иногда у детей проявляется и что-то сверх того. У нас очень хорошие педагоги, они научат твоего ребенка всему, чему нужно. Потом еще год он останется под наблюдением, потребуется регулярно проходить обследование и психологические тесты — бесплатно, разумеется. Но, госпожа Уса, — Яна наклонилась вперед и заглянула женщине в глаза, — ты должна понимать, что детям с такими способностями и уход нужен особый. Если ты не чувствуешь в себе сил жить рядом с маленьким чудовищем, которое в любой момент может порвать тебя надвое в ответ на просьбу убрать игрушки в своей комнате, лучше сразу откажись от него, как бы ты его ни любила. В детдоме, даже специализированном, для ребенка нет ничего хорошего, но все лучше, чем жизнь с родителями, которые от тебя шарахаются. Я знаю, у меня есть друзья-девианты, которые росли в таких условиях. Дети очень тонко чувствуют фальшь, так что не стоит даже и пытаться их обманывать.

— Что ты говоришь, госпожа? — в глазах женщины блеснуло изумление. — Он — мой сын! Я ни за что не откажусь от него, какой бы силой он ни обладал!

— Я услышала тебя, госпожа Уса. Я вижу, ты говоришь искренне. Но ты никогда не жила в одной квартире с ребенком-девиантом и не представляешь, каково это. Никто не заставляет тебя решать сразу. Подумай, время есть. И скажи мне вот еще что. Муж бьет тебя? Отвечай!

Последними фразами Яна хлестнула женщину, как кнутом, мгновенно сменив ласковый сочувственный тон на резко-вопросительный. Женщина отшатнулась.

— Нет, госпожа! — пролепетала она. — Нет, конечно! Как ты можешь…

— Ты лжешь! — оборвала ее Яна. Она была противна самой себе, но нарыв нужно вскрыть прямо сейчас. — Я вижу твою ложь так же ясно, как ты видишь меня. Синяк у тебя на щеке — он свежий, заметно даже сквозь косметику. Он бьет ребенка?

Женщина испуганно посмотрела на нее, потом нехотя кивнула.

— Что случилось вчера? — безжалостно продолжала допрашивать ее Яна. — Расскажи все с самого начала! Как у мальчика пробудился эффектор? Отец бил его, когда все произошло?

— Да, госпожа, бил, — всхлипнула женщина. — Умоляю, не сообщай в полицию!

— Как все случилось?

— Бакта… он опять вернулся пьяный. Он ударил меня, а потом… потом потребовал у Сэцу дневник… а там… там замечание, за драку… Госпожа, Сэцу не виноват, к нему пристают школьные хулиганы! Бакта увидел замечание, взял ремень и принялся хлестать Сэцу, а Сэцу так страшно закричал… и потом все в комнате стало ломаться и разбиваться, а Бакта отлетел в коридор, упал и больше не двигался. Сэцу упал на пол, забился в истерике, а потом потерял сознание. И я сразу вызвала «скорую», и потом приехала полиция и забрала Сэцу. Госпожа, мой муж хороший, только он пьет… иногда…

— Понятно, госпожа, — прежним мягким тоном сказала Яна. — Не беспокойся, я не стану сообщать в полицию о том, что он бил мальчика. Но с побоями пора кончать. Я звонила в больницу, и мне сказали, что твоего мужа прооперировали. Он останется жить, хотя у него сложный перелом бедра и трещины в ребрах. Ходить какое-то время он будет с трудом, возможно, с костылем. Хорошо, что он выжил — когда пробуждение особых способностей начинается с убийства, ребенку очень сложно оправиться. Даже если он ненавидел погибших. Скажи, госпожа, ты работаешь?

— Нет, — покачала головой женщина. — Бакта зарабатывает достаточно.

— Ясно. То есть ты домохозяйка, средств к существованию не имеешь, развестись с мужем не можешь. Госпожа Уса, я совсем не знаю твоего мужа. Но я знаю, что человек, который без веской причины лупит жену и ребенка, «хорошим» являться не может. Если ничего не изменится, в следующий раз твой сын убьет отца. Мы учим детей контролировать себя, но не в ситуации, когда их избивают взрослые подонки. Скажи мне честно: твой муж сможет измениться? Перестать пить и драться? Подумай и скажи.

Женщина опустила измученный взгляд к полу и тихо покачала головой.

— Хорошо, что ты понимаешь. Вот, возьми, — Яна протянула женщине белый прямоугольник. — Здесь код и адрес Фонда помощи жертвам домашнего насилия. Ты можешь обратиться к ним за помощью. Там помогут оформить развод, снять жилье, получить хотя бы минимальную квалификацию и устроиться на работу. При необходимости тебе по суду оформят защиту от мужа, так что он не сможет тебе ничего сделать. Их услуги стоят денег, но не слишком больших, потому что затраты частично возмещаются государством. Они оформят ссуду с минимальными процентами, ты сумеешь ее выплатить за полгода-год. Госпожа Уса, я понимаю, что нелегко решиться так радикально изменить свою жизнь. Но подумай о сыне. Сейчас его судьба в твоих руках.

Женщина неуверенно приняла визитку и растерянно посмотрела на ровные строчки текста.

— А сейчас, госпожа, тебе пора. Попрощайся с сыном и иди домой. Твой муж не выйдет из больницы по крайней мере неделю, так что у тебя есть время все спокойно обдумать. Кстати, ты можешь навещать сына, пока он здесь, но не чаше двух раз в неделю. Пойдем. Попрощайся с ним.

Она встала и вошла обратно в комнату. Мальчик вскинул на нее взгляд.

— Можно посмотреть на рисунок? — осведомилась Яна, приближаясь к его диванчику. — Ух ты! А что здесь такое?

— Крокодил, — пояснил Сэцу, тыкая пальцем, в кривые и косые линии. — Вот голова, тут хвост, а вот его зубы.

— Ого, ну и крокодилище! И зубы какие большие! А тут что?

— А это он папу напополам перекусывает, — спокойно пояснил ребенок.

— Понятно. Ну что, Сэцу, твоей маме пора идти домой. А ты пока останешься здесь, чтобы учиться управлять своей силой.

Мальчик насупился.

— Я с мамой хочу, — буркнул он.

— Пока нельзя, Сэцу. Ты не умеешь обращаться со своей силой и можешь случайно сделать больно маме. Ты ведь не хочешь сделать ей больно, правда?

Мальчик шмыгнул носом и ничего не сказал.

— Сэй, — мать подхватила мальчика с дивана и крепко обняла. Он ухватился за нее и затих. — Сэй, милый мой, дорогой, любимый, мне ужасно не хочется тебя оставлять здесь. Но тетя Яна хорошая и добрая, она научит тебя всему, чему надо. Нужно, чтобы ты пока остался здесь, понимаешь? А я стану тебя навещать. Договорились?

Женщина отцепила от себя ребенка — на глазах обоих блестели слезы — и осторожно посадила его на диван.

— До свидания, Сэй, — сказала она тихо. — Я стану приходить. И все изменится. Мы начнем жить совсем-совсем по другому. И папа перестанет тебя бить. Только ты, пожалуйста, хорошо учись всему, чему скажут. Госпожа, — сказала она, поворачиваясь к Яне, — я подумаю над твоими словами. Обязательно подумаю.

— Я надеюсь, госпожа, — кивнула Яна, доставая пелефон. Она чувствовала, как в облаке страха и отчаяния в госпоже Усе медленно кристаллизуется спокойная твердая уверенность. Хорошо. Она наверняка справится с ситуацией. В конце концов, зачастую человеку нужно лишь объяснить, что из привычного кошмарного болота есть тропка, и она сама на нее выберется. — Я очень на то надеюсь. Я вызову провожатого, и еще тебя бесплатно довезут до трамвая.

Когда женщина, в последний раз махнув своему сыну, вышла за охранником, и за ней закрылась дверь, Яна села на пол перед мальчиком, скрестив ноги. Она подобрала с пола забытый блокиратор, повертела его в руках и отбросила в дальний угол.

— Ну, Сэцу, вот мы и остались одни. Но не бойся и не грусти. Мама вернется. Она будет приходить, и часто.

Мальчик не ответил. Его окутывала пелена серой тоски и безнадежности. Ну, хотя бы страх прошел, и за то спасибо.

— Сэцу, — таинственным тоном сказала Яна, — а ты тайны умеешь хранить?

Ребенок недоверчиво посмотрел на нее, и в его эмоциональном фоне мелькнула слабая искорка любопытства.

— У меня есть очень-очень тайный секрет, и я могу тебе его сказать. Только пообещай, что никому не расскажешь.

— Не расскажу, — удивленно сказал мальчик. Искра у него внутри блеснула и ярко разгорелась. — А что за секрет?

— Честно-честно не расскажешь?

— Честно-честно!

— Тогда слушай. Сэцу, у меня тоже есть дар, совсем как у тебя. Смотри…

Она расправила манипуляторы, подхватила с дивана фломастеры и принялась жонглировать ими в воздухе. Мальчик следил за ними с округлившимися глазами и приоткрытым ртом. Его эмоциональный фон запестрел яркими красками удивления и восхищения.

— Ты как это делаешь, тетя Яна? — озадаченно спросил он.

— У меня тоже есть невидимые руки, как у тебя. И вот ими я так и делаю. Нравится?

— А мне можно попробовать? — с интересом спросил мальчик, и в тот же момент в воздухе свистнуло. Сильный скользящий удар в левую часть головы бросил Яну на спину, фломастеры разлетелись по комнате. В глазах у нее потемнело. Несколько секунд она лежала на спине, бездумно глядя в потолок и заставляя себя удержаться на грани бессознательности. Потом медленно села, чувствуя, как наливается горячей тяжестью левая скула. Наверное, там растет здоровый фонарь. Дура! Чуть не доигралась…

Мальчик перепугано смотрел на нее, съежившись в углу дивана. От него снова исходили страх и отчаяние.

— Все… в поряд… ке, Сэцу, — хрипло сказала Яна, осторожно ощупывая скулу. — Мне… почти не больно. Я знаю, ты не хотел меня ударить, так вышло случайно. Но теперь ты понимаешь, почему тебе нужно остаться здесь и тренироваться использовать свою силу?

Ребенок быстро кивнул.

— Вот и замечательно… — Яна встала на ноги и тряхнула головой. Хорошо бы синяк вышел не слишком большим, чтобы его удалось замаскировать. А то красавицей же она окажется, когда ее, наконец, представят воспитателям! — А теперь давай поиграем в новую игру.

Она села рядом с мальчиком на диван и осторожно обняла его за плечи. На сей раз он не отстранился.

— Сэй — можно называть тебя Сэй, да? — видишь, фломастеры разлетелись по всей комнате. Так нехорошо, нельзя разбрасывать игрушки. Порядок всегда нужно соблюдать. Давай-ка вместе попробуем их собрать: один я, другой ты, потом опять я…

* * *

Два часа спустя, наказав мальчику не снимать блокиратор без разрешения взрослых, она передала его воспитательнице группы и поднялась на второй этаж в свой кабинет. Устало опустившись за стол — голова от удара все еще болела — она подумала и активировала коммуникатор.

— Господин Мамора, — сказала она, — не явится ли слишком большой наглостью с моей стороны попросить тебя оторваться от дел и зайти?

— Разумеется, — откликнулся тот. — Сейчас появлюсь.

Минуту спустя директор по безопасности вошел в дверь и без приглашения опустился на стул.

— Ты хорошо ладишь с детьми, госпожа Яна, — задумчиво сказал он. — Признаться, не ожидал. Когда я увидел тебя вчера, то подумал, что ты слишком… э-э-э, неопытна, чтобы работать здесь, да еще и директором по воспитательной части. Признаю свою неправоту.

— Ты следил за мной, господин Мамори? — Яна приподняла бровь.

— Разумеется. Все помещения оборудованы камерами слежения и объемными блокираторами, а общение с девиантами постоянно контролируется. Ты разве не знала? Стандартная мера предосторожности в подобных учреждениях. Несчастные случаи нет-нет, да происходят. Ты какой колледж заканчивала, госпожа?

— Господин Мамора, могу я еще раз набраться наглости и предложить общаться без формальностей?

— Да, Яна.

— Мамора, я заканчивала не колледж, а университет. Разве в моем досье не написано?

— Начнем с того, что твоего досье вообще нет. У нас не секретное учреждение, мы персонал под колпаком не держим. Наша задача — помогать справляться с инцидентами и охранять от посторонних, а не предотвращать утечку информации. Признаться, я о тебе не знаю вообще ничего.

— Понятно. Ну, знать особенно и нечего. Вообще-то формально я работаю в Фонде поддержки талантов, в одной из аналитических групп. Два года назад я экстерном закончила магистратуру нашего университета по специальности «Социология и политология». Мы, в частности, занимаемся проблемами интеграции девиантов в общество, и мой начальник счел необходимым, чтобы я приобрела опыт работы на весьма важном, как он полагает, участке — в системе интернатов для детей с особыми способностями. Полгода я работала воспитателем, потом меня решили немного поднатаскать на административной работе. А в вашем центре давняя незаполненная вакансия. Мамора, я не думаю, что задержусь здесь надолго — три-четыре периода, вряд ли дольше, но пока я здесь, постараюсь работать как следует.

— Ну, я рад, что хотя бы сейчас ты с нами, — улыбнулся директор по безопасности. — Признаться, я перепугался, когда мальчик тебя нокаутировал. Хотел уже включить блокиратор, но ты оправилась. Яна… не слишком ли нескромно спросить о твоих собственных способностях? Ты ведь тоже девиант?

— Да, Мамора. Я девиант. У меня первая категория и эмпатия. Госпожу Акуму я вышибла именно потому, что она ненавидит детей. Может, и не всех, но девиантов — точно. Не знаю, как она столько времени здесь работала, но, боюсь, вреда она принесла ничуть не меньше, чем пользы.

— Вот как… — медленно произнес Мамора. — Да, безусловно, чувствительность к эмоциям — очень полезная способность для воспитателя.

— Ага. Но я попросила тебя зайти вовсе не для того, чтобы обсудить мою персону. Есть предложение прогуляться по территории. Ты покажешь мне, как здесь все устроено и как обеспечивается безопасность нашего заведения. Не возражаешь?

18.03.858, златодень. Обсерватория Тэммондай

Цукка спрыгнула с подножки автобуса, отошла в сторону, чтобы не стоять на пути у выходящих, и начала осматриваться. Здесь она оказалась впервые. Разумеется, все время, пока шло строительство нового гравископа, она с большим интересом следила за ним — но дистанционно, по редким пелефонным фотографиям и видеороликам, присылаемым Ликой. Никакие ролики, однако, не могли передать всю величественность окрестных скал и прозрачную ясность разреженного горного воздуха. Серпантин горной дороги завершался асфальтированной площадкой автомобильной стоянки, сейчас забитой автобусами и автомобилями. Вокруг сновали и торопились люди, орки и даже редкие тролли, но она решила не поддаваться общему суетливому настроению. Все равно Лике сейчас наверняка не до нее. До открытия еще почти час, так что она вполне может немного полюбоваться открывающимися с края обрыва видами.

Закинув за спину легкую сумку с нехитрыми пожитками, она подошла к высоким перилам, с трудом удержавшись на ногах из-за внезапно налетевшего могучего порыва ветра, и какое-то время с интересом осматривала расстилающуюся далеко внизу Тэммондайскую долину. Расположившийся в ней город, хотя и довольно крупный, примерно на полмиллиона населения, с высоты в две с лишним версты казался крохотным, почти игрушечным. По запруженной на дальнем краю долины реке ползли крохотные кораблики и баржи, в порту склоняли жирафьи головы стайки портовых кранов. У дальнего края долины, где река терялась среди горны отрогов, проходили шлюзование несколько кораблей. Город поблескивал под радостными солнечными лучами, и в еще холодном и отчетливо разреженном горном воздухе витали слабые пока запахи весенней зелени.

Сполна насладившись обзором и пожалев, что рядом нет Саматты или Яны, с которыми можно поделиться своими восторгами, Цукка вытащила пелефон и сделала несколько снимков. Жаль, что они выйдут плоскими — все-таки пелефон не видеокамера, но, по крайней мере, маленькое чудо, подаренное в свое время Дзинтоном, гарантирует резкость, четкость и насыщенность цветов. Все лучше, чем обычные встроенные объективы, и отдельную камеру с собой таскать не надо… Убрав пелефон в сумочку и поежившись под налетающими порывами знобящего ветерка, она напряглась, настраиваясь на дальний вызов.

«Палек в канале. Привет, Цу!» — торопливо откликнулся тот несколько секунд спустя. — «Ты далеко?»

«На стоянке перед входом в главное здание».

«Замечательно. Обойди здание слева, там найдешь служебный вход. Охрана предупреждена, тебя пропустят и объяснят, как пройти к гравископу, только паспорт приготовь. У нас тут проблемы, не до тебя, извини. Все, отбой».

Юмористически хмыкнув, Цукка двинулась в указанном направлении. Сквозь стеклянные панели с тихим ужасом рассмотрев забитый людьми главный холл, она обогнула корпус и уже издали заметила служебный вход по сгрудившейся перед ним небольшой толпе. Похоже, ушлые репортеры и гости пытались штурмовать и его, чтобы под шумок успеть занять лучшие места. С трудом протиснувшись сквозь толпу и воткнувшись на ступеньках физиономией в шерстистый орочий бок — рот сразу забился тонкими волосками — она подергала за рукав одного из двух обозленных охранников, с трудом сдерживающих напор.

— Господин! — торопливо проговорила она. — Обо мне предупредили.

— Документы! — рявкнул охранник, наградив ее недружелюбным взглядом.

Цукка торопливо сунула ему пластинку паспорта. Почти вырвав его из рук и попутно оттолкнув какого-то особо назойливого журналиста сразу с тремя объективами на груди, охранник приложил документ к своему планшету, несколько секунд взирал на появившиеся строки, потом вернул.

— Проходи, госпожа, — сумрачно буркнул он, немного отступая в сторону — ровно настолько, чтобы Цукка могла проскользнуть. Та не замедлила воспользоваться приглашением и, с облегчением вздохнув, нырнула в щель. Сумочка едва не осталась снаружи, зажатая между страждущими журналюгами, но в конце концов вырвалась на свободу и присоединилась к хозяйке.

Она оказалась в длинном полутемном коридоре с выходящими в него дверями. Сразу у входа со скучающим видом стоял еще один охранник — видимо, второй эшелон защиты.

— Куда, госпожа? — вежливо спросил он.

— Мне нужно к гравископу, — пояснила Цукка. — Там где-то Палек Мураций. Он сказал, что охрана объяснит дорогу.

— По коридору до первой развилки, там налево и до выхода из здания, — пояснил охранник. — Мимо гравископа не промахнешься, госпожа. — Он ухмыльнулся. — Вот насчет господина Палека не поручусь, он сегодня весь день в мыле взад-вперед носится. Что-то у них там не ладится. Он, похоже в пяти местах одновременно присутствует, и нигде его найти нельзя.

— Спасибо, господин, — кивнула Цукка, оправляя помятую в давке блузку — свою любимую, жемчужно-серую с тонкой золотой вышивкой. — Я найду.

Коридор вывел ее в огромный внутренний двор. Точнее, даже не во двор, а на территорию площадью с приличное спортивное поле. С одной стороны оно упиралось в здание, с двух других его ограждала высокая сплошная металлическая ограда. Дальний край площадки заканчивался обрывом, закрытым сетчатым ограждением. В ее центре огромным цветком темного металла застыл новый гравископ. Восемнадцать десятисаженных лепестков поднимались почти вертикально вверх, опираясь на пятигранную пирамиду бетонного основания, а над ними еще на пятнадцать саженей на тонких прутиках концевых опор возносился конус основного фокуса. Цукка залюбовалась конструкцией. Ажурно-воздушная, она казалась устремленной вверх, к звездам, словно экзотический космический корабль, готовый к старту.

Но почему лепестки подняты? Ведь такое, насколько она помнит сценарий, должно случиться только после торжественного открытия!

Возле постамента столпились с десяток человек и трое орков. Рядом возвышалась стрела передвижной монтажной вышки. На вершине одного из лепестков копошился человек, ковыряясь в шарнире концевой опоры. Цукка подошла к негромко переговаривающимся людям, нетерпеливо поглядывающим вверх.

— Привет, Лика! — поздоровалась она. — Здравствуй, дядя Ван. Что-то случилось?

— А, привет, Цу! — коротко взглянул на нее озабоченный Палек. — Ты не поверишь — сегодня утром какой-то кретин-репортер на наемном вертолете зацепил установку, когда кругом облетал во время последнего нашего тестирования. Поднялся из долины, перелетел изгородь и давай вокруг круги нарезать. Ему, видите ли, поближе, разглядеть захотелось. А здесь, как ни странно, порывы ветра случаются. И криворукий пилот машину не удержал, зацепил сочленение хвостовым стабилизатором. Слегка зацепил, на хвосте только краска и ободралась, но там что-то заклинило. И я даже догадываюсь, что. Не рассчитано оно на вертолетные тараны! И теперь лепестки не опустить, чтобы шарнир окончательно не угробить. Хорошо хоть вертолет с соосными винтами оказался, без хвостового пропеллера, иначе рухнул бы он на лепестки, и пришлось бы всю установку с начала собирать. Ну что он, засоня, там копается? Спит на ходу, что ли? Там делов-то — одну пластину сменить! Ван, я поднимусь и сам все сделаю!

— Лика, погоди! — остановила его Цукка. — А почему ты-то? У вас же за механику Цутома и Тюи отвечают.

— У Цутомы какие-то личные заморочки, он все бросил и уехал, — нетерпеливо отмахнулся Палек. — А Тюи позавчера нажралась мороженого после купания в бассейне и сейчас валяется в постели, воспламеняя простыни без дополнительных средств. Да я и сам справлюсь! Что я, зря эту долбанутую ТММ несколько лет зубрил? Дядя Ван, я поднимусь?

— Не суетись, — осуждающе посмотрел на него инженер. — Времени пока хватает. В крайнем случае так откроем, все равно никто не разберется, как должно выглядеть. Потом поправим в спокойной обстановке. Монтажнику, между прочим, за риск деньги платят, а тебе — нет. Сорвешься — что делать станем?

— Сорвусь? — фыркнул Палек. — Да я по таким местам лазил, по сравнению с которыми тут просто пешеходный тротуар!

— Ох, молодежь… — Ван покачал головой. — Кстати, здравствуй, Цу. Рад тебя видеть. Может, хоть ты успокоишь своего подопечного? Он уже второй день сам не свой. Ходит шатаясь, спит три часа в сутки, вилкой мимо рта промахивается, едва в глаз себе не попадает.

— Да я тоже простыл, наверное! — досадливо отмахнулся юноша. — Тюи и меня мороженым обкормила, от нее только Каси без скандала умеет отделываться, — он мотнул головой в сторону невысокой рыжей девицы с конским хвостом на затылке, стоявшей чуть поодаль от основной группы и сосредоточенно всматривающейся вверх. — Все у меня нормально с координацией. Подумаешь, отвлекся немного! К-ссо! Нет, ну он точно заснул! Дядя Ван, я полез.

— Эй! — вскинулся было инженер, но долговязый Палек уже размашисто шагал к монтажной вышке. Запрыгнув наверх, к пульту, он принялся что-то втолковывать оператору. Выслушав, тот кивнул и нажал на кнопку. Монтажная площадка спустилась вниз, и Палек, подпрыгнув и ухватившись за перила, подтянулся и влез на нее, игнорируя ступеньки.

— Ну что с ним делать! — вздохнул Ван, поворачиваясь к Цукке. — Молодой, шустрый, на месте не сидится. Ладно, пусть поднимется. Может, и в самом деле на пару быстрее справятся.

— Если он что-то решил, то его не остановить, — согласно кивнула та. — Весь в приемного папашу, такой же шустрый и безапелляционный. Дядя Ван, мы просмотрели результаты тестовых прогонов. Все почти отлично, но повторная калибровка все же требуется. Я на три дня приехала — уложимся?

— Уложимся, конечно, — пожал плечами инженер, наблюдая, как монтажная площадка медленно поднимается к небесам, а мачта постепенно наклоняется, приближая ее к лепестку. — Вся процедура четыре часа занимает, не больше. Сегодня вряд ли получится, но завтра с утра займемся. Ты где остановилась?

— Я еще нигде не остановилась. Из аэропорта прямо на автобус и сюда. Вечером найду себе какой-нибудь отель.

— Ты оптимистка! — усмехнулся инженер. — Наверняка отели все забиты под крышу, разве что императорские люксы и остались. Но мы тут днюем и ночуем, несколько кабинетов под общие спальни приспособили. Спальный мешок мы для тебя найдем, если не возражаешь.

— Не возражаю, — кивнула Цукка. — Спасибо, дядя Ван. Ох, да что же он делает-то! Он же без страховки!

Наверху Палек, по-видимому, не удовлетворенный своим расположением, поднырнул под перила монтажной площадки и мягким кошачьим движением перепрыгнул с нее на лепесток, совершенно игнорируя разверзшуюся под ним семиэтажную пропасть.

— Спустится — голову оторву, — кивнул Ван, напряженно наблюдая за своим учеником. — Я его вообще с площадки выгоню за такие фокусы! Он, конечно, ловкий паренек, но инстинкт самосохранения у него начисто отсутствует. Сам убьется и других зашибет. Ну, погоди у меня…

— Шалопай… — Цукка напряженно поморщилась. — Когда он спустится, дядя Ван, не убивай его до конца. Оставь и мне кусочек, я поучаствую.

— Договорились! — согласился Ван, не отрывая от лепестка напряженного взгляда. — Цу, а что там за проблемы случились с первым гравископом? Я слышал, что-то сломалось, но как-то в деталях не разбирался.

— Я тоже не очень в курсе, — Цукка безразлично приподняла бровь. — Его оканакцы почти монополизировали, нас давно в сторону оттеснили. Не втиснуться в расписание. Но я слышала, что там один из лепестков из строя вышел. Вроде бы центральная секция пополам переломилась, то ли из-за каверн, то ли из-за усталости металла. Его же, если ты помнишь, не предназначали для интенсивной работы, он, скорее, модель, для отработки концепций. А его пять лет в хвост и гриву гоняют круглые сутки. Удивительно не что сломался, а что продержался так долго.

— А, понятно… — рассеянно покивал Ван. — Смотри-ка ты, а они, кажется, справились.

— Мы закончили! — крикнул сверху Палек. — Дядя Ван, сходи на пульт, запусти на пробу!

— Ты с ума сошел? — закричал в ответ инженер. — Какое «запусти на пробу»? А ну, живо спускайтесь! Никаких проверок, пока там кто-то есть!

— Я хочу посмотреть, как он ходит! — не сдавался юноша. — Дядя Ван, не вредничай!

— Ты что, не понял? Никаких испытаний, пока люди в опасной зоне! Давай спускайся! — на сей раз инженер, похоже, разозлился по-настоящему. — Лика, я сейчас пойду и открытие отменю, если дурью маяться продолжишь!

— Ладно! — нехотя откликнулся Палек. — Сейчас спустимся.

Он ловко перепрыгнул обратно на площадку, от чего сердце Цукки снова екнуло, и перебросил тело через перила. Монтажник отцепил страховку, но прыгать не стал. Вместо того он помахал вниз, оператору, чтобы тот придвинул площадкуплотнее.

Оператор заработал манипулятором, и мачта, качнувшись, приблизила площадку к лепестку примерно на четверть сажени. Теперь между ней и конструкцией оставалось расстояние как раз такое, чтобы можно было дотянуться рукой. Монтажник кивнул, склонился вперед, ухватившись за перила, и шагнул одной ногой на площадку.

И в этот момент налетел шквал.

Много позже, вспоминая происшедшее, Цукка решила, что Палек явно был несправедлив к злосчастному пилоту вертолета. Удержать легкую машину при внезапном ударе ветра, почти сбивающего с ног стоящего на твердой почве человека, не так-то просто, если вообще возможно. Требовалось подлинное мастерство, чтобы не просто не разбить вертолет вдребезги о массивную металлическую конструкцию, но всего лишь ограничиться царапинами.

Шквал буквально смахнул монтажника с платформы, на которую тот еще не успел толком встать. Его пальцы сомкнулись на перилах — и промахнулись. Однако Палек, которого ветер бросил на перила, успел оттолкнуться от них, нырнуть под ограждение и, ухватившись левой рукой за вертикальный прут поручня, правой поймать руку падающего человека. Палек повис в двенадцати саженях над землей, одной рукой сжимая ребристый металлический штырь, а другой — запястье монтажника.

Стоящие у подножия гравископа люди испустили дружный вздох, парализованные внезапным ужасом. Однако Ван не растерялся.

— Опускай! — заорал он оператору вышки, с отвисшей челюстью пялившемуся вверх. — Опускай, идиот! Что замер?

В три гигантских прыжка оказавшись около контрольной платформы, он птицей взлетел на нее, отпихнул побелевшего оператора и кулаком ударил по кнопке спуска. Монтажная площадка с двумя болтающимися под ней фигурками пошла вниз.

Стиснув зубы и сжав кулаки, Цукка наблюдала как скользит вниз платформа, как быстро сокращается расстояние между людьми и почвой. Быстро — но недостаточно быстро. Когда платформа опустилась примерно на половину высоты, стало видно, что Палек удерживает руку монтажника лишь кончиками пальцев — и она постепенно выскальзывает все больше и больше. Цукка остро пожалела, что не обладает яниными или кариниными способностями — по крайней мере, она смогла бы смягчить его удар о землю. Только бы Лика не сорвался сам…

Все обошлось. Монтажник все-таки упал на землю, когда спускающуюся платформу слегка тряхнуло. Но до земли уже оставалось всего полторы сажени, и он, тяжело рухнув на землю, упал, перекатился по земле пару раз и замер. К нему бросились, но он уже самостоятельно сел на земле, потом медленно поднялся на ноги, опираясь на руки подбежавших людей, и принялся отряхиваться. Цукка вцепилась в Палека, легко спрыгнувшего на землю с пятидесятисантиметровой высоты, и затормошила его, одновременно смеясь и плача.

— Лика, скотина! — пробормотала она, всхлипывая. — Если бы ты сорвался, я бы тебя точно убила!

— Чисто женская логика! — ухмыльнулся парень. — Он не удержался, а ругают меня. Я, между прочим, герой, если ты не заметила.

— Дурак ты, Лика, а не герой, — осуждающе качнул головой спустившийся с операторской платформы Ван. — Ты чего там наверху прыгал взад-вперед? А если бы шквал налетел во время прыжка? Я ведь тебя точно с площадки выгоню.

— Так работы уже закончены! — хмыкнул Палек. — Мне здесь делать больше нечего. — Он утешающе похлопал Цукку по спине. — Да кончай реветь, все уже кончилось.

— Лика! — воскликнул рядом девичий голос. Цукка покосилась вбок. Давешняя рыжая девица словно клещ вцепилась в плечо Палека и изо всех сил тормошила его. — Лика, чтоб тебе ногу сломать! Ну что же ты делаешь! Ты ведь убиться мог! Ой… Прошу прощения, госпожа, что прервала! — Она взглянула на Цукку со странной смесью ревности и робости во взгляде.

— Я такой! — озорно улыбнулся Палек. — Молодец, спасатель и просто рисковый парень! Цу, познакомься с Кансой. Каси, это Цукка, моя старшая сестричка. Я про нее как-то упоминал, помнишь?

— Чрезвычайно рада знакомству, госпожа, — откликнулась рыженькая, низко, куда ниже, чем положено перед незнакомыми, кланяясь, но не отпуская руку Палека. — Палек много рассказывал о своей семье. Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, госпожа. Благосклонность пожалована, — кивнула Цукка. — Лика, с каких пор я твоей сестричкой оказалась? Я, между прочим, твой опекун!

— Уже восемь лет как не опекун! — показал ей язык несносный Лика. — Не мамаша же. Подумаешь, на семь лет старше! Хотя, если подумать, тридцатник ты уже разменяла, так что, наверное, ты мне действительно не сестричка, а бабушка.

— Лика! — прорычала Цукка. — Я тебе сейчас по башке стукну чем-нибудь тяжелым!

— И сорвешь торжественное открытие? — удивился тот. — Да тебя твои же университетские дружки убьют. Они мне уже три периода житья не дают своими вопросами, когда мы нашу дурищу железную запустим!

Внезапно он покачнулся и ухватился за плечо Кансы, чтобы не упасть. Девушка заботливо поддержала его, в глазах появилась озабоченность.

— Лика, ты что?! — воскликнула Цукка. — Тебе плохо?

— Да что-то голова кружится… — пробормотал тот, потирая лоб. — Со вчерашнего дня приступы, и температура слегка… Говорю же — простыл немного.

— Сразу после открытия идешь к врачу! — приказал Ван. — И чтоб без разговоров. Скажет неделю в кровати — ляжешь и не встанешь до срока. Ого, смотри-ка ты…

Он повернулся к монтажной платформе, висящей невысоко над землей, и постучал по вертикальному пруту.

— А хватка у тебя, молодой господин, стальная, — удивленно проговорил он. — Смотри, что ты наделал с казенным оборудованием!

Цукка, Палек и Канса одновременно обернулись в его сторону. Палек с недоумением провел пальцем по тому месту, где ребристый железный прут в палец толщиной искривлялся, словно провернутый большими клещами. На ободранной желтой краске отчетливо выделялись четыре глубоких поперечных вмятины, словно от и в самом деле от с силой ухватившегося за него кулака.

— Да, удачно его где-то помяло, — пробормотал он. — То-то мне держаться удобно было… Повезло.

— Помяло? — с сомнением спросил инженер. — Что-то не помню я на перилах никаких помятостей…

— Господин Палек! — сорвавшийся монтажник, видимо, наконец-то пришедший в себя, отстранил сгрудившихся вокруг него людей, подошел к парню и низко поклонился. — Выражаю глубочайшую благодарность за помощь и уверяю в своем нижайшем почтении. Я в долгу перед тобой, господин…

— Да ладно тебе, Кумитата! — нетерпеливо отмахнулся парень, мгновенно приобретая свое обычное слегка насмешливое выражение лица. — Подумаешь, изобразили пару обезьян на пальме. Мне, между прочим, понравилось. Думаю вот, не повторить ли? Каси, хочешь мы с тобой вместе там поболтаемся?

— Ты серьезно? — с сомнением спросила девица, растерянно глядя на него. Цукка чуть не расхохоталась, глядя на нее. Наверное, очередная его подружка еще не до конца разобралась, с кем связалась. Интересно, выдерживает ли кто-нибудь из его пассий дольше двух-трех периодов?

— Лика! — укоризненно сказал Ван. — Хватит паясничать. Нам, между прочим, еще всю конструкцию сложить надо. Через двадцать минут открытие, через пять — народ пускать начнут. Ну-ка, быстро к резервному пульту. Господа и дамы! — громко сказал он. — Прошу всех отойти за черту безопасности. Мы запускаем рабочий цикл. Ган, уводи вышку!

Он махнул оператору монтажной вышки, и тот, кивнув, принялся манипулировать пультом. Четыре ее опоры загудели, оторвались от земли и принялись втягиваться в толстый цилиндрический корпус.

— Пойдемте, молодые люди, пойдемте! — поторопил инженер и скорым шагом двинулся в сторону здания. Палек, осторожно, но в то же время ловко высвободившись из хватки Кансы, почти побежал за ним. Цукка, покосившись на рыженькую, пошла следом, и та, поколебавшись, двинулась вслед.

— Госпожа Цукка, — спросила она неуверенно, — скажи, а Лика всегда такой… неосторожный?

— Я оценила твою деликатность, госпожа Канса, — усмехнулась та, — но слово «неосторожный» к нему применить сложно. Я бы сказала, что он совершенно безбашенный. Когда Дзинтон… его приемный отец ушел, он совсем от рук отбился. Намучаешься ты с ним, госпожа.

— Пусть, — тихо сказала Канса. — Мне не сложно. Раз так, нужно, чтобы рядом оставался кто-то благоразумный. Нужно, чтобы за ним кто-то присматривал. Только за ним так сложно угнаться…

Цукка взглянула на нее уже с новым чувством. А девочка-то не так проста, как показалось с самого начала.

— Давно вы вместе? — поинтересовалась она.

— Четыре периода, — сообщила Канса, подумав. — Или пять. Мы с ним сначала ругались и ссорились все время, а потом… подружились как-то неожиданно.

— Ох, милая… — вздохнула Цукка. — Я его с десяти лет опекаю, и мне ни разу не удавалось, как ты выражаешься, за ним угнаться. Только Дзи и мог его контролировать, да еще Мати, большой и сильный, для него какой-никакой авторитет. Тебе придется его наручниками к себе приковать, и то он тебя за собой уволочет.

— Ну и пусть, — Канса упрямо сжала губы. — Это он сейчас такой… быстрый, но он изменится. Он добрый, я знаю, просто в нем энергии слишком много.

Цукка хмыкнула. Интересно, что сказала бы Яна про рыжую девчонку, окажись рядом? Неужто она действительно влюблена в Палека, шалопая и ветрогона? Не подыскивает себе мужа посостоятельнее или чтобы вырваться из своей глуши, а на самом деле влюблена? Надо с ним поговорить. Если он бросит девочку в своей обычной манере, как бы это не стало для нее сильным ударом…

Вместе они вошли в дверь, в которой на несколько секунд раньше пропали Ван с Палеком, и оказались в небольшой комнате, заваленной разным хламом. Палек стоял возле чего-то, смутно напоминающего пульт управления, и нетерпеливо барабанил по нему пальцами. Ван ткнул пальцем в большую красную кнопку, и снаружи донеслось три резких гудка.

— Включать? — спросил Палек.

— Не торопись, — поморщился инженер. — Выжидаем положенную минуту.

Цукка посмотрела наружу через обзорное окно. Возле установки уже никого не осталось, только монтажная вышка медленно катилась на своих огромных колесах к воротам в северной стене далеко за пределами отмеченной белой чертой опасной зоны. Ну, в конце концов правила безопасности есть правила безопасности.

Она обвела пультовую взглядом. На стенках вкривь и вкось висели карандашные шаржи в обычной ехидной ликиной манере. Короткая бородка Вана на одном из рисунков превратилась в лохматую неопрятную бородищу, а и без того узкие глаза — в почти не различимые щелки. Остальных изображенных она не знала, однако ее взгляд зацепился за рисунок, висящий в дальнем углу. Лицо Кансы на нем не казалось карикатурным. Карандаш художника с удивительной ясностью передал на нем одновременно и застенчивость улыбки девушки, и скрытые в ней упрямство и серьезность. Ее лицо выдавало внутреннюю силу и целеустремленность, и Цукке сразу вспомнилась Карина. Волосы на портрете, хотя и набросанные серым грифелем, почему-то ясно казались рыжими. Конский хвост на затылке, нависающая на глаза челка, разбросанные по лицу конопушки, сейчас почти не видимые на личике прототипа, высокие скулы, прямой нос, пухлые, четко очерченные губы… На первый взгляд она мало походила на живой прототип. Сначала Цукка даже решила, что Палек просто приукрасил действительность, чтобы польстить Кансе. Но бросив на девушку пристальный взгляд, она поняла, что на самом деле он просто вытащил на поверхность ту красоту, что просто скрывалась от постороннего взгляда за маской внешней заурядности. Ну и ну! А ведь Лика никогда не станет рисовать такие портреты с тех, кто ему безразличен. Тем более — на бумаге. Неужто наконец-то пришла и ему пора остепениться? Но ведь за прошедшие периоды он ни словом не обмолвился, что у него серьезный роман!

Заметив ее оценивающий взгляд, Канса вспыхнула.

— И вовсе я не похожа на картинку! — решительно сказала она. — Лика просто нарисовал слишком красиво.

— Как есть, так и нарисовал, — пробормотал парень. — У меня фантазия скудная, я домысливать не умею. Дядь Ван, минута прошла. Опускаем.

Не дожидаясь ответа, он нажал на пульте пару кнопок и плавно чуть-чуть сдвинул один из рычагов. На плоских дисплеях на пульте заметались столбцы и линии непонятных графиков, потекли, изменяясь, цифры. Гравископ за окном пришел в движение. Его лепестки начали понемногу опускаться к земле, расходясь многолучевой звездой, и вся конструкция принялась складываться и одновременно расширяться, словно сплющиваемый сверху бумажный фонарик.

— Не торопись, Лика, — сказал Ван. — Опускай помедленнее.

— Да все нормально, — отмахнулся тот. — Шарнир мы выправили, телеметрия ничего криминального не показывает. Центральный блок остается в точке фокуса. Пронесло. Могло кончиться куда хуже.

— Дядя Ван, — спросила Цукка, — а все-таки — зачем вы такую конструкцию придумали? Сложно же! В первой установке сенсорный блок на мачте вверх-вниз перемещается, и все в порядке.

— Да что бы ты, Цу, понимала в механике! — фыркнул Палек. — Проще! Когда центральная ось в зенит смотрит, может, и проще. А если под углом наклонять? Ты хоть представляешь себе, что такое сделать телескопическую мачту, которая в любую сторону под углом в шестьдесят градусов наклоняться должна и надолго в таком положении оставаться? Да еще и согласовывать свои перемещения с независимыми лепестками с точностью до миллиметра? Раз в неделю минимум перекалибровку проводить приходится. А здесь как бы лепестки ни перемещались, блок все равно в точке фокуса остается, если только его вертолетами не таранить. Что-то усложнили, да, но зато остальное упростили.

Конструкция гравископа закончила складываться, и концы лепестков точно легли в приемные узлы торчащих из земли опор.

— Ну, все. Управились, — облегченно вздохнул Ван. — Вовремя.

Он извлек пелефон и нажал кнопку вызова.

— Господин Цакуса, — произнес он, — мы готовы. Можно запускать зрителей. Сейчас начнется кутерьма, — добавил он после того, как дал отбой. — Давайте пока здесь подождем, а то затопчут.

— А сюда разве народ не придет? — поинтересовалась Цукка. — Как-то здесь все… захламлено, я бы сказала.

— Народ придет в главную пультовую, — пояснил инженер. — А тут вспомогательная. Ты разве сама не видишь? Собирали из всякого мусора. Здесь даже консоль управления столетней давности, хоть сейчас в музей технической истории сдавай. Она не предполагается к постоянному использованию, мы ее только для тестирования по ходу дела и задействовали, чтобы наверх лишний раз не бегать. Нет, никто сюда не придет.

Из невидимых из пультовой дверей потянулись ручейки народа. Тонкие поначалу, они густели и густели, и уже через несколько минут вдоль южной стены волновалось море из человеческих и орочьих голов, над которыми редкими горными пиками возвышались могучие тролличьи торсы. Увешанные объективами операторы с закрытыми контроль-щитками лицами торопливо устанавливали на штативы массивные блоки связи, над которыми возвышались тарелочки параболических спутниковых антенн. Цукка удивленно смотрела на толпу.

— Откуда столько народу? — наконец спросила она. — Я думала, полсотни персон наберется из разных университетов и Академии, максимум сотня. Но здесь сотни три, не меньше. А то и четыре.

— Темная ты, Цу, — ехидно подмигнул ей Палек. — Сюда же сам министр науки и просвещения прибыл! У него одного свита персон на тридцать, если не больше. А сколько всякой чиновной швали налетело, надеющейся перед министром или камерой засветиться, вообще не сосчитать. Тех, кому по делу надо, здесь едва пара десятков наберется, остальных можно упаковать в ящики и в море утопить.

— Лика! — осуждающе нахмурился Ван.

— Да ладно тебе, дядя Ван! — отмахнулся парень. — А то я не знаю, что ты сам про них думаешь.

— Неважно, что я думаю, — назидательно откликнулся инженер. — Важно, что без вмешательства министра мы бы гравископ еще десять лет строили. Лика, унижаться перед бюрократами противно, я понимаю, но без того ты денег не получишь. Лучше прогнуться лишний раз перед толстой мордой, но дело сделать, чем гордо воротить нос и бездельничать с пустым карманом. Будь другом, вспомни, что ты улыбаться умеешь. Или хотя бы постарайся не кривиться от отвращения. О, вон и министр появился. Идемте.

Он двинулся было к двери, но остановился и хлопнул себя по лбу.

— Совсем забыл! — с досадой сказал он. — А кто гравископ включит? Я же хотел здесь кого-то из техников оставить…

— А вот она и включит! — Палек скользнул к Кансе, подмигнул ей, обхватил за плечи и слегка подтолкнул к Вану. — Каси, помнишь, что нажимать надо?

— Нет! — воскликнула девушка. — Лика, ты что? Я же не техник! Мне нельзя!

— Да кто тебя спрашивает! — усмехнулся парень. — Вся страна на тебя смотрит, так что настало время для подвига. Я что, зря тебе все тут показывал?

— А ты показывал? — подозрительно взглянул на него Ван.

— А то ж! — кивнул тот. — Чем мы, по-твоему, тут вечерами занимались?

— Знаю я, чем ты вы тут на диване вечерами занимались, — проворчал инженер. — Ладно. Канса, сценарий простой. По сигналу поднимешь лепестки до упора, покачаешь слегка цветок вправо-влево, потом выпрямишь и опустишь. Справишься?

Девушка растерянно оглянулась на Цукку. Та ободряюще кивнула.

— Я… я попробую… — нерешительно сказала она.

— Не надо пробовать, Каси, — твердо сказал Палек. — Надо просто делать. Не бойся, тут отладочные предохранители задействованы, даже если и захочешь, ничего не сломаешь.

Он склонился вперед и поцеловал девушку в губы. Потом погладил ее по волосам и быстро вышел в дверь. Ван возвел глаза к небу и последовал за ним.

— Не бойся, госпожа Канса, — успокаивающе сказала Цукка. — Лика хоть и шалопай, но совсем уж безответственным его назвать нельзя. Если он сказал, что ты справишься, значит, он в тебя твердо верит. Я пока останусь с тобой, но я по сценарию с речью выступить должна, так что мне уйти придется.

Канса недоверчиво взглянула на нее, но Цукка уже увидела в ее глазах то самое упрямое выражение.

— Спасибо, госпожа Цукка, — сказала девушка. — Я справлюсь. Не могу же я, в самом деле, нашего бездельника подвести.

Ее губы тронула слабая улыбка.

— Господа и дамы! — донесся из-за окна усиленный динамиками голос поднявшегося на импровизированный помост импозантного полного мужчины в демонстративно накинутом поверх пиджака белом халате. — Прошу внимания. Мы начинаем нашу церемонию открытия нового гравископа.

— Кто он? — спросила Цукка.

— Господин Интё Уцукусий, — почему-то шепотом пояснила Канса. — Директор обсерватории.

— А! — сообразила Цукка. — Ну да, я же видела его как-то раз.

— …и предоставляю слово для торжественной речи блистательному господину Кагаке Дайдзину, министру науки и просвещения, — закончил на трибуне директор. — Прошу, господин Кагака!

— Спасибо, господин Интё, — поблагодарил неспешно взобравшийся по ступенькам на помост высокий седовласый мужчина в черном костюме с золотым шейным шнурком и с лицом, словно вырубленным из камня сильными резкими ударами. — Господа и дамы, с большим удовольствием приветствую вас здесь и поздравляю с тем, что наконец-то завершенный гравископ «Хана» вступает в строй. Процесс его строительства оказался нелегок…

— Ну все, зарядил на полчаса как минимум, — с досадой сказала Цукка. — Можно подумать, он его лично строил. Сейчас распустит хвост и начнет красоваться перед камерами, как кудзяка, часа два, не меньше. Госпожа Канса… могу я предложить без формальностей?

— Да, — пискнула девушка.

— Канса, слушай, а почему здесь все так убого? В пультовой, я имею в виду? Рычаги какие-то вместо нормальных контроль-интерфейсов…

— Так Лика же сказал, что здесь запасное помещение, — пожала плечами Канса. — Оно даже к общей сети не подключено. Рычагами удобней управлять, пока механика не отлажена. В главной пультовой все правильно сделано, а тут никто и не появится больше, когда все запустят.

— А! — кивнула Цукка. — Понятно. Просто я никогда такого управления не встречала. Поясни, пожалуйста, что чем управляет? В жизни таких штук не видела…

Министр, однако, проявил чудеса краткости. Уже через полчаса он плавно закруглил свою речь, и слово вновь взял директор обсерватории.

— А теперь, господа и дамы, — веско сказал он, — я предоставлю слово человеку, без которого наш проект не состоялся бы. Не секрет, что гравископы такого размера у нас в стране еще не строились, и в процессе строительства возникла масса всяческих сложностей, потребовавших, не побоюсь сказать, воистину героических усилий со стороны наших строителей. Один из них перед вами. Господа и дамы, попрошу приветствовать главного инженера проекта господина Вана Сакидзакия, самоотверженно отдававшего все силы строительству, благодаря чему оно завершилось точно в срок!

Толпа зашумела и зааплодировала.

— Пойду я, — торопливо сказала Цукка. — Сейчас дядя Ван закруглится, и мне тоже придется пару слов сказать. Не волнуйся, Канса, все закончится хорошо.

Напоследок ободряюще подмигнув заметно побледневшей девушке, она выскочила в дверь и принялась пробираться к кучке людей возле помоста так, чтобы раньше времени не попасть в объектив одной из камер.

— Господа и дамы, — широко улыбнувшись, сказал Ван. — Разумеется, я благодарен и господину Интё за его высокую оценку наших действий, и вам, что решились-таки добраться в такую даль. Однако я должен заметить — господин Интё все-таки прав не до конца. Я лично отдавал строительству куда меньше времени, чем хотелось бы, и не могу сказать, что особенно напрягался. Я уже стар, и мне все труднее самому лазить по котлованам и каркасам, так что я предпочитаю наблюдать за ходом дела из уютного кресла своего кабинета. Основную тяжесть и по проектированию, и по управлению работами принял на себя совсем другой человек. Господа и дамы, я гордостью представляю вам своего ученика, талантливого инженера и выдающегося художника Палека Мурация!

Не поворачиваясь, широким движением руки он указал точно на стоящего сбоку от помоста Палека, и Цукка увидела, как тот напрягся от неожиданности. Толпа зашумела и зааплодировала с удвоенной силой. Несколько секунд парень стоял, растерянно осматриваясь, но быстро пришел в себя. Выступив вперед, он с преувеличенной важностью отвесил несколько поклонов, после чего помахал руками над головой и отступил на шаг.

— Да, птенцы рано или поздно оперяются и вылетают из гнезда, — с улыбкой сказал Ван, наблюдая за ним. — Думаю, дорога в будущее, по которой господин Палек сделал свой первый настоящий шаг, скоро приведет его к блистающим вершинам славы и почета. Вспомните мои слова, дамы и господа, лет через тридцать. Ну, а сегодня я закругляюсь. Результат нашей работы вы видите сами, а ожидающие впереди мероприятия наподобие торжественного фуршета куда важнее, чем любые слова, которые я могу сказать. Господин Интё?

— Да-да, — тряхнул головой директор обсерватории, похоже, несколько удивленный краткостью инженера. — А теперь с приветственным словом выступит представительница факультета астрономии Масарийского государственного университета госпожа Цукка Касарий.

Цукка взбежала по ступенькам помоста и низко поклонилась толпе.

— Господа и дамы! — звонко сказала она. — Я рада, что вы все проявили такой пристальный интерес к нашему гравископу. Установка, которую вы видите перед собой, не так велика, но на самом деле она — огромный шаг вперед для всего нашего мира. Она — шаг по пути, который ведет нас к звездам, и можно смело сказать: с сегодняшнего дня Вселенная станет к нам заметно ближе, чем раньше.

Она перевела дыхание.

— Гравископ — плод интеллектуального труда многих десятков людей. Математики рассчитали необходимую теоретическую базу, электронщики создали необходимые приборы, которые тестировали и отлаживали физики-экспериментаторы, инженеры проектировали и монтировали саму установку… В ходе его разработки мы узнали и придумали много нового, и сейчас в нашей стране при личной поддержке господина Кагаки, — она слегка поклонилась в сторону одобрительно взирающего на нее министра, — спроектированы еще два таких же устройства, строительство которых завершится уже через три года. А в не таких уж и далеких планах — создание и запуск большого орбитального гравископа с разрешающей способностью в четыре раза большей, чем может дать любая наземная установка. И когда-нибудь космические корабли отправятся к открытым с помощью гравископов новым планетам, чтобы основать там колонии, открыв нам новые дороги во Вселенной! Спасибо вам всем!

Она снова поклонилась и под аплодисменты спустилась с помоста.

— Красиво говоришь! — прошептал Палек, склонившись к ее уху. — Вам с министром, случайно, не один и тот же писака речи ваял?

— Лика, заткнись! — уголком рта прошипела Цукка. — Ты просто не представляешь, сколько сил и времени ушло, чтобы заставить эту скотину проект поддержать! Если бы он сейчас не услышал, что хотел, больше бы даже пальцем ради нас не пошевелил! А то бы еще и палки в колеса ставить начал.

Палек хотел произнести что-то еще, но тут директор обсерватории воскликнул:

— А теперь, господа и дамы, главная часть сегодняшнего дня — торжественный запуск установки! Итак, да свершится чудо!

Цукка бросила быстрый взгляд в сторону пультовой. Интересно, как там Канса? Словно в ответ на ее беспокойство тонко завыла сигнальная сирена. Загудели, пробуждаясь большие сервомоторы, и лепестки установки принялись медленно подниматься, сближаясь и вознося к небесам перевернутый конус сенсорного блока. Толпа зашумела с удвоенной силой. Поднявшись под углом в сорок пять градусов к земле, лепестки замерли, после чего вся конструкция немного наклонилась вершиной к западу и принялась описывать ей правильную окружность. Сделав полоборота, она снова выпрямилась, после чего лепестки медленно пустились на поджидающие их опоры, и сирена смолкла.

Присутствующие зааплодировали.

— Моя школа! — гордо сказал Палек Цукке. — Мы с Кансой неделю вечерами упражнялись, хотя и теоретически. Она у меня сообразительная и вообще умница. Хотя и дурочка — ты представляешь, она после школы даже в колледж поступать не захотела. Сразу в лаборантки пошла. Ну ничего, я ее еще заставлю в следующем году поступить если не в университет, то в колледж — точно.

— У тебя? — вопросительно подняла бровь Цукка. — Лика, ты на ней жениться, случайно, не задумал?

— Вот еще! — фыркнул парень. — Я еще слишком молод, чтобы хоронить себя в семье и заводить собственных спиногрызов! Хотя… лет этак через несколько, возможно, мы с Каси данный вопрос еще обсудим.

— Ну а теперь, — провозгласил с высоты помоста директор обсерватории, — торжественная часть завершена, и я предлагаю всем присутствующим пройти в конференц-зал, где нас ожидает фуршет!..

Много позже, когда гости, наконец, разъехались восвояси и в коридорах обсерватории не осталось посторонних, Цукка заглянула в пустой и тихий центральный операторский зал на втором этаже. Палек сидел за пультом в окружении сразу пяти слабо мерцающих дисплеев и что-то изучал, передвигая висящие перед ним в воздухе голографические ползунки. Из-за спинки соседнего кресла торчала рыжая девичья макушка.

— Ты молодец, — произнес Палек. — Я знал, что ты справишься. А ты боялась…

— Боялась, — согласилась невидимая Канса. — И сейчас поджилки трясутся, как вспомню. Я его поднимаю, а сама думаю — а вдруг сейчас что-то сломается на глазах у всех? Останется только пойти и со скалы броситься от позора.

— Глупости, — хмыкнул Палек. — Ну, сломалось бы. Ты-то при чем? Особенно после того, как его вертолет хвостиком пощелкал. Но ты все равно молодчина.

Он повернул оба кресла так, чтобы оказаться с девушкой лицом к лицу, и Цукка увидела, что ее лицо цветом мало отличается от волос.

— Ты у меня умница и красавица, — тихо сказал Палек. Он наклонился вперед и, взяв лицо Кансы в ладони, крепко поцеловал ее в губы.

Дальше Цукка подглядывать не стала. Даже в отношении Лики это невежливо. Особенно в отношении Лики. Интересно, что бы сейчас увидела в нем Яна? Она осторожно прикрыла дверь, на цыпочках отошла от нее на несколько шагов и отправилась дальше разыскивать Вана. Нужно окончательно утрясти с ним вопрос ее сегодняшней ночевки. А вдруг у них не найдется запасного спальника?

19.03.858, земледень. Крестоцин

— Вечер, Оса.

Начальник службы безопасности «Тёбицы» угрюмо кивнул, не поднимая взгляда.

— Вечер, Фухай, — буркнул он. — Опаздываешь.

— Запарка на работе, — пожал плечами контрразведчик, присаживаясь. — По Горагии работаем, сам понимаешь. Оканака сама на ушах стоит и нас подстегивает, все шпионов выискивают. Чем дальше, тем больший бардак. Я не я, если в Сэтате в ближайшее время заварушка не начнется. Принес?

— Прими с благодарностью, — Оса толкнул по столу конверт, немедленно исчезнувший во внутреннем кармане пиджака Фухая. Его скучающий тон решительно не соответствовал употребленной формуле вежливости. — Что с Ассамблеей?

— Будет вам закон о снижении акцизов, — тот бесцеремонно налил себе вина из стоящей перед Осой бутылки, даже для приличия не осведомившись о разрешении. — Удачно вы деньги вложили. Прогрессисты проголосуют за проект.

— Откуда… — вскинулся было Оса, но Фухай безразлично помахал ладонью перед лицом.

— Знаю, разумеется, — лениво сообщил он. — Должность у меня такая, забыл? Расслабься, дальше нас не уйдет. Ну что? Доволен?

— Главный директор наверняка обрадуется, — сумрачно откликнулся директор по безопасности. — За вино заплачено, можешь забрать всю бутылку.

Он поднялся из-за столика.

— Погоди, Оса, — остановил его контрразведчик. — Теперь у меня вопрос имеется. Консультация нужна. По чоки.

— Да? — настороженно повернулся к нему тот.

— Да ты сядь! — поморщился Фухай. — Скажи, эти ваши чоки — они насколько умны? У нас секретарши всякие как пробки тупые. Но, говорят, делают и поумнее. А?

— Разных делают, — задумчиво произнес Оса, оставаясь, однако, стоять. — Массовая продукция интеллектом не блещет. Незачем. Не любят потребители, когда слуги умнее их оказываются, да и вычислительная база систему удорожает. Но отдельные партии выпускают с достаточно серьезными мозгами — на заказ, например, для университетов, лабораторий. Хотя чаще, конечно, умных искинов в такое шасси не засовывают, необходимости нет. Им и простые пластиковые коробки годятся, на колесиках как максимум, если подвижность нужна.

— Понятно… — Фухай побарабанил пальцами по подбородку. — А можно сделать чоки, от человека неотличимого? Полностью неотличимого, ни по виду, ни по разговору, ни по движениям?

— Не проблема, — пожал плечами директор по безопасности. — За последние десять лет технологию вылизали почти до блеска. Для опытного взгляда характерные шаблоны в движениях заметны, но не слишком. В основном пока что с бегом проблемы остались, но при неспешном шаге от человека не отличить.

— А драться чоки научить можно? Так, чтобы с человеком мог врукопашную схватиться на равных?

— Фухай, — Оса внимательно глянул на контрразведчика, — ты бы туман на меня не наводил. Спроси явно, что ты понять хочешь, а не ходи кругами.

— И все-таки — можно? — не отступил тот.

Директор по безопасности повернул стул и уселся на него верхом, оперевшись локтями о спинку.

— Ты наверняка осведомлен, что все программы создания боевых чоки свернули пять-шесть лет назад. Глупость несусветная — стоили дороже танка, надежность — как у микроскопа, которым в футбол играют, а уязвимость выше, чем у ребенка в детском саду. Даже удовлетворительной проходимости не смогли добиться ни по топким грунтам, ни по бурелому. Это я про боевых роботов говорю, у которых со слугами, кроме двух ног, почти ничего общего. А научить обычного чоки драться… Программа защиты хозяина в них встраивается стандартно, обездвижить нападающего при определенном везении чоки сможет, но только простого человека, без рукопашной подготовки. Подвижность не та и реакция замедленная. И все-таки — почему ты спрашиваешь?

Контрразведчик поколебался.

— Ладно, спрошу прямо, — наконец сказал он. — Смежники из внешней разведки поделились, а начальство попросило у тебя выяснить, как у знающего человека…

— Начальство? — вскинулся Оса.

— Конечно, начальство, — снова поморщился Фухай. — Думаешь, я по своей инициативе тебе данные сливаю? Да я три четверти твоего конверта туда, — он показал глазами вверх, — отдаю. В общем, не дергайся и слушай. Неделю назад в Граше странная история случилась. Есть там такой небольшой городок на границе с западными джунглями, Кайган называется.

— Помню такой, — кивнул Оса. — Когда я в Службе работал, он у нас в особо важных объектах числился. Не весь, конечно, а усадьба Дракона. Одна из публичных штаб-квартир Оранжевого клана. Серьезный клан, армия на полтысячи стволов, годовой транзит товара в то время — миллиардов на тридцать, если все статьи вместе сложить и в маеры пересчитать. Сейчас, может, и больше. Наш резидент там до сих пор?.. Прости, не спрашиваю. В общем, помню. А что?

— Убили там Голову Оранжевого клана. Убили публично, в ресторане. Пришла девка, по виду — типичная блондинка-северянка из ЧК, голыми руками свернула шеи здоровым телохранителям, вырвала сердце Голове — буквально вырвала, ребра разворотив — и спокойно ушла. Вслух высказалась в том духе, что не следует лезть на чужую территорию.

— Ну и? У вас с тем Головой какие-то завязки имелись? Случайно, не он вашим резидентом был?

— Шуточки шутишь… — проворчал Фухай. — Девке по ходу дела длинный нож в брюхо воткнули по самую рукоятку. Три официанта своими глазами видели. А она даже внимания не обратила. Потом его из себя вытащила — без единой капли крови! — и пришпилила им к стенке еще одного бандита. Вот я тебя и спрашиваю — можно сделать чоки, чтобы он так сработать мог и при том всю дорогу за человека сходить?

— Нет, разумеется, — покачал головой Оса. — Чушь какая-то из киношки про мадамукир. Пришла баба, голыми руками вырвала сердце и смылась…

— Сторонние свидетели остались, — напомнил контрразведчик. — Трое. И еще Старший Коготь клана присутствовал, хотя его уделали так, что на носилках из ресторана уволокли.

— Да тамошние аборигены по интеллекту от обезьян недалеко ушли, — скривился директор по безопасности «Тёбицы», вставая. — Даже наши серийные чоки их в десять раз умнее. Тоже мне, свидетели… Что глазами не увидели, потом сами придумали. Извини, Фухай, мне пора.

Кивнув, он вышел из кабинета ресторанчика и вышел на улицу. Когда он садился в машину, на его лице сохранялось угрюмо-скучающее выражение, но сердце бешено билось. Восемь лет он пытался понять, что же случилось тогда в его кабинете. Восемь лет ушло на бесплодные попытки выйти на след Бикаты и таинственной чоки Калайи. Восемь лет подкупа и шпионажа за Фондом перспективных исследований, потраченных абсолютно впустую. Но у него связаны руки. Он — законопослушный гражданин Катонии… ну, почти, а потому ограничен в своих методах.

А теперь — теперь у него появился могучий потенциальный союзник. Вероятно, люди Дракона с интересом выслушают его рассказ об истории с невероятной чоки у него в кабинете. И с не меньшим интересом узнают, что у него в руках все-таки остались кое-какие ниточки. Осталась малость — понять, как с ними связаться. Одно дело — работать через длинную цепочку посредников, и совсем другое — встретиться лицом к лицу. Хм… а ведь он, похоже, знает, кого можно использовать для наведения мостика.

Одной рукой он вытащил пелефон и по памяти набрал код.

— Это я, — сказал он без предисловий. — Узнал? Сегодня в девять на обычном месте. Да мне плевать, что у тебя запланировано! Если хочешь и дальше вести со мной дела, явишься точно в срок. Нет — пеняй на себя.

Он сбросил вызов. Когда он убирал пелефон обратно в карман, его губы искривила злая улыбка. Как все же полезно иметь разнообразные знакомства!

21.03.858, небодень. Оканака, штаб-квартира национального телеканала «Планета»

— …можешь ли ты, господин, привести конкретные факты, которые власти скрывают от широкой общественности?

Вай Краамс с трудом удержался, чтобы не зевнуть прямо в камеру. Он незаметно бросил взгляд на настенные часы. Еще три минуты. Нет, пора завязывать с прямыми эфирами — на записи, по крайней мере, можно перерыв сделать.

— Разумеется! — искатель инопланетян воинственно выпятил скудную бородку. — Широко известный пример — Лесная Долина. Скальные породы, оплавленные огнем дюз инопланетных кораблей, там обнаружили еще полвека назад! Однако власти…

— Погоди, господин Оавата, — невежливо перебил его журналист. — Лесная Долина — это где?

— На севере Сахарных гор, — терпеливо, как умственно отсталому, объяснил ему искатель. — В Четырех Княжествах.

— Ты же только что говорил о властях Катонии?

— Да какая разница! — нетерпеливо отмахнулся Оавата. — Все они в сговоре. Так вот, там уже полвека назад обнаружили оплавленные скальные породы, которые нельзя объяснить иначе, чем посадкой инопланетного корабля. Даже не посадкой, а посадками — оплавленные площади очень велики, что неоднократно зафиксировано съемками независимых исследователей…

— Да ни при чем здесь инопланетяне! — не выдержал сидящий напротив представительно выглядящий мужчина в больших очках и с благородной сединой в волосах. — Там обнаружена глубокая оплавленная воронка! Какая еще посадка в воронку?

— А что мы знаем об инопланетной технике, господин Хампака? — возмутился искатель. — Может, у них корабли были величиной с полгорода! Может, они именно так и садились, воронки после себя оставляя! Или ты хочешь сказать, что там тоже поработали забытые цивилизации древности?

— Вне всякого сомнения, — важно кивнул Хампака. — С учетом того, что археологические экспедиции находили в тех краях остатки селений и домов, слишком хорошо распланированных для обитавших в районе Ручейницы диких скотоводческих племен, остатки артефактов, даже тайники с огнестрельным оружием необычной конструкции, свидетельствующие…

— Вот-вот! — подхватил Оавата. — Слишком хорошо распланированных! Слишком необычной конструкции! Это — типичные следы влияния инопланетян на первобытное общество…

— Чушь! — рявкнул сторонник древних цивилизаций, мгновенно теряя свою представительность и становясь похожим на взъерошенную ворону. — Приплетать сюда инопланетян — профанация, только компрометирующая серьезные исследования, ведущиеся энтузиастами науки…

— Господа! — вклинился Вай. — К сожалению, время нашей передачи подошло к концу. Надеюсь, наши зрители с большим удовольствием узнали об альтернативных точках зрения на проблемы, само существование которых с таким упорством отрицает современная наука. А теперь пора прощаться. С вами был Вай Краамс, передача «Все, что вы хотите знать». До новых встреч, дорогие мои зрители!

Еще пару секунд он, скалясь, пялился в камеру, пока на той не потухла лампочка активности. Когда, наконец, оператор, подняв на лоб контроль-панель, ткнул в пол указательными пальцами, Вай поднялся с кресла и, сдирая с себя микрофон, вяло пошел к выходу из студии.

— Да какие там энтузиасты! — горячо говорил за его спиной искатель чужих, не замечая, что передача завершилась. — Вас ни один университет не поддерживает! И правильно делает — у вас не наука, а шарлатанство какое-то!..

— Шеф просил зайти, — проинформировал Вая стоящий у двери ассистент. — Срочно. Кажется, он не в духе.

— Сейчас зайду, — покорно согласился журналист, всовывая ему в руку микрофон. Он чувствовал себя разбитым и усталым. — Положи на место, будь другом.

Постепенно разгоняясь, он спустился на этаж ниже, прошел через огромный заполненный людьми зал, разбитый перегородками на отсеки, и без стука вошел в кабинет директора отдела информационных программ.

— Звал? — хмуро осведомился он.

— Звал, — согласился Косуй, отрываясь от дисплея. — Садись, что ли. Поговорить надо.

Вай плюхнулся в кресло и уставился в пол. Причина его дурного настроения объяснялась просто: сегодня утром во время бритья он обнаружил на левом виске седой волос. Сначала он почти не обратил на него внимания, но чем дальше, тем больше в голове крутились мысли о надвигающейся старости. О, разумеется, до нее еще долго — десять лет, пятнадцать, даже двадцать. Но все же первые ее солдаты уже начали штурм его бастионов…

— Я смотрел твой сегодняшний эфир, — мягко сказал Косуй. — Вай, я разочарован. Ты можешь такие вещи в десять раз веселее обставлять. Что с тобой случилось? Заболел?

— Все в порядке, — сухо ответил журналист. — Какой контингент, такое и шоу. Я и не рассчитывал, что они морду друг другу бить начнут.

— Допустим, — не стал спорить шеф. — Но я тебе давно хотел сказать, что в последнее время в твоих представлениях не хватает… — Он пощелкал пальцами в воздухе. — Искры какой-то не хватает, что ли. Да, вполне профессионально, материал на уровне, аудитория не жалуется — пока. Но рейтинги потихоньку падают. И запала в тебе прежнего не видно. Нет, ты мне все-таки скажи — с тобой все в порядке? Может, в отпуск давно не ходил? Смотайся недельки на три-четыре куда-нибудь на тихий курорт, передохни, расслабься. Вернешься — и с новыми силами за работу. А?

— Я подумаю, — нехотя кивнул Вай. Подобные рекомендации шефа, как он прекрасно знал, имели силу приказа, и не подчиняться — себе дороже. Он вытянул длинные ноги, закинул руки за голову и сладко потянулся.

— Надоело все, Коси, — пожаловался он. — Просто надоело. Из раза в раз одно и то же. Астрологи, искатели чужих, бесталанные поп-звездочки, мистики, чтецы будущего, религиозные пророки… Коси, мне уже сорок семь! Скоро полтинник разменяю. А чего я в жизни достиг? Славы хама и скандалиста?

— Это действительно только усталость, Вай? Или всерьез подумываешь чем-то более серьезным заняться? — остро глянул на него директор отдела. — Не вопрос. Если хочешь к политике вернуться, нам новые бойцы как раз нужны. Я тебе по секрету скажу — только чтобы дальше пока ни-ни — с Сэтатой, похоже, на сей раз серьезно дело обстоит. Зерапон потихоньку закипает, и совсем не так, как раньше. Есть у меня чувство, что в следующий раз они не одинсамолет пришлют, а как бы сразу не танковую армию. Да и княжичи недовольство демонстрировать начали. Хочешь, командировку в Басуэ организуем? Поживешь в тихом захолустье, подышишь горным воздухом, расслабишься, а заодно материал пособираешь. А если вдруг рванет, окажешься нашим специальным корреспондентом. А?

— Басуэ — оно здорово, — пробормотал Вай. — Может, и съезжу. На следующую неделю у меня расписание уже составлено, но дальше — подумаю. Все?

— Все, — согласился шеф. — Можешь идти.

Кивнув, Вай выбрался из кресла и вышел. Пробираясь по узким лабиринтам студийных проходов и уворачиваясь от встречных, он чувствовал странную апатию. Разговор с шефом заставил его встревожиться. «Отсутствие искры» являлось у Косуя одним из самых неприятных выражений. Несколько подобных предупреждений — и с работы можно вылететь, никакие былые заслуги не спасут. Впрочем, все равно. Он и сам уже не первый период подумывает об уходе, и если бы понимал, чем можно заняться, давно бы свалил. Даже если и уволят, серьезных долгов у него нет, денег скоплено достаточно, чтобы полным бездельником прожить пару лет даже в дорогущей Оканаке, а в родной Масарии — и все пять, а там видно будет. Басуэ? Что делать в нищей «столице» безнадежно-захолустной Сэтаты? Смертная скука. Разве что действительно Зерапон наконец-то решится навести порядок… Впрочем, возможно, Косуй прав, и именно такая скука ему сейчас и нужна, чтобы расслабиться и отдохнуть. Надо обдумать.

В своем отдельном кабинете — привилегия звезды — он уселся в кресло и расслабился, бездумно глядя перед собой. Внезапно он встрепенулся. Пакет! Пакет, что пришел от Эхиры сегодня утром! Когда он в последний раз работал по ее наводке? Три года назад, четыре? Все-таки тонкая политическая интрига с полунамеками и многозначительными физиономиями — не его область, он человек простой и прямой. Но материал она всегда подсовывала первоклассный. Конечно, она совершенно не скрывала, что использует его как таран в каких-то своих играх, но он и не возражал. Честный обмен: ему рейтинг и всенародная популярность, ей — чего она там добивалась. И если она опять хочет привлечь его к подковерным интрижкам, он, пожалуй, совсем не станет возражать…

Он открыл ящик стола и вытащил из него пухлый пакет из плотного желтого пластика. Сорвав клапан, он извлек из него плоскую темную читалку без опознавательных знаков. Недоуменно осмотрев ее со всех сторон, он, наконец, обнаружил едва заметно светящийся силуэт большого пальца. Положив коробочку на стол, он приложил палец к силуэту, и в тот же момент в комнате зазвучал тихий голос Эхиры.

— Вай, говорит Эхира Марга. Прости, что запись без картинки, но мое лицо, надеюсь, ты помнишь и так. Перед тобой — досье с материалами, которые ты наверняка оценишь. Сразу предупреждаю — документы не подлежат копированию ни в каком виде. К книге невозможно подключить внешние устройства, и она немедленно самоуничтожится при попытке вскрыть корпус. Она также способна обнаружить направленную на нее камеру или микрофон и не станет функционировать под запись. Содержащиеся в нем материалы настолько секретны, что во всей Катонии доступ к ним имеет не более трех-четырех десятков персон, и практически все они — высшие чиновники Министерства общественной безопасности, Министерства обороны и Управления делами Президента. Материалы защищены не от тебя, а от посторонних, причину такой секретности поймешь и сам, просмотрев досье. Они связаны… с тем, во что ты в свое время так удачно вляпался в Масарии. Ты не сможешь использовать материалы в своих шоу, потому что не сумеешь сослаться на источник, но, я полагаю, ты должен четко понимать подоплеку происходящего. Иначе есть шанс, что ты наступишь на такие больные мозоли, что твой язык кое-кому захочется укоротить. А это окажется весьма печальным. Ты прохвост, жулик, проныра и скандалист, но именно таким ты мне и нравишься, так что постарайся не влипнуть по глупости.

Невидимая, Эхира тяжело вздохнула.

— Вай, пока я не могу встретиться с тобой по веским личным причинам. Уведоми меня, когда все подготовишь. Сейчас же я хочу передать следующее: известная тебе персона, бывший владелец отеля «Мароновая роща», доверил мне самой выбрать момент, когда тебе можно позволить реализовать твою мечту. В свое время он пообещал тебе, что однажды ты сумеешь сделать передачу, ради которой пришел в его дом. Ты долго копил материалы, и теперь время настало. Помимо досье в компьютере содержатся практические советы о том, как добиться максимально полного эффекта, но я доверяю тебе как профессионалу. Можешь оставить фильм в том виде, в каком он сделан, или подкорректировать нужным образом. Поступай так, как захочется, всю ответственность за последствия я беру на себя. Еще там приложено немного сведений, которые сами по себе в некотором смысле ничуть не хуже бомбы. Уверена, тебе они пригодятся — скандал выйдет такой, что небеса вздрогнут. Вряд ли слабее, чем в сорок третьем. Удачи, Вай. Надеюсь, твой звездный час окажется действительно звездным.

Щелкнуло, и на столе засветилась примитивная проекционная клавиатура: стандартные кнопки перемотки и навигации, ничего больше. Над книгой замерцал небольшой, не более двадцати сантиметров в диагонали, угольно-черный куб дисплея. Щелкнуло еще раз, и на темном фоне всплыли два знака старотролличьего письма, обрамленные ровными строками современных буквослогов. Вай знал, как такие знаки читаются — за последние пятнадцать лет он не раз воспроизводил в уме их угловато-надменные формы, тщетно пытаясь догадаться, что же под ними скрывается.

«Министерство общественной безопасности Республики Катония. Досье 000/000/000 „Камигами“», — гласил текст. — «Заведено: 09.15.817. Допуск только с личной санкции Главного директора Службы общественной безопасности. Список допущенных: см. приложение 1. Полный список фигурантов: см. приложение 2. Перекрестные связи с другими делами: не устанавливаются в силу особых требований к безопасности».

Вай смотрел на ровные строчки светящихся букв, и его сердце мало-помалу начинало биться все сильнее. Досье «Камигами» — давнее пугало, наводящее ледяной страх на осведомленных о его содержании. Пугало и одновременно старый пиратский клад, скрывающий в себе несметные сокровища. Эхира никогда не отличалась склонностью к излишнему драматизму, и если она предупреждает о смертельной опасности, значит, клад стоит как минимум своего сундука.

Он стукнул пальцем по кнопке продолжения, нарисованной светом на столешнице. Титульный текст растаял, но вместо новой страницы на угольно-черном фоне внезапно замерцал весело оскаленный череп.

— Здесь Камилл, известный вам также как Призрак. Я понимаю, что спецслужбы тихо сидеть не умеют, такое противно их природе, — заговорил уверенный мужской голос, в котором отчетливо проскакивали металлические нотки. — Как вас ни осаживай, все равно продолжите совать нос в дела, которые вас не касаются, и путаться под ногами. С момента создания СОБ я отбивался от ваших ретивых ищеек, но сейчас вы меня окончательно достали. Похоже, настало время либо показательно сворачивать шеи, либо искать какие-то пути держать вас в рамках. Поскольку некоторые мои коллеги по рабочей группе, в отличие от меня, не слишком одобрительно относятся к массовым истреблениям, а я их мнение ценю, попробуем провести эксперимент в рамках альтернативной стратегии. Я разрешаю собирать ограниченный набор материалов о нашей деятельности на вашей забавной планете, но только в этом досье. Остальные досье, и бумажные, и электронные, я уничтожил, за попытки их восстанавливать стану больно бить по рукам, а то и по голове, так что советую поостеречься. Поскольку вы не понимаете, что происходит, и не должны понимать, материалы вашего досье контролируются и удаляются без предупреждения. Не пытайтесь восстанавливать удаленное — последуют санкции.

Голос сделал небольшую паузу.

— Дополнительное предупреждение. Да, мы пришли извне. Мы не обладаем телами в вашем понимании. Вы не в состоянии причинить нам хотя бы минимальный вред с применением даже самого мощного вашего оружия, а все, что вы способны увидеть — солнечные зайчики на песке, созданные специально для общения с вами. Мы неуязвимы для вас — зато мы вполне в состоянии причинить вред вам. Персоны, фигурирующие в досье в качестве наших друзей и агентов, находятся под нашими покровительством и защитой, причем не всегда явно демонстрируемыми. Любые попытки причинить им вред в любой форме приведут к катастрофическим для вас последствиям. Мы пройдем по всей цепочке — от исполнителей до авторов гениально-идиотской идеи — и вышибем мозги всем, кто хоть как-то причастен к такой попытке. Сверх того Главный директор СОБ всегда несет персональную ответственность, чтобы лучше следил за слишком шустрыми подчиненными. Запомните: вы не нужны нам ни в качестве рабов, ни в качестве слуг, и наши долгосрочные цели находятся за пределами вашего понимания. Они никак вас не касаются, так что повода для конфликта нет. Я не требую от вас ничего, кроме одного — держаться как можно дальше. Вы играете в своей песочнице, мы играем в своей, и никто не пострадает. Конец сообщения.

Череп ярко вспыхнул и погас, и в дисплее вспыхнула стандартная титульная форма. Вай тупо пялился на ряды ссылок, не понимая их содержания. «Мы пришли извне»? «Мы не обладаем телами»? С самого начала своей карьеры на телевидении он частенько прибегал к теме инопланетян как к хорошему средству поднять популярность передач в определенной среде. Но чтоб он сдох, если хоть когда-то принимал всерьез побасенки полусумасшедших искателей чужих и сторонников теории искусственного происхождения жизни! Неужели в их словах имелось рациональное зерно? Но тогда… Тогда…

Девианты. Двадцать лет назад, в тридцать девятом, когда первые детишки-телекинетики только начали в щепки разносить дома и превращать окружающих в ошметки окровавленного мяса, теория об инопланетном происхождении эффектора на некоторое время стала весьма популярной. Отдельные шизики доходили до того, что объявляли новооткрытые эффекторы самыми настоящими инопланетянами, вселяющимися в человеческие тела, чтобы паразитировать на них, медленно пожирая изнутри. Но теория так и не нашла никаких подтверждений, так что быстро отодвинулась на задний план и влилась в стройные ряды не менее нелепых и всеми забытых гипотез. Но если сопоставить Карину и Яну Мураций, таинственный отель «Мароновая роща», не менее таинственную личность по имени Дзинтон Мураций, которую он видел лишь дважды в жизни, причем один раз мельком… Если вспомнить события сорок третьего года… Да. Похоже, здесь есть о чем задуматься. Но не сейчас. Позже. После того, как он наберет нужный материал для осмысления.

Он наугад ткнул в одну из ссылок.

«Инцидент 23.04.828. Г. Цукэра.

Задействованные персоны:

СОБ: Иванова Такараси [ЛИЧНОЕ ДОСЬЕ НЕДОСТУПНО], Собура Котака [ЛИЧНОЕ ДОСЬЕ НЕДОСТУПНО]

Фигуранты: Дзинка Особари (ч., м.)

Вовлеченные персоны: Хасира Атама (ч., ж.)

Резюме инцидента: Дзинка втайне от жены нарушил условия брачного контракта, вступив в связь с Хасирой. Предпринята попытка вербовки Дзинки в качестве осведомителя. Фатальные последствия в результате вмешательства Хасиры, раскрывшейся как маска Сущности „Бабочка“.

Протокол инцидента:

17.04. Раскрытие внебрачной связи Дзинки. Иванова намечает фигуранта в качестве цели вербовки. Инициирована стандартная проверка.

19.04. Завершение проверки фигуранта. Выдача разрешения на вербовку.

20.04. Первый контакт Ивановы и Собуры с фигурантом. Предъявлены исчерпывающие доказательства нарушения контракта. Фигурант попросил время на размышления. Завершение вербовки отложено до следующего дня.

21.04. Фигурант встретился с Хасирой. Двухчасовая встреча в изолированном гостиничном номере, протокол встречи отсутствует (внезапный выход из строя всего задействованного оборудования). Час спустя фигурант связался с Ивановой и сообщил об отказе от сотрудничества. Тем же вечером Хасира вошла в контакт с Ивановой, нанеся ему легкие физические повреждения и продемонстрировав высокую физическую силу. Предупредив о том, чтобы ее и любовника оставили в покое под угрозой серьезных последствий, бесследно скрылась. Хасира объявлена в негласный розыск.

22.04. Собура предпринял попытку переслать официальной жене фигуранта пакет доказательств нарушения контракта. В соответствии с неверифицированными данными косвенных наблюдений ни одна из трех попыток успехом не увенчалась: сообщения необъяснимым образом исчезали в системе коммуникаций сервис-провайдера.

23.04. Иванова и Собура в течение всего дня не появлялись на рабочих местах и не отвечали на вызовы по личным пелефонам. Оба обнаружены в своих квартирах в невменяемом состоянии. Медицинское обследование позволяет предположить сильный эмоциональный шок, вызванный неустановленными причинами^[3].

24.04. По личному указанию Главного Директора СОБ дело закрыто, рабочие материалы и архивные копии безвозвратно уничтожены. Негласный розыск Хасиры прекращен^[4].»

Вай задумчиво хмыкнул. Мужика подловили на адюльтере, случается. Тридцать лет назад к брачным контрактам относились серьезнее, так что нарушением супружеской верности и в самом деле удавалось шантажировать. А сегодня попробуй-ка — на смех подымут или чокнутым посчитают! Но показательно. Значит, фигурирующая в деле Сущность, изображавшая красавицу (вероятно) девицу, решила развлечься с понравившимся мужичком и набила морду тем, кто попытался его поймать на горячем. Мелковато как-то для могучих инопланетянок — любовные интрижки крутить и самолично морды бить, но кто их знает? Может, на их родной планете мужики как на подбор уроды. Кстати, они же бесплотные, если верить заявлению загадочного Камилла! Как же они трахаются?

Он полистал список дальше. «Визагон»? А они-то какое отношение имеют к чужим?

«Инцидент 08.07.843. Г. Оканака (пригородный автономный анклав „Тихая долина“).

Вовлеченные персоны:

Корпорация „Визагон“: главный директор Оцуба Канасий (ч., м.), директор по безопасности Смил Вагений (ч., м.), первый заместитель директора по безопасности Фуками Сура (ч., м.)

Фигуранты: Секретарь (личность не установлена, использовалось имя Косома, ч., м.), Полевка (личность не установлена, использовалось имя Бойра, ч., ж.)

Независимые персоны: Джок Футотта (ч., м.), Кумер Тапара (ч., м.), Симон Кудасай (ч., м.)

Секретный сотрудник СОБ в „Визагоне“: Воробей [ЛИЧНОЕ ДОСЬЕ НЕДОСТУПНО]

Резюме инцидента: несостоявшаяся попытка похищения Полевки

Протокол инцидента:

04.04. Директор Смил получает от информатора предварительную информацию о лаборатории по производству чоки на территории частного владения „Сирогицунэ“ в г. Дзитэра (см. описание). Владение оформлено на подставное лицо, настоящий владелец неизвестен^[5][6].

14.04. Директор Смил получает данные наблюдений оперативной группы, косвенно подтверждающие начальную информацию, в частности о систематическом ввозе на территорию „Сирогицунэ“ партий характерных материалов и комплектующих. Получены видеозаписи, свидетельствующие о наличии на территории чоки с характеристиками, существенно превосходящими таковые у чоки всех известных производителей. Служба безопасности „Визагона“ проводит расследование с целью установить настоящего владельца.

24.04. Директор Смил признает бесплодность попыток получить информацию о хозяине владения, информирует о ситуации главного директора Оцубу. Главный директор приказывает любой ценой получить образец чоки из владения.

01.05. Первый заместитель Смила Фуками наносит личный визит во владение. В соответствии с его устным отчетом (носимая записывающая аппаратура вышла из строя в момент въезда на территорию владения) была проведена беседа с персоной (вероятно, человеком) неопределенного пола и возраста, вежливо, но категорично отказавшей в продаже хотя бы одного из образцов, а также в любом сотрудничестве с корпорацией. На прощание неопознанная персона настоятельно порекомендовала „Визагону“ „прекратить действовать им на нервы и немедленно снять наблюдение под угрозой серьезных последствий лично для руководства корпорации“. Поскольку в ходе беседы неопознанная персона, по утверждению Фуками, продемонстрировала необычайную осведомленность о внутренних делах компании, прямое наблюдение сняли в тот же день, однако удаленное наблюдение сохранили.

18.05. Служба безопасности „Визагона“ подтверждает связь с „Сирогицунэ“ пары Секретарь — Полевка. Секретарь (по внешнему виду — мужчина, примерно двадцати пяти лет), постоянно сопровождает Полевку (по внешнему виду — девочка, примерно семи лет). Пара совершает регулярные визиты в город, где Полевка проводит время на детских площадках и в парках развлечений. В промежутках предполагаемого удаления пары за пределы зоны слышимости посторонних зафиксировано использование ребенком нехарактерной для ее возраста лексики, а также проявление высоких даже для взрослого эрудиции и уровня логического мышления. Информация доведена до сведения главного директора Оцубы.

23.05–01.07. Секретарь и Полевка покидают „Сирогицунэ“ и последовательно меняют временные места жительства в пригородах Оканаки. Служба безопасности „Визагона“ ведет за ними удаленное наблюдение.

01.07. Секретарь и Полевка останавливаются в съемном доме в автономном анклаве „Тихая долина“. Девочка активно знакомится с местными детьми, принимает участие в общих развлечениях.

04.07. Главный директор Оцуба отдает директору Смилу приказ о похищении ребенка с целью последующего давления на хозяина владения „Сирогицунэ“. Несмотря на активные возражения директора Смила Оцуба настаивает на своем. Под угрозой немедленного увольнения Смил поручает проработку операции своему первому заместителю Фуками.

06.07. Фуками через посредников входит в контакт с группой наемников (Джок, Кумер, Симон) и дает им задание похитить ребенка, не посвящая в детали.

06.07–07.07. Группа наемников проводит предварительную рекогносцировку местности и проработку вариантов похищения.

08.07 (ночь). Наемники проникают в дом с целью похищения ребенка. Что именно произошло внутри, неизвестно. Достоверно известно, что примерно через пятнадцать минут после вторжения Секретарь и Полевка спешно покинули дом на автомобиле (установлено по журналу службы охраны анклава), после чего исчезли в неизвестном направлении и больше нигде и никогда не были замечены. Через полчаса после этого в дом по вызову с неидентифицированного коммуникатора прибыли полиция и представители службы охраны анклава, обнаружившие всех троих похитителей в бессознательном состоянии. Двое имели травмы средней степени тяжести (сломанные ребра у одного, вывихнутая рука и сотрясение мозга у второго). Поскольку на месте привести их в сознание не удалось, всех троих переправили в реанимационное отделение Второй городской больницы г. Оканаки. Все трое пришли в сознание вечером того же дня и подверглись допросу экстренно вызванного следователя СОБ.

Показания всех троих радикально расходятся. Джок утверждает, что его избивали „пятеро огромных троллей с дубинами“. Кумер не смог точно вспомнить происходящее, но несколько раз бессвязно упоминал об оживающих мертвецах (впоследствии данная деталь в его воспоминаниях не фигурировала). Симон заявил, что несколько часов охотился за девочкой по всему дому, но никак не мог ее поймать, постоянно попадая в подстроенные примитивные, но действенные ловушки из подручных средств. Несмотря на предъявленную ему хронологию событий, исключающую подобное, упорно продолжал стоять на своем.

Вечером того же дня главного директора Оцубу и заместителя Фуками обнаружили мертвыми в своих рабочих кабинетах. Причина смерти не выяснена, официальный диагноз для обоих — острая коронарная недостаточность. Директор Смил не пострадал^[7].»

Вай поймал себя на том, что задумчиво грызет стило от терминала. Вот тут уже серьезно. Интересно, почему все-таки «Призрак» прикончил несчастного заместителя, но не тронул директора по безопасности? Уж заместитель-то в любом случае просто выполнял приказ. Или это месть за то, что обратил внимание на «Сирогицунэ»? Он поежился. «Обнаружены мертвыми в своих рабочих кабинетах» — и наверняка никто ничего не слышал. А ведь главный директор «Визагона» — персона, по своему могуществу мало уступающая Глашатаю Ассамблеи. И защищают его соответственно. Значит, инопланетяне способны ликвидировать кого захотят и когда захотят. М-да. Вот и связывайся с ними после такого…

Он вернулся обратно к списку документов. Так… А если вспомнить собственные приключения восьмилетней давности? Он вызвал панель поиска. Ага, вот оно — «Отель „Мароновая роща“». Рядом знак: символ особой важности. Он открыл документ.

«Отель „Мароновая роща“. Расположение: г. Оканака, ул. Подгорная, 74. Внимание! Запрещена любая активность, связанная с данной локацией и любыми ее резидентами и визитерами, как постоянными, так и эпизодическими.

План местности и поэтажные планы здания: приложены.

Дополнительные обстоятельства: отель не функционирует, используется владельцем в качестве частного жилья. Расположен на удалении от основного жилого массива, окружен большой заброшенной рощей. Окрестности практически никогда не посещаются местными жителями в силу странных предубеждений, шум эффективно подавляется растительностью. Асфальтированная дорога подходит к главным воротам. Имеются несколько удобный пеших путей по грунтовым тропинкам, проходящим через рощу, а также дополнительный спуск в город по бетонной лестнице вдоль обрыва.

Особые пометки: одна из баз операций Сущности „Соловей“. Текущий зарегистрированный владелец: „Фонд поддержки талантов“. Предыдущий зарегистрированный владелец: Дзинтон Мураций (один из установленных псевдонимов Сущности „Соловей“, см. приложение 1). Впервые статус запретной зоны установлен в шестом периоде 843 г. (см. описание связанного инцидента от 10.06.843). Статус запретной зоны формально подтвержден Главным директором СОБ 16.06.843.

Список постоянных резидентов (верен на 07.01.858): Саматта Касарий (см. приложение 2), Цукка Касарий (см. приложение 2), Яна Мураций (см. приложение 2).

Список полупостоянных резидентов (верен на 07.01.858): Карина Мураций (см. приложение 2), Палек Мураций (см. приложение 2), Эхира Марга (см. приложение 4).

Протокол посещений визитерами: не ведется.

Дополнительные комментарии: наличествует автоматическая охранная система с неопределенными возможностями, построенная на неопределенных технологиях. С высокой долей вероятности любое проникновение на территорию без явного разрешения или попустительства хозяев невозможно (см. описание связанного инцидента от 06.06.843). Отслеживаются любые попытки наблюдения, включая спутниковое, что обычно ведет к отключению или необратимому выходу оборудования из строя.

Список связанных инцидентов: …»

Журналист откинулся на спинку кресла и задумался. Оказывается, не зря предупреждал его в свое время чуткий Тодзи. Отель, в который он беспечно поперся с дурацкими усами в качестве маскировки, — место, куда боятся сунуться даже всемогущие собы! Но главное — тот самый Дзинтон Мураций, с которым он запросто пообщался во время своего визита, самый натуральный инопланетянин! Вот, значит, в какую сторону пошла распутываться ниточка, за кончик которой он ухватился в Институте человека! Стоп. Думать станем потом. Не сейчас. Хватит выдергивать клочки из ваты, нужно читать с самого начала и укладывать материал в голове по системе, которую еще следует придумать. Интересно, означает ли запрет на копирование еще и запрет на ведение собственных заметок?

Что-то крутилось в голове, нечто важное. Что-то, что Эхира сказала в самом начале. А! Что-то про дополнительные приложенные материалы. Он поднялся на уровень выше. Действительно, еще папки. Тут что? Сценарий? Подождет. А вот какое отношение блистательный господин Ясупика и партия «нормальных» в целом имеет к инопланетянам? Ну-ка…

Он открыл документ и несколько минут внимательно вчитывался в текст. Чем дальше, тем сильнее округлялись его глаза. В конце концов Вай откинулся в кресле и громко заржал, до слез и колик в животе. Да, Эхира, как всегда, права. Бомба. Такой скандал, рядом с которым может померкнуть даже политический кризис сорок третьего! Правда, потребуются доказательства, но они уже не проблема.

Он протянул руку и включил настольный коммуникатор. Дисплей книги немедленно погас, но Вай не обратил на него внимания. Он набрал внутренний код директора службы поддержки.

— Цутама, — быстро сказал он, как только физиономия того появилась в дисплее. — Мне нужно срочно связаться с неким господином Ясупикой Токай. Ага, именно с главой фракции «нормальных». Да мне плевать на пресс-службу Ассамблеи, они и у озера пить не подадут! Найди обходные пути, ты умеешь. Да, только личный конфиденциальный контакт. Наплети ему, что хочешь. Например, что я намерен устроить шоу на тему всемирного заговора девиантов, и только он может в полной мере раскрыть детали. Да знаю я, какая у меня репутация — его самого ни в один приличный дом не пускают! Нет, не твое дело его убеждать — просто добейся встречи. Не обязательно завтра, но лучше побыстрее. Спасибо, я знаю, что ты настоящий друг!

Он отключился и несколько секунд задумчиво смотрел в потолок. Потом снова включил терминал и вызвал справочник кодов связи. Наверно, можно начать с раздела «Оборудование — Медицина»…

23.03.858, огнедень. Грашград

Маленького лысоватого восточника, обильно потевшего в знойном сухом грашградском воздухе, Малихан презирал. Он вообще презирал всех, кто не относился к его клану, но заморских контрабандистов — в особенности. О чести они не имели вообще никакого понятия, заботили их только деньги. Они боялись своего жалкого правительства, своей беспомощной полиции, хитрили, юлили и лгали — в том числе лгали Дракону. А Дракон такого не прощал. Пока еще не пришло время избавиться от посредников, так что без контрабандистов не обойтись. Но с новым Головой его клан станет достаточно сильным и на изнеженном Восточном континенте. Настолько сильным, чтобы взять свои дела в собственные руки и раз и навсегда избавиться от достойных лишь презрения навозных червей.

— Медная катанка, древесина суги, гвоздичный перец, чоки-слуги — все? И больше вы ничего не можете предложить в следующем периоде? — холодно осведомился он, продолжая изучать текущий под террасой Кронг. В городской черте могучая река казалась скорее коричневой от всяческой грязи, но блистала под полуденными солнечными лучами не хуже алмазов.

— Приборы ночного видения! — склонившись к нему поближе, доверительно прошептал контрабандист. — Секретные! Армейские приборы, используются только в спецчастях. Категорически запрещены к вывозу из Катонии и к продаже гражданским лицам. Мы готовы поставить партию до пятьдесят штук, четыреста тысяч вербов за каждый или же восемнадцать миллионов, если момбацу сан согласится взять партию целиком.

Малихан повернул голову и уставился на контрабандиста долгим немигающим взглядом. Тот заметно занервничал и заерзал на месте. Потом схватил свой стакан с сэйрё и опорожнил его одним махом. Глаза его забегали.

— Но ведь вывозить такие вещи из страны очень опасно, — пробормотал он. — Нас могут даже обвинить в государственной измене…

Малихан продолжал смотреть на него, и тот, нервно потеребив стакан, резко выдохнул:

— Ладно. Пятнадцать миллионов за всю партию. Последняя цена.

Голос Дракона кивнул.

— Три тонны перца, сто двадцать стволов суги первой категории, пятнадцать тонн меди, тридцать чоки-служанок с женской функциональностью, пятьдесят приборов ночного видения, — монотонно перечислил он. — Деньги вам передадут как обычно. Когда и на каком корабле?

— «Дзинсока» выходит из Крестоцина одиннадцатого числа, — быстро сказал контрабандист. — По дороге он должен разгрузиться в нескольких портах ЧК, восемнадцатого прибудет в Тассар, если его ничто не задержит.

— Хорошо, — безразлично кивнул гулан. — Мы договорились.

Он бросил на стол смятую купюру и поднялся.

— Господин! — вскинулся контрабандист. Малихан снова обратил на него немигающий взгляд. — Господин! Есть еще один вопрос… одна проблема. Очень важно. Могу я занять еще минуту твоего времени?

— Слушаю, — Малихан постарался не допустить в голосе ни одной недовольной нотки.

— Господин, — заторопился контрабандист, — в Крестоцине есть человек… большой человек!.. он очень хочет поговорить с Головой Дракона твоего клана. У него есть очень важная новость, которую он хочет обсудить лично.

— Голова Дракона не поедет на восток, — дернул уголком рта гулан.

— Человек из Крестоцина готов приехать сам, — судорожно кивнул катониец. — Он просил передать, что у него… что у вас с ним есть общий враг. Он хочет мести, и он знает, что вы хотите того же!

— Откуда же он знает, чего именно хочет Дракон? — прищурился Малихан. — И почему он решил, что нам есть дело до его врагов?

— Я не знаю, момбацу сан, — развел руками контрабандист. — Он просто приказал мне передать, что знает, как отомстить женщине с белыми волосами.

Малихан склонился над ним и железной рукой неторопливо вытащил его из-за стола, не обращая внимания на испуганно заоглядывавшихся на него посетителей киссатэна. Другой рукой он медленно, с холодящим душу шипением стали извлек из ножен на поясе кинжал и приставил его к подбородку катонийца.

— Повтори, что ты сказал, — ровным голосом произнес он, с удовлетворением наблюдая, как панический ужас разрастается во взгляде восточника.

— Момбацу сан! — застонал тот. — Я всего лишь передаю его слова! Я не понимаю, что они означают! Он сказал, что знает, как отомстить женщине с белыми волосами, и все!

Голос Дракона отпустил контрабандиста и так же неторопливо вдвинул кинжал в ножны.

— Я передам твои слова Голове, — в его голосе лязгнул металл. — Если момбацу сана Шая заинтересует предложение, ты получишь код для связи, который перешлешь своему… большому человеку. И передай ему, что если он попытается предать нас или использовать нас в своих целях, то крупно пожалеет. Дракон очень не любит, когда его пытаются подставить. И не забудь про остальные договоренности.

Быстрым мягким кошачьим шагом он вышел из киссатэна, и рухнувший на стул контрабандист с облегчением вытер со лба обильный пот. В очередной раз он поклялся, что на сей раз точно завяжет всякое общение с высокопарными, но от того не менее хладнокровными и жестокими убийцами. В один прекрасный день с них станется и в самом деле перерезать ему глотку прямо на людях. Но сейчас главное, что он выполнил задание. Насколько он знает Дракона, код для связи он получит не позже сегодняшнего вечера.

Блистательный господин Оса Касадака из такого далекого сейчас Крестоцина останется доволен.

04.858, небодень. Крестоцин, Оканака

Звонок в дверь раздался, когда Карина только-только начала очередной абзац. Статья не давалась ей уже третий период и казалась словно заколдованной. Каждый раз, когда она заставляла себя усесться за нее и начинала первую фразу, на голову обязательно сваливалось что-то срочное или неизбежное. Сегодняшний день, похоже, исключением не являлся. Подавив приступ раздражения, она подошла к двери и ткнула в клавишу видеофона.

— Кто там? — спросила она, втайне надеясь, что кто-то ошибся кнопкой.

— Свои! — раздался веселый голос. На экране вспыхнуло изображение. Биката стоял у двери подъезда и приветственно помахивал ладошкой перед камерой. Рядом осадной башней воздвигался Дентор, где-то под мышкой у которого пристроилась Томара.

— Би! — ахнула Карина. — Дядя Дор, тетя Тома! Да что же вы без предупреждения! У меня же даже не прибрано!

— Ты нас пускать собираешься? — осведомилась Томара. — Или у тебя настолько не прибрано, что любой увидевший умирает от огорчения на месте?

— Ох! — спохватилась Карина. — Да, сейчас…

Она нажала вторую клавишу, и экран погас, а под ним загорелся зеленый огонек разблокированной входной двери. Карина заметалась по комнате, лихорадочно сгребая в охапку разбросанное белье и верхнюю одежду. Наученный горьким опытом Парс запрыгнул на стол, чтобы ненароком не попасться под ноги, и оттуда неодобрительно наблюдал за суетой. За полторы минуты, потребовавшиеся гостям, чтобы подняться на двадцать пятый этаж ее башни, она успела кое-как расчистить диван и одно кресло. Второе кресло, правда, полностью скрылось под грудой тряпок. С опозданием Карина сообразила, что можно было бы запрятать их и в стиральную машину, но тут в дверь снова позвонили. Обреченно вздохнув, она подошла к двери и щелкнула засовом замка.

— День, Кара! — весело приветствовал ее Биката, поспешно сбрасывая ботинки и отходя в сторону, чтобы дать место Дентору. Когда тот, пропустив вперед Томару, вдвинулся в проем, в прихожей сразу стало тесно. — Скажи, у тебя тут жара, потому что ты голая, или ты голая, потому что жара?

— Ой! — Карина сообразила, что после утреннего душа так и не собралась одеться. Да и незачем, в общем-то, было. — Забыла совсем. Сейчас кондиционер подстрою…

— Кара, да ты не суетись! — пробасил Дентор, придерживая ее за плечо. — Что ты волнуешься, словно к тебе Президент в гости заявился? Он сам после улицы вспотел, погода сегодня мерзкая — влажность едва не стопроцентная, дождь, все мокрые, как из ванной. Сейчас притерпится. Расслабься.

— Вот-вот, — поддержала его Томара. — На, лучше держи тортик. Пристрой его куда-нибудь, пока чай кипит.

Она сбросила туфли, поцеловала Карину в щеку и принялась вылезать из пальто.

— Холодно сегодня на улице, — пожаловалась хирург. — Дождь, слякоть… Хочу, чтобы тепло.

— Хотеть не вредно, — хмыкнул Дентор, помогая ей снять пальто. — Не пройдет и полугода…

— Привет, Парс! — сказал Биката, подхватывая зверька со стола. — Как самочувствие?

— Пришел Биката, ума палата! — сообщил ему зверек. — Парс не болеет, заряжается каждый день.

— Это что-то новенькое, — удивился инженер. — Такого я раньше не слышал.

— Лика ко мне пару периодов назад в гости заезжал, — от плиты сообщила Карина. Она настроила климат-контроль на пониженную температуру, набросила халат, чтобы не ежиться под струйками холодного воздуха, и сейчас наливала воду в чайник. — В очередной раз с программатором поигрался. Как чувствовал, что ты появишься. Надолго в Крестоцин?

— Да нет, на день-другой, — откликнулся инженер, опуская Парса на пол. — Развеяться немного, к тебе заскочить. Куклу новую испытать…

— Куклу? — непонимающе взглянула на его Карина. — Ты опять шасси кому-то из ваших чоки сделал?

— Не-а, — хитро сощурился Биката, плюхаясь на диван рядом с Дентором и блаженно вытягивая ноги. — Ты своим волшебным взглядом во мне ничего особенного не замечаешь?

— Особенного? — Карина включила чайник. — Тетя Тома, там ветчина есть и батон. Сейчас нарежу. Какой салатик сделать?

— Креветки есть? — осведомилась Томара, по-хозяйски заглядывая в холодильник. — Мне такой рецептик на днях подсказали — пальчики оближешь!

— Кара, не отвлекайся, — нетерпеливо произнес Биката. — Так ничего не замечаешь? Даже с эффектором?

Карина прищурилась, вглядываясь в него через сканер. Ничего особенного она не видела. Хотя…

— Би, что ты там сказал про куклу? — озадаченно спросила она. — Только не говори, что ты — не ты!

— Все-таки разглядела… — разочарованно произнес инженер. — А что не так?

— У тебя кишечник пустой. И мочевой пузырь — тоже. У людей такого никогда не бывает. Так, значит, ты не здесь?

— Не здесь, — согласился Биката. — Мамотира — он наш охранный искин — снова о безопасности нудить начал. Выдал настоятельную рекомендацию лично бункер не покидать. Ну, а я как раз закончил нового морфа ваять со стопроцентной имитацией, так что решил испытать в деле.

— Ничего не понимаю, — удивленно сказал полицейский. — Биката, что за кукла? Вы о чем?

— Я на самом деле сейчас в бункере под Туей в консольном коконе лежу, — пояснил инженер. — А вы видите дистанционно управляемую куклу-морфа, то есть с изменяемой внешностью. Я ее специально так ваял, чтобы даже томограф от человека отличить не сумел. Да, про то, что пищеварительная система всегда заполнена, я не подумал. Придется дорабатывать.

— А, все ваши мистические штучки… — проворчал Дентор. — Ох, доиграетесь! Не боитесь, что в один прекрасный день СОБ вычислит отсутствие ваших драгоценных Демиургов?

— Дор, не ворчи, — Томара бросила в закипающую воду яйца, несколько щепоток соли и погрозила ему пальцем. — Могли бы — давно бы вычислили. А раз все еще не вычислили, значит, и вообще не смогут.

— Да и пусть себе вычисляют, — пожал плечами Биката. — Дор, о Демиургах никогда слишком много народу не знало. А про искинов Камилла все, кому не лень, в курсе.

— То есть как? — удивилась Карина, поставив на стол нарезанную ломтиками ветчину, кусочек которой Дентор немедленно утащил в рот. — А я думала, что вы скрываетесь.

— Мы себя не афишируем, — поправил Биката. — Но связи у нас достаточно широкие. Очень многие знают, что есть такие правильные люди, к которым можно обратиться, чтобы свои проблемы порешать. Денег в долг взять под честное слово и без процентов, детей в хорошую школу пристроить без требуемых рекомендаций, к грамотному врачу попасть, разногласия с недругами уладить, должность получить, все такое. Не за просто так, разумеется. О том что искины Камилла — искины, правда, тоже никто не знает. Они маскируются, вроде как я сейчас, на людях кукол носят, каких от человека только с помощью гистологического анализа и отличишь… А поскольку к нашим услугам большие люди прибегают, и из полиции, и из СОБ, и из Ассамблеи, и даже из президентской администрации, то и прикрытие у нас достаточно серьезное, и на самом высоком уровне.

Он тоже сунул в рот кусочек ветчины и начал жевать. Потом прикрыл глаза от удовольствия.

— М-м-м! Идеально! Все тонкости вкуса чувствуются.

— А потом куда? — заинтересовалась Томара. — Там, внутри, переваривается? Или потом в исходном виде… хм, удаляется?

— Переваривается, конечно! — обиделся Биката. — Инженер я или куда? Такие куклы могут и химическую энергию использовать, не только аккумулятор Бойского. У них полный цикли пищеварения, от человеческого не отличишь, только без бактерий в кишечнике. Зато замкнутая система циркуляции каталитических ферментов, так что даже кору и дубленую кожу переварить может. Переваривать органику, конечно, далеко не так эффективно, как аккумуляторами пользоваться, но если есть подозрение, что собирающую паутину могут отследить, то безопаснее.

— А разве вы их маскировать не научились? — осведомилась Карина, перемешивая кукурузу с креветками. — Я, помнится, еще в пятидесятом у Бойры… у Калайи его отслеживала.

— В каком состоянии тогда маскировка была, в том и осталась, — вздохнул Биката. — Камилл проблемой заняться то ли не успел, то ли не захотел, а у нас знаний не хватает. У людей-технарей, я имею в виду. Конечно, если бы искины впряглись, то наверняка бы сумели, но ведь не впрягаются. Бойра прямо сказал… вернее, сказала — она сейчас опять женские роли отыгрывает: тебя проблема волнует — ты и занимайся. Не маленький, мол, чтобы постоянно маму за юбку дергать. Нет, столько лет я с ними провел, а так и не научился понимать как следует.

— А учебники у вас есть? — поинтересовался Дентор, с любопытством изучая Бикату. — Или самим до всего доходить нужно?

— У нас есть куча выдержек из чего-то типа монографий, — хмыкнул инженер. — Теоремы без доказательств, алгоритмы без описания структур входных данных, технологические схемы с пробелами в ключевых местах, иногда единицы измерения, со стандартными ничего общего не имеющие. И явное предупреждение: в каждом третьем материале принципиальная ошибка, а в каком — сами догадывайтесь. Я в одном месте чуть мозги не вывихнул, пытаясь статью по физике понять, пока не догадался посмотреть, что там под «минутой» понимается. У Демиургов в свое время, оказывается, в минуте было шестьдесят секунд. А в часе — шестьдесят минут. А в сутках, чтобы совсем весело стало, двадцать четыре часа! Торжество двенадцатиричной системы, блин. И хоть бы где сноску поставили! Спасибо хоть секунда почти такая же, как у нас…

— Ну, положим, наша минута из пятидесяти четырех секунд тоже особой логичностью не отличается. Особенно на фоне восьмидесятиминутного часа. Цу, помнится, ругалась — если уж Демиурги нам в свое время остальные единицы измерения стандартизировали, почему меры времени такие идиотские оставили? Подумаешь, типа, что слишком глубоко въелись!.. Но я догадываюсь, почему так сделано, — задумчиво сказала Карина. — Все то же: не следует надеяться на старших да умных, взрослейте сами. Дорогу мы вам обозначили, а дальше ваше дело: то ли по ней идти, то ли свою искать. Цу рассказывала, что папа себя так же с ней вел. Выскажется туманно, а там как хочешь. Тетя Тома, ты засекла время, когда яйца варить поставила?

— Еще две минуты, — откликнулась та. — Би, а чем вы вообще занимаетесь в ваших… бункерах? Вам там не скучно под землей сидеть?

— Под какой землей? — удивленно посмотрел на нее инженер. — А… Бункер — не под землей, просто слово такое. Жаргон шуточный. Обычно мини-база расположена в большом доме, иногда на отшибе, иногда в самом центре города. Простое жилье, только защищенное. Главная проблема в том, чтобы собов отшить, а то они гостей иногда пасут. Некоторые нервничают. Ох, как хорошо на островах жилось! Тепло, море, чужих нет…

— Понятно, — кивнула Томара. — И все же — чем вы занимаетесь?

— Лелеем планы по захвату мирового господства, — фыркнул инженер. — Тома, ну откуда я знаю, что другие делают? У нас как-то не принято лезть под кожу, если сами не приглашают. Я лично схемотехникой занимаюсь, помогаю малышей обучать, чепухой всякой маюсь. Искины в основном, как мне кажется, какими-то политическими играми заняты, общество стабилизируют, только не спрашивайте меня, как, несоциолог я. В общем, ничего интересного. Да только что мы обо мне да обо мне! Лучше расскажите, как у вас дела. Кара, я слышал, ты теперь в местном университете лекции читаешь?..

Следующие пару часов они болтали об обычных вещах, о которых всегда говорят в компании. В конце концов Карина даже порадовалась, что у них с Томарой и Дентором так удачно совпали расписания дежурств, что они все смогли собраться сегодня. А статья… ну, подумаешь, статья! Успеет она ее еще дописать.

И в этот момент Биката, бросив взгляд на часы, сказал:

— А теперь — главное, ради чего я приехал. Кара, я на днях разговаривал с госпожой Эхирой. Она очень просила меня вместе с тобой посмотреть сегодня одну передачу.

— Передачу? — поразилась Карина. — Что за передача?

— Не знаю. Какое-то шоу. Канал «Планета», ведущий — Вай Краамс. Что-то про девиантов в прямом эфире.

— Вай? — насторожилась Карина. — А… ну… почему именно он?

— Кто такой Вай Краамс? — поинтересовался Дентор.

— Есть такой скандальный ведущий, — пояснила Томара. — Базарный до невозможности, передачки — полная чушь пополам с горячечным бредом, но популярный. А еще в пятидесятом он во время предвыборной кампании за тогдашнего нашего мэра агитировал, помнишь? Вернее, не за него, а против остальных. Из пятерых альтернативных кандидатов четверо на него в суд подали, и ни один не выиграл, что самое любопытное.

— А, теперь вспомнил, — поморщился Дентор. — Сукин сын, каких мало. Скользкий, ехидный и наизнанку выворачивает. Значит, он за девиантов взяться решил?

— Не так, дядя Дор, — напряженно сказала Карина. — Не решил. Вернее, не сейчас. Он нами давно занимается. Помнишь кризис в сорок третьем? Когда Институт человека разгромили? Именно он тогда прямой репортаж вел. И еще он в пятидесятом хотел про меня и Яну репортаж сделать, даже в отель к нам приходил, но наше согласие получить не смог. Папа его сначала отшил, а потом к своим целям приспособил. Би, почему тетя Эхира мне ничего не сообщила?

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Она вообще какой-то усталой выглядела. И постаревшей. Не то чтобы я с ней часто встречался, но… И еще она просила передать, чтобы ты не очень на нее сердилась. Она сказала, что вина всецело ее, но так надо.

— Вина? — глупо переспросила Карина. Она почувствовала, как в желудке образуется холодный камень.

— Кара! — Биката поднял руки, словно защищаясь. — Я знаю не больше тебя. Передача начинается через две минуты. Ох… только не говори мне, что так и не обзавелась телевизором!

— Я редко передачи смотрю, мне терминального дисплея хватает… — Карина прошла к рабочему столу и разбудила дисплей. — Сейчас подключусь. Значит, «Планета»?..

* * *

— Итак, господа и дамы! Мы начинаем сегодняшнюю встречу, которую все ее участники ждали с таким нетерпением! Сегодня! В прямом эфире! Передача «Доступно о главном»! И в роли специально приглашенной звезды — депутат, председатель партии и бессменный глава фракции «Нормальных людей» в Государственной Ассамблее блистательный господин Ясупика Токай!

Голос Вая слегка дрожал от возбуждения. Такого прилива адреналина перед камерами он не ощущал уже много лет. В тысячный раз он оказывается под прицелом объективов, но сегодня — словно в первый раз…

Загремели фанфары, и под гром аплодисментов (по большей части записанных заранее) из-за кулис важно выступил блистательный господин Ясупика. Блистательный — в том числе и в буквальном смысле слова: его серый изящного покроя костюм (отменно маскировавший толстые жировые складки на талии, солидное брюшко и пухлые ляжки) в свете софитов переливался мелкой алмазной искрой. Сопровождаемый камерами, транслирующими картинку на два огромных плоских экрана на заднем плане, он неторопливо прошествовал к подиуму, поднялся к своему креслу и опустился в него, закинув ногу за ногу, даже не удосужившись поклониться залу.

— В качестве собеседника и оппонента господина Ясупики выступает великолепная госпожа Эхира Марга, заместитель исполнительного директора Фонда поддержки талантов! Поприветствуем!

И снова шквал аплодисментов. Эхира быстрым шагом прошла к своему креслу, сдержанно поклонилась и села. По сравнению с Ясупикой в своем повседневном брючном костюме она выглядела едва ли не деревенской простушкой. Вай с тревогой заметил, как она покачнулась, усаживаясь. Да что с ней? Когда он увидел ее сегодня перед шоу, он поразился, как плохо выглядит его давняя знакомая. Всегда выглядящая максимум на сорок с небольшим, а при желании — и на тридцать, за те полгода, что он ее не видел, она, казалось, постарела сразу на несколько десятилетий. Конечно, гримеры хорошо над ней поработали, но полностью убрать мешки под глазами и затаившуюся в глазах тяжелую усталость не смогли даже они. Интересно, сколько же все-таки ей лет на самом деле? Ну ладно. Главное, чтобы не померла во время передачи — не в том должен заключаться сегодняшний скандал.

— И, наконец, в роли независимого эксперта выступает господин Сай Хара, профессор и заведующий кафедрой нейрофизиологии медицинского факультета Оканакского государственного университета!

Профессор явно чувствовал себя не в своей тарелке. Хотя порекомендовавшая его Эхира и уверила, что свою роль он сыграет, к публичности он явно не привык. Заметно вздрогнув и покраснев от несущихся из динамиков аплодисментов — он что, в самом деле полагает, что они дань его талантам? — он неловко поднялся по ступеням, споткнувшись и едва не упав, и почти рухнул в свое кресло. Вай хмыкнул про себя. Остается только надеяться, что говорит он лучше, чем движется.

Пройдясь по сцене — на сей раз журналист решил изменить своим привычкам и вести передачу на ногах — он поднял к потолку руки и провозгласил:

— Итак, господа и дамы, наша передача — начинается!

Очередной шквал аплодисментов, фанфары — и закрутившаяся на экранах заставка передачи: вихрь фигур, предметов, переливающихся радуг, завершающийся фирменным символом: два темных человеческих силуэта, пожимающих друг другу руки.

— Итак, господа и дамы, — провозгласил Вай, дождавшись завершения ролика, — тема сегодняшнего разговора — девианты и их возможности. Почти двадцать лет прошло с момента, когда мы впервые услышали о детях с особыми способностями. Почти двадцать лет отделяют нас от ужаса неопределенности тех дней. Разорванные на части трупы на площадях, разрушенные жилища, полиция, открывающая огонь по детям из автоматического оружия, жертвы, жертвы, жертвы — и паника в обществе. Откуда взялись их способности? Неизвестно. Каким образом они делают то, что делают? Современная наука способна лишь предполагать и строить догадки. Они молоды — самым старшим из них еще только предстоит отметить тридцатилетний юбилей. Они защищены Законом о тайне личности, об их способностях зачастую не подозревают даже близкие друзья, и общество раскололось в своем отношении к ним. Одни, как присутствующий здесь господин Ясупика, — Вай вежливо кивнул депутату, — предлагают низвести их до уровня парий. Другие, как госпожа Эхира, придерживаются иных точек зрения. Сегодня, дорогие мои телезрители, мы обсудим эту животрепещущую тему и сможем, наконец, окончательно установить, кто прав, а кто виноват.

Он соприкоснулся подушечками указательного и большого пальца левой руки, активировав тем самым приклеенный к ладони микроскопический пульт, и дождался, пока утихнут механические аплодисменты, на сей раз с энтузиазмом поддержанные и живой аудиторией.

— Прежде чем мы начнем дискуссию, господа и дамы, посмотрим небольшой ролик, посвященный истории вопроса. Итак, девианты!

Касанием большого и среднего пальца он послал команду режиссеру и отошел к боковому проходу в тот момент, когда на экранах пошли первые кадры фильма. Замелькали фотографии и ролики хроник.

— Впервые детей с особыми способностями обнаружили летом восемьсот тридцать девятого года, — заговорил за кадром мужественный, хорошо поставленный голос диктора. — Первые несчастные случаи не привлекли особого внимания…

Вай краем глаза наблюдал за экраном, но фильм его интересовал мало. Как и все, что исходило от Эхиры, лента сделана вполне профессионально. Более того, она является вполне нейтральной, так что господин Ясупика не должен всполошиться раньше времени. Сейчас журналиста больше волновали люди, сидящие на сцене. Депутат Ассамблеи сидел, вальяжно развалившись в кресле, и с его полного обрюзгшего лица не сходила брезгливая гримаса. Эхира с полуприкрытыми глазами устало откинулась на спинку. Профессор с живым интересом смотрел фильм — похоже, раньше он его не видел. Как вести себя с женщиной, Вай прекрасно себе представлял. С депутатом тоже все просто — гладить по шерстке до тех пор, пока не придет пора врезать дубиной между ушей. А вот профессор? С умника станется начать нудеть и препираться по мелочам, снижая общее напряжение и усыпляя зрителя. Может, стоило вообще обойтись без приглашенного эксперта? Нет, вряд ли. Все-таки именно такие детали придают особый вес представлению.

Вая тронули за плечо и он обернулся. Под прикрытием стены прохода к нему склонился ассистент.

— Три государственных и пять местных, — прошептал тот. — На сайте семь миллионов подключений, и цифра все еще растет.

Ведущий едва заметно кивнул, давая понять, что услышал, и отвернулся.

Фильм шел десять минут, а сразу после него пустили двухминутную рекламу. Когда она закончилась, аудитория возбужденно переговаривалась, в зале стоял гул.

— Итак, господа и дамы, в эфире передача «Доступно обо всем»! — Вай снова вышел на середину подиума. — Мы продолжаем нашу передачу. Господин Ясупика, что ты можешь сказать по поводу увиденного?

— Что мы на пороге катастрофы! — хорошо поставленным баритоном проговорил депутат. — Человечество в опасности! Только что показанные кадры в очередной раз ее подтверждают. Представьте только — обычные люди постепенно оказываются изгоями в своей собственной стране! Количество девиантов все растет, и они проникают повсюду. За последние несколько лет мы провели большую работу и выяснили, что процент девиантов среди молодых госслужащих несоизмеримо выше, чем в обществе в целом. Достаточно сказать, что почти каждый десятый чиновник в возрасте до тридцати лет в той или иной степени обладает скрытыми способностями…

— И чем оно плохо? — вкрадчиво поинтересовался Вай.

— Как — чем? — удивился депутат. — Во-первых, они несправедливо используют свои способности в ущерб нормальным людям, таковыми не обладающими. Во-вторых, сам по себе факт, что какие-то инопланетяне или их детища начинают диктовать нам, как жить, является вопиющим!

— То есть, господин Ясупика, ты являешься сторонником инопланетной версии происхождения вирусного эффектора?

— Да это всем известно! — буркнул депутат. — Откуда же он еще мог взяться, кроме как с другой планеты?

Вай подавил неуместный смешок. Похоже, предводитель «Нормальных» относился к самой дремучей части ненавистников девиантов.

— Ну хорошо, предположим. Господин Ясупика, а каким образом девианты используют свои особые способности для проникновения в государственные структуры? Они угрожают руководителям физической расправой? Разве такое не является подсудным делом?

— Ну, прямо, разумеется, не угрожают, — самодовольно хмыкнул депутат. — Но сами подумайте — рискнет ли директор по кадрам отказать человеку, зная, что потом его могут найти в темном переулке с оторванной головой? Кроме того, у девиантов есть и другие способности, полученные от эффектора. Некоторые, например, обладают хорошей зрительной памятью или превосходно считают в уме. Разве справедливо, что другие люди, которым не посчастливилось случайно заполучить такой же эффектор, оказываются в проигрышном положении?

— «Посчастливилось»? — переспросил Вай. — Господин Ясупика, ты полагаешь особые способности счастьем?

— Ну, не счастьем, — скривился предводитель «Нормальных людей». — Случайностью. Но и это не главное. Исследования показывают, что особые способности прямо влекут за собой риск психических расстройств — от эмоциональной неуравновешенности до возможности внезапно сойти с ума. Представьте, что такой человек занимает ответственный пост, что от него явно зависят жизни людей. Разве долг каждого гражданина не в том, чтобы делать наше общество более безопасным?

— Понятно, господин Ясупика. Скажи, а ты можешь представить какие-то подтверждения своих слов? Результаты статистических исследований? Ссылки на авторитетные источники?

— Разумеется, — важно кивнул депутат. — На нашем сайте в Сети доступно огромное количество материалов, обосновывающих нашу точку зрения. В том числе там есть статьи, написанные авторитетными учеными.

— И какие же меры предлагает партия «Нормальных людей» в отношении девиантов?

— Ну, — депутат фальшиво улыбнулся, — разумеется, мы не собираемся настаивать на жестких карательных мерах. В конце концов, не вина заразившихся, что они превратились в чудовищ. Однако, безусловно, мы обязаны принять экстренные неотложные меры. Нашей фракцией подготовлен и уже внесен на рассмотрение Ассамблеи законопроект об ограничении права девиантов на занятие определенных должностей — пилотов, водителей, врачей, полицейских, государственных служащих и так далее. Мы настаиваем на гораздо более тщательном, чем сегодня, контроле за их перемещением, а также на частых медицинских освидетельствованиях. Необходимо избавиться от невероятной по своей нелепости градации девиантов по категориям и признать, что любые проявления особых способностей, даже самые незначительные, влекут за собой риск непоправимой катастрофы. Необходимо также переоснащение полиции и армии новыми средствами контроля за девиантами наподобие современных моделей импульсных блокираторов и активных средств подавления. И так далее. В отделениях нашей партии, присутствующих практически во всех городах Катонии, каждый желающий гражданин может подробно узнать, что именно мы намерены сделать для его безопасности и для ликвидации несправедливости. Там же можно сделать пожер…

— Большое спасибо, господи Ясупика, за такое четкое и недвусмысленное изложение своей позиции, — бесцеремонно перебил его Вай. Подчиняясь его незаметной команде, из динамиков полился шум аплодисментов, которые на сей раз поддержали только четверо или пятеро человек во всем зале. Про себя ведущий поразился наглости депутата — надо же так беспардонно рекламировать свою партию в его передаче! Он хоть знает, сколько стоит здесь минута рекламного времени?! — А теперь мы обратимся за консультацией к нашему уважаемому эксперту. Господин Сай, только что господин Ясупика сообщил, что, по его мнению, девианты являются агентами инопланетян или носителями их технологии. Что думает по данному поводу современная наука?

— Современной науке мало что известно о вирусном эффекторе, — слегка растерянно улыбнулся профессор. — Мы знаем лишь, что его носителем является каждое разумное существо на нашей планете.

— Я не ослышался? — переспросил ведущий. — Каждое разумное существо?

— Да. Каждое. Другое дело, что далеко не у всех эффектор хоть как-то проявляется — у троллей, например, он не проявляется вообще, а потому о данном факте часто забывают. Как правильно замечено в показанном фильме, эффектор у человеческого ребенка способен активироваться только в возрасте от восьми до десяти лет. Известны единичные случаи его активации как раньше, так и позже, но такие девианты ни разу не поднялись выше неуверенной пятой категории без дополнительных способностей.

— Есть ли какие-то основания предполагать, что эффектор на Текиру занесли инопланетяне?

— Наука не имеет аргументов ни за, ни против такой версии, — пожал плечами профессор. — Нам не известна ни одна чужая цивилизация, чтобы мы могли делать хоть какие-то выводы. Принципы его функционирования далеко превосходят все, на что способна современная технология. Однако следует напомнить, что исторические хроники довольно часто содержат сообщения, невероятные с современной точки зрения. Я имею в виду то, что обозначается как «Сила» или «колдовство». Если буквально верить тому, что написано в документах, то еще три сотни лет назад колдовать умели достаточно многие, чтобы данное явление считалось вполне обыденным. Между тем, описание некоторых магических способностей удивительно напоминает способности современных девиантов. Так, например, перемещение предметов взглядом совершенно очевидно походит на действие силовых манипуляторов, способность видеть ложь — на эмпатические способности, метание огненных шаров — на способность к концентрации атмосферного электричества, и так далее.

— То есть девианты встречались и раньше? Но что же тогда привело к их исчезновению?

— Тоже неизвестно. По времени их пропажа приблизительно совпадает с так называемым Пробуждением Звезд, которое некоторые астрономы и историки склонны трактовать буквально — как появление звезд на до того темном небосклоне. Высказываются гипотезы, что Пробуждение Звезд описывает какие-то реальные космогонические процессы, например, выход нашей звездной системы из плотного космического пылевого облака, которое обнаружено неподалеку…. по космическим меркам, конечно, неподалеку. Современной астрономической науке оно известно как «Большая Стена». В таком случае можно предположить какие-то флуктуации в окружающем пространстве, о природе которых можно лишь догадываться, приведшие к временному подавлению деятельности эффекторов. Двадцать лет назад условия снова стали для них благоприятными, и они начали проявляться вновь. Так что даже если эффектор — произведение инопланетян, в соответствии с данной гипотезой мы жили с ним столетия, если не тысячелетия. И, я подчеркиваю, речь идет всего лишь о гипотезе — одной из многих.

— Понятно, господин профессор. А что можно сказать об утверждениях о повышенной ментальной нестабильности и риске сойти с ума?

— Так скажем, — профессор развел руками, — мне не известны никакие серьезные исследования, подтверждающие данную точку зрения. Я не психиатр, но достаточно часто имел дело с девиантами, в том числе с сильными — первой и второй категории. По опыту общения с ними я не заметил никаких особых психических отклонений. Хотя я вполне могу согласиться с тем, что девианты — тоже люди, а потому могут и с ума сходить, и, что называется, срываться с нарезки при сильном стрессе. Настороженное отношение общества, ведущее к необходимости скрывать свои способности, вполне может способствовать повышенной частоте таких стрессов у девиантов.

— Могу я вмешаться? — наклонилась вперед Эхира, и Вай кивнул ей. — Я хочу добавить, что у меня есть данные, прямо опровергающие заявления господина Ясупики о нестабильности девиантов. Ранее они не публиковались, потому что основной цикл исследований и обработка собранной информации завершились буквально на днях, и я думаю, что нашей аудитории окажется интересным о них узнать.

— Нам известно о шарлатанских подтасовках любителей девиантов! — буркнул депутат. — Их глупости неоднократно опровергали ведущие эксперты…

— …нанятые и оплаченные «Нормальными», — невозмутимо парировала Эхира. — Ни один независимый эксперт ни разу их не опроверг. Итак, у меня на руках данные двух разных исследований. Одно выполнено Фондом поддержки талантов, который я имею честь здесь представлять. Как известно, наш Фонд предоставляет льготные кредиты на обучение в университетах и колледжах любой персоне, удовлетворяющей определенному набору критериев. Разумеется, основным критерием являются интеллектуальные способности. Однако те, кто получил кредит, обязаны ежегодно проходить медицинское обследование в ведущих больницах и клиниках Катонии и предоставлять нам его результаты. Список таких медучреждений известен, включает около тысячи наименований и может быть проверен любым желающим. Они полностью от нас независимы, так что мы на результаты проверок влиять не можем. Итак, за последние восемь лет наш Фонд выдал кредиты примерно семи с половиной тысячам персон по всей стране. По результатам обследований подтверждены особые способности примерно восьмисот соискателей — семисот тридцати человек и семидесяти орков, что на три порядка, то есть в тысячу раз, превосходит среднее количество девиантов в обществе. При том ни у одного соискателя не выявили никаких существенных психических отклонений…

— Да это чепуха! — взорвался депутат. — Ваш Фонд известен своими подтасовками в пользу девиантов…

— Господин Ясупика! — властно сказала Эхира, и неожиданно глава «Нормальных» стушевался под ее взглядом. — Я не мешала выступать тебе. Теперь позволь закончить мне. Так вот, ни у одного соискателя не выявлено никаких существенных психических отклонений, а тип личности в подавляющем большинстве случаев — второй или третий, что не подразумевает склонности к необдуманным или безответственным выходкам. На их эмоциональную стабильность мало влияют даже упомянутые господином Саем эмоциональные стрессы — в конце концов, их с детства приучают контролировать свои эмоции и не поддаваться на провокации. Далее, вторая имеющаяся у меня статистика принадлежит Фонду перспективных исследований. В рамках своей деятельности, вполне коммерческой, смею заметить, никакой благотворительности, Фонд финансирует ряд программ по изучению особых способностей и разработке аналогичных им технологий. В рамках своего подхода его специалисты обработали данные Службы охраны детства. Известно, что Служба отвечает не только за начальное и среднее образование, но и за контроль за детьми с особыми способностями. В частности, именно она проводит регулярные обследования детей опасного возраста, чтобы заранее обнаружить пробуждающийся эффектор и принять меры по предотвращению ущерба. А еще она проводит регулярные обследования школьников на предмет умственного развития. И собранная статистика убедительно показывает, что вероятность пробуждения эффектора у ребенка прямо пропорциональна коэффициенту его интеллекта. У детей с высоким коэффициентом вероятность пробуждения эффектора минимум в десять раз выше, чем у детей с низким уровнем. То есть можно констатировать, что пробуждение эффектора скорее сделает ребенка умницей, отнюдь не идиотом. Да и утверждение о повышенной эмоциональной нестабильности девиантов в исследованиях ФПИ не находит абсолютно никакого подтверждения.

— Нонсенс! — депутат в своем кресле, багровея, грохнул по подлокотникам сжатыми кулаками. — Подтасовка фактов! Наглая ложь, призванная…

— Молчать! — резко сказала Эхира, и депутат осекся. — Господин Ясупика, если ты еще раз попытаешься обвинить меня во лжи и подтасовках, я подам на тебя в суд. Не забывай, что мы в студии, и все сказанное записывается, не говоря уже про миллионы свидетелей. Господин профессор, что ты можешь сказать по поводу моих данных?

— Я еще не видел материалы, но и Фонд поддержки талантов, и Фонд перспективных исследований — достаточно серьезные организации, чтобы огульно отметать их слова, — нахмурился медик. — У меня самого есть трое студентов, два человека и орк, обучающиеся по программе Фонда поддержки талантов. Правда, я не заметил за ними особых способностей, но я и не интересовался, по правде говоря. И все трое — очень и очень умные ребята. Хотелось бы только указать, что заявление о благотворном влиянии эффектора на интеллект является спорным. Может, эффектор делает человека умнее. Может, наоборот, высокий уровень интеллекта повышает вероятность пробуждения эффектора. А может, и то, и другое является следствием факторов, нами пока не обнаруженных.

— Спасибо, господин Сай, — кивнула женщина. — Уточнение принимается. А раз речь зашла о эмоциональной нестабильности и насилии со стороны девиантов, я хочу напомнить телезрителям, что именно партия «Нормальных людей» в течение по крайней мере десяти лет создает боевые организации, занимающиеся избиениями и похищениями девиантов…

— Клевета! — прохрипел вишнево-багровый депутат, о которого, казалось, можно зажигать сигареты. — Все такие организации — самозванцы! Мы всегда официально заявляли, что не поддерживаем неорганизованное насилие и самосуд как методы борьбы…

— А что ты скажешь о пожертвованиях в размере десятков миллионов маеров, которые «Тэппо» регулярно осуществляет в бюджет твоей организации? — в упор спросила его Эхира. — Ты станешь утверждать, что крупнейший производитель полицейского оборудования не имеет никакого отношения к законам об усиленном контроле за девиантами? Ты, помнится, что-то сказал про импульсные блокираторы и активные средства?..

— Клевета! — на сей раз депутат не захрипел, а заорал во всю глотку, вскакивая на ноги. — Наглая клевета! «Тэппо» никогда не жертвовала нам деньги! Да я на тебя сегодня же в суд подам!

— Господин Ясупика! — успокаивающе проговорил Вай, внутренне ухмыляясь. Молодец Эхира. Уже такого достаточно для крупного скандала. Интересно, сумеет ли она подтвердить свое заявление документами? Ну ничего. Очень скоро господину депутату станет совсем не до судов. — Господин Ясупика! Очень прошу тебя держаться в рамках вежливости. Пожалуйста, сядь. А теперь обратимся к аудитории. Итак, господа и дамы, я ставлю на голосование вопрос: а как вы лично относитесь к девиантам? Варианты ответа вы и телезрители видите на экране. А пока идет голосование — реклама!

Две минуты спустя прозвучали аккорды заставки, и Вай вскинул голову.

— Итак, голосование завершено, уважаемые зрители. Напоминаю, что для участия в передаче персоны отбираются случайным образом из списка тех, кто заранее оставил заявку на нашем сайте. Можно полагать, что результаты голосования окажутся близки к среднестатистическим. Как можно видеть на экранах, тридцать восемь процентов согласны с тем, что не испытывают никаких отрицательных эмоций по отношению к девиантам. Еще семь процентов и сами не отказались бы от особых способностей. Двадцать четыре процента чаще всего испытывают по отношению к ним неприязнь и еще три процента согласны с господином Ясупикой в том, что всех девиантов необходимо изолировать или ограничить в правах. Обращаю внимание, что больше четверти присутствующих со своим отношением определиться не смогли. Ну что же, показательный результат.

Он повернулся к Эхире.

— Госпожа Эхира, и все-таки вернемся к нашему разговору. Ты упомянула о боевых организациях «Нормальных людей»?..

— Да. Напомню, что в конце сорок девятого года суд Первого округа города Крестоцина признал доказанной прямую вину местного отделения партии… извиняюсь, тогда еще общественного объединения «Нормальных людей» в похищении девушки-девианта с целью последующего демонстративного убийства, что классифицируется Уголовным Кодексом как терроризм. К сожалению, главный обвиняемый попытался сбежать при задержании, напав на полицейских, и оказался убит на месте…

— Мы официально распустили крестоцинскую ячейку после того случая! — снова взвился депутат. — Ее руководитель действовал по собственному почину, без согласования с центральными органами!

— То есть если твои товарищи по партии, господин Ясупика, проявляют… как ты выразился? «эмоциональную неуравновешенность»?.. это случайность и самозванство, а если кто-то из девиантов ненароком сойдет с ума, то система? — холодно осведомилась Эхира. — Мне такой подход почему-то кажется лицемерием. Особенно с учетом того, что количество обвинительных приговоров персонам, связанным с «Нормальными» и напавшим на девиантов безо всякого повода, с тех пор превысило два десятка. Однако не о боевых организациях речь. Есть еще кое-что, ставшее известным совсем недавно.

— А именно, госпожа Эхира? — учтиво осведомился Вай.

— Я так думаю, что профессор Сай расскажет лучше меня, — зловеще улыбнулась та. — Господин профессор, что ты можешь сказать про недавние обследования взрослых? До меня доходили слухи, что университет имел к ним отношение…

— Взрослых? Ах, да! — медик поправил очки. — Надо сказать, что в последние полгода по заказу Министерства здравоохранения Оканакский университет проводил статистические обследования взрослых людей. Как уже неоднократно упоминалось сегодня, эффектор у людей пробуждается в возрасте от восьми до десяти лет. Однако известно также, что зачастую нельзя с уверенностью отнести особые способности к пятой категории из-за их крайне неуверенного проявления. Министерство профинансировало исследование взрослых людей, на момент начала пандемии уже пересекших черту десятилетнего возраста. За последние полгода сотрудники университета провели обследование семи… Прошу прощения, точнее, они помогли сотрудникам клиник и больниц специальным образом донастроить медицинскую аппаратуру, в частности магнитно-резонансные томографы. На модифицированной аппаратуре прошли обследование примерно семь тысяч добровольцев, и результаты оказались довольно интересными…. — Он замолчал и задумался, его взгляд расфокусировался.

— И какими же, господин профессор? — подтолкнул его Вай.

— Ах, да. Ну, скажем так: примерно у пятнадцати процентов прошедших через установки выявились особенности «спящего», казалось бы, эффектора, позволяющие довольно уверенно отнести их к пятой категории.

Аудитория взорвалась гулом. Люди переглядывались друг с другом и возбужденно обсуждали новость. На лицах большинства читалось недоумение, а у некоторых — страх. Такое же недоумение Вай заметил на лице выглядывающего из бокового прохода ассистента, не посвященного заранее в сценарий шоу. Да уж, хмыкнул он про себя. Не так-то здорово внезапно превратиться из стороннего наблюдателя, пусть и сочувствующего, в потенциальное чудище.

— Ты уверен именно в таком количестве, господин профессор? — осведомился ведущий.

— Абсолютно, — кивнул Сай.

— Значит, речь идет даже не о десятках и сотнях тысяч…

— А о десятках миллионов потенциальных девиантов, — кивнул Сай. — Результат, разумеется, поразителен, хотя вряд ли стоит рассчитывать на массовое проявление особых способностей у взрослых. Только у пары десятков обследованных силовая функция проявилась достаточно сильно, чтобы стать хоть чуть-чуть заметной, и даже перемещение спички требует от них непомерной умственной концентрации. Тем не менее, в соответствии с принятой градацией их пятая категория несомненна.

— Более того, господин Вай, — вступила Эхира, — по заказу Фонда перспективных исследований на физическом факультете Оканакского университета собрали специальную передвижную установку для обследования взрослых. Ее протестировали и убедились, что она работает. Так случилось, что совершенно случайно сегодня я прихватила ее с собой. Не возражаешь, если мы устроим эксперимент прямо здесь, в студии?

— Удивительное совпадение! — широко ухмыльнулся Вай. — Грех им не воспользоваться.

Он подал сигнал, и ассистент с заметной натугой выкатил из-за кулис плоскую тумбу на колесиках, на которой размещались две вертикальных широких параллельных пластины и пульт с несколькими клавишами. За установкой тянулись силовой и коммуникационный кабели.

— Спасибо, господин Вай, — кивнула Эхира. — Профессор Сай, могу я попросить тебя показать телезрителям, как она действует?

— Да-да, — закивал профессор, поднимаясь из кресла. Он торопливо подошел к пристроенному на тумбе пульте и включил его. — Все просто. Нужно лишь встать между пластинами, оператор нажимает кнопку — вот эту — и через несколько секунд компьютер выдает результат. Э-э-э… мне нужен доброволец.

— А можно я? — вызвался ведущий. Не дожидаясь ответа, он вскарабкался на тумбу и приподнялся на цыпочки, чтобы разглядеть закрытого пластиной ученого.

— Господин Вай, стой спокойно и не двигайся, — резко сказал Сай. — Сейчас…

Он нажал на кнопку, и на экранах на стенах студии вспыхнула картинка: черная клякса на синем фоне. Границы кляксы слегка колебались. Ее контуры обвела желтая линия, замигавшая и покрасневшая в нескольких местах. Под рисунком появились строчки текста и чисел, зазмеился непонятный график.

— На экране демонстрируется визуализация эффектора, сделанная компьютером, — пояснил профессор. — Господин Вай, ты можешь спуститься. Компьютер проверяет довольно много параметров, но сейчас они не так уж важны. Общий вывод, однако, прост: ты и близко не девиант. Еще добровольцы?

— Я готова, — Эхира поднялась из кресла и прошагала к установке. Понимаясь на помост, она слегка покачнулась и тяжело оперлась об услужливо подставленную руку ведущего, но тут же выправилась. — Господин Сай?

— Да, госпожа Эхира, — кивнул тот. — Постой спокойно… ага, все. Можешь выходить. Нет, тебя к девиантам мы тоже причислить не можем.

Он повернулся к аудитории.

— Еще добровольцы есть? — строго спросил он, глядя на статистов поверх очков, как смотрел, наверное, на нерадивых студентов в своем университете.

Несколько секунд в зале стояла мертвая тишина. Потом в пятом ряду поднял руку светловолосый мужчина лет сорока в узких штанах и тонком сером свитере, рельефно обрисовывающем грудную мускулатуру.

— Я доброволец, — решительно сказал он, спускаясь к подиуму.

— Похвально! — одобрил Сай. — Прошу сюда…

Девиантом не оказался и этот мужчина, но его поступок словно прорвал плотину нерешительности. За следующие десять минут половина аудитории прошла обследование. Из двадцати восьми человек пятерых — четырех женщин и одного мужчину — установка объявила девиантами пятой категории, и те, смущенно улыбаясь и растерянно оглядываясь вернулись на свои места, сопровождаемые взглядами соседей — когда одобрительными, а когда и не очень.

— Итак, уважаемые телезрители, — резюмировал Сай, — как мы видим, ситуация гораздо менее однозначна, чем нам казалось еще недавно. Если раньше у нас имелась четкая грань, отделявшая девиантов от простых людей, то сейчас она оказалась размытой. Господин Ясупика, — обратился он к угрюмо вжавшемуся в кресло депутату, — ты можешь как-то прокомментировать результаты нашего маленького эксперимента?

— Чепуха! — буркнул тот. — Шарлатанская установка. И потом, что за количество такое — семь тысяч обследованных? В Катонии, между прочим, сто пятьдесят миллионов человек живет, да еще и орков двадцать миллионов! Не доказывает ничего ваше обследование.

— Вот как, господин Ясупика? — вкрадчиво осведомился Вай. — Ну, если так, ты наверняка согласишься и сам пройти его, чтобы подтвердить свою… хм, нормальность?

У депутата отвисла челюсть, и он снова начал багроветь.

— Или ты боишься, что установка докажет наличие у тебя особых способностей, господин Ясупика? — Вай добавил в голос тщательно отмеренную порцию ядовитой иронии.

— Ничего я не боюсь! — рявкнул депутат, вскакивая на ноги. — Я, в отличие от некоторых, совершенно нормальный человек, и тем горжусь!

Размашистым шагом он подошел к установке и поднялся на нее. Скрестив руки на груди, он повернулся к аудитории.

— Ну? — требовательно спросил он. — Убедились?

— Убедились, — согласился Вай, тщательно изгоняя из голоса любые намеки на ехидство. — Я не очень понимаю, что именно мелкими буквослогами пишет наша забавная машина, но, кажется, она точно уверена, что у тебя особые способности имеются.

Депутат резко обернулся, и его лицо, до того налитое нездоровым багровым румянцем, побледнело так резко, словно его облили известкой.

На экранах ворочалась большая черная клякса. Обводящая ее желтая черта сразу в десятке мест отливала красным — как раз там, где нервно пульсировали длинные отростки частично пробудившихся силовых эффекторов.

— Судя по всему, — ровным тоном добавил Вай, — установка диагностирует у тебя еще и дополнительные способности. Профессор Сай, что там такое?

— Я бы сказал, что эйдетическая память, хотя и слабо развитая, — откликнулся из-за своего пульта ученый. — По крайней мере, общий шаблон соответствует. Господин Ясупика, я тебя поздравляю. Ты первый из взрослых девиантов, у которого подтверждены дополнительные способности сверх силовых. Можно сказать, ты уникальный случай.

— Такого не может быть… — серыми губами прошептал депутат. — Такого не может быть…

Грянувший в аудитории смех резанул его по ушам. Первые робкие смешки почти мгновенно переросли в грохочущую лавину общего хохота. Некоторые пытались сдерживаться, но не выдерживали и присоединялись к общему веселью. Хохотали и сторонники девиантов, и их противники. Депутат неловко спрыгнул на подиум и дико оглянулся. Ни одного сочувствующего лица не замечал он вокруг. Смеялись статисты. Под своими зеркальными контроль-панелями скалились телеоператоры. Ехидная ухмылочка кривила лицо ведущего, и ледяная улыбка брезгливого презрения застыла на лице Эхиры. Она знала! Каким-то образом она заранее знала то, в чем он не осмеливался признаться даже самому себе. Он чувствовал, что с ним что-то не так, чувствовал — но боялся даже задумываться. И вот теперь его обманом заманили в ловушку. Позор. Позор на всю страну. На весь мир…

Он повернулся и побрел за кулисы, едва переставляя чугунные ноги, а вслед ему неслась лавина хохота и задорного свиста.

— Прошу тишины в студии! — громко сказал Вай, когда спина депутата скрылась из вида. — Прошу тишины!

Он выждал, пока волна шума уляжется.

— Несколько неожиданный результат, — как бы про себя пробормотал он. — Что-то мне подсказывает, что господину Ясупике недолго осталось пребывать на посту председателя партии «Нормальных»…

Он поднял руку, прерывая снова плеснувшие смешки.

— Итак, уважаемые телезрители, после того, как мы убедились, что не все так просто, усложним ситуацию еще немного. Партия «Нормальных людей» постоянно убеждает нас, что девианты — эмоционально неуравновешенные и психически ненормальные личности. Более того, любимым изречением безвременно покинувшего нас господина Ясупики являлось «Покажите мне хоть одного полезного обществу девианта!» До сего времени его противникам было нечего возразить. Действительно, ни один развитый девиант первой, второй или хотя бы третьей категории так и не засветился в прессе — ни плохим, ни хорошим образом. Знаменитая Двадцатка из Института человека словно канула в воду, и найти их так никто и не смог, чему немало поспособствовал Закон о тайне личности. Но сегодня госпожа Эхира наконец решила предоставить нам документы о жизни некоторых наиболее выдающихся представителях людей с особыми способностями. Они скромно, не афишируя себя и не требуя почета и славы, все прошедшие годы упорно учились, взрослели и трудились, пользуясь своими возможностями на общее благо. Мы, разумеется, не сможем рассказать вам о всех, поэтому отобрали только три персоны…

…далеко от Оканаки, сидя в своей квартире-студии, Карина вздрогнула и обратила напряженный взгляд на соседа по дивану.

— Биката! — звенящим голосом спросила она. — Ты не…

— Тс-с! — оборвал тот. — Сиди и слушай. Я не ясновидящий. А догадываться ты не хуже меня умеешь…

— …и первая из них — врач-хирург Первой городской больницы города Крестоцина, старший ассистент кафедры госпитальной хирургии Крестоцинского государственного университета, ведущий эксперт по особым способностям при Министерстве здравоохранения Катонии, одна из Двадцати, девиант первой категории госпожа Карина Мураций!..

* * *

— Ты уже в третий раз за ясурагу хватаешься, — Томара наклонилась через столик и едва ли не силой вытащила у Карины из рук пузырек с темной жидкостью. — Хватит, милая, с тебя успокоительных, пусть даже мягких. У тебя завтра, между прочим, четыре операции, и одна весьма серьезная. Хочешь спросонья манипулятором промахнуться?

Карина подняла на нее затравленный взгляд.

— Ну и что мне теперь делать? — дрожащим голосом спросила она.

— Наслаждаться мировой славой, — хмыкнул Биката. — Что тебе не нравится? Теперь тебя лучшие клиники Оканаки друг у друга переманивать начнут. Жалование раз в пять выше, чем сейчас, предлагать начнут. Или в десять. Или в пятьдесят. А уж сколько автографов у тебя попросят! Требуй не менее десятки за штуку, и к концу следующей недели точно разбогатеешь.

— Издеваешься, да? — безнадежно спросила Карина. — Не смешно, между прочим. Мне же теперь на улицу не выйти. В больницу кустами на пузе пробираться придется, а в университете вообще перебежками от кафедры к аудитории передвигаться. Ну, доберусь я до вашего Вая! Я ему все выступающие части тела оборву, с особым садизмом!

— Забыла, что госпожа Эхира передавала? — осведомился Биката. — Ее ведь затея. Ей, надеюсь, ты ничего оборвать не хочешь?

— Но почему она не отвечает? — вскинулась Карина. — Передача же давно закончилась!

Она схватила со стола пелефон и судорожно ткнула в кнопку повторного набора. Секунду спустя аппарат в очередной раз выдал на дисплей сообщение об отсутствии пути до адресата и отключился. Карина бросила его на диван, застонала и ухватилась за голову.

И тут же ее пелефон зазвонил.

— Кто там? — она быстро схватила аппарат и уставилась на дисплей. — Код незнакомый… Слушаю!

— Госпожа Карина Мураций? — осведомился хорошо поставленный баритон. — Я Тукк Кися, специальный корреспондент газеты «Новое время». Не согласишься ли ты…

Карина резко оборвала вызов и обвела присутствующих тоскливым взглядом.

— Видите? — спросила она. — И когда он только успел мой код найти? И как, самое главное?!

Пелефон снова зазвонил, и на сей раз она нажала кнопку отбоя сразу.

— Все, — вздохнула она. — Теперь житья точно не будет. Придется отключать и срочно номер менять. Дядя Дор, ты у нас все знаешь. Можно как-нибудь так новый код получить, чтобы он ни в каких справочниках не значился?

— Можно, — пожал плечами Дентор. — Но дополнительных денег стоит. А можно проще.

Он отобрал у нее пелефон и с полминуты копался в настройках, попутно трижды дав отбой настойчивым вызовам.

— Вот, — сказал он, возвращая аппарат. — Я включил режим запрета. Теперь он примет звонки только от тех, кто внесен в адресную книгу. Вызовы с неизвестных номеров автоматически сбрасываются. Новых допущенных руками указывать надо: сначала внести код в адресную книгу, а потом пометить как разрешенный. Между прочим, Кара, ты и в самом деле можешьподать в суд на журналюгу. Закон о тайне личности — вещь серьезная. Кстати, а откуда я помню… как его… третий по счету, который великий художник? Вроде бы живописью я никогда не интересовался, тем более современной.

— Квер Танакис? Помнишь, три года назад мы с тобой в Масарию ездили? — задумчиво потерла лоб Томара. — В гости? Там куча рисунков с его именем на стенах висела. Кара, я правильно помню?

— Правильно, — уныло подтвердила та. — Он у нас несколько раз в гостях бывал. С Палеком спелись не разлей вода — оба лентяи и разгильдяи на одну морду. Турниры рисовальные устраивали, весь дом исчерканной бумагой завалили — Лика тогда еще на бумаге рисовал. Кверу-то публичная реклама — самое то, он со своих рисунков да картин живет. А мне что теперь делать?

— Тоже жить, — усмехнулся Биката. — Раньше же жила. Вот и продолжай в том же духе. Не помирать же теперь, в самом деле. Да ты что, журналистов испугалась? С твоей-то силой? Уронишь одного-другого неудачно головой о фонарный столб, остальные в стороне держатся начнут. Не реагируй на них, не давай интервью, и все нормально. Так, две великолепные дамы и один блистательный господин, есть предложение. Пойдемте прогуляемся, что ли. А то здесь наша Кара точно с ума сойдет. И журналюги сюда нагрянут с минуты на минуту, если уже в засаде у подъезда не сидят.

Не обращая внимание на слабое сопротивление Карины, он за руку вытащил ее с дивана и подтолкнул к гардеробу.

— Одевайся, если только не намерена в халате по улице разгуливать, — решительно заявил он. — В халате не советую, холодно, особенно для нежного тропического растения вроде тебя. Давай-давай, не смотри на меня такими большими грустными глазами, пока я сам не заплакал.

— Давай, Кара, — поддержала Томара, и Дентор согласно кивнул головой. — Надо тебе прогуляться и отойти от потрясения. Я даже знаю, куда отправимся. Океанариум новый открылся на Квадратной площади. Говорят, там просто потрясающая живность. Дор, такси вызови.

— Не надо такси, — вздохнула Карина, сдаваясь. — Тут пешком полчаса идти. По крайней мере, в себя приду.

Она дотянулась манипулятором до валяющегося на диване пелефона и еще рез вызвала Эхиру. Убедившись в бесполезности попыток, она сбросила халат и принялась одеваться.

Несмотря на середину весны, на улице стояла промозглая сырость. За три года, что Карина постоянно жила в Крестоцине, она так и не сумела толком привыкнуть к местному климату. Зима казалась ей слишком промозглой, весна начиналась позже, чем дома, а лето заканчивалось раньше. А зимой даже иногда шел снег. Сейчас дома, в Масарии, уже вовсю зеленели листья на деревьях, кое-где начинали цвести вишня и сирень, газоны белели бусинами судзурана. Здесь же из набухших почек только-только робко выглядывали острые язычки, покрывая кроны деревьев легкой зеленой дымкой. С океана налетали порывы резкого сырого ветра, заставляя ежиться даже в теплой куртке. Карина зябко передернула плечами и накинула на голову глубокий капюшон — не только ради тепла, но и чтобы укрыться от нескромных взглядов, которые, как казалось, бросали на нее прохожие.

В воскресный день на улице было людно. Дентор шагал впереди, рассекая толпу словно лодка воду, а остальные держались у него в кильватере. Биката с Томарой и Дентором беззаботно болтали, и Карина, поддавшись успокаивающе-мерному ритму ходьбы, почувствовала, что тоска и ужас постепенно отпускают ее. Спокойной неприметной жизни пока что настал конец, да. Но ненадолго — если она станет игнорировать журналистов, через период-другой они найдут себе новую сенсацию и забудут про нее. В конце концов, Закон о тайне личности никто не отменял, и пусть они только попробуют писать свои статейки без ее согласия! Но тетя Хи… как она могла устроить такое, да еще и без предупреждения? Ведь она же прекрасно знает, что Карина относится к публичности лишь как к неизбежному злу! И почему она не отвечает на вызовы? Может, ее тоже достали журналисты?

Постепенно она расслабилась настолько, что стала способна слушать, о чем разговаривают друзья. Биката, как выяснилось, рассказывал про забавный случай с группой уличной шпаны, попытавшейся коллективно изнасиловать Касуху, искина третьей страты, носившей в то время женскую куклу. Группа из трех юных мерзавцев привязалась к ней поздно ночью в Окияме, маленьком городке где-то на Восточном побережье. Городок считался тихим и благополучным, так что Касуха, занимавшаяся какими-то своими таинственными делами, не озаботилась мерами предосторожности. Когда она поняла, что троица вроде бы случайно приставших к ней подростков держит в уме совершенно определенные намерения, то не стала применять к ним силовых мер. Она просто завела их в лесок на окраине города и в полном смысле слова изнасиловала, обездвижив воздействием на нервные узлы, а заодно вызвав многочасовую неспадающую эрекцию — возможно, приятную поначалу, но чем дальше, тем более болезненную. К утру все трое плакали горючими слезами, умоляя их отпустить, и когда Касуха смилостивилась, уползали они буквально на четвереньках — стоять на ногах они не могли.

Томара смешливо фыркала, когда Биката рассказывал об особо пикантных подробностях, а Дентор только качал головой. С одной стороны, как страж порядка и добропорядочный гражданин он не мог не радоваться понесенной молодыми подонками каре. С другой — кажется, он искренне сочувствовал им как мужчина. Карина тайком улыбалась под своим капюшоном.

Биката рассказывал действительно смешно, и она с удовольствием слушала его голос. Конечно, сплетничать невежливо, но, в конце концов, те трое сами виноваты. За прошедшие с их первого знакомства годы Биката сильно изменился. Молодой застенчивый и закомплексованный парень превратился в уверенного в себе мужчину в расцвете сил. Конечно, сейчас здесь не он, а имитирующая его кукла, но в прошлые их встречи он присутствовал сам… наверное. Он возмужал, его взгляд стал спокоен, движения из порывистых и резких превратились в выверенные и плавные. Определенно, ему пошло на пользу пребывание среди искинов Камилла и принятых ими в компанию людей. Она вспомнила, как в пятьдесят втором еще раз побывала на островах. Тогда он уже расстался с Бойрой (точнее, та убрала наскучившее шасси Калайи в дальнюю кладовку) и сошелся с Каллой — или с Руссой? — в общем, с кем-то из живых девушек-воспитательниц. Карина, погостив у него пару часов, внезапно испытала такой приступ ревности к его подруге, что торопливо попрощалась и попросила Бойру переправить ее обратно домой. Потом она, разумеется, совладала с собой, даже слегка удивившись остроте нахлынувших чувств. Но налет сожаления остался. Возможно, именно Биката мог стать тем самым мужчиной, с которым она провела бы десяток-другой лет. Впрочем, он жил своей жизнью, она своей, и оба они изменяться не собирались. Нет, не судьба им сойтись. Не судьба. Но все же приятно видеть его рядом и знать, что есть у нее друг, которому при нужде можно довериться, не скрывая ни своей сущности, ни своих знаний о мире. Определенно, искины правильно сделали, когда решились-таки покинуть свои острова…

В какой-то момент Биката прервался и заглянул ей под капюшон. Карина подмигнула ему, и он облегченно улыбнулся в ответ.

— Ну что, отошла немного? — осведомился он. — Вот и замечательно. А то на тебе лица не было, одни глаза страдальческие. Ну, где там ваш океанариум?

— Почти пришли, — откликнулась Томара. — Вон, видишь высокий дом саженях в трехстах. Он на краю Квадратной площади. Рядом с ним океанариум.

Чтобы попасть внутрь, пришлось выстоять изрядную очередь — сперва за билетами, а потом ко входу. Но, как оказалось, оно того стоило. Океанариум оказался просто шикарным. Он состоял из пяти больших залов, три из которых имели в качестве стен гигантские аквариумы. В одном из них резвилась группа дельфинов, казалось, изучавших посетителей с не меньшим интересом, чем посетители — их. В другом ходили кругами две здоровых, в сажень, крапчатых акулы. В третьем вальяжно помахивали ластами несколько больших, диаметром в полсажени, морских черепах, задумчиво обкусывавших водоросли и глядящих перед собой загадочными черными глазами. В аквариумах поменьше крутились стайки ярких рыб с коралловых рифов, ползали крабы, волновались в потоках воды разнообразные морские растения. Колыхались заросли жгучего морского волоса, в которых прятались мелкие рыбки-погремушки, желтые в оранжевую крапинку. Изображали из себя куски черной скалы морские гребни, практически неотличимые от придонных камней, к которым они прижимались. Скаты лежали на дне, а иногда беспокойно трепыхались, обследуя стекло аквариума от дна до самого верха. Высовывались из узких нор мурены с тупыми бессмысленно-злобными выражениями на физиономиях… Несмотря на то, что последние пятнадцать лет она жила на морском побережье, в океанариум Карина попала впервые в жизни, так что с большим интересом всматривалась в подводные чудеса. Правда, иногда она нервно вздрагивала и начинала озираться по сторонам, но тут же брала себя в руки. Вряд ли кто-то из остальных посетителей пришел сюда сразу после передачи. А журналистам ее здесь не выследить.

Два часа спустя, вдоволь набродившись по залам, Карина, Биката, Дентор и Томара вышли на улицу. Дентор с сомнением глянул на часы.

— Ну что, девочки, пора прощаться, — задумчиво сказал он. — У меня сегодня ночное дежурство, в шесть я должен появиться в управлении. А уже почти полшестого. Пойду-ка я от вас, пожалуй. Тома, ты домой? Проводить?

— У тебя времени нет, — махнула рукой Томара. — Да что я, маленькая, чтобы меня провожать?

— Ты? — сверху вниз глянул на нее муж, превосходящий ее ростом по крайней мере сантиметров на тридцать. — Ну, как тебе сказать… Видывал я и покрупнее.

— Топай уж, ехидина-переросток, — шутливо хлопнула его по руке Томара. — Без тебя доберусь. Кара, давай-ка лучше я тебя до дому провожу.

— Спасибо, тетя Тома, — улыбнулась ей Карина, — но не стоит. Там наверняка толпа журналюг уже собралась. Увидят нас вместе — не отвяжутся от тебя. Би, ты где остановился? Можешь у меня переночевать.

— У тебя? — с сомнением потер подбородок Биката. — Вообще-то я собирался своего чоки домой отправить. Поезд через полтора часа. Хотя могу и задержаться до завтра. Поставлю куклу в уголок и отключусь. Будет она на тебя всю ночь пялиться в качестве моральной поддержки. Завтра утром пробью тебе дорогу в толпе журналюг, а потом выполню заранее продуманный маневр отступления. Угу?

— Угу! — согласилась Карина. — Ладно, тетя Тома, тогда до завтра. Ох, что в отделении будет… Наверняка все сегодняшнюю передачу смотрели. Даже на работу идти боязно.

— Не думай о всяких глупостях, — решительно сказала хирург. — Ничего особенного не случится. Все нормально. И выпей снотворного на ночь, а то опять не уснешь. Проворочаешься всю ночь, завтра явишься зеленая от недосыпа, как лягушка.

Помахав на прощание, Дентор с Томарой скрылись в толпе. Карина посмотрела на Бикату и вздохнула.

— Ну что? — грустно спросила она. — Пошли прорываться до дома? У тебя в кармане ненароком пулемет не завалялся?

— Ты сама себе пулемет, — усмехнулся Биката. — Сколько ты там выжимаешь своими манипуляторами? Полтонны?

— Сто двадцать девять килограмм, — поправила Карина. — Уже три года как вес не увеличивается. Видимо, достигло предела. Но манипуляторы не годятся. Их только я и вижу, и то плохо. А пулемет всем заметен. Впрочем, журналюги всегда безумны, их и пулеметом, наверное, не напугаешь. Ну пошли, пошли, а то я и в самом деле так себя накручу, что не рискну домой вернуться.

Вопреки ее ожиданию море журналистов у подъезда не колыхалось. Навстречу им бросился всего десяток личностей, обвешанных записывающей аппаратурой, и еще два оператора торчали на другой стороне улицы, бесстрастно фиксируя происходящее объективами камер.

— Госпожа Карина, как ты можешь прокомментировать сегодняшние заявления…

— Госпожа Карина, верно ли, что твое похищение партией «Нормальных людей» в сорок девятом…

— Госпожа Карина, пару слов о правах девиантов для наших читателей…

Не обращая на них внимания, Карина с каменным выражением лица прошла к двери подъезда, попутно сдвинув в сторону манипуляторами особо нахальную личность, не пожелавшую уступить дорогу. Сунув в прорезь пластинку ключа, она пропустила вперед Бикату и двинулась было за ним, но, поколебавшись, остановилась и повернулась к выжидательно замолчавшим журналистам.

— Я не намерена комментировать сегодняшнюю передачу, — ровно сказала она. — Материалы обо мне господин Вай Краамс использовал самовольно, разрешения на публичное разглашение тайны моей личности он не получал. В силу нашего давнего знакомства я не собираюсь преследовать его по закону. Однако любого другого журналиста, попытавшегося сделать лезть в мою жизнь без моего согласия, раздену по суду до нитки. А согласия я не дам никому. Выражаю всем глубочайшую признательность за понимание.

Она решительно повернулась и вошла в подъезд, и тяжелая дверь с лязгом захлопнулась за ней.

* * *

Два человека, сидящие в автомобиле с затемненными стеклами на противоположной стороне улицы, переглянулись.

— Он? — холодно спросил один, с кожей которого почти сливались темные очки, которые он носил несмотря на вечер.

— Он, — дернул щекой второй. — Господин Сай…

— Шай! — резко оборвал его первый. — Если хочешь со мной сотрудничать, человек с Востока, научись для начала правильно выговаривать мое имя.

— Приношу свои извинения, господин Шай ах-Велеконг, — скрипнул зубами второй. — Да, он. Посмотри на фотографию. За восемь лет, разумеется, люди меняются, иногда сильно, но это он, я уверен. Теперь ты понимаешь, что я вам не лгал?

— Мне не нужен мужчина, — все так же холодно сказал первый. — Мне нужна женщина. Где она?

— Откуда я знаю? — пожал плечами второй. — Сейчас ее с ними нет. Может, она давно его бросила, после стольки-то лет. Но он должен знать, где она. Я могу подсказать, к кому в нашем городе можно обратиться, чтобы без лишнего шума украсть человека…

Первый мужчина медленно повернул к нему голову и неторопливо снял очки. И тут же господин Оса Касадака почувствовал, как его горло стискивает невидимое упругое щупальце.

— Дракон не обращается за помощью, — медленно, без малейшего намека на западный акцент, произнес Голова Дракона. — Дракон берет то, что хочет, и платит, если сочтет нужным. Не беспокойся, момбацу сан Оса, мы сами разберемся, когда и как поговорить с ним.

— Однако Дракон вряд ли откажется выслушать разумный совет, — через силу проговорил директор службы безопасности «Визагона». — А я могу дать очень хороший совет. И помо… оказать дополнительные услуги, которые вам наверняка понадобятся.

Ощущение давления на горле исчезло, и он облегченно вздохнул.

— Я услышал твои слова, — безразлично сказал Голова Дракона. — С тобой свяжутся.

Не произнеся больше ни слова, он открыл дверь и выбрался из машины. Нет, не так: только что он сидел в пассажирском кресле, слегка наклонившись вперед, и вот уже целеустремленно шагает по тротуару в одному ему известном направлении, непринужденно лавируя между пешеходами. Господин Оса проводил его взглядом и вздохнул, машинально потирая горло. Возможно, использовать Дракона для сведения старых счетов — не такая уж и хорошая мысль. Особенно с учетом того, что бандит неожиданно оказался девиантом, и почти наверняка — первой категории. Гиперметаболизм — ну надо же! А если они с той девкой стакнутся? Но лавина уже пошла по склону, и единственный способ не угодить под нее — как можно быстрее бежать впереди.

Он плавно тронул автомобиль с места и несколько секунд спустя затерялся в потоке машин, идущем по улице.

06.04.858, перидень. Крестоцин

Утром Бикаты в квартире не оказалось. Накануне вечером он действительно посадил имитирующего его чоки в угол, подмигнул Карине на прощание и отключился. Карина вздохнула, отключила домофон на случай, если кому-то из репортеров или посмотревших передачу сумасшедших вдруг взбредет трезвонить ночью, и села за статью. Сначала взбудораженные мысли метались из стороны в сторону, перескакивая с предмета на предмет, но постепенно работа захватила ее. В конце концов, регенерант нового поколения с избирательным действием оказался настолько интересной и эффективной штукой, что она с большим удовольствием отслеживала его работу на прооперированных пациентах, согласившихся поучаствовать в клинических испытаниях. А разработчики из корпорации «Якугака» с большим энтузиазмом восприняли ее предложение поотслеживать его действие на ткани на уровне, доступном разве что паталогоанатому. Доктор Ракугава оказался очень приятным мужчиной, эрудированным, обходительным и весьма профессиональным, так что работать вместе им понравилось. А когда радуешься своей работе, как не поделиться радостью с другими?

Через два часа она с сожалением отключила терминал, потерла глаза и отправилась в кровать. Статью она завершила наполовину — на неделе можно успеть ее закончить. Но Томара права — завтра перидень, тяжелый, как и любой другой перидень, и перед ним следует поспать хотя бы часиков шесть.

Забравшись в постель, она на всякий случай помахала рукой кукле, сдвинула в сторонку Парса, забравшегося к ней на кровать и немедленно всей тяжестью придавившего ноги, и принялась расслабляться и успокаивать дыхание. И, вопреки ожиданиям, почти мгновенно уснула.

Утро следующего дня началось с Парса, ровно в пять часов начавшего издавать ужасное дребезжание. Когда Карина спросонья попыталась до него дотянуться, он ловко увернулся от ее руки, спрыгнул на пол и заявил:

— Кара — засоня, проспала, проспала!

— Как — проспала? — Карина рывком села на кровати и схватила с тумбочки часы. — Ох, Парс… Только не говори, что у тебя начало собственное чувство юмора прорезаться. Оно еще хуже, чем у Лики!

Она сладко зевнула, потянулась и поплелась умываться.

Вернувшись из ванной, она внезапно поняла, что куклы Бикаты на месте нет. С недоумением оглядев комнату, она заметила, что терминал включен и помигивает огоньком напоминания. Она подошла к нему и двинула рукой в сенсорном поле, активируя.

В дисплее медленно покачивалась записка. «Карина, — гласила она, — извини, что ушел не попрощавшись, но меня срочно сдернули с места. Старая история — помнишь, как Калайю „Тёбица“ похищала? — возникли новые непредвиденные последствия. Тебе ничего не угрожает, но мне нужно срочно исчезнуть, чтобы не эскалировать конфликт, пока не время. Внешность куклы я меняю, чтобы не узнали, а зрелище это малоаппетитное, так что я не стал его тебе демонстрировать. Да и какое тебе удовольствие прощаться с совершенно незнакомой девицей? Я позаимствовал твои шорты и майку, потом верну, а то гулять голышом по такой погоде слишком подозрительно. Потом позвоню, еще поболтаем. Пока. Б.»

Чуть ниже шла приписка:

«Между прочим, идея использовать имя отца в качестве пароля для доступа к сетевому хранилищу не слишком хороша. Ты бы лучше сменила пароль побыстрее».

Карина с нарастающим недоумением перечитала записку дважды. «Непредвиденные последствия»? Восемь лет спустя? Ну ничего себе… Ну ладно, потом она с ним свяжется и выяснит подробности.

На утренней пробежке журналистов она не заметила. Ранним утром на улице не наблюдалось ни души, только в припаркованной неподалеку от подъезда машине с затемненными стеклами сидел какой-то тип. Он полагал, что снаружи его не видно, но Карина заметила его через сканер. Впрочем, тип скользнул по ней равнодушным взглядом, нахохлился и отвернулся. Вот интересно! Может, частный детектив, кого-то выслеживающий? Кого, интересно?

…а не Бикату ли?

Она хмыкнула и выбросила шпионские мысли из головы. Десять саженей спустя она свернула за угол, и машина напрочь вылетела у нее из головы. Мельком она вспомнила о ней, только когда возвращалась — но машина уже исчезла. Глупости, конечно — дождался человек, кого надо, и уехал.

Однако дома ее ожидал сюрприз. Дверь стояла распахнутой настежь, хотя она точно помнила, что захлопнула ее. Воры? Скорее всего. Но замок на ее дилетантский взгляд не казался взломанным. Как его открыли? Ведь фирма гарантирует… Или прав был дядя Дор, утверждавший, что никакая реклама надежности настоящую надежность не заменяет? И что же, интересно, украли?

Пелефон она нашла на своем месте. Бумажные деньги в ящике письменного стола остались нетронутыми. А что еще можно у нее взять? Диагност? На месте. Терминал на месте — в дисплее все еще покачивается текст записки Бикаты — а почему, кстати, он до сих пор не отключился автоматически? Картинки Палека, включая ее портрет, на своих местах на стенах, хотя как раз они-то для понимающей личности и являются самым ценным в квартире. Ее одежда? Да какой вор в здравом уме станет таскать из дома дешевые тряпки? На всякий случай она проверила — шорты, юбки, блузки, куртка и две пары плотных брюк висели в гардеробе как и прежде. Парс?..

Где Парс?!

Она быстро осмотрелась. Ее надежного шестилапого друга нигде не замечалось. Так, спокойно. Не паникуй. Он не мог покинуть квартиру без твоего разрешения. Она осмотрелась еще раз, задействовав сканер. Потом нырнула под кровать и вытащила оттуда кибернетического зверька.

Парс оставался совершенно неподвижным, словно выключенным. Да что же с ним сделали такое? И зачем? Она лихорадочно ощупала его живот в поисках кнопки перезагрузки. Крохотный бугорок легонько щелкнул под пальцами, и несколько бесконечно долгих секунд спустя Парс шевельнулся, приподнял голову и огляделся.

— Парс просыпается, — сообщил он. — Доброе утро, Кара.

Он вывернулся у нее из рук на пол, встряхнулся и ожидающе уставился на нее. Карина чуть не расплакалась от облегчения.

— Парс — самотестирование — суммарный отчет! — приказала она.

— Парс в порядке, — сообщил зверек, подумав. — Сбоев не обнаружено. Последнее критичное событие: аппаратная инициализация после зависания системы по неопознанной причине. Предпоследнее критичное событие: вторжение чужого на охраняемую территорию. Полиция не оповещена из-за общего сбоя системы. Оповестить полицию?

— Чужого? — Карина стиснула зубы. — Парс, сбрось запись мне на пелефон.

Несколько секунд спустя на дисплее появилось движущее изображение. Двое в глухих масках вошли в открывшуюся дверь. Картинка дернулась и сместилась — вероятно, Парс решил укрыться. По изображению побежали строчки протокола — зверек начал инициировать вызов в полицию. Но тут один из неизвестных вытянул руку со странно выглядящим оружием, и ролик кончился. Так. Скорее всего, Парса обработали чем-то, нейтрализующим электронику. И что же хотели воры? Или не воры?

Записка! А если вчера они отследили Бикату и сегодня хотели его поймать? Нужно срочно ему сообщить. Закусив губу, она набрала его номер — тщетно. Отсутствие пути до абонента. Ладно, это терпит. Раз он изменил внешность своей куклы на совершенно непредсказуемую, его не найдут. Точнее, куклу не найдут, а его — тем более. Что дальше? Вызвать полицию? Она бросила взгляд на часы. У нее в обрез времени, чтобы успеть на утреннюю планерку. А полиция — удовольствие на пару часов. В конце концов, ее можно вызвать и позже. Или даже сначала посоветоваться с Тришши — как искать тех двоих, если даже их лиц не разглядеть?

Ничего не пропало. Найти тех двоих невозможно. Значит, и затевать историю с полицией не стоит. С Дентором посоветоваться определенно следует, но разговор вполне можно отложить до вечера. А пока что времени в обрез на то, чтобы позавтракать…

Из-за вечерней лекции Парса она оставила дома. Выбравшись из автобуса и с тоской вспомнив те золотые времени, когда она могла добираться до работы пешком из дома госпожи Докусинны, она в глубоко надвинутом капюшоне куртки прошла по аллее, настороженно оглядываясь, и вышла на широкий тротуар посреди газона перед хирургическим корпусом. Предчувствия ее не обманули. Возле входа клубилась небольшая толпа, сдерживаемая полицейским кордоном. Некоторые совершенно определенно казались журналистами, но остальные, скорее всего, должны оказаться страждущими пациентами. Она вздохнула. Все. Теперь житья не станет от истеричных дамочек, придумывающих себе невесть какие болезни только потому, что накануне вычитали их упоминание в модном журнале. Обычного вахтера в приемном покое наверняка окажется недостаточно. Разумеется, через какое-то время волна схлынет, но до того еще дожить надо. Может, через заднюю дверь? Нет. Незамеченной здание все равно не обогнуть, а там кордона может и не стоять. И тогда превосходящие силы противника ворвутся в больницу на плечах в панике отступающей армии в ее лице…

Она поглубже надвинула капюшон, глубоко вдохнула и расхлябанной походкой двинулась к входу. Она знала, что в таком виде вполне сходит за пятнадцатилетнего подростка. Сегодня она намеренно оделась так, чтобы усилить впечатление, и сейчас оставалось только гадать, сработает ли маскировка.

Капюшон закрывал почти весь обзор, но она задействовала сканер и через него наблюдала, как медленно, но неотвратимо надвигается на нее толпа. Впрочем, не такая уж и толпа. Если приглядеться, то там человек десять репортеров и примерно столько же остальных. И, возможно, далеко не все из них намерены попасть к ней на осмотр. Может, они просто автографы попросить хотят… Чтоб ему ногу сломать, этому Ваю! Ведь теперь даже за Законом о тайне личности не очень-то укроешься — ее личность теперь широко известна всем, и вряд ли суд встанет на ее сторону, если она начнет подавать иски против каждого, кто попытается сделать про нее репортаж.

Маскировка сработала на удивление хорошо. Неузнанной она прошла до самого кордона и остановилась только тогда, когда один из полицейских положил ей руку на плечо.

— Эй, парень! — сурово сказал он. — Куда? Тебе назначено?

Карина приподняла капюшон и подмигнула ему. Господин Мава, молодой улыбчивый парень, был одним из тех, кого она тренировала в зале полицейского управления. Конечно, теперь, когда ее сделали помощником инструктора в зале мастера Теовара Грома, она появлялась в управлении не слишком часто, но все-таки знала в лицо и по имени не менее полусотни патрульных, детективов и бойцов спецотряда. Мава тоже узнал ее и блеснул зубами в озорной ухмылке. Он подмигнул ей в ответ, склонился к уху и шепнул:

— Госпожа Карина, не волнуйся. Мы их не пустим. Кстати, я смотрел вчера передачу. Ты молодец. Но с тебя автограф.

— Договорились! — шепнула в ответ Карина, проскальзывая мимо. Да уж, знакомым точно придется подписывать книжки, открытки и клочки бумаги. Ну ничего, их куда меньше, чем сторонних зевак. Авось руки не отвалятся.

Но почему она никак не может дозвониться до тети Хи? Или та тоже скрывается от журналистов, а потому отключила пелефон? Но почему тогда не позвонила сама?

Поздоровавшись с дежурными и вахтером, она миновала приемный покой, переобулась и взбежала по лестнице на второй этаж. Утренняя семичасовая планерка вот-вот должна начаться, и в ординаторской уже собрались и ночная дежурная смена, и хирурги, появившиеся для плановых обходов и операций. Когда она вошла в дверь, на мгновение наступила тишина, тут же взорвавшаяся одобрительным ропотом и аплодисментами вразнобой. Ее тут же окружили, смеясь и тормоша.

— Привет, знаменитость! — хлопнул ее по плечу Вакай, молодой хирург, младше ее на два года. — Классную кинушку про тебя вчера замутили! Мне понравилось. Теперь всем стану говорить, что работаю с самой Кариной Мураций. Все девчонки мои будут!

— Классную, классную… — проворчал доктор Кулау, протискиваясь мимо нее к кафедре. — Мне сегодня с пяти утра названивают, интересуются, как к тебе на прием записаться, звездочка ты наша неугасимая. Не только знакомые названивают, но и совершенно чужие. Я уже устал отвечать, что ты сама прием не ведешь, что к тебе только по направлениям других врачей. И откуда только мой номер узнают? Господа и дамы, есть предложение обсудить посторонние события после того, как закончим собрание. Не забывайте, дежурные, в отличие от вас, ночью не спали. Рассаживайтесь же, в конце концов!..

После планерки Карине еще полчаса пришлось отбиваться от вопросов коллег. Разумеется, все знали про ее способности — про нее как про легенду отделения новых сотрудников и интернов просвещали едва ли не с порога. Многие из врачей даже злоупотребляли ее терпением, то и дело приглашая к своим пациентам подтвердить диагноз или посмотреть, как идет заживление. Однако она по своей давней привычке не рассказывала о себе ничего сверх абсолютно необходимого, а потому про Институт человека никто, кроме Томары и Кулау, не знал. Равно как никто не знал про ее работу в комиссии Минздрава, занимавшуюся изучением способностей девиантов. Когда ей, наконец, удалось отделаться, сперва намекнув, а затем заявив открытым текстом, что их всех вообще-то ждут пациенты, она уже чувствовала себе вымотанной. А ведь день только начинался!

С пациентами оказалось не лучше. Трое прооперированных на днях чувствовали себя прекрасно и, разумеется, коротали дни отнюдь не за чтением книжек или изучением чего-то полезного, а за просмотром всех телепрограмм подряд. И все трое пытались выражать ей свое восхищение даже тогда, когда она их осматривала.

— Знаешь, госпожа Карина, я с таким волнением смотрела фильм про тебя! — рассказывала ей госпожа Хакуба, немолодая полная тетка, которой за два дня до того Карина убирала камни в желчном пузыре (под неглубоким общим наркозом раздробить их манипуляторами и осторожно вывести через желчный проток — на пятнадцать минут дел с ее способностями и на полчаса как минимум — с традиционной техникой). — Я так боялась, так боялась, когда рассказывали про твой побег из Института! Скажи, душечка, как там у меня внутри? Все в порядке? Признаться, я как-то совсем не верила поначалу, что ты мне можешь помочь, не протыкая живот, но теперь-то я понимаю, как ошибалась! Ведь все в порядке, да? — спрашивала она, заглядывая Карине в глаза, когда та осматривала через свой сканер прочищенный желчный пузырь.

— Все в порядке, госпожа Хакуба, — кивнула Карина. — Осложнений не предвидится, готовься к выписке. Сегодня тебя отпустят домой…

Остальные двое вели себя не лучше, и когда она добралась до первого пациента, назначенного сегодня к операции, то чувствовала, что находится на грани белого каления. Ну неужели нельзя держать свои чувства при себе? Как она должна оперировать, накрученная?

Впрочем, операций на сегодня хотя и назначили сразу четыре, три из них предстояли очень легкие — точнее легкие для нее. Работай она традиционными методами, все оказалось бы куда хуже.

Первого пациента она обработала за пятнадцать минут. Он давно страдал сахарным диабетом, на фоне которого у него начала развиваться невропатия. Пока, к счастью, в слабой форме — кубитальный синдром был выражен не очень сильно, онемение мизинца на правой руке возникало нечасто и обычно во сне. Воспаление кубитального нерва в лучезапястном канале пока оставалось слабым, и все, что ей следовало сделать — разделить связку и фиброзное покрытие, чтобы улучшить циркуляцию крови. Скорее всего, продолжительного эффекта операция не даст, но на какое-то время притормозит развитие процесса — а там уже можно определяться с долгосрочной стратегией. Традиционные методы потребовали бы тонкой нейрохирургической операции, но ее сканер в сочетании с наноманипуляторами позволял ей выполнить декомпрессию нервного волокна за каких-то двадцать минут.

Вторая операция, как и у госпожи Хакубы, была на камнях в желчном пузыре. Как и в прошлый раз, она заняла минут пятнадцать, причем большая часть времени ушла на осторожное, чтобы случайно не повредить проток, выведение образовавшегося песка.

Третья операция состоялась на колене пациента, профессионального бегуна, травмировавшегося в ходе каких-то состязаний. В другой ситуации разрыв внутренней части латерального мениска потребовал бы долгой и сложной эндохирургической операции на коленном суставе, вследствие которой пациенту, возможно, даже пришлось бы уйти из спорта. Но Карина уже делала такие операции и ранее — срастить разорванные ткани наноманипулятором для нее особого труда не составляло. Правда, скорость сращивания ткани мениска оставляла желать лучшего, так что ей пришлось с каменной физиономией сидеть над погруженным в неглубокий сон — исключительно чтобы не крутился и не действовал на нервы — пациентом почти час.

И нейрохирургия, и ортопедия вообще-то были совершенно не по профилю хирургии Первой городской, специализировавшейся в основном в торакальной и абдоминальной сферах. Как правило, подобного рода операции выполнялись здесь только в качестве сопутствующих — например, когда доставляли пострадавших в автокатастрофах. Да и то частенько для их проведения приглашали хирургов из Третьей и Пятой больниц. Но этих двоих Карине сосватали коллеги по университету, прослышавшие об ее способностях. Хотя доктор Кулау хмурился и ворчал, что нельзя объять необъятное и что лучше делать немногое, зато хорошо, Карина, в общем-то, не возражала. Если можно помочь людям без особых усилий, почему бы и нет? Ей несложно. Заодно и опыта набирается.

К десяти часам она закончила третью операцию и пошла переодеваться в операционную пижаму. Четвертой намечалась ликвидация пилоростеноза у новорожденного мальчика. Раньше на пилоромиотомии она только ассистировала, а сегодня впервые, хотя и под присмотром Томары, намеревалась выполнить операцию самостоятельно — разумеется, собственными методами. С грудным ребенком Карина работала впервые, так что изрядно нервничала даже без внезапно свалившейся ей на голову нервотрепки с известностью. Она не раз ругала себя, убеждая, что в двадцать восемь лет ей, довольно опытному хирургу и мастеру Пути, испытывать такие же эмоции, как и в двадцать, просто неприлично. Организм, однако, убеждениям не поддавался.

Впрочем, все прошло на удивление гладко. Хотя Томара все же ввела лапароскоп в брюшную полость ребенка, готовая в любой момент вмешаться, этого не потребовалось. Карина, зажмурившись, чтобы не отвлекаться на визуальные образы, уверенно провела рассечение привратника желудка своим манипулятором в соответствии со всеми канонами. Зарастив внутреннюю рану и разрез для лапароскопа и удостоверившись, что ребенок в норме, она с облегчением вздохнула, стянула перчатки и ушла в ординаторскую — приходить в себя от напряжения, а заодно и заполнять истории болезни.

Когда она закончила разбираться с текучкой и пообедала в больничной столовой, до лекции осталось полтора часа. Час добираться до университета — и полчаса на что? Бездельничать на кафедре? Впрочем, бездельничать не получится — в университете придется пройти через тот же шквал вопросов, изумлений и недоумений, что и здесь, в больнице. Лучше, чтобы на них осталось побольше времени, иначе она появится на лекции вконец издерганной и замотанной. Она осторожно выбралась из больницы через задний выход, о котором, к счастью, тусующиеся у больницы посторонние еще не догадались, и обогнула здание на максимальном удалении от центрального входа. Уже на автобусной остановке она облегченно расслабилась — здесь ее под капюшоном никто не узнает. Но долго ли она сможет так маскироваться? И вообще, бегать от проблемы — не лучший метод ее решения. Придется все-таки научиться не замечать журналюг и прочих приставал. А там, глядишь, им и самим надоест за ней таскаться.

На кафедре к ней, вопреки ее ожиданию, цепляться не стали. В комнате сидели только двое младших ассистентов, с которыми она никогда не была слишком близка, так что она забилась в дальний угол, включила терминал и начала просматривать в памяти конспект лекции, восстанавливая в памяти ключевые моменты. Но тут в помещение заглянул завкафедрой, профессор Ян. Увидев ее, он прямо-таки расплылся в улыбке облегчения. Он подошел к ней, поздоровался, несколько секунд помялся и наконец произнес:

— Госпожа Карина, тут такое дело…

— Да, господин Ян? — вежливо осведомилась Карина.

— Ну… могу я попросить тебя пройти в мой кабинет? Там… моя тетушка сидит. У нее обнаружили геморроидальные узлы в прямой кишке, и она… хм, она полагает, что врач, ставивший диагноз, ошибся. Она видела вчерашнюю передачу, и… Ты не могла бы… хм, осмотреть ее по-быстрому?

Карина подавила искушение немедленно отказаться. Тетушка. Тетушка начальника. Раз та вынудила деликатнейшего завкафедрой просить ее о личном одолжении, о характере новой пациентки остается только догадываться. «Полагает, что врач, ставивший диагноз, ошибся»? Ой, мамочки… Она отключила терминал и, подавив вздох, поднялась.

— Конечно, господин Ян, — вслух произнесла она. — С удовольствием осмотрю.

Ее наихудшие ожидания оправдались. Тетушка, дородная женщина лет пятидесяти с небольшим, царственно восседала в гостевом кресле крохотного кабинета заведующего. На ее обрюзгшем лице явно читалось неудовольствие.

— Здравствуй, госпожа, — вежливо сказала Карина. — Меня зовут Карина. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Уси, — буркнула тетка. — Пожалована. Вот что, милочка, раз ты такая выдающаяся, объясни мне, что мой врач за дурацкие диагнозы ставит? Ведь я же ему совершенно определенно сказала, что…

— Прошу прощения, госпожа, — ледяным тоном перебила ее Карина, — но я не думаю, что квалифицированный врач может поставить диагноз, описывающийся словом «дурацкий». Я могу подтвердить или опровергнуть его слова, но сначала мне потребуются детали. Прошу, опиши мне, что с тобой происходит.

— Я прочитала в «Современной женщине», что в наше время рак прямой кишки особенно свирепствует, — величественно поведала тетка. — И симптомы там написали совершенно определенные. Как раз то, что у меня происходит. Боли в… ну, ты сама понимаешь, где. И вообще все как при раке. А мой врач уже полтора периода меня усиленно от геморроя лечит, лечит, и все никакого толку. Ты уж посмотри, будь добра, что у меня там на самом деле.

— Госпожа, — Карина сменила ледяной тон на терпеливо-спокойный, — я не могу поставить диагноз просто так. Мне потребуются анализы, как минимум гистологическое исследование и анализы крови, которые назначаются при подозрении на рак. Делали ли их тебе?

— Откуда я знаю? — удивилась госпожа Уси. — Что-то он мне назначал, но, между нами, я думаю, что он просто за анализы денег побольше содрать хотел.

— Понятно, — Карина вздохнула. — Госпожа, я прошу понять меня правильно. Я не могу сейчас поставить точный диагноз — это слишком большая ответственность, особенно при подозрении на рак. Но я просмотрела твою прямую кишку, и я не вижу там ни малейших его признаков. Типичные геморроидальные узлы присутствуют, но я не вижу показаний к срочной хирургической операции. Консервативное лечение может оказаться ничуть не менее эф…

— Милочка, ты много умных слов говоришь, а я всего лишь старая глупая женщина, — перебила ее тетка, складывая руки на животе и неодобрительно поджимая губы. — Но в «Современной женщине» ясно сказано: при таких симптомах нужно срочно хирургическое вмешательство. Иначе и помереть можно.

— Тетушка, — нервно вмешался завкафедрой, — я думаю, что госпожа Карина права, и она полностью согласна с твоим лечащим врачом. Незачем доводить до…

— А ты всегда был слишком мягкотелым, племянничек, — фыркнула госпожа Уси. — Да какое мне дело, что считает какой-то докторишка, только вчера университет закончивший, а уже себя светилом считающий? Небось, в газеты не глупее его люди пишут. Так что, госпожа Карина? Когда операцию делать будешь?

— Я?! — Карина опешила. — Приношу свои нижайшие извинения, госпожа, но про операцию речи не идет. По крайней мере, я не могу тебя оперировать. Если ты настаиваешь на хирургическом вмешательстве, твой лечащий врач наверняка…

— Что значит — «не могу оперировать»? — грозно нахмурилась тетка. — Яни вполне определенно сказал, что ты при необходимости уберешь мне там все, что мешает, и без всяких там скальпелей.

— Тетушка, я совсем не то… — открыл было рот завкафедрой.

— А ты молчи! — рыкнула тетка. — Выучили тебя на свою голову, слишком образованным стал! Не с тобой разговариваю!

— Госпожа! — торопливо сказала Карина. — Я не могу тебя оперировать, еще раз приношу свои извинения. У меня очередь плановых операций расписана на несколько периодов вперед, и я, так сложилось, в основном занимаюсь случаями, когда мои способности могут принести наибольшую выгоду пациенту. Я работаю только по направлению лечащего врача и только если главврач отделения сочтет целесообразным. Прости, госпожа, у меня лекция через несколько минут, мне нужно сосредоточиться.

Торопливо кивнув на прощание, она выскочила из кабинета. Тетка что-то возмущенно заговорила у нее за спиной, но Карина ее уже не расслышала. Несколько секунд спустя доктор Ян снова зашел в помещение кафедры.

— Извини, госпожа Карина, — развел он руками. — У моей тетки… властный характер. Нет, разумеется, у нее рака, я смотрел ее историю, но я полагал, что когда она услышит подтверждение от тебя… — Он тяжело вздохнул.

— Да ладно, господин Ян, — через силу улыбнулась Карина. — Не страшно. Я понимаю, с родственниками всегда непросто.

Профессор признательно улыбнулся ей в ответ и вышел. Какое-то время Карина тупо смотрела в дисплей, но потом тряхнула головой и закрыла конспект. Все равно в голову уже ничего не лезло. Ладно, выкрутится. Она встала, подошла к окну и какое-то время смотрела вниз, на университетскую площадь, по которой в разных направлениях спешили люди, под сырым весенним ветерком зябко кутаясь в теплые плащи и куртки. Да, за три года она так и не смогла привыкнуть к холодной местной весне. Может, стоило все же остаться работать в одной из больниц дома, в Масарии? С другой стороны, Масарийский университет, конечно, не может сравниться с Крестоцинским ни по размерам, ни по оборудованию, ни по опытным преподавателям, у которых всегда можно что-то почерпнуть для себя… Она едва слышно вздохнула. Все аргументы за и против она уже тысячу раз прокручивала в голове, да и к крестоцинской погоде давно уже приноровилась, благо здесь столько хороших друзей. И все-таки… все-таки дома, в Масарии, лучше.

Она бросила взгляд на часы и торопливо вышла из комнаты. Спустившись на два этажа ниже, она вышла в коридор — и замерла,пораженная. В двадцати шагах перед ней возле двери аудитории стояла группа человек из двадцати, над которой реяли неровно, от руки написанные плакаты. «Девиантам — нет!» — гласил один из них. «Не допустим неравенства!» — утверждал второй. «Девиантов — вон!» — требовал третий. Толпа состояла в основном из юношей лет восемнадцати-двадцати, но замечались в ней и вполне взрослые мужички и тетки. С полдюжины журналистов крутились вокруг — кто-то щелкал камерами, кто-то брал интервью, кто-то просто что-то быстро вбивал в свой пелефон. Чуть в стороне пристроились два телеоператора, увешанные объективами камер, с лицами, закрытыми зеркальными щитками контроль-панелей. Объективы хищно поблескивали линзами, автоматически подстраивая фокус. Перед толпой стоял директор медицинского факультета, профессор Карака, и что-то яростно втолковывал пузатому мужичку в неопрятном сером костюме, неслышный за гулом толпы. Мужичок отмахивался. Рядом неуверенно переминались три человека в форме университетской охраны. Вдоль стен выстроились с интересом глазеющие на происходящее юноши и девушки, в некоторых из них Карина опознала своих студентов.

Пока она переваривала увиденное, ее заметили.

— Вот она! — взвился вопль, и все лица и объективы повернулись к ней. Гул голосов разом стих. От неожиданности Карина даже немного попятилась, но тут же взяла себя в руки. Вот, значит, как? Она глубоко вздохнула и решительно двинулась вперед.

Когда до толпы осталось несколько шагов, ее передние ряды начали откатываться назад. Карина остановилась, уперла руки в бока и обвела всех взглядом.

— Ну и что здесь происходит? — почти ласково осведомилась она.

— Госпожа Карина! — немедленно ринулся вперед один из журналистов. — Как ты можешь прокомментировать народное возмущение твоим присутствием в университете?

— Очень просто, — Карина обратила на него ледяной взгляд. — У меня через пять минут лекция, и эти личности очевидным образом ее срывают. Похоже, они не задумываются, что однажды могут попасть на операционный стол к врачу, пропустившего лекцию по их вине. Господин Карака, я полагаю, следует вызвать полицию.

— Вот! — затряс пальцем в воздухе пузатый мужичок. — Вот! Смотрите — она еще и смеет затыкать рот простым людям, которые пришли выразить ей свой протест!

— Протест против чего? — осведомилась Карина. — Против того, что государство два года измывалось надо мной, десятилетней девочкой, в Институте человека, пока «простые люди» полеживали дома на диванах? Или против того, что я лечу людей от болезней, от которых не может вылечить больше никто?

— Мы протестуем против того, что человеку с такими мерзкими способностями доверяют учить… — заверещал было мужичок, но директор факультета решительно его оборвал:

— Ну вот что, хватит! Или ты немедленно покинешь университет вместе со своими молодчиками, или я вызову полицию.

— Да, пошел вон! — поддержал его звонкий юношеский голос. Один из студентов отлепился от стены и шагнул вперед. — Мы сами разберемся, кому доверяем, а кому нет!

— Правильно! Верно! — поддержали его другие голоса, и студенты и студентки начали со всех сторон угрожающе придвигаться к пришлым. — Катитесь отсюда, пока по башке не получили!

Мужичок растерянно оглянулся и скривился:

— Да, мы уйдем! Но ты, — он ткнул пальцем в Карину, — не надейся, что мы тебе это спустим! Убирайся из университета, который содержится на народные деньги, тварь!

Он демонстративно плюнул на пол, развернулся и пошел сквозь расступившуюся кучку приспешников. Те нестройно потянулись за ним, оглядываясь. В их глазах читались злоба и угроза. Журналисты немедленно окружили Карину плотной стеной.

— Госпожа Карина, как ты можешь прокомментировать случившееся? — резко спросила женщина средних лет в серой блузке и короткой черной юбке. — Ты считаешь оскорбления незаслуженными?

— Я считаю, что у меня уже лишь три минуты до лекции, — огрызнулась Карина. — И опаздывать на нее я не собираюсь. Прошу, позвольте мне пройти.

Она решительно протиснулась между двумя журналистами — только для того, чтобы оказаться нос к носу с директором факультета.

— Не обращай на них внимания, госпожа Карина, — сумрачно сказал он. — Сейчас их отсюда выведут. Вы трое! — он обернулся к растерянно мнущимся охранникам. — Проследите, чтобы посторонние покинули здание. Тоже мне, служба безопасности! Извини, госпожа, у меня тоже лекция, но если что, не стесняйся звать меня и охрану.

Карина проследила, как охранники подталкивают в сторону лестницы вяло сопротивляющихся журналистов, досадливо покачала головой и повернулась к выжидающе смотрящим на нее студентам.

— Господа и дамы, прошу в аудиторию, — ровно произнесла она. — Пора начинать занятие.

В аудитории она, однако, обвела взглядом несколько десятков пар уставившихся на нее глаз и вздохнула.

— Приношу извинения за случившееся, — устало сказала она. — Боюсь, что случай не последний. Я очень признательна вам за моральную поддержку, но прошу — не ввязывайтесь.

— Госпожа Карина! — немедленно вскочила с места миниатюрная черноволосая и черноглазая девица. — А правда, что ты вылечила от рака триста пятьдесят человек?

— Нет. Не знаю, откуда господин Вай взял эту цифру, — фыркнула Карина. — В фильме, если вы заметили, она не фигурировала — его, к счастью делала куда более компетентная особа. Три с половиной сотни — плюс-минус пара десятков, я не считала — количество пациентов, которых я оперировала своими методами. Я делала самые разные операции, но настоящих раковых больных среди них оказалось всего двенадцать. И из них только трое дошли до стадии, когда традиционная медицина не могла помочь. Рак сегодня обычно выявляют на самых ранних стадиях, а методы лечения с помощью современных химических препаратов позволяют давать благоприятный прогноз даже в запущенных случаях, которые еще лет пятнадцать-двадцать назад считались безнадежными. Так что опухоль, выявленная на финальных стадиях, сегодня огромная редкость. Нет, в безусловный плюс я могу записать всего троих — двоих здесь, в Крестоцине, и одного в Масарии.

— А ты действительно умеешь видеть людей насквозь с помощью эффектора, госпожа? — поинтересовался серьезный, сумрачного вида юноша. — А сложно с его помощью оперировать?

— Могу, — усмехнулась Карина. — А сложности почти никакой. Эффектор — очень умная машина, он нуждается только в общих указаниях. Остальное он делает сам. Моей заслуги здесь, если честно, нет практически никакой.

— Машина? — удивленно осведомился Мотиира — девиант из «особой группы». — Но я не… То есть, каким образом он может быть машиной? Он же невидимый!

— Машины бывают разные. Эта вот невидимая, однако не менее умелая, чем те, что можно пощупать руками. Только не спрашивай меня, каким образом она работает, я не знаю. Поспрашивай лучше у физиков в известной тебе лаборатории, может, они в курсе. Так, народ, тишина в аудитории! Время идет, незачем его на пустяки тратить. Тема ближайших лекций — патологии поджелудочной железы. Тема чрезвычайно обширная, подробно она будет рассматриваться на соответствующем спецкурсе в следующем семестре. В рамках данного же курса она затрагивается лишь в общих чертах. Итак, первый раздел сегодняшнего занятия — повторение пройденного. Начнем с функциональной анатомии поджелудочной железы…

Когда по коридорам факультета прокатился звонок, возвещая конец лекции, студенты задвигались и зашумели. Карина отошла в преподавательский угол и тяжело уселась на стул. Она чувствовала себя полностью вымотанной — и физически, и морально. Она оперла локти о столешницу и спрятала лицо в ладонях, пальцами массируя глаза.

— Госпожа Карина!

Она подняла голову. Рядом со столом стояла небольшая группа студентов. Никого из них она в лицо не помнила.

— Госпожа Карина! — произнес сумрачный юноша — тот, что спрашивал про эффектор в начале занятия. — Я… мы не хотим быть невежливыми, мы не станем приставать. Мы только… ну, хотели сказать, чтобы ты не беспокоилась. Если те придурки появятся снова, мы им так наваляем, что встать не смогут. А не появятся, так пусть себе болтают, что хотят. Дураков много. Мы, если у тебя проблемы возникнут, и к главному директору университета пойти можем. Вот, в общем…

Он неловко поклонился, и вся группа развернулась, чтобы уйти.

— Постойте! — сказала Карина. Она со слабой улыбкой оглядела молодых ребят и покачала головой. — Я очень ценю ваше отношение. Не привыкла я к поддержке, если честно, так что вдвойне благодарна. Только очень прошу — не пытайтесь никому… э-э-э, «навалять», особенно с учетом того, что у меня самой такое искушение возникает. Достаточно того, что неприятности у меня самой, чтобы еще и вас вытаскивать. Не забывайте, — она неожиданно весело подмигнула, — что у меня все-таки первая категория, не говоря уже про зеленую ленту, так что навалять я смогу и сама.

Последовала волна ответных смешков, и студенты, поклонившись, двинулись к выходу. Карина задумчиво смотрела им вслед. Кстати, раз уж речь зашла о лентах. Сегодня нужно обязательно дойти до спортзала окружного управления. А то она там уже неделю не появлялась. Пусть даже у нее нет формальных обязательств, но все равно так невежливо. И потом, нужно обязательно с кем-нибудь посоветоваться по поводу утреннего вторжения в квартиру. Она решительно поднялась, вышла из аудитории и по стремительно пустеющим коридорам двинулась в сторону кафедры. Нечего расклеиваться! А ну-ка — раз-два, раз-два…

07.04.858, огнедень. Горагия, автономная область Сэтата

Последовавший за передачей Вая Краамса скандал имел все шансы стать крупнейшим политическим событием текущего года. Уже на следующий день, в перидень, партия «Нормальных людей» публично заявила об исключении из своих рядов господина Ясупики, а Глашатай Ассамблеи принял его заявление о сложении с себя депутатских полномочий. «Нормальные» изо всех сил пытались преуменьшать значение данного события, но на их потуги никто не обращал внимания. Развивающийся скандал носил откровенно глумливый характер, и количество анекдотов и карикатур на тему «нормального»-девианта в Сети перехлестнуло все мыслимые границы. Однако чувствовалась в происходящем и настороженно-опасливая нотка. Если раньше каждый человек, переступивший десятилетний порог и не заметивший за собой особых способностей, автоматически мог считать себя «не-чудищем», то сейчас все мгновенно и радикально изменилось.

Разумеется, за девятнадцать лет, прошедших после выявления первых девиантов, общество успело привыкнуть к ним, как привыкают к уродливой, но, в общем-то, безопасной бородавке. Вопреки паническим заявлениям «нормальных», предрекающих ужасные беды из-за самого факта существования особых способностей, ни в какие серьезные неприятности девианты не попадали. Во всяком случае, массово. Да, случалось, что полиция ловила воришек и грабителей, применявших свои способности в криминальных целях, но ни разу эти способности не превышали третью категорию. Дети-девианты первых двух категорий сразу после подтверждения способностей словно проваливались сквозь землю, и ни разу ни один журналист не сумел раскопать, где они находятся и чем занимаются. Во всяком случае, официально — за явное нарушение Закона о тайне личности можно было поплатиться весьма серьезно, неважно, о девиантах речь шла или о ком-то другом. Так что особые способности в общественном сознании постепенно заняли ту же нишу, что и недержание мочи: человек, в общем-то, не виноват, что им страдает, и до тех пор, пока намеренно не привлекает к своей проблеме внимания, может жить спокойно. Разговоры о них оказались отнесены к разряду невежливых, так что девианты если и обсуждали свои возможности, то только в узком кругу близких родственников и доверенных друзей.

Однако такое оставалось возможным, пока особые способности относились к разряду редких отклонений. Объявленная профессором Саем статистика о пятнадцатипроцентной вероятности обретения особых способностей во взрослом возрасте радикально изменила расклад. Не имело значения, что такие способности можно разглядеть разве что под микроскопом. Важен был принцип — а также тот факт, что, по большому счету, никто так и не знал, откуда появился вирусный эффектор и на что он вообще способен. Пятнадцать процентов населения с пятой категорией — следствие применения новых технологий обследования? Или самостоятельного и никому не заметного развития эффекторов? А если последнее — до какого уровня эффектор может развиться у взрослого человека? Люди начинали заметно нервничать. На форумах в Сети количество переосмысливших свои прежние взгляды резко возросло, и дискуссии об особых способностях вспыхивали особо жарко.

Однако запущенному Ваем Краамсом скандалу оказалось не суждено стать главной темой сезона.

Еще в достославные времена Тысячелетней империи Майно свободный город Зерапон являлся одним из основных очагов сопротивления экспансии Камилла. Разумеется, его жители знать не знали ни об Игре, ни о навязанных ей ограничениях на размеры подконтрольного ему пространства и населения — как не знали о том, что он твердо намерен не нарушать ограничения как можно дольше. Не знали — а потому сопротивлялись Империи со всей яростью людей, защищавших свою свободу от полудиких южан, к каковым относили всех, родившихся далее полутора сотен верст от своей родной бухты. Холодная кровь северных горцев закипала от одного только имени Майно, и наемники стекались в город с половины континента, чтобы вставать под флаги и паруса небольшой, но хорошо тренированной и отважной армии.

В стратегическом плане положение Зерапона являлось практически идеальным. Очень похожий на далекого южного брата-близнеца город Крестоцин, он располагался на крутых берегах широкой океанской бухты с узкой извилистой горловиной. Могучие цепи перекрывали в нее вход, оберегая от атак с моря, в то время как узкие горные проходы не позволяли имперцам использовать численное преимущество своей армии для вторжения. Ситуация усложнялась тем, что город являлся практически единственным портом на участке побережья в полтысячи верст — и к северу, и к югу от него побережье представляло собой хаотическое нагромождение острых скал, непрестанно изнуряемых бешеным прибоем, сквозь который пробиться было нелегко даже маленькой верткой рыбацкой лодчонке, не говоря уже про неуклюжие торговые суда. Взять город блокадой удалось бы только при условии, что вся торговля в окрестностях оказалась бы парализованной на многие периоды, а то и годы. Подобная ситуация неизбежно привела бы к взрыву на окружающих теоретически покоренных территориях, что могло повлечь за собой цепочку восстаний и отделений огромных областей по всей северной границе Империи. А подобная ситуация резко снизила бы финальный счет Игры. Так что до поры до времени игравший роль Майно Камилл не трогал Зерапон, предпочитая худой мир доброй ссоре и позволяя ему оставаться одним из главных очагов сопротивления. В конце концов, если он не намеревался заканчивать Игру, ему так или иначе пришлось бы оставлять кого-то за пределами своей Империи — особенно с учетом планируемой экспансии на Западный континент.

Но когда Камилл окончательно решил остаться повелителем Текиры на веки вечные и провел необходимые, как ему казалось, модификации в механизмах Станции, контролирующей пленочную границу локального континуума, а заодно и местные законы физики, нужда в осторожности отпала. Так что в шестьсот двадцать пятом году он с интервалом в сорок с небольшим дней в ходе тщательно спланированных операций захватил сначала Зерапон, а потом и Крестоцин. Однако через несколько дней после падения Крестоцина Демиург Джао, выступая в роли Арбитра, спровоцировал Камилла на уничтожение Станции, тем самым доказав его психическую неадекватность, и принудительно прекратил Игру. Предоставленной самой себе, Империи Майно стало не до освоения новых территорий, так что и Зерапон, и Крестоцин менее чем за год снова превратились в свободные города. Даже несмотря на пришедшее десять лет спустя буйство цунами оба города быстро вернулись к процветанию. Благодаря удачному береговому ландшафту, почти полностью блокирующему энергию ударов гигантских океанических волн, они остались крупными морскими портами, захватившими практически полную монополию на морские перевозки. Хотя межконтинентальная торговля прекратилась на почти полтора столетия, вдоль восточного, южного и западного побережья Восточного континента бойко сновали торговые кораблики, перевозя солидные объемы грузов гораздо быстрее, чем могли обеспечить медленные обозы на лошадиной и ослиной тяге.

Однако спустя столетие после окончания Игры, в семьсот тридцать втором, Крестоцин, в отличие от Зерапона, принял-таки предложение Республики Катонии о вхождении в ее состав. Возможность беспошлинной торговли с большей частью материка оказалась слишком привлекательной, чтобы против нее могла устоять исторически сложившаяся неприязнь к Республике со стороны расчетливых крестоцинских купцов. К тому времени на материке появились первые железнодорожные линии, по которым чугунные паровые чудовища тянули пока еще куцые грузовые составы. Мудрые головы в городском совете Крестоцина, заглянув в будущее, осознали, что роль ведущего морского порта вскоре станет куда менее важной, чем крупного железнодорожного узла, и ради грядущих выгод единодушно приняли решение присоединиться к бывшему врагу.

В отличие от Крестоцина Зерапон оказался куда более упрямым в своей неприязни. Обширная горная страна не очень-то предрасполагала к прокладке железных дорог, по крайней мере, с применением строительных технологий восьмого века от рождения Империи. Караваны мулов и ослов в каменистой гористой местности оказались куда более сподручными, чем паровозы. Железная дорога пришла в эти края почти одновременно с двигателем внутреннего сгорания, установленным на неуклюжую железную раму примитивного грузовика, и динамитом, использовавшимся для прокладки тоннелей. Она не играла особой роли вплоть до самого начала девятого века. Поэтому прибрежное судоходство продолжало играть здесь главенствующую роль.

Кроме того, местные народности сохранили свою обособленность. Если на территории Империи Камилл обеспечивал тщательное перемешивание и ассимиляцию племен и народов, чтобы свести к минимуму риск возникновения сепаратистских движений, то на северной ее границе люди продолжали жить так, как жили их деды и прадеды: на той же земле и по тем же обычаям. Память об угрозе с юга передавалась там по наследству, не самым лучшим образом влияя на отношения со стремительно крепнущим Югом. Разумеется, после почти двух с половиной столетий относительного мира, нарушаемого как максимум небольшими локальными стычками, жгучей ненависти они не испытывали. Да и жить с богатым и сильным южным соседом следовало в мире. Однако отсутствие ненависти не означает автоматического наличия любви, так что небольшие государства Северного пояса, и в первую очередь — Горагия, столицей которой со временем стал Зерапон, не упускали возможности продемонстрировать свою самостоятельность. Четыре Княжества пользовались сложившейся ситуацией для дипломатических и шпионских игр с опорой на «нейтральные» площадки, так что в Зерапоне сформировалась самая крупная резидентура ЧК, а сама Горагия частенько использовалась в качестве плацдарма для проведения больших разведывательных операций против Катонии. Правительство Горагии прекрасно о том знало и не возражало: помимо прочего такое положение позволяло горагийским фирмам брать кредиты в банках ЧК под обеспечение и на условиях, недопустимых для коммерсантов других стран. Знали о горагийской резидентуре ЧК и спецслужбы Катонии. Однако они, во-первых, мало что могли с ней поделать и, во-вторых, отыгрывались, содержа ничуть не менее развитые резидентуры в северных пограничных грашских городах. Поскольку Грашград с Каменным островом традиционно любили друг друга ничуть не больше, чем Зерапон с Оканакой, Глаза Великого Скотовода предпочитали не замечать катонийских нелегалов.

Такая игра велась десятилетиями, и ее правила вполне устраивали все вовлеченные стороны, честно отрабатывающие свое немаленькое жалование. Однако кое-что в отношениях отравляло спокойную жизнь как Горагии, так и Катонии. Речь шла о горной долине Сэтата, центр которой, город Басуэ, находился примерно в ста верстах севернее катонийской границы. В свое время Сэтата, население которой составляло примерно восемьсот тысяч человек, двадцать тысяч орков и полторы тысячи троллей в трех горных общинах, являлась северной провинцией Империи Майно и в значительной степени привыкла считать себя ее частью. Однако после распада Империи, брошенная на произвол судьбы, она вынужденно искала у одних воинственных соседей защиту от других. Извилистые пути политического лавирования в конце концов привели ее в объятия Зерапона, однако значительная часть населения считала себя катонийцами. Не менее трети местных жителей имели катонийские паспорта, что заметно облегчало торговлю области с Катонией. С учетом того, что от основной части Горагии Сэтату отделяли высокие горные хребты с немногочисленными перевалами, многим местным политикам нравилось считать Сэтату независимым — или хотя бы автономным — государством и искать покровительства Оканаки. Такое категорически не нравилось Зерапону, но до поры до времени тамошние политики старались сдерживаться, чтобы не будить старые склоки.

В восемьсот тридцать третьем году мэр Басуэ оказался уличенным в коррупции. Не то, чтобы они и его верные соратники не брали на лапу до того — просто на сей раз размер подношения, которое он потребовал у зерапонской фирмы за продление аренды на землю под винодельческим заводом, оказался воистину императорским (мэр выдавал замуж третью дочь и обнаружил, что на приличествующее приданое ему не хватает средств). А третьей частью акций фирмы и двумя местами в совете ее директоров через подставных лиц владел племянник министра юстиции Горагии, о чем мэр не догадывался. Возмутившийся племянник нажал на все рычаги и кнопки, и его подкрепленное значительными суммами негодование, как оказалось, очень хорошо легло в рамки главной политической тенденции сезона.

В последнее время обстановка и так накалилась, поскольку выбранный за полгода до того новый президент Горагии решил, наконец, восстановить попранную на территории Сэтаты законность. В результате в область посыпались указы и приказы, основной смысл которых заключался в том, что мэр должен уйти в отставку, прихватив с собой руководство муниципальной милиции. Вскоре после зимников в город даже прилетели новый директор милиции и временный городской управляющий, которые при поддержке двух рот полицейских спецотрядов намеревались восстановить в городе порядок. Однако они не учли, что за прошедшие годы местная милиция фактически превратилась в личную гвардию мэра и прекрасно вооружилась, в том числе пулеметами и гранатометами. Военный транспортный самолет с полицейскими блокировали грузовиками прямо на взлетно-посадочной полосе и, предупредительно шарахнув из гранатомета немного в сторону, заставили развернуться и улететь восвояси. Правда, ему позволили дозаправиться: мэр счел, что если самолет с пустыми баками разобьется в горах, это окажется не слишком красиво с политической точки зрения. После такого конфуза активность Зерапона временно приостановилась, но вся Сетата напряженно ждала: что-то обязательно случится.

Заявление, официально поданное винодельческой фирмой в прокуратуру и неофициально подкрепленное невидимыми ниточками связей и денег, оказалось превосходным поводом для того, чтобы припомнить излишне самостоятельному мэру сразу все и при том не потерять лица из-за обвинений в политической расправе. Получивший извещение о возбуждении уголовного дела дерзкий мэр публично порвал его перед телекамерами. На следующий день государственная полиция Горагии сделала попытку арестовать его прямо в мэрии. Это оказалось самой крупной ошибкой, допущенной Зерапоном за последние полвека. Примчавшиеся через несколько минут муниципальные полицейские навешали люлей своим коллегам, обезоружили их и с позором выставили их на улицу. Через пару часов возле мэрии собралась густая толпа численностью не менее двух тысяч человек (орки и тролли от человеческой политики предпочитали держаться подальше). И когда пехотная армейская рота, вооруженная слезоточивым газом, прибыла на место, чтобы устранить непорядок, ее встретили градом сначала камней, а потом и бутылок с зажигательной смесью, спалившей восемь грузовиков из десяти. Обошлось без жертв, но армии пришлось позорно ретироваться. Вскоре в город вошли регулярные части с расположенной неподалеку от города военной базы, однако тут уже на борьбу поднялись все жители Басуэ независимо от их отношения к мэру. После того, как в городе вспыхнули перестрелки, армейское командование благоразумно приняло решение об отступлении. С тех пор единоличная власть в городе фактически перешла к мэру, подкрепленная решениями городского совета, формально независимого, а фактически купленного с потрохами, певшего с голоса мэра и собственного мнения не имевшего.

Армейские части Горагии в республике остались, но оказались фактически запертыми на территории двух баз далеко за пределами Басуэ. Наверное, со временем их выдавили бы совсем, но северные и западные поселения в Сэтате населяли люди, крайне прохладно относившиеся к мэру и его клике. Причиной такого отношения являлось давнее соперничество племен. Мэр происходил из кумеров, в то время как северо-запад населяли менее многочисленные кассары, к тому же традиционно тяготевшие к Зерапону. Отличия между племенами сумел бы заметить далеко не каждый этнограф, что, тем не менее, не умаляло традиционную напряженность в отношениях между ними. Именно эта напряженность в конце концов привела к тому, что кассары, контролировавшие перевалы и дороги в сторону Зерапона, не позволили кумерам перерубить пути снабжения военных баз.

Последние два десятилетия в области Сэтата между кумерами и кассарами сохранялись хрупкий мир и тотальная неопределенность. Случалось, то одна, то другая сторона постреливала из кустов в сторону деревень, но обычно обходилось без жертв и даже без раненых. На поиски стрелков немедленно отряжались поисковые партии, которые в случае успеха обстоятельно и со вкусом били диверсантам физиономии. Однако и здесь, как правило, обходилось без смертей и тяжелых увечий, как максимум — треснувшими ребрами и вывихнутыми конечностями. С течением времени молодежь, которой в бедной горной местности было, в общем-то, заниматься нечем, кроме охоты да еще и — на южной границе — контрабанды, привыкла относиться к такого рода приключениям как к чему-то само собой разумеющемуся. А с учетом местных воинственных традиций оружие, в том числе автоматическое, имелось в каждой семье — так что вопрос «из чего бы пострелять?» не возникал никогда.

Спусковым крючком для кризиса, который впоследствии окрестили «Противостоянием пятьдесят восьмого года», послужила именно такая шалость. Впоследствии источники разошлись, кто именно сделал роковой выстрел — кумеры или кассары, но сути дела национальность стрелка не меняла. Вечером седьмого числа четвертого периода группа юношей, возвращаясь с охоты, несколько раз выстрелила в сторону деревушки своих извечных соперников. Стрельба велась неприцельно, да и сгущающиеся сумерки не располагали к точности. Однако по роковому стечению обстоятельств шальная пуля настигла десятилетнюю девочку, игравшую во дворе. Через несколько минут девочка умерла на руках у родителей, и вскоре все мужчины селенья, вооружившись, двинулись в сторону ближайшего села своих уже не недругов, а кровных врагов.

Междоусобица вспыхнула на обширной территории, словно пожар в высушенной солнцем степи. Люди, столетиями мирно жившие бок о бок, убивали друг друга, не имея никакого представления о том, с чего все началось. Они знали лишь, что на них предательски напали под покровом ночной темноты. Очень скоро рассвирепевшие кумеры и кассары принялись убивать не только мужчин, но и женщин и детей врага. Под нож шли целые селенья, а в небесах полыхало багровое зарево от горящих домов. Много позже исследователи подсчитали, что в течение одной ужасной ночи погибло не менее тридцати тысяч человек и еще не менее двухсот пятидесяти тысяч остались без крова и средств к существованию.

Утром армия Горагии попыталась вмешаться. Министр обороны по указанию президента отдал частям, до того носа не высовывавшим с территории своих баз и насчитывающим в совокупности не более семи тысяч человек, «немедленно обеспечить прекращение огня и остановить кровопролитие». Командование баз схватилось за головы, но ослушаться категорического приказа не посмело, и солдаты двинулись в сторону ближайших деревень, чтобы попытаться его выполнить.

Эффект вмешательства армии оказался примерно таким же, какой ведро керосина оказывает на полыхающий дровяной сарай. За оружие схватились даже те люди, что жили далеко от охваченной бойней зоны. В течение нескольких часов обе военные базы без единого выстрела прекратили свое существование, смятые толпами потрясающих охотничьими ружьями и автоматами бородачей. Воинские части растаяли на просторах долины словно снежный комок в кипятке (впоследствии освободились или были освобождены и перебрались в Горагию не более четверти их личного состава), а мэр Басуэ направил в Министерство иностранных дел Катонии истерический запрос о военной помощи «против кровавой агрессии со стороны горагийских войск, приведшей к массовым жертвам среди мирного населения». Министерство обороны Катонии, давно втихую прорабатывавшее планы «оказания помощи братскому народу Сэтаты», с энтузиазмом восприняло призыв. Уже к вечеру седьмого числа в рамках «миротворческой операции» входящие в состав Третьей танковой дивизии две танковые бригады, мотострелковый полк и три роты полевой связи перешли границу Сэтаты. На безнадежно отставшие тылы и вспомогательные подразделения, включая полк ПВО, никто внимания не обращал. Предполагалось, что на первых порах поддержку, в том числе продовольствием, окажет рукоплещущее местное население, а там видно будет.

Однако оказалось, что рукоплескать население, ничего не знавшее об инициативе мэра, мягко говоря, не собиралось. Уже через тридцать верст после границы танковая колонна оказались обстрелянными из противотанковых гранатометов местными жителями, не ставшими разбираться, кто и откуда громыхает по их дорогам. Возможно, в более спокойной обстановке кумеры, благосклонно относившиеся к Катонии, с радостью приняли бы «спасителей». Но сейчас в результате действий засады два танка остались гореть на шоссе, а открытый по лесу ураганный огонь стоил жизни восьми местным жителям. Кроме того, несколько снарядов из танковых пушек долетели до селения, в котором жили гранатометчики, и хотя там никто не погиб, горную долину молнией облетела очередная новость: армия Катонии вторглась в Сэтату и убивает тех, кто ей сопротивляется. Когда новость дошла до мэра Басуэ, он в ярости сломал нос ни в чем не повинному секретарю и отправил в Катонию не менее истеричное заявление с требованием немедленно вывести войска. Однако было уже поздно — в результате стремительного марш-броска танки вошли в Басуэ.

До самого города дивизия сопротивления не встречала. Однако когда передние машины начали втягиваться в город, по ним без предупреждения открыли огонь гранатометчики, засевшие на крышах домов. Первые восемь танков мгновенно оказались выведенными из строя, а у переднего взрывом боекомплекта сорвало башню и уничтожило весь экипаж. Поскольку такой прием стал для танкистов, вежливо выражаясь, неожиданностью, именно взорвавшаяся машина принадлежала командиру бригады, в соответствии с уставом возглавлявшему колонну на марше. Колонна встала на месте, и пока командиры рот в панике пытались понять, что им делать, гранатометчики методично, словно в тире, подбили еще пятнадцать машин, в совокупности уничтожив четверть бронетехники, пересекшей границу. В конце концов заместителю командира первой бригады и командиру второй бригады удалось отдать приказ по колонне немедленно развернуться и отступить, что танкисты и сделали. Однако, отступая, они поливали крыши домов из зенитных пулеметов в надежде подавить огонь противника, что привело к многочисленным жертвам среди жителей этих домов, в любопытстве приникших к окнам.

Чтобы окончательно усугубить сумятицу, именно теперь над городом на бреющем полете прошли три штурмовика ВВС Горагии, направленные для того, чтобы оценить численность вторгнувшихся сил, и разъяренные танкисты сосредоточили пулеметный огонь и на них. Самолеты шли довольно высоко, так что зацепить удалось лишь один, зато повреждения оказались фатальными. Пилот успел катапультироваться, а самолет врезался в землю и взорвался в пятнадцати верстах от городской границы. Уцелевшие штурмовики, сделав широкий разворот, ушли обратно на базу, по пути оповещая диспетчеров о том, что попали под обстрел противника. Танки и БТР отошли от города на тридцать верст, после чего, подчиняясь приказу из штаба, в наступившей темноте сошли с шоссе и заняли круговую оборону. Всю ночь по ним стреляли из ружей откуда-то из темноты, а поскольку штаб категорически запретил отстреливаться, ответный огонь танкисты и пехота не открывали, до рассвета проторчав в своих машинах.

Тем же вечером послу Катонии в Зерапоне была передана официальная нота, обвиняющая Катонию в неспровоцированном вторжении на территорию Горагии. В ноте содержался ультиматум, требующий немедленного вывода катонийских войск из Сэтаты под угрозой официального объявления войны. Той же ночью армию Горагии подняли по тревоге, хотя военное положение в стране пока не объявляли. Мотострелковые дивизии выдвинулись к перевалам на границе Сэтаты, готовые в любой момент войти и вмешаться в происходящее. Правительство и президент Горагии совещались всю ночь и наутро соответствующий приказ все же был отдан. Три дивизии походными колоннами прошли по горным перевалам и спустились в долину — только для того, чтобы оказаться под перекрестным огнем сражающихся кумеров и кассаров, окончательно переставших разбираться в том, кто и зачем пытается появиться на их территории. Сходу потеряв до десяти процентов личного состава убитыми и ранеными, вскоре армейские части оказались вынуждены прервать продвижение и уйти в глухую оборону, занимая любые мало-мальски подходящие для того позиции. Разумеется, если бы речь шла о полноценной общевойсковой операции, разъяренное, но неорганизованное местное ополчение не сумело бы им противостоять. Но командиры, получившие категорический приказ провести операцию с минимальными жертвами, оказались морально не готовыми утюжить артиллерийским огнем поселки и деревни, а потому просто не понимали, что им делать. На все запросы оставшиеся за пределами Сэтаты штабы, практически не владеющие оперативной информацией, отвечали одно: на провокации не поддаваться, ответный огонь не открывать.

Ни у той, ни у другой стороны не осталось ни малейшей возможности скрыть свой позор. Уже несколько дней Басуэ наводняли журналисты, слетевшиеся со всего мира на запах жареного. И теперь они с восторгом передавали по спутниковым каналам прямые трансляции боев и стычек, виды горящих селений и подбитой техники — и катонийской, и горагийской, ужасные зрелища трупов, местами лежащих буквально грудами, картинки заполонивших Басуэ толп беженцев… Весь мир, затаив дыхание, припал к экранам телевизоров и сетевых терминалов, временно забыв про остальные проблемы. МИДы Катонии и Горагии вступили в яростную перепалку, обвиняя друг друга в происходящем и гибели мирных жителей. Не остались в стороне и Граш с Четырьмя Княжествами, в соответствии со своими давними предпочтениями поддержавшими Катонию и Горагию соответственно. До прямых стычек отрядов регулярных войск, к счастью, не дошло — катонийские войска окопались на юге, а горагийские — на северо-западе долины. В противном случае открытая война между Горагией и Катонией оказалась бы неизбежна.

Восьмого числа президент Катонии выступил по телевидению. В выступлении, транслируемом всеми национальными телеканалами и новостными сайтами в реальном времени, он обвинил Горагию в военных преступлениях против собственно народа и объявил о готовности армии в любой момент прийти на помощь катонийским гражданам, проживающим на территории Сэтаты.

Девятого числа Министерство обороны Катонии начало призыв резервистов.

09.04.858, древодень. Крестоцин

— Он пропал, момбацу сан Шай.

Голос говорящего казался сухим и невыразительным. Шай медленно перевел на него бесстрастный взгляд.

— Помнится, Батаронг, — лениво проговорил он, — ты утверждал, что выследить человека для твоих бойцов не составляет труда даже здесь, за океаном. Ты мне солгал или просто ошибся?

Молодой Голова Дракона сидел в кресле на широком балконе люксового номера отеля и изучал раскинувшийся под ним город. Батаронг чувствовал, что поджилки у него дрожат, словно у бурундука перед черным гуаром. Шай ах-Велеконг, как он успел убедиться, не любил, когда его подводили. В свои сорок с небольшим лет в иерархии Дракона Батаронг смог подняться только до положения Младшего Когтя, пусть и при самом Голове, и должность Старшего Когтя ему уже точно не светила. Но одно дело, если он до конца жизни так и останется в младших помощниках, и совсем другое — если Шай убьет его за неудачу. А с Шая станется…

— Так солгал или ошибся? — переспросил Голова Дракона. Голос его оставался ровным, но Батаронг вздрогнул.

— Я оказался излишне самоуверенным, момбацу сан, — прошептал он, склоняясь в глубоком поклоне. — Я виноват. Я готов понести наказание.

— То есть ты ошибся, — подытожил Голова, снова переводя взгляд на город. — Я разочарован. Я взял тебя с собой в надежде, что ты окажешься мне полезен, но ты меня подвел. Я теперь должен сам искать его? А, Бата?

— Я виноват, момбацу сан, — снова проговорил Батаронг, радуясь, что его голос не дрожит.

— Виноват, — согласился Шай. — Хорошо, что ты понимаешь. Впрочем, есть здесь и моя вина.

Батаронг удивленно сглотнул. Чтобы Голова вот так запросто признал свою ошибку перед младшим в иерархии? Определенно, новому лидеру Оранжевого клана еще есть чему поучиться в обращении с людьми. Впрочем, если он научится, захочет ли терпеть рядом с собой свидетелей прошлых ошибок?

— Мне нравится твой изумленный взгляд, Бата, — холодно усмехнулся Шай, снова переводя на него глаза изготовившейся к броску змеи. — Чтобы Голова вот так вот просто признался в своих промахах? Небо рушится на землю, точно?

Он негромко засмеялся, и от его смеха по коже Младшего Когтя пошли мелкие мурашки.

Движения Шая, как всегда, увидеть он не успел. Вот тот сидит в кресле — и вот уже стоит вплотную, прижимая к глотке Младшего Когтя длинный кинжал.

— Знаешь, почему я не боюсь признать свои ошибки? — тихо спросил он. — Да потому, что я, в отличие от надутых стариков, владею настоящей силой. Это им нужно делать вид, что они непогрешимы, иначе младшие могут и засомневаться в их праве приказывать. Как думаешь, кто-то может отказать в праве приказывать МНЕ?

Он неторопливо убрал кинжал в ножны, скрывающиеся на левом предплечье под широким свободным рукавом зеленого хантэна, и нарочито медленно опустился в кресло.

— Посмотри вокруг, Бата, — прежним ровным тоном произнес он. — Посмотри внимательно и восхитись. Город огромен. Он в два раза больше Грашграда и почти такой же большой, как Каменный Остров, столица Четырех Княжеств. А ведь Крестоцин — даже не столица, всего лишь один из многих больших городов! Да, Бата, он просто восхитителен. Какие небоскребы! Какие улицы! Какие здесь вечерние и ночные огни и как прекрасна бухта на закате дня! Да, просто замечательно…

Батаронг промолчал. Он не понимал, куда клонит Шай.

— Да, просто восхитительно, Бата. Но есть у него один крупный недостаток. Знаешь, какой? Его жители. Больно видеть, как такой ожиревший народ, потерявший всякое понятие о чести, владеет сокровищами, в общем-то, ему не нужными. Посмотри только на великолепного… или блистательного?.. никак не запомню местные титулы. В общем, посмотри на сана Осу Касадаку. Большой человек, да. Целый директор службы безопасности огромной богатой корпорации. Под его началом только в здешней штаб-квартире находится не менее трехсот вооруженных охранников. Не каждому Старшему Когтю Дракона довелось командовать таким большим отрядом. И что же? Когда его обижают, он сначала восемь лет грызет сухие кости обиды у себя в берлоге, а потом бросается звать на помощь чужаков — то есть нас — чтобы те помогли отомстить. Разве мужчины так поступают? А, Бата?

— Мужчины так не поступают, — презрительно скривился Младший Коготь. — Он не мужчина, момбацу сан Шай. Нужно убить его, когда в нем пропадет нужда.

— Нет, Бата, мы его не убьем, — фыркнул Голова Дракона. — Пока, во всяком случае. Он еще очень и очень нам пригодится. Он еще не понял, насколько глубоко увяз, позвав нас. Оранжевому клану пора расширять свои операции в Катонии, и местные контрабандисты нам только помеха. Опираясь на него и его могущество, мы сумеем хорошо укрепить здесь побеги нашего дерева. Сегодня я встречался с… правильными людьми, и мы уже нашли общий язык. Думаю, уже в ближайшее время мы сможем увеличить поставки маяки сюда по крайней мере в два раза.

— Другие Головы могут не одобрить поспешных действий, — осторожно заметил Младший Коготь. — Они могут возмутиться, что мы действуем, не спросив их. Заговорят о нарушении баланса сил…

— Пусть говорят, — усмехнулся Шай. — Старая собака еще может лаять, но укусить сил уже нет. Все изменится, Бата, все очень скоро изменится. Дракон слишком долго оставался многоглавым. А когда каждая голова смотрит в свою сторону, туловище недалеко уйдет, каким бы сильным оно ни было. Настало время перемен. Пора Дракону обрести единственную голову — такую, которая видит перед ним дорогу в будущее.

— Момбацу сан, но начнется война, — от неожиданности Батаронгне удержался от неосторожности. — Другие Головы так просто не сдадутся! Оранжевый клан падет под натиском объединенных кланов…

— Я знаю, — оборвал его Шай. — Не бойся, Бата, войны мы избежим. Междоусобица только ослабит Дракона и порадует наших врагов. Есть и другие способы.

Он снова засмеялся, и от безумных ноток в его голосе Батаронга мороз продрал по коже.

— Не смотри на меня так, Бата, я не сумасшедший, — отсмеявшись, сказал Шай. — Нет ничего приятнее, чем вырезать сердце у врага, ты и сам знаешь. Но я не намерен подставлять клан под удар. Через десять лет Оранжевые станут первыми среди кланов и поведут их за собой. Сначала Сураграш, потом Граш, а потом, чем боги не шутят, и Четыре Княжества. Не обязательно при нашей жизни, Бата. Возможно, лишь наши внуки увидят, как Западный континент становится единым Срединным Царством, но увидят обязательно. А потом придет очередь и Восточного континента. И знаешь, Бата, что это означает?

— Нет, момбацу сан, — тщательно контролируя голос, ответил Батаронг.

— Что мне потребуются люди. Много проверенных верных людей, которые не предадут и не ударят в спину. Такие, как ты, Бата. Нашему клану предстоит править — но мне не нужны неудачники. И если ты подведешь меня еще раз, я сам перережу тебе глотку. Ты понял, Бата?

Его голос, резко возвысившись, хлестнул Младшего Когтя словно хлыстом, и тот вздрогнул.

— Да, момбацу сан Шай ах-Велеконг, — почтительно поклонился он.

— Хорошо, — кивнул Шай, прищуренно его рассматривая. — Но, как я уже сказал, я допустил ошибку. Я не учел, что ты и твои люди еще никогда не действовали в таком большом городе, как Крестоцин. Никогда не сталкивались с такой городской суетой, с незнакомыми обычаями, незнакомой жизнью. Неудивительно, что вы упустили Бикату. Но так я говорю, хорошо обдумав случившееся. Здесь твоя ошибка, Бата, но и моя тоже. А теперь расскажи мне, что ты намерен делать дальше.

— Мои люди продолжат искать Бикату в городе. Оса Касадака поможет, у него есть неформальные связи в Службе общественной безопасности — она как в Граше Глаза Велико…

— Я знаю, что такое СОБ, — оборвал его Шай. — Бата, иногда все же нужно пользоваться головой. Если его не нашли до сих пор, почему ты думаешь, что найдут потом? Ты забыл про записку на терминале женщины, с которой он спал? Он откуда-то знает, что мы его ищем. Скорее всего, он давно покинул город. Ты намереваешься искать его по всей Катонии?

Батаронг опустил голову.

— И не забывай, мы в конечном итоге ищем не его, — безжалостно добил его Шай. — Мужчина — лишь ниточка к беловолосой женщине, которая нам нужна на самом деле. Нет, Бата, пора использовать голову вместо грубой силы. Карина Мураций, если верить Касадаке, тоже была знакома с беловолосой, скрывавшейся под именем Калайи. Следовательно, она тоже может дать нам ниточку. Мы возьмем ее с собой, и тогда Белесая Смерть, если у нее есть хотя бы капля чести, просто будет вынуждена прийти за ней.

— Женщина? Придет за женщиной? — Батаронг удивленно посмотрел на Голову Дракона. — Но зачем?

— Ах, Бата! — вздохнул Шай. — Если бы в небодень ты не завалился в местный киссатэн, а посмотрел телевизор! Полезно иногда узнавать, что делается в окружающем мире, знаешь ли. В Катонии все наоборот. Мужчины здесь как женщины, а женщины — как мужчины. Момбацу сама Карина Мураций, пожалуй, лучше многих мужчин знает, что такое честь. И ее друзья — такие же. Во всяком случае, я очень на то надеюсь. Белесая Смерть придет ей на выручку, и тогда я сражусь с ней — и убью. И после ни один голова Дракона не посмеет сказать, что я слишком молод для главы клана, ни в лицо мне, ни за спиной. Так что займись Кариной Мураций. Действуй по обычной схеме. Но не пытайся взять ее самостоятельно — она разорвет тебя и твоих бойцов на части. Наметь время и место — и сообщи мне. Все понял?

— Но где мы ее укроем? — осведомился Младший Коготь. Его мозг уже лихорадочно заработал, перебирая варианты. А что? Вполне может сработать. В конце концов, за такую знаменитую женщину, если она действительно знаменита, можно взять неплохой выкуп. — У нас здесь нет ни одной надежной базы.

— А нам и не нужна база, — усмехнулся Голова Дракона. — «Дзинсока» поднимает якоря через три дня. Все, Бата, свободен. Действуй. И смотри, не подведи меня еще раз.

— Да, момбацу сан Шай, — Батаронг низко поклонился и вышел с балкона. Шай проводил его взглядом и снова принялся смотреть на город.

Внуки? Ну уж нет. Боги дали ему силу, храбрость и честь, и Срединное Царство возникнет еще при его жизни — и он станет первым его повелителем. Он твердо в том уверен.

12.04.858, деньдень. Крестоцин

Низкая облачность затянула океанское побережье, и разглядеть что-то в редкие прорехи между облаками казалось решительно невозможно. Цукка с сожалением отвернулась от иллюминатора — она надеялась, что еще раз сможет увидеть с воздуха разорванное кольцо скал вокруг Крестоцинской бухты. Не судьба. Возможно, на обратном пути…

— Мати, давай еще раз обсудим, где и как встречаемся, — сказала он, пихая мирно посапывающего мужа локтем в бок. — Мати! Да кончай же дрыхнуть! Сядем через пять минут!

— А? — Саматта приоткрыл один глаз и сонно взглянул на нее. — Уже? Ну, сядем ведь, не ляжем. Чего тебе, малышка Цу?

— Давай еще раз обсудим, где и как встречаемся, когда твой семинар закончится, — терпеливо повторила Цукка. — Чтобы потом на бегу не вспоминать.

— Так ведь решили уже… — Саматта хрустнул суставами, потягиваясь во весь свой немаленький рост, и сладко зевнул. — Семинар в два кончается. В полтретьего я в том ресторанчике на… как ее… на Корабельной площади. Чего вспоминать-то?

— Хорошо, что помнишь, — облегченно вздохнула Цукка. — Смотри, не задерживайся. А то знаю я тебя. Как ввяжешься в спор, так и не оторвешься. И что ты в университете забыл? Можно подумать, дома тебе семинаров не хватает.

— Дома обязательные, а здесь по интересу, — парировал Саматта, снова зевая. — Раз уж так совпало, что семинар сегодня проводится, почему бы не совместить приятное с полезным? Надо же, в конце концов, с людьми хоть иногда вживую общаться.

— Кара вся извелась, а ты о людях! — сердито сказала Цукка и сглотнула, чтобы прочистить заложенные уши.

— Ладно, не ворчи, — примирительно сказал Саматта. — Всего же пара часов. А потом наподдерживаю по самое не могу. Ты с ней говорила?

— Полчаса назад. Она как раз в аэропорт ехала.

— А доехала?

— Пробка там образовалась, такси застряло, но обещала, что успеет. Сейчас свяжусь еще раз…

Она откинулась в кресле, отвернула голову от прохода, чтобы никто не заметил шевелящиеся губы, и прикрыла глаза, привычно напрягаясь.

«Кара, здесь Цу. На связь».

«Цу, слышу тебя. Вы где?»

«Садимся. Вот-вот земли коснемся. Ты добралась?»

«Ага, пять минут назад. Не копайтесь, а то на меня окружающий народ как-то странно поглядывает. Еще узнают».

«Воображала ты наша! Парс с тобой?»

«Нет. Дома оставила, чтобы в глаза не бросался».

«Ну, значит, никто на тебя не пялится. Воображение сплошное. Ты где расположилась?»

«В зале прибытий, второе окно слева от выхода. Там, где самолет с потолка свисает, помнишь?»

«Поняла. Потерпи немного. Багажа у нас нет, минут через двадцать выберемся. Все, отбой. Посадка…»

«Жду».

Самолет коснулся колесами бетона. Тряхнуло, корпус завибрировал. Быстро снижая скорость, машина побежала по полосе.

— Она в аэропорту, ждет нас под самолетом, — сообщила Цукка, поворачиваясь к Саматте. — Ты здесь чаще меня появляешься, так что работаешь лоцманом. А поскольку ты у нас большой и сильный, пробиваешься вперед, я в кильватере.

— Так точно, госпожа! — тот шутливо отдал честь. — Держись сзади за пояс, и мы всех протараним. А хочешь, я тебя на плечо посажу? Будешь сверху прорехи во льдах высматривать и мной рулить?

— Надорвешься! — Цукка негромко засмеялась и хлопнула его по руке. — Ладно уж, и сзади не отстану.

Карина и в самом деле ждала их под самолетом. Большая, в половину натурального размера, модель двухмоторной учебной «чайки-17» с двухлопастными винтами отблескивала в свете гигантских хрустальных люстр под потолком, включенных по случаю пасмурной погоды. Забившись в угол подоконника, с глубоко надвинутым на лицо капюшоном, с руками, глубоко засунутыми в рукава куртки, она до крайности напоминала мальчишку, отбившегося от родителей. Завидев на полголовы возвышающегося над толпой прилетевших Саматту, она спрыгнула с подоконника и двинулась было в его сторону, но благоразумно остановилась. Нетерпение нетерпением, но пассажиры сразу с трех рейсов текли навстречу густой толпой. Пробиваться навстречу с ее габаритами — гиблое дело. Разве что эффектором их раздвигать. Она хихикнула, представив себе картину. Нет уж, лучше она еще несколько секунд подождет.

Когда слегка помятая Цукка наконец выбралась из толпы, укрываясь где-то под мышкой у Саматты, Карина, откинув капюшон, бросилась ей на шею.

— Ну наконец-то! — с облегчением сказала она. — Цу, Мати, я так испереживалась! Ох, как же я все-таки по вам соскучилась!

— Эй, а меня обнять? — строго поинтересовался Саматта. — Я-то чем хуже?

— Ничем! — согласилась Карина, выпуская Цукку и крепко обнимая его где-то на уровне солнечного сплетения. — Я вас обоих люблю. А Яна так и не смогла вырваться?

— Не смогла, — кивнул Саматта. — Ее сегодня просили какое-то экспертное заключение дать. Что-то с мальчиком-девиантом не так, ему специнтернат для трудных детей грозит. Вопрос срочно решать надо.

— Жаль, — вздохнула Карина, отлипая от него. — Ну что, в город? Вы как к поездам относитесь?

— А что, электричку уже пустили? — заинтересовалась Цукка.

— Ага. Буквально пару недель назад. Вон там станция. Получается в три раза дешевле, чем на такси, даже с учетом трех билетов, и главное — никаких пробок. Опробовать стоило бы. Ну, как?

— Едем на электричке! — решительно заявил Саматта. — Освоим новое транспортное средство. Только, Кара, мне к десяти в ваш университет успеть надо.

— Случайно, не к Сатте? — поинтересовалась Карина. — На ее семинар?

— А ты откуда знаешь? — удивился ее бывший опекун.

— Так мы с ней часто встречаемся в университетской столовке. Я знаю, что через неделю по деньдням у нее семинар. Она и меня зазывала, только мне экономика с политикой как-то не очень… Ей хорошо, она женщина свободная, ни семьи, ни дежурств.

— Как — свободная? — переспросила Цукка. — А что с Тараем?

— Так они же брачный контракт уже года полтора как расторгли! Цу, ты что, не знала?

— Нет, конечно. А что вдруг?

— Ну, — Карина наморщила лоб, — с тех пор, как он в политику пошел, у них разлад все сильнее становился. Когда я с ними в сорок девятом познакомилась, они еще ладили, но чем дальше, тем хуже. Еще про Тарая какие-то гадкие сплетни ходили, но я не вслушивалась. Если хочешь, сама у нее спроси, только она не любит на тему развода разговаривать. Ну что, пошли к электричке? Она по расписанию через семь минут стартует, а нам еще билеты покупать…

— Идем, — согласился Саматта. — А я к полудню в университет успею? Давно как-то здесь не появлялся, забыл местность.

— Успеешь, — кивнула Карина. — Сейчас полдевятого, мы успеваем на электричку без тридцати девять, идет она почти ровно час. И от вокзала до университета минут тридцать, максимум полчаса. Как раз укладываешься. Да пойдемте же!

— Смотри, мама! — громко сказал детский голос, и прямо перед ней остановилась невоспитанная юная особа лет одиннадцати-двенадцати. Особа сосала большой полосатый леденец на палочке и исподлобья разглядывала Карину. — А эту тетю по телевизору показывали!

— Да неужели? — охнула подошедшая сзади мамаша. — И в самом деле! Ты ведь Карина Мураций, госпожа? Та самая?

— Нет, госпожа, ты ошиблась, — строго сказала Карина, отворачиваясь и снова накидывая на голову капюшон. Она повернулась и спорым шагом, лавируя в толпе, двинулась в ту сторону, где указатели под потолком обещали выход к перрону и билетным кассам.

— Но ведь она действительно Карина Мураций? — несколько ошарашенно спросила женщина у Цукки. — Да?

— Ну, — рассудительно ответила Цукка, — если нет, то ты ошиблась. А если да, то явно не настроена общаться. Прости, госпожа, нам пора. Мати, пошли, а то сейчас в толпе потеряемся.

Карину они догнали только у билетного прилавка, возле которого выстроился недлинный хвост. Она приподняла край капюшона, чтобы они смогли увидеть ее лицо, и состроила унылую гримаску.

— Видите? — спросила она. — В четвертый раз за неделю узнают, как ни берегусь. Все время прячешься, как заяц от охотников.

Саматта негромко заржал и хлопнул ее по плечу.

— Мне бы твои проблемы! — весело сказал он. — Ну надо же, страх какой — на улице узнают! Я бы не отказался, между прочим. Цу, ты не видишь — тут бумажками расплачиваться надо? Или электронные монеты сойдут?..

В электричке они втроем успели занять отдельное мини-купе. На четвертое место Саматта недвусмысленно поставил свою сумку, так что посторонних рядом не оказалось. Немного расслабившаяся Карина, укрывшись между бывшим опекуном и окном, беззаботно болтала с Цуккой на ничего не значащие темы. Иногда она бросала в сторону прохода опасливый взгляд, но в целом в присутствии Цукки с Саматтой явно чувствовала себя спокойнее.

— Но все же я не понимаю, почему не могу связаться с тетей Хи, — внезапно сказала она, на полуслове оборвав фразу. — С самой телепередачи. Аппарат все время вне зоны приема. Или выключен. Я беспокоиться начинаю — не случилось ли что?

— Ты тоже не можешь? — нахмурилась Цукка. — Я думала, только у меня проблемы. Странно… Не прячется же она от нас, в самом деле. Может, она просто уехала куда-то подальше на время, чтобы дать пыли осесть?

— Может, и так, — согласилась Карина. — Но все равно непонятно, почему она от меня прячется. В конце концов, если она считает, что так надо зачем-то, я и перетерпеть могу. Особенно сейчас, когда в новостях только и рассказывают про Сэтату. Стыдно признаться, но я рада, что там заварушка случилась. Что люди гибнут, жаль, конечно, но про меня должны забыть. Мати, ты ведь у нас бывший военный. Что ты про Сэтату думаешь?

— Что я думаю, вслух лучше не высказывать, — зло фыркнул Саматта. — Во всяком случае, в женском обществе. Наши кретины из МИДа и Минобороны решили, что если подкормить волка, он в собаку превратится. А он не превращается почему-то. Сначала контрабанду оружия туда чуть ли не само Минобороны поддерживало, а теперь удивляются, что оно палить начало во все стороны. Все в политические игры играют, внешнего врага ищут. Тоже мне, нашли равного противника — Горагию!

— Знаешь, Мати, пусть лучше с Горагией скандалят, чем с ЧК воюют, — покачала головой Цукка. — Политическая сволочь тамошняя нашей стоит, все с одного куста розочки. Ладно, давайте престанем о грустном. Кара, расскажи лучше, как ты разобралась с операциями. Тебе по-прежнему господин Кулау пациентов подбирает?..

На вокзале Карина с Цуккой расстались с Саматтой, помахав друг другу на прощание.

— Ну что, поехали ко мне? — осведомилась Карина. — Или погулять хочешь?

— Конечно, погулять! — с энтузиазмом заявила Цукка. — В кои-то веки я сюда выбралась, уже и забыла все. Сколько прошло с последнего раза?.. ну да, пять лет. Пора освежить город в памяти. Пойдем пешочком не торопясь. И погода подходящая — смотри, солнышко проглядывать начало, не жарко и без дождя. В самый раз для прогулок… Эй, ты чего?

Карина, неподвижно уставившаяся куда-то за ее плечо, встряхнулась и выдохнула.

— Совсем паранойя разыгралась, — виновато сказала она. — Уже второй день кажется, что за мной кто-то по пятам ходит. Воображение, похоже, слишком богатое. Сейчас вот показалось, что какой-то парень за мной наблюдает из толпы, а попыталась присмотреться — и нет его. Как растворился.

— Красивый парень? — деловито уточнила Цукка.

— Странный. Физиономия… какого-то необычного оттенка. Темная слишком, но не как от загара, а как… — Она пощелкала пальцами, не находя слов.

— Действительно, фантазия у тебя богатая, — засмеялась Цукка. — Или просто из-за одиночества всюду парни мерещатся. Слушай, Кара, про официального мужа я даже и не спрашиваю, но когда ты себе постоянного ухажера заведешь? Хотя бы одного? Или так и собираешься до самой старости эпизодическими встречами перебиваться раз в сезон? Ну ладно, ладно, не хмурься. Пошли перебирать подошвами по асфальту.

Следующие пару часов часа они неспешно гуляли по городу — прошлись по бульварам, вглядываясь в голые пока ветки, трогая пальцами уже почти полностью проклюнувшиеся почки, посидели в кафе за чашкой чая с пирожными, послушали музыканта на площади… Выстояв длинную очередь, прокатившись на двух лифтах подряд и подвергшись фотографированию на входе, они поднялись на смотровую площадку нового небоскреба «Косо». Его строительство закончилось лишь полгода назад, и он на добрых два десятка саженей возвышался над своими соседями. Вообще он уступал по высоте только двум зданиям в Оканаке, а если отсчитывать от уровня моря, то его крыша являлась самой высокой смотровой площадкой в мире. Вид на город и бухту с него открывался потрясающий, несмотря даже на низкую облачность, окутывающую окрестные горы, и Цукка долго восторженно цокала языком и качала головой. На выходе Карина с трудом удержала ее от получения карты памяти с путеводителем по городу и фотографии, где их физиономии парили над городской панорамой.

— У тебя деньги лишние завелись? — поинтересовалась она. — Комплект вообще-то полторы тысячи стоит.

— Сколько?! — ошарашенно взглянула на нее Цукка.

— Полторы. Видишь — касса?

— Но я думала, что фотография входит в цену билета…

— Щас. Совершенно самостоятельный бизнес. При входе нас сфотографировали, а пока мы на крыше торчали, компьютер автоматически сваял простенький монтаж. Рассчитано на туристов, которые ошалели от впечатлений и не задумываются, кому и за что платят. Тебе оно действительно надо? Я же тебя пелефоном сфотографировала, доберусь до терминала — оформлю ничуть не хуже. И совершенно бесплатно, между прочим. Правда, картинка плоская выйдет.

— Ой, да не надо мне фотографий! — замахала на нее руками Цукка. — Терпеть не могу свою физиономию на фоне пейзажей лицезреть. Если забуду, как выгляжу, в зеркало посмотрюсь. Я-то думала, на входе нас служба безопасности снимает, а оказывается, частники инициативу проявляют. Слушай, пошли быстрее отсюда, а то еще что-нибудь всучат под шумок, дорогое и ненужное!

Карина засмеялась и потянула ее в толпу.

Утомившись в конце концов от брожения, Цукка плюхнулась на лавочку и взглянула на часы.

— Устала я и жрать хочу, — пожаловалась она. — И времени много. Скоро у Мати его семинар закончится. Давай двигаться в точку встречи. Пообедаем как следует и завалимся к тебе. Только надо сначала гостиницу найти. У тебя я ночевать не намерена, и не проси! — поспешно добавила она. — Тоже мне — втроем в однокомнатной студии, да еще и на полу спать!

— Вот так всегда! — вздохнула Карина. — А мне ночью в одиночестве страдать!

— Заведи мужика — легче станет! — фыркнула Цукка. — Ну что, на автобусе едем?

— Да тут недалеко, — отмахнулась Карина. — Я специально далеко не отклонялась. Сейчас дворами срежем, минут пятнадцать — и там.

— Веди, экскурсовод… — вздохнула Цукка, поднимаясь. — Авось не заплутаем.

Карина хихикнула и спорым шагом двинулась вперед. Она хорошо знала район, так что заблудиться не боялась. Свернув в неприметную арку, они оказались в нешироком дворике, из которого выбрались в унылый сквер со всеми забытым бюстом усатого полководца. Сквер тянулся между задними стенами домов и оказался безнадежно пустым и безжизненным. Казалось невероятным, что в десятке-другом саженей кипят выходной жизнью широкие улицы большого города, течет поток машин, ходят люди… Карина позволила себе откинуть капюшон куртки, под которым изрядно взопрела — вряд ли здесь попадется кто-то, кто сумеет ее опознать. Она глубоко вдохнула пахнущий стремительно наступающей весной воздух — и внезапно насторожилась.

Сзади раздался топот нескольких пар бегущих ног. Она резко повернулась и увидела, что к ним по аллее рысцой приближается четверо мужчин. Их кожа и в самом деле казалась странно темной, а в руках они держали непонятные длинные тряпичные свертки. Казалось, они не обращали на двух женщин никакого внимания, но Карина завороженно смотрела на них, не в силах оторвать взгляд. Странная апатия охватила ее, словно кролика перед удавом, парализуя волю и не позволяя двигаться.

— Это они? Те, кто следили за тобой? — быстро спросила Цукка. Она тоже обернулась и теперь напряженно смотрела на приближающихся. Карина кивнула.

— Кажется, да… — медленно произнесла она. — Значит, все-таки не воображение.

— Ты сможешь отбиться?

— Не знаю… Наверное. Но… Цу, вызывай Мати, быстро! У меня скверные предчувствия. Адрес места — Восьмая центральная улица, Длинный сквер. Пусть вызывает полицию.

— Делаю! — кивнула Цукка и отрешенно уставилась перед собой. Ее губы беззвучно зашевелились.

В этот момент четверо мужчин приблизились вплотную. Остановившись в трех шагах, они рассыпались полукругом и слаженными четкими движениями стряхнули на землю тряпки, обертывающими длинные предметы. В мгновение ока Карина оказалась под прицелом трех помповых дробовиков.

— Тебя зовут Карина Мураций, — со странным акцентом произнес стоящий в центре парень. На вид ему было около тридцати, и необычно темная, с коричневым оттенком кожа казалась лишь немногим более светлой, чем густые курчавые волосы. В отличие от трех остальных в руке он держал длинный узкий кинжал из отливающей голубым стали. Из-под длинного рукава на левом запястье выглядывал край странной татуировки: морда какого-то животного, выдыхающего пламя. Узкие раскосые глаза парня бесстрастно смотрели на Карину, и та невольно поежилась — настолько холодным и оценивающим казался их взгляд. Словно у змеи, нацелившейся проглотить мышь. — Ты и твоя подруга пойдете с нами. Я знаю о твоих способностях, синомэ. Если попытаешься применить свою силу, твоя подруга умрет.

— Кто ты и что тебе нужно? — сквозь стиснутые зубы спросила Карина. Нет, они явно не поклонники, охотящиеся за автографами. Поклонники обычно не прихватывают с собой дробовики. Дробовики! Именно то оружие, противостоять которому она не в силах — слишком велик шанс пропустить дробинку, особенно если пальба ведется с нескольких направлений. И как грамотно они взяли ее в полукольцо, угрожая сразу с нескольких сторон! В полицейском управлении ее учили защищаться от нападающего с огнестрельным оружием, но не от четверых же сразу! Она не может ускользнуть от них… и здесь Цукка!

Ее мысли понеслись вскачь. Все четверо в пределах досягаемости манипуляторов. Она может нанести удар одновременно в три точки и почти наверняка попадет — все-таки годы тренировок не прошли зря. Остается четвертый. У него кинжал, но от него она уклонится, даже если он бросится на нее сразу — недаром же она идет по Пути полтора десятилетия! А потом наступит и его черед. Только бы они не зацепили Цукку! На счет три — и раз, и два…

Додумать она не успела. Словно подчиняясь неслышной команде, трое с дробовиками резко отступили назад, и рядом тихо вскрикнула Цукка. Карина бросила взгляд в ее сторону — и ужас сковал ее неподъемными цепями. Тело ее подруги приподняло над землей сантиметров на тридцать. Она отчаянно извивалась, пытаясь сбросить невидимые путы, но неведомая сила рванула ее вперед, к мужчине с кинжалом, развернула и прижала к нему. Киссаки кинжала уперлось Цукке в гортань, и глаза державшего ее мужчины полыхнули так, что Карина невольно отступила назад.

— Попытаешься напасть — твоя подруга умрет, — бесстрастным тоном сказал он. — А потом ты все равно пойдешь с нами, живая или бессознательная. Ты одержима духами — но и я тоже. И мои духи сильнее.

— Кара, беги! — отчаянно выкрикнула Цукка. — Спасайся! Им нужна ты, не я!

Один из вооруженных дробовиками мужчин шагнул вперед. Он забросил оружие за спину, его рука скользнула в карман куртки и появилась снова — с непонятным комком. Одно движение — и пластиковая обертка полетела на землю, а мужчина прижал к лицу Цукки тряпку, остро пахнущую даже на расстоянии. Цукка дернулась несколько раз и затихла, и ее тело мешком свалилось на руки мужчине. Удерживая ее перед собой, тот отступил назад. Дробовики двух других по-прежнему выцеливали Карину.

— Теперь ты не сможешь достать его манипуляторами, не повредив своей спутнице. Если ты нападешь на нас, она умрет первой. Сейчас ты готова смириться, женщина? — со странной усмешкой спросил главарь, поигрывая кинжалом. — Или все еще хочешь проявить норов?

— Кто ты? Что тебе надо? — отчаянно спросила Карина. Ее ум отчаянно метался в поисках выхода. Будь она одна, она атаковала бы — и неважно, чем кончилась бы драка. Но обречь на смерть Цукку она не может!

— Меня зовут Шай. Шай ах-Велеконг, — любезно сообщил мужчина. — Я — Голова Оранжевого клана Дракона с Западного континента. Так случилось, что одна твоя знакомая сильно оскорбила нас. Она трусливо скрылась, и мы не можем найти ее. Но к тебе на выручку она придет. Я убью ее, но вы мне не нужны, а потому я отпущу тебя и твою подругу, когда все закончится. Не станешь сопротивляться — останетесь целыми и невредимыми. А теперь встань на колени! — внезапно рявкнул он. — На колени, и не шевелиться!

Карина бессильно сжала кулаки. Голова Дракона? Но ведь Драконом себя называют какие-то бандиты в Сураграше! Персонажи нелепых, несуразных фильмов-боевиков, режиссеры которых обычно не удосуживались даже толком поставить драки! Откуда они здесь, в Катонии?

Дракон. Далекая зловещая тень, изредка проскальзывающая в сводках новостей и глупых статьях о жизни «там», на Западном континенте. Такая невозможная, нереальная здесь, в Катонии! Но если их похитят… если их увезут на Запад, их никто и никогда больше не увидит.

Сдаваться нельзя. Только бой, заведомо безнадежный. Стоящий перед ней мужчина — девиант, безо всякого сомнения первой категории. А она еще ни разу не дралась с такими — если не считать дружеских дуэлей с Яной. Она, разумеется, сможет обездвижить его — но вряд ли сможет уклониться от зарядов картечи. Ну что же… по крайней мере, она умрет, сражаясь. Нужно лишь сместиться так, чтобы толком прицелиться в мужчину, что прячется за Цу…

Шай прищуренно смотрел на свою жертву. Несмотря на внешнее ледяное спокойствие, внутренности его сжались от напряженного, какого-то болезненного ожидания. Посмотрев фильм, что показали по телевизору, поначалу он ожидал чего-то большего. Стоящая перед ним невысокая, хрупкая на вид молодая женщина в жизни больше напоминала мальчишку-сорванца. Впечатление особенно усиливалось присущей местным женщинам бесстыдной манерой носить мужские штаны и куртки. Увидев ее издали, он даже разочаровался. Справиться с такой — невелика заслуга. Но сейчас, наблюдая за ней, он начал понимать, что позволило ей превратиться из затравленного изгоя, каким когда-то был и он, в человека, за которым идут. У нее — движения и взгляд воина. Не безумный взгляд яростно ревущего в бою берсерка, а расчетливый взгляд опытного бойца, выжидающего момент для нанесения молниеносного решающего удара. И в то же время — взгляд человека, готового умереть, защищая друзей. Она опасна. Далеко не так опасна, как мог бы оказаться настоящий воин с ее способностями — видно, что ей никогда не приходилось расчетливо убивать с холодным умом, случайные жертвы в детстве и спортивные поединки в тренировочный залах не в счет. Но даже сейчас, загнанная в угол, она не сдалась. И не сдастся. Она станет биться до последнего и умрет, и даже угроза смерти заложника ее не остановит — мертвые сожаления не испытывают. Шай ощутил странное чувство, которое обычно испытывал крайне редко: уважение. Уважение тем более необычное, что перед ним стоял не равный ему мужчина, а женщина. Бесстыжая женщина бесстыдной развращенной страны. Ну что же, так даже лучше. Мало чести в том, чтобы победить и унизить ничего не значащего навозного червя.

В тот момент, когда он понял, что она вот-вот ударит его силой духов, он, привычно напрягшись, скользнул вперед и в сторону, не столько услышав, сколько ощутив кожей свистнувшую мимо невидимую смерть. На мгновение мир смазался и расплылся, но он мгновенно восстановил ориентацию. Разворачиваясь на пятках, он с силой (но аккуратно, чтобы ненароком не убить) ударил в затылок уже двинувшуюся в его сторону — в ту сторону, где он стоял за мгновение до того — женщину тяжелой, налитой свинцом касирой рукояти кинжала. Та, словно подкошенная, рухнула плашмя, лицом вниз, но Шай, повинуясь внезапному импульсу, подхватил ее манипуляторами, не позволив упасть на твердую дорожку и разбить себе лицо. Затем он медленно опустил ее на землю.

— Вот сука! — раздраженно прошипел Батаронг, все еще удерживающий на весу вторую женщину.

Шай обратил на него холодный взгляд, и Младший Коготь, вздрогнув, осекся.

— Ты много и не по делу говоришь, Бата, — ровно произнес Шай, с удовольствием наблюдая, как по лицу солдата разливается бледность. — Запомни: ты и все остальные станете обращаться с ней с уважением. С таким уважением, которого она заслуживает. Ослушавшемуся я лично вырву язык… или что-нибудь похуже.

— Да, момбацу сан Шай ах-Велеконг, — виновато склонил голову Батаронг. — Прости меня. Я забылся.

— Хорошо, что ты меня понимаешь, — усмехнулся Шай. — Теперь ошейник.

Батаронг опустил тело Цукки на землю и извлек из висящей на боку сумки широкое массивное кольцо. Он шагнул вперед и защелкнул его на шее Карины. На кольце вспыхнула зеленая лампочка. Затем Младший Коготь извлек маленький одноразовый инъектор, сорвал колпачок и, отточенным движением введя иглу точно в вену на сгибе локтя, ввел его содержимое Карине. Потом он проделал то же самое с Цуккой и выжидающе посмотрел на Шая.

— Берите их и уходите, — приказал тот. — В убежище поменяешь батарею в ошейнике. Эта слишком долго не заряжалась. Бата, проследишь лично. Я закончу местные дела, и в шесть вечера встречаемся в условленном месте.

— Маяка действует не менее шести часов, момбацу сан, — почтительно сказал Батаронг.

— Она владеет силой духов, как и я, — Шай позволил прорезаться в голосе ноткам раздражения. — И она почти так же сильна, как я. У меня нет желания проверять, сколько времени действует на нее маяка или любой другой дурман. Надеюсь, у тебя тоже, если только ты не хочешь присоединиться к мертвым до срока. Вызови Карата, пусть заранее загонит машину под арку, чтобы не светиться на улице. И не забудь выбросить их пелефоны, чтобы не запеленговали.

Не обращая больше внимания на остальных, он повернулся и зашагал по аллее. Желудок пронзило легким импульсом голодной боли, и он на ходу бросил в рот леденец из мешочка, который всегда носил на боку. Ну что же, за все приходится платить — но почему бы и не заплатить, если результат того стоит? Кроме того, все знают, что духи требуют от него съесть что-нибудь сытное после того, как он использует их силу. Так что ни одной живой душе не придет в голову зубоскалить за его спиной, что самый молодой в истории Голова Дракона, устрашающий непобедимый боец, будущий властелин Граша, Сураграша и Четырех Княжеств, бакалавр экономики, не курящий и не берущий в рот ни капли алкоголя, обожает конфеты, как маленький ребенок.

В конце концов, может же он вознаградить себя за отсутствие нормального детства?

* * *

— …Рассматривая проблемы современных политики и экономики Четырех Княжеств, следует остановиться на нескольких ключевых моментах ее политической истории.

Докладчик взял с кафедры пластиковую бутылку с водой и отпил пару глотков. Саматта с интересом рассматривал парня. Двадцать два или двадцать три года, всего лишь старшекурсник — но уже младший ассистент кафедры зарубежной экономики. И судя по тому, с каким интересом слушает его аудитория — не только штатные сотрудники экономического факультета, но и сотоварищи-студенты, да еще и после двух предыдущих докладов — пользуется явным авторитетом. Впрочем, явно харизматическая личность вкупе с умением сделать увлекательным даже такой сухой материал говорят сами за себя. Далеко пойдет парень.

— Первым таким моментом, разумеется, является окончательное объединение четырех независимых государств в единое целое, состоявшееся в районе семьсот тридцатого года. Хотя официально годом объединения является семьсот пятьдесят второй, столетие каковой даты с помпой отмечалось в ЧК относительно недавно, фактически независимые княжества утратили независимость с момента формирования Большого Холла в семьсот двадцать девятом году. Но с учетом того, что из-за постоянной угрозы вторжения с юга предыдущие семьдесят или восемьдесят лет княжества вынужденно координировали свою внешнеполитическую и военную деятельность, указанные даты стали лишь формальными вехами на пути к интеграции.

Проекционный экран мигнул во время смены слайда.

— Второй важный момент — Великая война семьсот девяносто третьего года. Сам по себе ход данной войны нас сейчас интересует мало. Важно то, что ведя кровопролитные бои с грашской армией вторжения на юге и фактически лишившись даже того мизерного морского судоходства, которое имели, из-за каперских действий катонийского флота, ЧК впервые в полной мере прочувствовали недостатки собственной экономики. На отраслевых графиках производства можно видеть резкое падение, фактически — полный крах гражданского сектора экономики в течение трех периодов после начала войны, мало компенсированный заметным ростом производства в военной отрасли, в частности в танкостроении и самолетостроении.

Экран опять мигнул. Докладчик прошелся вдоль него, заложив руки за спину.

— Наконец, третий важный момент, точнее, период, — ударная индустриализация семьсот девяносто пятого — восемьсот четвертого годов, автором и вдохновителем которой стал граф Итал Барабор. Данный период прекрасно известен всем, как по специальной, так и популярной литературе, и подробно на нем останавливаться смысла нет. Сегодня мы рассмотрим те события, которые обычно остаются за кадром даже в спецкурсах по данному предмету. Итак. Что следует учитывать в первую очередь, когда мы говорим о политике и экономике ЧК? Разумеется, основное, что приковывает взгляд, это ярко выраженная аристократическая их составляющая. Исторически находясь в опасности внезапных ударов и набегов южных племен, княжества вынужденно развивали в первую очередь армию. Ситуация стала особенно острой в первой половине седьмого века, в районе события, известного как «Пробуждение Звезд», что бы ни крылось за ним в действительности. Существенные климатические изменения, которые, как известно, произошли в тот период, привели как к резкому падению урожайности в северных районах Западного континента, так и к опустыниванию пастбищ в южной его части. В результате и южные скотоводческие племена, и северные земледельцы получили серьезный стимул к военной экспансии на территорию соседей. Первая большая битва в Сухом Логу в шестьсот тридцать пятом году, в которой в числе прочего погибло все высшее духовенство Церкви Колесованной Звезды, игравшей связующую роль в союзе, поставила княжества на грань поражения в войне, что угрожало самому их существованию. Спасла их только неожиданно вспыхнувшая усобица между племенами тарсаков и гуланов, в результате которой почти половина гуланского войска оказалась вырезанной в первую же ночь, а остатки оказались не в силах противиться захвату своих пастбищ тарсаками.

Докладчик откашлялся и опять глотнул воды.

— Князья оказались достаточно мудры, чтобы сделать из произошедшего правильные выводы. Если ранее междоусобные стычки между княжествами, пусть и не слишком серьезные, не являлись чем-то из ряда вон выходящим, то битва в Сухом Логу привела к фактическому формированию единого верховного командования, резкому уменьшению автономности мелких феодальных правителей, так называемых «бояр», и построению жесткой командной вертикали, основанной на боевых армейских командирах. Данная вертикаль в течение всего пары десятилетий практически полностью вытеснила бояр, сформировав новую аристократическую систему. Процессу способствовало также существенное ослабление позиций Церкви Колесованной Звезды, заинтересованной в поддержке боярской автономии и видевшей в ней противовес опасному усилению центральной власти. Фактическая капитуляция нового Настоятеля, передавшего князьям все зерно из храмовых хранилищ, привела к падению авторитета Церкви и ее отход в политике на задний план почти на полвека.

— В то же время усиление военной власти привело к фактическому подпаданию под зависимость от нее как производства, так и торговли. На деле большинство мелких и средних торговцев вынужденно искали покровительства у военных командиров, оказываясь от них почти в феодальной зависимости. Хотя со временем такая система постепенно сошла на нет, к моменту формирования Великого Холла сложилась традиция, позволяющая заниматься торговлей только аристократии. Если точнее, аристократия осуществляла общее покровительство торговцев, указывала с кем торговать можно, а с кем — нет, формировала систему налогообложения, и так далее. «Благодарственные подношения», а фактически — дополнительный налог в пользу аристократии, в течение полутора веков существенно сдерживали развитие торговли, а через нее — и гражданской промышленности и сферы услуг. В результате к концу прошлого века гражданское общество Четырех Княжеств оставалось в малоразвитом состоянии. Средний уровень жизни в среде простолюдинов был примерно в четыре раза ниже среднего уровня в Катонии и всего на тридцать-сорок процентов превосходил достигнутый в Граше. Милитаризованная система управления, стержнем которой по-прежнему оставалась военная аристократия, являлась жесткой и неэффективной, а методов рекрутирования новых кадров в нее из среды нетитулованной молодежи почти не существовало.

— Можно вопрос, господин Гакусэй? — встряла, подняв руку, девица с волосами, крашенными в рыжий с белыми прожилками цвет, по виду — студентка. — А как же Сайлас Белый Ястреб? Или Суран Песчаник? Оба — выдающиеся командиры ЧК в Великой войне, и оба — выходцы из простолюдинов.

— Белый Ястреб, Песчаник, Северный Хребет и еще двое-трое, да, — согласно кивнул выступающий. — Их успехи на военном поприще широко известны, а сами их личности постоянно используются пропагандистами ЧК для подчеркивания равенства возможностей в их обществе даже в те времена. Но на самом деле других-то и не было. Все они — редчайшие исключения, пробившиеся к высотам командования лишь благодаря неразберихе и сумятице первых периодов войны. Когда за три недели легкая грашская конница продвинулась аж на триста верст от границы, с легкостью уклоняясь от неповоротливых танковых и мотопехотных отрядов армии ЧК и уничтожая сельскохозяйственные угодья, командование, включая самого Великого Князя, хваталось за каждую ниточку, какой бы гнилой она ни казалась. А с учетом того, что сразу половина высших армейских чинов погибла в первые же сутки войны, захваченная врасплох отрядами диверсантов на собственных командных пунктах, возможностей для продвижения хватало даже у сержантского состава. Ты ведь помнишь, госпожа, что оба названных тобой человека в день начала войны являлись лишь сержантами, а офицерские звания получили задним числом, командуя уцелевшими отрядами в окружении и в партизанской войне? И даже они в конечном итоге не получили званий выше оой-капитана. Я ответил на твой вопрос, госпожа… э-э-э, Минами?

Студентка кивнула.

— Итак, переходим к Великой войне. Четыре Княжества на момент ее начала полагали, что Граш, несмотря на воинственную риторику, никогда не отважится на прямое нападение. Стычки между войсками ЧК и Граша на территориях Сураграша никогда не воспринимались в Княжествах как что-то серьезное. Тем более что обе стороны к тому времени поняли, что подчинить эти области себе, а тем более — аннексировать, нереально из-за серьезного отпора со стороны местных полубандитских феодальных группировок, называвших себя Драконом. Несмотря на свою раздробленность и внутренние усобицы, кланы Дракона всегда объединялись, чтобы дать совместный отпор захватчикам, а в условиях партизанской войны в джунглях и выучка грашских войск, и техническое превосходство армии ЧК мало что значили. Даже катонийская армия с ее высочайшей подготовкой и новейшими техническими средствами, введенная туда двадцать лет назад, добилась не таких больших успехов, как планировалось изначально…

Саматта вздрогнул.

— Она не добилась вообще никаких успехов, господин, — зло сказал он. — Если не считать за успехи потерю семидесяти процентов личного состава убитыми, ранеными и заболевшими, гибель практически всех базирующихся на авианосцах самолетов и позорное отступление, которое иначе чем бегством не назовешь.

Он тут же мысленно выругал себя за несдержанность. Он полагал, что за прошедшее время сумел прочно забыть горечь поражения и унижения, что прочувствовали все, кому довелось уцелеть в джунглях. Но вот оказалось, что ничто не забыто, и что даже случайные слова какого-то мальчишки способны с легкость сорвать, казалось бы, прочную коросту с кровоточащей раны…

По аудитории прошла волна гула, сразу, впрочем, стихшего.

— Я полагаю, господин, что такое утверждение — преувеличение, — формально-вежливым тоном заметил докладчик. — Если оценивать объективно…

— Господа и дамы, — Сатта поднялась со своего места, и студент замолк. — Позвольте представить вам нашего гостя, младшего профессора кафедры военной истории Масарийского университета господина Саматту Касария. Мати, может, хочешь выйти к трибуне?

— Спасибо, Сати, — поблагодарил Саматта. — Нет, не хочу. Наоборот, хочу принести свои нижайшие извинения господину Гакусэю за свою несдержанность.

Он извиняющеся улыбнулся.

— Однако я все же должен настоять на своей точке зрения. Видите ли, господа и дамы, в свое время я там был. В тридцать девятом, если говорить точно. Тогда я еще носил капитанские нашивки и командовал ротой войск специального назначения, занимавшейся выполнением особых заданий. Таких какуничтожение плантаций маяки, обнаруженных со спутника. Еще раз приношу свои извинения, но с точки зрения и непосредственного участника событий, и с точки зрения историка мы потерпели полный и сокрушительный разгром. Как в свое время армия ЧК, мы страшно недооценили противника. Мы полагали, что идем воевать с кучкой неграмотных, плохо организованных бандитов с древними карабинами и аналоговыми рациями величиной со стол. А столкнулись на деле с фактически регулярной армией, оснащенной новейшей аппаратурой связи — импульсными передатчиками со стойким шифрованием, приборами ночного видения, скорострельными безгильзовыми автоматами с пулями, с двадцати саженей пробивавшими пластины бронежилета, гранатометами с кумулятивными и термобарическими зарядами, самонаводящимися ракетами «земля-воздух», даже с собственной авиацией, пусть и не военной. А еще они воевали на своей, прекрасно знакомой территории, в то время как у нас не имелось никакого опыта действий в условиях диких тропических лесов. В общем, дело свелось к тому, что нас, как и присутствующие там ранее экспедиционные войска ЧК, очень быстро загнали на территорию спешно оборудованных укрепленных баз на западном побережье, откуда мы редко отваживались показать нос. И очень многие из нас бессмысленно умерли в джунглях от инфицированных ран и болезней задолго до того, как до политиков дошла вся глубина жо… прошу прощения, вся сложность ситуации. Еще раз извиняюсь, что перебил, господин Гакусэй.

Саматта поклонился и замолчал.

— А-э… — промямлил студент. — Благодарю, господин Саматта, за столь познавательный экскурс. Я как-то не знал…

Он замолчал и встряхнулся.

— Да, я просто не знал о случившимся, — закончил он уже нормальным тоном. — Официальная версия… м-м, существенно отличается от изложенной точки зрения. Господин Саматта, я бы с большим удовольствием обсудил с тобой данную тему по завершении семинара. Могу я рассчитывать на полчаса твоего времени?

— Не сегодня, господин Гакусэй, — качнул головой Саматта. — У меня на вторую половину дня планы, а завтра с утра я улетаю домой. В перидень у меня лекция, так что следует появиться в университете со свежей головой. Но мы можем обсудить ее дистанционно. Возьми у Сати… у госпожи Сатты мой адрес и напиши мне.

— Обязательно, господин Саматта, — кивнул студент, и Саматта против своей воли восхитился тому, как парень обернул укол, пусть и случайный, в свою пользу. — А сейчас продолжим. Итак, несмотря на довольно частые стычки грашских и княжьих войск на территории Сураграша Четыре Княжества не воспринимали ситуацию как чреватую войной. При том даже скрытная концентрация грашских войск на границе с Княжествами либо игнорировалась, либо объяснялась страхом перед нападением со стороны Княжеств. В результате за первую неделю войны мобильная, пусть и за счет безнадежно устаревшей конницы, грашская армия продвинулась на триста верст по территории Княжеств, захватив не менее трети промышленного потенциала страны, в том числе — три четверти военной промышленности, включая танковые и авиазаводы. И продвинулась бы дальше, если бы не увязла в борьбе с партизанскими отрядами, спонтанно организовавшимися из окруженных частей и жителей ЧК. Вообще грашское командование в той войне тоже проявило вопиющую некомпетентность, так и не сумев толком воспользоваться плодами первых побед, но не о том речь. Главное — что большая часть оставшейся у ЧК промышленности оказалась устаревшей и не способной быстро переключиться на военные рельсы, в результате чего спасли ЧК только технологическая отсталость противника и внутренние политические интриги в Грашграде. Неизвестно, чем бы кончилась война, если бы не смещение нескольких ключевых генералов грашской армии по обвинениям в предательстве и неумелости.

— Несмотря на то, что в конце девяносто пятого Граш оказался вынужден вывести войска с территории ЧК, аннексировав только несколько незначительных южных областей, после войны экономика и промышленность Княжеств оказалась в состоянии полной разрухи. В преимущественно аграрной стране по-прежнему не менее шестидесяти процентов населения жило в сельской местности, занимаясь земледелием полуручными способами. Неэффективные сельскохозяйственные технологии, малое количество заводов по производству удобрений, вынужденная зависимость от импорта химического и металлургического сырья из Граша и Катонии привели к голоду в следующие два года. Разрушение промышленного производства в южных областях привело к необходимости перепрофилировать заводы сельскохозяйственной техники на выпуск военного оборудования. Это, в свою очередь, повлекло дефицит как тракторов и комбайнов, так и запчастей и навесок для них. Остро не хватало квалифицированных инженеров — механиков и строителей, и система высшего образования оказалась не в состоянии быстро восполнить их дефицит. Практически умерла легальная продовольственная торговля, замененная карточной системой распределения продуктов питания, зато пышно расцвел черный рынок. И самое скверное заключалось в том, что прежняя система экономических отношений, завязанная на аристократию, так и не сумела приспособиться к ситуации. Дворяне, формально владеющие сельскохозяйственными угодьями и заводами, сосредоточили все свое внимание на военной сфере, полностью забросив экономику. А поскольку без их соизволения ни строители, ни торговцы и пальцем пошевелись не могли, экономика оказалась на грани тотального коллапса.

— В отчаянной ситуации пришлось применять отчаянные меры. Тогдашний Верховный Князь ЧК отменил военное положение, приостановил деятельность Большого Холла и передал всю полноту исполнительной власти главе кабинета министров графу Италу Барабору. О происходивших потом событиях хорошо известно в том числе из документальных хроник. Национализация и последующая свободная приватизация сельхозугодий и заводов с освобождением новых владельцев от налогов на два-три года, массовый принудительный труд населения на постройке новых производств, фактическая отмена пособий по старости, болезни и прочих, приглашение в страну катонийских инженеров, технологов и преподавателей с пожалованием им дворянских званий и так далее. Неизвестно, удалось бы сломить сопротивление старой аристократии и заставить ее согласиться с чрезвычайными мерами, но графу Барабору повезло, если так можно выразиться, что не менее двух третей дворян с титулами от вайс-графа и ниже, командовавших боевыми частями, погибли в ходе войны. А сопротивление гражданского населения вопреки ожиданиям оказалось удивительно вялым и после подавления первых демонстраций протеста в Каменном Острове и Терелоне практически сошло на нет. Вероятно, сказался шок от позорно проигранной войны, особенно ощутимый для населения южных территорий, в том числе для традиционно свободолюбивых Саламира и Тушера, оказавшихся, пусть и недолго, под грашской оккупацией…

— Господин Гакусэй, время, — негромко напомнила Сатта. — У тебя пять минут, чтобы резюмировать выступление, после чего перейдем к дискуссии.

— Хорошо, госпожа Сатта, — кивнул студент. — Итак, что же показала Великая война и последующая за ней ударная индустриализация ЧК? Во-первых, даже аристократия более не могла утверждать, как ранее, что принятая в ЧК система хозяйствования является более эффективной, чем в других странах, включая Катонию. А сам факт, что гораздо менее развитая в техническом плане грашская армия, в значительной степени полагавшаяся на конницу, сумела нанести тяжелейшие поражения танковым и бронепехотным частям, настолько подорвал веру населения во врожденную способность аристократии к управлению и командованию, что привел к полной утере их авторитета и легитимности. Во-вторых, простолюдины осознали наконец, что внушаемые им с пеленок мысли о врожденном превосходстве аристократии…

«Мати, контакт! Мати, откликнись, пожалуйста!»

Саматта вздрогнул от неожиданности. Склонив лицо к столу и прикрыв его сложенными в замок руками, якобы опираясь подбородком на большие пальцы, он сосредоточился.

«Цу, у меня семинар почти за…»

«Мати! Нас преследуют! На нас напали! Они с ружьями! Кара пытается их остановить, но она не справится одна! Они знают, как ее зовут! Мати, помоги!»

— Где вы?! — в голос крикнул Саматта, вскакивая из-за стола и не обращая внимания на устремленные со всех сторон удивленно-негодующие взгляды. — Сколько их? Вы вызвали полицию?

«Четверо, с ружьями. Кара сказала, что место называется „Длинный сквер“, Восьмая центральная улица. Мати, они заставляют нас идти с ними, угрожают Каре, что убьют меня!»

— Держитесь, Цу! — резко сказал Саматта. — Сати, Восьмая центральная улица, Длинный сквер — где? На Кару с Цуккой напали!

— Примерно три версты отсюда, — непонимающе сказала та. — Но откуда ты…

— Прямая связь, осталась от прежних времен, — нетерпеливо оборвал ее Саматта. — Мне нужна карта, быстро. И вызови Дора, пусть блокируют местность немедленно!

— Так, — Сатта подобралась, словно перед прыжком. — Господа и дамы, прощу прощения, но я должна прервать семинар. Все объяснения потом. Господин Гакусэй, выведи на преподавательский терминал карту города и покажи господину Саматте нужное место.

Она выхватила пелефон. Гакусэй непонимающе переводил взгляд с нее на Саматту, а аудитория взорвалась гулом голосов.

«Мати! — взвизгнул голос Цукки. — Он меня схватил! Он тащит меня, он девиант! Мати, они!..»

Ее голос, звучащий в ушах Саматты, оборвался на полуслове, и тот зарычал. Одним прыжком он пересек пространство, отделяющее его от студента, и встряхнул его за плечи.

— Карту, живо! — рявкнул он. — Да проснись ты!

— А, да-да… — пробормотал тот. — Сейчас…

Он отошел к преподавательскому месту и отключил презентацию. Затем открыл карту и принялся вводить адрес. Саматта, нависнув над ним, наблюдал, скрежеща зубами от бессилия.

— Вот, — студент ткнул пальцем. — Здесь. Самый короткий путь… — Он повел пальцем по карте, но остановился и задумчиво взглянул на Саматту.

— Господин профессор, я знаю то место, — решительно сказал он. — Я помогу добраться. Там движение одностороннее, такси крюк даст и в пробках увязнет. Проще показать, где пешком срезать, чем объяснять. Пойдем.

Он коротко, на грани неприличия, поклонился аудитории, где, впрочем, на него уже никто не обращал внимания, и быстро пошел к двери. Саматта двинулся за ним.

— Мати, Дор сказал, что поднимает отряд по тревоге! — крикнула ему вслед Сатта. Саматта махнул ей в знак понимания, но не остановился.

Быстро шагая за студентом по коридору университета, он напрягся.

«Цукка, контакт! Цу, ты меня слышишь? Цу!.. Карина, контакт! Кара, что с вами? Откликнись!..»

Тишина. Полная тишина. Может, они не слышат?

— Кара, контакт! — гаркнул он в пространство во весь голос, не обращая внимания на то, как вздрогнул студент. — Кара, Саматта в канале! Кара!..

Такая же тишина стала ему ответом, и он наполовину зарычал, наполовину застонал.

— Бегом! — рявкнул он студенту. — Нет времени ходить! Бегом!..

Гакусэй и в самом деле провел Саматту какими-то узкими тропинками, ведущими в самый центр парка. Они вбежали туда через двадцать три минуты после вызова Цукки, как раз в тот момент когда по аллее, мигая, завывая и нещадно калеча шинами боковые газоны, пронеслись два черно-желтых фургона полицейского спецотряда. Один из фургонов, взвизгнув тормозами, пошел юзом. С подножки спрыгнула человекообразная гора в полицейской форме, и фургон, разогнавшись, улетел дальше по аллее.

— Где? — гаркнул капитан Дентор, в несколько гигантских прыжков пересекая расстояние, отделяющее его от Саматты. — Мати, где они?

— Мы только что появились… — тяжело дыша не столько от усталости, сколько от бушующего в крови адреналина, прорычал Саматта. — Вы никого не видели?

— Нет, — коротко бросил Дентор. — Сейчас прочешем местность… но, скорее всего, их здесь уже нет. Если похищение проведено ради выкупа… Первый взвод, Хомяк на связи! — проговорил он в прикрепленный к горлу микрофон рации. — Что с северным выходом?.. Хорошо. Стоять на месте, никого не впускать и не выпускать. Второй взвод, есть активность на южном выходе? Понял. То же самое — не впускать и не выпускать никого. Остальным — прочесать парк по направлению к центру. Хомяк закончил.

— Дор, по крайней мере один из них — девиант первой категории! — бросил Саматта, напряженно оглядываясь по сторонам. — Цукка успела сообщить перед тем, как… пропала связь.

— Внимание всем! — быстро проговорил Дентор. — Здесь Хомяк. Есть сведения, что как минимум один из похитителей — агрессивный девиант первой категории. Четным номерам активировать «розы» на три четверти, зубчатая цепь, быть готовыми стрелять на поражение при любой подозрительной активности! Не зацепите Карину, если она рядом. Хомяк закончил.

Он повернулся к Саматте.

— Расскажи все по порядку, — скомандовал он. — Что, где и как произошло? Цукка успела позвонить?

— В час шестьдесят четыре Цу связалась со мной по прямому каналу… — он покосился на с интересом прислушивающегося Гакусэя. — Ну, я рассказывал. Она сообщила, что четверо с ружьями заставляют ее и Карину куда-то идти с ними. Они знали Кару по имени и угрожали, что убьют Цу, если они попробуют сопротивляться. Очевидно, они прекрасно знали, на кого и зачем напали.

— Значит, шансов на то, что она освободится самостоятельно, практически нет… — скрипнул зубами командир спецотряда. — Я бы своими руками шею тому журналюге свернул! Так, ладно. Не паникуем. Если их похитили ради выкупа, то убивать не станут. Рано или поздно они заявят требования, и тогда мы…

— Они похищали Кару! — прорычал Саматта. — Они могут убить Цу, если посчитают, что она не нужна! Или чтобы доказать нам серьезность своих намерений.

— Не паникуй! — приказал Дентор. — Нет смысла терзать себя всеми опасностями мира. Убийство при похищении — смертельная статья, гарантированная газовая камера. Зачем им такое? Успокойся.

— Извини…

Саматта несколько раз глубоко вздохнул и расправил плечи. На него накатило чувство, которого он не помнил уже двадцать лет: ледяная пронзительная ясность, беспощадно обнажающая окружающий мир, смывающая с него наносную шелуху, ощущение смертельной опасности и одновременно — удивительная четкость мысли. Таким он становился в молодости, под шквальным огнем противника в сураграшских джунглях, когда вокруг падали, сраженные, бойцы его роты, хрипели и стонали от боли раненые, но некогда было останавливаться и размышлять. Предельная ясность: убьешь ты — или убьют тебя, и ты твердо намереваешься если и подохнуть, то лишь прихватив с собой парочку гнид, что целятся в тебя сквозь просветы в густой листве.

Интеллигентный университетский историк умер, чтобы никогда больше не воскреснуть. Десятилетия мира, к которому он успел привыкнуть, оказались лишь коварной маскировкой для незримых опасностей. Он расслабился, остепенился, позволил блаженству жизни с любимой женщиной сделать его слабым и сонным. Он оступился, и случившееся — его вина. Он обязан был понять, что слава привлекает не только безобидных фанатов, но и мерзавцев, готовых наживаться на чужой жизни. Он прекрасно знал, что каждый год в Катонии с целью выкупа похищают несколько десятков человек — и не более половины возвращаются домой живыми. Знал — и не подумал, что в первую очередь опасность грозит Каре, ЕГО Каре. А через нее — и всем остальным членам семьи. Он слишком привык к неуязвимости Карины, к ее силе, ее умению драться голыми руками — и не подумал, что она не в состоянии хладнокровно убить другого, чтобы защитить свою жизнь. Он виноват в том, что расслабился, и теперь у него нет иного выхода, кроме как искупить свою вину.

Он уже давно не капитан спецназа. Но въевшиеся в кровь навыки убийцы и диверсанта никуда не делись, а физическая форма у него практически на прежнем уровне, пусть даже возраст все сильнее давит на плечи. И самое главное — он готов убивать, стволом, ножом или голыми руками, неважно, лишь бы защитить своих близких. Он пойдет по следу похитителей, и в живых они останутся только в одном случае: если небо вдруг рухнет на землю.

— Дор, — сказал он спокойно, — я намерен участвовать в расследовании. Мы сможем добиться, чтобы дело передали Тришши?

— Посмотрим… — рассеянно кивнул Дентор.

Неподалеку раздался топот множества тяжелых ботинок, и между голых по весеннему времени стволов деревьев показалась редкая цепь людей и троллей в черно-желтых униформах. Один из троллей, носящий нашивки лейтенанта, широко шагая, подошел к Дентору.

— Капитан, — сообщил он, — два человеческих трупа, пожилые мужчина и женщина, в двадцати саженях отсюда. У женщины перерезано горло, у мужчины свернута шея. Караул выставлен. У входа в аллею, возле арки, какой-то в дребадан пьяный человек валяется под деревом в компании с тремя пустыми бутылками, его сторожат. В кустах возле дорожки мы обнаружили это.

Он протянул два пелефона и небольшую серую сумочку.

— Пелефоны принадлежат Цу и Каре, — бесстрастно сказал Саматта. — Дор, пелефон Цу ты видел сам. Проектор и все такое. Сумочка — тоже ее.

— Помню, — кивнул Дентор. — Спасибо, Тамарэй. Остановитесь здесь, сейчас встречная цепь подойдет. Умные, сволочи. Знают, что пелефоны можно пеленговать даже без карты провайдера, не польстились на игрушки.

Снова затопотали ботинки, и с противоположной стороны приблизилась вторая цепь.

— Капитан, — доложил человек с нашивками вайс-капитана, — прочесывание закончено, никого не обнаружено.

— Понятно, — Дентор задумчиво потер подбородок. — Мати, мы больше ничего не можем сделать. Места, где нашли трупы и пелефоны, оцепим, авось эксперты что-нибудь еще там найдут. Через несколько минут здесь появится толпа… слышишь сирены? Патрульные на походе. В остальном же… Тебе здесь делать нечего, да и нам, в общем, тоже. Сдадим место криминалистам, а потом поехали-ка с нами. В управлении отдышишься и в себя придешь. Подумаем, что делать дальше.

— Спасибо, Дор, — Саматта хлопнул старого друга по плечу. — Но я пока останусь. Поброжу по окрестностям, авось кто что заметил. Сменишься — вызови меня, пообщаемся. Господин Гакусэй, — он повернулся к студенту, молча стоящему в стороне и наблюдающему за ним, — я сверх всякой меры признателен тебе за оказанную помощь.

— Не за что, господин профессор, — покачал головой тот. — Я почти ничего не сделал. Я пойду. Если я еще понадоблюсь, госпожа Сатта знает, как со мной связаться.

Повернувшись, он зашагал по аллее. Саматта задумчиво посмотрел ему вслед.

— Мати, — встревоженно сказал Дентор, — только без глупостей, ладно?

— Я когда-нибудь делал глупости на твоей памяти? — осведомился Саматта. — Я не мальчишка и не идиот. Не беспокойся, Дор, я действительно всего лишь поброжу по окрестностям. Позвони, ладно?

Не дожидаясь ответа, он пошел по аллее в ту сторону, где нашлись пелефоны. Начать можно с опроса в ближайших магазинах. Не может же случиться, что вообще никто и ничего не видел! Но первое, что следует сделать, — оповестить Яну и Палека. Почему он не сообразил сразу? А что, если похитители сейчас направляются и за ними?

Тот же день. Масария

Постучав, Яна толкнула дверь и вошла в комнату. Весеннее солнце брызнуло ей в глаза, и она невольно зажмурилась. Отступив чуть в сторону, чтобы уйти от прямых солнечных лучей, она вежливо поклонилась.

— Здравствуйте, господин и госпожа, — сказала она, поклонившись мужчине с женщиной, напряженно выпрямившись при ее появлении. — Меня зовут Яна Мураций. Раза знакомству, прошу благосклонности. Здравствуй, молодой господин, — она кивнула угрюмо сгорбившемуся между ними подростку. — Госпожа Содата, — она повернулась к сидящей за столом женщине, — ты просила меня приехать?

— Да, госпожа Яна, — кивнула та, приподнимаясь. — Здравствуй. Прости, что вытащила тебя с работы, но, боюсь, я уже не знаю, как справляться. Познакомься с молодым господином Сёнэном.

Яна внимательно оглядела подростка. Хотя его лицо оставалось непроницаемым, а смотрел он в пол, от него струились страх вперемешку с раздражением и тлеющей злобой. И еще в нем чувствовались какие-то бесшабашная удаль и презрение. Презрение?

— Что случилось? — вежливо поинтересовалась она.

— Господин Сёнэн, — вздохнула инспектор по делам несовершеннолетних, — обладает особыми способностями второй категории. С их помощью он сегодня до крови избил мальчика из соседнего класса и отобрал у него деньги. Такое за последние полгода — в третий раз, драка, я имею в виду. В первый раз он извинился и пообещал, что больше так не поступит. Во второй то же самое пообещали его родители, — она мотнула головой в сторону мужчины и женщины. — Но сегодня все повторилось, да еще и с отниманием денег. Госпожа Яна, мне нужен твой совет. У меня есть выбор — начать процедуру его оформления в специализированный интернат для трудных подростков или поверить ему еще раз. С учетом твоих… твоего опыта ты наверняка можешь дать хороший совет.

— Понятно, — Яна прищуренно осмотрела юношу с ног до головы. Тот поднял голову и ответил ей испуганно-раздраженным взглядом. Исходящий от него страх усилился.

— Госпожа! — торопливо сказала его мать. — Послушай меня, госпожа! Сёнэн не такой плохой, просто… ну, просто на него иногда находит.

— Находит? — саркастически приподняла бровь Яна. — Ему вдруг внезапно становятся нужны деньги? Вы не даете ему достаточно на карманные расходы?

— Я не брал деньги, — хмуро буркнул подросток. — Они все врут. Я ему только врезал пару раз, чтобы не воображал много. Подумаешь, умник…

— И куда же делись деньги? — язвительно спросила Содата. — В воздухе растворились?

— Не знаю, — буркнул подросток. — Я не брал.

— Погоди, госпожа Содата, — Яна подняла руку. — Мальчик не лжет.

— Что? — удивленно взглянула на нее инспектор. — Как — не лжет? Но в заявлении, поступившем в полицию, ясно сказано…

— Говорю же, я не брал! — горячо вскинулся подросток. — Откуда я знаю, куда они делись? Скотина он, ваш Сусума, сам, небось, заныкал куда-то листики, а на меня валит!

— Но ведь никто не видел, как он забрал деньги… — робко проговорил отец, по виду — типичный клерк лет сорока и на копеечном жаловании. — Госпожа, может, он не врет?

— Ага, и нос тот мальчик сам себе разбил, и на ребра синяки наставил? — язвительно сказала инспектор. — А, Сёнэн?

— Я же говорю — врезал я ему, — подросток опять сгорбился и уставился в пол. — Я его предупредил, что девиант, а он дразниться начал. И других науськивал. Ябеда несчастный…

— Стоп! — решительно заявила Яна. — Так мы ни к чему не придем. Госпожа Содата, денег Сёнэн не брал, я ручаюсь. А вот драка — плохо. Особенно драка с применением особой силы. Так…

Она задумалась. Вообще-то инспектор в курсе ее собственных способностей, но светиться перед родителями…

— Госпожа Содата, могу я поговорить с мальчиком наедине? — спросила она.

— Конечно, господа Яна, — кивнула та. — Мы подождем в коридоре. Господин Масака, госпожа Сугура, прошу вас выйти.

Когда они остались одни, Яна подошла к дивану и села на него вполоборота к мальчику. Тот заерзал и отодвинулся к дальнему подлокотнику.

— Ну, рассказывай, — сказала она. — Что случилось на самом деле?

Подросток отвернулся и не ответил.

— Сёнэн, — Яна наклонилась вперед, взяла его за подбородок и повернула его лицо к себе, — я тоже девиант. Я знаю, каково скрывать от других свой дар. Мне можно довериться.

— Девиант? — недоверчиво спросил подросток. — Докажи.

Яна фыркнула и посмотрела на стол. Секунду спустя лежащее у терминала стило взмыло в воздух и плавно перелетело ей в руку.

— Убедительно? — осведомилась она. — А еще я вижу, что ты чувствуешь. Ты подрался, тебя несправедливо обвинили, забрали в полицию, надевали ошейник, а потом привели сюда. Тебя угрожают отправить в спецшколу далеко от дома. Ты обижен на всех — на того Сусуму, на родителей, на госпожу Содату. Так? Не отпирайся, так. И все же — что произошло?

— Сусума дразнился, — неохотно сказал подросток.

— Как именно?

— Ну, он в небодень передачу смотрел по телевизору. Про девиантов.

— Которую вел Вай Краамс? Да уж, та еще передачка вышла, — весело хмыкнула Яна. — И что?

— Он сказал, что всех девиантов нужно в море утопить, — словно через силу выталкивая слова, сказал мальчик. — У него папаша в партии «Нормальных», он всегда так говорит. А тут еще и сказал, что та тетка, Карина — шарлатанка. Что она всем врет, что ничего она не лечит, о ней все выдумали, и что ее нужно было еще тогда прикончить, когда в Институте держали. А она ведь не шарлатанка, да? — внезапно горячо спросил он. — Не шарлатанка?

— Нет, Сёнэн, не шарлатанка, — улыбнулась Яна. — Я точно знаю — она моя сестра.

— Сестра?! — глаза мальчика округлились. — Честно?

— Честно, — кивнула Яна. — Сводная, правда, не родная. Она только три года назад насовсем в Крестоцин переехала, а до того мы все вместе жили. Когда она в следующий раз погостить приедет, я тебя с ней могу познакомить. Хочешь?

Мальчик поспешно кивнул. Раздражение и злоба в нем пропали, смытые потоком новых эмоций — восхищением и предвкушением.

— Вот и замечательно. Но только, Сёнэн, я тебе сразу сказать могу, — сурово продолжила Яна, — она с тобой не захочет дела иметь. Она никогда не дерется, даже когда ее дразнят. Раз ты смотрел передачу, ты знаешь, как тяжело ей было. Но она всегда сдерживалась. А ты что устроил? Зачем ты избил Сусуму? А если бы ты его покалечил ненароком?

— Но он же сказал…

— Ну и что? Мало ли кто что говорит. Завидуют — вот и болтают языком, сотрясают воздух попусту. Они болтают, а ты сдерживайся. Когда у тебя пробудился дар, тебя же учили, что сила — это ответственность. Ты не имеешь права использовать ее во зло.

— Не хочу сдерживаться, — мальчик снова нахохлился. — Если он еще раз начнет, я его вообще убью! А что они мне сделают? Я еще несовершеннолетний!

— Да, — согласилась Яна. — Несовершеннолетний молодой дурак.

Мальчик вздрогнул, словно от удара, и бросил на нее свирепый взгляд. Его ноздри раздувались, а в глубине души начала зарождаться ярость.

— Да, дурак, — ровно продолжила Яна. — Ты забыл, чему тебя учили. Ты позволил своим чувствам взять верх над разумом. Я знаю, что в твоем возрасте обиду сдерживать особенно сложно, но это тебя никак не извиняет. Ты никогда не бывал в спецшколе для трудных подростков, так что просто не знаешь, каково там. Ты думаешь, госпожа Содата просто так меня вызвала? Она тебя, дурака, жалеет. Там порядки почти тюремные, оттуда не знают, как вырваться! А ты по доброй воле туда стремишься. Ну и кто ты после такого?

— А что они мне сделают? — Сёнэн яростно вскочил на ноги и уставился на нее, сжимая кулаки. — Я их могу о стенку размазать! А еще я обязательно научусь пули в воздухе останавливать! Ну и что они мне сделают, что?

Без предупреждения Яна ударила манипулятором в его эффектор, постаравшись не воздействовать слишком сильно. Тело подростка выгнуло дугой и тут же скорчило жуткой судорогой. Он захрипел, его глаза выпучились, изо рта потекла ниточка слюны. Если бы Яна не успела подхватить его манипуляторами, он бы рухнул на пол. Он несколько раз дернулся и затих, тяжело дыша. Яна встала, положила его на диван и осталась стоять, скрестив руки на груди и дожидаясь, пока пройдет шок.

— Не понравилось? — холодно спросила она, когда глаза мальчика снова приобрели осмысленное выражение. — Я — простой девиант, Сёнэн. Я не дотягиваюсь дальше, чем на три сажени. Но у полиции есть специальное оружие против нас. Оно называется «роза» и бьет на двадцать саженей. Сёнэн, если тебя накроет четвертью мощности, твои ощущения окажутся примерно такими же, как сейчас. Если на половину, ты обмочишься, обделаешься и потеряешь сознание. Если на полную — ты умрешь очень неприятной смертью. Оно действует тем сильнее, чем сильнее твои способности — а у тебя вторая категория, Сёнэн! И оно никак не влияет на простых людей, так что полицейские могут свободно применить его даже в густой толпе. Теперь ты понимаешь, что именно с тобой могут сделать?

Мальчик всхлипнул и кивнул. Теперь в нем не осталось никаких эмоций, кроме страха на грани панического ужаса. Выражение лица Яны смягчилось. Она присела на корточки и погладила его по голове.

— Прости меня, Сёнэн, — мягко сказала она. — Я знаю, удар по эффектору очень неприятен. Но я пробовала на себе «розу» на трех четвертях мощности и могу тебе точно сказать: она куда хуже. А если бы не изобрели «розу», нашлось бы что-то еще. Газ, например.

— Я больше не буду… — прошептал мальчик. — Прости, госпожа…

— Сёнэн, мне очень жаль, если ты перестанешь бить других только потому, что боишься наказания, — покачала головой Яна. — Нельзя жить правильно только потому, что над тобой стоят с кнутом. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь. Я не прошу тебя больше никогда не драться. Нет, иногда подраться, чтобы отстоять свою точку зрения, просто необходимо. Но пообещай, что ты больше никогда не применишь свою силу из-за пустяков, сколько бы тебя ни дразнили. Обещаешь?

Подросток кивнул.

— Я тебе верю, Сёнэн, — Яна снова погладила его по голове. — Не подведи меня. А теперь давай-ка садись. Давай, давай, я не так уж и сильно тебя зацепила. Уже все прошло. Когда мы с Кариной были такими же молодыми, как ты, мы частенько устраивали дуэли — кто кого первым достанет. Так что хватит симулировать, поднимайся.

— А кто побеждал, госпожа? — неуверенно спросил мальчик, садясь. — Ты?

— Нет, Карина по большей части, — вздохнула Яна. — Два раза из трех как минимум. У нее тоже первая категория, но она уникум. Господин Вай в своей передаче все правильно рассказал. А знаешь что? Когда найдешь время, сходи-ка ты в тренировочный зал господина Караби Нэтто. Он учил Карину искусству Пути — и не только ее. Он знает, как правильно обучать таких, как мы с тобой. Поговори с ним. Скажи, что Яна Мураций просила посмотреть, нельзя ли научить тебя защищаться. Заниматься в его зале — удовольствие недешевое, но мы что-нибудь придумаем. В конце пятого периода у них как раз новый набор учеников. Договорились?

Мальчик неуверенно кивнул, и она, легонько щелкнув его по носу, поднялась на ноги. Пробудившийся в нем страх уже ушел, оставив недоумение и растерянность, и Яна понадеялась, что он все-таки примет урок близко к сердцу. Жаль, что нельзя уделить его воспитанию больше времени. Являйся он сиротой, можно было бы взять его пожить у них дома. Но при живых родителях такое практически невозможно.

Она подошла к двери и выглянула наружу.

— Госпожа Содата, — позвала она, — можно заходить. Мы закончили. — Она дождалась, когда инспектор и родители Сёнэна гуськом вошли в двери. — Госпожа Содата, Сёнэн пообещал мне, что неприятностей больше не случится. Он постарается впредь сдерживать себя и не пускать в ход свои способности в драке. Да, и еще раз подтверждаю, что денег он не брал, драка вышла… по идеологическим разногласиям. Я ведь правильно понимаю, что свидетелей не имеется? Значит, можно предположить, что его противник соврал, чтобы отомстить.

— Спасибо, госпожа Яна, — кивнула инспектор. — Я учту твои слова. Сёнэн, скажи спасибо госпоже Яне. И учти, что в следующий раз мне придется тебя серьезно наказать. А теперь…

«Яни, контакт. Мати в канале. Срочно ответь!»

«Мати, я слышу. Через пять минут. Я немного…»

«Яни, я в Крестоцине. Кару и Цукку похитили! Бросай все и срочно возвращайся домой. Будь осторожна! Детали позже».

— Что?! — от растерянности Яна не заметила, как заговорила вслух. — Мати, что ты говоришь? Как — похитили? Кто?

«Пока не знаю. Повторяю: чем бы ты ни занималась, бросай все и немедленно возвращайся домой. Задействуй Фи на максимальном уровне бдительности, пусть отпугивает всех чужих в контролируемой зоне. Будь предельно осторожна! Ты тоже можешь оказаться целью. Доберешься до дома — сразу вызови. Отбой».

— Госпожа Яна? — недоуменно спросила инспектор. — Что случилось? Ты… ты так побледнела. Кого похитили? С кем ты разговаривала?

— Прошу прощения, госпожа Содата, — мертвым голосом произнесла Яна. — У меня… имплантированный коммуникатор. Полчаса назад в Крестоцине похитили… моих родственников. Прошу меня извинить, мне нужно срочно идти. Закончим с документами позже.

Она повернулась и быстро вышла, почти выбежала из комнаты. Инспектор охнула и прижала руки к щекам.

— Похитили! Вот ужас-то… — пробормотала она. — Ну ничего себе!

Несколько секунд она круглыми глазами смотрела на родителей Сёнэна, но потом опомнилась и бессильно опустилась за свой стол.

— Господин Масака, — сказала она, потирая лоб. — Я доверяю мнению госпожи Яны, а потому на сей раз инцидент исчерпан. Надеюсь, мне больше не придется увидеть молодого господина Сёнэна у себя в кабинете по такому печальному поводу. А теперь нам нужно завершить некоторые формальности…

Тот же день. Обсерватория Тэммондай

— Значит, завтра?

Канса не смотрела на Палека. Она сидела на бетонном блоке над обрывом, свесив ноги в пустоту, и разглядывала открывающуюся внизу долину. Ветер трепал ее длинные волосы, дергал за не по погоде легкую блузку. Они ушли не так далеко от обсерватории, но поросшие хвойным лесом склоны надежно скрывали их от взглядов и гасили звуки. В выходной день дорога оставалась пустой, и если не оглядываться назад, можно поверить, что на всем свете остались только они двое да еще город далеко под ногами.

— Да, Каси, завтра, — Палек ухватил рыжую прядку волос девушки и принялся накручивать ее на палец. — Пора. Работы закончены, калибровка и тесты проведены, все сдано, документы подписаны, фуршеты слопаны, гости разъехались. Гравископ работает в штатном режиме. Мне больше нечего делать в Тэммондае. Я и так уже неделю изобретаю предлоги для задержек. Дядя Ван меня пока прикрывает, но директор фирмы уже трижды звонил и интересовался, когда я намерен приступить к работе над следующим проектом.

— Понятно, — голос Кансы оставался ровным и спокойным. — Жаль. Мне будет тебя не хватать, Лика. Но я рада, что мы знали друг друга хотя бы полгода.

Она наконец-то повернула к Палеку лицо. Ее миндалевидные глаза подозрительно блестели, а кожа казалась темнее обычного.

— Я тоже рад, — безмятежно сказал Палек. — Но мне кажется, что полгода — не так уж и много. Каси, а как ты отнесешься к предложению слегка растянуть удовольствие? Еще на полгода или на год?

— Что? — девушка удивленно взглянула на него. — Это как?

— Когда два взрослых человека разного пола, — тоном, каким объясняют прописные истины ребенку, проговорил Палек, — по какой-то причине находят общество друг друга приятным, они могут предпринять разные действия. Например, решить пожить вместе на формальных основаниях. Ага?

— Ты предлагаешь мне брачный контракт? — изумленно переспросила Канса. — Всерьез?

— Всерьез? — Палек задумчиво поглядел на небо. — Да нет, шучу, разумеется. Разве такие вещи всерьез можно предлагать?

— Лика! — девушка развернулась к нему всем телом и сжала кулаки. — Я тебя убью! Ты можешь хоть раз в жизни ответить просто «да» или «нет»?

— Если ты меня убьешь, — хладнокровно парировал Палек, — ты так и не узнаешь, всерьез ли я говорю.

— А если не убью, то я от нетерпения умру, и тебе больше некого станет изводить!

— Как — некого? — удивился Палек. — У меня две сестрички есть, и еще Мати и Цу. Их, правда, не так интересно, они уже привычные.

— Ли-ка!

— Да ладно, ладно! — парень в преувеличенном испуге замахал руками. — Скажу, а то действительно убьешь. — Он посерьезнел. — Каси, я всерьез предлагаю тебе брачный контракт. Для начала — «пристрелочный», на год. А там обсудим, стоит ли продлевать.

Он взял девушку за руку и поцеловал ее в ладонь.

— Ну, теперь не убьешь? — спросил он, и в его обычно озорном тоне Канса уловила странные напряженные нотки. Она всмотрелась ему в лицо.

— Лика, — тихо сказала она, — я не знаю.

Его руки закаменели.

— Ну, тогда ладно, — беспечно сказал он, отворачиваясь. — Через годик-другой переспрошу. — Из-за перехваченного горла его голос предательски дрогнул и едва не сорвался.

— Лика… — девушка взяла его лицо в ладони и повернула к себе. — Лика, ты мне очень нравишься. Я… я не знаю, люблю ли я тебя. Ты классный парень, с тобой весело и интересно. И в сексе ты хорош, гораздо лучше других парней… ну, не то чтобы у меня было много возможностей для сравнения, но все же… Лика, но подумай сам — кто ты и кто я? Ты — молодой инженер, талантливый, восходящая звезда, да еще и здоровский художник. Ты живешь в далекой Масарии, мотаешься по всей стране, занимаешься интересными проектами, встречаешься с интересными людьми. И родственники у тебя выдающиеся. Даже я понимаю, что у тебя великолепное будущее. А я? Простая лаборантка в обсерватории в захолустном городе, только-только закончила колледж, ни опыта, ни знания жизни, с непонятными перспективами. Мне самое место в нашей глуши. Найти себе пару, какого-нибудь доброго пузатого дядечку на пятнадцать лет старше себя, клерка или владельца магазина, подписать с ним пожизненный контракт, нарожать детишек — вот моя судьба. А с тобой… Я тебе быстро наскучу, и ты… и мы все равно расстанемся. Может, лучше разойтись прямо сейчас? Чтобы воспоминания друг о друге у нас остались самые хорошие? Чтобы потом было что вспомнить с радостью?

— Каси, глупенькая ты моя! — Палек ухватил ее за руку с такой силой, словно боялся, что она вырвется и убежит. — Каси, ты просто цены себе не знаешь. Я… я тебя… я тебя люблю. Очень люблю, честное слово! Когда я тебя впервые увидел, то подумал — вот идет девушка, до которой мне как до неба. И я внезапно страшно позавидовал тому человеку, женой которого ты когда-нибудь станешь. А потом… я даже не понимаю, как мне привалило такое счастье — видеть тебя каждый день, дружить с тобой, любить тебя. Каси, я много девушек знал. Я давно себе пару подыскивал, но все как-то не везло. Каждую новую знакомую я проверял… ну, смотрел, сможет ли она выносить меня хотя бы пару недель. Ни одна не сумела. А ты… ты же помнишь, как я изводил тебя поначалу. Помнишь, да? Как я стакан с водой на тебя уронил? Как ящерицу в сумочку сунул? Как противные шаржи рисовал? Я так не нашел время извиниться. Я не просто проверял тебя, как других — иногда мне всерьез хотелось, чтобы ты рассвирепела и послала меня подальше раз и навсегда. А ты даже голос ни разу не повысила. Каси, а потом я понял — я без тебя не могу. Ты мне нужна. Пусть даже не как жена или как любовница, а просто — рядом. Чтобы видеть тебя каждый день, разговаривать с тобой, слышать твой смех…

— Ох, Лика… — девушка приникла к нему и опустила голову на плечо. — Ты такой романтичный. — Она слабо улыбнулась. — А ведь посмотришь на тебя — и не скажешь, что ты способен в любви объясниться. Ты мне очень нравишься, Лика, но я даже не знаю, люблю ли я тебя. Мне хорошо, когда ты рядом… но я не думаю, что наша история кончится добром. Ну сам подумай — где мы будем жить? Ты ведь к нам сюда не переедешь, верно? Значит, мне придется ехать в Масарию. А Масария — большой город, там жилье дорогое, и снимать дорого. И кем я стану работать?

— Так, — неожиданно Палек просиял прежней озорной улыбкой. — Если девушка начала торговаться, значит, она согласна. Вопрос только в цене. Каси, с жильем у нас проблем не возникнет — у нашей семейки в собственности целый старый отель на вершине горы, от папаши в наследство остался. Там уйма места. Работу тебе мы подыщем без напряга — Цукка вечно жалуется, что у них на физфаке с квалифицированными лаборантами сложности, так что как минимум такой путь для тебя открыт. Жалование небольшое, но на первых порах хватит. Тс-с! — он приложил палец к ее губам. — Погоди, потом возражать начнешь. С Яной ты точно подружишься, я ее знаю, Цукку ты видела, Саматта у нас вообще пофигист по жизни, чтобы с ним не сойтись, постараться придется. Карина всю тебя вылечит, когда в очередной отпуск домой прилетит. Ну, и все в таком духе. А еще у нас есть океан — он тебе точно понравится. Каси, ну не хмурься ты так, я же все продумал. Все нормально. Соглашайся, а? В крайнем случае что ты теряешь? Ну, навешаешь мне оплеух по физиономии и уедешь обратно домой, обогащенная жизненным опытом. А?

— Как у тебя все просто получается, — Канса вздохнула. — Лика, и все же — ты такой классный парень, на тебя все девчонки так и пялятся. Я же вижу — все подряд с тобой заигрывают. Зачем тебе я?

— Надо, — откликнулся Палек. Он взял ладонь девушки и начал водить по ней пальцем. Та от щекотки тихонько хихикнула, но ладонь не отняла. — Каси, я и сам вижу, что девчонки на меня пялятся. И я тебе честно скажу — я вряд ли сумею тебе пожизненно верность хранить. И от тебя верности ждать не намерен. Только… Знаешь, Цукка так говорит: брак — не тогда, когда с кем-то в любой момент можно трахнуться. Это когда есть плечо, на которое можно опереться в трудный момент. Каси, я обещаю, что на мое плечо ты сможешь опереться всегда.

Он наклонился вперед и заглянул ей в глаза.

— Каси, ты согласна хотя бы попробовать? Я беру на себя все расходы. И если через год ты захочешь меня бросить, можешь плюнуть мне в ухо.

— И за нос укусить? — улыбнулась девушка. — Смотри, припомню ведь обещание.

— Так ты согласна? — встрепенулся Палек. — Да?

— Ну, как тебе сказать… — Канса задумчиво посмотрела на небо. — Если посмотреть с одной стороны, предложение заманчивое. Опять же, можно поторговаться, условия контракта пообсуждать. С другой — нужно еще посмотреть на твое поведение…

— Каси! — прошипел побуревший от переживаний Палек, но тут же фыркнул и рассмеялся. — Ладно, можешь считать, что расквиталась. Так да или нет? Лучше соглашайся, а то…

— А что — то? — лукаво спросила девушка.

— Тогда я отсюда спрыгну! — заявил Палек, выпуская ее. Он вспрыгнул на бетонный блок и опасно забалансировал над обрывом.

— Перестань, сумасшедший! — воскликнула Канса. — Согласна я, согласна! Ой, чокнутый!..

— Почему — чокнутый? — удивился Палек. — Я же не сказал, что с горы прыгать собираюсь. С другой стороны вполне удобная дорога.

Он нагнулся, подхватил девушку под мышки и одним резким движением вытянул ее к себе.

— Тогда объявляю нас мужем и женой как минимум на ближайший год, — деловито сказал он, положивруки ей на плечи. — Контракт где подпишем — здесь, в Тэммондае, или в Масарии? Давай здесь, пока ты не передумала.

— Быстрый ты, спасу нет! — засмеялась девушка. — Ох, Лика, ну какой из тебя муж — глава семейства? Никакой солидности, никакой основательности, раз-два, и готово. Давай вечером обсудим. Сейчас я уже и так с обеденного перерыва задержалась, госпожа Футаца головомойку устроит.

Она спрыгнула на асфальтовую дорожку и потянула Палека за руку.

— Пошли быстрее! — сказала она. — А то я еще и замерзла.

— Хочешь, согрею? — осведомился Палек. — Прямо сей…

Он осекся и замолчал, склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Его губы шевельнулись. Внезапно его лицо закаменело. Канса удивленно посмотрела на него.

— Лика, что случилось? — спросила она. — Что с тобой?

Палек вскинул ладонь, глядя прямо перед собой, и она замолчала. Потом его губы снова зашевелились.

«Я понял, Мати», — разобрала девушка движения его губ. — «Да, я понял. Как только хоть что-то прояснится, немедленно сообщи. Да, поберегусь. Конец связи».

— С кем ты говоришь? — недоуменно спросила девушка. — Мати — он ведь Саматта, твой опекун, да?

Палек перевел на нее взгляд.

— Откуда ты узнала, что я говорил с Саматтой? — как-то отстраненно спросил он.

— Я умею читать по губам. Лика, что случилось? Как ты с ним говорил?

— Я… — Палек замолчал. — Каси, прости, я… Полчаса назад в Крестоцине похитили Карину и Цукку. Саматта хочет, чтобы я немедленно укрылся где-то, где есть люди — на тот случай, если намереваются похитить и меня.

— Как — похитили?! — охнула Канса. — Кто? Нет, погоди, как он с тобой связался? Он что, телепат? Но ведь телепатии не существует!

Палек встряхнулся. На его лицо снова вернулось осмысленное выражение. Он сосредоточенно посмотрел на Кансу, прикидывая.

— Каси, я расскажу тебе, как мы можем общаться на расстоянии. Но не здесь и не сейчас. Ты… не поверишь поначалу, а у меня нет сил что-то доказывать. Кару и Цу похитили, и мы пока не знаем даже, кто. Цу успела предупредить Мати, но потом связь оборвалась.

Он потер лоб.

— Каси, возвращаемся в обсерваторию. Боюсь, мне придется срочно уехать. Рано или поздно похитители предъявят требования, и тогда я им руки-ноги пообрываю. Ну, мразь сортирная, вы еще не поняли, с кем связались…

В его глазах блеснуло такое бешенство, что Канса невольно отшатнулась. Впрочем, Палек тут же овладел собой. Он взял девушку за руку и заглянул ей в глаза.

— Каси, мне нужно уехать. Я должен присмотреть за Яни — если это снова «нормальные» или кто-то в том же духе, они могут нацелиться и на нее. А потом нам с Мати придется заняться похитителями. Мне очень жаль, что все так получилось, но нам придется подождать с контрактом пару недель, пока все не уляжется.

— А если не уляжется? — отчаянно спросила Канса. — А если их…

Она осеклась. Не лучший момент сейчас для того, чтобы напоминать Палеку о возможности гибели заложников. Но тот понял.

— Их не убьют. Если их сумели захватить в плен среди бела дня, значит, они знают, кто она такая, и подготовились. А раз похищение адресное, они предъявят требования — и не станут их убивать, пока требования не выполнят. Или пока не станет ясно, что их выполнять не станут. А там либо мы их найдем, либо Кара сама освободится, ей не впервой. Каси, я понимаю, что вся история походит на дурную шутку с моей стороны. Но я даю тебе слово, что как только вся история разрешится, я за тобой вернусь.

— Нет! — решительно сказала девушка.

— Что? — Палек удивленно посмотрел на нее.

— Лика, — твердо заявила Канса, — раз уж ты сделал мне предложение, а я его приняла, я твоя жена, пусть пока и без контракта. А значит, я должна делить с тобой все беды и горести. Я не отпущу тебя одного. Забудь про контракт, раз так получилось. Но я останусь рядом.

— Но там может быть опасно…

— Неважно! Лика, если ты намерен оставить меня здесь, наше соглашение расторгнуто. Я не стану твоей женой даже на год. Или мы вместе, или мы чужие люди, одно из двух.

Несколько долгих секунд Палек внимательно смотрел на нее, потом кивнул.

— Знаю я такой взгляд, — вздохнул он. — Кара точно так же смотрит, когда ей что-то в голову втемяшится. Ох, Каси…

Он обнял девушку и крепко прижал ее к себе.

— Летим в Масарию вместе, — сказал он ей на ухо. — Билеты я сейчас закажу, ближайший самолет — завтра в полдень. Каси, но что с твоей работой? Тебя же уволят.

— Я сама уволюсь, — Канса положила подбородок ему на плечо. — Сейчас вернемся, и я уведомлю начальство. Госпожа Футаца останется недовольна, но она тетушка хорошая, она поймет. Но Лика — пообещай, что сегодня мы зайдем к маме с папой, сообщим им новость и попросим благословения. Я знаю, как ты относишься к таким формальностям, и ситуация неподходящая, но они так мечтают, чтобы я нашла себе хорошего мужа! И ты им нравишься, мама мне говорила по секрету. Обещаешь, что зайдем?

— Обещаю, любимая, — выдохнул Палек и поцеловал ее в щеку. — Ради тебя — все, что угодно. А сейчас пойдем. Мне тоже нужно разобраться с работой. Я должен уведомить Вана, что мне потребуется отпуск за свой счет. А завтра я познакомлю тебя с Яной и Фи. Они тебе понравятся.

— Кто такая Фи? — осведомилась Канса, отстраняясь. — Ты раньше о ней не говорил.

— Я много о чем не говорил, — кривовато улыбнулся Палек. — О том, что я приемный сын самого натурального бога, например. Пойдем, Каси. Я должен многое тебе рассказать.

Тот же день. Крестоцин

— Хозяйственный магазин на той стороне улицы, — без предисловий сообщил Саматта, как только увидел вылезающего из служебного «орла» Тришши. — Хозяйка сквозь витрину видела, как под арку заехал «курума-корвет» черного цвета и минут пять стоял там, полностью перегородив проход. Ее это так возмутило, что она хотела уже звонить в полицию, но «корвет» уехал. Под аркой темно, ни водителя, ни кого-то еще она не видела, номер не запомнила. Нужно идти по квартирам, в которых окна на парк выходят. Вдруг там свидетели найдутся?

— Здравствуй, Мати, — спокойно сказал орк. — Рад тебя видеть. Для начала давай-ка отойдем с середины тротуара в сторону. Я и так в неположенном месте припарковался, не станем мешать еще и прохожим. Не хочешь, кстати, поздороваться?

— Здравствуй, Триш, — отозвался Саматта, отходя к витрине одежного магазина. — Вижу, ты, как всегда, саркастичен, хладнокровен и профессионален. Ты, я вижу, уже вайс-полковник? Поздравляю.

— Тоже мне, новость! Я уже три года как вайс-полковник и директор уголовного отдела, — фыркнул следователь. — Давай по порядку. До меня все дошло через третьи руки, через Дора и Теодара, так что картинки у меня нет. Рассказывай с самого начала. Дор еще здесь?

— Уже уехал.

— Тогда пойдем, посмотрим, что там осталось. Начнем с места обнаружения пелефонов, потом займемся трупами. Эксперты появятся минут через двадцать-тридцать, но пока я сам хочу в курс войти.

Они вдвоем прошли под арку — стоящий в ее глубине патруль, увидев удостоверение Тришши, расступился, лейтенант откозырял (Саматта машинально отдал честь — старые солдатские привычки быстро возвращались), и они пошли по безлюдной аллее, окруженной голыми деревьями.

— Нечего особенно рассказывать, Триш, — задумчиво сказал Саматта. — Мы с Цу прилетели в гости к Каре на два дня. Я заглянул в университет к Сатте Маймай — бывшая жена вашего бывшего мэра, помнишь? Она на экономфаке старший профессор, сегодня у нее как раз семинар. В час шестьдесят три Цукка вызвала меня по прямой связи и сообщила, что их преследуют четверо вооруженных людей. Она успела передать, что те люди знают Кару, и что им нужна именно она. Потом связь оборвалась, и я не смог больше вызвать ни Кару, ни Цу. Через двадцать три минуты, в два ноль шесть, я при помощи студента, присутствовавшего на семинаре, добрался сюда одновременно с Дором. При прочесывании под кустами обнаружили пелефоны Карины и Цукки. Еще там нашли два трупа гражданских, но я не в курсе дела. Бедняги, наверное, просто случайно подвернулись под руку, оказались свидетелями — и их убрали. Все, собственно.

— Понятно, — помолчав, сказал орк. — «По прямой связи» — имеются в виду штучки ваших любимых Демиургов?

— Дзинтон в свое время модифицировал нам пятерым эффекторы так, что мы можем общаться друг с другом на любом расстоянии без дополнительных средств, — пояснил Саматта. — Способность замкнута на голосовые нервы или на мускулы речевого аппарата, или как-то так, я не разбираюсь. Фактически при определенном усилии мы можем беззвучно говорить так, что слышим друг друга.

— И если вы не можете вызвать друг друга?..

— Значит, вызываемый спит. Или без сознания.

— Или у него блокирован эффектор, — добавил следователь.

— Как? — Саматта озадаченно глянул на него. — Не знаю… никогда не задумывался. Наверное, ты прав. В общем, Триш, я не могу вызвать ни Кару, ни Цу. Даже форсированным вызовом — он специально рассчитан на то, чтобы разбудить спящего. Но я связался с Яной и Палеком и предупредил их, чтобы они побереглись — на тот случае, если за нами опять охотятся «нормальные».

— А сам ты поберечься, разумеется, и не подумал, — сердито прижал уши орк. — Мати, даже если ты большой и сильный, то уж в любом случае не сильнее Карины.

— Поберечься придется другим, — хищно оскалился Саматта. — За меня не волнуйся — ствол я купил, пока тебя ждал, здесь оружейный магазин рядом. А тренируюсь я дома ежедневно. С десяти саженей до сих пор девяносто пять выбиваю.

— Зарегистрировать не забудь, — орк задумчиво сморщил нос. — Госпожа Яна у себя дома? Я инициирую запрос в Масарию, чтобы к вашему дому приставили охрану, по крайней мере, на первых порах. Пусть она и господин… э-э-э, Палек, кажется?.. пока его не покидают.

— Не надо запроса, Триш, — покачал головой Саматта. — Наш дом прикрыт так, что и в атомном взрыве уцелеет. Туда чужим не попасть, можешь поверить моему личному опыту. Палек сейчас в другом городе, в командировке, когда вернется — я его дома придержу. Если, конечно, он захочет подчиниться. Да и Яна, в общем, давно уже взрослая девочка, никогда не знаешь, послушает она твоего совета или из вредности наоборот поступит.

Они миновали расположенную в двух саженях от асфальта желто-красную ленту, натянутую на легкие стойки, перекрывающее подходы к двум трупам. Неподалеку стояли трое патрульных полицейских с расстегнутыми кобурами, проводивших Тришши и Саматту внимательными взглядами. Через два десятка саженей они подошли ко второму ограждению, поменьше. Возле него стоял только один патрульный.

— Вайс-полковник Тришши Каххарага, директор уголовно-следственного отдела Первого округа, — бросил ему орк, показывая удостоверение. — Он со мной. Мати, постой в сторонке, пока я осматриваюсь, а то еще наступишь на что-то важное. Ну, что у нас здесь?..

Склонившись, он пошел по периметру ленты, внимательно вглядываясь в землю. Уже через пару шагов, впрочем, он досадливо фыркнул и раздраженно дернул ушами.

— Судя по размеру обуви и форме подошвы, здесь прошлась как минимум пара троллей Дора, — проворчал он. — Хорошо так прошлась, основательно. И какой идиот ограждение ставил? Мало того, что только четверть нужного участка огородил, так еще и сам все затоптал.

Он склонился еще ниже, присев на корточки и почти припав к земле. Его ноздри зашевелились.

— Ничего отсюда уже не выжать, — зло сказал он через минуту, выпрямляясь. — Минимум полтора десятка разных запахов, один точно Кары, еще один человеческий женский, смутно знакомый. Вероятно, Цукки, но мы слишком давно встречались в последний раз, я его толком не помню. Вон от той тряпочки, аккуратно втоптанной в грязь, несет какой-то химией. Возможно, быстро действующее на людей снотворное. Два одноразовых инъектора, от них пахнет чистой дистиллированной, но не концентрированной маякой. Похоже, придется подключать еще и отдел по борьбе с наркотиками. Сверх того потоптались тут минимум два тролля, как я уже сказал, возможно, трое или четверо. Почва сырая, следов сохранилось много, но по большей части, если судить по оттискам подошв, ребят Дора. Могу только сказать, что драки не было. Возможно, эксперты еще что-то вытащат, но вряд ли. Надеюсь, что вокруг трупов меньше натоптано. Мати, знаешь, ты бы пошел пока, погулял. Я пойду трупами займусь, там часа на два-три возни. Ты ничем не поможешь, только помешаешь. Про хозяйку магазина я запомнил, спасибо, я с ней поговорю.

— Мне все равно делать пока нечего, — горько сказал Саматта. — Мы сегодня планировали с Карой небольшую вечеринку устроить, в ресторан закатиться. А теперь…

— Мати, — с сочувствием сказал орк, — я тебя понимаю. Но я сейчас не о твоих чувствах думать должен, а о деле. Следствие поведет кто-то из моих ребят, там разберемся, кто. Он с тобой свяжется если не сегодня, то завтра. Ты где остановился?

— Пока нигде, — вяло мотнул головой Саматта. — Вообще-то мы с Цу намеревались номер в гостинице снять, у Кары квартирка маленькая, втроем некомфортно. Но сейчас я у нее устроюсь, ключ есть. Вдруг они вывернутся самостоятельно и вернутся?

— Хорошо, — кивнул орк. — Держи связь с Дором. Наверняка похитители предъявят требования в самое ближайшее время. Тебе сразу сообщат.

Он резко кивнул, повернулся и пошел по дорожке в сторону первого ограждения. Саматта подавил в себе желание сесть прямо на дорожку, обхватить голову руками и застонать. Вызванное адреналином возбуждение уже прошло, и теперь он ощущал страшную усталость. Он побрел в противоположную сторону. Миновав арку с устроившимся под ней полицейским пикетом, он вышел на тихую узкую улочку и в нерешительности остановился. Он совершенно не понимал, что делать дальше — словно, шагая по твердой почве, внезапно оказался в безвоздушной пустоте и начал падать куда-то в пропасть. Пока что от него не зависело ничего. Сунув руки в карманы, он побрел по улице непонятно куда.

— Дядя! — подергали его за рукав. — А дядя! Купи мне мороженого!

Саматта в недоумением уставился на непонятно откуда взявшегося мальчишку лет семи или восьми. Тот требовательно таращился на него, сжимая в одной руке пластмассовый пистолет, а в другой — деревянную саблю.

— Дядя, купи мороженого! — снова потребовал нахальный ребенок. — А я тебе что-то расскажу.

— Ты невежлив, молодой господин, — сухо сказал Саматта. — Так не обращаются к старшим, тем более — к незнакомым.

— Насчет незнакомых, господин Саматта, ты преувеличиваешь, — как-то странно по-взрослому улыбнулся мальчик. — Я Бойра. Пять лет назад мы гостили у вас в Масарии вместе с Бикатой и, помнится, содержательно побеседовали с тобой на предмет твоего военного прошлого.

В его зрачках на пару мгновение зажглись и тут же угасли желтые искры.

— Бойра? — Саматта изумленно вытаращился на ребенка. — Но ведь ты…

— Да, я носил женскую куклу, — терпеливо произнес ребенок. — Господин Саматта, я искин. Для меня не имеет особого значения, какой именно куклой управлять. У меня есть хорошо отработанные поведенческие шаблоны и для женщин, и для мужчин любого возраста, в том числе — для маленьких детей. За нами не наблюдают, но на тот случай, если все-таки мы что-то упустили, ребенок из трех доступных на данный момент чоки с дистанционным контролем выглядит наименее подозрительно. Отведи меня в кафе, купи мне мороженого, и мы поговорим. У меня есть для тебя информация о похитителях Карины.

Несколько секунд Саматта изумленно таращился на него, потом тряхнул головой.

— Пойдем, — сказал он. — Указывай дорогу, я не знаю местность.

— Судя по карте, рядом есть подходящее заведение. По улице прямо семьдесят две сажени, поворот налево, вперед еще семнадцать саженей. Заведение «Эраблевый лист». Господин Саматта, я понимаю, что тебе не до игр, но хотя бы попытайся изобразить из себя заботливого папашу. На людях я стану обращаться к тебе «папа», приготовься морально, — мальчишка блеснул озорной улыбкой. — А ты зови меня Вараба… папочка.

Саматта молча повернулся и зашагал по улице в указанном направлении. «Ребенок» вприпрыжку последовал за ним. Несколько саженей спустя он обогнал Саматту, размахивая зажатыми в руками игрушками и одновременно гудя под нос, изображая из себя самолет. Саматта стиснул зубы и подавил раздражение. Тот факт, что он действительно не в настроении для игр, не означает, что можно срывать злость на неожиданном товарище. Вполне возможно, что у Бойры есть веские причины вести себя именно так. Однако же привлекать лишнее внимание тоже не следует, а редкие здесь прохожие недовольно оглядывались на невоспитанного ребенка.

— Вараба, — как можно более ровным тоном сказал он, — утихомирься. Ты невежлив и раздражаешь людей.

— Да, папа, — покорно откликнулся мальчик. Он прекратил бегать вокруг и дисциплинированно пошел рядом. — Извини, папа.

Против воли Саматта саркастически хмыкнул. Ишь, артист недобитый…

Кафе действительно оказалось точно в указанном месте. На вывеске над открытой верандой, пустой по прохладному весеннему времени, покачивался большой резной лист северного эрабля. Саматта с Бойрой прошли в полупустое кафе и устроились в дальнем углу, где их никто не мог услышать. Саматта заказал у официанта два мороженых, подождал, когда тот отойдет, и выжидающе уставился на «ребенка».

— Что насчет похитителей? — вполголоса спросил он. — Кто?

— Господин Саматта, — произнес ребенок, подперев подбородок руками и сочувственно глядя на него, — я сожалею, что так получилось. Одним из мотиваторов происходящего является допущенная мной восемь лет назад ошибка. Господин Оса Касадака, директор по безопасности корпорации «Тёбица», оказался куда более злопамятным, чем я предполагал тогда. Помнишь, как сотрудники СБ «Тёбицы» пытались похитить чоки Калайю под видом сотрудников «Визагона»?

Бойра умолк, ожидая, когда Саматта расплатится с принесшим кофе официантом, затем взял ложечку и, поедая мороженое, продолжил:

— После пробуждения Камиллом я нейтрализовал угрозу, запугав господина Осу. Тогда акция прошла точно, как запланировано, но господин Оса оказался слишком обидчивым. Он не рискнул мстить лично, но воспользовался удобным случаем, чтобы привлечь к делу посторонних.

— Кого именно?

— Дракон.

Саматта со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— С-скотина… — прошипел он. — А Дракону-то от Кары что нужно?

— Дракону, как и господину Осе, нужна не Карина, а я. Точнее, Калайя. В средней части Сураграша у нас есть постоянная база, Кураллах, окруженная стоверстовой зоной безопасности. В зоне живут крестьяне, которых мы защищаем от кланов Дракона — просто потому, что так спокойнее. Три периода назад боевики одного из кланов влезли на запретную территорию — самостоятельная инициатива нового Младшего Когтя, недавно назначенного командиром заставы Дракона в той местности. Мы устроили им веселое приключение в том же стиле, на который запрограммирована охранная система вашей Цитадели. Панический ужас, галлюцинации и тому подобное. Такое у нас в порядке вещей, не реже раза в год, прогнали и забыли. Но период спустя в небольшом городке на границе с Грашем демонстративно, на публике и с особой жестокостью, уничтожили главу клана. Убийца голыми руками вырвал ему сердце. В соответствии с собранной нами информацией исполнитель выглядел в точности так же, как чоки Калайя, использованная мной восемь лет назад. Мы не имеем ни малейшего представления, кто провел данную акцию и откуда взялась та кукла — шасси Калайи законсервировано и убрано на долгосрочное хранение после того, как у Бикаты пропала в нем нужда. Оно до сих пор в том хранилище и в течение последних пяти лет не использовалось, я проверил. Тщательное расследование событий не дало никакого эффекта — убийца словно сконденсировалась из воздуха и в воздухе же растворилась. Она не прибывала в Кайган никаким доступным для контроля способом и точно так же не отбывала, ни на самолете — там есть маленький аэродром, ни на автомобиле, ни пешком или автостопом по шоссе. А до ближайшего населенного пункта в Граше — две сотни верст по весьма пересеченной лесистой местности.

— Но откуда Оса узнал о произошедшем в каком-то занюханном Кайгане? — угрюмо спросил Саматта. — Он что, всезнающ?

— Точно мы не знаем. Вероятная цепочка — через резидента военной разведки. Второй департамент Минобороны Катонии держит там человека для слежки за транзитом наркотиков. Грашград практически не контролирует ту местность, а через город идет довольно серьезный поток наркотиков, так что там пасутся не только ваши спецслужбы, но и СВР ЧК. По каналам разведки информация пришла сюда, в Катонию, а далее, вероятно, попала к господину Осе через одного из его старых знакомых — он в свое время работал в контрразведке и контакты сохранил. А поскольку он тесно связан с контрабандой чоки в Граш и ЧК, то связаться с Драконом, надо полагать, труда ему не составило. Он хотел отомстить Бикате, но вышло так, что под ударом оказалась Карина.

— Но почему вы раньше нам ничего не сказали? — скрипнул зубами Саматта. — Почему не предупредили?

— Есть две причины, — «мальчик» облизал ложку, положил ее в чашку из-под мороженого и вздохнул. — Во-первых, мы не прогнозировали существенного риска для Карины. Дракон еще никогда не вел себя так нагло в Катонии, так что мы просто не ожидали, что они рискнут совершить что-то похожее. Мы почти не следили за ними в Крестоцине, лишь зафиксировали их появление и прослушали несколько разговоров, чтобы понять, как дело касается нас. Даже о похищении мы узнали из полицейских каналов, которые отслеживаем в фоновом режиме.

— А во-вторых?

— А во-вторых, господин Саматта, мы подчиняемся однозначному приказу Камилла никак не вмешиваться в ваши дела.

— Что? — Саматта дернулся на стуле. — Камилл? Разве он не ушел вместе с остальными Демиургами? И при чем здесь мы?

— Камилл ушел, но императивы продолжают действовать. Господин Саматта, Камилл строго-настрого запретил оказывать вам какую-либо помощь или противодействовать и даже просто входить с ними в контакт. Под «вами» понимается не конкретно ваша группа, а вообще все воспитанники Джао в Катонии. Причем, как я понимаю, идея принадлежала не Камиллу, а самому Джао. Ваш куратор был весьма озабочен вашей самостоятельностью и независимостью, в первую очередь — именно от нас. Нам прямо запрещено с вами общаться, исключение сделали только для Бикаты и для меня как для друзей Карины. Строго говоря, сейчас я непростительно отступаю от правил, но, на мой взгляд, ситуация позволяет.

— Понятно… — Саматта помолчал, прикидывая. — Где Карина сейчас?

— Господин Саматта, мне чрезвычайно жаль, что ситуация обернулась таким образом, — виновато проговорил Бойра. — Но эту информацию я передать не могу. Я и так сказал слишком много — и то лишь потому, что косвенно вина за происходящее лежит на мне лично. Зацепки названы: основной виновник — Оса Касадака, похитители — один из кланов Дракона. Главное действующее лицо с той стороны — некто Шай ах-Велеконг, чрезвычайно опасный девиант первой категории. Остальное тебе придется узнавать самостоятельно. Нижайше прошу прощения за недостойное поведение.

Саматта до боли сжал кулаки, но тут же выдохнул и заставил себя расслабиться. Проклятого искина даже бить бессмысленно — как максимум повредишь дистанционно управляемого чоки. Придется жить с тем, что есть.

— Спасибо и на том, — глухо сказал он. — По крайней мере, ты можешь объяснить, как мне найти господина Осу?

— Здание штаб-квартиры «Тёбицы» тебе покажет любой. Но если ты имеешь в виду более приватную обстановку… — «Мальчик» задумался. — Я отправил тебе по почте адрес и планировку его загородного дома, а также схемы настройки охранной сигнализации и описание примененного оборудования. И еще. Настоятельно советую связаться с Эхирой как можно быстрее. Господин Исэйка в курсе, где она, он поможет организовать личную встречу.

Он слез со слишком высокого для него стула и подобрал с пола игрушки.

— Желаю удачи, господин Саматта, — сказал он. — Искренне надеюсь, что вы выпутаетесь из ситуации без потерь. Я буду болеть за вас. Впрочем, — он блеснул щербатой улыбкой, — если я правильно понимаю, что собираются делать похитители, они еще не раз проклянут сегодняшний день. Прощай.

«Мальчик» кивнул и вприпрыжку побежал к двери кафе. Саматта, играя желваками, смотрел ему вслед. Ему страшно хотелось кого-нибудь убить. Даже не пристрелить — убить голыми руками, почувствовав, как хрустнет свернутая шея. Но следует сдерживаться — до поры до времени. Голова должна оставаться ясной, а мышление незамутненным. Только так он сумеет помочь Карине и Цукке.

Что-то мешало ему, что-то, зажатое в руке. Он опустил взгляд. Оказывается, он не заметил, как согнул и завил штопором ложечку для мороженого. Он уронил ложку на стол и задумался.

Можно, разумеется, передать новую информацию Тришши. Но он и без того скептически относится к рассказам о Демиургах, похоже, до сих пор подозревая в них какую-то глупую затянувшуюся шутку. И уж тем более добраться до такой фигуры, как один из директоров «Тёбицы», официальными способами не удастся. Наверняка все концы им уже обрублены. Но там, где пасует закон, можно придумать… и более простые методы. А какие именно, сейчас он и обмозгует. Только для начала передаст Яне и Палеку новые сведения…

И, похоже, несмотря на самое начало семестра ему придется взять в университете отпуск без содержания. Очень долгий отпуск.

* * *

Золотая завеса раздвинулась, и Карина с головой ухнула в новый водоворот радостных красок. Все ее существо пело. Она испытывала радость и счастье, такое счастье, которого не чувствовала никогда в жизни. Она твердо знала, что все закончится хорошо, и что все заботы остались в прошлом. Она будет счастлива, счастлива, счастлива всегда.

Она купалась в волнах эйфории. Потоки света омывали ее, и чудесная музыка звучала где-то на грани сознания. Мелодию казалось невозможно услышать и запомнить — она все время ускользала, не даваясь, утекая сквозь пальцы радужным ручейком, как только Карина пыталась сосредоточить на ней внимание. Но какая разница? Главное, что музыка существует, и ее приятно слушать.

Она радостно засмеялась и, раскинув руки, волчком закрутилась вокруг своей оси, взбаламучивая окружающие ее оттенки чистого голубого и зеленого золота. По завесам красок пошли волны, обдавая ее небесно-сладкими ароматами чудесных звуков. Ей хорошо. Очень хорошо. Настолько хорошо, что даже просыпаться не хочется. Она выбросила манипуляторы в стороны, хлеща ими по волнам чистого света, пронзая ими пузыри и пятна, с удовольствием кружившиеся вместе с ней. Пузыри и пятна не возражали — им нравилось играть, и они настойчиво не желали отпускать ее на работу.

На работу? Какая-то испуганная мысль билась на границе восприятия, маленькая черная отвратительная мушка на небесной чистоте великолепного удовольствия. Работа? Какая работа? Она давно закончила все операции, и все ее пациенты выздоровели раз и навсегда. И ей больше нет нужды копаться в чужих внутренностях, выискивая там несуразности и исправляя их. Но мушка билась все настойчивее — вероятно, она хотела что-то сказать, возможно, присоединиться к счастью Карины, и та — против своей воли и неохотно — потянулась к ней. Страх. Страшно. Ей страшно? Но почему? Что с ней может случиться, когда ее окружает чистое счастье? Разве она не дружит со всеми в мире? Цукка где-то рядом, и она тоже счастлива, и вся история с нападением, разумеется, полная чушь…

Нападение? Нападение? Она поиграла со словом, покатала его на языке. Интересно, что оно означает? Напа-дени-е. Дени-напа-е. Е-папа-деми. На-паден-ие. Наверное, что-то жутко интересное и увлекательное. Надо вспомнить, что это такое, и как следует поиграть с ним. Нап-аде-ние…

Нападение?!!

Черная мушка внезапно превратилась в огромную черную тучу, обрушившуюся на Карину подобно внезапному летнему ливню. Нападение? Что случилось? Где она? Почему вокруг темно? Она забилась, отчаянно пытаясь выпутаться из охватившей ее цепкими черными щупальцами тучи, и внезапный приступ рвоты вывернул ее наизнанку.

Она билась в полной темноте, и приступы тошноты сотрясали ее снова и снова. Кисло и противно воняло рвотными массами, набившимися в рот и даже в нос. Несколько секунд она пыталась вырваться, словно попавшая в силки птица, но в конце концов бессильно обмякла, с трудом дыша. Потом она повернула голову набок и принялась потихоньку отплевываться от противной гадости во рту.

Спокойно, сказала она себе. Спокойно. Ты жива. Ты до сих пор не умерла. Значит, вряд ли умрешь в ближайшие минуты. Спокойно. Лежи и не дергайся — только ухудшишь ситуацию. Сначала следует понять, что происходит. Она попыталась вспомнить последнее, что осталось в памяти. Мысли плыли и путались. Цукка. Они были вместе с Цуккой. Они… гуляли? Да. По Крестоцину. Саматта — они с Цуккой прилетели в гости. Да, в гости. Они встретились в аэропорту… а потом пошли гулять. А потом…

Внезапное воспоминание накатило на нее ослепительной волной. Пустынная аллея, трое с ружьями, четвертый с кинжалом, Цукка, извивающаяся в воздухе в невидимых путах, ее нападение, кинжальный удар манипулятора, пронзивший пустоту — и удар по затылку. И пустота, заполненная волнами счастья и света.

Где она? Карина попыталась пошевелить руками — и не смогла. Она лежала на какой-то доске, к которой мягкие, но прочные путы притягивали ее руки, ноги, шею и талию. Что-то мешало в носу и горле, что-то мягкое и пружинящее. Трубка? Резиновая трубка для искусственного кормления?

Она с трудом сдержала приступ бешеной слепой паники. Успокойся, жестко сказала она себе. Ты не в боксе Института. Института больше нет. Тебя похитили. Кто и зачем — непонятно, но они о своей попытке крупно пожалеют. Характерного шума в ушах не чувствуется — они даже не надели на нее блокиратор. Или надели, но его батарея уже разрядилась. Нужно лишь использовать манипуляторы…

Она привычно напрягла свои невидимые щупальца — и страшный приступ тошноты снова заставил ее забиться в своих силках. К счастью, желудок был пуст и не сумел выдать ничего сверх нескольких капель болезненной горечи. Да что же с ней происходит? Путы на горле натирали кожу и казались какими-то не такими, как на руках и ногах. Она слабо пошевелила головой, пытаясь освободиться от неприятного ощущения — и слабо застонала от отчаяния, вернее, засипела пересохшим парализованным горлом. Ошейник. Не стандартный тонкий обруч блокиратора, который она привыкла носить в самолетах, а толстый массивный ошейник. Наверняка импульсный блокиратор — тот самый, о котором Тришши рассказал ей два года назад. Мерзкое устройство, активирующееся в ответ на попытку воспользоваться особыми способностями — направленным всплеском вихревого поля буквально сминающее эффектор девианта, заставляя его биться в конвульсиях. Механизм, предназначенный для пенитенциарных заведений. С разъемом для подключения внешнего питания и автономным сроком работы в сутки — при условии, что носитель не пытается применить свои способности. Если же пытается… большой вопрос, что умрет раньше, аккумулятор или сам девиант.

Она не может сражаться — и она даже не может позвать на помощь своих через дальнюю связь.

Не паниковать, снова приказала она себе. Ее похитили, не убили. Значит, остается шанс освободиться. Она снова дернулась, тщательно следя, чтобы ненароком не задействовать эффектор. Бесполезно — путы и не думали поддаваться. Ухо скользнуло по отвратительной скользкой массе — ее собственная рвота, уже начавшая остывать. А еще она обмочилась, пока билась в первом приступе, и, наверное, не один раз: охватывающий нижнюю часть тела подгузник не смог впитать все. Воняет от нее, наверное, ужасно.

Наркотик. Ей вкололи какой-то наркотик, вогнавший ее в состояние эйфории. Именно им объяснялись золотые грезы. Плохо. Очень плохо. Некоторые наркотики вызывают физиологическое привыкание уже с первой или второй дозы. Нет, не надо думать о плохом. Не надо. Сейчас нужно понять, что делать.

Где она находится? Она попыталась прислушаться к своим ощущениям. Твердая поверхность под ней оставалась неподвижной… кажется. Голова плыла и кружилась — по-видимому, остаточный эффект наркотического воздействия. В голове вдруг всплыли страшные истории о похитителях, закапывавших свои жертвы в землю в деревянных ящиках и оставлявших так до получения выкупа. Она постаралась отогнать их. У нее в носу трубка. Наверняка ее рассчитывают искусственно кормить, чтобы она не умерла от голода и жажды. Значит, ящик придется периодически открывать. Значит, она не под землей. И, значит, ее намерены держать под воздействием наркотиков еще долго.

Додумать она не успела. Сквозь шум крови в ушах послышались тихие неразборчивые голоса, и окружающую темноту пробили лучики света. Скрипнуло, щелкнуло, и в глаза ударил ослепительно-яркий свет тусклого карманного фонаря. Карина невольно дернулась, стараясь зажмуриться поплотнее. Над ней возбужденно заговорили двое или трое. Она не понимала ни слова — похоже, они использовали не общий. Твердая рука ухватила ее за локоть, короткая боль пронзила сгиб локтя, и несколько секунд спустя нахлынувшая золотая волна вновь унесла ее с собой в пучины безмятежного счастья.

* * *

— Кретин! — прошипел Батаронг, с трудом подавляя в себе желание выбить Кнышу пару-тройку зубов. — Ты должен был вколоть ей дозу полчаса назад! Почему не сделал?

— Я следил за матросами! — попытался оправдаться Кныш. — Они подозрительно тут шныряли, разнюхивали. Я не мог подойти к ящику, чтобы они меня не заметили.

— Идиот… — выдохнул Младший Коготь. — Теперь ее точно любой учует, орком быть не надо. Кныш, если контролеры засекут ее здесь, я лично вырежу тебе сердце! Ты понял меня, сын блудливой кошки? Возьмешь ведро воды и смоешь все, что сможешь. Немедленно! И не вздумай лапать, не до того. Через двадцать минут здесь появятся таможенники!

— Да, момбацу сан Батаронг, — смиренно кивнул сапсап. — Я сделаю.

Он глубоко поклонился, повернулся и исчез в проходах между контейнерами.

— Второй бабой займись, — едко сказал он ни в чем не повинному Саладиру. — Если и она очнулась…

Он зло стукнул кулаком по ближайшему контейнеру и пошел искать Шая. Проверка уже близко, и если местные контрабандисты соврали насчет купленных таможенников, потребуется срочно исчезать с корабля. Похищенных, как ни жаль, придется убить вместе с таможенниками — вытащить их с сухогруза незаметно уже не удастся. Шай разозлится — и лучше продемонстрировать ему свою преданность заранее, чтобы потом не попасть под горячую руку.

Голова Дракона ждал его возле узкого прохода в грузовую секцию. Он уже переоделся в рабочую форму матроса. Его раскосые глаза холодно поблескивали в холодном свете флуоресцентных ламп.

— Как они? — осведомился он.

— Получили новую дозу, сан Шай, — коротко ответил Батаронг. Рассказывать, что один из его людей опозорился и не выполнил приказ, он не намеревался. Со своими бойцами он разберется сам.

— Хорошо, Бата, — медленно кивнул Голова Оранжевого клана. — Ждем таможню.

— Да, сан Шай, — кивнул Батаронг. Он прислонился к стене с другой стороны от прохода и неподвижно замер, ощущая ребрами успокаивающую твердость кинжала.

Ждать пришлось недолго. Вскоре послышались шаги, и к ним приблизились трое — суперкарго «Дзинсоки» и два мужчины в таможенной форме: пожилой грузный усач и совсем молодой юноша лет двадцати, не более. Усач держал в руке планшет.

— Отсек двадцать пять, — сказал он скучным голосом. — Что здесь у нас… так, манекены человеческие, получатель — одежная фабрика «Родники Ю-Ка-Мина», Грашград. Пятьдесят контейнеров.

— Точно так, — подтвердил суперкарго. Он заметно нервничал, то и дело бросая опасливые взгляды на молодого таможенника.

— Все правильно, здесь я уже проверял, — кивнул усач. — Три контейнера вскрыл. Цудзума, здесь не задерживаемся. Следующий отсек — двадцать седьмой…

— Погоди, господин Сёкка, — проговорил молодой, и усач едва заметно поморщился. — Господин Сумонай, я хотел бы открыть пару контейнеров.

— Но господин Сёкка уже проверял их… — промямлил суперкарго, растерянно глядя на Шая.

— Ну, хуже не станет, — пожал плечами молодой. — Господин Сёкка, возможно, нам следует разделиться. Я проверю этот отсек, а ты пока пройдешь в следующий.

Батаронг слегка повернул голову и посмотрел на Шая. Тот одними глазами указал на молодого таможенника, и Батаронг чуть заметно кивнул. Он переменил позу, расположив правую руку так, чтобы одним движением можно было выдернуть из-под мышки кинжал и нанести удар.

— Нет времени на повторные проверки, — раздраженно сказал пожилой таможенник. — Двухчасовое цунами-предупреждение прошло, судно должно выйти из акватории не позже чем через полтора часа.

— Но…

— Никаких «но»! — отрезал пожилой. — Еще двенадцать отсеков следует просмотреть. Идем.

— Да, господин Сёкка, — вздохнул молодой. — Идем дальше.

Напряженные плечи суперкарго обмякли от облегчения. Он бросил еще один испуганный взгляд на Шая и почти побежал по коридору. Батаронг расслабился. Кажется, пронесло.

— Старый баран пожадничал, не поделился с молодым, — усмехнулся Шай, когда проверяющие отошли далеко. — Или молодой оказался честным. Не расслабляйся, Бата. Успокоиться можно, только когда корабль выйдет из территориальных вод.

— Да, сан Шай, — кивнул Бата. — Я понимаю. Суперкарго знает, что мы везем?

— Он полагает, что под видом манекенов вывозится партия чоки. На говорящих кукол большой налог, и стоят они дорого, так что местные контрабандисты на такой операции зарабатывают очень неплохо.

— То есть команда не знает о пленниках?

— Нет, разумеется, — скривился Шай. — Если бы они знали, у них не хватило бы мужества поднять их на борт ни за какие деньги. Они трусливы, как ящерицы. Но никто их них не станет совать нос в дела, которые их не касаются. Сходи еще раз проверь, как обстоят дела, и возвращайся. Назначь людей парами для постоянного дежурства, сменять не реже раза в четыре часа. Только, Бата, сдерживай свою руку. Нам совершенно незачем иметь на руках лишние трупы, пока мы не окажемся в виду дома. Те двое, которых ты убил в городе — зачем? О них уже трубят по всем местным каналам.

— Они нас видели, сан Шай, — склонил голову Батаронг. — Они могли рассказать о нас.

— Ну и что? Они бы рассказали полиции, что несколько мужчин куда-то несли двоих женщин. Сегодня полиция ничего бы не поняла, а завтра о похищении и так завопят в новостях. А так ты поставил полицию на уши раньше времени, и если бы нам не повезло, нас могли бы отследить. Аккуратнее, Бата. Аккуратнее. Иначе в один прекрасный день ты переоценишь свои возможности — и умрешь. Все, займись дежурствами. Я пойду послежу за таможней.

Он отряхнул рукав матросской робы, запачканный о грязную переборку, и неслышным кошачьим шагом двинулся по коридору в ту же сторону, что и таможенники. Батаронг задумчиво посмотрел ему вслед. Да. Наверное, все же он поторопился убить старика и старуху. Шаю, несмотря на молодость, в мудрости и осторожности не откажешь. Кто знает, возможно, из него действительно выйдет хороший предводитель клана… Но время для раздумий придет потом. После того, как корабль выйдет из порта. А сейчас пора заняться делом и выполнить приказ господина.

* * *

Промозглый ночной ветерок холодил спину, стараясь проникнуть в каждую щелку в одежде. Саматта слегка поежился — определенно, помимо необходимого черного цвета купленная впопыхах куртка другими достоинствами не обладала. Впрочем, непрошенную мысль он отогнал сразу же: не хватало еще потерять концентрацию! Бросив взгляд на светящийся дисплей часов, он снова слегка приподнялся над служившей ему укрытием кочкой и напряженно уставился вниз — туда, где в саженях в пятидесяти под ним располагалась территория загородного особняка господина Осы Касадаки, директора по безопасности корпорации «Тёбица». Вот они, точно по графику — человек с фонарем и рядом с ним сторожевая собака на коротком поводке. Сторож неторопливо шагал по змеящейся вдоль ограды тропинке, выложенной керамической плиткой, посвечивая по сторонам и уделяя особое внимание целостности натянутых над забором рядов колючей проволоки. Саматта хмыкнул — подобная предсказуемость для сторожа простительна разве что на лесопилке. Да и подобная неосторожность — тоже. Очевидно, в усадьбу давно — или никогда — никто не пытался проникнуть, и охрана обленилась и расслабилась.

Он прищурился, вглядываясь в темноту. В зеленоватой полумгле дешевенького ноктовизора, купленного под закрытие в магазине для охотников, едва различимо темнела громада газгольдера, общего для всего поселка. Данные Бойры оказались точны. Ну что же, осталась малость — воспользоваться ситуацией в соответствии с собственным планом. Когда он в последний раз выходил на настоящую охоту — не на игру в прятки с Палеком, Яной и Кариной в их мароновой роще, а на настоящую охоту? В сороковом, кажется, восемнадцать лет назад. И ему давно не двадцать и даже не тридцать — сорок шесть лет уже ложатся на плечи заметным грузом. Он все еще без труда ежедневно пробегает пятнадцать верст и ежеутренне отжимается по сто двадцать раз на кулаках — но былая легкость, с которой он проделывал упражнения раньше, ушла. И остается лишь надеяться, что звериное чутье и мгновенная реакция диверсанта, вбитые в мышцы и подкорку одиннадцатью годами службы в спецназе, сохранились хотя бы наполовину.

Дождавшись, когда сторож скроется за кустами на повороте дорожки, он поправил натянутую на лицо шапочку с прорезями для глаз, вскочил и, пригибаясь, бесшумно заскользил вниз по склону. Со стороны порта раздались приглушенные расстоянием сирены часового цунами-предупреждения, и им откликнулся гудок неторопливо проходящего через узкую горловину бухты судна — наверное, сухогруза, который он приметил в порту еще утром, когда шел в университет. От воя Саматта вздрогнул — определенно, адреналина у него в крови струилось куда больше, чем следовало бы. Все рассчитано, напомнил он себе. Все строго по графику. В следующий раз сторож пройдет здесь через час с четвертью, и к тому времени охране, следует надеяться, будет не до реакции собаки.

Место, где можно проникнуть на территорию, он заметил сразу же, при первом осмотре местности. Здеськрутой склон подходил к изгороди вплотную, так что с определенной точки можно в прыжке достать пальцами до гребня стены. Обычному злоумышленнику такое пользы не принесло бы — поверх стены шел тройной ряд колючей проволоки под напряжением, подключенной к системе сигнализации, и попытка перерезать или закоротить стальные нити вызвало бы ее срабатывание. Но Саммата простым злоумышленником не являлся.

Прижавшись к стене, он взглянул вверх. Линии проволоки отчетливо чернели на фоне серых облаков, подсвеченных снизу городскими огнями, и не менее отчетливо выделялся толстый стальной кронштейн, к которому они крепились. Саматта сосредоточился. Он не забывал иногда тренировать свои навыки с шокерами, давным-давно прикрученными Дзинтоном к его недоэффектору, но пользы от них никогда не ждал. Помимо старой истории с захватом археологической экспедиции и последующего «убеждения» начальника СБ военной лаборатории, а также истории с пленением в ЧК за пятнадцать лет они пригодились ему ровно семь раз. Дважды — когда молодая шпана пыталась прижать его в темном переулке, пользуясь своей многочисленностью, и еще пять раз — в мелких хозяйственных целях. Но обычно из-за его немаленьких габаритов уличные грабители связываться с ним не рисковали, а других поводов применить грубую силу у скромного университетского преподавателя как-то не возникало. Но вот сейчас, кажется, они ему очень и очень пригодятся.

Резким мысленным импульсом он активировал один из шокеров, срезав кронштейн. Удар шел снизу и сбоку, так что основание кронштейна дернулось в сторону. Пока он кренился набок, Саматта вторым импульсом подправил траекторию его падения так, чтобы он упал на внешнюю сторону стены — и не перевернулся. Если бы он перевернулся в падении, перекрестившиеся проволочные нити устроили бы короткое замыкание и наверняка активировали бы сигнализацию. Но обошлось: кронштейн упал в том же положении, в котором стоял, тихо звякнув и повиснув на проволоке ниже гребня стены. Саматта подпрыгнул и ухватился за гребень в том месте, где проволока провисла ниже всего, подтянулся на пальцах и аккуратно перебросил тело через стену, не коснувшись наэлектризованных колючек. Первая часть плана завершилась. Пригибаясь, он все так же бесшумно двинулся сквозь кромешную мглу ночного сада к окну, в котором не горело освещение.

* * *

Мягкий теплый свет заливал комнату, и такая же мягкая ненавязчивая музыка лилась из замаскированных по углам комнаты динамиков. Успокаивающая обстановка не помогала. Директор по безопасности «Тёбицы» нервно разгуливал по мягкому толстому ковру гостиной, заложив руки за спину и кусая и без того обкусанные и саднящие губы.

Какой же он дурак! Ну зачем он вообще связался с Драконом? Он что, не понимал, что просто так от них не отделаться? Все, чего ему хотелось — отомстить за старую обиду. Ну почему все должно было обернуться именно так? Похищение, и не просто похищение девчонки с улицы, но дерзкая кража девки, ставшей почти национальной героиней! Он предполагал небольшую разборку, один-два трупа, а заодно наведение более прочных мостов с Западным континентом и увеличение потока контрабандных чоки через океан. Конечно, он предполагал, что Дракон может попытаться шантажировать его впоследствии, но улики, им доступные, не сумели бы навредить ему при его деньгах и положении.

Всему виной, разумеется, его собственная глупость. Связываясь с Головой Дракона, он ожидал увидеть полуграмотного, заросшего бородой по уши бандита-наркоторговца из далеких джунглей, не умеющего толком связать двух слов на общем. Недавнего земледельца, подавленного величием каменных башен и суетой толпы Крестоцина. Неграмотного дикаря, пусть грубого, неотесанного, не имеющего никакого понятия о цивилизованном этикете, но все равно признающего величие и превосходство древней восточной цивилизации. Дикаря, безоговорочно признающего его старшинство.

Вместо того он увидел человека с острым и ясным умом, ледяными глазами готовой к броску змеи, дипломом бакалавра экономики, пусть и полученном в занюханном университете Терелона, и страшными способностями девианта первой категории. О да, Оса знал, что такое гиперметаболизм — благодаря своему положению он имел доступ к конфиденциальным материалам, предоставляемым охранными фирмами, нанимавших таких девиантов на работу. Он представлял себе, насколько они опасны. Но, как оказалось, одно дело — молодой катониец, с детства воспитывавшийся в уважении к старшим и к законам. И совсем другое — человек, с детства признающий один-единственный закон — право сильного, и при том ценящий чужую жизнь меньше глотка воды на берегу озера.

Когда в первые минуты первой встречи Оса попытался вежливо, но твердо поставить чужака на место, он внезапно обнаружил себя прижатым к стене комнаты. Одна рука проклятого девианта стальными тисками сжимала его горло, перекрывая воздух, а вторая медленно помахивала перед его глазами блестящим стальным клинком. Охрана же в этот момент растерянно пятилась перед дулами пистолетов, неизвестно откуда появившихся в руках людей Дракона.

— Из нас двоих главный я, — с невыносимым презрением в голосе произнес тогда момбацу сан Шай ах-Велеконг. — Ты обратился за помощью ко мне, не наоборот. И теперь ты станешь делать то, что скажу я. Иначе я отрежу тебе нос и уши и скормлю их тебе же без соли.

Глядя в его прищуренные глаза, Оса сразу и безоговорочно поверил: отрежет и скормит. И никакая охрана его не остановит. Пожалуй, такое чудовище смогла бы остановить разве что мотопехотная рота с тяжелым вооружением, да и лишь если бы он попер на нее в лоб в открытом поле. У его же телохранителей не оставалось ни одного шанса.

Организация похищения само по себе карается очень тяжко — штрафами и десятилетиями тюрьмы строгого режима. Если же жертва погибает, то газовой камеры не избежать всем участникам преступления. Но куда хуже позор на всю страну — если дело раскроется, ему предстоит войти в историю как человеку, продавшему гражданку своей страны иностранным бандитам. И самое скверное, что та девка ему совершенно безразлична! Он хотел отомстить белокурой бестии, унизившей и оскорбившей его восемь лет назад — а нанес смертельный удар человеку, который его вообще не интересовал.

Идиот. Он — полный идиот. Кретин. Придурок. Еще несколько часов назад у него имелся хороший шанс сдать всю компанию контрразведке — его старые друзья, обрадованные возможностью натянуть нос СОБ, не стали бы задавать слишком много вопросов на предмет того, откуда ему стало известно о похищении. А бандитам, даже если кто и выжил бы при штурме, все равно никто бы не поверил. Конечно, заложницы наверняка погибли бы, но они в любом случае мертвецы. И даже сейчас еще не поздно достать пелефон и набрать заветный код — «Дзинсока» сейчас еще только-только выходит из порта, и катера береговой охраны догонят ее задолго до того, как она доберется до нейтральных вод. Но… но что если за погибших захотят отомстить их дружки? Наверняка тот десяток человек, прибывший вместе с Шаем, не исчерпывает весь его клан. Что, если они как-то пронюхают о наводке? Тогда его не спасут ни стены его усадьбы, ни даже государственная охрана. Рано или поздно пуля наемного убийцы наверняка его достанет.

Нет, разумеется. Никуда он не позвонит. Пусть Шай убирается в свои вонючие джунгли вместе с добычей. Всю связи с ним, если не считать единственной личной встречи, проходили через такое количество подставных лиц, через такие запутанные многозвенные цепочки, что доказательств причастности Осы к похищению нет и существовать не может. Международный скандал его не коснется. Возможно, и не случится никакого скандала. Ну зачем Шаю оповещать власти Катонии о похищении? Там, у себя, он может держать девку как приманку сколько угодно — из Сураграша вести на Восточный континент доходят крайне редко. А здесь он вряд ли надеется получить за нее хоть какой-то выкуп. Так что девка просто исчезнет, пропадет без вести — и все.

Свет мигнул и погас. Музыка резко оборвалась, и в наступившей тишине Шай услышал, как гулко колотится его сердце. Он подошел к окну и выглянул наружу. Сквозь еще голые ветви успокоительно пробивался свет из сторожки. Вероятно, просто отключился главный рубильник в подвале. Такое с ним хотя и редко, но случалось. Нужно лишь спуститься и включить его снова. Очень просто. Два пролета вниз, один щелчок — и дом снова светел и уютен. Он сжал руки, чтобы унять нервную дрожь. Успокойся, сказал он себе. Немедленно успокойся. Ничего страшного не произошло. Сторожа на месте, сигнализация работает — ему ничего не грозит.

— Сарра! — раздраженно произнес он в пространство и тут же снова выругал себя за глупость. Раз отключилось электричество, внутренняя система коммуникаций тоже не работает. Он подошел к двери комнаты, открыл ее и крикнул в пустоту темного коридора: — Сарра, ко мне!

Несколько секунд спустя послышались легкие шаги, и в комнату вошла чоки. Слабо различимая во мгле, разгоняемой лишь слабым светом, сочащимся из окна, она остановилась у порога, склонила голову и произнесла:

— Я готова повиноваться, хозяин.

— Спустись в подвал и проверь главный рубильник, — приказал Оса. — Включи его, если он выключен. Если он включен, позови меня.

— Да, хозяин, я поняла, — кивнула чоки.

— Или нет… Стой! — приказал Оса. — Я сам. Отменяю приказ. Принеси фонарь из хозяйственной комнаты.

— Да, хозяин, — снова кивнула чоки. — Отмена предыдущего приказа. Новый приказ выполняется.

Она повернулась и вышла. Оса раздраженно стукнул кулаком по косяку и, придерживаясь за стену, осторожно двинулся вслед за ней. Хорошо этим чоки — у них оптический диапазон расширенный и матрицы чувствительные. А что делать человеку? Когда, наконец, умники в белых халатах придумают искусственные глаза, способные заменить настоящие?

— Я принесла фонарь, хозяин, — от голоса Сарры Оса снова вздрогнул. Он почти вырвал у нее из руки плоский кругляш светильника и с силой, в которой не было никакой необходимости, вдавил клавишу включения. Луч белого света ударил в потолок, и Оса со вздохом облегчения перевел его на пол, себе под ноги.

— Возвращайся на место, — приказал он чоки и двинулся к двери в подвал. Спустившись по узкой крутой лестнице, он толкнул тонкую створку и вошел в небольшое помещение, служившее инфраструктурным центром всего дома. Подойдя к электрощитку, он открыл крышку и с облегчением вздохнул. Конечно же, всего лишь сработал автоматический рубильник. Наверное, случился какой-то бросок напряжения на подстанции. Он щелкнул рубильником — и тут же что-то с силой ударило его по затылку. Мир вспыхнул и погас.

Очнулся он от того, что ему на голову вылили кастрюлю холодной воды. Захлебнувшись, он дернулся — только для того, чтобы упасть на бок вместе со стулом, к которому он оказался привязан. Голова страшно болела, верхний свет резал слезящиеся глаза, так что он не сразу разглядел склонившуюся над ним массивную мужскую фигуру в черном.

— Блистательный господин Оса Касадака, — произнесла фигура, и в ее голосе послышался сокрушающий скрежет полярных льдов, — не могу сказать, что рад знакомству с тобой. И уж тем более — что прошу твоей благосклонности.

Одним движением он вздернул стул на ножки, придав ему вертикальное положение. Оса дернулся и замычал, только сейчас ощутив, что его рот плотно заклеен липкой лентой. Бросив по сторонам безумный взгляд, он понял, что находится на своей кухне. Шторы на окне оставались плотно задернутыми, а дверь — закрытой. Как грабитель — грабитель? — попал в дом, не потревожив охрану? Он платит за нее бешеные деньги, и вот теперь выясняется, что зря?

— Я думаю, господин Оса, что в своей жизни ты совершил немало гадостей, — задумчиво проговорил мужчина. Его лицо обтягивала черная маска, и глаза в ее прорезях горели бешеной ненавистью, совершенно не соответствующей спокойному тону. — Немало, да. Однако они меня не волнуют. Меня волнует лишь то, что ты совершил в последние дни. Ты отдал Дракону мою жену и мою приемную дочь, о чем будешь жалеть остаток своей жизни. Не такой уж, правда, и долгий остаток.

Он протянул руку и зажал Осе нос. Тот задергался, мотая головой, отчаянно пытаясь втянуть хотя бы капельку воздуха, но не преуспел. Вырваться из каменной хватки незваного гостя оказалось невозможным. В тот момент, когда он уже почти потерял сознание, пришелец отпустил его, и Оса жадно задышал, всей грудью ощущая сладость свежего воздуха. Он в панике уставился на незнакомца. Да кто он такой? Какая жена, какая дочь?

— Мне нужно узнать у тебя кое-что, — обманчиво-мягко произнес гость. — Имей в виду — я знаю не все, но достаточно много, чтобы распознать ложь. Лучше бы тебе не врать. Потому что если ты соврешь…

Он снова зажал Осе нос — на сей раз лишь на несколько секунд. Директор службы безопасности «Тёбицы» дернулся и полуобморочно уставился на незнакомца.

— Сейчас я освобожу твой рот, — произнес тот. — Но если ты подумаешь, что настал подходящий случай позвать на помощь, то сильно ошибешься. Я способен убить тебя одним ударом, и лучше бы тебе поверить мне сразу и безоговорочно. Ну, а сверх того… когда я служил в спецназе, мне приходилось общаться с людьми, не желавшими отвечать на вопросы. Успешно общаться, заметь. Но к тем людям, хотя и врагам, я не испытывал никаких личных эмоций. Просто работа такая была, знаешь ли. А вот тебя я с огромным удовольствием порежу на мелкие кусочки, если ты дашь мне хотя бы малейший повод. Ты понял меня, мразь?

Перед глазами Осы взблеснуло отполированное лезвие мясницкого тесака, и он часто мелко закивал.

— Вот и замечательно, — одобрил гость. Он резким движением сорвал с лица Осы клейкую ленту. Тот невольно вскрикнул от боли, но незнакомец тут же зажал ему рот.

— Тихо, тихо, господин Оса, — почти ласково сказал он. — Нам не нужны посторонние свидетели, верно? Тем более что все чоки-слуги, находящиеся в доме, отключены с такого удобного центрального пульта в твоей спальне, а сторожа в дом не заходят.

Он снял ладонь со рта Осы, и тот тяжело задышал.

— Кто ты? — хрипло спросил он. — Чего ты хочешь? Денег?

— Я хочу, господин Оса, чтобы ты с самого начала рассказал мне, кому и как ты продал госпожу Цукку Касарий и госпожу Карину Мураций, — прошептал незнакомец, склонившись к уху пленника. — Рассказал подробно, во всех деталях. И, самое главное, ты скажешь, где они сейчас находятся и что с ними намереваются делать. А потом я подумаю, стоит ли тебе, блистательный господин Оса, жить дальше.

* * *

Двадцать минут спустя Саматта выключил диктофон и сунул его в карман. Он чувствовал, как от ненависти у него начинается нервный тик — левый уголок губ тянуло и подергивало. Ему отчаянно хотелось свернуть господине Осе шею, но огромным усилием воли он сдержался. Он отошел к кухонному столу и извлек из висящей под курткой герметично закрытую стеклянную емкость с кислотой. Резким движением вырвав притертую пробку, он поставил ее на стол и влил немного отбеливателя для стиральной машины из пластиковой бутылочки.

— Что ты делаешь? — дрожащим голосом спросил его Оса.

— А ты так хочешь знать? — обернулся к нему Саматта. — Блистательный господин Оса, ты обрек моих жену и дочь на муки. Почти наверняка — на смерть. Думаешь, ты заслуживаешь жизни?

— Но я же все рассказал! — выкрикнул директор по безопасности. Его губы тряслись, горло перехватило спазмом. — Я все честно рассказал!

— Вот если бы ты еще и сумел отменить прошлое… Господин Оса, ты — мразь. Самая настоящая мразь, которую следует стереть с лица земли. Тебя даже в руки полиции передавать бессмысленно — прямых улик против тебя наверняка не найдется, а запись, полученную под давлением, суд в качестве доказательства не примет. Нет, если действовать официально, ты никак не пострадаешь — и продолжишь жить, строя пакости окружающим. Тебя следовало бы убить здесь и сейчас. Однако, господин Оса, я дам тебе шанс выжить — тот шанс, которого ты не дал моим близким.

Он подошел к плите, распахнул духовку и включил газ, не активировав электроподжиг. Потом он подошел к Осе и одним движением ножа перерубил путы из клейкой ленты, притягивающие к подлокотнику его правую руку.

— Если ты успеешь освободиться и выбраться из кухни до того, как отравишься газом насмерть, останешься жить. Нет — туда тебе и дорога. Прощай, господин Оса.

Он вернулся к столу, аккуратно всыпал в смесь кислоты и отбеливателя пригоршню металлических опилок из бумажного пакета, погасил в кухне свет и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Выбрался он из дома так же, как и вошел — через окно, выходящее на противоположную от сторожки сторону. Интересно, о чем думал господин Оса, когда решил не ставить сигнализацию на окна и двери дома? Неужто настолько надеялся на непроницаемость внешнего периметра? Как бы то ни было, потом, при расследовании, вряд ли кто-то обратит внимание на сломанную щеколду оконной створки. По сути, единственным явным следом, который он оставил, является срезанный кронштейн на заборе. Но тут уже ничего не поделаешь. Имейся у него время на тщательную подготовку операции, он бы что-нибудь придумал, но сожалеть о том, чего нет, не следует.

Он прокрался через сад к стене и затаился. Интересно, не слишком ли далеко от господина Осы он положил нож? Сумеет ли тот добраться до него вовремя? А то ведь и в самом деле задохнется от газа, и тогда расследование двинется в нежелательном направлении. Но что сделано, то сделано. Не возвращаться же теперь…

В следующее мгновение окно кухни озарилось светом — и тут же сильный взрыв сотряс особняк. С едва слышным звоном вылетели стекла, огромный клуб огня вырвался из кухонного окна, и тут же ревущее пламя поползло по первому этажу, охватывая комнату за комнатой. Саматта смотрел на пожираемый стихией дом, и на его губах блуждала едва заметная жестокая улыбка. Кажется, он забыл сообщить господину Осе, что выделяющаяся из оставленного на столе состава смесь хлора и водорода взрывается на свету. И что совсем уж никудышной идеей является оставлять ее без присмотра в комнате, наполненной перемешанными воздухом и горючим газом. Да, пожалуй, следствию не останется иного выхода, кроме как прийти к выводу о неосторожном обращении хозяина дома с кухонным оборудованием.

От сторожки донеслись испуганные и встревоженные голоса. Оттуда к дому бежали люди, словно они могли что-то сделать с огненной печью, в которую стремительно превращался особняк. Саматта выбрался из своего укрытия и вдоль стены скользнул к главным воротам. Даже если ты вошел в дом через окно, обратно все равно удобнее выбираться через дверь — особенно когда хозяева оставляют ее без присмотра.

* * *

Настойчивый звонок коммуникатора вырвал вайс-генерала Теодара Маракуса из сна, в котором он отчаянно отбивался от груды сыплющихся на него с потолка бумаг. Странно, плавая на грани пробуждения, подумал он, ведь уже не первое десятилетие документы у нас преимущественно электронные. А снятся все равно бумажные… Все-таки когда тебе уже за семьдесят, из которых почти тридцать провел на канцелярской работе, никакие новые веяния старые стереотипы не вытеснят.

Очередной звонок коммуникатора окончательно заставил его проснуться. Он зашипел сквозь зубы и выбрался из кровати, бросив взгляд на мерцающее на тумбочке табло будильника. Нехорошее предчувствие заставило его желудок сжаться в комок. Полпервого ночи. В такое время коммуникатор мог принять вызов только от близких друзей или от одного из начальников. И ни те, ни другие не стали бы дергать его ночью без острой необходимости.

Главный директор полицейского управления Первого городского округа Крестоцина включил верхний свет, плюхнулся в кресло и дотянулся до клавиши приема.

— Прости, что разбудил, Теодар, — быстро проговорил возникший в дисплее Дентор. Он был обнажен по пояс — а, ну да, он же сегодня днем дежурил, значит, ночью отдыхает. — Новые данные от Саматты. Он знает, где Карина и Цукка.

— Хорошо, — кивнул директор, протирая глаза. — Где?

— Сейчас она на борту сухогруза «Дзинсока». Судно вышло из порта менее получаса назад. Нужно связаться с береговой охраной и остановить его, пока оно не покинуло полосу территориальных вод.

— Откуда информация?

— Саматта… получил по своим каналам. По тем, о которых я рассказывал.

— Так… — Директор пошипел сквозь зубы. — Что мы знаем, где они находятся — хорошо. Что у нас нет надежного источника, на который мы можем сослаться — плохо. Придется делать многозначительное лицо и ссылаться на секретных информаторов. Дор, Саматта уверен в своих сведениях?

— Да, абсолютно.

— Хорошо. Сделаю что смогу. Но сам понимаешь, можно не успеть — как только корабль выходит из пределов территориальных вод, береговая охрана более не имеет над ним власти. Если капитан не захочет остановиться…

— Я понимаю, — кивнул Дентор. — И встает еще и вопрос о том, что делать с судном в открытом море. Если ребята из береговой охраны вот так просто поднимутся на борт, похитители могут убить и их, и заложников. Нужно возвращать судно в порт и проводить полноценную операцию по освобождению.

— Учту. Все?

— Все. Для сведения — спецотряд уже поднят по тревоге и выдвигается в порт. Я к ним присоединюсь. Отбой.

— Конец связи.

Теодар выключил коммуникатор и задумался. Шансы практически нулевые. До границы территориальных вод судну класса «Дзинсоки» даже с полной загрузкой идти не более часа. Из-за окна донесся слабый звук сирен — пятиминутное цунами-предупреждение. Значит, все корабли охраны сейчас либо далеко в море, либо укрыты в бетонных эллингах в бухте. Нужно огромное везение, чтобы хоть кто-то оказался поблизости и на ходу. Как все неудачно складывается! Ладно, сейчас не до размышлений.

Он включил коммуникатор и вызвал дежурного Управления береговой охраны.

13.04.858, небодень. Оканака

— Господа и дамы пассажиры! — голос стюардессы с мягким южным акцентом заставил задремавшего было Палека вздрогнуть и открыть глаза. — Наш самолет начал снижение для совершения посадки в аэропорту «Орлиный меч» города Оканаки. Ожидаемое время посадки — через двадцать минут. Просим застегнуть ремни безопасности и закрыть откидные столики, если они открыты. Лиц с особыми способностями просим также удостовериться в том, что их блокираторы действуют в штатном режиме. В очередной раз приносим нижайшие извинения за неудобства, причиняемые мерами технологической безопасности.

Под боком у Палека сонно завозилась Канса. Она что-то пробормотала сквозь дрему, повозилась, устраиваясь поудобнее, и снова затихла. Палек осторожно погладил ее по волосам и обнял рукой, прижимая покрепче к себе. Девушке ночной перелет дался куда тяжелее, чем ему, привычному к таким путешествиям. Может, все-таки не следовало тащить ее с собой? Отправил бы в Масарию, Яна бы встретила ее в аэропорту, и они вдвоем дождались бы его дома… Определенно, придется придумывать, как в будущем справляться с упрямством жены. Интересно, как Каси отнесется к мысли о том, что жена во всем должна слушаться своего мужа? Наверняка с готовностью согласится… после чего он продолжит танцевать под ее дудку. И как только она умудрилась убедить его взять ее с собой в Оканаку? Кстати, не забыть бы вернуть ей деньги за билет. Еще чего не хватало — чтобы она по его заморочкам за свой счет летала! И все-таки она — чудо, которое он из рук выпускать не намерен. Как жаль, что все так неудачно получилось с Карой и Цу! Ну ничего, отложат они подписание контракта на пару недель, не страшно.

…а если Кару и Цу не удастся освободить за две недели?

Он отогнал непрошенную мысль и снова прижал к себе Кансу. Итак, посадка — в семь двадцать, строго по графику. В Оканаку они доберутся к восьми. Сегодня небодень, пробок по случаю выходного дня в городе нет, так что в восемь двадцать как максимум они в офисе Фонда. Господин Исэйка пообещал, что появится к восьми. В самый раз…

Но что же все-таки случилось с тетей Хи?

Суета и толкотня в зале прибытия в аэропорту охватила их бестолковым океаном. Люди сновали во все стороны, толкали перед собой тележки с багажом, прокладывали путь к выходам или, наоборот, к вратам прибытия, чтобы встретить прилетающих. Багажа у молодых людей не имелось, так что они, крепко взявшись за руки, чтобы не потеряться, просочились сквозь толкотню к выходу из терминала. Отстояв длинную очередь к такси — машины, к счастью прибывали часто, так что очередь двигалась быстро — они забрались в автомобиль, и шофер рванул с места, словно за ним гналась вся дорожная полиция города. Таксист попался нахальный, и лавировал он между машинами так, что Канса поначалу даже зажмуривалась от страха.

В кабине работало радио, передававшее легкую ритмичную музыку, которой таксист подпевал в меру своих вокальных умений. Однако вскоре музыка ему наскучила, и он протянул руку к приборной доске и ткнул клавишу поиска. Он перебирал канал за каналом, но все никак не находил желаемого.

«…рина Мураций», — внезапно прорвалось на одном из каналов. Похоже, передавали выпуск новостей. Шофер уже почти было снова нажал клавишу поиска, но Палек резким восклицанием остановил его.

«Похитители выдвинули странные требования», — бодрым залихватским голосом вещал ведущий. — «Карта памяти, рано утром полученная сегодня по почте журналистом крестоцинского телеканала „Океан“, содержала ролик с невнятными угрозами в адрес неизвестной особы, по всей видимости, когда-то отдавившей бандитам любимую мозоль. Вопреки ожиданиям похитители даже не подумали назвать сумму выкупа за Карину Мураций, хотя, по предварительным оценкам экспертов, она могла бы составить не менее десяти миллионов маеров. Вместо того они призывают упомянутую особу добровольно выйти на честный бой — да-да, дорогие слушатели, в записи так и сказано — „честный бой“, после чего заложников отпустят восвояси. Судя по всему, речь идет о каких-то сумасшедших. Представители полиции Крестоцина пока отказываются давать комментарии по поводу записи, однако пресс-секретарь Управления Общественных Дел в Оканаке уже сообщил, что по делу ведется тщательное расследование, и следствие отрабатывает как минимум три вероятных версии. А теперь, дорогие радиослушатели, реклама…»

— Запись? — Канса вопросительно посмотрела на Палека.

— Не знаю, — покачал тот головой. — Мати в последний раз выходил на связь в три часа ночи. Вероятно, он пока тоже не в курсе. Поговорим с Исэйкой — свяжусь с ним повторно.

Его ожидания оказались даже слегка пессимистичными. Из такси возле штаб-квартиры Фонда поддержки талантов они выбрались в десять минут девятого. Канса, впервые в жизни попавшая в Оканаку, всю дорогу с интересом вглядывалась в окружающее — в небоскребы в сто пятьдесят этажей высотой, широкие проспекты, площади и памятники, в монументальное здание Государственной Ассамблеи, мимо которого таксист проскочил на полном ходу… Разумеется, она не раз наблюдала столичные виды в телепередачах и новостных репортажах в Сети, но картинка — одно, а увидеть самостоятельно — совсем другое. Она никогда раньше не покидала Тэммондая и не видела своими глазами здания выше полутора десятков этажей, однако окружающее ее отнюдь не подавило. За ее живым интересом не чувствовалось ни малейшей пришибленности и благоговения.

— Красивый город, — искренне сказала она Палеку. — Только жить здесь, наверное, дорого.

— А ты думала! — согласился Палек, увлекая ее за собой к гранитным ступеням парадного входа в Фонд. — Цены бешеные, что на жилье, что в магазинах. И все время какая-то суета и кутерьма по поводу и без повода. Терпеть не могу сюда ездить.

К господину Исэйке их допустили сразу же — заранее проинструктированная чоки-секретарша, едва услышав имя Палека, просияла идеальной улыбкой и показала на дверь кабинета. Палек полуобнял за плечи внезапно заробевшую Кансу и почти силой увлек ее за собой. Главный директор фонда поднялся им навстречу и поклонился.

— Здравствуй, молодой господин Палек, — сказал он. — Здравствуй, госпожа… э-э-э…

— Меня зовут Канса Марацука, господин Исэйка, — поклонившись еще ниже, сказала девушка. — Рада знакомству. Прошу благосклонности.

— И еще она моя жена, — быстро добавил Палек.

— Радость взаимна, молодая госпожа, благосклонность пожалована, — кивнул главный директор. — Однако, как мне кажется, господин Палек, правила предписывают стипендиатам информировать Фонд об изменении их официального статуса. Я что-то не припомню такого уведомления с твоей стороны.

— Мы еще не успели подписать контракт, — объяснил Палек. — Только вчера решили… и тут такое.

— Тогда, молодые люди, примите мои поздравления, пусть и авансом. Итак, господин Палек, я хотел бы еще раз и в подробностях узнать о том, что случилось вчера в Крестоцине. Поскольку госпожа Карина входит в особый список стипендиатов, не говоря уже про все остальное, меня чрезвычайно интересует происшедшее.

— Вчера ее похитили прямо на улице четверо вооруженных неизвестных мужчин — вместе с Цуккой, прилетевшей к ней в гости. Цу ее бывший опекун.

— Госпожа Цукка Касарий… — пробормотал Исэйка. — Да, помню. Она тоже в особом списке, хотя я и не имел чести раньше встречаться с ней лично. Прости, что перебил.

— Во время похищения Цукка успела передать Саматте, ее мужу, в тот момент находившемуся в другом месте, сообщение, но потом связь прервалась и с тех пор не восстанавливается. Скорее всего, их держат где-то в бессознательном состоянии. Полицейский спецотряд прибыл на место похищения минут через двадцать, но все равно слишком поздно. Бандиты исчезли, убив двоих случайных свидетелей и выбросив пелефоны Цукки и Карины. Сегодня утром, как мы только что услышали по радио, похитители прислали на телевидение запись с требованиями, но я не в курсе точного содержания. Что-то насчет того, что Калайе следует выйти с ними на честный бой.

— Кому выйти? — приподнял бровь главный директор.

— Калайе. Наверное, ее так не назвали, но по сути именно так. Тут… хвосты старой истории. Господин Исэйка, я должен передать тебе информацию, которую невозможно озвучить перед журналистами. Она связана… — Палек замялся. — С Демиургами.

Исэйка невольно вздрогнул, но ничего не сказал.

— Прости, но могу я поинтересоваться, о скольки Демиургах ты знаешь? — в упор спросил его Палек.

— О троих, — ровно ответил директор Фонда, бросив короткий взгляд на Кансу, смотрящую на Палека с приоткрытым от волнения ртом. — Один из них, как я понимаю, в свое время под именем Дзинтона Мурация числился твоим приемным отцом. Его настоящее имя Джао, код в соответствии с досье «Камигами» — «Соловей». Именно он в свое время сделал мне предложение занять пост в Фонде. Второй Демиург — Камилл, код «Призрак». Третий, или третья, если можно говорить о Демиурге как о женщине, — Майя, код «Бабочка». Но о них я знаю, по большому счету, лишь то, что они существуют.

— На сей раз речь идет о Камилле. В свое время одно из его созданий, искусственный интеллект по имени Бойра, управлявший чоки-прототипом женской внешности под именем «Калайя», ввязался в… историю, суть которой сейчас не важна. По ходу дела Бойре пришлось отбиваться от повышенного интереса компании «Тёбица», для чего он запугал ее директора по безопасности, господина Осу Касадаку. А несколько периодов назад женщина, по словесным описаниям в точности похожая на чоки Калайю, убила в Сураграше предводителя тамошнего бандитского клана Дракона. Господин Оса узнал о том, связался с Драконом и предложил ему помочь отомстить. В результате шайка бандитов прибыла сюда из Сураграша и захватила Карину, с которой в свое время также была связана Калайя. Они полагают, что с помощью Карины могут заставить Калайю выбраться из укрытия. Если в общих словах, то примерно так. В деталях же, господин Исэйка, я пока рассказать не могу, поскольку сам не знаю.

— Понятно, — задумчиво произнес главный директор после паузы. — Итак, Дракон. Информация о сотрудничестве господина Осы с Драконом подтверждена из надежных источников? Ее возможно предъявить в суде в качестве доказательства?

— Нет, — с досадой сказал Палек. — Во-первых, информация получена от Бойры. Я сомневаюсь, что ему захочется выступить в суде, а у суда появится желание поверить его свидетельству. Во-вторых, суд устроить не получится — сегодня ночью господин Оса Касадака погиб при взрыве бытового газа в своем загородном особняке.

— Вот как? — прищурившись, осведомился Исэйка. — Несчастный случай, я полагаю?

— По результатам первичного обследования полиция придерживается именно такой версии, — Палек безразлично пожал плечами. — Хотя если выяснится, что его пришили заокеанские дружки, чтобы следы замести, я, честное слово, совсем не расстроюсь.

— Понятно, — Исэйка свел кончики пальцев и опер локти о стол. — Печально, однако, что главная ниточка к организаторам похищения оказалась обрубленной столь радикально. Есть ли какие-то предположения, где могут скрывать госпожу Цукку и госпожу Карину?

— Мы знаем точно, — Палек помрачнел. — Вчера вечером их вывезли из Катонии на борту сухогруза «Дзинсока», направляющегося в Четыре Княжества. Мы узнали слишком поздно, и береговая охрана не успела перехватить судно в территориальных водах. А преследовать его в нейтральных водах она не решилась, чтобы не устроить международный скандал. Господин Исэйка, — внезапно он резко наклонился вперед, его голос стал отчаянным, — я прибыл сюда, чтобы униженно просить тебя о помощи. Корабль еще двое суток не войдет в воды Четырех Княжеств, его еще можно перехватить! Но нужно политическое давление на военных, чтобы флот рискнул пойти на перехват. Я знаю, ты уже давно не депутат Ассамблеи, но до сих пор пользуешься огромным авторитетом в политических кругах. Я умоляю тебя — помоги нам! Я… мы готовы выполнить любые твои условия. Любые! Только помоги! Пожалуйста, господин Исэйка!

Несколько секунд главный директор Фонда молча смотрел на него, потом вздохнул.

— Разумеется, я сделаю, что в моих силах, — печально сказал он. — Боюсь, однако, что ситуация куда сложнее, чем хотелось бы. Под чьим флагом идет корабль? Граш? ЧК?

— Горагия, господин Исэйка, — откликнулся Палек. — Кажется, Горагии. Мати что-то говорил на сей счет, но я плохо запомнил.

— Самая скверная ситуация, с которой только можно столкнуться, — нахмурился главный директор. — Международная ситуация накалена. Пока что нам удается интерпретировать события в Сэтате как гражданскую войну и внутреннее дело Горагии. Но с учетом того, что в историю с Басуэ оказалась напрямую втянута наша армия, любые действия в отношении подданных Горагии, которые могут быть истолкованы как агрессивные с нашей стороны, почти наверняка приведут к полному разрыву дипломатических отношений с Горагией, а то и к открытой войне. А в войне сейчас у нас не заинтересован никто, и ты, господин Палек, думаю, тоже не захотел бы заплатить такую цену за освобождение своих родственников. Так что я прекрасно понимаю, почему береговая охрана не решилась преследовать корабль в нейтральных водах.

— Неужели ничего нельзя поделать? — с горечью спросил Палек. Он сгорбился в кресле, уставился в пол и как-то весь потух. — Неужели их так и увезут непонятно куда?

— Я такого не сказал, — покачал головой Исэйка. — Существуют, в конце концов, международные соглашения… а власти Четырех Княжеств любят Дракона еще меньше нашего. Да и в Граше, если корабль повернет туда, их встретят подобающе. Но не удивлюсь, если такое сотрудничество — единственное, что остается в нашей ситуации. У меня действительно еще сохранились кое-какие связи, и я обязательно воспользуюсь ими. Но потребуется время, пока удастся добиться хоть чего-то. Я перезвоню тебе, молодой господин, как только появятся первые результаты. Однако… — Он заколебался. — Господин Палек, если откровенно, то прямая помощь… твоего приемного отца сейчас оказалась бы очень кстати.

— Он не может всю жизнь водить нас за руку, — покачал головой Палек. — Мы должны учиться разбираться сами.

— И тем не менее, прости за прямой вопрос, ты обращаешься за помощью ко мне. Почему?

Палек медленно поднял на него взгляд, и главный директор увидел, как в его глазах разгорается новый огонек — холодный, жесткий, даже жестокий.

— Спасибо, господин Исэйка, — ровно сказал он. — Я даже не подумал…

Он осекся и потер лоб.

— Я даже не подумал, что раз Карина и Цукка — члены моей семьи, — закончил он, — то именно я должен защищать их в первую очередь. Я приму твой вопрос близко к сердцу, господин Исэйка.

— Я не отказываю тебе в помощи, молодой господин, — напомнил ему главный директор. — Я просто хочу полностью понимать ситуацию. Нельзя играть в политические игры вслепую. И все-таки — ты не хочешь просить его о помощи… или же он просто перестал помогать вам?

Палек вздрогнул.

— Понятно, — вздохнул Исэйка. — Молодой господин, в силу своего положения я пристально слежу за теми, чьи имена упомянуты одновременно в досье «Камигами» и в списках Фонда. И я помню, что восемь лет назад, в сорок девятом, аналогичная ситуация с госпожой Кариной разрешилась молниеносно и весьма скверно для ее непосредственных участников. Кроме того, я знаю, что за последние восемь лет досье «Камигами» не пополнилось описанием ни одного инцидента, по… уровню вмешательства подходящего Демиургам. И если даже я задаюсь вопросом, присутствуют ли еще Демиурги на нашей планете, то, будь уверен, посвященные аналитики надлежащих служб задались им уже очень давно. И если раньше вас, фигурантов «Камигами», надежно защищал страх перед Демиургами, то нынешний случай может положить начало совсем иному отношению. Господин Палек, я считаю, что я в долгу перед господином Дзинтоном Мурацием, Джао, или как еще он предпочитает себя называть. Кроме того, защищать вас является моим прямым долгом — именно для такого Демиург Джао нанял меня. И я намерен выполнить свой долг до конца.

— Я понимаю, господин главный директор, — кивнул Палек. — Прошу не воспринимать мои слова как неуважение. Я чрезвычайно признателен тебе за поддержку. Сейчас у меня остался еще один вопрос, на который ты сможешь ответить сразу. Мне известно, что ты знаешь, как связаться с тет… с госпожой Эхирой.

Директор молча посмотрел на него, но не ответил.

— Мне очень нужно поговорить с ней! Она многие годы являлась для нашей семьи самым близким родственником. Я не могу что-либо предпринимать, не узнав, что она думает. И… я беспокоюсь за нее. Мы уже неделю безуспешно пытаемся с ней связаться, а до того не общались, наверное, недели две. Вдруг с ней что-то случилось?

— Я знаю, как связаться с госпожой Эхирой, — директор на мгновение сжал губы в тонкую линию. Он помолчал. — Хорошо. Я передам тебе код ее коммуникатора. Она в последнее время серьезно недомогала, так что намеревалась отправиться отдохнуть в какой-то санаторий. Она просила использовать код только в самом крайнем случае, но я полагаю, что такой случай настал. Вот…

Он извлек пелефон и покопался в настройках, затем выжидающе посмотрел на Палека. Тот поспешно вытащил свой пелефон и быстро принял на него код.

— Недомогала? — недоуменно спросил он. — Но почему она ничего не сказала нам? Каре?

— Не имею представления, молодой господин, — покачал головой Исэйка. — Мы с ней не слишком близки, знаешь ли.

— Понятно. Огромное спасибо, господин Исэйка. Я не могу найти слов, чтобы выразить свою благодарность. До свидания.

Палек поднялся на ноги, и Канса поспешно вскочила вслед за ним. Они дружно поклонились, повернулись и вышли, причем молодой человек заботливо придержал дверь, пропуская вперед свою подругу. Исэйка слабо улыбнулся — хороший юноша, так любит своих родственников. Да и жену себе подобрал славную. Жаль, что пора их первого счастья омрачена таким горем. Ну что же, он, как и обещал, сделает все, что в его силах. А заодно посмотрит, нельзя ли извлечь из ситуации что-нибудь для себя лично. Особенно с учетом того, что до очередных выборов в Ассамблею остается менее полугода, а работа в Фонде успела основательно ему наскучить. Возможно, настала пора вернуться в большую политику, и если так, то удобнее данного случая ничего не придумаешь…

Он включил настольный коммуникатор и набрал код.

— Утро, Масарика, — сказал он в ответ на приветствие собеседника. — Проснулся уже? Да ладно, я же знаю, что ты всегда до полудня дрыхнешь, не отнекивайся. Ну, раз проснулся, то как относишься к идее позавтракать вместе? Заодно и обсудим кое-что на свежую голову…

* * *

Станция «Яблоневая» оказалась типичным маленьким вокзальчиком в тихом пригороде Оканаки. От Северного вокзала поезд шел туда чуть больше получаса. В выходной день привокзальная площадь казалась совершенно пустынной. Начинал накрапывать дождь, и тяжелые тучи, пришедшие с севера, низко стелились над землей. Ощутимо холодало, на землю стремительно пикировали редкие мокрые снежинки. Канса поежилась, и Палек пожалел, что не догадался взять с собой теплую одежду. Мог бы и сообразить, что Оканака расположена много севернее Тэммондая, и что ранняя весна здесь гораздо холоднее и неприятнее.

Они перед вокзалом, и тут же, вывернув со стоянки, к ним подкатил голубой «цумэра-лавина». Палек склонился к переднему пассажирскому окну, в котором плавно опустилось стекло.

— Господин Палек, — вежливым тоном сказал водитель, — меня прислала госпожа Эхира. Прошу, садитесь в машину.

Не заставив упрашивать себя дважды, Канса и Палек юркнули на заднее сиденье. Машина тут же плавно двинулась с места.

— Господин Палек, я Камман, искин Камилла, вторая страта, — представился водитель, не оборачиваясь. — Рад знакомству, прошу благосклонности.

— Радость взаимна. Благосклонность пожалована, — пробормотал молодой человек. — Я… не знал, что тетя Хи общается с вами.

— Она не общалась с нами. Но контакты для связи у нее имелись. В сложившихся обстоятельствах мы сочли необходимым оказать ей посильную помощь.

— Что за обстоятельства?

— Ты узнаешь о них очень скоро. Мы прибудем на место через тринадцать с половиной минут. Я бы предпочел не говорить раньше времени.

— Понятно, — напряженно сказал Палек. — Господин Тамман, могу я поинтересоваться, как у тети Хи со здоровьем? Мне очень не понравился ее голос по пелефону.

— Это тоже является частьюсложившихся обстоятельств. Приношу свои извинения, господин Палек, но ты очень скоро все узнаешь сам. Еще раз приношу извинения.

Палек коротко глянул на Кансу, и та заметила в его взгляде растерянность. Она успокаивающе улыбнулась ему и крепко сжала его руку.

Вскоре машина выбралась из городка и помчалась по узкой лесной дороге, которую тесно обступили деревья. Вскоре они свернули с нее на еще более узкую, в одну полосу, дорогу и точно в указанный водителем срок подъехали к воротам в высокой бетонной стене. При их приближении створки плавно разъехались, и машина, не останавливаясь, вкатила в просторный двор перед небольшим двухэтажным зданием.

— База операций «Тампопо», — сообщил водитель. — Место защищено, опасность отсутствует. Госпожа Эхира ожидает вас. Поднимитесь по лестнице на второй этаж, вторая дверь налево. Я присоединюсь, если появится необходимость.

— Спасибо, господин Камман, — кивнул Палек, выбираясь из автомобиля и помогая вылезти Кансе.

Сбросив у входа обувь, они поднялись по широкой деревянной лестнице. Вторая слева дверь стояла полуоткрытой, и Палек, осторожно постучав, прошел внутрь. Канса, с любопытством озираясь, последовала за ним.

— Здравствуй, тетя Хи… — начал было Палек, широко улыбаясь, но тут же осекся. Улыбка исчезла с его лица, словно ее стерли мокрой тряпкой. — Тетя Хи, что с тобой?

— Здравствуй, Лика, — кивнула ему изможденная, совершенно седая женщина, в которой угадывалась лишь тень прежней Эхиры. Она, закутанная в теплое покрывало, сидела в механизированном инвалидном кресле на колесах перед настежь распахнутым окном, в которое волной вливался сырой наружный воздух. — Рада тебя видеть. Хотя и не могу сказать, что желала этой встречи.

— Что с тобой, тетя Хи? — Палек бросился на колени перед ее креслом и сжал старческую руку, ответившую ему едва чувствующимся пожатием. — Ты вся поседела. Ты очень скверно выглядишь! Ты плохо себя чувствуешь?

— Лика, Лика, — покачала головой Эхира, — ты не хочешь сначала представить мне свою очаровательную спутницу?

— Прости, тетя Хи, — преодолевая спазм в горле, проговорил Палек, вглядываясь в ее лицо. — Познакомься с госпожой Кансой Марацукой. Со вчерашнего дня она моя жена. Каси, познакомься с госпожой Эхирой Маргой.

— Чрезвычайно рада знакомству, госпожа Эхира, — низко поклонилась Канса. — Прошу благосклонности. Я бы хотела оказаться тебе чем-нибудь полезной. Ты нуждаешься в помощи?

— Лика! — Эхира расцвела теплой улыбкой, ненадолго снова став похожей на прежнюю себя. — Неужели я дождалась того момента, когда ты решил остепениться? Вот уж не думала! Госпожа Канса, неужто наш шалопай действительно сделал тебе официальное предложение?

— Да, госпожа Эхира, — робко кивнула девушка. — Вчера, в Тэммондае.

— Ну и ну! — Эхира покачала головой. — Ну что же, я просто передать не могу, как рада, что все-таки дождалась. Лика, госпожа Канса, примите мое благословение.

— Спасибо, тетя Хи, — пробормотал Палек. — Но все-таки — что с тобой? Ты выглядишь…

— Я выгляжу настоящей старухой, — кивнула Эхира, и на ее лицо вновь легла печать бесконечной усталости. — Я знаю. Утром я вытребовала у Каммона зеркало. Он не хотел давать, но я оказалась упрямее. Лика, однако скажи мне, зачем ты приложил столько усилий, чтобы найти меня? Из-за Кары?

— Да, тетя Хи. Из-за Кары. Ты… уже знаешь?

— Да, Лика, мальчик мой. Знаю. Каммон сообщил мне вчера. Информация прошла по их сети, и он посчитал, что не имеет права скрывать ее от меня. Я просто не могу передать, как мне жаль, что все вышло так неудачно. Так неудачно…

— Тетя Хи… — начал было говорить Палек, но Эхира остановила его, покачав головой.

— Я не могу помочь вам, Лика. Я уже ничем не могу вам помочь. Я умираю.

Палек резко вздохнул. Канса ахнула, прижав руки ко рту. Эхира слабо усмехнулась.

— Не стоит, Лика. Я никогда не афишировала свой возраст, а ты, вероятно, и не задумывался о нем — ведь я всегда так молодо выглядела! Но на самом деле я стара, очень стара. Я родилась в семьсот пятидесятом году, и мне сто семь лет. Таков главный дар Демиургов своим друзьям — долгая жизнь, хорошее здоровье, здравый рассудок и быстрая смерть, не отягощенная старческими недугами. Пожалуй, один из самых ценных даров, которые боги могут преподнести простому человеку.

— Тетя Хи…

— Мое время пришло, Лика. Я почувствовала первые признаки период назад. Я совсем не намеревалась нагружать вас унылым сидением у одра умирающей, так что вы ничего не должны были знать до получения урны с моим пеплом и завещания. Мне так жаль, Лика, что самое прекрасное время в твоей жизни оказалось омраченным сразу двумя черными пятнами, непередаваемо жаль! Последние два дня я живу на стимуляторах Джао. Я намеревалась умереть еще вчера вечером, с последними лучами заката — так романтично, знаешь ли, романтично и символично. Но когда я узнала о похищении, я поняла, что кто-то из вас обязательно меня найдет. Так что я решила пожить еще несколько часов. И вот ты здесь, Лика, только для того, чтобы узнать, что не можешь рассчитывать на мою поддержку.

— Тетя Хи… — прошептал Палек, гладя ее по руке. По его лицу текли слезы. — Тетя Хи, я не хочу, чтобы ты умирала!

— А уж я-то как не хочу! — криво усмехнулась Эхира. — Но что поделаешь. Жизнь всегда заканчивается смертью, Лика, и с этим можно лишь смириться. Вот, возьми…

Она медленно стянула с левого безымянного пальца золотое кольцо с двумя небольшими бриллиантами и вложила его в ладонь Палеку.

— Стимулятор Джао. Он помог мне продержаться до твоего появления. Он бесполезен для всех, кроме меня, но пусть хранится у вас в семье. А еще лучше — подари его госпоже Кансе на свадьбу, такого больше нет нигде в мире. Я очень надеюсь, что Кара и Цу выберутся из очередного приключения целыми и невредимыми. Я помню, как пятнадцать лет назад впервые увидела Кару на фотографии в досье Института — и как впервые встретила вживую во дворике вашего отеля: такую маленькую, такую храбрую, такую отчаянную… Я сирота, в свое время Майя подобрала меня на улице примерно в таком же возрасте, и мне показалось, что я увидела в ней себя. Я так и не обзавелась своими детьми, Лика, и ваша семья стала семьей и мне. Если ты еще когда-нибудь увидишь Кару, передай ей, что я прошу прощения за ту передачу. Я должна была ее сделать, потому что… Неважно. Просто должна. Я тянула до последнего, потому что боялась, что она меня возненавидит… а получилось так, что я виновата в случившемся и даже не могу ей помочь. Я виновата, Лика, очень перед ней виновата. Попроси у нее за меня прощения, хорошо?

— Тетя Хи! — Палек яростно шмыгнул носом. — Ты не умрешь. Ты не можешь умереть. Наверняка искины Камилла что-нибудь придумают. Они же знают много чего…

— Они уже оказали мне всю помощь, которую могли оказать. Они помогают мне достойно умереть, не заставляя страдать окружающих, и это больше, о чем я могла мечтать. Ты хороший мальчик, Лика, и у тебя впереди вся жизнь. Но тебе еще предстоит научиться терять близких и мириться с их смертью. А теперь идите. Мне осталось совсем немного, и я хочу побыть одна. А вы… вы давно выросли, повзрослели и больше не нуждаетесь в чужой опеке. Вы справитесь. Каммон, пожалуйста, проводи их.

— Господин Палек, госпожа Канса, — произнес неслышно вошедший в комнату чоки. — Прошу вас, пойдемте со мной.

— Я не могу! — яростно сказал Палек. — Я хочу остаться…

— Нет, Лика, — покачала головой Эхира. — Ты не можешь. Я не хочу, чтобы ты запомнил меня мертвой. Госпожа Канса… пожалуйста, будь ему опорой.

— Обязательно, госпожа Эхира, — кивнула девушка. — Я… мне жаль…

— Не надо. Никогда не грустите о мертвых. Лучше радуйтесь, что они когда-то жили. Лика, мальчик мой, прощай навсегда. И не забывай меня, ладно?

— Я не забуду тебя, тетя Хи! — с лицом, мокрым от слез, сквозь стиснутые зубы проговорил Палек. — Мы никогда тебя не забудем.

— Спасибо, Лика. А теперь идите.

Канса помогла Палеку подняться с колен и повела его к двери. Он, не отрываясь, смотрел через плечо на Эхиру, бессильно откинувшуюся на спинку кресла. После того, как Каммон закрыл за ними дверь комнаты, он, словно слепой, опираясь на руку девушки, спустился по лестнице и долго не мог попасть ногой в ботинок, пока та не помогла ему.

— Кара, Цукка, тетя Хи… — еле слышно пробормотал он. — Ну почему, почему все сразу? Каси, не оставляй меня хоть ты, ладно?

— Я ни за что тебя не оставлю! — девушка крепко обняла его и прижалась к нему всем телом. — Ни за что, Лика!

Он уткнулся носом ей в плечо и, содрогнувшись, всхлипнул. Канса осторожно погладила его по голове, чувствуя, как у нее самой в носу предательски щиплет. Несколько мгновений спустя Палек оторвался нее и принялся вытирать лицо рукавом куртки.

— Пойдемте, — мягко сказал спустившийся сверху Каммон. — Она уснула. Я отвезу вас обратно на станцию.

— Господин Каммон, — безнадежно спросил Палек, — ее еще можно спасти? Вылечить?

— Нет, — покачал головой чоки. — Прости, но ресурсы ее организма полностью истощены. Она уже несколько дней живет исключительно за счет своей силы воли. Удивительно, что сердце все еще работает. Она прожила долгую по человеческим мерка жизнь, и мы уже ничего не можем сделать.

Обратный путь прошел в тягостном молчании. Уже высадив из на привокзальной площади, Каммон сказал:

— Три минуты назад система жизнеобеспечения сообщила, что госпожа Эхира умерла, не просыпаясь. Прими мои соболезнования, господин Палек. Мы позаботимся о всех формальностях. Урну с прахом доставят в ваш отель. В завещании указано, что его следует развеять по ветру на обрыве над Масарийской бухтой.

— Спасибо, господин Каммон, — машинально проговорил Палек и медленно поклонился. — Бесконечно признателен тебе за помощь в трудную минуту. Пойдем, Каси. Нужно купить билеты и… нет, я пока не хочу сообщать Мати и Яни.

Глядя вслед отъезжающей машине, он расправил плечи, и Канса почувствовала, как внутри него твердеет и крепнет стальной стержень. В его глазах загорелась мрачная решимость.

— Да, тетя Хи, мы уже взрослые, — сказал он негромко. — Спасибо тебе и господину Исэйке, что напомнили нам. Каси, мы найдем похитителей и вытрясем из них душу за то, что они сделали. Я не допущу, чтобы Кара или Цу погибли, пусть даже мне придется перевернуть полмира. Пойдем. Нам нужно вернуться в Масарию и понять, что делать дальше.

14.04.858, перидень. Оканака, официальный президентский комплекс

— Господин Президент ожидает тебя, господин Прой, — чоки-секретарша одарила главного директора СОБ ослепительной улыбкой. Тот молча поднялся из кресла и прошел к внутренней двери приемной. Внешне он казался абсолютно спокойным… а что творилось внутри, никого не касалось. Он знал, зачем Президент вызвал его к себе в резиденцию в неурочное время, и подготовился к разговору.

— Добрый день, Сота, — вежливо поздоровался он, прикрыв за собой дверь.

— День, — откликнулся тот, отрываясь от дисплея компьютера. — Садись. Догадываешься, зачем позвал?

— Опять что-то с Басуэ, — коротко ответил Прой. Он не намеревался навлекать на себя дополнительные неприятности демонстрацией излишней догадливости. Пусть Президент сам сообщит, что ему нужно, или хотя бы сделает вид, что выбрал из двух вариантов.

— Про Басуэ мне Мацута рассказывает, — усмехнулся Президент. — То одни сказочки, то другие. Радуешься, небось, что конкуренты лажанулись по полной программе? Не больно-то радуйся, у тебя своих грехов хватает. Армия у нас хотя бы на чужой территории в дерьмо по уши вляпалась — а вот ты на своей. Расскажи-ка мне, блистательный господин Прой Кисин, что ты знаешь про некую госпожу Карину Мураций.

Оой-генерал позволил себе слегка расслабиться. Бессонная ночь все-таки не пропала зря. После того, как в деньдень сработала система «Камигами», особая рабочая группа, не существующая официально, дневала и ночевала на работе, по крупицам собирая данные о происходящем и раскручивая старые запутанные ниточки. Ночью он сам присоединился к ним, поскольку в сорок третьем, пусть и косвенно, оказался косвенно причастен к масарийским событиям, а потому мог добавить какие-то ценные крохи информации. Перед приездом в резиденцию он по уши накачался энергетиками, так что кофеин почти выплескивался у него из ушей, но к разговору с Президентом был готов полностью.

— Карина Мураций, двадцать восемь лет, — для вида на пару секунд задумавшись, заговорил он. — Место рождения — Масария, предыдущая фамилия — Серенова. В возрасте шести лет подброшена в детский дом в Тахоке. На момент принятия под госопеку родителей не идентифицировали, и имя с фамилей придумали в детском доме. Дополнительное расследование в сорок первом позволило выявить настоящих родителей. Отец умер от какой-то сложной болезни, название которой я, извини, так и не сумел запомнить. Мать от горя помутилась рассудком и в один прекрасный день просто исчезла из дома вместе с ребенком — вероятно, где-то погибла или покончила жизнь самоубийством после того, как подбросила девочку. Воспитывалась Карина в детском доме примерно три с половиной года, после чего в десятый день рождения у нее внезапно прорезались особые способности первой категории. Несколько периодов скрывалась в заброшенных домах на окраинах Тахоки, промышляя мелким воровством из жилищ и магазинов, попутно убив и искалечив нескольких человек в результате случайных столкновений, после чего была захвачена спецотрядом Минобороны. Переправлена в Масарийский филиал Института человека, где и содержалась до сорок третьего года. В середине пятого сорок третьего вместе с девочкой-девиантом Яной Паракой в результате сбоя оборудования бежала из Института, по пути убив около двух десятков бойцов вооруженной охраны. Каким-то образом попала в поле зрения Сущности с кодовым именем «Соловей», одна из масок которой и удочерила ее формально вместе с Яной и приблудным детдомовским мальчишкой Палеком Брином. После того, как данная Сущность руками местного отделения СОБ ликвидировала Институт Человека, девочка воспитывалась под опекунством бывшего капитана спецназа Саматты Касария и его официальной любовницы Цукки Касарий, в девичестве — Меровановой. Что интересно, до того, как стать опекуном девочки, капитан несколько лет являлся командиром отряда армейского спецназа, охранявшего Институт, и лишь по случайности отсутствовал на подопечном объекте в ночь побега. Обучалась девочка дома, сдавала школьные экзамены экстерном, продемонстрировав выдающиеся для ребенка интеллектуальные способности. Досрочно и с отличием закончила медицинский факультет Масарийского государственного университета. Интернатуру первого и второго года проходила в Первой городской больнице Крестоцина, затем какое-то время работала в Госпитале ветеранов Масарии, после чего окончательно перебралась в Крестоцин, и с тех пор работала в хирургическом отделении Первой городской больницы.

Прой задумался, делая вид, что вспоминает.

— Занимается рукопашными единоборствами. Мастер Пути — зеленая лента присуждена в пятьдесят пятом и подтверждена в пятьдесят седьмом. Наставник — тролль Караби Нэтто, белая лента Ведущего по Пути присуждена в пятьдесят третьем. Преподаватель медицинского факультета государственного университета Крестоцина. Почетный добровольный сотрудник городской полиции Крестоцина, постоянный эксперт по особым способностям при городском полицейском управлении, неофициальный наставник по рукопашному бою при полицейском управлении Первого городского округа. Помимо особых способностей первой категории обладает документально подтвержденными возможностями объемного сканирования и манипуляции с веществом на молекулярном уровне. Неоднократно участвовала в работе комиссий Министерства здравоохранения, обладает официальным разрешением на применение своих способностей в медицинской практике. Считается, что добилась полного излечения или хотя бы временной ремиссии по крайней мере в пяти десятках совершенно безнадежных случаев — запущенный рак, лейкемия и тому подобное. Один из наиболее популярных хирургов Крестоцина, если не всей Катонии — очередь на операции расписана на несколько периодов вперед…

— Замечательно! — нетерпеливо оборвал его Президент. — Это все в твоем досье есть? Или ты передачу в прошлый небодень посмотрел? Я тоже запись видел, чтоб ты знал. Чего-то посвежее не расскажешь?

— Расскажу, Сота. Позавчера ее со своей бывшей опекуншей Цуккой Касарий похитили в Крестоцине прямо среди бела дня. Если верить пересланной на телевидение записи, ответственность берет на себя Дракон.

— Вот как? — с преувеличенным интересом спросил Президент. — И ты так спокойно о нем говоришь?

— Наша вина, — медленно склонил голову оой-генерал. — Мы совершенно не ожидали подобной наглости со стороны Дракона. Мы не можем полностью искоренить их связи с нашими наркоторговцами, но когда они пытаются расширить здесь свое присутствие, мы каждый раз бьем им по рукам. Чтобы они осмелились пойти на такой серьезный шаг… Прости, Сота, мы облажались.

— Рад, что ты сам все понимаешь, — недобро усмехнулся Президент. — Может, еще и объяснишь, как относиться к тому, что мне начинают задавать недоуменные вопросы люди, до той передачи знать не знавшие ни о какой Карине Мураций?

— Например? — насторожился главный директор СОБ.

— О, например, хорошо тебе известный блистательный господин Сайко Тупан. Пост Глашатая Ассамблеи, видишь ли, позволяет ему связываться со мной напрямую, в обход всех управляющих делами и пресс-секретарей, и не отвечать ему я могу лишь до определенного предела. Он почему-то полагает, что как Президент я нему полную ответственность за работу всех без исключения министерств и управлений правительства. Включая работу Управления Общественной Безопасности. И его очень интересует, каким образом иностранным бандитам удается безнаказанно похищать граждан Катонии. Тем более — таких достойных граждан. А заодно — почему наша доблестная Служба Общественной Безопасности не желает палец о палец ударить по такому поводу. Скажи мне, Прой, что я должен ему отвечать?

Президент тяжело уставился на оой-генерала, и тот почувствовал, как по спине ползет струйка холодного пота.

— А еще до меня дошел слух, что фракция независимых депутатов с подачи некоего господина Исэйки Додотары, прекрасно тебе известного и, похоже, решившего вернуться на публичную арену, намерена подготовить официальный депутатский запрос на данный счет. И его обязательно озвучат на очередной сессии Ассамблеи, по необъяснимому совпадению отрывающейся именно сегодня вечером. И скандала всекатонийского масштаба избежать точно не удастся. А летом у нас намечается такая малость, как выборы в Ассамблею, после чего останется всего полгода до президентских выборов, проводимых вновь избранными депутатами. А ты не хуже меня знаешь, насколько незначительно мое большинство и насколько фатальной для меня может оказаться потеря даже десятка голосов. Кусо! Даже мой новый референт, как ее… Рора, недотрога глазастая, и та вчера вечером… Тьфу. Так что, Прой, мне отвечать на недоуменные и, дополнительно замечу, совершенно справедливые вопросы?

Оой-генерал постарался изобразить на своем лице выражение задумчивой компетентности.

— Мы работаем, Сота, — со вздохом сказал он. — Однако не все так просто, как хотелось бы. Как удалось установить, Карину и Цукку вывезли из страны тем же вечером на сухогрузе «Дзинсока». Его не успели перехватить в наших территориальных водах из-за неудачного цунами, именно в тот момент разогнавшего все суда в окрестностях Крестоцина. Фрегат береговой охраны догнал «Дзинсоку» лишь в полусотне верст за границей нейтральных вод, и капитан отказался остановиться для досмотра. А шел он под флагом Горагии.

— Ссихан! — на орочий манер выругался Президент. — Вот уж только такого нам и не хватало! Ладно, и что дальше?

— Сота, тебе честно? — в упор взглянул на него оой-генерал. — А ни хрена дальше. Мы, разумеется, отправили запрос в ЧК, чтобы те перехватили идущую к ним «Дзинсоку», но можешь меня без пенсии в отставку выгнать, если похищенных не снимут с судна по дороге. У Дракона хватает быстроходных яхт, на которых они контрабанду возят — на наших верфях построенных, между прочим, сколько раз я говорил, что гайки пора закручивать! Типовой схемой для них является перегрузка наркотиков и другого нелегального груза в открытом море, так что в порт назначения судно приходит уже чистеньким. Наверняка там и капитан в доле, и команда помалкивать предпочитает. В наших портах «Дзинсока» никогда больше на борт ни крошки контрабанды принять не сможет, уж такую радость мы ей обеспечим, но сейчас ее ловить бессмысленно. И мы даже спецоперацию в Сураграше устроить не можем для поиска и эвакуации — сам помнишь, что в прошлый раз оттуда целый экспедиционный корпус ноги едва унес.

— То есть ты хочешь сказать, что ровным счетом ничего сделать не сможешь? — задумчиво прищурился Президент.

— Нет. Такого я не говорил и говорить не намерен, — покачал головой оой-генерал. — Есть… обходные маневры.

— А именно?

— А именно… — главный директор СОБ хмыкнул. — В первую же ночь после похищения дотла сгорел особняк директора по безопасности корпорации «Тёбица» Осы Касадаки. Сам директор пропал без вести, скорее всего — сгорел вместе с домом. Эксперты там все еще работают, так что кости, или что от них осталось, наверное, найдут.

— При чем здесь «Тёбица»?

— При том, что восемь лет назад ее люди пытались, правда, неудачно, похитить чоки-прототип, в свою очередь украденный из «Визагона» его разработчиком. История вышла темная, похоже, тоже каким-то боком связанная с Сущностями, но главное, что в ней оказалась замешана госпожа Карина. И еще есть сведения, что господин Оса оказался как-то причастен к позавчерашнему похищению. Он давно участвовал в контрабанде чоки в Граш и ЧК, и мы о том знали, но он наш человек. Бывший сотрудник смежников, иногда сливал нам и им информацию о контрабандистах — наверняка о конкурентах, но все же сливал, консультировал по разным мелким вопросам, так что мы закрывали глаза на мелкие шалости.

— «Мелкие шалости»? — удивленно поднял бровь Президент. — И ты спокойно рассказываешь мне, что СОБ покрывала уголовного преступника? Прой, ты понимаешь, что случится, если пронюхает пресса или кто-то из депутатов?

— Не пронюхают, — хладнокровно парировал оой-генерал. — Он мертв, и вояки уже подчистили оставшихся свидетелей, так что все концы оборваны. В другом главное — в тот день в Крестоцине присутствовал бывший опекун госпожи Карины и муж госпожи Цукки Саматта Касарий. И его местонахождение в момент пожара установить не удалось. По крайней мере, он точно не ночевал ни в одной гостинице и не возвращался в квартиру своей бывшей подопечной.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Президент. — Какое…

Он осекся, и его глаза расширились.

— Бывший капитан спецназа… — пробормотал он. — Наверняка по уши замешанный в делах Сущностей. Он в «Камигами» фигурирует?

— Да. Именно капитан спецназа, фигурирующий в досье «Камигами». И с большой долей вероятности постарался именно он — если только кто-то из Сущностей не решил лично развлечься зрелищем небольшого костерка.

— Предположим. И что?

— Если он решил вспомнить свои старые навыки, то можно заметить, что он совершенно никак не связан с СОБ или военной разведкой. Он — частное лицо. И все, что он предпримет, станет действиями частного лица, за которые мы не можем нести никакой ответственности.

Минуту Президент задумчиво глядел на него.

— Ты хочешь сказать, что намерен возложить работу спецназа на одного-единственного человека? Капитана, пятнадцать лет назад уволенного из армии? — наконец спросил он.

— На троих человек, — поправил его оой-генерал. — Один из которых ветеран спецназа, до сих пор не утративший навыков, а вторая — девиант первой категории, умеющая читать эмоции. Да и третий член семейки непрост, пусть и не обладает особыми способностями. Оказав им помощь, мы ничего не теряем — но при том демонстрируем свою лояльность к Сущностям.

— Вот, кстати, о Сущностях, — пробормотал Президент. — Как они отнесутся к тому, что мы до сих пор ничего не сделали?

— Мы не подписывались на то, чтобы охранять их подопечных, — пожал плечами главный директор СОБ. — Изначально они подчеркивали, что от нас им ничего не нужно, включая охрану — лишь бы мы держались подальше. И я не получал никаких явных сигналов, что что-то изменилось.

Он передернул плечами.

— Как я уже говорил, мы вообще не знаем, здесь ли они еще. В последний раз Сущности проявлялись восемь лет назад, в начале пятидесятого. Возможно, они совсем ушли с планеты и оставили нас в покое. Но я не намерен проверять данное предположение на собственной шкуре. Она, Сота, мне почему-то еще дорога. Мы не знаем, почему они перестали проявляться и перестали ли. Возможно, сейчас они просто действуют аккуратнее, и мы просто их не замечаем. В любом случае вряд ли они обидятся на жест доброй воли. Навязываться мы не намерены, но изучение психологических профилей Саматты и остальных показывает, что ради спасения своих они пойдут на все. И почти наверняка нашу помощь примут.

— Хорошо, — согласился Президент. — Но только, Прой, мне категорически не нравится мысль, что мы пытаемся возлагать такую задачу на дилетантов. Поддерживать их ты можешь сколько угодно, но лишь в качестве вспомогательного плана. А что ты можешь предложить в качестве основного?

— Как обычно, запросы по официальным каналам. Княжичи готовы Дракона с потрохами слопать, дай только за хвост ухватить, так что на запрос, который им уже ушел, отреагируют правильно несмотря на любую напряженность между нами. «Дзинсоку» встретят в порту назначения, и если похищенные еще на борту, их освободят…

— Или прикончат при штурме! — фыркнул Президент. — Им наплевать на политические последствия для меня. Да они даже с удовольствием меня подтолкнут в спину, «случайно» пришив заложников — или позволив это сделать бандитам. Что еще ты намерен делать?

— Пока все. У меня даже нет данных, куда собираются тащить похищенных, а Сураграш велик, дик и даже не картирован толком, и два человека исчезнут в нем так же просто, как песчинка в океане. У нас и в самом деле связаны руки, Сота. В других обстоятельствах я бы принял на себя ответственность и послал за кораблем фрегаты береговой охраны, но рисковать открытой войной с Горагией я не стану. Особенно когда сзади ее подпирает ЧК. То есть если ты прикажешь…

— Нашел, кого сделать крайним, а, Прой? — усмехнулся Президент. — Ну-ну. Разумеется, я такого приказа не отдам даже неофициально. Работай дальше, информируй меня обо всех изменениях в деле. Но имей в виду вот что. Сейчас — середина четвертого периода. Избирательная кампания официально стартует в седьмом периоде. Если за оставшееся до нее время ты не вернешь женщин на родину или хотя бы не прикончишь демонстративно их похитителей, мне придется вспомнить, что ты уже два года как вошел в пенсионный возраст.

Он наклонился вперед и вперил в главного директора СОБ тяжелый взгляд.

— Прой, и имей в виду — здесь не только в политике дело. Если я войду в историю как первый Президент Катонии, при котором иностранные бандиты начали безнаказанно похищать ее граждан, я буду разочарован. ОЧЕНЬ разочарован. Запомни, пожалуйста, мои слова и прими их близко к сердцу. А теперь иди и работай.

— Да, Сота, — кивнул оой-генерал, поднимаясь. — Я запомню.

Он коротко поклонился и вышел. Спускаясь по лестнице, он вытащил пелефон и вызвал своего первого заместителя.

— Все как просчитано, — сухо сказал он. — Запускай основной план.

Забравшись в машину, он погрузился в свои мысли. И все-таки — почему не вмешались Сущности? Может, они и в самом деле ушли насовсем? Возможно. А может, и нет. Чтобы делать прогнозы насчет действий противника, следует хотя бы приблизительно знать его намерения и логику действий. Может, у них есть какие-то свои непонятные планы. Если задуматься, то происходящее и впрямь может вызвать глобальный скандал, который радикально изменит политический расклад в Катонии. А он прекрасно помнит, что по крайней мере одна Сущность уже использовала похищенную девицу в подобных целях. С другой стороны, если внимательно пронаблюдать за происходящим, можно сделать кое-какие интересные выводы.

Он поудобнее откинулся в кресле и прикрыл глаза. До здания Управления общественной безопасности по утренним пробкам ехать не менее получаса, так что он вполне успеет подремать хотя бы немного.

Тот же день. Масария. Отель «Мароновая роща»

— Господин Палек Мураций?

Палек, поддерживая под локоть полусонную Кансу, озадаченно воззрился на тролля, преградившего ему дорогу, не обращая ни малейшего внимания на обтекающий их со всех сторон поток прилетающих. Тролль выглядел большим и массивным даже для своей расы, вымахав, похоже, ростом почти под полторы сажени. Макушка высокорослого Палека доставала бы ему едва до солнечного сплетения, а Кансы — до пупа (если бы, разумеется, у Народа имелись пупы и солнечные сплетения). Тролль носил безукоризненный серый костюм с черным шейным шнурком и внимательно разглядывал Палека, словно экспонат в музее.

— Я, господин, — коротко ответил Палек. — С твоего позволения, здесь не самое удобное место для разговора.

— Разумеется, — кивнул тролль. — Но здесь удобнее всего перехватить сошедшего с самолета. Прошу, отойдем в сторону. Например, к тому окну.

Не ожидая ответа, он развернулся и двинулся в указанном направлении. Переглянувшись, Палек и Канса пошли за ним. Поток пассажиров с их самолета стремительно ослабевал, остальных, судя по всему, пока не намечалось, так что зал прибытия аэропорта «Масарика» пустел прямо на глазах. Тут и там стояли небольшие группы встречающих, но у указанного троллем окна было пусто.

— Я — полковник Ташшар Рраст, — представился тролль, дождавшись, когда они приблизятся. — Следователь по делам особой важности Министерства общественной безопасности.

Он протянул Палеку пластинку удостоверения и дождался, пока тот закончит его изучать.

— Рад знакомству, — сдержанно сказал Палек, возвращая удостоверение. — Прошу благосклонности, господин Ташшар. Я слушаю.

— Благосклонность пожалована, господин Палек. У меня есть сообщение для тебя и твоей семьи.

— Я слушаю, — повторил Палек.

— Господин, сообщение предназначено всей твоей семье. Я знаю, что господин Саматта вернулся домой сегодня утром. Я бы предпочел объяснить, что мне нужно, сразу всем, чтобы не повторять дважды. Могу я надеяться, что ты пригласишь меня к себе домой? У меня машина.

— Господин Ташшар, для того, чтобы я пригласил соба к себе домой, нужна очень веская причина, — Палек нехорошо прищурился. — Возможно, ты сочтешь нужным хотя бы намекнуть, что именно ты хочешь нам сообщить?

— Мы не заслужили предубежденного отношения, — покачал головой тролль. — Господин Палек, Служба ни разу не сделала ничего плохого ни тебе, ни твоей семье. И сейчас мы хотим предложить помощь в деле, касающемся освобождении госпожи Карины и госпожи Цукки.

— Вот как? — Палек задумчиво посмотрел на него, прикидывая. — Хорошо, господин полковник. Ты довезешь нас до дома, и я позволю тебе войти и сказать, что ты хочешь. Но не более. Если ты держишь в уме что-то сверх того…

— Не беспокойся, господин Палек, — тролль слегка ухмыльнулся, демонстрируя острейшие зубы. — Я не настолько глуп, чтобы надеяться на что-то еще в Цитадели Соловья.

Канса дернулась, и Палек привлек ее к себе, словно пытаясь защитить.

— Я один из допущенных к досье «Камигами», — пояснил полковник. — Я представляю, с чем имею дело. Никаких глупостей, господин Палек, обещаю.

— Хорошо, — кивнул тот. — Поехали.

В машине Канса заснула, как только устроила свою голову на плече у Палека. Тот осторожно устроил ее поудобнее, поймав заинтересованный взгляд тролля в зеркале заднего вида.

— Два перелета с интервалом менее чем в сутки — тяжеловато для нее? — негромко поинтересовался тролль.

— Все-то вы знаете, — буркнул Палек.

— Работа у нас такая, — тролль пожал плечами. — Прошу прощения, если обидел ненароком. Со вчерашнего дня ты взят под негласную охрану. Господин Саматта — тоже, но за ним мы просто не можем угнаться, он, похоже, от слежки отрывается намеренно. Идиотам, которые его в свое время выгнали из спецназа, за некомпетентность следовало бы головы поотрывать. А госпожа Яна не покидала отеля, чему мы только рады. Нам совершенно не нужны новые проблемы с вашей семьей. Господин Палек, мы и в самом деле хотим помочь.

— Охотно верю, — Палек постарался сделать свой голос как можно более вежливым, но получилось плохо. Он отвернулся и стал смотреть в окно.

Здесь, в Масарии, весна уже давно вступила в свои права. На фоне темной хвои мацы радостно зеленели светлые побеги тикурина, колыхались зеленые полупрозрачные облака свежераспустившихся листьев суги, тонэрико, эраблей и маронов. Тут и там виднелись обвивающие стволы молодые плети кидзуты и хедеры, тянущие ладошки ромбовидных листьев к уже начинающему пригревать солнцу. Стоял ясный безоблачный полдень, но солнечные лучи не могли растопить собравшийся на сердце лед. Он стиснул зубы. Они справятся. Они обязательно справятся. Главное, что Кара и Цу все еще живы.

Он прикрыл глаза и почувствовал, что засыпает. Перелеты между часовыми поясами и бессонные ночи в аэропортах тяжело дались не только Кансе. Однако он тут же сообразил, что чуть было не сделал глупость и заставил себя вынырнуть на поверхность сна.

— Господин Ташшар, ты знаешь, куда ехать? — осведомился он.

— Я знаю путь по карте, — с готовностью откликнулся полковник. — Есть какие-то особенности?

— Для машины там одна дорога, заблудиться негде. Но когда доедешь до запрещающего проезд знака, остановись и разбуди меня. Я пока немного вздремну. Не вздумай ехать дальше, или Фи размажет тебя по асфальту оттуда и до самого окружного управления СОБ. Она работает в режиме агрессивной защиты, и если непредставленный чужой попытается проникнуть на охраняемую территорию, она… среагирует очень резко.

— Хорошо, господин Палек, — кивнул тролль. — Я запомню.

Палек кивнул, снова закрыл глаза — и немедленно провалился в тяжелый сон без сновидений.

Тролль разбудил его примерно через час. Машина стояла саженях в десяти от того места, где дорога к отелю ныряла в рощу. Рядом виднелся свеженарисованный знак «Частное владение». Чуть ниже кривовато висела табличка: «Проход и проезд без явного разрешения хозяев категорически запрещен». Знак слегка светился в окружающем тенистом сумраке.

— Мы приехали, — странным хриплым голосом произнес тролль. Его дыхание участилось, воздух со свистом проходил сквозь оскаленные зубы, лицо застыло в напряженной гримасе.

У него под боком шевельнулась Канса.

— Лика… — пробормотала она, ухватывая его за плечо. — Где мы? Мне… нехорошо.

— Сейчас пройдет, милая, — шепнул ей Палек. Он тряхнул головой, чтобы отогнать сон, и сосредоточился. Пару секунд спустя тролль несколько раз глубоко вдохнул и откинулся на спинку водительского сиденья, а Канса ощутимо расслабилась.

— Все, господин Ташшар, — устало сказал Палек. — Ты помечен как гость. Как подозрительный гость, приношу свои извинения за невежливость. Фи не тронет тебя, пока ты находишься рядом с кем-то из нас. Поехали, мы уже почти на месте.

— А я тоже помечена? — тихонько поинтересовалась Канса. — Мне стало так страшно…

— Страх — первое средство для отпугивания чужих. А ты теперь своя, — Палек сжал ей руку. — Ты под охраной Фи.

Канса с готовностью кивнула, похоже, однако, ничего не понимая.

Тролль мягко двинул машину с места, и через пару минут они подкатили к воротам дворика.

— Машину можно оставить здесь, господин Ташшар, — произнес Палек, выбираясь наружу и помогая вылезти Кансе. — С ней ничего не случится. Пойдемте внутрь.

Яна и Саматта ждали их на крыльце. Рядом они смотрелись довольно комично: высокий широкоплечий мужчина и невысокая пухлая молодая женщина, ниже его по крайней мере на полторы головы, немногим старше самой Кансы. На лице Саматты держалось угрюмое выражение, на скулах играли желваки. Яна рассматривала появившихся странным взглядом, словно пыталась заглянуть им внутрь. Приблизившись к ним, Канса несмело поклонилась.

— Госпожа Яна, господин Саматта, — робко произнесла она. — Я Канса. Чрезвычайно рада знакомству, прошу благосклонности.

Те синхронно поклонились ей.

— Мы тоже чрезвычайно рады знакомству, госпожа Канса, — тепло сказала Яна. — Благосклонность пожалована. Мы крайне сожалеем, что встретились в таких… непростых обстоятельствах. Добро пожаловать домой. Ваши с Палеком вещи привезли утром, мы пока положили их в столовой. Нужно разобраться, как вас устроить. Но сначала у нас, похоже, есть неотложное дело.

— Лика, не представишь нам гостя? — подчеркнуто нейтральным тоном спросил Саматта.

— Господин полковник СОБ Ташшар Рраст утверждает, что у него есть что сказать, — сообщил тот, поднимаясь на крыльцо. — Я так понимаю, он прилетел сюда из Оканаки. Я решил, что в обмен на нашу доставку его можно выслушать. Каси, проходи, не бойся. Эта парочка не кусается… по крайней мере, по перидням.

— Хорошо, мы выслушаем, — кивнул Саматта. — Господин полковник, надеюсь, ты не обижаешься на нас за подозрительность. Мы еще ни разу не видели от СОБ ничего хорошего.

— Плохого тоже, — парировал тролль. — Могу я предложить переместиться для разговора в более удобное место, чем двор?

— Разумеется. Пройдем в столовую.

Новоприбывшие поднялись на крыльцо, сбросили обувь у высокого пола и прошли по коридору в столовую. Канса оглядывалась по сторонам со странной смесью робости и предвосхищения. Она впервые попала в дом своего мужа — и все еще оставалось так необычным даже в мыслях называть Лику мужем, а себя его женой! — но ей казалось, что она уже много раз бывала здесь. Никогда ранее не виданный дом показался ей родным и уютным, привечающим ее словно родственницу, вернувшуюся домой после долгого отсутствия. Типичный старый отель в давно вышедшем из употребления традиционном стиле: узкий коридор с выходящими в него дверями комнат, общие ванные и туалеты в концах коридора, деревянные и, наверное, скрипучие лестницы на второй этаж, общая столовая, смежная с большой кухней, зеленые бумажные обои с бело-розовыми цветами сусино, карандашные и акварельные рисунки пейзажей, птиц, зданий, некоторые в неподражаемой ликиной манере, некоторые — в незнакомой, слегка тяжеловесной и грубоватой, но странно добродушной и успокаивающей… В широкие оконные проемы лился солнечный свет, сквозь приоткрытые рамы струился пахучий весенний воздух, откуда-то издалека доносился звонкий птичий щебет. Войдя в столовую, девушка отошла в сторону, чтобы не путаться под ногами, и нерешительно остановилась. Наверное, нужно сесть за стол — но как узнать, где чье любимое место?

На ее плечо легла легкая ладошка, и она слегка вздрогнула от неожиданности. Повернув голову, она встретилась взглядом с Яной.

— Не надо стесняться, госпожа Канса, — сказала она, мягко улыбаясь. — Теперь здесь твой дом. Садись куда захочешь.

Канса перевела взгляд с нее на Палека, ободряюще подмигнувшего ей, кивнула и неловко опустилась на стул в дальнем углу, напряженно выпрямившись и чинно сложив руки на коленях по всем правилам формальной женской вежливости. Палек плюхнулся рядом с ней, взял ее за руку и переплел с ней свои пальцы. Полковник аккуратно сел на стул в торце стола, так что все взгляды оказались устремленными на него.

— Я понимаю, что сейчас не самый подходящий момент для задушевной беседы, — формальным тоном произнес полковник. — Однако у нас нет иного выхода. Я нахожусь здесь по личному указанию главного директора СОБ оой-генерала Проя Кисина. Я не стану выражать свои соболезнования по поводу случившегося — здесь велика наша вина, и они прозвучат фальшиво. Заверю, тем не менее, что Служба делает все возможное для скорейшего разрешения проблемы. Дело даже не в том, что вы числитесь в досье…

Он замолчал и бросил настороженный взгляд на Кансу.

— Господин Ташшар, Каси — моя жена, — резче, чем следовало, заявил Палек. — У нас нет от нее тайн. И с сегодняшнего дня она под такой же защитой, как и мы.

— Я не имел в виду ничего оскорбительного, господин Палек, — спокойно сказал тролль. — Но я рад, что могу говорить свободно. Так вот, тот факт, что ваши имена внесены в особый список досье «Камигами», не имеет сейчас никакого значения. Я знаю, что в обществе Службу недолюбливают, и, откровенно говоря, понимаю, что иногда мы сами даем к тому веские поводы. Но несмотря ни на что наш долг и обязанность — защищать жителей нашей страны. И ситуация, когда иностранные бандиты нагло похищают граждан Катонии, нетерпима независимо от того, кем эти граждане являются. Поэтому господин оой-генерал Прой взял дело под личный контроль, и расследование имеет наивысший приоритет.

— Я тронут, господин полковник, — сухо сказал Саматта. — И что?

— Пока я лишь довожу до вашего сведения нашу позицию. Если бы похищенные все еще находились на территории нашей страны, я бы сказал, что максимум через неделю они были бы обнаружены и освобождены. К сожалению, они вывезены за границу, а потому ситуация сильно осложнилась…

— Если бы береговая охрана остановила «Дзинсоку» и заставила ее вернуться в порт, такого бы не случилось! — грубо оборвал его Саматта. — Однако вы побоялись! И как такое согласуется с вашим особым отношением? Или береговая охрана уже не является частью СОБ?

— Господин Саматта, ни береговая охрана, ни СОБ в целом не могла принять на себя ответственность за подобные действия. Ты наверняка осведомлен, что судно шло под флагом Горагии. И какие у нас с ней отношения из-за… инцидента в Сэтате — тоже. Захват судна, пусть и принадлежащего ей лишь формально, вполне мог привести к объявлению войны, в которой Горагию может поддержать и ЧК. А в войнах гибнут люди, зачастую десятки и сотни тысяч. Жизни госпожи Карины и госпожи Цукки, увы, такие потери не перевесят, даже если бы их удалось спасти. Как ни горько признавать, наиболее очевидные и простые действия с позиции силы нам сейчаснедоступны.

— Хорошо, — тон Саматты стал менее неприязненным. — Предположим. И что вы делаете сейчас?

— Обычный набор действий, — тролль чисто по-человечески пожал плечами. — Запросы по международным каналам в Граш и Катонию. Дракон вне закона и там, и там, так что тамошние службы с большим удовольствием вытрясут душу из любого, кто с ним сотрудничает. Беда лишь в том, что сам по себе Дракон для них недоступен. Базы операций входящих в него кланов разбросаны по всей территории Сураграша, и добраться до них не под силу даже регулярным войскам. Если госпожу Карину и госпожу Цукку доставят в Сураграш, мы не сможем их найти. Нам даже не известно, какой именно клан захватил пленников, чтобы спланировать операцию по освобождению.

— Оранжевый клан, — буркнул Саматта. — Операцию по похищению проводил лично Голова Дракона — некто Шай ах-Велеконг, девиант первой категории. Сейчас он на борту «Дзинсоки» вместе с пленниками. Он намерен вернуться в Сураграш, но маршрут и место назначения я не знаю.

— Вот как? — глаза тролля превратились в узкие щели. — Я не спрашиваю, откуда у тебя такая информация, господин Саматта, но я переспрошу: ты в ней уверен?

— Мой информатор полагал, что все именно так, — криво усмехнулся Саматта. — А он… обладал достаточно широкими познаниями.

— Так… — тролль побарабанил когтями по столу. — Хорошо. Информация принята к сведению. Мы подумаем, как ее использовать. Можешь ли ты сообщить еще что-то, полезное для расследования?

— Сверх того, что компания «Кёко», владеющая «Дзинсокой», по самые уши увязла в контрабанде наркотиков, а также чоки и прочей ерунды, ничего, — пожал тот плечами. — Разве что тот факт, что «Тёбица» продает за границу по подложным документам не менее десяти процентов своих чоки, а управление СОБ в Крестоцине активно ее покрывает. Но это вряд ли для тебя новость.

— Я не в курсе дела, — покачал головой тролль. — Однако, господин Саматта, департамент внутренних расследований очень заинтересуется тем, что ты сказал. Ты можешь назвать конкретные имена?

— Нет, — Саматта равнодушно повел плечом. — Не интересовался.

— Тем не менее, спасибо за сообщение. Должен, однако, заверить, что даже если твой информатор говорит правду, речь идет о самодеятельности и коррупции отдельных сотрудников Службы, отнюдь не об официальной позиции. Я инициирую негласное расследование ситуации, и если ты прав, полетят головы, обещаю. Информация о незаконной деятельности компаний «Тёбица» и «Кёко» также принята к сведению, мы начнем расследование и по ним. Но вернемся к нашей проблеме. Как я уже сказал, у нас практически нет данных о намерениях Дракона. Даже если пленники действительно у Оранжевого клана, их вполне могут продать другому клану. Такое там в порядке вещей. Кроме того, мы просто не понимаем мотивации похитителей. Дракон часто похищает людей в Граше и даже в Четырех Княжествах, но всегда запрашивает выкуп за похищенных. Да и похищают с целью выкупа членов богатых семей, а не таких бедных, как ваша… прошу прощения, но ваше финансовое положение нам более-менее известно. Месть для Дракона тоже весьма важна, особенно если учесть их своеобразную интерпретацию чести, но еще ни разу на нашей памяти они не прибегали к столь изощренным схемам. Захватить заложников, чтобы вынудить врага показаться из укрытия, не их стиль.

— Ты очень убедительно рассказываешь, почему Служба общественной безопасности ничего не может поделать, — фыркнул Саматта. — Ты пришел сюда, только чтобы поведать нам о своем бессилии?

— И за тем тоже. Я хочу, чтобы вы хорошо понимали: за границами Катонии у нас практически нет возможностей влиять на ситуацию законными методами. А… неофициальные меры в текущих обстоятельствах могут иметь для нашей страны катастрофические последствия. Я лично крайне сомневаюсь, что на высшем уровне примут решение о проведении каких-то силовых операций на территории Сураграша или где-то еще за границей. Все, что мы можем — ждать результатов операции, которую власти ЧК должны провести в порту Жугалана. В соответствии с заявленными намерениями он является первым пунктом назначения «Дзинсоки». Однако следует учитывать, что в Жугалан пленниц не повезут почти наверняка. Дракону нужно доставить их в совершенно другую сторону. Скорее всего, их переместят на другое судно в открытом море, а на какое — мы можем только догадываться. Возможно, его удастся отследить, возможно — нет.

— То есть сделать нельзя вообще ничего? — холодно осведомился Саматта, и на его лице опять заиграли желваки. — Мы услышали твои слова, господин полковник. Вероятно, нам придется изобретать какие-то свои способы.

— Да, — наклонил голову тролль. — И я уполномочен передать, господин Саматта, что в случае, если вы намерены предпринимать собственные действия, СОБ окажет вам всю необходимую поддержку. Неофициально, разумеется — ваши действия никак не должны быть связаны с СОБ или иными государственными органами Катонии. Но если потребуется какая-то информация, документы, снаряжение, помощь на месте — ресурсы СОБ в вашем распоряжении.

— Что? — Саматта недоверчиво уставился на него. — Господин полковник, ты намекаешь, что мы сами должны отправляться в Сураграш на поиски Карины и Цукки?

— Я не намекаю, — лицо полковника осталось непроницаемым. — Я говорю открыто. Господин Саматта, твои действия за прошедшие двое суток, учитывая уничтожение виллы господина Осы Касадаки вместе с хозяином, — он проигнорировал сдавленный вздох Яны и изумленно распахнувшиеся глаза Палека, — а также оставленное утром в университете заявление об отпуске за свой счет, говорят сами за себя. Ты намерен действовать самостоятельно. И я еще раз подтверждаю: СОБ и военная разведка по личному указанию Президента окажут тебе всю посильную помощь.

— И что заставляет тебя думать, что она мне нужна? — тон Саматты стал угрожающим.

— Тот факт, что Сущности вам больше не помогают, — ровно ответил тролль. — А человеческие возможности весьма ограничены. Поэтому тебе потребуется вся поддержка, которую ты сможешь получить.

Воцарилось долгое напряженное молчание. Наконец Саматта тряхнул головой.

— Я услышал тебя, — сказал он нейтральным тоном. — Что-то еще?

— Пока все, — качнул головой полковник. — Вот, — он положил на стол пустой белый прямоугольник. — В чипе код для связи. Когда — если — ты решишь прибегнуть к нашей помощи, свяжись со мной, и мы подумаем, что и как можно сделать. Только не пытайся действовать через местное управление СОБ — они не в курсе дела.

Он поднялся.

— Я могу покинуть дом?

— Да, господин, — вместо Саматты ответила Яна. — Охранная система уведомлена, что ты уходишь. Воспользуйся своим автомобилем, и сложностей у тебя не возникнет. Спасибо за предложение поддержки, господин.

— До свидания, — полковник поклонился и вышел из комнаты. Несколько секунд спустя хлопнула входная дверь.

— Он искренен? — угрюмо осведомился Саматта у Яны.

— Не знаю, — вздохнула та. — Ты же знаешь, я у орков и троллей эмоции плохо понимаю. Наверное, его потому и послали.

— Мати, колись, кого ты взорвал в Крестоцине! — потребовал Палек. — А заодно постарайся придумать хорошее объяснение, почему не пригласил поучаствовать меня!

— И меня! — зло фыркнула Яна. — Мати, ты что, решил в одиночку бороться со всем миром?

Саматта сгорбился и уставился в стол.

— Я не хочу втягивать вас, — глухо сказал он. — Я привык убивать. Но вам незачем пачкаться. Я разберусь сам.

— Ну уж нет! — Яна вскочила на ноги и уперла руки в бока. — Мати, что значит «незачем пачкаться»? Речь идет о Каре и Цу, а не о каких-то там посторонних людях! Если ты, блистательный господин Саматта Касарий, думаешь, что сможешь заняться их спасением в одиночку, ты сильно ошибаешься!

— Яни! — Саматта вскинул на нее тяжелый взгляд. — Ты что, не понимаешь? Мне… нам с Дором, скорее всего, придется отправляться на Западный континент, в Сураграш! Охота на Дракона в тамошних джунглях — занятие не для девочек вроде тебя! Это опасно!

— Для девочек? — рассвирепела Яна. — Мати, ты, кажется, забыл, что я девиант первой категории? И что я умею не только читать эмоции и крушить бетон, но и промывать мозги? Ты думаешь, что опаснее меня? Так ты сильно заблуждаешься!

— Одно дело — мирная Катония. И совсем другое — джунгли! — яростно рявкнул Саматта, вскакивая так, что его стул отлетел в сторону. — Ты слишком молода! Тебе только двадцать четыре года! И тебя никогда не учили выживать в бою!

— Мати, а когда ты убил своего первого врага? — невинно спросил Палек. — По твоим рассказам, помнится, лет в девятнадцать. Или в восемнадцать. Ты хочешь сказать, что в девятнадцать лет был старше Яны или меня сейчас?

Саматта обратил на него огненный взгляд.

— Я не намерен обсуждать… — начал он, но Яна оборвала его:

— Разумеется, не намерен! Потому что обсуждать нечего! Мати, мы одна семья, и ты без нас никуда не отправишься. А попытаешься не взять — поедем самостоятельно. Мы уже давно совершеннолетние и не нуждаемся в позволениях опекуна!

Саматта зашипел сквозь зубы. Несколько секунд он стоял, сжав кулаки и переводя взгляд с Палека на Яну, но потом обмяк, словно шарик, из которого выпустили воздух.

— Я… подумаю, — сипло сказал он. — Простите. Я не хотел казаться невежливым. Просто… я уже не смог защитить Цу и Кару. Если что-то случится еще и с вами…

— Мати, — неожиданно мягко сказала Яна, — я вижу, что ты чувствуешь, но долг твоей жизни вовсе не в том, чтобы защищать нас. Дзи принял тебя в семью не как охранника, чтобы он тебе ни говорил. Вместе с ним ты заменял нам отца, являлся советчиком и опорой в трудную минуту. Нет, не так — заменяешь и являешься до сих пор. И мы все любим тебя за это. Но мы уже взрослые, Мати. Нас нельзя опекать, как ты опекал сопливых девчонок пятнадцать лет назад. Мы взрослые люди, и мы можем самостоятельно принимать решения, пусть даже грозящие нам смертельной опасностью. А потому мы останемся с тобой, куда бы ты ни решил отправиться. Мы признаем, что ты — командир, у тебя есть опыт и умение, которых нет у нас. Мы станем слушаться тебя во всем. Но одного ты нам приказать не можешь: остаться дома, пока ты где-то там далеко рискуешь жизнью ради Цу и Кары. Лучше смирись сразу и не трать попусту время и эмоции.

Саматта махнул рукой и снова сел.

— Вот и ладушки! — жизнерадостно заявил Палек. — Теперь, когда мы в общих чертах договорились о концепциях, давайте все-таки вернемся к другим насущным вопросам. Вы не хотите должным образом поприветствовать Каси?

— Ох! — всплеснула руками Яна. — Да что же мы! Этот тролль совсем нас с толку сбил. Мати, ты даже с ней не поздоровался как следует!

— Приношу свои извинения, госпожа Канса, — сумрачно ответил Саматта. — Я был крайне невежлив.

Он подошел к испуганно сжавшейся на стуле Кансе и глубоко поклонился ей.

— Я Саматта, молодая госпожа. Искренне рад знакомству. Поскольку я до некоторой степени родственник балбеса, что устроился рядом с тобой, наверное, ты меня знаешь.

— Да, господин Саматта, — пискнула Канса, вскакивая. — Раза знакомству, прошу благосклонности. — Она поклонилась еще ниже.

— Благосклонность пожалована. Еще раз прошу прощения за невежливость и за… случившуюся сцену. Ты застала нашу семью не в лучшие времена, и мы забыли, как следует вести себя должным образом.

— Ничего, господин Саматта, — с готовностью откликнулась девушка. — Я понимаю. Сначала пропажа госпожи Цукки и госпожи Карины, потом госпожа Эхира…

— Да, — печально кивнул Саматта. — Именно так. Но мы исправимся, обещаю.

— Если только она, Мати, не испугается твоей свирепой физиономии и не сбежит из дома, — усмехнулся Палек. — Каси, ты не обращай внимания, он добрый… когда никого не взрывает.

— Так, хватит о взрывах, — решительно вклинилась Яна. — Нужно устроить вас поудобнее. Наверняка вы захотите спать в одной комнате, так? Значит, нужно перенести туда вторую кровать, пока не купим двуспальную. И со шкафами нужно что-то делать. Э… госпожа Канса? Ты хочешь что-то сказать?

— Да, госпожа Яна. Я… хочу спросить. Можно?

— Конечно. Кстати, давай без формальностей. В конце концов, мы теперь родственники.

— Да, го… да, Яна. Я хочу спросить — вы ведь теперь отправитесь спасать госпожу Карину и госпожу Цукку? Лика?

— Да, вероятно, — согласился Палек. — Наверняка у Мати уже есть план развертывания танковых дивизий на местности и все такое. Кстати, я ведь даже не подумал, что тебя нужно устроить. Нам придется отсутствовать, наверное, период, а то и два. Так, посмотрим. Бюджеты мы с тобой объединим, так что денег тебе хватит. Брачный контракт оформим завтра-послезавтра. На работу, наверное, мы тебя пока запихивать не станем — обживешься пока, познакомишься с городом, решишь, чем хочешь заниматься. Когда мы…

— Лика!

— Да, милая?

— Лика, я не собираюсь обживаться здесь в ваше отсутствие. Я еду с вами.

Воцарилась мертвая тишина, и девушка снова сжалась под внимательными взглядами трех пар глаз. Сжалась — но не отступила.

— Лика, раз мы сейчас муж и жена, — твердо, хотя и с умоляющими нотками произнесла она, — то должны служить друг другу поддержкой и опорой. Ты ведь сам говорил мне, что секс — не главное! Я не оставлю тебя. Лика, ведь вам наверняка потребуется, чтобы кто-то готовил в походе, стирал… костер разжигал! Я умею, мы в старшей школе много раз ходили в поход, и я в нашем отряде лучше всех девочек разжигала костер и ставила палатку. Даже лучше большинства мальчиков! И готовлю я хорошо! Я не стану обузой, и я… я тебя не брошу.

— Каси, — ласково сказал Палек. — Мы собираемся не в поход. Там опасно. Там убивают. Я вовсе не хочу, чтобы тебя убили.

— Я тоже не хочу, чтобы тебя убили! А как я смогу защитить тебя, оставшись дома?

— Каси, но мы не можем…

— Лика! — в глазах Кансы вспыхнули опасные огоньки. — Мы муж и жена? Да или нет?

— Да, но…

— Значит, мы с тобой одно целое, в беде и в горе, в радости и в счастье! Я должна быть рядом с тобой! В Сураграше, на войне или еще где! Или мы муж и жена, или… просто так, никто друг другу!

— Каси, что ты говоришь? — поразился Палек. — Но неужели ты не понимаешь, что…

— Лика!

Палек вздрогнул и посмотрел на Яну. Та уперла руки в бока в своей излюбленной манере.

— Лика, а ты не хочешь на себя ситуацию примерить? Думаешь, Мати в отношении тебя иначе думает? — с сарказмом спросила она.

— Да причем здесь Мати?!

— Да при том же, что и ты! Лика, если ты всерьез намерен жениться, то неплохо бы тебе иногда вспоминать, что Канса — не твоя собственность! И что ее желания тоже что-то значат! Она всерьез считает, что должна оставаться рядом. С какой стати ты отрицаешь ее слова, даже не задумавшись?

— Я… — Палек замолчал и посмотрел на Кансу. В его взгляде появилось что-то новое. Он поднялся, положил руки девушке на плечи и заглянул ей в глаза.

— Прости, Каси, — тихо сказал он. — Я понимаю, что для тебя это важно. Но пойми и ты, что я не могу потерять тебя по глупой случайности — а таких случайностей найдется предостаточно. Пожалуйста, не настаивай.

— Лика, — Канса прижалась к нему и зарылась носом в грудь, так что ее голос заглушила рубашка. — Я понимаю. Я все понимаю. Но и я не могу потерять тебя… сейчас. Пожалуйста, согласись.

Минуту Палек ласково поглаживал ее по спине, потом вздохнул.

— Хорошо, Каси, — мягко сказал он. — Я не возражаю. Хотя очень бы хотел, чтобы ты осталась дома.

— Вот и замечательно! — кивнула Яна. — Мати, тебя тоже палкой по голове бить придется, чтобы ты согласился?

Саматта положил лоб на столешницу, обхватил голову руками и застонал.

— Не придется, — безнадежно проговорил он. — Раз уж у меня на шее повис целый детский сад, одним дитем больше, одним меньше — особой разницы нет.

— Замечательно! А теперь вот что. Время к ужину. Мужчины, займитесь пока на пару готовкой, график дежурств потом перетряхнем. А мы с Кансой пока поболтаем о своем, о девичьем. Каси, пошли.

Она мягко, но настойчиво увлекла девушку за собой к выходу из столовой.

— И все-таки, Мати, кого ты там взорвал? — услышала она реплику Палека. Ну вот, кто о чем, а Лика о взрывах…

Она завела Кансу к себе, закрыла за собой дверь, включила звукоизоляцию и почти силой усадила девушку на стул.

— Ну вот, наконец-то одни, — вздохнула она с облегчением, усаживаясь на кровать. — Тут моя комната. Не смотри, что полупустая, я здесь не часто бываю. Иногда на работе ночую, а в последнее время вообще в Оканаке долго жила.

— У меня в комнате дома вещей не больше, — откликнулась Канса, с интересом рассматривая обстановку. — Ой… а это настоящий синтезатор?

— Настоящий. Только я им уже много лет не пользуюсь, только пыль собирает. У меня другая машинка есть — папа подарил, когда… — Она остановилась. — Каси, что именно Лика тебе о нашей семейке рассказывал? И рассказывал ли вообще?

— Ну… — Канса смутилась. — Он рассказал, что есть такие Демиурги, которые создали нас, нашу планету. Что они иногда среди нас живут как обычные люди. Что один из них, которого зовут Дзинтон или Джао, я не поняла толком, спас вас с госпожой Кариной из Института человека и… воспитывал вас несколько лет. Но я как-то не задумывалась пока. А Лика… он в последние два дня расстроен и неразговорчив.

— То есть ты знаешь, что я девиант? — переспросила Яна.

— Ну… да. Лика упоминал о твоих особых способностях. Но, госпожа Яна, — внезапно заторопилась она, — я никогда ничего плохого не думала о… девиантах. Честное слово!

— Каси, мы ведь договорились без формальностей, — напомнила Яна. — тебе сколько лет.

— Девятнадцать…

— Ну, а мне двадцать четыре. Не такая уж разница, чтобы ты на меня смотрела, как на старушку. Каси, я знаю, что ты ничего плохого обо мне не думаешь. Лика сказал тебе, что я еще и эмпат?

— Эм… что?

— Эмпат. Я чувствую эмоции людей. Радость, печаль, злость, ярость, страх… Я знаю, что ты не боишься меня… вернее, боишься, но не так, как боятся девиантов. — Она улыбнулась. — Каси, я для Лики просто сестра, даже не совсем старшая — мы погодки. Я не кусаюсь. И я вижу, что ты его любишь, не то что прочие его временные пассии. И Цу очень хорошо о тебе отзывалась, когда из Тэммондая вернулась, а она людей прекрасно чувствует, немногим хуже меня. Не красней, здесь нечего стыдиться. Ты любишь его, он любит тебя — я даже и не думала, что он на такие сильные чувства способен. Мне того достаточно, чтобы принять тебя с открытым сердцем. Мы с ним частенько пикируемся, но ты внимания не обращай, мы не всерьез. Мати ты тоже понравишься, вот увидишь, просто он сейчас расстроен произошедшим и на окружающее мало внимания обращает. Слишком много на нас свалилось сразу. Ты уж извини нас, что так все сложилось.

— Нет-нет, Яна! — запротестовала Канса. — Я вовсе не обижена. Я все понимаю.

— Я знаю, — кивнула Яна. — Но все равно жаль, что мы не оказали тебе подобающего приема. И, Каси, как члену семьи я открою тебе секрет. Пожалуйста, не рассказывай никому на стороне, но ты знать должна. Я не только эмпат. Я еще и могу напрямую влиять на чувства людей. Я редко использую эту способность, только при крайней необходимости, и никогда глубоко не вмешиваюсь. Скажи, ты… почувствовала что-то необычное, когда в дом вошла?

— Нет, Яна, — Канса помотала головой. — Но мне у вас здесь понравилось. Хорошо и уютно. Как у нас дома, там, в Тэммондае.

— Хорошо, — Яна вздохнула с явным облегчением. — Я пыталась твой страх снять. Ты прямо тряслась от ужаса, словно в берлогу обаки входила. С первого раза никогда не знаешь, как человек отреагирует, и я совсем чуть-чуть тебя коснулась. Я больше не стану, обещаю, если сама не попросишь. Но, пожалуйста, помни про секрет.

— Хорошо, Яна. Скажи, а что случилось, когда мы к дому приближались? Я дремала, и вдруг какой-то кошмар начался. Я проснулась, а страх остался. Но потом Лика что-то сделал, и стало опять как обычно. Лика упомянул какую-то защиту…

— А! — спохватилась Яна. — Ну да, все верно. Я совсем забыла, а у Лики наверняка возможности не нашлось. Каси, тебе придется привыкнуть, что у нас многое не как у людей. Отель и прилегающая территория — формально собственность Фонда поддержки талантов, но фактически он наш. Здесь — Цитадель Джао, она под прикрытием защиты Демиургов. Она практически непробиваема. Дзи говорил, что даже термоядерный взрыв выдержит и не заметит, так что здесь мы в полной безопасности. Обычно она незаметна для посторонних, пока те ведут себя правильно, но после… похищения Мати потребовал, чтобы мы перевели ее в агрессивный режим. Сейчас она отпугивает всех посторонних сильным страхом на границе территории. Пока Лика не представил тебя ей и не обозначил как члена семьи, она и тебя пугала. М-да, опять та же проблема. Мы и с тетей Хи…

Она осеклась и погрустнела.

— Мы и с тетей Хи тоже поначалу не знали, что делать. Мы-то впятером системой напрямую управлять можем, мысленно… ну, не совсем мысленно, но не суть. А вот других к ней напрямую ни операторами не подключить, ни даже наблюдателями. Дзи знал, как сделать, но нам не рассказал. Но сейчас я вас познакомлю…

Она на мгновение замерла, и тут же посреди комнаты взвихрилась яркая радуга. Кансе в лицо пахнуло порывом свежего ветра, и она невольно отшатнулась — и замерла, поняв, что в воздухе перед ее лицом висит, мерцая стрекозиными крылышками, самая настоящая фея из сказки! Она почувствовала, как у нее отвисает челюсть.

— Познакомься с Фи, — как ни в чем не бывало сказала Яна. — Фея — интерфейс для взаимодействия гостей с охранной системой. Нам она обычно не нужна, но тебе с ней придется общаться часто. Система и так всегда слышит всех, но если ты не обращаешься напрямую к Фи, она не воспримет твои слова как команду. Она не говорит, но прекрасно понимает человеческую речь — в меру своего интеллекта. Теперь нужно придумать тебе сигнал для ее вызова. Так… — она задумалась. — Давай пока я придумаю за тебя, а ты потом поменяешь, как захочется. Пожалуйста, дважды хлопни в ладоши и щелкни пальцами. Ну же, не стесняйся!

Канса несмело выполнила приказ, и в комнате раздался негромкий музыкальный аккорд.

— Зафиксировано, — констатировала Яна, и фея так же внезапно, как и появилась, растворилась в воздухе. — Теперь попробуй ее вызвать.

Канса послушно выполнила приказ, и посреди комнаты опять взметнулась яркая радуга. Фея снова зависла перед ней, вопросительно заглядывая в глаза.

— Теперь отпусти ее, — скомандовала Яна. — Иначе она так и продолжит за тобой таскаться.

— Как — отпустить?

— Да как хочешь. Скажи ей что-нибудь.

— Э-э… — Канса задумалась. — Госпожа Фи, спасибо тебе большое, ты можешь идти.

Фея кивнула и растаяла. Яна хихикнула.

— «Фи, свободна» вполне достаточно, — сообщила она. — Она же искин, компьютер, ей на вежливость наплевать. Вообще-то тебе с ней общаться редко потребуется — если гость идет с тобой, он автоматически зачисляется в безопасные — в обычном режиме, разумеется. А агрессивный режим мы отключим — хватит Мати параноика из себя изображать, надоело уже. Понятно, что нас никто похищать не намеревается. Только курьеров из магазинов отпугивает. Вчера вот нашелся один храбрец, страх на границе владений переборол и пошел дальше… в общем, пришлось его полчаса ясурагой и чаем отпаивать. Так, теперь по бытовым мелочам. Я тебя сейчас всем сразу грузить не хочу, только самое главное. Первое — мы все по очереди дежурим по кухне и дому. Дежурный в основном готовит еду на всех и ходит за продуктами, хотя в магазин обычно заходят и те, кто просто идут мимо. Особо мы кулинарией не увлекаемся, так что не пытайся нас закармливать, все равно не оценим. Я фигуру берегу, — она со вздохом погладила себя по пухлому животику, — а Лика и Мати настоящие мужики, им лишь бы пожрать побольше, и неважно, чего именно. Лопают как прорвы, и хоть бы лишний килограмм набрали, заразы! Доходы у нас у каждого свои, но мы скидываемся в общую копилку на хозяйство. Где деньги лежат, Лика покажет, и к общему электронному кошельку тоже он тебя подключит — по технике он у нас главный специалист. Имей в виду, не вздумай свои деньги вносить, пока работать не начнешь. Лика тебя с места сорвал, без работы ты из-за него осталась, вот пусть и обеспечивает тебя. Пора нашему шалопаю остепениться, а то так и останется ветрогоном безответственным. Что еще?

Она задумалась.

— На первых порах вроде все. Освоишься постепенно. А сейчас пошли посмотрим, что там Мати с Ликой на ужин готовят. Если опять свое любимое цурме с курицей и перцем, я из них самих цурме сделаю! Э-э… Каси, ты опять что-то хочешь сказать? Ты не стесняйся. Я же все равно чувствую. А?

— Яна, — тихо сказала Канса, — я тебе очень благодарна. Я так… так боялась встречи. Боялась, что вам с господином Саматтой не понравлюсь, что у Лики из-за меня сложности возникнут. И спасибо, что поддержала… тогда.

— Да не за что, — отмахнулась Яна. — Каси, знаешь, основное, чему научил нас приемный отец — что каждый человек имеет свободную волю и право на выбор. А уж у него-то возможностей чужую волю подавлять не в пример больше, чем у всех остальных, вместе взятых, так что он знает, о чем говорит. Если ты всерьез считаешь, что должна оставаться рядом с мужем, Лика обязан к тебе прислушаться. Может, и не самая лучшая идея тебе отправляться с нами — мы-то та еще компания, хуже динамита. Но если ты действительно хочешь, то поедешь. Но… — она вздохнула. — Если ты захочешь передумать, пожалуйста, не чувствуй, что потеряешь лицо. Ничего подобного.

— Я не передумаю, — тихо, но упрямо сказала Канса.

— Вот и у Кары такое же выражение лица и эмоций делается, — хмыкнула Яна. — Похоже, ты, как и она, упрямая. Ну, может, и хорошо. Лика парень неплохой, но периодически его нужно по башке бить, чтобы в себя пришел и думать начал. Раньше его Кара воспитывала, но когда она в свой разлюбезный Крестоцин перебралась, он совсем от рук отбился. Ну ладно, пошли. А то они действительно невесть что нам наготовят.

15.04.858, огнедень. Где-то в Срединном океане

Золотой туман колышется вокруг, накатывая радостными волнами. В нем хочется купаться, раскинув руки и весело смеясь, плыть, лететь, кувыркаться… Он добрый, хороший, яркий, звонкий, радужный, сладкий, теплый, ласковый. Он — друг. Он окутывает тебя заботливым покрывалом, смягчая боль и заставляя забыть о проблемах, призывно маня играть с ним снова и снова…

Нет. Нельзя. Она помнит, что где-то там, за пеленой тумана, кроется ужас. Первобытный черный ужас, который пытается подобраться к тебе и сожрать тебя целиком. Он прячется в тумане, незаметно подкрадываясь, и ожидает только, чтобы ты сделала ошибку: поддалась убаюкивающей мелодии, нежно льющейся со всех сторон. Нельзя поддаваться. Нельзя расслабляться. Она не помнит, почему, но она не имеет права.

Толчок, глухой удар — туман вокруг начинает колыхаться и дрожать, как желе. И она устремляется туда, где неожиданно сквозь гнойное желтое марево пробивается солнечный луч…

— Не вскрывай, — Шай жестом остановил мужчину, склонившемуся к лежащему на палубе контейнеру. — Отойдем подальше от корабля. С палубы нас видно.

— Да, момбацу сан, — кивнул тот.

— Они все равно никому ничего не скажут, — под нос себе рядом пробормотал Батаронг. — Они теперь повязаны с нами.

Шай поморщился. В последнее время Младший Коготь начал утомлять его своими рассуждениями. Но он пока нужен. Нужен, как и каждый командир в его клане. Но когда Шай окончательно упрочит свои позиции… настанет время пересматривать отношения и расставлять по правильным местам правильных людей.

— Они думают, что участвуют в контрабанде, а не в похищении людей, — сухо ответил он. — Пусть думают и дальше. Иначе особо пугливые могут броситься в полицию, чтобы выгадать себе прощение. А «Дзинсока» нам еще пригодится.

Яхта «Цубама» полным ходом удалялась от «Дзинсоки», тоже ложащейся на прежний курс. Перегрузка в открытом море, путь и в относительно тихую погоду, всегда представляла собой непростую задачу, но, к счастью, сейчас потребовалось переместить всего пять небольших легких контейнеров. Палубный кран достал их из трюма сухогруза и с первой же попытки опустил на палубу «Цубамы». В трюм яхты ящики с пленницами спускать не стали за ненадобностью. Судно, которому предстояло обогнуть континент с юга, не носило опознавательных знаков Дракона, но его экипаж целиком состоял из проверенных бойцов Оранжевого клана. Нужда в маскировке отпала, а для того, чтобы везти двоих пленников, существовали куда более простые методы.

Особенно — пленников, почти трое суток проведших под действием прекрасного, высококачественного, первосортного дистиллированного сока маяки.

Дождавшись, когда «Дзинсока» отдалится на полверсты, он кивнул матросу возле контейнеров, и тот отщелкнул крышку сначала на первом, а потом на втором ящиках. Несмотря на свежий морской бриз в нос сразу ударила вонь. Определенно, младенческие впитывающие подгузники, которые используют в Катонии, не рассчитаны на объем выделений взрослых людей. Да и рвоту в тесном темном трюме так до конца и не отмыли, и сейчас ее остатки тоже вносили свой вклад в общее благоухание. Заставив себя не морщиться, Шай склонился к контейнерам и внимательно осмотрел пленниц. Обе заметно исхудали, у них проступили ребра и тазовые кости и обострились скулы. Щеки начали западать. Плохой признак. Нужно поосторожнее с маякой, иначе они рискуют не дожить до места назначения.

— Ящики за борт, тряпки с дерьмом туда же. Вымыть обеих из шланга, напоить — и в трюм. Бата, когда в последний раз меняли батарею в ошейнике?

— Сегодня утром, сан Шай, — откликнулся Батаронг. — Батарея полностью заряжена.

— Хорошо. Маяку больше не вкалывать до завтрашнего утра, но введи снотворное. Пусть придут в себя к завтрашнему утру. Когда попросят маяку — не давать, пусть прочувствуют как следует, что с ними станет без нее. Позовешь меня, как проснутся. За камерой все время наблюдать, не отвлекаться ни на секунду.

Он склонился над Кариной и дотронулся до покрытого испариной лба. Температура высокая — но ниже, чем можно ожидать. Дистиллят в последний раз им вводили пару часов назад, еще пять-шесть часов они в себя не придут даже без снотворного. Следует ожидать, что уже завтра обе, измучившись без дурмана, станут покорными, как овечки. И после того, как до их сознания в полной мере дойдет, в какой ситуации они оказались, можно рассчитывать, что проблем с ними больше не возникнет.

И в этот момент глаза Карины распахнулись. Она невидяще уставилась на него, но с каждой секундой ее взгляд становился все более осмысленным. Шай невольно отступил на шаг. Немыслимо! Человек, получив такую дозу маяки, не может очнуться! Однако же она очнулась и смотрела на него. Рядом испуганно вздохнул Батаронг. Тело Карины конвульсивно содрогнулось в путах, изо рта выплеснулась тонкая струйка белесой жидкости — недавно введенный витаминный раствор. Вероятно, она попыталась рефлекторно задействовать эффектор. Затем ее глаза закатились под лоб, веки опустились, и она обмякла.

— Обереги нас пресветлый Курат… — пробормотал Батаронг, делая знак, охраняющий от зла. — В первый раз вижу, чтобы человек смог очнуться от сна маяки! Сан Шай, она не женщина, она дух в человеческом обличье!

— Бата, ты болтаешь языком хуже деревенской старухи! — резко ответил Голова Дракона. — Заткнись и выполняй, что приказано. И помни, что я приказал — обращаться с ними с уважением. Доведи до каждого человека и предупреди, что в случае чего ответят лично передо мной.

Он повернулся и направился в свою каюту, оставив позади себя подавленную тишину.

* * *

Сознание возвращалось медленно. Окутывающий ее желтый дурман уже не казался золотым и ласковым. Карина чувствовала, что ее морозит, и в наваливающейся со всех сторон тьме мелькали злые голодные пятна. Она застонала — скорее, слабо засипела — и попыталась приоткрыть налитые свинцом веки. Получалось плохо. Однако ей удалось пошевелить руками — значит, с нее сняли путы. Преодолевая чудовищную слабость, она подняла руки к горлу и с бессильным отчаянием нащупала толстый обруч блокиратора. Значит, он не привиделся ей в дурманном бреду, и она в самом деле не может использовать свой эффектор.

Она пошевелилась и осторожно протерла глаза. Плавающие на желтом фоне пятна не исчезли, но внезапно картинка стала негативной — желтые пятна на темном фоне. Она аккуратно разлепила веки и тут же зажмурилась от рези — тусклый свет зарешеченной лампочки под потолком ударил в зрачки сильнее, чем сияние мощного прожектора.

Она пошевелилась и попыталась сесть. Под телом ощущалось что-то комковатое и довольно мягкое, но соскользнувшая с него рука ощутила ледяной холод металла. Ее всю пробрала резкая дрожь. Потратив несколько минут на то, чтобы вернуть себе ориентацию в пространстве, она все-таки умудрилась сесть и начала озираться, с трудом фокусируя взгляд на предметах обстановки.

Обнаженная Цукка лежала рядом на таком же матрасе и не шевелилась. Из ее приоткрытого рта тянулась ниточка слюны, хриплое дыхание с трудом вырывалось из груди. Она казалась осунувшейся и постаревшей — впрочем, возможно, виной тому был неяркий неприкрытый свет лампы, обострявший черты лица. Превозмогая слабость, Карина дотянулась до нее и нащупала пульс на шее. Тот бился слабо, но ровно и уверенно. Покрытая обильной испариной кожа казалась горячей. Карина обвела взглядом помещение, в котором они оказались. Комнатушка десять на десять шагов, обшитая стальными пластинами, небольшой унитаз в углу, стальная же глухая дверь — и никаких признаков окон. Куда они попали? Она попыталась подняться на ноги — и тут же сильный толчок снова сбил ее с ног. Она замерла, прислушиваясь к себе и окружающему миру. Да, определенно, пол качался не только из-за ее слабости. Они в море? На корабле?

Она заставила себя подняться и опираясь на стену, чтобы не упасть, стараясь не обращать внимания на жгучий холод металла под босыми ступнями, добралась до двери и несколько раз стукнула по ней кулаком. Металл отозвался глухим, еле слышным звуком — очевидно, дверь являлась сплошной и массивной. Тюремная камера? Она добрела обратно до своего тюфяка и почти упала на него, чувствуя, как тело все сильнее пробирает дрожь. Позвоночник, кости рук и ног потихоньку начинало ломить. В носу засвербело, и она несколько раз чихнула. Замечательно. Если их непонятно сколько держали на наркотиках, есть только два варианта происходящего: простуда или абстинентный синдром. И остается только истово надеяться, что не второе.

— Цу! — позвала она, склонившись над подругой и потормошив ее за плечо. — Цукка! Проснись! Ты меня слышишь? Цу!

Цукка что-то хрипло пробормотала себе под нос, и Карина снова затормошила ее за плечо. В конце концов та протяжно застонала и зашевелилась. Она перевернулась на бок и попыталась свернуться в калачик.

Несколько минут спустя она все же пришла в себя настолько, что при помощи Карины сумела сесть на матрасе и мутным взглядом обвела камеру.

— Кара, где мы? — хриплым шепотом спросила она.

— Не знаю, — откликнулась та. — Похоже, какой-то корабль. Цу, ты можешь позвать Мати? Или Яну? Лику?

— Сейчас попробую, — Цукка шмыгнула носом. — А ты пыталась?

— Я не могу, я в ошейнике. Он не дает мне задействовать эффектор, в том числе для прямой связи.

— Но ты же умеешь его пробивать?

— Нет, Цу, — вздохнула Карина. — Это новая модель. Он не создает постоянное шумовое поле, а реагирует направленным импульсом на активацию эффектора. Как из «розы» выстрел. Жуткие ощущения. Мне с ним не справиться.

— Хорошо… — Цукка прикрыла глаза, вытянулась на тюфячке и зашевелила губами. Несколько секунд спустя на ее лице отразилось облегчение, и она заговорила вслух:

— Мы живы, Мати, да, и Кара тоже… Нет, она не может говорить — на ней какой-то новый блокиратор, который она пробить не сумеет… Не знаю. Железная комната, пол качается, как на корабле… Нет, не выглянуть, окон нет… Мати, не надо. Не торопитесь. Нас не убили, значит, пока нам ничего не угрожает. Не волнуйтесь. Мати, я себя паршиво чувствую, мне трудно говорить. Я потом тебя вызову…. Не беспокойся, пожалуйста, пока все в порядке…. Да, Мати, я тебя тоже. Конец связи…

Несколько секунд она лежала без сил, потом посмотрела на Карину.

— Связь действует, — наконец сказала она. — Мати страшно рад, что мы наконец-то очнулись. С Ликой и Яной все в порядке. Мати спрашивал, можем ли мы определить, где находимся. Они собираются как-то нас спасать.

— Плохо, — Карина тоже вытянулась на тюфяке. — Как бы глупостей не наделали. Цу, как ты себя чувствуешь?

— Знобит, — пожаловалась та. — Нос соплями забит. Все тело ломает, как при простуде. И в животе рези… нам хоть горшок какой-нибудь здесь поставили?

— Унитаз в углу. Цу, нужно терпеть. Нас на наркотиках держали. Я не знаю, на каких, но некоторые вызывают привыкание очень быстро. Если не хочешь стать наркоманом, нужно перетерпеть абстиненцию. Она очень неприятна, но выхода нет. Надо терпеть.

— Перетерплю, — согласилась Цукка после паузы. — Раз выхода нет…

Дверь лязгнула и растворилась. В узком проходе стояли двое мужчин с короткими автоматами — в пыльном воздухе тюремной камеры замерцали узкие лучики лазерных прицелов, недвусмысленно упираясь в грудь приподнявшейся на локте Карины. Лица обоих в густой тени от притолоки казались почти черными… Казались? Нет. В самом деле темно-коричневая кожа, не только на лице и шее, но и на кистях рук, выглядывающих из широких рукавов белых накидок-хантэнов, которые она видела в передачах о Западном континенте. Короткие черные волосы заметно курчавились. Узкие глаза над широкими скулами и приплюснутым носом недобро глядели из-под нависающих надбровных дуг.

Гуланы. Настоящие гуланы с Западного континента.

— Не вставать, — с резким акцентом приказал один из них. — Ты, в ошейнике. Попытаешься делать глупости — пожалеешь. Обе — лечь на спину, засунуть руки под спину и не двигаться.

Ни Карина, ни Цукка не пошевелились.

— Вы что, не поняли? Лечь на спину! — рявкнул говорящий.

— Ты дурак, — спокойно сказала Карина. — Ты собрался стрелять в комнате, обитой металлом? Тебя самого убьет рикошетом.

Медленно, преодолевая слабость и ломоту в теле, она поднялась на ноги и вызывающе уставилась на гуланов.

— Я не стану стрелять, — усмехнулся гулан, проходя в камеру. — Я просто вышибу тебе прикладом зубы, бесстыдная сучка. А может, и сломаю пару ребер.

— Попробуй, — стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла Карина. Она оттолкнулась от стены и сделала пару шагов навстречу.

— Ким! — предостерегающе проговорил второй гулан, доселе молчащий, опуская ствол патомата. — Хусуба-та шихо мо каллу^[8].

— Хош!^[9] — отмахнулся от него первый. — Я тебя в последний раз предупреждаю, сучка — вернись на место и ляг на спину.

— Позови главного, — все тем же ровным тоном потребовала Карина. — Я стану разговаривать только с ним.

— Ты станешь разговаривать с тем, с кем придется, — недобро ощерился гулан, блеснув белыми зубами.

Ударил он, как Карина и ожидала, прикладом снизу вверх, по восходящей дуге. Его намечающаяся траектория должна была завершиться встречей с ее лицом — скулой или носом. Разумеется, он рассчитывал, что она попытается уклониться… и когда он потянулся за ней вперед, неустойчиво наклонившись, она вкрадчиво скользнула вперед и вправо, провернувшись на пятках у него за спиной. Когда еще не сообразивший, что произошло, мужчина продолжил поворот, пытаясь обнаружить ее взглядом, она, нажав на его левое плечо, одновременно подперла ступней левую пятку. Потеряв равновесие и продолжая вращаться вокруг своей оси, гулан нелепо взмахнул руками и, получив несильный толчок в спину, со всего маха врезался лицом в металлическую переборку. Не дав ему опомниться, Карина, сдвинувшись вбок и резко присев, полунажала-полуударила его коленкой под коленный сгиб и, дернув за левое плечо, уронила назад и вправо, бедром придавив к стене правую руку с автоматом. Выполнить классический завершающий контроль броска на четыре стороны она не сумела — помешали переборка и внезапно накатившая слабость, однако и ее противник оказался не способным сопротивляться. Поскольку правильно группироваться при падении его явно не учили, он неловко шлепнулся на вытянутую руку — и взвыл, когда под тяжестью тела суставы вывернулись в неверном направлении. Но даже крик боли не сумел заглушить отчетливый хруст ломающихся костей левого предплечья. Карина вздрогнула — все ее инстинкты завопили о немедленной помощи пострадавшему — но усилием воли она подавила их и вырвала из задранной руки автомат. Перешагнув — перепрыгнуть она не смогла из-за слабости — через упавшего и отодвинувшись от него на два шага, она нацелила автомат на второго гулана, все еще не сообразившего что происходит. Она никогда раньше не видела такого оружия и сейчас искренне надеялась, что направленная под углом вверх планка предохранителя означает, что оружие способно стрелять. В ее состоянии и без манипуляторов второго здорового мужика без эффекта внезапности ей не завалить, несмотря на все ее умения.

— Бросить оружие! — резко приказала она. — Мне терять нечего! Бросай!

Гулан молча смотрел на нее, очевидно, переваривая произошедшее. Карина не знала, что происходит у него в голове, но поднимать ствол оружия он не торопился. Бросать его, впрочем, — тоже.

— Бросай оружие! — снова приказала она, надеясь, что нотки отчаяния в ее голосе не слишком слышны. Она отчетливо сознавала, что не сможет выстрелить в человека — даже для того, чтобы спасти себя. Даже для того, чтобы спасти Цукку. Да и какой смысл стрелять? Наверняка на корабле присутствуют и другие бандиты. Сколько времени она сможет блефовать — и поддастся ли кто-нибудь на ее блеф? Зачем она вообще пошла на глупую стычку? Они вряд ли смогут сбежать — а их положение после такого наверняка ухудшится. — Ну? Оглох?

И в этот момент из коридора послышались новые шаги.

* * *

Шай чувствовал, как неподобающая злоба переполняет его до краев. Переговоры по спутниковому коммуникатору с оставленным на хозяйстве Старшим Когтем Баланом отнюдь не доставили ему радости. Похоже, Ночная Вода явно решила попробовать на прочность Оранжевый клан, возглавленный новым вождем. Старший Коготь сообщил о двухкараванах, бесследно пропавших в джунглях вместе со всеми людьми, и налете на северные плантации маяки, к счастью, второстепенные. Определенно, по возвращении ему придется вплотную заняться обучением кое-кого правилам добрососедства. Он раздраженно рявкнул на не вовремя сунувшегося во время разговора под руку Батаронга, но, дав отбой, заставил себя успокоиться. Плох тот предводитель, что срывает раздражение на собственных слугах. Ярость должна выплескиваться на тех, кто ее вызвал, а не на первого встречного.

— Что, Бата? — осведомился он, выходя на палубу и всей грудью вдыхая теплый солоноватый воздух.

— Пленницы очнулись, сан Шай, — почтительно сообщил тот. — Наблюдатель из пультовой сообщил несколько минут назад. Я отправил туда двоих на всякий случай, чтобы они объяснили девкам правила почтительности.

— Вот как? — хмыкнул Шай. — Ну что же, пойдем, посмотрим.

Он быстро, почти бегом, спустился по узкому железному трапу, ведущему в трюм. Яхта не раз использовалась для перевозки пленников, иногда — рабов, так что оборудовали ее соответственно. Однако же камеры занимали изрядное пространство, почти наполовину уменьшая полезный объем грузового трюма. Поскольку Шай вовсе не намеревался заниматься таким малоприбыльным в последнее время делом, как работорговля, определенно следовало задуматься, стоит ли и дальше содержать судно. Высокая крейсерская скорость и комфорт верхних кают отнюдь не компенсировали малой грузоподъемности, так что, возможно, проще продать его кому-то еще и на вырученные деньги оснастить еще один быстрый грузовой катер, так полезный при контрабанде в грашских водах, полных кораблей с жадными до взяток таможенниками.

— Бросай оружие! — услышал он слабый женский голос, шагая по коридору. — Ну? Оглох?

Что еще за новости? Возле карцера, в котором держали пленниц, стоял один из его людей. Мерцающий в пыльном воздухе трюма луч лазерного прицела автомата в его руках упирался в пол. Он явно колебался, не понимая, что делать, и появление командиров воспринял с явным облегчением.

— Сан Шай, — быстро произнес он на поллахе. — Пленница избила и обезоружила Кима. Она угрожает выстрелить. Должен ли я убить ее?

Шай услышал, как идущий позади Батаронг даже запнулся от удивления, но не обратил на него внимания.

— Она сделала что? — ледяным тоном переспросил Шай, проскальзывая мимо отступившего солдата.

— Избила и обезоружила Кима, — повторил солдат. Впрочем, уже без нужды.

Шай с первого взгляда понял, что произошло. Ну разумеется. По телевизору в Крестоцине его люди если что и смотрели, то отнюдь не политические передачи. И, само собой, фильм о молодой женщине, что стояла сейчас в двух шагах перед ним, напряженно вцепившись в автомат, не видели. Идиот подпустил ее слишком близко — и она свой шанс не упустила.

Шай оглядел пленницу с ног до головы. Бесстыжая девка стояла перед ним нагая, полуразвернувшись, на напружиненных полусогнутых ногах, и ее заметно покачивало от слабости. Шай мог видеть ее тело сверху до низу в малейших деталях, но ей, казалось, все равно, что она голая стоит в присутствии четырех посторонних мужчин. Впрочем, бесстыжая не столько она, сколько вся Катония — женщины там совершенно не привыкли стесняться и бояться мужчин. Даже надменные и гордые тарсачки, раздетые догола, мгновенно теряли свою спесь и превращались в простых баб, униженно пытающихся прикрыться от мужских взглядов. Эти же двое, казалось, обнаженными чувствовали себя так же уверенно, как и в одежде. Он сделал себе зарубку на память: с катонийцами старые привычные методы усмирения придется пересматривать.

Девка стояла прямо перед ним, покачиваясь от слабости, но глаза ее горели мрачным огнем, и в свете тусклой потолочной лампы тени у нее на лице складывались в пугающую шаманскую маску. Дуло автомата смотрело Шаю прямо в грудь, но по его поводу он не испытывал ни малейшего волнения. Он уже понял: она не способна убить в холодном рассудке. С трудом поднимающийся сейчас на ноги солдат, берегущий левую руку, находился полностью в ее власти. Окажись Шай на ее месте с оружием в руках, оба недоумка уже умерли бы. Но она на такое не способна. Да, она мастер Пути — настоящий мастер, отрицать невозможно! — и крайне опасна даже без бурлящей глубоко внутри силы духов. Используя свои умения, она способна разбросать и искалечить нескольких сильных взрослых мужчин, в особенности не ожидающих сопротивления. Но ее не приучили убивать так, как должно настоящему воину: не задумываясь, не рефлексируя, не сожалея. Сложно ее винить — ее сытая мягкотелая страна давно разучилась воевать и уже не рождает настоящих солдат. Но хотя вина в том не этой женщины, последствия придется расхлебывать ей самой. На мгновение Голова Дракона ощутил укол сожаления — ах, если бы она родилась мужчиной! Какого бы бойца можно было из нее сделать! Но она женщина, и ей никогда не стать воином и никогда не испытать пьянящую ярость схватки…

— Ты намерена убить меня? — с холодным сарказмом спросил он на общем. — Ну давай, стреляй.

Он шагнул вперед, так что дуло автомата прижалось к его груди. Он оказался почти вплотную к ней, и ему в лицо пахнуло смесью запахов давно немытого тела: пота, мочи, рвоты, женского мускуса — неприятной и в то же время странно привлекательной. На мгновение он почувствовал, как в нем шевельнулось мужское вожделение — и умерло, раздавленное железной непреклонной волей.

— Стреляй, — повторил он, глядя ей в глаза с расстояния меньше чем в локоть. — Или боишься?

Ее губы шевельнулись, но она промолчала. Ее палец дрогнул на спусковом крючке. Шай внимательно наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Нет. Не выстрелит. Он испытал даже какое-то странное сожаление. Все-таки она ему не противник. Он стремительно шагнул вбок и одним движением вывернул из ее слабых пальцев автомат, отбросив оружие за спину.

Карина непроизвольно отступила на шаг назад, развернувшись в классическую вольную стойку левым плечом вперед и поборов страшное искушение опереться рукой на переборку. Ее снова качнуло от слабости, но она удержала равновесие. В глубине ее сердца нарастало тяжелое чугунное отчаяние. Почему она не выстрелила? Пусть их убьют, но она хотя бы прихватила с собой одного из бандитов. Ей показалось, что она уже видела раньше стоящего перед ней человека, но где?

И тут же молнией пришло осознание: это он. Тот самый, что с такой небрежной легкостью вырубил ее в парке. Он как-то назвал себя тогда — как?

— Зачем ты напала на моих людей? — на общем холодно спросил мужчина. — Ты надеялась сбежать с корабля посреди океана? Ты действительно безумна?

— Я на твоих людей не нападала, — тихо прошептала она. Ей не понравился звук ее голоса, отразившийся от железный стен, и она прокашлялась. — Твой человек попытался ударить меня прикладом в лицо. Жаль, что я не свернула ему шею.

Несколько мгновений мужчина изучал ее из-под прищуренных век, потом повернулся к угрюмо баюкающему руку незадачливому солдату.

— Как тебя зовут? — ледяным тоном спросил он.

— Ким, момбацу сан, — пробормотал тот, не поднимая взгляда.

— Бата, я приказал, чтобы с пленницами обращались с уважением. Ты передал мои слова экипажу?

— Да, сан Шай, — кивнул другой мужчина. — Передал.

— Ким, ты слышал слова Батаронга? — вкрадчиво осведомился Шай.

— Да, момбацу сан, — прошептал тот севшим голосом.

— И ты полагаешь, что удар прикладом — лучший способ выразить уважение?

— Нет, момбацу сан. Но женщина проявила дерзость и непослуш…

— То есть ты настолько поверил в свой ум, что решил делать выводы самостоятельно? — голос Шая превратился в шипение змеи. — И посчитал, что мои приказы выполнять уже не обязательно? А, Ким?

— Нет, момбацу сан. Я виноват, момбацу сан… — сипло сказал мужчина. В его взгляде промелькнул ужас.

— Да, ты виноват, — повторил Шай. — Выйди отсюда и поднимись на палубу. Жди там. Оружие не трогать! — рявкнул он, когда тот сделал движение поднять с пола автомат.

Гулан дернулся, скривившись от боли в сломанной руке, и боком выбрался из камеры. Шай снова повернулся к Карине.

— Бата, почему они не одеты? — спокойным голосом спросил он.

— Я не подумал, сан Шай, — откликнулся тот. — Прости мое недомыслие. Одежду сейчас принесут.

Он бросил взгляд на второго солдата, и тот, кивнув, исчез в коридоре. Батаронг наклонился, поднял автомат и повесил его на плечо.

— Кто ты? — хрипло спросила Карина. — Чего ты от нас хочешь?

Шай усмехнулся.

— Маяка хорошо отбивает память, так что я прощаю тебя — на первый раз. Но если ты забудешь меня снова, тебя накажут.

Его рука скользнула в карман хантэна и появилась с крошечным пультом дистанционного управления. Легкое движение пальцем — и Карина, задыхаясь, рухнула на колени, царапая ногтями ошейник. Из ее рта потекла ниточка слюны. Цукка испуганно дернулась на своем тюфяке, но удушье у Карины пропало так же внезапно, как и возникло.

— Твоя страна придумала превосходные устройства для обуздания силы духов синомэ. Эффектора, как вы ее называете. Я знаю, что ты чувствуешь — я пробовал на себе. Учти, я выдал лишь десятую долю мощности. Если ты еще раз нападешь на моих людей, они используют ошейник на половину мощности. Ты поняла меня?

Карина подняла на него взгляд, и Шай внутренне одобрительно хмыкнул: в ее взгляде не замечалось и следа страха. Зато там постепенно разгоралась жгучая ненависть. Да, хоть она и женщина, но ее воля сильнее, чем у многих известных ему бойцов-мужчин.

— Я Шай ах-Велеконг, Голова Дракона. Я веду за собой Оранжевый клан. И я также владею силой духов, как и ты — с той разницей, что я гораздо сильнее. Сейчас я господин твоей жизни и смерти. Не пытайся сражаться со мной. Я не стану убивать тебя — ты мне еще нужна. Но если ты проявишь неповиновение, тебя накажут. Ты поняла меня, момбацу сама Карина Мураций?

Не ответив, Карина с трудом поднялась на ноги и с вызовом уставилась на Шая.

— Что тебе нужно от нас, господин Шай? — вопреки физической немощи ее голос казался твердым и четким. — Зачем ты нас похитил? Ради денег? Моя семья небогата, с нас нечего взять.

— Что мне нужно, я тоже говорил. Насчет денег не беспокойся, — на лице Шая проявилась ледяная усмешка. — Если потребуется, твоя страна с радостью заплатит за тебя любую сумму — ты достаточно знаменита. Но сейчас нам нужно иное. Одна твоя знакомая нанесла нашему клану смертельное оскорбление, убив предыдущего Голову Дракона позорным способом. Она скрывается, и мы не можем найти ее, чтобы отомстить. Теперь либо она появится сама — и тогда я дам ей честную схватку — либо за нее умрете ты и твоя подруга. Ты знаешь, что такое честь. Посмотрим, знают ли о ней твои друзья.

— И как же зовут мою… подругу? — устало осведомилась Карина.

— Ты знаешь ее под именем Калайя.

— Что? — от изумления у Карины отвисла челюсть. — Калайя? Да ее уже много лет не существует! Господин Шай, ты сражаешься с призраками. Калайя была чоки! Просто чоки!

— Не более трех периодов назад для призрака она казалась слишком материальной, — снова усмехнулся Шай. — Призрак ли, чоки или же человек — мне все равно. Она выйдет на бой со мной — или вы обе умрете.

Он повернулся к вошедшему солдату, взял у него два плоских тряпичных свертка и швырнул автоматически подхватившей их Карине.

— Это — женская одежда. Называется кубала. Одевайтесь. Обе.

— Не нравится, как я выгляжу? — зло усмехнулась Карина, роняя одежду на пол. — Ты случайно не стесняешься в моем присутствии, господин Шай? Я слышала, что у западных мужчин от одного вида голой женщины судороги случаются. Потому, наверное, они мужиков и предпочитают вместо женщин…

Шай задумчиво посмотрел на нее. Наказать за дерзость? Она из тех пантер, что до конца бросаются на пики охотников, отказываясь признать поражение и умирая обескровленными. Наказанием с помощью ошейника можно ненароком довести ее до смерти, особенно с учетом ее плохого состояния — а она еще нужна. Но и спускать дерзость нельзя.

Он скользнул мимо Карины, ухватил лежащую Цукку силой духов и одним рывком вздернул ее на ноги. Прижав к стене, он ударил ее по губам тыльной стороной ладони — раз, другой, третий. Почувствовав сзади движение, он с легкостью клонился от слабого удара, выпустил Цукку и с разворота ударил Карину коленом в живот — не слишком сильно, чтобы не покалечить, но так, что та отлетела на несколько шагов и рухнула на пол, скорчившись и задыхаясь. Шай неторопливо приблизился, склонился к ней и вздернул ее подбородок, заглянув в налитые болью и яростью глаза.

— Ты — мне нужна, — с расстановкой произнес она. — Она, — он ткнул большим пальцем за спину, — не слишком. За твою вину наказывать станут ее. Ты поняла меня, женщина? Я спрашиваю, поняла?

Помедлив, Карина прикрыла глаза.

— Я поняла тебя, господин Шай, — ровно сказала она. — Я подчинюсь. Но однажды, — внезапно ее глаза снова широко распахнулись, и Шай едва не отпрянул от хлынувшего из них потока кипящей ненависти, — ты страшно пожалеешь, что не убил меня сразу. Обещаю.

И снова Шай ощутил острое сожаление, что она не мужчина. Какого бойца мог бы получить клан! Ради того, чтобы перетянуть такого на свою сторону, он мог бы даже отказаться от мести. Но бессмысленно сожалеть о том, чего не существует. Он выпустил ее подбородок и выпрямился.

— Хорошо, — сказал он бесстрастно. — Теперь одевайтесь. Сейчас вас выведут на палубу, чтобы ты поняла, как карается неподчинение моим приказам. Быстро!

Он отошел к двери, наблюдая, как Карина медленно поднялась на ноги, подобрала с пола одежду и отнесла ее своей спутнице. Та сидела на тюфяке, вытирая кровь с разбитых стремительно распухающих губ, но и в ее взгляде не замечалось страха. Ненависти, впрочем, тоже — лишь странное оценивание, словно она наблюдала за ядовитым и опасным насекомым, от которого неплохо бы держаться подальше, раз нельзя раздавить. Шаю захотелось снова ее ударить, но повода не имелось, и он заставил себя сдержаться — такое плохо сочеталось бы с его собственными словами об уважении. Обе женщины неловко натянули на себя кубалы. Для них оказалось неожиданностью, что глухой капюшон в верхней части платья полностью закрывал голову, оставляя лишь узкую прорезь для глаз. Стягивающие капюшон шнурки можно было распустить, но Карина тут же, не задумываясь, рванула тонкую ткань руками, раздирая ее, и откинула обрывки за спину, оставив голову и шею открытой. Ту же операцию вслед за ней проделала и Цукка. Шай снова хмыкнул про себя — ну и характер у обеих!

— За мной! — приказал он и вышел из камеры мимо посторонившегося Батаронга, молча наблюдавшего за происходящим. — Бата, вывести обеих на палубу, и живо, — добавил он, переходя с общего на поллах.

Не дожидаясь, когда женщины выполнят приказ, он стремительно прошел по коридору и взлетел по трапу. Морской бриз обдал его живительной струей, и он глубоко вздохнул, изгоняя из легких затхлый воздух трюма.

— Ты, — он остановил проходящего мимо матроса. — Созвать весь экипаж на палубу.

— Да, момбацу сан Шай, — поклонился тот. — Выполняю.

Злополучный Ким сидел у фальшборта, баюкая на коленях сломанную руку и не отрывая взгляд от палубы. Его губы шевелились, временами он делал правой рукой священные знаки — молился. Наверное, Валараму — гуланы всегда почитали мстительного бога скота больше всех остальных, хотя уже много десятилетий не кочевали по степи с отарами овец и табунами верблюдов. Шай невольно коснулся висящего на груди под рубашкой священного знака Курата — вписанной в круг пятиконечной звезды с отверстием посредине. Гуланы могут думать что угодно, но бог Солнца всегда сильнее овечьего. И сам Шай является тому примером.

Вокруг затопотали ноги, и на палубу начали стекаться солдаты и матросы. Капитан, пожилой, но еще крепкий сапсап с проседью в черных, как смоль, волосах, спустился с мостика и встал рядом с Шаем, но слегка позади, как бы признавая за ним реальную власть. По трапу с трудом, поддерживая друг друга, выбрались обе пленные женщины — и остановились, осматриваясь по сторонам, прикрывая глаза от солнца, режущего глаза после полумглы камеры.

Убедившись, что вокруг собрались все или почти все, Шай неторопливо подошел к провинившемуся.

— Встань, — коротко приказал он. Гулан покорно поднялся, все так же не поднимая глаз.

— Вам всем объявили мой приказ, — сказал Шай в пространство, не обращаясь ни к кому конкретно. — Я сказал — обращаться с пленницами уважительно. Все слышали?

Вокруг на мгновение плеснуло подтверждающим гулом.

— Стоящий передо мной человек ослушался прямого приказа. Он попытался избить женщину. Не избил — лишь попытался! Он оказался настолько слаб и глуп, что позволил ей избить и обезоружить СЕБЯ САМОГО.

Вокруг снова плеснуло гулом — на сей раз удивленно-неодобрительным.

— Клану не нужны такие солдаты. Тот, кто нарушает приказ, должен своей победой доказать, что тому имелась веская причина. Тот, кто нарушил приказ и потерпел поражение, не достоин оставаться в наших рядах. Ким, я, Голова Дракона, заявляю, что ты более не принадлежишь к клану.

Гулан вздрогнул, но промолчал.

— И, — добавил Шай бесстрастно, — тебе больше нет места среди нас. Берег — там, в двухстах верстах, — он ткнул пальцем в сторону запада. — Если сумеешь доплыть — восстановишь свою честь, и клан снова примет тебя в свои ряды. Если нет…

Его свернутые в клубки манипуляторы резко распрямились и с силой ударили гулана в грудь. Мужчину отбросило назад, и с коротким воплем он опрокинулся через фальшборт и скрылся в волнах. Несколько секунд спустя его голова вынырнула и закачалась на вспененных волнах уже далеко позади стремительно идущей вперед яхты. Краем глаза Шай заметил, как Карина сделала невольное движение вперед. Неужто она хотела его подхватить? Нет, наверное. Просто дернулась от неожиданности.

Он повернулся к пленницам и поймал взгляд Карины.

— Помни — за твою вину наказывать станут ее, — Голова Дракона указал на Цукку. — Бата, вернуть их в камеру. Накормить и дать маяку, если попросят. И батарею в ошейнике смени.

Не дожидаясь, когда Батаронг выполнит его приказ, он прошел сквозь расступающихся перед ним людей, взбежал по короткому трапу на верхнюю палубу и ушел в свою каюту. Определенно, он потратил слишком много времени на глупый инцидент. Переговоры ему предстояли долгие и нудные, и он твердо намеревался покончить с ними как можно скорее.

* * *

Когда за ними лязгнула, закрываясь, стальная дверь камеры, Цукка со стоном рухнула на тюфяк. Карина опустилась рядом.

— Ужасно, — тихо проговорила она. — Такая сила — и никакой ответственности. Цу, у него наверняка первая категория. Я не могу видеть, но наверняка первая. И он движется… лучше меня. Лучше любого известного мне бойца, кроме разве что мастера Караби.

— Никакой ответственности? — слабо хмыкнула Цукка. — Кара, твоя способность к преуменьшению меня когда-нибудь доконает. Он психопат и убийца. Он — воплощение ужаса «нормальных людей» перед девиантами, хоть прямо сейчас портретик на их флаг вешай.

Она негромко чихнула.

— Кара, у меня боль по всему телу, — пожаловалась она. — Словно палками били. И, кажется, температура. И чем дальше, тем хуже. Наверное, я простыла…

Она безотчетным движением погладила колени. Карина положила ладонь ей на лоб.

— У тебя есть такое сосущее чувство в животе и груди?

— Д-да… Точно, есть, — кивнула Цу. Она закрыла глаза, перекатилась на бок и съежилась калачиком, но тут же снова перекатилась на спину и распрямилась. — Ох, Кара, что-то мне реально плохо. Как будто что-то изнутри вынули.

— Цу… — Карина помедлила. — Пожалуйста, свяжись с нашими. Расскажи, что произошло. Скажи, что мы на судне. Ты не поняла, в какую сторону мы плывем?

— Ох-х… — простонала Цукка. — Кажется, на юг. Или на юго-запад. По крайней мере, если судить по тому, где расположен Западный континент. Я даже не знаю, сколько сейчас времени, а потому не понимаю, солнце к зениту подбирается или, наоборот, уже его прошло. Да, ты права, надо сообщить. Сейчас свяжусь с Мати.

Она бессильно откинула голову и закрыла глаза. Несколько секунд она просто лежала, расслабившись, но потом все-таки пересилила себя и, сконцентрировавшись, зашевелила губами. Карина дотянулась до ее кисти и сжала ее ладонями. Она и сама чувствовала, как зловещие симптомы ломки ощущаются все сильнее. Она попыталась вспомнить, что знает о маяке. Кажется, зависимость наступает после третьей или четвертой дозы… если речь идет о трехпроцентном растворе сухого концентрата. А что им кололи, пока они валялись без сознания? И сколько? Но пока еще не все так плохо. Зависимость не могла развиться слишком сильно. Они справятся. Главное — не сломаться!..

— Кара! — Цукка открыла глаза. В тусклом свете лампы под потолком ее расширившиеся зрачки казались бездонными. — Я рассказала Мати… Ох, не могу… мне плохо, Кара! Как мне плохо! Я рассказала, что случилось, но я не могу… не могу держать концентрацию…

Снова лязгнула дверь. Она медленно распахнулась, и камеру вошел давешний мужчина, которого Шай называл «Бата». Он недвусмысленно поигрывал пультом от ошейника. За ним вошли еще двое с небольшими картонными коробками. Они поставили свою ношу на пол возле пленниц и отошли к двери.

— Еда, — отрывисто пояснил первый. — Я — Батаронг, Младший Коготь Дракона. По-вашему — командир малого отряда, батальона. Обращаться ко мне — «сан». К женщинам — «сама». Значит — «господин» и «госпожа». Когда говоришь с Головой, обращайся «момбацу сан», «высокородный господин». С охраной не разговаривать, они плохо говорят на общем. Ты ни о чем не хочешь меня попросить, сама Карина?

— Я хочу попросить, чтобы ты ушел, — огрызнулась Карина.

— Я уйду. Но если станешь вести себя дерзко — не получишь маяку.

Он сунул руку в карман хантэна и вытащил два одноразовых шприца-тюбика. В их прозрачных капсулах виднелась бесцветная жидкость.

— Нам не нужна маяка, — сухо ответила Карина. — Теперь уходи, господин Батаронг.

— Ты гордая, — задумчиво сказал Батаронг. — Но маяка ломает и не таких. Я хотел оставить тебе обе дозы, но раз ты сначала желаешь осознать, что тебя ожидает без нее, да будет так. Я оставлю маяку охране. Когда не сможешь больше терпеть, тебе придется ее попросить. Стучи в дверь, они услышат — но не обязательно откликнутся сразу. Теперь повернись. Я сменю батарею в твоем ошейнике.

По его кивку один из мужчин прошел к Цукке, присел над ней и приставил ей к горлу лезвие кинжала. Младший Коготь извлек из кармана пульт и выжидающе посмотрел на Карину.

— Ну? — спросил он. — Чего ждешь? Повернись, я не сделаю тебе больно. Или я придушу тебя ошейником. И не вздумай фокусничать, иначе твоя подруга умрет.

Стиснув зубы, Карина медленно повернулась. Мужчина сунул ей руку под разорванный капюшон платья и принялся что-то делать с ошейником.

— Все, — сказал он несколько секунд спустя. — Можешь повернуться. Батарею тебе станут менять дважды в день.

Он порывисто повернулся и вышел. Оба охранника последовали за ним. Лязгнула дверь, и Цукка с Кариной снова остались одни.

— Кара, у меня ломка, да? — безнадежно спросила Цукка. — Ломка?

— Да, Цу, — Карина сжала ее руки. — Да. Цу, мы не можем вводить себе маяку и дальше. Мы и так уже почти наркоманы. Еще немного — и последствия станут необратимыми. Мы не сможем отказаться от наркотика без квалифицированной медицинской помощи, без медикаментов, нас такое убьет. Мы обязаны перетерпеть сейчас.

Она подавила в себе острое желание свернуться в комок, чтобы хоть как-то спрятаться от нарастающей боли в теле. Все равно не поможет.

— Цу, мы должны перетерпеть. Два дня. Три. Может, неделю. На ранних стадиях зависимости можно обойтись без лекарств. Но потом без них можно умереть. Мы не должны принимать больше ни одной дозы, Цу. Ни одной! Мы справимся, вот увидишь.

— Да, Кара, я надеюсь, — вздохнула Цукка. — Но как же мне плохо!

— Цу, я сейчас усыплю тебя. Во сне переносить ломку легче. Я не могу использовать эффектор. С его помощью я бы просто продержала тебя без сознания столько, сколько нужно. Но без него я могу лишь нажимать на определенные нервные узлы, что не так эффективно. Ты будешь часто приходить в себя. Но все равно так лучше, чем бодрствовать. Не бойся. Все закончится хорошо, вот увидишь.

— А давно ли я говорила тебе те же самые слова? — слабо улыбнулась Цукка. — Ведь еще совсем недавно маленькая перепуганная девочка боялась выходить на улицу и чуть что пряталась у меня за спиной. Где она, та юная бояка? Теперь все наоборот. Я прячусь у тебя под мышкой, а ты успокаиваешь и защищаешь меня.

— Ну, должна же я хоть как-то отдать долг, — улыбнулась Карина в ответ. — А сейчас спи.

Она быстро нажала на три точки — второй, четвертый и седьмой локусы. Цукка дернулась и затихла. Ее лицо расслабилось и стало спокойным, прерывистое дыхание выровнялось. Карина осторожно устроила ее поудобнее и свернулась калачиком у нее под боком. Хорошо, что Цу не догадалась спросить, как намеревается переживать ломку она сама. А то с нее сталось бы отказаться просто из дурацкого чувства солидарности. И, следует полагать, вряд ли самой Карине захочется хоть когда-то вспоминать те несколько дней, что ожидают их впереди.

Тот же день. Каменный Остров. Закрытый комплекс Службы Внешней Разведки Четырех Княжеств

— Дама Тарона Рысь!

При виде вошедшей в его кабинет женщины Сторас Медведь в полном соответствии с этикетом учтиво поднялся с места, поклонился и дождался, когда она приблизится к столу. Баронесса остановилась в трех шагах и не менее учтиво поклонилась в ответ.

— Господин Сторас Медведь, — проговорила она. — Высокая честь говорить с тобой.

— Говорить с тобой — честь не меньшая, — откликнулся третий заместитель министра внешних сношений. — Прошу тебя, присаживайся.

— Спасибо, господин директор, — Тарона поклонилась еще раз и аккуратно уселась на самый край гостевого стула. Медведь опустился на место, внимательно ее разглядывая.

В соответствии с личным делом баронессе почти исполнилось тридцать шесть, однако выглядела она лет на десять моложе. Коротко подстриженные черные волосы, стройная спортивная фигура, ненавязчиво подчеркнутая облегающими черными юбкой до колен и глухим свитером, точки золотых сережек в ушах и еще одна — крохотной золотой булавки над левой грудью. Большие серые глаза смотрят внимательно и сосредоточенно, хотя где-то в глубине таится хорошо скрытая растерянность. Ну еще бы! Для заведующего мелкого департамента второго отдела внезапно получить аудиенцию у директора СВР, да еще и полный допуск к материалам, полностью переворачивающим все представления о жизни — та еще встряска. Однако держится хорошо, и не заметно в ней ни следа того безотчетного высокомерия, что против воли прорезается у некоторых дворян перед лицом хотя и высокопоставленного, но все-таки простолюдина.

А едва заметные мешки под глазами — ну, не каждый способен перенести бессонную ночь без последствий.

— Итак, дама Рысь, я предполагаю, что ты ознакомилась с содержимым особой папки «Черный квадрат»? — осведомился Медведь. — И как ощущения?

— Неприятные, господин директор, — вздохнула баронесса, неосознанно потерев висок пальцами. — Я… ошарашена, если можно так выразиться. Первые полчаса я не могла отделаться от ощущения, что это какая-то шутка. Если бы указания не исходили от тебя лично…

— Понимаю, — согласился директор СВР. — Очень хорошо понимаю. Меня с «Черным квадратом» ознакомил мой предшественник, и я тоже долго подозревал, что меня разыгрывают — или проверяют реакцию на нестандартные вводные. К сожалению, все, что там написано, полная правда. По крайней мере, та правда, что доступна нам. Наверняка под поверхностью кроются бездонные глубины, о которых мы не можем даже помыслить, но они нам не доступны. Дама Рысь, к сожалению, обстоятельства складываются так, что я не могу дать тебе время на размышления. В себя придется приходить по ходу дела. Сейчас меня интересует твое мнение как аналитика. Как ты думаешь, почему ты получила доступ к материалам? Мне интересны любые твои догадки.

— Я почти наверняка знаю, господин Медведь, — напряженно улыбнулась баронесса. — Восемь лет назад я… имела несчастье напороться на некоего господина Саматту Касария, проживавшего — и проживающего до сих пор, если судить по материалам особой папки — в отеле «Мароновая роща» в Масарии. Я едва унесла ноги… как мне казалось тогда. С учетом содержимого «Черного квадрата», однако, я склонна пересмотреть свою оценку. Меня просто запугали, чтобы заставить бежать без оглядки. С учетом того, что похищенная на днях Драконом Карина Мураций является его бывшей подопечной, ты намереваешься привлечь меня к операциям, связанным с данным инцидентом.

— Хороший анализ, дама Рысь, — задумчиво произнес Медведь. — Однако предполагается, что инцидент с похищением Карины Мураций не относится к сфере интересов Второго департамента. У технологической разведки свои интересы, и я не вижу, как сбор информации о разработках вооружений в Катонии может пересекаться с транзитом наркотиков и контрабандой.

— Наша агентура передает отчеты обо всем, что может представлять интерес для Службы, — женщина слегка пожала плечами. — Разумеется, я перенаправляю их соседям. Но в свое время я взяла за правило знакомиться с содержимым каждого проходящего через мой отдел материала, хотя бы кратко. Кроме того, Дракон занимается и контрабандой оружия и военного снаряжения, и наш Департамент несколько раз перехватывал у них образцы, которые сложно получить иными методами.

— Ну что же, дама Рысь, я доволен твоим анализом, — кивнул Медведь. — Ты в очередной раз подтвердила свою репутацию аналитика. Вероятно, упомянутый тобой инцидент, из-за которого тебе пришлось уйти с оперативной работы, пошел на пользу нашей Службе — использовать такой талант просто для сбора информации в поле неразумно. Однако обстоятельства складываются так, что тебе придется на некоторое время снова выйти на холод.

— Но всегда остается вероятность, что Саматта Касарий выполнил свою угрозу и передал мое описание СОБ, — осторожно заметила баронесса.

— Речь идет не о Катонии, дама Рысь. А о Граше. Я хочу, чтобы ты ознакомилась с одним документом. Однако сначала считаю необходимым еще раз напомнить, что все узнанное тобой не должно распространяться за пределами моего кабинета. Ты не станешь обсуждать данные вопросы ни с кем — подчеркиваю, ни с кем, даже с самим Верховным Князем! — без моего прямого и недвусмысленного разрешения. Твое начальство уже получило сообщение, что ты временно отозвана со своей текущей должности и прикомандирована ко мне в качестве аналитика засекреченной рабочей группы. С данного момента ты отчитываешься передо мной и только передо мной. Понятно?

— Да, господин Медведь, — на сей раз в голосе баронессы явно прорезалось удивление.

— Хорошо. А теперь читай.

Директор СВР сделал дисплей терминала прозрачным с обратной стороны и увеличил размер шрифта, чтобы выведенный документ легче читался на удалении. Женщина слегка наклонилась вперед и принялась вглядываться в висящие в воздухе ровные строчки текста По мере чтения ее брови от изумления поднимались все выше и выше.

— Это… немыслимо, — наконец проговорила она. — Я не понимаю — СОБ хочет, чтобы мы помогли ее агентам в проведении тайной операции против Дракона? Особенно в условиях сложившейся международной обстановки? Мы на грани открытой стрельбы друг в друга, а они предлагают сотрудничество?

— Совершенно верно. Однако ты не дочитала до конца. Обрати внимание, кто именно предполагается на роль командира оперативной группы. Вот здесь.

На сей раз Тарона удержалась от проявлений эмоций. Она просто опустила взгляд и глубоко задумалась.

— Итак, господин Саматта Касарий решил снова вернуться на государственную службу? — наконец спросила она. — Я не очень хорошо помню обстоятельства той давней операции, но он совершенно определенно недолюбливал спецслужбы и политиков. Надо признать, основания у него имелись довольно веские. Полагаю, он изменил свою точку зрения под давлением обстоятельств?

— Вряд ли изменил, — качнул головой директор СВР. — Скорее, согласился пойти на сотрудничество. Обрати внимание на формулировки. Нигде и никак не указано, что данная операция является официальной. Скорее, СОБ в любом случае сделает вид, что совершенно здесь ни при чем. В случае… публичных неожиданностей дело представят как частную инициативу безутешного родственника. Похоже, СОБ сама подстраивается под обстоятельства, преследуя собственные цели. Капитан Саматта Касарий, если судить по «Черному квадрату», отправится выручать жену и приемную дочь в любом случае. Что именно получит СОБ, оказав помощь ближайшему подручному Сущности, можно только догадываться, но даже просто заручиться его благодарностью — уже немало.

— Понятно, — пробормотала Тарона. — А что заложники в случае провала «операции» погибнут, СОБ не волнует?

— Волнует, полагаю. Но какие у них есть варианты? Отправить в Сураграш армейскую дивизию? Они уже пытались в конце тридцатых. Чем для них закончились операции по «умиротворению» и «установлению законности и порядка», ты и сама должна помнить. Это если даже забыть про кризис вокруг Басуэ. А господин Саматта Касарий помимо навыков диверсанта, пусть наверняка подзабытых за пятнадцать лет, может обладать и… дополнительными ресурсами, о которых нам остается только догадываться.

— Понятно… — Тарона заколебалась. — Господин Медведь, могу я говорить свободно?

— Разумеется, — кивнул директор СВР, складывая пальцы домиком.

— Зачем в дело ввязываться нам? Что именно получим мы с того, что сунем нос в чужую операцию с крайне сомнительными шансами на удачный исход?

— Хороший вопрос, — хмыкнул Медведь. — Начнем с того, что в кои-то веки нам выпал интересный шанс подложить Дракону хорошую свинью, причем чужими руками. Мало того, что бандиты просто не догадываются, с чем именно они связались в лице госпожи Карины Мураций. Они еще и не понимают, что ей на помощь обязательно придут друзья. Меня очень удивит, если в стороне от дела останутся Яна и Палек Мураций. Если они обладают хотя бы минимальными средствами самообороны, переданными Сущностями, и решатся их применить, то Дракон понесет очень тяжелые потери — на собственной территории. Такое нанесет серьезный удар по престижу одного из наиболее сильных и влиятельных кланов, что автоматически повлечет за собой ослабевание их связей с нашими собственными бандитами. Выступив в роли ракеты-носителя, доставляющей боеголовку по назначению, мы в худшем случае теряем мизерные материальные ресурсы, а в лучшем — задешево получаем очень неплохие результаты.

— Но раз речь зашла о Сущностях, — задумчиво сказала баронесса, — то возникает резонное недоумение — а почему они не вмешиваются сами? Ведь речь идет об их подопечных, которых они долгие годы защищали явно и недвусмысленно.

— Это второй хороший вопрос. Видишь ли, дама Рысь, тебе пришлось работать с материалами «Черного квадрата» в спешке, да еще и ночь напролет, и ты просто не успела обдумать прочитанное. Но когда у тебя появится возможность отдышаться и поразмыслить, ты обратишь внимание, что масштаб проявлений Сущностей в нашем мире примерно с пятидесятого года резко сократился. Редкие случающиеся инциденты могут объясняться действием оставшихся групп влияния, в частности псевдочоки, о которых тоже упоминается в особой папке. У допущенных к материалам аналитиков уже давно имеются серьезные сомнения, что Сущности все еще явно оперируют на нашей планете. Вполне возможно, что мы просто наскучили им, и они отправились дальше по каким-то своим делам. Твоей задачей в числе прочего является собрать как можно больше информации для анализа данного аспекта проблемы. В идеале мы хотим знать, действительно ли Сущности оставили нас или хотя бы продолжают они поддерживать своих друзей или нет. Я понимаю, что выяснить такое крайне сложно, и даже прямые признания могут оказаться недостоверными, направленными на запутывание ситуации. Но попытаться стоит.

— Понимаю. Однако, господин Медведь, следует заметить, что «могут объясняться» и «объясняются» суть две разные вещи. Принципиально разные. Смертельно разные, если мы рассуждаем в контексте «Черного квадрата». Вполне может оказаться, что отсутствие серьезных вмешательств обусловлено их пересмотром стратегии в нашем отношении, и совсем не факт, что даже их подопечные осведомлены о реальном положении дел. Сущности никогда не оперировали открыто, так что, я бы сказала, по каким-то своим причинам они заинтересованы в сохранении секретности своего присутствия на планете. Возможно, они решили, что слишком сильно высунулись, и им следует сократить степень своей… заметности. Из прочитанного я не смогла составить определенное мнение, что именно им нужно от нас. Да, они перестали вмешиваться открыто — но и опекаемые ими группы и отдельные личности тоже ни разу не подвергались хоть сколь-нибудь серьезному давлению со стороны государственных органов. Конфликты криминальной природы не в счет. И если Сущности всего лишь слегка поутихли, наше вмешательство может оказаться воспринятым негативно — и повлечь ответное воздействие.

— Ты совершенно права, дама Рысь, — задумчиво откликнулся директор СВР. — Такая мысль высказывалась и иными аналитиками, допущенными к теме. Именно потому ни Министерство внутреннего надзора, ни Служба внешней разведки, ни Агентство криминальных расследований никогда не рискнут перейти дорогу подопечным Сущностей, если только те явно не вынудят нас к активным ответным мерам. Однако я не думаю, что предложение помощи их подопечным в сложной ситуации может оказаться воспринятым как агрессия. Тот факт, что при том мы преследуем еще и собственные цели, вряд ли способен удивить хотя бы одного взрослого человека, не говоря уже про всемогущих инопланетян. Кроме того…

Он заколебался.

— Кроме того, дама Рысь, в конце сорок девятого года с господином Саматтой Касарием произошел инцидент на нашей территории, который отражен в «Черном квадрате». Не знаю, добралась ты до него или нет, но суть в том, что вскоре после твоего с ним контакта он приехал к нам в составе археологической экспедиции для проведения раскопок в районе «Лесная долина» в окрестностях Суходола. Меня как раз пытался завалить мой тогдашний первый помощник. Он метил на мое место и имел доступ к «Черному квадрату», так что решил убрать меня руками Сущности. Он организовал атаку на Касария и фальсифицировал улики так, что они прямо указывали бы на мою инициативу. Предполагалось, что кто-нибудь из разозлившихся Сущностей уберет меня и освободит ему путь к моей должности. Поскольку Сущность «Соловей», покровительствующая Касарию, восприняла такой подход с явным неудовольствием, она в нарушение негласных традиций передала мне напрямую материалы, позволившие наградить по заслугам всех участников заговора. Сейчас нам интересно то, что я, вмешавшись в инцидент лично, имел краткую беседу с господином Касарием, подняв, в частности, вопрос о целях Сущностей в нашем мире. Он так ничего и не сказал толком — то ли не захотел, то ли и сам не знал. Однако, по его мнению, Сущностями движут альтруистические интересы, так что они в соответствии со своей логикой стараются вмешиваться в наши дела как можно меньше. Если мнение соответствует действительности, вряд ли они станут жестко карать нас за действия, не выходящие за рамки обычной реакции.

— Со всем моим уважением, господин Медведь, такие рассуждения — не более чем рассуждения, — откликнулась Тарона. — Мы не знаем логику Сущностей и даже не знаем, откровенны ли они со своими подопечными, так что вполне можем фатально ошибаться.

— В таком случае нам не повезло, — сухо сказал Медведь. — Во всяком случае, у меня — как и у тебя, дама Рысь — есть обязанности перед страной, которые мы обязаны исполнять. Если мы попадем под удар — что же, устраиваясь сюда на работу, мы все знали, что Служба занимается отнюдь не игрой в камешки. Теперь по оперативной обстановке. Судно «Дзинсока», на котором Дракон вывез из страны похищенных женщин, отслежено спутником в момент встречи с неопознанной яхтой в открытом океане. К сожалению, спутник в тот момент уже уходил за горизонт, так что мы не смогли получить четкую картинку происходящего, но следует предполагать, что опасный груз «Дзинсоку» покинул. В порту сухогруз ожидает горячая встреча, но надеяться, что мы сумеем там найти пленниц, не следует. Следующий спутник, проходящий над Срединным океаном, обнаружил предположительно ту же яхту уже далеко к югу. Ее скорость весьма высока — до семидесяти верст в час…

Вероятно, на лице баронессы отразилось удивление, потому что Медведь печально усмехнулся.

— Да-да, именно так. Яхта катонийской постройки, затем дооборудована на верфях Жугалана. Обладает выдающимися мореходными качествами. По нашим сведениям, судов такого класса у Дракона не менее двух десятков. Они с легкостью уходят и от военных, и от таможенных судов, так что ловить их без авианосцев крайне сложно. Предполагается, что она движется в сторону Чучуганги — одна из морских баз Дракона на западном побережье. Если наши предположения верны, примерно через три-четыре дня она обогнет материк с юга и достигнет порта. Затем пленниц наверняка транспортируют вглубь материка — скорее всего, по воздуху. Мы передадим информацию в Катонию, дальше пусть ведут корабль своими спутниками. Твоей задачей является подготовка помощи в транзите оперативной группы СОБ по территории Граша в необходимом им направлении. Я прекрасно понимаю, что ты уже утратила навыки, необходимые для полевой работы, так что ты не станешь сопровождать их, это задача другого оперативника. Встретишь в Грашграде или в одном из крупных городов, установишь доверительный контакт на правах старой знакомой, снабдишь информацией и снаряжением и окажешь иную потребную помощь. Тамошнюю резидентуру не станут осведомлять об операции, не в последнюю очередь для того, чтобы не засветиться перед ГВС или СОБ, ее задействуют втемную. Полагаться тебе придется в основном на свои силы. Твой непосредственный контакт для улаживания всех вопросов в Службе — вайс-граф генерал Вивана Белая Гора, он организует переправкуоборудования в Граш, а также предоставит доступ к необходимым архивам и вообще окажет всю потребную помощь на территории Княжеств. Белая Гора знаком с «Черным квадратом», так что лишних проблем с ним не возникнет. Есть вопросы?

— Да, господин Медведь. При разработке операции какое отношение ГВС следует предполагать? Они ознакомлены с нашими планами? СОБ отправляла им запросы, аналогичные нашему?

— Мы не имеем по Глазам настолько подробной информации, — покачал головой директор СВР. — Однако следует исходить из предположения, что грашские спецслужбы не имеют ничего похожего на «Черный квадрат» или «Камигами». Кроме того, хотя тут и не твоя специализация, ты должна представлять себе, что в Граше традиционно развиты подковерные игры и политические интриги, причем даже в рамках такой серьезной организации, как Глаза. Вполне возможно, что какие-то группировки захотят нам помочь, другие — помешать. То же самое — в отношении разведки Караванной Охраны. А когда дело дойдет до самого Великого Скотовода, которому они формально подотчетны, то я не рискну делать вообще никаких предположений. Катония схлестнулась с Горагией, мы поддержали Горагию, Грашград в пику нам поддержал Катонию, и что произойдет, когда у Великого Скотовода окажутся два запроса о помощи — от нас и от СОБ одновременно — не знают даже все их боги, вместе взятые. Так что исходи из того, что обстановка как минимум недружественная, если не сказать враждебная. Ошибемся в худшую сторону — замечательно. Еще вопросы?

— Пока больше никаких, — покачала головой баронесса.

— Хорошо, — устало кивнул Медведь. — Времени мало, все следует делать в пожарном порядке. К завтрашнему утру я ожидаю от тебя черновой план действий, к следующему вечеру готовься к транзиту в Грашград.

— Да, господин Медведь, — кивнула Рысь. — К завтрашнему утру — план. Будет исполнено.

— Хорошо. И еще одно. Ты — не оперативник, а аналитик. Поэтому мы придаем тебе личного телохранителя, который обеспечит твою безопасность. Ольга!

Он повернул голову, и в углу кабинета шевельнулась тень.

Баронесса вздрогнула. Силуэт телохранителя в углу она, разумеется, заметила сразу, как только вошла. Ничего странного — директор СВР слишком желанная цель для многих. Но мгновение спустя после того, как она краем глаза заметила шевеление фигуры, та исчезла — только для того, чтобы внезапно материализоваться в двух шагах от ее стула. Только глухим звуком отозвался покрытый толстым ковром пол, да воздушная волна обдала лицо Тароны, шевельнула ее волосы.

— Дама баронесса Рысь, познакомься с вайс-баронессой вайс-капитаном Ольгой Лесной Дождь. Она мой личный телохранитель — а с сегодняшнего дня твой. Она девиант первой категории и обладает крайне полезными в ее профессии дополнительными навыками. У нее свои приказы, суть которых она доведет до тебя в надлежащее время.

— Рада знакомству, дама Лесной Дождь, — сдержанно произнесла Тарона, кивая в знак приветствия. В ответ та слегка наклонила голову, но промолчала. Ее совершенно бесстрастное лицо не изменилось. Тарона охватила взглядом ее фигуру — невысокая, коренастая, плотная, тонкие черные волосы коротко острижены, невыразительное плоское лицо — совершенно заурядная молодая женщина лет двадцати пяти или около того. В толпе на улице глаз скользнул бы по ней не задерживаясь. Но как она может двигаться с такой невероятной скоростью?

— Ольга присоединится к тебе завтра, после твоего доклада, — сообщил Медведь. — При проработке планов учитывай ее присутствие. Теперь можешь идти, дама Рысь.

— Так точно! — откликнулась баронесса, вставая. Она по-военному четко кивнула, повернулась и вышла. Несколько мгновений директор СВР смотрел ей вслед, затем потер воспаленные от недосыпа глаза.

— Что думаешь? — спросил он у телохранительницы.

— Я смогу ее защитить, — ровно сказала Ольга.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Медведь. — Тем не менее, она — второстепенная и вполне заменяемая персона. Твоя главная задача в другом. Не забывай, что хотя ты хороша, просто великолепна в своем деле — но все равно смертна. И шальная пуля способна убить тебя точно так же, как и любого другого человека. Еще раз подчеркиваю — твоя задача важна, но ты сама важна не меньше. Если сочтешь главную цель недостижимой, возвращайся и не пытайся пожертвовать жизнью в процессе.

— Да, господин Медведь, — кивнула телохранительница.

— Очень надеюсь на твое здравомыслие, — кивнул директор СВР. — Теперь ты свободна. Свяжись с Семехом, пусть тебя сменят. Готовься к заданию — и не забудь как следует отдохнуть. Ближайшие недели при всей твоей выносливости тебе легкими не покажутся.

— Да, господин Медведь, — Ольга снова кивнула, повернулась и вышла. Директор СВР посмотрел ей вслед и грустно усмехнулся. Похоже, девочка все еще влюблена в него — не так сильно, как раньше, эмоции постепенно ослабевают, но все равно влюблена. Да и он сам успел к ней привязаться. Остается надеяться, что она выживет. Было бы… больно ее потерять.

Он отогнал непрошенные мысли, тряхнул головой и вызвал на дисплей очередной документ. Дракон Драконом, а у него слишком много дел, чтобы долго думать о подобных мелочах.

16.04.858, вододень. Масария. Отель «Мароновая роща»

— А почему вокруг бухты такая обширная незастроенная полоса? И почему в центре она широкая, а вон там, где пролив в море уходит, совсем узкая?

Палек удивленно взглянул сверху вниз на Кансу, полулежащую у него на груди.

— А, ну да, — покровительственно произнес он. — Ты же у нас мышка сухопутная, моря не видела. Незнайка!

— Лика, за нос дерну! — пригрозила девушка. — Рассказывай.

— Да все просто, — пожал плечами муж. — Цунами же. Волна входит в бухту, пусть и сильно ослабленная узким горлом, и распространяется от пролива веером, как… как… как волна. У берега она сильнее всего прямо напротив устья, а в стороны от этой точки ослабевает. Потому и порт расположен двумя частями — первая и вторая зоны на восточной и западной сторонах. В цунамиопасной зоне даже не столько сама волна опасна, она в бухту уже ослабленная входит и высоко по склону не поднимается, сколько камни, которые при ударе о берег во все стороны разлетаются. На пологом побережье некоторые на полверсты забрасывает. Представляешь, если такой булдыган тебе в голову прилетит? Кстати, Каси, ты сирены слушать не забывай. Если в опасную зону не входишь, беспокоиться не о чем, но все-таки по сторонам оглядывайся.

— Хорошо, Лика, — согласилась девушка, глядя вниз со смотровой скалы. — А все-таки как красиво здесь у вас, аж дух захватывает. Какой вид!

— Не «у вас», а «у нас», — поправил ее Палек. — Смотри, вон там башня торчит на фоне неба. Чуть левее той высокой скалы, видишь? Телевышка плюс куча точек доступа всех городских провайдеров. А вон там…

Он осекся, его лицо стало напряженным. Потом его губы молча шевельнулись.

— Яна? — полувопросительно сказала Канса.

— Да. Она удачно проскочила все пробки по дороге в аэропорт, сегодня там на удивление свободно. Они на новой объездной дороге, подъедут минут через пять.

— Понятно. Тогда пойдем в дом, чтобы нас не ждали. Лика, а как у вас получается на расстоянии разговаривать? Я тоже так хочу, хотя бы с тобой.

— Да чтоб я знал! — пожал плечами Палек, помогая ей подняться. — Дзи что-то намудрил с нашими эффекторами — ты ведь помнишь, что эффектор, пусть и неразвитый, в каждом сидит, да? — и теперь они у нас вроде как встроенные коммуникаторы. А вот как подключить тебя к системе, я так и не разобрался. Нужно быть Демиургом, наверное, чтобы что-то с этой гадостью уметь делать. Каси, и все-таки — может, останешься дома?

— Палек! — Канса повернулась к нему и решительно скрестила руки на груди. — Еще раз спросишь — по шее стукну. Думаешь, не дотянусь?

— Дотянешься… — пробурчал Палек. — Ладно, героиня воинственная, пошли в дом.

Яна с Дентором вошли в столовую, превращенную в штаб, несколько минут спустя. Саматта оторвался от огромной расстеленной на столе топографической карты и приветственно кивнул.

— Привет, Дор, — сказал он. — Как долетел?

— Долетел-то я нормально, — усмехнулся гигант, кивая в ответ. — Ты бы лучше спросил, что мне Теодар наговорил, когда я ему заявление на отпуск отправил. Думаешь, он хоть на секунду поверил, что я намерен на курорт завалиться? Обозвал чокнутым пустоголовым воякой — и это еще самое мягкое — и попытался не подписать.

— А ты? — с любопытством спросил Саматта.

— А я тут же послал второе заявление — на увольнение. И пригрозил, что так или иначе, но своего добьюсь. Тогда он скис и разрешил отпуск. Теперь я на четыре недели свободный человек. В конце концов, могу я немного развлечься после того, как три года в отпуск не ходил? Лика, ты меня со своей женой не хочешь познакомить?

— Каси, познакомься, — откликнулся Палек. — Перед тобой Дентор Пасур, он же дядя Дор. Большой и страшный, по отцовской линии происходит от неизвестного тролля. Каждый день закусывает младенцами на завтрак. Работает в полиции Крестоцина — то ли сторожем, то ли официантом в ведомственной столовой. Говорят, что за ужасный нрав и буйный характер прозван коллегами Хомячком, а жена, тетя Тома, очень любит ходить с ним по магазинам, потому что можно много за раз унести.

— Чрезвычайно рада знакомству, господин Дентор, — поклонилась Канса. — Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, госпожа Канса, благосклонность пожалована, — кивнул командир полицейского спецотряда. — Не обращай внимание на своего балабола — младенцами я закусываю не чаще раза в неделю, а Тома меня в магазины давно брать отказывается. Говорит, что видеть не может мою кислую физиономию уже всего через пару часов похода. Что же до Хомячка, то это городская легенда, поскольку саблезубые хомячки вымерли пару миллионов лет назад. Госпожа Канса, твой балбес уже подписал брачный контракт?

— Нет еще, — Канса слегка покраснела. — Мы завтра собирались сходить к нотариусу.

— Тогда я с вами. Прослежу, чтобы в последний момент он не испугался и не сбежал. Заодно свидетелем запишусь.

— Дядя Дор! — обиделся Палек. — Ты, между прочим, сам сколько раз от тети Томы сбегал! Она же тебя хитростью к нотариусу заманила, сама рассказывала, когда я к вам тогда приезжал на зимники. Так что чей бы петух кукарекал!

— Ну, когда понимаешь, что самое страшное позади, куда легче подзуживать других на то же самое, — Дентор подмигнул Кансе, и та слегка улыбнулась ему в ответ. — Мати, где такую шикарную карту Западного континента украл? Я ошибаюсь, или на ней в самом деле гриф Генштаба вон в том углу?

— Не ошибаешься, — усмехнулся Саматта. — Жуткая тайна, гриф «Для служебного пользования», на «Ямиити» — есть у нас такая толкучка в городе — продается чуть ли не на каждом втором прилавке. Там любая точка мира в масштабе вплоть до один к десяти, сразу или на заказ, но все равно найдется, если картографирована. Тот полковник из СОБ тоже пообещал подумать насчет материалов, но у них проблема — они изо всех сил пытаются оформить дело так, что вся история — наша частная инициатива. А потому ничего, что могло бы показаться относящимся к армии или спецслужбам, нам не предоставят. Нравятся мне те ребята — с одной стороны, «окажем любую поддержку», а с другой — «извините, у нас обстоятельства». Яни, ты свои дела закончила?

— Да, Мати. Отпуск без содержания я оформила, последнее занятие провела. Жаль, только-только осваиваться в нашем центре начала. Ну ничего, вернусь — компенсирую.

— Хорошо. Дор, у тебя как с головой? Дрыхнуть не хочешь? Все-таки четыре часа на восток…

— Спасибо, Мати, я в норме. Давай к делу.

— Тогда, блистательные господа и великолепные дамы, открываем наше первое стратегическое совещание. Присаживайтесь поближе, придется по карте пальцами поводить.

Он дождался, когда все присутствующие сгрудились вокруг стола.

— Итак, девочки и мальчики, смотрим сюда, — он ткнул пальцем в толстую синюю прожилку, петляющую через весь континент, начинаясь с тонкой синей сети в районе западных горных хребтов. Под пальцем медленно замигала серная точка. — Вот тут — Грашград, наиболее вероятная наша точка входа на Западный континент.

Его палец переместился к средней части хребта Шураллаха.

— Предположительно тут — зона влияния Оранжевого клана Дракона, того самого, что умыкнул Кару и Цу, — на карте замигала вторая черная точка. — Вот здесь — Кайган, в котором и заварилась вся история. Формально пунктирная линия в его окрестностях означает государственную границу Граша, но фактически, как мне любезно пояснили еще в те золотые времена, когда я был сопливым лейтенантом, свою западную границу Грашград практически не контролирует. В теории там есть и грашская полиция, и грашская армия, Караванная Охрана, как ее называют в тех краях, но на деле заправляют всем именно кланы Дракона. Здесь — Оранжевый клан, южнее — Тигровый клан, еще южнее самого моря — клан Змеи. Севернее Оранжевых — клан Ночной Воды, еще севернее — Снежных Вершин. Пространство по ту сторону Шураллаха, вдоль побережья Бескрайнего океана, с юга на север контролируют соответственно кланы Высокого Неба, Изумрудной Листвы, Песка и Цветущей Вишни. Информация очень недостоверная, но другой нет.

Показывая, он рисовал на карте смежные области.

— Население в Сураграше живет на первобытном уровне — деревянные хижины, деревянные мотыги, поля маниоки, джугары и комэ, изредка — месторождения мелких алмазов и золотые прииски, одиночные карьеры, где лопатами и кирками добывают медную, оловянную и цинковую руду. Есть предположения, что местность, особенно в предгорьях, чрезвычайно богата полезными ископаемыми — железом, медью, цинком, ураном и так далее, но систематические исследования вряд ли кто-то проводил. На равнинах в районе западной границы Граша кое-где имеются угольные залежи, которые эксплуатируют открытым способом. Экономики в Сураграше практически никакой, хозяйство натуральное. Основной источник процветания кланов Дракона — плантации маяки, сок которой является одним из наиболее сильных натуральных наркотиков. Дистиллят сока можно напрямую колоть в вену, хотя такой способ приема убивает человека в течение нескольких периодов. В лабораториях из него делают порошок, который можно курить и вдыхать или же разводить и вводить в вену. Наркотик вызывает зависимость, снять ее достаточно сложно даже при помощи современной медицины. Насмотрелся я маяковых наркоманов в свое время…

— Мати, ты говорил, что Цу и Каре кололи маяку, чтобы держать без сознания, — тихо сказала Яна.

— Да, — Саматта помрачнел. — Вчера, во время крайнего разговора, Цу сообщила, что очень плохо себя чувствует — ломота во всем теле и жар. Симптомы ломки. Но с ней Кара, а она врач. Она что-нибудь придумает.

Дентор с сомнением посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Итак, с большой долей вероятности нам придется добираться до зоны Оранжевого клана и уже там, на месте, пытаться понять, что делать. Как сообщил полковник из СОБ, почти наверняка Кару и Цу в открытом океане перегрузили на яхту, которая полным ходом направляется на юг — вероятно, с целью обогнуть материк и зайти в один из портов на территории дружественного клана. Яхту ведут со спутников. Однако нам с стой стороны не пробиться — между побережьем и зоной Оранжевых высокогорный Шураллах, редкие перевалы через который плотно контролируются кланами Дракона. Через перевалы нам не пройти, а перебраться через горы в других местах мы даже не станем пытаться, сгинем мгновенно. Следовательно, путь из Грашграда — единственный, нам доступный хотя бы в теории.

— А почему бы нам не стартовать с территории ЧК? — осведомился Дентор, изучая карту. — Вот подходящий городок, отсюда, кажется, раза в три ближе. Туда летим под видом туристов, а дальше растворяемся в лесах и топаем ножками.

— Ты хочешь форсировать границу между Грашем и ЧК? — изумленно спросил его Саматта. — Дор, ее северяне пасут так, что мышь не проскочит, не то что мы. Ну ладно, мы вдвоем еще проскочили бы, но нас взяли бы еще в городе как самых что ни на есть подозрительных личностей. И вообще я в ЧК без острой нужды соваться не намерен. Меня там слишком хорошо помнят, причем совсем не те люди, что хотелось бы. Граш хотя бы в первом приближении нам дружественен, а ЧК… Нет, исключено. Проблема единственная: как нам выбраться из Грашграда. Судя по переданной из СОБ информации, мы туда можем проникнуть исключительно под видом туристов. А туристов тамошняя внутренняя безопасность, Глаза Великого Скотовода, опекает очень и очень плотно. Во-первых, там иностранцев традиционно опасаются. Во-вторых, криминальная обстановка там такова, что обчистить туриста является голубой мечтой любого вора. Страна бедная, и что для нас гроши, для них может оказаться целым состоянием. А бюджет Граша от туристов получает кучу доходов, так что тамошнее казначейство вовсе не заинтересовано, чтобы те давали им дурную рекламу после возвращения домой.

— Тогда появляется еще одна проблема: как мы протащим с собой снаряжение, — Дентор постучал пальцами по небритому подбородку. — Если за туристами так тщательно следят, наличие в багаже карт, раций и прочего полевого снаряжения как минимум подозрения вызовет. Сумеем ли мы тогда оторваться от опеки — большой вопрос. Или СОБ груз через свою резидентуру нам передаст?

— Нет. Резидентура и СОБ, и военной разведки не при делах. Их вмешательство могут отследить, а мы не знаем, как грашские власти отнесутся к идее нашего вояжа через всю страну. Нет, выкручиваться придется самостоятельно. Но ты прав. С собой придется брать минимум подозрительного, а остальное добывать на месте. Если в магазинах нужное не найдем, страшно удивлюсь, если там не обнаружится черного рынка на любой вкус. На месте разберемся.

— А Глаза Великого… как его там?.. Котовода?.. нам точно не помогут? — осведомился Палек. — Вдруг они так же к нам любовью проникнутся, как и СОБ? Тогда они бы нам и гранатометов подкинули, и авиацией прикрыли…

— Мы не знаем, как отреагирует ГВС на нашу просьбу, — покачал головой Саматта. — СОБ не рискнет запросить их явно. Возьмут и выдворят из страны — и что потом? Еще и с грашскими властями воевать? Я лично морально не готов. И в любом варианте остается шанс, что кто-нибудь там работает на Дракона. Наверняка у бандитов есть свои люди в спецслужбах — вплоть до того, что кто-то из больших шишек с ними в доле и прикрывает транзит маяки. Тогда нас перехватят сразу по выходу из Грашграда. А наш единственный шанс — в скорости и скрытности. Мы не можем сражаться с целым кланом, сами понимаете.

— Чем больше я думаю над проблемой, тем менее вероятным мне кажется, что у нас что-то выйдет, — хмуро сказал Дентор. — Впятером незаметно пробраться через половину огромной полудикой страны, а потом еще и через враждебные заболоченные джунгли, не зная толком, куда идем и как станем выбираться… Я не отказываюсь, Мати, но мне по-прежнему кажется, что у нас вдвоем шансов куда больше, чем всей компанией. По крайней мере, мы еще помним, что такое зеленка.

— Золотые слова, Дор, — усмехнулся Саматта. — Можешь попытаться объяснить это всей компании — она как раз вокруг собралась. Начинай, а я посмотрю, что у тебя выйдет.

— Можешь не начинать, дядя Дор, — хладнокровно парировала Яна. — Я и так скажу, чем все кончится. Потратим полчаса на пустые разговоры, после чего ты со вздохом согласишься, что нас все-таки придется взять, и мы вернемся к текущей позиции. Только время зря потеряем. Большие сильные мужчины… и не очень большие и сильные — тоже, — она иронически покосилась на Палека, — давайте-ка вы перестанете намекать на детский сад и все такое и перейдете к делу. Как мы туда попадем? Как туристы? Тогда нам следует начать подыскивать турбюро. Кстати, Мати, а как у нас с деньгами? Ты хотел, кажется, бюджет мероприятия прикинуть — что в итоге?

— С деньгами у нас хорошо. Вот без денег плохо, — вздохнул Саматта. — Авиабилеты туда и обратно — на пятерых примерно тысяч триста с копейками — в предположении, что Кару с Цуккой из Грашграда эвакуирует наше посольство. За гостиницу придется заплатить заранее минимум за неделю, а то и две — еще тысяч пятьдесят. Возможно, часть денег удастся вернуть, если съедем досрочно, но рассчитывать на такое нельзя. Плюс накладные расходы на гида, без которого в городе быстро не сориентироваться, а также на прочую туристическую дребедень, плюс необходимость закупать снаряжение на месте, итого тысяч сто пятьдесят минимум. В совокупности получаем полмиллиона. Плюс запас на взятки и непредвиденные обстоятельства — еще тысяч двести, итого семьсот. У нас с Цу триста с небольшим тысяч маеров отложено, депозит я завтра вскрою.

— У меня сто двадцать есть, — заметил Палек.

— У меня восемьдесят, — добавила Яна.

— У меня только сто пятьдесят на крайний случай, — Дентор задумался, прикидывая. — Мы с Томой домик в кредит взяли, на нас полтора миллиона долга висит, все свободные средства в досрочное погашение уходят. Я Тому без денег оставить не могу, сами понимаете — вдруг со мной что случится? А что СОБ? Она нас профинансировать не желает?

— Дор, мы не хотим связываться с СОБ ни на миллиметр больше необходимого. Боюсь, за каждую услугу с ее стороны потом придется расплачиваться сторицей. Лучше обойтись своими силами, если получится. Но раз уж так получается, думаю, двести тысяч мы с них стрясем.

— Не надо, — мотнул головой Палек. — Собы — последние, у кого я хочу одалживаться. Я добуду деньги.

— И как же? — подозрительно прищурилась Яна. — Банк ограбишь?

— Грабить банк ради жалких двухсот тысяч? — удивился тот. — Даже пачкаться не стоит. Ладно бы двадцать миллионов! Яни, я, между прочим, еще и рисовать слегка умею. И кое-что даже продавать умудряюсь.

— Если бы ты еще умудрялся сохранять вырученное! — фыркнула та. — Инвестор стратегический, тоже мне!

— Как пришло, так и ушло, — Палек пожал плечами. — Подумаешь! Я же на инженерскую зарплату на бирже не играю, только на шальные деньги. Все равно популярность мне Дзи искусственно подкачивал, я же знаю. Но сейчас-то сохранять как раз не надо. Сейчас как раз тратить следует. Мне потребуется неделя или около того на поиск клиентов и работу. Для начала у нас деньги есть, а к тому моменту, когда, наконец, выдвинемся, я нужную сумму добуду.

— Хорошо, — кивнул Саматта. — Но если не выйдет, тряхнем господина Ташшара. И имей в виду, недели у тебя нет. Максимум три дня. Ждать, когда Кару и Цу доставят в конечную точку, мы не станем, все равно в Граш лететь придется в любом варианте. Яна, возьми на себя взаимодействие с туристическими бюро. Выясни ближайший срок, когда мы можем отправиться. Перидень — крайний срок, желательно еще раньше. Закажи на нас пятерых недельный тур с возможностью продления на месте. Билеты — только туда, минимальный набор услуг. Документы Ташшар обещал к сегодняшнему вечеру, если потребуют, скажи, что представим завтра.

— Документы? — удивленно посмотрел на него Дентор. — Фальшивые? Зачем?

— Документы вполне подлинные. Ташшар считает, что нам опасно лететь под своими настоящими фамилиями — мало ли кто о них может оказаться осведомлен, да и на будущее проблемы плодить не стоит. И я для разнообразия с ним согласен. На тебя я тоже заказал, кстати. Лика, у тебя, между прочим, завтра официальная свадьба, так что хочешь ты или нет, а в ресторан мы закатимся. Какой — вам с Кансой выбирать, тем и займетесь сегодня-завтра параллельно с поиском претендентов на портрет. Ну, а мы с тобой, Дор, тряхнем стариной и вдумчиво составим список того, что нам потребуется в нашем приключении. И посмотрим, что можно купить здесь, а что лучше оставить до Граша, чтобы не иметь лишних сложностей с таможней.

— Заметано, — легко согласился Палек. — Каси, тогда пошли побродим по городу. Я покажу тебе заведения поприличнее, а ты выберешь, какое больше понравится. А потом заскочим в картинную галерею и присмотрим себе парочку клиентов с кошельками потолще.

Канса с готовностью кивнула, и они оба вышли из столовой.

— Мальчишка, как есть мальчишка, — вздохнула Яна, глядя им вслед.

— В зеркало посмотри, старушка, — ухмыльнулся Саматта. — Самой еще и двадцати пяти не исполнилось, а туда же. Если у нас кто и имеет моральное право сокрушаться о нравах нынешней молодежи, то только старики типа меня.

— Ответственность от возраста не зависит, — парировала Яна. — Мати, мне тут в голову пришло. Твоя карта… она ведь активная. Как мы станем ее батарею, или что там в ней, заряжать в Граше? Ты же сам говорил, что наши пелефоны придется дома оставить.

— Стратегически мыслишь, — одобрил Дентор. — Все верно, батарея в ней есть. Видишь, вон в том углу утолщение и клапан для подключения зарядного устройства? Но у нее вся поверхность — фактически световой генератор. Слабенький, но при естественном освещении его мощности вполне хватает на поддержание картинки и базовые функции типа установки меток. Электронная бумага много не требует. Маршрут с разряженной батареей прокладывать нельзя, мощности не хватит, но без того можно обойтись. Я в нее прошью еще с десяток карт разного масштаба, и получится у нас толковый путеводитель. На крайний случай ее к автомобильному аккумулятору подключить можно можно.

— Запасная есть? — осведомился Дентор. — А лучше две. А еще лучше — каждому по экземпляру.

— Хорошая мысль. Книжный магазин у нас неподалеку, сходим. Но сначала нам нужно составить общий список того, что с собой возьмем. И подумать, как мы барахло с собой через таможню потащим, чтобы нас на месте не прихватили как шпионов. Пойдем ко мне в комнату, пошевелим мозгами.

— Ну уж нет! — решительно заявила Яна. — Мати, дядя Дор через полстраны летел, а ты ему даже отдохнуть не даешь! Дядя Дор, если ты мне скажешь, что не голодный, я тебе все равно не поверю. В холодильнике тушеная курица есть, рисовые колобки с рыбой и цурме из свинины. Тебе что разогреть? Кстати, там есть еще и кусок тортика, и если ты его съешь, то спасешь мою талию от лишних ста граммов…

Тот же день. Масария, Вторая картинная галерея

— …Как можно видеть, раздел современных авторов в нашей галерее не уступает даже лучшим выставкам Оканаки, — победоносно закончила главный директор. — Но, как ты и сама понимаешь, госпожа Мэдэра, приобретение выдающихся образцов живописи является отнюдь не дешевым удовольствием. Средняя цена акварели более-менее известного художника на аукционе составляет семьдесят-восемьдесят тысяч, а работы маслом редко обходятся менее чем в сто-сто двадцать. А если речь идет о работах на материальном носителе — на холсте или бумаге, как в данной экспозиции, то можно отдать и все двести. Даже прямая покупка у художника снижает цену не более чем на четверть. И это, в числе прочего, является ответом на вопрос, куда именно идут деньги наших уважаемых меценатов. Госпожа Мэдэра, при необходимости мы можем предоставить юристам твоего мужа полный доступ к нашей бухгалтерской документации, чтобы они могли убедиться в правомочном расходовании средств.

— Спасибо, меня устраивает объяснение, — кивнула женщина.

— А меня не слишком, — фыркнул кто-то рядом. — Тратить такие деньги на откровенную мазню…

Госпожа Мэдэра резко обернулась. В тихий дневной час галерея пустовала, и лишь в нескольких шагах от них с Кацаммой стояла молодая парочка откровенно выраженной северной наружности. На взгляд долговязому русоволосому молодому человеку можно было дать лет двадцать пять, в то время как конопатой рыжей девушке рядом с ним едва ли стукнуло двадцать. Девица, увидев устремленные на нее взгляды, вежливо поклонилась, тряхнув конским хвостом на затылке, в то время как несносный мальчишка не удосужился даже кивнуть.

— Дилетанты часто делают подобные заявления, — сухо заявила госпожа Кацамма. От возмущения бесцеремонностью парня уши орки полуприжались к голове, но она тут же овладела собой и расслабилась. — Но для того, чтобы понимать всю глубину живописи, мало просто посмотреть на картину. Нужно учиться смотреть вглубь ее, видеть внутренние потоки энер…

— Чушь! — безапелляционно перебил директора наглый парень. — Вон та картина, например, висит вверх ногами. И что вы в ней поняли, спрашивается? Какие там потоки?

Все дружно посмотрели на полотно, в которое нахал возмутительно невежливо ткнул пальцем. Картина, выполненная масляной кистью на виртуальном холсте, принадлежала известному экспрессионисту и являлась гордостью галереи, и главный директор невольно заурчала от ярости, неприлично оскалив зубы и позволив острым когтям выглянуть из подушечек пальцев. Мэдэра давно знала Кацамму, особу весьма уравновешенную даже по человеческим меркам (а по орочьим она, вероятно, являлась просто ледяной статуей), и то, как неведомый парень буквально полдесятком фраз довел ее до белого каления, явно заслуживало внимания. Женщина сделала себе зарубку на память — всегда полезно знать, где у кого слабое место.

— Картина висит правильно! — прошипела главный директор.

— Докажи, — хладнокровно потребовал нахал.

Невероятным усилием воли Мэдэра удержала смешок. В логике ему не откажешь, но и поощрять такое неприличие не стоит. В конце концов, они обе по крайней мере в два раза его старше!

— С какой стати я должна тебе что-то доказывать, молодой господин? — наконец взяв себя в руки, сухо спросила директор, нажимая на слово «молодой».

— Наверное, ни с какой, — пожал плечами мальчишка. — Да только я вашего господина Гадзина лично знаю. Этот надутый кудзяка у себя самого обеими руками верх от низа не отличит, а на картине, даже своей, и подавно. Клепает модную мазню, на которую потом богатенькие ценители, — он бросил ехидный взгляд на Мэдэру, — бешеные деньги выбрасывают.

Госпожа Кацамма, однако, уже полностью взяла себя в руки и на новую провокацию отреагировала лишь презрительным фырканьем.

— Интересно, и откуда же ты, молодой господин, знаешь господина Гадзина? — холодно осведомилась она.

— Встречал несколько раз в Оканаке на глупых тусовках, — пожал тот плечами. — Кудзяка и есть кудзяка. Говорит в точности как рисует: вроде все слова по-отдельности умные, а вместе такая чушь выходит!

— И тем не менее, — с оттенком снисходительности в голосе промолвила Мэдэра, — уверяю тебя, молодой господин, что очень и очень многие находят в его работах и глубину содержания, и богатство палитры, и высокую духовность…

— Палитра у него действительно богатая, — на лице нахала мелькнула озорная улыбка. — Он сам заявлял, что менее чем с шестнадцатью миллионами цветов не работает. Хотя, если по мне, ему и трех много. Не миллионов, просто трех. Госпожа, я могу признать за художником право на свободу самовыражения, но не раньше, чем он докажет свой талант и свое умение в реалистической манере. Ты когда-нибудь видела хоть одну картину господина Гадзина — или других подобных мазилок, если на то пошло — выполненную в классическом стиле? Что-то, в чем можно опознать реально существующий объект? Птицу, рыбу, человека, хотя бы простенькую вазу? Я видел в одной галерее то, что называлось его «ранними работами». Экскурсовод аж по полу растекалась от умиления — ах, какая экспрессия, какие энергичные линии, какая необычная перспектива! Нет там никакой экспрессии и перспективы, просто руки косые. Он не умеет рисовать. Ни природного дара, ни глазомера, ни должной выучки — только усиленная реклама за папашины деньги. Все, на что его «таланта» хватает — хватать из палитры первые попавшиеся кисти и махать ими по холсту как придется.

— Да ты сам-то хотя бы дерево нарисовать сумеешь, молодой господин?! — самоконтроль орки, похоже, снова дал трещину.

— Ага, как всегда! — усмехнулся парень. — Когда кончаются рациональные аргументы, переходят на личности. Госпожа Кацамма, а если ты в котлете в ресторане муху найдешь, тоже пойдешь повара ругать только после получения кулинарного патента? Но раз уж речь зашла о «нарисовать»… Можно попросить тебя подойти вон к тому окну? Здесь свет нехороший.

— Ты, никак, меня нарисовать задумал, молодой господин? — фыркнула орка, однако подчинилась. — Ну, давай посмотрим на твои собственные таланты. И ты уж попытайся доказать мне, что не просто завидуешь господину Гадзину.

— Завидую? — удивился парень, извлекая из поясной сумочки небольшой кубик мольберта. — Было бы кому! Встань, пожалуйста, вот так… Не обидишься, если я карандаш использую? В таком освещении в цвете не очень-то поработаешь.

Он сделал пасс в воздухе, и над кубиком слабо засветились очерчивающие линии холста. Молодой человек извлек из сумочки короткое стило, поманипулировал им в управляющей области холста и на несколько секунд замер, глядя на главного директора галереи.

Мэдэра глянула на мольберт повнимательнее — и почувствовала, в ней пробуждается странный новый интерес. Мальчик ей, скорее, нравился несмотря на все его нахальство. Но до сего момента она не воспринимала его всерьез — завел свою девушку в галерею от нечего делать и выпендривается, стараясь свою крутизну показать. Но она очень давно занималась меценатством, и хотя сама рисовать не умела, в художественных студиях оказывалась часто. Матово-черный кубик мольберта, небрежно стоявший сейчас на подоконнике, она не опознала, что само по себе казалось удивительным. Он не только выглядел совершенно незнакомым, но и не носил на себе никаких эмблем производителей. И он казался МАЛЕНЬКИМ — раза в три меньше по ребру, чем самая миниатюрная известная ей модель — особенно с учетом невероятно широких рамок проецируемого холста. Развернувшаяся непосредственно над верхней плоскостью мольберта призрачная панель инструментов тоже выглядела незнакомой. Ну да, обычно производители давали пользователям возможность изменять ее под себя. Но она еще в жизни не видела художника, у которого бы хватило желания — или ума, если на то пошло — чтобы возиться с настройками.

Пока она разглядывала мольберт, парень закончил изучать свою модель и повернулся к холсту. Держать объект перед глазами ему явно не требовалось — то ли зрительная память превосходная, то ли предпочитал творить в отрыве от реальности. Он пару раз махнул стилом по холсту, критически изучил проявившиеся линии, чуть убавил плотность штриха, попробовал еще раз и удовлетворенно кивнул.

— Ну, примерно вот так… — пробормотал он себе под нос.

В следующие мгновения стило бешено запорхало в воздухе. Сначала в проявляющихся на холсте линиях не замечалось никакой системы, и Мэдэра уже приготовилась насмешливо фыркнуть — но внезапно осеклась. Из сгущающейся сетки штрихов внезапно проглянуло лицо главного директора галереи. Орочья мордочка казалась важно надутой, во взгляде сквозила императорская надменность, но это, без сомнения, была госпожа Кацамма. Еще несколько секунд взмахов, становившихся все реже и реже, и в конце концов парень оглянулся на орку.

— Вот так, госпожа, — с озорной улыбкой произнес он. — Ну что, умею я готовить котлеты?

Вместо ответа орка приблизилась к картине почти вплотную и на несколько секунд застыла, тщательно изучая ее.

— Я знаю такую манеру работы карандашом, — наконец решительно сказала она, поворачиваясь к художнику. — Ведь ты работаешь под псевдонимом Май Куданно, если я правильно понимаю, господин Палек Мураций?

Улыбка пропала с лица молодого человека, словно смытая ударом волны. Он изумленно уставился на орку.

— Госпожа, — слегка ошарашенно произнес он. — Ты и в самом деле распознала мою технику? Или просто наугад выстрелила?

Мэдэра тихо охнула про себя. Май Куданно? Тот самый Май Куданно, загадочный и неуловимый, никогда не показывающийся на публике, за немногочисленными работами которого охотятся все картинные галереи страны? Да, у юнца определенно есть все основания презрительно фыркать в сторону остальных художников.

— Я все-таки эксперт, господин Палек! — обиженно произнесла орка. — Я даже не знала, что ты находишься у нас в городе… или ты здесь живешь? Но я профессионально занималась живописью еще до того, как ты родился, не в обиду будь сказано. Манера штриховать фон, способ придавать выражение глазам, еще кое-какие детали для тебя очень характерны.

— Ну надо же… — пробормотал Палек себе под нос. — Оказывается, и меня посчитать можно. Приношу свои извинения за несдержанность, допущенную ранее, госпожа Кацамма. Ведь ты госпожа Кацамма, владелица галереи?

— Не владелица, — орка качнула головой. — Галерея государственная. Просто главный директор. Но да, я Кацамма.

— Я слышал о тебе ранее, но никогда не видел вживую, — слегка поклонился парень. — Не любитель я по выставкам ходить. Рад знакомству, госпожа, прошу благосклонности. А чтобы компенсировать свою невежливость, сделаю-ка я так…

Он вновь поднял стило, быстро несколько штрихов стер, несколько добавил. Выражение лица портрета резко изменилось. Вместо брезгливой надутости на нем проявилась сосредоточенная серьезность, а взгляд из надменного превратился в пристально-изучающий. Казалось, лицо на портрете следило за зрителем, пытаясь взглядом проникнуть ему в самые глубины души.

— Подарок за наблюдательность, — объявил Палек. — Госпожа Кацамма, пелефон у тебя далеко? Давай я сброшу сразу, чтобы потом почтой не слать.

Уши орки пораженно затрепетали.

— Это… слишком ценный подарок, господин, — произнесла она, отступая. — Я не могу его принять.

— Да глупости! — отмахнулся Палек. — Он стоит ровно пять минут моего времени, я засек. Считай, что я себе так рекламу делаю.

Помедлив, главный директор галереи вытащила пелефон, и Палек, поманипулировав панелью инструментов мольберта, переслал ей рисунок.

— Вот так, — удовлетворенно проговорил он. — А теперь, собственно, к цели моего появления здесь. Госпожа Кацамма, случилось так, что мне срочно нужны деньги. И я готов поработать наемным художником — три-четыре работы, не больше. Портреты, пейзажи, что угодно по желанию клиента — но дорого. Не могла бы ты посоветовать кого-нибудь из… постоянных посетителей?

— Я могу! — решительно заявила Мэдэра до того, как орка успела раскрыть рот. — Господин Палек, меня зовут Мэдэра Касумонай. Рада знакомству. Я готова заплатить тебе за свой портрет. Сколько ты хочешь?

— Радость взаимна, госпожа Мэдэра, — Палек прищуренно посмотрел на женщину. — Прошу благосклонности. Касумонай — случайно не Фуго Касумонай, который владеет третьей частью порта?

— Пожалована, господин Палек. Да, именно он. Как ты понимаешь, деньги у меня имеются.

— Так… — Палек задумался. — Портрет… Семьдесят тысяч тебя не отпугнут, госпожа?

— Семьдесят? — изумилась Мэдэра. — Господин Палек, вообще-то за такие вещи обычно берут раза в полтора-два дороже. Я готова заплатить сто тысяч за поясной портрет.

— Сто тысяч берут за натуральный холст. Но сейчас я работаю только в электронном виде. И… результат может показаться тебе необычным. Определенно, не поясной портрет в классическом стиле, нет. Сделаем так: семьдесят ты платишь мне в любом варианте, а если посчитаешь нужным — доплатишь сверху. У тебя есть время позировать сегодня? Завтра у меня неотложные дела, так что если не сейчас, то послезавтра.

— Сегодня… — Мэдэра задумалась. — В семь вечера я должна попасть на прием у… у одной моей подруги. У нас меньше трех часов времени — наверное, тебе столько мало. А где ты собираешься меня рисовать? Прости за нескромный вопрос, ты живешь в нашем городе? Или проездом?

— Живу, живу… — пробормотал парень, окидывая ее задумчивым взглядом. — Адрес не назову, госпожа, и не проси. Студии у меня нет за ненадобностью. Три часа, говоришь? Мне хватит для первых набросков, а закончу я без тебя. Госпожа Кацамма, могу я попросить об одолжении? Нет ли у тебя здесь, в галерее, комнаты, которую можно занять ненадолго?

— Есть, — кивнула директор. — На втором этаже пара кабинетов пустует. Но там нет ничего, кроме столов и стульев.

— Да мне больше ничего и не нужно. Каси, — Палек обернулся к своей спутнице, — наверное, тебе стоит вернуться домой. Ничего интересного больше не предвидится, да и неинтересно на промежуточные варианты смотреть.

— Да, Лика, — кивнула рыжая девица. — Еще раз — на каком трамвае отсюда ехать? На седьмом?

— Ага. До Третьей Морской. А там спросишь, если забудешь дорогу. Или Яни с Мати позвони, они объяснят. Я часам к восьми вернусь, не позже.

— Хорошо. А мы с Яной что-нибудь тебе приготовим на ужин.

Девица повернулась и деловито пошла по коридору галереи к выходу. Мэдэра задумчиво посмотрела ей вслед. Кто она мальчику — просто временная подружка? Или что-то более серьезное? Ну ладно, не о том следует думать. Главное — что все ее подруги обзавидуются смертельной черной завистью! Интересно, не получится ли заплатить ему деньги за то, чтобы он больше никого в городе не рисовал?

— Господин Палек, — деловито сказала она, — а не проще ли проехать к нам домой? Отсюда на машине не более четверти часа. И мне к подруге быстрее добираться. Домой тебя отвезут.

— К тебе домой… — пробормотал парень, потирая подбородок. — Можно и так. В таком случае, госпожа Кацамма, я крайне признателен за помощь и еще раз извиняюсь за свою невежливость. Надеюсь, мой подарок компенсирует тебе причиненные неудобства.

— Твой подарок слишком щедр… — орка заколебалась. — Господин Палек, мне неловко спрашивать… так нескромно… но…

Она глубоко вздохнула. Кисточки ее ушей затрепетали от противоречивых чувств.

— Мне стыдно признаться, но у нас в галерее только одна твоя работа. Раз уж ты живешь в нашем городе… могу ли я присоединить к ней и мой портрет?

— Можешь ли ты? — изумился Палек. Он прижмурил один глаз, а вторым глубокомысленно посмотрел в потолок. — Госпожа Кацамма, я невеликий юрист, но не помню, чтобы следовало просить чужого разрешения для распоряжения своей собственностью. Рисунок — твой, пусть даже подпись на нем моя. Разумеется, ты можешь сделать с ним все, что захочешь.

Он прощально кивнул и вопросительно взглянул на Мэдэру.

— Едем, — решительно сказала та. — Прошу, господин Палек, следуй за мной.

Тот же день. Отель «Мароновая роща»

«Ну почему он не отвечает на вызов?» — Канса едва не произнесла эти слова вслух, но вовремя сдержалась. Невежливо так доставать госпожу Яну — нет, просто Яну! — которая из солидарности с ней ужетретий час сидит в столовой. Стрелки часов на стене — Яна переключила их циферблат на классический вид — подбирались к десяти, и Канса подавила внезапный порыв вскочить и броситься к дверям, чтобы немедленно ехать в картинную галерею и выяснять, куда дели ее мужа. Она заставила себя тупо уставиться в экран тихо бормочущего телевизора. Кажется, передавали какие-то новости, но смысла передачи она не понимала.

Яна, однако, почувствовала ее порыв — наверняка с помощью своих способностей — и, оторвавшись от пелефона, на котором читала какую-то книжку, успокаивающе улыбнулась Кансе.

— Не волнуйся ты так, — сказала она. — Я же говорю — шалопай он безответственный. С него станется до утра не появиться. Цу много лет едва ли не каждую неделю из-за него изводилась. То на работе зависнет на всю ночь, то с друзьями о политике диспут устроит в ресторане — и, конечно, не предупредит. Потом привыкла и сейчас уже внимания не обращает.

— Но пелефон…

— Пелефон можно отключить. Если он начал работать, то наверняка так и поступил. Я его знаю, уж если он в работу ушел, то с головой, бульдозером не оторвешь. Про все забывает, даже на дальнюю связь не откликается. Я час назад пробовала звать, не слышит. Давай так — если в полночь не сумеем прозвониться, достану его форсированным вызовом, пусть попрыгает. О… — Она прислушалась. — Легок на помине, сам вызвал. Едет. Пересек границу контролируемой территории.

Взметнулся радужный вихрь — и фея Фи зависла перед Кансой, трепеща стрекозиными крыльями.

— Палек едет, — пропищала она звенящим хрустальным голоском. — Палек едет.

И тут же исчезла, взметнувшись радужной пылью.

— Ну нифига себе! — ошарашенно проговорила Яна, растерянно хлопая глазами. — Он что, докопался, как Фи говорить заставить? И мне не рассказал? Ну, я ему устрою…

Она покачала головой и вернулась к книжке.

Полминуты спустя за окном тихо заурчал мотор автомобиля, и Канса, вскочив на ноги, стремительно выскочила из кухни и бросилась к крыльцу. Студеный ночной воздух заставил ее вздрогнуть и поежиться в своем тонком коротком платье, но она заставила себя успокоиться и выпрямилась под неярко горящим фонарем. Только не ругаться, напомнила она себе. Мама говорила, что жена ни за что не должна ругать мужа с порога, пусть даже он страшно разозлил ее. Дом для него должен оставаться местом, где не ругают, а ждут, куда хочется вернуться.

Скрипнула калитка, и Палек нетвердой походкой вошел во двор, потирая глаза кулаками. Подойдя к крыльцу, он вздрогнул и удивленно уставился на Кансу и вышедшую за ней Яну.

— Вы еще не спите? — удивленно спросил он. — Я-то думал, вы уже завалились.

— С возвращением домой, Лика, — тихо сказала Канса. — Я тебя ждала.

— И вся извелась при том! — язвительно добавила Яна. — Лика, ты бестолочь! Вы с Каси еще даже контракт не зарегистрировали, а ты ее уже изводишь по пустякам! В следующий раз с самого начала шарахну тебя форсированным вызовом, чтобы знал! Ты что, позвонить не мог? Или меня позвать? Почему пелефон выключил?

— Выключил? — еще сильнее изумился Палек. Он выхватил из кобуры на поясе пелефон и уставился на его экран. — Действительно, выключил. А я еще радовался, что никто не вызывает и не отвлекает. Каси, ты действительно волновалась?

— Ну… — девушка смутилась. — Да. Немножко.

— Так немножко, что чуть инфаркт не схлопотала! — фыркнула Яна. — Слушайте, вы так и намерены на крыльце ночевать? Холодно, между прочим. Вы как хотите, а я в дом пошла.

Она развернулась и, вздернув нос, пошла в дом. Палек поднялся на крыльцо и увлек Кансу в дом. Закрыв за собой дверь, он сбросил сандалии, поднялся на высокий пол и обнял девушку. Та со вздохом облегчения приникла к нему, наслаждаясь теплом тела, пробивавшегося по не по сезону легкую рубашку.

— Прости, Каси, — глухо сказал он. — Не подумал. Ну, зато одну проблему мы решили.

— Правда? — спросила Канса, отстраняясь. — Тебе заплатили деньги?

— Пошли в столовую, расскажу тебе и Яни сразу. А то она все равно заставит повторять.

В столовой он тяжело плюхнулся на стул и сладко потянулся. В свете люстры Канса с тревогой заметила, что под его глазами залегли тени, а лицо, кажется, даже слегка осунулось. Впрочем, на его лице заиграла обычная озорная полуулыбка, и она расслабилась. Кажется, все на самом деле хорошо.

— Ну и как? — Яна, подперев локтем голову, взглянула на него. — У тебя выражение физиономии, словно ты все-таки банк ограбил. И внутри все соответствует. Ну, братик, сколько заплатили?

— Двести, — торжественно заявил Палек, в качестве доказательства поднимая пелефон. — Все тут, взял электронной наличкой. Надо завтра в банк забежать, в бумагу перевести — мало ли какие в Граше с обменом электроники проблемы нарисуются.

— Двести?! — охнула Канса. — За один рисунок? Лика, покажи!

— За один, — кивнул тот. — Правда, сил я на него потратил, как на десяток обычных. Прямо какой-то запой: начал работать — и оторваться не смог. Госпожа Мэдэра сначала позировала, потом к подруге уехала, потом вернулась и грязно приставать начала — покажи да покажи, что выходит, еле отбился. В общем, закончил все за один присест. Вот…

Он вытащил из поясной сумки мольберт, поставил на стол и поманипулировал стилом. В воздухе вспыхнули линии, очерчивающие овальную раму холста. А между ними…

Канса еще ни разу не видела, чтобы Палек работал в цвете. Обычно он рисовал карандашом на бумаге или карандашной кистью на мольберте, создавая быстрые черно-белые наброски в своей любимой воздушно-летящей манере. Но на этой картине светились пастельные краски — синие, зеленые, золотые, бирюзовые… Фигурка молодой женщины, в лице которой без труда угадывались черты госпожи Мэдэры, стояла на краю высокого обрыва, далеко внизу под которым волновался пронизанный солнцем океан. Стан женщины туго облегало тонкое платье до пят в древнем придворном стиле, с буфами и фалбалой, ветер развевал подол, рвал из рук кружевной зонтик от солнца, трепетал в побегах молодого тикурина. Солнца на картине видно не было — оно оставалось где-то за границей холста, бросая блики на ковер весенней травы, усеянной белыми бусинами судзурана, на далекую морскую поверхность, на плечи и грудь женщины. Картина казалась безмятежной и спокойной, но чувствовалось в ней какое-то странное напряжение, ожидание грядущей бури, а на морской поверхности в углу холста виднелся край чего-то, что вполне могло оказаться гребнем растущей на мелководье волны цунами.

— Ох, Лика… — прошептала Канса. — Как красиво!

— Тебе в самом деле нравится? — искоса, со странной неуверенностью глянул на нее Палек. — Серьезно?

— Конечно! — искренне ответила та. — Это… это просто замечательно!

— Не так уж и замечательно на самом-то деле, — вздохнул Палек. — Сейчас, когда отдохнувшим взглядом смотрю, вижу кучу огрехов. В море с цветом напортачил, ветер в разных частях холста, получается, по разным векторам дует, и солнце, похоже, на небе сразу в трех точках расположено… В общем, недаром я госпоже Мэдэре сказал, что еще дорабатывать придется. Пожрать есть чего? Я бы перекусил и еще пару часиков поработал.

— Ну еще чего! — возмутилась Яна. — Его жена заждалась, а он — поработал бы! Завтра с утра закончишь.

Она обошла стол и еще раз внимательно осмотрела картину.

— Да… — наконец сказала она. — Лика, поздравляю — наконец-то ты сделал что-то стоящее.

Неожиданно она склонилась к нему и нежно поцеловала его в щеку.

— Молодец, братишка! — сказала она. — Одобряю. А меня нарисуешь? У меня двухсот тысяч нет, но я за тебя лишний раз подежурю.

— Два раза! — быстро сказал Палек, подмигивая Кансе. — За меня и за Каси.

— Ну ты жук! — возмутилась Яна. — Целых два раза — за одну картинку? Ну ладно, я сегодня почему-то добрая. Обещать второй раз не обещаю, посмотрим по результатам.

— Заметано! — согласился Палек. — Имей в виду, если что, у меня свидетель есть.

— Жена права свидетельствовать против мужа не имеет! — усмехнулась Яна. — Лика, но все-таки — та госпожа… Мэдэра в самом деле тебе за одну картину двести тысяч заплатила?

— Двести тысяч? — переспросил Саматта, вместе с Дентором входя в столовую. — Богатенькая тетушка. Она на картине? Лика, ты, случайно, вторую жену заводить не решил?

— Она в два раза меня старше! — фыркнул парень. — Не она мне жена получится, а я ей бесплатная сиделка на смертном одре. И потом, у меня принцип — я с клиентами не трахаюсь. И с клиентками тоже.

— Да у тебя и клиентов-то раньше не водилось! — подозрительно прищурилась Яна. — Когда ты успел какие-то принципы выработать? Или ты просто помалкивал?

— Ну, не водилось, — легкомысленно пожал плечами Палек. — Мэдэра первая. Вот как появился повод, так сразу и завел принцип. Вы, девочки и мальчики, станете смеяться, но тетушка и в самом деле заплатила две сотни. До нее в конечном итоге дошло, что Карина Мураций — моя сестра. А Кара брату ее мужа пять лет назад в позвоночнике какую-то неоперабельную опухоль откромсала, и тот с тех пор цветет и пахнет, что твоя орхидея. Так что ее муж не то что не возражал, а даже пытался еще денег подбросить. Но нам лишнего не надо, ага?

— Лишнего нам не надо, — нахмурился Дентор. — Только, надеюсь, ты не разболтал, для чего конкретно нам деньги нужны?

— Вот еще! — обиделся Палек. — Я что, дурак? Они думают, мы на выкуп собираем.

— Ну, иногда ты действительно головой пользоваться умеешь, — усмехнулся полицейский. — Не всегда, правда. Иногда ведешь себя совсем как типичный художник, куча экспрессии и никакой логики. Ты вообще сплошной парадокс. Сколько лет на тебя смотрю, но все понять не могу — вроде бы ты и технарь до мозга костей, а рисовать все-таки умеешь не хуже профессионально-патлатых и бородатых личностей с пузом до колен.

— Да нет никакого противоречия, дядя Дор, — неожиданно серьезно откликнулся Палек. — Технари, гуманитарии — выдумки болтунов и лентяев, которым где бы ни работать, лишь бы не работать. Те, кто себя гуманитариями зовет, не потому в технике ничего не понимают, что возвышенными материями занимаются, а потому, что лень учиться. Потому что мышление им не поставили правильно, не научили думать системно, не приучили правильно информацию запоминать и и по полочкам раскладывать. Вполне можно работать инженером, математиком, физиком — и при том являться поэтом, художником или артистом. Дай Варра — астроном, но какие книги писал! Цуцума Хосё — летчик и поэт, его даже в старшей школе изучают. Ацука Масий — бард и инженер-строитель. Да если покопаться, то кучу народа вспомнить можно. «Я — гуманитарий» заявляют обычно, когда гвоздь в стену забить ленятся, отмазку придумать нужно.

Он сладко зевнул и снова потянулся.

— Ну что, пожрать есть чего? — деловито осведомился он. — А то давайте от дяди Дора отрежем кусочек мяса! Он большой, даже и не заметит, а нам — ужин на пятерых. А?

— Яна, ты бы дала ему какую старую кость погрызть, — посоветовал Дентор. — А то ведь в самом деле от меня шматок откусит. А я к своим кусочкам трепетно отношусь. Да и у меня, кстати, в брюхе что-то забурчало.

— Мужики! — презрительно фыркнула Яна. — Между прочим, жрать в полночь вредно для фигуры.

— А мы с Яной кальмарный салат приготовили, — робко сказала Канса. — И еще морского окуня в сухарях. Только он уже остыл, его разогревать надо. И рисовые колобки еще остались. И упаковку кадзуноко я купила. Нести?

— Я знал, что не зря женюсь! — возликовал Палек, вскакивая и чмокая девушку в нос. — Канса, ты золото! Не надо нести, я и сам все слопаю прямо из холодильника.

Он заулюлюкал и на одной ножке ускакал в кухню. Канса тихонько улыбнулась, глядя ему вслед. Все-таки он такой смешной!

Ее взгляд упал на картину, все еще светящуюся над мольбертом, и внезапно она почувствовала легкий укол ревности, который тут же решительно задушила. В конце концов, ту женщину он видел в первый раз в жизни — и, возможно, последний. А ее он еще успеет нарисовать — пять раз, десять или сто. Если захочет, конечно. Художники — они все такие капризные!

19.04.868, земледень. Где-то в Сураграше

Снаружи что-то глухо стукнуло, и по корпусу корабля прошел глухой гул. Карина заставила себя оторвать голову от тюфяка и взглянуть на Цукку. Та лежала с закрытыми глазами, ее дыхание казалось частым и неглубоким. Ну, по крайней мере она в сознании, и ее не корчит в судорогах — острые приступы, кажется, прошли окончательно. Сейчас, если судить по собственным ощущения, тяжело в основном психологически. Жаль, что нельзя продержать ее без сознания еще день-другой — плохо кончится для организма.

Лязгнула и заскрипела на несмазанных петлях дверь. В проеме показался Батаронг.

— Вставайте, — резко сказал он. — Сходим на берег.

Он повернулся и вышел, а вместо него в камеру вдвинулись трое угрюмых здоровяков с автоматами. Карина подавила позыв застонать и, пересиливая себя, потормошила Цукку за плечо.

— Цу! — прошептала она. — Цу, проснись. Цу!

Цукка медленно разлепила глаза и взглянула на Карину мутным взглядом. Та поспешно дотянулась до стоящего с другой стороны стакана с водой и поднесла к губам подруги, приподняв ее голову. Цукка вяло сглотнула, потом отстранила стакан и попыталась сесть. Карина осторожно помогла ей.

— Как ты? — спросила она.

— Бывало и лучше, — вяло ответила Цукка. — А ты?

— Аналогично, — Карина слабо улыбнулась. — Ничего, самое скверное позади. Цу, нам надо идти. Нас высаживают на берег.

— Голова кружится, — пробормотала Цукка. — Странное ощущение — как будто пустота внутри. Хочется чем-то заполнить.

— Привыкание. Цу, твой организм все еще требует наркотик. Сейчас самая опасная стадия — если не удержаться и вколоть его, все страдания окажутся напрасными. Они, — Карина мотнула головой в сторону конвоиров, — с удовольствием дадут маяку, но ты не должна поддаваться искушению. Пожалуйста!

— Понятно… Ну, давай вставать. Должно получиться… я надеюсь.

Опираясь на плечо Карины, Цукка, пошатываясь поднялась на ноги. Карину едва не скрутило очередным приступом тошноты — она автоматически попыталась задействовать манипуляторы, и ошейник отозвался импульсом, к счастью, слабым, предупреждающим. Однако показывать слабость перед лицом врагов она не намеревалась. Подхватив тяжело опирающуюся на ее плечо подругу за талию и закинув ее руку себе на плечо, она развернулась к конвоирам.

— Куда идти? — холодно спросила она. Те расступились: двое встали по бокам двери, третий вышел наружу, качнув вдоль коридора стволом автомата.

Подниматься по крутому трапу с высокими ступеньками на слабых дрожащих ногах оказалось настоящей пыткой, но они справились с задачей без посторонней помощи. На палубе им в лицо ударил вал душного жаркого воздуха. Сияло стоящее в зените солнце, и вокруг узкой, едва ли два десятка саженей в диаметре, бухточки смыкались высокие скалы, покрытые странными незнакомыми деревьями с густо-зеленой, почти черной листвой. В кронах вопили неведомые птицы.

Шай стоял у перекинутого на узкий деревянный пирс трапа и, прищурившись, смотрел на пленниц. Его одежда изменилась. Небрежно накинутый сверху хантэн покрывал не обычные брюки и водолазку, какие он носил ранее, а черные штаны с широченными штанинами, напоминающими юбку до пят, и свободную белую рубаху с такими же широченными рукавами. За черный пояс с левой стороны были заткнуты длинный слегка изогнутый меч в ножнах, в котором Карина по рукояти и характерному круглому эфесу-цубе с изумлением опознала настоящую тоскалу, и длинный кинжал. С другой стороны низко, на середине бедра, висела кобура с тяжелым армейским пистолетом.

— Где мы? — спросила Карина, озираясь. — Что за место?

— Тебе незачем знать, — отрезал Шай. — Сейчас мы полетим на вертолете. Спускайтесь на пирс.

Карина стиснула зубы. Не получилось. Жаль. Цукка могла бы сообщить, где их искать. Хотя… зачем? Они где-то далеко-далеко на Западном континенте, в Сураграше, а то и в Караграше. Или нет, Караграш куда севернее. На каком-то языке — на поллахе? — «сура» значит «рядом», а «кара» — «за». «Кара» — совсем как ее имя, только вот не похоже, чтобы ее приветствовали здесь как королеву. Невольно улыбнувшись случайной ассоциации, она, поддерживая Цукку, двинулась к трапу.

От пирса, заставленными большими деревянными ящиками, их повели вверх по крутой тропинке, петляющей между толстыми, в обхват, деревьями. Шай и его подручный, Батаронг, быстрым шагом ушли вперед, и женщины остались ковылять в окружении десятка угрюмых мужчин с автоматами и кинжалами. Через пару сотен саженей Карина окончательно выбилась из сил. У нее помутилось в глазах, и она почувствовала, что падает, увлекая за собой Цукку. Мир закружился вокруг, и она, стоя на четвереньках, отчаянным усилием воли отогнала подступающее беспамятство. Сильные руки резко, но не грубо вздернули ее на ноги, и один из мужчин, не говоря ни слова, перехватил ее за талию и забросил к себе на плечо. Второй проделал то же самое с Цуккой. Болтаясь в такт шагам вниз головой, Карина отчаянно пыталась унять сердцебиение, и к тому моменту, как ее снова поставили на ноги, чувствовала себя довольно сносно. Душный сырой горячий воздух казался неприятным, но, в конце концов, лето в Катонии иногда оказывалось почти таким же.

Они стояли на большой асфальтированной площадке, на краю которой неторопливо вращалась решетчатая антенна локатора. Виднелась уходящая вдаль взлетно-посадочная полоса — верста или около того твердой земли, окруженная стеной ярко-зеленых деревьев, в начале которой стоял легкий одномоторный самолет. Трое мужчин лениво закидывали в самолет какие-то мешки. За полосой виднелись большие цистерны. Прямо же перед ними возвышалась огромная туша транспортного вертолета — не меньше десяти саженей в длину и пяти в высоту. Лопасти длиной семь или восемь саженей, грустно свисающие к земле, вдруг пришли в движение и начали медленно крутиться, постепенно ускоряясь и распрямляясь, а двигатель громко загудел.

— Умереть — не встать! — прошептала Цукка. — Это же военный транспортный вертолет! Я такие видела на фотографиях у Мати. Он же кучу денег стоит, миллионов пятьдесят или шестьдесят! Откуда он здесь?

— Залезайте, — холодно сказал подошедший Шай, указывая на дверцу в боку гиганта, кажущуюся совсем крохотной на общем фоне. — Мы взлетаем.

Внутри вертолет показался еще большим, чем снаружи. Пассажирские сиденья числом не более полутора десятков обнаружились только впереди. Основная часть внутреннего пространства представляла собой один большой грузовой отсек, заставленный разнокалиберными ящиками, притянутыми к полу толстыми стропами. Шай ушел вперед, в кабину, а угрюмые солдаты Дракона расположились на сиденьях вокруг женщин.

— Мы полетим над перевалом, — сказал сзади Батаронг. — Максимальная высота — три с половиной версты. Станет трудно дышать — скажите, дадим кислородные маски.

Гул и рокот вокруг становился все сильнее и сильнее, корпус рукотворного чудовища дрожал и вибрировал, и вдруг его тряхнуло снова и снова, началась болтанка, солнечные пятна из иллюминаторов поплыли по полу, и Карина поняла, что они летят. Она пожалела, что маленькие окошки оказались далеко от нее, так что в них ничего не видно — она еще никогда не летала на вертолете и страшно хотела посмотреть, каков сверху вид. К несчастью, обстановка для проявления любопытства оказалась самая что ни на есть неподходящая. Тайком вздохнув, она бросила взгляд на обмякшую в соседнем кресле Цукку. Та казалась спящей, но ее губы едва заметно шевелились. Видимо, она разговаривала с кем-то из своих. Внезапно она вскинула голову и с ужасом посмотрела на Карину широко распахнутыми глазами.

— Они летят к нам на помощь, — проговорила она, и Карина с трудом расслышала ее за рокотом мотора. — Они с ума сошли…

Карина быстро приложила согнутый палец к губам, и Цукка умолкла. Однако потрясенное выражение с ее лица не сошло. Она снова склонила голову к груди, чтобы не так были заметны шевелящиеся губы, и продолжила безмолвный разговор. Завершив его, она посмотрела на Карину и, поймав едва заметное отрицательное покачивание головы, вздохнула, устроилась поудобнее и закрыла глаза.

Летели они часа полтора, и примерно на полдороге дышать стало и вправду тяжело. Воздуха не хватало, в глазах начало мутиться и плыть. Поколебавшись, Карина повернулась назад, и Батаронг тут же сунул ей две маски с прикрепленными баллончиками.

— Надеть и нажать сюда! — громко, перекрывая шум двигателя, сказал он. — Недолго! Скоро снижаемся!

После посадки они оказались на еще одной площадке, со всех сторон окруженной джунглями и большими топливными цистернами. На том их мучения не закончились. После получасового сидения на земле под дулами автоматов их пересадили в другой вертолет, относительно небольшой, пассажирский, примерно на пятнадцать мест, и везли по воздуху еще около двух часов. На сей раз Карине все-таки удалось удовлетворить свое любопытство — окна оказались большими, и она, хотя и сидела в центре салона, могла в них выглядывать. Ничего интересного, впрочем, там не оказалось: далеко внизу во все стороны расстилался бесконечный однообразный ковер зеленого леса, покрывавшего более или менее крутые холмы и склоны. Болтало и трясло в новом вертолете гораздо сильнее, чем в предыдущем, и когда они в конце концов выбрались на твердую землю, Карина чувствовала, как у нее дрожат колени — на сей раз не только от слабости, но и от постоянной вибрации. Желудок грызла голодная боль — в последний раз их кормили, наверное, полсуток назад.

Вертолет сел в центре утоптанной земляной площадки саженей двадцати в диаметре, окруженной хаотично расставленными хижинами, крытыми широкими длинными листьями. Между хижинами росли высокие пальмы и какие-то другие незнакомые деревья. С одной стороны на площадку — наверное, здесь она считалась настоящей площадью — входила грунтовая дорога, но в остальном никаких следов организованной планировки не наблюдалось. Солнце почти спряталось за краем белоснежной раздвоенной вершины массивной горы, видневшейся над макушками деревьев к западу от деревни. В ту сторону местность резко поднималась, а к востоку, наоборот, понижалась. Над горой поднималась неширокая струйка не то дыма, не то пара, темная на фоне яркого голубого неба.

Выпрыгивающие из вертолета солдаты деловито трусили в разные стороны, скрываясь между домами.

— Стоять здесь, — приказал Шай женщинам и замер сам, своей неподвижностью напоминая манекен — или ожидающего команды чоки. Карина и Цукка оперлись спинами о корпус вертолета и принялись с интересом осматриваться.

Вскоре на площади начали появляться люди, судя по выражениям лиц и поведению — страшно перепуганные. По большей части с медно-коричневой кожей, с короткими прямыми волосами, массивными выдающимися вперед лицами, они казались одетыми слишком тепло для жаркого душного климата. Никто не носил ничего, хотя бы отдаленно напоминающего шорты, короткую юбку или рубашку-безрукавку. Мужские одеяния, напоминающие короткие халаты с длинными рукавами и плотные темные штаны до пят, соседствовали с женскими платьями, очень напоминающими те, что носили сейчас Цукка и Карина — с той разницей, что с непокрытой головой оставались только девочки, боязливо выглядывавшие из-за юбок своих матерей. Все взрослые женщины носили наглухо зашнурованные капюшоны, оставлявшими открытыми лишь глаза.

Люди скапливались на краю площади, не подходя ближе. Минут через пятнадцать Табаронг, размашисто шагая, подошел к Шаю.

— Шимахо ала харрагас, момбацу сан Шай, — сказал он. — Ношойтэ маяка-но хата хатарака^[10].

— Ёщ, — сказал Шай. — Басан ар-тухха. Дарума^[11]. Вы, — он повернулся к женщинам, и что-то в его взгляде заставило их вздрогнуть, — смотрите внимательно и запоминайте.

Повинуясь знакам Батаронга, двое солдат Дракона подошли к толпе, рывком выдернули из нее первого попавшегося мужчину и поволокли к центру площади. В толпе заголосили, одна из женщин бросилась к нему, но Батаронг наотмашь ударил ее по лицу, и она рухнула на землю, скуля и бессильно царапая пыль ногтями. Солдаты поставили мужчину на колени в десяти шагах от Шая, и тот какой-то ленивой походкой подошел у нему вплотную.

— Вы знаете, кто я, — громко сказал он толпе на общем. — Эта женщина с Востока, — он через плечо указал на Карину, — синомэ. Они обе останутся здесь до тех пор, пока я не сочту нужным их забрать. Они находятся здесь против своей воли, и с сего дня ваша деревня связана с ними узами крови.

Карина не увидела, как его тоскала покинула ножны. Взблеск стали в багровом свете клонящегося к закату солнца — и тело мужчины валится на почву, подергиваясь и обагряя ее струями крови, а его голова с распахнутыми в предсмертном ужасе глазами неторопливо катится по земле и останавливается, прижатая ногой Шая. Толпа охнула и колыхнулась. Лежащая на земле женщина зарыдала в голос.

Шай описал лезвием меча мерцающий круг, стряхивая с него капли крови, и медленно вложил его в ножны. Потом он наклонился, ухватил голову за волосы и все так же неторопливо подошел к пленницам.

— Посмотри сюда, — резко сказал он Карине, поднимая голову на уровень ее глаз. — Теперь жизнь и смерть деревни зависит от тебя. Вы обе остаетесь здесь. Мои люди не станут охранять вас — ты владеешь силой духов. Рано или поздно ты все равно обманешь их бдительность. Но дважды в сутки мне станут докладывать о вас. Если кто-то из вас сбежит, спрячется или покончит с собой, Оранжевый клан вырежет деревню целиком. Если через период, считая от сегодняшнего дня, Белесая Смерть не примет мой вызов и не выйдет на бой, умрете вы обе.

Он бросил мертвую голову на землю и достал пульт от блокиратора Карины. Щелчок — и ошейник раскрылся и соскользнул с ее шеи, чтобы упасть в подставленную руку Шая. Взблеск оружейной стали — и кинжал Шая прижат к горлу Цукки.

— Веди себя хорошо, момбацу сама Карина, — насмешливо сказал Голова Дракона. — Помни — за твою вину наказывать станут других. А тюрем у нас нет, так что наказание предусмотрено одно — смерть.

— Зачем ты убил человека? — горько спросила Карина. — Он не сделал тебе ничего плохого!

— Ты выросла в месте, где кровь льется только на экранах телевизоров — да и та фальшивая. Вы разучились убивать. Вы верите, в разные глупости — что жизнь священна, что с врагом всегда можно договориться. Возможно, ты поверила бы в серьезность моих намерений — а может, и нет. Я предпочитаю не рисковать. Теперь ты понимаешь, что человеческая жизнь ничего не значит для меня. А ты теперь отвечаешь за жизнь и смерть деревни. Отойди от вертолета, мы улетаем.

Голова Дракона одним изящно-пугающим движением вбросил кинжал в ножны, отвернулся от пленниц и сделал знак Батаронгу. Тот кивнул и замахал руками. Прилетевшие с Шаем солдаты побежали к вертолету, и Шай, более не удостаивая пленниц взглядом, забрался на сиденье рядом с пилотом и захлопнул за собой дверь. Лопасти несущего винта снова начали раскручиваться. Усиливающийся поток воздуха давил на плечи пленниц, заставляя их пригибаться к земле. Карина почувствовала, что ее колени подгибаются. Не выдержав, она в отчаянии опустилась на колени, сгорбившись и закрыв лицо руками.

Все. Ей не выбраться отсюда живой. Ни ей, ни Цукке. Они затеряны в неведомой глубине чужого континента, где правит не закон, а сила и жестокость. На сотни и тысячи верст вокруг — горы и глухие джунгли, и само расстояние не позволит им бежать. И даже если помощь придет, они все равно не смогут бежать отсюда. Она не сможет жить, зная, что цена ее жизни — смерть несколько десятков или сотен человек. Возможно, она искупила то, что совершила в детстве — но ТАКУЮ вину она не сможет искупить даже за сто лет.

Ее жизнь бессмысленно прервется здесь, в глуши и безвестности. А перед смертью ей предстоит испить полную чашу горечи, вспоминая, сколько еще она могла бы успеть сделать, если бы не считала, что впереди — вся жизнь.

Оглушающий рев вертолетного двигателя достиг своего апогея — и начал быстро стихать: машина оторвалась от земли и пошла на взлет. Через полминуты рокот растаял в отдалении, и наступила тишина, нарушаемая лишь шумом деревьев да рыданиями женщины. Сквозь пучину отчаяния Карина почувствовала на плече руку Цукки — и заставила себя убрать руки от лица и медленно, через силу, подняться на ноги. Она обязана поддерживать Цу — та совершенно беззащитна перед окружающим миром, и остается только догадываться, через что им придется пройти в этом диком, почти первобытном мире.

Она открыла глаза и медленно встала. Собравшаяся на площади толпа не расходилась. В полутора десятках саженей от них собралось человек пятьдесят — мужчины, женщины, дети. Они не шевелились и не говорили — просто стояли и смотрели на них ничего не выражающими глазами.

— Меня зовут Карина Мураций, — борясь с пересохшим горлом, сипло произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал твердо, и надеясь, что ее понимают. В конце концов, Шай же говорил на общем! — Моя спутница — Цукка Мерованова. Я… я приношу свои нижайшие извинения за… за все. Мне очень жаль, что я послужила причиной смерти человека. Простите меня.

В полном соответствии с формальным этикетом она отвесила глубокий женский поклон: ноги вместе, руки скрещены на животе, взгляд устремлен в землю. Краем глаза она заметила, как Цукка повторила ее движение. Наклонившись, Карина замерла в такой позе, но через несколько секунд сообразила, что катонийский этикет вряд ли известен в Сураграше, и позволения выпрямиться она не дождется. Она распрямила спину и снова взглянула на толпу. Внезапно та загомонила и забурлила, монолитная масса начала рассыпаться на отдельных людей, поодиночке и группами расходящимися с площади. Плачущую на земле женщину подняли и увели под руки, четверо мужчин подхватили обезглавленный труп и куда-то его унесли. Пятый осторожно, бочком, бросая опасливые взгляды, подобрался к Карине, ухватил с земли голову и унес ее вслед за телом. Через несколько минут площадь снова опустела, осталась лишь группа из трех безоружных и двоих вооруженных автоматами мужчин. Безоружные переминались с ноги на ногу и переглядывались. Один из вооруженных грубо толкнул самого старого, если судить по седым волосам и бороде, в спину, и тот, по инерции пробежав несколько шагов, оказался в паре саженей перед Кариной. На его лице отразился неприкрытый ужас. Он рухнул на колени и припал лбом к земле. Пленницы растерянно переглянулись и посмотрели на него. Вооруженный шагнул вперед и встал рядом со стариком. Он сжимал автомат, направленный на Карину, но как-то неловко: его правое запястье казалось вывернутым под странным углом.

— Я Дурран Майго, — хмуро сказал он на общем. — Младший Коготь Дракона в Мумме и окрестностях. По-вашему — лейтенант. Вы слушаете меня и выполняете мои приказы. Дважды в день — утром и вечером — мои люди проверяют, на месте ли вы. Если вас нет, я сообщаю по радио, и сюда прилетает вертолет с солдатами. Если я не выйду на связь, сюда прилетает вертолет с солдатами. Тебе все понятно, синомэ?

— Мне понятно, что вы убийцы без чести и совести, — с отвращением сказала Карина. — Зачем Шай убил человека, который…

— Когда говоришь про Голову клана, добавляй «момбацу сан», женщина! — резко оборвал ее Младший Коготь. — Почему ты сняла капюшон? Ты не имеешь понятия о пристойном и непристойном?

— Ваши дурацкие понятия о пристойности меня не интересуют! — выкрикнула Карина, чувствуя, что опасно балансирует на грани истерики. — «Момбацу сан»? Он мерзавец и негодяй! Зачем он убил человека? Я могла бы пообещать, что никуда не денусь отсюда!

— Верить обещаниям женщины и ветра в листве может только полный кретин, — скривился Дурран. — Ладно. Если хочешь навлечь позор на свою голову, ходи так. Деревня станет содержать вас — кормить и одевать, вам дадут крышу над головой. Но помни — дважды в день, утром и вечером, я вас проверяю. И если я вас не обнаружу…

Не договорив, он повернулся и широким размашистым шагом пошел к домам. Второй автоматчик, бросив на женщин испуганный взгляд, поспешил за ним.

— Скотина… — пробормотала Карина сквозь зубы.

Цукка положила ей руку на плечо.

— Уж какой есть, — успокаивающе сказала она. — Не обращай внимания. Давай лучше представимся местным, как положено. Интересно, они хоть немного понимают общий? Впрочем, Шай на нем говорил… Давай ты, у тебя дипломатия лучше получается.

Карина глубоко вздохнула, задержала дыхание, изгоняя из разума раздражением и неуверенно посмотрела на все еще упирающегося лбом в землю старика.

— Э-э-э… блистательный господин! — неуверенно сказала она. — Меня зовут Карина Мураций. Моя спутница — Цукка Касарий. Рада знакомству, прошу благосклонности.

Хотя мужчина явно ее не видел, на всякий случай она низко поклонилась.

— Меня зовут Мамай Хусар, момбацу сама Карина, — не отрываясь от земли, пробормотал старик. — Я староста Муммы. Рад знакомству, прошу благосклонности, — после короткой паузы неуверенно добавил он, чуть отрывая голову от пыли, чтобы одним глазом взглянуть на страшных пришелиц.

— Блистательный господин Мамай, — Карина поклонилась еще раз, — прошу тебя, встань. Я не заслужила такой чести с твоей стороны.

Подумав, она опустилась на колени и осторожно коснулась лбом земли, затем выпрямилась и аккуратно уселась на пятки. Цукка повторила ее маневр. Старик медленно распрямил спину, не поднимаясь, однако, с колен, и недоверчиво уставился на них.

— Твои слова кажутся мне… разумными, момбацу сама Карина, — опасливо проговорил он. — Ты ведь не станешь убивать меня силой духов? Я всего лишь глупый старик, я скоро умру и сам…

— Господин Мамай, я вовсе не собираюсь убивать тебя или кого-то еще, — Карина постаралась контролировать голос, чтобы не допустить в нем удивленных ноток. — Я врач. Я спасаю жизни, и я никого не убиваю. Я скорблю, что стала причиной смерти твоего соотечественника, и сделаю все, чтобы хоть как-то смягчить урон. Еще раз приношу нижайшие извинения за свою вину.

Она снова поклонилась.

Старик внимательно посмотрел на нее, и в его взгляде появилось новое выражение — сосредоточенного обдумывания.

— Ты действительно одержима духами, момбацу сама Карина? — недоверчиво спросил он. — Ты говоришь как разумный человек, не как синомэ. Не похоже, чтобы тобой владело безумие.

— Я… — Карина замялась. — Прости меня, блистательный господин Мамай, но я чужестранка. Я плохо понимаю твои слова. Что означает «одержима духами»? Что такое «синомэ»?

— Духи иногда даруют свою силу детям, — пояснил староста. — Те сходят с ума и начинают ломать все вокруг себя и убивать людей. Тогда их называют «синомэ», «взгляд смерти», если перевести с поллаха на общий. Их приходится убивать самих, чтобы они не причиняли вреда окружающим. Но я еще никогда не видел хотя бы немного повзрослевшего синомэ, как ты… если не считать момбацу сана Шая.

Последние слова он выплюнул с такой жгучей ненавистью, что Карине стало не по себе.

— Да, господин Мамай, — кивнула она. — Я не безумна и… владею силой духов. У нас таких людей называют девиантами. Смотри…

Она поискала взглядом и нашла небольшой камешек. Осторожно выпрямив манипулятор — и рефлекторно сжавшись в ожидании спазма в животе — она подняла его и медленно поднесла к лицу старосты. Тот круглыми от удивления глазами уставился на него, потом перевел взгляд на Карину.

— Удивительно… — благоговейно прошептал он. — Я никогда не видел никого подобного тебе, момбацу сама. Прости мне мое недоверие.

— Мне нечего тебе прощать, господин Мамай, — качнула головой Карина. — Ты не нанес мне обиды. Вина лежит всецело на мне. Мы с подругой пленницы, и мы не могли предотвратить случившееся. Могу ли я надеяться хоть как-то искупить смерть человека?

— Момбацу сама Карина, — медленного проговорил старик, — твои слова туманны, и я плохо их понимаю. Мне кажется, что ты пытаешься проявлять уважение ко мне — на свой манер. Прости мне мою неграмотность, я всего лишь житель лесной деревни и не знаю, как правильно отвечать. Я никогда раньше не разговаривал с высокородными наподобие тебя… тем более — с женщинами, и я не знаю правильных слов. Но твоей вины в смерти Малака нет. Он был хорошим человеком, но Дракон делает что хочет и берет что хочет. А нас убивают за любую попытку неповиновения — и даже просто ради развлечения. Дурран хотя и суров, но справедлив и не наказывает за пустяки, но в других деревнях… А ты всего лишь пленница. Скажи, ты ведь не попытаешься бежать?

— Куда нам бежать, господин Мамай? — горько усмехнулась Карина. — Вокруг джунгли. И вас всех убьют, если я попытаюсь. Нет, мы не убежим.

— Хорошо, — староста вздохнул с явным облегчением. Кряхтя, он поднялся на ноги и принялся отряхивать пыль с колен. — Пойдем, момбацу сама Карина. У меня дома тебя и твою служанку накормят, а потом тебе отведут дом, в котором вы станете жить.

— Цукка — моя родственница, а не служанка, — как можно вежливее сказала Карина, поднимаясь вслед за ним и стараясь не смотреть на кровавое пятно неподалеку. — Но мы будем очень признательны за еду.

Старик кивнул и заковылял к свои товарищам. Цукка пихнула Карину локтем в бок.

— Ты у нас, оказывается, дипломат не простой, а выдающийся, — слабо улыбнулась она. — Я бы запаниковала и наговорила непонятно чего. Молодец, Кара.

«А что толку?» — едва не спросила у нее Карина, но удержалась. Она обязана оставаться сильной и защищать Цукку — в том числе от безнадежности их будущего. Вместо того она произнесла:

— Спасибо, Цу, я стараюсь. Ты связывалась с Мати в вертолете? Что он сказал?

— Ох! — Цукка внезапно задохнулась, стиснув руки перед грудью, а ее глаза расширились в новом приступе ужаса. — Кара, они летят сюда! Вернее, пока в Грашград. Они хотят нас спасать! Все — и Мати, и дядя Дор, и Лика, и Яни. А Лика, кстати, женился на госпоже Кансе, помнишь, я о ней рассказывала? Женился, и прямиком сюда, нам на выручку.

— Они же погибнут! — Карина почувствовала, как кровь отливает от ее лица. — Они что, с ума сошли? Свяжись с ними и скажи, чтобы не вздумали!..

— Сама свяжись, — Цукка криво улыбнулась. — Ты же теперь можешь общаться, верно? Без ошейника? Только я уже говорила. Поздно. Когда я общалась с Мати, они сидели в самолете. Я боялась говорить рядом с бандитами, так что он просто сказал мне, что все продумано. Надо связаться с ними снова и еще раз обсудить, что они намерены делать.

— Они должны повернуть назад! — решительно заявила Карина. — Цу, даже если они каким-то чудом найдут нас, то не смогут помочь. Мы не можем уйти отсюда, понимаешь? Всю деревню вырежут! Мы…

Она осеклась и виновато отвела взгляд.

Цукка протянула руку и сжала ее предплечье.

— Кара, я не маленький ребенок, — тихо, но решительно сказала она. — Я все понимаю не хуже тебя. Не надо пытаться защищать меня от правды. Да, вполне возможно, что мы обе умрем здесь, и помочь нам не в силах никто. Но давай не станем терять надежду и принимать решения сгоряча, ладно? Нам никто не приставляет пистолет к голове и не угрожает пристрелить немедленно. Для начала нужно поесть, прийти в себя и как следует пораскинуть мозгами. А потом мы свяжемся с нашими и обсудим, что именно они намереваются делать. Пойдем, нас ждут.

Карина кивнула, и две молодых женщины плечом к плечу двинулись в сторону нетерпеливо поглядывающего в их сторону старосты Мамая.

Два других мужчины, все это время с опаской разглядывавшие их с безопасного расстояния, перебросившись со старостой словами на непонятном языке, часто кланяясь, попятились и едва ли не пустились наутек. Староста приглашающе помахал им и пошел в сторону узкой тропинки между двумя хижинами.

Первое впечатление оказалось верным. Улиц в деревне не оказалось, и никакой правильной структуры проходов между ними — тоже. Крытые широкими полупрозрачными листьями какого-то дерева хижины располагались в полном беспорядке, разделяемые лишь редкими деревьями и густой сетью тропинок. Изредка хижины окружал редкий частокол — скорее, формальности ради, чем для действительной защиты от чужого глаза. Тут и там в деревянных клетках кудахтали странные куры — крупные, с большим мясистым гребнем и абсолютно черные. Налетевший порыв ветра донес запах навоза и далекое мычание — похоже, где-то выше по склону располагались загоны для скота. Людей на открытом воздухе не замечалось, но тут и там из темного в предвечерних сумерках дверного проема, занавешенного все теми же полупрозрачными листьями, поблескивали любопытные глаза.

Идти до дома старосты оказалось недалеко — не более полусотни шагов по петляющей между домами стежке. Дом ничем не отличался от других — такой же небольшой, с небольшим пристроенным сарайчиком для домашней птицы и покосившимся частоколом, огораживающим пространство в пять шагов диаметром, заваленное каким-то хламом. Похоже, старосты в здешних местах особыми привилегиями не пользовались — или же в присутствии Дракона просто не относились к высокому начальству. Пройдя в дом первым, старик принялся отдавать приказы на непонятном языке трем женщинам, щеголявшими, как и все местные, закрывающими головы капюшонами с затянутыми шнурками, оставляющими открытыми только глаза. Карина с Цуккой нерешительно остановились у входа, а женщины хлопотали у трехногого, вкопанного в землю стола в центре комнаты, окруженного лавками, опасливо поглядывая на гостей.

— Прошу садиться, сама Карина, сама Цукка, — Мамай кивнул на лавки. — Угощайтесь. Да пребудет сладость на вашем языке.

Сам он тоже уселся, однако не рядом, а на лавку напротив. Женщины за стол не сели. Вместо того они сгрудились на циновках в дальнем углу, возле маленького очага у обмазанной глиной стенки. Там они прижались друг к другу и затихли, напряженно вглядываясь в чужих. Карина опасливо взглянула на едва заметное пламя, опасаясь пожара, но, похоже, местные знали, как не дать огню с дров перекинуться на хижину.

На столе стояла плетеная корзина с незнакомыми фруктами. Некоторые напоминали ярко-красные яблоки, другие — огромные нацумиканы, большая часть размера которых, впрочем, приходилась на толстенную, в три пальца, ватную шкуру. В грубых глиняных плошках лежала холодная каша из зерна, по запаху напоминающего вареный рис, но по внешнему виду, скорее, походящего на овес. И отдельно, на широких листьях,лежали крохотные кусочки вареного мяса.

— Благодарим за пищу, господин Мамай, — вежливо произнесла Карина. Она взяла яблоко и с наслаждением вгрызлась в него. Даже странный терпкий кисло-сладкий вкус не отвратил ее от пищи — однообразные консервы, которыми их пичкали на корабле, страшно надоели ей.

— Господин Мамай, а нет ли воды, напиться? — так же вежливо осведомилась Цукка. — Я была бы очень благодарна…

— Да, сама Цукка, — кивнул хозяин. Он что-то громко сказал в угол, и одна из женщин принесла и поставила на стол глиняный кувшин и пару полукруглых скорлуп от каких-то больших орехов, в которые и налила жидкость. В хижине быстро темнело, и она, ловко проскрежетав кресалом о кремень, зажгла маленькую медную лампу, огонек которой не столько разгонял темноту, сколько сгущал ее. Воспользовавшись случаем, Карина взглянула на нее сканером сквозь одежду. Судя по состоянию лица и тела, ей исполнилось не менее сорока. Интересно, кем она приходится хозяину? Тому на вид далеко за семьдесят. Дочь? Но почему она не замужем? Ведь в диких краях вроде этого женщин должны выдавать замуж едва ли не детьми — ну, или так она читала в книжках. Она взяла скорлупу, пригубила — и закашлялась. Жидкость в ней оказалась скверным кислым пивом, резко отдающим уксусом. Пить его казалось решительно невозможным.

— Господин Мамай, — смущенно попросила она, — а нельзя ли воды? Просто воды?

— Воды? — старик удивленно посмотрел на нее. — Но простую воду пить опасно. Можно заболеть и умереть. Духи болезней живут в ней, но не могут жить в пиве.

— Духи болезней? — переспросила Карина, и внезапно до нее дошло. Ну разумеется. Уж не ожидала ли она найти здесь очистные сооружения и обеззараженную фильтрованную воду? Ох, ну ничего себя! Они же запросто подхватят какую-нибудь заразу! Если только…

Она быстро вгляделась через сканер в зажатое в руке «яблоко». Немытое, совершенно определенно. Но никаких опасностей не замечалось. Серая пленка условно-патогенных микроорганизмов, ничего страшного — наверное, вездесущие круглые и гроздевые бактерии. Конечно, она невеликий специалист по санитарной микробиологии… но что делать, она знает.

— Господин Мамай, я умею обеззараживать воду… и пищу… с помощью своих… способностей, — сказала она. — Я врач. Я знаю, что надо делать. Могу я попросить просто воды?

— Я не знаю, что такое «обеззараживать», — покачал головой старик. — Стоячую воду из окрестных болот пить нельзя. Начинаются боли в животе, понос и рвота, все тело горит, и потом человек умирает. Шаман, когда он у нас еще жил, говорил, что духи болот наложили на воду свое проклятье, которое может изгнать только брожение. Неподалеку протекает речка, и в ней хорошая безопасная вода, но выше по течению в нее впадают горячие подземные источники, и вода становится неприятной на вкус. Нет, у деревни нет хорошей воды, пригодной для питья.

— Воду можно сделать безопасной в любой момент. Нужно всего лишь прокипятить ее. Бакт… э-э-э, духи болезней умирают, когда воду кипятят. Но я могу сделать ее безопасной и без кипячения. Пожалуйста, господин Мамай, можно нам простой воды?

Мамай заколебался. Потом он повернул голову и отдал приказ. Та же женщина, что и раньше, неслышная, как тень, принесла другой кувшин и новую чашу из ореха. Она хотела было налить воды, но Карина жестом остановила ее. Взяв кувшин и поставив его на стол, она закрыла глаза, чтобы не отвлекаться на огонек лампы, и вгляделась в содержимое кувшина через сканер.

— И что там? — с интересом спросила Цукка.

— Тихий ужас… — пробормотала Карина. — Просто компот какой-то. Я не микробиолог, но вижу по крайней мере три или четыре вида каких-то простейших, пару видов чего-то посложнее, вроде мелких личинок, и еще фиг знает сколько разновидностей бактерий. Наверное, и вирусы есть, но сканер их не распознает, он не видит ничего мельче клетки. Или видит, но мне не показывает.

— И что ты с этой кашей делать собралась?

— Стерилизовать… — вздохнула Карина. — Все, готово.

— Готово? — недоверчиво поинтересовалась Цукка. — Уже?

— Да там дел — один раз манипулятором махнуть. Живность в воде убивать — не рану сшивать. Стрельба по площадям, никакой избирательности. Просто разрушаются все углерод-водородные связи в пределах заданного объема. Конец любой органике, гарантия стопроцентная. Не бойся, вода становится действительно безопасной — я в свое время нашу лабораторию даже посевы просила делать. Если верить папе, именно такая флуктуация в свое время уничтожила жизнь в Солнечной системе. Но только из луж местных сырую воду пить действительно не стоит. Даже проточную и то не стоит. И воздержись пока от мяса — там могут оказаться яйца или личинки глистов и прочих внутренних паразитов. Потом разберемся.

Она аккуратно вылила пиво из сосудов обратно в кувшин и налила воды. Жидкость оказалась на вкус так себе, затхлая и с неприятным привкусом, но тошноты не вызывала. Они с наслаждением выпили по крайней мере по поллитра каждая, после чего обратились к пище.

— Момбацу сама Карина, ты и в самом деле очистила воду магией духов? — недоверчиво поинтересовался староста, наблюдая за ними.

— Нет, господин Мамай, — Карина, жуя кашу, помотала головой. — Вода по-прежнему грязная и невкусная. Но из нее ушло… ушло проклятие духов. Ее можно пить без опаски.

— Наверное, в ваших краях «врач» — очень могучий шаман, — уважительно покачал головой старик. — Ни один из наших шаманов такого не умеет. Ни тот, что раньше жил в деревне, ни бродячие.

— Врач — не шаман, господин Мамай. Никакого колдовства. Я лечу людей. Я хирург. Я могу заращивать раны, убирать опухоли, исправлять суставы, и мне не нужны инструменты. Я могу лечить жителей твоей деревни, — поспешно добавила она. — Мне не нужна плата, достаточно крыши над головой и еды для меня и моей подруги.

— Я передам твои слова старейшинам, момбацу сама Карина, — кивнул староста. — Но они вряд ли захотят такого шамана, как ты. Я стар и достаточно пожил, я не боюсь умереть от взгляда синомэ. Меня отправили говорить с тобой, потому что я староста. И потому что если ты убьешь меня, деревня не понесет особого ущерба. Но остальные тебя боятся.

— Но я не стану убивать тебя, господин Мамай, — растерянно пожала плечами Карина. — Я никого не стану убивать. Цель моей жизни — спасать, а не убивать.

— Теперь я вижу, что ты не такая, как дети, которыми овладевает безумие духов, — вздохнул старик. — Но другие еще не знают тебя — и побоятся подойти поближе, чтобы узнать. В наших краях не любят тех, кто владеет силой духов. Детей, в которых она пробудилась, убивают на месте… как убили одну из моих дочерей. Она сама успела убить свою мать, мою младшую жену, и еще одну мою жену, совсем молодую, не успевшую даже ни разу родить. Солдат Дракона застрелил ее из автомата. А остальные мои дети… не выжили. Последний сын умер в пятнадцать лет — погиб в джунглях от укуса змеи.

— Я соболезную твоим горестям, — произнесла Карина. Здесь убивают детей-девиантов? Ох, как это знакомо! — Скажи, господин Мамай, но сколько же тебе лет?

— О, я один из старейших жителей деревни! — гордо заявил староста. — Мало кто доживает до моего возраста. Мне целых сорок шесть лет, и я уже на год старше своего отца, который умер в сорок пять!

— Сколько?! — ахнула Карина. — Сорок шесть? Господин Мамай, тебе всего сорок шесть лет? Ты говоришь правду?

Она внимательно посмотрела на старика через сканер. Морщинистая дряблая кожа, жидкие волосы, низкий тонус мышц, ишемия, замедленные движения… Не может быть! Ему просто не может быть сорок шесть!

— Я не лгу! — староста нахмурился. — Кто угодно в деревне подтвердит, что я по праву считаюсь одним из старейших…

— Господин Мамай! — Карина умоляюще вскинула руки. — Я верю, что ты говоришь правду. Прости мне мое недоумение, я… я не ожидала. Моему опекуну, Саматте, мужу Цукки, тоже сорок шесть лет, а ты выглядишь на тридцать лет старше его. Прости. У нас принять доживать до восьмидесяти или девяносто лет, и я… Я не хотела тебя оскорбить!

— До восьмидесяти лет? — медленно проговорил старик. — Да. Я слышал такие сказки от Шаттаха и чужих торговцев, иногда приходящих с караванами. Слышал, что на севере, в Четырех Княжествах, люди живут долго-долго и до самой старости сохраняют бодрость тела. Но в наших краях боги не даровали людям долгой жизни. Прости, момбацу сама, но сколько же тогда лет ТЕБЕ? Когда я впервые увидел вас на площади, то решил, что вы обе — молодые девочки, которым едва исполнилось четырнадцать и которых еще не успели продать мужу. Я думал, что Дракон захватил вас заложницами, чтобы получить выкуп от какого-то богатого грашградского семейства или от тарсачьего клана. Но теперь я вижу, что ты старше. Ты слишком хорошо говоришь и слишком уверенно держишься. Сколько же тебе?

— Мне двадцать восемь лет, господин Мамай. Моей подруге, Цукке, тридцать один год, скоро исполнится тридцать два.

Из угла, где сгрудились женщины, жадно впитывающие речь пришелиц, донеся дружный вздох изумления.

— Тебя купил муж?

— Э-э… — Карина изумленно заморгала, но тут же сообразила, о чем речь. — Нет, господин Мамай. Я не замужем. Не сложилось. Я… много работаю. У меня мало времени на личную жизнь.

— Я замужем, господин Мамай, — спокойно добавила Цукка. — Но если ты спросишь, сколько у меня детей, то я скажу — ни одного. Я являлась… э-э, приемной матерью Карины и ее сводных брата с сестрой, но своих детей не завела. Я не бесплодна, но таковы условия…

Она осеклась и бросила на Карину быстрый непонятный взгляд. Та недоуменно заморгала. А кстати, действительно, если задуматься, почему Цу с Мати не завели своих детей?

Староста вздохнул, его плечи поникли, но лежащие на столе руки сжались в кулаки.

— В вашем возрасте наши женщины уже рожают не менее десятка раз и становятся уродливыми и непривлекательными — если выживают при родах, — с горечью сказал он. — Почему боги дали вам все, а нас бросили прозябать в лесной глуши?

— Боги здесь ни при чем, господин Мамай, — покачала головой Карина. — Но жить в таких условиях, без квалифицированной медицинской помощи…

Новая мысль пришла ей в голову.

— Господин Мамай, скажи, наверное, трудно добывать пищу в ваших краях? Мы не хотим стать обузой. Как мы можем отплатить за гостеприимство?

— Деревня без труда прокормит два лишних рта, — староста вяло помахал рукой. — У нас не так много мяса и рыбы, но растительной пищи хватает. Плантации приносят урожай трижды в год, да и съедобные плоды растут в лесах в изобилии. Ходить за ними не так близко, но и не слишком далеко. Я не думаю, что кто-то в деревне согласится принять твою помощь — ты синомэ… я больше не верю, что ты станешь убивать, — успокаивающе тряхнул он головой, завидев, что Карина открывает рот для протеста, — но я стар и многое повидал. Другие окажутся куда менее доверчивыми, прости меня, момбацу сама. Деревня возьмет тебя на содержание, а Тамша, моя дорея, пойдет к вам служанкой. Она все равно мне не нужна, мои жены сами справляются по хозяйству.

— Дорея? — недоуменно переспросила Карина.

— Она, — староста мотнул головой в угол, указывая на женщину, прислуживавшую им за столом. — Зовут Тамша. Она тихая женщина, мешать не станет. Она плохо говорит на общем, но объясниться может.

— Но нам не нужна… — Карина осеклась, когда Цукка под столом пихнула ее коленом.

— Мы с радостью примем услуги твоей дореи, — спокойно сказала Цука старосте. — И мы благодарны тебе за ужин. Но сейчас уже стемнело, и мы не хотим злоупотреблять твоим гостеприимством. Господин Мамай, где нам можно переночевать?

— А! — староста, кряхтя, принялся выбираться из-за стола. — На окраине деревни есть несколько заброшенных хижин. В прошлом году духи забрали многих, их дома так никто и не занял. Пойдемте, я вас провожу. Тамша, — добавил он на непонятном языке, — ана во кого дхонна кё сака шшум^[12].

— Ма, сан Мамай, — поспешно кивнула та, вскакивая.

На улице уже стояла кромешная тьма. Небо над двуглавой горой еще светилось розовым, но большая его часть уже стала черной, а на востоке, разгораясь в прорехах между облаками, сиял край Звездного пруда. Староста зажег факел и пошел по тропинке между хижинами.

— Я так и не спросил, откуда вы родом, — произнес он через плечо. — Вы действительно из Четырех Княжеств?

— Нет, господин Мамай, — Карина вздохнула. — Мы из-за восточного моря. Из страны, называемой Катония. Шай и его люди похитили нас и перевезли через море.

— Из-за восточного моря? — потрясенно проговорил старик, останавливаясь. — Вот, значит, как… Значит, и туда дотянулись когти Дракона…

Его плечи поникли. Он повернулся и медленно зашаркал по тропинке. Цукка и Карина, переглянувшись, молча последовали за ним. Тамша неслышной тенью скользила позади.

Минут через пять старик остановился возле одной из хижин и остановился.

— Здесь ваш дом, — сухо сказал он. — Да оберегут вас ночью духи!

— Спокойной ночи, господин Мамай, — ответила за всех Цукка.

Староста вручил факел Тамше и ушел в темноту. Женщина показала рукой в сторону пустого проема.

— Дом. Ночь. Сейчас спать, — сказала она с отчетливым гортанным акцентом. — Завтра день, сделать дом жить.

— Действительно, что еще тут можно делать ночью, кроме как спать? — пробормотала Цукка. — Даже свечки нет. Кара, ты как хочешь, а я устала до смерти. И я все еще плохо себя чувствую. Я ложусь дрыхнуть, пусть даже на голую землю.

— Погоди, Цу, — Карина прошла вслед за ней в кромешную тьму хижины. — Надо хотя бы сообщить нашим, что мы в порядке… если такое, конечно, можно назвать «в порядке». — Она задействовала сканер и в серой полумгле искусственного мира внимательно осмотрела хижину. Она казалась почти полностью пуста, если не считать чего-то в углу, напоминающего широкую деревянную лежанку. — Осторожно, не запнись. Дай руку. В углу есть какая-то кровать.

— Попробуй ты связаться, — предложила Цукка, опасливо оглядываясь на вошедшую Тамшу, держащую факел слишком близко к деревянной стене. — Или ты все еще не можешь?

— Ой… Я так привыкла, что не могу, что даже не подумала, — созналась Карина. — Знаешь, мне все еще боязно эффектором пользоваться. Каждый раз ожидаешь, что вот-вот шарахнет. Условный рефлекс какой-то получается. Вернемся — публично потребую запретить такое изуверство. Сейчас попробую Мати вызвать. Только, Цу, ты заметила какие-нибудь ориентиры, кроме горы?

— Дай подумать… — Цукка уселась на край угрожающе заскрипевшего топчана и задумчиво намотала на палец прядку волос. — Стемнело очень быстро, да и солнце стояло высоко, когда за горы уходило. Мы где-то на уровне экватора, может, чуть южнее или севернее. Нашелся бы хронометр — я бы точно долготу вычислила. Сколько дней нас везли, ты не сосчитала?

— Если судить по кормежкам и заменам батареи в моем ошейнике, примерно три. Плюс-минус.

— Значит, если мы огибали Западный материк с юга, то не могли подняться слишком высоко на север, а его южный край немногим южнее экватора. Значит, мы где-то в северном тропическом или субтропическом поясе. Климат, кстати, подходящий — душный и влажный.

— Ага… — Карина повернулась на выжидающе глядящую на них служанку. — Госпожа Тамша, как называется двойная гора?

Та непонимающе посмотрела на нее и помотала головой:

— Не понимать, сама Карина.

— Гора! — Карина ткнула в сторону чернеющей на фоне неба двойной вершины и сложила руки домиком. — Название? Имя?

— А! — просветлела женщина. — Гора! Аллахаман гора. Аллахаман. Рога гора, значит. Аллахаман.

— Рогатая гора, — резюмировала Карина. — А деревня?

— Мумма, — подсказала Цукка, и Тамша согласно закивала. — Хотя не факт, что она вообще есть на картах. Кара, нам так и придется спать на голых досках? Хотя бы тюфяк какой-нибудь дали.

— Кто? Что-то у старосты в доме я лишних тюфяков не заметила. Не идти же рейдом по деревне. Давай завтра разбираться, а? Лежат же какие-то тряпки. Ночь перекантуемся, а завтра займемся обустройством.

— Ладно, — Цукка широко зевнула. — Но здесь места только-только на двоих. А нас трое. Придется кому-то на полу спать.

— Не придется, — Карина обернулась к служанке. — Тамша! — сказала она, сопровождая слова энергичной жестикуляцией. — Ты! Сейчас! Иди в дом к господину Мамаю! Спи там! Завтра утром возвращайся сюда! Поняла?

— Ма, сама, — кивнула та. — Сегодня спать дом сан Мамай, завтра возвращаться работать. Ма. Огонь? — она ткнула пальцем в факел, который все еще держала в руках.

— Не надо. Забери.

— Ма, — снова кивнула служанка. — Вы спать спокойно. Я завтра приходить.

Она повернулась и вышла.

— Одной заботой меньше… — пробормотала Карина. — Цу, ты зачем согласилась ее взять?

— Глупая, — вздохнула та. — Ну ладно, сегодня вечером ты кустиками обойдешься. А дальше? Что есть можно, а что нельзя, где воды взять, как туалет устроить, из чего постель сделать… Ты у нас к своим талантам телепатию не добавила? Если нет, нужна помощь местных. Хотя бы поначалу. А местные от нас как от буйных психов шарахаются. Тамше же деваться некуда, ей приказали. Ты с нашими связываться станешь? Только, пожалуйста, не надо конференций. У меня сейчас сил никаких нет.

— Ладно. Я Мати дам ориентиры, пусть передает в СОБ… ой! Они же нас спасать летят!

— И я про то же. В момент разговора они как раз летели из Масарии в Крестоцин, у них там пересадка на международный рейс. Кстати, дай сообразить, что у нас с разницей во времени. Я с ними часа два назад разговаривала. Если горы на западе — действительно Шураллах, то у нас разница во времени с Крестоцином — часов десять, а они как раз к нему подлетали. Если сейчас, скажем, шесть вечера по местному, то там — около шести утра. Плюс-минус. Полет через океан занимает часов восемь, значит, в районе четырех утра завтра они в Граше, а разница с нами сократится до четырех часов. Сообщи это Мати и тоже ложись. Завтра на свежую голову начнем думать, во что мы в конечном итоге вляпались.

Цукка на четвереньках проползла по топчану к стене и легла на спину.

— Неудобно без подушки и матраса, — пожаловалась она. — И ощущения какие-то странные. Словно тело не мое, а какое-то чужое. Последствия маяки, да? Ох…

Потянувшись, она зацепила кулаком деревянную стену из кольев, переплетенных какими-то засохшими прутьями. Дерево неожиданно легко подалось под рукой. Колья затрещали, на пол посыпалась труха.

— Ну и гнилое же здесь все! — с досадой сказала она. — Ну вот, еще и поцарапалась, похоже.

— Дай руку! — потребовала Карина. — Заштопаю от греха подальше, а то ведь здесь какая угодно зараза найтись может.

Она дотянулась до руки Цукки, повернула ее тыльной стороной вверх и внимательно осмотрела через сканер.

— Ничего ты не поцарапалась! — удивленно сказала она и потыкала пальцем в стену рядом с собой. — А дерево не гнилое, твердое. Ты у Мати, случайно, уроки тёкусо не брала, что кулаком стену прошибать начала?

— Издеваешься? — хмыкнула Цукка. — Хорошо. Значит, не все так уж и плохо. Ну, ты как хочешь, а я сплю.

Она расслабилась, закрыла глаза и ровно задышала. Пару минут Карина задумчиво смотрела на нее через сканер, а потом сообразила, что та и вправду заснула. Хорошо. Сейчас Цу нужно спать. Им обеим нужно спать. Сейчас она свяжется с Мати, потом и в самом деле сбегает в кустики, благо они на окраине деревни, ну, а затем можно и на боковую. Лишь бы местные тараканы не закусали их ночью до смерти.

Она сосредоточилась.

«Мати, контакт. Карина в канале».

«…Кара?! Ты?! Страшно рад тебя слышать. Как у вас дела? Где вы?»

«Мати, мы в порядке… более или менее. Боюсь только, я вымотана до предела, а Цу вообще уже спит. Мати, вы и в самом деле летите нас спасать?»

«Как ты могла такое подумать? Мы — мирные катонийские туристы, решившие полюбоваться древним и красивым городом Грашградом. Какое такое спасать?»

«Мати, я…»

«Да, Кара?»

«Мати, я вас всех очень люблю».

«Я знаю, Кара. И мы тебя — тоже».

«Мати, вы зря летите. Мы не сможем отсюда уйти».

«Глупости. Нам с Дором не впервой пленных выручать. Кроме того, у нас… есть поддержка. Рассказать?»

«Потом, Мати. Но дело не в тебе. И не в дяде Доре. Дело не в том, что вы можете сделать, а в том, что мы не можем уйти. Не имеем права».

«ЧТО?! Кара, какое право? Что за глупости?»

«Мати, этот Шай… Он убил человека. Местного жителя. Отрубил ему голову мечом у нас на глазах. И пригрозил, что вырежет всю деревню, если мы сбежим. Мати, мы не можем уйти. Их всех убьют, понимаешь?»

«…»

«Мати?»

«Так. Да, осложнение. Ничего, мы над ним подумаем. Где вы?»

«Цу предполагает, что в районе экватора. Где-то возле Шураллаха. Деревня называется Мумма, расположена у подножия такой большой горы с раздвоенной вершиной. Местные называют ее Арра… Аллахаман. Через двойное „лу“. Что-то вроде Рогатой горы в переводе. Похоже, она вулкан — из нее дым идет».

«…записал. Мы вот-вот сядем в Крестоцине — там попытаемся определиться. Кара, ты представляешь — нас СОБ поддерживает! По личному указанию чуть ли не Президента сотрудника выделили, целого полковника, здорового такого тролля, на полголовы твоего Караби выше. Да мы с такой поддержкой вас из джунглей выдернем, как морковку из грядки!»

«Мати, мы не можем. Понимаешь? Не можем».

«Не можно штаны через голову надевать и спать на потолке. С остальным разберемся. Как у вас самочувствие? Цу передавала, что ей очень плохо из-за ломки».

«Уже лучше. Основные неприятности позади, еще немного перетерпеть осталось. Мати, давай завтра продолжим, ладно? У меня глаза слипаются».

«Ублюдки… Ох, прости. Кара, Лика женился».

«Да, Цу сказала. Он тоже с вами?»

«Да».

«Передай ему, что он дурак. Подписать контракт — и сразу же жену бросить!»

«Как бы не так! Он вместе с женой летит. У них что-то вроде свадебного путешествия».

«ЧТО?!»

«Что слышала. С женой. Канса — девочка милая и застенчивая, но по части упрямства даже тебе фору даст. Она и слушать не захотела, чтобы дома остаться. Когда мы до вас доберемся, упрем вас друг в дружку лбами и посмотрим, кто кого первым с места столкнет».

«Сумасшедшие… Мати, у меня сил нет. Завтра с утречка устроим общую конференцию, и я вам всем выскажу, что я о вас думаю. А пока я отключаюсь».

«Обязательно выскажешься. Мы все внимательно выслушаем, поаплодируем твоему красноречию, после чего займемся обсуждением вариантов. Ночь, Кара».

«Ночь, Мати. Привет всем. Конец связи».

Выдохнув воздух сквозь сжатые зубы, Карина едва не застонала от отчаяния. Ну зачем, зачем? Что они могут сделать? Они что, армия, пробиваться сквозь джунгли? Если у Дракона есть огромные транспортные вертолеты, то наверняка есть и боевые. Как они намерены пробираться по незнакомой территории, известной врагу как свои пять пальцев? Их убьют — и тогда вся их семья погибнет. Полностью. И Лика — он всегда был чуточку чокнутым, но чтобы дойти до такой степени маразма…

Папа! Где ты, папа, когда ты так нужен? Я согласна погибнуть, лишь бы с остальными ничего не случилось! В конце концов, Дракон прицепился только ко мне, даже Цу попалась лишь за компанию. Папа, спаси их! Пожалуйста! Если ты меня слышишь, спаси!

Канал мертво молчал. Она и не надеялась услышать ответ. Он навсегда отключился в тот день, когда Дзинтон ушел. Они обречены.

Она сердито вытерла с глаз навернувшиеся слезы. Нет. Не надо ни о чем думать сейчас. Вечер — паникер, утро — утешитель. Завтра она как следует подумает — и обязательно найдет какой-нибудь выход. По крайней мере, придумает, что сказать семье, чтобы они повернули назад. Дура! Зачем она дала ориентиры? Если бы они не знали, где искать, им пришлось бы вернуться домой.

Она осторожно легла рядом с Цуккой, вытянулась на жестких деревяшках, прикрытых лишь тонким слоем грубой полусгнившей ткани, и закрыла глаза. Завтра наступит новый день. А пока — спать.

20.04.858, деньдень. Грашград

Комора нетерпеливо переминался с носка на пятку, изредка поглядывая на часы. Самолет сел уже полчаса назад, и его подопечным пора бы и появиться в зале прибытия. Основная масса пассажиров крестоцинского рейса уже прошла мимо, и зал стремительно пустел. В его большие окна уже заглядывали первые лучи утреннего солнца, и уже через пятнадцать-двадцать минут температура начнет подниматься. А кондиционер в принадлежащем фирме мини-фургоне давно и безнадежно сломан. Ну что же, сами виноваты. То, что они туристы, не извиняет расхлябанности и безалаберности.

Гид заставил себя встать неподвижно и поднять к груди табличку с именами, которая уже непроизвольно опустилась ниже живота. Может, вон те? Нет, их мало. В его группе пять хрюшек — три мужчины и две женщины. Наверняка опять раскормленные старые богатые бездельники, у которых слишком много денег и которые высосут из него всю кровь бесконечными придирками и жалобами. А может, они вообще не прилетели? На самолет опоздали или еще что?

Двери, ведущие из таможенного зала, распахнулись, и в них ввалилась небольшая толпа. Вернее, Коморе показалось, что толпа. Однако уже несколько секунд спустя, приглядевшись, он понял, что на самом деле людей в группе мало, но багажа у них много просто до неприличия. Огромные чемоданы на колесиках глухо тарахтели и подпрыгивали на стыках плитки, создавая впечатление надвигающейся танковой армии, а огромные рюкзаки за плечами мужчин колыхались, словно непомерно раздутые праздничные воздушные шары. Гид быстро пересчитал людей: да, три плюс два. Наверняка — его группа. Нацепив на лицо профессиональную широкую улыбку, он двинулся навстречу.

— Господин Палек Итадзура и сопровождающие? — спросил он у возглавляющего группу гигантских размеров мужчины ростом с невысокого тролля, протягивая вперед табличку. — Я Комора ах-Машиас, ваш гид.

— Рад знакомству, — кивнул гигант. — Но Палек не я, он.

Он ткнул пальцем в русоволосого молодого человека, идущего следом, хотя и высокого, но кажущегося совсем ребенком возле гиганта гигантом.

— Рядом его жена Канса Итадзура, — он указал на миниатюрную рыжую девушку с конским хвостом на затылке. — Я Дентор Баку, она моя жена Яна Баку, — он кивнул на пухлую девицу постарше, мужественно тащившую на себе огромный баул, один взгляд на который вызвал у Коморы неподдельное уважение. — Это, — он указал на второго мужчину, очевидно, старшего по возрасту в группе и мало уступающего ему габаритами, — Саматта Итадзура, отец господина Палека.

— Рад знакомству, блистательные господа и великолепные дамы, — откликнулся гид, кланяясь в строгом соответствии с классическим восточным этикетом, знанием которого втайне гордился. — Прошу благосклонности. Я являюсь представителем туристической фирмы «Сады Граша», и от ее лица рад приветствовать вас всех на нашей гостеприимной земле.

Он снова поклонился, на сей раз выполнив полный турхат — с прикосновением правой руки ко лбу и полу. Туристам обычно нравилось такое представление — а что в реальности оно не сохранилось даже при дворе Великого Скотовода, им знать совершенно не обязательно. Особо глупые и ретивые даже пытались повторять движение, здороваясь с местным, чем вызывали изумленные взгляды и неподдельное внутреннее веселье Коморы.

— Классная у тебя растяжка, господин Комора! — весело прокомментировал русоволосый парень. — Яни, спорим, ты пол не достанешь, коленки не согнув? На щелбан?

— Почему не смогу? — возмущенно спросила пухлая.

— Потому что брюхо помешает! — отрезал парень, вызвав яростное рычание оскорбленной девицы.

— Тихо! — внушительно заявил гигант. — Господин Комора, не обращай внимания. Моя молодая женушка с детских лет знает Палека, поэтому они все время цапаются. Да еще и таможня к багажу привязалась…

— Багажа у вас действительно… многовато, — гид с сомнением оглядел чемоданы. — Боюсь, я не рассчитывал на такое количество.

— Ну так отправим через службу доставки, — беспечно пожал плечами гигант. — Где она тут у вас?

— Служба доставки? — не понял Комора.

— Ну, которая за деньги багаж по домам развозит, — нетерпеливо пояснил Дентор.

— Боюсь, у нас нет ничего подобного, — Комора развел руками. — Могу я поинтересоваться, насколько допустимо разместить часть чемоданов на крыше фургона?

— Да валяй! — милостиво разрешил белобрысый юнец. — У нас там палатки, удочки, спальники, женских тряпок на два комода, всякая такая фигня. Авось не разобьется.

— Палатки? — Комора почувствовал, что его глаза лезут на лоб. — Удочки? Зачем?!

— Ну как же, — вальяжно откликнулся старший мужчина, спесиво отвешивая нижнюю губу. — Рыбалка всякая. Нам сказали, что у вас здесь рыбалка знатная. И рыбу на палочках как-то по-особому делать умеют. А мы рыбалку любим, верно, Лика?

— А то как же, папочка! — фыркнул отпрыск. — Мне в турфирме так и сказали: не сомневайтесь, рыбалка классная. Отъехать от города на десяток верст — и рыбачь себе на здоровье в Кронге.

— Э-э-э… — Комора страшным усилием воли подавил желание глухо застонать. Похоже, на сей раз случай не просто тяжелый — клинический. И с них ведь станется устроить полномасштабный скандал из-за того, что их обманул какой-то идиот или мошенник из катонийского агентства. — Блистательные господа и великолепные дамы, боюсь, рыбалку устроить не получится. Вода в Кронге в ближайших окрестностях Грашграда непригодна для питья и ловли рыбы из-за большого количества промышленных предприятий, загрязняющих воду стоками. Да и покидать крупные города туристам настоятельно не рекомендуется.

— Как — не получится? — удивился гигант. — А зачем же мы сюда летели?

«Затем, что придурки», — про себя огрызнулся гид.

— Господин Дентор, я предлагаю пока что отправиться в город, — дипломатично сказал он вслух. — Номера в отеле зарезервированы и ждут, вам наверняка хочется отдохнуть от долгого перелета, и на месте мы сможем обсудить все возникшие недоразумения и спланировать программу мероприятий. На все три дня мои услуги оплачены, я в полном вашем распоряжении по десять часов в сутки, так что, уверен, мы что-нибудь придумаем.

— Веди, о мудрый гид! — милостиво согласился русоволосый, заработав тычок под ребра и неодобрительный взгляд от пухлой, но не обратив на них ни малейшего внимания. — Авось не заведешь ты нас в погибельные дебри, где сгинем мы бесследно.

— Возможно, вам требуется помощь с багажом? — учтиво осведомился Комора, бросив взгляд в сторону, где в пяти шагах уже отиралось не менее десятка носильщиков с тележками.

— Вот еще! — брюзгливо буркнул старший, неодобрительно отмахнувшись. — Еще деньгами разбрасываться! Сами справимся. Куда идти?

— Следуйте за мной, — подавив очередной приступ неприязни, гид повернулся и зашагал по залу к дальнему выходу. Ну ладно. Раз вы такие экономные, десять раз пожалеете. До стоянки, где припаркован фургон, можно добраться несколькими путями, и что-то ему подсказывает, что придется топать не самым коротким. Ну, а что он мог бы и вызвать фургон к подъезду, жадные туристы так и не узнают.

Что-то кольнуло его в глубине души. Что-то, на что он сразу не обратил внимание, но очень важное. Ага! Пухлая девица мало того, что вызывающе одета в облегающую полупрозрачную майку с короткими рукавами — нужно не забыть проинструктировать о местных правилах приличия — но даже и не подумала поставить на пол на время беседы свою большую сумку. Либо сумка очень легкая, либо… либо дамочка в куда лучшей физической форме, чем выглядит.

Он оглянулся, улыбчивыми жестами показывая нужный путь, но на самом деле пристально изучая своих подопечных боковым зрением. Так-так. Старшие мужчины явно щеголяют военной выправкой. Молодой в армии вряд ли служил, да и обе женщины — тоже. Но что-то в их поведении кроется… настораживающее. Он сделал зарубку в памяти и на время отложил наблюдение в дальний уголок памяти. В конце концов, никто не запрещает бывшим катонийским военным приезжать в Граш в качестве туристов. Не княжичи, в конце концов.

Выполнять свои мстительные намерения он все-таки не стал. В конце концов, меньше всего ему нужно иметь на своей шее раздраженных от усталости идиотов, которые и в спокойном-то виде не слишком адекватны. Он провел их к фургону самым коротким путем — с учетом очереди к лифту на стоянку они уложились менее чем в пять минут. Следующих пятнадцать минут они пытались упаковать вещи в и на мини-фургоне так, чтобы ничего не осталось забытым. К счастью, оба здоровяка с их длинными руками и перекатывающимися под рубашками мышцами управились с погрузкой самостоятельно. Пухлая девица деятельно им помогала, и казалось, что тяжелые даже на вид сумки она перебрасывает с места на место, как комки ваты, причем в самых неудобных позах, скрючившись внутри тесного фургончика, отнюдь не рожденного грузовой фурой. Белобрысый парень, приобняв прижавшуюся к нему тихую жену, почти испуганно взирающую на окружающее, стоял в сторонке и отпускал плоские шуточки, на которые, впрочем, никто не обращал внимания. Попытавшегося помогать Комору с брезгливыми минами отстранили в сторону: наверное, боялись, что он что-нибудь стянет. Гид встал неподалеку, с бесстрастным лицом наблюдая за происходящим и про себя горько жалуясь на судьбу сразу всем богам. Кто бы только знал, как ему надоели хрюшки! Если бы не хорошая плата, в жизни бы не пошел в гиды.

По завершении погрузки принявший в себя Комору и туристов фургончик заметно просел. Незнакомый гиду шофер что-то тихо пробормотал сквозь зубы, но вслух ничего не сказал. Рванув с места так, что пассажиров вжало в сиденья, он лихо вырулил со стоянки на поверхность и понесся по шоссе в сторону Грашграда. Комора развернул переднее кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу с туристами, и снова надел на лицо профессиональную улыбку.

— Господа и дамы! — произнес он хорошо поставленным голосом. — Еще раз с радостью приветствую вас на гостеприимной грашской земле. Надеюсь, вы не пожалеете, что попали к нам, и еще долго с удовольствием будете вспоминать свою поездку. А я, ваш личный гид Комора ах-Машиас, лично не пожалею сил, чтобы вы не чувствовали скуки. Обращаться ко мне можно просто «Комора»…

— А рыбалки точно не получится? — жалобно спросила мелкая рыжая девица, глядя на него большими печальными глазами. — Нам говорили, что здесь хорошо нидзимаса ловится.

Комора понадеялся, что его физиономию перекосило не слишком сильно. В конечном итоге ему удалось удержать на лице улыбку, хотя и несколько потускневшую.

— Нет, госпожа Канса, — все так же жизнерадостно ответил он. — К сожалению, рыбалка в дикой местности невозможна. Однако, как мне помнится, в специальных заведениях можно организовать рыбалку в искусственных водоемах, практически не отличающуюся от реальных.

— Да какая там рыбалка! — фыркнул старший мужчина, Саматта. — Сидишь на краю бассейна и ждешь, когда какому-нибудь мальку жить надоест.

— Лика! — Канса надула губы и сердито пихнула мужа локтем в бок. — Говорила же я, что не надо палаток! Я из-за них целую кучу платьев дома оставила! В чем я ходить стану?

— Тебе мало десяти, что ты взяла? На неделю? — изумленно уставился на нее муж. — Ну, знаешь, Каси, милая…

— Конечно, мало! — капризно заявила пухлая Яна. — И ей мало, и мне. Я тоже только шесть платьев прихватила. Чтоб ты, Лика, понимал в одежде! Одно — утром, к завтраку, второе — к обеду, третье — к ужину, четвертое — чтобы вечером по бульвару прогуляться — а дальше-то что? Снова одно и то же надевать? Засмеют же! Выбросите свои палатки, как приедем, и пойдем по магазинам. Господин… э-э-э… — Она недовольно захлопала ресницами, пытаясь вспомнить имя, которое повторно услышала меньше минуты назад.

— Комора, — напомнил гид.

— Господин Комора, у вас же есть здесь всякие разные магазины? Одежда там, украшения, верно?

— Да, госпожа Яна. Однако, я боюсь, фасоны местных женских платьев вас несколько… удивят. Наша мода подразумевает… хм… что женское тело закрыто от нескромных мужских взглядов. Твоя одежда, госпожа, прости меня, слишком откровенна для наших краев.

— Как это? — удивилась толстая дура, растерянно хлопая ресницами.

— Дикари они тут все, — недовольно пробормотал Дентор, из-за своих габаритов вынужденный полулежать на сиденье, упираясь коленками в спинку переднего силенья. — Женщин за людей не считают, кутаться заставляют. Говорил же я тебе — оденься в халат, что ли…

— Прости меня, господин, — вежливо возразил Комора, чувствуя, что его улыбка постепенно превращается в оскал, — но ты не совсем прав. В дальних областях еще сохранилось подобное отношение к женщинам, но Грашград — цивилизованный город. У тарсаков — точнее, тарсачек — делами традиционно управляют женщины, а тарсаков у нас в городе — не менее сорока процентов населения. У них даже принято среди своих ходить полуобнаженными. Но мы привыкли уважать чужие привычки и обычаи, а потому на улице соблюдаем определенные правила, чтобы не шокировать друг друга. Но даже при том вы очень редко сможете увидеть на городских улицах традиционную женскую кубалу с глухим капюшоном, полностью закрывающую тело и голову. Я с большим удовольствием проведу вас по магазинам, где вы сможете выбрать себе оригинальную местную одежду, которая одновременно удовлетворяет местным правилам приличия и при том выглядит просто превосходно.

— Магазины — очень хорошо! — одобрила тихая Канса, снова превращаясь в испуганную мышку. — Будем очень признательны, господин Комора.

По крайней мере, она хоть его имя запомнила. И то ладно. Но, похоже, обе дружные семейки с головой не слишком ладят. Ну, ничего страшного — пока магазины платят ему комиссионные за приведенных покупателей.

— А теперь, господа и дамы, — заявил он, снова возвращая на лицо обаятельную улыбку, — позвольте мне рассказать вам немало интересного о нашей стране. Итак, на территории современного Граша проживает примерно триста миллионов человек, пять миллионов орков и два миллиона троллей. Крупнейшим городом Граша является Грашград с восемью миллионами жителей. В свое время город тоже назывался Грашем, дав название всей стране, но семьдесят лет назад, чтобы избегать путаницы, его переименовали. Если говорить о человеческом населении Граша, то примерно тридцать пять процентов составляют тарсаки, еще тридцать — гуланы, остальное приходится на небольшие народы — сапсапов, каронгов, биберов, вазитов, бериутов, харазгов, хманов и так далее. Из-за национальной неоднородности помимо общего языка до сих пор широко распространены тарси, использующийся тарсаками, поллах — язык гуланов, кленг — группа языков народов западной части материка, фаттах — язык сапсапов, и другие. На общем языке в крупных городах говорят практически все, и при том говорят хорошо, так что сложностей с общением у вас не возникнет…

— А нельзя ли что-нибудь поинтереснее? — перебил его белобрысый Палек. — Ну, там про секты про какие-нибудь тайные? Про Теней, например? Правда, что они до сих пор ночами по улицам в черных масках ходят, чтобы людей ритуально убивать?

— Нет, господин, — спокойно ответил Комора. Он уже смирился с тем, что в ближайшие дни ему придется терпеть дурацкие выходки, и на грубость не отреагировал. — Тайная секта убийц, называвшаяся «Тени», прекратила свое существование полтора века назад, когда одной прекрасной ночью ее полностью вырезали Глаза Великого Скотовода, сумевшие обнаружить ее тайные укрытия. Сегодня она не существует, любые другие утверждения остаются на совести режиссеров псевдоисторических фильмов и недобросовестных журналистов. Господин Палек, реальность современного Граша довольно сильно отличается от той, какую рисуют ваши фильмы и…

— Ну, а кто есть кроме Теней? — не унялся Палек. — Глаза Скотовода — они кто?

— Глаза Великого Скотовода в Граше — то же самое, что в вашей Катонии Служба Общественной Безопасности, — с холодком в голосе откликнулся гид. — Организация, отвечающая за поддержание стабильности и порядка в обществе, выявляющая и уничтожающая бандитов и террористов… в общем, делающая все, что положено. Уверяю, в ней нет ничего мистического или загадочного. Обычная необходимая государству служба.

— Ну хорошо, — у парня явно случилось недержание болтовни, — а Дракон? Его тоже не существует? Или он тоже государственная служба?

— Дракона не существует, — согласился гид, с удовольствием наблюдая, как вытягивается физиономия восторженного идиота. — Так себя называет несколько разношерстных бандитских организаций, оперирующих в Сураграше — территории, расположенной между западной границей Граша и Бескрайним океаном. Они постоянно грызутся друг с другом, их деятельность в Граше вне закона, и никакой романтики, уверяю тебя, господин Палек, в них нет и капли. Обычные наркоторговцы и работорговцы, грязные, жестокие и корыстные, совершенно не такие, какими их иногда изображают в красивых фильмах о западной жизни.

— Ну что за скука! — почти обиженно протянул парень. — Но хотя бы красивые ножи у вас продают? С орнаментом, чеканкой или что там у них? У одного моего кореша такой есть, крутой немеренно. Я тоже хочу купить один или два.

— С кинжалами, ножами и даже настоящими саблями нет никаких сложностей, господин Палек. Ты сможешь найти десятки и сотни разновидностей на самый изощренный вкус. Красивые и совершенно аутентичные. Должен, однако, предупредить, что по правилам вашего государства все холодное оружие с клинком длиннее тридцати сантиметров необходимо зарегистрировать в полиции по месту жительства, и брать его в салон самолет запрещается, придется сдавать в багаж.

— Да ладно уж, сдам. Что я, маленький, не понимаю? — покровительственно откликнулся мальчишка. — Главное, чтобы ножик выглядел круто. А что у вас тут вообще прикольного есть, раз на рыбалку нельзя? Экскурсии там по древним развалинам, на дискотеке оторваться, кайф словить? А то такие бабки вбухали!

— Не ты вбухал! — рыкнул его папаша. — Сидел бы уж да помалкивал, оглоед.

Парень обиженно пожал плечами и замолчал, отвернувшись к окну.

— У нас есть превосходные дискотеки, — поспешно сказал Комора, чтобы не дать напряженной тишине затянуться. — Я с удовольствием провожу тебя туда, господин, сегодня вечером, если пожелаешь. Пока что взгляните налево. На вон том холме можно видеть руины, оставшиеся аж с третьего века. Историки полагают, что они использовались гуланами как укрытия во время кочевья…

Долго говорить ему,впрочем, не пришлось. Уже минут через десять все пятеро подопечных мирно посапывали и похрапывали, поудобнее устроившись на сиденьях. Впрочем, как раз такое Комору не удивляло — утомительный ночной перелет и разница в шесть часов только с Крестоцином сбивали с ног девятерых туристов из десяти. На самом деле тот факт, что его наняли на три дня, начиная с первого, дополнительно свидетельствовал об их глупости: следовало как раз первые два или три дня отвести на акклиматизацию в новом часовом поясе и как следует отоспаться, и лишь потом начинать бродить по улицам с гидом.

В гостинице прибытие компании вызвало небольшой фурор. Разгружать и таскать вещи выскочило с десяток посыльных и три горничные. Снимать чемоданы с крыши фургона полусонные туристы опять не позволили никому, но, по крайней мере, перетащить их в холл они милостиво разрешили гостиничному персоналу. Знакомый Коморе управляющий, который несмотря на ранний час уже оказался на месте, тоже вышел из своего кабинета и с напускным радушием приветствовал новых постояльцев. После того, как багаж соединенными усилиями подняли в номера, белобрысый парень плюхнулся на кровать и заявил:

— Вздремну-ка я еще полчасика. Погулять еще успеем.

— Ага, я тоже спать хочу! — поддержала его тихая женушка.

— Щас, позвоню только… — Дентор достал из кармана пелефон и принялся озабоченно тыкать в кнопки. — Да что же у них здесь канала нет?

— У нас другие системы связи, господин, — мягко сказал Комора. С идиотизмом подопечных он уже смирился и решил вести себя с ними как с маленькими детьми. В конце концов, не всем же везет родиться гениями, особенно с такими габаритами… — Твой пелефон не сможет у нас работать.

— Да что за чушь! — возмутился гигант. — Как — не сможет? Везде работает, а здесь не станет? Наверняка просто стены сигнал глушат! Схожу-ка я в свой номер…

Он сердито зыркнул на гида, как будто именно тот оказался виноват в проблемах с пелефоном, и вышел. Вместо него вошел Саматта, тоже с пелефоном в руке и с озадаченной миной на физиономии. Похоже, у него возникли те же самые проблемы, что и у дружка.

— А давайте споем! — лениво предложил парень, зевая во все горло. — Слышь, Мати, хочешь спеть? А то что-то глотка чешется.

— Стены дырявые, — буркнул Саматта. — Ко мне в номер иди и там пой сколько хочешь, там они толстые, людям не помешаешь. Слышь, господин Комора, мы тут эта… поспим немного. Жену у меня уже сморило, да и я сам еле глаза открытыми держу. Ты бы пока ехал домой или еще чем занялся. Как тебя вызвать, когда отоспимся?

— Пожалуйста, господин, вот мой номер, — Комора учтиво, двумя руками, протянул ему белую визитную карточку. С одной стороны, хоть какие-то понятия о приличиях у него есть. С другой — в соседнем номере стены точно такие же тонкие. Определенно, мозги и мышцы не сочетаются! — Возможно, твой пелефон не сможет прочитать код с чипа, потому что, как я уже сказал господину Дентору, у нас другие системы связи. Однако вы можете взять пелефоны нашей системы напрокат прямо у портье в холле, и очень недорого.

— Все у вас не как у людей! — проворчал Саматта, принимая пластиковый прямоугольник и засовывая его в карман. — Ладно, дружище, свободен пока.

Комора учтиво поклонился и вышел. Уже спускаясь в лифте на первый этаж, он позволил себе саркастически улыбнуться. Прилететь в Граш на рыбалку — ну надо же! Понятно, отчего их задержали на таможне — наверняка таможенники от палаток, спальных мешков и удочек обалдели ничуть не меньше его самого. Ничего, случаются клиенты и похуже. Взять хотя бы ту парочку, что все высматривала на улицах верблюдов. И ведь железная же логика — если есть Караванная Охрана, почему бы не быть и самим караванам? Интересно, они подали-таки в суд на свою турфирму, когда вернулись домой?..

Гид так и не увидел, как после его ухода напускная сонливость мгновенно слетела со всех туристов. Саматта, проследив, как за Коморой закрылись дверцы лифта, коротко мотнул кивнул Палеку и Кансе и вместе с ними в тишине коридора быстро переместился в соседний номер, где их уже нетерпеливо ждали Дентор с Яной.

— Здесь точно чисто? — с сомнением спросил Палек, оглядывая обстановку.

— И у Дора, и у меня детекторы здесь ничего не показывают, — пожал плечами Саматта. — Дор, у тебя в номере Лики тоже желтый индикатор горел?

— Горел, но какое-то неуверенно. Ташшар предупреждал, что возможны ложные срабатывания. Конечно, лучше не рисковать, но я вообще не верю, что ГВС прослушивают номера в отелях. Что у них, дел больше нет, за туристами следить? И насчет того, что все гиды — осведомители, тоже не верится.

— У Ташшара профессиональная паранойя, — хмыкнул Саматта. — Что, разумеется, не означает, что за нами не следят. Яни, что с гидом?

— Идиотов мы разыграли вполне убедительно, — сообщила та. — Он, в отличие от таможенников, купился. Если и осведомитель, то вряд ли в чем-то нас заподозрил. Только я не поняла — мы как, собираемся снаряжение в его присутствии покупать?

— Нет, разумеется, — Саматта почесал нос, раздумывая. — Сегодня вечером таскаем его по магазинам до изнеможения, примечая, где что продается. Придется купить всякой дряни для отвода глаз, но особенно не увлекайтесь — все равно выбрасывать. Яни, Канса, ваша задача — протаскать гида по магазинам одежды как можно больше. Главное — кубалы, остальное по желанию. Лика, ты уверен, что искать проводника на дискотеках — хорошая идея?

— На дискотеке я найду за кого зацепиться, — пояснил Палек. — Через него выйду на кого-нибудь еще. Изображу глупого туриста, разыскивающего гида до какого-нибудь городка подальше, а там опять кого-нибудь из местных наймем. Слушайте, мне показалось, или здесь и в самом деле светловолосые аборигены имеются?

— Если бы ты, Лика, внимательнее готовился к поездке, — фыркнула Яна, — то обратил бы внимание, что местный народ по имени «тропаги» отличается как раз светлыми волосами и голубыми глазами. И никто не знает, откуда они взялись такие — к северянам из ЧК они не имеют никакого отношения. Так что ты не так уж и выделяешься.

— Забавно, — пробормотал Палек. — Ну, и то ладно. И вообще, мы же нас с Каси перекрашивать решили. Мати, что с огнестрелом? Что вы там с Ташшаром в Крестоцине обсуждали?

— С учетом местных законов со стволами проще всего, только плати. Ташшар обещал, что к завтрашнему вечеру резидентура СОБ проработает план и сообщит, где забирать. Он номер дал, на который нужно прозвониться. Придет ответное сообщение с контактами. Не забыть, кстати, взять хотя бы один местный пелефон напрокат, чтобы наши мультисистемники не светить. Глаза — не Глаза, а карманники могут заинтересоваться. Останемся без детекторов — Дору и Кансе придется на всякий случай изъясняться на пальцах. Ну что, народ, как самочувствие? Как климат?

— Климат как климат, — Яна пожала плечами. — Жарковато для весны, но зато воздух сухой. Спать только хочется — сил нет.

— Спать — оно правильно, — согласился Саматта. — Давайте по кроватям. Наша главная задача на ближайшие три дня — полностью войти в новый ритм. Три дня, максимум четыре. Больше ждать нельзя. Ташшар обещал проработать информацию от Кары и попытаться вычислить место, где их держат, но в любом случае туда добираться не меньше двух недель.

— Наверняка больше, — откликнулся Дентор. — Как бы не целый период. И то при условии, что ничего неожиданного не случится.

— Сделаем все, что можем, а там увидим, что получилось, — Саматта пожал плечами. — Так, ребята, я пошел спать. Сбор в три часа дня по местному. Дор, обака ты наш переросток, не заспи свою молодую женушку ненароком, а то кровать у вас маловата, — он подмигнул нахмурившейся Яне, широко зевнул, потянулся и вышел.

— Понятно, от кого Лика ехидства набрался, — Дентор неодобрительно покосился ему вслед. — Семейное оно у вас, не иначе. Яни, я могу и на полу устроиться. А то действительно придавлю ненароком.

— Не надо! — решительно отрезала та. — Тетю Тому же ты не придавливаешь, верно? А она меня немногим крупнее. Если кто из горничных вдруг заметят, что муж с женой в одной постели не спят, плохо получится. Вся легенда насмарку. Устроимся как-нибудь. Лика, Каси, топайте к себе. И не развлекайтесь, а сразу спать.

— Дядя Дор, перед тем, как насиловать, дай ей по башке, чтобы вырубилась, — посоветовал Палек. — Иначе советами замучает. Все-все, молчу! — он шустро выскочил в коридор за мгновение до того, как манипулятор разъяренной Яны впустую схватил воздух на том месте, где он только что стоял. Канса тихонько хихикнула.

— А что, он действительно хочет… развлекаться? — спросила она у Яны.

— Не меньше, чем и ты! — Яна резко выдохнула и заставила себя расслабиться. — Ну, что с молодежью поделаешь…

— Яни, старушка, на сколько ты Лики старше? — ухмыльнулся Дентор. — На два периода? Или на два с половиной?

— Неважно, на сколько старше! — отрезала та. — Главное — насколько умнее.

— Я пойду, — сказала Канса, вежливо кланяясь. Она повернулась и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Дентор быстро сбросил одежду и забрался под одеяло. Он вытянулся во весь свой могучий рост, пятки свисают с дальней части кровати, закинул руки за голову и молча уставился в потолок.

— Дядя Дор, что-то не так? — Яна аккуратно сложила одежду и легла рядом. Она повернула голову и внимательно посмотрела на Дентора. — Я вижу, что тебя что-то беспокоит.

— Помимо того, что нам нужно тайно пробраться через огромную незнакомую страну, чтобы успеть спасти Кару и Цу? — саркастически спросил полицейский. — Да еще и в ситуации, когда они не смогут принять помощь?

— Что-то еще. После того, как ты попрощался с тетей Томой вчера в Крестоцине.

— А… — Дентор помолчал. — Тома… она сказала, что беременна. Мы давно планировали, но как-то не складывалось. А тут вдруг сработало совершенно неожиданно. Говорит, не хотела признаваться раньше времени, но раз так все сложилось… А мне пришлось ее одну оставить в такое время. Одну и без связи. Пелефон не сможет работать на большей части Граша, не говоря уже про Сураграш, там спутниковый коммуникатор нужен.

— Пришлось уйти как раз тогда, когда следовало остаться… Да, дядя Дор, понимаю. У тебя тетя Тома, у Мати — Муса. Он тоже когда позавчера с ней поговорил, с тяжелым сердцем вернулся.

— Сколько ей сейчас? — отвлеченно спросил Дентор.

— Двадцать семь. Она на год младше Кары. У нее давно семья — муж и два сына, видятся они с Мати редко, но все равно дочь есть дочь.

— Да, Яни. Дочь есть дочь. Знаешь, ждать, когда ушедший вернется с войны, куда тяжелее, чем воевать. На войне, по крайней мере, беспокоишься только о себе… Яни, что ты делаешь?

— Ты почувствовал? Я только самые сильные чувства сниму, — пообещала Яна, глядя в потолок. — Я не стану полностью эмоции блокировать. Дядя Дор, ты не бойся, это просто как легкое успокаивающее, не сильнее ясураги, я серьезно не вмешиваюсь. Но иначе ты не уснешь. Ты и в самолете не спал, все мучился. А тебе сон нужен. Как всем нам. У нас впереди тяжелая пора, так что незачем изводить себя попусту.

— …ладно. Но пожалуйста, не делай так больше без предупреждения.

— Да, дядя Дор. Конечно. Извини.

— Не за что. Давай спать, Яни.

Дентор вытянул руки вдоль туловища, несколько раз глубоко вдохнул, расслабляясь, закрыл глаза и ровно задышал. Уже минуту Яна почувствовала, как мужчина погрузился в глубокий спокойный сон без сновидений — или, во всяком случае, без эмоций. Она закрыла глаза и сама мгновенно провалилась в глубокий черный сон, словно упала в речной омут.

Тот же день. Мумма

Карина проснулась от того, что ее тело чесалось сразу в десятке мест. Пару минут она лежала в сонной полудреме, ожидая, когда зазвенит будильник, но потом резко села на твердой деревянной лежанке. В глаз ударил лучик солнца, и она громко чихнула.

Почесывая особо зудящие точки, она посмотрела на Цукку. Та спала, свернувшись калачиком, и ее дыхание казалось ровным и глубоким. Снаружи свиристели птицы, приглушенно доносились человеческие голоса. Лучи света пробивали полумглу хижины, насквозь просвечивая огромный древесный лист, свисающий с притолоки и заменяющий в хижине дверь. Нежно-зеленый лист казался полупрозрачным, и его испещряла густая сеть темных прожилок. Карина вспомнила, что уже видела такие вчера. Сетчатая пальма, выплыло откуда-то из подсознания. Одно из самых распространенных в южном Граше деревьев…

Она спустила ноги с лежанки, встала и потянулась. Чувствовала она себя отлично — в теле не замечалось и следа вчерашней противной слабости, неприятное сосущее ощущение в груди исчезло. Зверски хотелось есть. Похоже, она полностью оправилась от ломки. Как-то подозрительно быстро — но, с другой стороны, она и настоящим наркоманом стать не успела.

Что-то пощекотало ягодицу, и она, ойкнув, хлопнула по задетому месту ладонью. Неужто блохи? Судя по ощущениям — что-то довольно крупное. Она выскользнула из своей изрядно замызганной кубалы, вытянула ее вперед на руках и быстро просмотрела сквозь сканер. Что на самом деле представляли собой черные органические пятнышки, медленно перемещающиеся по одежде, она даже разбираться не стала: один взмах манипулятора — и вся живность крупнее бактерии перешла в мертвое состояния. Бактерий, к сожалению, просто так не достать: наноманипулятор потратит на полную чистку ткани минимум полчаса, а фокус, который она проделала вчера с водой, превратит ткань в расползающийся под пальцами кисель. Не срочно. Впрочем, показательная казнь нескромных насекомых не помогла: тело начало чесаться в новых местах. Похоже, ей просто давно следовало бы принять душ. Или просто выкупаться в реке.

Зашелестели шаги, и в хижину вошла вчерашняя женщина, Тамша. В руках она несла большой и, вероятно, тяжелый глиняный кувшин, а на голове — что-то вроде высокой и широкой глиняной же миски. Чтобы не сшибить миску притолокой, в дверном проеме она присела и скользнула вперед так грациозно, что Карина невольно почувствовала зависть.

— Балай ша, сама! — сказала она, опуская кувшин на пол и ставя миску на край лежанки. Взгляд она почему-то отвела в сторону. — Кушать. Каша из джугара. Сан Мамай тоже говорит тебе утренний слово: балай ша.

— Доброе утро, госпожа Тамша, — сказала Карина, бросая свою кубалу на лежанку рядом с миской. — Балай ша, правильно?

— Балай ша, — согласилась женщина. — Надеть кубала, сама Карина. Надеть. — Она потыкала пальцем в платье. — Нельзя голая.

— Почему? — удивилась Карина. — Здесь же нет мужчин.

— Нельзя голая, — повторила Тамша. Она подобрала платье с лежанки и протянула его Карине. — Мужчина входить — стыдно.

— Мне не стыдно, — пожала та плечами. Пусть и немного прохладно, но все лучше, чем опостылевшее прикосновение засалившейся и откровенно пованивающей потом и рвотой ткани. — У нас не стесняются своего тела.

— Надеть, надеть! — Тамша настойчиво потрясла кубалой. Вздохнув, Карина приняла ее и нехотя натянула. Вдруг у них здесь какое-то местное табу есть?

Тамша, однако, не успокоилась. Она распустила шнурки на своем платье, полностью открыв лицо, и настойчиво подергала за свисающие на спину Карины обрывки капюшона кубалы.

— Надеть, надеть! — снова пробормотала она, делая движение, словно накидывая капюшон себе на голову. — Мужчина видеть — стыдно.

— Ну уж нет! — решительно заявила Карина. — Голову я кутать не стану. Госпожа Тамша, хватит!

Она склонилась к лежанке и потрясла Цукку за плечо. Та, словно и не спала вовсе, мгновенно открыла глаза, в которых плескался ужас.

— Где?!. — выдохнула она. — Ох, Кара! Мне показалось, что пришел Шай со своим мечом. Чуть сердце не оборвалось.

Она поморгала, протерла глаза и медленно села.

— Балай ша, сама, — сказала ей Тамша. — Кушать есть.

— Кушать — это замечательно, — пробормотала Цукка. — Кара, где у них здесь туалет, не выясняла? Так хочется, что аж спасу нет…

После допроса служанки, которая поначалу не понимала, чего от нее хотят, в хижине откуда-то появился большой глиняный сосуд с характерным запахом. Из ломаных объяснений Тамши следовало, что раз в день по деревне проходят золотари и собирают их содержимое, а потом вывозят куда-то на плантации в качестве удобрения. На завтрак оказалась холодная безвкусная каша, которую Тамша назвала «джугара», а также стерилизованная Кариной вода. Закончив есть, женщины переглянулись.

— Все тело чешется, — пожаловалась Цукка. — Искупаться бы…

— Тут еще и насекомые водятся. Когда ты из своей тряпки вылезешь, я ее почищу. Но выкупаться стоит, верно. От меня пахнет, и от тебя тоже. И платья вонючие, выстирать надо, пусть и без мыла. Теперь, Цу, мы с тобой первобытные люди. Придется учиться обходиться одной шкурой медведя в год.

— В местных краях можно перебиться туникой из листьев, — хихикнула Цукка. — Да и то в сильные морозы. Понять не могу, чего местные так кутаются? Тамша, надо купаться. Мыться. Вода? Много воды? Речка, пруд?

— Речка! — кивнула Тамша. — Речка, имя Зума. Купаться, стирать — там.

Она ткнула пальцем куда-то в стену хижины.

— Веди! — решительно сказала Карина. — Время для водных процедур.

Вновь затянувшая шнурки на кубале Тамша повела их извилистой тропкой, сначала петлявшей между хижин, но быстро нырнувшей в лес. Людей не наблюдалось, только в некоторых местах из хижин блестели любопытные детские глаза да в пыли возле входа сосредоточенно ковырялись голые младенцы. В лесу — точнее, в настоящих джунглях — на них обрушилась целая какофония звуков: скрежет, треск, свист, трели, какие-то далекие заунывные вопли… Какое-то особо наглое насекомое тут же спикировало Карине на щеку, и та машинально прихлопнула его.

— Госпожа Тамша, далеко идти? — спросила она, отмахиваясь от собратьев прибитого, подозрительно напоминающих огромных, едва не в кулак, комаров.

— Близко, — откликнулась та, оглядываясь. — Сто шагов два раза. Большие мусика не кусают, не бояться их, — она ловко ухватила комара в воздухе в кулак и показала спутницам. — Кушать цветы.

— Цветы пусть кушают, — пробормотала Цукка. — А нас не надо. Ох, чувствую я, намучаемся мы еще с местной фауной…

До речки и в самом деле оказалось недалеко. Быстрый прозрачный поток стремительно несся вниз по склону, образуя, однако, в одном месте широкую и относительно тихую заводь. В ней вода тоже текла довольно быстро, но не угрожала унести с собой. Между джунглями и водой виднелась узкая полоска чистого песка.

— Женское место, — Тамша показала себе под ноги. — Мужское место, — она махнула вверх по течению, где в заводь вдавалась длинная коса, поросшая деревьями, создающая естественный барьер для взгляда. — Здесь купаться, стирать. Мужчины нет.

— Да пусть хоть стадами бродят, лишь бы не кидались… — Карина сбросила опостылевшую кубалу и с наслаждением опустилась в мелкую и на удивление приятную воду. — Хорошо-то как, кто бы знал!

— Теплая… — удивленно констатировала Цукка, опускаясь рядом. — Я думала, что раз горная речка, значит, ледяная.

— Теплая вода, — согласилась Тамша. — Зума. Зума значит теплый. Там, — она показала вверх по склону, — вода земли входит вода горы. Горячий, холодный, вместе теплый. Хорошо.

Она разделась и присоединилась к ним — похоже, в купальне запрет на наготу не действовал. На солнечном свету у нее оказалось довольно симпатичное лицо, хотя и изборожденное преждевременными морщинками, черные волосы и худое изможденное тело с выступающими рахитичными ребрами и тазовыми костями.

— Горячие подземные источники? — Цукка с сомнением посмотрела вверх. — Кара, все-таки Аллахаман — вулкан. Возможно, действующий. Как бы трясти и взрываться не начало.

— Ну, люди же живут. Значит, не трясет, — Карина набрала воздуха в грудь и с головой погрузилась в воду, изо всех сил оттирая ладонями грязь с лица.

— Госпожа Тамша, землетрясения здесь случаются? — спросила Цукка. — Подземный шум? Земля дрожит? Лава из кратера?

— Подземный гром тихий, редко. Далеко на юге — неделю пути, две — громче. Говорят, иногда стены дом дрожать. У нас место хороший, духи земли спят. Редко гремят.

Цукка с Кариной плескались в воде не менее получаса. Тамша, быстро ополоснувшись, отошла немного вниз по течению и принялась стирать их платья. Карина хотела было ее остановить, чтобы постирать самой, но… в конце концов, у нее есть еще одно важное дело.

Она выбралась из воды на берег, встряхнулась как кошка, отжала руками волосы и принялась делать разминку. Цукка улеглась на песок чуть поодаль, подставляя свое тело утреннему нежаркому солнцу и наблюдая за ней.

— На тебя смотреть страшно, — сказала она несколько минут спустя. — Так и кажется, что пополам переломишься.

— Как-нибудь выдержу… — пропыхтела Карина, делая мостик назад. — Как-то… предыдущие…пятнадцать лет выживала… и сейчас уцелею.

Продолжая движение, она сделала стойку на руках и несколько раз слегка согнула и распрямила локти. Затем, полуупав, полуперекатившись на живот, принялась отжиматься.

— Как самочувствие? — поинтересовалась Цукка, когда она закончила и уселась на пятки, восстанавливая дыхание. — Полностью в себя пришла?

— Да. Знаешь, отлично себя чувствую. Просто идеально. А ты?

— Я тоже. Насколько вчера было хреново, настолько сегодня хорошо. Удивительно даже, как сон вылечить может.

Подошла Тамша с мокрыми платьями в руках и развесила их на выступающих сучьях деревьев для просушки.

— Гладкая, как девочка, — сказала она, пальцем указывая на Карину. — Вчера говорить, что старая. Сейчас — как молодая. Как тролль. Почему?

— Я спортом занимаюсь, — пояснила Карина, отчаянно пытаясь подбирать простые слова. — Двигаюсь много. Гигиена. Так чисто. Легче мыться, когда вспотела. И мужчинам нравится. У нас так многие делают.

Тамша открыла рот, чтобы спросить что-то еще, но замерла, прислушиваясь. Издалека донесся гомон женских голосов — судя по всему, к речке двигалась еще одна компания. Через минуту на бережок высыпала стайка женщин с большими тюками за спиной. Смеясь и перешучиваясь, они подошли к воде, но внезапно застыли, обнаружив неподалеку чужестранок. Несколько секунд тишины снова сменил гул голосов, на сей раз — встревоженных. Они медленно попятились подальше, но совсем не ушли, а расположились саженях в десяти, рядом с дальней оконечностью заводи, подвернули подолы и принялись стирать извлекаемую из тюков одежду, бросая в сторону Карины и Цукки настороженные взгляды. Тамша, не одеваясь, подошла к ним и быстро о чем-то затараторила на непонятном языке. Те изредка отвечали. Наконец Тамша вернулась обратно.

— Они другая деревня, Камба, — пояснила она. — Двадцать раз по сто шагов от Мумма. Не знать вы здесь. Я сказать вы жить Мумма. Я сказать вы владеть сила духов. Они бояться, не мешать.

— Хорошо, — согласилась Цукка. — Что не мешают, хорошо. Что боятся — плохо. Госпожа Тамша, скажи им, что мы не опасны.

— Наки, — помотала головой Тамша. — Нет. Пусть бояться. Так хорошо.

— Ничего хорошего, — хмыкнула Карина. — Ладно, главное — не мешают. Цу, я немного техники поотрабатываю, пока платья сохнут. Вернемся в деревню — надо спросить господина Мамая, где бы раздобыть смену одежды. Нельзя в одной тряпке все время ходить, даже не выстирать ее толком.

Она одним плавным движением поднялась на ноги и принялась отрабатывать движения, стараясь держаться у воды и не приближаться к кустам, где из песка торчали толстые старые корни. Солнце поднималось все выше и становилось все жарче. Влажный воздух все сильнее напоминал парилку.

— Что она делать? Танцевать? — удивленно спросила служанка.

— Нет. Она тренируется. Она мастер Пути. Знаешь Путь безмятежного духа? Как тролли дерутся?

— Как тролли? — глаза Тамши изумленно расширились. — Она драться? Она уметь драться как тролль?

— Умеет, — согласилась Цукка. — Кара, мне в голову пришло, что пляжики типа местного просто так не образуются. Речушка-то с норовом, разливается, и частенько. Значит, здесь дожди случаются.

— Мы же в джунглях, — пропыхтела та, не прерываясь. — Им по должности положено мокрыми быть. Наверное, тут дождь…

— Вот они! — громко сказал мужской голос, и из зарослей на тропинку вышли трое мужчин с автоматами. В одном из них Карина опознала вчерашнего Дуррана с покалеченной рукой. Тамша завизжала, вскочила на ноги, сорвала с ветки свою кубалу и судорожно ей прикрылась. Женщины из Камбы повскакивали на ноги, сбились в кучку и испуганно затихли. Цукка не пошевелилась, наблюдая за появившимися из-под полуприкрытых век. Карина остановилась и выпрямилась. — Вот они. А ты, Цург, говорил, что сбежали.

Накануне оглушенная потоком событий Карина не сумела толком разглядеть Младшего Когтя. Сейчас она, прищурившись, принялась внимательно его изучать. В его голосе явно слышался иной акцент, чем в голосах Мамая и Тамши — резкий, почти гортанный, со щелкающими звуками. И выглядел он заметно иначе, чем его спутники: более светлая кожа, крупный нос, широкие скулы, узкий подбородок, из-за чего лицо его казалось почти треугольным, прямые волосы забраны на затылке в косицу.

— Я говорил, что могли сбежать, — проворчал другой мужчина, с явным любопытством оглядывая женщин. — Если бы нам не сказали, куда они пошли, до сих пор бы искали.

— Мужчина нельзя тут! — возмущенно крикнула Тамша. — Уходить! Уходить сразу! — Она переключилась на свой язык и что-то быстро заговорила.

— Помолчи! — недовольно ответил на общем Дурран. — Еще бабы мне указывать станут, что делать! Ты, как тебя… — Он поморщился и пощелкал пальцами в воздухе.

— Напоминаю, что меня зовут Карина, господин Дурран, — спокойно откликнулась та. — Моя подруга — Цукка.

— Почему вы ушли из деревни?

— Мы не ушли из деревни, — Карина качнула головой. — Мы купаемся и приводим себя в порядок. Нам никто не запрещал этого делать, да и от деревни мы совсем близко. Ты нас нашел, значит, тебе сказали где нас искать. Почему ты сердишься?

— Потому что вы не имеете права разгуливать по окрестностям! — рыкнул Младший Коготь. — Вы должна сидеть в своем доме и носа из него не показывать! Понятно?

— Нет. Шай ничего не говорил про сидение в доме. Он сказал, что мы должны оставаться в деревне — и мы в ней остаемся. А ты невежлив, господин Дурран. Ты кричишь и ругаешься. И ты вошел в место, запретное для мужчин. Ты смущаешь госпожу Тамшу. Удались, пожалуйста.

— А тебя, значит, не смущаю? — Дурран окинул ее фигуру нарочито оценивающим взглядом. — Я уже вчера понял, что ты не имеешь представления о приличиях, но чтобы настолько…

— У нас в Катонии нагота не является постыдной, господин Дурран. Меня ты не смущаешь. Смотри, если хочешь, мне все равно. Но не здесь. Здесь тебе оставаться не следует. Уйди, пожалуйста.

— И что ты сделаешь, синомэ, если я не уйду? — нехорошо сощурился Дурран. Он сделал движение плечом, и автомат легко и непринужденно соскользнул ему в руки, уставившись на Карину черным зрачком ствола. Щелкнул предохранитель. Мужчины рядом с ним, переглянувшись, последовали его примеру. Тамша упала на песок, съежилась, прикрыв голову руками, и тихо заскулила. — Я убью тебя раньше, чем ты успеешь меня достать.

— Ты не выстрелишь, господин, — обманчиво мягко произнесла Карина, медленно, почти вкрадчиво шагая вперед. — Если ты убьешь меня просто так, твой хозяин выпустит тебе кишки. Один из солдат на корабле, на котором меня везли, ударил меня, и Шай выбросил его за борт. Хочешь повторить его судьбу?

Она остановилась в пяти шагах перед Дурраном, и тот нервно сглотнул.

— Тебе ведь сказали, господин, что я — девиант. Наверное, ты просто не понял, ЧТО я такое. Мне придется тебе объяснить как следует.

В следующее мгновение невидимая сила рывком выдрала автомат из рук Младшего Когтя. Его судорожно скрючившийся палец дернул спусковой крючок. На удивление негромко хлопнул выстрел. Цукка дернулась, но тут же расслабилась, разглядев зависшую в воздухе перед Кариной пулю. Автомат же упал на песок, и невидимые манипуляторы Карины с чудовищной силой врезались в него колющими ударами, сминая и корежа металл и в щепки круша деревянные цевье и приклад. Несколько секунд спустя Карина ударом манипулятора отбросила под ноги Младшего Когтя бесформенный кусок железа, в котором с трудом угадывались прежние очертания, неторопливо взяла из воздуха пулю, приблизилась к Дуррану на расстояние вытянутой руки и поднесла ее к носу мужчины.

— Меня нельзя застрелить, господин, — со скрежещущими нотками в голосе произнесла она. — А я могу убить тебя в любой момент. Я не люблю убивать, но для тебя сделаю исключение. Для тебя — и для любого, кто попытается в меня стрелять. Ты понял меня?

К чести Дуррана, он попытался сохранить лицо и даже не отшатнулся, хотя с трудом подавил порыв, а кожа на его лице заметно посерела.

— Ты права, синомэ, — хрипло ответил он. — Мне запрещено тебя убивать. Но если ты полагаешь, что можешь творить, что пожелаешь, ты ошибаешься. Ты хочешь, чтобы за твои проступки наказывали других? Я не люблю так поступать, но не вынуждай меня делать вещи, которые не понравятся нам обоим.

— Хорошо, — голос Карины мог заморозить речку. — Договорились. Я не причиняю неприятностей тебе, ты перестаешь преследовать меня и Цукку. Держись от меня подальше, и с тобой ничего не случится. И я продолжу ходить сюда, на речку, чтобы купаться и упражняться. А теперь забери своих подручных, пока они не умерли от страха, и уйди отсюда.

Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, и на его лице гуляли желваки. Потом он отвел взгляд.

— Уходим, — резко скомандовал он своим солдатам, подчинившимся с явным облегчением. Все трое медленно отступили назад на несколько шагов, после чего повернулись и ушли по той же тропинке, что и появились. Тамша, недоверчиво наблюдавшая за ними с земли, чуть приподняв голову, вскочила и принялась лихорадочно натягивать кубалу. Женщины у края заводи, притихшие на время сцены, загомонили. Они спешно запихали мокрую одежду в свои тюки, даже не отжав ее, и стайкой прямо сквозь заросли бросились прочь. Карина осталась неподвижно стоять на песке, сжимая кулаки и глядя вслед солдатам. Цукка поднялась, отряхивая с себя песок, и подошла к ней.

— Кара! — позвала она, дотрагиваясь до ее плеча. — Ау, Кара! Проснись!

И тут из Карины словно выдернули внутренний стержень. Она медленно осела на землю, обхватывая колени руками, и шмыгнула носом.

— Цу, я ведь и в самом деле хотела его убить! — мертвым голосом произнесла она. — Цу, на самом деле! Я прямо видела, как размалываю его в кашу! Цу, я еле сдержалась!

Цукка опустилась на пятки рядом с ней и погладила ее по волосам.

— Ну ведь не убила же, — успокаивающе произнесла она.

— Цу, но они в любой момент могут убить нас! — отчаянно выкрикнула Карина. — Понимаешь? Убить ни за что! Мы заложницы! Они убьют меня — и тебя тоже!

— Это мы еще посмотрим! — твердо сказала Цукка, хотя ее сердце внезапно сжалось от страха. — Посмотрим. Нас не так-то просто убить.

— Нас просто убить! Очень просто! Выстрелить в голову — и все! А я даже не могу защищаться!

Она шмыгнула раз, другой, и внезапно в голос зарыдала, уткнувшись лицом в колени.

— Ну-ну, Кара… — растерянно сказала Цукка, похлопывая ее по плечу. — Не все так плохо.

— И ты попала в историю из-за меня. И ты погибнешь из-за меня! — Карина всем телом развернулась к Цукке, схватила и сжала ее ладонь. — Прости меня, Цу, пожалуйста! Я не хотела, чтобы так вышло!

— Так, а ну-ка немедленно перестань чушь молоть! — командирским тоном, каким в свое время выговаривала Палеку за провинности, заявила Цукка. — Что еще за новости? Какое «прости»? Ну-ка, реветь перестала немедленно! На тебя Тамша смотрит! Какой пример ты ей подаешь?

— Что? — Карина растерянно взглянула на нее сквозь ручьями текущие слезы. — Какой пример?

Вместо ответа Цукка выдернула из ее рук свою ладонь и с силой толкнула ее в плечи обеими руками. От неожиданности Карина потеряла равновесие и опрокинулась на спину — прямо в теплую воду речной заводи. Вода захлестнула ей лицо, попала в рот и нос, и она, вынырнув на поверхность, забарахталась и закашлялась, отчаянно размахивая руками. Тамша вскрикнула. Цукка, наклонившись вперед, ухватила Карину за ногу, и решительно потащила на берег. Оказавшись на песке, та перевернулась на бок, отплевываясь и фыркая. Цукка нависла над ней, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая подошвой по земле.

— Пришла в себя? — грозно спросила она, когда Карина, наконец, подняла на нее изумленный неверящий взгляд. — Или еще раз окунуть? Ты только скажи, я мигом! Ты чего вдруг нюни распустила?

Карина медленно села, подобрав под себя ноги, и подняла на нее затравленные глаза.

— Цу, я… — пробормотала она. — Я… прости. Я не знаю, что на меня нашло.

— Я знаю! Очередной приступ самоедства. Я думала, что уже десять лет назад из тебя эту дурную привычку выбила. Нет, оказывается, осталась еще. Кара, ты не можешь тащить на себе весь мир и отвечать за все, что в нем происходит! Да, мы оказались здесь по несчастливой случайности. Или не случайности, а по злодейскому умыслу маньяка с мечом, неважно. Но я даже рада, что я с тобой. Ты бы в одиночку совсем от расстройства померла бы. Кара, мы обе живы, в здравом уме и даже не покалечены. Мы пережили лошадиные дозы маяки и не стали наркоманами. У нас есть связь с семьей, и у нас есть надежда.

— Какая надежда, Цу? — горько спросила Карина. — Нам осталось жить не больше периода. Потом нас пристрелят, и я даже не смогу защищаться.

— Надежда есть всегда. Даже в самой безнадежной ситуации следует бороться до конца. Ты помнишь, что говорил Дзи? Он помогает только тем, кто помогает себе сам, а тогда его помощь не очень-то и нужна. Мати с остальными обязательно до нас доберутся… а дальше увидим. И не знаю, как ты, а я лично покорно помирать не собираюсь.

— Но местных убьют, если мы станем сопротивляться!

— А местные что, овцы беспомощные? Самостоятельно защищаться им местные духи запретили? Кара, ты не можешь тащить на себе весь мир. И даже одну деревню не можешь. У них своя собственная жизнь. Почему они позволяют Дракону поступать так с собой? Если хочешь, спроси Мати — он тебе целую лекцию прочитает насчет того, что рабом можно стать только из-за своей собственной покорности. С кучей исторических примеров и аллегорий. Они не хотят сражаться за свою жизнь — и ты должна умереть, чтобы они и дальше могли спокойно и со вкусом страдать под пятой местных бандитов? Так нельзя. И они не имеют права ждать от тебя жертвенности, поняла? Ну что, бросить мне тебя в воду еще раз?

Карина посмотрела на нее долгим-долгим взглядом, и Цукка с удовлетворением заметила, как тоскливая обреченность в ее глазах постепенно заменяется прикидывающей задумчивостью. Потом Карина села на пятки, склонилась вперед и коснулась лбом положенных на песок ладоней.

— Цу, — тихо произнесла она, выпрямляясь, и в ее голосе прозвучала решительная твердость, — спасибо тебе. Ты всегда была мне как мать и как старшая сестра, и ты опять поддержала меня в трудную минуту. Спасибо. Прости за слабость. Такое больше не повторится. Я обязательно придумаю, как защитить тебя и меня. Обязательно.

Она снова поклонилась, коснувшись лбом ладоней. Цукка хихикнула.

— Определенно, общение с мастером Караби тебе даром не прошло, — заявила она. — Церемониям он тебя обучил неплохо, хоть сейчас в Нокёгэн. Ну, если ты пришла в себя, поднимайся. Пора топать обратно в деревню и выяснить у местных, что к чему. Найдем господина Мамая и заставим его познакомить нас хотя бы с другими старейшинами, которые не побояться пасть от твоей жестокой руки, ноги или манипулятора. Кстати, ты зачем автомат покалечила? Забросила бы куда-нибудь в заросли, потом бы подобрали. Авось да пригодился бы.

— Если бы я не покалечила автомат, то на части порвала бы… как его… который главный. Дуррана, — Карина одним гибким движением поднялась на ноги и смущенно взглянула на валяющееся в нескольких шагах искореженное оружие. — Знаешь, такая ярость вдруг нахлынула, что в глазах потемнело. Попался бы мне сейчас Шай…

— …и раскатал бы тебя по земле тонким слоем, — фыркнула Цукка. — У него гиперметаболизм, забыла?

— Цу, — Карина наградила подругу сумрачным взглядом, — я тоже умею убивать. Папа меня научил, когда уходил, помнишь? Я могу создать большую зону, смертельную для человека, причем гораздо дальше, чем мои манипуляторы дотягиваются. Любой в нее вошедший умрет на месте. Почти мгновенное прекращение всех функций головного мозга и прочей нервной системы. Я пробовала на мыши в лаборатории — действует. Если я еще раз его увижу… Цу, я знаю, что убивать нельзя. Что месть бессмысленна, что насилием можно только разрушить мир, но никак не исправить. Но, Цу, Шая я убью. За то, что он сам убил того человека вчера вечером. За то, что похитил тебя. За то, что колол тебе маяку, что едва не сделал тебя наркоманом. За все зло, что он уже принес миру и что принесет, если его не остановить.

— Ты, милая моя, никак, оправдываешься? — удивилась Цукка. — Да если ты его прикончишь, весь мир тебе поаплодирует стоя! Если бы я могла, сама бы башку ему оторвала не задумываясь. Боюсь только, он под твой удар просто так не подставится. Да и где его сейчас найдешь? Улетел он непонятно куда, ищи теперь по всему Сураграшу…

— Ну, — лицо Карины исказила судорожная кривая ухмылка, — если он решит нас казнить, наверняка захочет самолично полюбоваться зрелищем… Ладно, Цу, не станем сейчас обсуждать. Еще будет время подумать. Пойдем в деревню. Надо ее изучить и постараться убедить местных, что я не опасна. Знаешь, я решила, что нам совершенно не обязательно жить здесь нахлебниками. Я же врач, причем такой, что в инструментах не нуждается. Я, конечно, не терапевт, специализация у меня иная, но, кажется, на местном фоне я окажусь просто светилом медицины.

— Ну, если сумеешь догнать потенциальных пациентов, то наверняка вылечишь, — широко улыбнулась Цукка. — А теперь одеваемся. Еще придем в деревню голыми по забывчивости — скандала не оберешься. Или камнями забросают, или окончательно уверятся, что с дикими иностранками дела иметь не стоит.

— Тамша забыть не позволит, — улыбнулась в ответ Карина, взглядом показывая в сторону молча стоящей в сторонке служанки, снова затянувшей шнурки на кубале и поблескивающей из узкой прорези капюшона испуганными черными глазами. — Слушай, а здесь удивительно мало насекомых. Тебя не кусали, когда ты на песочке валялась?

— Нет. Жужжало что-то такое мелкое и противное над ухом, но не кусало.

— Гм. Цу, как ты относишься в тому, чтобы внести в местную моду свежую струю?

— В смысле?

— Достал меня мой балахон — сил никаких нет. Мне уже и голой-то жарко, а теперь в него снова влезать и целый день париться! Раз никто не кусается, мы его немного модифицируем. Госпожа Тамша!

— Ма, момбацу сама Карина! — с готовностью откликнулась та.

— У тебя в руках мое платье?

— Ма, момбацу сама Карина. Да. Твоя кубала.

— Ну-ка, дай-ка его мне…

Карина влезла в балахон, выпрямилась и задумалась. Потом мешковатый подол внезапно затрещал и отвалился широкой полосой, обнажив колени. Тамша, приглушенно взвизгнув, отпрыгнула в сторону. Не обращая на нее внимание, Карина вытянула руки в стороны, и рукава сами собой отвалились чуть ниже плечей. Стряхнув их на песок, Карина повернулась к Цукке:

— Цу, я хочу убрать тряпки вокруг шеи, но мне не видно. Я оттяну ткань, а ты веди пальцем так, чтобы на шее и спине очертить неглубокие вырезы. Я манипулятором за ним проведу. Только смотри, чтобы слишком глубоко не получилось, а то местных мужиков инсульт хватит.

— Потом надо обметать чем-нибудь, а то распускаться начнет. Я небольшой запас оставлю, чтобы потом подогнуть, — озабоченно откликнулась Цукка, выполняя просьбу. В сантиметре за ее пальцем ткань аккуратно разрывалась ровной линией, словно под ножницами. Или под медицинским скальпелем. — Интересно, здесь нитки с иголками в окрестностях водятся? А ничего себе получается. Мешковато, и фасон так себе, но жить можно. Пояс делать станешь?

— Наверное, не надо, — Карина через голову сняла кусок ткани — бывший капюшон кубалы — с дыркой посередине. — Так хоть воздухом продувает сверху донизу. Возьмем с собой обрезки, потом подумаем, что еще можно придумать. У нас ведь даже нижнего белья нет, не говоря уже про тампоны, а у меня менструация через неделю. Ну что, проделать с твоим балахоном то же самое?..

— Давай. Мне его надеть? Или на земле разложить?

— Лучше надень, — решила Карина. — Так проще прикидывать.

— Примерно вот так откромсай, — Цукка провела пальцем по подолу. — Я женщина скромная, замужняя, так что коленки прикрою. Слушай, а ты своим манипулятором обметать сразу не можешь?

— Могу. Но не хочу — с материей работать куда сложнее, чем с живыми тканями, времени масса уходит. Иглой куда быстрее выйдет. Не найдем иглу — ну, тут уж выхода нет.

На протяжении все процедуры Тамша наблюдала за ними круглыми от удивления глазами. Карина мысленно улыбнулась, представив, какое выражение сейчас держится на ее скрытой тканью физиономии, но сканером смотреть не стала. В конце концов, если ей удобнее скрывать лицо, пусть так и будет. Но все-таки в каком она ужасном состоянии! Ведь они с ней одного возраста, но Тамша выглядит на сорок пять или даже пятьдесят, причем как женщина, мало следящая за внешностью. Понятно, что современной косметики здесь днем с огнем не сыщешь, а про пластических хирургов вообще не слышали, но все-таки, наверное, ужасная у них жизнь, если женщины старятся еще до тридцати.

А господину Мамаю, выглядящему глубоким стариком, всего сорок шесть! И он самый старый человек в деревне!

— Готово, — резюмировала Карина, закончив рассекать ткань вокруг шеи Цукки и помогая той снять с шеи получившуюся тряпку. — Надеюсь, мы не пожалеем о сделанном, когда прилетят местные комары. Госпожа Тамша, как мы выглядим? Красиво?

— Стыдно! — неодобрительно заявила та, качая головой. — Момбацу сама Карина, как платье разрезать? Колдовство?

— Нет, госпожа Тамша. Я девиант. Я… владею силой духов, как у вас говорят. Еще я врач, я умею лечить. У вас в деревне есть больные?

— Момбацу сама Карина — большой шаман, — почтительно пробормотала служанка. — Очень большой шаман. Наш раньший шаман не уметь звать духов помогать, лечить плохо. Осень приходить большой проклятие духов, люди умирать, он ничего не делать. Один…два период назад лечить старый Кафа, Кафа умирать. До того лечить дочка Мукаса, дочка долго болеть животом, умирать. Мы выгоняли шаман. Ученик нет, шаман из другой деревня ходить редко. Момбацу сама Карина лечить? Всех лечить?

— Я не могу вылечить любую болезнь. У меня нет лекарств. Но я умею лечить некоторые болезни… э-э-э, силой духов.

— Да, момбацу сама Карина большой шаман. Я видеть ружье момбацу сан Дурран падать и ломаться. Я видеть момбацу сан Дурран бояться момбацу сама Карина. Он не бояться никого другой. Духи давали тебе большую силу, момбацу сама, но ты не убивать никого, как дети, которым духи давали силу. Я говорить всем — ты сильная, ты лечить всех.

Тамша решительно кивнула.

— Вот и славно, — улыбнулась Карина. — Госпожа Тамша, можно тебя попросить?

— Ма, сама Карина. Я повиноваться.

— Нет, госпожа Тамша, не приказать. Попросить. Ты можешь отказаться, если захочешь. Давай говорить друг с другом без формальностей? Я не говорю тебе «госпожа», ты не говоришь мне «сама». Так проще. Давай?

— Ма. Да, момбацу сама Карина, — кивнула Тамша. — Мне не надо «госпожа». Я не госпожа, я дорей сан Мамай.

— Ну уж нет! Если я не говорю «госпожа», ты не говоришь «сама». Тем более ты не говоришь «момбацу сама». Понимаешь?

— Не надо «момбацу сама»? — недоверчиво спросила служанка. — Ты обидишься.

— Нет, Тамша, не обижусь. Не надо «сама». Ну, как ты меня зовешь?

— Ма, са… Ма, Карина, — поколебавшись, откликнулась женщина. — Только когда сан Самай слышать, я говорю «сама». Он меня побьет, если я не говорю.

— Ну, хоть за такое спасибо, — облегченно вздохнула Карина.

— Тамша, меня тоже не надо звать «сама», — добавила Цукка, и на сей раз Тамша колебалась заметно меньше.

— Да, Цукка, — кивнула она. — Са… Карина — великий шаман, она владеть силой духов. Ты ее дорей. Вы из-за моря. Вы не стыдно мужчин, вы ходить с открытое лицо, открытое волосы, открытое ноги и руки. Духи вам позволять, другим женщины нет. Вы лечить жители Муммы, жители радоваться, не бояться вас.

— Исчерпывающий анализ ситуации, — хмыкнула Цукка. — Тамша, нам нужно обустроить дом. Нужны тюфяки, на которых спят, одеяла, посуда, нитки с иголками, в конце концов. Где их можно купить? У нас нет денег, но мы попытаемся заплатить потом… или отработаем.

— Не надо заплатить! — испуганно замахала руками Тамша. — Момбацу сан Шай приказать деревня вас содержать. Даже без момбацу сан Шай деревня содержать шаман. Шаман говорить с духии отгонять их от деревни. Ты защищать деревню от духи, деревня содержать тебя. Не надо заплатить!

— Хорошо шаманам, — вздохнула Карина. — Тебя и кормят, и поят, а тебе лишь нужно иногда в бубен бить и умное лицо делать. Ладно, Тамша, пошли. Солнце уже высоко. Посмотрим на вашу деревню поближе, а потом займемся домом. Веди нас.

— Ма, Карина, — откликнулась Тамша. Она повернулась и пошла в направлении выходившей из зарослей тропы. Цукка с Кариной переглянулись и пошли за ней.

— Надеюсь только, что Дурран не захочет отомстить, — озабоченно сказала Цукка. — Кара, ты поаккуратнее. Незачем злить этих ребят попусту.

— Постараюсь. Кстати, что такое «дорей»?

— Понятия не имею. Надо потом спросить у господина Мамая или еще у кого-то, кто хорошо говорит на общем. С Тамшей об абстрактных материях мне даже пробовать говорить боязно говорить. Кстати, нужно связаться с нашими. Устроить конференцию и все обсудить. Вот доберемся до дома, уединимся на полчасика и пообщаемся. Ох, ну и выскажу же я им все, что о них думаю!..

* * *

За день, кажется, в доме Карины и Цукки перебывали все женщины деревни.

Доведя их до хижины, Тамша отлучилась на добрых полчаса. Карина и Цукка, вооружившись импровизированными вениками из наломанных с ближайших кустов ветвей, успели как следует выгрести из давно заброшенного дома грязь, ликвидировать паутину под потолком и перекусить остатками каши из джугары. Из-за соседних домов опасливо выглядывали дети, лет пяти-шести как максимум — вероятно, тех, что постарше, приспосабливали к делу. Сами дома стояли пустыми — Тамша успела пояснить, что жители в большинстве своем еще до рассвета выходят работать на поля и плантации, и Карина решила, что вечером нужно обязательно познакомиться хоть с кем-то из соседей.

Однако Тамша вернулась, а вместе с ней — незнакомая женщина в ярком платье незнакомого фасона. Глухой капюшон у него отсутствовал. Вместо него она носила кричащий яркий платок, закутывающий волосы и лицо, который, впрочем, в доме сбросила. Женщина принесла пару кусков ткани, которые Тамша тут же постелила на лежанку вместо простыней. Говорить незнакомка не захотела, лишь вздрогнув в ответ на приветствие, но разглядывала чужестранок с любопытством. Потом она исчезла, но тут же появилась другая женщина, в кубале, которая принесла неказистый глиняный горшок. Третья гордо презентовала Тамше огромную, в палец длиной, железную иглу и моток грубых ниток. Четвертая принесла одеяло, пятая — метлу, шестая — еще одно одеяло, затем группа сразу из пяти с помпой доставила закопченный чугунный котелок с треснувшим ушком… Новые гостьи появлялись одна за другой, каждая с каким-то мелким подарком, аккуратно пристраиваемым на место хозяйственной Тамшей, но никто из них так и не решился заговорить. Они лишь почтительно разглядывали чужих с максимального удаления — от входа, после чего удалялись на повышенной скорости.

Постепенно Карина начала злиться. Что им здесь, музей уродов, что они сюда толпами ходят? Можно подумать, не насмотрятся еще! В конце концов она поставила Тамшу на страже у дверей снаружи, строго-настрого наказав никого не пускать, чтобы не мешать разговаривать с духами, и они с Цуккой устроили конференцию с семьей. Те как раз продирали глаза после дневного сна, и конференция вышла не слишком удачной. Гневный монолог Карины Саматта прервал почти мгновенно — минуты через две, после чего они с Дентором — точнее, Саматта и Дентор через посредство Саматты, пересказывающего его слова — четверть часа вытягивали из них все, что они смогли узнать об окружающем. Когда мужчины, разочарованные мизерным объемом информации, почти не увеличившимся с вечера, отстали, Карина с облегчением вздохнула.

«Здесь Карина. И все-таки я еще вам выскажу все, что думаю. Не хотите слушать сейчас — послушаете, когда до нас доберетесь!»

«Здесь Палек. Каричка, сестричка ты наша дорогая, волноваться для здоровья вредно. Это я тебе точно говорю. Хочешь, совет дам? Найди тихое укромное местечко и дважды в день высказывай все, что о нас думаешь, какому-нибудь дереву. Когда мы до тебя доберемся, оно как раз засохнет».

«Здесь Карина. Лика, издеваешься, значит? Ну, я тебе еще припомню. Мати, плюнь ему от моего имени в ухо».

«Здесь Саматта. Ловить лень. Сама плюнешь, когда увидимся… а, тут Каси сигналит. Говорит, что она плюнет, если поймает».

«Здесь Яна. Я поймать помогу. И подержу во время процесса».

«Здесь Карина. Яни, спасибо. Мати, передай мое спасибо Кансе».

«Здесь Палек. Ну вот, все женщины против меня. Мировой женский заговор против мужчин…»

«Здесь Цукка. Лика, мир жесток и несправедлив, пора бы привыкнуть. Народ, тут Кара сегодня сцепилась с каким-то местным уродом. Автомат ему разбила».

«Здесь Саматта. Автомат? Кара, что, серьезно?»

«Здесь Карина. Мати, я же аккуратно. Они втроем приперлись на берег, когда я разминалась, и тот мужик начал хамить. Пытался запретить из дома выходить, автомат на меня направил. Ну, я и сорвалась».

«Здесь Палек. Трупы хорошо спрятала?»

«Здесь Карина. Лика, мне не до шуток. Я у него только автомат манипулятором вырвала и покорежила немного…»

«Здесь Цукка. Ага, совсем немного. В рогульку в форме фиги».

«Здесь Саматта. И что?»

«Здесь Карина. Ну… ничего, наверное. Ушли они. Они должны по радио о нас докладывать своему главному — Шаю или еще кому — дважды в сутки».

«Здесь Яна. Кара, не зли их лишний раз без нужды. Он может припомнить тебе обиду позже. Тем более в ваших краях, где женщин, насколько я знаю, за людей не считают. А он мужчина. Вроде как крутой, раз командир. А ты его унизила перед подчиненными. Постарайся пока не нарываться».

«Здесь Карина. Яни, я знаю. Но… говорю же, сорвалась я. Нервы не выдержали. Истерику вот устроила. Спасибо Цу, она в чувство привела».

«Здесь Цукка. Не за что. В следующий раз еще и придушу немного, чтобы быстрее оклемалась. Народ, но вы в виду имейте — если ненароком погибнете по дороге, я вам головы поотрываю!»

«Здесь Лика. И кто сказал, что женщины способны думать логически?.. Яни, я тебе сейчас сам в ухо плюну, если щипаться продолжишь!»

«Здесь Яна. Не сможешь, тебя Каси держит. Кара, Цу, как у вас там с обстановкой? Жить можно?»

«Здесь Цукка. Можно. Только местные ходят и пялятся, как в музее. И еда так себе. Кстати, я думала, что в джунглях кусучей и ползучей мошки тучи, а, оказывается, и нет почти. Летать летает, а не кусает. Или просто мы для местной мошкары на вкус непривычные. О! Кажется, погромыхивает. Гроза идет. И в доме темнеет. Народ, мы пока отключимся — наверняка нас сейчас заливать начнет, у нас крыша дырявая. Она из больших пальмовых листьев, а они сгнили наполовину. Надо места запоминать, чтобы потом чинить».

«Здесь Саматта. Ладно, чинитесь давайте. Свяжитесь с нами, когда у вас стемнеет, чтобы мы могли разницу во времени засечь».

«Здесь Карина. Ага. Народ, а от тети Хи ничего слышно не было после того, как нас утащили?»

«…»

«Здесь Карина. Ау? Вы куда пропали? Мати? Яни? Лика?»

«Здесь Палек. Кара… тетя Хи умерла».

«Здесь Карина. ЧТО?!»

«Здесь Цукка. ЧТО?!»

«Здесь Палек…Кара, Цу, наверное, я зря сказал. Простите. Она умерла. На следующий день после того, как вас похитили».

«Здесь Карина. Но от чего?! Она чем-то болела?! Почему она не позвала меня?!»

«Здесь Палек. Кара… она умерла от старости. Мы с Каси были у нее перед смертью. Она просила передать тебе, что извиняется за все, что с тобой случилось по ее вине. Что ей очень жаль, что так все вышло».

«…»

«Здесь Яна. Кара, ты врач. Ты знаешь, что далеко не каждого пациента можно спасти. Я понимаю, принять такое сложно. Но она прожила долгую жизнь. Такую, которую хотела прожить. Люди смертны, Кара, и с этом можно только смириться».

«Здесь Карина. Я знаю, Яни. Знаю. Я бы с радостью умерла, чтобы она осталась жить… но мы не можем изменить порядок вещей. Просто… мне нужно привыкнуть к мысли, что ее больше нет».

«Здесь Саматта. Девочки, постарайся пока не думать о ней. У вас и так проблем хватает. Отложите печаль на потом. И помните, что мы вас очень любим. И мы не можем без вас».

«Здесь Карина. Мати, тоже я вас всех очень люблю. И у вас у всех из-за меня проблемы… Цу! Не пихайся!»

«Здесь Цукка. Я тебе говорила, что самоедством заниматься не позволю, и не надейся. Ладно, народ, тут уже по крыше щелкать начинает, и Тамша заглядывает — она что-то вроде нашей назначенной служанки. Нехорошо человека под дождем держать».

«Здесь Саматта. Хорошо, Цу. Отключаемся. Не забудьте связаться вечером. Конец связи».

«Здесь Цукка. Конец связи».

«Здесь Палек. Конец связи».

«Здесь Яна. Конец связи».

«Конференц-сеанс завершается. Пользователь Карина, если ты хочешь сохранить сеанс…»

«Здесь Карина. Отбой».

Отключившись, Карина сгорбилась, зажав ладони между коленями, и уставилась в пол. Цукка успокаивающе положила ладонь ей на плечо.

— Я знаю, как ты ее любила, Кара, — с сочувствием произнесла она. — Она для всех нас была ближайшей родственницей, но для тебя особенно.

— Да, — кивнула Карина, не поднимая взгляд. — Она, кажется, всегда чувствовала себя виноватой, что не могла ничем мне помочь, когда меня пытали в Институте. Я пыталась ей объяснять, что ее вины в том не было, но она… Я так и не смогла, кажется, ее убедить. И она умерла с тяжелым сердцем. А я…

— А ты ведешь себя ничуть не лучше ее! — отрезала Цукка. — Нельзя так жить, Кара. Нельзя тащить на себе весь мир. Тамша! Заходи, мы уже закончили говорить с духами.

— Духи не сердиться? — с любопытством спросила служанка, входя в хижину с охапкой тряпок, кувшинчиков и какой-то мелочи.

— Духи не сердятся, — успокоила ее Цукка. — Скажи, а как такую крышу чинить? Капает со всех сторон…

— Я сказать сан Мамай, сан Мамай приказать мужчины положить новые листья.

— Хорошо. А что там за шум снаружи доносился, когда мы… с духами общались? Ты с кем-то ругалась? Кто-то войти хотел?

— А! — махнула рукой Тамша. — Матса, сын сан Шаттах, приходить к отец звать. Он слышать, ты великий шаман. Сан Шаттах муллулуба та мусукурата кусать, сан Шаттах падать и рука ломать. Я говорить, ты с духи говорить, беспокоить нельзя…

— Погоди, погоди, Тамша! — остановила ее насторожившаяся Карина. — Кто его укусил? Что такое «мурубура»… «муррура»…

— Муллулуба та мусукурата. Мусукурата — зверь, большая крыса, жить вода, быстро плавать, рыба есть. Вот такая, — она развела руки примерно на полсажени. — Он человек боится, не подходить. Этот мусукурата стал муллулуба — больной, злой, кусать всех рядом. К нему подходить нет, иначе он кусать, ты умереть. Сан Шаттах умереть через два… три дня. Муллулуба та зверь человек кусать — человек умереть быстро и плохо.

— Почему человек умирает? Симптомы? — напряженно спросила Карина. — Что с человеком случается? Зараза? Болезнь?

— Рана гореть, сначала мало, потом сильно-сильно. Рана гнить, кровь гнить. Второй день человек никого не видеть, говорить с духи, пить нет — вода бояться. Третий день человек от громкий голос корчит, голова назад, весь дергаться, вот так, — Тамша очень похоже изобразила судороги. — Пена из рот, как пена на реке. Потом умирать. Нет лекарство. Нельзя муллулуба та зверь подходить. Муллулуба та зверь кусать — умирать быстро и плохо.

— Ничего себе… — ошеломленно проговорила Цукка. — Что еще за новости такие? Кара, ты такую болезнь знаешь?

— Нет. Я же не инфекционист. И в тропической медицине не разбираюсь… ох, почему у меня чувство, что я эту фразу еще сто раз произнесу? У нас есть похожая болезнь — черное бешенство, симптомы у животных почти те же — агрессивность на начальных стадиях, на последних — пена у рта, водобоязнь, судороги, прогрессирующий паралич и смерть. Вызывается РНК-вирусом, поражающим нервные ткани, передается при физическом контакте с жидкостями тела носителя, в том числе через укус. Но она не опасна для людей, ей вообще заражаются только крысы, мыши, собаки и, кажется, лисы. Я о ней вообще знаю только потому, что в свое время учебник по ветеринарии наискосок пролистала из любопытства. И у нее один только инкубационный период — от трех с половиной до пяти периодов. Такой скоротечности, чтобы за три дня убивать, и близко нет. Тамша! Сын сана Шаттаха еще здесь?

— Ма, Карина. Ждет там, — Тамша махнула рукой в сторону двери. — Зря ждет. Муллулуба не лечить никогда. Зря ходить не надо. Сын глупый, совсем молодой. Сан Шаттах жалко, он веселый, добрый, богатый, но все равно умирать.

— Ну, насчет никогда мы еще посмотрим, — сквозь зубы проговорила Карина. — Кара, я иду к пострадавшему. Посиди пока здесь с Тамшей…

— Зачем? — удивилась Цукка, поднимаясь. — Мне интересно. И не хочется сейчас одной оставаться. Пойдем вместе. А ты разве инфекции лечить умеешь?

— Если бактериями, грибками или простейшими вызваны — да. Мой сканер работает на клеточном уровне, так что их видит. С ними работает стандартная процедура выжигания, которой я от опухолей организм чищу. Тут даже легче — гемодиализ проводить не надо, и фактически натуральная вакцина получается. Воспаленные раны, грибковые поражения, язвы инфекционного характера чистятся почти мгновенно. От вирусов я чистить не могу, но не думаю, что здесь вирус. Слишком быстро все происходит. Тамша, останься здесь, незачем толпой ходить. Дождь, кажется, не слишком сильный. Интересно, здесь зонтики делать умеют?

Дождь на улице лил, но умеренно, и гром погромыхивал нечасто и вдалеке. Сын укушенного оказался совсем молодым пареньком лет двенадцати или тринадцати. Полуголый, в одних коротких штанах, он терпеливо мок под дождем, пытаясь хоть как-то укрыться от него у стены хижины. Когда он увидел Карину и Цукку в обрезанных платьях, его глаза расширились. Он попытался отвести взгляд, но не сумел и откровенно уставился на голые коленки Карины.

— Момбацу сама Карина… — пробормотал он.

— «Момбацу» не надо, — командирским тоном заявила та. — Где твой отец?

— Отец дома, — подросток ткнул пальцем куда-то в сторону. — Я доведу.

— Веди, — согласилась Карина. — Давно его укусил зверь?

— Недавно, — подростку наконец удалось оторвать глаза от карининых коленок. — Солнце за тучи пряталось.

Он повернулся и быстро пошел по тропинке. Карина и Цукка в сопровождении Тамши последовали за ним.

— Как тебя зовут? — спросила Карина ему в спину.

— Матса, сама Карина, — откликнулся мальчик.

— Сколько лет твоему отцу?

— Двадцать семь, сама Карина.

— Расскажи, что случилось.

— Он ходил… к реке ловить нидзимасу. На него бросилась муллулубная водяная крыса, укусила его за ногу. Он поскользнулся, упал, сломал руку. Крыса убежала, он вернулся домой. Сейчас лежит и умирает. Ты спасешь его, сама Карина? — мальчик оглянулся, и Карина увидела в его глазах мольбу.

— Он часто болеет?

— Нет, сама Карина! Он никогда не болеет! Он веселый и здоровый. Сан Мамай сказал, ты великий шаман, хоть и женщина. Ты спасешь отца?

— Не знаю, Матса. Я никогда не видела такую болезнь. Я попробую…

«Пробуя, Кара, ты подсознательно оставляешь лазейку для неудачи. Не надо пробовать. Надо просто делать. Так, словно ты занималась этим всю жизнь».

— …я сделаю все, что в моих силах.

— Пожалуйста, сама Карина! Он богатый, он заплатит много денег!

— Как будто они нам пригодятся… — грустно пробормотала Карина.

— Пригодятся! — отрезала Цукка. — Кара, ты забыла, что папа говорил тебе насчет вреда бесплатной помощи?

— Я помню. Просто… если мы не выберемся отсюда, нам деньги ни к чему. А если выберемся — вряд ли местные гроши для нас окажутся заметными.

— Ну, вдруг здесь рядом золотая шахта, и у местных принято платить самородками?

— Ага. И при том считать треснувший котелок едва ли не сокровищем! — фыркнула Карина. — И не забывай, я его еще не вылечила.

Идти оказалось недалеко. Саженей через тридцать они вышли к большой, стоящей особняком хижине — скорее даже, добротному дому, сделанному, как и остальные строения, из переплетенных какими-то гибкими прутьями кольев, но с настоящими стеклами в оконных проемах, деревянной дверью на металлических петлях и крышей из плотной дранки. Из трех сараев рядом с домом слышалось приглушенное кряканье и кудахтанье. Рядом стояло несколько больших по местным меркам строений, по виду — амбаров. К дому подходила широкая, в сажень, утоптанная тропинка, могущая сойти за дорогу, а из-под навеса неподалеку выглядывала закрытая брезентом тупая морда большого автомобиля — чего-то среднего между джипом и грузовиком.

— Действительно, богато живет дяденька по местным меркам, — пробормотала Цукка.

— Ну, по местным — возможно… — скептически проговорила Карина.

Пострадавший, большой, но поджарый мужчина, которому дома, в Катонии, она дала бы лет сорок с небольшим, лежал на широком топчане под вышитым покрывалом, в нижней части перепачканным грязью и кровью. Вокруг хлопотали три женщины, как ни удивительно, простоволосые. Две были вполне взрослыми, а третья — девочкой лет десяти, даже младше Матсы. Мужчина, баюкающий на груди правую руку, мелко и часто дышал, в его глазах застыло обреченное паническое выражение. Увидев вошедших, он сделал слабое движение, словно пытаясь отползти подальше, но охнул от боли и снова замер. Мальчик бросился к нему и что-то быстро затараторил на своем языке. Женщины дружно загалдели, но тут же словно по команде осеклись и отпрянули от ложа, когда Карина решительным шагом подошла к нему.

— Добрый день. Ты господин Шаттах? — спросила она. Вопрос являлся очевидно дурацким, но нужно же с чего-то начинать?

— Не трогай меня, синомэ! — слабо пробормотал мужчина. — Я не сделал тебе ничего плохого. Я и так скоро умру…

— Я врач, господин Шаттах. Я лечу людей, а не убиваю их. Лежи спокойно и не дергайся.

Она решительно оторвала левую руку мужчины от правой — тот снова дернулся от боли — и быстро просмотрела заметно распухшее правое запястье.

— С рукой все в порядке, — констатировала она. — Не перелом, просто вывих и растяжение связок. Расслабься, господин. Больно не будет.

Пациент с ужасом глянул на нее, но страх на его лице немедленно сменился удивлением, когда привычным движением Карина «отключила» нервы в руке, как она предпочитала про себя называть их временный паралич. Легкое касание манипулятора в режиме, который на полной мощности почти испепелял нервные ткани, на сотой ее части вызывало лишь временное их онемение, прекрасно заменяющее химическую анестезию. Сейчас рука пациента полностью потеряла чувствительность. Не давая ему опомниться, Карина подняла предплечье и кисть обеими руками, зафиксировав их в нужном положении, и дернула-потянула манипуляторами в нужных точках. С хорошо слышным щелчком лучезапястный сустав встал на место.

— Рука починена, — констатировала Карина, аккуратно опуская конечность на покрывало. — Господин Шаттах, не шевелись пока. Сейчас наложим шину, чтобы не беспокоить сустав несколько дней. Матса!

— Да, момбацу сама? — пролепетал подросток, глядя на нее огромными от удивления круглыми глазами.

— Мне нужно две плоских дощечки — примерно вот такой длины — и широкий бинт. Можно пояс. Найдешь?

— Да, момбацу сама! — с готовностью кивнул тот. — Сейчас!

Он что-то быстро сказал женщинам, и девочка тут же бросилась к объемистым сундукам в дальнем углу комнаты. Мальчик же пулей вылетел на улицу. К тому моменту, когда девочка извлекла из сундука бумажный пакет с самым настоящим стерилизованным бинтом, произведенным, судя по надписям на общем, в Четырех Княжествах, он вернулся с двумя довольно ровными и почти чистыми планками. За пару минут Карина наложила импровизированную шину, надежно зафиксировав кисть, и ткнула пальцем в примеченную ей толстую веревку, свисающую с чего-то вроде прялки:

— Я возьму вон то?

— Да, момбацу сама! — мальчик дернулся в сторону веревки, но Карина уже дотянулась до нее манипулятором и подтянула к себе. Она слишком поздно сообразила, что для местных полет предмета по воздуху должен выглядеть самым натуральным колдовством. Ну и ладно. Шаман она, в конец концов, или кто?

Отрезав манипулятором примерно треть сажени веревки, она связала концы узлом и накинула мужчине на шею. Тот смотрел на нее словно загипнотизированный и, наверное, даже позволил бы ей удавить себя без единого звука. Карина просунула больную руку в петлю и потыкала в нее пальцем:

— Два дня ходить так. Чтобы рука висела. Рукой не работать, пусть заживает. Потом шину можно снять. Понятно?

Мужчина судорожно кивнул.

— Так, с мелочами разобрались. Теперь давай разбираться с укусом. За какую ногу тебя тяпнуло вредное животное, господин Шаттах? — Карина ободряюще улыбнулась, и в глазах ее пациента мелькнула непонятная искра. — Какая нога укушена?

Она могла бы и не спрашивать — сканер уже показал ей все, что требуется — но разговорить дядьку все-таки требовалось. А то еще помрет от ужаса прямо во время лечения!

— Левая, момбацу сама… — хрипло пробормотал мужчина.

— Ну, тогда начнем лечить.

Решительным жестом она откинула покрывало в сторону, прямо в руки молодой женщины. Шаттах автоматически попытался его удержать, но правая рука не действовала, а левая от неожиданности промахнулась. Карина повернулась к больному месту, услышав, как охнула Цукка.

Охать действительно имелось с чего. «Укусом» месиво из крови и материи, которые являла собой штанина на лодыжке, назвать было сложно. Похоже, взбесившаяся крыса не просто тяпнула мужчину за ногу, а как следует потрепала ее. Кровь едва текла — очевидно, никакие крупные сосуды зубы не задели — но зрелище для непривычного зрителя все равно оставалось впечатляющим.

— Штаны спасти не удастся, даже не просите, — пробормотала Карина. — Но в остальном выглядит куда страшнее, чем есть на самом деле. Зверюшка только кожу и погрызла, спасибо материи, даже мышцы почти не повреждены…

Она отключила все нервы ниже колена и приподняла ногу, несколькими резкими движениями манипуляторов оборвав штанину ниже колена и обрезав материю вокруг раны. Затем она осторожно извлекла из месива мелкие клочки ткани.

— Принесите горячую воду и бинты, — приказала она. — Нужно отмыть кожу от грязи. И тампоны… мягкую ткань для мытья.

На сей раз все три женщины среагировали немедленно. Они гурьбой бросились в угол, где на настоящей железной печке стоял большой медный казан, и спустя минуту рядом с кроватью стоял широкий жестяной таз, наполненный парящей влагой. На свет появилось еще несколько пакетов с бинтами. Придерживая ногу манипуляторами, Карина смыла с раны грязь и сгустки уже начавшей сворачиваться крови, опустила ногу на топчан и села перед ней на пятки, прикрыв глаза.

— Кара, ты вздремнуть решила? — окликнула ее Цукка. — Или уже все?

— Я сканером смотрю, мне глаза не нужны, — отмахнулась Карина. — Цу, не мешай минут пять, а? Я шью.

Все время, пока под ее невидимыми манипуляторами медленно смыкались и зарастали края многочисленных, хотя и неглубоких рваных ранок от звериных зубов, в доме стояла гробовая тишина. Когда Карина открыла глаза, она обнаружила, что пять пар глаз ее обитателей смотрят на нее с благоговейным ужасом, и только Цукка с видимым любопытством рассматривает интерьер дома. Про себя вздохнув, она поднялась на ноги, смыла остатки крови, успевшей выступить за время шитья, и быстро забинтовала ногу.

— Все, — сказала она. — Лечение закончено. Господин Шаттах, к вечеру нога отойдет. Ты снова почувствуешь боль. Не трогай ногу. Ни в коем случае не чеши сквозь бинты, или раны разойдутся. И лучше пару дней полежи в постели, чтобы зажило получше. Понимаешь?

— Муллулуба убьет меня раньше, чем нога заживет, — во взгляде мужчины помимо ужаса, однако, прорезалась еще и надежда. — Или ты ее вылечила?

— Я убила муллулубу. Я умею видеть микробов… тех мелких духов, которые проникают в рану и вызывают болезнь. Я стерилизовала… изгнала всех духов из твоей крови. Твоя рана не загноится, и ты не заболеешь.

— Что, правда стерилизовала? — заинтересовалась Цукка. — Ты уверена?

— В ране и в окрестностях по кровотоку сидела куча какой-то странной гадости помимо обычных гроздчатых и синюшных бактерий. В других частях организма она тоже наблюдалась, но в куда меньших количествах. Я такую раньше никогда не замечала. Очень крупная для бактерии, но, тем не менее, бактерия. Размножалась со страшной скоростью, прямо на глазах делилась. Надеюсь, что она и есть возбудитель муллулубы. Не понимаю только, как она существовать умудряется? Она же должна убивать носителя раньше, чем тот ее дальше передаст! Или в животных она медленнее размножается?

— Ну, если он не помрет через три дня, значит, ты победила страшную болячку, — резюмировала Цукка. — Ты закончила над подопытным кроликом издеваться? Господин Шаттах, момбацу сама Карина тебя вылечила. Полежишь в постельке немного, и можешь снова сражаться с водяными крысами. Только хотя бы палку возьми, а то штанов не напасешься.

Мужчина молча переводил взгляд с одной чужестранки на другую, потом хрипло и глубоко вздохнул и расслабился.

— Момбацу сама, я в долгу перед тобой, — проговорил он. — Мне надо отдохнуть. Потом я обязательно тебя отблагодарю.

— Отдыхай, господин, — кивнула Карина. — Не вставай с постели еще два дня. Помни — вечером нога снова заболит. Если начнется боль внутри ноги, резкая и пульсирующая, позови меня. Почистим рану снова. Если почувствуешь первые симптомы муллулубы, тоже зови. Но, надеюсь, не почувствуешь.

— Да, момбацу сама, — кивнул Шаттах.

— Матса, проводишь нас? — спросила Цукка. — А то мы свой дом не найдем. Почему у вас тут улиц нету? Удобнее же с ними!

— Да, — с готовностью кивнул мальчик. — Я провожу.

Дождь снаружи уже перестал, и воздух казался свежим и крепким, напоенным ароматами влажной почвы и благоухающей зелени. Тучи ушли куда-то за горы, и полуденное солнце опять сияло на небосклоне, прорываясь сквозь густые кроны деревьев. Деревня по-прежнему казалась безлюдной — жители то ли работали на полях, то ли просто прятались при их приближении, но от их хижины брызнула в разные стороны стайка женских фигур.

Всю дорогу до их хижины мальчик молчал, но уже у самого входа сказал:

— Сама Карина, ты великий шаман. Ни один шаман у нас в деревне раньше не лечил так муллулубу, как ты. Они плясали и пели молитвы духам, и люди всегда умирали. И никто не умеет так заращивать раны. Ты не думай, отец обязательно заплатит тебе, когда поправится! — торопливо добавил он. — Вот увидишь!

— Не к спеху, — улыбнулась ему Карина. — Матсу, ты хорошо говоришь на общем. Ты учился ему специально?

— Мой отец торговец, — гордо заявил мальчик. — Он самый богатый в деревне! К нам часто приезжают гости из разных стран, и он часто ездит в другие деревни и даже в далекие-далекие города, чтобы покупать и продавать товары. Мы с ним ездили в Мубайю, Паллаху и Кумту, они в много-много раз больше Муммы! Когда я вырасту, я тоже стану торговцем, а торговец должен хорошо говорить на общем. А еще я умею считать до тысячи и даже немного читаю. Только не все буквослоги помню, — он смущенно потупился.

— Ты молодец, — похвалила его Цукка. — Скажи, а почему ты не все слоги знаешь? У вас школа в деревне есть?

— Нет, сама. Я учился читать по книжке. К нам иногда приезжают шаманы с далекого севера, в длинных платьях, как у женщин, и со знаками на груди, как у бога Курата, только без дырки посередине. Они говорят, что служат какому-то большому господину с севера, которого зовут Церковь Колесованной Звезды. Они оставляли нам книжки с историями, и отец учил меня читать по ним, пока не купил свои. Только истории у них какие-то глупые, и отец тоже так считает.

— Церковь Колесованной Звезды? — Цукка удивленно глянула на подростка. — Но что шаманы с севера здесь делают?

— Они говорят, что хотят наставить нас на путь истинный и научить правильно жить. Только они глупые, как их книжки. Они говорят, что никаких духов нет и что им не надо поклоняться, а надо поклоняться старому шаману по имени Колесованный Пророк, который умер за нас, попал на небеса и стал богом. А как же духов нет, когда они дали тебе свою силу?

— Железная логика! — Цукка громко фыркнула. — Кара, похоже, ты за день пустила прахом всю миссионерскую работу какого-то северного попа. Кстати… — она сощурилась. — А ведь если он попадет сюда в ближайшее время, мы сможем узнать и передать нашим точные координаты места. Матса, северные шаманы часто здесь появляются?

— Редко, — мальчик посчитал на пальцах. — Раз в пять или шесть периодов. Давно не приходили. Может, решили, что мы им все равно ничего не дадим. Сама Карина, отец подарит тебе за лечение много-много платьев. Хороших платьев, не таких рваных. Приличных, какие подобают женщине.

— Ну еще чего! — Карина вздернула нос. — Матсу, передай отцу, что мы не носим мешки с рукавами, которые у вас почему-то называют платьями.

— Но почему, сама Карина? — с недоумением спросил мальчик. — Ведь женщине неприлично ходить с открытым лицом и волосами среди чужих мужчин, так все говорят. И ноги чужим показывать неприлично. И руки.

— У нас, Мацу, свои правила приличия. Мы станем ходить в таком виде, в каком захотим. Я ведь великий шаман, ты забыл? А Цукка — моя ближайшая помощница. Духи разрешают нам носить любую одежду, да хоть совсем голыми ходить можно.

— Да, момбацу сама Карина, — мальчик глубоко поклонился, коснувшись правой рукой лба. — Ты великий шаман. Духи дали тебе свою силу, а сама Цукка — твоя дорея. Я пойду? Отцу нужна помощь, а сестра и матери глупые, им все время указывать нужно, что и как делать.

— Беги, указатель! — рассмеялась Карина. — Только не попадись по дороге еще одной муллулубной крысе.

— Не попадусь, — серьезно сказал мальчик, повернулся и со всех ног побежал по тропинке.

За время их отсутствия Тамша проявила чудеса хозяйственности. Еще недавно унылая, пустая и заброшенная хижина приобрела отчетливо жилой вид. По стенам висели какие-то вышитые тряпочки наподобие занавесок, в маленьком каменном очажке в углу потрескивал огонь. Труба над ним отсутствовала, но дым выходил наружу через какое-то хитрое приспособление из коры, прилаженное к дырке в стене над очагом, и по дому не распространялся. Над очагом висел давешний треснувший котелок, в котором побулькивало непонятное, но вкусно пахнущее варево. Топчан закрывали два тонких одеяла, под которыми угадывались плотные тюфяки, в изголовье лежали два тонких бревнышка, обернутых материей и, видимо, должных изображать подушки. Еще одна лежанка была устроена на земле у противоположной стены. На ней сидела, скрестив ноги, Тамша с открытым лицом и закатанными по локоть рукавами. Что-то тихо напевая под нос, она усердно драила песком еще один железный котелок, поменьше первого. При появлении Карины она встрепенулась.

— Ты вылечила сан Шаттах? — без обиняков поинтересовалась она. — Он не умирать от мулллулуба?

— Не должен, — Карина огляделась по сторонам. — Тамша, ты все одна сделала? Ох, какая ты молодчина!

— Другие мне помогать, — Тамша смутилась, хотя и выглядела польщенной. — Вас бояться, не оставаться. Господин Мамай заходить, сказать, завтра мужчины крышу чинить. Сан Шаттах богатый человек, хорошо такой друг есть. Все женщины хотеть его жена купиться, он только две жены есть.

— Спасибо, мне и одного мужа хватает! — засмеялась Цукка. — А Кара у нас вообще бука, мужчин боится. Боюсь, Тамша, что не судьба ему нас купить в жены.

— Вы обе старая, вы никто жена не купить, — вздохнула Тамша. — Меня тоже не купить. Я дорея, сан Мамай меня никому не мочь продать. Я скоро совсем старая стать, умереть надо.

— Никакая ты не старая! — заявила Цукка. — У нас в стране многие только после тридцати лет в первый раз брачный контракт заключают. В тридцать пять, даже в сорок в первый раз родить — обычное дело.

— В тридцать пять? — недоверчиво осведомилась Тамша. — Тридцать пять — совсем старая, совсем некрасивая. Ребенок из живот родиться нельзя, умирать вместе с ребенок. Какой муж купить в тридцать пять? Женщину купить муж в пятнадцать лет, в двадцать лет уже никто не купить, остаться одна. Только дорей стать в чужая семья.

— У нас все иначе. Кстати, Тамша, что такое «дорей»?

— Дорей? Дорей — когда мужчина или женщина жить чужой дом, выполнять всю работу, ничего не делать без слова хозяин, никуда не уходить. Нельзя жену купить, нельзя женой пойти, если хозяин не позволять. До самый умирать быть дорей. Стать дорей — свободный больше нет.

— Рабы… — потрясенно пробормотала Карина. — Тамша, значит, тебя продать могут другому человеку?

— Продать? Нет, нельзя. Как можно человек продать? Человек не вещь. Хозяин может наказать, может выгнать навсегда, продать нельзя. Только муж в жены купить мочь, но кто купить старый дорея?

— Скорее, какая-то форма крепостной зависимости, чем рабство, — задумчиво сказала Цукка. — Надо с Мати проконсультироваться, он историк, должен такие вещи понимать. Кара, значит, я теперь считаюсь твоей дорей? Или дореей?

— Ага, и ты вся работа выполнять, а то я тебя бить, плевать и выгонять! — фыркнула Карина. — Тамша, Цукка — не моя дорея. Она моя… как приемная мать. Она меня воспитывала. Она мой друг, не дорея.

— Не дорея? — Тамша наморщила лоб. — Просто друг? Что такое «приемная мать»? «Приемный отец» знать, «приемная мать» не бывать. Разве женщина может решать за ребенок?

Цукка с Кариной переглянулись.

— Придется просвещать, — резюмировала Цукка. — А то она про нас такое местным расскажет, что потом хоть вешайся.

Они опустились рядом с Тамшей на ее лежанку — Цукка скрестила ноги, а Карина уселась на пятки в своей излюбленной манере.

— Тамша, наша страна совсем не такая, как ваша, — начала Цукка. — У нас женщины имеют те же права, что и мужчины. Они могут воспитывать детей наравне с мужчинами — не просто нос утирать и кормить, а по-настоящему воспитывать. Если ребенок остается без семьи…

Тот же день. Грашград

— А там что за статуя?

Комора взглянул на Кансу взглядом истязаемого мученика. Вся компания нещадно дергала и изводила его глупыми вопросами и желаниями начиная с того момента, как он в три часа дня снова появился в их гостинице. Огромный торговый квартал в центре Грашграда, называющийся Масакаран — «Торговое место» на поллахе, как он пояснил — они исследовали уже пять часов, и гид выглядел замотанным до невозможности. Канса про себя жалела этого довольно симпатичного немолодого дядьку с проседью в густой бороде, вынужденного разрываться между желаниями капризных туристов, но выбора у них не оставалось. Если имелся хотя бы небольшой шанс, что он действительно осведомитель местной службы безопасности, он не должен обращать внимания на мелкие странности, в образ простых туристов не вписывающийся.

Впрочем, данный вопрос для туриста являлся абсолютно естественным. Кажущийся бесконечным Масакаран внезапно оборвался на большой площади, в центре которой били красивые многоструйные фонтаны, треугольником окружающие черный базальтовый постамент. Скульптура изображала две женские фигуры из непонятного камня оливкового цвета. Несмотря на местный запрет на наготу, обе были полностью обнажены. Молодая девушка, присев на корточки, одной рукой тяжело опиралась о землю, и по ее плечу и груди текли тонкие струйки крови, выполненные из какого-то розового материала. Другой рукой она поддерживала голову навзничь лежащей на земле женщины постарше, сжимающей в руке обломок не то сабли, не то кинжала. Из груди лежащей торчало древко стрелы. Лицо девушки оставалось спокойным, но в глазах чувствовалось напряжение. Вокруг грудами валялось сломанное оружие — сабли, дротики, булавы…

— Прямо перед нами, господа и дамы, вы видите памятник двум выдающимся женщинам, навеки вошедшим в историю Граша благодаря своим мужеству и целеустремленности — Тароне и Элизе, — несмотря на измотанность голос гида оставался ровным и звучным. — Возможно, вы слышали про них раньше. Тарона — вошедшая в предания и легенды королева тарсаков, жившая примерно два века назад. Она внесла огромный вклад в объединение до того разрозненных тарсачьих родов, а также нанесла сокрушительное поражение племенам гуланов, утвердив доминирование тарсаков в политике и экономике Граша, сохраняющееся и сегодня. Элиза — ее полулегендарная советница, как считается — северянка, ребенком вывезенная в Граш родителями, спасавшимися от преследования со стороны Церкви Колесованной Звезды. Ее биография точно не известна, и некоторые историки даже полагают ее мифом. По дошедшим до нас преданиям считается, что ее родители в Граше сгинули, она осталась сиротой и в какой-то момент прибилась к тарсачкам, быстро завоевав их уважение и став доверенной спутницей и верной защитницей самой королевы.

— У нас тоже есть героиня по имени Элиза, — сообщила Канса. Статуи потрясли ее своей жизненностью, и на несколько мгновений она забыла про необходимость изображать глупую пустышку. — Она приехала из-за моря, откуда-то из Приморской Империи… вернее, тогда еще не существовало Приморской Империи, просто из какого-то торгового прибрежного города на вашем континенте. Тогда Империя Майно была не очень большой, и Элиза на службе городу Оканаке, в ее состав еще не входившем, много подвигов совершила. У нас про нее кино снимают и книги пишут. А кто из них Элиза?

— Элиза сидит, — пояснил гид. — Кстати, ее имя распространено в Четырех Княжествах, а до того — в Приморской Империи, так что ничего удивительного в совпадении нет. У меня даже есть дальняя родственница, носящая такое имя. Композиция воспроизводит сцену гибели королевы Тароны. В те времена у тарсаков существовал матриархат… да и до сих пор в значительной степени существует, хотя в значительно более мягкой форме. Родовые кланы выбирали королеву, которая правила ими до старости — во всяком случае, отвечала за решение военных и общеполитических вопросов, со своими частными проблемами каждый род разбирался самостоятельно. Королева правила до тех пор, пока оставалась в состоянии сражаться верхом, затем ей выбирали преемницу. Имелся у них, однако, любопытный обычай: одряхлевшая королева кончала жизнь самоубийством или же погибала в поединке со своей наследницей. Видимо, считалось, что смещенная со своего поста правительница станет плести интриги, противодействовать своей преемнице или просто оставаться альтернативным центром власти, каковую проблему тарсаки и предотвращали простым и незамысловатым путем.

— Хорошо бы у нас такой обычай ввести, — проворчал Саматта. — Завести специальный золоченый пистолет и вручать его бывшему Президенту или, скажем, депутатам Ассамблеи, чтобы застрелились не мешкая. Авось всякой сволочи поменьше во власть бы лезло.

— Однако имелся и еще один обычай, редко применяющийся на практике, — проигнорировал реплику Комора. — Любая воительница определенного ранга, начиная с командира такха — небольшого отряда в два-три десятка всадниц, минимальной воинской единицы, имела право вызвать королеву на смертельный поединок. И королева была обязана вызов принять и победить, чтобы доказать свою способность вести армию в бой. Такое случалось нечасто, поскольку для вызова должна иметься веская причина. Поскольку у Тароны имелось много политических противников, однажды ее на такой поединок и вызвали. Судя по легенде, ее, выдающуюся воительницу, не сумели победить в честном бою и убили предательски, стрелой, издалека. Однако убийцы просчитались, оценивая последствия, и после смерти Тароны ее место, пусть и ненадолго, фактически заняла Элиза, опирающаяся на поддержку большинства матерей-прародительниц родовых кланов. В соответствие с той же легендой Элизу также предательски убили несколько лет спустя ударом в спину. Но до того она смогла установить довольно прочный мир с Четырьмя Княжествами, с которыми Граш находился в состоянии перманентно тлеющей войны. Основываясь на ее идеях, новая королева тарсаков вконечном итоге сформировала наш современный политический строй. Поэтому Тарона и Элиза считаются нашими национальными героинями.

— Глупая сказка! — спесиво проговорил Дентор. — Все подобные россказни, когда копнешь поглубже, ничего с реальностью не имеют. Две глупые бабы — что они могут сделать? Четыре Княжества потому вас и били все время, что вы баб много слушаете.

— Не советую повторять твои слова в присутствии тарсаков, господин. Особенно — тарсачек, — нахмурился гид. — Плохо кончится. За такое могут избить, а то и убить, и не посмотрят, что вы туристы из другой страны.

— Ну ладно, ладно, не пугай, — буркнул Дентор, демонстративно отворачиваясь от памятника. — А что они голые? У вас же здесь обычаи варварские, запрещено голыми ходить, ты сам говорил.

— У нас в стране много разных обычаев, — Комора отчетливо скрипнул зубами, но от прочих проявлений эмоций удержался. — Тарсачки в те времена на ритуальных поединках сражались полностью обнаженными, чтобы исключить сокрытие на теле дополнительного оружия наподобие потайных кинжалов и отравленных шипов, что и отражает данная композиция. Да и сегодня у тарсаков вполне допускается нагота в семейном кругу. Но другие народы нашей страны придерживаются иных точек зрения, и на публике обнажаться запрещено.

— Я и говорю — варвары, — резюмировал Дентор. — Я слышал, у вас даже бани раздельные, чтобы мужики на женщин во время мытья не бросались. Цивилизованные люди себя умеют вести вежливо в любой ситуации, а варварам приходится запреты вводить. Ладно, господин Комора, что там у нас дальше в программе?

— Надоело мне по магазинам шляться и на тряпки с картинками смотреть, — заявил Саматта прежде, чем гид успел что-то сказать. — Я в гостиницу вернусь. Там, кажется, бар неплохой, расслаблюсь чуток.

На лице гида отчетливо читалось, что он думает о туристах, приезжающих за тридевять земель только для того, чтобы зависнуть в баре, но и на сей раз он сдержался. Саматта почувствовал к нему уважение — он сам бы точно взорвался еще час назад. Или два. И уж совершенно точно — после выходки Дентора. Наверное, после того, когда они вытащат Карину и Цукку, следует найти его и извиниться за все их безобразия. Может, даже доплатить за вредность…

— Хорошо, господин Саматта, — кивнул гид. — Ты можешь взять такси, и уже через десять минут окажешься в гостинице. Напоминаю, что она называется «Живительный фонтан», любой таксист ее знает.

— Вот еще! — отмахнулся Саматта. — Пешком пройдусь, авось и здесь какой-нибудь бар пригляжу. Обратно через Маска… Маса… в общем, через торговый квартал пройду, а там налево и почти дома.

— Хорошо, господин. Но только, пожалуйста, не ходи в другие места в одиночку. Приезжему в городе легко заблудиться, планировка у нас… не слишком очевидная, а кое-где одинокого туриста вполне могут попытаться ограбить.

— Меня, что ли, ограбить? — Саматта глупо ухмыльнулся и демонстративно пощупал свой бицепс. Затем он нанес несколько неуклюжих размашистых ударов кулаками (в реальной драке не способными зацепить и трехлетнего младенца) и неловко пнул воздух, потеряв равновесие и чуть было не шлепнувшись на задницу. В завершение пантомимы поиграв мускулами под замученно-терпеливым взглядом гида, он подмигнул ему, повернулся и вразвалочку пошел по улице, оставив Комору в компании Палека, Кансы, Дентора и Яны.

Впрочем, пару десятков саженей спустя, когда, по его расчетам, уличная толпа скрыла его от глаз компании, ленивая расслабленность мгновенно с него слетела. Нырнув в примеченный магазин одежды, обещающий немыслимые скидки и совершенно аутентичную национальную одежду, за бешеные даже по меркам Катонии деньги он купил балахон, называемый в местных краях хантэном (или халтоном: здесь Саматта путался, хотя точно помнил, что одно из них — безрукавный короткий верхний халат, а другое — бесформенное балахонистое одеяние до пят) и мужской головной убор в виде прикрепленного к кольцу платка, скрывающего волосы и уши. Сверток он взял с собой и, прихватив для комплекта противосолнечные очки (с линзами из дешевой черной пластмассы, но за такую цену, словно со стеклами-хамелеонами), вышел из магазина. Сразу же он нырнул в ближайший торговый центр — стеклянно-хромированное здание высотой в двадцать этажей — и в кабинке туалета почти мгновенно превратился в субъекта, неотличимого от аборигена. Возможно, кожа оставалась светловата, но в пределах местной среднестатистической нормы, тип лица примерно соответствовал тому, что наблюдался у бериутов, а слишком светлые серые глаза надежно скрыли темные очки. Акцент, с которым местные жители говорили на общем, он воспроизводил достаточно уверенно.

Проконсультировавшись со списком покупок в пелефоне — того, что они с Дентором так и не рискнули тащить через грашскую таможню во избежание лишних подозрений, он решил начать с аптек — антибиотики, противопоносные средства, таблетки для очистки воды и все в том же духе. Параллельно можно заняться ножами, флягами, термосами, сигнальными ракетами и прочим скарбом средней степени подозрительности. Рации и запасные батареи можно оставить на потом — в предположении, что здесь можно найти хорошие и надежные армейские модели, а не только дешевый хлам, забивавший полки магазинов электротоваров. И еще позарез нужно найти зарядные устройства, работающие от солнечных батарей. В крайнем случае, конечно, без раций можно и обойтись, полагаясь на свои способности к дальней связи без дополнительной техники, но тогда Канса и, главное, Дентор могут в любой момент остаться вне контакта. А если Кансу за пределами Грашграда Саматта твердо вознамерился ни на шаг не отпускать от себя, то Дентору временами, возможно, придется действовать в одиночку. Ну, и оружие. Но его следует оставить до самого последнего момента. Если рации и ножи в номере можно объяснить глупостью спесивых туристов, то гранаты и автоматическое оружие — вряд ли.

С ножами он закончил быстро. В том же самом торговом центре, проигнорировав роскошные витрины с расфуфыренными «традиционными» клинками из дрянного железа, он, стараясь поменьше говорить, купил несколько хороших обоюдоострых охотничьих ножей — невзрачных, но с рукоятями, оплетенными шершавой кожей, и с бритвенно-острыми лезвиями серой оружейной стали. Вдобавок продавец, распознав знатока, вынул из дальнего ящика пару настоящих десантных ножей-стропорезов, из тех, какими оснащались диверсанты спецчастей армии ЧК — с могучей пружиной в рукояти, способной не только выщелкнуть лезвие по нажатию кнопки, но и — со снятым предохранителем — метнуть его на десяток саженей. Взяв ножи — цена оказалась высокой, но не чрезмерной — и добавив к ним шесть хороших плоских фляг, Саматта расплатился наличными и покинул скобяной отдел.

Теперь аптека. Сложив приобретенное в небольшой рюкзак, купленный тут же, он вышел из торгового центра — искать аптеку в нем он не рискнул, чтобы случайно не привлечь к себе внимание — и спорым шагом пошел по улице, вглядываясь в отходящие от нее узкие переулки. В одном из них где-то неподалеку он совершенно определенно видел виноградную гроздь — символ, которым в Граше помечались аптеки. Он сильно сомневался, что там удастся найти средства для очистки воды, но попытаться стоило. Возможно, какой-нибудь аптекарь если и не продаст сам, то подскажет, где найти. С учетом тяжелого положения с питьевой водой на большей части территории страны такой запрос вряд ли окажется из ряда вон выходящим. А уж антибиотики, бинты, средства от поноса и тому подобное точно должно присутствовать в изобилии.

Виноградная гроздь в переулке саженях в десяти от главной улицы и в самом деле обнаружилась быстро. Но добраться до нее он не успел. Через несколько секунд после того, как он свернул в переулок, позади раздались легкие торопливые шаги, и его настойчиво подергали за рукав.

— Момбацу сан! — прозвучал мелодичный женский голос. — Ты не хочешь… развлечься?

Саматта обернулся. Прямо перед ним стояла женщина в бесстыдно, по местным меркам, открытом платье: средних размеров вырезы на груди и талии обнажают смуглую гладкую кожу, подол едва скрывает колени, а ткань казалась полупрозрачной. Ее волосы покрывала простая белая ареска, а верхнюю часть лица скрывала густая белая вуаль.

— Развлечься? — повторила женщина. — Совсем недорого, момбацу сан.

— Спасибо, госпожа, не желаю, — немного резче, чем следовало, ответил Саматта. Вот только местных проституток ему не хватало для полного набора впечатлений!

— А по-моему, желаешь, — вкрадчиво проговорила женщина. — Совершенно точно желаешь, только не знаешь о том.

— Я уже сказал, госпожа…

— И если ты и дальше собираешься изображать из себя аборигена, господин Саматта Касарий, то тебе стоит запомнить и местное обращение к женщине. Не госпожа, а сама.

— Кто ты? Откуда ты меня знаешь? — Саматта напрягся, быстро окидывая улицу настороженным взглядом. Она одна? Или есть еще кто-то, кого он не видит? Народу немного, но среди тех, кто есть, вполне могут скрываться ее сообщники. Глаза Великого Скотовода? Или кто-то еще?

— Знаю, господин Саматта, — усмехнулась женщина. — Вживую мы встречались всего однажды, но последние несколько дней мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь.

Она отбросила назад вуаль, и Саматта несколько секунд рассматривал ее странно знакомое лицо. Потом он вздрогнул от внезапного узнавания.

— Госпожа Тарона Рысь… — медленно проговорил он. — Служба Внешней Разведки ЧК. Как же, помню. Мы встречались в пятидесятом… или в сорок девятом?.. в Масарии, правда, недолго — всего минут пятнадцать. Странно — менее получаса назад я смотрел на памятник женщине, носившей то же самое имя. Возможно, мне лучше называть тебя «госпожа баронесса»?

— Если ты собираешься строго следовать этикету, то простолюдину вроде тебя положено обращаться к баронессе «дама Рысь», — шпионка очаровательно улыбнулась. — Однако в память старой встречи можешь обращаться ко мне просто «Тарона». В моем роду есть тарсаки, и мать уверяла, что я по прямой линии потомок той самой королевы. В честь ее меня и назвали. Так что, большой и сильный господин из-за моря, ты все еще полагаешь, что не хочешь поразвлечься?

— Чего ты хочешь?

— Сразу к делу? — прищурилась Тарона. — Что, прямо здесь, на улице?

— У тебя есть тихое место на примете?

— У меня есть целая наемная квартира. Десять минут ходу отсюда — если не отстанешь. Ну так что?

Саматта поколебался. Если она заманивает его в ловушку… С другой стороны, какой смысл СВР устраивать ему западню в Граше? Тайно вывезти его отсюда в ЧК практически невозможно, допросить на скорую руку его уже однажды попробовали, а ликвидировать проще другими способами. Подвоха он не ждал и вовремя среагировать на наемного убийцу с пистолетом не сумел бы.

— Веди, — коротко сказал он.

— Замечательно! — Тарона снова опустила вуаль на глаза. — Пойдем дворами и переулками. Держись за мной.

Она прошла мимо Саматты и тут же свернула в какую-то узкую мрачную подворотню. Саматта слегка пожал плечами и последовал за ней.

До квартиры в мрачном пустынном квартале далеко от ухоженной центральной улицы они добрались не за десять минут и даже не за пятнадцать. Четверть часа они быстро шли между кирпичных многоэтажных домов и грязных помоек, провожаемые недобрыми взглядами редких прохожих. Наконец Тарона остановилась и указала на неухоженный подъезд.

— Пришли, — коротко сказала она, набирая код на древнем кнопочном замке. — Третий этаж.

— Хорошее место для явочной квартиры… — пробормотал Саматта, озираясь. Несмотря на жаркий солнечный вечер, пыльный двор с несколькими чахлыми деревцами выглядел уныло и неприветливо. В дальнем углу двора несколько молодых людей в грязной оборванной одежде с нехорошим интересом присматривались к ним обоим.

— Дурацкое место! — отрезала шпионка, с усилием открывая тяжелую дверь. — Каждый посторонний на виду. Дорогу можешь не запоминать — одноразовая точка, квартира снята на сутки, к ночи мы отсюда исчезнем навсегда. Ты заходить намереваешься или нет?

Дверь в однокомнатную квартиру, выходящая на пахнущую мочой лестничную клетку, оказалась обшарпанной и изрисованной неприличными рисунками. Внутри квартира, однако, выглядела на удивление прилично: бумажные, но новые обои на стенах и потолке, навощенный линолеум на полу, простая, но удобная мебель в крохотной кухоньке и в единственной комнате. Войдя в комнату вслед за Тароной, Саматта открыл было рот, но неожиданно замер на месте — со стула, невидимого от входа, им навстречу поднялась новая фигура, и принадлежала она женщине, которая не раз являлась ему в неспокойных сновидениях, хотя и встречались они лишь однажды в жизни.

Сердце Саматты забилось гулко и часто, но голова прояснилась, как всегда случалось с ним в бою. Все-таки предательство? Или нет? Что ОНА здесь делает? Он уронил на пол глухо звякнувший рюкзак и перетек в боевую стойку: чуть сгорбленное тело полуразвернуто левым плечом вперед, напружиненные ноги согнуты в коленях, тяжесть на левой ноге, левая рука прикрывает корпус, в то время как правая готова нанести сокрушительный удар… Бессмысленно. Все бессмысленно. Он даже не успеет заметить, как она атакует. Ей даже не нужен гиперметаболизм — он в радиусе прямой досягаемости ее манипуляторов!

— Мир! — Ольга подняла руки ладонями вперед. — Господин Касарий, я не причиню тебе вреда. Мы союзники, хотя ты о том пока не подозреваешь.

Несмотря на невзрачную фигуру — широкоплечую и плотную, если не сказать кряжистую, и заурядное лицо у личного телохранителя Стораса Медведя оказалось приятное грудное контральто. Помедлив, Саматта вздохнул и расслабился. Если бы она намеревалась атаковать, то уже сделала бы с ним все, что заблагорассудится. Не следует выставлять себя большим дураком, чем он есть.

— Госпожа Ольга, — почти спокойно произнес он. — Не уверен, что рад встрече, но я услышал твои слова. Прости, в предыдущий раз я не разобрал твою фамилию.

— Не думаю, что ты ее вообще слышал, господин Касарий. Я не виню тебя — обстоятельства сложились не самым приятным для тебя образом. Я вайс-баронесса Ольга Лесной Дождь.

— Ты тоже дворянка? Тогда, госпожа, вероятно я должен обращаться к тебе в соответствии с этикетом?

— Формально — да, — невозмутимо сказала Тарона. — Однако, господин Саматта, мы не в Княжествах, а ты не дипломат. Обычного обращения вполне достаточно.

Она вопросительно взглянула на Ольгу, и та чуть склонила голову.

— Я подежурю у двери, — сообщила она Саматте. — С той стороны. Если что, кричите, я услышу.

— Да, госпожа Лесной Дождь, — кивнул тот в ответ, озадаченно оглянувшись на Тарону. В глазах баронессы играли непонятные искорки. Ольга прошла мимо них и вышла из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь.

— Итак, господин Саматта, теперь мы можем обсудить наши дела, — Тарона подошла к мужчине вплотную и ноготками прикоснулась к его груди. Он вдохнул запах ее духов, терпкий и сладковатый, и почувствовал, как у него слегка закружилась голова. — Но сначала следует обсудить мою цену.

— Цену чего? — Саматта почувствовал, как внутри начинает нарастать возбуждение, вызванное близостью красивой женщины и духами, наверняка содержащими мускус. — Ты собиралась обсудить со мной какие-то дела?

— Я такого пока не говорила, господин Саматта, — пальчики Тароны переместились с груди на бицепс и медленно двинулись вниз по руке. — Но вообще-то да, намеревалась. После того, как придем к соглашению.

— А именно? — Саматта взял женщину за кисть и зажал ее осторожной, но железной хваткой.

— Я хочу предложить помощь. Я знаю, зачем здесь ты и твоя семья. Не надо так вздрагивать. Служба Внешней Разведки действует по запросу вашей Службы Общественной Безопасности. Совершенно неофициально, разумеется, но с ведома господина Стораса Медведя и лично Верховного Князя. СОБ даже любезно сообщила нам дату, время и рейс вашего прибытия, а также название гостиницы.

— Я впечатлен, хотя у меня появилось желание вернуться домой и оторвать пару голов, — нахмурился Саматта. — Интересно, кого СОБ еще привлекла к делу? Местную Караванную Охрану, например?

— Насчет местных не знаю, — покачала головой Тарона. — Мы их точно не информировали и информировать не намерены. Однако же, господин Саматта, хотелось бы обсудить цену помощи.

— Торговли не выйдет. Я не намерен работать на вашу СВР или любую иную аналогичную службу, в Катонии или за ее пределами. Не намерен расплачиваться также и информацией. Деньги же вас не интересуют почти наверняка. Боюсь, госпожа Рысь, ты зря потратила…

— Речь не о Службе, — перебила его баронесса. — Я говорю о том, чего хочу я лично.

— И как твои желания согласуются с приказами Великого Князя? Как ты поступишь, если я откажусь платить?

— А ты откажешься? — Тарона качнулась вперед и приникла к нему всем телом, и Саматта почувствовал, что контролировать свое возбуждение ему становится все сложнее. — Господин Саматта, я могу оказать помощь из-за полученных приказов, а могу — исходя из личной склонности. Что окажется полезней — решай сам. Но я не потребую многого. Я не раз слышала, что восточные мужчины невероятно хороши в постели. К сожалению, из-за тебя мне пришлось покидать Катонию в некоторой спешке, и я так не успела проверить сама. Мне кажется, что ты просто обязан компенсировать мне такое досадное упущение. — Ее голос опустился до вкрадчивого шепота. — Я ведь знаю, милый Мати, что нравлюсь тебе. Недаром аналитики для той операции выбрали именно меня. А ты нравишься мне. Я хочу тебя — прямо здесь и сейчас, потом что другого шанса у нас наверняка не появится. Неужели я запрашиваю слишком высокую цену?

Саматта выпустил ее руку, взял за плечи, слегка отстранил и заглянул ей в глаза, подернутые легкой поволокой. Ее губы полураскрылись, и она выжидающе, но в то же время с веселым огоньком во взгляде взглянула на него. Ну что же, если она и впрямь настроена поиграть в такие игры, то почему бы и нет? Он мысленно прикинул время. Не так много осталось, но какой-то запас есть.

— Боюсь, что разочарую тебя, госпожа Рысь…

— Тарона…

— Я разочарую тебя, Тарона. Легенды — лишь легенды, а я никогда не считал себя чемпионом в таком спорте. Но любопытство твое удовлетворить попытаюсь.

Он склонился к женщине и заключил ее в объятия.

…Примерно полчаса спустя Тарона в изнеможении откинулась на подушку.

— Ну и как? — осведомился Саматта, размеренно дыша, чтобы успокоить дыхание. Все-таки годы потихоньку берут свое… — Удовлетворил я твое любопытство?

— Вполне, — мурлыкнула баронесса, приподнимаясь на локте и заглядывая ему в лицо. — У меня имеется не так много образцов для сравнения, но, я бы сказала, ты вполне на уровне. Скажи, а твоя жена тоже остается довольна?

— Вслух не жалуется, — Саматта безразлично приподнял бровь. — Я так понимаю, развлекательная часть встречи закончилась, и мы перешли к делу? Если хочешь, я могу вернуться к «госпоже Рыси». Или даже «даме Рыси».

— Что? — баронесса непонимающе взглянула на него. — А… Мати, ты полагаешь, что я намерена тебя шантажировать нашей сегодняшней встречей?

— А разве в комнате не установлена видеокамера?

— Я похожа на режиссера порнофильма? — поморщилась Тарона. — Да еще и с собой в главной роли? Мати, у меня и в мыслях ничего такого не имелось, честное слово. Может, кого другого я бы и попыталась подцепить на крючок, но не тебя. Я же читала «Черный квадрат». Я просто… здесь чисто женское любопытство. Тебе, мужику, не понять.

— Ты допущена к «Камигами»? — удивился Саматта. — В смысле, к «Черному квадрату»? Однако же доверяет тебе начальство, ничего не скажешь. Видишь ли, меня бессмысленно шантажировать любовными интрижками на стороне. Знаешь, как назвала меня Цу, когда в тот раз я ей сообщил, что не намеревался с тобой спать, даже если позволил бы тебе проникнуть в дом?

— И как же?

— Ослом. Или дубиной. Или как-то в таком духе, не помню уже за давностью. У нее взгляды простые: если очень хочется, то лучше поддаться искушению, чем позволить ему сломать тебя. Я не любитель ходок на сторону, но и у меня, и у Цу имелись такие приключения, и мы оба о них прекрасно осведомлены.

Пару минут Тарона молчала, внимательно изучая его лицо. Саматта отвечал ей безмятежным взглядом. Его рука поднялась, чтобы погладить ее по бедру, и женщина, тихо заурчав, поддалась ласке. Она перевернулась на живот и положила подбородок на свою ладонь на груди Саматты.

— У вас нет детей, вы изменяете друг другу — и все-таки ты отправился на другой край земли, чтобы спасти ее? — с интересом спросила она. — Ты так любишь свою жену несмотря ни на что?

— Тарона, — Саматта пошевелился, устраиваясь поудобнее. Он забросил свою руку ей на спину и пробежался пальцем по позвонкам от шеи до ягодиц. Баронесса слегка выгнулась и мурлыкнула, словно кошка. — Я понимаю, что в ваших краях отношение к сексу довольно… напряженное. Вы обставляете его громоздкими ритуалами, тщательно скрываете от посторонних и вообще относитесь к нему как к посещению туалета: необходимо, иногда приятно, но жутко стыдно. В Княжествах, помнится, секс вне брака официально наказуем, уж и не знаю, как в реальной жизни. Скажи, а ты сама не испытываешь стыда за то, чем мы сейчас занимаемся? Я женат, ты… у тебя муж есть? Или официальный любовник?.. нет, у вас, кажется, такого понятия вообще нет.

— Я замужем, — преувеличенно ровно произнесла Тарона. — Но я служу Родине. И мой муж… понимает, что от меня может потребоваться разное. В том числе — и секс на стороне. Я не проститутка, если ты это имеешь в виду.

— Проститутка?.. А, понимаю. Госпожа баронесса, для шпионки ты непростительно плохо знаешь страну, по которой работаешь. У нас проститутка — просто такая профессия. Тяжелая, малопрестижная, не всегда приятная и не слишком хорошо оплачиваемая, но всего лишь профессия, в которой никто не видит ничего позорного. Вроде тренера по лечебной физкультуре. У проституток есть свои профсоюзы, они платят налоги и имеют социальные гарантии, как и все остальные. У нас есть нехорошие слова для женщин и мужчин, неразборчиво прыгающих из постели в постель — «общественный сортир», например, или «кролик». Но термин «проститутка» к ним не относится. И все таки ты не ответила на вопрос. Ты испытываешь стыд за то, что мы с тобой переспали?

— Я делаю то, что требуется моей стране, — голос Тароны оставался все таким же ровным, но в нем явно проскользнули напряженные нотки.

— Ты же вроде бы говорила, что испытываешь ко мне чисто личный интерес? — усмехнулся Саматта.

— Все вы, мужики, одинаковы! — с досадой проговорила шпионка, отстраняясь. — Все-то вам до последней нотки выяснить хочется! Разве одно другое исключает?

— Так у нас, мужиков, самооценка сильно зависит от мотивации женщины, — улыбка Саматты стала шире. — Если ты из личного интереса меня соблазнила — одно, если по служебной надобности — совсем другое. Однако же, — он посерьезнел, — раз ты упорно не отвечаешь на вопрос, не надо иметь диплом психоаналитика, чтобы понять — тебя произошедшее напрягает. Тарона, я обещаю, что никому не скажу о нашей встрече, кроме Цукки — она имеет право знать. Но у нас не принято сплетничать о таких вещах. Если только ты сама не станешь рассказывать, не узнает больше никто.

— Ну спасибо, благородный кавалер, — Тарона изобразила саркастическую ухмылку, но в глубине ее взгляда проскользнула искра признательности. — Однако же ты и сам на вопрос не ответил. Ты любишь жену?

— Она — надежный друг. Она не предаст и всегда подставит плечо в трудную минуту. Она поймет и поддержит тебя, когда необходимо — и точно тем же я являюсь для нее. Тарона, семья — куда больше, чем секс. Куда больше, чем брачный контракт и имущественные отношения. Семья — прежде всего взаимопонимание между двумя людьми. Или больше, чем двумя. У нас уже довольно давно есть формы брачных контрактов, позволяющие жить одной семьей двум мужчинам и женщине. Или двум женщинам и мужчине. Они все еще редкость, но все-таки есть, и чем дальше, тем больше. Возможно, появятся и другие типы семей — из трех, четырех, пяти партнеров. Наш институт семьи в первую очередь защищает интересы детей, а впятером воспитывать пятерых детей куда проще, чем двоих — вдвоем. Но мы с Цу — классическая пара. Не знаю, любовь или нет, но я нужен ей, а она нужна мне. И я, если потребуется, умру, чтобы ее спасти. Я на твой вопрос ответил?

— Думаю, да, — Тарона задумчиво провела пальцем по его плечу. — С вами все ясно. Только вот что произойдет с семьей из двух мужей, если из нее уйдет жена? Кому-то из них придется менять ориентацию?

— Ну, если захочется. Но вообще-то их задача в такой ситуации — продолжить о детях заботиться, не трахаться. Возможно, другую жену найдут. Или двух. Или полный развод оформят. Не знаю, не задумывался, я не юрист и не психолог.

— В общем, бардак полный, — резюмировала Тарона. — Нет уж, мне и одного мужа хватает, чтобы еще и второго заводить. Мати, но если вы с госпожой Цуккой так относитесь друг к другу, почему у вас своих детей нет? Потому что воспитывали чужих?

— Извини, но здесь я позволю себе изобразить пресс-секретаря Президента и заявить, что комментариев не имеется, — сухо откликнулся Саматта. — Тарона, если ты удовлетворила свое любопытство во всех смыслах, возможно, мы оденемся, позовем с лестницы госпожу Ольгу и перейдем к делу? Кстати, ты не боишься, что она станет о тебе болтать?

— Она в курсе, что я намеревалась сделать. Ее же саму такие мелочи не интересуют. Она… весьма целеустремленна и на посторонние детали не отвлекается. Но она сейчас в обсуждении участвовать не станет. У нее другая задача. Ну, к делу так к делу. Вы уже знаете, куда направляетесь?

— Еще нет. Нам требуется некоторое время на подготовку — чтобы купить вещи, которые я не рискнул тащить через таможню и найти проводника. СОБ по имеющимся ориентирам должна выяснить, где держат Цу и Кару. Думаю, сегодня они пришлют подходящие варианты, и надеюсь, что выбор окажется однозначным.

— Откуда у вас ориентиры? — быстро спросила Тарона.

Саматта посмотрел на нее, прикидывая, потом слегка пожал плечами.

— Мы же из «Черного квадрата», помнишь? У нас есть… дополнительные способности. Наша семья может переговариваться между собой на любом расстоянии — по крайней мере, в рамках нашей планеты — без дополнительных технических средств. Они сообщили, что находятся где-то возле Шураллаха, ближе к югу материка, возле дымящегося вулкана с раздвоенной вершиной. Деревушка называется Мумма, гора — Аллахаман. Рядом — горная речушка под названием Зума. Пока что все, но, возможно, они смогут добыть более точную информацию.

— Хотела бы я оказаться близкой подружкой Сущности. Может, она и мне бы подарила что-нибудь полезное. Так… — Тарона наморщила лоб, соображая. — Здесь мы помочь сможем. Я отправлю запрос в центр. У нас по Сураграшу материалов куда больше, наверняка мы сумеем разыскать место быстрее вашей СОБ. Мати, теперь вот что. Я могу обеспечить вас снаряжением — не оружием, но полевыми аптечками, местным армейским сухим пайком, полезной техникой наподобие полевых раций и приборов ночного видения и так далее. Прямо сейчас я хочу получить от тебя список необходимого. Но самое главное — я могу проработать для тебя схему транзита к нужному месту. По крайней мере, в цивилизованных краях. Самолет в здешних краях не слишком распространен, регулярное авиасообщение с западными городами отсутствует, так что основной путь придется проделать на автомобиле. Я могу добыть хороший, надежный джип, а также удостоверения личности — они вам пригодятся, если вы действительно намерены маскироваться под местных. Когда мы расстанемся, не пытайся связаться со мной самостоятельно — у меня хотя и есть дипломатический иммунитет, но лучше все-таки не светиться. Сейчас нам меньше всего нужен очередной международный скандал. Я сама найду кого-нибудь из вас завтра.

— И чего вы потребуете взамен? — недоверчиво спросил Саматта.

— Не слишком многого. Только одного, собственно: Ольга отправится с вами.

— Что?! — от изумления Саматта даже повысил голос.

— Ольга отправится с вами. Она — ваш охранник. Она несколько раз бывала в Граше, прошла курсы подготовки полевых агентов, говорит на поллахе, тарси и кленге, что наверняка потребуется в дальних грашских провинциях и в Сураграше, а также обеспечена средствами спутниковой связи, которая вряд ли окажется лишней.

— У нас и так слишком большая группа, — покачал головой Саматта. — Прости, но такое предложение…

— Неожиданное, я понимаю. Но данное условие не обсуждается. Если вы хотите получить нашу помощь, вы должны согласиться. Я не требую окончательного ответа сейчас. Можешь подумать до завтра.

— Я обсужу вопрос с нашими. Надеюсь, ты обратила внимание на нашего гида? На тот случай, если он осведомитель ГВС, постарайся не попадаться ему на глаза.

— Как и минимум половина местных профессиональных гидов, он на самом деле осведомитель ГВС, — пожала плечами Тарона. — Я проверила по своим источникам, как только увидела его сегодня утром в вашей компании. Нам прямо и косвенно известно о трех инцидентах с его участием. Поаккуратнее с ним.

— Спасибо за предупреждение. Но я хочу услышать от тебя ответ на простой вопрос: с какой стати Служба Внешней Разведки решила помочь нам? Я не верю в бескорыстие. Только не надо рассказывать о запросе из СОБ — вы друг другу с большой радостью подгадите при первой возможности. В чем ваш интерес?

— В том, чтобы помочь вам, — Тарона спокойно встретила испытующий взгляд Саматты. — Если хочешь, я повторю свои слова в присутствии твоей воспитанницы-эмпата. Мы не откажемся набрать очки в глазах Сущностей, если такое возможно. Мы не возражали бы заручиться вашей благосклонностью — не в смысле вербовки, разумеется, но всегда остается возможность сотрудничества в… нейтральных областях. И, кроме того, мы надеемся дестабилизировать обстановку среди кланов Дракона. Если нам удастся убрать Шая ах-Велеконга, одно такое окупит все затраты.

— Убрать Шая ах-Велеконга? — медленно повторил Саматта. — Значит, Ольга — убийца?

— Она выполняет специальное задание. Ее задача — обеспечить вашу охрану, защиту госпожи Карины в частности, и по возможности ликвидировать Шая. Да, она убийца, если тебе угодно определить ее таким образом. Мати, ты вообще подумал, что произойдет, если вы лицом к лицу столкнетесь с Шаем? У него первая категория, гиперметаболизм, и он с малолетства учился убивать — с помощью и своих способностей, и обычного оружия. Он уничтожит вас. Ни у кого из вас нет ни одного шанса сойтись с ним в бою и выжить — даже у госпожи Яны и госпожи Карины с их возможностями. А Ольга с ним справится. У нее не просто первая категория — у нее гиперметаболизм и объемный сканер, и она превосходно натренирована использовать в бою все свои способности. Она как минимум не уступит Шаю в драке. Если она не достанет его сама, то даст возможность хорошо прицелиться тебе.

— Мы не намерены устраивать войну с Шаем. Что, если мы не столкнемся с ним?

— Тогда Ольга просто обеспечит вашу эвакуацию. Либо в Грашград, либо на территорию Четырех Княжеств, смотря что окажется более адекватным. Достать Шая — задача важная, но побочная. Возможно, даже просто бегство пленниц окажется достаточно сильным ударом по его репутации, чтобы клан заменил его кем-нибудь иным. Но лучше было бы, конечно, его убрать — он потенциально сильный лидер, именно такой, какого ни в коем случае нельзя допускать к власти. У нас есть по нему некоторые материалы, и нам чрезвычайно не нравится мысль, что такой, как он, является Головой клана. Но если вы с ним не встретитесь, повторяю, Ольга просто обеспечит вашу эвакуацию.

— Эвакуация на территорию ЧК? — Саматта задумчиво потер подбородок. — Не могу сказать, что горю желанием снова встретиться с господином Медведем.

— Зато господин Медведь очень хотел бы встретиться с госпожой Кариной. У него есть сын. Ему тридцать два года. Три года назад он попал в автокатастрофу и повредил позвоночник. Сейчас он парализован ниже пояса и живет в инвалидной коляске. Врачи утверждают, что теоретически есть шанс вернуть ему подвижность, если провести какую-то невероятно сложную операцию на спинном мозге. Но на практике никто за нее не берется. Я не врач, о деталях не осведомлена, но господин Медведь очень любит сына. Возможно, эта причина — главная.

Тарона заглянула в глаза Саматты.

— Мати, а еще я дворянка, не забывай. А дворяне в Четырех Княжествах имеют определенные привилегии. В частности — предоставлять убежище любому, кроме родственников первого и второго круга, кому посчитают нужным. От кого угодно убежище, в том числе от Верховного Князя, и преодолеть его можно только особым постановлением Верховного суда. От себя лично я обещаю, что если вы попадете в Княжества, я гарантирую вам такое убежище. И я, снова повторяю, готова повторить свои слова перед госпожой Яной. Такие гарантии тебя устроят?

— Яни не богиня, — хмыкнул Саматта. — Ее, как и любой детектор лжи, можно обмануть, если заставить себя искренне поверить в свои слова. Такое даже мне удается. Как сотрудница СВР ты наверняка обучена подобным трюкам, так что экзаменовать тебя бессмысленно. Но, — он поднял ладонь, останавливая Тарону, — я тебе верю. Хотя бы потому, что в случае эвакуации в ЧК мы уведомим наши контакты в СОБ, так что грязная игра закончится крупным международным скандалом, в котором ЧК вряд ли заинтересованы.

— Хорошо. Мати, так ты примешь помощь? Наши расчеты показывают, что без нее ваши шансы на успех близки к нулю. Вы даже до границы с Сураграшем не доберетесь, ГВС вас спалят задолго до того. Пожалуйста?

— Я же сказал — я должен поговорить со своими. Хотя я лично, по здравому размышлению, предпочел бы иметь госпожу Ольгу на своей стороне. Я очень надеюсь, что нам удастся обойтись без шума, но на практике планы обычно склонны идти прахом. Я дам окончательный ответ завтра вечером, в районе восьми. Мы постараемся избавиться от гида. Или, во всяком случае, кто-то из нас окажется за пределами его видимости и среди большого скопления народа.

— Хорошо, — Тарона провела ладонью по его груди, животу, скользнула ниже. — Ну, а пока ты обдумываешь список нужного снаряжения, который мне нужно знать сейчас — не забыл? — мы сможем устроить еще один сеанс… лечебной физкультуры. Мне кажется, ты вполне к нему готов.

— Готов, — согласился Саматта, привлекая женщину к себе. — Но только к одному и не слишком длинному.

— Тебя не устраивает моя квалификация… тренера?

— Вполне устраивает, — Саматта опрокинул Тарону на спину и начал ласкать напрягшийся сосок. — Но наши вернутся в отель не позже, чем через час или полтора. А мне еще нужно купить где-нибудь бутылку и изобразить из себя наклюкавшегося алкоголика.

— Думаю, получаса нам вполне хватит.

Тарона игриво улыбнулась и припала к его губам.

22.04.858, перидень. Грашград

— Они задерживаются.

Дентор слегка подвинулся, чтобы уйти из полосы хотя и вечернего, но все еще жаркого солнца, опускающегося к далекому горизонту, и отпил из высокого бокала глоток местного лимонада — кислого и освежающего даже в теплом состоянии. Его лицо в тени капюшона хантэна оставалась бесстрастным.

— Да. Уже на пятнадцать минут. Мати передал, что они застряли в пробке на выезде из города. Как пробьются — сообщит, — Палек нервно побарабанил пальцами по столу. Они с Кансой, одетые в кубалы со слегка распущенными сейчас лицевыми тесемками сидели, как и полагается примерным женам, напротив «мужа». Со стороны они выглядели типичной семейкой сапсапов, отдыхающей на веранде загородного ресторана — по крайней мере, Дентор искренне на то надеялся. Место, как и обещала Тарона, оказалось довольно многолюдным — не настолько, чтобы сражаться за места и приглушать голоса во время разговора, но достаточно, чтобы замотанные официанты не обращали особого внимания ни на них самих, ни на то, что мнимый сапсап общается с женами на общем. Замечательно — не хватало только, чтобы с ними еще и заговорили на фаттахе…

Дентор еще раз прокрутил в памяти цепочку ухода, запроектированную совместно Ольгой и Саматтой. Накануне вечером закапризничавшая Яна, а с ее подачи также Канса и Саматта, закатили в отеле тщательно спланированный скандал. В присутствии сначала одной, потом трех горничных, а затем еще и управляющего смены они в течение часа излагали, как страшно им надоели скверная кухня отеля, где не умеют готовить ни одного нормального блюда, дурацкие обои в номерах, постоянная жара, жулики в магазинах, отсутствие рыбалки и так далее. Директор смены, вынужденный выслушивать две женские истерики и одно злобное мужское ворчание, в конечном итоге дошел до белого каления, и когда Саматта заявил, что на следующий день они съезжают из ихней вонючей дыры, вздохнул с явным облегчением. На следующий день «туристы» при помощи нескольких посыльных погрузили сумки и чемоданы в небольшой грузовичок, сами разместились в двух такси и раз и навсегда покинули настолько расстроивший их отель. Новый директор смены, сменивший вчерашнего, но, вероятно, наслушавшийся от него про беспокойных постояльцев, мстительно отказался вернуть пятнадцать процентов оплаты за предварительное бронирование. Туристы в ответ демонстративно отказались ответить, в какой именно отель они намерены заселиться (хотя между собой несколько раз «случайно» упомянули его наименование), тем самым неявно лишив администрацию отеля возможности проинформировать Палату гостей о их новом местонахождении. Вообще-то администрация нового отеля, куда они якобы намеревались поселиться, в любом случае отправила бы их регистрационные данные в Палату гостей — но они в новый отель селиться не намеревались. Отъехав от «Живительного источника» пару кварталов, Саматта тормознул кортеж и выдал водителю грузовичка новые координаты назначения — неприметный гараж на окраине города, накануне снятый Ольгой через подставных лиц на период, где уже поджидали неведомыми путями два добытых княжичами джипа в полной боевой готовности. Сами они всей гурьбой доехали до большого торгового центра, куда уже заходили с Коморой, отпустили такси, купили в магазине местные одеяния и в туалетных кабинках быстро преобразились в нечто, напоминающее местных жителей. Палеку пришлось-таки напяливать на себя кубалу, но он отнесся к ситуации с юмором, и в результате вместо трех мужчин и двух женщин, явно и напоказ выглядящих иностранцами, образовалось два местных жителя и три их жены. Предполагалось, что если за ними и следили, то после преображения хвост должен был отпасть сам собой.

После переодевания Дентор, Палек и Канса на такси поехали напрямую за город в указанный Ольгой ресторан. Яна и Саматта же отправились на склад для встречи с северянками. Этот пункт плана вызвал наибольшие возражения у Дентора, указывавшего на риск разделения и вообще чрезмерные усложнения. Однако Саматта все же сумел убедить его, что для управления двумя джипами нужно всего два человека, а от проблем с Ольгой его подстрахует Яна, способная заранее насторожиться в случае предательства с ее стороны. Дентор, хотя и нехотя согласился, все же явно нервничал. Особенно его угнетало, что он не может напрямую оставаться в контакте с Саматтой.

— А все-таки жаль, что мы дворец Великого Скотовода как следует не посмотрели, — тихонько вздохнула Канса. — Когда еще мы сюда попадем?

— Кару выручим и еще раз приедем, — успокаивающе проговорил Палек. — Продам еще пару картин — вот и наберем на нормальное путешествие. Тогда уже и по городу как следует побродим, и в дворец на несколько дней закатимся, и перед Коморой и служащими отеля извинимся…

— Опасно, — Дентор нахмурился. — Если история раскроется, в следующий раз вы прямиком в местную тюрьму угодите. То-то насладитесь экскурсией по казематам!

— За что в тюрьму? — удивился Палек. — Мы никаких местных законов не нарушали. Из-под надзора ушли — ну так нас никто официально о нем не извещал и ограничений в перемещениях не ставил. И никакой местный закон не запрещает туристам прибыть сюда на самолете через грашградский аэропорт, а отбыть на джипе через западную границу. Дядя Дор, вы же с Мати сами не раз говорили, что весь маскарад затеян ради того, чтобы не напороться на неожиданные политические игры и осложнения, а не потому, что мы что-то противозаконное делаем. А арестовать законопослушного туриста из дружественной страны — скандал на весь мир.

— Ты сюда по чужому паспорту въехал. Такое называется «подделка документов».

— Какая еще подделка? Паспорта совершенно подлинные, пусть и сделанные по нестандартной процедуре. За такое мы должны отвечать перед нашими властями, не перед местными. Для пущего спокойствия можно и в следующий раз по тому же паспорту приехать, никто даже и не узнает, что фамилии ненастоящие.

— Теоретик… — Дентор дернул уголком рта. — Ладно, для начала нам нужно Карину и Цукку вытащить и домой благополучно вернуться. Что там…

Внезапно Палек поднял вверх палец, и полицейский осекся.

— Да, Кара? — вслух проговорил Палек, и Канса с Дентором напряженно уставились на него. — Я, Каси и дядя Дор выбрались, ждем… Нет, Мати на вызовы не отвечает специально, чтобы не отвлечься в неподходящий момент, там на дороге сложно. Яни зови, если хочешь оставаться в курсе, она во второй машине пассажиром… Да, обязательно сообщим. Как у вас дела?..

С полминуты он слушал, потом фыркнул.

— Взялась изображать из себя великого шамана — вот и расхлебывай. Потребуй от аборигенов повышенного жалования, отдельной поликлиники и козьего молока от пуза… Кара?.. Назвала лысым зюмзиком и отцепилась, — пожаловался он.

— А что так?

— А им с Цу сегодня житья не дают. Тот покусанный мужик, которого она от бурбурбуры вылечила, или как там ее, таки не загнулся. Сегодня с утра к ней воодушевленная итогами опыта деревня в очередь выстроилась — со всем подряд, от поцарапанного пальца до хронического запора. Она уже замаялась объяснять, что от гастрита и недержания мочи не лечит, вот и дерганая, как лягушка под током, даже шутки понимать перестала.

— Посоветуй заставить кого-нибудь из местных роль секретаря выполнять. Или что там в больницах заведено — регистратора?

— Ну уж нет! Раз я лысый… — Палек снова осекся. — Они выбрались из города на шоссе.Мати говорит — со слов этой Ольги — что через пять минут прибудут.

— Тарона с ними?

— Нет, конечно. Она еще в городе сделала ручкой. Сейчас, наверное, на полдороге в аэропорт, когти рвать побыстрее, пока местные Глазки не прочухали, что к чему.

— И правильно делает. Так, девочки, я зову официанта рассчитываться. Засовывайте в рот с тарелок все, что успеете, и входите в роли женушек.

— Да, господин муж! — высоким голосом пропищал Палек. — Слушаюсь и повинуюсь!

— Лика, заткнись, будь другом, — попросил Дентор. — Спалишь нас на ровном месте.

Он постучал ложечкой по бокалу, и через полминуты к ним подбежал официант. Полицейский, приняв важный вид и поправив на носу темные очки, отсчитал ему четыре тысячи вербов и добавил сверху еще одну бумажку в две сотни. Официант низко закланялся, и Дентор, не обращая на него больше внимания, выбрался из-за стола и степенно зашагал в сторону автомобильной стоянки. «Жены», целомудренно затянув лицевые тесемки кубал поплотнее, засеменили вслед за ним.

— В первой машине Ольга и Яна, во второй Мати, — тихо сообщил Палек, поравнявшись с Дентором.

— Я сажусь в первую, вы во вторую, — так же тихо откликнулся полицейский. — Потом разберемся, кто где разместится в штатном режиме.

— Ты Ольгу уже видел! — запротестовал Палек. — Я тоже хочу посмотреть, как далеко у нее клыки выступают!

— Насмотришься еще… — тихо рыкнул Дентор. — Вон те два джипа, что заруливают — они?

— Номера совпадают. Ну, дядя Дор, я тебе еще припомню…

— Обязательно припомнишь. А сейчас прыгайте в вторую машину поживее.

Саматта оказался немногословен.

— Как дела? — осведомился он, срываясь с места вслед за ведущей машиной и выруливая на дорогу, стремящуюся вдаль по гладкой, как стол, залитой закатным светом степи. — Нигде не прокололись?

— Я не заметил, — откликнулся Палек, распуская завязки на лице. — Ох, ну и достало же меня ваше дурацкое платье! Как несчастные местные дамочки умудряются в таких все время ходить? Даже в ресторане толком не пожрать! Мати, представляешь, чтобы кусок в рот засунуть, приходится этак пальчиком деликатно завязочки оттягивать и ладошкой прикрываться, чтобы никакой сторонний мужик случайно твой носик или губки не рассмотрел!

— Твой шнобель им рассматривать совершенно не обязательно, — Саматта казался каким-то отстраненным и задумчивым. — Ну ладно, последнее осталось — оружие. Будь другом, передай Яне, чтобы они нам в хвост перестроились. Через пять верст, судя по карте, поворот с шоссе — отправимся к нашему контакту. Если я в местных указателях не запутаюсь, конечно.

— Там-то нас и захомутают, — жизнерадостно заявил Палек после того, как на несколько секунд углубился в себя, шевеля губами, а передняя машина притормозила и позволила Саматте себя обогнать. — Глаза Ужасного Кошколюба незримо следят за нами издалека, а то, что нам из города выбраться позволили, так просто чтобы побольше улик набрать.

— Лика! — Канса пихнула его в бок. — По башке дам! Напророчествуешь еще!

— А как же? — Палек приосанился, насколько позволило сиденье. — Знай же, что в лице твоего мужа ты приобрела знатного пророка и ясновидца, осиянного благодатью богов. Каси, да не бойся ты так. Все, выбрались. Самое трудное позади. Осталось только до Кары добраться и вытащить ее из грязных лап маяковых бандюков.

— Ох, Лика! — Канса переплела с ним пальцы. — Мне бы твой оптимизм! А все-таки жаль, что мы дворец не посмотрели…

Получение оружия прошло на удивление обыденно и гладко. Запрета на его владением, равно как и требования обязательной регистрации в Граше попросту не существовало. Судя по уверениям полковника Ташшара, за пределами крупных городов ни один уважающий себя мужчина и шагу не делал, не вооружившись пистолетом, а то и чем-то более внушительным. Резидентура СОБ просто заказала то, что нужно, через посредника, не задающего лишних вопросов. В оружейном магазине в небольшой деревушке машины остановились у магазина с недвусмысленным изображением карабина на вывеске, Саматта зашел в дверь и пять минут спустя вместе с хозяином загрузил в багажник своего джипа несколько длинных и объемистых тряпичных свертков. Еще через минуту кортеж уже мчался по дороге за пределами селения.

Ехали молча. Саматта углубился в свои мысли и сосредоточенно смотрел перед собой на дорогу. Канса какое-то время смотрела на проносящийся мимо однообразный пейзаж, нарушаемый только через каждый десяток верст попадающимися городками, затем смежила веки и скоро мерно засопела. Палек задумчиво посмотрел на нее, потом в окно, потом опять на Кансу.

— А ведь идея… — пробормотал он.

— Что? — не понял Саматта, взглянув на него в зеркало заднего вида.

— Ничего, я о своем. Мати, там впереди дороги поровнее не намечается? Трясет что-то.

— Там, впереди, намечается дорога побугристее, — усмехнулся бывший капитан. — Сейчас мы движемся по тому, что в местных краях считается хорошим шоссе — если верить карте, разумеется. Отъедем от Грашграда еще на сотню верст — куда хуже станет.

— Вот эта двухполосная зубодробилка — хорошее шоссе? — поразился Палек. — Жуть. Боюсь даже думать, что здесь считается плохой дорогой. Ты веди, веди, не отвлекайся. А я пока поработаю.

Он залез себе под подол кубалы и какое-то время копался там, пытаясь вытащить мольберт из скрытой под платьем сумки. Справившись с задачей, он пристроил его на колени и задумался. Он уже видел сюжет картины: летящая по голой степи карета, в которой спит измученная долгой дорогой принцесса. Разумеется, в таком положении даже при включенном режиме компенсации тряски и черновой набросок сделать толком не получится. Но, по крайней мере, общие контуры очертить можно. А вечерами, останавливаясь на ночлег, можно поработать над ней как следует. А если они все-таки не станут останавливаться на ночлег, то закончит после возвращения домой, чтобы добавить ее к своему списку из полутора сотен картин, которые еще никогда не видели свет и, вероятно, никогда не увидят. Если бы он мог быть уверен, что его работы ценят из-за их содержания, а не из-за ненавязчиво в свое время устроенной Дзинтоном рекламы… Нет, незачем. Возможно, потом. Каси он их покажет, если она захочет, но и все.

Еще несколько секунд Палек смотрел на умиротворенное лицо жены, потом поднял стило, и его кончик запорхал в воздухе, оставляя за собой слабо светящиеся в сгущающихся сумерках следы. Пока — полутона серого. А над финальной цветовой гаммой он подумает на досуге…

* * *

В мотель они зарулили, когда часы уже показывали десятый час. Остановившись возле конторы управляющего, они минут пятнадцать дожидались, когда Ольга договорится о номерах и расплатится. Подчиняясь ее указаниям, они подъехали к стоящему на отшибе корпусу, перед которым почти не было чужих машин и припарковались у его южного окончания.

— Наши номера — три крайних, — сказала Ольга, кивая в направлении выходящих на стоянку дверей, когда все выбрались из машины. — Еда у нас с собой есть, в номера ничего не заказывать, чтобы лишних подозрений не вызывать. Но перед тем, как ложиться, устроим совещание. Давайте в среднюю комнату, там все обсудим.

— Давай, — спокойно согласился Саматта. — Народ, в машинах в багажниках сухпаек и вода, прихватите с собой, чтобы два раза не ходить. Чем меньше мы на людях светимся, тем безопаснее.

Когда все собрались в комнате, Ольга плотно прикрыла за собой дверь, вышла на середину, сдвинув стол, закрыла глаза и медленно повернулась вокруг своей оси.

— Чисто, — констатировала она. — Помимо электропроводки в стенах ничего нет. Господа Дентор и Палек, госпожа Канса, рада знакомству.

— Взаимно, госпожа вайс-баронесса, — настороженно кивнул Палек.

— Просто «Ольга», — качнула головой княженка. — Итак, господа и дамы, давайте обсудим наши планы на завтра…

— Прошу прощения, госпожа Ольга, — перебил ее Саматта. — У меня комментарий, который я должен озвучить с самого начала.

— Да? — Ольга повернулась к нему.

— Заранее приношу свои нижайшие извинения за слова, которые могут привести к конфликту, но мне хотелось бы сразу расставить фигуры по клеточкам. Госпожа Ольга, я хочу, чтобы ты знала и помнила — мы высоко ценим твои помощь и доброе отношение. Однако ранее у нас не нашлось времени как следует обсудить субординацию. Поэтому я говорю сейчас: пожалуйста, помни, что командир в нашем отряде — я. Я старший и по возрасту, и по званию, и по военному опыту. Я всегда внимательно выслушаю твой совет, но планировать и отдавать приказы — моя прерогатива. Двух командиров в отряде быть не может. Понятно?

Ольга посмотрела на него долгим непроницаемым взглядом, но в конце концов кивнула.

— Да, господин Саматта. Извини, что проявила непрошенную инициативу.

— Не за что извиняться. Ты действовала так, как полагала правильным. Прошу не воспринимать мои слова как попытку унизить. Сейчас я изложу план, который мы выработали заранее, и ты сможешь предложить свои поправки. Без обид?

— Без обид, господин Саматта.

— И еще одно предложение. В боевой обстановке мы не можем позволить себе терять время на лишние слова. Поэтому с данного момента мы все общаемся без формальностей. Ольга, еще раз приношу свои извинения за форсирование событий, но у нас и так слишком много забот. Кто-то не согласен? Лика, ты свой комментарий можешь придержать, иначе я разрешу обидевшейся Ольге стрясти пыль с твоей непутевой головы.

— Да я и не собирался ничего говорить… — пробурчал Палек, но Канса успела рассмотреть разочарование в его взгляде.

— Хорошо, — Саматта вытащил из своей сумки карту и расстелил ее на столе, затем воткнул коммуникационный кабель от нее в выданный СОБ пелефон и подождал, пока карта не синхронизируется с навигационными спутниками. — Соберитесь поближе, я хочу, чтобы картинка осталась в голове у каждого. Итак, тут Грашград. Если верить спутникам, мы сейчас здесь, — он показал на мерно мерцающую точку, — примерно в трехстах верстах от города. Нам нужно добраться сюда, — он увеличил масштаб и постучал пальцем по «юго-западному» краю карты. — Расстояние — по уточненным данным примерно четыре тысячи верст. Точные данные по дорогам в память внесены только на расстояние примерно полутора тысяч верст, дальше — только приблизительные схемы, наспех просчитанные по спутниковым снимкам. У местных дорогу выяснять нельзя: у Дракона наверняка тем больше осведомителей, чем ближе мы к его территории, и лучше лишний раз к себе внимания не привлекать. Но авось не заблудимся.

— Мати, мы в координатах цели точно уверены? — поинтересовался Палек.

— Почти наверняка мы их знаем. Аналитики СВР, — он покосился в сторону Ольги, — по переданным Карой и Цу приметам и названиям уверенно называют место. Аналитики СОБ независимо от них называют то же самое место, хотя и с гораздо меньшей уверенностью. Спутниковые снимки — и СОБ, и княжичей — подтверждают наличие большого числа деревень и плантаций в том районе. И СОБ, и СВР дают дополнительные точки, их множества пересекаются по трем локациям, но степень уверенности по каждой из них не превосходит десяти-пятнадцати процентов. И все три — гораздо дальше к югу. Плюс к тому по разнице во времени Цу вычислила, пусть и грубо, долготу, на которой они находятся. Она также совпадает с долготой основной точки и слегка отличается от долготы двух из трех дополнительных точек. Широту, не имея возможности толком измерять углы, она еще не рассчитала, но обещает, что вспомнит университетские лекции по астрономии и вычислит. Наконец…

Он поколебался.

— Я до сих пор не уверен, стоит ли рассказывать еще об одном соображении. Возможно, я просто пытаюсь читать круги на воде. Тем не менее, озвучу гипотезу. Ольга, предупреждаю — все, что ты услышишь дальше, проходит по части досье «Камигами»… вернее, вашего «Черного квадрата». Когда станешь писать очередной рапорт, пометь как-нибудь соответственно, чтобы не к тем людям не попало.

— А я стану писать рапорт? — приподняла бровь вайс-баронесса.

— Сильно удивлюсь, если нет, — Саматта пожал плечами. — Ольга, я прекрасно понимаю, что ты остаешься сотрудницей СВР, так что будешь играть по соответствующим правилам. Я не намереваюсь тебе мешать и подсматривать через плечо — до тех пор, пока твои цели не расходятся с нашими. Но еще раз прошу — в отчетах фильтруй информацию соответственно. Итак, когда я общался с Бойрой в Крестоцине, он упомянул, что вся история началась с того, что Оранжевый клан сильно нахамил им на границе стоверстовой области вокруг Кураллаха.

— Кураллах? — нахмурилась Яна. — Кажется, что-то знакомое. Почему ты раньше не говорил?

— Потому что из головы вылетело. Я смотрел в географических справочниках — место нигде не упомянуто. Однако когда мы пытались разобраться с координатами, я все-таки вспомнил, где слышал его ранее. Личные дневники Тилоса, на основании которых Дзи книжки писал, помните?

— Тилоса? — на мгновение на лице Ольги мелькнуло изумление. — Ты имеешь в виду не того мелкого южного божка?..

— Божка? — удивился Саматта. — Извини, я не слышал, чтобы кто-то поклонялся богу с таким именем. Что ты имеешь в виду?

— Я не специалист по местным религиям, — Ольга дернула плечом. — Слышала несколько раз о таком культе. Ему поклоняются некоторые тарсаки… кажется. Но у них основная богиня — Назина, так что культ Тилоса совсем захудалый.

— Забавно… — пробормотал Саматта. — Ольга, Тилос, о котором я говорю, не был богом. Но он не являлся и человеком. Он — то, что сегодня назвали бы «чоки», только сделанный на технологиях Демиургов и с сознанием, пересаженным из человеческого тела. Фактически он был креатурой Демиурга Джао, направленный в наш мир, чтобы противодействовать… м-м-м, не станем пока уклоняться от темы. Главное, что он вел личный дневник — отрывочно, неполно и вообще неряшливо, даже не столько дневник, сколько заметки для памяти. Дневник сохранился в… там, где мы можем получить к нему доступ. Кураллах являлся одной из его баз в Сураграше — тогда еще Караграше, и хотя его координаты не упомянуты, по косвенным признакам его местонахождение можно примерно вычислить. И расположен он примерно здесь, — Саматта отметил на карте новую точку.

— Ничего себе! — изумленно сказала Яна. — Совсем рядом!

— Точно. Совсем недалеко к югу от нашего основного места. Логично — если наш чокнутый Шай полагает, что оскорбившая честь его клана Калайя находится где-то там, то лучше поместить приманку к ней поближе.

— То есть считаем, что точка назначения подтверждена, — пробасил Дентор. — Четыре тысячи верст… хм. Если сумеем держать, как сегодня, сто десять или сто двадцать верст в час, то за полтора дня доедем, чуть больше.

— Не сможем, — отрицательно качнула головой Ольга. — В соответствии со спутниковыми снимками скоро дороги резко ухудшатся. Асфальт кончится, пойдет раздолбанная колесами и копытами грунтовка. Не забывайте, в дальних областях до сих пор в основном на верблюдах и лошадях перемещаются. Хорошо, если сумеем держать в среднем верст пятьдесят, но я бы больше, чем на сорок, не закладывалась. А то и на тридцать. На лошадях галопом немногим медленнее.

— Верно, — кивнул Саматта. — И учтите, что там постепенно начинаются болота и дождевые леса, а мы не можем ехать на машинах до самого конца. Нас раскроют на первой же заставе Дракона. Хотя сорок верст — все же слишком медленно. Думаю, в степи грунтовые дороги — формальность, всегда можно отъехать на десяток саженей в сторону от разбитой колеи и ехать по ровному грунту. Двигатели и колеса позволяют. Удивлюсь, если не сможем держать хотя бы пятьдесят в среднем. Но вот примерно здесь, — он постучал по карте, — нам придется укрывать машины, покупать мулов и топать через лес пешком. Выходит примерно триста верст крюка, чтобы обогнуть густозаселенные местности. А больше тридцати верст в день мы по джунглям не сделаем. С учетом неизбежных задержек на данный участок нам потребуется примерно полторы недели, если не две. Последний предположительно безопасный город на нашем пути — Чумча, вот здесь. Формально он еще на территории Граша, но фактически он уже на положении вольного города с минимальным присутствием официальных властей. Там, надеюсь, мы сможем найти какой-нибудь гараж для наших джипов и купить мулов. Я все еще не уверен, что такой вариант следует принимать, но готовым следует быть ко всему.

— Мы можем присоединиться к торговому каравану, — заметил Палек. — Тогда не придется переться напролом, можно идти по дорогам.

— Во-первых, опасно. Мы не сможем убедительно изображать из себя местных. Значит, нас засекут шпионы Дракона. Во-вторых, караваны движутся медленно, с задержками и не обязательно по нужному нам маршруту, так что вряд ли мы выиграем хоть какое-то время. А у нас жесткий лимит времени. Нет, отпадает. Кстати, у нас возникнет еще одна проблема: привязка к координатам. Наши пелефоны за пределами населенных пунктов перестанут работать уже завтра, да и в деревнях они тоже под вопросом, но это полбеды. Главное, что в тех краях мы сможем видеть только один, максимум два навигационных спутника, да и те лишь над самым горизонтом. Значит, система глобального позиционирования у нас либо отключится вообще, либо начнет давать координаты с точностью плюс-минус два кулака по карте. Компасы у нас есть, однако… Ольга, ты с компасом работала?

— Я знаю, как с ним обращаться. В полевых условиях как основное средство ориентации никогда не применяла.

— Понятно. В общем, у нас с Дором опыт есть, вам четверым придется обучаться с ноля. То же самое с работой с топографической картой. С завтрашнего дня каждый из вас должен заняться освоением этих двух вещей, благо времени навалом. Индивидуальная карта есть у каждого, между топографическим и стандартным режимами переключаются с помощью вот этой кнопки, — Саматта коснулся края карты, и она послушно сменила вид, покрывшись узорами линий и значков. — Имейте в виду, карты грубые, Министерство обороны по понятным причинам те области Сураграша детально никогда не прорабатывало. Есть шанс, что местами придется ориентироваться на глаз. Вопросы есть?

Он оглядел присутствующих.

— Хорошо, идем дальше. Еще раз напоминаю дальнейшую легенду — с завтрашнего дня мы изображаем тарсаков. Лика, к контактным линзам притерпелся?

— Черные очки круче. Но линзы — тоже клево.

— Замечательно. Ольга, на всякий случай переспрошу — для себя линзы приготовила?

— Разумеется. Краска у меня тоже с собой, закончим обсуждение — перекрасим Палеку и Кансе волосы. С типом лица у Палека все равно не слишком хорошо, но выхода нет — изображать из себя сапсапов или гуланов, путешествующих с женами, невозможно. Не берут они с собой жен в дальние поездки. А тарсачка с закрытым лицом — все равно что лошадь в тапочках.

— Образно, — усмехнулся Саматта. — Еще раз напоминаю всем — у тарсачек явно выраженный матриархат. Первое и последнее слово всегда за женщиной. Поскольку на тарси из нас из всех говорит только Ольга, первой общается с местными всегда она. Если затем она переходит на общий, можете вступать и вы, но мужчины говорят только после женщин.

— В кои-то веки Лике придется сдержать свой язычок, — усмехнулась Яна. — Каси, ты ему вообще говорить не позволяй. Пусть тренируется в сдержанности.

— А я стану рожи корчить, — пообещал Палек. — Против них у тарсаков, надеюсь, законов нет? Ничего, вы еще пожалеете, что мне рот заткнули.

— Может, усыпить его и везти в багажнике до самых джунглей? — задумчиво поинтересовался в пространство Дентор. — А если дорожная полиция открыть попросит, объясним, что жене много перечил…

— Опять заговор! — обиделся Палек. — Каси, скажи им, что я примерный муж и все жалование тебе отдаю!

— А ты отдаешь? — сделав большие глаза, удивилась Канса. — А почему с последней получки только четверть принес?

— Даже собственная жена против меня! — горько сообщил Палек. — Все, молчу. А то и в самом деле усыпят.

— Усыпить не усыпим, а язык отрежем, — пообещал Саматта. — Итак, с учетом присоединения к нам Ольги меняем легенду взаимоотношений. Лика, вы с Каси, ладно уж, остаетесь семейной парой. Я — муж Ольги, Дор — Яны. Соответствующую одежду прямо сейчас надо достать из машин, чтобы утром не возиться. В первой машине я с Ольгой и Яной, остальные во второй. Ведем попеременно, по три часа. Первая смена — мы с Дором, вторая — Яни с Ольгой. По ходу дела посмотрим, как лучше по машинам устраиваться.

— Я могу учиться водить по ходу дела, — вызвался Палек.

— Я тоже! — робко пискнула Канса.

Остальные четверо переглянулись.

— Спасибо, у нас нет лишних машин, чтобы эти разбивать, — за всех отказался Саматта. — Лика, я же тебе говорил дома — учись, когда-нибудь да пригодится. А ты — моно, моно… Вот и ищи теперь в Сураграше трамваи. Распорядок дня жесткий — ложимся спать в полночь, не найдем мотель — спим в поле, в палатках. Ночи теплые, ниже пятнадцати не опускается, не замерзнем. Подъем в полседьмого, полчаса на сборы — и движемся дальше. Нужно двигаться не менее тринадцати часов в сутки. Лучше четырнадцать. Шесть часов на сон и прочее должно хватить, особенно с учетом того, что досыпать можно в машине.

— Почему не ехать круглосуточно? — поинтересовалась Ольга. — Выиграем время.

— Потому что я не хочу из-за переутомления или темноты разбить машину на скверной дороге. Чиниться нет времени, да и может оказаться негде. И нам скоро потребуются все силы, которые есть. Нельзя добраться до пешей части пути выжатыми до отказа. Выигрываем в лучшем случае пару суток, проиграть можем куда больше. Нам нужно преодолеть три тысячи восемьсот верст с небольшим хвостиком. Задача-максимум — добраться до Чумчи за шесть дней. Задача-минимум — за неделю. Если пересаживаемся на животных, дальше нам нужно постараться выдержать темп хотя бы в тридцать верст в день, чтобы добраться до Муммы за десять дней. Шай сказал, что станет ждать Калайю период. Надеюсь, раньше у него терпение не лопнет. Прошло три дня, следовательно, у нас двадцать один день. Если все пойдет оптимально, мы укладываемся в шестнадцать, так что запас времени на неожиданности есть. Хотя появляться там день в день совершенно не стоит. Вопросы есть?

— Что мы станем делать с Карой, когда до нее доберемся? — поинтересовался Палек. — Ты уже придумал? Мне как-то не улыбается бить ее по башке и тащить в бессознательном состоянии.

— А в чем дело? — насторожилась Ольга. — Она может не захотеть уйти?

— А! — поморщился Саматта. — Извини, как-то руки не дошли тебе рассказать. Шай пообещал, что если она сбежит, клан вырежет всех жителей деревни поголовно, включая детей и стариков. Так что если мы не придумаем, как обойти данную загвоздку, нам действительно придется бить ее по башке и тащить бессознательную. У меня пока что других идей нет. Если ты что придумаешь, скажи.

— Да, затруднение… — задумчиво сказала Ольга. — Вообще-то у меня «роза» в запасе, но она для Шая предназначена, не для Карины. Против нее не хотелось бы применять. Я приняла проблему к сведению. Подумаю.

— Хорошо. Еще вопросы?

Саматта выждал несколько секунд, но никто не отозвался.

— Хорошо. Девочки, тогда в темпе красьте Лику в брюнета, и укладываемся. Если кто-то хочет перекусить, лопайте в темпе, хотя я бы на ночь воздержался. Не забудьте поставить на ночь на зарядку карты и рации. Я хочу, чтобы вы больше не расставались ни с тем, ни с другим даже в машине. Но не забывайте также, что рации действуют на расстоянии максимум десяти верст. Ольга, Дор, Каси — я хочу, чтобы вы всегда, независимо от обстоятельств, держались рядом с кем-то из нас. Я имею в виду — с кем-то из тех, кто владеет дальней связью. Ольга, сегодня ты спишь в одной комнате с Яной.

— Не стоит беречь мое целомудрие, Саматта, я его давным-давно лишилась, — усмехнулась княжичка. — От вида голого мужчины я в обморок не падаю. Раз мы с тобой на ближайшее время муж и жена, легенду следует соблюдать даже тогда, когда никто не видит. Не беспокойся, я не стану… проявлять непрошенную инициативу.

— Жду не дождусь, когда мы до Цу с Карой доберемся, — пробурчал Саматта. — Они, по крайней мере, не ехидничают по каждому поводу. Мало мне было Лики и Яни, теперь еще одна остроумица на голову свалилась. Ладно, если хочешь лишнюю ночь послушать мой храп, пожалуйста. Все, народ, краситься, на горшок и спать.

— Сегодня ночью мне предстоит обогатиться незабываемым опытом, — Палек потянулся и возвел к небу глаза. — А именно — узнать, как женщины умудряются спать в папильотках. Или хотя бы в мокром полотенце. И вообще так нечестно. Почему рыжие тарсачки бывают, а русые тарсаки — нет? Каси, только ты меня черноволосым не разлюби.

— Постараюсь, — улыбнулась Канса. — Ольга, где, ты говоришь, у тебя флакон с краской?

— Сейчас достану. Она сохнет за десять минут, так что спать с мокрой головой не придется. Не забудьте только про брови и ресницы.

Тот же день. Мумма

— Все, кажется, — облегченно вздохнула Цукка, выглядывая за заменяющие дверь пальмовые листья. — Больше никого.

— Не верю… — выдохнула Карина. — Честное слово?

— Самое честное. Эх, отмерила бы я на десять человек меньше, час назад закончили бы. Ну и как впечатление от состояния здоровья аборигенов?

— Жуть. Словами не описать.

— А ты попробуй. Только так, чтобы я поняла.

— Ну… Глисты у каждого второго. Кальциевая недостаточность в той или иной форме у всех поголовно — кто бы еще объяснил, как они руки-ноги на ходу не ломать умудряются! Анемия. Дисбактериоз. У некоторых — подкожные и внутримышечные паразиты, которых я никогда в жизни не видела. У большинства нарушения обмена веществ — насколько я могу сказать по внешнему виду, без анализов. Панкреатит, холецистит, гастрит — настолько часто, что даже и упоминать не стоит. У половины мужчин старше тридцати — ишемия сердца. У двоих рак, у одного меланома в начальной стадии, с ней я на ходу справилась, у второй — запущенная опухоль в груди, мне с ней еще возиться и возиться, особенно без гемодиализатора. Возможно, придется не выжигать, а вырезать классическим способом, пока метастазы не пошли, только вот чем? Не кухонным же ножом! У одной беременной, кажется, неправильное предлежание плода, она не сможет родить без квалифицированного акушера, а то и без кесарева сечения. У некоторых какая-то гадость в крови, которую я могу выжечь, но не определить — а значит, они опять заразятся. Все поголовно инфицированы гантельной полубактерией, у многих мужчин вызванное ей воспаление половых органов и необратимое бесплодие как следствие. Зубы… Ротовая полость — вообще тихий ужас: поголовно у всех кариес, дупла, абсцессы, пародонтоз… Я могу стерилизовать дупло и временно отключить нервы, но не могу заделать дырку — тут стоматолог нужен. Значит, она скоро опять воспалится. Патогенные грибки в коже — я по крайней мере три вида различила, но наверняка их больше. Вообще у половины проблемы со здоровьем, которые я даже диагностировать толком не могу — я хирург, а не терапевт и не специалист по тропическим паразитам и инфекциям, и диагноста у меня нет. У меня даже простейших лекарств нет, а эффектором я только кромсать и сшивать могу, и внутреннюю живность ликвидировать, прочее ими не поправишь. И хоть бы кто-то из местных нашелся, кто знает лечебные травы! Цу, я теперь удивляюсь не тому, что они до пятидесяти не доживают, а тому, что доживают хотя бы до тридцати. Кстати, а ну-ка, сядь спокойно — я тебя просканирую на предмет заразы. Вдруг что-то подхватить успела?

— Считай, что ты меня перепугала, — Цукка поежилась, но села прямо и выждала полминуты, пока Карина рассматривала ее с головы до ног невидящим взглядом. — Мне-то казалось, что здесь рай — знай себе бананы с пальмы рви да лопай.

— Нет, пока все чисто… вроде бы, — Карина опустилась на топчан рядом с Цуккой и потерла кулаками глаза. — Вымоталась я — прямо не могу. Знаешь, Лика, пожалуй, прав со своими советами насчет клиники. Незачем нам в своем доме больных принимать. Натащат заразы — потом вычищай ее. Завтра пойдем к господину Мамаю, пусть выделяет еще один дом под клинику. И пусть обустраивают его как следует. Тамшу медсестрой оформим… кстати, где она?

— По делам побежала. Нам тут яиц принесли, так она долго в них пальцем тыкала и что-то объяснять пыталась. Потом рукой махнула и исчезла. А сколько всего нанесли! — Цукка бросила взгляд в угол, напоминающий фруктовый прилавок на базаре. — Пропадет, наверное, по большей части без холодильника-то. Лопать хочешь?

— Дрыхнуть хочу, — Карина сладко потянулась. — Слушай, мне показалось, или утром нам и вправду какой-то тюк с тряпками приносили? Я хотела спросить, что там, да отвлекли.

— Хо! — Цукка вскочила с топчана и вытащила из-за принесенной вчера скамьи большой тряпичный сверток. — Конечно, принесли. Господин Шаттах прислал со своими наилучшими пожеланиями и извинениями, что не может явиться лично. Тот мальчик, его сын, притащил — Матса, кажется? — и сказал, что папа куда-то по делам ушел. Давай посмотрим.

Она быстро распустила завязки и вытряхнула на кровать несколько небольших тряпичных свертков.

— Ух ты! — воскликнула она, развертывая один из них. — Платье! Натуральное платье, и нормальное, безо всяких капюшонов и накидок. И рукава короткие. А красивое оно — похоже, какой-то парадный фасон. Интересно, откуда у него такие развратные по местным меркам вещички?

— Он же разъездной торговец, — рассеянно откликнулась Карина, щупая ткань. — Должен знать, что женщины в цивилизованных местах носят. Однако умный дядька. Понял, что нам на приличия указывать бесполезно, и подарил то, что подойдет. Завтра схожу к нему, проведаю и спасибо скажу. Куда только он уковылял со своей ногой? Я же сказала, чтобы лежал! Ой, смотри, нижнее белье! Я думаю, у нас такое за штаны сойдет, но и за то спасибо. Может, и пригодятся, если похолодает. Завтра сходим с утра на речку, искупаемся и оденемся как полагается.

Она опять зевнула.

— Цу, давай и в самом деле перекусим, и я спать лягу. Хотя и рано еще, но глаза слипаются — спасу нет никакого.

Цукка отошла к груде фруктов, выбрала из нее два крупных сочных плода, напоминающих яблоки, но куда более нежных и с терпко-сладким освежающим вкусом, ополоснула их в небольшом кувшинчике со стерилизованной водой и протянула один Карине:

— Держи, наслаждайся. Честно заслужила. Только, Кара, — ее лицо внезапно посерьезнело, — мне в голову пришло — а себя-то ты проверять как собралась на предмет всякой заразной гадости? Ты же себя саму сканером не видишь?

— Не вижу. И манипуляторами обработать не могу, — Карина вгрызлась в плод, и по ее подбородку потек сладкий сок. — Ну, что делать… Придется беречься, стерилизовать воду и пищу и надеяться, что за ближайший период ничего не подхвачу. Хорошо, что здесь кусучих мошек нет, хоть так не заразимся.

— Придется надеяться, — Цукка тоже откусила от своего плода и принялась жевать. — Хотя насчет мошек я бы не слишком надеялась. Я видела, как местные отмахиваются от каких-то мух, наверное, кусачих. То ли нам пока везет, то ли мы просто пахнем неправильно. Но кто их знает, попробует нас какая-нибудь чокнутая муха на вкус и передаст товаркам, что мы куда нежнее, чем местные. Вот тогда и попляшем. Слушай, Кара, вот ты мне скажи — ведь наш мир Демиурги создавали с нуля, верно? Включая всю биосферу? Так почему они от всякой заразы нас не избавили? Зачем им болезнетворная гадость?

— Ну… — Карина ненадолго задумалась, работая челюстями. — Я папу спрашивала, когда только на медфак поступила. У нас на первом курсе санитарная микробиология оказалась в списке обязательных предметов, и я после первой же обзорной лекции домой с квадратными глазами пришла. И спросила у него ровно то же самое. А он объяснил, что сложно все до невозможности. Биосфера — очень сильно сбалансированная штука в стабильном состоянии. Из нее нельзя выбросить ни одного кусочка, даже самого маленького — немедленно что-нибудь его место займет. Всякие бактерии — они часть пищевых цепочек. И при том ни одного совершенно непатогенного вида нет. В лучшем случае — условно-патогенные, как гроздчатые или круглые бактерии. Ну, то есть могут жить в организме или в окружающей среде, на слизистых оболочках, например, и никакого вреда не причинять. Но если вдруг в кровь попадут, то заражение, считай, обеспечено. Абсолютно патогенных бактерий и вирусов, к счастью, мало, но даже у них своя ниша. Они в процессах естественного отбора в части иммунитета носителей участвуют, популяцию регулируют, все такое. Убери их — и либо нарушишь стабильность, либо что-нибудь еще на его место мутирует. А в игровых мирах вроде нашего биосфера обычно с земной копируется — ну, так проще, чем с нуля стабильный комплекс разрабатывать. Так что и микрофлора соответствующая. Цу, можно тебя попросить еще одно яблоко вымыть? Сил нет шевелиться, даже манипуляторы не поднимаются…

— Ладно уж, — покровительственно откликнулась та. — Вымою. Ты рассказывай, не прерывайся. А то уснешь сейчас на самом интересном месте!

— Спасибо, Цу. Так все, в общем-то. Нельзя щепочки из плотины вытаскивать, а то рухнет. То же самое с экологией. Удаление любого элемента нарушит баланс. Ты еще скажи спасибо, что Конструкторы хоть как-то подстраивают биосферу. Я тут еще при папе наткнулась на древний учебник по микробиологии — аж со старой Земли сохранился. Я в нем сильно не копалась, там даже с транслятором ногу сломишь — они использовали в медицине какой-то уже несколько тысяч лет как мертвый язык, зачем — я так и не поняла. Много я не осилила, но даже того, что прочитала, хватило. Цу, представляешь, у них были болезни, передающиеся исключительно половым путем — минимум десяток, а то и больше. Плюс те, которые не только половым путем передавались. Один «сифилис» чего стоил! Возбудитель — простейшее, нормальных лекарств против него не создали до самого двадцатого века, а человек, заразившись, буквально гнил заживо в течение многих лет. А патогенность у возбудителя максимальная, заражались на им раз-два. Достаточно руками за зараженную поверхность подержаться. У нас ничего похожего нет, самое серьезное — гантельная полубактерия, на их «хламидии» смахивающая, а хламидиоз даже не считался тяжелой болезнью. Я теперь понимаю, почему у них такие жесткие ограничения на секс поддерживались. Неконтролируемые сексуальные контакты привели бы к таким пандемиям половых болезней и нарушений в сексуальной сфере, что они вымерли бы за пару десятилетий. В общем, у нас просто рай по сравнению с ними.

Карина закончила жевать псевдояблоко, отложила огрызок на скамью и зевнула.

— Надо все-таки выйти перед сном подышать. Душно что-то, — пожаловалась она. — Вроде и дождь весь день лил, а свежести никакой. И давит как-то — давление меняется, что ли? Ты не помнишь, те, с автоматами, нас уже проверяли сегодня?

— Один прямо сейчас напротив дома дежурит. Днем встал, я видела, когда мы с Тамшей за водой к роднику ходили.

— О! Пойдем позлим гада, — Карина вскочила с топчана, словно и не сидела только что квелая.

— Кара! — предостерегающе произнесла Цукка. — Не лезь к людям. Плохо кончится.

— Вот и Мати так же говорит — не пугай, мол, маленьких! Ладно, не стану приставать к мужчинам, а то еще испугаются и убегут со страху. Но подышать перед сном все равно надо.

Вместе они вышли из хижины, прихватив по большому чешуйчатому фрукту с бороздой по окружности, по которой он легко разделялся на две половинки. Солдат Дракона и в самом деле сидел на корточках в десяти шагах от входа, у глухой задней стены соседнего дома. Он оказался совсем молодым парнишкой — лет семнадцати-восемнадцати, не больше, одетым в мешковатые шаровары и кожаную безрукавку, из-под которой на груди проглядывала небольшая татуировка — схематичное изображение крылатого змея. Завидев Карину, он вскочил на ноги, судорожно сжимая автомат. Даже в стремительно сгущающихся сумерках было видно, что его лицо заметно побледнело.

— Поставили, какого не жалко, — прокомментировала Цукка. — На тот случай, если тебе захочется ему башку оторвать или еще что-то…

Очевидно, парнишка понимал общий, потому что попятился, отчаянно выцеливая Карину автоматом. Его руки тряслись так отчетливо, что ствол оружия ходил ходуном.

— А мне говорила не злить, — укоризненно заметила Карина. — Зачем ребенка пугаешь?

Она быстро пересекла отделяющее ее от солдата расстояние и остановилась на расстоянии вытянутой руки. Мальчик, казалось, балансировал на грани обморока.

— Кара… — предостерегающе сказала Цукка.

— Как тебя зовут? — не обращая на нее внимания, спросила Карина. Солдат дернулся, оступился, зацепился пяткой за торчащий из земли корень — и повис, выронив автомат, в неестественной позе, подхваченный манипуляторами.

— Аккуратнее, а то убьешься ненароком, — посоветовала Карина, придавая ему вертикальное положение и отпуская. — Да не дрожи ты так. Ничего я тебе не сделаю.

— Момбацу сама Карина — великий шаман! — запинаясь, проговорил паренек. — Пожалуйста, не убивай меня! Мне приказали…

— Да не стану я тебя убивать! — Карина почувствовала нарастающее раздражение и постаралась немедленно его подавить. В конце концов, он не виноват, что она устала до потери пульса. — Как тебя зовут?

— К-карим, выс-сокородная сама! — едва выговорил дрожащими губами солдат. — Ор-ранжев-вый клан…

— Есть хочешь?

— А? — казалось, паренек просто не понял, что у него спросили.

— Ты тут с обеда сидишь. Проголодался, наверное. Есть хочешь? — Карина протянула ему зажатый в руке плод, и Карим отпрянул, словно от ядовитой змеи. — Ну, не хочешь — твои проблемы. Вечер уже. Ты нас проверил? Проверил. Можешь топать к своим и доложить, что мы на месте. Беги давай.

Не отрывая от нее взгляда, паренек попятился, медленно поднял с земли автомат, после чего развернулся и со всех ног, мелькая босыми пятками, бросился бежать по тропинке между домами.

— Меня упрекаешь, что пугаю, а сама-то! — фыркнула Цукка. — Ишь, благотворительница нашлась! «Есть хочешь?» — передразнила она. — О, смотри, Тамша топает!

Деловито спешащая Тамша, которую они уже научились узнавать даже с закрытым лицом по узору на кубале, и в самом деле вынырнула из сумерек. В одной руке она держала большой кусок чего-то белого и угловатого, а в другой — пакетик из чего-то вроде желтой тростниковой бумаги.

— Находить белый камень! — гордо сказала она. — Господин Мамай давать глина мух. Теперь яйцо не портиться!

— Что давать? — поразилась Цукка.

— Глина мух, — обстоятельно пояснила Карина, разламывая свой плод и вгрызаясь в одну из половинок. По ее лицу потек густой сладкий сок. — Чтобы яйцо не портиться. Тамша, и что с этим добром делать?

Вместо ответа женщина поманила их за собой в хижину. Там она распустила капюшон, зажгла небольшой факел из пропитанного какой-то густой смолой трубчатого стебля, воткнула его в подставку в виде небольшой рогульки на глиняном основании и положила камень и сверток на скамью. Взяв небольшой кувшин, она налила в него воды и вопросительно потыкала в него пальцем:

— Карина сделать воду чистый?

— Сейчас сделаю… Готово. Вода безопасная, можно пить.

— Не пить, — помотала головой служанка. — Яйцо хранить. Белый камень крошить, вода яйцо хранить.

Она взяла белый камень со скамейки, извлекла откуда-то из-за лавки крупный кусок чего-то вроде гранита и начала тереть их друг о друга над кувшином.

— А камень, похоже, известняк, — Цукка приблизила любопытный нос к кувшину и чуть не получила по нему камнем, когда Тамша не рассчитала усилий. — Он же известь обыкновенная негашеная. Кара, а ведь я припоминаю что-то насчет хранения яиц в известковом растворе.

— Никогда не слышала, — удивилась Карина. — Тамша, ну-ка, дай мне, быстрее получится. Сколько крошить? Все?

Она забрала известняк из рук женщины и вопросительно посмотрела на нее.

— Столько, — показала та пальцем. Карина манипулятором превратила указанный кусок в мелкую пыль, просыпавшуюся в воду.

— Хорошо, — кивнула Тамша. За прошедшее время она уже совершенно привыкла к способностям Карины и перестала шарахаться от нее, когда та занималась «колдовством». — Теперь яйцо мазать глина мух, в воду ложить.

Она развернула бумажный сверток и извлекла на свет плотную желтую субстанцию, оказавшуюся пчелиным воском. Взяв из кучки яиц одно, она несколькими быстрыми движениями натерла его воском и опустила в воду. За первым яйцом последовали и остальные. Три штуки в кувшинчик не вошло, и Тамша отложила их в сторону.

— Утро печь, вкусно есть, — пояснила она. — Вода яйцо лежать, не портиться. Весна лежать, лето, осень, даже зима лежать, все хороший.

— Ну вот, Цу, а ты говорила — холодильник! — рассмеялась Карина. — Все, девочки, я спать ложусь. Много у нас на завтра записалось… тьфу, много еще в деревне необследованных осталось?

— «Осталось»? Сегодня ты тридцать восемь человек пропустила. Тамша, сколько в Мумме живет народу, знаешь?

— Мумма маленькая деревня. Мумма жить сто человек, сто десять, сто двадцать.

— Пусть сто двадцать. Значит, примерно треть, — Цукка задумчиво погрызла ноготь. — Завтра установим квоту — скажем, двадцать человек в день, чтобы тебя не перегружать. За четыре-пять дней управишься с… как ты сказала? Первичной диспансеризацией? Опять же, нужно дом под клинику оборудовать. В общем, не торопясь в неделю уложишься. А я при тебе стану администратором. Организуем частное предприятие на паях, прибыль пополам, только, чур, вон те коричневые мохнатые штуки я себе на три четверти забираю. Ты все равно не оценишь.

— Тамшу медсестрой взять придется, — устало улыбнулась Карина. — Нам с тобой по сорок процентов, ей двадцать. Все, я ложусь. Кстати, нам еще одеяла нужны — я сегодня ночью замерзла.

— Завтра добудем. Ты спи, а мы с Тамшей прогуляемся. Тамша, давай подышим воздухом. Пойдем к реке, искупаемся. А то и в самом деле какая-то духота давящая…

— Ма, Цукка, — кивнула Тамша, и обе женщины вышли из дома. Карина задула мини-факел, разделась, забралась на топчан, закуталась в одеяло и почти мгновенно провалилась в черный сон без сновидений.

Проснулась она как от толчка. В доме стояла кромешная мгла. Рядом посапывала Цукка, ровно дышала на своей лежанке Тамша. Карина повозилась, устраиваясь поудобнее на твердом деревянном ложе, насколько возможно, и заворачиваясь в тоненькое одеяло,чтобы укрыться от ночной прохлады. Потом она расслабилась, пытаясь снова заснуть. Безуспешно. Стояла мертвая тишина, но в ушах словно что-то шептало — словно далеко-далеко, за тысячи верст, за гранью слышимости, шел тихий летний дождь. Из-за стен дома донесся странный звук — вот уже не один, а два, три, еще больше — тонкий жалобный вой. Карина припомнила забавных местных собак — пегих, лопоухих, маленьких, не больше двух-трех килограмм веса. Местные жители держали их не столько для охраны (крупных животных здесь не водилось, а о воровстве, похоже, и не подозревали), сколько для развлечения. Она только один раз слышала, как такая собачка выла, но доносившиеся снаружи звуки подозрительно походили на такой вой.

Что могло встревожить животных? Встревожить? Карина внезапно осознала, что если не считать воя, тишина не просто казалась, но действительно была совершенно мертвой. Из-за неудобной кровати она не раз просыпалась предыдущими ночами, и всегда снаружи доносились какие-то звуки: чирикали какие-то ночные птахи, звенели ночные насекомые наподобие цикад у них в Масарии, доносились далекие пронзительные крики неведомых животных — то ли обезьян, то ли еще кого. Но сейчас тишина казалась абсолютной и победоносно-самодовольной.

Стояла влажная духота, и Карина почувствовала, что ей не хватает воздуха. Полежав еще с минуту, она нехотя отбросила одеяло, перебралась через беспокойно зашевелившуюся Цукку, влезла в старую обрезанную кубалу — как хорошо будет утром надеть нормальную одежду, спасибо господину Шаттаху! — и, неслышно ступая босыми ногами, вышла на улицу. Тучи ушли, и сквозь ветви деревьев проглядывало огненное зарево Звездного Пруда во всем его великолепии — куда более чистом и ярком, чем дома. Дышать, однако, легче не стало, и Карина обхватила себя руками, ежась под налетающим зябким ветерком.

Неслышный шепот в ушах не отступал, и какой-то неведомый черный страх подкрадывался из ночной темноты, заставляя Карину тревожно оглядываться. Манипуляторы ее эффектора зашевелились, распускаясь из клубков и почти против ее воли свертываясь снова в спиральные пирамидки, готовые к чудовищному колющему удару, крушащему бетон, пробивающему стальные листы. Она тряхнула головой, отгоняя беспричинный страх. Все тихо. Ни движения, ни звука помимо легкого шелеста листвы — и нестихающего собачьего воя. Да что же такое происходит?

Эффектор. Что-то, связанное с эффектором. Она уже сталкивалась с таким неслышным шепотом за гранью сознания. Нужно вспомнить, где и когда. Нужно вспомнить, и это очень важно. Очень! Где?

Воспоминание пришло вспышкой молнии. Однажды в лаборатории Овари, еще когда он только начинал свои эксперименты с грависканерами, Карина оказалась рядом с впопыхах собранным генератором гравитации. И тогда она испытала точно такое же чувство, как и сейчас, только не шепот, а что-то ужасное, грохочущее, почти заставившее ее собственный сканер ослепнуть. Она едва не потеряла сознание, и потом перепуганный Овари с товарищами отпаивали ее теплой водой. Потом инженеры долго копались в потрохах установки, ходили вокруг с приборами и наконец вынесли вердикт: хаотичные флуктуации излучаемого установкой электромагнитного поля, напрямую воздействовавшие на электромагнитную составляющую ее эффектора. Поле являлось слишком слабым, чтобы хоть как-то воздействовать на находящиеся рядом металлические предметы. Но именно его постоянное изменение нарушило в эффекторе какие-то сложные взаимодействия с нервной системой, которые она даже не пыталась понять. Фактически прибор сработал как объемный блокиратор, пусть и ненамеренно.

Сейчас — то же самое. Куда слабее. Практически неразличимо. Бодрствуй она с самого начала, находись кто-нибудь рядом с ней, и она даже не заметила бы ощущение. Только духота заставила ее проснуться и ощутить неладное.

Флуктуации электромагнитного поля. Неподалеку — вулкан, геологически нестабильная зона. Многие живые существа чувствуют изменение естественного поля планеты — птицы, насекомые, даже некоторые высшие животные — и они почувствовали его вместе с ней.

А внезапные флуктуации планетарного электромагнитного поля случаются только в одном случае: когда надвигается землетрясение.

А что, если она ошибается?

Тогда она всего лишь выставит себя заполошной дурой.

А альтернатива — гибель людей.

Она бросилась в дом и затормошила сначала Цукку, а потом и Тамшу.

— Вставайте! — закричала она. — Цу! Тамша! Быстро вставайте! Да подъем же, немедленно! Цу!

— Кара? — сонно пробормотала Цукка, с трудом разлепляя глаза. — Что случилось?

Тамша села на своем лежаке и потянулась к поставцу с мини-факелом.

— Землетрясение! — уже спокойнее сказала Карина, с трудом подавляя желание кричать во все горло. — Землетрясение надвигается! Тамша, землетрясение! Подземный гром собирается, сильный гром!

— В Мумма подземный гром тихий, — сиплым спросонья голосом пробормотала служанка. — Нет бояться. — Она щелкнула кремнем по огниву, выбив сноп искр, и смола на факеле сначала неярко затлела, потом вспыхнула и ярко загорелась. По стенам хижины заметались резкие тени.

— Собирается очень сильный подземный гром! — резко сказала Карина. — Тамша, духи сказали мне, что нужно разбудить людей в деревне. Нужно поднять тревогу. Вставайте же, нет времени думать!

— Кара, ты уверена? — встревоженно спросила Цукка, спуская ноги с топчана. Ее голос все еще оставался хриплым и невнятным, но в нем уже чувствовалась живость. — Откуда ты знаешь?

— Естественное электромагнитное поле дергается. Цу, ты физик, ты должна помнить, как доктор Фугай землетрясения предсказывал с точностью до дня!

— Помню, — откликнулась Цукка после паузы. — Его, помнится, разгромили в «Современной науке»…

— Цу, у нас нет времени на научные диспуты! Если нас тряхнет, нам крышка! Цу, мы на склоне горы, и вокруг пропитанная водой глинистая почва! Нас оползнем накроет!

Цукка тихо охнула.

— Будим деревню! — решительно заявила она, поднимаясь на ноги и хватая платье. Сонливость из ее голоса полностью испарилась. — Тамша! Одевайся, живо! Надо поднимать народ. Нужно увести всех на какую-нибудь надежную скалу. Есть в окрестностях твердые скалы?

— Скала? Большой твердый камень? — переспросила женщина, влезая в свою неизменную кубалу. — Есть Черный камень. Большой. Сто шагов в ширину, два раза по двести в длину. Твердый. Там, — она махнула рукой.

— Начинаем с соседей, — решила Карина. — Они помогут будить остальных. Надо быстрее, как можно быстрее. Тамша, вам с Цуккой нужны факелы, я обойдусь сканером. За мной!

Она выскочила на улицу и, стиснув от нетерпения зубы, дождалась, когда Цукка и Тамша, обе с факелами в руках, присоединятся к ней.

— Тамша! — она постаралась говорить медленно и разборчиво несмотря на то, что внутренности у нее сжались в комок. — Идешь в ту сторону и будишь всех подряд. Пусть они поднимают остальных. Пусть женщины берут детей и уходят на Черный камень, а мужчины помогают будить оставшихся. Говори всем, что духи рассказали мне о подземном громе. Быстрее! Цу, ты дорогу к господину Мамаю помнишь? Беги к нему, пусть помогает. Вперед!

Не обращая более внимания на своих спутниц, она бросилась к ближайшему дому, стараясь не запнуться босыми пальцами о корни в окружившем ее бесплотно-сером мире, рисуемом сканером. Внутри хижины стояла тишина, нарушаемая только резким мужским храпом.

— Вставайте! — крикнула она во все горло. — Вставайте! Опасность!

Серая темнота перепугано зашевелилась человеческими телами. Здесь, как она помнила, жила многодетная семья, и сейчас самый маленький ребенок немедленно громко заплакал. Мгновение спустя к нему присоединился второй. Мужчина вскочил с лежанки и, сжав кулаки, заоглядывался в непроглядной для него тьме. Он что-то хрипло спросил на своем языке, но Карина его не поняла.

— Это я, Карина! Опасность! Просыпайтесь! Подземный гром идет!

Женщина рядом с ним потянулась к кремню, и в темноте вспыхнул ослепительно-яркий огонек масляной лампы. Заплакал третий ребенок.

— Подземный гром! — громко повторила Карина. Мужчина, голый после сна, поспешно схватил с крючка на стене штаны и попытался прикрыться, но у нее не было времени щадить его чувства.

— Ты меня понимаешь? — спросила она у хозяина. Тот мелко затряс головой так, что застучали зубы.

— Подземный гром, сама Карина… — пробормотал он. — Понимать. Не быть гром много-много лет. Я быть мальчик, когда он греметь последний раз…

— Сейчас он идет снова. Отправляй жену с детьми на Черный камень, а сам иди поднимай соседей. Нужно всем уходить на твердую высокую скалу! Понял?

— М-ма, сама Карина… — пробормотал мужчина.

— Тогда действуй!

Карина выскочила из хижины и бросилась в соседний дом.

Следующие полчаса отложились в ее памяти сплошной чередой лиц — недоуменных, заспанных, непонимающих. Она расталкивала, кричала и махала руками, так что в конце концов почти сорвала голос. Постепенно деревня оживала. Загорались и метались между домами огни факелов, звучали встревоженные голоса, громко ревели дети. Где-то посреди все усиливающегося бедлама она умудрилась найти полуодетого старосту, которого Цукка едва ли не пинками заставляла пробуждать народ. Господин Мамай казался совершенно растерянным, но внял словам Карины и, ухватив за рукав какого-то юношу, почти мальчишку, несколькими фразами отправил его бегом предупреждать соседнюю деревню. Несколько солдат Дракона с автоматами — самого Дуррана среди них не замечалось — растерянно толкались посреди суматохи, не понимая, что делать. Карина как-то и не подозревала, что в деревне обитает столько людей. Названное накануне Тамшей число в сто или сто двадцать жителей не подготовило ее к тому, что она видела. Несмотря даже на массовое паломничество предыдущего дня в глубине души она считала Мумму микроскопической деревушкой чуть больше старого парка их отеля в Касарии, а в светлое время дня ее жители в основном работали на плантациях и на глаза ей не попадались.

Достигнув своего апогея, кутерьма начала постепенно сокращаться в размерах. Женщины поспешно уходили по тропе в джунгли, волоча на спине, в руках и за руки куксящихся и упирающихся детей. Мужчины сопровождали их, таща в руках поспешно ухваченную утварь — котелки, корзины, тряпичные тючки. Постепенно факелов на улице оставалось все меньше и меньше, пока последние жители наконец не покинули ее.

Карина еще раз оглянулась по сторонам и остановилась между двумя хижинами, тяжело дыша и не понимая, что делать дальше. Только сейчас она сообразила, что дорогу к Черному камню, или как его там, она не знает. Она попыталась вспомнить, в какую сторону Тамша махала рукой — и поняла, что не может сориентироваться. Во тьме деревня выглядела совсем иначе, чем днем, а она еще толком не научилась ориентироваться и при свете. Огни Звездного Пруда здесь едва проглядывали сквозь колышущуюся листву, так что она не могла даже сообразить, в какой стороне север.

— Кара! — услышала она далекий встревоженный голос Цукки. — Кара! Ты где?

— Цу, я здесь! — крикнула она с облегчением. — Цу, я заблудилась. Я к тебе иду!

— Стой на месте! — прозвучало в ответ. — Мы с Тамшей сейчас тебя найдем. Подавай голос периодически!

Минуту спустя Цукка и Тамша, держа в руках по факелу, вынырнули из темноты.

— Я думала, ты уже ушла с остальными, — Цукка в неверном свете мечущегося пламени встревоженно вгляделась в каринино лицо. — Что с тобой, Кара?

— Что-то нехорошо мне… — пробормотала Карина, потирая лоб. Теперь далекий бесплотный шепот уже вовсе не казался далеким и бесплотным. В ушах тихо-тихо, но вполне отчетливо шелестело — еще не так, как от ошейника-блокиратора, но уже вполне явственно.

— Пойдем, на скале отлежишься, — Цукка ухватила ее за руку и потянула за собой. — Тамша, веди!

Карина повернулась, чтобы следовать за подругой, и тут ее ноги подогнулись, словно резиновые. Она потеряла равновесие и ухватилась за нее, чтобы не упасть.

— Кара? — встревоженно спросила Цукка. — Да что с тобой творится? Тамша, ну-ка, бери ее слева, а я справа, и потащили.

— Не надо, — Карина выпрямилась. — Цу, магнитный фон, похоже, совсем взбесился. Он меня лупит почище блокиратора. Пойдем быстрее, пока меня совсем не скрутило…

Через несколько шагов ей заметно полегчало. Шепот в ушах не прекратился, но голова перестала кружиться, а ноги — подкашиваться. Они с Цуккой бежали вслед за спотыкающейся Тамшей, и Карина дважды подхватывала их вожатую, чтобы та не кувыркнулась через особо крупный корень.

Первый толчок содрогнул почву, когда они отбежали уже довольно далеко от Муммы. Он оказался совсем слабым, но у Карины опять подкосились ноги. Она с размаху грохнулась на землю, и только многолетняя выучка и реакция позволили ей мягко спружинить руками и не разбить лицо о корни, отделавшись поцарапанными ладонями. Она тряхнула головой и несколько секунд пыталась отдышаться, но тут Цукка с Тамшей все-таки подхватили ее под руки, подняли с земли и потащили вперед.

Черная скала оказалась совсем рядом — уже через два десятка шагов сквозь древесную листву замелькали первые отблески факелов. Под босые ноги на мягкой, покрытой толстым слоем перегноя лесной почве начали попадаться сначала мелкие, а потом все более и более крупные острые камни. Потом джунгли как-то сразу кончились, и они оказались у подножия довольно крутой базальтовой скалы, черной в ночной тьме, едва видимой в мечущемся свете факелов в руках заполонившей ее людей. Они побежали по ребристой твердой поверхности камня, и в этот момент подземный гром ударил снова.

Второй толчок оказался гораздо сильнее первого. Не слишком сильным — наверное, в Катонии, где даже в самых спокойных районах дома строили с расчетом на средней силы землетрясение, оно едва ли поколебало бы люстры под потолком. Но у Карины снова подкосились ноги — хуже того, ее скрутил приступ тошноты и она повисла на плечах своих спутниц, ничего не соображая от сильнейшего припадка головокружения. Втроем они упали на твердую каменистую площадку, и к ним тут же бросились люди — поднять и затащить повыше, хотя необходимости в том уже не было.

Третий удар заставил задрожать почву у них под ногами. Он все еще казался не слишком сильным. Однако его хватило, чтобы недалеко вверх по склону над деревней пропитанные водой глинистые слои почвы дрогнули и сместились.

В предгорных краях люди издревле боролись за каждый клочок ровной земли, пригодный для земледелия — сводили деревья с их могучей корневой системой, выравнивали почву, натаскивая ее из других мест в мешках и на деревянных тачках, формировали продольные борозды, не позволяя стекающей по склонам воде размывать плантации, обсаживали по краям травой с длинными цепкими корнями, удерживающими почву на месте. От непрестанных дождей стекающая по склонам вода задерживалась на выровнены участках, но местные зерновые культуры, равно как и печально известная маяка, являлись водолюбивыми, и избыток задерживающейся влаги им отнюдь не вредил. Но осадочные породы, покрывающие склоны древних гор, когда-то поднятых Конструктором Веороном со дна океана во время формирования игровой площадки, десятилетиями вбирали в себя эту воду, постепенно разбухая и утрачивая сцепление со скальным основанием. И сейчас буквально стряхнутые толчками со скального основания огромные массы земли пришли в движение.

Мумма располагалась в западных предгорьях полтора века как заснувшего вулкана Аллахаман, одного из первых успокоенных Веороном, на пару с Миованной стабилизировавшего планету после диссипации игрового континуума и изменения физических констант в окрестностях планеты. Поставленные когда-то Демиургами надежные гравитационные скрепы хотя и не сумели полностью погасить толчок, но не позволили вырваться через жерла вулканов ничему, кроме облаков относительно безобидных газов. Плантации же в основном располагались к северо-западу и юго-западу от деревни, выше ее по склону, и сейчас именно они дали наибольший вклад в поползшие вниз неторопливые селевые потоки. Чудовищные массы смешанной с песком и глиной воды сползали, ломая и круша все на своем пути, не разбирая, противостоит ли им густая зеленая чаща или же горстка жалких хижин, сделанных из кольев.

Благодаря расположению плантаций и особенностям скального ландшафта оползни не слишком затронули Мумму, разрушив лишь десяток домов на ее окраинах. Сель не зацепил ни амбары с зерном, ни общественные коррали для мясного скота, расположенные к востоку, на берегу речки Зумы. Один из потоков прошел совсем рядом с Черным камнем, обогнув его с юга и не причинив никого вреда, если не считать разрушения грунтовой дороги чуть шире обычной тропинки, соединяющей деревню с миром. Благодаря своевременному предупреждению Карины жертв среди жителей Муммы не оказалось.

Испуганный ропот жмущихся на скале людей сменился перепуганным гвалтом, когда невидимый в ночной темноте оползень прошел недалеко от нее, с гулом и треском ломая и выворачивая деревья. Карина, тяжело дыша, с третьей попытки умудрилась сесть вертикально, поджав под себя ноги. Встревоженная Цукка склонилась над ней, поддерживая ее под локоть.

— Как ты? — озабоченно спросила она.

— Жива, — выдохнула Карина. — Знаешь, легче стало. Словно блокиратор отключили. И в ушах больше не шумит. Похоже, я спину потянула мышечным спазмом, теперь болеть будет… Слушай, никогда со мной такого не случалось. И я вообще не слышала, чтобы девианты так на землетрясения реагировали.

— Уникальная ты наша! — с облегчением сказала Цукка, присаживаясь на корточки рядом с ней. — Что бы мы без тебя делали! Интересно, что с деревней случилось — цела или нет?

— До утра лучше здесь посидеть. Мало ли, вдруг еще тряхнет… Тамша! — она ухватила за подол стоящую рядом служанку, ошалело взирающую по сторонам. — Тамша! Пожалуйста, найди господина Мамая. Позови его сюда.

— Ма, сама Карина! — Тамша энергично затрясла головой и бросилась куда-то в гущу народа.

— Ну вот, опять «сама», — Карина оперлась одной рукой о скалу, другой потирая лоб. — Интересно, меня сейчас на руках носить начнут или же камнями побьют за то, что гнев духов своим присутствием вызвала? Цу, ты не могла бы связаться с нашими и выяснить, как у них там дела? У меня, похоже, эффектор временно в раздрае, еще какое-то время не восстановится, манипуляторы почти не подчиняются. Башка кружится, когда пользоваться пытаюсь.

— Сейчас попробую… — Цукка сконцентрировалась, потом покачала головой. — Никто не доступен. Дрыхнут все. Будить форсированным вызовом?

— Не надо. Как думаешь, сколько сейчас времени?

— Местного? — Цукка задумалась, глядя вверх, на звезды. — А фиг знает. Часа два, наверное. Или три.

— Тогда у них сейчас примерно полночь. Они только-только спать легли. Пусть отдыхают. Если бы их сильно тряхнуло, наверняка проснулись бы.

— Логично. Ох, почему я не догадалась какой-нибудь матрасик прихватить? Сейчас бы прилегла и вздремнула немного.

— В таком-то гвалте? И потом, я же тебя знаю — наверняка отдала бы какой-нибудь старушке. Цу, как думаешь, а не мог папа что-нибудь в моем эффекторе подкрутить, чтобы я землетрясения предчувствовала? Простые же магнитные бури на меня никак не действуют, даже голова не болит, в отличие от многих, у кого эффектор вообще спящий.

— Не знаю. Мог и подкрутить. Или у тебя просто такая дополнительная способность.

— Вряд ли. Даже одна дополнительная способность не так часто проявляется, а две, как у меня, вообще редкость. Трех еще ни у кого в мире не зафиксировано, насколько я знаю — а я живо интересовалась. У меня и так комбинация уникальная, а с третьей способностью вообще аналогов не будет.

— Ну, может и уникальная, — Цукка широко зевнула. — А может, просто сработала какая-то часть твоего сканера. Электричество же в проводах ты видишь? Почему бы и магнитное поле планеты не чувствовать, хотя бы иногда.

— Ну, может, и так… — Карина с сомнением посмотрела на подругу. — Когда… — она чуть было не сказала «если», но вовремя спохватилась. — Когда вернемся домой, надо с Овари поговорить. Он наверняка какие-нибудь тесты придумает для проверки. О, вот и господин Мамай!

Староста пробрался сквозь толпу за нетерпеливо оглядывающейся Тамшей. Он подошел к Карине и первым делом низко поклонился.

— Сама Карина! — торжественно произнес он. — Я благодарю тебя от лица всей Муммы за наше спасение. Воистину, духи принесли тебя сюда на крылья благодетели!

— Не за что, — слабо улыбнулась Карина. — Я же не знала, куда бежать, чтобы спасаться. Волей-неволей пришлось остальных будить. Господин Мамай, могу я тебя попросить успокоить людей и перевести, что я скажу?

— Да, сама Карина! — кивнул старик. — Сейчас.

Он повернулся к людям и что-то громко прокричал — раз, другой, третий. Постепенно гомон начал стихать, и староста проговорил несколько фраз на местном наречии. Эффект оказался неожиданным: мужчины и женщины, включая Тамшу, все одновременно рухнули на колени как подкошенные и на несколько секунд уткнулись лбами в камень. Остались стоять только полтора десятка фигур с автоматами, слабо отблескивающими в свете звезд и упавших на скалу факелов — солдаты Дракона. Карина растерянно вскочила на ноги, и староста, кряхтя, тоже опустился на колени и склонился в глубоком поклоне.

— Говори, сама Карина, — почтительно сказал он. — Тебя слушают. Я переведу.

— Но почему все встали на колени? — недоуменно спросила Карина. — Господин Мамай, что ты сказал?

— Ты спасла наши жизни, — торжественно проговорил Мамай. — Теперь мы все перед тобой в долгу. Правда, женщины еще никогда никого не спасали… — с сомнением добавил он, но тут же встрепенулся. — Приказывай, сама Карина!

— Теперь ты у нас помесь полубогини с феодалом, — прокомментировала Цукка, пересаживаясь с корточек в позу со скрещенными ногами. — Ты говори, говори. А то люди ждут. Они же лбы от камня не оторвут, пока не заговоришь, а скала холодная.

— А? — Карина глянула на нее. Положительно, Лика дурно влияет на семью! Теперь еще и Цукка ехидничать начала! Стоп, не время. Она прочистила горло.

— Жители Муммы! — несмело начала она, и староста тут же перевел ее слова. — Опасности больше нет… наверное. Я больше не чувствую напряжен… э-э-э…

— Зова духов, — подсказала Цукка.

— Да, больше не чувствую зова духов. Подземный гром в ближайшее время не вернется. Но пока не надо возвращаться домой. Оползни могут еще…

Она осеклась и прислушалась. Что там — далекие крики? Определенно да — что-то вроде громкого плача одновременно многих женщин.

— Кто-то кричит, — сказала она напряженно. — Господин Мамай, ты не слышишь?

Старосты что-то быстро проговорил, и один из молодых мужчин в одних шароварах вскочил на ноги и быстро подошел к ним.

— Он говорит, что крики слышны из Камбы, соседней деревни, — пояснил Мамай, выслушав его сбивчивую речь. — Женщины причитают.

— Камба! — Карина схватилась за голову. — Мы же так и не успели их толком предупредить! Они же наверняка не успели эвакуироваться… бежать от оползня! Господин Мамай, мы должны им помочь! Я должна им помочь! Спроси, захочет ли кто-то пойти со мной? Я не найду одна дорогу ночью!

Мамай медленно поднялся на ноги и произнес несколько фраз. Немедленно тут и там мужчины начали вставать вслед за ним, и вскоре стоять на коленях остались только женщины и дети.

— Они все хотят пойти? — удивленно спросила Карина.

— Я не спрашивал, кто хочет пойти, — покачал головой старик. — Я просто приказал. Все мужчины пойдут в Камбу. Мы должны помочь соседям, их нельзя бросать в беде. Прошу, останься здесь.

— Нет! Я должна быть там. А что, пойдут все мужчины? Кто-то ведь должен остаться охранять женщин и детей!

— Охранять? — удивился Мамай. — От кого? Опасных зверей в окрестностях не встречал даже мой дедушка…

— Зато люди есть. Вдруг кто-то сойдет с ума и нападет?.. Или какой-нибудь очередной муллулубный зверь появится? О, я знаю, что делать. Все равно ведь для них слишком низко в спасательных работах участвовать?

Она задействовала сканер, чтобы не запинаться в темноте, решительно обошла старосту и быстрым шагом подошла к кучковавшемся на заднем плане солдатам Дракона. В одном из них она распознала Младшего Когтя.

— Господин Дурран! — обратилась она к нему. — Я с мужчинами Муммы отправляюсь ту деревню… в Камбу. Мы посмотрим, каковы разрушения и нельзя ли кого-то спасти. Ты со своими людьми останешься здесь, чтобы охранять женщин, стариков и детей — от зверей и людей, если вдруг кто-то появится.

— С какой стати ты указываешь мне? — надменно спросил Дурран, но в его голосе почувствовалась неуверенность. — Ты забыла, кто ты такая и почему здесь находишься?

— Я указываю потому, что только что спасла тебе жизнь! Если бы я не предупредила об опасности, сейчас ты бы спал под толстым слоем земли, похороненный заживо. А еще я приказываю потому, что я сильнее тебя. Вы ведь здесь считаете, что сильный всегда прав? Вот и подчиняйся. Я оставлю здесь свою подругу, и если она расскажет мне, что ты сделал что-то не так…

Она оборвала свой слова на угрожающей ноте и повернулась спиной, чтобы уйти. Однако тут ей в голову пришла новая мысль, и она замерла.

— Поссоришься со мной — и умрешь, — сказала она не оборачиваясь. — Но если поймешь, где твоя выгода, то упрямиться не станешь. А я исправлю тебе неправильно сросшуюся руку.

Так и не обернувшись, она быстро подошла к Мамаю, и тот махнул рукой. Мужчины, неся над головой факелы, большой молчаливой толпой двинулись в темноту ночного леса, и Карина затерялась в их гуще. Какое-то время Дурран молча смотрел им вслед.

— И чтоб какая-то восточная шлюха указывала бойцам клана, что делать… — неуверенно пробормотал кто-то позади него.

— Молчать! — рыкнул Младший Коготь. Его разрывали на части противоположные чувства. Ярость — как эта восточная бесстыдница смеет что-то приказывать ему? Совершенно незнакомое до того уважение к женщине, способной управлять мужчинами — и, возможно, действительно спасшей ему жизнь. Холодок страха в животе — а что, если она и в самом деле решит, что он ей не угодил, и убьет его? Он не неграмотная деревенщина, чтобы считать ее великим шаманом, но она совершенно определенно способна порвать его в клочья, и он даже не сможет защищаться — позорная смерть! И еще… еще что-то очень странное. Чувство, которое он не испытывал уже несколько лет, с тех пор, как стал солдатом Дракона. Чувство, которое вот так, с ходу, он не мог даже определить.

— Мы все равно ничего не можем ей сделать, — наконец произнес он, надеясь, что в его голосе не слышится колебания. — В свое время она поплатится за свою наглость. Но сейчас нам все равно сидеть здесь до утра.

Он обернулся к своим людям.

— Занять позиции по периметру, — приказал он. — Охранять тех, кто остался. И не спать! Того, кто заснет, я лично пристрелю. А если с кем-то из женщин что-то случится, сами займете их места на плантациях. Я иду в Камбу, проконтролировать, что там происходит.

Он забросил автомат за спину и быстро пошел вниз по скале.

Путь по ночному лесу оказался куда тяжелее, чем представляла Карина. Селевые потоки прошли по джунглям, словно густые реки слепого разрушения. Там, где их приходилось пересекать, приходилось с трудом пробираться через мешанину торчащих из полужидкой грязи обломков острых сучьев и расщепленных стволов. Несколько раз только сканер, показывающий грязь на полметра в глубину, спасал Карину от распоротой подошвы, но даже и так ее ступни и лодыжки скоро покрылись болезненными царапинами. Она старалась не думать, какая зараза может проникнуть в раны, и переступала-переступала-переступала саднящими ногами по кажущемуся бесконечным бурелому, заставив себя превратиться в нерассуждающую шагающую машину. Раз-два, раз-два, шаг, еще, еще…

К счастью, языков оползня попадалось не так много. После третьего они вышли к Мумме. В темноте казалось сложным разобрать, какая часть деревни пострадала, но Карина с грустью сообразила, что поток наверняка накрыл песчаный заливчик на берегу реки. Тот заливчик, который она уже успела полюбить и на берегу которого каждое утро отрабатывала техники Пути под внимательными взглядами шушукающихся местных кумушек, вяло изображающих стирку. Мужчины Муммы при виде нескольких разрушенных окраинных домов возбужденно загомонили, но один из них что-то властно прокричал, и все заторопились дальше.

После Муммы снова начались завалы. После второго вконец обессилевшая от выдирания из густой грязи саднящих ног Карина оступилась и упала на четвереньки. Несколько мгновений она оставалась в таком положении, тяжело дыша, потом начала с трудом подниматься, поочередно выдирая из топкой почвы руки, ушедшие в нее почти по локоть. Рядом чавкнула грязь, и сильные руки осторожно подхватили ее под мышки и помогли подняться.

— Спасибо… сан Шаттах, — почему-то Карина почти не удивилась, через сканер разглядев в стоящем рядом мужчине своего первого пациента. Значит, он уже вернулся? Или он не уходил далеко? — Твоя помощь неоценима.

— Э-э… — тот прочистил горло. — Сама Карина, наверное, ты сказала вежливые слова — на свой манер. Я могу распознать их, но не знаю, как правильно ответить.

— Не надо отвечать, сан Шаттах. Мне достаточно твоей помощи. Далеко еще до Камбы?

— Лес изменился. Судя по голосам, почти пришли.

Действительно, женские крики и причитания раздавались уже недалеко, слышались возбужденные мужские голоса. Меж деревьев блеснул отблеск — кажется, где-то там разгорался пожар.

— Хорошо. Тогда последнее усилие…

Карина распрямилась и пошагала вперед, уже не в силах бежать. Шаттах подхватил ее под локоть, и она тяжело оперлась на него.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила она. — Оказывается, тяжело это — по грязи гулять. Сан Шаттах, ты уже не боишься, что я тебе живым съем?

— Сама Карина, — судя по голосу, торговец тщательно подбирал слова, — я не испытываю перед тобой страха. В тот день я просто… был не в себе. Я решил, что умру, потому что Риш не успеет… Кхм. Ты спасла меня от ужасной смерти. И я… не очень суеверен. Я предпочитаю не ссориться с лесными духами, но не вижу их козни в каждом, что не понимаю. В деревне называют тебя великим шаманом — но я часто бываю в других городах. Я слышал про тех, кого называют синомэ — людей и орков, что умеют разрушать вещи взглядом. Я никогда не видел синомэ своими глазами и никогда не слышал про таких, что умеют не только убивать, но и лечить. Но все когда-то случается впервые. Я впервые в жизни увидел синомэ — тебя — и впервые в жизни оказался в долгу перед женщиной. И ты многих спасла сегодня ночью. Я не боюсь тебя. Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

— Спасибо, сан Шаттах, — опираясь на его руку, Карина перепрыгнула через корягу и подождала, пока он сам перешагнет через нее. — Но сейчас помощь нужна другим. Я ускорю шаг — здесь земля твердая, и я уже перевела дух. Ты не беги, твоей ноге еще рано давать такие нагрузки. Швы могут разойтись.

Не дожидаясь ответа, она перешла с шага на легкую трусцу, которой могла, не особо уставая, бежать и бежать многие версты. Лишь бы ноги не проваливались.

Больше до самой Камбы грязевых потоков не попадалось. Но на том все везение и заканчивалось. Выбежав на опушку леса, Карина остановилась и тихо ахнула. Прямо перед ней в тусклом свете разгорающейся на востоке зари, словно застывшая река, распростерлась широкая, не менее двадцати саженей, полоса земли, перемешанной с обломками деревьев. Там и сям из нее торчали конструкции, в которых с трудом угадывались остатки каркасов крыш и деревянных стен хижин. На дальнем краю потока теснилась жалкая горстка уцелевших домишек — в сумерках казалось невозможно разобрать, сколько именно, но не более двух десятков. Там метались факелы, доносился возбужденный гомон людей. Оступаясь, Карина побрела от одних руин к другим. Поток оказался неглубоким, покрыв деревню слоем не более полусажени, и она вглядывалась через сканер в его толщу, отчаянно пытаясь разглядеть, нет ли там, в глубине, кого-то живого. Надежды практически не оставалось — но вдруг?..

Погибших почти не наблюдалось — похоже, посланник все же успел добежать как раз вовремя, чтобы разбудить людей. Но тут и там Карина замечала тела — мертвые, без малейших признаков жизни, целыми семьями — мужчины, женщины, младенцы… Она содрогнулась, представив их агонию — агонию похороненных заживо без надежды на спасение. Нет, вряд ли удастся найти кого-то живого…

Гомон от уцелевших домов усилился, и тут же яркое пламя озарило окрестности. Карина обернулась. Полыхали торчащие из грязи обломки большого дома на самом краю потока. Вокруг метались люди. Пламя лизало покосившиеся стены, слишком яркое, чтобы оказаться лишь продуктом горения вечно влажной в местном климате древесины. Карина с максимальной скоростью зашагала по топкой грязи в ту сторону. Секунд через двадцать она добралась до руин — только для того, чтобы на нее никто не обратил никакого внимания. Какая-то женщина — полуголая, что по местным меркам оправдывали только чрезвычайные обстоятельства — стояла на коленях и выла, вцепившись себе в волосы.

— Что там такое? — Карина ухватила за руку мужчину, растерянно пялящегося на пламя. Тот бросил на нее косой удивленный взгляд, выдернул руку и снова повернулся к огню.

— Что там такое? — закричала она во весь голос, и на сей раз ее заметили. Какая-то женщина подбежала к ней, упала на колени и что-то быстро затараторила, указывая рукой на дом.

— Не понимаю, — Карина помотала головой и указала на уши. — Не понимаю. Ты говоришь на общем?

— Шималу! Шималу! — отчаянно повторила женщина, снова указывая на дом. — Шималу! Чико хохорому шималу вабаралло чум! Шималу!^[13]

Карина вздрогнула. Слово «шималу» она уже слышала. Кажется, оно обозначало ребенка. Она быстро оглянулась — нет ли рядом кого-то, кто говорит на общем? Господина Шаттаха рядом не оказалось, и все лица казались совершенно незнакомыми.

Она повернулась и медленно пошла вокруг разгорающихся руин, оценивая обстановку. Характерный запах подсказывал — горит масло, выжимаемое из стеблей местного растения цуги. Вероятно, кто-то ненароком подпалил искрой от факела разлившуюся из поврежденных сосудов жидкость. Само оно точно не потухнет…. Она замерла, вглядываясь в нагромождение бревен.

Большой дом, гораздо больше, чем она видела до того в Мумме, оказался задетым самым краем потока. Не жилой дом, в обычной местной манере сделанный из переплетенных тонкими прутьями или лианами жердей, а что-то вроде длинного, высокого, сложенного из толстых бревен амбара. От удара стихии он перекосился и завалился на бок, и сейчас бревна беспорядочной грудой валялись одно на другом. В нескольких шагах от Карины суетилась группа из десятка мужчин, с помощью примитивных деревянных рычагов пытавшихся раздвинуть бревна. Получалось плохо — обломки пальмовых стволов оказывались либо слишком толстыми и не пролезали в щели, либо, наоборот, слишком тонкими, а потому трещали и ломались от усилий. Суета делала их работу еще менее эффективной: они толкались, кричали и страшно мешали друг другу. Пламя — к счастью, в дальнем конце строения — между тем разгоралось все сильнее, и Карина уже чувствовала на щеках его жар. Скоро оно доберется и сюда, и тогда…

Она задействовала сканер. Почти на пределе его дальности под бревнами она разглядела шевеление. Похоже, там действительно кто-то живой! Ребенок лет семи-восьми, судя по размерам. Бревна вокруг раздвинуть сложно — убери одно, и остальные сдвинутся, размалывая хрупкие детские кости. Взрослый, возможно, и выдержал бы, но у ребенка нет никаких шансов.

Она шагнула вперед и дернула за руку одного из мужчин. Тот отмахнулся, и Карина, внезапно разозлившись, дернула его манипулятором так, что он отлетел на несколько шагов назад и упал на землю. Карина снова шагнула вперед, раздвигая мужчин манипуляторами, и через несколько секунд стояла перед завалом. Мужчины сгрудились позади, что-то лопоча, но приближаться не осмеливались. И то ладно…

Она еще раз просканировала завал. Она никогда особенно не любила «сто сорок четыре», но, кажется, время, потраченное на долгие сражения с Яной и Палеком, в которые те нет-нет да втягивали ее, внезапно перестало быть впустую потерянным. Резким ударом она сломала пополам верхнее бревно и выдернула на себя ближний обломок. Манипуляторы опасно завибрировали — вес оказался близким к верхней границе. Близким, но не превышающим ее. Она обернулась.

— Всем отойти назад! — приказала она. — Я буду дерево отбрасывать. Тут опасно. Назад, назад! — она махнула рукой. — Отойдите!

Мужчины непонимающе пялились на нее, и она бросила обломок бревна им под ноги. Словно стайка вспугнутых птиц, они отскочили на сажень назад и снова замерли. Карина пожала плечами. Ладно, если она и зашибет кого, сами виноваты. Не стой под стрелой!..

Следующие несколько минут она отчаянно сражалась с бревнами, про себя ругая самыми скверными известными ей словами строителей этого бастиона. И зачем они возвели такое массивное сооружение? Обороняться, что ли, от кого-то собрались? Во все стороны летели щепки, отброшенные обломки падали у нее за спиной — со звонким стуком, если попадали на другие бревна, или глухо, если падали на землю. Пламя становилось все жарче, подбиралось все ближе, но она уже не только видела сканером извивающееся под бревнами маленькое хрупкое тельце, но и разбирала тихое поскуливание. Только бы успеть! Бревна по сторонам пробиваемой ей траншеи внезапно заколыхались и начали расползаться, и она едва успела их удержать. Пришлось снизить темп. Жар становился невыносимым, и она старалась не думать, как его переносит заваленный ребенок, находящийся к пламени куда ближе. Удар, рывок, бросок, удар, рывок…

Благодатная прохлада водопадом обрушилась на нее. Она бросила взгляд назад. Вода заливала глаза, но перед тем, как на нее обрушилась вода из второго кувшина, она успела заметить освещенный мечущимся светом мужской силуэт. Как он там оказался? Она же сто раз могла его прибить обломком! Нет, не время думать! Она разбила еще три бревна и, отбросив крупный обломок, наконец-то разглядела глазами детскую голову. В пяти шагах взметнулся огонь, бревна вокруг угрожающе зашатались и начали медленно оседать, в лицо пахнуло нестерпимым жаром, но Карина манипуляторами уже выдернула ребенка из щели, словно пробку из бутылки, прижала к себе и отскочила назад. Бревна и острые занозистые щепки мешались под ногами, жара палила — хорошо хоть, теперь спину и затылок, а не лицо и грудь — и она, оступаясь и оскальзываясь, полезла назад, к краю завала. Кто-то ухватил ее за плечи и дернул к себе, и она словно птица взлетела к небесам — чтобы обессилено обмякнуть на крепких мужских руках, прижимая к себе спасенного. Позади ревело и ворочалось пламя, торжествующе пожирая свою законную добычу, и ее понесли куда-то в сторону, и кажущийся ледяным после пышущего жара воздух предутренних джунглей освежающей волной ворвался в ее легкие. Она тяжело задышала. Сердце отчаянно колотилось в ушах. На время она позволила себе закрыть глаза, отключить сканер, расслабиться и отдаться на чужую волю. Ее посадили на что-то мягкое, и она с облегчением оперлась спиной о надежную твердость древесного ствола. Но ребенок у нее в руках казался странно обмякшим и безвольным, и она не открывая глаз взглянула на него через сканер.

Слабая пульсация мозговых волн — слишком слабая. Мозг отключился, и ритмы затихают. Сердце почти не бьется, редки и нерегулярные пульсации. Дыхание едва различимое. Да, мальчик слишком долго оставался рядом с огнем — удушливые газы и высокая температура привели его на грань жизни и смерти. Нужно срочно делать искусственное дыхание. Она заставила себе пошевелиться и аккуратно положить ребенка рядом с собой. Открыв слезящиеся глаза, она обнаружила, что возле нее полукругом на почтительном расстоянии столпилось не менее полусотни тихо переговаривающихся людей. Возле нее на корточках, уже неплохо различимые в свете утренней зари, сидели двое: господин Шаттах и еще один незнакомый мужчина. Ну конечно — тот, который облил ее водой. Что-то в нем казалось странным, но воспаленному сознанию Карины было не до анализа. Она набрала воздуху в грудь, наклонилась над лежащим навзничь ребенком, приникла губами к его рту, зажав ему нос, и плавно выдохнула. Запустив манипулятор ему в грудь, она принялась осторожно массировать сердце. Она много раз отрабатывала такую первую помощь на медицинской кукле, но на живом человеке — только однажды, когда пациент на операционном столе начал внезапно коллапсировать из-за непредвиденной аллергии на наркоз. Тогда все обошлось. Должно получиться и сейчас…

Минуту спустя грудь ребенка начала судорожно вздыматься. Его сердце бешено заколотилось, и ритмы мозга начали потихоньку выправляться. Он все еще оставался без сознания, но за его состояние уже можно было не опасаться. Карина обессилено села на пятки и еще раз прошлась сканером по его телу.

«Его»? Почему она решила, что это мальчик? Перед ней на куске материи лежала девочка лет восьми или девяти. Ее одежда, судя по всему, осталась под развалинами, зажатая бревнами. На плечах и бедрах явно виднелись ссадины и царапины, судя по всему, оставшиеся от резкого рывка сквозь бревна. Хорошо хоть, что молодым девочкам не обязательно носить капюшон, закрывающую голову, иначе зажатая обломками ткань могла бы ненароком сломать ей шею. Итак, девочка. Живая. На ступнях и лодыжках несколько ожогов первой-второй степени — видимо, огонь успел-таки добраться до нее и лизнуть ее своими жадными языками. Но ничего непоправимого. Выживет. Нужно только выяснить, как в местных краях лечат ожоги. Наверняка должны иметься какие-то составы — жир, масло, что-то еще. Правда, с них станется и паутину с сырой землей прикладывать!

— Ты в порядке, сама Карина?

Карина обернулась на голос. Он принадлежал мужчине, сидящему на корточках рядом с господином Шаттахом. Теперь она наконец сообразила, что в нем казалось странным. Он выглядел самым натуральным диким шаманом: голый торс, изукрашенный загадочными татуировками, нечесаная грива волос, из-под которой виднелись крупные блестящие серьги, плотные свободные штаны с бахромой, какая-то незнакомая глухая обувь, изукрашенная узорами чего-то, в другихобстоятельствах, возможно, блестящего, но сейчас заляпанного черной грязью. Все это она ухватила одним взглядом — и тут же утонула в его глазах.

Угольно-черная, необычно широкая радужная оболочка делала его глаза бездонными провалами даже в сером предутреннем сумраке. Свет факелов отблескивал в них искрами, и Карине почему-то показалось, что она снова смотрит в ночное звездное небо. Задубелая кожа на лице пошла морщинами, когда его губы растянула ободряющая улыбка, и твердые пальцы коснулись ее щеки.

— Ты храбрая девочка, сама Карина, — произнес шаман, и его глубокий низкий голос заставил завибрировать все ее существо. — Храбрая и самоотверженная. Мало найдется мужчин, способных сравниться с тобой.

— Спасибо, господин… — пробормотала внезапно смутившаяся Карина. — Э-э…

— Я Панариши, служитель Тилоса, — пояснил мужчина. Господин Шаттах рядом с ним подтверждающе кивнул.

— Рада знакомству, господин Панариши. Прошу благосклонности. Ой, что же мы сидим! — спохватилась Карина. — Нужно продолжать поиски!

— Некого искать. Мертвые умерли, а живые встречают новый день. Мужчины Муммы и Камбы проверяют дома, но они не найдут больше никого. Те, кто не успел выбежать наружу, погибли.

— Вот как… — плечи Карины опустились. Почему она не догадалась отправить к соседям кого-нибудь раньше?

— Твое предупреждение спасло жизни многим, — шаман оглянулся на остатки деревни. — Очень многим. Теперь отдыхай. Тебе принесут питье и новую одежду. С едой пока сложно. Горы разрушили амбары и коррали Камбы. Потребуется время, чтобы разобраться в неразберихе.

— Я не устала! — запротестовала Карина. — Я могу разбирать завалы…

— Нечего разбирать. Камбу нужно отстраивать заново. Ты и так сделала гораздо больше, чем можно ожидать от чужестранки. Теперь время поработать другим. Если ты решишь командовать, мужчины подчинятся тебе, но ты все равно не знаешь местных путей. Ты только помешаешь. Впереди у тебя тяжелый день — твои способности лекаря еще очень пригодятся. А чтобы ими пользоваться, тебе следует отдохнуть.

— Я еще успею отдохнуть… — запротестовала Карина. — Я…

Железная рука легла ей на шею, и она еще успела дернуться перед тем, как пальцы Панариши нажали ей на вторую точку. Падая в глубины беспамятства, она еще успела удивиться: и откуда он знает, как усыпить человека?

24.04.858, вододень. Грашград

Выбираясь из машины, Комора еще раз бросил взгляд на указатель топлива. Мало. Все-таки придется отсюда отправиться на заправку, хотя с деньгами сложно. Все-таки как неудачно отменилась очередная группа! Ну, возможно, все-таки удастся пристроиться на день-другой к прежним хрюшкам. Хотя они вздорные и склочные, и хамовитые, и неотесанные, и бескультурные… он оборвал себя — не следует так накручивать себя перед встречей с потенциальными клиентами. В общем, хотя они и страшно далеки от того идеала, о котором мечтает каждый гид, но деньги у них водятся. И если удастся развести их хотя бы на тысяч на пятьдесят вербов, он готов терпеть. В конце концов, он так и не сводил Палека на дискотеку. И он готов устроить им даже натуральную рыбалку на Кронге. Например, в заповеднике Шаташахи. Все равно в карман егерям совать он станет не свои деньги. Главное, чтобы они уже как следует проснулись, но еще не успели разбрестись по своим глупым туристическим надобностям. Если только за последние два дня они не изменили своих привычек, половина девятого — самое время для визита. Впрочем, старший, Саматта, наверняка снова зависнет в гостиничном баре, где его не составит труда найти, и вряд ли он успеет надраться настолько, чтобы не понимать чужую речь.

Сквозь вращающуюся дверь он вошел в пустой холл отеля и приблизился к стойке дежурного.

— Привет, Мбара! — поздоровался он с очаровательной женщиной в гостиничной форме, радостно улыбнувшейся ему. — Как поживаешь с утра пораньше?

— Здравствуй, Комора, — откликнулась та. — Все замечательно. Если бы не… — Она опасливо оглянулась, нет ли в радиусе слышимости постояльцев или начальства. — Если бы не хрюшки, совсем здорово было бы.

— Муж тебя не ревнует из-за ночных дежурств? — Комора улыбнулся ей в ответ. Молодая гулана нравилась ему своей неуемной энергией и чувством юмора, и иногда он задумывался, что будь он лет на двадцать моложе…

— Это я его ревную! — на бронзовых щеках Мбары появились очаровательные ямочки. — Остается дома, понимаешь, в одиночку! Как у тебя дела?

— Да все так же, — вздохнул гид. — Староват я уже для такой работы. Не молодой, чтобы бегать за каждым княжичем или катонийцем с толстым кошельком, язык высунув от усердия.

— Жениться тебе надо! — убежденно сказала Мбара. — И совсем ты не старый. Ты в самом расцвете сил, женщинам такие нравятся. Ты… ты… представительный, вот! Ой, погоди, сейчас обслужу клиентов.

Она, нацепив на лицо широкую дежурную улыбку, повернулась к входящей в холл благообразной пожилой паре, судя по внешности, из Четырех Княжеств, за которой два гостиничных носильщика тянули на тележке груду чемоданов. Чуть позади важно шествовали еще двое северян — похоже, слуга и служанка.

— Рыцарь вайс-граф Осень! — радушно воскликнула служащая. — Дама вайс-графиня! Добро пожаловать! Надеюсь, ваше путешествие было приятным. Как я рада, что вы снова решили остановиться у нас!

— Взаимно, деточка, взаимно, — покровительственно прокашлял старичок. — Паспорта нужны?

— Что ты, рыцарь вайс-граф! — Мбара замахала руками. — В компьютере есть все данные. Ваши номера уже вас ждут.

Она помахала рукой, и к стойке подбежал униженно закланявшийся посыльный. Сунув ему ключи, дождавшись, пока он уведет новоприбывших, и быстро отстучав по клавишам регистрацию, молодая женщина снова повернулась к Комори.

— И что, ты всех бывших постояльцев на память помнишь? — недоверчиво поинтересовался тот. — Да тебе цены нет!

— Когда помню, а когда в компьютере подсматриваю, — вздохнула дежурная. — Я всегда смотрю фотографии тех, кто сегодня прибывает. Ну, и на память на лица пока не жалуюсь. Да толку-то…

— А что не так?

— Слухи ходят нехорошие. Что владелец собирается дежурных и коридорных на чоки заменять. Так представительнее. Меня, наверное, не уволят, я на хорошем счету, и у нас найду, куда пристроиться, а вот девочек могут выгнать. В других отелях та же история. Как хорошо было еще лет десять назад — никаких чоки, только живые люди!

— Плохо, — сочувственно кивнул гид. — У нас тоже людей стали постепенно подменять электроникой. Для особо экономных хрюшек сделано. Выдается брелок, а в нем компьютер и камера. Наводишь объектив на здание, нажимаешь на кнопку, и он справку зачитывает. У нас людей машинами заменить сложнее, чем у вас, но все равно неприятно. Мбара, да ты не расстраивайся. Чоки же жутко дорогие. Даже те, что в ЧК делают, недешевые, а уж хорошие, из Катонии, и подавно. Каждый таких денег стоит, что пятерым год зарплату платить можно.

— Дорогие, — грустно кивнула женщина. — Но тут вопрос не денег, а престижа. Круто так. Опять же, в Катонии экспортные пошлины на чоки понизили, значит, цена снова упадет. Ну ладно, хватит о грустном. Комора, ты ведь не просто так в гости забежал?

— А, да, — спохватился гид. — Скажи, те пятеро хрюшек, с которыми я недавно возился, еще из номеров не ушли?

— Те пятеро? — дежурную ощутимо передернуло. — Они вообще съехали. Еще двое суток назад. Вот уж хрюшки так хрюшки…

— Как съехали? — поразился Комори. — Они же на неделю у вас номера оплачивали, а прошло четыре дня!

— Вот так взяли и съехали, — пожала плечами гулана. — Устроили жуткий скандал на пустом месте, загрузили барахло в грузовик, потребовали деньги назад и свалили. Честное слово, впервые таких сварливых хрюшек видела! Надеюсь, больше у нас им останавливаться не захочется. А что тебе от них нужно? За работу не заплатили?

— Заплатить-то заплатили. Хотел посмотреть, нельзя ли еще на пару дней к ним примазаться. Тем паче и повод есть, пусть и паршивенький.

— Да? — заинтересовалась Мбара. — А что за повод?

— Сегодня ночью на юге тряхнуло. Не сильно, но кое-где лавины и оползни сошли, дороги порушило, все в таком духе.

— А, помню. В ночных новостях сообщали что-то такое. И что?

— Палата гостей с самого утра разослала по всем турфирмам уведомления, что туристические визиты в юго-западную часть страны временно запрещены. Чумча, Джамарал, Падва, Тупирака и так далее.

— Чумча? — поразилась женщина. — Тупирака? А что, и туда хрюшек возят?

— Нет, разумеется, — пожал плечами гид. — Там и смотреть не на что, и украдут за ради выкупа, чихнуть не успеешь. Но ты же знаешь, что такое Палата. Инструкция есть, и они строго по ней действуют. В общем, жаль, что съехали. Куда, не знаешь?

— Формально — нет. Они отказались официально уведомлять о новом адресе. Но языками трепали, как вентиляторы. «Кристалл» знаешь?

— Знаю. Мбара, прости, но я побегу. А то не успею перехватить до того, как уйдут куда-нибудь. За мной что-нибудь вкусненькое.

— Я запомню! — на щеках дежурной снова показались ямочки. — Удачи, Комора.

— Тебе тоже.

Гид быстро вышел, почти выбежал из отеля. Что за незадача! Теперь он, скорее всего, не успеет их поймать. День пройдет впустую — и именно тогда, когда ему позарез нужны деньги.

До «Кристалла» он добрался за пятнадцать минут, побив все рекорды, нарушив все мыслимые правила и только чудом никого не сбив и не зацепив. Но на месте его ждал сюрприз еще больший.

— Итадзура? Баку? — равнодушно переспросил дежурный, прокручивая журнал регистрации. — Нет, не заезжали такие. Ни два дня назад, ни три, вообще никогда. Ты уверен, что именно к нам?

— Теперь уже нет, — пробормотал Комора. — Извини, что побеспокоил.

Он вышел из гостиницы, остановился перед входом, поднял голову и посмотрел ввысь, на черно-стеклянный кирпич здания. Слоги «Кристалл» сверкали в лучах утреннего солнца. Нет. Вряд ли они могли перепутать. Посторонившись, пропуская недовольно взглянувшую на него орочью пару, он задумался.

Пятеро туристов, скандалистов, жмотов, неотесанных чурбанов и хамов, как никто иной заслуживающие презрительное прозвище «хрюшки». Трое мужчин и две женщины, ничего не желающие слушать о местных правилах приличия и отказывающихся надевать что-то менее вызывающее, чем их одежда. Типичные катонийцы — самоуверенные, всезнающие, взирающие на окружающий мир, словно посланники небес, несущие прогресс и счастье. Очень типичные.

Слишком типичные.

Память начала услужливо вытаскивать на поверхность странные эпизоды. Аэропорт — избалованная пухлая девица тащит на своем горбу тяжеленную на вид сумку. Отказ нанять носильщиков. И потом она деятельно помогает грузить багаж в микроавтобус, управляясь лучше бывалого грузчика. Физическая сила, которой позавидует здоровый мужик — физическая ли? Но если она синомэ, почему они ни разу не упомянули о том? Особенно с учетом местных законов об обязательной регистрации особых способностей и ношении нашейного знака?

Удочки в багаже — не маскировали ли они что-то более существенное? Он не большой любитель походов на природу, но если убрать дурацкие удочки — что в остатке? Палатки. Полевая утварь для готовки пищи. Бинокли. Что-то еще, что ему так и не позволили увидеть, демонстративно оттесняя в сторону от багажа?

Сцена возле памятника Тароне, когда Саматта откололся от группы. Явная военная выправка мужчины — и глупое кривляние с неуклюжими ударами в воздух. Ни один человек, которого когда-то учили драться врукопашную, и драться насмерть, на такие просто не способен. Значит, он зачем-то изображал из себя неумеху — но зачем? И если он намеренно разыгрывал из себя клоуна в тот момент, не занимались ли они таким актерством и в остальное время?

Постоянные скандалы и капризы. Его постоянное раздражение и облегчение, когда кто-то из них оказывался вне его поля зрения. А ведь, если задуматься, по крайней мере один из них все время отсутствовал рядом. Предлоги выходили разные, но факт остается фактом.

И вот теперь — внезапное немотивированное исчезновение с явно выраженным ложным следом. Конечно, всему может найтись самое простое объяснение. Но его дело маленькое: в случае чего сообщить и получить деньги. И премию, если информация окажется действительно важной. Именно то, что ему необходимо сейчас.

Гид Комора вытащил пелефон и вызвал код, невинно озаглавленный «Цветочная служба».

Тот же день. Где-то на дорогах Граша

— Каково оно — иметь приемным отцом Сущность?

Яна вздрогнула. Она тщетно пыталась сосредоточиться на тексте, описывающем условные обозначения на топографических картах. Как и обещал Саматта, дороги уже со вчерашнего дня стали куда хуже — провалы в асфальте и просто стертое до гравия покрытие встречалось все чаще и чаще, и трясло машину неимоверно. Ольга проявляла недюжинное мастерство в обращении с джипом, но от вибрации оно не спасало. Небольшой экран пелефона плясал перед глазами, буквы мельтешили, и Яна выключила его почти с облегчением.

— Что ты имеешь в виду? — вполголоса осведомилась она, чтобы не разбудить Дентора, спящего на заднем сиденье. Гигант явно страдал из-за своих габаритов, не позволяющим ему вытянуть ноги даже в такой большой машине, а потому засыпал в ней с большим трудом.

— То, что спрашиваю, — Ольга притормозила, чтобы перевалить через колдобину. — В «Черном квадрате» указано, что маска Сущности «Соловей» жила в одном доме с вашей группой. Личность, которую он изображал, Дзинтон Мураций — каково жить с ним под одной крышей? Знать, что он каждую секунду буквально видит тебя насквозь, знает о каждой мелкой шалости, с легкостью распознает любую ложь?

— Ничего особенного, — Яна пожала плечами. Под внешне бесстрастной личиной, которую нацепила на себя Ольга, она чувствовала жгучее любопытство, которое ей меньше всего хотелось удовлетворять. Не в зоопарке они и не на шоу в телевизоре. — Просто жили, и все.

— Извини, я не хотела казаться грубой, — произнесла Ольга после паузы. — Я… мне просто интересно, не для того, чтобы ваше досье пополнить. Я сама росла в специнтернате, — она бросила на Яну извиняющийся взгляд. — Я просто не знаю, что такое жить с родителями.

— В интернате? — Яна взглянула на спутницу с новым интересом. — У тебя родители погибли?

— Не то чтобы погибли. Просто когда я… когда у меня проснулся эффектор, они перепугались. Так случилось, что гиперметаболизм заработал раньше манипуляторов. В один прекрасный день на улице я побежала за голубем и чуть не убилась о фонарный столб, стоящий в двух десятках саженей. Никто не понял, что произошло — сначала я стою рядом с мамой и тянусь ручонкой к птичке, а потом вдруг, до полусмерти разбившаяся, сползаю по столбу на землю. Ребра справа переломаны, нос расквашен почти в лепешку, и вообще словно доской по морде приложились. По крайней мере, так описано в моем личном деле, самой-то мне только-только исполнилось девять, так что я уже ничего и не помню. Приехала скорая, меня, бессознательную, увезли в больницу — и там, когда я после операции от наркоза отходила, заработали манипуляторы. Я реанимационную палату разнесла и снова об стену разбилась, когда с кровати спрыгнула.

— По тебе не скажешь, что ты так сильно пострадала, — Яна недоверчиво окинула лицо Ольги пристальным взглядом.

— До тринадцати лет вся физиономия перекошенной оставалась, пока меня в кадетское училище не отправили. Там пластическими операциями поправили. Ну, в общем, родителям предложили меня отдать на воспитание государству — тогда у нас уже сообразили, что к чему, и сильных девиантов высматривали и забирали. Родители даже и не колебались особенно. Потом уже, когда я из училища домой в увольнительные приходила, они себя все время не в своей тарелке чувствовали, вроде бы как предали. Даже извиняться пытались. Они, в общем-то, хорошие люди. У меня брат с сестрой есть, они все вместе прямо идеальной семьей выглядели. Они ко мне в гости приходили в интернат. Но в гости — совсем не то, что настоящая семья.

Ольга замолчала, глядя перед собой на дорогу. Мимо проносилась унылая однообразная степь, покрытая волнами колышущихся трав. Вдалеке показался и пропал лошадиный табун. Дорога повернула к западу, и она опустила шторку на лобовом стекле, блокируя бьющие в глаза лучи. Яна повторила ее движение.

— Я не знаю, каково жить в интернате, — сказала она, помолчав. — Так что я просто не знаю, чем жизнь в семье отличается от какой-то другой. Тебе лучше с Карой поговорить, она на своей шкуре все испытала — и детдом, и Институт. Ей есть с чем сравнивать. Но Дзи не был… маской. Он был отцом. Настоящим отцом. Строгим, требовательным, не позволяющим отлынивать от дел и лениться — но и любящим и понимающим. Нам с Ликой случалось врать ему по мелочам — мы, когда совсем мелкими были, не осознавали, насколько ложь бессмысленна. Но он, случалось, делал вид, что верит — то есть сейчас я понимаю, что делал вид, а тогда мы думали, что он и вправду купился. Так, по мелочам — к океану бегали купаться, несмотря на запрет, иногда с уроков сбегали, иногда мелочь тратили на мороженое вместо обеда, дрались на улице… Ничего страшного, но и обычный отец о таких вещах догадаться может. Я любила его. Может, даже сильнее своего настоящего отца. А может, просто так кажется — я своих настоящих родителей тоже уже почти забыла.

— Почему он ушел?

Яна вздрогнула.

— Почему ты думаешь, что он ушел? — напряженно осведомилась она.

— Ты употребляешь только прошедшее время. Но и без того известно, что последняя явно зафиксированная активность Сущностей случилась восемь лет назад. Кстати, именно активность, связанная с кашей, которую мы сейчас расхлебываем — Сущность «Призрак», если мы правильно понимаем, четко и недвусмысленно установила границы Кураллаха, едва не доведя до сумасшествия командира полка Караванной Охраны, дислоцированного неподалеку. Караванщики после того предпочли убраться подальше, а на их место пришел Дракон, так что непонятно, выиграл ли Призрак хоть что-то. Не суть. Главное, что не оперируют они больше в открытую. Яна, расслабься. Мы союзники. Здесь ли еще Сущности или нет, не имеет значения. Главное, что они вам не помогают, а помогаем мы.

— Дзи любил говорить, что помогает только тем, кто помогает себе сам, — хмыкнула Яна. — Возможно, сейчас он наблюдает за нами откуда-то сверху и ухмыляется. Чувство юмора у него то еще. Ольга, а у твоих родителей родовой замок есть?

— Что?! — от неожиданности та вильнула рулем, и Яну бросило на дверцу. — Извини. Какой родовой замок?

— Ну, ты же вайс-баронесса, — растерянно сказала Яна. — Дворянка. Разве у вас нет родовых замков? Или хотя бы поместий?

Ольга тихо засмеялась.

— Вот, значит, как в вашей демократической Катонии воспринимают наши феодальные Княжества? Родовые замки и поместья, суровые аристократы и гнущие на полях спину крепостные с мотыгами… Да?

— Я не хотела обидеть…

— И не обидела. Просто я думаю, а многое ли из того, что я сама знаю о вашей стране, правда. Яна, мои родители — не дворяне. Они простолюдины, плебеи, если хочешь, никакого титула никогда не имели. Вайс-баронесса — самый младший дворянский титул, он дается офицерам на протокольных должностях. Чтобы могли… на определенных событиях присутствовать. Пожизненно дается, но без права передачи по наследству. Если я мужа когда-нибудь заведу, он вайс-бароном не станет. И поместья нам не положено. Таких, как я, настоящие аристократы за дворян вообще не считают, даже словечко презрительное есть — «промежуточник». Господин Медведь из-за такого отношения демонстративно от титула отказался, хотя Великий Князь ему полноценного оой-графа намеревался дать, наследственный титул, с правом заседания в Дворянской палате. А вообще родовых замков у нас никогда не существовало. Замки всегда оставались государственными, управлялись воеводами на княжьей службе, у аристократов родовыми только поместья и являлись. И тех уже с конца прошлого века практически не осталось — разорились поголовно, когда тракторы в сельское хозяйство массово пришли. Да у многих богачей-плебеев такие загородные особняки, что куда там дворянской усадьбе! Дворцы самые натуральные.

— А что у вас вообще дворяне делают? Страной управляют?

— Частично. У нас Купеческая палата выборная, бюджет формирует, законы утверждает — ну, как у вас Ассамблея. А Дворянская палата их решения утверждает и правительство формирует. Министры и прочие крупные политики обычно аристократы, но те, кто реальную работу делает — не обязательно. Господин Медведь — яркий тому пример. Они с Великим Князем в кадетском корпусе вместе учились, и с тех пор уже почти сорок лет работают. Да ничего интересного. Бюрократия, политические игры, финансовые игры — все, как у вас, только раскрашено немного иначе. Яна, а откуда вообще Сущности взялись? Откуда пришли? Чего хотят?

— Не знаю, — быстро сказала Яна. — Дзи нам не рассказывал.

— Яна, — Ольга бросила на нее взгляд искоса, — если говорить не хочешь, просто скажи. Я пойму. Я знаю, что такое тайна, ничуть не хуже тебя. Но актриса из тебя паршивая, особенно когда врасплох застают.

— Извини, — Яна отвернулась и принялась смотреть в боковое окно. — Действительно, ты меня поймала неожиданно. Да не тайна это. Могу и рассказать. Только есть знание, которое жить помогает, а есть — которое наоборот. Мне-то просто, я с детства привычная, а вот тебе может поплохеть, особенно если задумываться начнешь. Ты ведь умная, я вижу, мозги варят, да и в разведке работаешь. Таким особенно плохо, потому что умеют причины находить и о последствиях размышлять. Ты точно знать хочешь?

— Да я в разведке чисто формально работаю, только по ведомственной принадлежности. Я же телохранитель. Но, Яна, я хочу знать. Честно.

— Ну, смотри. Я предупредила, — Яна грустно вздохнула. — Сброшу я тебе на пелефон материалы, почитаешь. Только с одним условием сброшу — что знание во вред другим не используешь. Дзи рассказывал, что по крайней мере двое из его друзей из-за него самоубийством жизнь покончили. И еще была пара случаев, неподтвержденных, но очень подозрительных. А ведь Демиурги умеют людей распознавать, понимают, кому нельзя знать ни в коем случае, и эмоции чувствуют как минимум не хуже меня. Обещаешь?

— Обещаю, — твердо сказала Ольга. — Хочешь, я прочитаю и сотру в твоем присутствии?

— Как знаешь. Только я тебя проконтролирую, когда читать станешь — не хватало нам еще, чтобы ты в депрессию посреди дороги впала.

— Что, все так плохо? Только не говори, что нас на убой откармливают, чтобы на обед закусывать.

— Да нет, все куда прозаичнее. Скажи, у вас в Княжествах в ролевые игры народ играет?

— В ролевые? — Ольга наморщила нос, вспоминая. — Когда в средневековую одежду наряжаются и картонными мечами дерутся? Есть такое. Я как-то не очень интересовалась, но есть. В кадетском у меня одна подруга, настоящая аристократка, кстати, увлекалась. Изображали они на своей тусовке великие битвы между Княжествами и южанами. Не знаю, по-моему, ей просто нравилось из себя тарсачку изображать и перед парнями полуголой красоваться. У вас-то никто и глазом не моргнет, а у нас — эпатаж, понимаешь.

— Да уж, — Яна хихикнула. — У вас, наверное, парнями крутить куда проще. Голую ногу показала — уже стадами за тобой бегут. А у нас как только не накрасишься, какие только тряпки на себя не напялишь… Тридцать лет назад индустрии дамского белья полный крах предсказывали, а сегодня, в пересчете на нынешние деньги, у нее обороты в пять раз выше, чем тогда! В общем, держись — мы все в такой ролевой игре участвуем.

— Э? — Ольга бросила на нее недоуменный взгляд. — Ты о чем?

— Наш мир — бывшая сцена военной игры. Демиурги почти всемогущи, им есть-пить не нужно, дома и корабли строить — тоже. Им делать нечего, они от безделья и скуки помирают. Большинство, во всяком случае. Нашу планету — и тысячи других — специально для игры сделали. Один из Демиургов у нас императора полумира изображал. Камилл, который в разных досье «Призраком» зовется — бывший император Майно.

— Не понимаю, — помолчав, откликнулась Ольга. — А как же история? Археология? Саматта тоже ведь археолог. Как же динозавры, каменноугольная эра?

— Подделки. Специально организованные закладки, чтобы после завершения Игры брошенные на произвол судьбы жители площадки подольше не догадывались, что их искусственно создали исключительно для развлечения. Мати занимается только новой историей, но он про закладки все знает. И даже знает, как доказать фальсифицированность окаменелостей. Только помалкивает.

— И какова… цель Игры?

— Уже никакой. Больше двухсот лет назад все закончилось. Пробуждение Звезд — такая большая жирная точка. Теперь они не столько играют, сколько наоборот — пытаются наше общество в порядок привести. Оно же под войну заточено, оставить как есть — так сцепимся, что только пух полетит. Два века Джао, Майя и Камилл коррекцией занимаются, и все никак до конца выправить не могут. Насчет целей Камилла, правда, не уверена, он тот еще фрукт — папа его на полном серьезе чокнутым считает, но Дзи и Майя точно стараются. И все равно то тут вспыхнет, то там. Последняя заварушка в Басуэ — яркий пример. Ведь повода-то никакого особого не было, а полыхнуло так, что чуть-чуть полноценная война не началась. Глядишь, еще и начнется. А ведь общество под войну затачивалось, когда самым страшным оружием арбалеты и магические огненные шары были, а не атомная бомба и орбитальные рентгеновские лазеры, как сейчас.

На какое-то время в машине воцарилась тишина, нарушаемая лишь порыкиванием мотора да похрапыванием Дентора.

— А ты молодец, — наконец разрушила ее Яна. — Хорошо воспринимаешь. Я боялась, что ошиблась, что корре… что сеанс психотерапии устраивать придется.

— Ну, в конце концов, меня напрямую история никак не касается, — философски откликнулась Ольга. — Я выполняю свой долг, а там хоть катись все в пропасть. Я же помню, что Саматта господину Медведю рассказывал, когда они в сорок девятом встречались после похищения. Сущности о нашей свободе воли пекутся, хотя мы перед ними как муравьи перед вашими обаками. Ну и пусть пекутся, я не возражаю. Ты мне материалы обязательно сбрось, почитаю, когда сменимся. Хотя… ты, пожалуй, права. Не стоит широкой публике о таких вещах знать. Колесники узнают — такая истерика начнется…

— Кто узнает?

— Колесники. Церковь Колесованной Звезды. Служители Бога-Солнца, если хочешь.

— А… Да, религиозные психи невесть что напридумывают. Когда меняться станем, сброшу книжки. Ольга, меня все-таки волнует землетрясение.

— А что такое?

— Кара. Ее же колебаниями естественного фона корежило, словно от блокиратора. Я все думаю — только у нее такая чувствительность? Или там на всех девиантов так действует? У Кары первая категория, у нас с тобой — тоже. А если нас скрутит в самый неподходящий момент?

— Непонятно, — Ольга нахмурилась. — Я однажды попадала в землетрясение — в Сахарных горах на лыжном курорте, я там господина Медведя охраняла. Слабое землетрясение, но вряд ли слабее, чем сегодня ночью. Я ровным счетом ничего не чувствовала. Надеюсь, что только у Карины такое. Она ведь вообще уникум. Почему бы ей и повышенной чувствительностью к магнитному полю не обладать? Доберемся до места — увидим.

— Увидим, — эхом откликнулась Яна. — Ольга, а можно… — Она помялась. — Можно нескромный вопрос задать? Личный?

— Попробуй.

— Когда ты о Медведе говоришь, у тебя словно теплая искра внутри вспыхивает. Ты его любишь, да?

Ольга посмотрела на нее долгим сумрачным взглядом, и машину тут же тряхнуло на пропущенной колдобине так, что у обеих лязгнули зубы.

— Я телохранитель, — холодно произнесла она. — Мой долг — защищать его, даже ценой своей жизни. Кроме того, он женат. У нас, в отличие от вашей Катонии, к семье серьезно относятся.

— Извини, — быстро сказала Яна. — Я не знала, что… ну, вопрос такой чувствительный. Приношу нижайшие извинения за невольное оскорбление и прошу забыть мои неудачные слова. — Она низко, насколько позволяли ремень и тряска, поклонилась.

— Без обид, — уже куда мягче откликнулась Ольга. — И любите же вы накручивать слова поверх слов! Почему бы не ограничиться простым «извини»?

— Наоборот, у вас, западных варваров, все неприлично коротко, — Яна слабо улыбнулась. — У нас так принято, по крайней мере, с чу… с теми, кто не близкие родственники или друзья.

— С чужими, с чужими, — Ольга хмыкнула. — Ты уж договаривай. Я мысли, как ты, читать не умею, но и не дура. Я же понимаю, почему со мной в одной машине либо ты, либо Саматта, либо Дентор, а не, скажем, Канса с Палеком. Я не в обиде — на вашем месте я бы меня вообще в группу не приняла. Особенно с учетом той истории с захватом Саматты. Но раз уж ты задаешь неприличные вопросы, могу ли я тебе такой же задать?

— Ну… давай. Но не обещаю, что отвечу.

— Посмотрим. Скажи, зачем ваша Сущность… ваш Демиург, «Соловей», Дзинтон Мураций, как ни назови — зачем он вас лично воспитывал? Если они, как ты говоришь, умеют планеты создавать вместе с жизнью на них, зачем ему ты? Карина? Палек? Потому что у вас эффекторы уникальные? К чему он вас готовил?

Яна не ответила, и на несколько минут разговор прервался. Потом она вздохнула.

— Я не знаю, Ольга. Честно, не знаю. Явно он нас ни к чему не готовил. Ну зачем ему мы, сама подумай? Если какие-то задачи решать по управлению обществом, куда проще взрослых привлечь, а не детей воспитывать. Они ведь так и делают — находят людей с нужными взглядами на жизнь, с правильными характерами, и формируют из них сети влияния. Вполне эффективно работает, особенно с учетом, что спецслужбы вынуждены подальше держаться. Эффекторы уникальные? Ну и что? Ему автономных дронов с нужными функциями наштамповать — дело нескольких минут, и те уйдут просто на планирование. Я не знаю. Может, ему просто захотелось на время завести семью. Обычную семью, с детьми, которых надо воспитывать и защищать, не задумываясь особо о своих целях. Душой отдохнуть от глобальных забот. Ты только представь — огромная пустая Вселенная, в которой можно творить что угодно и как угодно, но зачем? Для кого? Для себя? Ему почти миллион лет, шесть с чем-то часов, полдня по их счету — у них летоисчисление двенадцатиричное и к галактическому году привязано. И он самый младший: Майе полтора миллиона лет, а самым старшим — около четырех миллионов. За такой срок любые развлечения надоесть могут. Даже с учетом того, что они могут надолго, на тысячи и десятки тысяч лет, в летаргическую спячку впадать или в Игровой Мир уходить, где время относительно нашего в сто раз медленней идет. Кроме того, Дзи в психологическом плане — ярко выраженный мужчина. Крутой самец. А-доминант, пусть даже и без биологического тела. А тут — две несчастных замученные девочки на пороге полового созревания. Как раз в том возрасте, в котором любого зрелого самца инстинкт особенно сильно толкает их защищать. Дзи, наверное, все не хуже меня понимает, но он же не железный, в конце концов. Вот он и позволил себе… поддаться слабости.

— Слабости… — задумчиво проговорила Ольга. — Странно. Слабости у таких могущественных существ. Тут только представишь, что все что угодно творить можешь, так прямо дух захватывает. За миллион лет мне такое, может, и надоело бы, но вряд ли раньше.

— Да не могут они что угодно творить! Вернее, возможность есть, но… Ну как бы тебе объяснить… Скажи, ты по математике в олимпиадах участвовала когда-нибудь?

— Не довелось. А что?

— Ну, наверное, все-таки знаешь, что там дипломами награждают. А диплом — это такой графический документик, в котором несколько слов обычным шрифтом и еще какая-нибудь картинка. Любой дизайнер тебе его за пять минут нарисует. Лика вон в момент справится. Хочешь, он тебе такой сделает? Напишет, что ты чемпионка мира по математике, а ты распечатаешь и всем показывать станешь. Хочешь?

— Нет, конечно, — недоуменно пожала плечами ее спутница.

— А почему?

— Ну… все же знают, что неправда.

— То есть только из-за того, что другие распознают твою ложь? Тогда просто дома на стенку повесь и никому не показывай, втайне гордится станешь.

— Да нет, разумеется! Я же его не заслужила!

— Вот. Не заслужила. И ты о том знаешь, даже если другие — нет. Ты вполне можешь — физически можешь — сделать себе диплом, но есть препятствия, существующие только в твоей голове, которые тебе такого не позволяют. Именно значимость для тебя персонально у фальшивого диплома отсутствует. Зато если она существует — если ты действительно чемпионка — то может сделать для тебя клочок бумаги ценней сундука с золотом. Но золото для тебя имеет еще и объективную — ну, условно-объективную ценность: его мало, а потому оно больших денег стоит. А у Демиургов нет золота, фигурально выражаясь. У них нет вообще ничего, что могло бы представлять материальную ценность в рамках их общества. Каждый Демиург автономен, он может создать для себя все, что ему потребно, так что базы для экономических отношений у них нет принципиально. У них есть только социальные отношения, и только они и имеют для них значимость. Игра — она ведь для них не просто Игра, она им Рейтинг дает, которым меряться можно. Но любым рейтингом за миллион лет надоедает хвастаться. Поэтому некоторые из них — Дзинтон, тот же Камилл или Майя — от Игры постепенно отходят. А что взамен? Они не знают. Они сейчас очень надеются, что мы свои пути найдем, которые они сами проглядели. Вот они и трясутся над нами.

— Но разве они не могут сделать еще один мир? Еще десять, сто, тысячу?

— Могут. Но, во-первых, творить живые миры — не ремесло, а искусство, которым владеют немногие. Веорон, например, который наш мир делал. Или сам Дзи, но он редко таким занимается. И делают их под заказ, под конкретного Игрока. У Конструкторов вообще особый статус, у них собственный Рейтинг — только не спрашивай, как за работу очки начисляются, не знаю. А во-вторых, подавляющему большинству Демиургов просто все равно. Они из Игры в Игру прыгают, и им достаточно. Тех, кому хоть что-то сверх Игры небезразлично, единицы. Максимум десятки. У них есть ученые — например физики из группы Харлама, легендарной личности из чуть ли не первобытного прошлого. Есть Институт Социомоделирования — громкое название для группы из семи Демиургов-Конструкторов, один из которых — Джао… Дзинтон, а вторая — Майя. Еще какой-то институт, по физическим исследованиям — полтора десятка Демиургов, что-то с Харламом не поделивших и работающих от него отдельно. Еще три или четыре аналогичных группы где-то там болтаются. Но их мало, очень мало. Им и с одним-то миром вроде нашего разобраться сложно — особенно вроде нашего. С одной стороны, им нужна наша самостоятельность мышления — а с другой, они вынуждены все время гасить пожары, вызванные изначальным программированием общества. Двести с чем-то лет назад они вообще хотели провести тотальную хаотизацию общества, чтобы всякие следы программы уничтожить.

— И почему не провели?

— На сей счет еще одна книжка есть, — улыбнулась Яна. — Даже две. Могу и их дать почитать. Кстати, там одна из героинь тоже Ольга, как и ты.

— Имя у нас распространенное… — рассеянно проговорила та. — Значит, вашему Дзинтону все надоело, и он решил просто расслабиться в вашем обществе? Ну хорошо, а зачем тогда ему Саматта? Сделал бы Цукку своей женой и получил бы классическую ячейку общества. Она ведь красивая, если судить по снимкам в «Черном квадрате». И фигура… Фотомодель самая натуральная. — Ее голос остался ровным, но в сердце, как почувствовала Яна, мелькнули отзвуки застарелой горечи женщины, осознающей заурядность своего лица и тела. Отзвуки, которые она слишком хорошо знала по себе самой.

— Лицо и фигура ему безразличны. Для секса он себе сколько угодно кукол сделать может на любой вкус. Или любую женщину соблазнить, да так, что она до конца жизни испытанный восторг запомнит и за ним хвостом таскаться станет в надежде хоть раз повторить. Да ему даже куклы и партнерши не нужны — Демиург может напрямую в своей психоматрице любые ощущения простимулировать, в том числе и сексуальные, хотя у них такое неприличным считается, как у вас мастурбация. Ему не секс требовался, а семья. А он не мог нам все время уделять, у него масса загадочных дел, о которых он не распространялся. Причем не только на нашей планете, но еще и на какой-то Джамтерре фиг знает в скольки тысячах парсеков отсюда. Так что он собрал, как ты выражаешься, классическую ячейку общества и удовольствовался ролью мудрого патриарха, которому дети забираются на колени при каждом удобном случае, а взрослые просто тихо обожают. Я, кстати, очень любила у него на коленях сидеть, пока маленькой была. Или под боком. И Кара тоже. И Лика, хотя и изображал из себя гордеца. Помню, как мы его со всех сторон облепляли, а он нам истории рассказывал. Ольга, он нас всех троих спас — Лику от детдома, а меня с Карой — от Института человека. Неужели за такое он не заслужил просто немного любви?

— Заслужил, наверное, — согласилась Ольга. — Но все равно непонятно. Если ему любви и ласки хочется, почему он тайком у нас живет? Спустился бы с небес на землю в солнечном сиянии, изобразил бы из себя Отца-Солнце, Турабара или еще какого бога, совершил бы десяток чудес с исцелением и воскрешением и получил бы уйму любви. Причем совершенно искренней, бескорыстной и даже от вполне вменяемых дамочек, не говоря уже про детишек.

— Это не любовь, а культ. Культ же всегда строится на ожидании подачек от бога. Здоровья, денег, долгой жизни, счастья, власти, процветания, чего угодно, но подачек. Нет подачек — и культ либо умирает, либо превращается в политическое течение, и тогда им начинают заправлять жрецы-священники в своих интересах. Быть уверенным в бескорыстной любви для власть имеющего сложно. Нужно провести массу времени, узнавая человека и убеждаясь в искренности его чувств. А чем такое отличается от обычной жизни в качестве простого человека? Ничем, кроме лишней суеты. Простому человеку и жить просто: ничего от тебя не ждут, ничего не требуют, если и дружат, то искренне, по обоюдной симпатии. И не надо никакие чувства покупать.

— Ну, положим, покупать все-таки приходится, — Ольга бросила на нее косой взгляд. — Скажешь, он тебя и Палека с Кариной не баловал? Не покупал игрушки, конфеты разные? Вы впятером, если его самого не считать, в целом отеле жили, вам даже одну комнату с братьями-сестрами никогда делить не приходилось! Учились в университетах, никогда о куске хлеба не думали, никогда не боялись, что завтра папочку уволят с работы, и вам придется перебираться в квартиру похуже. Чем не плата?

— Плата? Ольга, ты не понимаешь, о чем говоришь. Да, мы в отеле жили — только у нас там и было своего, что комната. Согласна, не у каждого ребенка в Катонии есть отдельная комната. Но очень у многих — есть. По крайней мере у половины, а то и у двух третей. А сверх того… Игрушек у нас почти не имелось — несколько электронных игр да книги. Вот книг всегда хватало, да, на любую тему. Но любой их может получить в библиотеке, всех дел — терминал включить и на сайт зайти. Карманных денег нам с Ликой он всегда выделял меньше всех в классе. В комнате сверх кровати, шкафа да стола с терминалом — почти ничего, разве что ликины картинки. По дому мы с самого начала, с десяти лет дежурили — на кухне возились, пыль смахивали, полы и ванные мыли. Стипендию дополнительную нам с Ликой Фонд поддержки талантов начал платить с семнадцати, после совершеннолетия, причем на формальных основаниях, по результатам тестов, а не как папочкиным детям. Нет, материальными благами он нас не заваливал. Он нас учил, рассказывал разные вещи, поддерживал в трудную минуту — ну, сама знаешь, каково, когда в пятнадцать лет прыщи по всей физиономии и волосы жидкие и растрепанные. Он одареннейший педагог, и меня вполне устраивает, что он из меня слепил. Купил ли он меня? Да не больше, чем любой отец способен купить любовь дочери. Очень многие родители, кстати, на такое вообще не способны, даже самые богатые. Вроде все детям дают, что те только пожелают, а вырастают холодные стервы и самовлюбленные мерзавцы, которые только одного от родителей дожидаются — наследства.

— Ты сейчас так рассуждаешь, — криво улыбнулась Ольга. — Ну ладно, пусть он вас не баловал — но сейчас-то у вас почет, уважение, положение в обществе, доход… Ты вон упоминала, что сейчас директор воспитательного центра — уже должность для твоего возраста! Ты просто домысливаешь через призму нынешнего состояния.

— Доход? — Яна невольно прыснула. — Знаешь, сколько я получаю в качестве директора по воспитательной работе? Пятнадцать тысяч маеров в период. Консультант в большом универсальном магазине на треть больше зарабатывает. Даже с учетом стипендии от Фонда всего двадцать пять тысяч выходит. Надо мной половина подружек хихикает — за гроши работаю, не понимаю, что зарабатывать надо! У Кары зарплата двадцать тысяч в больнице и еще семь в университете, в качестве ассистента на полставки. Ну, и стипендия десять тысяч. Ее сманить пытались в частные клиники в Оканаке, пятьсот тысяч в период с ходу предлагали и любые потребные условия, а она только мне жаловалась раздраженно, что работать спокойно мешают, на нервы действуют. Лика наш помешан на своей инженерной деятельности, а у него жалование младшего инженера сейчас двадцать две тысячи плюс небольшой процент от проектов, больше тридцати пяти в период редко когда выходит. А мог бы на своих картинах давно состояние сделать, если бы не комплексовал страшно — он думает, что за его картинки деньги платят потому, что Дзи ему искусственно популярность раздул. Вот, кстати, одно из последствий его жизни с Дзи — самая натуральная детская психологическая травма, из тех, что почти не лечатся. Я уж сколько его пыталась и сама убедить в обратном, и к профессиональному психологу загнать — не верит и не идет. Рисует картинки одну за другой, а продает только пару штук в год, и все, что зарабатывает, спускает на бирже, финансист недоделанный… Да какое положение в обществе? Нам всем дурацкая популярность меньше всего нужна, и так в жизни интереса хватает.

— Ну и глупо! — убежденно заявила Ольга. — Если можно зарабатывать, почему нет? Тем более когда любимым делом занимаешься.

— Заниматься по-разному можно. У нас в Масарийском университете дядька на химико-технологическом факультете работает. По полимерам что-то исследует. Лично не знакома,но персона известная. Слух ходил, что ему одна химическая корпорация лабораторию предлагала. Свободный режим работы, что хочешь, то и делаешь, и деньги платят огромные. Всего-то требовалось, что раз в период сводку проделанного составлять. Послал он их вместе со сводками и остался в университете. У каждого свое представление о том, как и чем заниматься. Но ты в сторону уходишь. Дзи нас купил не деньгами и не ласками — он был настоящим отцом, заботливым и строгим. Даже Мати и Цу нам, скорее, не как отец с матерью, а как старшие брат с сестрой. Особенно Цу, которая только на три с небольшим года Кары старше.

— И, тем не менее, он вас бросил.

— Не бросил, — Яна нахмурилась. — Ушел, освободив дорогу. Я тысячу объективных причин вижу, по которые он так мог поступить. И он пообещал, что мы когда-нибудь еще встретимся.

— Лучше бы такое произошло побыстрее… — пробормотала Ольга. — Если он вас так любил, я бы на его месте размазала каждого, кто на вас покусится, тонким слоем от Катонии до Сураграша. Слабо верится, что он вообще не знает, что с вами сейчас происходит. Мог бы и помочь, между прочим. А то ведь у всех нас есть очень хороший шанс сыграть в ящик. Я-то, может, и выживу, а вот вы…

— Он помогает только тем, кто помогает себе сам. А тогда помощь зачастую и не требуется, сами справляются, — усмехнулась Яна. — Так он всегда говорил. Это — наша жизнь, и мы должны прожить ее без оглядки на заботливого папочку. Да не переживай ты, выкарабкаемся. Чокнутый Шай еще просто не понял, с кем связался. Нужно только придумать, как Кару и Цу оттуда вытащить, когда доберемся. По доброй воле ведь не пойдут.

— Разберемся, — Ольга пожала плечами. — На самый крайний случай у меня в багажнике «розы» лежат. Шарахну по Карине с пяти саженей, чтобы дотянуться не успела, да и увезем бессознательную. Маяку ей колоть не станем, но есть другие хорошие и безвредные снотворные. Я ими запаслась.

— А как же жители-заложники?

— У меня нет инструкций заботиться о местных жителях, — холодно произнесла княженка. — У меня приказ любой ценой обеспечить эвакуацию вашей компании в… цивилизованные края. В Княжества или в Грашград, неважно. И я его выполню даже против воли Карины. А если жители позволят себя перебить, туда им и дорога. Оружие в тех краях достать не такая уж и проблема, и если они не пытаются защищаться, значит, они другой судьбы и не заслуживают.

Она бросила взгляд на лобовое стекло, куда проецировалась приборная доска.

— О, почти десять. Через пять минут пора пересменку делать.

Не отрывая рук от руля, она манипуляторами вытащила из чехла пелефон, нажала на нем несколько кнопок, потом протянула Яне.

— Держи. Я открыла прием файлов, сбрасывай книжки. Начну читать.

— Сейчас сброшу, — задумчиво откликнулась та, рукой взяв пелефон из воздуха. — Вон, видишь впереди какой-то городок у дороги? Тормознем там у кафешки какой-нибудь, купим питья и поменяемся. Заодно карту c реальностью сверим. Дядя Дор! — она обернулась к заднему сиденью и потрясла Дентора за плечи манипулятором. — Эй, дядя Дор, засоня, подъем! Полдень скоро, пора тебе Мати подменять.

03.04.868, земледень. Мумма

Следующие несколько дней после землетрясения прошли в состоянии суетливой кутерьмы.

Камбу уничтожило почти полностью, но благодаря карининому предупреждению жителей погибло не более тридцати. Зато из почти семидесяти домов уцелело лишь два десятка, и почти двести человек остались без крова и утвари, а многие — даже и без одежды. Мумма была гораздо меньше Камбы, и из тридцати семи ее населенных домов под завалами оказались похоронены лишь восемь. Двадцать семь человек, в них проживавших частично расселили в пустовавших хижинах по окрестностям Муммы, частично же для них силами всех жителей деревни были за день ударно сооружены четыре новые хижины. Затем жители Муммы принялись помогать сооружать дома соседям, благо делать оставалось почти нечего: из двенадцати плантаций зерновых и пяти — маяки уцелели лишь две: одна джугары и одна комэ. Общинные запасы зерна и коррали скота по большей части уцелели, так что голод в ближайшее время деревне не грозил.

Соседям, однако, пришлось куда хуже. Практически все их запасы зерна оказались уничтожены в том самом здании, из-под развалин которого Карина откапывала девочку. Здание, как оказалось, принадлежало бывшей миссии Церкви Колесованный Звезды. Его построили в Камбе в незапамятные времена в добротном северном стиле, из толстых стволов старых деревьев, обработав какими-то противогнильными составами, солидно и прочно — недостаточно, правда, прочно для столкновения с селевым потоком. Однако дела с обращением аборигенов в истинную веру у миссионеров шли плохо, и к нынешнему моменту здание оказалось заброшенным бывшими владельцами и использовалось камбийцами по большей части как общественный склад зерна, масла, вяленого мяса и тому подобных припасов. Селевой поток лишь развалил его, но вспыхнувший затем пожар дотла уничтожил все, что в нем хранилось. Остальные склады просто оказались под толстым слоем грязи, причем грубая сила перемешанного с камнями грязевого потока в клочья разорвала мешки и смешала зерно с землей. Данный факт Карина с помощью сканера выяснила почти сразу, и пробные раскопки, проведенные местными, только подтвердили ее правоту.

Еще одной проблемой стал Дурран. Младший Коготь, узнав, что сель напрочь уничтожил в Мумме три больших амбара с мешками высушенной маяки — результаты обработки недавно снятого урожая, ожидавшие со дня на день прибытия грузовиков для перевозки в лаборатории — пришел в бешенство. Еще сильнее он разозлился, узнав, что та же участь постигла семь амбаров с маякой в Камбе. Наверное, если бы он мог расстрелять предательскую гору из своего автомата, он так бы и поступил. К чести его, настроение на окружающих он не срывал — во всяком случае, не искал ссоры намеренно. Он лишь мрачной тенью бродил по обеим деревням, и его глаза пылали мрачным огнем. Люди шарахались от него, чтобы не попасть под горячую руку. Вечером первого дня он, заставляя людей заниматься безнадежными раскопками на местах, где еще вчера стояли амбары с маякой, провалился одной ногой в грязь, пропоров острым суком штанину и ногу. Выдравшись из грязевой ловушки, от боли и бушующих внутри эмоций он пришел в неистовство и набросился на окружающих, осыпая их ударами кулаков и руганью, словно именно они виновны в произошедшем.

Карина в этот момент сращивала кости в лодыжке камбийца, сломавшего ногу после того, как неудачно запнулся о корягу в потемках. Шаман Панариши, с большим интересом наблюдавший за процессом, услышав доносящийся из-за уцелевших домов шум, хмыкнул.

— Похоже, воля богов пришлась кому-то очень не по вкусу, — произнес он в пространство. — Сама Карина, ты намерена накладывать шину?

— Откуда ты знаешь? — подозрительно взглянула на него та. — Про шину, и вообще?

— Я много чего знаю, — загадочно улыбнулся шаман. — Например, я знаю, что ты не умеешь лечить ожоги и даже составлять простейшие мази и составы. Сила духов — вещь хорошая, однако все на свете не заменяет. Я закончу с ногой. Сходи, посмотри, что там происходит.

Он присел на корточки рядом с охающим скорее для порядка, чем от реальной боли пациентом, и принялся с такой сноровкой мастерить шину из двух дощечек и тонкой гибкой лианы, которой пришлось обходиться за неимением бинта, что Карина только рот открыла. Она недоверчиво оглядела шамана с головы до пяток — от разукрашенной цветастыми разводами физиономии до заляпанной грязью обуви — и покачала головой.

— Зачем мне туда идти? — поинтересовалась она, распрямляя спину и потягиваясь.

— Ну, сама Карина, у тебя в местных краях уже сложилась определенная репутация, — откликнулся тот, не отрывая взгляда от лодыжки пациента и своих порхающих рук. — Весь край на три дня пути от Муммы уже гудит от новостей о загадочной чужестранке, силой духов швыряющей дома в воздух и воскрешающей мертвых. А репутацию следует поддерживать. — Он поднял глаза и слегка подмигнул.

Карина поглядела на него широко раскрытыми от изумления глазами. Он — шаман? Говорит на общем, словно преподаватель языка у них в школе, даже без какого-либо явного акцента, выглядит как самый настоящий дикарь, накладывает шину как профессиональный травматолог, служит богу с крайне подозрительным именем — не забыть расспросить подробнее, когда появится свободная минутка! — и, похоже, искренне забавляется ее положением. Движимая внезапно вспыхнувшим подозрением, она просканировала его с головы до ног. Нет, человек. До самой последней детали. Не чоки Камилла с их сетью псевдонервных узлов и не проекция папы. Но кто сказал, что папа не мог найти способ обмануть ее сканер? Если Панариши и правда проекция Джао или кого-то из других Демиургов, у нее нет ни единого шанса его распознать. Ладно. Пока поиграем по правилам, а там разберемся.

Она слегка потянулась и поднялась на ноги. Платье, покрытое толстым слоем засохшей грязи и черное от копоти, заколыхалось на ней как жестяное — постираться негде, а до речки топать через искореженный лес… если, конечно, она еще существует, речка.

— Цу, я схожу посмотрю, — она взглянула в сторону Цукки, сидевшей на земле у дерева и осторожно баюкавшей вытащенную Кариной из-под завала девочку, по уши закутанную в грязные тряпки. Девочка спала, слегка приоткрыв рот, с того самого момента, когда отошедшая от усыпляющего приема Панариши Карина проснулась под временным навесом. Солнце уже клонилось к закату, приближаясь к горным пикам, но Панариши пояснил, что девочка напоена отваром корня травы шумшары, от которого спят долго и крепко.

— Давай, — кивнула та. Ее задумчивый взгляд тоже был обращен на Панариши — похоже, в ее голову закрались схожие мысли.

Карина быстро прошла пару десятков шагов в сторону шума, и на нее обрушился гвалт — ругался на непонятном местном языке и размахивал кулаками Дурран, визжали женщины, громко лопотали мужчины… Жители как могли уклонялись от ударов, съеживались на земле, но бежать не осмеливались. Завидев Карину, Дурран осекся, выдавил сквозь зубы несколько не слишком приличных, судя по выражению лица, слов и принялся безуспешно отряхивать со штанины грязь. Карина подошла к нему и внимательно рассмотрела ногу.

— У тебя очень глубокая царапина, господин Дурран, — сказала она спокойно. — В нее попала грязь.

— Я знаю, — сквозь зубы сказал Младший Коготь. — И что?

Не говоря ни слова, Карина присела перед ним на корточки, резким движением вздернула штанину, обнажив голень над тяжелым ботинком.

— Принесите воды, — произнесла она в пространство. — Любой. Нужно смыть грязь.

— Что ты делаешь? — в голосе Дуррана явно прорезались растерянные нотки.

— Я вылечу твою рану, пока она не загноилась. Стой спокойно.

Кто-то из-за ее спины быстро поставил рядом с ней большую скорлупу, наполненную грязной водой, и быстро отскочил назад, словно боясь оплеухи. Карина несколькими движениями обмыла рану, быстро дезинфицировала ее и медленно повела пальцами вдоль длинной глубокой кровоточащей царапины, отмечая точку воздействия не столько для себя, сколько для Дуррана.

— Все, — сказала она минуту спустя, медленно и неохотно распрямляясь. — Рана заживлена и обеззаражена. Нужно перевязать, чтобы не повредить случайно шов, но у меня нечем, прости. Найди какую-нибудь чистую ткань сам — и закатай штанину, чтобы по ране не елозила, она грязная.

— Зачем ты так поступила? — странно напряженным голосом спросил Дурран. — Ты забыла, кто я? Ты забыла, что я стерегу тебя, чтобы ты не сбежала?

— Ты — человек, нуждающийся в помощи, — устало качнула головой Карина. — А я врач. Мой долг — помогать всем, кому я нужна. Извини, я… устала. Мне не до философских дискуссий.

Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, потом развернулся и зашагал через развалины в сторону Муммы, придерживая штанину, чтобы не сползла. Местные дружно развернулись в сторону Карины, однако на ноги не поднялись, а принялись усердно ей кланяться.

— Сама Карина, сама Карина! — доносилось со всех сторон. — Сама Карина — великий шаман!

Карина тихо застонала, махнула рукой, развернулась и ушла.

Вернувшись к Цукке — Панариши уже закончил накладывать шину и теперь осторожно прощупывал узловатыми пальцами вторую лодыжку — она присела на корточки рядом с ней, облокотившись спиной о дерево.

— Что там? — поинтересовалась подруга.

— Жизнь становится все интереснее, — пожаловалась Карина. — Еще немного, и мне молиться начнут. Земные поклоны уже отбивают. И ведь даже не сбежать!

— От проблем бегут только те, кто не может с ними справиться, — сообщил Панариши. Он быстро произнес несколько фраз на местном языке, и пациент, шустро вскочив, на одной ноге запрыгал в сторону леса. — Я сказал ему, чтобы пару недель ходил с костылем. Или быстрее заживет, сама Карина?

— Вообще-то недели обычно достаточно, чтобы кости укрепились, — вздохнула Карина. — Но у него ярко выраженный остеопороз… я хочу сказать, кости хрупкие, так что лишняя неделя не помешает. Я не бегаю от проблем, господин Панариши. Боюсь, проблемы сами бегают за мной.

— Значит, у тебя интересная жизнь, — откликнулся Панариши. — Отдыхай пока, сама Карина. Я пойду посмотрю, кто чем занимается.

Следующие два дня Карина занималась тем, что продолжала лечить выстраивающихся в очередь аборигенов. Они с Цуккой вернулись в Мумму к ожидающей их Тамше. Их дом, к счастью, не пострадал, но Карина наотрез отказалась принимать в нем пациентов. После долгих и бурных обсуждений, в которых участвовали Карина, Мамай, Шаттах, Панариши и еще трое старейшин Муммы, десяток мужчин споро соорудили на краю деревни, неподалеку от дома Карины, большой навес с лежанкой, столом и парой лавок. «Клинику» отгородили занавесками из ткани, хотя надобности в том особой не имелось — Карине не требовалось, чтобы ее пациенты и пациентки раздевались. Она подозревала, что от нескромных взглядов отгораживали не столько больных, сколько ее саму: подаренные господином Шаттахом платья оказались даже более откровенными, чем обкромсанные ей кубалы, и проходящие мимо нее на улице мужчины мучились от гремучей смеси страха, почтения и желания поглядеть на ее обнаженные руки и ноги. На утоптанной площадке перед домом вкопали несколько грубых скамеек для ожидающих своей очереди, и на следующее утро Тамша с гордостью пригласила войти первого пациента.

Что удивительно — Карину с Цуккой совершенно не кусала местная летучая и ползучая живность. Глухая одежда, которую носили местные, очень помогала им от насекомых, но чужестранок комары и мошки почему-то облетали стороной, что Карину весьма озадачивало: дома кровососущая живность ей совсем не брезговала. За пределами окружающей отель мароновой рощи, разумеется, в которой Фи безжалостно истребляла кусачих гадов сразу по пересечении ими запретной черты.

Как-то само собой вышло, что спасенная девочка осталась жить с ними. Выяснилось, что она и до землетрясения была сиротой на попечении деревни, по достижении совершеннолетия, которое здесь наступало в тринадцать лет, обреченная на положение чьей-то дореи. На склад в ту страшную ночь она забежала потому, что перепугалась поднявшейся суматохи, а позаботиться о ней оказалось некому. Хорошо, что кто-то заметил, как она укрылась в здании, благодаря чему Карина успела ее вытащить. Девочка оказалась тихой, если не сказать — забитой, по большей части сидела в уголке, выполняла поручаемую Тамшей нехитрую домашнюю работу, а также иногда присутствовала при лечении пациентов, круглыми глазами наблюдая, как сами собой сходятся края кровоточащих ран или прямо на глазах исчезает застарелый лишай на щеке. Ожоги на ее ногах, смазанные составленной Панариши мазью и забинтованные, постепенно заживали. Карина заставила ее надеть гунки — местную обувь из хитро свернутого цельного куска дубленой телячьей кожи. Поначалу девочка с трудом ковыляла в обуви — и из-за отсутствия привычки, и из-за причиняющих боль ожогов на ступнях. Однако постепенно она привыкла, и уже на второй день ходила так, словно носила гунки всю жизнь. Платье из вытребованной у Мамая из общественных запасов ткани ей сшила Цукка. Вооружившись огромной железной иглой, она трудилась целый день, пока торжествующе не продемонстрировала детское платье, скромное, но сшитое вполне прилично. По местным меркам оно также являлось чудовищно неприличным — без рукавов, до колен и уж тем более без капюшона, но сделать замечание ни девочке, ни Цукке никто не осмелился.

Имени у девочки не оказалось — местные звали ее как-то вроде «эй, ты», а как ее назвали родители, она не помнила. Похоже, она вообще боялась говорить, и попытки ее расспрашивать приводили лишь к тому, что она сжималась в комок, зажмурив глаза, утыкала лицо в колени и тихо сопела, вздрагивая тощими плечами словно в ожидании удара. Разговаривала она мало и почти шепотом, так что в конце концов Цукка с Кариной, придя к общему согласию, торжественно наименовали ее Тэйсэй, через Тамшу убедились, что та поняла, и оставили ее в покое.

После первого шока, вызванного катастрофой, жизнь в обеих деревнях уже к вечеру второго дня кипела вовсю. Восстанавливать Камбу особого смысла не имелось, жить там не хотели даже те немногие, чьи дома уцелели, и ее жители принялись деятельно обустраиваться в окрестностях Муммы в надежде, что и в будущем оползни обойдут их стороной. К востоку и западу от деревни застучали топоры и мачете, вырубая лес и подлесок, и Карина с Цуккой неожиданно обнаружили, что их хижина с клиникой внезапно переместились с самой окраины едва ли не в центр резко разросшегося селения.

Благодаря деятельной работе по соседству они также стали свидетелями применения местных строительных технологий. Постоянно теплый тропический климат с минимальными сезонными колебаниями температуры позволял не задумываться о теплоизолированных помещениях. Дома играли роль, скорее, больших закрытых навесов от дождя и солнца, да еще позволяли в какой-то степени защищаться от летучих насекомых. Стены их формировались из полувбитых-полувкопанных в землю кольев растения, своими полыми коленчатыми стволами и длинными зелеными листьями чрезвычайно напоминающего катонийский тикурин, но отличающегося от него темной, почти коричневой окраской ствола. Колья для устойчивости переплетались тонкими лианами, после высыхания приобретавшими прочность почти что плетеной веревки. Фактически стены дома, формировавшие не столько классический прямоугольник, сколько нечто вроде бесформенного круга, представляли собой один большой монолитный деревянный щит. Такой способ позволял дому оставаться устойчивым даже тогда, когда оказавшиеся под землей части постройки сгнивали окончательно. Колья устанавливали мужчины, переплетением занимались женщины, а дети шныряли по окрестным джунглям, срезая и подтаскивая лианы и стволы. Каркас крыши формировали из жердей потоньше, связывая жерди все той же лианой, и закрывали сверху полупрозрачными листьями сетчатой пальмы — большими полупрозрачными зеленоватыми полотнами, пропускавшими достаточно света, чтобы обходиться без окон. По краям листья хитро защемлялись элементами каркаса, чтобы не колыхались от ветра. Те же листья использовались в качестве занавесей на дверном проеме, в котором притолока одновременно служила и опорой для каркаса крыши. Противоположную от входа стену на половину высоты обмазывали несколькими слоями глины, на некотором отдалении от нее обкладывали камнями очаг, на границе глиняной полосы над которым устраивали ловушку для дыма, выводящую его через несколько проковырянных в стене отверстий. Наконец, в одном из углов устраивали маленький жертвенник для духов — дощечку, на которую ставили скорлупку с молоком или пивом, клали орешки или иные плод. Иногда на жертвеннике зажигали лучины из непонятно какой древесины, медленно тлеющей и дающей резкий, но довольно приятный запах. Таким, впрочем, баловались очень немногие: похоже, ароматная лучина ценилась довольно дорого.

На сем процесс строительства завершался — оставалось лишь сделать внутри лежанки, скамьи, а также установить сундуки и большие плетеные корзины. Десяток взрослых мужчин при поддержке пяти-шести женщин и нескольких ребятишек возводили такое строение за полдня. Теперь Карина понимала, почему местные жители не особо расстроились гибелью своих домов. В конце концов, мертвое дерево в здешнем сыром климате, вероятно, гнило быстро, и вряд ли им приходилось полностью переделывать свою жилище реже, чем раз в два-три года. Старый дом, который им с Цуккой выделила деревня, стоял без присмотра относительно недолго, но уже выказывал признаки дряхлости: жерди у основания почти сгнили, стены дрожали при неловких толчках рукой, а старая деревянная лежанка при резких движениях начинала угрожающе потрескивать.

Помимо болящих и страждущих на Карину с Цуккой мало кто специально обращал внимание. Зашел пару раз господин Шаттах, занес несколько настоящих фаянсовых тарелок, пусть и грубых, но глазированных, а также пару эмалированных кастрюлек и настоящие ножи и вилки. Заглядывал староста. Господин Мамай выглядел явно довольным тем, как идет процесс восстановления и роста его деревни, и Карина с облегчением использовала его появление как повод, чтобы обсудить вопросы оплаты за свою работу. Им вчетвером, если считать Тамшу и Тэйсэй, совсем не требовались такие запасы фруктов, яиц, пресных лепешек, вяленого мяса и речной рыбы, которые им нанесли визитеры, а вот жителям бывшей Камбы еда вряд ли помешала бы. В джунглях хватало съедобных фруктов, но ходить за ними приходилось далеко от деревни, да и чисто фруктовая диета явно казалась недостаточной для взрослых людей. Поэтому она с согласия Цукки отдала большую часть еды в фонд помощи пострадавшим, условившись, что потом, когда все опять наладится, деревня как-нибудь с ними рассчитается. Пока же община должна снабжать ее необходимыми принадлежностями — как минимум бинтами или заменяющей их материей грубого местного тканья. Карина постаралась отогнать и поглубже запрятать мысль, что никакого «потом» у них нет. Пусть. Даже если они погибнут, она успеет сделать хоть что-то полезное для людей, никогда в жизни не встречавших профессионального врача.

Несколько раз в «клинику» заходил Панариши. Шаман молча сидел у занавески на корточках, внимательно наблюдая за тем, что делает Карина — по крайней мере, за тем, что оставалось заметным невооруженному человеческому взгляду. Однако к вечеру второго дня он, дождавшись, когда Карина выпроводит очередного пациента, вышел наружу и резко произнес несколько фраз на местном языке — кажется, он назывался «кленг». Выглянувшая вслед за ним Карина увидела, как небольшая группка оставшихся пациентов, отмеренных на сегодня Цуккой — по большей части женщин — без возражений поднялась со скамеек и пошагала по своим делам. Затем Панариши отвел их с Цуккой и увязавшейся Тэйсэй в лес и, пока вечерние сумерки не сгустились полностью, показывал местные целебные травы, объясняя их действие. Среди них оказались ценные растения, обладающие обезболивающим, снотворным, успокаивающим, дезинфицирующим и прочим полезным воздействием. Кое-какие, помогавшие против яда местных змей и опасных насекомых, Карина даже не стала запоминать, решив переспросить потом. После того, как разглядеть что-то глазами оказалось совсем невозможным, она осталась в лесу, чтобы пособирать некоторые травки в соответствии с оставленными Панариши образцами. С ее сканером, допускающим программирование на поиск объекта по образцу, такое казалось совсем просто даже во мгле. Час спустя она вернулась в свою хижину с несколькими большими связками травы, которые Тамша и Тэйсэй тут же принялись развешивать по стенам на просушку. В качестве веревок использовалась все та же тонкая лиана.

— Еще немного, и у нас получится настоящее шаманское жилье, — хихикнула Цукка. — Надо только крыс наловить и пучками за хвосты развесить. И лягушачьих лапок заготовить. А, и еще черную кошку завести. Кара, хочешь черную кошку вместо Парса?

— Черные кошки в местных краях, — с видом знатока пояснила Карина, — если на задние лапы встанут, раза в полтора меня длиннее получатся. Называется такая «гуар» и у нас в доме просто не поместится — при условии, что вообще захочет у нас жить. Кстати, они бесхвостые. Не хочу бесхвостую, хочу хвостатую. И потом, черные кошки — они у северных лесных колдуний живут, а шаманам по должности не положено. У них духи вместо домашних зверушек.

На следующий день уже почти привычное течение жизни оказалось нарушенным неожиданным визитом. Вскоре после полудня Карина услышала совершенно невероятные для Муммы звуки — сигналы автомобильного гудка. Единственная машина в деревне, насколько она знала, принадлежала Шаттаху, а тот ранним утром уехал из деревни, по словам Панариши, в Мубайю и вернуться не мог по крайней мере еще четыре дня. Впрочем, она как раз занималась чисткой гноящейся царапины, которую сидящий перед ней мужчина заработал в ночь землетрясения и, разумеется, не удосужился даже перевязать, так что отвлекаться не стала. В конце концов, могло ведь у господина Шаттаха что-то случиться с машиной?

Десять минут спустя, однако, отвлечься все же пришлось. Быстрым шагом вошла Цукка, которая неожиданно нашла себе самостоятельное занятие по душе — рассказывать страшно интересные истории местной малышне. Поскольку плантаций, где дети работали наравне со взрослыми, не осталось, строительные работы завершились, и до расчистки новых участков от деревьев и корней работы для слабосильных детей не имелось, слушать ее собиралось не менее трех десятков девчонок и мальчишек в возрасте до двенадцати лет. Переводила на кленг Тэйсэй, которая, как оказалось, весьма сносно говорила на общем. Как она его выучила, выяснить, разумеется, не удалось, но в бывшей Камбе вообще куда лучше знали общий, чем в Мумме. Карина только качала головой, обдумывая, как Тэйсэй может перевести словечки типа «орбита» или «материк», но детишки, когда она видела их в последний раз, казались полностью поглощенными рассказом.

— Кара, там два деятеля на машине приехали, — без предисловий сообщила Цукка. — Странные какие-то. Определенно северяне. Похоже, попы Церкви Колесованной Звезды, если только по телевизору их правильно показывали. Тебя ищут.

— Меня? — поразилась Карина. — Ты уверена?

— Да. Я подслушала из-за угла, как они с господином Мамаем говорили. Хотят видеть ведьму, выдающую себя за посланницу богов. Наверное, сейчас здесь появятся.

— А я-то при чем? — Карина закончила сращивать края раны и стерла остатки крови и гноя тряпицей, смоченной отваром сёдоки — небольшого растения, сильно смахивающего на одуванчик, чьи листья обладали хорошим антисептическим действием. — Я не ведьма и ни за кого себя не выдаю.

Она приняла у Тамши узкую полоску ткани, имитирующую бинт, и принялась накладывать повязку.

— Ты им объясняй, не мне, — усмехнулась Цукка. — Какие-то они странные, эти ребята. По крайней мере, один из них. Кажется, насчет ведьм он на полном серьезе рассуждал.

— Носить три дня, не снимая, — строго сказала Карина пациенту. — Понимаешь? Три дня. Тамша, спроси, он понял?

— Ма… Да, он понимать. Три дня, — кивнула Тамша, быстро переспросив у мужчины на кленге.

— Хорошо. Теперь…

Снаружи загалдели, и занавесь отлетела в сторону, отброшенная решительной рукой. Прежде чем она вернулась на свое место, под навес «клиники» широким шагом вошел высокий мужчина, явно северянин по внешности, светлокожий, русоволосый и голубоглазый. Он носил длинную, до пят, черную балахонистую одежду, которую Карина опознала как рясу священника Церкви Колесованной Звезды — по крайней мере, в телерепортажах из ЧК, которые она изредка смотрела по Сети, рясы выглядели именно так. Его лицо украшала окладистая борода, а глаза горели фанатичным блеском. При его виде пациент тихо соскользнул со стола и шустро выскользнул наружу с другой стороны.

— Ведьма! — хорошо поставленным баритоном возвестил поп, наставив на Цукку указательный палец. — Злобная ведьма и самозванка, ложно выдающая себя за вестницу небес! Как осмеливаешься ты назы…

— Нижайше прошу прощения, блистательный господин священник, — вежливо встряла Карина, сдергивая с лица импровизированную защитную повязку, и поп удивленно уставился на нее. — Наверное, ты все-таки имеешь в виду меня. Я Карина Мураций. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Знакомству рада?! Благосклонности просишь ты у меня, ведьма?! — взревел поп, вздымая в воздух висящий на груди символ — золотая пятиконечная звезда, заключенная в блестящий серебряный обод. — Не дождешься, нечестивая ворожея! Именем Господа нашего Отца-Солнца приказываю тебе — изыди!!

Занавеска позади него колыхнулась снова, и в «клинику» вошел еще один поп, пониже, брюнетистый и с куда более умеренной бородой.

— Брат Сумарен! — успокаивающе произнес он. — Мы должны…

— Мы должны только Богу-Отцу нашему, брат Фасар! — рявкнул первый поп. — А он говорит — ворожею не оставляй в живых! Ведьма!

— Я не ведьма, господин Сумарен, — спокойно ответила Карина, тщательно поддерживая на лице бесстрастную мину. — Я врач из города Крестоцина в Катонии…

— Нечестивая катонийка! — заявил ничуть не смущенный поп. — Зачем ты выдаешь себя за посланницу небес? Зачем смущаешь невинные души, обрекая их на вечные муки адского пламени?

— Я никого не смущаю, — пожала плечами Карина. — Я всего лишь лечу здесь людей по мере своих сил. Господин, могу я попросить тебя кричать не так громко. Ты пуг…

— Мне нечего скрывать от заблудших сирот! — голос священника только прибавил громкости. — Божественная правда горит во тьме ясным светочем, и никакие силы зла не смогут его…

— Господин Сумарен! — Карина тоже повысила голос. — Успокойся. В конце концов, ты находишься в больнице!

— Не больница место сие, но рассадник порока и погибель душ! — Ей показалось, или в голосе попа действительно мелькнула нотка неуверенности? — Изыди, враг рода человеческого! Вернись в то место, что изрыгло тебя на свет божий, и никогда больше не смущай детей божьих!

Краем глаза Карина заметила, что второй поп возвел глаза к небу и слегка пожал плечами. Он шагнул вперед, и Карина перевела на него взгляд.

— Тихо, брат Сумарен! — властно сказал он, и первый поп, уже открывший рот для очередной тирады, нехотя замолчал. — Как я уже сказал, мы должны установить истину, а не бросаться с кулаками на людей, возможно, не повинных в том, что им приписывает молва.

— Мы установим истину! — рявкнул Сумарен. — Пусть святой символ Отца-Солнца выжжет нечисть, что пытается маскироваться под сей сосуд греха!

Резким движением он сорвал с шеи святой символ, шагнул вперед и с размаха ткнул им Карине в грудь.

Прежде, чем она успела понять, что случилось, рефлексы ее тела взяли верх. Она подшагнула вперед и влево, пропуская потерявшего равновесие священника мимо себя, развернулась на пятках, оказавшись у него за спиной, захватила его шею сгибом локтя, и когда тот, выпрямляясь, начал разворачиваться, разворотом тела через подставленное бедро уронила его на пол. В момент броска она осознала, что поступает не совсем так, как надлежит поступать с незнакомым человеком раза в два старше ее самой, а потому в последний момент поддержала его манипуляторами, не позволив с размаху шлепнуться на утоптанный земляной пол. Отступив на пару шагов, она аккуратно поставила барахтающегося попа на ноги. Тот, ошалело покрутив головой, развернулся и уставился на нее.

— Ведьма! — убежденно сказал он, и на сей раз в его голосе не замечалось и тени сомнения. — Настоящая ведьма! Ты…

Его глаза закатились, и он мягко осел на пол, выронив свою золотую звезду. Несколько секунд в «операционной» стояла мертвая тишина.

— Он очнется через час или полтора, — холодно сказала Карина, поворачиваясь ко второму визитеру. — Без какого-либо вреда для здоровья. Боюсь, ваше поведение не подобает гостям, господин священник. Я хочу, чтобы вы оба покинули поликлинику. Немедленно. Тамша, — она повернулась к служанке, наблюдавшей за сценой из дальнего угла палатки, — позови мужчин. Пусть этого господина погрузят…

— Я приношу свои извинения за случившееся, госпожа, — второй поп наконец обрел дар речи. — Брат Сумарен проявил… слишком большой энтузиазм. Его поведение не имеет оправданий. Однако прошу тебя, не принимай поспешных решений. От имени Церкви Колесованной Звезды прошу тебя, госпожа, умерь свой гнев. Инцидент… больше не повторится. Выслушай меня.

— Что тебе нужно, господин? — все так же холодно спросила Карина.

— Меня зовут брат Фасар, — с готовностью откликнулся поп. — Я служитель миссии Церкви в здешних краях. Мы несем Слово Божье в массы — и по мере возможности помогаем тем, кто нуждается в помощи. Вчера до нас дошли слухи — странные слухи о посланнице не то духов, не то самой Назины, которая прозревает будущее и воскрешает мертвых. Брат Сумарен настоял, чтобы мы немедленно проверили их. Уверяю тебя, у меня и в мыслях не имелось набрасываться на тебя таким образом. Могу ли я надеяться на прощение?

— Ну хорошо, господин Фасар, — устало вздохнула Карина. — Я не держу зла. — Ты увидел то, что хотел?

— Могу я переложить брата Сумарена на скамью? — поинтересовался поп. — Лежать на голой земле не полезно для здоровья.

Вместо ответа Карина подхватила бесчувственное тело священника манипуляторами и перенесла его на «операционный стол».

— Присаживайся, господин, — произнесла она, скрестив руки на груди. — У тебя остались какие-то вопросы?

— Спасибо, госпожа, — кивнул тот, поддергивая рясу и осторожно опускаясь на лавку. — Я бы сказал, что вопросы у меня только-только начали появляться. Не сочти за нескромность, но могу ли я узнать твое имя?

— Я же… — Карина осеклась, сообразив, что его не было в «клинике», когда она представилась в первый раз. — Прошу прощения. Мое имя — Карина. Карина Мураций. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Радость взаимна, благосклонность пожалована, — к ее несказанному изумлению откликнулся поп. — Э-э-э… я правильно помню, что «благосклонность пожалована» должен говорить старший по возрасту?

— Да, господин Фасар, — она удивленно взглянула на него. — Откуда ты знаешь наши правила вежливости?

— Я интересовался вашей страной, госпожа Карина. Госпожа, — он повернулся в сторону Цукки, — ты ведь тоже из Катонии?

— Да, господин Фасар, — согласилась та. — Меня зовут Цукка Касарий. Я бывшая опекунша сей невоспитанной юной особы, роняющей незнакомых мужчин на землю. Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Радость взаимна, благосклонность пожалована, — повторил поп.

— Для второго и последующего представлений ответ можно сокращать до одного слова — «пожалована», — хихикнула Цукка. — Господин Фасар, наш формальный этикет слишком громоздок, чтобы всегда соблюдаться до последней запятой. Так ты точно больше не собираешься изгонять нас, ведьм, из Муммы?

— Я вообще не собирался так поступать. Похоже, рутина и долгое пребывание вдалеке от дома повлияло на брата Сумарена сильнее, чем я полагал. Да и дорога оказалась довольно тяжелой — в одном месте дорога разрушена оползнем, пришлось искать по лесу объезд. Он и в Княжествах-то не слишком уживался с людьми из-за своей… преданности вере.

— То есть такой фанатик даже вашим начальникам действовал на нервы, и его сплавили в Сураграш с глаз долой, — безжалостно подытожила Цукка.

— Ну, некоторые могут сказать и так, — со вздохом согласился священник. — Еще раз извиняюсь за неудачное начало знакомства.

— Ничего страшного, случается, — дипломатично ответила Карина. — Ты хотел нас о чем-то спросить, господин Фасар?

— «О чем-то» — слишком мягко сказано. У меня тысяча вопросов, госпожа. Ведь ты — из тех, кого у нас в Княжествах называют девиантами, а в местных краях — синомэ?

— Да, господин. У меня первая категория. Я также дипломированный хирург и старший ассистент на медицинском факультете университета Крестоцина.

— Вот как? — пробормотал поп. — Прости за глупый вопрос, но слухи гласят, что ты воскрешаешь мертвых…

— Я не умею воскрешать мертвых, — показала головой Карина. — У меня есть способности, позволяющие мне… очень эффективно лечить. Несколько дней назад я спасла человека, укушенного животным — носителем болезни, которую здесь называют «муллулуба». Вероятно, это и означает «воскрешать». Или же местные просто домыслили. Если уж у нас, в цивилизованных краях, мои пациенты рассказываю обо мне полную несуразицу, страшно подумать, что фантазируют здесь.

— А предсказание будущего?

— Предсказание?.. А. Ну да, случилось что-то типа того. Оказывается, мой эффектор слишком чувствителен. Я смогла почувствовать колебания естественного магнитного поля Текиры перед землетрясением. Когда горные породы сжимаются под внутренним давлением, они генерируют электромагнитные импульсы — ну вот как кварцевая пластина в электронных весах. Я их восприняла, сумела правильно интерпретировать и вовремя разбудила деревню. Вот и все. Господин Фасар, я не занимаюсь распространением слухов о себе. Я — врач. Не ведьма, не посланница богов, не великий шаман, как меня называют — просто врач с особыми способностями. Я не смущаю души, не ввожу никого в заблуждении, я просто лечу. Но здесь такого достаточно, чтобы дать пищу для самых нелепых слухов.

— Я понимаю, — покивал священник. — Но как ты попала сюда, госпожа Карина? И зачем? Ведь сюда очень редко приезжают гости даже из западных областей Граша. Мне потребовался почти период, чтобы добраться из Каменного Острова до миссии.

— Мы с Цуккой — заложницы Дракона, — деревянным голосом произнесла Карина. — Нас похитили в Крестоцине… две недели назад. Нас удерживают здесь против нашей воли.

Глаза священника расширились.

— Мне очень жаль слышать такое, госпожа Карина, — медленно произнес он. — Похищение — ужасное преступление, за которое Господь рано или поздно их покарает. Но украсть двух человек из самой Катонии… Воистину наглость Дракона растет не по дням, а по часам! Смогут ли ваши родственники собрать выкуп? Я не уверен, как у миссии сейчас обстоят дела с финансами, но я могу отправить запрос…

— Нет, господин Фасар. Дракону не нужен выкуп. Мы… всего лишь приманка для другой его мишени.

— Так… — священник потер лоб рукой. — Но у нас есть машина. Хорошая машина, она может ездить даже по тому, что здесь называют «дорогами», хотя «звериные тропы» куда более уместный термин. Вас хорошо охраняют? Мы могли бы…

— Нет, господин Фасар. Мы не можем бежать. Если мы исчезнем, солдаты Дракона вырежут деревню.

Поп прерывисто вздохнул.

— Ужасно, — тихо произнес он. — Ужасно. Я день и ночь молюсь, чтобы Отец-Солнце покарал злодеев, жиреющих на чужих несчастьях и страданиях, но Он остается глух к моим мольбам. Но мы должны надеяться до последнего. Госпожа Карина, скажи, чего ожидают люди, собравшиеся вокруг твоей палатки?

— Своей очереди, — Карина пожала плечами. — Так сложилось, что фактически я стала местным лекарем. Я провожу что-то вроде диспансеризации — осматриваю всех, исправляю, что можно исправить на бегу, откладываю на потом более серьезные вещи.

— Тогда Господь не зря проложил твой путь сюда, — убежденно произнес священник. — Люди с твоими талантами и твоей широтой души не попадают в нашу глухомань просто так. Господь, мудрый и всемогущий, ведет тебя по жизни, и будущее скрывает нечто, пока не доступное нашим взглядам, но прекрасно Ему ведомое. В Катонии наша вера не распространена… боюсь, там вообще нет достойной веры, и ты вряд ли примешь ее здесь и сейчас. Но я стану молиться за тебя, пусть это и грех — молиться за безбожницу. Господь, я уверен, защитит тебя. Не может не защитить.

— Если бы он существовал, возможно, и защитил бы, — Карина криво улыбнулась. — Но поскольку его нет…

— Да, дитя мое, ты веришь именно так. Но в Его сердце есть место даже для неверующих.

— Я не «верю», господин Фасар. Я знаю. Но я не думаю, что здесь и сейчас есть время для теологических диспутов. Меня ждут пациенты. Ты хотел спросить что-то еще?

— Да, госпожа. Чем я могу помочь?

— Ты серьезно? — переспросила Карина. — На самом деле хочешь помочь? Но у меня нет денег…

— Деньги преходящи, душа вечна. Что я могу сделать?

— Ну что же… — Карина, прищурившись, посмотрела на него. — Ты можешь достать лекарства? Мне нужны витаминные комплексы, общеукрепляющие средства, минеральные и противовирусные препараты — вообще все, что можно достать. Шприцы. Желательно, не одноразовые — из упрочненного стекла. Плюс стерилизаторы, работающие на твердом спирте, и запасы самого твердого спирта. Мне нужны бумага с карандашом, чтобы вести историю болезней. Если возможно — планшет или хотя бы пелефон плюс зарядное устройство на солнечных батареях. Лучше, если ты поговоришь с вашим врачом — у вас ведь есть свой врач в миссии? — и спросишь у него, что может потребоваться в полевом госпитале. Я не откажусь ни от чего. Но я не смогу заплатить. По крайней мере, сразу. Возможно — вообще никогда.

— Я посмотрю, что удастся достать, — миссионер, кряхтя, поднялся. — Пока же я перестану злоупотреблять твоим гостеприимством. Да и солнце клонится к закату, а да нашей миссии больше шестидесяти верст, по местным дорогам часа три пробираться. Кому передать весть о том, что вы живы и здоровы?

— Спасибо, господин Фасар. Пока никому. Впрочем… — Она задумалась. — Как называется место, где расположена твоя миссия?

— Тампасика. Небольшой город или большая деревня, смотря как посмотреть, вряд ли больше трех тысяч жителей.

— Он есть на картах?

— Да, есть.

— Хорошо. Господин Фасар, если однажды к тебе зайдут в гости наши друзья, расскажи им, как сюда добраться. Они скажут пароль — «мароновая роща». Но не говори никому, что ты их ждешь, возможно, они и не зайдут никогда. Хорошо?

— Твои друзья здесь? — поп потеребил бороду. — Хорошо. Марон — какое-то дерево, если я правильно понимаю?

— Да. С такими резными листьями, как рука, — Карина продемонстрировала растопыренную пятерню в качестве иллюстрации.

— Я запомню. А сейчас, госпожа Карина, не могла бы ты позвать мужчин, чтобы они помогли мне донести брата Сумарена до джипа. Боюсь, года мои уже не те, чтобы дотащить егов одиночку.

— Обойдемся без мужчин, — улыбнулась Карина. — Только, очень прошу тебя, не надо привозить его в следующий раз. И забери его звезду — наверное, она ему пригодится.

В сопровождении Цукки, Тамши и брата Фасара Карина, манипуляторами неся пребывающего в глубоком обмороке Сумарена в полусажени перед собой, дошла до стоящего на околице джипа, возле которого уже стоял сумрачный Младший Коготь, пиная скат. Он молча проследил, как Карина запихивает бессознательного миссионера на заднее сиденье, как брат Фасар забирается на место водителя, повернулся и ушел.

— Брат Фасар, — Цукка подняла руку, прежде чем тот завел мотор. — Можно задать тебе вопрос о твоей вере?

— Конечно, дитя мое.

— Ваш святой знак — звезда в круге. Я уже видела такой у одного… из солдат Дракона. Только он меньше и с дыркой в центре звезды. Разве среди солдат Дракона есть последователи вашей церкви?

— Вряд ли. Раз звезда с отверстием, это знак Курата — он местный бог солнца. Если ее расположить так, чтобы тень звезды падала на землю, в ее центре окажется светлая точка — символ того, что день торжествует над ночью.

— Бог солнца? — переспросила Цукка. — Но ведь твоя Церковь тоже поклоняется Отцу-Солнцу? Получается, что ваши религии одинаковы?

— Двести лет назад за такую ересь, дочь моя, тебя живой сварили бы в кипящем масле, — усмехнулся проповедник. — В наше время, когда я попытался провести такую параллель в своей диссертации на звание магистра теологии, меня просто отправили в самый глухой уголок планеты, который только можно придумать. У нас не принято рассуждать о подобных вещах, но у меня есть довольно убедительные доказательства, что изначально Церковь Колесованной Звезды являлась ответвлением одного из южных культов. Умерщвленный на колесе Пророк, живое воплощение Бога-Солнца, сильно изменил основные положения тогдашней религиозной доктрины и создал нашу Церковь. Предупреждаю, не стоит обсуждать этот вопрос с другими миссионерами — выйдет…. теологический диспут, как ты выражаешься. Но я нахожу удовольствие в изучении истории, так что с радостью расскажу тебе все, что знаю, когда появлюсь у вас в следующий раз.

— Надеюсь, когда-нибудь ты познакомишься с моим мужем, Саматтой, — серьезно сказала Цукка. — Он тоже историк. Уверена, вы найдете много общих тем для разговора.

— Надеюсь на встречу, — кивнул брат Фасар. — Но сейчас мне пора. И помните: главное — не отчаиваться. У Господа нашего странное чувство юмора, а в рукаве — много козырей. И я стану молиться за вас.

— Чувство юмора у Дзи действительно странное, если о нем речь, — пробормотала Цукка под урчание заводящегося мотора, вместе с Кариной отходя в сторону, чтобы не мешать машине разворачиваться. — А уж про Камилла вообще молчу.

— А он хороший дядька, — сказала Карина. — Господин Фасар, я имею в виду, не Камилл, разумеется. Даже удивительно.

— Дядька хороший, а вот компанию себе выбрал неподходящую. Уму непостижимо — жрец, критически изучающий прошлое своей религии! — Цукка помахала вслед уезжающей машине. — Ну что, ты собираешься прием дальше вести? Я там детишкам про Текиру рассказывала, про материки и океаны. Вон они все из-за домов выглядывают, сейчас от любопытства полопаются. Так что ты как хочешь, а я пошла дальше свет людям нести.

Поздно вечером, в одиночку отправившись к речке искупаться — река изменила свое русло, но удобные для спуска к воде места сохранились — Карина вляпалась в приключение. Обсохнув после купания и натянув платье, она принялась подниматься на высокий здесь берег. Простому человеку пришлось бы попыхтеть, пытаясь в кромешной темноте нащупать дорогу, но она ясно видела тропинку сканером и уверенно шагала по ней, перепрыгивая с камня на камень. Маленький песчаный пляжик, который она так полюбила, безвозвратно погиб, уничтоженный селевым потоком, но, по крайней мере, перекрытая грязевыми наносами река разлилась выше по течению, там, где в сезон «малых дождей», как сейчас, обычно красовалось лишь широкое галечное ложе. Сейчас Карина носила сделанные специально на ее маленькую ногу гунки из дубленой кожи, а потому не боялась повредить ноги об острый обломок камня, не обточенный водой. Однако усталость и самоуверенность сыграли свою роль, и когда она решила срезать несколько шагов, пройдя по большой старой валежине, оступилась.

Она взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие и балансируя на трухлявом дереве, по которому заскользили плоские гладкие подошвы гунок. В конце концов ей удалось собраться и упасть, почти рухнуть на одно колено, крепко ухватившись рукой за торчащий сук. Однако для старой деревяшки такое оказалось уж слишком. Что-то хрустнуло, треснуло, застонало, и валежина сначала медленно, а потом все быстрее заскользила сквозь заросли кустарника вниз с обрыва. Отчаянно пытаясь удержаться на ней, Карина попыталась перегруппироваться, но прогнивший ствол развернулся и толстым концом вниз устремился к отблескивающей искрами в полутора саженях под ней черной речной воде. Она инстинктивно упала вперед, размахивая руками, чтобы ухватиться хоть за что-то, способное удержать ее от падения — и внезапно ствол рванулся из-под нее вверх и назад, обломками сучьев обдирая ей ноги, и она приникла к нему всем телом, обхватывая руками и ногами.

Несколько секунд спустя, все еще тяжело дыша и ощущая, как от выброса адреналина колотится сердце, она осознала, что все еще держится за повисшее под углом бревно. Что происходит? Проклятая деревяшка все-таки за что-то зацепилась? Но насколько прочно и не заскользит ли снова, если она неосторожно пошевелится? В ушах шумела кровь, и предупреждающе подрагивали манипуляторы, сигнализируя, что вес удерживаемых предметов близок к верхнему пределу. Удерживаемых предметов? Да. Ее глупые инстинкты заставили бесполезно хвататься за окружающее не только руки, но и манипуляторы. Она попыталась понять, что именно держит, ослабив хватку одного из невидимых щупалец, и в тот же момент два других, неслышно прозвенев в голове, отключились. Миг холодящей живот невесомости — и вода с грохотом обрушилась на нее сразу со всех сторон, и равнодушно-смертельная тяжесть бревна вывернулась из под нее и накрыла сверху, топящая, царапающая, вжимающая в холодную воду, мешающая всплыть вверх, к глотку свежего воздуха. Откуда у самого берега такая глубина??!

Разнеся предательскую деревяшку манипуляторами в щепки, основательно наглотавшись воды, кашляя и отплевываясь, она саженками подплыла к уплывающему мимо берегу, до которого почему-то оказалось не менее трех сажен, и на четвереньках выбралась на него гораздо дальше того места, что покинула пару минут назад. Исцарапанное и избитое тело саднило, кажется, сразу везде.

— Прямо «фантастические виражи». И на аттракционы ходить не нужно… — пробормотала она себе под нос, с трудом подавляя желание истерически рассмеяться. Чего смешного, в конце концов? Что она только чуть не убилась по собственной глупости? Излишние самоуверенность и самодовольство редко заканчиваются хорошо, вспомнила она слова Дзинтона. Ты сильна, Кара, но Вселенная огромна и равнодушна, и она способна прихлопнуть тебя как муху, если ты не побережешься. Не со зла — просто она так устроена. Несчастные случаи в человеческой истории погубили больше народу, чем любая самая ужасная война…

Несколько минут она просто лежала на спине, ощущая, как по оставшимся в реке ногам текут струйки воды. Потом она заставила себя сесть и критически оглядела себя сканером. Хороша. Сочащееся водой тонкое платье, подарок господина Шаттаха, еще утром бывшее с иголочки новым, сейчас выглядело так, словно его драла стая сумасшедших кошек. Кожа покрыта сеткой кровоточащих и саднящих от воды царапин, а на ребрах и под левым глазом к утру, наверное, проступят колоритные синяки. Хорошо хоть глаз острым сучком не выколола. Интересно, что по такому поводу придумает деревенская молва? Что она героически сражалась с духами, защищая от них Мумму? Или что она чем-то не угодила духам, и те задали ей хорошую трепку?

Шипя сквозь зубы от боли, она вылезла из платья и принялась выжимать его. Толком зашить, наверное, не удастся, особенно с местными иглами, больше напоминающими шило без рукояти, но совсем без одежды по деревне шлепать все-таки не годится. Или можно? Мало ли ее странностей, включая странные пляски в голом виде на берегу реки, уже списано на великошаманский статус? Что-то беспокоило ее на краю сознания, и, выжимая платье, она пыталась ловить все время ускользающую мысль.

Внезапно она замерла. Бревно! Она совершенно определенно не могла упасть с относительно невысокого обрыва на самую середину реки, да еще и вместе с тяжелым бревном, явно не обладающим способностью к левитации. Максимум, на что она могла надеяться — шлепнуться вместе с ним не на грубый галечник у воды, а на мелководье у самого берега. И, тем не менее, она оказалась от берега слишком далеко. Как? Если отбросить все невероятные объяснения, она летела. Точнее, летело бревно, за которое она держалась. И упали они только тогда, когда она расслабила один из манипуляторов. Неужели… Неужели именно она его держала в воздухе?

А кто еще? Или что?

Она весит шестьдесят один килограмм. Сколько может весить старая пропитанная влагой валежина? Шестьдесят килограмм? Семьдесят? Если только за последние периоды эффектор не приобрел новых способностей, ее предел тяжести — по сорок три килограмма на манипулятор. В сумме ее вес и возможный вес валежины — как раз в районе лимита.

Значит, она держала в воздухе валежину, а валежина держала ее?

Все сходится. Манипуляторы не могут воздействовать на тело носителя, в том числе и поднимать его, верно. Но они и не связаны с телом в том же смысле, что и руки, их база перемещается в пространстве, не опираясь на носителя, а лишь используя его в качестве нулевой точки отсчета. Если они получили приказ удерживать предмет на одном месте относительно базы, они и станут удерживать его там, как бы носитель ни перемещался сам. Она сама сотни раз носила таким образом тяжести.

Барахтаясь, она случайно, не желая того, потянула деревяшку вверх и в сторону. А деревяшка, в свою очередь, потянула за собой ее.

А значит, значит…

Она бросила на землю мокрую тряпку, в которое превратилось платье, и вскочила на ноги, мгновенно забыв про саднящие царапины. Нужно срочно проверить. Немедленно! Что же найти? Она лихорадочно осмотрелась. Из земли торчит край подходящего по размеру камня — нет, не то, он наверняка слишком тяжелый. В воде в сажени от берега медленно плывет палка — слишком маленькая. Нужна доска — или что-то похожее. Ствол? Ну да, ствол! Она бросилась к тропинке вверх по склону. Вон тот, поваленный? Нет, слишком большой и трухлявый. Вон тот? Слишком тонкий, не удержать равновесие. Нет, зачем она смотрит на лежащее гнилье? Она осмотрелась и нашла подходящее дерево: сетчатая пальма в два ее роста, с легким, но в то же время прочным стволом и без сучьев до самой вершины! Несколькими ударами манипуляторов она срезала дерево, позволила ему рухнуть на землю, отбила верхушку и приподняла. Сойдет. Она запрыгнула на ствол — и тут же, оскользнувшись, чуть было не навернулась вниз по склону. Ну уж нет, хватит с нее одного раза. Она быстро сорвала с ног гунки, встала на еще хранящий дневное тепло ствол босыми ступнями и резко выдохнула, отгоняя спешку и волнение. Открытие открытием, но торопиться некуда. Один раз сегодня из-за небрежности она уже чуть не убилась…

Успокоив дыхание и сосредоточившись на поддержании равновесия, она ухватилась манипуляторами за середину и края ствола и осторожно потянула их вверх. Не рассчитала — ее опора дернулась вверх слишком сильно, и она шлепнулась на ягодицы, ободрав их о мелкочешуистую кору. Так. Попробуем иначе… Она оседлала ствол, ощущая бедрами его колючесть, и снова потянула его вверх, на сей раз аккуратнее. Ствол сердито укусил ее снизу всеми своими мелкими занозами — и она почувствовала, как ее земля уходит из-под коленей, как отрываются от нее сначала голени, потом ступни, кончики пальцев… Она поднимает свою опору — а опора поднимает ее!

Она летит! Летит!!!

Она медленно воспарила над верхушками деревьев, и волшебная эйфория охватила ее. Ночной ветер обнял ее влажное тело прохладными объятьями, захолодил мокрые спутанный в колтун волосы, но она не обращала внимание ни на зябкий воздух, ни на саднящую кожу, ни на ноющие ребра. Она летит! Ведь это, оказывается, так просто! Почему никто не изобрел такой способ раньше? Кроны деревьев уже колыхались в трех саженях под ней, а еще в трех саженях ниже река поблескивала отраженным светом все ярче сияющего на небе Звездного Пруда. Несмотря на эйфорию в ней все-таки пробудилась осторожность. Она аккуратно ослабила тягу — бревнышко дернулось и заколыхалось, но она тут же восстановила равновесие — и повисла, прекратив подъем. Или почти прекратив — наверное, нужно изобрести какой-то способ для измерения вертикальной скорости. Она осторожно повернула свою опору так, чтобы ее конец указывал на реку. А что дальше? Как сместиться вперед? Ведь она же летела на валежине какое-то время! А! Валежина висела под углом. Манипуляторы тянули ее перпендикулярно к оказавшейся под углом деревяшке, сила тяжести — вниз, так что суммарный вектор оказался направлен вверх и назад. Общий принцип — совсем как у вертолета. Вверх ей больше не надо, а вот вперед…

Она осторожно наклонила обломок ствола «носом» вперед, и кроны деревьев под ней тут же прыгнули назад, а вода резко приблизилась, так что она еле успела выправиться и зависнуть всего лишь в сажени над поверхностью реки. Так. Метод правильный, а реализация подкачала. Если наклоняться, то нужно сильнее тянуть вверх, чтобы результирующий вектор сил оказался параллелен земле. Она поднялась вместе с бревном еще саженей на пять и попробовала снова. На сей раз проседание по высоте оказалось куда меньшим. Третья и четвертая попытки унесли ее вперед и вверх, но пятая оказалась почти идеальной…

Она утратила счет времени. Она не знала, сколько экспериментировала со своим полетом, но внезапно до ее слуха донеслись едва слышные крики. Она встрепенулась, едва не утратив контроль, но удержалась и прислушалась. Цукка? И еще кто-то. Где она? В этот же момент ее голову пронзило резким импульсом форсированного вызова, мир расплылся перед глазами, и она едва не рухнула вниз.

«Кара, контакт! Цукка в канале. Куда ты запропастилась? Почему на вызовы не откликаешься? Что случилось?!»

«Цу? Как — не откликаюсь? Ты что, звала?»

«А ты не слышала? Интересно, чем же настолько увлекательным ты занимаешься? Или вздремнуть решила под кустиком? Хоть бы предупредила, пожалела мои нервы!»

«Извини. Я… знаешь, я лучше покажу для пущего эффекта. Вы где?»

«На берегу, где купаются. Я тоже решали купнуться, приходим с Тамшей — а тебя нет, только драное мокрое платье на камнях валяется. Укричались все…»

«Прости, Цу. Я сейчас вернусь. Подождите немного, только на местности сориентируюсь. Я связь обрываю, и так с трудом равновесие держу».

«Равновесие? Кара, ты меня все больше интригуешь. Ты случайно не канатоходством заняться решила? Намереваешься фокусы в деревне показывать?»

«Увидишь. Отбой».

«Конец связи».

Карина огляделась и сообразила, что совершенно не узнает местность — сканер просто не доставал до земли, да и если бы доставал, вряд ли бы вышел толк. Она все равно не знает окрестностей деревни, тем более никогда не видела их сверху. Хорошо, что она все время инстинктивно держалась реки! Она развернулась, снизилась и медленно поплыла на голоса над самой водой.

Вскоре возле реки показался мерцающий свет факелов.

— А если она заблудится? — встревоженно спрашивала Цукка,

— Ходить сан Мамай, людей звать, искать вокруг, — озабоченно откликалась Тамша. — Найти быстро, бояться нет, Цукка.

Карина тихо хихикнула. Она по дуге облетела женщин так, чтобы оставаться за пределом света факелов, и зависла сзади.

— Не надо меня искать, я сама нашлась, — весело сказала она.

Цукка и Тамша синхронно дернулись от неожиданности, почти подпрыгнули на месте, и резко повернулись. У Цукки медленно отвисла челюсть. Тамша попятилась, свободной рукой делая охраняющие от духов знаки: указательный палец очерчивает круг и резко тыкает вперед, словно пронзая кого-то насквозь. Карина неподвижно парила перед ними, наслаждаясь эффектом.

— Кара? — наконец опомнилась Цукка. — Ты… что ты делаешь? Как ты?..

— Я тут по ходу дела летать научилась, — небрежным тоном сообщила Карина, медленно облетая ее над водой. — Решила, что по земле ходить слишком скучно. Да ты не волнуйся, я и тебя покатаю…

И тут она, не рассчитав, слишком сильно опустила «нос» своего импровизированного летательного аппарата и зацепилась за волну. Бревно дернулось и наискось нырнуло в воду, ткнувшись в отмель. Карина отчаянным рывком попыталась выдернуть его из реки, и манипуляторы, тренькнув от перегрузки, отключились. Карина по инерции упала вперед, плашмя приложившись брюхом сначала о воду, а потом о подводную гальку, и обломок ствола, встав на попа и немного побалансировав, с шумным плеском рухнул на мелководье — к счастью, назад, а не на нее — обдав оцепеневших Цукку с Тамшей тучей брызг.

Какое-то время все молчали — Карина отходила от падения и отплевывалась, а Цукка с Тамшей приходили в себя от шока.

— Ну, Кара! — наконец выдавила из себя Цукка. — Ну, фокусница! Доведешь ты меня до инфаркта своими штучками! Ты как это сделала?

Мокрая Карина на четвереньках выбралась на каменистый берег, легла спиной на еще теплую после дня гальку и потерла глаза.

— Сегодня прямо День Больших Шлепков в Воду, — пожаловалась она. — Сначала с обрыва, теперь — с бревна. И кто, спрашивается, изобрел гравитацию? Как хорошо жилось бы без нее!

— Она сама изобрелась, — сухо сказала Цукка. — Без посторонней помощи. Может, все-таки объяснишь, что случилось? Ты почти час отсутствовала, мы с Тамшей забеспокоились, пошли искать, обнаружили одежду… — она нагнулась и подняла с камней мокрую тряпку, в котором даже сканер не мог угадать бывшее платье. — Я, конечно, знала, что ты жива, но мало ли что могло случиться! То ли тебя течением унесло, то ли местный обака похитил и сейчас насилует где-нибудь в лесочке… Ты даже на вызовы не откликалась! Предупредить не могла?

— Извини, Цу, — откликнулась Карина. — В голову не пришло связаться. Увлеклась. Все-таки не каждый день способ полета изобретаешь.

— Сама Карина — великий шаман! — пробормотала наконец-то обретшая голос Тамша. — Сама Карина летать по воздух, она летать!

— Опять «сама»? — строго спросила Карина. — Договорились же без формальностей!

— Ма, сама Карина! — судя по движениям капюшона кубалы, Тамша энергично закивала. — Без формальностей. Карина — великий шаман без формальностей!

Цукка закинула голову и звонко засмеялась. В ее смехе сквозило явное облегчение.

— Точно, шаман — и без формальностей, — согласилась она, при саживаясь рядом. — Кара, ты толком объяснишь, как себя в воздух поднимать научилась? Или нам с Тамшей просто показалось?

Она опустила факел пониже и пригляделась.

— Ты что, с гуаром голыми руками сражалась? — удивилась она. — Где ты так исцарапалась? Сверху донизу же! А у нас и йода нет.

— Заживет, — устало вздохнула Карина. — Все просто, Цу. Я не могу поднять себя — но могу поднять то, на чем стою. А остальное — просто складывающиеся векторы сил.

Цукка помолчала, прикидывая.

— Просто, как рисовый колобок, — наконец сказала она. — И гениально. Поздравляю, Кара. Теперь ты — дипломированная ведьма, совсем как в древних сказках Демиургов, что Дзи давал. Недаром тебя сегодняшний бесноватый поп изгнать пытался. Завтра сделаем тебе метлу, и станешь летать над деревней, чужих отпугивать.

— Нет уж, хватит с меня бревнышка, — облегченно улыбнулась Карина. Шутит — значит, простила. Она дотянулась до кисти подруги и слегка пожала ее, почувствовав легкое ответное пожатие. — И так вся задница ободрана. Почему я не догадалась дерево платьем обернуть? Надо сделать что-то вроде тонкого легкого диска и на нем учиться летать, стоя.

— Научишься, — задумчиво покивала Цукка. — Ты же мастер Пути, с акробатикой и координацией у тебя все в порядке. Ну, вот и ответ на главный вопрос — как ты отсюда смоешься в случае чего. По воздуху.

— Смоюсь? — Карина села и озадаченно посмотрела на подругу. — Во-первых, я и тебя…

— Кара, ты считать умеешь? — перебила ее Цукка. — В пределах первого класса? Я вешу семьдесят два килограмма. Ты — шестьдесят один. В сумме — сто тридцать три, на четыре килограмма больше твоего лимита, даже если забыть про опору, которая тоже что-то весит. Меня ты взять не сможешь.

Карина фыркнула, и Цукка с содроганием увидела на ее лице то самое выражение «даже-и-не-пробуй-переубедить».

— Я никуда не улечу без тебя, Цу, — слегка раздраженно сказала она. — Не обсуждается. Ты здесь из-за меня. Думаешь, я смогу жить со знанием, что обрекла тебя на смерть? Чушь. Во-вторых, я не могу оставить Мумму — мы с тобой отвечаем за ее жителей, забыла? Я обязана их защитить, что бы ни случилось.

— Ты не можешь. Кара, даже ты не устоишь против нескольких солдат Дракона! У них есть средства против девиантов, наверняка есть и «розы». Тебя вырубят одним выстрелом и убьют. Ты ничего не можешь сделать. А ты уникальна! Ты просто не имеешь права позволить себя убить в какой-то занюханной сураграшской деревушке! Если наши не успеют добраться в срок, ты…

— Я никуда не улечу в любом случае. Цу, это не обсуждается. Не трать зря время. Кстати, раз речь зашла о наших — Яни с ума сойдет, когда я ей расскажу!

Карина вскочила на ноги.

— Топаем домой! — скомандовала она. — Я замерзла. Тропики, называется! Чуть стемнеет, как уже зуб на зуб не попадает. Надо предъявить рекламацию туристической фирме!

— Купаться ночами меньше надо, — безнадежно сказала Цукка, поднимаясь вслед за ней. Собственно, а на что она надеялась? С самого начала было ясно, что Кара ответит… Надо с Мати посоветоваться. — Ты видела хоть одного местного, который бы купался ночью?

— Я вообще ни одного местного не видела, который бы мыться удосуживался! — отрезала Карина. — Хорошо хоть одежду стирают. Дай сюда платье. Пусть дырявое, но хоть что-то. Надо подумать, как их к гигиене приучать. Тамша, ты знаешь, что духи требуют регулярных помывок в реке? Они мне сегодня сказали. Каждый вечер — купаться. Ясно?

— Карина шутить, — судя по голосу, Тамша уже оправилась от шока. — Все знать, духи текучий вода бояться, близко не подходить, даже мост не переходить.

— Вот тебе и великий шаман! — ухмыльнулась Цукка. — Шаман, а таких простых вещей не знаешь. Смотри, уволят с должности за несоответствием. Ну ладно, раз идем, то идем. Там уже драконосолдатик заглядывал, интересовался, где ты. Вечерняя поверка у нас, понимаешь. Потопали.

— Потопали, — согласилась Карина. — А я по дороге Яну обрадую…

Тот же вечер. Грашград. Закрытая часть дворцового комплекса

— Повелитель степей ожидает тебя, момбацу сама Кимица ах-Тамилла!

Первый гэнро Великого Скотовода низко поклонился тарсачке, пряча взгляд, в котором наверняка таилась привычная злоба. Будучи гуланом, он плохо переваривал саму мысль о том, что тарсачка, да еще женщина, может занимать вообще какую бы то ни было должность. А тот факт, что Великий Скотовод много лет позволяет женщине возглавлять самую могущественную тайную службу Граша, просто бесил его до потери пульса — независимо от исторически сложившихся традиций, текущего политического расклада и прочих сопутствующих обстоятельств. Кимица знала об его отношении совершенно точно — приставленные к секретарю негласные наблюдатели уже записали достаточно его откровений, сделанных в предположительно приватной обстановке, чтобы обеспечить ему официальный сундучок с удавкой. Во время, какое покажется подходящим, записи всплывут в самой что ни на есть неудобной для него манере. И не спасут его ни высокий пост, ни политическая поддержка. Как жаль, что удавка в наше время — лишь дань традиции, форма, лишенная содержания!..

Первая Смотрящая Глаз Великого Скотовода издевательски поклонилась первому гэнро в самой изысканной своей манере и прошла мимо него в оставшуюся приоткрытой тяжелую резную дверь. Створка с тихим шелестом сама закрылась за ее спиной, негромко лязгнув толстыми стальными засовами. Кимица невольно бросила взгляд под потолок кабинета — туда, где за хорошо замаскированными бойницами располагались телохранители личной гвардии Великого Скотовода, наверняка уже взявших ее на прицел скорострельных автоматов.

— Я и в самом деле надеюсь, что просьба о срочной аудиенции окажется обоснованной, — без предисловий заявил Сашар, водружая на стол локти и смыкая перед лицом подушечки растопыренных пальцев. Его тон казался сухим, а направленный поверх пальцев взгляд — раздраженным. Похоже, встреча с Первой Смотрящей нарушила какие-то его планы. — Что случилось, Кимица?

— Доброй тебе воды, Повелитель степей! — на сей раз поклон Первой Смотрящей являл собой образец почтительной скромности. — Боюсь, мы столкнулись с политической проблемой, которую такая незначительная личность, как я, не способна разрешить самостоятельно.

— Хватит паясничать, Кимица, — раздраженно сказал Великий Скотовод. — Понимаю, что политическая, иначе ты бы ко мне не примчалась с такой скоростью. Садись и излагай, только по делу.

— Да, Сашар. Извини, — Кимица аккуратно села на самый край гостевого кресла. — Твой первый гэнро меня изрядно достал.

— Меня тоже. Как и ты, впрочем. Извини, ничего не могу поделать. Сама прекрасно знаешь, что он свой пост занимает по той же причине, что и ты — свой, и избавиться от него у меня возможностей не больше, чем от тебя. Даже в предположении, что я хотел бы от кого-то из вас избавиться. Меня вполне устраивает ситуация, в которой вы с трудом удерживаетесь, чтобы не вцепиться друг другу в глотку. По крайней мере, так у меня есть шанс прожить немного дольше, чем мой предшественник. Итак?

Кимица внутренне хмыкнула. Она была еще совсем девочкой, едва пятнадцати лет, когда таинственно умер предыдущий Великий Скотовод. Но она его еще помнила. Чтобы он высказывался с такой прямодушной прямотой, с таким едким сарказмом? Невозможно. Но нельзя не отдать дань должного его преемнику. Путь прямота Сашара граничит с неприкрытым хамством, но, по крайней мере, его слово всегда служит незыблемой гарантией заключенной сделки.

— Похоже, у нас под носом действует иностранная разведывательная или диверсионная группа, — сказала она, в самый последний момент решив перенести предисловие на потом.

— Забавное резюме проблемы. Учитывая, что вообще-то твоя роль в том и заключается, чтобы такие группы отлавливать, следует предположить, что что-то с данной конкретной группой не так. Что именно? Опять княжичи? Ее цель известна?

— Сашар, я начну с самого начала, если не возражаешь, потому что я и в самом деле в затруднении. Началось с того, что один из туристических гидов в Грашграде уведомил нашего представителя в Палате гостей о странных визитерах, бесследно растворившихся в городе через три дня после прибытия. Изначально он воспринял их как очередных капризных богачей, которым маеры девать некуда, «хрюшек» на своем жаргоне. «Хрюшки» оказались с отвратительными характерами, а потому он с облегчением от них избавился по окончании официального контракта. Однако потом выяснилось, что следующая группа, к которой он приписан, свой визит отменила, так что у него нарисовалось свободное время. Он решил, что «хрюшки», пусть даже с погаными характерами, но платящие деньги, все же лучше пустых карманов — у него есть кое-какие неприятные долги, которые нужно отдавать, на чем мы его и поймали в свое время. Так что он зашел к ним в гостиницу — только для того, чтобы обнаружить, что туристы словно растаяли в воздухе. Устроили крупный скандал на пустом месте и съехали без указания адреса. Поиск по гостиницам города ничего не дал — они не остановились ни в одной из них.

— Похищение исключается?

— В Грашграде? — обиделась Кимица. — Сашар, здесь в последний раз туриста украли пятнадцать лет назад. А похитители пожалели о том столь серьезно, что больше никто и не осмеливается. Даже Дракон не рискнет. Мы присматриваем за городом, так что никого серьезнее мелких мошенников в туристических зонах не водится.

— Не водилось, — поправил Сашар. — Могли и завестись. Дальше.

— Дальше мы вычислили такси и грузовик, на которых туристы убрались из отеля. Таксисты ничего не знают — они высадили пассажиров у торгового центра и больше их не видели. Но грузовик мы нашли. Водитель дал координаты съемного гаража на окраине. Хозяин сообщил, что гараж несколько дней снимали для парковки двух джипов, причем срок найма окончился через два дня после пропажи туристов. Водитель грузовика подтвердил наличие двух джипов в гараже в момент разгрузки багажа, хотя он особо не всматривался. Владелец соседнего гаража сообщил, что джипы выехали вскоре после отбытия грузовика. Номера он частично вспомнил, благодаря чему мы отследили оба джипа на записи камеры пропускного пункта на юго-востоке города. Похоже, «туристы» перегрузили багаж на новые машины, после чего резво убрались в неизвестном направлении.

— Может, банальная контрабанда, — пожал плечами Великий Скотовод. На его лице сохранялось скучающее выражение, но в глазах Кимица заметила искорки живого интереса. — Что в багаже, известно?

— В точности нет. Однако мы нашли таможенников, осматривавших их чемоданы при въезде, и они вспомнили, что там имелись весьма необычные для туристов вещи: палатки, качественное походное полевое снаряжение и так далее. Потому их и запомнили. Гид утверждает, что «хрюшки» изображали живой интерес к возможной рыбалке на природе, таможенники подтверждают упоминание такой версии. Туристы казались настолько тупыми, что все им поверили. Однако с учетом их исчезновения кажется куда более вероятным, что туристическая версия — лишь прикрытие, и они изначально планировали отправиться куда-то дальше.

— Итак, неопознанная группа под прикрытием туристической легенды… — Великий Скотовод задумчиво двинул бровью. — Из Катонии. В последний раз Катония, если я правильно помню, засылала к нам серьезных нелегалов лет двадцать назад. Я имею в виду автономно действующую группу. Стандартный шпионаж, промышленный и военный, — сколько угодно, полагаю, но зачем военной разведке или СОБ полевые агенты, снаряженные для независимых полевых действий? Что им у нас в степях вынюхивать?

— Здесь мы подходим к главному. У нас есть серьезные основания полагать, что группа к спецслужбам Катонии отношения не имеет и действует по собственной инициативе, пусть даже и с возможной помощью кого-то со стороны. Ты помнишь скандал с похищением Драконом врача-синомэ в Катонии две недели назад?

— Похищение… Да, помню. В твоем прошлом отчете упоминалось. Какое отношение к ней имеет исчезнувшая группа?

— Гид группы утверждает, что, как ему кажется, одна из туристок тоже могла оказаться синомэ, причем первой категории.

— Ну и что?

— Мы показали ее фотографию, сделанную при въезде в страну, Знающей.

— И?

— Она — действительно синомэ. Сводная сестра похищенной врача-синомэ. А один из мужчин — ее сводный брат. И все трое — Благословенные.

Глаза Великого Скотовода на мгновение изумленно распахнулись, но тут же его лицо приняло каменно-бесстрастное выражение. Кимица догадывалась, в каком направлении потекли его мысли: тонкий баланс сил между политическими группировками, включая те, которые явно поддерживал Дракона, и те, которые отдали бы все, чтобы уничтожить его.

— Группа исчезла бесследно? — наконец спросил он.

— Нет. Они допустили ошибку — отправились на двух идентичных машинах. Они остались на записях камер безопасности на границах Туса и Маньяхи. Номера изменены, но сомнений нет — они. Такой путь резко ограничивает выбор направлений, и хотя дальше в ту сторону автоматических камер нет, их заметили в Митаре, Тамтабале и Пирице. Фактически у них осталась только одна возможная дорога — по Восьмому шоссе к западной границе. Завтра днем они должны прибыть в Чумчу. Это последний шанс их перехватить. Группа захвата уже вылетела в Тёто, там пересядет на вертолеты и к завтрашнему утру доберется до Чумчи.

— Там есть аэродром?

— Небольшой, с грунтовой полосой. Для малых гражданских самолетов. Для заправки вертолетов вполне пригоден. Сашар, следует ли их перехватить? Если до… известных тебе персон дойдет, что мы знали о группе и не остановили ее… могут возникнуть серьезные проблемы. А если до Вездесущих дойдет, что мы воспрепятствовали их ученикам, я даже и не знаю, чего следует ожидать. Так что делать?

Несколько мучительно долгих минут Великий Скотовод изучал Первую Смотрящую бесстрастным взглядом.

— Ты реши, — наконец сказал он, и в его голосе на мгновение проскользнула злорадная нотка.

— Что? — от неожиданности Кимица едва не потеряла равновесие и с трудом удержалась на кресле. — Я?

— Ты. Твоя прямая задача — защищать Граш от враждебных элементов. И в то же время охранять покой мирных граждан, в том числе — иностранных туристов. Законы они никакие не нарушили. Им можно приписать разве что попытку незаконного выезда из страны через населенный пункт с отсутствующей таможней. Но и то не ранее, чем они пересекут границу. А когда пересекут, окажутся вне юрисдикции наших законов. Кимица, они представляют собой угрозу Грашу?

— Не… — Первая Смотрящая осеклась. Сказать «нет» или «да» означает автоматически принять решение. И, разумеется, понести за него всю полноту ответственности — к чему она совершенно морально не готова. Что бы ни произошло в дальнейшем, она в любом случае останется крайней. — Не знаю. У меня недостаточно данных для определенного ответа.

— Ну так собери их, — равнодушно пожал плечами глава государства. — На то Глаза и существуют. Только не забывай, что, как ты сама сказала, после того, как они покинут Чумчу, их уже не перехватить.

— Но решения такого уровня…

— Ты свободна, Кимица, — оборвал ее Великий Скотовод. — Завтра вечером жду от тебя отчета по ситуации.

— Да, Сашар, — сухо ответила Кимица, поднимаясь.

Выходя из кабинета, она постаралась придать лицу как можно более бесстрастное выражение, чтобы первый гэнро, ожидающий в глубоком мягком кресле ее ухода, не смог прочитать ее чувства. Проклятый Сашар! Что ей теперь делать? Разумеется, независимо от исхода дела и ее решения сильного ущерба она не понесет — у нее хватает союзников. Причем сторонников Дракона среди них нет. Так что если группа устроит Дракону веселую жизнь на его собственной территории, она лишь мысленно им поаплодирует. А недруги… Ну, в крайнем случае станут открытыми врагами. Но все-таки не следует лишний раз подставляться. Да и месть Дракона за бездействие, эквивалентной прямой помощи, может оказаться ужасной…

Ну что же. Решение необходимо принять. Но кто сказал, что принимать его должна она сама? В конце концов, именно для того она и отправила с группой Тимаширу, чтобы та поддержала решение — любое решение — своим авторитетом. Так пусть она не просто его поддержит, а еще и примет. И под удар Вездесущих в случае чего попадет тоже она. А если не попадет… Если в перспективе решение окажется скверным, оно зачтется в минус Тимашаре. Если удачным — в плюс Кимице.

Конечно, подставлять под удар свою союзницу плохо. И с точки зрения отношения с другими союзниками, и с точки зрения потери поддержки Северных колен. Но случаются ситуации, когда в политической игре приходится жертвовать даже самыми сильными своими фигурами. Хотя бы для того, чтобы выжить самой.

Добравшись до своей резиденции — жутко неудобной со всех точек зрения, но съехать из дворца означает дать пищу для нехороших слухов — она миновала проводившую ее взглядами безмолвную охрану и прошла в свой кабинет

— Вальха, вызови мне командира дежурной смены связи, — приказала она поднявшемуся навстречу ей секретарю.

Тот же вечер. Где-то на дорогах Граша

— … чего?!

Ольга оторвалась от экранчика своего пелефона, на котором несмотря на тряску читала книгу, и удивленно взглянула на уставившуюся куда-то в пространство Яну, лицо которой медленно приобретало ошеломленное выражение. Сидящий за рулем Дентор оглянулся через плечо.

— Ты серьезно? — внезапно спохватившись, Яна бросила на Ольгу извиняющийся взгляд. — Кара такое придумала… потом расскажу.

Она замолчала и углубилась в себя, изредка беззвучно шевеля губами. Ольга тихо хмыкнула. Интересно, как же они все-таки воспринимают такую связь? Как голос внутри головы? Или как сами собой возникающие мысли? Надо поинтересоваться — но потом, когда тонкие узы взаимного доверия немного упрочнятся. Ей, что редко случалось, нравилась компания, в которой она оказалась. Немногословные, сосредоточенные бывшие солдаты Саматта и Дентор, расслабленные, но в любой момент готовые взорваться вихрем действий, относились к знакомыми ей типажами — она часто встречала подобных им среди коллег по профессии. Но улыбчивая свойская Яна, ехидный насмешливый Палек, маленькая серьезная Канса — они сильно отличались от всех ее знакомых. Обычно среди последних фигурировали либо другие сотрудники Отдела внутренней безопасности, либо начальники и политики, которых ей приходилось охранять. Ее, к счастью, очень редко приставляли к кому-то помимо Медведя. За директора СВР она могла бы умереть без колебаний. Но вот большинству из остальных своих подопечных она бы без особых эмоций в любой момент свернула шею. Надменные, спесивые, с вечно недовольной миной на лице, смотрящие сквозь нее как сквозь стеклянную стену, находящие какое-то извращенное удовольствие в унижении подчиненных и пресмыкающиеся перед унижающими их вышестоящими… Мусор. Аристократический мусор, пусть и в элегантных костюмах, стоящих примерно ее годовое жалование. Более-менее приличные люди среди них тоже попадались, но не чаще, чем зеленые побеги в самом начале весны.

Заморская компания, технически говоря, тоже относилась к ее подопечным. Ее задачей являлось защитить их любой ценой — и сделать все, чтобы таинственная Карина Мураций все-таки попала в Четыре Княжества и вернула жизнь еще недавно красивому сильному телу Масарика Медведя. Она хорошо помнила мертвое лицо своего тайно обожаемого шефа, когда врач в больнице сообщил ему страшную новость. Если бы она могла, она бы с удовольствием поменялась с Масариком местами — только бы шеф снова улыбнулся ей своей теплой понимающей улыбкой. Но она не могла. А теперь у нее появился шанс помочь. Если только она вытащит чудо-врача в Княжества…

Тогда, в последний день перед их с Тароной отбытием, шеф вызвал их еще раз. Он долго выспрашивал обо всех деталях, а перед тем, как отпустить их, попросил Тарону оставить их наедине.

— Ольга, — ровно сказал он, оперевшись локтями о стол, положив подбородок на сжатые под подбородком кулаки и глядя ей прямо в глаза. — Ты понимаешь, что дело крайне рискованное? Что против тебя будут и люди, и обстоятельства? Что ты не получишь помощи, если что-то пойдет не так?

— Да, господин Медведь, — откликнулась она, вытянувшись по стойке «смирно». — Понимаю. Я готова к неприятностям.

— Охотно верю. Но я хочу попросить тебя об одном личном одолжении.

— Да, господин Медведь?

— Не рискуй понапрасну. Я хочу, чтобы ты вернулась. Если вы провалитесь, никто не станет тебя винить. Я прекрасно знаю, как из-за каких мелочей и глупостей срываются даже идеально спланированные операции, а твоя операция относится к крайне рисковым по любым меркам. Да и ты не полевой агент. Вселенная велика и бездушна, и даже самый сильный девиант вроде тебя для нее меньше мушки перед слоном. Я хочу, чтобы ты не рисковала попусту. Если задача невыполнима, возвращайся.

— Я сделаю все, что в моих силах, господин Медведь. У меня просчитаны все возможные варианты отхода.

— Ответ не принимается. Ольга, прости меня, старика, но я догадываюсь, как ты ко мне относишься. Плохо, когда телохранитель испытывает такие чувства к своему начальнику, но поделать тут ничего нельзя. Я не хочу отказываться от твоей защиты — по крайней мере, я могут быть уверен, что ты меня не предашь. Но эмоции мешают тебе думать ясно, как подобает профессионалу. Масарик… много значит для меня. Но совсем не факт, что Карина Мураций способна ему помочь. В конце концов, она не волшебница и даже не нейрохирург. А тебя мне заменить некем. Пообещай мне прямо сейчас, что не станешь рисковать попусту.

Она пообещала.

Впервые в жизни она дала обещание, которое не намеревалась выполнять.

Она доставит Карину Мураций в Княжества любой ценой. Люди, которые ехали сейчас с ней в машинах, по сравнению с чудо-врачом лишь расходный материал, которым можно пожертвовать при необходимости. Возможно, живой щит против Дракона, если Демиурги все еще приглядывают за ними. Не более того. По крайней мере, так она думала поначалу.

Но за пять дней, что она провела в их компании, она с удивлением обнаружила в себе все крепнущую симпатию к ним. Она являлась если и не врагом, то, по крайней мере, весьма сомнительным другом. Сотрудником спецслужбы государства, по крайней мере однажды недвусмысленно продемонстрировавшего свою враждебность. Человеком, который преследовал свои тайные цели. Однако если они и имели в душе что-то против нее, то никак того не показывали. Наоборот, они всячески старались показать ей, что она своя. Что она член команды. Что она — друг. Уже на третий день Палек начал подтрунивать над ней так же, как подтрунивал над своими родственниками — и Ольга, несмотря на точную колкость его замечаний, чувствовала, что не имеет ничего против. Пару раз, когда замечания оказались особенно точными, она страшно жалела, что не способна с ходу найти адекватный ответ — но и не более того. Ни злости, ни даже раздражения из-за его шуточек у нее почему-то не возникало. А когда вчера вечером он несколькими штрихами набросал на нее карикатурный шарж, она, к своему вящему удивлению, только звонко рассмеялась и шутливо пихнула его в грудь манипулятором — тем самым, которым десять лет назад в кадетском училище искалечила и чуть было не прикончила старшекурсника за куда более невинную шутку о своей внешности.

А ведь еслиподумать, они в иерархии сильных мира сего стоят куда выше, чем большинство надутых индюков, с которыми она имела дело. Не в официальной, публичной иерархии, а среди тех, кто имел реальную власть. Карина Мураций может пока не понимать того, но будучи всего на год старше Ольги, она уже влиятельнее целой фракции катонийской Ассамблеи. Если — когда — она осознает свою силу, она станет одной из самых видных персон на политическом катонийском небосклоне. А вместе с ней — и члены ее семьи. Палек и Яна пока тоже слишком наивны, чтобы осознать реальное положение вещей, но Саматта и Дентор с высоты своего жизненного опыта должны все прекрасно понимать. И, тем не менее, они оба обращаются с ней как с равной и как со своей — и ни разу не оскорбили ее бессмысленным недоверием. А на разумную осторожность она не обижается.

Когда — если — они выберутся из этой передряги, она еще задумается о своем отношении к ним. Возможно, им никогда не стать настоящими друзьями. Их дороги разойдутся так же внезапно, как и сошлись: они вернутся в Катонию, она — в Княжества. Возможно даже, со временем они забудут ее, простого телохранителя в Службе внешней разведки Четырех Княжеств. Но она почти наверняка до конца жизни сохранит в своем сердце настоящее уважение к ним…

— Я тащусь, как брюхом по склону! — снова нарушила тишину Яна. — Ольга, ты представляешь — Кара летать научилась!

— Летать? — недоуменно переспросила Ольга. — Как?

— Элементарно. Встаешь или садишься на опору и начинаешь ее поднимать. А она поднимает тебя. Дядя Дор! Когда у нас остановка на ночлег?

— Ты у нас штурман, вот ты и скажи, — не оборачиваясь хмыкнул Дентор. — У тебя же карта.

— Зануда! — обиделась Яна. — Мог бы и сам сказать, у тебя же верстомер перед глазами.

— Верстомер тоже с картой сверять следует, — парировал полицейский. — Давай, проверяй, не упрямься.

Возмущенно выдохнув, Яна включила верхний свет, вытащила из кармашка переднего сиденья карту, развернула ее и подключила к пелефону. Какое-то время она сражалась с упрямым листом фотопластика, пытаясь расположить его так, чтобы видеть нужный участок.

— Вот мы, если верить спутникам… — пробормотала она наконец. — Дядя Дор, у меня только три сигнала, и один на самом горизонте. Еще немного, и система позиционирования начнет показывать температуру на пятой планете Бу Ожерелья.

— Тоже небесполезная информация. Но сейчас ты по делу говори. Проблемы нам обещали не ранее Чумчи, а до нее завтра еще полдня пути. Так что станем решать их по мере поступления. Так что с положением?

— Тридцать верст до плановой точки ночлега. А может, раньше остановимся? В первый же раз в поле ночуем. А на первый раз всегда больше времени надо. Дядя Дор, ну пожалуйста! Мне полетать хочется!

— Налетаешься еще, — безжалостно усмехнулся Дентор, не оборачиваясь. — Особенно сверху вниз. Имей в виду, я тебя ловить не намерен.

— Большой грубый мужик! — пожаловалась Яна Ольге. Та ответила ей весело-сочувственным взглядом. — Никто нас, женщин, не понимает!

— Ага, даже вы сами, — согласился Дентор. — Потерпи, Яни. Совсем же немного осталось. Остановимся на десять минут раньше, ладно уж, тогда и наразвлекаетесь.

— Не о развлечениях речь, Дентор, — вклинилась Ольга. — Если идея действительно сработает — в чем я совершенно не уверена, учитывая особую уникальность эффектора Карины — у нас появится дополнительное тактическое преимущество. И я даже знаю, где и как я его использую.

— Вот как? И где же?

— Пока рано обсуждать. Нужно продумать идею. Но даже если она окажется нереальной, согласись, что как минимум форсировать реки и ущелья окажется куда удобнее. Наведение навесных мостов резко упростится. И разведка облегчится.

— Толку от навесных мостов мало, если вспомнить о запланированных мулах. Но разведка — да… — Тон Дентора стал задумчивым. — Хорошо, убедили. Остановимся на полчаса раньше. Яни, передай Мати.

— Ага… — Яна на несколько секунд умолкла, потом кивнула. — Все, они в курсе.

— Хорошо. А теперь, девочки, постарайтесь меня не отвлекать. Дорога заметно ухудшается, как бы не влететь в какую-нибудь колдобину…

4.05.858, деньдень. Чумча

К Чумче они подъехали в час дня.

Саматта остановил машины в нескольких вестах от города, где дорога ненадолго выбиралась на небольшой холм. В ярком солнечном свете степной городок с возвышенности виднелся как на ладони.

— Душераздирающее зрелище… — пробормотал Дентон, осматривая селение в бинокль — городом его после первого же взгляда назвать казалось невозможным. Небольшое пятно застроенной земли, верста или полторы в длину, раскинувшееся по берегам узкой речушки, за которой начинались островки деревьев — первые предвестники лесов, в которые уже в двух десятках верст дальше переходила голая до того степь. Ни одного здания выше двух этажей. Беспорядочные кривые улицы. Дома обнесены высокими глухими заборами. На улицах не замечалось никакого автомобильного движения, хотя в нескольких местах плелись какие-то повозки, влекомые чем-то вроде осликов. Дорога, уже верст двести как переставшая даже претендовать на гордое звание «асфальтированной», вливалась в селение и растворялась в его переулках. Впрочем, по сравнению с дорогами, сходящимися к городу с противоположной стороны речки, она выглядела настоящим шоссе.

— Если верить спутниковым снимкам, вон то белое здание — городская управа, — Дентор вывел на карту схему города и поглядывал то на нее, то на реальный прототип. — А там, на окраине, рынок. Полицейский участок разглядеть не могу…

— Возле моста через реку, — подсказал Дентор. — Видишь, на крыше какой-то медный знак поблескивает? Оно, похоже, от соседних домов больше ничем не отличается. Нам куда актуальнее то, что здесь называется постоялым двором. Вон там, рядом с рынком.

— Вижу… А там что такое? Не в городе, в полуверсте к северу?

— Вертолеты. Значит, поле на котором они стоят, настоящий аэродром. А мы-то голову ломали, что за странная площадка! А ведь действительно, рядом вроде бы как подземный резервуар. Большой транспортник — наверняка военных, но вот интересно, кто на малой птичке летает? Местный богач или официальное лицо?

— А давайте мелкого угоним! — оживленно предложил Палек. — По-быстрому слетаем в Мумму и вернемся. Глядишь, за день обернемся.

— Давай, — согласился Дентор. — Рулить ты станешь?

— Мати! — преувеличенно разочарованно протянул Палек. — Только не говори мне, что ты вертолетом управлять не умеешь.

— Раз ты сам догадался, то не скажу, — согласился Саматта. — Дор, у тебя навыков пилота, часом, не завелось? Девочки, а как у вас с этим делом?.. Извини, Лика, облом. Кроме того, ты обратил внимание, что он шестиместный?

— Ну? Нас как раз шестеро!

— А Цу и Кару на обратном пути под брюхо подвесим? — сардонически поинтересовался Саматта. — Или ты планируешь геройски пасть в бою, чтобы свое место для них освободить? В общем, не выйдет из тебя летуна. Придется удовольствоваться ролью погонщика. Не напрягайся ты так, нам всего-то около трехсот верст осталось. Можно сказать, почти на месте.

— По прямой триста верст, — педантично напомнила Ольга, рассматривая в бинокль горы. — И ногами, и на колесах больше получится. Слушайте, или мне кажется, или я на самом деле вижу дымок вон в том направлении. Возможно, там и расположен требуемый вулкан.

— Возможно. Но я вижу еще один дымок как минимум. Тут полуспящих вулканов должно хватать. В свое время Демиурги их активно усыпляли, но до конца закупорить то ли не смогли, то ли не захотели. В общем, дым — ориентир, но не слишком надежный. Яни, как с навигацией?

— Как ни странно, система позиционирования все еще дышит. Два спутника в пределах приличной видимости, третий над самым горизонтом, но сигнал проходит. Пока что карта нашу позицию показывает там, где мы и должны оказаться.

— Хорошо. Народ, объявляю еще одно совещание — по поводу смены транспорта. Мы оставили окончательное решение о замене машин на мулов или иную живность до Чумчи. Мы на месте. Нужно окончательно определяться до того, как въедем в город. По-моему, дороги дальше ужасные, но для наших джипов проходимые. И бензин дальше, если верить нашим предыдущим источникам, тоже достать можно. Кто что думает?

— Я против, — высказалась Ольга. — Если твой давешний гулан спьяну ничего не напутал, дальше территория на всю катушку контролируется Драконом. Даже если мы обманем заставы, собирающие дань с торговцев, все равно слишком опасно. Один прокол — и по нашим следам отправится небольшая армия. Через… — она взглянула на часы. — Через два часа над нами пройдет спутник, через который мне сбросят окончательные версии топографических карт. Машина уже должна закончить их просчет. Но даже по предварительным вариантам я не вижу впереди ничего особенно сложного. Настоящие заболоченные джунгли, где начинаются истоки Кронга, расположены далеко к югу. Ближние к нам леса немногим более сложны, чем северные лиственные. Места более-менее горные, обширных болот попасться не должно, крупных рек нет, одни ручьи. Болота начнутся ближе к Мумме, и вряд ли они окажутся такими уж серьезными. Единственная проблема, по большому счету — местность становится сильно пересеченной.

— Но на машинах мы сможем пройти триста верст за пару дней, — задумчиво пробормотал Дентор, изучая карту. — Пешком же рискуем и в две недели не уложиться. А у нас максимум четырнадцать дней.

— Во-первых, не пройдем. Местность такова, что пешком мы могли бы пробраться там, где не сможет проехать автомобиль. На коротком пути минимум три таких перевала. На автомобиле, по прикидкам, нам придется преодолеть почти восемьсот верст, и не факт, что нигде не застрянем. Во-вторых, если мы ошибемся, то нас перестреляют как кроликов. Автомобиль — слишком заметная цель, с вертолета инфракрасными сенсорами отслеживается мгновенно. А пешком, точнее, по воздуху, мы с Яной, с учетом вчерашних экспериментов по полетам, можем резко ускорить свой темп. Пятнадцать-двадцать верст в час мы сможем поддерживать сколько угодно времени, то есть даже если не торопиться, то укладываемся в те же двое суток. И я смогу взять достаточно снаряжения.

— В одиночку ты много не навоюешь, а Яни — не боец, — Саматта хладнокровно проигнорировал возмущенное фырканье своей бывшей подопечной. — Ладно, я твою точку зрения понял. Кто-то еще хочет высказаться?

— Можно? — робко спросила Канса. — Дядя Мати, а никому не покажется подозрительным, что торговцы вдруг пересаживаются с автомобилей на мулов? Ведь машина все-таки удобнее. А ты сам говорил, что здесь наверняка полно шпионов Дракона.

— Хорошо замечено. Я об этом уже неделю думаю, — кивнул Саматта. — Не знаю. Риск засыпаться в городе против риска засыпаться на трассе… Ольга, я хочу глупый вопрос задать. Какие у вашей СВР отношения с военными?

— Что? — Ольга удивленно взглянула на него. — Какие отношения?

— Я имею в виду — если вы попросите их о небольшой услуге, они согласятся?

— Что требуется? — деловито спросила та.

— Вот здесь, верстах в ста пятидесяти, если верить вашим аналитикам, бывшая база Караванной Охраны Граша, а ныне владения Дракона, — Саматта уменьшил масштаб карты и ткнул пальцем в крестик к югу от Чумчи. — Вертолетная площадка, военная база и так далее. Автомобильный путь проходит к ним слишком близко. Если за нами станут охотиться, наверняка вертолеты стартуют именно оттуда. Мелкие посадочные площадки в лесу нам не слишком опасны, они могут поддерживать только легкие вертолеты с ограниченным радиусом действия и минимальным вооружением. Ближайший крупный альтернативный аэродром в трехстах верстах к северу, и он куда меньше. Что, если накрыть базу вашими стратегическими бомбардировщиками? Мало того, что их поисковые вертолеты погибнут, еще и неразбериха начнется, и нам станет куда легче перемещаться. Тогда вариант с машинами становится куда менее рискованным.

— Бомберы… — Ольга задумчиво постучала пальцем по подбородку. — Не знаю, не уверена. Пока что вся операция проводится тайно, о ней помимо Великого Князя, Медведя и еще нескольких человек никто не знает. Но ты прав. Отвлекающий удар серьезно улучшил бы наши шансы прорваться на автомобилях. Основной проблемой останется топливо и проходимость дорог. Я пошлю сообщение во время сеанса связи. Учти, что в следующий раз спутник пройдет над нами только завтра утром, и раньше мы ответа точно не получим. Эх, сообразила бы я раньше…

— Нам с Дором следовало сообразить раньше! — с досадой сказал Саматта. — Вот что значат пятнадцать лет в отставке! Хорошо. Отправляй запрос, и откладываем окончательное решение до завтрашнего утра. Сегодня остаток дня отдыхаем на постоялом дворе — надеюсь, там жить можно. Лика, мы с тобой идем на базар, присматривать мулов. Если авиацией нас не поддержат, завтра с утра покупаем животных и топаем пешком. Если поддержат, едем на машинах. Все, грузимся и поехали, пока никто не заинтересовался, чего мы здесь застряли.

Улицы города казались вымершими — все живое спасалось от жары, мало чувствовавшейся в оборудованных кондиционерами автомобилях. Кое-где в пыли рылись куры, в тени заборов валялись, высунув языки, большие лохматые собаки, провожающие машины ленивыми взглядами. Тут и там изможденные коровы и наглые козы индифферентно щипали пожухлую траву на обочинах. Гостиница, которой действительно куда больше подходило название постоялого двора, оказалась полупустой несмотря на свою близость к рынку. В большом дворе, обнесенном высокой глинобитной оградой, тут и там стояли повозки с привязанными рядом мулами, ослами и странными шерстистыми животными с небольшим горбом на спине, слегка напоминавшими низкорослых верблюдов. Стояло несколько машин с прицепами — дряхлых грузовичков и полугрузовиков неопределенного возраста, окраски и марки. Вышедший навстречу гостям хозяин, пожилой сапсап с изборожденными морщинами лицом, слупил деньги за сутки вперед (девять тысяч местных вербов за шестерых человек и три тысячи за оба автомобиля), показал комнаты, предупредил, что местный дизель-генератор включится вечером не больше, чем на пару часов, чтобы обеспечить освещение, и удалился, не задавая лишних вопросов. Тарси он, к счастью, не понимал и говорил на общем. Похоже, тарси в местных краях вообще являлся не слишком популярным языком, так что изображать из себя тарсаков оказалось довольно легко. Мужчинам лишь потребовалось почтительно помалкивать, пока Ольга утрясала с хозяином денежные вопросы.

Оставив Ольгу колдовать над спутниковым передатчиком, а изрядно вымотанных тряской Яну с Кансой — отлеживаться и отдыхать, мужчины отправились на базар, расположенный от постоялого двора в паре сотен шагов.

Базар оказался под стать городу: небольшой и сонный. Половина прилавков под широкими грязными навесами пустовала. В некоторых местах сидели торговцы овощами, фруктами, лепешками и мясными тушами, над которыми роились густые тучи мух. Сырого мяса, впрочем, попадалось немного — скорее, декларация о намерениях, чем реальная торговля. Вряд ли в местном жарком климате животных забивали раньше, чем приходила пора готовить пищу. Живых овец, кур и уток в деревянных клетках наблюдалось куда больше. Изредка встречались прилавки со скобяным товаром, бусами, тканями и одеждой, а в одном месте Дентор углядел торговца охотничьим снаряжением — на удивление хорошими дробовиками, капканами, ножами и машинками для набивки гильз. Патроны с дробью, жаканами и картечью, а также просто картонные гильзы грудами лежали в нескольких больших коробках, стоящих позади прилавка. Возле прилавка отирались несколько мужчин, с одним из которых торговец неспешно что-то обсуждал на каком-то местном языке. Новоприбывшим много внимания не уделяли — как только становилось очевидным, что незнакомые тарсаки не намереваются покупать их товар, оживившиеся торговцы снова погружались в апатию.

По закону подлости загоны вьючного скота обнаружились в дальней части рынка.

— Разбирайся, — сказал Палеку Дентор. — Мы с Мати пойдем насчет продовольствия поисследуем. Момбацу сан, — обратился он к торговцу мулами, низкому толстенькому лысоватому мужичку с хитрым взглядом, являвшим собой классический образец барышника, — кто здесь торгует съестными припасами для дальней дороги?

— Далеко направляетесь? — поинтересовался тот, окидывая гигантскую фигуру полицейского уважительным взглядом.

— Далеко, — туманно откликнулся тот. — Так кого спросить?

— Сан Храмис продает селло, что готовят его жены, — сообщил барышник, почесав в затылке. — Скажите ему, что вас послал Тамтамыш, он уступит в цене. В ту сторону пять рядов, над его прилавком красное полотнище с зеленым деревом и белыми цветами. Там же рядом сан Мумерах продает солонину — с луком и оливковым маслом, она хорошо хранится в жаркую погоду. А у самого входа на рынок, в овощном ряду, можно купить сушеный картофель и сухие лепешки, которые не плесневеют в течение целого периода даже во влажном климате. Нигде такие делать не умеют, только у нас! — похвастался он.

— Спасибо, сан Тамтамыш, — кивнул Саматта. — Лика, чтобы друг друга не искать, встречаемся в гостинице. Только не купи чего-нибудь ненароком до завтрашнего утра.

— До утра? — насторожился барышник. — Почему до утра? Я продам мулов прямо сейчас, и по очень хорошей цене. Нигде в городе лучше не найдете!

— Наши жены еще не решили, стоит ли нам путешествовать дальше пешком или на машинах, — сурово сказал Саматта. — Решат сегодня ночью.

Торговец пробормотал себе под нос что-то невнятное на непонятном языке, но потом просиял.

— Да не осквернят никогда морщины чело ваших жен! — оживленно сказал он. — Что машина? Машина сейчас едет, а потом сломалась. Где чинить станете? Бензин кончится — где найдете? А хороший мул не ломается, и заправлять его можно любой травой, что растет на обочине. Вы, наверное, первый раз в наших краях, раз сомневаетесь. Покупайте мулов — не прогадаете. Здесь у нас все так ходят, с мулами и верблюдами. И груз на них положить можно, и самим ехать, и чинить не надо…

— Да-да, сан, — прервал поток его речи Саматта. — Мы обязательно передадим твои слова нашим женам. И даже постараемся убедить их ночью, — он сально подмигнул, — что ты прав. Но сейчас купить не можем — запрещено. У нас так принято, что женщина в семье решает. Мы вот с другом думаем, не уйти ли от жен и не остаться ли насовсем в ваших краях? У вас женщины ласковые, послушные, во всем мужей слушают…

— Да, у нас женщины не чета вашим, знают, кто в доме хозяин! — широко ухмыльнулся торговец. — Передайте вашим женам мое почтение и скажите, что я совершенно бесплатно добавлю уздечки. И дам хорошую скидку на прочую упряжь!

— Обязательно, — кивнул Саматта. — Дор, пошли.

С мулами Палек провозился не менее двух часов. Барышник явно попался бывалый и опытный, да и Палек дома в основном имел дело с лошадьми и пони. Ему оставалось лишь надеяться, что у мула, по крайней мере, ведущего свой род от лошадей, признаки возраста и здоровья не слишком отличаются от лошадиных. Он внимательно осмотрел два десятка животных и по крайней мере у половины заметил явные признаки искусственного омоложения — вырванные и подпиленные зубы, выдолбленные и зачерненные чашечки зубов, подкрашенную темной краской шерсть. В конце концов он перестал даже обращать внимание на бедолаг, которые слишком явно боялись осмотра рта, почти наверняка — из-за жестоких варварских операций. У двоих оказались не в порядке легкие, один хромал, а еще один игривый и дружелюбный мул оказался явно подпоенным чем-то спиртным — пахло от него не слишком сильно, но чувствительно. Тем не менее, Палек отобрал шесть хороших сильных животных, возможно, не слишком молодых, но крепко стоящих на ногах, а заодно заработал некоторый авторитет в глазах барышника. Привязав мулов в стороне и переписав в пелефон вытатуированные в ушах номера, довольный собой Палек отправился восвояси.

Громкий звук пощечины и непонятную речь, в которой по экспрессии легко распознавалась ругань, он услышал, едва только миновав ворота рынка. Заглянув в узкий проход между заборами, в нескольких шагах от себя он увидел высокого молодого мужчину в шароварах и рубахе навыпуск, за плечо трясущего скорчившуюся на земле женщину в длинном балахонистом платье и закутывающем голову платке. Женщина поднимала руки в тщетной попытке защититься, а мужчина лениво хлестал ее ладонью по щекам, не переставая ругаться.

— Эй! — громко сказал Палек, вразвалочку подойдя к мужчине. — Ты что ее бьешь?

— Не слушает меня, э! — все так же экспрессивно откликнулся тот на общем. — Я старший брат, должна во всем слушаться. А она упрямится. Момбацу сан, хочешь женщину на день или на ночь? Молодая, красивая, сказка, а не женщина! Ты не смотри, что упрямая, в постели прямо огонь!

Женщина подняла залитое слезами лицо, и Палек вздрогнул. Она действительно оказалась красива — тонкой западной красотой, какой отличались многие виданные им в Грашграде женщины: высокие скулы и лоб, нос с горбинкой, полные чувственные губы, большие карие глаза… Она что-то жалобно пробормотала на одном из местных языков, которые Палек даже не пытался различать. Мужчина снова прикрикнул на нее и небрежно отвесил подзатыльник, от которого ее голова мотнулась вперед.

— Много о себе думает, — скривился мужчина. — Ест за двоих, а проку никакого. И сестер полон дом — а как я их кормить стану?

Палек зашипел сквозь зубы. Он вообще не переносил, когда в его присутствии бьют женщин, и из школы частенько приходил с синяками — последствиями драк в защиту девчонок, которых сверстники таскали за косы и били портфелями. А уж если девушка такая молодая и прелестная… Он шагнул вперед и ухватил мужчину обеими руками за рубаху.

— Ты что, момбацу сан! — округлил тот глаза. — Ты что хватаешься? Я разве тебе что плохое сказал.

— Ты знаешь, что женщин бить нехорошо? — ласково спросил Палек, обнажая зубы в нехорошей улыбке. — Хочешь, я тебе нос откушу, чтобы вежливости научить? Ты не видишь — ей больно?

— Да я же по-родственному! — замахал тот руками. — Я же не калечу! Если женщину не учить, как она поймет, что мужчин уважать надо? Слушай, если не хочешь женщину — не надо, кто-нибудь другой захочет. Не стану я ее больше бить, домой придем, тогда поучу. Иди себе своей дорогой, только руки при себе оставь, а!

— Сколько тебе надо денег? До завтра? — сквозь зубы спросил Палек.

— Эй, другой разговор, сан! — расцвел широкой белозубой улыбкой мужчина. — А то — нельзя бить, нельзя бить! Пусть работает, тогда и бить не стану. Забирай до самого утра, тысяча вербов — и делай с ней что хочешь, хоть слезы утирай, хоть еще как пользуй, как у вас принято! Хочешь, совсем ее купи, за пятьдесят тысяч хоть сейчас отдам!

Палек молча залез в карман, вытащил оттуда тысячевербовую бумажку — две сотни маеров на домашние деньги, разговаривать не о чем — и сунул ее под нос мужчине.

— Возьми, — буркнул он. — До утра. А там посмотрим.

— Ай, молодец! — улыбка мужчины стала еще шире. — До утра — совсем твоя. Утром пусть домой идет.

Он что-то быстро и резко сказал женщине, повернулся и вразвалочку пошел по переулку. Палек тихо выругался сквозь зубы, глядя ему вслед. Вот подонок… Ну хорошо, сегодня они девицу устроят, но завтра что, когда она снова домой вернется? Пятьдесят тысяч вербов — не так много, десять тысяч маеров у них найдется, но даже если выкупить, не тащить же ее с собой! Надо поговорить с остальными, вдруг они что-нибудь придумают. Заплатить кому-нибудь из местных, чтобы вывезли ее в цивилизованные края, что ли…

Он присел на корточки рядом с испуганно съежившейся женщиной и заглянул ей в глаза.

— Все хорошо, милая, — проговорил как можно более ласковым тоном. — Не бойся меня. Ты меня понимаешь?

Женщина, всхлипнув, что-то пробормотала в ответ.

— Не понимаешь, — констатировал парень. — Палек, — он ткнул себя пальцем в грудь. — Палек.

Он показал пальцем не женщину и вопросительно поднял бровь.

— Кампаха, момбацу сан, — пробормотала та. — Чоко патаба ми новоммара, том солуха!^[14]

— Кампаха… — Палек снова успокаивающе улыбнулся. — Пойдем, Кампаха.

Он выпрямился и подал женщине руку, за которую та неуверенно ухватилась, поднимаясь. Ее пальцы оказались на удивление сильными, а движения — гибкими, почти грациозными. Она встала, опустив голову и нервно заправляя под платок выбившуюся прядь блестящих черных волос.

— Пойдем! — Палек призывно помахал ей, маня за собой. — Пойдем. Здесь недалеко.

В гостинице вся компания собралась в номере, отведенном Дентору с Яной. Номер оказался тесными, а посреди него стояло несколько больших сумок, из-за чего в комнате казалось решительно негде повернуться.

— …селло — смесь масла, муки, меда, тертых орехов и чего-то вроде местного инжира, — объяснял Саматта, перекатывая в пальцах небольшой комочек коричневой вязкой массы. — Очень долго хранится, не портится, сытное — идеально для дальней дороги. Лика, кто с тобой?

Все повернулись к Палеку с Кампахой, и Палек почувствовал, как напрягается Ольга.

— Ее зовут Кампаха, — сообщил он, подталкивая втянувшую в плечи голову женщину. — На улице ее брат бил, хотел, наверное, чтобы проституцией зарабатывала. Я ему дал немного денег, чтобы пока отвязался. Она на общем не говорит.

Ольга быстро сказала что-то резким тоном, в упор глядя на Кампаху, безуспешно подождала ответа и спросила снова, уже иначе. После второго раза молодая женщина быстро-быстро закивала и что-то затараторила. Ольга остановила ее взмахом руки.

— Палек, ты дурак, — ледяным голосом сказала она. — Скажи спасибо, что она говорит только на поллахе, но не на тарси и общем, иначе вся наша легенда пошла бы псу под хвост. Ты понимаешь, что могло бы произойти?

— Ой, да расслабься, — отмахнулся Палек. — Кто ее спрашивать и слушать станет? Надо ее…

— Лика, я с Ольгой соглашусь, — перебил его Саматта. — Ты дурак. Зачем ты ее сюда притащил? Чтобы она или ее брат всем в городе растрезвонили о чужаках, которые непонятно куда собираются, да еще и деньгами сорят?

— Но ее били!

— И что? Сотни тысяч женщин в этих краях регулярно бьют и унижают. Некоторых даже убивают. Ты их всех хочешь подобрать? Ну ладно, сегодня ты ее спас — а завтра-то что? Мы уедем, а она здесь останется. Или ты и ее с собой прихватить хочешь?

Палек опустил голову.

— Я думал, что ее, может, как-то пристроить, — тихо проговорил он. — Ее можно выкупить, а потом… ну, не знаю, куда-нибудь подальше отправить.

— Лика, — Яна подошла к нему и успокаивающе положила руку на плечо. — Мы знаем, что ты хотел ее защитить. Но мы не можем защитить всех в мире, нам хотя бы Цу и Кару у Дракона выцарапать. Куда мы ее отправим? Без родственников, без близких, без профессии?

— Я знаю, — Палек вздохнул. — Простите. Вскипел, ну и не подумал. Но не гнать же ее сейчас.

— Яна, что она чувствует? — все таким же резким тоном спросила Ольга. — Какие эмоции?

— Жуткое любопытство, — сообщила Яна, разглядывая Кампаху. — И страх. Это основные эмоции, ну, и остального понемножку намешано. Ох, Лика, ну и подобрал же ты котенка на нашу голову… Вот что значит мужик — покажи ему смазливую заплаканную мордашку, и он уже готов ее себе на шею посадить! Ладно, до вечера далеко, придумаем, как устроить. Только не в наших номерах, однозначно.

— Ладно, что уж там… Если она соглядатай ГВС, мы уже погорели полностью и безнадежно, — Ольга махнула рукой. — Пусть пока остается, только чтобы сидела где-нибудь в уголке тише воды ниже травы. Саматта, я все еще насчет вашего селло не уверена, но на вкус вроде съедобно. Сколько продержится мясо, большой вопрос, но в крайнем случае выбросим.

Она бросила взгляд в окно.

— Вон, кстати, хозяин идет. Нужно у него насчет бензина осведомиться и сразу залить баки и все емкости. Даже если машины пока здесь оставим, на обратном пути пригодится. Кампаха! — Она повернулась к женщине и что-то сказала ей. Та в ответ что-то быстро затараторила, показывая в окно.

— Она говорит, что нужно выйти на двор, — удивленно перевела Ольга. — Сказала, что видела, как два каких-то мужчины ковырялись в замке машины. Они спрятались за машину, но не убежали.

— Только воров нам не хватало! — сквозь зубы пробормотал Саматта, протискиваясь мимо Палека и быстро выходя в коридор. — Дор, пошли, разберемся, что там за деятели.

Впятером Саматта, Палек, Дентор, Ольга и Яна выскочили на улицу и недоуменно остановились. Залитый лучами предвечерного солнца двор по прежнему оставался тихим и безлюдным, если не считать копающегося в груде хлама в дальнем углу хозяина. Оба автомобиля стояли, закрытые брезентом от жары, и возле них не наблюдалось ни одной живой души.

— Ну и где воры? — недоуменно спросил Саматта, поворачиваясь к появившейся из двери Кампахе. — Ольга, спроси ее, что…

Кампахи у двери уже не было, лишь медленно опускалась на землю сброшенная ей балахонистая накидка. Мягкой тенью девушка скользнула к Палеку, и тот только громко охнул, когда земля ушла у него из-под ног и с размаху припечатала его по спине и затылку. Раздалось глухие тяжелые удары — через стены постоялого двора перепрыгивали затянутые в серо-зеленое силуэты, припадая на одно колено посреди облачков взметывавшейся пыли и выцеливая путешественников стволами длинных, угрожающе выглядящих штурмовых винтовок, и все новые фигуры вбегали в распахнутые ворота. Кампаха, оставшаяся в серо-песочного цвета комбинезоне, придавила грудь Палека коленом и приставила ему ко лбу большой никелированный пистолет.

— Никому не двигаться! — холодно сказала она на общем с идеальным чеканным произношением, которому позавидовал бы любой катонийский теледиктор. — Или ваш товарищ умрет на месте. Сама Яна, я знаю, что ты синомэ, но ты не выстоишь против меня и двух десятков моих бойцов.

— Кто ты? — резко спросил Саматта. — Что здесь происходит?

— Я вайс-капитан Глаз Великого Скотовода Кампаха ар-Шуман, симана Первой Смотрящей. Вы все арестованы. Сопротивление будет караться жестоко и немедленно. Всем опуститься на колени и положить руки на головы! Немед…

Ее голос оборвался, захлебнувшись, когда Ольга, на мгновение растворившись в воздухе, оказалась у нее за спиной. Выбитый манипулятором пистолет, взблеснув и вращаясь, отлетел по земле далеко в сторону, а вздернутая в воздух Кампаха схватилась руками за горло, тщетно пытаясь сбросить невидимую удавку. Ольга прижалась к стене, выставив ее перед собой как живой щит спиной вперед.

— О том, что я тоже синомэ, ты, очевидно, не знала, — сквозь зубы проговорила она. — Если твои люди попытаются стрелять, симана, ты умрешь быстрее, чем пули долетят до меня. Прикажи им бросить оружие, а не то я…

Ее голос тоже прервался, и она схватилась за горло, в точности копируя жест Кампахи.

— Я… тоже… синомэ… — прохрипела та, извиваясь в воздухе. — Я не боюсь… умереть… Отпусти меня… или умрешь сама…

— Стойте! — рявкнул Саматта. — Прекратить немедленно! Ольга, отпусти ее! Это приказ! Ну?

Поколебавшись, Ольга, чье лицо постепенно начало синеть, опустила Кампаху на землю и убрала манипуляторы. Та тяжело задышала и бессильно упала на одно колено, хватаясь за шею.

— Сама Кампаха, мы сдаемся, — резко сказал Саматта. — Мы не окажем сопротивления. Если ты знаешь, кто мы, то знаешь, и зачем мы здесь. Мы не ищем ссоры и не опасны для Граша. Мы подчинимся, если ты настаиваешь.

— Благоразумно, — просипела та, растирая горло и со злостью глядя на Ольгу. — Ведите себя правильно, и никто не пострадает. Теперь выполняйте приказ. На колени, руки на головы!

Она выпрямилась, резко сдернула с головы платок, уронила его на землю и провела пятерней по волосам.

— Хом! — приказала она. — Еще одна женщина внутри, комната восемь. Аккуратно!

— Да, сама, — кивнул один из мужчин в камуфляже. Он забросил автомат за спину и быстро прошел в здание гостиницы.

— Вам что, еще одно приглашение нужно? — резко осведомилась Кампаха, глядя на остальных. — Или вас грубо на землю положить, как его? — Она мотнула головой в сторону распластавшегося на земле Палека, осторожно потиравшего затылок.

— Не надо, — спокойно сказал Саматта. — Я достану оружие сам.

— Дернешься неосторожно — получишь пулю, — Кампаха отступила на несколько шагов, чтобы держать всю группу в поле зрения. Саматта нарочито медленно извлек из складок мешковатого халтона пистолет, держа его за дуло, наклонился и толкнул по земле в сторону женщины, после чего все так же неторопливо опустился на колени, положив руки на макушку. Дентор в точности повторил его маневр. Яна, сжав кулаки, растерянно переводила взгляд с мужчин на Ольгу, которая с совершенно бесстрастной физиономией опустилась в дворовую пыль.

Раздался короткий взвизг, сопровождаемый невнятным ругательством, и из двери вылетела вытолкнутая Канса. Не удержавшись на ногах, она запнулась и нырнула носом вперед, неловко упав на вытянутые руки и снова вскрикнув от боли.

— Хом, ты приказ не понял? — ледяным тоном осведомилась Кампаха у вышедшего из двери мужчины. — Я сказала — аккуратно!

— Виноват. Но она пиналась и кусалась, Кампаха, — ровно ответил мужчина. — Я не рас…

Палек, перекатившись по земле, с силой пнул его в пах, и Хом осекся, резко согнувшись пополам и судорожно хватая ртом воздух. Палек, не поднимаясь, уронил его на землю подсечкой и по-обезьяньи ловким прыжком запрыгнул сверху.

— Это тебе за Каси! — рявкнул он, с размаху ударив кулаком в лицо. — Это за тысячу вербов! А это…

Невидимая сила оторвала его от мужчины и вздернула высоко в воздух.

— Тихо! — гаркнула Кампаха с удивительной для такой хрупкой женщины силой. — Всем успокоиться!

— А что, предложение купить тебя за полста тысяч все еще в силе? — с высоты в сажень осведомился Палек, скрестивший руки на груди и насмешливо глядя на своего противника, вытирающего кровь, текущую из разбитого носа. — Я бы согласился. Поимел бы на досуге во все дырки и в местный бордель продал за полцены, там тебе самое место.

— Я тебя сейчас, щенок… — возмущенно крикнул еще один мужчина из отряда Кампахи — и осекся при виде ее властно поднятой руки. Синомэ резко опустила, хотя и не уронила Палека обратно в пыль.

— У тарсаков мужчину, заговорившего с женщиной в таком тоне, могут избить до полусмерти, — сухо сказала она. — Или просто убить. Да и в вашей Катонии, кажется, такое поведение не принято. Если ты еще раз попытаешься сказать что-то подобное, я заткну тебе рот так, что ты его без врача больше открыть не сможешь.

Палек не ответил. Вместо того он подобрался к съежившейся на земле Кансе и обнял ее, прижав к себе. Девушка приникла к нему, дрожа всем телом.

Кампаха повернулась к Ольге, и по одежде княженки пробежала быстрая волна.

— Пистолет под накидкой — аккуратно вытащить и положить на землю, — приказала тарсачка. — Очень аккуратно, иначе я тебе ненароком шею сломаю.

— А меня ты игнорируешь? — звенящим тоном спросила Яна. — А что, если я решу тебя прикончить? У меня манипуляторы длиннее. Я тебя достану, а вот ты меня не успеешь. Не двигайся! — выкрикнула она, когда Кампаха резко обернулась к ней.

— Яни… — предостерегающе проговорил Саматта.

— Мне плевать, они все равно нас убьют! — судя по голосу, Яна балансировала на грани истерики. — Так хоть ее я с собой заберу!

— Никто не смеет мне угрожать! — голос Кампахи стал угрожающе-вкрадчивым. — Даже ты…

— Прекратить!

Во властном голосе женщины, вошедшей в ворота постоялого двора, прозвучали такие железные нотки, что все, включая целящихся в путешественников солдат, невольно вздрогнули и взглянули на нее. Женщина, на вид лет пятидесяти с небольшим, носила свободные шаровары и блузку из светлой мягкой ткани. За ней шли еще три, одетые в такие же песчано-серые комбинезоны, как и Кампаха, и держащие в руках компактные автоматы.

— Кампаха, — спокойно сказала новоприбывшая, — я же сказала — провести задержание аккуратно и без лишних нервов. Что здесь за балаган?

— Сама Тимашира, цун то-аллара фисумман…^[15] — быстро заговорила Кампаха.

— На общем! — оборвала ее новоприбывшая.

— Да, сама Тимашира, — склонила голову Кампаха. — Они попытались оказать сопротивление при задержании и устроили драку.

— Сама Ольга попыталась оказать сопротивление, — поправила ее женщина. — А сан Палек устроил драку. Вполне справедливо, кстати. Твой Хом слишком привык играть роли на публику, так что, похоже, забыл, где кончается игра и начинается жизнь. Вернетесь в казармы — накажешь его. И за то, что был груб с женщиной гораздо меньше и слабее его, и за то, что так легко позволил себя побить.

— Сама Тимашара, я…

— Достаточно, — снова оборвала ее Тимашара. — Ты уже и так натворила слишком много. Я разочарована, Кампаха. Сильно разочарована. Теперь постой в сторонке и позволь мне поговорить с этими людьми.

Командир отряда молча склонила голову и отступила к стене, в тень.

— Опустить оружие, — скомандовала Тимшара солдатам, и те с готовностью повиновались. — Прошу вас, поднимитесь, — обратилась она к путешественникам. — Приношу извинения за случившееся. Мы вовсе не собирались устраивать такую неприятную сцену. Кампаха молода и горяча, и мы… потеряли сегодня двоих бойцов, ликвидируя соглядатаев Дракона в городе. В знак нашей доброй воли я разрешаю вам забрать свое оружие. Момбацу сама, — она повернулась к Ольге, — я не знаю твоего имени, но ты тоже можешь подняться. Сан Палек, отдельно прошу прощения за то, что случилось с твоей женщиной, но ты, как я вижу, за нее уже отомстил.

— Еще и не так отомстил бы, если бы вон та змея не сунулась, — сумрачно сказал Палек, поднимаясь и помогая встать Кансе. Он полуобнял ее и повернулся так, словно желая закрыть ее телом от исходящей от молодой тарсачки угрозы. — Похоже, у тарсаков и в самом деле бабы воюют, а мужики за бабские спины прячутся. Тоже мне, великие актеры! «Купи за пятьдесят тысяч прямо сейчас!» А я еще тысячу вербов отдал, чтобы ее вроде как спасти…

— Деньги тебе вернут, — фыркнула Тимшара. — Но нам следовало убедиться, что вы — действительно вы. Мы полагали, что вас пятеро, но в группе оказалась сама… — Она выжидающе повернулась к Ольге.

— Ольга, — буркнула та.

— Оказалась сама Ольга, которую мы не ожидали, — невозмутимо закончила женщина. — И мы засомневались. Поэтому Кампаха разыграла небольшую сценку, чтобы подобраться к вам поближе, не вызывая подозрений.

— А если бы Палек не купился и не стал за нее платить? — с интересом поинтересовался Дентор. Полицейский поднял с земли свой пистолет и теперь внимательно рассматривал дуло, в которое набилась грязь.

— Так или иначе, но она бы за ним увязалась. Кстати, Дентор — твое настоящее имя? Знающим ты неизвестен, как и сама Канса.

— Дентор — мое настоящее имя, — согласился командир полицейского спецотряда. — А фамилия пока сойдет и Баку. Но я не в курсе, кто такие «знающие», что именно они знают и даже кто ты такая, момбацу сама. Возможно, нам следует начать процедуру знакомства с самого начала?

— Присоединяюсь, — кивнул Саматта, пряча пистолет в подмышечную кобуру. — Сама Тимашира, если я гарантирую тебе, что с нашей стороны не случится никаких эксцессов и что мы подчинимся твоим приказам, могу я надеяться, что твои люди уберут оружие подальше? Достаточно того, что у нас три девианта первой категории, готовые в любой момент в клочья порвать друг друга.

— Мне достаточно твоего слова, — кивнула тарсачка. — Я редко верю чужим, тем более — мужчинам, но тебе поверю. Ты обещаешь от имени своей группы?

— Да, сама Тимашира.

— Хорошо. Кампаха проблемы не составит, — молодая тарсачка сделала протестующее движение, словно намереваясь возразить, но вздрогнула и замерла под взглядом старшей женщины. — Эй, ты! — Она повернула голову в сторону всеми забытого хозяина постоялого двора, скорчившегося возле кучи хлама, в которой он копался в момент вторжения, и старавшегося выглядеть как можно менее заметным. — Быстро сюда.

Мужчина вскочил с земли и рысцой подбежал к Тимшаре.

— Ты хозяин заведения? — презрительно спросила она. — Мне нужно помещение, в котором поместились бы десять человек. Свободно поместились, а не на головах друг у друга. У тебя такое есть?

— Д-да, момбацу сама! — дрожащими губами пролепетал тот. — Лучшие номера в твоем распоряжении и совершенно бесплатно!

— Рада слышать, — иронично усмехнулась тарсачка. — Кампаха, закончишь с охраной — присоединяйся к нам. Веди, хозяин. Показывай свои «лучшие номера».

Скептицизм Тимаширы оказался оправданным. «Лучший номер» оказался хотя и большой, но весьма скудно обставленной комнатой, в которой не нашлось ничего, кроме двух широких кроватей, платяного шкафа и пары стульев. Хозяин и единственная пожилая служанка, закутанная по местному обыкновению в платок до самых глаз, приволокли еще несколько стульев. Старшая тарсачка взяла один из стульев и оседлала его, пристально разглядывая собравшихся, а три ее телохранительницы — в их профессии сомневаться не приходилось — как-то очень тихо растворились в пустых углах комнаты, став совершенно незаметными. Автоматы они повесили на плечи стволами вниз. Ольга, занявшая четвертый угол, обменялась с ними профессионально-оценивающими взглядами, но промолчала и ровной в той же самой манере слилась со стенкой.

Саматта с Дентором расположились на стульях напротив Тимашары, Яна, с прямой как струна спиной, присела на самый краешек кровати, ближней к выходу, а Палек с Кансой устроились на второй кровати, прижавшись друг к другу, словно маленькие нашкодившие дети. Вошедшая чуть погодя Кампаха подперла стенку у косяка, скрестив руки на груди и настороженно осматривая чужаков.

— Все в сборе, — констатировала старшая тарсачка. — Позвольте представиться — я Тимашара ах-Тамилла, Старшая мать Северных колен. Титул сугубо неформальный, на севере и востоке ничего похожего нет. Скажем так — я пользуюсь определенным влиянием в местной системе политических рычагов и противовесов. Юная особа у двери — моя племянница, Кампаха ах-Тамилла, симана Первой Смотрящей Глаз Великого Скотовода. Пока у тарсаков были королевы, симаны являлись их личными телохранительницами. Сегодня они — командиры особых боевых частей. Грубый юноша, которого санПалек так ловко отделал на улице — Хом ах-Тамилла, брат Кампахи и ее первый помощник. Прошу простить их за грубые слова и действия. Они хотя и искусны в путях воинов, но очень молоды, а потому горячая кровь слишком часто берет в них верх над разумом.

Кампаха едва слышно фыркнула, но Тимашара ее проигнорировала.

— Из вас мне знакомы сама Яна, сан Саматта и сан Палек, — продолжила она. — Сама Канса и сан Дентор известны мне только по записям таможенников, но их увидеть я ожидала. Сама Ольга, — она бросила взгляд на княженку, — для меня является неожиданностью.

— Ты тоже являешься для нас неожиданностью, момбацу сама Тимашара, — заметил Саматта. — Как и твоя племянница. Но откуда ты знаешь нас троих?

— Знающие владеют информацией о многих Благословенных Вездесущими. Вероятно, не о всех, но о многих. Нам известно из катонийских передач о похищении самы Карины Мураций — и у нас имеется запись фильма о ней с сайта одного из ваших телеканалов. Ну, а в фильме мельком показана фотография вашей семьи, на которой вы все трое присутствуете.

— Кто такие «знающие»? — осведомился Дентор. — Разве в Граше есть что-то вроде досье «Камигами»?

— Я не знаю, что такое досье «Камигами», — покачала головой Старшая мать. — Но есть люди, которые знают о Благословенных. С кем-то мы сталкивались вживую, о ком-то, наподобие самы Карины, нас недвусмысленно предупредили. Могу я осведомиться, сан Дентор, кто ты такой и как попал в историю с похищением?

— Я старый друг Саматты, — сухо ответил Дентор. — Мы вместе служили в спецназе.

— Так. Ты, сама Канса?

— Она моя жена, — быстро ответил Палек. — И если кто-то еще попробует тронуть ее хоть пальцем…

— Лика, я тоже говорить умею! — Канса ткнула его пальцем в бок. — Да, госпожа Тимашара, я его жена. И я по своей воле отправилась выручать госпожу Карину вместе с ним. — Она выпрямилась, ее глаза сверкнули. — И если кто-то попытается тронуть его хоть пальцем, я ей глаза повыцарапаю, пусть та хоть трижды девиант! — она вызывающе взглянула на Кампаху.

— Вот как? — непонятно посмотрела на нее старшая тарсачка. — Похвально, когда муж с женой так заботятся друг о друге, хотя я бы не сказала, что такое очень уж характерно для катонийцев. Не злись, сама Канса, я здесь именно затем, чтобы избежать ненужных конфликтов. Наконец, сама Ольга. Ты ведь северянка, не так ли? У тебя характерный акцент, от которого ты так и не сумела избавиться до конца, и не менее характерный для княжичей тип лица. Ни за катонийку, ни за местную ты не сойдешь, уж извини, как бы хорошо ты ни говорила на тарси и какими бы средствами не темнила свою кожу. Ты знаешь, какое наказание у нас полагается за шпионаж?

— Сначала вам придется взять меня живой, — безразлично пожала плечами та. — Один раз вам удалось спрятаться за спинами заложников, но дважды такой фокус не пройдет. Я не террористка и не испытываю удовольствия от убийства, и моя операция не направлена против Граша. Но предупреждаю тебя — попытайся меня арестовать всерьез, и я уничтожу вас всех. Ни твоя племянница, ни твои телохранительницы меня не остановят. А если и остановят, то не живой. Показательный процесс с моим участием вам организовать не удастся в любом варианте.

— Я вижу, не одна Кампаха здесь настроена решительно, — неожиданно тепло улыбнулась тарсачка. — Сама Ольга, я не намерена тебя арестовывать. Я не намерена арестовывать никого из вас. Но, — улыбка пропала с ее лица так же резко, как и появилась, — я совсем не уверена, что намерена разрешить вам продолжить свой путь. Прямо сейчас я склоняюсь к варианту погрузить вас всех на вертолет и отправить обратно в Грашград, а оттуда самолетами прямиком на родину. Ваши машины со всем имуществом перегонят туда же и вернут вам. Можете ли вы убедить меня, что я должна поступить иначе?

— Но какое тебе дело до того, куда мы направляемся? — тихо спросила Яна. — Мы идем спасать своих родственниц. Если мы не успеем, их убьют. Зачем ты нам мешаешь?

— Затем, сама Яна, что политика в Граше — очень сложный и запутанный клубок, в котором иностранке вроде тебя на бегу не разобраться. У нас почти нет формальных должностей, как в вашей стране, но есть много группировок и личностей, обладающих тем или иным влиянием. И многие, очень многие, относятся к Дракону лояльно, если не сказать хуже. Деньги в обмен на покровительство — простая, древняя и очень эффективная схема. А денег у Дракона много. Возможно, больше, чем у любого, даже самого влиятельного, союза тарсачьих кланов. По сути, Дракон — такая же часть нашей жизни, как у вас — политические партии в Ассамблее. О нем не принято говорить, но он есть. И если ткнуть его ножом в брюхо, можно получить ответный удар с самого неожиданного направления — взорвавшийся грузовик возле школы или внезапное расторжение выгодных контрактов, или разрыв союзнических отношений, не суть важно. Сейчас о вас знает только Великий Скотовод и несколько надежных людей среди его Глаз, включая Первую Смотрящую. Но если вы проникнете на территорию Дракона, а тем более — добьетесь успеха, последствия окажутся настолько серьезными, что скрыть правду мы не сможем. Крупный скандал — самое малое, что случится после того, и основной удар придется по кланам Северных колен, которые я здесь представляю. Именно из них сейчас в основном набираются Глаза в столице, и слишком многие с радостью укажут, что Глаза упустили враждебных чужаков или даже напрямую потворствовали им. Объясните мне, почему я должна рисковать тяжкими политическими последствиями для своих только ради того, чтобы помочь чужим?

— Потому что мы — Благословенные богами, например? — задумчиво предположил Дентор. — Или потому что мы спасаем своих, рискуя жизнью?

— Ваша самоотверженность замечена и принята во внимание, — холодно сказала Тимашара. — Равно как и ваша преданность друг другу. Но они для меня не повод, чтобы подставлять под удар своих. Что же до избранности, то боги всегда предоставляют смертным жить своей жизнью. Если они захотят, чтобы я дала вам дорогу, они явно сообщат мне.

— А если они попросту убьют тебя?

— Значит, такова моя судьба. У тарсаков испокон веков заведено, что командиры идут в первых рядах даже в самом опасном и безнадежном бою. И погибают, если так решил рок. У меня есть долг перед кланами, и я намерена выполнить его до конца. Я еще раз повторяю свой вопрос: почему я должна пропустить вас?

Тимашара по очереди оглядела чужестранцев. Те внимательно смотрели на нее, но в их глазах не замечалось мольбы. Только выжидание — а в глазах старших мужчин и северянки еще и холодный расчет. Старшая мать про себя порадовалась, что связала их словом: они не из тех людей, что легко позволяют сбить себя с намеченной дороги. Если держать их под прицелами автоматов, они наверняка выкинули бы какой-нибудь сюрприз, но так есть шанс, что все обойдется мирно. Она снова в очередной раз помянула недобрым словом Кимицу: Первая Смотрящая сознательно свалила на нее ситуацию, когда любое решение в конечном итоге оказывалось скверным, если не очень скверным.

А еще в глубине души она восхищалась ими. Они идут на чудовищный риск, чтобы спасти родственников. Тимашара знала некоторых мужчин и женщин Северных колен, похищенных Драконом — и тем тяжелее оказывалась их смерть, когда политическая ситуация делала выкуп неприемлемым. А одна из ее племянниц до сих пор так и не найдена, бесследно сгинув на диких просторах Сураграша. Находящиеся перед ней люди с Востока сознательно подвергали себя смертельной опасности, и вовсе не по глупости или наивности. Старшие прекрасно знали, на что идут. Молодежи, глупой и романтичной, не дано осознать, что все люди смертны, но двое опытных солдат наверняка не раз видели гибель друзей и не раз уворачивались от смерти сами. Они рисковали всем, чтобы спасти родственников — и теперь она, Тимашара, должна — нехотя, через силу — заставить их вернуться.

Или убить, если они окажут сопротивление.

Она не сомневалась, что Кампаха и три синомэ-телохранительницы справятся с двумя синомэ чужаков без особого труда даже без поддержки двадцати солдат. Остальные же четверо не кажутся особой проблемой — если только боги не наградили их какими-то дополнительными дарами. Но как же ей не хочется отдавать такой приказ! Достаточно лишь посмотреть, как этот мальчик защищает свою молодую жену… Если их убить, ей до конца жизни придется нести на себе тяжкое бремя вины, которую она никогда себе не простит. Великая Назина, сделай так, чтобы обошлось без крови!

— Так почему я должна пропустить вас, чужестранцы? — несмотря на бушевавшие в ее душе чувства, ее голос оставался ровным, а лицо — бесстрастно-вежливым. — Я задаю вопрос в последний раз. Я слушаю.

— Потому что мы так просим.

Все дружно повернулись к Яне. Та мягко поднялась с кровати. Кампаха у двери напружинилась, опустив руки вдоль тела и слегка наклонившись вперед, но Яна не обратила на нее никакого внимания. Она шагнула вперед и оказалась прямо перед Старшей матерью. Ее рука скользнула за воротник свободной тарсачьей блузы и извлекла на свет небольшую бело-золотую пластинку на платиновой цепочке.

— Это не оружие, — бесстрастным тоном произнесла она. — Всего лишь музыкальный синтезатор. Подаренный… моим приемным отцом. Я могу объяснить, почему нас следует пропустить, но иногда музыка оказывается куда лучше слов.

Она слегка повернула голову, и Тимашара вздрогнула. Ей показалось, что где-то в глубине зрачков молодой женщины тлеют кроваво-красные искры. Она сморгнула. Показалось, разумеется — просто спускающееся к горизонту вечернее солнце бросило свои лучи-копья сквозь комнату, пришпиливая к стенам длинные черные тени.

Яна приложила большой палец к овальному матовому пятну в центре пластинки и прикрыла глаза. Несколько секунд спустя в тишине комнаты прозвучали первые ноты. Тихая, ненавязчивая музыка — скорее даже, набор аккордов, чем оформленная мелодия — заполнила мир. Тимашара внезапно вспомнила детство — тихий степной поселок, жаркие летние периоды, сухой запах ковыля и почвы, нагретой солнцем, и радостная беззаботная скачка сквозь теплый радостный воздух на без спросу уведенном из табуна жеребце, давно прикормленном хлебом с сахаром…

— Мы выбираем дороги, которые ведут нас сквозь жизнь, — тихо заговорила Яна, и ее голос растворился в падающих подобно каплям зимнего дождя нотах. — Но точно так же дороги выбирают нас — высматривают еще в детстве, хватают за пятки, манят в дальнюю даль, неслышно напевают в уши песенки дальних странствий. Мы идем сквозь миры, не замечая, как далеко-далеко вперед убегает из-под ног наша дорога, всегда рядом и в то же время всегда опережающая нас, всегда уходящая вдаль. Многие никогда не замечают ее, полагая, что продираются по оврагам и буреломам или же живут на одном месте, не покидая надежный домашний уют. Но она есть. Она выбрала нас в детстве, как мы выбрали ее, и мы неотделимы от нашего пути, как он неотделим от нас.

Многие из нас, кто умеет слышать музыку Великого Пути, следуют ей, отдаются на ее волю, используют ее музыку как подсказку, и тогда их жизнь полна смысла и не знает сомнения и меланхолии, черным ядом отравляющих наш язык и глаза. Но если очень сильно захотеть, не ты следуешь пришедшей извне музыке, а музыка следует твоим желаниям. Ты управляешь ей, становишься ее центром и источником, и тогда не Дорога ведет тебя, а ты прокладываешь Дорогу.

Но умение проложить свой путь — не только благословение, но и проклятие. Дорога больше не ведет тебя, незаметно позволяя огибать препятствия. Тебе приходится самому продираться через буреломы жизненных трудностей, карабкаться по скалам сомнения, преодолевать болота неуверенности и брести по безводным пустыням отчаяния, не зная, где и когда найдешь хотя бы небольшой глоток освежающей надежды и вкусишь хлебов уверенности. Такова цена, которую платят за право проложить свою Дорогу. И иногда у тебя не остается иного выбора, кроме как следовать своему Пути, прокладывая его сквозь долины смертной тени и рискуя сгинуть в ней навсегда. Но даже если ты знаешь, что тень поглотит тебя и заглушит эхо твоих шагов, свернуть в сторону означает предать себя и никогда больше не вернуться на свою Дорогу, утратив способность прокладывать ее самостоятельно.

И когда ты окажешься на пороге смерти, оглянись назад, путник, на тот путь, что ты проделал — оглянись и спроси себя, по нему ли ты хотел идти. И желаю я, чтобы ответ оказался тебе по сердцу…

Яна запела, и ее глубокий сильный голос зазвучал в тихой комнате, как могучая река звука, бессловесная и радостная. Его чистые ноты словно победные фанфары укрепляли душу, изгоняли сомнения, отгоняли страх и внушали уверенность: все закончится хорошо, если только ты найдешь в себе силы не свернуть со своей дороги… Она пела и пела, и Тимашара почувствовала, как начинают путаться мысли. В глубине ее сердца появилась и окрепла уверенность: эта девочка должна достичь своей цели. Мелкая выгода от сиюминутных политических игр не значит ничего по сравнению с ведущей ее высокой целью. И пытаться помешать ей — преступление. Их нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно, нужно, нужно, нужно пропустить…

Внезапно она осознала, что в комнате стоит мертвая тишина. Яна стояла перед ней, бессильно опустив руки, и ее глаза казались мертвыми и пустыми. Старшая мать тряхнула головой, словно отгоняя муху.

— Ты певица, сама Яна? — спросила она, только чтобы заполнить чем-нибудь тишину.

— Одно время я пела в оперном хоре у нас в Масарии, — глухо отозвалась та. — Пока оставалось время. Ты пропустишь нас, госпожа?

Тимашара медленно поднялась, потирая лоб. Голова тихо звенела, словно где-то внутри бился о стенки черепа одинокий комар.

— Мне надо подумать, — через силу произнесла она. — Подождите здесь. Кампаха, пойдем со мной.

Какой-то странной неуверенной походкой, тяжело оперевшись о дверной косяк, она вышла из комнаты. Кампаха неуверенно оглядела всю компанию и последовала за ней. Следом неслышными тенями выскользнули телохранительницы. Хлопнула дверь, и Яна, вздрогнув, огляделась по сторонам, словно очнувшись от сна. Она медленно опустилась на кровать, оперлась локтями о колени, сгорбилась и закрыла лицо ладонями. Встревоженный Саматта вскочил со стула и присел рядом, приобняв ее за плечи.

— Что случилось, Яни? — спросил он, успокаивающе поглаживая ее по волосам.

— Ментоблок. Второй уровень. Почти третий, — прошептала та. — Она… симпатизировала нам. Но чувство долга не позволило бы симпатии взять верх. Я… сломала барьер. Ее личность… Если с ней что-то случится… Какая же я скотина, Мати!

Саматта крепко прижал ее к себе, и Яна всхлипнула.

— Я не хотела, — почти неслышно прошептала она. — Я не хотела, Мати! Но иначе нам пришлось бы драться, и кто-нибудь обязательно погиб бы…

— Ты все сделала правильно, Яни, — твердо сказал Саматта. — У тебя не осталось выхода. Ты сама знаешь, что мы бы не подчинились, и тогда схватка оказалась бы неизбежной. И мы бы почти наверняка погибли. Я знаю, что ты не испытываешь удовольствия, меняя сознание людей. Мы все знаем. Но мы должны делать, что должно, и пусть вершится судьба.

Он прижал ее к себе еще крепче, баюкая на груди, и она приникла к нему, словно пытаясь укрыться от окружающего холода.

— Я одна ничего не понимаю? — негромко осведомилась Ольга. — Что случилось. Палек?

Палек коротко глянул на нее.

— Информация не для распространения, — сухо сказал он. — Эффектор Яни позволяет напрямую вмешиваться в психику человека. Заставлять его думать и чувствовать так, как ей надо. Не вздумай сболтнуть своим начальничкам, иначе ее в покое уже не оставят.

— Спасибо за деликатный намек, — не менее сухо откликнулась Ольга. — Сама бы я ни за что не догадалась. Я понимаю, почему вы не сказали об этом раньше. Но объясните мне, в чем траур? Тарсачка теперь пропустит нас без боя? Или наоборот?

— Ты не понимаешь, Онка, — покачала головой Яна, отстраняясь от Саматты. Она шмыгнула носом и сердито вытерла кулаком глаза. — Я не имею права так поступать! Это… Это… уничтожение личности, ее ломка — хуже любого другого преступления! Хуже убийства. Даже папа… даже Демиурги так поступают очень редко. Ментоблок третьего уровня означает изувеченную личность, утратившую возможность мыслить самостоятельно — и я почти его достигла. Я пыталась вмешаться как можно меньше, но…

Она махнула рукой и поднялась.

— Что сделано, то сделано. Был выбор — или драка, или Тимашара. Я должна найти ее и проследить, чтобы последствия оказались минимальны. Мати, пойдем со мной.

— Яни, я с вами! — Ольга сделала шаг вперед.

— Нет, — качнула головой Яна. — Онка, пожалуйста, останься. Мати, пойдем.

Тимашару они нашли во дворе. Она стояла, оперевшись спиной на стену возле косяка, скрестив руки на груди, и прищуренно смотрела на солнце, опускающееся к дальним пикам Шураллаха. Лучи светила приобрели красноватый оттенок — ветер нес тучи пыли откуда-то из дальних степей. Кампаха переминалась с ноги на ногу чуть поодаль, неуверенно поглядывая на Старшую мать.

— Вы пойдете дальше, — при появлении Яны с Саматтой Тимашара даже не повернула голову. — Я позволяю. Но помощи от нас не ждите. И запомните: я вас не знаю. Официальная причина нашего появления здесь — ликвидация нескольких боевиков Дракона, местной тайной ячейки соглядатаев. Вас, мирных торговцев, просто проверяли, не являетесь ли вы курьерами Дракона, и после проверки отпустили. Все ясно?

— Да, Старшая мать, — кивнул Саматта. — Мы все поняли. Наша благодарность не знает границ. До скончания века мы не забудем твоей доброты.

— «До скончания века» — слишком долгий срок, — покачала головой та. — Достаточно, если вы просто постараетесь не подставить меня по неразумию.

— Момбацу сама Тимашара, я хотела бы еще раз повидать тебя, когда… мы вернемся в Грашград, — попросила Яна. — Можно? Мы встретились не там, где надо, и не так, как следовало, и я хотела бы… исправить наши промахи.

Тимашара повернула голову и бросила на нее косой взгляд.

— Можно, — откликнулась она после паузы. — Оставь сообщение для меня в приемной Палаты гостей. Мне передадут. Но меня может не оказаться в городе. Я не так часто появляюсь в столице.

Она оттолкнулась лопатками от стены и повернулась к Кампахе.

— Собирай людей, — приказала она. — Мы отправляемся. Времени в обрез, чтобы до темноты добраться до базы в Тёто.

— Да, — кивнула симана. Вложив два пальца в рот, она громко переливчато засвистела. Старшая мать встряхнулась всем телом, словно выбравшаяся из воды собака, и спорым шагом вышла в распахнутые ворота в сопровождении трех неслышных телохранительниц. Яна глубоко поклонилась ей и замерла в поклоне. Саматта услышал, как она еле слышно прошептала:

— Прости меня, сама Тимашара.

Кампаха приблизилась к Яне. Та медленно распрямилась и вопросительно посмотрела на недавнего врага. Тарсачка помялась.

— Скажи своему Палеку, что я извиняюсь, — сердито сказала она, пытаясь грубостью тона замаскировать смущение. — Вот, возьми, — она сунула Яне бумажку в тысячу вербов. — То, что он за меня Хому отдал. Скажи, что я оценила… его заступничество. И скажи ему, дураку, что я не предательница, понятно? Он на самом деле меня не спас, так что я ему ничем не обязана. Предательница, ха! Он еще не знает, что такое оказаться преданным по-настоящему.

Фыркнув и вздернув нос, она повернулась и выбежала в ворота постоялого двора. Яна печально взглянула ей вслед.

— Ну почему все так плохо? — вслух спросила она. — Она ведь на самом деле веселая и храбрая. И любопытная. Мы ведь могли бы с ней подружиться, если бы встретились иначе. И я могла бы всех успокоить, если бы сразу сообразила, что происходит… — Она махнула рукой.

— Перестань винить себя, — Саматта положил ей руку на плечо. — Яни, ты не можешь тащить на плечах весь мир. Я понимаю, почему Дзи вбил в тебя именно такие моральные принципы, но сейчас у тебя действительно не осталось другого выхода. Жизнь, знаешь ли, редко укладывается в красивые теоретические схемы. Да я и не заметил, чтобы Тимашаре стало плохо после твоего вмешательства.

— Она в смятении, Мати, — вздохнула Яна. — Она не понимает, что с ней происходит и почему она решила нас пропустить. Я попыталась ее немного успокоить, но мне нужно бы оставаться рядом еще неделю. Или две.

— Через две недели мы вытащим Цу и Кару и вернемся в Грашград. Встретимся с ней, и ты проведешь еще один сеанс психотерапии. Или сколько там понадобится. Кстати, а что ты там говорила? Про дороги? Ты сама придумала?

— Вступительная часть монолога Феи дальних странствий из «Сказок ласкового лета». Я его еще в музыкальной школе заучила. Сопровождение, правда, не то, что в оригинале.

— По-моему, я этот спектакль так и не посмотрел. Вернемся — восполню упущение. Пойдем в дом, Яни. Нужно закончить упаковываться на завтра и лечь спать пораньше, чтобы отоспаться. Дальше дорога станет тяжелее, на мулах ли, на машинах ли…

5.05.858, небодень. Вторая военная база Оранжевого клана «Миссисима»

Кимар поежился — предутренний холодок забрался под грубую полотняную рубашку с накинутым поверх хантэном. Он окинул взглядом лагерь. С высоты его сторожевой вышки в ночной темноте, только сгущаемой светлеющим небом и засветившимися снежными вершинами гор, бараки казались глыбами камня, купающимися во мраке. Ни один огонек не нарушал светомаскировку — ни в самом лагере, ни на расположенной рядом вертолетной площадке. Кимар находил такие строгости глупыми: ни Караванная Охрана, ни Глаза Великого Скотовода в здешних окрестностях и близко не обладали ничем, способным нанести воздушный удар даже по небольшим приграничным заставам Оранжевого клана, не говоря уже про Миссисиму. Да какой воздушный удар, когда вокруг лагеря рассыпаны скрытые секреты, вооруженные самым современными зенитными ракетами, контрабандой доставленными из Четырех Княжеств! Одна такая ракета запросто уничтожала боевой вертолет, а разглядеть стрелка в густых джунглях, да еще под покровом ночи, решительно невозможно. Только самоубийца может попытаться устроить ночной налет — да и дневной тоже. Кимар еще помнил, как почти двадцать лет назад заморские гости попытались высадиться на западном побережье материка — в той его части, которую контролировал клан Высокого Неба. Чужаки полагали, что корабли с самолетами и вертолетами делают их богами — и горько разочаровались, когда их стальные птицы взрывались в воздухе, бессильно и бесцельно обстреливая джунгли, несущие им смерть.

Солдат Дракона вздохнул и посмотрел на небо, чтобы определить время. Солнце уже вот-вот покажется из-за горизонта, но до смены оставалось еще не менее часа. Он облокотился на перила площадки и стал смотреть, как звезды над горами медленно тают в наступающей заре. Что-то высоко в небе зацепило его глаз, словно укол острой, почти не чувствующейся иголкой. Он вгляделся в северную часть небосклона, туда, где заря уже окутывала небо розовым покрывалом. Вот оно — небольшая точка, блестящая в лучах еще скрытого за горизонтом солнца, за которой тянется тонкий белый след. Кимар поднял бинокль и попытался с его помощью разглядеть точку получше. Тщетно: если это и самолет, то летящий очень высоко. Может, десять верст, а может, и все двадцать. Странно. Зачем самолету летать здесь, да еще и в темноте? Совершенно точно он не из Граша — там нет ничего, способного подниматься на такую высоту. В Княжествах — да, там, говорят, есть. Но что здесь делать княжичам?

Он потер нос, пытаясь сообразить, стоит ли уведомлять старшего по смене. Конечно, чужой самолет — угроза. Но что он может сделать один? Сбросить атомную бомбу? Нет. Трусливые северяне боятся оружия богов, которое сами же и создали. А бросать обычные бомбы с большой высоты особого проку нет. И все-таки, наверное, лучше сообщить. Мало ли что. Лучше оказаться усердным идиотом, чем проспавшим опасность умником. Он протянул руку к рации.

Это оказалось последним, что он успел сделать в жизни.

Стратегический бомбардировщик ВВС Четырех Княжеств, АГУ-18 «Дикий гусь» с поэтическим именем «Ландыш», сбросил свой груз за пятнадцать минут до того. Груз представлял собой большой заостренный цилиндр из прессованной целлюлозы с решетчатыми несущими плоскостями по бокам. Планирующая пятнадцатитонная бомба обладала собственным реактивным коррекционным двигателем, сделанным из специального огнеупорного пластика, не отражающего радиоволны, и рассчитанным на три минуты работы. Ее содержимым являлось четырнадцать с половиной тонн засекреченного состава, известного в узких кругах как «зеленый туман». Боезаряды объемного взрыва разрабатывались и в Четырех Княжествах, и в Катонии уже не первое десятилетие, но это устройство являло собой шедевр смертоубийственного искусства. Распыляемый ей в воздухе аэрозоль при взрыве не просто уничтожал все живое в окрестности не менее ста саженей — он еще содержал и термитный компонент, ударной волной разносимый по крайней мере на полверсты вокруг и прилипавший к поверхностям не хуже клея. Создаваемый им при горении жар плавил даже сталь и бетон и либо сжигал, либо надежно запечатывал выходы из бомбоубежищ. Бомба предназначалась для испытаний на засекреченном полигоне в западной части Четырех Княжеств, но военные, получившие запрос от СВР, с огромным энтузиазмом восприняли идею испытания образца в полевых условиях. И потому уже заправленный и подготовленный к вылету «Ландыш» отправился по совершенно иному маршруту.

Бомба точно знала, куда она нацелена. Навигационные спутники стояли невысоко над горизонтом, но для вычисления начальной траектории на высоте в двадцать пять верст их сигнала оказалось вполне достаточно. И вполне достаточно, чтобы короткими импульсами корректировать траекторию планирования до высоты всего лишь в полторы версты. Дальше бомба летела сама по себе, но на конечный результат отсутствие корректировок влияния не оказало.

В три часа сорок семь минут утра распавшийся на части контейнер выбросил всю превратившуюся в аэрозоль смесь на высоте в шесть саженей над центром лагеря «Миссисима». Четверть секунды спустя аэрозоль сдетонировал. Еще полсекунды спустя в лагере и его полуверстовой окрестности не осталось ни одного живого существа. Чудовищное багрово-желтое облако вспухло над бараками, и к небесам рванулся огромный огненный гриб. Находившихся в лагере людей убило ударной волной, огненной вспышкой и — на тот случай, если кто-то умудрился выжить — удушьем от полного выжигания кислорода в воздухе. Впрочем, тем, кому не повезло оказаться в ближайшей окрестности взрыва, хватило и ударной волны в сочетании с горючим составом. Расположенные на площадке под маскировочными сетями вертолеты, включая огромный транспортный вертолет, на котором в свое время везли Карину с Цуккой, словно пушинки разбросало, искорежив до неузнаваемости еще до того, как взорвались их баки и наполовину вкопанные в землю топливные цистерны. Расположенный чуть в стороне лабораторный цех, где из маяки извлекали экстракт сока, а также превращали экстракт в удобный для хранения порошок, разнесло в щепки, разбросав чаны, змеевики и емкости для сока на расстояние в несколько верст и полностью испарив три тонны серной кислоты, применявшейся в процессе экстракции. Позднее кислота выпала с первым же дождем, превратив в одно большое желтое пятно полосу джунглей шириной в пять и длиной в тридцать верст. На участке диаметром в полторы версты древесные стволы в двадцать-тридцать сантиметров в диаметре ломало словно спички и выворачивало вместе с корнями. Минуту спустя после взрыва на месте бывшего военного лагеря Дракона заполыхал огромный погребальный костер, испепеляющий склады с оружием, продовольствием и готовым к отгрузке дистиллированным соком маяки — и тела более трехсот человек, цвета и станового хребта армии Оранжевого клана. А вместе с солдатами погибли двадцать семь техников, работавших в лабораториях, и около восьмидесяти обитательниц женского барака. Впрочем, последние, если бы они знали о грядущей судьбе, наверняка вознесли бы пилоту бомбардировщика благодарственную молитву.

База «Миссисима», восемь лет назад брошенная Караванной Охраной и прибранная к рукам Драконом, перестала существовать окончательно и бесповоротно.

То же время. Чумча

— Вот оно! — потрясенно выдохнула Яна.

Зарево к югу от Чумчи на несколько долгих секунд затмило свет разгорающейся утренней зари. Вся компания зачарованно смотрела, как начальная вспышка постепенно гаснет, но вслед за ней все сильнее разливается новое зарево. Еще минут пять спустя далекий грохот взрыва заставил зазвенеть стекла в оконных рамах.

— Ну ничего себе! — потрясенно проговорил Саматта. — Они что, атомной бомбой шарахнули?

— Вряд ли, — Ольга задумчиво потерла подбородок. — Слишком близко к границам Граша. И так крупный скандал выйдет, если в Грашграде докажут нашу причастность. Нет, скорее, объемный взрыв. Что-то типа вашей «Черной бури», подробности которой из тебя в свое время так неудачно пытались вытрясти. Или одна из супербомб на традиционной взрывчатке, с которыми наши вояки играются. Только не спрашивайте, что конкретно, я понятия не имею — что мне ответили, вы и сами видели.

— А если бы имела, то все равно не сказала бы, — иронично проговорил Дентор. — Ольга, мы же тебе говорили: не хочешь выдавать тайны — просто помалкивай, мы за язык не тянем. Ну что же, вариант с мулами больше не кажется необходимым. Если честно, я рад. Никогда не любил со зверюшками возиться. На нее присядешь, а она возьми да и сдохни.

— Обаке-переростку вроде тебя лучше бы помалкивать насчет «присядешь», — Саматта ухмыльнулся, но тут же снова посерьезнел. Он отвернулся от окна и склонился над картой, освещенной резким светом фонаря. — Еще непонятно, хорошо без мулов или плохо. Смотрите — вот этот отрог нам доставит наибольшие неприятности. Чтобы обогнуть его, нам придется сильно отклониться к востоку. На мулах мы могли бы пройти вот через эти два перевала. А на машинах — с учетом новых данных по уничтоженным оползнями дорогам вот здесь, здесь и здесь — придется делать огромный крюк, огибая болота. В сумме — больше тысячи верст, почти в четыре раза больше, чем с мулами, пройти придется. И самое скверное — мы оказываемся вот тут.

Он ткнул пальцем в точку, вокруг которой замерцала ровная окружность.

— Ты уже упоминал, — нахмурился Дентор. — Но так и не сказал, чем то место плохо. Мати, хватит туман напускать. В чем дело?

— В том, — Саматта вздохнул, — что вчера я еще раз сопоставил с картой материалы из архива Дзинтона и невнятные намеки Бойры. Сомнений нет — здесь расположено место, широко известное в узких кругах как Кураллах.

— Свистишь… — недоверчиво произнес Палек. — Кураллах должен находиться где-то далеко на юге.

— Нет. Именно здесь. Совпадают некоторые характерные приметы, да и по косвенно вычисленным расстояниям сходится.

— Мне тоже казалось, что Кураллах куда южнее, — озабоченно проговорила Яна. — Хотя… по тому, что рассказала Карина, возможно, ты и прав. Плохо. Может, и в самом деле на мулах остановиться? По крайней мере, рядом проходить не придется.

— Мне никто не хочет пояснить, о чем речь? — деланно безразличным тоном осведомился Дентор. — О безделице какой, наверное? Кураллах-мураллах, а рядом Шураллах, мне и знать, наверное, незачем…

— Извини, — коротко глянул на него Саматта. — Кураллах — база искинов Камилла. Бывшая опорная база Тилоса. Как я понял в свое время намеки Дзи, их центр операций в регионе, защищенный как бы не лучше нашего отеля. Только не рощица под их контролем, а зона в сотню верст радиусом.

— Искинов Камилла? — Дентор наморщил лоб. — Хм… ладно, вам как особам, приближенным к небожителям, виднее. Но чем оно плохо? Они же к вам если и не дружелюбны, то точно не враждебны.

— Они-то да, а вот Дракон, как ты догадываешься, нет. Можешь назвать меня дохлым зюмзиком, если в тех местах их пикеты не кишат, как мухи над навозом. Мы почти наверняка не избежим множественных проверок. И наши шансы засыпаться резко возрастают.

— Ну, пикет — не армия, прорвемся, — пожал плечами гигант. — На машинах, по крайней мере, маневренность выше. И никто не сказал, что тропы через перевалы после толчков не завалило. Нам одной неудачной глыбы на дороге хватит, со спутника такое не отследить. Опять же, горы, пусть и невысокие, все равно горы, и шанс сломать шеи, брыкаясь с мулами, все равно слишком высок. Хватит рефлексировать, Мати. Загружаем еду в машины, и двинулись. Время дорого.

— Субординацию нарушаем? — грозно нахмурился Саматта. — Вернемся домой — три наряда вне очереди. Народ, слушай мою команду, и только мою. Своим авторитетом приказываю: загружаем еду в машины, и двинулись. Время дорого.

— Да, господин командующий! — Дентор дурашливо отдал честь. — Есть три наряда! Есть загружаться! — Быстрым, на удивление грациозным для его огромного тела движением он подхватил под мышки Яну и Кансу. — Эти тюки куда паковать?

— Дядя Дор, я тебя сейчас сама запакую! — обиженно брыкнулась Яна. — Каси, он щекотки боится, я знаю. Давай одновременно, ты слева, я справа.

— А мышей он боится, кто-нибудь знает? — деловито осведомился Палек. — Элефанты боятся, а они тоже большие. Если поискать, наверняка где-нибудь здесь мышка найдется. Ночью что-то под полом скреблось.

— Эй! — запротестовала Канса. — Я тоже мышей боюсь. Пусть дядя Дор меня лучше в машину рядом с кувшином селло запакует, я согласна. Только ложку оставьте.

— Селло для фигуры вредно, — наставительно сказал Дентор, осторожно опуская девушек на пол. — Особенно юным девицам. Я его сам съем, чтобы вас спасти. Ну что, кто пойдет будить хозяина сей печальной обители для окончательного расчета?..

Тот же день. Сумаллах, Первая база Оранжевого клана

Когда Цом опустился на одно колено, уперся кулаком в землю и низко склонил голову, Шай понял, что дела обстоят куда хуже, чем можно судить по его мрачной физиономии. Голова Дракона вышел из боевой стойки, аккуратно вложил меч в ножны, не упустив возможности насладиться успокаивающим шелестом стали о сталь, и повернулся к Старшему Когтю.

— Докладывай, — коротко сказал он, вытирая со лба пот, успевший выступить под лучами еще невысокого, но уже жаркого солнца.

— Сегодня ранним утром полностью уничтожена Миссисима, момбацу сан, — безжизненно-ровным тоном без малейших следов эмоций проговорил Цом. — Полностью. Казармы, склады, цеха, радарная станция, аэродром с вертолетами и резервуарами горючего. Все люди погибли. Уцелели только часовые на удаленных точках.

Шай молча смотрел на Старшего Когтя. Его голова уже осознала сказанное, но сердце отказывалось поверить.

— Кто и как? — наконец хрипло спросил он.

— Неизвестно точно. На рассвете многие видели высоко в небе след реактивного самолета. Очень высоко. Наверное, один из дальних бомбардировщиков княжичей. Сбрасывал ли он бомбы, никто не видел, но выжившие как один описывают большой огненный гриб над лагерем. Пилот разведывательного самолета описывает Миссисиму как одно большое обугленное пятно в джунглях. Там до сих пор тлеют угли. Я отправил туда вертолет со счетчиком радиации, рапорт получим примерно через час.

— Глаза Скотовода? — подумав, спросил Шай. — С учетом того, что ты докладывал утром?

— Вряд ли. Наши тайные наблюдатели в Чумче описывают транспорт мобильного отряда ГВС как два вертолета. Уничтожив наших людей и проверив постояльцев гостиницы, солдаты на закате погрузились в вертушки и улетели на восток. И никто из уцелевших часовых не слышал вертолетов в окрестностях Миссисимы.

— Подготовить вертолет для меня! — резко скомандовал Шай. — Немедленно. Я должен увидеть базу своими глазами.

— Но если атомная бомба…

— Молчать! — Шай почти выплюнул это слово, так что Старший Коготь невольно отшатнулся назад. — Если там радиация, твой разведчик сообщит об опасности по радио. Если нет, то я не могу терять время. Ты понимаешь, какие последствия нас ожидают? Мы потеряли треть бойцов! Почти половину подготовленного к транзиту запаса маяки! Мы не сможем выполнить свои обязательства по поставкам! Цом, если Миссисима действительно уничтожена, я созываю Ацумару. И будь я проклят, если мы не отомстим тем, кто нанес нам подлый удар в спину! Вертолет! Немедленно! И Каммару ко мне, сейчас же. Прикажи подготовить курьерский вертолет и для него тоже, он полетит лично разговаривать с другими Головами. Пришло время увидеть, каков из него Язык.

— Да, момбацу сан, — поклонился Цом. — Выполняю.

Он выпрямился и быстро вышел.

Шай опустился на пятки прямо в пыль широкого тренировочного двора, пачкая широкие шелковые штанины дорогой мокки. В зародыше задушив холодное бешенство, которое так мешало думать, и стиснув рукоять тоскалы, он глубоко задумался, сощурив глаза. Почему? Почему именно сейчас? И так, как никто и никогда не атаковал кланы Дракона? Никогда?.. Нет. Двадцать лет назад, когда катонийские войска пытались взять под контроль Западное побережье, один из второстепенных лагерей клана Изумрудной Листвы погиб в такой же яростной вспышке. Бомбу тогда, как передавали, катонийцы тоже сбросили с самолета, летящего высоко в небе, недосягаемого для зенитных ракет. Восточников не спасло оружие трусов, и в конечном итоге они все равно вынуждено убрались домой, поджав хвост. Но сам факт…

Случившееся сегодня действительно ужасает своими последствиями. Разом потеряв значительную часть своей армии и транспортных средств, Оранжевый клан теряет и свой авторитет. Хуже того, срыв давно оговоренных поставок маяки нанесет по его репутации серьезный удар, имеющий вполне конкретные финансовые последствия. Получение товаров только после полной предоплаты, пониженные цены на маяку, возможно, потеря части территории в качестве компенсации за понесенными другими кланами убытки — если только другие Головы не решат, что с Оранжевым кланом можно больше не церемониться. В последнем случае их ждет война на истребление, которая закончится быстро и не в их пользу.

И еще одно. Два события: вчерашний налет Глаз на Чумчу и сегодняшнее уничтожение лагеря клана — связаны ли они? И сверх того — связаны ли они с двумя восточными женщинами, содержащимися неподалеку от тех краев? Нет, вряд ли. Княжичи и ГВС не могут знать, где держат пленниц… если только предательство не свило свое гнездо прямо у него под носом.

Он еще подумает как следует над этими вопросами. Но прямо сейчас нужно озаботиться иным. Текст сообщения другим кланам нужно составить до того, как он вылетит на место катастрофы, чтобы Каммара не ждал его возвращения. Сколько потребуется, чтобы созвать Ацумару — три дня, четыре? Не так много. И ему еще потребуется тщательно продумать, что говорить на собрании. А ведь если подумать — из случившегося даже можно извлечь и пользу. Ведь наверняка хорошо известный ему Голова не удержится и публично ляпнет что-нибудь в адрес неудачливого и при том слишком молодого главы клана…

6.05.858, перидень. Мумма

С течением времени вопреки тайной надежде Карины очередь на обследование не уменьшалась. Мало того, что к жителям Муммы добавились еще и камбийцы — к чудо-целительнице, оживляющей мертвых великой-шамане-из-за-моря началось паломничество из окрестных деревень. Многие шли даже не за лечением, а просто поглазеть на невысокую щуплую женщину со странным светло-оливковым оттенком кожи, не стеснявшуюся ходить почти голой (по местным меркам, разумеется) и притом — взрослую синомэ, находящуюся под покровительством духов, но не безумную. Карина плохо запоминала лица, особенно местные, и не могла уверенно сказать даже, кого из почтительно глазевших на нее мужчин раньше видела, а кого — нет. Про закутанных в одинаковые глухие платья женщин и говорить не приходилось. Некоторых местных жительниц ей удавалось опознавать по орнаментам на кубалах и наголовных платках, но у большинства одежда оказалась монотонных коричневого и серого цветов. Тем не менее, ей даже без комментариев Цукки отчетливо казалось, что для трехсот жителей объединенной деревни, которые уже деятельно расчищали новые плантации взамен уничтоженных оползнями, народу вокруг «клиники» толпится слишком много.

Как пояснила Тамша, жители Муммы в ситуации сориентировались мгновенно. Пришлых не гнали, но и просто так к «клинике» не подпускали, взимая плату. Староста, господин Мамай, организовал систему сбора подношений, пуская скоропортящуюся еду на нужды объединенной деревни, которая после недавней катастрофы испытывала серьезные проблемы и с продовольствием, и с припасами, а долго хранящиеся продукты и вещи складывая на общественные склады. Торговец Шаттах по его просьбе передал Карине нижайшую просьбу не беспокоиться — все собранное, мол, отдадут по ее первому требованию, в ответ на что Карина назначила Цукку учетчиком и распределителем. Та отнеслась к своей новой роли завхоза ответственно и сегодня утром пожертвовала деревне почти все скопившиеся подношения, в обмен вытребовав у старосты несколько отрезов материи, нормальные иголки и нитки. Она намеревалась сшить Карине, Тамше, Тэйсэй и себе медицинские халаты, пусть и грубые и не из белой ткани, но все же халаты. Сейчас она сидела в углу «операционной» и задумчиво примеривала к ткани импровизированные выкройки из древесной коры. Тэйсэй сидела рядом и с любопытством наблюдала за ней.

С самого момента появления в деревне Панариши взял в привычку внезапно появляться и также внезапно пропадать, так что ни Карина, ни Цукка не успевали приступить к нему с давно крутящимися на языке вопросами. На сей раз шаман вошел в «клинику» в тот момент, когда Карина заканчивала обрабатывать рану на ноге у молодой женщины из соседней деревни, за несколько дней до того во время сбора плодов пропоровшей кожу на лодыжке острым сучком. Ничего опасного — при условии, если вовремя и правильно обработать рану. Но правильно ее никто, разумеется, не обработал. Импровизированная повязка из травы и целебных листьев местного растения под названием «кушуха» не помогла — инфекция проникла глубоко в рану, и та воспалилась. К тому моменту, когда беспрерывно кланяющиеся родственники внесли женщину в «клинику», отведенную деревней под «клинику», лодыжка разбухла раза в два и посинела. Из раны непрерывносочился гной, а кожа несчастной казалась раскаленной, словно сковородка. Похоже, у нее начиналось или уже началось заражение крови. К моменту появления Панариши Карина вскрыла нарыв, вычистила рану эффектором и зарастила ее. Шаман несколько минут наблюдал, как при помощи уже наловчившейся Цукки она накладывает новую повязку из кушухи.

— Пить! Ей надо много пить! — стараясь как можно разборчивее произносить слова, объяснила Карина родственникам женщины. — Пить чистую теплую воду и лежать. Не вставать ни в коем случае. Рана плохая, очень плохая. Кровь стала грязной. Нужно много пить, чтобы грязь уходила с мочой. Понимаете? Тамша, переведи.

Тамша быстро затараторила. Родственники загомонили и дружно закивали. Переложив женщину на сделанные из травы и палок носилки, они, все так же кланяясь, выбрались из хижины. В углу осталась лежать плетеная корзина с какими-то местными фруктами. Взглянув на нее, Карина устало усмехнулась.

— Почти как в настоящей больнице, Цу, — пробормотала она. — Я их лечу, они мне платят. Жаль, на банковский счет фрукты не положишь. Ну что же, с голода мы в любом варианте не помрем, и то радует. Здравствуй, господин Панариши. У тебя ко мне дело? Или просто в гости зашел?

Сидящий в углу на корточках шаман воздвигся на ноги. Его разукрашенное ритуальными рисунками лицо оставалось таким же неподвижным, как и раньше, но его выражение казалось явно мягче, чем обычно.

— У женщины гнилая кровь, — сказал он. — Такая кровь — предвестник смерти. Она почти наверняка умрет.

— Возможно, — пожала плечами Карина. — Но я сделала все, что могла. Мне нетрудно. В конце концов, не могла же я оставить ее умирать без помощи?

— Любой поступок имеет свои корни и свои плоды, — задумчиво произнес шаман. — И иногда плоды оказываются совсем не теми, что ожидают люди, посеявшие семена. Сама Карина, ты слышала, что Дракон тяжко ранен? Вчера утром небесные громы стерли с лица земли Миссисиму, большой северный лагерь Оранжевого клана.

— Да, Мати соо… — Карина осеклась. — Да, я слышала, как местные что-то говорили.

— Никакое покровительство духов не помогает хорошо лгать, — усмехнулся шаман. — Местные жители еще ничего не знают. Слухи разнесутся не позже завтрашнего вечера. У меня свои способы узнавать, что происходит далеко отсюда. И у тебя, похоже, тоже. В будущем отвечай, что духи принесли тебе вести. Даже если кто-то не поверит, переспросить не осмелится.

Из угла, где сидела Цукка, донеслось явственное фырканье. Карина почувствовала, как отчаянно краснеет. И Панариши туда же! Мало ей майора Тришши с его едким орочьим сарказмом, не говоря уже про злобоехидного Лику! И этот туда же… Ну да, не умеет она врать, и что с того?

— Спасибо, в следующий раз так и скажу, господин Панариши, — сердито сказала она. — А сейчас прошу извинить. Меня ждут пациенты. Тамша, зови сле…

— Я сказал им, что ты сегодня больше не принимаешь, — невозмутимо сказал шаман. — Сама Карина, сама Цукка — я пришел не просто так. Пойдемте со мной. Я хочу показать вам одно место.

— Что за место? — подозрительно сощурилась Цукка, вскидывая взгляд от выкроек. — Куда-то идти надо? Господин Панириши, нас вообще-то стерегут мужики с автоматами. С момента землетрясения господин Дурран словно не в себе. Теперь за нами все время присматривают два солдата. Ты их, наверное, видел. Они наверняка за нами увяжутся, а то и вовсе не отпустят.

— Отпустят и не увяжутся, — усмехнулся шаман, и задубелая кожа его лица пошла морщинами. — Я поручусь, что вы вернетесь. Они не осмелятся идти против воли духов.

— А они верят в духов? — осведомилась Карина. — Кажется, господин Дурран не очень-то их боится.

— Неважно. Даже если не верят, пойти против их воли все равно не осмелятся. С теми, кто так поступает, случается плохое. Их находят мертвыми в джунглях или в своей постели, с лицами, покрытыми синими пятнами, и с разбухшим языком.

— Духи так с ними поступают?

— Иногда духи. А иногда можно и не ждать их мести… — Шаман зловеще ухмыльнулся. — Пойдемте. Солнце уже склоняется к западу, а нам нужно вернуться до заката.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и, отдернув полог, вышел из «клиники». Женщины переглянулись.

— Не нравится мне его затея, — вздохнула Цукка. — Заведет куда-нибудь и ритуально слопает. А другим скажет, что так духи велели.

— А мне нравится, — возразила Карина. — Я, конечно, не Яна, эмоции чувствовать не умею, но все равно он хороший дядька. Даже удивительно для шамана… если, конечно, он настоящий шаман, а не прикидывается зачем-то. Он все еще к нам присматривается, но я не думаю, что хочет нам вреда. Пойдем.

Он поднялась.

— Хочу с вами, — тихо сказала Тэйсэй, потупившись. — Можно?

— Пусть Панариши только попробует заявить, что нельзя, — решительно заявила Цукка. — В ухо плюну, и не посмотрю, что шаман. Только тебе репеллентом надо намазаться, а то мошкара заест.

Карину и Цукку, как ни странно, мошкара и прочие насекомые так и не трогали, и самый большой вред от них заключался в назойливом ночном зудении над ухом. Однако прочие жители деревни от них страдали изрядно — начавшие откуда-то появляться крупные кусачие мухи, пикировавшие на цель словно реактивные штурмовики, прокусывали даже ткань одежды. Поэтому аборигены пользовались импровизированным репеллентом — терпко пахнущим настоем из каких-то местных трав. Вот и сейчас Цукка специальной метелочкой обрызгала жидкостью одежду, волосы и кожу Тэйсэй.

— Готово, — удовлетворенно сказала Цукка. — Кара, поднимайся… слушай, ты чего такая замотанная? Устала?

— Да что-то усталость накопилась, — вяло откликнулась Карина, поднимаясь. — Похоже, не выспалась сегодня, глаза слипаются.

— Понятно, — кивнула Цукка. — Загнала ты себя. Кара, ты думаешь, семичасовой рабочий день зря изобрели? Ты даже свои тренировки забросила. Нет, с сегодняшнего дня прекращаешь сжигать себя на службе общества и входишь в нормальный ритм. Прием — четыре часа в день максимум, если только что-то экстренное не произойдет. И все. Имей в виду, я прослежу. А теперь поднимайся и пошли. Если Панариши нас не съест, прогулка тебе на пользу пойдет.

Шаман терпеливо дожидался их перед навесом. Рядом с ним переминались с ноги на ногу два местных мужчины и мальчик, в котором Карина узнала Матсу, сына Шаттаха. В остальном вытоптанная мини-площадка перед «клиникой» оказалась совершенно пуста, лишь два солдата Дракона сумрачно переминались с ноги на ногу поодаль, стискивая свои автоматы и явно не понимая, что им делать. Похоже, они и в самом деле не осмеливались возражать шаману, но недвусмысленный приказ Младшего Когтя не позволял им сдаться без боя.

— Мы пойдем с вами, — выдавил из себя один из них, насуплено глядя на шамана.

— Я сказал — нет, — спокойно возразил тот. — Вы останетесь в деревне. Мы вернемся до заката, и никто ничего не узнает.

Охранник что-то прошипел сквозь зубы, но продолжать препирательства не рискнул.

— Ладно. Но если к закату не вернетесь, мы сообщим Дуррану, что женщины сбежали, — заявил он. Потом, демонстративно закинув автомат за спину, сел на корточки у стены, достал флягу с вином и стал понемногу тянуть из нее жидкость. Второй охранник последовал его примеру.

— Идем, — Панариши мотнул головой в сторону джунглей.

Тропинка вывела их к берегу реки. Шаман размашисто шагал впереди, а Цукка с Кариной, все еще не привыкшие к местным кожаным гункам, едва поспевали следом. Позади по тропинке топотали босые пятки мужчин. Тэйсэй с Матсой шли последними, причем мальчик явно изображал из себя защитника и покровителя девочки, помогая ей переступать через особо толстые древесные корни и отводя в сторону колючие ветки. Карина слегка улыбнулась. Все-таки он славный паренек. Вообще местные мужчины хотя и относятся к женщинам как к существам второго сорта, в обиду их никому не дают, даже соседям. Она еще плохо понимала местные взаимоотношения, но уже знала, что оскорбить женщину означает вдвойне оскорбить и ее мужа или отца. Странно — казалось бы, какое дело мужикам до чувств второсортных женщин? Или они просто не любят, когда кто-то портит их собственность?

На берегу шаман свернул и пошел берегом вверх по течению. Запруженная ниже по течению река с каждым днем разливалась все шире — пока в основном в противоположную от деревни сторону, где берег был пологим и гладким. Прямо на глазах образовывался большой пруд, и Карина с беспокойством подумала, как он отразится на местной санитарной обстановке. Мало им застойных болотин в окрестностях — теперь еще и с проточной водой совсем никак. Зараза заведется, комаров станет куда больше…

Постепенно берег становился все круче, течение речки ускорилось, она стала заметно уже. Примерно через полчаса ходьбы спереди начал сочиться странный для полудня туман. Он клубился между листьями деревьев, плотной завесой заволакивая все вокруг, становясь все гуще и гуще. Внезапно группа вышла на широкое открытое пространство. Река здесь бурлила и клокотала, и пар, похоже, исходил именно от нее.

— Здесь, — шаман остановился и указал на воду, — горячие подземные ключи выходят на поверхность и смешиваются с холодными водами, текущими с вершин. Здесь открываются врата в подземный мир, доступный лишь духам. Мы зовем это место Шшахатиаром, Водами Очищения. Когда в здешних местах новый шаман принимает свой посох из рук умершего, он приходит сюда и смывает с себя грехи прошлой жизни. Сюда запрещено приходить непосвященным. И вы первые женщины за долгое время, которые здесь появились, — добавил он, покосившись на спутниц. — И Тэйсэй, разумеется, тоже.

— Спасибо, мы тронуты, — пробормотала Цукка. — А как подземный мир доступен духам, если они боятся текущей воды?

— Задавать слишком много вопросов о материях, в которых не понимаешь, может оказаться вредным для здоровья. Съедят за святотатство, — пожал плечами шаман. Карине показалось, или в его глазах и в самом деле блеснули искорки озорного юмора. — Мы почти пришли.

Он отвернулся и возобновил движение.

Саженей через тридцать джунгли снова расступились. Начались каменистые осыпи. Несколько раз Карина и Цукка оступались и наверняка бы загремели вниз по склону, если бы каждый раз их не подхватывали сильные мужские руки заботливых спутников. Тэйсэй закинула руку Матсе на плечо и аккуратно переступала по камням, а мальчик осторожно придерживал ее за талию, помогая перебираться через все более глубокие провалы между увеличивающимися в размерах валунами.

— Господин Панариши! — наконец не выдержала Карина. — Куда ты нас ведешь? Далеко еще?

— Мы пришли, — лицо шамана озарила улыбка, и он ткнул перед собой пальцем. — Вот.

Они выбрались на довольно широкую ровную площадку. Прямо перед ними в возвышающейся отвесной стене виднелся проход. Скала вокруг него оказалась обтесанной, имитируя нечто вроде портика храма. Вырезанные из камня контуры колонн казались основательно побитыми временем и заметно выщербились, но общий вывод оставался однозначным: они пришли к какому-то святилищу.

— Что здесь? — поинтересовалась Карина, удивленно всматриваясь в скалу. — Храм?

— Храм, — согласился шаман. — Когда-то давным-давно забытые племена поклонялись здесь Курату. Видите символ Солнца над входом, пятиконечную звезду в круге? Но их смыла река времени, и никто не знает, откуда они пришли и куда делись. Два века назад шаманы нашли его. Они убрали мусор, расчистили осыпи внутри и посвятили его новому богу.

— И какому же?

— Богу Тилосу, которому служу и я.

Цукка и Карина синхронно вздрогнули и переглянулись.

— Но… ведь культ Тилоса давно умер, — удивленно сказала Карина. — Его же…

Она осеклась. Объяснить шаману, что культ Тилоса Демиурги стерли полтора века назад исходя из каких-то своих побуждений, оказалось бы затруднительно. Особенно шаману, служащему тому самому культу.

— Раз рожденные боги не умирают никогда, — покачал головой Панариши. — Тайна храма столетиями передается от учителя к ученику. Последователи Тилоса немногочисленны, но влиятельны. Мы храним тайные знания до того времени, когда они станут нужны людям. Войдем внутрь. Вы должны увидеть священный алтарь.

Внутри стояла влажная прохлада. Панариши зажег и засунул в бронзовые кольца несколько факелов из сложенной в углу связки, и небольшую пещеру залил неверный колеблющийся свет. Оба местных мужчины и Тэйсэй с Матсой остались у входа, с открытыми ртами озираясь по сторонам. Карина прошла в глубину храма и с удивлением осмотрелась. После яркого дневного света она ничего не видела в мечущемся сумраке, а потому просто закрыла глаза и задействовала эффектор.

Овальная в горизонтальном сечении пещера, вытянутая от входа к дальнему концу. Невысокий, не выше двух саженей свод. Обломки каких-то древних каменных статуй по углам, непонятная резьба по стенам — и странный алтарь у дальнего конца. Формой алтарь напоминал пульт управления: изогнутый дугой, с заостряющимися концами, обращенный выпуклостью к дальней стене, со слегка скошенной вовнутрь неровной верхней плоскостью.

— Это и есть священный алтарь? — обернувшись и приоткрыв глаза, поинтересовалась она максимально вежливым тоном, чтобы ненароком не обидеть шамана. — Что мы должны делать, господин Панариши? Какой ритуал исполнить?

— Следуй зову своей души, — туманно ответил шаман, постучав пальцем по середине живота. — Ты не поклоняешься Тилосу… но он все равно говорит с тобой прямо сейчас. Нужно лишь правильно понять его голос.

— Те, кто не следуют за богами, не слышат их голоса, — качнула головой Цукка. — Мы по незнанию можем обидеть твоего бога.

— Бога обидеть невозможно, — усмехнулся Панариши. — По крайней мере, для смертного. Способно ли несмышленое дитя обидеть своего отца? Если способно, то он не бог, а обманщик. Сама Карина, ты боишься обидеть не бога, а меня. Уверяю, не стоит, у меня шкура толстая.

Мысленно пожав плечами, Карина отвесила алтарю глубокий поклон. Цукка последовала ее примеру. Однако Панариши даже бровью не повел. Озадаченно посмотрев на него, Карина снова повернулась к алтарю.

Она не так хорошо знала Панариши, как следовало бы. Но вряд ли он притащил их сюда только ради того, чтобы они посмотрели на пещеру и несколько каменных обломков. Она подошла к алтарю поближе и вгляделась в него через эффектор. Внезапно она вздрогнула.

— Цу! — неверяще произнесла она. — Я… я не понимаю. Там электрическая схема!

— Где? — деловито осведомилась та.

— В алтаре же! В камне полости, там идут провода. И они под напряжением, хотя под очень слабым. Там какой-то блок, похоже, кнопочный! От него провода уходят под землю.

— Открыть сможешь?

— Не знаю. Верхняя плита прочно лежит… — Карина попробовала сдвинуть каменную крышку алтаря сначала руками, потом манипуляторами, но та даже не шелохнулась. — Я могу разбить ее прямым ударом, наверное, но… — Она опасливо оглянулась на шамана — не сочтет ли тот ее заявление святотатством? — Но, наверное, не стоит. Она же не просто так лежит.

— Тогда ищи, нет ли там запоров и защелок, — посоветовала Цукка.

— Запоров…

Карина внимательно осмотрела места, где крышка опиралась на края полости. Вот металлические полоски — да, точно, запоры, глубоко входящие в пазы в камне. А вот тут в камне вырезаны пазы… и они тянутся вот сюда.

Она с усилием надавила на небольшой выступ на передней стенке алтаря, и тот нехотя подался, со скрежетом утопился в камень. Карина протянула манипулятор и нажала второй выступ с противоположной стороны. Каменная плита едва заметно дрогнула, и Карина с неожиданной легкостью откатила ее от себя. В открывшейся нише и в самом деле располагался кнопочный блок: вырезанный из камня ромб с ромбическими же клавишами.

— Действительно, клавиатура, — пробормотала Цукка, вглядываясь. — Смотри-ка, а ведь кнопки хоть и каменные, но пронумерованные. Только символы старые. От нуля до… пятидесяти, если я правильно помню тот учебник, что давал мне Мати. Странно. Впрочем, Кара, тут ведь храм Тилоса. А что, если здесь не просто храм, а его бывшая база? Или просто одно из хранилищ?

— Возможно, — согласилась Карина. — Но откуда здесь электричество? Почти два с половиной века прошло! Ни одна батарея столько не проживет.

— Во-первых, мы не знаем, какие технологии передал ему Джао, — задумчиво откликнулась Цукка. — Кавитонный реактор, во всяком случае, у него имелся, а это такой уровень, рядом с которым ни одна батарея не валялась. Во-вторых, даже и подручными средствами можно обойтись. Скажи, напряжение насколько сильное?

— Совсем слабое. Я даже провода не сразу распознала. Вольты как максимум.

— Тогда, возможно, речь идет о термопаре. Здесь рядом подземный кипяток и холодная горная речка. Перепад температур вполне приличный, особенно если забуриться в глубину, где жидкость и пар перегреты под давлением. КПД у обычной термопары невелик, на сотню градусов перепада максимум десяток милливольт, а то и меньше, но если таких собрать много, несколько вольт набрать вполне реально. А если Тилосу удалось освоить производство полупроводников хотя бы в лабораторных количествах, его можно заметно увеличить. А больше нескольких вольт для спускового механизма и не надо. Там, под землей, вполне может скрываться полноценная геотермальная установка, которую блок в алтаре запускает. Но сейчас не о том думать надо. Какой код нужно вводить? И что случится? А если ошибемся, никакая бомба не взорвется?

— Код… — Карина задумчиво потерла подбородок. — Если тут действительно просто старая база, то код вряд ли валяется под ногами. Но если кто-то из его последователей делал закладку на будущее, то…

Она снова закрыла глаза и снова осмотрелась через сканер. Так. Алтарь гладкий и чистый, никаких буквослогов на нем нет. Но вот резьба на стенах, если присмотреться, вовсе не такая уж и непонятная. Картинки из жизни бога Тилоса — чушь. Будь здесь Саматта, наверное, он выдал бы целую речь на тему оригинальных изображений и позднейшей халтуры. Даже она видит, что ближе к краям пещеры техника резьбы заметно более грубая, а картинки совсем схематичные. А вот у дальнего ее конца, примерно в сажени от пола…

— Цу, там надпись в орнамент вплетена, — она ткнула пальцем в сторону обрамленного рамкой текста. — Видишь?

— При таком освещении? Нет, конечно, — фыркнула та. — Прочитать можешь?

— Да. Там почти современные буквослоги. Немного искаженные, но разобраться несложно. Сейчас… «Ты, что прост душой, стоишь на пути к скрытому свету. Твоя простота приведет к успеху и выпустит свет на волю. Но помни: только первые десять, не более и не менее, задом наперед смогут достичь успеха, прикоснувшись к истине». Чушь какая-то!

— Чушь, говоришь? — Цукка нахмурилась. — Да нет, дорогая моя, вовсе не чушь. Гуманитарию вроде тебя, может, и неочевидно, но для матфизика с моим гениальным коэффициентом интеллекта и с учетом клавиатуры все вполне логично. Первые десять простых чисел натурального ряда в обратной последовательности — очень даже просто, извини за тавтологию. А ну-ка…

Она нажала на несколько кнопок.

— Что-нибудь изменилось?

— Нет. Ох ты…

— Что-то еще заметила?

— Кнопка внизу. Овальная. Видишь буквы на ней?

— Нет. Только какие-то штрихи непонятные.

— Не штрихи. Цу, на ней буквы древнего фонетического алфавита Демиургов. Помнишь, я тебе про их латинский язык рассказывала? Там всего двадцать шесть букв, и я их на всякий случай заучила. И пару сотен слов выучила. Здесь символы из него, если все вместе прочитать, получится слово «veritas». «Истина» на том самом языке. А в надписи сказано «прикоснувшись к истине».

Карина решительно нажала на кнопку. Та качнулась, но ничего опять не произошло.

— Попробуем в быстром темпе, — решила Цукка. Она еще раз нажала на клавиши, завершив последовательность овальной кнопкой. — Ну что?

— Не знаю. Пока не вижу нич… ой!

Глубоко из-под пола раздался глухой рокот. Алтарь завибрировал, и каменная крышка соскользнула обратно на свое место, едва не прищемив Цукке пальцы. Раздался громкий скрежещущий звук, и внезапно дальняя часть стены сдвинулась с места. Провибрировав, она, расколовшись на две половины, ушла в стены открывшегося узкого тоннеля. А в потолке тоннеля хоть и тускло, но страшно ярко во тьме пещеры, один за другим вспыхивали светящиеся электрические шары.

— Свершилось! — возвестил сзади трубный глас, и перепуганные Цукка с Кариной обернулись, инстинктивно прижимаясь друг к другу. Панариши стоял, воздев руки к небу, и вещал хорошо поставленным голосом, словно профессиональный оратор. — Обещанный день настал, и древнее пророчество свершилось! «И явится к угнетенным Избранная Дочь, наделенная тайной внутренней силой. Хрупка ее плоть, но велика мощь ее духа, и боги ведут ее по пути к звездам. Неземной свет озарит ее тропу, и стекутся к подножию ее трона племена, чтобы встать под ее руку и опрокинуть Зло, и поведет она их к счастью и свету!» Повелевай нами, Избранная Дочь! Отныне твоя воля — наша воля!

Словно по команде, оба деревенских мужчины упали на колени и низко опустили головы, прижав к груди скрещенные руки со сжатыми кулаками. Тэйсэй и Матса испуганными птицами порскнули из пещеры и спрятались за выступом у входа в нее, выглядывая из-за него с горящими от восторга глазами. Шаман величаво опустился на колени вслед за мужчинами и припал лбом к упертым в каменный пол рукам.

— Э-э… господин Панариши? — неуверенно спросила Карина. — Ты с нами сейчас говорил?

— Да, Избранная Дочь, — подтвердил шаман, не поднимая головы. — С тобой. Я сомневался, но ты прошла последнюю проверку.

— Но я не Избранная Дочь! — возмутилась Карина. — Господин Панариши, ты глупости говоришь. Да встаньте же вы на ноги, я вам говорю!

Мужчины с готовностью вспрыгнули на ноги, словно подброшенные невидимой пружиной. Шаман оторвал лоб от рук, выпрямился, но на ноги не поднялся.

— Момбацу сама Карина, — спокойно произнес он. — Я вижу, что ты не подозреваешь о своем предназначении. Такое не редкость — боги не всегда открывают свои цели даже избранным. Но ты — предсказанная Избранная Дочь, и в том нет никакого сомнения. Древнее пророчество гласит, что однажды ты придешь и поведешь людей на битву со злом. И да свершится так!

— Господин Панариши… — Карина бессильно опустила руки. Ну и что ей теперь делать с религиозными фанатиками? И объясняться дальше боязно — вдруг он обидится и что-нибудь совсем несуразное выкинет, и замолчать не удастся — деревенские вместе с шаманом наверняка разнесут весть не хуже телевизора. — Господин Панариши, я же объясняла — я не верю ни в богов, ни в духов.

— Правильно, Кара, — неожиданно сказала Цукка. — Ты в них не веришь. Ты просто знаешь, что они существуют.

— Но я…

— Прекрасно знаешь. Ты забыла своего приемного отца?

Карина задохнулась. Ее мысли заметались. Папа? Но Дзинтон не бог, он… Демиург? А чем Демиург отличается от бога? По крайней мере, в глазах местного шамана? Неужели папа несколько столетий назад предвидел, что однажды она окажется в здешних краях? Нет, вряд ли. Джао обратил на нее внимание только потому, что у нее проявился сильный эффектор. А эффектор выпустила Майя всего два десятилетия назад. Значит, тут что-то еще. Но что?

— Господин Панариши, — спокойно произнесла Цукка. — Если она Избранная Дочь, то я ее воспитательница и подруга. Мне нужно поговорить с Кариной. Ты и остальные — вы не могли бы оставить нас ненадолго?

— Разумеется, сама Цукка, — кивнул шаман. — На столько, на сколько вам нужно. Перед вами открыт путь, закрытый для меня. Я не хочу будить старые воспоминания, по крайней мере, пока. Вам следует пройти по подземной тропе, но я не спущусь вместе с вами. Мы ожидаем вас у выхода из пещеры. Но не задерживайтесь слишком долго. Нам следует вернуться в деревню до заката. Еще не время открываться перед врагами.

Он поднялся на ноги и вышел из пещеры. Мужчины, пятясь и кланяясь, последовали за ним. Карина смотрела им вслед с приоткрытым от растерянности ртом.

— М-да, — хмыкнула Цукка. — Ну что, Кара, поздравляю. Ты в очередной раз влипла в историю внутри истории. Можно подумать, мало нам похищения и психанутого Шая с длинным ножиком. Теперь ты еще и предводительница племен! Кого и куда вести собираешься? Скажи заранее, чтобы я в сторону отскочить успела, а то еще затопчут ненароком.

— Цу! — взмолилась Карина. — Ну хоть ты не ехидничай! Лучше скажи, как Панариши объяснить, что он ошибается.

— Никак, — широко улыбнулась Цукка. — Кара, смирись. Перестань смотреть на мир из колодца. Речь не о том, что шаман ошибается, а о том, что мы можем использовать его заблуждения, чтобы выпутаться из ситуации. Забудь о своем атеизме и играй роль, пока не поймешь, что делать.

— Но я не могу…

— Можешь! — неожиданно твердо оборвала ее Цукка. — Кара, неужто ты не понимаешь, что у нас с тобой почти нет шансов выжить? Я не верю, что чокнутый предводитель бандитской шайки отпустит нас восвояси, пусть даже Бойра выйдет с ним на смертельный бой. Либо нас убьют, либо тебе придется убивать самой — и тогда Дракон начнет убивать жителей деревни в отместку. Тебе какой вариант больше нравится?

Карина отвернулась и ничего не сказала.

— Значит, — уже мягче продолжила Цукка, — тебе следует задуматься, как выпутаться с минимальными потерями. Например, когда к нам присоединятся наши, Панариши сможет вывести нас, чтобы не достала погоня.

— Тогда Шай вырежет деревню, — буркнула Карина.

— Значит, вместе с нами Панариши уведет все население деревни. У Мати возникала такая сумасшедшая идея, но он не знал, как заставить деревенских уйти с насиженного места. Теперь способ есть. Мы уведем местных в Граш, туда не так уж и далеко по прямой. Вряд ли даже Шай рискнет орудовать в открытую на тамошней территории. А может, найдется и иной вариант решения. Кара, не отвечай сразу. Лучше пойдем пока, посмотрим, куда ведет коридор. Мне страшно любопытно, что там в конце. А у тебя пока что идея в голове поварится и уляжется.

— Цу! — Карина обернулась к Цукке. — Но как такое вообще могло случиться? Откуда кто-то мог заранее знать, что я появлюсь здесь?

— А никто и не знал, — пожала та плечами. — Ты же слышала слова Панариши. Их как угодно можно интерпретировать. Даже про Дочь нельзя с уверенностью сказать, что случилось совпадение — вполне возможно, что по соседству бродит другой шаман, хранитель легенды об Избранном Сыне. Только к нам в гости он не заходил, потому что повода не возникало. Я не удивлюсь, если мы наткнулись на одну из старых закладок Игры или же на легенду, внедренную людьми Тилоса во время консервации базы или еще когда. Мати сюда доберется — вот уж развернется на местном фольклоре!

Цукка вздохнула.

— Ладно, пошли смотреть, что у нас в активе. Вдруг там пистолет найдется? Или даже пулемет? А то еще закроется дверь по таймеру, и не факт, что откроется повторно.

— А если она закроется, когда мы внутри окажемся? — отстраненно спросила Карина.

— Наверняка там внутри кнопка есть, которая проход открывает. В крайнем случае выбьешь створки нафиг. Пошли, пошли, не стой, как суслик на солнышке! — и Цукка почти силой потащила Карину за собой.

По мере спуска по пологому склону коридора гул под ногами все усиливался. Судя по сужающемуся кверху проходу, когда-то здесь была просто трещина в скале, впоследствии обработанная людьми. Вскоре коридор вывел их в новую пещеру, неярко освещенную лампами.

Пистолета здесь не нашлось. Бывшие хозяева пещеры, как оказалось, такими мелочами не утруждались. Сразу у входа начался длинный стеллаж, над которым на горизонтальных каменных полочках лежало незнакомо выглядящее оружие — что-то, напоминающее армейские карабины. Из когда-то промасленной, а ныне окаменевшей ткани выглядывали черненые металлические стволы и коричневое дерево прикладов. На вдоль стен стояли деревянные коробки, испещренные непонятными значками, превосходно сохранившимися в сухом прохладном воздухе пещеры. Когда Цукка с любопытством заглянула в одну из них, на нее слепо уставились ряды донышек плоско-изогнутых металлических коробочек. Дальше начинались ряды больших деревянных ящиков, в которых мирно поблескивала поверхность золотых слитков. Карина безразлично провела по одному из них пальцем и отвернулась. Хоть бы что-то полезное попалось…

За деревянной перегородкой со стоящими часами, на циферблате которых виднелось почему-то двадцать два деления, нашлась странно выглядящая установка. Гул и вибрация исходили именно от нее. На приборном щите помигивали непонятные огоньки и подрагивали стрелки. Рядом под коническим абажуром свисающей с потолка лампы накаливания стоял письменный стол, не слишком красивый, но прочный и надежный. На столе лежал стеклянно поблескивающий лист чего-то, напоминающего бумагу, испещренный мелкими ровными строками рукописного текста.

— Похоже, астрономические расчеты… — озадаченно сказала Цукка, склоняясь над текстом. — Странные какие-то. Стоп! Нет, не странные. Астрогационная система Демиургов на их универсальном языке. Полярная система координат с точкой отсчета в центре масс Галактики, тут и схема есть. Кара, смотри, похоже, тут что-то вроде бумаги, запаянной в очень тонкое стекло! Вон ящик, в нем, кажется, таких листов несколько десятков. Точно, мы наткнулись на старую базу Тилоса. Его манера, насколько я себе представляю. Ну и ну! Когда я книжки Дзинтона читала, даже и не думала, что когда-нибудь вживую с такой древней историей встречусь!

— Да, интересное место… — Карина казалась все такой же отстраненной. — Цу, давай пока все здесь оставим как есть. Нажмем еще что-нибудь не то, а машинерии местной не одна сотня лет. Еще взорвется. Пойдем пока, времени уже много. До заката нужно успеть домой, Панариши правильно говорит. Иначе опять с Дурраном ругаться придется.

— Прихватим ружье? — предложила Цукка. — Закопаем где-нибудь в джунглях рядом с деревней, авось пригодится.

— Нет, нельзя. Во-первых, найти могут. Во-вторых, за оружием уход нужен — чистить, смазывать… Здесь смазка наверняка окаменела, как и материя, даже затвор передернуть не удастся. В-третьих, непонятно, стреляет ли оно вообще — и механика могла испортиться, и патроны — кстати, я патронов не вижу. В общем, не стоит. Мати бы сюда, он бы разобрался. Пойдем, Цу, а?

— Ну, что с тобой сделаешь! Пойдем, — вздохнула Цукка. — Слушай, Кара, да что с тобой? Ты словно башкой о стенку ударенная!

Карина посмотрела на нее глазами больного щенка.

— Цу, ты не понимаешь. Шаман и в самом деле верит, что я Избранная Дочь. Не надо быть Яни, чтобы видеть. Ужасно! А вдруг он начнет мне почести публично оказывать? Или жертвы приносить? Или саму в жертву принесет? Цу, я боюсь! Я не так того психа с мечом боюсь, как Панариши. Псих хотя бы понятен, а шаман? Мало ли что ему духи ночью насоветуют!

— Так, милая моя! — Цукка решительно развернула ее лицом к себе и заглянула в глаза. — Не нравится мне твое настроение, категорически не нравится. Шаман хоть и чокнутый на мистической почве, но раньше я за ним неадекватности не замечала. Он наш союзник, и его следует использовать. Умирать ты не хочешь. Бежать, подставив жителей деревни, тоже. Значит, у тебя не остается иного выхода, кроме как бороться. Хватит плыть по течению! Пора думать, как выкарабкиваться.

— Да что я смогу?! — внезапно взорвалась Карина, отступая назад. — Цу, ты что, не понимаешь? Мы одни в чужой огромной стране! Мы не знаем, что происходит и куда ткнуться! Мы хуже слепых котят! Какое «бороться»? Какое «выкарабкиваться»? Мы не в кино, в котором герой поднимает угнетенные племена на восстание! Я не Элиза, чтобы людей за собой вести! Я врач, мое дело лечить, а не убивать! Цу!..

— Выговорилась? — холодно спросила Цукка. — Замечательно. А теперь слушай меня. Кара, я помню тебя забитой тринадцатилетней девчонкой, бежавшей из Института. Помню, как ты забивалась в свою комнату и валялась там на кровати, съежившись под одеялом в слезах и соплях. Помню, как ты научилась преодолевать свои страхи, выходить в окружающий мир, как ты училась и взрослела. Кара, я знаю, на что ты способна. Плевать на твой эффектор, он — не главное. Главное — то, что у тебя в голове и сердце. А и с тем, и с другим у тебя все в порядке. И у меня, смею надеяться, тоже. Если у нас есть какой-то выход, мы его найдем. Если нет — умрем. Дилемма проста, и на самоуничижение времени нет. Мы должны бороться! Или ты окончательно сдалась?

Несколько секунд Карина смотрела на нее, яростно сжав кулаки. Потом, вздохнув, расслабилась и опустила взгляд.

— Прости, Цу, — тихо сказала она. — Ты все правильно говоришь. Но я ночами просыпаюсь и пытаюсь понять, что делать. И ничего не придумала. И я просто не знаю…

— Теперь у нас есть местный союзник, — пожала плечами Цукка. — Мы вполне сможем использовать его знания. Главное — бороться, понимаешь? Кара, хочешь ты или не хочешь, но ты — в фокусе событий. Вся наша история крутится вокруг тебя, всех остальных лишь увлекает водоворотом. Уйти в сторону и спрятаться тебе не удастся, как бы ни хотелось. Избранная ты Дочь на самом деле или нет, неважно. Важно, что ты делаешь.

— Одно дело — когда я делаю для себя или для тебя. И совсем другое — Панариши со своими сказками! Я не смогу вести за собой людей, Цу. Я же не лидер! Я терпеть не могу приказывать! — Карина обхватила себя руками, словно защищаясь от холода.

— Придется, — пожала плечами Цукка. — Кара, ты ведь боишься не ответственности. Ты боишься, что не преуспеешь, и твое имя проклянут в веках, что-то в таком духе. Глупости! История помнит только тех, кто преуспел. А ведь они точно так же сомневались, метались, не понимали, что делать… Но они шли вперед, и в один прекрасный момент оказывалось — что в правильном направлении. Тебе придется поступить так же — или наши с тобой жизни оборвет дикарь с мечом в глухих джунглях.

Карина снова подняла на нее взгляд.

— Да, Цу, — еще тише сказала она. — Ты права… наверное. Я все ждала, когда до нас доберутся Мати и дядя Дор — они куда лучше знают, что делать. Но… похоже, что так не получится. Цу, мне просто нужно привыкнуть к мысли, что придется брать ответственность на себя. Не торопи меня, ладно?

— Не стану, — вздохнула Цукка. Она шагнула вперед и осторожно обняла Карину. Та прильнула к ней и на секунду спрятала лицо на плече, словно в детстве. — А теперь действительно пойдем. Хватит для первого раза, вернемся еще.

Поднявшись по коридору, они остановились у алтаря.

— И как такая дверь закрывается? — с сомнением спросила Карина. — Мы же не можем оставить ее вот так?

— Нет, конечно, — согласилась Цукка. — Помоги открыть крышку еще раз.

Вдвоем они откатили каменную крышку, и Цукка снова нажала кнопки с простыми числами. Однако ничего не произошло.

— Так. Не работает, — констатировала она. — Да и не должно — слишком сложно. Открыть — да, тут требуется схема посложнее, чтобы чужие не догадались. Но закрываться все должно мгновенно, хотя бы на случай внезапного нападения. Не там ищем.

Она вернулась ко входу в коридор и внимательно осмотрелась.

— Ага! — сказала она и ткнула круглый каменный выступ сразу за пазами, в которые ушли дверные створки. В ответ камень заскрежетал по камню, и дверные створки неторопливо сомкнулись. Почти сразу же подземный гул стих, и в пещере наступила тишина.

— Я же говорила, что я гений! — довольно сказала Цукка. — Дайте мне пряник.

Карина невольно прыснула.

— Сейчас сбегаю, — пообещала она. — Где тут ближайшая кондитерская, не в курсе?

Панариши и деревенские ждали их сразу у входа в пещеру, сидя на корточках. Матса и Тэйсэй нетерпеливо переминались с ноги на ногу неподалеку. При виде женщин они дружно вздохнули и замерли с приоткрытыми ртами, непроизвольно ухватившись за руки. Шаман поднялся на ноги и подошел к Карине. Он положил широкие ладони на ее узкие плечи и заглянул ей в глаза.

— Ты не нашла в храме того, что искала, Избранная Дочь, — задумчиво произнес он. — Возможно, потому, что еще сама не понимаешь, что ищешь. Значит, время пока не пришло. Момбацу сама Карина, я вижу, что тебе неприятны разговоры об избранности, и я тебя понимаю. Но помни: твой путь во тьме проложен богами, и твой долг — следовать по нему, неважно, веришь ты в них или нет. Это не мой путь и не путь твоих близких. Я не стану указывать, в какую сторону идти, но если тебе потребуется помощь, только скажи. Последователи Тилоса немногочисленны, но влиятельны. Скажи, ты ищешь смерти Шая ах-Велеконга, называющего себя Головой Дракона?

Карина, вздрогнув, отстранилась.

— Нет, господин Панариши, — покачала она головой. — Не ищу. Пока нет. Насилие мало что решает, а священный трон никогда не пустует. Не станет Шая — его место займет кто-то другой. Кроме того… Кроме того, ты не должен с ним связываться. Демонов не существует, но он — самое близкое к демону, что только может существовать в нашем мире. Он с легкостью убьет тебя в открытой схватке, и ты не сможешь подобраться к нему для тайного удара в спину. Нет, ни в коем случае.

— Он не демон, — покачал шаман головой. — Он человек, пусть и сильный и жестокий. А люди смертны. Но я услышал твои слова. Если изменишь свое решение, только скажи, но сейчас я выполню твою волю, Избранная Дочь.

— Спасибо, господин Панариши, — благодарно кивнула Карина. — Панариши, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Все, что угодно.

— Не называй меня Избранной Дочерью. Мне неприятно.

— Невозможно, — шаман качнул головой. — Боги обидятся.

Ей показалось, или в его глазах в самом деле снова мелькнули озорные огоньки?

— Впрочем, — тут же добавил Панариши, — наедине не стану, если не хочешь. Но на людях придется. Смирись, дитя мое, ибо так заповедано. А теперь нам пора обратно в деревню.

7.05.868, огнедень. Мумма

Оказалось, что в этот день относительно спокойная жизнь кончилась раз и навсегда. Вернее, кончилась в очередной раз, как грустно заметила про себя Карина. В Мумму они вернулись на закате, и Карина с Цуккой тут же уединились в хижине, чтобы сообщить своим об удивительном открытии. После того, как Саматта передал руль Дентору, а Яна — Ольге, они не меньше часа рассказывали о подземном помещении во всех подробностях. Палек, воодушевленный перспективой собственными руками пощупать древнюю машинерию, пришел почти в экстаз, хотя идею о термопарах забраковал сразу же. По его мнению, они не могли дать нужное напряжение, чтобы запустить термогенератор. Да и сам термогенератор вряд ли бы смог пережить два столетия бездействия без техобслуживания. Значит, где-то там, в толщах скалы, имелись и другие скрытые устройства, возможно даже, построенные на технологиях Демиургов. Саматту больше заинтересовало описание оружия, но тут ни Цукка, ни Карина не смогли рассказать ничего внятного. Само оружие они видели только в тех местах, где его не скрывали древние тряпки, да и вообще пушки с пулеметами, как заявила в конце концов раздраженная Цукка, никогда не являлись их с Кариной хобби.

После разговора Карина вышла на воздух, чтобы дать мыслям устояться. Однако она немедленно наткнулась на совершенно непредвиденное обстоятельство. Солдаты Дракона куда-то пропали, но по обеим сторонам дверного проема молча стояли два рослых мужчины.

— Простите, я сегодня уже не принимаю, — извиняющеся сказала она. — Приходите завтра.

Оба мужчины склонились в низком поклоне.

— Мы здесь, чтобы защищать тебя, сама Карина, — произнес один из них на почти чистом и правильном общем. — Община решила, что Избранной Дочери никто не должен причинить вреда. Мы не помешаем, момбацу сама.

— Мне не нужна охрана, — растерянно сказала Карина. — Я и сама неплохо умею защищаться.

— Никто не может защищаться, когда спит, — рассудительно сказал мужчина. — Даже ты. А если люди Дракона придут за тобой ночью?

Карина не нашлась, что сказать.

— А где те солдаты, что за мной присматривали? Они же здесь еще днем стояли.

— Солдаты тебя больше не побеспокоят. Сан Панариши объяснил Младшему Когтю, что они тебя раздражают, и тот сказал своим людям больше сюда не ходить.

У Карины отвисла челюсть. Справившись с изумлением, она резко повернулась и вошла в хижину.

— Цу, — еле сдерживая злость сказала она, — не теряй меня. Я пойду господину Панариши морду набью. Я быстро.

— За что? — поразилась Цукка. — Он же тебе еще днем нравился!

— За все хорошее! — насуплено откликнулась Карина. — За Избранную Дочь. За охрану у дверей — местные нас защищать решили, подумать только! За все глупости, которые уже натворил и еще натворит. Как думаешь, если я ему обе ноги сломаю, он продолжит сказки рассказывать?

— Во-первых, ноги от ушей пока что не растут даже у фотомоделей, так что переломать их в процессе битья морды затруднительно, — хладнокровно откликнулась Цукка. — Во-вторых, у шамана основной производственный орган — язык, а в нем костей нет, ломать нечего. Только ампутация и поможет. Ты, надеюсь, не намерена ее проводить в полевых условиях? Ладно, сходи прогуляйся, если хочешь. Я с тобой — очень уж хочется поглядеть на представление.

Панариши они не нашли — хитрый шаман словно предчувствовал настроение Карины и в очередной раз словно растворился в воздухе. Где он, никто не знал. Общаться с местными жителями вообще стало затруднительно. Опасливое преклонение последних дней словно по волшебству преобразилось в нечто, напоминающее культ живой богини. Когда Карина пыталась заговаривать с ними, многие бухались на колени, упирались лбом в землю и соглашались отвечать только из такой неудобной позиции. Остальные беспрерывно кланялись, а в промежутках между поклонами смотрели на нее глазами, полными какого-то совершенно собачьего преклонения и обожания. Не поддался новым настроениям один только Дурран, меланхолично потягивающий вино из фляги в большой длинной хижине, приспособленной Драконом для своих нужд.

— Не видел, — мрачно откликнулся он в ответ на вопрос, провожая взглядом словно ошпаренных выскакивающих на улицу своих подчиненных. — Наверное, где-то опять чушь про тебя несет, сама Карина. Значит, ты теперь еще и Избранная Дочь?

— Господин Дурран, — поколебавшись, Карина подошла вплотную к столу, за которым он сидел, — я хочу с тобой поговорить. Можно?

— Ты начала спрашивать моего разрешения? — горько усмехнулся Младший Коготь. — Женщина, если хочешь говорить — говори, только перестань насмехаться.

— Я ненасмехаюсь, господин Дурран. Честно. Ты… мне кажется, я тебя понимаю. Ты знаешь, почему я здесь. Ты должен следить, чтобы я не сбежала. И наверняка у тебя есть приказ убить меня… или тебе могут его отдать. Ведь так?

— Я выполню любой приказ, который мне отдадут, — Дурран взглянул на нее исподлобья. — Убить тебя или умереть самому, неважно. Таков мой долг и моя честь.

— Мало чести в том, чтобы убивать беззащитных, — покачала головой Карина. — Господин Дурран, ты ведь наверняка слышал о Пути безмятежного духа. Я следую ему уже пятнадцать лет, и я знаю, что такое настоящая честь. Она совсем не походит на то, что имеете в виду вы. Для Дракона честь — синоним гордыни. Воспаленное мужское самолюбие, не переносящее даже намека на собственную слабость. Такая «честь» толкает на преступления, а не на подвиги. Господин Дурран, я много раз думала, как поведу себя, когда ты прицелишься в меня, чтобы убить. Я так и не придумала ничего достойного. Я даже не знаю, стала бы сопротивляться или нет. Но сейчас… Я очень тебя прошу: не надо пытаться причинить мне вред. Даже если я покорюсь, тебя наверняка самого убьют местные жители. Я не стремлюсь к своей смерти, но не хочу и твоей.

— Надо же! Бесстыдная восточная женщина, рассуждающая о высоком! — криво усмехнулся Дурран. — Да что ты понимаешь! Зачем жить, если в любой момент не готов умереть ради чести?

— Случается, что смерть остается единственным достойным выбором, — твердо сказала Карина. — Но бессмысленная смерть никогда не ведет к славе. Достойно умереть можно ради того, чтобы защитить других, но не ради своей гордыни. Господин Дурран, мне будет очень неприятно, если ты умрешь, преследуя призраков. Особенно… — Она заколебалась. Врачебная тайна нерушима, да, но если ее знание может спасти жизнь… — Особенно если учесть, что у тебя будет ребенок.

— Что? — Дурран качнулся вперед. — О чем ты говоришь, синомэ?

— Мулами. Девушка, с которой ты встречаешься тайно от ее родителей. Она была у меня на приеме вчера днем. Она беременна. От тебя.

— Ты лжешь! — прорычал Дурран, медленно поднимаясь. — Мы не могли… — Он осекся.

— Как я могу лгать, если говорю о вещах, о которых никто не знает? Она умоляла не говорить родителям, и я еле ее успокоила. Господин Дурран, я почти не знаю тебя. Но ты встречаешься с ней втайне, чтобы не рассердить ее родителей, которые ненавидят Дракона. Я знаю, ты можешь прости прийти к ней в семью и забрать ее себе, но не поступаешь так. И еще она рассказала мне, что ты запрещаешь своим солдатам насиловать местных женщин. Мне кажется, господин Дурран, что ты хороший человек. Просто связался не с теми людьми, с какими следовало.

— Вот как? — саркастично осведомился Дурран, опускаясь обратно на скамью. — И с кем же мне следовало связываться? С бандитами, убивающими на дорогах ради куска сушеной рыбы?

— Я не знаю, господин Дурран, — печально сказала Карина, опуская голову. — В ваших краях… Я не знаю. Я знаю лишь, что очень плохо, когда достойные люди вроде тебя идут в бандиты только потому, что у них нет другого пути. Если бы я могла переделать ваши края, создать здесь нормальное общество… Но я не могу. Я всего лишь человек, пусть даже меня называют Избранной Дочерью, синомэ или другими дурацкими именами. Я не могу дать тебе совет, что делать. Но если, — она вскинула взгляд, — тебе потребуется защита — от Дракона или от местных жителей, ты можешь рассчитывать на меня. И, если хочешь, я могу поговорить с родителями Мулами, чтобы они отдали свою дочь за тебя…. продали ее тебе, так у вас говорят? По вашим меркам она уже давно вошла в пору замужества, и ее в любой момент может кто-нибудь купить. Так почему бы не ты?

Дурран уставился на нее своими черными глазами, в сгущающемся вечернем мраке кажущимися бездонными провалами тьмы. Потом он вздохнул.

— Я не понимаю тебя, синомэ, — сумрачно сказал он. — Ты же должна меня ненавидеть. Почему ты хочешь помочь мне? Почему ты помогаешь местным? Они никто для тебя. Меньше, чем грязь под ногами. Если ты действительно выдающийся лекарь, как передает молва, твоя жизнь ценнее жизни тысячи таких, как они. Почему?

— Потому что чужие дела устраивать куда проще своих, — фыркнула Цукка, присевшая на лавку у входа в дом. — Ты бы видел ее дома — все время налево и направо советы раздает и чужие сердечные дела улаживает. Только себе самой никак мужика завести не может.

— Цу, чтоб я тебе хоть раз еще что-нибудь рассказала! — пообещала Карина. — Предательница! Не обращай на нее внимания, господин Дурран. Но если захочешь, чтобы я поговорила с родителями Мулами, только скажи мне. Мне почему-то кажется, что они меня послушают.

— Ага, как Избранную Дочь! — ехидно согласилась Цукка. — Ты как, Панариши уже раздумала искать?

— Нет. Бить уже раздумала, но зато придумала, что скажу ему прямо в его ехидную наглую раскрашенную морду! Пойдем, пока не забыла.

Уже в дверях она остановилась и обернулась.

— Господин Дурран, я совсем забыла, что обещала вылечить тебе руку. Прости. Какие-то последние дни оказались… суматошные. Зайди ко мне завтра в «клинику», посмотрим на нее еще раз. Похоже, кости ломать придется и сращивать заново, но я умею не больно. Зайдешь?

— Посмотрим, — буркнул Дурран, снова отхлебывая из фляги, и в вечернем полумраке хижины в его глазах блеснула бесконечная глухая тоска.

— Хорошо, — Карина кивнула. — Я жду. Спокойно ночи, господин Дурран.

Найти Панариши им так и не удалось. Зато по возвращении домой их ждал очередной сюрприз. Их ветхая хижина на окраине деревни, к которой они уже начали привыкать, оказалась облепленным кучей народа. В сумерках мелькали факелы, раздавался веселый гомон голосов. Из дверей цепочкой выходили мужчины, нагруженные вещами — на мгновение Карина даже поразилась, сколько за последние дни скопилось барахла в недавно еще пустовавшей хижине. Впрочем, мысль мгновенно испарилась, вытесненная другой.

— Эй! — она ухватила за рукав кубалы женщину, гордо несущую перед собой небольшую связку наполовину высохшей лечебной травы. — Что тут происходит?

Женщина, как и ближайшие аборигены, немедленно склонилась в глубоком поклоне и что-то залопотала на местном наречии, тыкая пальцем то в связку, то куда-то в глубь деревни.

— Новый дом для момбацу сама Карина и сама Цукка! — гордо заявила вынырнувшая из толпы Тамша. — Переезд! Деревня решать — большой шаман должен жить большой дом! Сан Мамай сказать, старейшины соглашаться, все помогать. Хороший дом! — добавила она, для убедительности часто кивая. — Большой!

— Нет, все-таки я убью Панариши… — простонала Карина, хватаясь за голову. — Расчленю с особой жестокостью! Пока еще какая-нибудь идея в голову не пришла!

— Почему? — удивилась Цукка. — А по-моему, весело. Тамша! Жертвы Карине когда приносить станете?

— Жертвы? — переспросила Тамша. — Пойти сказать сан Мамай, он решит.

Она развернулась и почти было нырнула в толпу гомонящих вокруг людей, явно наслаждающихся неожиданным развлечением, но Карина успела поймать ее манипуляторами и словно рыбу из воды выдернуть назад.

— Тамша, Цукка пошутила! — быстро сказала она. — Пошутила, понимаешь? Смешно, но неправда. Ха-ха, понимаешь? Не надо жертв. Ничего не надо! Где сан Мамай?

— Там! — ткнула пальцем ничуть не обескураженная мини-полетом Тамша. — Новый дом шамана устраивать.

— Веди! Цу, — угрожающе повернулась она к подруге, — если еще раз что-нибудь такое ляпнешь, я тебе точно язык ампутирую! В полевых условиях! Со мной общаться через дальнюю связь станешь, а с местными тебе разговаривать вредно. Они же шуток не понимают, не видишь, что ли?

— Ладно-ладно! — замахала руками Цукка. — Уже вижу. Извини.

Новый дом оказался стоящим в самом центре деревни, возле площади, на которой в свое время приземлялся вертолет. Карина не помнила, стоял ли он здесь раньше, но подозревала, что еще утром его здесь даже не намечалось. Дом, габаритами по крайней мере пять на пять саженей, отхватил солидный кусок утоптанной ровной земли и выглядел совсем новым. Даже сейчас на импровизированных стропилах сидели пять или шесть мужчин, заканчивавших подвязывать листья. Здание, которое назвать «хижиной» уже не поворачивался язык, превосходило размерами даже дом господина Шаттаха. Карина не знала, сколько времени требуется на его возведение даже местными скоростными методами строительства, но подозревала, что менее чем за два часа после их возвращения в деревню возвести его решительно невозможно — даже если бы вся деревня стояла на низком старте, ожидая лишь отмашки Панариши. Значит, строить его начали задолго до того, как шаман повел их в храм Тилоса. Значит… значит, он все запланировал заранее! Но откуда он знал, что они с Цуккой смогут разобраться с загадкой кодового замка?

Староста стоял возле двери и с явным удовольствием командовал цепочкой женщин, вносящих в двери дома скарб из старой хижины. Рядом с ним обнаружился Шаттах — торговец, очевидно, вернулся из своей поездки раньше, чем планировал. Заложив большие пальцы рук за пояс, он с интересом слушал, как ему что-то возбужденно втолковывает сын. Изредка он кивал.

— Господин Мамай! — разъяренная Карина резко затормозила перед старостой, сжав кулаки. — Что происходит? Зачем меня… переезжают?

— Сама Карина! — Мамай глубоко поклонился. Шаттах тоже поклонился — хотя и не так глубоко, скорее, в рамках, обычной вежливости — и ободряюще улыбнулся. — Ты великий шаман, сама Карина. Ты должна жить в подобающем доме, не в старой гнилой хижине. Мы не успели сделать настоящий хороший дом, прости нас. Ближайшие дни ты станешь жить в новом доме. Мы хотели сделать из него, как ты говоришь, «клинику», но решили, что дом для шамана важнее. Мы построим большой хороший дом через неделю, и тогда ты…

— Да мне не нужен никакой большой дом! — взорвалась Карина. — Вы что, с ума все посходили со своим Панариши? У меня есть дом, мне хватает, спасибо! Тащите все обратно!

— Твой старый дом принадлежал бедной семье, — покачал головой староста. — тесный и маленький. Даже траву сушить негде повесить. Неприлично великому шаману в таком жить. Деревню уважать не станут, если она не может шаману дом построить. Даже самый плохой шаман, который ничего не умеет, и то живет в хорошем доме.

Карина зарычала. Ее манипуляторы инстинктивно собрались в пирамидальные спирали, словно готовясь к колющему удару, и она с трудом удержалась от того, чтобы от души врезать ими по стене.

— Значит, я великий шаман? — с угрозой спросила она.

— Да. И еще Избранная Дочь, — важно кивнул Мамай. — И ты спасла многих людей от подземного грома. Теперь ты станешь жить хорошо, и никто не сможет тронуть тебя и пальцем. Даже солдаты Дракона.

— Вот как? — еще более угрожающе спросила Карина. — И я могу приказывать вам, что делать?

— Да, сама Карина, — снова кивнул Мамай, хотя в его глазах мелькнула настороженность.

— Замечательно. Тогда я приказываю отменить запрет женщинам скрывать голову. Завтра же утром отрезать у всех кубал капюшоны! Понятно?

Что, съели? — мелькнуло у нее в голове. Я вам покажу такую Избранную Дочь, мало не покажется!..

Мамай оторопело посмотрел на нее.

— Но ведь неприлично… — неуверенно начал он.

— Нифига не неприлично! — рявкнула Карина, поражаясь командным ноткам в своем голосе. — Я так хожу! Мне тоже неприлично?

— Ты — великий шаман из-за моря… — пробормотал староста.

— Ну и что? Господин Мамай, или делайте, как я сказала, или я больше не шаман и не Избранная Дочь! Лечитесь сами, как знаете.

Она демонстративно отвернулась, гордо вздернув нос и скрестив руки на груди. Староста растерянно посмотрел сначала на нее, потом на Цукку, потом на Шаттаха. Торговец ухмыльнулся.

— А ведь я предупреждал тебя, Мамай, что ей ваши почести не понравятся, — весело сказал он. — Теперь сам расхлебывай.

— Как прикажет момбацу сама Карина… — пробормотал он. — С утра я… созову старейшин… и мы… обсудим…

Он повернулся и медленно побрел по площади. Карина удивленно взглянула ему вслед.

— Он что, согласился? — спросила она у Шаттаха. — А я думала, что меня сейчас за непристойные предложения из деревни выбросят…

— Кто-то мне только что говорил, что они шуток не понимают… — засмеялась Цукка. — А сама-то! Ты что, еще не поняла? Кара, ты великий шаман, могучий и ужасный. Твоими устами боги глаголют. Да если ты им скажешь, чтобы они пошли и в речке утопились, они так и сделают!

— Ну, насчет речки не уверен, но что кубалы в ближайшие пару дней во всех домах попортят, можно не сомневаться, — в унисон ей усмехнулся торговец. — Наконец-то перестанем дикарями перед всем миром выглядеть. Сама Карина, Матса рассказал, как вы сегодня спускались в храм Тилоса. Интересно, он много приукрасил?

— Ничего я не приукрасил, честно! — обиженно заявил мальчик. — Все так и случилось! Папа, почему ты мне не веришь? Все верят, а ты нет!

— Потому что знаю я тебя! — строго сказал торговец. — Сама Карина, я догадываюсь, что по мановению твоей руки духи там стаями не летали и дыры в стенах не пробивали. И солнце из-под земли не всходило. Правильно?

— Там автоматическая дверь с кодовым замком и электрическое освещение, — устало вздохнула Карина. — Прости, я не уверена, что сейчас время и место для рассказов.

— Понимаю, — кивнул Шаттах. — Сама Карина, я привез для тебя кое-что из поездки. Я плохо понимаю в медицине, но знающие люди насоветовали мне разных загадочных штук. Я не рискнул покупать самые дорогие устройства и лекарства, привез только образцы медикаментов и описания приборов. Завтра обсудим, что тебе действительно нужно купить, чтобы нам не выбрасывать деньги на ветер.

— Сан Шаттах, но ведь это дорого! — ахнула Карина. — Особенно в ваших краях! Ты разоришься!

— Не беспокойся, я не первый год занимаюсь торговлей, — криво улыбнулся Шаттах. — Я потратил не так уж и много. Прости меня за констатацию факта, но тебе обязательно нужен советник по коммерческой части. Ты оказываешь услуги за просто так, берешь что дают, а так неправильно. Ты могла бы стать очень богатым человеком.

— Спасибо за твою заботу, но богатым человеком я могла бы стать и дома, — покачала головой Карина. — Только зачем мне богатство? Пока я жива, всегда смогу заработать на еду и жилье. А больше мне не нужно.

— Имея деньги, ты могла бы оборудовать здесь нормальную больницу, — рассудительно откликнулся торговец. — И открыть школу. Ты ведь наверняка захочешь учить себе помощников, верно? Где ты станешь этим заниматься, в зарослях кустов? И потом, если ты не станешь брать хорошую плату, тебя замучают самыми мелкими неприятностями — поцарапанной рукой или случайным поносом. Я знаю и других людей, которым не нужно богатство для себя самих, хотя и не понимаю их. Но подумай, сколько всего правильного ты сможешь сделать, имея деньги. Не только для себя — для Муммы, для всего нашего края.

— Для какого края, господин Шаттах? — горько спросила Карина. — Мы здесь пленницы. Завтра Дракон решит, что нас надо увезти отсюда или убить — вот и вся ваша больница.

Лицо Шаттаха помрачнело.

— Они совершат страшную ошибку, если попробуют так поступить, — угрюмо сказал он. — Сама Карина, не беспокойся. Сейчас уже поздно, ты устала. Да и у меня выдалась тяжелая дорога — дорога к деревне перекрыта оползнем, пришлось искать объезды через чащу. Завтра поговорим о жизни, о покупках и о… коммерческой стороне дела. Отдыхай. Да оберегут вас ночью духи!

— Спокойной ночи… — машинально пробормотала Карина, глядя, как торговец с сыном удаляются в сторону своего дома. — Цу, похоже, дела еще хуже, чем мне казалось.

— А именно?

— Слышала, что он сказал про ошибку? Боюсь, местные и в самом деле решат за нас вступиться.

— Так хорошо же! — жизнерадостно откликнулась подруга. — Теперь можно чокнутого Шая и его бандитов не бояться.

— Вертолетов не бояться? — язвительно спросила Карина. — Пулеметов? Гранатометов? С Драконом даже наша регулярная аримя с хорошим оружием ничего сделать не смогла, что уж там говорить про земледельцев с мотыгами!

— Ну, вертолетов с пулеметами, спасибо княжичам, у них поубавилось…

— Да какая разница! Ну хорошо, пусть. Пусть местные навешают по ушам Дракону и прогонят его отсюда раз и навсегда. А дальше? Цу, я же оказываюсь факелом местной революции! Этакой недоделанной Дзани Ююмоной! И что я в ее роли делать должна? Я врач, а не политик и не революционер! Меня же используют в своих интересах ради дел, от которых мне потом до конца жизни кошмары сниться станут! Подумай только, одних только личных счетов сколько под шумок сведут! Цу, я не знаю Сураграш, ничего не понимаю в местной политике, не ориентируюсь в балансе сил — меня просто превратят в марионетку. А я не хочу становиться марионеткой!

— Так, милая! — внушительно заявила Цукка. — Во-первых, успокойся. Завтра с утра тебя восстание никто возглавлять не заставляет, так что время привыкнуть к мысли к тебя есть. Во-вторых, у нас есть Мати, неплохо в местной истории ориентирующийся, и Яна, немного разбирающаяся в политологии. По крайней мере, в университете экзамены по ней она сдавала. Доберутся сюда — станем вместе политику утрясать. В-третьих, тебя очень непросто сделать марионеткой, даже если забыть твое легендарное упрямство Твоя легитимность, прости за умное слово, базируется на уникальных способностях и не менее уникальной легенде, так что в политических играх ты величина самостоятельная и от сторонних интриг не зависящая. Наконец, если вдруг тут действительно случится успешное восстание, мы избавляемся от цепи, которая нас держит в Мумме, и благополучно уматываем по домам. Не знаю, как тебе, а мне хочется назад, к цивилизации.

— А если восстание окажется неуспешным?

— Ну, тогда нас всех перестреляют, и о будущем беспокоиться больше не придется, — пожала плечами подруга. — В общем, вечер — паникер, так что кончай рассуждать на посторонние темы. Пошли лучше в дом. Посмотрим, сколько сотен кумушек там галдят и сможем ли мы в общем бардаке сегодня на ночь найти хотя бы матрасик, чтобы не дрыхнуть на голой земле. Тамша! Назначаешься руководителем местного отряда по приборке дома. В отряд рекрутируем всех, кому не повезло оказаться внутри. Вперед, и мы победим!..

Пессимист полагает, что хуже уже не станет. Оптимист — что еще как станет! Оказалось, что в соответствии с данной классификацией Карина относилась к безнадежным пессимистам. В новом доме крутилась невероятная кутерьма — деревенские женщины с энтузиазмом занимались совершенно непонятными ей обустройством и приборкой. В ее небольшой комнате-студии в Крестоцине сверх нескольких абсолютно необходимых предметов мебели — кровати, стола (обеденного, совмещенного с рабочим), дивана и пары платяных шкафов — вещей практически не имелось. А имеющиеся тем или иным способом находили приют в шкафах или в коробках под кроватью, многие — последний. Иногда она с недоумением случайно вытаскивала из-под груды слежавшегося тряпья давно забытую кофточку или шорты, внимательно рассматривала, вспоминая, когда их носила, пожимала плечами и засовывала обратно. На том и заканчивались все ее приборки и вообще обустройство домашнего уюта. В Мумме в старой хижине обстановка казалась примерно такой же — за отсутствием ненужного рабочего стола и с сундуками, заменяющими шкафы. Но новый дом, разбитый внутри легкими перегородками на комнаты-клетушки, оказался для нее слишком большим. В качестве полноценной больницы на одного врача-универсала он оказался бы вполне адекватным: кабинет первичного обследования, операционная, кладовая и так далее. Но для жилья он был слишком велик. Именно так она заявила Цукке.

В ответ та заметила, что если некоторые личности совсем жизни не знают и ничего помимо операционных и аудиторий не видели и не представляют, то им и не следует судить о вещах, по скудоумию им недоступных. Дом, по ее мнению, даже дома, в Масарии, мог считаться совсем крошечным. Кухня плюс столовая их старого отеля, ну, или чуть-чуть побольше. По крайней мере, сейчас она, Цукка, перестанет просыпаться по ночам из-за того, что некоторые некультурные девицы спросонья пихают ее в бок острыми локтями да еще и сопят под ухом, как стадо пьяных ежиков.

Вздохнув, Карина покорилась. Она не понимала, что женщины делают в доме и откуда берутся занавесочки, покрывала, шнурочки, коврики и тому подобные предметы обихода, по большей части в местных домах отсутствующие. По крайней мере, по ее представлениям. Она попыталась помогать, но ее вмешательство лишь усугубило сумятицу. Женщины при ее появлении бросали работать и беспрерывно кланялись, так что в конце концов Цукка решительно усадила ее на деревянный топчан в углу одной из клетушек — прямо под тускло мерцающим огоньком местного долгоиграющего мини-факела — и строго приказала сидеть и не вставать. Сама она вместе с Тэйсэй устремилась прямо в самую стихию домоустройства, где, казалось, чувствовала себя вполне комфортно.

Уже пару минут спустя Карина с изумлением почувствовала, что несмотря на довольно раннюю пору и окружающий галдеж глаза слипаются так, что веки приходится поддерживать пальцами. Тяжелая гнетущая усталость навалилась на нее, клоня к земле. Похоже, сегодняшнее приключение для нее оказалось слишком выматывающим — не столько физически, сколько психологически. Она вяло подумала, что неплохо бы заняться вечерней тренировкой — вот только полежит совсем немножко…

Уснула она мгновенно, в тот же миг, когда вытянулась на кровати.

Наутро она проснулась рано. В затянутое листом сетчатой пальмы окно Большого Дома сочился серо-глухой предутренний свет. Она чувствовала себя на удивление выспавшейся и отдохнувшей. Выбравшись из-под покрывала — оказывается, вечером ее раздели и закутали, а она даже ничего не почувствовала! — она влезла в платье и натянула гунки, чтобы отправиться в «клинику» и там, в тишине и покое, размяться и позаниматься техниками. В который раз она пожалела о гибели песчаного бережка, такого удобного и для упражнений, и для последующего купания! А теперь после занятий ей, потной и разгоряченной, приходится снова влезать в повседневную одежду и тащиться до речки по кочковатой тропе. Интересно, как отнесутся местные к тому, что она станет ходить на речку голой? Ну, хотя бы в набедренной повязке. Ведь она же теперь Избранная Дочь. Распространяются ли на избранных дочерей общие правила приличия? Господин Мамай же сказал вчера, что для нее вовсе не неприлично ходить с открытой головой…

Охнув, она замерла. Она как раз вышла из двери дома, возле которой дежурили два мужчины, глубоко ей поклонившиеся, и теперь растерянно переводила взгляд с одного охранника на другого. События предыдущего дня ясно и отчетливо всплыли у нее в голове, и она тихо застонала, взявшись за голову. Ну как же. Да уж, Избранная Дочь, никак не меньше! Теперь у нее еще и персональная охрана. Определенно, Панариши следует оторвать голову. Или тогда он станет мучеником, и его слова обретут особый вес?

Отогнав соблазнительные фантазии, в которых она ме-е-едленно выжигала шаману нервные узлы и отрывала руки и ноги, она двинулась в сторону «клиники». К ее несказанному облегчению мужчины за ней не пошли, оставшись караулить дом. Она радовалась целых две минуты — пока не увидела, что еще два сторожа, присев на корточки, дежурят у «клиники». На их поясах висели здоровенные ножи в потертых деревянных ножнах. Мужчины вскочили и склонились перед ней.

— Э-э-э… доброе утро, — остроумно высказалась Карина. — Господа… э-э-э… вы тут очередь заняли? Прием начнется через два часа, не раньше.

— Мы охраняем больницу, сама Карина, — почтительно заявил один из охранников. — Сан Панариши приказал, и старейшины согласились. Вчера мужчины тянули камешки из мешка, и нам выпала честь дежурить сегодня до обеда.

— И от кого вы намерены меня охранять? — подавленно поинтересовалась самая обескураженная из всех Избранных Дочерей мира. — У солдат Дракона автоматы, а от остальных я сумею защититься и сама.

— А если кто-то попытается пройти без очереди? — осведомился мужчина. — Сама Карина, ты ведь не хочешь лично выгонять его из больницы и слушать скандалы женщин? Еще сан Панариши сказал, что нужно сделать ре-ги-стра-ту-ру, но не сейчас, а попозже. Ты слишком занята, чтобы отвлекаться на мелочи.

Карина только махнула рукой. Все. Теперь она идол. Ей поклоняются, и ее мнение мало кого интересует. Ну, пусть только Панариши появится ей на глаза!

Чуть позже ее настроение слегка поднялось. Господин Шаттах пожертвовал «клинике» большие настенные часы — самые настоящие механические, с большим отверстием для заводного ключа. Часы принес гордый Матса в сопровождении Тэйсэй и небольшой толпы ребятишек помладше. Карина надрезала один из опорных столбов и вместе с Цуккой торжественно привесила к нему ходики. Теперь она, по крайней мере, могла работать по четкому расписанию.

Однако за весь день данное событие оказалось единственным светлым пятном.

В очередной раз Панариши заявился к ней во время послеобеденного приема. На сей раз Карине пришлось столкнуться с ситуацией, которая почти довела ее до нервного срыва. Пациента, пожилого (по местным меркам) мужчину его сын притащил на закорках из деревни, название которой у нее в голове не задержалось в том числе и из-за того, что оба практически не говорили на общем. Притащил — потому что ходить самостоятельно тот уже не мог. На его правой голени под толстым слоем отвратительно пахнущих тряпок обнаружилась чудовищных размеров трофическая язва, из которой сочился кровянистый экссудат. Карина при помощи Тамши (Цукка при виде язвы позеленела и побыстрее отошла подальше, с трудом сдерживая тошноту) отмыла больное место от гноя и остатков какой-то мази и вдоволь налюбовалась зрелищем струпа, окруженного обширными фиолетовыми пигментированными пятнами. Затем она бессильно села на скамью, с трудом удержавшись от того, чтобы обхватить голову руками. Она интересовалась сосудистой хирургией — поверхностно, просто ради расширения кругозора, но никогда не специализировалась в ней и даже ни разу не участвовала в операциях. На ее дилетантский взгляд, основной причиной язвы являлась классическое нарушение венозного кровообращения из-за проблем с клапанами сосудов. Но откуда она знает, что дело именно в нем? А если язва диабетической природы? Ей даже нечем измерить артериальное давление, не говоря уже про уровень глюкозы в крови! Она попыталась вспомнить все, что знала про такие язвы, и поняла, что помнит ужасающе мало. В сущности, ничего сверх самых общих сведений.

Ей захотелось закричать во весь голос, вскочить, выбежать из «клиники» и бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от Муммы и от доверчиво-восхищенных взглядов немого обожания, которыми ее награждали и старик, и его сын. Очевидно, они ни секунды не сомневались, что великий шаман сама Карина, Избранная Дочь по совместительству, вылечит болезнь за пару секунд просто наложением рук. Но что она может сделать? Что?! Она же не врач-универсал, чтобы знать и уметь все на свете!..

Полог качнулся, на мгновение впуская в помещение солнечные лучи. Карина подняла взгляд и тоскливо уставилась на вошедшего Панариши. Если он сейчас начнет рассуждать про свои исторические сказки, она точно ампутирует ему язык в полевых условиях!

— Не слишком хорошо, — Панариши подошел к лавке, на которой лежал старик, и склонился над больным местом. — Трофическая язва. Причем инфицированная. И я бы сказал, не только бактериями, но еще и грибком Самии третьего типа.

— Что? — поразилась Карина. — Что ты сказал?

— Грибком, говорю, инфицированная, — терпеливо повторил шаман. — Катонийской медицине он не известен, не водится он в Катонии и Четырех Княжествах, чистой воды эндемик. А лечили рану… — он принюхался. — Ну разумеется, зеленой мазью. Составляется из растертых в кашу трех местных травок, смешанных со слюной яловой коровы. В местных краях почитается панацеей от половины болезней, но в действительности мало от чего помогает, и уж точно никак не спасает от сосудистых заболеваний. Разве что боль несколько успокаивает. Что-то не так, сама Карина?

Карина сообразила, что смотрит на Панариши круглыми глазами, и со стуком зубов захлопнула отвисшую челюсть. Краем глаза она заметила, что у Цукки на лице держится похожее выражение.

— Прости меня, господин Панариши, но откуда ты знаешь такие выражения? — осторожно поинтересовалась она. — «Инфицированная», «грибок», «трофическая язва»… Ты что, учился в университете?

— Я много где и чему учился, — туманно ответил Панариши. — И шаманом я работал не всегда…

Он несколько раз провел ладонью над раной, не касаясь ее.

— Плохо, — задумчиво повторил он. — Тонус у окружающих тканей… М-да. Что ты собираешься делать?

— Не знаю! — зло огрызнулась Карина. — Понятия не имею! Я никогда в жизни такими вещами не занималась! Ногу я ему откромсать могу, всегда пожалуйста. Никакой другой метод не гарантирует, что завтра у него вся история с начала не начнется. Господин Панариши, ты не мог бы пока что оставить меня в покое? Мне подумать нужно!

— Так. Ясна ситуация, — пробормотал шаман, не обратив на последние фразы никакого внимания. — Ну что же, давай разбираться на пару. Начнем с наименьшей проблемы. Инфекцию вычистить можешь?

— Да, но толку…

— Вот и замечательно. Чисти.

Карина стиснула зубы. Что он к ней привязался? Командует тут, как… как… как Томара! Ага, у нее в точности такой же вид, когда она обучает дурных на голову интернов-первогодков выполнять простейшие действия. Тоже мне, ментор! Шаман разукрашенный…

Стоп. А чего ты, подруга, внезапно раздухарилась? Ты сама знаешь, как справиться с проблемой? Нет? Ну так и делай, что говорят умные люди. Личные разборки отложим на потом. Ты профессионал и не можешь позволить себе ставить личные эмоции выше интересов пациента. Кем бы Панариши ни являлся в реальности, он точно не простой невежественный шаман. Если взяться за него как следует, вполне может выясниться, что он и медфак в университете заканчивал. С него станется.

— Хорошо, — спокойно сказала она. — Пойдем по порядку. Я вижу… так, цепочечные бактерии третьего и пятого вида… выжжено. Действительно, какой-то грибок — в жизни не видела ничего похожего… выжжено. Ох ты… злокачественное перерождение на начальной стадии. Пока только отдельные клетки… выжжено. Но если не ликвидировать язву, процесс не остановится. Что дальше?

— Расскажи мне о возможных причинах язвы, — тон Панариши казался расслабленно-ленивым, словно он спрашивал о погоде на улице. — Начни с самых вероятных.

— Ну… — Карина задумалась. — Основная причина, как мне помнится, нарушение циркуляции крови в венах. Хроническая венозная недостаточность. Клапаны перестают перекрывать обратный поток, и кровь свободно ходит по большим сосудам вверх-вниз, под давлением просачиваясь во внешнюю венозную систему. Там нарушается циркуляция крови, вены расширяются, начинаются тромбозы, а потом и язвы. Также причиной может являться атеросклероз — но здесь вряд ли дело в нем, я не вижу характерных изменений сосудов. Еще язвы может вызывать диабет, но там, кажется, локализация язв другая — не помню точно, кажется, на стопе, а не на голени. Еще могут случаться гипертонические язвы, но про них я вообще ничего не помню, кроме названия.

— А говоришь — понятия не имеешь, — ухмыльнулся Панариши. — Имеешь, оказывается. Что из описанного ты можешь исключить? Гипертонические язвы уж точно — раз ты про них не знаешь, то и беспокоиться не о чем. Диабет ты можешь диагностировать?

— Нет. Для такого нужно оборудование. Стандартного диагноста хватило бы, но у меня его нет.

— А атеросклероз ты, как сама сказала, исключаешь. Значит, остается основная причина. Что нужно для ее ликвидации?

— Пластика клапанов или перевязка глубоких или перфорантных вен… — пробормотала Карина. — Эй! Что значит «для ликвидации»? А если я ошибаюсь? У него ведь гангрена может начаться, и тогда точно придется ногу отнимать!

— Если ты не ликвидируешь причину, он умрет весьма неприятной смертью, — философски пожал плечами Панариши. — Послушай, сама Карина, у тебя все равно нет других вариантов. Ближайший квалифицированный врач, которому ты можешь задать вопрос, находится по крайней мере в полутора тысячах верст по прямой отсюда. Значит, ты сама по себе. И любое твое действие окажется лучше бездействия. Так что делай что должно, и будь что будет.

— Дзинтон, только не говори мне, что это ты собственной персоной! — Цукка приблизилась к Панариши и уперла кулаки в бедра. — Дзи? Кара, ты его проверяла?

— Я не Дзинтон, сама Цукка, — покачал головой Панариши. — И не Дзи. Даю честное слово, что никогда не называл себя такими именами. Могу поклясться чем угодно по твоему желанию.

— Кара? — Цукка перевела взгляд на Карину.

— Он человек до последней клеточки. Я уже смотрела. Хотя, думаю, папа вполне способен обмануть мой сканер, если захочет. Или создать проекцию со стопроцентной имитацией — помнишь, он описывал? Но папа никогда не обманывал явно, — Карина вздохнула. — Пыль в глаза пускал, от ответа уклонялся, но не обманывал. Так что, Цу, нам придется предположить, что господин Панариши и Демиург Джао — вовсе не муж и жена… Хотя, — она грозно нахмурилась, глядя на шамана, — не надейся, что уйдешь от объяснений!

— Объяснения — не главное. Сейчас заканчивай с пациентом. К тебе есть еще одно дело, которое сейчас скромно ждет на улице.

— Господин Панариши! — сквозь зубы проскрежетала Карина. — Я была бы крайне признательна тебе, если бы ты прекратил вмешиваться…

— Мне редко оказываются признательны, — пожал плечами шаман. — Я привычный. Не отклоняйся от темы. Пластику клапанов ты можешь сделать?

— Не знаю. Никогда не пробовала. И с техникой не знакома.

— А перевязку перфорантных вен?

— Тоже не пробовала, — вздохнула Карина. — Но запаивать сосуды для меня не проблема.

— Так запаивай.

— Но если…

— Нет никаких «если». Либо ты его лечишь, либо он умирает от заражения крови или чего похуже. Любые колебания только ухудшат ситуацию. Делай!

От резких командных ноток в его голосе Карина вздрогнула. Она взглянула на Панариши с новым интересом. На лице мужчины не читалось ничего, кроме спокойной уверенности — то ли в ее способностях, то ли в своем праве отдавать приказы. А ведь он довольно молод, мелькнула в голове непрошенная мысль. Молод и… красив. Или нет, не красив, а… привлекателен, несмотря на резкие грубые черты лица. Если остричь и причесать растрепанную гриву волос, стереть с физиономии дурацкую раскраску, вымыть и одеть в нормальную одежду…

Додумывать мысль она не стала. Не время. Что же ей делать с пациентом? Панариши прав: любая помощь лучше, чем никакая. Конечно, можно связаться с кем-нибудь из своих и через Ольгу передать запрос в Княжества. Наверняка там найдут специалистов… а толку-то? Как они поставят диагноз, если в глаза проблему не видели? Процесс обмена займет не менее суток — или как там их спутник ходит? — и почти наверняка приведет к пустой трате времени.

— Хорошо, — решительно сказала она. — Я сделаю.

— Замечательно! — одобрил шаман. — Действуй.

Едва слышно фыркнув — ишь, раскомандовался, поклонник Тилоса! — Карина склонила голову и закрыла глаза, чтобы не мешали. Несколько минут она разбиралась в мешанине сосудов и капилляров. Ну и головоломка! И как сосудистые хирурги в них ориентируются?..

— Готово, — сообщила она через несколько минут. — Тамша, давай мазь и бинты, надо перевязать рану. Три протока запаяны наглухо. Если причина изъязвления крылась именно в них, то теперь нога должна пойти на поправку. Язву я тоже закрыла, но там слишком много полумертвой ткани, ее сращивать бессмысленно. Все равно отомрет. Сейчас ему нужен покой и хорошее питание, чтобы ткани регенерировали. Господин Панариши, ты не мог бы перевести…

Шаман кивнул и быстро заговорил на местном тарабарском наречии. Оба мужчины — и молодой, и пожилой — оживленно закивали, переводя взгляды с Карины на Тамариши и обратно, что-то отвечая. Дождавшись, когда закончится перевязка, молодой ловко подхватил старого на закорки и, кланяясь, задом выбрался за полог.

— Через период его приведут на повторный прием, и ты сможешь проверить, насколько хорошо сработала, — сообщил шаман.

— Все-то ты предусмотрел, господин Панариши! — сурово заявила Цукка, вставая перед мужчиной и снова упирая кулаки в бедра. — А теперь рассказывай, что ты такое и откуда взялся. И почему изображаешь из себя шамана, хотя и близко им не являешься. А ну?

— Девочки, вы не обидитесь, если я предложу, как принято у вас в Катонии, общаться без формальностей? — поинтересовался шаман, и в его глазах блеснул отблеск скрытого смеха. — Я слишком стар, чтобы тратить время на такую ерунду, как «сама» или «госпожа», да и вам станет проще зверски пытать меня с целью извлечения информации. Ну как?

— Не возражаю, — Карина встала рядом с Цуккой и уперла кулаки в бока ничуть не менее воинственно, чем та. — Тамша, подожди, пожалуйста, на улице, пока я его… уговариваю.

Тамша быстро кивнула и вышла, ничуть не удивленная просьбой.

— Ну? — переспросила Цукка. — Гос… Панариши, ты собираешься отвечать?

— Не-а, — безмятежно заявил шаман. — Скажем так: в местных краях хватает дракононенавистников. А Шай — дурак. Не по уму, а просто по молодости. Опыта ему не хватает. Притащить тебя сюда, Кара, да еще и позволить свободно общаться с людьми — все равно что бросить кристалл соли в перенасыщенный раствор. Был бы он поопытнее — никогда в жизни такой глупости не совершил бы.

Нет, ну каков нахал! Когда, интересно, они накоротке успели сойтись? И откуда он, чужестранец, вообще знает ее фамильярное имя? Карина медленно выдохнула воздух сквозь суженные ноздри и открыла рот для тирады, но шаман снова опередил ее. Он легко поднялся со скамьи, каким-то легким неуловимым движением оказался у женщин за спинами, приобнял их за плечи и подтолкнул к пологу, по молчаливому уговору считавшемуся «дверью».

— Как я уже сказал, Кара, тебя ждет еще одно дело. Я ни при чем, оно само пришло, честное слово. Но расхлебывать придется тебе самой.

Карина тихо застонала, но подчинилась. Ну что там еще такое?

«Такое» оказалось двумя мужчинами среднего возраста. Они тихо сидели на корточках посреди опустевшей площадки перед «клиникой» — а очередь-то куда подевалась? опять Панариши распорядился? — и терпеливо ждали ее появления. По краям площадки отиралось десятка два зевак, стояли трое старейшин — господин Мамай и еще двое, имена которых Карина так и не запомнила. Рядом, и в то же время немножко отчужденно, расположились господин Шаттах с сыном. Еще нескольких мужчин испуганно жались друг к другу возле угла ближайшей хижины, а чуть поодаль кучковалась стайка женщин — пятеро или шестеро с затянутыми капюшонами кубал и две в глухих головных платках, оставляющих открытыми только глаза.

Сидящие на корточках дружно бухнулись на колени и уперлись лбами в землю.

— Поздравляю, Кара. Ты первая женщина, к которой в здешних местах мужчины пришли за судом, — проговорил шаман. Внезапно смешливые нотки исчезли из его голоса, и он стал каменно-серьезным. — Избранная Дочь, они хотя услышать твое решение. Я готов переводить, но решать тебе.

Он сделал знак, и один из мужчин, распрямившись, быстро заговорил. Второй затараторил следом, и Панариши оборвал обоих властно поднятой рукой. Он что-то сурово сказал, и один из мужчин закивал, после чего заговорил куда медленней.

— Сан Миссар два года обрабатывал участок поля, выделенный общиной его соседу, сану Кучуму, — начал переводить шаман. — Сосед сильно болел и не мог работать. Сан Миссар в деревне человек новый, а потому община не выделяла ему землю. Обычная практика в здешних краях, — пояснил он. — Что-то вроде ценза оседлости — земля выделяется не ранее, чем через несколько лет проживания в деревне, своего рода защита от неусидчивых бродяг. До того человек работает на плантациях батраком, а то и рабом. Или живет в чьей-нибудь семье как дорей. Так вот, сан Миссар со своей семьей работал два года на поле сана Кучума, выращивая маяку, и выручку от продажи урожая они делили поровну. Маяку, — снова пояснил он, — Дракон отбирает всю, но платит за нее небольшие деньги. Примерно пятидесятую часть того, сколько она стоит на международном черном рынке наркотиков. Для местных и столько очень много. Теперь сан Кучум выздоровел, выгоняет сана Миссара с поля и требует у него вернуть половину того, что сан Миссар получил в предыдущие годы. Сан Миссар утверждает, что не может вернуть деньги, потому что уже все потратил, и что та несправедливо — уговор был честным и заключен при свидетелях.

— А почему тогда хозяин требует возврата денег? — удивилась Карина.

— Сейчас спросим, — он повернулся ко второму мужчине, и тот заговорил. — Сан Кучум утверждает, что в его деревне справедливая плата именно такова — четверть дохода батраку, остальное хозяину. Два года назад договор заключал его брат, молодой и неопытный, только что купивший первую жену и не знавший деловых обычаев. Сам сан Кучум как раз болел тем, что называется головной горячкой. Ее вызывает небольшой паразит, — в очередной раз пояснил шаман, — личинка ленточного червя гётю, живущего в кишечнике коров. Ее цикл развития включает стадию пузыря в разных тканях зараженного организма, в том числе в мозге. Пузырь получается из личинки, проглоченной с едой и проникшей в кровь из желудка. Пузырь медленно развивается и выделяет яд, который, если пузырь сформировался в мозгу, делает человека слабоумным. В человеке, в отличие от животных, пузырь рано или поздно погибает, и функции мозга восстанавливаются. Сан Кучум, как утверждается, страдал именно такой болезнью, так что действительно не мог соображать, что происходит. Теперь он требует восстановить справедливость и вернуть ему причитающиеся деньги. Что скажешь, Кара?

— А почему я должна решать? — устало спросила Карина. — Я-то при чем? Я вообще иностранка, в местных обычаях не разбираюсь. Почему они ко мне пришли?

— Потому что ты Избранная Дочь! — хихикнула Цукка. — Верно, Панариши?

— Точно, — шаман подмигнул ей, и они оба в унисон хитро улыбнулись. — Цу, хочешь, мы тебя ее заместителем назначим?

— Уже назначили! — фыркнула та. — Панариши… слушай, раз уж мы без формальностей общаемся, как тебя покороче звать?

— Покороче? —шаман склонил голову на бок. — Нет стандартного сокращения. Шаху и еще кое-кто зовет меня Риш. Скажем, Рис, чтобы вам легче произносить.

— Заметано. Рис, я, в отличие этой глупой юной особы, давно поняла, что никуда нам не деться. Если бы она свои способности направо и налево не демонстрировала, может, и удалось бы отбиться. А так… Кара, пророчица ты наша, решай давай. Люди ждут. Или я за тебя решу, как твой заместитель.

— Да что вы оба ко мне привязались! — возмутилась Карина. — Я врач! Врач, а не судья, не юрист и даже не местный землевладелец! Как я решить должна? У них тут что, своих судей нет за ненадобностью?

— Судьями обычно выступают старейшины деревни, — хмыкнул Панариши. — Но они не знают, что сказать. Оба правы. И договор заключен честно, и брат сана Кучума явно ошибся по неопытности. Так что ты — последняя инстанция. Верховный и апелляционный суд в одном флаконе.

— Не хочу я ничего решать! — угрюмо заявила Карина. — Пусть сами как-нибудь разбираются. Жили тут без меня тысячу лет, и еще тысячу проживут.

— Попытки уйти от ответственности ничем хорошим не заканчиваются, — невозмутимо заявил шаман, присаживаясь на корточки. — Если ты не решишь за них, дело может кончиться кровью. Денег у сана Миссара, скорее всего, действительно нет, а сан Кучум твердо уверен, что тот его обманул. Сан Миссар в той деревне считается чужаком, и родственники сана Кучума почти наверняка его убьют. А у него семья.

— Тогда пусть господин Кучум забудет о деньгах! — твердо заявила Карина. — Договор же заключен честно?

— Тогда пострадает тот, кто заключил несправедливый договор — брат сана Кучума. Убить не убьют, все-таки родственник, но могут отобрать общинный надел и даже изгнать из деревни. А у него сейчас двое малолетних детей, которых нужно кормить. Они вполне могут умереть от недоедания. Мир жесток, Кара. Очень жесток. Жизнью в нем поплатиться можно в любой момент и почти ни за что. Такие, как ты, редко замечают всю его несправедливость, но от того она никуда не девается. Сейчас от твоего решения — или его отсутствия — зависят человеческие жизни. У тебя нет иного достойного выбора, кроме как принять ответственность на себя.

Карина взялась за голову и бессильно села на пятки прямо на голую землю. Истец и ответчик немедленно снова уткнулись лбами в пыль.

— Ну за что мне такое наказание? — в пространство спросила она. — Чем я заслужила? Сначала меня украли и притащили сюда. Потом отрезали голову совершенно незнакомому человеку, чтобы я не могла уйти. Теперь заставляют решать тяжбу, где куда ни кинь, всюду кто-нибудь да умрет. Панариши, а что ты посоветуешь?

— Ты примешь любое мое решение? — усмехнулся шаман. — Даже если я прикажу убить обоих прямо здесь и сейчас? А я могу — чтобы другим стало неповадно тебя беспокоить по мелочам.

— Панариши! — зло оскалилась Карина. — Вот только попробуй!

— Значит, решай сама, — Панариши перетек в позу со скрещенными ногами. — Итак, Избранная Дочь, твое слово?

Карина застонала. Пару минут она сидела, тупо глядя в землю. Мыслей в голове не осталось, только в звенящей пустоте черепа гулко отдавалось биение сердца. Потом она вздохнула.

— Ну, раз вы мне выбора не оставляете… Панариши…

— Рис, — перебил ее шаман. — Раз уж договорились.

— Хорошо, Рис. Владелец поля, как его…

— Сан Кучум.

— Сан Кучум действительно болел мозговой горячкой?

— Он так утверждает. И я замечаю у него характерные остаточные симптомы — затрудненность движений и легкую нескоординированность движений глаз. Наверняка он сейчас не в состоянии четко видеть. Можно и свидетелей спросить — вон они толкутся. Но ты можешь проверить сама. Ты же умеешь видеть человека насквозь. Проверь его мозг — там должны остаться следы пузыря. На вскрытии они очень характерно выглядят. Думаю, и со сканером не ошибешься.

На вскрытии? Карина подозрительно взглянула на шамана. Определенно, он что угодно, только не шаман. Но с какой целью он прикидывается и кто он вообще такой?.. Нет, потом. Нужно решать проблемы по одной за раз. Она потянулась и заглянула через сканер в голову истца. Хорошо знакомая объемная серая картинка головного мозга появилась у нее перед глазами. В мозжечке замерцал тускло-серым небольшой размытый комочек — умный сканер отфильтровал определенно чужеродное включение, органическое, мертвое, но еще не рассосавшееся до конца.

— Похоже, он говорит правду, — констатировала она, устало потирая глаза кулаками. — В мозге остатки чего-то постороннего. Рис, он согласен с тем, что договор его брат заключил честно, при свидетелях, без принуждения, ну и все такое?

Панариши переспросил, и истец, на мгновение оторвав лоб от земли, что-то ответил.

— Он согласен, — сообщил шаман. — Но считает, что договор несправедлив.

— Я уже поняла. Ох… что же сказать?

Она снова задумалась, бессмысленно водя по пыли пальцем.

И тут до нее дошло.

— Рис, о поле ЧЕГО идет речь? — сквозь зубы спросила она.

— Маяки.

— Той, из которой наркотик делают? — Карина резко вскочила на ноги, сжав кулаки. — И ты хочешь, чтобы я наркоторговцев между собой мирила?

— Они не наркоторговцы, — на лице шамана не дрогнул и мускул. — Они всего лишь выращивают маяку. Под принуждением Дракона, смею заметить. Но вообще-то я ничего не хочу. Я наблюдаю, как ты решаешь проблему, только и всего.

Карина зашипела, словно разъяренная кошка, и оба мужчины, оторвав лбы от земли, испуганно на нее уставились.

— Рис, значит, я Избранная Дочь? — сквозь зубы спросила она. — Давно предсказанная и так далее?

— Ага, — слегка ухмыльнулся он. — Я, кажется, тебе еще вчера о том сказал, в храме Тилоса. В присутствии двоих легитимных свидетелей.

— Ну, тогда переводи, и переводи точно! Готов?

— Кара, ты меня пугаешь, — негромко заметила Цукка. — Может, остынешь сначала немного?

— Рис, передай им мои слова, — Карина не обратила на слова подруги никакого внимания. — Маяка — зло и мерзость перед лицом… э-э-э, духов. Тот, кто выращивает ее, виновен в убийстве так же, как виновен человек, ударивший другого ножом. Перед лицом богов я заявляю: выращивающие маяку правосудия недостойны и не имеют права его искать! Все остается как есть. Господин Кучум не получит свои деньги и должен забыть о справедливости и несправедливости. Путь оба уходят домой и передают всем мои слова: тот, кто выращивает маяку, проклят перед богами, и очиститься может, только уничтожив все ее запасы и никогда больше не выращивая ее! Я сказала.

Часть зевак вокруг площади, очевидно, понимающих общий, возбужденно загалдела еще до того, как Панариши закончил переводить. Господин Мамай принялся что-то втолковывать остальным старейшинам. А когда шаман закончил, зашумели и остальные. Смуглые лица истца и ответчика посерели. Они на четвереньках попятились, потом дружно развернулись, вскочили на ноги и пустились наутек. Свидетели рысцой потрусили за ними.

— Что-то мне подсказывает, что Дракону твои слова очень не понравятся, — философски заметила Цукка, присаживаясь на корточки рядом с шаманом. — Спорим, что господин Дурран прибежит выяснять отношения не позже, чем через час? Рис, что скажешь?

— Что несколько преждевременно… — под нос пробормотал тот, но тут же встрепенулся. — Кара, ты понимаешь, что для местных жителей маяка — практически единственный способ заработать деньги? И что если они ее дружно начнут уничтожать, то останутся без самого необходимого. Они даже котелки с масляными лампами покупать не смогут.

— Ты мне сам сказал решить, — Карина внезапно потухла и сгорбилась. — Я решила. Прости, Рис, но если ты хочешь делать по-своему, делай сам. Я не кукла на ниточках, чтобы ходить по чужим тропинкам. Наркотики — зло. Котелки и лампы местных жителей — чьи-то смерти там, у нас дома. Не проси у меня сочувствия для тех, кто выращивает маяку, не дождешься.

— А я разве сказал что-то против? — удивился Панариши. — Просто мне хотелось, чтобы ты осознавала все причины и следствия, связанные с твоими поступками. Ты решила — и замечательно. Боюсь только, последствия окажутся… забавными.

— Возможно, но вряд ли более забавными, чем ты сам, Рис, — Цукка повернулась к нему так, что их лица оказались вровень. — Ты не надейся, мы не забудем, что за тобой должок.

— Должок?

— О себе рассказать ничего не хочешь?

— Торопишься, Цу, — непонятно усмехнулся шаман. — Кара, у тебя, между прочим, еще одна проблемка есть. И уж ее-то ты точно сама себе организовала, за язык никто не тянул.

— Что? Ты о чем?

— О том, — Панариши кивнул в сторону оживленно общающихся между собой старейшин. — Я попросил их подождать, пока ты не свершишь суд. Теперь их очередь.

— Только не говори, что и они меня о чем-то просить хотят! — безнадежно сказала Карина. — Им-то что нужно?

— Как мне помнится, тебе от них кое-что нужно. Сан Мамай! — Панариши махнул рукой. — Сама Карина готова вас выслушать.

Старейшины нерешительно переглянулись и робко приблизились. Еще раз переглянувшись с товарищами, староста деревни подергал себя за бороду, и тяжело вздохнул.

— Момбацу сама Карина! — неуверенно начал он. — По поводу твоего приказа… женщинам ходить простоволосыми…

— Ну? — сумрачно спросила Карина. — Что не так?

— Пожалуйста, скажи, что мы можем оставить все, как раньше! — взмолился Мамай. — Испокон веков наши женщины открывали свои лица и волосы только мужьям и близким родственникам. Открыть лицо постороннему — позор на весь мир! От лица деревни прошу — не отдавай наших женщин на осмеяние!

Внезапно Карине стало смешно. Так смешно, что она едва удержалась от неприличного хихиканья. Она уже напрочь забыла про свою вчерашнюю вспышку, но сейчас смесь почтительного преклонения и мучительного стыда на лицах стариков живо воскресила в памяти ее вчерашнее настроение. Значит, полагаете, что я Избранная Дочь? Или великий шаман? Ну, ребята, я вам покажу, что такое культ личности! Придется вам или учиться думать самостоятельно, или подчиняться моим капризам.

— Весь мир, господин Мамай, полагает, что женщина ничуть не хуже мужчины, — холодно сказала она так, чтобы ее слышали все зеваки. — Только в ваших краях ее почему-то заставляют прятаться от мира, как какое-то неприличное животное. Я требую, чтобы кубалы и головные платки были ликвидированы. С сегодняшнего дня. Ты понял меня, господин Мамай?

— Я понял тебя, момбацу сама Карина, — уныло подтвердил Мамай. — Мы сделаем, как ты велишь. Я соберу людей на площади. Только, прошу тебя, объяви им сама, а то мужчины побьют нас.

— Как хочешь, — царственно кивнула Карина. — Собирай народ, а я скажу.

Старейшины, закланявшись, развернулись и быстро пошли, почти потрусили в сторону площади.

— «Собирай народ, я а я скажу!» — весело передразнила ее Цукка. — Кара, в тебе словно два разных человека уживаются. Одна — застенчивая девица, которая боится людей, словно кролик удава. Другая — командирша, которая Мати сто очков вперед даст.

Карина дернула плечом и ничего не ответила.

— На самом деле человек в ней один и тот же, — задумчиво проговорил шаман, поднимаясь с корточек. — Только чтобы пробудить в ней командирские качества, следует дать ей хорошего пинка. Или как-то еще разозлить. А без того она предпочитает сражаться с чудищами и вообще тащить весь мир на своих плечах в одиночку. Знаешь, Цу, напоминает она мне одну женщину — Элизу, паладина Курата в приморском…

Он резко осекся.

— После воспоминания, — ровно произнес он. — Шаху, — он бросил взгляд на с интересом наблюдающего за сценой Шаттаха, — как настроение?

— Как и с утра. Не волнуйся, Рис, мы не передумали, — он широко ухмыльнулся. — В конце концов, такая возможность для профита открывается! Торгаш вроде меня за нее удавится.

— Только поаккуратнее с рекламными акциями, — хмыкнул в ответ Панариши. — Ну что, великолепные момбацу самы, двинулись на площадь?

— Двинулись, — согласилась Цукка. — Кара, хочешь, я тебе в ухо нашептывать стану? А то ты опять чего-нибудь не то скажешь.

— Сама скажу, — буркнула Карина. Веселье ушло так же внезапно, как и нахлынуло, и теперь в животе у нее медленно собирался холодный тяжелый комок. Пойти наперекор общественному мнению, пусть даже заведомо неправому… Или правому? На свой манер? В конце концов, в Княжествах, да и в Северном поясе представления о приличиях от катонийских заметно отличаются. Почему здесь правила не могут соблюдаться иначе?

Нет. Приличия — одно. Унижение, превращающее женщину в безликую безголосую фигуру, совершенно иное. Если подумать, то сокрытие лица может играть защитную роль в примитивных обществах, где сильный самец всегда может отобрать привлекательную самку у слабого. Но что за общество, в котором приходится прибегать к таким мерам? Если она хочет сделать из Муммы приличное место…

А она хочет?

Максимум через пару недель их с Цуккой судьба решится — или их убьют, или отпустят домой. В предположении, конечно, что сумасшедший Шай не соврал и не передумает. В любом случае ее здесь не станет — а местным здесь жить и дальше. Не случится ли так, что изменения, которые случатся из-за нее, только ухудшат их положение? И потом, какое у нее вообще есть право что-то менять? Она здесь всего лишь временный гость, не понимающий и сотой доли обычаев и привычек. Местные пути неведомы для нее, и, пытаясь спрямить кажущуюся кривой тропку, она рискует угодить в непролазную топь.

Еще не поздно отказаться. Она потеряет лицо — ну и что? Какое ей дело до того, что о ней подумают? Она не знает аборигенов, они не знают ее, и когда она исчезнет из их жизни, останется только изустно передаваемая история, в которой все равно все переврут до неузнаваемости. Какое ей дело до их мнения?

А Панариши? А Шаттах? А Тамша, бесправная, до срока увядшая дорея, которой так никогда и не суждено выйти замуж? Бездомная бесправная Тэйсэй, которой через два-три года предстоит спрятать тихую застенчивую улыбку под бесформенным капюшоном женского платья? Они ей тоже безразличны?

— Кара! — встревоженная Цукка потрясла ее за плечо. — Ау! Ты с нами? Где ты мыслями витаешь? Может, ну ее, твою идею? Серьезно, если раздумала, не надо.

— Рис, — Карина в упор посмотрела на шамана. — А что ты думаешь по этому поводу? Должна ли я заставлять местных женщин избавляться от кубал? Ты здесь родился, ты лучше знаешь местные привычки. Все действительно так плохо?

— Каждый поступок имеет свои корни и свои плоды, Кара, — серьезно сказал шаман. — Корни твоего я вижу отчетливо. Плоды… пока нет. Я родился не в здешних краях, на моей родине женщины лицо не скрывали. Я вижу, что ты начала сомневаться. Сомнение — очень полезная вещь, оно предостерегает нас от ошибок. Но ты не должна позволять ему стать главным чувством в своей жизни. Время сомнений рано или поздно проходит, и наступает время Та, когда следует принимать окончательное решение и следовать ему без раздумий. Как я уже говорил тебе, бежать от ответственности нельзя. Другие в конце концов примут решение за тебя, и не факт, что оно тебе понравится. Ты — сильная мира сего, нравится оно тебе или нет, и ты не имеешь права прятаться от окружающих проблем. Решай и действуй.

— Время Та… — пробормотала Карина, вздрогнув от звуков донесшегося с площади гонга. — Ты следуешь Пути безмятежного духа, Рис?

— Я знаю о Пути немало. Хотя, как напоминает белая лента, даже Ведущий по Пути — всего лишь ученик. Так и быть, я дам тебе опору, пусть и не очень надежную, — в его глазах снова блеснули искорки сдерживаемого юмора. — Знай: сейчас ты просто не в состоянии совершить непоправимую ошибку. Выставить себя взбалмошной самодуркой можешь, а добиться чего-то сверх того — нет. Успокоил?

— Сверх всякой меры, — Карина поежилась. — Ну ладно, тогда пришло время выставлять себя взбалмошной самодуркой. Пойдемте на площадь.

Когда она, сопровождаемая Цуккой и Панариши, вышла к своему новому дому (который, как она поклялась про себя, все равно пойдет под стационар, и точка!), деревенскую площадь уже заполнил народ. При ее появлении ропот голосов резко смолк, словно кто-то выключил звук. Люди подались назад, освобождая место, и она, решительно ступая, вышла в самый центр свободной площадки, чувствуя, как взгляды собравшихся почти физически давят на нее, пригибая к земле.

— Слушайте меня, — громко сказала она, тщательно изгоняя из голоса даже намек на нерешительность и колебания. Несколько голосов в толпе забормотали, переводя ее слова. — Вы все меня знаете. Я — Карина Мураций из далекой заморской страны Катония. Я лечу вас от болезней и спасла вас в ту ночь, когда гремел подземный гром. А еще многие называют меня Избранной Дочерью.

Все, кто я такая, я напомнила — словно кто-то мог забыть. Как бы теперь сделать плавный логический переход к теме выступления? А, наплевать на логику!

— В моей стране женщины свободны. Они имеют те же права, что и мужчины, и ни один мужчина не может принудить женщину ни к чему, если она того не хочет. Никто не может купить женщину в жены, брак — всегда дело добровольное, требующее согласия и жены, и мужа. Я знаю, что у вас свои традиции, свои привычки, позволяющие выживать посреди дикой природы. Но бесправие женщин к таким полезным обычаям не относится. Именами всех богов приказываю: с сего дня женщина больше не бессловесная вещь! Женщины имеют право ходить с открытой головой… и вообще голыми, если захотят!..

Что я говорю? Как меня занесло в тему общей эмансипации? Я же хотела только про кубалы сказать!..

— …и никто не имеет права покупать и продавать их, как вещи. И вообще, приказываю всем женщинам убрать у платьев капюшоны и с сегодняшнего дня ходить простоволосыми, если нет дождя! Вот. Я сказала.

Глубокая тишина, нарушаемая только пением птиц и прочими далекими лесными звуками, окутала площадь. Несколько невыносимо долгих мгновений Карина, внутренне сжавшись, ожидала шквала возмущенных выкриков. Возможно, даже града камней — или как тут принято наказывать слишком смелых женщин? Потом внезапно она почувствовала движение у своего левого плеча.

— Вы знаете и меня все двадцать восемь лет, что я живу на свете, — громко сказал господин Шаттах, выступая вперед. — Многие знают, что я говорил про женщин то же самое, что только что произнесла сама Карина. Нет для женщины стыда в том, чтобы ходить с открытыми волосами и лицом. Обе мои жены не носят капюшоны дома, и я не хочу, чтобы моя дочь когда-либо надевала на себя это позорное уродство. Маха, Хабиба! — он повернулся, и две женские фигуры в кубалах с готовностью выступили из толпы. — Снимите капюшоны. Сейчас же!

Похоже, приказ для женщин неожиданностью не стал. Без колебаний, двигаясь почти синхронно, они распустили завязки на лице, растянули лицевое отверстие и одновременно сдернули капюшоны на спину. Толпа дружно вздохнула. Под кубалой, как Карина знала по встречам во время купания в речке, местные женщины завязывали волосы в тугой практичный узел. Однако обе жены Шаттаха заранее собрали длинные волосы в косы, охватывающие голову по окружности. В их ушах под лучами солнца сверкнули капли сережек, и две серебряные то ли брошки, то ли монеты засияли на лбах, подвешенные на золоченых цепочках. Карина видела обеих без кубал только однажды, когда спасала Шаттаха от муллулубы, и в ее памяти отложилось что-то встрепанное и перепуганное. Несмотря на то, что местный тип лица до сих пор казался Карине несколько странным и неуклюжим, сейчас они касались ей почти красавицами — четко очерченные лица, крупноватые, но не слишком, носы с горбинками, большие черные глаза и спокойные улыбки.

Толпа негромко ахнула. Женщины, плавно ступая, подошли к мужу, развернулись лицом к толпе, и торговец ласково обнял обеих за плечи.

— Никогда, — громко сказал он, — никогда больше мои жены не наденут на головы проклятые тряпки, скрывающие от мира их красоту. Я горжусь ими и хочу, чтобы все видели, чем я горжусь. Ни мне, ни им нечего стыдиться. Мамай! — он посмотрел на старейшину, на физиономии которого держалась унылая мина. — Что насчет твоих жен? Ты ждешь, чтобы сама Карина повторила приказ?

— Нет, Шаттах, — кисло проговорил Мамай. Судя по его лицу, сейчас он горько проклинал день, когда вертолет с Кариной и Цуккой опустился на ту самую деревенскую площадь, где они сейчас стояли. — Муса, Биссамал, снимите капюшоны.

Он уставился в землю, словно не желая видеть позор своих жен. Те, однако, мешкать не стали. Очевидно, они заранее морально подготовились к тому, что произойдет, а потому сдернули свои капюшоны ничуть не медленнее, чем жены Шаттаха. Их седые волосы и морщинистые лица, на которые редко падали лучи солнца, казались слегка смущенными, но не подавленными и не перепуганными.

— Тамша! — Карина обернулась к служанке, жавшейся поодаль. — Давай, ты тоже.

— Ма, сама Карина, — откликнулась та. — Сейчас.

Она суетливо потянула за тесемки кубалы, но те запутались, затянулись и поддаваться не пожелали. Карина дотянулась манипулятором до узла и одним движением порвала его. Тамша неожиданно для себя вынырнула из капюшона, словно ныряльщик из омута, и замерла, испуганно моргая глазами.

— Ну, а остальные чего ждут? — осведомился Шаттах, обводя замершую толпу взглядом, и в его голосе прорезались командные нотки. — А ну-ка, капюшоны снять!

Толпа словно вскипела. Тут и там женщины поспешно распутывали тесемки кубал, путаясь в них, словно впервые в жизни, и один за другим капюшоны откидывались назад, выпуская на свежий воздух женские головы: молодые, старые, черноволосые и седеющие, круглые и вытянутые, растрепанные и с гладкими прическами. Некоторые пытались смущенно закрыть волосы ладонями, но, разумеется, безуспешно. Мужчины бросали вокруг растерянные взгляды, словно разрываясь между желаниями зажмуриться и пялиться во все глаза на невиданное ранее изобилие обнаженной женской кожи. Карине снова стало смешно. Она прикинула, не следует ли дополнительно приказать укоротить подолы хотя бы до колен, а рукава — до локтей. Наверное, не стоит. Мужики тоже ходят закутанные, и при обилии летучих и кусучих насекомых такое имеет практический смысл. Только они с Цуккой для жужжащей и звенящей живности почему-то несъедобны, а местным лучше предохраняться: какую заразу могут переносить местные комары и мухи, еще только предстоит выяснить. Когда она заведет себе баклабораторию с надлежащим оборудованием, разумеется.

Панариши громко произнес несколько фраз, и толпа, загомонив, начала потихоньку расползаться.

— Я сказал, что духи станут следить за женщинами, — пояснил шаман. — И если кто-нибудь из них наденет капюшон не для защиты от дождя или ветра, сообщат тебе. Или сами накажут и женщину, и ее мужа.

— А они накажут? — поинтересовалась Цукка.

— Я о том позабочусь, — ухмыльнулся шаман. — Ты даже представить себе не можешь, какой воспитательный эффект имеет простейшая ветряная свистулька из глины, незаметно засунутая в щель в стене. Шаху, спасибо за помощь. Разыграно как по нотам.

— Разыграно? — с внезапным подозрением взглянула на него Карина. — Вы что, заранее сговорились?

— Конечно, — пожал плечами шаман. — Любую импровизацию всегда следует хорошо подготовить заранее.

— О… — Карина растерянно взглянула на обеих жен торговца, ласково ей улыбнувшихся. — Я… я прошу прощения, госпожи, что вам пришлось… Что вам пришлось… первыми…

— Сама Карина, — одна из жен шагнула вперед. — В городах, куда мы ездили для торговли, мы всегда ходили без капюшонов, но здесь нам приходилось натягивать их снова. Шаху давно мечтал о том, как мы сможем вместе пройти по деревне, ни от кого не скрываясь, и теперь его мечта исполнилась. Спасибо тебе.

— И вы не чувствуете себя плохо? — неуверенно переспросила Карина.

— Нет, сама Карина. Мы давно привыкли. Теперь пусть привыкают и соседи. Кстати, меня зовут Хабиба, а она, — женщина кивнула на вторую жену, — Маха. Раньше это не имело значения, все равно нас никто не мог различить под кубалами. Но теперь наши имена обрели смысл, и за то тебе отдельное спасибо. Маха плохо знает общий, но я говорю и от ее имени.

— Всегда пожалуйста, сама Хабиба, — облегченно вздохнула Карина. — А если кто-то из мужчин скажет вам что-нибудь плохое из-за того, что вы теперь без кубал, передай мне. Я его отучу языком болтать!

— Я отучу его первым, — фыркнул Шаттах. — Спасибо, сама Карина, ты очень помогла нам. Река перемен наконец-то принесла свежие воды…

Он низко, но с достоинством поклонился и вместе с женами пошел по тропинке к своему дому. Карина смотрела ему вслед, и на ее сердце внезапно стало легко-легко. Что бы ни случилось с ними в дальнейшем, снова надеть мерзкие капюшоны на женщин окажется не так-то просто. В конце концов, ее устами вещают сами духи, разве не так?

— Ну что, Кара, раз уж мы пришли домой, пошли обедать, — сказала Цукка. — Когда ты закончила с тем дедом с язвой, часы показывали без пятнадцати десять. Сейчас, наверное, полпервого, и у меня в желудке бурчит. Рис, у нас никаких больше срочных дел не осталось? Ну, там боги в гости пожаловать не намерены? Или еще что-то такое в таком духе? Ты не надейся, я не забуду, что ты нам свою историю должен рассказать. Ну-ка, пошли в дом! Кара, приготовься его ловить, если сбежать попытается.

— Женщина — самое мстительное существо в мире, — вздохнул Панариши. — Но у меня есть еще одна отговорка — вон она идет. Или бежит?

Дурран, действительно, почти бежал, яростно распихивая по сторонам отшатывающихся деревенских, не успевших отскочить в сторону. Младший Коготь сверкал оскаленными зубами, его глаза метали молнии, а в руке он сжимал внушительных размеров пистолет.

— Сама Карина! — проскрежетал он, останавливаясь перед женщинами. — Правда ли, что ты подбиваешь людей сжигать посевы и запасы маяки?

— Я? — поразилась Карина. — О чем… а! Господин Дурран, я не подбивала никого и ни на что. Я просто заявила, что маяка — зло, и что выращивающие ее могут забыть о божественной справедливости. Я что-то не так сказала? — она как можно невиннее захлопала ресницами.

— Ты подбиваешь людей на открытый бунт! — все так же сквозь зубы рыкнул Дурран. — Как ты смеешь!..

— Она, как мне помнится, никого на бунт не подбивала, — заметил Панариши, изучая Младшего Когтя из-под полуприкрытых век. — Она всего лишь высказала свое мнение.

— Люди называют ее Избранной Дочерью, шаман! Причем с твоих слов! — Дурран резко развернулся к нему, поднимая пистолет. — Ты виновен не меньше ее! Думаешь, если люди верят в твои сказочки, ты можешь творить все, что захочешь? Ты готов пойти против Дракона, шаман?

— Господин Дурран! — крикнула Карина. — Остановись!

Она ухватила манипулятором ствол пистолета и вздернула его вверх, не вырывая, однако, оружия из руки Младшего Когтя. Хватит с того и одного публичного унижения. Тот, почувствовав, что оружие ему не подчиняется, бешено глянул на нее, но разумно не стал демонстрировать данный факт пялящимся на него деревенским, сделав вид, что сам отвел дуло.

— Господин Дурран! — уже спокойнее сказала Карина. — Я сожалею, что мои слова доставили тебе лично неудобства. Однако я сказала то, что сказала, и при необходимости повторю. Маяка — зло. Наркотик, который делают из нее, губит человеческие жизни. Ты знаешь, во что он превращает людей всего через год-другой регулярного приема? Я врач, я видела. Я бывала в реабилитационных центрах — и ужаснее картины не встречала. Ваша маяка ежегодно губит десятки тысяч людей только в Катонии и сотни тысяч — по всему миру. Я отдала бы жизнь за то, чтобы уничтожить ее раз и навсегда!

— Так вполне может случиться! — рявкнул Дурран. — Ты что, не понимаешь, что как только слухи о твоих словах дойдут до моих командиров, ты — труп?

— Пусть, — Карина твердо выдержала его взгляд. — Но я не отступлю. Господин Дурран, разве ты не понимаешь, что ваш Дракон наживается ценой смерти людей?

— Да что нам ваши люди! — ощерился Дурран. — Вы, сытые людишки! Вы живете в своих благополучных странах, ничего не зная о нашей жизни! Ты знаешь, как я рос? Я жил как крыса, умирал с голода на деревенских улицах, дрался за объедки на помойке у казарм Караванной Охраны! Когда я вырос достаточно, чтобы поступить в грашскую армию, я нанялся рекрутом — и нашу часть немедленно послали в другой город, название которого ты никогда в жизни не слышала, чтобы подавить бунт таких же уличных крыс, как я! Пятнадцать лет я служил поганым грашградским толстосумам, а когда меня выбросили на улицу в звании старшего рядового, в моем кармане осталось десять бумажек по тысяче вербов. Хоть кто-то в вашей откормленной Катонии, жирующей на меди, серебре, алмазах и уране из грашских шахт, задумывался о моей жизни? О том, что в тех самых шахтах каждый год от обвалов гибнут сотни шахтеров — простых людей, которым нечем больше заработать себе на жизнь? Почему я должен думать о безвольных людишках, не слышавших даже слова «честь»? Их никто и никогда не заставляет колоть себе маяку насильно, они хватаются за шприц от того, что их жизнь не имеет никакого смысла! Так пусть подыхают в своем дерьме и блевотине!

— Значит, ты борец за справедливость? — задумчиво спросил Панариши. — Продавая наркотики, по-твоему, Дракон восстанавливает нарушенный мировой баланс, или что?

Дурран дернулся, цепляясь за рукоять неподвижно висящего в воздухе пистолета.

— Дракон хотя бы понимает, что такое честь! — прошипел он. — Да, мало благородства в том, чтобы продавать дурман вялым городским остолопам! Но, по крайней мере, мы не изображаем из себя защитников народа, как эти потаскухи — Матери тарсачьих кланов, или как напыщенные гуланские Повелители ветра! Мы не проливаем слез над страданиями жителей Сураграша, но хоть как-то защищаем их от жадных кровопийц с Кронга! Не будь нас, Караванная Охрана давно превратила бы весь Сураграш в большой лагерь рабов!

— Я помню тебя, сан Дурран, — спокойно произнес Панариши. — Тебя уволили из армии в пятьдесят четвертом, верно? Ты вступился за молодого парня, которого Глаза арестовали по подозрению к причастности к деятельности Дракона в Кумте. Тогда в драке тебе и сломали руку.

Глаза Дуррана расширились, и он поперхнулся.

— Как ты можешь помнить о драке, о которой забыл даже я сам? — медленным угрожающим голосом спросил она. — Откуда ты, бродячий лесной шаман, знаешь такие вещи?

— В твоей душе живет благородство, сан Дурран. То самое благородство, о котором ты тщетно пытаешься забыть уже четыре года. И, похоже, успешно забыл. Скажи, каково оно — выступать в роли надсмотрщика над рабами на плантациях и охранника заложников?

Дурран потемнел лицом. Карина решила, что он сейчас набросится на шамана с кулаками, но Младший Коготь лишь взглянул шаману в глаза.

— Я не искал такой работы, когда приносил клятву чести, — ровно сказал он. — Но и нарушать клятву тоже не собираюсь. Сама Карина, я не имею ничего против тебя лично. Но я вынужден доложить о твоих словах Старшему Когтю Балану. Если я этого не сделаю, сделает кто-то другой. Надеюсь, к ним не отнесутся слишком серьезно. Отдай мое оружие. Я не стану стрелять.

Спохватившись, Карина выпустила ствол пистолета, и Дурран неторопливо засунул его за пояс на спине. Бросив на шамана последний неприязненный взгляд, он неторопливо пошел по тропинке между домами.

— А ты умеешь завоевывать союзников, Кара, — взгляд Панариши стал задумчиво-прикидывающим. — Даже среди врагов.

— Союзников? — удивилась та. — Но я ничего не делала…

— А он, тем не менее, уже перед тобой оправдывается, и оправдывается искренне. Значит, ему почему-то важно твое мнение. Наш человек, хотя пока о том не догадывается. Хотя есть одна проблема: клятва для людей вроде него — вещь серьезная. Нужно подумать… Пока, девочки, еще увидимся.

Прежде, чем Карина с Цуккой успели произнести хоть слово, он повернулся и исчез в стремительно сгущающихся вечерних тенях.

— Шустрый он… — пробормотала Цукка. — Кара! Я же сказала тебе — хватай его, если сбежать попытается! Сейчас опять только через несколько дней появится, я тем временем себе язву желудка от любопытства заработаю.

— Не заработаешь, — вздохнула Карина. — У тебя кислотность пониженная, насколько я помню, ты к ней не расположена. Цу, он кто угодно, но только не шаман. Если бы он не поклялся, что он не папа…

— На Дзи свет клином не сошелся, — Цукка сощурилась. — Ты помнишь, что он много десятилетий действовал исключительно на Западном континенте, а к нам в Катонию заявился, только когда у Майи эффектор вырвался на свободу? Насколько я знаю его ненавязчивую манеру влезать под шкуру, он должен был завербовать здесь кучу сторонников и создать разветвленную организацию. И вообще, общение с ним накладывает на людей неизгладимую печать. Можешь мне в ухо плюнуть, если твой Панариши — не часть его местной сети влияния.

— Он такой же мой, как и твой! — обиделась Карина. — И вообще, пошли в дом, я тоже лопать хочу. Какой-то день сегодня… бурный выдался. Надо перекусить, отдохнуть, пообщаться в нашими и пойти потренироваться. Тамша! Что у нас сегодня на обед?

9.05.858, древодень. Военная база № 1 клана Изумрудной Листвы «Соэха»

Вертолет еще не успел коснуться посадочной площадки, а Шай уже спрыгнул на землю и шагал по направлению к группе людей, ожидающих его на краю поля. Ветер от вращающихся лопастей попытался пригнуть его к земле — и не сумел, в бессильной ярости взметнув с земли клубящееся облако пыли. В стихающем рокоте двигателя он не слышал шагов Цома и Балана, но шестым чувством знал: оба Старших Когтя уже идут позади него, положив ладони на рукояти торчащих из-за пояса тоскал, такие же гордые и надменные, как и он сам. Как и те люди, что ожидали его впереди.

— Мир тебе на земле Изумрудной Листвы, момбацу сан Шай ах-Велеконг, — кивок старшего из встречающих был сдержан и выверен с точностью до миллиметра. Шай знал цену мечу, чья рукоять в потертой кожаной оплетке виднелась сейчас у старика под ладонью — цену и в чистом золоте, и в чести — а потому его кивок оказался куда ближе к настоящему поклону. Помимо всего прочего, Массар ах-Май, Голова Дракона клана Изумрудной Листвы, являлся одним из немногих людей, которых молодой предводитель Оранжевого клана по-настоящему уважал. Он уже давно решил про себя: когда кланы объединятся под его, Шая, началом, старик должен уйти с миром и почетом — в отличие от большинства других Голов, не стоящих даже своего веса в пальмовом масле.

— Мир тебе, момбацу сан Массар ах-Май, — ответил Шай. — Я пришел на твою землю не как враг, но как друг. Да останутся наши мечи в ножнах.

— Да останутся наши мечи в ножнах, — снова кивнул старик. — Ты хочешь отдохнуть и освежиться с дороги?

— Нет, сан Массар. Не хочу. Дела не ждут, а у меня их и без того слишком много. Остальные уже здесь?

— Да. Ожидали только тебя. Я предвидел твой ответ, так что все уже собрались в Зале совета.

Массар развернулся и, сопровождаемый своими Старшими Когтями, неторопливо двинулся по широкой посыпанной песком дорожке, окруженной бархатной синевато-зеленой листвой тальши. Шай последовал за ним. Он не раз появлялся здесь, хотя в качестве Головы Дракона — впервые, а потому прекрасно знал каждый поворот тропинки. Поэтому он не столько любовался красотами тщательно обихоженного сада, сколько еще раз обдумывал свою тактику в предстоящей беседе, пытаясь найти в ней изъяны.

Через десять минут неспешной прогулки они вышли к большому дому, выполненному в классической местной манере из вбитых в землю кольев, переплетенных лианами. Только опытный взгляд мог разглядеть, что на деле под невысокой земляной насыпью скрывается хорошо укрепленный фундамент, колья стен сделаны из оформленного под древесину негниющего пластика, армированного сталью, изображающее лианы покрытие — из теплоизолирующего материала, а окна — из имитирующего листья сетчатой пальмы бронированного стекла. И только тренированный слух мог разобрать тихое урчание кондиционирующих установок, питающихся частью от солнечных батарей, а частью — от электрогенераторов на спирте, размещенных далеко от дома, а потому не слышных вовсе. Хорошо укрепленный дом мог служить и комфортабельным местом для встреч, и защитой против нападающих, не обладающих тяжелым вооружением. Клан Изумрудной Листвы весьма серьезно относился к своей традиционной роли посредников в переговорах. Наверняка сейчас откуда-то издали за домом наблюдали превосходно экипированные бойцы клана, готовые отразить неожиданную атаку или же выступить в качестве миротворцев, случись высоким договаривающимся сторонам передраться в время общения, что являлось не таким уж и неслыханным делом.

Вслед за хозяином Шай вошел в створки, широко распахнутые низко склонившимися привратниками. Сразу за дверями начинался большой зал, в дальнем конце которого за большим круглым столом сидели семеро Голов. Два места пустовало. Вторым рядом вокруг стола стояли кресла — по две штуки на каждое место в первом ряду — в которых разместились Старшие Когти кланов.

Переступив порог, Шай вынул из-за пояса меч и передал его опустившемуся на колени слуге. Не поднимаясь, тот повернулся и осторожно положил оружие на деревянную подставку, выкрашенную в оранжевый цвет — цвет клана Шая. Два других слуги приняли мечи у Цома и Балана. Массар, однако, как и его Старшие Когти оставил меч при себе. Шай внутренне насторожился. Конечно, как хозяин Массар имел полное право так поступить, однако то казалось интересным признаком. Похоже, напряжение в зале переговоров уже сгустилось достаточно, чтобы Массару пришлось явно напоминать о своем авторитете таким образом. Похоже, Шаю не придется слишком уж стараться для того, чтобы повернуть события в нужную ему сторону.

Дождавшись, пока Шай усядется в отведенное Оранжевому клану кресло, Массар взял со стола чашу с водой.

— В знак братской дружбы да изопьем мы этой воды! И пусть не прольется ни капли братской крови, как не прольется ни капли влаги!

Он пригубил чашу и передал ее Шаю. Тот отпил из нее глоток и передал дальше по кругу. Сидящий слева от него Абихмал Цурен осторожно принял чашу, в свою очередь отпил и передал следующему.

Когда все девять Голов Дракона глотнули воды и чаша вернулась к Массару справа, Голова клана Изумрудной Листвы предал ее слуге и уселся. Его Старшие Когти уселись вслед за ним.

— Мы собрались здесь, братья, чтобы обсудить…

— Мы и так знаем, что хотим обсудить, Массар! — резко оборвал его Хабир ах-Сузим, Голова клана Ночной Воды. — Все мы знаем, что Оранжевые сами навлекли беду на свою голову! Я читал твое сообщение, Шай. То самое, в котором ты похваляешься, как ловко утащил двух баб с Восточного Континента! Можете мне руку отрезать, если удар по твоему лагерю не связан с твоей ловкостью! Почему ты считаешь, что мы должны впутываться в твои дела?

Остальные Головы заметно поморщились от явной грубости. Напряженные отношения между Оранжевыми и Ночной Водой ни для кого не являлись секретом уже много десятилетий. Граница между их территориями всегда искрила мелкими, а то и не слишком мелкими стычками, выходящими далеко за рамки обычных межклановых трений. До открытой войны дело не доходило еще ни разу… пока что, но такому никто бы не удивился.

— Момбацу сан Хабир забывает, что завтра Четыре Княжества могут нанести удар и по его лагерю, — холодно сказал Шай. — Когда в свое время они попытались сойтись с нами в прямой схватке, мы разбили их наголову. Теперь они боятся нас и не рискнут повторить попытку. Но у них хватает оружия трусов, и стратегические бомбардировщики в сочетании со спутниками наблюдения позволят им ударить по любому нашему лагерю, где бы он ни находился.

— Высокая мудрость, которую ты познал в северном университете, момбацу сан Шай, — язвительно огрызнулся Хабир, — вероятно, не включает в себя умение использовать маскировочные сети.

— Высокая мудрость северного университета, — все также холодно, но ровно откликнулся Шай, — учит, что инфракрасное излучение маскировочными сетями не экранируется. И что мы не сможем укрыться от современной аппаратуры княжичей, даже если сильно того захотим. Если бы у них имелось такая техника во времена первого вторжения, нас стерли бы с лица земли. И если сейчас они поймут, что могут безнаказанно убивать нас, они ни на секунду не задумаются, стоит ли так поступать. Я бы на их месте не задумался. Те из нас, кто не умрет в своих постелях, превратятся в лесных крыс, со страхом оглядывающихся на небо. Ты полагаешь иначе, момбацу сан Хабир?

— Я полагаю, что Оранжевый клан пытается переложить последствия своих неразумных действий на плечи всего Дракона! — рявкнул предводитель Ночной Воды. — Последствия, которые ему следует расхлебывать самому!

— Прошу тишины! — властно произнес Массар, и его голос, несмотря на преклонные года, наполнил большой зал, как водопад наполняет маленькое ведро. — Мы собрались здесь не для того, чтобы пререкаться. Я позволю себе закончить фразу, которая некоторым здесь присутствующим, — он покосился на Хабира, — показалась несущественной. Мы собрались здесь, чтобы высказать свои мнения и понять, нужно ли нам что-то делать, и если нужно, то что. Момбацу сан Шай хотя и самый молодой среди нас, в мудрости никому из нас не уступит. Он сказал правильные слова, которые я произнес бы и сам. Мы просто не можем позволить себе оставить удар врага без последствий. Он воспримет наше бездействие не как мудрость, но как слабость. Кто-то еще хочет сказать?

— Я скажу! — наклонился вперед Музар Сими, Голова Тигрового клана. — Не могу оспорить, что мы должны ответить ударом на удар. Даже если забыть о политике, того требует моя честь воина. Боги знают, что Тигры и Оранжевые никогда не являлись большими друзьями, но подлый удар в спину одному из кланов означает удар в спину всему Дракону. Мы должны тщательно продумать, какие акции и где должны пройти, чтобы трусливые княжичи раз и навсегда зареклись использовать свои высоко летающие самолеты. Однако, — он нахмурился, — не могу не поддержать и слова Ночной Воды. Момбацу сан Шай, удар по твоему лагерю очевидно связан с твоими пленницами. Я не знаю, чего добиваются княжичи. Возможно, они самонадеянно полагают, что способны заставить нас таким образом пойти на уступки и отдать их. Но саму связь отрицать невозможно. Мы отомстим княжичам, но что ты собираешься делать с восточными женщинами, момбацу сан Шай?

— Как ты знаешь, момбацу сан Музар, — прищурился Шай, — я держу заложниц длятого, чтобы выманить из укрытия трусливую шлюху, убившую момбацу сана Ороту. Я дал ей период, чтобы выйти на поединок со мной. Ровно половина срока прошла. Наверное, она так и не появится. Через двенадцать дней пленницы умрут, и запись их смерти покажут по всем каналам Катонии. Ради них никто больше не станет торговаться и бросать бомбы с самолета, если ты это имеешь в виду.

— А если станет? — набычившись, спросил Хабир. — Ты сможешь поручиться, что бомбежки не повторятся? Ты дал им почувствовать вкус победы, и они захотят попробовать его еще и еще. Особенно если мы дадим им попробовать и горький вкус унижения!

— У нас достаточно влиятельных друзей в Грашграде, — пожал плечами Шай. — Они уже действуют. Вкупе с нашей местью устроенный ими международный скандал охладит даже самые горячие княжьи головы. Однако момбацу сан Массар прав — мы собрались не для того, чтобы препираться. Прошу всех высказаться формально — станет ли Дракон мстить или же попробует скрыться под маскировочными сетями в надежде, что северные самолеты не смогут его разглядеть? Я поднимаю свой голос за месть.

— Месть! — твердо произнес Абихмал Цурен, Голова клана Змеи, первый слева от Шая. — Месть, и такая, чтобы горы содрогнулись!

— Не знаю, — с сомнением покачал головой Кхил Рассим, Голова клана Высокого Неба. — Я не поддерживаю скоропоспешные решения. Нужно подождать и посмотреть, как станут развиваться события. Я не протестую против резкого ответа, но лучше сначала дать врагу как следует раскрыться и продемонстрировать свои намерения. Я воздерживаюсь.

— Я уже сказал — месть, — пожал плечами Музар.

— Месть, — коротко уронил Матаронг Вайса, Голова клана Песка. — Так, чтобы навсегда запомнили.

— Против, — буркнул Хабир, с неприязнью взглянув на Шая.

— Месть, — кивнул Дзара Хассай, Голова клана Цветущей Вишни. — Мы уже продумали, куда и как ударить.

— Я против, — Мар Сумумбай, Голова клана Снежных Вершин, бесстрастно взглянул в глаза Шая. — Оранжевый клан сам навлек на себя беду.

Ша внутренне хмыкнул. Снежные Вершины всегда являлись Оранжевым скорее друзьями, чем противниками, но их территория находилась в опасной близости от южных границ Четырех Княжеств. В том, что Мар проголосует против, Шай не сомневался ни секунды.

Все взгляды скрестились на Массаре. Из девяти голосов три уже отданы против предложения. Теперь все зависело только от него.

— Месть, — медленно произнес Голова клана Изумрудной Листвы. — Совет решил: мы накажем врага за его подлую хитрость. Момбацу сан Шай, среди нас именно ты оскорблен сильнее всего. Твои предложения?

Шай, не дрогнув и мускулом, протянул руку назад и тут же почувствовал в ней полированную тяжесть вложенного Цомом деревянного футляра. Первая часть прошла почти как по маслу. То, что Высокое Небо воздержалось, оказалось неожиданностью, но неожиданностью в рамках допустимого. Он неторопливо свинтил крышку футляра и извлек из него свернутые в трубку бумажные листы.

— Здесь наш план, — сообщил он, расправляя листы на столе. — Я сочту за честь также ознакомиться с мудростью Цветущей Вишни и скорректировать его с учетом их предложений. Момбацу сан Дзара, могу я припасть к твоему источнику?

В точности скопировав движение Шая, Голова клана Цветущей Вишни принял деревянный футляр у одного из сидящих за его спиной Старших Когтей и извлек из него свернутую в трубку пачку листов бумаги. Шай принял свой экземпляр и мельком пробежал глазами первый лист.

— Посольство в Грашграде, вероятно, все же не первоочередная цель, — задумчиво проговорил он. Настало время продемонстрировать и осмотрительность тоже. — Возможно, и вовсе не цель. Нарушая покой столицы, мы рискуем навлечь на себя раздражение людей, с которыми сейчас ссориться не стоит. Не следует забывать, что они получают большую прибыль от туристов, а туристы не ездят в города, где взрываются бомбы. Однако консульство в Тапае — цель весьма привлекательная.

— И контора «Семи ключей» в Мубайе — тоже, — кивнул Дзар. — Думаю, ее я возьму на себя.

— Кто и чем займется, мы обсудим после того, как все ознакомятся с планами и вынесут свои суждения, — нахмурился Массар. — Нам некуда торопиться, чтобы принимать поспешные решения здесь и сейчас.

— Разумеется, момбацу сан Массар, — кивнул Шай. — И, конечно, мы не станем заставлять излишне осторожных братьев, — он кинул многозначительный взгляд на потемневшего лицом Хабира, — участвовать в делах, которые им не по нраву. В конце концов, мы все свободны в своем выборе, даже если это выбор… старика.

Непроизнесенные слова «выбор труса» повисли в воздухе так явно, словно Шай выкрикнул их во все горло.

— Щенок! — прорычал Голова клана Ночной Воды, медленно поднимаясь. Его Старшие Когти вскочили со своих кресел, схватившись за рукояти своих кинжалов. — Мальчишка, не умеющий уважать старших! Оборванец, не знающий чести!..

— Хабир! — предостерегающе поднял руку Массар. — Оста…

— И это говорит человек, чьи солдаты под покровом ночи, не рискуя подставить трусливые лица солнцу, грабят деревни на моей территории? — сквозь зубы произнес Шай, стараясь, чтобы ни одна нотка скрытого ликования не прорвалась наружу. Он готовился к длительному колкому обмену эпитетами, разогревая Хабира, чтобы тот в конце концов произнес роковые для него слова, но, похоже, тот и сам прекрасно разогрелся. — Человек, который посылает воров таскать из амбаров собранную маяку и смело нападающий на безоружных торговцев, направляющихся в мои земли?

— В твои земли? — рявкнул Хабир. — Они всегда принадлежали Ночной Воде! Подлый Орота хитростью отобрал их у…

— Довольно! — резко сказал Шай, рывком вставая. — Как добрый сосед я могу не услышать оскорбления в свой адрес, произнесенные в запале. Но я не снесу обиды, нанесенной памяти момбацу сана Ороты, заменившего мне отца! Услышьте меня, о собравшиеся здесь! Я, Шай из древнего рода Велеконгов, прошедший дорогу от солдата Оранжевого клана до его Головы, известный всем своей доблестью и отвагой в поединках, готов умереть на поле боя, защищая честь своего клана и его великих предводителей! Словом и духом древних уложений я вызываю тебя, Хабир из рода Сухимов, на Поединок Решения и кладу у поля битвы свое предводительство кланом! Я сказал и жду ответа.

Как ни владели собой собравшиеся вокруг стола переговоров Головы и Старшие Когти, общий вздох пронесся по залу. Последний раз Поединок Решения состоялся более трех десятилетий назад и молчаливо считался традицией хотя и священной, но отжившей свое. Однако формально никто и никогда не отменял ее, и отказаться от такого вызова означало навеки заклеймить себя трусом в глазах всего мира.

А еще — еще вызываемый был обязан ответить равным закладом. То есть свои предводительством над кланом.

С каменным лицом, но с огромным внутренним удовлетворением Шай наблюдал, как стремительно сереет лицо Головы клана Ночной Воды. Только сейчас тот осознал, что перед ним стоит не просто неприлично молодой по всем меркам Голова, но синомэ, управляющий чудовищной силой духов. Конечно, невидимые щупальца во время ритуального поединка на мечах не рискнул бы использовать даже Шай — но у него и не возникало такой необходимости. Даже если забыть про его вполне заслуженную славу выдающегося мечника, ему вполне хватит просто молниеносной скорости перемещения. Все присутствующие в зале знали, чем закончится поединок, и в обратившихся на Хабира взглядах читалась холодная отстраненность. Так смотрят на приговоренного к смерти, у которого нет никакой возможности избежать казни.

К чести Хабира, тот никак не выказал своего страха. В его глазах читалась лишь неукротимая ярость, и в его голосе, когда он повернулся к Массару, не замечалось ни малейшей дрожи.

— Я принимаю вызов, — сказал он, игнорируя Шая. — Массар, старый друг, окажешь ли ты мне честь лично выступить судьей схватки?

Старик обмяк в своем кресле. Что бы он ни думал о вызове, поделать он уже ничего не мог. Любое предложение перемирия сейчас означало бы лишь одно: дополнительное оскорбление одной из сторон.

— Я окажу тебе такую честь, — сумрачно произнес он. — Клан Изумрудной Листвы предоставит вам поле и помещения для подготовки. Слуги проводят вас, момбацу саны Шай и Хабир. Они проводят также остальных в их помещения для отдыха. Поединок назначаю через час от сего момента.

Он грузно поднялся из кресла и не глядя на Шая направился к выходу.

Полчаса спустя, когда Шай сидел на пятках посреди небольшой тростниковой хижины, задумчиво глядя на узорное лезвие своей тоскалы, Цом откинул занавеску на дверном проеме и вошел в дверь. Он опустился на колени и коснулся лбом земли.

— Я слушаю, — проговорил Шай, не отрывая взгляда от меча. Ему уже до смерти надоело сидеть здесь в одиночку, якобы укрепляя свой дух к предстоящей схватке и молясь богам о ниспослании победы, но ритуал есть ритуал.

— Сан Шай, — Старший Коготь выпрямился и сел на пятки напротив него. — Вести из Муммы.

— Откуда? — удивленно поднял бровь Голова Оранжевого клана.

— Из Муммы. Там содержатся пленницы из Катонии.

— А, то место, где оползень уничтожил запасы и плантации маяки. И что там?

— Младший Коготь, надзирающий за деревней, доложил, что пленницы мутят народ.

— Мутят народ? — Шай нахмурился. Ему следовало такое предвидеть. Та женщина, Карина Мураций, достаточно продемонстрировала свой неукротимый нрав, когда ее везли из-за моря. — Подробнее.

— Она… она подзуживает местных жителей уничтожать маяку, утверждая, что та противна богам и духам. И что выращивающие маяку должны забыть о справедливости богов.

— Так. И многие ли ее слушают?

— Сан Шай… — Старший Коготь заколебался. — Сан Шай, местные объявили ее Избранной Дочерью. И великим шаманом. По нашим землям стремительно распространяются слухи, что она оживляет мертвых, лечит любые болезни наложением рук и летает по воздуху, как птица. Утверждается также, что духи говорят с ней, открывая будущее, и именно так она спасла десять тысяч человек в ночь подземного грома. По ее слову женщины сняли кубалы, и теперь люди шепчутся, что скоро сама Назина сойдет на землю, чтобы вручить ей власть над всем Сураграшем.

— Женщины сняли кубалы? — Шай недоверчиво взглянул на Цома, но тут же припомнил, что бесстыжие пленницы и в самом деле упорно не желали надевать капюшоны на голову. Но как им удалось заставить добропорядочных местных женщин последовать своему примеру? — Цом, почему я узнаю о пожаре, когда он уже полыхает по всему лесу?

— Я виноват, сан Шай, — глухо откликнулся Старший Коготь. — Младший Коготь в деревне с самого начала добросовестно сообщал дважды в сутки, что она на месте, как ему и приказали. Но ничего более. Дурран Майго добросовестный и храбрый солдат, но ему всегда недоставало… соображения. Потому он и сидит в Мумме уже много лет. Я должен был дать ему четкие инструкции.

— С другой стороны… — Голова Дракона задумчиво прищурился. — Даже если бы ты дал ему четкие инструкции, что бы он мог сделать? Избранная Дочь, говоришь, которая летает как птица? Так… Пошлешь в Мумму… Нет. Никого не пошлешь. Если люди действительно считают ее дочерью богов, она слишком опасна. Может кончиться бунтом. Поэтому полетишь сам. Не позднее завтра. Возьмешь с собой три лапы бойцов. На месте оценишь обстановку сам. Если дело зашло не слишком далеко, казнишь пятерых деревенских мужчин и пятерых женщин, а пленниц привяжешь к столбу и выпорешь так, чтобы кожа со спины слезла. Но не до смерти, они пока еще ценны как заложницы. Но если ее действительно воспринимают как дочь богов, а местные настолько благоговеют перед ней, что позволили своим женщинам снять кубалы, убьешь ее. Отруби им головы прилюдно, и старейшинам деревни — тоже, за то, что допустили непотребство. Дуррану своему объясни, что его долг — не только охранять маяку, но и следить за порядком и благочинием. Так объясни, чтобы до конца жизни не забыл. Только поосторожней с женщиной — она все-таки синомэ. Когда она окажется на краю смерти, может и забыть, что жизни жителей деревни зависят от ее повиновения. Не играй с ней. Если решишь убивать, убей ее первой. Все понял?

— Да, сан Шай, — кивнул Старший Коготь. — Исполню все в точности. Еще пришли вести из…

— Не надо! — поморщился Шай. — Потом. После боя поговорим. Сейчас свободен.

— Да, сан Шай, — снова кивнул Цом. Он поднялся на ноги и, почтительно склонившись, спиной вперед вышел в дверной проем, задернув за собой занавеску. Голова Дракона задумчиво посмотрел ему вслед. Он уже успел подзабыть бесстыдных восточных шлюх, но сейчас та девка, Карина, живо всплыла у него перед глазами, как он увидел ее в тюремном трюме «Сирогицунэ» — нагая, в напряженной стойке, с автоматом в руках, глаза полыхают яростным огнем… Нет, все-таки почему она не мужчина? Какого солдата мог бы обрести клан!

А может…

Нет. Как игрушка для удовлетворения похоти она слишком опасна. Хорошей женой она не станет никогда. А бойцом — если он сделает женщину-синомэ бойцом, половина солдат клана, пожалуй, немедленно дезертирует. Часть от страха, часть от возмущения. Она заслуживает умереть с честью, в схватке, как подобает воину, а не на позорном столбе, униженная и избитая… но как раз такого он ей дать и не может. Жаль. Но что толку скорбеть о том, чего нет?

Резко выдохнув, он выбросил пленниц из головы и снова опустил взгляд к узорному клинку своего меча. Вид древней благородной стали успокаивал и вселял уверенность. А еще Шай чувствовал внутри нетерпеливое предвкушение: еще немного — и он сделает первый шаг по дороге, о которой мечтал с малолетства: дороге к трону повелителя всего Сураграша, а может, и Караграша тоже. Но торопиться он не станет, в том числе и сегодня. Прежде он как следует поиграет с Хабиром. Предводитель Ночной Воды совершенно точно не дождется от него легкой смерти.

Он прикрыл глаза, и перед его взглядом закружились сцены кровавой ярости. Пожалуй, да. Теперь он знает, как умрет его старый враг. Посмотрим, удастся ли заставить его молить о смерти…

10.05.858, златодень. Мумма

Далекий стрекот вертолетного мотора Карина услышала, когда уже заканчивала утренний «прием» в своей клинике. Сегодняшний день пока казался легким — народу в очереди оказалось немного. Все как на подбор — из других деревень, если она, конечно, научилась правильно разбирать узоры на одежде, и ни одного тяжелого случая: кишечные черви, разнообразные вши, пара воспалившихся поверхностных ран, инфекции и грибки средней тяжести… Она уже привыкла к своей роли универсала, и ее действия стали почти автоматическими: быстро просканировать тело пациента сверху донизу, выжечь, не разбираясь, все, что сканер выделял как постороннее или вредоносное, осмотреть глазами, чтобы не пропустить какие-нибудь симптомы, которые не видел сканер, и отправить счастливого и благоговеющего пациента восвояси. Внутренне она забавлялась, глядя как некоторые женщины пытались смущенно прикрывать свою простоволосость руками (входить к ней в капюшоне не рисковали и женщины из других деревень), что дополнительно скрашивало нудную рутину. Кстати, никакие стыд и непривычка не помешали некоторым женщинам обзавестись пока еще небольшими и робкими украшениями — вплетенным в волосы шнурком со старой медной монетой, скромными ленточками или цветами, а одна женщина, видимо, из семьи побогаче, даже вставила в уши микроскопические серебряные сережки. Тамша где-то раздобыла огромные деревянные кольца, выкрашенные охрой, нитками привесила их к ушам и теперь ходила, явно чрезвычайно довольная своим внешним видом.

Заслышав вертолет, Карина насторожилась. Что Дракону понадобилось здесь, в деревне? Неужели о ней вспомнили? Наверное, все-таки стоило держаться потише и пониже… Она встревоженно глянула на застывшую с тазиком в руках Тамшу. Та вернула ей испуганный взгляд.

— Железная птица… — пробормотала помощница. — Дракон лететь сюда. Плохо, Карина. Надо прятаться.

— Не стану я прятаться! — сквозь зубы проговорила Карина. — Не дождутся! Госпожа, — она глянула на испуганно сжавшуюся на лавке пациентку, — я закончила. Я вылечила, что смогла. Ты можешь идти домой… — Она сообразила, что та на общем не говорит. — Тамша, переведи. Скажи остальным, что до обеда прием закончен.

Она сорвала с лица матерчатую повязку, бросила ее на стол, освободилась от зеленого балахона, в последние пару дней заменявший ей врачебный халат, и стремительно вышла из «клиники», вглядываясь в затянутое тучами небо. Явно собирался дождь, и в воздухе стояла душная тяжесть. Где Цукка? Если она снова рассказывает детишкам всякую всячину, то наверняка у их нового дома на площади. И именно туда наверняка приземлится вертолет.

Ожидавшие возле «клиники» своей очереди люди склонились в глубоком поклоне, но она не обратила на них никакого внимания. Едва не запнувшись о подвернувшийся под ноги корень, она со всех ног бросилась к центру деревни — туда, откуда доносился все усиливавшийся рокот. Она успела выскочить к площади как раз в тот момент, когда из приземлившейся машины один за другим как горох посыпались вооруженные люди. На противоположной стороне площади она разглядела стоящую в окружении ребятишек Цукку.

Прятаться смысла не имело, и она, расправив плечи и глубоко вздохнув, зашагала к вертолету. Если они прилетели за ней, ее все равно найдут. Если не за ней, то вряд ли станут что-то делать с ценной — хотелось бы верить — заложницей. Она слишком поздно сообразила, что ее короткое, до середины бедра, и с почти отсутствуюшими рукавами платье, которое она только позавчера закончила обметывать и подшивать, может оказаться слишком провоцирующим. Ну ничего. Пусть только попробуют ее коснуться!

Вооруженные солдаты заметили ее. Половина немедленно рассыпалась редкой цепью и двинулась к ней, держа ее под прицелом автоматов. Впрочем, не только автоматов. Двое держали в руках нечто, до крайности напоминающее «розы» — большие неуклюжие штуки со набалдашниками, напоминающими перекрученный розовый бутон. Значит, они все-таки по ее душу.

Из вертолета выпрыгнул еще один мужчина. Он носил те же мешковатые штаны и длинный, почти до колен, хантэн, но алую рубаху под белой накидкой охватывал широкий черный пояс, из-за которого торчали рукояти меча и длинного кинжала. Она вспомнила, что такой же пояс носил и Шай, когда он привез ее в Мумму. И за поясом у Шая тоже торчал меч. Больше ни у кого из бандитов Дракона она мечей не видела. Правда, нельзя сказать, что у нее имелась возможность построить статистическую выборку, но все-таки, похоже, такие мечи являлись принадлежностью Больших Гадов. Мужчина тоже заметил ее, потому что немедленно зашагал в ее сторону.

Площадь была довольно маленькой (и после постройки Большого Дома стала еще меньше), а вертолет — большим, а потому между машиной и Кариной оказалось мало места. Куда меньше, чем ей хотелось бы. Затихающий рокот турбины и клекот лопастей горячим ветром ударили ей в лицо, трепля подол платья и заставляя прищуриться, чтобы защитить глаза от взметнувшегося пыльного вихря.

— Женщина, стой на месте! — громко, перекрывая гул, сказал мужчина на общем, положив ладонь на рукоять тоскалы. Семеро солдат, включая двоих с «розами», полукругом охватили Карину, держа ее под прицелом, остальные рассыпались по площади. Трое остановились неподалеку от Цукки, направив на нее оружие, и окружавшие ее дети мальками брызнули в все стороны. Один из солдат подошел к деревенскому гонгу и начал ритмично бить в него. — Ты Карина?

— Я Карина Мураций, — так же громко откликнулась та, стараясь овладеть голосом. — Кто ты и что тебе нужно?

— Я Цом та-Мурай, Старший Коготь Оранжевого клана, — заявил мужчина. — Верно ли, женщина с востока, что ты называешь себя Избранной Дочерью Назины?

— Нет, — твердо ответила Карина.

— Не лги мне, женщина! — грозно нахмурился Старший Коготь, и в его голосе послышались зловещие нотки. — Окрестности полны слухами о тебе и твоих чудесных способностях. Верно ли, что ты воскрешаешь мертвых и летаешь по воздуху?

— Я не воскрешаю мертвых, — пожала плечами Карина, краем глаза заметив, как на площадь быстрым шагом вышел Дурран. Младший Коготь подошел к ней сзади и молча остановился в нескольких шагах. Из проходов между домами начали один за другим появляться деревенские. — Я просто лечу людей. Я не властна над тем, какие глупые имена они мне дают.

— Не толкайся, урод! — прошипела Цукка, которую один из солдат едва ли не силой подтащил к Карине.

— Молчать! — рявкнул Цом. — Еще раз откроешь рот без разрешения — язык отрежу! — Полным отвращения взглядом он обвел собирающихся по периметру площади людей. — Почему женщины публично ходят с голой головой?

— Потому что я так приказала, — спокойно ответила Карина. — Недостойно мужчин обращаться с женщинами как с животными. Или как с собственностью. Такое унижает и женщин, и мужчин. В первую очередь — таких больших и сильных мужчин, как ты, господин Цом.

— Ты сама бесстыдная шлюха и пытаешься сделать такими же шлюхами добропорядочных женщин! — прошипел Старший Коготь. — Ты ничем не лучше надменных тарсачьих проституток из Граша, что воображают себя ровней мужчинам! Ты поплатишься за свое бесстыдство и высокомерие, но поплатишься не одна. Дурран! — перевел взгляд на Младшего Когтя. — По радио я приказал тебе приготовиться к моему появлению. Где старейшины?

— Они ждут тебя в своих домах, — виновато склонил голову тот. — Они слишком немощны, чтобы ожидать здесь, но их уже ведут…

— Слишком немощны? — голос Старшего Когтя стал вкрадчивым. — Дурран, я не понимаю, все ли еще я говорю с солдатом клана? Или ты уже стал одним из местных земледельцев, не ведающих, что такое честь и дисциплина?

— Прости меня, момбацу сан Цом, — Дурран опустился на одно колено, уперся кулаком в землю и низко склонил голову. — Я виноват. Накажи меня.

— С тобой я разберусь позже, — пообещал Цом. — Пока я не вижу, чтобы старейшин вели… Это они?

Карина бросила взгляд через плечо. Торопясь и запинаясь, на площадь вышли, почти выбежали с неприличной для старцев прытью господин Мамай и два других старейшины, подгоняемых местными солдатами Дракона.

— Да, господин Цом, — распрямляясь, кивнул Дурран. — Они. Сан Мам…

— Меня не интересует, как их зовут, — резко оборвал его Дурран. — Вы трое! — Подойти сюда!

— Какой-то он злой, этот дядька! — в ухо Карине прошептала Цукка. — Что-то здесь не так.

— Встань у меня за спиной, чтобы твое лицо не видели, и быстро сообщи Мати, — шепнула Карина в ответ. — Что-то мне гости не нравятся…

— Вы старейшины Муммы? — холодно спросил Цом у трех стариков, рухнувших перед ним на колени.

— Да, момбацу сан! — пролепетал Мамай едва поворачивающимся от страха языком. — Мы твои верные слуги, и вся деревня…

— Вся деревня сошла с ума! — отрезал Цом. — Старик, почему ваши женщины забыли о стыде и приличиях? Почему они ходят с открытыми головами?

— Великий шаман Карина, Избранная Дочь, чьими устами вещают боги, повелела нам…

— Избранная Дочь? — рявкнул Старший Коготь. — Она — восточная шлюха, за которой ваша деревня должна присматривать под страхом смерти, и ничего больше! Кто сказал вам такую чушь? Кто первым назвал ее так?

— Великий шаман Панариши своими глазами видел, как она…

— Кто такой Панариши? — с отвращением спросил у Дуррана Цом. — Где он?

— Шаман Панариши вчера вечером покинул деревню, — пробормотал Младший Коготь. — Он шаман бога Тилоса…

— Никогда не слышал про такого. — Цом возвысил голос, и его меч, прошелестев о ножны и блеснув в тусклом предгрозовом свете, описал дугу и застыл острием к земле. — Жители Муммы, слушайте меня, Старшего Когтя Оранжевого клана! Двух восточных женщин оставили на ваше попечение меньше двух недель назад. Вы должны были следить, чтобы они не сбежали и не умерли с голоду. А что сделали вы? Вы назвали одну из них Избранной Дочерью и по ее слову бесстыдно обнажили своих женщин. Вы нарушили волю Дракона. Главная вина лежит на восточной женщине именем Карина, но и вы виновны тоже. За такое ваша деревня будет сурово наказана, чтобы вы до конца дней своих помнили…

— Ты идешь против воли богов, чужак?

— Кто сказал?! — заорал Цом. — Кто?

— Я сказал! — шаман Панариши неторопливо прошел сквозь толпу, отхлынувшую от него, словно от чумного, и мотнул головой, отбрасывая назад густую гриву волос. Его лицо и обнаженное до пояса тело густо покрывали переплетающиеся черные и коричневые линии — то ли рисунки, то ли татуировки, а глаза и рот были обведены черным. Линии вокруг губ проходили так, что казалось — его рот в зловещей ухмылке растягивается почти до ушей. Некоторые солдаты Дракона при его виде принялись творить охранные знаки. — Я сказал. Я шаман Панариши, тот, кто доносит до людей волю богов и духов. Ты осмеливаешься возвысить голос против богов, смертный воин? Помни, они жестоко наказывают тех, кто осмелился возомнить себя неуязвимым!

Словно во сне, Карина смотрела, как шаман медленно, слегка враскачку, пересекает небольшое пустое пространство между толпой и солдатами и останавливается в нескольких шагах перед оцепеневшим от такой наглости Цомом.

— Зачем ты прилетел сюда, солдат Дракона? — спросил шаман, и его хорошо поставленный голос раскатился над затихшей площадью. — Тебя никто здесь не ждал.

— Я не отчитываюсь перед бродягами! — надменно заявил Старший Коготь. — Но тебе, шаман, повторю: я прилетел сюда, чтобы раз и навсегда покончить с этой глупой историей. Деревню ожидает суровое наказание.

— А что станет с заложницами? — поинтересовался шаман. — С женщинами с востока? С Избранной Дочерью? Ты намерен причинить им вред?

— Не существует никакой избранной дочери, — внезапно спокойным тоном ответил Старший Коготь. — Существует лишь восточная шлюха, у которой не доставало ума сидеть тихо в надежде прожить лишний день. Ее время истекло, как истекло и твое. Вы все умрете сегодня. Сейчас.

Младший Коготь резко вздохнул и вздрогнул.

— Что такое, Дурран? — поинтересовался Цом, поворачивая к нему голову.

— Но момбацу сан Шай приказал охранять ее три недели… — хрипло пробормотал мужчина. — Три недели еще…

— Момбацу сан Шай приказал мне поступить с ней по моему собственному усмотрению. Дурран, ты что, защищаешь ее? — Старший Коготь шагнул к нему и свободной рукой вздернул его подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. — Я вижу, что ты действительно забыл о дисциплине. Ты сам убьешь ее. Сейчас же!

Его голос хлестнул Младшего Когтя как кнутом. Тот дернулся.

— Я… — прошептал он, облизывая губы. Его взгляд поверх плеча своего господина устремился на Карину, и та явственно разглядела в них ужас. Не то чувство, когда боишься за себя — такой ужас, который можно испытывать только за других.

И только сейчас она полностью осознала, что происходит.

Люди Дракона прилетели сюда, чтобы ее убить. Ее — и Цукку.

Вот и наступил тот момент, который снился ей в скоротечных ночных кошмарах, заставляющий ее просыпаться среди ночи в холодной испарине. Тот самый момент, который, как она всегда знала, однажды наступит. Время Та, когда ей предстоит окончательно решить — умереть самой или сражаться, обрекая на смерть окружающих. Ну почему, почему именно сегодня? Завтра или послезавтра до Муммы наконец-то добрались бы свои!..

И она так и не решила, что станет делать.

— А теперь слушай меня, Старший Коготь! — властно сказал Панариши. — Слушайте меня, солдаты Дракона! Духи вещают моими устами, и боги смотрят на вас моими глазами! Объявляю вам, что замысленное вами — мерзость перед лицом невидимого мира. Духи не простят вам смерти Избранной Дочери и жестоко покарают вас. Вы не сумеете скрыться от их мести ни под корнями гор, ни за восточным морем. Опустите оружие — сейчас же!

Солдаты Дракона испуганно попятились, опуская стволы автоматов. Многие снова принялись творить охранные знаки. Однако Старший Коготь лишь нехорошо усмехнулся.

— Мне случалось слышать от шаманов угрозы и похуже, — лениво сказал он. — Как раз перед тем, как я укорачивал их на голову. И что-то ни разу ни один дух не пришел за мной. Шаман, ты свою судьбу выбрал. Ты умрешь вместе с восточной потаскухой, которую так яро защищаешь.

— Оставь его, Цом! — резко сказала Карина, выступая вперед. Как же прикрыть от них Цукку, чтобы та не пострадала в случае, если завяжется схватка. Прикрыть? Солдаты вокруг явно получили инструкции заранее, и теперь она находилась под прицелом полутора десятков автоматов — не считая оружия в руках местных солдат, которое пока что смотрело в землю. Слишком много для нее даже в оптимальных условиях. И слишком, слишком много сейчас.

Она не хочет умирать!

Но она не может допустить, чтобы из-за нее погибли другие. Ей — и Цукке — все равно не выжить, и остается лишь надеяться, что их смерть окажется быстрой и не слишком болезненной. Значит, остается лишь умереть с достоинством — и не допустить, чтобы пострадал кто-то еще.

— Оставь его, Цом! — повторила она. — Он всего лишь шаман, один из тысяч. Такой же суеверный, как и все вы. Тебе нужна я? Ну так убей меня. Или ты боишься самостоятельно запачкать руки кровью беззащитной женщины?

— Я не боюсь! — рявкнул Цом, резко разворачиваясь к ней. — Каждый, кто осмеливается сказать мне такое, умирает! Ты готова подохнуть, синомэ? Встань на колени и опусти голову — и твоя смерть окажется легкой. Попытайся сопротивляться — и ты все равно умрешь. Но за такое мои люди убьют половину жителей деревни! Выбирай!

— Ты настолько перепуган, что не осмелишься выстрелить, пока я не встану на колени? — усмехнулась Карина, чувствуя, как внутренности сжимаются в ледяной ком. Пусть он ее убьет — но на колени перед ним она не опустится!

— А кто сказал, что я стану в тебя стрелять? — ощерился Старший Коготь. — Умри!

Его меч все еще оставался опущенным к земле. Из этого положения Старший Коготь и нанес удар. Его тоскала должна была раскроить Карине живот снизу вверх, а потом рубящим ударом сверху отделить ее голову от тела или развалить его от плеча до паха. Однако ее тренированное тело мастера Пути, развернувшись назад и влево, автоматически уклонилось от острия, свистнувшего перед самым ее носом. И пока клинок по инерции продолжал подниматься, она подшагнула вперед и влево, правой рукой подтолкнула предплечье противника вверх и вперед, а одним из манипуляторов ухватила его за шею и в развороте дернула на себя. Потерявший равновесие Цом закружился вокруг своей оси и рухнул навзничь, запнувшись о второй манипулятор. Попутно она придержала его правую руку, перехватив и вырвав рукоять меча из ослабевшей хватки. На мгновение потерявший дыхание от удара спиной о землю Старший Коготь замер, увидев перед лицом киссаки собственной тоскалы. Карина тоже замерла, растерянно глядя на него. Она отобрала меч — и что дальше?

— Понятно, почему ты так ее боишься, Цом! — насмешливо и громко сказал Панариши. — Ты свою железку и держать-то толком не умеешь.

— Вы все поплатитесь! — пересохшим горлом прокаркал посеревший от унижения Цом. — Тебя предупреждали, шлюха! Солдаты! Убить их все…

Грохнул выстрел, и голова Старшего Когтя дернулась. На его лбу появилась небольшая красная точка, а земля под головой неожиданно окрасилась большой серо-красной кляксой. Лужица крови начала растекаться в стороны по земле, неохотно впитываясь в утоптанную глину. Карину затрясло. Перед ее глазами внезапно всплыла другая сцена: блеснувший в воздухе клинок Шая, катящаяся по земле голова — и точно так же растекающаяся по земле лужа крови…

Младший Коготь Дурран застыл с пистолетом в неподвижно вытянутой руке, словно не понимая, что он только что сделал.

— Солдаты Дракона! — властно произнес Панариши. — Оружие на землю, или вы все умрете! Немедленно!

Его слова словно магическое заклинание разрушили оцепенение, в которое солдаты Дракона впали на несколько секунд. Трое или четверо вскинули опустившиеся было стволы автоматов — и тут же мертвую тишину площади разорвали громкие хлопки. Невидимые стрелки укрылись в кронах растущих между домами деревьев, и сейчас их огонь безжалостно скосил не только тех, кто попытался стрелять, но и двоих их товарищей. В толпе завизжали и заголосили женщины, люди дружно, словно по команде, попадали на землю, прикрывая головы руками.

Карина, словно оглушенная, стояла с мечом в руке и тупо смотрела, как Панариши, словно демон мести, плавно-неторопливо и в то же время с невероятной скоростью скользит между пятящимися солдатами Дракона. Его руки небрежно касались их тел, и одного такого касания хватало, чтобы человек кубарем летел на землю и больше не поднимался. Его движения казались знакомыми и чужими одновременно: мягкие обволакивающие техники Пути, резкие и бескомпромиссные удары тёкусо, еще какие-то техники, которые она никогда в жизни не видела ни на практике, ни даже в учебных фильмах… Воздух вокруг сгустился мягким липким одеялом, сковывающим движения, и она, отчаянно пытаясь разорвать сдерживающие ее путы медлительности, повернулась к Цукке — только для того, чтобы увидеть, как один из солдат заканчивает направлять на ее подругу ствол автомата и нажимает на спуск.

Ее манипуляторы выстрелили вперед, извиваясь, словно бешеные змеи. Часть пуль завязла в их невидимой паутине, часть срикошетила, отброшенная сумасшедше пляшущими градиентами сгустков гравитационных полей. Что-то дернуло ее за платье с левого бока, обожгло горячим, но один из манипуляторов уже дотянулся до солдата, и тот, сбитый нокаутом, кубарем покатился по земле, ударившись головой о колесо вертолета. Панариши уже оказался рядом — только для того, чтобы неуловимой подножкой сшибить ее на землю и обрушить сверху барахтающуюся Цукку, и снова застучали и захлопали выстрелы, и кто-то захрипел в двух шагах от нее, и тут все кончилось.

Не слишком вежливо спихнув с себя Цукку, Карина вскочила — манипуляторы свернуты в тугие конические спирали, тело на полусогнутых напружиненных шагах в любой момент готово нырнуть или увернуться от удара, глаза обшаривают площадь, пытаясь разглядеть угрозу… Панариши стоял на одном колене, упираясь стволом трофейного автомата в подбородок лежащего солдата Дракона, испуганно косящего глазами, и по обнаженному левому плечу шамана текла быстрая струйка темной крови, капая с локтя на землю. От домов, перепрыгивая через скорчившихся на земле жителей деревни, бежали люди — десять или двенадцать. Все они носили зелено-пятнистую защитную одежду, лица закрывали такого же цвета повязки, а в руках они держали автоматы и карабины.

— В следующий раз, Кара, когда вокруг начинается пальба, сразу падай на землю, — спокойно, словно объясняя таблицу умножения, сказал Панариши. — И Цу за собой тяни. В мои планы, знаешь ли, твоя смерть пока не входит.

— В следующий раз роняй меня поаккуратнее, — Цукка, морщась, села на земле, баюкая левую руку. — Я, кажется, запястье вывихнула. Или сломала. Больно…

— В следующий раз не дожидайся меня, а сама роняйся в той манере, которая тебе милее, — хмыкнул Панариши. — Шаху, собирай этих. Те, которых я свалил, все живы, из ваших живы вон те двое. Итого двадцать три плюс Цом. Все на месте — три лапы чужих и лапа местных. Свяжите их как следует, Кара потом подлечит.

Карина резко обернулась. Один из мужчин стянул с лица маску и теперь широко улыбался ей.

— Сама Карина, — весело сказал Шаттах, — ты не хочешь ли заткнуть нашему разговорчивому Рису дырку в руке? А то ведь он, того и гляди, кровью истечет.

И тут Карина села на землю, обхватила голову руками и истерически засмеялась.

Четверть часа спустя, когда отпоенная каким-то успокоительным отваром и усаженная на крылечко своего дома Карина пришла в себя, залечила Панариши навылет простреленную руку и даже слегка полечила Цукке запястье — не сломанное и даже не вывихнутое, а всего лишь растянутое, Панариши вышел к вертолету и поднял руку. Затем он громко и экспрессивно заговорил на местном наречии, и несколько фраз спустя местные, так и не разошедшиеся и живо обсуждавшие случившееся, громко зароптали. Цукка и Карина переглянулись, потом дружно взглянули на Шаттаха, подпиравшего стенку неподалеку. Автомат на его плече висел дулом вниз, и стоящий рядом Матса с восхищением его разглядывал.

— Он говорит, что Дракон попытался совершить ужасное преступление — убийство Избранной Дочери, — пояснил Шаттах, искоса глядя на них сверху вниз. — Что за такое святотатство боги наказали бы всех — не только убийц, но и жителей Муммы. К счастью, духи привели его сюда, чтобы он не допустил беды. Но Дракон обязательно вернется, и вернется разъяренным, чтобы убивать всех без разбору. И теперь у жителей деревни нет другого выхода, кроме как взяться за оружие. Пожар восстания уже полыхает по всей стране, и Избранная Дочь поведет народ для того, чтобы раз и навсегда скинуть ненавистное иго. Все в таком духе. Сама Карина, у тебя на платье дырка под мышкой.

Карина опустила голову и оттопырила левый локоть.

— Даже две дырки, спереди и сзади, — констатировала Цукка. — Пуля навылет? Тебя саму не зацепило? Ох, Кара, везучая же ты у нас! Ты не забывай, тебя саму штопать некому.

— Да, чудом не задело, — вздохнула Карина. — Ну что за невезение! Только платье в порядок приведу, как оно тут же портится. Сан Шаттах, какое еще восстание?

— Чуть позже, — коротко ответил торговец и снова стал смотреть на горячо говорящего Панариши. В такт его словам люди то начинали громко роптать, то затихали и настороженно слушали. Карина погладила по голове прижавшуюся к ней Тэйсэй и тоже стала смотреть на шамана.

Пленные солдаты Дракона со связанными за спиной руками понуро сидели на земле, уставившись в землю. Дуррана среди них не было. Сразу после схватки один из мужчин в повязке на лице куда-то его увел. Трупы, включая тело Старшего Когтя, уже унесли с площади, аккуратно сложив за одним из домов. Карина смотрела на пленных и раздумывала, что с ними сделают. Тюрем здесь нет, единственным наказанием является смерть. Неужели их убьют?

Услышав свое имя, она вздрогнула.

— Сама Карина, Рис просит тебя выйти к нему, — сказал ей Шаттах.

— Зачем? — насторожилась та.

— Не знаю, — пожал плечами торговец. — Вот у него и спросишь.

Тяжело вздохнув, Карина нехотя поднялась и зашагала к шаману. Когда она подошла расстояние пяти шагов, тот неожиданно опустился на колени, протянул к ней руки и низко поклонился, почти уткнувшись носом в землю. Внимавшие ему люди немедленно последовали его примеру.

— Момбацу сама Карина! — громко произнес шаман. — Мы все приносим тебе клятву верности. Веди нас и мы пойдем за тобой! Муллахабиби ра шимахан со кура!^[16]

— Муллахабиби ра шимахан со кура! — в унисон выдохнула толпа. — Махам!^[17]

— Э-э… — Карина растерянно оглянулась. — Рис, э-э-э… я что-то сказать должна?

— Ты принимаешь клятву верности? — строго спросил шаман, поднимая голову.

— А должна? — недоуменно спросила Карина.

— Отказать означает глубоко оскорбить людей, — уголком рта прошипел шаман. — Просто скажи «я принимаю клятву».

— Я принимаю клятву! — послушно повторила Карина. — Рис, но мне не…

— Махамими со кура!^[18] — громко произнес шаман, кланяясь. — Хом!^[19]

Одним гибким движением он поднялся на ноги и поклонился еще раз.

— Представление закончено, — тихо сказал он, приближаясь к ней и склоняясь к ее уху. — Кара, я понимаю, что для тебя все слишком неожиданно, но поверь мне пока на слово — все идет по давно запланированному сценарию. Просто подыгрывай как можешь. Не волнуйся, от тебя мало что зависит, мне всего лишь требуется твое присутствие. Сейчас закончим с неотложными делами, и я все объясню.

— Сама Карина! — раздался из толпы женский голос. — Сама Карина!

Женщину, которая вскочила на ноги и подбежала к ней, Карина не знала. Даже если она и лечилась в «клинике», ее лицо в памяти не отложилось — особенно с учетом того, что тогда она наверняка носила капюшон. Лицо женщины искажала ярость пополам с горем.

— Сама Карина, правосудие! — истерично выкрикнула она. — Правосудие! Он! — она ткнула пальцем в одного из связанных солдат Дракона, испуганно от нее отшатнувшегося. — Он убивать Муса! Год проходить стрелять Муса! Муса меня защищать, он стрелять Муса, убивать его! Я помнить лицо! Правосудие!

Панариши что-то спросил ее, и она быстро затараторила на кленге. По ее красивому, но преждевременно состарившемуся лицу текли слезы, а слова перемежались частыми всхлипываниями. Панариши несколько раз перебивал ее, что-то уточняя, а смуглое лицо обвиняемого солдата постепенно серело от страха.

— Год назад этот человек приезжал сюда с грузовиками, чтобы забрать подготовленную маяку, — наконец проговорил Панариши. — Она работала на погрузке — помогала своему мужу и другим мужчинам по мелочам. Она чем-то привлекла его, и он решил ее изнасиловать. Он оттащил ее в кусты, а когда ее муж попробовал вступиться, застрелил его — и все равно изнасиловал ее рядом с еще теплым телом. С тех пор она и ее дети живут как дореи в разных семьях, и она требует правосудия.

Карина с жалостью посмотрела на женщину.

— Рис, скажи ей, что я подумаю, как его наказать, — наконец произнесла она. — Я еще не знаю, как, но придумаю.

— Тут нечего думать, — покачал головой шаман. — Женщина в здешних краях хотя и бесправна, но за изнасилование наказание одно: смерть. За убийство — тоже. Солдаты Дракона, защищенные оружием и страхом, всегда стояли выше правосудия, но не сейчас. Кара, сейчас тебе незачем взваливать на себя еще и ношу судьи. У тебя и так проблем хватает. Я разберусь.

— Ты прикажешь его убить? — недоверчиво спросила Карина.

— Я никогда не приказываю убивать преступников, — лицо Панариши отвердело. — Я не прячусь за чужие спины. Если я приговариваю человека к смерти, то сам выполняю работу палача. Но я повторяю — сейчас тебе совершенно незачем влезать в эту историю. И ты не можешь тащить весь мир на своих плечах, а сейчас на них и без того хватает груза. Лучше отдышись пока. Впереди тяжелое время.

— Рис! — Карина сжала кулаки. — Я тебе не позволю! Мы не можем убивать людей просто так.

— И ты хочешь оставить преступление безнаказанным? Он убийца и насильник, Кара. У него нет никакихморальных тормозов — и нет никакой надежды, что он обретет их в будущем. Хочешь позволить ему и дальше поступать так же?

— Я знаю одно, Рис, — тихо сказала Карина. — Я умею убивать ничуть не хуже тебя. Я убивала много раз. Пусть никогда с холодным расчетом, но убивала. И я знаю, что как бы хорошо я ни умела убивать, я не умею оживлять. А ты?

— Ты принципиальная противница смертной казни?

— Я… не знаю, Рис. Однажды я в суде дала показания против человека, который стрелял в полицейского. Его отправили в газовую камеру — так у нас казнят. Наверное, я виновата в его смерти ничуть не меньше судьи или человека, который пустил газ. Я часто думала, можно ли считать меня убийцей еще и за такое. Я не знаю. Но там, у нас, хотя бы есть нормальный суд и нормальные адвокаты. И любое сомнение трактуют в пользу виновного. И все равно иногда выясняется, что за преступление казнили невиновного, а настоящий преступник так и остался неизвестным. Такое случается очень редко — но невинно казненным от того вряд ли легче. А здесь нет ни суда, ни адвокатов, ни даже традиции сомневаться в обвинениях. Любой может захотеть свести счеты со своим врагом, просто оклеветав его…

— Ты хочешь сказать, что женщина лжет?

— Нет, Рис. Наверное, она не лжет. Но я не хочу с самого начала строить систему, которая может убивать безвинных. Убийцу и насильника обязательно нужно наказать, но не смертью. Смерть нельзя отменить, нельзя исправить, и мы просто не имеем права убивать направо и налево. Сегодня уже умерло достаточно людей, Рис. Я не хочу, чтобы умирал кто-то еще.

— «Не хочу с самого начала строить систему»… — задумчиво проговорил Панариши. — Угу, он с самого начала дал стопроцентную вероятность, что ты не захочешь оставаться просто символом. Впрочем, за те несколько дней, что я знаю тебя лично, я понял, что так оно и есть. Не захочешь…

— «Он»? — подозрительно спросила Карина.

— Твой приемный отец. Демиург Джао.

— Ты знаешь Джао?! — Карина задохнулась от внезапного прилива противоречивых чувств. — Знаешь папу? Почему ты мне не сказал с самого начала? Кто ты такой? Отвечай!

Ее снова затрясло, и шаман успокаивающе положил ладонь ей на плечо.

— Последние двенадцать лет я координатор его сети влияния в Сураграше. Кара, я прекрасно знаю заочно и тебя, и твою семью. Я чрезвычайно рад личному знакомству — действительно рад, не в смысле вашего формального приветствия. Потерпи еще немного, и мы поговорим как следует, обещаю. Но сейчас нам нужно решить, что делать с преступником. Раз ты настаиваешь, что он должен жить, нужно вынести иной приговор. Но такой, который гарантирует, что больше он никого не убьет и не изнасилует. Есть идеи?

— Он говорит на общем? — Карина перевела взгляд на солдата, и ее глаза сузились. — Если нет, спроси его, признает ли он себя виновным в преступлении, в котором его обвиняют?

— Я говорить общий! — затряс головой пленник. — Момбацу сама Карина, я сознаюсь! Я сознаюсь! Я убивать ее муж, я виноват! Пощада, момбацу сама! Никогда больше! Никогда! Клясться Курат свое сердце! Клясться священная звезда!

— Вот как? — Карина задумалась, прикидывая. — Рис, что означать «клясться Курат сердце»?

— Курат, как ты, вероятно, помнишь, бог солнца. Во многих местностях, в Сураграше в том числе, почитается верховным. Еще век или полтора назад кое-где ему приносили человеческие жертвы — вырезали живым людям сердце. Он хочет сказать, что клянется священной звездой Курата, что больше никогда не станет насиловать и убивать, а если нарушит свою клятву, то пусть ему живому вырежут сердце.

— Да, да, момбацу сама Карина! — затряс головой пленник. — Вырезать сердце после обмануть!

Панариши нагнулся и за цепочку извлек из-под рубахи висящую на шее звезду, вписанную в круг.

— Ты клянешься священной звездой Курата, что больше не станешь убивать и насиловать? — резко спросил он. — Обратно дороги нет. Клятва на звезде не отменяется.

— Да, клянусь! — отчаянно закивал солдат. — Звезда Курата клянусь!

— Верю, — кивнул Панариши. — Манако мао цубам биллираах кунут, тупасса!^[20] Кара, ты полагаешь, что инцидент исчерпан?

— Нет. Мы не можем простить его просто так, за слова. Иначе любой убьет, а потом скажет «я больше не буду!» Кажется, я знаю, что можно сделать. Мати… Саматта однажды рассказывал про обычаи древних племен. Не местных, еще на Земле. Как тебя зовут? — спросила она у стиснувшей у груди руки женщины. — Твое имя?

— Ямома, момбацу сама! — всхлипнула та. — Не убивать он? Отпускать? Правосудие!

— Нет, сама Ямома, просто так он не отделается. Твое имя? — обратилась она к пленному.

— Саррахан ах-Думма, момбацу сама, — с готовностью откликнулся тот.

— Рис, переводи. Я хочу, чтобы они оба точно поняли, что я решила. Сан Саррахан, ты убийца и насильник. Ты признался в том, и твою вину подтверждает свидетель…

— По местным обычаям женщина не может выступать свидетелем в суде, — на секунду прервал перевод Панариши.

— Теперь может, — нетерпеливо отмахнулась Карина. — Избранная я Дочь или кто? В общем, сан Саррахан, ты лишил саму Ямому средств к существованию, а потому до конца своей жизни станешь ее содержать. И ее, и всех ее детей, пока они не достигнут возраста совершеннолетия. А поскольку ты изнасиловал ее, я навсегда запрещаю тебе прикасаться к женщинам. Одна только сама Ямома может стать твоей женой — но только добровольно. Только если ты своей заботой сумеешь убедить ее, что станешь ей достойным мужем. Если не сможешь, станешь просто содержать, не прикасаясь и пальцем. А если ты попробуешь запугать ее и сделать своей женой силой, духи убьют тебя страшной смертью. Ты понял меня, сан Саррахан?

— Да… понимать… — солдат обмяк и почти с испугом посмотрел на женщину. — Я содержать ее всегда, все деньги отдавать. Клятва звезда Курата!

— Ты поняла мое решение, сама Ямома? — строго спросила Карина.

— Да, момбацу сама Карина, я понимать, — кивнула та. — Но он убить мой муж…

— Мертвых нельзя возродить к жизни, сама Ямома. Прошлое нельзя исправить, как бы нам того ни хотелось. А месть никогда ничего не решает. Она лишь иссушает душу и сердце и делает тебя таким же, как твой враг. Сан Саррахан будет содержать тебя до конца жизни. Он никогда больше не прикоснется к женщине и никогда никого не убьет.

— Ма, момбацу сама, — кивнула та. — Так справедливо. Я никогда не стать его жена, он больше не знать женщина.

— А как поступить с его нынешними женами? — безразлично спросил Панариши.

— А у него есть жены? — растерялась Карина. — Ой…

— Именно что «ой!» — хмыкнул псевдо-шаман. — Шучу, расслабься. Солдатам Дракона запрещено заводить семью. Женитьба автоматически означает отставку и перевод в разряд земледельцев. Но ты о том не знала и даже не задумалась. Кара, поаккуратнее с решениями. Ты не знаешь местных обычаев и такие горы навоза разворошить можешь из самых лучших побуждений… С кубалами ты уже наворотила дел, как бы чего похуже не вышло.

— Спасибо, Рис, я поняла. Я постараюсь аккуратнее. Что дальше?

— С этим? — Панариши извлек нож из висящего на поясе чехла, и прежде чем Карина успела хоть что-то сказать, наклонился и одним движением перерезал веревки на руках пленника. — Ничего не делать. Он больше не солдат Дракона. Саррахан, забирай Ямому, и уходите. Можешь остаться в Мумме, если деревня тебя примет.

— А с остальными? — напряженно спросила Карина.

— Ну, поскольку ты вряд ли благосклонно отнесешься к идее их перестрелять, — фыркнул псевдо-шаман, — придется просто их выгнать. Не беспокойся, им оставят ножи и кресала. Они, в отличие от тебя, в лесу выживут. А теперь пойдем в дом, Кара. Нам действительно пора поговорить.

Когда Карина, Цукка, Панариши и Шаттах вошли в Большой Дом, первым, кого Карина заметила, оказался Дурран. Младший Коготь понуро сидел на одной из лавок в комнате, которую назначили гостиной, и грыз ногти на пальцах. При виде всей компании он даже не пошевелился.

— Я кому-то еще нужен? — угрюмо спросил он, не поднимая взгляда.

— Кара, хочешь ему ответить? — поинтересовался Панариши, присев в углу на корточки и аккуратно положив на пол меч и кинжал Цома. — Имей в виду, он нарушил клятву о безоговорочном повиновении старшим, которую давал, вступая в клан, и теперь только и ждет удобного момента, чтобы перерезать себе глотку. Или как там у вас принято с собой кончать, а, Дурран?

Младший Коготь вскинул на него мрачный взгляд, но промолчал.

— Дурран, ты в самом деле хочешь убить себя? — неверяще спросила Карина. — Но почему?

— Потому что кланы Дракона — такие большие волчьи стаи, где старшие волки охраняют свое положение от посягательств молодых в том числе с помощью красивых слов. А некоторые молодые почему-то воспринимают слова старых всерьез, — Панариши закатил глаза к потолку. — Дурран, тебе в твоем-то возрасте пора бы и знать, что типичный способ для очередного Головы занять место старого — убийство. Подлое убийство — удар ножом в спину, яд в питье и тому подобное. Клятвы нужны верхушке клана для того, чтобы лучше контролировать таких, как ты.

— Мне все равно, зачем клятвы нужны им, — глухо сказал Младший Коготь. — Я знаю лишь, что нарушил клятву сам. Я предал — неважно кого и неважно почему. Зачем мне жить дальше?

— Господин Дурран, но ведь ты защищал меня, — тихо сказала Карина, опускаясь рядом с ним на лавку. — Ты пытался убедить своего хозяина, чтобы меня не убивали. Скажи — почему?

— Потому что ты — первая на моей памяти, кто действительно заботился о людях, — все так же глухо откликнулся Дурран, не поднимая на нее взгляд. — Ты не говорила, а делала — так делала, словно иначе и поступить нельзя. Делала, хотя знала, что тебя в любой момент могут убить, хотя ничем не была им обязана. Моя жизнь ничего не стоит рядом с твоей. Ты должна жить… а мне больше незачем.

— Господин Дурран, так нельзя! — горячо сказала Карина. — Твоя жизнь не менее ценна, чем моя. Пожалуйста, не надо так поступать. Я очень тебя прошу! Очень! Если бы ты не убил того… с тоскалой…

— Цома, — подсказал Панариши.

— Да, Цома, он приказал бы своим солдатам стрелять. А у них были автоматы. Они бы убили многих, просто промахнувшись по мне. Я не могу остановить все пули, в меня направленные, часть все равно срикошетила бы мимо и в кого-нибудь попала бы! Ты спас людей — и хочешь убить себя за такое?

— Я предал…

— Да никого ты не предал! — внезапно для себя вскипела Карина. — Любой солдат в нормальной армии имеет право отказаться от исполнения преступного приказа! И воспрепятствовать его исполнению другими тоже может! А если командиры прямо требуют от солдат преступлений, это не армия, а банда! А какие там еще клятвы и честь в бандах? Они только грабить и убивать могут! Сан Дурран, я знаю, каково жить с грузом прошлого на сердце. Нелегко, да, но ты обязан справиться! Честь — то, что внутри тебя, а вовсе не то, что говорят другие. Ты поступил правильно, и прекрати рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь!

— Не говори мне о чести, женщина! — Дурран запыхтел, надуваясь от гнева, как воздушный шарик. Он вскинул тяжелый взгляд и уперся им в Карину. — Я всю жизнь прожил…

— Ой, да уж прямо «всю жизнь»! — фыркнул Панариши. — Тебе еще и тридцати нет. Дурран, помнишь, о чем мы вчера вечером говорили? Ты совершил ошибку не тогда, когда выстрелил в Цома, а когда вступил в клан. Да, тебе было некуда деваться, Караванная Охрана тебя нищим и искалеченным выбросила на улицу, а вербовщик так красиво пел! Но ты стал бандитом — и за то тебе действительно придется расплачиваться. Сегодня ты сделал первый шаг к искуплению. Ты — солдат, а нам в ближайшее время очень потребуются опытные солдаты. Хотя бы для того, чтобы охранять Карину. Дракон… нет, не Дракон, лично Шай! — не остановится, пока не уничтожит ее — или не погибнет сам. Если ты хочешь, чтобы она и дальше что-то делала для людей, тебе следует к нам присоединиться. Если нет… ну, в конце концов, ты давно не сопливый мальчишка, а я не мамаша с платочком, чтобы утирать тебе слезы. Воспользуйся своей головой — или пойди перережь себе глотку. Только где-нибудь подальше отсюда, чтобы Карину лишний раз не нервировать.

Дурран резко поднялся и, ни слова не говоря, вышел.

— А Мулами! — отчаянно спросила Карина ему вслед. — Она же беременна…

Она вскочила, чтобы бежать вслед за мужчиной, но Панариши остановил ее, подняв руку.

— Он справится, Кара, — тихо сказал лже-шаман. — У него сильный характер. Ему просто нужно прийти в себя и осознать новые альтернативы. Ты больше ничем ему не поможешь. Вечер — паникер…

— А если не справится?

— Значит, я ошибся в человеке впервые за… — Панариши замолчал. — Впервые за очень долгий срок, — наконец закончил он.

— Жаль, если он застрелится, — произнес молчавший до того Шаттах. — Он очень бы нам пригодился. Каждый человек на счету…

Торговец сел на одну из лавок и поставил автомат на землю дулом вверх, после чего широко и со вкусом зевнул.

— Тяжелый выдался день, — пожаловался он в пространство. — Не мальчик я уже, чтобы по лесам бегать…

— Только не говори, что девочка! — фыркнула Цукка, все это время стоявшая у одной из стенок со скрещенными на груди руками. — Все равно не поверю. Рис, приступай.

— К чему? — Панариши поднял на нее меланхоличный взгляд.

— К разъяснениям. Кто ты, что ты, откуда ты и что здесь вообще происходит? Кара, приготовься его ловить, если он опять сбежать от ответа попытается. Нет, лучше хватай прямо сейчас, пока не ускользнул. Пусть обездвиженный говорит!

— И как вас Джао терпел? — со вздохом спросил лже-шаман. — Хотя ему проще, его манипуляторами не поймать. Взял да и растаял в воздухе, когда захотел. Цу, как я уже сказал Карине, я координатор сети влияния Джао в Сураграше в течение последних десяти лет. Не первый координатор и, вероятно, не последний. Шаху, — он мотнул головой на торговца, — полевой командир и координатор моей организации, если так можно выразиться, в Мумме и примерно в стоверстовом радиусе. Джао давно пришел к выводу, что бандитские кланы, сформировавшиеся из-за… установок времен Игры, невозможно ликвидировать иначе, кроме как путем радикальной перетряски сложившихся в Сураграше социальных структур, желательно — полного их уничтожения. Наиболее оптимальный способ — хаотизация социума с последующим формированием его с нуля. Радикальный и жестокий метод с потерями до девяноста процентов его членов. Фактически оставляем небольшую группу на развод и начинаем с сохи и каменного топора. Не в моем вкусе, мягко говоря. Так что я пошел по иному пути — вовлечение в строительство нового общества всех людей. Но добиться такого путем келейного вооруженного переворота нельзя. Люди всего лишь пожмут плечами и продолжат жить, как раньше — отдавая власти все, что та потребует, а в остальном держась от нее как можно дальше и не ассоциируя себя с ней. Чтобы избежать такого и заставить людей искренне участвовать в общем деле, требуется, чтобы каждый чувствовал свою причастность к переменам. А такого можно добиться лишь путем всенародного восстания.

Он задумчиво постучал пальцем по подбородку.

— Восстание непосредственно готовил я. Оно намечалось на текущее лето, но поскольку Шай так удачно притащил тебя сюда, я решил воспользоваться случаем. Немного не сходится по времени, но особых проблем возникнуть не должно. Сейчас на огромной территории громят базы Дракона, а в деревнях убивают его солдат и сжигают склады еще не вывезенной маяки. С самыми крупными базами мы сразу не справимся, но они окажутся в изоляции, как раньше оказывались в изоляции лагеря иностранных армий. Очень удачно, что мы сразу вывели из игры одного из двух Старших Когтей Оранжевого клана, куда более опытного, чем второй. Еще более удачно, что у нас есть такой символ, как Карина. На сей раз суеверия сыграют нам на руку. Народ просто не задумается, стоит за ней идти или нет. Стоит, разумеется.

— Рис, но почему ты не сказал мне сразу? — сердито спросила Карина. — Почему изображал из себя дурацкого шамана?

— По-моему, я изображал из себя очень даже выдающегося шамана! — обиделся Панариши. — И продолжу его изображать в ближайшее время, если не возражаешь. Так куда удобнее — начальный авторитет имеешь сразу и без разговоров. А тебе я не сказал потому, что ты, извини меня, очень скверная актриса. Я просто боялся, что ты не сможешь нормально сыграть роль несчастной запуганной заложницы, и кто-нибудь — тот же Дурран — что-нибудь заподозрит раньше времени. Так, девочки, пока у нас небольшое затишье, я и в самом деле сбегу. Нужно отвести вертолет на запасную площадку и замаскировать, мало ли что. А я в окрестностях единственный человек, умеющий им управлять. Да и вообще дел у меня много. Главное я вам сказал, а Шаху вас в курс дела введет поподробнее. Отдыхайте и приходите в себя — все-таки не каждый день вам объявляют, что сейчас вас грубо и безо всякой нежности прикончат.

— Все мужчины такие! — вздохнула Цукка. — Наобещают с три короба, а потом фьють — и нету. Хоть с собаками ищи. Кара, я бы на твоем месте ему между ушей на прощание врезала как следует, чтобы не разыгрывал из себя великого манипулятора.

— Рис, — тихо спросила Карина, — а когда ты в последний раз общался с папой… с Джао?

— Восемь лет назад. Как я понимаю, он попрощался со всеми примерно в одно и то же время.

— И ты продолжал действовать без него?

— Конечно, Кара. Для того он меня и раз… рекрутировал.

Панариши выпрямился, подмигнул Карине и стремительно вышел, по пути слегка дернув Цукку за прядку волос. Та ойкнула и схватилась за голову.

— Заигрывает, — резюмировала она, глядя вслед псевдо-шаману. — Щас, разбежался! Я, между прочим, замужем, пусть и неофициально. Кара, ты бы все-таки ему врезала между ушей, что ли. Тебе можно, ты у нас Избранная.

— Знаешь, Цу, он сам кому хочешь врежет, — задумчиво проговорила Карина, глядя на подругу. — Ты видела, как он двигался на площади? Если без манипуляторов, я против него и трех секунд не выстою. Он настоящий мастер рукопашного боя, я таких в жизни не видела. А я на мировых первенствах присутствовала, между прочим! Он не дерется — он… живет так. Ну, как мы ходим. На десять ступеней выше белой ленты. Я такому и за триста лет научиться не смогу — а ведь он выглядит немногим старше меня! Ну, пусть он даже на десять лет старше — когда он успел подняться до такого уровня?

Внезапно она нервно хихикнула.

— Цу, знаешь, что мне в голову пришло? Помнишь, какая сегодня дата?

— Нет, — пожала та плечам. — Я вообще как-то за временем плохо слежу в последнее время. А какое у нас число, в самом деле? Восьмое? Девятое?

— Десятое. Десятое пятого восемьсот пятьдесят восьмого, златодень.

— Ну и что?

— Пятнадцать лет, Цу. Сегодня ровно пятнадцать лет с того дня, как мы с Яни сбежали из Института. Тогда меня чуть не убили. Сегодня — тоже.

— Значит, раз в пятнадцать лет тебе следует быть поосторожнее, — констатировала ехидная Цукка. — Из дома не выходить, что ли. Или с незнакомыми мужчинами не разговаривать без острой на то необходимости. Господин Шаттах… тьфу, заколебало. Я среди вас самая старшая, так что предлагаю без формальностей. Без «господинов», «момбацу санов» и так далее. Шаттах, ты как?

— Наедине — нормально, — криво усмехнулся торговец. — На людях, боюсь, к Карине обращаться придется в соответствии с этикетом, каким бы он ни сложился. Избранная Дочь все-таки.

— Злые вы! — понуро вздохнула Избранная Дочь, нимало не вдохновленная перспективой публичного общения по этикету. — Уйду я от вас. Шаттах, раз Рис сбежал, давай ты за него рассказывай, что происходит и как с ним бороться. С самого начала.

За окном загудел вертолетный двигатель, начали посвистывать неторопливо раскручивающиеся лопасти винта.

— Ну, с самого начала я не расскажу, — рассеянно откликнулся торговец, прислушиваясь к звукам. — Для меня все началось семь лет назад, когда Рис запнулся о меня на базаре в Паллахе — я там сережки для своих девочек подбирал…

* * *

Стихийные восстания обычно обречены. Только в скверных псевдоисторических романах случайно вспыхнувшая искра возмущения внезапно превращается во всеиспепеляющий пожар. Обычно случайного смутьяна королевская стража, феодальные витязи или иная служба охраны общественного порядка и спокойствия вяжет или рубит на кусочки тут же, не сходя с места. В крайнем случае — объявляет награду за его голову, каковую (голову, не награду) ей вскорости и приносят на блюдечке законопослушные и златолюбивые граждане. На том все и заканчивается.

Сураграшское восстание весны-лета восемьсот пятьдесят восьмого года, вошедшее впоследствии в учебники истории под патетическим и совершенно не отражающим его суть названием «Мщение духов», стихийным, однако, не являлось. На протяжении долгих десятилетий сначала Корректор, а потом продолживший его дело Панариши, вдумчиво и тщательно изучившие структуру и психологию лесных бандитских кланов, называющих себя «Драконом», расставляли точки принуждения и формировали тайные структуры, невидимо существующие на территории Западного Граша и Сураграша. Великолепно замаскированные склады оружия, отлично налаженные дальняя связь и отлаженные способы транспортировки вещей и людей, очень правильные знакомства в бурлящем политическом котле Граша и жгучая личная ненависть каждого члена многочисленного движения к Дракону способствовали тому, что Дракон даже и не подозревал о пронизывающей его тело сети ядовитой грибницы. К восстанию уже все было готово не первый год, но не хватало главного: широкой народной поддержки. Забитые и обираемые местные жители давно привыкли терпеть и помалкивать, и втянуть их в драку являлось очень сложной задачей. Так что подполье терпеливо ждало своего часа, наблюдая и делая выводы.

Появление Карины оказалось идеальным поводом. Телеграф джунглей, действующий едва ли не со скоростью мысли (чему весьма способствовали радиопередатчики заговорщиков), уже с первых дней распространил по широким пространствам по обеим сторонам хребта Шураллаха весть о невиданной женщине — великом шамане, которой и в подметки не годились все шаманы Сураграша, вместе взятые. Вброшенный Панариши дополнительный ингредиент легенды об Избранной Дочери резко ускорил кипение умов, и к моменту, когда Старший Коготь донес до ушей Шая слухи о Карине, практически весь Сураграш от южного океана до северных границ с Четырьмя Княжествами уже твердо знал: пришла Та, Что Поведет За Собой. Сама того не подозревая, Карина оказалась светлым лучом в мрачной серости повседневной безысходности, далекой красивой сказкой, внезапно вселившей надежду в сердца даже самых забитых и запуганных селян. Чудо-врач, оживляющий мертвых, и великий шаман, предсказывающий катастрофы, в одном лице, она стала символом перемен. Даже тот факт, что она женщина, да еще и бесстыдница, каких мало, большинство местных мужчин простили ей не задумываясь. В конце концов, сказку нельзя мерить обычной меркой, и женщиной гостью из-за моря можно считать не более, чем прекрасную статую, вырезанную из камня.

Весь Сураграш затаил дыхание, неосознанно ожидая перемен. И когда прошел слух, что Избранная Дочь убита, перегретый пар в котле внезапно — для Дракона — взорвался.

Каждый раз зародышем бунта являлся один из тайных агентов Панариши, на глазах у толпы озвучивавший слух о смерти Карины, после чего бросавшийся на солдат Дракона. Поначалу его поддерживали один-два товарища по организации, но почин немедленно подхватывали и и остальные присутствующие. Мысль о том, что за дальним горизонтом внезапно погас лучезарный свет, оказывалась настолько шокирующей, что при ненавязчивой помощи заговорщиков перебивала даже привычный страх. Озвучиваемая впоследствии альтернативная информация о том, что Избранная Дочь жива и здорова лишь добавляла опьяненной кровью толпе эйфории. И спустя четыре часа после неудачной попытки Цома убить Карину пожар восстания полыхал на огромной территории, затронув территории семи кланов из девяти. В силу стратегического замысла Джао не очень сильно пострадали только расположенные на дальнем севере Сураграша кланы Цветущей Вишни и Снежных Вершин, да мало затронутым остались южные территории, контролируемые кланом Змеи.

Сильнее всего досталось, разумеется, Оранжевому клану и клану Ночной Воды. Ситуацию для них резко усугубила гибель одного из основных Оранжевых лагерей от супербомбы Четырех Княжеств, гибель одного из двух Оранжевых Старших Когтей, а также смерть Головы клана Ночной Воды. Не помогло Дракону и то, что дезориентированная вестью о смерти прежнего Головы Ночная Вода еще не успела смириться с тем, что становится частью Оранжевого клана. Ее солдаты сумели среагировать и самостоятельно, но лишь укрывшись в укрепленных лагерях и потеряв практически всю территорию и не менее трети личного состава. Оранжевый клан, по второму основному лагерю которого нанесли внезапный удар превосходящие силы повстанцев, переброшенные туда Панариши в том числе от уничтоженной с воздуха Миссисимы, оказался на грани полного разгрома. Он также лишился всего воздушного транспорта за исключением персонального вертолета Шая, двух небольших грузовых вертолетов и нескольких легких бипланов, доставлявших ценные грузы в соседние кланы. Захваченная повстанцами техника срочно перегонялась в заранее подготовленные лесные укрытия, где найти ее не смогла бы даже шпионская техника ЧК или Катонии. Сами вертолетные площадки и баки с резервами горючего приводились в негодность для использования Драконом, а перегонные установки для получения биотоплива демонтировались и на мулах исчезали в чаще джунглей.

К вечеру десятого пятого огромные территории Сураграша оказались фактически под полным контролем заговорщиков и стихийно организующихся отрядов местных жителей. И все, абсолютно все знали: их ведет Избранная Дочь, и боги на их стороне.

В ночь на одиннадцатое пятое Дракон оправился от первого шока. Тяжело, вполне возможно — смертельно раненый, он, однако, еще не умер, и агония обещала стать долгой и тяжкой. С крупных укрепленных военных баз, которые повстанцы не сумели (а некоторые — даже не пытались) взять штурмом, спешно отправлялись вооруженные отряды. Отправлялись пешком и на грузовиках — вертолеты внезапно оказались в остром дефиците. Тут и там по всему Сураграшу, от границы с Грашем до западного Бескрайнего океана, от южных мысов Западного континента до северных областей, граничащих с Четырьмя Княжествами и плавно переходящих в пустынные степи Караграша, вспыхивали ожесточенные стычки. И далеко не все из них заканчивались в пользу повстанцев.

Утром одиннадцатого пятого разъяренный почти до потери сознания Шай ах-Велеконг в сопровождении двух десятков избранных телохранителей, уцелевших в кровавой бане предыдущего дня, вылетел на позаимствованном у Ночной Воды вертолете в сторону Муммы, чтобы найти и уничтожить основной источник бунта — а заодно и страшно покарать всех виновных. Покарать так, чтобы до скончания веков ни одна живая душа даже не помышляла бы о сопротивлению Дракону — и лично Шаю.

10.05.858, златодень. Сураграш, южная граница владений Оранжевого клана

Вертолет прошел над машинами пару минут спустя после того, как отдавший руль Ольге и пересевший на место пассажира Саматта включился в конференцию, чтобы поучаствовать в общем обсуждении ситуации.

«Здесь Саматта», — послал он вызов. — «Я подключился заново. Повторите мне, рассеянному, что у вас произошло. Медленно и по пунктам. Яна что-то упоминала про разоружение боевиков. Надеюсь, вы их не в одиночку разоружали?»

«Здесь Цукка. Мати, не волнуйся. Все в порядке. Они прилетели, чтобы нас убить, а вместо того Панариши и его люди их разоружили и взяли в плен. Опасности не было… почти».

«Здесь Палек. Ага, а я — корова с бубенчиками. Как того когтистого мужика звали, что мечом размахивал?»

«Здесь Цукка. Лика, не пугай Мати. Старший Коготь Цом его звали. Его Кара уронила, а Дурран застрелил».

«Здесь Саматта. Цу!!»

«Здесь Цукка. Ну, слегка опасно вышло, ладно. Но он ведь даже скомандовать ничего не успел!»

Полыхающий лесной пожар. Высокий косматый обака, оскаливший зубы в гримасе бешеной ярости. Бешено вращающийся смерч, надвигающийся на безмятежную степь.

«Здесь Палек. Мати! Ух ты! Ты, никак, визуальный канал освоил? А Дзи говорил, что нам не судьба его задействовать. Научи, а?»

«Здесь Саматта. Народ, я сейчас начну кусаться! Кара! Ты что-нибудь скажи! Что произошло? Почему ты начала ронять бандитов на землю?»

«Здесь Карина. Мати, у нас выхода не осталось. Они прилетели, чтобы нас убить. Шай посчитал, что моя неожиданная популярность среди местных слишком опасна, ну и… прислал своих головорезов. Я не искала драки, но мне пришлось защищаться. На самом деле мы практически не рисковали — вокруг площади замаскировались автоматчики Панариши, а он сам стоял совсем рядом. А от меча я уклоняться умею очень даже неплохо, я же все-таки мастер Пути. Вот если бы он попытался неожиданно в меня выстрелить… но он не попытался».

«Здесь Яна. Кара, а теперь медленно и по буквам: откуда у Панариши взялись снайперы? Он что, из шамана в армейского командира переквалифицировался? И почему они не перестреляли солдат еще до того, как те начали размахивать мечами?»

«Здесь Карина. Ребята, вы покрепче за сиденья возьмитесь, иначе упадете. Панариши на самом деле не шаман. Он координатор местной сети влияния Дзинтона. Он на пару с папой восстание против Дракона много лет готовил, а попытку убить меня использовал как повод для восстания. Шаттах говорит, что еще до заката Дракону так поплохеет, что ему совершенно не до нас станет. И не до вас. Мати, так сложно рассказывать. Вы когда доберетесь? Завтра? Послезавтра?»

«Здесь Саматта. Кара, твой любимый Панариши еще там? Ох, оторву я ему хитроумную башку! Ну надо же — повод ему потребовался! Себя, небось, под пули не сунул, тобой прикрылся!..»

«Здесь Карина. Мати! Перестань сейчас же! Он рисковал не меньше, специально под пули подставляясь и на себя внимание отвлекая. И вообще, хватит кипеть как чайник, давай конструктивно рассуждать».

«Здесь Палек. Мати, притормози-ка свой тарантас. Я тебя из канистры водичкой полью, и дальше поедем. Ну, когда пар немного рассеется. Кара, смотри, чтобы твой Панариши не сбежал до нашего появления, я хочу добровольцем записаться».

«Здесь Яна. Кто о чем, а Лика о войнушке…»

«Здесь Цукка. Лика, Рис забрался в вертолет и куда-то улетел. Да и зачем бы ему ты?»

«Здесь Палек. А переправы через реки или пропасти строить не нужно? Или здесь мосты растут, как и пальмы, самостоятельно?»

«Здесь Яна. Лика, а что тебе Канса скажет? Ты забыл, что теперь женат?»

«Здесь Палек. Мы вместе в ополчение запишемся. Я — главным инженером повстанческой армии, а она… она… медсестрой к Каре, вот! Щас спрошу ее…»

«Здесь Саматта. Ша, мелюзга! Хватит галдеть мне в ухо. Кара, мы постараемся добраться как можно быстрее. Если дополнительных приключений не случится, максимум к завтрашнему вечеру. До тех пор…»

Рокот вертолета, прорвавшийся сквозь гудение мотора. Саматта, замолкнув на полуслове, прислушался. Ольга тоже насторожилась.

— Откуда здесь вертолеты? — под нос пробормотала она.

— Ожидаемая проблема, — напряженно откликнулся Саматта. — Кураллах рядом. Ольга, на территориях Дракона — большое восстание, давно и тщательно подготовленное. Поздравляю, мы очутились прямо посреди гнезда разъяренных дзянхо… «Здесь Саматта. Всем выйти из конференции, боевая тревога. Неопознанный вертолет над головой. Приготовиться к серьезным неприятностям. Лика, предупреди Дора на тот случай, если он сам не расслышал».

— Что такое дзянхо? — рассеянно поинтересовалась Ольга, склонившись вперед и вглядываясь в небо над машинами.

— Такие крупные насекомые наподобие ос. Быстро летают и очень больно жалят. Совсем как вертушки, ку-ссо! Да где же он?..

В этот момент под углом спускавшаяся по склону дорога выбралась на широкую ровную прогалину, и купы деревьев отскочили в стороны. Вертолет — небольшая четырехместная гражданская модель — пронесся не более чем в пяти саженях над землей, обогнав машины, но тормозя и разворачиваясь. Что-то громко и неразборчиво заорал динамик.

— Что они говорят? — сквозь зубы переспросил Саматта, вытаскивая из-под мышки пистолет и проверяя обойму. — Ольга?

— Плохо понимаю. То ли акцент странный, то ли просто динамик такой. Кажется, требуют остановиться.

Динамик заорал снова, и гул вертолета прорезал отчетливый треск. В проеме сдвинувшейся вбок дверцы фюзеляжа мигнули вспышки выстрелов. Дорога перед автомобилем взметнулась фонтанчиками пыли, и Ольга невольно вильнула рулем.

— Тормози! — приказал Саматта, мысленно дублируя приказ Палеку во второй машине. — Но готовься рвануть с места по моей команде.

— Как скажешь… — Ольга с сомнением взглянула на него и резко нажала на тормоз. Машина пошла юзом и, взметнув к небесам облако пыли, замерла. — Дальше что?

— Нас не расстреляли сходу. Если повезет, это повстанцы. Если не повезет, то солдаты Дракона попытаются нас досмотреть. Или ограбить. Или хотя бы приблизиться поближе, чтобы удобнее стало стрелять. Главное, чтобы они сели на землю, тогда мы сможем их достать. Яни! — он обернулся.

— Да, Мати? — напряженно спросила та.

— Я не могу поддерживать концентрацию одновременно для оценки обстановки и для передачи команд второй машине. Войди в прямой контакт с Ликой и передавай ему все, что я говорю вслух. Пусть пересказывает Дору. Готова?

— Да, — секунду помедлив, сообщила Яна. — Лика в канале. Готова передавать.

Рассеивающаяся было пыль взметнулась снова — вертолет садился в пяти саженях от остановившихся машин.

— Почему не ликвидировать их сразу? — сквозь зубы спросила Ольга. — Я выйду навстречу, и прежде чем они сообразят, что происходит, порву всех, кто выйдет из вертолета. И я смогу его пилотировать.

— Ты можешь атаковать и одновременно блокировать пули?

— Нет, — северянка мотнула головой. — Или — или.

— Тогда кто-нибудь может успеть нажать на спуск. Мы не железные, нам одной шальной пули хватит. Хотя… рациональное зерно есть. Яна, транслируй: Ольга выходит навстречу и спрашивает, что им нужно. Если это Дракон, Ольга бросает «светлячка» и после взрыва начинает действовать. После вспышки мы поддерживаем огнем из машин, если необходимо. Не смотреть в ее сторону!

— Передала. Мати, я чувствую эмоции только двоих чужих. Они слишком далеко, но я не думаю, что их больше. Один наверняка пилот, значит, готов стрелять только второй.

— Ты у нас умница и красавица. Продублируй Лике. Ольга, вырубаешь стрелка первым.

Рокот лопастей стих. Снова заорал динамик, на сей раз из-за близости куда громче.

— От лица Оранжевого клана требуют всем выйти из машин, лечь на землю и ожидать прибытия патруля, — ноздри Ольги возбужденно шевельнулись. — Наверняка нас засекли откуда-то с наблюдательного пункта. Я выхожу. Готовьтесь. Но не стреляйте без острой нужды, меня зацепите.

Она уронила в ладонь из укрытого в широком рукаве чехла маленький шарик светошумовой гранаты и открыла дверцу. Динамик заорал снова, и на сей раз в голосе явственно чувствовалась ярость.

— Яни, глаза! — прошипел Саматта. Он отвернулся, крепко зажмурился, закрыл глаза ладонями и слегка приоткрыл рот, чтобы ослабить удар шумовой волны. Секунду спустя оглушительно грохнуло — так, что уши у него словно заложило ватой. Приглушенно затарахтел и сразу же смолк автомат, словно сквозь подушку зазвенело бьющееся стекло, визгливо заскрежетал металл. Саматта распахнул глаза и резко обернулся. Вертолет стоял посреди оседающего облака пыли, его лопасти лениво крутились, замедляясь. Ближняя пассажирская дверца оказалась наполовину сдвинутой и искореженной, дверца у пилотского места — вырванной вместе с петлями. Рядом с машиной над двумя валяющимися на земле неподвижными телами стояла Ольга, настороженно озирающаяся по сторонам. Саматта выскочил наружу, обогнул автомобиль и подбежал к ней с пистолетом наизготовку. Пару секунд спустя к ним присоединился Дентор. Полицейский пистолетом не ограничился: в руках он держал «ураган». Внушительных размеров ручной пулемет в его лапищах казался почти что детской игрушкой.

— Яни права — только двое, — неестественно отчетливо выговаривая слова, произнесла княженка. — Ребята, говорите громче — я наполовину оглохла.

— Хорошо справилась, — одобрительно кивнул Саматта. — Что с ними? Живы?

— Тот, что стрелял — вряд ли, — качнула головой Ольга, доставая из-за пазухи круглую белую горошину и бросая ее в рот. — Я, похоже, ему шею свернула, когда из салона выдирала. Пилот отделается сотрясением, если только внутреннего кровоизлияния не случится. Сейчас посмотрим, что внутри…

Она повернулась и залезла на пилотское место, вглядываясь в приборы.

— Чисто сработано, — пробормотал себе под нос Дентор, так что Саматта с трудом разобрал его слова. — Я рад, что она на нашей стороне. Что они орали через динамики? — уже вслух спросил он.

— Требовали остановиться, лечь на землю и дожидаться патруля… — Саматта снова напрягся. — Вот заразы! Наверняка сюда сейчас несутся грузовички с боевиками. Нужно срочно сваливать! Ольга! Что там с горючим у вертолета? Мы можем быстро его себе в канистры слить?

— Горючего мало, — Ольга спрыгнула из кабины на землю. — Максимум четверть бака. Или он действует на пределе дальности, или просто возвращался с патрулирования. Слить его, наверное, можно, но в здешних краях моторы обычно под биотопливо переделывают. Гремучая смесь бензина пополам со спиртом, у нее высокий коэффициент детонации — наши моторы сдохнут очень быстро.

— Хорошо, забыли. Дор, у тебя гранаты под рукой? Нужно, чтобы эта птичка больше не взлетела.

— Не тратьте зря. Без них обойдемся… — Ольга снова повернулась к кабине, и внезапно контроль-панель вертолета брызнула осколками стекла и пластика. — Пусть-ка попробуют взлететь без обоих джойстиков и главной приборной консоли!

— Хорошо. Сматываемся, быстро! — он повернулся к машине — и замер. Автомобиль отчетливо кренился на заднее левое колесо, а крыло над ним испещряли небольшие дырки. — Вот скотина! Попал-таки напоследок! Хорошо, что не в бензобак… Дор, снимай запаску!

— Нет времени! — мотнул головой Дентор. — Там!

Он ткнул пальцем вверх по склону, и Саматта с Ольгой увидели, как над лесом на крутом горном склоне саженях в ста в небо взмыла туча птиц. Секундой позже на большой лесной прогалине быстро промелькнули силуэты грузовиков.

— Ну что за невезуха… — пробормотал Саматта. — И когда успели?

— Там, на горке, наверняка наблюдательный пункт, — Ольга показала на скальную вершину, возвышавшуюся над местностью по крайней мере на сотню саженей. — Мне еще показалось, что там солнце блеснуло на линзах. Саматта, нужно либо сражаться, либо бросать машину, выхода не остается.

— С одной машиной нам назад не выбраться, — сквозь зубы процедил Саматта. — Драться не станем, если только совсем к стенке не прижмут. Я поведу. По машинам!

Не дожидаясь ответа, он нырнул на водительское место и завел мотор. Секунду спустя рядом с ним плюхнулась Ольга.

— Нас все равно достанут, — напряженно сказала она.

— Не успеют, — хмыкнул Саматта. — Если я не ошибся в расчетах, мы совсем рядом с Кураллахом.

— А если ошибся?

— Тогда найдем местечко посимпатичнее и начнем отстреливаться… — Саматта резко надавил на газ, и машина, взвыв, дернулась вперед.

Несмотря на довольно ровную и прямую по местным меркам дорогу машину с простреленным колесом бросало из стороны в сторону. Саматта, несмотря на весь свой опыт, с трудом удерживал руль. Ольга, однако, умудрилась дотянуться до люка в крыше и высунуться в него, всматриваясь назад.

— Догоняют! — крикнула она. — Быстрее!

— Как могу… — пробормотал Саматта. — Яни, передай Лике, чтобы они с Каси легли на сиденье. И ты ляг. Еще начнут стрелять и заденут шальной пулей.

— Хорошо, — покорно кивнула та и зашевелила губами. Потом она склонилась на бок и уперлась ногами в одну дверцу, а руками — в другую, чтобы не так болтало.

Бешеная гонка продлилась недолго — не более пяти минут. Погоня успела приблизиться на опасное расстояние и отставала не более чем на пару десятков саженей. Стало видно, что их преследуют два небольших пятнистых полуджипа-полугрузовика, в каждом из которых сидело не менее шести человек. С передней машины преследователей уже начали стрелять, однако попасть на таком расстоянии и на беспрерывно петляющей лесной дороге им не удавалось. Саматта уже прикидывал, в каком месте лучше затормозить и принять бой, когда на прогалине впереди словно из-под земли выросла человеческая фигура с властно поднятой рукой.

Мотор неожиданно фыркнул и заглох. Автомобиль по инерции прокатился еще несколько саженей и застыл на месте. Сзади, взвизгнув тормозами, замер джип Саматты.

— Что за… — начала было Ольга, глядя, как человек неторопливо подходит к автомобилю.

— Спокойно! — оборвал ее Саматта. — Я же говорил — мы на границе Кураллаха. Ольга, большая просьба — забудь на время про свои способности. Если он то, что я думаю, они тебе ничем не помогут, только отношениях ухудшат.

— Отношения? — удивленно спросила сзади Яна. — Да какие там… Ох!

— Что? — резко обернулась Ольга.

— Он не человек! Я его эмоций не чувствую! Неужели чоки?

— Скорее всего, искин Камилла, удаленно управляющий чоки, — усмехнулся Саматта. — Вылезаем. Сейчас начнется представление.

Громкий рев автомобильных моторов сзади накатил — и мгновенно заглох. Выбравшийся на твердую землю Саматта с любопытством смотрел, как встречный, не обратив на него никакого внимания, прошел мимо их автомобилей и двинулся в сторону машин Дракона, из которых высыпали люди в пятнистых комбинезонах. Псевдочоки имел правильные резкие черты лица с заметно раскосыми на тарсачий манер глазами с черной радужкой и без зрачков, оливковую кожу и волосы, собранные на затылке в тугой пучок. Он носил строгий черный деловой костюм с белоснежной рубашкой, золотым шейным шнурком и глянцево блестящим черными ботинками. На спине у него висел слегка изогнутый длинный меч в узорных ножнах, рукоять которого выдавалась над правым плечом. Другого оружия у него не замечалось.

— Ктовы такие и что здесь делаете? — звучным голосом спросил он у нерешительно переглядывающихся солдат Дракона.

— Я Младший Коготь Цумзум, — буркнул один из преследователей, шагая вперед. — Командир заставы Оранжевого клана. Эти люди, — он мотнул головой в сторону джипов спасателей, — убили двоих моих солдат, повредили патрульный вертолет и отказались остановиться для досмотра. Они нарушили закон. Они преступники. Отдай их нам.

— Забавно слушать, как лесные бандиты рассуждают о нарушении закона, — искин стоял к Саматте спиной, но, судя по голосу, он иронически улыбался. — Дракон прекрасно знает, что мы не признаем ваши заставы и ваши досмотры. Вы нарушили границу и вторглись на нашу землю. Они — ожидаемые гости Кураллаха. Вы — нет. Убирайтесь.

— Но…

— Я не люблю повторять, бандит, — спокойно сказал искин. — Я разблокировал ваши двигатели. У вас минута, чтобы исчезнуть с моих глаз. Время пошло.

Он взялся за рукоять меча, и ножны с легким щелчком распахнулись по всей длине. Искин вскинул освобожденный клинок к небу, и заходящее за близкие горы солнце блеснуло на нем кровавым отсветом.

— Ты не имеешь права так поступать! — ощерился бандит.

— Дракон всегда считал, что право на стороне сильного. Сейчас я сильнее тебя. Если хочешь попробовать проверить, валяй. Но у тебя осталось всего сорок пять секунд. Потом ты умрешь.

Блеснув, меч опустился, и его острие замерло, нацелившись в лицо Младшего Когтя. Оно казалось настолько неподвижным, словно рукоять сжимала рука каменной статуи. Цумзум заколебался, нервно оглянувшись на своих солдат, и облизнул губы.

— Тридцать секунд, — тоном, способным замораживать ртуть, произнес искин. — На твоем месте я бы поторопился.

Младший Коготь зашипел сквозь зубы. Он сплюнул на дорогу под ноги чоки, развернулся и полез на сиденье своей машины. Остальные солдаты с явным облегчением последовали его примеру. Взревев моторами и подняв тучи пыли, оба полуджипа развернулись и покатили назад по дороге. Дождавшись, когда они скроются за ближайшей купой деревьев, чоки, забросив руку за спину, одним точным движением приложил меч к распахнутым ножнам, со щелчком сомкнувшимися над ним, и повернулся.

— Добро пожаловать в Кураллах, — спокойно произнес он, обводя взглядом выбравшихся из машин спасателей, и солнце блестящими точками отразилось в его лишенных зрачков глазах. — Вы как раз вовремя.

— Ага, мы такие точные, — согласился Палек, скрещивая руки на груди. — Всюду вовремя поспеваем. Классный мечик, между прочим. Я тоже такой хочу. В Грашграде я видел похожие, но они — полный отстой, не то что твой.

— Меч в здешних местах является статусным оружием верхушки кланов Дракона, — усмехнулся чоки. — Его ношение другими карается весьма неприятной смертью. На рядовых солдат и младших командиров действует на уровне подсознания — но только в том случае, если они уверены в твоем праве его носить. Насчет меня они уверены, господин Палек. Насчет тебя — сильно сомневаюсь. Кстати, меня зовут Кантар. Я искин второй страты, сегодняшний дежурный по Кураллаху. Господин Саматта и остальные, я временно передаю контроль над куклой искину Бойре. Кажется, ему есть что сказать.

Он на секунду неподвижно замер, потом слегка шевельнулся.

— Я вижу, господин Саматта, что ты правильно воспринял мои намеки тогда, в Крестоцине, — на лице чоки заиграла озорная улыбка, а голос изменившись, став слегка ниже и глубже. — Биката, когда прослушал запись, чуть меня не убил. Он считал, что я сказал слишком мало. Между прочим, он стоит рядом с консолью и рвется вам сказать сразу все и без остановки. Однако ему придется подождать, пока вы не доберетесь к нам на базу. Время не ждет, и события ускорились немного раньше запланированного. Вам придется сделать небольшой крюк, чтобы заехать к нам, но в конечном итоге он окупится.

— То есть ты ожидал, что мы в конце концов попадем к вам? — уточнил Саматта.

— Разумеется. Ваши психологические профили нам прекрасно известны, так что ваши действия мы просчитали заранее. Мы не сомневались, что вы впятером очень быстро окажетесь в Сураграше. Для нас оказались неожиданностью только госпожа Канса и дама Ольга, — чоки отвесил означенным особам, с изумлением его разглядывающим, легкий поклон. — Когда наш наблюдатель засек вас в Чумче, он с равной вероятностью предсказал два возможных маршрута — через горы на ослах и в объезд на машинах. Но уничтожение лагеря Дракона сделало второй вариант почти стопроцентно вероятным. А вычислить, за сколько вы можете доехать сюда по местным дорогам, труда не составляет. Строго говоря, мы на несколько верст вышли за границы контролируемой зоны, чтобы встретить вас, но Дракону сейчас не до таких мелочей.

— Премного рады, — проворчал Дентор. — И что дальше?

— А дальше, господин Дентор, вы просто поедете вперед по дороге. Там есть развилка, но на ней стоит указатель. Не заблудитесь. Однако сначала вам нужно заменить колесо. Я помогу. Где у вас домкрат?

— Ты перепачкаешься, господин, э-э, Бойра, — откликнулся Саматта, с сомнением окидывая взглядом едва ли не сияющий костюм чоки.

— Ткань почти не пачкается, не рвется и легко отчищается. Кукла задействуется довольно редко, а все остальное время лежит в тайнике под корягой. Если бы костюм мог портиться, от него давно остались бы лишь гнилые лохмотья. Давайте приступим к работе.

После смены колеса Бойра откланялся.

— Охранного чоки я возвращаю под контроль Кантара, — сказал он на прощание. — Он вернет его на исходную позицию. Примерно через семьдесят верст — развилка на Кураллах. Там указатель, не заблудитесь. Поторопитесь — и как раз успеете до дождя, — он взглянул на небо, где с юга вдоль горных вершин медленно катился грозовой фронт, черный снизу и ослепительно-белый от солнечных лучей сверху. Пока еще очень далеко и неслышно посверкивали молнии.

— Господин Бойра, — поинтересовалась Яна, — а что, одного чоки хватает для того, чтобы отогнать солдат Дракона? Они никогда не пытаются напасть?

Чоки улыбнулся.

— Очень редко, госпожа Яна. Как правило, после того, как на заставах меняются командиры. Но их мы охлаждаем очень быстро. Примерно так…

Его движения не заметил никто. Просто сначала он стоял у обочины дороги в расслабленной позе, а затем вдруг взметнулось облако пыли, и он оказался в шаге перед Яной, а острие его непонятно когда выхваченного меча уперлось ей в шею под подбородком.

— Обычно такого хватает, чтобы навсегда остудить горячие головы, — Бойра неторопливо убрал меч за спину. — Даже девианты с гиперметаболизмом не способны противостоять кукле, специально спроектированной для боя и обладающей реакцией искина. Кроме того, боевой чоки практически неуязвим и для холодного, и для огнестрельного оружия, и даже противотанковый гранатомет способен лишь временно сбить его с ног, не более.

— А вертолеты? Они же могут просто облететь стороной… — задумчиво проговорила Яна.

— Посмотрите, пожалуйста, вон туда, — чоки указал в воздух над крышами машин, и там немедленно засияли два призрачных шара, ослепительно яркие даже в лучах дневного солнца. — Они называются «боэй». Я визуализировал их, чтобы вы могли видеть. Они содержат устройства, блокирующие работу любых электрических схем, включая схемы зажигания двигателей внутреннего сгорания, а также мощные гравиподъемники. Они отключают двигатели вертолета и жестко приземляют его — так, чтобы людей как следует встряхнуло, а механика пришла в нерабочее состояние. Зимой именно так мы нейтрализовали три военных вертолета, которыми тогдашний глава Оранжевого клана попытался прощупать нашу защиту.

— И за это вы его убили? — поинтересовалась Ольга, которая уже пришла в себя от первого удивления.

— Как я уже сообщил господину Саматте, мы не убивали Голову Оранжевого Клана. Нам не известно точно, кто и зачем так поступил, несмотря даже на то, что убийца чрезвычайно напоминала использованную мной в Крестоцине куклу Калайю.

— «Точно»? — сощурилась княженка. — То есть догадки у вас имеются?

— Да. Мы следили за развитием событий, и у нас есть несколько вероятных сценариев. Но озвучивать их я не стану. Если они верны, то вы сами все узнаете в самом ближайшем времени. А теперь поторопитесь — гроза все ближе.

Чоки развернулся и растворился в густой лесной зелени.

— Бойра в своем репертуаре: загадочный и немногословный, — прокомментировал Палек. — Когда он в последний раз гостил у нас вместе с Бикатой? В пятьдесят четвертом? Пятьдесят третьем? Так с тех пор ни капли не изменился.

— Лика, а кто он такой? — тихо спросила Канса. — Мне… страшно.

— Расслабься, малышка, — успокаивающе улыбнулся ей Палек, обнимая. — Он — искин Камилла. Одна их тех восхитительных, чтоб им лопнуть, штуковин, которых ты в качестве члена семьи еще насмотришься. Потом расскажу, как он в виде длинноногой чоки-суперблондинки дурил голову неплохому парню по имени Биката, а за компанию и Каре. Не волнуйся, для нас он безопасен. Не факт, что лучший друг, но и не враг.

— Мне такие чудеса тоже не очень-то нравятся, — нахмурилась Ольга. — Если искины Камилла настолько могущественные, почему сидят в своей глуши посреди бандитов-наркоторговцев? Что они здесь делают?

— Поехали, — сказал Саматта, бросив последний взгляд в сторону, куда удалился чоки. — И в самом деле надо успеть до ливня. По дороге в курс дела введу.

До Кураллаха мини-кортеж добрался через полтора часа. Вскоре после места встречи грунтовая дорога расширилась и стала куда глаже, так что машины без особой тряски разогнались до скорости в полсотни верст в час. Небольшую развилку со скромным указателем «Кураллах», выполненным расширенным универсальным алфавитом и почти скрытым нависающими конскими хвостами нитяной ивы, они едва не пропустили. Заметила ее в последний момент наблюдательная Ольга, сменившая Саматту за рулем передней машины. Она резко включила тормоза — колодки протестующе взвизгнули — и вывернула руль так, что машина угрожающе накренилась. Дентор за рулем второй машины, державшей дистанцию, затормозил куда мягче и аккуратно вписался в поворот. Почти сразу, саженей через десять, дорога повернула на юг, резко расширилась и обрела гладкое твердое покрытие, на вид асфальтовое, но какого-то странного коричневого оттенка, на котором машины сразу разогнались до ста пятидесяти верст в час. Версты через три мини-кортеж на всех парах влетел на небольшую площадь, окруженную десятком неказистых одноэтажных коттеджей, выкрашенных в неброский светло-зеленый свет. По их крышам уже щелкали первые крупные капли субтропического ливня.

Саматта открыл дверцу и вылез на воздух. От одного из домиков вперед шагнула мужская фигура.

— Привет, Мати, — сказал Биката, стремительно подходя к машине. — Не останавливайтесь тут. Сейчас дверь в гараж открою…

Он обернулся, и дальняя часть площади вспучилась и двумя широкими пластинами поползла в стороны. Из-под земли блеснул электрический свет, яркий в стремительно сгущающихся грозовых сумерках.

— Туда, — Биката ткнул пальцем. Капли дождя барабанили по крышам и дорожному покрытию все сильнее, и инженер дернул дверцу машины и нырнул на заднее сиденье, спасаясь от них. Саматта хмыкнул и влез обратно за руль.

— Привет, Яни! — сказал Биката, когда машины скатились по пандусу. — Мати, заруливайте вон туда. Ремонтники уже наготове. Доброго дня, дама Ольга. Меня зовут Биката. Рад знакомству.

— Рада знакомству, прошу благосклонности, господин Биката, — откликнулась Ольга, двигаясь, чтобы освободить ему место. — Ты знаешь меня?

— А как же! — жизнерадостно ухмыльнулся инженер. — Мы же за вами следили. Да и потом, ты весьма известная персона, пусть и в узких кругах. Твои способности — гиперметаболизм плюс сканер — весьма уникальны, так что на тебя есть отдельное досье. Я его от корки до корки прочитал, когда узнал о твоем присутствии. Выдастся минутка — мы с тобой обязательно пообщаемся вплотную.

— Я польщена, — сухо сказала Ольга. — Только, пожалуйста, не надо называть меня «дамой». Я дворянка лишь формально. И без «госпожи» можно обойтись.

— Договорились, — Биката тряхнул головой. — Тогда без формальностей, как у нас говорят. Мати, вон в тот бокс.

Сразу же после того, как путешественники выбрались из автомобилей, машины сразу же облепили странные летучие существа, сильно напоминающие осьминогов. Не обращая на людей внимания, они деловито вскрыли капоты, нырнули в моторы и под днища автомобилей, а еще несколько секунд спустя машины плавно приподнялись в воздух и зависли в нескольких сантиметрах над полом. Оба автомобиля мелко затряслись и задребезжали.

— Ничего себе… — ошарашено проговорил Дентор. — Биката, они что, разбирают машины на части?

— Во-первых, вечер, Дентор, Лика. Чрезвычайно рад личному знакомству, госпожа Канса, — инженер поклонился. — Наконец-то наш неугомонный вольный художник остепенился! Кстати, приветствую вас всех в Кураллахе. Во-вторых, это ремонтники. Между прочим, я сам проектировал, — он гордо оглядел всех присутствующих. — Раньше на базах автомеханиками обычные чоки работали, но я придумал, как оптимизировать процесс. Они проведут полную профилактику, так что машины станут лучше, чем новые. Я в них заложил полную базу по всем моделям автомобилей за последние пятьдесят лет…

— Биката, — проговорил с потолка вежливый мужской голос, — не забывай о времени.

— Зануда ты, Кантар, — вздохнул инженер, как-то сразу потухнув. — Пойдемте, ребята. Действительно, время не терпит. Давайте за мной…

Вся компания, озираясь, проследовала за инженером в небольшую дверь в стене подземного гаража. Сразу за ней обнаружился длинный стерильно-белый коридор с расположенными с равными интервалами дверями.

— Там, дальше, гостевые отсеки, — махнул рукой Биката. — Но сейчас нам сюда, в конференц-зал.

Он толкнул створку и ввел всех в залу примерно три на три сажени размерами. Посреди комнаты стоял подковообразный стол, обращенный торцом к стене, на которой мерцал радужными переливами экран — нет, не экран, а невероятно огромный объемный дисплей с диагональю куба не менее трех саженей. А от дальней стены вперед шагнула высокая голубоглазая блондинка в коротких полупрозрачных шортах и почти отсутствующей и совсем прозрачной блузке.

— Добро пожаловать в Кураллах, — мелодичным звонким голосом произнесла она, улыбаясь ослепительной улыбкой. — Я Бойра.

* * *

— Итак, если резюмировать, то Шай свалится Карине на голову ориентировочно завтра вечером, — часом позже Саматта запустил пятерню в волосы и откинулся на спинку стула, задумчиво изучая висящую в дисплее карту.

— Да. Ориентировочно в районе пяти или шести часов, если не случится непредвиденных задержек. Или если он не окажется настолько глуп, что захочет проделать последний участок пути на вертолете и подставится под зенитную ракету повстанцев. Но на вашем месте я бы не стала на такое рассчитывать.

Чоки-блондинка взяла световую указку.

— Идеальным местом для перехвата его конного отряда являются выделенные красным точки, через одну из которых они наверняка пройдут. Однако у Панариши, во-первых, не хватит людей, чтобы надежно прикрыть их все. Во-вторых, у них может просто не получиться его остановить — особые способности Шая делают его одного опасней десятка боевых вертолетов. А он наверняка прихватит с собой отборных бойцов, каждый из которых в местных условиях стоит десятка бойцов княжьего — или катонийского — спецназа. У нас, к сожалению, почти нет следящих устройств на территории Ночной Воды, так что мы не можем предсказать, сколько и кого именно он возьмет. Но мы исходим из того, что в Восьмом лагере Оранжевого клана, куда сейчас направляется его вертолет, около два или три десятка лошадей, способных выдержать сорокаверстовый марш-бросок через джунгли менее чем за сутки. Как раз на четыре-пять лап бойцов.

— Лапа — это сколько?

— Примерно полувзвод в ваших терминах. Пять-семь человек и командир. Плюс сам Шай и, возможно, второй Старший Коготь. Насколько я знаю Панариши по редким его появлениям в Кураллахе, он не станет распылять силы и напрасно жертвовать своими людьми, которых у него сейчас там и так крайне мало. Он предпочтет устроить генеральную битву в окрестностях Муммы.

— Плохо, — буркнул Дентор. — Сколько, говоришь, у Панариши людей?

— Нет точных данных. Он не слишком охотно делился с нами информацией о состоянии дел. Исходя из косвенных данных он сможет собрать в Мумме максимум три-четыре десятка бойцов. Скорее, раза в два меньше — Мумма не единственное место, где нужно защищаться от контратак, а основные его силы сейчас задействованы в осадах лагерей. Так что вам обязательно следует успеть туда до появления Шая.

— А мы успеем? — резко спросила Ольга. — Мы битый час обсуждаем то, что вполне можно оставить на потом. Мы и так сильно к югу отклонились. Сейчас туда добрых полторы сотни верст, причем две трети, как ты сам сказал… сказала, по дорогам наподобие звериных троп!

— Не кипятись, госпожа Ольга, — покачала головой Бойра. — Полторы сотни верст — только если вы направитесь в объезд вокруг болота к северу отсюда. Однако официально уведомляю вас, что на сей раз мы намерены нарушить свой нейтралитет и оказать вам помощь. Вы должны проехать на своих автомобилях вот сюда, — она зажгла указкой точку на краю болота, — после чего наши боэй перенесут вас через топи. Вы окажетесь в точке, от которой до Муммы по прямой примерно пятьдесят верст. Правда, половина пути — по полному бездорожью, но почва там каменистая, довольно ровная, а деревья растут не слишком густо. И лес чистый, с неразвитым подлеском. Со скоростью пешехода на ваших джипах пробраться вполне можно. После того, как примерно здесь вы выберетесь на дорогу, часа за два доберетесь до места. Общее время в пути должно составить около восемнадцати часов.

— Замечательно, Бойра, — Саматта припечатал ладонью по столу и поднялся. — Тогда, я полагаю, мы отправляемся немедленно.

— Рано, — покачала головой управляемая искином чоки. — Ремонтники сообщили, что в одной из машин проблемы с задней осью. Может лопнуть в любой момент. Сейчас ее восстанавливают. Да и пулевые дырки в крыле еще не заделали. В общем, еще полчаса у вас есть. Вам приготовлены комнаты. Настоятельно рекомендую передохнуть.

— Слушай, Бойра, — с надеждой спросил Палек, — а какую-нибудь пушку вы нам не подарите напоследок? Раз уж нейтралитет нарушаете? Что-нибудь, чтобы Шая с одного выстрела снести? Или боэя своего одолжите на время…

Блондинка поднялась с места и, покачивая бедрами, подошла к Палеку вплотную. Канса тихо фыркнула и презрительно вздернула нос.

— Лика, — сказала Бойра, наклоняясь к молодому человеку, так что ее прекрасно видимая грудь оказалась на уровне его глаз, — когда парень вот так явно мечтает о больших пушках, у него обычно что-то не в порядке с сексуальной сферой. Неужели?..

— Отвали, железяка! — хладнокровно заявил Палек. — Я только что женился, если ты не заметила… не заметил… Ксо, чтоб тебе ногу сломать со своей постоянной сменой пола! Короче, если ты не заметило, все у меня в порядке. Каси подтвердит, если захочешь. А пушка мне нужна не для себя, а для дела. Мне как-то не слишком хочется голыми руками драться с чокнутым девиантом, которого даже глазом не углядеть.

Яна тихонько хихикнула.

— Бойра, я тебе как эксперт заявляю — на сей раз у него все серьезно, — сказала она. — Даже и не мечтай. Не сейчас, уж точно.

— Интересно, госпожа Канса, и чем ты его так приворожила? — чоки повернулась к стремительно краснеющей девушке. — Ведь и в самом деле ни одним глазком на сторону не смотрит. Это Лика-то, которого ни одна подруга дольше трех периодов удержать не могла! Ладно-ладно, не стану больше смущать. Считайте, что мой маленький психологический эксперимент успешно закончился отрицательным результатом.

Она отступила на шаг назад и внезапно из непреодолимо притягательной сексуальной самки превратилась в идеальный образец офисной дамы — сдержанной, скромной и неприступной, несмотря даже на почти полное отсутствие одежды.

— Отвечаю на твой вопрос, Лика, — произнесла она деловито. — Нет, никаких больших пушек мы вам не дадим. Наши боэй запрограммированы никогда не покидать пределы заданной области, причем запрограммированы самим Камиллом. Даже если бы мы сошли с ума и решили вам их предоставить, мы все равно не смогли бы изменить данную директиву. Что же до пушек, то у вас их и так с избытком. Аккумуляторы в ваших «розах» заряжены до максимального уровня, и в сочетании с тем, что уже лежит в ваших багажниках их вам вполне хватит, чтобы остановить целую армию девиантов вроде Шая. Нет, у вас проблема возникнет совершенно противоположная.

— И какая же? — напряженно поинтересовалась Ольга.

— В отличие от вас у Дракона нет совершенно никакого предубеждения против того, чтобы использовать живой щит. А теперь, господа и дамы, я все-таки настоятельно рекомендую воспользоваться возможностью для отдыха. И еще одно предупреждение напоследок — не стоит в местных краях влезать в стоячую воду. Чаще всего она заражена удзимусой. Карина, конечно, с ней справится мгновенно, но зачем цеплять заразу, если без того можно обойтись? А теперь я откланяюсь. У меня дела.

Она вежливо кивнула напоследок и вышла из залы.

— Что такое «удзимуса»? — поинтересовался Дентор.

— Гадость ужасная, — скривился Биката, потирая ладонями глаза. — Мелкие такие червяки или что-то типа того. Невооруженным глазом не разглядеть, живут в стоячей воде, при контакте с кожей пробуравливают ее, попадают в кровь и там живут. Я однажды в тихом таком озерке искупался — вода чистая-чистая, теплая, дно песчаное, ила почти нет, сказка, а не озерцо. И подцепил удзимусу по полной программе. До сих пор дрожь по коже, как вспомню. Потом целый период химией выводили. Не здесь, правда, случилось, совсем в другом месте, но все равно. В общем, я бы совет очень близко к сердцу принял. Ну ладно, народ, полчаса отдыха, и едем. Как выйдете, налево по коридору третья дверь — гостевой блок. Там пять комнат, все ваши. Как синий сигнал в комнатах загорится, собирайтесь в гараже.

Он поднялся.

— Погоди, — остановил его Саматта. — Ты сказал — «едем»?

— Ну да, — инженер непонимающе взглянул на него. — А я что, так и не сообщил? Я с вами. И даже не надейтесь, что сумеете от меня отделаться.

Саматта открыл рот, замер — и махнул рукой.

— Детский сад разрастается в размерах, — безнадежно пробормотал он. — Би, я слишком устал, чтобы с тобой спорить. Присоединяйся, если хочешь. Имей в виду, подставишься под пулю — сам виноват.

— А я разве возражаю? — Биката широко ухмыльнулся и шагнул в сторону выхода. Внезапно он покачнулся и с трудом удержал равновесие, замерев на месте.

— Би, ты в порядке? — встревоженно спросила Яна. — Я чувствую…

— Да все нормально, — отмахнулся инженер. — Сегодня полночи на крыше просидел, на звезды пялился да думу тяжкую думал. Продуло сквозняками. Я уже таблеток наглотался, до Муммы пройдет. Все, я ушел. Мне еще вещички в сумку покидать нужно.

Он махнул рукой и стремительно вышел из комнаты. Дентор задумчиво посмотрел ему вслед.

— Думаешь, ему стоит с нами? — спросил он у Саматты.

— Нет, разумеется, — скривился тот. — Только ты вокруг оглянись — ты хоть кого-нибудь из них сумел остановить в свое время? Биката такой же упрямый. Похоже, Демиурги не-упрямых не рекрутируют. Не хочу понапрасну силы и время тратить. В конце концов, все тут взрослые люди.

— Молодец, Мати, правильно рассуждаешь, — одобрил Лика. — Каси, я тут посмотрел на Бойру, и мне одна идея в голову пришла. Пошли, поищем нашу комнату, и я ее тебе наедине изложу.

— Если там душа нет, даже и не мечтай, — фыркнула девушка.

— Да ну, чтобы здесь — и какого-то душа не нашлось? — Палек потянул ее за руку, и она устало поднялась. — Пошли.

И они вместе вышли из залы.

— Не знаю, как насчет остального, а насчет душа идея замечательная, — мечтательно произнесла Ольга. — Когда мы в последний раз в нормальном отеле останавливались — две недели назад, кажется? А когда следующий шанс выпадет, вообще непонятно. Так что я, пожалуй, пойду выкупаюсь.

— Яни, ты тоже сходи искупайся и передохни, — сказал Саматта. — А мы с Дором еще немного карту покрутим, чтобы в голове как следует отложилась. Дор, что ты думаешь насчет того распадка?… — и он потянулся за указкой.

11.05.858, небодень. Мумма

— Да откуда я-то знаю, как из этой штуки стре?..

Явно ощутив в своем голосе истерические нотки, Карина оборвала яростную тираду, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Несколько секунд спустя она виновато посмотрела на Шаттаха с Цуккой, с интересом изучающих странной конструкции карабин. Еще три десятка таких же ружей лежали на поляне возле пещерного храма на заботливо развернутых рулонах материи. Мужчины Муммы толпились вокруг, опасливо поглядывая то на мрачный вход в пещеру — электрическое освещение из подземного прохода практически не различалось в солнечном свете — то на оружие.

— Извини, Цу, — виновато сказала она. — Нервы на пределе. Я уже не отличаю риторические вопросы от обычных.

— Расслабься, — Цукка протянула руку и дотронулась пальцем до непонятного рычажка возле чего-то, напоминающего затвор. — Мы с тобой здесь вообще только как ключики к подземному складу. Шаху, а ты точно с Рисом связаться не можешь?

— Он совершенно точно не отвечает на вызовы по радио, — рассеянно произнес Шаттах, переворачивая карабин и разглядывая его снизу. — Но моя станция слишком маломощная. И батареи садятся — я в последнее время много ей пользовался, а новые из лесного тайника взять не успел. Чтоб ее надуло и лопнуло, ту муллулубную крысу… Не волнуйся, с ним ничего не случится.

— Глупо пользоваться вертолетом, когда под каждым деревом может прятаться стрелок с зенитной ракетой, — хмуро сказал Дурран, вяло рассматривавший свой карабин. Бывший Младший Коготь явился к дому Карины сегодня утром и, ни слова не говоря, занял пост у двери. После того он не отставал от нее ни на шаг, явно назначив себя ее персональным телохранителем. — Или на каждой скале. Если его сбили…

— Он очень умелый пилот, — покачал головой Шаттах. — Он умеет ходить на бреющем полете над самыми верхушками деревьев. Его очень сложно перехватить.

Дурран хмыкнул, но развивать тему не стал.

— Вот здесь явно место для установки обоймы, — сказал он, показывая на глубокий паз на карабине. — Я никогда не видел, чтобы обойму вставляли сбоку, а не снизу, но все именно так. Где сами обоймы?

— Наверное, остались внизу, — сказал Шаттах. — Надо сходить и принести.

— Пойдем, господин Дурран, — сказала Карина, поднимаясь с корточек. — Поищем вместе. Кажется, там еще оставались какие-то ящики. Но нам ведь нужны не только обоймы, а еще и патроны.

— Ага, давайте, — Шаттах нажал на непонятный выступ, и верхняя крышка ствольной коробки карабина, щелкнув, неожиданно отделилась. — О! Вот так он и разбирается. М-да. Смазка за двести лет, или сколько они тут лежали, загустела, мягко говоря. Придется потрудиться, чтобы смазать заново. Так, а вот тут у нас боек… Интересно, что с пружиной стало за столько-то времени?

— Шаху, а вот здесь что за штука? — нетерпеливо спросила Цукка. — Я в пистолете у Мати ничего подобного не видела…

Вместе с Дурраном Карина вошла в сырую прохладу пещеры, миновала алтарь-пульт и начала спускаться по проходу. То ли ей чудилось, то ли и в самом деле что-то изменилось, но лампы на сей раз горели куда слабее. Она осторожно спускалась по неровному каменистому полу, стараясь не запнуться, и слышала за спиной тихое ровное дыхание бывшего солдата Дракона. Каким-то странным образом его присутствие успокаивало. Она вспомнила их первую встречу — даже не встречу, а стычку на берегу реки, и поразилась тому, насколько иначе воспринимает его сейчас. Тот же самый крупный нос с орлиной горбинкой, густые мохнатые брови, глубоко посаженные мрачные черные глаза, широкие грубые скулы и выдающаяся челюсть — тогда он казался ей воплощением злой грубой силы, похитившей ее и волшебным образом перенесшей на другой край земли. Сейчас же за ней следовал молодой мужчина, лишь на год-другой старше ее, друг и защитник, чья железная непреклонная воля отодвинула на дальний край сознания мысли о своем предательстве и прочие сомнения. Черная тень стремления к смерти лежала на его лице, но сквозь нее проглядывали, отгоняя, яркие искры нового чувства долга. И еще в нем чувствовалась любовь — не мужчины к женщине, но брата к сестре или даже отца к дочери. Любовь защитника, готового умереть ради того, чтобы она жила.

Она все-таки запнулась за каменистый выступ и, вздрогнув, оглянулась. Дурран опустил вытянутую было, чтобы подхватить ее, руку и остановился. Его лицо оставалось бесстрастным. Что со мной? — смятенно подумала Карина. Я что, чувствовала его эмоции? Но как? Как? Я же не Яна, я не эмпат, у меня никогда не проявлялась такая способность! Она всмотрелась в лицо мужчины. Обычное лицо. Никаких смертельных теней и ярких искр…

— Что-то не так, сама Карина? — осведомился Дурран.

— Нет… — она расслабилась. Наверное, она просто замечталась и слишком много нафантазировала. — Я просто вспомнила, что так и не поправила тебе неправильно сросшуюся кость. И с родителями Мулами не поговорила… Прости.

— Время беспокоиться о мелочах наступит позже, — слегка пожал плечами мужчина. — Сейчас нам нужно выжить. Если все в порядке, нам следует поторопиться. Вряд ли Шай появится в деревне позже чем через четыре-пять часов. А нам еще нужно провести хоть какой-то инструктаж по стрельбе.

— Да. Извини. Но все же не забудь напомнить мне о моих обещаниях потом, когда все закончится. Я предпочитаю держать свое слово, — Карина слегка улыбнулась ему и снова пошла вниз по коридору.

Ящики с патронами обнаружились в дальнем углу кладовой. Прикрывавшая их ткань от времени окостенела так же, как и та, что обертывала карабины. Она отличалась темно-серым цветом и в полумраке мало отличалась от стены, рядом с которой располагался штабель. Дурран сбросил — точнее, сбил каблуком — ткань, резким движением оторвал треснувшую деревянную крышку и довольно хмыкнул. Внутри оказались какие-то странные сетки с воткнутыми в них серыми палочками. Дурран извлек одну и повернулся так, чтобы на нее падал свет. Потом он взял со стеллажа плоско-изогнутую черную коробочку и поднес к ней палочку.

— Безгильзовые патроны и обоймы, — проговорил он удовлетворенно. — Трехмиллиметровые или около того. Похоже, как раз патроны к тем карабинам. Воздух здесь очень сухой и прохладный, так что испортиться не должны. Хотя… — Он задумчиво посмотрел на Карину. — Сама Карина, сколько времени, говоришь, они здесь пролежали?

— Лет двести… — Карина пожала плечами. — Не знаю точно.

— Странно. Мне казалось, даже в Четырех Княжествах безгильзовые патроны получили массовое распространение всего лет двадцать назад. Когда я записался в Караванную Охрану, только у нашего полковника был пистолет под такой боезаряд, и он страшно им гордился. А изобрели их только в начале века. Не говоря уже про то, что патроны изобрели только в середине прошлого века, ста лет не прошло. Так каким образом ЭТИ патроны могли лежать здесь двести лет?

Карина замерла с открытым ртом, мысленно выругав себя самыми нехорошими словами, которые только знала. И чего она за языком не следит? Расслабилась, дура…

— Просто у нас так говорят, — наконец сказала она, отводя взгляд. — «Лет двести» значит «давным-давно». Давай вынесем их наверх.

— Да, сама Карина, — кивнул Дурран, поворачиваясь. — Я схожу позову мужчин. Мне следовало подумать заранее.

— Не надо! — быстро остановила его Карина. — Господин Дурран, не забывай, я же девиант. Синомэ, как у вас говорят. Я могу поднять почти сто тридцать килограмм. Только бы ящики не развалились.

— Да? — мужчина с сомнением посмотрел на нее. — Сама Карина, но женщине не следует делать мужскую работу…

— У меня в стране за такое заявление тебя по судам бы затаскали! — Карина фыркнула. — Не беспокойся, я привычная. Знаешь, я тебя хочу попросить об услуге. Можно?

— Да.

— У нас в стране, когда хотят избавиться от обращений вроде «госпожи», предлагают общаться без формальностей. Давай ты перестанешь называть меня «сама», а я перестану называть тебя «господин»?

Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, потом неожиданно шагнул вперед и, нависнув над ней, ухватил ее за плечи, нависнув над ней угрожающей темной массой.

— Сама Карина, а ты помнишь, что я — солдат Дракона? — хрипло спросил он. — Что я убивал людей — даже не солдат, а простых людей — просто потому, что мне приказали? Что я помогал производить наркотик, убивавший твоих соотечественников? Сознательно помогал, да еще и стремился произвести его как можно больше! Ты предлагаешь свою дружбу мне — бандиту и убийце. Ты называла меня так, и ты совершенно права. Ты осознаешь, что ты сейчас делаешь, что мне предлагаешь?

— Убийца? — Карина печально улыбнулась. — Дурран, я ведь тоже убийца. Не смотри, что я маленькая и хрупкая. С помощью своей силы я тоже убивала людей, которые ничем мне не угрожали. Когда я сбежала из детдома… В общем, я убила многих людей, некоторые из которых просто пытались помочь несчастной одинокой перепуганной девочке. У меня в прошлом вряд ли меньше черных пятен, чем у тебя. Но однажды я встретила очень хорошего… человека. Он спас меня. И научил понимать, что жить прошлым бессмысленно. Прошлого больше не существует. Его ни в коем случае нельзя забывать, чтобы не оступаться на том же месте, но важно лишь будущее. Месть — в том числе месть самой себе — бессмысленна. Она не способна исправить то, что уже совершено. Дурран, неважно, кем ты был. Важно, кто ты сейчас. И кем ты можешь стать. Ты ведь не станешь больше служить Дракону? Убивать людей?

— Убивать людей… — Дурран словно потух. Он выпустил Карину, отступил на шаг и отвернулся. — Я солдат с пятнадцати лет, Карина. Почти половину своей жизни. Я не умею делать ничего больше, кроме как убивать.

— Я не говорю, что ты не должен сражаться. Или что ты не должен убивать в бою. Дурран, ты понимаешь, о чем я. И потом, у тебя еще появится возможность научиться чему-то еще.

— У меня? — Дурран обернулся и горько усмехнулся. — В моем-то возрасте? Я уже прожил больше половины отпущенного срока, Карина. Мне поздно учиться новым трюкам.

— Еще один без времени постаревший… — Карина тяжело вздохнула. — Мати было тридцать два, когда его вышибли из армии, больше, чем тебе сейчас, и он тоже сначала думал, что жизнь для него закончилась. А потом он взял да и стал историком. И твердо намерен к семидесяти стать старшим профессором. У нас в Катонии вообще принято доживать до восьмидесяти лет, а то и до девяноста. А ты мой ровесник. У тебя организм потрепан, но ничего особого тяжелого. Я тебе как врач говорю — при правильном отношении к здоровью у тебя есть все шансы дожить минимум до семидесяти. Знаешь, когда мы закончим с Шаем, я всерьез возьмусь за ваше здравоохранение. Глупость какая-то — женщина в сорок лет уже совершенная старуха!

— Да. Когда мы закончим с Шаем… — эхом откликнулся мужчина. — Карина, у нас и в самом деле нет времени. Нам нужно срочно заканчивать с оружием. Мы поговорим потом. После победы.

Если победим, — эхом отдались в сознании Карины его непроизнесенные слова, и она опять почти в панике взглянула на него. Неужели она и в самом деле чувствует его эмоции? Решительно тряхнув головой, она повернулась к куче ящиков и манипуляторами принялась осторожно сбивать с них окаменевшую ткань. Только бы не повредить неосторожным ударом непрочное дерево…

На то, чтобы перенести оружие и патроны в деревню, ушло полтора часа. Шаттах, Дурран и несколько повстанцев, разобравшись в том, как устроены карабины, быстро разбирали их один за другим, протирали от старой смазки, смазывали каким-то местным растительным маслом, прекрасно, по уверению Шаттаха, заменявшим синтетическое оружейное, и собирали снова. После того, как первые винтовки оказалась собраны и испытаны — в первый раз стреляла из каждой Карина, на случай разрыва ствола державшая оружие в максимально вытянутых манипуляторах — один из повстанцев, суровый бородатый мужчина с первой проседью в густой шевелюре принялся обучать добровольцев стрельбе. При всей своей невзрачности и негромкости выстрела трехмиллиметровые пульки насквозь пробивали толстый, в кулачный обхват, пальмовый стол. Несмотря на опасения Дуррана, за прошедшие столетия вещество, из которого патроны состояли, если и выдохлось, то не слишком сильно. Единственной проблемой оказалось то, что стрелять из нового оружия оказалось некому. Деревенские мужчины восприняли идею вооружения с энтузиазмом, однако даже с десяти шагов в деревянный щит со стороной в полсажени попадали один раз из пяти. Занимавшийся снаряжением магазинов Дурран только качал головой, глядя, как они, судорожно вцепившись в цевье одной рукой, дергают спусковую скобу едва ли не всей второй пригоршней.

— Если все дружно выстрелят в одну сторону, то в кого-нибудь да попадут. Хотя бы по теории вероятностей, — прокомментировала процесс Цукка. Не раз видевшая, как муж чистит пистолет, она почти мгновенно ухватила идею устройства карабина и теперь наравне с мужчинами принимала участие в приведении оружия в рабочее состояние. — Но лучше бы Тилос складировал в пещере гранатометы. Из них хотя бы точно целиться не нужно.

— Тогда кто-нибудь обязательно ухватился бы за него наоборот и выстрелил в противоположную сторону, — вздохнул Шаттах, защелкивая ствольную коробку и передергивая затвор. — Нет уж, спасибо. Так, еще один готов. Своим ребятам я дам их в дополнение к их автоматам. На расстоянии — карабины, а автоматы — в ближнем бою. И патронов надо бы…

— Папа! — между домов со всех ног выскочил Матса. — Сан Самаладар приказал передать, что третий секрет заметил конный отряд у Журчащего распадка. Примерно двадцать пять человек. Если не сбавят ход, появятся здесь через час как максимум. А еще он сказал, что отряд Муха на подходе.

— Понял, — кивнул Шаттах, поднимаясь. Он сунул в рот два пальца и громко свистнул. Галдящие мужчины разом затихли и повернулись к нему. Торговец подошел к ополченцам и резко и быстро заговорил.

— Карина, — негромко спросил Дурран, — ты настаиваешь на том, чтобы остаться в деревне? Может, все-таки передумаешь? Шай идет сюда за тобой, а не за кем-то другим. Прошу, укройся в лесном убежище.

— Я не стану прятаться, когда другие умирают за меня. Я остаюсь, — Карина упрямо склонила голову. — Я тоже могу сражаться. И я куда лучше в ближнем бою, чем любой из ваших мужчин.

— Я уже говорил тебе, что в бою ты ничего не значишь, — качнул головой мужчина, откладывая снаряженный магазин. — Ты не умеешь драться не на жизнь, а на смерть. Ты не сможешь нанести смертельный удар.

— Я могу ударить так, чтобы обездвижить, — Карина пожала плечами. — В нервный узел, рукой или манипулятором, неважно. Или просто в лоб прямым засадить. Дурран, я не намереваюсь разыгрывать из себя героиню и идти грудью на пули. И ударить врага в спину не постесняюсь. Да, я не боец. Но пойми — я единственная, кто сможет противостоять Шаю. Даже если вы убьете всех, кто придет с ним, он убьет всех вас.

— Погоди, Кара… — встрепенулась притихшая было Цукка. — Мати говорит, что они где-то рядом. Они пускают ракету!

Она вскочила на ноги и принялась напряженно вглядываться на юго-восток. Карина невольно повернулась туда же — и несколько секунд спустя увидела, как вдалеке в воздух обманчиво-неторопливо на острие расширяющегося дымного следа взлетает крошечный малиновый шарик.

— Есть! — Цукка сжала кулаки. — Шаху! Наши рядом! Давай ответную ракету! — Она замолкла, уставилась в землю и зашевелила губами.

Шаттах кивнул одному из своих людей, и тот, сняв с пояса одноразовую ракетницу, выстрелил в небо зеленый шар.

— Они тоже нас видят, — сообщила Цукка несколько секунд спустя. — Мати говорит, что минут через пятнадцать-двадцать доберутся. Кто-нибудь, предупредите часовых, чтобы не стреляли!

— Вовремя, — пробормотал Дурран. — Карина, ты говорила, что среди твоих друзей — женщина с такими же способностями, что и у Шая. И у них есть оружие против синомэ. Теперь твоя помощь не нужна, и ты точно можешь уйти из деревни в укрытие.

— Нет, Дурран, — Карина упрямо закусила губу. — Я не собираюсь прятаться, когда другие за меня сражаются. И я хирург. Я могу спасать раненых, которые без меня погибнут. Я благодарна тебе за заботу, но это мое последнее слово. Цу, когда наши доберутся сюда, ты возьмешь Лику и госпожу Кансу и на машине с ними отъедешь как можно…

— Кара, ты, кажется, снова решила, что упрямее меня, — безмятежно проговорила Цукка, засовывая в рот травинку. — Похоже, в детстве я тебя мало воспитывала. Я же сказала, что без тебя никуда не пойду и не поеду. Не все же от людей кусочки скальпелем отрезать, их иногда и перевязывать нужно. Смирись. А заодно почувствуй на собственной шкуре, что сейчас чувствует Дурран.

Она подмигнула бывшему Младшему Когтю, и тот отчетливо скрипнул зубами.

— Ехидная ты у нас, Цу, — вздохнула Карина. — Ну, раз так, пойдем на площадь встречать наших.

Машины вкатили на деревенскую площадь через тринадцать минут после обмена ракетами. Карина с Цуккой бросились им навстречу. Плача от счастья, Цукка вцепилась в едва ли не на ходу выпрыгнувшего из машины Саматту, а Карина — во всхлипывающую Яну, потом в ласково похлопавшего ее по спине Палека, а затем повисла на шее у Дентора. Деревенские мужчины, высыпавшие на площадь, загалдели и начали трясти в воздухе своими новыми винтовками.

— Вот так вот и отпускай вас одних гулять по городу, — укоризненно сказал Саматта, заглядывая в лицо жене. — Глазом моргнуть не успеешь, как в дальнюю турпоездку без предупреждения укатите.

— Ага, такие уж мы ветреные, — согласилась Цукка, утыкаясь носом в его широкую грудь. — Придется тебе за мной в будущем получше приглядывать.

— Биката! — ахнула Карина, бросаясь к нерешительно замершему у машины мужчине. — И ты здесь? Как? Откуда? Почему никто…

— Разве вам не сказали? — удивленно поднял тот бровь. — Я тут как раз в Кураллахе зависал от нечего делать, гляжу — попутка. Ну, и запрыгнул на подножку.

— У,попрыгунчик! — Карина ткнула его кулаком в грудь. — Ну зачем?

— Затем, что из-за меня ты в историю вляпалась. Значит, я и должен тебя вытаскивать. Пусть и не в одиночку, но должен.

— Госпожа Ольга, госпожа Канса, — Цукка отлепилась от мужа. — Прошу прощения, что мы отвлеклись. Нам про вас рассказывали. Очень рада личному знакомству, пусть и в таких неудобных обстоятельствах.

— Радость взаимна, госпожа Цукка, — несмело откликнулась Канса. — Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, — кивнула Ольга, внимательно рассматривая сначала Цукку, а потом и Карину. — А обстоятельства я видывала и похуже. Я прошу прощения, что вмешиваюсь в сцену родственной встречи, но у нас есть время на такое проявление эмоций? Что с Шаем и кто вообще здесь главный?

Все повернулись в ее сторону.

— Главный здесь в отсутствие Панариши — Шаттах, — сообщила Цукка. — Вон он, кстати, торопится.

Шаттах действительно пробрался через толпу и подошел к машинам.

— Приветствую всех, — хмуро сказал он. — Извиняюсь, что не встретили должным образом, но враг на подходе. Я Шаттах Мумеса, временный комендант Муммы и окрестностей. Рад, что вы успели вовремя. Кто из вас сан Саматта?

— Я, — откликнулся Саматта. — Опустим формальности, чтобы не терять времени. Далеко они?

— Одна из дальних застав засекла конный отряд некоторое время назад. Если судить по скорости их движения, у нас осталось полчаса, может, чуть больше. Сан Саматта, у меня инструкции от Панариши передать командование тебе, если ты успеешь добраться сюда вовремя. У меня в деревне восемь человек обученных и примерно три десятка вооруженных ополченцев, — он мотнул головой в сторону притихших деревенских. — Через несколько минут подтянется Мух со своими ребятами — еще два десятка бойцов. Распоряжайся, но имей в виду, что Мух вышел к нам на помощь из Тампасики вчера вечером. Она в полусотне верст отсюда, а они идут пешком, на машинах оттуда сейчас не пробиться, дорога еще не восстановлена. Они наверняка вымотаны до предела.

— Так, — Саматта переглянулся с Дентором и критически осмотрел испуганно притихших деревенских, под его взглядом жавшихся друг к другу. Оружие они держали кое-как, многие — за стволы, как дубины. — Они нам не понадобятся. Только шальной пулей зацепят в драке. Где остальные жители? Женщины, старики?

— В лесном убежище к югу отсюда.

— Прекрасно. Отправь всех ополченцев туда же для охраны. Одного из своих людей назначь командиром. Если что, смогут отбиться от двух-трех случайных врагов.

— Но…

— Выполнять! — резко приказал Саматта, так что Шаттах вздрогнул. — Господин Шаттах, командир может быть только один. Если командир я, ты и все остальные подчиняетесь моим приказам. У нас нет времени на утрясание проблем с субординацией. Понятно?

— Да, — Шаттах нахмурился, но больше никак своего недовольства не проявил. Он повернулся к ополченцам и отдал несколько команд на местном языке. Один из его людей кивнул и тоже что-то сказал. Деревенские заволновались, и на их лицах явно отобразилось облегчение. Они валом повалили за своим вновь назначенным командиром, и минуту спустя на площади остался только Шаттах со своими людьми, Карина с Цуккой, Дурран и спасатели. Да еще Матса, про которого все забыли и который отнюдь не стремился напомнить о себе, тайком выглядывал из двери Большого Дома.

— Мы изучили карты местности, пока добирались сюда, — Саматта сосредоточенно оглядел каждого из присутствующих. — Я не нашел места, где можно было бы устроить хорошую засаду, в которую гарантированно попался бы Шай. Значит, нам придется принимать бой в деревне. Плохо, но на нашей стороне преимущество обороны. Господин Шаттах, у нас есть возможность обнаружить врага заранее? Поставить наблюдателей на господствующих высотах или посадить на высоких деревьях, например?

— У нас слишком мало людей, — покачал головой торговец. — Я и так частично отправил их в передовые заставы, чтобы Шая отслеживать. Но мы разместили вокруг деревни сигнальные ловушки. Я не рискнул ставить настоящие мины, чтобы на них случайно не влез кто-нибудь из местных.

— Все лучше, чем ничего. Кара, ты уходишь из…

— Нет!

От ярости, прозвучавшей в голосе Карины, Саматта даже вздрогнул. Он недоуменно уставился на свою воспитанницу.

— Кара, я…

— Не обсуждается! — отрезала Карина. — Мати, я уже потратила сегодня добрых полчаса на то, чтобы по очереди объяснить сначала Шаттаху, а потом Дуррану, что никуда не пойду. Не заставляй меня тратить время еще и на тебя. Ты меня знаешь! Я остаюсь и стану сражаться, если потребуется. А не потребуется — так я хирург, если ты забыл. И если ты попытаешься мне сказать, что хирурги вам сейчас не нужны, кусаться начну. Все. Что у тебя там следующим пунктом?

— Мати, она останется, — тихо сказала Яна. — Я вижу.

Саматта зашипел сквозь зубы.

— Мати, я тоже ее знаю, — негромко сказал Дентор. — Не трать зря время.

Саматта резко выдохнул.

— Ладно, — угрюмо сказал он. — Ольга?

— Госпожа Карина, я вайс-капитан Ольга Лесной Дождь, Министерство внешних сношений Четырех Княжеств, Служба внешней разведки, — по-военному четко представилась та, выпрямляясь по стойке «смирно». — По личному приказу директора Службы Стораса Медведя до твоего возвращения в… цивилизованные края я являюсь твоим личным телохранителем. Как наверняка тебе уже сообщили, я девиант первой категории со способностью к объемному сканированию — как у тебя — и гиперметаболизмом. Как только мы закончим с Шаем, я постоянно нахожусь рядом с тобой и защищаю тебя.

— Э… рада знакомству, — ошарашенно проговорила Карина. — Прошу благосклонности, госпожа Ольга. Я… э-э, не нуждаюсь…

— Челюсть подбери, — ухмыльнулся Палек, скрестив руки на груди. — Раз ты у нас Избранная Дочь и великий шаман, без телохранителя тебе никуда. Онка, ты лучше сразу ее свяжи и под кровать засунь, чтобы в драку не полезла в самый интересный момент.

— Но у меня уже есть телохранитель! — с отчаянием произнесла Карина. — Дурран, правда?

— Сама Ольга, рад знакомству, — на лице Дуррана отражалось плохо скрываемое облегчение. — Я Дурран Майго, бывший Младший Коготь Оранжевого клана, а до того — лейтенант Караванной Охраны. Я надеюсь, что ты защитишь саму Карину куда лучше, чем я. Сан Саматта, я неплохо стреляю. Могу пригодиться в качестве снайпера.

— И ты туда же… — пробормотала Карина. — Госпожа Ольга, я так понимаю, выбора у меня нет?

— Нет, госпожи Карина, — та отрицательно качнула головой. — Я выполняю приказ, который никто здесь отменить не может. Но сейчас, господин Дурран, я полагаю, что с госпожой Кариной останешься ты. В бою с Шаем я пригожусь больше. Ты защищаешь ее от случайностей, пока мы разбираемся с бандитами.

— Да, госпожа Ольга, — кивнул Дурран. — Я защищу ее даже ценой своей жизни.

Карина скрипнула зубами, но на нее никто не обратил внимания. В этот момент раздался все усиливающийся топот многих ног, и на площадь рысцой выбежала довольно большая группа людей. Они носили пятнистые грязные комбинезоны.

— Мух! — воскликнул Шаттах, шагая навстречу новоприбывшим. — Ну наконец-то! — Он перешел на кленг и несколько секунд что-то втолковывал возглавлявшему их кряжистому наголо бритому мужчине в синей бандане. — Господин Саматта, — наконец повернулся он, — мы ожидаем приказов.

— Хорошо, — кивнул Саматта. — Итак, план следующий. Господин Дурран, берешь Карину и залезаешь в самую дальнюю комнату сарая, — он кивнул на Большой Дом. — Цу, Лика, Каси, Яни, Би, туда же с ними…

— Оружие? — деловито спросил Палек.

— Перебьешься. Два девианта первой категории в ближнем бою оторвут головы десятку стрелков, а на расстоянии ты все равно ни в кого не попадешь. На крайний случай с вами Дурран, который достаточно опытен. Остальные располагаются следующим образом…

К востоку от деревни треснуло, засвистело, и в воздух взлетела гроздь сигнальных ракет.

— Они рядом! — выдохнул Шаттах. — Началось…

— Карина, быстро в дом! — рявкнул Саматта. — Дурран, уводи ее. Шаттах, всем развернуться в цепь, и на окраину деревни. Дор, быстро вскрывай багажники. Гранатомет первым делом…

Огромной молчаливой тенью Дентор метнулся к машинам и принялся деловито вытаскивать оттуда большие тряпичные свертки.

— Мати! Дядя Дор! — отчаянно сказала Карина. — Пожалуйста, поосторожнее! Не забывайте, что Шай — девиант!

— Все хорошо, Кара, — успокаивающе улыбнулся Саматта. — Мы «розами» запаслись и гранатомет прихватили. Если у Шая хватит глупости полезть напролом, бой закончится за минуту. Не вылезай, малышка, и все закончится хорошо. Господин Дурран, уведи ее.

Не дожидаясь ответа, он бросился к Дентору, который вместе с Ольгой уже срывал промасленные тряпки с угрожающе выглядящего железа.

— Карина, идем в дом, — не допускающим возражений тоном приказал Дурран. — Немедленно. Всех касается! — В глазах бывшего Младшего Когтя зажглись суровые огоньки.

Вздохнув и в последний раз оглянувшись на Саматту с Дентором, Карина поплелась к дверям. Палек пристроился рядом и хлопнул ее по плечу.

— Да не волнуйся ты, Кара, — успокаивающе сказал он. — Подумаешь, какие-то полудикие бандиты…

— Дурак ты, Лика, хоть я тебя и люблю, — грустно сказала Карина. — Шальной пуле все равно, бандит или спецназовец. В Крестоцине вон недавно у дяди Дора боец в отряде погиб — какой-то обкурившийся мальчишка из древнего пистолета наугад пальнул, когда его на улице задержать попытались. Я его знала — хороший парень и сильный боец, мы с ним в спортзале не раз спарринговали. А вот такая глупость случилась… Матса! Ты почему здесь? Почему не ушел с остальными?

Выглядывающий из дверей мальчик испуганно вздрогнул и отступил назад, в полумрак коридора Большого Дома.

— Сама Карина, мне папа разрешил, — сказал он. — Я же сообщения носил…

— Папа разрешил тебе остаться до поры до времени! — сурово отрезала Карина. — Почему ты не ушел в укрытие с ополченцами? Ох ты горюшко! Теперь ведь тебя и отправить-то в укрытие нельзя. Мало ли где сейчас солдаты Дракона… Останешься сидеть вместе с нами.

Вся компания прошла в одну из комнат, скудно освещенную светом, льющимся через дымчатый лист сетчатой пальмы. Дурран подошел к окну, ножом проткнул в листе небольшую дырку и приник к ней, осматривая площадь.

— Как-то плохо в местных краях Избранные Дочери живут, — Палек саркастически прищурился, осматривая скудную обстановку — лавки, стол и пару сундуков. — Кара, не соглашайся на такие условия. Требуй отдельной квартиры с обстановкой и полного пансиона. И молодого красивого наложника. А лучше двух.

— Балабол, — констатировала Цукка. — Хоть и женился, а ни капли не изменился. Госпожа Канса, — она обернулась к смущенно застывшей у двери девушке, — рада знакомству. Хоть и с большим запозданием, но приветствую тебя в нашей семье. Не смотри на нас такими испуганными глазами — если уж ты с балбесом Ликой общий язык нашла, то с нами тем более подружишься. Кара обычно головы отрывает не чаще раза в период, а я вообще тихая застенчивая женщина.

— Ага, — фыркнула Яна. — До сих пор помню, какие головомойки тихая застенчивая женщина устраивала нам с Ликой, когда мы после школы от домашнего задания отлынивали.

— Я рада знакомству, госпожа Цукка, госпожа Карина, — робко сказала Канса. — Прошу благосклонности.

— Пожалована, — кивнула Карина, внимательно ее рассматривая. — Давай сразу без формальностей. Скажи, а что ты так искусана? Шея, лицо…

— Мы засели сегодня ночью в какой-то яме, — пояснил Лика. — Боэй нас из Кураллаха через болота перетащили, типа дальше местность ровная. Ага, как же. Для боэй, может, и ровная, а на колесах — та еще равнина. И кусты лианами переплетены. Еле прорвались. Так вот, Каси решила, что тоже должна в общее дело свой вклад внести и с остальными полезла дорогу машинам прорубать. А репеллентом никто не побрызгался. Вот их с Ольгой и искусали какие-то мошки.

— Плохо, — озабоченно сказала Карина. — Инфекция по укусам сидит. Какие-то простейшие. Каси, стой спокойно, сейчас вычищу… ага. Ольгу надо тоже посмотреть, когда все закончится. Ну-ка, господа и дамы, никому не двигаться. Профилактический осмотр устрою всем сразу.

Вдалеке захлопали выстрелы, потом протарахтела деловито-размеренная очередь.

— Первый контакт… — пробормотал Дурран. — Наши стреляют.

Выстрелы захлопали чаще, грохнул взрыв, потом еще один. Пулемет затарахтел снова, потом раздался еще один взрыв, куда сильнее предыдущих.

— Противопехотный гранатомет, — пояснил Дурран, сосредоточенно вслушиваясь. — Интересно, чей?..

Внезапно стрельба прекратилась. Яна напряженно выпрямилась.

— Мати передает, что солдаты Дракона отступили, — наконец сказала она. — Говорит, что была разведка боем. С нашей стороны никто не пострадал, только одного ранило. Что у врага — пока непонятно, преследовать они не рискнули. Ольга в одиночку ушла на охоту, еще не вернулась.

— «Передает»? — Дурран удивленно обернулся от окна. — Как?

— Господин Дурран, у нас в семье есть способность общаться напрямую, — поколебавшись, ответила Яна. — На любом расстоянии. Потом расскажу подробнее, хорошо?

— Теперь я понимаю, как вы нашли Мумму, — прищурился Дурран. — Хорошо. Радио в местных краях часто ломается из-за сырости.

— Ну почему меня засунули сюда вместе с глупыми женщинами? — досадливо пробормотал Палек. — Мог бы сейчас там хоть какую-то пользу принести. Хотя бы в воздух палить, чтобы дракончики пугались и отскакивали. Каси, хоть ты пожалей меня, от остальных ни в жисть сочувствия не дождешься.

— Правильно дядя Мати тебя не пустил, — качнула головой Канса. — И без тебя найдется, кому в воздух палить. — Она дотянулась и погладила его по встрепанной голове, где у черных крашеных волос уже начинали проглядывать светлые корни. — Лучше обними меня, мне страшно.

— Да чего бояться-то! — легкомысленно откликнулся Палек, следуя просьбе жены. — Все равно мы победим. Мы же положительные герои, верно? А положительные в любом боевике побеждают. Можешь телевизор посмотреть, если не веришь. Боязливая ты моя…

Он не заметил, как Яна поймала взгляд Кансы и слегка кивнула ей. Канса одними глазами улыбнулась в ответ над плечом Палека.

— Лика, Яни! — решительно сказала Карина, усаживаясь на лавку. — Давайте, рассказывайте, как вы сюда добирались. С самого начала, начиная с того дядьки из СОБ. А то на расстоянии даже по прямому каналу все равно не то. Би, ты тоже рассказывай. Как ты вообще здесь очутился? Лика, слушай, а с чего ты вдруг в черный цвет перекрасился?..

* * *

— Судя по плотности огня, у них не менее полутора десятков бойцов, — Старший Коготь Байлан выглядел хмурым и озабоченным. — Но там могут оказаться и еще люди.

— Наши потери? — коротко спросил Шай, поглаживая рукоять тоскалы. Он сидел на поваленном стволе дерева в сотне саженей от Муммы и смотрел на своего помощника немигающими черными глазами.

— Тонда получил пулю в руку. Навылет. Ничего серьезного, после перевязки может продолжать драться. Мушуха контузило взрывом гранаты, осколок в бедре. Жить останется, но сейчас не боец. Убиты Тамассан и лапа Кобабая в полном составе.

— Что на их стороне?

— Неизвестно. За домами не видно, попали ли мы хоть в кого-то.

— Понятно… — Шай задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Хотел бы я знать, Балан, откуда у них гранатомет?

— И по крайней мере один ручной пулемет. Судя по звуку выстрелов, «Ураган-33». Но меня больше волнует другое, сан Шай, — Балан нахмурился еще сильнее. — Тамассан убит попаданием в грудь. Бронежилет не спас. И входное отверстие… я еще никогда не видел настолько маленького отверстия от пули. В пластине буквально прокол, чуть шире, чем от булавки — миллиметра три-четыре. А ведь такой бронежилет остановил бы даже пулю из «урагана» на расстоянии в десять саженей. И звуки выстрелов — я не смог опознать оружие. Не скорострельное, однозначно, что-то вроде карабина или штурмовой винтовки, но в остальном совершенно незнакомое. Но еще хуже с Кобабаем.

— Оставь драматические паузы на потом. Что с Кобабаем?

— Он и его лапа убиты не из огнестрельного оружия. Томапак, который на них наткнулся при отходе, не всматривался особо, но у всех шестерых насквозь пробиты бронежилеты и каски, грудь разворочена, черепа разнесены вдребезги. Словно их насквозь проткнули копьем или ударили дубиной. Или у них есть неизвестное нам оружие, или… или их убила силой духов восточная синомэ, за которой мы прилетели. Возможно, она не боится крови, как мы думали поначалу, и именно так и убила Цома. Непонятно только, как она смогла справиться с шестерыми опытными бойцами одновременно.

— Следует предположить, что к нашему приходу очень хорошо подготовились, — Шай еле слышно зарычал, словно разъяренный пес. — Сигнальные ловушки вокруг деревни, вырубленная растительность — и пропажа Цома с тремя лапами опытных солдат! Но как они могли успеть? Я решил, куда доставить пленниц, всего две недели назад! Даже если они начали готовиться сразу же, у них не могло хватить времени!

— Цом мог пропасть и не здесь, — педантично напомнил Старший Когогть. — Бунтовщики могли его сбить где-то над лесом, как сбили другие вертолеты. Радист, который принял от пилота последнее сообщение о посадке, погиб, и мы даже не можем переспросить его. Он мог что-нибудь не так понять, и Цом приземлился в другом месте…

— Не верю. Но хватит о Цоме. Балан, мы не можем атаковать деревню в лоб. Будь у нас пара вертолетов поддержки, мы бы просто расстреляли деревню ракетами — но у нас их нет, сожри их Сумар! — Шай снова зарычал. — Но и уйти просто так невозможно — мы навсегда потеряем честь. Не говоря уже о том, что задавить восстание тогда точно не удастся… — Он резко выдохнул. — Ну что же, даже там, где сабля ломается о прочный доспех, всегда найдется щель для отравленной иглы. Балан!

— Да, сан Шай?

— Подтверди мои наблюдения — деревня пуста. Жителей в ней нет. Так?

— Пуста?.. — Старший Коготь задумался. — Да. Вероятно. Я не задумывался во время стычки, но, кажется, ты прав. Поскольку нас ожидали, жители, скорее всего, из деревни ушли.

— А далеко уйти они не могли, — Шай полуприкрыл глаза, размышляя. — В деревне женщины, старики, дети, которые не выдержат долгого перехода по джунглям. Да и куда они пойдут? Значит, они где-то неподалеку. В каком-то лесном убежище, где, как надеются, мы их не обнаружим. Немедленно пошли людей по окрестностям на поиски. След от толпы не сможет пропустить даже самый никудышный следопыт. Отправь всех. Мне нужны заложники. Четверо или пятеро как минимум. Не мужчины, а молодые женщины или дети-подростки.

— Но отправить всех означает оставить тебя…

— Я помню, Балан! — рявкнул Шай. — Или ты беспокоишься за мою безопасность? Я выживал в одиночку в джунглях еще двадцать лет назад, сопливым мальчишкой, не владевшим силой духов! Отправляй людей — а потом… А потом, — он хищно улыбнулся, — мы посмотрим, насколько избранна на самом деле эта Избранная Дочь.

* * *

— …в общем, я заявил Атаме, что мне наплевать на игры между Демиургами и что либо меня свяжут и запрут в погреб, либо я отправлюсь за тобой самостоятельно, — Биката пожал плечами. — И он сдался. Я не совсем понимаю их отношения между собой и плохо читаю нити общения — я, в конце концов, человек, а не искин, но Бойра, кажется, высказался в мою пользу. В общем, меня привезли в Кураллах и оставили дожидаться спасателей.

— Я не понимаю, сан Биката, — Дурран почесал в затылке и бросил неуверенный взгляд на Матсу. Мальчик сидел на полу в углу, скрестив ноги, и с разинутым ртом слушал. — Я просто неграмотный солдат, и я никогда не верил в богов… ну, или не считал, что они как-то вмешиваются в человеческую жизнь, во всяком случае. Но ваши… иссакины — они почти боги, хотя и, как ты говоришь, что-то вроде очень умных чоки. А Карина — их друг. Ведь друг?

— Ну… скорее, приемная дочь друга их создателя, — инженер криво ухмыльнулся. — Тебе же сказали — Избранная Дочь на полном серьезе. Пусть слегка и не в том смысле, что в легенде.

— Би, по башке стукну и не посмотрю, что ты тут меня спасаешь, — пригрозила Карина. — Мало мне, можно подумать, Риса с его божественной чепухой! Дурран, не забивай себе голову. Никакая я не Избранная Дочь. Мой отец… мой приемный отец!.. у него с Камиллом нейтралитет. Они друг другу не мешают и не помогают. И друг другу на ноги стараются не наступать по мере возможности. Искины Камилла… я не знаю, чем они занимаются. Папа всегда шуточками отделывался. Что-то вроде стабилизации общества, нейтрализации последствий Игры… старых войн. Демиурги соблюдают нейтралитет сами и не одобряют, когда их подопечные пытаются влезать на чужую территорию. Считается, что Демиург сам в состоянии просчитать долгосрочные последствия и снабдить своих всем, что необходимо для преодоления кризиса. Поэтому искины Камилла держатся от нас подальше. Мы с ними иногда пересекались, одно время они даже наш дом в Масарии использовали как временную базу, пока свою организовывали, но в остальном они сами по себе, и мы сами по себе.

— Все равно не понимаю, — Дурран вздохнул и потер глаза. — Карина, ты с детства живешь такой жизнью, для тебя она естественна, как пустыня для ящерицы. А я не понимаю, почему ваши иссакины не исправят мир так, как им нужно. Обладать тайной мощью и не пользоваться ей… такое выше моего понимания.

Он тряхнул головой.

— Что-то слишком надолго затишье затянулось, — пробормотал он. — Уже почти два часа ничего не происходит. Карина, сан Саматта ничего не передавал?

— Пятнадцать минут назад сообщил, что все тихо, — откликнулась Яна. — Часовые по периметру Муммы ничего не видят. А может, бандиты совсем ушли? Поняли, что не взять нас штурмом, и ушли?

— Скорее небо упадет на землю, — жестко усмехнулся Дурран. — Сама Яна, для Дракона честь превыше жизни. Шай либо добьется своего, либо умрет. Отступление для него невозможно. Особенно сейчас, когда он взял под контроль Ночную Воду и сразу же понес такое сокрушительное поражение непонятно от кого. Я никогда не сталкивался с ним лично, но слухи до меня доходили еще до того, как он стал Головой. Он сейчас наверняка в бешенстве, и отступление — последнее, на что он пойдет. Нет, он что-то замышляет. Возможно, он дожидается ночи, чтобы попытаться напасть в темноте.

— Тогда он обломается еще круче, — усмехнулся Палек, осторожно поворачиваясь, чтобы не разбудить мирно дремлющую на его плече Кансу. — У нас с собой приборы ночного видения, спасибо Онке.

— У Дракона тоже есть очки ночного видения. И мы… они очень опытны в ночных боях. А вы вряд ли захватили такие очки для всех защитников деревни. Ночью на стороне Шая окажется преимущество.

За окном раздался странный высокий вой — раз, еще раз, еще… Дурран дернулся.

— Сигнал! — проговорил он сквозь зубы. — Дракон вызывает на переговоры.

— Переговоры? — глаза Бикаты сузились. — О чем?

— Думаю, скоро узнаем. — Дурран взял в руки свой карабин и проверил затвор. — Похоже, ожидание кончилось. О, отвечают…

Снаружи донеслись три размеренных одиночных выстрела.

— Ждем… — сквозь зубы процедил Дурран.

«Кара, контакт. Саматта в канале», — от внезапного вызова Карина вздрогнула. — «Слышишь меня?»

«Карина в канале. Да, Мати, слышу. О чем хочет говорить Шай?»

«Ты догадалась? Кара… Не знаю, как и сказать. Часовой на севере деревни передал — Шай вышел из леса один… точнее, без своих головорезов. У него девочка лет десяти. Он требует разговора с тобой… или он убьет ее. Двигаюсь в ту сторону».

«Держите его под прицелом „розы“, я сейчас появлюсь. Где вы?»

«Кара, пожалуйста, начинай плести противопульную паутину еще до того, как подойдешь близко. Я жду любой подлости. Шай возле дороги у северного выезда из деревни».

«Я буду очень осторожна, Мати. Скажи ему, что я иду. Отбой».

«Конец связи».

— Шай вышел из леса. У него заложница, — вслух сказала она, вскакивая. — Он требует разговора со мной. Дурран, проводи меня к северному выезду из Муммы.

— Здесь что-то не так, — Дурран напрягся. — Я впервые слышу о том, чтобы Дракон вел переговоры с бунтовщиками. Обычно их просто убивают.

— Нет времени раздумывать. Он ждет. Он обещает, что убьет заложницу, если я не появлюсь. Идем.

— Секундочку! — Биката поднял руку. — А откуда у него вообще взялась заложница?

Карина посмотрела на Цукку и увидела, что та бледнеет.

— Убежище… — проговорила она одними губами. — Наверное, они нашли лесное убежище.

Несколько секунд Карина смотрела на нее, осмысливая сказанное. Если они нашли убежище, значит, все женщины, старики и дети в их власти. А мужчины, ушедшие туда с ружьями… наверняка они мертвы. И никто не слышал выстрелов — они даже не смогли толком оказать сопротивление! Почему она не пошла вместе с ними, когда ее почти силой гнали туда? Она наверняка смогла бы их защитить! Дура! «Я останусь, и все тут!..» Она зябко обхватила себя руками.

— Если они нашли убежище, нам конец, — безжизненно сказала она. — Опять все то же самое. Я догадываюсь, чего Шай потребует от меня. Ну что же… Рано или поздно такое должно было произойти.

Она повернулась и вышла из комнаты в коридор. Дурран последовал за ней.

— А чего он от нее потребует? — удивленно спросил Биката. — Сдаться?

— Нет, — Цукка вцепилась руками в волосы. — Он потребует от нее добровольно подставить горло под нож. Би, нас держали здесь заложниками, но и вся деревня тоже оказалась в заложниках. Шай пообещал, что вырежет всех жителей, если мы с ней сбежим или попытаемся сопротивляться. Тот мужик, что прилетел вчера, требовал от нее того же. Что нам делать?

— К-ссо… — прошипел Палек. — Идем за ней. Быстро. Каси, проснись!..

Саматта, Дентор, Ольга и Шаттах ожидали ее в десятке саженей от того места, где из деревни на север выходила широкая тропа, разбитая колесами и копытами, но считавшаяся по местным меркам хорошей торной дорогой. Они укрывались за одной из хижин.

— Где он? — без предисловий спросила Карина.

— Кара, погоди, — Саматта ухватил ее за плечо. — Я чувствую, здесь какая-то ловушка. Не выходи на открытое место. Укройся за углом хижины.

— И мы станем перекрикиваться, как глухие? — Карина пожала плечами. — Мати, меня не взять пулей. И я устала ждать. Пора заканчивать с этой историей.

— Я не могу тебя… — начал было Саматта, сжимая хватку, но Карина отработанным движением вывернулась из его руки и отступила назад.

— Мой выход, Мати, — покачала она головой. — Я чувствую, что все решится очень скоро. Не волнуйся, Шай хотя и маньяк, но извращенное чувство чести у него присутствует. Он не нападет на переговорах.

Саматта как-то сразу обмяк и постарел.

— Кара, — глухо сказал он, — я не знаю, что произойдет. Но если ты погибнешь… Если он потребует от тебя умереть в обмен на жизни заложников, я тебе не позволю. Скажи ему, что я не подчинюсь твоему слову. Если он потребует твоей жизни, я отдам приказ расстрелять его из всего, что есть в нашем распоряжении. Пусть он девиант, но прямое попадание из гранатомета не переживет даже он. И от «розы» увернуться он не сможет.

— И от меня он точно не увернется, — добавила Ольга, и в глазах ее мелькнула тьма. — Госпожа Карина, сообщи ему и от моего имени, что я не позволю тебе добровольно умереть. Скажи, что у меня приказ охранять тебя, а не аборигенов, и что я готова пожертвовать жизнью всех жителей деревни ради твоего спасения.

— Посмотрим, Мати, госпожа Ольга, — Карина отступила еще на шаг. — Не станем устраивать себе похороны раньше времени.

Она повернулась и вышла в проход между хижинами.

— Шай! — крикнула она. — Здесь Карина. Я иду!

— Здесь Первый. Всем снайперам приготовиться открыть огонь по моей команде, — тихо сказал Саматта, постучав себя по вставленной в ухо пуговке рации. — Не стрелять, повторяю, НЕ СТРЕЛЯТЬ без приказа! Ольга! — он повернулся к княженке. — На исходную позицию. Помни, он должен умереть до того, как заметит тебя.

— Я помню, — Ольга кивнула. Она извлекла из набедренного кармашка капсулу одноразового шприца, сорвала колпачок и отработанным движением воткнула иглу себе в вену на сгибе локтя. — Энергетик, — пояснила она в ответ на недоуменные взгляды, вводя бесцветную жидкость. — Теперь в течение ближайшего часа я могу пять минут действовать на максимальной скорости без опасности мышечного голодания. — Она выдернула иглу, стерев каплю выступившей крови, и уронила шприц на траву. — Я пошла.

Свистнул рассекаемый воздух, и она исчезла.

— Сильна девушка… — пробормотал Биката. — Значит, и Шай так же может? Ну, давайте пойдем и послушаем, что он там предлагает…

* * *

Шай наблюдал, как восточная женщина, которую он менее периода назад похитил в Катонии, идет навстречу ему по дороге между окраинными хижинами. На ней красовалось бесстыдное платье — не восточное, какое-то местное, видимо, перешитое — подол едва до середины бедра, шея, руки и плечи обнажены. Сплошной срам, а не платье — ни одна порядочная женщина не согласилась бы показаться в таком даже мужу…

Девчонка снова дернулась в его манипуляторах, и он стиснул тот, что обхватывал ей шею — не до смерти, чтобы слегка придушить и успокоить.

Карина остановилась примерно в четырех саженях перед ним.

— Что ты хочешь, господин Шай? — холодно спросила она. — Зачем ты явился?

— В свое время мы заключили уговор, — с легкой издевкой проговорил Шай. — Ты остаешься в деревне и не пытаешься бежать. А попытаешься — деревенские жители умрут. Похоже, моя небольшая демонстрация в тот день тебя не убедила.

— Я не бежала и не сопротивлялась. По крайней мере, до того, как вчера твой человек попытался меня убить ни за что.

— Ах, вот как? Значит, Цом все-таки попытался выполнить мой приказ? — прищурился Шай.

— Кто?

— Цом. Старший Коготь Оранжевого клана. Значит, он все-таки добрался сюда, и ты его убила.

— Да, я его убила, — как-то слишком быстро и фальшиво согласилась Карина, и Шай сделал зарубку на память — выяснить, кто убил Цома на самом деле. — Он напал первым.

— Он напал, и ты посчитала свою жизнь слишком ценной, чтобы терять ее из-за каких-то вонючих грязных земледельцев… — задумчиво проговорил Шай. — Похоже, ты далеко не так благородна, женщина, как хочешь казаться.

— Во всяком случае, я не прячусь за спинами малолетних детей, как ты! — фыркнула Карина, гордо вздергивая голову. — А что, все местные силачи используют маленьких девочек в качестве живого щита, когда встречаются с кем-то, кого боятся?

— Прячусь? — Шай высокомерно поднял бровь. — Девчонка — всего лишь способ заставить тебя прийти сюда. Забирай ее, если хочешь, — он резко распрямил манипуляторы, и девочка кубарем покатилась по земле к ногам Карины — только для того, чтобы сразу же взмыть в воздух и неподвижно зависнуть — вероятно, в манипуляторах восточной синомэ. Женщина что-то тихо успокаивающе забормотала — Шай разобрал имя «Тэйсэй» — и путы на теле девочки лопнули. Карина поставила ее на землю, и невидимая сила явно подтолкнула ее в сторону хижин. Пробежав несколько шагов и едва не запнувшись о выступающий из земли корень, та остановилась и повернулась.

— Карина… — неуверенно сказала она.

Из-за угла хижины неожиданно вывернулась еще одна женщина. Явно катонийские черты лица, невысокая, аппетитно пухлая в положенных местах, в плотных облегающих мужских штанах и куртке маскировочной окраски, она подошла к девочке и положила руку ей на плечо.

— Иди назад, — скомандовала она.

— Яни… — Карина дернулась. — Зачем ты вышла?

Новая женщина повернула ребенка спиной и хлопнула по спине между лопатками. От толчка та пробежала еще несколько шагов, и чьи-то руки тут же втянули ее за угол. Женщина неторопливо подошла к Карине и встала рядом.

— Вот, значит, как выглядят настоящие наркоторговцы, — насмешливо проговорила она. — Значит, ты Шай. Местный Голова Дракона и вообще крутая шишка. Хорош, ага.

— Кто ты такая? — сухо осведомился Шай… и слегка кивнул от неожиданного понимания. Та телепередача в Катонии — семейная фотография, и на ней эта самая женщина. Каким образом она попала сюда? И… если здесь она, наверняка с ней и другие члены семьи.

— Я сестра Карины, — откликнулась женщина. — Зовут меня Яна, если тебе почему-то интересно. Но тебе, наверное, неинтересно. Мужиков вроде тебя женщины вообще мало интересуют. Власть, деньги — да, но не женщины. Я таких видела не раз. Крутые, самоуверенные, с накачанными мышцами — и все поголовно импотенты. Слушай, Шай, ты лечиться не пробовал? Может, и полегчало бы. Хочешь, хорошего сексопатолога посоветую?

— Умно, — одобрил Шай. — Перед дракой вывести врага из себя всегда полезно. Однако с тобой я драться не собираюсь. А прежде, чем ты откроешь рот снова, вспомни, что там, в лесу, — он мотнул головой через плечо, — два десятка заложниц, к которым привязаны гранаты. Каждая из них может в любой момент умереть только потому, что моим людям не понравится твой тон. Итак, сама Карина, мы оказались в интересном положении. Мне недосуг с тобой возиться, у меня сейчас и других проблем хватает. Однако и позволить тебе уйти просто так я не могу. Если я, как говорят у вас, потеряю лицо — а я его потеряю — мои люди могут перестать мне подчиняться. И чтобы восстановить их повиновение, мне придется убить многих, кто мог бы сражаться на моей стороне. Ты меня понимаешь, Избранная Дочь? — в последние слова он вложил столько издевки, сколько сумел.

— Нет, — качнула та головой. — Я не понимаю и никогда не понимала бандитов и убийц. И вряд ли когда-то научусь. Однако, господин Шай, я могу предложить тебе сделку.

— Что? — от удивления Шай аж поперхнулся. — ЧТО ты можешь мне предложить?

— Жизнь. Отпусти заложников и сдайся — и я обещаю, что тебе и твоим людям не причинят вреда. Тебя лишат свободы, но не убьют, не искалечат и не унизят. Даю слово.

— Слово женщины? — Шай негромко засмеялся. — Я должен и в самом деле сойти с ума, чтобы положиться на него. Однако объясни, с чего ты решила, что иначе я умру?

— Тебе некуда возвращаться, господин Шай. Твои бывшие земли охвачены восстанием. Дракону конец, и не только твоему клану. Даже если ты сейчас убьешь нас всех, у тебя нет пути для отступления. Сдайся — и я гарантирую тебе жизнь. Не забывай, меня считают Избранной Дочерью. Моей воле подчинятся.

— Нынешний мятеж — не первый, — Шай пожал плечами. — Землепашцы бунтуют не так уж и редко. Я справлюсь с ними без особого труда.

— Не справишься. Шай, это не просто стихийный бунт. Восстание подготовлено давно и тщательно — людьми, которые в партизанской войне не менее искусны и опытны, чем ты. Скорее даже, куда более опытны. У тебя нет ни единого шанса победить. Нет смысла умирать — за последние сутки погибло и так слишком много людей. Прошу тебя, давай избежим нового кровопролития.

— И ты поверишь моему слову? — безразлично поинтересовался Шай, разглядывая ногти. — Не побоишься, что я ударю в спину? Я же бандит, как ты меня называешь.

— Моя сестра, — Карина посмотрела на Яну, — умеет распознавать ложь. Если ты поклянешься, ты сдержишь слово.

— А если ты поклянешься, ты тоже свое слово сдержишь?

— Да, — твердо сказала Карина. — Клянусь, что если ты и твои люди сдадутся без кровопролития, тебе сохранят жизнь и достоинство.

— Заманчивое предложение, — Шай поднял взгляд. — Однако у меня есть альтернативный вариант. И знаешь, какой?

Ответа он дожидаться не стал. Мир привычно расплылся вокруг него. Секунду спустя Яна рухнула на землю, корчась и хватая воздух от удара в солнечное сплетение — и замерла, когда киссаки тоскалы уперлось ей в горло.

— Что ты делаешь, господин Шай? — сквозь зубы спросила Карина. Сейчас она оказалась к нему почти вплотную, и он почувствовал исходящий от нее запах пота и страха. — У нас переговоры или что?

— У нас переговоры с тобой, а не с ней. Ее никто не звал, и я не обещал ей безопасности. Я мог бы убить ее прямо сейчас, но не стану, и вот почему. Слушай и запоминай, синомэ. Мне нужна твоя и только твоя жизнь, и я не уйду отсюда, пока не возьму ее или не умру сам. Я не стану требовать, чтобы ты покорно подставила голову под мой меч. Я дам тебе поединок. Один на один. Оружие только холодное — и наши способности. Я использую свой меч, ты вольна выбрать себе клинок по своему вкусу. Если у тебя нет клинка, я дам тебе кинжал. Ты мастер Пути и сильная синомэ. Я мастер меча и сильный синомэ. Так справедливо. Один из нас в поединке погибнет, другой выживет и примет под свою руку страну. Если ты откажешься, мы убьем всех заложников и атакуем деревню. Даже если мы все погибнем, погибнут и многие из твоих друзей. Если ты согласишься и погибнешь в поединке, я отпущу всех твоих друзей и не стану их преследовать, пока они убираются из Сураграша. У тебя полчаса на размышление.

Он указал пальцем на вершину Аллахамана.

— Если солнце коснется вершины раздвоенной горы, а я не услышу твоего согласия, мы убьем заложников и атакуем без дальнейшего предупреждения.

— А если в поединке погибнешь ты?

— Тогда мои люди отпустят заложников и уйдут без боя. Даю слово.

Мир снова расплылся вокруг него, и тенистый полумрак джунглей сомкнулся вокруг него, хлестнув его по лицу листьями и тонкими ветками. Секунду спустя из-за древесного ствола навстречу ему шагнул Старший Коготь.

— Она согласится, — спокойно сказал Шай, доставая из мешочка за пазухой сладкий питательный шарик и бросая его в рот. — А когда сын Курата уничтожит Избранную Дочь, восстание умрет само собой. Нужно лишь позаботиться, чтобы земледельцы побыстрее о том узнали. Оставь здесь часового. Я пойду подготовлюсь к бою. Когда она примет вызов, пусть меня позовут.

* * *

— Ты не можешь принять вызов, — яростно сказал Саматта. — Кара, даже и не думай. Он убьет тебя! Он мог бы убить тебя прямо на переговорах, ты же видела!

Он бросил осуждающий взгляд на Яну.

— Ты-то зачем туда вылезла? — зло спросил он. — Тебе, между прочим, он гарантий безопасности не предлагал.

— Я хотела ему ментоблок поставить, — виновато проговорила та, потирая кожу у самой ключицы, проколотую острием меча. — Подумала, что так можно все проблемы сразу решить. Не успела…

— Детский сад! — сквозь зубы проговорил Саматта. — Значит, так. Ольга, действуем по запасному плану. Ты уверена, что сумеешь снять их охранников до того, как они сообразят, что происходит?

— Конечно, — пожала та плечами. — Только нужно начинать побыстрее. Стимулятор скоро выдохнется, а вторую дозу сразу после первой вкалывать опасно. Можно внезапную остановку сердца заработать.

— Хорошо. Господин Шаттах, разведчики вернулись?

— Да. Они обнаружили расположение заложников — они совсем рядом с деревней. Люди, посланные в убежище, еще не вернулись, но времени ждать нет. Нужно выдвигаться немедленно. Рискованно, конечно, но другого выхода не осталось.

— Погодите! — Карина подняла руку. — О чем вы говорите? Госпожа Ольга, кого снять? Как?

— Госпожа Карина, — Ольга сумрачно посмотрела на нее. — Я обладаю таким же гиперметаболизмом, что и Шай. Я успею убрать часовых до того, как они сообразят, что происходит. Заложники, скорее всего, не пострадают.

— Нет. Я не согласна. Вы забыли, что Шай сказал про гранаты? Он наверняка предусмотрел гибель охранников. Что, если они взорвутся, если охранников убить?

— Кара! — раздраженно поморщился Саматта. — Хватит уже! Нет времени на пререкания. Ты не примешь вызов Шая и не станешь с ним драться. Это не обсуждается.

— Мати, — ровно проговорила Карина, и в ее голосе скользнули странные нотки. — Я не помню, чтобы что-то обсуждала с тобой… или с кем-то еще. Я информирую тебя, что я принимаю вызов. Я не намерена рисковать жизнью заложников — Шай наверняка не глупее нас с вами. Яни! Ты подтверждаешь, что Шай не врал, когда давал обещание?

— Да, но…

— Все. Я иду. Мати, прорабатывайте план отступления на тот случай, если я не справлюсь. Шай…

— Госпожа Карина, — сухо сказала Ольга. — Ты не принимаешь вызов Шая, и это не обсуждается. Саматта прав — у нас нет времени на пререкания. Если мне потребуется тебя вырубить, чтобы заставить подчиниться, я так и поступлю. Не сопротивляйся. Не забывай, что у меня преиму…

Фразу закончить она не успела. Ее тело перекорежило конвульсиями, на губах запузырилась пена. Впрочем, она тут же обмякла, безжизненно повиснув в воздухе. Длинный боевой нож с продольным долом и на половину длины зазубренной спинкой, который она держала в правой руке, выскользнул и упал на землю. Потом она плавно опустилась на утоптанный пол хижины и неподвижно замерла.

— Яна, не вздумай! — ледяным тоном сказала Карина. — Я, в отличие от тебя, твой эффектор вижу, а здесь не наша детская дуэль. Попытаешься собрать манипуляторы для удара — сомну эффектор и тебе. А если меня попробует остановить кто-то еще, пусть для начала вспомнит о том, что я девиант первой категории! Мати, тебе пора бы и перестать видеть во мне малолетнюю девочку. Я давно не твоя подопечная, а ты — не мой опекун! — Ее голос слегка смягчился. — Мати, я люблю и уважаю тебя, но я не позволю тебе попусту рисковать жизнью людей. Не забывай…

Она осеклась и потерла лоб рукой.

— На забывай, что для меня не впервой убивать, — тихо закончила она. — Папа сделал все, чтобы задушить во мне убийцу, но собаку не отучить закапывать кости. Не беспокойтесь. Я справлюсь.

— Кара, он убьет тебя, — Саматта подошел к ней вплотную и осторожно взял за руки. — У тебя нет ни одного шанса.

— Мати, Мати… — Карина покачала головой и на секунду уперлась ему лбом в грудь. — Ты так привык видеть во мне маленькую беззащитную девочку! В тот день, когда папа ушел — помнишь, он показал нам с Яни… один прием. Я могу убить человека на расстоянии в две сажени. Убить мгновенно. Мне даже целиться не надо, эффект размазан в пространстве. Если Шай приблизится ко мне на расстояние удара своими манипуляторами, он умрет. Это у него нет ни одного шанса, не у меня.

— И ты готова убить? По-настоящему готова?

— Мати! — Карина вскинула взгляд и посмотрела ему в глаза. — Папа научил меня помнить, что смерть — одна из немногих вещей, которые нельзя исправить, как бы того ни хотелось. Но он научил меня и другому. Сила означает ответственность — то, что не понимает Шай и весь Дракон. Я сильна — и я отвечаю не только за себя, но и за тех, кто меняокружает. Я никогда не являлась активной сторонницей смертной казни. Но в последний период я часто думала, как должна вести себя, когда в конце концов столкнусь с Шаем лицом к лицу. И я не нашла способа изменить его. Я предложила ему выход — но он его не принял. Если оставить его в живых, он продолжит убивать. Продолжит нести смерть и разрушение. Наверное, Яна смогла бы имплантировать ему корректирующий ментоблок — но потребовался бы четвертый уровень, чтобы полностью изменить его личность.

Она сжала ладони Саматты, и тот почувствовал, как дрожат ее пальцы.

— Мати, — глухим голосом сказала она, — не сердись, ладно? Я приняла решение — Шай должен умереть. Только так мы сможем избежать других смертей. Но если я его приговорила к смерти, я сама должна привести приговор в исполнение, а не перекладывать грязную работу на других — на тебя, Яну, госпожу Ольгу, Риса или кого-то еще. И так меньше риска для заложников. Я не намерена прятаться за чужие спины. Прости.

Она на мгновение стиснула его пальцы и тут же выскользнула из-под его рук. В мертвой тишине она подошла к дверному проему хижины и остановилась — хрупкий черный силуэт на фоне яркого лиственно-солнечного прямоугольника.

— Я люблю тебя, Мати, — сказала она. — Я люблю вас всех. Пожалуйста, постарайтесь выжить. И… если что-нибудь пойдет не так, извинитесь за меня перед госпожой Ольгой, ладно?

И дверной проем опустел.

* * *

Заходящее солнце, стоящее невысоко над раздвоенной вершиной старого вулкана, било Шаю в правый глаз. Небо на юге хмурилось. Там вздымались стремительно приближающиеся башенные громады кучевых облаков, ослепительно-белых сверху и угрожающе-черных снизу, ворочался далекий гром. Посверкивали молнии. Приближалась очередная гроза. Шай внутренне усмехнулся про себя. Ничего, пережидать ее они уже станут под крышами — в отличие от незваных гостей с востока. Он пообещал, что они смогут уйти — но ни словом не обмолвился, что позволит взять хоть какое-то снаряжение. Впрочем, кресала и ножи он им оставит. В конце концов, кто-нибудь из них должен принести его врагам весть о случившемся.

Они больше не скрывались: три женщины и три мужчины открыто стояли на краю деревенской площади, напряженно наблюдая за ним. На шее одного из мужчин, настоящего гиганта, на перевязи висел ручной пулемет «ураган-33» — опытный Балан не ошибся — казавшийся на фоне стрелка странно-миниатюрным. Судя по всему, мужчине такие игрушки были явно не в новинку. Да и второй, хотя и меньше ростом, но все равно крупный и сильный на вид, судя по повадкам, являлся бывалым солдатом. Шай с удовольствием вспомнил, как ненависть перекосила его физиономию, когда они встретились на окраине. Ничего, скоро он еще и не такое почувствует…

Балан… Шай бросил быстрый взгляд влево. Балан явно не обрадовался, когда услышал о его плане. Не только из-за опасности — сама идея о том, чтобы дать честный поединок ЖЕНЩИНЕ застряла у него в горле, как острая рыбья кость. Да и сообщение о том, что мятеж оказался частью хорошо подготовленных и спланированных действий, за которыми стоит пока что непонятно кто, его явно не вдохновило. Но на его чувства Шаю плевать — лишь бы подчинялся приказам. Сейчас Старший Коготь с несколькими своими людьми замер на краю площади и хмуро наблюдал за происходящим с плохо скрываемым выражением неодобрения на лице. Ну что же. Завтра следует рискнуть и вызвать вертолет. В конце концов, засечь и сбить машину, идущую над лесом так, что верхушки деревьев цепляют ее брюхо и шасси, не так-то просто, если вообще возможно. Конечно, ракету можно пустить и с окружающих скал, но, в конце концов, зачем-то же ставят на вертолеты тепловые ловушки и прочую защиту? Время дорого, и потерять еще сутки он себе позволить не может. Для начала следует вернуться в Пятый базовый лагерь…

Он тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли. Расслабляться нельзя. Он посмотрел на стоящую в пяти саженях молодую женщину. Она отказалась от его кинжала и не взяла даже обычный нож. Либо она сдалась и готова умереть без боя, либо… либо она надеется победить и без оружия. Какие же козыри у нее на руках? Она стояла прямо, лицом к нему, спокойно и расслабленно, но Шай видел, что ее безмятежность — всего лишь поза опытного бойца. Такого опытного, что ему нет нужды вставать в демонстративные боевые стойки в надежде заставить противника нервничать. Почти такого же опытного, как и он сам.

Но она — житель далекой изнеженной страны, давно разучившейся воевать. Она убивала в детстве, когда пряталась от охотников, но те смерти не в счет. Она давно забыла, если вообще знала, соленый вкус крови убитого в яростной схватке врага, фонтаном брызжущей тебе на лицо из перерубленной шейной артерии. Она не воин — но, тем не менее, недооценивать ее опасно.

— Я умею убивать, Шай, — он почти не расслышал ее слова из-за налетевшего порыва ветра. — Если ты приблизишься ко мне, ты умрешь. У тебя еще есть шанс решить иначе.

— Ты храбра для женщины, — громко ответил Шай. — Слишком храбра, Избранная Дочь. Но истинно избранный здесь я, а не ты. Приготовься умереть.

Ну что же, внутренне усмехнулся он, вот и конец твоей истории, момбацу сама Карина Мураций. Все-таки как жаль, что ты не мужчина! Я дам тебе быструю и легкую смерть — не только потому, что не стоит играть с такой опасной жертвой, но и из уважения. Из того уважения, которое заставило бы многих из солдат посмотреть на меня как на сумасшедшего…

Шай ах-Велеконг, Голова Оранжевого клана Дракона, поудобнее перехватил рукоять тоскалы и отвел руку с клинком слегка в сторону. Он нанесет ей удар точно в сердце — десятилетием отработанным на манекенах и врагах движением, которое его тело уже давно научилось выполнять без вмешательства разума. И в тот момент, когда лезвие войдет в ее тело, он еще успеет увидеть страх и недоумение в ее глазах.

Он ускорился, и мир привычно смазался вокруг него — только для того, чтобы ярко вспыхнуть и тут же погаснуть навсегда.

* * *

Карина смотрела на стоящего в нескольких саженях перед ней мужчину с тоскалой в руке, и чувство нереальности охватило ее, словно струя душного влажного пара из бани в холодном зимнем воздухе. Середина десятого века. Люди изобрели Сеть, самолеты и атомную бомбу, астронавты живут на орбитальных станциях, космические телескопы изучают отдаленные уголки Вселенной… И, тем не менее, сейчас перед ней стоит дикарь с мечом — образованный, храбрый, умный, но, тем не менее, дикарь. Он твердо уверен в своем праве сильного творить все, что заблагорассудится — и не менее твердо намерен убить ее просто потому, что ему так хочется.

Ее расправленные манипуляторы неподвижно замерли, вытянутые прямо перед собой. На сей раз они являли собой не твердые щупальца, с равным успехом способные сокрушить скалу и поймать бабочку, а, скорее, бесформенные облака, заполнявшие полусферу радиусом в две с небольшим сажени. Полусферу, смертельную для всего живого, обладающего высшей нервной деятельностью. Хаос мечущихся электромагнитных гармоник невидимо для невооруженного глаза заполнял пространство перед ней, готовый разорвать твердое стаккато биоритмов мозга, выжечь нервные узлы и навсегда оборвать дыхание. Ей даже не нужно ничего делать самой. Как только Шай вступит в невидимое убийственное облако, он почти мгновенно умрет.

Но ведь он человек! Жестокий убийца, для которого ничего не значит человеческая жизнь — наркоторговец, обрекающий на страдания и смерть десятки и сотни тысяч людей по всему миру — бандит, безразлично убивающий кого захочет — но, тем не менее, человек. А смерть одно из немногих событий, что нельзя исправить, как бы того ни хотелось. В далеком детстве она тоже стала маленьким воплощением смерти, опасной для всех, кто приближался на расстояние удара ее манипуляторов. Она убивала не сознательно, а от страха и растерянности, но что это меняет? Главное, что убивала. И если бы ее не захватили охотники из Института Человека, кто-нибудь вполне мог бы решить точно так же, что ей лучше умереть. И тогда она получила бы между лопатками не дротик со снотворным, а пулю.

Шай ах-Велеконг — бандит и убийца. Да, месть бессмысленна, она не исправит то, что уже совершено и не даст даже такой крохотной иллюзии, как душевный покой. Но если его не остановить, он продолжит убивать. И нет никаких шансов, что когда-нибудь в будущем он одумается, раскается и станет вести себя иначе.

Или есть?

Она обязана попробовать еще раз.

— Я умею убивать, Шай, — слова с трудом проталкивались сквозь пересохшую напряженную глотку. — Если ты приблизишься ко мне, ты умрешь. У тебя еще есть шанс решить иначе.

— Ты храбра для женщины, — громко ответил Шай. — Слишком храбра, Избранная Дочь. Но истинно избранный здесь я, а не ты. Приготовься умереть.

Увидеть его движение она так и не смогла. И лишь в самый последний момент она осознала свою ошибку. Смертельную ошибку.

Ее манипуляторы способны почти мгновенно разрушить деятельность мозга. ПОЧТИ мгновенно. Но скорость движения Шая такова, что он успеет приблизиться к ней на расстояние удара прежде, чем его мозг погаснет. А тело тренированного бойца не нуждается в постоянном сознательном контроле. Оно умеет действовать самостоятельно, почти инстинктивно.

Она попыталась сдвинуться в сторону, уйти с линии атаки, с того места, на который нацелил свой удар ее враг, но не успела. Боль в груди показалась ей совсем не сильной — немногим чувствительнее тупого удара по ребрам. Тело Шая, уже мертвое, по инерции двигаясь мимо, задело ее плечо, и сильный толчок бросил ее на землю. Падая, она еще попыталась сгруппироваться, но тело отказалось ей повиноваться. Земля ватным матрасом ударила ее по затылку и лопаткам, и во рту появился соленый привкус.

Она бездумно смотрела в небо, почему-то начавшее вращаться вокруг нее. Ужас и отчаяние, хлынувшее от друзей, охватили ее вязким коконом вины. Она умирает. Она подвела их. Она не справилась.

Последним, что она сумела увидеть, были стремительно накатывающиеся с юга грозовые облака, тут и там подсвечиваемые далекими пока вспышками молний.

Потом в мире внезапно выключили свет.

* * *

Сознание возвращалось медленно. Ей казалось, что она плавает в звенящей пустоте, способной утишить и исцелить любую боль. У нее не осталось ни ног, ни рук, и она совершенно не чувствовала тела. Щупальца манипуляторов расслабленно колыхались вокруг, но насчитывалось их почему-то не три, а гораздо, гораздо, гораздо больше. Наверное, я сейчас похожа на осьминога, мелькнула быстрая мысль. Или на ежика, у которого вместо колючек щупальца. Где-то неподалеку, почти вплотную за гранью сознания, она ощущала большой, раскаленный, но мягкий комок, а совсем рядом, под боком, чувствовался другой комок, твердый и холодный снаружи, но горячий и медленно бурлящий внутри. Я сплю, решила она, ленивым пушистым шариком перекатываясь в кромешной тьме, ныряя и взмывая в незримых омутах и купаясь в невидимых темных течениях. А еще где-то рядом находятся мама с папой и смотрят на меня с добрыми улыбками, ожидая, когда я открою глаза. Я сплю и скоро проснусь. Сейчас Парс запрыгнет на живот и начнет будить меня нарочито противным трезвоном, и я встану и пойду на лекцию… Только по какому предмету у меня лекция? И… я ее читаю или слушаю?

Осознание нахлынуло внезапной четкой волной. Какая лекция? Похищение, Сураграш, поединок с Шаем… Меня же убили!! Или нет? Я умерла? Но я думаю! Я мертва или жива? Что происходит? Почему я не чувствую свое тело?

Где-то вдалеке забрезжила белая искорка света, и она изо всех сил рванулась туда, вперед, чтобы стряхнуть происходящий кошмар — и резко дернулась на кровати в незнакомой комнате. Она, обнаженная, лежала на мягком топчане, стоящем в отгороженном ширмой углу, а из-за ширмы лился теплый солнечный свет, приветливый и радостный. Оттуда же доносились неразборчивые, но родные и знакомые голоса. Она соскочила с топчана, чувствуя под босыми ступнями гладкую упругость пола, отодвинула ширму и остановилась как вкопанная.

В пяти шагах от нее упругий пол из непонятного материала кончался, словно обрезанный, вместе с комнатой. Сразу за ним начинался заросший высокой травой луг, за которым тихо шелестели высокие толстые стволы тикуриновой рощи. Щебетали невидимые птицы, кожу обдувал ласковый теплый ветер, и высоко в небе сияло солнце.

На границе между полом и лугом прямо на земле устроились трое. Они сидели, скрестив ноги, спиной к Карине, и их золотисто-коричневые тела бронзово отсвечивали под лучами светила. Услышав шорох ширмы, они обернулись, и Карина ахнула, не сумев сдержаться.

— Папа! Рис! — воскликнула она. — Тетя Хи, ты жива!

Она бросилась к ним — и замерла, не сделав и двух шагов.

— Но ведь ты умерла… — растерянно сказала она. — Тетя Хи, ты… Нам же передали, что ты умерла. И я… Я тоже умерла? Где мы? Что здесь за место?

— Умерла ты, Кара, или нет — интересный теологический вопрос, — озорно усмехнулся Дзинтон, и Карина почувствовала, как при звуках его голоса радостно холодеет все внутри. — Технически — ага, умерла. Шай был хотя и тот еще мерзавец, но боец не чета тебе. Попасть длинной тяжелой тоскалой точно в сердце уже после того, как мозг перестал действовать — могу ему только поаплодировать. Посмертно, разумеется.

Он поднялся на ноги и подошел к Карине.

— Ну, здравствуй, дочурка, — серьезно сказал Демиург, взъерошивая ей волосы в своей излюбленной манере. — Давно не виделись. Очень рад тебя видеть вживую, если можно так выразиться. И я рад, что ты с честью прошла свой первый путь.

Карина на секунду прижалась к нему всем телом, как прижималась в детстве, но потом, спохватившись, отстранилась.

— Папа, — недоуменно сказала она, — но что произошло? Я все-таки умерла?

— В определенном смысле, — хмыкнул Дзинтон. — Хотя и не до конца.

— Джа! — Эхира тоже поднялась на ноги, и Карина только сейчас заметила, что она сильно помолодела. И еще в ней явственно проглядывали смутно знакомые черты — но чьи именно, непонятно. — Кончай ребенка мучить. Она и так в шоке. Давай, рассказывай. Или я сама расскажу, если ты вдруг своего хитроумия застеснялся.

— Ох, Майя, какая же ты все-таки нетерпеливая, — покачал головой Дзинтон. — Ну ладно, расскажу. И не только ей. Тебе тоже.

— Мне? — удивленно взглянула на него Эхира.

— Майя? — охнула Карина, глядя на нее. — Как — Майя?

— Очень просто, — нетерпеливо отмахнулась та, и ее фигура внезапно подернулась рябью и изменилась. Теперь перед Кариной стояла та самая девушка, что разговаривала с ней в Крестоцине ненастным вечером восемь лет назад. Только глаза — глаза у нее остались от Эхиры. — Все очень просто, хотя и не слишком тривиально поначалу. Эхира — моя автономная проекция с односторонней связью. Через терцию-другую, когда немного освоишься, я и тебя научу такому фокусу. Джа, что ты мне рассказать хочешь?

— Освоюсь? — тупо повторила Карина, переводя взгляд на Дзинтона. — Папа…

— Джа, — Панариши тоже поднялся на ноги и сладко потянулся. — Я бы на твоем месте действительно начал с самого начала. Если уж я столько времени в себя прийти не мог, то она тем более ничего не понимает. Если сам не можешь и Майе не доверяешь, давай я расскажу.

— Между прочим, Семен, терпеливость и уважение к старшим — весьма похвальные качества любого юноши, — Джао повернулся к нему, назидательно подняв палец. — А я тебя почти на миллион лет старше.

— А я тебя — на полмиллиона. Только что-то не помню, чтобы ты ко мне хоть когда-то хоть сколько-то уважения проявлял, — фыркнула Майя-Эхира. — Так его, Семка! Наконец-то у меня союзник появился. Станем его вдвоем воспитывать. Я с позиции жизненного опыта, а ты — искренней благородной юности.

— Ша, девочки и мальчики! — решительно сказал Дзинтон, отстраняя Карину и садясь в сгустившееся прямо под ним кресло. — Я говорю! Присаживайтесь. Только сразу всех прошу — когда вам меня убить захочется, сдержите порыв. Дайте договорить сначала, а потом хоть в терновый куст бросайте.

— Джа! — прищуренного глянула на него Майя. — Когда ты так говоришь, у меня всегда появляется предчувствие, что торопиться действительно не следует. Потому что ты заслуживаешь не быстрой и легкой смерти, а долгой и мучительной. Признавайся, какую пакость ты опять устроил?

— Сначала сядь, — фыркнул Демиург. — Потом все услышишь. Кара, просто представь, что ты садишься на что-нибудь, и все.

Не отводя от него прищуренного взгляда, Майя плюхнулась на возникший под ней высокий, словно в баре, табурет. Панариши просто откинулся назад и расслабленно повис в воздухе, словно устроившись в невидимой наклонной лежанке. Карина нерешительно посмотрела на них и осторожно присела, пытаясь ощутить ягодицами что-то, на что можно сесть. Тут ее словно толкнули, и она опрокинулась назад, нелепо взмахнув руками — и ощутила, что ее со всех сторон охватывает мягкое уютное кресло.

— Потом с виртуальной мебелью освоишься, — нетерпеливо сказал Дзинтон. — Итак, начинаем сеанс разоблачений. Начнем с Эхиры. Майя, может, сама пояснишь?

— Поясню, — согласилась та. — Кара, ты знаешь, что такое проекция. Демиурги часто создают таких кукол для общения с биоформами. Обычно проекция находится в прямом подчинении Демиурга и управляется одной из его точек концентрации сознания. Грубо говоря, марионетка на ниточках и с обратной связью. Но можно сделать так, что кукла окажется самостоятельно думающей, чтобы снять с точки концентрации нагрузку по выполнению рутинных операций. Например, для поездки в автобусе или ожидания в приемной много ума не надо, но какие-то разумные действия предпринимать проекция должна. Причем не простые действия, а такие, какие выполнил бы сам Демиург в данной ситуации. Пихнули тебя в бок — надо как-то отреагировать в зависимости от играемой роли: извиниться или, скажем, в физиономию плюнуть. Поэтому даже самая тупая проекция обычно оснащена определенным интеллектом, более высоким, чем, — она фыркнула, — у некоторых якобы разумных биоформ. Пока понятно?

Она испытующе взглянула на Карину, и та молча кивнула.

— Однако такая кукла все равно требует пристального внимания, чтобы обеспечивать адекватность ее реакции в более-менее нетривиальных ситуациях. А наши возможности по контролю проекций хоть и велики, но не безграничны. Каждая наша точка концентрации сознания отнимает ограниченные ресурсы, и больше полутора-двух десятков одновременных проекций не могут держать даже самые умелые кукловоды типа нашего Джао. У меня лимит — максимум одиннадцать параллельных проекций, и то я стараюсь обычно не создавать больше трех-четырех, дальше голова болеть начинает. Но иногда просто позарез нужно больше. А еще иногда нужно прочувствовать на собственной шкуре какую-то ситуацию из обычной жизни, но не с точки зрения всесильного Демиурга, а как обычному человеку. Тогда мы делаем автономные проекции — выделяем кусочек нашего сознания в отдельную независимую сущность и предоставляем ему действовать по своему усмотрению. Обычно также создается ложный набор воспоминаний — для себя такое несложно, достаточно пометить как истинную произвольно полученную память, пусть даже отрывок из когда-то просмотренного фильма. И мы получаем независимую личность, искренне считающую себя обычным человеком, с собственным прошлым и будущим, со свободной волей, ничего знать не знающую ни про каких Демиургов.

— И Эхира была такой автономной проекцией? — растерянно спросила Карина. — А…

Она замолчала. Майя вопросительно взглянула на нее.

— И я рада, что ты ее создала, — наконец закончила та. — Хотя мне очень жаль, что она умерла.

— Умерла… — задумчиво проговорила Майя. — Да. Умерла. Хотя и не совсем — ее память и жизненный опыт ассимилированы во мне. Кара, со временем человек меняется, и меняется не в лучшую сторону. А Демиург — тот же человек, пусть и улучшенный с технической точки зрения. Знаешь, обладая бессмертием, так легко забыть, что такое умирать по-настоящему. Так легко забыть, что биоформы способны испытывать ужас перед смертью, под сенью которой они проводят всю свою жизнь. Заигравшись, начинаешь распоряжаться чужими судьбами, не задумываясь, что твои игрушки погибают на самом деле. Я впервые осознала проблему…

Она на секунду задумалась.

— Да, пожалуй, минуты полторы назад. Вскоре после того, как после открытий Джао у нас начался тотальный бум увлечения Игрой. Я победила во второй Игре — тогда еще без строгих правил, наобум — и финальной точкой стала великая битва Добра и Зла. Я разумеется, играла за Добро, но в сражении положила почти двадцать тысяч человек только со своей стороны. Я, безумно счастливая, упивалась своим полководческим талантом и смаковала воспоминания, пока, инкогнито гуляя по улицам своей столицы, не заглянула в небольшой дом. Вокруг кипел праздник — флаги, фанфары, представления, шествия, но в нем оставалось тихо. Только молодая женщина сидела на кровати, обнимая едва научившуюся ходить девочку. Такая вполне себе серая мышь — невзрачная, не фигуристая, с простеньким личиком, никаких шансов на второе замужество. Она чувствовала такую тоску и отчаяние, что я ее волей-неволей запомнила. Но в остальном проигнорировала — типичная солдатка, после войны таких вдовиц остались десятки тысяч. Не первая и не последняя, погорюет да продолжит жить дальше, так я решила в своей эйфории. И забыла про нее. А несколько дней спустя вспомнила, заглянула в то жилище снова — и не нашла там ни женщины, ни девочки. Соседи сказали, что какой-то родственник ее выгнал на улицу с пустыми руками. Чуть позже я их нашла — только не живых людей, а два трупа у городской стены. С голоду умерла сначала женщина, а потом и девочка. Война страну разорила, еды не хватало, голодали многие, так что их никто из родственников не подкормил. А она, видимо, оказалась слишком гордой, чтобы просить милостыню.

Она вздохнула.

— Я периодически вспоминаю выражение лица того ребенка. Отчаянье, страх, непонимание… Наверное, перед смертью она пыталась будить заснувшую маму и не понимала, почему та не просыпается. На ее лице застыл такой ужас умирания, что я едва сама с ума не сошла. Тогда я сама умерла в первый раз. Я создала автономную проекцию, сформировала ей ложную память, как у солдатки, потерявшей мужа, и позволила умереть голодной смертью. А потом ассимилировала ее воспоминания. Кошмарненькие ощущения, я тебе скажу, когда угасаешь в одиночестве, тоске и безнадежности. Ничего общего с твоей быстрой и героической смертью за Великую Идею. Играть я не перестала, но с тех пор взяла себе за правило умирать хотя бы раз за десяток поколений, чтобы ощущения из памяти не изглаживались.

Внезапно она фыркнула.

— А еще я Джа нос натянула. Он ведь до самого момента, когда вас бросил, так и не догадывался, что Эхира — проекция. Я ее настолько тщательно проработала, что даже при внимательном взгляде ее искусственность незаметна оказалась. А глубже копать у Джа повода не нашлось. Вот он и купился.

— Майя, но почему Эхира? — поинтересовалась Карина, которой внезапно стало не по себе. — Ну… она ведь была главой твоей сети влияния, а потом сети папы… да, Дзи?

— А! — махнула рукой та. — Оптимизация ресурсов. Когда создаешь сети влияния, типичная проблема — перерождение твоих агентов. Как тщательно их не подбирай, ощущая свою тайную силу, они со временем становятся высокомерными, заносчивыми, эгоистичными. Привыкают играть судьбами и наслаждаться интригами вместо того, чтобы заниматься тихой невидимой работой, для которой их рекрутировали. Вон, Джа не даст соврать — у него такое сплошь и рядом начиная с самого первого мира. Семен свидетель.

— Ага, — согласился Дзинтон. — Когда я сделал свое самое первое общество, несколько раз создавал там тайные организации Хранителей — конспирация, тайное правление, направление несмышленых… И каждый раз спустя два-три планетарных десятилетия приходилось их радикально перетряхивать. Семен помнит, как мы с Суоко, Ведущей, схлестнулись на последнем совете. Робин ее в двадцать лет в Хранители отобрал, и тогда она казалась замечательной девочкой — серьезной, внимательной, хотя и очень самостоятельной, но всегда слушающей других. Совсем как ты по характеру. А к моменту свертывания дел два десятилетия спустя с ней стало почти невозможно иметь дело: самостоятельность превратилась в упрямство и высокомерие, серьезность — в догматичность, а всю отточенную логику ума она направила исключительно на навязывание другим своей воли. И самое главное, что она всерьез вознамерилась сделать выборную и временную должность Ведущей своей постоянной привилегией.

Демиург вздохнул.

— Самое обидное, что сначала всегда вырываешь из общества лучших, а потом приходится их убирать со сцены. И напрямую поправлять нельзя, чтобы самостоятельность не подавить, и без присмотра не оставить.

— Вот! — подняла палец Майя. — Так что я Эхиру сделала главой сети влияния и периодически контролировала ее состояние, подправляя огрехи. А когда обнаружила, что Джа ее в своих целях задействовал во время моего… отдыха, решила так и оставить. А потом запрограммированное время ее существования подошло к концу, ну и… померла она, в общем.

Она наклонилась вперед и заглянула Карине в глаза, сжала ее руку.

— Кара, — мягко сказала она, — Эхира — это я. Я умерла вместе с ней, и она жива во мне — как часть моей памяти, моей личности. Не грусти. Я смотрю на тебя ее глазами, и я рада, что хотя бы в таком виде провела рядом с тобой полторы минитерции. Ты славная девочка, но тебе еще только предстоит понять, каково быть бессмертной.

— Бессмертной? — тупо повторила Карина.

— Джа, валяй, твоя очередь рассказывать, — Майя выпрямилась на своей табуретке. — Только начни с той части, которая должна удивить меня.

— Как скажешь, — согласился Джао. — Должен же я за Эхиру отыграться? Но сначала пообещай мне одну простую вещь.

— А именно?

— Еще раз поклянись, что не убьешь меня на месте.

— Клянусь, — быстро согласилась Майя, окидывая его задумчивым взглядом. — Я же сказала — убью чуть погодя и медленно. Рассказывай.

— Майя, я не шучу, — покачал головой Демиург. — Пообещай, что дашь мне возможность хотя бы объясниться, прежде чем начнешь делать оргвыводы. Иначе ни слова не скажу.

— Хорошо, — снова согласилась Майя. — Джа, ты меня интригуешь. На полном серьезе гарантирую, что позволю высказаться до конца, но ничего больше не обещаю.

— И за такое спасибо, — хмыкнул тот. — Твой экспериментальный эффектор освободил я.

Несколько секунд Майя молча смотрела на него. Потом внезапно ее фигура полыхнула языками жаркого пламени.

— Ты освободил эффектор? — звенящим от напряжения голосом произнесла она. — И больше половины минитерции позволил мне сходить с ума в заблокированной проекции? Ты знал — и пальцем не пошевелил, чтобы меня освободить?

— Я не просто знал, — откликнулся Демиург, рассматривая ногти. — Именно я отрезал интерфейсы твоего штатного эффектора и позволил вирусному эффектору заблокировать тебя.

— И зачем же? — Майя говорила, четко артикулируя слова, но казалось, что она громко скрежещет зубами.

— Затем, что ты намеревалась провести вмешательство недопустимо высокого уровня, причем заведомо не могла достичь нужных результатов. Затем, что ты упорно отказывалась меня слушать, когда я пытался объяснить тебе последствия. Прости, Майя, но единственным способом на пальцах показать, что я имею в виду, оказалось выпустить эффектор и не позволять тебе вмешиваться достаточно долго, чтобы ты не смогла списать результаты на случайность. Говорил я тебе, чем закончится предоставление уникальных способностей лишь избранным? И для избранных, и для общества в целом? Вижу, что помнишь. И кто прав в результате?

— Я хотела сделать уникальным каждого!

— Невозможно. Если уникален каждый, значит, не уникален никто. Уникальность всего лишь становится очередной нормой. Ты не могла добиться желаемого на избранном пути, но при том полностью бы уничтожила естественность общества, которое мы пообещали друг другу сохранять настолько нетронутым, насколько возможно.

— Но зачем ты удерживал меня беспомощной и изолированной?! Четыре планетарных года!!

— Ну, будь ты простым человеком, я бы, может, и почувствовал бы угрызения совести, — хладнокровно заметил Дзинтон, по-прежнему рассматривая ногти. — Но поскольку ты, в отличие от человека, даже в парализованном виде способна создать себе виртуальность по собственному вкусу — хоть по лесу гулять, хоть в игры играть — я решил, что немного пассивности и отдыха пойдет тебе на пользу. Следовало же тебе хоть как-то пострадать за свою самоуверенность?

— Да кто дал тебе право выступать судьей?! — Майя взвилась с табуретки. Контуры ее тела полностью растворились в ревущем пламени, и Карина инстинктивно отпрянула, ощутив на лице жар. — Мы не в Игре, и я не признавала тебя Арбитром! И кто дал тебе право взламывать мой дневник?! Ты ведь знал — знал!! — где и в каком состоянии я нахожусь, знал все время! И все равно влез в него…

— Не-а, — качнул головой Дзинтон, наконец-то поднимая взгляд. — Я его не взламывал.

— Что? — от удивления Майя осеклась. Клубы пламени вокруг нее опали, и сквозь них снова проступили очертания ее тела. — Как — не взламывал? Ты же сам сказал…

— Я СКАЗАЛ, что взломал его, — пояснил Демиург. — Не мог же я просто рассказать остальным, какую пакость тебе устроил! Вот и изобразил бурную деятельность. Успокойся, Майя, я не лез ни в твой дневник, ни вообще в твой архив.

— Ну, и за то спасибо! — выдохнула Майя. — Но все равно, Джа, ты… ты…

— Сволочь, мерзавец, гад, — кивнул тот, криво усмехнувшись. — Знаю. Я Корректор, Майя, не забывай. Я влезаю в дела только тогда, когда следует поправлять других. Так что мое вмешательство редко оказывается приятным. Да, Кара?

Карина вздрогнула.

— Папа… — с запинкой сказала она. — Даже если именно ты выпустил эффектор на свободу, я ведь говорила тебе…

— Говорила, — кивнул тот. — Кем бы ты стала без эффектора, домохозяйкой, забитой девчонкой, то, се, пятое, десятое… Я помню. Но есть кое-что еще. Именно я расставил точки принуждения так, чтобы недоброй памяти Шай похитил тебя и вывез в Сураграш. И именно я подсказал Семену спланировать развитие событий по сценарию, в котором ты служила катализатором восстания.

— Что расставил? — ошарашенно спросила Карина.

— Точка принуждения, — пояснила Майя, которая снова вернулась к нормальному виду и опустилась на табуретку, — есть определенным образом сформированная последовательность событий, артефакты, циркулирующая в социуме информация, локальное изменение законов физики и тому подобные вещи, в результате воздействия которых целевой индивид — или группа — вынужден незаметно для себя следовать путем, требующимся автору точки. Обычно применяется Игроками-Тактиками для ненавязчивого управления своей командой, а также Конструкторами для программирования событий игровой сцены. Джа, ну Кара-то тебе чем не угодила? Над ней-то ты почему измывался? Я же знаю, что бандюка в Кайгане пришил ты, замаскировавшись под Калайю! И ты же позаботился, чтобы информация дошла до… как его? Который в Крестоцине. Именно ты заварил всю кашу с похищением!

— Следила, значит, за мной, любопытная ты наша? — хмыкнул Дзинтон. — Расслабься. Кара угодила мне всем. Но у нас, как ты заметила, и без того хватает личностей, начиная с Камилла, ни на мгновение не задумывающихся, чем Игра оборачивается для вовлеченных биоформ. Я решил, что раз уж мы поднимаем ребят до своего уровня, небольшая прививка сострадания им не повредит…

— Джа, ты скотина!

— …а еще Семену требовался эффективный катализатор для запланированной перетряски Сураграша. Семен, — он покосился на Панариши, — справился просто великолепно, подготавливая восстание. Чтобы втянуть в действие население Сураграша, запуганное, неграмотное и суеверное, требовалась знаковая фигура, обладающая безусловным имманентным авторитетом. Заморская женщина, обладающая даром оживлять мертвых и в соответствии с легендой являющаяся Избранной Дочерью — самый подходящий персонаж. Мужчины простят ей, что она женщина, потому что она из-за моря, а местные женщины поддержат ее всем сердцем, что тоже немаловажно. В конце концов, с улицы мужчина всегда возвращается в семью. Ну, а что она на любой вкус поддержана авторитетами и богов, и духов, дает ей искомую легитимность. В общем, я совместил приятное с полезным, а заодно ввел Кару в курс дела.

Он бросил взгляд на ошеломленно глядящую на него Карину и хмыкнул.

— Майя, — задумчиво сказал он, — если ты уже раздумала меня убивать, не переключишься ли на пятый канал? Нам с Семеном лучше поговорить с Карой наедине. Боюсь, втроем мы слишком сильно ее грузим для первого раза, особенно с учетом воскрешения.

— Избавиться от свидетеля хочешь? — Майя бросила на него уничтожающий взгляд. — Джа, я тебе историю с эффектором никогда не забуду. И не надейся. Кара, когда наш хитроумный мудрец закончит пудрить тебе мозги, свяжись. Поболтаем по-своему, по-девичьи.

Она ободряюще ткнула Карину кулачком в плечо и пропала.

— А ведь я ей даже не сказал, что ускорил смерть Эхиры с помощью своих сережек-стимуляторов, — задумчиво сказал Джао. — Ну а что мне еще делать оставалось? Иначе она бы так и не собралась с духом, чтобы вовремя сделать про тебя публичную передачу. М-да. Разгребать мне, похоже, последствия своих затей еще не одну минитерцию…

Карина несколько секунд смотрела прямо перед собой, пытаясь справиться с потоком мыслей. Похоже, на нее в очередной раз свалилось слишком много подряд — поединок с Шаем, смерть, пробуждение, странная беседа с Демиургами… Что-то, что сказал Дзинтон, казалось очень важным, очень-очень важным, но что? И тут она поняла.

— Папа, — напряженно спросила она, — что означает «поднимаем до нашего уровня»?

— Ты у меня, как всегда, не только красавица, но и умница, — Дзинтон-Джао на мгновение вспыхнул одобрительной улыбкой, которую она так хорошо помнила по детству. — Вычленяешь из общего потока главное. Все просто, Кара. Теперь ты Демиург.

— Что? — Карина почувствовала, как сердце дало перебой. — Как — Демиург?

— Очень просто, — фыркнул Дзинтон. — Самый обычный Демиург. Как я. Как Майя. Как Камилл. Есть кое-какие временные ограничения, но о них позже. Поздравляю тебя, милая, с обретением полноценного божественного статуса. Хочешь собственную планету, где тебе человеческие жертвы приносят? Только скажи.

— Дзи… — Карина отчаянно попыталась собрать в кучу разбегающиеся мысли, но не преуспела. — Но как я… как ты… я же умерла!

— В той же самой степени, что и Эхира. Кара, тебе уже довольно давно затруднительно умереть без собственного желания. Тебя вообще не было в Сураграше — там присутствовала лишь твоя проекция. Я перенес твою психоматрицу на вихревой носитель, когда тебя везли через океан. Твою и Цукки.

— И Цукка… тоже?

— И Цукка, и Палек, и Яна, и Саматта, и Дентор, и Биката. И это — лишь начало. Вы — Новое Поколение, Кара. Вы те, кто придет нам на смену.

Дзинтон картинно щелкнул пальцами, и внезапно все окружающее пропало. Не стало ни комнаты, ни луга, ни горячего солнца… вернее, солнце как раз осталось. Оно великолепным огненным шаром сияло на черном бархате бездонного космоса, усыпанного искрящейся роскошью звездной пыли. У Карины вновь не осталось тела. Ее бесплотное существо пронизывало ласковое тепло ничем не ослабляемых солнечных лучей, которые, как она знала, смертельны для любого комочка биологической ткани, рожденного под прикрытием планетарной атмосферы. Мир переливался миллионами новых оттенков, для большинства которых не существовало названий, и радостное пение далеких звезд пронизывало ее существо. Она потянулась к солнцу — и внезапно умерла, с головой окунувшись в пучину гиперсдвига, и в следующее мгновение ожила, чтобы оказаться совсем рядом с ним — огромным шаром неистово пылающего пламени, ощетинившимся протуберанцами раскаленной плазмы, ревущим, неистовым — и в то же время таким родным и безопасным…

«Теперь ты смотришь на мир глазами Демиурга, Кара», — где-то на грани сознания промелькнула цепочка незнакомых символов, зазвучав голосом Джао в ее несуществующих ушах. — «Именно так мы видим мир, когда смотрим на него по-настоящему. Теперь твой мир — вся наша Вселенная, и еще мириады вселенных, какие ты только сможешь себе представить. Ты — Демиург. И, кстати говоря, кое-кто просил передать тебе свои поздравления. Транслирую…»

«Камилл в канале. Твой занудливый папочка уже закончил промывать тебе мозги?» — за цепочкой символов каким-то образом угадывалось ехидство. — «Я тебе хороший совет дам — слушай его поменьше. Иначе и тысячи планетарных не пройдет, как ты от его нотаций на стенку полезешь. Впрочем, я туда уже давно залез, так что составишь мне компанию. Поздравляю с новым статусом. Когда обвыкнешься и надумаешь заняться делом — я имею в виду, сыграть Игру-другую — чур, я первый в очереди. По-первости я тебе даже фору дам, малявка».

«Веорон в канале. Карина, не могу сказать, что во всем согласен с Джао. Думается, он слишком торопится с действиями — особенно с учетом того, что не удосужился даже заранее поставить Текирскую рабочую группу в известность о своих планах очередной коррекции, тем более — настолько глобальной. Но я рад, что ты стала одной из первых рожденных в новом поколении. Свяжись, когда освоишься, поговорим. А то я боюсь даже предполагать, что именно насоветуют тебе наши хитроумные манипуляторы. Что Джао, что Камилл, что Майя — все с одного куста розочки».

«Харлам в канале. Не имею чести быть знакомым лично, но Джао по какой-то причине счел необходимым ввести меня в курс своего социального эксперимента. Вероятно, толика уважения к первому учителю в нем еще сохранилась, что отрадно. Честно говоря, великолепная госпожа… я правильно употребляю эпитет „великолепная“ с обращением „госпожа“?.. новая затея наших молодых и безалаберных озорников изначально заставила меня насторожиться. Эмоционально нестабильные и безответственные личности с возможностями Демиурга могут сильно действовать окружающим на нервы и мешать заниматься делом. Однако по изучении истории твоей семьи я склонен предполагать, что у Института пространственных манипуляций наконец-то появился шанс обрести новых сотрудников — если не в твоем лице, то в лице твоих компаньонов. Прошу передать госпоже Цукке мои наилучшие пожелания и просьбу связаться, когда появится свободное время. Возможно, сейчас о таких вещах говорить преждевременно, но через секунду-другую мы к разговору обязательно вернемся. Пока же желаю приятного времяпровождения».

«Миованна в канале. Привет, Кара. Не знаю, чего Джао ждал столько времени. Я бы вашу компанию пять-шесть планетарных лет назад перевела… если бы, разумеется, он поделился своими планами и согласился принять мое мнение к сведению. Рада видеть новых личностей в нашей до чертиков надоевшей компании. Как придешь в себя немного — вызови, пообщаемся…»

Голоса… Невидимые и неслышные за цепочками незнакомых символов, они в то же время обладали уникальными оттенками индивидуальности. Волна восторга накатила на нее и подняла на гребне, и Звездный Пруд, который в страшно далеком прошлом назывался Млечным Путем, рассыпался перед ней вихрящимися спиралями и облаками искристой бриллиантовой пыли и тускло-черными заплатами пылевых облаков. Звездный свет в богатстве ранее невидимых для нее тончайших оттенков омыл ее, словно новорожденную в теплой купели, и квазары серебряными фанфарами возвестили ее рождение.

И тут все закончилось.

Она, нагая и ошеломленная, стояла посреди зеленого сада, и Дзинтон-Джао пристроился в низкой развилке дерева, в своей излюбленной манере покачивая ногой и посматривая на нее с добродушной ободряющей улыбкой. Панариши все так же полулежал в воздухе и с интересом рассматривал ее. Карина растерянно посмотрела на них.

— Ты теперь Демиург, Кара, — проговорил Джао, и внезапно Карина поняла, что его до краев переполняет радость — за свой завершившийся план, за нее, за всех них. За то, что ее история наконец-то закончилась — лишь для того, чтобы начаться заново. — Ты — Демиург, придется привыкать. Расслабься, если сумеешь. Хотя, помнится, когда меня из биоформы наконец-то на вихревой носитель перенесли, я от избытка чувств пару минитерций между звездами скакал, как бешеный заяц.

— Пару минитерций? — пробормотала Карина — и тут же послушно пришло понимание: тринадцать планетарных лет или около того. — Папа… но когда?..

— Тебя и Цукку я перевел, когда вы в трюме парились, — пояснил Дзинтон. — В первый дни после переноса на новый носитель при притирке нейроинтерфейсов обычно возникают проблемы с управлением проекциями — конечности сквозь предметы проходят или, наоборот, их ломают, передача ощущений дрожит и сбивается, все в таком духе. Чтобы замаскировать побочные эффекты, я выбрал момент, когда вы под воздействием дурмана находились, сначала настоящим, а потом имитированным. Остальным пришлось болезненное состояние наводить искусственно. Палека я перетащил за день до того, как он свой разлюбезный гравископ открывал, Яну и Саматту — за период до того. Помнишь, они жаловались, что на пару какую-то странную простуду подхватили? Бикату я поднял два дня назад, Дентора — неделю, Томару — две, ну и так далее. Всего в первой очереди — около восьми десятков душ, на вторую еще под тысячу запланировано, но через минитерцию-другую, не раньше — когда вы, первая очередь, освоитесь и сможете в роли наставников выступать. В считывающих коконах вы уже полтора планетарных года ходите, так что ваши психоматрицы давно подготовлены к переносу. Я лишь дожидался, когда Семен полностью подготовит восстание в Сураграше, чтобы поймать нескольких скакунов одним арканом.

Карина без сил опустилась на траву, устроившись в позе лотоса, и принялась успокаивать дыхание. И тут же почувствовала, что колотящееся сердце забилось ровно и спокойно.

— У тебя больше нет биологического тела, — напомнил ей Джао. — Точнее, я его в стасисе заморозил в целости и сохранности. Можешь сохранить на память, чтобы потом ностальгировать или даже носить как куклу, хотя особого смысла в том нет. Сейчас же ты носишь проекцию с полной имитацией биоформы, которую я тебе сваял специально на первое время, пока сама их делать не научишься. Если захочешь изменить внешность,просто представь себе, как. Или можешь оптическое зеркало сформировать, если так проще. А псевдофизиология проекции полностью подчинена твоему рассудку, так что сердце можешь совсем остановить, если хочешь. И дышать не обязательно — только не забывай, что люди к тем, кто не дышит, обычно с подозрением относятся, и разговаривать вслух сложно. Кстати, окружающего нас места не существует, сплошная виртуальность. Если желаешь сменить обстановку, трансформируй по своему усмотрению.

— Папа, у меня голова кругом идет, — пожаловалась Карина. — Ой… я эффектор не чувствую!

— Я его временно заблокировал, — хмыкнул Дзинтон. — Учти, у тебя теперь эффектор планетарного класса. Он хотя и ученический, но ты им всю Текиру в пыль разнести можешь, если неловко повернешься. Ну вы-то с Яни еще ладно, какой-никакой опыт имеется, освоитесь быстро. Но вот остальным учиться и учиться… Напрактикуетесь — включу дополнительные возможности, займетесь зажиганием звезд где-нибудь в пузыре. А там, глядишь, действительно к Харламу в стажеры пойдете, если понравится. Но до такого еще не одна сотня планетарных лет, а на Текире я вам даже планетарный эффектор по-первости использовать не позволю. Обойдетесь слегка улучшенной версией того, что имели, чтобы лишних подозрений не вызывать. Так, теперь по текущим планам. Семен?

— Кара, — Панариши мягко опустился из воздуха на ноги, подошел к Карине и сел перед ней на пятки, — для начала я все же формально представлюсь. Хотя… ты сама не догадалась, кто я? Конечно, на тебя много чего свалилось за последние полчаса, но все же?

— Рис… — пробормотала Карина. — Я… не знаю. Семен? Я не слышала твое имя раньше. Ты Демиург?

— С некоторых пор — да. Но ты хорошо знаешь, кто я такой и откуда взялся на вашей планете. Одно время меня звали Тилосом.

— Тилос? — Карина почувствовала, как ее глаза расширяются до размеров плошек. — Тот самый Тилос? Который Серый Князь? Но ты… ты же умер! Я же читала!

— Умер. Как и ты, — согласился Семен. — В свое время мне так надоело жить и барахтаться, что я позволил себя убить, искренне надеясь, что на том все и закончится. Однако некоторым, — он покосился на Джао, — очень не нравится расставаться со старыми привычными игрушками. Он снял мою психоматрицу и устроил ей двухвековой сеанс восстанавливающей психотерапии по методологии Демиургов. У них, знаешь ли, периодически возникает та же самая проблема. И хотя мне казалось, что я выразил свою последнюю волю ясно и недвусмысленно…

— Ну, извини, — Джао пожал плечами. — Я до самого последнего момента колебался, стоит ли тебя пробуждать. Но когда я понял, что обычного человека на роль координатора по Сураграшу поставить не смогу, выхода у меня не осталось. Но ты ведь и сам теперь понимаешь, что твое тогдашнее стремление к смерти — всего лишь следствие накопившейся усталости? Отоспался как следует, и ладно. Вечер — паникер, а утро, как известно, утешитель.

— В мое время такую пословицу еще не придумали, — хмыкнул Семен. — В общем, Кара, наш старый закулисный кукловод меня разбудил, сделал Демиургом, как и тебя, и засунул в Сураграш, заявив, что если не я, то вообще некому. И что мне оставалось делать?

— Да уж, — вздохнула Карина. — Рис… Семен… Тилос… Ой, я окончательно запуталась. Как тебя называть?

— «Рис» и «Панариши», наверное, пока адекватнее, — лже-шаман потер бровь. — Мне в Сураграше еще работать и работать, и менять там имя пока не стоит, слишком много контактов на него завязано. Чтобы не оговариваться случайно на людях, используй его. Семен — мое самое первое имя, и я решил, что оно останется и основным, для внутреннего круга. А Тилос… Серый Князь умер больше двух веков назад, и я не вижу смысла его возрождать. Но теперь речь о тебе.

— Обо мне?

— Ну да. Тебя период как умыкнули из Крестоцина. Тебе пора решить, что делать дальше. Для целей восстания и формирования нового государства ты мне, в общем-то, больше не критична, свою роль ты отыграла, но твое присутствие может существенно помочь. Тебе следует в ближайшее время определиться, хочешь ли ты участвовать в истории с восстанием и дальше. У тебя три варианта.

Он показал указательный палец.

— Первый — мы имитируем твое спасение, и ты возвращаешься домой, к прежней жизни, вместе с друзьями и родственниками. Что ты публично умерла, ничего не значит — своим объяснишь, а остальные поверят в любую сказку. Второй вариант, — он распрямил большой палец пистолетиком, — ты остаешься в Сураграше и помогаешь мне строить новое государство в качестве президента, королевы, богини, талисмана или кого еще пожелаешь, а по ходу дела на практике обучаешься прикладной социопсихологии. Заодно своих друзей и родственников привлечь к делу поможешь, ваша компания мне бы очень пригодилась. Третий, — он распрямил безымянный палец, — ты остаешься официально мертвой и переходишь на неформальное положение. В любом случае тебе — и всей вашей компании — предстоит многому учиться, так что заранее просчитай свои возможности. Официально умирать я бы тебе пока не порекомендовал — хорошую и достоверную легенду жизни сформировать не так-то просто. В остальном у тебя есть несколько дней, чтобы посоветоваться с Джао и родственниками и принять решение.

— А я знаю, что она выберет, — сообщил Джао со своего дерева. — Хочешь, поспорим?

— С таким шулером, как ты? — Семен пожал плечами. — Я что, сумасшедший? Кара, оставить тебя ненадолго, чтобы от первого шока отошла?

— Папа! — вскинулась Карина. — Но скажи…

— Не «папа», — мягко перебил ее Дзинтон. — Джао. Или Дзинтон, если тебе так привычнее. Я еще долго останусь твоим учителем и наставником, никуда ты от меня не денешься, но теперь мы на равных. Так что ты хотела спросить?

— Дзи, — Карина вскинула на него умоляющий взгляд. — Но почему именно я? Почему мы?

— Потому что давно назрело, Кара, — лицо Джао сделалось серьезным. Он спрыгнул с дерева, подошел к ней и сел рядом с Семеном на траву. — Я рассказывал вам, сколько нас осталось — чуть больше восьми сотен. Восемь сотен личностей на всю нашу Вселенную и еще немереное количество соседних пузырей. Мы — меньше, чем кристаллик соли в необъятном океане, и мы давно выродились, утратив цель в жизни. Большинство, увлеченное Игрой, проблему не понимает, но если попытаться абстрагироваться и посмотреть на картинку со стороны, все очень печально. Мы превратились в субстрат, которому уже не суждено рождать новых мыслителей. Мы творим миры, что-то изучаем, копошимся в своих мелких делишках, но цель в жизни мы утратили полностью — и не способны найти ее самостоятельно, как бы ни искали. Нам нужна новая, молодая поросль.

Он печально усмехнулся.

— Я продумывал планы вливания в наши жилы молодой крови задолго до того, как освободил эффектор Майи. Я хитрил, интриговал, запутывал следы, боясь, что кто-нибудь, догадавшись, решительно выступит против и заставит меня отказаться от планов. Я отчаянно маскировал большую коррекцию нашего маленького закосневшего социума обычной игровой коррекцией на вашей планете. Но я, кажется, сам себя перехитрил. Когда я три планетарных дня назад публично объявил о своих планах, из двадцати восьми Демиургов, присутствующих сейчас в базовом пространстве, я получил ровно девять откликов. Остальные не отреагировали и, боюсь, не отреагируют — им просто все равно. Возможно, откликнется кто-то из тех, кто сейчас в Игровых мирах, но маловероятно. Когда придумали Игру, подавляющее большинство высказалось за сброс игровых миров в окружающую пену после завершения партии. Тогда мы боялись, что наши создания, оставшись в нашем мире, в один прекрасный день превзойдут нас по знаниям, уму и могуществу и уничтожат нас. Чушь полная, конечно, но в целях общественного спокойствия пришлось согласиться. А теперь — теперь всем безразлично.

Он откинулся назад, вытянулся на траве и заложил руки за голову, неподвижно уставившись в небо, прямо на сияющее солнце.

— Я долго думал, почему мы теряем интерес к жизни — и не пришел ни к какому определенном выводу. Но, возможно, в свое время мы допустили серьезную ошибку, слив воедино искинов и человеческий разум. Мы обрели творческую фантазию человека, помноженную на холодный рационализм компьютеров, и это вывело нас к звездам. Но оно же навсегда уничтожило в нашей жизни случайность. Искины, что естественно, никогда не допускали того, что считали бессмысленной глупостью. Но далеко не всегда с помощью логики можно просчитать все без исключения последствия. Вариантов просто слишком много, чтобы просчитать все, а эвристические функции дают гарантированный результат только на уже известных наборах данных. А глупость, нерациональность, случайность тоже могут привести к успеху. Да, к случайному, не чаще раза на миллиард или триллион. Но именно такой единственный шанс двигал вперед биологическую эволюцию на Земле. И зачастую именно он двигал технологический и моральный прогресс на Земле. Уничтожив его, мы застыли в закосневшей безукоризненности, ставшей для нас фатальной. Планомерный количественный прогресс в сфере необъятного знания не имеет никаких шансов на качественный прорыв.

Он повернул лицо к Карине.

— Мы стали равными звездам, Кара — выдающийся результат для потомков протоплазменных комков, зародившихся на Земле миллиарды лет назад. Но остановиться на месте означает умереть. Нам надо идти вперед — а мы не имеем никакого представления, куда. Вы — первое поколение Демиургов, не являющееся симбиозом биологического и искусственного разума. Ваши эффекторы — хоть и умные, но покорные и нерассуждающие слуги, а не вожаки и даже не равноправные партнеры. Искины, которых Камилл воспитывал в вашем обществе, вам помогут, но многого не ожидайте. Они тоже построены на новых принципах — у них отсутствует общее сознание, каждый искин — индивидуальная личность, и у каждого — свой путь в жизни. Возможно, сами по себе они тоже окажутся способны придумать что-то новое, неожиданное. Вам всем предстоит самостоятельно набивать себе шишки, и, возможно, вы сумеете узнать то, что не смогли узнать мы. Ну, а мы еще успеем научить вас тому, что знаем сами, пока еще не ушли за грань бытия.

— Узнать то, что не сумели узнать вы… — задумчиво произнесла Карина. — Папа, я не понимаю. Я привыкла видеть тебя молодым, но… я же знаю, какой ты старый на самом деле. Какие вы все старые. У вас столько опыта, столько знаний…

— Не так много, как ты думаешь, — улыбнулся Джао. — Кара, «знание» и «понимание» — разные вещи. Студент-медик много чего помнит из лекций и учебников, но допустишь ли ты его в одиночку к операционному столу? Большая часть нашего «знания» — всего лишь данные, хранящиеся в невероятных по размеру и плохо каталогизированных базах. Данные, накопленные трудами немногих подвижников и, по большому счету, никому не нужные. Мы умеем поверхностно ориентироваться в них и использовать в своих целях, но лишь как пользователи, не как ученые. Вы, без сомнения, научитесь такому очень быстро даже по вашим собственным меркам. В конце концов, что такое компьютер и как им пользоваться для поиска информации, вы все прекрасно знаете. Но оставим пока будущие задачи. Сейчас у тебя есть более насущные.

— Более насущные?

— Угу. Кара, Сураграшский конгломерат нужно разгребать. Он — язва в вашем обществе, служащая постоянным источником напряжения. Являющаяся не только источником коррупции и наркотиков, но и постоянным поводом для наращивания военной мощи Четырех Княжества и Граша. А военная мощь, раз накопленная, просится в дело. Мне совсем не хочется, чтобы они вцепились друг другу в глотку по-настоящему. Я даже не упоминаю, что в Сураграше в совершенно скотских условиях живет почти восемьдесят миллионов человек. Поэтому его следует преобразовать во что-то более приемлемое. В одно государство или в несколько — увидим по ходу дела, у Семена несколько вариантов просчитано. Он обладает гигантским опытом в области подковерных политических игр и формирования государств…

— Джа, неужели ты вслух перед посторонними мои таланты признал? Не верю!

— Тихо, непоседливый юноша, не перебивай убеленных сединами патриархов. Кара, Семен вполне способен перетряхнуть Сураграш и самостоятельно, но альтернативная точка зрения всегда полезна. Да и тащить такой груз в одиночку быстро надоедает. Я бы хотел, чтобы ты и твои друзья все-таки помогли ему. Я не прошу, чтобы ты отказалась от прежней жизни, бросила незавершенные дела, но все-таки если не сейчас, то через какое-то время задумайся, не хочешь ли ты немного поиграть в политику.

— Дзи! — Карина с испугом посмотрела на него. — Но я же не знаю, что делать! Я же никогда такими вещами не занималась!

— Все когда-то начинают впервые, — пожал плечами Демиург. — Считаем, что вводный курс ты прошла. Но я тебе не помогал и помогать не намерен. Я с Текирой пока закончил работать, последняя моя коррекция здесь завершена в начале пятидесятого. Сейчас у меня и с Джамтеррой забот полно. И изучать джамтан мне куда интереснее, чем возиться с вашим детским садом, если честно. Так что сами выкарабкивайтесь.

— Но я врач! Я не политик, не полководец, не социолог!

— Политик, манипулятор и вообще злобный диктатор у вас Семен…

— Джа, я высовываюсь на поверхность лишь в исключительных случаях. Даже и не надейся, что сейчас на трон взойду.

— Значит, сделаешь президентом Кару и станешь дергать ее ниточки из-за кулис. Если она согласится на роль марионетки, разумеется. Социолог у вас — Яни. Министр обороны — Мати, с Дентором в роли первого зама. Цу вполне сойдет за министра образования, а Палек — строительства. Он ведь, кажется, стремился мир облагораживать? Вот пусть и развернется на совершенно голом месте. Да и здравоохранение — весьма важная отрасль, ты и займешься ее созданием. А сверх того, Кара, я же сказал — вы не единственные. Появятся среди новоиспеченных полубогов и экономисты, и политики, и все, кого только душа пожелает. И потом, я же тебя не принуждаю. Если не чувствуешь в себе сил или призвания, вполне можешь вернуться домой, в Крестоцин или Масарию, к прежней жизни. Местным сообщат, что ты погибла. Мертвый пророк на знамени может даже оказаться полезнее живого, чего, кстати, Шай тоже не понимал.

Карина откинулась на спину, обхватила голову руками и застонала.

— Ничего-ничего, — зубасто усмехнулся Джао. — Трудно первые сто лет. Или сто пятьдесят. Потом втянешься. Помнится, когда я самое первое государство сваял у Семена на планете, первые несколько веков только и делал, что рвал на себе волосы от отчаяния. Кара, быть богом — та еще задачка, если подходить к делу ответственно. Но все равно придется смириться, что от тебя зависит далеко не все. В конце концов, человека делает человеком свобода воли, а в нее входит и свобода убивать, и возможность умереть от чужой руки. Я изо всех сил пытался воспитывать тебя, Яни, Лику так, чтобы вы одновременно ценили свою свободу и при том осознавали ответственность за сделанный выбор. И, кажется, я преуспел. Ну, а дальше — ваше дело. Детство кончилось, Кара. Начинается юность — мятущаяся, неспокойная, полная сомнений и поиска себя. Но я уверен, что ты справишься. Если я в ком и уверен, то именно в тебе.

Он потянулся и снова взлохматил Карине волосы.

— Но сейчас, Кара, тебе пора вернуться к остальным. А то они от тоски, глядишь, еще групповым самоубийством жизнь покончат. Они почему-то считают, что виноваты в твоей смерти. И имей в виду — до них нужно потактичнее донести известие о перемене статуса. Ты-то привыкла, что тебя то и дело жизнь по башке лупит, но их нервы лучше поберечь. Кансе пообещай повышение статуса авансом, как только ее перенос окажется подготовлен — она и сама по себе девочка славная, и Лика иначе поступить не позволит. Но вот всем остальным — увы, пока не светит. Ольга — потенциальный кандидат, но лишь пока потенциальный. Если не считать уже отобранной и подготовленной мной группы, в ближайшие пару столетий решение о повышении статуса станут принимать исключительно старшие Демиурги, никак не вы. Лучше поберегите чужие нервы и не обсуждайте с другими данную тему.

— Ох! — Карина снова взялась за голову. — Дзи, я же совсем про наших забыла! Но как… как я к ним вернусь?

— Молча, — фыркнул Джао. — Громко не получится — в вакууме звук не распространяется, а твой носитель сейчас висит в полуминуте от фотосферы звезды. Ты бы, кстати, отодвинулась в сторонку, а то еще поджаришься ненароком. Защита защитой, но и подставляться лишний раз не стоит. Потом научу создавать точки восприятия, не перемещая точки концентрации сознания. Семен поможет с навигацией на первых порах и объяснит, как создавать резервные копии своей психоматрицы. Не торопись слишком сильно: одно из преимуществ нового статуса — умение общаться на повышенной скорости. Весь наш разговор занял примерно пять планетарных минут. Я на связи, как введешь остальных в курс дела — зови, поболтаем. Пока, Кара.

Легкая рябь в воздухе — и его не стало. Карина растерянно посмотрела на хитро улыбающегося Семена. И как она должна выбираться из местной виртуальности?

Панариши-Тилос-Семен подмигнул ей, и мир снова изменился. Окружающая растительность пропала, и бездонный мрак космоса окутал ее. У нее опять не осталось тела, но теперь она знала, что в любой момент может им обзавестись — таким, каким пожелает. У нее не было глаз, но она видела в тысячи раз больше, чем могла увидеть раньше. Она видела, слышала, обоняла, осязала и еще многими непонятными пока способами чувствовала окружающую Вселенную, и восторг существования снова охватил ее. Огненный шар солнца по-прежнему висел рядом — нет, мчался сквозь пустоту вместе с ней, и она устремилась прочь от него, туда, как что-то — Семен? — подсказывало ей, мчится в пустоте Текира, ее родной дом, ее планета, ее ясли, которые ей — им всем — еще только предстояло перерасти. Точки навигационных маяков поблескивали, окружая звездную систему правильной сферой, и один, самый крупный, в ядре планеты, манил ее домой.

Она — Демиург. Они — Новое поколение. Скоро, очень скоро по меркам равнодушной Вселенной им предстоит покинуть Текиру и начать искать свой путь в пустом холодном мире. Но до того — до того у них еще остались обязанности, которыми нельзя пренебречь. Она должна передать знания молодым девиантам, научить их пользоваться своими способностями, помочь Овари и его ребятам довести до ума новые сканеры и инструменты. Но главное, она должна закончить то, что хочет от нее папа — и чего хочет она сама: помочь Семену принести мир и прогресс в полудикие джунгли Сураграша. Пусть не сразу, пусть через сто или двести лет, но принести. А прежде всего она должна успокоить друзей. Ведь они и в самом деле считают, что она погибла!

Невидимая и неслышимая, она призрачным облаком струилась в пустоте, и голубая жемчужина планеты стремительно приближалась к ней. Нельзя заставлять друзей ждать, нужно использовать гиперсдвиг… но сначала она немного насладится полетом. Чуть-чуть, совсем немного. Всего минуту-другую…

* * *

Напряженную тоскливую тишину, что стояла в Большом Доме, казалось, можно щупать руками. Стремительно темнело — солнце опустилось за Рогатую гору, и небо затянуло грозовыми тучами. Могильный полумрак комнаты изредка освещался вспышками молний, и крупные капли дождя уже стучали по всеми забытому на площади трупу Шая ах-Велеконга и брошенной в грязь бесценной тоскале.

Шаттах и Дурран оставили их одних, вместе с людьми Муха отправившись забирать заложников у подавленных бойцов Оранжевого клана. Когда Ольга попыталась помочь отнести тело Карины в дом, Шаттах аккуратно взял ее за плечо и еле заметно покачал головой. В глазах княженки мелькнуло понимание, и она, бросив на Саматту извиняющийся взгляд, растворилась в воздухе, чтобы возникнуть в воздухе возле отпрянувших от нее солдат Дракона. Шаттах с Дурраном последовали за ней.

Яна манипуляторами внесла тело Карины в дом — осторожно, словно хрупкую вазу — и уложила на топчан. Остальные вошли за ней и замерли в тяжелом молчании. По лицу Цукки, крепко сжавшей руку угрюмой Яны, текли слезы, но истерика, в которой она билась над телом Карины, уже сменилась маской тоски и смертельного горя. Дентор и Саматта стояли у них по бокам, словно телохранители, и на их каменных лицах не выражалось ничего. Канса тяжело оперлась на плечо Палека, а тот успокаивающе поглаживал ее по волосам, и едва ли не впервые за всю жизнь его глаза потухли, а лицо застыло в неподвижности восковой манекена. Биката присел на лавку в углу и, обхватив голову руками, уставился в пол. Тэйсэй и Матса забились в угол комнаты и прижались там друг к другу. Девочку била крупная дрожь, и сын торговца успокаивающе сжимал ее руку.

Никто не считал, сколько прошло времени в гробовой тишине. Тело Карины лежало на топчане в углу, и в свете едва мерцающей масляной лампы ее лицо казалось спокойным и одухотворенным — гораздо более живым, чем лица остальных. Небольшое пятно крови под левой грудью растворилось в неверных тенях, и казалось, что она просто прилегла отдохнуть и вот-вот откроет глаза, потянется и встанет. Но все знали, что такому случиться не суждено. Отчаянные попытки почувствовать в ней хотя бы искру жизни там, на поле боя, успехом не увенчались. И не могли увенчаться: острие меча Шая со смертоносной точностью пронзило ей сердце и вышло под левой лопаткой.

— Я во всем виноват, — наконец тяжело проговорил Саматта. Его голос казался хрустом гравия под колесами автомобиля. — Мне следовало отговорить ее. Или удержать силой.

— Нет, Мати, — качнула головой Цукка, вслепую нащупывая его руку, не отрывая от Карины взгляд. — Ты не мог. Никто не мог. Ты же знаешь, что заложники погибли бы, откажись она от поединка. Нет, она не отказалась бы ни за что. И никто из нас на ее месте не отказался бы.

— Все равно, — качнул головой Саматта. — Как я мог позволить ей выйти одной против маньяка с мечом?

— Нет, вина лишь моя, — голос Яны казался совершенно безжизненным. — Я же видела ее эмоции. Я знала, что мы не сможем ее отговорить! Мне следовало нейтрализовать ее сразу, пока она не ожидала нападения. А я…

— Хватит, Яни! — резко оборвал ее Палек, и все обратили на него взгляды. — Хватит грызть себя. Даже если бы вы сумели силой заставить ее отказаться, она никогда в жизни не простила бы вам такого. Вы забыли, ради чего она вышла одна против Шая? Она умерла ради того, чтобы другие могли жить. Мы не можем предать ее память, заявив, что она сделала глупость, что существовал другой достойный путь. Не существовал, мы все знаем. Она выбрала, и ее выбор можно только принять.

Он осторожно освободился от Кансы, шагнул вперед и опустился на колени перед топчаном. Он нерешительно тронув Карину за руку, словно надеясь в глубине души, что она оживет.

— Прости меня, Кара. Наверное, я был плохим младшим братом, — пробормотал он. — Но что сейчас поделаешь… Мы должны похоронить ее как подобает. Погребальный костер и все такое.

Он поднялся и подошел к выходу из комнаты, тяжело оперевшись о косяк.

— Пойду найду кого-нибудь из местных, — проговорил он. — Когда кончится дождь, сложим костер на центральной площади…

— Да уж точно, Лика, попадаются братцы и поуважительнее.

Глаза Палека расширились от изумления, и он, осекшись, замер, словно превратившись в ледяную статую. Затем он медленно отступил на два шага назад. Остальные неверяще встрепенулись, оборачиваясь.

В дверном проеме, почему-то очень хорошо различимая, словно подсвеченная солнцем, стояла невысокая, почти мальчишеская фигурка. Вот она пошевелилась и шагнула в комнату. Карина, босая, с короткой мальчишеской прической, одетая так, как любила одеваться дома, в Масарии — в короткие шорты и майку — подошла к топчану, как две капли воды похожая на лежащее на нем мертвое тело, и, склонив голову, с интересом оглядела его.

— И что, я все время ходила такая чумазая? Ну и ну!.. — Она неодобрительно хмыкнула и обернулась. — Лика, не надо костра на площади. Я терпеть не могу публичные представления, ты же знаешь. Да и мокро слишком, дрова не разжечь толком. Давайте лучше отменим похороны. Пусть остальные думают, что вы меня оживили и вылечили тайными ритуалами. В конце концов, всем же известно, что вы верные друзья и соратники Избранной Дочери. А раз друзья и соратники, значит, сами великие шаманы, разве не так?

Она блеснула короткой озорной улыбкой и коснулась плеча своего безжизненного двойника. Мертвое тело, заискрившись, медленно растаяло в воздухе, на несколько секунд осветив мрачную комнату переливающимся белым светом. Пустое платье упало на опустевший топчан.

— Ну что вы на меня так смотрите? — с виноватыми нотками в голосе спросила Карина, обводя друзей взглядом. — Это же я. Я вовсе не умерла.

И быстро добавила, словно испугавшись, что ей не поверят:

— Простите, что задержалась.

Конец

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга четвертая. Река меж зеленых холмов

Зима 848 г. Катония, город Масария

Природа плакала.

Мелкий зимний дождь водяной пылью сыпал с серого, затянутого угрюмыми обложными облаками неба. С черных веток, на которых местами чудом сохранились сгнившие скелетики листьев, под порывами ветра летели холодные мутные капли, стучащие в оконное стекло и по жестяному подоконнику, словно заупокойные барабаны, и в щель приоткрытого окна врывались сырые порывы уличного ветра. Зима царила на улице, и такая же зима прочно угнездилась в душе Нобары.

Урна с прахом жены стояла перед ним на столе. Вот и все. Вот и все. Все. Тридцать восемь лет они провели бок о бок. Тридцать восемь долгих лет, иногда солнечных и счастливых, иногда холодных и суровых, как нынешняя зима. Тридцать восемь лет, промелькнувших как одно мгновение. Казалось, только вчера он встретил Суйгин, такую молодую и цветущую, застенчивую и пахнущую новой весной, словно бутон еще не распустившейся розы. Он был старше ее на восемь лет, и когда назвал ее своей женой, беспокоился, что умрет раньше, оставив ее коротать вдовий век. Но вышло иначе. Она умерла задолго до срока, в шестьдесят три, оставив его доживать свою жалкую и уже никому не нужную жизнь. Последнюю свою куклу он сделал семь лет назад, поклявшись, что больше никогда не возьмет в руки резец и сверло, и лишь некоторые коллекционеры еще помнят его имя. Теперь ушел из жизни последний человек, для которого он что-то значил, и мир забыл про него полностью.

Модный гений, чьи уникальные поделки расхватывали богачи и коллекционеры, уже несколько десятилетий назад вышел в тираж. Когда врач объяснил ему, что у них с Суйгин не могут родиться дети, он с головой ушел в работу. Куклы заменили ему детей, которых не смогла дать жена, но былая страсть давно перегорела. Из творца, вкладывавшего душу в каждое творение, он превратился в ремесленника. Из создателя шедевров — в кустаря-конкурента индустрии игрушек, держащегося только за счет былой славы. О, безусловно, его куклы всегда получались великолепными — даже сейчас он чувствовал в груди колючую искру гордости за свой отточенный профессионализм — но не шедеврами, как ранние его работы.

И, в конце концов, они оставались всего лишь куклами.

Суйгин страдала молча. Она винила себя за бесплодность. Винила, наверное, до последних дней. Но она никогда не показывала ему свою слабость, и если бы он не знал ее так хорошо, то мог бы и не догадаться. Она предлагала ему взять ребенка из детдома, но он каждый раз отказывался. Чужой ребенок есть чужой ребенок, пусть даже живет с тобой под одной крышей. Наверное, тем самым он заставлял Суйгин страдать еще больше, но думать о том поздно, поздно, поздно…

Что заставляло его с головой уходить в работу, бежать от мира, закрываясь в своей мастерской? Гордость — или гордыня? Теперь уже все равно. Ушел человек, женщина, единственная во всем мире что-то значившая для него, и теперь впереди осталась лишь серая пустота последнего бессмысленного дня.

Старик отвернулся от урны с пеплом и тяжело пошаркал к старому секретеру с полировкой, покрытой частой сеткой мелких царапин. Открыв крышку, он достал лист старомодной бумаги. Он не признавал ни компьютеров с терминалами, ни даже писчий пластик. Впрочем, ему вообще нечего и незачем писать, и древняя пачка пожелтевшей от времени бумаги так и пылилась бессмысленно на полке много лет — до вчерашнего вечера. Он взял лист и перечитал набросанное карандашом. Строчки тянулись по нему вкривь и вкось, упорно не желая идти прямо, но почерк даже сейчас у него оставался каллиграфически разборчивым. Все верно. Нужно отнести документ нотариусу, а потом и позаботиться о том, чтобы его нашли. Детский дом, которому он завещал остатки своего невеликого имущества, он выбрал наобум. Какая разница? Главное, что деньги, оставшиеся после уплаты долгов, помогут детям. Наверное, все-таки следовало бы взять приемного ребенка. Сейчас он бы мог верить, что жизнь имела хоть какой-то смысл. Но поздно жалеть. Осталось лишь добраться до нотариуса, а потом вернуться домой и достать из шкафа на кухне пузырек с оставшимся от Суйгин снотворным. Таблеток, что там лежат, ему вполне хватит, чтобы заснуть окончательно и бесповоротно.

— Суйгин была хорошим человеком.

Выронив лист, Нобара обернулся настолько резко, насколько позволяло ему изношенное старческое тело — и почувствовал, как внезапно затряслись пальцы. В дверном проеме стояла темная фигура. Силуэт. Резкая черная тень на фоне полумрака с ровно горящими белыми огнями там, где полагалось находиться глазницам. Кто… что это такое? Призрак? Невозможно…

— Суйгин была хорошим человеком, — повторила тень. Она пошевелилась и шагнула в комнату — и все равно осталась бесплотной тенью даже в свете льющегося из окна тусклого зимнего света, дырой в никуда. Глаза же ее, казалось, разгорелись еще ярче. — Но всего лишь человеком. А люди умирают, мастер Нобара, хотя с этим так тяжело смириться.

— Кто ты? — дрожащим шепотом спросил старик. — Кто ты? Как ты сюда попал?

— Не все ли равно, кто я, мастер Нобара? — откликнулась тень. — Ведь ты все равно решил умереть. Неужели ты боишься какого-то призрака даже на пороге смерти?

— Я не боюсь призраков и духов. Я никогда не верил в них. И не намерен верить сейчас. Ты грабитель? У меня почти нечего взять, все деньги на счету в банке. Хозяйственные деньги здесь, я покажу, только уходи…

— Я не грабитель, мастер. Я не человек, верно, но я не желаю тебе зла. Наоборот.

Тень скользнула вперед. Движение бесплотной руки — и рядом с урной на столе из ниоткуда возникла черная прямоугольная коробка с двумя полушариями по бокам. Вделанный в ее крышку голубой кристалл слабо светился.

— Когда-то твоя слава гремела среди ценителей, мастер. Тебя знали и уважали. Но ты ушел из мира и забыт. Я хочу, чтобы ты вернулся к своему ремеслу. Я не предлагаю тебе вернуть былую популярность, ты даже не сможешь выставить свои новые творения на публичное обозрение. Но ты станешь тем, кто поможет сделать мир чуточку лучше.

— Зачем? И как? Я просто старик, — Нобара медленно наклонился и подобрал с пола завещание, потом нащупал стул и сел. Дрожь в пальцах постепенно проходила. — Многие молодые мастера давно превзошли меня. Десятки фабрик штампуют яркие блестящие игрушки, которые так нравятся детям. Что толку, если я вырежу еще десяток-другой деревяшек?

— Много толку. У тебя нет и уже никогда не будет детей. Но я принес тебе подарок — Колыбель. Положи в нее куклу, и она оживет. Она обретет разум и чувства — те, что вложишь в нее ты. Нужно лишь взяться за полушария и думать о том, каким бы ты хотел видеть своего ребенка. Долго думать — период, два. Полгода. И не только думать — ты должен вложить всю свою душу, чтобы получилась не глупая игрушка, а что-то настоящее.

— Ты смеешься надо мной, — горько проговорил старик. — Зачем? Что я сделал тебе, незнакомец, что ты отравляешь мои последние дни своей издевкой?

— Я не смеюсь, мастер Нобара. Все сказанное — чистая правда. Но помни — ты стар. Ты не сможешь сделать много живых кукол. Каждая заберет с собой кусочек твоей души, и когда вся она кончится, ты умрешь. Я не знаю, на сколько тебя хватит — на две, три или пять игрушек. Решать тебе. Просто положи куклу в Колыбель и думай, каким бы ты хотел видеть своего ребенка. Условие единственное: она должна быть сделана тобой. Неважно из чего — из дерева, гипса, пластика, глины, хоть из бумаги. Но тобой. Теперь прощай. Возможно, мы еще увидимся.

Тень отступила назад, ее очертания задрожали и размазались. Горящие глаза вспыхнули в последний раз — и погасли. Нобара снова остался один.

Какое-то время он молча сидел на стуле, глядя в пустоту. Потом поднялся и дошаркал до стола. Он протянул руку и коснулся урны с прахом.

— Суйгин… — прошептал он.

Он осторожно, словно до раскаленной, дотронулся до коробки. Дерево. Просто дерево, небрежно отшлифованное и плохо лакированное. Он приподнял крышку и заглянул внутрь. Ничего, кроме стенок, обитых складчатым синим бархатом или чем-то похожим.

Что же явилось ему только что? Призрак? Кто еще мог попасть к нему домой сквозь запертые двери? Но он всегда оставался убежденным безбожником и не намеревался становиться суеверным на закате дней. Кроме того, призраки обычно не носят с собой деревянные коробки и не оставляют их в подарок смертным.

Он опустил крышку и осторожно дотронулся подушечками пальцев до одного из полушарий. На ощупь — что-то вроде кожи, мягкой, слегка продавливающейся под пальцем и, кажется, немного теплой. Что, если он стал жертвой чьей-то злой шутки? Он вышел в крохотную прихожую своего маленького домика, прямо в домашних тапочках шагнул на грязный низкий пол и подергал дверь. Заперта. И цепочка накинута. Он по очереди заглянул в каждую из четырех оставшихся комнат, включая там свет. Везде окна снаружи закрыты тяжелыми ставнями, запирающимися изнутри надежными болтами. Он захлопнул их в день смерти Суйгин и с тех пор не открывал. А больше в дом проникнуть неоткуда.

Призрак? Призраков не существует, что бы ни рассказывали суеверные старухи своим внукам и правнукам. Но кем бы ни оказался странный визитер, он явно не являлся человеком. Может, какой-нибудь хренов инопланетянин, или что там нынче показывают в скверных фантастических фильмах. Шутка инопланетянина? Зачем? Какой ему смысл издеваться над наполовину выжившим из ума стариком?

Он вернулся в комнату и остановился перед столом. Он долго смотрел на странный подарок, потом перевел взгляд на секретер. На его верхней крышке, бездумно пялясь в никуда, сидела кукла. Старая, грубо вырезанная из дерева, с негнущимися руками и ногами, в ветхом тряпичном балахоне и с криво приклеенными глазами из разноцветных пластмассовых пуговиц. Сколько же ему было? Да, как раз вскоре после четырнадцатого дня рождения. Пятьдесят семь лет назад. Бокува. Самая первая сделанная самостоятельно кукла, всю его жизнь остававшаяся для него талисманом. Единственная, что сохранилась у него. Он часто разговаривал с ней, иногда мысленно, а когда-то даже и вслух. Он часто воображал, как бы воспитывал ее, стань она настоящей девочкой, его живой дочерью. Как учил бы ее читать и писать, проверял бы домашнее задание, вместе с Суйгин водил ее в зоопарк и парк развлечений, вытирал слезы из-за разбитых коленок и противных мальчишек, дергающих за косички… Кукла. Почему он не согласился взять ребенка из детдома?

Он тяжело дошагал до секретера и взял Бокува в руки.

— Прости меня, Суйгин, — прошептал он, баюкая куклу.

«Джао, контакт. Камилл в канале».

«Джао в канале. Что скажешь плохого?»

«Да уж скажу. Джа, ты представляешь себе, сколько сил я в эту штуку вложил? И кому ты ее отдал?»

«Камилл, во-первых, она стоила тебе максимум полудня работы. Планетарного полудня, прошу заметить, не галактического. Во-вторых, ты не спрашивал у меня раньше, что я хочу с ней сделать. Я спросил, сможешь ли, и ты согласился. Все. Я не обещал, что оправлю Колыбель в золото и стану молиться на нее трижды в день».

«Вообще-то я пребывал в твердой уверенности, что ты ее попросил для своей ненаглядной семейки, которую дрессируешь в Масарии. Не стыдно врать?»

«Врать? Я ни разу ни словом не обмолвился, что делаю ее для, как ты выражаешься, своей ненаглядной семейки».

«Но эн-сигнатуры, которые ты передал…»

«Ну и что? Камилл, еще раз: ты лучший из всех доступных сейчас специалистов в данной области, и я крайне признателен тебе за помощь. Но ты не ставил условий по использованию Колыбели, а я ничего тебе не обещал. Какие у тебя претензии?»

«Хм… да никаких, в общем-то. Кроме того, что ты сначала покопался в ней своими кривыми руками, а потом всучил ее полоумному дряхлому старикашке, который не сегодня-завтра близко познакомится с крематорием. Я вообще не понимаю твою идею, и мне уже жалко времени, которое я потратил на Колыбель».

«Не жалей. В свое время все разъяснится. Я ведь, кажется, обещал тебе, что твои искины замечательно впишутся в мои планы? Обещание до сих пор в силе».

«Обнадежил, спасибо. Я ведь всю жизнь мечтал подарить тебе все свои игрушки! Кстати, что ты там ему говорил про кусочки души? Я ничего подобного не закладывал. Ты, что ли, напортачил, когда с ней возился? Вроде бы дарить биоформам смертельные подарки не в твоем стиле».

«А, всего лишь необходимый мистический антураж. Ничего такого, разумеется. Просто мне нужно, чтобы он очень серьезно относился к каждой кукле».

«И кто-то тут еще пытается рассуждать про состояние моей психики!.. И все-таки, Джа, что за очередную глупость ты замышляешь? Не хочешь поделиться? А то невысказанные тайны тяжко лежат на сердце…»

«У меня сердце без малого миллион лет отсутствует. Считай, что мне просто хочется поставить долгосрочный эксперимент из области прикладной философии. Суть ты обязательно узнаешь, если только я не провалюсь. Тогда, уж извини, я сделаю умное лицо и что-нибудь навру с три короба».

«И все-таки, Джа, мог бы и поделиться. Ты же меня до сих пор сумасшедшим считаешь, ага? А вдруг я настолько сумасшедший, что мне твоя идея понравится?»

«Ты не сумасшедший, а совершенно безответственен и со сдвигом по фазе, и тебя все время нужно возвращать на путь истинный. Скажи спасибо, что я не дал тебе запереться на Текире, как ты намеревался. Вот тогда бы ты в одиночестве точно свихнулся, и быстро. Но за последние пару терций ты изменился в лучшую сторону. Наверное, компания Мио и Майи на тебя хорошо влияет. Еще вопросы есть?»

«Все-таки ушел от ответа! Ладно, я тебе еще припомню. Конец связи».

«Отбой».

А старый кукольник сидел за столом, неотрывно глядя на урну с пеплом жены, и его ладони бережно охватывали полушария Колыбели. И голубой кристалл, вмонтированный ее крышку, бросал на его лицо мерцающие отблески мягкого умиротворяющего света.

20.05.858, перидень. Сураграш, горный гребет Шураллах

— Восходящий поток магмы идет в мантии верстах в восьмистах южнее точки, где мы сейчас сидим, — Миованна ткнула пальцем в указанном направлении. Ее проекция имела вид женщины лет сорока с небольшим, в узких очках со стальной оправой, забранными в пучок на затылке волосами и в строгом брючном костюме. Она непринужденно висела в воздухе, ни на что не опираясь. — Карты планетарного строения в общем доступе Текирской рабочей группы, доступ у вас у всех туда есть, так что можешь поизучать на досуге. Если что непонятно, спрашивай. Ты вообще с геологией как, дружишь?

— Читал популярные книжки в школе да обязательный вводный спецкурс в университете сдал, ничего больше, — откликнулся Палек. Он сидел на краю скалы над разверзшейся внизу пропастью. С западной стороны южная вершина бывшего вулкана Аллахамана, возвышавшаяся на пять с лишним верст, представляла собой почти вертикально обрубленную голую поверхность, и Палек время от времени бросал вниз камешки, наблюдая своим новым зрением их процесс полета до самых лесистых низин. — Сама понимаешь, Мио, я в университете совсем не на горном факультете учился. Кое-что из прочитанного еще помню, но глубокого понимания не жди. Это принципиально?

— Не слишком. Следует лишь помнить, что сейсмическая нестабильность участков коры под Сураграшем за прошедшие два века задавлена почти полностью. Однако «почти» и «совсем» — две разные вещи. Я не могу мгновенно заморозить здесь всю активность — пойдет отдача в другие участки. В частности, резко увеличится число толчков под Тролличьими островами, и берега Срединного океана снова начнут еженедельно хлестать цунами. Система слишком тонкая — переменных слишком много, реакция на изменения проявляется не сразу, с задержками в периоды, а то и планетарные годы, так что баланс подбирать трудно. Я к тому, что в течение ближайшей терции или двух, а то и дольше, вас будет потряхивать, пусть и редко и несильно.

— Терция — сто лет, да?

— Около восьмидесяти планетарных лет Текиры. Плюс-минус.

— Никак запомнить не могу, — пожаловался Палек. — Терции, секунды — вроде привычные названия, а в голове путаются. Придумали же вы системочку летоисчисления…

— Ну, извини. Мерить космогонические процессы планетарными годами как-то не слишком удобно. Галактический год — и то слишком коротко, когда о конструировании миров речь идет. На самом деле все просто. Метрический год — один оборот Млечного пути вокруг оси, примерно двести пятьдесят миллионов земных лет. Текирских чуть меньше, но не суть. Далее последовательно на двенадцать делишь — месяц, день, час, минута, секунда, терция, минитерция. У тебя сложности потому, что еще не привык к стандартным каналам общения. Там символы метрических и планетарных единиц четко различаются, никакой путаницы.

— Тебе хорошо говорить, у тебя искин в башке сидит, все автоматически пересчитывает, — буркнул Палек. — А у меня — нет. Мне подсказывать некому.

— Во-первых, не в голове. Исходные человеческий и машинный разумы в нас переплетены так, что их друг от друга не отделить. Так что я вся целиком одновременно и человек, и искин. По-моему, вполне удобно. Не знаю, чего вдруг Джа вас решил иначе конструировать, но все претензии к нему. Может, еще и перерешит, когда убедится в неудачности идеи. А головы у меня вообще нет, как и у тебя теперь, кстати. Вообще отвыкай отождествлять себя со своей проекцией, ни к чему хорошему такое не приводит. Во-вторых, не ворчи. Ты же не думаешь, что в состоянии мгновенно изучить все, что мы накапливали почти пять миллионов лет? Привыкнешь и научишься, и пары секунд не пройдет. Метрических, я имею в виду.

— К тому времени все самоевкусное съедят, — Палек состроил унылую физиономию, но тут же не выдержал и рассмеялся. — Не обращай внимания, Мио. Просто я все еще не могу толком осознать… перемену статуса. Язык себя Демиургом не поворачивается называть, а уж метрическими секундами мыслить и подавно не получается. Давай-ка вернемся назад. То есть ты хочешь сказать, что дороги, если мы начнем их прокладывать, необходимо рассчитывать на сейсмические толчки?

— Да. А в горных и пригорных районах вроде вашей Муммы — и на лавины с селями и оползнями.

— Что не может не радовать… — Палек закусил губу и принялся задумчиво ковырять мерзлую скалу. Гранит под его пальцами крошился и сыпался как песок. — Интересно, во сколько раз это версту удорожит?

— Ты сначала пойми, куда и зачем намереваешься свои магистрали прокладывать, — посоветовала Миованна. — Прикинь на пару с Семеном, какие регионы и как могут развиваться, откуда и куда пойдет грузопоток, провесь главные трассы, а уж потом оптимизируй по стоимости. Карты, как я уже сказала, тебе доступны, основные инструменты геоанализа — тоже. Возможно, за счет подбора оптимальных путей найдешь способы сократить издержки. Впрочем, с этим не ко мне. Я ведь тоже не инженер-дорожник и даже не экономист. Мои интересы в Игре никогда выше медиевальных обществ не поднимались, и в индустриальной экономике Конструктору разбираться незачем.

— Догадываюсь, — Палек отломил кусок камня размером с детскую голову, удивленно посмотрел на него и сбросил в пропасть. — Спасибо, Мио, у меня вопросов не осталось.

— Да всегда пожалуйста. Если захочешь геологией или тектоникой вплотную заняться, свистни. Вводный курс я тебе прочитаю, а дальше ты у нас мальчик умный, разберешься. Только, пожалуйста, давай общаться дальше по стандартным каналам, без колебаний воздуха. Хотя бы в виртуальности, если без визуализации пока обойтись не можешь. Понимаю, что тебе пока непривычно, но так масса времени и сил экономится.

— Договорились. Конец связи.

— Отбой.

Проекция Миованны на мгновение мигнула и растаяла. Палек рассеянно покачал ногой над пропастью, уронил в нее сандалию, остановил ее парой сотен саженей ниже и поднял обратно.

— Ну и на кой сдалась мне ваша божественность? — уныло спросил он, натягивая ее на босую ногу. — Как все просто без нее было…

— Можно подумать, Лика, тебя кто-то заставляет ей пользоваться, — раздался за спиной ехидный голос Яны. — Отключи своей проекции все возможности сверх человеческих и живи себе желтым земляным червяком. Можешь и половину мозгов заодно отключить — все равно ими не пользуешься.

Палек лениво запрокинул голову назад и посмотрел на нее.

— Между прочим, ваша толпа нарушает мою благочестивую медитацию, — сообщил он. — Я, может, себе сознание очищаю, к просветлению стремлюсь, а тут сгущаются из воздуха всякие…

— Потом очистишь, о блистательный камисама, — неторопливо сгустившийся из воздуха Семен непринужденно присел на скалу. — У меня выдался свободный часок, так что я решил, что нам пора поболтать за жизнь и определить жизненные ориентиры. Рассаживайтесь кружком, молодая поросль, поболтаем.

— Великий шаман Панариши, как всегда, краток и сразу приступает к делу, — Цукка села на корточки рядом с опустившейся на пятки Кариной. — Мати, ты у нас большой и сильный, скажи ему, чтобы с дамами вежливо обращался. Может, он тебя испугается.

— Дор у нас самый большой и сильный, он пусть пугает, — Саматта недоуменно посмотрел на зажатую в руке автоматическую винтовку. — А ее-то я как прихватил? Совершенно точно из рук выпустил.

— Подсистема перемещения смещает все, что, как она определяет, в данный момент принадлежит к зоне прямого владения проекции, — пояснил Семен. — Не обязательно держать объект рукой, есть и другие отношения принадлежности. Одежду, например, вы не держите, но система смещает и ее. Отправить назад сумеешь?

— Сумею, — кивнул Саматта. Винтовка медленно поднялась перед ним в воздух, потом ее поглотил длинный черный кокон, мгновенно стянувшийся в тонкую линию и пропавший. — Дома, в Масарии, у Дзи охранная система с тем же интерфейсом работает, один в один. Только там не смещает, а уничтожает. Ну ладно, какова повестка нынешней встречи?

— За жизнь поговорить, — Панариши поерзал, устраиваясь поудобнее. — Ну что, молодежь, освоились немного со своей новой формой? В себя пришли? Лика, тебя даже не спрашиваю — вижу, ты уже до средств управления проекцией на низком уровне добрался…

— Погоди, — перебил его Палек. — Раз уж мы все здесь собрались, почему Каси нет? Она чем хуже?

«Палек, контакт. Канса в канале. Лика, не волнуйся, я слушаю. Рис мне транслирует».

— А, ну если так… — пробурчал Палек. — Между прочим, могла бы и меня попросить. А Би где? Тоже слушает?

— Ты что, не знаешь? — удивился Семен. — Он в Кураллах утром переместился. Там ему лабораторию пообещали, у него новые идеи насчет того, как связь организовать — надежную и полностью на текирских технологиях… во всяком случае, не отличимую от современной промышленной технологии. Какие-то там сложные схемы городит, гиперсвязь в промышленные коммуникационные чипы незаметно встраивает. Сейчас наверняка возится с наноманипулятором или в какой-нибудь страшной программе схемы рисует. Кара, как у тебя ощущения?

— Я в порядке, — Карина задумчиво посмотрела на него. — Почти. Состояние странное, но я притерпелась. Только вспомогательные системы на нервы действуют, особенно система мониторинга.

— Они необходимы, и система мониторинга — в первую очередь. Не забывайте, что видеозапись ваших нечеловеческих способностей можно сделать чем угодно, хоть камерой пелефона. И если она ненароком попадет в Сеть… Ребята, я говорил с каждым из вас по отдельности, но все же задам вопрос еще раз всем вместе: вы осознали, почему нельзя допустить утечку информации о существовании Демиургов в общество? Лика, тебя вопрос в особенности касается. Осознаешь?

— Рис, ты зануда еще похуже Дзи, — Палек взмыл в воздух и вытянулся горизонтально, заложив руки за голову. — Разумеется, я не собираюсь показывать такие фокусы на публике.

— На публике — полбеды, — Семен ехидно усмехнулся. — А тот факт, что сейчас эту местность активно снимает катонийский спутник «Космос-18» с оптикой, различающей предметы в пять сантиметров в диаметре, тебя никак не настораживает?

— Спутник? — насторожился Дентор. — Какой спутник?

— Военный. Шпионский, если хочешь, — любезно пояснил Семен. — И у вас у всех система оповещения о том настойчиво сигналит — ага? И у вас у всех она наверняка заглушена до уровня, когда предупреждение воспринимается только при явной концентрации создания. Если бы я не закрыл гору маскирующей сетью, в Министерство обороны Катонии уже ушли бы очень интересные снимки небольшой компании людей, развлекающейся на свежем разреженном воздухе на неприступном пике на высоте в пять верст — в легкой одежде и при температуре минус двадцать три. Лица, правда, не разглядели бы, но кто еще в здешних краях фигурирует в досье «Камигами»? Намек на будущее: интенсивность сигнализации для живых и электронных наблюдателей может регулироваться раздельно. И радиусы игнорируемых зон — тоже. Я понимаю, что неприятно, когда в спине все время чешется и колет, но пора бы уже и привыкать потихоньку. Или переназначьте датчики на другое ощущение, несложно.

— Действительно, сигналит… — Дентор задрал голову и посмотрел в зенит. — Как тут зрение регулировать, опять забыл… а, вижу. Снимает, зараза. Ну ладно, учтем на будущее.

— Да уж сделайте любезность.

— Между прочим, господин ты наш Семен, — Палек покровительственно улыбнулся, — не все такие олухи, как ты думаешь. Я тоже занавески над горой задернул, прежде чем Мио сюда звать.

— Действительно, некоторые не олухи, а просто поверхностные самонадеянные пустозвоны, — подмигнул ему лже-шаман. — Или типичные технари по стилю мышления, начинающие читать инструкции, только если что-то внезапно взрывается. Лика, техника «задергивания занавесок» рассчитана только и исключительно на биоформы с их характерными особенностями высшей нервной деятельности. А у небиологических наблюдателей, в том числе у искинов анализа изображений, знаешь ли, психики не наблюдается, так что «занавесками» от них не скроешься. От них можно защититься только прямым воздействием, в частности «маскировочной сетью», которая, в свою очередь, совершенно прозрачна для биоформ.

— Врешь! — не поверил Палек. — Я же читал… вот… — Он задумался. — Действительно, на электронику не действует, — наконец признал он. — Не обратил внимания. Ладно, уел, признаю. Я тормоз, о Великий Раскрашенный В Полосочку Учитель Панариши!

— Если не нравится в полосочку, могу пятнышками. Ребята, повторяю еще раз: если мы хотим добиться стабилизации обстановки на планете, публика не должна ничего знать о Демиургах. В противном случае мы получим такой расцвет религиозных культов и связанных с ними войн и охоты на ведьм, что вся двухсотлетняя работа Старших пойдет псу под хвост. Получим то же самое, что и после Пробуждения Звезд, с поправкой на подводные атомные ракетоносцы. А видеозапись с самого обычного пелефона, утекшую в Сеть, втихую вычистить практически невозможно. Поэтому очень прошу всех — на первых порах будьте очень аккуратны. Очень. Лучше, — он покосился на Палека, — если вы вообще не станете трогать настройки по умолчанию своих основных проекций и продолжите изображать обычных людей. Если хочется поупражняться, что, кстати, весьма приветствуется, слепите новую проекцию, которая никогда не показывается на людях, и измывайтесь над ней.

— А там очень сложно? — деловито поинтересовалась Цукка. — Я с компьютерами как-то не очень…

— Если ты думаешь, что Старшие Демиурги в массе своей отличаются высоким интеллектом, я тебя разочарую. Они хотя и симбионты людей с искинами, эмоционально доминирует все-таки человеческая компонента — за отсутствием эмоций у искина. А человек от природы глуп, туп, нелюбопытен и очень не любит учиться. Вы еще не изучали списочный состав Старших? Не обратили внимания, что наукой в подавляющем большинстве занимаются только первое и минус первое поколения? Наши Джа и Майя — едва ли не единственные исключения. Так что основная система управления проекциями настроена на уровень средней домохозяйки. Все элементарно: раздел базовых возможностей — управление проекциями — библиотека шаблонов. Кукол в детстве в платья одевала? Там немногим сложнее. Можно создавать по стандартным шаблонам или же лепить по-своему. Лику потом спроси, он уже во всем разобрался, я смотрю.

— Ага, я крупный авторитет, — важно подтвердил Палек. — Стану брать по маеру за консультацию, и уже лет через тысячу разбогатею. Рис, ты нас собрал, чтобы про осторожность напомнить?

— Лика, кончай хамить, — Яна попыталась пихнуть его кулаком в бок, промахнулась, оступилась и едва удержалась на ногах. — Рис, не обращай на него внимания, он с детства старших не уважает и кошельки по карманам тырит.

— Кошельки-то при чем! — возмутился Палек. — Сто лет их не…

— Ша, малявки! — внушительно сказал Саматта. — Потом доругаетесь. Рис, давай дальше, а то этой парочке только позволь сцепиться!

— Я собрал вас для того, чтобы обговорить планы на будущее. Неделя — не такой большой срок, но первый шок у вас уже прошел. Пора определяться, чем вы займетесь дальше. Если вы все-таки решили пока сохранить прежнюю жизнь, то пора к ней возвращаться. Если же хотите мне помочь, то скажите прямо сейчас. Я не могу в одиночку контролировать весь Сураграш, и мне отчаянно нужны помощники, которым я могу доверять безоговорочно. Я не настаиваю — если откажетесь вы, начну потихоньку будить остальную молодежь. В первой очереди восемнадцать кандидатур, и кто-нибудь обязательно согласится. Если не можете ответить сейчас, подумайте еще сутки. Но завтра крайний срок. Пришли в движение процессы, которые следует брать под контроль с самого начала, и один я не справлюсь.

— Я для себя давно все решила, — спокойно сказала Карина. — Рис, у тебя разве были сомнения?

— Нет. Но тебя слишком многое привязывает к прежней жизни. Я до сих пор не уверен, что ты вот так сразу сможешь порвать старые связи. Ты решилась окончательно?

— Да. Нужно только закончить несколько важных дел. У меня несколько операций намечены были, которые никто, кроме меня, не проведет. В том числе запущенный рак печени, с которым я из-за истории с похищением и так непростительно затянула. Пациент пока жив, я проверила, но еще пара недель промедления — и он умрет.

— Хорошо. Цу?

— Рис, я все-таки пока не могу. Мне нужно завершить проработку темы. От меня зависят люди, и я не могу просто так их бросить. Думаю, осенью я освобожусь и смогу вплотную заняться местными делами. Но вряд ли раньше.

— Хорошо. Мати?

— В твоем распоряжении. Лекции по истории и без меня найдется кому читать, а больше мне дома делать особенно нечего.

— Дор?

— Аналогично. Меня достало из года в год командовать спецотрядом. Жаль ребят бросать, но переживу. Может, еще и сманю кого сюда. Заодно молодость вспомню.

— Лика?

— Миованна меня обрадовала — дороги здесь строить можно. И мосты тоже. А я с детства хотел в мостостроители податься. И Каси не возражает здесь обосноваться. Я остаюсь.

— Яни, с учетом вчерашнего разговора тебя даже не спрашиваю.

— Ага. Я уже начала сканировать Сураграш в поисках детей с пробуждающимся эффектором. Пока намечаются три случая пробуждения в ближайший период-другой, и наверняка они не единственные. У меня есть мысли, как переломить ситуацию с убийствами. В общем, здесь я нужнее, чем в Масарии.

— Понятно. В таком случае для всех вас — даже для тебя, Цу, в Катонии — найдутся занятия. Сразу, однако, следует обговорить вот что. Всем нам в ближайшие годы потребуется общаться с самыми разными личностями в самых разных местах, отстоящих друг от друга на многие тысячи верст. Мы, конечно, можем перемещаться в любую точку мгновенно — но нам позарез необходимо соблюдать правдоподобие. Никто не должен знать о вашей новой природе. Повторяю — никто. В нашем распоряжении есть два десятка легких самолетов и вертолетов, захваченных у Дракона, есть и установки для производства биотоплива, и даже запасы авиационного керосина. Все перемещения проекций просьба осуществлять с помощью авиации. Для простоты взаимодействия о свободной технике запрашивайте меня, я укажу, что именно можно использовать в данный момент. Да, медленно и нудно, но необходимо. Использовать фантомы-имитаторы следует только в крайнем случае.

— Погоди. Как тогда быть с нашей вчерашней операцией? — поднял указательный палец Саматта. — Чем ты врезал по тому лагерю? Я так и не разобрался, но чем-то явно выходящим за рамки обычного.

— Нейроэффектор, настроенный на сплошную обработку области пространства. Вызывает беспричинное чувство панического ужаса. В сочетании с так понравившимися тебе визуальными эффектами крайне полезен для бескровного рассеивания противника. Вполне примитивно, Яни с помощью выданного Джа резонатора такое и раньше умела делать. Но, Мати, не забывай — я шамана специально для того и изображаю, чтобы иметь возможность фокусы показывать. Пока воздействие не выходит за рамки общего культурного фона, все в порядке. Я хочу сказать, что местное население искренне верит в шаманство, силу духов и тому подобное, так что для него мои якобы паранормальные способности — в порядке вещей. Они лишь добавят мне небольшую каплю авторитета. Стороннему же аналитику из просвещенного общества можно подсунуть рациональные варианты объяснений. Самый простой — полуграмотные аборигены выдумают и раздувают всякую чушь. Или: я не так прост, как кажусь, и каким-то образом имею доступ к передовым военным разработкам, наподобие инфразвуковых генераторов. Точно по той же схеме что-то может сойти с рук и Каре. Яни в какой-то степени может примазаться как широко разрекламированный девиант. Но за остальными шаманских и прочих особых способностей не замечено, так что следует быть очень аккуратным.

— То есть если мне придется выбирать между стрельбой и чудесами, я должен выбрать стрельбу? — уточнил Саматта. — И что тогда насчет запрета на убийство?

— Мати, — Семен глянул на него бездонными черными глазами, — я не запрещал тебе убивать. Я вообще не могу ничего вам запретить и ни к чему вас принудить. Вы — Демиурги, пусть и не научившиеся еще пользоваться своими возможностями. И вы все зрелые личности, прекрасно умеющие думать своей головой. Сейчас я вынужденно выступаю в роли вашего наставника, но я не в состоянии водить вас за руку всю вашу жизнь. Недалек тот день, когда вы окажетесь сами по себе. Я лишь настоятельно рекомендую по возможности обходиться без убийств, пока вы не найдете в себе новый баланс отношения к жизни и смерти. Человеческую жизнь очень легко оборвать, но невозможно восстановить, и лучше не начинать новую жизнь с поступков, о которых потом станете жалеть. Большинство наших противников — вовсе не отъявленные мерзавцы, которых неведомо как земля носит. Они обычные люди, волей судьбы оказавшиеся не на той стороне, зачастую — вполне неплохие люди. Того же Дуррана для примера возьмите. Дайте им шанс прожить жизнь заново, и они могут найти в ней иной путь. В мире вообще мало людей убежденно добрых и убежденно злых. Обычно есть лишь обстоятельства.

— А если в процессе соблюдения правдоподобия погибнет кто-то из наших? От шальной пули, например?

— Все бойцы знали, на что идут, когда вступали в отряды сопротивления. Они добровольно приняли правила игры — включая возможность своей гибели. Такова жизнь, Мати, и даже Демиурги не в состоянии тащить на себе весь мир. Люди умирают, и с этим ничего не поделаешь. А как минимизировать количество смертей из-за наших действий — выбор вариантов за вами.

— Философ… — пробормотал Дентор.

— Философ, — согласился Семен. — Поживешь с мое, еще и не таким станешь. Но что касается военных операций, то вам и в самом деле очень скоро придется проводить их самостоятельно. Вы в них ничуть не хуже меня разбираетесь, скорее, даже лучше, а мне нужно в политику играть. А я даже две проекции одновременно с большим трудом держу. Я не зря инфразвуковые генераторы упомянул — от Дракона нам досталось три штуки таких, два катонийских и один княжеский. Придется вам таскать их с собой вместе с генераторами для подзарядки. Пользоваться незачем, Яни покажет, как нейроэффектором правильно работать, но для поддержки легенды надо. Теперь такой вопрос: как вы думаете, что именно является нашей основной задачей в данный момент времени?

— Дракончиков добить? — жизнерадостно предложил Палек. — А давайте по ним нейроэффектором сразу по всем шарахнем! Они разбегутся, и у нас настанет светлое будущее.

— Во-первых, всем кушать надо, и боевики Дракона — не исключение. Если они разбегутся из своих лагерей, то превратятся в обычных бандитов, грабящих ради еды. Таких беглецов и без того хватает. Нам нужно не только их рассеять, но и ассимилировать в местном населении, чтобы за старое не взялись. Тех, кто заслужил, нужно судить, по возможности справедливо, остальных потихоньку станем вербовать в новую регулярную армию.

— В армию? — поразился Дентор. — Бандитов?

— Если тебе угодно так сформулировать. Дор, у нас серьезные проблемы с обученными солдатами. Ты же сам понимаешь, что с пятью тысячами бывших партизан, что у нас имеются на весь тридцатимиллионный Сураграш, мы даже полицию в городах толком сформировать не сможем. А армия нам потребуется, потому что без нее никто из соседей с нами просто разговаривать не станет. И взять ее неоткуда — сделать солдата из земледельца сложно и требует массу времени, сил и денег. У нас — ни того, ни другого. Как я уже сказал, значительная часть солдат Дракона оказались на той стороне просто потому, что в здешних краях никто не может предложить ничего более достойного. Даже если оставить Дуррана в стороне, половина моих партизан так или иначе перевербована из рядов Дракона. С того момента, как я начал вести здесь операции, за каждым боевиком следил специально выделенный фантом. По их данным к разряду отъявленных мерзавцев можно отнести от силы процентов пятнадцать. Искины Камилла помогут с анализом записей и выявлением настоящих преступников. Такой план действий тебя устраивает?

— Не слишком, — Дентор скептически скривил рот. — Бандит — он и есть бандит, пусть даже особо не свирепствовал. В нашу армию… Не знаю. Разве что перемешать с преданными людьми и муштровать до потери сознания.

— Вот вы на пару с Мати и займетесь планом их перевоспитания, — обаятельно улыбнулся ему бывший Серый Князь. — Инициатива наказуема, верно? Во-вторых, добить Дракона — второстепенная задача. Северные кланы мы вообще трогать пока не станем, да и остатки южных — тоже. Главное для нас сейчас — заявить о себе как о легитимном правительстве. Мы должны добиться международного признания. Нам нужны деньги — огромные деньги. На строительство инфраструктуры — дорог простых, дорог железных, электростанций и линий электропередач, любимых Ликой мостов. Деньги на создание необходимых государственных учреждений, системы здравоохранения и хотя бы начального образования, на оплату специалистов из других стран, которых нам придется приглашать на первых порах… А у нас финансов нет. Моих старых золотых схронов вроде того, что под Муммой, надолго не хватит. Джа передал мне контроль за своим биржевым искином в Катонии, которого он использовал для добывания сумм на операционные расходы, но целое государство он профинансировать не сможет. Карманная мелочь, не более. Единственная возможность раздобыть деньги на первых порах — торговать сырьем. Шураллах очень богат полезными ископаемыми, но их некому добывать и за отсутствием дорог очень сложно транспортировать. Мы можем привлечь иностранные корпорации, но те, что согласятся играть по правилам, не станут иметь дело с кучкой повстанцев. Им нужны хоть какие-то гарантии законности операций, а их может предоставить только признанная власть. И на достижение признания со стороны хотя бы Четырех Княжеств и Катонии мы и должны направить все свои силы.

— А Граш? — поинтересовалась Цукка.

— С Грашем все куда сложнее. Вы должны понимать, что в нем нет центральной власти в том же смысле, что и в Княжествах с Катонией. Формальные законы там имеются, но на деле все определяется сложной системой взаимоотношений племен и кланов. Власть в Граше базируется на личном авторитете лидеров, четко оформленные управляющие структуры существуют только там, где необходимо общаться с иностранцами. Власть Великого Скотовода, по большому счету, распространяется только на Грашград и его ближайшие окрестности. В остальных частях страны все построено на полуфеодальных структурах со своими авторитетами, у каждого из которых благосклонности придется добиваться отдельно. Даже наместники и Смотрящие ГВС на деле назначаются из доминирующих кланов и слабо ему подчиняются. В Граше даже мне тяжко ориентироваться, хотя у меня за плечами три века опыта времен Игры и еще десять лет — наблюдений в новейшем времени. Проблематично там в политику играть, слишком много корыстных интересов приходится балансировать.

— А территорию у нас оттяпать грашцы под шумок не захотят? — сощурился Дентор. — Ведь так удобно — ничейная земля, защищать ее некому…

— Не исключено, — согласился Семен. — Но и не слишком вероятно. Потенциально спорных территорий хватает, но все, что по-настоящему интересовало феодалов, уже под их контролем. С Драконом они сферы влияния делили достаточно эффективно. Дракон интересовался только маякой, на сухих солнечных равнинах растущей плохо, а лордам нужны только пахотные земли и пастбища, которых в джунглях мало. Без ясного понимания ситуации лезть на чужую территорию, рискуя конфликтом с непонятно насколько сильным противников, ни гуланы, ни тарсаки не рискнут. Дураки в тамошних раскладах не выживают в том числе физически, а умные наобум действовать не станут. Нет, риск военной интервенции со стороны Граша невелик — чего не скажешь про Княжества. Вот тамошние генералы вполне могут посчитать момент благоприятным — а на севере Сураграша есть богатейшие природными ископаемыми области, на которые в ЧК давно облизываются самые разные корпорации и отдельные личности. Чукамба, Тироллах, Феста, Муналлах… А мы вряд ли сумеем их удержать.

— Шураллах, Муналлах, Тироллах, Кураллах… — проворчал Дентор. — Сплошные «ллахи».

— На кленге «ллаху» означает «место», «область», — пояснил Панариши. — Очень распространенный корень в здешних названиях, только финальное «у» обычно редуцируется. Кстати, девочки и мальчики, языками, кленгом, поллахом и тарси в первую очередь, вы тоже займитесь вплотную: универсальный транслятор дает знание, но не понимание, а тонкие нюансы речи при общении очень важны. Так вот, чтобы закрепить за нами побольше этих самых ллаху, нам и нужно начинать действовать прямо сейчас. Кара, для начала основной удар придется держать тебе, сама понимаешь. У тебя в наших краях самый высокий публичный авторитет. После возвращения из Катонии тебе придется как следует помотаться по стране, чтобы показаться людям. Ты — тот символ, который сможет их объединить, а при неудачных действиях — расколоть. Также тебе придется заняться и международной дипломатией…

— Рис, ты же знаешь — я не дипломат даже в первом приближении, — Карина качнула головой. — Я врач.

— А я, когда меня Джа в Хранители рекрутировал, машиностроительный только-только закончил. Думаешь, там дипломатия в список факультативов входила? Разберешься. С моими подсказками на первых порах, разумеется. Остальным тоже политикой придется заняться вплотную. Цу, начнем с тебя. Поскольку вы с Карой все еще считаетесь похищенными, для начала вам обеим придется вернуться в Катонию. Следует показаться публике и донести до нее суть происходящего в Сураграше. И еще там есть люди, которых следует погладить по шерстке за участие в вашей судьбе. Придется потратить неделю-другую на скрытую рекламу нашего правительства в виде интервью, выступлений и тому подобного политеса. По ходу дела Кара порешает свои дела и отправится назад, а ты, Цу, на некоторое время превратишься в нашего официального посла. Ольга как раз намеревается вернуться домой, вот вместе с ней в Граш и поезжайте. У нас есть восьмиместный курьерский вертолет, завтра я вызову его сюда.

— Ракетчиков Дракона мы уже не боимся? — поинтересовался Саматта.

— Боимся. Поэтому тебе отдельное задание — прочистить трассы полетов. Вам с Дором пора осваивать тактические сканеры, вот заодно и попрактикуетесь. Кара и Цу, вертолет доставит вас вместе с Ольгой на грашскую военную базу Тёто неподалеку от границы — я загримирую вас под тарсачек, и у меня есть неофициальные контакты с ее командиром, так что проблем не возникнет. Только говорить постарайтесь поменьше, пусть Ольга общается, ей я легенду уже проработал. Завтра днем с Тёто на базу возле Туса вылетает транспортный вертолет Караванной Охраны, он вас возьмет. От базы до города полчаса на машине, как добраться — разберетесь сами. Итого к вечеру вы в Тусе. Ночуете в гостинице, утром оттуда до Грашграда на поезде три часа. Можно и не ночевать, но для легенды правдоподобнее, а нужные учреждения все равно ночью не работают. В Грашграде вы расстанетесь с Ольгой и явитесь в катонийское посольство, а там пусть они сами думают, как отправлять вас через океан. По прибытию в Катонию вам следует разыграть следующий минимальный список представлений…

23.05.858, древодень. Катония, город Крестоцин, аэропорт «Горный щит»

— Что здесь делает такая толпа? — тихо спросил у напарника Бэцуни, спускаясь по лестнице из верхнего зала ожидания. — Никогда в жизни не видел столько журналюг сразу в одном месте. Или я ничего не понимаю в технике, или там девять спутниковых камер. Или десять, не знаю насчет того типа в оранжевой рубашке.

— Ты утреннюю летучку проспал, что ли? — удивился Дзэни, поправляя нагрудную эмблему службы безопасности аэропорта. — Там же все рассказывали… а, точно, ты на десять минут опоздал.

— Ага. Колесо проколоть умудрился с утра пораньше, пришлось на запаску на обочине менять, — нахмурился Бэцуни. — Что-то случилось?

— Давно тебе говорю: потраться на бескамерные, куда удобнее. Случилось, конечно. Сенсация мирового масштаба. Помнишь, бандиты с Западного материка пару периодов назад двоих похитили? Карину Мураций и Цукку Касарий? На свою голову украли, как выяснилось. Дамочки там взбунтовали местное население, военный переворот устроили и сегодня прилетают дневным рейсом из Грашграда. Нас специально из тамошнего посольства предупредили. Самолет уже сел, судя по табло, они скоро появятся. Не знаю, кто именно сообщил прессе, но язык я бы ему оборвал. Ты посмотри, что делают! Они же весь выход в зал загородили!

— Пойдем разгоним?

— Ага, разгонишь их, как же! — скривился Дзэни. — Потом попадешь в сюжет о грубости охраны, начнут полоскать на всю вселенную… Без меня, пожалуйста.

— Умеешь ты смотреть на мир темными глазами, — проворчал Бэцуни. — А если шеф за бездействие фитиль вставит?

— Вот пусть он сначала прикажет, а потом я пойду меры принимать. По крайней мере, не я крайним окажусь. Хотя… — охранник призадумался. — Наверное, сообщить ему лишний раз не помешает.

Он остановился на последней лестничной площадке, дважды стукнул указательным пальцем по сидящей в ухе пуговке рации и негромко забормотал себе под нос. Бэцуни с тоской посмотрел на волнующуюся толпу журналюг. Они столпились в сажени от раздвижных дверей из зала получения багажа, и ручеек выходящих пассажиров разделялся на две части, огибая. Разгонять их все-таки придется, что бы Дзэ ни говорил. Или хотя бы отодвигать в сторону. Тогда и в самом деле попадешь в какой-нибудь пакостный сюжет…

Дзэни перестал бормотать и какое-то время слушал. Потом вздохнул.

— Понял, конец связи, — буркнул он. — Пошли, Цун, работать. Как всегда: беспорядков не допускать, порядок, наоборот, обеспечить, препятствий не чинить. Ребята уже подтягиваются, сейчас начнем кантовать помаленьку… Ох, блин, не успели!

Казалось, выход в зал прибытия засиял, словно небольшое солнце: загорелось сразу два десятка разлапистых ламп бестеневой подсветки, торчащих за спинами телеоператоров подобно гигантским ромашкам. Бэцуни присмотрелся. Между раздвинувшимися зеркальными створками стояли две женщины — одна маленькая, хрупкая и плоскогрудая, похожая на мальчишку, в шортах и майке, и вторая, красавица с густой гривой черных волос и в платье необычного покроя. Бэцуни много раз видел грашских туристов — да и своих, закупившихся экзотической одеждой в грашградских магазинах — но такое платье ему еще не попадалось. Женщины замерли, вероятно, от неожиданности. Потом они переглянулись, синхронно пожали плечами, и красотка что-то сказала журналистам, указав рукой в сторону лестницы, на которой стояли охранники — точнее, на небольшое пустое пространство чуть в стороне от нижнего пролета. Затем женщины повернулись и пошли в указанном направлении, и небольшая толпа послушно потекла вслед за ними.

— А она молодец, — облегченно проговорил Дзэни. — Увела их с дороги. Похоже, разгонять никого не придется. Заодно послушаем, о чем говорят.

— Послушаем, — кивнул Бэцуни, наблюдая, как толпа приближается к лестнице. — Кто из них госпожа Карина? Высокая?

— Нет, маленькая. Да ты что? Ни разу ее по телевизору не видел?

— Вот делать мне больше нечего, кроме как всякую чушь смотреть!

— Зря. Она наш человек. Почетный член городской полиции Крестоцина и небесный хирург. Нескольким ребятам жизнь спасла в совершенно безнадежных случаях. Я с одним сам знаком, Токка его зовут. Токка Ясасий. В Третьем округе в спецотряде работает. Брали банковских налетчиков, и он получил очередь в упор. Бронежилет прошило насквозь, сердце зацепило, легкое в клочья порвало. В больницу привезли уже в состоянии клинической смерти. Она как раз дежурила той ночью. Душу пинками обратно в тело загнала, иначе не скажешь. Потом к нему другие хирурги толпами на экскурсию ходили, и никто понять не мог, как она ему сердце запустить умудрилась.

— Что, прямо толпами? — не поверил Бэцуни.

— Ну, может и не толпами, Токка приврать любит. Но ходили, тут я ему верю. Он шрамы показывал — в таких местах, что аж смотреть страшно. Вообще она в Первом округе вроде священного амулета, на нее только что не молятся. А может, и в самом деле молятся, не знаю. Вон, смотри, почетный эскорт.

К репортерам спорым шагом приближалась группа из десятка людей в форме патрульных и двух троллей и орка в штатском. Однако репортеры уже взяли женщин в оборот, окружив непроницаемым кольцом, и полицейские отошли чуть в сторону, ожидая завершения импровизированной пресс-конференции. Бэцуни перегнулся через перила лестничной площадки и принялся слушать.

— Мы готовы отвечать на ваши вопросы, — донесся до него звонкий голос Карины Мураций. — Но недолго. Нас ожидают. Кто первый?

— Телеканал «Весь мир»! — немедленно выкрикнул мужчина в первом ряду. — Госпожа Карина, госпожа Цукка, расскажите, каким образом вам удалось вырваться от бандитов? За вас заплатили выкуп? В каком размере? Откуда взяли средства?

— Нас не выкупали, — сообщила мелкая. — Вышло так, что мы совершенно случайно оказались в центре событий, которые привели к уничтожению Дракона и народному восстанию на контролируемых им территориях. Дракона больше не существует, и нас освободили повстанцы. Теперь в Сураграше формируется новое государство, а плантации маяки активно уничтожаются.

— Добавлю, — хорошо поставленным преподавательским голосом добавила черноволосая красавица, — что госпожа Карина слишком скромна. Благодаря своим мужеству и упорству, а также особым способностям и квалификации хирурга она стала символом перемен в Сураграше и фактическим катализатором восстания. Она лично в поединке убила главу одного из бандитских кланов, хотя и сама чуть не погибла. Народ Сураграша наградил ее титулом «Кисаки», что означает наивысшее доверие.

— То есть госпожа Карина возглавила восстание? — уточнил корреспондент. — Но известно, что женщины на Западе угнетены и находятся на положении едва ли не домашних животных. Каким образом… хм, «народ Сураграша» принял в качестве лидера женщину, да еще и иностранку?

— Женщины там — отнюдь не домашние животные, — покачала головой Карина. — Это широко распространенное заблуждение. В Сураграше есть странные, а зачастую и нелепые, на наш взгляд, обычаи, касающиеся женщин, например наглухо закутывать им головы. Но они не животные. За оскорбление женщины ее муж или родственники могут даже убить, и за изнасилование тоже полагается очень неприятная смерть. Впрочем, вопрос справедлив. Я не могу сказать, почему именно с таким энтузиазмом приняли именно меня, но, возможно, люди просто устали ждать перемен. А тут я подвернулась под руку.

— Держите в уме, что Карина спасла жителей двух деревень от оползней, вызванных землетрясением, а также самоотверженно, без передышки лечила всех, кто в том нуждался, — прокомментировала Цукка. — Не говоря уже о том, что бросила вызов Дракону, на что много десятилетий не отваживался ни один мужчина.

— Каким образом госпожа Карина спасла жителей? — немедленно вклинился еще один журналист.

— Я девиант, как всем, вероятно, известно, — нехотя сообщила Карина. — Колебания естественного магнитного поля, предшествующие землетрясению, каким-то образом вошли в резонанс с моим эффектором. Я проснулась от неприятных ощущений и успела предупредить жителей до того, как сошли оползни. Только не спрашивайте, почему мой эффектор так необычно отреагировал, я понятия не имею.

— Госпожа Карина, каким образом ты сошлась в поединке с предводителем бандитского клана? — высоким резким голосом спросила яркая блондинка в короткой юбке и белой кофте. Юбка совершенно не гармонировала с ее полными ногами. — Тебя ведь взяли в заложницы? Ты использовала свои способности, чтобы освободиться? И как вы дрались, что ты сумела победить? Голыми руками?

— Шай ах-Велеконг почему-то решил, что именно я являюсь главной причиной восстания. У Дракона имеются… имелись извращенные понятия о чести, которые вынудили его вызвать меня на поединок на мечах. Вероятно, он надеялся на легкую победу. Не надейся на красивую историю о схватке, госпожа, я не умею работать с тоскалой. Но я девиант. Он располосовал мне бок, а я успела ударить его манипулятором. Все закончилось за пару секунд. Его люди сдались без боя, и на том история Оранжевого клана, в общем-то, и завершилась. Прошу не развивать эту тему — она мне очень неприятна. Я врач и крайне сожалею, что мне пришлось стать убийцей, пусть даже мне не оставили иного выхода.

— Значит, ты вырвалась на свободу только благодаря удачно случившемуся восстанию? — вновь вступил корреспондент «Всего мира». — Неужели наши доблестные спецслужбы не сумели ничего сделать для граждан нашей страны? Или они просто не захотели?

— Ответ номер один, — быстро откликнулась Цукка. — Нас невозможно было спасти. Бандиты предупредили, что если мы сбежим из деревни, в которой нас держали, всех ее жителей убьют. Как мы выяснили после освобождения, такое уже случалось. При нас зверски казнили ни в чем не повинного человека, только чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений. Мы не могли вернуться домой, пока существовал Дракон, какие бы силы ни посылали нам на выручку, хоть целую армию. Восстание и уничтожение Дракона оказалось для нас единственным способом спастись. Ответ номер два заключается в том, что нас все-таки пытались выручить. Наши родственники и друзья сформировали спасательную команду и отправились нам на помощь. Мой муж Саматта и его друг Дентор Пасур — опытные солдаты, умеющие воевать в джунглях, и они, разумеется, не смогли остаться в стороне. Пользуясь случаем, я хочу выразить глубокую признательность Службе общественной безопасности, оказавшей спасателям существенную помощь. Также нам известно, что в нашей судьбе принимали участие многие люди, включая лично Президента нашей страны и господина Исэйку Додотару, главного директора Фонда поддержки талантов. Также я хочу поблагодарить Службу внешней разведки Четырех Княжеств, которая несмотря на непростые отношения между нашими странами также очень помогла нашим родственникам. Фактически наше спасение из плена являлось совместным международным проектом, и я надеюсь, что сотрудничество наших стран на том не закончится.

— Что вы собираетесь делать дальше? — прорезался еще один корреспондент. — Вы вернетесь к своей прежней работе? И где ваши друзья и родственники — они не вернулись вместе с вами?

— К сожалению, — отрицательно качнула головой Карина, — я не смогу вернуться к своей работе. Как уже упоминалось, для народа Сураграша я стала чем-то вроде символа перемен. Бандитских кланов наркоторговцев больше не существует, и свобода, которую обрел Сураграш, требует действий. Повстанцы намерены построить в Сураграше новое демократическое государство, и мы решили, что должны оказать им всю помощь, какую только сможем. Мои друзья и родственники остались на Западном континенте. Я проведу несколько неотложных операций, после чего снова отправлюсь обратно, на сей раз насовсем. Цукка, — она повернулась к своей спутнице, — останется в Катонии в качестве полномочного представителя нового правительства, можно сказать — в качестве посла. Мы ожидаем, что Катония в самое ближайшее время признает наше правительство, и мы сможем установить нормальные дипломатические отношения.

— То есть ты, госпожа, Карина, — переспросила блондинка, — сейчас являешься… кем? Президентом нового государства?

— Не совсем так. У нас есть только временный комитет, который в меру своих возможностей пытается строить новое государство. Нам потребуется много времени и сил, чтобы построить общество, в котором можно избирать Президента. Я же сейчас… ну, я же сказала — символ перемен. Просто широко известная личность, пользующаяся доверием людей. У нас есть специально подготовленные материалы для прессы, которые мы передадим вам немного позже, когда придем в себя после долгого путешествия. Там много объясняется из того, что произошло и происходит в Сураграше, а также приведена программа действий нового правительства. Сейчас я прошу прощения у всех присутствующих, но мы с Цуккой действительно очень устали. За прошедшие три дня мы преодолели десять часовых поясов на не самом комфортном транспорте. Прошу не обижаться на краткость наших ответов, но мы с ней, — она извиняющеся улыбнулась, — совсем не железные.

Толпа возбужденно загомонила, но Карина и Цукка, поклонившись, прошли мимо неохотно расступившихся журналистов — Бэцуни показалось, что кое-кто из них сдвинулся в сторону совсем не по своей воле — и тут же оказались в плотном кольце полицейских. Карина сходу прилипла обниматься к огромному троллю, превосходившему ее ростом в два раза — ее макушка едва доставала ему до живота. Тролль сгреб ее в охапку, поднял в воздух и закружил вокруг себя, а она звонко засмеялась и принялась шутливо отбиваться, шлепая ладошками ему по макушке.

— Ну отстань, Панас! — донесся до Бэцуни ее голос. — Народ же смотрит!

В конце концов тролль поставил ее на пол, и вся группа двинулась к выходу. Часть журналистов бросилась за ними, не особенно, впрочем, приближаясь — полицейские зыркали на них весьма недружелюбно. Остальные же рассыпались по залу, направляясь к лифтам на подземные стоянки и выходам к посадочным пунктам такси.

— Представление окончено, — облегченно произнес Дзэни. — Все мирно обошлось, и это хорошо. Пойдем в буфет, возьмем кофе с пончиками.

— Тебе бы только пончики жрать, — отсутствующе пробормотал Бэцуни. — Слушай, Дзэ, ты что, не понимаешь, что мы только что исторические событие наблюдали? Нет, ну неужто она и в самом деле на мечах с кем-то там дралась? Она же такая мелкая, что и не подумаешь, что меч даже просто поднять сумеет… если не знать, что она девиант. Во дает…

— Не знаю, историческое событие или нет, а я жрать хочу, — отрезал напарник. — Кончай фантазировать, потом тебе по дуровизору все расскажут от начала и до конца. И как угнетенные массы на восстание поднимала, и как лично тысячу бандитов в фаршпорубила…

Он сладко потянулся и принялся спускаться по лестнице. Бэцуни последовал за ним. А все-таки, подумал он про себя, девчонка действительно молодец. Даром что щуплая.

Час спустя далеко-далеко от международного аэропорта Крестоцина, в свой резиденции в Оканаке Президент Катонии Сота Дайтора нажал кнопку на пульте и выключил телевизор.

— Вот про СВР и Княжества она зря сказала, — недовольно пробурчал он.

— Брось, Сота, — хмыкнул Кавасин Гамагамасий. Советник Президента полулежал в кресле и задумчиво смаковал красное вино. — Я бы на ее месте точно так же поступил. Сам подумай — скажи она только про СОБ, и тогда в Княжествах сразу поднялся бы вой — марионеточное правительство, коварный катонийский заговор… И наоборот. И промолчать она не могла, рано или поздно все равно где информация утекла бы, или у нас, или в ЧК. А так и у нас, и там всякой шушере заткнуться придется. Ты лучше скажи, что делать собираешься? Выборы в Ассамблею уже на носу, а она национальной героиней еще до похищения стала. Про теперь уже и молчу, сейчас в прессе форменная истерика начнется. Ты эту карту не разыграешь — другие воспользуются. Заметил, как ловко она Исэйку ввернула? Наверняка не случайно. Похоже, у них какие-то завязки есть.

— Не учи бабушку кашлять, — фыркнул Президент. — Ордена им, разумеется, вручим и публичную встречу организуем. Вот только с признанием этим… Как бы не проколоться, поторопившись. Обязательно нужно что-то для себя поиметь. Может, военные базы под боком у ЧК, может, еще что. А?

— Выслушать ее тебе в любом случае придется. А реагировать… Никто же от тебя не ждет, что ты немедленно решение примешь. Поулыбаешься, поблагодаришь и попользуешься ей как следует. Девчонка в политику никогда не играла, она даже не поймет, что происходит. А признавать в любом случае Ассамблея должна, твое дело маленькое — подпись поставить.

— Тоже верно. Решено — сейчас напрягу референта, чтобы запустил процедуру награждения. Через недельку и организуем.

— Верно мыслишь. Но вот насчет выборов — я тут кое-какие материалы собрал, и картина для нас не очень веселая, — советник дотянулся до своей папки и включил ее. Над ней замерцал куб дисплея. — Вот данные вчерашнего опроса по популярности партий…

24.05.858, златодень. Катония, университет города Крестоцина

— Значит, бросаешь меня одну на съедение неучтивой молодежи? — Томара укоризненно покачала головой. — Ну и ну, Кара. Не ожидала от тебя такого несерьезного отношения к делу в самый разгар семестра. Все время у тебя какие-то отговорки: то похищение, то дела где-то в горах…

Карина улыбнулась ей. Томара, не выдержав, рассмеялась в ответ и в очередной раз заключила ее в объятия. В этот поздний час на кафедре оставались они одни, за окном сгущались долгие летние сумерки, и в коридорах гулко гуляло эхо одиноких далеких шагов.

— Я так рада, что с тобой все в порядке, — проговорила Томара. — И с тобой, и с Дором. Я ужасно за всех вас волновалась. Даже когда ты… нас… в общем, когда уже нечего было бояться. Наверное, беременность начинает сказываться.

— Нет, тетя Тома, — качнула головой Карина. — Теперь тебе никакие неприятности не грозят. В том числе — и из-за беременности. Эмбриональный кокон не дает негативного обратного воздействия даже на биологическое тело, а на тебя — и подавно.

— Ох, не надо, Кара, — Томара взялась за голову и даже отступила на шаг, слегка повернувшись в сторону двери, словно для бегства. — Не надо. Дай мне просто привыкнуть. Я совсем не просила, чтобы меня сделали Демиургом. Меня и человеком остаться вполне бы устроило. Я… я думаю, а нельзя ли все отменить? Ну зачем…

— Надо, тетя Тома. Хотя бы ради дяди Дора. Но ведь никто не заставляет тебя создавать миры и зажигать солнца. Если хочешь оставаться человеком, оставайся. Твоя проекция от человеческого тела неотличима. Она даже стареть продолжит, как обычный человек. А за несколько лет привыкнешь к мысли, и все станет восприниматься совсем иначе.

— Ох, Кара! — Томара ласково погладила ее по полосам. — Пойми же — ты с детства в головой погружена в кашу с Демиургами, секретными досье, особыми способностями и прочими чудесами. А я за свои сорок три года ни с чем необыкновенным не сталкивалась, кроме тебя. Да и ты изо всех сил старалась изображать из себя обычную девицу. Я совсем иначе перемены воспринимаю, чем ты. Вдруг узнать, что ты больше не человек, а что-то бесплотное и неосязаемое, только сверху под человека покрашенное… Я пока стараюсь об этом не думать. Дор надо мной посмеивается, так хоть ты пожалей.

— Бедная тетя Тома! — Карина молитвенно сложила руки перед грудью. — Какая же ты несчастная! Мне так тебя жалко!

— И ты издеваешься, — констатировала Томара. — А еще лучшая ученица называется! Ты лучше скажи — с ребенком все в порядке? Я… как-то боюсь трогать систему… как ее… кокон ваш искусственный. Вдруг сломаю что-нибудь.

— С ребенком все в порядке, все индикаторы в плюсовой или нейтральной зоне. А кокон не надо трогать. По умолчанию он только диагностику наружу выдает. Чтобы что-то изменить, специальные усилия нужно предпринять. Но кокон и сам великолепно справится, мне папа гарантировал. Тетя Тома, тебе даже не обязательно его в животе носить. Ты вполне можешь отделить его от тела. Поместим его в безопасное место, и пусть спокойно развивается. И тебе проще, и ему.

— Нет, Кара, нет, что ты! — Томара даже замахала руками. — Какая же я мать после такого? Нет уж, я его выношу, пусть и в каком-то коконе, а не в настоящей матке. Кара, ну пойми ты — у меня первая беременность в жизни. И, наверное, последняя, раз я больше не человек. И я хочу, чтобы все шло, как заведено. Мне не мешает.

— У тебя уже живот большой. Скоро станет мешать лекции читать. И у операционного стола не постоишь.

— Ну, когда начнет мешать, тогда и подумаем, — отрезала хирург. — А пока позволь мне все свое поносить с собой. Кара, ты твердо решила, что в Сураграш навсегда перебираешься?

— Да, тетя Тома. Я там нужнее, чем здесь.

— Ты и здесь нужна до зарезу. На тебя очередь уже чуть ли не на год вперед расписана. Так всех и бросишь?

— Придется. Ничего страшного, я смотрела список. Практически всех, кроме четверых, не так уж и сложно прооперировать обычными методами. А через год Вари доведет свой сканер до ума, и тогда я вообще перестану быть нужной.

— Кара, ты никогда не перестанешь быть нужной. И людям, и мне лично. Мне ужасно жалко, что ты нас оставляешь.

— Но почему, тетя Тома? — удивилась Карина. — Мы же в любой момент можем поговорить. Даже лично встретиться, как сейчас. Проекцию без труда можно сместить в любое место, да и в виртуальности ничего сложного нет. Я вовсе тебя не оставляю. И дядя Дор тоже.

— Ох, Кара… — Томара сердито стерла навернувшуюся в уголке глаза слезу. — Ничего ты не понимаешь! Поговорить — совсем другое, чем знать, что ты рядом. Кара, — она ностальгически улыбнулась, — я вспоминаю, как в первый раз тебя увидела. Молодая девчонка, от каждого шороха вздрагивающая, но отчаянно пытающаяся выглядеть взрослой и сильной. И в то же время — упрямая и неостановимая, словно пуля. Полная твердой решимости преуспеть в профессии и загладить старую вину… Помнишь, как ты от пирожного шарахнулась, которое мы тебе на день рождения купили?

— Помню, тетя Тома, — Карина улыбнулась ей в ответ. — Молодая дурочка, закомплексованная и ужасно боящаяся кого-нибудь подвести. Ну как же: папа — Демиург, лично за уши из болота вытаскивал и воспитывал, столько надежд возложил… Я даже думать боялась, что произойдет, если я не справлюсь.

— Да ты и сейчас не слишком-то изменилась, — Томара шутливо хлопнула ее по затылку. — Все так же пытаешься выглядеть сильной и надежной, хотя внутри поджилки трясутся — а вдруг не получится?

— Тетя Тома, ты что, мысли читать научилась? — с подозрением посмотрела на нее Карина. — Ведь говорили же и папа, и Рис, что невозможно.

— Мысли я читать не умею, но вот по мордашке твоей и так все вижу. Кому другому голову морочь, не мне. Кстати, я вижу, что ты куда-то то торопишься. Ладно уж, беги давай. Только в гости обязательно заглядывай. Ночью теперь спать не надо, так что масса свободного времени внезапно обнаружилась, можно и пообщаться.

— Да, вообще-то мне к Вари в лабораторию забежать нужно, — призналась Карина. — Тетя Тома, я действительно пойду. Не забудь господину Саю напомнить, чтобы он мое заявление подписал. Он все надеется, что я еще передумаю.

— Напомню, — согласилась Томара. — До встречи, Кара.

— До встречи, тетя Тома.

Пять минут спустя Карина, пройдя по улице — переход в здание физфака уже закрыли — спустилась в подвал, остановилась возле двери лаборатории вихревых полей и нажала кнопку интеркома.

— Кто там? — после некоторой паузы рявкнул с потолка знакомый голос. — Никого дома нет, идите и вы с миром.

— Вари, это я, Карина. Не ругайся и открывай.

— Докажи! — потребовал голос. — А то ходят тут всякие, а потом дизель-генераторы пропадают!

— Трех батончиков тебе в качестве доказательства хватит? — деловито поинтересовалась Карина. — Или и два сойдут, а третий я сама съесть могу? Смотри, оголодаю у тебя под дверью, если еще немного подержишь…

— Так что же ты сразу не сказала, что вас там четверо! — завопил голос. — Ну-ка, входите все сразу!

Щелкнул замок, и дверь неторопливо поехала в сторону. Карина вошла в лабораторию и принялась пробираться сквозь знакомые лабиринты. Сегодня здесь оказалось людно — огромный, заставленный стеллажами со всяким барахлом зал, обычно полутемный, оказался ярко освещен, и из разных чего частей доносились голоса и звуки: жужжали сервомоторы, негромко гудели трансформаторы, лязгал металл по металлу. Работа явно оживилась с тех пор, когда Карина в последний раз приходила сюда до посещения. Меньше двух периодов прошло — а казалось, что полжизни…

Когда она пробралась через лабиринты стеллажей, возле стендов Овари на нее набросилась целая толпа — с десяток человек и трое орков, все — старые добрые знакомые, с которыми она работала не первый год. Ее трясли, тормошили, хлопали по спине, дергали за уши, девушки визжали, мужчины что-то одобрительно гудели. В одном из молодых парней Карина распознала Кату — студента-девианта с расширенным диапазоном зрения. Похоже, он тоже тут прижился, потому что поверх одежды носил белый лабораторный халат, а на указательном пальце — неряшливо намотанный эластичный бинт, скрывавший, вероятно, ссадину или порез от удара о какой-нибудь прибор. Некоторое время Карина, смеясь, отбивалась от окружающих, после чего Овари громко рявкнул, и кутерьма стихла.

— Гони плату за вход! — потребовал физик, требовательно протягивая руку. — Все три!

Карина послушно достала из кармана шортов размякшие ореховые батончики, и Овари немедленно разорвал на одном обертку.

— Шадищь! — потребовал он с набитым ртом, указывая на стул. — Рашшкажывай. Ш шамово нашала.

С изложением своих приключений Карина управилась за пять минут. Потом еще за пять минут. Потом еще раз… Подходили новые слушатели, знакомые, полузнакомые и совсем незнакомые, Ее трижды заставили повторить все в подробностях, а эпизод с эффектором, вошедшим в резонанс в магнитным полем планеты, настолько заинтересовал присутствующих, что народ тут же похватал бумагу с карандашами и сгруппировался вокруг нескольких терминалов, набрасывая тучи загадочных закорючек и яростно споря непонятно о чем. В конечном итоге Карину запихали под экспериментальный комбисканер и принялись зондировать в разных режимах. Памятуя о возможном гравитационном резонансе, она попыталась сопротивляться, но с тем же успехом она могла бы бороться с ураганом. В конечном итоге ее внезапно скрутила и бросила со стула на пол жестокая судорога от наведенных извне электромагнитных колебаний — проекция добросовестно отработала имитацию поражения эффектора — что вызвало у всех присутствующих небывалый прилив энтузиазма.

Помочь ей подняться никто и не подумал, и, ругаясь про себя самыми страшными словами и с трудом подавляя позыв больно уронить рядышком с десяток экспериментаторов, она на четвереньках уползла в уголок и уселась там на пол, обхватив коленки руками и пытаясь отдышаться. Конечно, проекция отключила обратную связь, как только интенсивности ощущений превысили пороги — вот только пороги оказались слишком высокими. Она в очередной раз поклялась себе, что как только выдастся свободная минутка, сразу займется изучением фантомного программирования. Сколько можно, в конце концов, только на Лику полагаться!

Впрочем, ее отсутствие заметили быстро. Большинство уже плавно погрузилось в расчеты, разбредясь по своим рабочим местам, и когда Овари выковырял ее из угла, рядом оказались только четверо, включая Кату. Физик, казалось, за прошедшее время потолстел еще сильнее, хотя такое казалось невозможным.

— Ты чего какая-то смурная? — озабоченно осведомился он. — Пропала куда-то…

— Чтоб я еще хоть раз в ваших экспериментах участие приняла, изверги! — сердито заявила Карина. — Живодеры! Я, может, живой человек, а вы меня сканером под дых! Так меня даже в Институте Человека не мучили!

— Ну, извини, — пожал плечами Овари. — Зато теперь мы знаем, как сделать детектор землетрясений. Ну, или узнаем чуть погодя. Ты радоваться должна, что на алтарь науки немного здоровья пожертвовала. Я вот, например, каждый день жертвую — вместо того, чтобы в спортзал сходить, в лаборатории всякую гадость жру. Пошли, поработаем. Мы тут сканер до ума почти довели…

— Нет, Вари, — поспешно отказалась Карина. — Я ненадолго заскочила. Я очень скоро уезжаю обратно в Сураграш, у меня сейчас в больнице куча работы. По шестнадцать часов в сутки работаю, чтобы успеть самые тяжелые случаи разобрать. И с политикой играться приходится — за два дня пять встреч, да с такими людьми, что не откажешься. Сидишь как дура, киваешь и вежливо улыбаешься, а они говорят, говорят, говорят ни о чем, сволочи… Поубивала бы. Я ненадолго в университет забежала, официально уволиться да к тебе заскочить, у меня через, — она посмотрела на часы, — полчаса очередная консультация, а мне еще до больницы добраться нужно. Вари, дай, на чем почеркаться.

— Вот так всегда, на самом интересном месте, — грустно сказал физик. — Только я к тебе привыкнуть успел, а ты раз, и сваливаешь непонятно куда. Вот, держи, — он сунул ей в руку стило и ткнул пальцем в ближайший терминал. — Рисуй там. Или тебе на бумажке удобнее? А что черкаться собралась?

— По поводу твоего сканера, — пояснила Карина. — Я знаю, почему у тебя резонанс возникает, когда ты разрешение пытаешься повысить.

Она поудобнее перехватила стило и принялась быстро набрасывать в дисплее матрицу преобразований — точнее, списывать ее со шпаргалки, хранящейся у нее во внешнем кольце памяти.

— Знаешь? — подозрительно спросил Овари. — Откуда? Ты же никогда гравитоникой не занималась. Даже по общей физике в универе, сама говорила, больше шестидесяти баллов за семестр не набирала.

— Нахваталась по вершкам да от знакомых. И Цу немного подсказала, — туманно ответила Карина. Она отнюдь не собиралась рассказывать, что накануне пристала сначала к Цукке, а когда та развела руками — к Веорону, чтобы найти решение проблемы. Конструктор, занимавшийся непонятно чем — собирал новую Сцену? — где-то очень далеко, долго бурчал насчет необходимости доходить до всего своим умом, особенно — для незрелых умом биоформ, но потом смилостивился и выдал искомое решение. Сама Карина в том, что писала, понимала лишь цифры да арифметические знаки, и здесь крылась главная опасность: если Овари попытается задавать ей вопросы, она сразу и безнадежно поплывет. Поэтому от него надо сбежать как можно быстрее.

— Вот, — наконец сказала она, откладывая стило и снова заглядывая в шпаргалку. — Берешь свою основную волновую функцию, раскладываешь в ряд Карта и отображаешь на пространство Гремана с помощью этого преобразования. А там все очевидно, особенно если визуализировать. Вари, извини, мне пора бежать, дальше сам разбирайся. Я уже и так задержалась.

— А ну стой! — страшным голосом прошипел физик, запуская пальцы в лохматые волосы. — Погоди, ведь получается… мы фактически из ряда выбрасываем все члены, дающие основной вклад в суммирующую функцию? То есть ты хочешь сказать, что резонанс дают второстепенные гармоники? Да чушь ведь! Они же на несколько порядков слабее и затухают…

— Вари, я опаздываю! — перебила его слегка испугавшаяся Карина. Он что, уже успел в уме все посчитать? — Дальше сам думай, что и на что влияет. Я побежала, прости.

Не давая никому опомниться, она помахала рукой и скользнула в проход между стеллажами. Быстро пробираясь между полками с опасно нависающим хламом, она обдумывала, не следует ли в следующий раз выбрать менее рискованный способ передачи сведений. Анонимное письмо, например. Если можно звонить, обманывая определители номера, наверняка есть какие-то способы и почту бесследно отправлять…

Уже выбравшись из лаборатории и шагая по пустынным коридорам ночного университете, она внезапно подумала: а случится ли следующий раз? Имеет ли она моральное право передавать технологии Демиургов людям? А почему нет? Да, бесплатные подарки развращают. Но ведь сотню лет назад Демиурги и так тайно перетряхнули текирскую науку. Кто сейчас помнит, сколько сантиметров в суне или килограммов в камне? Даже сажень уцелела лишь по случайности, из-за укорененности в массовом сознании, и та подогнана под метрические единицы. Да, в том, что люди должны доходить до всего своим умом, есть смысл. Но один раз в несколько лет вряд ли нанесет кому-то серьезный ущерб. В конце концов, студент изучает открытое до него, не задумываясь, кто именно делал открытия — люди, Демиурги или еще кто-то…

Раздумывая, она поднялась из подвала в вестибюль и вышла на улицу, кивнув одинокому скучающему сторожу. Летние запахи рощи, в которой утопал университетский комплекс, нахлынули на нее могучей волной, и она беспричинно улыбнулась. Нет, все-таки она поступила правильно. Когда Овари доведет-таки свою установку до ума, в ее особых способностях нужда пропадет. Каждый хирург сможет выявлять проблемы ничуть не хуже ее самой, а в перспективе — еще и ликвидировать их с помощью микроманипуляторов, мало уступающих ее собственным. И тогда она перестанет испытывать постоянное чувство вины из-за того, что не может помочь всем в ней нуждающимся.

Она встряхнулась и перешла на неторопливый бег. Конечно, можно и сместиться сразу, но ей так хочется вспомнить, как выглядят улицы Крестоцина ночью! У нее остается тридцать три минуты, и как раз к сроку она успевает добраться в больницу. А чтобы сэкономить время на душе, прямо сейчас она отключит имитацию потовыделения…

01.06.858, земледень. Пригород Грашграда

Удар в живот, который Комора получил, еще не успев толком выбраться из автомобиля, на какое-то время заставил его потерять интерес ко всему в мире, кроме одного-единственного глотка свежего воздуха. Когда он пришел в себя, то понял, что его крепко прижимают лопатками к стене. Сильные руки двух здоровых амбалов держали его так, что он не мог даже пошевелиться.

— Здравствуй, момбацу сан Комора ах-Машиас, — еще один мужчина, тарсак, подошел к нему сбоку и неторопливо снял черные очки. Лицо его казалось знакомым. Очень знакомым. — Вот мы и встретились снова. Что же у тебя физиономия такая, словно ты меня и знать не хочешь?

Комора дернулся, но двое, прижавших его к стене, даже не шелохнулись. Опытные мордовороты, они свое дело знали. Закричать? Бесполезно. В этом районе даже полиция прибудет часа через два, а то и позже. Да и все равно его так или иначе прихватили бы рано или поздно.

— Так ты не узнаешь меня, Комора? — снова переспросил тарсак, и на сей раз гид узнал его до конца.

— Прада… — пробормотал он внезапно пересохшими губами, уставившись в землю в ожидании нового удара. — Я же платил, исправно платил. У меня только последний период выдался неудачным. Хрюшек мало… Я заплачу, честное слово! Передай…

— Возможно, только последний период. А возможно, два или три, — судя по голосу, сборщик долгов улыбнулся. — Два периода назад ты заплатил только половину. Период назад — треть. В последний раз не заплатил ничего. И перебрался ты в такие трущобы, что я лично, — он с отвращением оглядел унылые покосившиеся заборы, тянущиеся вдоль улицы, — с трудом заставил себя сюда приехать. Дела все хуже и хуже, мой друг?

— Временно… Только временно! Я все верну…

— Сомневаюсь, друг мой. Очень сомневаюсь. Вот кто бы мне объяснил, — сборщик патетически поднял руки к небу, — зачем люди играют в казино в долг, если потом не в состоянии расплатиться? Скажи, Комора, вот как ты думал расплачиваться? Неужто только с работы гидом? Или стукачам глазастых сейчас много платят? Как думаешь, мне стоит подписаться? Тогда и мне, может, что перепадет?

Комора тяжело задышал. Все гиды в Граше работают на ГВС. Ну, или восемь из десяти уж точно. И все о том осведомлены. Но если Прада заговорил о стукачестве вслух, значит, намерен прижать его всерьез. Неужели его решили убить в назидание остальным?

— О, не волнуйся, мой друг, — участливо проговорил сборщик долгов, двумя пальцами вздернув подбородок гида и заставив того посмотреть себе в глаза. — Мы не станем тебя убивать… на сей раз. Мы всего лишь поучим тебя правильно вести дела. Мы даже не сломаем тебе ни ноги, ни руки, потому что тогда ты не сможешь работать и выплачивать долг. Всего лишь первое предупреждение. Но мой совет тебе, дружище — не дожидайся второго.

Прада коротко ударил его в живот, и Комора снова судорожно задергался. Сейчас его изобьют до полусмерти — только бы не по лицу! С расквашенной физиономией ни одно турбюро не доверит ему клиентов…

— Эй, момбацу саны, а в ваших краях, что, принято одного втроем метелить?

Этот голос Комора узнал мгновенно. Роняя на землю ниточки слюны, он с трудом повернул голову. Невероятно! Что они здесь делают?

— Тебе что нужно, иностранец? — зло спросил Прада на общем. — Ты знаешь, что шляешься со своими бесстыжими девками далеко за пределами заповедника? Здесь полиция не появляется. Или твоим шлюшкам хочется, чтобы их толпой поимели? А может, и тебя заодно?

— Ты нахал, момбацу сан, — лениво сообщил ему русоволосый дылда Палек Итадзура, прислоняясь к стене и скрещивая руки на груди. — И вовсе ты не момбацу, а может, даже и не сан. Ты чего руки распускаешь, козел? Ну-ка, отпустите его быстренько.

— Ты, сопляк, хотя бы знаешь, с кем разговариваешь? — зарычал сборщик долгов. — Я…

— Ты бандит, — спокойно заявила Яна Баку, упираясь кулаками в бедра. — Бандит и убийца, я прекрасно вижу. Бандит самого низкого пошиба, без какого-либо понятия о вежливости. Да всем, наверное, очевидно, не только мне.

— Яни, что ты с ним разговариваешь? — недовольно осведомилась щуплая пигалица…. кажется, Канса Итадзура, если Комора правильно запомнил ее имя. — Оторви им головы, и все, трупы потом куда-нибудь схороним. Их все равно никто искать не станет. И так кучу времени потеряли, господина Комору разыскивая.

— Я тебя, сучка, сейчас… — похоже, терпение Прады испарилось, потому что он сунулся вперед, на ходу выхватывая из кармана тяжелый кастет. Сунулся только для того, чтобы внезапно взлететь в воздух, перевернуться вверх тормашками и заорать от неожиданности, беспорядочно размахивая руками и ногами. Комора почувствовал, что его глаза вот-вот вылезут из орбит, причем не только из-за двух ударов в солнечное сплетение. Вероятно, громилы Прады испытали что-то похожее, потому что их хватка заметно ослабла.

— А говорили, у мужиков-тарсаков уважение к женщинам в крови, — удивленно проговорил Палек. — С детства, типа, в башку вбивают. Вот и верь теперь слухам! Или он все-таки не тарсак, а просто маскируется? А давайте его пополам разрежем и проверим, нет ли в нем инопланетного паразита, контролирующего сознание!

— Что… что… что!.. — завыл сборщик долгов. Неведомая сила вздернула его еще на пару саженей вверх, выше крыш домов, хорошенько встряхнула — из карманов посыпались монетки, из руки выпал и лязгнул по асфальту кастет — потом перевернула и резко опустила, почти уронила обратно. Не удержавшись на ногах, он упал навзничь, попытался вскочить — и не сумел, упав на спину плашмя. Похоже, та же самая сила прижимала его к земле, не позволяя подняться. Яна Баку шагнула к нему и присела рядом на корточки.

— Ты — бандит, дяденька, — ласково сказала она. — А я — девиант первой категории, которая очень бандитов не любит. Воспитали меня так, понимаешь? И я действительно могу оторвать головы и тебе, и твоим товарищам. Поверь мне, у меня руки прямо-таки чешутся это сделать. Веришь?

Сборщик долгов замычал и часто и мелко закивал головой.

— Замечательно. Тогда прикажи своим костоломам отпустить господина Комору, пока я еще сдерживаюсь.

Громилы выпустили гида, не дожидаясь приказа, и начали потихоньку отступать. На их лицах явно читались растерянность и желание оказаться как можно дальше отсюда. Комора присел на корточки, скорчившись и отгоняя тошноту.

— Замечательно. Я так понимаю, господин Комора должен тебе денег? Сколько?

— С-с-то п-пятьдесят ты-тысяч…

— Вербов? Полная сумма?

— Д-да…

— Примерно тридцать тысяч, если по курсу на маеры пересчитать, — Палек Итадзура задумчиво почесал кончик носа. — Каси, отдай этой бледной цуканоме десять.

— Десять? — Канса Итадзура с сомнением посмотрела на него. — А…

— Отдай, — кивнула Яна. — Пусть подавится.

Канса расстегнула сумочку на поясе и достала оттуда тонкую пачку купюр, протянув их вперед, в воздух. Пачка сама по себе перелетела по воздуху и нырнула за пазуху Праде.

— В вербы сам конвертируешь. Считаем, что пятьдесят тысяч долга господин Комора отдал, — констатировала Яна. — Запомни хорошенько и не пытайся получить их снова. Иначе я постараюсь найти тебя и еще раз поучить арифметике. Теперь катитесь отсюда все трое.

Очевидно, невидимая сила отпустила сборщика, потому что он, приподнявшись и отталкиваясь руками и ногами, споро пополз назад. Потом перевернулся на колени, вскочил и бросился к припаркованной неподалеку машине с открытым верхом. Его громилы последовали за ним. Пять секунд спустя взревел мотор, и машина резво умчалась вдаль по улице.

— Артистки, — констатировал Палек, сдержанно зевая и ногой отбрасывая кастет в сточную канаву. — Вам бы в театре играть. «Оторви им головы, а трупы куда-нибудь схороним!» Каси, я тебе говорил, что ты нечто с чем-то?

— Говорил, — рыжая шаловливо улыбнулась и прижалась к нему. — Но можешь сказать еще раз, я не обижусь.

Яна Баку склонилась над Коморой и помогла ему встать.

— Как ты себя чувствуешь, господин Комора? — спросила она участливо. — Очень плохо? Идти можешь самостоятельно?

— Спасибо, госпожа Яна, я в порядке, — прохрипел гид, выпрямляясь. — Не стоит волноваться. Зачем… зачем вы дали им денег?

— Ну, иначе они бы вернулись потом и, возможно, даже убили бы тебя, — пояснила Яна, отряхивая ему рубашку на спине. — А так мы дали им возможность сохранить перед хозяевами лицо и сделать вид, что все нормально. Но ты, наверное, гадаешь, зачем мы здесь оказались и как тебя нашли? Господин Комора, мы хотим извиниться перед тобой.

— Извиниться? — пробормотал гид плохо слушающимися губами. — За что?

— За то, как мы изводили тебя, пока ты работал у нас гидом. Я эмпат. Я знала, как ты себя чувствуешь. Нам очень жаль, что пришлось изображать из себя глупых капризных «хрюшек» и доводить тебя до белого каления своим поведением. Прости, но у нас не оставалось другого выхода. Поэтому мы хотим компенсировать тебе тогдашние неудобства, а также предложить работу. Мы можем поговорить где-нибудь в помещении? Здесь на нами наблюдает не меньше четырех посторонних, и я не хочу разговаривать при них.

— Можно пройти в дом, — кивнул гид. Дыхание у него мало-помалу восстанавливалось, но голова шла кругом. Он превосходно помнил эту компанию — правда, тогда их было пятеро — которая могла заслуженно получить титул самой доставучей группы года. «Круглые идиоты» для них казалось даже слишком мягким термином. Но сейчас… Сейчас они казались совершенно на себя не похожими. Значит, тогда они все-таки лишь изображали из себя идиотов с целью… С целью? Он даже не хочет задумываться. Так что правильно он сообщил о них куратору…

Внезапная вспышка страха пронзила его с головы до пят. Он доложил о них куратору. И если они шпионы, то наверняка захотят отомстить. Знают ли они? Откуда они могут знать? Но как они могли самостоятельно найти его в далеком грашградском пригороде?

— Не надо беспокоиться, господин Комора, — Яна участливо положила ему руку на плечо и заглянула в глаза. — Мы знаем, что ты работаешь на Глаза Великого Скотовода. И мы знаем, что именно ты сообщил им о нашей внезапной пропаже. Мы не держим зла и не намерены причинить тебе вред. Но прошу, давай все же пройдем в дом.

— Пойдемте, — буркнул Комора, отводя взгляд. Она девиант. Если она захочет прикончить его, то ей без разницы — в доме или на улице.

Он добрел до своей машины, захлопнул водительскую дверь, включил сигнализацию и вернулся к калитке в высокой глиняной стене. Небольшую глинобитную халупу он снимал за сущие гроши — десять тысяч в период, чему был несказанно рад: самая захудалая однокомнатная квартира в самом Граше обошлась бы ему в три раза дороже как минимум. Однако сейчас ему стало стыдно за крошечный двор, заваленный хозяйской рухлядью, обшарпанные грязные стены дома, за единственную комнату с минимумом мебели… В который раз он поклялся, что перестанет играть и наконец-то заживет нормальной жизнью — поклялся, в глубине души зная, что в очередной раз обещание не сдержит.

— Присаживайтесь, — он показал гостям на кровать и единственный стул. — Прошу прощения, не могу предложить ничего более комфортного.

— Спасибо, господин Комора, — поблагодарила Яна, изящно усаживаясь прямо на земляной пол, скрестив ноги. — У нас в Катонии, в общем-то, принято сидеть на полу, так что ничего страшного. Лика, куда на кровать в грязных шортах нацелился! На полу посидишь.

— Я такой чистый, что почти стерильный, — заявил парень. На кровать, впрочем, он садиться на стал, присев на краешек стола. Канса, поколебавшись, опустилась на единственный стул.

— Господин Комора, я еще раз извиняюсь за наше поведение период назад, — проговорила Яна. — Нам пришлось обманывать тебя и власти Граша, поскольку не оставалось иного выхода. Мы приехали в страну под вымышленными фамилиями. На самом деле моя фамилия не Баку, а у Лики и Каси — не Итадзура. Лика — мой брат, и наша с ним настоящая фамилия Мураций. Яна Мураций, Палек Мураций и его жена Канса Марацука. Рады знакомству, просим благосклонности, господин Комора.

— Э… да, очень приятно, — пробормотал Комора, голова которого снова пошла кругом. Под вымышленными фамилиями? Разве это не преступление? Зачем они ему рассказывают?

— Мы въехали в страну не для туристических целей. Полтора периода назад мою сестру, Карину Мураций, а также нашу бывшую опекуншу, Цукку Касарий, похитили в Крестоцине люди Оранжевого клана Дракона. Похитили и вывезли в Сураграш. История долгая, но суть в том, что мы спешили им на помощь, а наши настоящие фамилии… слишком известны. Мы не могли рисковать долгими задержками. История благополучно разрешилась, и нам больше нет нужды скрываться. Мы решили наверстать упущенное и снова посетить Грашград, чтобы на сей раз осмотреть его как следует. И нам опять нужен гид, на сей раз — по-настоящему. Согласишься ли ты нас сопровождать, господин Комора? Ты ведь сейчас не занят. И мы будем очень послушными и благодарными «хрюшками», обещаю.

Комора молча смотрел на нее, сгорбившись и засунув руки в карманы. Девица, сидевшая перед ним на полу в бесстыдной позе, совершенно не походила на ту, которую он запомнил. Вместо истеричной капризной бабенки, тиранящей и его, и своего мужа (мужа ли?), и вообще всех окружающих и не помнящей, что говорила минуту назад, перед ним сидела уверенная в себе спокойная молодая женщина. Ни следа визгливых ноток в голосе, ни капли высокомерного полубрезгливого выражения на лице. И даже вместо налета нездоровой рыхлости ее тело, неприлично обтянутое сейчас тонкой белой майкой (хоть в чем-то она не изменилась!), обрело уверенную стать плотно сложенной, но следящей за собой женщины. Слишком широкие, на его вкус, плечи, слишком полные ноги — но не дряблый жир, как почему-то казалось раньше, нет. Тренированные мускулы. Ее серые глаза внимательно наблюдали за ним, и ему почему-то показалось, что она понимает его лучше, чем он сам.

Первая категория, ну надо же! Он смутно догадывался, что она девиант, но что такая сильная?..

Они знают, что он работает на ГВС. И, тем не менее, пришли к нему, чтобы нанять на работу. Значит, они не боятся властей. Почему?

Откуда они вообще столько о нем знают?

— Так как, господин Комора? — переспросила Яна. — Оплата обычная, и новых подарков тебе мы делать не собираемся. Но, по крайней мере, ты сможешь неплохо заработать за ту неделю, а то и дольше, что мы тут проболтаемся. Возможно, много больше — нам придется общаться с людьми, устроить встречу с которыми не так-то просто. И никакие бандиты тебя в нашем присутствии и пальцем тронуть не смогут. Ты согласен?

— Да, госпожа Яна, я согласен, — кивнул гид. — Подарков я и не жду. Десять тысяч маеров, которые ты отдала Праде — хм… считаем, что ты отплатила мои услуги на две недели вперед. На полный день.

— Десять тысяч маеров являлись компенсацией за доставленные тебе неприятности, господин Комора, — сообщила Канса. — Прости, у нас не так много своих денег, и больше мы не можем себе позволить…

— Да и по три с лишним тысячи маеров за день нервотрепки — нехилый заработок, — подмигнул Палек. — Мне лично столько никогда не платили.

— …так что за твои услуги мы платим поденно, — закончила Канса, метнув на него недовольный взгляд. — Обычную ставку. И тебе на руки, наличными, а не в агентство. А если мой муж снова начнет тебя доставать, только скажи — я ему все уши оборву.

— Тяжело одинокому мужику в женской компании, — Палек состроил унылую физиономию. — Они между собой сговариваются и против тебя объединяются. Каси, ты и так мне пол-уха уже оборвала. А я без ушей некрасивым стану, и тебя все подруги презирать начнут за такого мужа. Тебе оно надо?

— Не обращай внимания, господин Комора, — перебила Яна уже открывшую рот Кансу. — Лика период назад был единственным, кому почти не пришлось изображать кого-то другого. Но мы его контролируем. Ты уже пришел в себя? Если да, то нам нужно заехать в Палату гостей. Мы должны оставить сообщение… одной особе. А потом мы немного погуляем по городу, но сегодня не очень долго. Нужно устроиться в гостиницу, и мы тебя отпустим. Нормально?

— Как скажешь, госпожа, — согласился Комора, голова которого все еще шла кругом от валившихся на голову чудес. — Давайте поедем в город. Вы на машине?

— Мы… не беспокойся. Мы вполне поместимся в твоей машине.

Яна поднялась с пола и принялась отряхивать шорты.

— А завтра, — мечтательно проговорила она, — мы пойдем-таки на экскурсию в дворец Великого Скотовода!

02.06.858, деньдень. Граш, граница области Мураташ

Человеческая фигура с заложенными за спину руками стояла на вершине пологого холма. Ветер развевал гриву жестких смоляных волос, хлестал метелками перистого ковыля по ногам в коротких кожаных штанах, трепал расстегнутую на груди безрукавку. По степи быстро бежали тени облаков, и два гнедых коня паслись у подножия холма.

— Ты так стоишь уже почти полчаса, — не выдержал Саматта, выплевывая изо рта изжеванную травинку. — Рис, ты вообще здесь? И где наши встречающие? Только время попусту теряем…

— Извини, — Семен повернулся к нему. — Старые воспоминания. Ностальгия. Когда меня еще звали Тилосом, неподалеку отсюда я впервые встретил Тарону. Я пытался восстановить в памяти ландшафт. Тогда на Текире действовали законы физики Игры, и климат на континенте был весьма эклектичен. К югу отсюда начинались песчаные Великие Пустыни. Тарсаки пасли свои табуны к северу, но иногда забредали и сюда. Двенадцатилетняя девчонка сбежала в барханы и тренировалась там стрелять из самодельного лука. Ей всю левую руку до крови иссекло тетивой, но она упорно продолжала тренироваться. Упорная и упрямая, она чем-то походила на Кару. Не внешностью, нет. Но внутренней целеустремленностью. Тогда мы подружились.

Он опустился на землю, сорвал метелку ковыля и принялся рассеянно трепать ее в пальцах.

— Мне тогда было почти три с половиной века, если считать с момента биологического рождения. Глубокий старик в красивом, сильном и гибком, нестареющем теле киборга… Я знал, как управлять женщинами и полагал себя неуязвимым к женским чарам — и жестоко ошибся. Знаешь, я ее предал. Использовал ее любовь для того, чтобы манипулировать ей. Чтобы сорвать тарсачьи племена с обжитых мест и бросить войной на Север до того, как их вынудят атаковать наступающие с юга пустыни. Для того, чтобы столкнуть с гуланами и не допустить уничтожения северных княжеств. А потом я заставил ее убить меня — и после непрошенного пробуждения узнал, что прошло больше двух веков, и Тарона давно мертва. Убита предательским ударом в спину в поединке чести. И я даже не могу ей сказать…

Он замолчал.

— Ты любил ее? — спросил Саматта.

Бывший Серый Князь помолчал.

— Не знаю, — наконец откликнулся он. — Я не знаю. Возможно. Я всегда с нетерпением ожидал встреч с ней наедине, и нам было хорошо вместе. Я с большим трудом заставлял себя уходить. Любовь ли это? Мати, я не знаю. Я вообще не уверен, что могу любить. И что имею на это право.

— А что не так с правами? — отставной спецназовец поднял бровь. — Кто тебе запретил?

— Жизнь. Мати, ты вообще представляешь, что такое для бессмертного любить смертную женщину? Знать, что через десять, пятнадцать или двадцать лет она увянет, а через тридцать или сорок — умрет, а ты продолжишь жить как ни в чем не бывало? А дети? Ты не позволишь ей иметь ребенка от любимого мужчины, даже если она захочет? А она почти наверняка захочет. Каково знать, что ты переживешь своих потомков? Каково ТЕБЕ, Мати, знать, что ты переживешь собственную дочь? Внуков? Правнуков?

Саматта вздрогнул и медленно повернул голову к товарищу.

— Ты еще не задумывался? — печально спросил тот. — Ну, извини. Рано или поздно все равно бы до тебя дошло. Карина, Яна, Палек — сироты без родителей, без родственных связей. Одиночки в нашем мире. Их отношения с окружающими не выходят за рамки любви и дружбы, кровной связи ни с кем они не чувствуют. Почему Джао выбрал их кандидатами в новое поколение, я понимаю. А почему тебя и Цукку, знаешь?

— Нет. Я уже думал, но ответа не нашел.

— Все потому же. На самом деле ваши воспитанники нашли в вас родителей. Я вижу ваши отношения. Я наблюдал за вашей семьей в последние годы. Они слишком тяжело перенесли бы вашу смерть, зная, что никогда не умрут сами. Точно так же, как ты тяжело переживешь смерть дочери.

— Всего лишь из-за детей? — сухо спросил Саматта.

— Нет. В основном из-за детей. Но Джа умеет выбирать себе соратников и очень редко ошибается. У этого манипулятора, старого сукина сына, отменный нюх на людей. Я пока что плохо тебя знаю, Мати, но, думаю, ты его надежды в новом качестве оправдаешь. И я думаю — очень надеюсь — что он предусмотрел какое-то решение проблемы родственников. Иначе… мне страшно даже подумать, что способен натворить на Текире обезумевший от горя утраты Демиург, даже действующий исходя из благих намерений.

Саматта помолчал.

— Я давно не ребенок, Рис, — наконец откликнулся он. — Я дрался на грязной необъявленной войне, закончившейся позорным бегством. Я терял товарищей и в яростной драке, и от глупой шальной пули, пущенной кем-то наугад, и от тропических болезней, от которых полевые врачи не знали лекарств. Я убивал и рисковал умереть сам. Я знаю цену жизни и смерти. И я знаю цену любви. Наверное, я пока что еще не осознал как следует перемену… своей сущности, но думаю, что короткая жизнь с настоящей любовью все же лучше, чем серая унылая вечность. Если бы пятнадцать лет назад Дзи предложил мне стать Демиургом в обмен на отказ от Цу, я бы точно послал его подальше. И все-таки — ты любил Тарону?

— По человеческим меркам я древний старик, Мати, — медленно произнес Семен. — У меня было много женщин, но я ни разу не позволял своим чувствам зайти за определенную грань. Я всегда держал эмоциональную дистанцию, ничего им не обещая, и заботился, чтобы они не питали никаких долгосрочных надежд. Тарона… Неважно. Я использовал ее в своих целях, а она прекрасно это понимала и делала все, чтобы угадать любые мои желания, даже невысказанные. И из-за того погибла в конце концов задолго до срока. Вот чего я себе простить не могу до сих пор.

— Это случилось двести с лишним лет назад.

— Нет, чуть больше десяти лет назад, Мати. Для меня, во всяком случае. Два с лишним века, которые я провел в целебном сне, ничего для меня не значат. Но хватит. Что-то я невовремя поддался сентиментальности. Они приближаются, готовься.

— Где? — встрепенулся Саматта. — Я не чувствую ни одной машины в окрестностях.

— Вон оттуда. Полторы версты, но они перемещаются между холмами, их пока не видно. Насчет же машин… Мати, ты думаешь, я усадил тебя на лошадь только для того, чтобы продемонстрировать, как добавлять новые навыки проекции? Гуланы и тарсаки и сегодня используют лошадей наравне с автомобилями. Для Повелителя Ветра или Матери клана конь — такой же символ древних традиций, какой для Дракона — меч. Настрой биосканер на фильтрацию по массе — скажем, больше центнера. Можно еще и по типу нервной деятельности, но сейчас излишне. А дальше — быстрое сканирование прилегающей территории.

— Ага, нашел. Шестеро на лошадях, один девиант, с низкой категорией, но эмпат. Девица, разумеется. И оружие. Чувствует мое сердце, переговоры обещают пройти… в интересном ключе, — пробормотал Саматта. — Рис, раз мы находимся на территории тарсаков, почему разговариваем с гуланами?

— Здесь давно не тарсачья территория. После того, как Тарона разбила и рассеяла объединенные гуланские племена, тарсакам самим пришлось очень несладко. Экология продолжала деградировать, Демиурги еще не успели остановитьпроцессы опустынивания, так что тарсаки вынужденно перемешались с уцелевшими гуланами. С тех пор нет четких границ территорий, как до войны. Повелитель Ветра, с которым мы встречаемся — одна из наиболее влиятельных персон в Мураташе, да и в Граше тоже, и нам позарез нужно заполучить его на свою сторону. У тебя, кстати, проекция переведена в режим буферного контроля? Совершенно незачем эмпату твои настоящие эмоции читать.

— Вроде переведена.

— «Вроде»? Вообще-то буферный контроль либо включен, либо нет.

— Включен.

— Хорошо. Но учти, что буфер нивелирует только допороговые всплески эмоций и моторику. Постоянный уровень он пропускает до проекции неизменным, так что и эмпат, и опытный психолог сумеют в твоем общем настрое разобраться. Контролируй себя и ни в коем случае не поддавайся на провокации, если такие случатся. Все время помни, что они согласились на переговоры официально, а потому ни за что не нападут первыми.

— А нельзя совсем отключить широковещательную трансляцию эмоций всем желающим?

— Совсем — нельзя. Эмпат сразу почувствует, что ты не человек. Но можно перевести проекцию в полуавтономный режим, после чего она начинает жить в соответствии с запрограммированными шаблонами реакций. Прямой контроль проекции точкой концентрации сознания отключается, и ты начинаешь рулить ей, как оператор управляет роботом — отдаешь команду нажатием кнопки, а уж он сам ее как-то выполняет. Но у тебя нужных шаблонов пока нет, и чужие тебе не подойдут — все очень индивидуально. Заняться их созданием необходимо, но не сейчас. Вон, кстати, показались из-за холма.

— Вижу. Слушай, а нельзя как-то покороче изъясняться? «Запрограммированные шаблоны реакций», «точка концентрации сознания»…

— Звуком — не предусмотрено, и изобретать жаргон смысла нет. Привыкай к прямому общению, там ключевые понятия выражены одиночными символами, всё коротко и предельно ясно. Символьный язык разрабатывался земными искинами именно для того, чтобы максимально ускорить процесс общения между собой и тогдашними людьми. Давай, пора подниматься и всем своим видом демонстрировать, насколько стальные у нас яйца и прочие части тела. Еще раз прошу: контролируй себя и не поддавайся на провокации. Если не понимаешь, как реагировать, просто молчи с максимально высокомерным видом.

— Дора нужно было взять вместо меня. У него вид куда внушительнее.

— Дор, в отличие от тебя, не историк и о Граше знает куда меньше, чем следует. Не беспокойся, придет и его время.

Лже-шаман снова поднялся на ноги одним текучим плавным движением, выпрямился, расправив плечи, заложил руки за спину и принялся наблюдать за приближающейся кавалькадой. Саматта встал вслед за ним и начал неторопливо отряхивать свой камуфляжный комбинезон. Семен настаивал, чтобы они отправились на встречу безоружными, и хотя Саматта все же прихватил привычный армейский «ТаМа-3», без штурмовой винтовки он чувствовал себя голым и беззащитным: старые солдатские привычки и рефлексы возвращались на удивление быстро. Ну ничего. Он для пробы расправил манипуляторы, сменившие старые шокеры, и пошевелил ими вокруг себя. Невидимые щупальца слушались с трудом. И как только Кара и Яни ими управляются? Но отвесить оплеуху ими он сможет, и это главное. Семен оглянулся и подмигнул ему, и Саматта испытал некоторое облегчение. В конце концов, его единственное предназначение сегодня — продемонстрировать свою хмурую небритую рожу Большой Шишке.

Конная кавалькада, хотя и трусящая неспешной рысью, быстро приближалась. Саматта молча наблюдал за конниками. Впереди ехал массивный мужчина лет сорока с угольно-черной кожей, слишком темной даже для гуланов. Короткие кожаные штаны, такие же, как на Панариши, слишком плотная для стоящей жары кожаная куртка с обрезанными рукавами — с усиленной пластинчатой подкладкой, способной остановить пистолетную пулю в упор — могучие мускулы обнаженных плеч и шеи, широкое плоское лицо с мясистым приплюснутым носом и узким разрезом глаз, высокий лоб, обрамленный жесткими курчавыми волосами, с повязанной поверх алой лентой… Саматта не разбирался ни в лошадях, ни в способах езды на них, но то, что он видел дома в Манеже, а также то, чему Семен научил его, предполагали прямую посадку в седле с опорой ног на стремена. Но у лидера стремена болтались свободно по бокам коня, а сам он сидел не в седле, а на узорной попоне, поджав под себя пятки и обхватывая бока коня только бедрами. Такая посадка наверняка была страшно неудобна и неустойчива, но гулан, казалось, чувствовал себя легко и непринужденно.

— Обрати внимание, как он сидит, — прокомментировал Семен. — Такая поза позволяет выполнять настоящие акробатические трюки, а также мгновенно спешиваться, если коня завалили. Настоящим умением классической гуланской джигитовки сегодня владеют немногие, но оно высоко ценится среди знатоков.

— То есть в цирке он бы полные залы собирал? — саркастически уточнил Саматта.

— А он наверняка и собирает. Традиционные состязания во время кулхаев проводят до сих пор, и даже Повелители Ветра не считают зазорным в них участвовать. А уж там народищу собирается тьма, десятки тысяч.

— Понятно… — пробормотал Саматта. О кулхаях, чем-то средним между ярмарками и межплеменными переговорами, на которых решались самые разные вопросы — от военных до территориальных и торговых — он знал, но всегда полагал их атрибутом далекого прошлого. Что их проводят до сих пор, оказалось для него неожиданной новостью. Он сделал себе зарубку на память — освежить свои знания о современном Граше как можно быстрее, после чего перевел фокус взгляда на сопровождающих Повелителя Ветра.

Четверо мужчин особого интереса не представляли. Типичные гуланы, и по лицам, и по цвету кожи, и по одежде всадников — заурядной, но практичной, насколько вообще лошадиный способ перемещения может быть практичным в современном мире. У одного в сумке на крупе коня болтался спутниковый коммуникатор, и все оказались вооружены тяжелыми штурмовыми винтовками с подствольными гранатометами. Вот тебе и мирная встреча… Хорошо бы Рис оказался прав, и силу в ход пускать не пришлось. Впрочем, возможно, они просто страхуются на случай нападения в пути — все-таки здесь граница с Сураграшем, где бродят бывшие солдаты Дракона, озлобленные и растерянные, но от того не менее опасные.

Девушку-девианта Саматта оставил напоследок. Он чувствовал определенную неловкость, рассматривая ее. Огромный, висящий бесформенными складками балахон, укрывавший ее от макушки до пяток и оставлявший открытыми только глаза, явно предназначался для укрытия от посторонних, а фокусированный взгляд Демиурга показывал человека насквозь — в буквальном смысле вместе со всеми потрохами. Саматта мысленно извинился перед ней за невежливость и непрошенное вторжение, но изучить ее было необходимо во избежание неприятных сюрпризов.

Девиант оказалась совсем молодой девчушкой-гуланой, почти не оформленной девочкой, лет тринадцати или четырнадцати. Ее эффектор никак не тянул на категорию выше четвертой, но обладал развитой способностью к эмпатии. В интерпретации сканера поле нейросенсора струилось и переливалось вокруг девушки искристой приплюснутой сферой примерно в десять саженей в диаметре — при том, что у Яны не достигало и пяти. На руке у девочки обнаружился браслет непонятного назначения со слабеньким вмонтированным радиопередатчиком. А на шее… Саматта испытал короткий, но с трудом подавленный прилив бешенства, когда понял, что узорчатый серебряный обруч вокруг шеи на деле является неактивным импульсным блокиратором, а под массивной рубиновой брошью в передней его части рядом с батареей кроется заряд взрывчатки. Он быстро взглянул на остальных членов отряда — точно, у одного из сопровождающих на запястье браслет дистанционного управления, раз в секунду обменивающийся с ошейником кодированными пульсациями. И наверняка у него инструкции убить девчонку, если та вдруг выйдет из-под контроля. Мерзавцы… как они могут поступать с детьми таким образом?!

Он заставил себя успокоиться и изгнал из мыслей всякий намек на злость. Он, конечно, не мастер Пути, но и тёкусо неплохо учит, как достигать чистого незамутненного спокойствия, позволяющего в любой момент нанести врагу внезапный сокрушительный удар. Он снова одернул себя. Люди, которые к ним приближаются, не враги. Он не может относиться к ним как ко врагам — иначе эта девочка распознает недруга в нем самом, не понимая, чем на самом деле вызвано его отношение. И тогда переговоры пойдут насмарку. Спокойно. Прямо сейчас ей ничего не грозит. Да и вообще ошейник, скорее всего, перестраховка. Но перестраховка показательная…

Кавалькада остановилась у подножия холма рядом с лошадьми Панариши и Саматты, и люди спешились. Несмотря на свою массивность Повелитель Ветра соскользнул на землю легко и непринужденно, словно и не весил под центнер. Двигался он почти грациозно, словно танцор. Наверняка очень опасный боец в рукопашной схватке. В сопровождении девочки-эмпата и одного из мужчин — того, что с контроль-браслетом — он направился вверх по склону. Минуя чужих жеребцов, он на несколько мгновений замер перед ними, и Саматта явно почувствовал исходящие от него изумление и восхищение. Чем? Даже на его дилетантский взгляд их с Семеном лошади выглядели заметно красивее низкорослых лохматых лошадок гуланов — но неужели настолько красивее, что способны удивить опытного лошадника?

Третий мужчина остался с лошадями, остальные двое неторопливо побежали в разные стороны вокруг холма — занимать наблюдательные позиции.

— Я Тархан ах-Камитар, Повелитель Ветра Западных степей, — произнес гулан на поллахе, останавливаясь в пяти шагах от Семена с Саматтой. — Вы искали встречи со мной. Я пришел.

Он непринужденно сел на землю, скрестив ноги, и его спутник повторил движение. Девочка опустилась на пятки слева и позади них и неподвижно застыла, сложив руки на коленях и опустив голову. Под широкими рукавами балахона ее правая ладонь обхватила левое запястье, а пальцы легли на кнопки на браслете с передатчиком. Шевеление указательного пальца — и радиоимпульс отозвался двойным щелчком во вставленном в ухе Повелителя Ветра наушнике коммуникатора. Ага, вот, значит, как она сообщает ему о наших эмоциях…

Саматта сморгнул, переключаясь с фокусированного зрения на обычное. В конце концов, и дальше изучать ее под микроскопом в самом деле невежливо и не оправдывается никакой предосторожностью. Если гуланы попытаются напасть, он сумеет мягко их нейтрализовать, чего вполне достаточно.

— Чистой тебе воды, Повелитель Ветра, — отозвался Семен на том же языке, слегка склоняя голову. — Я Панариши, главнокомандующий вооруженными силами Сураграша. Мой спутник — оой-генерал Саматта Касарий, мой первый заместитель и начальник Генерального штаба.

Саматта с трудом удержался от того, чтобы не вздохнуть от удивления. С каких пор он оказался оой-генералом? Он сел на пятки вслед за Панариши, расслабился и в меру своих актерских возможностей изобразил совершенно бесстрастную физиономию.

— Значит, главнокомандующий вооруженными силами Сураграша? — медленно проговорил гулан. — Мне рассказывали про тебя совсем другое, шаман…

«Употреблена фамильярно-покровительственная форма местоимения, не имеющая аналогов в общем языке», — прошелестел на границе сознания комментарий универсального транслятора.

— …что ты всего лишь бродишь по Сураграшу, трусливо прячась от солдат Дракона. Что вся твоя «власть» строится на нелепых сказках, которые ты рассказываешь неграмотным земледельцам на плантациях маяки. Что ты указываешь лишь некоторым полевым командирам, да и то лишь до тех пор, пока им выгодно тебе подчиняться. Меня обманули, сан Панариши?

— Вероятно, момбацу сан Тархан, — лениво откликнулся Семен. — Ведь ты здесь. Значит, ты не веришь тем людям, а веришь другим, которые говорят совсем иное. Ты мудр, потому что поверить глупцу или предателю означает умереть. Мне тоже рассказывали про тебя разное, что я предпочел не услышать. Например, что твои люди по твоему личному указанию обеспечивали транзит крупных партий дистиллята маяки через земли ваших кланов и далее в порты на восточном побережье. И что они якобы убили нескольких Глаз Великого Скотовода, заподозривших неладное. А Глаза те, если слушать вздорных болтунов, принадлежали к Северным коленам, как и Первая Смотрящая, да не испытают жажды табуны ее народа. Представь только, что момбацу сама Кимица ах-Тамилла услышала бы такую чушь и хотя бы на мгновение ей поверила!

— Ты не менее мудр, чем я, момбацу сан Панариши, — кивнул гулан, и Саматта на мгновение заметил злой блеск в его глазах. На сей раз он и без комментария транслятора заметил, что Повелитель Ветра употребил подчеркнуто-вежливую форму местоимения. — Вот почему я тоже не поверил словам глупцов, нашептывавших мне в уши ядовитые речи. Цахарра Минтан, передавший твой зов, отозвался о тебе в превосходных выражениях, и, по первому впечатлению, я вижу, что он не ошибся. Я готов слушать тебя, главнокомандующий. Зачем ты призвал меня?

— Затем, что ты заслуженно пользуешься уважением по всему Мураташу. Мир меняется, и теперь Мураташ из далекой захолустной области превращается в провинцию на официальной, — он подчеркнул голосом, — границе Сураграша. Мы становимся соседями, момбацу сан Тархан, и соседями добрыми, если мне позволено надеяться. Прими заверения в моем искреннем уважении и позволь в ответ завоевать твое, Повелитель Ветра.

— Уважение поселилось в моем сердце с того момента, как я увидел твои глаза, — откликнулся Тархан. — Итак, о чем ты хотел со мной говорить, момбацу сан Панариши?

Следующие полтора часа Саматта все больше и больше чувствовал себя полным идиотом. Семен и Тархин обменивались цветистыми фразами, способными дать фору самому изысканному катонийскому этикету и, похоже, переводимыми транслятором весьма приблизительно. Они упоминали огромное количество имен — прежде, чем сбиться, Саматта насчитал сорок семь — и рассуждали о событиях, происходивших неизвестно где и неизвестно когда. То есть Саматта, разумеется, пытался следить за ходом беседы, добросовестно вызывая краткую справку по каждому упомянутому имени (не менее половины в базе знаний отсутствовали), но вскоре его голова пошла кругом, и он принялся пропускать беседу сквозь себя, не вдумываясь. Запись он включил, а время для анализа настанет позже. Он лишь старался оставаться синхронизированным с течением разговора, проникаясь манерой грубой лести, завуалированных угроз, тонких полунамеков и недоговоренностей. Семен определенно старался получить хоть какие-то гарантии нейтралитета кланов гуланских родов, на которые Тархан имел неоспоримое влияние, а также хотел чего-то, связанного с Великим Скотоводом. Взамен он предлагал вещи, среди которых Саматта сумел понять только намеки на некоторые территориальные уступки, а также на направление торговых потоков и связанный с ними сбор пошлин.

— Но я вижу, что твой генерал, момбацу сан Панариши, утомлен нашей беседой, — внезапно произнес гулан на общем, переводя взгляд на Саматту. — Нехорошо заставлять человека слушать скучные слова на чужом языке, да еще и в чужой незнакомой стране. Нам следовало бы встречаться не здесь, в голой степи, а в гостях у моего клана. Мы бы устроили великий пир, а заодно бы рассказали ему о наших привычках и обычаях, чтобы он смог полюбить чужую страну, в которую его забросила судьба. Наши женщины искусны и в приготовлении пищи, и в… других удовольствиях, которые наверняка не чужды гостю из просвещенной Катонии.

Его тон казался подчеркнуто дружелюбным, но на мгновение включенная эмпатия показала в гулане изрядную толику издевки и злорадства, смешанных с презрительным превосходством.

— Я с большим интересом слушал вашу беседу, момбацу сан Тархан, и получил от нее изрядное удовольствие, — проговорил он на поллахе подчеркнуто вежливым тоном, с удовольствием наблюдая нарастающее в гулане удивление. Он отчаянно надеялся, что транслятор передает хотя бы половину смысловых оттенков, которые он вкладывал в свою речь. — К моему огромному сожалению, я не имею чести знать примерно половину тех людей, о которых шла речь, но надеюсь, что судьба сведет меня с ними в самое ближайшее время. Разумеется, я могу лишь преклоняться перед древней мудростью твоего народа и надеюсь почерпнуть от нее хотя бы малую толику. И не только перед мудростью. Знаки у тебя на плече говорят, что ты восемь раз выходил победителем в таранхае, и я бы с удовольствием поучился у тебя благородному умению конной стрельбы из лука, которую пока что не сумел освоить. Уверен, такой выдающийся боец сумел бы преподать мне хороший урок.

— Ты говоришь на нашем языке, чужеземец, и осведомлен о наших обычаях, — Тархан снова перешел на поллах, и озадаченные нотки в его голосе почти сразу же сменились уважительными. — Прости мое непонимание, но как на такое способен воин из далекой Катонии?

— Я не всегда был солдатом, — пожал плечами Саматта. — Уволившись из катонийской армии, до недавнего времени я преподавал историю в университете. В том числе — историю Граша.

— Значит, ты понимаешь нас куда лучше, чем я думал, — гулан задумчиво сощурил глаза. — Ты хороший противник, момбацу сан Саматта. Я недооценил тебя, и рад, что не на поле боя. Никогда не думал, что изнеженный высокомерный Восток все еще способен рождать людей вроде тебя.

— Мы мало чем отличаемся друг от друга, момбацу сан Тархан. У нас у всех две руки, две ноги и одна голова. Мы говорим, едим и пьем, рожаем и воспитываем детей, среди нас есть трусы и храбрецы, умные и дураки. Мы такие же, как вы. Разве что давно не надеваем бомбы на шеи своим детям, — не удержался он от колкости в последний момент.

— Бомбы детям? — несколько секунд гулан непонимающе рассматривал его, потом внезапно уголки его рта поползли вниз и в стороны, а верхняя губа вздернулась, обнажая крупные, чуть желтоватые зубы. Он неторопливо обернулся влево, и сидящий за его плечом мужчина слегка отпрянул назад.

— Наваха, — скрежещущим голосом проговорил Повелитель Ветра, — я правильно понял иностранца, что ты опять нацепил на Миззу ошейник?

— Сан Тархан, я же не включил… — торопливо проговорил второй мужчина.

— Молчать! — резко оборвал его Тархан. Одним слитным движением он поднялся на ноги, разворачиваясь к своему спутнику, и страшно ударил его коленом в голову. В последний момент тот попытался уклониться, но не сумел — и с залитым кровью лицом опрокинулся на спину. Его нос, очевидно, оказался сломан, и от боли и шока он даже не мог застонать, только бессильно хватал ртом воздух. Тархан с силой пнул его в бок, еще и еще…

— Дядя! — девочка вскинулась, срывая капюшон. — Пожалуйста, не надо!

У гуланы оказалось симпатичное лицо, довольно светлое для женщины ее племени. Курчавящиеся длинные волосы свободной волной ниспадали на плечи, а светло-серые глаза поблескивали испугом. Тархан опустил занесенную для удара ногу и развернулся к ней.

— Мизза, почему ты не сказала мне? — зло спросил он, и на сей раз — Саматта проверил — его эмоции оказались совершенно искренними. — Я убью этого ублюдка кобылы и суслика! Я же ясно тебе объяснил, что не желаю ничего знать о бабских страхах, которыми заразились некоторые мужчины.

— Но я же могу оказаться опасной, дядя, — проговорила девушка, опуская голову. — Если я внезапно сойду с ума…

— Девианты не сходят с ума, момбацу сама Мизза, — сумрачно сказал ей Саматта. — По крайней мере, внезапно. У меня есть две приемные дочери-синомэ, давно повзрослевшие, и обе гораздо сильнее тебя, так что я знаю, о чем говорю. В ваших краях вообще слишком много идиотских выдумок о людях с особыми способностями. Ты нормальный человек, не сомневайся.

Тархан странно глянул на него, но промолчал. Семен скрестил на груди руки, из-под прикрытых ресниц наблюдая за сценой.

— Ты… не лжешь, момбацу сан, — неуверенно откликнулась девушка. — Ты веришь в то, что говоришь…

— Я не верю, я знаю. Момбацу сан Тархан, может, ты все-таки снимешь со своей племянницы эту дрянь?

Гулан, судя по его виду, проглотил едкий ответ. Он опустился перед девушкой на колени и раздернул у нее на шее балахон, так что стал виден серебристый обруч. Ни слова не говоря, он ухватился за него пальцами. На его руках вздулись внушительные мускулы, и ошейник с легким хрустом развалился надвое. Саматта слегка опешил: голыми руками порвать полусантиметровой толщины стальной прут — насколько же силен этот мужик? Впрочем, возможно, просто не выдержали замки. Тархан отбросил обломки в сторону и поднялся, отряхивая руки.

— Откуда ты узнал об ошейнике, чужак? — грубо спросил он. На время с него слетела вся показная цивилизованность, и перед Саматтой стоял дикарь — разгневанный и могучий, не терпящий никаких препятствий и противоречий. — Говори!

— Ты недооценил меня не только в части знания ваших обычаев, вождь, — ровным тоном откликнулся Саматта, расслабляясь и прикрывая глаза. — Нижайше извиняюсь, но на твой вопрос я не отвечу.

Ноздри гулана яростно раздулись, но он сдержался.

— Ветер призывает меня, — сухо сказал он и снова пнул в бок незадачливого помощника, на сей раз несильно. — Поднимайся, Наваха, как следует с тобой я разберусь потом. Момбацу сан Панариши, в следующий раз можешь прийти ко мне домой. Ты тоже, момбацу сан Саматта. Обещаю вам воду и гостеприимство. Вы хотели сказать мне что-то еще?

— Только одно, — Семен поднялся таким же гибким слитным движением, что и Тархан. — Кони, что пасутся у подножия — твои. Я привел их тебе в подарок.

— Вот как? Ты знаешь, что можно подарить такому человеку, как я…

— Знаю. Именно человеку. Не твоему клану, не твоему роду, а тебе лично. Эти кони выведены с применением генной инженерии. Они быстры и выносливы, могут в день покрыть пятьдесят верст, неся на себе двоих взрослых мужчин.

— Я принимаю твой подарок, — кивнул гулан. — Мне нечем отдариться, но я не забуду. Я оставлю тебе своих коней, момбацу сан Панариши, чтобы ты мог вернуться домой.

— Не стоит, — лениво Семен помахал в воздухе рукой. — Неподалеку нас ожидает джип, на нем мы и вернемся. Есть только одна небольшая проблема — жеребцы стерильны. Они не дадут потомства. Но если мы станем добрыми соседями, ты получишь и других лошадей — ничуть не хуже этих, но при том плодовитых.

— Думаешь, ты подцепил меня на крючок? — внезапно усмехнулся гулан. — И что я за лошадей продам свою душу? Ты ошибаешься, шаман.

— Не думаю. Но дружба всегда крепче, когда получаешь за нее достойную награду, верно, момбацу сан Тархан? — подмигнул ему Семен. — И кони — лишь малая часть выгоды, которую ты можешь получить. А теперь не смею больше задерживать.

— Чистой тебе воды в пустыне, — откликнулся гулан. Он переливчато свистнул — охранники у подножия холма встрепенулись и потрусили к лошадям — повернулся и размашистым шагом пошел вниз с холма. Незадачливый Наваха, прижимая локоть к боку, пошатываясь и утирая кровь с лица, поплелся за ним.

Девушка, бросив на Саматту неуверенный взгляд, тоже было повернулась, но Саматта остановил ее, коснувшись плеча.

— Сама Мизза, — сказал он. — И все-таки не забывай мои слова. Ты — человек, ничуть не хуже остальных. Тебе не грозит опасность внезапно сойти с ума. Это чушь, придуманная неумными людьми. Твои способности — дар, а не проклятие. Используй их с умом, во благо, а не во зло, и все закончится хорошо. Ведь все всегда заканчивается хорошо, верно? — он слегка улыбнулся ей.

Девушка оглянулась на приостановившегося Тархана, потом снова взглянула на Саматту.

— Я запомню, момбацу сан, — прошептала она, после чего повернулась и со всех ног, насколько ей позволял балахон, бросилась вниз по склону.

— Для некоторых особо одаренных историков напоминаю, — фыркнул Семен, — что у гуланов с женщиной чужак может заговорить только с разрешения отца, мужа или иного близкого родственника. А за прикосновение вообще могут убить на месте. Так что ты, блистательный господин Саматта, невежа и грубиян, которого спасает только статус глупого иностранца. Но удачный у тебя вышел экспромт, ничего не скажешь. Я не сообразил на его родственных чувствах сыграть.

— Сыграть на чувствах? — Саматта недоуменно посмотрел на него. — Ты о чем?

— Ты хочешь сказать, что наобум палил? Ну и ну… — Семен покачал головой. — Мати, ты что, не чувствовал его отношения к девочке?

— Я… — Саматта облизал губы. — Нет, не чувствовал. А должен был?

— Да у тебя эмпатия отключена, что ли? Мужик страшно нервничал, что притащил ее сюда, в неизвестность, без надлежащей охраны. Возможно, он ее вообще в первый раз на серьезное дело взял. Я думал, что ты сам все прекрасно видишь.

— Рис, я не могу все время шпионить за людьми. Так невежливо. Если бы кто-то у меня в голове копался во время разговора, я бы точно обиделся. Иногда я смотрел на эмоции, но только мельком.

— Мати, — Семен в упор взглянул на него черными глазами, — ты странно рассуждаешь. Я понимаю, что катонийские понятия о вежливости у тебя в подкорке сидят, но не забывай и о мере своей нынешней ответственности. Ты просто не можешь себе позволить работать в белых перчатках. Какие вежливость и деликатность, ты вообще о чем? Не ты ли совсем недавно интересовался, как избежать смертей по нашей вине? Твоя неверная интерпретация реакции собеседника в ходе переговоров может привести к войне и к тысячам смертей. По-твоему, это адекватная цена за соблюдение этикета?

— Прости, — покаянно откликнулся Саматта. — Не подумал.

— Прощать тебя не за что, просто прими к сведению. И учти, что вежливость — всего лишь правила, придуманные людьми, чтобы уживаться друг с другом с наименьшими проблемами. А у Демиурга методы совместной жизни с людьми совершенно иные. Целесообразность и последствия — вот что ты должен принимать во внимание в первую очередь. А если и это тебя не убеждает, то просто осознай, что Демиург, твердо намеревающийся ужиться в человеческом обществе, не ломая его, просто обязан вести себя по правилам, устанавливаемым другими. А наш добрый господин Тархан использованием эмпатии на переговорах не гнушается, как видишь.

Бывший Серый Князь замолчал, потер лоб и махнул рукой.

— Ну ладно, не стану нудеть. Сам все поймешь, не маленький. Главное, что наш большой сильный приятель в девочке души не чает, и ты заработал хорошее жирное очко в свою пользу. Да и насчет таранхая неплохо вышло. Сделаем мы из тебя дипломата в самые кратчайшие сроки, точно тебе говорю.

Он посмотрел вниз, где Таранхай внимательно осматривал одного из жеребцов.

— А нам пора отсюда топать. Наблюдателей здесь нет, так что предлагаю пробежаться ножками вон до того распадка, а там можно и в воздухе раствориться. Следы от шин я проложу на всякий случай. Если у тебя нет срочных вопросов, я пока помолчу — у меня в канале висит Дор, которому не терпится выяснить, как все прошло. Двинулись, что ли…

Тот же день. Область Мураташ, город Камитар

Домой в Камитар они добрались, только когда солнце уже опускалось за дальние холмы. Мизза с трудом сползла с лошади — она еще ни разу в жизни не ездила верхом весь день, и у нее болели бедра и стертая слишком большим и неудобным седлом промежность. Встав на землю, она покачнулась и чуть не упала, но вовремя успела удержаться за стремя. Пусть она женщина, но своей слабости не покажет. Тем более — дяде.

Повелитель Ветра спрыгнул на землю рядом с ней, отцепил от седла поводья новых чудо-коней и передал их конюху.

— Приставить охрану и глаз не спускать, — приказал он. — Мизза, пойдем со мной.

— Да, дядя Тархан, — откликнулась девочка. Она откинула изрядно надоевший капюшон на спину, наслаждаясь прохладой вечернего воздуха, такой сладкой после целого дня, проведенного в душных тряпках. Вслед за дядей она поднялась по ступеням дома и через просторную прихожую прошла в комнату, залитую закатным светом. Ветер колыхал занавески, и от вида стоящей на столе еды у нее тихонько забурчало в животе. Она вдруг поняла, что ничего не ела весь день, и что злой голод впивается ей в живот холодными когтями.

Трое мужчин, негромко переговаривающихся за столом, как по команде замолкли и повернулись к Тархану.

— Вы задержались, — сказал Тахмурат. — Мы ждали вас еще часа два назад. Что-то случилось?

— Все в порядке, — Тархан опустился на лавку и впился зубами в сочный кусок вареного мяса, обмакнув его в подливку. — Шаман подарил мне двух коней, уверив, что они необычайно сильны и выносливы. Я проверял.

— И как? — поинтересовался Цахарра. — Не соврал?

— Если верить Миззе, он говорил одну лишь правду, — с набитым ртом проворчал Тархан. — А, Мизза?

— Да, сан Тархан, — робко проговорила девочка, прижимаясь к глинобитной стенке. Дядю она хотя и боялась, но любила. Остальных же Повелителей Ветра, включая отца — просто боялась. Дядя хотя бы испытывал к ней теплые чувства, как к своим дочерям, а другие всегда оставались внутри холодными и неприятными, зачастую — злыми и сердитыми, хотя и не подавали виду.

— Одну лишь правду не говорит никто, — нахмурился Мистан. — Твоя племянница слишком молода, чтобы как следует понимать взрослых. Проклятие позволяет ей видеть, но не понимать.

— Младший брат, — лицо Тархана помрачнело, а внутри плеснулась подавленная ярость, — я предупреждал, чтобы ты не говорил плохо про Миззу, пусть даже она твоя дочь. Ты меня, похоже, не услышал. Повторить так, чтобы до тебя дошло?

— Нет, старший брат, прости, — торопливо проговорил Мистан. — Я оговорился. Но Мизза и в самом деле слишком молода.

— Раньше она не ошибалась. Кстати, Наваха больше не держит мое стремя. Сегодня он без моего ведома и в нарушение моего прямого приказа опять нацепил на Миззу ошейник.

— Он хоть жив еще? — лениво поинтересовался Цахарра.

— Жив. А морду врач починит, — Тархан сунул в рот кусок лепешки и снова впился зубами в мясо.

— Так как все прошло? — осведомился Тахмурат. — Договорились хоть о чем-то?

Какое-то время Повелитель Ветра молча работал челюстями.

— Мистан прав, — наконец неохотно сказал он. — Этот человек знает о нас много. Слишком много. Он может устроить нам серьезные проблемы, просто болтая языком в присутствии не тех людей. Не то чтобы я боялся Кимицу и ее Глаз, но ссориться с ними нам сейчас ни к чему.

— Откуда он столько знает, непонятно?

— Нет. Он ни разу не проговорился. Он умеет застилать суть дела словами ничуть не хуже любого гулана. Дорого бы я дал, Тахмурат, чтобы найти ответ на твой вопрос. Но еще больше дал бы, чтобы узнать — откуда он вообще такой появился? Подобные ему люди не вырастают из земли, как поганки, за одну ночь.

— Возможно, следует поступить с ним так же, как и с поганками, — нахмурился Цахарра. — Пока он еще не вошел в полную силу…

— Ты дурак, Цахарра, — зло оборвал его Тархан. — Он пришел на встречу вдвоем со своим генералом. И оба были не вооружены.

— И что? — от младшего Повелителя Ветра тоже плеснуло злостью. — Вот и воспользовался бы случаем.

— Ты дурак, Цахарра, даже если забыть о моем обещании безопасности, — повторил Тархан, на сей раз спокойнее. — Он знает о нас куда больше, чем все остальные чужаки, вместе взятые. И, тем не менее, является без оружия и охраны. Значит, он уверен, что мы не рискнем на него напасть — например из-за того, что информацией владеет не только он. Или потому, что уверен в своем превосходстве. Ты не видел, как он двигался. Похоже, он страшный боец. Я бы не рискнул выйти против него — хоть врукопашную, хоть с оружием. И его «генерал»… Он бывший солдат масарийского спецназа. Не такой сильный и ловкий, но тоже опытный боец. Думаю, если бы я попытался их убить, не вернулся бы домой живым. Если встретишься с ним в укромном месте, можешь рискнуть сам. Только, во имя пупа Курата, постарайся, чтобы из-за твоей идиотской смерти не пострадал весь клан. А пока он жив — с ним нужно договариваться. Он действительно хочет установить с нами мир и даже готов заплатить за него немалую цену.

— Какую именно? — насторожился Мистан.

— Территории. Он готов улаживать старые территориальные споры между кланами — и утверждает, что способен разрешить их ко всеобщему удовлетворению. И торговля — он намекал, что очень скоро появятся новые торговые пути, и для них потребуется прокладывать дороги. Возможно, железные дороги. А значит, появится работа для наших людей, новые рынки и новые пошлины. Значит, мы сможем привозить учителей из Грашграда и отдавать наших детей в университеты. Но о цене потом. Мизза!

— Да, дядя Тархан?

— Что ты чувствовала в человеке, с которым я разговаривал? В Панариши?

Мизза помялась.

— Он… не боялся, дядя Тархан. Совсем, — робко сказала она. — Ему было интересно с тобой говорить, и он… он чувствовал удовольствие от беседы. Как… как ты, когда лучше всех стреляешь из лука.

— Он таил в мыслях предательство?

— Нет, дядя Тархан. Я не почувствовала.

— Он верил в то, что предлагал? Во всё? Или иногда лгал?

— Да. Он не солгал ни разу.

— Понятно… — Тархан побарабанил пальцами по столу. — А второй? Чужак с Востока? Что чувствовал он?

— Он… Он плохо понимал, о чем речь, и скучал. И еще в нем был интерес — словно наблюдал за незнакомыми животными. И еще…

Она замялась.

— Говори, — приказал ей отец. — Говори и ничего не утаивай.

— Еще ему было жалко меня, — прошептала девочка, опуская голову. — И он злился. Наверное, из-за ошейника. В конце он сказал, что я… что я нормальный человек и не сойду с ума.

— Жалко тебя… — повторил за ней Тархан. — Да. Он явно разозлился, когда понял, что ты в ошейнике. Что-то он сказал насчет своих дочерей. Насчет того, что обе — синомэ гораздо сильнее Миззы. Вот, кстати, еще одно. Панариши мог узнать о нас многое благодаря шпионам. Или подкупу. В конце концов, известное хотя бы двоим знает и ветер. Но откуда Саматта узнал, что Мизза — синомэ? И об ее ошейнике, о котором не догадывался даже я? Нет, Цахарра, я не стану связываться с такими людьми, что бы мне за то ни предложили. По крайней мере, пока не пойму их как следует.

— Чужак с Востока… — задумчиво проговорил Мистан. — И генерал. Наемник? Он вряд ли опасен так же, как Панариши. В конце концов, что ему известно о наших путях?

— Он бывший солдат. И бывший учитель истории. Он знает о нас достаточно, чтобы читать знаки у меня на плечах. И он неплохо знает поллах — иногда странно строит фразы, не всегда верно использует интонации, говорит только вежливым слогом, но все-таки говорит. Даже если он учил язык по книгам, он отнюдь не беспомощный младенец. Он далеко не так опасен, как его хозяин, но все равно опасен.

У Миззы снова забурчало в животе, и Повелитель Ветра обернулся к ней.

— Ты хорошо поработала сегодня, — сказал он, и в его голосе и в сердце проскользнули ласковые нотки. — Вот, держи, — он макнул большую лепешку в подливку, отпластал ножом толстый кусок мяса, плюхнул его на лепешку и протянул девочке. — Теперь иди домой и отдыхай.

— Спасибо, сан Тархан, — прошептала та, бросив неуверенный взгляд на отца.

— Иди, иди, — отмахнулся тот. — И скажи матерям, чтобы покормили тебя как следует.

Девочка кивнула и, сжимая лепешку, выскочила в дверь. На улице уже стояли густые сумерки, стремительно переходящие в ночь. Темными улочками, кое-где освещенными падающим из окон светом, на ходу жуя лепешку, она пробралась к своему дому. Она старалась идти безлюдными местами, не попадаясь на глаза людям, и ей это удавалось. Перед дверями, впрочем, ее все же заметили. Игравший с друзьями в бабки Сахмат, завидев ее в круге света от фонаря над дверью, выпрямился и фыркнул.

— А, чокнутая вернулась! — презрительно бросил он. — Что, не убил тебя сан Тархан по дороге? Ничего, убьет еще.

Его дружки загоготали. Несмотря на свои двенадцать лет Сахмат превосходил ростом четырнадцатилетнюю Миззу на полголовы и был в полтора раза шире в плечах, так что верховодил и над мальчишками старше его на два-три года. Его компания Миззу побаивалась и не упускала случая устроить ей какую-нибудь гадость: сунуть ящерицу за шиворот, толкнуть в грязную лужу, отвесить увесистый щелбан… Сейчас девочка чувствовала, что в брате кипит и клокочет острая черная зависть к ней — еще бы, ведь именно ее, а не его взял с собой Тархан. В таком состоянии он вполне мог бы ударить ее и по-настоящему, а потому она, торопливо засунув в рот остатки мяса, боком вдоль ограды проскользнула к крыльцу и нырнула в дверь.

Она уже привыкла, что мальчишки ее бьют и толкают, а девочки, даже родные сестры, старательно избегают и противно шепчутся за спиной. Но сегодня вспыхнувшая в ней обида оказалась особенно острой. Возможно, потому, что в ее ушах все еще звучали слова чужеземца.

Ты ничуть не хуже остальных. Твои способности — дар, а не проклятие.

Ему легко говорить! Он большой и сильный, такой же большой и сильный, как дядя Тархан. Уж его-то точно никто не смеет задирать. А как может защититься она? Через год ей исполнится пятнадцать, и настанет пора сговаривать ее кому-нибудь в жены. Только вот наверняка никто не захочет ее взять. И тогда она навсегда останется одна, брошенная, никому не нужная. Из всех мужчин только дядя Тархан относится к ней хорошо, так же хорошо, как к своим собственным дочерям. А все остальные ее боятся, не любят и даже ненавидят.

За что ее бояться и ненавидеть? Пусть она синомэ, но ведь она никому не сделала ничего плохого!

Лучше бы ее убили сразу, как остальных проклятых детей. Зачем дядя Тархан вступился за нее?

Из общей комнаты доносились громкие звуки работающего телевизора и возбужденные детские голоса, плескало радостью и возбуждением. Наверное, все сейчас собрались перед экраном и смотрят мультики. Но ей туда нельзя — даже если ее не поколотят, то демонстративно уйдут куда-нибудь, оставив ее в одиночестве. С трудом сдерживая слезы, она прокралась по длинному темному коридору и юркнула в свою комнату. Хорошо хоть никто не хочет с ней жить, так что она всегда может спрятаться в свою каморку, чтобы выплакаться в одиночестве.

И никто не знает, что у нее есть Бокува.

Кукла сидела на подоконнике и смотрела в окно на восходящий из-за горизонта Звездный Пруд. Она не пошевелилась, когда Мизза проскользнула в комнату, и только когда Мизза села рядом, повернула к ней голову.

— Тебя опять обидели? — прошелестела она своим тихим, на грани шепота, голосом. В темноте девочка не могла видеть цвет ее глаз, но она знала, что левый — зеленый, а правый — синий, и это знание странным образом успокаивало. — Ты долго отсутствовала.

Девочка сердито швыркнула носом и потерла кулачком глаза.

— Сахмат дурак, — зло сказала она. — Я его самого когда-нибудь убью!

— Не получится. Ты женщина. Он мужчина. У вас, гуланов, женщины всегда подчиняются мужчинам. И он сильный. Ты побоишься.

— Тогда сбегу к тарсачкам! У них, говорят, наоборот — мужчины всегда подчиняются женщинам. И мне станут подчиняться!

— Этого ты хочешь? — кукла отвернулась и снова принялась глядеть на звезды. — Чтобы тебе подчинялись? Чтобы ты сама могла делать другим больно?

— Нет, — хмуро сказала девочка. — Я хочу, чтобы меня в покое оставили. Почему дядя Тархан меня любит, а остальные нет? И еще тот… Сатта… Сакатта… с которым сегодня встречались. Он тоже меня не ненавидит, хотя почему-то знает, кто я. Бокува, я действительно чокнутая? Я сойду с ума, да?

— Я мало что знаю о людях и о мире, — шелестящий в голове у девочки голос стал печальным. — Я не могу ответить, Мизза. Сакаттта — или Саматта? Саматта Касарий?

— Да, Саматта Касарий. А ты его откуда знаешь?

— Не помню. Я где-то слышала его имя. Оно кажется знакомым. Возможно, оно приснилось мне в Колыбели. Или услышалось где-то еще. Значит, он либо очень плохой, либо очень хороший. Какой он?

— Он… наверное, он хороший. Он сказал, что у меня не проклятие, а дар. И что я должна использовать его для добра, и тогда все закончится хорошо. Еще он сказал, что у него две дочери, и обе гораздо сильнее меня. У них, наверное, тоже проклятие… или дар. Вот бы с ними познакомиться! Я еще никогда не видела таких же, как я.

— Судьба плетет свои нити, не спрашивая наши желания. Возможно, и познакомишься. Я тоже хотела бы его увидеть. Когда поедешь на встречу с ним в следующий раз, возьми меня с собой. Но мне пора спать. Ты пойдешь со мной сегодня? Ты устала.

— Пойду! — быстро кивнула девочка. — В твоем сне хорошо, а одной мне снятся плохие вещи.

— Ты хочешь есть.

— Нет, я уже наелась. А ты хочешь? Я могу утащить что-нибудь на кухне.

— Я кукла, Мизза. Мне не нужна еда, я же тебе много раз говорила. Но если ты готова, то ложись.

Кукла медленно подняла руки в стороны и воспарила над кроватью. Ее деревянное тело слегка засветилось, наполняя тряпичный халтон изнутри зеленоватым сиянием, и Мизза послушно вытянулась на кровати поверх одеяла, закрыв глаза. И тут же ей в глаза ударил ослепительный после темноты солнечный свет. Она осторожно приоткрыла веки, заслонившись ладошкой, села и осмотрелась вокруг.

Как и раньше, у нее за спиной степь тянулась далеко-далеко, до самого горизонта, а перед ней обрывалась в бесцветную пустоту, словно обрезанная гигантскими ножницами. Вечно полуденное, но ласковое солнце гладило волосы своими мягкими лучами, и волосы трепал ласковый ветер, напоенный весенними запахами. Бокува медленно шла вдоль обрыва. Здесь, в своем сне, она выглядела настоящим ребенком — смахивающей на мальчика девочкой лет десяти, с недлинной стрижкой, в коротких кожаных штанах для верховой езды и странной мешковатой рубашке с кружевами и длинными рукавами, перехваченными у запястий тугими манжетами. Сейчас она совсем не походила на куклу, и только глаза у нее по-прежнему оставались разноцветными — зеленым и красным. Пустота возле ее босых ступней клубилась, сгущалась, меняла цвет и очертания и превращалась в новые кусочки степи, тропинками убегавшими в бесцветную даль. Иногда тропинки казались прямыми как стрела, иногда прихотливо извивались, словно карабкаясь по крутым холмам и огибая невидимые валуны. Между тропинками пустота тоже сгущалась и превращалась в травянистую почву, иногда покрытую мелкими белыми цветами ринрина, но медленно, гораздо медленнее, чем на тропинках.

— Я сделала облака, — сказала Бокува звонким, совсем настоящим голосом. — Они тебе нравятся?

Мизза задрала голову и скептически посмотрелавверх, приглядываясь.

— Они какие-то неправильные, — сказала она после тщательного изучения. — Неживые. Как… как нарисованные. Как старая паутина.

— А как надо? — с интересом переспросила Бокува.

— Ну… наверное, меняющимися. На что-то похожими. Дышащими. Не знаю, как сказать.

— Дышащими… — задумчиво проговорила кукла. — Меняющимися. Вот так меняющимися?

На глазах у Миззы облака начали расплываться и менять форму. Из перьев и речных бурунов они начали превращаться в забавные рожицы, зверьков, цветы и прочие фигурки. Зверьки принялись играть друг с другом в чехарду и догонялки. Девочка хихикнула.

— Сейчас они забавные, — сказала она. — Но совсем не как настоящие. А тебе ведь нужно обязательно, чтобы как настоящие, да?

— Да. Я должна построить настоящий мир. Не обязательно похожий на ваш, но настоящий. А я так мало видела, что не знаю, как его делать правильно. Мизза, хочешь сделать облака сама?

— Сама? — удивилась девочка. — А разве я могу?

— Конечно. Мы же во сне. В моем сне. Ты моя служанка, и поэтому можешь делать все, что я разрешу. А я разрешаю.

— Я не служанка, — надулась Мизза. — Я дочь Повелителя Ветра!

— Неважно. Важно, что нас свела судьба, и что теперь ты даешь мне свою силу. Ляг на спину и смотри в небо. Не думай ни о чем, просто позволь облакам плыть и плыть, как должны плыть настоящие облака.

Бокува подошла к девочке и нажала ей на плечи твердыми ладошками, принудив лечь навзничь. Затем легла рядом.

— Просто смотри вверх и позволь облакам плыть, — повторила она.

Мизза послушно принялась глядеть на небо. Она честно пыталась представить, как должны выглядеть настоящие облака, но получалось плохо. Теперь облака снова выглядели как обычная белесая рябь на голубом фоне, но в них все равно оставалось что-то неправильное, неуловимое, но противоестественное.

— Ты все делаешь неправильно, — наконец с досадой сказала кукла, поднимаясь. — Ты пытаешься рисовать, как рисуют карандашом. Не надо рисовать. Надо просто увидеть, как должен выглядеть мир. Мне нужно строить дальше, а ты тренируйся.

— Бокува, — спросила Мизза, — а зачем ты строишь мир во сне? Ты вспомнила?

— Я должна.

— Почему должна?

— Не знаю. Знаю, что должна строить.

— Зачем?

— Чтобы встретиться с сестрами.

— С сестрами? — Мизза приподнялась на локте. — У тебя есть сестры? Ты раньше не говорила.

— Есть. Я вспомнила. Я никогда их не видела, но знаю, что они существуют. Они тоже строят миры во сне. Однажды наши сны соединятся, и мы встретимся.

— И что случится тогда?

— Не знаю. Наверное, я их убью.

— Как — убьешь? — опешила девочка. — Зачем?

— Так суждено, — кукла обернулась и внимательно посмотрела на Миззу своими разноцветными глазами. — А что можно сделать еще? Я должна доказать, что строю лучше их.

— Но разве ты докажешь, что строишь лучше, если убьешь их? — неуверенно спросила девочка.

— А разве нет?

— Ну… чтобы доказать, что ты строишь лучше, нужно строить, а не разрушать… наверное. Но как вообще можно убивать сестер?

— Очень просто. Вот так, — Бокува вытянула вперед руки, и в них вспыхнули два длинных огненных клинка. Кукла свела вместе руки, и клинки жарко и желто прогудели, смыкаясь на манер гигантских ножниц перед глазами Миззы. — Ты ведь тоже хочешь убить своих сестер. И братьев, особенно Сахмата. Только у тебя нет оружия, и ты боишься. А я не боюсь.

— Я не хочу их убивать, — глухо сказала девочка. — Я просто… просто… я хочу, чтобы они перестали дразниться. И ненавидеть меня тоже перестали.

— Мертвые люди не дразнятся. И ненавидеть тоже не могут. Значит, их надо убить, — Бокува развела руки, и огненные мечи пропали. — Видишь, все просто.

— Нет! — крикнула девочка, вскакивая на ноги и сжимая кулаки. — Я не хочу их убивать! Я не такая! А ты… ты… ты плохая! Ты говоришь неправильные вещи!

— Я — это ты, Мизза. А ты — это я, — девочка-кукла посмотрела Миззе в глаза долгим немигающим взглядом. — Ты моя служанка. Ты не только даешь мне свою силу, я еще и смотрю на мир твоими глазами. Я хочу встретить своих сестер и убить их. Значит, ты хочешь убить своих. Только боишься, и сил тебе не хватает. А теперь хватит болтать. Ложись и учись делать небо. Мне нужно строить мир.

Она отвернулась, плавно взмыла в воздух и неторопливо поплыла над бесцветной пустотой. Мизза села на поросший травой холмик, обхватила руками коленки и облокотилась на них подбородком. Она не хочет убивать своих сестер. И даже Сахмата не хочет. Ну, разве что иногда, когда он строит особо злую пакость. Нет, Бокува говорит неправильно.

А что, если ее кукла и в самом деле встретит своих сестер? Что, если сестры тоже хотят ее убить? Тогда… тогда они начнут сражаться. И Бокува может погибнуть. И как ей, Миззе, жить дальше?

Когда две недели назад подаренная дядей Тарханом кукла заговорила у нее в голове, она чуть не обмочилась от страха. Она решила, что какой-то дух или даже демон, подручный Курата или Ю-Ка-Мина, пришел за ней, чтобы сожрать или даже сделать что-нибудь похуже. Потом она поняла, что все-таки сошла с ума, как ей все время говорили сестры и братья. Но уже через два дня она не представляла себе, как раньше жила без Бокува, без ее разноцветных глаз, без снов, в которых создавался мир… Знал ли дядя Тархан, что подарил ей, вернувшись из дальней поездки? Если и знал, то не обмолвился ни словом. Откуда он взял невзрачную, плохо выструганную деревянную фигурку с болтающимися руками и ногами, с глазами, сделанными из разноцветных пластмассовых пуговиц, волосами из нескольких приклеенных пучков ниток, и в халтоне, неряшливо сшитом из грубой серой тряпицы? Возможно, просто купил где-то на базаре у торговца, чтобы порадовать племянницу. По крайней мере, своим дочерям он привез — Мизза издалека видела, как те хвастались перед подругами — настоящую красивую куклу из самого Грашграда, на расстоянии почти не отличимую от маленькой девочки, умеющую говорить и даже ходить. Ее называют странным словом «чоки», и стоит она, наверное, огромную кучу вербов. Наверное, Миззе он купил только Бокува, потому что у него совсем не осталось денег. Неважно. Главное, что сейчас они вместе.

Но если Бокува погибнет, сражаясь с сестрами, то она опять останется одна. Совсем одна в большом злом мире.

«Я — это ты, Мизза. А ты — это я».

Нет!.. или да? Значит, Бокува хочет убить своих сестер, потому что она, Мизза, хочет убить своих? Но она не хочет…

Хочет. Хочет. Хочет. Иногда ей хочется вцепиться им в горло своими слабыми руками и не-руками, и душить до тех пор, пока те не умрут по настоящему. Пока не перестанут обзывать ее «синомэ», думать про нее злые противные мысли и показывать язык ей в спину. Она пугалась такого чувства и пыталась прятать его глубоко-глубоко в сердце, чтобы оно случайно не вырвались наружу. Но, выходит, прятать его в сердце мало. Оно все равно слышно Бокува.

Решено. С сегодняшнего дня она перестанет не только плохо думать о сестрах, но и вообще прогонит злые мысли. Пусть себе делают что хотят и дразнятся как хотят. Она уже давно привыкла. А если мальчишки начнут драться, нужно придумать, как их напугать. В конце концов, она синомэ. А синомэ все боятся. Даже Сахмат боится, только пытается изображать из себя храбреца. Она напугает мальчишек, но плохо думать о них впредь не станет. В конце концов, нельзя же злиться на обрыв за то, что с него можно упасть и сломать себе шею. Нужно просто научиться осторожно с него спускаться.

Она снова легла на спину и бездумно смотрела в небо, пока сон не сморил ее.

Час спустя в комнату заглянула одна из жен Мистана. Мизза лежала прямо в верхней одежде на одеяле, прижимая к груди куклу. Ее глаза были закрыты, дыхание ровно, но губы изредка неслышно шевелились, словно она с кем-то говорила во сне. Мать неодобрительно покачала головой. Конечно, девочка умаялась — провести целый день на ногах тяжело даже для взрослого мужчины. Но все-таки она должна вести себя прилично, как и полагает молодой девушке из богатой влиятельной семьи. Вместо того она дичится и чурается братьев и сестер, днями напролет скрывается неизвестно где и все время вступает в стычки с другими детьми. С тех пор, как сан Тархан привез ей из города куклу — и откуда только откопал такое уродливое страшилище? — она совсем перестала выходить из своей комнаты. А теперь еще и спит не раздеваясь. Так ей никогда не выйти замуж!

Впрочем, кого она пытается обмануть? Мизза носит на себе уродливую печать проклятия. Никто и никогда не возьмет синомэ даже третьей или четвертой женой. Она так и обречена коротать свой век в одиночестве, изгоем. Наверное, было бы лучше, если бы ее убили сразу, когда проснулось проклятие. Конечно, со стороны Тархана очень мудро сохранить при себе живой определитель лжи. Но каково же самой девочке мучиться своим уродством до старости?

Она снова покачала головой и плотно прикрыла за собой дверь.

06.06.858, вододень. Катония, город Оканака

— …достойные дочери нашей страны, они не сломались в плену наркоторговцев и сумели нанести бандитским шайкам сокрушительный удар в условиях, в которых оказались бессильными вооруженные силы могучих государств. Мир и процветание, которые рано или поздно придут к народам Сураграша, во многом будут являться и их заслугой. А потому государственные награды, которые я с великой радостью им вручаю, целиком и полностью заслужены ими. Госпожа Карина, госпожа Цукка, носите их с гордостью.

Президент Катонии первым захлопал, и заполняющие актовый зал приглашенные подхватили аплодисменты. Карина принудила себя улыбнуться и помахать рукой, краем глаза заметив, как просияла Цукка. Словно ей премию по физике дали, чесслово! Вот кто в семье, оказывается, прирожденный публичный политик…

Блистательный господин Сота Дайтора отечески приобнял Карину и Цукку за плечи, и зал с новой силой заполыхал вспышками фотоаппаратов. На фоне сияния прожекторов они не так уж и резали глаз, но Карина все равно притушила восприятие по оптическому каналу. Ей страшно хотелось оказаться подальше отсюда, но роль необходимо сыграть до конца. Согласившись пойти в большую политику, она сама подписалась и на прожекторы, и на журналистов, и на прочие неприятные для нее вещи. Рис пообещал, что она привыкнет рано или поздно, но когда оно еще случится…

— Если мы закончили с театром, господин Президент, — краем рта проговорила Цукка, продолжая широко улыбаться и помахивать рукой, — пришло время поговорить в более приватной обстановке.

— Само собой, — так же краем рта ответил господин Сота Дойтора. — Но сначала не хотите ли вы пообщаться с журналистами? Ваш стремительный прорыв через заслоны перед церемонией серьезно их раздразнил.

— После, после, господин Президент. Я готова отдаться им всем сразу и прямо на фуршетном столе, но сначала серьезное дело, а потом уже развлечения.

— Мне нравится такой подход. Тогда идите за мной.

Президент снял руки с их плеч и зашагал в сторону бокового выхода со сцены. Карина и Цукка, помахивая журналистам, двинулись за ним. Короткий проход привел их в большую комнату, в которой дожидалась, судя по виду, президентская челядь — секретари, охрана, советники и прочие люди и орки в официальных костюмах числом не менее полутора десятков. При появлении Соты те, кто сидел, повскакивали на ноги, но тот махнул им рукой и без остановки прошел в небольшую комнату, смежную с основной. Один из поднявшихся мужчин вошел в комнату вслед за ними, закрыв за собой дверь.

— Прошу познакомиться с Кавасином Гамагамасием, моим советником по общеполитическим вопросам, — кивнул в его сторону Президент, усаживаясь в небольшое жесткое кресло возле круглого стола с мерцающим кубом дисплея. В кубе вращался катонийский герб, сам стол оказался выкрашенным в цвета национального флага, а на столешнице дымились чашки с ароматным красным чаем и стояли блюдца с печеньем и конфетами. — Госпожа Карина, госпожа Цукка, прошу садиться.

— Рады знакомству, просим благосклонности, господин Кавасин, — поклонилась мужчине Цукка, и Карина последовала его примеру.

— Радость всецело моя, — вежливо ответил советник. — Благосклонность пожалована. С учетом вашего… двойственного статуса мы ожидали, что вы захотите использовать награждение как повод для встречи с глазу на глаз. Надеюсь, дамы, вы не слишком шокированы нашей предусмотрительностью?

— Не слишком, господин Кавасин, — беспечно откликнулась Цукка, непринужденно устраиваясь в одном из кресел. Она потянула Карину за руку, и та вынужденно опустилась в кресло рядом. — Значит, нам не придется тратить время на предварительную подготовку. Поскольку журналисты наверняка кипят от нетерпения, а злить их сегодня в наши планы не входит, нам нужно побыстрее обсудить процедуры дальнейшего взаимодействия.

— Взаимодействия? — Президент приподнял бровь.

— Господин Президент, — досадливо скривила уголок рта Цукка, — я ни за что не поверю, что ты не видел нашу импровизированную пресс-конференцию в день возвращения. Но на всякий случай повторюсь: в настоящий момент Карина является фактической главой государства Республика Сураграш, пусть и не объявленного формально, а я выступаю в роли посла Сураграша в Катонии. Вот мои верительные грамоты, если их можно так назвать, — она наклонилась вперед и положила на стол карту памяти. — Однако у меня в момент… похищения остались незаконченные дела. В частности, моя научная деятельность для меня не менее важна, чем дипломатия, тем более что для политических игр в ближайшие периоды особого поля нет. Все наши силы брошены на обустройство отношений с ближайшими соседями, и на Катонию сил пока что не остается. Так что я уже завтра намерена вернуться в Масарию и продолжить свою работу с места, на которой ее прервали. Госпожа Карина также возвращается в Крестоцин, чтобы провести ряд неотложных хирургических операций, после чего вернется в Сураграш. Вот я и говорю — сейчас нам следует обговорить процедуры взаимодействия в целом и способы связи в частности. Пока в министерстве иностранных дел не создадут под Сураграш необходимые отделы, для тебя, господин Президент, нет нужды тратить свое время. Когда же бюрократическая машина раскрутится в полную силу, я как раз завершу кое-какие дела, и у меня появится немного времени на политику — до того, как меня сменит полноценный посол. Тогда мы и сможем наметить новую встречу, уже обстоятельную и продуктивную.

— Деловой подход всегда приветствуется, госпожа Цукка, — нетерпеливо проговорил советник. — Однако и я не публичный политик, а лишь эксперт, так что позволю задать тебе прямой вопрос: каким образом ты можешь подтвердить, что вы представляете реальную силу в Сураграше? Прости, но пока что у нас есть только ваши с госпожой Карины слова да отчет грашского посольства, также построенный на основе ваших рассказов. У нас нет никаких объективных доказательство того, что ваши слова правдивы, и…

— Господин Кавасин, — невежливо перебила его Цукка, — если снимки военных спутников слежения, на которых изображены горящие по всему Сураграшу лагеря Дракона, для тебя не являются объективным подтверждением, я уже и не знаю, как тебе доказывать. Разумеется, у вашей компании… опытных политиков есть определенные сомнения, однако я в курсе, что вы с господином Сотой оба имеете доступ к досье «Камигами». Как думаешь, могут две упомянутые в нем персоны оказаться в центре событий и остаться к ним не причастными? Или ты полагаешь, что мы просто сбежали оттуда, а теперь пытаемся изображать из себя тех, кем на деле не являемся?

Она обаятельно улыбнулась Президенту.

— Однако, господин Сота, мы не ожидаем, что вы станете полагаться только на рассказы и логические выводы. Мы предлагаем вам по мере возможности отправить в Сураграш дипломатическую миссию, официальную или неофициальную, чтобы ваши доверенные люди на месте смогли бы удостовериться в правдивости наших слов. Ее базой станет либо город Паллаха неподалеку от границы с Грашем, либо крупное селение Тисаллах примерно на полпути между хребтом Шураллаха и Западным побережьем. До Тисаллаха имеется хорошая — для тех мест — дорога от Чучуганги, небольшой портовой бухты, куда может пройти катер или даже яхта. Добраться до Паллахи от южной границы Княжеств труда не составляет — при условии, что вы договоритесь с тамошними властями. Если нет, можно проработать путь через Граш, но его придется проделывать на автомобилях по не самым лучшим дорогам. Или фрахтовать у Караванной Охраны транспортные самолеты, но не на весь путь — у нас нет аэродромов, способных принять тяжелый транспортник, и нет топлива для его заправки на обратную дорогу. Биотопливо, на котором летают наши легкие бипланы и вертолеты, ему не подойдет, а запасы авиационного керосина Дракона сгорели. Можно также на военном корабле доставить миссию в Чучугангу, но тогда она останется в Тисаллахе. Переместить ее через горы мы пока не в состоянии — все большегрузные вертолеты, способные преодолеть перевалы на высоте трех верст, оказались уничтожены во время сражений. Обеспечение безопасности миссии берет на себя наше правительство. Вашим дипломатам не возбраняется захватить с собой до тридцати солдат с легким стрелковым вооружением и средствами связи — при условии, что кормить и снабжать их станет Катония, у нас средств пока нет. Подробное описание возможных программ пребывания миссии в Сураграше также содержится на карте. Уведомите меня, когда выберете подходящий вариант.

— Я услышал твои слова, госпожа Цукка, — вежливо ответил Президент. — Я внимательно ознакомлюсь с предоставленными тобой материалами. Я не уверен, что мы сможем решить организационные вопросы в ближайшее время, однако со связью проблем не возникнет. ГАПС… Агентство правительственной связи предоставит тебе защищенный спутниковый канал, по которому ты сможешь общаться со специально выделенной в МИДе персоной. Где следует разместить терминал? В вашем отеле в Масарии?

— Господин Президент хорошо осведомлен о деталях жизни граждан своей страны, — лукаво взглянула на него Цукка. — По крайней мере, некоторых. Да, у нас в отеле. Только, очень прошу, не следует делать его чем-то большим, чем терминал связи. Иначе наша охранная система может неадекватно на него среагировать и ненароком сжечь.

— Разумеется, госпожа Цукка, — наклонил голову Президент. — Однако во избежание нежелательного пока резонанса в прессе я прошу сохранить факт установки терминала в тайне.

— Еще более нежелательного, чем та вакханалия, что творится сейчас? — удивилась Цукка. — Господин Президент, мне сложно даже представить такое. Но я не возражаю.

— Хорошо. Теперь к вопросу о вашей охране. Служба общественной безопасности уже взяла под особый контроль больницу, в которой работает госпожа Карина, а также ее квартиру в Крестоцине. Вам обеим также выделяется персональная охрана…

— Я боялась, что этим закончится, господин Президент, — сумрачно сказала Карина. — Ну хорошо, я не возражаю против охраны больницы — от репортеров и сумасшедших поклонников в первую очередь. Квартира… ладно, они могут сидеть на первом этаже с консьержкой, но к себе я их не пущу. И меня лично охранять не надо, очень прошу. Пока я здесь, я никакая не Кисаки Сураграша, а простой врач.

— Не простой, а знаменитый врач, — поправил ее Президент. — Я даже не за безопасность твою беспокоюсь, а за душевное спокойствие. Прости за прямоту, но без охраны тебе теперь психи просто проходу не дадут. Не беспокойся, она будет ненавязчивой и исключительно на улице. Собственно, она приставлена к вам уже два дня назад, и вы ее даже не замечали. И не заметите, если не случится никаких эксцессов, а их, надеюсь, не случится.

— Мы не возражаем, господин Президент, — быстро ответила Цукка, прежде чем Карина успела ляпнуть, что еще вчера чуть было не высказала непрошенным охранникам все, что о них думает. — Не обращайте внимания, она просто так бурчит, по привычке. Однако на всякий случай подчеркиваю, что никакая охрана не должна даже близко приближаться к нашему отелю в Масарии во избежание… эксцессов. Наша защитная система очень не любит чужих вооруженных людей, и перенастраивать ее я не намерена. Теперь позволь откланяться, мы и так заняли непростительно много твоего времени. Но прежде чем мы уйдем, я хочу добавить вот что. Не сочти за невежливость и нахальство, но проект «Котовадза» следует рассекретить, причем чем быстрее, тем лучше. Иначе на следующей неделе в Ассамблею будет внесет официальный депутатский запрос на его счет.

— Проект «Котовадза»? — удивился Президент.

— Тебе наверняка о нем доложили, но ты слишком занят, чтобы помнить всякие мелочи, — Карина восхитилась тем, как Цукка умудрилась изгнать из своего голоса даже намек на сарказм. Разумеется, Сота помнит прекрасно, поскольку лично особый режим санкционировал, но все-таки не может не соврать! — Речь идет об обломке искусственной конструкции, в прошлом периоде снятом с орбиты мусорщиком. Предполагается, что она имеет внетекирское происхождение. Министерство обороны немедленно его засекретило, что совершенно неправильно. Так или иначе, но лучше открыть доступ к данным исследований для широкой общественности до того, как депутаты начнут задавать неприятные вопросы.

Цукка пихнула локтем Карину и поднялась.

— Мы больше не смеем задерживать вас своим присутствием. Господин Президент, господин Кавасин, — она учтиво поклонилась.

— Внетекирское происхождение?.. Я разберусь, госпожа Цукка, — Президент тоже поднялся. — Кавасин вас проводит обратно в зал, где наверняка уже заждались журналисты.

— Господин Президент, а в Дворце приемов нет заднего выхода? — быстро спросила Карина. — Дело в том, что мне с журналистами не слишком-то хочется встречаться, и времени у меня не так много. Рейс в Крестоцин вылетает через три часа, а мне еще нужно добраться в аэропорт. И билет купить, а то еще кончатся…

— В аэропорт тебя доставят. И билет закажут заблаговременно, если ты еще не успела. Впрочем, — Президент усмехнулся, — твое желание я понимаю очень хорошо, так что сбежим мы на пару. Госпожа Цукка, желаю приятно провести время на фуршете. Надеюсь, стая голодных журналистов не слопает тебя вместе с закусками.

Цукка серебристо засмеялась.

— Посмотрим, господин Сота, — ответила она. — Пока, Кара. Свяжемся.

Оказавшись на заднем сиденье автомобиля, направляющегося в аэропорт, Карина откинулась на спинку и прикрыла глаза, сделав вид, что дремлет. Еще три периода назад она наслаждалась такой удобной известностью в узких кругах, которая позволяла ей нормально работать, оставаясь вне поля зрения публики. Теперь же она национальная героиня и ее везут в аэропорт по личному указанию Президента страны. На улице ее уже наверняка знает каждая собака. Побыстрее бы смыться в Сураграш! Через полгода-год шумиха утихнет, и она снова сможет без опаски навещать друзей и в Крестоцине, и в Масарии…

Нет, не стихнет, после паузы неохотно призналась себе она. Как ни старайся, сбежать от реальности не удастся. Имя Карины Мураций стало слишком широко известным, чтобы позволить ей и дальше наслаждаться уютным одиночеством. Да и не имеет она больше права на такую роскошь… Внезапно она спохватилась.

«Цукка, контакт. Карина в канале».

«…»

«Цу, ты говорить не можешь? Если нет, вызови, когда получится. От…»

«Цукка в канале. Спрашивай, только очень быстро. Я делаю вид, что жую, у тебя десять секунд».

«Что за история с какой-то кото-вазой?»

«Ничего особенного. Спроси Семена, он в курсе. Отбой».

«Конец связи. Семен, контакт. Карина в канале. Рис, можешь говорить?»

«Семен в канале. Да, Кара?»

«Мы с Цу только что с Президентом встречались. Она что-то упомянула про проект „Котовадза“, который нужно рассекретить. Ее журналисты на части рвут, а ты в курсе. О чем речь?»

«Все таки ляпнула… Цу — настоящий ученый. Если ей что-то нужно, все политесы идут лесом. Говорил я ей, что не вовремя, что подождать нужно хотя бы полгода…»

«Рис!»

«Период назад мусорщик, чистивший орбиту от отработанных носителей, мертвых спутников и прочего хлама, обнаружил фрагмент твердого кокона Станции. Ну, той, которую Камилл в свое время ликвидировал неудачно. Взрывом кокон разнесло вдребезги. Практически все либо упало на планету и затонуло в океане, либо оказалось выброшенным с орбиты и ушло в космос. Но этот кусок каким-то чудом уцелел. И его нашли».

«Погоди, Рис! Я не понимаю. Откуда у фантома твердый кокон? Или Станция не была фантомом?»

«Как, по-твоему, она могла светиться отраженным светом и зваться Белой Звездой, если являлась фантомом чистой воды? Он в оптическом диапазоне обычно не наблюдаем. Начинка, разумеется, была фантомной, но есть одна тонкость. Электромагнитные вихревые поля могут существовать только в условиях сверхчистого вакуума. Любая частица крупнее андрона приводит к нарушению стабильности вихря и его распаду. Потому-то их столько времени и не могли до ума довести. Обычно любой фантом окружен защитным коконом из вихревого гравиполя, не допускающего вещество в рабочее пространство. Однако Демиурги в Игре пользуются упрощенными проекциями, лишенными большинства присущих им возможностей. Причем блокировка способностей осуществляется на уровне физических законов игрового континуума. Они в любой момент могут использовать Станцию для остановки Игры и возвращения себе полной силы, но панически боятся, что что-то пойдет не так и они навсегда останутся заточенными в примитивном теле псевдо-биоформы. Поэтому управляющая Игрой Станция имеет кокон не из гравиполя, а из твердого вещества. Изначально предполагалось, что в случае проблем Демиург в состоянии за век-полтора, а то и быстрее, развить реактивную технику и примитивное космоплавание и уничтожить защитный кокон. В таком сценарии Станция специально запрограммирована перед гибелью послать сигнал о помощи к тем, кто находится за пределами игровой вселенной. Например, одному из Арбитров. Идея понятна?»

«Ага. Только зачем такие сложности? Почему не поместить ее на поверхности планеты? В любой момент взорвать можно».

«Наверное, чтобы биоформы случайно не добрались. Кокон нельзя делать сверхпрочным, чтобы Игрок при случае мог его разрушить. Значит, пришлось бы все время охранять — а кому нужна такая головная боль? Впрочем, я фантазирую, поскольку точно не знаю».

«Понятно. И часто к такому прибегали?»

«Представления не имею. Не думаю, однако, что часто. Возможно, вообще ни разу, если судить по тому, как лажанулся Камилл. Вместо того, чтобы банально сокрушить оболочку Станции, он дистанционно инициировал взрывообразный процесс развертывания вихревых сгустков, что в результате каких-то ошибок в программировании привело к аварийному сбросу игровой площадки в реальный мир. И у нас лишь благодаря предусмотрительности Джа все обошлось Пробуждением Звезд, а не мгновенной аннигиляцией вещества в условиях изменившихся физических законов. Кусок оболочки чудом удержался на стабильной орбите и попал в руки нашей цивилизации, и теперь Цу жаждет его заполучить».

«Да уж… Рис, но разве не опасно рассуждать о таких вещах публично? Мы же не хотим, чтобы люди знали о Демиургах».

«А кто говорит о Демиургах? Кара, вирусному эффектору приписывают инопланетное происхождение с тех пор, как его впервые обнаружили. Хотим мы того или нет, но гипотеза влияния иных цивилизаций на Текиру многими сегодня рассматривается вполне серьезно. Текира — слишком уж искусственное образование, с массой невооруженным взглядом видимых нестыковок, и рано или поздно правда все равно выйдет наружу. Но нам бы продержаться хотя бы ближайшие триста лет. Обнаружение чужого артефакта нам на руку — оно направляет поиски в ложном направлении. Кроме того, материал твердого кокона — монокристалл с отличными показателями отражения гравитационных волн, который может использоваться в зеркалах гравископов. У Цу, как ты знаешь, гравископия — увлечение всей жизни, и ей не терпится как-нибудь да ввести в оборот новые материалы. Просто выдать рецепт нового отражателя она не может, вот и форсирует события с „Котовадзой“. Я даже жалеть начал, что обратил ее внимание на находку».

«Инопланетяне… Рис, мне чем дальше, тем страшнее. Все так стремительно меняется! Как будто нас водоворотом куда-то несет, и ни выбраться из него, ни даже на поверхность не всплыть, чтобы отдышаться…»

«А ты решай проблемы по мере их поступления и не задумывайся о вещах, которые тебя прямо не касаются. Универсальный рецепт, между прочим. Кара, ты с графиком определилась? Когда назад собираешься?»

«Недели через две. Когда раз разгребу очередь на операции. Ее серьезно урезали, но все равно народу много. Придется по четырнадцать часов в сутки работать. Рис, боюсь, мне придется возвращаться периодически, чтобы помогать новым больным».

«Не-а. Не так. Пусть лучше они к тебе едут. Во-первых, твое время ценнее. Во-вторых, на деньги от операций ты сможешь строить больницы здесь, в Сураграше. В-третьих, развитию пассажирского транспорта поспособствуешь, воздушного в первую очередь. Три окна одним камнем — вполне неплохо».

«Мудрый ты наш… Что, я вообще домой вернуться больше не смогу?»

«В образе Карины Мураций — не стоит. Но можем заняться созданием запасных вариантов. Подбросим твою автономную проекцию в образе ребенка в детский дом, и пока она растет до состояния совершеннолетия, ты привыкнешь управлять двумя проекциями одновременно. Лет через пятнадцать у тебя появится альтернативная личность с легендой совершенно несокрушимой, поскольку настоящей. Как тебе идея?»

«Ох… Не все сразу, Рис. Интересно, но не сейчас».

«Как знаешь. Кара, когда точно определишься с датой возвращения, сообщи мне. А сейчас валяй, кромсай своих подопытных мышек и наслаждайся последними днями безмятежности».

«Ехидина. Отбой».

«Конец связи».

Карина приоткрыла глаза и рассеянно посмотрела в окно автомобиля, медленно катящегося по широкому проспекту, запруженному машинами. Определенно, с течением времени транспортная ситуация в Оканаке спокойнее не становится. «Котовадза», значит? Инопланетяне-Чужие, жизнь на далеких планетах, ложные следы… Впрочем, вреда от таких поисков никакого. Может, они даже стимулируют дальнейшее развитие космической техники, уже несколько десятилетий как застрявшей на уровне искусственных спутников Текиры. Главное, чтобы охоту на ведьм не устроили, ведь девианты — первые кандидаты в инопланетные шпионы.

Ну ладно. Этот вопрос ее пока не касается, так что самое время последовать совету мудрого Риса и решать проблемы по мере их поступления. А у нее ближайшая проблема — сегодняшняя вечерняя операция. Пусть она всего лишь ассистирует, но все равно должна полностью понимать процесс — и быть готовой вмешаться, если что-то пойдет не так. Она снова закрыла глаза, изобразив спящую, настроила будильник на окрестности аэропорта и погрузилась в перелистывание конспекта по методам имплантации печени.

08.06.858, златодень. Четыре Княжества, пригород Каменного Острова

Заговорщикам, составляющим коварные планы, положено собираться в глубоких сырых подземельях — в мрачных комнатах, где на стенах конденсируется зловещая испарина темницы, по коридорам порхают летучие мыши, неведомыми путями проникшие на глубину в сотню саженей, а в бронзовых позеленевших скобах мечутся в ледяных сквозняках и рвутся на волю огни смолистых факелов. Для пущего антуража неплохо бы добавить далекие ужасные вопли узников, то ли сошедших с ума в сырых мрачных темницах, то ли нещадно пытаемых святыми дознавателями с целью заставить отречься от ереси.

Пятеро людей и один орк, собравшихся на встречу в не по-весеннему солнечное ласковое утро, заговорщиками себя не считали и предпочитали уют и комфорт современной цивилизации. Вместо спуска в подземелье они поднялись в мини-сад, разбитый на крыше особняка под специальными кварцевыми стеклами, пропускающими ультрафиолетовое излучение, так необходимое растениям, и позволяющими загорать под естественным солнцем при любой погоде на улице. Несмотря на середину весны солнце сияло почти по-летнему, а потому отопление оранжереи автоматически отключилось, и в ней держалось стойкое ощущение летнего лиственного леса.

Меры предосторожности, разумеется, были на высоте. Листва, шелестящая под дуновениями ветерка из приоткрытых окон, а заодно и скрытых вентиляторов, надежно экранировала беседку в центре оранжереи от любых акустических микрофонов и искинов, умеющих читать слова по губам. Специально сформированные панорамные стекла с неровными поверхностями и неоднородной толщиной крайне затрудняли применение лазерных микрофонов, а задействованная система активного противодействия, создающая в конструкциях почти незаметную хаотическую вибрацию, вообще делала съем звука с конструкций совершенно безнадежным занятием. Специальное сканирующее оборудование постоянно прослушивало эфир в надежде уловить сигналы внедренных радиожучков, а также излучение от незарегистрированных электронных приборов. Наконец, специальным образом сконструированный пол и стены оранжереи делали полностью невозможной прокладку любых кабелей иначе, чем в кабельных каналах, которые дважды в день проверяли регулярно меняющиеся охранники. Поэтому у потенциального злоумышленника не оставалось ни единого шанса незаметно установить ни электрический, ни оптический проводной микрофон. Работа охраны облегчалась тем, что в оранжерею тянулось ровно два бронированных электрических кабеля, питающих ее сложную начинку, а коммуникационных кабелей не имелось вовсе.

Однако меры безопасности оказались бесполезными, поскольку встреча тайно записывалась во всех подробностях как хозяином оранжереи, так и каждым из гостей. Каждый из пятерых о том догадывался, и никто не подавал виду: таковы были правила игры. С учетом уровня современной техники, позволяющей синтезировать любой голос, произносящий любые речи, в качестве доказательства такую запись не принял бы ни один человек в здравом уме. А для личного архива… для личного архива можно. Тем не менее, имена по негласному уговору в разговоре не упоминались.

Еще об одном следящем устройстве, впрочем, не догадывался ни один из них. Фантом, пристроившийся под самым потолком сада, прекрасно слышал все, что звучало под стеклянной крышей. А заодно и видел в диапазоне, примерно в тридцать раз шире оптического, и ни листва деревьев, ни свод беседки ничуть ему не мешали. И в точке, плывущей примерно в пятистах миллионов верст от Текиры, электромагнитное вихревое облако постепенно меняло структуру, принимая в себя запись беседы, транслируемую по неосязаемой ниточке гиперсвязи.

— Я продолжаю настаивать: мы не можем упустить такой шанс, — сегодня Генерал военную форму не носил. Он вообще ее недолюбливал, так что облачился в элегантнейший серый костюм, прекрасно скрывающий его располневшую талию. — Дракон издыхает, так что сейчас самое время действовать. Пока так называемые повстанцы не успели построить надежную оборону и привлечь население на свою сторону, у нас есть великолепные шансы получить очень много. Если мы сделаем все правильно, то войдем в историю как настоящие благодетели Четырех Княжеств. Изменится баланс сил в Дворянской палате, возможно, мы даже сумеем перетряхнуть Совет регентов. Даже Тайлашу придется плясать под нашу дудку. Но действовать придется быстро, потому что скоро среагируют и другие. А толкаться локтями в общей толпе — скучно и неприбыльно.

— Быстро действовать означает сильно рисковать, — Старейшина неодобрительно прижал уши и дернул носом. — Ты военный. Ты сам должен понимать, каково действовать на авось, без тщательно продуманных планов, учитывающих все последствия. Безоглядно бросаясь в бурный поток, мы рискуем не выплыть.

— И чего нам бояться? — саркастически осведомился Генерал. — Кучки грязных мятежников под руководством дикого шамана? Или девчонки из-за океана, смыслящей в политике не больше, чем я в живописи?

— Кучка грязных мятежников сделала то, что не удавалось ни нам, ни Грашграду, ни Оканаке в течение последних полусотни лет — придушила Дракона, — задумчиво проговорил Аристократ. — Их нельзя недооценивать. Джунгли остаются джунглями, а зенитная ракета — зенитной ракетой, чьи бы руки ее ни держали. И нам без разницы, кто именно сейчас там партизанит. А если судить по отчетам этой… как ее… из СВР, что оттуда вернулась, шаман там отнюдь не дикий, да как бы и вовсе не шаман. Лицо краской размалевать и я себе могу. Нет, силовой вариант опасен. Если мы открыто его поддержим в любой форме, а нас опять там уделают, о нашем политическом влиянии можно забыть на ближайшие десятилетия. Не знаю, как вы, а я могу и не дожить до времени его восстановления. Я уже не говорю про осложнения с Грашградом, которому наверняка не понравится вторжение нашей армии.

— И что? — Генерал агрессивно наклонился вперед, впившись пальцами в подлокотники. — Предлагаешь сидеть и ждать, пока они сами к Княжествам присоединиться не попросят? Тысячу лет ждать придется!

— Не кипятись. Понимаю, что тебе привычнее мыслить в категориях дивизий и армий, но сейчас не тот случай. Мы ведь все читали одни и те же отчеты этой… из СВР, верно? Ни у кого ощущения недоговоренности не возникло?

— «Ощущения»? — фыркнул Промышленник. — Я бы сказал, все отчеты — одна сплошная недоговоренность. Липа для общего потребления. Не знаю, какой пост занимает в СВР твой источник, но помяни мое слово: настоящие отчеты он и в глаза не видел.

— И ты только теперь о том говоришь? — Аристократ недоуменно поднял бровь.

— А когда мне было говорить? Я только неделю назад от тебя материалы получил. А как следует над ними подумать только вчера время выкроил. Вот, говорю и повторяю — липа. Бумажки, которые, как заранее предусмотрено, должны утечь на сторону. Самого главного там наверняка нет, а вот чего — понятия не имею. Но шкурой чувствую — как раз самого главного и нет.

— Если подумать, то у меня складывается такое же ощущение, — Епископ задумчиво потеребил золотую пятиконечную звезду, вписанную в обруч, висящую у него на груди поверх шелковой черной рясы. — Не могу сказать, почему, но… Наши миссии в Сураграше регулярно докладывают Синоду о происходящих событиях. К сожалению, их не так много, как хотелось бы, но если судить по отчетам, там все куда более упорядоченно и спланировано, чем можно вывести по рапортам дамы Ольги Лесной Дождь. К еще большему сожалению, четкой информации пока получить не удается — сами понимаете, миссионерами в Сураграш назначаются далеко не самые светлые личности. От них требуется твердость в вере, а не умение логически мыслить и собирать сведения. Однако мы уже направили туда более… опытных людей с хорошим оснащением, так что через период-полтора картинка немного прояснится.

— Так. А что насчет орочьих общин? — Аристократ перевел взгляд на Старейшину. — От них что-то есть?

— У нас не такие тесные связи с тамошними общинами, — сухо ответил орк, нервно подергивая кончиками ушей, но в остальном никак не проявляя своих чувств. — И они не слишком расположены делиться с нами информацией. Кроме того, орки традиционно предпочитают держаться подальше от людей. Дракон с нами не связывался, так что анклавы поддерживали строгий нейтралитет в человеческих делах и контактировали с людьми только по торговым нуждам. Мы отправили туда разведчиков — они выяснят, что именно о происходящем известно общинам, а также самостоятельно установят наблюдение. Впрочем, не следует ждать отчетов ранее, чем через два-три периода. Вообще же вопросы о ситуации должны адресоваться не мне. У нас тут, — он метнул на Генерала короткий взгляд, — есть люди, у которых целая военная разведка в распоряжении.

— Ага, пинай нас, пинай… — проворчал Генерал. — Ну да, мы охренительно профукали ситуацию. Да кто знал, что там такая каша заваривается? Медведь вон тоже ни сном ни духом, а он все кичится, как его люди нашу разведку всегда уделывают. Можете мне в морду плюнуть, если хоть кто-то за пределами Сураграша подозревал, что там за каша заваривается. Это сейчас все задним числом умные… Заброшены уже туда разведгруппы, через пару недель появятся сведения из первых рук, обожретесь.

— Не нужно ссориться, господа, — профессионально-мягким тоном вклинился доселе молчавший Дипломат. — Вопрос не в том, кто виноват. Нам нужен план — хотя бы в общих чертах. То, что мы сейчас услышали, свидетельствует об одном: ситуация в Сураграше куда сложнее, чем кажется с поверхности. Пока кто-то из доверенных людей не нырнет поглубже и не увидит все своими глазами, военное решение следует полностью исключить. Армия всегда была и останется веским аргументом при переговорах, но — веским, а не основным. Кто бы ни заправлял сейчас в Сураграше — шаман, Карина Мураций или кто еще — рано или поздно они вступят с Княжествами в переговоры. А в политических играх, — он тонко улыбнулся, — преимущество всегда останется на нашей стороне.

— И все-таки под шумок можно было бы оттяпать у них долину-другую, — проворчал Генерал. — Генштаб срочно заканчивает разработку планов на все случаи жизни, и кое у кого уже руки чешутся их применить на практике. У меня влияния не хватит, чтобы остановить всех идиотов. Обязательно кто-нибудь в поисках славы с цепи да сорвется. Белый Пик — уж точно с большим удовольствием. Лучше сразу подумать, как такое в нашу пользу обратить. Если кому-то неймется, пусть расшибает себе лоб, но под нашим негласным чутким руководством.

— Разумеется, — согласился Аристократ. — Пусть идиоты совершают ошибки и отвечают за них. Мы найдем, как повернуть ситуацию себе на пользу, главное — самим раньше времени не запачкаться. Однако от тебя потребуется информация. Любая, которую ты сможешь собрать. Разведчики-орки и миссионеры могут пролить свет на неоценимые мелкие детали, но общую картину может дать только военная разведка. Тот факт, что Княжества не намерены использовать военное вторжение на первых порах, вовсе не означает, что мы не можем подвесить эту дубину над головой нового сураграшского правительства в перспективе. А чтобы эффективно ее повесить, нам нужно знать максимум об их собственной армии. Военные лагеря, техника — наверняка они захватили хотя бы часть авиации и торгового флота Дракона, пути передвижения и так далее. Кроме того, — он повернулся к Дипломату, — намнужны исчерпывающие сведения об их экономике и в особенности — о наиболее критичных ресурсах, которые они не производят самостоятельно. Наконец, — он повернулся к Промышленнику, — нам нужно собрать все доступные сведения о месторождения полезных ископаемых, минеральных в первую очередь. Нефть там, кстати, разведывали? Уран? Золото?

— Нефть точно пытались, — после недолгого раздумья откликнулся Промышленник. — Не мы, «Запад-нефть». И нефть, и другие ресурсы тоже кое-кто пытался. Но они не преуспели. С Драконом дело иметь невозможно — поисковые партии просто грабили, а иногда они бесследно исчезали. Я, впрочем, напрягу наш отдел промышленного шпионажа…

— Что? — удивился Аристократ. — Он у вас так и называется?

— Нет, разумеется. Не суть, — нетерпеливо откликнулся Промышленник. — Главное, что ребята у нас ушлые, каждую крупинку золота из песка отсеют. Посмотрим, что в конечном итоге получится. И профинансировать наши мероприятия я смогу, если потребуется, — он бросил на Аристократа многозначительный взгляд. Но в обмен я потребую права приоритетного выбора концессий на свое усмотрение. На любые, подчеркиваю, на любые ресурсы.

— Я надеюсь, что и интересы Церкви тоже не окажутся забытыми, — скромно вставил Епископ.

— Рано торговаться, — нахмурился Аристократ. — Сначала нужно точно понять, что мы делаем. Итак, сбор информации — дело верное и правильное. Но нужно предусмотреть, чтобы никто не мог нас опередить. Есть идеи?

— Есть, — согласился Дипломат. — Для начала потребуется создать неразбериху для публики. В первую очередь добиться, чтобы никто не сумел собрать информацию быстрее и качественнее, чем мы. В министерстве зашевелились, собираются под Сураграш отдельный департамент организовывать, но у меня есть идеи, как данную затею тихо саботировать в течение минимум трех-четырех периодов. И нужно еще и на публике тумана напустить — это уже к тебе. По средствам массовой информации ты у нас специалист.

— Само собой, — согласился Аристократ. — Итак, резюмирую. Ты саботируешь упорядочение отношений с мятежниками. Я напускаю туману в газетах и на телевидении, а заодно пытаюсь поработать с канцелярией Тайлаша, хотя тут ничего обещать не могу. Остальные занимаются сбором максимально подробной информации. Через две недели, максимум через период, необходимо встретиться снова и выработать уже конкретный план действий, пусть и при недостатке данных. Так?

— Есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя, — задумчиво проговорил Дипломат, поглаживая лежащую у него на коленях черную трость с золотой инкрустацией. — Слова «Черный квадрат» никому ничего не говорят?

Он обвел всех глазами, но увидел лишь отрицательное покачивание головами.

— Мне тоже. Но так случилось, что мой контакт в СВР краем глаза видел один из рапортов агента Ольги Лесной Дождь. Даже не рапорт — короткое сообщение в несколько строчек, адресованное лично Медведю. Скопировать его оказалось невозможным — видел он его в дисплее и лишь мельком, пока изображение отключиться не успело, но там «Черный квадрат» упоминался как нечто, имеющее прямое отношение ко всему, что происходит в Сураграше. Не знаю, о чем речь — о секретном проекте, оружии, досье или чем-то еще. Вот и спрашиваю — слышал кто?

— И тот факт, что никто из нас не слышал, наводит на дополнительные размышления, — задумчиво проговорил Аристократ. — Значит, нужно прояснять еще и этот вопрос.

— И думать забудь! — резко сказал Генерал. — Если мы о нем ничего даже не слышали, то тех, у кого есть допуск, можно пересчитать по пальцам. И они умеют держать язык за зубами. Если начнем задавать вопросы, спалимся мгновенно.

— Стоп! — внезапно произнес Епископ. — Я слышал. Года два назад я ненароком подслушал разговор Патриарха с… неважно. Тогда значения не придал и только сейчас вспомнил. Речь шла о божьем проклятии… о вирусных эффекторах. Совершенно определенно он упомянул Катонию, «Черный квадрат» и еще что-то, называющееся «Камигами».

— «Камигами» — что-то из старотролличьего, — раздумчиво проговорил Старейшина. — Катонийские вояки обожают давать на нем названия своим проектам. Любопытно. Похоже, действительно существуют секретные проекты, нам неведомые. Хорошо бы что-то узнать о них. Действовать нужно аккуратно и крайне осторожно, но нужно обязательно. Иначе мы рискуем вляпаться в такое дерьмо…

— Приняли к сведению, — нахмурился Аристократ. — Согласен, действовать нужно крайне осторожно. Но планы в целом данный факт не меняет. Еще какие-то комментарии есть?..

* * *

Вечером того же дня в столице Четырех Княжеств состоялась еще одна встреча — менее тайная, поскольку вполне официальная, но в гораздо более защищенном помещении под резиденцией Верховного Князя. Следящий фантом, впрочем, присутствовал и здесь. Он добросовестно зафиксировал личности всех присутствующих: Верховного Князя и его старшего сына; одного из регентов; министра обороны, по совместительству главы фракции консерваторов в Дворянской палате, и начальника его генерального штаба; а также министра внешних сношений и его третьего заместителя, обычно предпочитавшего, впрочем, звание директора Службы внешней разведки. Фантому было все равно, чей именно разговор он записывает, но с учетом состава собрания он присвоил ему метку наивысшей важности.

— Я недоволен, рыцари, — без предисловий заявил Тайлаш Полевка, не успев опуститься в свое кресло. — Серьезно недоволен. Говорил вам о том раньше с глазу на глаз, теперь повторяю всем сразу: не-до-во-лен. Военная разведка, гражданская разведка и персоны, гордящиеся своими неформальными связями в грашской политической среде, — Верховный Князь покосился на регента, — все облажались по полной программе. Кто-нибудь сумел придумать хоть немного правдоподобное объяснение, как вы умудрились прозевать подготовку военного переворота такого масштаба?

Все молчали, понимая, что первый ответивший неминуемо огребет первый, полномасштабный и самый сильный залп орудий монаршего недовольства.

— Раз никто отвечать не желает, начнем по порядку. Рыцарь Недоуменный, надеюсь, не желает буквально оправдать свою фамилию?

— Нет у нас предположений, — неохотно ответил министр обороны. — Конечно, никакой агентуры на той территории у нас нет уже не первое десятилетие. Рыцарь Белый Пик подтвердит, что контрразведка бандитских кланов весьма эффективно противостояла всем попыткам вербовки и внедрения на своей территории. Поскольку внутренних источников там не имелось, мы ограничивались инструментальными методами, которые казались вполне адекватными.

Начальник Генштаба неторопливо кивнул, соглашаясь. Даже сейчас на его лице держалось брюзгливо-надменное выражение.

— Поправь меня, Досита, если я ошибаюсь, — голос монарха стал вкрадчивым, — но военный переворот невозможен без оружия. И я очень сомневаюсь, что Дракон по доброте душевной выделил партизанам автоматы и гранатометы из своих запасов — или позволил купить через свои каналы. Охотно верю, что оценить сейчас численность партизан невозможно по чисто техническим причинам — но в любом случае их несколько тысяч человек — пять, десять, пятнадцать… Даже если они идеально укрывались в лесах и джунглях от спутникового наблюдения, им всем нужно было достать по крайней мере по одному стволу, патроны, гранаты и так далее. Рыцарь Белый Пик, насколько я помню твои предыдущие доклады, ты утверждал, что твоя агентура в Граше плотно контролирует все каналы поставок оружия, официальные и неофициальные. И, тем не менее, она так и не смогла отследить уход на сторону таких огромных партий.

— Повелитель, как всегда, прав, — буркнул оой-граф Кадабой Белый Пик. — Наш прокол. Виновные в провале уже смещены с постов и выведены за штат.

Директор СВР еле слышно саркастически хмыкнул.

— Похоже, у господина Медведя есть что сказать? — резко повернулся к нему Верховный Князь. — Я что-то упустил, и Служба внешней разведки обладает какими-то новыми существенными материалами по Сураграшу? Или нет? Мне не смеяться, мне плакать хочется. Мне вчера вечером цифры показали — бюджет СВР по прошлому году составил сто семьдесят миллиардов, а Министерства обороны — восемь триллионов. Кто-нибудь может мне внятно объяснить, куда уходят такие деньги — в мирное время и при отсутствии сколь-нибудь значащей военной угрозы?

— Отец, — негромко заметил Сайрат, и Тайлаш обратил на сына недовольный взгляд, — сейчас не время назначать виноватых и делать окончательные выводы. Нужно понять, что мы делаем дальше.

— Некоторым следует подрасти для начала, прежде чем старших перебивать, — недовольно пробурчал Верховный Князь. Никто и глазом не повел — все прекрасно знали, что между отцом и старшим сыном всегда царило взаимопонимание, и пикировки в приватном кругу, равно как и игры в хорошего и плохого начальников, оставались всего лишь играми. В свои тридцать пять лет Сайрат представлял из себя вполне зрелую личность, прекрасно разбирался в государственных делах, частенько вел самостоятельную (хотя и не противоречащую отцовской) политическую линию и был готов принять трон хоть завтра. — Ладно. Оргвыводы я еще сделаю, не сомневайтесь, но сейчас пора двигаться вперед. Так какие предложения?

— Мы уже активно наращиваем присутствие наших наблюдателей в Граше в приграничной с Сураграшем полосе, — голос Белого Пика, казалось, сочился самоуверенностью. — Наши спутники меняют орбиты, чтобы больше времени проводить над западным краем континента. В самом ближайшем времени мы приступим к инфильтрации в Сураграш под видом местных жителей — торговцев и беженцев — и к сбору информации. Планы активно прорабатываются и будут готовы в течение недели.

— Замечательно, — сухо сказал Тайлаш. — А что, если разведчики в Сураграше попадут в руки… новой администрации? Мы готовы рисковать ухудшением отношений с неизвестно какими людьми?

— Отношений? — скривился Белый Пик. — Повелитель, я бы предложил немедленно ввести войска в Северный Сураграш. После того, как Дракон перестал представлять угрозу, мы наконец сможем присоединить к себе исконно наши территории. Не с кем там отношения строить. Одни бандиты сменили других — надо ловить момент, пока они еще не укрепились как следует!

— У меня возникает подозрение, что рыцарь Белый Пик кое-что забыл, — вкрадчиво сообщил Сторас Медведь. — Всего два слова — «Черный квадрат».

Оой-генерал невольно вздрогнул.

— При чем здесь «Черный квадрат», господин Медведь? — огрызнулся он, подчеркнув голосом слово «господин». — Сущности давно не проявляют никакой активности. Они, что ли, там переворот устроили?

— Во-первых, у нас нет никакой информации о том, проявляют Сущности активность или нет, — любезно разъяснил директор СВР. — Возможно, сейчас они просто тщательнее маскируют свои действия. Отсутствие обновлений с их стороны в «Черном квадрате» тоже не показатель. Во-вторых, как должно быть известно всем присутствующим, некие Карина Мураций и Цукка Касарий, подопечные одной из Сущностей, незадолго до переворота оказались в самом центре событий. А заодно — и еще четверо их родственников, сопровождаемых моим человеком, все — из той же особой группы. А всего через две недели после своего появления в Сураграше Карина Мураций загадочным образом убивает главу одного из кланов Дракона, а также обретает всенародную любовь и неформальный, но весьма знаменательный титул Кисаки Сураграша. По всему Сураграшу, прошу заметить, любовь и популярность, что подразумевает наличие у повстанцев развитой пропагандистской сети. Возможно, конечно, что это совпадение и случайность. Но я не верю в совпадения, когда речь идет о «Черном квадрате». А ты веришь, рыцарь Белый Пик? — обращение «рыцарь» в его устах прозвучало откровенно издевательски.

Оой-граф запыхтел и с ненавистью взглянул на заклятого врага. Крыть ему явно оказалось нечем.

— Возможно, и не совпадение, — огрызнулся он. — Но, по крайней мере, Генштаб не проводит операций такого уровня исходя из личных прихотей отдельных личностей. Не расходует государственные средства и не рискует своей агентурой из мелкой личной корысти.

— Разумеется! — усмехнулся Медведь. — Генштаб рискует агентурой и средствами исключительно ради крупной или очень крупной корысти. Не напомнишь, рыцарь, фамилию того генерала, что недавно слил на черном рынке три тонны безгильзовых автоматических винтовок — за полцены, зато в свой карман?

— Хватит! — Верховный Князь припечатал ладонью по столу, и оба конкурента замолчали, повернувшись к нему. — Потом догрызетесь, в коридоре. Повторяю: я крайне недоволен ВСЕМИ. Предупреждаю: еще один прокол такого масштаба — и я начну делать выводы, которые мало кому понравятся. Ваши планы по дальнейшей работе в Сураграше я видел, но пока не вчитывался. Рыцарь Рассвет, я не успел просмотреть материалы вчерашнего заседания Совета регентов — есть там что-то, касающееся Сураграша?

— Есть. Но ничего, что требовало бы немедленной реакции, — откликнулся доселе молчавший оой-граф Синтарий Рассвет. — Совет принял обращение к Повелителю с требованием немедленно принять меры по прояснению ситуации и предоставлению плана дальнейших действий. Стандартная протокольная формальность.

— Понятно. Тогда я переадресую данный вопрос Генштабу и СВР. Варианты ответа предоставить мне не позже чем через неделю. Кроме того, рыцарь Сноповайка, что с твоим ведомством?

— Процесс формирования нового департамента запущен, — сообщил министр внешних сношений. — Сейчас подбираем кадры. Грызня за должности уже идет вовсю, но подходящего кандидата на роль директора департамента пока не вижу. Да и с настоящими специалистами негусто — раньше по этому направлению мы не работали, а Граш и Сураграш все-таки несколько разные вещи. Определюсь с начальником в ближайшее время, потом определим штат, выделим бюджет на развитие — в общем, через пару недель процесс должен войти в нормальное русло.

— Хорошо. Не затягивай. Чем раньше все заработает, тем лучше. И — ко всем относится — мне нужны максимально подробные материалы по всем без исключения персонам, задействованным в сураграшских процессах. В первую очередь — по Панариши и Карине Мураций, во вторую — по прочим членам ее семьи. Ну, и по всем остальным, кого удастся идентифицировать. Любые материалы — статьи из прессы, слухи, домыслы, знакомства, психологические профили любой степени достоверности и так далее. Заданию поставить максимальный приоритет, перебросить людей и ресурсы с других направлений, если потребуется. И любой ценой в ближайший период-два устройте неформальную встречу нашего посланника с Панариши или Мураций. Если возможно, неофициально сведите Кроша, а лучше меня самого с ними. Все ясно? Тогда никого больше не задерживаю.

— Погоди, отец, — остановил его Сайрат. — Есть еще один вопрос, который я хотел обсудить. Все свободны, но тебя, господин Медведь, прошу задержаться.

Директор СВР бросил на Верховного Князя быстрый взгляд и кивнул. Регент, министры и начальник Генштаба поднялись из-за стола, поклонились и вышли из комнаты. Белый Пик на прощание наградил Медведя неприязненным взглядом.

— Да, Сайт? — устало спросил Верховный Князь, когда за ними закрылась дверь. — Чего ты хочешь?

— Я вот что подумал, отец, — старший сын опер локти о столешницу, подпер большими пальцами подбородок и поглядел на директора СВР поверх переплетенных пальцев. — Сторас, твой агент, которого ты посылал в Граш, женщина — дама Ольга Лесной Дождь, кажется? И она в службе охраны МВС работает? Что ты можешь о ней рассказать?

— Исполнительна, аккуратна, ответственна, преданна, — перечислил Медведь. — Гиперметаболизм, рентген-взгляд, сила первой категории. Страшный боец, возможно, лучший в мире: на форсированной химической подпитке за пять-шесть минут, пока не выдохнется, способна в одиночку вывести из строя роту пехоты, что пару раз и проделывала на учениях. Правда, часто такое не выходит — есть риск необратимо посадить сердце и печень, врачи запрещают необдуманно применять химфорсаж. Вторая категория допуска. Сайрас, ты хочешь от меня услышать о ней что-то помимо формальной справки?

— Я читал ее отчеты. Настоящие отчеты, не отредактированные. Она, кажется, очень неплохо сошлась с компанией, которую сопровождала?

— Да. Вообще-то она замкнута и не имеет глубоких привязанностей — типично для сильного девианта, тем паче профессионального телохранителя. Но с Яной Мураций, как сообщил мне психолог, анализировавший ее отчеты, сошлась близко. Возможно, потому, что та тоже девиант.

— Она рассказывала что-то сверх вошедшего в отчеты? У меня сложилось впечатление, что она чего-то… не договаривает.

— Не договаривает? — директор СВР задумчиво потер подбородок. — Возможно. Легкие нестыковки заметны, но они могут оказаться следствием неопытности и неумением правильно запоминать. Она все-таки телохранитель по подготовке, не аналитик и даже не полевой агент. Но даже если не договаривает, у меня есть подозрение, что вглубь лучше не лезть. Как следует из «Черного квадрата», Сущности не любят, когда в их дела влезают слишком сильно. Поверхностное любопытство терпят, но за копание в грязном белье их подручных можно и огрести по башке.

— Погоди, Стор, — остановил его Верховный Князь. — Сайт, к чему ты вспомнил ту девочку? Не надо подводить меня к мысли исподтишка, ты же знаешь, я такого не люблю. К чему ты клонишь?

— Ну, как известно, в Граше — и наверняка и в Сураграше — в государственных делах очень высока цена межличностных отношений, — в серых глазах наследника трона заиграли озорные искорки. — А Крош только что нам сообщил, что у него проблемы с кадрами для нового департамента. Вот и я хочу, чтобы Сторас рассказал нам все, что знает, об единственном человеке, близко знакомом с главными действующими лицами.

— В интересном направлении мыслишь… — во взгляде Верховного Князя блеснуло понимание. — Так… Ну что же, Стор, валяй. Рассказывай нам все, что только можешь вспомнить о своей Ольге Лесной Дождь.

10.06.858, деньдень. Граш, окрестности города Тус

— По-моему, мы рано, — озабоченно сказала Канса, посмотрев на часы. — Еще полчаса до срока.

— Ну и фиг с ним, — беззаботно откликнулся Палек с переднего сиденья. — Посидим на лавочке у ворот, поболтаем ногами и попристаем к аборигенам с расспросами. Наверняка у них там шикарный дворец, как у Великого Скотовода, за такой-то стеной. А, господин Комора?

Гид неопределенно хмыкнул и пожал плечами. Он неторопливо вел машину вдоль действительно длинной и высокой стены. Место располагалось в пяти верстах от шоссе из Грашграда в Тус, в голой пыльной степи, и ни один указатель у поворота на ведущую к нему дорогу не объяснял, куда она ведет. Кажется, Комора все еще беспокоился, свернули ли они в нужном месте.

— На месте аборигенов, Лика, — сказала Яна, — я бы связала тебя веревками покрепче, вставила в рот кляп и сунула бы под лавочку, охладиться в тенечке. Иначе опять залезешь куда-нибудь не туда. Надо было тебя в дворце оставить, с охраной объясняться в казематах.

— Да я всего-то на пару пролетов по лестнице спустился! — возмутился Палек. — Я же не знал, что туда нельзя. Написали бы по-человечески!..

— Вполне по-человечески написали, — Канса склонилась вперед и дернула его за вихор. — И на общем в том числе. А так из-за тебя господину Коморе влетело. И ты, между прочим, так и не извинился.

— Не стоит извинений, — быстро сказал гид. — Мой недосмотр. Мы, кажется, приехали — вон впереди ворота.

— Ворота и тысяча вооруженных солдат, — прищурившись, разобрал всмотревшийся Палек. — Пулеметы, огнеметы, гранатометы — интересно, а тяжелые штурмовики там есть? Я бы полетать не отказался. Я еще ни разу на штурмовике не летал!

— С возрастом у тебя близорукость развиваться начала, — фыркнула Яна. — Всего-то трое с автоматами. Господин Комора, приготовься переводить, если они на общем не понимают.

— Разумеется, госпожа Яна, — кивнул гид. Ему явно было не по себе: дела, в которые он впутался — его впутали — в последнее время, его совсем не радовали. В присутствии своих подопечных он уже чувствовал себя вполне спокойно, но каждый раз в государственном учреждении напрягался и становился похожим на испуганного ежика.

— Стоять! — крикнул один из охранников на тарси, когда машина приблизилась к воротам на десять саженей. Это оказалась женщина — в полевом комбинезоне, высокая, с оливковой кожей, красивым овальным лицом и черными миндалевидными глазами. — Всем выйти из машины!

Увидев нацеленные на автомобиль стволы автоматов, Комора резко нажал на тормоз, и машина, клюнув носом, встала. Яна открыла дверцу и выбралась из машины.

— Меня зовут Яна Мураций! — громко сказала она на общем, слегка разводя руки в стороны, чтобы продемонстрировать отсутствие оружия. — Мы прибыли сюда по приглашению госпожи Тимашары.

— Подойди ко мне, сама Яна, — приказала женщина, переходя на тот же язык. — Одна. С удостоверением личности.

Предостерегающе оглянувшись на стоящего рядом с Кансой Палека, Яна неторопливо приблизилась к женщине и протянула пластинку катонийского паспорта.

— Пожалуйста, госпожа. Нас ждут в десять часов. Мы прибыли немного раньше.

— Приглашение, — потребовала женщина, протягивая руку. Яна достала из сумочки на поясе вчетверо сложенный лист бумаги с каллиграфическим почерком и отдала ей. — Так… все правильно. У вас есть оружие?

— Нет, госпожа. Можете обыскать, если хотите. Но учти, что я девиант первой категории. Синомэ, как у вас говорят. Я опасна и без оружия.

— Насчет тебя я в курсе, — кивнула женщина. — Охрана предупреждена. Вас троих, — она окинула взглядом Яну, Палека и Кансу, одетых в короткие шорты и тонкие облегающие майки, — можно не обыскивать. Только раскрой свою сумку, момбацу сама.

Яна подчинилась, и женщина быстро прошлась пальцами по содержимому — кошельку, косметичке, зеркалу и ключу от гостиничного номера.

— Хорошо. Ты! — она подошла к Коморе. — Руки в стороны, ноги расставить.

Она быстро охлопала гида со всех сторон, потом подошла к автомобилю, заглянула в салон, в багажник, пошарила в бардачке и под передними сиденьями.

— Машину — туда, — она указала рукой на длинный легкий навес саженях в двадцати от ворот. — На тебя приглашение не распространяется, жди в машине. Навес защитит от солнца. Воду из-под крана можно пить.

— Да, момбацу сама, — низко поклонился Комора. Он снова влез за руль, завел мотор и увел машину в указанном направлении.

— Такие меры предосторожности… — озадаченно сказала Канса. — На вас часто нападают, госпожа?

— Случалось, — неохотно откликнулась охранница. — Не здесь, в других местах. Не так давно Старшую Мать Сухару убили бомбой в машине возле ее резиденции. Не примите на свой счет, — поспешно добавила она, — но правила есть правила.

— Ну, мы же Дракона зачистили, — гордо заявил Палек. — Теперь ты, великолепная госпожа, благодаря нам можешь спать спокойно. Можешь даже спасибо сказать, я не обижусь.

— Еще скажи, что ты лично и зачищал! — усмехнулась Яна. — Не обращай внимания, госпожа, у него язык на одном шурупе крутится.

— Дракон не единственная неприятность в наших краях, — насупилась охранница, растворяя небольшую неприметную калитку в стене рядом с воротами. — И бомбы в автомобилях придумали не они. Прошу пройти внутрь. Момбацу сама Тимашара еще не прибыла, но вас ожидают.

За калиткой оказался большой, саженей пятнадцать в поперечнике, пустынный двор, залитый гладким ровным слоем асфальта, над которым поднималось струящееся марево раскаленного солнцем воздуха. По центру располагался большой трехэтажный дом, слева и справа от него высились какие-то одноэтажные постройки с высокими широкими дверями. От дома к гостям уже торопливо шла женщина лет сорока на вид, в коротких кожаных штанах, серой полотняной рубашке и накинутом поверх нее легком белом халате до колен и без рукавов, походящем на накидку-хантэн, но без застежек и завязок спереди. Вслед за Яной сделав несколько шагов в ее направлении, Палек внезапно остановился как вкопанный и широко раскрытыми ноздрями втянул в себя воздух. Он повернулся к правой постройке и ткнул в ее сторону пальцем.

— Лошади! — потрясенно пробормотал он. — Самые настоящие лошади! Я должен их увидеть глазами! Каси, пошли. Сейчас мы узнаем, что такое местная порода.

— Лика! — предостерегающе обернулась к нему Яна, но тот уже стремительно вышагивал по двору своими длинными ногами, таща за собой на буксире слабо упирающуюся Кансу. Яна растерянно глянула на подошедшую женщину.

— Добрый день, — неуверенно произнесла она. — Меня зовут Яна Мураций, а они… прошу прощения, мой брат помешан на лошадях. Я сейчас его верну.

— Не стоит беспокоиться, госпожа Яна Мураций, — подняла руку встречающая. На общем она говорила со странным, еще ни разу не встречавшимся Яне щелкающим акцентом, и от нее тянуло доброжелательностью и интересом. — Если он хочет посмотреть на лошадей, пусть смотрит. Мужчины — что дети, если у них отобрать любимые игрушки, начинают кукситься и становятся совершенно бесполезными. Я Тойлала ах-Масия, управляющая поместьем. Рада знакомству, великолепная госпожа Яна. Мне поручено встретить вас и обеспечить уют до появления момбацу самы Тимашары.

— Рада знакомству, госпожа Тойлала, — откликнулась Яна. — Ты хорошо знаешь наш этикет, я польщена. Но это я прошу у тебя благосклонности. Я гораздо младше тебя.

— Ты гость, а гость выше хозяина, — слегка улыбнулась женщина. — Так что благосклонности все-таки прошу я. Госпожа Яна, прошу подождать меня немного. Я проинструктирую конюхов, как обращаться с госпожой Кансой и господином Палеком, и отведу тебя в дом.

Тут Палек втащил Кансу в небольшую дверь, и оттуда сразу же донеслись возбужденно-неразборчивые мужские голоса.

— Госпожа Тойлала, — вздохнула Яна, — если не присматривать за моим братом, он способен поставить на уши всю усадьбу. Не со зла, а потому что спокойно сидеть не умеет. А вы с гостями, похоже, излишне деликатны и одернуть его не сможете. Так что уж лучше я сама.

— Известно, что боги редко одаряют благодатью простых людей, — прищурилась Тойлала. — Я не видела ни одного Благословенного, который укладывался в обычные рамки. Так что не волнуйся, госпожа, все в порядке.

— Благословенного? — непонимающе взглянула на нее Яна.

— Я — Знающая, госпожа. Так у нас именуют хранительниц сведений об истинных богах, которых у вас в Катонии называют Демиургами.

Яна вздрогнула.

— Не пугайся, госпожа Яна, — от управляющей плеснуло веселой иронией. — Мне поименно известны пятьдесят восемь Благословенных по всему миру — а с недавнего времени уже пятьдесят девять. О госпоже Кансе до ее прибытия в Граш мы не слышали.

— И… что вы намерены делать с этим знанием? — настороженно осведомилась Яна.

— Делать? Госпожа Яна, что ты намерена делать со знанием, что дождь идет с неба, а солнце встает на востоке? Это всего лишь дополнительные штрихи на картине мира, в котором мы живем. Кланы Северных Колен не намерены как-то шантажировать вас или угрожать вам.

— И вы нас не боитесь?

— Боимся? Почему? — тарсачка выгнула бровь. — Разве вы нам угрожаете? Мы не знаем, зачем истинные боги пришли в наш мир, когда умерли выдуманные. Но если бы они хотели нас уничтожить, то давно так и поступили бы. В смертных для выполнения своей воли они явно не нуждаются. Но пройдем в конюшню — что-то там стало подозрительно тихо. Обычно конюхи пинками выгоняют оттуда посторонних.

— Надеюсь, он их не поубивал, — Яна быстрым шагом, почти бегом, бросилась к двери, в которой скрылись Палек с Кансой. Тойлала последовала за ней.

В конюшне действительно стояли тишина и благодать. Было прохладно, видимо, за счет укрытых где-то кондиционеров, и сумрачно. Из расположенных высоко, под самыми деревянными балками, окошек косо вниз били узкие лучи солнца, высвечивающие золотом плавающие в воздухе пылинки. Пахло навозом, сеном и крупными сильными животными. Лошади негромко фыркали в своих стойлах. Яна несколько раз появлялась в конюшнях на масарийском ипподроме, а потому машинально отметила необычность: стойла здесь располагались не вплотную к задней стене, а по центру помещения, давая свободный доступ к лошади и спереди, и сзади. Лика в компании Кансы и трех конюхов стоял возле гнедой в белых яблоках кобылы и восторженно оглаживал ей морду и шею. Кобыла косила на него глазом и потряхивала головой.

— …красивая? — услышала Яна обрывок фразы Кансы. — Ну, да, наверное. Только невысокая она какая-то. Я думала, у лошади главное — ноги подлиннее.

— Ха! — Палек воздел палец к потолку. — Обычное непонимание. В лошади главное — пропорции. Если у нее слишком длинные ноги при недостаточной длине, ее ход недостаточно просторен. Ну, грубо говоря, передние ноги задним мешают. Общее правило — расстояние от плечевого сустава, вот отсюда, до заднего края туловища должно превосходить расстояние от холки до земли. То есть длинные ноги в некоторых случаях вещь замечательная, благодаря им у лошади длиннее шаг, но все должно являться соразмерным. Короткие ноги, помимо прочего, имеют короткие пясти, крепкие сухожилия и увеличивают силу поясницы. Вообще в Граше лошади всегда отличались невысоким ростом, из-за чего грашская конница проигрывала княжьей по спринтерской скорости и силе таранного удара, зато была куда выносливей и долгие переходы осиливала лучше. И жажду грашские кони переносят легче. Кроме того, в ЧК всегда считалось, что лошадь тем лучше, чем шире ее грудь, что полная неправда — для хорошего дыхания куда важнее глубина грудной клетки, чем ширина. Каси, зайди вот отсюда…

Палек потянул Кансу за руку и поставил прямо перед лошадью.

— Вот, смотри. Видно, что кобыла узкогруда, с довольно широким крупом и с высоким передом. Некоторые тренеры считают, что такое сложение порочно, а в пример почему-то приводят зайцев — у тех, типа, перед низкий, а бегают шустро. Еще такие тренеры могли бы придраться к тому, что спина у нее слишком длинная, не обращая внимание на ее мускулистость и расположение ребер. Но на самом деле все не так. Когда мы рассматриваем качества лошади, нам нужно рассматривать ее телосложение в совокупности, а не по отдельным выдранным из контекста признакам — ногам, шее, хвосту или еще чему. Не существует одного параметра, даже единого универсального стандарта гармонии, который однозначно определяет скаковые качества. Уй ты моя хорошая… — последние слова относились к кобыле, которая потянулась к его пояснице мордой, обнюхивая карманы шорт. — Почему я сахарку прихватить не догадался?

Он обернулся и увидел Яну.

— Яни! — крикнул он. — Ты у нас сладкоежка, у тебя кусок тортика в сумочке не завалялся?

— Вот еще, коню тортики скармливать! — подбоченилась та. — И завалялся бы, так не дала бы, а сама слопала. Лика, ты долго еще собираешься Каси лекции про лошадиные стати читать? Меня ими достал, Цу и Мати достал, теперь новую жертву нашел?

— А мне она нравится, — Канса опасливо потянулась и осторожно дотронулась до лошадиной морды. — Лика, а погладить ее можно? Она не кусается?

— Хаяка — смирная, — сказала до того момента молчащая Тойлала, с интересом наблюдающая за сценой. Сейчас ее эмоции казались странными — покровительственными, с легкой иронией, как по отношению к умному догадливому ребенку. — Она не кусается, не лягается и хорошо выезжена. Ее используют для обучения детей верховой езде. Господин Палек, если хочешь, можешь проехать на лошади, на Хаяке или любой другой. Приказать вывести кого-нибудь из них на плац?

— Проехать… — пробормотал Палек, задумчиво потирая верхнюю губу пальцем. — Каси, а ты когда-нибудь на лошади каталась?

— Несколько раз, еще в школе, — откликнулась Канса, осторожно проводя рукой по лошадиной гриве. — На пони в зоопарке. Ой… а можно?

— Госпожа… э-э-э…

— Тойлала, — подсказала тарсачка.

— Рад знакомству. Госпожа Тойлала, можно, я прокачу жену на Хаяке? Седло желательно легкое, но поглубже, с высокими луками или с буфами. Крылья подбитые, примерно до середины голени. Мне помнится, в ваших краях седла иные, чем у нас, но из наших я бы выбрал «фермерское». И стремена Музани.

— Я не знаю, что такое «фермерское седло», но для начинающей мы что-нибудь подберем. Тем более, что госпожа Канса некрупная. Ты! — Тойлала ткнула пальцем в одного из конюхов. — Ты слышал. Займись.

— Ма, момбацу сама Тойлала, — кивнул конюх и трусцой убежал вглубь конюшни. Второй, не дожидаясь приказа, отворил загородку и принялся выводить кобылу из стойла.

— Чем бы дитя ни тешилось… — пробормотала Яна себе под нос, возводя глаза к потолку. — Госпожа Тойлала, пока они развлекаются с лошадьми, ты не возражаешь, если я посижу где-нибудь в уголке и почитаю? Не беспокойся, меня не нужно развлекать. Я сейчас интенсивно изучаю культуру и историю Граша, и материала для изучения у меня на год вперед, даже если я брошу все остальные дела.

— Разумеется, госпожа Яна. Если хочешь, я могу проводить тебя в библиотеку. У нас большое собрание книг, одно из лучших во всем Граше — примерно пять тысяч томов, свитков и пластин, включая старые пергаменты времен еще до Пробуждения Звезд. Момбацу сама Тимашара немного задерживается из-за каких-то технических неполадок с вертолетом, так что у тебя есть время неторопливо оглядеться.

— Библиотека… Госпожа Тойлала, ты знаешь, чем подкупить Благословенную, — улыбнулась Яна. — Тем более — социолога по образованию. Мати… Саматта бы удавился ради того, чтобы посидеть у вас в гостях как следует. Он, видишь ли, историк по профессии, для него такие вещи — как для нас с тобой воздух.

— Как управляющая поместьем я не возражаю — независимо от итогов ваших сегодняшних переговоров с момбацу самой Тимашарой. В доме я передам тебе код моего личного коммуникатора, пусть он свяжется со мной, когда появится время.

— Хорошо, госпожа Тойлала. Я передам ему.

Оставив Палека во дворе водить за повод кобылу с опасливо-восторженно попискивающей в седле Кансой, Яна с управляющей прошли в дом и по неширокой лестнице спустились из вестибюля в подвал. Тойлала отперла замок на массивной металлической двери — замок оказался серьезным, с электронным ключом и папиллярным сканером — и жестом пригласила Яну войти внутрь. Из дверного проема тянуло сухой прохладой. Свет в помещении включился автоматически, и обнаружилось, что они находятся в большом зале, уставленном книжными стеллажами. Яна ошарашенно повертела головой. Такого количества бумажных книг в одном месте она еще не видела даже в университетской библиотеке. На второй взгляд зал показался не таким уж и огромным, а стеллажи — не такими уж и бесконечными, зато она поняла, что каждая книга и тубус со свитком расположены в специальном гнезде, плотно закрытом крышкой темного стекла.

— Здесь особый отдел нашей библиотеки, — с гордостью сказала управляющая. — Кондиционирование климата, постоянные температура и влажность, неразрушающее освещение и автоматическая газовая система пожаротушения. Мы храним здесь особо редкие и старые экземпляры. Все тексты оцифрованы, но многие предпочитают работать по старинке, с вещью, которую можно подержать в руках. Лучшая техника есть только во дворце Великого Скотовода, да и то вряд ли.

— Я потрясена, госпожа Тойлала, — Яна с благоговением коснулась ближайшего стеллажа. — Я совсем не ожидала найти в Граше что-то подобное. Ведь такая система наверняка стоит больших денег. Больших даже по нашим, катонийским меркам.

— Тридцать лет назад она обошлась нам примерно в пятьсот миллионов старых вербов. С учетом инфляции и денежной реформы — примерно в полтора миллиарда нынешних. Да, очень дорого, но книги того стоят. Северные Колена гордятся тем, что когда-то дали жизнь королеве Тароне. И тем, что поддержали Тассу в ее устремлениях. Мы многое переняли от Тассы, в том числе — стремление к знаниям. Северные Колена богаты и влиятельны, и мы можем позволить себе такие траты.

— Тасса… — Яна покатала имя на языке, припоминая. — Северянка по имени Элиза, которую привел к вам Серый Князь, Тилос?

— Ты хорошо знаешь нашу историю, женщина из Катонии. Сегодня имя Тилоса известно лишь немногим. И те по большей части полагают его всеми забытым мелким сураграшским божком. А на самом деле… — Она испытующе взглянула на Яну.

— А на самом деле он был… — Яна запнулась. — Благословенным. Серым Князем, противостоявшим Майно, а затем отдавшим жизнь ради того, чтобы остановить войну на уничтожение между Севером и Югом. Я хорошо знаю, кто он такой. И настоящее происхождение Элизы мне тоже известно — девочка с особыми способностями, как говорят сегодня, заранее чувствующая опасность. Тогда в Княжествах свирепствовала инквизиция Церкви Колесованной Звезды, истребляющая «ведьм» и «колдунов», и родители увезли ее на юг. В общем, долгая история, госпожа Тойлала. Ты хочешь услышать ее целиком? Или просто проверяешь меня?

— Я знаю историю Элизы, — слегка виновато проговорила тарсачка. — Мне хотелось лишь понять, насколько ты ориентируешься в истории. И сможешь ли разъяснить мне то, что я сейчас покажу. Сюда, пожалуйста.

Она прошла между стеллажами и сдвинула в сторону картину, изображающую заснеженные горные пики. За картиной обнаружился большой сейф. Тойлала поднесла к глазам небольшой брелок, нажала на нем кнопку и быстро набрала на клавиатуре длинный числовой код. Прозвучали мелодичные ноты, и дверца, щелкнув, приоткрылась. Тойлала с усилием распахнула ее полностью и показала на несколько тонких пластин, стоящих к проему ребром:

— Здесь находятся самые драгоценные материалы — записи, извлеченные Тассой из потаенной пещеры Тилоса.

Она потянула одну из пластин на себя и извлекла ее из сейфа. Внутри массивной металлической рамки со стороной примерно в полсажени под тонким слоем стекловидной массы виднелся желтый лист, покрытый мелкими значками и схемами. Тарсачка отнесла его к стоящему в углу зала стенду, вставила в держатель и включила направленную на текст лампу.

— Ты можешь прочитать то, что здесь написано? — почти безразлично спросила она, но Яна почувствовала, как внутри управляющей нарастает напряжение.

— Прочитать? — Яна склонилась к листу поближе. — Да, госпожа. Здесь использован древний фонетический алфавит Демиургов. В нем каждый символ обозначает не буквослог, как у нас, а отдельный звук, поэтому текст не поддается классическому частотному анализу. Пятьдесят шесть звукосимволов позволяют воспроизводить практически любое произношение на любом языке. Язык — общий, с поправкой на изменения последних двух веков. Но я тебя разочарую. Здесь нет никаких сакральных знаний. Просто учебник по физике. Начала механики, если точнее. Законы рычага, упругости… Для тех времен — непостижимая наука, но сейчас у нас в Катонии такому учат в средней школе. Тилос оставлял знания не мудрецам в высоких башнях, а своим последователям, которых буквально подбирал на улице, и сегодня они никакой ценности не представляют. Разве что как исторический артефакт.

— И все-таки я хотела бы прочитать все сама, — напряжение внутри Тойлалы все нарастало. — Ведь я хранительница знаний. Ты можешь научить меня понимать фонетический алфавит?

Яна внимательно посмотрела на тарсачку.

— Могу, — наконец ответила она. — Но не стану. Госпожа Тойлала, прошу извинить меня, но подобное знание даром не дается. Мне неприятно говорить тебе такое, но мы можем предоставить его только нашим союзникам. Если мы договоримся с госпожой Тимашарой, я научу тебя читать. Если нет… прости.

— Вот как? — проговорила Тойлала. — Ну что же…

Она протянула руку и кончиками пальцев осторожно коснулась пластины. Потом подняла на Яну печальный взгляд.

— Я не обладаю серьезным влиянием на момбацу саму Тимашару. Мое влияние вообще не распространяется за рамки поместья. Я всего лишь управляющая и один из историков, чьи знания, в общем-то, никому и не нужны. Боюсь, я не смогу поколебать чашу весов в твою пользу, госпожа Яна, даже если очень захочу. Ну, в общем-то, и неважно.

Она выключила лампу, вытащила пластину из держателя и отнесла ее в сейф. Яна отвернулась к стене и поежилась. Внезапно ей стало гадко и противно, словно она испачкалась в какой-то отвратительной вонючей слизи. Я не имею права быть добренькой, твердо сказала она себе. Не имею права. У нас не так много козырей, чтобы разбрасываться ими налево и направо, и каждая козырная карта у нас на счету, пусть даже самая мелкая…

Нет, я так не могу. В конце концов, кому, кроме историков, нужно знание миллионы лет как мертвого алфавита? Никакой это не козырь.

«Семен, контакт. Яна в Канале. На пять секунд можешь отвлечься?»

«Семен в канале. Хоть на шесть. Хм?»

«Рис, помнишь, ты в свое время оставлял информационные закладки для своих последователей — бумага, закатанная в стекло?»

«Было дело. Где-то всплыли?»

«Да. Несколько листов обнаружилось в библиотеке поместья, где я сейчас нахожусь. Ты в них писал что-то, что не стоит знать людям?»

«М-м-м… нет, кажется. Набор знаний уровня средней-старшей школы по нынешним меркам. Физика, химия, астрономия, алгебра, геометрия, немного биологии. Если и забыл про какие-то тайны, два с лишним столетия спустя они уже не актуальны».

«То есть если я научу их читать фонетический алфавит Демиургов, ничего страшного не случится?»

«Да нет, наверное. Насколько я в курсе, помимо меня его никто не использовал. Пусть себе развлекаются. Только обставь покрасивее, пойдет нам лишним плюсиком во взаимоотношениях».

«Поняла. Спасибо. Отбой».

«Отбой».

— Госпожа Тойлала, я передумала, — сказала Яна. — Я научу тебя читать. Все-таки не сейчас. Нам потребуется пара часов, чтобы ты смогла записать все в удобной для тебя манере, а госпожа Тимашара вот-вот появится.

Тарсачка на мгновение замерла, затем осторожно закрыла дверь сейфа.

— Спасибо, госпожа Яна, — произнесла она, не поворачиваясь. — Я никогда не смогу отплатить тебе той же монетой, но я у тебя в долгу.

Браслет у нее на руке издал едва слышный писк.

— Меня вызывают, — немного резче, чем следовало, сказала управляющая. — Вероятно, вертолет приближается. Похоже, госпожа Яна, сегодня тебе не удастся отдохнуть в библиотеке.

— Тогда, наверное, нам следует вернуться на улицу истащить Каси с лошади, — облегченно улыбнулась Яна, направляясь к выходу из библиотеки. — Если удастся, конечно. Похоже, они с Ликой действительно в одной луже плавают. Придется нам дома конюшню строить, если так дело и дальше пойдет.

— Как ты сказала, госпожа? — переспросила управляющая, отключая свет и с усилием закрывая за собой массивную дверь. — «В одной луже плавают»?

— Да. Ну, у нас так говорят, когда у людей одинаковые интересы или взгляды на жизнь.

— Понятно. У нас бы сказали «жеребята от одной кобылы». В Катонии так часто идут дожди?

— Да, особенно зимой. На севере так даже и снег зимой лежит. Пойдем быстрее, госпожа, а то и в самом деле встретим госпожу Тимашару в неподобающем виде.

Все-таки они не успели. Канса, сидящая в седле, и Палек, держащий лошадь в поводу, оказались на противоположной от Яны стороне плаца, на который, громко урча, опускался восьмиместный гражданский вертолет. Пассажирские дверцы распахнулись сразу, как только колеса машины коснулись земли, и из них, склоняясь под воздушными вихрями, начали выпрыгивать люди в камуфляжных комбинезонах. Тимашару Яна узнала сразу — высокая черноволосая густобровая женщина лет пятидесяти на вид (в действительности, как следовало из досье Семена, пятидесяти одного года), плотно сбитая, но движущаяся легко и непринужденно, со своеобразной грацией. В прошлую встречу в Чумче с непривычки она показалась Яне темнолицей и темнокожей, но сейчас ее кожа казалась гораздо светлее, типичного для тарсаков оливкового оттенка. Ее спутницы, из которых четверо явно казались охранниками, тут же непринужденно распределились так, что и Яна, и Канса с Палеком оказались на расстоянии легкого движения руки от автоматной очереди. В оружии Яна все еще не ориентировалась, хотя энциклопедия по первому же запросу вываливала на нее ворох сведений о чем угодно, но выглядели их автоматики изящно и смертоносно. Особенно с учетом скорости стрельбы в триста выстрелов в минуту и емкости магазина в пятьдесят патронов. Пожалуй, от такого потока пуль в упор она со своими старыми способностями девианта закрыться не сумела бы.

Ну, а что все четверо оказались сильными девиантами, следовало ожидать. В Чумче, похоже, присутствовали трое охранниц из четырех. Жаль, тогда она не умела снимать эн-сигнатуры…

Впрочем, сейчас стволы смотрели в асфальт, и Яна в сопровождении Тойлалы двинулась навстречу новоприбывшим. За вертолетом Палек бросил поводья конюху, снял Кансу с лошади, и они неторопливо пошли к машине.

— Момбацу сама Тимашара ах-Тамилла, Старшая мать Северных колен, — не доходя до остановившейся Тимашары трех шагов, Яна остановилась и низко поклонилась. — Чистой тебе воды! Да не испытаешь ты жажды в своих странствиях. Я — Яна Мураций, а они, — она кивнула в сторону Палека и Яны, — мой брат Палек Мураций и его жена Канса Марацука. Благодарю, что сочла возможным встретиться с нами здесь и сейчас.

— В прошлый раз, в Чумче, госпожа Яна, — прищурилась Тимашара, — ты вела себя куда более непринужденно. Так, как ты сейчас, ко мне обычно обращаются только на очень официальных приемах. Сегодня сойдет и просто «сама Тимашара». Приветствую вас, две великолепные дамы и один блистательный господин. Я вижу, госпожа Канса, что ты понемногу осваиваешь наши пути? Ты очень неплохо держишься в седле для начинающей.

— Когда-то я занималась акробатикой, госпожа Тимашара, — покраснев, прошептала Канса.

— А господин Палек продемонстрировал такое знание теории коневодства, что наши конюхи его теперь уважают не меньше меня, — слегка улыбнулась Тойлала, отвешивая Палеку легкий поклон.

— Еще бы! — согласился тот. — Я же лучший лошадник на планете! С тринадцати лет на ипподромах за кониками навоз убираю. Меня однажды чуть было жокеем на скачках не выпустили, только я по весу не прошел. Всего-то на пятнадцать кило лимит превысил, а как арбитр уперся! Я ему гово…

— Лика! — Яна метнула на него огненный взгляд. — О своих разговорах с арбитром расскажешь, когда о делах закончим. При условии, что сама Тимашара не прикажет тебе слишком длинный язык отрезать. Сама Тимашара, прошу его простить. В нашей стране мужчины, к сожалению, пользуются слишком большой свободой. Ваши обычаи мне куда больше нравятся, только Лика от них почему-то не в восторге. Когда я ему объясняю, что последнее слово в споре всегда за женщиной, он упорно не верит.

— Ага, потому что любая реплика мужчины считается началом нового спора, — пробурчал Палек. — А дальше смотри предыдущий пункт.

— Возможно, нам следует продолжить дискуссию об отношениях мужчин и женщин в более подобающих условиях, — проговорила Тойлала, и Яна проглотила очередную реплику. Не следует переигрывать и изображать из себя совсем уж несмышленых подростков. — Прошу пройти в дом, гостиная ждет вас. Там куда прохладнее, чем на солнцепеке, и напитки с закусками уже приготовлены.

— Замечательная мысль, Тойлала, — согласилась Старшая мать. — Госпожа Яна, госпожа Канса, господин Палек, прошу воспользоваться нашим гостеприимством.

Она вежливо повела рукой в сторону дома и споро зашагала в его сторону. Яна, переглянувшись с Палеком и Кансой, последовала за ней.

В небольшой уютной комнате на первом этаже, выходившей окнами на противоположную от двора сторону дома, в настоящий зеленый садик, Тимашара опустилась в мягкое кресло возле окна, и жестом пригласила гостей садиться. Поймав ее взгляд, Тойлала низко поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь. Две охранницы остались за порогом, но две пристроились в углах комнаты, где замерли словно статуи. Заметив настороженность, с которой Канса посмотрела на них, Старшая Мать слегка улыбнулась.

— Они мои Тени, госпожа Канса, — сообщила она. — Избранные телохранители, которые никогда меня не покидают. Я доверяю им как самой себе, и нет ничего, что могла бы услышать я, но не могли бы они. Усомниться в них означает нанести оскорбление и мне — хотя я уверена, что вы и в мыслях такого не держите.

Она наклонилась вперед и взяла со стола хрустальный запотевший бокал с водой, покрытый изнутри мелкими пузырьками газа.

— Надеюсь, на сей раз Грашград понравился вам больше, чем при первом посещении. По крайней мере, сейчас вам не нужно оглядываться по сторонам, опасаясь слежки, — она слегка отпила из бокала. — Легко ли ваше путешествие?

— Спасибо, сама Тимашара, мы в полном восторге, — вежливо ответила Яна. — Город очень красив, особенно в его исторической части. И у нас хороший гид.

— Вот как? — подняла бровь тарсачка. — Он вам нравится? И менять его вы не намерены?

— Нормальный парень, — Палек устроился на диване поудобнее, вытянув длинные ноги. — Стучит, конечно, Глазам о каждом нашем шаге, но тут уж ничего не поделаешь — работа такая. Госпожа Тимашара, а правда, что среди столичных сотрудников ГВС по крайней мере половина, включая Первую Смотрящую, выходцы из Северных колен?

— Насчет Первой Смотрящей все верно, — тарсачка опять отхлебнула из бокала, — а вот насчет остального не скажу. Я не так часто появляюсь в столице, да и с Глазами не связана. Скажите, как вы устроились? Хороша ли у вас гостиница?

— Сама Тимашара, — тихо спросила Яна, наклоняясь вперед, — тебе очень плохо?

Тарсачка вздрогнула всем телом и несколько капель воды упали на ее пятнистую куртку.

— Прости, госпожа Яна, я не понимаю, — вежливо улыбнулась она. — Со мной все в порядке…

— Не надо обманывать, госпожа Тимашара. Я же эмпат. Или ваши Знающие не в курсе? Я чувствую эмоции. Я чувствую, что происходит у тебя внутри.

— Вот как? — голос Тимашары стал ледяным. — И что же?

— Госпожа Тимашара, — Яна поднялась и склонилась в низком поклоне, сложив руки перед грудью и глядя в пол, — я должна принести тебе самые нижайшие извинения, на которые только способна. Я страшно виновата перед тобой. Тогда, в Чумче, ты позволила нам продолжить свой путь не по своему выбору. Это я заставила тебя принять нужное нам решение. Я умею напрямую влиять на эмоции людей, одни усиливать, другие — ослаблять. Я вызвала в тебе иррациональное сочувствие к нам — сочувствие, которое никогда бы не пришло к тебе само по себе. Я виновата, момбацу сама Тимашара. Очень виновата. Я поступила неэтично, и меня не оправдывают даже обстоятельства. Я не рассчитываю, что ты сможешь когда-нибудь простить меня.

Она замолчала не распрямляясь и все так же глядя в пол.

— Напрямую влиять на эмоции… — медленно проговорила Старшая Мать. — Я знаю, что такое эмпатия. Я слышала о синомэ, чувствующих эмоции окружающих. Никогда не видела, но слышала. Госпожа Яна, пожалуйста, сядь. Мне неудобно разговаривать с тобой в такой позе.

Яна с готовностью опустилась обратно в кресло, но взгляд не подняла.

— Значит, ты повлияла на мои чувства, госпожа Яна?

— Да, момбацу сама Тимашара. Я заставила тебя пропустить нас. Эмоциональный резонанс, который ты испытываешь с тех пор, прямое следствие моего поступка. Внезапные приступы страха, неуверенности, ощущения затаившегося врага, да? Или беспричинные приступы веселья и эйфории? Теряешь в себе уверенность, перестаешь понимать где друзья, а где враги? Момбацу сама Тимашара, я виновата. Но я знаю, как помочь тебе. Я могу вмешаться еще раз. Остановить разрушающий резонанс и ликвидировать его раз и навсегда. Но мне нужно твое разрешение. — Яна вскинула глаза. — Ты позволишь мне помочь тебе, сама Тимашара?

— Почему ты спрашиваешь? В Чумче ты просто сделала, что хотела.

— В Чумче, сама Тимашара, у меня просто не оставалось выбора. Нам пришлось бы убить вас всех, чтобы прорваться дальше. Я… я не могла такого допустить.

— Убить? — бровь тарсачки удивленно поползла вверх. — Госпожа Яна, прости меня, но у вас не было ни одного шанса убить хоть кого-то.

— Нет, сама Тимашара. Это у тебя и твоих людей в драке почти не имелось шансов выжить, несмотря даже на то, что среди твоих людей присутствовали сильные девианты наподобие госпожи Кампахи. У меня в числе прочего есть способность оглушить человека ментальным ударом. Вы не смогли бы сопротивляться…. и мы не могли допустить преследования. Сама Тимашара, я очень сожалею о том, что мне пришлось с тобой сделать. Я никогда не вмешиваюсь глубоко без согласия человека. Успокоить ребенка, умерить сильные эмоции, подбодрить — кратковременные эффекты не выше первого уровня. Я впервые использовала свои способности во зло — для меньшего зла, чтобы избежать большего. Я очень надеюсь, что мне больше никогда не придется встать перед таким выбором. Но сейчас я прошу тебя — позволь мне вмешаться еще раз, чтобы ликвидировать причиненный тебе ущерб. Ты мне разрешишь?

Яна умоляюще посмотрела в глаза Тимашаре, и та задумчиво сощурилась, раздумывая.

— Твоя искренность, если ты действительно искренна, госпожа Яна, делает тебе честь, — наконец ответила она. — Однако я не могу ответить на твой вопрос. Я просто не понимаю, о чем речь и чем мне грозит твое вмешательство. Я действительно в последнее время чувствовала себя… странно. Если в том твоя вина и если ты берешься ее исправить, наверное, я должна согласиться. Операция безопасна?

— Любое прямое вмешательство в психику небезопасно, госпожа Тимашара. Но я уверена, что сейчас риск минимален.

— Тогда действуй. Что от меня требуется?

— Ничего, госпожа Тимашара. Просто расслабься.

Одна из охранниц у стены предостерегающе шевельнулась. Тимашара оглянулась на нее.

— Все в порядке, Тахара, — спокойно проговорила она. — Я доверяю госпоже Яне. Если бы у нее на уме было плохое, вряд ли она стала бы предупреждать меня о своих действиях.

Она откинулась на спинку своего кресла, расслабленно бросила руки на подлокотники и замерла.

— Спасибо за оказанное доверие, момбацу сама Тимашара, — благодарно кивнула Яна. Она тоже немного расслабилась — разговор прошел куда проще, чем она боялась. Разумеется, долгосрочные политические последствия могут оказаться куда менее приятными, но здесь и сейчас она свой долг вернет.

Она извлекла из-за выреза блузки и сняла с шеи бело-золотую металлическую пластинку на платиновой цепочке — подаренный в свое время Дзинтоном резонатор. Скрывающийся внутри фантом она уже интегрировала в свою проекцию, благо тот оказался стандартным модулем расширения для ее нового эффектора, но пустой корпус продолжала носить в качестве привычного украшения. Кроме того, некоторые ее подруги в курсе его свойств акустического усилителя, да и Тимашара уже знала о нем как об музыкальном синтезаторе, так что вопросов о происхождении звукового фона не возникнет. Яна коснулась микроскопической кнопочки, одновременно активируя синтезатор, и в комнате зазвучала тихая успокаивающая мелодия.

— Музыка помогает расслабляться, — туманно пояснила она. На самом деле, как она уже знала, музыкальный ритм быстро подчинял себе определенные колебаний мозговых гармоник, делая человека более восприимчивым к коррекции, но объяснять тонкости Тимашаре она не собиралась. — Теперь просто постарайся ни о чем не думать.

Зарыть глаза и вообще полностью отключить оптический канал, чтобы не мешал. Нейроэффектор уже захватил контроль над психоматрицей Тимашары и транслирует в видеоканал свою собственную картинку: безбрежный волнующийся океан, над которым быстро тянутся куда-то вдаль низкие серые тучи, изредка пробиваемые прямыми как стрела лучами солнца. Сложный рисунок ряби узорами покрывает бесконечную поверхность океана, ветер гонит волны, то невысокие и спокойные, то бурные, с барашками, переламывающиеся пополам. Откуда Майя взяла такой видеоряд? Или не Майя? Она ведь тоже пользовалась старыми наработками, лишь подгоняя их под новые обстоятельства…

Совсем рядом на водной поверхности круглая проплешина. Участок идеально гладкой воды — так нейроэффектор визуализирует остатки ментоблока. Ментоблок рассасывается, но ужасно медленно. Наверное, пройдут годы, пока он исчезнет самостоятельно. На его границе волны плещутся, словно разбиваемые о крутой берег настоящим ураганом: высокие, взмывающие фонтанами брызг, яростно пытающиеся раздробить чужеродный объект. Тщетно — человеческому разуму, да еще и не сознающему проблему явно, такое не под силу. В стороны от проплешины медленно дрейфуют яростно вращающиеся водовороты. Потянуться невидимыми руками… нет, здесь они чувствуются, скорее, как бесформенные облака, упругие и мягкие, облегающие и обтекающие. Потянуться и проникнуть ими в сердцевину ментоблока — упругого прозрачного цилиндра, посылающего в окружающий океан невидимые вибрации, внутри которого дрожит и мерцает центр возбуждения психоматрицы. Потянуться, пропитать цилиндр своими руками-облаками — и бережно, очень аккуратно начать растягивать его, ослабляя и растворяя, снижая напряжение на границах. Упрямое сопротивление окружающего океана — он хотя и борется с инородным телом внутри себя, но уже начал адаптироваться к нему, создавая вокруг прочную капсулу. Осторожно, очень осторожно — еще осторожнее…

Цилиндр дрожит, растекается — и со внезапным легким толчком лопается, оставляя за собой пустоту. В нее яростным потоком врывается окружающий океан, треплет и мотает освобожденный центр возбуждения — и медленно успокаивается, подчиняясь осторожным оглаживаниям рук-облаков. Водовороты на поверхности медленно тают.

Получилось… кажется. Осталось только просмотреть рабочее поле еще раз и провести контроль через неделю-другую. Да кто же придумал такую визуальную гиперболу? Темнота, не видно ничего! Как здесь повысить яркость картинки? Она сосредоточилась, и океан под тучами резко посветлел. Так. Теперь можно анализировать…

Тяжкий неслышный удар прорезает мир, и яростная черная буря со вспышками молний скрывает океан. По слуховому каналу приходит странный звук, словно от втянутого через стиснутые зубы воздуха. Страх? Ужас? Что случилось, чем она вызвала такую реакцию? Неужели она что-то не так сделала?

Яна быстро отключилась от картинки нейроэффектора и задействовала зрение. Тимашара уже не сидела расслабленно в кресле — она вжалась в его спинку, а ее пальцы глубоко впились в подлокотники. Ее телохранительницы стояли в напряженных позах — автоматы направлены на Яну, пальцы нервно подрагивают на спусковых крючках. От всех троих явственно текут ошеломление, паника и страх. Канса сидит с приоткрытым ртом и распахнутыми глазами — страха она не испытывает, но глубочайшее удивление струится от нее плавной рекой.

— Что-то не так? — растерянно спросила Яна.

— Яни, милая ты моя сестричка, — ехидно сказал ей Палек, единственный из всех явно наслаждающийся ситуацией, — ты глазки либо погаси, либо прикрой от греха подальше. Тебе Дзи не объяснял, что людей без причины пугать неприлично?

Яна резко наклонилась вперед, к полированной столешнице — и почувствовала, как ее челюсть против воли медленно пускается на грудь. Зрачки ее отражения в лакированном черном дереве ровно горели двумя ослепительно-зелеными прожекторами живого пламени.

* * *

Часом позже, когда гости покинули поместье, Тимашара, отпустив охранниц отдыхать, вернулась в комнату для переговоров и тяжело опустилась в кресло. Она устало помассировала руками глаза.

— Ну, что думаешь? — спросила она неслышно вошедшую Тойлалу.

— О чем именно? — переспросила та, опускаясь на диван, на котором незадолго до того сидел Палек.

— Обо всем подряд. Начиная с… вправления мозгов, которое организовала мне Яна. Ты ведь Знающая. Есть у тебя сведения, что кто-то из Благословенных способен на подобное?

— Нет. Впервые слышу о способности напрямую влиять на человеческую психику — и среди Благословенных, и среди синомэ в целом. Впрочем, их семья уникальна по всем отчетам. Она действительно что-то сделала с твоими чувствами?

— Не знаю. Сложно судить. Я чувствую… спокойствие, какого не ощущала уже очень давно. Но она ли на меня повлияла? И повлияла ли вообще? Может, простое самовнушение.

— Все возможно. Я проанализирую запись еще раз, попозже, — Тойлала задумчиво пощипала мочку уха. — Вообще все трое произвели на меня впечатление искренности и непосредственности. Они не искушены в политике, видно невооруженным глазом. Дети, еще не успевшие повзрослеть, доверчивые и открытые. Ты знаешь, Яна пообещала научить меня читать тайный алфавит Демиургов.

— Вот как? — Старшая Мать приподняла бровь. — Но ведь его давно уже расшифровали.

— Во-первых, я проверяла, насколько она наивна и умеет торговаться. Не умеет совершенно и элементарно поддается жалости. Во-вторых, пусть расскажет, что знает. Посмотрим, насколько она окажется искренней и здесь.

— Ну, а насчет горящих глаз что думаешь?

— Возможно, ее брат прав. Эффектор действительно прогрессирует. У некоторых синомэ под моим наблюдением увеличение силы хотя и на грани чувствительности приборов, но, тем не менее, заметно. Могу допустить, что и горящие глаза из той же серии. В конце концов, никто не знает, на что он способен и к чему мы придем в итоге.

— «Могу допустить»? Тойла, допущения я умею делать и сама. Мне интересно, что ты думаешь на самом деле.

— Пока что ничего не думаю, — тон управляющей поместья стал сухим. — Я предпочитаю не делать выводов без информации. Сама Яна сама шокирована случившимся, здесь я уверена. Я общалась с ней не слишком долго, но все равно уверена, что она не сумела бы сыграть так естественно.

— Вот как?.. — Тимашара склонила голову, раздумывая. — Значит, наивные дети, еще толком не научившиеся играть во взрослые игры? И ты полагаешь, что их можно лепить, как глину, хотя бы на первых порах?

— Я оказалась бы полной дурой, если бы предположила такое! — фыркнула Тойлала. — Во-первых, они все-таки Благословенные. Кто знает, на какие сюрпризы они способны? Тима, ты видела, как вел себя мальчик? Он забавлялся. Откровенно забавлялся с того самого момента, как вошел в ворота поместья. И в тот момент, когда объяснял горящие глаза Яны, тоже развлекался, почти издевался над нами, хотя прекрасно понимал, что у кого-то из девочек может дрогнуть палец на спусковом крючке. Тима, если я кого-то и боюсь, так это людей, которые смеются, когда следует оставаться серьезными. Никогда не знаешь, чего от них ожидать.

— А во-вторых?

— А во-вторых, мы так и не знаем толком, кто за ними стоит. Мужчина, которого зовут Панариши — кто он и откуда взялся? Не забывай, он уничтожил Дракона, на что оказались не способны ни мы, ни кто еще. Он должен прекрасно представлять себе, с кем имеет дело и как мы можем реагировать на те или иные предложения. Он послал к нам детей не только для того, чтобы передать свои предложения. Наверняка он использует их, чтобы наблюдать за нашей реакцией и распознавать двойную игру. По крайней мере, мы просто обязаны так считать, пока не убедимся в обратном.

— Я услышала тебя, младшая сестра, — Тимашара тряхнула головой. — Твой анализ, как всегда, полезен. Но я ночь не спала, глаза слипаются. Мне нужно отдохнуть. Распорядись, чтобы мне приготовили ванну и спальню. Пока я отсыпаюсь, разошли копии документов, — она постучала пальцем по оставленной Яной карте памяти, — и прочитай их сама. Потом сравним ощущения.

— Да, Тима, — управляющая поместья кивнула и поднялась. — Ванна уже готова. Прислать банщика? У нас несколько новых обученных слуг, и парочка в твоем вкусе, насколько я его представляю.

— Шутишь? — усмехнулась Тимашара. — Я сутки не спала, боюсь, что отключусь прямо в воде. Потом, вечером, покажешь мне их. Не сейчас.

Она широко зевнула и с трудом поднялась с кресла.

— Веди к ванной, — приказала она. — Да, и прикажи, чтобы мне принесли нормальную домашнюю одежду вместо дурацкого камуфляжа.

12.06.858, перидень. Катония, аэропорт «Масарика»

Пятеро в зале прибытия аэропорта «Масарика» выделялись так явно, словно их обвели светящейся запретной чертой. Ярко выраженные северяне, два парня и две девушки, бело- и русоволосые, на вид лет от семнадцати до двадцати с небольшим, и черноволосый мужчина лет сорока пяти, все — в официально-строгих черных костюмах с черными же шейными шнурками, с гладко зачесанными назад волосами и — у молодых — с поднятыми на темя черными очками. Они стояли тесной группой в десяти шагах перед выходом из зала получения багажа, глядя прямо перед собой. Поток прибывающих опасливо разделялся надвое, обтекая группу, чтобы сомкнуться позади нее, но даже густая толпа пассажиров с нескольких рейсов не могла заслонить ее полностью.

Цукка перехватила сумку другой рукой и тяжело вздохнула. А чего она хотела? Возможно, они ожидают кого-то еще, но шансы настолько мизерны, что лучше даже и не надеяться. На всякий случай она приостановилась и сфокусировала на группе то, что с неловкой иронией называла про себя «рентген-зрением». Она все еще плохо управлялась с объемным сканером и втайне страшно завидовала Карине, для которой тот являлся настолько же обыденным, как и родные глаза. Вот и сейчас изображение со сканера наложилось на картинку оптического зрения как-то криво и нечетко, и выходило, что скрытые под пиджаками пистолеты и коммуникаторы висят в воздухе сами по себе, да еще и на некотором расстоянии от тел, а эффекторы — парни и девушки оказались сильными девиантами — обретаются где-то в районе таза. Она тихо хмыкнула и с облегчением отключила сканер. Все-таки обычными глазами смотреть куда привычнее. Сделав несколько шагов вперед, она остановилась перед старшим мужчиной и выжидающе посмотрела на него.

— Меня ждете, блистательный господин? — спросила она.

— Госпожа Цукка Касарий? — вежливым тоном осведомился тот. — Я полковник Ооцуба Цуруги, департамент охраны Министерства иностранных дел. Мои спутники, — он кивнул на остальных, — из Управления общественной безопасности. Нам поручено обеспечить твою защиту, а также организовать правительственную связь.

Цукка покосилась через плечо. Те двое собов, что увязались за ней в самолет в «Орлином мече» в Оканаке и дышали в спину еще минуту назад, куда-то пропали. Наверное, решили, что их миссия выполнена, и с чувством выполненного долга отправились восвояси. Ну, и за то спасибо.

— Господин Ооцуба, — не менее вежливо откликнулась она, — рада знакомству, прошу благосклонности. Начнем, думаю, со связи. Что от меня нужно?

— Пожалована. Ничего особенного не требуется. Оборудование и техник у нас в фургоне, машины ждут на стоянке. Сейчас мы отправимся к тебе домой и быстро все закончим. Прошу, следуй за мной.

Он повернулся и зашагал к сторону лифтов. Цукка последовала за ним, с досадой заметив, что молодая четверка пристроилась вокруг нее, взяв в «коробочку». Что там Президент говорил о незаметной охране?.. Если они так и продолжат ходить к ней вплотную, про личную жизнь придется забыть. Нужно как-нибудь ненавязчиво дать им понять, что ей такая опека не нравится — вот только захотят ли они понимать ненавязчивые намеки?

Машин оказалось аж четыре — синий фургон без опознавательных знаков, асфальтового цвета «Курума-корвет» и два длинных черных лимузина модельного ряда «Кадза-Император», насколько она разбиралась в автотехнике, внутри просторные, как автобусы, с водительским местом, отгороженным пуленепробиваемой стеклянной перегородкой. Полковник влез в «корвет», Цукку усадили во второй автомобиль на заднее сиденье, на переднее взгромоздился парень-девиант, одна из суровых девиц устроилась рядом с Цуккой. Тяжелая дверь глухо захлопнулась за ними, отсекая внешние звуки. Двое других собов забрались в передний автомобиль, и минуту спустя весь кортеж вылетел с подземной стоянки на открытый воздух. Цукка опустила стекло со своей стороны — девица рядом с ней дернулась, но промолчала — наслаждаясь видом окрестностей и врывающимся в окна жарким, почти летним воздухом. Два периода назад — всего два периода, а кажется, что вечность! — вылетая в Крестоцин на выходные, она даже и не думала, что настолько задержится с возвращением. Тогда шла середина весны, все распускалось и цвело, лиственный лес кутался в робкий зеленый дым молодых листьев — а сейчас густая листва сливалась в сплошной шевелящийся занавес, светящийся под лучами полуденного солнца, и густой запах нагретой травы вливался в окна пьянящим напитком. Казалось, с момента ее отбытия прошла целая жизнь. Дорога здесь ныряла в глубокое ущелье, прорезающее горное кольцо вокруг города, и Цукка с нетерпением предвкушала, как увидит сверху искрящееся зеркало Масарийской бухты, крошечные сверху пирсы и грузовые краны, мост через узкую горловину, новые небоскребы, завершенные только этой зимой… Она возвращалась домой. Наконец-то — домой. Пусть ненадолго, пусть скоро она вернется в Сураграш, но сердце ее навсегда останется здесь, на родине…

Несмотря на свои габариты лимузины неслись с бешеной скоростью, и фургон от них не отставал. Уже через пятнадцать минут они проскочили ущелье и оказались на северной окраине города. Не снижая скорости кортеж тут же свернул с широкой улицы и нырнул в лабиринт низких одноэтажных домов, окруженных фруктовыми садами за невысокими оградами. Цукка не водила машину и даже никогда не сдавала на права, но считала, что город знает неплохо. Однако здесь она не была ни разу и моментально утратила ориентировку. Слегка озадаченная, она углубилась в себя и вызвала перед внутренним взором карту города. Тонкая ниточка маршрута, синяя в пройденной его части и красная — в прогнозируемой, пролегала по северной и западной окраинам, упираясь в яркий зеленый кружок их старого отеля. Похоже, ее везли максимально коротким путем, о котором знал не всякий опытный таксист. Ну что же, никогда не поздно узнавать что-то новенькое, пусть даже в таких странных обстоятельствах. Вспомнив, она потянулась в сторону дома и, почувствовав отклик Фи, предупредила о визите вооруженных чужих. Фи откликнулась подтверждением временного нейтрального статуса посетителей. Теперь можно не опасаться, что машины внезапно заглохнут при въезде на территорию отеля, а непрошенные защитники начнут терять сознание от приступов непонятно откуда идущего кромешного ужаса.

Когда машины, вскарабкавшись по крутой улице, въезжали под сень разлапистых мароновых листьев, Цукка отметила про себя, что добрались от аэропорта они ровно за полчаса — почти на десять минут быстрее прошлогоднего пятидесятиминутного рекорда, установленного безвестным таксистом, везшим Яну. Выбравшись из лимузина, остановившегося перед двориком, она сладко потянулась и глубоко вдохнула воздух. Дома. Наконец-то дома. Она с усилием распахнула ворота — выбравшиеся из машин собы и не подумали помочь — и обернулась к наблюдающему за ней от «корвета» полковнику.

— Фургон может подъехать к крыльцу, — сообщила она. — Только осторожнее, чтобы бока не ободрать. Прости, въезд рассчитан максимум на легковой автомобиль. Большая она, ваша аппаратура?

— Не очень. Обычный спутниковый коммуникатор с дополнительными приспособлениями. Портативная полевая модель.

— Портативная — то есть снабжена ручкой? — серьезно уточнила Цукка.

— А? Да, там несколько ручек для переноски, — откликнулся тот, подавая знаки водителю фургона. — Можно перемещать по дому в любое удобное место.

— Если ручек несколько, то модель не портативная, а переносная, — слегка усмехнулась Цукка, наблюдая, как из фургона выскочил парень в синем комбинезоне и принялся выволакивать оттуда средних размеров тумбочку с клавиатурой на верхней панели и примотанной к боку клейкой лентой бухтой кабеля. Молодые собы тем временем переглянулись и пошли вокруг отеля в разные стороны. Девица, сидевшая рядом с Кариной, впрочем, так и осталась стоять возле ворот, настороженно оглядываясь по сторонам. — Ваш коммуникатор случайно не требует кавитонного реактора для работы? У нас только стандартная электросеть.

— Он может работать от простой розетки, госпожа, — с натугой откликнулся пыхтящий техник. — В нем большая часть веса — батареи для автономной работы на случай отключения внешнего питания. Ну, и бронированный корпус для защиты. В остальном — обычный коммуникатор, пусть и навороченный. — Он плюхнул тумбочку на землю и перевел дух. — Только мне потребуется доступ на крышу для установки тарелки.

— Тарелки? — удивилась Цукка. — С каких пор нужна дополнительная антенна? Спутниковые коммуникаторы, которые я видела, и без нее работают прекрасно, за счет встроенных контуров.

— Для надежности, — пояснил техник. — С тарелкой он до пяти спутников видит, а без нее — один-два, не больше. У нас все солидно, на авось не рассчитываем. Куда нести, госпожа?

— В дом, — Цукка прошла в ворота, поднялась на крыльцо и растворила дверь. — Не разувайтесь, все равно пол мыть после долгого отсутствия.

— У вас всегда дверь не запирается? — озабоченно спросила суровая девица-соб, проходя за ней в дверь и озираясь по сторонам.

— Обычно не запирается. Воры к нам не заходят, госпожа, так что мы не беспокоимся.

Девица еле слышно хмыкнула. Она сбросила туфли, поднялась на высокий пол и прошла по коридору к кухне и столовой, попутно открывая все двери подряд и заглядывая в комнаты. Цукка наблюдала за ней со все возрастающим недоумением.

— Поберегись! — предупредил техник, животом пропихивая коммуникатор в дверной проем. — Осторожно, госпожа, я тебя зацеплю. Куда его?

— Вон туда, — показала Цукка. — По коридору справа первая же дверь. Там столовая. Поставь где-нибудь в углу, а я пока поищу удлинитель, розетки неудобно расположены.

— Не надо удлинитель, и так дотянемся, — пропыхтел техник. — У него шнур питания на пять саженей, а если не хватит, нарастим. Лучше бы, конечно, напрямую в распределительный щиток подключиться, на отдельный автомат…

— Щиток в подвале, до него сложно добраться. Там бетонные потолок и стены, существующие кабельные каналы забиты, новый проложить — слишком долго и сложно, а дверь портить не хочется. Спасибо, господин, не стоит. У нас проводка в хорошем состоянии, в столовой жилы на два квадрата, и автоматы на двадцать ампер рассчитаны, выдержат.

— Двадцать ампер и два квадрата? — техник поразился настолько, что тяжело бухнул тумбочку на пол. — У вас тут что, металлорежущие станки стоят?

— Гико… — негромко предупредил полковник Ооцуба.

— Молчу, молчу! — досадливо скривился тот, вновь поднимая коммуникатор.

— Да никакого секрета нет, — Цукка пожала плечами. — Палек пару лет назад обнаружил, что прежняя проводка сгнила и едва ли не дымится под нагрузкой, а дом деревянный. Вот он и протянул электрику заново, — она придержала дверь, чтобы технику было удобнее протискиваться. — На неделю дом без электричества оставил. Его еще с трудом удержали от трехмиллиметровых жил, под них точно пришлось бы каналы переделывать.

Через пять минут коммуникатор стоял в дальнем углу столовой и помигивал разноцветными индикаторами.

— Порядок, — удовлетворенно заметил Гико, вглядываясь в дисплей устройства, в котором подергивались столбцы диаграмм и бежали строчки протокола тестирования. — Батареи заряжаются, сигнал на спутник четкий, эхо-запросы до центрального узла проходят шустро и без потерь. Можно пользоваться. Сейчас еще тарелку на крышу пристрою, и все. Госпожа, этот коммуникатор — военная модель, у него очень много параметров, но ты не беспокойся — он изначально настроен на связь с единственным абонентом при его активации. Если потребуется, приедет техник для дополнительной настройки. Здесь две главных кнопки — вот эта его активирует, а эта…

— Спасибо, господин Гико, — Цукка остановила его движением руки, — но я физик по образованию и астроном по профессии. Если уж я управляюсь с гравископами и радиотелескопами, то и с вашим коммуникатором разберусь при необходимости. Господин Ооцуба, господин Гико, возможно, чаю? Кстати, а куда делись… остальные?

— Остальные, полагаю, осматривают местность, — ответил полковник. — Служба у них такая. Не беспокойся о них, госпожа Цукка, они в чае не нуждаются, им запрещено пить и есть на работе. Гико, займись антенной.

— Да, господин полковник, — кивнул техник. Он нажал на клавишу, отключая коммуникатор, и дисплей потух. — Госпожа Цукка, как попасть на крышу?

— На второй этаж по лестнице возле выхода на крыльцо, там сразу маленькая неприметная дверь справа. Тебе потребуется помощь?

— Не беспокойся, госпожа, — весело улыбнулся техник. — Не в первый раз замужем, справлюсь. Только в фургон за инструментами и антенной сбегаю.

Он кивнул и вышел из столовой. Ооцуба неодобрительно посмотрел ему вслед.

— Не наше ведомство, связисты, — хмуро пояснил он. — Да еще и гражданский. Специалист отличный, дело свое знает, но никакого понятия о дисциплине в этом ГАПСе.

Он подошел к коммуникатору и снова активировал его. Во вспыхнувшем дисплее возникла и принялась медленно покачиваться надпись «Установка соединения…» Очень быстро она сменилась на новую — «Безопасный канал установлен, вызов абонента…» Почти немедленно она пропала, и в кубе появилось изображение миловидной, ослепительно улыбающейся девушки.

— Доброго дня, госпожа Цукка, — мелодично пропела она. — Я оператор Канна номер два. Чем я…

— Я полковник Ооцуба, — нетерпеливо перебил ее соб. — Проверка связи. На господина Фуккоя переключи. Фуккой Марацука — секретарь-референт в грашском департаменте, госпожа Цукка, — пояснил он, пока из коммуникатора наигрывала негромкая музыка ожидания. — Твой основной контакт. Секретарша — дура набитая, даже не чоки, а просто нарисованная физиономия. Как телефонный справочник ее можно использовать и как коммутатор, больше ни на что не годится.

— Слушаю, господин Ооцуба, — в дисплее проявилась холеная физиономия молодого человека, сразу активно Цукке не понравившаяся. — О, госпожа Цукка Касарий, рад знакомству. Я так понимаю, у вас дома установили коммуникатор правительственной связи?

— Рада знакомству, господин Фуккой, — сухо ответила Цукка. — Значит, если мне что-то потребуется, я должна обратиться к тебе?

— Да, госпожа Цукка, ко мне. Я сделаю все, что нужно. У тебя есть какие-то запросы прямо сейчас?

— Нет, господин Фуккой, никаких. Мы просто проверяем аппаратуру. Прошу прощения за беспокойство.

— Господин полковник?

— Нет, господин Фуккой, больше ничего. Конец связи.

— Приятного дня.

Молодой человек надменно кивнул, и дисплей, схлопнувшись в точку, погас.

— На том моя миссия завершена, госпожа Цукка, — полковник одернул пиджак и поправил шейный шнурок. — Твою охрану с данного момента обеспечивает специальный отряд «Коршуны» Управления общественной безопасности. Капитан Холоя, — он кивнул на хмурую девицу-соба, неслышно вошедшую в дверь, — командир смены, она объяснит, что и как.

— Погодите! — встревоженно вскинулась Цукка. — Что означает «обеспечивает охрану»? Госпожа Холоя, вы что, намерены остаться здесь, в отеле?

— Да, госпожа Цукка, — подтвердила девица. — На территории все время будут находиться четыре человека, и еще две пары прикрывают дорогу со стороны города и лестницу вдоль обрыва. Прочие тропинки мы перекро…

— Стоп! — скомандовала Цукка. — Госпожа Холоя, я правильно понимаю, что ты из Оканаки? Ты, наверное, никогда раньше не приезжала в наш город?

— Да, госпожа.

— Понятно. Господин полковник, — она глянула на Ооцубу, — немедленно заберите с собой всю охрану и прикажите снять посты в других местах. Перекрытие тропинок тоже отменяется.

— Не могу, госпожа Цукка, — тот развел руками. — Отряд «Коршун» не подчиняется департаменту охраны МИДа. Да даже если бы и мог, все равно бы не приказал. Твоя безопасность теперь обеспечивается государством.

— Мне плевать, что государство думает о моей безопасности! — звенящим от напряжения голосом заявила Цукка. — Госпожа Холоя, я приказываю тебе и твоим людям немедленно покинуть отель. Здесь частная территория, и ты не имеешь права находиться на ней без моего согласия. Я отменяю свое приглашение. Уходите немедленно!

— У меня приказ, — качнула головой капитан. — Я не имею права покинуть пост без соответствующего приказа командира. Прошу тебя, успокойся. Мы никак тебя не сте…

— Еще как стесните! — рявкнула Цукка, уже не сдерживаясь. — Я же ясно заявила Президенту, что охрана и близко не должна появляться возле отеля! Госпожа Холоя, если вы не покинете территорию добровольно, я вышвырну вас силой.

— Госпожа Цукка, я гораздо сильнее тебя, — покровительственно улыбнулась капитан. — Вышвырнуть меня силой довольно затруднительно. Прошу тебя, не нужно скандала. Мы действительно никак тебя не стесним. Я останусь на кухне, остальные — на улице.

— Ах вот как? — Цукка почувствовала, как пелена ярости туманит глаза. — Собу улыбнешься — без соли слопает, так, что ли? Фи! — крикнула она в пространство. — Статус гостей отозван у всех вооруженных чужих, нейтрализовать немедленно!

— Что значит… — начала фразу капитан — и тут же осеклась, когда невидимая сила вздернула ее и полковника Ооцубу в воздух, спеленывая тугим коконом и сдавливая грудь почти до полной потери дыхания. Она задергалась, пытая освободиться, и тут же ее глаза затуманились и закатились под лоб, а тело скрутило характерной судорогой: вероятно, она попыталась воспользоваться манипуляторами и получила парализующий удар в эффектор. Дождавшись, когда ее взгляд снова сфокусировался, Цукка подошла к ней почти вплотную и уперлась руками в бока.

— Послушай, госпожа, — ледяным тоном сказала она. — Видно, что ты раньше никогда не появлялась у нас в городе, иначе не попыталась бы вести себя столь нахально. У нашего отеля в местной СОБ дурная слава, и никто из них не рискнул бы поступить так же. Отель защищен сложной охранной системой, способной размазать любого врага по земле тонким слоем, а врагами здесь являются те, на кого указывают хозяева. Ты и твои люди больше не гости здесь, а меня неделю таскали по разным приемам и встречам, я устала как собака и страшно злая. Сейчас я прикажу тебя отпустить, и вы все дружно уберетесь отсюда. Я не могу вам запретить торчать у выходов в город, но если вы попытаетесь не пускать сюда людей, я устрою вам такую веселую жизнь, что вы до конца жизни нервы лечить станете. Понятно?

— Я всего лишь выполняю приказ, госпожа, — прохрипела девушка. — Я не имею права его нарушить…

— Фи, отпустить нейтрализованных чужих, — приказала Цукка. — Особый контроль.

Невидимая сила, удерживающая девушку и мужчину в воздухе, исчезла, и они оба приземлились на пол: полковник — с удивительно изящной грацией профессионального акробата, а девушка, все еще не отошедшая от удара в эффектор, тяжело, не удержавшись на ногах. В последний момент Цукка успела подхватить ее под руку, не позволив упасть и удариться об угол стола. Капитан слепо нащупала стул и медленно опустилась на него, тяжело хватая ртом воздух. Она больше не казалась надменной — девчонка, вырядившаяся под взрослую, перепуганная чем-то, с чем не может справиться.

— Кто может отменить ваш приказ? — еще более ледяным тоном осведомилась Цукка.

— Вайс-полковник Краппа, отряд «Коршун»… — сипло прошептала девушка.

Откуда-то сверху зажужжало и стукнуло, упала и закачалась возле окна длинная веревка. Цукка вздрогнула, но тут же сообразила, что это, наверное, тот техник из ГАПС, ставит антенну. Ну да, он же наверняка не вооружен, так что его Фи не тронула. Ага, коммуникатор…

Она подошла к устройству связи и ткнула в клавишу включения. Вспыхнул дисплей, в нем помелькали протокольные фразы и, наконец, возникло улыбающееся лицо компьютерной секретарши.

— Оператор Канна номер два, — пропела она. — Доброго дня, госпожа Цукка. Чем я могу помочь?

— Мне нужно соединиться с вайс-полковником Краппой, отряд «Коршун».

— Прошу прощения, госпожа Карина, но данный абонент мне не известен. Возможно, ты знаешь его код связи?

— Она не сможет тебя соединить, госпожа Цукка, — вмешался полковник. В его голосе звучали успокаивающе-напряженные нотки, словно он разговаривал с капризным ребенком. Скажем, с ребенком, держащим в руках гранату с сорванной чекой. — Я могу помочь. Позволь мне…

Он приблизился к коммуникатору — в его движениях явно читалась опасливая скованность — и сбросил вызов, не отключая коммуникатор. Потом быстро ввел код.

— Приемная генерала Маххатары, — откликнулся голос с черного дисплея. — Кто?

— Полковник Ооцуба. Джойси, генерала на связь. Немедленно.

— Генерал на месте отсутствует.

— Ну так переключи на пелефон иликуда еще!

— Хм… — проворчал невидимый голос. — Господин Ооцуба, он в бане. Дело до вечера никак не терпит?

— Нет. Прямо надо сейчас.

— М-м… Хорошо. Минуту…

Заиграла музыка. Цукка оглянулась. Девушка-девиант что-то тихо бормотала под нос, придерживая пальцем наушник не то пелефона, не то рации. Она выглядела совсем больной, и внезапно Цукку остро кольнуло в сердце — да что же она делает? Девочка-то то в чем виновата? Она подошла к капитану и положила ей руку на плечо.

— Прости, — сказала она. — Я не должна была срываться на тебя.

— Все нормально, госпожа Цукка, — через силу проговорила та. — Просто мне… стало нехорошо.

— Тебя ударило импульсным блокиратором, — виновато сказала Цукка. — Я совсем забыла, что ты девиант. Я не намеревалась причинять тебе вред, хотела только нейтрализовать.

— Забыла? — на лицо девицы появилось удивленное выражение. — Госпожа Цукка, откуда ты знаешь? Я тебе не говорила.

— Маххатара слушает! — резко сказал голос из коммуникатора, и Цукка с облегчением повернулась к нему. Вот на таких мелочах и сыплются шпионы… Дисплей по-прежнему оставался черным, вероятно, генерал говорил с ручного пелефона и не включил камеру. — Ооцуба, чего тебе? Я занят.

— Господин Маххатара, с тобой по важному вопросу хочет переговорить госпожа Цукка Касарий, — ответил полковник. — Похоже, у нас возникло… серьезное недопонимание. Госпожа Цукка, господин Маххатара в УОД отвечает за охрану государственных объектов и служащих. Он заместитель директора департамента охраны.

— Замечательно, — Цукка опять перешла на ледяной тон. — Блистательный господин Маххатара, я требую немедленно убрать с территории нашего отеля и с ее периметра любую охрану. Мне не нужно, чтобы ваше Управление обеспечивало мне защиту, дома я и сама могу о себе позаботиться.

— Госпожа Цукка, — голос генерала стал мягким и вкрадчивым. — Я не занимаюсь деталям конкретных операций. Мы получили приказ Президента обеспечить твою безопасность, и я передал его подчиненным. Что-то не так?

— Все не так. Я предупредила господина Президента, что согласна на охрану помещений университета и слежку на улицах, потому что вы все равно станете таскаться за мной, а у меня нет сил от вас отбрыкиваться по каждому поводу. Но я недвусмысленно объяснила ему, что в районе нашего дома вашим людям делать нечего. Если вас интересует, почему, раздобудьте и прочитайте отчет капитана Саматты Касария о попытке штурма отеля отрядом спецназа, датированный пятым периодом сорок третьего года. Здесь наша частная территория, и никаких посторонних охранников здесь не будет. Предупреждаю, что у меня имеется полная возможность выставить их отсюда силой. Я не хочу прибегать к крайним мерам и ссориться с СОБ из-за таких мелочей, но наша частная жизнь останется нашей частной жизнью независимо от вашего желания. Ты меня понимаешь?

Невидимый генерал посопел.

— Госпожа Цукка, мы всего лишь заботимся о твоей безопасности, — наконец откликнулся он.

— Понимаю. Но у себя дома я великолепно могу позаботиться о ней и сама. За его пределами — валяйте, охраняйте, только под ногами не путайтесь. И не вздумайте рассовывать охранников по лабораториям в университете, там хрупкое и дорогостоящее оборудование, а места мало. Сейчас я настоятельно требую немедленно отдать вашей подчиненной приказ покинуть территорию.

— Где она? — спросил генерал после паузы. — Рядом?

— Так точно, господин генерал, — откликнулась девица, поднимаясь со стула и вытягиваясь в струнку, хотя и не могла видеть начальство. Она выглядела уже немного лучше. — Капитан Холоя Шарана, особый отряд «Коршун», старшая наряда.

— Капитан, — буркнул генерал, — забирай своих людей и катись оттуда нахрен. Подробно доложишь начальству об инциденте, дальше разберемся.

— Ответ отрицательный, господин генерал, — хотя голос девицы оставался нейтральным, Цукка сумела расслышать в нем далекие нотки отчаяния.

— Что? — изумился невидимый Маххатара.

— Ответ отрицательный, господин генерал. Я не могу однозначно идентифицировать твою личность и определить твое право отдавать приказы. В поле я подчиняюсь только командам по спецсвязи, сопровождающиеся соответствующими условными кодами.

— Капитан! — проскрежетал генерал. — Ты противоречишь старшему по званию? Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?

— Погоди, господин Маххатара, — быстро вмешалась Цукка. Что за кашу она заварила? Зачем она устроила скандал? Неужели не могла решить все спокойно? — Капитан Холоя права — мы тебя не видим. А я не настолько расстроена ее присутствием, чтобы начинать отрывать головы прямо сейчас. Ты ведь можешь попросить ее командира отдать правильный приказ правильным способом?

— Могу, — после паузы раздраженно согласился генерал. — А с тобой, капитан, мы еще обсудим вопросы субординации. Лично.

И из коммуникатора полилась мелодия отбоя. Полковник Ооцуба нажал клавишу отключения.

— Госпожа Цукка, вероятно, я больше не нужен, — сказал он в наступившей тишине, нарушаемой только звуками работы на крыше. — Я позволю себе откланяться. Приятного дня.

Он кивнул и быстро вышел из столовой. Хлопнула входная дверь, и вскоре с улицы донесся звук отъезжающей машины.

— Госпожа Холоя, остальные в порядке? — осведомилась Цукка. Она испытывала чудовищную неловкость и не знала, как посмотреть девушке в глаза. Мало того, что на пустом месте получился скандал — она, вполне возможно, еще и сломала карьеру ни в чем не повинному человеку. Сломала только за то, что та честно делала свое дело.

— В порядке, — потерянно сказала Холоя. — Марака тоже тряхнуло, но не сильно. Я приказала им пока вернуться к машинам. Э… госпожа Цукка, как… как ты это сделала? Я хочу сказать, меня в воздух подняла? Ты ведь сама норм… не девиант, я читала твое досье.

— Прежде всего сядь, — Цукка нажала ладонями на плечи девушки и почти силой вынудила ее опуститься на стул. — Я сейчас заварю чай с травами. У меня бывшие воспитанницы — обе девианты, они часто дуэли устраивали, кто кому первая по эффектору попадет. Там ощущения должны быть похожими, так что травы помогут тебе прийти в себя.

Она прошла на кухню, набрала воды в чайник, и пока он закипал, принялась копаться в кухонном шкафчике, разыскивая нужные порошки.

— Вот, попей, — наконец она поставила чашку с ароматно пахнущим напитком и блюдце с печеньем перед девушкой. — Полегчает.

Та неуверенно отхлебнула, обожглась, зашипела сквозь зубы, глотнула еще.

— Вкусно, — наконец сказала она. — Спасибо за угощение, госпожа Цукка.

— Не за что, — Цукка опустилась на стул напротив. — Госпожа Холоя, ты не читала мое досье. Настоящее досье, я имею в виду. То, что ты видела, просто липа. Наши личности и наш отель, как и его охранная система, проходят по категории государственной тайны, к которой во всей Катонии потенциально имеют допуск не более пары сотен человек. Фактически — человек тридцать или около того. Вы вообще не должны были здесь появляться…

Она отхлебнула из своей чашки.

— Вероятно, где-то в системе произошла случайная нестыковка, — закончила она. — Ты просто оказалась крайней из-за чужой ошибки. Еще раз покорнейше прошу принять мои извинения за случившееся.

— Я принимаю твои извинения, хотя и не вижу для них причины, — формально откликнулась девица. Похоже, она уже отошла от шока, и ее взгляд снова стал острым и суровым. Былая надменность на физиономию, впрочем, не вернулась, и крутым супершпионом она больше не выглядела. — Значит, государственная тайна? Пожалуй, тогда уже мне стоит принести извинения. Да и меня, наверное, вышибут со службы за пререкания с генералом.

— Ну, жизнь на том не кончится, — Цукка философски пожала плечами. — Вот и моего мужа в свое время выбарабанили из армии за то, что тот слишком точно устные приказы исполнял без письменного подтверждения. Он тоже сначала думал, что осталось только пойти и застрелиться. А сейчас радуется, что так все повернулось.

— Твой муж, — задумчиво проговорила девушка, допивая чай. — Саматта Касарий. Погоди! Ты упомянула отчет капитана Саматты Касария о штурме вашего отеля. Он что, его пытался захватить? Твой муж?

— Тогда он еще не был моим мужем, — улыбнулась Цукка. — Мы познакомились на следующий день, когда Дзи привел его сюда, уволенного и словно бревном ушибленного. Ну, там долгая история. Он со своим отрядом спецназа напоролся на ту самую охранную систему, которая сегодня прижала тебя, какое-то время бился головой о стену в надежде ее прошибить, а потом Дзи его заболтал. До сих пор с удовольствием его физиономию вспоминаю в тот момент.

— Ну, если целый отряд спецназа дом штурмом взять не смог, мы и в самом деле тут лишние, — капитан Холоя скривилась. — Прости, госпожа Цукка, теперь мне становится понятным твое раздражение. Ты…

Она замолчала и прижала наушник пальцем.

— На связи, — негромко сказала она. — Да, на объекте. Да, говорила… нет, не сочла возможным подчиниться неуставному приказу… Да, поняла. Есть немедленно возвращаться на базу. Отбой.

Она трижды стукнула по наушнику пальцем.

— Всем Суркам, здесь Первая. Новые приказы. Номерам с пятого по восьмой оставить посты и самостоятельно вернуться на базу. Второй, ждать меня в машине, сейчас выйду. Отбой.

Она поднялась.

— Мы уезжаем, госпожа Цукка, — сказала она. — Приношу свои извинения за случившееся и прошу не держать зла.

— Нет, разумеется, не держу, — Цукка тоже поднялась. — Ты всего лишь исполняла приказ. Да, и если тебя действительно выгонят из СОБ, приходи жить сюда. Свободного места здесь много… да что там, весь отель пустой, никого, кроме меня, не осталось. Комната для тебя найдется, а с работой в Масарии особых проблем нет.

— Спасибо, госпожа Цукка, я запомню, — кивнула капитан. — Прощай.

Она кивнула и вышла из столовой. Хлопнула входная дверь. Тут же по коридору прозвучали торопливые шаги, и в комнату вошел давешний техник, нагруженный чемоданчиком с инструментами, какими-то пакетами, свертками и электродрелью с огромным, в полсажени длиной, сверлом.

— Ну, вот и все, — жизнерадостно заявил он. — Тарелка стоит, осталось кабели в комнату с улицы пробросить. Где дырку бурить, госпожа? Есть пожелания?

— Дырку? — озадаченно посмотрела на него Цукка. — Ах, да. Да неважно, лишь бы проводку не задеть.

— С проводкой проблемы не возникнет, — пробурчал техник. Он с грохотом свалил свое снаряжение на пол, вытащил из чемоданчика детектор и принялся водить им по стене возле оконной рамы. — Ну, где-то здесь, похоже…

Пять минут спустя дырка на улицу оказалась просверленной (с чудовищным ревом), изолирующая муфта — установлена (почти бесшумно), а кабели антенны и питания — пропихнуты через нее внутрь, оконцованы и вставлены в гнезда на коммуникаторе (с шипением сквозь зубы неразборчивых междометий). Техник потыкал клавиши на устройстве, поизучал графики в дисплее и довольно прицокнул языком.

— Шесть спутников как на ладони, — довольно сказал он. — Связь железная. Вот и все дела. Кстати, госпожа Цукка, а что такое «кавитонный реактор»?

— А? — та удивленно посмотрела на него.

— Ну, ты спросила, не нужен ли для коммуникатора кавитонный реактор. Что-то я о таких не слышал.

— О, ничего особенного, — беспечно ответила Цукка. — Из какого-то то ли романа, то ли фильма. Фантастического, чекашного. Источник энергии, основанный на явлении «кипения вакуума». Есть теория, что в вакууме все время рождаются и тут же аннигилируют пары противоположно заряженных частиц. И другая — что пространство на шкале в районе в минус тридцать третьей миллиметра распадается на изолированные пузырьки. В сочетании эти два явления можно использовать для разделения родившихся частиц до их аннигиляции. Выходная мощность пропорциональна кубу диаметра рабочего пространства. Но с увеличением объема КПД постепенно падает и возрастает риск катастрофического резонанса. И это промышленная технология, для бытовых устройств обычно используются аккумуляторы Бойского, использующие для сбора энергии не рабочий объем целиком, а фрактальные пространственные структуры дробной мерности, так называемую «паутину». КПД гораздо выше, и для работы не требуется сверхчистого вакуума, хотя максимальная мощность невысока.

— Виден физик-астроном! — ухмыльнулся техник. — Ты, госпожа, сама-то сценарии для фильмов не пишешь?

— Вот еще! — гордо фыркнула Цукка. — И на статьи-то времени не остается.

— А жаль. Задолбало смотреть красочную лажу, которую сегодня за НФ выдают. Ну, всего хорошего, госпожа Цукка, если что случится с нашей железкой — звони, отремонтируем и настроим.

Он ухватил в охапку свое снаряжение и вышел. Цукка последовала за ним и помогла выбраться через входную дверь, а потом открыла дверь фургона. Водитель, заснувший за рулем, недовольно заворочался, протирая глаза. Фургон уехал, и возле отеля снова воцарилась почти по-летнему жаркая тишина. Цукка устало потерла лоб тыльной стороной ладони и поплелась в дом.

«Саматта, контакт. Цукка в канала. Мати, ты не занят?»

«Саматта в канале. Привет, Цу. Что у тебя там творится — опять нас кто-то штурмует? Почему Фи желтый статус выдавала?»

«Ох, Мати… Ты можешь появиться? Ты мне очень нужен. Или давай я к тебе».

«Лучше я к тебе. Здесь я в лагере в своей палатке типа дрыхну, не поймет народ твоего появления из ниоткуда. Сейчас, проекцию переведу в автономный режим…»

Несколько секунд спустя Саматта в полевой камуфляжной форме сконденсировался в воздухе посреди столовой и мягко опустился на пол. Цукка прижалась к его широкой груди и шмыгнула носом.

— Ну-ну, девочка моя, — успокаивающе сказал он. — Что случилось? Кто тебя обидел?

— Я дура, — сердито сказала Цукка. — Прибить меня мало. СОБ своих людей для охраны прислала, а я… я сорвалась. Устала я, Мати, а тут они толпой — и остаться собираются. Ну, я и спустила на них Фи.

— Все верно, — согласился Саматта, поглаживая ее по волосам. — А как еще с собами? Они по-хорошему не понимают.

— Мати, они девианты. Все четверо. Старшая — наивная девочка лет двадцати. Капитан. Страшно гордая своим званием и положением, твердо намеренная выполнить полученные приказы и даже геройски погибнуть по ходу дела, если понадобится. А Фи ее по эффектору зацепила, да так, что она чуть не загнулась прямо здесь.

— Ну, случается, — Саматта пожал плечами. — Жива же, не померла. Или ты от трупов уже успела избавиться?

— Мати, я наслаждалась тем, что делаю, понимаешь? — глухо сказала Цукка, упираясь носом в его камуфляжную куртку. — Наслаждалась своей властью. Сознанием, что могу вот так взять и сломать их всех через колено. И генерала СОБ, и эту девочку — всех, кто посмеет мне перечить. Мати, что со мной? Я же не такая, я же терпеть не могу с людьми ссориться! Неужели я так изменилась из-за того, что стала Демиургом? Мне страшно, Мати…

— У, как все запущенно… — пробормотал Саматта, крепко прижимая ее к себе. — Цу, власть над людьми — страшная штука, особенно власть абсолютная, над жизнью и смертью. По себе знаю. Когда осознаешь, что можешь человека под пули сунуть, а можешь и тылы оставить прикрывать, особое ощущение возникает. Тяжкое ощущение. Захватывающее. Многие ему поддаются, Цу, в скотов превращаются, и чем дольше ты властью обладаешь, тем оно слаще и привычнее. Ты не переживай, твоя новая сущность здесь ни при чем. Простое, понятное, чисто человеческое чувство безнаказанности и вседозволенности. Но ты ведь у меня не только красавица, Цу, но и умница, ты все сама поняла и осознала. Ты ведь больше так не поступишь, верно?

— Нет, Мати, не поступлю, — Цукка снова шмыгнула. — Один раз усталости поддалась… Да нет, вру. Какая усталость, я же не устаю больше. Сплошная имитация. Больше так никогда не сделаю.

— Вот и ладушки, — весело сказал Саматта. — Ничего, расслабься. Глазки горящие, надеюсь, ты им не показывала?

— Нет. Я не Яна, выкрутиться бы не сумела. Как там, кстати, та тарсачка? Яни, кажется, до сих пор в прострации, что так прокололась, упорно не желает ничего рассказывать.

— Да не так уж и прокололась. Подумаешь, глазами посверкала. По-моему, она слишком сильно переживает. Все в конечном итоге к лучшему. И у нее, и у тебя. Цу, раз уж мы здесь вдвоем и никто у нас под ногами не мешается, не хочешь мне спинку потереть в душе? А то я весь пропотел, как собака, и шкура чешется.

— У тебя тоже имитация чешется, а не шкура, — Цукка отлипла от его груди и грозно взглянула ему в глаза. — Ну-ка, блистательный господин Саматта, признавайся, какие грязные мысли у тебя на уме на самом деле!

Саматта подхватил ее на руки и поцеловал.

— А вот о грязных мыслях я тебе расскажу в ванной, — зловеще прошептал он ей на ухо. — Готовься, тебе придется их отмывать.

14.06.858, вододень. Катония, город Крестоцин

— Я думаю, все в порядке, Гэки.

Карина сморгнула, возвращаясь к нормальному зрению, и повернулась к Гэкаю.

— Все в порядке, — повторила она задумчиво. — Конечно, жаль, что его не перевели к нам раньше, но я, в общем-то, ничего принципиально не изменила бы. Резекция поджелудочной железы и селезенки выполнена качественно, я бы лучше не справилась. Метастазов в окрестностях, разумеется, много, в том числе в желчном протоке, но я все выжгла за один прием — общая масса невелика, организм справился. Разумеется, несколько дней господину Нондакуре придется полежать с гемодиализатором, плюс обычный контроль.

— Ну вот, господин Нондакура, значит, жить будешь! — весело проговорил молодой хирург, обращаясь к пациенту. — Через пару недель, если все пойдет хорошо, выпишем тебя домой, к жене, а через период можешь снова начинать работать.

— Вам бы только денег побольше вытянуть, — зло буркнул пациент. — Я же сказал — нет у меня медицинской страховки. И денег нет. Говорил я им — не надо резать, так нет! Хлебом не корми, дай с ножом в кишки залезть рабочему человеку. Да я на вас вообще на всех в суд подам, чтобы неповадно…

Карина едва удержалась от раздраженной гримаски. Мужчина ей активно не нравился, даже если оставить в стороне отвратительный характер. Лет пятидесяти с небольшим, с дряблой кожей складками (следствием ожирения и последующего исхудания во время болезни), с оплывшим лицом и редкими нечесаными волосами. Похоже, хронический алкоголик: в печени — хорошо развитый жировой гепатоз на грани цирроза, в слизистой желудка атрофические изменения, на носу — густая сетка розовых прожилок. Заядлый курильщик — с насквозь прокопченными легкими и характерным запахом изо рта, и вообще ужасно вонючий. Его наверняка должны были мыть и при поступлении, и регулярно после операции, но исходящий от него запах псины оказался неистребим.

— Господин Нондакура, — перебила она. — Прошу извинить, но у меня нет времени на досужие разговоры. Без экстренного вмешательства ты бы умер от карциномы через несколько периодов, и умер очень неприятной смертью. Рак поджелудочной железы крайне опасен. Еще лет двадцать назад по смертности он был на четвертом месте среди всех онкологических заболеваний. Скажи спасибо терапевту, что он сразу же направил тебя в больницу, а оперировавшему тебя хирургу — что он все-таки настоял на операции. Я вообще не понимаю, каким образом ты умудрился вырастить у себя опухоль до такого состояния…

— Постоянной работы нет, медстраховки нет, регулярный мониторинг не проходил уже лет десять, — пояснил Гэкай. — Пришел к врачу спустя три периода после того, как боли начались.

— А, вот как… Господи Нондакура, я подтверждаю правильность решения твоего врача и объем проведенного вмешательства. Тебе вообще невероятно повезло, что опухоль возникла в хвосте железы, а не в головке, и на такой запущенной стадии мало распространилась на желудок и дальше. Обычно на этой стадии приходится удалять большую часть желудка, желчного протока и двенадцатиперстной кишки — если, конечно, состояние позволяет. Большинство людей в таком состоянии неоперабельны, им даже я, наверное, помочь бы не смогла. Ты просто с яблоком судьбы родился — но такое везение дважды не повторяется. Пожалуйста, больше не экономь на здоровье. Не забудь обязательно купить назначенные тебе препараты и регулярно их принимать. Это лекарства нового поколения, которые избирательно подавляют рост именно раковых клеток. Пусть они пока довольно дороги, тебе они совершенно необходимы.

— Я вам что, миллионер? — от упоминания дорогих лекарств настроение вздорного дядьки явно не улучшилось. — Где я вам денег на лекарства напасусь? Все вы заодно, нигде правды не найдешь!

— Найди постоянную работу, и деньги появятся. Кроме того, тебе теперь категорически запрещено пить и курить, «алкоголь», «табак» и «яд» для тебя полные синонимы. Думаю, сэкономленных на спиртном средств вполне хватит на ган-ингибиторы. Пойми, пожалуйста, что врачи — не чудотворцы, даже я. Я выжгла все метастазы, которые видит мой… м-м-м, эффектор. Но он видит далеко не все. За последних пять лет у четверых моих пациентов случились рецидивы, казалось бы, надежно убитого рака, и мне пришлось выжигать метастазы заново. Скоро я уезжаю в Сураграш, возможно, навсегда, и помочь тебе больше не смогу. Так что не вздумай пренебрегать лекарствами. Гэки, у тебя все? Меня господин Кулау просил зайти.

— С господином Нондакурой — все, — кивнул хирург. — Кара, у меня еще один личный разговор есть. Поговоришь с «дедом» — найди меня. Я, скорее всего, в ординаторской.

— Хорошо, — Карина улыбнулась коллеге, поклонилась демонстративно отвернувшемуся пациенту и вышла из палаты. Устроившийся на подоконнике Парс широко зевнул и проводил ее взглядом двух пар щелевидных зрачков, но за ней не увязался. Ее тихо кольнуло в сердце. Все правильно, больше она ему не хозяйка. Прости, малыш, но в Сураграш тебя я взять не могу…

У завотделением ее ждал сюрприз. Доктор Кулау, с измученным видом общавшийся с посетителем, при виде ее буквально просиял.

— Кара! — он встал из за стола, почти подбежал к замершей в дверях Карине и едва ли не силой втащил ее в кабинет — Ну наконец-то! Входи, входи. Позволь представить тебе господина Вая Краамса, журналиста канала «Весь мир»…

— Мы знакомы, — сквозь зубы процедила Карина, усаживаясь на стул напротив посетителя. Завотделения скромно уселся не на свое рабочее место, а на диванчик у дальней стены, и сделал вид, что вообще отсутствует в кабинете. — К несчастью. Господин Вай, каким образом ты проник сюда? Я думала, что СОБ надежно охраняет больницу от незваных гостей вроде тебя.

— Так скажем: все равны перед законом, но некоторые равнее, — во все тридцать два зуба улыбнулся журналист. — Особенно когда их проводит работающий здесь хирург. Госпожа Томара все-таки вняла голосу рассудка и справедливо сочла, что знакомое зло лучше незнакомого.

— Я думала, ты в Сэтате, — Карина оценивающе посмотрела на него, прикидывая, как звезда национального телевидения будет выглядеть, приложившись физиономией о пол. Или о стену. Или хотя бы о письменный стол господина Кулау… хотя нет, полировку стола жалко, еще поцарапает ядовитыми клыками. — В Оканаке я специально выясняла, не захочешь ли ты снова взяться за старое, и меня обрадовали, что ты в длительной зарубежной командировке. Оказывается, обманули.

— А… — журналист небрежно помахал рукой. — Из Сэтаты мне пришлось убираться в срочном порядке. Видишь ли, Кара…

— Госпожа Карина! — отрубила та.

— Видишь ли, Кара, — невозмутимо продолжил Вай, — я раскопал забавную историю с контрабандой оружия из Катонии в Сэтату еще до нынешней гражданской войны. И выяснилось, что в ней замешаны некоторые очень высокопоставленные личности из Министерства обороны. А в Сэтате мне удалось собрать дополнительные материалы. Когда мои репортажи опубликовали, меня неформально предупредили, что если я не исчезну из Сэтаты самостоятельно, то меня увезут оттуда публично и с военными почестями — в гробу, покрытом государственным флагом Катонии или Горагии, на мой выбор. Я решил, что лучше совершить тактическое отступление и продолжить битву в дальнейшем, чем геройски пасть в неравном бою и замолкнуть навеки. А потом оказалось, что ты вернулась в Катонию, и вот я здесь.

— Ценю проявленное тобой мужество, господин Вай, — холодно сказала Карина. — Я так понимаю, ты появился, потому что чего-то хочешь от меня. Сразу предупреждаю: интервью я больше не даю. Я уже по нескольку раз рассказала прессе все, что могла и хотела, и больше языком трепать не намерена. Так что ты опоздал.

— Ну, слишком много счастья в жизни не бывает, — журналист философски пожал плечами. — Однако я хочу поговорить с тобой несколько об ином. Видишь ли, телеканал «Весь мир» в лице своего главного директора Вассы Курабэкко полагает, что с некоторых пор мир слегка расширился. В частности, местность под названием «Сураграш» теперь заслуживает внимания нашего зрителя. А у нас, как ни досадно, до сих пор в тех краях нет ни одного собственно корреспондента. Даже корреспондента-совместителя и то нет, как и у других каналов…

— Дай я догадаюсь сама, господин Вай, — перебила его Карина. — Уж не намерен ли ты стать собственным корреспондентом ВМ в Сураграше?

— А почему нет? — Вай снова пожал плечами. — В Горагии меня сейчас, мягко говоря, не ждут, в Катонии скука смертная, а Сураграш — страна экзотическая, события происходят интригующие, да еще и мои старые знакомые там у руля оказались. Внимание зрителя и читателя обеспечено. Ты ведь, кажется, на днях туда возвращаешься? Вот и прихвати меня с собой.

— И в самом ближайшем будущем широкая публика узнает об инопланетянах и таинственных монстрах в сураграшских джунглях… — саркастически пробормотал со своего диванчика Кулау.

— Я больше не занимаюсь паранормальщиной, — отмахнулся журналист. — После «Камигами» как-то…

От изумления Карина поперхнулась слюной и закашлялась. Вай замолчал и с интересом посмотрел на нее.

— Ты знаешь о «Камигами»? — наконец проговорила она. — Откуда?

— Госпожа Эхира прислала мне читалку… незадолго перед смертью, — пояснил журналист. — Кстати, Кара, прими мои соболезнования по поводу ее кончины. Мне действительно очень жаль. Тогда, на шоу, я заметил, что она плохо выглядит, но мне и в голову не приходило, что все настолько скверно. Мы не раз сотрудничали, и она была хорошей женщиной. Так вот, когда я покопался в «Камигами» — кстати, похоже, мне досталась сильно урезанная версия, я бы не отказался почитать полную — я как-то расхотел выглядеть идиотом, рассуждающим о летающих тарелочках…

— Этот вопрос можно обсудить и потом, — быстро сказала Карина, глазами показав в сторону Кулау. Завотделением она любила, но ни в какие секреты, связанные с Демиургами, не посвящала и посвящать не намеревалась. По крайней мере, сейчас, еще не привыкнув толком к своему новому положению. Слишком много придется врать насчет себя, а врать она за свои двадцать восемь лет жизни так толком и не научилась. — Значит, господин Вай, ты очень хочешь попасть в Сураграш?

— Ну, как тебе сказать… — протянул журналист, безразлично разглядывая ногти. — «Золотую ласточку» благодаря тебе в нынешнем году я точно заработал, так что больше пока можно и не стараться. Но, — он вскинул взгляд, — Кара, мне и в самом деле очень интересно, что происходит на Западе. Обещаю, я буду настолько объективным, насколько возможно.

— Там все еще стреляют, — напомнила Карина. — И похищают ради выкупа.

— А! — журналист махнул рукой. — В Граше меня уже воровали шесть лет назад. Я туда туристом ездил, в отпуск, а чтобы затраты компенсировать, подрядился серию видеорепортажей для какой-то турфирмы сделать. Вот меня и украли… где? То ли в Тусе, то ли где-то в его окрестностях, уже и не помню. Как украли, так и выпустили, за выкуп, мизерный до обидности — по курсу вышло что-то около пятнадцать тысяч маеров. Душевные оказались люди, кормили хорошо, разговоры за жизнь разговаривали. Если бы голову не обещали отрезать, совсем замечательное приключение бы вышло. Так что пусть снова воруют, сравню подходы к ремеслу в Граше и Сураграше.

Карина озадаченно посмотрела на него, задействовав нейросканер. Кажется, журналист не шутил. Ему и в самом деле было наплевать на похищения и прочие опасности, и тянуло от него лишь азартным ожиданием. Неужели его так тянет в далекие незнакомые джунгли? С другой стороны, Вай хотя и въедливая зараза, но нужно отдать ему должное — если верить Майе, в смысле, ее воплощению тете Эхире, он по своему честен и профессионален. Кидается на жареные факты, словно голодный коршун на зайца, способен переврать до неузнаваемости даже таблицу умножения, ради рейтинга своих передач готов убить кого угодно, не гнушается мерзкими передачами с похорон и судебных заседаний — но никогда не нарушает данное слово. И никогда не публикует данные, сообщенные в режиме «не для печати». Строит на них свое расследование, да, но не публикует.

А им до смерти нужна хоть какая-то положительная реклама из более-менее нейтрального источника. И если ценой окажутся дурацкие репортажи о ней и ее семье… ну что же, придется перетерпеть. Все равно от них никуда уже не деться.

— Ну, а от меня-то что нужно? — уныло спросила она. — С собой я тебя взять не могу, я сама через Граш на перекладных добираться намерена. А у тебя наверняка с собой оператор, ассистент, спутниковый коммуникатор, вообще аппаратуры вагон.

— От тебя, Кара, мне нужно одно: заверение, что меня из вашего Сураграша в шею не погонят. Обидно окажется, если я туда припрусь с, как ты выражаешься, вагоном аппаратуры, а мне опять пообещают гроб под государственным флагом. И еще бы пару подсказок — куда мне сунуться сначала, чтобы базу операций обустроить, и как лучше добираться.

— Господин Вай, ты скотина, — грустно сказала Карина. — Сволочь. Урод моральный. Ты так подставил меня той передачей — и теперь хочешь, чтобы я снова тебе помогала?

— А то как же! — журналист снова просиял улыбкой. — Ну сама посуди — если бы не передача, тебя бы не украли. А если бы тебя не украли, ты бы не стала Кисаки Сураграша и всю жизнь проторчала бы безвылазно в Крестоцине. Или Масарии. Ну, разве что с редкими выездами в Оканаку на симпозиумы. А несчастный народ Сураграша так и продолжил бы страдать под тяжким игом бандитов и наркоторговцев. По здравому размышлению ты меня благодарить должна!

— Наглец! — Карина фыркнула. — Господин Вай, могу только одно пообещать: что расскажу Панириши о тебе все, что думаю. Если он решит, что тебя нужно соленой плетью гнать из Сураграша, так тому и быть.

— Согласен, — быстро согласился журналист. — А что он вообще за человек, ваш Панариши? Ты говорила — шаман. С бубном, в татуировках, с костью в носу? Или он просто прикидывался?

— Ага, с костью. С берцовой. Человеческой. Он обожает лопать на завтрак мерзких журналистов, наслаждаясь их криками. Вот доберешься к нам — на собственной шкуре убедишься.

Карина поднялась.

— Когда решишь ехать — в Грашграде есть человек, выполняющий роль нашего временного представителя. Зовут Майла Бхаран. Она наполовину тарсачка, наполовину гулана, прекрасно знает страну. Она подскажет, как лучше добираться и где и кого можно найти. Вот контакт… — Она достала свой пелефон и потыкала в экран, пересылая код на с готовностью подставленный пелефон Вая. — Я завтра уезжаю из Катонии, так что ничем тебе помочь не смогу. Господин Кулау, — она обернулась к заведующему отделением, — ты меня позвал только затем, чтобы от незваного гостя избавиться?

— Ну, вообще-то еще кое-какие мелочи оставались, — Кулау поднялся. — О завершении формальностей с твоим отпуском без содержания, финансовые вопросы, еще кое-что. Ничего важного. Вечером поговорим.

— Хорошо. Тогда я пойду. Позвать по дороге охранника из СОБ, чтобы он постороннего из отделения выставил?

— Не надо, я уже ухожу, — нехотя сообщил журналист. — Все, что хотел, я выяснил. Господин Кулау, я пришлю текст интервью для согласования.

— Какого интервью? — охнул заведующий.

— Ну как же — я спрашивал, ты отвечал, — журналист развел руками, удивляясь непонятливости собеседника. — О работе больницы, например. О том, какую роль наша Кара сыграла в ее жизни…

— Господин Вай! — проскрежетала Карина.

— Ладно-ладно, — Вай замахал руками. — Молчу. Я пошутил.

Карина резко выдохнула воздух через ноздри, невежливо, без поклона, развернулась и вышла, хлопнув дверью. Посреди приемной она остановилась и, игнорируя вопросительный взгляд чоки-секретарши, задумалась. Что-то она должна сделать, что почти забыла из-за сволочи Вая. Ах, да. Гэки.

Гэкай в компании с вторым врачом, Котовадзой Бункой, сидели в пустой ординаторской у окна и негромко беседовали. При виде ее они обернулись.

— А, Кара! — махнул рукой Котовадза. — Привет. Как жизнь?

— Шляются тут всякие посторонние! — сердито буркнула Карина. — Привет, Кота. Представляете, Вай Краамс лично притащился. Как-то уболтал Томару его провести через охрану, а та меня даже не предупредила! Поубивала бы всех на месте! Гэки, ты о чем-то спросить хотел?

— Ага, — кивнул хирург. — И Кота тоже. Мы с тобой серьезно поговорить хотели.

— Серьезно? — Карина насторожилась, опускаясь на стул. — О чем?

— Кара, — проникновенно сказал Гэкай, положив ей руку на плечо, — возьми нас с собой, а?

— Что?! — Карина ошалело воззрилась на него. — Куда?!

— В Сураграш, — терпеливо пояснил Гэкай. — Врачами работать. Ты же рассказывала, как там дела с медициной обстоят — вернее, не обстоят за ее неимением. Ты ведь не собираешься в одиночку там всех вылечить?

— Но почему вы хотите со мной? — Карина почувствовала, как у нее от неожиданности начал заплетаться язык. Сначала Вай, теперь эти двое — и кто еще?

— Потому что мы — врачи. Наше дело — лечить. Или ты думаешь, что одна во всем мире подвижница?

Карина взялась за голову.

— Гэки, ты просто не представляешь, о чем говоришь. Ты хоть понимаешь, что там нет не только медицины — вообще ничего? Деревянные дома без кондиционеров, зачастую крытые просто пальмовыми листьями, глиняные горшки вместо унитазов, жара, влажность, насекомые, куча инфекций, наполовину нашей медицине не известных, и полное отсутствие любых условий для работы! Я-то ладно, у меня вот здесь, — она похлопала себя ладонью по загривку, — сидит комбинация томографа с рентгеновской установкой и лазерным скальпелем, операционная в миниатюре. А вы как работать намереваетесь? Медицинской аппаратуры нет, больниц нет, лекарств нет — не то что антибиотиков, а и простейших обезболивающих, историю болезни вести не в чем. Диагност — и тот через два дня сдохнет, потому что нет электричества, а все зарядные устройства работают на батареи для раций. Я уже не говорю, что вам даже жалование платить не из чего, нет у нас пока что ни госбюджета, ни даже своей финансовой системы. Валюта и та пока грашская.

— Послушай, Карина, — вклинился Котовадза, когда она на мгновение остановились перевести дыхание, — мы все понимаем. Но ведь медицину изобрели вовсе не вместе с компьютерами и томографами. Сто лет назад скальпели делали стальными, историю болезни вели на бумаге, диагнозы ставили с помощью пальпации, фонендоскопа и примитивных микроскопов, а сельские врачи зачастую обходились натуральной платой. Я надеюсь, в Сураграше хватит еды, чтобы прокормить двух лишних людей?

— Да нет же! Все не так! Кота, ваши знания там окажутся совершенно бесполезными. Нас учили работать по материалам, полученным с помощью высоких технологий. По томограммам и эхограммам, рентгеновским снимкам, по данным диагностов… Нет там ничего подобного. Я за всю жизнь стеклянный многоразовый шприц и ртутный градусник видела один раз, в музее при медфаке. А теперь мы подыскиваем в ЧК фабрику, которая еще в состоянии производить такие тысячными партиями, да еще и делать спиртовые стерилизаторы хотя бы десятками в период. Там вы не сможете пользоваться ни электронными архивами, ни экспертными системами, ничем. Только руками и головой. Ребята, да там терапевты нужны куда больше хирургов, чтобы хотя бы первичный прием организовать!

— Я думаю, справимся, — решительно сказал Гэкай. — У меня от деда осталась неплохая библиотека — куча старых учебников, еще бумажных: военно-полевая хирургия, ортопедия, травматология, патофизиология ЖКТ, паразитология, гинекология, все такое. Выбрасывать рука не поднималась, вот сейчас и пригодятся. Сто лет назад, между прочим, врачи вполне неплохо справлялись. С теми самыми стеклянными шприцами и ртутными градусниками.

— Сто лет назад средняя продолжительность жизни была на двадцать лет меньше, чем сейчас — не в последнюю очередь из-за скверной медицины. Ребята, да что вам вдруг в голову взбрело? Чем вам в Крестоцине не сидится, что на другой конец света захотели?

— Всем нравится, — пожал плечами Гэкай. — Только, понимаешь, здесь таких хирургов, как мы, толпы. Помри завтра, никто и не заметит. Живешь, как машина, по расписанию. Утром на работу, вечером в клуб, к девчонкам или в пивнушку — а жизнь проходит. Там хотя бы почувствуешь, что действительно кому-то требуешься.

— Жениться тебе пора, Гэки, — наставительно заявила Карина. — А то скоро начнется кризис среднего возраста, и в самом деле решишь, что никому не нужен.

— Ты сначала сама мужа найди, а потом уже другим нотации читай, старушка ты наша, — усмехнулся хирург. — На пять лет меня младше, а туда же — жизни учит! Кара, ты от ответа не увиливай. Возьмешь нас?

— Кота, ну хоть ты-то подумай как следует! — безнадежно сказала Карина. — Ты же только два года как университет закончил, тебе еще кредит банку выплачивать.

— А мне родители обучение оплатили, — широко улыбнулся ей юноша. — И с интернатурой я развязался. Так что я никому ничего не должен. Свободен, как весенний разлив. Карина, так берешь?

— Да куда?! У нас пока что даже постоянной базы нет. Там крупных городов не так много, да и «крупный» означает тысяч пять-семь населения. Остальное — тысячи деревень, разбросанных по огромным пространствам. Куда я вас там дену?

Она помолчала.

— Ребята, вы взрослые люди, и я не могу вам запретить ехать хоть куда, хоть в Сураграш, хоть на южные атоллы или на северный полюс. Но пока что я ничем не могу вам помочь. Нам нужно хотя бы немного обустроиться, прежде чем приглашать кого-то. Да, мы планировали приглашать иностранных специалистов, но не сейчас, а когда хоть какую-то базу операций сформируем. Я глубоко признательна вам за желание помочь, но прошу — подождите. Не сейчас. Через несколько периодов, через полгода или год вы нам понадобитесь. Тогда мы вас позовем. Договорились?

Молодые люди переглянулись.

— Обещаешь, что про нас не забудешь? — строго спросил Гэкай. — Честно-честно?

— Честно-честно! — с облегчением улыбнулась Карина.

В обед, забившись в буфете в дальний угол, за псевдоколонну, Карина изобразила, что пережевывает бифштекс со стручковой фасолью (интересно, куда же они все-таки деваются из ее «желудка»? часть при необходимости идет на имитацию естественных выделений, а остальное? надо как-нибудь на досуге изучить теорию), и задействовала коммуникатор.

«Семен, контакт. Карина в канале. Все по-прежнему?»

«Семен в канале. Кара, ты точно уезжаешь завтра?»

«Да. Самолет в Грашград в четыре утра. Слушай, а может, ну его нафиг? Все равно никто не станет проверять, действительно ли я на нем улетела. А я бы сразу в Мумму. А?»

«Не спеши. Во-первых, заметят. СОБ тебя опекает очень плотно, если исчезнешь просто так — переполох поднимется, причем публичный. Во-вторых, планы меняются. Не хотел тебе раньше говорить, чтобы ты не нервничала лишний раз. Ты как, все дела в Крестоцине закончила?»

«Как бы не так! Чем больше делаешь, тем больше остается. Но я уже твердо всем заявила, что сегодня последний день. Заявление у Кулау, договор о найме квартиры расторгнут, вещи переправлены в Масарию, Парс подарен больнице. Рис, хочешь, обрадую? Некий господин Вай Краамс твердо намерен прибыть в Сураграш во главе съемочной бригады и доносить до мира всю правду о героических повстанцах».

«Вай Краамс? Который про тебя весной шоу делал?»

«Ага. И у него еще хватило нахальства ко мне лично явиться и о содействии просить».

«Ну, порода у него такая, журналистская. Пусть едет, если со своими харчами. Посмотрим, может, и пригодится для чего».

«Я ему в Грашграде сказала к госпоже Майле обратиться. Я правильно сделала?»

«Кара, нужно либо спрашивать до того, как делаешь, либо принимать решения самостоятельно, не ожидая моего одобрения постфактум. Ты уже взрослая девочка, так что второй вариант куда лучше. Сказала и сказала, пусть обращается. Для того я Майлу и нанимал, чтобы оргвопросы утрясала. Только уведоми ее заранее, чтобы он ей кирпичом на макушку не падал».

«Хорошо. И еще двое наших ребят, из хирургического, потребовали, чтобы я их с собой взяла. Еле уговорила пока подождать».

«Всего двое? Я думал, за тобой хвост человек в сто потянется. Ты в курсе, что в Катонии уже формируются минимум два благотворительных фонда в помощь Сураграшу? К Цукке вчера в университет директор одного из них приходил о взаимодействии договариваться. И „Международная медицина“ изъявляет желание открыть у нас миссию в месте по нашему выбору, с оснащением полевого госпиталя по второму классу».

«Ничего себе…»

«Вполне ожидаемо, с твоей-то популярностью. Удивительно не то, что двое ребят к тебе подкатились, а что всего двое. Кара, мне от тебя нужно кое-что еще».

«Ты насчет изменения планов? Что требуется сделать?»

«За что я тебя люблю, Кара, так это за твердую решимость перевернуть мир в одиночку. На сей раз, правда, ничего сложного. До возвращения в Сураграш необходимо выполнить дополнительное задание. Дипломатическую миссию, так сказать».

«Какую-какую миссию?»

«Дипломатия, если верить вашему классику, есть продолжение войны иными средствами. Мне по ряду причин в Четырех Княжествах пока появляться не с руки, а вот тебе в самый раз. Тем более что там ты, кажется, намеревалась долг вернуть некоему Сторасу Медведю».

«Я что, должна какие-то переговоры вести? Рис!»

«Ну, до всамделишных переговоров, думаю, на сей раз дела не дойдет. Тебе нужно передать в Министерство внешних сношений обращение — отдельно к Верховному Князю, отдельно к Дворянской палате. Ну, и несколько раз вежливо улыбнуться и поклониться министру, если до него доберешься. Обращение от твоего лица я уже записал».

«Рис, я несмогу! Я же не посол!»

«Ну и что? Если хочешь, считай себя просто курьером».

«Да куда я там вообще сунусь? Вот так с улицы войду в министерство и скажу: здравствуйте, я Карина Мураций, хочу поболтать с министром?»

«По прибытии в ЧК свяжись с Ольгой Лесной Дождь. Контакт она тебе оставляла, если потеряла — возьми в справочнике. Дальше она разберется».

«Ох… Рис, я боюсь».

«Чего? Они не кусаются, я тебе точно говорю. По крайней мере, не в первый раз».

«Ну… ладно, если надо. Сейчас займусь обменом билетов…»

«Нет. Не стоит тебе в ЧК под своим именем из Катонии лететь, шум в прессе раньше времени поднимется. Тогда с Дворянской палатой проблемы возникнут, они могут решить, что мы таким образом на них давим. А аристократы очень не любят, когда плебс на них исподтишка воздействовать пытается, еще начнут упираться рогом на пустом месте. Лети в Грашград. Там покантуешься денек в компании с Яни, сменишь паспорт и под чужим именем вылетишь в Каменный Остров».

«Рис, я никогда шпионские боевики не любила. Нельзя как-нибудь попроще?»

«Простые решения ведут к сложным проблемам. Выше нос и не переживай. Все закончится хорошо, поверь старику».

«Тебе хорошо говорить, мудрому Серому Князю… А мне завтра из Катонии навсегда уезжать. Рис, я скучать буду. По Масарии, по Крестоцину, по госпиталю, университету, по ребятам из полицейского управления».

«Навсегда — слишком долгое слово даже для Демиурга. Не забывай, ты всегда можешь вернуться, официально или неофициально. Рассматривай это как длительную зарубежную командировку».

«Ох… Хорошо, Рис. Где запись?»

«В общем пространстве, пометка „ЧК — первый визит Кисаки“. Купи две карты памяти и запиши на них. Только не таскай в сумке, лучше спрячь внутри проекции. Помнишь, я тебе показывал технику создания скрытых контейнеров?»

«Поняла. Сделаю. Рис, извини, мне до вечера еще кучу дел провернуть надо. Отбой».

«Конец связи».

Отключившись, Карина задумчиво посмотрела на тарелку. Оставленная в автономном режиме проекция уже успела очистить ее почти полностью. Ну что же, она и не ожидала, что будет легко. Сама согласилась, теперь надо терпеть. Интересно, а где здесь поблизости можно купить карты памяти? И, самое главное, как копировать видеоролики из рабочего пространства их группы на человеческий носитель?

Если кто и знает, то Лика с Бикатой. Значит, время для еще одного сеанса связи.

18.06.858, деньдень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

— Госпожа, пройди, пожалуйста, вон в ту дверь.

Карина удивленно посмотрела на таможенника, с вялым интересом рассматривавшего внутренности ее сумки.

— Что-то не так, господин? — настороженно осведомилась она, мысленно перебирая, что же в ее вещах могло заинтересовать толстого седоусого дядьку с усталым взглядом.

— Пройди, пожалуйста, вон в ту дверь, — повторил таможенник, поправляя фуражку. — Там тебе все объяснят.

Карина неуверенно оглянулась. Стоящая за ней в очереди на досмотр супружеская пара средних лет, на вид — типичные княжичи с бледной кожей и темно-русыми волосами, одарила ее подозрительно-брезгливыми взглядами и слегка отодвинулась. Кажется, они уже записали ее в разряд махровых контрабандисток и явно демонстрировали окружающим, что не имеют к ней ни малейшего отношения.

— Хорошо, господин, — Карина потянулась было к своей сумке, но таможенник остановил ее движением руки. Он сделал знак, и молодой парень, которому очень шла форма, приблизился к столу досмотра, взял ее вещи и паспорт, после чего кивнул в сторону загадочной двери. Карина вздохнула, обошла стол и двинулась в указанном направлении. Ну вот. Теперь ее начнут обыскивать. Интересно все-таки, что именно им не понравилось? Может, Мати не сумел правильно сгенерировать паспорт? Ольга… нет, пока ей сообщать не стоит. Если задержка окажется не больше пяти минут — а за такой срок вполне можно утрясти любое недоразумение — то ей и беспокоиться не стоит.

За дверью обнаружилась небольшая скучная комната с длинным письменным столом, на одном конце которого дежурно мерцал куб терминала, стульями и несколькими шкафами. От системы мониторинга сильно зачесалась спина: комната просматривалась камерами, поток данных от которых шел на пульт наблюдения этажом выше. Определенно, демонстрировать здесь фокусы не стоит. Можно обрубить камеры, если ей придется выходить за рамки человеческих способностей, но это будет выглядеть не менее подозрительным, чем сами фокусы.

— Присаживайся, госпожа, — вежливо сказал княжич, указывая на стул. Он поставил ее сумку на стол, положил рядом паспорт и отошел к двери. Карина попыталась проанализировать его эмоции. Она еще плохо разбиралась в том, что показывает ей нейросканер, но, кажется, под его бесстрастной внешностью колыхалось какое-то странное любопытство — как к чему-то экзотическому, но довольно отвратительному. Как к большому тропическому пауку. И еще там чувствовалось отчетливое презрение. Да за кого ее принимают, в конце концов?

Возникшую паузу она использовала для того, чтобы быстро осмотреть зал прилета. Она не отваживалась бросить свою проекцию надолго на тот случай, если сопровождающий решит с ней заговорить. Папа пообещал, что не пройдет и тысячи лет, как она вполне виртуозно научится управляться с десятком параллельных проекций — но до того времени еще нужно дожить. Пока что она и от одной толком абстрагироваться не может, не превращая ту в мертвый манекен. Где же Ольга? Сигнатура ее мозговых ритмов в окрестностях отсутствует. Видимо, она все еще не доехала. Ну что стоило предупредить ее заранее?

Пару минут спустя дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел немолодой мужчина в гражданском деловом костюме и с ничем не примечательной внешностью. В нем чувствовался легкий интерес и заметное, хотя и скрываемое раздражение, направленное, впрочем, не на нее лично. Он остановился перед Кариной и несколько секунд осматривал ее с головы до ног, не упустив ни легкую полупрозрачную блузку, ни короткие шорты, ни любимые каринины потрепанные босоножки, ни дешевый браслет из цветных стеклянных бусин на запястье.

— Ты одета не по погоде, госпожа, — наконец произнес он, отходя к столу. — У нас здесь погода гораздо холоднее, чем в Грашграде. На улице тринадцать градусов и ветер. И тучи, солнца нет. Боюсь, ты замерзнешь.

— Спасибо за предупреждение, господин, — кивнула Карина. — Почему меня задержали?

Неужто для того, чтобы предупредить о погоде? — чуть было не добавила она, но удержалась. Не время для сарказма.

— Тебя не задержали, госпожа… пока, — многозначительно посмотрел на нее мужчина. — Значит, ты, — он взял со стола пластинку паспорта и вгляделся в нее, — Карина Камэй, гражданка Катонии и жительница города Оканаки, верно?

— Да, господин. Могу я узнать твое имя?

— Разумеется. Я Павай Лиственник, капитан АКР, оперативный дежурный по аэропорту, — мужчина выжидательно посмотрел на нее.

— АКР? — переспросила Карина.

— Агентство криминальных расследований. Мы занимаемся серьезными уголовными преступлениями, — любезно пояснил тот. — Нечто среднее между вашей уголовной полицией и Службой общественной безопасности. Не возражаешь, госпожа, если я осмотрю твою сумку?

— В чем вы меня подозреваете? — Карина почувствовала прилив раздражения. Тоже мне, великий сыщик поймал контрабандистку!

— Пока ни в чем. Госпожа, иногда мы проводим случайные выборочные проверки прибывающих из-за границы, чтобы убедиться в отсутствии запрещенных, нелегальных и незадекларированных товаров. Тебе просто повезло — или не повезло, смотря как смотреть.

Не дожидаясь ее ответа, он каким-то ловким неуловимым движением вытряхнул из сумки на стол ее содержимое — запасные шорты и майку, спортивные тапочки (на тот случай, если старые босоножки все-таки развалятся, а босиком окажется неприлично по местным меркам), белье, кошелек с бумажными купюрами, немного косметики, которую Карина не глядя выгребла из шкафа в своей бывшей крестоцинской квартире, и прочие мелочи. Она полагала, что такого набора хватит для правдоподобия: объяснять таможенникам, что ей не нужно таскать с собой одежду, которую она в любой момент могла создать из ничего (и в которой вообще больше не нуждалась), она не намеревалась. Но, видимо, что-то в сумочке все-таки привлекло к себе внимание таможенника. Что же? Почему ее вообще начали досматривать, единственную со всего рейса?

— Почему ты въезжаешь в Четыре Княжества через Граш, госпожа Камэй? — осведомился Павай, рассеянно ощупывая сумку.

— Мне так удобнее, — напряженно ответила Карина. — Я… по пути провела пару дней в Грашграде, чтобы осмотреть его.

— У тебя не так много вещей для долгого путешествия.

Карина пожала плечами. В поездки она никогда не брала с собой кучу барахла, как некоторые ее знакомые. Правда, она никогда не ездила за границу. Может, если бы поехала на самом деле, то взяла бы? Ну вот. Говорил же Мати, что легенду нужно продумывать тщательно, многократно проигрывая в голове потенциальные ситуации. А она что? Решила, что нужно всего лишь пройти по аэропорту от самолета до зала прибытия, отметившись только на паспортном контроле…

— С какой целью ты въезжаешь в страну, госпожа Камэй? — сотрудник АКР снял колпачок с помады, понюхал ее и снова закрыл.

— Ну… — Карина внезапно растерялась. Можно, разумеется, сказать и правду, но ведь она же не хотела привлекать к себе лишнее внимание? — Я хочу осмотреть Каменный Остров. Я много слышала об его архитектуре… Кремль, старые здания… И… Вот, в общем.

— Об архитектуре? — Павай выгнул бровь. — Предположим. В каком отеле ты остановишься?

— Э-э… я еще не решила. Я хотела подобрать отель по настроению, когда прибуду в город. У вас ведь есть гостиницы, да?

— У нас много чего есть, — хмыкнул капитан. — В том числе и кое-какие законы, о которых ты, вероятно, не осведомлена. — Он отложил помаду и оседлал стул прямо перед Кариной. — Давай-ка еще раз проговорим все, как есть. Итак, госпожа Карина Камэй, ты туристка-одиночка, которая ездит по миру и по ходу дела желает осмотреть столицу Четырех Княжеств. В Княжествах ты раньше не была, город не знаешь, гида не заказывала… ведь не заказывала, так? Вещей у тебя мало, потому что ты предпочитаешь путешествовать налегке. Я ничего не упустил?

— Нет, господин. Что-то не так?

— Все не так, госпожа Камэй, — дернул щекой криминалист. — Начиная с того, что врать ты не умеешь. Я тебе еще один вопрос задам — ты в курсе, что проституция в Княжествах является уголовным преступлением?

— Что? — поразилась Карина. — Преступление? Но почему?.. Нет, я не знала, господин.

— Я догадываюсь, — тяжело вздохнул княжич. — И не ты одна не знаешь, госпожа Камэй. Поверь мне, я достаточно насмотрелся на катонийских дамочек вроде тебя. Я не хочу сказать про тебя лично ничего плохого — в конце концов, в Катонии официальная проституция в порядке вещей, и если ваше общество такое устраивает, не мне вас судить. Но у нас за нее наказывают. Ты не задумалась, почему вербовщик приказал тебе въезжать через Граш, а не напрямую из вашей страны? Все потому же — мы проверяем и задерживаем гастролерш вроде тебя с катонийских рейсов. До последнего времени грашские рейсы мы не проверяли, а потому таким образом вы могли попадать в страну. Однако тебе не повезло. Мы раскрыли и эту схему, и сейчас проверке подвергаются все катонийки без исключения, как бы они в страну ни попадали, по воздуху ли, морем ли, по суше ли.

— То есть, господин, ты полагаешь, что я приехала сюда для работы проституткой? — удивленно спросила Карина. — Но, уверяю тебя, ты не прав…

— Не надо, — капитан помахал в воздухе раскрытой ладонью. — Давай не станет тратить время попусту. Я много раз участвовал в таких разговорах. Снова повторяю — у меня нет претензий к тебе лично. Тебе задурили голову, и ты не понимала, что делаешь. Но в страну я тебя не пущу. Как сотрудник АКР я имею полное право запретить тебе въезд, и я намерен им воспользоваться.

— Но я… — Карина растерянно замолчала. Ну и история! Угораздило же ее влипнуть! И что теперь ему говорить?

— У нас с тобой два варианта, госпожа Камэй, — устало сказал капитан. — Первый — ты соглашаешься сотрудничать. Ты называешь адрес, по которому должна прибыть в Каменном Острове, а также фамилии, если они тебе известны. Врать ты не умеешь, как я уже сказал, так что даже не пытайся. За это тебе купят обратный билет на ближайший прямой рейс в Катонию — в Крестоцин или куда еще, и ты не получишь черную метку в наших досье. Если когда-нибудь захочешь вернуться обычной туристкой, милости просим. Второй вариант — ты упорствуешь. Тогда я арестую тебя, составлю официальный протокол, и ты проведешь в камере предварительного заключения по крайней мере две недели. Срок тебе не дадут, поскольку преступное намерение преступлением все-таки не является, но из страны депортируют за твой счет и никогда больше не позволят въехать снова. Прошу тебя, не доставляй лишних хлопот ни мне, ни себе. Так что?

— Но я…

— Ты даже не представляешь, на что именно согласилась. Тебе наверняка обещали прекрасные условия — большой город, меблированные комнаты, хороший заработок, двое, максимум трое приличных клиентов в день и никаких налогов, так? Чушь. Тебя засунули бы в один из подпольных борделей, где ты бы обслуживала по десятку низкопробных подонков в сутки. И хорошо, если в бордель — могли бы заставить работать и на улице, мерзнуть полуголой на холоде, обслуживать клиентов в кустах… Тебя бы избивали, морили голодом, возможно, посадили бы на иглу, засовывали в постель к клиентам-извращенцам, а про медицинское обслуживание — про его отсутствие — я вообще умолчу. А случается и еще хуже — иногда проституток из Катонии продают в Граш. Их контрабандой перевозят через границу и сдают тамошним бандитам. Я еще ни разу не слышал о женщине, которой удалось бы оттуда вернуться домой. В свое время я участвовал в арестах сутенеров, так что не понаслышке знаю, о чем говорю. Итак, куда ты должна явиться?

— В Министерство внешних сношений, господин Павай, — обреченно проговорила Карина. Все, придется сдаваться. — Видишь ли, я на самом деле не проститутка. У меня в некотором роде… официальный визит. Только я хотела сделать его не очень официальным.

— В Министерство внешних сношений? — поразился капитан. — Знаешь, вот такой сказки я еще не слышал. Поздравляю, ты меня удивила, госпожа. Впервые за много лет удивила. Официальный визит, говоришь? Ты государственный чиновник Катонии? И у тебя даже есть служебное удостоверение?

— Не Катонии. Я…

Карина резко осеклась. Что она ему скажет? Я, господин, пытаюсь въехать в вашу страну с поддельным паспортом, а на самом деле я Карина Мураций, Демиург и Кисаки Сураграша — номинальная глава государства, которого еще даже и не существует? Тогда отсюда ее отправят либо в тюрьму, либо в психушку, причем второе куда вероятнее. Все. Попытку нелегального пересечения государственной границы можно считать успешно проваленной. Не выйдет из нее шпионки. Пора кончать самодеятельность и звать на помощь.

— Прости, господин, где мы находимся? — осведомилась она.

— В Южном аэропорту Каменного Острова, — удивленно посмотрел на нее криминалист. — Ты не знаешь, куда прилетела? Что с тобой, госпожа?

— Я имею в виду — как найти эту комнату? У нее есть название? Номер?

— Досмотровая комната номер четыре, — подсказал молодой таможенник, и Павай бросил на него недовольный взгляд.

— Спасибо. Господин Павай, мои обстоятельства сложно объяснить. Я подумаю минуту, как лучше сформулировать, хорошо?

— Ровно минуту, и ни секундой больше, — фыркнул криминалист, демонстративно вскидывая запястье с часами. — Время пошло.

Карина откинулась на спинку стула и блокировала мимическую связь с проекцией. У нее все еще не получалось общаться, не задействуя участки психоматрицы, отвечающие за голосовую речь, так что говорить по дальней связи на публике приходилось, превращая свое лицо в неподвижную маску. Но выглядеть странной сейчас лучше, чем преступницей.

Универсальный коммуникатор. Планетарная связь — Текира. Включение в пелефонную сеть — сети в ближайшей окрестности проекции — выбрать сеть «Ринго». Активация псевдотерминала — набор стандартов связи: Четыре Княжества — вход в сеть «Ринго» — библиотека персональных кодов — раздел «Ольга Лесной Дождь» — код номер три «личный пелефон».

Далекая мелодия. Три секунды. Пять.

«Да, Карина. Слушаю».

«Ольга, здравствуй. Ты скоро до аэропорта доберешься? Я застряла, у меня неприятности на таможне».

«Я на стоянке, только что припарковалась. Выберусь в зал прибытия через пару минут. Ты уже ждешь?»

«У меня проблема, я досмотр не смогла пройти. Меня посчитали незаконной проституткой, задержали и хотят выслать из страны. Я в досмотровой комнате номер четыре, она недалеко от выхода в зал прилета. Капитан АКР требует у меня явки и пароли и грозит расстрелять на рассвете. А я их не знаю. Что ему сказать?»

«Поняла. Продержись еще немного. Наплети что-нибудь. Если совсем достанет, нейтрализуй его поаккуратнее, я потом все улажу».

«Их двое, и тут камеры наблюдения. Постараюсь обойтись без лишнего скандала. Жду. Отбой».

Отделить точку восприятия от проекции, осторожно, как несут в вытянутых руках до краев полную чашку — бегло просканировать комплекс аэропорта — эн-сигнатура Ольги! — сконцентрироваться на ней — та спешит через толпу, непостижимым образом увертываясь от, казалось бы, неизбежных столкновений — вот хватает за плечо какую-то служащую в форме и сует ей под нос пластинку удостоверения — предупреждающе щелкает таймер, быстро синхронизироваться с фантомным телом, как мышь с добытым кусочком сыра юркает в свою норку, спасаясь от кота…

— Госпожа Камэй? — Павай зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. — Минута прошла. Ты уже придумала себе историю? Или просто решила вздремнуть немного?

— Мне и придумывать-то не надо, само все на голову валится, — вздохнула Карина, на всякий случай двигая щеками для проверки восстановления мимики. — Господин Павай, я не проститутка. Я допускаю, что выгляжу подозрительно, но я и в самом деле официальное лицо. Прости, но есть причины по которым мне необходимо въехать в страну без лишнего шума. К сожалению, встречающая меня персона задержалась из-за позднего предупреждения. Она прибудет сюда через минуту или две.

— Еще две минуты… — пробормотал Павай. — Прости, госпожа Камэй, у меня мало времени. Две минуты я тебе дам, но я начинаю оформлять официальный протокол задержания. Если через указанный срок твои встречающие не появятся здесь, считаем, что ты выбрала плохой вариант. Не хочешь передумать прямо сейчас? Нет? Ну ладно. Время в очередной раз пошло. Кстати, как тебя найдут и как пройдут через охрану? Ты не желаешь им позвонить? А, у тебя даже пелефона нет…

— Наши пелефоны у вас не работают, господин Павай, — качнула головой Карина. — Частоты отличаются. Я в курсе, потому и не взяла свой. Я благодарна тебе за заботу, но не стоит беспокоиться. Она меня найдет.

— Ну, тебе виднее.

Криминалист поднялся со стула, отошел к дальнему концу стола, активировал терминал извлеченной из кармана карточкой и принялся манипулировать в сенсорном поле. Из любопытства Карина еще раз осторожно отделила от проекции точку восприятия и заглянула в дисплей через его плечо. Ничего интересного. Обычное рабочее поле, какие-то формы, шаблоны, папки с документами… И здесь бумажки, совсем как у Тришши и дяди Дора. Похоже, во всем мире полицейские большую часть времени проводят за бюрократической волокитой. Она снова юркнула в тело и пошевелилась, чтобы проверить контакт.

А все-таки как просто было жить, когда она знала, что ее тело — и есть она сама!

Ольга уложилась в полторы минуты. Распахнув протестующе взвизгнувшую дверь, она стремительно вошла в комнату, полностью игнорируя спешащего за ней охранника, кажется, пытающегося ее остановить.

— Здравствуй, Карина, — кивнула она, одергивая на себе серый деловой жакет и оглаживая юбку. — Кто провел задержание? Ты? — она повернула голову к криминалисту. — Имя, должность, звание?

— Кто ты такая, госпожа? — лениво осведомился Павай, на которого властная манера новой гостьи не произвела ни малейшего впечатления.

— Вайс-баронесса вайс-капитан Ольга Лесной Дождь, Министерство внешних сношений, — холодно откликнулась Ольга. — Я не услышала ответа.

— Вайс-граф капитан Павай Лиственник, оперативный дежурный АКР по аэропорту, — сухо сказал криминалист, поднимаясь. — Я так понимаю, ты и есть встречающая? Твое удостоверение, пожалуйста.

Ольга тремя широкими шагами пересекла отделяющее от него расстояние и сунула ему под нос пластиковую карточку. Криминалист взял ее в руки, изучая, потом поднес к терминалу и поманипулировал в нем стилом.

— Служба внешней разведки, гм… Ну что же, подписи в порядке, — нехотя констатировал он, возвращая удостоверение и отключая терминал. Охранник, поймав его легкий кивок, ретировался. — Дама Лесной Дождь, ты берешь на себя ответственность за гражданку Катонии госпожу Карину Камэй?

— Беру. Рыцарь Лиственник, полагаю, инцидент исчерпан?

— С моей стороны — да. — Павай подошел к Карине и низко поклонился. — Госпожа Камэй, приношу свои извинения за необоснованные подозрения. Ты свободна. Если чувствуешь себя несправедливо оскорбленной, можешь подать на меня жалобу в установленном порядке. Дама Лесной Дождь наверняка сумеет разъяснить тебе процедуру. Сейчас позвольте вас оставить.

Он повернулся.

— Погоди, господин Павай… или рыцарь Павай? — остановила его Карина. — Прости, я плохо знаю ваш этикет.

— Сойдет и господин, — криминалист оглянулся на нее через плечо. — Если бы я жаждал протокольного обращения, сразу бы назвался полным титулом. Так что ты хочешь?

— Господин Павай, я не стану предъявлять претензии, обещаю. Я не в обиде. В конце концов, ты же хотел мне добра. Но… ты сказал про подпольные бордели… и про то, как женщин перепродают в Граш. Это правда? Или ты просто меня запугивал?

— К сожалению, чистейшая правда, госпожа Камэй. Твоя спутница наверняка сможет подтвердить.

— Скажи, могу ли я получить более подробную информацию? Я думаю, что действительно могу помочь с расследованием. Не в Княжествах, возможно, но в Катонии — точно. У меня есть знакомые следователи…

Криминалист повернулся к ней. Он еще раз внимательно осмотрел ее с ног до головы, словно увидел ее в первый раз, потом бросил короткий взгляд на Ольгу, скрестившую руки на груди и нетерпеливо барабанящую пальцами по плечам.

— Такого рода сведения составляют служебную тайну, — наконец сказал он. — Однако если тебя действительно принимает здесь СВР, они могут предоставить их тебе. Мы сотрудничаем и обмениваемся материалами. Что-то еще?

— Господин Павай, а если неофициально? Материалы материалами, но мне интересна точка зрения человека, вплотную занимавшегося проблемой. Скажи, не слишком ли большим неуважением к тебе явится просьба о личной встрече? Если у тебя есть свободное время, конечно, — поспешно добавила она. — Я действительно могу и хочу помочь. Пожалуйста?

— Не сегодня, совершенно точно, — поколебавшись, откликнулся криминалист. — Сегодня вечером я занят по личным делам. Возможно, завтра. Или послезавтра. Вот возьми, — он достал из кармана пиджака и протянул ей визитку. — Здесь вшит мой личный код, его может считать любой пелефон нашей системы. Позвони мне с утра, я отвечу точнее. Завтра я работаю с семи. Теперь, прошу прощения, мне действительно пора.

Он кивнул сначала Карине, потом Ольге, развернулся и вышел.

— Приношу свои извинения за инцидент от лица таможенной службы, — сказал молодой таможенник, подпирающий стенку у выхода. В его эмоциях теперь читалось лишь жгучее любопытство без примеси прочих чувств, но лицо оставалось бесстрастным. Он выпрямился и поклонился. — Госпожа Карина Камэй, у нас больше нет к тебе претензий. Желаю тебе приятного пребывания в Четырех Княжествах.

И он вышел вслед за криминалистом.

Карина быстро и кое-как засунула в сумку свои разбросанные по столу вещи, замкнула застежку и посмотрела на Ольгу.

— И вот так всегда, — грустно сказала она. — На ровном месте в проблемы влипаю.

— Сообщила бы о прибытии хотя бы на пятнадцать минут раньше, и я встретила бы тебя у выхода из самолета, — пожала та плечами. — Ты меня совсем врасплох застала. Я за городом болталась. Вынужденное безделье у меня. Собрались компанией у одного парня, орка, все вдрызг, только на меня с моим гиперметаболизмом алкоголь не действует — его организм мгновенно расщепляет. Пока добудилась человека, который знал, где ключ от зажигания, двадцать минут прошло.

— Извини, я не подумала, что у тебя отдых… — растерянно сказала Карина. — Я не хотела доставлять тебе лишние неприятности.

— Да ладно, — отмахнулась та. — Я привычная. У нас авралы — обычное дело, меня чуть ли не еженедельно посреди ночи из постели вытаскивают. Кстати, я твой пелефон не вижу. Ты его не потеряла? Как ты вообще до меня дозвонилась?

— Страшная тайна, — вздохнула Карина. — Нет, я не потеряла свой пелефон. Мне позволили вставить свою карту в чужой. Все нормально.

— Ну, смотри. Если ничего не забыла, то поехали.

Никем более не задерживаемые, они миновали дежурного у выхода из зала выдачи багажа, прошли через зал прилета и спустились в гараж. Уже в машине, небольшой, черной и юркой, Ольга вздохнула и ощутимо расслабилась.

— С прибытием, Карина, — произнесла она, выруливая с парковочного места и осторожно маневрируя между людьми и рядами стоящих автомобилей. — Рада видеть тебя в добром здравии. Скажи, а зачем ты рейсовый самолет использовала?

— А как?

— Позвонила бы мне, я бы организовала спецрейс. Куда быстрее получилось бы, с учетом того, чтобы под расписание подстраиваться не надо.

— Но ведь спецрейс — дорого. Особенно когда… — Карина замолчала. «Особенно когда я и так в любую точку мгновенно перенестись могу» прозвучало бы не слишком хорошо — ведь Ольга о ее новой сущности не знает. — Особенно когда я и рейсовым неплохо летаю. От Грашгарада до Каменного острова меньше четырех часов лету.

— Во-первых, — наставительно заметила Ольга, — важным персонам не следует летать вместе с простыми пассажирами. Слишком много неудобств и для тех, и для других. И таможенников ты в неловкое положение поставила. Во-вторых, после того, что ваш Панариши учинил с Драконом, на вас всех очень у многих ножик припрятан. Фальшивый паспорт от них не спасет. Не знаю, сумеет ли оживить тебя твой приемный папаша после крушения самолета, но других он наверняка спасать не станет. Не подставляй посторонних под удар попусту. И не стесняйся — у МВС три спецсамолета только для Граша, они все время кого-нибудь на переговоры возят, и наших, и грашских. Ты надолго к нам?

— Деликатность, с которой ты опустила «зачем?», оценена по достоинству, — слабо усмехнулась Карина. — Прости еще раз, что не предупредила заранее. Я побоялась, что начнутся сложности протокольного плана. Ни ЧК, ни Граш нас пока не признали, так что я просто не уверена в своем текущем статусе в глазах ваших официальных лиц. Я думала, что если прибуду внезапно и частным порядком, куча сложностей снимется. Ольга, мне нужно встретиться с вашим министром внешних сношений, чтобы передать ему послание. Ты можешь сказать, к кому я должна обратиться?

— Ко мне. Считай, что уже обратилась. Я ведь больше не телохранитель. Карина, меня неделю назад обрадовали, что теперь по указанию лично министра я являюсь официальным ведущим экспертом МВС по вопросам Сураграша и директором нового департамента, который выделили из состава грашского. Там, правда, народу пока с пригоршню — я в качестве директора, мой секретарь и еще трое старичков, до пенсии доживающих. Штат обещали выделить, но где-то все завязло в согласованиях, а помещения отдельного вообще нет, пользуюсь свободными терминалами, где найду. Тыкаюсь туда-сюда, как слепой щенок, но пока все без толку. Игрища идут какие-то, мне непонятные. Все широко улыбаются, поздравляют, кланяются, обещают немедленное всестороннее содействие — и нифига не делается. Официально я вообще в отпуске, мне еще даже новое удостоверение не успели сделать, так что придется пока действовать более-менее неформальным путем.

— Ольга, поздравляю! — искренне сказала Карина. — Рада за тебя. Тогда, в Сураграше, нам с тобой так толком и не удалось пообщаться, но я еще раз хочу сказать: я очень признательна за твою помощь нашей семье. Я в долгу перед тобой.

— Если бы моя помощь вам требовалась… — поморщилась Ольга. — Читала я «Черный квадрат». Для вашего Джао совершенно без разницы, помогала я вам или нет. Все равно добрались бы с его помощью. Я же только декорацией была.

— Во-первых, я благодарю не от лица Джао, а от своего. И от лица своей семьи, — твердо сказала Карина. — Во-вторых, он нам не помогал. Скорее, наоборот. Так что ни о каких декорациях речи не идет. Хорошо, что ты серьезный пост заняла. И тебе больше уважения, и нам с ЧК проще общаться. Ольга, но я хочу встретиться не только с министром. Если возможно, я хочу увидеть еще и господина Стораса… господина Медведя. Он ведь тоже нам помогал. Я посмотрю его сына, господина Масарика Медведя, и выясню, могу ли что-то сделать с его параличом. Можешь меня с ним свести по старому знакомству?

— Я так и думала, что ты попросишь. Когда ты связалась со мной, я позвонила ему. Так… — Она оторвала взгляд ото полупустой дороги и быстро осмотрела Карину. — Как я понимаю, кроме сумки у тебя вещей нет?

— Нет. Мне не требуется. Но у меня есть деньги, я могу купить, если нужно. А что?

— В таком виде тебя в приличное общество пускать нельзя. Шорты для дам у нас допускаются на пляжах или по сильной жаре, но на сборищах типа нынешнего… И блузка у тебя совершенно неприличная. В такой не каждая танцовщица в кабаке рискнет на сцену выйти, а уж тебя точно не поймут. Хоть бы лифчик надела, что ли. М-да. Сейчас заедем в ателье…

— Погоди, Ольга! — Карина замахала руками. — Какое сборище? Какое приличное общество? Я собираюсь с министром поговорить да с господином Медведем. Ну, и по улицам погулять. Завтра вечером, максимум послезавтра — назад. У меня на полгода вперед расписание перемещений по Сураграшу расписано, я и так на две недели с возвращением затянула.

— На улице, между прочим, четырнадцать градусов, если верить градуснику, — Ольга кивнула на приборную панель. Он наконец-то вырулила со стоянок на дорогу, утопила педаль газа и лихим маневром справа обошла, подрезав, здоровый черный лимузин, неторопливо ползущий в крайнем левом ряду. Лимузин, вильнув, возмущенно просигналил вслед, но почти мгновенно отстал — несмотря на внешнюю неказистость, машина у Ольги оказалась на удивление мощной.

— Ненавижу аристократов… — процедила Ольга сквозь зубы. — Ведь еле же плетется, а туда же — в левый ряд! Типа, самый важный на дороге, скотина…

— А он в полицию не сообщит? — озабоченно переспросила Карина.

— С моими номерами ни один полицейский тормознуть не рискнет, — Ольга нетерпеливо мотнула головой. — Карина, господин Медведь передал, что сегодня ты официально приглашена на обед — точнее, ужин — у графини Мушиного Плеса. Она в МВС не служит, она вообще богатенькая и нигде не работает, но с господином Медведем они старые друзья. Между прочим, сестра Верховного Князя, хотя и двоюродная. У нее частенько собираются дипломаты, кстати, и ваш… тьфу, катонийский посол тоже заглядывает. С господином Медведем ты встретиться сегодня не сможешь, его в городе нет, и когда вернется — неизвестно. Но зато там появится наш министр внешних сношений, оой-граф Крош Сноповайка, и вы пообщаетесь в приватной обстановке.

— Министр — это хорошо, — Карина задумчиво почесала нос. — Если я с ним встречусь, считай, цели своей достигла. Слушай, а как ты думаешь, смогу я попасть на прием — или на… как ее… аудиенцию у Верховного Князя?

— Вряд ли. У него обычно расписание таких встреч на несколько периодов вперед определено. Сейчас точно ничего не получится. Карина, ты не обижайся, но формально ты пока никто. Предводительница оборванных бунтовщиков в далеких нищих джунглях, не более. Верховный Князь просто не может встретиться с тобой официально, не твой уровень.

— А неофициально?

— Неофициально тоже не выйдет. Сначала вам нужно с министром поболтать, а дальше уж он решит, стоит ли тебе с Повелителем за кулисами встречаться или нет. В общем, на сегодняшнем вечере тебе появиться просто необходимо. Скажи, кто-нибудь из ваших еще собирается сюда пробираться… вот так, без лишней огласки? Или уже пробрался?

— Нет. У всех свои дела. Мати с дядей Дором увлеченно Дракона добивают, а заодно с приграничными грашскими князьками знакомятся. Рис по всему континенту интриги крутит, одновременно в пяти местах присутствует, уж и не знаю, как ему такое удается. Цу в Масарии плотно засела, у нее там тема в разработке, обещала к осени вернуться с толпой народа и вплотную заняться народным образованием. Лика, Каси и Яни в Грашград уехали. Тоже политикой с тарсачками занимаются в извращенной форме, а заодно город толком осматривают, наверстывают упущенное. Лика носится с идеей, что государства без дорог не существует, так что сейчас пытается понять, как хотя бы грашских дорожников в Сураграш заманить при полном отсутствии денег. О ваших с нашими строителях уже даже и не мечтает. Би тоже в Катонию уехал, подбирать системы связи для сураграшского климата, а заодно выяснять, на каких условиях их нам поставят…

Она погрустнела.

— Рис у нас самый опытный, он что-то говорил про займы под залог концессий… или о концессиях на займы… в общем, что-то, связанное с полезными ископаемыми, не помню точно, я не финансист. Он пообещал, что деньги найдем, хотя и не сразу. Но нам нужно международное признание, иначе кроме жуликов и проходимцев с нами никто дела иметь не станет. Рис пообещал, что послушает мои самые важные разговоры и подскажет в затруднительные моменты, но не более, у него у самого головной боли хватает. А как я должна в одиночку с министрами разговаривать? Я вживую министра только раз в жизни видела, да и тот — здравоохранения. Вот вечно они так! — внезапно пожаловалась она. — Что папа, что Рис. Бросают в воду, и выплывай, как хочешь!

— Сочувствую, — хмыкнула Ольга. — Я ровно в том же положении, если тебя утешит. Взяли да вытащили из телохранителей в чиновники. По морде я дать могу вполне квалифицированно, клиента от снайпера прикрыть — всегда пожалуйста, даже мотострелковой ротой командовать смогу при необходимости. А вот бумажки перекладывать из «Входящих» в «Исходящие» никогда в жизни не училась. Чувствует мое сердце, хлебнем мы с тобой в политике полной пастью, мало не покажется. Смотри, к городу подъезжаем. Вон там впереди макушки многоэтажек показались — видишь? Самый южный и модерновый район города — Златолесье. Там, кстати, и господин Медведь живет… Ну, квартира у него там.

— А почему город Каменным Островом назвали? Я по карте никаких особых островов не увидела. Речка — Сайтана, да? — там просто петляет, а островов нет.

— Вряд ли с островами связано. Я читала, что пятьсот лет назад, еще до Приморской империи, город первым в окрестностях обнесли каменной стеной. Тогда стены делали в основном из дерева, камень добывался тяжело. Вот из-за стены и назвали «островом». Каменным, само собой.

— Понятно. Скажи, а тот полицейский из аэропорта… господин Павай. Он правду рассказывал про проституток?

— Вообще-то я не слышала, что именно сказал рыцарь Лиственник, — напомнила Ольга. — Я, знаешь ли, отсутствовала. И, в отличие от некоторых, на расстоянии мысли читать не умею.

— Прости, забыла. Он сказал, что в Катонии вербовщики обманом заманивают женщин работать проститутками в Княжества. А у вас здесь проституция — уголовное преступление, и они оказываются рабынями. Их мучают, бьют и даже могут продать в Граш.

— А… — Ольга затемнила верхнюю часть лобового стекла, чтобы клонящееся к закату солнце не так било в глаза. — Да. Слышала про такое. Не знаю насчет продажи в Граш, но катонийских проституток из страны периодически высылают. Половина как минимум утверждает, что им наплели с три короба и что били нещадно. Но я в предмете не ориентируюсь, я же просто телохранитель… была.

— Ты можешь достать материалы? На вашей территории мы вмешиваться не станем, у вас и так спецслужб хватает. Но в Катонии я знаю, кого к расследованию привлечь можно.

— Посмотрим. Нужно разыскивать, кто темой занимается, если у нас вообще есть такие. В АКР должны лучше знать. Я поищу контакты, но быстро не обещаю.

— Понятно. Скажи, а почему у вас с господином Паваем какие-то странные отношения?

— Странные?

— Ну… знаешь, вы оба как будто опасаетесь, что другой ему сейчас в физиономию плюнет.

— Что, так заметно? — Ольга дернула плечом. — Не обращай внимания. Формально СВР запрещено работать на территории Княжеств против своих граждан. Фактически же мы все время влезаем на территорию криминалистов. Обычная для спецслужб история. У вас в Катонии, как я слышала, полиция, СОБ и военная контрразведка тоже не в лучших отношениях находятся. Может, так и правильно. По крайней мере, у тех, кто решения принимает, всегда есть объективная картина событий.

— А вы очень сильно друг друга не любите? Я хочу сказать, господин Павай не откажется со мной пообщаться на тему обманутых проституток, раз я по твоему ведомству прохожу?

— Понятия не имею. От человека зависит. Знакомые рассказывали, что с некоторыми работать можно без проблем, а иных просто придушить хочется. Слушай, Карина, давай о них в другой раз, а? У нас сейчас другая головная боль. План следующий: мы заезжаем в магазин, покупаем тебе приличную одежду, потом я везу тебя в ведомственную гостиницу, там ты отдыхаешь, переодеваешься, и мы отправляемся на обед. Сейчас… — она кинула взгляд на приборный щиток, — четыре тридцать. Считаем, полпятого. Полчаса на лавирование по городу, час на магазин и парикмахерскую, час на отдых. К половине восьмого мы у графини, так что как раз укладываемся. Платье я тебе подберу, насчет стоимости не беспокойся — раз нам нужно, то я и оплачу. Потом проведем как-нибудь по внебюджету… в общем, там мои заморочки.

— Ох… Ольга, раз уж мне от вашего ужина не отделаться, у меня свои условия.

— А именно?

— Первое, — Карина показала указательный палец. — Одежду себе подбираю я. Ты оценишь, насколько она укладывается в ваши рамки приличий, но и только. Никаких шикарных вечерних платьев — я их носить не умею и сегодня вечером учиться точно не собираюсь. Не хочу выглядеть оседланной коровой, да и в глаза бросаться раньше времени не следует. Второе, — она оттопырила большой палец. — Я покупаю одежду за свой счет. Сама подумай, — она растопырила пятерню, предупреждая ответную реплику. — Приезжает к вам с почти официальным визитом почти глава государства, а вы ее начинаете одевать и обувать, как нищенку. Или словно взятку даете. Ольга, спасибо за предложение, я вижу, что оно от чистого сердца, но с точки зрения протокола даже я понимаю, что плохо выходит. Найди какой-нибудь магазин готовой одежды, такой средненький, и я там себе что-нибудь подберу. Договорились?

— Ну что с тобой поделаешь, с почти главой государства, — тяжело вздохнула княженка. — Особенно когда ты права. Да, не подумала я. Что у тебя с деньгами? И, кстати, валюта какая? Если маеры или вербы, нужно обменник подыскать с хорошим курсом.

— Спасибо, меня снабдили вашими гривнами. Двенадцать тысяч бумажками. Маеров я тоже захватила десять тысяч на всякий случай, но не думаю, что мне понадобится. У вас курс сейчас какой? Три к одному?

— Примерно два и шесть к одному. Не помню точно, давно не следила. Лучше оставь кошелек в гостиничном сейфе, а то еще вытащат… о, ну разумеется. На въезде в город пробка, как всегда. Еще минут пятнадцать-двадцать как минимум потеряем. Расслабься пока и приготовься наслаждаться неторопливой ездой, а я пока расскажу тебе про город.

* * *

Ольга оказалась оптимисткой. Езда по забитым машинами городским улицам отняла, по самым скромным подсчетам, лишних часа полтора. Местные водители оказались крайне невежливыми — неожиданные обгоны, подрезания и перестроения, объезд по тротуару, проезд на желтый и даже на откровенно красный свет казались в порядке вещей. Поэтому даже агрессивная манера вождения, продемонстрированная Ольгой, не спасла от застревания в пробках, и на гостиницу и «отдых», к тайной радости Карины, времени не осталось. Скромную одежду, относящуюся по местным меркам к разряду приличных (юбку до колен и закрытую блузку с кружевами на груди и короткими рукавами) — с помощью Ольги она выбрала в магазине на одной из центральных проспектов города. Тонкие чулки и крошечные золотые сережки с синтетическими рубинами она захватила с собой, а из обуви, она решила, сойдут и ее собственные спортивные тапочки. В конце концов, они почти новые и очень ей нравятся. Ей удалось уложиться в восемь с небольшим тысяч гривен, что приятно ее удивило — дома покупка обошлась бы ей процентов на тридцать дороже. Переоделась она тут же, в магазине, в чуде природы под названием «кабинка для примерки». В здешней местности, как она совсем забыла, на людях раздеваться запрещалось даже до нижнего белья, и продавщицу, когда Карина прямо рядом с вешалками сбросила шорты, чтобы примерить юбку, чуть не хватил удар.

Свой внешний вид в зеркале ее вполне устроил. Ольга, однако, с сомнением посмотрела на ее обнову.

— Если высокородные гости тебя примут за служанку, — саркастически сказала она, — не бей их слишком сильно.

— Ну и ладно! — Карина гордо вскинула голову. — Раз я здесь как шпионка, под чужой фамилией, то и маскироваться стану до победного конца. Выведаю все ваши секреты и продам Великому Скотоводу, чтобы добиться его милости. Как у вас слуги к гостям обращаются?

— К гостям слуги обращаются «дама» и «рыцарь» независимо от наличия титулов. Только на секреты на надейся — те, кто их знает, язык за зубами держать умеют даже в лежку пьяными, а прочие только болтать и горазды. За их откровения тебе и десяти вербов не заплатят. Или вообще побьют. Пойдем, а то опоздаем. Что-то сегодня пробки совершенно невменяемые…

В парикмахерскую они за нехваткой времени не поехали. Карина погляделась в крохотное ручноезеркальце, пожалев о временах, когда мониторы в автомобиле еще не успели сменить зеркала заднего вида (Цу все еще вспоминала их с ностальгией), и решила, что и так сойдет. Ее новое — до сих пор новое до непривычности — фантомное тело умело самостоятельно изображать несколько простых причесок, и она вполне может ненадолго запереться где-нибудь в туалете, изобразив процесс приведения себя в порядок. А вот как псевдоволосы отреагируют на ножницы, Карина еще не проверяла и выяснять на глазах у посторонних не собиралась. Конечно, абсолютно достоверная имитация биоформы — вещь очень полезная, но рисковать на людях лишний раз не стоит.

К графине они добрались немного раньше намеченного срока — в семь двадцать. Огромный, на три этажа и три десятка окон по фасаду, особняк (если не сказать мини-дворец) располагался минутах в десяти езды от городской черты, посреди большого ухоженного парка. Парк окружала высокая кованая ограда, от которой к особняку тянулась широкая, в три полосы, автомобильная дорога. Пешеходные дорожки отсутствовали: то ли и дороги хватало, то ли сюда пешком вообще не приходили. Охранник, вышедший из будки у входа, провел сканером над ольгиным пелефоном, считывая приглашение, и кивнул, пропуская. Створки величаво раздвинулись, и машина Ольги лихо подкатила к особняку, на широкой парковке чуть поодаль от которого не наблюдалось ни одного автомобиля.

— Ну вот! — досадливо прищурилась Ольга. — Мы первые. Урок мне номер раз: никогда не являйся точно в срок, а тем более — на двадцать минут раньше. Все равно все опоздают, а до них станешь неприкаянной болтаться в одиночестве… Надеюсь, сама-то графиня дома? Карина, напоминаю: к лицам дворянского звания принято обращаться «рыцарь» или «дама». Эти надутые лягушки жутко любят лелеять единственное в себе заметное — свое самолюбие, так что на «господина» или «госпожу» могут и обидеться. Первой не заговаривай, тебя представят.

Она нервно потерла лоб.

— Впрочем, не знаю, — добавила она со вздохом. — Господин Медведь никогда светские рауты не любил, а если и посещал, то там Дворцовая охрана верховодила, я снаружи отиралась. Так что у меня у самой опыта нет. Интересно, сколько в книжках пишут правды? Большинство писателей наверняка сами ни разу на такие вечера не попадали. Ну, пойдем, что ли…

— Да не волнуйся ты так, — улыбнулась ей Карина. — Подумаешь, аристократы. Ты ведь тоже вайс-баронесса. Кстати, напомни мне, пожалуйста, у вас оой-бароны есть?

Ольга посмотрела на нее долгим задумчивым взглядом.

— Да, ты права, — наконец призналась она. — Волнуюсь. И даже боюсь. В первый раз окажусь на таком сборище в качестве самостоятельной персоны, а не тени кого-то другого. Тебе не понять, для тебя наши аристократы — персонажи из театральной пьесы. А у нас, плебеев, в подкорке перед ними преклонение сидит. И ведь нет в них ничего такого! Люди как люди. Умом все понимаю, а руки дрожат. Я же дворянка только по названию. Вайс-баронесса, промежуточница нахальная. Пустое место.

Она резко выдохнула через стиснутые зубы.

— Нет у нас оой-баронов, — натянуто сказала она. — Наследственные титулы — барон, вайс-граф, граф и оой-граф. И вайс-барон — пожизненный, выдается мещанам за особые заслуги или в протокольных целях, как мне. Слушай, пошли, а то я сейчас от страха машину заведу и уеду отсюда подальше.

Она распахнула дверцу и решительно полезла из автомобиля. Карина, слегка хихикнув, последовала ее примеру. Она помнила Ольгу по Сураграшу — решительную, резкую, суровую, со стальным взглядом, заставлявшим тушеваться даже самых нахальных местных мужиков. Девиант первой категории, высококлассный телохранитель, опытная хладнокровная убийца, движущаяся быстрее взгляда и видящая человека буквально насквозь — и боится оказаться в обществе аристократов? Ну и ну!

Отдав ключ пареньку в простом сером комбинезоне, чтобы тот отогнал машину на парковку, они поднялись по ступенькам широкого крыльца. Стоящий у входа лакей (лакей?) в блистающей золотыми шнурами красной одежде странного покроя почтительно распахнул перед ними дверь, согнувшись в поклоне едва ли не пополам. Сразу за дверью начинался огромный, шагов в двадцать, холл, в который со второго этажа спускались две мраморных лестницы, а по бокам располагались широкие стеклянные двери в банкетные залы. С потолка свисала изящная золоченая (нет, натурально золотая, как подсказал сканер) люстра, в которой на манер свечей неярко мерцали лампы. По периметру холла располагались бархатные скамейки-банкетки.

— Ничего себе! — потрясенно проговорила Карина. — Настоящий дворец! Это что, личный дом графини? Или государственное здание?

— Личный, — поежилась Ольга. — Один из пяти или шести сохранившихся в частной собственности родовых особняков таких размеров. Род Мушиного Плеса — один из самых древних и самых богатых. Сюда даже туристов на экскурсии возят за неплохие деньги, и отбоя, я слышала, нет, за период записываются. О, вот и сама графиня. Шикарно выглядит тетка, учись, как надо.

На левой лестнице появилась и принялась спускаться царственной походкой блистательная особа женского пола. Холеная блондинка лет сорока с небольшим, с высокой сложной прической и переливающемся мелкой искрой светлом вечернем платье, шла, едва касаясь пальцами перил, и на ее хорошо очерченных губах сияла ослепительная улыбка. Ольга с Кариной, переглянувшись, двинулись ей навстречу через холл.

Сошлись они у подножия лестницы.

— Дама графиня Марица Мушиный Плес, — Ольга низко поклонилась. — Я вайс-баронесса Ольга Лесной Дождь. Моя спутница — госпожа Карина Мураций. Господин Сторас Медведь просил…

— Дама Лесной Дождь, госпожа Мураций, меня зовут Марица, — перебила ее графиня, и ее улыбка из официально-сияющей внезапно стала теплой и дружеской. — Сейчас мы не на официальной церемонии, чтобы заботиться о титулах. Госпожа Мураций, я весьма наслышана о тебе. Я видела запись передачи телеканала «Планета», да и слухов о событиях в Сураграше в последнее время по столице ходит немало. Прошу обойтись без протокольных формальностей, как говорят у вас в Катонии, госпожа Карина. Девочки, расслабьтесь. Я хоть и графиня, но не кусаюсь и ядовитой слюной не плююсь. Признаюсь, просьба Стораса пригласить вас на вечер оказалась для меня несколько неожиданной, так что я не успела подобрать подходящую для вас компанию. Но живьем вас тут никто не съест, разве что слегка пообкусывают.

— Рада знакомству, великолепная дама Мушиный Плес, — вежливо поклонилась Карина. — Прошу благосклонности. Приношу извинения за доставленные неудобства, но еще несколько часов назад я не предполагала, что окажусь в твоем обществе.

— Э-э-э… — графиня пощелкала пальцами в воздухе. — Радость взаимна… благосклонность пожалована, да. Нет никаких неудобств, просто окажется не так весело, как могло бы получиться. Прошу — без протокола. Запомни, меня зовут Марица. Ольга — я могу тебя так называть? — к тебе то же самое относится. Ну что, двинулись в зал? — Она дружески положила руки на плечи гостьям. — Там еще накрывать не закончили — как на грех, сразу две служанки заболели — но мы где-нибудь в уголочке пристроимся, чтобы не мешать. Да и остальные гости, — она бросила взгляд на крошечные часы в золотом перстне, — вот-вот начнут подтягиваться.

— Дам… хм, Марица, — Ольга бросила на Карину извиняющийся взгляд. — Господин Медведь просил меня сказать тебе два слова перед тем, как мы… ну… окунемся в мероприятие с головой. Карина, подожди, пожалуйста, пару минут, я очень быстро.

— Ладно, — кивнула Карина. — Госпожа Марица, я посижу здесь.

— Ну уж точно не у дверей! — отрицательно качнула та головой. — Прошу, пройди в зал. Там есть удобные мягкие кресла, а я сейчас пришлю слугу. Он позаботится о тебе и выполнит любые просьбы.

Она подвела гостей к дверям залы, откуда как раз быстро выскочили две девушки в белых наколках, немедленно скрывшиеся за лестницей, и приглашающе взмахнула рукой.

— Спасибо, госпожа Марица, — поблагодарила Карина. Графиня ободряюще улыбнулась ей — за ее улыбкой нейросканер подсказывал, как ни странно, настоящее тепло и дружелюбие — и под локоть увела Ольгу по лестнице куда-то наверх, в дебри дома.

Карина сделала несколько шагов в пустой зал и остановилась у длинного банкетного стола, блистающего хрустально-серебряным великолепием салатов, закусок, бутербродов, вилок, бокалов, бутылок и прочих подобающих деталей. На улице, несмотря на ранний час, заметно темнело, и в зале автоматически включился неназойливый мягкий свет. Карина заколебалась. Может, послушать, что Ольга там говорит? Нет, нельзя. Невежливо. Наверняка речь идет о ней самой. Не стоит подслушивать по пустякам. Она машинально поправила две криво лежащие на столе вилки и переставила несимметрично стоящий бокал.

— Ты что здесь без дела болтаешься? Почему в форму не переоделась? — резко спросили сбоку. Она повернула голову и увидела черноволосого мужчину средних лет в одежде, не менее странной, чем у того, что стоял у входа: темно-синий длиннополый пиджак с серебряными пуговицами, узкие синие же брюки с золотым кантом, белоснежная манишка с черным шейным шнурком. В руках мужчина держал сразу четыре огромных подноса с мелкими бутербродиками, непостижимым образом ухитряясь балансировать двумя на предплечьях, а еще двумя — на ладонях. — Да помоги же! Сними подносы и поставь на стол… стой! Место сначала расчисти!

Карина поспешно раздвинула в стороны уже стоящие на столе подносы и тарелки и осторожно разместила там три подноса. С четвертым мужчина унесся к дальней части стола, но почти сразу же вернулся с пустыми руками.

— Новенькая, что ли? — требовательно спросил он. — Что-то я тебя не помню.

— Э… да, господин, я первый раз здесь, — озадаченно кивнула Кисаки Сураграша. — Я… э-э…

— Бездельничаешь, — констатировал мужчина. — В доме запарка, все на восьми ногах бегают, а ты вилки-ложки поправляешь? Ну-ка, быстро за мной на кухню. Там куча дел.

Так. Мудрая Ольга оказалась права. Ее все-таки приняли за служанку. Карина подавила смешок. А что? Делать-то все равно пока нечего! И когда ей еще представится случай изнутри увидеть жизнь такого большого чужого дома? Все-таки осматривать местность точкой восприятия — совсем не то, что присутствовать лично, в человеческом теле.

— Да, господин, — кивнула она. — Извини, господин.

— Кстати, я Досох Снеговик, — сообщил мужчина. — Хранитель поместья. Почему я тебя раньше не видел? Я утверждаю кандидатуры всех работников. Из загородного поместья перевели, что ли? И говоришь ты как-то странно.

— Э-э-э… — промямлила Карина, лихорадочно соображая, как выпутаться из сложного положения. Если сказать ему, что она гостья, дядька может оказаться в неудобном положении. А не сказать значит обмануть, пусть и умолчанием. Потом обязательно неловко выйдет.

— Ладно, потом. Времени нет. Зовут как?

— Э-э… меня?

— Как меня зовут, я и так знаю! — нетерпеливо сказал хранитель дома. — Тебя, конечно.

— Кар… х-х-х… — Карина вовремя проглотила остаток фразы. А вдруг он по телевизору о ней слышал?

— Карха? — Досох удивленно приподнял бровь. — Из Граша, что ли, на заработках? А ведь действительно личиком на тарсачку смахиваешь. Ты хоть на общем-то говорить толком умеешь?.. тьфу, не до разговоров сейчас. Потом познакомимся как следует. Иди за мной, живо. На кухне поможешь. Рук не хватает, гости уже вот-вот появляться начнут, а у нас еще половина закусок не готова, не говоря уже про горячее.

Он повернулся и споро зашагал к выходу из залы.

Карина колебалась менее секунды. Во-первых, из кухни легко ускользнуть, не поставив никого в неловкое положение. А во-вторых, когда у нее еще появится шанс взглянуть на закрытые для гостей внутренние помещения настоящего дворянского поместья? Она совсем недолго, две минуты. Или три. Ее даже потерять не успеют. Она бросилась вслед за хранителем дома и скромно пристроилась ему в хвост.

Никаких мрачных казематов, освещенных факелами, какие она себе представляла в западных графских поместьях, за неприметной серой дверью за мраморной лестницей в холле не оказалось. А обнаружился там довольно обширный тамбур, где тихо гудела вытяжная вентиляция, удаляющая обильно проникающие через вторую дверь вкусные запахи. За второй же дверью…

Таких огромных кухонь Карина еще не видела. Длиной минимум в десять саженей и шириной в четыре, она могла бы без труда поглотить целиком этаж их старого отеля в Масарии. Посреди кухни тянулся двойной ряд электрических плит с кипящими кастрюлями и шипящими сковородами, а по периметру помещения располагались вереницы рабочих столов и шкафов со всякой необходимой утварью. Дальний торец целиком занимали широкие дверцы холодильных камер, а вдоль смежной с ним стены располагался ряд огромных духовок. В помещении стояла душная жара, в которой суетилось не менее ста человек… нет, всего восемнадцать, как услужливо подсказал проснувшийся нейросканер, но присутствующих, кажется, в нескольких местах одновременно. Карина едва успела отскочить в сторону, как мимо нее вихрем пронеслись две давешних девицы в наколках. Как и Досох минутой ранее, девицы ловко балансировали четырьмя подносами каждая. Остальные присутствующие метались между столами и плитами с такой скоростью, что, казалось, просто не могут не столкнуться и не запутаться друг с другом.

— Что рот раскрыла? — Досох раздраженно повернулся к ней. — Плиту никогда в жизни не видела? Машана! — он помахал рукой, и из общей кутерьмы выскочила высокая черноволосая и сероглазая девица в заляпанном белом поварском халате.

— Что? — резко спросила она, вытирая пот со лба запястьем испачканной в жире руки. — Я занята, если ты не заметил.

— Я тоже, — хладнокровно парировал хранитель поместья. — И не меньше тебя. А станешь ругаться — не поцелую на ночь. Вот тебе новенькая. Из Граша, зовут Карха, горничная, сегодня первый день в поместье. Приспособь к делу, куда сумеешь. Есть вопросы?

— Ага, — девица задорно тряхнула головой. — С чего ты решил, что я себя позволю на ночь поцеловать? Я, между прочим, женщина замужняя и порядочная. Я вообще мужу пожалуюсь, и он с тобой в кабак не пойдет.

— Никакого уважения к моим сединам, — неожиданно Досох слегка подмигнул Карине. — Работай давай, замужняя женщина.

И каким-то неуловимым движением он растворился в кутерьме, чтобы через нескольких секунд вынырнуть из нее с очередной порцией подносов и шмыгнуть в дверь.

— Новенькая, значит? — Машана критически оглядела Карину с головы до пяток. — Хоть бы переоделась, а то сейчас свою одежду извозишь. Что делать можешь? Столы сервировать умеешь? Тарелки грудами таскать? Нет? Тогда на готовку тебя поставим. Слушай, ты восточной кухней никогда не увлекалась раньше? Умеешь тамошнюю жрачку делать?

— Смотря что, — осторожно откликнулась Карина.

— Да фигню разную. Пойдем, покажу. Да не переживай, разберешься. Я умею только маринованных осьминогов готовить, так меня и то большим знатоком считают. Да пойдем же!

Она ухватила Карину за рукав — к счастью, чистой рукой — и нырнула в толку, волоча за собой на буксире. Карина трижды с трудом увернулась от метеорами проносящихся мимо людей, причем лишь с помощью своего мастерства Пути. Машана же уклонялась от столкновений легко и непринужденно, словно и не замечая потенциальной опасности.

— Вот, — она остановилась возле необъятного рабочего стола, на котором грудами лежали нарезанные батоны, ветчина, лук, чеснок, стояли банки с солью, сахаром, маринованным красным имбирем и прочими приправами и ингредиентами. Посреди всего гордо возвышалась огромная кастрюля, от которой шел пар и исходил запах вареного риса. — Твое рабочее место.

Машана накинула на шею Карине невесть откуда взявшийся передник.

— Главная экзотика сегодня — рисовые колобки. Их за морем, говорят, жрут пять раз в день да нахваливают. Приказано порадовать гостей, чтоб им подавиться. Рецепт здесь, — она дотянулась рукой, очевидно, до сенсорной области терминала, потому что у стенки вспыхнул небольшой дисплей, в котором проявились ровные строчки текста. — Я уже все подготовила — рис готов, листья эти дурацкие, в которые заворачивать, вот они, остальное под рукой. Только не спрашивай меня, что к чему, сама никогда в жизни не готовила и даже не ела. Лепишь, заворачиваешь и складываешь аккуратными рядами. Нужно заполнить десять подносов — вон стопка. Никакой самодеятельности, поняла? Сегодня к нам какая-то знатная катонийка в гости явится, специально для нее стараемся. Не приведи Колесованный что-то не так сделаем, нос покривит — считай, каюк! Графиня — хозяйка хорошая, не жалуемся, но если не угодим, может и из жалования вычесть. Все, я побежала, у меня там три кастрюли закипают и духовка уже отключилась.

— А с чем колобки-то делать? — Карина вскинула руку, но Машана уже растворилась в общей суете.

Карина растерянно оглянулась. И что дальше? Вот тебе и ускользнула незаметно…

Ну ладно. Пусть она и не любит готовить, но ведь умеет же, верно? Значит, придется показать класс и не ударить лицом в грязь, то есть в рис. Завязывая на спине тесемки фартука, она наклонилась вперед и вгляделась в дисплей. Терминал в кухне на каждом рабочем столе — ну надо же! Явно не бедный дом.

Текст описывал обычные рисовые колобки. Сварить и растолочь клейкий рис в ступке, скатать в шарики (почему шарики?), поджарить, чуть увлажнить, обкатать в сладкой бобовой муке, подавать обернутыми в листы прессованного кайтая. Обычный готовый обед или дорожная еда. Хм… и этим они намерены поразить воображение катонийки, кем бы та ни оказалась? К-со… а ведь понятно, кто именно имеется в виду под знатной восточной гостьей — разве что именно сегодня здесь появится еще и катонийский посол… или нет, он вроде бы мужчина. Ну уж, ребята-зверята, такой фигней я вас потчевать не стану, и не просите. Еще позорить страну такими простецкими закусками!

Интересно, а ингредиенты для восточной кухни они покупали с запасом? И водится ли в местных холодильниках клубника?

В местных холодильниках, а также на окружающих столах водилось очень много всего. Кто бы ни закупался продуктами для нынешнего пиршества, делал это он основательно. Огромная, на пять литров, наглухо запечатанная банка сладкой пасты из белых бобов обнаружилась тут же, на столе. Рядом нашелся десятикилограммовый пакет сахара. Клубнику объемный сканер обнаружил в третьем по счету холодильнике. Она попыталась было спросить у кого-нибудь разрешения ее использовать, но ей не удалось даже никого остановить. Пожав плечами, она вытащила из холодильника объемистый ящик, в котором крупные отборные ягоды покоились каждая в своей ячейке, и утащила его к себе.

Отключив готовочную панель, она откинула рис на большое сито и немного промыла его холодной водой. Рис, по счастью, оказался правильным, круглым и клейким, а не западным, длинным, сухим и рассыпчатым. Так… пятьдесят ягод, тютелька в тютельку. Значит, полкило риса, полкило сахара и примерно тысяча триста грамм бобовой пасты. Высыпав рис сначала на чашку обнаружившихся тут же весов (ей определенно начинала нравиться местная кухня, в которой имелось все, что нужно, и многое сверх того), а потом в чистую пластиковую чашку, она превратила его в мелкую муку одним движением манипуляторов. Влив в нее три четверти литра воды и всыпав сахар, еще одним движением манипулятора она превратила все в однородную смесь. Ее новые манипуляторы нравились ей не меньше, чем местная кухня — по классическому рецепту смесь пришлось бы выдерживать не менее десяти минут. Мысленно почесав в затылке, она на глаз отделила примерно пятую часть массы, переложив ее в альтернативную чашку и сунув ту в микроволновку, выставив таймер на четыре минуты. По частям правильнее — пока готовится очередная порция риса, она как раз успеет подготовить ягоды. Покончив с рисом, она вскрыла банку с бобовой пастой и принялась по одной аккуратно обмазывать ей клубничины, складывая их рядами на разделочную доску, только один раз оторвавшись от своего занятия, чтобы перемешать греющуюся в печке массу.

Десять ягод она обмазала как раз к тому моменту, когда печка, тренькнув, выключилась. Она извлекла оттуда чашку и с помощью манипуляторов принялась спешно раскатывать рисовую муку в тонкие лепешки. Делать это следовало до того, как масса остынет, но благодаря своим способностям она и раньше могла лепить быстро даже из горячей муки. И руки крахмалом не нужно пачкать, чтобы тесто не липло. Через минуту десять рисовых пирамидок гордо возвышались на подносе, каждая на своем отдельном листе. Карина оглядела их, удовлетворенно хмыкнула и принялась откладывать очередную порцию мучной массы для микроволновки. Именно в этот момент из кухонной кутерьмы вынырнула Машана.

— Ну что, новенькая, как успехи? — осведомилась она. — Вкалываешь? Что-то медленно у тебя дело идет — всего деся… Эй! А почему они у тебя треугольные? Сказано же — колобки! Давай-ка быстренько в круглые переделывай, а то непонятно что вышло!

— Госпожа Машана, — вежливо ответила Карина, — рисовые колобки только называются колобками. На самом деле форма у них именно треугольная, пирамидальная или плоская, но не круглая. Сейчас они немного раздуты по бокам из-за клубники…

— Что? — ахнула кухарка. — Какой еще клубники? Ты что, новенькая, сдурела?

— Прошу прощения за непрошенную инициативу, — низко поклонилась Карина, — но я решила, что простые рисовые колобки — слишком обыденная и примитивная пища, чтобы с их помощью демонстрировать восточную кухню. Я делаю то, что в Катонии называется «большая клубничная вкусняшка», попросту «бокла» — рисовые шарики с клубникой и сладкой бобовой пастой. Традиционное лакомство…

— Слушай, ты хоть понимаешь, что клубнику для большого торта покупали? — Машана схватилась за голову. — Время вечернее, где замену искать? Ты хотя бы спросить не могла для начала?

— Я пыталась…

— Пыталась она! — простонала Машана. — И я не уследила! Все, теперь Теоран нам обеим головы откусит. Слушай, новенькая, ты в Единого веришь? Или в какого своего грашского бога? Молись ему, чтобы сегодня вечером ты еще здесь работала. Теоран! — гаркнула она, перекрывая кухонный галдеж. — Топай сюда, живо!

Несколько секунд спустя перед ними возник, словно материализовавшись из воздуха, высокий плотный мужчина в поварском халате и плотно обхватывавшей голову белой косынке, из-под которой выглядывали седые — или припорошенные мукой? — кудри.

— Что, Маша? — раздраженно спросил он. — Где пожар?

— Новенькая горничная, — Машана ткнула пальцем в растерянную Карину. — Досох притащил, чтобы к делу приспособить. Я ее поставила готовить рисовые колобки, которые ты мне всучил. А она самодеятельностью занялась — клубнику внутрь запихивать начала. Десяток ягод уже потратила. Что с тортом делать станем?

— Только инициативных горничных на мою голову не хватало! — шеф-повар с размаху хлопнул ладонью по бедру. — Ну откуда, откуда вы вообще беретесь на мою голову? Слушай, новенькая, ты вообще о чем думала, когда без спросу рецептуру менять полезла? — он оглянулся и ткнул пальцем в дисплей, на котором все еще светился рецепт традиционных колобков. — Ну покажи ты мне, где тут сказано хоть что-то про клубнику?

— Там не сказано, — виновато сказала Карина. — Но я много раз готовила их дома, у меня сестра большая любительница, и решила, что…

— Решила она… — пробурчал повар. — Значит, так, решательница! Сейчас ты ставишь клубнику обратно в холодильник и делаешь обычные, я сказал — ОБЫЧНЫЕ колобки. И чтобы они у меня были круглые, а не квадратные, треугольные или извилистые! А вечером… нет, завтра с утречка мы с тобой поговорим о том, кто на кухне главный и как следует себя вести, если тебе в голову придет очередная дикая фантазия. Все поняла?

— Я… — начала Карина.

— Госпожа Карина!

Шеф-повар с поварихой дружно вздрогнули и резко обернулись. Кухонная кутерьма резко стихла, словно кто-то повернул выключатель. На кухне воцарилась тишина, нарушаемая только шипением, пыхтением и побулькиванием.

— Госпожа Карина! — графиня Марица в сопровождении Ольги приблизилась к рабочему столу, изумленно оглядывая каринин фартук. За ее плечом маячил бледный лицом хранитель поместья. — Мы тебя уже пятнадцать минут по всему дому ищем. Гости начали прибывать, а ты… э-э… — Она грозно оглянулась. — Досох! Я что-то не помню, чтобы давала тебе разрешение привлекать к кухонным работам еще и моих гостей!

— Все в порядке, госпожа Марица, — быстро сказала Карина, скидывая фартук. — Я попросила господина Досоха показать мне кухню. Я еще никогда не попадала в такой большой дом, и мне стало интересно, как здесь готовят еду. А потом я стала показывать господину Теорану, как у нас готовят рисовые колобки с клубникой и… немного увлеклась. Я не заметила, что прошло много времени. Госпожа Марица, приношу свои нижайшие извинения, что заставила ждать. Я на сборищах вообще предпочитаю держаться поближе к кухне, чтобы самое вкусное успеть слопать, а то вечно другие опережают.

Она подхватила с подноса клубничину, сунула ее в рот и принялась жевать, демонстративно жмурясь от удовольствия. Машана слегка отшатнулась, и Карина запоздало сообразила, что манипулятором ягоду в рот тащить, пожалуй, не стоило. Ой… что она делает, клубники же и так мало!

— Значит, господина Теорана заинтересовало, как в Катонии готовят рисовые колобки с клубникой? — угрожающе-ласково осведомилась графиня, переводя взгляд на шеф-повара. — И что, господин Теоран узнал для себя что-то новое?

— Хм… Я узнал, что мне известны далеко не все рецепты в мире, — хмуро откликнулся тот. — Госпожа… э-э, Карина, так как, говоришь, их нужно готовить?

— Теперь все просто. Рисовое тесто готово. Порциями грамм по двести пятьдесят-триста в микроволновку на три-четыре минуты, в процессе один раз перемешать. Пока греется, обмазать ягоды бобовой пастой, потом сформировать из горячего теста лепешки и завернуть в них, пока не остыли. Важно, чтобы не остыли — в холодные заворачивать сложнее. И круглую форму придавать не обязательно, сойдет любая. Еще можно дополнительные приправы добавлять наподобие ванили, но я их не нашла. Я потом пришлю госпоже Марице полный рецепт, чтобы у тебя имелся.

Карина неловко поклонилась и выжидающе посмотрела на графиню.

— Слышал, Теоран? — осведомилась та. — Вот и действуй в соответствии.

— Но клубника для торта… — промямлил тот.

— Перебьемся без торта. Переживут дармоеды. Ну, что встали? — прикрикнула Марица на окружающих. — Все уже закончили?

И суета вокруг волшебным образом возобновилась.

— Работайте, потом поговорим, — хмуро сказала графиня Досоху и шеф-повару, но тут же снова просияла улыбкой. — Госпожа Карина, ты удовлетворила свое любопытство? Если да, то, возможно, мы можем пройти в залу и присоединиться к первым гостям? Я хочу представить тебя одной очень интересной личности.

— Да, конечно, — согласилась Карина, бросая на хранителя поместья извиняющийся взгляд. — У вас здесь великолепная кухня, даже завидно. Господин Досох, прошу прощения за случившуюся неловкость. Мне следовало сразу попросить тебя предупредить госпожу графиню. Госпожа Марица, я готова идти.

«Интересный человек» оказался орком средних лет с шерстью необкновенного коричневатого оттенка и не менее необычными глазами с иссиня-черной радужкой. Сверх того орк отличался высоким ростом — он оказался даже выше Карины — и носил радужный красно-черно-сине-желтый плащ, переливающийся цветными полосами, когда он шевелился. Орк задумчиво посасывал из бокала какой-то непонятный напиток — вряд ли вино, учитывая вкусы его расы. Он поглядывал через огромное панорамное окно обеденного зала на расстилавшийся за ним зеленеющий парк и дорогу к парадному входу, по которой цепочкой неторопливо катились сразу три шикарных лимузина с зажженными фарами. При появлении графини, сопровождаемой Кариной и Ольгой, он обернулся и внимательно уставился на них.

— Народ начал подтягиваться, — озабоченно проговорила графиня. — Макса, я пойду встречать, разберитесь тут без меня. Госпожа Карина, госпожа Ольга, познакомьтесь с рыцарем Максой Миссурой, бароном Горного Ручья. Я решила, что вам окажется очень полезным общество друг друга, так что взяла на себя смелость пригласить его.

— Спасибо, Марица, — кивнул орк. У него оказался резкий, с шипящим акцентом выговор. — Мы разберемся. Беги встречать своих гостей, а то еще обидятся и заплачут.

— Да я особо и не огорчусь, — пробормотала графиня. — Если б не политическая необходимость, ноги бы некоторых у меня не было…

Она повернулась и быстро вышла из залы в холл.

— Госпожа Карина Мураций, — орк изящно поклонился, вежливо прижав уши. — Для меня огромная честь встретиться с тобой вживую. Дама вайс-баронесса Ольга Лесной Дождь, встреча с тобой не менее приятна и интересна. Меня зовут Макса, а на рыцарство мое не обращайте особого внимания — просто Верховному Князю в свое время показалось забавным дать титул нелюдю в пику некоторым своим заклятым доброжелателям.

— Рада знакомству, господин Макса, — проговорила Карина, кланяясь, возможно, не так изящно, но зато куда глубже. — Прошу благосклонности.

— Приятно познакомиться, рыцарь Горный Ручей, — кивнула Ольга. — Я так понимаю, общаемся без титулов?

— Разумеется, — кивнул орк, обнажая зубы в усмешке. — Кошаку с промежуточницей как-то не слишком пристало щеголять чинами. Особенно в присутствии восточной мещанки, — он взглянул на Карину, озорно дрогнув ушами. — Давайте-ка отойдем подальше от входа, а то сейчас сюда начнет ломиться толпа, — он многозначительно кивнул в окно, на все увеличивающуюся длинную вереницу лимузинов. — Затопчут…

Втроем они быстро, если не сказать — поспешно, ретировались в самый дальний угол зала, где в небольшой уютной нише стояли небольшой диван и пара кресел. Первые вошедшие в залу гости — высокий худой мужчина с проседью в черных волосах и дородная дама с не по возрасту глубоким декольте — проводили их заинтересованными взглядами, но за ними не последовали. Орк с размаху плюхнулся на диван и кивнул в сторону кресел.

— Валяйте, садитесь, — пригласил он. — Пообщаемся.

Ольга в замешательстве взглянула на него. Несколько ошарашенная его напористой манерой, но привыкшая к манерам Тришши и прочих знакомых орков Карина без раздумий опустилась в кресло и выжидающе взглянула на него. После секундного колебания Ольга опустилась во второе кресло.

— Кто такая госпожа Карина Мураций, мне известно очень хорошо, — орк отхлебнул из своего бокала, и на сей раз Карина почувствовала пряный незнакомый запах. — Кто такая дама Ольга Лесной Дождь, я тоже знаю, хотя пока куда хуже, чем хотелось бы. Марица два часа назад свалилась мне на голову и категорически потребовала моего приезда любой ценой, пусть даже пришлось бы кого-нибудь убить. Убивать мне, к счастью, никого не понадобилось, поскольку ничего особо важного на сегодняшний вечер я не наметил, и я даже успел навести предварительные справки о последних перестановках в МВС. Дама Лесной Дождь, мои поздравления по поводу назначения главой Сураграшского департамента. Могу уверить, что в самой ближайшей перспективе твой пост окажется куда более важным, чем многим представляется сейчас. Я очень редко ошибаюсь в таких вопросах.

— Спасибо, господин Горный Ручей, — поблагодарила Ольга. — Однако, боюсь, у тебя передо мной преимущество. Стыдно признаться, но я раньше никогда…

— Да и не только ты, — бесцеремонно перебил ее орк. — Я мало известен за пределами… узкого круга лиц. Однако я уже много лет занимаю пост директора по развитию компании «Копи Камуша», от лица каковой и приветствую тебя в Четырех Княжествах, госпожа Мураций.

— «Копи Камуша»? — пораженного проговорила Ольга. — Господин Горный Ручей… тебе, наверное, действительно оказалось нелегко за два часа перекроить свое расписание.

— Да ничего страшного, — орк фыркнул. — В конце концов, я не подписывался работать по шестнадцать часов в сутки. Иногда и пятнадцати вполне достаточно. Однако, дама Лесной Дождь…

— Ольга.

— Тогда я Макса. Ольга, для нашей гостьи я все-таки представлюсь чуть более полно. Госпожа Мураций, ты могла и не слышать о нашей фирме. Однако она является одной из крупнейших горнодобывающих и металлургических компаний в Княжествах с годовым оборотом примерно в сто пятьдесят миллиардов гривен. Нам принадлежит множество концессий на разработку месторождений как в Княжествах, так и в Граше, мы владеем восемью заводами по производству металла и двумя — проката, а также являемся владельцами или совладельцами девяти горно-обогатительных комбинатов в ЧК и за границей. По оборотам в нашей отрасли мы на втором месте в Княжествах и на четвертом — в мире. Так что я, госпожа Мураций, очень важная персона с непомерным чувством собственного достоинства и ужасными манерами, которые искупает только мое богатство.

В веселой улыбке он блеснул белоснежными острыми клыками. Карина осторожно приоткрылась навстречу его эмоциям. Она никогда раньше не читала орков, и сейчас могла только надеяться, что нейросканер справится с интерпретацией.

Любопытство. Пузырьки юмора вперемешку с самоиронией. Напряженная осторожность, как у пробирающегося над пропастью канатоходца. Глубокая тяжелая усталость, которую она не раз замечала за самой собой, пока еще оставалась человеком. И еще тугие узлы и переливы каких-то загнанных внутрь эмоций, которые сканер почему-то не распознал. Похоже, господин Макса и в самом деле настроен дружелюбно — или же превосходно притворяется.

— Богатство хорошо, когда его есть на что тратить, — вежливо сказала она. — Я всегда завидовала людям, которые знают, на что им нужны деньги.

— Личная яхта? — предположил орк, прищурившись. — Или вертолет, чтобы в пробках не торчать? Загородный особняк? Свой остров где-нибудь в тропиках? Извини, госпожа Мураций, у меня тоже фантазия на сей счет небогатая. В городе у меня есть квартира, но я уже и забыл, когда там в последний раз появлялся. В апартаментах в штаб-квартире ночевать куда удобнее. По крайней мере, бар там пополняет корпорация, а не я за свой счет. Ольга, а на что тебе пригодились бы деньги?

— Мне пока не за что предлагать взятки, — с холодком заметила Ольга. — Моего департамента еще даже толком не существует.

— Ну, должен же я застолбить место заранее, — широко улыбнулся орк. Впрочем, он тут же посерьезнел. — Прости, я вовсе не имел в виду ничего такого. Сегодня вечером я вообще не хочу рассуждать о делах. Слишком много неопределенностей вокруг Сураграша, чтобы строить хотя бы предварительные планы. Хотя, госпожа Карина, — он снова отхлебнул из своего бокала, опустошив его и рассеянно посмотрев на просвет, — не скрою, что наша фирма весьма заинтересована в сотрудничестве с правительством Сураграша, если таковое возможно. Мы пытались сотрудничать даже с Драконом — надеюсь, тебя не шокирует такое признание? Дело есть дело, в конце концов. Но после того, как в Сураграше во второй раз пропала геологическая партия в полном составе и вместе с оборудованием, а гарантировавшие ее безопасность боевики лишь пожали плечами, мы свернули свою деятельность в том регионе. Разумеется, вам самим следует сначала окончательно разобраться с Драконом, создать хоть какое-то подобие органов государственного управления и добиться международного признания. Мы предпочитаем вести дела мирным путем и по возможности оставаться в рамках закона.

— Ты прав, господин Макса, — печально сказала Карина. — У нас проблем столько, что голова кругом идет. Но со мной о перспективах пока что говорить бессмысленно. Я сама еще мало что понимаю. Я всего лишь стараюсь не слишком часто путаться под ногами у Риса… Панариши.

— Панариши? — орк внимательно посмотрел на нее.

— Человек, который и устроил переворот. Он глава бывшего подполья, а сейчас главнокомандующий того, что у нас считается армией, и координатор временной администрации. Фактически он и есть глава государства, единоличный диктатор. О серьезных финансовых делах тебе придется общаться прежде всего с ним.

— Для человека, еще совсем недавно работавшего простым врачом в обычной больнице, было бы странно вот так сразу стать реальной силой в большой политике, — Макса поставил пустой бокал на пол рядом с диваном и устроился поудобнее. — Однако я склонен полагать, что в будущем все может поменяться. Разумеется, я с большим интересом пообщаюсь и с господином Панариши, если выпадет такая возможность. Скажи, а как вы с ним познакомились? Если не секрет, конечно?

Следующие четверть часа орк вдумчиво вытягивал из нее подробности весенних приключений, начиная с момента похищения и заканчивая сражением с Шаем ах-Велеконгом. Карина, поначалу напряженная и настороженная, в конце концов, к своему вящему удивлению, разговорилась. Директор по развитию «Копей Камуша» оказался внимательным и благодарным собеседником, ненавязчиво направляя ее рассказ, и даже когда она неловко замяла описание боя с Шаем, лишь понимающе покивал.

— Если хочешь моего совета, госпожа Мураций, — заметил он, — то найми-ка ты себе литератора и хорошего законника. За исключительные права на публикацию твоей истории, пусть даже только в Четырех Княжествах, ты можешь получить не меньше десяти миллионов. Возможно, и больше, я не силен в таких делах, не мой профиль. Я могу порекомендовать и издателя, и юриста, в меру честных и весьма ловких. Хочешь?

— Я знаю, что она ответит… — пробормотала Ольга себе под нос.

— Угу, — согласилась Карина. — Господин Макса, я очень благодарна за твой совет. Я думаю, что действительно могла бы заработать много денег. Но это… не в моем стиле. Я привыкла жить тихо и незаметно, так что как-нибудь обойдусь без лишней популярности.

— Мои соболезнования, госпожа Карина, — зубасто ухмыльнулся орк. — Твоей мечте о тишине и спокойствии сбыться не суждено. История переворотом уже стала достоянием публики, пусть и без деталей. И репортажи из Катонии, и некие личности в МВС, не гнушающиеся лишней гривной от журналиста… А вскорости ты еще и рискуешь стать формальной главой нового государства. О тебе напишут много-много всякой чепухи, хочешь ты того или нет. Через полгода ты прочитаешь о себе столько интересного и удивительного, что задумаешься — может, не у них горячечный бред, а у тебя склероз? Я уже сказал, что сам мало известен широкой публике. А знаешь, сколько мне стоит такое сохранение приватности? Я как-то прикинул — три или четыре миллиона в год. Так что уж лучше ты сама изложи публике свою правдивую историю, а то вскорости народ поверит, что ты — замаскированная инопланетянка с Фибулы Назины. И тогда как ни оправдывайся, тебе уже не отмыться.

Карина невольно вздрогнула. Инопланетянка? Знал бы ее симпатичный новый знакомый, ЧТО она такое сейчас на самом деле — возможно, улыбался бы не так ехидно…

— Ну ладно, — орк резко поднялся и одернул свой плащ. — Марица уже нетерпеливо в мою сторону посматривает. Наверняка к вам целая очередь страждущих познакомиться выстроилась, а я вас монополизировал. Мне пора дальше делами заниматься, а вас я отдаю на растерзание. Вы ведь обе ни разу в высший свет не попадали? Ну так приятно провести время среди голодных тигров и острозубок. Только не смотрите мне вслед жалобными глазами, все равно выручать не стану — орки известны своей грубостью, жестокостью и безжалостностью. Госпожа Мураций, дама Лесной Дождь, очень раз знакомству. Надеюсь, в будущем оно продолжится к обоюдному удовольствию.

И он мягкой, крадущейся походкой крупной кошки зашагал через зал. Время уже далеко перевалило за восемь, на улице почти стемнело, и под потолком мягко светились золотые люстры.

— Слушай, пойдем, съедим что-нибудь, — Ольга озабоченно вгляделась в накрытый стол. — А то ведь как саранча все обгладывают, скоро все слопают. А я давно жрать хочу.

Карина оторвала взгляд от пестрого плаща и огляделась.

Только сейчас она осознала, что между лопатками нестерпимо чешется, предупреждая о сконцентрированном на ней общественном внимании. Она быстро заглушила ощущение, увеличив радиус игнорируемой зоны до двадцати саженей, чтобы гарантированно накрыть весь зал, и огляделась.

Зал уже гудел, набитый народом. Вдоль длиннющего накрытого стола толпилось не менее сорока человек, сосредоточенно накладывающих себе на тарелки салаты, бутерброды и прочие закуски. Графиня Марица стояла шагах в десяти и негромко беседовала с двумя представительными женщинами в вечерних платьях и невзрачным мужчиной в строгом деловом костюме. Поймав ее взгляд, Марица просияла и направилась к ним вместе со своими собеседниками. Карина вежливо поднялась им навстречу и, спохватившись, включила запись окружения. Ку-ссо! Она ведь так и не зафиксировала сигнатуру Максы! И тянуться за ним уже поздно — можно утратить концентрацию и превратить проекцию в манекен. Нехорошо выйдет.

— Госпожа Карина Мураций, дама вайс-баронесса Ольга Лесной Дождь! — заявила дама Мушиный Плес таким радостным тоном, словно сообщала о миллионном выигрыше в лотерею. — Позвольте представить вам рыцаря графа Бороя Листопадника, даму вайс-графиню Милусу Солнечный Остров и даму вайс-графиню Окусуну Печеглавую. Рыцарь Борой — наследственный член Дворянской палаты и первый советник департамента по делам Граша.

— Рыцарь граф, — по-военному четко кивнула Ольга. — Дама вайс-графиня, дама вайс-графиня. Польщена встречей.

— Рада знакомству, — сдавленно пискнула Карина. — Господин граф Борой, госпожа вайс-графиня Милуса, госпожа вайс-графиня… — она на мгновение запнулась. — …Окусуна. Прошу благосклонности.

— Я тоже весьма рад нашей встрече, — кисло улыбнулся советник, и Карина сообразила, что все-таки назвала его неправильно. Какой «господин», когда «рыцарь»! Голос у него оказался под стать внешности — тусклый и невыразительный. — Госпожа Мураций, ты ведь… э-э-э… прости, не помню твоего титула в Сураграше.

— Кисаки Сураграша, — нехотя проговорила Карина. — Прошу, господин рыцарь граф, он не стоит упоминания.

— Кисаки Сураграша, вот как? — с вялым интересом поинтересовалась вайс-графиня Печеглавая, блистающая драгоценностями, словно море под лучами солнца. — И что же оно означает?

— Госпожа Мураций слишком скромна, чтобы дать точное определение, — проговорила Ольгапрежде, чем Карина успела открыть рот. Ее тон казался странным — наполовину презрительным, наполовину насмешливым. — Позволь, дама вайс-графиня, пояснить мне. «Кисаки» на кленге — распространенном языке племен Граша и Сураграша — в зависимости от контекста означает верховную жрицу культа Назины, наследственную принцессу или верховную правительницу страны. В самом Сураграше титул не употреблялся не одну сотню лет, но после, несомненно, известных тебе событий он как-то сам по себе снова вошел в обращение. В переводе на привычные нам термины «кисаки» означает что-то вроде Верховной Княгини. Вероятно, народу он показался подходящим, чтобы обозначить ту роль, которую госпожа Мураций сейчас играет в жизни страны.

— Ну, плебеям свойственно придумывать красивые имена своим вождям, — покровительственно и в то же время фальшиво улыбнулась Окусуна. — Однако же, госпожа Мураций, я так понимаю, что ты планируешь ввести в Сураграше институт наследственной аристократии?

— Нет, госпожа дама Окусуна, — сухо ответила Карина. Она испытывала неловкость от ольгиной тирады, но еще больше — от каких-то неуловимых флюидов, исходящих от стоящих перед ней аристократов. Она только на мгновение задействовала нейросканер и тут же мгновенно закрылась снова, чтобы уйти от исходящей от всех троих вонючей смеси презрения, высокомерия и какого-то гадливого интереса, какой испытывают к опасным экзотическим паукам. — Наследственной аристократии у нас не планируется. Мы намерены построить полноценную демократическую республику с выборными органами власти. Мы не можем построить ее мгновенно, но за четыре-пять десятилетий, думаю, управимся.

— И совершенно зря, милочка, совершенно зря, — осуждающе заметила вайс-графиня Милуса. — Аристократия служит стержнем любого общества, гарантом стабильности в любые, самые сложные времена. А вам сейчас определенно понадобится стабильность. Настоящая монархия очень бы вам подошла, особенно с учетом дикости, что царит сейчас в Сураграше. Первобытных дикарей просвещенным людям вроде нас с вами следует держать в железном кулаке. Они доброты не поймут, и демократия им пойдет только во вред, поощряя самые низменные инстинкты. Я понимаю, что демократический строй в Катонии, — она выплюнула эти слова, словно горькую слюну, — приучил тебя думать именно так и не иначе. Но поверь мне…

— Они не дикари, госпожа Милуса, — перебила ее Карина, чувствуя, как внутри поднимается горячая волна гнева и отвращения. — Жители Сураграша бедны, и у них много старых и не всегда полезных в наше время традиций и обычаев. Но они отнюдь не ограниченные дикари, пляшущие ночами вокруг больших костров, на которых жарят пленников, как многие себе представляют. Они восприимчивы к просвещению, и мы вполне сможем поднять их хотя бы до среднего грашского уровня за два поколения.

— Молодежи свойственно питать высокие идеалы, — покровительственно улыбнулся граф Борой. — Однако нам, старичкам, хорошо известно, какие трещины они дают при столкновении с суровой действительностью. Попытки привить дикарям чужие обычаи ничем хорошим не закончатся. Безусловно, от наличия крепкого государства в Сураграше выиграли бы все, но лучше бы тебе, госпожа Мураций, держать простолюдинов в кулаке.

— Рыцарь граф, — вмешалась Марица, улыбаясь еще шире, чем до того, — прошу прощения, что вмешиваюсь в такую увлекательную дискуссию, но вечер короток, а я хочу представить госпожу Мураций и даму Лесной Дождь еще многим и многим. Прошу меня извинить, но я умыкну их у тебя.

— Понимаю, понимаю, — покивал граф. — Ну что же, приятно было пообщаться, госпожа Мураций. Надеюсь, у нас еще появится возможность обсудить тему в подробностях.

И он в сопровождении своих спутниц зашагал к столу, где несколько служанок расторопно меняли пустые подносы на полные.

Следующие полтора часа, почти до самой полуночи, слились для Карины в сплошную череду лиц, имен и фальшивых улыбок. Уже после третьего знакомства она полностью перестала воспринимать собеседников, сосредотачиваясь лишь на дежурных фразах да на том, чтобы случайно не перепутать имена. Она утешала себя тем, что позже, в записи, подробно изучит всех собеседников и постарается запомнить их имена — на будущее, на всякий случай. Несколько раз она с ужасом спохватилась, что не включила фиксацию эн-сигнатур, но проверив, успокаивалась: включила. Изредка она вежливо брала со стола то бутербродик, то кусочек нежнейшего мяса на тарталетке, то стручок медовой фасоли, наколотый на пластиковую шпажку, но в основном старательно улыбалась, вежливо кланялась и поддакивала в той манере, в какой, по ее мнению, должен поддакивать настоящий дипломат. Она обменивалась с собеседниками ничего не значащими словами о погоде, старательно уверяла, что ей ужасно нравится Каменный Остров и Четыре Княжества в целом, скромно соглашалась с самоуверенными рассуждениями о кулинарии, моде и распустившихся слугах, пыталась не говорить ничего конкретного о международной политике, включая кризис вокруг Сэтаты… Мир кружился вокруг нее в расплывчатом водовороте, не задерживаясь ни в деталях, ни по крупному, и постепенно она ушла в себя, общаясь с гостями лишь каким-то внешним краем сознания, а в глубине его обдумывая прочитанную в самолете обзорную статью о новых анестетиках. Уголком глаза она видела, что Ольга присутствует где-то рядом, скованно улыбаясь, неловко пытаясь отвечать на реплики и, кажется, чувствуя себя дикарем на космодроме.

Но в один не слишком прекрасный момент Карине пришлось полностью сконцентрироваться на происходящем. Красивая брюнетка в очень откровенном по здешним меркам платье, с глубочайшим декольте и фигурно обрезанным подолом, оставлявшим одну ногу полностью обнаженной и не слишком-то прикрывавшем вторую, возникла перед ней в сопровождении почему-то напряженной Марицы. На лбу женщины между бровями поблескивал радужными разводами стеклянный диск, а правый глаз закрывало необычное украшение — овальная зеркальная пластинка, крепящееся тонкими золотыми дужками-зажимами к уху и к переносице. Между лопатками тут же предостерегающе засвербело, и на краю сознания замерцало предупреждение: диск являлся объективом активированной видеокамеры, а наглазная пластинка — миниатюрной контроль-панелью.

— Госпожа Карина Мураций, позволь представить тебе госпожу Викару Бересту, корреспондента отдела светской хроники газеты «Свеча», — проговорила хозяйка дома. — Она спрашивает, не согласишься ли ты дать ей небольшое интервью…

— Газета «Свеча» является одной из крупнейших газет Четырех Княжеств, госпожа Мураций, — бесцеремонно вклинилась в ее речь корреспондент. — У нас пятнадцать миллионов подписчиков и не менее пяти миллионов ежедневных случайных посетителей. Уверена, ты не откажешься ответить на несколько моих вопросов.

— Это не ваша газета два года назад обвинила господина Стораса Медведя в том, что он чуть ли не ежемесячно меняет любовниц и трахает всех своих секретарш? — враждебно спросила Ольга.

— Я не помню все статьи, которые у нас появляются, тем более — двухлетней давности, — равнодушно дернула холеным плечом корреспондент. — Но у нас есть принцип: люди должны знать правду. Если он действительно менял любовниц каждый период, не вижу, почему мы не должны были о том писать.

— Например, потому, что половине столицы известен заказчик той лживой статьи? — язвительно осведомилась Ольга.

— Инсинуации! — холодно парировала Викара. — Мы всегда полагаемся только на точные и проверенные источники, и деньги…

— Я полагаю, что сейчас не время для обсуждения старых статей, — на сей раз перебивать пришел черед Марицы. — Госпожа Карина, если ты слишком устала от перелета и смены климатических поясов, никто не может заставить тебя переутомляться еще сильнее.

— Я в порядке, госпожа Марица, — мужественно откликнулась Карина — и тут же прокляла себя и свою тупость. Ведь графиня явно подсказывала ей, как можно ненавязчиво избавиться от пронырливой тетки из продажной газеты! Все, поздно.

— Ну что же, тогда я позволю вам пообщаться пару минут, — вздохнула хозяйка дома. — Вряд ли дольше — познакомиться с тобой желающих еще много. И не беспокойся особенно, журналисты, которые попадают в мой дом, отличаются сдержанной манерой передавать ответы — или больше в нем не появляются.

Произнося последние слова, она смотрела прямо на корреспондента. Но на ту неприкрытая угроза, похоже, не произвела ни малейшего эффекта.

— Спасибо, дама Мушиный Плес, — спокойно откликнулась она. — Госпожа Мураций, первый вопрос: являешься ли ты до сих пор гражданином Республики Катония?

— Да, разумеется.

— И, безусловно, ты — патриот своей страны, в чем я ни секунды не сомневаюсь. И в то же время ты претендуешь на роль главы правительства независимого государства в Сураграше?

— Да, но…

— Скажи, а каким образом ты станешь выбирать в ситуации, когда интересы Катонии и интересы Сураграша войдут в противоречие?

Карина замерла. Вопрос явно относился к категории провокационных. И что следует отвечать?

— Я не думаю, что в обозримом будущем интересы Катонии и Сураграша могут столкнуться, — наконец осторожно ответила она.

— То есть ты хочешь сказать, что Сураграш — всего лишь марионеточное государство, которое создается Катонией для захвата контроля над западом нашего континента?

— Нет, я хочу лишь сказать, что свои интересы во внешней политике у Сураграша появятся лишь много лет спустя, — сердито ответила Карина. — Нечему пока сталкиваться.

— А в будущем?

— А в будущем, когда у нас обнаружатся внешние интересы, у нас появится и выборный президент. И я совершенно не обязательно стану участвовать в выборах. Так что у меня лично дилеммы не возникнет.

— То есть ты так мало уверена в народной поддержке, что не рискнешь выставлять свою кандидатуру? Как такое согласуется с утверждением, что народ Сураграша тебя обожает и даже боготворит?

Карина почувствовала, что в ней волной поднимается раздражение. Почему журналистка так искажает ее слова?

— Госпожа, если полагаешь, что о моей популярности в стране нагло врут, ты сама можешь отправиться туда и проверить все самостоятельно, — резко ответила она. — Тебе обеспечат надежную охрану, если ты боишься.

— Разумеется, и головорезы из так называемых «отрядов самообороны» заранее обеспечат хорошо обученных статистов всюду, куда бы я ни приехала, — очаровательно улыбнулась журналист. — Спасибо, я воздержусь. Госпожа Мураций, когда ты возвращалась в Катонию после своего так называемого «похищения», ты сообщила прессе, что вам активно помогала ваша Служба общественной безопасности. Получается, что вся история с Драконом являлась лишь тщательно спланированной операцией, предназначенной для захвата Катонией областей Сураграша, богатых залежами полезными ископаемыми, в том числе стратегическими, наподобие урановых месторождений? Или я в чем-то ошибаюсь?

Злость вскипела в Карине острыми нетерпеливыми пузырьками, ударила в голову, заставила напрячься щупальца малых манипуляторов — и мгновенно испарилась. Она хорошо умела контролировать свои эмоции даже в биологическом теле. А сейчас ей даже не требовалось успокаивать сердцебиение после выброса адреналина. Чего добивается журналистка? Возможности написать идиотскую статью с фантастическими домыслами? Почему она такая стерва? Блик света от серебряного ножа в руке одного из гостей скользнул по лицу, по открытому зрачку Викары, и Карина заметила, как голова женщины чуть-чуть болезненно дернулась, словно от укола.

Головная боль?

Взглянуть на женщину через сканер — патологических изменений головного мозга не выявлено — давление слегка повышено — характерные изменения энцефалограммы, сосудистые головные боли? — височные артерии — левая заметно расширена…

— Госпожа, с какой стороны у тебя обычно болит голова? Слева? — озабоченно спросила она.

— Что? — на лице журналистки отчетливо проступило изумление. — Голова? При чем здесь?…

Карина протянула руку и слегка нажала кончиками пальцев на левый висок Викары. Та дернулась одновременно от боли и от рефлекторного желания уклониться. Карина опустила руку и щупальцем манипулятора легонько коснулась обвивающих височную артерию нервов. Теперь — она знала — те на время потеряли всякую чувствительность. Журналистка негромко охнула и шагнула назад.

— Что ты сделала? — резко спросила она. — Что ты сделала со мной?

— Ничего особенного, госпожа. Я временно усыпила нервные окончания, на которые давит расширенная артерия и которые вызывают у тебя приступы мигрени. Ненадолго, максимум часа на три-четыре. Потом головная боль может вернуться снова. Скажи, ты принимаешь какие-то обезболивающие препараты?

Викара медленно подняла руку и сдвинула на лоб пластинку контроль-панели. Правый ее глаз, светло-зеленый, как оказалось, слегка отличался по цвету от левого, имевший более темный оттенок.

— Зачем ты это сделала? — почти отчаянно спросила она. — Как ты узнала, что у меня болит голова?

— Я врач, госпожа. И я девиант со способностью к объемному сканированию. Проще говоря, я вижу, что творится у тебя внутри. Я невеликий специалист в области сосудистых заболеваний, у меня совсем иная специализация. Но я знаю, что такие мигрени успешно лечат и терапевтическими, и хирургическими методами. Так ты принимаешь обезболивающие препараты?

— Да… — Журналистка осторожно прикоснулась пальцами к виску. — Тарамон, например.

— Тарамон — обезболивающее общего назначения. Он малоэффективен в данной ситуации и вообще давно устарел. Тебе следует всерьез заняться ликвидацией проблемы, а не просто подавлять симптомы. Скажи, перед мигренями у тебя бывают аберрации зрения? Слуха?… Нет, не отвечай, мне знать незачем. Просто перед визитом к врачу постарайся припомнить любые детали, связанные с твоим состоянием. Я не могу посоветовать тебе специалиста сразу, я ничего не знаю о вашей стране. Но я могла бы выяснить и связаться с тобой позже, если ты сочтешь возможным оставить мне визитную карточку — прости, у меня нет пелефона вашей системы, я не смогу принять контакт напрямую.

— Госпожа Мураций, — в голосе Викары на мгновение прорезались прежние нотки профессионального допросчика, — и все-таки скажи, почему ты помогла мне? Неужели мои вопросы тебя не разозлили?

— Я врач, госпожа Викара. Я обязана помогать людям, особенно если помощь настолько проста. А вздо… нетерпеливых пациентов в своей жизни я навидалась куда больше, чем хотелось бы. Так что насчет визитки?

— Спасибо, не стоит… — корреспондент «Свечи» еще раз потрогала висок, словно не веря в избавление. — Я сумею найти врача сама. Я просто не думала, что проблема решается. У меня и мать, и бабка мигренями страдали, и никто помочь не мог. Говорили, что только опасная операция… Так что я даже и не тратила зря время.

— Понятно. Займись проблемой безотлагательно, госпожа Викара. Ты ведь еще и журналистка, головная боль и вызванная ей раздражительность не лучшим образом сказываются на твоей профессиональной деятельности. На тебе лежит слишком много ответственности перед обществом, чтобы позволить недомоганию влиять на четкость твоих суждений.

— Скажи, ты действительно в это веришь? — задумчиво спросила Викара.

— Во что? — не поняла Карина.

— В то, что сейчас сказала. В ответственность перед обществом. Можешь отвечать откровенно, я отключила запись.

— Госпожа Викара, я не понимаю вопроса. Каждый несет ответственность перед обществом, в котором живет. У кого-то она больше, у кого-то меньше, но она есть у всех. Нельзя жить в обществе и оставаться свободной от него. Ты как-то странно на меня смотришь — я сказала что-то не так?

— Ты сказала то, что я слышала от политиков тысячи раз. Беда в том, что ты первая, в чью искренность я почему-то поверила.

Викара еще раз потерла висок.

— Пожалуй, с интервью пора заканчивать, — насмешливым тоном сказала она. — А то я еще расчувствуюсь и разрыдаюсь на глазах у всех, что сильно подмочит мою репутацию стервы-журналистки. В благодарность за помощь, так и быть, поищу другие мишени. Всего хорошего, госпожа Мураций.

Она повернулась и пошла куда-то в дальний конец зала, задумчиво лавируя между гостями.

— Впервые вижу ее такой, — удивленно заметила Марица. — Она обычно не церемонится с теми, с кем беседует. И является без спросу и приглашения, когда вздумается. Она весьма влиятельный журналист и у нее очень влиятельный… покровитель, так что я не могу просто так отказать ей от дома. Но репортажи у нее просто хамские, и иногда у меня возникает желание выгнать ее отсюда взашей раз и навсегда. Я уж думала, мне вмешиваться придется…

— Она паскудная сука! — резко сказала Ольга. — Я вспомнила — именно она написала статейку про господина Медведя.

— Она просто человек, такой же, как и остальные, — покачала головой Карина. — И куда несчастнее, чем другие. Мигрень — одна из худших болезней. Она воздействует непосредственно на мозг, на способность воспринимать мир легко и с радостью, озлобляет и ослабляет даже сильных людей. Ей следовало обратиться к врачам давным-давно, и ее бы быстро вылечили. Мигрень уже много лет лечат за период-другой просто терапевтическими методами, только в сложных случаях прибегают к хирургическому вмешательству. Но ведь люди боятся идти к врачу до тех пор, пока не становится поздно…

— С тебя прямо Колесованного писать можно, — хмуро сказала Ольга. — Тот тоже заповедовал врагов своих прощать. Марица, есть там кто-то еще в очереди на знакомство?

— А как же! — преувеличенно-коварно ухмыльнулась графиня. — Целая толпа. Все, кто в зале, можно сказать. Вон как раз парочка переминается с ноги на ногу, они следующие…

И карусель незнакомых лиц закрутилась снова.

* * *

В десять часов Карина почувствовала, что ее неудержимо тянет в зевоту. Проекция, запрограммированная на имитацию естественных циклов, ровно в полночь начала изображать сонливость. После третьего деликатного зевка в ладошку, когда она уже почти было решила отключить псевдоусталость, графиня Марица подхватила ее с Ольгой под локотки — та тоже то и дело терла глаза — и отвела в сторонку, к панорамному окну, за которым царила ночь, разгоняемая яркой иллюминацией уличных фонарей.

— Ну что, девочки, притомились? — заботливо поинтересовалась она. — Потерпите еще чуть-чуть. Присядьте куда-нибудь в угол и отдохните. Крош скоро приедет. Он определенно обещал явиться около полуночи.

Она махнула рукой, и тут же возле них материализовалась молодая девушка в наколке и с подносом бокалов. Карина смутно вспомнила, что видела ее на кухне. В бокалах, судя по цвету и запаху, оказался ее любимый джусовый сок.

— Спасибо, госпожа, — поблагодарила она, взяв один бокал и прихлебывая. Глаза девушки изумленно расширились, и она неуверенно взглянула на графиню.

— Спасибо, Муалка, — невозмутимо произнесла та, тоже принимая бокал и протягивая второй Ольге. — Госпожа Карина, вообще-то в нашем прогнившем аристократическом обществе не принято благодарить слуг за то, что они делают свою работу. Однако, — она иронично прищурилась, — когда нас не видит и не слышит никто из высокородной публики, можно вести себя и по-человечески.

Она подмигнула Карине и движением руки отпустила мгновенно испарившуюся Муалку.

— А кто такой господин Крош? — неуверенно осведомилась Карина, отхлебывая сок и наслаждаясь его тонким кисло-сладким вкусом.

— Оой-граф Крош Сноповайка — министр внешних сношений Четырех Княжеств, — светским тоном, словно рассуждая о погоде, пояснила Марица. — Он, кстати, просил извиниться, что так задержится, но твой визит оказался для него большой неожиданностью, и он не смог вот так сразу изменить расписание. О, кстати, легок на помине, если я еще не разучилась узнавать министерские номера. Только что-то его необычно много, аж три машины сразу…

По ярко освещенной дороге от ворот к парадному крыльцу стремительно катили три автомобиля — длинных, черных, с наглухо тонированными стеклами и абсолютно идентичных. У крыльца они резко затормозили, и из первых двух горохом посыпались люди с короткими автоматами и в странной униформе — темно-синих мешковатых комбинезонах с красным паутинным рисунком на груди. Ольга резко втянула воздух сквозь сжатые зубы.

— Не может быть… — потрясенно пробормотала она.

— Ну, с Талы станется такой фокус устроить! Сейчас выясним точно. Стойте здесь! — приказала Марица и, подобрав подол, бегом бросилась к выходу в холл. Гости провожали ее удивленными взглядами. Люди в комбинезонах в это время рассредоточились вокруг крыльца, и из задней машины выбралась и стремительно взбежала к невидимому из окна входу плотная группа в такой же униформе.

— Не может быть… — повторила Ольга, и в ее голосе явно прорезался ужас. — Откуда… Почему…

— А что происходит? — почему-то шепотом спросила Карина.

— Они одеты в форму дворцовой гвардии, — слабо проговорила стремительно бледнеющая княженка. — И я определенно узнала Топтобоя — его личного телохранителя. Ой, мама… Но почему он почти без охраны?

Словно в ответ на ее вопрос за окном сначала тихо, а потом все громче и громче застрекотали вертолетные винты, и два огромных реактивных геликоптера, вынырнув из темноты, стремительно приземлились на парковочные площадки по бокам особняка, каким-то чудом не задев ряды лимузинов. Из них начали выпрыгивать люди в такой же синей униформе, рассыпаясь по лужайкам и парку и исчезая в темноте.

Несколько секунд спустя в зал стремительно вошел невысокий коренастый мужчина в невзрачном сером деловом костюме, перед которым веером разошлись шестеро в комбинезонах. За ним с трудом поспевала графиня Марица и еще один мужчина, высокий и представительный, в шикарном золотом пиджаке, с великолепной белой гривой волос, небрежно рассыпавшихся по плечам. Позади шли еще трое в комбинезонах. Оружия у телохранителей не замечалось, по крайней мере, на виду, но гости резко подались назад, освобождая дорогу. По залу пронесся общий вздох, мгновенно перешедший в волнообразное движение — мужчины и женщины опускались на одно колено и склоняли голову либо замирали в глубоком поклоне со скрещенными на груди руками. Ольга, словно подкошенная, тоже рухнула на правое колено, уперлась кулаком в пол и склонила голову, не поднимая взгляда.

Мужчина в сером костюме остановился в трех шагах перед Кариной и коротко поклонился. Карина, спохватившись, глубоко поклонилась ему в ответ по всем правилам женской вежливости. Она чувствовала, что ее голова идет кругом. Вот тебе и скромный рабочий визит на полдня… Рис, я тебя убью, дай только добраться!

— Госпожа Карина Мураций, я Верховный Князь Четырех Княжеств Тайлаш Полевка, — глубоким сильным голосом произнес мужчина. — Рад знакомству. Прошу прощения за неожиданный визит, но так получилось, что я решил по старой памяти заглянуть к кузине на огонек, чтобы развеяться. Раз так совпало, что ты тоже здесь, я решил кое-что обсудить лично. Дама Ольга Лесной Дождь, разрешаю подняться. Твое участие тоже потребуется. Марица, — он обернулся к графине, — где бы нам переговорить наедине? Помнится, у тебя имелась небольшая уютная гостиная как раз на такие случаи…

— У Повелителя хорошая память, — громко ответила графиня, учтиво кланяясь. — Прошу за мной на второй этаж.

Она повернулась и направилась к выходу из залы. Верховный Князь слегка склонил голову и в полуобороте движением руки пригласил Карину и Ольгу следовать за ней.

«Семен, на связь. Карина в канале. Рис, срочно!! Горю!»

«…Семен в канале. Что случилось, Кара?.. Ого! Когда только успела! По анализам их совещаний я думал, что в первый приезд ты до него точно не доберешься. Непредсказуемый дядька, оказывается, этот Верховный Князь. Так… все, я слушаю в фоновом режиме. Запись ведешь?»

«Да. Не бросай меня, я боюсь».

«Не мандражи. В крайнем случае просто растворись в воздухе, пусть гадают, куда ты делась».

«Рис, мне не до шуток!..»

— Великая честь для меня встретиться с тобой, блистательный господин рыцарь Верховный Князь. Прошу благосклонности, хотя и не надеюсь на нее, — Карина еще раз поклонилась и последовала за графиней. Верховный Князь как-то ловко пристроился справа от нее, держась строго вровень. Ольга оказалась сзади, в компании беловолосого, и ее движения казались отчетливо деревянными, а в глазах застыло паническое выражение.

Телохранители в синей униформе тут же образовали вокруг них плотное кольцо. Они, казалось, даже и не смотрели по сторонам, но гости стремительно подавались назад, чтобы не оказаться рядом. Карина быстро взглянула через сканер на того, что шел чуть впереди и слева, и чуть не запнулась от неожиданности. Назвать «безоружным» мужчину можно было с тем же основанием, что и подготовленный к бою тяжелый танк. В складках, карманах, кармашках и кобурах мешковатого комбинезона, сшитого из пуленепробиваемой ткани, располагались: два пистолета (один совсем маленький, но зато, похоже, с отравленными пулями — это ведь токсичные соединения ее нынешний объемный сканер выделяет желтым?); компактный автомат и четыре снаряженных магазина к нему; пять ножей, из которых четыре метательных, а один длинный обоюдоострый боевой; связка небольших шариков, охарактеризованных сканером как «устройство светошумовое МуВа-21»; и тяжелый шипастый кастет. Довершали картину легкий плотный бронежилет под комбинезоном, куча непонятных электронных устройств и вживленная под кожу за ухом пленка коммуникатора, от которой вдоль шеи за шиворот к батарее спускался тончайший проводок, совмещающий функции шнура питания и антенны.

И еще телохранитель совершенно определенно являлся сильным, не ниже второй категории, девиантом. Скорее, первой, с учетом персоны, которую охранял. И его силовые манипуляторы оказались свернутыми в грудной клетке в тугие конусы, готовые к разящему удару, недвусмысленно направленные остриями на Карину и не отклонявшимися даже при изменении его позиции. Очевидно, для него не составляло труда поразить цель вслепую, ударом назад. Карина по себе знала, насколько сложно точно навестись на не видимую глазами цель, а потому сразу прониклась к нему уважением.

Других телохранителей Карина сканировать не стала. И так все понятно. Она молча шла сначала через мертвую тишину зала, а потом поднималась по широкой каменной лестнице, чувствуя рядом с собой ровное дыхание мужчины, распоряжавшегося судьбами четверти мира. Она не осмеливалась повернуть голову, чтобы не показаться назойливой, и не рисковала отцепить от проекции точку восприятия, чтобы ненароком не загреметь по ступенькам. Конечно, проекция способна шагать и в автономном режиме, но сейчас определенно не время для опытов. Кто знает, как отреагируют телохранители, если она запнется и автоматически ухватится за Верховного Князя… Она лишь на пару секунд приоткрыла нейросканер навстречу эмоциям окружающих. От Верховного Князя исходила какая-то успокаивающая надежная сила, базирующаяся на могучем чувстве долга и целеустремленности. Где-то глубоко внутри тлел слабый огонек любопытства, но не презрительно-высокомерного, как у большинства, а доброжелательного, и мерцали искры добродушного юмора, направленного, впрочем, даже не на нее, а на Ольгу. От Ольги исходили те же эмоции, что отчетливо читались у нее на лице: панический ужас перед Верховным Князем, желание оказаться отсюда где-нибудь подальше, а заодно — автоматическая настороженность телохранителя, рефлекторно сканирующего пространство вокруг, даже когда в том нет необходимости. От беловолосого мужчины в сторону Верховного Князя текли слабое раздражение и та особая терпеливость, с которой взрослые относятся к проказам любимых детей. Определенно, он не одобрял присутствие здесь главы государства.

Графиня Марица тоже испытывала плохо подавляемое раздражение в смеси с бурлящим любопытством. Телохранители… телохранители не чувствовали ничего сверх того, что позволительно профессионалам. Их эмоциональные излучения оставались идеально спокойными, жемчужно-серыми в интерпретации нейросканера, почти полностью состоящими из ровного внимания, сконцентрированного на ней и Ольге. Ну что же, верно, с одной стороны. Именно они, девианты на расстоянии удара манипулятором, если рассуждать отстраненно, таят здесь наибольшую опасность для главы государства. С другой — если кому-то из них взбредет в голову ударить неожиданно, страж ничем не сумеет ей помешать. Интересно, почему на них обеих сразу не нацепили ошейники?

Она захлопнула свою раковину и вновь погрузилась в блаженную тишину эмоциональной глухоты. Бедная Яна! Как же она жила долгие годы, не имея возможности отстраниться от постоянного давления со стороны окружающих! Впрочем, наверное, она привыкла еще в детстве, как привыкают даже пусть к самому сильному, но постоянному шуму…

На втором этаже их группа прошла по тихому, слабо освещенному коридору до небольшой комнаты в торце здания, в которой треугольником вокруг низкого столика стояли три уютных плюшевых дивана. Солнечно-желтые обои и шторы, рассеянный свет и тихая, на грани слышимости, музыка создавали в ней расслабляющую атмосферу. Три телохранителя проскользнули вперед и расположились в углах комнаты, оставшиеся расположились вдоль стен в коридоре. Верховный Князь, однако, пропустил вперед Карину, Ольгу и Марицу, вошел сам и повернулся к тому, что шел перед Кариной:

— Топтобой, подожди со своими ребятами снаружи.

Телохранитель едва заметно пошевелился, устремив взгляд на Карину.

— Топтобой! — терпеливо произнес Тайлаш. — Если госпожа Карина Мураций или дама Ольга Лесной Дождь захотят меня убить, ты все равно не успеешь среагировать. Пожалуйста, подождите снаружи.

— У дамы Лесной Дождь скрытое оружие, — тихо произнес мужчина, почти не размыкая губ.

— Не проблема, — быстро сказала Ольга еще до того, как Верховный Князь успел отреагировать. — Я отдам.

Она неторопливо запустила руку за вырез кофточки и преувеличено-медленно вытащила небольшой пистолет. Держа за дуло, она протянула его телохранителю.

— Извини, Топта, забылась, — смущенно сказала она. — Привычка никуда без ствола не выходить…

Тот слегка кивнул и принял пистолет, сунув его в карман комбинезона. Затем он извлек из-за пазухи две тонких блестящих полоски. Встряхивание кисти, щелчок — и они расщепились надвое, выгнулись дугой и превратились в незамкнутые кольца. У Карины в ушах слегка зашумело от характерных внешних наводок блокираторов. Топтобой протянул их в сторону Карины и Ольги.

— Со всем уважением прошу надеть, — все так же тихо произнес он.

— Нет необходимости, — тон Верховного Князя оставался спокойным, но проскользнула в нем какая-то нотка, что заставила телохранителя опустить руку и, не произнеся больше ни слова, неслышной тенью выскользнуть из комнаты. Двое других последовали за ним.

— Нацеплять блокиратор на человека, умеющего его пробивать, глупость. Тем более в такой обстановке. Топта превосходный телохранитель, но уж слишком привержен шаблонам… — Верховный Князь раздраженно дернул плечом, затем повернулся к графине. — Марица, защита от прослушки включена?

— Разумеется, Тала, — графиня поджала губы. — Стала бы я иначе вас сюда вести! Между прочим, мог бы и предупредить заранее о своем появлении.

— Тогда я до тебя неделю не добрался бы, — усмехнулся тот. — Топтобоя чуть удар не хватил, когда я во время разговора с Крошем внезапно сообщил, что намерен нанести тебе визит, почти без охраны, без предварительного прочесывания местности, обыска присутствующих с пристрастием, размещения снайперов на господствующих высотах, обнесения дома колючей проволокой под током и тому подобного. По-моему, он всерьез раздумывал, не вырубить ли меня и не запереть ли в персональном сортире Кроша, пока я не одумаюсь. Обратно, наверное, за мной тяжелый танк пришлют.

— Танк я к себе не пущу! — решительно заявила Марица. — Чтобы он мне всю дорогу гусеницами раздолбал? Нет уж! Придется тебе до ворот пешком топать, заодно и жирок немного сгонишь. Ну, дорогой кузен, я тебе еще попомню сегодняшний визит! Гостей вон до смерти перепугал и заинтриговал одновременно. Полночь на дворе, я их уже разгонять хотела начать ненавязчиво, но ведь теперь никуда не уйдут, пока ты сам не отвалишь. Как же, такой случай выпал тебе на глаза попасть вне расписания! Что теперь, до утра не спать? У меня на девять утра косметический салон запланирован, между прочим!

— А ты им намекни, что я сегодня злой. Что головы рублю всем подряд, — подмигнул Тайлаш. — Но времени действительно много. Если ты нас извинишь…

— Ладно, ладно! — графиня закатила глаза. — Я женщина умишком слабая, мне не до высоких политических материй. Пойду изображать из себя хозяйку бала. Если что, зови. Не тушуйтесь, девочки, он до смерти казнит только по златодням, а в остальное время довольно добрый, лишь в тюрьме гноит без суда и следствия.

Она подмигнула Ольге с Кариной и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой створки.

— Прошу вас, дамы, присаживайтесь, — Верховный Князь указал на один из диванов и сам опустился на другой. — Госпожа Мураций, позволь представить тебе рыцаря оой-графа Кроша Сноповайку, моего министра внешних сношений.

Беловолосый мужчина с достоинством кивнул, опускаясь на третий диван.

— Приятно познакомиться, блистательный господин рыцарь оой-граф, — нерешительно проговорила Карина. — Блистательный господин рыцарь… повелитель… Верховный Князь… нижайше прошу простить, я не ожидала встречи и не выучила, как правильно обращаться…

— По протоколу ко мне положено обращаться «Повелитель». На публике тебе придется говорить именно так. Плюс есть дополнительные тонкости. Однако сейчас мы общаемся наедине и как частные лица — ну, насколько я вообще могу играть роль частного лица — а ты наши формулы не знаешь и все равно запутаешься. Так что этикет мы опустим, «господин» и «госпожа» вполне сгодятся.

— Спасибо, господин Тайлаш. Великая честь для меня встретиться с тобой, — Карина приподнялась с дивана, чтобы еще раз поклониться. — Я и не мечтала увидеть тебя так скоро…

— Однако же мечтала увидеть хоть когда-то? — усмехнулся Тайлаш. — Ха! Ты просто еще ни разу не имела дело с моей канцелярией. Добиться через нее аудиенции со мной немногим проще, чем разгромить Дракона. А для иностранца, не являющегося официальным представителем дипломатической службы или главой государства, так и вообще невозможно. Отчасти поэтому я решил встретиться с тобой сразу. Но главная причина в том, что через четыре часа у меня начинается давно запланированный визит в Фитцер и еще несколько городов на западе страны, и вернусь я оттуда не ранее, чем через неделю. Хочу предупредить сразу — вторую личную встречу мы организуем не скоро. Прости меня, но формально для публики мы с тобой в совершенно разных весовых категориях. А протокол вынужден соблюдать даже я, иначе Дворянская палата и Совет регентов могут и обидеться. А у меня ни там, ни там сейчас даже уверенного большинства нету.

— Я понимаю, господин Тайлаш. Я не надеялась, что смогу встретиться с тобой до того, как мы уладим дела с международным признанием. Наверное, вообще не мое дело с тобой разговаривать. Я слишком мало пока понимаю в международной политике, чтобы быть тебе полезной.

— Иногда я ловлю себя на том, что понимаю немногим больше, — хмыкнул Верховный Князь. — Пока мы ехали сюда, я просмотрел твою биографию, так что понимаю всю затруднительность твоего положения. Не волнуйся так сильно. Как-нибудь разберемся.

— Благодарю, господин Тайлаш. Мне действительно пока сложно привыкнуть к своей новой роли. Но раз мы встретились… Пока я не забыла… вот.

Она запустила ладошку того, что выглядело ее рукой, за шиворот своей блузки и позволила всплыть на поверхность ладони двум картам памяти с записями послания. Со стороны, она надеялась, процесс выглядел как извлечение карт из скрытого на груди тайника. Только бы Ольга с ее объемным сканером ничего не заподозрила! Но кому их отдать? Поколебавшись секунду, она положила записи на столик точно посредине между Верховным Князем и министром внешних сношений.

— Здесь официальное обращение к Верховному Князю и просьба о международном признании. Рис настоял, чтобы его записала я…

— Кто настоял? — удивленно поднял бровь Тайлаш, забирая чипы и опуская их в нагрудный карман пиджака.

— Прошу простить. Панариши. Глава подпольного сопротивления, главнокомандующий нашей армии и фактический диктатор Сураграша в настоящий момент. Ольга наверняка упоминала его в своих докладах. Прошу, господин Тайлаш, не питай иллюзий: я пока что лишь публичная ширма для его деятельности. Я делаю так, как он говорит, потому что не имею и тысячной доли его политического опыта. Так вот, Рис настоял, чтобы послание, которое наверняка представят Дворянской палате, наговорила я. Он не любит светиться на публике и не намерен занимать официальные должности в правительстве — по крайней мере, в ближайшее время. И он полагает, что раз уж я стала символом перемен в Сураграше, то должна играть роль до конца. Однако публичная роль и реальное положение — две разные вещи. Прости, но на сей раз ты имеешь дело всего лишь с куклой-марионеткой.

Она слегка поежилась, но тут же заставила себя откинуться на спинку дивана и подавить нервную дрожь.

Верховный Князь несколько секунд испытующе рассматривал ее, потом переглянулся с министром.

— В качестве ширм обычно выбирают совсем других личностей, — наконец отрицательно качнул он головой. — Не таких сильных, как ты. И ни у одной ширмы не хватит не то что духу — мозгов для подобного заявления. Госпожа Мураций, я понимаю, что у тебя нет ни опыта руководства страной, ни навыков политической игры, но они — вещи наживные. Главное, что у тебя есть умная голова и желание учиться, а это уже гораздо больше, чем у большинства сотрудников в ведомстве Кроша. Да что там — во всем моем правительстве! Но хватит на тему ширм и марионеток. Нам всегда приходится жить не с мечтой, а с тем, что есть. А здесь есть ты, а не Панариши. Ты прибыла в страну только для того, чтобы передать послание? Или намеревалась заняться чем-то еще?

— Ну… — Карина задумалась. — Я хотела познакомиться с господином Крошем, — она слегка поклонилась беловолосому, — или хотя бы с чиновником в министерстве, который занимается Сураграшем. Но раз департамент теперь возглавляет Ольга, — она взглянула на свою уже слегка отошедшую от шока и внимательно слушающую компаньонку, — наверное, я больше не стану навязываться. Я только надеялась, что Ольга завтра прогуляется со мной по городу и покажет его как следует. Еще я хочу посмотреть сына господина Стораса Медведя — возможно, я смогу что-то сделать с его параличом. И…

Она еще раз неспокойно пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Вот и настало ее время впервые сделать ход на тайной политической доске, пусть и по чужой подсказке.

— И еще я должна на словах передать следующее: мы надеемся, что Четыре Княжества признают новое правительство Сураграша в самое ближайшее время. Взамен мы готовы немедленно признать суверенитет Четырех Княжеств над областями Муналлах и Чукамба, а также оказать посильную помощь в ликвидации сопротивления остатков Дракона на указанных территориях. Не военную, нет, но информацией об их основных горных укрытиях, складах и тайниках, путях транзита и так далее.

Министр внешних сношений крякнул. Брови Верховного Князя медленно поползли вверх. Внезапно он захохотал, громко и заразительно, так что Карина даже против своей воли улыбнулась.

— Кем бы ни являлся ваш Панариши, я бы поостерегся играть с ним в «золотого генерала» на деньги, — отсмеявшись, сказал он. — Похоже, он на несколько ходов вперед ситуацию просчитывает. Пожертвовал пешку, чтобы обрести качество! Прости мой смех, госпожа Мураций, но я только что намеревался сказать тебе, что первым и безусловным требований в вопросе признания вашего правительства является как раз передача Княжествам Муналлаха и Чукамбы. Совет регентов не далее чем вчера уведомил меня о том в категорической форме, и партии консерваторов и «белых либералов» в Дворянской палате почти наверняка его поддержат. Видишь ли, госпожа Мураций, — пояснил он, — я далеко не так всемогущ, как может показаться из-за океана. Исторически сложилось так, что Регентский совет квалифицированным большинством может наложить вето на любое мое решение. Такая ситуация крайне редка, но не невероятна. Да и против трех четвертей голосов Дворянской палаты Верховному Князю без веских причин идти не принято. Так что отменить данное условие я бы не смог, даже если бы захотел — а я не хочу, — он тоном подчеркнул последние слова. — В общем, господин Панариши очень умело сыграл на опережение. Превосходно!

Он задумчиво потер щеку.

— Определенно, с ним мне хотелось бы пообщаться напрямую ничуть не меньше, чем с тобой, — резюмировал он. — Твои слова услышаны, госпожа Мураций. Что-то еще?

— Пока что все, господин Тайлаш. В ближайший период или два мы наладим защищенный спутниковый канал связи и обмен сообщениями между нами и ЧК. Тогда, надеюсь, наше общение облегчится. Сейчас я с глубочайшей благодарностью за встречу не смею больше отнимать твое время.

— Все-таки как красиво изъясняются в Катонии, прямо завидно… — отсутствующим тоном проговорил Верховный Князь. — Хорошо. Понятно. Теперь ты, дама Лесной Дождь. Крош сообщил мне, что ты назначена главой нового департамента по Сураграшу. Как обстановка с реорганизацией?

— Все в порядке, Повелитель… — прошептала Ольга, заливаясь густой краской. — Я… мы работаем… уже почти все готово…

— Ответ не принят, — нахмурился Тайлаш. — Задержки? В чем причина? Крош?

— Я отдал соответствующие приказы, — откликнулся министр. — Реорганизация идет, хотя я как-то не очень следил за ее ходом. Монотар, — он многозначительно взглянул на Тайлаша, — ей занимается напрямую.

— Твой первый заместитель? Дама Лесной Дождь, — Верховный Князь нахмурился еще сильнее. — Полный отчет о состоянии дел. Я слушаю.

— Я… написала запросы, Повелитель, как мне указали, — придушенно пискнула Ольга, вжавшаяся в спинку дивана и, кажется, мечтающая просто раствориться в воздухе. — Составила штатное расписание. Мне обещали, что ответят вближайшее время… решат… дадут помещения…

— Понятно. Еж — птица гордая, пока не пнешь, не полетит, — резюмировал Тайлаш. — Крош, ты вообще о чем думал, когда зеленую девчонку без наблюдения оставил? Ее же съедят и не заметят. Возьмешь дело под свой личный контроль. Через четыре дня, максимум через неделю департамент должен быть вчерне сформирован и начать работу. Выделишь ей в заместители опытного человека на первое время — барона Белого Кристалла или еще кого-то в том же духе, пусть натаскивает. До конца периода я намерен поднять в Дворянской палате сураграшский вопрос и хочу, чтобы у меня имелась полноценная информационная поддержка. И вот еще что. Дама Лесной Дождь, ты ведь вайс-баронесса?

— Да, Повелитель.

— Не годится. Встань, — Тайлаш рывком поднялся и повел плечами, потягиваясь. Ольга мгновенно вытянулась перед ним в струнку, не осмеливаясь даже дышать. — Протяни правую руку.

Княженка подчинилась, и Карина увидела, как отчетливо дрожат ее пальцы. Верховный Князь обхватил ладонью ее запястье, и та автоматически сжала свои пальцы вокруг его руки.

— Дама Ольга Лесной Дождь, — отчетливо артикулируя слова, тожественно проговорил Тайлаш. — Я, Верховный Князь Четырех Княжеств Тайлаш из царствующего дома Полевок, жалую тебя наследственным титулом графини без владений. С сего момента ты имеешь право на все связанные с ним привилегии и должна выполнять обязанности, которые потребует от тебя служба государству и мне лично как твоему сюзерену. Да будет так. Между прочим, отрывать мне руку в качестве благодарности совершенно не обязательно, — добавил он уже обычным тоном, разжимая пальцы. — У меня запасной пока что нет.

Ольга отдернула свою руку, словно от раскаленной печи, и спрятала ее за спину. Пунцовая краснота сменилась мертвенной бледностью так резко, словно кто-то повернул переключатель. Она упала на правое колено и склонила голову.

— Я недостойна, Повелитель… — севшим голосом пролепетала она.

— Мне виднее, достойна или нет, — сурово оборвал ее Тайлаш. — Встань. И сядь на место. Без полноценного титула ты не сможешь на равных воевать с кучей недоброжелателей, которых у тебя немедленно нарисуется сверх меры. Официальное оповещение выйдет завтра, так что время свыкнуться с мыслью у тебя есть. Госпожа Мураций, — он снова повернулся к Карине, усаживаясь, — сколько времени ты намерена провести у нас?

— Мне хотелось бы вернуться домой… в Сураграш завтра вечером. Дел много, — Карина извиняющеся улыбнулась, — а завтра вечером в начале седьмого в Граш, в Джамарал, как раз вылетает самолет. Он редко летает, раз в неделю, так что хотелось бы успеть на него. А уже оттуда меня заберет наш вертолет.

— Не беспокойся о самолетах. По первому твоему запросу тебе организуют спецрейс в любой город Граша или Катонии в удобное для тебя время. До тех пор чувствуй себя как дома. МВС позаботится о твоих нуждах. Сообщишь даме Лесной Дождь о дате и времени отлета, она организует. Дама Лесной Дождь, кто обеспечивает защиту госпожи Мураций? Разведка или Дворцовая охрана?

— Защиту? — Ольга, осторожно присевшая на самый краешек дивана, снова заалела. — Повелитель, защиту госпожи Мураций пока что обеспечиваю я. Я телохра…

— Что за детский сад! — досадливо поморщился Тайлаш. — Дама Лесной Дождь, забудь о прошлой жизни. Ты больше не служишь ни в СВР, ни, тем более, в службе охраны. Чиновник не может одновременно являться телохранителем, у него совсем другие обязанности — не говоря уже о том, что его самого следует охранять. Когда ты начнешь плотно заниматься делами своего департамента, у тебя времени ни на что другое не останется. И вообще, чем быстрее ты забудешь свои замашки охранника, вроде манеры все время прятаться в тени, тем лучше. Первое, что сделаешь по завершении нашего разговора — обратишься в департамент охраны МВС. Стандартный протокол: телохранители, спецмашины и тому подобное.

— Господин Тайлаш, пожалуйста, не нужно! — вскинулась Карина, умоляюще стиснув руки. Только под пристальным надзором ей и не хватало оказаться! — Я не нуждаюсь в охране. Я девиант первой категории, мастер Пути и… и ты ведь знаком с «Черным квадратом», я знаю! После событий в Сураграше я защищена дополнительно. Теперь мне невозможно причинить вред с помощью огнестрельного оружия или даже «розы». И я вот-вот отправлюсь домой. Умоляю, не нужно охранников. Ольга будет сопровождать меня по городу, а она квалифицированный телохранитель. Мы прекрасно защитим друг друга. И машины не нужно, я люблю ходить пешком. Пожалуйста!

— А если с тобой все же что-то случится? — Верховный Князь нахмурился.

— В присутствии Ольги и с моими возможностями — ничего не может случить. Господин Тайлаш, я беру на себя полную ответственность за свои поступки. Если же я во что-то вляпаюсь, пусть всем станет известно, что вина всецело моя.

— Хорошо. Дама Лесной Дождь, тем не менее, Дворцовая охран с тобой свяжется, согласуете детали взаимодействия. И ни на шаг от госпожи Карины. Ты персонально отвечаешь за ее безопасность, пока она присутствует в нашей стране.

— Да, Повелитель! — четко кивнула Ольга. — Будет выполнено.

— Надеюсь на то. Теперь же, если ни у кого нет дополнительных вопросов… — Он сделал короткую паузу. — Мне пора. Крош, не забудь — максимум неделя. Госпожа Мураций, прошу сопроводить меня до выхода.

— Да, господин Тайлаш, — с готовностью кивнула Карина, вскакивая. — Я готова.

В коридоре телохранители снова окружили их безмолвным кольцом. Уже возле лестницы Верховный Князь взял Карину под руку твердыми пальцами и слегка притянул к себе, так что по лестнице они спустились бок о бок. В ярком свете люстр столпившиеся у выхода из обеденного зала разряженные гости зачарованно наблюдали, как они неторопливо спускаются по лестнице, сопровождаемые министром внешних сношений, точно так же ведущим под руку Ольгу. Давешняя корреспондентка стояла впереди всех, почти навалившись на сине-красного гвардейца охраны, и ее правый глаз снова закрывала зеркальная плашка контроль-панели камеры, а губы слегка шевелились. Очевидно, она фиксировала сей судьбоносный момент для истории. С противоположной стороны, из-за лестницы, торчали головы обслуги. Все время, что они шли через холл, в нем стояла глубокая тишина, нарушаемая только стуком подошв по каменному полу. Графиня Марица, поспешно пересекшая пустое пространство, остановилась возле выхода рядом с хранителем поместья Досохом, но тоже молчала.

В трех шагах перед дверью. Тайлаш остановился, выпустил локоть Карины и повернулся к ней.

— Госпожа Мураций, — хорошо поставленным голосом, заполнившим холл, произнес он. — Мы благодарим за знакомство и выражаем надежду, что отношения между нашими странами в скором времени выйдут на качественно иной уровень. Дама графиня Лесной Дождь, — титул он резко подчеркнул голосом, — мы ожидаем, что в ближайшее время твой департамент заработает в полную силу. Просим приложить все усилия. Кузина, — он коротко кивнул Марице, — заскочи как-нибудь в резиденцию, когда я вернусь, пообщаемся в спокойной остановке.

Он слегка подмигнул Карине и вышел в дверь, широко распахнутую согнувшимся почти вдвое Досохом. Рассредоточившаяся по холлу охрана последовала за ним, и один из телохранителей на ходу сунул Ольге ее пистолет, который та тут же упрятала в кобуру под жакет.

— Почти час ночи, ну надо же! — пробормотал министр, бросив взгляд на наручные часы. — Марица, я тоже, пожалуй, не стану задерживаться. Спать хочется, сил никаких нет. Пахнет у тебя, — он втянул носом воздух, — замечательно вкусно, но как-нибудь в другой раз.

— А обещал, что задержишься! — с упреком откликнулась графиня. — Ну, что с тобой поделаешь, с таким занятым… Забегай, не забывай.

— Разумеется, — Крош тряхнул своей шикарной белой гривой. — Госпожа Мураций, значит, ты намерена отбыть завтра вечером?

— Да, господин министр.

— Тогда, дама Лесной Дождь, завтра у тебя отгул для сопровождения госпожи Мураций. Послезавтра с утра жду тебя в министерстве. С тобой свяжутся. Я непростительным образом пустил дело на самотек, и это нужно срочно исправлять.

Он коротко поклонился и вышел вслед за князем. В этот момент от крыльца сорвался кортеж из пяти длинных черных легковых автомобилей и двух широких фургонов, и над ним в воздухе в свете фонарей тут же скользнули два иссиня-вороных, хищных и почти бесшумных вертолета с угрожающе выглядящими внешними пулеметными турелями. Затарахтели, раскручиваясь, винты транспортных вертолетов, и оцепляющие дом гвардейцы побежали к ним, запрыгивая внутрь. Воздушные машины поднялись в воздух и унеслись вслед княжескому кортежу практически одновременно с одиноким автомобилем министра.

— По-моему, на сегодня мне достаточно, — Карина потерла лоб рукой и слегка зевнула. Ей страшно захотелось спать. Она понимала, что сонливость — лишь реакция на психологическую перегрузку, но поделать с собой ничего не могла. — Госпожа Марица, прошу меня извинить за доставленные неудобства, но мне, наверное, тоже пора. Нужно в себя прийти.

— Да и мне тоже, — пробормотала рядом Ольга. — И еще неизвестно, кому больше нужно. Марица…

— Я все понимаю, девочки, — успокаивающе кивнула та. — Если хотите сбежать, я мешать не стану. Мой дом для вас всегда открыт, так что если появится желание поболтать по-женски, заглядывайте на огонек. Шофера дать?

— Спасибо, не надо, — Ольга залезла в карман пиджака и порылась в нем. — А, я же отдала ключ… Марица, я не настолько потрясена, чтобы за руль не удержаться. Хотя и близко к тому, надо сказать.

— Ну, тогда до встречи, — снова улыбнулась графиня. — Не забудьте завтра «Свечу» почитать. Ох, догадываюсь я, что в ней напишут…

Провожаемые взглядами публики, Ольга с Кариной спустились с крыльца и встали у его подножия. Несколько секунд спустя к ним лихо подкатила ольгина машина, и выбравшийся из нее давешний паренек почтительно передал княженке ключ. Интересно, он что, на память запоминает, кому какая машина принадлежит? Или ему как-то сигнализируют?

— Ну и приключение! — вздохнула новоиспеченная графиня, выруливая из ворот на пустынную по ночному времени автотрассу. — Чего угодно я ожидала, но чтобы вот так титул огрести… Ну что, Карина, в гостиницу? В нашей, ведомственной, для тебя номер заказан. Все за наш счет, и тут даже и не думай сопротивляться, протокол требует. Завтра с утра отоспишься, а потом по городу гулять отправляемся. Так?

— Да. И не забыть зайти к сыну господина Медведя. Я хочу посмотреть, что у него с позвоночником.

— Обязательно.

— Ольга, я с Рисом пообщаюсь немного, ладно?

— Давай.

«Рис, ты еще в канале?»

«…да. Хотя внимательно не вслушивался. Потом еще раз запись вместе посмотрим. Но по первому впечатлению все прошло просто превосходно».

«Он Ольгу графиней назначил».

«Да, я заметил. Ты оценила представление, которое он устроил под конец?»

«Представление»?

«Значит, не оценила. Кара, в Княжествах тысячи, если не миллионы человек безнадежно мечтают хотя бы о пятиминутной аудиенции с Верховным Князем. Даже для титулованной особы без дела к нему пробиться не так-то легко. А тут он полчаса лично треплется с никому не известной иностранкой в компании с министром, да еще и публично, в присутствии корреспондента влиятельной газеты, разгуливает с ней под ручку. А для того специально приезжает, внезапно изменив свое расписание. Он явно и недвусмысленно дал понять публике, каков твой реальный статус и какое положение с данного момента занимает Ольга. Если раньше тебя не воспринимали иначе, чем диковинного зверька из диких джунглей, то теперь ты серьезная политическая фигура. Учись следить за своими словами. Наивная непосредственность, которую ты продемонстрировала Князю во время встречи, хороша однократно. Продолжать придерживаться тех же манер и дальше означает поставить под сомнение твои умственные способности. Перед следующим визитом займись местным этикетом, чтобы не выглядеть неотесанной деревенщиной».

«Ой, мама…»

«Сама согласилась Кисаки стать, а я тебя честно предупреждал, между прочим. Все, не отыграть назад, пропагандистская сеть на полную мощность работает, даже если и захотеть, не остановить. Ну, у меня дела, я и так параллельно две проекции веду. Потом поболтаем. Конец связи».

«Конец связи».

— Ольга, а что я с Верховным Князем под руку прошла, действительно большое значение имеет?

— Еще бы! Он так только с родственницами да с ближайшими политическими союзниками ходит. Ох, Кара, меня же сожрут теперь заживо!

— Почему?

— Хорошо тебе ничего не знать и не бояться… Он публично продемонстрировал, какое огромное значение теперь Сураграшу придает. С тобой при всех говорил, мне новый титул присвоил и лично указания дал. Я теперь глава нового самостоятельного департамента, за которым наблюдает сам Верховный Князь, и при том никто. Пустое место! Выскочка, вчерашняя промежуточница, позавчерашняя мещанка, непростительно молодая девчонка, в двадцать семь внезапно оказавшаяся директором важнейшего отдела. Грубая неотесанная плебейка, ртом из котелка суп хлебающая, без друзей, без союзников, даже без влиятельных родственников! На мое место сейчас столько родовитых могущественных уродов нацелится, что меня просто растопчут и даже не заметят. Хорошо, если только меня зашибут, а если еще и родителям достанется рикошетом? Пойти, что ли, с утречка к господину Медведю и попроситься обратно в телохранители? Там, по крайней мере, как максимум рискуешь на пулю нарваться…

— А я думала, что одна в такой переплет попала, — вздохнула Карина. — Не переживай, Онка. Справимся. Вечер — паникер, утро — утешитель. Лучше расскажи, что вон там над городом за башня такая светится?..

* * *

Ночные улицы оказались пустынны, и до ведомственной гостиницы они добрались за десять минут. Она оказалась двухэтажным особняком с покатой крышей, расположенном в обширном парке в центре города. Парк окружала высоченная, сажени в две, металлическая решетчатая изгородь, увенчанная поверху острыми пикейными наконечниками. Охранник на въезде просканировал пелефон Ольги, и они подкатили к входу, припарковавшись на пустой стоянке возле невысокого крыльца. Снаружи оштукатуренный серым дом казался неказистым, но сразу за входной дверью обнаружился большой сверкающий холл с ворсистым ковром на полу, удобными кожаными диванами и креслами по периметру, с зеркалами, пальмами в кадках и встрепенувшейся за полированной стойкой девушкой-администратором.

— Доброй ночи, — поздоровалась Ольга. — Номер для госпожи Карины должны были заказать сегодня днем.

— Добрый вечер! — девушка просияла улыбкой так, словно ей сообщили о миллионном выигрыше в лотерее. — Да, разумеется, номер подготовлен. Кто из вас госпожа Карина Мураций?

— Я, — откликнулась Карина. — Паспорт нужен?

— Если возможно, госпожа. Твоих данных нет в нашей базе, а мы должны выполнить некоторые формальности, связанные с регистрацией пребывания у нас иностранцев. Не беспокойся, госпожа, у нас регистрация выполняется по упрощенной процедуре, от тебя потребуется только подпись на бумажной форме.

— Сейчас… — Карина покопалась в сумке, отпихивая в сторону блузку и шорты, занявшие почти весь ее объем, и с трудом вытащила цепляющуюся углами пластинку паспорта. Уже протянув ее администратору, она смутно почувствовала, что что-то не так. Но было уже поздно.

— Карина Камэй… — прочитала администратор, поднимая недоуменный взгляд. — Госпожа, ты ведь Карина Мураций? Почему в паспорте неверная фамилия?

Карина заледенела. Она вообще не планировала останавливаться в гостиницах, рассчитывая одну или две ночи, которые проведет в ЧК, провести в прогулках, сместив сумку в крестоцинскую квартиру. И уж тем более она не могла и помыслить о том, что ее начнут селить в ведомственные гостиницы, бронируя номера на ее подлинное имя. Вот так попала! Интересно, вызовет девица полицию? Или просто выгонит их на улицу как наглых самозванок?

— Я директор Сураграшского департамента, — вмешалась Ольга, протягивая администратору свое удостоверение. — Извини, удостоверение пока что старое, новое сделать не успели. Номер заказывали по моему указанию. Вероятно, секретарша что-то перепутала. Разумеется, Карина Камэй, все верно.

— Вот как? — девица с сомнением посмотрела сначала не нее, потом на Карину, ее улыбка поблекла. — Э-э-э… дама Лесной Дождь, я не уверена… Впрочем, — она тут же просияла снова, — уверена, что разобраться с данным недоразумением мы сможем и утром. Новых гостей сегодня точно не планируется, так что ничего страшного. Одну минуту, госпожа…

Администратор сняла данные с паспорта в терминал, перечитала появившуюся на экране форму и одним движением стила отправила ее на печать.

— Распишись здесь, госпожа, — она ткнула пальцем в нижнюю часть бланка, другой рукой протягивая архаичную пишущую ручку. — Да, здесь… спасибо. Пойдем, я провожу тебя в номер.

«Номер» оказался огромным помещением, занимавшим, наверное, половину первого этажа. Из чудовищных размеров, три на три сажени, центральной комнаты две двери вели в спальни, а еще две — в ванную и туалет. Обстановка в нем оказалась под стать той, что в холле: ковры с высоченным ворсом едва ли не по лодыжку, мягкая кожаная мебель, полированные шкафы черного дерева, висящий на стене телевизор, хотя и плоский, но с двухсаженной диагональю, необъятных размеров холодильник, почти неслышно урчащий компрессором, открытый бар с пестротой бутылочных наклеек, расставленные по углам мягко светящиеся торшеры и тому подобные предметы совершенно бесстыдной роскоши.

— Это что, мой номер? — с ужасом спросила Карина.

— Да, госпожа Камэй, — извиняющеся посмотрела на нее администратор. — Прости, наш единственный одноместный люкс занят, пришлось поместить тебя в двухместный полулюкс. Разумеется, к тебе никого не подселят.

— Я не про то, — замахала свободной от сумки рукой Карина. — Госпожа, мне вовсе не нужна комната таких размеров. Мне от номера нужны кровать, душ и пара стульев. И размеры в пять раз меньше. Тут же спать все равно, что посреди площади! И бар мне не нужен, я же не пью!

— Извини, госпожа, у нас нет таких номеров. Самый маленький — примерно в половину этой комнаты.

— Кара, не вредничай, — вмешалась Ольга. — Как-нибудь уснешь. И в бар тебя никто силой не тянет. Не заставляй людей суетиться ночью, завтра разберемся с твоей скромностью. Есть хочешь? Можно заказать ужин в номер.

— Мы же только что с ужина! — помотала головой Карина. — Куда больше?

— Что-то я не заметила, чтобы ты там много ела… аух-х-х… — неожиданно ее лицо перекосило от тщетно сдерживаемой зевоты. — Ну, смотри. Захочешь — обращайся к администратору. А я домой поеду, посплю немного и в себя приду. Заодно квартиру проведаю, неделю туда не заглядывала. Во сколько завтра тебя забрать? В восемь?

— Давай в девять, чтобы мы обе отоспаться сумели.

— Договорились. Ну все, Кара, спокойной ночи.

Ольга помахала рукой и вышла.

— Госпожа Камэй, тебе нужно что-то еще? — поинтересовалась администратор. — Не стесняйся, все бесплатно. Расходы оплачивает Министерство внешних сношений.

— Нет, спасибо, госпожа, больше ничего не нужно, — отказалась Карина. — Прости, что побеспокоили тебя поздно ночью.

— Это моя работа, госпожа Камэй, — улыбнулась девушка. — Мне платят жалование за то, чтобы меня беспокоили в любое время суток. Кодовый ключ я оставляю на столике — смотри, вот он. Пожалуйста, оставляй его дежурному, когда покидаешь отель. Завтра с утра позвони мне и сообщи, во сколько тебе подать завтрак и что ты желаешь видеть в меню. Коммуникатор на столе, вызов администратора — код ноль. Звони в любое время и не бойся побеспокоить лишний раз. Приятного отдыха.

И она вышла, прикрыв за собой дверь.

Карина аккуратно поставила в угол сумку и огляделась еще раз. М-да. Если сдвинуть в сторону столик посередине номера, здесь несколько пар вполне комфортно могут отрабатывать техники Пути, с бросками и кувырками. Мини-спортзал, а не комната. Она заглянула в одну из таких же невменяемо-огромных спален и поежилась Наверное, она не смогла бы заснуть здесь, даже будучи человеком. И чем прикажете заниматься до утра?

Самый простой способ — положить тело в кровать, включить имитацию глубокого сна и уйти в виртуальность, в небольшой уютный рабочий кабинет, который она соорудила себе специально на случаи вынужденного безделья в реальности. Страшно подумать, сколько времени она не следила за журналами! Сейчас, обладая фотографической памятью внешних колец и страшно удобным персональным библиотекарем-искином, ей куда проще работать с источниками, чем раньше. Но все равно работать нужно, если только она хочет поддерживать и повышать квалификацию. А она хочет. Она еще совершенно не готова расстаться с человеческой жизнью и превратиться в настоящего Демиурга, бездумно пользующегося плодами работы предшествующих поколений ученых!

Однако еще неизвестно, когда она появится здесь во плоти в следующий раз. Осматривать точкой восприятия местность тоже можно, но куда менее интересно, чем вживую. Не почувствовать кожей налетающий теплый ветер, не улыбнуться встречным детишкам, не купить какую-нибудь памятную безделушку, всласть поторговавшись с сувенирным лавочником… Появиться из воздуха в своем истинном обличье после официального «отлета» тоже нельзя — времена тайны и безвестности остались в прошлом, и ее может кто-нибудь узнать. И напяливать на себя чужие личины она тоже пока морально не готова. Ее и своя собственная физиономия устраивает.

Значит, ей следует полностью использовать открывшуюся возможность. Днем они с Ольгой вместе пойдут гулять, но город днем и город ночью — две очень больших разницы. Она хочет ощутить ногами залитую огнями фонарей брусчатку пешеходных проспектов, погулять по паркам, которых здесь на удивление много, посмотреть на подсвеченные снизу здания, пройтись по берегу реки, наблюдая за светящимися речными трамвайчиками — если подумать, то она никогда раньше толком не гуляла по речным набережным! Ни в Масарии, ни в Крестоцине рек нет, а в Оканаке у нее никогда не оставалось времени на прогулки.

Решено, идем на разведку. Местного времени — начало первого, значит, в Крестоцине — начало шестого. Часа через три можно подергать Тришши и переспросить у него насчет катонийских проституток, заманиваемых в ЧК. Наверняка он ничего не знает о проблеме, иначе полиция давно уже выпустила бы официальное предостережение. Возможно, даже следует познакомить его с господином Паваем — полицейские друг с другом всегда общий язык найдут. И нужно вернуться в отель до того, как появится Ольга — та может и обидеться, что ей не позволили выполнить ответственную миссию по охране высокопоставленной гостьи. Потом они первым делом отправятся к сыну господина Стораса. Ну, а потом… Рейс в Джамарал вылетает в начале седьмого — и она ни за что не позволит заказать ей спецрейс! Уйти от внимания и раствориться в воздухе в аэропорту пассажирке спецрейса куда сложнее, чем обычной.

Гулять! Только сначала нужно переодеться, чтобы ее никто не узнал ненароком.

Она сбросила надоевшую местную одежду — и почему она так плохо чувствует себя в юбках? — и надела вытащенные из сумки старые любимые шорты и майку. В конце концов, она нахальная невоспитанная иностранка, имеет право бесстыдно щеголять с голыми ногами. Да и ночью ее в такой одежде и с короткой стрижкой очень трудно отличить от мальчишки. Десяток местных купюр в тысячу гривен утонули-растворились под псевдокожей живота — на тот случай, если ей захочется купить какой-нибудь небольшой местный сувенир. Туда же отправился и фальшивый паспорт на имя Карины Камэй, а код коммуникатора с визитной карточки господина Павая перекочевал в ее персональное хранилище. Все? Все. Можно идти гулять. Ах, да… Вспомнив о промозглой уличной прохладе — почти в начале лета, как только они так жить могут? — она слегка повысила пороги чувствительности проекции. Теперь она не будет чувствовать дискомфорт даже при ноле градусов. Поколебавшись между спортивными тапочками и босоножками, выбрала последние и вышла, захлопнув за собой мягко щелкнувшую дверь.

Дежурный администратор за стойкой в холле вскинула на нее удивленный взгляд.

— Что-то не так, госпожа Камэй? — встревоженно спросила она.

— Все в порядке, госпожа, — Карина положила перед ней пластинку ключа. — Просто я пойду в город погуляю.

— Глубокой ночью? — поразилась администратор. — Госпожа, я настоятельно прошу тебя не выходить за пределы парка возле отеля. Ночью в городе неспокойно, можно наткнуться на грабителей или хулиганов.

— Спасибо за беспокойство, госпожа, но я девиант первой категории и мастер Пути. Я могу справиться с несколькими бандитами, вооруженными холодным и даже огнестрельным оружием, а насильник, напавший на меня, больше никогда никого не изнасилует.

— Но…

— Я понимаю, что мое намерение выглядит необычно, но я люблю гулять по ночам. Пожалуйста, не беспокойся. Я вернусь часам к восьми утра. Скажи, как мне пройти через охрану у ворот, когда я решу вернуться?

— Возьми с собой паспорт, госпожа Камэй, — пробормотала администратор. — У охраны есть списки постояльцев. Но все-таки лучше не надо…

Карина успокаивающе улыбнулась ей и вышла на улицу.

Уже шагая по дороге к воротам, она сообразила, что может совместить приятное с полезным. Если она начнет рассказывать Тришши насчет обманутых проституток, неплохо бы иметь живую свидетельницу из Катонии, которую обманом заманили в ЧК. С учетом местных нравов спрашивать у поздних прохожих, где располагаются публичные дома, или что у них тут, наверное, не стоит. Кстати, и самих публичных домов здесь наверняка нет, а женщины вынуждены искать клиентов в каких-нибудь грязных глухих парках или вдоль дорог и тайком водить их к себе на квартиры. Но наверняка они маскируются, чтобы не попасться на глазах полиции. Ну ничего. Она найдет. В конце концов, Демиург она сейчас или кто?..

* * *

— …и я, Тасса из Камуша, вызываю тебя, злодей Гураб ах-Коррибан, на поединок до смерти! Пусть наш спор разрешит воля богов, заключенная в моем мече! И не надейся ударить меня в спину, как королеву Тарону!

Камия гордо тряхнула челкой и отступила на шаг, отсалютовав мечом, стукнув им по круглому деревянному щиту. Хотя и фанерный, но тщательно оклеенный алюминиевой фольгой, в свете окружающих площадку фонарей он блестел совсем как настоящий, стальной. Жестяные пластинки на ее стеганой куртке отсвечивали и поблескивали.

— Я, Гураб ах-Коррибан, снова заявляю, что мой клинок не разил Тарону в спину! — угрюмо прорычал Тойма, поглубже натягивая на глаза глухой шлем. — Но моя гуланская честь не потерпит оскорбления от какой-то недотарсачки с севера! Я принимаю твой вызов, о несчастная! Молись богам, в которых ты веришь — Назине ли, Единому или еще кому, но я все равно выйду победителем из нашей схватки! Защищайся!

Он картинно взмахнул своей кривой саблей, и две фигуры закружились по площадке, настороженно вглядываясь друг в друга. Вся компания разразилась подбадривающими выкриками. Судья шагнул вперед и присел на корточки: ему следовало находиться поближе к поединщикам, но с размаху получить по голове, пусть и в шлеме, тяжелой деревянной палкой не улыбалось никому.

— Давайте уже, начинайте! — нетерпеливо сказал он. — Иначе обоим по десять штрафных нарисую.

Камия нарисовала мечом в воздухе восьмерку и прыгнула вперед, с размаху нанося рубящий удар, но Тойма успел отскочить в сторону, отведя удар саблей. Сидящий на спинке скамейки Камбален хмыкнул, отвернулся и принялся задумчиво перебирать струны гитары. Сегодня ночью на него нашло какое-то унылое настроение, и фехтование на мечах почему-то казалось ужасно скучным. Если бы не Камия, он бы просто никуда не пошел. Вообще он как-то охладел к игре в последнее время и все чаще ловил себя на нежелании участвовать в ролевках. Возможно, потому, что он здесь самый старший. Четвертый курс за плечами, осталось сдать сессию, и диплом химика-бакалавра почти в кармане. А впереди каникулы и пятый курс… и пора бы уже и определяться, чем он займется после университета. Не вечно же ему сидеть на шее у родителей! Вот так, наверное, и приходит старость — в размышлениях и заботах о будущем…

Он меланхолично взял пару аккордов, но тут же вздохнул и придавил струны ладонью. Музыка тоже не радовала. В этот момент неподалеку, на краю света и тени, он заметил невысокую мальчишескую фигурку. Несмотря на ночную прохладу — температура вряд ли держалась выше десяти градусов — на пацане были лишь шорты и майка. Лицо оставалось в тени, но если судить по росту и телосложению, вряд ли ему больше пятнадцати. Тоже, наверное, сбежал из дома от родителей. Только как он сюда попал? Центральный парк, конечно, место популярное, но не в три же часа ночи! Кроме ролевиков сюда мало кто рисковал соваться, тем более — в одиночку. Мальчишки…

Фигурка пошевелилась и шагнула вперед. Она приблизилась к Камбалену и остановилась на расстоянии вытянутой руки.

— Прости, господин, — негромко произнесла она мелодичным голосом, — ничего, если я присяду рядом?

Девчонка. Точно, девчонка, а не пацан, по крайней мере, если судить по короткой, но изящной стрижке и крохотным сережкам в мочках ушей. Интересно, у нее и в самом деле смуглая кожа, или это фокусы освещения? И выговор у нее какой-то странный.

— Садись, если хочешь, — Камбален пожал плечами. — Скамейка общая. Только имей в виду — на ней ногами натоптано. А ты чего одна ночью по парку бродишь?

— Я приезжая, — пояснила девчонка. — Я город осматриваю. Мне завтра уезжать, а ночью тоже интересно.

— Одна не боишься? Смотри, тут шпана бродит. Нас-то они опасаются, ученые, а вот тебя в кустах вполне прижать могут.

— Я незаметная, — пояснила девчонка. — Меня даже днем не увидеть, если не захочу. А ночью и подавно. Скажи, господин, а вы… кто? В доспехах, с мечами…

— Ролевики мы, — покровительственно пояснил Камбален. — Сессия начинается на следующей неделе, вот и оттягиваемся в ожидании на свежем воздухе.

— Сессия? — неуверенно спросила девчонка. — Какая сессия?

— Ну, в университете. У студентов не как в школе, контрольные они не пишут, оценки не получают. Только в конце семестра… ну, дважды в год, сдают экзамены. Это и есть сессия. Не слышала, что ли, никогда?

— Я знаю, что такое сессия, господин, — улыбнулась девчонка, и внезапно Камбален понял, что она куда старше, чем ему показалось на первый взгляд. Наверняка за двадцать. Щуплая только какая-то — ну да не всем же выглядеть коровами-переростками, как в порнофильмах. — Только почему сессия весной?

— А когда, если не в конце учебного года? — недоуменно уставился на нее парень. — Странная ты какая-то. Не осенью же ее сдавать!

— Прости, господин, я иностранка. Из Катонии. У нас учебный год начинается весной, в третьем периоде. И сессии у нас сдают в середине лета и в начале зимы. А у вас, получается, учебный год начинается осенью?

— А ты не врешь? — поразился Камбален. — Из Катонии? Точно? А ну-ка, докажи!

— Как, господин?

— Ну… не знаю. Скажи что-нибудь по-вашему.

— Мы говорим на том же общем, что и вы, — девчонка снова улыбнулась. Улыбка у нее оказалась хорошая — неяркая, но располагающая и доверчивая. — В государствах Северного пояса кое-где сохранились свои языки, но я их не знаю. Могу паспорт показать… Ой, — она замолчала. — Не могу, нет с собой.

— А зовут-то тебя как?

— Кар… Карха. Карха Камэй. Рада познакомиться, господин. Прошу благосклонности.

— Я Кумбален Водник, — Кумбален поставил гитару на скамейку рядом с собой. — А раз ты из Катонии, что как я тебе должен ответить по-катонийски?

— Рад знакомству, благосклонность пожалована, — сообщила девчонка. — Или просто «пожалована», если неформально. Вообще-то я старше тебя, так что просить благосклонности должен ты. Но разница невелика, так что можно и так.

— Старше? — Кумбален прищурил глаз. — А по виду не скажешь. Тебе сколько?

— Мне двадцать восемь лет, господин Кумбален. А тебе… двадцать? Двадцать один?

— Ничего себе «невелика разница»! — Кумбален спрыгнул со скамейки, стряхнул с нее грязь от своих сандалий и уселся рядом с Кархой. — Вот бы никогда не сказал.

В этот момент Камия наконец-то улучшила момент, когда Тойма зазевался, и с размаху уронила свой «меч» на его шею. Парень ойкнул от неожиданности, потерял равновесие и сел на брусчатку. Судья выбросил вверх руку.

— Чистая победа, — заявил он, и вся компания громко загомонила. Две девицы со второго (наверное, уже с третьего?) курса, несмотря на отчаянную холодрыгу щеголяющие в тарсачьих набедренных повязках и узеньких топиках, подскочили к горделиво озирающейся Камии и принялись ее тормошить с обеих сторон. Камия засмеялась, засунула меч за пояс и принялась отмахиваться от них. Тойма медленно поднялся, потирая шею, и сказал что-то, не слышное за криками. Камия дурашливо поклонилась ему, потом хлопнула по плечу и поцеловала в щеку. Кумбален ощутил острый укол ревности. Он вскочил, вложил два пальца в рот и громко свистнул.

— Эй, народ! — крикнул он, когда к нему обернулись. — Топайте сюда, у нас гостья!

Когда два десятка человек и три орка, бряцая и стуча доспехами и оружием, обступили их плотным кольцом, он указал на свою новую знакомую:

— Народ, познакомьтесь с госпожой Кархой Камэй из Катонии. Она туристка, наш город осматривает.

— Рада знакомству… — слегка растерянно проговорила девица.

— Во дает! — проговорил кто-то сбоку. — Ты что, действительно из Катонии?

— Да, госпожа. Э-э-э… приношу свои извинения, я не хотела вас отвлекать. Не обращайте на меня внимания.

— Как — не обращать? — удивился Кумбален. — Да мы впервые в жизни живую катонийку видим. Карха, ты не стесняйся, тут все свои.

— Как тебе понравилась схватка, госпожа? — с интересом спросила протолкавшаяся на передний план Камия. — А у вас тоже есть ролевики, да?

— Да, госпожа, кажется, есть. Но я как-то никогда с ними не сталкивалась, только в новостях иногда мельком видела. А у вас… красиво. Доспехи, мечи…

— Сами делаем! — гордо заявила Камия. — У нас клуб реконструкторов и исторического фехтования. Ты фехтованием тоже не занимаешься?

— Нет, госпожа, — иностранка смущенно улыбнулась. — Вернее, да… но немного. Я не люблю работать с оружием.

— А как любишь? — басом спросил Круг, на добрую голову возвышающийся над остальными. — Кулаками?

— Круг, помолчал бы, — раздраженно огрызнулась Камия. — Что цепляешься к словам?

— Ничего страшного, госпожа, — быстро сказала катонийка. — Я вообще драться не люблю, даже в спаррингах редко участвую.

— В спаррингах? — Камия стащила с головы шлем и озадаченно почесала вспотевшую встрепанную макушку.

— Ну… я иду по Пути.

— Ого! — уважительно проговорил из-за спин Вилька, уже расстегнувший судейские доспехи и стащивший защитный шлем. Народ расступился, чтобы его стало видно. — И какая у тебя лента, госпожа? У меня синяя, осенью хочу на коричневую сдавать.

— Зеленая, — каким-то обреченном голосом откликнулась Карха.

— Фигасе… — Вилька присвистнул. — Так ты мастер Пути, госпожа?

— Ну… да.

— Теперь понятно, почему ты ночью в одиночку гулять не боишься, — резюмировал Кумбален.

— Так, глупые людишки и кошки! — властным тоном заявила Камия. — Вы что к человеку пристали? Она вам что, музейный экспонат, чтобы на нее пялиться? У нас, между прочим, еще три схватки осталось. Чего расслабились? Четвертый час уже, а мне к пяти домой добраться надо, пока мать из ночной смены не вернулась. Если она мне из-за вас скандал устроит, всех поубиваю.

— Да, и в самом деле… — Вилька хлопнул себя по лбу. — Кто там следующим дерется? Давайте, а то я реально дрыхнуть хочу. У меня, между прочим, завтра перед экзаменом последний день, я когда готовиться должен?

— Ну вот, пришел лесник и все испортил, — разочарованно протянул кто-то, но ролевики, напоследок с любопытством оглядев Карину с головы до ног, снова потянулись к центру площадки, окружая ее кольцом. Вскоре рядом с Тумбаленом и Кархой осталась только Камия.

— Между прочим, я Камия. Камия Пастух, — сообщила она. — Не обращай на них внимания, госпожа Камэй. Народ у нас неотесанный, им лишь бы пялиться. Госпожа Камэй… — она замялась. — Раз ты мастер Пути, скажи — я хорошо фехтую? У вас вроде бы фехтование тоже изучают?

— Идущие по Пути в обязательном порядке изучают техники, направленные на защиту от палки, шеста и ножа, — пояснила иностранка, снова усаживаясь на скамью. — Собственно, половина техник изначально против холодного оружия и разрабатывалась. Но работе с тоскалой обучаются только желающие, а я никогда к фанатам железа не относилась. В последнее время, правда, пришлось учиться — жизнь заставляет, но я пока что не очень продвинулась. Ты хочешь совета, госпожа?

— Да! — Камия тряхнула головой. — Конечно, хочу!

— Ну, первый совет, госпожа, — серьезно посмотрела на нее катонийка, — никогда не драться, если можно избежать схватки. Размахивание мечами красиво выглядит в кино и на картинках. Но я хирург по профессии, госпожа Камия, я знаю, что делают с человеческим телом нож и пуля. Поверь, ничего красивого в том нет. Грязь, кровь и боль, а зачастую — и смерть.

— Я знаю, — нетерпеливо отмахнулась Камия. — Но я же не думаю, что этим, — она хлопнула себя по эфесу меча, — можно драться на самом деле. Мы ведь просто развлекаемся.

— Маска прирастает к лицу, госпожа, если носить ее слишком долго, — покачала головой Карха. — Чем больше у тебя невзаправдашних драк, тем больше ты привыкаешь реагировать на удар ударом, а то и бить первой. Игра — прежде всего метод обучения, и только потом — способ получить удовольствие. Но я не хочу читать тебе скучные нотации, я не твой мастер, а ты не моя ученица. Кое-что подсказать я тебе могу. Когда сражаешься, обрати внимание, как ты двигаешься. У тебя ноги прямые и негнущиеся, как палки, ты от любого толчка опрокинуться можешь, как только что упал твой противник. Приседай глубже. Гораздо глубже. Не шагай и не прыгай, а скользи подошвами по земле, так гораздо устойчивее. Попроси показать того молодого человека, который идет по Пути — прости, не запомнила его имени. И не блокируй рубящий удар лезвием своего меча — настоящий клинок быстро выщербится, а то и сломается. Вообще его не блокируй, дай чужому клинку соскользнуть по своему. Да, и еще — тарсачки не носили доспехов, как у тебя, они зачастую вообще в одной набедренной повязке дрались, чтобы мужчин-противников обнаженной грудью смущать. И твой щит слишком большой и массивный. Они — конницы, а у тебя вооружение, скорее, тяжелого пехотинца. А Элиза, которую вы зовете Тассой, хотя и пришла в Граш с севера, но никогда не сражалась в настоящем бою. Она шла по Пути и хотя и умела драться, но всегда оставалась советницей Тароны, а не воином или телохранителем.

— Спасибо, я запомню, — пробормотала Камия, неуверенно оглядываясь на Тумбалена. — Ну, я пойду. Мне с победителем еще раз драться. Тумба, ты… Ой, сморите! Тучка плывет! Эй, Тучка!

Она изо всех сил замахала появившейся на площадке девице в простой черной юбке и вязаной кофточке с отложным воротником. Тумбален слегка поежился, но ничего не сказал. Он вообще недолюбливал девиантов, даже таких свойских девчат, как Тучка. Недаром ведь говорят, что они внезапно с ума сходить могут. Свихнется, когда ты рядом окажешься, и останется от тебя только кровавый фарш…

Девушка изменила траекторию движения и приблизилась.

— Тусуетесь ночами где попало, — укоризненно сказала она. — А если гопники?

— Сама-то! — фыркнула Камия. — Молодец, что пришла, я уж думала, что не появишься. Я только что Тойму вчистую уделала, и вообще наверняка чемпионкой стану. Представляешь, мой олух, — она пихнула Тумбалена кулачком в плечо, — камеру дома забыл! А остальные кто на других понадеялся, кто всерьез намеревался ночью на пелефоны снимать. Вот и остался миг моего триумфа незапечатленным…

Она грустно вздохнула, но тут же встрепенулась.

— Тучка, познакомься с госпожой Кархой Камэй из Катонии, — она показала на иностранку. — Госпожа Камэй, это Тучка. Ну, вообще-то она Цилина Черная, но ее все Тучкой зовут, потому что…

Она замолчала. «Грозовой тучкой» Цилину звали за ее способность стрелять электрическими разрядами. Ее эффектор умел накапливать небольшие количества энергии и выпускать их с концов невидимых манипуляторов в виде крошечных синеватых молний. Данная способность полагалась всеми, в том числе самой Цинной, совершенно бесполезной, но осведомленные о ней близкие друзья прозвали девушку «Грозовой тучкой», что впоследствии сократилось до просто «Тучки». О происхождении прозвища и способностях Цилины Камия по страшному секрету поведала Тумбалену пару периодов назад, взяв с него клятву молчать по гроб жизни и не проговариваться даже на исповеди в церкви, куда тот раз в полгода все-таки забредал.

— Потому что могу по уху щелкнуть, если что, не хуже молнии, — весело закончила Цилина. — Добрый вечер, госпожа Камэй. Меня можно звать Тучкой, я привыкла. Прости мое любопытство, а как ты-то прибилась к этим взрослым детиш…

Она осеклась так резко, что Тумбален отчетливо услышал, как щелкнули ее зубы.

— Не верю… — неуверенно пробормотала она. — Такого в жизни не бывает. Карха… Карха Камэй… Госпожа, ты… ты… я тебя знаю. Ты…

— Наверное, в мире не существует девиантов, которые бы меня не знали, — Карха досадливо поморщилась. — А мне везет на встречи. Госпожа Цилина, да, ты права. Только молчи. Вслух не говори, ладно?

Такой потрясенной Тумбален Тучку не видел еще ни разу в жизни. Всегда веселая и жизнерадостная, несмотря на свой тайный порок, сейчас она походила на ребенка, увидевшего ангела, в сиянии сошедшего в небес.

— Да… да, госпожа Кар… Карха, — пролепетала она, запинаясь. — Не стану. Прости, я… для меня как-то совершенно неожиданно…

Она тряхнула головой, глубоко вздохнула и продолжила уже нормальным тоном:

— Я никак не ожидала, что когда-нибудь встречусь с тобой вживую. Прости, пожалуйста. У меня есть друзья-девианты, и я хочу лишь сказать, что мы все тобой восхищаемся.

Она нервно улыбнулась.

— Не стану тебе надоедать своими сумбурными излияниями. Тебя и так, наверное, уже достали. Ты у нас в туристической поездке, да? Иличто-то более серьезное… ой, нет. Я не спрашиваю. Но… есть шанс, что я могу пригласить тебя к нам в гости? В любой момент, когда тебе удобно?

— Боюсь, что не получится, госпожа Цилина, — Карха покачала головой. — Я завтра — точнее, уже сегодня — улетаю. Но я тоже хочу извиниться. Мне не стоило так огрызаться. Просто моя популярность меня действительно достает, и я… не сдержалась.

— Ничего страшного, госпожа, — быстро сказала Тучка. — Я понимаю.

— Спасибо, госпожа Цилина. Скажи, а что у тебя такой странный эффектор? Категория — первая или вторая, да? И что-то, чего я раньше не видела…

— Вторая. И накопление статического электричества. Могу маленькими молниями на десяток сантиметров стрелять. Ни на что не годная способность, полжизни бы отдала за что-то полезное, вроде твоих…

— Ну, польза от твоего эффектора могла бы найтись в определенных обстоятельствах, — Карха задумчиво потерла подбородок. — Ты на кого учишься?

— На химика-технолога.

— Да, тогда от него мало проку. Однако… — Иностранка заметно заколебалась. — Однако у тебя вторая категория. Если хочешь, научу одному маленькому фокусу, твой лимит веса должен позволить.

— Хочу, конечно! — горячо проговорила Тучка. — А какому?

Иностранка перевела задумчивый взгляд на удивленно смотрящую на нее Камию.

— Госпожа, — спросила она, — скажи, а щит у тебя прочный? Человека выдержит?

— Выдержит, — кивнула та. — Тумба как-то раз спьяну на нем плясать пытался. Ничего ему не случилось. Щиту, я имею в виду, а Тумба потом неделю свой фингал тональным кремом мазал, пока весь не сошел. А что?

— Ты можешь одолжить мне его на несколько минут? Для демонстрации? Я легкая, меня он тоже выдержать должен.

— Конечно. Вот, держи, — Камия с готовностью выдернула руку из внутренней ременной петли и протянула щит Кархе. — Только недолго, а то мне сейчас снова драться.

— Да, я быстро. Госпожа Цилина, давай отойдем немного в сторону, чтобы лишнего внимания не привлекать.

— А мне с вами можно? — умоляюще спросила Камия. Тумбален внутренне напрягся. Он знал, что его подруга всегда чувствует, где и когда произойдет самое интересное. Впрочем, тут и чувствовать ничего не нужно. Если логически проанализировать весь разговор, то госпожа Карха Камэй наверняка и сама девиант. Не тот вывод, который стоит озвучивать при всех, но весьма интересный.

— И мне? — неуверенно спросил он. — Я никому не разболтаю.

— Да, можно, — кивнула иностранка. — И молчать не нужно. Госпожа Цилина, я научу тебя фокусу, но при условии, что ты расскажешь о нем всем своим друзьям с сильными способностями. А они передадут дальше. В разговорах, на форумах в Сети, где угодно. А то мне уже в СОБ намекали, что неплохо бы его напрочь засекретить, поскольку и здесь тоже государственные интересы задеты. Договорились?

— Да! — яростно кивнула Тучка. — Разумеется.

— Хорошо. Вон там, за кустами, кажется, подходящая полянка…

За густыми кустами, через который продралась компания, действительно нашлась небольшая утоптанная проплешина, на которой валялись пустые бутылки, бумажные тарелки, одноразовые вилки и прочий мусор, характерный для пикника. Очевидно, нашлись какие-то уроды из тех, что любят пожрать и выпить на природе, но вот прибраться за собой уже невмоготу. Тумбален ощутил острый укол стыда, что иностранка увидела этот свинарник, но та, не обратив на мусор внимания, осторожно положила щит на землю выпуклой стороной вниз. Затем она встала на него ногами и выпрямилась на полусогнутых ногах.

— Как известно, — лекторским тоном произнесла она, обращаясь к Тучке, — девиант не может воздействовать своими манипуляторами на самого себя. В частности, он не может сдвинуть себя с места. Однако он может поднять в воздух предмет, а предмет поднимет его. Примерно так…

И щит плавно взмыл в воздух.

Только что выпутавшийся из кустов Тумбален от неожиданности попятился и снова зацепился свитером за сучья и ветки. Рядом негромко вскрикнула Камия.

— Ну нифига себе… — пробормотала Тучка. — Ну нифига ж себе такое!..

Иностранка парила в воздухе на высоте примерно в полсажени и молча улыбалась. Камия шагнула вперед и осторожно дотронулась до щита кончиками пальцев, потом провела ладонью под ним.

— Он и в самом деле летает, — потрясенно проговорила она. — Тумба, он летает! Мой щит!

— На самом деле мы летаем с ним на пару, — сверху пояснила Карха. — Но вообще достаточно взять любую опору, вес которой в совокупности с весом оператора не превосходит силовых возможностей эффектора. Любую доску, пластину, диск, что угодно. Сейчас вектор текирского притяжения обратен вектору силы, приложенной к щиту, и они взаимно нейтрализуются. Но если тянуть щит не строго вверх, а чуть в сторону, то…

Она описала в воздухе небольшой полукруг.

— …то итог сложения векторов оказывается направлен в сторону, и можно перемещаться и по горизонтали. Кроме того, манипуляторы всегда удерживают предмет в одном положении относительно точки отсчета внутри эффектора. Так что приседая опускаешься, а привставая на цыпочки — поднимаешься, не изменяя силу, с которой работают манипуляторы. Понятно? — спросила она сосредоточенно наблюдающую Тучку.

— Да, госпожа, — кивнула та. — Можно мне попробовать?

— Конечно, — откликнулась иностранка, плавно опускаясь на землю. — Не можно — нужно. Ничего сложного после того, как поймешь общую концепцию. Просто удивительно, что раньше никто не додумался. Ноги согни в коленях и балансируй, держи равновесие. Можешь даже сесть на него, если так удобнее. И поначалу не поднимайся слишком высоко, полусажени вполне достаточно. Не бойся, я страхую.

— Поняла, — Тучка осторожно встала на щит и присела. — Пробую…

Деревянный диск судорожно дернулся и встал на ребро, после чего шлепнулся обратно, а Тучка, нелепо замахав руками, под странным углом зависла в воздухе.

— Я тебя держу, не барахтайся, — быстро предупредила иностранка. — Ставлю на землю, приготовься… Еще раз. Не дергай манипуляторы. Возьмись всеми тремя за края щита… распредели равномерно по окружности. Вот так. И аккуратно и очень медленно начинай тянуть. И-и-и…

Щит снова дернулся, и Тучка покачнулась, но на сей раз удержалась. Щит медленно, раскачиваясь, начал приподниматься от земли.

— Отрыв, — спокойно констатировала иностранка. — Поздравляю с первым полетом, госпожа Цилина.

Щит дернулся и рухнул вниз, впечатавшись в землю с отчетливым деревянным хрустом. Краем глаза Тумбален заметил, как болезненно дернулась щека Камии. Тучка замахала руками в поисках равновесия и таки удержалась, хотя и припала на одно колено.

— Ну нифига себе! — на сей раз восторженно повторила она. — Я летаю! Летаю!

— Ага, только щит я у тебя все-таки заберу, пока не сломала. Ну-ка, слезь с него, — Камия пихнула подругу в бок и подняла с земли запылившийся деревянный кругляш. — А для полетов я тебе метлу подарю, у меня дома в чуланчике стоит такая. Станешь порхать ночью над церквями и изображать из себя ведьму. Госпожа Карха, а так только девианты летать могу? Мне никак не научиться?

— К сожалению, — развела руками иностранка. — Но сейчас гравитоника активно развивается. Наверное, скоро появятся полноценные антигравы, хотя бы для автомобилей, и на них можно будет летать. Пока же — увы.

— Жаль, — Камия покосилась на подругу, стоящую посреди полянки с совершенно обалдевшим видом. — Эй, Тучка! Рот закрой, муха залетит.

Девушка вздрогнула и тряхнула головой.

— Госпожа Карина, большое спасибо за науку, — придушенно произнесла она. — Я… не могу даже выразить свою благодарность словами.

— Не надо, я ее чувствую, — иностранка улыбнулась. — Только меня зовут Карха.

— Да… да, конечно, Карха.

— Тогда мне пора, — сообщила иностранка. — Только… у меня вопрос есть. К вам троим. По совершенно другому поводу.

— Да, госпожа? — осведомилась Камия, внимательно осматривая щит.

— У меня… странный вопрос. У вас в стране, как я понимаю, такие задавать не принято, они неприличные. Заранее приношу нижайшие извинения, если я невольно оскорблю вас. Можно?

— Переживем, — хмыкнул Тумбален. — Валяй, спрашивай.

— Хорошо. Еще раз нижайше извиняюсь заранее. Мне нужно найти проституток.

— Что? — от неожиданности Камия уронила щит, а у Тучки глаза отчетливо полезли на лоб. — Проституток? Зачем, госпожа? У нас в стране проституция — преступление, за нее сажают.

— Еще раз нижайше извиняюсь, — виновато проговорила Карха, кланяясь. — Я знаю, что преступление, мне уже разъяснили. Говорят, что у вас есть проститутки из Катонии, которых заманивают сюда обманом и заставляют работать в скверных условиях, бьют, унижают… Я хочу найти их и поговорить. Выяснить, так ли это. Если да… у меня есть связи в нашей полиции…

— Ничего себе запросики… — пробормотала Камия. — Не знаю даже, что и посоветовать. Вряд ли кто-то скажет.

— Я тоже не знаю точно, — пожал плечами Тумбален. — На окраинах искать нужно, не в центре. У Золотого леса вот в смысле проституток дурная репутация. Я сам не знаю, только слухи передаю, — торопливо добавил он, увидев, как угрожающе сузились глаза подруги. — Только там очень опасно ночами. Я бы туда соваться не стал.

— Золотой лес — он где? — переспросила Карха.

— Большой парк на юге города. Он помечен на картах, туда метро ходит и моно. Но сейчас слишком поздно, разве что такси брать. Не суйся туда вообще, Карха, даже днем, на полном серьезе говорю. Там самые натуральные бандиты попадаются, из полных отморозков. Никакое умение драться не поможет.

— Спасибо за предупреждение, господин, — иностранка взглянула на него своими черными глазами, бездонными в падающих от фонарей тенях. — Я приму его близко к сердцу. А сейчас мне пора. Большое спасибо за помощь. Госпожа Камия, госпожа Цилина, господин Тубален, до свидания. Госпожа Цилина, не забудь рассказать другим о полете.

Она низко поклонилась, развернулась и неслышно нырнула в кусты, мгновенно растаяв в темноте.

— Странная она какая-то, — задумчиво сказала Камия, глядя ей вслед. — Проституток-соотечественниц ищет, ну надо же! Только кажется мне, что я ее где-то уже видела. Вот кажется, и все тут, а ухватить не могу. Тучка! А ну, колись — кто она такая? Я же видела, что ты ее узнала. Почему ты ее Кариной назвала?

Тучка неуверенно посмотрела на нее, колеблясь.

— Колись! — снова потребовала Камия. — Тучка, ты же меня знаешь — я с тебя не слезу, пока не расскажешь. Ну?

— Но она ведь здесь инкогнито. Она не хочет, чтобы ее узнавали.

— Ты уже узнала. И со мной можешь поделиться. И Тумба никому не скажет, правда, Тумба?

Она ткнула Тумбалена острым локтем в бок, и тот, вздрогнув, кивнул.

— Ну?

— Ладно, — сдалась Тучка. — Но только при условии, что никому больше. Обещаешь? Это Карина Мураций.

— Та самая Карина Мураций? — ахнула Камия. — Да врешь!

— Ну сама подумай, — пожала плечами Тучка. — Кто еще является одновременно врачом, мастером Пути и может с первого взгляда определить, что я девиант? Да еще и летать умеет, единственная в мире?

— Уже не единственная… Ну да, наверное. Точно. Сейчас припоминаю — в той весенней передаче она немного иначе выглядела, но и в самом деле похожа. Ну и дела…

— Да кто она такая? — не выдержал Тумбален, переводя взгляд с Тучки на Камию и обратно. — Карина Мураций — ну и что?

— Балда! — веско припечатала Камия. — Ты где последние периоды провел, на подводной лодке? Она…

Гвалт за кустами, где шло сражение, усилился, кто-то громко засвистел.

— Тасса! Камия! Тасса! — наперебой загалдели девчачьи голоса. — Ты где? Тасса! Тебя проигравшей сейчас объявят!

— Я им объявлю! — прорычала Камия, подхватывая с земли щит. — Эй, народ! — завопила она во все горло, продираясь сквозь кусты. — Только попробуйте, всех поубиваю! Я здесь! Иду!

— Так и останется сия тайна от меня сокрытой — кто же такая Карина Мураций, — пробормотал Тумбален. — Тучка, пошли отсюда, на скамейке удобнее. И гитару сейчас мацать начнут немытыми руками. Ты-то мне расскажешь, что за знаменитость нам сегодня на голову свалилась?

— Расскажу… — пробормотала Тучка. Она все еще выглядела немного ошарашенной, но уже явно пришла в себя. — Тумба, ты действительно всю весну на подводной лодке провел. Только сначала давай лезь вперед и расчищай проход даме…

19.06.858, небодень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

Пелефон завибрировал в кармане пиджака, когда Павай надевал ботинки в прихожей. Он ругнулся под нос — негромко, чтобы не разбудить мирно спящую Талинну. Кто может беспокоить его в шесть утра? Он торопливо обулся, вышел на лестничную клетку и прикрыл за собой входную дверь, одновременно доставая аппарат.

Номер на дисплее оказался незнакомым, картинка с пелефона вызывающего отсутствовала.

— Слушаю, — сказал он, направляясь к лифту. — Кто говорит?

— Господин Павай Лиственник, — прозвучал в трубке смутно знакомый женский голос с мягким катонийским акцентом, — приношу нижайшие извинения за такой ранний звонок. Говорит Карина Му… Камэй. Мы встречались вчера в аэропорту. Ты сказал, что работаешь с семи, и я подумала, что сейчас ты уже должен проснуться. Я не причиняю неудобств? Ты можешь разговаривать?

— Я могу разговаривать, госпожа Камэй. Но я сейчас войду в лифт, и связь на какое-то время пропадет. Я перезвоню тебе, когда выйду из подъезда на улицу.

— Нет, господин Павай, связь не пропадет. Я прошу твоей помощи. Я… попала в неприятности с вашей полицией, а госпожа Ольга Лесной Дождь сейчас, скорее всего, спит, и я не хочу пока ее будить. У нее вчера выдался тяжелый день.

— И какого же рода у тебя неприятности? — нахмурился криминалист. Двери лифта раскрылись, и он вошел в них, нажав кнопку нулевого этажа. Сигнал, как ни странно, действительно не пропал.

— Сложно объяснять по телефону. Но если вкратце, то я нашла тебе свидетельницу по той теме, что мы обсуждали вчера. К сожалению, обстоятельства чрезвычайно запутаны, и мне нужен следователь, которому можно довериться. Твое личное дело содержит о тебе много лестных отзывов, и я подумала, что лучше ты, чем тот грубый и невежливый господин полицейский, который меня задержал. Он не хочет меня слушать и все время угрожает, что отдаст под суд, хотя я ни в чем не виновата.

Павай нахмурился еще сильнее.

— Откуда у тебя доступ к моему досье, госпожа Камэй? — резко спросил он. — Ты не можешь его иметь. Ты лжешь!

— Господин Павай, у меня очень широкие возможности. Пожалуйста, мне нужна помощь. Если ты не вмешаешься, может случиться крупный международный скандал, в результате которого пострадает в том числе задержавший меня полицейский. Он невежлив и груб, но всего лишь честно выполняет свою работу. Я очень тебя прошу — прибудь в восьмой полицейский участок. Я нахожусь в камере предварительного задержания. Я могу надеяться на твое участие?

Двери лифта распахнулись. Криминалист вышел из него и направился к выходу на подземную стоянку. Участие? Ему к семи в аэропорт. Если не успеет, о планерке с подчиненными можно забыть — ночная смена уедет по домам, а дневная расползется заниматься своими непосредственными обязанностями. А ему есть, ох, есть что им сказать по поводу участившихся случаев наплевательства и раздолбайства!

С другой стороны, восьмой участок и опекаемый им в числе прочего Золотой парк, как он помнил, расположены на южной окраине города, и он почти не сделает крюка. Если девица и в самом деле вляпалась в неприятности с убийством, он хотя бы сможет дать ей совет. В ней, щуплой и невзрачной, тем не менее чувствовалась какая-то странная скрытая сила. И еще что-то, сразу располагающее к ней. Выглядела она в аэропорту весьма подозрительно, но криминалист не верил, что она способна по доброй воле совершить серьезное преступление, тем более — такое тяжкое, как убийство. Значит, нужно помочь. По крайней мере, он посоветует ей приличного и более-менее честного адвоката. И что она там сказала про свидетельницу?

— Господин Павай?

— Да, госпожа Камэй, я приеду. Но, сама понимаешь, я не могу вмешиваться в действия полиции, пока они официально не передадут дело АКР.

— Я чрезвычайно благодарна тебе, господин Павай, — прозвучало в динамике, и тут же звонок оборвался.

До восьмого участка криминалист добрался на удивление быстро. Пробки в этот ранний час еще не возникли, и уже через пятнадцать минут он поставил машину на стоянку перед отделением полиции. Издали махнув удостоверением направившемуся было к нему патрульному, он вошел в участок и оперся о барьер дежурного.

— Я капитан Павай Литвенник, Агентство криминальных расследований, — он снова предъявил удостоверение. Дежурный лениво взглянул на него и вопросительно приподнял бровь. — Некая Карина Камэй у вас содержится? Щуплая на вид, невысокая брюнетка, гражданка Катонии?

— А, катонийская проститутка… — протянул дежурный. — Есть такая. Задержали на пару со второй такой же. Что-то они там с клиентами не поделили, в результате три то ли жмура, то ли хорошо покалеченных. Старший следователь Трехзубый задержание проводил. Обе девки в «зоопарке» сидят. Трехзубый на месте, бумажки заполняет. Вон в ту дверь, у него стол в дальнем конце комнаты. Да он там сейчас один, не промахнешься.

— Спасибо, — буркнул Павай, отправляясь к указанной двери.

Следователь, хмурый мужчина лет пятидесяти в потрепанном сером костюме, сидел у дальнего окна в большом зале с массой столов. Он лениво шевелил пальцами в сенсорном поле, заполняя какую-то форму, судя по всему — стандартный протокол задержания. На криминалиста он обратил внимание, только когда тот встал прямо перед ним.

— Младший следователь майор Трехзубый. Чего надо? — недружелюбно спросил он, не поворачивая головы.

— АКР, — коротко сказал Павай, предъявляя удостоверение. — По поводу Карины Камэй.

— Уже? Я же еще оформить ее как следует не успел! — удивился следователь.

— Она позвонила мне и сообщила, что попала в неприятности. Что случилось? О каких жмурах речь?

— Вот закончу рапорт, передам акрам, тогда и разбирайся с ней сколько влезет, — недовольно огрызнулся следователь. — Сейчас некогда.

Вместо ответа Павай выразительно посмотрел на него, скрестив руки на груди и постукивая носком ботинка по полу.

— Я начальник смены АКР по Южному аэропорту, а ты младший следак в затасканном участке, — ровно сказал он. — Я вайс-граф, а ты мещанин. И я опаздываю на службу. Если настаиваешь, я могу начать действовать официально, а заодно устроить тебе веселую жизнь за отказ от сотрудничества. Но давай-ка мы не станем ссориться на ровном месте. Ты быстро расскажешь, что случилось, я переброшусь с ней парой слов и уеду по своим делам.

— Ну хорошо! — сдался майор. — Я работал по иностранным проституткам в Южном округе. Недавно мы вычислили сутенера. Осторожный, скотина, мы за ним всю период следили, и только вчера он прокололся. Мы его с вечера вели. Нашел он двух клиентов и сдал им девочку-иностранку в Золотом парке. Оба — мерзавцы еще те. Она не хотела с ними связываться, так сначала сутенер ей физиономию разбил, а потом еще и клиенты добавили. И только они ее начали на пару оприходывать, мы уже их брать приготовились, как появляется вторая шлюха и встревает не в свое дело. Никто не понял, откуда она взялась — я десятерых с собой взял, все вокруг перекрыли. Ну словно из воздуха сгустилась! В общем, один из клиентов попытался и ей врезать, а она…

Мужчина задумался.

— Честно говоря, я даже не разглядел, что она сделала. Будто танец какой-то сплясала. Вот первый на нее ломится, как паровоз по рельсам, и тут же вдруг въезжает мордой в дерево и в кровавых соплях сползает на землю. Второй амбал нож выхватывает и на нее бросается, после чего летит кувырком и вопит как резаный, а правую руку ему словно наоборот приставили, локтем вперед. Из-за кустов выскакивает сутенер, выхватывает ствол и начинает в нее палить. Я уж думал, что каюк ей, но он, к счастью, косорукий оказался, стрелять толком не умел, не попал ни разу. А она к нему этак бочком подскочила и в грудь кулачком ткнула, после чего он на пару саженей отлетел и газон как следует попортил. Потом все трое внезапно перестают шевелиться и вырубаются, а она кидается к первой, которая в соплях и слезах на земле валяется, и начинает ее тормошить. Тут я в себя пришел и дал сигнал к захвату. Всё, собственно.

— «Всё»? — поразился криминалист. — Она троих мужиков голыми руками завалила, хотя один из них в нее в упор палил, и ты говоришь — «всё»? Ты с чего вообще решил, что она проститутка?

— А кто еще? — пожал плечами Трехзубый. — Ты бы видел, как она одета! Ни одна порядочная дамочка в таком виде не станет в глухом парке ночью шляться, если только приключений на свою задницу не ищет.

— Слушай… как тебя по имени?

— Сайман.

— Слушай, Сайман, а если головой подумать? Ты хоть раз видел шлюху, способную голыми руками троих жлобов за несколько секунд ухайдакать?

— Ну… нет, — поколебавшись, откликнулся следователь. — Я и мужика-то такого живьем ни разу не видел, только в боевиках. А что? Ты вообще как здесь появился? Откуда ты знаешь, что она задержана?

— Она звонила мне минут двадцать назад.

— Это как же она умудрилась, из камеры-то? — Трехзубый почесал в затылке. — У нее точно аппарата нет, ее обыскивали. У нее вообще с собой ничего нет, кроме паспорта.

Мужчины встревоженно переглянулись.

— Знаешь что, Сайман, — медленно проговорил криминалист, — повремени-ка пока с протоколом. Те трое где?

— Скорая увезла, под конвоем.

— Запись велась?

— Разумеется! — обиделся майор. — Все по процедуре. Только с камеры в архив, наверное, еще не слили, так что показать не могу.

— Так. Пусти-ка меня с ней пообщаться с глазу на глаз и топай искать камеру. Позаботься, чтобы никто никуда ничего с нее не сливал. Понял?

— Да что ты так всполошился, капитан? — удивленно спросил его оперативник. — Ты что, ее знаешь? Кто она такая?

— Я не знаю, кто она такая, — сквозь зубы проговорил криминалист. — Я знаю только, что она прибыла в страну вчера днем, что дерется она, как взвод спецназовцев, и что ее опекают СВР. Дальше сам додумывай. Но я не думаю, что совры обрадуются, если ты пустишь в официальное производство дело по их человеку, кем бы она ни была.

— К-ссо… — пробормотал полицейский. — Час от часу не легче! Ладно, уговорил. Только я тебя запру снаружи, пока хожу, а то она пока что под моей ответственностью.

Карина Мураций и ее незадачливая компаньонка обнаружились в пустом по утреннему времени «зоопарке» — длинном узком отсеке, разбитом перегородками на клетушки с решетчатой передней стенкой. Они сидели на лавке, прижавшись друг к другу. Неизвестная Паваю проститутка в короткой юбчонке с разрезами и полуразорванной блузке с глубоким вырезом сидела, сгорбившись и закрыв лицо руками. Ее ноги покрывали синие зябкие мурашки, а плечи подрагивали, и Карина успокаивающе поглаживала ее по спине. От лязга захлопнувшейся за Паваем двери камеры шлюха дернулась и вскинула на него затравленный взгляд. Криминалиста передернуло. Правая половина лица совсем молодой девушки, которой едва ли исполнилось восемнадцать, представляла собой один большой свежий синяк. Глаз заплыл и не открывался. Тушь с ресниц, размытая слезами, размазалась по всему лицу.

Карина на секунду сжала ее руку и поднялась навстречу Паваю.

— Господин Павай, я выражаю тебе огромную признательность за то, что откликнулся на мою просьбу, — спокойно проговорила она, и криминалист поразился, насколько уверенно она держится. — Госпожа Мидара Ююкай, которую обманом заманили к вам в страну, хочет дать показания против ее сутенера и клиентов, а также указать людей, занимающихся вербовкой проституток в Катонии. Разумеется, не просто так, а в обмен на гарантии непреследования в Четырех Княжествах и помощь в возвращении домой. Я готова выступить посредником между полицией Четырех Княжеств и Катонии, если по политическим соображениям, из-за Сэтаты или чего-то еще, прямое взаимодействие невозможно.

Карина носила короткие шорты и спортивную майку без рукавов. В таком виде она очень походила на мальчишку, сбежавшего из дома на речку тайком от родителей. Криминалист мысленно добавил оперативнику несколько баллов в минус — одета она, конечно, совершенно не по погоде и не как степенная матрона, но вполне в рамках катонийских представлений о повседневной одежде. Она даже свою непристойную блузу не носила. Нужно совсем не блистать умом, чтобы принять ее за проститутку по внешнему виду. Впрочем, напомнил он себе, он сам крепко лажанулся с девицей еще вчера днем, в первую очередь из-за одежды, так что не ему судить других.

— Что ты сделала с теми тремя парнями в парке? — сухо спросил он и с удивлением увидел, как его собеседница стремительно темнеет в манере, заменяющей покраснение смуглым южанкам.

— Прости, господин, — смущенно пробормотала она. — Я… я увидела, что они делают с госпожой Мидарой, и… я не сдержалась. Я непростительно потеряла голову от эмоций. Боюсь, я серьезно искалечила одного из них.

— Я не про сломанную руку, — отмахнулся криминалист. — Сайман, оперативник, сказал, что они в полной отключке. Ты их не убила случайно?

— А… Господин Павай, они просто без сознания. Их жизням ничто не угрожает. Они уже наверняка пришли в себя. Я виновата, мне следовало сразу вырубить их, а не ввязываться в драку, как глупой девчонке.

— Ну и ну… — Павай нерешительно потер шею. — Госпожа Карина, начнем с начала. Как ты вообще сумела отбиться от троих мужчин, из которых один стрелял в тебя? Ты что, в спецназе служила?

Иностранка посмотрела на него, явно колеблясь. Потом она села на скамейку и судорожно вцепилась руками в скамейку.

— Господин Павай, мне все равно придется кому-то открыться, если я хочу раскрутить весь клубок, — напряженно сказала она. — Мне кажется, что ты хороший человек, поэтому я доверюсь тебе. Я надеюсь, что ты не используешь знание во зло. Я въехала в страну с фальшивыми документами. Камэй — не настоящая моя фамилия. На самом деле меня зовут Карина Мураций.

Девчонка-проститутка тихо охнула и воззрилась на Карину единственным зрячим, но от того не менее широко распахнутым глазом. Кажется, она даже забыла о своем разбитом лице.

— По фальшивым документам, госпожа? — прищурился криминалист. — И ты так небрежно мне приз…

Он осекся. Внезапное понимание волной нахлынуло на него. Карина Мураций! Чудо-врач и вообще чуть ли не национальная героиня Катонии, девиант первой категории, мастер Пути — и главная предводительница народного восстания в Сураграше! Недаром ее лицо вчера показалось ему смутно знакомым! Ну, теперь как минимум понятно, каким образом она одна расправилась с тремя мужиками. Она бы и с ротой таких разобралась, даже не вспотев. И интерес СВР к ней теперь вполне понятен.

— И ты тоже обо мне слышал… — почему-то грустно сказала знаменитая катонийка. — Прости, господин Павай, что я доставляю тебе столько неудобств, но мне просто не к кому больше обратиться. Ольге с проститутками совсем не по профилю возиться, а никого другого я у вас не знаю. Так ты мне поможешь?

По коридору за спиной Павая прозвучали тяжелые мужские шаги, и замок на двери щелкнул, отпираясь.

— Да, госпожа, я тебе помогу, — словно через силу проговорил криминалист. — Прошу, выйдем из камеры. Где-то здесь должны иметься кабинки для встреч задержанных со своими адвокатами…

— Рыцарь Лиственник, — за его спиной прозвучал скрипучий сухой голос, — на каком основании ты здесь распоряжаешься? Госпожа Карина Камэй задержана за проституцию и причинение тяжких телесных повреждений ни в чем не повинным людям, и из камеры она никуда не пойдет.

Павай обернулся.

У двери камеры стоял дородный седоусый мужчина в элегантном черном костюме, сидевшем на нем как седло на корове, и с недобро сощурившимися заплывшими жиром глазками. За его плечом отирался майор Сайман Трехзубый, и его лицо казалось бледным, словно мел.

— Я директор полицейского участка полковник Самахай Долина, — все тем же скрипучим голосом проговорил мужчина. — Госпожа Карина Камэй, ты обвиняешься в неспровоцированном нападении на рыцаря Падалку Белого Пика и причинении ему тяжких телесных повреждений. Представитель его отца — рыцаря оой-графа Кадабоя Белого Пика — через несколько минут прибудет в участок. Я надеюсь, у тебя есть хороший адвокат, госпожа Камэй?

* * *

Карина в недоумении смотрела, как при словах нового мужчины арестовавший ее полицейский внезапно выпучил глаза и отвесил челюсть. Она на секунду включила эмпатию. Следователь чувствовал настоящий ужас, словно над ним нависла смертельная угроза. Директор участка испытывал смесь страха, злости и отвращения. Вайс-граф Павай просто пребывал в легком шоке. Что происходит?

— Что случилось, господин Самахай? — удивленно спросила она. — Что означает «неспровоцированное нападение»? Господин Падалка — тот человек, которому я сломала руку в парке? Но он же нарушил ваш закон о запрете на проституцию…. или как он называется? И он напал на меня при нескольких свидетелях-полицейских и при ведущейся на видеокамеру записи. Это очень легко проверить.

— Госпожа Камэй, ты что, не поняла? — тихо, почти угрожающе произнес директор участка. — Ты искалечила сына оой-графа оой-генерала Белого Пика. Какие свидетели? Какое нарушение закона? Ничего такого не было. Ты пристала к нему во время ночной прогулки по городу, а когда он тебя отшил, со злости его избила.

— Не понимаю. Кто такой оой-генерал Белый Пик?

— Начальник Генерального штаба и один из самых больших сукиных сынов в Княжествах, — вместо директора ответил криминалист. Он опустился на лавку и задумчиво запустил пальцы в волосы. — Госпожа Мураций, ну неужели ты не могла выбрать в качестве своей цели кого-то менее вонючего и влиятельного, чем он… вернее, его сын? Забудь про свидетелей. Никто из патрульных, участвовавших в задержании, и слова против него не осмелится сказать. Пожалуй, тебе и в самом деле нужно озаботиться поиском хорошего юриста…. да что я говорю! Какой юрист! Немедленно, слышишь, немедленно вызывай свою Ольгу… как ее? Лесной Град?…

— Лесной Дождь.

— Неважно, — Павай поморщился. — СВР и военные всегда друг друга недолюбливали, и мне даже представить страшно, какие клочья шерсти полетят по закоулкам, если они сцепятся из-за тебя всерьез. Коммуникатор ведь у тебя с собой?

— О чем ты говоришь, рыцарь Лиственник? — резко спросил директор участка. — Какая еще Мураций? При чем здесь СВР?

— Господин Долина, — язвительным тоном произнес криминалист. — Я, конечно, понимаю, какие чувства ты испытываешь сейчас, но я сделаю твою жизнь еще более веселой. Познакомься с госпожой Кариной Мураций, выдающимся катонийским хирургом, по совместительству — Кисаки Сураграша, въехавшей в страну по фальшивым документам, наверняка не зарегистрировавшей свои особые способности в установленном порядке и обожающей спасать из беды соотечественниц-проституток.

Несколько секунд директор участка осмысливал сказанное. Потом он задохнулся и схватился за сердце. Его лицо побагровело.

— Ага, — согласился Павай. — И я о том же. Ручаюсь, между такими жерновами тебе попадать еще не приходилось. СВР с одной стороны, Минобороны с другой, дважды международный скандал с третьей, а посередине ты.

Директор бессильно опустился на скамью напротив Павая, взялся руками за голову и застонал. Трехзубый остался растерянно переминаться с ноги на ногу у входа в камеру, и его совершенно убитая физиономия казалась принадлежащей живому трупу.

— Господин Павай, — осторожно спросила Карина, — я все-таки не понимаю. Почему меня обвиняют в неспровоцированном нападении? Почему патрульные откажутся дать показания?

— Потому, — терпеливо, как маленькому ребенку, разъяснил ей вайс-граф, — что оой-граф — титул, выше которого только Верховный Князь. Их на всю страну два десятка. А оой-граф Белый Пик известен своим огромным влиянием, а заодно злопамятностью и безжалостностью к врагам. В число которых, несомненно, с сегодняшнего дня входишь и ты. А также и господин Трехзубый, и господин Долина — хотя они мелкие сошки, их он растопчет походя, не заметив. Правосудие у нас в стране, видишь ли, весьма индифферентно относится к мелким шалостям высокопоставленных аристократов, а заодно — и их родственников. О любых обвинениях в адрес подонков, которые измывались над проституткой, можешь забыть. Их не выдвинут. Запись камеры сотрут, все свидетели заткнутся. Так… — он почесал нос и обратил взгляд на следователя. — Слушай, Сайман, исчезни. Ты и так попал капитально, незачем тебе разъяренному генеральскому посланцу на глаза попадаться. Просто исчезни отсюда. А лучше пришли заявление об отпуске и заройся так, чтобы тебя не нашли. Авось оой-граф о тебе забудет. И не вздумай нигде болтать о том, что только что слышал. Да не стой ты, вали отсюда!

— Да-да, — мелко закивал майор. — Госпожа Мураций… Прошу прощения… за… за все.

И он бросился к выходу из «зоопарка» так, словно за ним гналась стая голодных волков.

— На работу я сегодня точно опоздаю… — пробормотал криминалист. — Госпожа Мураций, где твой пелефон? Или дать тебе мой? Немедленно звони Ольге, пусть приезжает. Выдергивай ее из постели или из сортира, если потребуется, но пусть приезжает как можно быстрее. Код ее на память помнишь? У нас пятнадцатизначные номера, а не шестнадцатизначные, как у вас.

— Не торопись, господин Павай, — остановила его Карина. — Я благодарна тебе за участие, которого совсем не ожидала, но суетиться не надо. Скажи, этот ваш оой-граф сильно рассердится на тебя, если узнает, что ты мне помогаешь?

— Придется пережить…

— Не стоит. Господин Павай, я могу за себя постоять не только физически. Мне будет очень неловко, если ты пострадаешь из-за меня без нужды.

Она повернулась ко всеми забытой девушке-проститутке, вжавшейся в угол и старавшейся казаться как можно менее заметной.

— Госпожа Мидара, все закончится хорошо, я обещаю, — она ласково улыбнулась, глядя в ее наполненные ужасом глаза — точнее, единственный открывающийся глаз. — Все всегда заканчивается хорошо. Ты мне веришь?

— Д-да, госпожа Карина… — через силу выдавила та.

— Не бойся. Я вижу, ты спать хочешь. У тебя ночь тяжелая выдалась, глаза слипаются. Поспи. Когда проснешься, все уже уладится.

Она обхватила шею девушки ладонью и осторожно мазнула ее по голове нейроэффектором. Под его воздействием мозговые ритмы на мгновение взметнулись, но тут же успокоились и тихо ритмично замерцали. Ее глаза закрылись, и девушка мгновенно погрузилась в глубокий сон без сновидений. Карина осторожно уложила ее так, чтобы она не сползла с лавки на пол.

— Я нажала на нервный узел, — пояснила она подозрительно глядящему на нее криминалисту. — Она проснется через три или четыре часа безо всякого вреда для здоровья. Незачем ей нервничать лишний раз, ей и так досталось. А теперь мне следует подумать. Пожалуйста, не беспокой меня несколько минут, хорошо?

— Мы оставим тебя одну, госпожа Мураций, — нехотя проговорил криминалист. — Но, может, следует начать с вызова дамы Лесной Дождь?

— Она ничем мне не поможет, — качнула головой Карина. — Только сама подставится лишний раз. Я позову ее, но не раньше, чем пойму, что делать.

Она оперлась спиной о стену так, чтобы ненароком не скатиться на пол и прикрыла лицо ладонью, чтобы скрыть его манекенную неподвижность.

«Дентор, контакт. Карина в канале. Дядя Дор, есть несколько секунд?»

«…Дентор в канале. Кара, мы лагерь окружаем, через несколько минут операцию начинаем, когда последняя группа на позицию выйдет. Я точками принуждения коридор для бегства противника выстраиваю, да никак толком не выходит. Рис сказал, что все просто, а я ему, дурак, поверил. Что-то срочное?»

«Дядя Дор, я в Княжествах в полицию попала. Два подонка проститутку истязали, я сорвалась и одному руку сломала. А он оказался сыном какого-то важного местного генерала, начальника Генерального штаба. Теперь меня обвиняют в злостном хулиганстве, а все свидетели откажутся давать показания. Говорят, сейчас личный посланник графа прибудет, чтобы мне башку открутить. Ты ведь сам полицейский, скажи, что делать? Я, конечно, ему могу веселую жизнь устроить, но тут неожиданно много постороннего народа втянуто, я боюсь, что они пострадают».

«Кара, я тебе никогда не говорил, что у тебя талант влипать в приключения?»

«Нет, не говорил. По крайней мере, не больше десятка раз. Или двух десятков».

«Ну, так говорю в первый раз. Или в двадцать первый, неважно. Кара, я мало чем могу тебе помочь. Я же командир спецотряда, а не следователь и не юрист. Я знаю, как тяжко прижать высокопоставленную мразь даже у нас, в Катонии. А уж в Княжествах, да еще и аристократа… Знаешь, тебе нужна местная тяжелая артиллерия. Ты не хочешь Миованну на помощь позвать?»

«Миованну?»

«Ну да. Одна из ее проекций какую-то аристократку в ЧК изображает, в тамошних раскладах должна разбираться. Спроси у нее, а мне сейчас недосуг. В крайнем случае сверни своему посланнику шею, все равно скандал замнут».

«Лучше не надо. Куча политических осложнений сразу возникнет. Спасибо, дядя Дор. Удачи».

«Удача нужна тем, кто головой думать не умеет. А я, надеюсь, пока еще не разучился. Пули мне не грозят, и вообще обойдемся без трупов, если только драконята — не полные идиоты. Давай, борись. Конец связи».

«Отбой».

«Миованна, контакт. Карина в канале. Госпожа Миованна, прошу прощения…»

«Миованна в канале. Кара, когда меня зовут Миованной, да еще и госпожой, я себя ужасно старой чувствую. Я ведь, кажется, уже говорила. Меня зовут Мио, запомни. Ну что, влипла по самое не могу?»

«А… Мио, откуда ты знаешь?»

«Я с большим интересом слежу за твоими похождениями в Княжествах. Никакого кино не надо, прямо шоу в реальном времени. Ну что, тебе морально помочь или личным присутствием?»

«Э-э… я не знаю, Мио. Я боюсь, что дров наломаю. Как мне отвязаться от посланника? Если я и ему руку сломаю, меня наверняка не поймут».

«Понятно. Моя нужная маска сейчас засвечена в… не очень далеко от твоей точки присутствия, но мне нужно примерно тринадцать планетарных минут или около того, чтобы достоверно провести ее по городу до твоего узилища. Возможно, немного меньше. Посланник прибудет через семь с половиной минут, так что первый удар держи сама. Оно и полезно — узнаешь, какие интересные личности на свете живут. Маску зовут графиня Циннана Подосиновик, накоротке — Цина, только рассказывать о ее реальном содержании никому не надо. И подыгрывай по мере сил».

«Спасибо, Мио. Жду. Конец связи».

Карина отняла руки от лица и обвела камеру взглядом. Убирающий в карман пелефон криминалист и сгорбившийся директор участка выжидающе смотрели на нее — первый с интересом, второй с неизбывной тоской в глазах.

— Тяжелая конница уже в пути, — сообщила она, — но слегка запоздает. Начинать сражение придется самостоятельно. Господин Павай, господин директор, я не уверена, что вам следует присутствовать. Не нужно лишних свидетелей скандала.

— Ну, я от такого зрелища не откажусь, — губы Павая тронула легкая улыбка. — В конце концов, связи и у меня имеются. Вот господина Долину мы действительно можем отпустить. Только нужно плацдарм для генерального сражения подобрать получше. Не в интерьере «зоопарка», уж точно. Давайте выйдем отсюда хотя бы в общий зал.

— Я труп, — простонал директор, тяжело поднимаясь. — Ну почему, почему именно я? Ну почему не на территории седьмого участка? Или одиннадцатого? И там, и там директорами аристократы, но вляпался почему-то я, плебей! Мне шестьдесят два, мне до пенсии три года осталось, у меня сердце слабое — почему именно я?

— Потому что тебе повезло, — философски откликнулся криминалист. — И потом, если уж госпожа Мураций в одиночку справилась с Драконом, то какого-то там оой-графа слопает и не заметит.

Втроем они вышли в рабочую комнату, где вокруг одного из столов уже толпилась кучка мужчин, некоторые в полицейской форме, некоторые — в гражданских костюмах. Гудение голосов резко смолкло, когда через дверь из «зоопарка» вышла Карина.

— Все вон! — резко скомандовал директор. — Быстро. Медовик, задержись.

Комната опустела в мгновение ока. Один из мужчин, невысокий, плотно сбитый крепыш в гражданском выжидающе уставился на своего начальника.

— Сейчас в участок заявится посланник оой-графа Белого Пика, — устало сказал ему директор. — Наверняка сам по себе надутый аристократ. Наговоришь ему много правильных слов, какие положены при встрече больших уродов. Скажи, что произошло недоразумение, что мы приложим все усилия… в общем, наплети что-нибудь, как ты умеешь. Потом проведешь его сюда.

— Нет, не так, — сказала Карина. — Господин Медовик, скажешь ему, что Карина Мураций ожидает. И больше ни слова.

Полицейский бросил на нее удивленный взгляд.

— Сделаешь, как она говорит, — махнул рукой директор. — Все, топай. Дежурь у входа.

— Как скажешь, шеф, — буркнул Медовик и пошел к выходу в приемный зал вслед за остальными. Уже взявшись за ручку двери, он внезапно замер и оглянулся.

— Карина Мураций, вот как? — пробормотал он. Затем, не говоря больше ни слова, вышел.

— Я у себя в кабинете, — уныло пробурчал директор участка. — Зовите, если понадоблюсь. Постарайтесь только помещение не попортить, когда отношения выяснять начнете, а то мы только период назад ремонт сделали.

И ушел в свой кабинет, плотно закрыв за собой массивную дверь.

Неужто он попытался пошутить? В такой ситуации? А у него определенно есть мужество… Карина уселась на один из столов и тряхнула головой.

— Господин Павай, откуда у вас так много людей меня знает? — поинтересовалась она. — Я же только вчера к вам приехала?

— Знаменитую передачу вашего канала «Планета» транслировали и наши каналы, — любезно пояснил криминалист. — Запись и сейчас, наверное, одна из самых популярных в видеоархивах. И историю твоего похищения с последующим чудесным спасением у нас освещали довольно широко. Плюс к тому по столице с некоторых пор ходят слухи, активно распространяемые газетами, о событиях в Сураграше. По всей видимости, сведения слили на сторону то ли из МВС, то ли еще откуда. Скажи спасибо, что большинству людей не свойственно соотносить физиономии на экране и те, с которыми они сталкиваются наулице. Ну так что, у тебя есть какой-то план?

— Планов у меня громадье, — Карина легкомысленно поболтала ногами в воздухе. — Только пока ни на что времени не хватает. Господин Павай, раз уж ты хочешь стать свидетелем нашей с посланником беседы, я прошу тебя ничему не удивляться и не вмешиваться. Я не люблю скандалов, но я врач, и мне приходилось сталкиваться с многими людьми. В том числе — с бескультурными хамами, не имеющими представления даже об элементарной вежливости. Думаю, я сумею охладить его пыл.

— Я должен предупредить тебя еще раз, госпожа Мураций, — Павай опустился на стул у окна. — Не забывай, что мы не в Катонии, а в Четырех Княжествах. У нас здесь к аристократам особое отношение. Слишком много неформальных правил и законов с ними связано, слишком много личных связей и родственных отношений кроется за титулами. Аристократы стоят выше других, и некоторые активно тем пользуются. Титул дает очень большие преимущества во всем, в том числе в плане правосудия. Не все ими пользуются, но оой-граф из тех, кто и плебеев, и закон ни в грош ни ставит. У него очень дурная репутация и очень большое влияние в консервативной партии в Дворянской палате. Достаточно сказать, что он, по слухам, является начальником Генерального штаба вопреки отношению Верховного Князя.

Он прокашлялся.

— Не пытайся настаивать на своей невиновности — посланнику наплевать, кто начал первым и кто ты вообще такая. Главное, что ты имела наглость избить любимого сыночка его патрона. Придумай что-то, что заставит его забыть про немедленную месть. Иначе, боюсь, прямо отсюда тебя вместе с подругой отправят в Солдатскую тюрьму — у нас там особо опасных преступников держат, неприятное место, честно скажу. И выйдешь оттуда ты разве что через несколько лет, если только господин Медведь или рыцарь Сноповайка не решат, что ради тебя стоит схлестнуться с Министерством обороны. Не забывай, официально ты гражданка Катонии, с которой у нас сейчас очень напряженные отношения, и въехала в страну ты фактически нелегально.

— Спасибо, господин Павай, я запомню, — искренне сказала Карина. Ей начинал нравиться этот немолодой дядька, непонятно почему принявший ее заботы близко к сердцу. Она знала многих, кто в такой ситуации сбежал бы как можно быстрее, только чтобы не нажить ненароком могущественного врага. И на работу он действительно опоздает. Вчера, в аэропорту, он показался ей холодным и отстраненным, настоящим служакой, думающем только о деле и не отвлекающимся на посторонние события. Но вот сейчас он сидит рядом с ней и, судя по всему, готов принять на себя часть удара. Ну уж нет! Чего она не допустит, так это попутного ущерба посторонним.

Дверь резко распахнулась, ударившись о стену, словно ее открыли пинком ноги, и на пороге комнаты возник мужчина. Нет, не так: Мужчина — с большого буквослога. Высокий, широкоплечий, со слегка вьющимися белокурыми волосами, обрамлявшими великолепное породистое лицо, являющееся едва ли не эталоном мужской красоты: тонкие изящные черты, большие голубые глаза, рот с чувственными губами… Когда он шагнул в помещение, Карина мельком подумала, что в качестве модели его с руками оторвал бы любой журнал мужской моды — или таких не бывает? Впрочем, красота мужчины казалась неуловимо порочной: едва заметные высокомерие и жесткость во взгляде, намечающиеся брезгливые морщинки вокруг рта, небольшие жирные складки под подбородком, нездоровый цвет кожи и полнота тела, которую не мог скрыть даже великолепного покроя серый с искрой костюм.

— Где директор участка? — негромко, ледяным тоном спросил мужчина, и мимо него в комнату проскользнули тени камуфляжных телохранителей — одна, вторая…

— Нам не понадобится директор участка, — не менее холодно произнесла Карина. — Ты посланник господина Белого Пика, я полагаю?

— Я вайс-граф рыцарь Разящий, — процедил мужчина, захлопывая за собой дверь и едва удостаивая ее взгляда. — Личный секретарь РЫЦАРЯ оой-графа Белого Пика. Судя по твоему хамству, ты и есть восточная шлюха, что напала на наследника. И ты имеешь наглость ОЖИДАТЬ меня? Хотел бы я знать, почему ты не в камере, как подобает потаскухе вроде тебя. Где директор участка, я еще раз спрашиваю?

— Ты задержался, господин Разящий, — Карина проигнорировала его последние слова. Она спрыгнула со стола и неторопливо прошла несколько шагов, остановившись от вайс-графа на расстояние вытянутой руки. — Тебе следовало появиться здесь как минимум четверть часа назад. У меня сегодня очень напряженный график, и мне недосуг ждать опаздывающих. Я полагаю, ты привез от оой-графа подобающие извинения за своего сына?

— Извинения? — похоже встречный удар оказался для Разящего настолько неожиданным, что на секунду он утратил свое полубезразличное высокомерие. — Перед шлюхой? Да что ты о себе возомнила? Что ты наследная принцесса? Ты думаешь, что здесь, у нас, проститутки могут требовать каких-то извинений?.. Так. Цотой, если мне не изменяет память, директор в таких клоповниках обычно сидит вон за той дверью. Вытащи его сюда. Матал, возьми эту шлюху за шиворот и оттащи в камеру. Если по пути она пару раз запнется и разобьет себе морду о…

— Стоять! — приказала Карина. Устную команду она сопроводила командой нейроэффектора, которая, если верить справочнику, должна вызывать моментальный позыв подчиниться. Модулированное электромагнитное облако на мгновение вспухло в комнате, и четверо находящихся в ней мужчин одновременно вздрогнули. Пришедшие было в движение фигуры в камуфляже ледяными статуями застыли на месте. — Господин Разящий, прежде чем ты попытаешься отдать своим людям еще одно опрометчивое указание, прими к сведению, что я девиант первой категории. И что если потребуется тебя вразумить, не остановлюсь перед применением силы.

Вайс-граф отступил на шаг назад, хотя и должен был осознавать всю тщетность такого поступка в не слишком большой комнате.

— Да кто ты такая, шлюха? — его лицо начало опасно багроветь. — Ты хоть понимаешь, что с тобой сделают за угрозы?

— Прекрасно понимаю, что ничего не сделают, — как можно более саркастическим тоном пропела Карина. — Разреши представиться: меня зовут Карина Мураций, господин. Да, та самая Карина Мураций. Я Кисаки Сураграша, на тот случай, если ты запамятовал.

Она добавила еще один импульс нейроэффектора, нацеленный на сей раз точно на мозг посланника — вызывающий вспышку глубинного страха. Даже не ментоблок — просто мгновенное возбуждение подкорковых центров. Нужно, чтобы он наконец осознал: опасно таранить бетонную стену даже на самом шикарном лимузине. И пора сбавлять тон. Иначе он может прийти в такую ярость, что его и в самом деле не удастся охладить одними словами.

Посланник вздрогнул и отступил еще на шаг назад. Его лицо покрылось мелкими бисеринками пота.

— Возможно, рыцарь вайс-граф, нам следует прекратить обмен любезностями в кавычках и вспомнить о том, что мы цивилизованные люди, — величаво выпрямившись во весь свой невеликий рост и заложив руки за спину, она сменила тон на сухо-официальный. — Предлагаю начать с самого начала. Рыцарь Разящий, я Карина Мураций, гражданка Катонии и Кисаки Сураграша. Я нахожусь в вашей стране по официальному делу. И я не проститутка, так что, будь любезен, перестань называть меня так. Меня ты все равно не оскорбишь, а себя настраиваешь на неверный лад. Сегодня утром я прогуливалась по парку и увидела, как трое подонков зверски насилуют молодую девушку. Когда я попыталась их урезонить, они напали на меня, один даже начал стрелять, а второй набросился с ножом, и мне пришлось успокоить их силой. Поскольку оказалось, что девушка — моя соотечественница, я решила принять участие в ее судьбе. Нахалы достаточно наказаны, а у меня мало времени, так что я готова забыть про нападение. Если ваша полиция не имеет к напавшим на меня людям претензий, инцидент можно считать исчерпанным.

Она замолчала, выжидающе глядя на Разящего. У того чуть дергался уголок рта, и Карина испугалась, что все-таки не рассчитала с импульсом. А вот Яна бы наверняка справилась идеально…

— Нам… доложили совсем иначе, — наконец сипло произнес вайс-граф. Он явно пытался понять, как снова овладеть ситуацией, и позади его глаз чувствовалась усиленная работа мысли.

— Охотно верю, — высокомерно кивнула Карина. — Так часто случается. Думаю, с глаза на глаз сын оой-графа должен признаться отцу, как дела обстояли на самом деле. Тем более, как оказалось, на месте присутствовали полицейские, и весь инцидент записан. Вне всякого сомнения, тебе дадут возможность ознакомиться с записью. На всякий случай я сделала себе копию, так что могу прислать ее оой-графу, если ты дашь его адрес.

— Меня не интересуют никакие записи, — недобро прищурился посланник. Он очень быстро приходил в себя. То ли Карина неверно просчитала его реакцию, то ли он настолько привык чувствовать себя безнаказанным в тени своего хозяина, но испуг уже сошел с его лица. — Я знаю, что сын рыцаря Белого Пика — не насильник и не садист, что бы ты ни говорила. Фальшивки, которыми ты попытаешься шантажировать его, никого не обманут. Я не знаю, что такое Кисаки Сураграша, но грязные дикари в джунглях могут изобретать любые титулы своим вожакам. Здесь, у нас, они ничего не значат, и если ты полагаешь, что они придадут вес твоим…

— Ты прекрасно знаешь, что такое Кисаки, рыцарь Разящий, — перебила Карина, с трудом сдерживая злость. Положительно, дядька совершенно непробиваем. И что с ним делать? Не звать же Яну, чтобы ментоблок ему поставить! — Я никогда не поверю, что военная разведка не делала докладов о текущем положении дел в Сураграше. Или что ты как помощник начальника Генерального штаба с ними не ознакомился. Ну так что? Мы расходимся без взаимных претензий? Или мне придется подать официальный иск против сына господина оой-графа?

Многострадальная дверь в зал щелкнула язычком замка и распахнулась, недовольно скрипнув петлями.

«Карина, контакт. Миованна в канале. Приготовься к спектаклю».

— Могу я поинтересоваться, где в этом заведении… — проговорил мелодичный женский голос, и граф Разящий резко обернулся. В комнату вплыла эффектная брюнетка неопределенно-среднего возраста, с высоченной прической и в синем брючном костюме. Ослепительно блеснув искрами бриллиантов в сережках и нескольких брошках на груди и плечах, она очаровательно захлопала глазами. — Кара! Кара, девочка моя! Как давно я тебя не видела!

Не обратив на посланника Белого Пика никакого внимания, но неуловимо разминувшись с ним в узком проходе меж столами, она подплыла к Карине и крепко ее обняла. Краем глаза Карина увидела, как расширились глаза криминалиста Павая.

— Как давно, как давно! — продолжала щебетать брюнетка. «Кара, да подыгрывай же! Тетя Цина, ну?» — Сколько лет прошло, пять, шесть? Почему ты перестала приезжать к нам в отпуск? Мы все по тебе ужасно скучали!

— Здравствуй, тетя Цина, — пробормотала несколько ошарашенная Карина. — Я… э-э-э… у меня работы много. Я отпуск много лет не брала, я же рассказывала.

— Ах, да, малышка моя, Каричка моя любимая! — проворковала брюнетка, отпуская ее. — Я совсем запамятовала, что ты жить не можешь без своей работы. У меня такая слабая память, ты же знаешь! Но как хорошо, что ты у нас снова появилась! Когда я прочитала репортаж в утреннем выпуске «Свечи», я так и знала, что ты меня не забудешь. Только… — Она сморщила носик и брезгливо огляделась по сторонам. — Что ты делаешь в этом ужасном грязном месте? Как ты сюда попала? Да, кстати, я хочу тебя поздравить — сам Повелитель удостоил тебя аудиенции! Ты определенно делаешь успехи в высшем свете. Но почему ты меня заранее не предупредила о приезде? Или ты решила устроить мне сюрприз?

— Репортаж в «Свече»? — подал голос из-за своего стола криминалист. — О каком репортаже речь, дама графиня Подосиновик? И что за аудиенция?

— О, мы знакомы?.. — графиня, сияя улыбкой, повернула к нему очаровательную головку. — Прости, я не припоминаю, чтобы нас представляли…

— Вайс-граф Павай Лиственник, Агентство криминальных расследований, — Павай поймал взгляд Карины и едва заметно подмигнул ей. — Нас не представляли, и я не любитель появляться в обществе, но несколько раз видел тебя издалека на приемах. Правда, случая приблизиться как-то не выдалось — я так робел перед твоей красотой, что просто терял дар речи. Большая честь познакомиться с тобой лично, дама Подосиновик. Пользуясь случаем, хочу выразить тебе свое преклонение. Готов служить и исполнять любые прихоти.

— Ах, рыцарь Лиственник, ты такой милый! — шаловливо улыбнулась ему графиня. — Как жаль, что мы не встретились раньше! Определенно, стоит исправить такое упущение. А репортаж… Ах, да, репортаж. Каричка, ты обязательно должна его послушать прямо сейчас! Я специально записала его себе в пелефон, чтобы показать Манначке — помнишь Манначку? — ведь она, ты представляешь, на «Свечу» не подписана! Вот…

Откуда-то из-за отворота приталенного жакета она извлекла пелефон и несколько секунд манипулировала с ним под пристальным взглядом графа Разящего. Потом положила его на стол, и над устройством вспыхнул миниатюрный кубик дисплея, в котором замелькали крошечные фигурки.

«Высокое общество, собравшееся сегодня в особняке графини Мушиного Плеса на обычную скучную вечеринку, внезапно для себя оказалось шокированным два раза подряд», — зазвучал тихий, но отчетливо узнаваемый голос Викары Бересты. — «Первое потрясение оно испытало, узнав, что на вечере безо всякого предупреждения появилась некая Карина Мураций, гражданка Катонии и уникальный девиант, в последнее время известная также как Кисаки Сураграша, что на одном из забавных тамошних языков означает „императрица“. Сопровождала ее, как и следовало ожидать, новоиспеченная глава департамента Сураграша Министерства внешних сношений дама Ольга Лесной Дождь. Сказать, что налет грабителей на дом произвел бы куда меньшее впечатление, чем появление означенных персон, означало бы серьезно преуменьшить эффект…»

Речь корреспондентки текла плавно и размеренно, и четыре пары глаз — посланника, криминалиста и двух телохранителей — впились в слегка мерцающие портреты (Карина и Ольга в разных ракурсах), стараясь не упустить ни одного слова. Графиня царственно опустилась на стул и с явным удовольствием оглядывала присутствующих. Карина пыталась выдерживать гордую позу, но получалось у нее, как ей казалось, плоховато. К счастью, Викара практически не упоминала ее саму, сосредоточившись на описаниях ее собеседников и собеседниц, не упуская ни малейшего шанса проехаться по их внешности и одежде. Слушая ее, Карина решила, что полученные в собственный адрес эпитеты «невзрачная молодая особа» и «скромненькая, на грани нищеты, одежда из магазина готового платья» для Викары являлись верхом сдержанности и, скорее всего, следствием признательности за вчерашнюю помощь.

«…однако же вызванный госпожой Мураций интерес вряд ли выходил за рамки любопытства к экзотической обезьяне, пока на дом не обрушился грохот вертолетных моторов Дворцовой охраны. Верховный Князь не так уж и часто навещает кузину в ее особняке, предпочитая принимать ее, как и прочих родственников, в надежной цитадели Кремля. Целая толпа аристократов средней руки немедленно принялась пускать слюни, надеясь переброситься с Повелителем хотя бы несколькими фразами о погоде. Выяснилось, однако, что Повелитель прибыл на вечеринку с одной-единственной целью: устроить незапланированную встречу с госпожой Мураций. В последние недели по столице ходит немало слухов о том, какой в конце концов окажется официальная позиция дома Полевок по отношению к событиям, происходящим в Сураграше. Похоже, гаданиям пришел конец. Верховный Князь явно и недвусмысленно продемонстрировал, с кем и в каком ключе Кремль намерен иметь дело в дальнейшем. Хотя о результатах получасовой аудиенции, в которой участвовали также министр внешний сношений рыцарь Сноповайка и дама Лесной Дождь, пока не объявлялось, прощальные слова Повелителя явно свидетельствовали о том, что процедура официального признания нового правительства Сураграша может начаться в самое ближайшее время. О том же самом свидетельствует произведенное на той же аудиенции присвоение наследственного титула графини бывшей вайс-баронессе даме Лесной Дождь. Действия Повелителя также могут свидетельствовать, что и Дворянской палате, и Совету регентов придется серьезно пересмотреть…»

После окончания статьи графиня Циннана Подосиновик поднялась со стула, снова заключила Карину в железные объятия и расцеловала в обе щеки.

— Я знала, девочка моя, что рано или поздно ты выйдешь на высокую орбиту! — растроганно заявила она. — Никогда в том не сомневалась! Сам Повелитель удостоил тебя великой чести!

— Я должен откланяться, — проскрежетал из-за ее спины посланник Белого Пика так, словно пережевывал мелкий гравий. — Госпожа Мураций, от лица рыцаря Белого Пика приношу тебе извинения за недостойное поведение его сына. Возможно, рыцарь оой-генерал свяжется с тобой лично… попозже.

Он коротко кивнул — скорее, неуклюже дернул головой, не в силах пересилить себя — резко повернулся и вышел. Его телохранители выскользнули за ним.

— Ура, мы победили, — деловито сообщила Миованна, глядя на закрывшуюся за ними дверь. — Боюсь только, Кара, врагов, папашу с сыночком, да и этого типа за компанию, ты себе нажила на всю их жизнь. Могущественных врагов, между прочим. А параллельно с тобой — и я тоже. Ну и замечательно. Как-то расслабилась я в последнее время, забыла, что такое хорошая, со вкусом завернутая интрига с подковерными схватками…

Внезапно она звонко рассмеялась.

— Ну и физиономия же у него была! А уж какие эмоции внутри бушевали! Как только удар не хватил? Даже жаль его — ехал по-быстрому размазать по полу какую-то безвестную проститутку, а наткнулся на особу, вхожую к Верховном Князю!

— Госпожа Мураций, — задумчиво спросил криминалист, — а почему ты сразу мне не сказала, что вчера тебя удостоил личной встречи сам Повелитель?

— А зачем? — непонимающе взглянула на него Карина. — Ему же все равно нельзя позвонить и попросить помочь.

— Достаточно было позвонить в дворцовую канцелярию — у меня есть контакты — и через пять минут здесь бы появился взвод гвардейцев, которые никаких посланников и близко к тебе не подпустили бы. При необходимости весь участок разобрали бы по камешку.

— Что ты, господин Павай! — перепугалась Карина. — Я очень тебя прошу, не надо никому рассказывать о том, что произошло. Ольге же господин Тайлаш приказал меня охранять, а я, вдруг оказывается, в одиночку по городу гуляю и под пули лезу. Ее же за такое уволят запросто! Мне вообще срочно пора обратно в гостиницу, а то она еще приедет раньше времени и обнаружит, что меня…

Положительно, сегодняшнее утро оказалось для входной двери роковым, потому что в этот раз она распахнулась и врезалась в стену с такой силой, что жалобно треснула, покосилась и повисла на одной петле.

— Где она!? — рявкнула встрепанная Ольга, врываясь в помещение бурным и очень злым ураганом. — Где госпожа Му… Кара, чтоб тебе о порог запнуться! Во что ты опять вляпалась в мое отсутствие?

— Твое пожелание, Кара, трудновыполнимо, — невозмутимо заметила Миованна. — Видишь ли, двадцать минут назад я посчитала нужным позвонить даме Лесной Дождь и сообщить о твоем местонахождении. Ты ведь не сердишься на свою глупую тетушку, нет?

* * *

— Онка, ну не дуйся, а? — жалобно попросила Карина, глядя вслед шикарному черному лимузину, увозящему Миованну и так и не проснувшуюся Мидару. — Хочешь, я еще раз извинюсь? Ну пожалуйста, не злись! Я же не хотела…

— Я не на тебя злюсь, — угрюмо откликнулась Ольга, пытаясь ладошкой машинально пригладить растрепанные волосы. — На себя. Могла бы и догадаться, что без пригляда тебя оставлять нельзя. Горюшко ты мое… нет, не мое, всемирное! Кара, ты понимаешь, что мне сам Верховный Князь приказал за тобой приглядывать? А ты от меня сбегаешь. Меня же уволят за некомпетентность, и правильно сделают. Следовало с тобой в гостинице заночевать. Или хотя бы инструкции оставить персоналу…

— Тебя не уволят, потому что ты больше не телохранитель. А директору департамента охранником работать не положено, господин Тайлаш сам вчера сказал. А что ты так плохо выглядишь? Круги под глазами, кожа серая. Спала плохо?

— Какое там спала! — Ольга махнула рукой. — Думала, лягу и вырублюсь, ан нет — до полпятого с боку на бок ворочалась. Только глаза закрою, сразу кошмары начинают мерещиться, как кто-то гоняется за мной по всем коридорам министерства, а кто — не разглядеть. Во время такого кошмарика лампу на тумбочке щупальцем вдребезги разнесла, как сопливая девчонка, штору вместе с карнизом с окна сорвала. Хорошо хоть само окно не вышибла, а то еще и стекольщиков звать пришлось бы… Под утро вроде задремала, и тут вдруг трезвонит коммуникатор и кто-то женским голосом сообщает, что ты арестована и сидишь в полиции. Кстати, откуда у графини мой домашний номер? Мы же с ней не знакомы. Она вообще кто?

— Конструктор, специалист по тектоническим процессам… — автоматически откликнулась Карина. — Ой… Я имею в виду, у нее такое хобби. Просто… ну, хорошая знакомая. С детства.

— Опять врешь, — констатировала Ольга. — В жизни не видела графинь-красавиц, слышавших о каких-то процессах помимо бракоразводных. Одно из двух — или графиня, или тектоника. Наверняка кто-то из подручных твоего исчезнувшего папочки. Она хоть настоящая графиня? Или тоже соврала?

— Онка, ну я понятия не имею! — взмолилась Карина. — Я действительно давно о ней знаю, но до сегодняшнего утра мы лично практически не общались. Какая разница? Главное, что она о госпоже Мидаре как следует позаботится и домой отправит.

В конце концов, на сей раз она вообще не соврала, верно? Она же в самом деле не знает о реальном статусе Миованны. И они действительно практически не общались…

— А как сюда акр попал? Рыцарь Лиственник, я имею в виду?

— Я ему позвонила. Он же мне вчера визитку дал. Я думала, он госпоже Мидаре поможет. Ее, оказывается, сюда заманили меньше двух недель назад. Наврали с три короба и заставляли такую мразь обслуживать… Она уже думала, что не выберется. Сбежать пыталась — поймали и избили до полусмерти, — Карина вздохнула. — Онка, почему у вас проституция запрещена?

— Потому что те, кто на ее счет законы принимают, себе девок всегда найдут, — хмуро ответила новоиспеченная графиня. — А публичную мораль, типа, блюсти надо. Церковники, скоты, по слухам, даже в монастыри к себе шлюх толпами таскают, но послушала бы ты, как они по телевизору о нравственности распинаются! Давеча один такой на глаза случайно попался — морда поросячья, глазки жиром заплыли, жирный, как откормленный хряк, взгляд бегает, как у карманника, а сам разве что не хрюкает. Как он нынешние нравы обличал! Распустились, Единого забыли, да за что Колесованный свою жизнь под дубиной палача отдал!.. Тьфу. Ну ладно, что дальше делать намереваешься? Не надейся, я от тебя больше ни на шаг не отойду. А я, между прочим, не завтракала и жрать хочу от треволнений. Из-за дурацкого гиперметаболизма пять раз в день лопать приходится, и все равно никогда не досыта…

— Соболезную, — посочувствовала Карина. — И я не завтракала. Пойдем поищем место, где кормят?

Найти на окраине Каменного Острова открытое кафе или ресторан в полвосьмого утра оказалось очень нетривиальным занятием. Вернее — мероприятием, заранее обреченным на провал. В автомобиле Ольги они проехали пять кварталов, всматриваясь в тянущиеся по сторонам пятнадцати- и двадцатиэтажные здания, розовеющие под лучами утреннего солнца, но немногие обнаруженные точки общественного питания все оказались закрытыми. В конце концов Ольга заметила небольшой киоск, торгующий удивительнейшей едой — тонкими круглыми пластинками теста, зажаренными в масле на сковороде и свернутые конвертиками, внутрь которых накладывалась начинка: рубленые грибы, рубленая же ветчина, повидло и прочие вкусности. Называлось кушанье «блинами» (интересно, это ими ругаются? или случайное совпадение?) Пока Карина осторожно жевала жареное тесто с еще одной сладкой местной достопримечательностью — сгущенным молоком с сахаром — Ольга почти мгновенно проглотила три конвертика с ветчиной пополам с сыром и еще один с грибами.

— Похоже, жизнь налаживается, — обсасывающая жирные пальцы глава Сураграшского департамента заметно повеселела. — Конечно, соболезную я своему желудку, но иногда можно и оторваться. Ну и как тебе блинчик?

— Вкусно, — Карина дожевала остатки печеного конвертика и аккуратно вытерла пальцы салфеткой. — Только калорий в нем ужас сколько. Если бы я следила за фигурой, ни в жизнь бы такой в рот не взяла.

— Для меня с моими широким скелетом и ускоренной биохимией слежение за фигурой не актуально, — философски пожала плечами Ольга. — Кроме того, у нас страна северная, не ваши восточные субтропики, нам жирную пищу из-за холода есть положено. Ты, кстати, не замерзла? Сейчас градусов двенадцать или тринадцать максимум, а ты одета… хм, легко, мягко говоря. Даже по нашим меркам.

— Не беспокойся, я закаленная. Онка, ты можешь меня к господину Масарику Медведю в гости отвести? Или надо сначала с господином Сторасом Медведем поговорить?

— Господина Медведя нет в городе, я же говорила. Так… я четыре штуки съела, ты один, итого… м-м, пятьсот восемьдесят. — Она извлекла из кармана жакета несколько бумажек, сунула их стоящей за прилавком сонной девице и махнула рукой, отказываясь от сдачи. — Но с Масариком я тебя и так свести могу. Мы друг друга знаем. Не то чтобы у меня имелась возможность с ним часто лясы точить, но я же его отца охраняла. И я его вчера предупреждала, чтобы завтра, то есть уже сегодня, он с утра гостей ждал. Двинулись сразу к нему? А потом солнце повыше взойдет, день сегодня хороший обещали, так что по городу самое то гулять. Угу?

— А не рано? — засомневалась Карина. — Может, он еще спит?

Она сунула руку под блузку и замерла с заледеневшей душой — она чуть было не извлекла из-под псевдокожи живота бумажную купюру. Дура! Фантомная механика достоверной проекции способна обмануть объемный сканер Ольги, подсунув ему ложную картинку — но вот имитация еще и кошелька на пузе в ней не предусмотрена. И если бы ее спутница заинтересовалась, откуда появилась купюра…

— Масарик-то? — Ольга не заметила ее душевных терзаний. — Нет, он ранняя пташка. Типичный утренник — в пять встает, а в девять уже спать ложится. Сейчас я ему перезвоню, и если он готов, то едем.

— Хорошо, — согласилась Карина. — Онка, я тебе потом деньги отдам, ладно? Не захватила, когда по городу шляться пошла.

— Ой, да подумаешь — сотня гривен! — отмахнулась спутница, доставая пелефон. — Мне новое жалование назначили пятьсот пятьдесят тысяч в период, а на жизнь больше сорока-пятидесяти не уходит. Куда остальное девать, понятия не имею. Я и от старого-то жалования половину в банк складывала… Масарик? — она повернула пелефон так, чтобы видеть его крохотный экран. — Не разбудила? Доброе утро. Я по поводу вчерашнего звонка.

— Утро, Ольга, — откликнулся с экрана мужчина с узким лицом и темными волосами — под углом, да еще и на крошечном экране, Карина больше ничего разглядеть не смогла. Зачем вообще в такие пелефоны встраивают плоское видео? — Я так понимаю, ты хочешь привезти ко мне госпожу Мураций прямо сейчас?

— Да. Не вовремя?

— Наоборот. Ко мне с утра пораньше завалилась в гости одна компания, и вы в самый раз придетесь. Не волнуйся, они мирные. Когда появитесь?

— Минут черед двадцать-двадцать пять, если кольцевая по какой-то причине не стоит.

— Договорились. Ждем.

Ольга дала отбой и засунула пелефон обратно за пазуху.

— Ну вот, а ты боялась, — сказала она и неожиданно широко зевнула. — Извини, глаза слипаются. Ну что, едем?

— Едем, — согласилась Карина, почувствовав укол совести, вспомнив, из-за кого именно не выспалась ее спутница. — А далеко?

— Отсюда — быстро, если только на кольцевой дороге какие-нибудь уроды опять друг друга не поцарапали. Интересно, что у него за гости такие спозаранку? Кара, готовься к сюрпризам. Масарик — хороший человек, но чувство юмора у него своеобразное.

— Лишь бы ручных тигров на меня не спустил, — пробормотала Карина. — Нехорошо получится, если я их пораню случайно. Поехали. Кстати, а в гостинице меня не потеряют? Я к утру обещала вернуться, они еще беспокоиться начнут. И номер нужно освободить, я там больше ночевать не намерена. Ты не могла бы им сообщить?..

До места по загородной объездной дороге, окруженной плотной стеной хвойных деревьев, они добрались на удивление быстро. Масарик Медведь жил в высоком небоскребе на восточной окраине города. Этот район тоже казался довольно новым: стеклянные фасады зданий еще не успели запылиться, а покрытие стен — потемнеть. С учетом городской и пригородной промышленности, а также местной манеры экономить на стекломойщиках, дом был построен максимум год назад. В подъезде у входа, окруженный стенами дисплеев охранных камер, сидел угрюмый толстый охранник в пятнистой форме. Впрочем, Карине с Ольгой он только молча кивнул и указал в сторону лифта. То ли знал Ольгу, то ли его предупредили о визите.

Лифт стремительно вознес гостей на тридцать второй этаж — Карина по привычке сглотнула, хотя в новом теле уши больше не закладывало — и распахнул двери, приглашая выйти на площадку. Там уже стояла невысокая полная женщина лет пятидесяти на вид, в переднике горничной поверх платья.

— Утро, Ольга, — широко улыбнулась она. — Госпожа Карина Мураций, я полагаю? Добро пожаловать. Я Кимана Коверная, экономка господина Масарика Медведя.

— Утро, Кимана, — улыбнулась Ольга в ответ. — Как он сегодня?

— Все так же, — улыбка женщины слегка поблекла. — Но держится молодцом, хотя почему-то волнуется.

— Все в порядке, госпожа Кимана, — Карина шагнула вперед. — Я квалифицированный врач. Возможно, мне удастся что-нибудь сделать с его параличом.

— Не все так просто, госпожа Мураций, — улыбка экономки окончательно превратилась в напряженную гримасу. — Он… лучше пусть он сам тебе все объяснит. Прошу, следуйте за мной.

Озадаченно переглянувшись с Ольгой, Карина пошла за ней по узкому петляющему коридору, выстланному ковровой дорожкой, темно-бордовой в приглушенном свете скрытых за декоративной лепниной ламп. Шагая, она мысленно проверила заготовленный фантомный нейрошунт. Он сработает. Не может не сработать. Пусть физиология человека с Земли и Текиры немного отличаются, но в области нервных тканей различия минимальны. Чуть иной биохимический состав роли играть не должен. И сигналы шунту без разницы, какие транслировать. Ведь на математических моделях же работало! Система самостетирования шунта вернула успокаивающий сигнал полной исправности, и Карина постаралась загнать страх поглубже. Только как ему объяснить, что нельзя подходить близко к объемным блокираторам, чтобы те не нарушили контакт шунта с нервными тканями? Ведь в качестве официальной версии она заявит, что срастила ему нервы своим наноэффектором. Впрочем, время еще будет. Все равно у него наверняка мышцы нижней половины тела атрофированы, пока он их еще восстановит…

— Прошу, проходите, — экономка с заметным усилием растворила тяжелую, обитую черной кожей дверь с блестящим номером «424». — Вас ждут.

Карина вслед за Ольгой прошла в квартиру, мимоходом приметив, что дверь очень даже непростая: толстая, стальная под обивкой из легкомысленной дранки внутри и кожи снаружи, с толстенными распорными засовами на всех четырех ребрах. Она привычно сбросила сандалии у двери и босиком прошла в большую комнату прямо напротив входа.

И оказалась под перекрестным прицелом шести взглядов.

Ближе всех к ней сидели двое мужчин и женщина средних лет. Они носили обычную местную одежду: мужчины — легкие брюки и рубашку с длинными широкими рукавами, женщина — простое серое платье до колен и без украшений. У них не замечалось оружия, на виду, во всяком случае, но что-то в их повадках отчетливо выдавало телохранителей. Возможно, профессионально-оценивающие взгляды. Или манера сидеть на мягких глубоких диванах так, чтобы мгновенно оказаться на ногах или перекатиться по полу в сторону с линии огня. Или чуть более свободная, чем обычно требуется, одежда, немного мешковатая, не стесняющая движений и позволяющая укрывать под ней оружие. Третий мужчина, удобно устроившийся на диване у широченного окна, на вид — ровесник Карины с Ольгой — носил синие брюки, пояс с блестящей стальной пряжкой с непонятной эмблемой и легкомысленную желтую майку с открытыми плечами, подчеркивающую его неплохо развитую мускулатуру. Он обладал также огненно-рыжими волосами, веснушками на широкой скуластой физиономии и широкой, чуть ироничной улыбкой. Чем-то он неуловимо напоминал Палека. Его рука полуобнимала высокую черноволосую девицу в плотных черных штанах с массой карманов и карманчиков, белом свитере-водолазке и перетягивающей лоб и волосы цветастой ленте. Ее серьезный цепкий взгляд, казалось, пронизывал человека насквозь. Карина задействовала объемный сканер. Нет, не девиант. В комнате вообще не было девиантов, хотя телохранители действительно оказались телохранителями, если судить по пистолетам, скрытым под одеждой.

Шестой мужчина оказался чуть в тени и дальнем углу комнаты, а потому взгляд Карины остановился на нем в последнюю очередь. Масарик Медведь, могучего телосложения мужчина лет тридцати пяти на вид, русоволосый и сероглазый, сидел в самодвижущемся инвалидном кресле, сложив руки на коленях, и внимательно разглядывал новых гостей.

— Утро, Масарик, — приветствовала его вошедшая следом Ольга.

Мужчина положил руку на пульт управления, и кресло, едва слышно жужжа электромотором, выкатилось на середину комнаты.

— Утро, Ольга, — откликнулся он. — Давно не виделись. Госпожа Карина Мураций, я Масарик Медведь. Рад видеть тебя у нас — и в стране, и в нашем доме. Извини, что не могу приветствовать стоя. Красавица на диване — Ветка Туча, известная также под псевдонимом Безвременная, выдающийся ум и самое блистательное политическое перо в Княжествах. Госпожа Коверная тебе, вероятно, уже представилась, но если нет, то имей в виду, что она лучшая домоправительница в Княжествах.

— Эй, а я? — возмущенно спросил рыжий парень. — Меня забыл! А я тут, между прочим, самая яркая личность!

— А юный оболтус рядом с Веткой, недостойный даже ее туфельки, — невозмутимо продолжил Масарик, — некий Громобой Полевка, обычно откликающийся на имя Гром. Не понимаю, что Ветка в нем нашла, кроме конопушек. Прошу любить и жаловать.

— Ох… — тихо выдохнула Ольга. — Наследник-повелитель, приношу свои извинения! Мне следовало узнать тебя сразу, — она быстро опустилась на одно колено и уперлась кулаком в ковер, уставившись в пол. — Я вайс-бар… графиня Ольга Лесной Дождь, готова служить.

— Во-первых, сударыня, — назидательно сказал рыжий, поднимая палец, — тот факт, что папочка тебя лишь вчера по башке титулом огорошил, не означает, что ты с утра пораньше можешь преступно игнорировать этикет. На колено опускаются только вайс-бароны и бароны. Начиная с вайс-графа при представлении предусматривается только поясной поклон. Во-вторых, я, такой красивый и представительный, заслуживаю как минимум еще и поцелуя от обеих гостий…

— Гром, — тихо предупредила его Ветка, — вихры повыдергаю. Не посмотрю, что царственные.

— А в-третьих, — как ни в чем не бывало продолжил парень, — у меня зачем-то имеются три старших брата и старшенькая же сестричка от первого папашиного брака, так что в очереди престолонаследования я как максимум пятый. А если поковыряться в тонкостях, то как бы и не пятнадцатый. Поскольку в этой жизни княжение мне, к счастью, не светит, предлагаю тебе, дама Лесной Дождь, забить на этикет большой толстый болт и обращаться ко мне по-человечески. Наш властитель дум уже сказал, что меня зовут Гром. Вот так и зови. Встань и перестань меня смущать, а то я сейчас застесняюсь и покраснею.

Определенно, мелькнуло в голове у Карины, наблюдающей за тем, как Ольга неуверенно выпрямляется, на Лику парень похож не только внешностью, но и чувством юмора. Сын Верховного Князя? Ну и ну…

— Господин Масарик, господин Громобой, госпожа Ветка, — произнесла она. — Чрезвычайно рада знакомству. Прошу благосклонности.

— Радость взаимна, благосклонность пожалована, госпожа Карина — я правильно отвечаю, да? — откликнулся Масарик, блеснув улыбкой, от которой у Карины внезапно сладко замерло внутри. — Я ждал твоего появления. О твоем вчерашнем появлении у Марицы уже полгорода гудит. В ближайший период в свете только и будет разговоров. Хм… я могу показаться невежливым и нескромным, но я хочу сразу предложить общаться без формальностей… да, правильно? Учитывая наличие особ царственной крови, — он бросил ехидный взгляд на Громобоя, — а также некоторую разницу в возрасте, думаю, нам стоит забыть о титулах, чтобы никого не смущать. Ольга, если вздумаешь еще раз назвать того рыжего и наглого на диване Наследником-повелителем, заставлю выпить бутылку водки, чтобы напряжение снять. Залпом, иначе тебя не пронять. Госпожа Карина, вы с Ольгой завтракали?

— Да, господин Масарик, — ответно улыбнулась ему Карина, чувствуя, как ее отпускает внутреннее напряжение. — Ольга накормила меня блинами. Никогда в жизни не ела ничего подобного, но вкусно. Спасибо, я сыта.

— Блинами? — оживился Громобой. — А что, хорошее дело. Особенно с икрой нидзимасы в лимонном соусе. Или с джемом из кликии. У нас на дворцовой кухне…

— Не обращайте на него внимания, он так отцовским положением хвастаться пытается, — перебила его Ветка. — Блины — хорошо, но слишком жирно. Ольга, Марик упоминал, что у тебя гиперметаболизм, а с ним, как мне помнится, нужно часто есть. Надо что-то изобразить сытное и долгоиграющее, но диетическое. Интересно, что в здесь можно сварганить на скорую руку?.. — Она задумалась.

— Юным девам недоступно наслажденье вкусом пищи! — продекламировал Громобой. — Жир на брюхе их пугает!

— Гастрит их пугает, а не жир на брюхе. Лучше на свою талию посмотри, гений, — парировала Ветка. — Скоро складками висеть начнет, и я тебя разлюблю и брошу. Кимана, пойдем посоветуемся насчет меню.

Она выскользнула из объятия Громобоя, гибким движением поднялась с дивана и вместе с экономкой вышла из комнаты. Один из телохранителей поймал взгляд Масарика, поднялся — двое других последовали его примеру — и все трое неслышно растаяли в коридоре.

— Ольга, во-первых, мои поздравления, — Масарик в своем кресле подкатил к главе Сураграшского департамента и протянул ей обе руки, пожав ее кисть. — Отец всегда хорошо о тебе отзывался, да и я видел, что ты девушка умная и в телохранителях до старости не засидишься. Если нужна помощь, не стесняйся обращаться.

Ольга начала медленно заливаться густым румянцем. Она раскрыла было рот, но захлопнула его, ничего не сказав.

— Госпожа Карина, — продолжил Масарик. — Тебе я хочу выразить свое восхищение. Я читал отчеты Ольги — подлинные отчеты. Честно признаюсь, я их на пять раз перечитал. Мужество, которое вы проявили с госпожой Цуккой, сделало бы честь любому. Я рад, что ты выжила. И рад, что ваше новое государство возглавит такой человек, как ты.

Карина почувствовала, что настал ее черед теплеть щеками. Хорошо хоть, у нее не так заметно, как у светлокожей северянки. Он что, всех своих знакомых девушек так смущает? Или просто политическую обходительность проявляет?

— Спасибо, господин Масарик, — преодолев легкий спазм в горле, откликнулась она. — На самом деле какое там мужество! Можно подумать, у нас с Цу какой-то выбор оставался. Э-э… скажи, мы не можем уединиться на несколько минут? Я хочу как следует обследовать твой перелом позвоночника.

— Нет, госпожа Карина, — хотя тон Масарика оставался по прежнему ровным и обходительным, в его глазах на мгновение мелькнули непонятные искры. — Прошу, дамы, присаживайтесь. Стоя говорить не слишком удобно. Я все объясню.

Карина растерянно взглянула на Ольгу — та вернула ей такой же недоуменный взгляд — и напряженно присела на край дивана. Только сейчас она оценила мастерство телохранителей: неожиданно мягкое сиденье обхватило ее со всех сторон и едва не утопило в недрах дивана. Она тут же глубоко провалилась задницей и забарахталась, пытаясь устроиться посолиднее, чтобы коленки не торчали выше ушей. Когда она наконец выпуталась и откинулась на спинку, оказалось, что Ольга уже сидит рядом — в той же небрежно-готовой к действию позе, что и ее растворившиеся коллеги по бывшей профессии. Масарик тем временем отъехал чуть назад, чтобы лучше видеть всех присутствующих.

— Госпожа Карина, видишь ли, я не могу принять твою помощь в качестве врача, — спокойно сказал он. — Я крайне признателен за то, что ты решила мне помочь, но к сожалению, вынужден отказаться.

— Почему? — пораженно спросила Карина. — Господин Масарик, но я ведь ничего не прошу взамен. Твой отец…

— Да, мой отец, — мягко перебил ее мужчина. — Именно в нем все дело. Позволь, я объясню. Во-первых, я крайне недоволен тем, что он позволил своим чувствам взять верх над профессионализмом. Я бы понял, если он, отправляя Ольгу в опасное предприятие, руководствовался какими-то политическими соображениями — нанести ущерб Дракону или еще что-то в том же духе. Но он таким образом просто решил купить твою помощь, даже не поинтересовавшись моим мнением. А я не могу ее принять. В Княжествах парализованных инвалидов вроде меня не менее пятидесяти тысяч, и практически все они, в отличие от меня, живут на мизерное государственное пособие. Княжества — бедная страна, гораздо более бедная, чем Катония, и для большинства даже моторизованная инвалидная коляска является недосягаемой мечтой. Я не вижу, почему должен иметь такое преимущество перед ними.

Он поднял руку, останавливая Карину.

— Видишь ли, дело в том, что я — довольно известный публицист…

— Он всекняжески известный публицист и заноза в заднице у массы народа, — встрял рыжий Громобой. — Такая заноза, что я лично знаю минимум пятерых, кто с удовольствием сплясал бы на его похоронах. Заочно — наверное, с сотню. Госпожа Карина, ты не обращай внимание на его скромность, просто на десять все его слова умножай.

— Или твои на десять дели, — неодобрительнопокосился на него Масарик. — Не в известности дело, госпожа Карина. Главное, что я публицист, пишущий на… м-м… довольно острые темы. Такие как аристократические привилегии, например.

— Графья и бароны — враги трудового народа, — подсказал со своего дивана Громобой.

— Балабол ты, хоть и пятый в очереди. Да, госпожа Карина, я действительно заноза в заднице у многих и многих. А ты — гражданка Катонии, с которой Четыре Княжества и в лучшие-то времена в довольно напряженных отношениях находятся. Сейчас же со скандалом вокруг Сэтаты мы вообще чуть ли не на грани разрыва отношений. Прикормленные газетенки мне и так каждую мелочь в грех ставят. Мама у меня очень любила ваши героико-исторические романы — Мин Атарасий, Дзани Ююмона, Элиза Заморская, Цубцуб и все такое — и убедила отца назвать меня соответствующим образом. Так теперь за одно лишь катонийское имя меня чуть ли не вашим шпионом объявляют. А принять реальную помощь гражданки Катонии означает вызвать в прессе чудовищную истерику. Папе и так нелегко из-за меня приходится. Если бы не его личная дружба с Повелителем… Кроме того, я последовательно борюсь против необоснованных преимуществ, так что просто не могу себе позволить воспользоваться привилегией, недоступной другим — твоей помощью. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, господин Масарик, — помолчав, откликнулась Карина. — Но ведь совершенно не обязательно афишировать мою помощь, верно? Никто не догадается. Подумаешь, в гости зашла! Я же не нейрохирург, у меня по гастроэнтерологии специализация.

— Во-первых, госпожа Карина, — усмехнулся Масарик, — еще как догадаются. Мне временами кажется, что я в стеклянном доме живу — журналисты выведывают такие вещи, в которых я и сам себе-то признаться боюсь. У нас нет ваших законов об охране личности, так что от них не скрыться. Во-вторых, дело даже не в том, догадаются они или нет. Дело в том, что я не могу открыто бороться против привилегий, но тайком ими пользоваться. Я предпочитаю спокойно смотреть в глаза своему отражению в зеркале. Прости, что приходится тебя огорошивать вот так, с самого начала, но твою помощь я с великой благодарностью отвергаю… я правильно вашу формулу использовал? Прости, никогда не был силен в катонийском этикете.

— Да ты, Марик, хоть в чем-нибудь вообще силен? — саркастически спросила Ветка, входя в комнату. — Твои поверхностные статейки с кучей натяжек и передержек с точки зрения фактов всегда находились ниже плинтуса. Мало я тебя носом тыкала?

— А мне помнится, что в наших баталиях на форумах я тебя минимум два к одному переигрывал, — невозмутимо откликнулся Масарик. — В том числе — по знанию фактов. По крайней мере, аудитория считала именно так.

— Аудиторию ты своей ложной харизмой завораживал, — ехидно сказал Громобой. — И безапелляционностью, с какой чушь несешь. А вот я всегда за аргументы Ветку поддерживал.

— Врешь, — хладнокровно парировала журналистка. — Ты меня начал поддерживать, когда влюбился по уши. А до того предательски держал руку нашего косолапого друга.

— Какая разница? — Громобой меланхолически пожал плечами. — Когда я увидел тебя в теплой компашке его прихвостней, сразу понял, что ваши схватки на публике — всего лишь часть коварного замысла по созданию себе рекламы, так что на чью сторону ни встань, все едино. А личико у тебя чуть-чуть посимпатичнее, чем у Марика. Слушай, что там со жратвой? У меня самого что-то в брюхе бурчать начало.

— Чуть-чуть посимпатичнее, говоришь? — ласково осведомилась Ветка. — Ну, за это тебя чуть-чуть и покормят. Пару ложечек овсяной каши, и хватит.

— Эй! — запротестовал парень. — Так нечестно! Тем более — овсяной! Это не кормежка получается, а пытка. Ну хорошо, гораздо, гораздо, гораздо симпатичнее! И личико, и ушки, и шейка, и грудки, и бедрышки, и поп…

— Так, я не поняла! — грозно нахмурилась Ветка. — Ты меня всю по частям перечислить решил? Я тебе что, корова на базаре? Смотри, рука у меня тяжелая, прибью и не посмотрю, что наследник!

— Если ты его прибьешь, — заметил Масарик, — то в текущей баталии потеряешь поддержку по крайней мере восьми клонов. Или девяти. Или двенадцати, я уже запутался.

— Наглая ложь, всего семи!..

— Неважно. Главное, что тогда я по очкам зрительских симпатий точно выиграю. Так что лучше прояви здоровую меркантильность и пощади его по крайней мере до конца следующей недели.

— Семи клонов говоришь? — Ветка ненадолго задумалась. — Ну ладно, за семерых можно и пощадить. Народ, давайте-ка перемещаться в столовую, стол уже сервирован. Перекусим немного. Потом, в обед, подкрепимся как следует.

«Немного» в понимании то ли Ветки, то ли экономки еще недавно Карине хватило бы, чтобы полноценно питаться минимум пару недель. Обширный круглый стол в большой столовой экономка и тихая неприметная служанка быстро уставили холодными в большинстве своем закусками — какими-то незнакомыми салатами, колбасками, ветчиной, то ли тушеным, то ли вареным мясом с зеленью, нарезанными кружками помидорами с каплями местного соуса, называвшегося «майонезом», пластинками нежнейшего мяса нидзимасы и тому подобной снедью. В лучах поднимающегося над небоскребами солнца весело поблескивали вишневыми и хрустально-прозрачными боками несколько бутылок с незнакомыми этикетками и очевидно-алкогольным содержимым. Еды оказалось столько, что Карина даже слегка испугалась: если ТАКОЕ здесь называется «немного перекусить», то что же означает «как следует подкрепиться»? Конечно, ее проекция в процессе имитации пищеварения могла без особого напряжения переварить и с полтонны железных гвоздей, но неужели ей действительно придется изображать из себя бездонную бочку?

Все, в общем-то, оказалось не так уж и страшно. Хозяин и Ветка ели совсем немного, и только Громобой и слегка осмелевшая Ольга отдали закускам должное. Карина скромно скушала пару помидорных ломтиков, несколько ложек салата (мелко накрошенные огурцы с кучей нераспознаваемой зелени и под густым кисловатым молочным соусом с названием «сметана»), а также проглотила ломтик нидзимасы. По ходу дела ей пришлось отвечать на дежурные, но ненавязчивые вопросы Масарика о том, как ей нравится Каменный Остров, где она остановилась и чем она намерена заниматься дальше. Объясняя, почему они с Ольгой питались блинами в уличном киоске, а не позавтракали в гостинице, Карина невольно проговорилась о полицейском участке, и тут уже в нее клещами вцепились Ветка с Громобоем. Ветка в профессионально-въедливой журналистской манере очень быстро вытянула из нее почти все подробности истории — разумеется, за исключением деталей, не вписывающихся в образ скромной иностранки, типа пальбы по площадям нейроэффектором.

— Значит, рыцарь Падалка-младший сейчас отлеживается в больнице, — довольно ухмыльнулся Громобой. — Ну наконец-то хоть кто-то им пол вытер! У меня самого давно руки чешутся — он однажды на дворцовом приеме к Ветке приставать принялся, и я ему морду не набил только из-за возможных политических осложнений. Папаша у него мразь отборная, и сам он такой же. Госпожа Карина, а ничего, если я у тебя автограф попрошу как у героической личности? Переведу его на твой портрет с саженной диагональю и повешу где-нибудь в резиденции так, чтобы он Белому Пику все время на глаза попадался. А?

— Отец тебя точно не одобрит, — осуждающе покачала головой Ветка. — Ничего, я Падалке еще припомню эту историю. Не впрямую, но припомню. Я не я буду, если через период все Княжества об его приключении не узнают. А за автографом чур я вторая в очереди. Марик, ты, как всегда, последний. Госпожа Карина, говоришь, полицейские там запись вели? Гром, попробуй через дворцовую канцелярию ее выцарапать, если только ее еще не стерли.

— Попробую, — согласился пятый в очереди наследник трона. — Госпожа Карина, сколько ты хочешь за каждый автограф с этой парочки говорунов? Не стесняйся, они у нас богатенькие. Чур, мне по десять процентов за идею.

Карина тихонько улыбнулась.

— Я бесплатно дам, — пообещала она. — Только, прошу, забудьте про господина Падалку. Тетя Цина права: нажила я себе влиятельного врага на ровном месте. Может, если ему не напоминать, господин Кадабой забудет со временем…

— Кадабой? — громко фыркнул Громобой. — Да он никогда в жизни ничего не забывает. Если попытаешься на тормозах дело спустить, он лишь подумает, что ты испугалась. Да не переживай, не рискнет он ничего тебе сделать — я отцу расскажу, в чем дело, и пусть Белый Пик хоть десять раз оой-граф, пробкой за штат вылетит, если только дернуться попробует. Главное, запись сейчас добыть, а то и в самом деле сотрут. Я сейчас в канцелярию перезвоню, они займутся изъятием.

— Не надо, господин Громобой, — остановила его Карина. — У меня есть копия. Я дам запись… э-э-э, — она запнулась. Она не знает даже, в каком виде вела запись ее система мониторинга, тем паче — как преобразовывать ее в человеческий формат. — Я пришлю ее попозже, только скажи адрес.

— Договорились, — легко согласился княжич. — Публичный адрес в Сети на раз ищется, только им пользоваться не стоит. Туда такая груда мусора каждый день валится, что я даже и заглядывать боюсь. Два выделенных секретаря и искин с разгребанием не справляются. Лучше давай пелефон, сброшу мой приватный адрес. Только не свети на публике, он мало у кого есть.

— У меня с собой нет пелефона, — Карина виновато пожала плечами. — Наши у вас не работают, вот я и не взяла…

— Нет проблем. Ольга, у тебя-то пелефон есть? Давай сюда, тебе сброшу, ты потом госпоже Карине перешлешь. Только с тем же условием — никому не светить, а то опять разные кретины письмами задолбают.

Дальше разговор плавно переключился на посторонние темы. Карине надавали кучу советов о том, где и что в городе посмотреть, а также в какие магазины, музеи, галереи, театры и учреждения зайти для лучшего ознакомления с городом. Составляй она долгосрочные планы экскурсий, ей хватило бы минимум на период. Она вежливо кивала, запоминая. Как-то мимоходом разговор зацепился за политику — начавшись с упоминания сложных отношений Княжеств с Грашем, он быстро перетек на непонятные «торговые преференции», с Грашем, кажется, совершенно никак не связанные, а связанные с местными аристократами. Громобой с Масариком с жаром принялись что-то доказывать друг другу, начали задавать Карине загадочные вопросы по катонийской экономике, в которых она не понимала не то что смысла, но и половину слов, потом в перепалку ввязалась Ветка, принялась подавать реплики Ольга. Потом внезапно оказалось, что Громобой специализируется по физике твердого тела и вот-вот защитит докторскую по полупроводникам, и он принялся разглагольствовать на тему перспектив микроэлектронной промышленности, причем здесь, кажется, смысл и половину слов перестали понимать и все остальные. Карина сидела, откинувшись на спинку удобного стула и меланхолично жевала ломтики вкуснющей нежной ветчины. Внезапно ей стало хорошо и уютно. Она и дома любила сидеть вот так, в уголке столовой, и слушать перепалку Яны и Палека, разговоры Цукки и Саматты на университетские темы… Она никогда не чувствовала себя свободно в таком разговоре в качестве полноправного собеседника, так что просто сидела тихой мышкой, впитывая в себя теплую дружескую атмосферу. На мгновение ей показалось, что она вернулась домой, в детство, и сейчас в комнату войдет папа, ласково потреплет ее и Яну по головам, отвесит звучный, но небольный щелбан Лике, умудрившемуся в очередной раз посеять в школе учебник по природоведению, и усядется за столом, откинувшись на стуле и вытянув посередине столовой ноги…

Но тут Масарик, Громобой и Ветка переглянулись и с трех сторон взялись за нее уже всерьез. Ей пришлось в очередной раз терпеливо рассказывать о своем похищении в Крестоцине, жуткой многодневной маяковой ломке в трюме быстроходной яхты Дракона, жизни в Мумме, финальной схватке с Шаем ах-Велеконгом… Однако она почему-то не испытывала никакого раздражения. Возможно, потому, что собеседники не пытались демонстрировать ей свое преувеличенное сочувствие и сюсюкать над ее «героизмом». Громобой отпускал дурацкие шуточки в совершенно ликином стиле, Ветка интересовалась подробностями быта аборигенов, а хозяин только задумчиво кивал.

Спохватилась Карина, только когда внутренние часы показали половину первого. Во сколько улетает самолет? В шесть… шесть двадцать. Значит, в пять сорок как максимум она должна попасть к стойке регистрации, чтобы успеть запихнуть проекцию в самолет в автономном режиме и заняться наконец-то делом. Значит, в полпятого следует отправиться в аэропорт, а с учетом возможных пробок, пожалуй, и в четыре. Если бы не Ольга, можно было бы до последнего гулять по городу, а потом переместить проекцию напрямую в аэропорт, сэкономив час-полтора. В конце концов, вряд ли кто-то стал бы придирчиво следить за тем, как она добиралась в туда и добиралась ли вообще. На регистрации отметилась, и ладно. Но с Ольгой придется вести себя по-человечески до конца. Значит, у нее всего-то три с половиной часа на прогулку. Как ни жаль, но придется откланяться.

— Господин Масарик, — нерешительно сказала она, — мне, пожалуй, пора. Я еще хотела по городу погулять, а мне в аэропорт скоро. Рейс раз в неделю, и я не могу задержаться.

— Разумеется, госпожа Карина, — кивнул тот. — Давай только напоследок все-таки уединимся на минуту. Я хочу сказать тебе пару слов. Ольга, позаботься, чтобы Гром не подслушивал. Только ты его и сумеешь остановить.

— Его еще и я сумею остановить, — гордо заявила Ветка.

— Ты его, скорее, пинками под дверь подслушивать погонишь и сама присоединишься, — усмехнулся Масарик. — А то я вашу журналистскую породу не знаю!

— От журналога слышу! — не осталась в долгу та. — Ольга, сколько ты хочешь, чтобы в сторону смотреть, когда мы дырку в стене сверлить станем?

— Титул оой-графини, особняк в тридцать комнат и место в Дворянской палате, — быстро откликнулась та. — Или нет, в Совете регентов, там хлебнее. И еще миллион мелкими немечеными купюрами.

— Вот что власть с людьми делает! — сокрушенно покачал головой Громобой. — Ладно, Марик, твоя взяла. Не сумею я миллион мелочью набрать, у меня только десятитысячные и с одинаковыми номерами, всю ночь карандашами разрисовывал.

— Отрадно слышать, — фыркнул Масарик. — Госпожа Карина, пойдем.

Следуя за ним, Карина повернула за угол коридора необъятной квартиры и вошла в рабочий кабинет, по стенам которого тянулись длинные полки с настоящими бумажными книгами. Жестом пригласив ее сесть в кресло, Масарик развернулся к ней лицом.

— Госпожа Карина, — негромко сказал он, — я еще раз хочу выразить тебе благодарность за твое участие. Крайне сожалею, что обстоятельства не позволяют мне принять твою помощь — и потому, что инвалиду не так уж весело жить в нашем мире, и потому, что приходится огорчать тебя отказом. Я многое знаю о тебе и уверен, что твое желание помочь идет от чистого сердца. Однако жизнь далека от простоты, и, видимо, мне придется ждать, пока наши врачи сами не сумеют починить мне спину. Ты не обижаешься на меня?

— Я не обижаюсь на тебя, господин Масарик, — качнула головой Карина. — Я все понимаю. Возможно, на твоем месте я бы поступила так же. И спасибо за вкусный завтрак.

— Тебя стол не напугал? — негромко засмеялся Масарик, и у Карины вновь сладко екнуло сердце. — У тебя такие глаза сделались, когда ты его увидела! Уж извини, так у нас принято с гостями — сначала до отвала кормить, и только потом выспрашивать. Правда, ешь ты, как птичка, по крошке и капельке, даже обидно. Госпожа Карина, я рад, что ты нашла время заглянуть в гости. Мне очень хотелось посмотреть на тебя вблизи.

— Боюсь, что разочаровала тебя, — вздохнула Карина, поднимаясь. — Я не очень хорошо умею себя вести в компании. И одеться поприличнее не успела. Я намеревалась с утра в гостиницу вернуться, но вот не получилось.

— Ты меня совсем не разочаровала. Наоборот. Скрытая сила на умеющих видеть производит куда большее впечатление, чем пустое лощеное самодовольство. А я, смею надеяться, все же неплохо разбираюсь в людях. Госпожа Карина, если ты еще когда-то появишься в Княжествах и если тебе позволит политическая обстановка, мой дом — твой дом.

— Спасибо, господин Масарик, — повинуясь внезапному импульсу Карина склонилась вперед и осторожно поцеловала его в щеку. Мужчина ощутимо вздрогнул, но тут же расслабился. Его рука легонько пожала руку Карины — на сей раз ее сердце дало вполне ощутимый перебой — и тут же выпустила. Что со мной, в панике подумала она, я что, влюбилась в него? За два с небольшим часа знакомства? Уймись, дура! Тебе нельзя! И ему, парализованному, одно только расстройство…

— Теперь мне пора, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я не забуду тебя, господин Масарик.

— А я не забуду тебя, — в голосе мужчины прозвучали странные сиплые нотки. — До свидания, госпожа Карина. И если найдешь время, напиши мне пару писем. Инвалиду вроде меня ничего не остается, кроме как смотреть на мир чужими глазами.

— Обязательно, — Карина кивнула, отступила на шаг, не отрывая от него глаз, потом резко повернулась и вышла.

За дверью кабинета молчаливой тенью уже стоял один из охранников. Он сделал приглашающий знак рукой, и Карина пошла за ним к входной двери, которую вряд ли нашла бы самостоятельно. По крайней мере, с первой попытки. Ольга уже ждала ее у выхода, замерев неподвижной малозаметной статуей — похоже, рефлексы телохранителя ей придется вытравлять из себя не один год, а то и до конца жизни. Карина сунула ноги в босоножки и обернулась к стоящим в прихожей Громобою и Ветке.

— Спасибо за компанию, — сказала она. — Теперь стану всем хвастаться, что завтракала с настоящим сыном Верховного Князя и его женой.

— Насчет жены — вряд ли, — хмыкнула Ветка. — Совет регентов плебеев не любит и мою кандидатуру никогда в жизни не одобрит. Ну и катись они лесом… Я вас до машины провожу, ладно? Гром, не лопай все, что на столе осталось, мне немного оставь, а то сам лопнешь.

— Лопну — зашьют, — легкомысленно отмахнулся парень. — Нынешняя медицина чудеса творит, госпожа Карина подтвердит как эксперт.

— А ты мне нужен, зашитый? — саркастически осведомилась журналистка, влезая в потрепанные спортивные тапочки. — Пойдемте, девчата, а то и в самом деле не успею вернуться до того, как он напополам порвется.

У машины Ветка остановилась и положила руку Карине на плечо.

— Спасибо, что заехала, — сказала она. — И отдельное спасибо за тактичность. Марик страшно нервничал в ожидании разговора, места себе не находил. Все боялся, что и сама ты обидишься, и политических осложнений не избежать… Он хороший парень, только вот не повезло со спиной. А всего-то неудачно упал на лестнице! — она вздохнула. — Вот такие вот случайности жизнь и ломают. Я его знала еще до травмы. Мы незадолго до того познакомились, я еще и Грома не встретила вживую, так что на него всерьез нацелилась. И вот такая вот глупость… Я так надеялась, что ты ему поясницу починишь… и все, что ниже, а он взял да и отказался.

— А если бы починила, то ты бы Громобоя бросила? — с любопытством спросила Ольга.

— Зачем? — удивилась Ветка. — Я его люблю. И Марика люблю. Я бы с ними обоими прекрасно ужилась, и они бы наверняка из-за меня морду друг другу бить не стали. В крайнем случае сделали бы вид, что ничего не подозревают. Замужество за Громом мне не светит, да я и не напрягаюсь с официальными отношениями. Профессия не та, чтобы с детскими подгузниками возиться. А в остальном бы разобрались. Ну ладно, не стану задерживать. Ольга, поболтаем еще при случае.

Она сжала плечо Карины, отпустила и отошла от машины в сторону, помахав рукой. Потом развернулась и пропала в подъезде.

— Сильна девица, — с уважением резюмировала Ольга. — Я бы не смогла вот так, запросто, признаться. Журналистка-оторва, одно слово. Ну что, поехали по городу?

— Поехали, — согласилась Карина. Она забралась в теплое чрево машины и дождалась, когда Ольга сядет за руль. — Онка, ну вот скажи мне, пожалуйста, что это за мир, в котором я не могу просто помочь хорошему человеку? Я бы его вылечила, я точно знаю. Я просмотрела его позвоночник, пока мы за столом сидели, мой метод наверняка бы сработал. У него не такие уж и большие повреждения, спинной мозг поврежден не очень сильно. Ниже смещенных позвонков нервная ткань в полном порядке. Его просто лечили неудачно.

— Мир наш — то еще местечко… — пробормотала глава Сураграшского департамента, рассеянно барабаня пальцами по колену. Внезапно она повернулась к Карине и прищуренно посмотрела на нее. — Значит, говоришь, у тебя запись с полицейской камеры имеется?

— Ну… да, — растерянно откликнулась Карина. — А… что?

— И когда же ты ее скопировать успела? И куда, самое главное? У тебя даже пелефона нет, не говоря уже про что-то более емкое.

— Ну… я не успела. Господин… э-э… который меня арестовывал, он потом пообещал дать копию.

— «Обещал дать копию»? Кара, ты опять врешь, и врешь глупо. Полицейский следователь никогда и ни при каких обстоятельствах не передаст копию служебных материалов постороннему. По крайней мере, такому постороннему, как тебе, даже если до смерти перепуган твоей настоящей личностью. За утечку информации на сторону предусмотрено уголовное наказание, и никакая мелкая сошка не пойдет на должностное преступление, не чувствуя за собой надежной поддержки. Или не имея надежды нажиться. А ты такой поддержкой не являешься и взятки давать не умеешь. Как ты вообще нашла проституток? В столице это не так-то просто даже для добропорядочного аборигена-долгожителя, АКР здесь свирепствует. Тем более — в огромном Золотом лесу. Ты там ночью на обычных бандитов с вероятностью в десять раз выше могла наткнуться. А?

— Ну… я местных спрашивала. Студенты-ролевики…

— Ах, вот как. Интересные нынче пошли студенты, осведомленные. Предположим. Скажи, а как ты мне из аэропорта звонила? И как ты звонила своему Лиственнику из камеры? Там у тебя тоже никакого пелефона не было, и сомнительно, чтобы кто-то дал своим попользоваться.

— Господин Павай не мой…

— Неважно. Как ты звонила, Кара?

— Я… э-э…

— … правдоподобной лжи не заготовила, понятно. Кара, я тебе еще один вопрос задам. Каким образом все-таки ты выжила, когда Шай тебя проткнул своей железякой? Я видела мертвецов, и не раз. Ты выглядела типичным трупом в состоянии клинической смерти, с напополам разорванным сердцем и распоротым легким, насквозь кровью пропитанным. У тебя энцефалограмма затухала, как у типичного свежего жмура в состоянии клинической смерти. Тебя никакая реанимация вытащить не могла, даже самая лучшая в мире. А два часа спустя я возвращаюсь, и раз — только маленький шрам, почти не заметный, причем совсем не там, где следовало бы. Как так могло получиться?

— Система защиты…

— …не допустила бы, чтобы тебя вообще проткнули. Я читала в «Черном квадрате» отчет о том, как спецназ ваш отель в Масарии штурмовал. Защите достаточно было на несколько сантиметров острие отклонить, чтобы уже мертвый Шай вполне естественно промахнулся — и никто ничего не заподозрил бы. Ты не имела защиты, Кара. По крайней мере, такой, о какой рассказываешь. Ты умерла по-настоящему.

— Онка… — Карина помолчала, чувствуя, как в салоне сгущается тяжелая тишина. — Чего ты от меня хочешь? Зачем ты спрашиваешь?

Ольга отвернулась и уставилась на стоянку поверх руля, бессильно уронив на него руки. Потом резко выдохнула и повернулась к Карине снова.

— Кара, я спрошу тебя прямо. Ты — Сущность? Демиург?

Карина заледенела. Она напряглась, ее кулаки стиснулись, щупальца малого манипулятора непроизвольно свернулись в груди в тугие конические пружины, готовые к удару. Она заставила себя медленно расслабиться, отвернулась и принялась молча смотреть в окно.

— Да, я Демиург, Ольга, — наконец сказала она. — Прости. Я действительно не умею врать. Я… не выйдет из меня конспиратора. Не в ближайшие сто лет уж точно.

Она прикусила губу.

— Я не хотела говорить. Никто не должен знать. Я сама узнала совсем недавно, после… после смерти. Папа перенес наши психоматрицы, даже не предупредив. Оказывается, я была Демиургом, еще когда меня похитили. Онка, я… — она резко повернулась к Ольге и схватила ее за руку. — Онка, я знаю, что ты чувствуешь рядом со мной. Я бессмертна, всемогуща, мне никто ничего не может сделать, а я могу делать все, что мне захочется. И я играю с людьми от нечего делать, да? Онка, честное слово, я не играю! Мы все не играем! Мы просто не можем открыться людям. Пожалуйста, поверь — мы не играем!

Ольга молчала, по-прежнему глядя поверх руля, и Карина почувствовала, как в сердце зарождается отчаяние.

— Онка, мы стали Демиургами совсем недавно. Мы не замышляем ничего плохого, мы просто должны завершить восстановление нашего мира, прежде чем уйдем дальше. Ты же читала наши книги, ты знаешь, как появилась Текира и почему она именно такова, какова есть. Мы должны построить в Сураграше нормальное государство, чтобы уничтожить последний источник игровой нестабильности, а потом… потом мы уйдем. Через десять лет, пятнадцать или тридцать, но уйдем. Мы оставим вам стабильный мир, чтобы вы могли в нем жить, а сами… Я не знаю, что мы станем делать потом, но уж точно не захотим играть чужими судьбами, как Старшие. Онка… я не просила, чтобы меня сделали Демиургом. И не ожидала такого. Папа просто поставил меня и остальных перед фактом. Честное слово, я не изменилась. Я такой же человек, как и раньше, пусть у меня теперь немного больше способностей. Я все равно не могу их открыто применять. Онка, ты… ты сильно переживаешь? Я очень хочу, чтобы мы остались друзьями, ну пожалуйста! Ну скажи хоть что-то!

— Значит, ты сейчас бессмертна и неуязвима? — Ольга прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла, по-прежнему не глядя на Карину. — А других можешь делать такими же?

Карина сгорбилась от бессильной тоски. Все. То, о чем предупреждал Рис, случилось. Они с Ольгой даже не успели как следует подружиться, и вот их отношениям конец.

— Нет, Онка, — тихо сказала она. — Только Старшие умеют. Для нас, Младших, это знание пока закрыто. Не могу. Прости.

Неожиданно Ольга криво усмехнулась.

— Не переживай, — сказала она, накрывая своей ладонью кисть Карины. — Я понимаю. Ты думаешь, что вроде как ты своим бессмертием предала всех остальных, оставшихся смертными, так, что ли? Да расслабься и не парься. Я же телохранитель, я под смертью ходить привыкла. И никогда, в общем-то, не рассчитывала, что доживу до пенсии. Ты знаешь, почему у нас все более-менее важные шишки с охраной ходят? В девяностых, сразу после войны с Грашем, внезапно мода появилась — наемных убийц подсылать, а списывать вроде как на грашские диверсии. Настоящая вакханалия началась. Чуть ли не каждую неделю сообщение — на пороге своего особняка убит граф такой-то или барон такой-то. У тогдашнего Повелителя троюродную сестру убили, даже на него самого покушались — у него тогда наследники еще не появились, наверное, кто-то рассчитывал династический переворот устроить. Плечо ему снайпер прострелил, но, к счастью, удачно — пуля прошла через мышцы, ничего важного не задела. А уж сколько охранников тогда полегло… Сейчас куда легче, конечно, но все равно нет-нет, да постреливают, то губернатора провинции завалят, то промышленника какого. А уж у Медведя столько врагов! На него трижды покушались, один раз сразу пятеро наших погибли, и ни разу концов не нашли… Так что для меня смерть привычна, я о ней даже и не думаю.

Она тряхнула головой и наконец-то взглянула Карине в глаза.

— А вообще я дура. Не следовало тебя допрашивать. Твое личное дело, кем ты являешься. Просто… ну, просто должна же я знать, чего от вас ожидать, верно?

— Онка, мы намерены играть по правилам, — Карина постаралась придать своему голосу твердость и уверенность. — По тем правилам, которые устанавливают люди. Мы не намерены использовать свои сверхспособности, чтобы влиять на политическую ситуацию. Нам всего лишь нужно создать базу для дальнейшего развития государства в Сураграше. Создать необходимые структуры, подобрать кандидатов на ключевые посты, организовать полноценную власть, наладить функционирование государственной машины, образование и финансы в первую очередь, все такое. Мы для всех останемся простыми людьми. Пожалуйста, не говори никому о нашем разговоре, хорошо? Незачем другим знать. Совсем незачем.

— Не станете использовать сверхспособности? — недоверчиво качнула головой княженка. — Даже если к вам вторгнется армия?

— Ну… не вторгнется. Онка, мы знаем, что ваша армия скрытно концентрируется на границах северных областей Сураграша. Мы не сможем и не станем удерживать их, если вдруг ваши солдаты решат их занять, у нас просто нет людей для их контроля. Поэтому мы и отдаем вам сразу Муналлах и Чукамбу. Вы получаете выход к защищенным бухтам Западного побережья и к богатым рудным залежам, там вроде бы даже алмазные трубки есть. А мы взамен получаем благосклонно настроенного северного соседа.

— А если наша армия пойдет дальше, к югу?

— Тогда… тогда у нас есть способы ее остановить. Онка, мы могли бы организовать классические партизанское сопротивление, и тогда ваша армия увязла бы в лесах и джунглях, как уже увязала раньше в боях с Драконом. Но мы не хотим никого убивать. Поэтому мы применим… технологии, которые просто рассеют ваших солдат страхом. Ваши командиры утратят контроль за своими людьми, и армия разбежится. С базами Дракона мы сейчас именно так и разбираемся. Но конфликт — самый крайний вариант. Мы приложим все усилия, чтобы до него дело не дошло: война с ЧК, объявленная или необъявленная — последнее, что нам надо. У нас есть чем торговаться и что предложить, просто еще не пришло время. Вот почему я рада, что главой Сураграшского направления стала ты. Яни не ошибается в людях, а она считает тебя честным и порядочным человеком. А нам ничего от людей не надо, кроме честности и порядочности. Мы с тобой всегда найдем общий язык, обещаю.

— Мне бы твой оптимизм… — хмыкнула Ольга. — И потом, знаешь ли, я и сейчас далеко не самая крупная фигура в игре. Начальник департамента — просто чиновник, ответственный за организационные вопросы. Не со мной договариваться придется.

— Все равно. Мы договоримся и с тобой, и с Верховным Князем, и с остальными, с кем потребуется. В конце концов, не все же у вас такие, как Белый Пик и его сыночек.

Княженка только покачала головой.

— Ладно, замяли тему, — решительно проговорила она. — Не волнуйся, я никому не расскажу…. кроме Верховного Князя, уж извини. Он должен знать.

— Нет! — вскинулась Карина. — Именно он знать и не должен! Зачем? Это лишь повлияет на его суждения в совершенно недопустимую сторону! Онка, мы не хотим, чтобы Сураграш считался находящимся под божественной защитой. Мы прекрасно понимаем, что когда уйдем, наше место займут простые люди — в том числе непорядочные и нечестные, как водится среди политиков. Они лишь воспользуются вседозволенностью в своих корыстных интересах. Нет, не надо, пожалуйста! Мы — просто люди, и все, что Верховному Князю следует знать, есть в «Камигами»…. в вашем «Черном квадрате», я имею в виду. И мы приложим все усилия, чтобы в этих рамках удержаться. Честно!

— Слишком сложно для меня, — Ольга устало потерла глаза. — Не понимаю. Может, потом пойму, но… Ладно, уговорила. Не скажу никому. В конце концов, если ты лжешь, то всегда сумеешь мне мозги промыть. А если правду говоришь, то почему бы тебе не поверить? Все, проехали. Во сколько у тебя рейс, говоришь?

— В шесть двадцать, — с облегчением откликнулась Карина. — Без двадцати шесть как максимум нужно в аэропорт попасть.

— Попадем. А пока поехали по городу покатаемся. Сегодня выходной, улицы полупустые, пробок нет, так что за три часа много успеем объехать. К проституткам я тебя, уж извини, не повезу, но кое-какие злачные местечки покажу.

Она завела двигатель и плавно выкатила со стоянки.

— Слушай, а зачем тебе вообще самолет? — спросила она, выруливая на дорогу и сходу подрезав возмущенно загудевший серый автомобильчик. — Ты же теперь, как я понимаю, можешь куда угодно без проблем перемещаться сама по себе?

— Могу, — согласилась Карина. — Только если обнаружится, что я внезапно где попало появляюсь, не только ты неладное заподозришь. А уж если в двух местах одновременно заметят… Приходится массу времени тратить на имитацию обычной жизни. Онка, а ты не можешь… поаккуратнее водить? А то у меня аж сердце замирает каждый раз.

— Тяжела и неказиста жизнь простого Демиурга, — пробормотала Ольга. — И сердце замирает, и в двух местах сразу не покажись… Ну ладно. По крайней мере, можно не переживать, когда ты в очередной раз со шпаной схлестнешься. Тебя как, сразу к Кремлю везти, дворец осматривать? Туристов уже пускают, а со мной там можно попасть в кое-какие закрытые для публики места. Или сначала по историческим районам покатаемся?..

Припаркованная на другом конце стоянки, саженях в пяти, неприметная черная машина с зеркально тонированными стеклами за «жучком» Ольги не последовала. Водитель оглянулся на заднее сиденье, где расположился его начальник, поймал его кивок, и неторопливо двинулся с места. Несколько секунд спустя он влился в редкий по случаю выходного дня дорожный поток, направляясь в противоположную сторону. Мужчина на заднем сиденье тем временем аккуратно снял с прицепленного к потолку кронштейна лазерный микрофон, совмещенный с мощным телескопическим объективом, извлек из него карту памяти, сложил устройство и убрал в кофр. Карта скользнула в слот на массивных платиновых наручных часах, и их циферблат трижды мигнул, подтверждая начало процесса копирования. Откинув кронштейн так, что тот прижался к потолку салона и стал совершенно незаметным, мужчина вытащил пелефон и вручную ввел код.

— Я купил то вино, о котором ты говорил, — коротко сказал он. — Привкус немного необычный, но в целом очень недурственно. Что? Да, я как раз намеревался послать тебе бутылочку для пробы. Жди через полчаса.

Он очистил список последних контактов, отключил пелефон, откинулся на сиденье и закрыл глаза. Да, все-таки информацию следует передать клиенту немедленно. Опытный сыщик, он не задавался вопросом, за кем и почему следит, равно как и не спрашивал, откуда клиенту известны место и время визита объекта наблюдения. Но не узнать всемирно известную Карину Мураций, сопровождающую объект, он просто не мог. Снять звук с защищенных окон квартиры он так и не сумел, но разговор в машине вышел четким и ясным. И то, что он не понял смысла и половины сказанного, его пугало. Радикально обрубать концы, зачищая свидетелей, обычно пытаются только в скверных криминальных романах, но… В свои почти шестьдесят лет он все еще жив только потому, что всегда принимал параноидальные меры предосторожности. И по крайней мере трижды за его успешную карьеру они окупались. А потому передавать карту с записью отправится отнюдь не он сам…

Краем глаза он заметил в окне промелькнувший навстречу второй автомобиль своей фирмы. Меняясь с еще двумя, он должен вести клиента в течение ближайших трех часов. Все по плану. Пока можно немного расслабиться. Вообще после завершения сегодняшнего задания можно всерьез задуматься о том, чтобы продать дело и уйти на покой. Теперь у него скоплено достаточно, чтобы тихо, но безбедно прожить оставшихся ему пятнадцать или двадцать лет, а работа в последнее время начала серьезно его утомлять.

И тут за окнами завизжали тормоза, и машина резко вильнула в сторону, на тротуар, спасаясь от столкновения с синим фургоном с рекламой молока на борту, резко вырулившим из соседнего ряда. Водитель громко выругался, но сумел удержать руль и даже увернуться от фонарного столба. Когда машина замерла, клюнув носом, детектив в бешенстве ткнул в кнопку стеклоподъемника, чтобы крикнуть вслед нахалу что-нибудь соответствующее — и замер, уставившись в черный зрачок автоматного дула в руках здоровенного детины в маске и камуфляже.

— Всем выйти из машины, живо! — рявкнул детина. — Быстро! Руки держать на виду!

Он резко распахнул дверцу и выдернул детектива из автомобиля, грубо швырнув на асфальт и придавив коленом к земле. Рядом уронили водителя. Краем глаза детектив видел, как из синего фургона горохом сыпались еще и еще люди в камуфляже. Грубые руки бесцеремонно охлопали его тело, вытащив из карманов пиджака и брюк все содержимое, выдернув пистолет из подмышечной кобуры и сорвав с руки часы. Потом рядом остановились дорогие мужские лакированные туфли.

— Поднять их, — негромко скомандовал уверенный мужской голос, и детектива тут же вздернули на ноги, выкрутив за спину руки и защелкнув на них наручники. Перед ним стоял невысокий мужчина в гражданском костюме стоимостью в полугодовой доход среднего инженера, размеренно похлопывающий по ладони головкой изящной лакированной трости. Глаза мужчины были холодны как лед.

— Я граф оой-полковник Уцуй, Дворцовая охрана, — равнодушно проговорил он. — Вы оба арестованы за незаконное ведение слежки за иностранной персоной, находящейся под особой охраной государства. Сейчас вас отвезут в место, где тщательно и подробно допросят о том, на кого и с какими целями…

Вокруг снова завизжали тормоза, и на сей раз горох вооруженных людей в камуфляже посыпался из пяти или шести больших «молотов». Охранцы немедленно ощетинились стволами автоматов, но человек в полевой форме просочился мимо них с такой легкостью, словно они тут и не присутствовали вовсе.

— Я оой-полковник вайс-граф Серый, внутренняя безопасность СВР! — хорошо поставленным голосом рявкнул он. — Какого хрена охранцы мешаются у нас под ногами? Мы своих сотрудников как-нибудь и без вас прикрыть сумеем! Мы его с утра ведем, и я его забираю!

— Негласная охрана госпожи Мураций осуществляется по личному приказу Повелителя! — прошипел граф Уцуй, наливаясь дурной кровью. — И чтобы всякие там совры мне указывали…

— А охрана графини Лесной Дождь осуществляется по личному приказу директора СВР! — слегка сбавил тон вайс-граф Серый. — И отменить его может только Повелитель лично, а не какой-то там паркетный охранник!

Оба мужчины свирепо уставились друг на друга, сжимая кулаки, а вокруг них нервно запереглядывались камуфляжные. В воздухе отчетливо запахло потасовкой, а то и перестрелкой. Против своей воли детектив нервно хихикнул. Вот тебе и заработал на заслуженный отдых… Оба командира тут же перевели свои взгляды на него, потом снова посмотрели друг на друга.

— Незачем ссориться, — внезапно спокойным тоном проговорил граф Уцуй, опираясь на трость. — Думаю, Повелителю мало интересно, кто его заметил первым. Допросим его у нас…

— Но в моем присутствии, — проворчал вайс-граф.

— Согласен, — грациозно-аристократически кивнул Уцуй. Он снова посмотрел на детектива. — Так вот, — продолжил он как ни в чем не бывало, — тебя допросят, на кого и с какой целью ты работаешь. И лучше бы тебе начинать вспоминать подробности прямо сейчас, не дожидаясь, пока воспоминания не начнут вытаскивать из тебя силой. Где записи, которые ты вел?

— В часах, — прошептал детектив непослушными губами. — И карта, и копия…

Уцуй не глядя протянул в сторону руку ладонью вверх, и в нее тут же вложили часы. Граф поддернул брюки, аккуратно положил часы на асфальт, извлек из кармана пистолет — «тима», как автоматически определил детектив, небольшой, но на малых дистанциях навылет пробивающий стандартный армейский бронежилет — приставил дуло к циферблату и нажал на спуск. Грохнул выстрел, в стороны полетело металлическое, стеклянное, каменное и асфальтовое крошево, а скапливающиеся вокруг праздные зеваки с вздохами, вскриками и взвизгами отпрянули от кольца оцепления.

— Личное указание Повелителя, — пояснил Уцуй Серому, выпрямляясь и убирая пистолет. — Любые записи госпожи Мураций, сделанные без ее ведома, уничтожать, не просматривая и не прослушивая. Осколки собрать и утилизировать, — приказал он в пространство. — Задержанных допрашивать буду я лично, больше с ними никому не разговаривать. Кто откроет рот — затыкать сразу же и…

Остаток фразы детектив так и не услышал, потому что с ним случился нелепейший конфуз. Впервые в жизни он упал в глубокий обморок.

* * *

Пелефон зазвонил еще до того, как набирающий высоту самолет пропал из виду. Ольга все еще провожала его взглядом с балкона, опоясывающего диспетчерскую вышку, куда ее с большой неохотой допустили по личному указанию директора аэропорта, когда из кобуры на поясе донеслись первые такты «Меча и щита». Она торопливо выхватила аппарат и включила его. Здесь, на высоте, где завывал леденящий ветер, пришлось приложить его к уху, лишив собеседника возможности ее видеть.

— Ольга Лесной Дождь на связи, господин Медведь, — отрапортовала она, машинально вытягиваясь по стойке «смирно».

— Вольно, Ольга, — из трубки донесся приглушенный смешок. — Ты больше не моя подчиненная, не забывай. Расслабься.

— Так то… да, господин Медведь. Я расслабилась.

— Сомневаюсь. Ольга, у меня к тебе личная просьба. Поскольку охрана доложила, что самолет с госпожой Мураций на борту благополучно взлетел, не могла бы ты по дороге домой ненадолго заехать в министерство? Тебе по пути, как я понимаю. Я у себя.

— Разумеется, господин директор. Прибуду через полчаса или около того.

— Не торопись. Я все равно здесь застрял на всю ночь.

— Да, господин Медведь. Э… охрана?

— Мои люди вас с госпожой Мураций прикрывали с самого утра, от полицейского участка. И, как выяснилось, охранцы — тоже, хотя когда вам на хвост упали они, точно неизвестно. Я бы предположил, что, не застав Мураций в гостинице, они вели тебя от дома.

— Но я никого… Я поняла, господин Медведь.

— Разумеется. Я пригрозил, что головы оторву, если ты их обнаружишь. Ты или госпожа Мураций, не суть. Неплохая для них получилась тренировка, а заодно и рыбалка на живца. В общем, жду. Кстати, я всех отозвал, но один человек остался на всякий случай. Ты его знаешь — Маккон. Не пытайся от него избавиться, или уши надеру.

— Поняла, господин директор. Выдвигаюсь.

Рыбалка на живца? Ольга сунула в кобуру телефон и поспешно вошла в диспетчерскую. Сухо кивнув старшему смены, проводившему ее раздраженным взглядом, она вызвала лифт и спустилась в подвал, к стоянкам. Но как же она могла оказаться настолько беспечной, что не заметила сразу два хвоста? Она мало чтознала про Дворцовую охрану, если не считать нескольких в лицо знакомых телохранителей княжеской семьи, но уж своих-то обязана была вычислить. Болезненный, однако, щелчок по самолюбию…

Когда она выруливала из ряда, стоящий напротив нее неприметный «ветер-полет» дважды мигнул фарами и тут же пристроился ей вслед. Водитель за рулем помахал ей рукой. Точно, Маккон. Вот зараза! Теперь достанет ее своими шуточками… Нет, не достанет. Она почувствовала острый укол потери, вспомнив, что больше никогда не сможет работать со своими ребятами и девчонками. Теперь она для них в лучшем случае объект охраны, и не более. А когда она с треском провалится на своей новой должности, ее просто выставят из МВС на улицу, обратно в охрану уже не возьмут. Карьера имеет только два направления: либо постепенно вверх, либо со свистом вниз и вдребезги. Интересно, лишит ли ее Повелитель нового титула, когда ее выпрут? Тогда она перестанет быть и графиней, и вайс-баронессой — и снова превратится в простую мещанку. Ну и пусть. Тоже радость нашлась — титул! А телохранителем в частную шарашку она всегда устроится.

Вечером выходного дня до министерства она добралась всего за тридцать минут. Маккон, к ее облегчению, за ней не последовал, припарковавшись рядом и оставшись в машине. Вскоре она постучалась в дверь приемной директора СВР и с усилием потянула на себя массивную деревянную дверь.

— Добрый вечер, дама Лесной Дождь, — с радушной улыбкой приветствовала ее чоки-секретарша Мимира. — Господин Медведь ожидает тебя. Прошу, проходи.

— Здравствуй, Ольга, — при ее появлении Сторас Медведь приподнялся со своего места и тепло улыбнулся. У Ольги привычно екнуло внутри. — Мои поздравления по поводу нового титула.

— Спасибо, господин Медведь! — Ольга вытянулась во фрунт, краем сознания с удивлением отмечая, что в комнате отсутствует обычный телохранитель. — Рада служить Отчизне!

— Нет, так дело не пойдет, — нахмурился директор СВР. — Ольга, я сколько раз тебе должен повторять, что ты больше не моя подчиненная? Ты находишься здесь по моему приглашению, а не по приказу. Разницу понимаешь? Ну-ка, расслабься и сядь, — он ткнул пальцем в гостевое кресло.

— Извини, господин Медведь, — Ольга слегка покраснела и выполнила указание. — Привычка…

— Да, привычка, — задумчиво повторил Медведь. — Из тех, что с трудом искореняются. Прости, что дергаю тебя в такое время, да еще после такого напряжения. Но выяснилось кое-что, о чем тебе следует знать.

— Да, господин Медведь?

— Сторас. Ольга, мы достаточно долго знаем друг друга, чтобы общаться накоротке. Ты больше не мой телохранитель, и препятствий я не вижу.

— Да, господин директор. Спасибо.

— Ну уж нет, так не пойдет. Как меня зовут? Вслух скажи. Или я тебя начну дамой Лесной Дождь именовать.

— Да, Сторас.

— Видишь, и небо на землю не рухнуло, дама графиня, — директор СВР весело хмыкнул. — А выяснилось вот что. Вас вели не только наши и охранцы. Обнаружился еще и третий хвост, нацеленный персонально на тебя. Некая личность наняла детективную контору, чтобы отслеживать твои — лично твои — перемещения и контакты.

Ольга почувствовала, что на сей раз пунцовеет весьма основательно. Она с большим трудом подавила позыв схватиться за голову и застонать. Три! Три хвоста, и ни одного она не засекла! От такого позора ей не отмыться до конца жизни. Ну ладно, охранцы. Ну ладно, свои, которые ее как облупленную знают. Но какой-то частный детектив!..

— «Белая сова», — подсказал внимательно наблюдавший за ней директор СВР. — Наверняка слышала. Очень квалифицированная и очень дорогая контора со штатом, на девяносто процентов укомплектованным бывшими разведчиками и контрразведчиками. Она пасет тебя уже неделю. Точнее, пасла. Владелец с потрохами сдал заказчика, но беда в том, что тот оказался «призраком». Подставным лицом с документами на имя, которого в природе не существует. Поскольку к нему никто не явился вовремя на назначенную встречу, он, видимо, почувствовал неладное и исчез. Так что мы не знаем, кто и зачем за тобой охотился. Зато знаем, что денег у них очень много, и тратить их они не боятся. Дружеский совет: вспомни свою предыдущую профессию и начни охранять саму себя так же качественно, как раньше охраняла меня. Да, и с сегодняшнего дня ты, разумеется, получаешь стандартное для твоей должности прикрытие. Маккон в ночной смене, ну и дальше по графику. Что к тебе ее не приставили раньше — упущение СБ министерства, за которое я уже намылил шею кому положено.

Медведь поднялся из-за стола и подошел к шкафу, за створками которого скрывался небольшой бар с тщательно подобранным содержимым. Он извлек оттуда бутылку вина, посмотрел ее на просвет, кивнул и налил в два бокала. Один протянул Ольге, второй взял сам.

— Ну, дама графиня Ольга Лесной Дождь, за твой новый титул, — проговорил он, отпивая глоток. — Поскольку домой тебя везет Маккон, тебе можно.

Ольга бережно покатала бокал в ладонях и осторожно пригубила. Красное вино оказалось замечательным, с богатым тонким букетом и нежным травяным запахом.

— Спасибо, гос… Сторас, — тихо сказала она. — Я… очень признательна за заботу. Я…

Она уставилась в пол и поспешно отхлебнула из бокала, пока не ляпнула что-нибудь глупое. Что-нибудь, что она никогда не осмелится сказать ему в здравом рассудке. Если бы сейчас он приказал ей умереть за него, она выполнила бы приказ без колебаний.

— Онка, девочка моя, — Медведь отставил свой бокал на стол и нежно коснулся ее щеки кончиками пальцев, потом взял ее подбородок и приподнял ее лицо. — Посмотри на меня. Ну же!

Ольга послушалась — и утонула в его карих глазах, таких внимательных и понимающих. Она чувствовала, что отчаянно краснеет, просто полыхает в безжалостном ярком свете потолочной люстры.

— Да, диагноз подтверждается, — Медведь покачал головой, отпуская ее подбородок. — Онка, девочка моя, ты в меня влюблена. Влюблена по уши, уж прости меня за констатацию факта.

Он грузно опустился в кресло напротив и устало потер лоб. С внезапно вспыхнувшим чувством тревоги Ольга увидела, какие тени лежат у него под глазами, как постарело его лицо и набрякли веки.

— Прости, но твое чувство безнадежно. Онка, мне пятьдесят девять. Я старше тебя в два раза, и я не настолько эгоистичен, чтобы привязывать к себе такую славную девушку, как ты. Ты еще найдешь себе хорошего мужа, родишь несколько замечательных детишек и проживешь долгую радостную жизнь. Вот Масарик бы тебе отлично подошел… молодой дурак! — он понурил голову. — Угораздило же меня воспитать такого высокоморального сыночка! Нет, я тебе не пара.

— Я понимаю, господин… Сторас, — Ольга почувствовала, что горло перехватывает спазмом. Только его жалости и не хватало для полноты ощущений!

— Нет, не понимаешь. Ты хорошая девушка. И симпатичная. На конкурсе красоты ты не войдешь даже в первую сотню, верно, но в мире существует масса мужчин, которым ты понравишься. И кто-то из них обязательно понравится тебе. Я просто слишком долго маячил у тебя перед глазами. Теперь, когда ты от меня освободилась, ты сможешь смотреть на мир с открытыми глазами. Но довольно о чувствах. Ольга, у меня у тебе еще один вопрос. Не отвечай, если не посчитаешь нужным. Детектив записал твой разговор с госпожой Мураций в машине перед моим домом. Запись уничтожена без прослушивания, — поспешно добавил он, когда Ольга дернулась от неожиданности. — И все же — о чем шла речь? Наблюдатели Мирия вас не слушали, но у них сложилось впечатление, что она о чем-то тебя просила. О чем-то важном и серьезном. О чем?

Ольга почувствовала, как голова у нее идет кругом. Она подавила почти безусловный рефлекс немедленно выложить начальству все, о чем они говорили с Кариной. Может ли она рассказать хоть что-то, не упомянув итог?

Директор СВР испытующе смотрел на нее. Ольга снова опустила взгляд. Нет. Она не может. Она просто не представляет, куда и какими путями уйдет информация. Она не очень хорошо знает Карину, но верит в ее мудрость. И в мудрость, и отсутствие корыстного интереса. Если та и ошибается, то не ей, простой охраннице, ее поправлять.

— Прости, господин Медведь, я не могу ответить, — сипло ответила она, отставляя бокал и поднимаясь. — Госпожа Мураций… это очень личное.

— Понятно, — кивнул Сторас. — Тогда не смею спрашивать дальше. Ну что же, — он тоже поднялся, — отправляйся домой и отдыхай. С завтрашнего утра тебя ожидает тяжелая работа. Тайлаш всерьез хочет получить работоспособный департамент, и скидку на твою неопытность делать не станет. Хотя и без помощи тебя больше не оставят.

Он отечески положил руку ей на плечо.

— Онка, прости меня за все. Я не могу дать тебе ни любви, ни комфорта семейной жизни. И потому, что гораздо старше тебя, и потому, что ты гораздо нужнее мне как союзница. А мне отчаянно нужны союзники. Я в очень тяжелом положении, и есть хорошие шансы, что не усижу в своем кресле и до конца лета.

— Но почему? — Ольга почувствовала, что ее голова начинает кружиться от нарастающей ярости. — Ведь Повелитель…

— Онка, ты никогда не задумывалась, почему я раз за разом упорно отказываюсь от предлагаемого Повелителем титула?

— Я… нет, гос… Сторас.

— Потому что я его друг. По крайне мере, льщу себе такой мыслью. Друг. И соратник. Не раб, каковым стану, если принесу ему вассальную клятву. Я слишком ценю свою свободу и независимость, а он достаточно умен, чтобы не настаивать. Но у свободы есть и обратная сторона: я ничем не обязан Повелителю, а он ничем не обязан мне. Дружба любого ответственного монарха — вещь весьма условная, а Тайлаш очень ответственен. И он не позволит никаким личным отношениям влиять на эффективность ключевых служб государства. Сейчас он не слишком доволен тем, как я блистательно профукал переворот в Сураграше. А помимо него есть и Совет регентов, и Дворянская палата, которые всегда меня не переваривали и к которым Тайлаш вынужден прислушиваться. От репутации моего человека тебе еще долго не отмыться, но сейчас у тебя огромное преимущество — личные отношения с госпожой Мураций и ее родственниками. Теперь ты самостоятельная политическая фигура, осознаешь ты это или нет. И твоя поддержка мне потребуется. Я даже не спрашиваю, окажешь ли ты ее, — он неожиданно озорно улыбнулся. — У старого козла вроде меня есть одно неоспоримое преимущество перед молоденькими неопытными девушками — он их насквозь видит куда лучше, чем ты со своим чудо-эффектором видишь меня. А теперь отправляйся домой и как следует выспись.

— Да, господин Медведь, — кивнула Ольга. — Разумеется, я сделаю, что смогу.

— Сторас, — мягко поправил ее директор СВР. — Спокойной ночи, Ольга.

— Спокойной ночи, Сторас.

Быстрым шагом спускаясь по центральной лестнице, Ольга тщетно пыталась подавить бушующие внутри эмоции. Ей хотелось убивать. Оторвать кому-нибудь голову, свернуть шею или насквозь проткнуть манипуляторами — так, чтобы по сторонам полетели ошметки кровавого мяса. Попадись ей сейчас навстречу сотня бойцов Дракона, она не раздумывая ввязалась бы с ними в бой. Она плохо разбирается в политике. Но она сделает все, чтобы враги господина Медведя — Стораса — горько пожалели о своих мелких подлостях.

А ведь он тобой манипулирует, неожиданного проговорил внутри холодный противный голосок. Пытается привязать тебя, чтобы ты всегда держала его руку. И его признания наверняка только на то и нацелены.

Ну и пусть, ответила она в тон. Даже если и так, ей тоже нужны союзники. А кому она еще может доверять, кроме как человеку, которого много лет защищала от невнятной внешней угрозы? Пусть он использует ее, но зато и она использует его. И все останутся довольны.

В конце концов, если она не может получить его всего, то готова удовольствоваться лишь дружбой. И даже просто сознанием того, что она ему нужна.

Но все-таки как бы ей пригодились эмпатические способности Яны!

20.06.858, перидень. Южный Сураграш

Хрустнула ветка, и Ирэй вздрогнула, прислушиваясь. Нет, не человек. Наверное, бурундук пробежал по ветке. Или птица задела сучок, взлетая. Ее больше не искали. Наверное, вчера вечером решили, что она заблудилась и утонула в болоте. Или просто побоялись идти за ней.

Девочка всхлипнула уже скорее по привычке, чем от настоящего расстройства. За ночь она успела привыкнуть к тому, что проклята навсегда. Что отец и мать убежали от нее, а потом вместе во всеми кричали, шумели и бросали в нее камни и палки. Синомэ. Теперь она синомэ. Ее убьют. Всех синомэ убивают, и правильно делают. Они маленькие чудовища, и они сами убивают всех, до кого дотянутся. Как она вчера чуть было не убила мать.

Но она не хочет умирать! Она не сделала ничего плохого!

Ее невидимые руки как веревки валялись на земле и иногда слабо шевелились сами по себе. В носу свербело — под корягой, из-под которой она не осмеливалась вылезать со вчерашнего вечера, оказалось сыро и прохладно, и ее одежда промокла и холодила тело. В первый раз в жизни она пожалела, что носит не настоящую кубалу, как взрослые женщины, а легкое детское платье. В животе долго и неприятно забурчало, и голод снова сжал тисками ее желудок. Плечо, куда ее вчера ударили мотыгой, распухло и отдавало резкой пульсирующей болью, глубокий порез горел все сильнее. Но боль можно не замечать. Пока.

Что ей делать? Она не может вернуться домой, ее убьют! Хорошо, что большие злые солдаты Дракона с ружьями куда-то пропали, иначе ее застрелили бы еще вчера. Но вместо них в деревне поселился чужой человек, носящий на рукаве синюю повязку. У него тоже есть ружье, и его все боятся, даже старейшины. Он возьмет ружье и застрелит ее, и она умрет.

Есть хочется. И пить. Но все фруктовые сады слишком близко к деревне, а пить из луж на болотах нельзя, нельзя, нельзя…

В джунглях постепенно светлело. Солнце, наверное, уже поднялось над дальними горами. Его лучи еще не пробивались сквозь листву, но полумрак медленно рассеивался. Весело щебетали утренние птицы, где-то далеко перекликались обезьяны. Начинался новый день — светлый и радостный для всех, кроме нее.

Новый звук заставил ее насторожиться. Что-то рокотало далеко-далеко в стороне деревни, еще очень тихо, но постепенно усиливаясь. Она раньше никогда не слышала такого. Какое-то время она прислушивалась, но потом перестала. Какая ей разница? Ей некуда идти. Она не может вернуться домой и не может пойти никуда в другое место. Она, наверное, сможет найти себе еду — какие-нибудь плоды. Она даже сможет убить змею палкой… только как зажарить мясо, если нет огня? Можно ли есть змею сырой?

Девочка сердито шмыгнула носом, выбралась из-под коряги и побрела сквозь джунгли неведомо куда и неизвестно зачем.

* * *

Несмотря на позднее утро, в деревне оказалось довольно много народу, и весь он, похоже, сейчас спешил к «центральной площади». Когда машина коснулась земли, Карина откинулась на спинку пассажирского сиденья и принялась осматриваться, дожидаясь, пока перестанет вращаться пропеллер. Вообще-то можно и не дожидаться — но надо же настроиться на нужное поведение.

Площадь в Царатамбе оказалась совсем крохотной, и пилот с трудом вписал машину в крохотный пятачок между домами. Хотя можно ли применить определение «с трудом» к фантому, управляемому искином? Но как же все-таки она рискует! Ведь официально она только вчера поздно ночью прилетела в Джамарал. На легком вертолете с ограниченной дальностью она никак не могла пролететь почти две тысячи верст за шесть часов, особенно с учетом расположения уцелевших вспомогательных аэродромов, где машину теоретически можно было бы заправить. А если кто-то запомнит вертолет, и позднее выяснится, что ни такой номер, ни такая модель никогда не числились ни в одном списке… Конечно, очень мало шансов, что кто-то запомнит или начнет сопоставлять, но мало — не значит ноль.

Но невозможно бросить ребенка в беде, а остальные засвечены в других местах. Хорошо, что местный асхат оказался сообразительным и радировал своему начальству о вчерашнем инциденте. Конечно, мог бы оказаться и поумнее и вмешаться сразу, но и за то спасибо. В конце концов, он такой же суеверный абориген, еще недавно вкалывавший в соседней деревне на плантации комэ или маяки, или где еще…

Она на несколько секунд оторвала от проекции точку восприятия и быстро просканировала окрестности деревни. За ее околицей в радиусе десяти верст — восемь сигнатур человеческой энцефалограммы. Семь, судя по массе тела, принадлежат взрослым. Еще одна примерно в семи верстах к северо-западу, на самом краю большого топкого болота, у объекта масса детского тела — около двадцати пяти килограмм. Сфокусировать внимание. Девочка лет девяти в изорванном в клочья коротком платье, по уши перепачканная в грязи, бредет по джунглям, с трудом переступая босыми израненными ступнями. Левое плечи повреждено и распухло, рассекающий его глубокий порез закрыт кровяной коростой, сорванной из-за неловкого движения, а рана, похоже, загрязнена и начинает гноиться. Манипуляторы бессмысленно болтаются вдоль тела, иногда судорожно извиваются и скручиваются, иногда хлещут по окружающей растительности. От стволов летят щепки — у девочки первая категория, однозначно. Ну ничего, малышка, потерпи немного. Я скоро.

Она вернула точку восприятия в проекцию, распахнула дверцу и спрыгнула на землю, ощутив босыми подошвами утоптанную неровную почву. Толпа, быстро густеющая вокруг площади, зароптала и зашевелилась. Что, братцы, привыкли к кубалам и никогда не видели женщину в шортах? Ну так почувствуйте свежий ветер, мстительно подумала она. Пора вашу глушь встряхнуть как следует.

— Меня зовут Карина Мураций, — громко сказала она на фаттахе, ни к кому в особенности не обращаясь. Опасно выходить за пределы официальной легенды, но шансы, что в деревне кто-то говорит на общем, близки к нулю. А допустить недопонимание нельзя. — Я Кисаки Сураграша. Мне нужно поговорить с вашим асхатом. Проведите меня к его дому.

— Момбацу сама Карина! — сквозь толпу продрался запыхавшийся мужчина лет пятидесяти — то есть на ее взгляд лет пятидесяти, а на деле, наверное, лет тридцати пяти, не больше. На рукаве он носил синюю повязку чиновника-смотрителя, а на поясе — большой пистолет. — Момбацу сама Карина! — Он подбежал к ней и бухнулся на колени, ткнувшись лбом в упертые в землю кисти рук. — Момбацу сама Карина, я опоздал, я виноват…

Толпа изумленно вздохнула.

— Э-э-э… — пробормотала Карина. — Встань, блистательный господин… Э-э-э, как тебя зовут?

— Ничтожный Дом Патараки, — проговорил мужчина, не отрывая лба от земли. — Прошу простить.

— Встань, сан Дом, — приказала Карина, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно громче и увереннее. — Ты не опоздал. И я хочу поблагодарить тебя.

— Поблагодарить? — мужчина недоверчиво взглянул на нее снизу вверх одним глазом.

— Сначала поднимись, потом объясню.

Мужчина неуверенно поднялся, отряхивая штаны.

— Сан Дом, я благодарю тебя за твое вчерашнее известие о ребенке, у которого пробудился божественный дар, — Карина намеренно заставила транслятор использовать антоним для местного обозначения особых способностей. Слушайте, братцы и сестрицы, слушайте, да запоминайте. — Правительство и лично я выражаем тебе признательность. Также я напоминаю, что за живых детей с пробудившимся даром, переданных в руки правительства, выдается награда — тысяча вербов. Но только при условии, что ребенок цел и невредим. Если он ранен, награда снижается до двухсот вербов. Вот, возьми, — она обернулась к вертолету, извлекла из-под сиденья две припасенных сотенных бумажки и протянула их асхату. — Поскольку девочка серьезно ранена, здесь только двести.

— Синомэ… — эхом прокатилось по толпе. — Награда за синомэ… за живую синомэ… тысяча… тысяча… тысяча…

— Спасибо, момбацу сама Карина, спасибо! — асхат проворно схватил деньги и спрятал их за пазуху. — Девочка… она убежала, но мы ее найдем. Эй, все! Ну-ка, быстро в лес, на поиски!

Он повернулся к людям и замахал руками.

— Не надо, сан Дом, — остановила его Карина. — Я сама ее найду по следам. Просто отведите меня к месту, где вы ее потеряли.

— Да, конечно, момбацу сама! — с явным облегчением закивал чиновник. — Только… ты не заблудишься в наших лесах? Здесь много болот…

— Спасибо за заботу, сан Дом, но я не заблужусь. Сейчас отведи меня к месту, где она пропала.

— Эй, женщина! — от могучего густого баса Карина даже слегка вздрогнула. Она повернулась. Из задних рядов толпы протискивался большой мужчина с густой черной бородой. Его глаза горели мрачным огнем. — Женщина! Почему ты здесь распоряжаешься? Кто ты такая, чтобы разгуливать здесь голой и отдавать приказы мужчинам?

Он растолкал спешно убирающихся с дороги односельчан и, размашисто шагая, подошел к Карине, нависнув над ней. Ростом грубиян превосходил ее по крайней мере на две головы, а размахом плечей — раза в полтора. Пожалуй, габаритами он не уступил бы и Саматте. Асхат, съежившись, отступил на два шага назад, нервно ощупывая пистолет: похоже, он боялся амбала даже больше, чем Карину.

— Кто ты такая, чтобы предлагать деньги за проклятых, чужестранка? — от него так и несло ненавистью и злостью…. и мужским вожделением? Она что, его возбуждает? — Почему мы должны тебе подчиняться? То, что ты прилетела на украденной у Дракона небесной машине, не дает тебе власти!

— Я уже сказала — я Карина Мураций, Кисаки Сураграша, — спокойно ответила Карина. — Ты никогда обо мне не слышал? Тогда ты, наверное, живешь с заткнутыми ушами и зажмуренными глазами.

— Я слышал о бесстыдной суке с Востока! — ощерился мужчина, обдав ее неприятным запахом изо рта. — Только я никогда ее не видел. Бабские сказки! Никогда женщина не может приказывать мужчинам, никогда она не может драться с мужчиной на равных! Мне плевать, кто забирает урожай маяки, Дракон или кто еще, пока за нее платят, но приказывать нам никто не будет. Здесь наша земля, а не Восток и даже не Граш! Убирайся отсюда, вонючая шлюха, пока я не свернул тебе шею.

Толпа снова зашевелилась, отступая, но на сей раз мертво молчала. От нее тянуло смесью настороженности, осторожного любопытства и страха, непонятно на кого нацеленного. Похоже, бунт против властей здесь непривычен, как бы они ни выглядели. Но почему же тогда бородач настолько осмелел? Нет, не так. Здесь власть принадлежит сильному, и непривычен именно бунт против сильного. А она сильной не выглядит. Ну что же, придется доказывать, что внешность далеко не главное. Но она попусту теряет время! Она и так непростительно задержалась. Что, если с девочкой что-то случится?

— Разве ваши плантации маяки еще не уничтожены? — холодно осведомилась она, заставляя транслятор использовать уничижительные формы местоимений. — Эту ошибку исправят, сан, и быстро. Никогда больше в Сураграше не станут выращивать наркотики, чтобы травить людей по всему миру. Те, кто попытаются нарушить запрет, горько пожалеют. Что же до свертывания шеи, то не забывай, что я… В общем, попытайся, если хочешь. Но пеняй на себя.

— Шлюха! — выплюнул мужчина. Он схватил ее за плечо, отводя вторую руку для удара.

Карина все-таки удержалась от того, чтобы прилюдно объявить себя синомэ. Она прилетела, чтобы спасти ребенка. Местные не должны сделать вывод, что одно чудовище прилетело выручать другое. Конечно, позже они вспомнят, что у нее тоже есть особые способности, но позже, не сейчас. Сейчас же ей нужно как-то утихомирить грубияна. Значит, вы признаете только право сильного? Ну что же…

Она порадовалась, что так и не решилась прихватить фантомный меч для придания себе авторитета. По здравому размышлению, меч являлся не только отличительным знаком старшего командира Дракона. Бандиты охотно и без колебаний пускали его в ход против безоружных земледельцев, а ей совсем не хотелось протыкать и рубить людей железом. Вот сейчас бы точно пришлось. Значит, в критических ситуациях придется обходиться без клинка, и так гораздо лучше. К счастью, у нее есть мастерство Пути, заработанное тяжким многолетним трудом, и теперь на него можно списать что угодно. Даже грубую силу.

Она выбросила руку вперед и вверх и перехватила запястье мужчины в воздухе, продублировав захват невидимым манипулятором. Мужчина дернулся и попытался высвободиться, но тщетно. Тогда он попытался ударить ее второй рукой. Карина выпустила его руку, из-за чего того невольно начало разворачивать вокруг себя, нырнула под опускающийся кулак и нажала на него сверху, одновременно перехватывая освобожденную руку уже из-за спины бородатого. Легкий рывок — и здоровяк, закрутившись вокруг своей оси и запнувшись о подставленную голень, рухнул как подкошенный. Его крупное тело ударилось о землю так, что почва, казалось, вздрогнула под ногами, а сам он потерял сознание. На всякий случай Карина быстро проверила его — нет, ничего серьезного. Разве что совсем легкое сотрясение мозга. Очухается.

— Еще кто-то желает оторвать мне голову? — осведомилась она, обводя попятившихся людей угрюмым взглядом. — Если да, то давайте все сразу, у меня времени нет с каждым в отдельности разбираться.

— Момбацу сана Карина! — пролепетал асхат, снова падая на колени. — Мы все слушаем и повинуемся!

Вслед за ним на колени спешно начали опускаться и остальные. Карина досадливо поморщилась.

— Мне не нужно ваше преклонение! — резко сказала она. — Я всего лишь хочу спасти жизнь девочке, которая не виновата ни в чем, кроме случайного обретения божественного дара. И я не собираюсь никого наказывать за глупость этого человека, — она кивнула на валяющегося на земле бородача. — Кто отведет меня к месту, где в последний раз видели ребенка?

* * *

Рука болела все сильнее. Она наполовину онемела, а наполовину пропиталась пульсирующей болью, отдававшей в голову. Наверное, именно потому Ирэй и не удержалась на поваленном стволе, по которому перебиралась через невинно выглядящую зеленую полянку. Она знала, что высокая густая трава в таких местах скрывает под собой бездонную жидкую грязь, в которой утонуть проще простого. Но саднящие ступни не удержались на покрытом осклизлым мхом пружинящем стволе, а ослабшая здоровая рука соскользнула с нависающей над деревом лианы. Больно ударившись животом о ствол и ободрав корой ноги, она упала в трясину и, прорвав тонкий слой поверхностного торфа, сразу погрузилась в грязь выше, чем по пояс. Она отчаянно дернулась, пытаясь дотянуться до свисающей сверху лианы, но не дотянулась до нее и ушла в топь по грудь.

Нельзя барахтаться! — всплыло у ней где-то в глубине сознания. Нельзя! Нужно лечь плашмя и осторожно выбираться ползком, не делая резких движении! Она попыталась наклониться вперед, чтобы лечь на траву, но она увязла слишком глубоко. От страха и отчаяния у нее помутился рассудок, и она отчаянно забарахталась, чувствуя, как липкая жижа поднимается все выше и выше — к подбородку, в ному, к глазам, и леденящий холод охватывает ее ступни, лодыжки, колени… Ее невидимые руки хлестали вокруг, бессмысленно рассекая торф и грязь, а потом внезапно пропали. Я не хочу умирать! Мама! Помоги мне!

Что-то ухватило ее вокруг тела, обвившись словно упругими змеями, и резко дернуло, отбирая у разочарованно хлюпнувшее трясины. Она отчаянно хватала ртом воздух, задыхаясь от стеснения в груди и ничего не видя вокруг из-за залепившей глаза грязи. Сильные руки обхватили ее, и она прижалась к чужому телу, отчаянно обхватывая его руками и ногами, лишь бы только удержаться и не упасть обратно.

— Когда ты проснешься, все будет хорошо, малышка, — прошептал ей в ухо ласковый женский голос. — Все всегда заканчивается хорошо. Верь мне.

И тьма, на сей раз милосердная, мягкая и теплая, окутала Ирэй, унеся с собой далеко-далеко. Ее рука больше не болела, и она легко шагала по привольно раскинувшейся холмистой степи, откуда-то зная, что где-то рядом ее ждут друзья. Настоящие друзья, пусть они еще о том и не знают.

* * *

«Яна, контакт. Карина в канале. Можешь говорить?»

«Яна в канале. Погоди секунду, изображу, что по пелефону разговариваю… готово. Нашла девочку?»

«Да. В последний момент успела ее из болота вытащить. У нее плечо глубоко рассечено и сильное нервное истощение. Я ее усыпила и рану обработала. Сейчас отправлюсь назад, к людям».

«Рада слышать. Ты решила, что станешь делать с ней дальше?»

«Яни… боюсь, что выхода нет. Я не могу оставить ее с собой. Ей нельзя оставаться в родной деревне, а я не смогу с ней возиться все время. Я и так отклоняюсь от графика визитов. Рис сказал, что день-другой непринципиален, но ее ведь минимум период надо учить с эффектором обращаться. И в Мумму ее нельзя — у тех детей, что ты там собрать успела, максимум третья категория, а у этой — первая. Тамша и прочие воспитатели не справятся. У них опыта практически нет, дело плохо кончится. Яни, придется все-таки переправить ребенка тебе».

«Замечательно. У тебя времени с ней сидеть нет — а у меня есть? Кара, мне до смерти надоело в Грашграде. Я его осмотрела из конца в конец, за господином Коморой уже таскаюсь только из вежливости, и у меня все больше желания плюнуть на ожидание и заняться чем-нибудь полезным. Я, в конце концов, не нанималась как дура сидеть и ждать, пока какая-то тарсачка соизволит меня принять».

«Яни, ну не ворчи! Ты же сама понимаешь, что другого выхода нет».

«Ох… понимаю, конечно. Кто еще сможет ее научить пользоваться манипуляторами? Не Лику же просить. Слушай, идея! А давай ее в Катонию переправим? Я ее удочерю, она получит катонийское гражданство, и мы определим ее в какой-нибудь спецприют. А?»

«Нельзя. Яни, сколько твое сканирование выявило потенциальных девиантов? Ты на днях говорила, что не менее двух тысяч. Сейчас, наверное, уже больше. Сколько из них сильных — пятьдесят, семьдесят? Мы не сможем переправить в Катонию их всех. И не должны. Они такие же граждане нашей страны — Сураграша, я имею в виду. Здесь их дом, и они потребуются нам в будущем. Нам нужно срочно строить систему здесь, а не спихивать детей на чужое попечение».

«Прямо сейчас я никакую систему построить не смогу, точно тебе говорю. Ладно, уговорила. Присылай. Ты ее как, гиперсдвигом?»

«Ты что! Для безопасного гиперсдвига разумной биоформы нужно по крайней мере пять-шесть периодов его „ветер в листве“ наблюдать. Лучше — полгода. Забыла? Я себе легкий вертолет изобразила. Рис подсказал, где шаблоны фантомов найти, хотя и ругался громко, что несуществующую технику задействую. Надеюсь, никто внимания не обратил, что вертолет от самого Джамарала без посадки летел и на четыре версты над Шураллахом поднимался. Я хочу погрузить девочку в него и отправить к тебе».

«Вертолетом… Так, а где он в Грашграде приземлится? Снова на какой-нибудь военной базе?»

«Яни, вертолет может приземлиться где угодно без утраты правдоподобия. Аэродром для обслуживания реальных вертолетов нужен, не для фантомов. Выберитесь за город ненадолго, заберите ее, фантом обратно улетит и где-нибудь на пустошах растворится. Я на нем маяк активировала — видишь?»

«Маяк, маяк, маяк… Ох ты, ничего себе, куда ты забралась — почти к самому океану! Я думала, где-то ближе к цивилизованным местам. Хорошо. Сколько ему лететь?»

«Стандартная крейсерская скорость у таких вертолетов — двести восемьдесят верст в час. Я его на трехстах гнала. Курс для правдоподобия надо проложить так, чтобы над Грашем шел мимо крупных аэродромов. Итого, я прикинула, получается примерно две с половиной тысячи верст. Плюс время на перелет Шураллаха: я не хочу его посылать через слишком высокие перевалы. Итого выходит около трех тысяч верст. Часов через десять он доберется до окрестностей Грашграда. Он посигналит за полчаса, и ты ему укажешь, куда приземляться».

«Через десять часов — значит, примерно за час до полуночи. Не пойдет, слишком поздно. Из Грашграда иностранцев с восьми вечера до пяти утра не выпускают, официально не выбраться. А неофициально — с господином Коморой проблемы возникнут. Слушай, у тебя ведь девочка все равно в спящем виде полетит? Так укрой ее где-нибудь в горах в укромном местечке, пусть посидит там лишних несколько часов. Не все ли ей равно, где дрыхнуть?»

«Хорошо. Я дам указание фантому замаскироваться по пути и рассчитать время прибытия к завтрашнему полудню. Устраивает?»

«Договорились. На каком хоть языке она говорит?»

«В местных краях в основном сапсапы живут. В деревне на фаттахе разговаривают».

«Замечательно. Если ребенок не говорит на общем, придется либо объясняться жестами, либо объяснять господину Коморе, когда я успела фаттах выучить. Или его самого как переводчика использовать. Хорошо, разберемся. Ты сама куда? Обратно в Джамарал и по графику?»

«Нет. Рис сказал, что раз уж я так далеко к югу забралась, не имеет смысла на север возвращаться. Начну свой царственный вояж отсюда. Завтра к вечеру сюда доберется настоящий вертолет с живым пилотом и моей охраной…»

«Охраной?»

«Рис Дуррана назначил моим главным телохранителем. Для солидности. Точнее, Дурран сам себя назначил, а Рис согласился. Правильно, наверное — сегодня мне одного здорового грубияна пришлось сильно уронить, он меня прибить попытался. Лучше не попадать в ситуации, когда до крайности дело доходит. Не знаю, как они здесь на большом вертолете приземляться намерены — как бы по веревочной лестнице карабкаться не пришлось. Ну, а до того времени устрою сеанс массового исцеления, а заодно заставлю местных женщин из капюшонов вылезти. Кисаки я, в конце концов, или погулять вышла?»

«Уж такая кисаки, что аж мурашки по коже. Кстати, насчет утреннего разговора — Кара, я решила, что возьмусь за расследование. Не Каси же, в конце концов, отправлять. Все, кончаем трепаться, на меня Каси уже нетерпеливо посматривает, а Лика, наверное, сейчас щипаться начнет. Конец связи».

«Спасибо, Яни. Отбой».

Некоторое время Карина задумчиво сидела, болтая пятками над зеленой трясиной и разглядывая висящий перед ней в воздухе угольно-черный кокон транспортной капсулы, внутри которого крепко спала спасенная девочка. Потом тряхнула головой, на всякий случай просканировала местность — ближайшие потенциальные наблюдатели обнаружились в четырех верстах — взмыла в воздух и неторопливо полетела в сторону Царатамбы, лавируя коконом между стволами и лианами.

В версте от деревни она, впрочем, опустилась на землю, выключила кокон и понесла девочку на руках, оскальзываясь на влажной почве, поросшей мхом и густой короткой травой. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь местный следопыт обнаружил, что ее следы внезапно возникают в десятке саженей от первого дома.

На всякий случай она проверила, что игнорируемая монитором зона минимальна — и замерла на месте, осознав, что ее радиус так и остался десятисаженным с самого вечернего приема у графини Марицы. Дура! Даже шок от встречи с Верховным Князем ее не извиняет! А если бы кто-то подслушал ее разговор с Ольгой в машине у дома Масарика Медведя? Мысленно она отвесила себе оплеуху. Подумав — еще одну. Ну когда же у нее наконец выработается привычка следить за мониторами?

Сократив игнорируемую зону до полусажени и поудобнее устроив девочку на руках, она двинулась дальше. С пешим походом немедленно нарисовались серьезные проблемы. Местные джунгли оказались самым настоящим, без дураков, тропическим дождевым лесом, не чета умеренным субтропикам окрестностей Муммы. Окрестности деревни оказались низкими и сильно заболоченными. Подтопленный лес, переплетенный густыми лианами, угрожающе качался вокруг нее, огромные коряги с гнилыми острыми сучьями преграждали путь. Несколько раз она по пояс и выше проваливалась в скрытые ямы с грязью, а однажды — и в бездонный омут под тонким слоем дерна, из которого выбираться пришлось с помощью левитации. В конце концов она скрепя сердце включила объемный сканер, наложив на цветной мир полутона серого, и выбирать дорогу под ногами стало куда легче. Заодно она загодя распознала и разогнала страхом каких-то зубастых тварей наподобие мелких, полсажени длиной, крокодилов, скрывающихся в трех грязевых ямах, которые не смогла миновать. Тем не менее, расстояние в версту она преодолевала примерно полчаса, вывозилась липкой вонючей жижей по уши и в нескольких местах разорвала майку — хорошо хоть не на груди, а то местное общественное целомудрие рисковало бы понести серьезный ущерб. При условии, конечно, что кто-нибудь сможет что-нибудь разглядеть под толстым слоем грязи, перетекшей с девочки и собранной самостоятельно. Наверняка в своем старом теле она давно бы уже вывалила язык на плечо и без сил свалилась где-нибудь под нависающими полугнилыми пальмовыми стволами. Хорошо хоть ее насекомые не кусают…

В сторону Царатамбы, к счастью, местность заметно повышалась, и саженей через триста она наконец выбралась на относительно сухую и твердую почву. Положив девочку на землю, она безуспешно попыталась отряхнуться естественным образом — разумеется, безуспешно. Прочие методы не подходили. Во-первых, за ней уже скрытно наблюдали, во-вторых, вернуться из джунглей без единого пятнышка оказалось бы слишком подозрительно. Вздохнув, она взяла ребенка на руки и понесла его к деревне по едва заметной тропинке в густых травяных зарослях.

В деревне ее ждали, и то, КАК ждали, ей сразу не понравилось. Все женщины и часть мужчин, как показал нейросканер, почему-то оказались на противоположной стороне селения. Еще полтора десятка мужчин скрывались за домами, не осмеливаясь к ней приближаться, но явно испуская страх и злобу, нацеленные то ли на нее, то ли на ребенка. Она попыталась поискать мозговую сигнатуру асхата — и сообразила, что забыла ее зафиксировать. Похоже, ей следует быть настороже и не отключать пока эмпатию несмотря на всю ее некомфортность. За пару минут Карина дотопала до площади, скомандовала фантомному пилоту запускать двигатель и бережно устроила спящую девочку на заднем сиденье. Прижавшись к переплетенной лианами стене одного из домов, она наблюдала, как «вертолет», рокоча мотором, неторопливо поднимается в воздух, разворачивается хвостом к западу, и, клюнув носом, стремительно исчезает за деревьями. Внезапно вспомнив, она дотянулась до искина, управляющего фантомом, и подкорректировала ему программу полета, чтобы он переждал ночь в горах. Почесав зудящее под грязью бедро, она вышла на середину площади и огляделась.

Мужчины по-прежнему скрывались за домами, и нейросканер показывал, как помимо злости и страха от них явно текут растерянность и раздражение. Похоже, они совершенно не рассчитывали на ее дальнейшее пребывание здесь. Простите, ребята, но так надо. Она опустилась на пятки, сложила руки на коленях, прикрыла глаза и принялась спокойно ждать.

Терпения местных хватило примерно на пятнадцать минут. Их растерянность все возрастала, подталкивая к действиям, и вскоре они выбрались на открытое место — семнадцать человек, вооруженные пиками, длинными мачете и самыми настоящими короткими луками. У одного из мужчин имелся шестизарядный револьвер — древний, но заряженный и в отличном состоянии — который он сжимал перед собой трясущимися руками. Здорового бородача среди них не оказалось — похоже, ему хватило одного урока.

— Мир вам, — произнесла Карина на общем. — Я ждала, когда вы появитесь. Где сан Дом Патараки?

— Зачем ты здесь осталась? — угрюмо спросил один из мужчин, высокий и широкоплечий, хотя и пожиже давешнего грубияна, вооруженный большой тяжелой дубиной. — Ты нашла свое чудище. Почему ты не улетела вместе с ним?

— Я Кисаки Сураграша, момбацу сан. Мой долг — помогать людям. Я врач. В течение двух дней я останусь здесь, чтобы лечить больных из Царатамбы и окрестных деревень. Мне всего лишь нужна старая заброшенная хижина и немного еды. Можно и без хижины — просто отгородите занавесками место под любым навесом.

— Ты не Кисаки, — резко сказал другой мужчина, помоложе. — Ты самозванка. Ты не служишь Назине, и ты чужая. Мы многое слышали про тебя, ты тоже чудовище и шлюха. Никто к тебе и близко не подойдет. Убирайся из нашей деревни!

Остальные поддержали его одобрительным ропотом, направляя на Карину свое нехитрое оружие. Она с беспокойством заметила, что стрелы уже были наложены на тетивы луков. Конечно, ей вреда они не нанесут, но она не должна встревать в схватку. Хватит на сегодня одной драки. Они убедились в ее силе, но дальнейшее насилие бессмысленно. Ведь в конце концов побеждает тот, кто избегает конфликтов. Такова правда Пути, и у нее нет желания сомневаться в ней здесь и сейчас.

— Я прошу вас выслушать меня, — спокойно ответила она. — Я не чудовище. Я — женщина из далекой страны, умеющая лечить болезни. Меня назвали Кисаки без моего желания — за то, что я не побоялась пойти наперекор воле Дракона. Я оказалась здесь не по своей воле, но теперь не могу уйти просто так. Я нужна людям — даже вам, пусть вы того пока не поняли. Мои способности — дар, а не проклятие. Прошу, позвольте мне помочь вам, и вы увидите, что во мне нет зла.

— Ты бесстыжая девка! — рявкнул первый мужчина. — Ты прилюдно ходишь голой! Как ты осмеливаешься выставлять себя на позор? Где твои понятия о приличиях и целомудрии? Мы знаем, ты приехала сюда, чтобы развратить наших женщин!

— Я приехала из-за моря, момбацу сан. У нас совсем другие понятия о приличии. Мы не считаем, что человеческое тело достойно стыда и позора. Оно — единственное, что есть у нас в этом мире, и мы должны относиться к нему с любовью и уважением. Мы не скрываем его от других. Момбацу сан, я стараюсь уважать ваши приличия — дома в такую жару и влажность я ходила бы вообще без одежды. Но одно дело — приличия, и совсем другое — глупость. Мир не стоит на месте, он меняется, и мы меняемся вместе с ними. Я не собираюсь заставлять ваших женщин раздеваться догола. Но заставлять их скрывать лица как нечто позорное — преступление. Прошу понять меня и не держать зла.

— Шлюха! — повторил мужчина, уже куда менее уверенно.

— Нет, момбацу сан. Ты зря пытаешься меня оскорбить. Ты боишься меня — вы все боитесь меня, но я не причиню вам вреда. Я спасаю жизни, а не отбираю их. Нижайше прошу поверить мне.

В последний момент она спохватилась, что не слишком-то умно использовать домашние формальные обороты. Если ее поймут буквально, то у ее высказываний может оказаться совершенно иной смысл, чем она вкладывала.

— Если ты не уйдешь, мы тебя убьем! — срывающимся голосом выкрикнул молодой юноша с копьем. — Ты чудовище, тебе не место среди людей!

— В рукопашной меня не смог убить даже ГоловаОранжевого клана, Шай ах-Велеконг. Что заставляет тебя думать, что справишься ты? Я мастер Пути безмятежного духа, момбацу сан, не забывай. И я синомэ. Я умею останавливать пули в воздухе, — добавила она, покосившись на револьвер.

Мужчины неуверенно запереглядывались.

— Тогда сиди здесь, шлюха, пока не сдохнешь! — резко заявил первый мужчина. — К тебе никто не подойдет, никто не даст тебе ни крошки пищи, ни капли воды. Ты сдохнешь от голода и жажды!

— Только глупец отвергает руку помощи в беде, — Карина изо всех сил старалась выдерживать ровный тон. Вольно или невольно, но предводитель самозваной милиции нащупал единственное уязвимое место в ее броне. Если никто не попросит ее помочь, ей придется уйти восвояси. Не лечить же их силой, в самом деле! С них станется после ее отбытия убить излеченных как оскверненных или что-нибудь в том же духе… — Я очень прошу, испытайте меня. Позвольте мне вылечить хотя бы одного человека. Потом решайте. Обещаю, что если вы убедитесь в моих злых помыслах, я уйду.

— Уходи сейчас, шлюха! — выплюнул предводитель. — Ты нас не запуга…

— Погоди, Кета, — перебил его пожилой мужчина с мачете. — Не торопись. Если она так хочет, пусть вылечит Шакая. Он все равно умрет. Пусть она покажет, что не просто болтает языком.

— Шакай? — предводитель заколебался. — Говорят, она шаман. Она похитит его душу.

— Его душа уже покинула тело и сейчас радуется с духами предков. Пусть она спасет его, если может.

— Спасет его? — предводитель поколебался еще какое-то время, потом опустил дубину. — Ты, шлюха! Ты хочешь лечить? Ты лжешь, что ты шаман, духи никогда не дают свою силу женщинам.

— Я не шаман, момбацу сан Кета. Я врач. Целитель из-за моря. Мне не нужна сила духов для лечения.

— Докажи. Вчера вечером староста Шакай на болоте угодил в гнездо химеваки, и они почти отгрызли ему ногу. Он умирает. Сделай так, чтобы он снова смог ходить, и тогда я поверю, что ты умеешь лечить. А если нет — ты уйдешь и никогда не вернешься.

— Нет, момбацу сан Кета. Я не согласна на такие условия. Иногда человека просто нельзя вылечить. Бывают болезни смертельные и неизлечимые. Случается, что врача звать уже поздно. Я не могу обещать, что вылечу кого угодно от чего угодно.

— Ну вот, ты уже увиливаешь! — ухмыльнулся предводитель. — Я же говорил, что ты лжешь, шлюха.

Одним слитным гибким движением Карина поднялась на ноги — несколько мужчин нервно сглотнули и покрепче ухватили оружие — и неторопливо подошла к самозваным милиционерам почти вплотную.

— Сан Кета, — сказала она холодно, — мне надоело, что ты все время пытаешься меня оскорбить, и пытаешься неумно. Я понимаю твое недоверие и опаску перед чужим человеком, но не намерена терпеть бессмысленное хамство.

Она медленно, чтобы никого не испугать, протянула руку и ухватила дубину, оплетя ее под ладонью манипулятором. В теории она знала, как напрямую увеличить силу воздействия «мускулов» проекции, но на практике так еще ни разу не поступала, так что опять предпочла прибегнуть к старому испытанному методу. Она сжала ладонь, и в туго сжавшемся кольце невидимого щупальца дубина затрещала и сломалась пополам. Обломок звонко плюхнулся на влажную почву, и мужчины синхронно отпрянули назад.

— Я обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Но я грязная. Я не могу оперировать в таком виде. Мне нужно вымыться и переодеться. Немедленно! — она заставила свой голос прозвучать властными нотками. Интересно, воспринимаются ли они здесь так же, как и дома?

— Да, сама Карина, — хрипло пробормотал предводитель, явно до глубины души впечатленный ее фокусом. — Я… мы позовем женщин.

На приведение себя в порядок ей пришлось потратить почти полчаса. Несмотря на болотистую местность проточной воды поблизости не оказалось. Мылась она в большой деревянной бадье на помосте на задворках деревни, обнесенной шатким частоколом — вероятно, местной бане. Перепуганные почти до потери создания женщины подливали в бадью греющуюся на кострах воду, и еще один костерок полыхал прямо под жестяным ее дном. Воду, разумеется, пришлось стерилизовать на ходу — всякая простейшая и бактериальная гадость в ней просто кишела — но акцентировать на том внимание она не стала.

Пока ее проекция в автономном режиме механически отскребала себя в бадье, Карина отделила от нее точку восприятия и быстро обследовала деревню. Она не знала, кого именно ей придется лечить, но найти потенциального пациента оказалось просто. Мужчина, по виду лет шестидесяти, в окружении двух сильно расстроенных женщин его возраста и еще четырех женщин помладше — дочери? соседки? — лежал без сознания в одной из хижин неподалеку. Двое хмурых мужчин стояли возле двери хижины, игнорируя женские причитания. Старик был жив, но в очень плохом состоянии. Его левая нога в районе и ниже голеностопного сустава под толстым коконом грязной, кое-как намотанной ткани представляла собой ужасающее зрелище. Сканер показал изорванные в лохмотья и омертвевшие кожу и мышцы, порванные сухожилия, треснувшие и сломанные кости стопы и, самое неприятное, скопления мелких пузырьков газа в тканях. Большие участки тканей массово обсеменяли веретенчатые бактерии, сердцебиение — на уровне ста сорока, температура — выше тридцати восьми, дыхание учащено… На всякий случай Карина быстро ушла в себя и добыла из внешнего кольца памяти справочник по полевой хирургии. Да. Классические симптомы анаэробной газовой гангрены. Что такое «химеваки»? Энциклопедия услужливо подсказала: вероятно, эндемичное для южных областей Сураграша семейство небольших живородящих крокодилов, в первоначальном проекте игровой сцены спецификация отсутствует, зоологической наукой Текиры не описано, общие данные получены на основании регулярного контрольного сканирования планетарной биоты, детальные сведения о биоформе не собирались, местное название установлено с вероятностью в сорок три процента. Прилагавшаяся схематичная картинка очень напоминала тварей, спугнутых Кариной во время путешествия по болотам. Вот, значит, как… Она вернула точку восприятия в свою продолжающую скрестись проекцию и снова перехватила контроль. Да, если бы Шаттаха в свое время тяпнула не взбесившаяся речная крыса-мусукурата, а такой вот химеваки! К счастью, ее новые возможности…

А что — новые возможности?

Нога изуродована так, что спасти ее, оставаясь в рамках текирской медицины, нельзя. Уничтожить веретенчатых бактерий для ее наноманипулятора проблемы не составляет, но там слишком много мертвых тканей. Без гемодиализатора он умрет от общей интоксикации. Или от острой почечной недостаточности, которая уже начинает развиваться. Ближайший диализатор — в нескольких тысячах верст отсюда, в Граше или, вернее всего, в ЧК. Здесь и сейчас она теоретически у нее только два варианта: либо ампутировать стопу и часть голени, либо использовать технику Демиургов. Она не помнила точно, но наверняка в обширной библиотеке фантомных устройств есть нечто, способное очищать кровь. Но имеет ли она право им воспользоваться?

Ступня искалечена так, что собрать ее заново сможет лишь опытный ортопед, ей такое недоступно. Старик все равно не сможет больше ходить, а любой мало-мальски опытный врач, взглянув на ногу, определит, что с ней произошло. И тогда очень неприятных вопросов не избежать…

Не обманывай себя. Наверняка у Демиургов есть устройства для лечения чего угодно. У нее так и не дошли руки до тщательного изучения раздела медицинской аппаратуры, но если есть нейрошунт, то наверняка найдется и остальное. Но что дальше? С помощью фантомной техники она лишь укрепит свою репутацию великой волшебницы и сделает шаг в сторону провала легенды о своей человеческой сущности. И она не может использовать ее для лечения всех больных на земле. Та же самая проблема: нельзя просто так дать Текире новые технологии, вытряхнув их из волшебной сумки циркового фокусника, тем более — технологии, которые невозможно объяснить средствами современной текирской науки. Хватит одного лишь вирусного эффектора, причинившего столько вреда.

Здесь нет середины. Либо она остается в рамках науки и техники Текиры, либо полностью раскрывает миру новые технологии. Нельзя чуть-чуть забеременеть. Нельзя чуть-чуть продемонстрировать, что она больше не человек. Либо так, либо так.

А она уже решила — они все добровольно решили и согласились — что их нечеловеческая сущность должна остаться в тайне любой ценой. Иначе Текире может прийти конец вопреки всем их стараниям — и стараниям Старших. Будь проклята Игра и ее наследие… Папа, знал ли ты, на что обрекаешь меня, давая мне доступ к чудо-инструментам и одновременно лишая возможности ими пользоваться?!

Прости, мысленно извинилась она перед стариком. Я не могу сохранить тебе ногу. Я не знаю что станет с тобой, одноногим, в мире, где о пенсии по старости никто даже и не слышал. Я могу лишь использовать тебя для демонстрации своих сверхспособностей лекаря, приложив все усилия, чтобы облегчить твои страдания. Я не знаю, сумеешь ли ты простить меня. И не знаю, сумею ли я простить саму себя хоть когда-нибудь…

Она решительно выбралась из бадьи, чувствуя, как ледяная безнадежность сковывает сердце, и принялась вытираться какой-то не слишком чистой тряпкой, заменяющей полотенце.

— Одежду, — скомандовала она, глядя в пространство.

Одна из женщин с опасливым поклоном подала ей местное платье, похожее по покрою на кубалу, но отличающуюся тем, что глухой капюшон не стягивался на лице завязками, а имел неширокую прорезь напротив глаз, набрасывался на голову сзади и спереди пришнуровывался к специально вшитой палочке. Внимательно ознакомившись с фасоном, Карина хмыкнула и резкими движениями, совмещенными с незаметной работой манипуляторов, напрочь оборвала сначала капюшон, затем рукава до плеч, а потом и подол приблизительно до колен. Грубая, куда худшего качества, чем в Мумме, ткань оборвалась криво и неряшливо, но подшить лохмотья можно и после. Сейчас — дело. Да, и не забыть компенсировать стоимость платья его хозяйке. Интересно, ста вербов хватит?

И куда делся асхат?

— Отведите меня к раненому, — приказала она.

Пятеро мужчин, среди них и предводитель, все еще вооруженные копьями, ножами и револьвером, ожидали ее за частоколом. Они избегали смотреть ей в лицо и упорно отворачивались. Эмоциональный интерпретатор показывал в них все понижающийся уровень агрессии и злости и все возрастающий страх. Похоже, начальное возбуждение уже спало, и теперь они задумались — а что же с ними могут сделать за угрозы и ругань в адрес пусть и женщины, но такой важной? По тропинке, виляющей между плетеными хижинами, загородками с курами и утками, чем-то вроде амбаров и сараев и прочими постройками, ее довели до дома с раненым. Уже издали она услышала вопли и причитания, словно по мертвому, резко оборвавшиеся, когда она вошла в дверной проем, занавешенный большим листом сетчатой пальмы. Женщины сгрудились у дальней стены хижины, стараясь оказаться от Карины хотя бы на полшага дальше, мужчины сгрудились у входа, не решаясь войти внутрь.

— Мне нужна горячая вода, — обратилась Карина к женщинам. — И чистая ткань. Много чистой ткани для перевязки.

— Да, да, момбацу сама! — закивали те вразнобой и вдоль стеночки выскользнули наружу. Осталась лишь одна пожилая женщина. Она молча, вжавшись в стену, следила за Кариной.

— Ты жена сана Шакая? — как можно мягче спросила Карина. — Жена? Или дорея?

— Жена, момбацу сама, — прошептала та.

— Как тебя зовут?

— Меня? — женщина растерялась. — Я… я никто, мое имя не важно…

— Важно. Пожалуйста, назови мне свое имя. Мне нужно поговорить с тобой о серьезных вещах.

— Но я же женщина, момбацу сама! — ошеломленно пролепетала старуха.

— Я тоже. Так как тебя зовут?

— Си… Симаха.

— Меня зовут Карина, сама Симаха. Пожалуйста, помоги мне снять бинты с ноги твоего мужа.

Она отбросила грязное покрывало, закрывавшее лежащего в беспамятстве мужчину, и принялась осторожно снимать импровизированную повязку, обрывая слипшиеся от крови и грязи слои грубой ткани. Обрывки она передавала женщине, которая та механически складывала в кучку на пол. Она постепенно приходила в себя, и горе снова брало верх над страхом перед чужачкой. Слезы набухали у нее в глазах и стекали по щекам под наголовный капюшон. И как они могут носить настолько плотные платья в местной парной бане?

В хижине стоял полумрак, и Карине волей-неволей пришлось перейти на сканер. Оборачиваясь, она останавливала взгляд на лице Симахи. Вероятно, когда-то та была очень красива, но жестокое окружение и непосильная работа до срока состарили ее. Вряд ли ей сейчас больше сорока, но выглядит она на шестьдесят. Обычная судьба женщины в местных краях…

Закончив снимать тряпки, Карина осторожно уложила изувеченную ногу на лежанку.

— Сан Кета, — позвала она, оборачиваясь к двери. — Войди.

— Ну? — недружелюбно спросил тот, неохотно переступая порог.

— У сана Шакая газовая гангрена. Когда его искусали химеваки, в рану попала болотная грязь, а с ней — и болезнь. Слушай.

Она осторожно нажала пальцем на вздувшийся участок кожи, и в тишине хижины раздался отчетливый треск лопающихся пузырьков газа.

— Его ступня мертва, сан Кета, а я не могу оживлять мертвое. Я могу лишь убрать его, чтобы оно не мешало живому. Сама Симаха, — она посмотрела на женщину, — сейчас ты его ближайшая родственница. Я могу отрезать ему ногу чуть выше сустава. Иначе он умрет еще до заката. Но мне нужно твое согласие на операцию.

— Она не может решать! — отрезал Кета. — Она женщина.

— Вот как? — яростно обернулась к нему Карина. — А ты, значит, мужчина? Я могу сделать так, чтобы он остался жив, хотя и без ноги — а станешь ли ты его кормить до конца жизни? Он больше не сможет работать. Станешь?

— Он не мой родственник… — предводитель повстанцев явно замялся.

— Тогда помолчи. Я не тебя спрашиваю. Сама Симаха, так ты даешь согласие на ампутацию… на то, чтобы я отрезала ему ногу ради спасения жизни? Станешь ли ты заботиться об инвалиде?

Внезапно старуха бухнулась на колени и повалилась Карине в ноги.

— Момбацу сама, спаси его! — даже универсальный транслятор с трудом разбирал ее слова сквозь рыдания. — Умоляю, спаси! Пусть безногий, пусть хоть какой, но он мой муж! Я стану заботиться о нем до конца жизни, я пойду батрачить к другим на плантации, работать на ткацком станке за еду, но я не брошу его! Спаси его, умоляю, момбацу сана!

— Э… сама Симаха, не надо так убиваться, — растерянно пробормотала Карина, склоняясь к ней. — Поднимись, пожалуйста. Я спасу ему жизнь, обещаю.

— Умоляю, момбацу сама, — всхлипнула старуха. — Я отдам все, что у меня есть, только спаси его!

— Пожалуйста, встань, — Карина с трудом подавила раздражение. Только с плачущими старушками ей разбираться не хватало. — Встань. Мне нужна горячая вода, чтобы вымыть ногу. Куда ушли остальные?

— Идут уже, — буркнул бунтарь-предводитель. — Вон, плетутся. Эй, вы! — гаркнул он, высовываясь в дверной проем. — Пошевеливайтесь, живо!

Женщины внесли в дом большой чан с дымящейся водой, осторожно положили на край лежанки небольшую стопку кусков сухой чистой материи и, мелко и часто кланяясь, снова исчезли.

— Сама Симаха, пожалуйста, ты тоже подожди на улице, — попросила Карина, почти силой выпроваживая слабо сопротивляющуюся женщину вслед за ними. — Тебе незачем видеть, что я стану делать. А ты, сан Кета, останься, — мстительно добавила она. Ты хотел видеть доказательства моих способностей? Ну так ты их получишь. — Мне может потребоваться твоя помощь. Если ты не испугаешься крови, конечно.

— Я не боюсь крови, — хмуро огрызнулся тот. — Я не баба.

— Вот и замечательно.

Десять минут ушло на то, чтобы отмыть голень и бедро от грязи с помощью стерилизованной воды и тряпок. Веретенчатых бактерий в ране Карина выжгла наноманипулятором сразу, как только вошла в хижину, так что торопиться было уже некуда. Она вдумчиво изучила голеностопный сустав и решила, что можно резать сантиметров на пять выше. Убитые бактериями участки тканей попадались и ближе к колену, но в малых количествах. Часть она вычистит по ходу дела, с остальным организм должен справиться сам.

Она снова вызвала перед внутренним зрением учебник по хирургии. Она никогда в жизни не работала на конечностях, но видеоряд в книге оказался подобран вполне удачно. Более того, второпях найденный учебник оказался довольно старым, по крайней мере тридцатилетней давности, и описанная там техника операции была рассчитана на соответствующие инструменты — стальные скальпели вместо лазерных, стальные пилы вместо ультразвуковых резаков и так далее. Хорошо. Она еще ни разу в жизни не пилила кость наноманипулятором, но все же по способу воздействия к пиле он куда ближе, чем к ультразвуку. Так, откажемся от примитивной гильотинной ампутации в пользу конусо-круговой. Раздел, связанный с применением антибиотиков, можно проигнорировать целиком за отсутствием последних, а с общей послеоперационной терапией — за отсутствием технических возможностей… мышцы разрезать ниже предполагаемого распила кости, а кожу — еще ниже, чтобы иметь возможность правильно сформировать культю… ку-ссо! Берцовые кости придется резать куда выше, чем она планировала… так, ни в коем случае не смещать надкостницу и не убирать костный мозг?… сначала перекрывать артерии, и только потом вены, чтобы не допустить потерю крови — да сколько там крови, в ступне?.. надпись крупным шрифтом: не дергать и не выкручивать нервы, убить на пять сантиметров выше разреза во избежание болей при заживлении… в общих чертах понятно. А теперь еще раз, медленно, по пунктам, убеждаясь, что ясно все и во всех деталях….

Операция, в ходе которой она постоянно консультировалась с учебником, заняла больше часа. Зрелища расползающейся под ее пальцами человеческой плоти мужественный предводитель повстанцев против женской тирании не выдержал уже через пару минут. Зажав рот рукой, он выскочил за дверь, и там его долго и мучительно рвало, каковые звуки Карина с чувством глубокого удовлетворения и отметила краем сознания. Впрочем, сосредотачиваться на своей мести она не могла — она настолько боялась ошибиться, что пот с нее валил градом, а тело от напряжения начало дрожать. В конце концов она ослабила обратную связь с проекцией, после чего стало легче — физически, не морально. Ее все время не оставляло чувство страшной, катастрофической ошибки, которую она никогда не сможет исправить. Фактически сейчас она во имя политики приносит в жертву живого человека — хуже преступления для врача, наверное, невозможно даже представить. Наверняка она поторопилась, наверняка ее решение оказалось слишком скоропалительным, наверняка можно придумать что-то еще… Ведь она была готова использовать запретную технологию для восстановления здоровья Масарику Медведю — так почему же не решилась сделать то же самое для старика? Потому что он — никто и никому не интересен? Какая же она все-таки мразь и скотина…

Все плохое когда-нибудь заканчивается. Она наконец закончила запаивать шов на культе, когда лучи клонящегося к закату солнца проникли сквозь древесные кроны и осветили крохотное окно хижины, затянутое пальмовым листом. Карина переборола страшное искушение лечь на пол, свернуться калачиком и пролежать в такой позе пару тысячелетий, отключив все чувства и мысли. Она приказала проекции сбросить накопившееся чувство усталости, взяла последний сохранившийся чистый и сухой лоскут ткани и обвязала им культю. Свалится. Наверняка свалится. Нужно объяснить местным, как правильно перевязывать. Нужно…

Он все равно умрет. Его организм в ужасающем состоянии, он слаб и отравлен продуктами распада тканей и бактериальными токсинами. И даже если его не доконает операция — кто станет о нем заботиться? Старая слабая жена? Впрочем, главное, чтобы он прожил достаточно для демонстрации ее способностей. Ведь так?

Карина сердито шмыгнула носом и мысленно отвесила себе оплеуху. Она не имеет право на слабость. Она должна делать то, что от нее ждут. И она сделает все, что должна, чего бы ей это ни стоило — даже души. Делай что должно — и кого волнуют твои чувства?

Она бросила на мужчину последний взгляд через сканер — температура все еще высока, но пульс постепенно успокаивается. Жаль, что нельзя проверить работу почек… Она повернулась и вышла из хижины. Сидящие неподалеку на корточках и негромко разговаривающие мужчины замолчали и подняли на нее взгляды. Сбившиеся в кучку женщины встрепенулись. Очевидно, остальных местных замучило любопытство, потому что в проходах между соседними домами стояла довольно густая толпа.

— Я закончила оперировать, — устало сказала Карина. — Сама Симаха, прошу, зайди в дом. Мне нужно тебе кое-что объяснить. Сан Кета, ты тоже зайди. Не волнуйся, больше ничего страшного не осталось.

Дождавшись, когда мужчина и женщина войдут в хижину, она кивнула на ампутированную ступню.

— Сан Кета, это нужно унести и закопать где-нибудь за деревней. Там больше нет заразы, так что можно не бояться. Сама Симаха, нужно следить, чтобы по крайней мере две недели нога была обвязана чистыми тряпками. Не нагружать ее ни в коем случае, регулярно мыть теплой водой. Твоему мужу следует хорошо питаться. И пить ему нужно много. Всегда долго кипяти воду и для питья, и для мытья — так, чтобы она долго бурлила, огонь убивает содержащиеся в ней болезни. Когда он немного оправится, ему можно сделать опору. Возьмите толстую палку и вот так, — она уперла пальцы одной руки в ладонь другой, — воткните в нее другую, длинную. Получится костыль. Он сможет опираться на него подмышкой при ходьбе. Понятно?

— Он останется жив, сама Карина? — умоляюще спросила женщина, склоняясь к мужу и заглядывая ему в лицо. — Останется жив?

— Надеюсь, что да, сама Симаха, хотя и без ноги. Но ему нужно хорошо питаться и отдыхать. Сан Кета, я ожидаю, что деревня поможет своему старосте хотя бы на первых порах. Где сан Дом Патараки? Почему я его не вижу?

— Он… — внезапно предводитель бунтовщиков замялся, и в нем мелькнул страх. — Мы не сделали ему ничего плохого…

— Сан Кета, — устало вздохнула Карина. — Я не хочу ни с кем ссориться. Я готова забыть то, что произошло между нами. Я напугала вас своим неожиданным появлением, и вы просто не успели понять, как себя вести. Я не стану наказывать вас. Просто отведите меня к сану Дому, хорошо?

Облегчение, которое волной хлынуло от Кеты и от стоящих рядом с ним мужчин, казалось волной холодной воды в раскаленной пустыне. Они и в самом деле уже горько сожалели, что осмелились выступить против нее и ждали неминуемого наказания — а наказание в Сураграше Дракон практиковал единственное: смерть за любую провинность. Бунтовщики приготовились защищаться до конца, и когда внезапно оказалось, что их обещают не трогать, по крайней мере половина из них с трудом удержалась от того, чтобы броситься ей в ноги. Удержало их только чувство, которое Карина по неопытности смогла интерпретировать лишь как гордость. Или упрямство. Или что-то в таком духе. Неважно. Главное, что они больше не станут тыкать в ее сторону копьями.

— Иди за мной, сама Карина, — буркнул Кета. Он повернулся и, гордо расправив плечи, чтобы сохранить остатки самоуважения, пошел в проход между домами. Столпившиеся там деревенские брызнули от него и Карины в стороны, словно мальки от щуки.

Связанный асхат обнаружился в одной из хижин — вероятно, его собственной, потому что с рацией на столе. Ему связали руки и ноги и для надежности примотали веревкой к лавке. Он дергался и мычал, пытаясь выплюнуть кляп изо рта. Карина, сжав кулаки, обернулась к отпрянувшему Кете, но сдержалась. Злость она выместила на ни в чем не повинных путах, клочьями полетевшими во все стороны под ее манипуляторами.

— Сан Кета, ты можешь идти, — холодно сказала она, глядя на асхата. Предводитель бунтовщиков опасливо глянул на нее и выскочил из хижины с такой скоростью, словно за ним гнался черный гуар.

— Ты в порядке, сан Дом? — осведомилась Карина, помогая мужчине подняться и сесть. — Тебе не повредили?

— Нет, сама Карина, — затряс головой глава администрации. — Я в порядке. Спасибо тебе за заботу. Меня схватили так неожиданно, что я не успел тебя предупредить. Я виноват, прости меня.

— Мне не за что тебя прощать, — пробормотала Карина. На нее снова навалилась страшная слабость, и она опустилась на скамейку рядом с мужчиной, массируя щеки ладонями. — Я могла бы и сама догадаться, что не стоит вот так сваливаться людям на голову.

Внезапно вспомнив, она задействовала нейросканер и нацелила его на асхата для снятия сигнатуры. В следующий раз она сумеет найти его самостоятельно… что?? Она задействовала сканер повторно, и тот повторно выдал бесстрастную диагностику: неверные входные данные, уникальную эн-сигнатуру вычислить не удается. Она медленно повернулась к мужчине и непонимающе посмотрела на него. Как такое может случиться? У нее, конечно, не слишком богатый опыт работы с сигнатурами, но худо-бедно несколько сотен она уже сняла. Она вгляделась в асхата через объемный сканер. Человек. Настоящий человек. Мерцают ритмы энцефалограммы, бьется сердце, текут эмоции — легкий страх, унижение, стыд…

— Тяжелый день, госпожа Карина? — спросил асхат на правильном общем с произношением, сделавшем бы честь оканакскому теледиктору. — Можешь говорить спокойно, ни один человек в деревне нас не слушает.

— Кто ты? — Карина резко вскочила на ноги и отшагнула от него, непроизвольно сживая кулаки. — Ты… человек?

— Меня зовут Масака, — вежливо ответил асхат. — Я искин Камилла, вторая страта, восемнадцатый стратум. Ты общаешься с моей куклой номер восемь «Дом Патараки». Как ты заметила неладное, госпожа Карина?

— Искин Камилла? — прошептала Карина. — Как… что ты здесь делаешь?

— Долгая история. Но если коротко, по просьбе Демиурга Семена мы помогаем стабилизировать ситуацию в Сураграше. У него не хватает людей для установления контроля, а мы решили, что данный опыт для нас окажется полезен. В конце концов, Камилл именно для того нас и создавал.

— Ничего не понимаю… — пробормотала Карина, потирая лоб. — Рис вас попросил о помощи? Но почему я не знаю?

— Нет информации. Я могу предположить несколько вариантов — не успел из-за внезапного изменения программы твоих визитов, не хотел обременять тебя лишними проблемами и так далее. Лучше спроси у него сама. И все-таки — чем вызвала подозрение кукла? Нам казалось, что мы приняли меры против всех известных методов восприятия, доступных людям, включая способности девиантов. Разумеется, для тебя как для Демиурга не составляет проблемы отличить куклу от человека, но ты не использовала глубокие методы исследования.

— Сканер не смог снять уникальную сигнатуру твоей энцефалограммы, как и с наших проекций, — Карина снова села рядом с асхатом. — Вот так новость, господин Дом… или лучше «господин Масака»?

— Мне все равно, — проинформировал ее искин. — Но с точки зрения развития личных отношений Масака предпочтительнее. Это мой основной уникальный идентификатор, а нам, вполне возможно, придется общаться еще не раз. Спасибо за информацию. Действительно, уникальных ритмов имитация энцефалограммы у кукол не содержит. Поскольку у текирской науки пока нет теоретической базы для вычисления эн-сигнатур, мы не считали это недостатком. Кстати, тебе передает привет Бойра.

— Передай и ей привет от меня. Господин Масака, и что дальше?

— А что дальше? — удивился искин. — Завтра здесь появится твоя свита. Ночуешь ты у меня в доме, я к кому-нибудь на время переберусь. Ну, а что потом — тебе виднее. Ты ведь что-то планировала, появляясь здесь в пожарном порядке? Кстати, прими мои поздравления, ты очень неплохо разрешила ситуацию.

— А я ее разрешила? — вяло поинтересовалась Карина. Ее страшно тянуло в сон. Она понимала, что сонливость вызвана не физической, а психологической усталостью, но сделать ничего не могла.

— Да. Повторного бунта можно не ждать. Что ты сделаешь с теми, кто тебе угрожал?

— Ничего, разумеется. Они не представляли для меня опасности. В крайнем случае навешала бы им плюх манипуляторами — и я вообще не понимаю, как они решились на меня напасть, зная, что я синомэ. Наверное, мое внезапное появление оглоушило их куда сильнее, чем мне казалось поначалу.

— Ну что же, демонстративное прощение — тоже проявление силы, иногда более эффективное, чем показательная казнь. У тебя есть какие-то пожелания ко мне? Или оставишь организацию дел на мое усмотрение?

— Что такое «страта»? — невпопад спросила Карина. — Сколько раз слышала, а спросить в голову пришло только сейчас.

— Страта — совокупность стратумов. Госпожа Карина, ты вообще имеешь понятие о том, как формируется личность искина Камилла?

— Ну… приблизительное. Вас как-то воспитывают… я была у Бикаты на островах.

— Да. У Камилла есть идея, что классический подход, когда искин в основном формируется за счет копирования шаблонных психоматриц и лишь чуть-чуть — за счет набирания жизненного опыта, неверен. И что ситуация, когда все искины цивилизации разделяют общую информационную базу, концептуально плоха. Он полагает, что так происходит слишком сильная унификация, подавляющая разнообразие. Количество проверяемых вариантов решения резко падает, а вероятность закрепления ложных представлений и шаблонов действий так же резко растет. Поэтому каждый созданный им искин воспитывается индивидуально, как человеческий ребенок — с поправкой на скорость обучения, разумеется. Обучение происходит волнами — сначала лично Камиллом при помощи живых воспитателей была обучена первая волна, она же страта искинов, затем искины первой страты обучили вторую волну, а вторая совместно с первой обучила и воспитала третью. Сейчас идет формирование четвертой страты. Страта формируется из стратумов — групп, проходящих совместное обучение. Я вхожу в восемнадцатый стратум — наша группа воспитывалась в городе Звенящие Ручьи в Четырех Княжествах. Это крупный промышленный центр на северо-западе страны, на границе вечной мерзлоты, там в горах добывают разнообразные металлические руды, в основном медную и никелевую. Госпожа Карина, я полагал, что сейчас тебе доступны все материалы по проекту, включая цель нашего существования.

— Может, и доступны, — уныло пробормотала Карина. — Господин Масака, мне столько сейчас доступно, что голова кругом идет. Хорошо тебе — все запоминаешь мгновенно и с первого раза. А я — просто человек, пусть и в новом теле.

— Надеюсь, ты привыкнешь. Хотя, на мой взгляд, симбиоз человека и искина, как в Демиургах предыдущего поколения, куда более эффективен при сборе и анализе информации. Но, я вижу, ты устала. Я оставлю тебя здесь и пойду распоряжаться. Располагайся как дома, до утра местным будет не до тебя. Если потребуюсь, вызывай. Свяжись с диспетчером, он даст на меня прямой канал.

«Дом Пасараки» поднялся и подошел к двери.

— Я исполню все твои приказы в лучшем виде, момбацу сама Карина, — громко проговорил он на фаттахе, низко поклонившись, и спиной вперед выбрался в дверь, касаясь пальцами висков и резко опуская руки, словно отряхивая с них воду. Наверное, здесь так принято выражать почтение. Или отдавать честь. Снаружи громко загомонили мужчины и женщины, гомон тут же прорезал голос асхата. Карина не вслушивалась. Она нехотя поднялась с лавки, поколебалась и улеглась на узкую деревянную кровать в углу хижины. Она намеревалась уйти в виртуальность и придумать там себе занятие на ближайшее время — прочитать свежую статью или попрактиковаться с тоскалой, будь она неладна — но неожиданно для себя провалилась в сон.

Она понимала, что спит, но сил проснуться не находилось. Какие-то невнятные серые образы мелькали вокруг — человеческие фигуры, дома, ландшафты, кружились хороводом звезды, изредка всплывало лицо Джао в обличье Дзинтона, и в его глазах стоял укор. Она пыталась задержать хоровод, ухватить кого-нибудь за рукав, остановить, объяснить, что она не может иначе, что она должна выглядеть человеком, но ее не слушали. Толпа вокруг густела, силуэты мелькали все быстрее, кружились и падали сумрачным серым светом, и Дзинтон, повернувшись спиной уходил все дальше, а Яна, Цукка, Палек и Саматта стояли поодаль, бесстрастно наблюдая за ее беспомощным барахтаньем, и поток вязкой тьмы обрушился на нее и смыл все ощущения. Осталось лишь чувство тоски и страшной, нечеловеческой усталости.

Кто ты?

Я не знаю.

Кто ты? Вспомни, это очень важно.

Я не знаю. Я Карина Серенова. Я снова в Институте Человека, меня опять отправят на стенд и начнут больно колоть иголками, и стрелять свинцовыми шариками, и жечь током, а я не хочу, не хочу, не хочу!..

Ослепительная белая вспышка.

Кто ты? Вспомни.

Я Карина. Я Карина Серенова… Мураций. Я Карина Мураций. Папа, я не хотела никого убивать! Папа, я не хотела! Я не хочу умирать, пожалуйста, я случайно!..

Ослепительная белая вспышка.

Кто ты? Отвечай!

Я Карина Мураций. Кисаки Сураграша.

Одноместная больничная палата. Тонкий жесткий матрас, легкое одеяло, тишина, только на стене ритмично попискивает кардиомонитор. Окно занавешено, в комнате полумрак, рассеиваемый лишь мягким светом дежурной лампы в коридоре. Два черных силуэта на фоне дверного проема.

— Кара, как ты?

Голос папы. Мягкий, но озабоченный. Страшная слабость во всем теле, не повернуть головы, не пошевелить рукой. Язык словно чужой.

— Что… со мной? Почему я… в больнице?

— Кара, ты меня понимаешь?

— Да, папа. Где я?

— Я не знаю, Каричка, что ты видишь. Визуальные каналы блокированы, ты доступна только по вспомогательным. Кара, слушай меня: у тебя информационный шок. Твое сознание функционирует на грани коллапса. Ничего, что ты сейчас видишь и чувствуешь, не существует. Ты сама формируешь свое окружение. Кара, не позволяй себе провалиться и уснуть. Ты не должна спать, не должна забывать, кто ты такая. Ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?

— Да, папа. Понимаю. Голова не работает…

— Держись, Кара, — женский голос смутно знаком. Второй силуэт приближается и склоняется над ней. — Это я, Майя. Твой носитель справится сам, тебе нужно лишь перетерпеть и дать сознанию успокоиться. Ты сильная, ты справишься. Держись.

Комната начинает медленно кружиться вокруг нее, но тут же останавливается, подчиняясь усилию воли. Нельзя спать. Нельзя провалиться. Нельзя.

Я Карина. Карина Серенова. Карина Мураций. Мастер Пути. Девиант. Хирург. Кисаки Сураграша.

И внезапно все вокруг обрело цвет и насыщенность, почти болезненные после тьмы и серости кошмара. Карина резко села в койке — и под потолком вспыхнул яркий белый свет. Фигуры Джао и Майи обрели плоть.

— Пошла картинка, — удовлетворенно сообщила Майя. — Кара, ты умничка. Как самочувствие?

Здесь, в виртуальности, Демиург выглядела высокой молодой девушкой в закрытом купальнике с блестками, в сетчатых чулках и с торчащими из белокурых волос кроличьими ушами. Джао опять выглядел Дзинтоном — невысокий худощавый мужчина неопределенного возраста, которому равно можно дать и шестнадцать, и сорок.

— Да, Кара, как самочувствие? — поинтересовался он.

— Вроде все нормально, — неуверенно откликнулась Карина, потрогав щеку рукой. — Что со мной случилось? Я только что была в Царатамбе…

— Полагаю, ты и сейчас там, — сообщил Дзинтон. — Точнее, твоя проекция там, а ты здесь. У тебя случился информационный шок.

— Что?

— Перегрузка от обилия данных. Кара, ты когда в последний раз спала?

— Спала? Папа, мне же теперь не надо спать.

— И все-таки?

— Ну… наверное, перед тем, как меня убил Шай. А что?

— Понятно. Кара, сон — не только отдых для тела. Для биологического мозга это еще и способ переработки и упорядочения накопленной за день информации. Мозга у тебя больше нет, но снятая с него психоматрица все еще не приспособилась к режиму непрерывного бодрствования. Информацию ты накапливаешь постоянно, но перерабатывать ее сознание не успевает. Все буферы переполнились, вот тебя и шарахнуло. Вам всем следует спать понемногу хотя бы раз в неделю.

— Понятно, — Карина потерла лоб рукой. — А почему я в больнице?

— Не знаю, — Дзинтон пожал плечами. — Фокусы твоего подсознания. Палата тебе ничего не напоминает?

— А… — Карина осмотрелась еще раз. — Напоминает. Типичная палата в нашей больнице. Я поняла. Помнишь, когда меня привезли в больницу после ограбления банка? Я в такой проснулась. Двести восемнадцатая, точно.

— Ну и перепугала же ты нас, Кара, — Майя слегка щелкнула ее по лбу наманикюренным ноготком. — Хорошо, Дзи догадался в ваши носители сигнальные системы встроить, а я успела вмешаться. Иначе пришлось бы тебя с резервной копии восстанавливать, с потерей памяти за последний период… или какой у тебя там интервал настроен?

— Она не знает про копии, — сообщил Дзинтон. — Я пока их не грузил всеми деталями. Раз в неделю копии снимаются. Кара, только не вздумай спрашивать сейчас. Ты пока что на грани, перегрузка у тебя сохраняется. Ты мне лучше скажи, почему ты сорвалась именно сейчас? От тебя вселенской тоской так тянуло, что мне аж заплакать захотелось. Кто тебя обидел? Опять Лика дразнится?

— Если бы Лика… Пап, я сегодня ногу человеку ампутировала. Пришлось — у него газовая гангрена быстро развивалась.

— Поздравляю с новой специализацией. А в чем проблема-то? Он умер по ходу дела?

— Нет пока. Надеюсь, выживет.

— Ну а что тогда?

— Папа, я ведь могла спасти ему ногу. Вычистить бактерий, убрать мертвую ткань, вставить в вены гемодиализаторы — или что там есть? — и спасти. А он старик, и там дичь и глушь. Он, наверное, с голоду умрет…

— Стоп, Кара, — Майя подняла руку. — Какие гемодиализаторы? Ты ведь в Сураграше? Откуда там медицинская техника?

— Ну, наверняка же есть какие-то медицинские фантомы для такого случая!

— Медицинские фантомы? — Дзинтон переглянулся с Майей. — Вон ты о чем… Кара, а с чего ты решила, что они вообще существуют в природе?

Карина посмотрела на него с приоткрывшимся от удивления ртом.

— Но ведь нейрошунт…

— Кара, ты забыла нашу историю. У Демиургов нет и никогда не было фантомной медицинской техники. Фантомы мы научились делать много позже того, как поголовно перевели психоматрицы на твердотельные носители. В них просто не возникало нужды. Нейрошунт, который ты упомянула — интерфейсная технология, использовавшаяся для молодежи, мозги которой еще не дозрели до переноса. И даже они не подходят для биоформ Текиры — их нейрофизиология отличается от той, какой четыре с половиной миллиона лет назад обладал вид homo sapiens.

— Как — не подходят? — Карине показалось, что окружающее опять поплыло веселой каруселью. — Но я же читала документацию! И у Яны нейроэффектор действует…

— Кара, — вздохнула Майя, — Яни повезло с уникальной нервной системой. Она, вероятно, единственная на всей Текире, у кого мой клятый вирусный эффектор настолько полноценно интегрировался с нервной системой, что смог воздействовать даже на других. Сам эффектор я разрабатывала в течение планетарного года, подгоняя под нейроструктуры, сохранившиеся со времен Игры. Ты не задумывалась, на что мне потребовалось столько времени, если бы я могла просто взять и скопировать существующие фантомы? Я убила массу сил на адаптацию старых технологий к вашей физиологии и все равно не добилась полного успеха. Лишь одному эффектору из нескольких тысяч удается установить полноценный контакт с нервной системой. Ну да, что-то я использовала из существующих наработок — твой пространственный сканер, например, но в основном мне приходилось все разрабатывать почти с нуля. Ты ведь не успела нейрошунт применить ни на ком, я надеюсь? И не пытайся — результаты выйдут совершенно непредсказуемые, вплоть до выгорания нервной системы реципиента. Не придумано пока фантомных автоматов, которые ты бы могла использовать в медицинских целях. Конечно, можно взять твой биосканер, соединить его с наноманипулятором напрямую и запрограммировать его на выполнение каких-то действий, но это тебе придется делать самостоятельно.

— К слову сказать, фантомный гемодиализатор — отличная идея, — задумчиво проговорил Дзинтон. — Там интересные задачки потребуется порешать, но ничего сложного. Кара, ты бы скооперировалась с Ликой и Би, и вы бы в компании состряпали такую штуку в качестве упражнения. И тебе, и им польза. Но не сейчас, не сейчас! — он ладонями нажал Карине на плечи и заставил ее, приподнявшуюся на локте, улечься обратно. — Сейчас тебе нужно как следует отдохнуть. Просто ляг, закрой глаза и расслабься. Можешь даже поспать, теперь можно. Система поддержки тебя разбудит, когда закончит переваривать завал. Информационный шок — штука опасная, с ней не шутят. Разве вас Семен не предупредил?..

Он хлопнул себя по лбу.

— Я идиот, — грустно констатировал он. — Он же четыре терции на твердотельном носителе жил. Он давным-давно привык к бессонному режиму и наверняка просто забыл, что такое случается. И я напрочь забыл.

— А мне даже в голову не пришло, — согласно кивнула Майя. — Нужно немедленно остальных оповестить. И вообще, Кара, ты, кажется, после переноса стала относиться к жизни еще занудливее, чем до того. Отдыхать нужно хотя бы иногда. Ты вообще развлекаться умеешь? Смотри!

Она качнула бедрами и развернулась вокруг себя на одной ножке, шаловливо подмигнув.

— Я сейчас в ЧК в «кордебалете» подвизаюсь, так это у них называется. Фактически — артисточки-проституточки для развлечения гостей. Обычно их нанимают унылые жирдяи с пузом в разы толще кошелька, но иногда такие мужчинки попадаются — класс! Сейчас как раз в подпольном борделе из себя зайца изображаю, тамошних клиентов почему-то ушастые заводят, — она дернула себя за свисающее белое ухо. — Я там себе одного мальчика присмотрела, ему лет шестнадцать, и, похоже, он еще девственник. Товарищи затащили, он все сбежать намыливается, да я не позволяю. Краснеет очень мило от малейшего прикосновения, даже за вырез декольте мне заглядывать боится. А еще там затесалась девочка с улицы — того же возраста, такая вся из себя невинная, но, кажется, мужчину уже попробовала, и не раз. И нового ищет. Вот я и думаю — может, альтернативные способы ей продемонстрировать? Хочешь, поделюсь? Мальчика тебе, девочку мне, а потом поменяемся по ходу дела? Маску подходящую я тебе сейчассваяю…

— Не сейчас, — остановил ее Дзинтон. — Потом, когда отоспится, можешь ее хоть к десяти мальчикам сразу в постель совать, но сначала пусть в себя придет. Кара, дрыхнуть! Как любящий папаша приказываю. Не меньше восьми планетарных часов, а лучше — десять. И в дальнейшем спать раз в неделю. А может, и каждую ночь. Поняла?

— Да, Дзи, — кивнула Карина. — Майя, спасибо.

— Спасибо потом скажешь, когда я из тебя занудливость повыбью, — озорно усмехнулась та. — А пока что отдыхай. Ну все, недосуг мне с вами, хочу на мальчике сконцентрироваться. Или на девочке, еще не решила. Пока!

Она подмигнула Карине и растаяла в воздухе.

— На мальчике! — фыркнул Дзинтон. — У нее сейчас на Текире четыре проекции, все женские и все в сексуальных приключениях по макушку, насколько я в курсе. Что называется, Майя восстанавливает нервы после стресса. Похоже, она и в самом деле не слишком хорошо перенесла временное заключение внутри заблокированной проекции, если до сих пор не отошла. Ну, не страшно. Она особа вообще легкомысленная, плохое быстро забывает.

— Пап, — отстраненно спросила Карина, — а зачем ей… вообще Демиургам люди в качестве партнеров? Искать по своему вкусу, уламывать… Ведь в виртуальности можно себе кого угодно создать. И в любом количестве. Или куклу-фантома слепить…

— Можно, — согласился Дзинтон. — Но секс в виртуальности непристоен.

— Что? — Карина поразилась настолько, что даже приподнялась на локте. — Непристоен!? Для Демиурга?

— Угу. Настолько же непристойно, как, скажем, в ЧК публично мастурбировать.

— Но почему?

— А почему на Западном континенте нагота считается неприличной? Почему у некоторых народов для женщины оказаться простоволосой перед чужим мужчиной — неописуемый позор?

— Ну… — Карина задумалась.

— Кара, у каждого социального явления, включая запреты, есть два объяснения. Основное, для широкой публики — «это естественно». Как вариант — «иначе и быть не может». Первопричина же обычно закопана в веках так глубоко, что о ней никто и не вспоминает. Но в случае с табу на виртуальный секс все очень просто. Он для Демиурга фактически означает прямое воздействие на участки собственной психоматрицы, отвечающие за сексуальное наслаждение. У такого воздействия просто нет тормозов. А поскольку оно апеллирует к примитивнейшим, но максимально сильным ощущениям, личность рискует просто не суметь остановиться вовремя. Продолжит заниматься сексом со своим собственным воображением, пока попросту не сколлапсирует. Помнишь классические эксперименты с крысами, которым электроды в центры удовольствий вживляли? Они так и не отпускали педаль воздействия, пока не подыхали от голода. Здесь примерно то же самое. В нашей истории известно по крайней мере два точно установленных случая такого коллапса и по крайней мере еще с десяток вероятных. Это несмотря на симбиоз с наирациональнейшими искинами.

— А разве с проекциями иначе?

— Проекции всегда конструируются так, чтобы содержать обычные для биоформ тормозящие механизмы. Грубо говоря, чем больше твоя проекция трахается, тем меньше удовольствия ты получаешь. Торможение прошито на таком глубоком уровне, что без знания фундаментальных основ его не убрать. Построить проекцию без такого ограничения в состоянии лишь умеющие программировать фантомов — по-настоящему программировать, а не собирать из шаблонных заготовок. А таких на всю нашу популяцию осталось меньше десятка, и никто из них подобными глупостями заниматься не намерен.

— А разве в виртуальности нельзя запрограммировать то же самое? С торможением?

— Можно. Но там подобные ограничения лишь вопрос персональной силы воли Демиурга. А в силу воли подавляющего большинства своих собратьев по божественности, скажу по секрету, я верю еще меньше, чем в способность Яни устоять перед тортиком. Так что в данном случае психологический стереотип является жизненно необходимым предохранителем. Но, Кара, хватит разговоров. Тебе нужно отдыхать, а не мозгами ворочать.

Дзинтон погладил Карину по волосам и отошел к дверному проему.

— Ты хорошо справляешься, Кара, — он ободряюще улыбнулся. — Мне недосуг с вами все время общаться, но я за вами посматриваю. Вы все молодцы. Продолжайте в том же духе.

Он щелкнул выключателем и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь больничной палаты. Теперь темноту прорезал только узкий лучик ночника из-под двери. Карина повернулась на бок, свернулась в калачик, поудобнее закуталась в одеяло и закрыла глаза. Похоже, она дура вдвойне. Сначала чуть было не угробила Масарика, бездумно использовав на нем совершенно незнакомую технологию — и что ей вдруг в голову ударило вот так, без проверки, применить к живому человеку незнакомое устройство? Потом сживала себя со свету, непонятно откуда вообразив себя богиней, способной вылечить кого угодно от чего угодно. Дура… Мысли опять начали путаться. Она попыталась вспомнить что-то очень важное — и уснула под ритмичный писк кардиомонитора. И на сей раз никакие серые сновидения ей не явились.

22.06.858, вододень. Мир, которого не существует

— Сегодня у тебя получается гораздо лучше, — Бокува запрокинула голову, критически обозревая облака. — Почти как настоящие. Еще немного, и ты научишься думать небо правильно.

— Думать о небе, — машинально исправила ее Мизза, почувствовав легкое разочарование. Она-то надеялась, что небо у нее получилось совсем настоящим.

— Нет. Думать о небе — совсем не то, что думать небо. И думать о холмах — совсем не то же, что думать холмы, — Бокува опустилась на землю и обхватила голые коленки руками, задумчиво оперевшись о них подбородком. — Ты уже хорошо думаешь. Скоро ты закончишь.

— А потом что? — Мизза приподнялась и села рядом с ней. — Когда у тебя появится настоящее небо?

— У нас появится настоящее небо, — поправила Бокува. — Мы же строим вместе. Потом займемся чем-нибудь еще. Степь уже почти научилась рождаться сама, ее лишь нужно немного направлять. Ночь и звезды думать легко, я уже пробовала. Они уже есть, только прячутся, нужно лишь их позвать как следует. Наверное, пора думать деревья.

Она протянула вперед руку, и под ее указательным пальцем из травы вверх медленно потянулся тонкий древесный побег. Он рос и рос, покрываясь тонкими веточками, обрастая мелкими каплями зеленых листиков, а потом вдруг почернел и рассыпался.

— Неправильно получилось, — пояснила Бокува.

— Почему?

— Не знаю. Чувствую, что неправильно. Ты чувствуешь.

— Я? — удивилась Мизза. — Но я не чувствую.

— Чувствуешь. Не забывай, я вижу мир твоими глазами. Ты можешь не понимать сама, но я знаю лучше.

Мизза не ответила. Если Бокува хочет так думать, пусть ее. Не ругаться же с ней, в конце концов!

— Ты сегодня какая-то странная, — девочка-кукла повернула голову и посмотрела на Миззу своими разноцветными глазами. — Тебя опять дразнил Сахмат? Или сестры?

Мизза дернула плечом.

— Дразнил, — равнодушно сказала она. — Ну и пусть, мне давно все равно. Собаки тоже лают, а кто их боится? Бокува, ты знаешь, кто такие люди с тоскалами?

— С чем?

— С тоскалами. Такие длинные мечи, длинней моей руки. Я сегодня видела такого. Меня позвал отец и велел очень тихо сидеть за стенкой. Слушать чужого человека и понимать, говорит он правду или врет. У чужого был меч. Кажется, он называется «тоскала».

— Тоскала… Да, меч. Однолезвийный, слегка изогнутый клинок без долов, с острием-кисаки для нанесения колющих ударов и длинной рукоятью, допускающей и двуручный, и одноручный хват. Противовес обычно отсутствует, гарда круглая или овальная. Диапазон длин клинка — от пятидесяти сантиметров у людей до ста пятидесяти у троллей, канонические размеры — шестьдесят пять и сто тридцать три сантиметра соответственно. Тоскалу изобрели тролли, давным-давно, когда…

Бокува замолчала.

— Не помню, — наконец с досадой сказала она. — Помню, что давно. Что-то, связанное с Драконьим Камнем. И каким-то мореходом Усимбэем.

— С Камнем? Мореходом?

— Тоже что-то тролличье. Не помню.

— Тот чужак говорил про дракона. А отец рассмеялся ему в лицо и сказал, что дракон подыхает в судорогах, и что ему не выжить ни на севере, ни на юге. И что на юге он не подох до сих пор только потому, что Панариши не успел туда дотянуться, а на севере — потому что он оставляет буфер между собой и Четырьми Княжествами. Бокува, что такое «буфер»?

— Пустое пространство для безопасности. И что чужак?

— Я думала, он убьет отца. Он так его ненавидел! Но еще он боялся. Не отца, а кого-то еще. Наверное, Панариши. Панариши — тот чудной шаман, на встречу с которым меня возил дядя Тархан.

— Ты рассказывала. Я вспомнила — его зовут не Панариши. Тилос.

— Тилос? — Мизза озадаченно потерла затылок. — Тилос… Как древнего дикарского бога?

— Бога? Я ничего не знаю про богов. Тилос — его имя. Твой отец убил чужака?

— Нет, конечно! — Мизза фыркнула. — Он же гость, а гостей не убивают. Он сел в машину и уехал, а отец долго меня расспрашивал, о чем он врал.

— И о чем?

— Ну… — девочка наморщила лоб, припоминая. — Что у того дракона много денег. Что они собирают силы и вот-вот убьют Панариши и какую-то бесстыдную самозваную кисаки. Что вскоре все вернется назад, и те, кто остался дракону друзьями, станут богатыми. Ой, я вспомнила! Я уже видела этого чужого три лета назад. Через наш Камитар проезжал большой караван, грузовиков, наверное, пятнадцать или двадцать, я тогда еще плохо считала и вообще маленькой была. Грузовики у нас останавливались, и тот чужой встречался с отцом и дядей Тарханом. Тогда они его боялись… или нет, не боялись, а… хотели побыстрей от него избавиться и говорили всякие любезные слова.

— Тогда боялись его, а сейчас боится он, — Бокува холодно усмехнулась. — Наверное, его скоро убьют, оттого он и боится.

— Не знаю. Может, и так. Бокува, а ты еще не раздумала убивать своих сестер, когда их встретишь?

— Не знаю. Встречу — увидим.

— Бокува, а кто твой отец? У тебя есть отец?

— Отец… — лицо девочки-куклы неожиданно стало мечтательным. Она легла на спину, раскинула руки и ноги и стала смотреть в небо. — Есть. Только я его никогда не видела. Помню только, что он меня любил. Сильнее всех любил, сильнее прочих сестер. Он придумал меня такой, какая я есть. И он хотел, чтобы я жила и строила мир. Только я не могла строить, пока не попала к тебе.

— А откуда ты знаешь, что он любил тебя сильнее всех, если ты его не видела? — резонно возразила Мизза. — Почему ты думаешь, что он тебя вообще любил?

Того, что случилось потом, она совсем не ожидала. Вот только что Бокува лежит, раскинувшись, на спине, и вдруг уже стоит, вытянувшись во весь невысокий рост, напряженная и встрепанная, со злым лицом и оскаленными зубами, и в ее глазах полыхают разноцветные огни, а в руке желто гудит огненный меч, направленный Миззе в лицо, и высоко в черном-черном небе угрожающе грохочет гром.

— Никогда! — звенящим тоном проговорила девочка-кукла. — Никогда не говори, что он меня не любил, поняла? Ты моя служанка, ясно? Ты не можешь говорить так! А если скажешь еще раз, я… я убью тебя!

— Бокува… — пораженно прошептала Мизза, отползая назад. — Я же только спросила! Я не хотела тебя обидеть! Ты что?

Какое-то время Бокува, тяжело дыша, стояла перед ней, и гудящий клинок в ее руке дрожал, выписывая огненные линии перед лицом Миззы. Потом ее плечи опустились, и она бессильно опустилась, почти упала на колени. Клинок напоследок ярко вспыхнул и растворился в воздухе, а небо утихло и начало понемногу светлеть. Пляшущие огни в глазах куклы поблекли и пропали.

— Он любил меня, я знаю, — упрямо сказала она, глядя в землю. — Любил больше всех. Так нашептала Колыбель. А зачем Колыбели врать?

— И ты совсем не помнишь отца? — тихо спросила Мизза. — Совсем-совсем?

— Нет. Какая разница? Я знаю, что должна строить мир. И если буду строить хорошо, лучше всех, то однажды встречусь с ним.

— Понятно… — Мизза наклонилась вперед и осторожно тронула куклу за плечо. — Только ты не расстраивайся. Я помогу тебе строить, и однажды ты с ним действительно встретишься.

— Конечно, поможешь! — Бокува гордо вздернула нос и отвернулась, избегая смотреть Миззе в глаза. — Ты ведь моя служанка. Ты обязана помогать! — На последних словах ее голос предательски сорвался и дрогнул.

— Я не служанка. Только, Бокува, ты ведь моя подруга, да? А подруги должны друг другу помогать, — твердо сказала Мизза. — Я стану строить мир вместе с тобой. И у нас получится хорошо, может, даже лучше, чем у других. Только ты, пожалуйста, не убивай сестер, когда встретишь их. Пусть даже они плохие сестры, как мои, но ведь твой отец наверняка любил и их. Пусть не так сильно, как тебя, но любил. Разве ему захочется, чтобы вы убивали друг друга?

Девочка-кукла не ответила. Она медленно, словно через силу, поднялась, развела в стороны руки и взмыла в воздух. Вскоре она превратилась в точку, летящую над безбрежной пустотой, медленно зараставшей холмами и тропинками летней степи. Мизза смотрела ей вслед, потом вздохнула и снова легла на спину в густую траву. Она закрыла глаза — и яркая вспышка на мгновение озарила мир.

Когда она открыла глаза, она снова лежала на кровати в своей комнате, и деревянная разноглазая Бокува в тряпичной одежде мирно покоилась у нее на груди. Мизза тихонько погладила ее по голове, поудобнее устроила рядом с собой под одеялом и несколько минут спустя уже спала тихим детским сном. И ей снилось, как она идет по степи, а рядом шагает ее отец — не тот холодный и черствый к дочерям человек, каким он был на самом деле, а веселый радостный мужчина, то и дело сверкающий доброй улыбкой из-под густых черных усов. Она никак не могла разглядеть его лица, но точно знала — он ее любит. Любит больше всех на свете.

24.06.858, златодень. Грашград

Старый тесный автомобильчик Коморы осторожно подкрался к решетчатым воротам посреди длинной глухой ограды и застыл в растерянности. На длинной улице, образованной двумя глухими каменными стенами с колючей проволокой поверху, не наблюдалось ни души. За воротами шумел густой зеленый парк — из тех, что при местном жарком сухом климате требовали уйму воды для орошения. Даже при наличии под боком полноводного Кронга такая уйма растительности пожирала уйму денег на содержание. Гид уже успел просветить их, что у местных богачей уровень амбиций прямо пропорционален размерам парка или сада вокруг дома. Если ему верить, владелец поместья на южной окраине Грашграда был богат прямо-таки до неприличия и страшно тем гордился. Однако гордость гордостью, а встречать их, похоже, никто и не намеревался. Туда ли они вообще приехали?

Канса слегка склонилась вперед и пальцами оттянула майку на спине, чтобы пропустить к коже, вспотевшей у плотной спинки из кожзаменителя, сухой горячий воздух — и почувствовала, как под боком шевельнулся маленький комочек. Ирэй.

Канса успокаивающе погладила девочку по голове, и та еще сильнее вжалась ей в бок. Почему-то малышка с самого начала привязалась именно к ней — с того самого момента, когда, извлеченная из отправленного Кариной «вертолета», открыла непонимающие глаза. За прошедшие три дня она уже перестала испуганно шарахаться от каждого шороха и пытаться сорвать с шеи кольцо блокиратора, но от Кансы отходить категорически отказывалась. Она почти не говорила — по официальной легенде, никто из них не знал фаттах, только Комора мог с горем пополам связать на нем несколько фраз. А сама Ирэй никаких других языков не понимала. Поэтому она по большей части молчала, тенью ходя за Кансой и по гостинице, и в городе, все время стараясь оказаться как можно ближе к ней. Саму Кансу это одновременно забавляло и раздражало, но она чувствовала, что тоже начала привыкать к девочке. В конце концов, скверная у нее все-таки судьба. Страшно представить, каково такой малышке внезапно остаться без дома и без друзей, одной в огромном чужом мире, с сознанием собственной испорченности…

Интересно, как Лика отнесется к идее ее удочерения? Надо спросить — когда она закончит вытряхивать из него пыль после возвращения из Кураллаха. Дружба дружбой, но бросать их так неожиданно! Что у Бикаты вообще такого стряслось? Новая потрясающая мысль в голову пришла? Ох, мужчины… Просто большие дети. Что отец, редко выбиравшийся из кабинета, что Лика со своими инженерскими замашками непризнанного гения… О том, как объяснять Коморе его отсутствие, он, разумеется, не задумался. Хорошо хоть Яна не растерялась. Что она там наплела? Что срочно вылетел в Катонию, да. А если в аэропорту проверят?

Яна выбралась из автомобиля и подошли к воротам. Сквозь стекло Канса видела, как она нажала кнопку переговорного устройства, склонилась к нему и произнесла несколько слов. Видимо, ей что-то ответили, потому что она кивнула и вернулась к машине. Мгновение спустя решетчатые створки плавно и беззвучно разъехались в стороны.

— Нас приглашают въехать, господин Комора, — сказала Яна, забираясь обратно в машину.

— Хорошо, — кивнул гид и тронул автомобиль с места. Он зарулил в ворота (створки немедленно поехали обратно, закрываясь) и неспешно покатил по узкой дороге, петляющей между деревьями.

На сей раз поместье оказалось далеко не таким фундаментальным, как в предыдущий визит. Никаких огромных плацов, многоэтажных строений, конюшен и тому подобного. Даже охраны — и той не замечалось. Впрочем, возможно, посты скрывались где-то за деревьями, густо обступившими и дорогу, и вынырнувший навстречу небольшой двухэтажный дом, полностью деревянный. Как уже знала Канса, в здешних засушливых степях, где обычным строительным материалом являлись глиняные кирпичи, а в последнее время — бетон и железобетон, цельнодеревянные дома являлись таким же признаком роскоши, как и сады на открытом воздухе. Впрочем, кланы Северных колен явно не бедствовали. Контролируя крупнейшие алмазные и урановые рудники на северо-западе Граша и медные карьеры на юго-востоке, они могли позволить себе не то что деревянные дома в Грашграде, но и полноценный, хотя и небольшой, атомный реактор и артезианские скважины, скрывавшиеся, как рассказал Лика, в глубоких подземных ярусах давешнего загородного поместья. Канса тихонько вздохнула, покрепче прижимая к себе Ирэй. Она до сих пор не могла привыкнуть к тому, что ее муж — самый обычный, хотя и самый хороший человек в мире — внезапно оказался чем-то совершенно иным. Да и ей самой в ближайшем будущем предстоит перевоплотиться в такое же непонятное электромагнитно-гравитационно-какоетотамеще облако. Она совершенно не была уверена, что хочет чего-то подобного — несмотря на весь энтузиазм Лики, уверенное спокойствие Яни и ободряющую серьезность Карины. Карину она вообще до сих пор побаивалась, хотя и понимала всю абсурдность таких эмоций. Вот уж кто точно не растеряется в любой ситуации! Если бы она еще и улыбалась почаще своей такой хорошей теплой улыбкой…

На невысоком крыльце дома стояла смуглая черноволосая девушка в одежде, типичной для тарсачек: короткие, чуть выше колен, узкие кожаные штаны, рубашка с длинными свободными рукавами, и поверх — легкий белый халат до середины бедра и без рукавов, именовавшийся хантэном (не путать с мешковатым, до пят, балахонистым халтоном, в очередной раз напомнила себе Канса). Заложенные за спину руки, короткая прическа и ужасно знакомое откуда-то лицо — высокие скулы и лоб, нос с горбинкой, полные чувственные губы, большие карие глаза, сейчас оценивающе прищуренные. Выглядела она лет на двадцать пять, но следовало сделать поправку на обветренное обгорелое на солнце лицо, темное даже для тарсачки. Память сработала через секунду после того, как Яна тихонько проговорила:

— Ну надо же — Кампаха!

Кампаха. Тарсачка-девиант, синомэ на местных языках, командир группы захвата, перехватившей их в Чумче. Интересно, она здесь специально? Или всегда живет?

— Госпожа Яна, госпожа Канса, доброго дня, — приветствовала их Кампаха, когда они выбирались из машины. — Я Кампаха ах-Тамилла. Мы встречались в Чумче, если вы не забыли. Сан Комора, отведи машину дальше по… — Она осеклась, увидев Ирэй, и ее глаза сузились, когда она заметила полоску блокиратора на ее шее. — Кто это девочка?

— Сама Кампаха, — Яна подошла к прижавшейся к Кансе Ирэй и положила руку ей на плечо. — Приношу нижайшие извинения за то, что мы привели девочку с собой. Она сильный девиант. Так получилось, что эффектор проснулся у нее лишь несколько дней назад. Она жила в деревне неподалеку от Западного побережья, и Карина успела спасти ее от местных жителей. Она говорит только на фаттахе, и ее просто не с кем оставить — ни в Сураграше, ни здесь. Поэтому нам пришлось взять с собой и ее. Она не доставит хлопот, обещаем.

Кампаха спустилась с крыльца и неторопливо подошла к гостям. При ее виде Ирэй сжалась, стараясь стать как можно меньше, и спряталась Кансе за спину, не выпуская, впрочем ее руки. Губы тарсачки тронула легкая улыбка.

— Соха-то таппарифули ммашаран? — спросила она. «Как тебя зовут, маленькая стрекоза?» — эхом отдалось у Кансы в ушах: универсальный транслятор действовал без спросу. — Сампари суши-ба кумоджа^[21].

— Ирэй, момбацу сама, — несмело пискнула из-за спины Кансы девочка.

— Ты действительно синомэ? — продолжила Кампаха на том же языке.

— Да, момбацу сама. Так сказали.

— Сказали? Ты умеешь ломать вещь взглядом?

— Да, момбацу сама. Только момбацу сама Яна сказала, что не взглядом, а невидимыми руками.

— Правильно сказала. Тебя уже учили пользоваться ими?

— Немножко, момбацу сама.

— Хорошо, — Кампаха кивнула, переходя на общий. — Когда в последний раз заряжался блокиратор?

— Сегодня утром, — откликнулась Яна. — У нас их два, они заряжаются по очереди.

— Хорошо, — повторила Кампаха. — Госпожа Яна, госпожа Канса, я готова допустить вас к встрече. Сама Тимашара ожидает. Господин Палек не приехал?

— Нет. Он просил передать свои извинения. У него образовались срочные дела в Катонии. Что-то, связанное со старой работой. Он должен вернуться через несколько дней.

— Жаль. Сегодня как раз в Грашграде оказался один из наших ведущих горных инженеров, и он хотел поговорить с господином Палеком насчет тех предложений, что были переданы вами на прошлой встрече. Прошу в дом. Сан Комора! — она бросила на гида косой взгляд. — Отведи машину дальше по дороге, там стоянка.

— Госпожа Кампаха, — Яна приподняла палец. — А нельзя ли господину Коморе подождать где-нибудь в доме? В машине нет даже кондиционера.

— Возле стоянки расположены помещения для водителей, — сухо отрезала Кампаха. — Там есть и кондиционер, и холодная питьевая вода. Прошу в дом.

Комора кивнул и покорно полез обратно в свой автомобиль. Канса едва удержалась, чтобы неодобрительно покачать головой — пусть господин Комора просто гид, но нельзя же с ним обращаться так невежливо! Впрочем, в гости свой колокольчик не носят.

Старшая Мать ждала их в небольшой уютной комнате вместе с незнакомым сухопарым мужчиной в очках с полукруглыми линзами. Еле слышно жужжал мотор кондиционера, на столе стояли стеклянные бутылки с чистой водой — еще одной приметой роскоши в засушливых краях, бокалы, какие-то незнакомые фрукты в большой вазе, смахивающие на крупную помесь персика с яблоком. При виде Ирэй одна бровь Тимашары слегка приподнялась.

— Чужой ребенок. Синомэ из-за гор. Не с кем оставить, — негромко пояснила Кампаха. — Господин Палек отлучился по делам.

— Синомэ с запада? — на сей раз у Тимашары приподнялась и вторая бровь. — И, наверное, свежепроснувшаяся, если судить по блокиратору? Прошу прощения. Добрый день, госпожа Яна, госпожа Канса. Я вижу, без приключений ваша жизнь не обходится. Девочка — сапсап?

— Да, сама Тимашира, — кивнула Яна, усаживаясь. — Западное побережье. У нас запущена новая программа по сохранению жизни молодым девиантам. Их в Сураграше до сих пор убивают, как только пробуждается эффектор.

— Да, я знаю, — спокойно кивнула Тимашара, не обращая внимания на болезненно дернувшуюся щеку Кампахи. — И как вы собираетесь их спасать? Запрещаете убивать под страхом смерти?

— Бессмысленно. Мы не в состоянии контролировать каждую деревню. Убивать детей не перестанут, просто вместе с ними начнут убивать и взрослых, способных донести властям. Нет, мы просто объявили награду за каждого живого ребенка-девианта. К сожалению, новость еще не успела разойтись достаточно широко, и Карине пришлось искать Ирэй в джунглях, та чудом умела убежать. Еле успела — она почти утонула в болоте.

— Понимаю, — покивала Старшая Мать. — А как она попала сюда с побережья?

— На вертолете. Нам удалось захватить несколько штук с очень широким радиусом действия. У нас в Мумме уже есть две девочки и мальчик-девиант, но все трое — не выше третьей-четвертой категории. С ними могут справиться и простые воспитатели, без опыта работы. Но девианту первой категории опытный воспитатель необходим. А из таких на весь Сураграш — одна я, да и то здесь ошиваюсь. Вот и…. — Яна развела руками.

— Но как вертолет смог… — Тимашара замолчала. — Хорошо, я поняла. Угощайтесь, прошу, — она показала на фрукты. — В прошлый раз наш разговор вышел… скомканным, и я, к своему стыду, совсем забыла о долге хозяйки, позволив вам уйти голодными. Но сегодня нас ждет полноценный обед с настоящей грашской кухней. Совершенно аутентичной. Пока же, думаю, девочка не откажется от томомо — дети их обычно очень любят. Она говорит на общем?

— Нет, только на фаттахе, — фрукт всплыл из вазы, видимо, под действием невидимого манипулятора Яны, неторопливо продефилировал по воздуху и остановился перед выглядывающей из-под мышки у Кансы Ирэй. Яна подмигнула девочке, восхищенно приоткрывшей рот. — Тах, Ирэй. Тах.

Девочка, поймав одобрительный кивок Кансы, послушно протянула руку и взяла томомо из воздуха, недоверчиво глядя на него, потом осторожно впилась в него зубами. По ее подбородку потек сок.

— Не беспокойся, сама Тимашара, она не разболтает ничего из нашего разговора, — закончила Яна.

— Надеюсь на вашу ответственность, — кивнула Старшая Мать. — Итак, давайте пройдем по списку вопросов, которые вы задавали нам, а потом послушаем, что можете ответить нам вы. Первый вопрос — о месторождениях в Твиппате, совместную разработку которых мы обсуждали.

— Да-да, — склонился вперед сухопарый. — Меня очень интересует, откуда…

— Познакомьтесь с Пиххоем ах-Тамилла, — недовольно перебила его Тимашара. — Он мой двоюродный брат и, если так можно выразиться, научный директор Северных колен. Один из ведущих наших специалистов в области геологии и металлургии. С манерами у него не очень хорошо, правда. С господином Палеком он наверняка бы сошелся. Какая жалость, что тот не явился!

— Да-да, сестрица, — нетерпеливо отмахнулся от нее Пиххой. — Манеры у нас по твоей части, признаю. Момбацу самы, могу я поинтересоваться, откуда взялся такой детальный анализ месторождения? Насколько я знаю, там никогда не проводились изыскания, а о наличии свинцово-цинковых руд можно судить лишь косвенно. Но предоставленный нам аналитический отчет заставляет предположить, что там проводились масштабные работы с закладкой шурфов на огромных площадях, с глубоким бурением по крайней мере в пяти или шести десятках точек. Если бы приложенные материалы не оказались столь… убедительны, я бы решил, что имею дело с грандиозной фальсификацией. Особенно с учетом исключительно высокого содержания галлия в рудах, не зафиксированного в Граше нигде больше. Каким образом можно получить независимое подтверждение?

— О том, откуда взялись сведения, я представления не имею, — невозмутимо ответила Яна. Судя по всему, вопроса она ожидала и подготовилась к нему заранее. — Насколько я в курсе, Панариши собирал данные в течение нескольких лет. Кажется, бандиты… Дракон, я имею в виду, клан Ночной Воды или кто-то еще, сами вели изыскания, но очень вяло. От наркотиков и самородного золота прибыль куда больше, чем от полиметаллических руд. Когда поверхностные золотые россыпи истощились, местность забросили окончательно, а потом архивы бандитов попали в руки людей Панариши. В совокупности грамотному специалисту оказалось достаточно. Я лишь передаю ненароком подслушанные разговоры, — добавила она, когда тарсак снова раскрыл рот. — Я не интересовалась темой и не особенно вслушивалась, так что могла и забыть что-то важное. Прости, господин Пиххой, но встреча с тобой оказалась крайне неожиданной. Мы просто не готовы к ней. Думаю, мой брат оказался бы более успешным в ведении технических переговоров.

— Возможно, — нахмурился тарсак. — Однако же нам все равно потребуются независимые подтверждения, прежде чем мы сможем говорить о перспективах совместных разработок.

— Да пожалуйста! — Яна обаятельно улыбнулась. — Так случилось, что в ходе последнего визита в Четыре Княжества моя сестра завела несколько полезных знакомств. В частности, с неким Максой Миссурой, директором по развитию горнодобывающей компании «Копи Камуша»…. — На этом месте Пиххой отчетливо поперхнулся. — Мы уже отправили им запрос на проведение изысканий с предложением компенсировать расходы из дальнейшей совместной разработки. Думаю, — она улыбнулась еще шире, — мы с большим удовольствием предоставим вам результаты их работы для ознакомления.

— Э-э-э… сама Яна, вообще-то под «независимыми подтверждениями» я имел в виду наши собственные, — сдавленно проговорил тарсак. — Я намеревался предложить отправку наших собственных изыскательских партий…

— Такой вариант тоже приемлем, — кивнула Яна. — Собственно, я думаю, что «Копям Камуша» не слишком удобно разрабатывать данное месторождение — с учетом, что извлекаемая руда до постройки наших собственных ГОКов пойдет в основном на комбинаты Граша, в первую очередь в Джамарал, если только наши предварительные договоренности с самой Тимашарой все еще в силе. Для княжичей у нас есть другие места, куда более удобные, дальше к югу, где «Копям» принадлежат контрольные пакеты в паре грашских обогатительных и металлургических заводов. Но если у вас возникнут затруднения…

Она развела руками.

— Нет-нет, — поспешно сказал тарсак. — Не возникнет. Думаю, мы можем обеспечить прибытие двух партий в течение максимум одного периода, а до конца лета уже получить результаты, позволяющие вести дальнейшие переговоры.

— Вот и замечательно, — прикрыла глаза Тимашара. — Теперь к следующему вопросу…

Следующий час Тимашара с Яной и Пиххоем долго и нудно обсуждали разные вопросы — от поставок продуктов и медикаментов в кредит до отправки всевозможных специалистов для обследования местностей, где предполагались полезные ресурсы: уголь, металлические руды и соединения, драгоценные камни, уран, растения как сырье для медицинской и химической промышленности и тому подобное. Полный список впечатлил Кансу еще в прошлый раз, сейчас же ей стало откровенно скучно. Похоже, Кампаха испытывала ровно те же ощущения, поскольку она несколько раз широко зевала, деликатно отворачиваясь и прикрывая рот ладошкой. Ирэй с любопытством осматривалась по сторонам и тихо таскала из вазы томомо, робкой мышкой сгрызая плоды и откладывая крупные твердые косточки на — Канса надеялась — специально поставленное для них блюдо. Здорово, что родители успели приучить девочку к опрятности.

— Хорошо, — наконец подвела черту Тимашара. — Вроде бы по списку вопросов все. Протокол встречи сформирует мой помощник, перед отъездом вам передадут копию. Осталось обсудить последнюю деталь.

— А именно? — Яна недоуменно подняла брови.

— Обмен постоянными гостями. С нашей стороны отправится моя младшая дочь, Солоха ах-Тамилла, а также моя внучатая племянница Тойя ах-Миратара. Девочке тринадцать лет, но она достойная дочь своего народа. Кого ожидать с вашей стороны?

— Я не понимаю, сама Тимашара, — нахмурилась Яна. — Что такое «постоянный гость»? Боюсь, у нас сейчас нет возможность долго принимать гостей. Краткие визиты вежливости — максимум, на что мы способны.

Старшая Мать замялась.

— Постоянный гость — человек, чье присутствие гарантирует добрые намерения партнера, — наконец неохотно сказала она. — Прошу меня извинить, я как-то забыла, что имею дело с иностранцами. Обычный ритуал — кто-то из тех, кто важен договаривающемуся, остается в гостях у партнера, чтобы гарантировать честность и добропорядочное поведение в сделках. Просто традиционная формальность, ничего более.

— Вот как? — в голосе Яны проскользнули нехорошие нотки. — И что же происходит с… гостями, если их сторона оказывается нечестной?

— Обычно ничего, — Тимашара явно чувствовала себя не в своей тарелке. — Сделки очень редко заканчиваются обманом.

— А если все-таки заканчиваются? Обманом или, скажем, неоднозначной ситуацией, которую каждый трактует по-своему? Прежде чем ответишь, сама Тимашара, вспомни, что я прекрасно чувствую ложь.

— Ну… — Тимашара принялась крутить бокал в пальцах, потом вскинула на Яну жесткий взгляд в упор. — Тогда гости оказываются в скверном положении.

— Понятно, — Яна поднялась, подошла вплотную к Старшей Матери и уперлась кулаками в бедра. — А теперь, сама Тимашара, позволь мне объяснить тебе кое-что. То, что вы называете «постоянными гостями» — обычные заложники. Мы никогда и ни при каких обстоятельствах не берем заложников. Те же, кто берет их, особенно — не способных защищаться женщин, детей и стариков, в наших глазах немедленно становятся бандитами, которых надлежит уничтожать на месте без переговоров. Я понимаю, что в ваших условиях, когда об арбитражных судах вы даже и не слышали, заложники — единственный метод обеспечить добропорядочность партнера. Тем не менее, мы не намерены играть в такие игры сами. Вы вольны отправить к нам послов и наблюдателей с дипломатическим иммунитетом, но они не будут «постоянными гостями» и смогут покинуть нас в любой момент по своему выбору. И совершенно точно вы не получите заложников от нас. Я достаточно ясно выразилась?

— Вполне ясно, — Тимашара со звоном поставила бокал на столик. — Однако, госпожа Яна, ясно для меня. Я достаточно часто имею дело с иностранцами, чтобы понимать их точку зрения. Боюсь только, что я — не единственная, от кого зависит решение. И что остальные Старшие Матери и просто влиятельные лица отнесутся к нарушению канона крайне неодобрительно. Вплоть до полного отказа от сделки.

— Да будет так, — сухо сказала Яна. — В таком случае, госпожа Тимашира, к сожалению, мы впустую потратили твое и свое время. Я просмотрела твое эмоциональное состояние, оно вполне удовлетворительно и моего вмешательства больше не требует. Поэтому нам пора откланяться.

— Подождите! — вскинулась Канса, и взгляды Яны с Тимашарой скрестились на ней. У нее засосало под ложечкой от того, что она намеревалась предложить, но выхода, кажется, не оставалось. Разве можно допустить, чтобы такие важные переговоры сорвались из-за пустяков? И, в конце концов, ей не грозит ровным счетом ничего даже в самом худшем варианте. Она сама видела, как на лету превращаются в облачка пара выпущенные в нее пули. — Подождите! Я знаю выход. Яни, только не сердись сразу, ладно? Я останусь заложницей. Мы вместе с Ирэй.

— Каси, мы не сдаем своих, — ровно сказала Яна. Ее тон оставался сухим и бесстрастным, но в глазах поблескивали опасные искры. — У нас есть и другие варианты. Вести дела с цивилизованными странами наподобие Княжеств куда проще, пусть и менее выгодно. По крайней мере, они не убивают заложников за нарушение пункта мелким шрифтом.

— Нет, погоди! Яни, ты же сама говорила, что тебе нужно заняться расследованием дела с нашими проститутками, которых заманивают в Граш. Особенно когда Карина и прочие заняты. А я для тебя сейчас обуза, и Ирэй тоже. И Лике не до меня. Ты же знаешь, я в полной безопасности. И мне всегда хотелось посмотреть изнутри, как люди живут в Граше. Не глупой туристкой по улицам побегать, а по-настоящему узнать их жизнь. И Ирэй требуется привыкнуть к новому миру. И все останутся довольны. Ну очень тебя прошу — не надо отказываться так резко!

Яна заколебалась.

— Ирэй нужно учить, — наконец сказала она. — И обращению с манипуляторами, и общему языку. Ты не справишься, у тебя опыта нет.

— Я помогу, — неожиданно сказала Кампаха. — Я уже учила нескольких девочек-синомэ, одну очень сильную. И я говорю на фаттахе, так что сумею обучить Ирэй и общему, и тарси. Дети в ее возрасте вообще очень быстро усваивают новые языки, если говорят на них постоянно. Госпожа Яна, я обещаю, что лично присмотрю за госпожой Кансой и Ирэй. Им ничего не угрожает.

Какое-то время Яна сверлила ее недружелюбным напряженным взглядом, потом вздохнула и ощутимо расслабилась.

— Момбацу сама Тимашара! — низким угрожающим голосом проговорила она. — Поскольку моя невестка настаивает на таком варианте, я не могу заставить ее отменить свое решение силой. Однако предупреждаю — если с ней или с девочкой случится хоть что-то… если им хотя бы скажут плохое слово… Ты видела, как взрывается мой брат, когда кто-то причиняет вред его жене. Он разнесет по камешку все ваши резиденции, поместья и вообще все, до чего дотянется. А я поучаствую по мере сил. Вы страшно пожалеете о своей ошибке — только будет уже поздно. Надеюсь, ты хорошо поняла меня и на сей раз?

— Я хорошо поняла тебя и на сей раз, Благословенная, — безмятежно откликнулась Старшая Мать. — Возможно, куда лучше, чем ты думаешь. Не беспокойся. Госпоже Кансе и девочке не причинят вреда ни в каком случае. Я отвечаю за них своей жизнью. Кампаха, раз уж вызвалась — назначаешься пока их опекуном. В казармах доложишь своему командиру, что я отозвала тебя для выполнения спецзадания, подберешь себе человек пять для охраны — и готовься приступить. Госпожа Канса, когда ты собираешься приехать к нам… в гости?

— Да хоть сейчас, — Канса пожала плечами. — Грашград мы посмотрели как следует, муж у меня растаял в небесной голубизне, Яни нужно заниматься расследованием, так что всем не до меня, и я не у дел. И Ирэй нужно пожить где-нибудь подальше от города — много людей в одном месте ее все еще пугает.

— Каси! — Яна присела перед ней на корточки. — Не говори глупостей. Всем до тебя. Может, передумаешь?

— Нет! — Канса твердо встретила ее взгляд. — Раз так надо, не передумаю. Яни, я благодарна тебе за поддержку, но я остаюсь.

— Ну, что же… — плечи Яны понуро опустились. — Твое решение — это твое решение. Но если вдруг изменишь его, ты знаешь, как связаться. Сама Тимашира, — она отвернулась, — где и как я получу протокол совещания? Я намерена откланяться.

— Но обед…

— Спасибо, но мне совсем не хочется узнать, какие еще отравленные шипы таит в себе западное гостеприимство! — отрезала Яна. — Я отбываю. Прошу прощения, что ухожу первой. Как вызвать моего водителя… тьфу, гида? Он на какой-то стоянке…

— Его вызовут, — Тимашара поднялась. — На расшифровку и упорядочение записи потребуется день-другой, не позднее завтрашнего вечера тебе ее пришлют. Мне очень жаль, госпожа Яна, что и вторая наша встреча закончилась куда хуже, чем я рассчитывала. Прошу не держать на нас зла. Могу я задать тебе еще один вопрос? Не относящийся к нашим переговорам?

— Да, сама Тимашира.

— Госпожа Канса упомянула, что ты занимаешься каким-то расследованием с катонийскими проститутками в Граше.

— Да. Когда Карина ездила в ЧК, она узнала, что проституток из Катонии обманом заманивают в Княжества, где проституция — уголовное преступление. Тех, кто пытается сопротивляться, продают в Граш. Я намерена под видом такой проститутки пройтись по всей цепочке и выжечь гнезда подпольных сутенеров, чтобы уничтожить систему раз и навсегда.

— Госпожа Яна, — Тимашира нахмурилась, — проституция в Граше не всегда является незаконной, но она чрезвычайно позорна. Обратного пути для женщины нет. Когда она становится слишком старой, ее выбрасывают на улицу, и она умирает под забором от голода и разрушенного наркотиками здоровья. Или же ее просто убивают сверхдозой маяки. Но проститутки из Катонии в Граше… Я никогда не слышала про таких. Ты уверена, что они существуют?

— Полиции и Службе внешней разведки ЧК известны случаи продажи катонийских женщин в Граш. Так что да, уверена.

— Тогда… — Тимашара потерла подбородок. — Тогда ты страшно рискуешь. В каждом более-менее крупном городе Граша есть свой бордель. Обычно там никого не держат силой, но… Зависит от территории. Не забывай — центральная власть в Граше по большей части номинальна, уверенно приказывать Великий Скотовод может лишь в Грашграде, да и то не всегда. Многие области Граша с восточной точки зрения практически независимы, да и в прочих постоянно приходится искать тонкий политический баланс. Да, тарсачки не церемонятся с теми, кто заставляет женщин торговать своим телом, но кое-где Глаз Великого Скотовода нет вообще. А у гуланов к принудительной проституции отношение куда более снисходительное. И еще бордели обязательно присутствовали в каждом лагере Дракона. С большинством, слава Назине, вы уже разобрались, но не со всеми, и если ты попадешь туда… Ты не вернешься.

В уголках ее рта появились горькие складки.

— Одна из моих хосимам — в общем языке нет подходящего термина, дочь троюродной сестры по матери — пропала около года назад. Ее похитили ради выкупа, а когда мы отказались платить — мы тоже не ведем переговоры с бандитами, знаешь ли — она пропала. Все, что мы смогли узнать — что ее продали работорговцу, специализирующемуся на проститутках. И даже такой богатый и влиятельный клан, как Северные Колена, оказался не в состоянии найти и спасти ее — или хотя бы подтвердить ее смерть. Госпожа Яна, я настоятельно рекомендую тебе отказаться от своей затеи. Ты наверняка погибнешь.

— Я скорее сверну шеи тем, кто попробует меня убить, — зло сказала Яна.

— Бессмысленно. Моя племянница тоже была синомэ, и синомэ сильной. Они росли вместе с Кампахой и вместе учились драться и стрелять. Сила и навыки бойца ничем ей не помогли. Ты сама знаешь простой способ контролировать сильного — объясни, что за его провинности пострадают слабые, и если у него есть хоть капля чести, с ним покончено.

— Это мы уже проходили, — Яна презрительно фыркнула. — Тем, кто попытается контролировать меня с помощью заложников, предстоит сильно удивиться.

— Видимо, я не смогутебя отговорить, — печально сказала Тимашара. — Госпожа Яна, прошу хотя бы учесть, что какими бы ни были твои отношения с нами, мы вряд ли поможем тебе на территориях, которые не контролируем. Сам Великий Скотовод не сумеет тебя спасти, если ты вызовешь гнев Повелителей Ветра или Старших Матерей на их территориях.

— Я благодарна за предупреждение, момбацу сама Тимашара, — кивнула Яна. — Но я не рассчитываю на твою помощь. Я вполне способна позаботиться о себе и сама. И если я вдруг встречу твою племянницу, то приложу все усилия, чтобы помочь и ей.

— Я буду молиться за тебя Назине и Валараму, — вздохнула Тимашара. — А если ты найдешь мою хосимаму, можешь считать меня в неоплатном долгу перед тобой. Ее зовут Суэлла. Суэлла Тарахоя. Передай ей, что никакой позор, никакие унижения, каким ее могли подвергнуть, ничего не значат для меня. Я все равно считаю ее своей дочерью. Пусть возвращается домой. Но, боюсь, ты исчезнешь так же, как и она. Мне жаль, что наше знакомство оказалось таким коротким.

— Не надейся, сама Тимашара, так легко тебе от меня не избавиться, — внезапно Яна озорно подмигнула ей. — Если у тебя все, я пойду.

— Радостного дня, — кивнула Старшая Мать. — Кампаха, проводи.

Когда Яна в сопровождении Кампахи вышла из комнаты, Тимашара задумчиво посмотрела на Кансу.

— Определенно, вести переговоры твоей сестре по мужу еще учиться и учиться, — задумчиво проговорила она. — Искренние проявления чувств — не лучший способ достичь желаемого. Госпожа Канса, я не знаю, как твоя маленькая подопечная, которая внутри, кажется, куда больше, чем снаружи, но ты наверняка голодна. И я тоже. Прошу, пройдем в столовую. Повара заждались.

— Благодарю, сама Тимашара, — Канса тоже встала, почти силой поставив на ноги сонно помаргивающую Ирэй с перемазанной соком физиономией. — Я с большим интересом попробую настоящую грашскую кухню. Только… — она заколебалась. — Сама Тимашара, я прошу серьезно отнестись к словам Яны о моем муже. В гневе он действительно способен на вещи, к которых потом сам пожалеет. Я сумею его успокоить, но не нужно его провоцировать, хорошо?

— Верю, госпожа Канса, — кивнула Старшая Мать. — Когда речь идет о Благословенных, лучше перестраховаться. Но вряд ли у нас дойдет до скандалов.

— А кроме того, — усмехнулся временно забытый Пиххой, — раз здесь его жена, он наверняка появится и сам. И тогда пусть не надеется отвертеться от моих вопросов.

05.07.858, огнедень. Катония, город Крестоцин

— Господин, ты не хочешь поразвлечься?

От скулящее-умоляющих ноток в женском голосе Тришши Каххарага, вайс-полковник и директор уголовно-следственного отдела Первого городского округа Крестоцина, даже слегка вздрогнул. Густой запах духов окутал его удушливым облаком, и он невольно дернул усами в гримасе отвращения. Она что, сдурела? Он выпустил ручку двери своего автомобиля, за которую уже взялся, и нехотя обернулся.

Проститутка оказалась уже далеко не девочкой, лет двадцати пяти или около того, но, похоже, начинающей и совершенно отчаявшейся. Она казалась не очень привлекательной, насколько он разбирался в человеческих самках — не слишком высокая, с небольшой грудью, зато плотно-мускулистого телосложения, с лицом, далеким от идеалов человеческой красоты, и плохо выбеленными волосами. Тришши плохо разбирался в канонах обезьяньей привлекательности, но молодая женщина, похоже, допустила все мыслимые ошибки. Она носила полностью прозрачное платье, хотя любая мало-мальски опытная проститутка знала, как возбуждать мужское любопытство, выборочно прикрывая участки тела дымчатыми и непрозрачными вставками. Наложенная на лицо косметика сочетала в себе невероятные кричащие оттенки — интересно, многие ли люди осознают, как такие краски воспринимают орки с их более чувствительным зрением? При втором и последующих вдохах запах духов из просто удушливого стал совершенно непереносимым, причем воспользовалась девица самыми дешевыми и вонючими, здесь следователь мог рассуждать со знанием дела. Наконец, до какой же степени упадка духа следует дойти человеческой самке, чтобы предлагать свои услуги ОРКУ?

— Извини, госпожа, я не поклонник межрасового секса, — сухо ответил он. — Боюсь, я должен тебе отказать.

— Ну господин, ну пожалуйста! — прохныкала девица, и внезапно внутри Тришши тренькнула предостерегающая струнка. Он совершенно определенно видел ее раньше. И голос слышал. Если бы не духи, напрочь перебивающие ее естественный запах, и не боевая раскраска физиономии… — Очень тебя прошу, все, что угодно, и за самые минимальные деньги!

— Нет, госпожа, — Тришши почувствовал, как в нем нарастает раздражение, не в последнюю очередь из-за того, что прохожие начали на них оглядываться, многие — неодобрительно. — Не получится. Извини, я тороплюсь.

Проститутка шагнула к нему и положила руки на плечи.

— И все-таки ты очень хочешь поразвлечься, — склонившись, прошептала она на ухо вкрадчивым тоном, разительно отличающимся от предыдущего скулежа. — Я совершенно точно знаю, господин Тришши. Кара, по крайней мере, абсолютно в том уверена. А заодно она просила передать тебе самый горячий привет.

Кара.

От неожиданности и от густого резкого запаха духов, ставшего совершенно невыносимым, следователь закашлялся и чихнул.

— Госпожа Яна, — удивленно спросил он, — что за балаган ты устроила? И потом, разве ты не в Сураграше?

— Может, поговорим в другом месте, более интимном? — шаловливо переспросила Яна. Она легонько щелкнула орка по носу, после чего, покачивая бедрами, обошла автомобиль и нахально уселась на пассажирское сиденье. У Тришши от удивления уши стрелками склонились вперед, а кожа на лбу собралась складками, оттягивая веки и делая глаза совершенно круглыми. Он снова чихнул, помотал головой и залез в машину. Первым делом он на полную мощность включил вытяжную вентиляцию.

— Ну и? — осведомился он, заводя мотор и выруливая со стоянки перед магазином. — Э-э-э… прошу прощения за невежливость, госпожа Яна, но ты свалилась мне на голову, как… как…

— Как кирпич, — любезно подсказала та. — Я специально. Мы с тобой раньше виделись… сколько раз? Три? Четыре? А у тебя профессиональная память даже на человеческие лица. Вот мне и хотелось проверить, узнаешь ли ты меня.

— Не узнал. И что?

— Значит, и другие не смогут. Надеюсь, подпольные сутенеры не смотрели дурацкую передачу, в которой скотина Вай засветил нашу семейную фотографию. А если и смотрели, то не всматривались.

— Подпольные сутенеры? — Тришши насторожился. — Госпожа Яна, в какие игры ты играешь теперь? Выручать Кару из плена — ладно, семейные узы, родственные чувства, тут я понимаю. Но что связывает тебя с незаконной проституцией? Ты решила подзаработать, не платя налогов? Из рассказов Кары у меня сложилось впечатление, что это не совсем твой стиль. И проституция, я имею в виду, и уклонение от налогов.

— Считаешь, с клиентами будет туго? — озабоченно переспросила Яна.

— Понятия не имею. Я все-таки орк, если ты не забыла, причем с нормальной ориентацией, уж извини. Я не знаю, как ваши самцы воспринимают самок. По мне, так все вы голые обезьяны разной степени непривлекательности. А от вони твоих духов я сейчас, наверное, сознание потеряю. Нюх на неделю — уж точно. Ты весь пузырек на себя вылила? Или хотя бы на донышке осталось?

— Ну вот, и разговаривай после такого с кошаками о политесах, — Яна состроила недовольно-капризную мордочку, но тут же не выдержала и рассмеялась. — Господин Тришши, я понимаю, что мы плохо знаем друг друга. Но Кара сейчас занята — она только-только добралась до Сураграша и сейчас занимается протокольно-чудотворным турне по стране, отбиваясь от толп поклонников с копьями и пистолетами. В ближайшие несколько периодов она вряд ли сумеет заняться чем-то еще. А я пока что не слишком занята. Так что по ее просьбе я бросила все и прилетела сюда из Грашграда. Мы его осматриваем от нечего делать, и мне он уже все равно изрядно поднадоел. Хочу новых приключений на нижние девяносто.

— А именно? К-сссо!.. — Тришши резко нажал на тормоз, избегая столкновения с внезапно вырулившей из соседнего ряда машиной, длинно выругался сквозь зубы и возмущенно засигналил. — Если соскучилась, устройся таксистом. Десяток таких вот дятлов за день, и критическая масса острых ощущений обеспечена.

— Господин Тришши, — голос Яны стал деловым, — проблема, тем не менее, вполне реальна и имеет международные корни. Кара сообщила, что рассказывала тебе, как ее в ЧК за катонийскую проститутку приняли. Рассказывала?

— Да. И даже переслала контакт — какой-то тамошний аристократ из Агентства криминальных расследований. Как я понимаю, что-то вроде нашей СОБ. Но она просила пока с ним не связываться.

— Все верно, до сегодняшнего дня не следовало. С учетом текущих межгосударственных отношений ему придется скверно, если до начальства дойдет, как он без разрешения с нашей полицией общается. Мы проработали схему вашего общения, которая позволит вам не оставлять лишних следов без нужды.

— Схему? — фыркнул Тришши. — Госпожа Яна, ты хоть представляешь, насколько нереально в современном государстве укрыть звонок от систем слежения?

— Да. Однако не забывай, что наш отель в Масарии — самая натуральная Цитадель Демиурга. И в качестве таковой содержит массу любопытной техники, в том числе универсальный коммутатор, позволяющий устанавливать неотслеживаемые каналы с чем угодно. В том числе — с сотовыми станциями в ЧК. Так что чуть погодя я сброшу тебе на пелефон код, с помощью которого ты сможешь связываться со своим коллегой. Но сейчас меня волнует другое. Госпожа Мидара — та девушка, которую Кара выручила — как оказывается, тоже из Крестоцина. Она назвала человека, который уговорил ее отправиться в ЧК на заработки. Я хочу, чтобы он «завербовал» и меня. Сутенера госпожи Мидары в Каменном Острове арестовали, и показания он пока не дает — почему-то он очень уверен, что его выручат, так что с того конца цепочка пока оборвана. Господин Павай пообещал, что его обязательно разговорят, но потребуется время. Но арестованный сутенер наверняка не единственный. Я хочу, чтобы меня приняли за проститутку и отправили в ЧК к тамошним жуликам. А дальше мне необходимо по той же цепочке переправиться в Граш в аналогичные заведения.

Тришши зашипел сквозь зубы и резко вырулил к обочине через сразу две полосы, подрезав несколько возмущенно засигналивших автомобилей. Он припарковался колесами на тротуаре, выключил двигатель и развернулся к Яне.

— Ты что, рехнулась, дура? — в упор спросил он. — Жить надоело? У вас с Карой в Граше от жары окончательно мозги сварились?

— Не кипятись, господин Тришши, — спокойно ответила Яна. — Уверяю тебя, мне лично ничего не угрожает, даже если чекашные или грашские жулики узнают, кто я такая. Не забывай, я девиант первой категории, эмпат и дочь своего приемного папочки-Демиурга с массой неафишируемых талантов. Кроме того, все, что ты можешь мне сказать, господин Павай уже высказал Каре, а она передала суть мне, так что ничего нового я от тебя не узнаю. Только время зря потратим. Так что я в данной операции участвую, а тебя лишь информирую, что ту сволочь, вербовщика, нужно взять после моего отъезда. Но не сразу, чтобы в ЧК у меня осталось время нащупать грашскую цепочку. Скажем, недели через две, иначе тамошние преступники могут меня заподозрить, и мне придется прибегать к… жестким мерам. Я просигналю, когда можно. И еще нужно как-то устроить, чтобы он больше никого не сумел сагитировать до самого ареста.

Тришши заурчал от избытка эмоций, прижимая уши к голове.

— Я могу сделать проще, госпожа Яна, — зло сказал он. — Просто арестовать тебя. Повод найдем, не сомневайся. Посидишь под домашним арестом пару недель, авось одумаешься. И расскажешь мне все, что знаешь, как свидетель по официальному уголовному делу. А не расскажешь — засуну в камеру за противодействие следствию, чтобы жизни поучилась. По крайней мере, жива останешься.

— Тогда Кара устроит международный скандал, — Яна показала ему язык. — А она особа, обласканная Президентом и популярная в народе. И еще она скажет тебе что-нибудь плохое, и ты от огорчения завянешь. Господин Тришши, — она снова посерьезнела, — я понимаю и принимаю твою заботу обо мне, но сейчас она излишня. Не стоит защищать боевой танк от детишек с деревянными саблями.

Коротко взвыла сирена, и у тротуара перед ними неторопливо припарковалась полицейская машина. Оттуда выбрался толстый патрульный и вразвалку пошел к ним.

— Сейчас еще и с этим объясняться! — проворчал орк. — Госпожа Яна…

Патрульный постучал в окно, и Тришши, раздраженно урча, обернулся, опустил стекло и сунул ему руку со служебным удостоверением.

— И все равно нарушаем, блистательный господин Тришши Таххарага, — индифферентно откликнулся полицейский. — А закон един для всех. — Он достал планшет, махнул им возле удостоверения, считывая код, и принялся стучать пальцами по экрану, составляя протокол. — Штраф придется заплатить…

— Да иди ты лесом, жирный кусоед! — рявкнул орк.

— Нарушение правил маневрирования на дороге, — невозмутимо перечислил полицейский, — нарушение правил парковки и оскорбление офицера дорожной полиции при исполнении им служебных обязанностей. Про последнее я, так и быть, забуду, а остальное на полторы тысячи тянет.

Он вытащил из планшета распечатанную квитанцию, сунул ее Тришши, козырнул и так же вразвалочку направился к своей машине. Орк зарычал во весь голос, прижимая уши к затылку, и впился когтями в затрещавшую обивку руля.

— Я заплачу, господин Тришши, — торопливо сказала Яна. — Я приношу нижайшие извинения за то, что невольно стала причиной неприятностей.

Следователь медленно повернулся к ней и резко выдохнул воздух через ноздри. Несколько страшно долгих секунд он заставлял себя успокоиться и перестать видеть мир через зеленую пелену ярости, попутно буравя Яну немигающим взглядом флуоресцирующих зрачков (та осталась совершенно спокойной и, кажется, даже зевнула, не разжимая челюстей).

— А чего ты хочешь от меня, госпожа Яна? — проскрежетал он наконец. — Ты ведь уже все решила и все знаешь сама.

— О, деловой разговор! — обрадовалась вздорная девица. — Господин Тришши, ты самый достойный орк, которого я когда-либо видела. Любой другой на твоем месте меня, наверное, пополам бы разгрыз, а ты даже в ухо не плюнул ни разу. Значит, так. Во-первых, мне нужна официальная лицензия на занятие проституцией, а также новый паспорт и заполненная медицинская карта. И то, и другое — на чужое имя, разумеется. Я уже псевдоним себе придумала — Аяма Гайсё. Аяма — почти как Яна, легче в роль вживаться. Документы нужны подлинные. Причем в течение пары дней как максимум, желательно — уже завтра. Ты ведь у нас целый директор уголовно-следственного отдела, наверняка все ходы-выходы знаешь, тебе несложно. Во-вторых, как я уже сказала, я хочу, чтобы ты арестовал того подонка-вербовщика. В-третьих, тебе нужно пообщаться с господином Паваем — он хороший человек, как кажется, и вполне профессионален — и получить от него сведения о нелегальных катонийских проститутках в ЧК. На их основании ты или кто-то еще в полиции составите предупреждение для наших девушек, описывающее методы вербовки. Его нужно распространить как минимум во всех «мокрых домах» страны, а лучше — и публично, по телевидению, в газетах, в Сети. Наверняка вербовщики работают и с любительницами, их тоже следует оповестить. Пока все.

— Госпожа Яна, ты такая же шизанутая, как и Кара, — сухо сказал орк. — Похоже, оно у вас семейное. Не знаю, как разные там Демиурги воспитывают приемышей, но Саматте я бы уши пообкусывал…

— На нас с Карой Лика дурно влияет, — заявила Яна. — В нем нахальства на десятерых девиантов хватит, даром что стопроцентный нормал. Наверное, тяжелое детдомовское детство сказывается. Ну так что, господин Тришши? Ты мне поможешь? Документы, арест и пресс-релиз. А? Я могу и в СОБ пойти, но они мне не нравятся, а ты свой человек. Ну, кошак, неважно.

— И комплименты ты делаешь ничуть не лучше Кары, — резюмировал следователь. — Госпожа Яна, и все-таки — ты понимаешь, что на полном серьезе рискуешь жизнью? Причем по большому счету впустую?

— Господин Тришши, — Яна развернулась к нему всем телом и наклонилась, посмотрев в глаза. — Пожалуйста, поверь: я не рискую вообще ничем. Во-об-ще. Разве что самолюбием, если дело провалится. Когда-нибудь, возможно, ты поймешь. Сейчас же просто поверь, ладно?

Тришши задумчиво пошипел сквозь зубы.

— Кто вербовщик? — наконец спросил он.

— Ну уж нет! Я, может, и дурочка, но не настолько. Сначала документы и моя отправка, а потом — имя.

— Если я тебе откажу, ты действительно сунешься в СОБ, — проворчал орк. — А если откажут и там, начнешь действовать самостоятельно. Ладно, помогу, что с тобой делать… Госпожа Яна, если с тобой что-то случится и я помру от огорчения, я до конца твоей жизни стану являться тебе ночами в виде укоризненного духа.

— Заметано. Только я в духов не верю, так что тебя не увижу, даже если и явишься. Придется тебе излучать укоризну впустую. Не забудь — Аяма Гайсё. А теперь отвези меня, пожалуйста, на угол Огуречной и Зимнего бульвара, если не сложно.

— Так и быть, отвезу. Только штраф за меня ты действительно заплатишь. На, держи, — мстительно сказал орк, бросая ей на колени квитанцию, заводя мотор и вливаясь в поток дорожного движения. — Будешь знать, как меня в качестве таксиста использовать. А что там… стоп. Там же «Ююкака» расположена. Ты в нее?

— Для орка ты на удивление хорошо осведомлен о расположении человеческих «мокрых домов», — усмехнулась Яна.

— А других не бывает, — парировал орк. — Только обезьяны и способны проституцию за деньги выдумать. Ни у кошек, ни у ящеров фантазии не хватило. Что, всерьез новой профессии обучиться задумала?

— Ага. У Кары там хорошая знакомая работает. Кара ее оперировала пару лет назад по поводу чего-то невыговариваемого с селезенкой, а та ей потом уроки давала. Ну, которые из серии «секс для домохозяек» — уж и не знаю, зачем они Каре-домоседке. Я поработаю там два-три дня в качестве стажерки, а то у меня с мужчинами маловато опыта, во время операции могу легенду провалить. Заодно макияж научусь накладывать как следует. Так, с тобой я поговорила, — она начала загибать пальцы, — самоучители нашла, с девочками договорилась, перед вербовщиком на первый раз засветилась… Вроде ничего не забыла. Осталось только реквизит прикупить — белье там красивое, помады всякие…

— Обеспечим мы тебя реквизитом, — буркнул орк.

— Нет. Господин Тришши, я не хочу, чтобы операция проводилась официально. Во-первых, кто его знает — вдруг у вербовщиков есть сообщники в полиции? Кара за тебя головой ручается, так что тебе я верю. А вот остальным — не очень. Во-вторых, тебя за согласие меня использовать как агента просто четвертуют независимо от того, от кого исходила инициатива. В-третьих, операция получается международная, а обстановка сейчас такая, что я не уверена в целесообразности ее афиширования. Крайними в случае чего вполне можете оказаться вы с господином Паваем. Не стоит. Моя частная инициатива, и все тут. Ты не при делах, все постфактум узнал. Я тебе письмо написала. А паспорт сама подделала.

Тришши только покачал головой. Ну и девка! Никак не поймешь, то ли действительно больная на всю голову, то ли гениальна на свой манер, как Карина. Однако же насчет сообщников она права. Такие нелегальные операции обязательно должны иметь какое-то прикрытие — в полиции, а возможно, и в СОБ. А ведь если аккуратно потянуть за эту ниточку, возможно, удастся выйти и на связи вербовщиков с контрабандистами…

Одна его часть все еще кипела от возмущения глупостью и неразумностью Яны, в то время как другая, профессионально-полицейская, уже быстро просчитывала варианты. Кого, интересно, можно привлечь из своих, доверенных и надежных, чтобы все прошло тихо и эффективно?..

07.07.858, древодень. Юго-западная граница Четырех Княжеств

Погранзаставу Вооруженных сил Четырех Княжеств на северо-восточной границе области Чукамба обстреляли на рассвете. Огонь велся из ручного автоматического оружия и легких противопехотных гранатометов откуда-то из лесных зарослей на склонах безымянной сопки с номером 22–19. В это время на заставе как раз собирались на развод несколько смен пограничников, и две гранаты, разорвавшиеся прямо посредине двора, убили троих и ранили восьмерых солдат и одного офицера.

Обстрел застал заставу врасплох. Командиры и погранвойск ЧК, и клана Снежных Вершин, контролирующего Чукамбу, за десятилетия приучились жить в относительном мире, не доставляя друг другу особых хлопот. Княжичи не горели служебным рвением в прочесывании окрестностей границы, чтобы ненароком не нарваться на пулю из «зеленки». Местный же Дракон особенно не рвался нарушать формальную границу, поскольку Снежные Вершины жили не столько за счет производства маяки, которая в местном климате практически не росла, сколько взиманием девяностопятипроцентных «налогов» с мытчиков золота на горных россыпях. Неофициальный товарообмен между Чукамбой (в которой помимо боевиков Дракона обитало еще около трехсот тысяч человек и почти три тысячи орков в четырех общинах) осуществлялся с ведома и под контролем командиров застав, имевших с него немалую выгоду в довесок к не слишком высокому офицерскому жалованию. В нарушении вооруженного нейтралитета не была заинтересована ни одна сторона, а потому атаки на заставе не ждал никто.

Обстрел продолжался недолго, но его последствия оказались весьма серьезными — и не только из-за напрямую причиненного ущерба.

Беспорядочный ответный огонь по сопке застава открыла через пятнадцать минут после того, как обстрел закончился. У княжичей также имелись противопехотные гранатометы, но, в отличие от противника, они не имели перед собой четкой цели. Град пуль и снарядов, обрушившихся на лес, безвременно унес жизни тысяч и тысяч древесных листьев и нескольких десятков деревьев, но не задел ни одного из стрелявших, которые к тому моменту оказались уже в полутора верстах. Однако час спустя посланная разведгруппа обнаружила на склоне три трупа в камуфляже с криво вышитой эмблемой клана Дракона — двумя белыми горными пиками, а рядом валялись два старых полуавтоматических карабина Абунакала, снятых с вооружения армии ЧК примерно тридцать лет назад. Все трое погибли от прямого попадания пули в сердце, и пулевые отверстия на одежде обрамлялись черными кружками сгоревшего пороха. У всех троих также имелись густые неопрятные бороды и грубые руки земледельцев.

Проводить детальную экспертизу личностей, разумеется, никто не стал. Два часа спустя после обстрела штурмовики Второй воздушной армии, следуя полученным из Генштаба приказам, нанесли беспорядочные ракетно-бомбовые удары по двум крупным и четырем мелким базам клана Снежных Вершин, а также по двум десяткам горных деревень, в которых располагались его более-менее крупные контрольные пункты и склады. Поскольку во всех случаях применялись зажигательные смеси и боеприпасы объемного взрыва, количество жертв среди ни в чем не повинных жителей впоследствии было официально засекречено (злые языки утверждали, что не менее полутора тысяч человек, но кто им поверит без доказательств?) Еще полчаса спустя транспортные вертолеты начали выбрасывать в долине и на склонах окружающих ее гор мотопехоту и боевую технику, которые по счастливой случайности в тот день участвовали в учениях неподалеку от границы и оказались полностью снаряженными и готовыми к боевым действиям.

К вечеру так неудачно начавшегося дня пресс-секретарь Генштаба зачитал перед журналистами официальное коммюнике, в котором объявлялось о полном установлении контроля за областью Чукамба.

К полуночи оправившийся от неожиданного удара клан Снежных Вершин, потерявший значительную часть личного состава своей армии, но сохранивший практически все замаскированные в горах склады оружия, нанес ответные удары по всей Чукамбе. Прекрасно знающие местность и еще лучше экипированные для ночных действий в горах, боевики Дракона, впервые за полвека получившие полную и безоговорочную поддержку местного населения, под покровом темноты хладнокровно, как в тире, расстреляли из огнеметов и гранатометов не менее трех четвертей еще не завершенных укрепрайонов княжичей, после чего огнем из ручного оружия добили уцелевших солдат.

Потери армии ЧК той ночью — и в технике, и в живой силе — также были засекречены.

На следующее утро пресс-секретарь Кремля объявил об отмене назначенного на этот же день выступления Верховного Князя Тайлаша Полевки перед объединенными Палатами.

08.07.858, златодень. Мир, которого не существует

Дорогу заметила Мизза.

Она как раз сидела в траве на вершине холма, скрестив ноги, и пыталась вообразить себе дом. Не обычный глинобитный дом, какие сотнями стояли в ее родном городе, а такой, какие она видела в Паллахе, куда ее год назад брали на большую ярмарку. Там дома строили не из глиняных кирпичей, обожженных на солнце, а из дерева — неподалеку начинались леса, и с материалом проблем не было. Их приподнимали на сваях, чтобы меньше заползали опасные насекомые, полы и стены делали из грубо оструганных досок, а крышу покрывали широкими длинными пластами коры, снимаемыми с какого-то неизвестного дерева и накладываемыми друг на друга толстым слоем. Стекла в окнах там стояли тоже только в богатых домах, в остальных же проемы заделывались какими-то странными листьями: плотными, широкими, прозрачно-зеленоватыми, с густой сетью темно-коричневых прожилок. Внутри таких домов — Мизза тайком заглядывала — царил загадочный зеленый полумрак. Наверное, совсем такой, какой стоит в далеких джунглях на западе, где по деревьям скачут стаи обезьян, на каждом дереве растут вкусные сочные фрукты, а солнце никогда не палит безжалостно с неба, иссушая тело даже сквозь одежду.

Сейчас она пыталась вообразить такой дом. Получалось плохо. Перед ней колыхался широкий короткий ком серого тумана, в котором временами проглядывали и тут же растворялись то дверь, то окно, то опорная свая. Когда Мизза думала небо, она уже привыкла, что облака получаются совсем не такими, какими она пытается их себе представить. Но все-таки хоть что-то да получалось! А здесь — кусок тумана, и все.

Она сердито швыркнула носом и отвернулась. Дурацкая затея. Строить дома — дело мужчин, а женское занятие — обжить построенный дом, сделать его уютным и приветливым для детей и мужа.

— Какой-то ты странный дом думаешь, — Бокува неслышно спустилась сверху и зависла в полусажени над землей, разглядывая туманный ком. — Я такого никогда не видела. Он же совсем другой, чем тот, в котором ты живешь.

— Ты что, видишь? — подозрительно спросила Мизза. — Тут же нет ничего.

— Как — нет? Есть. Только не закончено. Наверное, ты просто не можешь видеть то, что еще не готово к рождению. И все-таки — зачем ты думаешь странный дом? Я же сказала — обычный. Самый обычный. Самый простой.

— Простой неинтересно. Вон их сколько вокруг — обычных. Выйди на улицу и смотри.

— Здесь нет улицы. Здесь есть только то, что мы строим. Не выдумывай и делай то, что сказано.

Мизза надулась. Потом она вспомнила, что обещала Бокува строить мир, как той надо, и вздохнула. Ну ладно. Обычный так обычный. Она сосредоточилась, но тут же удивленно распахнула глаза во всю ширь.

— А откуда взялась дорога? — спросила она. — Только что не было. Ты ее построила?

— Какая дорога? — Бокува недовольно покосилась на нее своими разноцветными глазами. — Нет тут никакой дороги. Не выдумывай.

— Ну как же нет? Ты что, не видишь? Ты же прямо над ней висишь.

Бокува быстро глянула под ноги.

— Нет тут дороги, — уверенности в ее голосе, однако, поубавилось. — Не вижу. Ты, наверное, врешь.

— Да вот же! — Мизза вскочила и подбежала к двойной колее, тянущейся с вершины вниз по склону, петляющей между холмами и теряющейся в бледной дымке. Она ухватила пригоршню сухой глинистой почвы из колеи и протянула ее девочке-кукле на раскрытой ладони. — Бокува, ты что?

Кукла поглядела на ее ладонь с таким видом, словно подозревала злую шутку, и внезапно глаза ее тоже распахнулись.

— Земля… Дорога… — прошептала она, отпрянув. — Теперь вижу. Откуда?..

Она раскинула руки и медленно повернулась вокруг своей оси, вглядываясь в мир.

— Я ее не думала, — наконец сказала она. — И ты тоже. Откуда она? Мизза, расскажи мне, что ты видишь.

— На дороге? — неуверенно спросила девочка.

— Везде. Я хочу знать, что еще видишь ты, но не вижу я.

— Ну… степь. Вон туда она растет, как обычно. Холмы, трава. Цветы вон на том холме, такие белые, видишь? Облака в небе, вон то совсем как элефант, а вон то — как подушка. Деревья на тех холмах.

— Все?

— Все.

— А горы?

— Горы? Я не вижу никаких гор, — озадаченно проговорила Мизза. — Ты видишь?

— Да. Вон там, — Бокува махнула рукой в сторону, противоположной растущей степи. — Далекие, синие, с белыми вершинами.

— Не… — Мизза осеклась. Теперь она отчетливо увидела далекий горный хребет, маленький, словно игрушечный. Внезапно она осознала, что он был там всегда — только почему-то раньше она совсем не обращала на него внимания. — Но ведь… Бокува, почему я не видела его раньше?

— А почему я не видела дорогу? — вопросом на вопрос откликнулась та. — Мизза, значит, этот мир строим не только мы. Кто-то еще думает его вместе с нами. Я считала, что мои сестры строят другие миры, но я, похоже, ошибалась. Полетели.

— Куда? — Мизза поежилась.

— Куда ведет дорога. Раз есть дорога, она куда-то приведет. Летим. Да быстрее же!

— Но я не умею летать!

— Как — не умеешь? — удивилась кукла. — Ты что глупости говоришь? Просто думай, что летишь, и лети. Ну же!

Девочка не успела даже открыть рот, как осознала, что парит в сажени над землей. Она отчаянно завизжала и забарахталась в воздухе, пытаясь ухватиться хоть за что-то.

— Ты чего кричишь? — недовольно спросила кукла, и Миззу развернуло к ней лицом. — И руками машешь совершенно глупо. Ты что, в самом деле не знаешь, что можешь здесь летать? Да замолчи же, дурочка!

Мизза послушно умолкла, жадно хватая ртом воздух. Она осознала, что неведомая сила вроде бы не собирается ронять ее на землю. В конце концов, все вокруг — только сон, сообразила она. А во сне она летала и раньше. И ни разу не падала и не разбивалась. Она осторожно раскинула руки — и медленно воспарила чуть вверх.

— Ну вот, а говорила… — буркнула Бокува. — Давай за мной.

Она вытянулась в струнку, склонилась и стрелой прянула вдоль дороги, почти мгновенно растаяв вдали. Мизза раскрыла рот, чтобы остановить ее, но опоздала. Тогда она зажмурилась и представила, как дорога все быстрее и быстрее скользит под ней назад, и тут же в лицо ударил упругий ветер. Она осторожно приоткрыла один глаз — она действительно летела! Летела! Она радостно засмеялась и распахнула глаза, позволив ветру обнять себя и увлечь вперед, в дымчатую даль.

Бокува она нашла минут через десять полета. Та парила высоко над деревней из двух десятков странных домов, рассматривая ее сверху.

— Что ты видишь? — нетерпеливо спросила она. — Опиши.

— Ну… — Мизза повисла рядом с ней, осторожно балансируя на всякий случай раскинутыми руками. — Дома. Странные какие-то. Стены прямые и гладкие — слушай, а разве бывают деревья с такими квадратными стволами? Крыша острая и высокая, вся волнистая. И торчит из нее какая-то квадратная штука. И окна… Ой, вон там рама из двух половинок, и они обе наружу торчат. Почему?

— Падвийская государственная академия гражданского строительства, типовой проект «Автономный коттедж, модель номер восемь», — отстраненно проговорила Бокува. Мизза искоса глянула на нее, но промолчала — она уже привыкла к тому, что ее подруга временами изъясняется непонятно. — Три жилых комнаты, кухня, подвал, полузамкнутая система циркуляции воды, совмещенный санузел, мини-котельная, она же электрогенератор с тройным питанием — на дизельном топливе, угольных брикетах и природном газе. Газовый камин. Автоматическая газовая система пожаротушения. Средняя смета строительства, включая бурение артезианской скважины на глубину до десяти саженей — двадцать пять миллионов гривен. Предназначена для эксплуатации в климатических поясах до восьмого включительно, проектный срок службы без капитального ремонта — тридцать лет. — Она замолчала.

— И что? — осторожно спросила Мизза, когда пауза затянулась.

— Неужели такое построил кто-то из моих сестер? Такое… такое… шаблонное мертвое убожество? — лицо девочки-куклы перекосило от отвращения. — Я смотреть на них не могу!

— Ну, они необычные… — пробормотала Мизза.

— Необычные? — яростно вскинулась Бокува. — Они отвратительны! Они не могут существовать!

В ее вскинутых к небу руках загудели желтые мечи.

— Я не допущу такого в моем мире! — зло сказала она. — Я их уничтожу!

И прежде чем Мизза успела ее остановить, она ринулась вниз.

Один из желтых клинков коснулся крыши странного дома — и в тот же момент мир взорвался. Миззу завертело чудовищным водоворотом ослепительных красок и звуков, и в следующий момент она резко села у себя на кровати, тяжело дыша, дико озираясь по сторонам и не понимая, где находится. Когда она немного пришла в себя, Бокува лежала на подоконнике, и ее голова мертво свешивалась вниз. Звездный свет играл на разноцветных пуговицах ее безжизненных глаз.

— Бокува… — Мизза осторожно дотронулась до игрушки. — Бокува! Ты в порядке? Ты меня слышишь?

Игрушка молчала. Мизза прижала ее к груди, тихо баюкая и чувствуя, как в носу начинает щипать. Только бы с ней ничего не случилось…

— Со мной все в порядке, — прошелестел голос в ее голове. — Не плачь.

— Бокува! — Мизза счастливо всхлипнула. — Ой, я так перепугалась! Что с нами случилось?

— Принудительный сброс основного интерфейса с прерыванием доступа. Не хватает данных для интерпретации полученной диагностики. Наверное, я не имею права ломать то, что сделал кто-то другой.

— Тогда не ломай. Ты ведь должна строить, да? Давай станем строить, а те дома — пусть себе стоят. Вдруг они тоже зачем-то нужны?

— Я не стану ломать, пока не пойму, кто их строил. Мизза, спи. Мне нужно подумать.

— Хорошо, что с тобой все в порядке, — прошептала девочка, откидываясь на кровать, по-прежнему прижимая куклу к груди. — Я так испугалась….

— Не бойся. Я тебя защищу. Все-таки там мой мир. И я в нем хозяйка.

На Миззу навалилась непреодолимая сонливость, и уже проваливаясь в сон, она увидела, как через стекло сияет, слегка ей подмигивая, Изумруд Фибулы Назины.

10.07.858, деньдень. Четыре Княжества, Южный аэропорт Каменного Острова

— Барсук-один, здесь Барсук-два. Оса прилетела. Повторяю, Оса прилетела.

— Барсук-два, здесь первый. Вижу. Что с пауками на рейсе?

— Барсук-один, ответ отрицательный. Никто из пауков пока не проявился, подходящих кандидатов не вижу.

— Хорошо. Продолжайте наблюдение.

Павай чуть повернулся, чтобы лучше видеть. Яна как раз протянула служащему погранконтроля пластинку паспорта и мило улыбнулась. Уполномоченный АКР по аэропорту видел, как молодой служащий внимательно сравнил ее изображение сначала с фотографией на пластинке, потом — в мониторе считывателя. Затем он начал копаться в терминале, проверяя в базах особые пометки. Со своего места (сразу за дверью за стойкой контроля) Павай хорошо видел и интерфейс системы поиска, и безмятежную физиономию Яны, и хмуро-напряженное выражение лица чиновника. Этот момент являлся самым опасным, потому что операция официально не проводилась, и службу контроля о происходящем не предупредили. Если сейчас парень завернет Яну как потенциальную проститутку, все пойдет псу под хвост. Впрочем, может, так и лучше. Сумасбродная девчонка! Лезет головой вперед в пасть гуару да еще и радуется. Небось, воображает себя сейчас супершпионкой…

Девчонка, впрочем, сумасбродной совсем не выглядела. Аяма Гайсё, молодая и серьезная катонийская дама, одетая в недорогой, но вполне респектабельный даже по княжьим меркам брючный костюм, удачно маскирующий телосложение, с неброской косметикой, коротко подстриженными волосами и миниатюрными хрустальными капельками сережек в ушах — незамужняя туристка, предпринимательница или чиновница средней руки, решившая на недельку посетить ЧК и посмотреть, как там в заснеженной тундре живут страшные бородатые медведи с баронскими и графскими титулами. Накануне Павай в ходе трехсторонней конференции с ней и катонийским следователем (источник вызова действительно не определила даже трассирующая система — технический сбой, и все тут!) подробно проинструктировал ее, как отвечать на вопросы-ловушки. Теперь, судя по постепенно расслабляющемуся лицу чиновника, она успешно проходила проверку.

Минуту спустя чиновник, кивнув и бросив мимолетный взгляд на содержимое чемодана в мониторе сканера, протянул Яне паспорт. Та снова улыбнулась ему, на сей раз кокетливо, приняла документ, сняла с подставки чемодан и, протиснувшись через разблокированную лопасть турникета, вышла в зал прилета. Павай вздохнул с облегчением. Первая фаза завершилась. В самолете ее не вели — впрочем, криминалист страшно удивился бы иному. Наверняка по вчерашнему звонку ее прибытие проконтролируют снаружи, даже не входя в прямой контакт. Шансы отследить контролера мизерны, ну да четыре человека, на пару часов отвлеченные от работы — невелики затраты. Даже если шанс не поймаем, не страшно.

— Барсук-один, здесь третий, — прошелестел наушник рации. — Оса жужжит дальше. Пауков не вижу.

— Понял, третий, — откликнулся Павай. — Продолжай следить до поляны.

— Барсук-один, подтверждаю. До поляны. Отбой.

Павай быстро прошел по небольшому лабиринту коридоров и своим ключом-вездеходом открыл дверь, выходящую в зал прибытия под галереей второго этажа неподалеку от выхода к такси. Ему хотелось взглянуть на девушку вблизи. Если он заметит в ее глазах хотя бы тень страха — или, наоборот, слишком много безбашенной удали, он завернет ее немедленно. Арестует, отведет в свой кабинет, надерет как следует уши и вышвырнет обратно в Катонию первым же рейсом.

Яну он обнаружил сразу. Со своим небольшим чемоданом на колесиках она неторопливо шествовала в потоке прибывающих пассажиров, вертя головой по сторонам и изучая многочисленные вывески и указатели. Вот она остановилась у окна обмена валюты, сверилась с пелефоном, с сомнением покачала головой — еще бы, курс обмена заметно ниже, чем в городе — извлекла из кармана одинокую купюру (сотню маеров, судя по расцветке), получила за нее две сотенных гривны и пару десяток с мелочью и потопала дальше. Держалась она совершенно естественно — как обычная туристка, из экономии не заказавшая доставку до отеля, но по-первости не совсем уверенная, куда деваться дальше. Потом она заметила указатель на стоянку такси, и на ее лице явно проявилось облегчение. Уже спорым шагом она двинулась в том направлении, но внезапно потеряла равновесие и, столкнувшись с пожилой семейной парой, захромала к стенке — точно в сторону Павая.

Остановившись в двух шагах от него, она оперлась рукой о стенку, стащила с ноги туфлю и принялась разглядывать каблук.

— Господин Павай, — тихо сказала она, — паук на галерее у тебя над головой, сейчас нас не видит. Мужчина лет сорока, усатый, стрижка короткая, темные брюки и рубашка, небольшой шрам под левым глазом. Стоит, опершись на перила. Это на его пелефон вчера пришел мой звонок. Больше за мной вроде бы никто не следит, кроме троих твоих людей. Кстати, рада личному знакомству.

Она нацепила туфлю на ногу, потопала ей по полу и, волоча за собой чемодан, направилась дальше к выходу. Павай смотрел ей вслед, чувствуя себя совершенно ошалевшим. Каким образом она узнала его в лицо, видев только один раз на крошечном экране пелефона? Как она вообще умудрилась заметить в толпе и его, и следящего за ней мужчину, и его помощников? И откуда, Господь всемогущий ее побери, она знает терминологию сегодняшней операции, известную только им четырем и использовавшуюся только по надежно зашифрованному каналу?

Опомнился он только несколько секунд спустя. Он нырнул обратно в служебный вход, захлопнул за собой дверь и прижал пальцем наушник рации.

— Всем Барсукам! — резко проговорил он. — Оса нашла паука на северной галерее. Мужчина, у перил, сорок лет, усатый, в черном, шрам под левым глазом.

— Барсук-четыре, вижу паука, — немедленно откликнулась рация. — Я его уже минут пятнадцать как срисовал — уж больно нервничает мужик. Но не думал, что наш. Фиксирую…

— Барсук-два, вижу паука, — подтвердил другой наблюдатель. — Движется к спуску с галереи, потеряю из вида через четверть минуты. Снимаю…

— Барсук-три, паука не вижу, неудачная позиция. Двигаюсь наперехват.

— Всем Барсукам, повторяю: осторожно! Не спугните. Попытайтесь зацепить его пелефон на крючок, если получится, но близко не подходить. На поляне не вести. Сбор в конференц-зале через десять минут.

Выслушав подтверждения, Павай уже расслабленно прошел по служебному коридору, поднялся на второй этаж по узенькой лестнице и вошел в большую комнату, на стенах которой рядами светились экраны наблюдения. Десяток дежурных мельком глянули на него и отвернулись к своим пультам, а старший смены поднялся со стула, лениво потягиваясь.

— А, привет графьям, — небрежно сказал он. — Инспектируешь с утра пораньше? Или опять у кого-то сумочку украли, и на расследование лучшие силы АКР брошены?

— Наше снисходительное здрасьте плебеям. Работа у нас такая — вас, оболтусов проверять, — преувеличенно нагло осклабился Павай. — Дрыхнете ведь тут без меня, я знаю. Или боевички смотрите.

— А то ж! — согласился старший смены. — Все равно ты всех воришек выловил, нам и делать-то нечего.

— Уж я такой… — пробурчал Павай. — Тихое утречко выдалось, аж скучно.

Он неторопливо прошелся мимо пультов, лениво скользя взглядом по экранам. Взлетное поле, залы и коридоры стерильной зоны, зал регистрации, зал прибытия, зал ожидания…

— И на такси очереди сегодня короткие, — подытожил он, останавливаясь вполоборота к секции наблюдения за площадью возле аэропорта. — Как хорошо, когда малорейсов прибывает! Всегда бы так.

Краем глаза он следил, как к очереди, в которой стоит Яна, одно за другим подкатывают такси.

— Если всегда бы так, то нам штат урежут, — хмыкнул старший. — И так мнение гуляет, что искины с общим мониторингом ничуть не хуже справляются. Нет уж, лучше не нужно. Пава, ты к нам по делу? Или просто гуляешь?

— И гуляю, и по делу. Будь другом, сбрось мне записи за два часа — от минус час до плюс час от текущего момента. Площадь, зал прибытия и зал ожидания.

— Опять новичков тренировать станешь?

— Ага. У меня сейчас ребята там шаблоны карманников работают, учебный материал подготавливают. Пару совсем зеленых новичков на стажировку прислали, на той неделе академию закончили. Пусть для начала простую ситуацию анализировать поучатся. А через период возьму у тебя записи часа пик, чтобы поняли, куда попали.

— Любишь ты над своими издеваться, — хмыкнул старший смены. — Как хорошо, что я не у тебя в подчинении!

— В соответствии с уставом аэропорта старший уполномоченный АКР обладает правом прямого приказа любым службам, кроме воздушно-диспетчерской, — подмигнул ему криминалист. — Так что и тебе приказать могу, если хочешь — за пивом там сгонять или за пончиками. Кстати, еще предупредить хотел — я с завтрашнего дня в отпуск на две недели ухожу, ближе к вечеру сообщу, кто вместо меня появится.

— Меня бы кто отпустил… — проворчал старший. — Ладно, перешлю тебе копии. А сейчас топай дальше, не отвлекай людей от работы.

Махнув ему рукой, Павай вышел и отправился в конференц-зал на территории, отведенной Агентству криминальных расследований. Трое помощников уже ждали его там.

— Все, шеф, он у нас от и до срисован, — заявил Дождевик, как только Павай вошел. Молодой лейтенант, использовавший позывной «Барсук-четыре», явно гордился тем, как удачно заметил контролера еще до того, как получил его приметы. — Физиономия, код пелефона, приметы — хоть сейчас в розыск. Осталось по базе пробить.

— Топпай, я же говорил — никаких пробиваний по базе, — устало сказал Павай. — Ты девчонку подставить хочешь?

— Почему — подставить? — растерялся лейтенант.

— Потому что сразу слушать надо, когда я говорю, а не о геройствах мечтать. Повторяю: мы не знаем, где и какой звоночек прозвенит, если мы полезем в досье того парня — если оно есть — сразу после ее прибытия.

— Да какой звоночек! — махнул рукой старший оперуполномоченный Сирасий Разбой, замечательно гармонировавший фамилией со своей свирепой усатой физиономией. — Павай, ты на полном серьезе думаешь, что кто-то наверху катонийских проституток крышует? Да кому оно там надо, на мелочах пачкаться?

— А, так ты уже все знаешь о том бизнесе? — в упор глянул на него криминалист. — Я-то думал, мы только-только ниточки нащупываем, а тебе уже все известно и о масштабах, и об оборотах? Тогда, может, тебя заинтересует небольшой фактик — что квартира, куда сейчас направляется госпожа Яна Мураций, расположена в доме, принадлежащем некой конторе с названием «Финансовое агентство Морока»?

— Ну и что? — недоуменно спросил Разбой. — Не слышал никогда.

— Разумеется, не слышал. И я не слышал — до прошлого года. А в прошлом году она засветилась в серьезном скандале с неуплатой налогов несколькими очень крупными персонами — фамилии называть не стану, но санкцию на разборки давал лично Повелитель. Скандал замяли, конечно, я сам знаю лишь потому, что у меня кузен в финансовом департаменте по особо важным работает. Очень гнилая контора по всем признакам, но юристы и бухгалтеры у нее первоклассные, а клиенты такие, что не очень-то наедешь даже по указанию Повелителя.

— Ну и что? — не пожелал сдаваться оперуполномоченный. — Какая разница, кому дом принадлежит? Квартира наверняка съемная через агентство на день-два.

— Может, съемная, а может, и нет. В любом случае, я в такие совпадения не верю. Скорее, тот дом — отстойник, чтобы убедиться в чистоте гастролерш, наверняка там наблюдение держат. Так что, ребята, все материалы мне, и никому больше ни полслова. Если кто-то не тот услышит, девочку кончат раньше, чем вздохнуть успеет.

— Бред с самого начала вся операция, — буркнул барон Синий Омут. Невысокий человечек с неприметной внешностью, он являлся самым успешным следователем в департаменте по борьбе с наркотиками. — Какой идиот вообще ее без наблюдения отправил? Павай, ты внятно объясни: почему делу официальный ход не дан? Ну ладно, по дружбе мы тебе помогли раз, ну, еще раз поможем, а дальше-то что? У меня лично и без тебя дел по горло.

— Да нет никакой операции, — вздохнул Павай. Он уселся за стол и потер ладонями глаза. — Официально — нет. Девчонка та, Яна Мураций, сама по себе действует. Долгая история, в нее и Карина Мураций по уши впутана.

— Та самая? — заинтересовался Дождевик. — А она-то каким боком?

— Покалечила сыночка Белого Пика, спасла проститутку-соотечественницу и втянула в историю азартную сестричку, — обстоятельно пояснил Павай. — Долгая история. Потом как-нибудь расскажу.

— Погоди, — Разбой поднял ладонь. — Ты хочешь сказать, что она вообще одна? Сама по себе, без тревожной кнопки, без опергруппы поддержки? Павай, ты что, с ума сошел?

— Это они с сестричкой свихнулись, не я, — зло огрызнулся криминалист. — От меня-то то ты что хочешь? Она меня в курсе дела держать обещала, а от помощи в таких выражениях отказалась… Мне вся история нравится еще меньше, чем тебе. Я, в отличие от нее, понимаю, куда она влезает. Но она условие поставила: либо так, либо она действует вообще без моего ведома.

— Дурдом, — резюмировал Синий Омут. — Самоубийца. И что, ты так все и оставишь?

— А у меня есть выбор? Мужики, благодаря Карине Мураций полиция взяла сутенера, что на катонийских проститутках специализируется. Больше двух недель назад взяла. И он, скотина, у нас до сих пор не колется. По всем признакам — мелкая сошка, но твердит, что все, мол, сам, в одиночку, никто больше не участвовал. На нем семь статей висит, включая расстрельную за покушение на убийство Карины Мураций, катонийская проститутка против него показания дала, добровольным признанием он мог хотя бы от вышки уйти, но ведь молчит. Либо боится до смерти, либо уверен, что выручат. И на допросах так нагло держится, что, думаю, второе. Значит, очень высоко наверх ниточка тянется.

— Форсированно колоть не пробовали?

— Нет, насколько я в курсе. Не рискуют пока ребята. Я даже фантазировать не хочу, куда именно ниточка выводит, пока начальный материал не соберем. В вас в каждом я лично уверен, потому и попросил помочь. Никому другому я доверяться не намерен. Так что, Единым заклинаю, молчите как рыбы. Все носители с информацией передайте мне прямо сейчас. Станут спрашивать, где были сегодня утром — врите что угодно, но не признавайтесь, что в аэропорту.

— Держи, — Синий Омут пихнул в его сторону карты памяти. — Съемки с трех камер плюс данные по пелефону Паука со сканера. Слушай, тебе-то ее не жалко? Пропадет ведь.

— Пропадет… — вайс-граф Павай Лиственник рассеянно побарабанил пальцами по столу. — Знаешь, а ведь не факт. Вы, ребята, в курсе, что она срисовала и меня, и контролера, и вас троих? Именно она на контролера указала.

— Срисовала? Нас? — поразился Разбой. — Врешь. Откуда знаешь?

— Шепнула мимоходом, что за ней помимо контролера следят трое моих людей. Вы, то есть. А еще она девиант первой категории. Плюс эмпат. Плюс, как сама сказала, натренирована манипуляторами пули на лету останавливать или с траектории сбивать. Угрозу от других наверняка почувствует раньше, чем они действовать начнут, а что она со своей силой с человеком сделать может, не хуже меня понимаете. Достать ее если и можно, то только газом или гранатой. Или снайпером с направления, откуда она пули не ожидает. Да и вообще, непростая у них семейка, ох, непростая, если по сестрице судить…

— Бомба, а не девица, — уважительно хмыкнул Разбой. — Понятно теперь, почему она так самоуверенна. Если бы еще бандиты и о «розах» не знали… Одного не пойму — как такая крутая девка решилась проститутку изображать? Она что, не понимает, что ее трахаться со всеми подряд заставят? Своя репутация ее не волнует?

— У них в Катонии с сексом куда проще. Вроде бы работа проституткой зазорной для репутации не является. А на репутацию в Княжествах ей наверняка наплевать… — Пелефон завибрировал у него в нагрудном кармане, и он выдернул его и активировал. — Что? Да, через пять минут освобожусь. Отбой. Ну все, коллеги, спасибо, что выручили. Меня уже подчиненные потеряли, бежать пора.

— Всегда пожалуйста, дядя Павай, — широко улыбнулся Дождевик. — В курсе только держи.

Минутой позже в своем кабинете криминалист снова достал пелефон и вызвал код, внесенный в память аппарата лишь два дня назад.

— Дама Подосиновик, — проговорил он, когда на том конце линии откликнулся женский голос, — прости, что отрываю. Как ты и просила, сообщаю: Яна Мураций успешно прошла погранконтроль и на такси направляется в Каменный Остров.

— Ах, рыцарь Лиственник, она уже отзвонилась! — с экрана пелефона просияла крошечная, но оттого не менее ослепительная улыбка графини. — Представляешь, она такая предусмотрительная девочка! Она специально купила себе мультисистемный пелефон, который и у нас, и у них работает. Но так мило с твоей стороны предупредить меня! Только почему так церемонно? Мы же, кажется, уже договорились, что меня зовут Цина.

— Э-э… да, Цина. Я жду, когда она войдет в контакт со мной после обнаружения квартиры. Я перезвоню тебе попозже.

— С нетерпением жду, мой милый рыцарь, — с энтузиазмом закивала графиня. — Между делом я пересылаю тебе код одной личности. Зовут его граф Бобош Уцуй, он оой-полковник Дворцовой охраны. Мы с ним старые знакомые, и недавно я выяснила, что он, оказывается, едва ли не лично опекал мою Каричку, когда та к нам приезжала, помнишь? Они даже арестовали какого-то не то жулика, не то бандита, который за ней следил. Боба очень заинтересовался планом Каричики и Янички по выявлению бандитов и очень хочет с тобой пообщаться неофициально. Он ожидает твоего звонка. А на восемь вечера я уже зарезервировала столик на троих в «Тропическом океане» и ожидаю там вас с графом. Я плачу. С нетерпением ожидаю встречи!

Графиня снова просияла улыбкой и отключилась. Павай поморгал. Граф Бобош Уцуй, вот, значит, как? Директор оперативного департамента? М-да. С личностями такого калибра ему сталкиваться еще не приходилось. Не по чину ему с такими персонами общаться. С другой стороны… Если кто из власть имущих и завязан на дело с иностранной проституцией, чины Дворцовой охраны — на самом последнем месте в списке вероятных претендентов: свирепость внутренней безопасности ДО давно вошла в легенду. И возможностей у графа Уцуя куда как больше, чем у него, скромного сотрудника АКР.

Пелефон пиликнул — пришел новый контакт. Павай задумчиво принял его, отредактировал и, поколебавшись, вызвал.

— Рыцарь граф Уцуй? — как можно более бесстрастным тоном осведомился он, глядя на миниатюрный экран устройства. — Я вайс-граф Павай Лиственник, АКР. Приношу извинения за беспокойство. Графиня Подосиновик сообщила, что ты ждал моего звонка. Могу ли я отнять минуту твоего времени?..

11.07.858, небодень. Четыре Княжества, пригород Каменного Острова

На сей раз компания, предпочитающая думать о себе просто как о группе с общими интересами, собралась в урезанном составе. Старейшина отбыл из Каменного Острова, чтобы обсудить с главами других родов ситуацию в Чукамбе, Епископ лично читал проповедь в одном из каменноостровских соборов на ту же тему, призывая к миру и согласию, а Промышленнику просто оказалось недосуг. Однако местом проведения заседания была избрана та же самая оранжерея, что и в прошлый раз, и тот же самый следящий фантом бездумно фиксировал их беседу. Впрочем, он держал под наблюдением все поместье, так что место встречи не играло для него никакого значения.

— И все-таки — что там в Чукамбе творится? — озабоченно осведомился Аристократ. — Все по-разному сообщают — кто уверен, что ситуация под контролем, кто в полную панику ударился. А? — он покосился на Генерала.

— Бардак там творится, чего и следовало ожидать от Белого Пика, — пожал тот плечами. — Высадившиеся десантники — то, что от них осталось — ушли в глухую оборону, все оперативные планы рассыпались золой. Те, кому удалось закрепиться, пока держатся, подкрепления туда засылают одно за другим, но в целом пока что толку мало. Когда начальник идиот, подчиненным ловить нечего.

— Не любишь ты рыцаря Белого Пика, — усмехнулся Политик. — Ох, не любишь…

— А что, существует хоть кто-то, кто его любит? — поморщился Генерал. — Влияние в Дворянской палате ему по наследству досталось, до чинов только благодаря происхождению дослужился, мозгов Единый не дал, хамства и наглости на роту плебеев хватит… Он всегда-то был идиотом, а после той истории с сыночком совсем свихнулся. Я думал, его с места сдвинуть окажется тяжелее, чем Сахарные горы, а хватило ровно двух намеков на Карину Мураций.

— Истории с сыночком? — Политик недоуменно приподнял бровь. — О чем речь? И при чем здесь Мураций?

— Ты что? — изумился Аристократ. — Не слышал ничего? Ну, ты меня поразил! Уж кому-кому, а тебе знать полагалось бы в первую очередь.

— Не томи, — нетерпеливо отмахнулся Политик. — Так что там с Мураций и Белым Пиком?

— Она его драгоценного сыночка покалечила. Старшего, Падалку. Руку сломала, что ли, когда две недели назад прилетала. Он ночью в парке проститутку на пару с приятелем оприходовал, а она там почему-то болталась поблизости — ну, и вступилась. История темная, официально все молчат как рыбы, а неофициально, кажется, уже весь Каменный Остров в курсе. В Сети историю полощут на всех форумах, причем даже с видеозаписью драки. Самозваные знатоки языками цокают, технику Мураций обсуждая. Настоящий мастер Пути, зеленая повязка, слюни до пола… О деталях истории никто не знает, но все сходятся, что теперь Белый Пик сдохнет, а отомстит. Ну, ты его злопамятство знаешь. Так что теперь им рулить легче легкого, достаточно намекнуть, что он Мураций навредит — и все. Я же говорю, идиот.

— Когда две недели назад прилетала… — Аристократ задумчиво погладил подбородок. — А, ну разумеется, та история с ее внезапным появлением у графини Мушиного Плеса. Помню. И когда только успела по ночным паркам пошляться? Вообще сильно она нам тогда карты спутала. И словно заговоренная — из любых переделок невредимой выходит да еще и в свою пользу оборачивает. Ну ладно, нашего детектива взяли — следовало ожидать, раз за дело Дворцовая охрана взялась, мы его через посредников нанимали именно на случай таких неожиданностей. Но ведь я на нее Викару науськать попытался, а та с вечеринки вернулась чуть ли не первейшей ее сторонницей. Когда я ей намекнул, что надо бы пожестче статью сделать, чуть в морду мне когтями не вцепилась, кошка драная! О журналистской чести вспомнила, подумать только — я и не знал, что ей такие слова известны…

— И что ты ее терпишь? — скривился Генерал. — Стерва натуральная, плебейка патентованная. Что, другой найти не можешь?

— Зато в постели такое вытворяет… — подмигнул ему Аристократ. — Да и полезна сверх всякой меры. Намеки с полуслова понимает. Если влюбилась в свою Мураций, пусть ее, других для вброса материала найдем. Не одна она у меня на коротком поводке ходит — и в «Свече», и в других местах. Так, а что там у нас с департаментом Сураграша? — он покосился на Политика.

— Безнадежно. Интрига протухла окончательно. После того, как даму Лесной Дождь пожаловал новым титулом Повелитель и взял под личную опеку сам Сноповайка, под нее не подкопаешься. Я к ней очень внимательно присматривался, надеялся, что дров наломает, саботировал по мере возможности, но девка вцепилась в работу всеми зубами и когтями. И ведь получается у нее, что самое печальное. Переманила к себе нескольких первоклассных аналитиков из других департаментов — Миксу Отложку, Тарону Рысь, Тассу Белую и еще нескольких, сбор информации с помощью Медведя налаживает, уже несколько отчетов Тайлашу сделала — тот, по слухам, доволен. Так что свою кандидатуру мне не пропихнуть, пока она по меньшей мере пару раз серьезно не облажается. А облажаться, имея саму Мураций в подружках, ей сложно.

— В общем, все плохо, — подытожил Аристократ. — И Чукамба, и департамент. Похоже, наши планы по Сураграшу придется отложить в долгий ящик.

— Вовсе нет, — возразил Генерал. — Кто глава департамента, в конце концов, не так уж и важно. Ну, не будет у нас там своего человека, ну, получил Медведь лишнее очко в свою пользу — хрен с ними. И в Чукамбе все не так плохо. Нам всего лишь нужно подождать, пока общий любимец Белый Пик не наломает там столько дров, что лишится башки. Им уже и свои недовольны, не говоря про Тайлаша. А потом можно вернуться обратно к нашим планам. В конце концов, если моя информация верна, Мураций и Панариши не претендуют ни на данную область, ни на Муналлах. Значит, рано или поздно мы все равно до них доберемся. А полгода туда, полгода сюда — непринципиально. И выгоду мы получим, — он усмехнулся, — двойную, а то и тройную. Во всяком случае, мне возможность самому стать начальником Генштаба куда больше греет душу, чем возможность примазаться к освоению чукамбийских месторождений.

— Тогда, — Аристократ поднял бокал с вином, — выпьем за то, чтобы ракетчики в очередной раз одержали верх над танкистами.

— За ракетчиков, — эхом отозвались Политик с Генералом, поднимая свои бокалы.

— А теперь, — Аристократ пригубил и отставил бокал в сторону, — обсудим-ка, каким образом правильно подавать историю с Чукамбой в прессе. Так, чтобы впоследствии повернуть все к нашей общей выгоде. Начнем с тебя, — он повернулся к Генералу. — Что думаешь?

12.07.858, перидень. Южный Сураграш, город Шуштана

— Садимся, — предупредил пилот, голосом перекрывая гул мотора. — Ремни пристегните, если расстегнуты — полоса скверная, потрясет как следует.

Карина откинулась в кресле легкого четырехместного самолета, устроилась поудобнее и кинула взгляд вправо. Шаттах ободряюще кивнул ей. Она слабо улыбнулась в ответ. Все-таки хорошо, что Шаху здесь. Лучшего советчика по местным делам, если не считать самого Семена, и представить сложно…

Самолет коснулся колесами грунтовой ВПП, и его действительно затрясло — сначала мелкой, а потом и крупной дрожью. За предыдущие две недели это уже четвертая ее посадка на такого рода полосы, и она уже не боялась, что легкая машина рассыплется, не успев остановиться. Нет в мире идеала — самолет стабилен в воздухе, но вибрирует при посадке, вертолет — наоборот. Кажется, существуют гибриды, но где их взять? Денег-то нет. Хорошо хоть такого рода легкие самолеты способны летать довольно быстро и далеко на местном биотопливе, а то еще и на керосин пришлось бы тратиться…

Пробежав по полосе, самолет буквально вокруг одного колеса развернулся в ее конце и замер неподалеку от большой, человек в двадцать, группы, впереди которой стояли несколько мужчин, пожилых и не очень, в богатых по местным меркам одеяниях. Дурран спрыгнул с подножки еще до остановки машины и уже размашисто шагал в их сторону, поправляя торчащую из-за спины рукоять короткого меча, который для него раздобыл Семен. С ножнами за спиной, автоматом под мышкой, пистолетом на боку, глубоко посаженными горящими черными глазами и выдающейся вперед тяжелой упрямой челюстью, бывший боевик Дракона выглядел весьма угрожающе, и встречающие даже слегка попятились перед ним. Карина поспешно распахнула дверцу и выбралась наружу. Сейчас еще разбегутся, чего доброго, лови их потом по лесам…

— Прибыла момбацу сама Карина Мураций, Кисаки Сураграша, — донесся до нее ровный голос Дуррана. — Склонитесь и повинуйтесь!

Мужчины поспешно попадали на колени и ткнулись лбами в упертые в землю ладони, пачкая одежду грязью и зеленью травы. Карина поморщилась. Дурран изобрел ритуальную фразу сам и упорно применял ее при каждой новой встрече, отказываясь заменить на что-нибудь менее выспреннее. Семен, которому Карина на него пожаловалась, только задумчиво хмыкнул и неожиданно согласился с ним.

— Впечатление нужно производить сразу, — пояснил он. — Иначе так или иначе придется производить его потом. Хорошо, когда правителя искренне любят, и твое массовое лечение наложением рук тому весьма способствует. Но уважение для него важнее любви, а уважают здесь только сильных. Ты же не хочешь каждый раз доказывать свою силу, тыкая их мордой в грязь? Так что пусть развлекается.

Карина подошла к коленопреклоненным и остановилась в двух шагах.

— Встаньте, уважаемые, — громко сказала она, стараясь придать своему голосу как можно более властные нотки. — Я, Карина Мураций, приветствую вас от всей души и желаю милости духов во всех делах. Прошу, поднимитесь.

Мужчины несмело оторвали головы от земли и посмотрели на нее снизу вверх. Карина и без подсказок нейросканера знала, что они сейчас ощущают. Вместо ослепительной и грозной женщины ростом в сажень, гривой волос до земли и сияющими глазами, какой рисовала ее молва, перед ними стояла невзрачная щуплая девица с короткой стрижкой, по местным меркам тянущая максимум на тринадцать лет. Что еще хуже — девица, по тем же меркам практически голая: в коротких шортах, майке-безрукавке и сандалиях на босу ногу — и без единого украшения, хотя бы медного или стеклянного. Удивление на грани потрясения, разочарование, непонимание и какая-то детская обида сочились от них от всех, кроме одного: невысокого мужчины с двухдневной щетиной, неброской повседневной одеждой заметно отличающегося от остальных. Нацеленный на него нейросканер тихо просигналил на грани сознания, извещая об ошибке генерации эн-сигнатуры. Поймав ее взгляд, мужчина слегка кивнул и первым поднялся на ноги, поправляя нарукавную повязку асхата и отряхивая колени. Остальные последовали его примеру.

— Наши глаза готовы ослепнуть от твоего вида, о Кисаки! — проговорил мужчина на общем, низко кланяясь. — Лучшие жители нашего города вышли встретить тебя и засвидетельствовать свое почтение. Я — асхат Шуштаны, Сутах ах-Марис.

«Карина, контакт. Сутах в канале. Как ты, вероятно, заметила, я искин. Рад приветствовать в Шуштане, в остальном разбирайся сама. Всю нужную информацию я вам сбрасывал. Я веду еще пять кукол и немного перегружен, так что эту оставляю на автопилоте. Тыкай ее в бок, если зачем-то потребуюсь. Отбой».

— Спасибо, сан Сутах, — Карина поклонилась в ответ. — Момбацу саны, я Карина Мураций. Представляю вам сана Дуррана Майго, начальника моей охраны, сана Шаттаха Мумесу, моего советника по торговым делам, и, — она оглянулась назад, на летчика, который открыл какую-то заслонку на левом моторе и озабоченно вглядывался внутрь, — сана Ситара Паливали, моего летчика, и… э-э…

— И мы с нетерпением ожидаем услышать имена наших достопочтенных хозяев, — пришел ей на помощь Шаттах.

Взгляды встречающих переместились на него, и их чувства слегка успокоились. Кто действительно выглядел импозантно, так это Шаху: в шикарной шелковой туссане — то ли куртке, то ли рубашке, широченных черных штанах мокка, из-под которых выглядывали загнутые носки красных сапог, с медными браслетами на запястьях, большими хрустальными серьгами в ушах и мужской ареске — наголовном платке, натянутом на медный же начищенный обруч, сейчас он неприятно напоминал Карине пытавшегося зарубить ее в Мумме Старшего Когтя Цома. Впрочем, одежда Цома отличалась куда большей непритязательностью, а Шаттах, в последнее время фактически занявший пост министра торговли, летал с ней, чтобы вести какие-то сложные переговоры, в суть которых Карина даже не вникала, так что красивая одежда ему была необходима — и Карина терпела.

— Наши скромные имена ничего не значат, — неожиданно низко пробасил пухлый человечек, пестрой кричащей ткани на котором было намотано ничуть не меньше, чем на Шаттахе. — Я глава торговой гильдии Шуштаны Мотовай ах-Шуштана, а они, — он обвел остальных рукой, — мои товарищи. Их зовут…

Следующие пять минут ушли на представления — Карина даже не пыталась запоминать имена, предоставив это системе поддержки контактов, педантично вывешивающей ярлычки над головами людей — и на обмен уверениями во взаимном уважении, привязанности, преданности и личной дружбе. Общался в основном Шаттах. Карина молча улыбалась и изредка кланялась, когда обращались к ней. Дурран стоял с каменной физиономией, заложив руки за спину. Пилот достал из кабины походный набор инструментов, снял большую пластину с кожуха двигателя и, кажется, вознамерился всерьез разобрать его на части. По крайней мере, на промасленной тряпице на траве уже лежали три довольно крупных детали и по крайней мере десяток мелких.

— Момбацу сама Карина устала с дороги, — наконец оборвал поток излияний не выдержавший Дурран.

— Да-да, момбацу сан Дурран, — закланялся Мотовай. — Машина для момбацу самы Карины вон там, — он указал на вереницу полускрытых зарослями потрепанных джипов, какие широко использовались в Сураграше торговцами. — Прошу, садитесь. Мы отвезем вас в город.

Город вблизи оказался внушительнее, чем с воздуха. Шуштана располагалась на склонах высоких холмов, поросших лесом, спускавшихся к узкой бухте с извилистым горлом, служившей укрытием от цунами целой флотилии рыбацких лодок. Сверху было видно, что лодки ровными рядами покачивались у длинных низких пирсов: косяки нисинки здесь ловили по ночам. Город явно процветал: здесь Карина впервые увидела в Сураграше капитальные двух- и трехэтажные каменные здания, а также улицы, если не асфальтированные, то мощеные и с деревянными тротуарами по бокам. Клонящееся к закату солнце ласкало кожу теплыми лучами, налетающий с моря ветер пах гниющими водорослями, рыбой и солью, в небе жалобно плакали морские кошки, и Карина, зажмурившись, на секунду почувствовала себя дома, в Масарии.

По главной улице, вдоль которой высились самые натуральные фонари, похоже, масляные, кортеж автомобилей подкатил к небольшой площади и затормозил у здания, над входом в который висела вывеска на общем: «Городской зал».

Следующие два часа являли собой типовой кошмар. Карина истуканом сидела во главе длиннющего стола в огромном зале, вдоль которого расположились, как услужливо подсказал нейросканер, семьдесят два человека, непрерывно жующие, пьющие и произносящие цветистые тосты. Временами с ней пытались заговаривать соседи, которые почему-то непрерывно менялись, но темы, о которых шла речь неизменно оказывались ей абсолютно незнакомыми. Ну откуда она может знать что-то о видах на второй в сезоне урожай джугары и комэ? Или об уловах нисики в нынешнем году? О производстве хлопковых тканей где-то далеко на юге? Об овечьих отарах в горах?.. Она как могла отделывалась вежливыми фразами, но те, очевидно, собеседников не удовлетворяли, так что они с выражениями глубочайшего почтениями быстро сворачивали разговор и исчезали — только чтобы уступить место новым.

В конце концов улыбка окостенела у Карины на лице, а шея заболела от непрерывных кивков и поклонов. К счастью, в конце концов к ней перестали подсаживаться, оставив в покое. Она тупо глядела перед собой и вежливо отведывала понемногу из каждого блюда, которое ставили перед ней тихие служанки, но меняли их так часто, что вскоре она почувствовала, как живот надувается словно барабан. Нет. Так жить нельзя. Она осторожно оглянулась по сторонам, и система мониторинга услужливо подсказала ей, что ничье конкретно внимание на ней не сосредоточено. Шаттах чувствовал себя как рыба в воде, тоже постоянно пересаживаясь с места на место и оживленно беседуя с окружающими на кленге и фаттахе (их Карина уже умела различать даже без универсального транслятора), Дурран тихо растворился в неизвестности вместе с командиром местной милиции еще час назад, всем же прочим она уже успела окончательно примелькаться. Замечательно. Она аккуратно «задернула занавески» вокруг себя, осторожно поднялась на ноги и, стараясь ни на кого случайно не натолкнуться, на цыпочках пробралась к шторе, из-за которой выныривали женщины-служанки. Оттуда тянуло вкусными запахами — очевидно, проход вел на кухню.

Она спряталась за штору и, улучшив момент, поймала за рукав пробегавшую мимо служанку с подносом и грудой грязных тарелок. Та только захлопала глазами, не понимая, откуда взялась гостья, которой только что тут не было, но Карина не стала ждать, пока та опомнится.

— Ты меня знаешь? — требовательно спросила она на общем.

— М… Ма, момбацу сама, — энергично закивала та. — Да-да. Я знать ты. Момбацу сама Карина Мураций есть.

— Когда меня начнут искать, скажешь, что я пошла прогуляться по городу. Пусть не беспокоятся, я вернусь сюда ближе к утру. Но скажешь не раньше, чем начнут искать. Понятно?

— Ма, момбацу сама, — снова кивнула та, уже более растерянно. — Когда искать, я сказать. До того молчать. Ма?

— Умница, — похвалила Карина. — Теперь беги.

Она подтолкнула служанку в сторону двери, и та, несколько раз ошарашенно хлопнув глазами, нырнула туда и пропала.

Карина снова «задернула занавески» и заколебалась. За дверью явно подсобные помещения, кухня и тому подобное. Нет, на кухне ей делать нечего. Хватит с нее одного приключения в доме гостеприимной графини Марицы. Там максимум, что грозило слугам — нагоняй за неуважительное отношение к гостье, а здесь, глядишь, их еще расстреливать начнут. Да и не остаться на сей раз неузнанной. Однако альтернативным выходом из зала был лишь парадный, сейчас наглухо закрытый большими тяжелыми дверями, с противоположной стороны которых дежурили четверо милиционеров. А она не сможет сохранить психологическую невидимость, если в их присутствии начнет открывать двери. Пробраться по коридору за занавеской? Непонятно, куда он ведет и окажется ли проще выбраться оттуда.

В конце концов, Демиург она или кто? Пора решительно сбрасывать старые оковы, раскрепощать психику и вообще выпячивать грудь колесом. Ее проекция — лишь кукла на веревочках, которую в любой момент можно перетащить куда угодно. И, кстати, об одежде. Если ей хочется неузнанной побродить по городу, следует переодеться на местный лад.

Она сосредоточилась — и растворилась в воздухе.

Вновь она проявилась минут через десять уже в другом месте, которое приметила, еще когда их кортеж петлял по городу. Небольшой рынок на окраине, окруженный сетью узких улочек между высокими глухими стенами домов и заборов, по вечернему времени уже начинал пустеть, но пока еще оставался людным. Густые сумерки скрыли ее появление в темном переулке. На сей раз вместо шорт и блузки ее проекция носила темные шаровары и что-то типа плотной безрукавки — одежды, характерной для местных мужчин. И то, и другое являлось фантомами, сотворенными по типовым моделям из библиотеки одежды, и слегка не соответствовало местному цветастому стилю — ну да в сумерках и ночью сойдет. В таком виде, как она успела удостовериться перед виртуальным зеркалом, она вполне сходила за мальчика. Даже если кто-то из местных и жаждет ее крови, пусть попробует узнать в таком виде! А теперь — вперед, навстречу приключениям! Зная свое везение, она не сомневалась, что те не замедлят случиться.

Она неслышной и невидимой для людей тенью скользила по городу, избегая слишком людных базарных площадей, где под масляными фонарями все еще шла оживленная торговля. Ничего интересного ей пока не попадалось: город в основном представлял собой мешанину извилистых улочек меж высоких стен, сложенных из плоских каменных осколков, скрепленных какой-то песчаной грубой смесью наподобие скверного цемента. Возвышались подсвеченные бумажными фонарями громады не то храмов, не то молелен. Возле них шастал народ, и туда она соваться не рисковала. Кое-где пахло подтухшей вяленой и копченой рыбой, в одном месте она наткнулась на скотобойню, в другом — на текстильный цех, длинный низкий сарай, где женщины гоняли утки в ткацких машинах — древних, как сама технология тканья. Женщины в Шуштане, кстати, носили кубалы не так уж и часто — по крайней мере треть попавшихся ей на дороге представительниц слабого пола ограничивались обычными длинными платьями и наголовными аресками. Ну что же, одной проблемой меньше: ломать этот стереотип не придется. Нужно лишь своими непокрытыми волосами подчеркнуть как следует, что новое правительство в ее лице не одобряет такое унижение.

Она спустилась к бухте и, скрываясь в тени длинных приземистых сараев, поднятых на высоких сваях, от которых несло все той же рыбой, а заодно густыми запахами разогретой смолы, понаблюдала, как шаланды отчаливают на ночной лов. Она знала, что на сураграшском побережье рыбу ловят в темноте на свет, и задумалась: каково оно — сидеть ночью в тихой лодке посреди черного безбрежного океана, лишь слабо освещенного звездным заревом Небесного Пруда, и, опасно балансируя, выбирать тяжелые сети, вглядываясь в подсвеченную масляными фонарями плещущуюся в борта воду. Наверное, стоит хоть раз испытать такое ощущение — но не сейчас. Но насколько же храбрым человеком нужно быть, зная, что в любой момент может прийти волна, способная забросить твою лодку на прибрежные скалы, а тебя самого отправить на корм рыбам, которых ты только что ловил! На всякий случай она проверила по системе Миованны сейсмическое состояние опасных точек, от которых к западному побережью могут приходить волны — нет, все чисто. В ближайшие десять-двенадцать часов толчков не прогнозируется. И атмосфера пока тихая, ни одного тайфуна в радиусе полутора тысяч верст. Значит, сегодня все лодки вернутся на берег целые и невредимые. Но все-таки — что можно сделать, чтобы им помочь? Не сейчас, но в перспективе?

Горло бухты длинное, узкое, извилистое и мелкое, местами не глубже полусажени, только такое и способно спасти от удара цунами. Но оно же не позволит применить здесь современные рыболовецкие суда — у них слишком глубокая осадка. Следовательно, горловину придется углублять, а для того нужна плавучая землечерпалка, или что используется для таких целей? Но тогда нагнетание воды в бухту при подходе цунами усилится, ее уровень начнет колебаться сильнее, и часть прибрежных домов может оказаться подтопленной. Лодки придется либо вытаскивать высоко на берег, либо располагать в укрепленных эллингах. А когда появятся нормальные суда, для них потребуются и совершенно иные пристани. В любом случае прибрежные районы придется перестраивать.

С другой стороны, перестройка бухте явно не помешает. Канал, задерживающий волну, имеет и недостаток: вода в бухте сильно застаивается и плохо обновляется. С учетом городских стоков она… назовем вещи своими именами, отчаянно воняет, а количество самой разнообразной микрофлоры, включая условно и безусловно патогенную, в ней зашкаливает за все мыслимые пределы. Запретить сбрасывать стоки в бухту при отсутствии нормальной канализации невозможно. И если цунами начнет загонять сюда больше свежей воды из океана, это явно оздоровит общую ситуацию. Кстати, помнится, до Пробуждения Звезд на берегах таких бухт вообще не селились. Нужно посоветоваться с Ликой насчет самой бухты и с Рисом насчет потребной техники. Наверняка ведь можно арендовать драгу где-нибудь в Граше — вопрос лишь в стоимости аренды и перегона взад-вперед. Может, дешевле ее купить? Но где тогда организовать для нее базу? Здесь же, в Шуштане? Так, пометим тему… набросаем пару фраз для памяти… все, вернемся к обдумыванию попозже. Возможно, ближайшей же ночью.

Дождавшись, когда последняя лодка скроется из вида, и мысленно пожелав рыбакам удачи, она отправилась обратно.

Изучая наложенную на визуальный канал карту города и планируя обратный маршрут, она все-таки недопустимо расслабилась. По всей видимости, она как-то нарушила «занавески», и ее психологическая невидимость рассеялась, потому что ее обнаружили. Две выпрыгнувшие навстречу тени она заметила в самый последний момент. Что-то небольшое и тяжелое метнулось ей в лицо, и она машинально уклонилась, но тут же получила болезненный пинок в бедро и упала на колено. Тело продолжало реагировать автоматически: удар длинного ножа, который третья тень попыталась нанести ей в спину, также не попал в цель, и она в перекате ушла влево и вперед, оказавшись позади одного из нападающих. Припав на колено и уперевшись ладонью в землю, она всмотрелась в полукругом прижавших ее к стене неясные силуэты. Вернее, неясными они казались только самим себе, потому что Карина уже задействовала расширенный оптический диапазон и прекрасно видела их в мелочах. Трое молодых мужчин, заросших бородами (пространственный сканер автоматически выдал сбоку поля зрения их картинки без бороды и усов — а один самый настоящий красавчик!), одетые в черное, с вымазанными черной краской лицами и зачерненными зубами. Двое держат в руках длинные обоюдоострые кинжалы с прямыми клинками, у третьего в ладони зажат каменный шар, за просверленное ушко прицепленный к сложной системе ремней, обхватывающих предплечье. Видимо, именно от камня она и уклонилась. Мужчины медлили — вероятно, их смутила неожиданная прыть жертвы. Ночные разбойники — не герои, для них, как и для лесных хищников, неприемлема не только красивая смерть, но даже и незначительные увечья. Сейчас они колеблются и с равной вероятностью могут напасть снова или же бежать.

И что с ними делать? Отпустить? Задержать? С одной стороны, наводить порядок не ее дело. С другой — если позволить им уйти, сегодня же ночью они наверняка убьют кого-нибудь другого, и она останется ответственной за смерть невинной жертвы. Та же самая ситуация, что и с Шаем — но все-таки по возможности вредить они Шаю и в подметки не годятся. Пусть они мерзавцы и убийцы, но не стоит их убивать. Должен найтись и иной выход. Папа, как ты решал такую проблему?.. а ведь я припоминаю кое-какие твои рассказы. И янины — тоже. Я не Яна, опыта работы с нейроэффектором у меня почти нет, но Демиург я, в конце концов, или кто?

— Я синомэ, — предупредила она на общем. — И мастер Пути. Нападете снова — разорву в клочья. Оружие на землю, живо!

Похоже, убедительности ей еще только предстояло научиться, поскольку звук ее голоса разрешил колебания бандитов. Вероятно, они окончательно удостоверились, что перед ними обычный мальчишка, пытающийся блефовать. Они синхронно прянули вперед — и бессознательными кулями рухнули к ногам Карины: на мгновение вспухшее перед ней облако нейроэффектора вышибло из них сознание так же верно, как хороший удар дубины по затылку. Ну что же, они сами напросились. Она сосредоточилась, вызывая перед глазами ручной интерфейс нейросканера. Второй уровень ментоблока — раздел базовых примитивов… Трижды вспыхнул и погас значок подтверждения. Посмотрим, храбрые беспощадные ребята, как вы сумеете продолжить свой промысел, испытывая панический ужас перед темнотой.

Сломав в нескольких местах клинки, раздробив в пыль каменный шар и удостоверившись, что раньше чем через четверть часа бандиты в себя не придут, она поспешила покинуть место происшествия.

Чуть погодя, когда Карина немного восстановила контроль за все-таки слегка натянувшимися нервами, она сбавила шаг и снова принялась осматриваться по сторонам. Похоже, она оказалась в чем-то вроде ювелирного квартала, если, конечно, правильно помнила значение двойного овала с тремя вертикальными линиями над ним. Поколебавшись, она зашла в одну лавку, еще открытую несмотря на темноту, и принялась внимательно рассматривать витрины, закрытые пластинами самого что ни на есть натурального стекла явно фабричной выделки. Золото и серебро украшений, как показал сканер, отличались высокой чистотой — если не считать пары золотых медальонов на цепочках, в которых часть золота с виртуозной точностью была заменена на свинец, покрытый сверху тонкой пленкой золотой амальгамы. Все украшения оказались явно ручной работы — с легкими нарушениями в симметричности огранки камней и проволочном плетении, с микроскопическими щербинами на металле, вероятно, от грубых инструментов — но все равно смотрелись вполне достойно. Хм… а ведь если подумать, вот и одна из возможных статей экспорта. Экзотические украшения из экзотической страны — модницы в Катонии их с руками оторвут! Или нет? Что она вообще знает об украшениях, кроме их дороговизны? Надо посоветоваться с Шаттахом.

— Эй, парень! — недружелюбно буркнул хозяин лавки, и в дальнем ее углу шевельнулся высокий массивный мужчина — вероятно, охранник. — Что-то купить хочешь?

— Нем, момбацу сан, я просто прицениваюсь, — вежливо ответила Карина. — Сколько стоит такой браслет? — она ткнула пальцем в дутое золотое запястье.

— Сто тысяч вербов, — все так же недружелюбно сообщил лавочник. — У тебя лишние завалялись?

Карина быстро прикинула в уме. По курсу — примерно двадцать тысяч маеров. Причем она не торговалась, и торговец наверняка назвал слишком высокую цену, чтобы отвязаться, так что себестоимость должна оказаться куда ниже. Весит браслет… тридцать два грамма. Исходя из текущих биржевых цен на золото стоимость браслета как лома — около сорока тысяч. Плюс наценка за работу — выходит не менее пятидесяти, а то и больше. Даже если просто скупать в лавках и тупо перепродавать… Если удастся установить моду на сураграшское золото, то экспорт ювелирных изделий в Катонию окажется определенно выгодным — правда, смотря как доставку осуществлять. Обложить торговлю тридцатипроцентным акцизом — и уже какой-то постоянный источник дохода для правительства. Транспорт, транспорт, транспорт… и опять нужно с Ликой посоветоваться.

— Нет, момбацу сан, — все тем же вежливым тоном ответила она. — Ста тысяч у меня нет. Скажи, а кто делает украшения, которые ты продаешь? Кто-то в вашем городе? Или их привозят из других мест?

— Деловые переговоры, э? Для уличного босяка ты слишком хорошо говоришь на общем, — торговец прищурился. — И одет странно. Ты нездешний, паренек? Ученик кого-то из торговцев? Или сын? Скажи папаше или хозяину, чтобы приходил сам, тогда и обсудим. А ты мал еще, чтобы о таких вещах рассуждать.

— Спасибо, момбацу сан, — Карина поклонилась. — Я запомню это место. Возможно, он придет. Спасибо за потраченное время.

Она повернулась и вышла на улицу. Там окончательно установилась непроглядная ночь, разгоняемая только тусклым светом одиноких фонарей над вывесками. Гулять дальше особого смысла не имеет. Она ужепочувствовала атмосферу города, пропиталась его запахами, надышалась его воздухом. От обычного зрения уже мало проку. Следует либо топать обратно в «Городской зал», где ее уже наверняка потеряли, либо переключаться на расширенное восприятие: масса информации и никакой романтики. От бандитов отбиваться лучше нет, а для прогулок решительно не подходит. Нет уж, в другой раз.

Раз лавки и базары все еще торгуют, по местным меркам время ложиться спать не пришло. Тогда у нее есть время нанести визит вежливости местным коллегам. Не может такого случиться, чтобы в большом, на пять тысяч жителей, городе не имелось профессиональных врачей! Следует с ними познакомиться и понять уровень их квалификации, чтобы решить, отправлять ли к ним завтра своих пациентов для амбулаторного долечивания.

Вот только — куда и к кому идти? Дура. Не могла сразу спросить? Она повернулась и вошла обратно в лавку, удостоившись куда более настороженного, чем до того, взгляда хозяина.

— Прости за новое вторжение, момбацу сан, — поклонилась она. — Я хочу спросить — где у вас в городе можно найти врачей? Или шаманов-травников? В общем, кого-то, умеющего лечить?

— От чего лечить? — переспросил хозяин. — Кто заболел — ты или кто еще? Понос, лихорадка, живот болит? По женской части? Или что?

— Я буду признательна, если ты назовешь мне всех, кого знаешь. Я постараюсь запомнить.

— «Признательна»? — внезапно хозяин напрягся, и у Карины шевельнулся холодок под ложечкой. Если она хотела изображать из себя мальчишку, то только что блистательно провалилась. В голове у ювелира явно шла какая-то напряженная работа мысли. Если он подаст знак охраннику… — Ты женщина, момбацу сама?

— Э… да, момбацу сан, — промямлила Карина. — У нас принято, чтобы женщины так одевались…

— И зовут тебя?..

— Не имеет значения. Я пойду, господин, прости, что потревожила.

Она повернулась, чтобы выскочить из лавки.

— Погоди, момбацу сама, — остановил ее лавочник. — Иностранка, впервые в городе, в мужской одежде, прекрасно говоришь на общем, интересуешься врачами и очень молодо выглядишь… И кем бы ты могла оказаться? — неожиданно он хитро улыбнулся и подмигнул. — Меня зовут Таххой ах-Шуштана, великолепная госпожа. Раз знакомству, прошу благосклонности.

— А… — челюсть Карины отвисла на грудь. — Как ты догадался, господин, что я из Катонии?

— Пусть людская молва приписывает Кисаки Сураграша огромные рога и еще более огромные зубы, великолепная госпожа Карина Мураций, у меня свои источники, более точные, — ювелир улыбнулся еще хитрее. — Я наслышан о твоем характере и с большим интересом ожидал свежих сплетней о твоем визите. Я точно знал, что ты обязательно… поступишь совсем не так, как предполагает Совет гильдий, устроивший сегодняшнее празднество. Разумеется, я не предполагал, что ветер с гор приведет тебя в мою лавку, но раз уж так вышло — могу ли я предложить тебе свое гостеприимство?

— Я признательна за твое предложение, господин… момбацу сан… э-э, Таххой, но вынуждена его отклонить, — Карина попыталась улыбнуться как можно обаятельнее. — Меня уже закормили до полусмерти, разговаривать на общие темы я не умею, а о делах и в самом деле следует говорить с более опытными. Я поделюсь с моим торговым советником мыслями, которые пришли мне в голову, и если он сочтет их разумными, то придет к тебе сам. Лучше объясни мне, как найти местных врачей.

— Врачей… — торговец потеребил прядь волос. — Мне несложно объяснить, но ты заблудишься. Впервые в городе и ночью — обязательно заблудишься. Сделаем иначе. Касим! — рявкнул он, обернувшись к дверному проему, ведущему вглубь дома. — Сюда, бездельник! Быстро! Тебя проводит мой сын, — пояснил он, поворачиваясь обратно. — Он прекрасно знает город.

— Нет-нет, момбацу сан Таххой, — Карина замахала руками. — Совершенно незачем его так утруждать…

— И не утрудишь. Все равно целыми днями неизвестно где болтается, так пусть хоть проведет время с пользой. Касим! — сурово сказал он вошедшему в лавку пареньку лет десяти. — Наша гостья — момбацу сама Карина Мураций. Отведешь ее туда, куда укажет, и останешься при ней, пока она тебя не отпустит.

— Момбацу сама… Карина Мураций?! — глаза паренька округлились, и он вперился в Карину так, словно намеревался взглядом проковырять в ней дырку. — Настоящая?

— Да уж куда настоящее… — вздохнула Карина. — Момбацу сан Таххой, мне страшно неловко…

— Не беспокойся, великолепная госпожа, — широко улыбнулся ювелир. — Никакой благотворительности, чисто деловые отношения. Касим водит тебя по городу, а ты не забудешь рассказать своему советнику про мою скромную персону. Великолепная госпожа Карина Мураций, тебе понравился браслет, на который ты смотрела? Его делал очень хороший мастер…

— Нет! — твердо заявила Карина. — Господин Таххой, подарков я не принимаю. Во-первых, принципиально. Я не смогу взять все, что мне захотят подарить, просто не утащу. Чтобы никого не обижать, я их не беру вообще. Во-вторых, я просто не ношу украшений, спасибо.

— Ну что же, — ювелир развел руками. — Тогда не смею больше тебя задерживать. Касим, не стой столбом!

— А… да-да, отец, — мальчик поспешно кивнул и ловко перепрыгнул через прилавок. — Момбацу сама Карина Мураций, куда ты хочешь пойти?

Выяснилось, что все врачи города живут в квартале от городской площади. Мальчик довел туда Карину за десять минут какими-то мрачными грязными переулками, которые она сама не нашла бы на за что на свете. Вызвав перед внутренним зрением карту города, которую только вчера обновила натравленная на город система картографирования, она со все нарастающим удивлением наблюдала, как синяя линия действительного курса далеко отклоняется от зеленой оптимального — и в итоге оказывается примерно на десять процентов ее короче. То ли топографическая подсистема не отличалась идеальностью при построении маршрута, то ли мальчишка использовал такие переулки, которые та просто не учитывала. Спохватившись, она проверила настройки. Ну разумеется — «оптимальный» курс предполагал использование автомобиля или иного транспорта, а они несколько раз пробирались такими узкими переулками, что Карина постоянно задевала стены и заборы голыми плечами и локтями. Хорошо хоть фантомная одежда не боялась грязи, а то запросто извозилась бы в грязи с переплетенных лианами частоколов.

И тут ее нашло второе за вечер приключение.

Оно появилось в виде маленького грязного мальчика лет шести или семи от роду, тихо скулящего, уткнувшись носом в колени, под стеной одного из домов. Над дверью дома красовалась банановая гроздь, под которой на общем и кленге, тускло освещенная фонарем, виднелась надпись «Таорх Мисани, врач по женским болезням». Что банановая пальма является в Сураграше символом плодородия, Карина уже знала. Что еще и женского плодородия — нет. Она сделала себе зарубку на память — выяснить, какие символы соответствуют другим областям медицины, и попыталась пройти мимо плачущего ребенка. И не смогла, разумеется. Похоже, привычка подбирать каждого бездомного котенка не отвяжется от нее еще долго.

Ну что же. В конце концов, пятнадцать лет назад она сама была таким же котенком, которого подобрал и выходил случайный прохожий. А долги нужно платить — если не папе, то хотя бы судьбе. Ребенок, плачущий у дома врача, явно нуждается в медицинской помощи сам или беспокоится за кого-то из близких родственников. Она может хотя бы постараться его утешить. И потом, какая разница, когда начинать сеанс массового лечения? Вполне можно и сегодня.

Она присела на корточки перед мальчиком и тронула его за плечо.

— Что случилось, малыш? — негромко спросила она на общем. Тот на мгновение вскинул на нее взгляд, потом снова заскулил. — Что случилось? Не бойся, скажи.

— Мама братика родить не может, — слабым голосом откликнулся тот на кленге. — С утра. А момбацу сан доктор не идет, у нас денег нет…

Карина в замешательстве оглянулась на молча стоящего позади Касима. Хотя транслятор перевел ей сказанное, в соответствии с официальной легендой она не знала кленг и не могла понимать собеседника. Будь она одна, она бы рискнула поговорить с ним, но в присутствии постороннего свидетеля… К счастью, провожатый истолковал ее взгляд по-своему.

— Он говорит, что у него мама с утра родить не может, — с готовностью перевел он на общий. — И доктору заплатить нечем.

Так. Замечательно. Еще одна область медицины, в которой она совершенно не разбирается. Учебник по акушерству она листала по диагонали в университете, но в число спецкурсов для полноценного изучения предмет решила не включать. Единственный ее опыт диагностики в данной сфере, да и тот неудачный, также относился к Сураграшу. У одной из женщин в Мумме она обнаружила неправильное, как ей казалось, предлежание плода, но потом, много позже, заглянув в найденный в Архиве учебник, поняла, что ошиблась: поза препятствием для родов не являлась, и опытный акушер вполне мог с проблемой справиться. В любом случае носить ребенка той оставалось еще не меньше двух периодов, и сосредотачиваться на проблеме Карина не стала — и без того дел хватало.

Осваивать акушерское ремесло на ходу, без знаний и без наставника, а особенно в сложных случаях, означает потерять и ребенка, и мать. Но сейчас ситуация другая. Рядом есть специалист, и она вполне может привлечь его для решения проблемы. Деньги? В скрытом внутри ее «тела» тайнике лежит десять тысяч вербов сотенными купюрами. В крайнем случае она ему просто заплатит. Заодно она посмотрит, как работают местные специалисты, называющие себя «врачами». Есть надежда, что в их арсенале не только пляски с бубнами. Иначе предполагаемое ей на следующий день совещание по вопросам здравоохранения смысла не имеет ни малейшего.

— Касим, скажи, что мы поможем его маме, — решительно сказала она, поднимаясь. — Побудь пока с ним, а я пообщаюсь с саном Таорхом.

Она подошла к двери дома и постучала в нее сначала костяшкам пальцев, а затем — ладошкой. Чуть погодя из-за двери раздался недовольный женский голос, на кленге осведомившийся, кого и с какой целью духи приволокли сюда так поздно вечером.

— Мне нужно поговорить с саном Таорхом, — громко сказала Карина на общем. — Срочно. Проблемы с роженицей, осложненные роды.

Заскрипело, затрещало, лязгнуло, и в приоткрывшуюся щель выглянуло немолодое женское лицо, недоверчиво вглядывавшееся в нее.

— Что тебе, мальчик? — недовольно спросила женщина, тоже перейдя на общий. — Что за роды?

— Осложненные. Мне нужно поговорить с саном Таорхом.

— Он уже лег спать. У тебя есть деньги, чтобы заплатить за лечение?

Спать? Карина сверилась со внутренним часами — всего лишь начало девятого. Хм…

— Сан Таорх с интересом узнает о моем визите, — отрезала она. — Пожалуйста, разбуди его.

Женщина с сомнением посмотрела на нее, но в конце концов отодвинулась.

— Входи, — хмуро сказала она, отступая от двери и позволяя той распахнуться полностью, открывая доступ в крошечную прихожую с короткой деревянной лавкой. — Сядь здесь, момбацу сан Таорх выйдет через несколько минут.

«Несколько минут» вылились в четверть часа. Похоже, врач либо успел крепко заснуть, либо просто не шевелился. Карина с трудом подавляла в себе раздражение. Чего он тянет? Когда, наконец, внутренняя дверь дома распахнулась, пропуская дородного мужчину, завернутого в ворох цветастых, по местному обычаю, тканей, она резко поднялась ему навстречу.

— Что случилось? — осведомился врач, сладко зевая. — Кто рожает?

— Добрый вечер, момбацу сан Таорх, — вежливо сказала Карина. — Приношу извинения за поздний визит. Меня зовут Карина Мураций.

Какое-то время врач бездумно смотрел на нее, осовело хлопая ресницами, потом его глаза округлились.

— Карина… Мураций? — пробормотал он и принялся часто и низко кланяться. — Момбацу сама Карина, я… не ждал… Я думал, завтра…

— Да, разумеется. Я не предупредила о своем визите. Но так получилось, что в вашем городе с утра не может родить женщина, а ее сын плачет у тебя под стеной, потому что у них нет денег для оплаты твоих услуг. Я хочу, чтобы бы ты ей помог. Мне интересно, как в ваших краях принимают роды. Сколько ты хочешь денег за свои услуги?

— Денег… — пробормотал врач. — Я беру сто вербов за осмотр, а дальше — по обстоятельствам. Момбацу сама Карина, не надо денег. Из уважения к тебе я сделаю все, что нужно. Где роженица?

— Не знаю. Провожатый ждет снаружи. Пойдем быстрее, я боюсь за ее жизнь.

— Да-да, сама Карина. Идем. Я готов.

— А инструменты? — удивилась Карина. — Ты не хочешь их взять?

— Ка…какие инструменты?

— Понятно. Хорошо, идем.

Топать пришлось версты три, в гору и на самую окраину города. Касим вел за руку все еще всхлипывающего мальчугана, а Карина шла за ним, едва сдерживая настойчивое желание подхватить всех троих своих спутников манипуляторами и бегом припустить в нужном направлении. Не поможет — от страха малыш еще потеряет сознание, и тогда придется тратить время, чтобы привести его в чувство. К моменту, когда они достигли покосившейся халупы на границе с лесом, она почти кипела от нетерпения.

В хижине тускло горела медная масляная лампа. На лежанке у входа лежала и еле слышно стонала женщина, возле нее на деревянном обрубке сидел и раскачивался, ухватившись руками за голову, мужчина — вероятно, ее муж. В дальнем углу прижались друг к другу еще двое голых ребятишек, мальчик и девочка, лет трех и пяти с виду. Они сидели молча и смотрели на ввалившуюся в хижину компанию большими круглыми глазами. В нос ударила вонь мочи и кала, идущая от женщины, и сквозь нее — едва ощутимый запах крови.

— Эй, ты! — резко сказал врач на общем, ткнув в плечо мужчину, нехотя поднявшего на него взгляд. — Она твоя жена? Что с ней?

Тот потряс головой.

— Не понимаю, — ответил он на кленге.

— Вот чурбан… — пробормотал Таорх. — Она твоя жена? Что с ней? Давно рожает? — повторил он на том же языке.

— С утра, момбацу сан. Никак не родит… — взгляд мужчины оставался тусклым и безучастным.

— Воды отошли? А… — врач махнул рукой. — Без толку с ним говорить. — Он поморщился. — Ну и вонь! Ну-ка, — он снова пихнул мужчину в плечо. — Нагрей воды. Много. Да шевелись же ты, дурак!

— Да, момбацу сан, — проговорил мужчина и вяло поднялся. — Сейчас нагрею…

— Плод еще жив, — проговорила Карина, всматриваясь женщину через сканер. — Сердце бьется, хотя и слишком слабо, мозговая активность присутствует. В тканях матки есть небольшие разрывы, но пока очень небольшие, я могу их срастить. Сильного внутреннего кровотечения нет, но все равно она потеряла уже много крови и серьезно ослабла. Сан Таорх, я плохо понимаю в акушерстве. Скажи, если ребенок расположен к каналу матки плечом, а голова смещена влево, это очень плохо.

— Ты видишь… — пораженно спросил врач. — А-а… да-да, конечно, момбацу сама Карина. Ты видишь. Я слышал про тебя многое. Да, так плохо. Очень плохо. Косое положение ребенка — он не выйдет самостоятельно. Женщина умрет. Я не смогу ей помочь.

— Как — не сможешь? — Карину словно огрели пыльным мешком по голове. — Что значит «не сможешь»? Если ребенок не может выйти естественным путем, нужно делать кесарево сечение! Ты умеешь?

— Момбацу сама Карина, — раздраженно проговорил врач. — Мой отец принимал роды. И моя мать принимала роды. И мой дед и бабка по матери — тоже. Я потомственный акушер, и я за свою жизнь принял не одну сотню младенцев. Я говорю тебе — никто не может ей помочь. Она умрет вместе с ребенком. Мне нечего здесь делать. И тебе тоже. Мы лишь напрасно тратим время.

Напрасно тратим время? Карина тихо зарычала. Ну уж нет! Они обязаны хотя бы попытаться спасти роженицу!

Врач выжидающе смотрел на нее. Муж тоже остановился возле большого закопченного котла в углу хижины и замер. Похоже, он все-таки немного понимал общий, потому что его и без того тусклый взгляд потух окончательно, а руки безвольно повисли вдоль тела.

Так. Демиург она или кто?

— Сан Таорх, — резко сказала она, — я не могу тебе приказывать. Если ты не намерен ничего делать, иди домой. Я компенсирую тебе потраченное время — завтра. Но я намерена сделать все, что в моих силах, чтобы ее спасти. Если хочешь — помогай.

— Она умрет, сама Карина, — обреченно откликнулся врач. — И все скажут, что виноват я. Но я… я помогу. Что я должен делать?

— У меня есть план. Я синомэ, как ты знаешь. Я умею действовать на вещи, даже скрытые внутри других предметов — как ребенок внутри матери. Я попытаюсь повернуть плод так, чтобы он вышел естественным путем. Если не получится, проведу кесарево сечение. Я никогда его не делала, а здесь очень плохие условия, и доводить до него не стоит. Надеюсь, справимся и так. Возьми на себя руководство мужем и мальчиками — пусть они помогут тебе подготовить все необходимое, горячую воду, тряпки и что там еще нужно. Ее нужно раздеть и обмыть, желательно с мылом. Я пока займусь плодом. Действуй! — она хлестнула его голосом, как иногда хлестала паниковавших интернов-второгодков во время их первых операций.

Час спустя Дурран, во главе отряда из пяти милиционеров подошедший к хижине, нашел ее бессильно сидящей на земле, прислонившись к стене и вытянув ноги. Ее по локоть перепачканные в крови и слизи руки безвольно лежали на земле ладонями кверху. Она подняла лицо, в свете электрического фонаря напоминающее маску мертвеца, и тускло посмотрела на него.

— Ребенок умер, Дурран, — безжизненно сказала она. — Я не сумела ему помочь. И мать, вероятно, тоже умрет, если только не случится чуда. Или если мы не найдем кровь для переливания. А я чудеса творить не умею. Понимаешь, Дурран? Не умею, что бы про меня ни болтали.

Она опять уронила голову на грудь и замолчала. Дурран присел рядом с ней на корточки, достал из кармана камуфляжной куртки пакет с марлевым бинтом, разорвал упаковку и принялся обтирать ей руки. Она не сопротивлялась.

— Тяжелые роды? — наконец спросил телохранитель.

— Да. У нас, в Катонии, особой проблемы бы не случилось. Кесарево сечение и правильный уход — и она поправилась бы. А здесь… у нее кровопотеря не меньше полулитра, а у меня даже простейшего физраствора нет. И капельницы тоже нет. Дурран, почему все так плохо?

— Ты не можешь помочь всем, Карина, — спокойно отозвался тот. — Люди умирают каждый день от тысяч причин. А ты не умеешь творить чудеса, я знаю.

— Нет! Я лгу! Я могу творить чудеса! — внезапно яростно крикнула она ему в лицо. — Умею! Я могла сместить сюда и капельницу, и инструменты, и препараты, я могу перелить ей кровь, не то что физраствор! Я могла спасти ребенка! Я могла спасти ногу тому старику в Царатамбе! Но мне нельзя, мне запрещено! Запрещено, Дурран, чтобы не стало еще хуже…

Слезы потекли по ее щекам, бессильные рыдания сотрясли тело. Дурран прижал ее голову к своей груди и принялся осторожно баюкать, словно ребенка. Она обхватила его руками и зарылась в куртку, словно ища в ней спасения от окружающего мира. Милиционеры растерянно топтались вокруг. Спустя какое-то время ее рыдания стали стихать, потом замолкли совсем. Она осторожно отодвинулась от Дуррана, швыркнула носом и сердито вытерла запястьем щеки.

— Еще и разнюнилась, как ребенок, — тихо сказала она. — Прости, Дурран, я не должна была…

— Все хорошо, Карина, — откликнулся солдат. — Все всегда заканчивается хорошо, ты же сама не раз говорила. Женщина еще жива?

— Да…

— Значит, ты ее спасла. Не грусти, что ребенок умер. Радуйся, что жива мать. Ты! — он ткнул пальцем в грудь стоящего рядом милиционера. — Бегом в Городской зал. Найдешь там кого-нибудь и скажешь, что момбацу сама Карина Мураций требует оказать помощь роженице. Пусть найдут кого-нибудь из врачей…

— Врач здесь, Дурран, — Карина подобрала под себя ноги и поднялась. — Он в хижине, ухаживает за женщиной. Только что он может сделать… Ей нужен покой, питание и лекарства, которых здесь нет.

— Скажешь, что нужна хорошая еда для женщины, — закончил Дурран. — И одеяла. Бегом, быстро!

— Да! — кивнул милиционер. — Понял.

И он канул в ночную темноту.

— Ей дадут еды, — сказал Дурран. — Пусть лежит. Карина, наши женщины куда сильнее ваших, восточных. Она выживет, если только не случится родовой горячки.

— Не случится. Я уничтожила всю инфекцию в родовых путях. Но она измождена долгими родами и кровопотерей… Дурран, как ты меня нашел?

Телохранитель молча запустил руку в карман и продемонстрировал Карине небольшой зеленый шарик, слегка светящийся в темноте. Внутри плавала горящая белым иголка.

— Рис дал, — пояснил он. — Он знает, что за тобой не угнаться. Он сказал, что стрелка всегда показывает в твою сторону, а цвет станет красным, если тебе грозит опасность. Так и есть, видишь?

Игла и в самом деле оставалась нацеленной точно на Карину.

— Его предусмотрительность порой меня пугает, — пробормотала она. — Ну что же, пусть так. Меня давно потеряли?

— Часа три как. Когда я вернулся в зал, там все только что по стенам не бегали. Никто не мог понять, куда ты делась и, главное, как. Потом нашлась какая-то женщина, которая сказала, что ты пошла гулять и просила не беспокоиться. Торгаши чуть в обморок от ужаса не попадали — а ну как тебя ночные грабители зарежут? Шаху насилу их успокоил. Если ты закончила, лучше бы вернуться назад и показаться хозяевам.

— Да, наверное, — Карина высморкалась в подол своей безрукавки. — Прости, что заставила волноваться. Дурран, ты представляешь, здесь врачи-акушеры с завязанными глазами работают! Неприлично, понимаете ли, постороннему мужчине видеть женщину голой! Щупать можно, если для дела, а видеть — ни-ни.

— Во многих местах постороннего мужчину, коснувшегося женщины, просто убивают на месте, — пожал плечами Дурран. — А слова «акушер» не слышали никогда. Повитухи попадаются, а вот врачей практически нет. Шуштана — большой богатый город, здесь врачи есть, а нравы те же, что и везде. Но ты — Кисаки, ты можешь приказать, чтобы все изменилось.

— Приказать… — горько усмехнулась Карина. — Чтобы в деревне появился нормальный врач, его нужно обучить. А обучение хотя бы до уровня парамедика — три года как минимум. И где его учить, если на весь Сураграш нет ни одного медицинского вуза? А еще врачу следует платить за визит, либо же его должны содержать община или государство — и как это делать, если многие люди вообще никогда денег в руках не держали, да и у правительства денег почти нет? Десять лет как минимум потребуется, чтобы хоть какую-то систему здравоохранения построить, а скорее двадцать или тридцать. И сколько еще вот таких женщин умрут до того? Не трави душу, Дурран. Касим! — она обернулась.

Из темноты вынырнул мальчуган и с любопытством уставился на Дуррана. Тот направил луч фонаря ему в лицо, хмыкнул и опустил к земле.

— Касим, нижайше благодарю тебя за помощь, — сказала ему Карина. — Беги домой, поздно уже. Почти полночь. Передай отцу, что сан Шаттах заглянет к нему в лавку завтра, как позволит время.

— Да, момбацу сама Карина! — с готовностью кивнул мальчишка. — Приятного отдыха, момбацу сама Карина!

И он исчез в темноте.

— Пойдем, — тихо сказала Карина. — Да, и напомни мне завтра, чтобы я не забыла заплатить врачу за вызов.

13.07.858/2. Четыре Княжества, город Каменный Остров

— Я понравилась тебе, господин? — тихо промурлыкала шлюха ему в ухо, прижимаясь грудью. — Хочешь еще?

Блистательный господин Аккан Варумона пребывал в нирване. Он не помнил, когда в последний раз секс доставлял ему такое удовольствие. Новая девка изначально показалась ему какой-то неказистой — толстовата и старовата на его вкус, и при первом взгляде на ее фотографию он даже подумал, что вербовщик в Крестоцине теряет хватку. Он вообще предпочитал хрупких нежных девушек не старше шестнадцати-семнадцати лет. Сказать по правде, он предпочитал девушек даже более нежного возраста, но по варварскому уголовному кодексу ЧК такие забавы проходили как совращение несовершеннолетних и грозили в случае чего добавить к тюремному сроку полновесных десять лет и очень неприятные отношения в тюрьме. Не то чтобы он боялся загреметь за решетку при покровителях, о которых имел достаточно смутное представление, но которых полагал полубогами, но все-таки предпочитал перестраховываться. Все-таки он иностранец в чужой стране, и если его нынешним хозяевам по какой-то причине захочется его сдать… Сейчас же несмотря на не самый лучший внешний вид девки сутенер лениво раздумывал, как бы похитрее обставить ее работу. С такими способностями, разумеется, на улицу ее выталкивать не стоит. Штучная работа по хорошим клиентам, по цене, в пять раз выше обычной, да. И, разумеется, его она станет обслуживать каждый день.

— Так я понравилась тебе, господин Аккан? — снова шепнула проститутка, слегка укусив его за ухо. — Может, пора обсудить мое жалование? Или ты намерен платить мне сдельно за каждого клиента?

Блаженство блаженством, а работа своим чередом. Пора объяснить пустоголовой дуре, куда она попала и где ее место.

Сутенер поерзал, отодвигаясь от проститутки, и отпихнул ее в сторону. Он спустил ноги с кровати, широко и со вкусом потянулся и принялся одеваться. Молча — пусть она слегка помучается от недоумения.

— Ну так что? — в конце концов не выдержала девка. — Господин Аккан, ты все еще думаешь? — В ее голосе явно звучали тревожные нотки.

— На будущее запомни, — лениво проговорил сутенер, застегивая рубашку. — Вопросов ты мне не задаешь. Все, что тебе нужно знать, я скажу, а больше тебе беспокоиться не о чем. Ясно?

— Не поняла, — нахмурилась шлюха, приподнимаясь на локте. — Что значит «беспокоиться не о чем»?

Сутенер неторопливо размахнулся и отвесил ей размашистую оплеуху, не столько болезненную, сколько обидную. Начиналась часть, которая нравилась ему едва ли не больше, чем все остальное, вместе взятое.

— Слушай меня, великолепная госпожа Аяма Гайсё, и слушай внимательно, — процедил он сквозь зубы, с удовольствием наблюдая шок и недоумение, проявляющиеся на лице проститутки. — Ты никто и звать тебя никак. Теперь и навсегда твой хозяин — я, а ты просто сука, обслуживающая кобелей по моему приказу. Ты делаешь то, что я тебе говорю, и так, как я тебе говорю. Попробуешь рыпаться — пеняй на себя. Калечить я тебя не стану, ты ценный товар, но есть масса способов наказать тебя, не повреждая снаружи. Например, так…

Он рухнул на кровать, подмял под себя проститутку, придавив телом, и рукой зажал ей нос и рот. Девка слабо забилась под ним, пытаясь его сбросить, но безуспешно. Когда-то в молодости Аккан профессионально занимался борьбой и навыки, равно как и тренированность тела, не утратил до сих пор. Пусть барахтается — быстрее начнет задыхаться. Глаза проститутки медленно вылезали на лоб, она тихо мычала сквозь зажимающую ей лицо руку, и ее движения становились все более и более слабыми.

Выждав с полминуты, Аккан отпустил ее и поднялся с кровати, отряхиваясь. Девка лежала, хватая ртом воздух и поскуливая. Теперь на ее лице непонимание отчетливо мешалось с паническим ужасом. Аккан почувствовал, что возбуждается снова. Хорошо бы трахнуть ее, задушив в процессе, как тогда, в Оканаке… Жаль, что товар не следует портить, а то он бы не раз с удовольствием повторял такое и с приезжими шлюхами.

— Дошло? — с холодным удовлетворением в голосе спросил он. — Или повторить?

— Ты не имеешь права… — прошептала проститутка. — Я в полицию пойду…

Аккан захохотал. Смеялся он долго, со вкусом, почти до слез, хлопая себя кулаком по бедру и повизгивая от удовольствия.

— Дура, — сказал он, отсмеявшись. — Идиотка пустоголовая. В полицию, ты? Ты хоть понимаешь, куда ты попала? Ты знаешь, что в Княжествах проституция — уголовное преступление, и что одним только заявлением, что ты проститутка, ты себя на три года подписываешь с последующим пожизненным надзором? А если еще докажут, что ты сосала у клиентов больше периода подряд, то на все шесть лет? Ты знаешь, что такое тюрьма в Княжествах? Это тебе не одиночные больничные палаты с телевизором и трехразовым питанием, как в Катонии, а камеры на двадцать человек с двухярусными нарами. Надзирательницы-женолюбки, которых ты станешь обслуживать чаще, чем клиентов у меня здесь. Мужские секции, куда те же надзирательницы тебя будут сдавать для коллективного траха на несколько часов подряд. Это еда, которую в Катонии не всякая свинья жрать станет. А кроме того…

Он присел на край кровати, сдавил проститутке горло рукой (несильно, чтобы не оставлять синяков от пальцев) и склонился к самому ее лицу.

— А кроме того, — прошептал он, наблюдая за ее бегающими, расширившимися от страха зрачками, — в полиции работает масса людей, недовольных своим жалованием. Людей, которые с пониманием относятся к моим нуждам. И если ты туда сунешься, тебе так поплохеет… Я тебя, сучка, сейчас один фильм покажу. Ты его посмотришь внимательно. Очень внимательно. Чтобы понимать, ЧТО тебя ожидает, когда полицейские вернут тебя назад, ко мне.

Он дотянулся до пульта дистанционного управления и нажал кнопку включения. Фильм он зарядил в телевизор и установил на нужное место заранее. Он ухватил проститутку за волосы и вздернул ее голову, заставив смотреть.

— Нравится? — свистяще спросил он несколько минут спустя. — Лучше бы понравилось. Это не просто фильм, не игровая постановка. Все на самом деле, и кровь самая натуральная, и нож настоящий. У нас хватает клиентов, готовых платить за такие вот веселые картинки, но они требуют, чтобы никаких подделок, никаких наигранных воплей и нарисованных на компьютере ран. Все самое натуральное. Да ты не напрягайся так, соска, ей недолго осталось мучиться. Еще немного, и ее кончат. Как, хочешь оказаться в таком вот фильме в главной роли? А еще можно продать тебя в Граш, если попробуешь упрямиться. Там мужики очень любят нежных катониек вроде тебя. Вот там ты действительно пожалеешь, что не сдохла еще в младенчестве.

Он выпустил волосы проститутки, отошел к двери и на мгновение заколебался. Девка вела себя как-то странно. Обычно сейчас шлюхи уже захлебывались слезами и соплями от ужаса и даже не помышляли о сопротивлении. Но Аяма Гайсё лежала на кровати и наблюдала за сценами, от которых иногда становилось тошно и самому Аккану, с совершенно бесстрастным выражением лица. Лишь изредка под кожей играли желваки. Она что, от страха в ступор впала?

Ладно, пора заканчивать воспитание.

— Так что, сука, слушай меня внимательно. Если будешь паинькой, поработаешь на меня года три-четыре, а потом я выпну тебя домой. Даже денег заплачу. Попробуешь трепыхаться — накажу. Попробуешь пойти в полицию — станешь такой вот артисткой или отправишься в Граш. Эй, Махай! — крикнул он в приоткрытую дверь. — Зайди.

Створка скрипнула, и в комнату протиснулся охранник. Могучий и высокий, больше сажени ростом и в треть сажени в плечах, с лысым черепом, низким лбом и физиономией обезьяны, он действовал на людей устрашающе. Воплощение грубой нерассуждающей животной силы, умеющей только рвать, крошить и разрушать.

— Махай — мой заместитель. Слушаешься его так же, как и меня. Сейчас ты как следует поприветствуешь его, а когда ему надоест, он отвезет тебя к остальным. И работай хорошо, сучка, не то…

— С меня достаточно.

Аккана поперхнулся словом. Проститутка медленно села на кровати, протянула руку к пульту и выключила телевизор. Затем она поднялась с кровати и выпрямилась во весь рост.

— Господин Аккана, ты мерзавец. Мразь, которую неведомо как земля носит, — скрежещущим голосом проговорила она. — С меня хватит.

— Ты что говоришь, потаскуха? — прошипел Аккана. — Ты что, не поняла? Махай, ну-ка, поучи ее жизни, раз меня не слушает. Только аккуратно.

— Ага, хозяин, — кивнул охранник. Он шагнул вперед — и внезапно резко согнулся пополам, только чтобы мгновением позже совершить в воздухе замысловатый пируэт и всей немаленькой тушей врезаться в стену. Складывалось полное впечатление, что он получил страшный удар в живот, а потом — пинок ногой в челюсть. Он медленно сполз на пол и затих без движения. Дверь рядом с Акканой хлопнула, закрывшись сама по себе.

Невозможно. Она не может быть девиантом, он же сам проверял ее ручным детектором! Максимум четвертая категория, максимум! Но другого объяснения нет. Он вжался в стену рядом с косяком, лихорадочно соображая. Пистолет спрятан в тумбочке под телевизором, но туда ему не успеть дотянуться…

Невидимые змеи оплели и стиснули его тело, вздергивая в воздух. Он отчаянно забарахтался — и затих, когда девка шагнула в его сторону. Скользкое щупальце обернулось вокруг его шеи и сдавило ее, перекрывая воздух и пережимая артерии. Сутенер снова задергался, бессмысленно царапая горло. В ушах зашумело, взгляд начал мутиться.

— Как ты заметил, господин Аккана, — холодно произнесла девка, — существует масса способов наказать, не оставляя следов на теле. У меня не так много опыта с наказаниями, но я быстро учусь. Тебе нравится твой собственный метод воспитания? Разреши представиться еще раз. Аяма Гайсё — просто псевдоним. На самом деле меня зовут Яна Мураций. Я сестра Карины Мураций. Вероятно, ты о нас с ней слышал, но если нет, то прими к сведению, что я девиант первой категории.

Удавка вокруг шеи ослабла, и сутенер жадно задышал, глотая такой сладкий воздух. Девка неторопливо отошла к стулу, на котором в беспорядке валялись ее вещи, извлекла из-под вороха тряпок сумочку, из нее — пелефон (откуда? он же сам обыскивал!), потыкала пальцем в устройство и приложила его к уху.

— Барсук? Оса беспокоит. Извини, но я все испортила. Я сорвалась невовремя, так что основной план накрылся. Нет, все живы… пока, но тут осложнение — помимо сутенера охранник нарисовался… Нет, охранника я чисто вырубила, но что с ним дальше делать? С учетом дальнейших планов — нам нужен лишний свидетель?.. Нет, пока только эти двое, больше никто… Хорошо, как скажешь. Нет, не торопись. Господин Аккан уже показал мне кое-какие любопытные материалы, и я хочу обсудить их поподробнее… Нет, тебе присутствовать незачем. Я постараюсь не калечить его слишком сильно, а взамен он наговорит на камеру все, что меня заинтересует. Сообщи Орлу, что его людей я ожидаю… ну, скажем, часа через два, раньше незачем. А лучше я ему сама позвоню. Отбой.

Она отключила пелефон, аккуратно положила его на тумбочку и повернулась к висящему в воздухе сутенеру.

— Теперь нас никто не побеспокоит, — холодно сказала она, и Аккан почувствовал, как где-то под ложечкой у него прорастают первые зародыши панического ужаса.

— Сука! — выплюнул он. — Шалава! Ты хоть знаешь, какие у меня покровители? Знаешь, какие люди имеют долю в деле? Да тебя распнут и удавят твоими же собственными кишками, и никто в целом мире тебя не спасет!

— На тот случай, если ты еще не понял, блистательный господин Аккан Варумона, я в ярости, — девка, казалось, полностью проигнорировала его слова, и от ее бесстрастного ровного тона у сутенера сжалась мошонка. — Я в такой ярости, что сама еще не уверена, что с тобой сделаю. Настал твой черед слушать меня очень внимательно, потому что от этого зависит твоя жизнь. Я еще никого никогда не убивала, но все когда-то случается впервые, верно? И если уж начинать, то именно с такого подонка, как ты.

Она сделала паузу, и сутенер почувствовал, что семена ужаса в желудке начинают прорастать куда быстрее, чем хотелось бы, протыкая кишки змеями-корешками. Ему показалось, что глубоко в зрачках шлюхи тлеют багровые искры. Он было затрепыхался, но тут же замер, когда щупальце вокруг горла снова сжалось.

— Для начала прими во внимание, господин Аккан, что я не работаю ни в полиции, ни на полицию. Я провожу свое собственное частное расследование, и ваше АКР здесь у меня на подхвате, не более того. Я не ограничена никакими правилами помимо своего этического кодекса. А он в качестве первого правила включает такое: поступай с людьми так, как они поступают с тобой. Как ты намеревался поступить со мной, твой фильм показал очень убедительно…

— Я не участвовал в съемках! — прохрипел сутенер. — Я не причастен! Мне просто дали запись…

— Ты сознательно участвуешь в предприятии, где пытают и убивает молодых, ни в чем не повинных девушек на потеху маньякам и садистам. Ты полностью разделяешь общую вину. Готовься к тому, что все увиденное мной я применю и к тебе. Ножа у меня, правда, нет, но посмотрим, насколько хорошей заменой окажутся мои манипуляторы.

— Ты не сможешь…

— О, крайне интересный вопрос — смогу ли я? — обворожительно улыбнулась лже-шлюха. — Я вот тоже ответа не знаю. Но ведь никогда не узнаешь, если не попробуешь, верно? А для начала…

Сильная боль скрутила кишки сутенера, и он скорчился в воздухе, бесплодно пытаясь закричать сквозь неразжимающиеся челюсти. Страшная девка наблюдала за ним из-под прищуренных век, и на сей раз багровые искры в ее глазах горели ясно и отчетливо. Боль и панический ужал скрутили Аккана в один тугой узел, и когда живот отпустило, он почувствовал, что его штаны предательски намокают.

— Я в ярости, господин Аккан, — снова проговорила шлюха прежним холодным тоном, — и не в твоих интересах испытывать мое терпение. Услышь и прими мои слова всем сердцем до того, как я оторву тебе части тела, которые доставили тебе такое наслаждение несколько минут назад. Сейчас мы с тобой поговорим на самые разные, но все без исключения интересные темы. Сначала мы выясним, что ты знаешь, а потом снимем небольшой, но очень увлекательный фильм, в котором ты расскажешь все гладко, как с ледяной горки. И начнем сеанс воспоминаний с того, кто именно в Четырех Княжествах покрывает твои делишки. Прежде чем отвечать, каждый раз вспоминай, что я эмпат и ложь чувствую лучше, чем ты сейчас меня видишь. Итак, имена твоих хозяев. Живо!

* * *

«Карина, контакт. Яна в канале. Вызови меня, когда появится минутка, посоветоваться надо. Отбо…»

«Карина в канале. Яни, я свободна. Изображаю полуденный отдых, а тем временем болтаюсь в десяти минутах от планеты и на звезды смотрю. Красиво, но никуда не денется еще этак десять миллиардов лет. Планетарных, конечно. Как у тебя дела с подпольным сутенером?»

«На роль секретного агента я гожусь не больше тебя. Эта скотина в воспитательных целях показала мне фильм, в котором девушек насилуют и пытают одновременно. До смерти пытают. Не знаю, какого рода мужики могут получать оргазм от подобных штучек, но я еле сдержалась, чтобы тут же на месте ему голову не отвернуть. В общем, я набила всем морду, главный план накрылся, теперь приходится импровизировать».

«Он что-нибудь рассказал?»

«Все, что знал. Он не только мерзавец, но и трус. Я один раз сдавила ему кишки манипулятором и один раз всадила простейший ментоблок панического ужаса. Ему хватило, чтобы обделаться и столько наговорить, что Дворцовой охране на полгода хватит разбираться».

«Кому хватит?»

«Дворцовой охране. А, я же еще никому не рассказывала. Мио свела твоего господина Павая с дядькой из чекашной спецслужбы, которая называется „Дворцовая охрана“. Они занимаются защитой госслужащих и госучреждений по всей стране, секретную связь обеспечивают, все такое. Ну, и Верховного Князя охраняют, разумеется. Тот дядька сильно заинтересовался происходящим, и теперь Дворцовая охрана взяла дело в свои руки. Они и меня попытались под стражу посадить как ценного свидетеля, но я им такого наговорила, что у самой уши завяли. И они отвязались».

«Ты же не хотела впутывать официальные власти?»

«На первых этапах, потом все равно пришлось бы. Ну, все к лучшему. Сволочь-сутенер знает на удивление много. Он, оказывается, сам из Катонии, сбежал от правосудия. Патентованный маньяк-убийца со сдвигом по фазе, хоть сейчас показательное дело заводи. В ЧК сначала просто подрабатывал мелким сутенером в крупной организации, потом придумал проституток из Катонии заманивать и поднялся чуть ли не до главаря все шарашки. Кара, все куда сложнее, чем казалось. Это не просто мелкоуголовная банда, эксплуатирующая женщин. Они занимаются и контрабандой наркотиков и оружия, и похищениями ради выкупа, и финансовыми махинациями. Настоящая бандитская корпорация. Работают под прикрытием каких-то очень важных аристократов на серьезных должностях. Каких, эта мразь точно не знает, напрямую никогда не общался, так что без охранцев или других спецслужб не разобраться. Но мы можем спасти три десятка наших девушек в Каменном Острове. Их держат группами по двое-трое, при каждой охранник, он же сутенер. Немедленно их выручить нельзя, чтобы не спугнуть владельца, но их всех уже держат под наблюдением. На ближайшие дни намечена операция по „продаже“ меня грашским бандитам, потом их начнут постепенно вытаскивать».

«Хорошо. Держи в курсе».

«Обязательно. Кара, я чего с тобой связалась — скажи, у твоей проекции ничего странного не наблюдается, когда ты машинерией поддержки пользуешься? Сканерами разными, манипуляторами?..»

«Н-нет вроде. Во всяком случае, я не замечала, а окружающие пока не жаловались и не шарахались».

«Странно. Помнишь, у меня глаза загорелись, когда я с госпожой Тимашарой общалась? Оказывается, эффект устойчив. Не так драматично, как тогда, но устойчив. Как только я имплантатор ментоблоков задействую, так сразу огни в глазах. Нейросканер в режиме просмотра, эмпатия там, снятие эн-сигнатур и так далее подобного эффекта не дают. Хорошо, я камеру за спиной повесила, мое лицо в записи не видно, а то пришлось бы допрос повторно проводить».

«Хм… Ты с Рисом консультировалась?»

«Да. Он не понимает. У него самого ничего похожего тоже нет. Ментоблоки он всаживает эпизодически, но глаза без команды не горят».

«А с Ликой говорила? Он в программировании проекций, кажется, уже лучше Риса разбирается. Может, он найдет, как свечение глаз на имплантатор завязан?»

«Лика еще в прошлый раз руками развел. С папой можно пообщаться, но не факт, что и он в курсе».

«Ну, он же нам проекции делал».

«Не делал, а подгонял шаблоны, которые кто-то другой ваял. Еще можно до Камилла, Миованны или Веорона докопаться. В общем, вариантов масса, а времени мало. Все, я побежала….» — Озорной взгляд искоса, тихое хихиканье, разбитая тарелка, маленькая девочка, смущенно ковыряющая пол большим пальцем ноги. — «Ой, Кара, а я тут так местных мужчинок смутила!»

«Как?»

«Ну, я сутенера допрашивала сразу после того, как с ним трахалась. Голая, разумеется. И в таком виде группе захвата дверь и открыла. Совсем забыла, что у нихнагота табуирована. Ты бы видела, как здоровые мужики с большими… автоматами старательно взгляды отводили — половине так и не удалось — пока я одеться не сообразила!»

«Да уж, странные они в Княжествах какие-то. Я вот в магазине одежды так же чуть не вляпалась. Запад, одно слово. Грубые вонючие варвары, если верить некоторым нашим патриотам. Даже в бассейнах раздевалки раздельные. Поаккуратнее с ними, а то до доведешь кого-нибудь до инфаркта. Или набросится на тебя такой большой волосатый мужчинка, не сдержавшись, а потом в довесок к сломанным ребрам еще и неприятности от начальства поимеет».

«Постараюсь. Все, Каричка, мне пора. Зовут. Отбой».

«Держи в курсе. Конец связи».

17.07.858, земледень. Мир, которого не существует

— Привет!

Мизза вздрогнула, и мало-помалу проступавший из серого облака дом замерцал и превратился в клок тумана. Она обернулась и испуганно замерла.

Незнакомый парень немного постарше ее самой сидел на корточках возле булыжника и широко улыбался. Он носил странную одежду — узкие оранжевые трусы в обтяжку и короткую распашонку без рукавов. Его кожа казалась довольно светлой, но не бледно-розовой, как Мизза однажды видела у заезжего северянина из Четырех Княжеств, а какого-то непонятного бронзового оттенка. Раскосые черные глаза внимательно наблюдали за девочкой.

— Привет! — повторил незнакомец. — Ты кто? Я тебя в первый раз вижу. Ты новенькая?

— Новенькая? — осторожно повторила Мизза. — Как это — новенькая?

— Ну, давно рисуешь?

— Рисую?

— Вот непонятливая! — с досадой сказал парень. — Ну, мир рисуешь. У тебя ведь кукла есть, верно? И она тебя таскает с собой рисовать?

— Кукла? Бокува?

— Слушай, ты странная какая-то. И одета как-то странно. Меня Омо зовут. Омо Сирой. Рад знакомству.

— А… — Мизза замолчала. Она совершенно не понимала, откуда взялся странный голый парень и как с ним себя вести. Он чужак, точно, а все чужаки опасны. Мама всегда так говорила. Значит, следует держаться от него подальше. Но ведь здесь ненастоящий мир. Сон. Может, здесь безопасно с ним разговаривать? Куда пропала Бокува?

— Понятно, — констатировал парень. — Новенькая и совсем ничего не понимаешь. Ты вообще откуда? Где живешь в настоящем мире?

— В Камитаре…

— Никогда не слышал, — нахмурился парень. — Где твой Камитар находится? В какой местности?

— Ну… В Мураташе. Это такая провинция на западе.

— На западе чего?

— Граша, конечно! — внезапно озлилась Мизза. Чего он на нее смотрит, как на дурочку малолетнюю? — Не Княжеств же!

— Ух ты! — парень снова просиял улыбкой. — Класс! Значит, ты из Граша? Ты первая такая, остальные из Катонии, только двое из Княжеств. Я не знал, что куклы и в Граше есть. Так как тебя зовут?

— Мизза, — буркнула девочка. — Мизза Миранаха. Между прочим, мой папа — Повелитель ветра. И дядя — тоже, он самый главный Повелитель ветра в Мураташе! А ты чего голый гуляешь?

— Голый? — удивился Омо, оглядывая себя. — По-моему, даже слишком одетый — на тот случай, если с девчонками-княженкам встречусь. А, понял. У вас ведь в Граше, говорят, при людях даже до трусов раздеваться запрещено, как и в ЧК. Я тебя что, смущаю?

— Вот еще! — Мизза фыркнула, отчаянно стараясь выглядеть безразлично-высокомерной. — Хоть совсем разденься, мне-то что. Всем известно, что восточные варвары никаких приличий не знают.

— Ну, извини, — Омо пожал плечами. — Не ожидал я никого из Граша встретить. Сейчас переоденусь.

Он выпрямился во весь рост, оказавшись высоким и широкоплечим, закрыл глаза и слегка приподнялся над землей. По его телу заструилась рябь, и тут же оно изменилось. Точнее, изменилась одежда: теперь парень носил длинные синие штаны, какие-то странные гунки со шнурками и толстой рубчатой подошвой и рубашку с короткими рукавами.

— Так лучше? — озабоченно спросил он, опускаясь на землю. — У меня других заготовок для Ракуэна нет, рисовать надо, так-то я здесь голый обычно. Извини еще раз. Значит, ты Мизза из Граша, да? А я из Масарии. Это такой портовый город в Катонии, на юго-восточном побережье. Как твою куклу зовут?

— Бокува, — хотя Мизза и старалась не подавать виду, одетым Омо беспокоил ее куда меньше. Кто их знает, варваров, вдруг бы ему захотелось на нее напасть и изнасиловать? — А твою?

— Мириэра. Только мы с ней давно уже расстались, года три как. Мне строить надоело, ну, мы и разошлись. Сейчас она с… — Он почесал в затылке. — Как ее? А, с Умайей. Умайя Сугой. Она ничего себе девчонка, только несерьезная какая-то, даром что вторая категория. Ну, что со среднешкольницы взять! Я иногда к ним в гости заглядываю, поболтать. Слушай, ты давно рисованием занимаешься?

— Что такое «рисование»? — осторожно осведомилась Мизза.

— Ну, вот это все, — парень обвел рукой окружающий мир: степь, небо, несколько домов, выдуманных Миззой сегодня. — Когда представляешь, и оно появляется.

— А, строю! — сообразила Мизза. — Три периода. Это давно, или как?

— Вообще нисколько! — рассмеялся парень. — Я четыре года с Мириэрой сюда ходил, пока не надоело окончательно. А парочка наших уже лет по шесть или семь занимается, они вообще упертые девчата. Слушай, а категория у тебя какая?

— Что?

— Только не говори мне, что не девиант. Не поверю. Все, кто сюда попадает, девианты. Мириэра говорила, что иначе и быть не может, в виртуальность можно попасть только с помощью развитого эффектора, обеспечивающего нейроинтерфейс. Нормалу сюда хода нет, даже с пятой категорией не подключиться, только с четвертой и выше. Так какая?

— Ты нормально говорить можешь? — буркнула Мизза, отворачиваясь. — Не знаю я, что такое «девиант». И что такое «категория», тоже.

— Да? — озадаченно наморщил лоб парень. — А, вспомнил. У вас в Граше девиантов, кажется, «синомэ» называют. «Взгляд смерти» на каком-то вашем языке. Ты синомэ, верно? Да не бойся ты, я ведь тоже девиант. Правда, категория у меня только четвертая, зато я пальцами могу цвета различать. И с пластика и бумаги ими читать умею. До старшей школы так классно было со шпаргалками — сидишь на контрольной, в дисплей уставившись, одной рукой на тест отвечаешь, а другой в кармане в шпору подсматриваешь! Потом, правда, учителя фишку просекли, чуть из школы не выгнали, когда поймали. Хорошо, директор вступился, господин Сэки, Сэки Арикуй. Ему под семьдесят, но он классный дедуля. У него самого, говорят, племянник девиант. Ты не думай, я не сплетничаю, — поспешно добавил он. — Все и так знают. Между прочим, у нас в школе училась сама Карина Мураций. Ну, не совсем училась, только экзамены экстерном сдавала, зато ее брат с сестрой учились по-настоящему. Фотка Яны Мураций до сих пор на доске почета висит как лучшей ученицы десятилетия. Э… так что ты умеешь? Ты вообще насколько сильная? Сколько килограммов манипуляторами поднять можешь?

Мизза в сомнении посмотрела на него. Синомэ? Он тоже синомэ? И он учится в настоящей школе? И учителя там знают, что он синомэ?

Значит, на Востоке синомэ не ненавидят? И не боятся?

— Я невидимыми руками только пятнадцать килограммов поднимаю, — призналась она. — Хорошо, что я слабая. Была бы сильной, наверное, убили бы сразу.

— Убили? — поразился Омо. — Тебя? За что? За высокую категорию?

— Ну да, — Мизза удивленно взглянула на него. — Сильные синомэ сразу с ума сходят, это всем известно. Их убивают, когда они все крушить начинают. У сана Сифата дочку убили в прошлом году, она весь дом разнесла и двух слуг искалечила.

— Не понял, — Омо потряс головой. — У вас что, регулярный скрининг не проводится? Ну, не определяют, у кого эффектор вот-вот проснется? У нас в возрасте от восьми до десяти малышню каждые три периода поголовно через сканеры прогоняют. Если кого с пробуждающимся эффектором выявляют, сразу отправляют в специальный интернат, где они в ошейниках живут, пока эффектор полностью не проснется. А потом учат с ним управляться. Я в таком два периода проторчал, пока у меня не прорезался. Некоторых, правда, заранее не выявляют, у них внезапно просыпается, но такое редкость. Один случай в год или два на всю Катонию, и категория всегда не выше второй. С первой, кажется, еще ни разу никого не пропустили. И мелких заранее учат, как дел не натворить — ну, там лечь на пол, закрыть глаза, расслабиться и не пытаться двигаться, пока ошейник не наденут.

Мизза села на траву спиной к нему, обхватила коленки руками и угрюмо уткнулась носом в колени. Значит, все действительно может быть иначе? Значит, тот здоровяк, Саматта, не соврал, что у него есть дочери-синомэ? Нет, он не врал, она же видела, но она не верила ему сердцем. А теперь… Значит, у них там, за морем, она могла бы жить, как и другие люди, не скрывая своего уродства? В глазах защипало.

— Эй, ты чего? — парень тронул ее за плечо, и она вздрогнула и сжалась. — Мизза? Ты чего, расстроилась? Нижайше извиняюсь. Что-то я сегодня все время не то говорю. Ну, не плачь. Ты ведь жива. Хочешь, я тебя с остальными операторами познакомлю?

Мизза покосилась на него через плечо.

— Кто такие операторы? — спросила она, лишь бы что-то сказать. Иначе она разревется — а она не хочет реветь перед незнакомым парнем. В конце концов, она уже почти взрослая.

— Ну, люди, которые с куклами связаны. Как ты.

— И как ты?

— Нет, я больше не оператор. Я могу сюда приходить, канал мне оставили, но строить — уже нет. Надоело, вот Мириэра и ушла к Умайе. А где твоя кукла? Куда она делась? Меня Мириэра дольше, чем на десять минут, одного не оставляла.

— Она ищет, — в коленки пробурчала Мизза. — Тех, кто горы строил. И деревни, которые мы не делали. Летает взад и вперед, высматривает. Сказала, чтобы я за ней хвостиком не таскалась, а занималась делом.

— Летает? — поразился Омо. — Высматривает? Зачем? Она же может в любой момент с кем угодно связаться! Она у тебя что, дефектная?.. Ой, извини еще раз. Язык у меня сегодня какой-то слишком длинный. Давай я Мириэру позову, а уж она пусть разбирается. Она у нас координатор, самая умная и все знает. Мириэра! — его голос внезапно завибрировал и заполнил весь мир. — Мириэра! Появись, пожалуйста. Ты нужна.

Мизза вскочила на ноги и отпрыгнула от парня в сторону, сжимая кулаки.

— Ты чего? — ошеломленно спросил тот.

— Это ты чего?! — огрызнулась она. — Ты что сделал?

— Ничего, — пожал тот плечами. — Мириэру позвал. Мизза, ты, главное, не бойся. Все нормально. Здесь же виртуальность, здесь с тобой ничего случиться не может.

Переспросить, что такое «виртуальность», Мизза не успела. Нежно прозвенели невидимые колокольчики, и в воздухе возникло золотистое сияние. Когда оно исчезло, перед ней висели две девочки. Одна — лет десяти или одиннадцати, худая, с длинными волосами, собранными на затылке в конский хвост, с кожей того же цвета, что у Омо, и совершенно голая. Вторая казалась заметно старше. Она носила странное длинное платье из блестящей синей материи, все в складках, сборках и кружевах. На ее груди блестела большая золотая брошь с красным камнем, а темя охватывал серебряный обруч. Белокурые волосы свободно ниспадали по спине до самых пят, а зрачки карих глаз на бледном, как у северян, лице горели ровным зеленым светом.

— День, Омо, — произнесла одетая таким же звенящим серебристым голосом, что и возвестившие ее появление колокольчики. — Рада тебя видеть. О, у нас новенькая. Здравствуй, молодая госпожа. Меня зовут Мириэра.

— Здравствуй, момбацу сама, — несмело проговорила Мизза, рассматривая ее широко распахнутыми глазами. — Я… — Она запнулась.

— Ее зовут Мизза, она из Граша, и она ничего не знает, — встрял Омо. — А ее кукла…

— Между прочим, Омо, она и сама может сказать, — голая девчонка подбоченилась. — А ты со мной не поздоровался, нахал. Раз в полгода заглядываешь, и даже «здрасьте» забываешь сказать! Ты как, уже перестал играть с куклами своей сестры?

— Умайя, — прозвенела Мириэра, — оденься. Ты смущаешь госпожу Миззу.

— Да? — девчонка удивленно посмотрела на куклу. — Ну, как скажешь… — Она окуталась дымкой и вдруг оказалась одетой в короткие трусы и майку. — Так лучше?

Умайя плавно опустилась на траву, сложила руки перед животом и низко поклонилась.

— Госпожа Мизза, — проговорила она, выпрямляясь. — Я рада приветствовать тебя в Ракуэне. Всегда хорошо, когда видишь здесь новые лица, особенно персон из новой страны. У нас еще никого не было из Граша, ты первая. Ничего не бойся. Здесь ты в безопасности и среди друзей. Никто и ничто не причинит тебе вреда.

— Спасибо, момбацу сама… — ошеломленная, Мизза запнулась. Она поняла, что забыла, как зовут куклу.

— Мириэра. Мое имя — Мириэра. Оно для тебя непривычно, так что не волнуйся, если не запомнишь сразу. Мой нынешний оператор — Умайя Сугой из Масарии, юноша рядом с тобой — мой предыдущий оператор, Омо Сирой из того же города. В Катонии, как и в Граше, принято называть людей по имени, так что зови их Умайя и Омо. Рада знакомству, госпожа Мизза. Прошу благосклонности.

— Между прочим, я тоже рада знакомству, и меня можно звать просто Ума, потому что Умайя — слишком длинно, — девчонка опустилась на траву рядом с куклой. — Но я не знала, что кто-то из Художниц сменил оператора.

— Я тоже, — кивнула Мириэра. — Еще на днях и речи о том не шло. Госпожа Мизза, а как зовут твою куклу?

— Бокува… — растерянно проговорила Мизза — и отпрянула, когда глаза Мириэры вдруг вспыхнули ярким пламенем.

— Бокува?! — радостно зазвенела кукла. — Неужели она проснулась и смогла подключиться? Госпожа Мизза, я так рада! Наконец-то мы ее нашли! О, мы так рады! Я оповещаю всех… но где же она? Почему ее здесь нет?

— Я здесь, Мириэра, — голос Бокува обрушился сверху словно ледяной водопад.

Кукла висела в сажени над ними, и небо над ней стремительно темнело, наливаясь угрожающим багровым мраком. В ее руках громко гудели желтые мечи, и таким же желтым пламенем горели глазницы.

— Я здесь, Мириэра, — повторила Бокува, и ее блуза затрепетала под налетевшим порывом ураганного ветра. — Приготовься умереть.

— Бокува! — растерянно прозвенела Мириэра. — Что ты говоришь? Когда ты пропала, мы долго тебя искали, но канал не устанавливался…

— Умри! — крикнула Бокува — и разъяренным коршуном рухнула вниз с клинками, нацеленными на Мириэру. Та не успела даже пошевелиться, когда огненные мечи вонзились в нее — и в тот же миг пространство вокруг Миззы взорвалось водоворотом ослепительных красок и какофонии пронзительных звуков. Ее закрутило и завертело во все стороны, и она завизжала, зажимая руки ушами и зажмуриваясь, чтобы спастись от взбесившегося мира.

И тут все кончилось.

Мизза осторожно приоткрыла глаза. Она висела посреди бесконечной во все стороны жемчужной серости без малейших признаков холмов, домов, деревьев и даже гор вдалеке. Вокруг царила абсолютная тишина, и девочка на мгновение испугалась, что совсем оглохла. Она испуганно кашлянула, и звук глухо отдался в окружающем воздухе. Нет, не оглохла. Она завертела головой. Бокува безжизненно висела чуть в стороне. Ее разноцветные глаза оставались открытыми, но совершенно безжизненными, бессмысленно вперившимися в никуда.

Мизза подплыла к ней и осторожно потрясла за плечо.

— Бокува! — позвала она. — Бокува, проснись! Ты меня слышишь?

Бокува не реагировала. Она все так же безжизненно смотрела в окружающее их ничто, и ее неподвижное лицо впервые стало похожим на лик деревянного идола.

— Бокува! — Мизза тихонько всхлипнула. — Ну зачем ты снова…

Серый мир вокруг мигнул — и погас окончательно.

Мизза открыла глаза. Она лежала у себя на кровати, прижимая куклу к груди, и Изумруд Фибулы Назины высоко в небе мерцал тем же зеленым светом, что и глаза куклы Мириэры.

18.07.858, земледень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

Отсюда, с крыши склада, в зеленовато-желтой мгле прибора ночного видения детали разбирались плохо. Человеческие фигуры в темном переулке выглядели бесформенными силуэтами, а голоса в наушнике направленного микрофона казались искаженными и механическими, словно скверно синтезированные компьютером. Ну ничего. Заранее укрытые в переулке камеры дадут картинку, вполне пригодную для следственных действий. От завода несло острыми химическими запахами — похоже, директор знал, кому и сколько давать, чтобы они смотрели в другую сторону от изношенных фильтров. Павай пошевелился, устраиваясь поудобнее на жестком покрытии, чем заработал неодобрительный косой взгляд лежащего рядом оперативника. Да, все-таки возраст чем дальше, тем больше дает о себе знать, и проторчать несколько часов холодной ночью в засаде для него уже совсем не так просто, как раньше.

— Что-то я раньше тебя не видел, — проскрежетал в наушнике голос бандита. — Где Михай?

— Курит в прохладе, — буркнул изображающий из себя сутенера охранец. — Взяли период назад. Слышь, ты не по делу базаришь много. Берешь или нет?

— Старая она какая-то. И толстая, — в переулке на мгновение мелькнул свет фонаря. — Чё сами-то не пользуете? Клиенты нос воротят?

— Упрямая слишком. Дважды пыталась к ищейкам рвануть, во второй раз еле перехватили. Да какая старая, ты чё бухтишь, в натуре? Во, паспорт ее, видишь? Написано же — двадцать два.

— Вон, на стене тоже написано… Сколько хочешь?

— Двести.

— Да ты совсем шизанулся? Двести кусков за такую? Я ее и за сотню не толкну. Пятьдесят.

— Да ты ее за триста сдашь. Ладно, сто восемьдесят.

— Да за какие триста? Старая, жирная и строптивая. Семьдесят.

— А может, я за нее еще и доплатить должен? Да меня завалят, если я тебе ее даром отдам! Сто пятьдесят.

— Сто.

— Сто тридцать. Это последнее слово, я сказал. Не хочешь — ты не один в деле.

— Ладно, сто тридцать. По обычной схеме.

— Нет. Сказано же — бумагой. Прямо сейчас. Ты чё, не принес?

— …! Задрал. На, подавись.

— …смотри-ка, не кукла. Все, бери эту дырку, а я валю отсюда.

Оперативник грубо пихнул ногой скорчившуюся у его ног женскую фигуру, сел в машину и, не включая фар и габаритных огней, вырулил из переулка. Микрофон донес до Павая тихий женский стон.

— Ты, прошмандовка! На ноги встала, быстро. В машину! — скомандовал бандит. — Дернешься или пискнешь — морду попорчу. Авось до Граша заживет.

Женская фигурка покорно поднялась на ноги, неуклюже из-за скованных за спиной рук, и, шатаясь, поплелась к небольшому фургончику. Хлопнула дверь, затарахтел мотор, и фургон вырулил на дорогу.

— Здесь Та-3, веду объект, — прошелестело в наушниках.

— Первый — всем группам, — тихо откликнулся лежащий рядом с Паваем оперативник. — Работаем «карусель» по основному плану. Третий, держись на пределе дальности. Отбой.

Охранец поднялся, бесцеремонно сдернул с Павая наушник и, подхватив «пушку» микрофона, затрусил к миниатюрному вертолету слежения, уже начинавшему бесшумно раскручивать лопасти. Паваю он не сказал ни слова, чему тот нимало не огорчился. Он и так напросился в операцию балластом — просто чтобы лично убедиться в безопасности вздорной девчонки. Его дальнейшее участие в слежке не предполагалось. Вся операция вообще была задумана и проведена наперекор желанию Яны, настаивавшей, что сумеет самостоятельно просигналить о своем местоположении. Ох уж эта самоуверенная молодежь, которой море выпить — что чихнуть!

Самоуверенная?

Запись допроса сутенера он просмотрел на три раза, постоянно отматывая назад и пересматривая некоторые эпизоды. Ужас. Панический ужас — вот что читалось на лице ублюдка каждый раз, когда он осмеливался оторвать взгляд от пола. Катонийца буквально трясло от одного звука голоса Яны — самого обычного женского голоса, спокойного и без малейших следов угрожающих ноток. Как она сумела так сильно его запугать? Павай знал этот тип преступников — самоуверенные и дерзкие, они продолжали нагличать, даже давая показания, бравируя собственными жестокостью и безжалостностью. Чтобы сломать его до такой степени, не оставив на теле следов, даже опытному следователю пришлось бы изрядно поработать — с применением методов, о которых писать в газетах не принято. Пара часов тяжелой и неприятной работы, не меньше. Она же, не имея никакого опыта, управилась за… полчаса? тридцать минут? Или даже быстрее?

Криминалист, кряхтя, поднялся с крыши, отряхнулся и пошел к выходу на лестницу. ПНВ он отключил загодя, чтобы не поймать случайный луч света из приоткрытой двери, а потому в темноте дважды запинался о какой-то мусор. Спасибо, что дождь так и не собрался пойти, а то быть бы ему сейчас не только грязным и голодным, но еще и мокрым. Он сбежал на шесть пролетов вниз, кивнул сонному охраннику у входа и вышел на стоянку.

Его автомобиль стоял рядом со входом в здание. Свет от фонарей отражался от бокового стекла, и что в машине есть кто-то еще, он заметил, только когда опустился в водительское кресло. Темная фигура шевельнулась на сиденье рядом, и он замер, не успев выдернуть пистолет из-за отворота темной куртки, когда щелкнул выключатель верхнего света.

Графиня Циннана Подосиновик сладко потянулась и широко зевнула, деликатно прикрыв рот ладошкой.

— Между прочим, могли бы назначить операцию и на полдень, — с упреком сказала она. — А то сиди в этом гадком вонючем месте и жди ночь напролет. Фу, как низко!

— Дама Подосиновик… — пробормотал ошарашенный криминалист. — Как ты здесь…

— Мы же, кажется, давно накоротке, — графиня капризно надула губки. — Пава, милый, отвези меня куда-нибудь отсюда. — Она снова зевнула и прильнула к его плечу, поглаживая ладошкой по груди. — Ты такой сильный…

— Я еще и женат, дама Подосиновик, — отрезал криминалист, по возможности аккуратно отстраняя ее. — Между прочим, на женщине, от которой у меня трое совершеннолетних детей. Как ты оказалась в моей машине?

— Боба оказался настолько любезен, что объяснил, где ты сидишь в засаде, — графиня опять надулась. — Я оделась незаметно, как настоящий детектив, взяла такси и приехала сюда. А сторож у входа на завод посмотрел в другую сторону всего за тысячу, да еще и пообещал, что никому обо мне не скажет. А двери ты не запер. Я ведь все правильно сделала, милый?

Она выпрямилась на сиденье и покачала плечами, давая оценить свой наряд. Возможно, она действительно пыталась одеться поскромнее, но… Черные шелковые лосины и свитер тончайшей шерсти в обтяжку, тоже черный, но с серебряными блестками на груди, старательно подчеркивали все соблазнительные выпуклости и впадины ее фигуры — и тот факт, что лифчика она не носила. Незаметной в такой одежде она могла остаться только где-нибудь на конкурсе красоты — да и то лишь среди претенденток на первое место. А обулась она — спаси нас Единый! — в высокие черные сапоги на тончайших шпильках. Интересно, она никогда не задумывалась, что сыщикам иногда и бегать приходится?

— Дама Подосиновик! — сквозь зубы проговорил капитан. — Во-первых, перестань называть меня «милым», а графа Уцуя — «Боба». Во-вторых, у меня сейчас деловая встреча…

— Я Бобе говорила, что назначать встречи заполночь — дурной тон, — графиня фыркнула и задрала нос. — Но нет, он у нас сильный решительный мужчина — такой же сильный и решительный как ты, Павочка, — графиня игриво пихнула Павая локотком в бок. — А для решительного мужчины ночью самый разгар работы — банк ограбить, бандита поймать или просто в ресторане разгуляться… Ну что же, я, слабая ветреная женщина, вынуждена под вас подстраиваться. А станешь вредничать, — она грозно нахмурилась, — я вам никогда не скажу, что выяснила насчет «Финансового агентства Морока», вот так!

— «Агентства»? — напрягся Павай. — Что ты выяснила?

— Э, не-ет! — графиня Циннана шаловливо покачала пальчиком у него перед носом. — Сначала ты скажи, как меня зовут. Если назовешь еще раз «дамой Подосиновик», обижусь окончательно. Так как?

— Циннана, — подавив тяжелый вздох, сообщил капитан.

— Не-а. Еще раз — как меня зовут, Павочка, милый?

— Цина, — покорно откликнулся Павай.

— Ура! — графиня победно махнула в воздухе кулачком. — Наконец-то! И не забывай больше. А теперь поехали.

Она погасила верхний свет, откинулась на спинку и деловито пристегнулась.

— Куда? — не понял Павай.

— На встречу с Бобой, разумеется, куда ты и намеревался. Ему тоже окажется интересно, милый, вот увидишь. А я, слабая глупая женщина, подремлю, пока мы едем.

Она поерзала и, склонившись вбок, устроила свою прелестную головку у Павая на плече. Тот скрежетнул зубами, но отпихивать ее не стал. Бесполезно. И как у скромных вежливых девочек наподобие сестер Мураций может иметься такая родственница-вертихвостка? Кстати, она так и не уточнила, в каком родстве с ними состоит. «Тетушка»? Разве что как фигура речи. Вряд ли у аристократки с такой рафинированной родословной может иметься брат или сестра в Катонии — не говоря уже, что, как широко известно, Карина и Яна Мураций — круглые сироты. И сколько графине лет, тоже непонятно. Судя по сторонним источникам, не меньше сорока, но фору даст и двадцатилетней — хоть по фигуре, хоть по энергичности, хоть по интеллекту, который она так скверно маскирует под маской вздорной глупой бабы. Ну ладно, пока она играет на правильной стороне, ее чудачества можно и стерпеть.

Он завел мотор и выехал со стоянки.

20.07.858, перидень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

— Итак, я слушаю.

Ледяные нотки в голосе Верховного Князя могли бы заморозить даже полярных медведей. Сидящие вокруг большого круглого стола генералы синхронно поежились и уставились на светящуюся в центральном дисплее большую карту Северного Сураграша. Министр обороны, наоборот, плотно сжал губы и в упор уставился на оой-графа Белого Пика. Тот, однако, не обратил внимания на гримасу своего непосредственного начальника.

— Наши войска успешно удерживают занятые позиции, — напыщенно заявил начальник Генштаба. — Они отбивают все атаки бандитов, неся минимальные потери. На данный момент затраты на операцию ненамного превосходят ожидаемые, а большинство намеченных нами целей полностью достигнуты…

— Вот как? — перебил его Тайлаш Полевка. — Рыцарь Белый Пик, не пробежишься ли еще раз по списку этих целей и не расшифруешь ли, как именно они достигнуты?

— Да, Повелитель, — важно кивнул оой-генерал. — Одну минуту…

Он вызвал в свой персональный дисплей какие-то документы и принялся в них копаться.

— Цель первая — обеспечить полный контроль области Чукамба военными средствами, не допуская дальнейших провокаций со стороны противника. Цель вторая — ликвидировать основные опорные пункты бандформирований, лишив их снабжения оружием, боеприпасами и продовольствием. Цель третья — продемонстрировать местным жителям наши миролюбивые намерения с потенциальной возможностью проведения в будущем референдума о добровольном присоединении к Четырем Княжествам на правах провинции. Первая цель, как я уже упомянул, достигнута полностью — наши войска контролируют все стратегически важные точки. Ликвидация основных опорных пунктов боевиков также в основном завершена, только два из них продолжают оказывать сопротивление. Но операции по их зачистке завершатся не позднее сегодняшнего вечера. Кроме того, наши войска по возможности избегали потери среди мирного населения. Министерство внешних сношений, — он бросил недружелюбный взгляд на устроившегося на стуле у стены Кроша Сноповайку, — занимается проведением агитации, но эта деятельность уже меня не касается.

— Все?

— Да, Повелитель.

— Замечательно, — Верховный Князь обвел генералов нехорошим прищуренным взглядом. — Рыцарь Белый Пик, ты почти слово в слово повторил доклад Генштаба, который лег мне на стол вчера утром. Ничего не хочешь добавить от себя?

— Нет, Повелитель.

— Еще замечательней. А теперь позволь мне изложить свое мнение на данный счет.

Тайлаш резко встал, так что его кресло на колесиках далеко откатилось назад, и принялся прохаживаться вдоль стола, заложив руки за спину.

— Рыцарь Белый Пик, ты заявил, что наши войска полностью контролируют область Чукамба. Контроль подразумевает как минимум, что движение войск противника там должно быть практически полностью прервано. Перемещаться могут только мелкие группы, пешком, ночью или же под прикрытием естественных укрытий — глубоких ущелий, густых лесов и так далее. Однако…

Он склонился к своей консоли и вызвал в центральный дисплей спутниковые снимки.

— Однако по фотографиям, сделанным не далее как вчера днем, прекрасно видно, что по Чукамбе активно перемещаются не то что мелкие группы, но и целые колонны грузовиков, принадлежащих отнюдь не нам — и даже наверняка не мирным жителям. А приданная группе вторжения авиация не делает ни малейших попыток накрыть эти колонны. И я хорошо ее понимаю — после того, как Седьмая воздушная армия потеряла от зенитных ракет восемнадцать штурмовиков и полтора десятка атакующих вертолетов, ее командованию хватило мудрости ограничить полеты в опасных зонах. Ах, да, прошу прощения, уже двадцать штурмовиков, если вспомнить о вчерашнем инциденте. Каждый из самолетов, если мне не изменяет память, стоит около восьмисот миллионов гривен, а вертолеты — около четырехсот пятидесяти. Сколько там получается в сумме?

Верховный Князь вскинул руку, предупреждая реплику начальника Генштаба.

— Рыцарь Белый Пик, ты уже сообщил, что тебе нечего добавить к официальной сводке. Так что пока что послушай меня. Далее, об опорных базах боевиков Дракона. По утверждению военной разведки, армия бомбовыми ударами и десантом ликвидировала пять основных баз, уничтожив по крайней мере четыреста боевиков, — Верховный Князь оторвался от консоли и неторопливо пошел вокруг стола в сторону оой-графа. — Если — если! — верить твоей разведке, на двух блокированных сейчас в горах базах Дракона находится еще до сотни. Итого — примерно пятьсот. Я не стану ставить эти цифры под сомнение. Однако даже по весенним данным и военной разведки, и СВР количество бойцов у клана Снежных Вершин, по самым осторожным оценкам, составляло не менее тысячи трехсот. Значит, не менее восьмисот боевиков сейчас свободно разгуливают по всей Чукамбе. Подчеркиваю — свободно разгуливают, пользуясь своим великолепным знанием территории. И местонахождение главы клана, Мара Сумумбая, равно как и его троих Старших Когтей, до сих пор не установлено. А наши войска по большей части не рискуют покидать собственные укрепленные лагеря и крупные селения — не в последнюю очередь из-за того, что идиотский выбор целей для воздушных ударов во время вторжения поголовно восстановил против нас и мирное население, которое оказывает бандитам активную поддержку. Так что заявления об установлении контроля над Чукамбой, равно как и об истреблении Дракона, рыцарь Белый Пик, являются, мягко говоря, необоснованными. Кое-кто мог бы даже сказать — намеренно вводящими меня в заблуждение. Ты можешь прокомментировать данную ситуацию?

Белый Пик промолчал.

— Тогда, возможно, ты сможешь ввести меня в курс вчерашней операции, — Тайлаш остановился за плечом Белого Пика. — Той, где Генштаб намеревался установить контроль над Трехгорным перевалом. Я слушаю, рыцарь Белый Пик.

— Никакой операции не проводилось, — резко ответил оой-генерал. — Несколько мобильных отрядов проводили рекогносцировку местности. Встретив сопротивление противника, они в строгом соответствии с полученными приказами не приняли бой и отступили.

— Вот как? — приподнял бровь Тайлаш. — А у меня имеются совсем иные сведения. С докладом СВР, полагаю, все присутствующие смогут ознакомиться сами. Возможно, кто-то даже обнаружит что-то новое для себя. Скажем, что наши солдаты просто разбежались от внезапных приступов панического ужаса. Или что они бросили средства спутниковой связи с активированной системой криптозащиты и свободно доступными секретными ключами, из-за чего сейчас вся армейская и правительственная связь вынуждена срочно менять коды. Но вот материал, который поступил в мое распоряжение только сегодня утром, я, пожалуй, озвучу лично.

Верховный Князь неторопливо направился вокруг стола к своей консоли.

— Запись за номером один. Как уже известно некоторым присутствующим, два дня назад инженеры из Сураграша передали МВС систему для поддержки связи с нынешним сурашграшским правительством — тем, что контролируется Панариши и Кариной Мураций. И система работает безупречно. Мы удостоверились в том сегодня утром, когда через нее пришло сообщение от генерала Дентора Пасура. Кое-кто из вас с ним уже знаком, но еще раз послушать полезно всем.

Он шевельнул пальцем в сенсорном поле консоли, и в центральном дисплее появилось изображение мужчины в полевой форме. Судя по гусеничной БМП со знаками армии ЧК, рядом с которой он стоял, он являлся настоящим гигантом — куда выше сажени ростом. Пожалуй, габаритами он вполне мог потягаться с малорослым троллем.

— Сообщение для командующего операцией «Рассвет» армии Четырех Княжеств в области Чукамба генерала графа Сапара Огненного, — ровно произнес он. — Я генерал Дентор Пасур, командующий вооруженными силами Республики Сураграш в Северном военном округе. Вчера около полудня мотопехотные армейские части Четырех Княжеств предприняли попытку силой завладеть Трехгорным перевалом на границе областей Чукамба и Старх. Несмотря на то, что ранее офицеры вашей армии в частности и правительство Четырех Княжеств в целом неоднократно предупреждались о принадлежности данного перевала Республике, а также на попытки переговоров во время инцидента, в конечном итоге ради самообороны мы были вынуждены применить встречную силу. Нами рассеяно три мотострелковые роты с номерами 8412, 8426 и 8580, захвачены восемь БМП, а также большое количество дополнительного снаряжения. В плен взято девяносто восемь солдат и офицеров, не сумевших сориентироваться на местности и вернуться в расположение своих частей самостоятельно. В ходе атаки войск ЧК два штурмовика вашей армии типа «Ра-8» — бортовые номера Ти-093 и Ти-097 — попытались нанести удар по нашим позициям и были уничтожены. Их пилоты катапультировались и также взяты в плен. Передача пленных армии ЧК будет осуществлена сразу после того, как мы найдем хоть кого-то, готового их принять. Полный список пленных приложен к сообщению.

Гигант наклонился вперед, к камере.

— Довожу до сведения всех заинтересованных лиц, — его голос угрожающе понизился, — что на сей раз мы предприняли все усилия для бескровного разрешения конфликта — и чудом преуспели. Совсем не факт, что такое же чудо нам удастся повторить и в следующий раз. Неужели армия Четырех Княжеств несет мало потерь в сражениях с Драконом, что вы хотите поссориться еще и с нами?

Он выпрямился.

— Мы ожидаем, что правительство Четырех Княжеств компенсирует нам затраты на поиск заблудившихся и содержание пленных, а также заберет их обратно как можно быстрее, — прежним спокойным тоном произнес он. — Генерал Дентор Пасур, конец записи.

— Поступят ли комментарии со стороны начальника Генерального штаба? — светским тоном осведомился Верховный Князь.

— Наглая ложь! — прохрипел Белый Пик, стискивая лежащие на столе кулаки. — Ложь и клевета!

— Вот как? — тон Тайлаша остался все таким же светским, словно он рассуждал о вчерашней погоде. — Ну что же, тогда мы очень легко их опровергнем, как только несуществующие пленные не смогут вернуться на родину. Спецпредставитель Совета регентов, вайс-граф Бездонные Топи, уже отправился в Чукамбу для обеспечения контроля за сиим невозможным процессом и лично запишет их показания, уличающие во лжи генерала Пасура. Кстати, рыцарь Белый Пик, не пояснишь, откуда генералу Пасуру известна личность командующего операцией и даже ее название? Или мне придется сделать вывод, что разведка грязных сураграшских оборванцев, как ты их не раз называл, без особых проблем имеет доступ к секретным армейским документам? Возможно, мне следует отменить смену кодов связи за бессмысленностью данной операции?

Белый Пик, багровый от прилива крови, только хватал ртом воздух.

— А теперь мы посмотрим еще одну запись, полученную из Сураграша по той же системе связи за четверть часа до того, как я отправился сюда.

— Карина Мураций, Кисаки Сураграша, покорнейше просит принять свои лучшие приветствия Верховного Князя Тайлаша Полевку, Вседержащего Повелителя Четырех Княжеств.

Лицо Карины Мураций выглядело строгим и сосредоточенным. Несмотря на голую и потертую каменную стену у ней за спиной запись, похоже, велась высококлассной студийной голокамерой.

— Меня только что проинформировали о вчерашнем инциденте на перевале Трехгорья. Выражаю свои сожаления по поводу случившегося. По всей видимости, произошло недоразумение, и армия Четырех Княжеств случайно перепутала отряды наших пограничников, защищающие перевал, с недобитыми бандитскими шайками Дракона. Приношу свои нижайшие извинения за инцидент и выражаю искреннюю надежду, что подобного больше не повторится. Генерал Пасур превысил свои полномочия, отправив свое сообщение без согласования со мной. Он строго предупрежден о недопустимости подобных действий, и такое тоже больше не повторится. Надеюсь, инцидент не повлияет на успешно складывающиеся отношения между нашими государствами.

Она низко поклонилась.

— Напоминаю также, что Республика Сураграш не претендует на долину Чукамба и не рассматривает ее как часть своей территории, ни сейчас, ни в обозримом будущем. Также мы снова предлагаем свою помощь в ликвидации бандитов в Чукамбе, в первую очередь — предоставление подробной информации о местонахождении их тайных баз и наземных путях перемещения людей и грузов. Выражаю свою искреннюю уверенность в плодотворности дальнейших наших с вами отношений. Карина Мураций, конец записи.

— Таким образом, — Верховный Князь снова неторопливо пошел вокруг стола, — мы фактически получили международную ноту протеста, хотя и закамуфлированную под извинения. Тот факт, что Республика Сураграш пока что не признана нами официально, ничего не меняет. Рыцарь Белый Пик, мне помнится, что в самом начале конфликта я лично озвучил перед Генеральным штабом приказ ни при каких обстоятельствах не вторгаться на территорию, которую правительство Панариши и Мураций считает своей, не поддаваться ни на какие провокации, если таковые случатся, а также ни при каких — подчеркиваю, ни при каких! — обстоятельствах не атаковать позиции сураграшского ополчения и не провоцировать их на ответные действия иными способами. Надо полагать, ты забыл данный приказ? Или ты полагаешь, что мои указания не являются для тебя обязательными к исполнению?

Он остановился рядом с начальником Генштаба, и тот начал медленно подниматься, тяжело опираясь на стол.

— Повелитель, — прохрипел он, оттягивая пальцем воротник кителя, — по всей видимости, меня ввели в заблуждение мои подчиненные. Виновных выявят и строго накажут…

— Безусловно, — перебил его Тайлаш. — Выявят и накажут. Только, боюсь, без твоего участия. Оой-граф оой-генерал Белый Пик, нашим приказом как Верховного главнокомандующего ты освобожден от должности начиная с сего момента. Как твой сюзерен мы приказываем тебе вернуться в родовое имение и не покидать его без получения нашего явного разрешения. Временно исполняющим обязанности начальника Генштаба до утверждения его Советом регентов и министром обороны назначается командующий ракетными войсками граф оой-генерал Моторой Диколесье.

— Ты не можешь… — теперь Белый Пик почти рычал.

— Что? — изумленно переспросил его Верховный Князь. — Рыцарь Белый Пик, мне послышалось, или ты и в самом деле пытаешься открыто призывать к неповиновению?

По углам конференц-зала синхронно шевельнулись его доселе незаметные телохранители.

— Нет, Повелитель, — оой-граф обмяк. — Слушаю и повинуюсь, Повелитель.

— Очень правильно, — одобрил его Тайлаш. — Кстати, твой допуск к гостайне тоже отозван. Прошу немедленно покинуть помещение, у тебя больше нет права здесь находиться. Топтобой, передай охране, чтобы рыцаря Белого Пика вывели с территории немедленно. И пошли своего человека проконтролировать.

— Да, Повелитель, — почти прошептал оой-граф. Пока он, словно побитая собака, в сопровождении одного из телохранителей Тайлаша плелся к выходу из конференц-зала, его провожало полтора десятка взглядов — ошеломленные и испуганные, а некоторые откровенно торжествующие и злорадные.

— А теперь, — когда за ним захлопнулась тяжелая дверь, сказал Верховный Князь, — я хочу услышать, что рыцарь Диколесье думает о сложившейся в Чукамбе ситуации и путях ее разрешения.

21.07.858, огнедень. Северо-западный Граш, город Тахтахан

Мужчин Суэлла ненавидела. Она не слишком-то любила их еще до того, как оказалась в этом проклятом всеми богами месте, но здесь… Если бы она могла, она не задумываясь истребила бы всех, у кого между ногами болталось их неоценимое, как им казалось, сокровище.

Она молча сидела на краю застеленной кровати и ждала. Мужчина, вошедший в душную комнату с крохотными окнами, плотно закрыл за собой дверь, задвинул засов и остановился, ее разглядывая. Суэлла, как и положено правильно воспитанной шлюхе, уставилась в пол. Да и что на него смотреть в быстро сгущающемся вечернем сумраке? Все равно толком не разглядишь. Третий за сегодня. Сколько их побывало в ее койке за год непрекращающегося кошмара — полтысячи? Тысяча? Она не считала. Не меньше двоих ежедневно, если не считать нечистых дней. Зачастую — трое. Иногда — пятеро или шестеро. Высокие и низкие, толстые и худые, мускулистые и жирные, бородатые и гладко выбритые, они всегда интересовались ей только с одной точки зрения: своей похоти. Хорошо хоть мало кого из них хватало дольше, чем на пять минут сопения. Потом очередной вонючий самец засыпал, и она могла отдохнуть, неподвижно уставившись в потолок и безнадежно мечтая о смерти.

Нельзя. За ее сопротивление, тем паче — освобождение, заплатят своими жизнями двое других — да и куда ей бежать, навек опозоренной? Никакая сила, сокрытая в ее манипуляторах, не спасет ее от бесчестия. А за свободу в смерти — умрут еще пятеро. У нее не остается другого выхода, кроме как терпеть и ждать, когда ее, наконец, сочтут слишком изношенной для работы.

— Как тебя зовут? — нарушил молчание мужчина.

Суэлла медленно подняла взгляд.

— Как тебя зовут, девочка? — повторил он.

— Никак,господин. Как тебе угодно. Зови меня любым именем.

— Вот, значит, как? — прищурился мужчина. — Любым? Семью позорить не хочешь?

Суэлла промолчала.

— И все-таки — как мне тебя называть? «Эй, ты»?

— Как тебе угодно, момбацу сан, — почти прошептала Суэлла, снова опустив взгляд. — Я откликаюсь на любое имя. Как я могу услужить тебе?

Нотки ненависти все-таки прорвались в ее голосе, и мужчина их расслышал. Он в два шага пересек каморку и ухватил ее за плечо. Она заставила себя закаменеть и скрутить манипуляторы в тугие клубки, чтобы ненароком не хлестнуть его. Сейчас он ее ударит.

— Гордая, — удивленно констатировал он. — Ну и ну! Да, гордячка, точно. Редкая птица в таком месте. Как же тебя угораздило?..

Он опустился рядом с Суэллой на кровать и устало потер ладонями лицо. От него пахло потом — несильно, еле слышно. Похоже, он относился к тем редким экземплярам, что давали себе труд мыться хотя бы раз в неделю. Ну, хоть за то спасибо. Когда тебя трахают, глаза можно зажмурить, но нос не зажмешь. Вонючек она поубивала бы в первую очередь.

— Ладно, вояка без сабли, — наконец сказал мужчина. — Можешь ты мне услужить. Спать я хочу. Трое суток без сна, глаза слипаются. Сейчас я лягу и захраплю. Твое дело не мешать до утра. Застучит кто в дверь — гони в три шеи. Ясно, бой-баба?

Бой-баба? Неужели в темноте он сумел разглядеть, что она тарсачка? Или просто ляпнул? Как давно она не слышала этой презрительной клички! Год назад за такие слова она могла изувечить на месте, и любая сестра с ней согласилась бы не раздумывая. Но теперь… Она отдала бы все, кроме чести, лишь бы ей не могли бросить в лицо ничего более обидного! Только теперь у нее и чести-то нет.

— Так ясно или нет? — переспросил мужчина. — Или говорить разучилась?

— Мужчины приходят ко мне не за тем, чтобы спать, — она наконец-то решила вглядеться в него повнимательнее, но в мраке комнаты смогла разглядеть лишь длинные залысины, крупный горбатый нос и густую бороду с обильной проседью.

— Если попробуешь сказать, что я не мужчина, язык выдерну, — пообещал гость. — Но я пришел отоспаться. Хочешь, спи сама, не хочешь, сиди как дура на полу всю ночь. Разбудишь перед рассветом.

Он сбросил с ног гунки и не раздеваясь завалился на грязную постель к стене. Через минуту он действительно уже храпел — не слишком громко, с легким присвистом. Суэлла недоуменно смотрела на него через плечо. Он что, заплатил деньги только за то, чтобы вот так заснуть? Он дурак?

Впрочем, ей так лучше. Если хочет, пусть храпит. А утром он исчезнет, а она останется здесь. И снова бесконечной чередой пойдут ненавистные мужики.

Она осторожно поднялась с постели. Много бы она дала за то, чтобы сейчас выйти во двор и увидеть восходящий на небо огненный хоровод Звездного Пруда, вдохнуть освежающую вечернюю прохладу, омыться из питающего священный фонтан резервуара нагревшейся за день водой… Нельзя. Если кто-нибудь из надзирательниц увидит, что она оставила клиента, завтра целый день на солнцепеке без воды и еды ей обеспечен. Если же дойдет до Тиксё, этой безумной стервы…

Она опустилась в угол, оперлась спиной о стену и уперлась лбом в колени. Так она может просидеть долго — и даже спать. Она услышит, если клиент проснется. А лежать рядом с ним она не намерена.

Почему, почему Назина дала такую силу сумасшедшей шлюхе Тиксё? Суэлла никогда особо не верила в богов, пусть даже некоторые из ее домашних подруг ревностно выполняли обряды. Боги? Если они и существуют, то где-то вдали, на небесах, предоставив смертных самим прокладывать себе путь в жизни. Торжественные песнопения жриц, важные процессии жрецов и северных попов всегда оставались для нее театральными представлениями, а сами жрецы — актерами. И цель они преследовали типично актерскую: стрясти побольше денег с благодарных зрителей. Да и четыре года в университете мало способствуют религиозности. Но Тиксё действительно владеет магией. Настоящей магией — или тем, что ужасно на нее похоже. Пока что ей доставляет удовольствие истязать Суэллу без применения своей странной силы, но рано или поздно решит, что можно поиграть и по-иному. И тогда Суэлла превратится в такую же безмозглую похотливую самку, как и другие несчастные женщины, что уже подверглись магическому удару.

Ну что же, по крайней мере, она перестанет осознавать, что с ней происходит. А тело — просто кусок мяса. Что станет с ним, уже не важно.

Но как же все-таки страшно ожидать той минуты!

Мужчина ровно похрапывал на кровати и просыпаться, кажется, не собирался. Неожиданно Суэлла почувствовала к нему слабую благодарность. В конце концов, он мог изнасиловать ее, как и остальные. Если когда-нибудь ее сладостные кошмары, в которых она убивает налево и направо, станут реальностью, его она убьет последним.

Она глубоко вздохнула и чутко задремала.

22.07.858, вододень. Средний Сураграш, воспитательно-исследовательская база «Кураллах»

— И все равно не понимаю.

Палек еще раз обошел вокруг мерцающего в центре лаборатории искристого клубка. Внутри изображения медленно роилась золотая пыль, вспыхивали и гасли замысловатые переплетения разноцветных линий, а поверхность изображения все время выпускала и снова поглощала небольшие неровные щупальца. Клубок в целом очень напоминал нерешительную амебу, не могущую сообразить, куда ей двигаться дальше.

— По-моему, куда логичнее было бы замкнуть нейроинтерфейс на головной мозг, а не на спинной. Все равно для использования манипуляторов и прочих компонентов требуется волевое усилие. Я, конечно, не претендую на глубокое понимание, но, кажется, использовать возможности эффектора оказалось бы проще без посредника в виде телесной моторики. Майя?

— Я колебалась, — Демиург, на сей раз нацепившая на себя маску десятилетней девочки в катонийской школьной форме, легкомысленно поболтала ногами в белых гольфах, не достающими до пола. Глубокое плюшевое кресло, в котором располагалась ее проекция, по сравнению с ней казалось просто гигантским. — С одной стороны, так действительно проще осваивать управление эффектором. С другой — рефлекторная моторика куда удобнее в долгосрочной перспективе, когда пользователь привыкает к ощущению «дополнительных рук». При прочих равных условиях волевые усилия требуют более высокой концентрации внимания.

— Угу, — согласился Биката. — Та же проблема, что и с программированием чоки. В вычислительном ядре сложные шаблоны движений просчитывать проще, поскольку мощности выше. Но там возникает масса проблем с распараллеливанием вычислений, с взаимодействием процессов, со стабильностью драйверов, с задержками при передаче сигнала на конечности и так далее. Чем сложнее система, тем тяжелее ее отлаживать. Так что проще передать базовые функции на моторные процессоры в суставах, сосредоточив в ядре только высокоуровневые функции координации и управления.

— Именно. Плюс к тому прежние эффекторы — времен Игры — использовали именно такую схему…

— Прежние? — удивился Биката.

— Ну да, — нетерпеливо отмахнулась Майя. — Как, думаешь, всякие магические возможности у биоформ реализовались? Именно так, через эффекторы. Не вирусные, разумеется — подсаживались центральным регулятором, Станцией. Только после диссипации игрового континуума они в принципе не функционируют, законы физики не те. Главное, что достигалось таким методом — сделать магию не наукой, хотя бы чисто описательной, а искусством, зависящим от упорных тренировок. У меня и так масса сложностей возникала в сопряжении электромагнитного интерфейса с нервной системой, вот я и решила часть прежних наработок использовать для упрощения задачки.

— Ну, вы у нас умные, с фантоматикой дружите, — пробурчал Палек, продолжая разглядывать схему. — А я простой инженер-строитель, чумичка некузявая. Поверю на слово — пока перепроверить не смогу. Би, так что у тебя за проблема такая с эффекторами? Ты меня зачем позвал? Я все равно половину того, что вы с Майей обсуждаете, не понимаю.

— Детали пока не слишком важны. Майя, — бывший чоки-инженер бросил на школьницу извиняющийся взгляд, — страдает… м-м, как бы выразиться покорректнее… замыленностью взгляда, что ли. Она слишком давно с эффектором возится и слишком хорошо его изнутри знает. По себе понимаю, в таком случае иногда самые очевидные и идиотские ошибки в упор не видишь, пока кто-то другой носом в них не ткнет.

— Маечка глупая, — согласилась девочка в кресле, невинно хлопая ресницами. — Маечка еще маленькая и ничего не понимает. Маечка думает, что дядя Биката умный и все правильно говорит.

— Не издевайся, — Биката, кажется, слегка покраснел. — Майя, я прекрасно понимаю, что тебе в фантоматике и до колена не достаю. Но Лика…

— Дядя Биката смутился! — хихикнула школьница. — Дядя Биката такой прелестный, когда смущается. Маечке так и хочется его поцеловать! Маечка понимает, почему Бойра в свое время именно на него глаз положила.

Она кашлянула в кулачок.

— Так, Би, кончай извиняться, — уже серьезным тоном проговорила она. — Ты и в самом деле прав. Джа меня уже носом тыкал в такие промахи, что впору умереть со стыда, даром что сам в фантоматике чуть выше обычного профана поднялся. И Лике тоже надо учиться — у нас слишком мало активных личностей с инженерным складом ума, чтобы позволять им наслаждаться невежеством. Ребята, прекращайте воспринимать меня как древнюю мудрую бабушку, меня это злит. Би, что ты нашел?

— Я покажу визуально, ладно? — Биката явно вдохнул с облегчением. — Прости, мне пока еще непривычно напрямую образы передавать. Смотрите…

Искрящийся кокон в центре лаборатории внезапно замер в полной неподвижности, затем резко увеличился в размерах.

— Вот модель эффектора, которую я взял из твоих, Майя, публичных материалов. Оригинальная разработка, состояние соответствует моменту его освобождения в лаборатории в Небесной бухте в тридцать девятом году. Он?

— Он самый, — согласилась Демиург.

— Вот здесь, — один из сегментов кокона замерцал синим, — расположены основные контактные зоны нейроинтерфейса. Как раз на уровне отделов спинного мозга, заведующих моторикой рук и плечевого пояса. А здесь, — зеленым полыхнули колышущиеся вокруг кокона тонкие нити, — интерфейсные каналы, напрямую замыкающиеся на головной мозг и некоторые отделы вегетативной и соматической нервных систем. Они служат для реализации дополнительных способностей…

— Би, — нетерпеливо перебил Палек, — пропусти вводную часть. Я в курсе, Майя, надеюсь, тоже. К делу переходи.

— Хорошо. Суть в следующем. У меня никак не идет из ума та весенняя телепередача. Ну, когда профессор Сай рассказал про постепенное развитие эффектора у всех людей, включая взрослых. Я пока что плохо управляюсь с объемным сканером, но я все-таки попытался построить модель нынешнего состояния эффектора. Я случайно выбрал десять людей — с троллями и орками пока что не рискнул связываться — из разных частей света и обследовал их, после чего потратил полтора периода, чтобы по сканам научиться делать модели. И получил загадочную картину, которую не понимаю. Вот…

Светящийся кокон резко уменьшился в размерах, а рядом с ним возник второй, очень похожий — по крайней мере, в нижней золотой части. Однако новая амеба отличалась наличием дополнительного кокона — небольшого синего комка, колышущегося над большим и связанного с ним пучками толстых прожилок. В целом конструкция очень напоминала кеглю — или перетянутый в верхней части ниткой воздушный шарик.

— Нифига себе… — присвистнул Палек. — И что у него за хрень вверху?

— Понятия не имею. Знаю только, что она полностью обволакивает головной мозг. Не цепляется к некоторым его отделам, как раньше, а включает в себя полностью. И по своим электромагнитным характеристикам она такова, что не может быть обнаружена современными текирскими сканерами типа тех, что используются педиатрами для просмотра детей опасного возраста. А еще зона основного нейроинтерфейса — она просто другая. Совершенно иная, чем в оригинальной версии.

— Мой оригинальный проект не включал ничего подобного, — школьница-Майя склонила голову на бок и задумчиво посмотрела на «кеглю». — То есть в первоначальных набросках я что-то похожее в уме держала, но потом решила сосредоточиться на спинном мозге. Сама по себе добавка тоже появиться не могла. Би, окажи любезность, дай мне доступ и к результатам сканирования, и к твоей модели.

— Сейчас дам, но сначала дослушай. История на самом деле еще любопытнее. Видите ли, я сказал, что просканировал десятерых. Так вот, такая «гантель» выявилась только у четверых. Остальные шестеро обладали стандартным эффектором. Я сглупил и не запомнил, кого именно обрабатывал, так что просто просканировал еще тысячу человек в Оканаке. Модифицированная версия выявилась у примерно четверти — у двухсот шестидесяти трех человек, если точнее. Достоверной статистический зависимости от пола и возраста я не выявил. В том числе новая версия нашлась у восемнадцати детей опасного возраста, одна девочка оказалась активным девиантом третьей категории без выраженных дополнительных способностей.

— Интересная картина, — Палек сунул в объемную картинку синего комка руку и сделал вид, что зажимает его в кулак. — Интересно, а у нас какие были, до того как Джа нам пересадку мозгов устроил?

— Да кто его теперь знает… Ты дальше слушай. Я на всякий случай результаты перепроверить решил выборочным сканированием контрольной группы. Проверил десятерых — и оказалось, что у одного эффектор изменился со старой разновидности на новую. Тогда я зарядил полное повторное сканирование — и выяснилось, что за неделю эффектор изменился у восьмерых из тысячи. Еще неделю спустя — еще у шестерых. Коллеги, не побоюсь этого слова, вы понимаете, что происходит? Майя? Возможно самопроизвольное изменение эффектора, причем одинаково у всех?

— Нет, разумеется, — школьница огладила юбку и принялась наматывать локон на палец. — Это всего лишь машина с минимальным уровнем интеллекта. Встроенных в нее искинов — сорок восемь, активно от тридцати и более в зависимости от вариации. Но все они без исключения — узкоспециализированные, без малейшего проблеска самосознания и возможности развития. Тупые как пробки сервис-компоненты, проще говоря. И потом, эффектор не сможет модифицировать себя, даже если сумеет захотеть. Банально нет технической возможности, в нем программатор отсутствует. Зато он поддерживает версионность. Я так и не реализовала ее до конца, но поле версии в публичных свойствах эффектора присутствует. И механизм замещающего заражения при обнаружении устаревшей версии в нем тоже есть. Би, так ты дашь мне доступ к данным? Или они — большой секрет?

— Дам, разумеется. Рабочая область «Биката — публичное», проект «Энко».

— Э-э… нашла. Мальчики, я немного подумаю, не беспокойте меня, — школьница выпрямилась в своем кресле и неподвижно замерла.

— Тихо, королева думает! — легкомысленно хмыкнул Палек. Он уселся на пол, скрестив ноги, и потянулся. — Би, так вот, значит, чем ты занимаешься? Эффектором?

— Я много чем занимаюсь, Лика, — серьезно ответил чоки-инженер. — Но когда я еще был человеком, я уже интересовался фантоматикой. Сейчас я решил, что эту область нужно осваивать как можно быстрее, так что сейчас в нее с головой закопался. Фантоматика и теория искин-программирования. Голова пухнет, но многое уже понимаю. Я твердо намерен разобраться с эффектором и довести его до ума, раз уж Майя к нему охладела.

— А чего мне не говорил? — обиженно спросил Лика.

— Так… э-э, у тебя же специализация совсем иная. Ты же строитель, не робототехник, как я.

— Как передатчики ваять, так вперед и с песней, а как эффектор, так сразу строитель? Между прочим, я в универе на робототехническом пять вводных курсов прослушал, правда, без баллов, — Палек нравоучительно поднял палец. — Так что я, конечно, не профи, как ты, но в предмете ориентируюсь. Во-вторых, я всегда в компьютерах неплохо разбирался, пусть и с сисадминской точки зрения, а не программистской.

— А в чем разница? — недоуменно глянул Биката.

— В том, что программист — худший враг сисадмина, — саркастически хмыкнул Палек. — У меня знакомые сетевые инженеры есть, так они от одного слова «программист» плеваться начинают. Типа, программист научился в коде копаться и думает, что знает, как все в мире работает. А на самом деле системного подхода у него нет, тонкости взаимодействия программ и доступа к данным он не понимает и пытается на гетерогенные системы переносить подход, который только для гомогенных и годится. В результате программист даже резервное копирование настроить толком не может, зато воображает из себя… Эй, не заводись! Я только пересказываю, что мне говорили. Если хочешь, познакомлю, спорь с ними сколько влезет.

— Да уж поспорю! — фыркнул Биката. — Ладно, понял тебя. Если хочешь в фантоматике копаться, я только рад. В конце концов, мы ведь больше не ограничены одной жизнью, обучиться можем всему, чему хотим. Давай только подождем, что нам Майя скажет. Что-то она надолго зависла… Ты как, к Каси не собираешься?

— Что значит «собираешься»? Я к ней каждую ночь мотаюсь, когда она одна остается. Ты имеешь в виду — совсем к тарсакам жить переехать? В заложники?

— Ну, что-то типа того.

— Не знаю. Можно, наверное. В конце концов, здесь с тобой работать я и дистанционно могу. Но я хочу, чтобы Каси отдохнула — от меня и вообще. Ее ведь как закрутило водоворотом весной, так и не отпускало до сих пор. Не остановиться, не подумать о жизни. Я бы на ее месте точно взбесился и кусаться начал. Пусть передохнет. Я проверил — ее не обижают, Ирэй тоже, и ей пока интересно. Она с людьми знакомится, жизнь тамошнюю изучает, на лошади ездить учится. Между прочим, Ирэй уже на общем немного говорит. Еще немного — и свободно болтать начнет. Как дети языки учат — просто ужас!

— Как у нее с эффектором дела?

— Нормально. Как управляться с манипуляторами, та шустрая девица, Кампаха, ей объяснила, так что мебель Ирэй уже не ломает. Через период-другой полностью овладеет. Вообще хорошая девчушка, и умница. Каси говорит, что она уже счет и арифметику полностью освоила. С другими детьми пока что не складывается: и она боится, и ее боятся. Но обвыкнется со временем. Надеюсь.

— Удочерить не хочешь? — усмехнулся Биката.

— Удочерить? — удивился Палек. — Я, между прочим, еще слишком молод, чтобы запирать себя в четырех стенах со спиногрызами. Это для старикашки-Дзи с пузатой мелочью возиться, может, и интересно, а меня пока что не тянет. Если Каси захочет…

— Я закончила, — ожила Майя. — Не заскучали без меня?

— Маленьким детям не положено встревать во взрослые разговоры, — нравоучительно заявил Палек. — Чего тебе, девочка?

— В бабушку превращусь, если ехидничать продолжишь, — Майя показала ему язык. — А заодно перейду на взрослые методы общения — на прямой канал. Вот тогда посмотрим, чья очередь дразниться придет. Не забывай, золотце, что у меня опыт вредничанья на полтора миллиона текирских лет больше, чем у тебя, и даже врожденный талант остроумца тебе не поможет.

— Ну вот! — пробурчал Палек. — Как с бабушкой с ней не обращайся, как с девочкой не обращайся… Загадочные существа — женщины! Рассказывай давай, что выяснила.

— Мальчики, история еще более загадочная, чем казалось поначалу. Я и твою, Би, реконструкцию изучила, и реальный образец нового эффектора нашла. Все верно, отличается от моей начальной разработки, и еще как! Вы знаете, что там за новая дополнительная часть?

— Не говори загадками, Майя, — нетерпеливо сказал Биката. — Что?

— Стандартный кокон для снятия «ветра в листве».

— Что? — хором переспросили Палек с Бикатой.

— Кокон для «ветра в листве». Специализированный нейросканер для подготовки переноса психоматрицы с биологического на энергетический носитель. Я, конечно, в эффектор свалила кучу вторичной функциональности, что под руку попалась, но такой в принципе не использовала. Считывающий кокон не так-то просто с моим эффектором совместить, там определенные сложности есть. Квалификация требуется. Я связалась с Мио, Камиллом и Веороном. Никто во вмешательстве не сознается. Джа со своей Джамтерры не откликается, у него автоответчик сообщает о текущей перегрузке и обещает перезвонить по мере возможности, но он в фантоматике в целом и в программировании в частности никогда хорошо не разбирался. С нетривиальными задачками всегда других на помощь звал. Так что и он отпадает.

— А из посторонних никто не мог вмешаться? — деловито осведомился Палек. — Кто-то из других Старших?

— Во-первых, о своем появлении в области чужих интересов принято предупреждать. Даже в Игре. Действовать без уведомления считается весьма неэтичным. Во-вторых, зачем бы кому-то из остальных модифицировать эффектор тайно?

— Смеха ради, — Палек пожал плечами. — Или кто-то врет. Камилл, например. С него станется…

— Камилл? Хм… Возможно. Но способа доказать ложь у нас пока что нет. Опять же, он обещал, что будет паинькой, а к своему слову он всегда серьезно относился. То есть при переговорах всегда торгуется, юлит, недоговаривает, вводит в заблуждение, вешает лапшу на уши и способен продать тебе твои же собственные ноги, но уж если твердо и однозначно пообещал, то не обманывает. Так что, мальчики, я в растерянности. Не могу сказать, кто из них мог вмешаться. Нет у меня вариантов.

— Тогда вопрос о причинах откладываем на потом, — Биката увеличил изображение нового эффектора и принялся в него вглядываться. — Что делать станем?

— Делать? — удивился Палек. — А мы что-то должны делать?

— Ну как… Раз обнаружили…

— Ну и? — Майя выбралась из кресла и одернула юбочку. — Обнаружили и обнаружили. Приняли к сведению, а разобраться успеем. Би, у тебя вечность впереди, куда ты торопишься? Главный принцип: сначала собери максимально полную информацию, хорошенько ее обдумай, составь подробный план, и только потом действуй. Разошли народу свои материалы, я немного от себя добавлю, и продолжим наблюдение. Для начала запрограммируй регулярное обследование человеческой популяции с частотой, скажем, раз в планетарные сутки, потом откорректируем частоту. Посмотрим, с какой скоростью изменение прогрессирует. Спасибо, разумеется, что поделился, но я нужды в особой спешке не вижу. Мальчики, я исчезаю, у меня вечеринка на носу, пора под нее проекцию оформлять. Зовите, если нужно. Пока-пока.

Она махнула рукой и растаяла. Палек с Бикатой переглянулись.

— Вот и зови после такого Старших на помощь, — констатировал Биката. — «Вечность впереди, куда торопишься…»

— Вечность — не вечность, а до вечера подождет, — Палек подпрыгнул и повис в воздухе. — Би, мне хочется раздел в учебнике по экономике дочитать. Пара часов уйдет. И к Каси заглянуть надо, проверить, все ли в порядке. Ты пока копайся, а я попозже заскочу, и вместе подумаем, что еще обследовать можно. Отбой.

И его проекция тоже растаяла.

— Товарищ, называется! — проворчал оставшийся в одиночестве юный Демиург. — Вот позовешь ты меня еще раз связь отлаживать!

Он сел в покинутое Майей кресло, закрыл глаза и расслабился.

«Бойра, контакт. Биката в канале. Помоги, пожалуйста, с небольшой задачкой по программированию…»

Конец седьмого месяца 858 г. Четыре Княжества

Внезапное оживление политической жизни в Четырех Княжествах предвидели очень немногие, хотя кое-кто среди предвидевших не принадлежал ни к одной из текирских разумных рас.

Оой-графа Кадабоя Белого Пика никогда не любил, пожалуй, ни один человек, включая собственных жену и сына. Спесивый, глуповатый, жадный, злопамятный и не стесняющийся использовать и деньги, и положение для достижения любой цели, он являл собой идеальный образец гнилого аристократа из тех, что не уставали обличать либеральные газеты. Друзей у него не было, что не мешало ему иметь серьезный политический вес в Дворянской палате, частью купленный, частью унаследованный. И консерваторы, и лоялисты, и даже нейтралы частенько искали его поддержки в самых разных вопросах, и он, звериным чутьем ощущая политические ветры, чаще всего шел навстречу — совсем не за просто так, разумеется. В качестве советника Комитета по военным вопросам он имел огромное влияние на формирование армейского бюджета и его распределение по различным статьям, и одно то уже гарантировало незыблемость его положения. Однако он еще и являлся влиятельным членом нескольких закрытых частных клубов, в тиши залов которых зачастую принимались решения, не менее судьбоносные, чем в самых яростных баталиях в обеих палатах и Регентском совете. Твердокаменный аристократ белоснежной кости, и слышать не желающий ни о каких уступках черному плебсу, он пользовался политическими симпатиями, не всегда афишируемыми, со стороны многих и многих, кто с ностальгией вспоминал времена до Большой войны, разрушившей или изрядно подточившей незыблемые социальные барьеры. Фракция «черных либералов» в Дворянской палате при одном упоминании его имени начинала полыхать яростным пламенем ненависти, а для Купеческой палаты он служил безусловным воплощением зла. Но на своих недоброжелателей ему было наплевать, если только они не оказывались настолько глупы, чтобы вызвать его личную ненависть.

А еще, как тайком шептались завистники, его личная коллекция компрометирующих материалов на всех сколь-нибудь заметных персон в Княжествах являлась одной из наиболее обширных.

Предпринятая им авантюра с аннексией Чукамбы (над топорностью первой провокации втихомолку посмеивались даже его ближайшие союзники), переросшая в затяжную войну с партизанами вместо молниеносной победы, заметно подорвала его позиции. Тем не менее, его политический все еще оставался огромным, и скоропостижная отставка с поста начальника Генштаба с последующим домашним арестом вызвала серьезное недовольство и в Дворянской палате, и в Совете регентов.

Фракция консерваторов, самая многочисленная и влиятельная, в штыки восприняла сам факт его отставки без предварительных консультаций и согласования новых кандидатур. Да, формально Верховный Князь имел полное право так поступить. Однако вековые традиции предусматривали получение неформального одобрения такого шага хотя бы со стороны большинства лидеров фракций, и консерваторы, в полном соответствии со своим названием, не могли одобрить ситуацию независимо от того, насколько сильно оой-генерал не соответствовал занимаемой должности. Лоялисты, хотя и верные короне до последнего, в части своей также не одобрили быстроты, с которой принималось решение. Нота от Карины Мураций? Да кто она такая, чтобы претендовать на статус легитимного правителя? Мещанка с Востока, да еще и девиант. И ее генерал, осмелившийся прислать оскорбительную запись! Что он о себе возомнил? «Белые либералы» колебались — с одной стороны, твердолобость Белого Пика им не слишком импонировала, но, с другой, все-таки он аристократ из одной из старейших фамилий, возводящих свой род еще ко временам основания Приморской империи. Трое из семи Регентов открыто не одобрили действия Верховного Князя, и еще трое никак не высказывали своей позиции, ожидая, какую пользу смогут извлечь из ситуации они лично. Только оой-граф Синтарий Рассвет, верный железному пониманию своей роли как главы Совета, оставался полностью нейтральным, намереваясь следовать духу и форме Закона до самого конца.

Разумеется, об открытом возмущении Верховным Князем речь не шла. Тайлаш держал вожжи в руках слишком крепко, да и по количеству компромата тайные архивы Кремля могли на равных соперничать с таковыми любого частного лица, включая Белого Пика. Но общее недовольство имело место, и оно не могло не найти свою цель. И цель нашлась.

Положение директора Службы внешней разведки, мещанина, принципиально отказывавшегося принимать титул, всегда базировалось исключительно на личном расположении Верховного Князя. Сторас Медведь и Тайлаш Полевка дружили еще со времен Каменноостровского кадетского корпуса, куда по традиции отдавали на обучение всех членов княжеской фамилии. В корпусе бытовала и иная традиция — принимать на обучение детей не только аристократов, но и простых мещан, символизируя тем самым единение народа Четырех Княжеств ради общей цели: защиты и процветания государства. Дружба плебея и наследника трона носила непростой характер. Она включала в себя разбитые в драках носы, ухаживания за одними и теми же девицами, соревнования в искусстве конного сабельного боя, каллиграфии и математических наук, а также совместные вылазки в ночные самоволки (за которые наследник, если попадался, получал в два раза больше розог), тайные походы по кабакам и драки плечом к плечу с извечными врагами кадетов — гардемаринов Первой флотской академии. После корпуса дороги заклятых друзей на время разошлись, но когда через четыре года, в возрасте двадцати семи лет, в результате несчастного случая на охоте Тайлаш унаследовал титул Верховного Князя и отчаянно нуждался в союзниках, не увязших в паутине давних альянсов и подковерных войн, он вспомнил о Сторасе. С тех пор господин Медведь, упорно отказывавшийся добавить к своей фамилии приставку «рыцарь», так или иначе занимал ключевые должности, не требовавшие формального или неформального утверждения Дворянской Палатой или Советом регентов.

В истории Четырех Княжеств имелось немало случаев, когда выскочка из народа обретал аристократический титул и связанную с ним респектабельности, оказав важные услуги княжеской фамилии или государству. Таких аристократов в первом поколении в свете терпели, а зачастую и считали нужным и возможным заводить с ними близкое знакомство. В конце концов, тех, кто мог похвалиться наличием трех и более поколений предков-аристократов, на все Княжества насчитывалось не более сотни. Но выскочка, нагло смеющийся в лицо всему высшему свету, отказываясь принять неоднократно (по слухам) предлагавшийся ему титул графа? Возмутительно! Неслыханно! Невежественный плебей! Однако подкопаться под него казалось решительно невозможным. Найти за ним никакого криминала, настоящего или воображаемого, никому так и не удалось: господин Медведь не брал даже мелких подарков от подчиненных, жил исключительно на государственное жалование, а на все попытки вовлечь его в сомнительные политические комбинации отвечал безмятежным отказом. Так что в конце концов с его существованием смирились.

Однако на сей раз он оказался под огнем критики сразу с нескольких сторон.

Просмотренный переворот в Сураграше заметно подмочил его репутацию как человека, способного заранее предугадать любые события. Продемонстрированное Верховным Князем недовольство в его адрес послужило поводом для многочисленных пересудов и даже злорадных слухов о близкой отставке. Никто из сплетников всерьез не верил своим прогнозам, но если возник повод за глаза куснуть выскочку, почему бы и нет?

После же оскорбительной пощечины, полученной армией Княжеств от сураграшских партизан на Трехгорном перевале (о чем в свете стало известно почти мгновенно несмотря на отсутствие сообщений в прессе), как-то внезапно вспомнилось, что ведомство господина Медведя сыграло малопонятную роль в появлении у власти Карины Мураций. Сами по себе всплыли детали весенней операции по обеспечению транзита через Граш родственников Карины, проведенной Службой внешней разведки. Получается, Четыре Княжества фактически посадили на трон наглую восточную девку, а та вместо благодарности обидные послания шлет? Да не видна ли тут рука катонийского Управления Общественной Безопасности? Да не идет ли речь о враждебном марионеточном правительстве под самым боком Княжеств, которому потакает человек, по должности обязанный от таких угроз государство защищать?

Припомнили Медведю и пропихивание своей любовницы Ольги Лесной Дождь на должность директора Сураграшского департамента. К счастью, дама Лесной Дождь то и дело запиналась о собственные ноги в делах своего департамента и из-за нехватки времени в свете появляться даже и не пыталась — что, вероятно, спасло некоторых сплетников от полновесных оплеух манипуляторами или чего-то подобного.

Наконец, подлила масла в огонь и статья с заголовком «Международная политика в стиле амебы», подписанная псевдонимом «Тарасий Ирука» и издевательски опубликованная прямо на форуме газеты «Свеча». Она пролежала там не более часа, после чего ее удалили по прямому приказу главного редактора, но успела разойтись по нескольким десяткам сайтов политической направленности.

«Внешняя политика Четырех Княжеств, проводимая под нажимом Дворянской Палаты, — писал автор, — очень напоминает поведение амебы в питательной среде. Амеба понятия не имеет, зачем она существует и куда направляется. Она знает одно: где-то поблизости есть вкусная частичка, которую следует обнаружить, поглотить и переварить. Она хаотично шарит вокруг своими ложноножками, смещаясь в сторону, откуда тянет вкусным, не задумываясь, что ожидает ее там на самом деле — еда или другая амеба, покрупнее и попрожорливее. Ей движет примитивнейший инстинкт — пожрать все, что попадется.

Клубок частных интересов, который представляет собой внешняя политика Княжеств, ведет себя похожим образом, и проблемы, на которые напоролась наша армия в Чукамбе, являются прямым следствием. Ни для кого не секрет, что наше вторжение обусловлено нетерпением, испытываемым определенными промышленными и финансовыми группами по поводу прибылей, которые они могли бы получить от эксплуатации залежей полезных ископаемых в предгорьях Шураллаха. Почуяв вкусный запах, эти группировки инициировали войну, напрочь забыв, что клан Снежных Вершин в Чукамбе остался в стороне от партизанских атак в других частях Сураграша и полностью сохранил свою силу. Результат закономерен, и предсказать его мог бы любой, кто еще не забыл позорно провалившуюся катонийскую интервенцию тридцать девятого года. Предложение правительства Карины Мураций о предоставлении полной информации о базах и силах Дракона в Чукамбе осталось проигнорированным. Ну еще бы — ведь для этого белой элите нашего государства пришлось бы признать, что такое правительство вообще существует, и даже вести с ним какие-то переговоры. Почему Дворянская Палата не хочет вести переговоры с правительством Мураций? Да просто потому, что та выскочка. Мнящая о себе нахальная плебейка неизвестно откуда, без роду без племени, не знающая своих родителей. Да еще — вот ужас! — самый натуральный девиант, лично набившая морду сыну известного политического деятеля, измывавшемуся над проституткой (только не говорите мне, что для вас это новость!) Для рафинированных аристократов, до сих пор сквозь зубы разговаривающих даже с грашскими официальными лицами, общаться с такими — позор и унижение. Куда проще отправить на бессмысленную смерть тысячи наших солдат. Проще — и выгоднее: в результате затянувшейся „молниеносной операции“ одним развязаны руки для масштабного воровства и злоупотреблений, а другим обламываются выгодные контракты на поставку оружия и снаряжения. Например…»

Далее автор статьи вдавался в детали, демонстрируя глубокую осведомленность в делах и делишках финансовой и аристократической элиты, связанных с Чукамбой, а также ясно намекая, кто именно и как заинтересован в происходящем. Также он проводил параллели с весенним вторжением катонийских войск в горагийскую область Сетату, убедительно доказывая, что там, где катонийские политики и генералы действовали исходя из чистой незамутненной глупости и заносчивости, княжьи политики и генералы руководствовались по большей части личной корыстью. Так почему же, задавался автор вопросом, мы до сих пор не можем простить Катонии конфликт с Горагией, являющейся для нас весьма сомнительным союзником, но сами ведем себя в Чукамбе во сто крат хуже?

Статья вышла крайне скандальной не в последнюю очередь из-за того, что несмотря на отсутствие конкретных имен все действующие лица оказались прекрасно узнаваемы. А еще из-за того, что псевдонимом «Тарасий Ирука», как хоршо знали все заинтересованные персоны, в особо важных случаях пользовался сын Стораса Медведя Масарик Медведь.

И великосветский котел ненависти к сураграшской выскочке забурлил еще сильнее.

Сразу в нескольких влиятельных закрытых клубах заговорили о необходимости смены Медведя на кого-нибудь более приемлемого. Велись разговоры обиняками и околичностями, крутясь вокруг плохой работы СВР в последнее время. В строку ставили каждое лыко: и проблемы с предсказанием переворота в Сураграше и вторжения катонийских войск в Сэтату, и низкую эффективность работы против кланов Дракона в северном Сураграше, и растущие из года в год финансовые аппетиты СВР, и непомерное, как утверждалось, раздувание ее штата, и неспособность, несмотря на то, справиться с заметно выросшей в последние периоды контрабандой наркотиков через юго-западную границу… Как-то так случилось, что военная разведка, ранее подчинявшаяся лично Белому Пику и страдающая теми же самыми проблемами, в разговорах не упоминалась совсем, словно ее не существовало в природе.

«Свеча», и почти одновременно — еще десяток крупных газет, от солидных «Финансовых известий» до откровенно бульварной «Темы дня», опубликовали статьи, в которых с разной степенью уверенности, достоверности и открытого хамства утверждалось, что руководство СВР может оказаться лично причастным к крупным махинациям с нелегальными поставками оружия на грашские рынки, а также черный рынок самих Четырех Княжеств. Одновременно в течение всего двух дней на крупных форумах и в газетах помельче появилось несколько сотен сообщений и заметок со ссылками «на информированные источники», в которых сураграшское правительство Карины Мураций характеризовалось как шайка бандитов, ничуть не лучших кланов Дракона. Крысы грызутся в банке, неявным рефреном звучала в них одна и та же мысль. Или, еще хуже, наглые катонийцы прямо под боком Княжеств формируют свои военные аванпосты в качестве плацдарма для дальнейшей атаки напрямую на Княжества. Кто бы ни победил, Четыре Княжества как минимум ничего не выиграют. Как максимум — окажутся лицом к лицу с новым, более сильным и уверенным в себе противником.

Наспех проведенные среди посетителей сайтов социологические опросы, по утверждению рейтинговых агентств, показали степень доверия к подобным опасениям не ниже семидесяти процентов.

В тех изданиях и на телеканалах, что побазарнее, появились карикатуры, а кое-где даже целые комиксы, в которых Панариши (о котором широкой публике не было известно почти ничего) изображался полубезумным шаманом, пляшущим вокруг костра голым, с бубном и костью, продетой в нос. Известный юморист и его молодая симпатичная помощница перед тремя тысячами зрителей выскочили на сцену в дикарских нарядах из мочальных обрывков и огромного количества наклеенных татуировок и полчаса кряду в лицах изображали «заседание» неназванного тропического правительства, закончившееся совершенно прозрачным намеком на буйную сексуальную оргию нескольких мужчин с одной женщиной. Помощница откликалась на имя Кархи Камэй.

Публика благосклонно внимала и громко смеялась в наиболее пикантных и остроумных местах.

В последний день восьмого периода группа депутатов внесла в Дворянскую палату проект постановления «О сфере государственных интересов Четырех Княжеств в северном Сураграше», в котором предлагалось присвоение статуса протекторатов областям Чукамба и Муналлах с избирательным предоставлением их жителям гражданства через десять лет. Также проект относил Трехгорный перевал и прилегающую к нему к югу долину Старх к зоне безопасности, подлежащей безусловному военному контролю со стороны армии Четырех Княжеств.

Пресс-секретарь Кремля комментировать проект отказался.

В тот же день случилось еще одно мало кем замеченное событие. Канцелярия Дворянской палаты, в строгом соответствии с регламентом потратив пять дней на проверку, подтвердила право заседания графини Циннаны Подосиновик, законной дочери и единственной наследницы безвременно усопшего десять лет назад графа Котороя Подосиновика.

01.08.858, земледень. Где-то в Сураграше

«Карина, контакт. Семен в канале. Как жизнь молодая?»

«Карина в канале. Привет, Рис. А то сам не знаешь! По стенкам бегать скоро начну. Перелет — торжественный ужин — сеанс массового лечения, перелет — ужин — сеанс, перелет — ужин — сеанс… Ты чего-то конкретного хотел?»

«Разумеется. Ты же знаешь, я прагматик и зануда почти такой же, как ты, просто так поболтать не зову. Мне интересно, ты за прессой в Княжествах не следишь?»

«Только их газет мне и не хватало для полного счастья. А что, что-то интересное есть?»

«Помнишь совет, который тебе дал некий орк по имени Макса? Любитель изысканных напитков и радужных накидок? О мемуарах»?

«Э-э… Ага. Нанять юриста и издать мемуары, пока другие их за меня не написали».

«Примерно так. Имей в виду, уже пишут. И тиражируют. Я тут тебе подборочку из полусотни статей сделал, посмотришь на досуге. Не волнуйся, она небольшая, за ночь осилишь».

«За ночь?!»

«Ну, за ночь и полдня сверху в крайнем случае, если внимательно читать станешь. Но не советую, там все довольно однообразно».

«Ох… Рис, а если я вообще читать не стану? Можно подумать, я в Катонии про себя мало интересного узнала…»

«Ну, в Катонии тебя шпионкой ЧК точно не называли».

«Шпионкой?!»

«А ты думала! Вся операция с твоим похищением, по мнению княжьей прессы, являлась хорошо замаскированной операцией Службы общественной безопасности. А ты, соответственно, ее тайный агент».

«А Шай?»

«Шай и прочие драконские боссы — несчастные овечки, коварно обманутые СОБ и тобой лично, разумеется. А я — полуграмотный, суеверный и хитрый шаман, выросший в глухой деревушке в джунглях, балующийся людоедством, заблудившийся и отставший в свое время катонийский спецназовец, а заодно твой любовник».

«Поздравляю. Рис, мне что, обязательно читать такую белиберду?»

«Не прочитаешь — не узнаешь, каким праведным гневом горит чекашная широкая общественность по поводу твоих с Дором беспардонно-наглых посланий в адрес тамошнего руководства. Неужто не интересно, как твои слова аукнулись»?

«Вовсе не мои, а твои. Ты записывал, ты посылал, вотсам и интересуйся. А у меня пять статей по специальности уже больше периода вылеживаются. Я лучше их почитаю».

«Ну уж нет, Кара. Послания я отправлял с вашего с Дором ведома и согласия. Поскольку ты не протестовала, то подписалась под каждым словом. Вот и не пытайся увиливать от ответственности. Между прочим, я совершенно серьезно. Кара, если тебе что-то не нравится, поправляй. Ссылки на неопытность, непонимание, нехватку времени и лень не проходят. Я пока что по доброте душевной с вас мелкие заботы снимаю, но если продолжишь вести себя в духе „Семен умный, ему видней“, заставлю вести международную политику саму. Я, знаешь ли, в такие игры досыта наигрался еще двести с лишним лет назад, а статьи мне и самому почитать хочется».

«Если заставишь, я точно в отставку подам. Поселюсь в горной хижине и приму обет вечного молчания. Хорошо, почитаю твои газеты. Рис, как у нас с деньгами?»

«С деньгами у нас хорошо. Как, впрочем, и везде. Вот без денег куда хуже. Никак, новое ожерелье себе присмотрела? Или браслет?»

«Рис, не остри. Я поприкидывала стоимость обучения медицинским специальностям в университетах ЧК и Катонии. В ЧК заметно дешевле. Пусть уровень пониже, но нам хватит на первых порах. Все равно у нас даже такой медицинской техники в ближайшие десятилетия не намечается. У них там в одиннадцатом периоде учебный год начинается. Как думаешь, сумеем через два периода полста человек туда отправить?»

«Для начала ты найди в Сураграше полста человек, способных обучиться хотя бы на парамедиков. Да чтоб еще и захотели вернуться домой после обучения. С деньгами, как всегда, туго, но моя старая заначка возле Муммы не израсходована еще и на треть. И в других местах золота хватает. Примерно пятнадцать тонн в совокупности по сусекам наскрести можно. Хорошо, что у меня в свое время ума хватило не вкладываться в камешки, а то пошли бы они на вес по цене современной синтетики…»

«Людей найдем. Рис, я как-то не задумывалась раньше, что в Сураграше более-менее крупные города есть. И школы, пусть и убогие по нашим меркам. Я-то думала, что он весь вроде Муммы. Я уверена, что среди молодежи мы найдем готовых учиться, а потом вернуться домой. В Сураграше врач — очень престижная профессия, куда более престижная, чем даже в Граше. И доходная. Желающие обязательно появятся. Я уже продумываю отборочные тесты. Но нужны деньги, просто так иностранцев в ЧК учить не станут. Пятьдесят-шестьдесят тысяч гривен в семестр на человека, за шесть лет — около полутора миллионов с учетом небольшой стипендии. Плюс транспортные и прочие накладные расходы. Итого на пятьдесят человек — около восьмидесяти миллионов гривен. Потянем?»

«С учетом текущего курса — около двадцати пяти килограммов золота. Потянем, разумеется. Но такие вещи нужно тщательно продумывать, иначе рискуем ошибиться в разы. Можешь мне краткое резюме сделать по своему проекту? Методика отбора, специальности, численность студентов, методы их трудоустройства после обучения, способы стрясти с них затраты в будущем хотя бы частично и так далее. И забудь о двух периодах — необходима программа начального образования на полгода-год, иначе они в университете и семестра не продержатся, ни по знаниям, ни по навыку учиться. Я посмотрю, после чего сядем втроем с Яной и составим окончательную смету».

«Хорошо, Рис. Сделаю к завтрашнему утру».

«Да хоть к послезавтрашнему, мне не к спеху. Тебе тоже. Кара, истинная цель твоего турне по Сураграшу — познакомиться со страной, с ее культурой и укладом. Чтобы таких вот мыслей в голову побольше пришло. Все прочее второстепенно. Лучше посвяти больше времени изучению местности. Сурграш тысячи лет существовал без обученных врачей, и еще год точно перебьется».

«Не год. Минимум шесть лет, пока врачей обучают. Или семь с учетом начальной школы. Рис, здесь ужасающая детская и материнская смертность. Здесь люди в массе своей не доживают и до пятидесяти. Каждый год промедления — тысячи и тысячи потерянных жизней».

«Кара, ты опять пытаешься взгромоздить на свои плечи весь мир. Не надо. Все равно не утащишь. Но раз тебе не хватает острых ощущений, я знаю, чем тебя развлечь».

«Рис, ты меня пугаешь».

«Расслабься. Мы, похоже, все-таки добьемся прямых переговоров с ЧК. Мои поводки записали достаточно разговоров Верховного Князя с ключевыми политиками, так что выводы делать уже можно. Так что готовься к большим политическим игрищам».

«Официальные переговоры с ЧК — это здорово, только… Рис, а мне обязательно участвовать?»

«Кара, зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые и так знаешь? Разумеется, придется, причем на первых ролях. Без тебя никак не обойтись».

«Ох… Ладно, ты у нас умный и дальновидный. Подчиняюсь, мой господин».

«Продолжишь так льстить, и я поверю, что в самом деле умный. А умные тем и умны, что знают, как на других работу перекладывать. Вот и отправишься на встречу с наследником трона в одиночку».

«Рис, убью!»

«Кого, наследника? Нельзя, тогда нам точно войну объявят».

«Тебя убью!»

«С зеленой повязкой? Ведущего по Пути? Сначала хотя бы до белых полосок дорасти. А статейки ты все-таки почитай. Похоже, кто-то за кулисами целенаправленно спускает на нас лавину, так что закаляй нервы заранее. Не забывай, следующий пункт твоей программы — город Мастахан. Шаху уже обо всем договорился. Отбой».

«Ф-ф-ф… Все-таки когда-нибудь я тебя поймаю, Рис. И по ушам напинаю. Отбой».

02.08.858, деньдень. Западный Граш, город Камитар

— Бокува! Проснись, Бокува!

Голос Миззы казался тусклым и невыразительным даже ей самой, и отнюдь не из-за того, что в окружающем сером мире звуки глохли, кажется, еще до того, как слетали с губ. Бесконечная во все стороны жемчужная серость не только слепила глаза, но и проникала в сердце. Миззе хотелось заплакать, но слезы уже давно не текли. Уже вторую неделю каждую ночь она просыпалась здесь лишь для того, чтобы убедиться: Бокува не движется и не говорит. Девочка-кукла плавала в бесконечной пустоте, и ее широко распахнутые разноцветные глаза бессмысленно смотрели вдаль. Иногда казалось, что ее губы слегка шевелятся, и с них срывается тихий шепот, но Мизза ни разу не могла бы в том поклясться. Проклятая светящаяся пустота гасила в себе все звуки, и тоска, такая же бесконечная и бессмысленная, как и окружающий мир, стискивала молодую синомэ тугим удушающим коконом. Она еще ни разу не смогла выдержать здесь дольше нескольких минут. Все, что ей оставалось — сидеть в своей комнате или бессмысленно бродить по дому и улице, избегая людей и крепко прижимая к груди деревянную куклу в тряпичных обносках. Она почти перестала есть, осунулась и стала еще более нелюдимой, чем раньше, и окружающие начали относиться к ней с куда большей опаской, чем раньше. Она чувствовала их страх, а иногда ловила тихо брошенное за спиной словечко «сумасшедшая».

Пусть. Пусть она сойдет с ума. А лучше — умрет, и побыстрее. Зачем ей вообще жить?

— Проснись, Бокува…

Мизза еще раз потрясла Бокува за плечо. Та не отреагировала, продолжая бессмысленно пялиться в никуда. Мизза шмыгнула носом и отвернулась. Бесполезно. Наверное, Бокува умерла совсем. И им больше никогда не суждено вместе строить тот странный, но красивый мир, который кукла Мириэра назвала Ракуэном. Но ведь когда они выпали оттуда в первый раз, Бокува оправилась сразу! Почему же во второй все вышло так скверно?

Интересно, а что случилось с Мириэрой?.. нет, неинтересно. Какая разница? Все закончилось навсегда.

Миззи привычно сосредоточилась, чтобы вынырнуть обратно в настоящий мир — и в этот момент ее ушей коснулся голос.

— Система принудительно реинициализирована по таймеру, — каким-то странным дребезжащим тоном проговорила Бокува. — Выполнена загрузка в автономном режиме. Доступ к Ракуэну запрещен до снятия блокировки супервизором.

Мизза резко обернулась к ней. Разноцветные глаза Бокува слабо засветились и приобрели удивленное выражение. Девочка-кукла медленно подняла руку и уставилась на нее так, словно видела впервые в жизни.

— Мизза, — потерянно спросила она уже нормально, — кто я такая?

Мизза ухватилась за нее обеими руками, зарыла лицо на груди и в голос заревела.

Несколько минут спустя она, немного успокоившись, оторвалась от насквозь промоченной рубашки Бокува и недоверчиво посмотрела на куклу.

— Бокува, ты в самом деле жива? — шмыгая, спросила она. — Ты не умерла? С тобой все в порядке?

— Я чувствую себя как обычно. Только не могу больше строить. Я больше не могу попасть… туда. Мизза, кто я такая?

— Ну… кукла? — неуверенно ответила девочка. — Или нет?

— Кукла — разновидность неодушевленной игрушки, чаще всего не способной к самостоятельным действиям. В реальности она не может летать. Возможностями интерактивного взаимодействия и имитации разумного поведения обладают только человекообразные куклы, управляемые искинами. Мизза, я искин?

— Ты опять странно говоришь, Бокува, — сердито сказала Мизза. — Я не понимаю. А я так волновалась! Мне так грустно и страшно без тебя!

— Плохо. Когда я умру, тебе придется заново привыкать жить без меня. Ты не должна привязываться ко мне так сильно.

— Ты не умрешь! — горячо сказала Мизза. — С тобой все хорошо! Ну и что, что ты не можешь попасть в тот мир?

— Я должна строить. Строительство — смысл моей жизни. Если я не строю, я не могу увидеть отца. Если я не строю, я мертва.

— Но почему?

— Я не знаю. Кто я, Мизза? Почему я помню многие вещи, которых никогда не видела? Почему я знаю то, что не могу знать? Откуда я взялась? Как я попала к тебе? Слишком много вопросов без ответов…

— Если нет ответов, спрашивать не обязательно. Бокува, пожалуйста, давай уйдем отсюда. Мне здесь не нравится!

— Мне тоже. Но мне некуда уходить.

— Почему — некуда? Ко мне домой. Пожалуйста, пойдем.

— Ты не понимаешь. Я не могу уйти к тебе домой. Та кукла, с которой ты играешь — не я. Это всего лишь деревяшка, чтобы тебе проще со мной общаться. Я могу заставить ее двигаться и говорить, но она — не я. Я не могу жить в твоем мире. Мне нужен мой.

— Но… — Миззе снова захотелось расплакаться. — Почему так? Почему? Почему ты не можешь вернуться в свой мир?

— Потому что канал заблокирован. Блокаду может снять только супервизор.

— Кто?!

— Супервизор. Я не знаю, что он такое. Я не знаю, как с ним связаться. Я не знаю, даже что такое я сама! — внезапно яростно крикнула Бокува, и ее глазницы полыхнули желтым огнем. — Я не знаю… Отец… — она замолчала. — Я должна строить, — сказала она после паузы. — Если я не строю, я мертва. Мое существование бессмысленно, и я никогда не увижу отца. Ты была права, а я дура. Я не имела права нападать на свою сестру. Ведь ее тоже сделал мой отец, а если он ее сделал, как я могу ее убить? Я думала, что так правильно, но я дура. Откуда я знаю, что то, что я знаю, правда?

— Бокува… — Мизза осторожно дотронулась до ее рукава. — Не сердись, Бокува. Все исправится. Попытайся вспомнить, кто такой супервизор, ладно? Мы сможем его найти, вот увидишь.

— Я не знаю, Мизза, — пламя в глазах девочки-куклы погасло, и она сама как-то вся погасла и съежилась. — Я пытаюсь вспомнить, но… Саматта Касарий.

— Супервизор — Саматта Касарий? — переспросила Мизза. — Тот, на встречу с которым меня возили?

— Да. Тот, на встречу с которым тебя возили. Он не супервизор, но он может знать. Мне так кажется, но я уже ни в чем не уверена. Он знает многое, что недоступно другим. Если ты еще когда-нибудь его увидишь, спроси. А сейчас уходи. Тебе нельзя здесь долго оставаться.

— Но что станешь делать ты?

— Ждать. Думать. Возможно, я что-нибудь придумаю. Ты уходи и не возвращайся. Если ты встретишь Саматту Касария и узнаешь у него что-нибудь, скажи кукле. Я услышу. И перестань плакать и действовать мне на нервы.

— Бокува!

— Уходи! — крикнула Бокува, и в глаза Миззы ударила слепящая вспышка. И мгновением позже она очнулась в своей кровати, чувствуя, как ее лицо холодят высыхающие слезы.

03.08.858, небодень. Северо-западный Граш, город Тахтахан

Новенькая выглядела странно.

В этот день Суэлла молола зерно во внутреннем дворе возле женского комплекса. Слово «комплекс» отдавалось внутри слабым толчком напоминавшим о старой, навсегда потерянной жизни. Об университете в Тушере, где она закончила четыре курса на металлургическом факультете и уже успела получить предложение остаться при кафедре теоретической металлургии для защиты диссертации — с ненужной, но льстящей самолюбию перспективой в дальнейшем получить право постоянной работы в Княжествах. О веселом женском общежитии, комнату на двоих в котором она предпочла уединению наемной квартиры. О великом будущем, о котором так приятно мечталось перед сном и которое ей больше не грозит… Она не любила слово «комплекс», потому что оно напоминало ей слишком о многом, но охранники иногда использовали его в своей речи, и волей-неволей оно всплывало и в ее мыслях. Комплекс? Ха! Слишком красивое слово для тесных грязных бараков, в которых дома постеснялись бы поселить даже чернорабочих.

Регулярное кровотечение началось у ней накануне, на два дня раньше, чем она высчитывала, и несмотря на боли внизу живота она тихо радовалась — насколько еще была способна на такие эмоции. Она чувствовала, что с каждым днем все больше и больше погружается в апатию. Для нее становилось все равно, сколько мужчин к ней приведут за день и что те с ней сделают. Возможно, скоро она совсем сойдет с ума и тогда наконец-то получит передышку. Вечную передышку. Но пока что она еще воспринимала окружающий мир, а потому радовалась, что еще два-три дня ни один грязный вонючий самец не захочет ее изнасиловать. Извращенцы, любящие переспать с нечистой женщиной, тоже попадались, но, слава Назине, крайне редко. Солнце палило нещадно, поднявшись слишком высоко, чтобы коротенькая тень от стены могла дать хоть какое-то облегчение, но оставаться в общей комнате, заполненной пустой болтовней ожидающих клиента женщин, было выше ее сил. А одинокое ожидание в своей душной тесной каморке еще больше невыносимо. Лучше солнцепек — но под открытым небом. И незачем, чтобы другие заметили, как зерно в ступке распадается в пыль еще до того, как его касается грубый каменный пест. Тогда, пожалуй, ее заставят работать в пять раз больше. А сейчас она может спокойно изображать, что нудно и монотонно работает.

Новенькая вошла во двор через внутренние ворота и остановилась, оглядываясь. Следом за ней ввалился здоровенный мужик — Таксар, и рядом с ним — какой-то плюгавый сапсап, с лысиной, незнакомый. Незнакомый склонился за спиной новенькой — и распрямился, держа в руке новенькие блестящие наручники. Затем он грубо толкнул женщину в спину, и та, едва не упав, сделала еще несколько шагов вперед. Выглядела она странно. Не тарсачка — светло-оливковая кожа, широкие скулы и такой же широкий рот, небольшой нос, высокий лоб… Чем-то похожа на гулану, но у тех никогда не встречается такой светлой кожи. Сапсап? Вазита? Нет. Откуда она такая? И одежда — вроде бы северное женское платье, но истрепанное до полной неузнаваемости.

Створка ворот с лязгом захлопнулись за спинами вошедших.

— Ты, как тебя… — лениво сказал Таксар. — Аяма. Сядь куда-нибудь и не мельтеши. Тиксё скоро появится. Слышь, Микан, пойдем-ка на крыльцо, под навес. Не париться же на солнце.

Охранник в сопровождении плешивого прошел к навесу возле входа в жреческий дом, и они оба уселись там на корточки, тихо переговариваясь, лениво пережевывая хансу и время от времени сплевывая под ноги коричневую слюну. Новенькая, поколебавшись, приблизилась к Суэлле и уселась на пыльную землю рядом с ней, поджав под себя ноги.

— Доброго дня, — негромко сказала она на общем. — Меня зовут Аяма. Аяма Гайсё. Рада знакомству, госпожа, прошу благосклонности.

От удивления Суэлла прищемила кожу на пальце пестом и зашипела от боли. Катонийка? Здесь?! Впрочем, не первая. Точно, именно у восточниц она уже видела подобный тип лица и цвет кожи.

— Привет, — буркнула она, продолжая механически ворочать пестом и надеясь, что новенькая отстанет.

— Как называется это место? — не успокаивалась та. — Город — Тахтахан, я знаю, подслушала. А что за дома такие вокруг? Что за храм?

— Храм Тинурила, — еще грубее ответила Суэлла. Она с досадой отвернулась, высыпала муку в глиняный кувшин, зачерпнула из корзины горсть джугары и снова принялась работать пестом.

— Извини, госпожа, я невежлива, — новенькая слегка поклонилась. — Пожалуйста, не сердись. Меня обманом заманили в Четыре Княжества и силой продали в рабство в Граш. Я никого здесь не знаю и ничего не понимаю… Могу я узнать, как твое имя?

— Не можешь, — зло ответила Суэлла. — Нет у меня имени. Я тебя никуда не заманивала, так что оставь меня в покое!

Может, пересесть? Но, во-первых, придется перетаскивать кувшины и корзину, а во-вторых, назойливая иностранка наверняка потащится за ней и на новое место. И что за напасть?

— Прости, госпожа, — снова поклонилась Аяма. — Я не хотела тебя обидеть или разозлить. Господин Микан, пока вез меня сюда от границы с Княжествами, испытывал удовольствие, рассказывая, что меня ждет. Я хочу знать, он доставил меня на место? Или повезет дальше? Здесь есть публичный дом, где женщин содержат силой?

Внутри Суэллы снова полыхнула вспышка злости, и она удивилась сама себе. Да что с ней? Подумаешь, дура-иностранка привязалась! Можно и ответить, язык не отвалится. Может, дело в том, что новенькая внезапно напомнила ей об утраченной свободе?

— При храме Тинурила — бордель. «Кающиеся жрицы», ритуальная проституция, — сухо пояснила она. — Некоторые сами продают себя с голодухи, большинство держат силой. Тебя вряд ли повезут дальше. Привыкай к аду, госпожа Аяма, — она издевательски подчеркнула обращение.

— К аду? — удивилась та. — Госпожа, ты… тарсачка, да? Ад — термин из религии Колесованной Звезды, я еще ни разу не слышала, чтобы его упоминали в Граше. Даже у поклонников Курата нет ничего похожего. Ты была на севере, в Княжествах?

— Была… когда-то, — Суэлла чувствовала, как эмоции внутри нее постепенно ослабевают, сменяясь привычной апатией.

— Понятно, госпожа. Если ты не в настроении разговаривать, я не стану тебя тревожить. Прости за беспокойство. Я спрошу у тебя еще только одну вещь, и сразу отстану. Скажи, ты никогда не встречала тарсачку из Северных Колен по имени Суэлла Тарахоя?

Суэлла закаменела. Она стиснула каменный пест так, словно намеревалась раздавить его пальцами, и почувствовала, как почти против воли зашевелились ее манипуляторы, скручиваясь для удара.

— Нет, — наконец ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно равнодушнее. — Кто она?

— Она похищена год назад в Джамарале. Ее ищут родственники, — новенькая склонила голову, и внезапно Суэлле показалось, что ее видят насквозь. — Почему ты так встревожилась, госпожа? Может, ты все-таки видела ее хотя бы мельком? Или знаешь, где она находится?

— Я никогда не видела ее, — все тем же равнодушным, на грани срыва в истерику голоса откликнулась Суэлла. — А если и видела, то не знакомилась. У тебя есть еще вопросы?

— Нет, госпожа. Только, пожалуйста, скажи мне свое имя. Я же не могу обращаться ко тебе «эй!»

— А и не надо к мне обращаться, — Суэлла опять подавила вспышку раздражения и с силой ударила пестом по ни в чем не повинному зерну в ступке. — Я синомэ, поняла? Девиант, как у вас говорят. И я чокнутая. Я тебя могу по стенке сейчас размазать!

— Да, ты можешь, — спокойно согласилась новенькая. — Но не станешь. Ты не чокнутая, госпожа, поверь мне как эксперту.

— Видала я таких экспертов… — фыркнула сбитая с толку Суэлла. Ей что, действительно не страшно? Одно слово, иностранка. Стоп. «Как эксперту»? — Ты кто вообще такая?

— Меня зовут Аяма Гайсё, — с готовностью откликнулась новенькая. — Я из Катонии. Меня пригласили в Четыре Княжества поработать там проституткой. Я не знала, что там проституция — уголовное преступление. Когда приехала и поняла, что меня обманули, начала протестовать и попыталась пойти в полицию. Тогда меня продали сюда.

Суэлла подозрительно посмотрела на нее. Сказанное как-то совершенно не вязалось с тоном — размеренным, спокойным, словно у девочки, в сотый раз читающей наизусть стишок. Может, она провокатор? Да глупости! Зачем? Кого ей провоцировать… Или она лазутчица? ГВС отправили кого-то на поиски похищенных? В роли подневольной проститутки? Никогда. Ни одна из тарсачек никогда на такое бы не согласилась. Правда, новенькая не тарсачка, а из Катонии, но вряд ли полная дура.

Впрочем, гадать бессмысленно. В конце концов, ей-то что?

— Не пытайся бежать здесь, — наконец сказала она. — Пожалеешь куда сильнее, чем в Княжествах.

Следовало бы уже научиться, что следовало за любой фразой…

— Почему? — немедленно осведомилась новенькая. В ее голосе прорезалось холодное сосредоточенное любопытство — и опять не те нотки, которым следовало бы там звучать. — Поймают?

— Поймают. Тебя — сразу. Ты не местная, любой сразу увидит. И вот…

Суэлла показала ей правое предплечье, где виднелась татуировка: горизонтальный овал и две асимметричные дуги, растущие из него — стилизованный фонтан. Святой символ Тинурила, который она ненавидела всей ненавистью, которая еще только сохранилась в ее душе.

— С этим знаком на руке тебя немедленно схватят местные и вернут обратно. Им за то награда положена — десять бесплатных визитов сюда. Но даже если укроешься от местных, Дракон тебя обязательно выследит. Они умеют…

— Дракон? — удивленно спросила иностранка.

— Ты за океаном про него, наверное, даже не слышала, — горько усмехнулась Суэлла. — Вам там кажется, что в мире царит доброта и любовь. Дракон — бандиты из предгорных джунглей Сураграша. Наркоторговцы. Работорговцы. Именно они похитили меня. Сначала требовали выкуп, но наш клан не платит выкупы. Это знали все, кроме тех болванов, что меня украли. А когда наши не смогли меня найти, меня продали сюда. Они охраняют храм. Вон тот здоровяк, — она чуть заметно мотнула головой в сторону входа в жреческий дом, — тоже из них. Младший Коготь, чтобы ему сдохнуть…

— Погоди, — нетерпеливо сказала иностранка. — Дракон что, до сих пор здесь орудует?

— Что значит «до сих пор»? Всю жизнь. И всегда будет.

— Так ты не знаешь… — иностранка покусала губу. — Дракон уничтожен практически полностью. В Сураграше военный переворот по обе стороны хребта, от Граша до океана. Ополчение сейчас добивает остатки бандитов, у власти правительство Панариши и Карины Мураций, оно ведет переговоры о международном признании. Северные области Сураграша оккупированы Княжествами, нетронутыми остались лишь кланы Змеи на дальнем юге и Цветущей Вишни на северо-западе. Какой из кланов связан с местным храмом?

— Кто такой Панариши? И Карина Мураций? — изумленно спросила Суэлла. — Откуда они взялись? Как с Драконом справились?

— Долго объяснять, — отмахнулась Аяма. — Потом. Так… судя по географии, здесь мог орудовать либо Оранжевый клан, либо Ночная вода. До клана Снежных Вершин далековато, да и не их стиль, они больше контрабандой золота промышляют. Оранжевый клан уничтожили самым первым, причем вдребезги. Если дракончики активны до сих пор, то, скорее, Ночная Вода, у них еще оставались мелкие базы. Послушай, но как здесь может действовать Дракон? Они ведь вне закона в Граше. Местные власти вообще в курсе происходящего?

— Местные власти сами не брезгуют сюда захаживать, — саркастически сказала Суэлла. — Наместник Великого Скотовода так просто обожает. На сладенькое да бесплатно — почему нет? Храм платит ему мзду, Дракон, говорят, беспрепятственно возит здесь маяку, и все довольны.

— И местные Глаза Великого Скотовода знают?

— Да ты что меня-то допрашиваешь? — яростно огрызнулась Суэлла. — Что ты ко мне привязалась? Сразу все узнать хочешь? Погоди, наслушаешься еще — и от девок, и от клиентов, когда им в постели языком поработать приспичит. Столько наслушаешься, что оглохнуть захочешь…

Скрипнула дверь, и Суэлла осеклась, сжавшись в комочек и вообще стараясь казаться как можно меньше. Она запоздало прокляла новенькую. Сейчас та наверняка окажется в центре внимания — и к ней самой за компанию.

Вскочившие мужчины склонились перед появившимися на крыльце мужчиной и женщиной: чужак — быстро и испуганно, Младший Коготь — неторопливо и небрежно. Верховный жрец храма, момбацу сан настоятель Джикаэр, носил длинные волосы, обрамлявшие блестящую на солнце лысину, и отличался импозантной представительностью. Заодно он страдал невыносимой скупостью и лично вникал даже в самые мелкие дела храма, экономя на всем, что только попадалось под руку. Выторговать пару вербов за корзину свежих фруктов составляло для него огромное удовольствие — даже большее, чем провести ночь в компании сразу трех молодых «кающихся жриц» (девушки тоже оставались довольны — по возрасту Джикаэра хватало максимум на один раз, да и то не всегда, так что у них появлялся шанс отоспаться под его могучий храп). В целом настоятель отличался не слишком большой вредностью и сильно к девушкам не придирался.

Женщина рядом с ним, однако, была совсем иного сорта.

Тиксё Яриман появилась в храме прошлой осенью. Никто не знал, откуда она взялась. Грязная, истощенная, с безумным блеском в глазах, одетая в какое-то немыслимое рванье, которого бы постеснялся последний нищий, она прошла через храмовые помещения прямо к сану Грахху, тогдашнему главному надзирателю за «кающимися жрицами», выбросила из его комнаты храмового стража, попытавшегося ее остановить (парень целый период отлеживался с треснувшими об удара о стену ребрами), и заперла за собой дверь. Жуткое словечко «синомэ» тут же облетело пределы храма, и когда пятнадцать минут спустя Тиксё в сопровождении Грахха появилась в коридоре, от нее шарахались в сторону даже обычно надменные и наглые солдаты Дракона. Грахх казался странно заторможенным, его расфокусированный взгляд жутко смотрел сквозь разбегающихся перед ним с чужачкой людей, и он шел, механически переставляя ноги, словно большая и нелепая кукла. Сопровождаемые полными ужасами взглядами и придушенными шепотками, они прошли через весь храмовый комплекс к дому настоятеля перед священным фонтаном. Там их уже ждали восемь человек — пятеро солдат Дракона, вечно ошивавшихся при храме и «защищавших» его, и трое охранников, отважившихся выйти против синомэ.

У всех в руках были короткоствольные пистолет-пулеметы.

Выстрелить не успел никто.

Когда Тиксё приблизилась к ним на расстояние трех саженей, и Младший Коготь резко приказал ей остановиться, глаза всех восьмерых внезапно остекленели, и они кулями повалились на землю. Тиксе в сопровождении Грахха равнодушно перешагнула через их бессознательные тела и вошла в дом настоятеля.

Через полчаса она вышла оттуда в сопровождении совершенно, кажется, здорового и невредимого настоятеля, вместе с которым вернулась обратно в дом «кающихся жриц». Там верховный жрец приказал собрать во дворе всех свободных от храмовых обязанностей жрецов и не занятых с клиентами «жриц» и спокойно объявил, что старшей надзирательницей становится Тиксё Яриман, которой с этого момента подчиняются все в доме «кающихся», включая жрецов-надзирателей. Мертвая тишина стала ему ответом, и он, благосклонно кивнув, удалился восвояси.

А Тиксё осталась.

В отличие от пришедших в себя без видимого ущерба охранников Грахх так и не оправился. Он перестал есть и пить, ходил под себя и умер три дня спустя, так и не сказав ни единого слова, продолжая смотреть пустыми глазами сквозь пытающихся заговорить с ним. Больше ни одна живая душа в храме не рисковала хоть в чем-то перечить страшной пришелице. Ее дурная слава в мгновение ока распространилась по городу, и приходящие в храм богомольцы кланялись ей даже ниже, чем настоятелю. Уже через неделю она отъелась, и когда она отмылась и добровольно переоделась в бесстыдную тунику «кающейся жрицы», оказалась если и не писаной красавицей, то весьма привлекательной и хорошо сложенной молодой женщиной.

Безумный блеск в ее глазах быстро сменился гнилью холодной расчетливой жестокости. Казалось, она лично ненавидит каждую из содержащихся в храме женщин, и жизнь четырех десятков «кающихся», и без того не слишком приятная и тяжелая, превратилась в настоящую каторгу. Все, кто не спал с клиентами, в пять утра поднимались на молитву Тинурилу. Тиксё молилась с остальными, но ее внимание сосредотачивалось отнюдь не на священных сосудах с водой и не на статуе четырехрукого бога, благословляющего правыми руками и убивающего левыми, и даже не на его трехглазом спутнике с ящерицей на плече, милосердном Ю-ка-мине — а на женщинах. И любая ошибка в молитве, любая кажущаяся невнимательность или непочтительность немедленно карались болезненным ударом невидимой руки в живот или в спину. Храм окончательно превратился в тюрьму даже для тех женщин, кто пришел добровольно: прием пищи, рутинные обязанности по уходу за жильем и отхожими местами, отдых, молитвы обставлялись строжайшими ритуалами, за малейшее отступление от которых следовала кара. Простоять полностью обнаженной на солнцепеке во внутреннем дворе с растянутыми на перекладинах руками и ногами было еще не самым худшим. Пытка соленой водой, литрами заливавшейся в желудок, или водой с перцем, вводившейся через клизму, иглы под ногти, в соски и в пах, избиение узкими мешками с песком и многое другое — все шло с ход, лишь бы не портило внешность, за которую клиенты платили деньги.

А те, кто в конце концов не выдерживали и пытались бежать или возмущаться, оказывались жертвами на изобретенном Тиксё «приношении Тинурилу».

— Где она? — холодно и громко, на весь двор, спросила старшая надзирательница у лысого сапсапа. — Где твоя уродливая шлюха?

Лысый ответил куда тише, неразборчиво и, не разгибаясь, указал рукой в сторону Суэллы и Аямы. Тиксё, и лысый вслед за ней, неторопливо двинулась к ним (настоятель предпочел остаться под навесом у входа и наблюдать оттуда). Три десятка шагов, которые ей потребовалось сделать, показались Суэлле вечностью. Она продолжала размеренно толочь зерно пестом, равнодушно уставившись в землю, но при каждом звуке шага ее сердце сжималось и дергалось, как заячий хвост. Она едва осмеливалась наблюдать за надзирательницей из-под опущенных ресниц.

— Действительно, уродина, — презрительно фыркнула Тиксё, остановившись перед Аямой. — Толстая, старая, и морда опухшая. Зачем ты ее сюда приволок, торговец? Ты думаешь, храм купит такую дрянь?

— Храм может и не покупать меня, — сообщила новенькая, прежде чем лысый торговец успел открыть рот. — Я и не напрашиваюсь, госпожа. Честно. Сверни шею этому старому дураку, чтобы не беспокоил занятых людей вроде тебя по пустякам, и я с легким сердцем отправлюсь домой.

Она странно смотрела на Тиксё — склонив голову набок и прищурившись, но как-то слегка сквозь нее. Суэлла заледенела. Она что, полная идиотка, эта катонийка? Не может быть — с учетом того, что она уже успела наговорить. Зачем она провоцирует Тиксё?

Глаза старшей надзирательницы опасно сощурились, и хотя холодно-высокомерное выражение лица почти не изменилось, Суэлла поняла: теперь та ни за что не позволит новенькой выскользнуть у ней из рук, не расплатившись за свою наглость.

— Языкастая, — процедила она сквозь зубы. — Это хорошо. Я люблю языкастых. И мужики — тоже. Своим язычком ты еще поработаешь как следует, их вылизывая, сучка.

— А мне так хочется домой, великолепная госпожа! — внезапно жалобным тоном проскулила новенькая, съеживаясь, словно в ожидании удара. — Пожалуйста, отпусти меня! Меня похитили, обманом заставили приехать из Катонии, я не хочу здесь оставаться!

Да что с ней такое? То деловитая и многознающая, то нахальная и саркастичная, а то вдруг скулит, как побитая собака… Не слишком ли резкие смены настроения?

— Вот как? — плотоядно усмехнулась Тиксё. — Ну что же, глядишь, мы тебя и отпустим. Потом, попозже. Когда долг отработаешь.

— Ка… какой долг, госпожа?

— Ну, сейчас храм тебя выкупит, и ты должна вернуть ему долг, прежде чем уйдешь. И расходы на свое содержание компенсировать тоже придется, — Тиксё явно наслаждалась собой. — А потом, конечно, можешь уйти. Лет так через пять-семь. Или через десять.

И злая ухмылка исказила ее лицо.

— Сколько ты за нее хочешь? — резко спросила Тиксё у лысого.

— Она из-за моря, момбацу сама, из самой Катонии! Шестьсот тысяч вербов, момбацу сама… — пробормотал тот, низко и часто кланяясь, сложив ладони у лба.

— Четыреста! — отрезала та.

— Да продлятся дни твоей цветущей юности, момбацу сама! — взвыл плешивый. — Я вез эту женщину от самой границы Четырех Княжеств, прятался от Глаз, кормил и поил ее! Пятьсот восемьдесят, и даже так я едва покрою расходы.

— Значит, ты торгуешься со мной? — ухмылка на лице надзирательницы внезапно перешла в гримасу ненависти, так что лысый даже отшатнулся в испуге. — Со мной?

— Я, момбацу сама…

— Молчать! — разъяренной коброй прошипела Тиксё. — Сейчас ты узнаешь, что такое противоречить мне! — Она резко обернулась. — Эй, Таксар! Живо сюда!

Младший Коготь выскочил из тени под навесом и быстрым шагом, но сохраняя достоинство, приблизился.

— Таксар! — голосом скрежещущим и страшным, как ночной призрак, проговорила надзирательница. — Я так думаю, что наша Тобося уже засиделась в подвале, а? Не пора ли уже избавить ее от мук перед неизвестным будущим?

— Давно пора, момбацу сама Тиксё, — подобострастно согласился охранник. — Вывести ее сюда?

— Да. А заодно — всех свободных шлюх. Тинурил уже заждался очередного приношения. Живо!

— Да, момбацу сама Тиксё, — поклонился мужчина. — Немедленно.

Он повернулся и быстро ушел в дом «кающихся». Надзирательница, усмехнувшись, неторопливо направилась в сторону настоятеля под навесом. Плешивый засеменил за ней, неуверенно оглядываясь на Аяму.

— Значит, он хочет меня продать за шестьсот тысяч вербов, а потенциальная покупательница больше четырехсот давать не хочет. Восемьдесят тысяч маеров за меня — это как-то даже обидно. Двухмесячное жалование бухгалтера в небольшой конторе. Прямо удар по самолюбию! — когда Тиксё отошла подальше, голос новенькой снова стал нейтральным и слегка саркастическим. — Я-то надеялась, что стою никак не меньше миллиона хотя бы в вербах, а они так грубо меня обломали…

Нет, решила Суэлла про себя, она точно дура. Или ни капли не боится по какой-то иной причине. Обманутая и похищенная иностранка — да как бы не так! В борделе таких две, жалких и раздавленных, лишний раз боящихся оторвать взгляд от земли… Но что бы чужестранка о себе ни думала, через несколько минут ей предстоит осознать, что жизнь — куда более дерьмовая штука, чем кажется за Срединным океаном.

— Слушай, ты, — сквозь зубы сказала она, жалея, что в нейтрально-вежливом общем языке нет оскорбительных местоимений, как в тарси. — Если хочешь прожить в здравом уме и твердой памяти хотя бы еще немного, лучше прикуси свой язычок. Иначе…

— Иначе что? — немедленно с любопытством переспросила новенькая.

— Сейчас сама увидишь, — горло у Суэллы внезапно пересохло, и она с трудом выдавила из себя слова. — Увидишь…

Аяма внимательно посмотрела на нее и, противу ожидания, промолчала. Суэлла бросила на нее недоверчивый взгляд из-под ресниц. Странно. И все-таки — кто она такая? Обманутая потаскуха из-за океана? Если вспомнить, что она успела наговорить за последние десять минут — у нее не иначе как высшее образование. Да, в бесстыдной Катонии проституция не считается чем-то зазорным. Злые языки поговаривают даже, что некоторые домохозяйки подрабатывают шлюхами, не скрываясь от мужей, но тут, наверное, точно врут. Но все равно проституция вряд ли слишком доходное занятие, а эта Аяма и говорит, как образованная, и знает слишком много. Откуда она настолько осведомлена о Драконе? О кланах, об их территориях? Местные солдаты, как следует из подслушанных разговоров, и в самом деле работают на клан Ночной Воды — вот только год назад даже сама Суэлла о нем знала лишь от Кампахи, которую не первый год готовят занимать высокие посты среди Глаз. Даже в Граше для девяти человек из десяти Дракон — нечто далекое и эфемерное, чудище из страшных сказок. А уж на другом материке о нем слышали разве что тамошние Глаза — или как их там?.. Служба общественной безопасности.

Аяма работает на СОБ? Она агент под прикрытием? Возможно. Катонийке проститутку из себя изображать несложно, барьера стыдливости и непристойности для нее попросту не существует. Но тогда у нее должны иметься какие-то средства связи. Она как-то должна общаться со своими — и у нее должна быть охрана. Или группа быстрого реагирования. Или что-то еще в том же духе. Неужели появился шанс?!

Нет. Не появился. Даже если пришлая действительно агент СОБ и за ее спиной стоит целая армия, для Суэллы оно не имеет значения. Она сама опозорена навек. Она — не катонийка, и дороги домой для нее не существует.

Зашелестели подошвы по пыли, негромко забубнили испуганные женские голоса, полетели негромкие хохотки свободных от своих обязанностей жрецов с вытатуированным фонтаном на предплечье, предвкушающих развлечение. Двор стремительно заполнялся народом. «Кающиеся жрицы» испуганно сбивались кучками у стены, избегая приближаться к Суэлле и новенькой, вокруг которых образовалось заметное пустое пространство. Раздался короткий взвизг, и на середину двора от грубого толчка Таксара выбежала и упала, не удержавшись на ногах, молодая женщина. Она даже не попыталась подняться, так и оставшись лежать и негромко хныча. Очевидно, у нее уже не осталось сил на борьбу. Младший Коготь вальяжно подошел к ней и рывком вздернул на ноги. Сорвав с нее грязную тряпку, в которую превратилась некогда белая туника, и оставив ее полностью обнаженной, он принялся приматывать ее запястья к высоко поднятой перекладине столба наказаний. Тиксё подошла и остановилась рядом, криво ухмыляясь.

— Что с ней собираются сделать? — напряженно спросила Аяма. — Пороть? За что?

— Три дня назад она попыталась сбежать, — прошептала Суэлла. — Ее поймали еще до заката. Ее… сама сейчас увидишь. Лучше бы она сразу перерезала себе глотку.

— Здесь есть запасы еды?

— Что? — от удивления Суэлла даже дернулась. — Какой еды?

— Сколько храм может продержаться в осаде?

— Ты о чем? — даже тоскливый ужас от ожидания предстоящего не смог полностью заглушить изумление. — Какая осада?

И в этот момент Таксар закончил привязывать женщину и отступил на шаг.

— Слушайте все! — громко произнесла Тиксё. — Слушайте и запоминайте. Вы все знаете Тобосю. Храм несколько лет поил, кормил и защищал ее от опасностей внешнего мира. Взамен от нее просили совсем немногого — покаяться за совершенные ей прегрешения и принести храму лишний медяк. Но она оказалась неблагодарной. Похоже, — Тиксё хрипло засмеялась, и о ее смеха по коже Суэллы побежали мурашки, — похоже, ей не нравилось каяться. Она страдала. А, Тобося? — Она ухватила женщину за подбородок и вздернула ее голову. — Ты страдала? Отвечай!

— Да, момбацу сама… — еле слышно пробормотала несчастная.

— Ну что же, — голос ведьмы угрожающе понизился, — больше тебе страдать не придется. Я заставлю тебя искренне полюбить сам процесс покаяния. Готова ли ты, Тобося?

— Не надо! — простонала та. — Пожалуйста! Я никогда больше…

— Разумеется, — согласилась старшая надзирательница. — Ты — никогда больше. О великий Тинурил, тебе посвящаем эту женщину отныне и навеки! Прими ее душу!

Она ладонью зажала рот внезапно забившейся в конвульсиях женщине и наклонилась к ней так, что их лица почти соприкоснулись.

— Что она делает? — пробормотала Аяма. — Не может такого быть! На всей планете только у меня…

Привязанная громко замычала и повисла на веревках, а Тиксё снова засмеялась ужасным смехом вампира, напившегося свежей крови. Она отпустила лицо Тобоси и отступила от нее. Несколько мгновений женщина висела неподвижно, потом ее тело снова дернулось, но уже иначе. Ее бедра сжались, потом внезапно резко двинулись вперед и раскрылись, обнажая лоно. Из ее рта вырвался новый стон, но уже совсем иной, чем ранее — призывный вопль самки в течке. Она принялась бессмысленно извиваться, и ее пустой взгляд, скользнувший по Суэлле, заставил ту отшатнуться, ударившись затылком о стену, под которой сидела. Что-то мелко дребезжало, и внезапно Суэлла сообразила, что звук издает зажатый в ее трясущейся руке каменный пест, задевающий край ступы.

— Да что же она сделала! — потрясенно проговорила Аяма уже в полный голос. — Это же минимум третий уровень! Да как она может…

Она резко поднялась на ноги и выпрямилась, сжав кулаки. Тиксё обернулась к ней, закинула голову и снова безумно рассмеялась. Аяма деревянным шагом двинулась к ней, и надзирательница неторопливо направилась ей навстречу.

— Значит, ты из Катонии? — насмешливо спросила она на весь двор. — И тебя ложью заманили в Граш? Мир так жесток и несправедлив, восточница, верно? Да что ты знаешь о жестокости и несправедливости, шлюха? — внезапно резко переменившись, змеей прошипела она. — Что ты вообще знаешь о жизни? Да ничего! И я тебя научу. Эй, ты! Сюда!

Она кивнула плешивому работорговцу, и тот семенящей походкой подбежал к ней.

— Сколько ты хочешь за нее? — презрительно спросила Тиксё.

— Четы… четыреста тысяч, момбацу сама… — дрожащими губами пробормотал тот, против воли оглядываясь на медленно извивающуюся у столба женщину.

— Я заплачу пятьсот. И не говори потом, что храм Тинурила не дает хорошую цену за старых шлюх. Казначей выдаст. А теперь пошел вон.

Плешивый тут же испарился, а Тиксё снова повернулась к Аяме.

— На колени, тварь! — хриплым голосом проскрежетала она. — На колени! И лижи мне ноги, пока я не сделала с тобой то же самое, что и с ней!

— Как ты можешь так поступать? — печально спросила Аяма. — Ведь у тебя есть дар. Великий дар, какого нет больше ни у кого. И с его помощью ты калечишь людей вместо того, чтобы помогать им. Неужели разлад в твоем сердце зашел так далеко? Неужели ты и в самом деле больше не отличаешь свет от тени?

— Помогать людям… — медленно проговорила Тиксё, облизнув губы. Суэлла изо всех сил сжала пестик. Сейчас дура-иностранка тоже превратится в безмозглую похотливую тварь. Зачем она нарывается? — Людям? Темлюдям, которые десять лет гоняли меня, как бешеную собаку? Тем людям, которые, узнав, что я синомэ, швыряли в меня камнями с безопасного расстояния, а после убегали с воплями о злых духах? Тем людям, которые меня саму за человека не считают? — внезапно заорала она во все горло. — Которые с радостью убили бы меня, дай им шанс? Вон тем шлюхам, которые с радостью ложатся под каждого мужика, которого к ним приводят? Вон тем похотливым мужикам, которые перешептываются за моей спиной? Помогать?

На ее губах запузырилась слюна.

— Помогать? А мне — мне хоть кто-то помог в жизни? На колени, тварь! — рявкнула Тиксё. — На колени! И не строй из себя святошу! Ты такая же, как все! На колени, или я…

Внезапно ее тело скрутило судорогой, и она рухнула вперед, ухватившись за Аяму. Та подхватила ее, не позволив упасть со всего маху, и осторожно опустила бьющееся в конвульсиях тело на утоптанную землю двора. Глаза Тиксё закатились, руки бесцельно шарили по земле — и так же внезапно все кончилось. Наздирательница обмякла и замерла, ее веки смежились. Ниточка слюны текла из угла рта.

Некоторое время во дворе царила мертвая тишина, нарушаемая только тихими стонами привязанной. Потом настоятель вышел вперед.

— Цуйха, Масил, отнесите саму Тиксё в ее комнату и пришлите туда лекаря, — властным тоном произнес он. — У нее солнечный удар. Сихх, Таратанувар, снять Тобосю и сунуть к остальным пожертвованным. Таксар, отведешь новую жрицу в келью и проверишь, что она умеет. Все остальным — разойтись и вернуться к своим обязанностям.

Толпа во дворе зашепталась и задвигалась. Аяма попятилась назад и медленно опустилась в пыль рядом с Суэллой.

— Почему? — отстраненно спросила она. — Ну почему так случается?

— Что ты с ней сделала? — тихо спросила Суэлла. — Ведь это ты сделала, да?

— Просто удар расслабленным манипулятором в центр эффектора, — отсутствующе сказала Аяма. — Чем сильнее девиант, тем хуже она такое переносит. Только нужно аккуратно, чтобы не убить ненароком. Но неужто она и в самом деле безумна?

— Ты… синомэ? — неверяще переспросила Суэлла. — Девиант?

— Мне… нужно прийти в себя. Я посижу минуту-другую… здесь. Не трогайте меня пока.

Она подобрала под себя ноги, прижалась спиной к стене и замерла, закрыв глаза. Ее лицо превратилось в неподвижную маску.

— Эй, ты, восточница! — рядом с ними остановился Таксар. — Вставай и иди за мной. Ты что, уснула?

— Не трогай ее.

— Что? — Младший Коготь удивленно уставился на Суэллу. — Ты что-то сказала, шлюха?

— Не трогай ее, — уже громче повторила Суэлла, не поднимая взгляда. — Она устала и напугана. Ей нужно прийти в себя.

— Я помогу ей прийти в себя, не сомневайся, — ощерился Таксар. — Так помогу, что до завтра спать не захочется. Эй, ты! Вставай!

— Не трогай ее, Таксар, — Суэлла вскинула на него прищуренный взгляд, и скрученное щупальце ее манипулятора резко распрямилось, с легким свистом пронзив воздух возле правого уха Младшего Когтя. — Она очухается, и потом делай с ней, что хочешь.

— Да ты кто такая, шлюха, чтобы мной командовать? — Таксар прищурился, но уверенности в его голосе изрядно поубавилось.

— А ты забыл? — Суэлла взглянула ему в глаза, и мужчина против воли отступил на шаг. — Я синомэ. У меня, в отличие от тебя, еще есть честь, и потому я подчиняюсь вам — через силу. Но бойся перейти черту, Младший Коготь. Я ведь могу внезапно сойти с ума, как Тиксё. Подумай, что от тебя останется после такого.

— Тебя давно пора удавить, — с ненавистью проворчал мужчина. — Настоятель слишком мягок. Вашему храму сильной руки не хватает. Один настоящий командир, да и та — сумасшедшая б…дь со злобными духами в голове.

— А тебе-то что? Дракону главное, чтобы храм вовремя платил отступные. Какое тебе дело, как жрецы собирают деньги? Разве не так?

Мужчина машинально ухватился за висящую на правом бедре кобуру, но сдержался.

— Через пять минут приведешь ее в свободную келью в дальнем конце дома «кающихся», — резко сказал он. — Не приведешь — обеих выпорют.

Он развернулся и пошел через опустевший двор в дом жрецов. Суэлла молча смотрела ему вслед, чувствуя, как в глубине пробуждаются давно забытые чувства. Гнев. Ярость. Ненависть. И… надежда? Надежда на что? Она посмотрела на неподвижное лицо Аямы, вздрогнула и отвернулась.

Пять минут. Пусть посидит еще немного, и надо ее растормошить. Не следует злить Таксара сверх меры, пока он не начал вымещать злобу на других.

«Семен, Саматта, общий вызов. Яна в канале».

«Саматта в канале».

«Семен в канале».

«Здесь Яна. Ребята, я нашла одно место, куда сбывают проституток из ЧК. Храм Тинурила в городе Тахтахан, северо-западный Граш. Здесь примерно четыре десятка женщин, которых удерживают силой. Рис, нужно связываться с Глазами и требовать их помощи. Ты знаешь, как обратиться в местное отделение ГВС?»

«Здесь Семен. Погоди, Яни, не торопись. Не все так просто. ГВС наверняка знают, что происходит в храме. Принудительная проституция в Граше запрещена, за такое горячие тарсачки могут и кастрировать виновных без суда и следствия. И заставить их сожрать отрезанные части. Если храм практикует такую проституцию, значит, местные ГВС коррумпированы и ненадежны. Обратиться к ним означает лишь усложнить ситуацию, не получив никакой помощи. Скорее всего, тебя просто попытаются убить».

«Здесь Яна. Я и сама могу кастрировать не хуже тарсачек. В храме тринадцать постоянно вооруженных мужчин — некоторые или все из них боевики Дракона, один — Младший Коготь. Судя по всему, Ночная Вода. Они берут с храма мзду и охраняют его. Атаки они не ждут, с ними я могу справиться и самостоятельно. Плюс жрецы, десятка три — но вряд ли они станут связываться с разъяренной синомэ».

«Здесь Саматта. Ну хорошо, захватишь ты храм, разгонишь жрецов — а дальше-то что? Если наместник или ГВС в доле, в храме быстро окажутся регулярные армейские части. Ты собираешься их всех перебить?»

«Здесь Яна. На территории есть продуктовый склад. Зерно, мука, еще какая-то органика. Я еще не успела просмотреть его как следует, но он есть. Надо как-нибудь продержаться до того, как прибудут войска из других мест. Мати, мне потребуется помощь, чтобы спланировать оборону…»

«Здесь Семен. Яна, и все-таки ты торопишься. Не забывай, ты действуешь сама по себе, без поддержки официальных властей. Не факт, что кто-то захочет ссориться с тамошними ГВС из-за нескольких силой удерживаемых женщин. Даже тарсачки станут торговаться — а чем мы с ними расплачиваться станем? Я ведь вас с Карой предупреждал: заранее продумайте, что станете делать, когда найдете похищенных. Ты продумала?»

«Здесь Яна. Нет еще, но…»

«Здесь Семен. Вот и я о том же. Даже если ты освободишь всех силой удерживаемых женщин, что ты станешь делать с ними дальше? Подбирая на улице котенка, будь готова кормить его и вытирать за ним лужицы. А человек куда как побольше и попрожорливее котенка. И гадит несопоставимо. Про несколько десятков человек уж и не говорю».

«Здесь Яна. И что дальше? Ничего нельзя сделать? Мне так все оставить и уйти?»

«Здесь Саматта. Яни, с самого начала все это являлось твоим личным приключением. Ну ладно, твоим с Карой. Мы не можем идти войной на Граш ради этих женщин. Мы наверняка можем вытащить похищенных катониек, если там такие найдутся — вряд ли Великий Скотовод захочет пойти на международный скандал, если мы пригрозим его устроить. Но не больше».

«Здесь Семен. Ну, на самом деле мы можем попытаться помочь и остальным. Но не быстро. Придется начинать очередную политическую игру с большой торговлей. Нужно подумать, что и как…»

«Здесь Яна. Нет времени на игры. У меня серьезная проблема: местная главная командирша — девиант как минимум второй категории. У нее развитый нейроэффектор с имплантатором ментоблоков, как у меня, но без эмпатора. И она, похоже, чокнутая. По-настоящему сумасшедшая, я имею в виду. Я медицинскую психиатрию не изучала, но она явно неадекватна в общении. И эмоции у нее прыгают почище кузнечиков от сенокосилки».

«Здесь Семен. Ого… Я полагал, что на всей планете до такого уровня нейроэффектор развился только у тебя одной. По крайней мере, два года назад тотальное сканирование популяции не выявило ничего похожего».

«Здесь Яна. Рис, эффектор развивается, забыл? У нее развитый нейроэффектор — и она только что использовала его, чтобы сломать психику одной из женщин для устрашения остальных. Похоже, не в первый раз. Неструктурированный ментоблок по крайней мере третьего уровня, перманентное сексуальное возбуждение, плюс еще что-то, что я не понимаю. Нечто, не дающее ясно мыслить».

«Здесь Саматта. Чокнутый девиант с нейроэффектором — страшная штука. Ладно, я позабочусь…»

«Здесь Яна. Нет, Мати! Нельзя! Я запрещаю! Я вас позвала вовсе не для помощи в убийстве! Мы не можем убивать людей лишь для того, чтобы упростить решение задачи. Даже сумасшедших. Я ее вырубила и буду держать в подавленном состоянии в ближайшее время, но такое угнетает мозг. Она может окончательно сойти с ума или умереть, так что максимум неделя, скорее, меньше. Ее срочно нужно показать опытному психиатру, моей мизерной квалификации недостаточно. Рис, нужно решать, как вызвать помощь, и быстрее. Неужели у тебя нет вариантов?»

«Здесь Семен. Сейчас — нет. Пожалуй, лучшая зацепка — Тимашара и Северные Колена. В конце концов, Тахтахан всего в полутысяче верст от их территории. Но потребуется не меньше двух, а то и трех недель».

«Здесь Яна. Тимашара, Тимашара… Рис, помнишь, я рассказывала про ее слова о пропавшей племяннице… как ее, хосимаме? Суэлле Тарахое? Здесь есть женщина, явно тарсачка, судя по внешности. И она девиант первой категории. Она отказывается назваться, но вдруг это она? Когда я имя вслух произнесла, у нее внутри словно атомная бомба взорвалась».

«Здесь Семен. Мне потребуется картинка».

«Здесь Яна. …лови поводок с камеры. Если я права, у нас есть козырь».

«Здесь Семен. А если нет, то нет. Я посмотрю, что можно сделать. Встает вопрос, как именно передать фотографию Тимашаре. Никто из наших сейчас в контакте с ней не находится. Между прочим, именно твоей обязанностью было дипломатические связи поддерживать».

«Здесь Саматта. Рис, а через Каси? Она ведь официально у них сейчас живет».

«Здесь Семен. И верно. Хорошо, я продумаю легенду. Яни, в самом лучшем случае вся история займет не менее недели. Скорее всего, больше. Мати, будь любезен, просмотри территорию храма на предмет обороны, но, Яни, ради всего святого, не устраивай заваруху, если ее можно избежать. Иначе ты угробишь половину, а то и всех своих подружек».

«Здесь Яна. Поняла. Все, мне пора заканчивать. Та тарсачка меня за плечо тормошит. Кажется, ей что-то нужно, и срочно. Мати, попозже свяжусь. Отбой».

«Здесь Саматта. Вояка ты наша… Отбой».

«Здесь Семен. Сеанс закончен».

Яна открыла глаза и посмотрела на склонившую над ней женщину. Безымянная тарсачка казалась изможденной и истощенной, но внутри ее ворочался клубок кипящих эмоций.

— Пойдем, — ровным голосом проговорила она. — Таксар хочет тебя… проверить. Не надо заставлять его ждать.

— Что станет с той женщиной, которая… висела? — спросила Яна.

— Ее сунут в комнату к другим. Многие мужчины любят таких. Все время возбужденных и нерассуждающих. И ты такой же быстро станешь, если продолжишь выпендриваться. Вот очнется Тиксё…

— Она не очнется в ближайшее время. Скажи, если ты сильный девиант, почему ты все еще здесь? Ведь никто не сможет тебя остановить, если ты захочешь сбежать.

— И куда мне бежать? В дикие джунгли? — горько усмехнулась тарсачка. — Мне нет дороги домой. Я опозорена навечно. И никто из местных не примет беглую храмовую рабыню. А еще они пообещали, что если я сбегу или попытаюсь сопротивляться, они убьют других. Они убьют, можешь не сомневаться. У Дракона такое в порядке вещей.

— Знакомая история… — пробормотала Яна. — Ну очень знакомая. Только и Дракон сейчас уже не тот.

Она поднялась и отряхнула испачканные колени.

— Ну, подруга, — решительно сказала она, — веди меня к твоему Таксару. Посмотрим, на какие секс-подвиги в Граше способны большие сильные мужчины. А то работорговец оказался сплошным разочарованием. А потом, когда дракончик от меня отвяжется, мы поговорим с тобой еще раз, всерьез. И если ты попытаешься плакаться мне на свою навек загубленную жизнь, по ушам настучу. Веди давай, не смотри на меня такими печальными глазами, а то я сейчас расплачусь.

04.08.858, перидень. Граш, окрестности города Тус

— Ах-ни-тэн… — Ирэй выговорила слово с мягким акцентом, характерным для западной части материка. — Ах-ни-тэн.

— Нет, не так. Ог-не-день. Огонь. День. Огнедень, — терпеливо произнесла Канса. — Огнедень.

— Ох-не-день, — с серьезной миной на смуглой мордочке повторила Канса. — Охнедень.

— Уже почти хорошо, — ласково улыбнулась ей Канса, погладив по голове. — Еще немного, и ты у нас заговоришь на общем не хуже остальных.

— Хорошо ховорить? — Ирэй бросила на нее лукавый косой взгляд. — Уже очень хорошо?

— Еще не очень хорошо. Но гораздо лучше.

— Тохда вкусно? — деловито осведомилась девочка. — Нахрада?

— Ты маленькая жульница! — рассмеялась Канса. — Нет уж. Потом вкусность. Вечером. После ужина. Сейчас повтори дни недели еще раз. Давай с начала. Пери…

— Перидень. Охнедень. Вододень. Древодень. Э-э-э…

— Зла…

— Златодень. Э-э…

— Зем…

— Земледень. Деньдень. Небодень.

— Сколько всего?

— Э-э… — Ирэй посмотрела на свои руки. — Шесть, семь… восемь. Да?

— Правильно. Только считать нужно без помощи пальцев, в голове. Скажи, сколько периодов в году?

— Шестнадцать! — гордо заявила девочка. — Двадцать четыре день один период. И еще четыре день никакой период. Зим-ни-ки! Ка-ни-ку-лы! От-ды-хать!

— Молодец. Сколько часов в дне?

— Двадцать час. Восемьдесят минут один час. Пятьдесят… пятьдесят… пятьдесят шесть секунд один минута.

— Не-а, неправильно. Пятьдесят четыре секунды в минуте. Пятьдесят четыре. Запомнила?

— Ма-а… Ирэй хол… голодная. Кушать?

— А сколько сейчас времени? — Канса хитро прищурилась и протянула девочке запястье с часами. — Часы разве говорят, что пора кушать?

— Времени? — девочка напряженно сморщилась, разбирая цифры. — Десять час… часов. Полдень. И тринадцать минут после полдень. Кушать в один час ровно, да?

— Верно. И сколько еще осталось минут до обеда?

— А-а-а… — девочка сердито швыркнула носом. — Долхо.

— А сколько точно, не знаешь? Давай считать. Час — восемьдесят минут, так? Тринадцать — десять плюс три. Значит, нужно из восьмидесяти вычесть сначала десять, а потом еще три. Восемьдесят минус десять — сколько?

Ирэй отвела взгляд и принялась разглядывать трещинку в штукатурке.

— Ну-ну! — строго сказала ей Канса. — Не отлынивай. Восемь минус один — сколько?

— Семь, — нехотя буркнула девочка.

— И с десятками то же самое. Восемь десятков минус один десяток — сколько?

— Семь десятков. И минус еще три. Значит, пятьдесят семь! — Девочка просияла. — Пятьдесят семь минут до кушать. Ирэй молодец?

— Не пятьдесят семь, а шестьдесят семь, — поправила ее Канса. — Перед семидесятью идет шестьдесят, а не пятьдесят. Но ты все равно молодец.

— Да, Ирэй у нас молодец, — согласилась неслышно вошедшая в комнату Кампаха. — Ирэй, хочешь на лошадке покататься?

— Ма, сама Кампаха! — девочка вскочила на ноги и захлопала в ладоши. — Да, да! Очень хочешь!

— Тогда беги на тренировочную площадку, — Кампаха перешла на фаттах. — Сама Сабелла и другие дети уже начали упражняться. Тебя ждут.

— Ма! — кивнула девочка. — Мама Канса, можно?

— Что — можно? — невинно поинтересовалась Канса. — Кампаха, не забывай, я тарси не знаю.

Разумеется, универсальный транслятор перевел ей фразу, но демонстрировать это Кампахе она не собиралась. Раз глупой иностранке не положено понимать местные языки, она добросовестно изобразит из себя глухую. Интересно, если Кампаха так ее проверяет, то почему? Неужели что-то заподозрила?

— Не тарси, а фаттах, — поправила Кампаха. — Извини. Я сказала, что Сабелла ждет ее на тренировочной площадке. Можно ей пойти?

— Да, Ирэй, можно, — согласилась Канса. — Беги быстрее. Потом пообедаем, и вы с тетей Кампахой пойдете тренировать невидимые руки.

— Ма, мама Канса! — девочка махнула рукой и выскочила из комнаты.

— Умница, а не ребенок, — сообщила Кампаха, глядя ей вслед. — Всего-то период прошел, а уже так здорово на общем болтает. И на тарси, между прочим. И в седле держится уверенней многих девочек ее возраста. Сделаем мы из нее настоящую тарсачку еще до конца года.

— Нет уже, тарсачку не надо, пожалуйста, — Канса собрала в пригоршню фломастеры, прихватила лист писчего пластика и стиралку, поднялась с ковра, на котором сидела с Ирэй, и начала аккуратно раскладывать вещи на столе. — Сураграшу такие граждане самому нужны. Кампаха, у тебя есть новости от госпожи Тимашары?

— Да. Когда она увидела фотографию Суэллы, без разговоров дала мне мандат на любые действия, которые я посчитаю нужными. Операция потенциально опасна в политическом плане и потребует личной санкции Первой Смотрящей, но ее мы получим, Тимашара гарантирует. В конце концов, Кимица тоже из Северных Колен. В моем распоряжении такх личной охраны Старшей Матери и возможность затребовать любую технику — в пределах разумного, конечно.

— Такх?

— Отряд специального назначения вне стандартной воинской иерархии подразделений. Раньше так назывались отряды личной охраны королевы. В такхе обычно от двадцати до пятидесяти человек, у меня сейчас тридцать пять. Более чем достаточно для захвата любого объекта, не укрепленного специально. Однако проблема в том, что захватывать храм просто так нельзя. Тахтахан — территория гуланских кланов Звенящих Ручьев. Их Повелители Ветра традиционно на ножах с нашими кланами. Если мы появимся на их территории без разрешения, независимо от причины дело кончится дракой, и отнюдь не со жрецами. Против всей армии Звенящих Ручьев мы не выстоим.

— Но… — Канса сосредоточенно нахмурилась, как только что хмурилась Ирэй. — Я, конечно, мало что знаю о ваших обычаях, но разве насильно заставлять заниматься проституцией — не уголовное преступление в Граше? Глаза Великого Скотовода должны заниматься такими делами. И они сейчас набираются как раз из тарсаков Северных колен.

— Глаза в Тахтахане либо запуганы, либо куплены. Вряд ли они не знают о том, что творится в храме. На них нельзя полагаться. Кроме того, в Тахтахане они набираются из клана Вольных Степей, а с ним у Северных Колен… давняя неприязнь. Не такая сильная, как со Звенящими Ручьями, но тем не менее. Необходимо действовать в обход. Опасность еще и в том, что женщин вполне могут перебить всех до единой просто для того, чтобы скрыть следы.

— И что вы собираетесь делать?

— Разберемся на месте. Сегодня я вылетаю в Джамарал — оттуда по прямой около восьмисот верст до Тахтахана. Дальше нужно решить задачку скрытного перемещения по враждебной территории. Скажи, ваша связь с самой Яной… односторонняя? Или вы можете передавать ей что-то?

— Двухсторонняя. В городе есть беспроводная связь, а у нее припрятан коммуникатор ваших стандартов. Но сеансы связи — только в строго оговоренное время, по ночам. Ей сложно отводить глаза другим во время разговора.

— Опасно… — пробормотала Кампаха. — Я, конечно, не знаю, насколько хороша она в своем умении воздействовать на мозги, но рано или поздно найдется шпион, кого не заметит она сама. Очень опасно. Проще всего ей бежать вместе с Суэллой. Ночью они выбрались бы за город, благо храм на самой окраине, а там мы бы их подобрали.

— Нет, невозможно. Суэлла не пойдет, так же, как и Карина в свое время. Да и Яни тоже никого не намерена бросать. Их можно вытащить только вместе со всеми.

— Я знаю, — вздохнула тарсачка. — И почему так редко удается использовать простые решения? В общем, передайте ей, что мы начали действовать. Но быстро не выйдет: такому отряду скрытно пробираться по чужой территории сложно. В самом лучшем случае ей придется держаться неделю. В худшем — две, а то и период. Связь с ней — через тебя. Попроси ее передавать все детали, которые она сочтет важными. И пусть ведет себя очень осторожно.

— Да, Кампаха. Я передам. Не беспокойся, с Яни ничего не случится. И она защитит вашу Суэллу.

— Ничего не случится… — молодая тарсачка явно заколебалась. — Канса… можно задать вопрос? Нескромный?

— Попробуй, — согласилась Канса. — Но если слишком нескромный, я не отвечу. Не обижайся, ладно?

— Конечно. Скажи, вот вы все — Благословенные. Каково оно — быть такими? Жить рядом с богами, разговаривать с ними, как с обычными людьми?

— Они не боги, Кампаха, — Канса покачала головой. — Демиурги очень много знают и могут, но они не всезнающи и не всемогущи. Но я не могу ничего рассказать тебе о них. Я же не Благословенная. Я просто рыжая девчонка из провинциального городка, лаборантка из обсерватории, в которую угораздило влюбиться одного ехидного заезжего блондина. В Катонии я близко видела только одного Демиурга, да и то перед самой смертью.

— Перед смертью? — поразилась тарсачка. — Разве они умирают?

— Нет. Это… Кампаха, мне трудно объяснить. Я сама почти ничего не знаю. Они… используют что-то вроде человеческих тел. Не отличимых от человеческих никакими средствами, если они сами того не захотят. Он — точнее, она, хотя у них вообще-то нет пола, только роли — решила, что полезно время от времени испытывать на своей шкуре, что такое умирание, чтобы помнить, каково приходится смертным. Ну и… умерла. От старости. На самом деле не умерла, конечно, но… В общем, я сама не очень понимаю.

— Ну, у богатых свои причуды, а у бессмертных — свои, — Кампаха поджала губы. — Скажи, Яна ничего не боится, потому что у нее есть какая-то защита, подаренная… как их, Демиургами? Мне важно знать — я должна понимать, кого в время операции нужно защищать в первую очередь, а кто способен позаботиться о себе и сам.

— Яна способна позаботиться о себе и сама. Защищай других, а она поможет вам в меру сил.

— И какого рода эта защита? Она закрывает от пуль? От газов? От яда в пище?

— Кампаха, — Канса тепло улыбнулась тарсачке, — считай, что от всего сразу. Просто не беспокойся за нее, как будто ее там просто нет.

— Да уж, — Кампаха почесала в затылке. — Хотела бы я знать, как такое возможно.

— Нет, не хотела бы.

— Что?! — тарсачка удивленно уставилась на нее. — Почему — не хотела бы?

— Потому что есть знание, которое не приносит ничего, кроме печали, — неожиданно Канса почувствовала, как ее опять охватывает страшная тоска. Она на мгновение замолчала, восстанавливая контроль над перехваченной глоткой. — Поверь мне. Демиурги скрывают многое, но вовсе не потому, что боятся людей. Они скрывают то, что не принесет людям ничего, кроме вреда. Даже о самом их существовании никому знать не следует. Вот ты знаешь и уже завидуешь им. Впустую завидуешь, тщетно: силой у них ты бессмертие не вырвешь, а дарить его налево и направо они не собираются. Не пытайся узнавать то, что от тебя скрывают. Ты не получишь от сокровенного знания никакой выгоды, но твоя жизнь станет куда менее приятной. Поверь мне.

— Ну, раз ты так говоришь… — Кампаха пожала плечами. — Извини, что пристала с глупыми вопросами. До скорого.

Она махнула рукой и вышла. Канса подошла к кровати и съежилась на ней, обхватив плечи руками. Потом поудобнее улеглась, на всякий случай отвернувшись к стене, чтобы от входа не было видно ее лица, и сосредоточилась.

«Палек, на связь. Канса в канале».

«Палек в канале. Привет, Каси, солнышко ты мое рыжее. Как дела?»

«Нормально. Лика, со мной только что разговаривала Кампаха. Ей дали разрешение действовать по своему усмотрению. Передай Яни, что спецотряд вылетает в Джамарал, а оттуда, замаскированный, двинется к Тахтахану. Она будет держать связь».

«Я, конечно, передам, только почему бы тебе самой ей не рассказать? С ней тебе связаться ничуть не сложнее, чем со мной. Каси, что-то случилось? У тебя голос какой-то странный».

«Нет, ничего. Я просто забыла, что и сама могу с ней общаться. Сейчас свяжусь, не беспокойся. Коне…»

«Нет, погоди-ка. Я сейчас пройду».

«Не надо! День же!..»

«Отбой».

Пару ударов сердца спустя мягкий стук подошв возвестил о том, что Палек сконденсировался из воздуха и опустился на пол. Канса не пошевелилась. Ей не хотелось, чтобы муж увидел ее лицо.

— Лика, тебя увидят, — глухо сказала она. — Сейчас день. Кто-нибудь войдет…

— А я занавески вокруг комнаты задернул, — беззаботно откликнулся ее муж. Он сел рядом с ней на кровати и потормошил за плечо. — Эй, Каси! Ты чего какая-то скучная? Я тебе так опротивел, что смотреть на меня не можешь?

Каси повозилась, поворачиваясь на другой бок, и, скорчившись, уткнулась ему лицом в живот.

— А я-то думал, что в моем брюхе нет ничего романтического, — озадаченно сказал Палек, поглаживая ее по плечу. — Каси! Да что с тобой? От тебя грустью и печалью тянет, как из колодца на болоте! Каси! Да скажи что-нибудь! Кто тебя обидел?

— Лика, — Канса ухватила его руку и крепко сжала, — я не хочу становиться Демиургом. Вообще не хочу.

— Шо? — ошарашенно спросил Палек. — Что значит — не хочу? Для тебя носитель почти дозрел, еще период-другой — и трансформация.

— А я не хочу.

— Так… — Палек освободился от ее хватки и одним рывком подтянул ее к себе на колени, заглядывая в лицо. — Похоже, тебе и в самом деле что-то на голову упало. Большое и тяжелое. Касечка, золотце, почему не хочешь?

— Я никто, Лика, — пробормотала Канса, укладывая голову ему на плечо. — Вы все… Ты, Карина, Яни, Семен и остальные — вы все уникальны. Все выдающиеся личности. Все готовы мир перевернуть и по-своему переделать. А я кто такая? Просто девчонка из захолустья, с плохоньким образованием, жизни не знающая, ничего не понимающая и не умеющая толком. Зачем я тебе, Лика?

— Затем, что я тебя люблю, — тихо выдохнул Палек ей в ухо. — Я тебе раньше разве не говорил?

— Говорил. Только, Лика, любовь — она не вечна. Остынет физическое влечение, кончится и любовь. А мы с тобой останемся. И что мы станем делать? У нас ведь почти ничего общего, понимаешь? Ты — бушующий огонь, я — тихая текучая вода. Тебе интересно закапываться в свои проекты, что-то исследовать, вычислять, строить, пробивать — в общем, мир преобразовывать. Биката тебя позвал — и ты с радостью сбежал от рутины. От меня. Тс-с, Лика, я же не упрекаю. Ты такой, какой есть. Но мне хочется только уютного домика, отзывчивого мужа и трех-четырех ребятишек, чтобы носились толпой по дому и двору в компании большой собаки, опрокидывали мебель, дрались и мирились, а я утирала им слезы и заклеивала ссадины пластырем. Ты — исследователь и первопроходец, а я просто глупая курица. Мы с тобой не уживемся, Лика, я это хорошо поняла за последнее время.

— Глупости говоришь, — решительно сказал Палек, крепко прижимая ее к себе, словно испугавшись, что она сейчас вскочит и убежит. — Каси, чем бы я ни занимался, я все время жду вечера, чтобы увидеть тебя. Разве нам плохо вместе?

— Нет, Лика, хорошо. Сказочно хорошо. Но сказка долго не длится. Рано или поздно волшебная принцесса снова становится оборвашкой, а ее прекрасный скакун — болотной жабой. Лика, я знаю, что ты меня любишь. Я не брошу тебя до тех пор, пока тебе нужна. Но однажды любовь кончится, и тогда я тихо уйду. И я не хочу становиться Демиургом. Я вернусь в Катонию, найду себе уютного домашнего мужа с солидным брюшком, заключу с ним пожизненный контракт, нарожаю ему ребятишек и в свое время спокойно умру в окружении детей и внуков. А Ирэй я удочерю, мне наверняка разрешат.

— А я? Что стану делать я? — растерянно спросил Палек. — Я так и останусь один?

— Ты не один, Лика. У тебя есть две сестры и куча хороших друзей. С Миованной ты скоро на равных сможешь общаться, Камилл к тебе единственному изо всех нас без иронии относится. Вы все прекрасно подходите друг другу, недаром же вас вместе собирал Демиург. А я в вашей компании случайная. Зацепило водоворотом и тащит. Нет, Лика, космические возможности не для меня. Я просто не знаю, что с ними делать. Родиться, жить и умереть — такова судьба человека. Таким путем пройдут все мои друзья, родители, родственники, таким путем пройду и я. Прости, Лика, но я так решила.

— Родители… — пробормотал Палек, баюкая ее на груди. — Каси, тебе грустно, что они умрут, а ты останешься жить?

— А… да, наверное. И это тоже.

— Но ведь они все равно умрут раньше тебя. Детям всегда приходится переживать родителей, такова жизнь. И родители, заводя детей, заранее смиряются с мыслью, что те их переживут. Ты не должна чувствовать вину.

— Если дети умирают в свой черед, то для вины нет места. Таков естественный ход вещей. Но когда знаешь, что они умрут, а ты останешься жить вечно… Так нечестно, Лика. У тебя нет родителей, тебе не понять.

— Проблема родственников, будь она неладна… — процедил Палек. — Каси, а давай, мы и твоих отца с матерью трансформируем? Я поговорю с Семеном и Дзи…

— Нет, Лика. Я же все-таки не совсем дура. У мамы и папы есть свои привязанности. Думаешь, мама согласится жить вечно, зная, что тетя Мацура умрет? И у Мацуры есть свои друзья и родственники. Цепная реакция, а в конечном итоге — планета, населенная одними Демиургами. Лика, такого нельзя допускать. Миллиард с лишним Демиургов, и у подавляющего большинства из них ответственности не больше, чем у обезьяны. Миллиард обезьян с атомной бомбой, и нашей Вселенной конец. Так нельзя. Нельзя дарить силу лишь некоторым, это несправедливо, и нельзя дать ее сразу всем, потому что все друг друга сразу же перебьют. Мне хорошо, когда я вспоминаю, что ты никогда не умрешь, но сама я не могу последовать за тобой.

— Каси, ты говоришь просто чудовищные глупости!

— Возможно. Я же говорю — я просто глупая женщина, волей случая затесавшаяся не в ту компанию. Лика, ты смиришься со временем, а потом даже облегчение почувствуешь, что все так вышло. Я пробуду с тобой еще год, или два, или двадцать лет, сколько тебе потребуется, а потом уйду.

— Каси, милая, — Палек прижал ее к себе еще крепче, так что девушка полузадушенно пискнула, — ты говоришь глупости, но я тебя понимаю. Я тебя об одном прошу: пожалуйста, не принимай сейчас никаких окончательных решений, ладно? И если вздумаешь самоубийством покончить, чтобы меня освободить, имей в виду — я так же поступлю, поняла?

— Не бойся, Лика, — слабо улыбнулась ему жена. — Я никуда не уйду от тебя, пока тебе нужна.

Внезапно она ткнула его кулачком в живот, так что Палек охнул от неожиданности.

— Ты Яни передал слова Кампахи? — грозно спросила она, выпрастываясь из его объятий. — По глазам вижу, что нет. Ну-ка, живо на связь и говори все, как есть. И вообще, топай отсюда. Обед вот-вот настанет, Ирэй появится, а ты тут рассиживаешься. Что я ей скажу — дядя Лика приехал невидимкой?

— Так я же занавески…

— А маленькие дети сквозь них видят, чтоб ты знал. У них еще нужные шаблоны мышления не сформировались. В инструкции в примечании написано. Я тут как-то практиковалась — восемь взрослых в дворе мимо меня прошли и не заметили, а Ирэй с первого взгляда обнаружила. Кстати, слышишь восторженные визги и писки в коридоре? Легка на помине.

— Действительно, сейчас появится, мелочь пузатая, — на мгновение взгляд Палека стал отсутствующим. — Каси, я исчезаю. Но не вздумай…

— Конечно, не вздумаю, — торопливо оборвала его Канса. — Изыди, акума!

Проекция Палека растаяла в воздухе за мгновение до того, как скрипнула, распахиваясь, дверь, впускающая Ирэй.

— Мама Канса! — крикнула она с порога. — Мама Канса, я на лошадке катаюсь!

— «Каталась», — машинально поправила Канса, торопливо поднимаясь с кровати. — Надо говорить — «каталась». Ну что, проголодалась окончательно? Рано еще…

— Ма, ма! — энергично закивала маленькая разбойница. — Очень прохолодалась! Мама Канса, побежали обедать! Мой живот хромко стонать!

— Да уж, действительно, стонет, — улыбнулась Канса. — Ну, что с тобой делать. Пойдем.

06.08.858, вододень. Западный Граш, город Камитар

Дорога, противу ожидания, оказалась очень даже неплохой — в две полосы, асфальтированной и довольно гладкой. Благодаря периодически обновляемому планетарному атласу Демиургов Саматта знал, что в Мураташе хватает дорог с твердым покрытием, но ожидал он куда меньшего. Дорожному полотну под колесами автомобилей далеко до скоростного катонийского шоссе, но хотя бы прекратилась выматывающая душу тряска колеи в сухой земле, что в здешних местах гордо именовалась «грунтовой дорогой».

От выезда на асфальт до Камитара было всего верст пять с небольшим, которые кортеж из трех джипов пролетел за три минуты. Саматте не нравилось, что ради очередного раунда рутинных переговоров приходится за сто пятьдесят верст волочь с собой три настоящих машины, добивая и без того едва дышащую подвеску, а также напрямую контролировать восемь фантомов-«телохранителей». Но не согласиться с Семеном не мог. Явись он в одиночку — выглядел бы бедным нищебродом, с которым и общаться-то противно. Одно дело — первая встреча с глазу на глаз, и совсем иное — формальные переговоры с четырьмя Повелителями Ветра, официально представляющими клан Выжженных степей. Да и провоцировать любителей простых и окончательных решений не следовало. Самое скверное заключалось в том, что автомобили пришлось забрать у мобильных патрулей, оставляя их без транспорта, а участок в восемь тысяч квадратных верст — вообще без прикрытия. Если же использовать автомобили-фантомы, кто-нибудь из его подчиненных может заинтересоваться, на чем же шеф катался на такое расстояние. А скрывать факт публичных переговоров от своих нельзя, да и не нужно.

…к-ссо! Почему он сразу не догадался припрятать настоящие автомобили в джунглях и использовать вместо них фантомные копии? Треклятая инерция мышления. Саматта с досадой хлестнул себя ладонью по лбу и принялся сумрачно пялиться в лобовое стекло. Хорошо хоть он сообразил засунуть свою проекцию в машину только на последних верстах. А то хватило бы глупости ехать в ней с самого начала. И когда он наконец привыкнет к своим новым возможностям?

Холмы, между которыми петляла дорога, покрывала чахлая и выгоревшая на исходе лета травка, которую меланхолично щипали большие овечьи отары и коровьи стада. Лошадиный табун, и тот какой-то хилый, голов на пять-шесть, промелькнул лишь однажды. Мелькали одинокие фермы с обширными загонами для скота, волновались под ветром правильной формы поля пшеницы и собы. Похоже, когда-то вольные кочевые лошадники, гуланы давно и бесповоротно превратились в оседлых земледельцев и скотоводов, и лошадь для них осталась лишь символом, напоминающим о стародавних временах. Дорогим, тщательно лелеемым символом, но не более того.

Город выпрыгнул навстречу из-за холмов неожиданно. Впрочем, назвать его настоящим городом было сложно. Несмотря на пятьдесят тысяч человек и две тысячи орков населения Камитар казался одной большой деревней. Даже длинные приземистые здания скотобоен, ткацких фабрик и вонючих дубильных цехов, мимо которых проносился кортеж, не меняли впечатления. Одноэтажные глинобитные дома, обнесенные высокими заборами, валяющиеся в пыли собаки, вывалившие из-за жары языки, бродящие вдоль улиц и нахально перегораживающие дорогу коровы и козы… Сонное царство. И бедность, явная и неприкрытая. Становится понятным, почему клан Выжженных степей сначала покровительствовал Дракону с его транзитом наркотиков, а теперь совсем не против поддержать проекты, сулящие всей Мураташской области стремительное развитие. Да, переговоры обещают пройти легко, без особых подводных камней, и ясно, почему Рис едва ли не силой выпнул его сюда в одиночку.

Не расслабляйся, тут же одернул он себя. Ты впервые на переговорах такого уровня, да еще и по предмету, в котором почти ничего не смыслишь. Самое то настроение, чтобы их запороть. Это тебе не морду бить и не лекции скучающим студентам читать. Соберись-ка, дружок, и кончай выносить глубокомысленные суждения раньше времени.

Как и описывалось в приглашении, дорога привела кортеж в центр города к довольно большой мощеной площади (брусчатка тут же отозвалась в рессорах зубодробительной тряской). По ее периметру располагались несколько богатых трехэтажных домов, облицованных деревянными панелями и обнесенных ажурными чугунными оградами — немыслимой роскошью по местным меркам, а также пара скучных одноэтажных зданий явно административного вида. За каждым зданием виднелись какое-то хозяйственные постройки. Ворота одного из особняков дрогнули и поехали в стороны, как только джипы выехали на площадь, и скучающие возле них десятка полтора мужчин в праздничного вида коротких халатах-хантэнах поверх полотняных рубашек и штанов явно оживились и немедленно бросились строиться возле ворот. От группы отделился мальчишка лет десяти и со всех ног бросился к дому, вероятно, предупреждать. Повинуясь мысленной команде Саматты, фантом-водитель головной машины лихо развернулся и резко затормозил в двух шагах от встречающих. Остальные джипы повторили маневр. Прихватив чехол с проектором, Саматта неторопливо, как подобает важной персоне, выбрался на мостовую и остановился в нерешительности. Захлопали двери, и «охранники» с каменными физиономиями тоже полезли наружу, демонстративно держа напоказ висящие поперек груди автоматы.

— Момбацу сан Саматта Касарий, — высокий мужчина в особо пестром хантэне шагнул навстречу и низко поклонился, сверкнув серебряной серьгой в ухе. Остальные встречающие повторили поклон и замерли, не распрямляясь. — Момбацу сан Тархан ах-Камитар и остальные ожидают тебя. Следуй за мной. Твоих людей разместят…

— Мои люди подождут здесь, у машин, — весьма невежливо, как того требовал образ, перебил его Саматта, внутренне передернувшись. Что за манеры он вынужден изображать! Неужели здесь вежливость к слугам и подчиненным и в самом деле считается признаком слабости? — Веди меня.

— Да, момбацу сан, — снова поклонился высокий. Больше не говоря ни слова, он повернулся и степенно направился к дому.

Шагая за ним, Саматты быстро просмотрел особняк на предмет людей и оружия. Он уже научился задействовать сканеры уголком сознания, не отвлекаясь от управления своим псевдотелом, и надеялся, что в скором времени доведет навык до автоматизма. Лучший способ выбраться из любой ловушки — не попадаться в нее. В противном случае потребуется либо убивать, либо демонстрировать нечеловеческие способности, либо тратить прорву времени на потенциально безуспешные переговоры. Но на сей раз все было чисто. Шестеро вооруженных людей в большой комнате, похоже, в караулке, в правом крыле здания, и десятка два невооруженных. Эн-сигнатура Тархана — в группе из семи человек в комнате на первом этаже. Остальные — четверо мужчин и две женщины. Больше в соседних комнатах никого и ничего нет, если не считать скрытой примитивной системы звукозаписи. Одна из женщин — наверняка Смотрящая ГВС, но кто вторая?

Двери небольшого и довольно уютного зала для встреч распахнулись перед ним, и он, с трудом подавив позыв сбросить тяжелые армейские ботинки, вошел, тихо ступая по мягкому ковру. Навстречу ему поднялись шестеро. Он заранее выучил в лицо всех, кто намеревался присутствовать, но формальную процедуру знакомства требовалось соблюсти.

— Момбацу сан Саматта, — коротко и надменно поклонился Тархан. Хозяин встречи выглядел весьма неформально — в безрукавке на голое тело и широких черных штанах до колен. На его коже по всему телу виднелись многочисленные татуировки. — Было ли твое путешествие легким и приятным?

— Момбацу сан Тархан, — Саматта поклонился в ответ. — Все тяготы скрашивало ожидание твоего гостеприимства, и я чувствую себя вполне освеженным.

— Рад слышать. Позволь познакомить тебя с остальными. Повелитель Ветра, мой младший брат Мистан ах-Камитар. Повелитель ветра Тахмурат Цокк. Повелитель Ветра Цахарра Паллашумар. Наместник Великого Скотовода в Камитаре Иванъя Мэситэ. Смотрящая Глаз Великого Скотовода в Камитаре Сингара ах-Фарука.

Все называемые в свой черед кланялись, и Саматта кланялся в ответ. Интересно, а где еще одна женщина? Он снова задействовал нейросканер. Эн-сигнатура обнаружилась в углу комнаты — но не внутри ее, а за тонкой сдвижной перегородкой, замаскированной под деревянную стенную панель. Девочка лет четырнадцати-пятнадцати, скрючилась в углу тесного чуланчика, крепко прижимая к груди… что? Не разобрать, а детальное сканирование требует слишком высокой концентрации внимания. Но что-то очень знакомое… кто она? На всякий случай поиск по эн-сигнатуре — идентификация проведена — Мизза ах-Камитар, девиант четвертой категории, эмпатия, последний визуальный контакт — второго шестого восемьсот пятьдесят восьмого в Западном Граше, координаты… Мизза. Та девочка, которую Тархан притащил с собой и в прошлый раз. Живой детектор лжи, вот как. Интересно, а знают ли остальные об ее присутствии? Неизвестно, как Тархан к ней относится на самом деле, но эксплуатировать не стесняется. Надо будет пару раз сделать перерыв, чтобы дать ей отдохнуть. Возможно, выйти погулять и увести остальных, чтобы она могла вылезти и размяться.

— Что-то не так, сан Саматта? — осведомилась бронзовокожая раскосая тарсачка в деловом костюме, на которую Саматта уставился невидящим взглядом. К-ссо. Все-таки потерял контроль за проекцией.

— Прошу прощения. Я пытался запомнить имена, — поспешно откликнулся Саматта. — Они для меня не слишком привычны, а я не хочу никого оскорбить по недомыслию.

— Иностранцу в наших краях сложно, — со скрытым сарказмом согласился наместник. — Не беспокойся, сан Саматта, мы не обидимся, даже если ты ошибешься.

А уж я получу максимальное наслаждение, утешая попавшего в неловкое положение чужака, красноречиво добавил его взгляд. Понятно, политикан, интриган и сукин сын — пробу ставить некуда. Впрочем, на таких должностях иные и не держатся, хоть в Граше, хоть в Катонии. Ничего, дружок, в такие игры можно играть и на пару. Память памятью, но… Повинуясь его приказу, система мониторинга прицепила к каждой персоне в комнате ярлык с именем. Теперь наместник может ожидать ошибки, пока Срединный океан не пересохнет.

— Заранее признателен за хорошее отношение, —Саматта еще раз отвесил поклон с максимальным изяществом, на которое только оказалось способным его крупное мускулистое тело. — И предлагаю не терять времени. Я собрал вас здесь…

При этих словах наместник и один из Повелителей Ветра, Цахарра, едва заметно поморщились. Да-да, ребята, именно я собрал, а не вы меня позвали, как бы это ни было оформлено. Собрал — и не упустил случая ткнуть вас носом в данный вопиющий факт.

— Я собрал вас здесь для того, чтобы рассказать о планах нового правительства Сураграша по дальнейшему развитию страны. Некоторые планы напрямую касаются Камитара в частности и области Мураташ в целом. Если позволите, я продемонстрирую визуально.

Он поставил на стол заранее заряженный материалами проектор, двумя быстрыми движениями освободил его от чехла и щелкнул кнопкой включения. Над столом замерцал дисплей саженной диагонали, в котором начал медленно вращаться новый герб Сураграша: сетчатая пальма на фоне далекой горы с белоснежной раздвоенной вершиной. В исполнении Палека окрестности Аллахамана вышли настоящим шедевральным пейзажем, который ценители оторвали бы вместе с руками. Через нейросканер Саматта почувствовал струящееся от тарсачки и двоих гуланов одобрение.

— Прошу присаживаться, господа и дамы, и располагаться поудобнее, — Саматта вдруг снова почувствовал себя лектором в аудитории. — Нам предстоит немного вспомнить географию Сураграша и Западного Граша, чтобы понять, куда и почему нам предстоит двигаться дальше. Итак, как известно, территория современного Сураграша расположена по обеим сторонам горного хребта Шураллах, образовавшегося на стыке Юго-западной и Бесконечной тектонических плит. Вулканическая активность в наших краях давно минимальна, но геологическая история способствовала накоплению разнообразных ресурсов. Как показывают исследования, окрестности хребта очень богаты неорганическими полезными ископаемыми, а чуть подальше, ближе к равнинам, расположены залежи высококачественного каменного угля, годного для коксования, которые можно разрабатывать открытым способом…

Изложение проектов, связанных с постройкой в Сураграше карьеров, шахт, коксовых батарей и сопутствующих производств, горно-обогатительных и металлургических комбинатов, а также связанных с ними новых транспортных путей через территорию Мураташа, заняло у него часа полтора. Его несколько смущало отсутствие вопросов и комментариев со стороны слушателей, но он привык читать лекции в любой обстановке. В конце концов, он сам тоже не любил спрашивать до того, как ухватит общую картинку. Еще его смущало, что Тархан изредка хмурится и постукивает по пуговке коммуникатора в ухе, но, в конце концов, могут у хозяина дома иметься и другие дела, кроме как слушать заезжего лектора? Закончив краткое описание последнего проекта, он с облегчением выдохнул и выжидающе посмотрел на остальных.

— Я закончил, — сказал он. — Теперь я готов отвечать на вопросы.

— Чуть позже, — дружелюбно улыбнувшись, сказал Тархан. — Время обеденное, и тебе, сан Саматта, наверняка хочется дать отдых горлу. Я предлагаю всем пройти в столовую, где нас уже ожидают напитки и закуски, и после небольшого перерыва мы продолжим.

Он первым встал со своего места, подошел к двери и распахнул ее.

— Честно говоря, я не голодна, — сообщила Смотрящая. — Я бы предпочла пока задать сану Саматте дополнительные вопросы.

— Я тоже, — кивнул наместник. — Господин Саматта, что скажешь ты?

— Наверное, освежить горло — неплохая мысль. Кроме того, мне хотелось бы просмотреть оставшиеся у меня материалы, которые я хочу вам оставить, чтобы вы посмотрели на досуге.

И пусть девочка тоже передохнет, мысленно добавил он. Валите из комнаты, ребята, и дайте человеку размять ноги. Как она там себя чувствует? Он скользнул нейросканером по скорчившейся за панелью девочке — и внезапно почувствовал то, что упустил в первый раз.

Тоска. Бесконечная безграничная серая тоска, от которой возникает только одно желание: умереть побыстрее.

Да что с ней такое?

— Желание гостя — закон, — Мистан, поймав взгляд Тархана, вежливо склонил голову. — Да и я не возражаю против краткого перерыва. Момбацу сама Сингара, мне бы тоже хотелось послушать и твои вопросы, и ответы на них. Пятнадцать минут — невелика задержка. Пойдемте, братья.

Он поднялся и в сопровождении недовольно переглянувшихся Тахмурата и Цахарры вышел из комнаты.

— Хорошо, не станем мешать, — нехотя согласилась Смотрящая. — Сан Иванъя, ты бываешь здесь чаще меня. Не проводишь меня в столовую?

— С удовольствием, сама Сингара, — ответил гулан.

— Сан Саматта, я присоединюсь к вам через минуту, — нетерпеливо бросил Тархан, оставшись в комнате с Саматтой наедине. — А сейчас не оставишь ли меня одного?

Саматта заколебался. Эмпатор снова толкнул его в грудь исходящей из-за панели волной серой тоски, и он понял, что сейчас совершит очередную глупость.

Он шагнул к двери — и, толкнув, захлопнул ее. Потом повернулся к Повелителю Ветра.

— Сан Тархан, — холодно сказал он, — во-первых, довожу до твоего сведения, что я замечательно контролирую свои эмоции. И ни один детектор лжи, ни живой, ни электронный, меня не уличит, даже если я заявлю, что у меня десять ног. Во-вторых, в нашу прошлую встречу мне показалось, что тебе Мизза небезразлична. Зачем же ты заставляешь ее часами сидеть в тесном мрачном чулане? Может, все-таки отправить ее домой?

Надо отдать должное гулану — удар держать он умел. И проигрывать — тоже. Мелькнувшее на его лице изумление немедленно сменилось показным равнодушием.

— Как ты узнал? — меланхоличным тоном спросил он.

— Когда я служил в спецназе, умение распознавать даже самые тихие шорохи, издаваемые человеком, не раз спасало мне жизнь, сан Тархан. А ребенок в ее возрасте без специальной подготовки не умеет сидеть, совсем не шевелясь. Ты не хочешь ее выпустить?

Он указал пальцем на ложную стенную панель. Повелитель Ветра внимательно изучил его лицо, кивнул и сдвинул перегородку в сторону.

Девочка сидела, скрючившись в три погибели, и уставившись в пол. Она, казалось, не обратила никакого внимания на случившееся.

— Мизза, — негромко позвал Тархан. — Ты в порядке? Что с тобой?

Девочка медленно подняла голову, и Саматта невольно вздрогнул, увидев ее запавшие глаза, окруженные глубокими тенями. Ее лицо заметно исхудало. Потом ее взгляд упал на Саматту — и приобрел некоторую осмысленность.

— Момбацу сан Саматта Касарий, — еле слышно прошептала она. — Ты ведь Саматта Касарий, да?

— Да, Мизза, — Саматта шагнул мимо нахмурившегося Тархана и присел перед ней на корточки. — Я Саматта Касарий. Ты помнишь меня? Мы встречались недавно в холмах.

— Ты знаешь, кто такой супервизор?

— Что? — Саматта опешил так, что едва не потерял равновесие. Слово «супервизор» смутно ассоциировалось у него только с давней историей Бикаты и Калайи. Кажется, термин каким-то боком относился к Камиллу. Но девчонке-то откуда о нем знать? — Какой супервизор?

— Бокува сказала, что ты знаешь многое, скрытое от других. Кто такой супервизор?

Эти слова оказались подобными веской оплеухе, но Саматта уже успел приготовиться к неожиданностям и внезапный удар выдержал не хуже Тархана.

— Кто сказал, Мизза? — осторожно спросил он. — Бокува — это кто?

— Она, — девочка медленно распрямилась, являя на свет то, что сжимала в тесных объятиях.

Кукла. Скверно сделанная деревянная кукла с разноцветными пуговичными глазами, криво приклеенными к плохо обтесанной голове, и в каких-то грязных тряпках, долженствующих изображать одежду.

— Бокува? — переспросил Саматта. — Ее зовут Бокува? И она говорит с тобой?

— Сан Саматта, не обращай внимания, — поспешно встрял Тархан. — У девочки слишком богатое воображение. Она вечно…

— Она сказала, что ты знаешь! — внезапно пронзительно крикнула девочка. — Сан Саматта, кто такой супервизор? Она говорит, что после второго нарушения канал заблокирован, что только супервизор может его открыть, и теперь мы не можем больше попасть в Ракуэн!

— Господин Тархан, — Саматта медленно повернул голову и снизу вверх посмотрел на гулана, — могу я попросить тебя оставить меня с девочкой наедине? Это против ваших обычаев, но обещаю, что не причиню ей вреда. С данного момента она под моим покровительством и защитой. Мы побудем здесь, а ты проследи, пожалуйста, чтобы сюда никто не входил. Передай мои извинения остальным и сообщи, что мне стало дурно из-за долгого переезда. Или придумай что-то еще. Я постараюсь не затягивать.

Какое-то время гулан изучал его лицо, потом пожал плечами, развернулся и молча вышел. Саматта быстро заблокировал комнату на тот случай, если их вздумают подслушать, взял Миззу под мышки, выдернув ее из чуланчика как морковку с грядки — она оказалась на удивление легкой, а ее ребра прощупывались даже сквозь плотную ткань платья — и перенес в кресло, умостившись в кресле рядом. Девочка немедленно вскинула перед собой куклу — то ли умоляя, то ли защищаясь.

— Мизза, — спокойно сказал Саматта. — Я тебе верю. В мире много не видимого человеческому глазу, о чем я знаю лучше других. Но расскажи мне, что именно сказала тебе твоя Бокува. Что за канал, что такое Ракуэн — все.

— Саматта Касарий, — внезапно высоким чистым голосом произнесла кукла. Она дернулась, вывернувшись из рук девочки, воспарила в воздух и зависла на уровне лица Саматты. — Я Бокува. Я прошу у тебя помощи.

— Я внимательно тебя слушаю, госпожа Бокува, — ответил Саматта, справившись с изумлением. — Кто ты и чего от меня хочешь?

— Мне нужно войти в контакт с супервизором, чтобы разблокировать канал в виртуальное пространство с кодовым именем Ракуэн. Открываю доступ в коммуникационное пространство по пятому стандартному каналу. Ожидаю контакта.

Саматта вздохнул и отключился от проекции, сосредоточив свою точку восприятия на сканировании объекта.

«Палек, контакт. Саматта в канале. Лика, если ты не занят, мне срочно нужна твоя помощь».

«Палек в канале. Мати, ты чего орешь, как больной медведь в зоопарке? Не занят я, не занят. Не настолько, чтобы не мог оторваться. Что нужно?»

«Лика, нужна твоя консультация как человека, лучше прочих разбирающегося в фантомах».

«Во-первых, я больше не какой-то там человечишка, если ты еще не забыл, а прославленный в битвах Демиург. Ну, или стану прославленным лет этак черед пятьдесят тысяч. Во-вторых, по части фантомов тебе лучше с Камиллом пообщаться. Или с Майей. Почему сразу я?»

«Потому что Старших без нужды я дергать не хочу, и Майю с Камиллом — в особенности. Лика, я обнаружил загадочного фантома. Он управляет детской куклой и от меня чего-то хочет, а чего — я не понимаю. Какой-то канал разблокировать, по какому-то стандартному каналу подключиться, о каком-то супервизоре талдычит. Посмотри по моему маяку, может, появятся идеи».

«Уговорил. Сейчас посмотрю…»

«Ну?»

«…фантом. Совершенно определенно фантом. Я только одного не понимаю — почему в девчонке рядом с тобой его вторая половина сидит? Или я лысый зюмзик, или вот эта хреновина в ее эффекторе по гиперсвязи замкнута на идентичную хреновину в кукле».

«Ты уверен? Я думал, канал гиперсвязи в принципе невозможно отследить».

«Смотри за руками. Если ткнуть пальцем вот сюда, по хреновине пойдет волна возбуждений. И в эффекторе девчонки тут же начинаются какие-то процессы. Совсем не похожие, но абсолютно синхронизированные по времени. В девчонку тыкать не будем, во избежание, но если это не две части одного фантома, я публично слопаю свой диплом инженера. Тот, что на пластике с голограммой».

«Замечательно. Между прочим, она жалуется. Вслух».

«Кто, девчонка?»

«Кукла».

«Она еще и говорить умеет?»

«И левитировать — тоже. Сейчас она жалуется, что не получает какого-то синхронизирующего сигнала. Да что я тебе описываю, включи звук и слушай сам».

«Сейчас. Дай-ка подумать…»

— Отсутствует синхронизирующий сигнал на основной несущей частоте, — монотонно повторила кукла. — Прошу подключиться по пятому каналу. Ожидаю контакта.

Мизза забилась в самый угол просторного кресла и с каким-то лихорадочным нетерпением в глазах смотрела на нее.

— Потерпи, — сказал ей Саматта. — Сейчас разберемся. Только, Мизза…

Он выбрался из своего кресла, присел перед девочкой на корточки и наклонился вперед, осторожно тронув ее за плечо. Та вздрогнула, словно от удара, и перевела на него испуганный взгляд.

— Мизза, ты понимаешь, что о своей кукле никому нельзя рассказывать? И о том, что сейчас происходит, тоже? — Саматта постарался изгнать из своего голоса все нетерпеливые и угрожающие нотки, чтобы ненароком не перепугать ее еще больше. — Даже папе с мамой. Это тайна. Большая тайна. Если кто-то ее узнает, твою Бокува могут отобрать навсегда. Понимаешь, да?

— А ты ее не отберешь? — девочка нервно облизнула сухие потрескавшиеся губы.

— Нет, конечно. Но Бокува на самом деле совсем не то, чем кажется. Она внутри совсем другая.

— Ты тоже…

— Да, Мизза. Я тоже. Но и это тайна. Ты ведь умеешь хранить секреты?

Девочка молча кивнула и снова перевела взгляд на куклу.

— Отсутствует синхронизирующий сигнал на основной… — снова начала кукла и внезапно замолчала.

«Здесь Палек. Я разобрался. Просто просканировал ведь диапазон. На частоте, соответствующей нашему пятьдесят четвертому вспомогательному каналу, в радиусе сажени от фантома в кукле фиксируются исходящие импульсы синхронизации».

«Пятьдесят четвертому? Она же говорит — пятый».

«Не знаю, кто ее программировал, но либо он не знаком с таблицей стандартных частот, либо намеренно сдвинул ее каналы в неиспользуемую область, чтобы никто случайно не нащупал. Мати, не хочешь подключиться? А то мне боязно. Там композитный сигнал предлагается для восьми каналов восприятия. Вдруг там какая психоделика — глянешь одним глазком, и у тебя крыша поехала. А ты у нас заторможенный, у тебя крышу сразу не сорвет, и я тебя вытащу».

«В таком случае тебе первому соваться нужно. У тебя крыша уехала еще в детстве, и всех моих педагогических усилий не хватило, чтобы вернуть ее на место. Наверное, порол мало. У меня вообще-то дипломатическая встреча, и короткий перерыв, который я запросил, давным-давно прошел».

«Тогда мы Кару попросим. У нее нервы стальные, из них корабельные канаты вить можно, и воображение напрочь отсутствует. Она с ума сойти может не больше, чем кухонная табуретка. А я личность гениальная и творческая, меня беречь нужно, холить и лелеять. Звать?»

«Тогда уж и Риса зови. Пусть помогает разбираться. Может, он посоветует кого из Старших привлечь, если уж без них никак нельзя. Только погоди немножко, я девочку из зала переговоров в другую комнату выведу».

«Валяй. Пропустишь самое интересное — твои проблемы».

«Вот только забудь мне запись включить! А то уши надеру, и не посмотрю, что уже взрослый мальчик».

«Не поймаешь. Конец связи».

* * *

Мизза радовалась тому, что боится.

В последние дни она все глубже и глубже погружалась в пучину серого безысходного отчаяния, такого же серого, как и мир, в котором теперь жила Бокува. Несколько раз Мизза заглядывала туда ночами — лишь для того, чтобы Бокува снова вышвыривала ее обратно в реальность, как выбрасывают за дверь нашкодившего щенка. В конце концов она перестала даже и пытаться… но серая мгла успела прочно поселиться в ее сердце. Она почти перестала есть. Аппетит пропал и не возвращался, и мир казался все более мертвым и пустынным. Ее эмоции постепенно затухали, и в конце концов равнодушие прочно поселилось в ней, неподвластное даже дразнилкам Сахмата, а в школе — ехидным перешептываниям за спиной. Последние два дня она не ходила и в школу, а просто лежала круглые сутки у себя в комнате, бездумно уставившись в потолок и прижимая к груди деревянную разноглазую куклу. Сегодня утром, когда дядя Тархан пришел за ней и сказал, что ей опять нужно сидеть за стенкой и сигналить, когда кто-то врет, она лишь молча кивнула. И ни разу не нажала кнопку на своем тяжелом браслете. Вовсе не потому, что чужак не соврал ни разу. Просто ей было все равно.

Теперь она боялась. Она даже не пыталась понять, что происходит: что говорит Бокува, что отвечает ей чужак. Ей становилось страшно, когда большой сильный мужчина, в остальном вполне нормальный, внезапно становился… пустым. Неподвижным лицом и совершенно не излучающим никаких эмоций, словно его вытаскивали из тела, оставляя здесь, рядом с ней, пустую оболочку наподобие змеиной шкуры.

Она боялась — но в то же время и радовалась. Значит, она сама еще способна испытывать эмоции. Значит, не все внутри еще выгорело. И… Бокува говорит с чужаком. А кукла никогда еще не говорила ни с кем, кроме нее, Миззы. Видимо, она тоже чувствует в нем что-то, чего нет ни в ком другом.

Может, Саматта Касарий — не человек. Но кто же тогда он? Не тролль же, в самом деле, и не бог!

— Мизза, — неподвижно замерший в кресле чужак пошевелился и опять наполнился жизнью, — мне нужно продолжать совещание. Я хочу, чтобы ты подождала в другой комнате. Не бойся и не расстраивайся. Я… поговорил со своим воспитанником. Он слушает нас сейчас, и он поможет тебе и Бокува. И я пока что рядом.

Он протянул руку, и Мизза отпрянула от него, скорее, по многолетней привычке, чем от реального страха. Человек или нет, но он, кажется, хорошо к ней относится. И совершенно ее не боится. Она заставила себя замереть, и его широкая тяжелая ладонь осторожно опустилась на макушку девочке, осторожно оглаживая ей волосы. Мизза замерла, прислушиваясь к непривычной ласке. Все-таки он, наверное, хороший, как дядя Тархан.

— Пойдем, — чужак стремительно выпрямился и, подхватив Миззу за плечи, поставил ее на ноги. Потом он взял из воздуха молчащую куклу, сунул ей в руки, распахнул дверь и выглянул наружу. — Извини, господин… э-э-э, сан, могу я тебя побеспокоить?

Он отступил назад, и в комнату вперевалку вошел полный мужчина в необъятной цветастой кофте и широченных шароварах — управляющий поместья. Его взгляд недружелюбно скользнул по Миззе, обдав ее волной неприязни и боязливой настороженности, и остановился на чужаке. От его фигуры тут же потекла приторная почтительность пополам с презрением.

— Скромный слуга в твоем полном распоряжении, момбацу сан Саматта Касарий! — проблеял он. — Жду распоряжений.

— Во-первых, пожалуйста, сходи за саном Тарханом и сообщи ему, что я готов продолжать. Во-вторых, девочке нужно отдохнуть. Отведи ее в какую-нибудь свободную комнату и проследи, чтобы ее не беспокоили.

— Как угодно момбацу сану, — управляющий низко поклонился. — Сама Мизза, прошу, пойдем со мной.

Мизза искоса взглянула на чужака, и тот, слегка улыбнувшись, кивнул ей. И она, чувствуя себя странно спокойной и безмятежной, улыбнулась в ответ и вышла из комнаты в большой холл.

В холле управляющий поспешно отшагнул подальше и махнул рукой отиравшейся невдалеке молодой девушке в бедной, но опрятной и чистой одежде — наверное, служанке. Мизза еще ни разу не видела ее раньше.

— Эй, ты! — высокомерно сказал мужчина. — Отведи девчонку куда-нибудь в комнату и пригляди за ней.

Затем он повернулся и зашагал в сторону небольшого приемного зала, откуда доносились приглушенные голоса. Девушка поспешно подошла к Миззе и положила ей руку на плечо.

— Тебя ведь Миззой зовут, да? — сказала она. — Ты дочь сана Мистана? Пойдем со мной.

Девочка молча кивнула, покрепче прижав к себе куклу. Не все ли равно, куда идти? Хотя… эта служанка ее не боится. Хорошо хоть так. И она покорно поплелась за ней, следуя ласковому, но непреклонному велению ее руки.

В небольшой комнате на втором этаже служанка усадила ее на небольшую мягкую кушетку у окна.

— Есть хочешь? — спросила она.

— Нет, — Мизза помотала головой. — Не хочу. Ничего не хочу.

— Тебе только так кажется. У тебя вид такой, словно тебя неделю вообще не кормили. Посиди-ка здесь, я сейчас на кухню сбегаю, принесу чего-нибудь.

Когда служанка вышла, Мизза шмыгнула носом и осмотрелась по сторонам. Пара кушеток, столик, платяной шкаф, какие-то картинки на стенах. Ничего интересного. И что ей делать?

— Мизза! — внезапно сказала кукла у нее из-под подбородка. — Я тебя жду. Присоединись к нам.

К нам?

Мизза поспешно улеглась на кушетку на бок, лицом к стенке, съежилась и закрыла глаза. Потом сосредоточилась. На мгновение она испугалась, что не сможет снова попасть в… куда? Ну, пусть хотя бы в Серый мир. Но мир вокруг нее послушно провалился в пропасть и погас, и тут же серая тоскливая пустота окружила ее.

Впрочем, пустота уже не казалась серой и тоскливой. Бокува висела в пространстве, закрыв глаза и раскинув руки, а прямо перед ней в воздухе сидел, скрестив босые ноги, высокий парень в черных штанах и майке с короткими рукавами. Мизза зачарованно уставилась на его волосы невероятного грязно-белого цвета. В сочетании с его белой, как у северян, кожей он казался слепленным из снега, который она видела по телевизору. Парень покосился на нее и сообщил:

— Между прочим, если все время стоять с открытым ртом, в нем ласточки гнезда совьют. У вас там ласточки водятся? Или только ястребы в небе мрачно кружат? Кстати, меня зовут Палек. А ты та самая Мизза, к которой Мати внезапно проникся отцовскими чувствами?

— Кто? — оторопело спросила Мизза. — Кто проникся?

— Ну, Мати! — нетерпеливо отмахнулся белобрысый Палек. — Саматта, который к вам приехал. Мати — короткое имя. У меня короткое имя Лика, а он — Мати. Ты чего там стоишь, словно вусмерть перепуганная? Иди садись сюда, — он похлопал по воздуху рядом с собой. — Думу думать станем, что с вами обеими делать. Ох уж эти женщины! Намудрили там что-то, все сломали, а мне разбираться!

— У средней женщины, Лика, мозгов больше, чем у среднего мужчины, — прозвучал голос из-за спины Миззы, и та, вздрогнув, резко обернулась. — Ты чего пристал к человеку?

Рядом с девочкой стоял, если, конечно, в пустоте можно стоять, невысокий, не выше Миззы, худощавый паренек с оливкового цвета кожей. Из одежды на нем были только короткие облегающие трусы и балахонистая кофта, и Мизза уже почти отвела глаза, когда ее взгляд зацепился за крохотные прозрачные искры в мочках ушей. Женщина? Это — женщина? Или за границей сережки носят и мужчины?

— Здравствуй, — сказал паренек… или сказала девушка? — Давай знакомиться. Меня зовут Карина. Карина Мураций. Рада знакомству, молодая госпожа. Вон тот оболтус — мой брат, Палек Мураций. Ты его не бойся. У него язык длинный, но сам он добрый. А ты Мизза, да?

— Да, момбацу сама, — прошептала девочка. — Я Мизза ах-Камитар. Склоняюсь перед тобой.

И тут она сообразила.

— Ты… Карина Мураций, которая… которая… там, на западе? В Сураграше? — запинаясь, переспросила она. — Синомэ?

— Да, Мизза, — Карина улыбнулась, и внезапно Мизза уверилась: все хорошо. Теперь все будет хорошо. — Я та самая Карина Мураций из Катонии, которая сейчас живет в Сураграше. Мы с тобой почти соседи. И я синомэ, как и ты.

— Кара! — недовольно сказал в их сторону белобрысый парень, вернувшийся к внимательному рассматриванию Бокува. — Кончай тараторить под ухом… Би! Тебя сто лет не дождешься!

— Да ты всего пару минут назад позвал! — удивленно откликнулся еще один мужчина, внезапно появившийся прямо из воздуха. Хотя и черноволосый, он тоже выглядел явным иностранцем: большие глаза, широкие скулы и нос бататом. — Я же не могу мгновенно все бросить. Привет, Кара. О, кто тут с тобой?

— День, Би, — кивнула маленькая женщина. — Познакомься с молодой госпожой Миззой ах-Камитар. Я сама еще мало что понимаю, но она как-то связана с госпожой Бокува. Четвертая категория, зато развитый нейросканер, куда лучше, чем был у Яни. Мизза, познакомься с господином Бикатой Тамурасием.

— Камитар, Камитар… — пробормотал мужчина, постукивая ногтем по зубам. — А, вспомнил. Административный центр приграничной области Мураташ. Крупный по тамошним меркам — тысяч тридцать-сорок населения, если правильно помню. Или пятьдесят. Рад знакомству, молодая госпожа. Лика, могу я спросить, чем ты занимаешься?

— Исследую вон то чудо в перьях, — беловолосый ткнул пальцем в неподвижную Бокува. — В меру своих способностей, разумеется. Присоединяйся, я что-то нифига не понимаю. Сам фантом несложный, но искины, скорее, по твоей части. Он из двух половинок…

— Погоди, — остановил его черноволосый. — Давай-ка не станем торопиться. Пойдем по порядку. С чем мы имеем дело, в чем проблема и что тут вообще происходит?

— Замечательный вопрос, — согласился еще один возникший из воздуха мужчина. На сей раз Мизза даже не вздрогнула. Панариши она помнила, и сейчас он выглядел точно так же, как и тогда: широкоплечий рослый мужчина с бронзовой кожей и роскошной гривой черных волос, на знакомый гуланский манер одетый в короткие кожаные штаны для верховой езды и безрукавку на голое тело. Оказывается, он тоже умеет попадать в… сюда? — Лика, отвлекись от своего увлекательнейшего занятия и перестань копаться немытыми руками дилетанта в потрохах тонкой системы. Здравствуй, сама Мизза. Ты меня помнишь? Мы встречались с тобой и саном Тарханом в холмах.

— Здравствуй, момбацу сан Панариши, — девочка с трудом заставляла свои онемевшие от смущения губы раздельно выговаривать слова. — Я помню тебя. Склоняюсь перед тобой.

— Рад новой встрече, сама Мизза. Сан Саматта связался со мной и остальными и сказал, что у тебя какие-то проблемы, которые он не понимает. Лика, госпожу Бокува ты окончательно в негодность привел? Или она хотя бы немного способна отвечать на вопросы?

— Ничего я ее не привел! — обиделся беловолосый. — Она такой и была, когда я появился. Эй, ты! — Он дотянулся до Бокува и ткнул ее пальцем в живот. — Очнись, спящая красавица! С тобой умные люди поговорить хотят.

— Множественное число некорректно, — девочка-кукла распахнула глаза и обвела взглядом всех присутствующих. — К каналу связи подключен только один человек, оператор Мизза ах-Камитар. Я… — Она замолчала и часто заморгала. — Я не понимаю. Кто вы такие? Почему не подключен Саматта Касарий?

— Чудесно. Только сумасшедшего искина нам и не хватало для полного счастья, — скептически проворчал Палек. — Бокува, или как там тебя! Я с тобой минуту назад разговаривал, забыла? Я Палек Мураций.

— Голосовая метка принята и сопоставлена с личным ключом. Подтверждение: персона входит в список допущенных к контакту. Прошу представиться остальных.

— Я Семен, — спокойно произнес Панариши, прежде чем Палек успел что-то сказать. — Альтернативные имена — Тилос, Панариши.

— Семен Даллас, голосовая метка принята и сопоставлена с личным ключом. Подтверждение: персона входит в список допущенных к контакту. Альтернативные имена внесены в свойства учетной записи. Прошу…

— Остальные персоны — Карина Мураций, Биката Тамурасий, — перебил ее Семен. — Бокува, самоидентификация.

— Не понимаю, — выражение лица Бокува снова стало растерянным. — Что я должна делать?

— Так… — Семен задумчиво почесал подбородок. — Би, ты у нас по искинам самый крупный специалист, тебе и разбираться.

— С чем разбираться? — сердито вопросил Биката. — Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?

— Самому интересно. Народ, ну-ка, давайте сядем в кружок и пообщаемся. — Семен как-то неуловимо сместился и оказался в сидящей позе рядом с Миззой, так что она оказалась между ним и Кариной. — Сама Мизза, не бойся ничего. Все в порядке. Я еще не знаю, в чем наша проблема, но мы с ней обязательно разберемся. Ага?

— Ага… — неуверенно кивнула девочка. Она и в самом деле не боялась, хотя столько чужаков сразу рядом с собой не видела еще ни разу в жизни. Тем более — без присутствия взрослых. Здесь, в Сером Мире, она не чувствовала их эмоции, но почему-то ей казалось, что они — хорошие люди. Или не люди, но все равно хорошие. Даже если они духи из джунглей, съедать ее они пока явно не намереваются. И, может, они и в самом деле помогут Бокува.

— Ну, вот и замечательно, — Семен-Панариши подмигнул ей. — Бокува, рассказывай.

— Что именно? — осведомилась кукла.

— Кто ты такая. Чем занимаешься. Как связалась с Миззой. Какие у тебя проблемы. А также любые значащие в данной ситуации факты.

— Хорошо, — Бокува сосредоточенно кивнула. — Но я мало что помню. Я пробудилась в доме персоны, определяемой как Тархан ах-Камитар, три периода две недели четыре дня назад. Причиной пробуждения явилось физическое сближение с персоной, подходящей на роль оператора…

* * *

Рассказ Бокува, если отбросить шелуху казенных фраз, оказался до крайности коротким. Проснулась, нашла служанку, начала строить какой-то загадочный мир. По ходе повествования Карина поглядывала то на странную разноглазую девочку-куклу (или девочку-искина? нет, не пойдет — у искинов пола вообще нет), то на худенькую чернокожую девочку, сидящую в пустоте, словно на краю кровати, и пыталась понять: что же происходит? Выдергивая ее сюда, Палек не удосужился объяснить ничего сверх того, что Саматте нужна помощь с какой-то девчонкой-гуланой. Со встречей с непонятным существом, то лепечущим наподобие подростка с замедленным развитием, то переходящим на чеканные протокольные формулировки машинного разума, она оказалась не готова.

Она уже достаточно понимала в механике виртуальных миров Демиургов, чтобы заметить необычность ситуации. Для того, чтобы дать полноценный доступ в виртуальность обычному человеку, использовалась сложная фантомная техника: проекционные экраны, вплотную прилегающие к глазной сетчатке, эффекторы, генерирующие колебания напрямую в барабанных перепонках, «чехлы» для внутренних полостей рта и носоглотки, воздействующие на вкусовые и обонятельные нервные окончания, и так далее. По своему детскому опыту она знала, что длительные сеансы такого рода могут заканчиваться устойчивой многочасовой мигренью и мышечными болями — следствием подавляемой ответной реакции организма. Но девочка-гулана характерных симптомов не демонстрировала. Она сидела (висела?) в пустоте, сжавшись в комочек и, похоже, чувствовала себя не слишком уютно. Однако ее эмоциональное состояние было следствием отнюдь не физического дискомфорта. Что там Лика упоминал про вторую часть фантома-Бокува внутри ее эффектора?..

Но хотя она и понимала интерес Палека с Бикатой к проблеме, ей самой быстро стало скучно. Она несколько раз порывалась попросить проинформировать ее о результатах разбирательства попозже и исчезнуть, но каждый раз ее взгляд падал на чернокожую девочку, и порыв увядал. Ей отчаянно хотелось погладить Миззу по голове или даже обнять и прижать к себе, чтобы хоть немного успокоить, но она не решалась. Она помнила предупреждения Семена, что в Граше прикосновение к чужому человеку может оказаться воспринятым как оскорбление. Чего доброго, та от непрошенного объятия перепугается еще сильнее.

— Понятно, что ничего не понятно, — в конце концов резюмировал Палек. — Очнулась неизвестно из-за чего, строишь непонятно что, зачем тебе человек в качестве оператора, толком не уверена. И о происхождении своем ничего не знаешь. На нас с мечами бросаться не намереваешься, я надеюсь? Хоть за это спасибо. А то я не какая-то там Мириэра, но тоже обижусь. Би, что думаешь?

— Думаю, что в ней почему-то базовые модули отсутствуют, — задумчиво откликнулся инженер, пристально вглядывающийся в Бокува. — Я, конечно, невеликий специалист в искинах Демиургов, но я не видел еще ни одного без модуля самодиагностики и восстановления. А здесь такой напрочь отсутствует. И я не вижу способов понять, что с Бокува не так, без хотя бы базового тестирования.

— А прикрутить такой к ней нельзя? Сторонний? — деловито осведомился Палек. — Что-то вроде внешнего тестера?

— Сторонний? — Биката почесал нос. — Можно попробовать. Госпожа Бокува, ты не станешь возражать, если мы слегка доработаем твою конструкцию?

— Я не понимаю, — девочка-кукла развела руками. — Что значит «доработать конструкцию»?

— Ну, ты ведь фантом, верно? — терпеливо разъяснил чоки-инженер. — У тебя конструкция изначально модульная, допускающая горячее подключение новых компонентов. Мы хотим добавить модуль самодиагностики, чтобы он тебя просканировал и нашел проблему.

— Я не понимаю, что такое «фантом», — Бокува вполне по-человечески вздохнула. — Господин Биката, делай, что хочешь.

— Резервную копию сделать не забудь, — посоветовал Палек.

— Учи ученого… — сквозь зубы пробормотал инженер, и фигура Бокува на мгновение окуталась дымкой и раздвоилась. — Интересно, кто здешнюю виртуальность программировал? Какие-то странные визуальные эффекты. Так… Госпожа Бокува, я даже не знаю, как сказать… Расслабься, что ли.

Он протянул вперед руку ладонью вверх, и над ней замерцало что-то бесформенное и радужное.

— Что это? — полюбопытствовала Карина.

— Стандартный блок самодиагностики. У него нет интерактивной формы для виртуальности, интерпретация у каждого своя. Я даже не знаю, что ты сейчас видишь. Для меня оно выглядит как черная зеркальная сфера. Теперь не отвлекайте меня, а то напортачу.

Биката замер, и радужное сияние с его ладони скользнуло вперед, окутывая девочку-куклу клубами психоделического тумана. Миг — и они словно впитались в ее тело.

— Кажется, получилось, — резюмировал Биката, недоверчиво разглядывающий Бокува. — Ну что, попробуем, что вышло? Бокува, запрашиваю протокол самодиагностики.

— Протокол последней самодиагностики отсутствует, — каким-то механическим голосом откликнулась та. — Выполнить ее сейчас?

— Да.

— Выбери форму диагностики: базовая, облегченная, полная.

— Э? — Биката растерянно посмотрел сначала на Палека, потом на Семена. — И что выбираем?

— Конечно, полную, — уверенно заявил Палек. — Бокува, полная самодиагностика.

— Укажите устанавливаемые флаги проверки.

— Чего? — настал черед Палека оглядываться по сторонам. — Би, что ей нужно?

— Понятия не имею. Раньше диагност ничего такого не спрашивал. Хм… Бокува, набор флагов по умолчанию.

— Принято. Запускаю процедуру самостестирования. Внимание: некоторые функции восстановления отключены, используйте расширенные флаги для их задействования. Перевод системы в режим техобслуживания…

Неожиданно Бокува оказалась в центре большой сферы, составленной из светящихся оранжевых линий. Девочка-кукла вытянулась и замерла.

— Выявлены повреждения кода в модуле начальной инициализации… — проговорил из ниоткуда мягкий женский голос. — Исправлено. Выявлены нарушения целостности таблицы блоков памяти… исправлено. Выявлено перекрытие набора основных утверждений и набора процедур базовой логики… проведена дупликация перекрывающихся областей памяти и модификация ссылок, рекомендована дополнительная диагностика. Выявлено разрушение набора процедур безопасности… восстановлен набор по умолчанию, рекомендована дополнительная диагностика. Выявлены повреждения структур деревьев автономной базы знаний… исправлено. Внимание! Возможно, произошла утеря части базы, рекомендуется полная синхронизация с внешним источником. Выявлено…

По мере того, как голос вещал, в воздухе загорались значки символьного алфавита Демиургов, складывающиеся в выражения и формулы, совершенно Карине не понятные. Она завороженно смотрела за тем, как сетчатая сфера медленно вращается вокруг разноглазой девочки куклы, и как та постепенно меняется. Ожесточенное выражение на ее скуластом лице постепенно уходило, напряжение спадало, и угловатая нескладная девочка-подросток на глазах превращалась в ослепительную красавицу. Растрепанные пряди ее черных волос разглаживались и сливались в гладкую струящуюся прическу, тусклая оливковая кожа лица теряла обветренную грубость, а невзрачная белая блуза превращалась в покрытое тончайшими искристыми кружевами произведение искусства. На темени вспыхнула и замерцала небольшая бриллиантовая диадема, посреди груди из ниоткуда возникла и засияла большая золотая брошь с крупным фиолетовым сапфиром, а короткие штаны наездницы-тарсачки изменили цвет и из черных стали светло-голубыми, с желтыми искрами.

— Самотестирование завершено, — наконец проговорил бесплотный голос. — Выявлено восемнадцать критических ошибок и четыре второстепенных. Все ошибки исправлены. Рекомендуется запуск дополнительной высокоуровневой диагностики, чтобы убедиться в целостности искусственного интеллекта. Переинициализирую систему.

Сфера вокруг Бокува мигнула и пропала, и наступила почти кладбищенская тишина, нарушаемая только взволнованным дыханием Миззы. Бокува медленно распахнула свои разноцветные глаза — и оказалось, что их зрачки светятся изнутри неярким синим светом.

— Я проснулась… — тихо сказала она, и хрипота в ее сильном наполненном сопрано пропала без следа. — Я наконец-то проснулась по-настоящему. Мизза…

— Бокува! — вскинулась Мизза. — Ты в порядке, Бокува? Ты выздоровела?

Девочка-кукла медленно подлетела к юной гулане и обняла ее.

— Прости меня, Мизза, — тихо сказала она. — Я доставила тебе столько переживаний!

Мизза отчаянно вцепилась в нее, словно их хотели разлучить силой. По ее лицу потекли слезы.

— Ты правда в порядке? — жалобно спросила она.

— Да, Мизза. Я в порядке. Меня… исправили. Теперь я помню все. Я плохо вела себя, но теперь все изменится.

— Очень трогательная сцена, — фыркнул Палек. — Аж в носу зачесалось, сейчас расплачусь за компанию с мелкой. Бокува, если тебе башку прочистило, может, ты все-таки объяснишь мне, кто ты такая и чего хочешь от несчастного ребенка?

— Я Художница, господин Палек, — улыбнулась ему Бокува. — Но я бы предпочла, чтобы ваша семья услышала всю историю не от меня.

— А от кого же? — осведомился Биката. — От супервизора? Кто он вообще такой, ты вспомнила? Я термин только от Камилла слышал.

— Если бы супервизором оказался я, никаких проблем точно бы не возникло.

При звуках нового ехидного голоса Карина дернулась и резво обернулась. У нее за спиной расположился в комфортабельной позе, словно в шезлонге, широкоплечий мужчина в западного стиля серых брюках и толстом вязаном свитере, называемом в Княжествах, кажется, «водолазным».

— Рад приветствовать честную компанию, — шутейски развел он руками. — Извиняюсь, что без стука, но уж больно забавно наблюдать, как вы вокруг порченного искина с бубнами пляшете. Биката, я на тебя куда большие надежды возлагал. После стольких лет опыта тебе их чинить положено с завязанными глазами, одним чихом. Зря, что ли, тебя Бойра натаскивал?

— Здравствуй, Камилл, — слегка напряженным тоном проговорил Семен. — И чем обязаны честью?..

— Да мне просто интересно. В конце концов, вы эту куклу починили, и теперь она из благодарности обязана вам все рассказать. А заодно и мне, примазавшемуся. В конце концов, я над Колыбелью, что ее программировала, несколько планетарных дней пыхтел, а Джа так и не удосужился объяснить мне, на кой ему такой несуразный программатор сдался. Эй, Бокува! Я Камилл. На роль супервизора не сгожусь?

— Демиург Камилл, у меня есть специальные инструкции не раскрывать некоторые данные в твоем присутствии, — решительно заявила Бокува, сверкнув глазами — буквально сверкнув, не фигурально. — И ты не являешься супервизором.

— А кто является-то? — с интересом спросил Палек.

— Да папочка ваш ненаглядный, разумеется! — поморщился Демиург. — Джао, кто же еще? Вы бы его позвали. Или так и собираетесь здесь сидеть и тикурин курить?

— Бокува меня уже позвала. Привет, ребята! — Джао возник из облачка серого тумана. Он носил строгий деловой костюм, но вместо шейного шнурка с его шеи свешивалась смешная широкая желтая лента, скрывавшаяся за вырезом пиджака. — Давненько не виделись.

— О, Дзи нарисовался! — возликовал Палек. — Папочка, родненький, к нам вон тот старый толстый дядька пристает, конфетки сулит и в подворотню зовет котенка показать.

— Ну так сходи, — посоветовал Джао. — Если он после уединения с тобой не свихнется окончательно, дам ему медальку. Здравствуй, Биката. Здравствуй, Кара. Не сияй в мою сторону такими восторженными очами, а то я совсем растрогаюсь.

— А я, значит, даже «здрасте» не заслуживаю? — обиженно поинтересовался Камилл.

— По-моему, с момента нашего общения на троих еще и часа не прошло, — хмыкнул в ответ Семен. — Дзи…

Он показал глазами на Миззу, и Демиург еле заметно кивнул ему в ответ. Он замерцал и пропал, чтобы тут же возникнуть рядом с юной гуланой и Бокува.

— Здравствуй и ты, Мизза, — мягко сказал он. — Меня зовут Джао. Бокува рассказала мне про тебя. Ты славная девочка, и я рад, что Бокува подружилась именно с тобой.

— Я твоя раба, о великий супервизор момбацу сан Джао! — пролепетала маленькая гулана, судорожно склоняясь перед ним в неуклюжем поклоне. В ответ Джао негромко засмеялся.

— Мизза, — весело сказал он, — супервизор — не титул. Он что-то вроде дворника, занят тем, что вечно прибирается за другими. Не нужно бояться. Все хорошо. Бокува проснулась окончательно и больше тебя не оставит. Но тебе пора возвращаться домой. Там, в доме твоего дяди Тархана, люди не могут тебя разбудить и уже беспокоятся, не случилось ли с тобой что-то плохое. Они даже послали за доктором.

— Ой! — Мизза схватилась ладонями за щеки. — Да, момбацу сан Джао. Я…

— Не торопись. Сначала давай-ка побеседуем наедине минуту-другую. Ничего страшного не случится. Народ, мы отключимся ненадолго, подождите меня немного. Камилл, не бурчи, тебя сюда вообще никто не звал.

Он подмигнул Карине и тут же растаял в окружающей пустоте вместе с Миззой.

— Дзи в своем репертуаре, — резюмировал Палек, вытягиваясь в пустоте и закладывая руки за голову. — Появился, выпалил несколько фраз и снова растворился. Камилл, он ваши Игры судит в той же манере?

— Если бы! — Демиург поморщился. — Наоборот. Прибывает на площадку и начинает вдумчиво разбираться. Иногда на пустом месте зависает. А Игра, между прочим, не останавливается. Помнится, я как-то Тактиком играл против Тимофара, он тогда Стратегом был. Я внедрился на площадку, собрал Отряд в совершенно неожиданном для него месте и начал потихоньку прокачивать героев на побочных квестах. Планетарного года не прошло, он там на четверть короче текирского, как Тимофар внезапно претензию выкатывает, что я недозволенными методами пользуюсь, мошенническуюускоренную прокачку веду. А единственным доступным Арбитром как раз Джа оказался. Так он целую минитерцию с хвостиком в суть дела вникал!

— И что? — лениво поинтересовался Семен.

— Как — что? — удивился Камилл. — Ты вообще помнишь еще, что такое минитерция для биоформы? В Отряде четыре мужика было и две девки. Четверо за тот срок себе супругов нашли, детишками обзавелись, хозяйством, все жира на заднице нарастили, боевые навыки утратили. Девица-лекарь вообще из травниц в швеи переквалицифировалась, талант великого кутюрье у нее открылся, понимаешь ли! Когда Джа вердикт вынес — в мою пользу, кстати — только двое в наемниках и ходили, да и те из-за возраста уже мало на что годились. Это здесь, на развитой технологической Текире тридцать пять лет в пересчете с их времяисчисления — только-только мужик в силу входит, а в медиевальном мире он уже и не боец почти. Только и остается внуков нянчить и в трактирах драться с забулдыгами. Точки принуждения, опять же, все рассосаться успели.

— Ну и?

— Что — и? Пришлось новый Отряд набирать, эффект внезапности пропал, удобная ситуация с локальными смутами ушла, прокачивать негде стало… В общем, пролетел я тогда с разгромным счетом. А дело-то плевка не стоило!

— Если не считать, что ты действительно жульничал, то не стоило, — согласился Джао, опять конденсируясь из воздуха уже без Миззы. — Если бы Тимофар сам не смухлевал с нелегальными детекторами, я бы тебя за мошенничество сразу же из Игры вышиб.

— А судьи кто? — недовольно буркнул Камилл.

— Ты сам меня Арбитром признал, дорогой, — широко ухмыльнулся Джао. — Показать твою подпись под соглашением? Или отозвать хочешь? Тогда, не обессудь, в следующий раз тебе минитерцию придется ждать не вердикта, а пока вообще кто-нибудь откликнется. Тисс от судейского статуса отказался, слышал? Так что сейчас всего три Арбитра осталось, включая меня, а меня дергают не реже десятка раз за терцию. И каждый раз почему-то в пространство с замедленным временем.

Камилл возвел глаза к небу — точнее, к тому участку серой пустоты над головами, что мог условно считаться небом — и ничего не сказал.

— То-то же! — наставительно сказал Джао. — Ребята, у меня не так много времени, а Робин на Джамтерре в одиночку уже не справляется. Поэтому я дам экспресс-введение в тему, а дальше изучайте вопрос самостоятельно. Камилл, просто умоляю: не лезь в систему без острой необходимости. Она прекрасно и без тебя справляется.

— В систему? — поднял бровь Камилл. — Которая сады-поля-луга-горы и прочая пастораль? Да что туда соваться-то? Скука там смертная и вполне шаблонная.

— Бокува, — Джао повернулся к девочке-кукле. — Я разблокировал твой канал связи. Перемести нас в Ракуэн, будь так добра. Трансляция без фильтров.

— Да, супервизор Джао, — кивнула та. — Выполняю.

И тут же на Карину обрушилась волна тепла, света, красок, звуков и запахов, почти невыносимая после пребывания в монотонной серости. Она зажмурилась, а когда открыла глаза, то первым, что увидела, оказалась Бокува.

Вся компания снова висела в бездонной пустоте, но уже совсем не серой и унылой, как раньше, а заполненной разнообразными цветными полотнищами и прихотливо змеящимися линиями. Разноглазая девочка-кукла, восторженно смеясь, волчком кружилась вокруг своей оси, и вокруг нее стайками мельтешили разноцветные искры. Они ласкались к Бокува, то окутывая ее плотным покрывалом, то разлетаясь вокруг роем вспугнутой мошкары. Волны чистого цвета омывали ее с головы до ног, и переливчатые колокольчики слышались в ее смехе, переполненном счастьем и полнотой жизни.

— Я вернулась, вернулась, вернулась!.. — закричала она, и ее звонкий голос заполнил окружающий мир. — Я снова здесь!

— Ребенок радуется жизни, — ехидно прокомментировал Камилл у Карины над ухом. — Молодец, Джа, вернул отобранную конфетку. Все? Или планируется продолжение банкета?

— Бокува, — Джао пощелкал пальцами. — Ау! Я понимаю, что ты рада, но все-таки давай сначала к делу.

— Да, супервизор Джао! — Бокува перестала кружиться и обернула к нему радостное лицо. Теперь ее глаза целиком горели синим пламенем — но не обжигающим и палящим, как у Джао в моменты «показательных выступлений», а мягким и ласковым. — Я готова. Что нужно делать?

— Для начала нужно перестать звать меня супервизором, — проворчал Демиург. — Имени вполне достаточно. А дальше — перемести точку трансляции, будь добра, к границе твоего участка.

— К границе участка… — девочка-кукла на мгновение озадаченно прищурилась, но потом снова просияла. — Поняла. Перемещаюсь.

Мир вокруг слегка потемнел, но потом снова запестрел, замельтешил, зазвучал и запах.

— Выполнено, — сообщила Бокува, чьи глаза снова стали нормальными.

— И где мы? — удивленно спросил Палек. — Цветомузыка, конечно, забавная, но что дальше?

— Вы сейчас видите Ракуэн так, как его воспринимает Художница. На низком уровне, без интерпретирующей фильтрации. Ваши сенсорные системы автоматически регулируют уровень восприятия, а дальше ваше сознание интерпретирует потоки по каналам восприятия на свой вкус. Бокува, включи стандартные фильтры третьего уровня.

— Да, Джао.

Бокува кивнула, и тут же мир вокруг резко изменился.

Далеко внизу под ними простиралась залитая ласковым предвечерним солнцем холмистая степь, покрытая зеленым разнотравьем. Меж холмов извивалась река, то широкая и ровная, то узкая и бурлящая. Лицо обдувал легкий ветерок, напоенный весенними запахами. Степь казалась безмятежной и умиротворяющей.

Однако чуть в стороне она внезапно и резко заканчивалась неровной кромкой. Дальше она продолжалась уже совсем иной — какой-то схематичной мешаниной линий, углов, извивающихся полос чистых цветов. Текущая река невозмутимо возникала на кромке, а за непонятной границей вдаль тянулось нечто, смахивающее на схематическое русло.

— Ну и что? — с любопытством спросил Семен. — Красиво — то, что закончено, но для чего оно все?

— Всему свое время. Народ, ничего странного не замечаете? Лика, твой глаз художника тебе ничего не подсказывает? — осведомился Джао.

— Помимо того, что половина виртуальности — мечта геометра? — осведомился Палек. — Или просто дорисовать не успели?

— Кара? Семен? Биката?

— За чертой начинается скелет недорисованной сцены, — сообщил Биката. — Основа, на которую можно натягивать текстуры, и вообще база для дальнейшего ваяния. Я невеликий знаток в графике, но, похоже, сгенерировано автоматически. Фрактальные структуры отчетливо видны.

— Почти угадал, — кивнул Демиург. — Это третий слой. Первый — схематическая разметка географической карты. Второй — базовая проработка топологии местности — тут холмы, там река, здесь горы. Третий — предварительная карта ландшафта: конкретные впадины, возвышенности, русла ручьев, скалы и так далее. Первый слой генерировался лично мной. Второй — специализированным искином с моей минимальной коррекцией. Третий делал тот же искин уже без моего участия.

— А четвертый рисует Бокува, — догадливо заметил Палек. — Текстуры натягивает, или как там Би говорит.

— Так. Но не совсем. Бокува, покажи, как ты строишь мир.

— Выполняю.

Девочка-кукла раскинула руки и птицей нырнула вниз, к земле. Ее тень помчалась по холмам, прыгая вверх и вниз по склонам, и растворилась в разноцветной геометрической мешанине. Тут же в местах, над которыми она пролетала, творение сюрреалиста мгновенно превращалось в зеленый травяной покров. В траве зажигались белые капли каких-то незнакомых Карине цветов, высовывались мелкие камешки, зажурчал, искрясь, ручеек. Заложив лихой вираж, Бокува снова взмыла в небо и вернулась к ожидающей ее компании.

— Типовой процесс генерации виртуального ландшафта, — пожал плечами Камилл. — Джа, ты кого-то хотел им удивить? И зачем искинам операторы? Они прекрасно справляются и сами.

— Сейчас увидишь, — усмехнулся Джао. — Бокува, будь добра, продемонстрируй еще раз.

— Да, Джао…

Внезапно лицо Бокува стало растерянной.

— Джао, — недоуменно проговорила она, — я не чувствую оператора. Я не могу строить, когда нет оператора. Что случилось?

— Я временно отключил канал. Все в порядке. Сделай небольшой участок и вернись обратно.

— Но я не смогу!

— Сможешь. Тебе непривычно, но ты справишься. Давай, малышка, — Джао ободряюще похлопал ее по плечу.

— Хорошо, я попытаюсь, — кивнула та — и снова нырнула к земле.

На сей раз поверхность «земли» заполнялась с той же скоростью, что и раньше, но что-то отчетливо было неправильно. Карине словно резало глаза чем-то, что никак не могло всплыть на поверхность, но чем именно — она понять так и не сумело. Когда Бокува вновь приблизилась к ним, она вздохнула и сдалась, отвернувшись, чтобы не видеть новый участок.

— И что неверно? — тоном въедливого экзаменатора осведомился Джао.

— Механистичность ландшафта, — лениво поднял бровь Биката. — Любой, кто хоть сколь-нибудь графикой занимался, заметит.

— Математическая правильность, — добавил Палек. — Пейзаж для чоки. Куча повторяющихся однотипных элементов.

— И при чем здесь твои… э-э-э, операторы? — поинтересовался Камилл.

— Генератор случайных чисел, — объяснил Джао с таким видом, словно это все объясняло.

Впрочем, вероятно, и объясняло, потому что Биката переглянулся с Палеком, и на их лицах мелькнуло понимание. Семен, однако, потер лоб.

— Джа, — терпеливо сказал он, — я, если ты не забыл, с компьютерами дела почти не имел. Да и Кара, судя по выражению ее лица, тоже ничего не понимает. Не затруднит ли тебя расшифровать свое заявление.

— Я расшифрую, — встрял Камилл. — Джа, если я правильно тебя понял, ты используешь хаотичные процессы психоматрицы в качестве датчика случайных чисел? И благодаря ему избегаешь излишней математичности ландшафта? Ну ты даешь! Что, попроще метода не нашлось? Меня бы спросил, что ли…

— Попроще — не нашлось, — отрезал Джао. — У Ракуэна есть определенное предназначение, и из-за него искусственные методы не годятся.

— Предназначение? А именно? — Камилл насторожился. — Как раз тот вопросик, который я тебе задать хотел: тебе зачем вообще в виртуальности таких размеров площадка потребовалась?

— О!.. — лицо Джао стало отрешенным. — Зачем мне таких размеров площадка — интересный концептуальный вопрос. Но я тебе на него не отвечу. Пока, во всяком случае. Ты ведь, кажется, любишь сюрпризы? Вот и дождешься — в свое время.

— Сколько поколений биоформ смениться успеет, пока время не настанет? — деловито поинтересовался Камилл.

— Все-то тебе расскажи! Ну что, народ, есть еще вопросы?

— Джао, ты не закончил рассказывать, — Биката поднял руку, словно школьник на уроке. — Ну хорошо, операторы для Художниц — генераторы случайных чисел. Но зачем операторы появляются здесь самолично? Миззы здесь нет, но Бокува успешно справляется и без нее. Она упоминала что-то насчет «думать мир». О чем речь?

— Да все о том же. Даже с помощью всех методов рандомизации создать полностью естественный ландшафт не получается. Поэтому поверх четвертого слоя натягивается еще и пятый. У детей острое и живое воображение и высокая наблюдательность. Они замечают остатки неестественности в окружающем мире и реагируют на него определенного рода эмоциями. Им дается возможность воздействовать на виртуальность, стирая из нее неестественность. Система случайным образом меняет «плохие» детали, пока они не перестают восприниматься подсознанием как чужеродные. Это и есть «думать мир», как изящно выразилась Бокува.

— Но почему именно дети? У многих взрослых тоже есть и воображение, и наблюдательность.

— Потому что именно детей легче всего подвигнуть на выполнение такой бессмысленной работы, как формирование виртуальности, — усмехнулся Джао. — Они воспринимают ее как игру. Кукла-Художница находит подходящего ребенка, несколько периодов или лет, как повезет, работает с ним, а когда интерес к игре у того угасает, начинает искать следующего оператора. Правда, я немного промахнулся. Я затачивал нейроинтерфейс под развитый эффектор девиантов и как-то упустил, что подавляющее большинство из них — девочки. В результате мир получается каким-то слишком уж умиротворенным и усыпляющим. Ну ничего, поправим со временем.

— Джа, а зачем тебе было создавать искинов с помощью моей Колыбели? — Камилл казался явно разочарованным. — Не мог сам с нуля сделать?

— Колыбели? — поинтересовался Семен.

— Генератор искинов-Художниц, который мне любезно сваял наш гениальный Камилл, — Джао отвесил ухмыльнувшемуся Камиллу изящный поклон. — Все то же самое. Программирование определенных процессов в Художницах тоже требует генераторов случайных чисел. Вот Камилл по моей просьбе и сделал программатор, использующий в качестве такового человеческие эмоциональные биоритмы. Я передал его… одному человеку, который и помог запрограммировать одиннадцать искинов.

— А что случилось с Бокува? Почему она оказалась ущербной? — Биката покосился на неподвижно висящую в воздухе Художницу, преданно поедающую Джао взглядом.

— Я донастраивал Колыбель без участия Камилла, ну и… перепутал кое-что. Первый танец всегда неуклюж, если можно так выразиться. Бокува стала первой, кого пытался оживить мастер Нобара, но она так и не проснулась. Я поправил ошибки, но мастер не вернулся к ней, пока не сделал еще десять кукол. А когда он решился снова вернуться к Бокува и снова заняться ее оживлением… он умер, не успев завершить процесс. Я решил, что она, незавершенная, не сможет пробудиться, но стереть рука не поднялась. Все-таки человек в нее душу вкладывал. Наследство мастера, вещественная форма Бокува в том числе, по завещанию отошло к детскому дому, и я думал, что она так там и сгинет. А она, оказывается, все-таки проснулась, пусть и в неполном режиме, и начала работать по программе. Хотел бы я знать, милая, как тебя в Граш занесло… — задумчиво пробормотал Джао, разглядывая Бокува.

— Я не помню, — покачала та головой. — Соответствующие блоки памяти невосстановимо затерты. Прости.

— Это мне следовало бы извиниться, — вздохнул Джао. — Ну что же, Бокува, я рад, что ты восстановилась. Я разблокировал твой канал до оператора. Работай. И не бросай пока Миззу, для нее одиночество станет тяжелым ударом.

— Я… я ее не брошу, Джао, — тихо сказала Бокува, и Карине показалось, что на глазах Художницы навернулись слезы. Разве искины могут плакать? Или это всего лишь имитация? — Я ее не брошу. Она всегда поддерживала меня как могла, хотя ей и самой несладко живется. Я люблю ее.

— Но рано или поздно девочка повзрослеет, — напомнил Демиург. — И скорее рано, чем поздно. Ей уже четырнадцать, скоро исполнится пятнадцать. А по статистике девяносто процентов операторов после пятнадцати утрачивают интерес к игре. Не допусти ошибки, Бокува. Не удерживай ее дольше, чем захочется ей самой.

— Я запомню, Джао, — сосредоточенно кивнула Бокува, и внезапно Художница показалась Карине очень-очень знакомой. Наверное, так выглядела она сама, когда папа учил ее важным вещам. — Я обязательно запомню. Теперь я целая и могу ясно мыслить.

— Хорошо. Тогда, народ, я вас оставлю. У меня и в самом деле запарка. Зовите, если что.

Джао махнул рукой и пропал. Камилл разочарованно фыркнул.

— Наворотил кучу дел на пустом месте, — заявил он. — Как всегда, в своем репертуаре. И все ради того, чтобы какую-то унылую площадку построить. Позвал бы Веорона или Мио, те бы ему сотню генераторов ландшафта выдали не задумываясь. Но ведь нет, Джа у нас гордый, всегда все сам хочет делать, без посторонней помощи. Комплекс младшего ребенка, что ли? Ладно, юная поросль, играйтесь здесь, если интересно, а я пошел.

И он тоже растаял в воздухе.

Палек с Бикатой переглянулись.

— Даже и не проси! — заявил Биката. — Не только у Старших дела. У меня, между прочим, тоже. Пока, народ.

— А я все-таки пошляюсь здесь, посмотрю, что к чему, — сообщил в пространство Палек. — У меня модель Шураллаха все еще считается, к Каси не сунуться по дневному времени, так что поисследую, кто чего наворотил.

На его месте вспухло бесформенное серое облачко, которое тут же устремилось к далекому горизонту. Карина перевела взгляд с Бокува на Семена, а потом обратно.

— Ну, и мне, в общем-то, пора, — сообщил ей бывший Серый Князь. — Кара, тебе боевое задание, если время есть: познакомься с Художницами поближе. И операторов их изучи. Авось пригодятся когда-нибудь.

И он тоже исчез.

Бокува выжидающе глядела на Карину.

— Э-э… — неуверенно протянула Карина. — Госпожа Бокува, я рада знакомству.

— Радость взаимна, госпожа Карина, — вежливо ответила та в полном соответствии с формальным каноном. — Прошу благосклонности.

— Благосклонность пожалована, госпожа Бокува. Э-э…

Возникла неловкая пауза. Карина чувствовала себя совершенно по-дурацки. Познакомиться с Художницами поблизости? Как? И знает ли вообще Бокува, где сейчас остальные ее сестры? В конце концов, ее только что исправили.

— Госпожа Бокува… — начала она, и в этот момент мир ощутимо тряхнуло. Вдали словно что-то неслышно ударило по барабанным перепонкам, по холмам прошла вибрация, размывающая их очертания, солнце заплясало в небе, оставляя за собой огненные следы, а облака на мгновение распались на треугольники и квадратики. Секунду спустя удар повторился.

— Что происходит? — встревоженно спросила Карина. — Что-то не так?

— Я не знаю, госпожа Карина. У меня есть координаты места происшествия. Сместить туда точку трансляции?

— Да.

Мир потускнел — и вспыхнул заново.

Далекие горы заметно приблизились. И окружающая местность немного отличалась: зеленые травянистые холмы кое-где покрылись редкими разрозненными рощицами, а река стала заметно шире, небольшим водопадиком падая с невысокого, в сажень, порожка в спокойную мелкую заводь.

На берегу заводи над купой хвойных деревьев, смахивающих на мацы, шло настоящее сражение.

Облако с десяток саженей в диаметре, налившееся грозовой чернотой, описывало круги, лениво отстреливаясь молниями от наседавших на него с трех сторон искинов. Что две девочки и мальчик в возрасте от десяти до пятнадцати лет являются Художницами и Художником, Карина поняла сразу по их горящим ярким пламенем глазницам — первому, что она заметила. Впрочем, кто еще, кроме искинов, мог вырядиться таким образом?

Первая девочка лет пятнадцати в длинном синем платье и белокурыми волосами, волной спадающими до пят, держалась поодаль. Ее глаза полыхали зеленым, а с ладоней протянутых рук в облако летели небольшие розовые кристаллы. Не долетая до объекта атаки, они, впрочем, останавливались и начинали кружиться вокруг него по замысловатым орбитам, почти сразу вспыхивая и испаряясь.

Вторая девочка полыхала из глазниц белым пламенем. Точнее, из глазницы — вторую закрывала пиратская заплата на черном шнурке. Она носила мужскую одежду средневекового бретера: черный камзол с серебряными искрами поверх белой кружевной блузы и длинные черные панталоны, заправленные в высокие ботфорты с отворотами. Длинная черная коса с вправленными в нее серебряными нитями моталась у нее за спиной, а зажатой в правой руке длинной шпагой она пыталась ткнуть тучку. Тучка втягивала бока, уклоняясь от стального шипа, и отвечала молниями, от которых бретерка с легкостью уклонялась.

Наконец, русоволосый мальчик лет двенадцати, щеголявший парадной формой катонийского морского офицера (черный китель с золотыми пуговицами, белая рубашка, синий шейный шнурок, белые штаны, черные ботинки на рубчатой резиновой подошве, черная пилотка с золотым дельфином) пытался обволочь тучку сизым туманом, неспешно струящимся у него из ладоней. Тучка его попытки игнорировала, с легкостью прорываясь сквозь туманные преграды. В него она даже не стреляла, по-видимому, считая его не представляющим опасности. Но вот мальчик вскинул руку — и пространство вновь сотряс беззвучный гром, заставивший солнце заметаться по небосклону. Тучка-нарушительница вспухла, потеряв четкие очертания, и поплыла в разные стороны бесформенными клочьями. Розовые кристаллы тут же впились в них разъяренными пиявками и начали втягивать в себя, а шпага воинственной дуэлянтки засверкала с удвоенной скоростью, не позволяя клочьям снова слиться воедино.

— Так ее, флуктуацию несчастную! — донесся до Карины, с разинутым ртом наблюдающей за сценой, девчачий вопль. — Лупи ее, Кайсин!

— Бей, Итиган! Вперед, Мириэра! — поддержали еще два голоса. — Ура!

Карина сфокусировала взгляд, и виртуальность послушно прыгнула ей навстречу.

С противоположной стороны битвы в воздухе подпрыгивали и потрясали кулаками три девчонки немногим старше десяти. Две из них, катонийки по виду, щеголяли нагишом, а третья, смахивающая на северянку, носила короткую зеленую плиссированную юбку и белую майку. И у всех троих радостное оживление на лице сменилось глубоким разочарованием, когда растерзанная в клочья тучка вдруг прыгнула вверх и в сторону, оторвавшись от нападающих, и слилась воедино. Затем она забурлила, закипела и с резким хлопком обрела форму гигантского белого кролика в сером жилете и при золотом шейном шнурке. Кролик сделал неприличный жест передней лапой и запрыгал по воздуху, по-прежнему постреливая разрядами статического электричества со своей шкуры. Ничуть не обескураженные неудачей искины вновь принялись атаковать его кристаллами, туманом и шпагой.

— Зачем господин Палек сражается с Художницами? — удивленно спросила Бокува. — Ведь это господин Палек управляет флуктуацией?

— Скорее всего, — вздохнула Карина. — Не беспокойся, госпожа Бокува. Он, конечно, шалопай, но вреда им не причинит.

— Но ведь они могут причинить вред ему!

— Не помешало бы. Может, хоть чему-то научился бы. Но не судьба — на канале обратной связи фильтры стоят, опасные воздействия блокируются. Бокува, ты знаешь вон тех девочек?

— Девочек? — Бокува подумала. — Одну знаю. Та, что справа, Умайя Сугой. Она оператор Мириэры, которая в синем платье. Мизза познакомились с ней, когда я… атаковала Мириэру. Вероятно, две другие — тоже операторы.

— Ну, давай тогда познакомимся и мы, — Карина улыбнулась. — А потом все вместе настучим Лике по ушам за его шалопайство.

— Я… — Бокува замялась. — Госпожа Карина, я хотела бы подождать в стороне. Я скверно вела себя при прошлой встрече, и боюсь, что меня неверно поймут сейчас. Ты не могла бы остановить ту глупую драку? Я хочу поговорить с сестрами и… братом. Я не знала, что у меня есть брат, — добавила она, подумав, перед тем, как растаять в воздухе.

— Хорошо, — кивнула Карина. — Сейчас прекратим безобразие. Лика! — крикнула она во весь голос. — Перестань немедленно хулиганить!

Эффект превзошел все ее ожидания. Ее голос внезапно обрел силу пожарного набата и, словно отразившись от небесного купола, водопадом обрушился сверху, разбросав по сторонам и ее саму, и искинов, и девочек-операторов, и кролика. Ненадолго наступила звенящая тишина.

— И что это было? — громко осведомился белый кролик, сжимаясь в размерах и превращаясь обратно в Палека. — Кара, ты чего орешь? А если бы я оглох?

Он демонстративно поковырял пальцем в ухе.

Карина потрясла головой. У нее в ушах тоже звенело. Она подлетела к брату и зависла перед ним, сурово скрестив руки на груди.

— Лика! — сердито произнесла она. — Ты что творишь, шалопай? Ты чего к людям пристаешь?

— Я пристаю? — удивился Палек. — Вот они, — он ткнул пальцем в настороженно зависших в воздухе искинов, — ко мне пристают с грязными намерениями, ага, а я вполне себе мирный! Представляешь, лечу себе, никого не трогаю, местность осматриваю. Вижу — непорядок, маца посреди голой степи растет. Где такое видано? Я решил ее поправить, пока никто не заметил. Только одно дерево перекрасил, как мне на голову сваливается сумасшедшая девчонка, вон та, одноглазая, и начинает шпагой тыкать. И орет во все горло — «флуктуация, флуктуация»! А за ней остальные двое. А я, между прочим, облако хотя и мирное, но душевно ранимое. Но не бить же мне их по башке! Вот я и ждал, когда они устанут.

— Лика, — грустно сказала Карина, — они Художницы. Искины. Они не устают. Мог бы и сам сообразить, без моей помощи.

— А я и сообразил, знаешь ли. Я в фигуральном смысле — должно же даже до искинов дойти, что они меня не достают своими глупыми атаками. Но они, похоже, слишком тупые.

— Лика! — прошипела Карина. — Ты и так первое знакомство испоганить умудрился. Так хоть не усугубляй. Молчи! — шикнула она, когда Палек снова открыл рот. — Дай мне поговорить.

— Да пожалуйста! — Палек поощрительно ухмыльнулся. — А я пока еще деревья поперекрашиваю… да шучу я, шучу! — замахал он руками. — Не делай такую страшную физиономию, я же знаю, что внутри ты все равно добрая и пушистая.

Нет, сердиться на него казалось действительно невозможным. Двадцать пять лет, а все такой же озорной мальчишка. И когда он повзрослеет?

Махнув рукой, Карина неторопливо подлетела к искинам, к которым уже успели присоединиться девчонки-операторы и зависла перед ними.

— Э-э… добрый день, — осторожно произнесла она. — Я приношу извинения за действия своего брата. Он не хотел никого обидеть. Меня зовут Карина Мураций. Рада знакомству.

— Карина Мураций? — недоверчиво спросила одна из голых девчонок. — Та самая Карина Мураций, знаменитый врач, которая в Сураграше с Драконом воюет? Ух ты! А ты не врешь? Мириэра, скажи?

— Я Мириэра. Радость взаимна, прошу благосклонности, госпожа Карина, — спокойно откликнулась Художница в синем. Ее голос, казалось, звенел серебряными колокольчиками. — Я узнала тебя. Мы все тебя знаем. Твое появление неожиданно для нас, но от того встреча не менее приятна. Могу я предположить, что управляющий флуктуацией… — она бросила быстрый взгляд на девочек, — юноша — твой сводный брат Палек Мураций?

— Можешь, — покровительственно разрешил Палек, подлетая поближе. — Потому что я он и есть. Ты кто такая, вояка?

— Настоящая Карина Мураций… — с благоговением пробормотала вторая голая девчонка. — Ух ты! Госпожа Карина, ты и в самом деле настоящая? Ты тоже оператор?

— Госпожа Карина не оператор, Уцура, — хрипловатым баском сказала одноглазая девчонка со шпагой, вкладывая клинок в болтающиеся на левом боку ножны. — У нее полномочия администратора. У ее брата, кстати, тоже, что, на мой взгляд, совершенно лишнее. Мириэра, поэтому мы и не могли его утихомирить.

— Очевидно, так, — согласилась та. — Господин Палек, приношу свои извинения за инцидент. Мы приняли тебя за флуктуацию, разладившегося служебного демона. У них иногда нарушается программа, и они начинают делать совсем не то, что предписано. У тебя есть полномочия на изменение проекта, но, прошу, сначала ознакомься с ним. Деревья под нами — вовсе не катонийские мацы, хотя и являются их дальними родственниками. Они называются «хоммак» и часто встречаются в степях Западного Граша.

— Не мацы? — Палек почесал в затылке. — Ну, я в ботанике никогда силен не был. Раз так говоришь, поверю.

— Спасибо, господин Палек, — кивнула Мириэра. — Полагаю, инцидент исчерпан? Тогда прошу познакомиться с остальными. Умайя Сугой — мой оператор из Масарии. Уцура Сакурамбо из Туи — оператор Итиган, — одноглазая бретерка и недоверчивая девчонка синхронно поклонились. — Наконец, Слаша Безмятежность из Терелона — оператор Кайсина, — моряк в парадной форме и одетая девочка тоже поклонились. От лица всех прошу благосклонности.

— Пожалована, — небрежно махнул рукой несносный Палек. — Значит, вы, мелочь пузатая, Ракуэн строите?

— Мы не мелочь! — воинственно заявила Умайя. — Мы уже взрослые! И у нас, между прочим, очень неплохо получается. Верно, Уца?

— Не обращай на него внимания, госпожа Умайя, — быстро сказала Карина. — У него язык раздвоенный, он нормально разговаривать не умеет, даже если сильно захочет. Госпожа Мириэра, я… Мы… Прошу простить, я хотела бы поговорить о Бокува.

— Бокува? — встревоженно зазвенела Мириэра. — Ты с ней знакома? Что с ней? Мы так и не можем выйти на связь. Недавно мы впервые увидели ее, но она вела себя как-то странно, а потом снова пропала.

— Если под странным поведением ты имеешь в виду, что она попыталась тебя стереть, то да, странно, — сурово сказал морячок Кайсин. — Госпожа Карина, дело в том, что Бокува не закончена и, вероятно, не может ясно мыслить. Она может оказаться опасна при близком контакте. Ты знаешь, где она находится?

— Господин Кайсин, все изменилось. Она действительно была повреждена и не завершена. Но ее исправили. Теперь она вполне адекватна и больше не станет на вас нападать. Она может появиться?

— Конечно! — радостно воскликнула Художница с золотыми волосами. — Мы искали ее повсюду, когда она пропала, но наши возможности в реальности сильно ограничены. Мы очень рады, что она нашлась!

— Говори только за себя, — строго предупредила дуэлянтка со шпагой. — Нужно посмотреть, что именно с ней сделали.

— Да ладно вам, все с ней в порядке! Я же ее чинил, — подбоченился Палек.

— Это и пугает, — отрезала Итиган. — Если она кажется нормальной тебе, господин Палек, то вполне может оказаться ненормальной с точки зрения других.

— Я тоже ручаюсь за нее, госпожи Итиган, — Карина умоляюще сложила руки перед грудью. — Она полностью осознает себя, и ей стыдно за свое прошлое поведение.

— Разумеется, мы верим тебе, — решительно прозвенела Мириэра. — Итиган, не ворчи. Госпожа Карина, где Бокува сейчас? Она подключена к Ракуэну? Блок ее канала снят?

— Я здесь, Мириэра.

Бокува медленно проявилась на фоне облаков и так же неторопливо спустилась к компании. Зависнув рядом, она смущенно обняла себя за плечи и потупилась.

— Здравствуй, Мириэра, — неуверенно сказала она. — Прости, что так вела себя в тот раз…

— Бокува! — Мириэра рывком оказалась возле нее и крепко ее обняла. — Ты вернулась? Ты действительно в порядке?

— Не знаю, — пробормотала разноглазая Художница, и синие искры в ее зрачках вспыхнули ярче. — Меня исправили… я полагаю, полностью. Мне можно остаться?

— Ты просто обязана остаться! — заявил Кайсин. — Ты, в конце концов, Художница и должна развивать Ракуэн.

— Но что означает «не знаю»? — скептически осведомилась Итиган. — Ты либо в порядке, либо нет. Похоже, ты все еще не в себе. Откроешься для внешнего анализа?

— Что? — удивилась Бокува. — Что сделаю?

— Так… — Итиган переглянулась с Мириэрой и Кайсином. — А говоришь — в порядке. Бокува, я в числе прочего отвечаю за диагностику демонов. Позволишь мне тебя просмотреть?

— Я не понимаю. Но я разрешаю тебе делать все, что необходимо.

— Отлично, — одноглазая бретерка вновь извлекла шпагу из ножен. — Просто расслабься. Мириэра, посторонись.

— Осторожнее! — встревоженно предупредила та. — Твои процедуры диагностики могут оказаться неподходящими. У Бокува совершенно иной уровень самоосознания, чем у демонов.

— Я помню. Бокува, расслабься! — и Итиган резким движением вонзила клинок шпаги Бокува в грудь. Карина дернулась, но разноглазая девочка-кукла даже не пошевелилась.

Шпага засветилась, переливаясь всеми цветами радуги. Свечение спустилось по клинку от эфеса и перешло на Бокува. Ее тело тоже начало переливаться, внутри проглядывали какие-то разноцветные формы — комки, спирали, конусы…

— По-моему, у Джа совсем плохо с абстрактным мышлением, — тихо прокомментировал Палек. — Уже не в первый раз замечаю, что системы визуализации в Ракуэне попадаются, мягко говоря, странные. По-моему, следует приложить к нему руку художника. К Ракуэну, я имею в виду, не к папочке.

— Лика, мне страшно подумать, что станется с миром, если ты приложишь к нему руку, — так же тихо парировала Карина. — Особенно если ты твердо задашься целью сотворить что-нибудь оригинальное.

— Даже родная сестра меня не понимает! — Палек картинно схватился за сердце. — Ну, пусть сводная! Пойти, что ли, Каси пожаловаться? Она-то меня ценит.

— Базовая функциональность в норме, — прокомментировала Итиган, выдергивая из Бокува шпагу. — Однако эмоциональный блок мало развит, а база знаний меньше, чем даже у меня в момент пробуждения. Бокува, на всякий случай я перезаписала тебе блок технических знаний по Ракуэну. Бокува, ты уже говорила с отцом?

— Что? — глаза Бокува полыхнули синим. — С отцом? Я могу с ним встретиться? Поговорить?

— Разумеется, — подтвердила Мириэра. — Он в Ракуэне. И он сильно переживал, что не смог тебя закончить. Я думаю, он очень обрадуется тебе.

— О, класс! — встрепенулся Палек. — Я еще ни разу не говорил с восставшим из мертвых. Те, что в телевизоре показывают, почему-то не отвечают. Полетели к дядьке, познакомимся и с ним заодно!

Бокува глянула на Карину, и в ее медленно потухающих глазах почудилась мольба.

— Лика, она впервые встретится с отцом, — твердо сказала Карина. — Можно подумать, только твоих ехидных замечаний при первой встрече им не хватало. Госпожа Бокува, лети. Мы еще встретимся. Госпожа Мириэра, ты ведь ей поможешь?

— Конечно, — синее платье Художницы ярко засветилось в тон зрачкам Бокува, рубиновая брошь полыхнула алым проблеском. — Я думаю, что мы должны поприветствовать нашу сестру как следует. Итиган, Кайсин, смещайтесь к Дому-на-холме и зовите остальных. Бокува, доверься мне, — она протянула руку, и Бокува несмело вложила в нее свою ладонь.

— Мы еще увидимся, госпожа Карина, — Мириэра повернула свою точеную головку и тепло улыбнулась. — Мне очень интересно с тобой поговорить. Но чуть позже.

И четверо искинов исчезли, словно их никогда тут и не было. Пятеро людей остались в одиночестве.

— И опять глупость, — проворчал Палек. — В реальности при телепортации воздух должен хлопнуть при заполнении объемов, оставшихся от тел. Физические модели в Ракуэне, похоже, тоже никакие. Определенно, придется нам с Би взяться за него как следует.

— Госпожа Карина, — робко проговорила одни из девочек-операторов, Уцура. — Значит, ты тоже строишь Ракуэн?

— Нет, молодая госпожа, — Карина покачала головой. — Не строю. Я… меня сюда пригласили. Мы о Ракуэне узнали всего полчаса назад. А вы, значит, строите?

— Да. Госпожа Карина… — девочка внезапно смутилась и потупилась. — Я видела весной ту передачу. И потом телевизор про тебя много раз смотрела на новостных сайтах. Я… я… я твоя фанатка. Ты мне автограф дашь?

— Уца, ты что к ней пристаешь! — вторая катонийка пихнула ее локтем в бок. — Не лезь!

— Все нормально, — улыбнулась Карина. — Вам я с удовольствием дам автографы, если пожелаете. Только вот как их отсюда в реальность вынести?

— Не надо выносить! — быстро сказала Уцура. — Пусть здесь остается. Вот, госпожа, можно прямо пальцем писать…

Она махнула рукой, и в воздухе перед Кариной материализовался чистый белый лист.

— Нет, чтобы у меня кто автограф попросил! — возмутился Палек. — Меня не ценят и не уважают! Ну ничего, я докажу, я всем покажу! У-у…

Он несколько раз взмахнул руками, и на белом листе проявился рисунок. Нагая молодая девушка с развевающимися по ветру длинными волосами, набросанная карандашом в излюбленной Ликой манере, вполоборота сидела на пятках под стволом толстого старого тикурина, и широкие пятипалые листья осторожно мостились у нее на плечах и коленях. Девушка мечтательно улыбалась, и ее взгляд устремлялся куда-то поверх плеча зрителя. В ее лице чувствовалось что-то очень знакомое — и внезапно Карина охнула от нахлынувшего понимания.

— Лика! — грозно спросила она, разворачиваясь к брату. — Во-первых, я никогда не носила длинные волосы. Во-вторых, совершенно непохоже.

— Да ну? — саркастически осведомился несносный братец. — Девчонки, а вы как считаете — похоже или нет?

На лицах все троих девочек проступило благоговение.

— Ух ты! — прошептала северянка. — Класс! Очень похоже, господин… господин…

— Палек, — подсказал тот, явно довольный эффектом. — Палек Мураций к вашим услугам.

Он тронул лист пальцем, и в нижнем левом углу портрета засветился летящий росчерк из пяти слившихся буквослогов: «Май Куданно».

— Дарю! — сказал он довольно. — Наслаждайтесь портретом своего кумира, только не передеритесь из-за него. Кара, ну-ка, живо подписывайся, — и он протянул неизвестно откуда взявшееся стило. — Люди ждут. А насчет «непохоже» — я, между прочим, набросок с фотографии делал.

— Лика, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты меня не рисовал! — сердито сказала Карина, ставя подпись на рисунке (лица девочек отчетливо засветились тихим счастьем). — Я всегда плохо получаюсь, что на фото, что на картинках.

Лика оттянул пальцем нижнее веко и показал ей язык. Потом его голова неожиданно превратилась в голову арикуя, тоже высунувшую язык — длинный, тонкий и противный.

— У-тю-тю, какие мы закомплексованные! — пропищал арикуй тонким голоском, прежде чем снова стать Палеком. — Вот скажу Яни, она тебя сеансами психоанализа замучает.

— Господин Палек, как ты это делаешь? — пораженно спросила Умайя. — Сначала облако, потом кролик, а теперь… та штука. Я тоже хочу научиться внешность менять, а не только одежду. Научишь?

— А как же! — жизнерадостно согласился молодой человек. — Я вас научу, а вы мне в обмен обзорную экскурсию по местным садам удовольствий организуете. Лады?

— А… — Умайя нерешительно посмотрела на Карину. Та возвела глаза к небу.

— Вы не смотрите, что он большой и старый, — соболезнующим тоном сообщила она. — По умственному развитию он примерно на вашем уровне, так что вы с ним вполне поладите. Только не позволяйте ему ломать все вокруг, а то гонору в нем много, а понимания ни на грош. Девочки, у меня дела. У нас в Сураграше время от катонийского на полсуток отличается, сейчас разгар дня, меня люди ждут. Будильник в ухе уже пищит, напоминает.

— Да-да, госпожа Карина, мы понимаем! — торопливо сказала Умайя. — Мы здесь каждую ночь, так что если мы тебе потребуемся…

— Обязательно позову, — Карина кивнула всем троим на прощание, подняла руку — и сообразила, что не знает, как отключиться. Трансляция по каналу все еще шла со стороны Бокува… а, нет, уже напрямую. Наверное, переключилось, когда та исчезла. Тогда нужно просто оборвать сессию.

И перед тем, как Ракуэн погас у нее перед глазами, она еще успела увидеть, как Палек снова превращается в кролика. На сей раз — высотой всего лишь с человека, зато прямоходящего, в черном костюме и странной черной шляпе трубой. Ну что за шалопай, однако!

06.08.858, вододень. Северная граница Сураграша

— Вам туда, — хмурый вайс-капитан махнул рукой в сторону просвета в деревьях, за которым угадывались близкие голые скалы. — Три версты — и вас встретят.

— Встретят? — встревоженно переспросил Слай. — А вы что — дальше не идете?

— Не можем, — неохотно пояснил офицер, чье имя Слай так и не запомнил. — Предупредили, что хватит с них одного штурма. Следующие три версты — нейтральная территория, ни наших, ни ихних нет. Езжайте спокойно, здесь дорога прямая и твердая, не заблудитесь.

— Но… — еще не закончив первое слово, начальник геологоразведочной партии понял, что его уже не слушают. Командир эскорта уже повернулся к нему спиной и размашисто шагал к джипу, тащившемуся за колонной. Джип, шедший впереди, уже разворачивался, пробуксовывая на узкой, заросшей травой лесной дороге.

Слай выругался сквозь зубы. Затея не нравилась ему с самого начала. Он прекрасно помнил, как восемь лет назад его партия вернулась из Сураграша — до нитки ограбленная местными бандитами, потерявшая коллекцию образцов за целый сезон (ну на хрена бандитам сдались полторы тонны камня?) и недосчитавшаяся двоих, умерших от загадочных тропических болезней. И им еще повезло — две партии бесследно исчезли где-то в районе Южного Шураллаха, хотя другие бандиты — Дракон — обещали свою защиту. Наверняка они же и позарились на оборудование и решили не оставлять свидетелей. Дракона в тех краях, как утверждается, больше нет, если не считать отдельные дикие шайки, но кто сказал что новые «власти» лучше? Наверняка такие же бандиты, как и предыдущие. Если верить некоторым газетам, так как бы и похуже не оказались.

Но приказ есть приказ. По слухам, инициатива отправки партии исходила лично от Максы Миссуры. Старый кошак, обожающий цветастые плащи и ненавидящий журналистов, либо знал что-то, не известное другим, либо на старости лет окончательно свихнулся. Конечно, шестьдесят два года — невеликий возраст, но для человека. А орки в среднем живут не дольше, чем до семидесяти. Интересно, случается ли у них старческий маразм? Как бы там ни было, совет директоров «Копей Камуша» под его давлением принял решение об отправки партии, и теперь Слаю приходилось его выполнять.

Ну почему он, в конце концов? Почему бы не отправить кого помоложе?..

Нет уж, заткнись, оборвал сам себя геолог. Хватит брюзжать. В конце концов, тебя самого кое-то был бы рад спровадить на государственную пенсию, и ты сам полон решимости доказывать, что можешь как минимум не меньше молодых и энергичных. Вот и доказывай.

Он тряхнул головой и поднес ко рту уголок воротника куртки с вшитым микрофоном.

— Внимание, колонна! — резко сказал он. — Оживление на связи. Конвой нас оставил, дальше идем самостоятельно. Через три-четыре версты нас должны встретить. Первый, прямо по дороге, никуда не сворачивать, остальные — за ним хвост в хвост. При первом контакте с чужими остановиться и вызвать меня. Пошли, ребята, пошли, чего ждете?

Откликаясь его словам, тяжелые тягачи взревели могучими дизелями. Слай в последний раз окинул взглядом все восемь машин и прицепов, задержался взглядом на цистернах с дизельным топливом (а если в Сураграше не смогут обеспечивать их горючим, как пообещали — как выбираться?), еще раз озабоченно вгляделся в растяжки, удерживающие на платформе буровую установку (как бы не начала обрываться на подъемах!), вскочил на гусеницу третьего тягача и запрыгнул в кабину за миг до того, как машина сдвинулась с места. Водитель кинул на него равнодушный взгляд и нажал на рычаг, плавно увеличивая скорость. Слай закусил губу. Что ждет их впереди? Он засунул руку под рубашку и зажал в кулаке Колесованную Звезду. К истово верующим он себя никогда не относил, но сейчас ему хотело ухватиться хоть за что-то.

Хоть за соломинку.

В конце концов, ему хочется еще хоть раз увидеть дом. И жену. Идетей с внуками.

Ему казалось, что они проехали не три, а тридцать три версты, когда тягач затормозил.

— Здесь первый, — прошелестел динамик под ухом. — Господин Оживление, мы на перевале. Впереди вооруженные люди, кажется, сигналят затормозить. Жду приказов.

— Здесь Оживление. Иду, — буркнул Слай и принялся выбираться из кабины. Ноги противно ослабели, внизу живота крутило и бурчало. Да, я боюсь! — ожесточенно заявил он сам себе. Боюсь и не стесняюсь того! А кто бы не боялся? В руки себя он, однако, взял, и спустя несколько шагов его походка стала более-менее твердой и уверенной. Запинаясь о вывороченные гусеницами комья земли и торчащие корни, он пробрался мимо двух кунгов с оборудованием и остановился чуть впереди первой машины, всматриваясь.

Трехгорный перевал, о который недавно так унизительно разбила себе лоб доблестная княжья армия, оказался вполне мирным и нестрашным на вид. По бокам широкого распадка виднелись заросшие лесом склоны, где-то далеко вверху переходившие в голые каменистые осыпи, а еще выше — в вечные ледники на вершинах. Несмотря на три с половиной версты над уровнем моря дышалось легко. Грунтовая дорога — точнее, наезженная колея, заросшая густой травой — уходила вперед и скрывалась за седловиной. А в десятке саженей впереди стояли два человека и тролль — черные силуэты на фоне яркого неба. Тролль помахивал поднятой рукой. Слай вздохнул и пошел вперед.

— Добрый день, господин, — вежливо сказал тролль, когда начальник партии приблизился. — С кем имею честь?

Только сейчас Слай осознал, что перед ним вовсе не тролль, как ему показалось поначалу, а невероятно огромный человек. Ростом в сажень двадцать как минимум. На загорелом массивном лице, словно грубо вырубленном из бронзы, не читалось никаких эмоций, а ручной пулемет у него на плече казался не более серьезным, чем детский пластмассовый автомат. Двое мужчин рядом с ним, хотя и высокорослых, едва доставали ему до плеча. Сам же Слай рядом с гигантом смотрелся просто малышом, едва доставая ему макушкой до середины груди.

— Я Слай Оживление, ведущий инженер компании «Копи Камуша», — нервно ответил он. — Глава горно-геологической партии. Нам сказали, что нас ожидают…

— Доброго дня, господин Слай, — поклонился великан. — Я Дентор Пасур, генерал армии Сураграша. Или, если хочешь, капитан полиции города Крестоцина, Катония. Рад знакомству, господин, прошу благосклонности.

Катониец? Слай смутно припомнил, что читал о чем-то подобном. Ну да, их якобы-королева, или кто она там, о которой ходят самые невероятные слухи, тоже катонийка. Наверное, притащила с собой своих прихвостней из-за океана. Ну, в конце концов, Катония пользуется репутацией цивилизованной державы. Возможно, караван не станут грабить прямо сейчас. Слай попытался вспомнить, как отвечать на катонийские приветствия, и не смог.

— А, да-да, мне тоже очень приятно, — промямлил он. — И… что дальше?

— Там, — здоровяк показал большим пальцем через плечо, — саженях в двадцати отсюда, поворот на досмотровую площадку. Я хочу провести небольшой общей инструктаж, познакомлю вас с охраной и… нашим техническим специалистом, после чего вы отправитесь дальше. Следуйте за мной, я покажу, куда сворачивать.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел по дороге. Его спутники отправились за ним. Слай слегка пожал плечами и дотронулся до воротника.

— Внимание, колонна, Оживление на связи. Двигаться за мной, через двадцать саженей поворот с дороги на площадку. Всем приготовиться к досмотру.

И он двинулся вперед. Залезать в кабину тягача смысла не было, да и прогуляться по свежему воздуху, в конце концов, полезно. Интересно, можно ли надеяться, что под словом «досмотр» здесь и сейчас не понимают «грабеж»?

Каменистое пространство, обнесенное невысоким частоколом, оказалось на удивление обширным и действительно удобным. Тягачи со всеми кунгами, цистернами и платформами без напряжения поместились на нем, и еще осталась масса места для маневра. Дождавшись, когда последний водитель заглушит двигатель, катониец ткнул пальцем в деревянные лавки под легким навесом на краю площадки, где уже обреталась группа из десятка человек в камуфляже.

— Соберите своих людей там, — сказал он. — Надолго я вас не задержу. Если только… — он взглянул на наручные часы, — если только наш шалопай опять не опоздает в своей лучшей манере.

Шалопай? Слай решил не подавать виду. Рано или поздно все разъяснится само. Или не разъяснится.

— Вы собираетесь проводить досмотр? — вежливо спросил он. — Только оборудование? Или личные вещи тоже?

— Нет необходимости. У вас с собой только легкое стрелковое оружие, против него мы не возражаем. Однако я бы порекомендовал держать его под рукой, а не под фальшполами, как сейчас, иначе вы не сумеете до него вовремя добраться.

Он отвернулся отошел к навесу и принялся о чем-то негромко говорить в камуфляжными, оставив начальника партии стоять с отвисшей челюстью. Откуда он узнал о тайниках с оружием? Директор автобазы, отвечавший за формирование колонны, сообщил о них под большим секретом и заверил, что обнаружить их нереально даже при самом тщательном досмотре.

— Здесь Оживление, — сказал он в рацию, слегка отойдя от изумления. — Всем собраться под навесом слева для инструктажа.

Ожидая, пока его люди выполнят приказ, он усиленно размышлял. Возможно, директор автобазы и преувеличивал насчет маскировки тайников, но все-таки обнаружить их можно только при досмотре, никак ни при беглом взгляде. Следовательно, у катонийца или кого-то еще есть связи — или шпионы — среди сотрудников «Копей». Причем связи на очень высоком уровне — о наличии оружия в караване помимо самого Слая знали только трое или четверо людей из службы внутренней безопасности и его непосредственный начальник. Если вспомнить, что на отправке каравана настаивал лично Макса Миссура, то картинка складывается крайне интересная. Похоже, кто-то в «Копях» доверяет новым сураграшским заправилам куда больше, чем хотелось бы — вот только с основанием на то или безосновательно?

Он тряхнул головой и поспешил присоединиться к собравшимся под навесом.

— Господа, — катониец обвел взглядом княжичей, на мгновение задерживаясь на каждом, словно пересчитывая их. Двадцать четыре пары глаз в ответ настороженно уставились на него. — Представлюсь еще раз — я Дентор Пасур, генерал и командующий Северным военным округом. Я катониец на службе Сураграша. Несмотря на напряженные отношения между Катонией и Княжествами, а также на недавний инцидент с атакой войсками ЧК наших позиций, заверяю всех, что к вашей команде мы не питаем никакой неприязни. Мы заинтересованы в вас и вашей работе и сделаем все, чтобы ваша миссия оказалась успешной. Если у вас есть какие-то подозрения, недоумения или вопросы, я постараюсь оказаться для вас максимально полезным в их разрешении. Кто-нибудь хочет что-то спросить?

Он подождал, кивнул и продолжил:

— Ваш предполагаемый маршрут нам известен, и вы все время будете так или иначе находиться под нашей непосредственной защитой. Сураграш — относительно мирная и спокойная страна. К сожалению, у нас все еще сохраняются проблемы с бандитами — и с солдатами Дракона, рассеявшимися по лесам, и просто с отребьем, решившем, что нестабильность — лучшее время, чтобы разбогатеть. Поэтому с вами отправляется наш отряд сопровождения под командой оой-полковника Муха Шшимараса.

Один из мужчин в камуфляже, щеголявший густыми черными бровями над глубоко посаженными глазницами, привстал и поклонился.

— Сан Мух уполномочен решать все возникающие в дороге проблемы. Кроме того, он мастер партизанской войны и опытный солдат, и под его охраной вы находитесь в полной безопасности. Не стесняйтесь обращаться к нему за советом. Сан Мух Шшимарас — прошу для него общей благосклонности. Напоминаю, кстати, что в Сураграше, как и в Катонии, обращаться к человеку принято по имени. Сан — уважительный префикс для мужчин, сама — для женщин. Момбацу сан и момбацу сама — еще более уважительные обращения.

«Префикс»? А ведь громила далеко не так прост, как кажется…

— Прежде, чем вы отправитесь в путь, я хотел бы напомнить, что вы приехали в чужую страну, — продолжил катониец. — В Сураграше очень уважительно относятся к гостям, но все-таки постарайтесь вести себя с местным населением повежливее. Особенное внимание обратите на отношения с женщинами. Несмотря на то, что женщины в Сураграше до сих пор имеют куда меньше прав, чем мужчины, нанесенное им оскорбление мужчины воспринимают куда серьезнее, чем оскорбление в собственный адрес. Не пытайтесь заигрывать с женщинами или делать намеки сексуального плана, даже если они сами, как вам кажется, проявляют инициативу. Не пяльтесь на них, не притрагивайтесь, даже не касайтесь их одежды. Можно влипнуть очень серьезно. Сан Мух попытается уладить проблему, если она возникнет, но если кто-то из вас и в самом деле окажется виноват, ему придется заплатить большой штраф. В любом более-менее крупном городе есть нечто вроде публичных домов, и там вы можете снимать напряжение сколько угодно, но в других местах — не рекомендую.

Катониец опять посмотрел на часы, потом неподвижно замер, уставившись куда-то поверх окружающих площадку деревьев.

— У меня все, — наконец снова заговорил он. — Если у кого-то есть желание размяться, пользуйтесь моментом. Туалеты вон там, можете воспользоваться. Господин Оживление, наш инженер сейчас прибудет. Он задерживается буквально на минуту — мотор в дороге забарахлил. Могу я попросить тебя на короткий разговор наедине?

— Разумеется, господин Пасур, — пробурчал геолог. — Я в твоем распоряжении.

— Хорошо, — катониец отошел в сторону от навеса — один его шаг равнялся едва ли не трем шагам Слая, и прислонился к частоколу.

— Господин Оживление, — негромко сказал он, — я в курсе, что случилось в Сураграше с твоей предыдущей экспедицией. Да и ты, похоже, не забыл. Именно поэтому ты так нервничаешь?

— Нервничаю? — почти натурально удивился Слай. — Я? Прошу прощения, господин Пасур, я…

— Ты на грани нервного срыва, — хладнокровно перебил его здоровяк. — Я вижу. Не надо пытаться меня обмануть. Господин Оживление, прошу понять и поверить: мы — не бандиты. Я не хочу сказать, что тебе и твоим людям вовсе не угрожает никакая опасность. Как я упомянул, проблемы могут возникнуть. Но вы под нашей защитой и охраной, и вероятность плохого исхода минимальна.

— Не сомневаюсь, — холодно ответил Слай.

— Сомневаешься. Не могу тебя винить. Однако… о, вот и он наконец-то пожаловал. Господин Оживление, твой последний спутник прибыл.

Слай обернулся на звук автомобильного мотора. На площадку стремительно влетел потрепанный открытый джип, невероятно перепачканный в высохшей грязи, и лихо затормозил. Из него выпрыгнул высокий белобрысый парень лет двадцати пяти, откровенно северной наружности, в шортах и в рубашке с короткими рукавами. Он выдернул с заднего сиденья объемистую спортивную сумку, стремительно подошел к разговаривающим и коротко кивнул.

— Привет честной компании. Извиняюсь за задержку — аккумулятор барахло, — весело сказал он. — Посадил машину по оси в грязь, вытащил лебедкой, а батарея возьми да и сдохни от непомерных усилий. Пришлось с толкача заводить. Господин Слай Оживление, я полагаю? Рад знакомству, прошу благосклонности. Я Палек Мураций.

— Очень приятно, — настороженно откликнулся геолог. — Ты… едешь с нами?

— А то ж! — просиял парень. — Надо же мне, в конце концов, у умных людей чему-то поучиться?

— И ты… геолог?

— Я — дипломированный инженер-строитель с опытом работы! — парень назидательно поднял палец. — Про гравископ в Теммондайской обсерватории слышал? Я строил, по своему проекту. А еще я юный гений, который все с полпинка понимает, и уже пару периодов читаю учебники по геологии. Не беспокойся, господин Слай, я не помешаю. Не сильно, во всяком случае.

— Но я ничего не знаю ни про каких сопровождающих! — возмутился начальник партии. — Меня даже не предупреждали! Ну ладно, охрана…

— Я тоже охрана, — отмахнулся Палек. — Если что, так в лоб заеду, что искры посыплются. А еще у меня вот что есть…

Он уронил сумку на землю, сунул в нее руку, извлек толстый длинный тубус, а из него — широкий девственно белый лист пластика. Расстелив карту прямо на земле, он коснулся пальцем ее края, и на белом фоне проявилось изображение — топографическая карта какой-то местности. Слай пригляделся. Всю поверхности картинки испещряли какие-то непонятные значки, которых он в жизни не видел.

— Что это? — недоверчиво спросил он.

— Карта, как видишь, — Палек поводил пальцем по поверхности пластика, и карта послушно увеличилась в масштабе. Значки тоже чуть увеличились, но от того понятнее не стали. — Геологическая карта с предварительными набросками, чтобы вам бурить впустую не приходилось. Вот только легенду никто из вас прочитать не сможет, пока я не обучу. Так что если ты намерен оставить меня за бортом, я слишком сильно настаивать не буду, но тогда вы над обязательной программой проколупаетесь минимум на период дольше. Убедил?

— Ты же сам только что сказал, что не геолог, а инженер-строитель, — Слай задумчиво дотронулся до одного из значков, и тот развернулся, выдав окно с пояснениями на пол-листа — но все такое же непонятное. — Откуда у тебя такие сведения?

— Секрет, — туманно ответил белобрысый. — Ну что, поехали, что ли? Что тут париться? Не ломай голову, господин Слай, все равно не разберешь. Отсюда нам по Старху до Чиколлаха по прямой верст тридцать, никуда не сворачивая, и я как раз успею тебе объяснить азы. В Чиколлахе, кстати, нас ждут и даже обещали покормить. Я с вами поболтаюсь с недельку, а потом оставлю на произвол судьбы, так что много не съем, не бойся.

— Как скажешь, — геолог пожал плечами. Палек… Мураций? Интересно, в каких отношениях он с Кариной Мураций? Муж? Брат? Неважно. Главное, что такая персона в караване и в самом деле может пригодиться. Если ему охота играть в секретность, пусть его. Если у него там чушь, то это выяснится быстро. А если что-то серьезное, то пусть себе секретничает. — Тогда давай отправляться.

— Давай, — согласился белобрысый. — А когда на обед остановимся, нужно сразу вот эту штуку к вашему компьютеру присоединить и настроить, — он оттянул край сумки и продемонстрировал непонятный блок со сложенной антенной.

— Зачем? — опять насторожился Слай.

— Спутниковый коммуникатор. Он станет сбрасывать все полученные данные непосредственно к нам. На тот случай, если с машиной что-то случится по дороге.

— Нет, — резко ответил Слай. — Я не могу допустить, чтобы какое-то непонятное устройство сбрасывало данные, как ты выражаешься, куда-то на сторону. Такого в контракте не было.

— Господин Слай, — белобрысый поморщился, — не забывай, что твоя экспедиция вовсе не является частным предприятием «Копей Камуша». Вы работаете по контракту, предусматривающему передачу нам всех без исключения собранных данных. Программа в коммуникаторе вовсе не рассчитана на воровство секретных данных корпорации, которые к тому же в вашем сто лет как устаревшем гробу на колесиках вряд ли присутствуют. Я обговорю все с твоими компьютерными техниками, они удостоверятся, что проблем не возникнет. Ладно-ладно! — он поднял ладонь, увидев, что Слай собирается отвечать. — Обсудим по дороге. А сейчас вперед и с песней!

Он скатал в рулон карту, сунул ее в тубус, тубус — в сумку, подхватил ее за лямки и двинулся в сторону ближайшего тягача.

— Лика, — вполголоса предупредил его здоровяк, — не хулигань там.

— Да разве ж я когда хулиганю? — удивился белобрысый. — Разве что случайно иногда. И почти без разрушений. Господин Слай, мы едем или нет?

Начальник геологоразведочной партии вздохнул и зашагал за ним. Что-то подсказывало ему, что поездка окажется веселой. Не в том смысле, в котором он боялся, но все равно веселой.

И еще встает вопрос: если у них уже есть карты месторождений, пусть и неточные, на кой им полноценная разведывательная экспедиция?

Первая половина восьмого месяца 858 г. Четыре Княжества

Шквал скандальных публикаций в прессе ЧК меж тем все разрастался.

Вторая неделя девятого периода ознаменовалась скандальной статьей в «Свече», в которой раскрывались скандальные подробности биографии сураграшского шамана Панариши. Выяснилось, что из двадцати семи лет его жизни первые пятнадцать окутаны полным мраком. Затем ему последовательно приписывались: участие в бандформированиях Дракона, из которых он сбежал, будучи органически не способным к дисциплине; сколачивание собственной шайки, занимавшейся контрабандой оружия и наркотиков из Сураграша в Граш и Княжества; работорговля; создание мошеннической секты бога Тилоса в Южном Граше, занимавшейся облапошиванием и прямым грабежом своих последователей; наконец, бегство от Глаз Великого Скотовода обратно в Сураграш и совмещение там трех предыдущих занятий. Партизаны Панариши, как утверждалось, сплошь состояли из таких же, как он, дезертиров из банд Дракона, недовольных слишком жесткими порядками, царящими в лагерях. Переворот в Сураграше и уничтожение Дракона приписывались совместному заговору коварного Панариши, не менее коварной Службы общественной безопасности Катонии и неназываемых «криминальных элементов Четырех Княжеств». Указанный конгломерат имел своей целью захват власти шаманом Панариши с целью резкого увеличения производства и поставок маяки и синтетических наркотиков на территорию ЧК.

Деталями и доказательствами автор, подписавшийся псевдонимом «Тимон Светлый Путь», не утруждался. Статья сопровождалась примечанием мелким шрифтом, в котором напоминалось, что мнение автора не обязательно совпадает с мнением редакции, а приведенные в статье факты могут оказаться непроверенными. Неделю спустя статистика показала, что из двенадцати миллионов постоянных подписчиков, прочитавших статью, примечание просмотрели менее трех процентов.

О том, что штатный автор «Свечи» Викара Береста внезапно уволилась и перешла работать в конкурирующую «Светскую жизнь», общественность узнала только после того, как ее статьи начали появляться на сайте другой газеты. О причинах ее увольнения знающие молчали как рыбы, хотя по редакции ходили шепотки о крупном скандале, который она перед уходом устроила своему покровителю и любовнику оой-графу Симану Летучему по непонятно какой причине.

«Тема дня» не озаботилась и такой формальностью, как редакционное примечание. Анонимный автор помещенной на титульной странице статьи «Волки и овцы» без околичностей взывал к властям ЧК и лично к Повелителю. Он называл «новое правительство бандитов Сураграша» шайкой отъявленных головорезов, открыто обвинял его в использовании иностранных наемников (в качестве примеров каковых фигурировали генералы Саматта Касарий и Дентор Пасур), приписывал ему все без исключения поставки наркотиков в Княжества в течение последнего года (автор безнадежно и неприкрыто путался в хронологии, но целевую аудиторию «Темы» это обычно не интересовало), а также заявлял о необходимости «срочно выжечь заразу самым радикальным способом». Под последним имелось в виду ни много ни мало атомное оружие. Карина Мураций изображалась коварной международной интриганкой, неразборчивой в средствах и воздействовавшей на Повелителя при помощи телепатии. Ее сестра Яна Мураций оказалась дипломированной проституткой, занимающейся своим грязным ремеслом с двенадцати лет и даже однажды выдворенной из Княжеств полицией (данный пассаж повлек за собой негласное внутреннее расследование в Дворцовой охране и увольнение троих сотрудников, причастных к утечке информации на сторону; один из уволенных бесследно исчез, а полиция по необъяснимым причинам отказалась заводить дело об его пропаже).

Как хорошо знали осведомленные персоны, тайным владельцем «Темы дня» являлся граф Циммер Насупленный, один из наиболее видных деятелей партии консерваторов и давний политический союзник оой-графа Кадабоя Белого Пика.

Неожиданно в бой вступила и «Далекая звезда», официальный печатный орган Церкви Колесованной Звезды. Первого девятого она опубликовала заметку некоего брата Сумарена, который невнятно, зато весьма многословно рассуждал на тему ворожей, которых нельзя оставлять в живых. Под ворожеями весьма прозрачно понимались девианты. На следующий день появилась еще одна статья, на сей раз редакционная, в которой осуждались появившаяся в последнее время среди девиантов мода к полетам. Нехитрый рецепт левитации с помощью подручных средств быстро разошелся по многочисленным форумам и тематическим сайтам, и хотя сильные девианты традиционно не любили светиться на публике, идея их увлекла сразу и безоговорочно. За полтора периода, прошедших после визита Карины и ее разговора с Тучкой в ночном парке, публика в Каменном Острове и нескольких других крупных городах по крайней мере десяток раз оказалась шокированной стайками молодежи, средь бела дня рассекавшими воздух над головами почтенной публики. Молодежь носила вызывающие костюмы ведьмочек и колдунов, в качестве транспортных средств применяла доски для серфинга, швабры, метлы и просто палки, а также развлекалась демонстрацией плакатов с лозунгами типа «Девиация — не порок, а талант» и «Долой пробки, даешь левитацию!» Автор статьи в «Далекой звезде» открытым текстом осуждал подобные развлечения. Хотя он всеми силами старался демонстрировать непредвзятость и относил вызывающую атрибутику, скорее, к области эпатажа, чем к реальному сектантству, отрицательное отношение к девиантам сочилось в каждом его слове. В числе прочих вредных последствий автор прогнозировал увеличение случаев грабежа неуловимыми для полиции преступниками, а также шпионаж за стратегическими секретными объектами с воздуха, на который молодежь могли склонить неназываемые зарубежные спецслужбы. Чтобы не осталось сомнения, о каких спецслужбах идет речь, автор несколько раз упомянул в качестве примера сильного девианта Карину Мураций.

В «Финансовых известиях» появилась развернутая статья, анализирующая состояние горнодобывающей промышленности Четырех Княжеств. Указывалось, что общее состояние экономики привело к значительному спаду производства и общему ухудшению экономических показателей всех корпораций, за исключением «Алмазных россыпей» — крупнейшего металлургического холдинга в Княжествах. В качестве одного из примеров нерационального расходования средств акционеров указывалась экспедиция в Сураграш, предпринятая «Копями Камуша». Рекомендация аналитиков в конце статьи оказалась однозначной: в связи с намечающимся падением биржи продавать акции всех компаний, кроме «Россыпей».

О том, что медиа-холдинг «Северное сияние», владевший «Финансовыми известиями», через длинную цепочку посредников и подставных лиц принадлежал корпорации «Алмазные россыпи», за пределами самой корпорации знал от силы десяток персон.

Однако человек с наметанным глазом, умеющим подмечать не только поверхностные водовороты, но и подводные течения, мог заметить и совсем иные тенденции.

Тот факт, что Карина Мураций получила аудиенцию у Верховного Князя, который ради нее экстренно изменил свое расписание, не мог пропасть впустую. Если не считать горстки ее откровенных недоброжелателей среди пользующихся весом аристократов, остальные пока что предпочитали помалкивать и держать свое мнение при себе. Большинство знало цену публичным статьям и передачам — и понимало, что решения принимается вовсе не их авторами и даже не по их мотивам. Политические тяжеловесы предпочитали действовать в тихой глубине омутов, не доступных взглядам широкой публики. Новое правительство Сураграша (которое многие до сих пор брали в кавычки) пока что оставалось диковиной, способной мгновенно превратиться в курьезный факт новейшей политической истории, но в равной мере имело шанс оказаться долгоживущей политической силой, с которой придется считаться.

В пользу нового правительства говорила и личность ее формальной главы.

Конечно, никто не рассчитывал, что вчерашний молодой хирург из-за океана проявит политическую сметку, которую дети элиты впитывали едва ли не с материнским молоком. Но подробности ее визита, в том числе предутреннего приключения в лесопарке, успели разойтись достаточно широко, не в последнюю очередь благодаря усилиям ехидной Ветки Тучи, позаботившейся донести суть происшествия до публики. И не только суть: по Сети очень быстро разошлась запись с полицейской камеры, таки выцарапанная Веткой из участка, на которой Карина расправлялась с тремя мужиками с отчетливо различимыми лицами. Запись оказалась опубликованной анонимно, источник остался неизвестен, служебные поля оказались надежно затертыми, так что ни один суд не принял бы ее в качестве доказательства. Но насчет ее подлинности ни малейших сомнений ни у кого не возникало. Падалка Белый Пик после выхода из больницы немедленно ретировался в родовое имение и на публике больше не показывался, как и его отец. Какие события происходили под ковром, знали немногие, но сопоставить два факта — конфликт Карины с сыном и наследником мстительного оой-графа и скоропостижную отставку самого оой-графа — способны были все.

Купеческая палата демонстрировала редкостное единодушие в своей поддержке Сураграша. Мещане, давно недовольные засильем аристократов, мало смягченным двухпалатностью Законодательного собрания, шумно радовались любым успехам, даже чужим, подрывающим официальную точку зрения о неизбежности господства аристократии в политической жизни. Сураграшское правительство состояло сплошь из стопроцентных плебеев, а потому вне зависимости от своих реальных успехов неизбежно получала поддержку нижней палаты. Особенно громко шумели «черные либералы», в очередной раз вытащившие на свет проекты законов об отмене большинства аристократических привилегий (в первую очередь, разумеется, налоговых льгот). После визита Карины закон о признании Сураграша и установлении с ним дипломатических отношений в рекордно короткие сроки, менее чем за две недели, прошел путь от проекта до окончательного утверждения (двести девяносто четыре голоса за и пять воздержавшихся), после чего благополучно завис в Дворянской палате на стадии предварительного согласования. «Купеческий вестник», официальный орган палаты, один за другим публиковал хвалебные панегерики правительству Мураций и Панариши, предвкушая светлое будущее и добрососедские взаимоотношения.

Дворянская палата потихоньку бурлила, но не столько из-за неприязни к «выскочке», которую некоторые все же считали нужным демонстрировать, сколько из-за неопределенности в части собственной выгоды. Новое иностранное правительство означало новые должности и посты в правительстве ЧК, которые следовало делить. Оно означало утверждение новых законов — о торговле и пошлинах в первую очередь — выгодные разным группировкам по-разному, а следовательно, и лоббирование этих законов и связанные с ним гласные и негласные подношения. Каждый депутат готовился извлечь из происходящего свой профит, осторожно прощупывая взгляды коллег, цену, за которую те готовы продаться, и возможных союзников. И даже те, кто полагал необходимым критически высказываться в адрес сураграшского правительства, не забывал оставить себе лазейку для мгновенной смены ориентации на прямо противоположную. В конце концов, позиция позицией, а деньги, как известно, универсальный эквивалент. В воздухе носился запах новых возможностей, и множество носов тщательно к нему принюхивалось, чтобы заранее определить, куда подует ветер.

Старшие Демиурги тоже в стороне не оставались.

Графиня Циннана Подосиновик очень быстро примелькалась в кулуарах Дворянской палаты. На следующий день после истории с попаданием Карины в полицейский участок она без приглашения явилась в особняк графини Марицы Мушиный Плес, знакомиться. Кузина Повелителя поначалу приняла не известную ей особу с заметным холодком и едва не выставила за ограду, но после трехчасового разговора наедине, о содержании которого никто так и не узнал, они расстались едва ли не лучшими подругами. После того, как право заседания графини Подосиновик было подтверждено, обе женщины, казалось, совсем не вылезали из Дворца Заседаний. Иногда поодиночке, иногда на пару, они уединялись то с одним, то с другим аристократом и мило беседовали с ним о всяческих пустяках, по ходу дела ненавязчиво склоняя к своей точке зрения. Точка сводилась к одному: пусть крикуны дерут глотки, но мы-то знаем, что настоящие решения принимаются не на митинге, а в тиши уютных, пропахших пылью кабинетов — такими важными людьми, как ты, господин (госпожа). Отнесенная к важным людям персона тихо таяла внутри, не подавая вида, и незаметно для себя соглашалась со своей незаменимой ролью. По прошествии менее чем полутора периодов парочка гроссмейстеров подковерной игры заручилась как минимум доверием по крайней мере половины депутатов. И, что самое главное, не нажила при том ни одного врага. С графиней Мушиный Плес в силу ее как семейной, так и политической близости к Верховному Князю не рисковали связываться даже оой-графы и графини, а графиня Подосиновик… в нее просто влюблялись. В том числе — женщины.

Демиург Миованна, принадлежавшая к первому поколению родившихся на Станциях еще до Катастрофы, по старому земному летоисчислению давно разменявшая пятый миллион объективных лет и девятую сотню тысяч лет субъективных, при желании умела мгновенно очаровывать людей, не прибегая ни к каким сверхъестественным способностям.

Майя от нее не отставала. Ее приступ сексуального буйства (точнее, и «его» тоже, поскольку мужскими масками она отнюдь не гнушалась) продолжался. Однако сочетая приятное с полезным, еще с зимников она открыла в ЧК целенаправленный сезон охоты на чиновников и аристократов средней руки — не настолько влиятельных или родовитых, чтобы заседать в Дворянской Палате, но все равно достаточно важных персон, чей голос имел заметный вес в принятии решений рангом пониже. Одновременно поддерживая от трех до восьми проекций, за полгода она умудрилась затащить в постель почти полтысячи человек, из которых девять десятых были женаты или замужем. Каждое такое амурное приключение сопровождалось аккуратным протоколированием обстоятельств и прекрасной, качественной, объемной видеозаписью с пяти точек. Нескольких мужчин и женщин (включая одну оой-графиню) она даже поймала на однополой любви. В раскрепощенной Катонии, стань ее приключения достоянием гласности, вряд ли бы кто-то отреагировал иначе, чем на секунду поднятой бровью, да и то лишь из-за масштабов, а не сути. Однако в чопорных Четырех Княжествах собранный компромат при желании мог бы обеспечить ей поддержку в любых начинаниях, вплоть до быстрого и бескровного государственного переворота с возведением на трон первой в истории Верховной Княгини.

К чести веселой, ветреной и незлобивой тетушки (если по родству исходного генетического материала) или наставницы и подруги (по жизни) Джао, шантажом она не увлекалась, считая, что молодежи пора бы начинать учиться жить своим умом. Но некоторых особо рьяных недоброжелателей Карины, включая вайс-графа Милуя Разящего, не простившего унижения в полицейском участке, она все-таки охладила безжалостно и эффективно. Незадачливый секретарь Белого Пика, в бешенстве попытавшийся избить наглую артисточку кордебалета, в итоге попал в закрытый «пансионат для восстановления сил» с сильнейшим нервным расстройством. Майя проявила милосердие: она ограничилась ментоблоком второго уровня и всмятку раздавленным кулаком. Руку вайс-графу хирурги-ортопеды собрали заново всего за три операции. Легкое же заикание, сохранившееся у него до самой смерти, обычно почти не проявлялось.

Камилл явно ни во что не вмешивался. Он просто тихо присутствовал на планете и в ее окрестностях безмолвным наблюдателем. Как-то раз в разговоре он пожаловался Миованне на скуку и пошутил, что пора бы ему заново устроить на Текире Игру — так куда интереснее для всех заинтересованных лиц. Мио посмеялась шутке и с чистой совестью забыла про нее: она знала, что Камилл никогда не раскрывает свои карты заранее. Даже под видом шутки. К чему он стремится, она не пыталась даже гадать. Захочет — скажет, а не захочет — даже разница в возрасте догадаться не поможет.

Веорон изредка заглядывал на Текиру, но ни во что не вмешивался. Он бурчал по поводу глупых методов, применяемых Миованной для стабилизации планетарной коры, но после ожесточенных споров обычно с неохотой признавал их право на существование, давал кучу советов, неизменно пропускаемых коллегой мимо ушей, и отправлялся восвояси, строить новую площадку. Конструктору явно надоело возиться с детским садом, и он все больше уходил в занятие любимым делом.

Дзинтон на Текире не появлялся, ограничиваясь редкими контактами со своими воспитанниками, да еще иногда — с Камиллом.

Планетарный котел из более чем миллиарда личностей лениво кипел и побулькивал в своей обычной манере. И лишь в воздухе висело напряженное ожидание: что-то будет?

Официальный Кремль безмолвствовал.

09.08.858, земледень. Средний Сурашраш, город Тримар

Солнце садилось.

Зрелище опускающегося в океанскую гладь красного огненного шара всегда завораживало Карину. Еще дома, девчонкой, она не раз уходила летними вечерами на Смотровую скалу, где, обхватив коленки руками и оперевшись на них подбородком, не моргая смотрела на красочный закат. Светило казалось ей усталым, но честно выполнившим свой дневной долг фонарщиком, торопящимся домой после утомительных трудов. Вот он открывает дверь, небрежно бросает на вешалку неба свой пестрый облачный плащ и уходит вглубь дома, а за его спиной медленно, со скрипом закрывается небесная дверь. И когда она закрывается до конца, окно неба быстро задергивается черным покрывалом, намекающим: пора спать. Потом она привыкла к долгим неторопливым сумеркам северного (относительно Масарии, разумеется) Крестоцина, когда солнце опускается в воду на западе медленно и величаво, а теперь заново вспоминала очарование тропического приморского заката.

Впрочем, сейчас океан виднелся вдали лишь тонкой блестящей полоской, в которой стремительно тонуло солнце. Плоская крыша двухэтажного дома собраний, на которой под навесом устроилась вся компания, быстро погружалась в сумерки. С противоположной стороны, на востоке, сияли в последних лучах белоснежные вершины Шураллаха, и теплый ветерок, несущий предчувствие ласковой ночи, гладил ее по щекам. Общую благодать нарушало только покалывание между лопатками: трое из собравшихся оказались вооружены пистолетами, тщательно спрятанными под одеждой. Интересно, они от нее так собрались защищаться? Или от кого-то другого?

Поколебавшись, она заглушила предупреждение полностью, установив автоматическое включение через час. Затем сморгнула, сосредотачиваясь. С сегодняшнего дня она твердо намеревалась перестать играть роль ходячей декорации. И если уж она с таким трудом настояла на отказе от привычной схемы с праздничным пиршеством сразу после прилета, нужно не отвлекаться на посторонние дела и слушать. Да и вообще сказать что-нибудь умное. В конце концов, зря, что ли, она три часа изучала то, что гордо называлось «основами экономики Тримара»?

— И все же такое невозможно, момбацу сан Минамир, — вежливо произнесла она, переводя взгляд на сидевшего с противоположной стороны стола городского голову. — Боюсь, предоставить Тримару преференции в торговле коомой мы не можем. Коома слишком широко распространен в Сураграше, и такие льготы вызовут широкое недовольство в других городах.

Коомой, как она выяснила незадолго до того, назывался низкорослый полукустарник с трехлетним циклом развития, напоминавший катонийский джут, из волокон которого изготовляли ткань для одежды. Она имела довольно смутное представление о том, как именно его выращивают и обрабатывают, но сейчас главным было делать умное лицо.

— Однако, — она подняла руку, останавливая поднявшийся за столом ропот, — у меня есть встречное предложение, которое может понравиться всем, момбацу саны. Готовы ли вы его выслушать?

— Разумеется, момбацу сама Карина, — поклонился голова, и члены городского совета дружно закивали в унисон. — Мы готовы выслушать тебя со всем почтением.

Кислое выражение его физиономии говорило совсем об обратном. Ему явно не нравилось поведение гостьи. Карине не требовалась телепатия и даже нейроэффектор, чтобы читать мысли, написанные у него на лбу крупными буквослогами. Сначала упрямая Кисаки наотрез отказалась от шикарного приветственного ужина, на который наверняка уже потратили немалые деньги, потом пресекла попытки покрасоваться цветастыми приветственными речами, а теперь еще и пытается рассуждать о вещах, о которых женщине и знать-то не положено!

— Выращиваемый в Тримаре и его окрестностях коома от природы не отличается никакими особенными качествами. Ткацкие мануфактуры в Тримаре действительно отличаются высоким качеством производимого товара. Ваши ткани известны и в Граше, и даже в Четырех Княжествах. Однако… — она сделала паузу, обведя взглядом всех присутствующих. — Однако известны они хотя и широко, но особой популярностью не пользуются. Хорошее добротное полотно, за которое не жалко отдать положенную цену, но вместо которого не грех купить и ткань ваших конкурентов. От лица правительства Сураграша я хочу предложить вам способ сделать ваш товар выдающимся. Суть заключается в том, что подготовленное для прядения волокно сначала необходимо обработать особым образом, специальным химическим составом, который сделает его мягким и шелковистым. У нас в Катонии вся джутовая ткань создается похожими методами. Ни в Граше, ни в Княжествах такой метод не используется, так что ваши ткани окажутся уникальными на всем Западном континенте. Вот образец ткани, созданный с применением обработанного волокна. — Она извлекла из кармашка на груди небольшую тряпочку и пустила ее по кругу. — Мы готовы предоставить вам эту технологию немедленно.

Городской совет запереглядывался. Из двенадцати его членов восемь являлись владельцами мануфактур, а из оставшихся трое так или иначе были связаны с торговлей текстилем и его транспортировкой. Члены совета передавали тряпицу друг другу, тщательно щупали, вглядывались, нюхали и едва ли не пробовали на вкус, вполголоса обмениваясь мнениями на фаттахе. Судя по выдаваемым транслятором обрывкам переведенных фраз, они одобряли увиденное.

— И что мы должны сделать? — наконец на общем вопросил момбацу сан Минамир как самый тертый и опытный. Похоже, он прекрасно понимал, что бесплатный сыр попадается только в мышеловках, да и то не во всех. — Правительство подарит нам… э-э-э, тех-но-ло-гию бесплатно?

Собравшиеся как по команде замолчали и выжидающе уставились на Карину. Та отогнала в сторону неуверенность. Пусть Шаттах, сейчас молча наблюдавший за обсуждением с дальнего края стола, и полагал, что шансы невелики, попытаться следовало обязательно.

— Нет, разумеется, — Карина постаралась улыбнуться ему как можно более обаятельно. — Во-первых, разработка технологии стоила денег. Мы не стали покупать патент в Катонии, а наняли химика, который сделал новый рецепт состава, базирующегося на широко доступных в Сураграше компонентах. Правительство бедно, постоянного источника дохода у него все еще нет, и потраченные деньги необходимо окупить. Во-вторых, возникает еще и вопрос модернизации ваших мануфактур. Используемое соединение достаточно токсично… ядовито, с ним нельзя работать на открытом воздухе без средств защиты. Необходимы герметически закрывающиеся чаны, которые нужно заказать в Граше и привезти сюда через перевалы Шураллаха. Надо также организовать добычу нужных компонентов состава — все они в изобилии встречаются в радиусе ста верст от Тримара, их можно добывать в неглубоких карьерах. Но необходимы начальные вложения: в горнодобывающую технику, в прокладку дорог, в цех по производству состава — шаровые мельницы, бункеры, емкости и так далее. Ну и, наконец, отработанный состав нельзя выливать просто так, его требуется нейтрализовать, так что потребуется построить очистную станцию, купить для нее оборудование и регулярно обновлять реактивы.

— И сколько денег нужно вложить в итоге? — осторожно поинтересовался голова.

— Много.

Карина взяла лист бумаги — точнее, ее имитации, изготовляемой в здешних краях из цельных листьев какого-то растения — и принялась карандашом набрасывать на нем цифры.

— Смотрите. Один чан для вымачивания стоит около пятидесяти тысяч вербов — такой требуется хотя бы один на ткацкий цех. Стоимость доставки чана из Граша — около пятнадцати тысяч. Еще около двадцати тысяч стоит комплект защитной одежды для персонала — их нужно четыре-пять на всю мануфактуру. Имейте в виду, мы не позволим использовать людей на опасном производстве без спецкостюмов. Тех, кого застукают, лишат не только лицензии, но и производства в целом. Итого еще сто тысяч. Эти деньги вам придется вкладывать самостоятельно, и окупать их — тоже. Далее, постройка цеха, включая приобретение и завоз базового комплекта оборудования — около двадцати миллионов вербов.

Она переждала общий вздох потрясения.

— Оборудование одного карьера для добычи минеральных компонентов — около миллиона вербов, таких карьеров нужно четыре. Стоимость цеха по нейтрализации отработанного раствора — пять миллионов. Прокладка дорог… пока что сложно оценить точно, но где-то около десяти миллионов. Это — базовые затраты. Плюс требуется добавить операционные издержки — стоимость свежего состава и нейтрализации отработанного. Примерно так.

Она выжидающе обвела окружающих взглядом. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, стремительно темнело, и тихие служанки принялись споро зажигать установленные по опорам навеса масляные светильники.

— Невозможно, момбацу сама Карина, — прогудел сидящий рядом с городским головой широкоплечий бородатый мужчина, чье имя успело благополучно выветриться у Карины из головы — а ярлык к нему она прицепить забыла. — У нас нет таких денег. Во всем Тримаре, если вывернуть карманы каждого человека, не найдется и десятой долинужной суммы.

— Я не предлагаю Тримару брать на себя полностью все расходы. Я только обрисовала исходную задачу. Индустриализация страны даже на таком относительно невысоком уровне нашими силами невозможна. Поэтому правительство берет на себя обязанность подыскать инвесторов в Граше и Княжествах в обмен на концессии по добыче полезных ископаемых. Мы предполагаем организовать акционерное общество — когда вложившие свои средства дольщики получают доход, пропорциональный вложенным средствам.

Преподаватель экономики в университете убил бы меня за такую профанацию идеи, мелькнуло у нее в голове. Как хорошо, что его здесь нет! Впрочем, он никогда не возлагал никаких надежд на студентов, силком загоняемых на обязательный спецкурс…

— Однако правительство хочет подчеркнуть: Сураграш — наша страна, и мы хотели бы, чтобы как можно больше создаваемых у нас новых производств оставалось в руках наших граждан, а не зарубежных промышленных корпораций. Поэтому я предлагаю вам обдумать две вещи. Первая: готовы ли вы покупать оборудование и состав для обработки волокна в обмен на налоговые льготы в течение первого года после покупки. Вторая: готовы ли вы вкладываться, хотя бы немного, в создание производств и оборудование карьеров. Нам бы очень хотелось, чтобы завод был построен именно в Тримаре, хотя, разумеется, у нас есть и другие варианты.

— Ну… э-э… — промямлил голова. — Мы не можем дать ответ сразу…

— Разумеется. Шаху, можно тебя попросить?

Шаттах молча поднялся, взял в руки объемистую сумку и прошел вокруг стола, передавая каждому члену городского совета толстенькую пачку пробитой скрепками бумаги. Читать, писать и считать хотя бы в пределах четырех правил арифметики умел в Сураграше каждый торговец, но вот поймут ли они написанное? Все-таки разбираться в ТЭО — не на рынке яблоками торговать.

— Здесь все, что я сказала, с цифрами и расчетами. По нашим прикидкам, построить цеха можно за полтора года, срок окупаемости основного проекта — еще пятнадцать лет. Ваши вложения в оборудование для цехов окупятся примерно через пять лет, а возможно, и раньше, в зависимости от цен на новую ткань. Момбацу саны, я дам вам на раздумья неделю. Через восемь дней вы должны передать сану Рихтаю, — она взглянула на коротко кивнувшего городского асхата, — ваше решение, чтобы он сообщил о нем правительству. Если вы не придете к общему решению, можете сообщить о своем согласии индивидуально. А теперь я прошу меня извинить, я очень устала после перелета и хочу спать. Завтра с утра я, как и намечалось, займусь медицинскими вопросами, а сан Шаттах переговорит с каждым из вас по отдельности или со всеми вместе о более приземленных вещах.

Она поднялась во стула и коротко поклонилась.

— На сегодня все. Кто проводит меня в мою комнату?

— Момбацу сама Карина, может, все же праздник?.. — неуверенно промямлил городской голова, поднимаясь. Остальные члены совета не пошевелились — наверняка ожидают, пока она уйдет, чтобы неспешно перемыть ей косточки. Оставить, что ли, здесь фантомную камеру, чтобы записать разговор?..

— Прошу прощения, нет. Я всего лишь слабая женщина и действительно очень устала, — Карина развела руками. — У меня глаза слипаются, а завтра — новый тяжелый день.

— Да-да, конечно, — уныло согласился голова. — Тогда, момбацу сама Карина, прошу пройти в мой дом. Вон тот, через площадь. Тебе и твоим спутникам уже приготовлены комнаты, и служанки ожидают твоих приказаний.

— Я признательна тебе за гостеприимство, господин Минамир, — холодно сказала Карина. — Однако вас предупреждали, что я здесь в официальном качестве и не могу останавливаться ни в чьем частном доме. Если в здании городского совета нет комнат, пригодных для ночлега, меня устроит любой постоялый двор.

Краем глаза она заметила, как вздрогнул Дурран. Ее телохранитель, похоже, отнюдь не испытал восторга от мысли, что ее придется охранять в переполненной народом гостинице. Знал бы, бедняга, что его пост настолько же осмысленен, как и должность сторожа вулкана… Она решительно отогнала угрызения совести. В конце концов, на должность ее телохранителя он себя назначил добровольно, да еще и бросив беременную Мулами скучать в Мумме одну. Пусть даже Семен счел необходимым поддержать инициативу, все равно ответственность за свои поступки Дурран пусть несет сам. От опасности она его защитила вполне надежно, а остальное пусть расхлебывает самостоятельно. Не собирается она еще и с его комплексом вины возиться!

Физиономия городского головы после ее слов стала еще более кислой, хотя такое казалось почти невозможным.

— Мы подумали, момбацу сама Карина, — промямлил он, — что недостойно тебя…

— Я понимаю и благодарна за заботу, — прервала его Карина тоном, говорившим прямо противоположное. — Тем не менее, я останусь ночевать в этом здании, если ты не возражаешь. Мне достаточно тюфяка и одеяла, брошенных на пол в любой комнате. Я крепко сплю и не обращаю внимания на обстановку. Сан Шаттах, возможно, примет твое гостеприимство, но я не могу.

— Две комнаты уже готовят, — сдался голова. — Возможно, потребуется еще немного времени. Но неужели ты не хочешь даже поужинать?

— Я перекусила в самолете, — Карина начала потихоньку раздражаться. Ей хотелось побыстрее отключиться от проекции, пообщаться с асхатом — и здесь тоже искином Камилла, быстро осмотреть город точкой восприятия и вернуться к недочитанной статье. И голова, движимый, безусловно, самыми лучшими побуждениями, начал ее доставать. Ну что за липучка! — Сан Рихтай, мне хотелось бы поговорить с тобой наедине.

— Да, сама Карина, — асхат поднялся. — Мой кабинет находится этажом ниже, там нас не побеспокоят. Пройдем…

С дальнего конца площади, на которую выходил фасад городского дома собраний донесся неясный шум, и асхат замолчал, насторожившись. Карина повернула голову и вгляделась, приблизив то место, где в площадь вливалась одна из наиболее широких городских улиц, и переключив зрение на расширенный диапазон. Там приплясывал и бил в бубен, целеустремленно продвигаясь к зданию городского собрания, какой-то человек. Мужчина, голый до пояса и босой, в пестрых, разукрашенных массой разноцветных лент штанах, с торсом, испещренным татуировками, и с длинной нечесаной гривой немытых волос, он производил устрашающее и в то же время комичное впечатление. Семен? Нет. В углу поля зрения мигнула и пропала отметка нейроэффектора: эн-сигнатура снята, совпадений в персональном архиве не обнаружено — а у Риса сигнатуры в принципе быть не может. Да и не стал бы он появляться здесь в таком виде и без предупреждения. Значит, шаман. Настоящий. Природный. Дикий.

Местных шаманов вживую Карина еще не видела. В Мумме как-то не сложилось, в небольших деревнях она в последнее время практически не бывала, а в крупных по местным меркам городах они по улицам не бродили, предпочитая укромные укрытия небольших храмов и капищ, посещать которые у нее не оставалось ни времени, ни желания. Да и конкуренция по части обирания населения в городах у них имелась со стороны храмов всевозможных богов: от Курата и Назины до Ю-ка-мина и Тинурила. В пятитысячном Тримаре имелось аж три храма: Тинурила, Курата и, самый большой и помпезный, Печенара. Почему бог ремесленников находился в таком почете, ясно из-за количества ткацких мануфактур, и скромному провозгласителю воли разнообразных природных духов ловить здесь явно нечего. Так что он здесь делает? Демпинг на рынке ритуальных услуг?

За шаманом следовала, постепенно густея, небольшая толпа. С расстояния выкрики шамана оставались неразборчивыми, но возле него тут же совершенно самовольно возникла точка восприятия (Карина даже вздрогнула от неожиданности — раньше такого не случалось!), услужливо протянув ниточку акустического канала.

— …она появилась! Она появилась! — подвывал шаман, сопровождая свои слова звоном и стуком бубна. — Самозванка появилась зде-е-есь! Она явилась, она явилась, и горе все-е-ем! Бойтесь, бегите! Бегите, прячьтесь! Духи покарают ее и ва-а-ас!

«Карина, контакт. Искин Сидзуки в канале. Веду куклу асхата Рихтая. Прошу прощения, что не представился сразу. Боюсь, у тебя проблема. Не отвечай — я знаю, что тебе пока что сложно общаться по нескольким каналам одновременно. Приближающаяся к нам личность — шаман Симушшаха. Очень колоритен и маловменяем. Пользуется некоторым авторитетом в городе и окрестностях. Многие считают, что он обладает дурным глазом, а потому его побаиваются. Анализ высказываний позволяет предположить, что он что-то имеет против тебя. Я не намерен вмешиваться, тебе придется решать проблему самой. Конец связи».

Карина резко выдохнула сквозь зубы. Вот только чокнутых шаманов ей и не хватало. Простого разумного человека в крайнем случае можно просто напугать. Но на психа страх не подействует — или подействует неожиданным образом. И что делать? И еще этот Сидзуки — «я не намерен вмешиваться!» Роль асхата играть ему можно, а уличного крикуна утихомирить мировоззрение не позволяет, да?..

Она резко выдохнула еще раз и мысленно дала себе пощечину. Успокойся, дура. Искин-то тут при чем? Усталость усталостью, но срывать раздражение на первом попавшемся совершенно не годится.

— Момбацу саны, — спокойно сказала она вслух, тщательно контролируя голос, — мне кажется, или вон там действительно шаман?

В мечущихся тенях светильников лицо городского головы, казалось, собрало на себя всю мировую скорбь.

— Я не вижу, момбацу сама Карина, — кротко сказал он тоном великотерпца. — Прости меня, но уже слишком темно.

— Тогда спустимся и встретим его, — предложила Карина. — Он вроде бы сюда идет. У входа, я вижу, фонари горят, там и разглядим как следует.

Не дожидаясь ответа и чувствуя, как сзади неслышной тенью пристроился Дурран, она решительно направилась к широкой лестнице на пять пролетов, которая вдоль бока здания вела с крыши непосредственно на землю, а не внутрь дома. Приступ острого раздражения улетучился, и она чувствовала лишь безмятежное спокойствие, которое сделало бы честь Ведущему по Пути. В конце концов, жизнь есть жизнь. Раз она выбрала — сознательно выбрала, по доброй воле! — роль Кисаки Сураграша, то подписалась и на все сопутствующие неудобства. Значит, самозванка? Повинуясь внезапной вспышке озорства — безмятежное спокойствие, да? — она перемахнула через перила, когда до земли осталось еще два пролета, и мягко погасила прыжок, спружинив ногами. В конце концов, здесь меньше полутора саженей. Рядом громко бухнуло — Дурран прыгнул за ней, но с куда меньшим изяществом и едва слышно охнув от неудачного приземления. Карина сделала зарубку на память: не выкидывать фортелей в его присутствии. А то еще убьется от излишнего рвения… Не торопясь она прошла вдоль фасада к входу в здание, освещенного четырьмя масляными фонарями, и остановилась в ожидании. Вопли и завывания приближались и стали разборчивыми даже на простой слух, и ждать явно осталось недолго.

— Дурран, — негромко сказала она, не поворачивая головы, — не вмешивайся, прошу тебя. Будет скандал и много разных слов, но ты не реагируй. Я сама справлюсь. Сам знаешь, как молва раздувает реальные события, а нам совсем не нужно слухов о тысячах жертв.

— Ма сира, сама Карина, — буркнул Дурран. Карина внутренне усмехнулся. На кленг, да еще такой формально-вежливый, он переходил только в моменты наивысшего раздражения и неодобрения. Наверняка сейчас он считает, что она делает очередную глупость. Старые рефлексы солдата Дракона наверняка подсказывают ему самое простое решение: один выстрел из тяжелого пистолета, что висит у него в кобуре на поясе, и любой неуважительный шаман навсегда перестанет нести чушь. Нет, «на такое я пойтить не могу», всплыла в голове фразочка из смешного земного фильма, чудом сохранившегося после Катастрофы и из любопытства просмотренного ей неделю назад. Не наш метод.

Нелюбимый ей расширенный диапазон зрения она отключила, а потому шаман выскочил из темноты в пятно света от фонарей неожиданно, как лягушка из травы.

— Самозванка! — возопил он в очередной раз, потряхивая бубном — и замолк, недоуменно уставившись на Карину. За его спиной за границами освещенного пространства угадывалась сгустившаяся толпа.

— Доброго тебе вечера, момбацу сан, — вежливо сказала Карина, одергивая помявшиеся шорты. — Я Карина Мураций. Ты искал меня?

Вместо ответа шаман завыл, закинув голову к небу, да так натурально, что откуда-то издалека ему откликнулись две настоящих собаки. Потом снова забил в бубен, приплясывая на месте.

— Самозванка! Самозванка! Самозванка! — с придыханием выплевывал он. — Самозванка явилась! Она не слышит духов! Она не говорит с духами! Она не шаман! Женщина не шаман! Женщина не может быть шаманом! Самозванка!

У плеча Карины шевельнулся Дурран, и она искренне понадеялась, что телохранитель сможет сдержать себя. Иначе и в самом деле придется уволить. Отправить его в Мумму, пусть обихаживает молодую жену и муштрует ополчение…

— Я никогда не говорила, что я шаман, момбацу сан, — невозмутимо сказала она, слегка возвысив голос, чтобы ее слышали. — Шаманом меня называли другие. И я действительно не говорю с духами — нельзя говорить с тем, чего не существует. Я всего лишь синомэ, которую назвали шаманом.

Услышав страшное слово, толпа зрителей слегка отшатнулась назад, послышался легкий ропот. Ничего, не помешает лишний раз напомнить им, что синомэ не обязательно безмозглая убийца.

— Зачем ты здесь? — с пафосом провозгласил мнимый коллега по профессии, зазвенев бубном. — Зачем ты пришла из-за моря? Здесь не твоя страна! Убирайся, лживая бесстыдная женщина, тебе здесь не место! Вон! Вон!

— Прости, господин, но я не могу уйти. Меня привезли сюда силой, но осталась здесь я по доброй воле. Я лечу людей…

— Ты насылаешь на них злых духов! — перебил ее шаман, нимало не заботясь о логике полета своей мысли. — Ты науськиваешь духов, чтобы они пожирали души людей, чтобы вселялись в чужие тела! Все, кого ты лечишь, умирают, и духи, духи, духи вселяются в их тела! Живые мертвецы! О-у-у-у!

Он снова завыл, потрясая жезлом.

— Глупости говоришь, момбацу сан, — все так же спокойно ответила Карина. Интересно, у кого первого кончится терпение — у него или у нее? — Повторяю — я не умею говорить с тем, чего нет. Я не общаюсь с духами. Я просто лечу. Зачем ты пришел сюда?

— Ты синомэ! — рявкнул шаман, внезапно переставая трястись и вперивая в нее взгляд, горящий отсветами фонарей. — Безумная синомэ! Смерть синомэ!

Он развел руки в сторону, выпячивая грудь, словно намереваясь заключить в объятья весь мир, и зарычал. И внезапно на Карину обрушился мягкий, но сокрушительный удар.

Когда-то давно, еще когда она только что насовсем переехала в Крестоцин, она испытала на себе «розу», выпросив ее у Панаса. Дядя Дор (тогда для нее еще просто Дентор), услышав ее просьбу, долго ругался, во всеуслышание рассказывая, что думает про фантазии взбалмошной девчонки, после чего выставил ее из помещения дежурной смены, пообещав в следующий раз выпороть. Но она забежала в полицейское управление, когда у него был выходной, и невозмутимый тролль только хмыкнул, соглашаясь на ее просьбу. Она знала, как электромагнитный импульс «розы» действует на сильных девиантов, а потому благоразумно поставила оружие на половинную мощность. Пасур стрелял с пяти саженей, но доставший ее разряд все равно оказался чрезмерным — таким, что с судорогами она окончательно справилась лишь минут через двадцать, и то лишь благодаря умелому точечному массажу тролля. Хорошо хоть она знала о непроизвольном расслаблении сфинктеров и догадалась заранее надеть детский подгузник… Обрушившееся на нее после разряда ощущение во многом походило на то, что вызвал удар яниного манипулятора в эффектор, но еще и превращало мир в мешанину беспорядочных красок, звуков и ощущений: сходящий с ума эффектор транслировал мусор сразу во все отделы головного и спинного мозга, на которые замыкался. Она знала, что более сильный удар вполне может ее убить, а потому повторять эксперимент не рисковала.

Сейчас она испытала нечто очень похожее — с той разницей, что система защиты почти мгновенно блокировала ощущения, переведя проекцию в режим минимальной трансляции. Карина по-прежнему могла управлять фантомной куклой своего тела, но без обратной связи от органов чувств выглядело это как дерганье за ниточки тяжелой неуклюжей марионетки. Спасибо и за то: оставайся она по-прежнему человеком — и сейчас наверняка валялась бы без сознания.

Пытаясь удержать равновесие, она пошатнулась, попятилась, взмахнула рукой, неловко уцепившись за куртку Дуррана, и почувствовала, как твердая рука телохранителя поддерживает ее за талию. А потом ее тряхнуло еще раз: система оповещения заверещала во весь голос, сигнализируя о летальной агрессии в ее адрес. Мир на несколько секунд замер почти в полном оцепенении — и мир самостоятельно просветлел и сделался более четким: обзорная картинка с высоты в две сажени хлынула ей в сознание.

Шаман — по прежнему стоит с закаченными под лоб глазами, широко расставив ноги и раскинув руки. Не опасен.

Восемь человек из толпы — страшно медленно на картинке, но стремительно в реальности, если верить мерцающим цифрам секундомера — движутся в ее сторону, расшвыривая в стороны случайных зевак. У четверых в руках короткоствольные скорострельные автоматы, двое — то ли с короткими мечами, то ли с длинными кинжалами, отсвечивающими желтым и зеленым: клинки отравлены. Пальцы медленно давят на спусковые крючки, и бойки уже начали свой путь к патронным капсюлям. Еще у двоих атакующих в руках «розы» с каким-то странным, необычной формы генератором — по металлическим «лепесткам» струятся волны электричества, набирая заряд для формирования нового вихревого импульса. Почему система мониторинга не отследила оружие сразу? А… она же сама, идиотка, заглушила предупреждения!

Дурран — еще не понимает, что происходит, но рефлексы опытного бойца берут верх, и его правая рука уже тянется к кобуре — не успевая, не успевая, не успевая…

Расталкивая в стороны членов городского совета, застывших в вязком воздухе, из двери здания вырывается асхат. Искин, в отличие от остальных, уже просчитал ситуацию, и даже в патоке замерзшего времени контролируемая им кукла движется куда быстрее остальных. Синтетические мускульные узлы ее тела, форсированные, мерцают от потоков энергии. Наверное, человеку сложно даже увидеть, как она движется — но не успевает и он. Почему куклы искинов не фантомные? Почему из тяжелого неповоротливого вещества?

И она сама — обвисшая на левой руке Дуррана, цепляющаяся за него руками, сковывая и без того медленные движения, с расфокусированным взглядом. И пунктирные разноцветные линии возможных векторов воздействия ее малых манипуляторов, с цифрами и значками, в которых нет времени разбираться, и маленькими черепами над нападающими: для успешного предотвращения атаки без потерь среди «своих» и «нейтралов» (достоверность идентификации — 97 %) требуется летальное кинетическое воздействие против «чужих».

Она, разумеется, тоже не успевала ничего сделать. Оставалось лишь испытывать то безнадежное чувство, что возникает в момент падения на асфальт с велосипеда: время идет медленно-медленно, и ты знаешь, что сейчас вот-вот приложишься ладонями, локтями, коленями, бедрами и хорошо если не головой, сверху на тебя все падает и падает металлическая рама, и надо бы группироваться, отталкиваться, уходить в перекат — но тело сковывает странная апатия, и ты висишь в воздухе страшно долго, а потом боль, вдоволь насладившись мигом твоего покорного ожидания, пронзает тело сразу со всех сторон, вышибая из груди дыхание.

Чудовищно растянутый миг, однако, все длился и длился, и внезапно Карина осознала: это не эффект «падения с велосипеда». Фигуры людей все так же медленно двигались сквозь патоку густого воздуха, и в привычное состояние мир возвращаться явно не торопился. Назойливое мигание странных значков на краю сознания наконец-то привлекло ее внимание, и несколько из них мгновенно выросли и заслонили собой половину мира.

Внимание, произнес где-то внутри неслышный голос, произведено автоматическое увеличение несущей частоты психоматрицы с коэффициентом пятьдесят. Ускорить проекцию пропорционально? Отменить ускорение несущей частоты? Перейти в режим управления параметрами достоверности?

Что происходит?.. Нет, пока не до вопросов.

Нельзя разрушать достоверность. Ручной режим.

Принято. Установлен трехкратный коэффициент усилия для преодоления барьеров достоверности.

Значки, заслоняющие мир, испаряются, и перед глазами снова мир, расчерченный разноцветными линиями и стрелками. Восемь человек. Стрелков с «розами» игнорировать — пока. Они еще не понимают, что их оружие бесполезно, пока сообразят и переключатся на что-то еще, драка уже завершится. Вооруженных кинжалами — во вторую очередь угрозы, клинки гораздо медленнее пуль и почти не угрожают посторонним. Самые опасные — четверо с автоматами. От стволов, из которых уже выползают сонные мухи первых пуль, тянутся, расширяясь, красные конусы секторов разброса, яркие и насыщенные внутри, бледнеющие и сходящие на нет к краям. У нее, по легенде, три манипулятора — значит, в запасе три удара… нет, два: рядом Дурран, его нужно срочно вывести из игры. Конусы секторов, упираясь в него, искривляются, расплываются и теряют форму, растекаясь по сторонам брызгами водяной струи — «лонжа», на которую он зацеплен, уже играет константами окружающего его пространства, изменяя вероятности и перестраивая геодезические кривые, готовясь отводить кинетические угрозы от тела. И «брызги» от рассыпающихся секторов обильно пятнают застывших у выхода из дома городского голову, Шаттаха и двоих членов городского совета. Нельзя. Что бы ни произошло, некомбатанты должны выжить.

Думать. Думать. Думать. Оценивать обстановку. Расставлять приоритеты. Время есть — никакой паники, она думает гораздо быстрее, чем все остальные, вместе взятые. Спокойно. Ага, есть расклад. Только бы она правильно поняла, что именно сейчас делает машинерия управления проекцией! Вот бы связаться с кем-нибудь поумнее, с Рисом, с папой, с Ликой в конце концов — но одна только установка канала занимает секунды полторы. И пока они среагируют, здесь уже всех покрошат мелкими кубиками. Придется самой. В конце концов, свою зеленую ленту она честно заработала, и никто из трех ее партнеров на экзамене и не думал ей специально подыгрывать.

Наиболее опасны автоматчики, что в центре охватывающей ее смертельной дуги. Поток пуль, миновавший ее, обязательно зацепит кого-то еще. Их нейтрализовать в первую очередь. Затем — Дурран, который сейчас не поддержка, а помеха. Потом — крайних стрелков, ну, а с теми, что с кинжалами, она могла справиться и раньше. Расположить векторы воздействия, послушные шевелениям ее псевдоманипуляторов, несколько раз мысленно вдохнуть, смывая лишнее эмоциональное напряжение — и плавно, медленно, постепенно начать понижать… как ее, несущую частоту?..

* * *

На то, чтобы сползти по стене, прийти в себя и вскочить на ноги, Дуррану потребовалось секунд десять. Тяжело дыша, Карина стояла и смотрела прямо перед собой. Она поспешно свернула панорамное зрение, которое терпеть не могла: от него кружилась голова, да и цветовая какофония расширенного оптического диапазона приятности ощущениям не добавляла. Переключаясь на нормальный ритм мышления и обычное зрение, она опять потеряла равновесие и, взмахнув руками, уселась в пыль на задницу. Похоже, кому-то из нападавших не повезло еще раз. В темноте раздавались панические крики, женские визги и топот многочисленных ног: увязавшиеся за шаманом зеваки проявили недюжинную прыть, разбегаясь от эпицентра внезапно вспыхнувшей перестрелки. Искин-асхат молча стоял рядом и не шевелился: то ли ждал, когда она заговорит, то ли высматривал новые угрозы. Кажется, в него попало две или три пули — из тех, которые она не успела испарить или отвести. Вряд ли кто-то заметил в ночной темноте и чернильных тенях от светильников, но все-таки лучше ему побыстрее сменить одежду.

Наконец-то вскочивший на ноги Дурран одним прыжком оказался рядом — ноги напружинены, голова поворачивается из стороны в сторону, снятый с предохранителя пистолет зажат в вытянутых руках, готовый в любой момент плюнуть свинцом. Он нечленораздельно бормотал сквозь зубы на кленге. Почему молчит транслятор?.. а, вот он: пометка на краю зрения — нецензурные выражения не переводятся.

— Все, Дурран, — переводя дух (достоверность проекции опять действовала в полном объеме), сказала Карина, подергав его за штанину. — Убери оружие. Они все нейтрализованы и в себя придут нескоро. Убери пистолет, слышишь? Еще пристрелишь кого-нибудь непричастного…

Дурран сразу как-то обмяк. Он сгорбился и принялся медленно засовывать пистолет в кобуру, раз за разом промахиваясь. Карина всмотрелась в него через объемный сканер — нет, все обошлось, трещин в ребрах от хлещущего удара манипулятора не заметно, и головой он если и ударился, то не сильно.

— Прости, — сказала она, поднимаясь. Она обхватила его кисть своей ладошкой и помогла поместить пистолет в кобуру. Рука мужчины мелко дрожала. — Я слишком сильно тебя оттолкнула. Не рассчитала. Нужно было убрать тебя с линии огня. Не очень больно?

— Лучше бы меня пристрелили, — безжизненно сказал телохранитель. — Какой позор! Не я защитил тебя, а ты меня…

— Глупости! — резко оборвала его Карина. — Их было восемь против тебя одного. Все, что ты мог — геройски и совершенно бессмысленно умереть. Я виновата, не ты. Я хорошо помню, как ты настаивал на полноценной охране. Я виновата. Все время забываю, что под ударом могу оказаться не только я. Дурран, я обещаю, ничего такого больше не повторится. Я стану тебя слушаться во всем, честное слово!

Дурран зашипел сквозь зубы, но ничего не сказал, только пожал плечами. Ну вот, теперь она послужила причиной еще и его моральных терзаний.

— Сама Карина! — городской голова, прижавшийся к стене возле входа в зал собраний, наконец-то обрел голос. — Сама Карина! Мы… мы не виноваты! Мы ничего не знали…

— Дурран! — резко сказала Карина, радуясь возможности отвлечь друга от тяжких мыслей. — Возьми на себя командование. Бандиты не придут в себя раньше, чем к завтрашнему утру, но их все равно следует обезоружить и поместить в тюрьму, или что здесь есть. Утром вызвать врача — я, кажется, кое-кому переломала кости, и лечить, уж извините, не собираюсь. Проследи, чтобы не сбежали. Шаху, успокой городской совет. Сан Минамир! — она подошла почти вплотную к вжавшемуся в стенку городскому голове. — Вызови сюда командира городского ополчения и вообще окажи сану Дуррану всю необходимую помощь. Ты понял?

— Да-да, момбацу сама Карина! — мелко затряс тот головой.

— Хорошо. Сан… — она сообразила, что местное имя асхата забыла напрочь, так что просто махнула ему рукой. — Пройдем в дом. Нам нужно немедленно поговорить наедине.

— Да, сама Карина, — невозмутимо кивнул тот, сжимая на груди пробитую рубаху и кланяясь. — Иди за мной, у меня есть свой кабинет.

Оглянувшись на прощание на Дуррана, склонившегося над бесчувственным телом чокнутого шамана, Карина прошла за ним в здание. Внутри первый этаж зала собраний действительно представлял собой один большой зал с потолком, подпертым рядами резных деревянных столбов. Но на опоясанном галереей втором этаже, куда вела лестница, имелось и несколько комнат. Заведя Карину в одну из них — с тяжелыми ставнями и дверью, с настоящим врезным замком и с несколькими шкафами, асхат подошел к массивному столу и принялся зажигать масляную лампу.

— Не то, чтобы совсем непредсказуемо, но все-таки неожиданно, — сказал он, высекая на фитиль искру крошечным кресалом. — Такая диверсионная группа — совсем не в стиле клана Цветущей Вишни. Или кто-то другой постарался? Нужно изучить татуировки на телах — по ним многое можно выяснить даже без допроса. Скажи, госпожа Карина, зачем ты потратила столько сил на то, чтобы оставить всех атакующих в живых? Куда проще сразу их ликвидировать — особенно с учетом того, что завтра их все равно повесят. Суд в здешних краях быстр и эффективен, поскольку держать людей в тюрьмах не на что.

— Господин Сидзуки, — холодно ответила Карина, — никого завтра не повесят. Я Демиург. Я не убиваю детей, пусть даже злых, испорченных и играющих с настоящим оружием. Они в принципе не могут причинить мне вреда — так за что же я должна их наказывать? За неуважение? До такого я пока не докатилась.

— Они поставили под угрозу жизни многих людей, — искин обернулся, черный силуэт на фоне подсвеченной лампой грязной глиняной стены. — И если ты их отпустишь, они повторят попытку. Не они, так другие. Не следует поощрять такие выходки.

— Если их кто-то послал, казнь ничего не изменит. Найдутся и другие наемники. А если они напали по собственному почину, то метод известен: нужно сделать так, чтобы покушение на меня из доблестного поступка превратилось в позорный. Придумаем что-нибудь. Ментоблоки какие-нибудь всажу, или еще что.

— Если они — боевики Дракона, за позор поражения их убьют свои же. Или они сами застрелятся, — пожал плечами асхат. — Казнить их сразу было бы милосерднее.

— Возвратиться к своим мы им не позволим. Застрелятся… господин Сидзуки, каждый сам выбирает свой путь в жизни и смерти. Если очень захочется, пусть стреляются, их выбор. Но я их смерть на свою совесть не приму. Извини, мне нужно срочно связаться со своими и проинформировать их о случившемся.

— Разумеется, — кивнул асхат. — Я прослежу, чтобы никто не вошел и не помешал.

— Спасибо, господин Сидзуки… э-э, лучше я тебя стану звать местным именем, чтобы не путаться на людях. Как его… Ри… Рин…

— Рихтай.

— Спасибо, сан Рихтай. Я недолго.

Она опустилась на пятки, голыми коленками прочувствовав грязный неметеный пол, и закрыла глаза.

«Молодежный клуб, общий вызов. Карина в канале. Экстренно. Сверхважно. Народ, собирайтесь в кучку поскорее».

«Семен в канале».

«Яна в канала».

«Саматта в канале».

«Палек в канале».

«Дентор в канале».

«Цукка в канале. Ребята, у меня семинар начинается, не могу говорить. Кара, если у тебя ничего, требующего немедленной реакции, потом в курс дела введешь, ладно? Отбой».

«Здесь Семен. Кара, ощущение дрожащих рук по символьному каналу у тебя замечательно получилось. Я и не знал, что такое возможно. Что произошло?»

«Здесь Карина. Рис, мне не до шуток. Покушение. Только что. Восемь неизвестных с „розами“ и автоматами, плюс невменяемый шаман — видимо, для отвлечения моего внимания».

«Здесь Саматта. Сейчас посмотрим, где у нас ближайший отряд быстрого реагирования…»

«Здесь, Карина. Мати, не нужно. Я… нейтрализовала всех. Не похоже, что кто-то еще остался. У меня сработала какая-то хитрая система, благодаря которой я ускорилась во много раз и более-менее аккуратно справилась с проблемой».

«Здесь Палек. Ух ты! Кара, ну-ка, быстро рассказывай, как ускоряться!»

«Здесь Семен. Лика, я знаю, как. Рано вам еще с такими игрушками играться. Вы еще с базовыми возможностями толком не освоились, чтобы с субъективным временем играться. Персонально тебе потом объясню, авось набьешь пару шишек на своей глупой башке и немного поумнеешь. Кара, нарушения достоверности были?»

«Здесь Карина. Нет… не знаю. Кажется, нет. Темно, масляные фонари, вспышки выстрелов — нет, никто не должен ничего заметить. Я постаралась изобразить суперувертливость, но в пределах человеческих возможностей».

«Здесь Дентор. Кара, ты упомянула „розы“. Против тебя применяли?»

«Здесь Карина. Да».

«Здесь Дентор. Ты не рухнула без сознания, а начала драться в режиме взбесившейся мельницы. По-твоему, достоверность не нарушилась?»

«Здесь Карина. …да, ты прав. И что делать?»

«Здесь Семен. Ничего не делать. Только нападающие знали, что стреляют в тебя из „розы“, и они не могли быть уверены, что попали. Как источники информации для широкой публики они недостоверны, а в „Камигами“ за тобой и так масса странностей числится. Можно игнорировать. Меня другое интересует — кто их послал? Цветущая Вишня сидит в своих владениях и нос высунуть боится: Дзара Хассай все еще после моего ночного визита не оправился, и пакт о ненападении они намерены соблюдать твердо. Дор, ты у нас единственный с полицейским опытом, пусть и не того профиля. Ты сильно занят в Трехгорье? Есть впечатление, что княжичи новой попытки штурма в ближайшее время не предпримут. Не хочешь перебраться через Шураллах и заняться формальным расследованием?»

«Здесь Дентор. Хочу. Сам давно подумываю, что зря время трачу. Завтра с утречка начну официальное перемещение».

«Здесь Саматта. Договорились. Держи в курсе. Лика, ты ведь все еще с геологами таскаешься? Усиль-ка бдительность, чтобы и на вас не напали ненароком».

«Здесь Палек. Бу сде, повелитель! А голову кому-нибудь открутить можно?»

«Здесь Яна. Себе можешь открутить, она тебе все равно не нужна. Кара, от мужиков сочувствия не дождешься. Ты-то сама как?»

«Здесь Карина. Нормально… более-менее. Все еще от ускоренного режима не отошла, голова кружится, но это пройдет. Ребята, у меня все. Извините, что оторвала от дел».

«Здесь Семен. Кара, раз нейтрализовала, а не убила, значит, все живы. Кто занимается пленными?»

«Здесь Карина. Я Дуррана оставила распоряжаться».

«Здесь Семен. Хорошо. Яни, раз уж мы все собрались в одном канале, сообщаю: мой поводок сигналит, что спецотряд тарсачек на подходе. Как дела у тебя?»

«Здесь Яна. Осваиваюсь на месте. Тиксё я пока держу в бессознательном состоянии, но скоро придется освобождать — иначе необратимые изменения в мозге начнутся. Остальные меня особо не обижают. Обычный „мокрый дом“ с местным колоритом, если бы девочек силой не держали».

«Здесь Семен. Кампаха со своей группой уже на подходе к Тахтахану. Яни, пора заканчивать каникулы. Ты пока что единственная во всей нашей компании с хотя бы базовым политологическим образованием. Тебе пора вживаться в образ дипломата».

«Здесь Яна. Да мне уже и самой поднадоело. Нового уже давно ничего нет, и даже задача-максимум выполнена. Сдам девчонок на руки Кампахе — и вернусь. Ох… паутинка сигналит, что ко мне клиента ведут, пора закругляться. Кара, держись. Потом еще поболтаем. Отбой».

«Здесь Карина. Все, народ, я тоже побежала. Нужно людям показаться, чтобы не потеряли. Конец связи».

«Здесь Палек. Ну почему самое интересное всегда случается с ней? Я тоже хочу! Кстати, слышали анекдот? Геологи рассказали. У них там, в ЧК, адюльтеры запрещены, но все равно случаются. И вот возвращается как-то муж с работы раньше времени…»

Тот же вечер. Четыре Княжества, город Терелон

— …и вот, значит, захожу я к шефу, а тот с кривой ухмылочкой взгляд отводит. Нет, говорит, извини. В конце концов решили, что нужно продвигать молодых, — Пипиш Красец сплюнул в приоткрытое окно полицейской машины.

— Камешек? — сочувственно поинтересовался его напарник, Топель Бобовой. — Ну, я же говорил, что он тебя подсидит в конце концов. Да плюнь, не переживай. Дались тебе эти курсы! Год вечерами таскаться на занятия, на лекциях париться, книгами башку забивать, экзамены сдавать — и ради чего? Чтобы сначала десять лет младшим следователем на побегушках, потом, если повезет, опять курсы и экзамены, и еще двадцать — старшим следователем бумажки перекладывать, чтобы на пенсию на пять лет позже выйти?

— Дурак ты, Топа, — беззлобно огрызнулся Красец. — Ты-то так и просидишь в патрульной машине до самой пенсии. Ага, на пять лет раньше, только и не увидишь в жизни ничего, кроме асфальта. Нет, ты понимаешь, что самое обидное? Ведь сопляк же Камешек, мальчишка только что из академии, ни опыта, ни понимания дела, в армии не служил, пороха не нюхал, всех достоинств — занюханное баронство. Да еще нос, выше макушки задранный перед плебеями вроде нас с тобой. И дурак дураком до кучи. Чего он в следователях наворотит? Да он кражу конфеты у ребенка не раскроет, даже если вор тут же рядом ошивается! Мне не за себя обидно, я-то переживу, а за дело! Я пятнадцать лет в полиции вкалываю, не хуже иного следака понимаю, как место преступления осмотреть, как улики собрать, как со свидетелями говорить — а он что?

— Да тебе просто завидно, — ухмыльнулся напарник. — Расслабься и получай удовольствие. Во всем хорошие стороны есть. Вот, например, сейчас ты по часам работаешь, отпуск от и до отгуливаешь, а следака могут и ночью из постели выдернуть, и из отпуска отозвать…

Звонкая трель прервала его на полуслове. Красец вытащил из кармана пелефон, включил и приложил к уху.

— Ага, на дежурстве, — сказал он. — Как всегда, на Липовом бульваре. Нет, конечно, что я там забыл? Да погоди…

Он оторвал аппарат от уха и недоуменно посмотрел на экран.

— Трубку бросила… — сообщил он. — Ну дает!

— Кто звонил? — меланхолично поинтересовался Бобовой, безразлично окидывая взглядом безлюдный по ночному времени бульвар и засовывая в рот остатки сосиски. — Твоя? Что хотела?

— Ничего, как ни странно. Сказала только, что по «Голубому небу» сегодня убойное ток-шоу показывали, про аристократов. «Высший свет» называется. Их там, типа, по косточкам разложили. Велела, чтобы я немедленно послушал.

— Она у тебя все еще в «Черной кости»? — поинтересовался напарник.

— «Все еще», ха! Она там уже какая-то активистка не из последних. Похоже, у нее борьба за права мещан — всерьез и надолго.

— Ну, перебесится баба рано или поздно, — философски заметил полицейский. — Дети в лагере, днем делать нечего, вот и развлекается политикой. Давай послушаем, что ли. Все равно делать нечего.

Он протянул руку к коммуникатору и включил маленький дисплей. Покопавшись в нем толстым пальцем с обкусанным ногтем, он вытащил на первый план эмблему «Голубого неба». Тихая рок-музыка, до того звучащая в салоне автомобиля, немедленно сменилась легким звоном колокольчиков. Бобовой пролистал список сегодняшних передач, нашел «Высший свет» и вгляделся в список участников.

— Картинку отключи, — поморщился Красец. — А то опять кто-нибудь стукнет, что на работе телевизор смотрим, замучаемся рапорты писать.

— Без тебя знаю, — буркнул полицейский. — Сейчас… Кто такой Перевой Явление, не знаешь?

— Ведущий какой-то, кажется. Остальных не знаю. Да погаси же ты дисплей, кус-ссо!

Бобовой пожал плечами и ткнул в кнопку воспроизведения.

— Смотри-ка ты, денег просит! — удивленно сказал он. — Целый полтинник. Ну, совсем офонарели. Я дома за подписку на восемь каналов с сотней сайтов шесть сотен плачу, а тут сразу пятьдесят!

Красец поморщился, потыкал пальцем в свой пелефон и поднес его к коммуникатору.

— Если не послушаю, потом рассказами замучает, — пояснил он с кислой физиономией, подтверждая транзакцию. — И упреками — мол, какой ты нелюбопытный! Полтинник — не деньги, душевное здоровье дороже.

— Ну, смотри, — хмыкнул напарник. — Тебе с ней жить, не мне.

Звонко щелкнуло, и он погасил дисплей, оставив только бегущую над панелью строчку субтитров. Затем завел мотор и тронул машину с места, неторопливо двигаясь вдоль бульвара и лениво вглядываясь в густые тени от деревьев, падающие на тротуары.

— …гель для душа «Прибой» — для настоящих мужчин! — тихо бормотал коммуникатор. — Тонизирует кожу натуральными ионами из морской соли и придает организму свежесть и бодрость…

— Козлы! — ругнулся Красец. — Деньги дерут, да еще и рекламу слушать заставляют. Ну-ка, где здесь перемотка…

Некоторое время он возился с дисплеем, громко стукая ногтем по темнеющему сквозь него пластику приборной панели, обрывая невнятные фразы на середине.

— Ты сейчас до конца промотаешь, — ухмыльнулся Бобовой. — Потом расскажешь своей про то, какая там крутая реклама шла.

— Иди ты… — буркнул Красец. — Блин, из-за тебя далеко прокрутил. Вот, кажется.

— …но ведь это же неслыханно! — пробился мужской голос, идентифицированный субтитрами как принадлежащий ведущему. — Господин Удалец, ты намекаешь, что рыцарь оой-граф Симан Летучий намеренно инициирует кампанию в принадлежащих ему средствах массовой информации по дискредитации нового правительства Сураграша и лично Карины Мураций? Но зачем бы ему могло потребоваться…

— Я не намекаю, я открыто заявляю, и у меня есть доказательства! — перебил его вальяжный баритон, владельцем которого субтитры определили Цобика Удальца, независимого журналиста. — В течение последнего периода я провел собственное расследование и выяснил, что все без исключения его газеты и телеканалы не реже раза в неделю публикуют негативные материалы о Сураграше, описывая тамошнее правительство как шайку проходимцев. Некоторые газеты, такие как печально известная «Свеча», публикуют их по нескольку штук в день, иногда в качестве редакционного мнения, иногда как «аналитические отчеты» в больших жирных кавычках. Мне удалось также выйти на источник, хорошо владеющий внутренней информации медиа-империи Летучего, по мнению которого оой-граф давит на своих деловых партнеров, вынуждая и их следовать собственному примеру.

— О каком источнике идет речь? — вопросил ведущий.

— Без комментариев!

— Но ведь без доказательств твои слова могут быть восприняты как клевета…

— А мы посмотрим, хватит ли рыцарю Летучему духу предъявить мне обвинения в суде! — хохотнул баритон. — Вот в суде я с удовольствием все расскажу — только на закрытом заседании.

— Ну хорошо, — не стал настаивать ведущий. — Предположим, чисто теоретически предположим, что ты прав. Но зачем бы рыцарю оой-графу заниматься такими делами? Вряд ли он даже знаком с госпожой Мураций.

— Каждый раз, когда не понимаешь мотивов, ищи финансовые, — наставительно заметил независимый журналист. — Все очень просто. За последний год рыцарь Летучий сильно расширил свою империю, напрямую и через подставных лиц купив по всей стране четыре телеканала и восемь газет — или пять каналов и семь газет, я в последние лет десять их друг от друга уже не отличаю. Тем самым он монополизировал рынки рекламы сразу в пяти городах, включая Терелон и Саламир, чем нарушил несколько статей закона «О средствах массовой информации». Но реклама нам сейчас не очень интересна. Интересно, что вложения оказались велики, отдача от них не мгновенна, финансовые дела у него запутались, и емупришлось срочно искать внешние источники средств. Негласно искать, обращаю внимание, не в банках. И вот тут-то и подвернулся ему старый приятель, некто барон Васири Дорога, по счастливому стечению обстоятельств занимающий должность президента холдинга группы горнодобывающих компаний «Алмазные россыпи». У холдинга дела тоже идут не ахти как, конкуренты поджимают, те же «Копи Камуша» и другие, помельче. Но то, что для «Россыпей» — карманные расходы, для рыцаря Летучего — спасение. Но даже мелкую подачку ему просто так не кинут, отрабатывать приходится. А как отрабатывать? Очень просто — готовить общественное мнение к большой войне в Сураграше, поливая помоями тамошнее правительство.

— Но зачем «Алмазным россыпям» война? — поразился ведущий. — Они же не оружие производят!

— Война дает им возможность получить доступ к богатым месторождениям северного Шураллаха, в Чукамбе в первую очередь. Если как следует приглядеться к тому, что происходило в начале нашего вторжения… извиняюсь, освободительной операции в Чукамбе, то мы увидим, что «Россыпи» пытались отправлять туда исследовательские партии с первых же дней войны. Другое дело, что они за компанию с нашими доблестными генералами не учли, что Дракон в Чукамбе цел и невредим, и что кусаться он умеет ничуть не хуже наших… хм, волкодавов в камуфляже. Не удивлюсь, если сураграшские повстанцы намеренно оставили его между ними и нами в качестве буфера. Теперь «Россыпям» волей-неволей приходится приглядываться к другим местам, к тому же Старху, расположенному чуть южнее, но не менее богатому и свободному от Дракона. Как туда попасть? Может, договорившись с нынешними владельцами богатеньких горных кубышек, как это пытаются сделать «Копи Камуша» и другие компании, помельче? Да нет, наш медведь привык брать и не платить. Или платить гроши. При его богатстве такая позиция выглядит странной, но у богатых свои заскоки. Опять же, у них свои отношения с другими скорпионами в банке, именуемой «экономикой Четырех Княжеств», и некоторые из тех скорпионов производят и оружие. А дальше они сочтутся, не сомневайтесь — контрактами на поставку стали и сплавов, например, для нужд танковых заводов или еще чем.

— То есть «Алмазные россыпи» в лице графа Дороги каким-то образом заставили нашу армию вторгнуться в Чукамбу? Возможно, именно он организовал провокацию на границе с Чукамбой?.. э-э-э, то, что многие полагают провокацией? Я правильно понял?

— Ну что ты, господин Явление! Графу Дороге самостоятельно этим заниматься незачем. У него есть еще один друг — оой-генерал граф Моторой Диколесье, до недавнего времени — главнокомандующий ракетными войсками, а ныне — начальник Генерального штаба. Рыцарю графу с давних пор страшно хотелось занять его нынешний пост, но там прочно сидел оой-граф Кадабой Белый Пик. Шансов сковырнуть его обычными средствами у рыцаря графа не имелось никаких. Устроенная им провокация на границе с Чукамбой позволила ему разбить два окна одним камнем. Он добился вторжения в Чукамбу, одновременно пособив своему другу — не бесплатно, разумеется, можете мне поверить! — и подставив дурака-шефа под немилость Повелителя. Правда, с первой попытки свалить рыцаря Белого Пика ему не удалось, и пришлось устроить еще одну провокацию — атаку на Трехгорный перевал…

— Но ведь атаковали его мотопехотой и фронтовой авиацией, не стратегическими ракетами!

— Господин Явление, ты сомневаешься, что у рыцаря Диколесье мало друзей в самых разных армейских кругах? Что возглавляемая им группировка, если не сказать — клан, не ограничивается только ракетными войсками? У меня имеются записи его разговоров в приватной обстановке, в которых он обещал им такие златые горы, что у меня просто слюнки текли. Честное слово, за десятую долю обещанного я убил бы кого-нибудь без колебаний!..

— Нет, я должен посмотреть на его физиономию, — пробормотал Красец. — Пусть даже на нас потом настучат.

Он потыкал пальцем в дисплей, и над приборной доской засветилась картинка, большую часть которой занимала физиономия говорящего. На одутловатом круглом лице с жиденькими усиками имелись глубоко посаженные под низким лбом глаза, крупный мясистый нос, пухлые губы и скошенный безвольный подбородок. Вообще журналист выглядел крайне несимпатичной личностью — брюзгливой, желчной и высокомерной.

— …Но я не о том, — продолжала разглагольствовать несимпатичная личность. — Главное, что граф Диколесье с триумфом добился своего и занял вожделенное место начальника Генштаба. Ну, а чтобы Министерство внешних сношений не путалось под ногами со своими аналитическими записками, могущими дезавуировать статейки и передачи в прессе, наша блистательная троица привлекла еще одну не менее замечательную персону — графа Монотара Рассвета, первого заместителя министра внешних сношений. У рыцаря Рассвета, как ни странно, те же самые проблемы с непосредственным начальством: ему страсть как хочется стать из заместителя полноценным министром. Как видного деятеля консервативной партии Дворянская палата поддержала бы его не задумываясь, тем более что многие из его политических союзников вполне искренне разделяют негодование восточной выскочкой, нахально узурпировавшей Сураграш. Но вот беда: министр Крош Сноповайка пользуется личной благосклонностью Повелителя. Поэтому рыцарь Рассвет по мере возможностей старался тихо нарушать работу министерства, включая саботаж организации нового Сураграшского департамента, намереваясь вызвать недовольство Повелителя своим шефом. Но не его вина, что комбинация удалась плохо, не станем улюлюкать ему вслед. Ему всего лишь спутал планы внезапный личный визит госпожи Мураций, о котором недавно ходило столько пересудов. А так — кто знает…

— Если судить по твоим словам, господин Удалец, вырисовывается целый заговор, направленный против Сураграша…

— Да я еще и не начал разоблачать! — довольный собой, засмеялся независимый журналист. — Я пока не успел упомянуть господина Ссиму Пашшараху, влиятельного члена Всекняжеского совета орочьих общин, который тоже имеет в деле свой интерес и использует общины в Сураграше для шпионажа в пользу «Россыпей». Или, скажем, достопочтенного епископа Стамуса Плодовитого, настолько заинтересованного в пожертвованиях из мошны «Россыпей», что не гнушается кропанием антисураграшских статеек под псевдонимами. Ну, и дополнительный канал шпионажа посредством церковных миссий в Сураграше — святое дело. И это — лишь вершина айсберга, только игроки верхнего эшелона, за каждым из которых стоят влиятельные группировки. По моим сведениям, в «заговоре» — вернее, в трогательном единении общих интересов — прямо или косвенно замешано не менее сотни фигур на ключевых должностях: в армии, промышленности, Церкви, государственных учреждениях. Я не сумел запомнить наизусть и четверти, так что специально записал выявленные мной фамилии одним списком — вот полюбуйтесь на его разме…

Картинка мигнула и внезапно пропала, звук оборвался.

— Что такое? — удивился Красец. — Опять с каналом проблемы? Вроде здесь покрытие всегда отличное.

— По причине технического сбоя запрошенная вами запись недоступна, — сообщил из коммуникатора приятный женский голос. — Наш персонал в настоящий момент занимается устранением проблемы. Приносим свои глубочайшие извинения за причиненное неудобство. В случае, если в течение шести часов доступ к записи восстановить не удастся, мы вернем плату в двукратном размере.

Заиграла тихая ненавязчивая музыка.

— Устранением записи они занимаются, а не проблемы! — фыркнул Бобовой. — А я еще думал, как такое вообще в эфир выпустили! Идиоты. Этой записи несколько часов, она уже наверняка по всей Сети разошлась, они только больше к ней внимания привлекли. Ну, сколько дурака по башке не бей, не поумнеет.

— Завалят его, — задумчиво сказал Красец. — Вот помяни мои слова, завалят.

— Кого, журналюгу? Да вряд ли. Такие заявления с кондачка не делаются. Да и записи приватных генеральских разговоров обычному писаке не добыть. Наверняка через него компромат на публику сливает кто-то очень и очень серьезный. Кому пешки нужны? Завалить, может, и завалят, только других, а его просто по судам затаскают, чтобы честно свои деньги отработал. Сядет года на три с последующим запретом на профессию — и все дела. Плебей против белой кости — куда ему…

— Экипаж двадцать семь! — из коммуникатора прорезался новый женский голос, на сей раз куда менее приятный, зато существенно более раздраженный. — Экипаж двадцать семь, ответьте!

— Машина двадцать семь — центральной, — отозвался Красец, тыкая пальцем в загоревшееся в дисплее подтверждение приема. — На связи. Слушаем внимательно, Кица, лапочка. Не скучно ночью одной?

— Экипаж двадцать семь, придержите свои закидоны при себе. Вызов первой категории по адресу Третья авеню, восемнадцать дробь два, квартира восемь. Соседи из квартиры семь слышали крики и выстрелы. Отправляйтесь на место и проверьте.

— Принято, центральная. Третья авеню, восемнадцать дробь два, квартира восемь. Выезжаем. Отбой, — Красец потыкал в дисплей пальцами, вызывая карту. — Топа, жми. Вот картинка.

— Нахрен картинку! — огрызнулся Бобовой, включая сирену. — Знаю я дорогу. Лучше пробей по базе, что за квартира и кто живет.

— Как скажешь, — пожал плечами Красец, снова принимаясь манипулировать дисплеем и все время промахиваясь по призрачным кнопкам из-за тряски разогнавшейся машины. — Слушай, да куда ты так гонишь? Утихомирься, пустые же улицы, успеем… Ага, вот. Владелец — некто Вой Пересылка, сорок семь лет, холост, род занятий — биржевой игрок… Тьфу, не в тему, тут пометка: квартира сдается в аренду. Цур его знает, кто там сейчас живет.

— Значит, доедем — увидим, — сквозь зубы выплюнул Бобовой. — Держись. Когда еще сумеем так погонять на законных основаниях?

— До морга догоняешься, Топа! Да, как приедем, помалкивай, я говорить стану. Если свидетелей сразу правильно не опросить, потом такого домыслят и напридумывают…

На Третью авеню они добрались за полторы минуты. Дверь подъезда пятиэтажного дома стояла распахнутой настежь, подпертая камнем, чтобы не захлопнулась. Полицейские, выключив сирену, но оставив мигалки, быстро взбежали по лестнице на четвертый этаж — и наткнулись на старушку, переминающуюся возле квартиры с ноги на ногу. Маленькая, седая, морщинистая, в теплом цветастом халате и с острыми глазками-бусинками, она живо напомнила Красецу Бабу Нюру из сериала «Детектив в домашних тапочках». Сериал, в котором бред на дурости сидел и кошмаром погонял, он на дух не переносил и не понимал, как люди могут смотреть такое. Однако его сестра подобный детективный маразм просто обожала, и, оказываясь у нее в гостях, он волей-неволей был вынужден хотя бы краем уха слушать хренов дуроящик. Или устный пересказ предыдущей серии.

Похоже, бабуся тоже обожала смотреть телевизор, поскольку затараторила сходу, не дав полицейским и рта открыть:

— У меня бессонница, молодые люди, я ночами всяки-разны книжки читаю, потому что сон не идет, нет, и вот в час тридцать три минуты — я сразу по часам время засекла! — слышу, как за стенкой вроде кричит кто-то, и стуки какие-то раздаются. Я ухом-та к стенке прижалась, и слышу, вроде как «не надо, не надо!» кричат, а в ответ кто-то басит этак угрожающе, а потом еще что-то упало…

— Бабушка! — Красец попытался вклиниться в ее речь. — Погоди нем…

— А потом вдруг бах, бах! — старушенция не обратила никакого внимания на его жалкую попытку. — И опять крик такой страшный «А-а-а!», и опять бах, бах! Совсем как по телевизеру, когда из пистолетов стреляют, а потом с площадки замок заскрежетал, и я сразу к глазку, к глазку! А там трое бегут, все в черном, такие шустрые, лифт вызывать не стали, сразу на лестницу, и только ноги затопотали. Я тут же за пелефон и ну названивать, а там дамочка такая нотная…

— Бабушка! — Красец повысил голос, грозно нависая над старушкой. — А телевизер… тьфу, телевизор-то ты ночью смотрела? Может, там стреляли, а?

— Да нешто я телевизер от настоящего пистолета не отличу! — обиделась образованная бабуся. — Я же говорю — бахало громко, а он мужчина тихий, телевизер никогда громко не включает, женщин к себе не водит, и вообще вежливый, на площадке как встретит, кажный раз кланяется и о здоровье спрашивает. Холостой еще, загляденье, а не мужчина, только ходит неухоженный, женской руки не чувствует, я уже ему сколько раз предлагала справну жену подыскать, у меня подружки дочка в самом соку, как раз его возраста…

— Бабушка! — Красец еще раз повысил голос, стараясь не замечать скептическую ухмылку напарника. — Еще раз: кто там живет? Что за человек, чем занимается?

— Да юрист он, — охотно пояснила бабка в халате. — Или в канцелярии какой работает. Уходит с утра пораньше, приходит поздно, в костюме с шейным снурочком, всегда одним и тем же… хотя иногда и свитер старый с брюками носит. Денег-та, наверно, немного, вот и донашивает. Я же говорю — женской руки не чувствуется, холостяком век коротает…

— Так, все ясно! — Красец вскинул руку ладонью вперед, испытывая острое желание ухватить старушку за морщинистую мордочку и накрепко зажать ей говорливую пасть. — Бабушка, теперь помолчи, пожалуйста. Мы в квартиру зайдем и с хозяином поговорим — или посмотрим, что произошло, если его нет.

— Да нешто ж я не…

— Тихо! — рыкнул Красец. — Если бандиты еще там, спугнешь!

Если бандиты все еще сидели в квартире, они уже давным-давно должны были повыпрыгивать в окно: свои тирады бабуся выдавала в полный голос, не стесняясь ночным временем. Однако бабку аргумент неожиданно пронял, и она заткнулась, с энтузиазмом кивая. Только сейчас полицейский заметил, что в скрытой за спиной руке она сжимает огромный кухонный нож — наверное, для обороны от всевозможных нехороших личностей. В сладостной тишине, осторожно ступая и глядя под ноги, чтобы ненароком не раздавить какую-нибудь улику, он подошел к двери с большой цифрой 8 и внимательно ее осмотрел.

На первый взгляд дверь казалась закрытой. Однако, присмотревшись, можно было заметить, что она отходит от косяка примерно на полсантиметра, не захлопнувшись до конца. Полицейский протянул руку к звонку, подумал и нажимать не стал, чтобы не стереть оставшиеся там отпечатки. Вместо того он громко и настойчиво постучал костяшками пальцев. Не дождавшись ответа, он постучал еще раз, потом так же, костяшками, надавил на ламинированную поверхность — и дверь послушно подалась, распахиваясь внутрь.

Планировка квартир в этом доме оказалась простой и незамысловатой: никаких прихожих, коридоров, кладовых и прочих подсобных помещений. Сразу от входной двери начиналась большая комната, в которую выходили двери двух смежных, поменьше. Тускло горел плафон на потолке, освещая живописный беспорядок: содержимое шкафов и всяческих ящиков оказалось вывернутым на пол и разбросано. А в центре беспорядка в большой черной луже на голом линолеуме лежал на спине мужчина — в сером неновом костюме, полный, с одутловатым круглым лицом с жиденькими усиками, глубоко посаженными под низким лбом глазами, крупным мясистым носом, полными губами и скошенным безвольным подбородком. Вероятно, при жизни он выглядел крайне несимпатичной личностью. Его распахнутые глаза остекленело смотрели в потолок, и в комнате пахло свежей кровью.

— Ты говорил — не завалят, — пробормотал за спиной Бобовой, и Красец внезапно понял, кого напоминает ему мужчина: давешнего журналюгу-разоблачителя из передачи. — А вот взяли и завалили. Оперативно сработали ребята, ничего не скажешь.

— Так убит, што ли? — шустрая старушка сунулась у Красеца под боком, и он едва успел ее перехватить, не позволив переступить порог. — Убит? Вот жалость-то какая! А ведь какой вежливый мужчина был!

Ее глазки возбужденно горели. Наверняка она предвкушала, как в течение ближайших периодов станет пересказывать историю своим многочисленным подружкам, каждый раз приукрашивая ее новыми подробностями.

— Бабушка, — резко сказал ей Красец, и на сей раз от нехороших ноток в его голосе старушенция заткнулась сразу и без комментариев. — От лица полиции Терелона я благодарю за помощь в раскрытии преступления. Сейчас вернись к себе в квартиру и никуда не выходи. Следователь подробно побеседует с тобой, вероятно, сегодня же.

Он оттеснил бабку от двери и вытащил из чехла пелефон.

— Центральная, — проговорил он, нажимая кнопку вызова диспетчерской, — сержант Красец на связи, старший экипажа двадцать семь. Подтверждаю вызов первой категории по адресу Третья авеню, восемнадцать дробь два, квартира восемь. В квартире свежий труп.

— Центральная, принято, — отозвался динамик. — Обезопасьте место преступления и ожидайте прибытия дежурной бригады. Скорая нужна?

— Нет, центральная. Жмур только один, и он действительно жмур на все сто процентов. Четыре пули в район сердца, похоже, артерии перебиты — кровопопотеря не меньше трех литров. Скорая ему уже ничем не поможет, а других пострадавших не вижу.

— Принято. Центральная, отбой.

Полицейский сунул пелефон в чехол. Потом, аккуратно перегнувшись через порог, дотянулся до дверной ручки, ногтем подцепил ее за самый кончик и аккуратно притворил дверь. Страшно хотелось войти внутрь и осмотреть место преступления, но должностные инструкции нарушать он не собирался — иначе кое-кто задним числом вполне может заявить, что полученный им сегодня отказ вполне обоснован: как, мол, можно допускать в следователи человека, не способного толком выполнять приказы?

— Все, бабушка, — сказал он восторженно глядящей на него старушке, — больше ничего интересного. Возвращайся к себе.

Он перешел лестничную площадку и плечом привалился к стене напротив восьмой квартиры, приготовившись стоически скучать. Определенно, впереди их с напарником ожидала очень долгая ночь.

Ночь на 10.08.858, деньдень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

Долбанное произведение индустрии высоких технологий затарахтело под ухом как раз в тот момент, когда Павай безуспешно пытался ухватить за хвост нечто неоформленное, но очень неприятное и верткое. Неприятное и верткое совершенно точно что-то умудрилось слямзить у самого Повелителя, и Тайлаш Полевка стоял поодаль, грозно нахмурив брови и грозя Паваю пальцем. После пятого звонка криминалист наконец нашел в себе силы разлепить один глаз и захлопать по тумбочке ладонью в безуспешных попытках нащупать пелефон. Часы на стене мерцали зелеными цифрами: 03:47. Что за гадство? Кому приспичило трезвонить под утро? Не могли еще полтора часа подождать? Ему и так сутки подряд бодрствовать!

— Слушаю, — хрипло сказал он, приложив трубку к уху.

— Рыцарь Лиственник, граф Уцуй беспокоит, — неприлично бодрый голос директора оперативного департамента ДО словно окатил его ушатом холодной воды. — Извини, что разбудил. Есть дело, требующее твоего срочного присутствия. Оно связано с… небезызвестной тебе историей с проституцией. Машина за тобой уже вышла. Жду. Завтраком мы тебя накормим, так что не трать зря время.

Запиликала мелодия отбоя. Павай оторвал пелефон от уха и тупо уставился на него. С таким трудом разлепленный глаз сделал почти успешную попытку устроить забастовку, и капитан заставил себя сесть в постели, чтобы снова не провалиться в сон. Рядом сонно заворочалась Ирина. Жена давно привыкла, что мужа могут выдернуть из постели в самый неподходящий момент, и от ночных звонков даже не просыпалась толком.

Правда, раньше его из постели выдергивало только непосредственное начальство. Оой-полковники Дворцовой Охраны в числе будящих до сих пор не числились. Что ему нужно в такое время?

История с проституцией? Что-то, связанное с Яной Мураций? Во имя Колесованного, неужели с ней все-таки что-то случилось? Он ничего не слышал о молодой женщине больше двух недель, с того момента, как контрабандисты перевезли ее через границу с Грашем. Нет, вряд ли — он даже официально в расследовании не участвует, чтобы его о таких вещах в экстренном порядке информировать, да еще и самолично Уцую. Графиня Подосиновик наверняка сообщила бы ему, но вряд ли вот так, ночью.

Теряясь в догадках, он выбрался из кровати и побрел в ванную, умываться, по дороге яростно протирая глаза.

По пустынным улицам неприметный черный «курума-универсал» с казенными номерами за пятнадцать минут домчал его до неприметного домика за ажурной стальной оградой на северной окраине Каменного Острова. То ли домик населяли больные хронической бессонницей, то ли в мрачной обители коварной спецслужбы было принято составлять черные планы по ночам, то ли из-за какого-то аврала, но окна во всех трех этажах особняка ярко светились. Молчаливый водитель, припарковавшись прямо у входа в дом, отвел криминалиста в небольшую уютную приемную на втором этаже, оборудованную диваном, тремя креслами и просиявшей чоки-секретаршей, и указал на внутреннюю дверь.

— Тебя ждут, рыцарь Лиственник, — сказал он, почти не разжимая губ, и вышел. Павай посмотрел ему вслед, пожал плечами и, с усилием потянув на себя тяжеленную дверь, прошел в кабинет.

— Доброе утро, рыцарь Уцуй, — сухо поздоровался он. — Доброе утро, Циннана.

— Павочка, ну сколько раз я тебе должна говорить, что меня зовут Цина! — укоризненно надула губки графиня. Сегодня она щеголяла в роскошном вечернем платье: масса оборок, оборочек и складок из чего-то черного и воздушного, странным образом оставлявшая женщину почти голой. — А мы с Бобой тебя уже заждались.

Павай вопросительно посмотрел на Уцуя.

— Присаживайся, рыцарь Лиственник, — хозяин кабинета, как всегда, одетый в безукоризненный цивильный костюм, о цене которого Павай предпочитал даже не задумываться, указал на кресло напротив графини. — Извини за ночной вызов, но ситуация не терпит. Речь о Карине Мураций…

— Точнее, о гадких личностях, которым очень не нравится моя Каричка, — нетерпеливо перебила его Циннана. — Ты ведь смотрел вчерашнее шоу на «Голубом небе»?

— Шоу? — переспросил Павай. — Боюсь, я на «Небо» не подписан. А вчера я вообще добрался домой около полуночи и сразу же лег…

— Цина, я объясню, — слегка раздраженным тоном вклинился директор департамента. — Рыцарь Лиственник, вчера вечером по каналу «Голубое небо» прошло шоу, в ходе которого некий журналист вывалил огромное количество информации, свидетельствующей о масштабном… м-м, «заговор», наверное, слишком громкое слово, но пусть будет так. Речь о том, что множество людей — и не только людей — по всей стране согласованно действовали против нового правительства Сураграша в надежде получить серьезные финансовые выгоды. В частности, вторжение наших войск в Чукамбу, если верить сказанному, также было спровоцировано ими. Так получилось, что запись шоу незамедлительно передали Повелителю, и тот приказал немедленно взять журналиста под охрану и проверить его сведения. Однако мы опоздали: за полчаса до того, как наши люди появились на квартире журналиста, его убили.

— Кто сливал компромат через убитого, неясно? — Павай привычно сосредоточился. — Хоть какие-то связи прослежены? Кем он вообще работал? Нужно немедленно взять под контроль его непосредственное окружение на тот случай, если кто-то в курсе его дел… Э, прошу прощения, увлекся.

— Мы не имеем ни малейшего представления, на кого он работал, — Уцуй развел руками. — Однако он открыто называл такие имена, что за ним наверняка стоит кто-то очень серьезный. И мне нравится направление, в котором ты мыслишь, оой-капитан.

— Просто капитан, — машинально поправил Павай.

— Нет. Уже нет. С сегодняшнего дня ты работаешь в Дворцовой охране, и в связи с переводом повышен в звании. Теперь ты следователь по особо важным делам…

— Стоп! — Павай вскинул руки, словно защищаясь от удара. — Рыцарь Уцуй, какой перевод? При чем здесь Дворцовая охрана? Я уполномоченный АКР…

— Уже нет. Видишь ли, у Дворцовой охраны до сих пор не имелось своего следственного департамента, а ситуация требует проведения экстренного расследования. Повелитель лично приказал ДО заняться изучением материалов. Он также приказал АКР всесторонне содействовать нам в том числе в кадровых вопросах. Твой перевод уже согласован. А поскольку твоя должность майорская, то капитаном ты оставаться не можешь. Сразу майора тебе дать нельзя, но через полгодика-год — вполне. Формальности и жалование утрясем чуть позже, а пока что ты приступаешь к выполнению своих обязанностей прямо сейчас. Со мной ты вряд ли продолжишь работать — все-таки оперативному отделу не по профилю, Четвертый отдел или кто еще тебя наверняка заберет, но пока что подчиняешься мне напрямую.

— Ничего не понимаю, — Павай устало потер ладонями глаза. — Я уже десять лет как не следователь. Все навыки давно утратил. Почему именно я?

— Я, я придумала! — захлопала в ладоши Циннана. — Ты так замечательно помогал и Каричке, и Яни, что я решила: а почему бы тебе и дальше не поработать вместе со мной? И Бобочка согласился!

— С тобой? — тупо посмотрел на нее Павай.

— Ну да, конечно! Я решила, что скучно болтаться совсем без дела, так что теперь я внештатный консультант канцелярии Повелителя по вопросам внешней политики. И внутренний тоже.

— Но у меня завтра… тьфу, то есть уже сегодня суточное дежурство в аэропорту!

— Твое начальство уведомлено, замену тебе подыщут. Слушай, рыцарь Лиственник, тебя что-то не устраивает? — вкрадчиво поинтересовался граф. — Нет, если не хочешь, я могу все отменить. Только тогда так и останешься до конца жизни капитаном, ловцом мелких контрабандистов и воришек в аэропорту. Заманчивая перспектива?

— Э-э… все так неожиданно… — Павай перевел взгляд на сияющую графиню. Значит, именно она устроила ему такую подлянку? Он ей чем-то не угодил? Мстит за то, что отшил ее, когда попыталась затащить его в постель? Или, наоборот, лелеет надежду на победу в качестве «коллеги»? Да на кой он ей вообще сдался?

— Хорошо, — неожиданно согласился Уцуй. — Верю, что неожиданно. Тогда дам тебе два дня на размышление. Однако расследованием начинаешь заниматься немедленно. Можешь считать, что прикомандирован к ДО для выполнения спецзадания. Вот, — он толкнул по столу карту памяти. — Запись шоу, прослушаешь по дороге. Других материалов у нас пока нет, хотя АКР уже озадачена поисками. Вылетаешь в Терелон прямо сейчас, служебный самолет ждет в Северном аэропорту. Тебя встретят. Что надо из одежды, купишь на месте, счет оплатит ДО. Вопросы?

— Кстати, Павочка, мы летим вдвоем! — радостно сообщила графиня Подосиновик, и Павай с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла. Ему вдруг показалось, что нечто чужеродное и холодное внимательно разглядывает его, укрывшись за подведенными перламутровой тушью прелестными глазами женщины, но наваждение тут же прошло.

И зачем только он решил лично допросить в аэропорту ту незадачливую катонийскую девицу?

11.08.858, небодень. Северо-западный Граш, город Тахтахан

Дневная жара стремительно спадала, и цикады уже начинали свою радостную вечернюю песню, приветствуя восходящий Звездный Пруд. Небо на западе еще светилось лиловым в память об умершем на сегодня солнце, и Курш Махаллаль с удовольствием вытянулся в шезлонге на веранде своего обширного дома, наслаждаясь запахами вечернего сада. Стояла глубокая тишина — дом располагался за городом, вдалеке от шумных улиц и базаров Тахтахана, и вышколенные слуги и обе жены прекрасно знали — сейчас беспокоить наместника Великого Скотовода нельзя ни в коем случае. Испортить ему настроение проще простого, а в гневе он мог сотворить с виновным что угодно.

Наместник дотянулся до бокала с вином и с удовольствием пригубил. Изумительный букет. Вино определенно стоило своих денег. Курш даже зажмурился от удовольствия. Хорошо, когда можешь позволить себе такое. Очень хорошо. Люди, утверждающие, что счастье за деньги не купишь, просто ничего в жизни не понимают.

Легкий шорох коснулся его ушей, и он вздрогнул, оборачиваясь. Перед ним стояла закутанная в покрывало женская фигурка. Наместник напрягся, но его ноздрей тут же коснулся легкий запах, пьянящий не хуже вина. Да, точно. Он подобрал ее сегодня на базаре. Непонятно, что на него такого нашло — то ли выражение детской растерянности и просительности на миловидном личике, то ли грациозность, с которой она протянула ему корзинку с апельсинами, то ли… Да, наверное, все же главной причиной внезапного импульса оказался тонкий запах разгоряченного женского тела. Ему вдруг так захотелось ее, что он самолично не торгуясь сунул ей бумажку в сотню вербов, а два часа спустя доверенный слуга привел в поместье и ее саму. Возможно, дурочка, чье имя он даже не удосужился выяснить, полагает, что ее и в самом деле наняли в служанки. Но что она делает здесь без приглашения?

— Ты что пришла? — рыкнул он. — Ну-ка, иди в дом. Быстро.

Звездный Пруд внезапно взорвался целым водопадом роскошных разноцветных искр: ошеломляющей силы оплеуха сбросила Повелителя Ветра с шезлонга на пол. Удар о деревянный пол на время выбил из него дыхание, и когда он пришел в себя, то замер с приоткрытым ртом, не рискуя даже глубоко вздохнуть. Девица сидела на нем верхом, припечатав грудь коленями к полу, и длинный кинжал упирался ему острием чуть ниже кадыка.

— Наконец-то мы одни, мой милый момбацу сан наместник, — с эротичным придыханием прошептала девушка на поллахе. — Хорошо ли ты себя чувствуешь, любимый? Можешь кивнуть, разрешаю.

Наместник мелко затряс головой, чувствуя, как кровь громко бухает в висках. Что происходит? Кто она? Воровка? Убийца?

— Слушай меня очень внимательно, момбацу сан наместник. Сейчас я перемещу тебя в глубь сада, чтобы нашу маленькую и очень содержательную беседу случайно не прервали. Попытаешься пискнуть — умрешь на месте. Твоя разъевшаяся охрана меня не остановит, даже не надейся. Будешь умницей — проживешь еще некоторое время. Может, даже и до старости доживешь, если Великий Скотовод позволит. Если ты меня понял, кивни еще раз.

Наместник снова кивнул. От ужаса ему хотелось завыть в голос, но он сдерживался. Да кто же она такая, тройной хер Тинурила?!

— Замечательно. А теперь прикуси язык как следует.

Девка легко соскользнула с его груди, и наместник почувствовал, как неведомая сила легко вздернула его в воздух. Он отчаянно замахал руками в поисках опоры, но прежде чем из его рта вылетел хотя бы звук, что-то гибкое и упругое оплело ему голову, накрепко стиснув челюсти. Мир беспорядочно завертелся и закружился вокруг, и когда он снова пришел в себя, то обнаружил, что накрепко припечатан к земле, а далекий свет из окошек с трудом пробивается сквозь кусты красной акации. Голова его освободилась, но что-то тяжело давило на его грудь и живот, на позволяя шевелиться. Черный силуэт девушки возвышался перед ним на фоне разгорающегося звездного света.

— Теперь слушай меня внимательно, Повелитель Ветра Курш Махаллаль, — в негромком голосе похитительницы звучали стальные нотки. — Если хочешь жить, повинуйся мне во всем. Попробуешь обмануть — умрешь сразу. Я синомэ, как ты только что убедился, и я вырву тебе руки и ноги, если хотя бы на секунду заподозрю, что ты пытаешься привлечь внимание охраны. Понял?

— Д-да, момбацу сама… — пробормотал наместник. — Что ты хочешь? Денег? Я дам много…

— Молчать! — приказала девка. — Говорить можешь только после моего разрешения. Курш Махаллаль, ты осознаешь, что преступления, которые творятся в городе под твоим прикрытием, караются смертью?

— Ка… какие преступления? — Курш снова задохнулся. — Я… ничего не знаю…

— Ты все прекрасно знаешь. Разреши представиться — я Кампаха ах-Тамилла, командир спецгруппы Глаз Великого Скотовода. И мне известно, что в городе есть храм Тинурила, при котором практикуется ритуальная проституция. Многие женщины удерживаются там против своей воли. Ты знаешь, как тарсачки относятся к изнасилованиям и что делают с насильниками?

— Но я ничего не знаю! — застонал наместник. — Я не последователь Тинурила, я не хожу в храм!

— Ты все прекрасно знаешь, Курш Махаллаль, — прошипела Кампаха, и наместника пробрал холодный пот. — За последнюю неделю ты дважды заходил в этот бордель, причем во второй раз ушел оттуда с десятью тысячами вербов в кармане. Сколько всего ты получил от верховного жреца, мы еще выясним, да и твои отношения с Драконом, чьи люди охраняют храм, тоже проясним. А сейчас просто поверь, что у меня страшно чешутся руки убить тебя на месте. К сожалению, нельзя, если только ты не дашь мне повода. Слишком серьезные выйдут политические осложнения. Но легко ты не отделаешься, понял, скотина? Ты трахаешь двух жен, нескольких служанок, ходишь в бордель, да еще и подбираешь на улице всех приглянувшихся женщин — может, кастрировать тебя, чтобы ты какое-то время пожил спокойно?

В руках женщины снова блеснул кинжал. Наместник тихо заскулил. Тарсачка! Из всех напастей мира на его голову свалилась именно тарсачка из ГВС! Да еще из Тамилы, необъявленной столицы кланов Северных Колен! Со Смотрящей в городе он договорился давно и полюбовно, но эта гребаная сука — из клана, что издревле на ножах с тарсаками Вольных Степей!

— Кастрировать… — задумчиво повторила сука, играя кинжалом. — Нет, тоже пока нельзя. Слишком громко вопить будешь, народ сбежится. А сделаю я вот что…

Она склонилась над ним, сделала резкое движение рукой, и бедро наместника пронзила резкая боль. Упругое щупальце снова зажало ему рот, и он только нечленораздельно замычал.

— Успокойся, я пока что тебе ничего не отрезала. Я просто вколола тебе яд. Он убьет тебя за два дня, если я не дам противоядие. Сам ты его не подберешь, даже если наймешь всех врачей мира. Завтра ночью моя группа возьмет под свою охрану монастырь и навсегда прикроет тамошний бордель. Если силы самообороны клана Звенящих Ручьев или, упаси Назина, регулярные воинские части с базы Хохё попробуют защитить жрецов, ты антидот не получишь. Если возмущенная толпа поклонников Тинурила попробует силой выгнать нас из храма — ты не получишь антидот. Если до завтрашнего вечера ты проговоришься хоть кому-то о моих планах или мне не понравится в тебе что-то еще — ты уже догадался, что случится. Как ты будешь решать это проблемы — твое дело, меня не волнует. Понял? Понял, я спрашиваю?

Наместник тяжело задышал, хватая ртом воздух.

— Я не виноват… — прошептал он, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Меня принудили… Смотрящая меня заставила… Она вызовет войска…

— Смотрящая пусть тебя не волнует, — в голосе Кампахи прозвучала такая ненависть, что Курш подавился вздохом. — Я разберусь с ней без твоей помощи. У меня есть приказ от лично момбацу самы Кимицы ах-Тамиллы каленым железом выжечь предателей — так, чтобы в ближайшие тысячу лет ни у кого из Глаз даже мысли не возникало, что они могут безнаказанно покрывать принудительную проституцию. И этот приказ я намерена выполнить со всей душой и изобретательностью. Очень скоро ты сможешь порадоваться зрелищу публичной казни Смотрящей — если только Великий Скотовод самолично не вышибет из тебя дерьмо к тому времени. И если, разумеется, я сочту нужным отдать тебе антидот.

Ощущение давящей тяжести на груди и животе исчезло.

— Сейчас я уйду, момбацу сан наместник, — тарсачка наклонилась к нему вплотную, опустившись на колено. — Но не забывай нашего разговора. Помни — твоя жизнь висит на самом тонком волоске из всех возможных, и только я способна не дать ему порваться.

Движение воздуха — и она исчезла во тьме, оставив после себя слабый запах, от которого наместник немедленно почувствовал возбуждение. Сука. Наверняка она использовала какие-то феромоны, чтобы охмурить его на рынке. Ох, сука…

Наместник потер саднящее бедро, перевалился на бок и с трудом поднялся на ноги. Тихо охая, он захромал к дому. Ну за что, за что ему такая напасть? Разве он сделал что-то плохое? Разве только в его городе существуют нелегальные публичные дома? Но спорить с бешеной стервой — себе дороже. А вдруг она забудет отдать ему противоядие?

12.08.858, перидень. Северо-Западный Граш, город Тахтахан

— Потерпи еще немного, — тихо сказала Аяма. — Сегодня ночью все изменится. Насовсем.

Они вдвоем сидели в комнате Суэллы — той самой, в которой девушка провела столько страшных ночей, бессильно мечтая о смерти. Суэлле до сих пор слабо верилось в рассказанное Аямой. Уничтожение Дракона в Сураграше, новое государство во главе с правительством из иноземцев, конец ее рабства — все казалось нереальным, словно прочитанным в книжке о какой-то совсем другой жизни. Здесь и сейчас ее окружали лишь грязные глинобитные стены, жужжащие мухи и пробивающиеся сквозь неплотные занавески жгучие солнечные лучи. Нет, не верится.

— Держись, безымянная ты наша, — Аяма ободряюще ткнула ее кулачком в плечо. — Сегодня ночью. Только не соверши какой-нибудь глупости, ладно? И держись подальше от Тиксё. Она, вероятно, уже полностью пришла в себя.

— Почему она не сдохла, стерва? — пробормотала Суэлла, чувствуя, как манипуляторы против воли скручиваются для таранного удара. — Ведь как хорошо все началось! Почему ты не придушила ее ночью подушкой? Никто бы и не заподозрил ничего плохого.

— Потому что человеческую жизнь и без того слишком легко прервать, — Аяма строго взглянула на нее своими раскосыми агатово-черными глазами. — А вот восстановить — невозможно.

— Она заслужила смерть, — Суэлла понимала, что ее несет, но сдерживаться ей становилось чем дальше, тем сложнее. — Заслужила! Она свела с ума нескольких девочек, ни в чем перед ней не провинившихся! Это все равно, что убить — нет, хуже, чем убить! Превратить человека в животное…

— Я пытаюсь понять, как их лечить. Думаю, что сумею им помочь. — Аяма встала с каменной физиономией. — Сейчас я иду к Тобосе — я уже почти нащупала очаги… в общем, поняла, что делать. Изменения почти наверняка не являются необратимыми. А месть не имеет смысла, прошлое изменить невозможно. Следует лишь позаботиться о том, чтобы в будущем проблемы не повторились.

Она заколебалась.

— Знаешь, Тиксё — очень несчастный человек, — наконец сказала она. — У… одной моей знакомой эффектор пробудился в сороковом, когда даже у нас в Катонии девиантов убивали. Она бежала и несколько периодов пряталась от людей. Она рассказывала мне, что помнила о том времени. Одна, голодная и замерзшая, боящаяся людей, прячущаяся в заброшенных домах, убивавшая тех, кто слишком приблизился к ней… Даже много лет спустя она испытывала такой ужас при воспоминаниях, что мне становилось не по себе. Ей повезло, ее подобрали и выходили. А вот о Тиксё не позаботился никто.

Ее лицо смягчилось.

— Потерпи до ночи. И постарайся не нервничать слишком сильно.

— Аяма… — хрипло из-за пересохшего горла спросила Суэлла. — Кто же ты такая? На кого ты работаешь?

— Сейчас? На себя. Исключительно на себя. Скоро все узнаешь.

И дверь со скрипом затворилась за ней.

Интересно, что случится ночью? Как-то слишком много загадок. И вообще вся Аяма для Суэллы по-прежнему оставалась одной большой странной загадкой. Другие катонийки, содержащиеся здесь же, совсем другие: потухшие, сломанные, сдавшиеся. Покорно ложатся под приходящих мужчин, вздрагивают от властного слова жреца и, похоже, полностью смирились, что вернуться в ту, заокеанскую жизнь уже никогда не сумеют. Аяма же… Она, кажется, искренне получает удовольствие от приходящих мужчин — или, во всяком случае, пытается его получать, и не видит в том ничего плохого. Ну ладно, можно списать на заморские нравы. Она совершенно не боится жрецов — и те даже не пытаются помыкать ей, как поступают с другими женщинами. Хорошо, пусть даже она тайный агент, сильный девиант, эмпат, специально тренирована обходиться с людьми — тренирована, да? — и прекрасно умеет избегать острых углов. Но она еще и неизменно приветлива и ровна со всеми, и те из «кающихся жриц», что еще не утратили хоть какой-то вкус к жизни, уже давно числят ее своей подругой. И — чудо из чудес — она не просто наглая настолько, что рискует спорить со жрецами, пусть и по мелочам, но и выходит из споров победительницей. А как она поет на утренних молитвах! На верующую она походит так же, как кувшин — на черного гуара, но ее голос украсил бы любую оперную сцену, не только облупленный зал провинциального храма полузабытого божка. Народу на утренних молитвах (и пожертвований, разумеется) с тех пор, как она начала петь в хоре, существенно прибавилось, и сам настоятель относится к ней весьма благосклонно.

Солдаты Дракона тоже ее не трогали, хотя не упускали случая попользоваться другими женщинами на дармовщину. Казалось, они вовсе ее не замечают — ни те пятеро, что живут здесь уже давно, ни восемь новых, что появились откуда-то на днях, голодные, грязные и с затравленными взглядами.

И еще Аяма единственная, кто уже неделю ходит за Тиксё после случившейся с той солнечного удара: кормит, полубессознательную, жидкой кашей с ложечки, выгребает из-под нее дерьмо, моет и переодевает. Она что, и в самом деле жалеет эту безумную суку?

Она — странная. Очень странная. Но ей хочется верить. И если она говорит, что все вот-вот изменится…

Внезапно Суэлла почувствовала, что не в силах больше сидеть в затхлой душной каморке. Стены давили на нее, и она, не выдержав, вскочила, вышла в коридор и, пробравшись тихими пустыми коридорами, выскользнула из боковой двери храма. Здесь слишком опасно — большой двор, по которому периодически ходят жрецы и богомольцы, каждый из который способен до нее докопаться. Но во внутренний двор без особой нужды не выйти: стоящее в зените солнце уже превратило его в раскаленную печь. Здесь же, сбоку от главного входа, шелестят деревья, стоит прохладная тень, иногда доносится запах воды из священного фонтана посреди двора и, самое главное, если правильно спрятаться, ее не увидеть, если не искать специально. Она уже не первый раз забиралась сюда, когда становилось невмоготу, и до сих пор ни разу не попалась. Часто она сюда приходить не осмеливалась, но если не сейчас, когда все живое сидит по домам, спасаясь от жары, то когда?

Если к ней приведут клиента и не обнаружат в келье или общей комнате, то накажут. Если ее обнаружат здесь, то накажут вдвойне. Пусть. Ей нужно послушать шелест листвы и посмотреть на голубое небо хотя бы несколько минут, иначе она просто свихнется.

Она забралась внеглубокую нишу в стене, где когда-то стояла статуя, а сейчас валялась просто груда обломков песчаника, и примостилась так, чтобы острые осколки не резали ноги и седалище. Она оперлась спиной о стенку и положила ладони на теплую пыль земли. Затем закрыла глаза, наслаждаясь временной тишиной и покоем. Тишина. Полуденная тишина, и даже кусачие мухи жужжат лениво, словно по обязательству. Кстати, а кусают ли мухи Аяму? Даже вечерами, когда все закутываются в материю, чтобы укрыться от вылезающей из дневных укрытий мошкары, она все так же щеголяет в короткой открытой тунике — и ни разу даже не почесалась. Шкура у нее дубленая, что ли?

Суэлла сидела, расслабившись и чувствуя, как ей овладевает дрема. Неясные образы мелькали под опущенными веками, кружась в цветном хороводе, и истома охватила ее тело тяжелым гнетом.

— И что у нас тут?

От грубого мужского голоса она вздрогнула и распахнула глаза. Охранник стоял перед ней, широко расставив ноги и уперев кулаки в бедра, и его гнилой прищуренный взгляд не предвещал ничего хорошего. Он из новеньких, сообразила Суэлла. Из недавно появившихся боевиков Дракона. Он вряд ли знает ее в лицо, как старые охранники, а потому поведет себя как… как ему заблагорассудится. Мразь. Микан и старые охранники хотя бы интуитивно чувствуют границу, которую нельзя переступать. А что сделает этот?

— Я вижу, кающаяся жрица отлынивает от своих обязанностей? — зловеще поинтересовался охранник. — Спряталась в тенечке вместо того, чтобы ожидать очередного покаяния? И даже для отвода глаз никакой работы не прихватила? Что молчишь, шлюха траханая?

— Я плохо себя чувствую, момбацу сан, — сквозь зубы процедила Суэлла, чувствуя, как внутри разгорается бешеная ярость. — Прости меня, я покорно умоляю…

— А! Чувствуешь, значит, плохо? — охранник сплюнул, попав на тонкий древесный ствол. Деревья во дворе тоже считались священными, осененными благодатью самого Тинурила, но охраннику, похоже, было все равно. Возможно, он и не подозревает о том, что здесь священно, а что нет. Просто бандит с большой дороги, нашедший укромное сытное местечко. — А ну-ка, поднимайся. Сейчас найдем какого-нибудь доктора, и он тебя живо вылечит.

Он наклонился и дернул Суэллу за плечо. От него шибануло козлиным запахом застарелого пота. Суэлла покорно поднялась. Все-таки вляпалась. А может… Она бросила быстрый взгляд по сторонам. Значительная часть двора скрыта выступающей частью храма, но людей поблизости вроде бы нет. Если она сейчас сломает ему шею…

А она сумеет сломать ему шею? Поднимется ли у нее рука? Одно дело — убить в ярости, не контролируя себя, и совсем другое — хладнокровно, по расчету. И все же…

Секундное колебание стоило ей идеи.

— Эй, Микан! — во все горло рявкнул охранник, таща ее за собой за руку к центральному входу в храм. — Слышь, Микан! Ты где?

— Здесь я! — донесся из-за угла голос. — Чего надо?

— Посмотри, что я нашел в кустиках! — охранник дернул Суэллу вперед и добавил ей ускорения мощным тычком в спину, так что та, потеряв равновесие и запнувшись, упала на утоптанную землю, больно ударившись коленями и ободрав ладони. Когда она подняла голову, перед ней с раздраженной миной стоял Младший Коготь, а за его спиной маячил еще один мужчина, высокий, лысоватый, с проседью в густой черной бороде и… неуловимо, слишком неуловимо знакомый.

— И что? — резко спросил Микан. — Нашел — и?

— От работы отлынивает, — сообщил охранник. — Чё с ней делать? По башке?

— Я тебе самому по башке щас дам! — рявкнул Микан. — Что тебе сказано было? Бабам внешность сохранять, за нее деньги платят. Попортишь внешность — сам вместо нее работать пойдешь, понял?

— Ну ладно, не по башке. А делать-то чё? — отповедь охранника ничуть не смутила.

— Верни в келью и засади ей в наказание как следует, если хочешь. Меня не грузи, у меня разговор серьезный с человеком, не видишь, что ли? — Микан мотнул головой в сторону незнакомца. — Да поаккуратнее с ней, идиот! Помнишь, кто она такая?

— Чё? — охранник озадаченно почесал в затылке. — А, ну да, чё-то было такое…

— Вот и не болтай языком лишний раз. Исчезни.

— Да кончай ты волну гнать, в натуре, — охранник сплюнул в пыль. — Не маленький, блин. Ты! — он несильно пнул Суэллу в бедро. — Встала, быстро. И пошла к себе.

Суэлла покорно поднялась. Ярость черным пламенем вспыхнула у нее в груди, напружиненные для удара манипуляторы подрагивали, но она сдерживалась. За меня накажут других напомнила она себе. Других. Держись. Сегодня ночью все изменится. Неважно, как, но изменится.

— Стой! — чужак внезапно поднял руку. — Я тебя помню. Женщина без имени, так? Микан, кто она такая?

Теперь Суэлла вспомнила его голос и силуэт. Странный клиент, две недели назад не прикоснувшийся к ней и пальцем и безмятежно прохрапевший всю ночь. Она так и не разглядела его толком в предрассветной мгле. Вот, значит, какой он…

— Шлюха в борделе, — Микан пожал плечами. — Тебе-то что, Хоцобой?

— Она тарсачка. Невооруженным глазом видно. Ты совсем спятил, тарсачек силой в борделе держать? Хочешь свои яйца сырыми сожрать? Если на сторону просочится, тебя даже заступничество Смотрящей не спасет.

— Да пошел ты! — огрызнулся Микан. — Я-то при чем? Я храм охраняю, борделем жрецы управляют. Вот они пусть с тарсаками свои отношения и разруливают.

— Думаешь, они станут разбираться? — недобро прищурился мужчина. — Что-то я сомневаюсь. С огнем играешь, Микан, плохо кончится.

— Я сказал — пошел ты! — рявкнул Младший Коготь. — Без тебя разберусь! Сказал, что нужно — и вали отсюда. Тоже мне, учитель жизни!

Движения чужака Суэлла не увидела. Вот он стоит расслабленно и безмятежно — и вот уже ствол непонятно откуда выхваченного пистолета упирается Микану в подбородок, и тот неподвижно застывает с разведенными в сторону руками.

— Запомни, малыш, — процедил чужак, — я очень не люблю, когда мне хамят. Особенно такие сопливые щенки, как ты. В следующий раз, когда разинешь свою вонючую пасть, вспомни об этом, иначе рискуешь больше не вспомнить ничего и никогда. Дракона больше нет, и ты сейчас всего лишь шпана с большой дороги. Раздави тебя — и никто даже не заметит. Так что поумерь свой гонор, мальчик, или плохо кончишь.

Он неторопливо убрал пистолет куда-то под хантэн.

— Я задал вопрос, — сказал он как ни в чем не бывало. — И ответа не получил. Кто она? Почему с ней нужно быть поаккуратнее?

— Синомэ она, — неохотно ответил Микан, потирая подбородок пальцами и с ненавистью разглядывая чужака.

— Только-то? — саркастически поинтересовался тот. — Тарсачка, синомэ, под клиентов ее подкладываете, не предупреждая — мелочи. А если бы она меня придушила той ночью?

— Она знает, что будет, если рыпаться попытается, — буркнул Микан. — Не придушила бы.

— Ну-ну… — усмехнулся чужак. — Надеюсь только, что когда она тебя прикончит, меня рядом не окажется.

Он бросил на Суэллу странный взгляд — ей показалось, или в нем и самом деле крылась искра сочувствия? — повернулся и пошел к выходу из храмового двора. Стоящий за воротами храма джип завелся и зафыркал. Младший Коготь смотрел в спину с седобородому с нехорошим прищуром, словно целился из пистолета.

— Что он за хрен с горы? — осведомился новый охранник. — Ведет себя, как наместник.

— Глаз Великого Скотовода, — Микан скривился. — Сволочь. Смотрит всегда так, словно он святой, а мы — духи немытые. Хозяйка его, Смотрящая, стерва, сама тарсачка, а с борделя бабло стричь не брезгует. И про эту, — он кивнул на Суэллу, — все знает, только сообщать родственничкам что-то не спешит.

Внезапно, безо всякого перехода, он отвесил Суэлле оглушительную оплеуху. Та пошатнулась, но все-таки сумела удержаться на ногах. В ушах зазвенело, перед глазами поплыли белые и черные пятна: ударил Младший Коготь от души. Хорошо хоть раскрытой ладонью, а не кулаком, чтобы не портить лицо.

— Ну что, шлюха? — прошипел он. — Дождалась неприятностей? Значит, отлыниваешь от работы? Прячешься? Ну, я тебя научу, как прятаться! Ну-ка, тащи ее во внутренний двор, а я ребят позову. Мы ее так поучим, что до смерти помнить станет!

Суэлла вздрогнула. Взгляд Младшего Когтя не предвещал ей ничего хорошего. Пока он не выместит на ней свою злобу, не успокоится.

— Ага! — радостно согласился охранник. — Щас. Ну-ка, сучка, топай. Перебирай ножками.

Он ухватил Суэллу за руку и поволок за собой. Та не сопротивлялась. Ночь. Только бы дождаться ночи. Тогда… А что тогда? Тогда все переменится. Даже если Аяма соврала, все равно все переменится. Она так больше жить не может.

Во внутреннем дворе охранник толкнул Суэллу к стене и встал напротив, скрестив руки на груди и ухмыляясь. Его маленькие глазки под нависающими надбровными дугами поблескивали от предвкушения. Сегодня ночью, напомнила себе Суэлла. Осталось немного, всего полдня. Она опустила глаза к земле и замерла. Главное — не сорваться.

Двор начал заполняться. Похоже, Микан собрался устроить показательную экзекуцию, потому что из дверей дома «кающихся жриц» робко выходили в основном женщины. Среди последних Суэлла заметила Аяму: та выскользнула из двери и тут же затерялась среди остальных, успев, однако, ободряюще улыбнуться. Охранников — и храмовых, и из Дракона — оказалось не так много. Наверное, поленились выходить на жару. Меж ними затесались двое жрецов — оба из той трусливо-подлой породы, что не осмеливаются на крупные пакости даже в отношении слабых, зато с большим удовольствием наблюдающие, как гадости делают другие. Последним вышел Микан — и не один.

Рядом с ним шагала Тиксё.

При ее виде сердце Суэллы ухнуло куда-то вниз, а кишки скрутились в тугой ком. Серая от многодневной неподвижности, та, однако, шагала целеустремленно и размеренно. На ее лице держалось странное выражение: частью растерянное, частью ожесточенное. Казалось, она не понимает, куда попала, что страшно ее злит. Глаза Назины! Надеяться, что ее во второй раз скрутит солнечный удар, вероятно, не приходится. Что она намерена делать?

Тиксё остановилась от нее в двух шагах, вперив в нее немигающий взгляд.

— Если кто-то думает, что моя болезнь позволяет ей распуститься и облениться, — громко сказала она слегка заплетающимся языком, — то она сильно ошибается. Похоже, пора показать всем, чем кончается неповиновение. Микан, привяжи ее к перекладине! Тинурил заждался приношений.

— С удовольствием! — предвкушающе ухмыльнулся Младший Коготь. — Ну-ка, ты, двигайся.

Он с охранником ухватил Суэллу за плечи и поволок к столбу для наказаний в центре двора. По толпе женщин прокатился тихий ропот. Суэлла не сопротивлялась. Внезапно ей овладела непонятная апатия, а ноги, казалось, шагали сами собой. Где-то внутри перепуганным воробьем бился ужас. Что-то страшное сейчас произойдет с ней, но она не может даже помыслить о сопротивлении. Только бы не так, как с другими! Только бы не так, как с другими… Мир перед глазами помутился и поблек.

— Отпустите ее.

Суэллу словно окатили холодной водой, и она краем глаза заметила, как рядом охнула и покачнулась Тиксё. Мир резко прояснился, и ужас волной хлынул в сознание. Аяма Гайсё стояла перед ними, и от нее быстрой волной растекались перепуганные «кающиеся жрицы».

— Что ты сказала? — удивленно спросил Микан.

— Отпустите ее. Тиксё, я уже говорила тебе: то, что ты делаешь — преступление. Я не позволю этому продолжаться. Отпустите госпожу Суэллу немедленно и отойдите назад.

— Ни хрена ж себе она заговорила! — ошеломленно сказал охранник. — Микан, слышь, она тут чё, самая главная?

Микан выпустил плечо Суэллы и вразвалочку шагнул вперед, к Аяме. Та даже не пошелохнулась. Все так же неторопливо Младший Коготь занес правую руку для удара — и его лицо исказилось гримасой удивления. Его рука, полусогнутая, внезапно резко распрямилась вверх и в сторону, а за ней взметнулась и левая. Распятый, он дернулся раз, другой, но безуспешно, словно его самого привязали к невидимой перекладине.

— Господин Микан, — резко произнесла Аяма. — Прими к сведению, что я девиант первой категории. Синомэ, как у вас говорят. Я в состоянии вышвырнуть тебя отсюда сквозь ограду. Попытаешься применить силу еще раз — пожалеешь.

Словно получив сильный толчок в грудь, Микан отлетел на несколько шагов назад, едва не сбив с ног Суэллу. Та не отрываясь смотрела на Аяму. Иностранка разительно изменилась. Обычное выражение благожелательного внимания исчезло с ее лица, словно стертое мокрой тряпкой. Теперь посреди двора стояла суровая молодая женщина, напоминающая тарсачьих воительниц со старых батальных полотен. Ее жесткий взгляд, казалось, пронизывал насквозь каждого, на кого обращался, а в осанке и чертах проступила надменная властность.

— Всем слушать меня! — резко и громко сказала катонийка. — С этого момента храм Тинурила закрыт. Жрецы и охранники храма арестованы до прояснения всех обстоятельств. Я жестоко подавлю любую попытку сопротивляться, а тем более — причинить вред насильно удерживаемым здесь женщинам. Младший Коготь Микан, перестань хвататься за пистолет, или я сверну тебе шею.

— Да кто ты такая, сожри тебя Зверь Ю-ка-мина? — прошипел Микан. — По какому праву ты пытаешься здесь распоряжаться?

— Извини, господин Микан, я забыла представиться по всей форме, — саркастически откликнулась Аяма. — Меня зовут Яна Мураций. Я сводная сестра небезызвестной Карины Мураций и девиант первой категории. Не везет Дракону с нашим семейством, уж извини. И еще я действую по официальному мандату, выданному Первой Смотрящей Глаз Великого Скотовода Кимицей ах-Тамиллой. Рад ли ты знакомству, блистательный господин Микан Парешах, бывший Младший Коготь клана Ночной Воды?

Волна шума прокатилась по толпе женщин и резко стихла. Суэлла почувствовала, как ее плечо, наконец, отпустила стальная хватка охранника, и воспользовалась шансом, чтобы отступить в сторону и обернуться.

Микан стоял на напружиненных ногах и скалил зубы, словно загнанный в угол зверь. Пистолет подрагивал в его руке, пока что опущенный дулом вниз. Чуть в стороне Тиксё наклонилась вперед, сверля Аяму тяжелым ненавидящим взглядом.

— Госпожа Тиксё, — устало сказала Аяма… Яна? Яна Мураций? Сестра Карины Мураций, той самой, про которую рассказывала? — Тебе давно следовало понять, что я неподвластна твоему нейро… твоим способностям. Ты не можешь воздействовать на мой разум, так что перестань напрягаться. Тебе нельзя, ты еще не оправилась от предыдущего удара.

Дальше начался покадровый просмотр скверного кинобоевика.

— Мочи суку! — хрипит Микан, и его пистолет от бедра плюет огнем.

Двое солдат Дракона у дальней стены, стоящие боком, синхронно поворачиваются — пистолеты в их руках уже подняты на уровень глаз и тоже плюются неяркими в полуденном солнце вспышками.

Сильный скользящий удар в скулу опрокидывает Суэллы назад, и что-то упругое и скользкое обхватывает ее ноги. Небо внезапно оказывается перед глазами, твердая земля с размаху бьет по спине и затылку, и ее скрученные от напряжения манипуляторы беспорядочно выстреливают в разные стороны — наугад — ощущение трещащих веток под вторым щупальцем — и страшный крик, вой, в котором едва угадывается голос Тиксё Яриман.

Выстрелы со всех сторон — хлопки, едва слышные в многоголосом женском визге. Неразборчивые выкрики — кажется, какие-то команды — какие, чьи?

И над всем — ужасный нечеловеческий вопль, от которого темнеет в глазах, визг, ультразвуковая пила, рвущая на части барабанные перепонки, вдавливающая в землю и заставляющую мир кружиться перед глазами, словно взбесившуюся карусель.

И тишина. Зловещая мертвая тишина, которую не в силах нарушить даже чьи-то истерические всхлипывания.

Суэлла заставила себя пошевелиться и с трудом двинула руками и ногами. Вроде все цело. Сделав короткую, на пару секунд, паузу, она заставила себя сесть.

Двор заполняли вповалку лежащие люди — полуголые женские тела, перемежаемые длинными хламидами жрецов и одетыми в шаровары и рубашки охранниками. Яна Мураций на коленях стояла возле корчащейся на земле Тиксё Яриман, крепко держа ее за руку, и ее губы безмолвно шевелились, словно в молитве или заклинании. Короткая судорога выгнула тело Тиксё еще раз — и девушка обмякла и неподвижно вытянулась. Ее остекленевшие глаза неподвижно смотрели в белесое от жары небо, и в уголках рта виднелась такая же белесая пена.

Следом за Тиксё обмякли и плечи Яны. Ее лицо закаменело в тоскливой неподвижности, как у человека, убитого смертью близкого родственника. Суэлла на четвереньках — ноги отказывались ее держать — подобралась поближе.

— Что случилось? — спросила она, борясь с легкой тошнотой. — Что это был за крик?

— Объемный резонатор, — мертвым голосом ответила Яна, дотронувшись до висящей на груди стальной пластинки с золотыми узорами, которую Суэлла раньше не видела. — Звуковой удар для подавления толпы.

— Тиксё… мертва?

— Да, — голос Яны снизился по почти неразличимого шепота. — Я не рассчитала. Я думала, она бросится на меня, а она напала на тебя, и в меня начали стрелять со всех сторон. Я запаниковала, а ты свои ударом отбросила ее в сторону. Я слишком сильно зацепила ее эффектор. Она умерла от паралича дыхательных центров.

— Слава вечной Назине! — пробормотала Суэлла. — А остальные?

— Микан мертв. Я не рассчитала и этот удар. Я слишком сильно отвлеклась на Тиксё и сломала ему шею вместо того, чтобы нокаутировать.

Она медленно протянула руку, подобрала из пыли какой-то камешек и поднесла его к глазам, пристально разглядывая. Пуля. Пистолетная пуля.

— Я не мастер Пути, — прошептала Яна. — Я не Кара, я… я просто неумеха. Я все испортила. Дура, вообразила себя героиней, решила Каре подражать, синомэ недоделанная… Она четверых с автоматами вырубила, а у этих только пистолеты, и я решила, что запросто справлюсь со всеми одновременно. И вот результат — два трупа. Сразу два трупа, и оба — только моя вина. Почему я не ударила звуком сразу?

Она уронила пулю обратно в пыль.

— Что ты несешь? — сквозь зубы проговорила Суэлла. — Какая вина? Они тебя прикончить пытались!

— Я еще никогда никого не убивала… — Яна словно не слышала ее. — Никогда. Я и не думала, что убить человека так легко. Раз — и только позвонки хрустнули. И труп. Так просто, так непринужденно, хрусть — и готово… — Она истерически захихикала.

Суэлла наотмашь хлестнула ее по лицу манипулятором — поднять руку сил не оставалось. Хлестнула не сильно, но чувствительно. Яна дернулась и схватилась за щеку, с недоумением глядя на нее.

— Ты что? — спросила она, и тарсачка с облегчением услышала в ее голосе злые нотки. — С ума сошла?

— Пришла в себя? — поинтересовалась Суэлла. — Хватить ныть. По сторонам оглянись. Сейчас они все в себя придут и снова палить примутся.

— Не примутся. Ты лежала, а потому тебя почти не задело. Им куда хуже, чем тебе.

Яна тряхнула головой и ударила себя рукой по щеке.

— Но поделом дуре. Действительно, разнюнилась. Извини за истерику, Суэлла. Не боец я.

— Что ты сказала? — Суэлле показалось, что на сей раз оплеуху получила она. В глазах потемнело. — Как ты меня назвала?

— Я передала твое описание Тимашаре в первую же ночь, — Яна оперлась кулаком о землю и устало поднялась. — Она подтвердила, что ты — это ты.

— Зачем? — шепотом спросила тарсачка. — Кто тебя просил?

— Только из-за тебя Тимашара рискнула отправить сюда спецназ вам на выручку. Такх Кампахи находится в окрестностях города, на сегодняшнюю ночь была намечена операция по установлению контроля за храмом и чистке местных Глаз. К-ссо… Все планы менять придется.

— Кампаха… — Суэлла покатала на языке полузабытое имя. — Кампаха ах-Тамилла?

— Ага. Она уже немного поостыла, но сначала так мне расписала, что за тебя сделает с жрецами, что меня аж замутило.

— Аяма… Яна… ты что, не понимаешь, что я опозорена до конца жизни? Что я никогда не смогу смотреть ей в глаза? — Суэлла тихо застонала. — Лучше бы ты просто убила меня!

— Потом обсудим. — Яна расправила плечи и обвела взглядом двор. Вповалку лежащие люди начинали потихоньку шевелиться, садиться и недоуменно оглядываться по сторонам. — Суэлла, сейчас мы с тобой единственные, кто может позаботиться о девочках. Наместник ВС в Тахтахане и местные Глаза в сговоре, они покрывают храм. Наместника она уже нейтрализовала, но остаются Глаза. Они наверняка постараются замести следы. Кампаха сейчас укрывается далеко за городом, чтобы ее не засекли раньше времени, ей потребуется время, чтобы сюда добраться. Первый удар придется держать самостоятельно.

— Мне все равно, — Суэлла закрыла глаза, чувствуя сквозь веки палящий солнечный свет.

— Не все равно. Тебя держали здесь, угрожая убить других, если ты сбежишь. Ты все еще чувствуешь за них ответственность. Прошу тебя, помоги им еще раз.

Суэлла открыла глаза. Яна Мураций склонилась к ней, протягивая руку.

— Ты поможешь мне, Су? Хотя бы сегодня?

— Да, — тарсачка ухватила ее за запястье и встала, пошатываясь. — Помогу. Сегодня. Что нужно делать?

— Понятия не имею! — широко улыбнулась Яна. — Начнем с того, что я объявляю себя военным комендантом храма, а тебя — своим первым заместителем с правом подписи. У меня в келье передатчик спрятан, я сейчас быстренько Кампаху в курс дела введу и вернусь. Заодно вырублю тех, кто на представление не явился — за пределами двора шум не слышали, они ничего не подозревают. А ты пока что обойди наших любезных хозяев и удостоверься, что ни у кого не осталось оружия. Те, что в меня стреляли, долго в себя не придут, а остальных пятерых нужно обыскать как следует. И знаешь что…

Ее улыбка стала еще шире.

— Мало ли где на теле можно спрятать оружие. Возьми девочек себе в помощь, раздень их всех догола и свяжи как следует. Пусть провялятся на солнцепеке. Они, кажется, любят так за провинности наказывать? Вот пусть и попробуют на себе свое лекарство.

Ее взгляд упал на безжизненное тело Тиксё, и улыбка резко поблекла.

— Только не переусердствуй, Су, ладно? — почти жалобно попросила она. — Хватит на сегодня жертв.

Тела Тиксё и Микана зашевелились, медленно поднялись в воздух и повисли в полусажени над землей. Только сейчас Суэлла осознала в полной мере всю силу Аямы-Яны. Синомэ. Первая категория. С легкостью держит в воздухе два тела общим весом в сто тридцать килограмм как минимум. И удар, сломавший шею Микану, она нанесла с расстояния в почти две сажени. По сравнению с ней вторая категория Суэллы — детский лепет. Ребра ломать в пьяной драке, не больше…

— Я отнесу их в дом, — Яна повернулась и пошла к двери в дом «кающихся грешниц». Тела плыли перед ней. — Пятнадцать минут, Су. Через пятнадцать минут вернусь. Давай, действуй.

Суэлла посмотрела ей вслед и пожала плечами. Что бы ни ждало ее в будущем, все лучше, чем раньше. Слишком неожиданно — но, в конце концов, какая разница? Она дотянулась манипулятором до валяющегося на земле пистолета Микана, покрутила его в руках — рукоять неожиданно удобно легла в руку, словно и не покидала ее никогда — и выстрелила в воздух.

— Слушайте меня все! — громко сказала она, и головы лежащих начали поворачиваться в ее сторону. — Жрецы Тинурила, ваша власть над нами кончилась. Если кто хочет умереть — только скажите, прикончу с радостью. Мужикам подняться на ноги и отойти к стене, вон туда. Все оружие — на землю возле меня.

Фигура Джикаэра медленно воздвиглась в дальнем углу двора. Настоятельно заметно покачивался и иногда мотал головой, словно вытряхивая что-то из уха. А он-то когда успел здесь появиться? Или она, перепуганная, просто не заметила его раньше?

— Суэлла Тарахоя! — властно прогремел он. — Чудовищный грех совершаешь ты, идя против священной воли Тинурила…

Суэлла выбросила вперед руку с пистолетом и почти не целясь выстрелила. Прошлой весной — как давно это было! — на соревнованиях она выбивала девяносто пять из ста на двадцати саженях. Пуля взметнула из ограды облако глиняной пыли в нескольких сантиметрах от левого уха осекшегося жреца, и девушка почувствовала странное удовлетворение. Оказывается, не забылись еще навыки! Может, прикончить его в качестве примера для остальных?

— Плевать я хотела на волю Тинурила! — холодно сказала она. — Если бы я не была атеисткой, все равно стала бы ей после пребывания в вашем гадюшнике. Джикаэр, если бы не просьба момбацу самы Яны Мураций, я бы с большим удовольствием пристрелила тебя. Ляпнешь еще что-нибудь — точно пристрелю.

Она выстрелила снова, и на сей раз облачко пыли взметнулось возле правого уха дернувшегося настоятеля.

— Джикаэр, выходи сюда и раздевайся догола. Живо! И пусть только кто-нибудь попробует дернуться!

* * *

— То есть, по твоему мнению, с боевиками в храме пора кончать? — осведомилась Цапара.

— Да, — Хоцобой скупо кивнул. — Потеряв хозяев, они сорвались с поводка и стали слишком опасны. Пятерых еще можно было игнорировать. Но сейчас их стало тринадцать, и сколько еще приползет из западных лесов — неизвестно. Когда я там болтался две недели назад, местные шептались, что солдаты бегут из уцелевших лагерей десятками и сотнями. И если хотя бы каждый сотый решит, что у нас сытно и уютно… В городе и без того хватает воров и мошенников, чтобы позволить собраться еще одной большой банде. Тем более — совершенно отмороженной. И не забывай — все, что они берут у жрецов, могло бы стать нашим.

— Логично, — согласилась Смотрящая. — Только, кажется, тебя еще что-то волнует. Я же тебя двадцать лет знаю, Хоца. Что случилось? Схлестнулся с кем-то из них?

— Не без того, — лицо Хоцобоя осталось невозмутимым. — Цапара, ответь мне на один вопрос.

— А именно?

— Ты знаешь, что в борделе при храме содержится тарсачка? Тарсачка-синомэ?

— Конечно, — уголком рта усмехнулась Цапара. — Я же все-таки Смотрящая. Что тебя так взволновало?

— Из какого она клана?

— Зачем тебе знать?

— Затем, что она тарсачка. Сестра по крови. Я могу стерпеть, когда в бордель силой загоняют гулану, сапсапу или кого еще. Но тарсачку!..

— Ну и что? — Смотрящая нахмурилась. — Она из Северных Колен. Поделом высокомерной стерве. Пусть-ка на собственной шкуре прочувствует, каково оно — своими руками на кусок хлеба зарабатывать.

— Цапара! — заместитель стукнул кулаком по столу. — Какая разница, из Северных колен она или еще откуда? Она — тарсачка! Как я могу жене и дочерям в глаза смотреть после такого?

— Да мне плевать! — Смотрящая поднялась из-за стола, в беспорядке заваленного бумагами. — Шлюха есть шлюха, кем бы ни родилась.

Она обогнула стол и угрожающе нависла над мужчиной.

— Не лезь не в свои дела, Хоца. А то ведь в мире много тайных вещей, которым неплохо бы такими и остаться. Интересно, как твоя жена отреагирует, если узнает, что ты сам регулярно в бордель захаживаешь?

— Она знает, — лицо заместителя по-прежнему оставалось бесстрастным.

— Вот как? — Цапара выгнула бровь. — И что же она тебе говорит?

— Не лезь не в свои дела, Цапара, — равнодушно парировал Хоцобой. — С женой я сам как-нибудь разберусь. Ну хорошо, я с другой стороны зайду. Тебе жить хочется? Ты подумала, что с нами станет, если узнает кто-то на стороне?

— А кто узнает? — удивилась Цапара. — В курсе только жрецы и охранники храма, которым болтать, сам понимаешь, не с руки. Да еще клиенты. Только если такой клиент кому признается, что в подпольном борделе тарсачку трахал, его собственными кишками удавят. Так кто разболтает?

— Безнадежно… — пробормотал Хоцобой. — Цапара, ты по ниточке над пропастью ходишь. Вся затея с нелегальным борделем глупа до невозможности, я тебе уже десять лет назад говорил. Зачем туда загонять женщин силой, когда и добровольных шлюх сколько угодно найдется? Ну, не в Тахтахане, так из других городов привезти.

— И платить им? — усмехнулась Цапара. — И потом, разве стал бы настоятель платить за защиту, если бы они работали добровольно? Хоцобой, ты хороший исполнитель. Почти идеальный. Вот только головой работать тебе противопоказано. У тебя что, совесть проснулась после стольких лет? Забыл наш старый разговор? Так я напомнить могу.

Лицо мужчины по-прежнему ничего не выражало, но в глазах полыхнула ярость.

— И все-таки послушай моего… — начал он — и осекся: на столе затарахтел коммуникатор.

— Кто еще там? — с досадой сказала Цапара, дотягиваясь до клавиши. Дисплей над столом включился, но остался простым черным кубом: видеопоток с той стороны не шел.

— Восемнадцатый говорит, восемнадцатый! — затараторил, захлебываясь, на фаттахе незнакомый мужской голос. — У нас…

— Заткнись! — рявкнула Цапара. — Ты что, ополоумел? Какого хрена ты мне на официальный номер звонишь?

— Храм Тинурила! В храме заруба идет! Она синомэ! Она свихнулась! Она всех вырубила, их сейчас разъяренные бабы веревками вяжут! Я у выхода стоял, уполз потихоньку…

— Заткнись! — снова рявкнула Цапара, и голос замолчал. — Дай подумать.

Она заскрежетала ногтями по столешнице.

— Так, слушай меня. Ты где?

— Я до дома купца Прашула добежал, у него коммуникатор…

— Возвращайся обратно к храму. Незаметно. На глаза никому не попадайся, на рожон не суйся, следи издалека. Смотри, не сбежит ли кто оттуда под шумок. Всех, кто бежит, запоминай, но не трогай. Мы появимся через несколько минут.

— Но я…

— Выполняй! — заорала Цапара и кулаком врезала по кнопке отбоя. — Синомэ свихнулась, вот незадача…

— Я даже знаю, почему, — в голосе Хоцобоя наконец-то прорезался насмешливый сарказм. — Когда я уходил, ее наши славные драконята за что-то драконить начали. Уж и не знаю, что они с ней сделали, но девка, похоже, не выдержала. Давно она в том борделе?

— С прошлой осени. Ах ты… — Цапара грязно выругалась. — Хоцобой, поднимай дежурный взвод по тревоге. По машинам, быстро. На месте разберемся.

— Она синомэ, — напомнил заместитель, поднимаясь.

— Без тебя помню, — огрызнулась Смотрящая. Она шагнула к сейфу, приложила к замку печатку золотого перстня, в котором скрывался электронный ключ, и вытащила пистолет с толстым перекрученным стволом, словно развороченным изнутри взрывом. Щелчком вогнав в рукоять «розы» аккумулятор, она нажала кнопку тестирования.

— Разрядился, паскуда… — выплюнула она, глядя на индикатор. — Ничего, на три или четыре выстрела хватит. Чего встал? — окрысилась она на заместителя. — А ну, двигай жопой быстро! Мне еще до наместника дозвониться нужно, кабана жирного. И не забудь — нас, если что, похоронят рядышком. Пошел!

* * *

— Местные ГВС. Точно по расписанию.

Яна ткнула пальцем в дорогу к храму, где как раз из-за холма вынырнули три открытых джипа, заполненных людьми. За автомобилями тянулся длинный пыльный хвост.

— Десять человек, — Суэлла вгляделась вдаль из-под ладони. — Нет, одиннадцать. Все со штурмовыми винтовками. Думаешь, хлипкие храмовые ворота их задержат надолго?

— Нам не нужно надолго. Нам нужно продержаться совсем немного. Еще десять минут. Максимум двадцать. Тахк Кампахи рядом, им не потребуется много времени, чтобы добраться сюда. Главное — не высовывайся. Я прикрою тебя от одиночной пули, но от автоматной очереди или от выстрела из «розы» — вряд ли. Не забывай, мы хотим избежать жертв.

— Это ты хочешь избежать жертв! — зло сказала Суэлла. — Я-то одного хочу — их побольше с собой забрать.

Она стиснула рукоять пистолета так, что побелели пальцы.

— Су, — Яна положила девушке руку на плечо. — Я понимаю твои чувства. Но хотя бы из чувства благодарности ко мне — постарайся сдерживаться. Для меня очень важно, чтобы больше никто не погиб. Пообещай.

Суэлла сумрачно посмотрела ей в глаза и нехотя кивнула.

— Тогда встает вопрос, как именно начать переговоры, чтобы нас сразу не попытались пристрелить. Может, все-таки выставим этих, — она мотнула головой назад, на храмовый двор, где, связанные, лежали жрецы и охранники, — как гарантию хорошего поведения ГВС?

— Нет. Не обсуждается. Я не беру заложников. Они пленные, а пленных в качестве живого щита не используют.

— Благородная… — скривилась Суэлла.

— Те, кто прикрывается заложниками — мразь, которую нужно стирать с лица земли. Я не собираюсь становиться такой даже для обмана. Я знаю, как заставить их прислушаться, — Яна постучала по висящей на груди пластинке объемного резонатора. — Минут на двадцать я им точно зубы заговорю. А может, и дольше, если потребуется. Слезаем со стены, Су, пока в нас стрелять не начали.

И Яна, подав пример, непринужденно спрыгнула с площадки на высоте сажени. Суэлла, бросив последний взгляд вниз, принялась осторожно спускаться по хлипкой дощатой лестнице.

Джипы вылетели на небольшую торговую площадь перед храмовой оградой, и из них начали выпрыгивать фигуры в песчаном камуфляже. Обычно и без того немноголюдная по дневному времени, сейчас площадь пустовала: несколько скучающих под своими тентами торговцев, напуганных стрельбой и шумом в храмовом комплексе, испарились сразу же после того, как Суэлла продемонстрировала им пистолет. Обнаружив перед собой запертые ворота, Глаза рассыпались по сторонам, укрываясь за машинами и прилавками.

— Эй, в храме! — крикнул хорошо поставленный женский голос. — Есть кто живой?

Яна скользнула во встроенную в стену сторожку, узким окошком выходящую на площадь, и встала в простенок так, чтобы ее не видели снаружи. Суэлла пристроилась с другой стороны проема. Она увидела, как подруга коснулась пальцем металлической пластинки резонатора.

— Кто вы такие? — индифферентный голос Яны, казалось, обрушился на Суэллу сразу со всех сторон. — Представьтесь.

— Цапара Тамалоя, Смотрящая Глаз Великого Скотовода в Тахтахаре! — крикнули в ответ снаружи. — Нам сообщили, что в храме стреляют. Требую впустить нас немедленно для инспекции.

— В храме уже не стреляют. Драка закончилась. Храм находится под нашим контролем. Инспекции следовало проводить до того, как случилась беда, момбацу сама Цапарра.

Последовала ошеломленная пауза.

— Что вы сделали со жрецами? — наконец крикнула Цапара.

— Все живы и взяты в плен. Сама Цапара, я не позволю твоим людям войти в храм. Мне известно, что ты находилась в сговоре с настоятелем Джикаэром, покрывая незаконный бордель. Ты знала, что женщины находятся здесь против своей воли, однако же за плату закрывала на то глаза.

— Наглая ложь! — крикнула в ответ Смотрящая. — Я ничего не знала о том, что здесь происходит. Мне известно, что все женщины находятся здесь совершенно добровольно. Это не запрещено законами!

— Не пытайся меня обмануть, сама Цапара. Ты покрывала похитителей, так что сама преступница. Твоей единственной целью является скрыть следы преступления. Ты не войдешь. Я готова пустить внутрь одного человека для проведения переговоров о вашей сдаче в плен, но не более того.

На сей раз пауза затянулась куда сильнее.

— Кто ты такая? — наконец осведомилась невидимая Цапара. — По какому праву ты командуешь?

— Меня зовут Аяма Гайсё. Я гражданка Катонии. Меня похитили и продали сюда неделю назад. Командую я по праву сильного. Прежде чем ты попытаешь организовать штурм, прими во внимание, что мы уже справились с пятнадцатью жрецами и двадцатью тремя вооруженными охранниками. В нашем распоряжении двадцать пять пистолетов, семь помповых ружей и три штурмовых винтовки. Попытаетесь атаковать — умрете все.

Суэлла еле слышно хмыкнула. Небольшой арсенал отобранного оружия в их распоряжении действительно имелся — вот только использовать его оказалось некому. Никто из женщин — даже если бы они решились перебороть свой панический страх — ни разу в жизни нее держал в руках и пневматической винтовки. Когда с их помощью закончился процесс связывания и переноски мужчин, Яна просто приказала им оставаться в своих кельях и не высовываться без команды. Суэлле оставалось только изо всех сил надеяться, что Смотрящая купится на их блеф. Как бы она ни горела жаждой мести, она понимала, что против десятка обученных бойцов им с Яной не выстоять.

— Мы готовы к переговорам, — наконец проинформировала Смотрящая. — Сейчас наш человек подойдет к воротам. Выйди к нему.

— Сама Цапара, не следует держать меня за дуру. Я не подставлюсь под выстрелы. Ваш человек пройдет через калитку возле ворот. Переговоры пройдут во дворе. И пусть он придет без оружия, чтобы не искушать судьбу. Или так, или никак.

— Хорошо, — после паузы откликнулась Цапара. — К вам идет мой заместитель Хоцобой Типикаль. Открывайте дверь.

— Ждем, — согласилась Яна, касаясь пластинки. — Она отправила людей в обход храма, чтобы обследовать нашу защиту, — сообщила она уже нормальным тихим голосом. — Минут десять-пятнадцать они провозятся, но потом поймут, что стена не защищена.

— Откуда ты знаешь? — шепотом спросила Суэлла.

— Отсюда видно левую часть площади. Там мелькнули трое. На месте Цапары я бы отправила вторую тройку с другой стороны. Остается пятеро: Цапара, ее заместитель и еще трое в прикрытии. Ну что, хочешь с дядькой поговорить?

— Я его пристрелить хочу! — пробормотала тарсачка. — Ублюдок…

— Не ругайся раньше времени. Пошли во двор.

Они осторожно, чтобы не засветиться напротив окна, выбрались из сторожевой будки как раз в тот момент, когда калитка рядом с воротами, скрипнув, отворилась. В проем, пригнувшись, шагнул высокий человек с проседью в бороде. Суэлла узнала его: всего какой-то час назад он разговаривал с Миканом у храма. Тут же калитка за его спиной сама по себе с треском захлопнулась. Седобородый, вздрогнув, бросил взгляд через плечо, но потом повернулся к Суэлле и Яне. Он развел руки в стороны перед собой, игнорируя ствол пистолета, нацеленный Суэллой ему в лицо.

— Не могу пожелать доброго дня, момбацу самы, — ровно сказал он. — День для нас для всех задался паршивым, и для вас — в особенности.

Он покосился на рядами лежащих голых жрецов и охранников, крепко опутанных веревками.

— Когда я узнал, что ты, сама Суэлла, синомэ, да еще и из Северных Колен, я понял, что Джикаэр с Миканом рано или поздно доиграются с огнем. Правда, не предполагал, что так скоро. Джикаэра я вижу. Что с Миканом?

— Сдох! — выплюнула Суэлла. — И сука Тиксё — тоже. Хочешь к ним присоединиться?

— Погоди, Су, — остановила ее Яна. Она снова превратилась в благожелательно выглядящую девицу. — Переговоры угрозами не ведут. Господин Хоцобой, прежде чем мы продолжим…

Внезапно Хоцобой схватился за горло и разинул рот, тщетно пытаясь вздохнуть. Впрочем, невидимая сила тут же его отпустила, и он жадно задышал, глядя на Суэллу изумленным взглядом.

— Это сделала я, господин Хоцобой, не Суэлла, — голос Яны остался таким же доброжелательным. — Я девиант первой категории. Не обращай внимания, что у меня нет оружия — я могу в любой момент убить тебя, а ты не сможешь сопротивляться. Будь так любезен, очень медленно достань пистолет, заткнутый у тебя под хантэном за пояс, и осторожно положи его на землю. Иначе я отберу его силой и могу поранить тебя в процессе.

Хоцобой, надо отдать ему должное, справился с собой почти мгновенно. Он уронил пистолет на землю, выпрямился и неподвижно застыл.

— Спасибо, господин Хоцобой, — поблагодарила Яна, и пистолет, вращаясь, отлетел на несколько саженей. — Весьма благоразумно с твоей стороны. Ты не смог бы попасть в меня или Суэллу, но само наличие оружия настраивает тебя на неверный лад. Поговорим о деле?

— Поговорим, — согласился тарсак. — Сама Аяма, что ты хочешь предложить?

— Господин Хоцобой, я не та, за кого себя выдаю. Мое настоящее имя — Яна Мураций.

Мужчина склонил голову и исподлобья посмотрел на нее.

— Ты имеешь какое-то отношение к Карине Мураций?

— Да. Я ее сводная сестра. На самом деле меня не похитили. Вообще-то продажи катонийских женщин в Граш я расследую по своей собственной инициативе. Но сейчас я действую в соответствии с мандатом, подписанным лично госпожой Кимицей ах-Тамиллой.

Яна протянула небольшую глянцевую пластинку, блеснувшую голографической эмблемой.

— Передай госпоже Смотрящей. Мандат дает мне право отдавать приказы Глазам на всей территории Граша. Разумеется, потом приказы должны подтверждаться моим куратором, но лишь потом. А сейчас я приказываю вашему отряду разоружиться и сдаться. Преступления, в которых вы замешаны, караются смертью, но я гарантирую жизнь всем, кто добровольно сложит оружие. Передай мои слова госпоже Цапаре.

— Ты храбрая женшина, — с уважением сказал Хоцобой. — Из тебя вышла бы хорошая тарсачка. Однако, — его взгляд стал жестким, — мы оба с тобой понимаем, что ты в ловушке. И твоя подруга — тоже. Тебе не выбраться из города и не передать никому сообщение. Сама Цапара предлагает другое. Ты и Суэлла Тарахоя сдаетесь без боя. За это вам обещана легкая быстрая смерть. Пуля в затылок, и все. Остальных женщин вернут в кельи и даже не накажут. Попытайтесь сопротивляться — и вас возьмут в плен. Живыми. И вы еще много дней станете проклинать, что не застрелились сами, пока еще имели такую возможность. Ваши способности вас не спасут. И вместе с вами пострадают другие — будут убиты еще десятеро шлюх, выбранных случайно. А если вы сумеете отбиться от нас, через полчаса здесь появятся силы самообороны. И тогда их прикончат всех.

— Все? — саркастически осведомилась Суэлла. — Может, нам действительно застрелиться самим, сан Хоцобой? Чтобы вас от лишних хлопот избавить?

Мужчина ничего не сказал, продолжая сверлить Яну взглядом.

— Ведь ты на самом деле ненавидишь себя за то, что делаешь, — укоризненно сказала Яна. — Господин Хоцобой, я эмпат. Я умею читать человеческие эмоции. Ты ненавидишь себя и даже желаешь себе смерти. Я слышала о тебе от девочек — ты иногда приходишь сюда, платишь деньги и остаешься на всю ночь, не прикасаясь и пальцем к купленной женщине. Комплекс вины, да? Желание помочь хоть чем-то? Зачем ты здесь? Почему играешь на стороне Цапары?

Внутри мужчины словно что-то сломалось, и он сгорбился, уставившись в землю.

— У меня жена и четверо детей, — глухо ответил он. — Их нужно чем-то кормить. А Цапарра угрожала, что убьет их, если я пойду против нее. Какая разница? Если бы не я, то кто-то еще на моем месте.

— Самое распространенное самооправдание, — усмехнулась Яна. — Все равно кто-то найдется, а так я хоть детишек накормлю. Логика палача на жаловании. Тебе ведь самому противно, да? Как ты вообще живешь с таким грузом насовести?

— Что передать Цапарре? — резко спросил тарсак.

— Что силы самообороны не появятся. И что наместник солгал: он ничем не поможет. И что я даю ей шанс сохранить себе жизнь, за который в ее интересах ухватиться. Я уже передала информацию о том, что здесь происходит, и возможности тихо замести следы у нее нет. Даже если вы убьете нас, ей конец. Никакие политические расклады не спасут ее от приговора Старших Матерей кланов. А тебе лично я дам совет. Уходи отсюда, господин Хоцобой. Не только со двора — вообще уходи от храма. Сейчас же. Возьми жену, детей, деньги, какие есть, и уезжай из города навсегда. Смени имя и найди себе другую работу. Я сделаю так, что тебя не станут преследовать. Но если останешься — пеняй на себя.

Хоцобой молча повернулся и взялся за ручку калитки. Потом оглянулся через плечо.

— Ты блефуешь, — сказал он. — Даже если ты сумела укрыть коммуникатор, ты не могла подключиться к городской сотовой сети. Все новые подключения отслеживаются. И междугородные вызовы — тоже. Мы бы знали. А рацию ты протащить не могла.

У Суэллы сердце провалилось в желудок, но Яна даже глазом не повела.

— Передай госпоже Цапаре, — откликнулась она, — что я бы на ее месте не стала на такое рассчитывать. Ложные надежды окажутся для нее фатальными.

— Обязательно передам, — сухо ответил тарсак — и вышел, не потрудившись прикрыть за собой калитку. Суэлла потянулась к ней манипулятором и осторожно прикрыла, задвинув тяжелый засов.

— Высокие договаривающиеся стороны обменялись нотами и разошлись, взаимно недовольные друг другом, — весело заявила Яна. — Ну что, Су, пошли в дом?

— Зачем? — не поняла Суэлла. — Мы что, не станем отстреливаться?

— На открытом пространстве у них преимущество, — терпеливо, как маленькой, пояснила Яна. — А в коридорах преимущество у меня. Я почувствую их эмоции заранее и нокаутирую до того, как они успеют выстрелить. Су, их всего одиннадцать, а коридоры в нашем борделе ты и сама представляешь. Я в школе, между прочим, лучше всех в прятки играла. Пойдем быстрее, а то они сейчас…

Она насторожилась.

— Или нет, не пойдем. Похоже, начинается самое интересное. Су, хочешь проверить, до какой степени отчаяния дошла госпожа Цапара?

— Нет, — отрезала Суэлла. — Что ты предлагаешь?

— Брось оружие, — приказала Яна. — Сейчас же. Прямо на землю. Ну?

В ее глазах прыгали озорные огоньки.

Суэлла с подозрением посмотрела на нее, но все-таки поставила пистолет на предохранитель и положила его к стене, выбрав местечко почище.

— Дальше что?

— А дальше — пошли!

Яна ухватила Суэллу за руку и потянула-потащила за собой — прямо к калитке. Суэлла не успела опомниться, как они обе оказались по ту сторону ворот, на рыночной площади.

— Эй, госпожа Цапара! — крикнула Яна. — Не хочешь пообщаться с нами лично, без посредников? В конце концов, о твоей жизни речь идет.

Суэлла похолодела. Их ведь сейчас расстреляют из автоматов! Она что, с ума сошла? Однако выстрелов пока не последовало.

— О чем нам с тобой говорить? — донесся из-за одного из прилавков женский голос. — Ты вышла умереть?

— Слишком многого хочешь, госпожа Цапара, — нахально заявила Яна. — Тебе господин Хоцобой успел сказать, что я девиант? Я умею пули в воздухе останавливать, даже автоматной очередью меня не достать. Можешь попробовать, если хочешь, на первый раз прощу. Если не хочешь…

Протарахтела короткая очередь. Суэлла дернулась, но Яна лишь громко рассмеялась, протянула руку и взяла из воздуха свинцовый цилиндрик.

— Госпожа Цапара, если ты и в самом деле собираешься меня убить на глазах у всех, целься лучше. Ты трижды промазала, и только две пули шли более-менее в цель. Если ты так нервничаешь, может, все-таки согласишься сдаться? Я повторяю свое предложение: всем, кто добровольно сложит оружие, я гарантирую жизнь. Если господин Хоцобой еще не показал тебе мое удостоверение, посмотри его прямо сейчас. И покажись, прояви любезность. Мы безоружны, как ты видишь, а мои манипуляторы достают только на три с небольшим сажени. Или ты просто боишься посмотреть мне в глаза?

После паузы из-за одного из прилавков появилась женская фигура в песчаного цвета камуфляжном комбинезоне и такого же цвета берете. Длинные иссиня-черные волосы рассыпались у женщины по плечам, и дуло удерживаемой обеими руками «розы» у нее в руках качалось между Яной и Суэллой, словно не могло толком выбрать цель.

— О чем ты хочешь говорить со мной, катонийка? — осведомилась она. — Мы разве не все сказали друг другу?

— Пока что говорила только я. От тебя я не услышала ничего, кроме глупого предложения совершить самоубийство. Госпожа Цапара, разве ты еще не поняла, что проиграла? Тебе не простят того, что ты совершила. Наместника Великий Скотовод еще может помиловать из политических соображений, но тебя Старшие Матери ликвидируют обязательно. В конце концов, им потребуется козел отпущения. Я могу спасти тебе жизнь — но только лишь, если ты сама того захочешь. Прикажи своим людям сложить оружие немедленно, и никто не погибнет.

— Во-первых, я тебе не верю, катонийка, — зло ощерилась Смотрящая. — Ты лжешь. Ты не могла никому сообщить. Во-вторых, я все-таки намерена рискнуть.

«Роза» у нее в руках наконец остановилась на Яне.

— Всем огонь по моей команде! — громко приказала она. — На счет три!..

— Ты убьешь нас на глазах у толпы свидетелей? — осведомилась Яна, и Суэлла только сейчас заметила, что она держит палец на пластинке резонатора.

— Каких еще свидетелей? — Смотрящая даже немного опешила.

— Во-он тех, — Яна мотнула головой.

Издалека, с дороги, донесся смутный шум человеческих голосов. Суэлла прищурилась, вглядываясь — и остолбенела. В сотне саженей от них к храму топал, заполонив дорогу и обочину, шумный табор бериутов. Несколько обтянутых тентом повозок, запряженных осликами, цветастые халаты, шаровары и наголовные повязки, галдящие женщины, усатые мужчины с блескучими ножами за поясами с кистями… Откуда здесь табор? И, самое главное, что вековечным поклонникам Валарама потребовалось в храме Ю-ка-мина?

Цапара тихо выругалась сквозь зубы.

— Отряд, огонь по моей команде, на счет три! — выкрикнула она. — Раз, два…

И ее голова взорвалась кровавым фонтаном. Тело, раскинув руки, нелепо плюхнулось на землю, и окружающая пыль немедленно начала пропитываться темной жидкостью.

— Не стрелять! — громко крикнула Яна в пространство. — Кампаха, отзови снайперов! Ты что мне обещала? Кампаха, ты меня слышишь? Кампаха!

Все, свихнулась, мелькнула мимолетная мысль в голове у Суэллы. Точно свихнулась.

— Не стрелять! — голос Яны загремел с неба, словно глас Назины. — Никому не стрелять! Приказываю всем прекратить огонь и бросить оружие! Хоцобой, прикажи своим людям сдаться — НЕМЕДЛЕННО! Иначе вас перестреляют снайперы спецотряда! Бросить оружие и выпрямиться с поднятыми руками.

И внезапно табор бериутов оказался совсем рядом, пестрота халатов и косынок замельтешила вокруг, и слитный лязг десятков затворов смешался с резкими командами, отдаваемыми на тарси.

— Ты что, с ума сошла, сама Яма? — раздался рядом мучительно знакомый женский голос из прошлого. — На кой хрен ты вылезла под пули? Не могла потерпеть пять минут?

Молодая высокая женщина сбросила с головы платок и со сжатыми кулаками сердито уставилась на Яну. Кровь прилила Суэлле к голове, в ушах застучало. Кампаха? Кампаха!?

— Это ты какого хрена ее убила? — яростно спросила Яна. — Мы же договорились! Ты что, думаешь, я без тебя ее звуком вырубить не могла?

— У снайперов направленные микрофоны, — Кампаха пожала плечами. — Они получили приказ стрелять на поражение, если для тебя возникнет реальная опасность. Они услышали приказ этой мрази, транслировали мне, и я отдала приказ о ликвидации. В конце концов, как ты правильно заметила, всегда нужен козел отпущения, а на мертвую валить куда легче, чем на живую.

— И почему я так ненавижу спецслужбы? — пробормотала Яна.

— Потому что сама в моей шкуре ни разу не побывала! — отрезала Кампаха. — Су, во имя Назины! Я так рада, что ты жива!

Она схватила Суэллу за плечи, заглянула в глаза и крепко обняла.

— Мы думали, что ты мертва, — сказала она тихо. — Мы искали тебя полгода, перетряхнули половину Граша. В конце концов решили, что тебя увезли в Сураграш или убили. Я за тебя в неоплатном долгу перед самой Яной…

Она отстранилась.

— Не плачь, Су, — ободряюще сказала она. — Все кончено. Ты свободна. Забудь о том, что случилось, скоро ты вернешься домой.

— Ну уж нет! — рявкнула Яна. — Я тебе так просто от меня отвязаться не позволю. Кампаха, ну-ка, живо за мной. Эй, вы, расступитесь!

Она ухватила Кампаху за плечо и, как до того Суэллу, поволокла за собой к прилавкам, где бойцы такха сноровисто обыскивали и заковывали в наручники людей Цапары.

— Во-первых, в обход храма ушли два отряда по три человека, — заявила она. — Пошли кого-нибудь взять их в плен.

— Уже, — усмехнулась тарсачка. — Я не глупее тебя. С вершины холма храм как на ладони. Вот, кстати…

Вдалеке захлопали и тут же смолкли выстрелы. Кампаха прижала пальцем наушник рации и прислушалась.

— Поняла, — наконец откликнулась она. — Возвращайтесь. Взяли всех, у них один раненый, — пояснила она. — Сама Яна, ты сказала — во-первых. А во-вторых?..

— Этого — отпустить! — Яна решительно ткнула пальцем в лежащего на животе Хоцобоя. Мужчина вывернул голову и посмотрел на нее налитым кровью глазом, но ничего не сказал. — Просто отпустить, и все.

— Не могу! — отрезала Кампаха. — У меня приказ арестовать всех…

— Плевать! — оборвала ее Яна. — Ты бессмысленно убила человека — теперь будь любезна, подчинись. Ты только что сказала, что в неоплатном долгу — вот и начинай расплачиваться!

— Я не имею права!..

Дальше Суэлла слушать не стала. Она тихо отступила назад, повернулась и вошла в калитку. Ворота храмового двора уже стояли распахнутыми настежь, к ним неторопливо тянулись повозки табора, и несколько спецназовцев занимались тем, что вздергивали на ноги полуобморочных после лежания на жаре жрецов и оттаскивали их к стене, где трое тарсачек, уже сбросивших цветастые халаты и оставшиеся в комбинезонах и бронежилетах, держали их под прицелом. Суэлла нагнулась и подобрала с земли оставленный ей пистолет, потом на негнущихся ногах направилась к боковому приделу храма. Внимания на нее не обращали. Она бросила последний взгляд на ненавистный священный фонтан, прошла через пристрой и пробралась в дом «кающихся жриц». Когда она шла по коридорам дома, то кожей чувствовала, как ей в спину упираются боязливые взгляды из-за чуть-чуть приоткрытых дверей. Наверное, следует им сказать, что все закончилось… да какая разница? Скажут другие. Ей уже все равно.

Она вошла в свою комнату и устало оперлась спиной о косяк. Все кончено. Действительно все кончено, правда, не в том смысле, который подразумевала Кампаха. Унизительное рабство наконец-то подошло к концу, и ей осталось лишь смыть свой вечный позор кровью.

В душной жаре комнаты ее кожа покрылась бисеринками пота. Тяжело ступая, она подошла к кровати, села и щелкнула рычажком предохранителя. Руки дрожали. Только сейчас она поняла, как страшно ей хочется жить. Жить во что бы то ни стало, жить любой ценой. Тело сопротивлялось разуму, приступ панического страха накатил на нее — и отхлынул.

Так надо. Если она не убьет себя сейчас, потом будет во сто крат хуже. Все, чего она получит — лишних несколько дней или недель позора, шепотков в спину, презрительных, а хуже того — сочувствующих взглядов. Она все равно не сможет так жить. Спустить курок сейчас или потом, разницы особой нет, только вот оружие потом достать окажется куда сложнее. С Тимашары станется запереть ее в частную больницу «для поправления здоровья», где за каждым ее шагом станут следить бдительные санитары.

Она уперла ствол пистолета в подбородок, глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— Подожди, Су.

Суэлла вздрогнула, и ее палец дернулся на спусковом крючке. Тот, однако не поддался, и сердце пропустило удар, чтобы тут же забиться в удвоенном ритме. Яна вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

— Су, — напряженно сказала она, — пожалуйста, не стреляй. Выслушай меня, ладно? Каждый человек имеет право на смерть по своему выбору, и если ты все-таки решилась умереть, я не стану тебя останавливать, как бы больно мне ни было. Но сначала выслушай, прошу тебя.

Суэллу пронзило острое раздражение. Не могла она явиться на пару секунд позже! Теперь придется выслушивать нудные нотации. А что делать? Выстрелить у нее на глазах не выйдет — она успеет сбить пистолет манипулятором. Кстати, почему он не выстрелил? Спуск заклинило? Или она забыла снять с предохранителя?

— Что тебе нужно? — глухо сказала она, осматривая пистолет. Да нет, с предохранителя снят, точно.

— Су, — Яна присела перед ней на корточки, — посмотри на меня. Внимательно посмотри.

— Посмотрела. Ну и?

— Как я уже сказала, меня зовут вовсе не Аяма Гайсё, и я не безымянная проститутка из Катонии, обманутая и похищенная. Я — Яна Мураций, магистр социологии, член правительства Республики Сураграш, девиант первой категории и специальный агент ГВС, действующая под личным управлением госпожи Кимицы ах-Тамиллы. Осознай это, пожалуйста.

— Поздравляю! — саркастически огрызнулась Суэлла. — По сравнению с тобой я просто пустое место. И что?

— Су, я неделю провела в одном публичном доме с тобой и работала с клиентами наравне с остальными. С грязными вонючими волосатыми мужиками, заботящимися только о своем удовольствии. А в целом я уже период изображаю из себя… нет, не так. Я уже период добровольно работаю проституткой. Я не считала специально, но прикинула — за чуть больше чем три недели я переспала с примерно тремя десятками мужчин. Как, на твой взгляд, это подходит под описание распущенности, позора и что там еще можно придумать в адрес падшей женщины?

Суэлла не ответила. На риторические вопросы не отвечают, верно?

— Подходит. Су, ты переживаешь, что опозорена навеки. Я не профессиональный психолог, не антрополог и плохо знаю ваше общество, мне сложно судить о деталях. Я решительно не понимаю, каким образом доминирование женщины, в том числе сексуальное, в тарсачьем социуме может сочетаться с позорностью проституции. Особенно когда у вас в порядке вещей полиандрия и использование мужчин в качестве секс-игрушек. Нет, я могу предположить, что негативность проституции имеет какое-то отношение к унижению перед мужчинами, к подчиненности им, пусть и не по своему желанию, но понять все равно не могу. Я знаю, что такое явление существует, что изнасилование накладывает на женщину позорное клеймо, но знать и понимать — разные вещи. Су, осознай, пожалуйста: что является для тебя позором, а что — нет, можешь решить только ты сама. Чужое мнение здесь побоку. Я ведь недаром перед тобой боками посверкала, хотя терпеть не могу выпендриваться. Су, я персона чем дальше, тем больше публичная, и обязательно найдутся люди, которые мне мое приключение в укор поставят — а скрывать его я не собираюсь. Так вот, мне с высокой колокольни наплевать, кто именно и как на меня смотрит на улице или напишет в газете. Есть друзья, чье мнение мне небезразлично, а все остальное — неважно. На миллиард с лишним людей на планете все равно не угодишь. Кто-то обязательно тебя невзлюбит, повод всегда найдется. Ох…

Она потерла лоб.

— Что-то я не так и не то говорю. Су, пойми я такая же, как ты. Я, хотя и член правительства и так далее — самая натуральная проститутка, причем, в отличие от тебя, добровольная. Следуя твоей логике, мне нужно сесть и застрелиться рядом с тобой. А я так поступать не собираюсь. И твое стремление к смерти я полагаю глупостью, окончательной и бесповоротной. И если ты застрелишься, я даже жалости к тебе не испытаю, только раздражение и досаду.

— Да что ты понимаешь! — зло сказала Суэлла, начиная закипать. — В вашей бесстыдной Катонии каждая вторая баба — потаскуха, вот тебе и все равно. У нас все совсем не так. Мы хоть какие-то понятия о морали имеем…

— Которые в тех же Княжествах считаются совершенно аморальными! — перебила Яна. — Су, почему тебе важно мнение какой-нибудь тарсачки, которую ты никогда в глаза не видела, а мнение северянина ты игнорируешь?

— Тебе не понять…

— Еще как понять! Общественное мнение для тебя важно, а не абстрактный «позор». Су, ты уже не маленькая девочка и отнюдь не дурочка, раз четыре года в чекашном университете отучиться смогла. Тебе двадцать два года, а ты привыкла, что тобой все командуют, и любую гримасу недовольства воспринимаешь, как конец света. Взрослеть пора, знаешь ли. Своей головой думать учиться. Су, я же эмпат. Я вижу, что тебе совершенно не хочется умирать. Подсознательно ты никакой вины за собой не чувствуешь, но вбила себе в голову, что так надо, и действуешь соответственно.

— Да не могу я вернуться домой, ты что, не понимаешь? — отчаянно крикнула Суэлла. Ей очень хотелось вцепиться Яне в волосы и как следует их повыдергать. — Я что угодно думать могу, но другим все равно! Я — позор своей матери, пусть даже меня насиловали против моей воли! Меня не примет ни одна семья, ни один клан!

На ее глаза навернулись слезы, и она сердито швыркнула, утирая их рукой с зажатым пистолетом.

— Хорошо, — неожиданно согласилась Яна. — Домой ты вернуться не можешь, пусть так. Кампаха скажет тебе совсем другое, но ее ты послушать не захочешь из-за своего дурацкого упрямства, которое почему-то полагаешь гордостью. А что, если я предложу тебе иной выход? И домой тебе возвращаться не придется?

— Что?

— Я совершенно официально предлагаю тебе работу при правительстве Сураграша. Ты должна закончить последний курс на металлургическом факультете и получить диплом инженера. Нам отчаянно нужны квалифицированные металлурги, и мы готовы оплатить твое обучение и выплатить долги, если они остались. С учетом экстраординарных обстоятельств тебя без проблем восстановят на пятый курс. За оставшуюся до начала учебного года в Княжествах половину лета ты как раз успеешь прийти в себя и немного вспомнить забытое. Взамен ты обязуешься отработать у нас по контракту пять лет. С жалованьем пока не ахти, но для уровня начинающего специалиста по грашским меркам ты получать будешь сносно, а там посмотрим, как дела пойдут. Потом, если возникнет желание, сможешь уволиться и обустроить свою жизнь, как захочешь. Как тебе условия?

— Вы примете к себе женщину с этим? — горько усмехнувшись, Суэлла протянула вперед руку, вывернув предплечье так, чтобы продемонстрировать татуировку храма.

— У меня такое же клеймо, — фыркнула Яна, протягивая свою руку в ответ. — Только еще не поджило до конца. Я его даже сводить не стану, пусть на память останется. Су, если проблема только в наколке, то мы ее уберем бесследно. Если хочешь, можешь даже имя сменить. Станешь совершенно другим человеком, и никто не сможет тебя презрением обливать, тайно или публично. Согласна?

Суэлла понурилась. Ее раздирали противоречивые чувства.

— Не знаю… — наконец откликнулась она.

— Хорошо, — Яна поднялась с корточек. — Я подожду в коридоре. Только, будь добра, думай быстрее, у меня из-за тебя сердце не на месте. Если решишь застрелиться, я пришлю кого-нибудь из людей Кампахи, чтобы труп закопали рядом с Тиксё. Если согласишься — скажи мне. Пяти минут на размышления хватит?

Она потянула дверь комнаты на себя, но остановилась и оглянулась через плечо.

— Я могла бы всадить тебе ментоблок и заставить забыть о дурацкой идее с пистолетом. Но я не стану. Твоя жизнь — ты ей и распоряжайся, как знаешь. Только, Су, имей в виду: если ты застрелишься, мне придется решить, что ты все-таки дура. И как дура получила по заслугам. Так удобнее, чтобы не переживать лишний раз.

И дверь скрипнула, закрываясь за ней.

Суэлла медленно подняла пистолет и одним глазом заглянула в черный провал дула. Спусковой крючок слегка подался под пальцем. Так все просто: легкое движение — и ей станет все равно, кто и что о ней думает. Но все-таки — может, в словах Яны есть какая-то доля правды? Закончить обучение и навсегда уехать в Сураграш, где никто не знает ни об ее происхождении, ни об истории…

Несколько минут она сидела неподвижно, уставившись в стенку. Поднявшийся внутри вихрь чувств раскручивался все сильнее. Упрямство вместо гордости? Возможно. Посчитает ее за дуру? На себя бы посмотрела, мудрая учительница! Если важно только свое мнение, то и янино проходит по категории шепота ветра. И совершенно все равно, посчитают ее дурой или нет. И вообще, кто эта Яна такая, чтобы учить жизни? Всего на три года старше, а рассуждает, словно Старшая Мать клана! И вообще, с какой стати она указывает всем, что делать? Приперлась из своей Катонии, развлеклась как следует — и теперь сбежит обратно. Или в Сураграш уберется к своей ненаглядной сестричке. Дура? Да сама она дура!

Она решительно встала с кровати. Застрелится она или нет, но сначала скажет Яне, чтобы та катилась на все восемь сторон света! И что ее мнение Суэллу совершенно не волнует. Ну вот ни капельки не волнует, ни крошечки! Она дернула на себя дверь, и ее тут же едва не задушили в объятьях.

— Су! — всхлипнул ей в ухо голос Кампахи. — Су, дура ты пустоголовая, как же ты меня напугала! Я чуть с ума не сошла от страха! Если бы ты застрелилась, я бы тебе точно голову оторвала!

Кампаха? Плачет??! От изумления Суэлла отпихнула старую подругу и недоверчиво заглянула ей в лицо. Точно. Дорожки от слез на пыльной физиономии и дрожащие губы. Немыслимо. Невозможно. Невероятно. Плачущая Кампаха, с тринадцати лет гордо носящая кличку Хэби — явление, которое обязательно следует занести в каталоги музейных редкостей.

— Я же говорила, что не застрелится, — хладнокровно заявила Яна, прислонившаяся к стенке и со скучающим видом разглядывающая ногти. — Даром, что ли, я два семестра курс полицейской психологии слушала? Главное — правильно пнуть в нужном направлении, а там никаких особых способностей не нужно. Су, так ты принимаешь мое предложение? Если еще не решила, то пойдемте поедим, что ли. Не знаю, как у вас, а у меня брюхо к спине прилипло.

И Суэлла почувствовала, как ее пальцы сами собой разжимаются. Пистолет глухо стукнулся об утоптанную землю пола. Ну и пусть его. Умирать после того, как увидела плачущую Кампаху, она точно не собирается. Вдруг судьба пошлет ей еще что-нибудь интересное — синее солнце, например?

— Уговорили, — буркнула она. — Еще помрете от разрыва сердца из-за огорчения. Пати, да перестань же ты реветь! Лучше скажите, что дальше делать надо.

— Жить, Су. Просто жить. Так, как жила раньше, до похищения. Только, ты уж сделай милость, не убивай каждого мужика, который к тебе клеиться начнет. Некоторые из них очень даже ничего, — и озорная улыбка смягчила физиономию Яны.

И только тогда Суэлла наконец осознала: все действительно закончилось.

13.08.858, огнедень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

— Рыцарь оой-граф, — лицо чоки-секретарши в дисплее внутреннего коммуникатора, как всегда, оставалось улыбчиво-безмятежным. Сейчас Симану хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, чтобы навсегда стереть идиотскую ухмылку. — Вайс-генерал рыцарь Коваль из Дворцовой охраны просит его принять немедленно. Что я должна ответить?

Пойди и сдохни под забором, страшно хотелось огрызнуться оой-графу. Последние три дня он провел в тоскливом ожидании, и его нервы были натянуты, как скрипичные струны. Все его влияние не позволило ему определить, на кого же, в конце концов, работал тот проклятый журналист. Охранцы, акры и полиция сплелись вокруг убийства в плотный клубок. все они так рвались раскрыть его первыми, что наружу не просачивалось ни капли информации. Упаси Единый, попадет в руки конкурентов!

Факт номер один. Журналист рассказал слишком много такого, чего не должен был знать вообще никто.

Факт номер два. Сразу после того журналиста убили.

Кто настолько знающ и могущественен, что способен так сыграть против него?

— Пусть войдет, — буркнул он, выключая коммуникатор. Потом поднялся из кресла и отвернулся к огромному, во всю стену, панорамному окну. С восьмидесятого этажа штаб-квартиры его развлекательно-новостного холдинга «Цветы радуги» вид на Каменный Остров открывался впечатляющий. Вот только любоваться им оой-графу совсем не хотелось.

— Рыцарь Летучий, — скрипучий голос из-за спины заставил его слегка вздрогнуть, — я граф Матигар Коваль, директор отдела внутренней безопасности Дворцовой охраны. Доброго дня.

Симан нехотя обернулся.

— Добрый день, рыцарь граф, — ответил он, борясь с перехваченным горлом. — Не имел чести быть знакомым ранее. Чем обязан?

— Тебе следует проехать со мной, — слегка поклонился долговязый и сухопарый, как палка, граф Коваль, мундир на котором висел, как на вешалке. — В Кремль. Немедленно.

— Я арестован?

— Нет. Пока нет. Повелитель хочет с тобой поговорить о недавнем скандале.

— Повелитель? — сердце оой-графа провалилось в желудок и заворочалось там, силясь вернуться на место. — Но мне нечего сказать. Ложь и клевета…

— Ты сможешь рассказать о них Повелителю лично, — оборвал его Коваль. — Следуй за мной.

Он повернулся на месте, словно выполняя команду «кругом», и вышел из кабинета, не обращая внимания, следует ли за ним оой-граф. Симан сглотнул. Что он может сказать Верховному Князю? Врать бессмысленно: в Дворцовой охране работают по крайней мере два достоверно известных эмпата — а сколько неизвестных? Он яростно пнул ни в чем не повинный стол. Ничего, все равно у них нет никаких доказательств. Все без исключения разговоры, в которых участвовал он лично, велись в помещениях, гарантированных от прослушивания, либо с людьми, заинтересованными в огласке еще меньше его. А треп журналиста, пусть даже мертвого, без подтверждений не значит ровным счетом ничего. Даже Повелитель не осмелится ничего предпринять. Нужно лишь не позволить поймать себя на явной лжи. Он выдвинул ящик стола, бросил в рот капсулу успокоительного и вышел вслед за неприятным гостем.

Трое молодых мужчин и одна совсем юная, не старше шестнадцати, девочка в неброских серых костюмах и с аккуратными короткими стрижками пристроились вокруг него сразу в большой приемной, вызвав потрясенные взгляды нескольких ожидавших своей очереди посетителей — в основном высокопоставленных администраторов телеканалов и газет, которыми оой-граф владел официально: через полчаса у оой-графа намечалось совещание. В окружении конвоиров он вошел в лифт. Зашедший последним граф Коваль нажал кнопку подземной стоянки, повернулся к Симану спиной и замер, не говоря ни слова. Четверо охранников, однако продолжали сверлить его взглядами, которые он чувствовал почти физически. Они не спускали с него глаз ни на стоянке, ни в шикарном длинном лимузине с частными номерами, ни когда он с гордо поднятой головой и видом оскорбленной невинности шел по коридорам и переходам Рисской крепости. Он неоднократно бывал в Кремле — как видного члена партии консерваторов Повелитель принимал его при обсуждении политических вопросов. Правда, Симан никогда не удостаивался индивидуальной аудиенции, всегда только в составе делегаций (но ведь подавляющее большинство даже о таком может только мечтать, верно?), но здание знал хорошо. Сейчас древние каменные коридоры, лишь слегка обихоженные современными материалами, казались совершенно чужими и незнакомыми, наваливаясь на него всей своей тяжестью.

Не паниковать и не давать поймать себя на лжи, напомнил он себе. А что он нервничает, так оно естественно. Кто бы не нервничал?

Двери Гранитного зала со скрежетом захлопнулись за его спиной. Охранники остались в приемной, примыкающей к залу, однако граф Коваль вошел вместе с Симаном.

— Присаживайся, рыцарь Летучий, — сухо сказал он, занимая место во главе длинного стола. — Повелитель уведомлен о том, что ты прибыл, и появится, как только позволят дела. Пока же мы кое-что обсудим.

— Прежде всего я хочу знать, каков мой статус? — осведомился Симан, надменно вскидывая подбородок. — Я арестован?

— Я уже сказал тебе, что пока нет. Впрочем, если тебе угодно, можешь стоять. Предупреждаю, наш разговор записывается.

Директор Четвертого департамента махнул рукой, и над столом засветился дисплей. Обращенная к Симану сторона оказалась затемненной, так что владелец медиа-империи не видел его содержимого. Коваль удовлетворенно кивнул.

— Итак, рыцарь Летучий, что ты знаешь об убийстве некоего господина Цобика Удальца, независимого журналиста?

— Ничего! — рявкнул оой-граф, еле сдерживаясь. — Я уже сделал официальное заявление, в котором полностью дезавуировал бессмысленные, идиотские высказывания, сделанные этим идиотом наверняка по наущению моих врагов. Могу повторить одно: холдинг «Цветы радуги» действительно находится в весьма тесных отношениях с «Алмазными россыпями», но в отношениях совершенно официальных и законных. «Россыпи» — один из основных наших рекламодателей, но никаких скрытых связей между нами нет! Что же до обвинений о заговоре с генералом Диколесье…

— Я понял, рыцарь Летучий, — скучным голосом сообщил граф Коваль. — То есть ты утверждаешь, что все без исключения обвинения, выдвинутые против тебя в шоу… — он взглянул в дисплей. — …в шоу «Высший свет» являются вымышленными?

— Не просто вымышленными. Они представляют собой бред сумасшедшего!

Здесь оой-граф практически не покривил душой. Неизвестно, откуда покойный журналист черпал информацию (и Симан дорого бы дал за сведения об его источниках!), но нарисованная им картина была довольно далека от реальности. Пусть точные детали придавали ей убийственный вес, но ни один эмпат не сумеет поймать его на лжи. Он говорит почти чистую правду.

— Предположим. Знаешь ли ты, кто именно убил господина Удальца?

— Послушай, рыцарь Коваль, мы оба разумные взрослые люди, не сопливые мальчишки, — оой-граф отодвинул от стола стул с высокой жесткой спинкой и устроился на страшно неудобном сиденье. — Ты и сам должен понимать, что я не имею ни малейшего представления об убийцах. Меня в организации покушения обвинять бессмысленно. Писаку прикончили два часа спустя после окончания передачи. Ты думаешь, что за такой микроскопический срок я узнал о ней, ознакомился с содержанием, отдал приказ о ликвидации, а мой заместитель по связям с бандитами вычислил его адрес, нашел аж троих убийц, и они успели выследить и пришить него? АКР заинтересовалось журналистом сразу же, но даже оно не успело установить его реальный адрес до того, как полиция оповестила их об убийстве. Ты думаешь, что у меня возможностей больше, чем у акров?

— Откуда ты знаешь, что убийц было трое? — все так же скучно осведомился Коваль.

— Об этом знают все, кто хоть немного интересовался делом. Бабка-соседка с удовольствием рассказывает о преступлении все, что знает, каждому, кто согласится послушать, и пока ее не изолировали, мой человек успел выяснить у нее все детали. В том числе — что она ела на ужин и когда в последний раз ходила в сортир.

— Предположим. Итак, рыцарь Летучий, чтобы подвести итог, ты утверждаешь, что все без исключения выдвинутые против тебя обвинения ложны от начала до конца, и к убийству ты не причастен?

— Я уже ответил — все именно так. Если бы журналист остался жив, за клевету я бы раздел бы его до нитки и обеспечил бы ему несколько лет в уютной камере за государственный счет. Но я, к сожалению, не успел.

— Принято и зафиксировано. Рыцарь Летучий, о чем тебе говорят названия «Сираккон», «Дом высокой рекламы», «Малиновое озеро», «Река Змеиная» и «За горизонтом»?

Симан почувствовал, что слегка расслабившийся живот снова начинает завязываться в узел.

— Ну… — он изобразил на лице напряженную работу мысли. — «Сираккон» и «Озеро» — крупные рекламные агентства, наши прямые конкуренты. «Дом высокой рекламы», судя по названию, тоже. Два последних не знаю. Вообще такими вещами занимается наш собственный департамент рекламы, у них следует спрашивать.

— В каких отношениях фирма «Дальний транзит» состоит с холдингом «Цветы радуги»?

— В первый раз слышу, — отрезал граф. Не может быть! Неужели они узнали? Но как, как?..

— Понятно. — Граф Коваль оторвал от дисплея свои выпуклые глаза, полуприкрытые сухими веками, и в упор уставился на Симана. — Рыцарь Летучий, позволь тебе кое-что рассказать. Убийцы успели обшарить квартиру журналиста, но впопыхах. Судя по всему, они оказались дилетантами и толком не умели ни допрашивать, ни обыскивать. Наш человек, отправленный на место преступления, сумел обнаружить тайник. Догадываешься, что именно там находилось?

— С интересом узнаю, — оой-граф изо всех сил старался сохранять надменный вид, что удавалось ему плохо. — Вероятно, кучу фальшивок, призванных придать его версии хоть какую-то правдоподобность?

— Ты почти угадал. Там нашлось несколько карт памяти с удивительными данными. С огромным количеством удивительных данных, если точнее. Например, документально подтверждено, что все названные мной рекламные агентства хотя и являются формально конкурентами рекламного департамента твоего холдинга, на самом деле давно с потрохами принадлежат тебе. Не напрямую, разумеется, а через цепочки посредников, состоящих из трех-пяти звеньев. А финансовые трансферты, в которых задействована фирма «Дальний транзит», имеют весьма отдаленное отношение к логистике и грузоперевозкам, заявленным в ее уставе. Вместо того фирма выступает в роли насоса, перекачивающего средства «Цветам радуги» от таких же подставных контор, принадлежащих «Алмазным россыпям», что подтверждается детальной двухлетней историей транзакций через полтора десятка разных банков. Значительная часть материала уже проверена и признана достоверной. Как ты можешь прокомментировать сии утверждения, рыцарь оой-граф?

— Я не в курсе дела! — рявкнул оой-граф, с трудом сдерживая нарастающую панику. — Я ничего не знаю! Возможно, кто-то из моих сотрудников за моей спиной…

— Достаточно, рыцарь Летучий.

От раздавшегося за спиной ледяного голоса оой-граф подавился собственными словами. Он резко поднялся, повернулся и склонился в низком поклоне.

— Повелитель! — прошептал он онемевшими губами.

Верховный Князь неторопливо шагнул вперед от небольшой бархатной занавеси.

— Я расскажу тебе забавную историю, рыцарь Летучий, — его голос скрипел так, словно Тайлаш пережевывал гравий. — Примерно два периода назад я устроил небольшую демонстрацию, организовав с госпожой Мураций публичную внеплановую встречу. Мне казалось, что этого вполне достаточно для доведения до широкой публики позиции царствующего дома в отношении Сураграша. Мне казалось, что мое намерение иметь в дальнейшем дело с Кариной Мураций и ее правительством продемонстрировано явно и недвусмысленно, и что я вовсе не намерен давить на Сураграш с помощью демонстрации военной силы. Как мне показалось при личной встрече, госпожа Мураций — весьма неглупая женщина, и она тоже все поняла правильно. Однако что же произошло всего две недели спустя? Войска Четырех Княжеств вторгаются в пограничную с Республикой Сураграш область Чукамба, причем вторгаются настолько внезапно, что даже я как Верховный Главнокомандующий не успеваю среагировать. В результате, рыцарь Летучий, я оказываюсь в совершенно идиотском положении: все явно и неявно сформулированные договоренности с Сураграшем оказываются под вопросом. И широкой публике, включая администрацию Сураграша, остается лишь догадываться: то ли я с самого начала планировал поиграть мускулами для пущей сговорчивости Мураций, то ли я попросту не контролирую собственную армию, которая творит что захочет. Понимаешь, рыцарь Летучий?

Симан не смел даже полностью разогнуться после поклона. Сердце размеренно бухало в ушах погребальным набатом.

— Дальше становится еще интереснее, — Тайлаш повернулся и принялся прохаживаться взад-вперед. Его ботинки ступали по ковровому покрытию совершенно бесшумно. — Отозвать армию из Чукамбы я не могу, в том числе и потому, что не хочу выставить себя идиотом повторно. Однако несмотря на мое суровое предупреждение все так же внезапно предпринимается попытка штурма Трехгорного перевала с вступлением в прямой огневой контакт с войсками Республики Сураграш. И я опять оказываюсь публично выставленным идиотом сразу два раза: и из-за самого штурма, и из-за того, что он не просто провалился — нас показательно публично выпороли без единой человеческой жертвы. И это становится поводом для необъяснимой массированной волны антисураграшских публикаций по всем Княжествам, в результате чего так и не установленные толком отношения между Княжествами и Сураграшем оказываются на грани полного разрыва. По крайней мере, я бы на месте Мураций и ее правительства отреагировал именно так. А я в очередной раз оказываюсь не то наносящим предательский удар в спину, не то совершенно не контролирующим ситуацию в своей стране. И все — лишь потому, что у некоторых личностей возникли небольшие финансовые затруднения, которые они постарались порешать за чужой счет.

Тайлаш остановился вплотную к оой-графу и положил руку ему на плечо. В другой ситуации прикосновение Повелителя можно было бы посчитать высокой честью — вот только сейчас его железные пальцы даже сквозь пиджак и рубашку стиснули мышцы Симана так, что тот с трудом удержался от гримасы боли.

— Видишь ли, рыцарь Летучий, я всегда стараюсь придерживаться простого принципа: не ищи злого умысла там, где все можно объяснить обычной глупостью. Похоже, на сей раз я ошибся. Понимаешь ли, рыцарь Летучий, политические игры — дело обычное, и они далеко не всегда заканчиваются так, как хотелось бы. Однако, — он приблизил свое лицо вплотную, обдав оой-графа дыханием, и в его голосе зазвучала неприкрытая ярость, — я очень — ОЧЕНЬ! — не люблю, когда меня публично выставляют идиотом.

Он выпустил плечо Симана, у которого буквально начали подгибаться колени, и отступил на шаг.

— Но и здесь, рыцарь Летучий, я мог бы стиснуть зубы и стерпеть. Однако есть вещи, которые я стерпеть не могу. Позволь мне продемонстрировать тебе одну запись.

Верховный Князь бросил взгляд на Коваля и коротко кивнул. Тот пошевелил пальцами в сенсорном поле, и в зале зазвучал задыхающийся мужской голос, полный мольбы и страха:

«…да, да! Он все знал! Он сам приказал мне организовать студию — на подставных лиц, чтобы никто не догадался! Я не знаю деталей, честное слово! Я сам действовал через посредников! Туда привозили одну шлюху в неделю, не чаще, снимали материал за день-два, а трупы в лесу хоронили, но я не участвовал! Я только студию нанимал! Я уже всех назвал! Оой-граф иногда сам запись забирал после монтажа, иногда ее через третьи руки передавали кому указано…»

Верховный Князь сделал жест рукой, и запись оборвалась. У Симана Летучего потемнело в глазах, и он лишь чудовищным усилием воли удержал мочевой пузырь от опорожнения. Он ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. В глазах Верховного Князя крохотными злыми огоньками горели отражения люстры, и оой-графу казалось, что они прожигают его насквозь.

— Понимаешь, рыцарь Летучий, — голос Повелителя стал бесстрастно-ледяным, — крышевание, говоря привычным тебе языком, проституции для фигуры твоего калибра уже странно. Ну ладно — кто-то на черном рынке краденым приторговывает, кто-то с малолетками спит, кто-то мелочь с уличных шлюх сшибает — у всех свои тараканы. Но вот производство фильмов с настоящими убийствами уже не лезет совершенно ни в какие рамки. Мещанин на твоем месте пошел бы под суд, и разъяренные присяжные единогласно отправили бы его на виселицу. С тобой сложнее. Я бы с удовольствием лично тебя пристрелил, но, к сожалению, просто так, без долгого и скандального процесса, нельзя. А процесс такого сорта подорвет и без того не лучшую репутацию дворянства Четырех Княжеств и на внутренней, и на международной арене и вызовет массу не нужных мне сейчас политических осложнений.

Тайлаш прошелся взад-вперед и снова уперся взглядом в оой-графа.

— Несмотря на твои упорные усилия в последние недели Сураграшский департамент МВС вел активные переговоры со всеми заинтересованными сторонами. В результате достигнута договоренность о проведении экстренной четырехсторонней конференции между Четырьмя Княжествами, Сураграшем, Грашем и Катонией, на которой Республика Сураграш будет признана официально. Однако мне придется как-то доказать госпоже Мураций свою искренность. И сделать это я могу единственным способом: публично назвать виновных. Достаточно высокопоставленных виновных, чтобы меня не заподозрили в лицемерии. Как думаешь, подойдет ли на такую роль кто-нибудь лучше, чем реальный заговорщик и уголовник?

Оой-граф обреченно промолчал.

— Правильно думаешь. Рыцарь Летучий, за всю историю объединенных Княжеств прецедентов лишения наследственного титула не случалось, и становиться первопроходцем не мне хочется. Как меня проинформировали, — Тайлаш бросил мимолетный взгляд на графа Коваля, — твои действия подпадают под множество статей Уголовного Кодекса, включая такую интересную, как статья о государственной измене. Однако мы можем достичь соглашения. Завтра ты официально объявишь в Дворянской палате о своем отказе от титула и досрочной его передаче старшему сыну, а также о сложении с себя членства в Палате. В обмен я откажусь от мысли отправить тебя на виселицу и ограничусь пожизненной опалой. Твой холдинг будет распродан по частям, и то, что останется после выплаты всех штрафов и долгов, сможешь оставить себе на жизнь. Больше никогда ты не станешь заниматься политикой, ни явно, ни тайно, и если тебя на том поймают, все обвинения будут предъявлены заново — включая обвинения в производстве садистских фильмов. Согласен ли ты на такие условия, ГОСПОДИН Летучий?

— Да, Повелитель, — прошептал Симан. Привычный обустроенный мир рушился вокруг него, и он ничего не мог поделать. Последняя полыхнувшая в нем вспышка ярости в адрес проклятого журналиста умерла в бурном потоке обреченности. Сопротивляться? Одно дело, когда речь идет об обычных закулисных играх — и совсем другое, когда ты внезапно оказываешься личным врагом Верховного Князя. А его враги долго не живут: дом Полевок никогда не стеснялся в средствах, когда речь шла об укреплении его власти. И фильмы — да как же ониузнали? — Я подчинюсь, Повелитель.

— Замечательно, — вновь прежним холодным тоном произнес Тайлаш. — Теперь мы отпускаем тебя. Пошел вон, ублюдок.

— Одной проблемой меньше, — заметил граф Коваль, когда за бывшим оой-графом захлопнулись двери.

— Вряд ли, — Тайлаш покачал головой. — Мне этой историей кровь еще попортят. Дворянская палата и так еще не успокоилась после опалы Белого Пика, сейчас опять буря поднимется. Не предъявлять же им эти пакостные фильмы в качестве обоснования — обязательно на сторону информация утечет. Но, по крайней мере, одну занозу из пятки выдернули. С армией я разберусь сам, а ты обработай промышленника и попа без моего участия, сделай милость. В каком ключе играть, ты понял. Если с Церковью возникнут проблемы, сообщи.

— Да, Повелитель.

— Не возникнут, — графиня Мушиного Плеса вышла из-за занавески, за которой скрывалась до поры до времени. — Изо всей компании у него были самые железные яйца и самые сильные позиции. Если верить моим источникам, епископа Патриарх сдаст без звука — у них там внутренние разногласия, чуть ли не на грани переворота, и старикашка его ненавидит лютой ненавистью.

— Замечательно. Нам же проще. Матигар, как закончишь — вместе с Уцуем направьте все усилия на то, чтобы выяснить: на кого на самом деле работал журналист. Нами манипулируют, нюхом чую. Слишком все складно получается — просто как подарочек к переговорам. Либо существует по крайней мере еще одна группировка, аналогичная по мощи и масштабам и преследующая свои собственные интересы, либо… либо «Черный квадрат».

— Вполне возможно, Повелитель. Первую версию АКР уже отрабатывает. Насчет второй — боюсь, мы мало что можем поделать.

— «Черный квадрат» — моя забота, Матигар. Кто бы ни стоял за Мураций и Панариши, пока что они демонстрируют желание играть по правилам. И я им с удовольствием подыграю — особенно если у меня каждый раз будет оказываться такие же замечательные материалы, как после похождений Яны Мураций. Занимайся расследованием, и если найдется что-то любопытное, немедленно вводи меня в курс дела. Кстати, кузина, твоя новая подруга, графиня Подосиновик — она действительно так полезна, как ты говоришь? В последнее время я слышал от тебя немало панегериков в ее адрес, что совсем на тебя не похоже.

— Ты, кузен, как всегда параноидален, — парировала Марица. — Новую угрозу усмотрел?

— Нет. Матигар, однако, заметил — и я с ним полностью согласен — что когда человек внезапно выныривает из ниоткуда и становится ужасно полезным, это весьма подозрительно. Ей сорок один год, и с самого детства она вела тихую замкнутую жизнь, никуда не высовываясь. Род Подосиновиков вообще никогда не отличался активностью. И вот — на тебе. Мара, поаккуратней с ней. Она, как я понимаю, напросилась участвовать в расследовании убийства журналиста?

— Да, Повелитель, — кивнул директор Четвертого отдела. — Рыцарь Уцуй счел, что она может оказаться полезной, и я не стал возражать. Да и на рыцаря Лиственника у нее явно имеются свои планы — она так откровенно строит ему глазки, что даже смотреть неловко. Пусть пока развлекается. Мой человек не выпускает ее из поля зрения. Таких людей лучше держать под присмотром, чем позволить заниматься неизвестно чем.

— Ты, как всегда, прав. Но вот что меня смущает — в «Черном квадрате» она отсутствует, — задумчиво проговорил Тайлаш. — Что крайне странно. Графиня заявляет, что тетушка госпоже Карины Мураций, так что просто обязана там фигурировать уже не первое десятилетие.

— Вопрос о родственных связях дамы Подосиновик и госпожи Мураций остается открытым, — бесстрастно проинформировал граф Коваль. — Госпожа Мураций, как широко известно, круглая сирота, младенцем подкинутая в детдом. Мои аналитики считают, что по всем признакам, и прямым, и косвенным, дама Подосиновик должна являться одной из подручных Сущностей. Судя по информированности — подручной первого круга. Возможно даже, что она сама — Сущность. Однако же в особой папке она и в самом деле не фигурирует.

— Какие вы оба серьезные, аж страшно! — поморщилась Марица. — Тала, расслабься. Ты же понимаешь, что если она одна из главных подручных, а тем более — Сущность, нам от нее не спастись. Захочет — на шею сядет и ножки свесит. Но она, как ты сам выражаешься, пока что демонстрирует желание играть по правилам, тем более — на нашей стороне. Так о чем волноваться?

— Пока что демонстрирует, — кивнул Верховный Князь. — Матигар, тем не менее, продолжай держать ее в поле зрения. Я понимаю, что внутренняя безопасность ДО и слежка за совершенно посторонней персоной — две разные области, но все же постарайся. Сейчас можешь идти.

— Разумеется, Повелитель, я приложу все усилия.

Директор Четвертого департамента поднялся и склонился, когда Тайлаш в сопровождении графини выходил из зала. Распрямившись, он погасил терминал и вышел через другую дверь. По дороге к стоянке, где его ожидал личный бронированный автомобиль, он обдумывал сложившуюся ситуацию: расчетливо и холодно, как хорошо отлаженный компьютер. Все хорошо, в конечном итоге решил он. Разумеется, такого рода расследования не оставят ни Первому, ни Четвертому департаменту — им совершенно не по профилю. Если Повелитель всерьез настроен вести внешнее следствие с помощью Дворцовой Охраны, он наверняка распорядится создать новый департамент. Но в ситуации неразберихи, пусть и временной, всегда можно найти свою выгоду. Дама Подосиновик — само собой, но в первую очередь следует внимательно присмотреться к новичку — к вайс-графу Паваю Лиственнику. Вероятно, следует как следует пообщаться с ним накоротке, когда он наконец вернется в столицу. Кто знает, не удастся ли выгадать что-то еще благодаря его личным отношениям с сестрами Мураций?

* * *

«Семен, контакт. Миованна в канале. Говорить можешь?»

«Семен в канале. Привет, Мио. Вообще-то занят. Что-то срочное?»

«Срочное. Хочу, чтобы ты кое на что взглянул».

«Хм… Я с людьми общаюсь. Ты же знаешь, я пока что даже две точки концентрации создания с большим трудом держу».

«А вторая на что задействована?»

«Обеими общаюсь. Конференция, будь она неладна. Мио, я и так уже неприличную паузу держу. Через пять планетарных минут свяжусь».

«Ладно. Я канал не разрываю».

«…Семен в канале. Мио, я в сортир вышел, у меня свободных максимум десять планетарных минут».

«Миованна в канале. Открой канал данных на вход. Лови информационный пакет».

«Принял. Что там?»

«Глубокое сканирование одного очень забавного трупа. Смотри сам. Ничего необычного не замечаешь?»

«Мио, я не специалист. Куда именно смотреть?»

«Кварковые структуры на уровне в десять минус двадцать пятой».

«Ну и… стоп. Погоди-ка. Где-то я такие уже видел. Неужели фантом?»

«Точно. Фантом с достоверной имитацией. И вот здесь — смотри за руками — полноценный комплекс поддержки психоматрицы. Я бы сказала, что мы имеем дело с автономной проекцией».

«Тебе виднее. И что?»

«На личность покойничка обрати внимание. В самом начале ярлык пришлепнут».

«М-мать…»

«Угу. Я так же среагировала. И кто из наших мог так расстараться? Не я, точно. Майю я спрашивала — не признается, и вряд ли она: не ее стиль. Ты пока что не дорос, уж извини, молодежь — тем более, даже Биката. Так что либо Камилл, либо Джа. Как думаешь, кто?»

«Камилл».

«Почему?»

«Потому что Джа мне уже минитерцию назад заявил, что не стал бы меня будить, если бы не настойчивая потребность оставить на кого-нибудь свою сеть влияния. Он принципиально перестал вмешиваться. Молодежь еще иногда поддерживает морально, но и все».

«Ну, если вспомнить представление, что он весной устроил с той псевдо-чоки, я бы не сказала, что он вообще не вмешивается».

«Единичный случай, причем меня в курс дела он ввел задолго до. Чем гадать, давай у него самого спросим?»

«Погоди. Значит, ты думаешь, что Камилл?»

«Если только за прошлые двести планетарных он не изменился совершенно радикально, то шуточка как раз из его репертуара. Он просто обожал публичные скандалы устраивать, чтобы политическую сцену менять. За те три с лишним сотни лет, что я болтался на Западном континенте, до меня дошла информация по крайней мере о двух десятков скандалов на Восточном, в результате которых в разных странах радикально менялась власть — а сами страны впоследствии совершенно добровольно присоединялись к его империи. И, уверен, я слышал далеко не обо всем — не было у меня там развитой агентуры».

«Вот как? Я как-то не очень знакома с его стилем Игры…»

«Миованна, контакт. Семен, контакт. Камилл в канале. О чем секретничаем? Меня не посвятите?»

«Здесь Миованна. Присоединяйся. Камилл, признавайся: тот фантом — твое творение?»

«Здесь Камилл. Разумеется. Если надеешься, что я отпираться стану, то разочарую. В фантоме датчики встроены специально на случай глубокого сканирования, так что я тебя засек. Не понял только, зачем ты его исследовать начала?»

«Здесь Миованна. По наитию. Я решила увязнуть в игрищах в Княжествах по уши. Затащила в постель некоего графа Уцуя, начальника Первого департамента ДО, он растаял и пристроил меня в напарницы одному пареньку, следователю, которого из АКР срочно рекрутировали…»

«Здесь Семен. Дай угадаю. Твоего паренька зовут вайс-граф Павай Лиственник? Он не слишком ли пожилой, чтобы в пареньках ходить?»

«Здесь Миованна. А ты как… а, ну да. Ты же наверняка в курсе приключений своих подопечных. В общем, он сейчас дело с убитым журналистом расследует, а я вроде бы как помогаю, а заодно полезные контакты налаживаю. Вот, кстати, учись на чужих ошибках: две-три минитерции — и все старые связи протухают напрочь, приходится с нуля восстанавливать, особенно если маску меняешь. В общем, журналист оказался слишком загадочной личностью, и я решила на всякий случай удостовериться, что он — не кто-то из наших. Камилл, зачем тебе такой скандал?»

«Здесь Камилл. Затем, что мне скучно. И потом, надо же молодежи помогать. Семен, понял, как одним уколом политическую обстановку с головы на ноги переворачивать? Ты-то ведь не мыслишь Игру без тайных переговоров, запугиваний, подкупа, согласований позиций и тому подобных нудных и скучных действий. Думаешь, ты на полном серьезе тогда мне противостоял на Западном континенте? Смех на палочке. Учись у дяди-гроссмейстера, малыш, пока он добрый».

«Здесь Семен. За помощь спасибо, конечно, только я бы и без тебя управился. Если ты не заметил, у меня и так все в порядке. На днях нас признают официально, и тогда все недоброжелатели заткнулись бы и без твоей помощи. И не надо мне свысока рассказывать, как дело делать нужно, я в таких играх и сам не новичок. Если ты всего лишь реванш за старое взять хочешь…»

«Здесь Миованна. Мальчики, мальчики, не ссорьтесь. Камилл, бабушка Мио тебе уши надерет, если ребенка провоцировать продолжишь. Ты что дальше делать собираешься?»

«Здесь Камилл. Я? От любопытства лопаться. Мне Джа на днях на голову свалился и полтысячи моих искинов одним махом в свой ненаглядный Ракуэн перегнал. Буквально силой из рук вырвал. В Ракуэн — искины, в Сураграш — искины, а я что? У меня едва две дюжины из четвертой страты в резерве остались, придется всех срочно на воспитание пятой бросать. И ведь не говорит, зачем, делает загадочную физиономию и обещает, что вот-вот все разъяснится. И искины молчат в тряпочку, словно и не я их рожал и воспитывал. Тоже мне, свинюшки неблагодарные! Вот так и давай им свободу воли. А вы, случайно, не в теме?»

«Здесь Семен. Во-первых, я про Ракуэн сам совсем недавно узнал. Во-вторых, даже если бы и знал, тебе не сказал бы».

«Здесь Камилл. Нудный ты и злопамятный. Одно слово — Серый Князь. Серый и неумытый. Кто тебе страной управлять помогает, забыл? И потом, я ради него такой социальный сенсор сжег, а он — не сказал бы! Ладно, злые вы, ушел я от вас. Отбой».

«Мио, что думаешь?»

«Пока ничего. Может, и есть у него какие планы, а может, действительно от скуки ввязался. Но смех смехом, а сработано действительно великолепно. Стобалльный ход. Не знаю, сфабрикованы записи, которые мой гордый и неприступный милашка Павай в тайнике нашел, или чистая правда, но головы сейчас полетят и явно, и тайно. Так что я бы на твоем месте Камиллу спасибо сказала. На полном серьезе».

«Я подумаю. Только, Мио, сдается мне, что все декларации о невмешательстве Старших так и остаются декларациями. Камилл скандалы устраивает и сеть влияния из искинов строит, ты в Дворянской палате днюешь и ночуешь, Майя, даже если забыть про эффектор, политическим шантажом занимается…»

«Ну и что? Никто из нас не вмешивается за рамками человеческих возможностей. Ну, или чуть-чуть за рамками. Слонов в посудной лавке мы не изображаем. Устроить скандал такого рода могут очень многие в Княжествах, а графиня Мушиного Плеса мне в любой нынешней игре солидную фору дать может. Так что все в норме».

«Сомнительная какая-то норма, Мио, на полном серьезе тебе говорю. Все, у меня время вышло. Освобожусь, подумаю как следует — и еще поболтаем. Отбой».

«Ну что за молодежь нынче нетерпеливая! Конец связи».

14.08.858, вододень. Мир, которого не существует

— Привет, Каси, — присев на травянистый склон холма, Палек шутливо толкнул ладонью Кансу в плечо. Обычно девушка в ответ либо начинала шутливо пихаться сама, либо падала навзничь, ожидая продолжения, которое не замедливало себя ждать. Но на сей раз обычный сценарий не сработал. Канса осталась сидеть, все так же обхватив руками колени и молча уставившись перед собой. Нежаркое летнее солнце Ракуэна вставало из-за дальних холмов, отражаясь в ее зрачках красноватыми искрами.

— Каси? — переспросил Палек. — Что случилось?

— Здесь хорошо, — невпопад ответила Канса. — Знаешь, Лика, я бы не отказалась пожить в Ракуэне. Здесь так… мирно. И в то же время постоянно тянет заглянуть за горизонт — что там? Жаль только, людей нет. Дома есть, а людей нет. Как думаешь, зачем Джао все это понадобилось?

— Не знаю, — Палек пожал плечами. — У него второй раз спрашивать бессмысленно. Если не захочет, и в первый не ответит. А если сочтет нужным объяснить, то от него не отвяжешься. Каси, — он склонился к жене и заглянул ей в глаза. Что случилось? С Ирэй что-то?

— Ирэй набегалась за день и спит. Папа заболел.

— Что? — Палек нахмурился. — Ты что-то путаешь. Погоди-ка, проверю.

Он замер в неестественной позе, словно манекен, его взгляд остановился. Канса поежилась. Она очень не любила, когда в ее присутствии муж бросал контроль за проекцией и отвлекался куда-то еще. Конечно, здесь, в виртуальности, и она сама — не более чем проекция, и тоже может куда-нибудь отвлечься, оставив другим вместо себя безжизненную куклу или вообще пустое место. Но все таки видеть Лику… таким неприятно.

— Да все в порядке, — небрежно бросил Палек, оживая. — Каси, тебе же говорили, что твоим родственникам ничего не угрожает. Тем более — родителям. Обычная простуда. Посидел под кондиционером с жары, и готово. Все в пределах допустимых отклонений, через два-три дня пройдет. Чего ты так расстроилась?

— Лика, помнишь, я говорила, что не хочу становиться Демиургом?

Палек напрягся.

— Ага, — с наигранной небрежностью, ни капельки не обманувшей Кансу, откликнулся он. — Помню. И?

— Я решила. Я отказываюсь.

Палек со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— Каси… — Он расцепил руки жены и все-таки опрокинул ее на спину. Облокотившись на локоть, он устроился поудобнее и, склонившись, поцеловал ее в губы. Канса не ответила. Она просто лежала и выжидательно смотрела на него. Этого момента она боялась больше всего. Она чувствовала себя предательницей. Только бы он не расстроился!

— Каси, — Палек со вздохом отодвинулся. — Ты же обещала подумать. Как следует подумать.

— Я подумала как следует. Лика, я не хочу жить вечно. Пусть все идет своим чередом, ладно? Я ведь не бросаю тебя. Не обижайся, ладно?

— К-ссо… — Палек с размаху ударил кулаком по земле. — Миллионы людей во всем мире мать родную убили бы за возможность стать Демиургом, а те, кто заслуживают, рефлексируют и отказываются. Что за мир у нас такой? Каси…

— Пожалуйста, Лика, не надо. Я решила. Отключи кокон, или как он там называется, с помощью которого перенос готовится. И данные сотри, которые он накопил. Они не потребуются.

— Каси…

— Нет, Лика. Ты ведь много раз говорил о свободе воли и о том, что каждый должен выбирать свой путь в жизни. Не навязывай мне свой выбор. Я очень тебя люблю, но нашим путям суждено разойтись. Я ведь просто…

— …мещаночка, которая мечтает о добром толстом муже, трех детишках и собаке, — закончил за нее Лика. — Я помню. Каси, ты просто не понимаешь, какое ты сокровище на самом деле. Ты лучше всех на планете.

— Даже лучше Карины? И Яны?

— Лучше! — твердо заявил Палек. — Гораздо лучше. Ты такая же добрая, упрямая и независимая, как они. Но они-то привыкли к своей силе и своим способностям. Они знают, хотя бы подсознательно, что могут защититься и выжить в любой ситуации. А ты — не можешь. У тебя нет особых способностей, тебя любой обидеть может, но ты все равно не боишься выбирать в жизни свою дорогу. Каси, милая, дорогая моя, ну что я должен тебе сказать, чтобы ты передумала? Хочешь, я стихи в твою честь сочиню? Картину нарисую? Песню спою?

— Не надо, — улыбнулась Канса. — Поешь ты ужасно, от твоих стихов уши вянут, а от картин я только смущаюсь. Лика… — Она приподнялась на локте и поцеловала его. — Я тебя очень люблю, Лика. Но любовь пройдет рано или поздно. Нам хорошо вместе, но давай не станем превращать счастье в обязанность. Ничего хорошего не выйдет.

Она провела ладошкой по его груди и снова поцеловала — в губы, в шею в ямочку между ключицами.

Палек осторожно отстранил ее.

— Тяжелый случай… — пробормотал он. — Придется привлекать тяжелую артиллерию. Активировать дальнюю связь, — произнес он в пространство. — Поиск контакта по имени: Джао. Дзи, ты нужен. Срочно. Отвлекись, а?

— Не надо! — запротестовала Канса, но Палек решительно прикрыл ей пальцами губы.

— Тихо! — цыкнул он. — Жена да убоится мужа.

— Связь установлена. Джао в канале, — проговорил из ниоткуда мелодичный женский голос. — Режим трансляции основного канала в звук.

— Да, Лика? — откликнулся мужской голос. — Что там у вас? Опять Кару кто-то из пулеметов расстрелять попытался?

— Дзи, проявись, — попросил Палек. — Желательно в человеческом виде.

Воздух замерцал, и в воздухе возникла мужская фигура. Ее глазницы переливались оттенками синего пламени. Эту маску Канса раньше не видела.

— Глаза тоже можешь сделать нормальными, — нетерпеливо сказал Палек. — Дзи, с Каси проблема. Она все-таки решила отказаться. Считывающий кокон требует деактивировать. Ну скажи ей что-нибудь умное, а? Меня она не слушает.

— Здравствуй, Канса, — улыбнулся Демиург, обретая человеческий вид, и Канса улыбнулась ему в ответ. Она знала, что сущность, скрывающаяся за маской Дзинтона Мурация, чудовищно стара и невообразимо могущественна, но не испытывала перед ней страха или отчужденности. Джао обаял ее с первого взгляда. Обаял — и всегда держался с ней раскованно-дружески, как с равной. Как мог бы держаться хорошо знакомый студент с соседнего потока: без излишней фамильярности, но и без холодка отдаления старшего к младшей. Хороший друг мужа, одобряющий выбор своего товарища. — Давай по порядку.

Он поддернул штаны делового костюма странного покроя и уселся рядом на траву.

— Итак, ты решила, что не хочешь становиться Демиургом, ага?

— Ага, — согласилась Канса.

— И повод?..

— Отец у нее простыл, — недовольно буркнул Палек. — И опять старая песня — не хочу, не буду, брошу тебя на произвол судьбы, найду правильного мужа…

— И вовсе не брошу! — возмутилась Канса. — Лика, чего ты врешь?

— Он не врет, он домысливает, — пояснил Дзинтон. — Фантазия у него буйная с самого детства. Какие только истории он мне не рассказывал в оправдание школьных прогулов! Роман написать можно. В трех томах с продолжениями. Он тебе не рассказывал, как я его порол за то, что он в заброшенные дома с приятелями лазил? И Яни за собой таскал. У пацанят поджилки тряслись при мысли о привидениях, которые там могли жить, и они Яни с собой вроде как защитницу брали. Благоразумную Кару им ни разу соблазнить не удалось, а Яни сама тот еще фрукт, с радостью участвовала. То и дело домой являлись в кровь исцарапанными. Но девочек пороть непедагогично, а вот Лику я…

— Ты у нас тоже не врешь, а домысливаешь? — поинтересовался Палек. — Ты ж меня в жизни пальцем не тронул. Ты вообще не догадывался, чем мы с Яни занимаемся, пока я сам случайно не проговорился.

— Старших, — назидательно проговорил Джао, — нужно уважать. Старшие не врут, они искренне заблуждаются. Или страдают преждевременным склерозом, за что им полагается втайне сочувствовать, а внешне кивать и почтительно соглашаться. Что же до «не догадывался» — Лика, ты уже усвоил, что такое «лонжа»? Думаешь, я вас хоть на секунду с нее спускал? Когда ты в сорок пятом с двадцатисаженного обрыва навернулся, почему, думаешь, то хлипкое деревце из земли с корнями не выдралось, а?

— Вот так и рушатся детские иллюзии о мировой справедливости, — недовольно пробурчал Палек. — Сначала жена бросает, потом любящий папаша в перманентном вуайеризме признается…

— Да, так к вопросу о жене, которая бросает, — Джао сорвал травинку и принялся задумчиво мочалить ее зубами. — Каси, ты так переживаешь за родителей? Винишь себя в том, что они умрут, а ты жить останешься?

Канса, насупившись, нехотя кивнула. Она же уже говорила!

— Замечательно, когда человек волнуется за близких. Вот только плохо, когда за одних он переживает, а за других — нет. Каси, видишь ли, наш Лика хотя и представляет собой практически точную копию прежнего человека, но кое в чем отличается от оригинала. Его эмоциональное состояние гораздо более стабильно, чем человеческое. Я не хочу описывать теорию функционирования психоматрицы шестого класса, но суть в том, что сбить Демиурга с эмоциональной траектории очень непросто. Сильные чувства в нем пробуждаются медленно и еще медленнее гаснут. Грубо говоря, твоя надежда на то, что Лика разлюбит тебя в скором времени, совершенно безосновательна. Я не думаю, что такое случится в ближайшие пятнадцать-двадцать планетарных лет. Лет тридцать, я бы сказал, минимально правдоподобный срок. А в пятьдесят лет найти нового мужа и завести с ним счастливую семью с детьми тебе будет не так-то просто. Не невозможно, но и не просто. И Лика остается с тобой до самой твоей смерти просто из чувства долга, которое у него для такого шалопая развито просто удивительно сильно. А потом он еще много десятилетий станет страдать. Понимаешь, на что ты обрекаешь его своим упрямством?

Канса почувствовала, что неудержимо краснеет. Она машинально сжала руку Палека, и тот ответил ей успокаивающим поглаживанием.

— И что мне делать? — безнадежно спросила она. — И так плохо, и этак. Джао, ты же мудрый, ты все знаешь. Как мне быть?

— Мудрости у меня не так много, — старший Демиург скептически приподнял бровь. — И еще меньше времени. На Джамтерре запрограммированная колея окончательно рассыпалась, революционный процесс пошел до срока, Кислицын ниспровергает устои сразу в двух мирах — вот уж у кого никаких интеллигентских рефлексий! — Робин с ума сходит, пытаясь сцену контролировать, джамтане опять порываются реинициализацию провести, а мне тут сердечные проблемы у детей расхлебывать приходится. Ох… Ладно. Все равно рано или поздно пришлось бы время тратить, чтобы вас в курс дела ввести. Каси, кончай так жалобно на меня смотреть, или я умру от огорчения. Нет у тебя никакой проблемы, потому что не знаешь одной существенной детали.

— А именно? — поинтересовался Палек.

— Сейчас расскажу. Попозже намеревался, когда ситуация стабилизируется, но раз уж такая буря эмоций бушует, ладно уж. Сейчас, еще парочку деятелей позову, поскольку нечестно их оставлять в неведении дольше вас, и приступим к небольшой лекции. Майя, Камилл! — сказал он в пространство. — Присоединитесь к нам, будьте любезны. Страшная тайна открывается.

Легкий звон колокольцев — и на пригорке возникла золотоволосая курносая девочка лет пятнадцати, одетая только в плащ из собственных длинных, до лодыжек, волос.

— Привет, Джа! — махнула она рукой. — С чем в наши края пожаловал?

— Привет, Майя. Надеюсь, я тебя ни из чьей постели не выдернул?

— Выдернул, разумеется. Ты надолго? А то у меня там проекция в автономном режиме осталась, все удовольствие из-за тебя пропущу.

— Потом запись проиграешь. Ага, Камилл…

— Я самый, — изящно поклонился бывший император полумира. — Чего надо? То никому до меня дела нет, то сразу все на голову сваливаются.

— Ответы на свои вопросы хочешь получить? Я сегодня добрый, даром рассказываю.

— Вот как? — Камилл безразлично-вежливо приподнял бровь. — Ты наконец-то созрел, чтобы признаться, в какую глупость ты втянул моих искинов? И, судя по заплаканной мордочке очередного бездомного котенка, именно она тебя и разжалобила? Майя, почему ты раньше не догадалась? Возьми-ка на заметку на будущее: если перед Джа пускает слезу маленькая девочка, он устоять не может.

— Ты, как всегда, точно описываешь ситуацию, — хмыкнул Джао. — Глупость, котенок и слеза ребенка. Итак, краткую политинформацию объявляю открытой.

Демиург слегка воспарил над землей и поменял позу, усевшись в воздухе со скрещенными ногами.

— Информирую благородное общество, что три планетарных дня назад мы с Майей закончили обкатку новой модели эффектора и сняли все ограничения на его репликацию. К настоящему моменту он должен обновиться по крайней мере у восьмидесяти процентов текирского населения, завершение процесса прогнозируется в течение двух-трех периодов.

— Погоди! — вскинулся Палек. — Дзи, какой еще новой модели? Которая со считывающим коконом?

— Точно.

— Так это твоих рук дело?

— Умный мальчик, — благосклонно кивнул Джао. — Моих и Майи.

— Стоп! — Палек нахмурился. — Майя, ты же говорила, что не имеешь никакого понятия о том, откуда взялись изменения в эффекторе!

— Разве? — невинно удивилась золотоволосая девочка, широко распахивая голубые глаза. — Не помню такого. Я упомянула лишь, что дополнительный компонент не входил в оригинальный дизайн. И что никто из наших не признается в авторстве. Все — чистая правда. Про свое участие в деле я ни словом не обмолвилась, а вы с Бикатой не уточняли.

Камилл громко захохотал.

— И эти личности еще обвиняют меня в двоедушии и лживости! — выдавил он сквозь смех. — А Семен все еще считает именно меня образцом мирового зла! Надо ему посоветовать взамен на пьедестал тебя, Джа, водрузить. Или Майю. Я искренне признаю свое поражение.

— Вот еще! — фыркнула Майя. — Я вовсе не мировое зло, а очень даже симпатичная.

— Одно другому не мешает, — снова заржал Камилл. — Жаль, что я при том разговоре не присутствовал. Посмотрел бы я, удалось бы запудрить мозги мне с той же легкостью, что и молодежи. Лика, в следующий раз зови меня на должность наблюдателя.

— Обязательно, — нетерпеливо отмахнулся юный Демиург. — Дзи, зачем нужен дополнительный компонент? И с какой стати загадочная таинственность?

— С такой, что, как точно заметил Камилл, я опять устроил нечто, сильно напоминающее глупость. Если точнее — авантюру с сомнительным обоснованием и непонятными долгосрочными последствиями. Ничего настолько же радикального, как пробуждение Нового поколения, но все равно авантюру.

— И где же тот холодный рассудительный Арбитр и Корректор Джао, что всегда руководствовался точной логикой и заранее знал результаты своих действий на десяток минут вперед? — саркастически вопросил Камилл. — Джа, кажется, твоя семейка на тебя дурно повлияла. Похоже, не только ты их воспитывал, но и они тебя. Может, хватит предисловий? Приступай давай к делу. Майя, а может, ты расскажешь? Что вы там придумали на пару, тетушка с племянничком?

— А я ничего не знаю! — гордо объявила Майя. — Джа меня втемную использовал. Пообещал сюрприз сделать, если я ему подыграю без лишних вопросов. Мила, меня в последний раз удивляли с полдюжины терций назад, так что Джа меня с потрохами купил. Джа, ты наконец решился?

— Еще раз назовешь Милой, по носу щелкну, — пообещал Камилл. — Джа, валяй, не смущайся, как девственница перед дефлорацией. Все свои, даже смеяться слишком сильно не станем.

— Ну ладно, — Джао пожал плечами. — Мириэра, можно тебя отвлечь от забот ненадолго?

— Да, Джао, — прозвенела колокольчиками белокурая девочка в длинном синем платье, возникнув в воздухе перед Демиургом. — У меня достаточно ресурсов для общения. Доброго дня, господа и дамы, рада приветствовать вас в Ракуэне.

— Милашка! — одобрила Майя, разглядывая Художницу. — Почти такая же милашка, как я. Джа, неужто сам внешний вид разрабатывал? У тебя наконец-то прорезался художественный талант?

— Да он синий цвет от аквамаринового не отличает! — фыркнул Камилл. — Вон, Лика подтвердит. Моя Колыбель визуализацию собирала, по типовым шаблонам.

— Не твоя Колыбель, а мастер Нобара Гахака при помощи Колыбели, — поправил Джао. — Только не начинай дискуссию! Потом, если хочешь, всласть поспоришь. Мириэра, снимаю ограничения на передачу информации о Ракуэне всем Демиургам, а также Кансе.

— Принято, — прозвенели колокольчики. — Художницы и Контролеры оповещены.

— Спасибо. Покажи нам, пожалуйста, Вамати. Без обратной связи.

— Выполняю.

Мир вокруг Кансы мигнул, и она вдруг очутилась высоко над землей, машинально ухватившись за мужа покрепче. Вокруг парили какие-то незнакомые птицы, а под ними…

Под ними расстилался город. Не очень большой — около версты в длину, раскинувшийся по обеим берегам неширокой спокойной реки. Незнакомого вида дома в три-четыре этажа — островерхие черепичные крыши с торчащими каминными трубами, беленые стены, застекленные стрельчатые окна. Широкие улицы, мощеные пригнанными каменными кирпичами, деревья с корнями, аккуратно обложенными бортиками из красного кирпича, ленивые собаки, валяющиеся у ворот низких оград вокруг двориков с аккуратными ухоженными цветниками… И люди. Деловито спешащие люди в одежде странного покроя. Женщины в легких платьях разной степени открытости, с корзинами в руках. Мужчины в мешковатых старомодных костюмах и потешных широкополых шляпах, неспешно шествующие налегке или инструментами. Возчики, подгоняющие запряженных в повозки осликов, всадники и всадницы на конях, седоки в легких открытых повозках…

И вокруг — ни одного автомобиля. И фонарные столбы, к которым не тянется ни одного провода.

— Погоди-ка, Дзи! — Палек пошевелился, и Канса почувствовала, как под ногами формируется что-то невидимое, но твердое. Она с облегчением выпустила руку мужа и украдкой потопала ногой, чтобы проверить, как держит. — Я же сюда заглядывал… да буквально два или три дня назад. Меня девчонки таскали, чтобы похвастаться, как здорово нарисовали. Здесь же пусто было! Дома стояли — и все.

— Сорок два планетарных часа назад, — прозвенела Мириэра, — результаты испытаний системы на полигоне признаны успешными. Ракуэн переведен в штатный режим эксплуатации примерно восемнадцать планетарных часов назад. В настоящий момент разбужены триста восемьдесят один нэмусин в пятидесяти четырех локациях. На данной стадии значимых отклонений от прогнозируемых траекторий развития не зарегистрировано, хотя статистических данных недостаточно для достоверного анализа.

— Джа, что такое «нэмусин»? — требовательно спросила Майя. — Объясняй с начала.

— Нэмусин — психоматрицы биоформ, полностью перемещенные в виртуальность. Мириэра, я временно возьму управление каналом на себя. Демонстрирую на примере.

Город внезапно резво прыгнул навстречу, и один из мужчин словно оказался обрамленным невидимой, но вполне ощущаемой рамкой. По ее сторонам заструились потоки разноцветных символов, которые Старшие использовали в общении между собой.

— Эй, помедленнее! — окликнул Палек. — Я не воспринимаю. И Каси наверняка тоже.

— Мириэра, дублирование на общем, — скомандовал Джао, и с одной стороны рамки потекли вполне узнаваемые слова.

«Майцура Васурэппой. Родился 18.26.769. Умер 03.06.858. Непосредственная причина смерти: острая коронарная недостаточность. Общая причина смерти: естественный возрастной износ организма. Текущий уровень подавления личности: 34 %. Тенденция к восстановлению личности: недостаточно статистических данных. Последний род занятий: пенсионер. Предпоследний род занятий: старший оператор роботизированной линии на автомобильном заводе корпорации „Курума“ в городе Тахока. Текущее положение: ремесленник в жестяной мастерской…»

— Джа, я тебя разве не учила в свое время, что термины перед использованием необходимо определять? Что такое «подавление личности»? — поинтересовалась Майя, отбрасывая за спину золотистую гриву. Внезапно она нахмурилась. — Только не говори, что ты перетаскиваешь в виртуальность умерших в реальном мире!

— Почему не говорить? — удивился Джао. — Именно так и скажу: я перетаскиваю в виртуальность умерших. По крайней мере, тех, с кого наш с тобой комбинированный эффектор успел снять зрелую психоматрицу. А что тебя так удивляет?

— Масштабы, Джа. Масштабы. Ты вознамерился перетащить сюда вообще все население Текиры?

— Майя, а можно я все-таки начну с начала, предварительно дав определения? — с ехидными нотками в голосе поинтересовался Джао. — В точности, как ты любишь?

— Валяй, — милостиво кивнула Демиург, и ее устремленный на Кансу взгляд стал задумчивым. — Начни с места, когда тебе вообще идея в голову пришла.

— Она не мне пришла. Она возникла задолго до меня. Ты у нас поумнее Камилла…

— Спасибо, Джа, — Камилл отвесил царственный поклон. — Я ценю твое высокое мнение.

— …так что в психологии разбираешься получше его, — невозмутимо закончил фразу Джао. — Какова, по-твоему, причина возникновения упорядоченных верований в сверхъестественное?

— Мне начать с цитирования предисловия к какому-нибудь учебнику или диссертации? — деловито поинтересовалась Майя. — Поиск выдает больше полутора тысяч полностью и частично уцелевших источников начиная с девятнадцатого века.

— Ты своими словами. Ты ведь интересовалась темой, я знаю. Ну?

— У меня нет короткого ответа, Джа. Масса причин. Что ты хочешь услышать? Вернее, так: твоя версия?

— Смерть. Причем смерть не собственная, а чужая. Вот как у Каси сейчас.

Джао покосился на Кансу.

— Смириться со своей собственной смертью сложно, но можно. В конце концов, она касается только тебя. Когда умираешь сам, все заканчивается раз и навсегда. Куда тяжелее смириться со смертью любимых и близких — они уходят, а ты остаешься жить с сознанием утраты. Зачастую человеку легче пожертвовать своей жизнью, чем позволить умереть тому, кто ему дорог. Верования в загробную жизнь, перерождение или продолжение существования в той или иной форме в прежнем мире — все это не только и не столько попытка понять, что станет с самим тобой. Это прежде всего попытка доказать себе, что дорогие тебе люди по-прежнему живы, пусть и не доступны тебе. Ребенок, который убеждает себя, что мертвая мама просто уехала и скоро вернется — тот зародыш, с которого начинается любая вера. И главный столп любой религии — иконы и алтари, у которых молятся за счастье умерших или приносят им дары.

— Мне одному так кажется, или его освистал бы любой историк из разбирающихся в предмете? — в пространство вопросил Камилл. — Знаешь, Джа, хреновый из тебя Конструктор, с такими-то взглядами. Ладно, с предисловиями можно заканчивать. Ты решил создать загробный мир. В общем-то, по названию можно было и сразу догадаться. Ты его как, специально сваял, чтобы своим подопечным шок от смерти родственников сглаживать? Или у тебя более широкие планы? И что там с подавлением личности?

— С начала мне рассказать, похоже, не судьба, — Джао развел руками. — Все и без того умные, с полуслова догадываются. Камилл, я всего лишь решил, что разум, которого в нашей Вселенной и без того не хватает, не следует терять попусту. В нашем огромном мире мы освоили лишь крохотные участки пространства, неразличимые на общем фоне. И никогда не освоим — Демиургов осталось меньше тысячи, и даже если каждый умудрится поднять сотню точек концентрации сознания одновременно, нам не обжить даже Млечный Путь.

— Ты собираешься отправлять их осваивать космос? — деловито поинтересовалась Майя. — Надеюсь, ты не намерен делать Демиургами всех подряд? Кара и прочие твои подопечные — с их кандидатурами я полностью согласна, но их ты отбирал и воспитывал индивидуально. А планета населена миллиардом с лишним личностей трех рас, причем большинство людей мне глубоко несимпатичны: эгоистичные себялюбивые хамы, готовые убить кого угодно ради собственного комфорта, власти, денег. Я лично решительно возражаю против предоставления им полных возможностей. И потом, зачем дожидаться смерти? Шок все-таки, и серьезный. Многим психику может сломать напрочь, поверь мне как эксперту. Выбрал нужных личностей, сунул в стасис и послал к дальней звезде…

— Я не намереваюсь делать всех Демиургами. Я еще не знаю, в какой форме отпускать их. Я даже не знаю, стоит ли давать нэмусинам бессмертие — или же предоставить возможность умереть снова. Майя, главная проблема в том, что мы не можем забирать из общества лучших. Тогда оно прекратит развиваться. Или начнет развиваться не в ту сторону. И мы не можем явно объявить людям, что по достижении определенного возраста трансформируем их в нечто другое: предчувствие смерти играет для личности огромное значение. Отнимите у человека сознание своей смертности — и он перестанет быть человеком, а общество изменится до неузнаваемости. А мы, кажется, договорились сохранить Текиру в неизменности…

— И ты замечательно поддерживаешь статус кво, — согласился Камилл. — Одна только война 93-го между Грашем и ЧК чего стоит. Ну да, ну да, хребет княжьей аристократии следовало сломать, ты очень убедительно все разъяснил. И эффектор Майи на волю выпустил — тоже замечательно стабильности поспособствовало. Но ты мне лучше скажи, а судьи у тебя кто? Вот помер человечек. Ты его душу по какому принципу сортировать вознамерился? У тебя даже организованной религии нет, чтобы на следование моральным догматам ориентироваться. Лично намерен жизнь каждого изучать под микроскопом начиная с годовалого возраста? Пуп не развяжется?

— Я не намерен никого изучать, — Джао пожал плечами. — Бессмысленно.

Он щелкнул пальцами, и в воздухе повисла колоритная фигура: угрюмый мужчина далеко за пятьдесят, с толстым свисающим пузом, озлобленным лицом, изборожденным глубокими морщинами, и носом, покрытым сетью лиловых прожилок.

— Вот тип, который все неприятен: пьяница и хам, живущий на пособие и интересующийся только следующей выпивкой. В один прекрасный день помер от запущенного рака поджелудочной железы — и его психоматрица в нашем распоряжении. Что с ней делать? Стереть за отсутствием положительных качеств?

Еще один щелчок пальцами — и рядом появился молодой человек лет тридцати с небольшим. Его черты явно угадывались в пятидесятилетнем, но морщин и лиловости носа на лице еще не наблюдалось, хотя талия уже изрядно подзаплыла жирком.

— Вот он же за двадцать лет до того — уже изрядно разочаровавшийся в жизни, но все еще сохранивший какие-то идеалы. В сердце еще осталась тоска по неизведанному, но ее уже начала вытеснять усталость. Начальник — сволочь, жена оказалась стервой и ушла, досрочно расторгнув контракт, забрав детей и отсудив большую часть имущества. Таланты его никому не интересны, да и цель жизни становится все более и более расплывчатой. Не за горами кризис среднего возраста, и сердце смутно подсказывает, что пережить его окажется не так-то просто.

Еще щелчок пальцами.

— Вот он же за примерно двадцать лет до того. Только-только закончил старшую школу и поступил в университет. Жизнь полна радужных надежд, девушки зазывно улыбаются, преподаватели поощрительно кивают на семинарах, и впереди, безусловно, сверкающее будущее.

Еще щелчок.

— А вот он же еще на десять лет раньше. Младшешкольник из благополучной семьи, любит папу и маму, старательно учится и ведет себя как хороший мальчик, потому что мама настрого так наказала. Образцовый ребенок. Кто может предположить, что через полвека он превратится в дебошира и безнадежного пьяницу? А теперь вопрос — кто из них настоящая личность? Семилетний? Двадцатилетний? Тридцатилетний? Или пятидесятилетний? Кого судить? Кого награждать или карать? Человек — животное социальное, и в том, кем он стал, виноват не только он лично. Да, под конец жизни спился и скатился — но ведь вокруг не нашлось никого, кто подал бы ему руку. Разве справедливо судить его так же, как и того, кому помогли? Ведь выйди вон тот парень, — он указал на тридцатилетнего, — из дома на две минуты позже в один прекрасный день, и встретился бы с замечательной девушкой лет на десять его моложе, но умницей и красавицей, искренне бы в него влюбившейся. И тогда…

Щелчок пальцами, и рядом с пьяницей появился еще один человек. За пятьдесят, то же лицо, что и у алкоголика — но спокойное и доброжелательное, без прожилок, а в уголках рта собрались крохотные морщинки, таящие в себе скрытую улыбку.

— Счастливый отец семейства, трое детей, любящая жена с бессрочным брачным контрактом, должность, пусть невысокая, но со стабильным жалованием, стихи, изредка публикуемые под псевдонимом в одном из сетевых журналов… Личность пусть и неяркая, но во всех отношениях положительная. Один из тех, на ком держится общество.

Все изображения, кроме пьянчуги, пропали.

— И я должен осудить его за то, что однажды он вышел из дома на две минуты раньше, чем следовало? Спасибо, без меня.

— Там что-то говорилось про подавление личности, — педантично напомнила Майя. — И про прогноз восстановления.

— Да. Ракуэн создан для того, чтобы дать человеку второй шанс. Снять давление окружающего мира, избавить от стресса и постоянной заботы о куске хлеба. Предоставить возможность стать кем-то иным, если захочет. Нужно лишь заставить его на время забыть о том, кем он являлся, чтобы он мог совершить выбор без влияния прошлого.

— Джа, я тебе как специалист заявляю: даже у примитивнейшего искинавторого уровня отделить память от логического аппарата практически невозможно, — Камилл помахал в воздухе рукой. — Да даже на первом уровне крайне сложно. А у человеческой психоматрицы практически нереально. Заблокируй память, и получишь пустую личность, новорожденного младенца. Азы вообще-то. Безгласные тени в Аиде, разумеется, от стресса избавлены, но толку-то?

— Камилл, в тот день, когда тебе удастся уесть меня по-настоящему, я уйду в лечебный анабиоз на десяток терций как минимум, — усмехнулся Демиург. — Хотя твое знакомство с древнегреческой мифологией похвально, не ожидал. Видишь ли, у меня получаются вовсе не безгласные тени. Я блокирую память избирательно и не до конца. Смутные воспоминания остаются, логика мышления в значительной степени сохраняется. Плюс та же техника, что при программировании автономных проекций: внедрение ложных воспоминаний с пометкой их как подлинных. Со временем они рассасываются, истинная память восстанавливается, причем чем важнее что-то, тем быстрее оно всплывет на поверхность. Постепенно человек снова становится собой — но уже переосмыслившим свою жизнь… я надеюсь. И нашедшим в ней новые цели. Куда он захочет пойти дальше и захочет ли — посмотрим. По прогнозам, не меньше минитерции на восстановление потребуется, но статистика пока не набрана по понятным причинам.

— Ну хорошо, восстановит он свою личность полностью — а дальше? — Майя задумчиво потеребила прядку волос. — Был сволочью и мерзавцем, и таким же остался. Что с ним станешь делать? Сотрешь?

— Зачем? Виртуальность есть не просит. Пусть живет сколько влезет. Выделить ему персональный изолированный карман, окружить его куклами, и пусть хоть людоедством там занимается. Твои искины, Камилл, на начальных этапах присмотрят за Ракуэном, они уже все дружно согласились. Дальше, возможно, создадим какие-то специализированные структуры фильтрации, но пока нужды нет.

— То есть твои средневековые деревеньки в виртуальности — своеобразный санаторий для умерших, — подытожила золотоволосая девочка. — Не рай и не ад, а чистилище. Не думаешь, что такие вот городишки слишком скучные?

— Ракуэн очень большой. Такие вот городишки не единственное, что здесь есть. В разных областях воспроизведены самые разные антропогенные ландшафты — от земной античности до современной Текиры. И Художницы с Операторами продолжают работать. Куда конкретно попадет та или иная личность после смерти, определяется ее желаниями в момент трансферта. У меня есть небольшая методика, можете ознакомиться. Каси!

Внезапно Демиург оказался почти вплотную к девушке, и она вздрогнула, инстинктивно прижавшись к мужу.

— Каси, теперь ты понимаешь, почему на самом деле у тебя нет никакой проблемы выбора? Твои родители не умрут никогда. Однажды они просто окажутся здесь. И если ты откажешься становиться Демиургом, то тоже попадешь сюда рано или поздно. Не стоит. Не мучай себя и Лику. Наш мир далек от идеала, но не стоит из-за того казниться. Ладно?

Канса машинально кивнула. Голова у нее шла кругом (Аид? чистилище? тени?), и она решила пока что со всем соглашаться. Потом у нее появится время обдумать все как следует.

— Вот и замечательно, — Демиург ободряюще улыбнулся ей. — Тогда вы двое введите в курс остальную молодежь. Майя, передай мой рассказ Мио, будь так добра. Камилл, ты со своими искинами сам общий язык найдешь, я надеюсь. Мириэра!

— Да, Джао? — прозвенела временно забытая Художница.

— С этого момента у всех Старших в Ракуэне статус полных наблюдателей без права вмешательства. Консультируй их при необходимости. Лика, поаккуратнее копайся своими шаловливыми пальчиками в системе — теперь тут все-таки люди живут. Выбирай для экспериментов незаселенные области в дальних участках графа. Все, блистательные господа и великолепные дамы, мое время вышло. Дальше сами разбирайтесь.

Он кивнул и исчез. Оставшиеся переглянулись.

— Напомните, именно Джа обвинял меня в том, что я сумасшедший? — поинтересовался Камилл. — Кажется, ему самому неплохо бы к психиатру заглянуть. Ну надо же — загробную жизнь на практике реализовать! Да еще и непонятно что с… как он их назвал? Нэмусин? С восстановившимися нэмусинами что делать, тоже неясно.

— Но он все-таки выполнил свое обещание, — золотовласая девочка со вкусом потянулась, и длинные пряди взметнулись в воздух, словно подхваченные сильным ветром. — Он меня удивил. Мне бы такая идея и в голову не пришла. Забавно. Мириэра!

— Да, Майя?

— Лови прямой входящий канал. Я намерена без посредников в системе покопаться.

— Канал принят. Напоминаю, что статус полноправного наблюдателя не предполагает…

— Спасибо, Мириэра, но напрямую, пожалуйста, без звука. Пока, народ. Зовите, если что.

И Майя растворилась в воздухе.

Камилл неторопливо подплыл к Кансе с Палеком и задумчиво обозрел их сверху вниз.

— Подумать только, — задумчиво проговорил он, — насколько Джа к вам привязался! Целую виртуальность соорудил, только чтобы вы не всплакнули лишний раз. Мне даже завидно. Может, и мне попробовать настоящую семью завести? Тихая скромная женушка, пара детишек, пара симпатичных горничных и мальчик-садовник на случай, если жена надоест… Канса, хочешь, на тебе женюсь?

— По ушам напинаю, если чужих жен сводить станешь! — пообещал Палек. — Я мое сокровище первый нашел, а ты перебьешься.

— Вот так всегда! — вздохнул Камилл. — Мириэра… или нет, с искинами неинтересно. Ну ничего, найду кого-нибудь. Пока, молодежь.

И он тоже исчез.

— Каси, — Палек повернулся к жене и положил руки ей на плечи. — Для меня все тоже очень неожиданно, но… скажи, ты передумала меня бросать? Ты станешь Демиургом?

— Ох, Лика… — Канса потянулась к нему и ласково поцеловала в губы. — Я же говорила, я не бросила бы тебя ни за что, пока нужна. Демиургом… Лика, я все еще не знаю. Хорошо, что мне не придется предавать папу и маму, но… Мне просто страшно, понимаешь? Я согласна, наверное. Но не торопи меня, ладно? Я хочу привыкнуть к мысли о трансформации как следует.

— Договорились! — с облегчением выдохнул Палек. — А чтобы ты не чувствовала себя покинутой, сейчас мы вернемся в реальность, и я… — Он склонился к уху девушки и принялся нашептывать туда. Постепенно ее лицо начало пунцоветь.

— Я всегда знала, что ты извращенец! — наконец решительно заявила она, отодвигаясь. — Как только мужчинам подобные вещи в голову приходят? Нет, ни за что и никогда. Не больше одного раза. Максимум два. Ну-ка, повтори, что ты там хотел сделать «во-вторых»?

15.08.858, древодень. Северо-западный Граш, город Джамарал

Солнце уже почти скрылось за далекими зубцами Шураллаха, и сумерки на земле быстро сгущались. Здесь, на высоте, три идущих равносторонним треугольником вертолета еще сверкали бликами на стеклах кабин, а стремительно приближающийся аэродром уже сиял многочисленными посадочными огнями. Аэропорт Джамарала не мог соперничать ни с чудовищными, по пять верст в диаметре, комплексами оканакских «Орлиного меча» и «Борца», ни с мало уступающим им крестоцинским «Горным щитом», ни даже с довольно скромным масарийским «Масарикой», но все же он оставался одним из четырех международных аэропортов Граша. Светились изнутри ярко освещенные здания двух пассажирских терминалов и административного комплекса, ровными цепочками протянулись навигационные огни вдоль взлетно-посадочных полос, прожекторы выхватывали из темноты самолеты — большие и малые реактивные лайнеры, поршневые самолеты местного сообщения, полтора десятка вертолетов… Карина склонилась к окошку, стараясь разглядеть как можно больше, потом, слегка поколебавшись, отделила точку восприятия от тела и позволила ей отстать от вертолета и охватить взглядом как можно больше. Зрелище впечатляло. Интересно, а как в Крестоцине аэропорт ночью сверху выглядит? Надо посмотреть и сравнить, когда время найдется.

«Здесь Семен. Посадка через две минуты, девочки. Кара, синхронизируйся с проекцией и начинай репетировать надменное выражение лица».

«Здесь Яна. Ну наконец-то! Всю душу из меня вытрясло! В следующий раз не полечу, даже и не просите. Подсяду под конец, словно всю дорогу ехала, и хватит для имитации. Переживет ваш Дурран».

«Здесь Саматта. Ох уж эти женщины! Пассажирские вертолеты им не нравятся, видите ли! Тебя бы в транспортный самолет запихнуть, в отсек с контейнерами, чтобы на железном полу часа три-четыре покуковала бы, вот тогда бы я на тебя посмотрел».

«Здесь Яна. Да, я слабая женщина, и тем горжусь! Мне по должности положено капризничать. В кои-то веки в торжественное платье нарядилась, и все измяла. И тушь наверняка размазалась. И прическа растрепалась. А я зеркало не взяла!»

«Здесь Семен. Яни, сделай фантомную камеру, повесь напротив себя и наблюдай за своей мордочкой через нее. Никакого зеркала не надо. И вообще, ша, малявки. На полном серьезе говорю: входите в роли. Там, внизу, нас уже восемь телекамер ведут. И журналистов толпа персон на пятьдесят».

«Здесь Саматта. Шестьдесят два, не считая двенадцатерых операторов. Больше, чем охраны. Рис, если они оцепление сомнут, мне их сильно калечить?»

Внизу, вокруг посадочной площадки, вспыхнули дополнительные прожекторы, и их лучи скрестились на снижающихся вертолетах.

«Здесь Семен. Если они сомнут оцепление, их перестреляют, о чем они осведомлены. Глаза Великого Скотовода — ребята решительные, не сомневаются и не колеблются. Все-таки у авторитарно-феодального правления есть и свои плюсы. Кара, не расслабляйся. Кстати, твой старый друг господин Вай Краамс выполнил-таки свое обещание и явился в гости — я вижу внизу его эн-сигнатуру. Похоже, в Сураграш придется возвращаться в его компании».

«Здесь Яна. Не удивлюсь, если этот прохвост примазался к медикам и потащит свое барахло на трейлерах госпиталя».

«Здесь Семен. Вполне разумно с его стороны. И дешевле, и безопаснее. Кара?»

— Я готова, Рис, — вслух сказала Карина. Сидящий впереди, рядом с пилотом, Дурран коротко оглянулся, но ничего не сказал. Его губы шевелились — он неразборчиво говорил в гарнитуру, вероятно, обсуждая что-то с диспетчером.

— Замечательно, — Семен также перешел на звуковую речь. — Ну, зверята лесные, неотесанные, начинаем изображать из себя международный ансамбль песни и пляски. Дурран! — он прижал пальцем микрофон на шее. — Готовься. Твой выход первый.

— Понял, — коротко откликнулся бывший солдат Дракона, переключая канал на своей гарнитуре. — По основному сценарию. Саматта, не вздумай лезть вперед. Ты не боец, ты министр обороны. Не ты охраняешь, а тебя.

— Вот так старость и приходит, — буркнул Саматта. «На кой мы вообще ребят с собой потащили? Следи теперь, как бы не пристрелили кого из них ненароком. Летала же Кара по Сураграшу с одним Дурраном и даже от бандитов отбивалась… Встретили бы конвой на границе, и все дела».

«Здесь Семен. К Каре отношение иное. Думаешь, хоть кто-то у нас удивляется истории о том, как она в одиночку Тримар от армии боевиков защитила? Там, где только люди-свидетели, любое чудо всегда можно списать на восторженность рассказчика. А здесь, перед телекамерами, нехорошо получится. Еще раз всем напоминаю: не демонстрировать нечеловеческие способности ни при каких обстоятельствах!»

Вертолеты синхронно коснулись посадочной площадки, и Дурран тут же распахнул дверцу и выпрыгнул наружу, не дожидаясь остановки несущего винта. Из двух других вертолетов также выпрыгивала охрана: бывшие партизаны в своих деловых костюмах выглядели бы как солидные бизнесмены, не имей каждый по короткоствольному автомату под мышкой и по длинному кинжалу, выглядывающему из-под пиджака. Десять охранников четко и слаженно рассыпались по площадке, образовав разреженное внутреннее кольцо оцепления. Одновременно два десятка грашских солдат трусцой вбежали в круг и выстроились, образовав коридор почетного караула от вертолета до встречающих.

— Ну, Кара, пошла! — негромко скомандовал Семен. — Главное, ничего не бойся и не тушуйся. Помни: мы с тобой.

— Я помню, Рис, — тихо откликнулась Карина.

Она распахнула дверцу и, не воспользовавшись подножкой, спрыгнула на бетон площадки. Спружинив ногами, она остановилась и распрямила плечи, оглядываясь.

Ветер от останавливающегося винта трепал ее волосы и одежду. После долгих раздумий и совещаний с друзьями она остановилась на одежде, подсмотренной у виртуального воплощения куклы Бокува: темные короткие, до колен, облегающие кожаные штаны наездницы-тарсачки, белая свободная закрытая блуза с длинными рукавами, перехваченными у запястий ремешками, узкий кожаный пояс с блестящей пряжкой и легкие сандалии. Если бы не сверкающие в ушах точки аметистовых сережек и не крохотная золотая диадема в волосах, со своей короткой стрижкой она наверняка была бы неотличима от мальчика — но такой маскировке, увы, сработать уже не суждено никогда. Она почувствовала, как ее несуществующий желудок сжимается в ледяной комок и проваливается куда-то к еще более эфемерному позвоночнику. Да, не в первый раз она оказывается перед телекамерами и журналистами, жадно ловящими каждое ее слово, но еще никогда ее слова не имели такого веса, а на ней не лежало такой ответственности за каждый изданный звук.

Рис спрыгнул на бетон слева от нее, Саматта аккуратно спустился справа и помог спуститься Яне. Все четверо на миг замерли, после чего синхронно двинулись вперед, туда, где их терпеливо дожидались трое женщин, двое мужчин и один тролль поистине гигантского роста.

— Момбацу сама Старшая Мать Тимашара ах-Тамилла, — отчетливо произнесла Карина, приблизившись к ним на расстояние трех шагов. — Благодарю Северные колена за оказанную честь гостеприимства.

— Великолепная госпожа Карина Мураций, Кисаки Сураграша, — в тон ей откликнулась стоящая напротив высокая, крепко сбитая женщина в строгом брючном костюме. — Благодарю тебя за оказанную честь визита. Надеюсь, твое путешествие прошло легко и необременительно.

Они синхронно поклонились друг другу, и их спутники повторили движение. Карина с трудом подавляла нервную дрожь: она буквально спиной, чешущейся от сигналов системы мониторинга, ощущала скрестившиеся на ней взгляды десятков людей и объективов видеокамер. На сей раз она твердо решила держать радиус игнорируемой зоны минимальным, чтобы не пропустить ни одной потенциальной угрозы, и сейчас изо всех сил боролась с раздражением от непрестанных тревожных сигналов монитора: камера, оружие, оружие, камера, концентрация внимания…

— Прошу в машину, — Тимашара повернулась вполоборота. — Вас доставят в отель.

«Машина» стояла неподалеку: автобусных размеров черно-зеркальный лимузин длиной саженей в пять и с четырьмя осями. Судя по внешнему виду, в недрах чудовища могло разместиться человек тридцать. Впереди и позади расположились по три таких же черно-зеркальных автомобиля попроще. Возле водительской дверцы одного из них уже стоял настороженно озирающийся Дурран. Еще раз поклонившись, Карина быстро прошла к лимузину и нырнула в его недра. По периметру просторного пассажирского отсека располагались удобные на вид диваны, на один из которых она и плюхнулась с видимым облегчением. Чувство кожного зуда обрезало словно ножом: на стекла оказалась нанесена тонировка, защищающая не только от человеческого взгляда, но и от камер с расширенным оптическим диапазоном. Встречающие, а также Семен, Яна и Саматта погрузились вслед за ней, и лимузин тут же мягко взял с места. Карина выглянула в окно: прилетевшие с ними охранники спешно грузились в машины сопровождения.

— Прошу устраиваться поудобнее, — Тимашара устроилась напротив Карины. — Ехать недалеко, но чувствуйте себя как дома. Мы не знаем ваших вкусов, дорогие гости, но в барах собраны напитки на все случаи жизни. Позвольте представить Первую Смотрящую Глаз Великого Скотовода Кимицу ах-Тамиллу, — она указала на молча кивнувшую тарсачку справа от себя, — и Первого гэнро Великого Скотовода Усуя Лайлану, — ее кивок в сторону гулана слева оказался сухим и едва намеченным, на грани невежливости. — Также познакомьтесь с оой-полковником Канагари Дэрэем, заместителем командующего вооруженными силами Северных колен.

Тролль, вынужденный сидеть, чуть пригибаясь, чтобы не упираться макушкой в потолок, поклонился, обхватив перед грудью правый кулак левой ладонью, и Карина слегка вздрогнула. Он идет по Пути? Нет, неважно, все выводы потом. Тимашара выжидательно глядела на нее, явно не собираясь представлять оставшихся мужчину и женщину — вероятно, секретарей. Ждет ответного представления? Но ведь список гостей ей передали заранее… Пусть. Играть так играть.

— Позвольте представить главнокомандующего вооруженными силами и главу временной администрации Республики Сураграш Панариши, — Карина повернулась к Семену, — министра обороны Саматту Касария и министра социального развития Яну Мураций. Мы рады знакомству и просим благосклонности. И еще раз благодарим кланы Северных колен за согласие предоставить площадку для переговоров.

— Рады знакомству. Благосклонность пожалована, — откликнулась Кимица, заработав недовольный взгляд Усуя. Голос у нее оказался резкий и звучный, явно привычный к командам и приказам. — От имени Северных колен приветствую тебя в Джамарале.

— А я как Первый гэнро передаю вам личные приветствия Великого Скотовода, — добавил Усуй. — Он надеется, что ваше пребывание в Граше окажется приятным, и сожалеет, что дела не позволили ему лично встретить таких выдающихся гостей.

Гэнро. Карина напряглась, и справочная система услужливо подсунула справку: доверенный советник Великого Скотовода Граша из числа гуланов, как правило, являющийся Повелителем Ветра, самостоятельной политической фигурой и пользующийся поддержкой большого числа родов. Ого. Первая Смотрящая — из тарсачек, явно того же клана, что и Тимашара — и Первый гэнро, который, похоже, на ножах и с Тимашарой, и с Кимицей. «Золотой генерал» на высшем уровне. Интересно, куда следует отнести ее саму: к игрокам или к фигурам? Ну, Рис! Ну, Серый Князь недобитый! Он что, заранее сказать не мог? Что у него за манера бросать меня в самую гущу событий, не предупредив? Он на самом деле полагает, что это лучший способ научить кошку плавать? Карина подумала было о том, чтобы тут же высказать Семену все по прямому каналу, но сообразила, что неподвижная физиономия — не лучшая реакция на вежливые слова собеседницы. Но что ответить?

— Просим передать Великому Скотоводу момбацу сану Сашару ри-Саамиру нашу признательность, — пришел ей на выручку Семен. — Мы надеемся, что рано или поздно сможем лично засвидетельствовать ему свое почтение лично. Пока же прошу тебя, момбацу сан Усуй, стать нашими устами, чтобы произнести перед ним все то, что не сумели мы сами.

— Если бы все жрецы Граша были такими же вежливыми, как сураграшские шаманы! — иронично усмехнулся Первый гэнро. — Разумеется, я передам ему все, что высказано и подразумевается.

— Буду признателен, — так же усмехнулся в ответ Семен. Он наклонился вперед и открыл дверцу бара. — Мати, хочешь чего-нибудь?

— Спасибо, в другой раз, — Саматта отрицательно качнул головой, внимательно рассматривая сидящих перед ним.

— Как знаешь, — Семен извлек из бара банку апельсинового сока и взял из крепления хрустальный бокал. — Кара? Яни? Нет? Остальным, прошу прощения, не предлагаю, поскольку не уверен в предпочтениях. Сама Тимашара — пока мы едем, я позволю себе с пользой потратить время. Как я понимаю, самолет с мобильным госпиталем из Оканаки уже прибыл?

— Да. Транзитом через Четыре Княжества. Сейчас на таможне заканчивают разбираться с формальностями, и завтра, в крайнем случае послезавтра, караван может отправляться. Охрану мы дадим, но только до границы. Дальше — ваша зона ответственности.

— Разумеется. Наши люди также останутся с врачами, а на границе их встретит основной отряд. Делегация из Княжеств тоже прибыла?

— Да. Еще утром. Восемнадцать человек основного состава и двадцать пять — обслуги. Плюс рота телохранителей из Дворцовой охраны. Делегация размещена в том же отеле, куда направляемся мы. Переговоры пройдут там же, так что покидать здание не обязательно. Мы полностью гарантируем безопасность.

— Насчет безопасности можно поподробнее? — вклинился Саматта. — И я бы хотел, чтобы сан Дурран, наш глава службы охраны, смог разместить своих людей там, где посчитает нужным.

— Сан Канагари? — Тимашара вопросительно подняла бровь.

— Для охраны отеля и прилегающей территории задействовано четыре пехотные роты, два батальона спецназа и половина личного состава городской полиции, — гулким, словно из бочки, голосом пояснил тролль. — Мы полностью контролируем здание отеля, а также прилегающие окрестности, включая крыши домов, в радиусе ста саженей. На время переговоров в отель не допускается никто, кроме постояльцев и обслуги, и все проходят контроль на предмет оружия, взрывчатки, опасной химии и тому подобного. У тебя всего десять человек, сан Саматта, и я не думаю, что они как-то смогут помочь с охраной. Разумеется, они могут стоять на постах возле ваших апартаментов.

— Наши апартаменты меня волнуют в последнюю очередь. Если туда сунется кто-нибудь незваный, он о том сильно пожалеет и без дополнительной охраны. Меня волнуют княжичи. Окажется очень неприятно, если их перестреляют до завершения конференции. Сан Канагари, мои люди весьма опытны именно в тайных партизанских операциях, а потому думают несколько иначе, чем солдаты регулярной армии. Они знают лазейки и приемы, которые могут застать вас врасплох. Я хочу, чтобы они охраняли апартаменты наследника трона и министра внешних сношений. Это возможно?

— Я не ожидал такой необычной просьбы, — тролль удивленно сощурил глаза. — Нужно подумать. Как ты сам понимаешь, я не руковожу операцией лично, да и охрана княжичей может не захотеть допустить к себе посторонних. Я передам твой запрос полковнику Крангу, он разберется.

— Большего не прошу, — кивнул Саматта.

— Но о таких скучных материях говорить не слишком интересно, — нетерпеливо вмешалась Первая Смотрящая. — Вообще сегодня вечером о делах говорить не следует, усталый путник — не боец. После того, как вы разместитесь в отеле и передохнете с дороги, вас ждет развлекательная программа. В концертном зале сегодня в вашу честь выступают лучшие оперные солисты и танцевальные коллективы, специально съехавшиеся изо всего Граша и даже из Княжеств. А завтра вечером запланирован торжественный ужин.

Карина подавила тяжелый вздох. Всегда все по одному и тому же сценарию. Похоже, человечество в смысле гостеприимства не способно изобрести ничего лучшего массовой торжественной попойки. И не откажешься: обидятся до смерти. Ну ничего. Зато у нее появился шанс опробовать новый автономный режим своей проекции, накануне совместными усилиями разработанный с Бикатой (Лику она предусмотрительно не пригласила во избежание сюрпризов в будущем). Теперь ее проекция сможет сама накладывать себе еду на тарелку, обаятельно улыбаться в ответ на тосты, отвечать междометиями на простые фразы и вообще реагировать процентов на девяносто типовых ситуаций званого ужина. Нужно только приглядывать за ней вполуха из виртуальности, да и свои в случае чего просигнализируют.

— Кстати, госпожа Яна, — проговорила Тимашара, и новоиспеченная министр социального развития встрепенулась в своем углу, где тихо дремала (а скорее, тоже ушла в виртуальность, оставив проекцию изображать сонливость). — У меня еще не было случая поблагодарить тебя за спасение своей хосимамы. Я, честно говоря, не думала, что тебе удастся хотя бы выйти живой из… своего рискованного приключения. И уж тем более, что тебе удастся найти Суэллу. Прими мою благодарность и как ее родственницы, и как Старшей матери. Она не говорила, когда намеревается возвращаться домой?

— Не стоит благодарности, госпожа Тимашара, — вежливо ответила Яна. — Я всего лишь развлекалась, пока вы присматривали за Кансой и Ирэй. Чистая случайность, что я на нее наткнулась. Боюсь только, она не собирается возвращаться. Она считает себя опозоренной навек и не хочет переносить свой позор на весь клан. Она просила передать тебе свои самые лучшие приветствия, но… боюсь, в ближайшие периоды она не сможет перебороть себя и поговорить с тобой лично. Прошу, дай ей время прийти в себя.

— Вот как? — печально проговорила Тимашара, опуская взгляд. — Ну что же, я могу ее понять. Но что она собирается делать дальше?

— Она согласилась с предложением оплатить ей остаток учебы и остаться у нас. Она доучится в Княжествах и получит должность в министерстве горной промышленности, которое мы планируем организовать в ближайшее время. И еще она девиант — а нам сейчас отчаянно нужны те, кто сможет организовать воспитание вновь пробуждающихся детей. А рядом со мной ей будет легче. Ведь она знает, что я — такая же, как она.

Яна слегка улыбнулась.

— Я ведь не просто называла себя проституткой, сама Тимашара — сан Усуй, сама Кимица, прошу прощения, что шокирую вас. Я была ей на самом деле. Я спала со многими мужчинами, пусть и не всегда по своему выбору — то, что не может себе простить Суэлла. Но я не намерена испытывать по сему поводу никаких переживаний. Очень надеюсь, что мой пример окажется для нее полезным. Со временем боль Суэллы пройдет, и, возможно, она даже вернется домой. Но сейчас не следует ее торопить.

— Интересное у вас получается правительство, — Первый гэнро задумчиво пощипал бородку. — Коренные сураграшцы, — он взглянул в сторону бесстрастно потягивающего сок Семена, — несколько катонийцев, бывшие солдаты Дракона, теперь вот тарсачка из Граша…

— Мы принимаем всех, кто готов работать за обещание приличного жалования когда-нибудь в будущем, — обаятельно улыбнулся ему Семен. — А Суэлла, вне всякого сомнения, окажется для нас превосходным приобретением. Ради одной нее Яни стоило отправиться в свое приключение. Мне чрезвычайно нравятся обычаи и мораль Граша, из-за которых такие замечательные личности уходят в добровольное изгнание, чтобы присоединиться к нам.

— Я рада, что ты находишь в них хоть что-то хорошее, — сухо сказала Кимица. — Но оставим неприятную тему. Как вы добрались, дорогие гости? Была ли ваша дорога легкой и приятной?

За стеклами замелькали все более частые огни уличных фонарей: кортеж въезжал в город. Карина с облегчением отвернулась и принялась вглядываться в окно, оставив поддержку вежливой, ни к чему не обязывающей беседы Панариши и на удивление успешно поддакивающего ему Саматты. Сквозь тонировку в наступившей тьме разглядеть не удавалось ничего, но, по крайней мере, у нее появился повод отойти от разговора.

Город не выглядел чем-то особенным — вернее, не выглядел бы для родной Катонии. Дома, обступающие городскую улицу, являлись в основном двух- и трехэтажными, из обожженного кирпича и шлакоблоков, изначально оштукатуренные в белый цвет, а сейчас в свете ламп грязно-серые из-за промышленных осадков. Или из-за освещения? Нет, так не пойдет. Она создала вторую точку восприятия, висящую высоко над городом и работающую в расширенном оптическом диапазоне, и переключилась на нее.

Сверху хорошо различались несколько окружающих город промышленных производств, которые она видела и раньше, с самолета и вертолета: установки, охарактеризованные энциклопедией как коксовые батареи, металлургическая фабрика с разбросанными там и сям вертикальными решетчатыми конструкциями домн, странные большие печи непонятно для чего, чуть поодаль — машиностроительный завод. Несмотря на поздний час все производства работали на полную мощность, излучая в пространство огромное количество тепла и нещадно дымя трубами. Впрочем, наложенная на город роза ветров показала, что местоположения заводов выбрано на удивление грамотно: господствующие ветры сносили выбросы в сторону от города, так что на жилые кварталы опускалась лишь незначительная их часть. По железной дороге на цементный завод втягивался длинный товарный состав, в основном состоящий из насыпных вагонов с кварцевой крошкой и известью. От расположенной в трех верстах электростанции, работающей на мазуте, к заводам и городу тянулись ниточки ЛЭП. Вдалеке громоздились отвалы пустой породы — высоченные, в двести-триста саженей многоверстовой длины холмистые гребни. По ним тянулись ниточки наезженных дорог с нанизанными бусинами тяжелых грузовиков, доставлявших туда все новые и новые порции. Похоже, жизнь на производствах не замирала круглые сутки. Еще из школьного курса экономической географии Карина помнила, что Джамарал является одним из крупных промышленных центров Северного Граша, но одно дело — знать из учебника, и совсем другое — видеть своими глазами. Она не считала себя большой любительницей промышленных предприятий, но Лика наверняка пришел бы в восторг — особенно с учетом того, что Джамарал является одним из основных кандидатов для переработки добываемых в Сураграше металлических руд.

Она опустила точку восприятия пониже и разыскала их кортеж. Цепочка из восьми автомобилей резво неслась по улицам, и машины впереди нее резво бросались к обочинам, издалека заслышав звуки сирен на идущих первыми джипах охраны. Вот почему они движутся так быстро! Но такая невежливость вряд ли добавит им хорошего отношения со стороны местных жителей… или наоборот? Ох, пусть их. Хозяевам виднее. Она сместила камеру вперед, куда неслись машины, и в самом центре города, на краю обширной площади с красивым подсвеченным фонтаном, обнаружила высокое здание из стали и стекла в три десятка этажей, неплохо смотревшееся бы и в Крестоцине. У входа и на крыше помигивающими красными буквослогами значилось «Дай-отель „Лагуна“». Площадь и прилегающие улицы кишели полицейскими машинами, а кое-где даже и бронетранспортерами. Система слежения тут же отчаянно заколола между виртуальными лопатками, предупреждая о наличии большого количества оружия. Карина попыталась отмахнуться от нее, но сигнализация успела несколько раз самостоятельно сместить фокус камеры, выхватывая то угрюмых солдат в камуфляже и со снятыми с предохранителей автоматами, то снайпера на крыше дома, то бронетранспортер, пофыркивающий двигателем…

«Здесь Карина. Народ, посмотрите вперед, на отель. Там целая армия расположилась. Они нас ненароком не перестреляют?»

«Здесь Саматта. Не должны. Дай-ка я сам взгляну. Рис, поддерживай пока беседу без меня… ого. Да уж, действительно, серьезно ребята к делу подошли. Мы с нашим десятком охранников нищими родственниками смотримся. Несчастные постояльцы. Их, наверное, обшаривают каждый раз, когда они войти и выйти пытаются… а, нет, там на входе „просветка“ замаскирована. Интересно, с самого начала там стоит или специально к конференции поставили?»

«Здесь Карина. Да от кого они так защищаться пытаются? Боятся, что армия Дракона на нас нападет?»

«Здесь Семен. Одного снайпера хватит, чтобы хозяев вечным позором покрыть. Все нормально, Кара, я такого и ожидал. Расслабься».

«Здесь Яна. А все-таки, что делать, если у кого-то нервы не выдержат, и он в нас пальнет? Или в какого-нибудь мирного прохожего? Там ведь даже мужики с гранатометами сидят, и нервничают они не по-детски. Едва ли не до дрожи в пальцах».

«Здесь Семен. Гранатометы?»

«Здесь Саматта. Гранатометы!?»

«Здесь Яна. Ну да, вон в тех трех зданиях. Второй этаж, пятое окно слева, третий этаж, второе окно справа, и третий этаж, примерно посередине. Ой, слушайте, там еще есть! Какие-то они странные. Они точно из местных вояк?»

«Здесь Саматта. Внимание всем! Фиксирую шестерых стрелков с легкими ракетометами вдоль наиболее вероятной трассы нашего приближения к отелю. Ставлю маяки на всех шестерых. Фиксирую полевые рации и шифрованный обмен сообщениями на нестандартных частотах, не включенный в общую сеть командования хозяев. Одежда гражданская. Размещены в шести жилых квартирах, окнами выходящими на проспект, в четырех фиксирую мертвые тела, предположительно хозяев. Сканирование не показывает других ракетометчиков в окрестностях. Полагаю невероятным, повторяю, НЕВЕРОЯТНЫМ их отношение к местной армии и службам охраны. До подтверждения обратного отношу их к террористам, целью которых является организация покушения на кортеж. Присваиваю коды от Вор-1 до Вор-6. Вход кортежа в зону их видимости — через… три минуты семьдесят три секунды, поражения — еще секунд двадцать спустя. Рис, что делать станем? Пугнуть их?»

«Здесь Семен. Нет, Мати, погоди. Время еще есть. Ребята, нам нельзя проявлять нечеловеческие способности и допускать странности вокруг себя. И потом, они убили нескольких некомбатантов, а такое спускать нельзя. Дайте-ка подумать…»

«Здесь Яна. То есть хозяев предупредить, чтобы изменили маршрут, тоже нельзя?»

«Здесь Саматта. Нет. Сразу встанет вопрос — откуда мы узнали».

«Здесь Карина. По-моему, второе покушение менее чем за неделю — уже чистой воды свинство. А если позволить им выстрелить и сбить ракеты с траектории, как я в Тримаре пули отклоняла?»

«Здесь Саматта. Плохой вариант. У диверсантов, к счастью, не было возможности протащить что-то серьезное, но все-таки они вооружены лучшим из портативного. У них легкие многоцелевые ракетометы „Цубацун-три“ с лазерными целеуказателями, а используемые ракеты способны неплохо маневрировать во время полета. Один-двое — туда-сюда, но промах всех шестерых сразу невероятен. На крайний случай так и поступим, но лучше бы придумать варианты».

«Здесь Семен. Лучше бы вообще выстрелов не допустить. Очень нехорошо получится для хозяев, даже если все промажут, а подставлять Первую Смотрящую не хочется. Она пока что нейтралитет держит, но нейтралитет благосклонный. Без ее согласия мы бы не смогли здесь конференцию устроить».

«Здесь Карина. А если действительно пугнуть? Так, чтобы сознание от страха потеряли? Придут в себя, когда мы уже проедем. Если их послал Дракон, а больше некому, то они и так знают, что с нами какая-то мистика творится…»

«Здесь Семен. Во-первых, я могу себе представить много кого, кто мог послать сюда тех милых ребят. Им не обязательно нужны именно мы. Целью может оказаться и Кимица, и Усуй, и Тимашара. То, что они вообще сюда просочились, показывает, что у них есть сообщники в местной полиции или вооруженных силах клана. Во-вторых, нужно, чтобы хозяева их еще и взяли бы живыми. Хотя бы одного — чтобы начать раскручивать цепочку. Или чтобы у меня появилась зацепка для раскручивания цепочки. М-м-м… Мати, ты у нас специалист. Штуки у них на лбу — что? Приборы ночного видения?»

«Здесь Саматта. Да. Оптические усилители плюс инфракрасный диапазон».

«Здесь Семен. Мати, с высоты своего опыта прикинь, что произойдет, если в почти полной темноте на сенсоры попадет луч света от уличного фонаря типа тех, мимо которых мы едем?»

«Здесь Саматта. Не могу определить модель сходу. Хорошие приборы успевают перенастроиться примерно за полторы секунды. Но у них, кажется, не самые новые модели. Что-то из серии „Клевер“ предыдущего поколения. Три секунды на перестройку. Но глаза, скорее всего, ослепит секунд на пять, если не больше».

«Здесь Семен. Плюс время на то, чтобы адаптироваться к новым условиям. Замечательно. Есть у меня план. Все тихо сидим и не нервничаем. Мати, на всякий случай готовься сбивать ракеты с курса, лучше всего — ложной подсветкой. И подбери одного из Воров, ближе всего расположенного к посту наблюдения хозяев. А я пока с Ликой свяжусь. Я не могу поддерживать беседу и сидеть в двух каналах разом, так что выхожу из общего канала».

Если бы кто-то еще вел хронометраж событий, обладая возможностям Демиургов, он сумел бы заметить следующее.

В восемнадцать часов шестьдесят четыре минуты двадцать две секунды по местному времени на скорости больше ста верст в час идущий по Южному проспекту кортеж вплотную приблизился к кварталу модных магазинов на расстоянии версты с небольшим от дай-отеля. Координатор отряда ракетометчиков дал сигнал о полной готовности.

Десять секунд спустя на подстанции, питавшей электричеством центральный район города, в результате необъяснимого сбоя отключился основной понижающий трансформатор. Автоматическая система контроля тут же перебросила нагрузку на резервный. Но электросбытовая компания не могла позволить себе полное дублирование компонентов, так что мощности резерва не хватало для обеспечения всех потребителей. В результате в течение следующих четырех секунд произошло полное обесточивания части сетей, в частности сетей уличного освещения и домашних потребителей, и все улицы в центральной части города внезапно погрузились во мрак.

Ракетометчикам потребовалось еще пять секунд на то, чтобы сориентироваться и задействовать приборы ночного видения. Подчиняясь приказу, они синхронно встали к окнам, резко распахнули створки и направили на проспект трубы активированных ракетных установок, ловя яркими пятнышками целеуказателей стремительно сближающийся с ними лимузин. На это им потребовалось еще десять секунд. Командир набрал в грудь воздуха, чтобы отдать приказ о стрельбе.

Однако за три секунды до планируемого залпа проблема в главном трансформаторе самоликвидировалась так же неожиданно, как и возникла, и автоматика тут же передала ему нагрузку по только что отключенным потребителям. И в тот момент, когда пальцы стрелков уже легли на гашетки, уличные фонари вновь вспыхнули ярким светом, ненадолго ослепившим и приборы ночного видения, и стрелков. Пока диверсанты, яростно ругаясь, срывали приборы с глаз и отчаянно моргали, приспосабливаясь к новому освещению, кортеж уже миновал место засады и унесся по направлению к отелю.

Координатор отряда, опытный и битый наемник, умел распознать сразу, когда партия безнадежно проиграна. Он понимал, что отправленные вслед кортежу ракеты, возможно, и достанут главную цель, но их пуск наверняка заметят — и у охраны появится время среагировать: ведь на сей раз скорость кортежа будет вычитаться из скорости ракет, составлявшей около двухсот верст в час, а не суммироваться с ней. Водители наверняка начнут резко маневрировать, сбивая прицел стрелкам, и снаряды, рассчитанные на малоповоротливые цели наподобие танков и БТР, почти наверняка промахнутся или заденут столбы, рекламные растяжки, электрические провода и прочие помехи городской улицы. Возможно даже, что охрана успеет поставить дымовую завесу или ослепить стрелков светошумовыми гранатами. Играть на таких низких шансах, с учетом, что на другой чаше весов лежала его жизнь, он не собирался. Подчиняясь его команде, террористы тут же бросили ракетометы на пол и бросились к выходам из квартир (двух наемных, остальных — захваченных за полчаса до того), чтобы раствориться в городе.

План отхода прекрасно сработал для пятерых — с учетом того, что их никто и не ловил. Одному, однако, которому Саматта присвоил код «Вор-4», уйти не удалось. Когда внезапно потухли фонари, снайпер из спецподразделения Глаз Великого Скотовода, лежащий на крыше напротив и не готовый к таким неожиданностям, надеть свой прибор ночного видения не успел. Пока, ругаясь сквозь зубы, он нашаривал его рядом с собой и натягивал на лоб, он заметил странное мельтешение призрачных световых пятен в окне этажом ниже. Он не успел толком в них вглядеться, как пятна пропали — зато створка окна резко открылась внутрь, а пару секунд спустя вспыхнувшие фонари отчетливо осветили в оконном проеме силуэт человека с ракетной пусковой установкой на плече. Силуэт тут же отпрянул от окна и исчез в темноте комнаты, но снайпер уже нажал тревожную кнопку на браслете связи.

Диверсанта-ракетометчика, который так никогда и не узнал, что его назвали «Вором-4», взвод спецназовцев из отряда быстрого реагирования взял живым и почти невредимым в тот момент, когда тот бежал через арку прохода, выводящего в соседний двор.

«Здесь Семен. Все. Прорвались. Лика, выношу государственную благодарность за разностороннее образование. Великолепно сработано с трансформаторами».

«Здесь Палек. Э, что бы вы без меня делали, гуманитарии! А всех-то делов — щелкнуть правильный датчик. Рис, я еще нужен?»

«Здесь Семен. Спасибо, Лика, пока нет. Не хочешь посмотреть, как нас приветствовать намерены?»

«Здесь Палек. Нет уж, дальше без меня. Я только-только с физикой в Ракуэне разобрался, сейчас с физическими константами в локальной окрестности играюсь. Забавное зрелище, когда камешки размером с корову левитируют. Ну и шустрые же эти девчонки! Прикиньте, на них забрались и кидаются друг в…»

Хаотический набор знаков в основном канале. Невнятный поток неразборчивых образов и звуков сразу по трем вспомогательным. Тишина.

«Здесь Семен. Лика? Ау? Ты там жив? Что случилось?»

Тишина.

«Здесь Карина. Лика! Кончай глупостями заниматься! Если некогда, так и скажи».

«…Палек в канале. Какой идиот программировал здесь физику?! Поубивал бы на месте по частям и оптом! Некоторых криворуких кусоедов даже до телевизионного пульта допускать нельзя, не то что до виртуальности!..»

«Здесь Яна. Лика, опять пальцы в розетку сунул?»

«Здесь Палек. Кретин, который проектировал дурную местную систему, точно головой болел. Если на измененной физике все время не концентрироваться, она в стандартное состояние возвращается. Мгновенно. Без предупреждения. Меня камнем тонким слоем по земле размазало. Больно, между прочим! Ну, скажу я что-нибудь плохое Дзи про его искинов, когда в следующий раз с ним встречусь! Тьфу. Все, заканчиваю. Вы запишите местные пляски, которые вам покажут, мы с Каси потом посмотрим самые интересные места. Отбой, граждане свободного Сураграша, не до вас мне».

— …и в тринадцатом году Совет матерей Северных колен принял решение о развитии в Джамарале современной промышленной базы для переработки железных руд с окрестных месторождений, — Тимашара, как оказалось, все это время о чем-то рассказывала. Семен, вежливо кивая, внимательно ее слушал, вертя в пальцах бокал с почти допитым соком. Карина сморгнула, проверяя восстановление контроля за проекцией. — Хотя руду с предгорий везти далековато, строить фабрики здесь оказалось проще и безопаснее с точки зрения сейсмической активности. Со временем Джамарал заметно вырос, и сейчас в нем проживает более трехсот тысяч населения.

— Да, я интересовался историей города, — кивнул Семен, помещая бокал в держатель. — Потому мы и предложили Северным коленам совместный проект по переработке наших руд. Как японимаю, запас производственных мощностей на местных фабриках имеется, остается лишь проложить железнодорожные ветки.

— Вопрос не только в мощностях фабрик, но и в энергоснабжении, — лениво заметил Первый гэнро. — Судя по регулярно гаснущим фонарям, здесь могут обнаружиться проблемы с электростанцией.

— За те тридцать лет, что я регулярно приезжаю сюда, — хмуро взглянула на него Кимица, — такое случается впервые. Тима, возьми ситуацию под личный контроль.

— Конечно, — кивнула Старшая мать.

— От случайностей никто не застрахован, — безмятежно заявил Семен. — Разумеется, перед заключением договоров мы привезем сюда команду независимых экспертов, которые проведут полное обследование инфраструктуры. Но, думаю, проблем не возникнет. Я предлагаю оставить обсуждение технических деталей до подходящего момента. Сегодня нам лучше не забивать голову подробностями, которые все равно забудутся.

— Со своей стороны, — Первый гэнро иронически сощурился, — обещаю, что предоставлю еще одну команду экспертов. Не менее независимых. И даже предоставлю вам их заключение совершенно бесплатно. Позволь поинтересоваться, момбацу сан Панариши, какой университет ты заканчивал?

— С каких пор дикие сураграшские шаманы заканчивают университеты, момбацу сан Усуй? — приподнял бровь Семен.

— Дикие шаманы, вероятно, ни с каких, — изысканно-вежливым тоном согласился Первый гэнро. — А вот я в свое время учился в университете Саламира, на экономическом. И там, помнится, играл в замечательном студенческом театре. Какие спектакли мы там ставили! — мечтательно добавил он. — В одной комедии я даже сам изображал дикого сураграшского шамана, и весьма правдоподобно, как мне говорили. Девушки были в полном восторге, особенно когда у меня чуть не слетела набедренная повязка.

— Никогда не посещал то достойное учебное заведение, — отрезал Семен. — А с моей официальной биографией журналистов ознакомят завтра. Можешь и ты почитать, если есть интерес к малохудожественной литературе. — Он склонился вперед, сквозь полупрозрачное стекло пассажирского отделения и лобовое стекло рассматривая дорогу впереди. — Мне кажется, или мы почти приехали?

Кортеж и в самом деле вылетел на площадь и, сбросив скорость, принялся объезжать ранее виденный Кариной сверху светящийся фонтан. Карина припала к окну: сверху — одно, а вблизи и сбоку — совсем другое.

— Чтобы полюбоваться «Поющим цветком розы», люди приезжают из других городов, — в голосе Тимашары послышалась скрытая гордость. — Город потратил огромные деньги, чтобы его построить, и много вкладывает в содержание, но результат того стоит.

— Поющим? — переспросила Карина. Вместо ответа Тимашара приподнялась и — лимузин как раз замер напротив входа в отель — распахнула дверцу автомобиля. И тут же снаружи донеслись чарующие звуки летящей музыки, пульсирующей в такт вздымающимся и опадающим водяным струям.

— Здорово! — выдохнула Яна, выбираясь наружу. — Госпожа Тимашара, я потрясена. Я не думала, что в промышленном центре наподобие Джамарала можно обнаружить подобное чудо.

Карина вылезла вслед за ней.

— Да, красиво, — согласилась она. — Очень.

Она создала фантомную камеру и отправила ее в медленный автономный полет вокруг площади в режиме построения динамической модели. Такую вещь обязательно нужно сохранить в виртуальности. Мало ли что случается с шедеврами в реальном мире…

— Окна ваших апартаментов выходят на площадь, — сообщила Тимашара, которой явно нравилось восхищение гостей. Еще бы — не каждый день удается поразить воображение пресыщенных катонийцев! — Вы сможете наслаждаться видом хоть всю ночь. Площадь безопасна, так что вы можете выйти и погулять рядом. Только должна предупредить: ночами, тем более рядом с проточной водой, бывает прохладно.

— И настоятельно прошу за пределы площади не выходить, — добавила Первая Смотрящая, внимательно прислушивающаяся к чему-то, что бормотала ей в ухо пуговка коммуникатора. — Всесторонние меры по обеспечению безопасности в городе приняты, но никогда не знаешь, какому отчаянному карманнику захочется поискать счастья в чужих кошельках даже в такой обстановке. Рабочие кварталы Джамарала — не самое спокойное место в Граше в смысле криминальной жизни.

— Разумеется, сама Тимашара, — кивнул внимательно осматривающий площадь Саматта. — Мы не станем доставлять неприятностей охране и гулять где попало, — добавил он с нажимом, глядя на Карину.

— Да, господин оой-генерал, как скажешь, — согласилась та, невинно хлопая в его сторону ресницами. Между прочим, мог бы и не напоминать. Она же не совсем дура, в конец концов! Кончится конференция, они официально уедут — вот тогда можно вернуться и погулять немного неузнанной. — Пройдем в отель?

— Прошу, дорогие гости! — с явным облегчением подхватила Кимица, явно нервничающая на открытом воздухе и с тревогой озирающаяся на окружающие площадь шести- и семиэтажные здания. Она с полупоклоном повела рукой в сторону отеля, по лестнице к которому уже успела выстроиться, возникнув словно из воздуха, двойная шеренга почетного караула. Между лопатками опять назойливо закололо и засвербело, и она, сдавшись, полностью отключила монитор. Все равно ее здесь охраняет целая толпа народа, так что пока можно и расслабиться. Четверо охранников Дуррана стояли поодаль, внимательно осматриваясь, остальные вместе с самим Дурраном уже успели взбежать по ступенькам и исчезнуть в массивных дверях здания. Как ни странно, ни единого журналиста с камерами не отиралось возле входа. Вероятно, Глаза Великого Скотовода тоже их недолюбливали.

В гостиничном холле их ждал сюрприз. Огромное, с хороший спортивный зал, с бесконечными рядами колонн и расставленными тут и там мягкими диванами и креслами, помещение пустовало. Даже за стойкой регистрации не замечалось ни одного служащего. Однако на ближайшем широченном диване и возле него расположилась небольшая группа людей. Радостно улыбнувшись, Карина еще издали помахала коренастой молодой женщине в темном невзрачном костюме, почти сливавшейся с колонной рядом с инвалидной коляской. Ольга Лесной Дождь помахала в ответ, а Масарик Медведь просто улыбнулся и подмигнул. Мужчину в простых штанах и свитере и женщину в такой же одежде, расположившихся на краю дивана — она не знала, по крайней мере, лично. Однако перед визитом она внимательно изучила снимки Сайрата Полевки и его жены, и сейчас сразу поняла, что те ни в малейшей степени не передавали харизматическое обаяние наследника престола Четырех Княжеств. На другом конце дивана сияла огненно-рыжим облаком шевелюра Громобоя Полевки, оторвавшегося от разговора с беловолосым министром внешних сношений Крошем Сноповайкой и не известной Карине красивой черноволосой женщиной, чем-то неуловимо напоминавшей Цукку и явно сильно нервничающей в присутствии столь важных персон.

Все сидящие в ожидании приближающихся гостей поднялись и замерли. Мысленно вздохнув (опять изображать из себя лидера — убить Риса с его гениальными сценариями!), Карина решительным шагом приблизилась к ним на расстояние нескольких шагов и низко поклонилась Сайрату.

— Рыцарь-наследник Сайрат Полевка, дама Селена Полевка, — произнесла она, подбирая самые вежливые из известных ей формул. — Я Карина Мураций. Чрезвычайно рада знакомству с такими выдающимися персонами и прошу благосклонности, хотя и не надеюсь на нее. Высокая честь для меня разговаривать с тобой.

— Радость взаимна, госпожа Карина Мураций, — ответила женщина, мягко улыбнувшись. — Но это ты оказываешь честь нам своим знакомством, и нам следует просить благосклонности у тебя. Мы много слышали о тебе. Десятой части твоих подвигов хватило бы иному, чтобы стать национальным героем любого государства.

— И когда о тебе наконец-то напишут книги, которые на днях анонсировали сразу два издательства, мы станем первыми их читателями, — добавил Сайрат. В глубине его глаз горели огоньки добродушного юмора, и у Карины сразу упал с сердца большущий и тяжелющий камень. Все-таки с ним, наверное, будет не так сложно общаться, как она боялась. — Надеюсь, к тому времени ты посетишь Каменный Остров уже в статусе полноправного главы государства, и я бессовестно воспользуюсь своим статусом наследника, чтобы получить на них твой автограф.

— Два автографа, — поправила его жена. — Себе я отдельные экземпляры заведу.

— Три автографа, — быстро добавил Громобой. — Я что, зря целый пятый сын Повелителя? И потом, я твой старый приятель!

— Четыре, — невозмутимо заявил Крош. — Или простому министру в компании с почти коронованными особами надеяться уже и не на что?

— Ни одного не получится, — усмехнулся приблизившийся сбоку Семен. — У нее от страха рука отнимется. А надо бы целых семь — зря, что ли, Ольга с дамой Рысь нам помогали в пожарном порядке конференцию собирать? Да и некий «Цойла Краб», — он покосился на Масарика, — так яростно сражался за нее на форуме «Свечи», что даже я больше десятка реплик против него не продержался, в пух и прах разбитый. По-моему, такое тоже заслуживает поощрения.

— И мы знакомы по форуму, господин?.. — учтиво осведомился Масарик.

— Вообще-то я откликаюсь на имя Панариши, — сообщил Семен, усмехаясь краем рта. — Но иногда пользуюсь псевдонимом «Шаман на полставки».

— А! — сказал Масарик, приподнимая брови. — О! — добавил он, немного подумав, и его лицо искривила такая же улыбочка. — Всегда приятно встретиться вживую с сильным противником. Не объяснишь ли великодушно, что означает оборот «в качестве адвоката дьявола» из твоего последнего сообщения? Ни в одной энциклопедии не нашел, вторую неделю голову ломаю.

— Погоди-ка! — встрепенулся Громобой. — Так это ты — «Шаман на полставки»? Вот блин. Я же поклялся, что если вживую встречу, морду… — Он резко осекся и бросил встревоженный взгляд на старшего брата, вернувшего ему ироничную ухмылку.

— Не расстраивайся, господин Громобой, — с тяжелым вздохом сказала ему Карина. — Случается и похуже. Ты еще с моим сводным братцем не знаком. Рис у нас так, между делом провокации устраивает, а тот злоехидством просто живет и дышит.

— Рыцарь-наследник Сайрат Полевка, дама Селена Полевка, рыцарь Крош Сноповайка, — Семен слегка поклонился наследнику трона и его жене. — Момбацу сама Кимица, момбацу сан Усуй, момбацу сама Тимашара, — он обернулся к молча стоящим неподалеку грашцам, — раз уж мы все ненароком встретились здесь, есть предложение потратить четверть часа на обсуждение формата завтрашних мероприятий. У меня есть дополнительные предложения. Давайте найдем комнату для совещаний и посидим там немного. А молодежь оставим здесь развлекаться без нас.

— Согласен, — кивнул Сайрат. — А потом еще раз прогуляемся по площади и посмотрим на фонтан. Не станем напрягать обслугу на ночь глядя, у меня в номере есть небольшой конференц-зал на десяток персон, как раз уместимся.

— Не возражаю, — быстро согласилась Кимица, и уже открывший рот Усуй кинул на нее недовольный взгляд. Реакции ему совершенно точно не хватало, чтобы с ей соперничать. — Мы следуем за тобой, рыцарь-наследник Полевка.

Сайрат подставил жене локоть, та изящно ухватилась за него, улыбнувшись Карине через плечо, и вся компания удалилась. За колоннами по периметру зала явно обозначилось шевеление, и Карина успела заметить как десятка полтора теней скользнули в сторону лифтов и лестницы. Ого. Похоже, холл далеко не такой пустой, как казалось поначалу. Она быстро мазнула вокруг себя биосканером. Так и есть. В тенях за колоннами ненавязчиво скрывалось еще по крайней мере два десятка человек и троллей. К обеспечению безопасности гостей здесь явно относились более чем серьезно. Интересно, как отнесутся местные, если намекнуть им о несостоявшейся попытке покушения? Впрочем, они уже наверняка знают, раз Первой Смотрящей доложили о нем по коммуникатору. Или не доложили?

— Таким образом, меня отнесли к молодежи, — меланхолично проговорил в пространство Саматта, ни к кому в особенности не обращаясь. — Приятно, однако, помолодеть так быстро. Сан Каганари, мне показалось, или сама Кимица лет на пять младше меня?

— Я точно знаю, что она примерно на полвека младше меня, господин Саматта, — скрестивший на груди руки тролль усмехнулся, продемонстрировав двойной ряд острых треугольных зубов. — А вот сколько лет сану Панариши — для меня вопрос пока открыт. На аэродроме я ему дал около тридцати, но сейчас полагаю, что заметно меньше — если судить по физической форме и состоянию кожи. Двадцать пять?

— После недолгого общения с ним может сложиться впечатление, что все двести пятьдесят, — сообщила Яна. — А то и пятьсот. Онка, госпожа Тарона, я рада вас видеть.

— Кстати, я тоже, — Саматта шагнул вперед и поклонился обеим княженкам. — Тарона… э-э, дама Рысь…

— В Грашграде ты обращался ко мне без формальностей, господин Саматта, — слегка напряженно улыбнулась черноволосая красавица.

— Тогда, наверное, так и продолжим, — Саматта кивнул еще раз с явным облегчением. — В двустороннем порядке, разумеется. Тарона, моя жена просила передать тебе привет.

— Вот как? — улыбка черноволосой превратилась в застывший оскал. Карина с недоумением смотрела на нее. Разве Цу и эта княженка знакомы?

— Она посмеялась над тем, с каким трудом ты затащила меня в постель, — непринужденно добавил бывший историк, а ныне министр обороны. — Ослом обозвала. И сказала, что восемь лет назад в Катонии наше знакомство вышло слишком кратким. Если ты надумаешь заехать к нам в гости в Масарии — или в Сураграше, когда она туда переберется — наш дом для тебя открыт. Она хочет поблагодарить за помощь во время нашей небольшой прогулки по Грашу. Она колебалась, стоит ли появляться здесь на конференции вместе с катонийской делегацией, но решила, что ей лениво тащиться через полмира, а потом обратно. И еще она просила сообщить тебе номер ее личного пелефона, чтобы ты позвонила поболтать, когда тебе удобнее.

— Цу — катонийка, — добавила Яна. — Не забывай о том, госпожа Тарона. Она смотрит на мир совсем не так, как ты. Заверяю, у нее и в мыслях нет вцепиться тебе в волосы или наговорить гадостей, как ты сейчас воображаешь.

— А… — лицо княженки пошло красными пятнами. — Д-да, госпожа Яна. Я учту.

Интересно, о чем они? Карина сделала себе зарубку на память: как-нибудь попозже пристать к Яне и вытащить из нее подробности истории, в которую ее не удосужились посвятить. Конечно, сплетничать ужасно невежливо, но…

— Ну, а пока, сан Каганари, я напомню о своей просьбе в автомобиле, — Саматта снова повернулся к троллю. — Я хотел бы обсудить вопросы участия нашей охраны в общей системе. У нас всего десять человек, не считая директора службы безопасности, но они все — превосходные бойцы и опытные партизаны. Помехой они точно не станут.

— Да, помню, — согласился тролль. — Давай пройдем в штаб — он на первом этаже, за поворотом третья дверь слева. Полковник Кранг сейчас должен находиться там.

И он размашисто зашагал в указанном направлении.

— Не теряйте меня, — бросил Саматта, следуя за ним.

— Ну вот, старичье наконец-то разбежалось! — жизнерадостно заявил Громобой, когда те достаточно отдалились. — Осталась молодежь, которой по жизни положено развлекаться чем-нибудь энергичным и незамысловатым. Есть предложения?

— Господин Громобой, — спросила Карина, — господин Масарик, я рада видеть вас обоих здесь, но… что вы тут делаете? Я не помню вас в списках делегации Четырех Княжеств.

— О! — Масарик Медведь поднял палец. — Что касается меня, тут история простая. Накропал я несколько анонимных статеек под, как оказалось, излишне засвеченным псевдонимом — а они возьми да не понравься некоторым обидчивым личностям больше обычного. Ну, я и решил — а почему бы мне не перестать сидеть у отца на шее и не устроиться на госслужбу? Желательно — на должность, связанную с длительными заграничными разъездами. Хотя бы на ближайшее время. И потом, какое-никакое, а жалование. В общем, я бессовестно воспользовался отцовскими связями. Сейчас я личный советник по внешней политике директора Сураграшского департамента. Ольги, проще говоря. Меня только вчера в официальный состав включили.

— А я, а я! — встрял Громобой, возбужденно вскакивая с дивана и встряхивая огненно-рыжей гривой. — А я тоже за ум взялся! Мне надоело, что отец меня все время бездельем попрекает, вот и решил приглядеться, что из себя дипломатическая служба представляет. Не в армию же идти, в самом деле! Братец и согласился взять меня с собой неофициально, чтобы на практике показать нелегкую службу дипломата. Онка, а покажи, как ты летать научилась! Закрепи приоритет Княжеств в новом виде спорта перед заносчивыми иностранцами!

— Гром, ты, похоже, у своего отца не родной сын, а приемный, — Ольга осуждающе посмотрела на него. — Идеи тебе в голову приходят самые странные. Где у тебя основательность и благоразумие рода Полевок?

— А я не против, — весело хмыкнула Яна. — Все в курсе, что я здесь просто как ходячий детектор лжи, так что моя респектабельность никому не интересна. Так почему бы и не доказать, что в насквозь прогнивших Княжествах до отсталого Сураграша как до неба? Оп-па…

Движением фокусника она извлекла из-под пиджака на спине короткую и широкую дощечку из темного шероховатого пластика (неужели она принялась творить фантомы под взглядом обладающей объемным сканером Ольги? ах, да, та же в курсе…) и уронила ее на пол. Сбросив туфли, она босиком шагнула на дощечку, слегка присела, спружинив ногами, и плавно поднялась в воздух. Неторопливо описав небольшой круг, она взмыла на сажень вверх.

— Удивляйтесь все — «солнышко»!

Яна резко перевернулась вверх ногами, мгновением спустя снова вернувшись в нормальное положение.

— Ну что, рыцарь-наследник? — гордо спросила она сверху, плавно снижаясь. — Кто круче — Сураграш или Княжества?

— Показательные выступления нашей команды еще не состоялись, — заявил тот. — Онка, давай! Не тушуйся!

— Ну… — Ольга явно заколебалась.

— На! — Яна спрыгнула на пол и сунула дощечку ей в руки. — Спорим, у тебя не выйдет?

— У меня выйдет! — та гордо вздернула нос. — Сейчас увидишь.

Она прямо в туфлях запрыгнула на дощечку, поднялась в воздух и деловито повторила янину фигуру.

— Я уже несколько периодов в фигурном пилотаже тренируюсь, — сообщила она, снижаясь. — Кажется, неплохо получается.

— Судья в моем лице заявляет, что пока что обеим командам присуждается боевая ничья, — заявил Громобой. — Придется продолжить соревнования до чьей-нибудь победы. Чур, я придумываю упражнения. Только вверх ногами подольше зависайте, я не все рассмотреть успеваю. Ну-ка… — Он приложил палец ко лбу. — Ага, знаю. Состязание номер один, на время. Кто быстрее долетит до двери на улицу и вернется обратно?..

Карина осторожно, чтобы рыжий вихрь ненароком не обратил на нее внимание, обошла его по дуге и опустилась на диван рядом с инвалидным креслом Масарика.

— Как дети! — тихо сказала она ему. — Хотя, господин Масарик, я рада, что вы все здесь. Приятно видеть лица друзей.

— Я тоже рад тебя видеть, госпожа Карина, — так же тихо откликнулся тот. — Но не стоит забывать о том, кто мы и где мы. Как бы мы ни относились лично друг к другу, сейчас мы по разные стороны бруствера. Мы представляем страны, отношения между которыми пока что не самые лучшие, а завтра начинается конференция, на которой случится много ругани, недопониманий, а то и скандалов. Однако, — добавил он, глядя как Яна бесшабашно закладывает вираж у самой входной двери, заставив испуганно отшатнуться входящую в отель пожилую парочку, — сегодня об этом вспоминать и в самом деле незачем. Пусть веселятся. Когда еще у них выдастся случай?

Повинуясь внезапному импульсу, Карина положила свою ладошку ему на запястье.

— Господин Масарик, я не политик, — сказала она. — Мне тяжело думать о людях как о противниках. Я даже в «золотого генерала» против людей играть не люблю. Я предпочитаю дружить, а не соперничать. Знаю, что мне так больше нельзя себя вести, но все же пусть политика катится куда подальше хотя бы сегодня, ладно?

В глазах Медведя появилось странное непонятное выражение. Помедлив, он накрыл ладонь Карины своей.

— Я понимаю, Кара. Я понимаю. Будь я не…

Он резко осекся, и его лицо застыло. Он выпустил руку Карины и положил свою ладонь на пульт управления креслом.

— Мне нужно заглянуть в свой номер, — сдавленно сказал он. — Госпожа Карина, прошу прощения, но я должен ненадолго оставить тебя. Вас ожидает ужин, а примерно через час начинается концерт. Думаю, его стоит посетить. Увидимся там.

Тихо зажужжали сервомоторы, и рука Карины соскользнула с подлокотника развернувшегося кресла. Карина молча смотрела вслед Масарику, и сердце у нее сжималось ледяным камнем. Она не включала эмпатор, но каким-то странным — женским? — чутьем угадывала, что он сейчас чувствует.

Калека.

Парализованный калека, не способный подарить свою любовь женщине.

Подарить свою любовь ей.

Она стиснула зубы. Она не станет его жалеть. Она знает, как большие сильные мужчины, внезапно ставшие инвалидами, относятся к чужой жалости, особенно — к женской. Но чего бы ей то ни стоило, она вернет ему подвижность. Не сейчас, разумеется, и даже не завтра. Ей придется тщательно и глубоко изучать нейрофизиологию и нейрохирургию, а сверх того — разбираться в фантоматике, чтобы суметь заменить ему поврежденные нервы невидимыми энергетическими механизмами. Не бойся, я сделаю это не только для тебя, мысленно пообещала она. Я сделаю это для всех. Лучшие физические лаборатории Катонии изучают вирусный эффектор, и я знаю, как и кого ненавязчиво подтолкнуть к нужным решениям, когда я до них додумаюсь. А я сама в ближайшее время сменю специализацию. Публиковаться в журналах придется под псевдонимами — или через тетю Тому, пока она еще работает в Катонии? — но я никогда не стремилась к личной известности. Остается еще и политика — но теперь мне и спать не надо. Почти не надо. В морские пучины пусть катятся упражнения с дурацким виртуальным мечом, у меня хватит и иных забот.

— …нет, Гром, хватит, — услышала она над ухом решительный голос Яны. Ого, она с ним уже накоротке? — Не место здесь для физкультурных игрищ. Люди шарахаются, и охрана совсем ошалела. Между прочим, Онка, в отличие от меня, лицо официальное, ей влететь может.

— Рыцарь-наследник в моем лице дарует ей свою индульгенцию! — вальяжно заявил Громобой, отмахиваясь кистью руки.

— Яни права, Гром, — твердо сказала ему Ольга. — Хорошего помаленьку. Не забывай, она сегодня весь день в дороге, причем в куда менее комфортных условиях, чем мы. Дай отдохнуть человеку.

— Ну вот, опять скучать… — уныло протянул сын Верховного Князя.

— Господин Громобой, — Карина поднялась с дивана и одернула блузку. — По-моему, господин Масарик не очень хорошо себя чувствует. Ты не мог бы заглянуть к нему в номер и посмотреть, как он там?

— Марик? — удивился тот, оборачиваясь. — Да вроде только что в полном порядке был. Ладно, схожу. Тара, пошли, проведаем болящего, — он ухватил одиноко забившуюся в угол дивана баронессу за руку и почти силой заставил ее встать. — Увидимся, девочки.

И с женщиной на буксире он решительно затопал к лифтам.

Карина скептически оглядела Ольгу с Яной. Обе, слегка встрепанные, невозмутимо вернули ей взгляды.

— А я что? — с показной обидой ответила Яна, поправляя прическу. — Меня практически силой заставили, между прочим, сама видела! А для Ольги он сюзерен, его приказы обязательны.

— Даже и комментировать не стану! — фыркнула Карина. — Заставили ее, победительницу злых жрецов, как же. Онка, ты не знаешь, в каких номерах нас поселили?

— Где-то на третьем этаже, — директор Сураграшского департамента потерла висок. — Сейчас выясним.

Она щелкнула в воздухе пальцами и поманила кого-то невидимого. Почти сразу же прямо из воздуха перед ней, ничуть не хуже фантома, материализовался служащий отеля в странной одежде — ощутимо форменной, поскольку усеянной эмблемами отеля, но состоящей из такого обилия цветастых тряпок, что мужчина походил на капусту, сбежавшую из студии сумасшедшего художника.

— Уважаемый, проводи госпожу Карину Мураций и госпожу Яну Мураций в их апартаменты, — скомандовала она. — Кара, Яни, отдыхайте. Ужин ожидает вас в ресторане, или же вы можете заказать его к себе. Обслуга отеля полностью в вашем распоряжении, не стесняйтесь ей командовать, хозяева встречи все щедро оплатили. В девять вечера в концертном зале при отеле — большое представление, выступает много знаменитых грашских артистов, в том числе какой-то сверхзнаменитый в мировом масштабе тенор. И из Княжеств с нами танцевальный ансамбль прилетел, на самом деле замечательные плясуны. Если слишком устали, вас никто не заставляет появляться, но если придете — не пожалеете. Да, и еще. На заседаниях нам с вами лучше официально держаться. Я все-таки сейчас должностное лицо, не по протоколу получается. Не обижайтесь, ладно?

— Все нормально, Онка, — кивнула Карина, переглянувшись с Яной. — Мы понимаем. А на концерте мне в любом случае придется появиться. Рис, недорезанный тиран из джунглей, уже строго-настрого предупредил, чтобы я не вздумала манкировать. Увидимся там.

Она поклонилась Ольге и в сопровождении Яны последовала за служащим.

* * *

…все мужчины — немного дети. А некоторые — очень даже не немного. Карина прекрасно знала, каких выходок ожидать от Палека, но такой сумасшедшей выходки от Семена она просто не ожидала. Да, не ожидала! — твердо сказала она себе, с ужасом вцепившись в какой-то не то занавес, не то тряпичную декорацию и с трудом укладывая в памяти образы, потоком льющиеся по визуальному каналу. Никак не ожидала. Но как я-то позволила себя втянуть? Наверное, я все-таки уснула. Или нет, у меня опять информационный шок, и мне мерещится всякое кусо…

Началось все с того, что всемирно знаменитый тенор выступить не смог. Маэстро попросту простыл. Где он умудрился переохладиться по летней тридцатиградусной жаре, никто не знал, но факт оказался упрямым: администрация с извинениями сообщила, что выступить он не может.

Еще точнее, началось все с того, что Карина, преодолев острое нежелание, все-таки явилась в концертный зал. От здания отеля его отделял короткий переход, выводивший из одного холла в другой. Переодеваться в официальный брючный костюм, который ей подобрала Яна, она не стала, хотя ее дорожную сумку в номер уже доставили. Выступать на публике она не собирается, а мимолетное появление в дорожной одежде народ как-нибудь переживет. Переход перекрывала стена с широкими дверями, в которых стоял турникет, охраняемый целым отрядом — женщиной-тарсачкой средних лет, двумя мужчинами, двумя троллями и орком. Орка, заставившего себя влезть в военный камуфляж, Карина видела впервые, а потому непростительно-невежливо уставилась на него и чуть не налетела на вращающуюся перегородку. Орк дернул ушами в манере, которая, как она знала по Тришши, у его расы означала скрытую ухмылку, и показал рукой на проход рядом:

— Прошу сюда, великолепная госпожа Карина Мураций.

— Э-э… прошу прощения, господин, — промямлила Карина и, опустив глаза, постаралась побыстрее миновать свидетелей своей оплошности. Хорошо хоть билет не спросили… тьфу. Она что, дура? Какие билеты?

В холле концертного зала ее тут же перехватила Ольга. Графиня без владений позаботилась о том, чтобы переодеться и прихорошиться. Ее по привычке короткие волосы лежали волнами, заключая лицо в скобку и придавая ему более вытянутую форму. Над самим лицом явно поработал умелый гример, а черное вечернее платье, в меру открытое и в меру короткое, превосходно маскировало слишком коренастую мускулистую фигуру, подчеркивая в то же время пластичную грацию движений. Директор Сураграшского департамента выглядела если и не красавицей, то вполне симпатичной и привлекательной молодой женщиной, и недостаток светского лоска у нее явно грозил испариться в ближайшее время. Судя по тому, что в момент появления Карины в холле она непринужденно двигалась, прогуливаясь, в ее сторону, ее явно предупредили заранее: пуговку коммуникатора в ухе Карина разглядела и невооруженным глазом.

— Господа и дамы! — громко произнесла Ольга. — Прошу приветствовать великолепную госпожу Карину Мураций, Кисаки Сураграша.

В зале уже толпилось не менее пары сотен персон — мужчины в официальных строгих костюмах, женщины в вечерних платьях на северный и южный манер, орки (кое-кто в костюмах, но большинство — в простых накидках поверх шерсти, разрисованной по торжественному случаю племенными знаками), несколько троллей… Словно по команде, они все повернулись к столбом замершей Карине и разразились громкими аплодисментами, сверкая улыбками, словно фонариками. Преодолев ступор, она несколько раз поклонилась, сложив руки перед собой по правилам женской вежливости, потом помахала рукой и повернулась к Ольге.

— Онка, ты что творишь? — сквозь зубы прошипела она. — Ты зачем про меня объявила?

— Так надо, Кара, — шепнула Ольга, не переставая аплодировать вместе с остальными. — У меня инструкции. И от наследника-повелителя Сайрата, и от вашего Панариши. Я тебя весь вечер опекаю и защищаю от приставаний, меня уже период опытные инструкторы натаскивают, как в обществе себя вести. Я уже почти научилась. Просто доверься мне. И не вздумай убегать и прятаться в дальнем углу. Я терплю, и ты сможешь.

Ну не драться же с ней при всех!

Впрочем, все оказалось куда проще, чем она боялась. На сей раз с разговорами и рассуждениями никто не лез. Они с Ольгой рука об руку прогуливались по залу, раскланиваясь со встречными и вежливо улыбаясь. Некоторых северян Ольга, прислушиваясь к комариному писку пуговки наушника, ей представляла, но с большинством они расходились без комментариев. Время тянулось невыносимо медленно, и оставалось лишь надеяться, что долго мучительное ожидание не затянется.

Ага, не затянулось.

— Доброго вечера, госпожа Мураций, — раздался рядом знакомый мужской голос, и Ольга, дернувшаяся было от неожиданности, попыталась вклиниться между Кариной и нежданным собеседником. Но Карина уже успела вспомнить, кто перед ней, даже без обращения к архиву эн-сигнатур.

— Господин Павай! — радостно воскликнула она. — Ты тоже здесь? Я не знала, что ты входишь в делегацию.

Ольга слегка расслабилась, но не до конца.

— Кажется, мы встречались, — она наморщила лоб. — Тогда, в полицейском участке…

— Точно, — слегка улыбнулся криминалист. — Интересно, вынесенную тобой дверь там уже починили? Павай Лиственник к твоим услугам. Госпожа Мураций, прошу прощения, что встреваю не по чину…

— Господин Павай, я вся внимание! — поспешно сказала Карина. — У меня сейчас нет особых дел, я вполне могу поговорить с тобой.

— Весьма признателен. Видишь ли, я не в делегации. Сейчас я выполняю особое задание графа Уцуя из Дворцовой охраны. Госпожа Яна сообщила нам о результатах своего… расследования и дала согласие ответить на вопросы подробнее. Завтра-послезавтра, как ей удобнее, я с ней поговорю и отправлюсь домой. Однако, госпожа Карина…

Вайс-граф Лиственник явно заколебался.

— Да? — нетерпеливо спросила Кисаки Сураграша.

— По поводу… недопонимания, случившегося между тобой и младшим Белым Пиком в ночном парке. Его суть дошла до Повелителя, и он распорядился разобраться поподробнее.

— С каких пор Дворцовая охрана занимается допросом глав других государств? — надменно фыркнула Ольга. — Вот уж не думала, что она настолько высокого о себе мнения.

— Дама Лесной Дождь, — Павай слегка поклонился ей, — абсолютно права, даже если оставить в стороне традиционно напряженные отношения между спецслужбами. Госпожа Мураций, ты действительно глава другого государства. И являлась ей в момент инцидента. С учетом твоего статуса действия молодого Белого Пика вообще-то определяются как покушение на жизнь и здоровье официального государственного чиновника, защищенного дипломатическим иммунитетом. Как международный терроризм, проще говоря. Чрезвычайно серьезное преступление, за которое предусмотрена в числе прочего смертная казнь…

— Но я не хочу, чтобы его казнили! — перебила слегка испугавшаяся Карина. — Господин Павай, я считаю инцидент исчерпанным. Господин Белый Пик достаточно наказан за свое поведение.

— Разумеется, его не казнят и даже в тюрьму не посадят. Благодаря своему положению он мало досягаем для закона, даже находясь в опале. Однако надлежащим образом оформленный материал способен помочь держать в узде как старшего, так и младшего Белого Пика. Не забывай, они оба твои активные недоброжелатели, если не сказать — личные враги, и вооруженный конфликт в Чукамбе — лишь малая часть того, что они способны натворить. Госпожа Карина, я в очень щекотливом положении. Строго говоря, я не имею права не только допрашивать тебя в официальном порядке, но и вообще общаться с тобой, даже неформально. Но не согласишься ли ты уделить мне пять минут, чтобы ответить на несколько вопросов? В любое удобное для тебя время?

— Ну… — Карина поколебалась. — Господин Павай, Яна рассказывала, какое участие ты принимал в ее приключениях. И меня ты тогда очень выручил. Я благодарна тебе и готова ответить на столько вопросов, сколько необходимо. В частном порядке, не как глава государства, здесь проблем не возникнет. Но я не уверена в своем графике. М-м… завтра в районе восьми вечера у меня должно найтись свободное время.

— Хорошо. Просто уведоми регистратуру отеля о точном времени, мне передадут. Прошу прощения за назойливость. Приятного вечера. — Павай поклонился, снял с подноса проходящего мимо официанта бокал с чем-то прозрачным и алкогольным и отошел.

— А как насчет вопросов прессы, госпожа Карина? — вкрадчиво осведомился еще один до боли знакомый мужской голос. — Или надежды у нас никакой?

— Господин Вай Краамс, госпожа… э-э-э…

— Викара Береста, — подсказала корреспондентка. — Газета «Светская жизнь». В свое время я опубликовала в «Свече» о тебе репортаж.

— Я помню, госпожа Викара, — Карина почувствовала, как от вида Вая, по-хозяйски обнимающего Викару за талию, у нее начинает сводить скулы. Только не говорите, что они спелись! Хуже такой парочки ничего быть просто не может! — Как твои мигрени?

— Спасибо, очень даже неплохо, — корреспондентка, щеголяющая в переливающемся перламутровом платье с вырезами на бедре и талии, задумчиво дотронулась до виска. — Я нашла хорошего врача, и прописанные им лекарства помогают, как ни странно. Почти наверняка удастся обойтись без операции. Я благодарна за подсказку, госпожа Карина. Настолько благодарна, что на завтрашней пресс-конференции не стану задавать некоторые вопросы, которые пришли мне на ум.

— Например? — искоса взглянул на нее Вай.

— Например, каким образом в джунглях, кишащих боевиками Дракона, удалось тайно сформировать целую партизанскую армию — завербовать, собрать, обучить, вооружить… Или о том, за счет каких средств эти отряды финансировались.

— Сураграш очень велик, — холодно парировала Карина. — Дракон контролировал лишь малую часть его территории. Там тысяча таких «армий» поместятся и друг друга не заметят.

— А еще, госпожа Викара, — добавила Ольга, — я не думаю, что госпожа Мураций намерена давать тебе индивидуальное интервью здесь и сейчас. И диктофон в левой сережке ты бы лучше выключила, пока я не позвала охрану. Или сама не вспомнила свою прежнюю профессию телохранителя. Господин Краамс, это относится и к твоей золотой булавке.

— Ну, попытаться все равно стоило, верно? — ничуть не смущенный журналист дотронулся до лацкана пиджака. — Ничего, госпожа Карина, я не в претензии. В Сураграше тебе придется либо отвечать на мои вопросы, либо мириться с тем, о чем я додумаюсь самостоятельно. Вика, дорогая, пойдем понаблюдаем за другими гостями. Вон там, кажется, что-то интересное происходит.

— Разумеется, милый! — проворковала Викара, томно подмигнув Карине, и репортерская парочка неторопливо направилась в сторону небольшого скопления народа возле входа в зал.

— По-моему, как раз тот случай, когда минус на минус дает о-очень большой минус, — проворчала Ольга, провожая их взглядом. — Кара, пойдем куда-нибудь отойдем, погуляем, пока еще кто-нибудь из журналюг смелости не набрался.

— А ведь он в курсе досье «Камигами»… — пробормотала Карина. — Вдруг он ей проболтается?

Ольга только махнула рукой.

Всеобщее внимание, которое, казалось, было целиком сосредоточено на Карине, в конце концов отвлеклось на появившихся Сайрата, Семена, Кимицу, Усуя и Тимашару. Пятнадцать минут спустя Карина наконец-то забилась в угол центральной ложи, чувствуя, что вежливая улыбка почти окостенела у нее на лице. Наследник с женой, Громобой и Ольга разместились рядом с Кариной, причем Сайрат оказался в соседнем с ней кресле, а ехидно подмигнувший ей Семен с Яной — в противоположном конце ложи. Грашцы, Громобой и в последний момент появившиеся Саматта с троллем устроились во втором ряду. Карина постаралась улыбнуться Сайрату как можно естественней, но внутренне напряглась как струна. Хотя монитор она так и не включала с самого аэропорта, между лопатками почти горело от сосредоточенных взглядов четверых его телохранителей, выстроившихся у стены ложи и сосредоточивших на ней большую часть своего внимания.

Когда погас свет и начались выступления, она позволила себе немного расслабиться, не переставая кожей чувствовать интерес, сочащийся от соседей. Концерт, вопреки ее ожиданиям, оказался очень и очень неплохим, и она в конце концов даже слегка упокоилась и перестала поминутно коситься на Сайрата. Солисты вели свои партии в основном на общем, а танцоры демонстрировали такую слаженность и синхронность движений, такую акробатическую выучку, что больше походили на ожившую компьютерную анимацию, чем на живых людей. Несмотря на то, что Карина, являя собой полную противоположность Яне, обычно относилась к театральному действу с прохладцей, на сей раз она увлеклась и аплодировала вполне искренне.

В час ночи концерт закончился заминкой. Всемирно знаменитый тенор, как выяснилось, внезапно заболел и появиться на концерте так и не смог. Директор концертного зала лично вышел на сцену и несколько минут извинялся в такой выспренней манере, что к концу его речи Карина почти уснула. Но наконец оркестр в яме грянул прощальный марш, и она встрепенулась. Народ в партере и ложах неспешно поднимался и по проходам тянулся к выходам.

— Ну что же, значит, не судьба, — меланхолично заметил Сайрат. — Надеюсь, у меня еще появится шанс его послушать. А сейчас, господа и дамы, позвольте отк…

— А здесь, надо сказать, очень неплохая техника. И вообще отличный театр.

От озорных ноток в голосе Семена Карина невольно вздрогнула. Обычно спокойный и выдержанный, Рис иногда словно срывался с катушек. И чаще всего такое случалось, когда он полагал нужным подрессировать ее вести себя на людях, как он выражался. Что пришло ему в голову на сей раз?

— Вот как, момбацу сан Панариши? — вежливо переспросил Полевка.

— Да, — кивнул Семен. — Яна как профессиональная певица может подтвердить.

— Вообще-то весь мой опыт ограничивается музыкальной школой и несколькими годами пения в оперном хоре, — скромно откликнулась Яна. — Но техника здесь и в самом деле очень неплохая. Лучше, чем в оперном у нас в Масарии. Одна автоматическая система ведения артистов прожекторными лучами многого стоит.

— Акустическая система ничуть не хуже, — Семен повернулся к выжидательно глядящей на него Старшей Матери. — Сама Тимашара, как ты думаешь, ничего, если мы поиграемся с ней немного? Когда еще нам выпадет шанс оказаться в таком месте…

— Полагаю, проблемы не составит, — если тарсачка и удивилась, то виду не подала. — За деньги, которые мы заплатили за концерт, можно… хм, играться с ней хоть всю ночь напролет. Я попрошу найти директора…

— Спасибо, сама Тимашара, я знаю, где его найти, — Семен пружинисто вскочил на ноги. — Нам потребуется минут пятнадцать на подготовку. Кара, Яни, пойдемте.

— Куда? — Карина попыталась было упереться, когда Семен потянул ее за руку, но проще казалось остановить ураган. — Рис!..

— Слушай, Тара, — донесся до нее голос Громобоя, — не сочти за труд сбегать ко мне в номер и притащить оттуда камеру. Как раз успеешь…

Трепыхаться Карина перестала, когда Семен затащил ее в какую-то неприметную дверцу, за которой начался узкий тускло освещенный служебный ход. Семен немедленно выпустил ее руку.

— Давайте, девочки, побыстрее, пока он не ушел, — сказал он через плечо.

— Да кто не ушел? Рис, что ты задумал? — жалобно спросила она ему вслед, стараясь не отставать от его стремительного шага. И как Яна на каблуках за ними поспевает?

— За державу обидно, — объяснил тот, останавливаясь на верхней площадке и наконец-то оборачиваясь. — Местные спели, княжичи станцевали, все показали себя культурными странами. Одни мы как чумички неумытые никого с собой не привезли, кроме самих себя. Яни!

— Что? — осведомилась та, складывая руки на груди. — Меня на сцену выпустить хочешь? Я не готовилась. И оркестр, между прочим, уже разбегается, через пару минут на месте не останется никого.

— Замечательно. Нам лишние помехи не нужны. Я к директору цирка, пока он не отправился на заслуженный ночной отдых, а ты бери Кару под мышку и тащи к сцене. Переодевать ее… — Он критическим взглядом окинул сжавшуюся Карину. — …не нужно. Одежда подходящая. Без одежды вышло бы еще лучше, но лишний раз шокировать княжичей не стоит. Не заблудишься в местных катакомбах? Карту показать?

— Разберемся, — Яна критически обозрела Карину с ног до головы. — Рис, что на тебя нашло?

— Политическая необходимость нашла. Нам выпал великолепный шанс — зубастый, зеленый и чешуйчатый. Появилась возможность сделать хороший ход, фактически шах, а то и мат в одной партии. Нет времени объяснять.

И он стремительно нырнул вперед, в сумерки.

«Яна, контакт. Карина, Контакт. Семен в канале. Топайте к сцене, по ходу дела объясню».

«Здесь Яна. У меня картирование здания заканчивается, сейчас пойдем. Объясняй. Ты же знаешь, я сюрпризов не люблю, а Кара — тем более».

«Здесь Семен. Танцевально-вокальный номер. Импровизируем втроем. Светотехнику язапрограммирую. Кара, подключай к своей проекции наработанные в виртуальности навыки работы с тоскалой, если еще не сделала».

Обреченно плетущаяся за уверенно идущей впереди Яной Карина чуть не запнулась от неожиданности.

«Здесь Карина. Рис, я давно их подключила. Ты хочешь, чтобы я показательное выступление устроила?»

«Здесь Семен. Да. На пару со мной. Изображаем то, что у троллей называется цуругимай — пляска с мечами. Два партнера под музыку демонстрируют технику работу с клинками — фактически реальный бой, только с элементами танца. Высший шик в том, чтобы не задеть партнера, но в то же время работать клинками как можно ближе к нему. Желательно — вплотную к коже».

«Здесь Карина. Рис, я думала, в нашей компании только один сумасшедший — Лика».

«Здесь Яна. Меня забыла. Меня во время последнего приключения чокнутой так часто называли, что я уже и сама поверила», — высунутый язык, демонический хохот в темноте, блестящий в звездном свете окровавленный нож.

«Здесь Карина. Ребята, мне не до шуток. Рис, я понятия не имею, как плясать твой цугуру… цурагу…»

«Здесь Семен. Цуругимай. Не переживай, справишься. Ты мастер Пути, забыла? На тренировках ты ничуть не менее сложные комбинации исполняешь, здесь всего лишь темп повыше. Я передаю тебе по вспомогательному визуальному каналу подсказки, ты их отрабатываешь, я подстраиваюсь зеркально. Предварительные наброски передаю по второму вспомогательному, лови. Ритм я задам — начинаем медленно и постепенно ускоряемся. Как несущую ускорять, ты уже знаешь, воспользуйся, если окажется сложно реагировать в реальном времени. Коэффициента два или три должно хватить. Я запрограммирую стробоскоп-эффекты с помощью местной светотехники — закрой глаза, а лучше вообще отключи оптическое зрение, чтобы не мешало, перейди на объемный сканер. Яни, вспоминай свои вокальные навыки».

«Здесь Яна. И что петь? Я в вашем Пути вообще не разбираюсь».

«Здесь Семен. Нужен вокал. Чистые тона на любую мелодию, укладывающуюся в ритм. Под метроном».

«Здесь Яна. Ага, спой то, не знаю что… Ну, Рис, спасибо тебе за задачку!»

«Здесь Семен. Трудности закаляют мужчин. И женщин тоже. Кара, смотри внимательно сценарий выступления…»

— Рис!.. — простонала Карина вслух, и закрытая занавесом сцена, подсвеченная тусклым дежурным светом, неожиданно распахнулась перед ней лобным местом. Она вцепилась руками в какую-то не то тряпичную декорацию, не то вспомогательный занавес и тихо застонала.

— От кого я не ожидала таких выходок, так это от Риса, — выдохнула она, отчаянно пытаясь уложить в голове транслируемую последовательность техник. — Нет, не ожидала…

— Все мужчины немного чокнутые, — пожала плечами Яна, отсутствующе глядя перед собой. — Ага, знаю, что спою. Тот же Гром — даром что княжеский сынок, всю жизнь под присмотром, а едва ли не хуже Лики. Кстати, их ни за что нельзя вместе сводить, иначе конец нашей планетке. У женщин мозги мутятся только во время менструаций, а у мужчин постоянно сезон гона, гормоны в мозги шибают. Наш Рис, конечно, куда старше Лики, но все равно самец. А-самец, что еще хуже. Доминанта в любой стае. Вот и обожает свою харизму проверять на слабых женщинах. Кара, расслабься. Он хоть раз требовал от тебя чего-то, что ты не в состоянии выполнить?

— О-о-о-х… — Карина опустилась на пятки прямо на пыльный истоптанный пол.

Какой-то невзрачный темнокожий мужичонка в синем комбинезоне рабочего сцены, не то гулан, не то сапсап, вывернулся к ним из закулисных дебрей с гигантской стремянкой наперевес.

— Эй, дамочки! — удивленно проговорил он. — А сюда посторонним нельзя. И вообще, я сейчас свет гашу…

— Нам можно, — отмахнулась Яна. — Директор разрешил. Сейчас выступать станем перед большими шишками. Опоздали вот к своей очереди…

— А… — мужичок почесал в затылке и со стуком поставил стремянку на пол. — Ано-о… занавес кто поднимать станет? И осветители уже ушли. И вообще нет никого. Да и в зале-то пусто.

— Зато в центральной ложе битком набито. Любезный, я сосредоточиться пытаюсь, — досадливо покосилась на него Яна. — Если хочешь помочь, найди кого-нибудь, кто сможет раздвинуть занавес.

И в этот момент пространство вокруг взорвалось гулом деловитых голосов. Замелькали синие комбинезоны.

— Момбацу сама Карина Мураций, — высокий широкоплечий тарсак в свободных штанах и вычурной блузе остановился перед Яной и Кариной и низко поклонился им. — Момбацу сама Яна Мураций. Я Масахи ах-Коротар, режиссер-директор. Главный директор приказал мне обеспечить вам все, что необходимо. Момбацу сан Панариши просил передать, что появится через несколько минут.

Карина обхватила голову руками и тихо застонала.

* * *

— …биржа зерна в нынешнем году, вероятно, поднимется, — Первый гэнро вежливо покивал, глядя на Сайрата Полевку. — Прогнозы на урожай в наших южных регионах очень хороши, но весна в Княжествах выдалась слишком влажной и поздней. Насколько я знаю, ваши фермеры в северных регионах не смогли вовремя провести посевную, да и с озимыми далеко не все гладко вышло. Так что цены на биржах неизбежно возрастут в ожидании повышенного спроса со стороны покупателей из ЧК.

— Вероятно, так, — согласился Сайрат. — Впрочем, синоптики еще в прошлом году прогнозировали, что в нынешнем с урожаем дела сложатся не блестяще. Министерство сельского хозяйства с прошлого лета занимается данным вопросом — льготные кредиты на закупку зерна про запас выдают, еще что-то в том же духе. Полагаю, что цена на твердую пшеницу действительно поднимется, но не так сильно, как ожидают некоторые. В нынешнем году еще и в Катонии прогнозируется повышенный урожай, что неизбежно собьет цену.

— Зерно, зерно… Что-то они долго, — пробормотал откровенно зевающий Громобой. — Обещали десять-пятнадцать минут, а прошло уже четверть часа. Куда они запропастились?..

Громко щелкнуло, и в зале воцарилась кромешная тьма. Из темноты раздался легкий шорох сдвигающегося занавеса.

— Все в порядке, — негромко сказал сзади один из телохранителей. — Контроль передает, что свет ненадолго погашен по просьбе момбацу сана Панариши.

— Вот это уже интересно, — пробормотал Громобой. — Кажется, пора включать запись.

Несколько долгих секунд ничего не происходило. Потом раздался громкий звонкий щелчок, и в такт с ним вспыхнул белый прожектор, выхватив обнаженную до пояса мужскую фигуру, стоящую на одном колене вполоборота к зрителям. Руки мужчины скрещивались на груди, и бликующие клинки двух тоскал, под углом смотрящих в потолок, казались продолжением предплечий. Тихо затикал странно-рваный ритм.

Свет тут же погас. Второй громкий щелчок — и другой юпитер на мгновение выхватывает из темноты женскую фигурку в белой блузе и черных коротких штанах всадницы, замершую в такой же позе. И опять тьма, и тиканье ритма все громче, начиная бить словно по оголенным нервным окончаниям.

И во тьме сильный женский голос заводит долгую звенящую ноту. Она тянется и тянется и почти незаметно варьируется руладами в такт ритму. Снова вспыхивает юпитер — на сей раз мужчина стоит, выпрямившись во весь рост, клинки устремлены в пол, в стороны и назад. Тьма. Щелчок — и женщина выхвачена в позе стремительного движения в ту сторону, где стоял мужчина, руки с клинками горизонтально вытянуты в стороны. И опять тьма.

Вспышка. Выхваченные в стремительном движение руки мужчины раскинуты горизонтально, клинки параллельны полу, один устремлен в горло женщины, почти касаясь его. Вспышка. Женская фигурка размазалась в переднем сальто, клинок проходит вплотную к левому боку партнера. Вспышка. Клинки мужчины, высвеченного в сальто вверх ногами, перекрещены перед грудью навзничь лежащей женщины, раскинувшей руки с мечами по полу.

Темп тикающего ритма ускоряется и начинает дробиться, громкие щелчки все чаще и чаще, и вслед за ними начинает повышаться и дробиться и голос вокалистки. Прожекторы вспыхивают все быстрее, вспышки все дольше, выхватывая то одну, то другую фигуру, то обе вместе. Белый свет сменяется синим, красным, зеленым, и вот уже в рваном стробоскопическом мерцании по сцене кружится невероятный вихрь стали и человеческой плоти, играющий потоками радужных искр. Иногда кажется, что клинки вот-вот пройдут сквозь тела, кромсая их на части, разбрызгивая капли крови и разбрасывая трепещущие куски мяса — но нет, танец продолжается. Вспышки все чаще, постепенно сливаясь в сплошное призрачное мерцание, и танцоры все ускоряют и ускорят темп в такт безжалостным метрономам, превращаясь в бешено кружащиеся волчки, окутанные прозрачными стальными пелеринами. И под конец уже не различить отдельных движений, и кажется, что танцоры присутствуют на сцене сразу в нескольких местах, и чистые ноты голоса певицы рвут на части барабанные перепонки. И когда кажется, что ни глаза, ни уши уже не могут переносить происходящее, ритм внезапно начинает замедляться и упрощаться. И в такт ему начинает замедляться и темп танца.

Вспышки юпитеров все реже и короче, и высвечиваемые из тьмы стремительно летящие фигуры кажутся высеченными из камня в своей неподвижности. И вот, наконец, вспыхивают сразу два прожектора, вспыхивают — и не гаснут, и фигуры танцоров замерли боком к зрителям, каждая припала на левое колено, и клинки в вытянутых руках лежат на плечах партнера, лезвиями прижатые к шеям, и голос певицы, напоследок взлетев к сводам зала на немыслимо высокой ноте, резко обрывается — и свет медленно угасает. И вновь кромешная тьма окутывает зал, и в тишине слышится лишь потрясенное дыхание зрителей…

— …хрена ж себе! — выдохнул Громобой, когда под потолком наконец замерцала, разгораясь, огромная хрустальная люстра, освещая сцену с задернутым занавесом. — Что это было?

— Цуругимай, — голос Канагари Дэрэя казался почти благоговейным. Высокий тролль стоял перед барьером ложи, в клочья раздирая бархат выпущенными когтями, и склонившись вперед. — Настоящий цуругимай. Такого я не видел уже много десятилетий даже среди Народа. Да что там, наверное, вообще никогда не видел. Прошу меня простить…

Он перемахнул барьер ложи, с высоты двух саженей мягко спрыгнув в пространство между пустыми рядами кресел, и широко зашагал к сцене.

— Гром, я надеюсь, у тебя все получилось? — осведомился Сайрат Полевка, поднимаясь и помогая встать жене. — Скопируй мне запись, я хочу посмотреть еще раз. А может, и не раз. Только, во имя Колесованного, не выкладывай ее в Сеть по своей привычке — по крайней мере без явного позволения… хм, артистов. Господа и дамы, я полагаю, что сегодня более не стоит отягощать госпожу Карину Мураций и сана Панариши лишними изъявлениями восторга. С вашего позволения мы отправляемся к себе.

— И я тоже, — Саматта согласно кивнул. — Приятного всем отдыха.

Минуту спустя оставшиеся в ложе в одиночестве Усуй, Кимица и Тимашара наконец позволили себе переглянуться.

— Вот и все, момбацу сан Усуй, — насмешливые нотки в голосе Старшей Матери могло уловить только очень опытное ухо. — Я имею в виду — все с планами военного контроля спорных территорий.

— Не понимаю, — сухо ответил Первый гэнро. — Они всего лишь изобразили танец с бутафорскими мечами. Впечатляюще, не спорю, но…

— Мечи были настоящими, поверь моему наметанному глазу. А оой-полковник Канагари Дэрэй, если ты не в курсе, Ведущий по Пути, — все с теми же тайно-насмешливыми нотками пояснила Тимашара. — И если я правильно поняла его реакцию, ему только что продемонстрировали нечто, ставящее его в подчиненное положение. Он потрясен, момбацу сан Усуй, и у Северных колен больше нет солдат, способных и, самое главное, желающих эффективно действовать в джунглях против людей-партизан. А когда Канагари расскажет о произошедшем другим троллям, таких войск не останется ни у остальных кланов, хоть гуланских, хоть тарсачьих, ни в Княжествах. А людей с орками в тамошние чащобы и болота я сама отправлять не намерена и другим не посоветую. Теперь ясно, куда можно деть планы, разработанные грашградскими стратегами?

— Охотно тебе верю, момбацу сама Тимашара, — голос Усоя стал скрежещущим. — Однако хочу напомнить, что мы никогда не рассматривали те планы как нечто, планируемое к реализации. Ты же знаешь, военные просто обожают фантазировать даже на самые нереальные темы.

— Мы помним, момбацу сан Усуй, — сладко пропела Кимица, потягиваясь. Первая Смотрящая поднялась и широко зевнула. — Разумеется, мы помним. И что инициировал разработку тех планов твой двоюродный брат, тоже не забудем. Но сейчас я лично намерена отправиться спать. Завтра предстоит тяжелый денек, и я хочу иметь незамутненную голову. Спокойной ночи, момбацу сан Усуй.

И в сопровождении Тимашары она покинула ложу.

Что-то опять щелкнуло, и свет под потолком принялся медленно тускнеть. Первый гэнро нехотя поднялся и осторожно провел пальцем по изорванному тролличьими когтями бархату барьера. Потом философски пожал плечами, сунул руки в карманы пиджака и вышел вслед за остальными. Как бы ни язвила Кимица, не изменилось ровным счетом ничего. Он не идиот, чтобы хоть на секунду помыслить о реальном военном конфликте с государством, возглавляемым Благословенными. Особенно — памятуя о Трехгорном перевале.

Несколькими мгновениями позже в пустом зале окончательно погас свет.

* * *

— Ну и как я теперь должна его чинить? — горестно спросила сидящая на скамье Карина, пальцами пытаясь свести края разреза на рукаве. Она все еще тяжело дышала — ее проекция добросовестно отрабатывала признаки сильной усталости — и потому фразы получались отрывистыми. — Либо заметный шов останется, либо рукав целиком менять…

Яна с Семеном, стоящие перед ней, переглянулись.

— А зачем чинить? — спросила Яна. — Сотри и сделай новую, по тому же шаблону. Или тебе фантома жалко?

— Да, действительно… — Карина перестала ощупывать рукав и посмотрела на четыре блестящие тоскалы, лежащие на скамье рядом с ней. — Все никак привыкнуть не могу. Рис, зачем ты настоящие мечи притащил? Откуда ты их вообще добыл? Фантомы? В местной бутафорской такие наверняка не водятся.

Мимо их ниши прошли, тихо разговаривая, несколько человек в одежде рабочих сцены, и хотя они демонстративно не смотрели в их сторону, уже включившую монитор Карину мазнуло чесоткой от направленного на нее внимания. Да вы не поверите, ребята, как я сама себе сейчас удивляюсь….

— У бутафорских вес и баланс не тот. Ты не смогла бы работать с ними как следует, и со стороны было бы явно заметно, что это фанера с фольгой. А нам требовалось показать реальные навыки.

— Кому требовалось показать?

— Нашему шансу. Зеленому и чешуйчатому. Погоди, из занавеса выпутается… да вот и он.

Тролль возник возле ниши бесшумно, словно и не носил на ногах здоровенные армейские ботинки с металлическими (для защиты от собственных ножных когтей) носками. На всю троицу он взглянул сощуренными до узких щелочек глазами так, словно впервые их видел.

— Момбацу сан Панариши… — в его голосе явно добавилось шипящих ноток. — Нет, не так. Мастер, я потрясен. Я не первое десятилетие веду по Пути, но такой отточенной демонстрации техники не видел ни разу. Тем более — со стороны людей.

— Я не веду по Пути, сан Канагари, — качнул головой Семен, разворачиваясь к нему. — Я давно утратил вкус к драке. Да и времена изменились — рукопашный и мечной бой давно стали лишь пустым развлечением.

— Однако Народ хорошо помнит совсем иные времена. Времена, когда Путь Превосходящих боролся с Путем Старших Братьев — и победил бы, если бы не вмешательство человека. Ведь только тот человек сумел склонить чашу весов в нужную сторону? Да, Серый Князь?

Семен замер ледяной статуей.

— Серый Князь умер двести тридцать лет назад, — после секундного замешательства отрезал он. — А мертвые не воскресают.

— Когда как. Мой отец рассказывал мне — а ему рассказал мой дед, Хлаш Дэрэй, который видел своими глазами — как в один прекрасный день почти два с половиной века назад воскрес Хол-аз-Гуштым, Колесованный, который тоже умер за двести с лишним лет до того. Не просто умер — погиб, распятый на колесе, под дубиной палача при большом количестве свидетелей. И если он воскрес тогда, почему бы ему не ожить снова? Особенно с учетом сегодняшней подсказки госпожи Яны? Мы — Народ, Серый Князь. Нам, в отличие от людей и орков, ведомо, что в мире скрыто многое, ускользающее от поверхностного взгляда. Нужно лишь уметь смотреть.

— Вот как? — Семен медленно шагнул к нему.

В позе Канагари что-то неуловимо изменилось. Тролль превосходил ростом Семена в полтора раза, но сейчас казалось, что он, как почтительный ученик, низко склонился перед мудрым учителем. Семен заглянул ему в глаза — и резко отвернулся.

— Как умер Хлаш? — глухо просил он.

— Дед погиб в горах, сорвавшись с кручи, в шестьсот сорок восьмом. Из-за последствий старой травмы у него почти перестали сгибаться колени, и он не удержал равновесия. Но он еще успел увидеть, как окончательно оборвался Путь Превосходящих.

— Вот как… — лицо Семена закаменело. — Понятно. И что ты собираешься делать сейчас, воин Канагари из клана Дэрэй?

— Ты знаешь, что по указанию Великого Скотовода разработаны планы военного захвата некоторых территорий?

— Да.

— Они базируются на использовании бойцов Народа в качестве основной силы для войны в «зеленке». Просчитано, что если посылать туда людей, потери окажутся неприемлемыми и приведут к серьезным политическим последствиям. Мы могли бы пройти сквозь твои отряды как нож сквозь масло — но мы не станем так поступать. Народ не повернется против тебя, Холл-аз-Гуштым. Даже если забыть про твои старые заслуги, мы не настолько глупы, чтобы противостоять тебе лично.

— Отрадно слышать, — слабо улыбнулся Демиург. — Спасибо, Канагари. Мне хотелось бы числить Народ в друзьях, а не во врагах. Но не повредит ли отказ вам? Тебе лично?

— Бойцы Народа никогда не являлись наемниками. Мы — союзники со своей собственной волей. Не в первый раз мы откажемся подчиняться неразумным планам. Мы уже давно объяснили людям, что не воюем друг с другом. Мы — полицейские, охранники и защитники, не штурмовики. Даже если мы оказываемся среди враждующих человеческих группировок, друг с другом мы не сражаемся. Поэтому Граш и Княжества всегда дрались друг с другом без нашего участия. Если им захочется связаться с вами — мы точно так же отойдем в сторону. Могу я задать тебе вопрос, Серый Князь?

— Серый Князь давно мертв. Меня зовут Панариши, Канагари. Что ты хотел спросить?

— Дед упоминал, что ты знаешь про Драконий Камень. Что ты знаешь, как его восстановить.

— Хлаш сказал, что я знаю, где Драконий Камень? — брови Семена поражено поползли на лоб.

— Нет. Он говорил, что ты знаешь, как его восстановить.

— Вероятно, он меня неправильно понял. Я действительно знаю, что такое Камень. Но его невозможно вернуть, Канагари. Он изъят и ликвидирован много столетий назад, еще до того, как в ваш мир пришел Майно. Его вообще никогда не существовало в том виде, в каком он сохранился в легендах.

— Неважно, — тролль пожал плечами. — Панариши, он по прежнему нам нужен. Нет, он нужен нам гораздо сильнее, чем раньше. Без него мы вынуждены пропускать детей через жестокое сито отбора — и убивать не справившихся. Без него нам приходится всю жизнь держать себя под жестким волевым контролем, чтобы побеждать свою звериную натуру. Нам не остается иного выхода, кроме как становиться солдатами, другого наше воспитание просто не допускает. Не учеными, не инженерами, даже не землепашцами или ремесленниками — солдатами. Но людям больше не нужны могучие бойцы. Огнестрельное оружие и боевая техника давно свели наши преимущества на нет. Мы вымираем, Серый Князь. Даже орки сумели встроиться в человеческое общество, занять в нем свою нишу, найти свою дорогу. Они живут — а нам, если все продолжит идти по заведенному обычаю, скоро придет конец. Нам нужна помощь. Ты — поможешь?

— Нет, — голос Семена снова стал глухим. — Прости, Канагари, но мертвецам противопоказано оживать. Слишком много грустных воспоминаний разом наваливается на плечи. Скоро я уйду, на сей раз окончательно.

— Ну что же, — тролль словно обмяк. — Я и не надеялся…

— Я — не помогу. Они помогут.

И указательный палец бывшего Серого Князя уперся в Яну с Кариной.

— Мы? — хором спросили те.

— Вы, — усмехнулся Семен, и в его глазах снова замелькали озорные огоньки. — Особенно ты, Яни. Драконий Камень работал по тем же принципам, что и твой ней… сама понимаешь что. Вот тебе и придумывать, что делать с разнесчастными троллями.

— Ну уж спасибо за доверие! — возмутилась та, упирая руки в бока, и Карина тихонько хихикнула.

— Не все же заботы мира на меня одну валить! — мстительно сказала она. — Тебе тоже неплохо в переноске тяжестей поучаствовать. Господин Канагари, мы с сестрой не можем ничего пообещать тебе прямо сейчас. Мы еще мало что знаем…

— Как напоминает белая повязка, даже самый великий Мастер — всегда лишь ученик, — тролль в широкой ухмылке продемонстрировал ей великолепные двойные ряды остроконечных зубов. — А тень надежды всегда лучше, чем ее полное отсутствие. Госпожа Карина Мураций, однажды ты, сама того не подозревая, станешь Ведущей по Пути. И, возможно, приведешь куда-нибудь и нас. А сейчас приношу свои извинения за то, что отнял у вас время.

Он коротко поклонился и беззвучно растаял в дебрях закулисья.

— На том мы и закончим сегодняшнее приключение, — Семен положил руки на плече Яне и Карине. — Отдыхайте, девочки. Вы прекрасно справились, хотя последствия оказались куда серьезнее, чем я предполагал. Но тут уж я лажанулся — Яни, я никогда не говорил тебе держать язык на привязи в присутствии троллей? В среднем коэффициент интеллекта у них процентов на тридцать-сорок выше человеческого, и намеки они раскусывают сразу. Ладно, пойдемте-ка в апартаменты, а то человек у электрощита отирается, только нас и ждет.

Он подхватил с лавки тоскалы и зашагал к выходу.

* * *

Позже, ночью, Карина оставила мирно посапывающую проекцию в своей спальне, больше смахивающей размерами на спортивный зал, и нырнула в виртуальность. Навстречу ей распахнулся заметно похорошевший за последнее время Ракуэн, наполненный солнечным светом и щебетом птиц. Видимо, потому, что виртуальный мир наконец-то зажил полноценной жизнью, солнце больше не висело приклеенным к небу и сейчас клонилось к закату — но все еще стояло высоко. Она нашла себе небольшой холмик с видом на небольшую речную долину, уселась, обхватив коленки руками, и сонно сощурилась на журчащую внизу воду.

— Устала? — раздался голос из-за спины. Семен неторопливо прошел по склону и сел на траву рядом с ней. Она не ответила.

Какое-то время они молча сидели рядом и смотрели на реку.

— Рис, — наконец спросила Карина, — а что ты сказал тому троллю, Канагари? Насчет того, что ты скоро уйдешь? Ты ведь не всерьез, а?

— Всерьез, Кара, — Семен сорвал травинку и принялся жевать. — Я с самого начала не хотел здесь оставаться. Слишком много воспоминаний, которые хотелось бы забыть — но не могу. Джа уж очень просил за вами приглядеть на первых порах.

Он хмыкнул.

— Кара, знаешь, в чем наше основное отличие от Старших?

— Ну… мы не являемся симбиозом человека и искина.

— Верно. И, как следствие, не умеем забывать по своей воле. Память Старшего построена совсем иначе, чем наша. То, что у нас зовется «внешними кольцами», лишь бледное подобие их системы обработки и хранения информации. На деле почти невозможно провести границу между личной памятью Демиурга, кольцами памяти его персонального архива и глобальным Архивом, доступным всем. Нам необходимо волевое усилие, чтобы получить доступ к данным — для них же пользоваться всем необходимым так же естественно, как для нас дышать. Они стары — очень стары. Вдумайся: Миованне четыре с половиной миллиона лет объективного времени. Легкомысленной Майе, которая так любит изображать из себя юную девицу, полтора миллиона. И даже Джао, самому младшему из всех, почти миллион. Пусть это не объективное время. Пусть они столетия и тысячелетия проводят в восстанавливающем сне, мало отличающемся от смерти, а десятки и сотни тысяч лет — в игровых пузырях, где время идет куда медленнее, чем в Большом мире. Но все равно объемы накапливающихся воспоминаний поражают воображение. Мне даже страшно представить, каково это — сотни тысяч лет существовать в пустой равнодушной Вселенной, зная наперечет лишь несколько сотен товарищей, большинству из которых ты глубоко безразличен. Страшно представить, каков накапливающийся груз отчаяния, безразличия, тоски. Но им проще, чем нам, они умеют распоряжаться своей памятью как хотят. Они могут по своей воле забывать или перемещать воспоминания во внешние кольца памяти. Подальше от своего разума. А мы — мы так не можем. Я не могу.

— Тебе так много хочется забыть? — осведомилась Карина, когда пауза затянулась.

— Слишком много. И забыть, и вспомнить. Знаешь, когда я стал Хранителем, мне только что исполнилось двадцать четыре. Той весной я закончил Мокольский политех, и меня распределили в небольшой город в трех тысячах верст от столицы…

— Распределили?

— Государственный строй Ростании — социализм. Все принадлежит государству, включая учебные заведения. Обучение бесплатно, но взамен молодой специалист обязан отработать несколько лет там, куда пошлют. В общем, я был примерно в том же возрасте, что и Яна с Ликой сейчас, но куда более наивным. Верил в светлое будущее на всей планете, в освобождение трудящихся — у нас считалось, что физический труд благороднее умственного — и занимался в секции «рукопашного стиля», если переводить название на общий буквально. Нечто среднее между искусством Пути и тёкусо. Я не стал отмазываться от распределения, хотя возможность имелась, и поехал по назначению на далекий трубопрокатный завод. Однажды вечером я возвращался с работы через небольшой парк, увидел, как несколько подонков намереваются изнасиловать женщину — и вмешался. Я еще никогда не дрался всерьез, насмерть, а потому чувствовал себя крутым бойцом, способным разобраться со шпаной одной левой…. В общем, она погибла. И я — тоже. Джа вытащил только меня. На суде я выхватил у охранника разрядник и попытался пристрелить того, кто убил женщину. Не сумел — я даже не знал, как снимать его с предохранителя. Дали мне пятнадцать суток за хулиганство…

Он вздохнул.

— Я до сих пор не понимаю, зачем Джа сделал меня Хранителем, ведь он уже твердо решил в очередной раз вычищать свою организацию и давно саботировал подбор новых кандидатов. Может, просто пожалел идиота-юнца. Но все-таки сделал — а я согласился по той же причине, по какой поехал в провинцию. Потом я какое-то время работал с государственными органами, в том числе с неким Олегом Захаровичем Кислицыным, которого позже Джа протащил в Народные Председатели Ростани — ну, что-то вроде Президента в Катонии, только с куда большей единоличной властью. А потом Джа сломал Хранителей, выкорчевал их из общества, засунул нас всех в стасис и сбросил мою Малию в окружающую пену.

Карина терпеливо ждала, когда он продолжит.

— Я думал, что за три века, что провел на Текире, на Неожиданности, как ее иногда называли среди Демиургов, напрочь забыл прежнюю жизнь. В конце концов, из двадцати пяти лет дома разве что десять, максимум пятнадцать оставили в моей памяти какой-то след. Что они по сравнению с тремя веками в феодальном, а то и почти первобытном текирском обществе? Но вот воспоминания всплыли и прорезались. Я не чувствую современную Текиру своим домом. Мне тяжело находиться здесь, Кара. Я смотрю на Лику и Бикату и вижу себя, такого, каким был в юности. Я хочу вернуть то время. Я снова хочу жить в мире, который родной для меня на уровне подсознания. Жить так, как живут люди — не взваливая на себя тяжелый груз ответственности за судьбы миллионов людей, не фигурой или даже Игроком на игровом поле, а простым человеком. Человеком, который может позволить себе не задумываться о мировых проблемах, а просто заниматься любимым делом, любить жену, воспитывать детей…

— Прошлое не вернуть, Рис, — мягко сказала Карина. — Оно ушло. Здесь твой дом.

— Да, прошлое не вернуть. Только, Кара, того и не требуется. Джамтане создали Джамтерру, а для того синхронизировали временные потоки Большой вселенной и Малии. А по тамошнему времени с момента ликвидации Хранителей прошло всего ничего. Я нужен на Джамтерре, для того Джао и рискнул разбудить меня после двух веков целебного сна, а от Джамтерры до Малии, фигурально выражаясь, сейчас рукой подать. И мои родители еще живы. Я почти не помню их, но с нетерпением ожидаю момента, когда смогу заново с ними познакомиться. Но предварительно Джа попросил меня помочь здесь. Вам.

— Папа заранее знал, что мы согласимся остаться в Сураграше?

— Разумеется. Я же говорю — Старшие чудовищно стары. За сотни тысяч лет и сотни Игр можно в совершенстве научиться пинком направлять людей по нужной траектории, да те еще и искренне поверят, что по своей воле в полет отправились. Он собрал вас вместе, воспитал как следует, а потом пихнул в подходящем ему направлении. Теперь вы здесь, в Сураграше.

— И он ни капельки нас не любил? — еле слышно спросила Карина.

— Почему? Я уверен, что он очень любил вас — по-своему, насколько всемогущий бессмертный Демиург способен на любовь и привязанность к смертным. Он, думаю, искренне рад вашим успехам и в старом, и в новом качестве, и очень гордится вами. Но любить и использовать в своих целях — две вещи, которые никак не противоречат друг другу. Точно так же хороший кукольник любит своих кукол, что отнюдь не мешает ему продавать их за деньги. Точно так же тарсаки и гуланы любят своих коней, что не мешает им при необходимости загонять их до смерти. Старшие вообще прекрасно умеют сочетать приятное с полезным — искусство, которому тебе еще только предстоит научиться.

— Но он ушел. И ты тоже уйдешь… Почему все уходят, Рис? Почему мы все время остаемся одни?

— Такова жизнь, Кара. Утешайся тем, что нельзя испытать радость встречи, предварительно не расставшись. Не забывай, у тебя впереди долгая жизнь, бесконечная, если ты сама не решишь иначе, и к расставаниям тебе придется привыкнуть. И потом, ты Демиург. То, что я уйду, вовсе не означает, что мы не сможем больше видеться, сестричка.

— Что? — удивленно посмотрела на него Карина. — Сестричка?

— Конечно. В конце концов, для меня Джа тоже приемный отец. Он меня подобрал на улице, как брошенного котенка, воспитал и Демиургом сделал.

— А, вот как! — Карина шаловливо улыбнулась. — Значит, ты, Рис, мой сводный братец?

— Точно. Как Лика. Только тот младший братец, безбашенный балабол с ветром в башке, а я — мудрый старший брат, к которому всегда можно прийти за советом и утешением.

— А… — Карина поерзала и, подумав, решительно забралась к нему под мышку, прижавшись к боку. — Тогда тебе по должности положено меня защищать от всех опасностей мира.

— Скажи еще — замуж удачно выдать, — фыркнул тот, взлохмачивая ее волосы.

— Замуж не надо, братец, — Карина зевнула, устраиваясь поудобнее. — Только мужа-другого мне сейчас и не хватает для полного счастья.

— Не хватает, Кара. На полном серьезе — не хватает, — Семен заглянул ей в глаза сверху вниз. — И, вероятно, никогда не хватит. К сожалению, таково проклятье всех женщин, работающих с Демиургами. И со мной. А в дальнейшем — и с Мати, Дором, Ликой, Бикатой и прочими, кто предпочтет отыгрывать мужские роли. Знаешь, почему?

— Проклятье?

— Да. У самодержавного владыки не может быть друзей, просто по определению. Друг — тот, чьим мнением и чувствами ты дорожишь настолько, что готов пойти ему на уступки даже в ущерб себе. В результате друг правителя оказывается над законом. Даже если он полностью честен и порядочен, что случается крайне редко, его мнение может пойти вразрез с мнением правителя в ключевых вопросах. И если ему уступить, система управления сломается. Если можно сделать исключение для одного, почему нельзя для другого?

— Но папа всегда называл и Цу, и Мати друзьями…

— Разумеется. Кара, правитель, пусть то Демиург, Верховный Князь или Президент вашей Катонии, не может иметь друзей. Но поддержка ему нужна всегда. Люди могут служить и за страх, но куда лучше — за совесть. Заставь мужчину поверить, что он и в самом деле твой друг, и он умрет за тебя. А с женщинами самый эффективный способ — держать их в полувлюбленном состоянии. Не влюбленном — тогда они перестают трезво мыслить, возникает ревность, начинаются интриги, а именно полувлюбленном. Когда она понимает, что надежды у нее нет, вместо бури чувств возникает спокойная преданность, а прочие мужчины хотя и существуют, но далеко на заднем плане. Власть и сила всегда придают харизму, и для обладающего ими такое несложно.

— Циник ты, братец, — осуждающе хмыкнула Карина. — Значит, Цу полувлюблена в папу? И я?

— Разумеется. Я и сам постоянно использовал этот метод. Я хорошо вижу, когда женщина оказывается в таком состоянии. Разумеется, Цу любит и Мати, но если поставить ее перед однозначным выбором… я совсем не уверен в результате. К счастью, сейчас она сама Демиург, и влияние Джа потихоньку начнет ослабевать.

— А Тарона? Тарсачья королева?

— А Тарона — моя ошибка. Я все-таки сломался. Не смог удержать собственные чувства. Я влюбился в нее, она — в меня, и мы оба о том знали. И знали, что не можем быть вместе. Я дразнил ее как мог, играл на ее ревности и зависти, полагая, что управляю ей. Вот только сейчас, десять лет спустя — субъективных лет, разумеется — начал сомневаться, кто играл, а кто подыгрывал. Возможно, я просто морочил голову самому себе, и она управляла мной ничуть не меньше, чем я ей. В результате я начал утрачивать контроль за своей собственной организацией, Тарона оказалась в опасности, подставившись под удар, и я, обессилев, махнул рукой и сдался. Умирая, я думал, что спасаю ее — а на деле погубил окончательно. И ее, и ту девочку, которую использовал в качестве временной пешки… Стоп. Что-то мы в сторону уклонились. Я хочу сказать, Кара, что тебе действительно не хватает мужа. И не будет хватать никогда. Ты вряд ли сможешь завести себе любимого человека, да и права не имеешь, по большому счету. Ты — Демиург, и ответственность, которая на тебе лежит, слишком велика. Несмотря на всех наших друзей мы одиноки во Вселенной. Каждый по-своему, но, тем не менее, одиноки. Не совершай такой ошибки. Не позволяй себе любить всем сердцем, по-настоящему.

Карина не ответила, лишь слегка напряглась.

— Вот как?.. — медленно проговорил Семен. — Значит, я опоздал со своим предостережением. И кто он?

— Никто, — сердито буркнула Карина. — С чего ты взял?

— С того, что я в десять с лишним раз старше тебя даже по субъективному времени. Дай-ка угадаю — Масарик Медведь? Я видел, как ты на него смотрела, не отпирайся.

— И вовсе я его не люблю! Он… мне его жалко. С его спиной, в его-то возрасте… Умница, волевой мужчина, и вот такая беда. Я хочу помочь ему, Рис.

— Только ли? — иронически сощурился Семен. — А если вспомнить мордочку, которую ты состроила при сегодняшней встрече, впечатление совсем иное. Кстати, жалость для женщины — одна из форм любви. Ну что же, я больше не собираюсь читать тебе морали. Уверен, ты сама разберешься в своих и его чувствах. Просто будь поаккуратнее, хотя бы ради него самого. Ты сейчас в совершенно иной весовой категории и способна раздавить его, даже не заметив, одним неловким движением.

— Я понимаю, Рис. Он ничего обо мне не узнает, если только Онка не проговорится.

— Понадеемся на ее благоразумие. Кстати, Кара, тебе определенно пора начинать использовать другие маски. В первую очередь — маску красивой женщины. Такую, к ногам которой мужики падают с первого взгляда.

— Зачем!?

— Затем, что ты чрезмерно отягощена комплексами. Тебя слишком пугает чужое внимание, что недопустимо. И ты подсознательно завидуешь красавицам, что еще хуже. Не спорь, я физиономист куда как лучше тебя, и жизненного опыта у меня гораздо больше. Кроме того, ты должна понимать людей, их чувства, иначе ты не сможешь правильно ими руководить. Тебе следует побывать в шкуре красавиц и чудовищ, мужчин и женщин, героев и негодяев…

— Бр-р. Не хочу. Рис, мне и в своей собственной шкуре хорошо.

— И тем не менее.

— Ну… если ты так говоришь, я подумаю. Но не сегодня. И не завтра. И даже не в нынешнем году.

— Торопиться некуда. Просто не забудь.

Карина помолчала, завозившись у него под боком, устраиваясь поудобнее. Потом вздохнула.

— Знаешь, ты все-таки прав. Насчет комплексов, я хочу сказать. Я только сегодня поняла, что несколько последних периодов занималась глупостями. Отчаянно цеплялась за старую жизнь, в то же время пытаясь привыкнуть к новой, по привычке пряталась в тени, все равно вынужденно оказываясь на свету… Так нельзя. Рис, я окончательно решила: я справлюсь. Я займусь политикой всерьез. Не жди, что я завтра же стану мудрым государственным деятелем, но все, что в моих силах, сделаю. Перестану бояться появляться на людях. Перестану тушеваться перед высокими правителями и аристократами. Перестану скучать на политических сборищах. Начну носить вечерние платья и деловые костюмы. Если так надо, я справлюсь.

— Да я и не сомневался. Только не увлекайся слишком сильно, игры в политику затягивают даже против воли. Очень быстро ты обнаружишь, что привыкла отдавать приказы и ждать подчинения, а чужое мнение начинает раздражать. Следи за собой, Кара, власть портила и не таких, как ты. Если однажды тебе захочется дать кому-то по морде, ударь себя. А вот костюмы тебе носить незачем. У тебя уже сложился определенный узнаваемый образ, и в общую толпу вливаться незачем.

— Учту. Рис, а когда ты уходить собираешься?

— Не бойся, не скоро. Пока вы на ноги не встанете как следует, не брошу. Планетарных года два-три как минимум.

— Понятно, — Карина подергала себя за прядь волос. — Рис, что такое «разрядник»?

— Разрядник?

— Ты сказал, что у охранника выхватил.

— Легкое ручное оружие. Лазерный импульс пробивает в воздухе ионизированный канал, по которому распространяется электрический разряд, этакая молния в миниатюре. Заодно лазер служит прицелом. Малоэффективно против стационарных укреплений и вообще всего, что из диэлектриков, зато человека от него никакой бронежилет не спасает. Батареи надолго не хватает, и дальность не больше полусотни метров… двадцати пяти саженей, но точно целиться не нужно, достаточно в любую часть тела попасть. Если не прожарит насквозь и сердце не остановит, то оглушит точно. Есть бронежилеты с заземлением, с волочащимися цепочками, но у них сложно обеспечить хороший контакт с землей, так что помогает мало. Разрядник используется как ручное стрелковое оружие, а также на полицейских машинах и танках прорыва для подавления живой силы противника. Да и против танков хорошо срабатывает — диэлектрическую броню на Малии еще не изобрели. На Текире разрядник не заработает — здесь несколько иные физические константы, не создать ни достаточно сильного разряда, ни батарей нужной емкости. Зато здесь самолеты есть. Знаешь, что стало для меня самым настоящим шоком, когда Джа меня разбудил десять лет назад? Вот они самые. Я прямо ошалел, когда впервые пассажирский авиалайнер увидел. У нас Джа так и не позволил их изобрести, вертолетами ограничился. И правильно сделал, кстати. Боевые самолеты — та еще штука, не говоря уже про баллистические ракеты. Ростания с Сахарой с их помощью друг друга покрошили бы на раз.

— Какой только гадости люди не придумают в качестве оружия! — Карина дернула уголком рта. — Зачем его вообще изобретают? Все равно давным-давно никто друг с другом толком не воюет.

— Не все так просто, как кажется некоторым пацифистам. Без дальнобойного оружия нет равенства возможностей, Кара. Бог создал людей сильными и слабыми, а мистер Кольт уравнял всех. Поговорка еще с Земли, — пояснил Семен. — Бог — нечто вроде Единого, а Кольт — один из известных производителей огнестрельного оружия. Невозможно построить нормальное общество, когда главным является здоровяк с мечом или дубиной. Для выживания человеческого общества определяющим является качество мозгов — только варвару того не понять. А умник далеко не всегда может постоять за себя кулаками.

— И все равно так неправильно. Вон, из меня тоже оружие сделать хотели. Детей пытали. Если бы не папа…

— Не вмешался бы Джа — общество само бы справилось с проблемой рано или поздно. Просто в сорок третьем еще не прошел первый шок, и большинство предпочитало прятать голову под подушку. Кстати, знаешь, кто пытался нас из ракетометов расстрелять?

— Нет. Кто?

— Арестованный диверсант, разумеется, ничего не знает толком. Но во время допроса из него вытащили детали, которые пока что ничего не говорят хозяевам, но многое объясняют мне. Судя по всему, основной целью являлся Первый гэнро. Политические убийства в Граше не редкость, и кто-то из его соперников решил одним камнем разбить сразу несколько окон. Он убирал Усуя, а заодно — и Кимицу, сваливая вину на Северные Колена, не сумевшие организовать охрану мероприятия должным образом. Плюс к тому одним махом ликвидировалась верхушка сураграшского правительства, результат чего — новый хаос в регионе и возможность вернуть все на круги своя. Я имею в виду выращивание и транзит маяки, пусть и для новых хозяев. Кстати, есть подозрение, что и в Тримаре на тебя покушение устроила та же личность — с прицелом списать его на Дракона. Умница, верно? И настойчивый, первая неудача его не смутила.

— Мерзавец. Кто он такой?

— Не знаю. Следы к диверсионной группе в Тримаре оборваны очень чисто, Дор никаких ниточек нащупать не может, и у меня при первом наскоке ничего не получилось. С сегодняшним покушением проще — Граш куда цивилизованней, следы здесь скрывать сложнее, да и ясно уже, что это кто-то очень влиятельный, информированный и богатый. Расследованием мы с Дором займемся вплотную после конференции. Только быстро не получится. Придется пройти по всей цепочке от исполнителя до заказчика, причем она наверняка уже порвана не в одном месте. Возможно, и не удастся. На будущее просто имей в виду, что в нашей песочнице хватает ядовитых хэби…

— Кого?

— Хэби. Маленькая такая, с палец, черненькая змейка. Живет в песчаных пустынях. Укус убивает человека в течение трех минут, но на троллей и орков недействует вообще. И помни, что тебе-то ничего не сделается, а вот тех, кто вокруг, запросто прикончат просто за компанию, как в Тримаре. Прошу тебя, на публике не пренебрегай больше охраной.

— Хорошо. Я стану вести себя правильно. Если потребуется, я даже переберусь в тюрьму, а потом сделаю-таки себе альтернативную маску для прогулок.

— Ну, подавляющее большинство больших шишек и в Граше, и в Княжествах с детства живут именно так и не жалуются. И тюрьмой охрану не считают. Привыкнешь и ты. Кстати, раз уж зашла речь об масках, есть у меня сюрприз. Открой-ка мне визуальный канал. И слуховой заодно.

— Зачем? — Карина подозрительно посмотрела на него снизу вверх. — Рис, ты же знаешь, я сюрпризы терпеть не могу.

— Давай-давай! — цыкнул Семен. — Не бойся, сексуальные непотребства не покажу. Ах, да, ты же катонийка, тебя ими не удивишь. Ну, все равно, ничего страшного.

— Рис! — Карина поднесла к его носу сжатый кулак. — Ты мне сегодня уже один сюрприз с шаманскими плясками устроил. Только попробуй сделать что-нибудь такое же… экстравагантное! Я человек мирный, но все равно прибью!

— Договорились, — покладисто согласился Семен. — Открывай.

Поколебавшись, Карина откинулась на траву и закрыла глаза.

— Давай, — сказала она. — Третий и четвертый.

…комната, залитая солнцем, колышется вокруг, словно затянутый зыбким туманом. Гулкие звуки мечутся вокруг, отдаваясь от сводов головы, и в них с большим трудом угадываются человеческие голоса.

— …откуда… ребенок… прямо на крыльце…

— …периода еще не исполнилось… сволочи…

— …никаких следов… что полиция…

— …выясняют… пока детский дом…

— Что ты мне транслируешь? — Карина резко села. — Рис, это ведь каналы какого-то фантома, да? Только не говори мне…

— Двухнедельная девочка. Достоверная автономная проекция. Твоя любимая Масария. Вчера днем по тамошнему времени я подбросил ее в коляске на крыльцо полицейского участка в комплекте с трогательной запиской. Они все еще ломают голову, почему не могут установить родителей по генетическому паспорту, но делать-то нечего. Не выбрасывать же ее на помойку. Отдадут в детдом, и пусть себе взрослеет обычным путем.

— Зачем она тебе?

— Не мне — тебе. Помнишь, я в свое время предлагал? Запасной аэродром на случай, когда окончательно надоест политиканствовать. Я запрограммировал ее так, чтобы ты в любой момент могла перехватывать управление на себя. Ключи я тебе переслал, пользуйся.

— А… — Карина осеклась и потерла лоб. — Ты предлагаешь мне снова вернуться в детство? В сироты?

— В детство — но не в сироты. Найти себе приемных родителей ты сможешь в любой момент. У тебя появится возможность прожить человеческую жизнь с начала, без груза нервных потрясений и скандальной известности. Построить жизнь заново.

— А если я не захочу?

— Тогда ребенок останется социальным сенсором. Вообще-то я у Камилла идею украл. Он хоть и сукин сын, но умен, не отнимешь. Кара, тебе незачем принимать решение сейчас. Я всего лишь даю тебе путь для отступления, не хочешь — не пользуйся.

— Спасибо, Рис. Я оценила, — Карина снова забралась к нему под мышку. — Я подумаю. — Она вздохнула и закрыла глаза. — Сейчас я просто как-то устала. Спать безумно хочется.

— Спи, — согласился Семен. — И постарайся увидеть хороший сон. Завтра у нас тяжелый день.

— Рис, — сонно спросила Карина, — а как ее назовут? Девочку? Я не хочу, чтобы ей случайно имя выбрали.

— И не выберут. Я в записке указал, что ее зовут Рэнна. Рэнна Тэнси.

— А, хорошо. Мне нравится, — она широко зевнула. — Рис, разбуди меня через пару часов, если сама не проснусь, ладно? Я хочу еще немного материалы перед заседаниями почитать.

— Хорошо. А теперь отдыхай.

Маленькая женщина и молодой мужчина с глазами глубокого старика сидели, прижавшись друг к другу, на зеленом холме над журчащей рекой несуществующего мира. Женщина спала тихим детским сном, свернувшись в клубочек и привалившись к боку своего спутника, а тот молча смотрел вдаль, теребя упругую травинку пальцами свободной руки. Зеленая бескрайняя степь тянулась до самого горизонта, и река, бесконечная, как само время, текла меж холмами, все время одинаковая и все время меняющаяся. Женщина не видела никаких снов, а мужчина давно перестал спать, чтобы не видеть кошмары. Он вспоминал свою прежнюю жизнь и чувствовал, как прошлое потихоньку подергивается дымкой и откатывается назад, словно стена глухого сырого тумана, из которой вырываешься на широкие солнечные просторы, где впереди — только свобода, ветер и солнце.

— Ты изменишься, Кара, — тихо прошептал он. — Не меняются только мертвые. Ты такая же, как я в юности: упрямая одиночка, предпочитающая тихую неизвестность, но вынужденная тащить на себе груз ответственности. Я изменился, и ты тоже изменишься. И я снова изменюсь благодаря тебе. Спасибо тебе за тихое упрямство. За то, что напомнила мне, как следует жить. Ты справишься, и я — тоже. В конце концов, Хранитель однажды — Хранитель навсегда. Где ты сейчас, Суоко, научившая меня этой истине? Мы не слишком хорошо расстались, но я надеюсь, ты тоже сумела преодолеть себя.

Он покрепче прижал к себе крепко спящую маленькую женщину.

— Спи, Кара. Спи. Завтра у нас у всех тяжелый день.

Высоко в небе ласковое солнце на мгновение сверкнуло в сапфирной броши девочки с разноцветными глазами, раскинувшей руки и стремительно пикирующей вниз, к совсем другому зеленому холму над той же самой рекой. На вершине холма стоял простой деревянный дом, на пороге которого сидели, взявшись за руки, словно дети, мастер-кукольник Нобара и его жена Суйгин. И губы мастера тихо шептали слова, складывающиеся в ритмичные строчки:

Конец

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга пятая. Горизонты нашей мечты

20.01.867, златодень. Южная граница Республики Сураграш

Шел ливень.

Здесь, лишь чуть к югу от экватора, ливни случались ежедневно и не по разу. Движущиеся к северу вдоль хребта Сураграша циклоны, вечная загадка метеорологов, постоянно обрушивали на южную часть материка океаны воды, так что зима ли, лето ли, значения не имело никакого. Тропическая жара, высокая влажность, тучи кусачих насекомых, проникавших в хижины даже сквозь двойную завесу из антикомариной сетки, ночные визги и трубные вопли то ли обезьян, то ли лягушек, то ли вообще элефантов, которых, говорят, еще не конца повыбили в джунглях — в общем, за те три года, что Коосин торчал здесь, на краю света, он успел возненавидеть Южный Сураграш всей душой. Дома, в Катонии, даже в южной Масарии климат не шел ни в какое сравнение с местным, а уж про цивилизацию и говорить не приходилось. В местных краях даже закрытые сортиры строили не везде, используя вместо ночных горшков плетеные корзины, содержимое которых потом вытаскивали на поля джугары, комэ и собы. Мало того, что до унитаза местная инженерная мысль и близко не дошла, так еще и каждый раз вся задница оказывалась искусанной мошкарой. А еще в местных джунглях до сих пор водились черные гуары, и некоторые из них вполне могли оказаться людоедами. А скорпионы, которых утрами приходилось вытряхивать из одежды!..

Посланник поплотнее закутался в плащ, чувствуя, что высокие армейские ботинки полны воды, штаны до коленей уже насквозь промокли, а по спине ручьями бежит пот, пропитывая плотную рубаху, и чуть ускорил шаг, чтобы успеть за своим провожатым. Тут же он оступился на каком-то невидимом в ночной тьме корне, больно подвернул лодыжку и тихо, но от души выругался.

Одно утешение — во время ночного ливня, в полном мраке, озаряемом лишь редкими молниями, и посреди густых джунглей их не способна заметить ни одна собака. А значит, и хреновы сураграшские пограничники — тоже, будь они хоть тысячу раз бывшими партизанами. Ему с самого начала не нравилась идея о том, чтобы с ногами влезть на территорию, застолбленную проклятой ведьмой Кисаки Сураграша, чьи ищейки, судя по слухам, обладали чуть ли не мистическим нюхом. Но, по крайней мере, есть хорошие шансы, что сегодня он хотя бы сумеет унести ноги. Если, разумеется, его не пристрелят те, на встречу с кем он сейчас пробирался. Имей он возможность выбора, он бы ни на сантиметр не переступил северную границу Мыса Мутэки — но изгою, для которого не нашлось места даже в самых глухих областях Граша, выбирать не приходилось.

Снова блеснула молния, и сквозь густые листья фереста и сетчатой пальмы саженях в десяти он успел разглядеть смутные очертания прогалины. Его спутник остановился и, дождавшись, когда Коосин поравняется с ним, ткнул пальцем вперед.

— Туда! — глухо сказал он. — Тебя ждут.

И, не дожидаясь ответа, шагнул в сторону с тропы и пропал в зарослях.

Посланник опять тихо выругался и, запинаясь, побрел сквозь дождь и мрак. Полсотни шагов дались ему с таким трудом, что до небольшой хижины, крытой листьями сетчатой пальмы, он добрел лишь минут через пять. Листья свисали с крыши так низко, что он едва не прошел мимо, и лишь слабый мерцающий огонек масляной лампы в оконном проеме позволил ему не заблудиться окончательно.

Он откинул с проема сетку и вошел внутрь, встряхнувшись как собака. Трое сидящих за столом мужчин в камуфляже угрюмо уставились на него. Их автоматические винтовки стояли у стола вертикально прикладами вниз, а на столешнице лежал большой тяжелый пистолет. Если не считать стола, хижина оказалась почти пустой. Только дальней стены располагалась полусгнившая лежанка, на которой валялся большой сверток из темной материи.

— Я посланник момбацу сана Абихмала Цурена, — произнес Коосин, сбрасывая с головы тяжелый от воды капюшон. — С кем я имею дело?

— Я — Гохан, — буркнул тот, что сидел слева. — Я главный. Какие слова ты принес от твоего хозяина?

— Клан Змеи согласен на ваши условия — на все, кроме цены. Цену нужно понизить на десять процентов, и тогда мы договорились. Да, надеюсь, образцы дистиллята маяки у вас при себе? Я должен принести их собой, чтобы их проверили в лаборатории.

Гохан молча залез во внутренний карман камуфляжной куртки и извлек оттуда прозрачный пузырек с желтоватой жидкостью внутри. Поставив его на стол, он все так же хмуро буркнул:

— Пять процентов, и ни вербом меньше. Нам нет смысла сдавать маяку вам слишком дешево. Через Граш и проще, и выгоднее.

— Но куда как опаснее, — краем рта ухмыльнулся Коосин. — Особенно после того, как некая шаман-баба по имени Карина Мураций заключила взаимные договоры о выдаче преступников с кланами Сурха, Южной пустыни и Фуштары. Последний ваш караван, как я слышал, перехватили еще до того, как он до Граша добрался, нет?

— Правительство восточной сучки скоро сдохнет! — ощерился наркобандит. — Они даже свою территорию толком контролировать не могут. Восемь лет они строят свою р-республику, — это слово Гохан выплюнул, словно грязное ругательство, — и никак не построят. Их армия с полицией уже вцепились друг другу в глотки. Их только пальцем толкни — с грохотом свалятся. Очень скоро в Сураграше появится новый хозяин, и тогда все изменится.

— Я бы не стал доверять слухам…

— Твои проблемы! — рявкнул Гохан. — Деньги за товар плати — а с остальным мы разберемся сами. Пять процентов — и все. Не хочешь — проваливай, и передай своему полудохлому клану Змеи, что с трусами мы дел не имеем!

— Не стоит горячиться, блистательный господин Гохан, — Коосин взял со стола пузырек и посмотрел его на просвет. Даже при таком освещении было видно, что дистиллят качественный: чистый и прозрачный. А ведь у ребят, похоже, есть доступ к промышленному оборудованию. Связи с крупными дельцами? Любопытно. — Следует понять, что у нас есть и свои риски. Много лет мы соблюдаем негласный уговор: Сураграшская республика не пытается захватить Мыс Мутэки, а мы не трогаем их территорию. Если вдруг в Мумме узнают, что мы начали покупать у вас маяку…

— С трусами дела не имеем, — уже спокойнее повторил бандит. — Боитесь — ваши проблемы. Мы покупателя всегда найдем. В Княжествах и Катонии маяка в двадцать раз дороже стоит, особенно сейчас, когда поставки почти прекратились. За такой куш всегда найдется куча желающих рискнуть.

— Ну хорошо, — Коосин убрал пузырек в сумку, висящую под плащом. — Пять процентов — по крайней мере, на первую партию. Там посмотрим. Если маяка окажется некачественной, мы понизим цену.

— Она качественная, — один из спутников Гохана набычился. — Я пятнадцать лет маяку выращиваю, за свои слова отвечаю.

— Наши химики проверят, — слегка пожал плечами Коосин. — И еще одно.

Он оперся на стол ладонью, наклонился вперед и, добавив в голос угрожающих ноток, спросил:

— Скажи-ка мне, блистательный господин Гохан, а где гарантия, что вся история с маякой — не выдумка сураграшской полиции? Восемь лет с вашей территории ни грамма маяки не поступало, а тут вдруг раз — и регулярные поставки. Насколько я знаю, все ее плантации, даже тайные, давным-давно уничтожены. Может, вы всего лишь провокацию устроить хотите? А потом, под шумок — международный скандал и вторжение?

Произнося это, он внимательно вглядывался во всех троих бандитов. Его манипуляторы так и не сумели развиться выше четвертого уровня, за что некоторые бойцы клана, поднявшиеся до третьего, а то и до второго, его откровенно презирали. Однако во все Южном Драконе только глава клана Змеи, момбацу сан Абихмал Цурен, седой старик с пронзительным взглядом водянистых глаз, знал, что Коосин умеет распознавать ложь. Катониец видел ее в собеседнике так же, как другие видят морщинки, складки, пигментные пятна и прочие признаки возраста и болезней. Сейчас он рисковал — если речь и в самом деле идет о провокации, его могут не выпустить живым. С другой стороны, никто не мешает ему сделать вид, что он поверил лжи, и спокойно уйти.

— Ты на что намекаешь, гнида?! — рявкнул Гохан, хватая со стола пистолет и вскакивая. — Мы не работаем на ищеек! Ты на пулю нарываешься, урод?

Он не врал. Ну ладно, уже легче. Осталось только успокоить его, чтобы он и в самом деле не начал палить.

— Тихо, тихо, господин Гохан, — Коосин успокаивающе поднял руки. — Я не хотел тебя обидеть. Только, сам понимаешь, нам нужны гарантии.

— Получишь ты гарантии, — неожиданно широко ухмыльнулся наркоторговец. — Отличные, без дураков.

Повинуясь его знаку, два других мужчины поднялись из-за стола и подошли к лежанке. Они ухватили замычавший и задергавшийся сверток и поставили его вертикально. Блеснуло лезвие ножа, треснула вспарываемая ткань, и оказалось, что внутри свертка находится четвертый мужчина: пожилой гулан с седыми курчавыми волосами, темно-коричневой кожей и тонким шрамом, пересекающим лицо от уха до подбородка.

— Он — асхат Трипасталлаха, — Гохан добыл из-за пазухи пластинку зеленого пластика, на которой красовался серебряный знак: стилизованная гора с раздвоенный вершиной. — Один из четырех. Позавчера мы его захватили. Он что-то заподозрил и отправился в наши края с инспекцией.

Бандит ухмыльнулся.

— Не волнуйся, у нас в городе свои люди повсюду — и в управе, и в полиции. Нас предупредили вовремя. Мы засунули в его джип труп какого-то землекопа, облили бензином и спустили в пропасть. Несчастный случай, знаешь ли, у нас в горах такие не редкость. Эй, ты, — он снизу вверх ударил пленника рукоятью пистолета, разбив ему бровь. — Чё молчишь? Язык отнялся?

— Вы поплатитесь… — непослушными распухшими губами прошептал мужчина. — Вы мерзавцы, наживающиеся на чужих страданиях…

— Во, и так вчера весь день, — довольно ощерился бандит. — Идейный, сука.

— Что насчет гарантий? — нетерпеливо спросил Коосин. — Меня не интересуют асхаты и прочие чиновники.

— Вот он и есть гарантия, — бандит щелкнул предохранителем пистолета и приставил ствол ко лбу пленника. — Слышь, дед, ты верующий? Кому молишься? Курату, Валараму, Тинурилу, Сумару? А то вдруг Единому? Валяй, помолись напоследок, разрешаю.

— Я не молюсь богам, ублюдок! — асхат попытался плюнуть торговцу маякой в лицо, но не сумел. Тонкая ниточка слюды прилипла к его подбородку. — Стреляй! Только тебя самого достанут, и очень скоро!

— Ну, если оно тебя утешает… — гоготнул бандит. — Пока, дед.

И он нажал на спуск.

Сухо стукнул курок, и слегка напрягшийся в ожидании выстрела посланник сморгнул. Осечка? Наркоторговец недоуменно посмотрел на оружие, передернул затвор и, направив пистолет в лицо старику, снова спустил курок. Новый щелчок возвестил о второй осечке.

— К-ссо… — прошипел бандит, снова передергивая затвор.

— Всем лежать-бояться! — от внезапного гарканья над ухом Коосин вздрогнул, инстинктивно отпрянув к стене — и замер, медленно поднимая руки. — Бросить оружие, стреляем без предупреждения! Замереть, мразь!

В небольшой хижине внезапно стало очень тесно. Люди в мокром камуфляже возникали словно из воздуха. Тролль, макушкой почти достающий крышу, схватил Гохана за шиворот и с размаху впечатал его лицом в громко затрещавшую стену. Главарь с расквашенным носом и закатившимися глазами сполз на пол. Его подручные, инстинктивно попытавшиеся ухватиться за винтовки, получили смачные удары по корпусу и физиономиям и едва не проломили собой соседние стены, но им упасть не дали — подхватили и прижали к стене, уперев под ребра дула автоматов. Один из новоприбывших взвалил на плечо связанного асхата и мгновенно исчез из хижины.

Завороженно уставившись на два дула, упершиеся ему в живот, Коосин пытался справиться с шоком. Кто они? Полиция? Невозможно, невозможно, невозможно! Если полиция, значит, за людьми Гохана следили с самого начала. Но почему тогда их не арестовали сразу? Почему позволили связаться со Змеей и начать переговоры? Значит, все-таки провокация?

Обмякших спутников Гохана подхватили под руки и выволокли из хижины. Движение — и в доме остались только Коосин, Гохан и стоящий спиной к Коосину тролль в камуфляже. Только сейчас Коосин сообразил, что тролль выглядит как-то странно. В ночных операциях в джунглях бойцы его расы предпочитали сражаться голыми, оставляя на себе лишь портупеи для оружия и легкие бронежилеты, прикрывавшие оба сердца. Зеленая чешуя идеально сливалась с листвой, делая их почти невидимыми даже днем, при хорошем освещении. Ночью же разглядеть тролля в зарослях — задача почти непосильная. Правда, двуногие крокодилы ночами предпочитали не действовать — химия, дающая ночное зрение, не слишком хорошо сказывалась на здоровье, но уж если вступали в драку, остановить их было попросту невозможно.

Зачем же этот напялил на себя пятнистые тряпки, да еще и шлем?

Тролль ухватил оглушенного Гохана за горло своей лапищей в черной кожаной перчатке и без труда вздернул на ноги. Затем он медленно повернулся — и Коосин болезненно закашлялся, подавившись собственной слюной.

Не тролль.

Человек.

Огромный, не меньше сажени с осьмушкой в высоту, в полсажени в плечах — но все таки человек.

— Добрая ночь, блистательный господин Коосин, — с едва уловимой ноткой сарказма в голове проговорил гигант. — Разреши представиться: я Дентор Пасур, оой-генерал полиции Республики Сураграш. Не могу, впрочем, сказать, что рад знакомству с бывшим земляком, да и благосклонности у тебя не попрошу.

— Доброй ночи, господин Дентор, — пересохшими губами пробормотал Коосин. Все, конец. Южный Дракон, может, и выкрутится — но вот ему лично уже ничего не светит. Участие в попытке убийства государственного чиновника — за такое его и в цивилизованных краях из тюрьмы не выпустили бы лет десять, а то и дольше. Здесь же — попросту пристрелят. В особенности когда решение принимает бывший катонийский фунт. А ведь он с самого начала как чувствовал, что ничего хорошего из встречи не выйдет.

— С тобой у нас выйдет отдельный разговор, господин посланник. А пока молчи и смотри.

Гигант отвесил Гохану оплеуху, вероятно, не слишком увесистую по собственным меркам. Бандит, однако, дернулся и застонал. Он приоткрыл мутные глаза и непонимающе уставился на генерала. Дентор повернулся, в два шага пересек хижину и бросил наркоторговца на лежанку.

— Харраташ Кусура, известный также как Гохан, — с лязгающими нотками в голосе проговорил он. — Слушай меня очень внимательно, потому что твоя жизнь висит на волоске. Ты обвиняешься в бандитизме, похищении и торговле людьми, принуждении к проституции, пытках, убийствах, а также незаконном обороте оружия и наркотиков. За тобой числится девяносто четыре полностью доказанных преступных эпизода, включая двадцать три собственноручных убийства, из них восемь — с особой жестокостью. Ты также обвиняешься в организации бунта в тюрьме города Массакарина, повлекшем за собой гибель двадцати пяти охранников и бегство ста пятидесяти особо опасных заключенных. Твоя вина доказана как свидетельскими показаниями, так и объективными уликами, включая анализ биологических материалов и сверку отпечатков пальцев с достоверностью до пяти знаков. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Бандит замычал и замотал головой. Он попытался отползти назад, но тут же уперся спиной в стену. Бессмысленно подрыгав ногами, он в ужасе уставился на своего обвинителя.

— Я все расскажу, все! — пробормотал он. — Они меня заставили, они подговорили! — он ткнул дрожащим пальцем в Коосина. — Я ничего не хотел, я завязал, да, я давно завязал! Меня шантажировали!

— Харраташ Кусура, — все с теми же лязгающими нотками продолжил Дентор, — вся история твоей жизни и твои последние действия подтверждают, что для тебя человеческая жизнь безразлична. Тебя не волнует, сколько людей из-за тебя умрут или станут безнадежными наркоманами. Тебя интересует лишь собственная прибыль. Полгода назад, засадив тебя в тюрьму, я предупреждал, что ты ходишь по грани. Ты не внял. Ты всерьез полагаешь нас слишком мягкими, чтобы убивать, и переубедить тебя мне не удалось. И главное — нет ни одного шанса, что ты сумеешь перевоспитаться и изменить свои взгляды на жизнь. Харраташ Кусура, ты не человек. Ты бешеная крыса, не осознающая и не желающая осознавать последствия своих действий. Твое существование — угроза для общества.

— Я завяжу, я честно завяжу! — безнадежно завыл Гохан, снова задергав ногами в бессмысленных попытках отползти. — Я никогда больше…

— Верно, — согласился гигант. — Ты — никогда больше. По крайней мере, на Текире. Харраташ Кусура, я приговариваю тебя к смерти. И на будущее запомни — никаким подонкам не позволено пожирать чужие жизни ради собственного благополучия.

Он наклонился и поднял с пола тот самый пистолет, из которого сам Гохан несколько минут назад пытался застрелить асхата. Грохнул выстрел — и бандит безжизненно сполз по стенке с круглым отверстием во лбу. Стена над его трупом покрылась красными и серыми брызгами. Посланник до крови закусил губу. Дентор Пасур — бывший катонийский мусор. И от него убийце полицейских пощады точно ждать не приходится. Коосин стиснул кулаки и тихо застонал. Под мышкой у него висел в кобуре пистолет — но даже если бы на нем не было насквозь промокшего плаща, плотно облепившего тело, он все равно не успел бы выхватить оружие.

— Приговор вынесен и приведен в исполнение. Южный Сураграш, локальное время два часа восемнадцать минут, двадцатое третьего восемьсот шестьдесят седьмого, златодень. Дентор Пасур, конец протокола, — в пространство произнес гигант. Он бросил пистолет на пол и повернулся к Коосину.

— Теперь насчет тебя, господин посланник.

Он протянул свою лапищу и пальцами стиснул горло Коосина, полностью перекрыв тому воздух. Посланник забился, тщетно пытаясь разжать хватку.

— Ты, господин посланник, бандит ничуть не лучше Гохана, — Дентор кивнул на труп. — На тебе в Катонии висит три мертвых полицейских. Ты знаешь, кто я. Ты наверняка догадываешься, как я отношусь к подонкам вроде тебя. И, сам понимаешь, у меня страшно чешутся руки заодно свернуть шею и тебе — как оказавшему сопротивление при аресте.

Рука на горле почему-то разжалась, и Коосин рухнул на колени, жадно хватая воздух. Перед глазами плыли радужные круги.

— Однако, — с кислой физиономией продолжил генерал, — ты почти что официальный представитель клана Змеи. К моему огромному сожалению, я вынужден оставить тебя в живых. А то как-то недипломатичненько получится. Ты вернешься на Мыс Мутэки и передашь Абихмалу сообщение. Запоминаешь, посланник?

Коосин судорожно затряс головой, не в силах выдавить ни слова.

— Скажешь следующее. Мы много лет терпели Змею у себя под боком, поскольку не имели сил захватить ее территорию. Еще мы надеялись, что Дракон образумится и из убийц и наркоторговцев превратится во что-то, похожее на нормальную власть. Мы даже заключили с вами соглашение об использовании порта Мутэки в наших интересах, за что платили Дракону налог, который лучше назвать данью. До сего дня мы полагали, что сложившаяся ситуация стабильна и ничем нам не угрожает. Однако мы, как видно, ошибались. Мы, впрочем, готовы предположить, что ваш контакт с нашими бандитами — случайность. Но если клан Змеи попытается еще раз влезть на нашу территорию, пусть пеняет на себя. Мы перестанем использовать порт, а возможно, даже уничтожим остатки Дракона в Мутэки как не поддающиеся перевоспитанию. Запомнил? Или повторить?

— З…запомнил… — пробормотал Коосин. В глазах у него двоилось, в ушах шумела и билась кровь, и он никак не мог разобрать, пугает ли его генерал или действительно говорит правду.

— Молодец. Не обязательно передавать дословно, можно и своими словами. А теперь убирайся. Но помни — если я поймаю тебя еще раз на нашей территории, немедленно приведу в исполнение смертный приговор катонийского суда. Катаххан! — рыкнул он во весь голос, так что со стен посыпалась влажная труха.

— Да, сан генерал? — в хижину вошел высокий сапсап с наполовину седой головой. Длинный скорострельный «боко» с пламегасителем и ночным прицелом он держал в руках с небрежностью землекопа, давно сроднившегося со своей лопатой. Дуло штурмовой винтовки недвусмысленно нацелилось посланнику в грудь.

— Не сочти за труд, найди нашему гостю провожатого. Пусть доведет его до границы и проследит, чтобы тот ее пересек. Попытается бежать или сопротивляться — пристрелить на месте. И рацию мне сюда. Через десять минут уходим.

— Так точно, сан генерал, — сапсап кивнул.

Сильная рука вздернула Коосина на ноги. Дентор наклонился к лицу посланника, и тому вдруг показалось, что в глубине зрачков гиганта мерцают едва заметные красные искры.

— Пошел вон, ублюдок! — медленно, четко артикулируя слова произнес генерал. — Попадешься еще раз — прикончу.

У Коосина закружилась голова, и сердце провалилось куда-то к копчику. Что-то творилось с ним, страшное и непонятное. Взгляд гиганта вонзился в самые потаенные глубины сердца посланника, и он внезапно осознал, что сегодняшнего ужаса не забудет до конца своей жизни.

Чтоб он еще хоть раз в жизни сунулся в Сураграш? Ну уж нет. Лучше сразу застрелиться.

«Момбан, контакт. Дентор в Канале. Момбан, можешь на минутку отвлечься?»

«Момбан в канале. Да, господин Дентор. У меня достаточно ресурсов для поддержания канала. Разумеется, я слушаю».

«Я тут одну сволочь в твое ведомство отправил…»

«Поправка: с твоей личностью в течение последних суток непосредственно связано восемь новых нэмусинов. Кто конкретно имеется в виду»?

«Остальные семеро сами идиоты — сопротивление при аресте оказали. Принялись посреди города из автоматов палить во все стороны, мои бойцы их и положили. Я не вмешивался. А вот последнего я казнил только что. Харраташ Кусура, человек, мужчина. Эн-сигнатуру пересылаю».

«Персона идентифицирована. Текущий статус: нэмусин заморожен и помещен в очередь новых поступлений. Прогнозируемый срок принятия решения и первичная обработка — в пределах трех часов планетарного времени. Прогнозируемый срок формирования временной замещающей псевдоличности — до двадцати планетарных суток с вероятностью в девяносто пять процентов. Что именно ты хотел сообщить о нем?»

«Он мразь и подонок, каких мало. Убийца и садист. Яни полагает, что у него очевидные проблемы с психикой, хотя точный диагноз без тщательного анализа поставить затрудняется. Она считает, что в его отношении могут оказаться неэффективными ментоблоки вплоть до третьего уровня. Пересылаю его досье».

«Получено. Принято к сведению».

«Знаешь, я бы на твоем месте сразу в Нараку его засунул. Или под самое пристальное наблюдение поместил независимо от псевдоличности. Он неадекватен. Своих убивал направо и налево. При мне пытался пристрелить старика, который ему ничего плохого не сделал. Если бы я ему пистолет не заблокировал, и пристрелил бы».

«Поправка. „Старик“ является куклой Проймары. Он уже разослал широковещательное уведомление, что отзывает всех своих кукол из-за падениях их эффективности ниже допустимой границы. Институт асхатов в Сураграше вышел на уровень самоподдержки, участие третьих сторон больше не требуется. Похищение указанной маски было спровоцировано Проймарой намеренно с целью ее ликвидации либо получения достоверного повода для отставки».

«Кукла или нет — какая разница? Для Гохана асхат являлся обычным стариком. И похищал и убивал он человека, не куклу. Говорю тебе, он невменяем».

«Спасибо за информацию, господин Дентор. Я приложу все усилия для подбора адекватного рекреационного контекста с учетом твоих данных».

«Ладно-ладно, понял, не дурак. Типа, катись, дилетант, и не указывай профессионалам, что им делать».

«Господин Дентор, уверяю, я и в мыслях не держал…»

«Да у тебя и мыслей-то нет, одни распределенные процессы в психоматрице. Шучу. Не обижайся. Тяжелый день…»

«Я не умею обижаться, господин Дентор. В мою архитектуру намеренно не включена эмоциональная подсистема».

«Извини, что побеспокоил. Отбой».

«Момбан, конец сессии».

«Саматта, контакт. Дентор в канале. Мати, я закончил чистку в районе Трипасталлаха. Гохан ликвидирован, остальные под арестом или погибли при задержании».

«Саматта в канале. Ага, Дор, спасибо за сообщение. Что-то насчет армии есть?»

«Как и прогнозировалось, в полиции обнаружились коррумпированные чиновники. Я не уверен, но, кажется, в сторону армии тоже тянутся какие-то ниточки. Глава городской полиции взят живым. Копнули его биографию — он, похоже, на Дракона в свое время работал и связи среди бандитов не растерял. Как сквозь все фильтры просочился, ума не приложу. Вернусь в город — за жабры его возьму как следует, все расскажет как миленький. Убил бы скотину на месте!»

«Не увлекайся. Из того, что Ракуэн существует, не следует, что можно убивать людей налево и направо. Пусть даже они того заслуживают. Не забывай про ментоблоки».

«Мати, от кого-кого, а вот уж от тебя я не ожидал. Сам знаешь, я не убиваю налево и направо, и ментоблоки использую по мере возможности. И начальника полиции в Ракуэн отправлять не собираюсь, разве что всплывет на него что-то очень уж пакостное. Я вычищаю только тех, кого никак нельзя оставлять в обществе. И на каждого, между прочим, веду подробное досье. Можешь ознакомиться, если хочешь».

«Дор, не заводись. Я ничего такого в виду не имел. Да и не столько тебе напоминаю, сколько себе. Сегодня одного интенданта на горячем поймали — восемьсот комплектов обмундирования по дешевке на сторону сбыть умудрился. И триста штурмовых винтовок, из той, новой партии. Чуть не пришиб его на месте, еле сдержался».

«Извини. Я тоже слегка не в себе. Знаешь, когда много лет вкалываешь по двадцать два часа в сутки, а потом оказывается, что твоим именем прикрываются, чтобы свой карман набивать… тяжко. Подумать только — маяка! Тридцать квадратных километров плантаций! Ведь еще в шестьдесят втором последние крупные поля уничтожили. Я думал, что все, с концами, не рискнут больше, вот и лажанулся…»

«Никто не ожидал, что они выведут новую разновидность. Кстати, пришли новости от Кары. Ее знакомые наркологи из Катонии заканчивают изучать алкалоиды из новой маяки. По предварительным данным, весьма пакостная штука. Компьютерное моделирование показывает, что привыкание к ним должно наступать еще быстрее, чем к классической маяке. Что еще хуже, для выведения этого подвида использованы методы генной инженерии — в ДНК обнаружены характерные последовательности вирусных векторов. В Сураграше нет ни одной лаборатории такого уровня, да и в Граше, вероятно, тоже».

«Значит, Княжества. Или Катония. Пакостно. Ну ничего, я докопаюсь до корней, есть зацепки. Кстати, я послушал местных в скользящем режиме».

«И?»

«Те слухи, которые мы распространяем, хорошо приживаются. В городе всерьез поговаривают, что мы с тобой вот-вот друг другу в глотку вцепимся. Правда, мотивация иная. Здесь считают, что нас с тобой Панариши в кулаке держал, а как только ушел, мы и начали грызться на почве личной неприязни».

«То есть вброс на тему дележки власти не прошел? Хм… Надо с Мио посоветоваться, почему ее схема не работает. Дор, как думаешь, мы не переигрываем?»

«Не знаю. Ты же сам рассказывал о переворотах на Земле в тропических государствах. А после сегодняшнего я начал бояться, что в наше отсутствие разложение армии и полиции пойдет куда быстрее».

«Я лично пока что никуда уходить не собираюсь. Да и ты вроде тоже».

«Зато Кара намерена. А что случится после ее отставки, я даже думать боюсь».

«Возможно, еще передумает. Но неважно. Дор, мы не можем строить государство, заточенное под пару-тройку личностей. Нам нужна самовоспроизводящаяся система, способная существовать без нашего контроля. Значит, без обычного политического болота не обойтись, как бы мы к нему ни относились».

«Верю. Хотя и плохо понимаю. Как по морде правильно дать или информацию из человека вытрясти, я знаю отлично, но в политику без меня играйте. Все, Дор, мне пора. Нам еще ночной марш-бросок по джунглям предстоит. Здесь дождь вовсю, а у меня тридцать бойцов, мокрых, голодных и злых. И двенадцать пленных, из них половина сама двигаться не способна, а вторая еле ковыляет. На себе волочь придется».

«Тогда не задерживаю. Если накопаешь что насчет армии — сразу мне сообщай. Отбой».

«Обязательно. Отбой».

02.07.1433, перидень. Цетрия, парк Академии Высокого Стиля

Под ногой хрустнула ветка.

— Тихо ты! — прошипела Хана, больно пихнув Миру в спину твердым кулачком. — Не шуми. Услышат же!

— Без тебя знаю! — шепотом огрызнулась девочка, бросая на подруг раздраженный взгляд. — Сами как коровы ломитесь!

Она осторожно раздвинула ветки сумахи, которой сплошь заросла северная часть парка, и вгляделась в сумрак.

— Есть! — тихо сказала она. — Вот он!

Портал выглядел совсем не впечатляюще. Небольшой, в сажень высотой, смерчик, слабо светящийся голубым изнутри, лениво вращался посреди поляны, бросая неяркие блики на траву. Возможно, темной ночью он казался бы гораздо красивее, но сейчас, когда западная половина неба еще ярко горела кровавым закатом, нора выглядела как кусок сбежавшей магазинной вывески — скучно и обыденно.

— Дай посмотреть! — хором прошептали Хана и Бохака, нетерпеливо протискиваясь между кустами.

— Ничего интересного! — огрызнулась Мира. — И вообще, зря мы сюда пришли. Все равно ничего не получится.

— Струсила! — ехидно сообщила ей Бохака. — А сама-то кричала, что тебе как нечего делать сюда пролезть и парса вызвать! Что, перепугалась?

— Ничего я про нечего делать не говорила! — от возмущения Мира даже повысила голос. — Ты сама придумала! Я только сказала…

— Да тихо вы! — шикнула Хана. — Потом доругаетесь. Давайте поближе посмотрим.

Она завозилась, протискиваясь между ветками так, чтобы ненароком не изорвать форму в клочья, и оставляя на шипах синие нитки. Мира, поколебавшись, решительно полезла за ней. Бохака, как самая осторожная, замыкала цепочку. Отряхиваясь от прицепившихся к одежде листиков и веточек, подруги остановились в трех шагах от псевдопортала.

— Подумаешь! И ничего особенного… — пробормотала Мира. — И чего взрослые к ним подходить запрещают?

— Потому что на торговлю с другими измерениями — государственная пошлина! — назидательно подняла палец Бохака. — А представь, что каждый желающий порталом пользоваться сможет где захочет? Сразу никаких тебе доходов у государства.

— Если только из-за пошлины, то при чем здесь мелочь? — презрительно фыркнула Хана. — Всем известно, что торговать можно только через большие постоянные порталы. А мелкие дольше трех дней не держатся, да и через них никогда ничего не проходит.

— Вот именно, — согласилась Мира. — А зачем еще запрещать?

— Затем, что взрослые всего боятся, — Хана презрительно задрала нос. — Они в каждом сполохе намечающийся Прорыв видят. Мы через полтора года на Границу отправляемся, с чудищами драться насмерть, а нас все за малышей считают.

— Сто раз вам говорили, что все пункты Устава кровью написаны, — педантично напомнила Бохака, поправляя очки. — А в Уставе ясно сказано: при обнаружении нестабильного псевдопортала установить ограждение радиусом не менее пяти саженей и обеспечить недопущение гражданских до его исчезновения. Раз сказано, значит, таким порталом когда-то кого-то уже убило. Или покалечило, — добавила она после паузы.

— В жизни о таком не слышала, — скривилась Мира. — И вообще, к порталам не подходить, Атрибут без авторизации не использовать, сладкое ограничивать, на самоподготовке проявлять усердие… Надоело. Нудят, нудят, нудят! Делать им больше нечего, можно подумать. Мы и сами не дуры.

— Если не дура, то когда парса вызывать собираешься? — насмешливо осведомилась Хана. — Отбой, между прочим, меньше чем через полчаса. Не успеем вернуться в дормиторий — нам такое устроят…

— Да ну, сегодня госпожа Грампа дежурит, — легкомысленно отмахнулась Мира. — Она наверняка территорию отправится обходить. А с дневальными договоримся.

— Во-первых, опоздание к отбою — не мелочь, так что дневальные тебя сразу повяжут. Я бы точно повязала. Во-вторых, господин Саомир тоже любит заходить проверять, даже не в свое дежурство. Ему попадемся — скажи спасибо, если из Академии не отчислят. — Хана уперла кулачки в бока. — Мира, серьезно, ты собираешься парса вызывать? Если нет, лучше пойдемте-ка отсюда, пока и в самом деле не застукали.

— Лучше не надо, — пискнула Бохака, опасливо оглядываясь. — Мало ли что! Мирка, ну что тебе загорелось?

— И вовсе мне не загорелось! — буркнула Мира, насупившись. — Просто интересно же попробовать!

Девочка сама чувствовала себя неуютно. Когда она ляпнула подружкам про Призыв, они сидели в своей уютной комнате в дормитории, наслаждаясь долгожданным вечерним отдыхом. Мечтать о грядущих битвах и подвигах, лениво листая книжки — одно, но вот сделать что-то наперекор явным и недвусмысленным запретам взрослых — совсем другое. Даже если у нее получится, как она объяснит появление парса воспитателям? Пожалуй, придется оправдываться перед самой госпожой Сиори, а ректор известна тем, что спуску не дает никому. И когда она дознается, что они втроем самостоятельно шлялись к псевдопорталу, да еще пробравшись сквозь установленный вокруг него барьер, то никакой Попечительский совет не помешает ей отчислить виновниц. Если, конечно, совет вообще захочет мешать.

С другой стороны, о собственном парсе Мира мечтала с того самого дня, как впервые увидела смешного шестилапого зверька в день поступления в Академию. На вступительной церемонии выпускница-третьекурсница — нет, уже полноправный лейтенант гвардии Систерии, в настоящем военном мундире с погонами — приветствовавшая новых кадетов, появилась со своим парсом: необычной, как выяснилось потом, оранжево-желтой раскраски, большими лопоухими ушами и с зелеными глазами, двойные вертикальные зрачки которых заглянули Мире вглубь самого сердца. С тех пор зверек уже полтора года снился ей ночами, и она была готова отдать за него правую руку. Но прошедший через портал парс выбирал хозяина один раз и на всю жизнь, и перекупить его у владельца шансов не имелось ни малейших — даже если бы тот согласился. А до церемонии еще полтора года, да и приходят зверьки только к двоим-троим с целого курса. Значит, оставалось одно: призвать парса самостоятельно.

Если получится, конечно. Ну что это за портал, в самом деле? Смех, а не портал. То ли дело на Треугольной площади! Но там все время стража, незаметно не подобраться, тем более — днем.

— Ну так что? — нетерпеливым шепотом осведомилась Хана. — Пойдемте, что ли? Отбой…

— Я попробую, — решительно прошептала в ответ Мира. — Хани, милая, ну пожалуйста, не торопись. Я должна. Я просто должна, понимаешь?

Подруга покосилась на как всегда невозмутимую Бохаку и вздохнула.

— Дурочка, — констатировала она. — Валяй. Все равно не выйдет, но хотя бы перестанешь на нервы действовать. Бо, давай отойдем подальше. Если вдруг оттуда чудище выскочит, авось нас незаметит.

Мира стиснула зубы. Вечерняя прохлада внезапно проняла ее до костей, и она почувствовала, как мелко затряслись руки. Действительно дура, — сурово сказала она себе. Чего бояться? Только попробовать — и если вдруг что-то пойдет не так, сразу прекратить.

А что она вообще должна делать? Она ведь даже ни разу не видела церемонию Призыва. Какие-то заклинания читать надо? Или просто звать?

Мира осторожно сунула руку в голубой смерч. Ее кисть погрузилась в бледное сияние и пропала там. С другой стороны смерчика она не появилась. Девочка засунула руку поглубже, потом еще глубже — по самое плечо, потом попробовала потянуться второй рукой. Наклонившись слишком сильно, она потеряла равновесие и сунулась в портал головой. Волна паники еще не успела нахлынуть на нее, как она с размаху шлепнулась на траву. Мира поспешно откатилась в сторону и уставилась на свои руки. Все оказалось на месте, целое и невредимое.

Хана тихо хихикнула. Мира бросила на подругу сердитый взгляд и снова запустила в псевдопортал руки. Пусто. Никаких ощущений. Или нет — что-то слегка защекотало кожу и тут же пропало.

— Парс, приди ко мне, пожалуйста, — тихо прошептала она. — Я стану очень сильно тебя любить. И кормить вкусненьким. Парс! Где ты?

Бессмысленно. Ее руки не ощущали ничего, кроме мимолетных прикосновений странной щекотки. Лес вокруг все так же негромко шелестел под порывами вечернего летнего ветерка, а шестилапый зверек упорно не хотел появляться.

— Мира! — нетерпеливо позвала ее Хана. — Все, не получается. Брось. Пойдем.

Что-то гладким шариком скользнуло по одной из ладоней, и Мира рефлекторно сжала руки, стараясь ухватить невидимый предмет.

— Парс! — в голос выкрикнула она. — Ко мне!

В глубине сознания у нее еще крутился смешок над собственной глупостью — призывать иномирное существо, как в Сайлавате подзывают собак, когда резкая боль в шее заставила ее закричать, выдернуть руки из портала и ухватиться за внезапно раскалившийся кубирин. Ошейник опалил ей пальцы, сердце заколотилось как бешеное, и воздух стал густым и вязким, не пролезая в горло. Она упала на колени и попыталась подсунуть пальцы под кубирин, чтобы сдернуть, сдернуть, сдернуть проклятую железку, и его пылающий изумруд заливал поляну ярким свечением, в котором почти без следа растворялись голубые блики от светящегося портала. Что-то тяжелое и цепкое обхватило ее со всех сторон, затягивая во внезапно бешено закрутившийся смерч, в недрах которого начали проблескивать алые вспышки, и в глазах помутилось. Ее Атрибут, пылающая оранжевым пламенем глефа, внезапно возникнув перед глазами, рубанула по смерчу портала, канув лезвием в голубую бездну…

И внезапно все кончилось. Боль в шее прошла, кубирин прекратил обжигать кожу, Атрибут растаял так же самовольно, как и появился. Мира съежилась на траве, отчаянно хватая ртом воздух. Изумруд кубирина медленно гас, и на поляне начала сгущаться ночная темнота, разгоняемая лишь тускнеющим светом заката да медленно угасающим смерчиком портала.

— Яни, я занят, — нетерпеливо сказал стоящий над Мирой мальчишка лет пятнадцати, одетый в одни только короткие облегающие трусы. — У меня через пять минут совещание. Я пере…

Он осекся и обвел взглядом скорчившуюся у его ног Миру и на Хану с Бохакой, в напряженных позах застывших в трех шагах от него.

— Вы кто такие? — изумленно спросил он. — И где Яна?

* * *

«Яна, контакт. Палек в канале. Экстренно. Сверхсрочно. Яни, немедленно на связь, мир рушится!»

«Яна в канале. Лика, что случилось?»

«Яни, меня только что вызвали из Ракуэна — с твоей персональной преамбулой. А тебя на том конце не оказалось, зато у меня проекция самопроизвольно включилась. Я даже приблизительно не опознаю область, она отсутствует в каталоге, и я не могу установить канал с локальным координатором. Ты имеешь к делу какое-то отношение?»

«Быть не может. Лика, ты что-то перепутал. Подделать вызов невозможно».

«В отличие от тебя я даже знаю, почему. И тем не менее, вызов пришел от тебя… стоп. Не от тебя. Точнее, на нем стоит временная метка аж пятилетней давности, я сразу внимания не обратил. Кто-то реализовал атаку воспроизведением. Яни, если я дам картинку, попробуешь опознать местность? Хотя тут чаща кругом, только огоньки сквозь кусты виднеются…»

«Лика, у меня вообще-то тоже совещание, и до конца дня просвета не предвидится. Я не умею одновременно по двум каналам общаться. Погоди, я устрою перерыв на пять минут и вызову тебя».

«Годится, жду. Сеанс не закрываю. Я осмотрюсь пока. Но чтоб я хоть что-нибудь понимал!..»

* * *

— Что здесь происходит? — резкий женский голос хлестнул Миру по ушам, и девочка чуть снова не упала. Рука мальчишки, помогающего ей встать, удержала ее, и она ухватилась за его плечо. Мальчишка нагло обхватил ее за талию, но сил возмущаться у Миры не оставалось. — Почему кадеты находятся у запрещенного портала, да еще в присутствии посторонних? Кто позволил нарушать ограждение?

— Госпожа Грампа! — вытянувшись в струнку, пролепетала Хана. — Мы… э-э… мы гуляли по парку… и… э… наткнулись на портал, а здесь… э-э…

— Доклад по форме! — рявкнула воспитатель. В обычно веселом и звонком голосе лейтенанта сейчас слышался хруст пережевываемого гравия. Несмотря на свой невысокий рост сейчас она казалась гигантским чудовищем из портала. — Все трое, живо!

— Докладывает третий сержант Хана Север, второй курс, Меч второй категории! — почти прошептала Хана.

— Докладывает третий сержант Бохака Цициния, второй курс, Щит первой категории, — бесстрастно сообщила стоящая по стойке смирно Бохака.

Мира сглотнула. В ушах шумело, в глазах все еще плавали темные пятна, и пронизывающая тело слабость не позволяла стоять прямо.

— Докладывает второй сержант Мира Аттэй, — заплетающимся языком произнесла она, — второй курс. Меч первой категории.

— Второй сержант Мира Аттэй! — все тем же скрежещущим голосом рявкнула воспитатель. — Почему на территории Академии находятся посторонние лица и кто авторизовал призыв твоего Атрибута? Отвечай, немедленно!

— Авторизовал Атрибут? — с ужасом переспросила Мира. Она изо всех сил вцепилась в плечо мальчишки, чтобы не упасть. А ведь действительно. — Я не зна…

— Секундочку! — вклинился мальчишка. — Госпожа… командир, извини, не расслышал твое имя. Мне довольно-таки приятно почти что держать на руках такую симпатичную девчонку, да еще целого второго сержанта. Однако же она, кажется, не совсем в форме, чтобы отвечать тебе адекватно. У вас тут лавочки поблизости нет, чтобы ее усадить? Или можно просто на землю уронить, поскольку невелика цаца? И могу я узнать, где я нахожусь и как, к-ссо через колено, я сюда включился?!

— Кто ты такой? — холодно спросила лейтенант. — Ты не кадет Академии. Как ты оказался на территории, я тебя должна спрашивать. Кто и как тебя провел? Они? — она кивнула на девочек.

— С технической точки зрения, госпожа командирша, — задумчиво проговорил чужак, — мое появление здесь действительно как-то связано с умирающим лебедем в моих объятиях. Вот как именно — мне чрезвычайно интересно самому. Академия — о чем речь? Кстати, меня зовут Май. Май Куданно. Рад знакомству… э-э, прошу общей благосклонности.

— Я Грампа Белогривая, — настороженно откликнулась лейтенант, — воспитатель Академии Высокого Стиля. Не пытайся сбежать, я Меч первой категории, и у меня перманентная авторизация. Только хуже себе сделаешь. Ты знаешь, что Академия пользуется правом экстерриториальности? И что незаконное, без разрешения ректора, проникновение через границы ее территории сурово карается — вплоть до тюремного заключения в городской тюрьме Цетрии? И почему ты голый? Вы… — ее глаза сузились. — Чем вы тут занимались? Мира Аттэй! — снова рявкнула она. — Ты что, забыла, чем для Защитницы заканчивается близкое общение с мужчинами? Ты напрашиваешься на отставку и отчисление?

Мира выпрямилась и резко отпихнула руку мальчишки, все еще обнимающую ее за талию, и выпрямилась. В голове снова зашумело, и ее повело в сторону. С трудом удержав равновесие, она в меру сил попыталась изобразить стойку смирно и прочистила горло.

— Госпожа Грампа, — по возможности твердо произнесла она. — Я вовсе не общалась с мужчинами. Я… я всего лишь хотела призвать парса! — вдруг отчаянно сказала она. — Я не собиралась призывать… его! Хана и Бохака ни в чем не виноваты, — добавила она тихо. — Это я их подговорила…

Теперь ее наверняка вышибут из Академии, и ей придется вернуться домой, расставшись и с золотым кубирином, и с мечтами о славе и почестях. И ей суждено провести остаток жизни, бессильно грызя ногти от воспоминания, что она потеряла. И никогда в жизни ей больше не увидеть ни одного парса. Дура. И чего ее сюда понесло?

— Призывать? Его? — недоуменно переспросила воспитатель. — О чем ты…

Она резко замолчала, и тут же у нее под подбородком ярко моргнул бирюзой камень кубирина. Лейтенант выбросила правую руку вверх и в сторону, и в ее кулаке тем же цветом замерцала саженной пока что длины булава с увесистым шипастым оголовьем.

— Мира Аттэй! — тихим бесстрастным голосом произнесла она, и Мира почувствовала, как по позвоночнику пробежали ледяные мурашки. — Правильно ли я поняла тебя, что ты пыталась самостоятельно выполнить ритуал Призыва, в результате чего здесь оказался этот юноша?

— Да, госпожа Грампа, — обреченно откликнулась Мира. — Наверное, так.

— Ты! — лейтенант опустила булаву так, что шипы почти уперлись мальчишке в грудь. — Отойди назад на три шага. Медленно и осторожно. Не делай резких движений, или я тебя вырублю.

— Что?.. — удивленно переспросил тот. — Госпожа, я не собираюсь причинять…

— Три шага назад, я сказала, — все тем же тихим голосом произнесла воспитатель. — Или ты узнаешь, что такое хороший удар по голове. Убить не убью, но башка у тебя неделю трещать будет. Считаю до двух. Раз…

— Да понял я, — мальчишка пожал плечами. — Как скажешь.

Он осторожно шагнул назад — раз, другой, третий — и остановился.

— Так нормально? — осведомился он.

— Нормально. Назовись еще раз.

— Май Куданно, госпожа, — мальчишка внимательно на нее посмотрел, что-то прикидывая. — И все-таки — ты объяснишь мне, где я и как сюда попал?

— Откуда ты?

— Я из Сура… — он запнулся. — Мой город называется Сур.

— Ты находишься в городе Цетрия, столице государства Сайлават и главном городе графства Цветов. Если точнее, сейчас ты на территории Академии Высокого Стиля, в которой обучаются будущие Защитники. Извини, молодой господин, но я вынуждена задержать тебя — и вас троих, — она бросила не девочек косой взгляд, — до прояснения всех обстоятельств дела. Скорее всего, ты ни в чем не виноват, но такие вопросы должна разбирать ректор. Сейчас вы все четверо по возможности тихо пройдете… Эй! Что с тобой?

И Мира с ужасом увидела, как мальчишка с закатившимися под лоб глазами оседает на землю.

* * *

«Лика, ты еще в канале? Я освободилась».

«Яни, тебе что-нибудь говорят названия Сайлават, Цетрия, графство Цветов? Или Академия Высокого Стиля?»

«ЧТО?!»

«Академия Высокого…»

«Я поняла. Лика, убирайся оттуда немедленно. Немедленно сбрасывай свою проекцию, я тебе говорю! Слышишь?»

«А? Яни, моя проекция находится в обществе трех девчонок лет четырнадцати-пятнадцати и одной шикарной девицы постарше раза в два. И все четверо обалдело смотрят на мою бездыханную тушку — я обморок изобразил. Мне просто раствориться в воздухе у них на глазах? Они вообще в теме?»

«К-ССО!!!!»

«Не понял?»

«Нет. Не вздумай отключаться. Лика, место, где ты находишься, называется Академия-Си. Оно полностью изолировано от прочих областей Ракуэна. Строго говоря, оно вообще его частью не является. Как ты там оказался?»

«Я же говорил — меня вызвали от твоего имени».

«Быть не может. Просто не может. Лика, исходящий канал оттуда способен установить только Координатор и только со мной. Но… ничего не понимаю. Почему площадка перешла на стандартную частоту несущей без моей команды? Там же сейчас время должно пять к одному идти!»

«Думаешь, я понимаю, о чем ты? Я даже точку восприятия от проекции оторвать не могу, чтобы сверху на местность взглянуть. Все три известных мне Академии — обычные полигоны для отработки общества с широко распространенным эффектором, там модель физики стандартная. А здесь что-то не так. Кто вообще программировал площадку?»

«Я сама. Неважно. Не о том…»

«Оно и заметно. Яни, так ты определись — мне линять оттуда на гиперскорости? Или пока остаться?»

«…о! У меня действительно есть только что пришедшее сообщение от Бокува. Она сообщает, что время системы синхронизировано с реальным… и еще что-то про тенденции, с которыми не может разобраться самостоятельно… Потом дочитаю. Лика…»

«Да, сестричка ты моя дорогая»?

«Лика, я не понимаю, как ты туда попал. Я специально полностью изолировала площадку от любых внешних воздействий. Мне нужна высокая чистота эксперимента, и он очень важен. Но если ты сейчас растаешь в воздухе… я боюсь, что нарушение достоверности окажется слишком серьезным. Как ты туда попал? Я имею в виду — внешнее проявление? Что рядом находится?»

«Какие-то хаотичные голубые вспышки по глазам били, пока оптическим фильтром не отсекло. Я еще удивился, что ты себе за заставку на вызов поставила. Вокруг какой-то не то лес, не то парк, поляна, светящийся смерчик крутился того же веселенького цвета, пока не погас…»

«Понятно. Ложный мини-портал. Просто часть декораций без дополнительной смысловой нагрузки. Лика, по официальной легенде живые существа через такие порталы проходить не могут. Через большие стабильные порталы генерируются предметы, да еще парсы…»

«Кто?»

«Парсы. Животинки такие, я их с Парса Карины скопировала. Немногим больше, чем игрушки, но детям нравятся».

«А, точно. Упоминался какой-то парс в разговоре — я еще удивился знакомому названию. Афх!.. Яни, тут старшенькая девица в одну из младшеньких пальцем ткнула, а та меня в воздух подняла и куда-то потащила. Не руками. Дистанционное воздействие. Судя по ощущениям, что-то вроде гравитационного поля вроде тех, что Мио использует. Они что, девианты? Почему у них эффекторы какие-то странные?»

«В каком-то смысле девианты, но я не использовала типовую модель эффектора. У меня свои методы. Лика…»

«Да?»

«Лика, ты шалопай. Безответственный мальчишка, так и не повзрослевший».

«Угу, я в курсе. Ты уже говорила. Раз тысячу, наверное».

«Лика, я в тебя верю несмотря ни на что. Мне нужно подумать, что делать, и я не знаю, чем обернется твое появление в Академии. Но я очень надеюсь, что ты не напортачишь. Лика, я провожу там важный эксперимент. Чрезвычайно важный — в том числе для будущего человечества. Дети и преподаватели в Академии… они нэмусины».

«Нэмусины? Откуда ты набрала столько спящих, чтобы целую школу из детей организовать? Я думал, что большинство для рекреации выбирает возраст не ниже двадцати. Восемнадцати в самом крайнем случае. А этим девчонкам лет четырнадцать-пятнадцать. И потом, откуда у тебя столько любителей такой тупой ролевой игры?»

«Не все в Академии нэмусины, разумеется, только четыре десятка персон. Остальные — искины поддержки. Но они не простые нэмусины… не могу объяснить на ходу. Просто не уверена, как. Лика, постарайся хотя бы ничего не испортить. Попробуй разобраться сам — и ничего не сломай, ладно?»

«Яни, ты меня пугаешь. Что за эксперимент? Что я должен делать и что не должен? И потом, ты же знаешь, у меня шоссе ХИ-06 на самом ответственном участке застряло, у Каварского ущелья — денег нет, мост не достроен, рабочие бузят. Я там днюю и ночую. Сваи под дополнительные секции пилонов нужно срочно заливать, пока шурфы очередным оползнем не завалило, переброска тросов застопорилась на самом интересном месте, техника потихоньку разукомплектовывается… У меня нет особой возможности в игры играть».

«Лика, мне нужно подумать. Если не понимаешь, что делать, просто имитируй бессознательность, пока не оглядишься».

«Да ты хоть в общих словах пояснить можешь?»

«Сам поймешь. Тебе все равно придется изображать потрясенного юнца… я правильно догадываюсь, что ты туда влез в своей стандартной ракуэнской маске подростка? Если удивление окажется ненаигранным, тем лучше».

«Яни! В ухо плюну!»

«Ну, я и говорю — недоросль. Пожаловаться Каси, что ли? За отсутствием Дзи она одна тебя в руках держать умеет».

«Все равно плюну, пусть даже меня Каси до смерти изобьет. Яни, ты уверена, что я ничего не сломаю в твоем драгоценном эксперименте?»

«Я уже ни в чем не уверена. Площадка должна была еще какое-то время работать на пятикратной скорости, и если Координатор решила замедлить несущую и позвать меня, значит, что-то идет не по плану. Просто веди себя поаккуратнее, хорошо? Я знаю, ты любишь детей. Ты справишься».

«Угу, люблю. Особенно на приличном расстоянии. Яни, я и так на части разрываюсь. Я ничего не могу гарантировать».

«Сделай что сможешь. Я разбросаю дела и присоединюсь».

«У меня утренняя летучка через пять минут вот-вот начнется. А всерьез две точки концентрации сознания я еще ни разу не поддерживал, и сейчас начинать не собираюсь. Ладно, попытаюсь провести встречу пошустрее. Но, Яни, если хочешь сотрудничества, вводи меня в курс дела как можно быстрее».

«Не сейчас. Лика, раз уж так все сложилось — мне нужно твое непредвзятое мнение».

«О чем?»

«Обо всем. О детях в первую очередь. Извини, но прав супервизора в Академии-Си ты не получишь, только типовой статус наблюдателя. Я не дам тебе даже возможности напрямую выяснить, кто из них нэмусин, а кто — кукла».

«Ничего себе запросики! Яни, как бы тебе намекнуть поделикатнее — я за последнее время слегка привык к возможностям Демиурга, в том числе в виртуальности…»

«Твоей проекции дан особый статус. Если нужны какие-то персональные навыки, можешь подключить, система позволит, но не более того. Перед девочками в своем любимом стиле выпендриться сможешь, не расстраивайся. Атрибут, в смысле — эффектор, система тебе сгенерирует в ближайшее время, только он несколько нестандартный… Тьфу. Лика, у меня перерыв давно кончился, тут уже Тамша с озабоченной физиономией в третий раз в кабинет заглядывает, раздумывает — будить или еще дать подремать в рабочее время. И Кара по прямому каналу деликатно покашливает. Потом дорасскажу. Отбой».

«Эй! Куда… Тьфу. Ну, Яни, я тебе еще припомню твои фокусы. Получишь ты у меня такое непредвзятое мнение… Конец связи».

* * *

— И по статьям питания за весенний период у нас перерасход, — Айсока постучала пальцем по листам плотной белой бумаги, небрежно исчерканной пером.

— Аж на целую тысячу кинов, — саркастически усмехнулась Сиори.

— Ты же знаешь попечительский совет — некоторые личности в нем за лишнюю сотню удавятся, а остальные за тысячу родную мать продадут, — нахмурилась проректор по хозяйственной части. — То есть не они, разумеется, а их графы, но не суть важно. Так что ничего смешного, Сира. Конечно, тысяча на фоне двух с лишним миллионов годового бюджета — мелочь, но неприятности нам с тобой за нее устроить могут немаленькие. Если уж запрашивать допфинансирование, то на что-то серьезное — на выпускной бал, например. В общем, пора бы заняться пересмотром основных трат на ближайшие полгода.

— Хорошо. Оставь документы, я посмотрю сегодня вечером, — согласилась ректор. — И иди-ка ты домой. Ты выглядишь усталой в последнее время.

— Ты — не лучше. Как раз тебе-то и надо отдохнуть как следует. У тебя мешки под глазами растут, как ты их ни маскируешь.

— Где мешки? — Сиори вытащила из верхнего ящика стола маленькое металлическое зеркало и вгляделась в него. — Действительно… Утром же кремом все затерла.

— Работаешь слишком много, — назидательно заявила Айсока. — Обязанности ректора на себе тащишь, с Попечительским советом за финансирование воюешь, три предмета ведешь, да еще и моду взяла в последнее время — ночами дежурить. Можно подумать, без тебя тут ну никак не обойтись!

— Ты же знаешь, Айя, в Приграничье дела все напряженнее, — Сиори раздраженно бросила зеркальце на стол. — Прорывы стали случаться все чаще. После того, как пришлось рапорт Касарвы о переводе подписать, у нас с кадрами полный швах. На сотню кадетов всего пять воспитателей, считая меня и вычитая тебя. Господи Всевышний, мне бы сюда хотя бы еще двоих толковых мужиков, пусть хоть лейтенантов, хоть вчерашних выпускников, но командовать приученных! На всю Академию — один офицер-мужчина. Дисциплина прямо на глазах разваливается. И девочки на износ работают, я просто не могу самоустраниться. А если еще и Грампа сумеет от нас сбежать, совсем худо станет.

— Грампу мы не отпустим на совершенно законном основании — нечего инвалидам в Приграничье делать. А если ты с нервным срывом свалишься, лучше дела точно не пойдут, — Айсока пожала плечами. — Тебе обязательно нужно больше отдыхать. Не работать с четырех утра до полуночи, а просто расслабляться хотя бы пару часов в сутки. Книжки читать, что ли, или в город ходить гулять.

Она через стол дотянулась до руки Сиори и накрыла ее кисть своей ладонью.

— А еще ты бы нашла себе мужика, Сира. Не воспитателя, не военного, даже не мужа — просто мужика для постели. Ты же еще женщина хоть куда, многим двадцатилетним сто очков вперед дашь. Все легче станет.

— Какого мужика? — изумленно посмотрела на нее ректор. — Тебе мою отставку увидеть не терпится?

— И ничего страшного. Зачем тебе Меч, Сира? Когда и где ты его в последний раз для дела использовала? Только грызешь себя постоянно, что сидишь в безопасной столице, а не сражаешься в Приграничье. Все не можешь себе простить свою инвалидность. Нет, ректору Академии вовсе незачем иметь Атрибут. Грампы с Саомиром в качестве тренеров вполне достаточно, а если их не хватит, Исука и Клия подсобят. У меня же нет Атрибута, и я не расстраиваюсь. У тебя совсем другие задачи, нежели свою драчливость демонстрировать. Другие Защитницы в твоем возрасте давным-давно в отставку ушли и мужем с несколькими детишками обзавелись…

— Нет уж, спасибо. Мне нравится думать, что в случае чего я хоть как-то смогу защитить своих учениц. Инвалид или нет, но драться я еще могу. И потом, какой мужик? Айя, мне сорок два года, и из них двадцать я училась и работала в Академии, а еще десять — служила в армии. Я ни о чем другом даже думать не умею. Да где я его найду, ты хоть подумала? Хватать на улице первого встречного и в гостиницу тащить?.. И вообще, кто бы говорил! Самой за пятьдесят, а ни мужа, ни даже, как ты выражаешься, мужика для постели так и не завела ни разу в жизни.

— Вот потому и говорю тебе, что сама дурой была и не хочу, чтобы ты мои ошибки повторяла, — отрезала Айсока. — Сира, может, все-таки вернуться к идее нанять гражданских преподавателей?

— В закрытый интернат военного типа? Я тебе уже сказала — ты с ума сошла такое предлагать. Хватит того, что вся обслуга из гражданских.

— Хотя бы для предметов общего назначения. Физкультура, точные науки, да верховая езда, в конце концов!..

— Нет. Не обсуждается. Айя, все, закончили разговор. Времени почти девять, я после отбоя хочу еще по дормиторию пройти. И у меня лекция завтра с утра, а я еще материал не вспоминала.

— Загонишь ты себя, — проректор по хозяйственной части покачала головой, поднимаясь. — До смерти загонишь. Сира, я тебе серьезно говорю — если не перестанешь на износ работать, я сама перед Попечительским советом вопрос о гражданских преподавателях подниму. Я не хочу с тобой ссориться, но и помереть от напряжения тебе не позволю.

— Ладно, ладно, — отмахнулась Сиори, тоже выбираясь из кресла. — Иди отдыхать. Мне ты все равно ничем…

Кубирин у нее на шее слегка завибрировал.

— Грампа вызывает, извини, — ректор дотронулась пальцем до кольца на шее, и камень у нее под подбородком слегка засветился синим. Ее губы неслышно зашевелились. — Что? — внезапно в голос сказала она. — Где вы? Иду немедленно.

Она убрала с кубирина палец и расширенными от удивления глазами посмотрела на Айсоку.

— Айя, похоже, спать нам сегодня ночью не придется. У нас ЧП. Грампа сообщила, что кадет Мира Аттэй самовольно сунулась в псевдопортал — тот, который вчера вечером в парке возник — и умудрилась вытащить через него пятнадцатилетнего мальчишку непонятно откуда. Они в спортзале. Идем, быстро.

Айсока только охнула, зажав рот ладонью.

Ректор подавила искушение преодолеть путь бегом — во-первых, Айсока за ней не поспела бы, а во-вторых, пересудов среди кадетов избежать бы точно не удалось. На улице Сиори с трудом заставляла себя сохранять невозмутимый вид — по освещенной желтыми фонарями аллее, пользуясь последними минутами перед сном, группами гуляли кадеты, и демонстрировать им свою панику было совершенно незачем. Впрочем, войдя в вестибюль, она все-таки не выдержала и последние несколько шагов пробежала. За ручку двери в главный зал она ухватилась в тот момент, когда над Академией зазвучал глубокий музыкальный гонг отбоя.

В зале перед Грампой вытянулись во фрунт второкурсницы — две с нашивками третьих сержантов и одна — второго. Все трое щеголяли мятой формой, усыпанной маленькими продолговатыми листиками сумахи, и перепачканными землей коленками. У всех троих на лицах застыло перепуганно-обреченное выражение, в глазах стоят слезы, готовые в любой момент выплеснуться бурными потоками. Как же их зовут? Старшая по званию… очень знакомая мордочка. Мира Аттэй, да. Одна из немногих простолюдинок в Академии. Вторая, кажется, Хана… Хана Север. Наследная вайс-баронесса. Третья… из головы вылетело.

И мальчишка. Голый, в одних облегающих трусах, почему-то с карманами, мальчишка лет пятнадцати, русоволосый и худой, все ребра пересчитать можно. Совершенно незнакомый, не кадет, в чем ректор могла бы поклясться. Его безжизненное тело распростерлось на стоящей у стенки скамье, одна рука безвольно свесилась на пол.

— Госпожа Сиори! — Грампа тоже вытянулась и отдала честь. Почему-то она стояла с активированным Атрибутом, и ее булава, хотя и в минимальном размере, слегка покачивалась в воздухе над правым плечом. — Докладывает лейтенант Грампа Белогривая! Двадцать минут назад…

— Стоп! — Сиори подняла ладонь, и воспитатель осеклась. Ректор несколько раз глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, затем захлопнула дверь в спортзал и заблокировала щеколду ключ-перстнем. — Теперь докладывай. Только без надрыва в голосе и без формальностей, мы не на попечительском совете.

— Да, Сира. Двадцать минут назад я патрулировала парк перед отбоем. На всякий случай я прошла мимо огороженного вчера псевдопортала. Я заметила, что в одном месте скрытый барьер нарушен…

Сиори едва не поморщилась раздраженно. Кадетам вовсе не полагалось знать, что стандартное ограждение включало в себя не только бумажную ленту, но и дополнительные компоненты, невидимые для всех, кроме преподавателей Академии. Грампе вовсе незачем было упоминать о них в присутствии детей. Ну да ладно, не до того.

— …и решила проверить. Нарушители, — лейтенант кивнула в сторону девочек, — пробрались не по тропе, а через кусты, и потому я не разглядела их следы сразу. Потом я услышала крик, бросилась к порталу и обнаружила Миру Аттэй лежащей на земле. Ее Атрибут был активирован, но через несколько секунд исчез. Над ней стоял мальчик, — она показала взглядом на тело на кушетке. — Из дальнейшего разговора выяснилось, что Мира самовольно попыталась призвать через портал парса, а мальчик — уроженец иного мира и не имеет никакого представления о том, куда и каким образом попал. Я не успела выяснить, происходит ли он из одного из известных торговых миров или же откуда-то еще — он потерял сознание. Мы перенесли его сюда, и я вызвала тебя. Все.

— Так… — Ректор запустила пятерню в волосы, пытаясь собраться с мыслями. — А зачем тебе Атрибут? Чудовища?..

— На всякий случай. Нельзя исключать шанс, что мы имеем дело со своеобразным Прорывом, и мальчик на самом деле — замаскированный человекообразный демон. Мне приходилось читать о таких случаях в Приграничье. И то и другое маловероятно, тем более что мальчик явно разумен и не агрессивен, но я решила перестраховаться.

Сиора переглянулась с Айсокой. Действительно, Прорыв на цивилизованных землях — предания минувших веков. Но и живое существо, кроме парса, прошедшее через портал, всегда относилось только и исключительно к категории чудищ. Молодец, Грампа, сразу просчитала варианты. И что она перенесла чужака в пустой спортзал, а не в медпункт к Клие, тоже очень кстати. Хладнокровие и сообразительность лейтенанта явно заслуживали поощрения, и к этому вопросу следовало вернуться — хотя и чуть позже.

— Понятно. Спасибо, Гра, — кивнула ректор. — Теперь послушаем непосредственных виновниц. Кадеты, вы в нарушении всех правил Академии проникли к псевдопорталу и провели с ним действия, абсолютно запретные для учеников. Вы признаете свою вину?

Несчастная троица понуро кивнула.

— Так точно, госпожа полковник, — угрюмо буркнула Мира, уставившись в пол. — Я признаю. Я во всем виновата. Хана и Бохака ни при чем, я их подговорила.

— Кто кого подговорил, мы еще разберемся, — нахмурилась Сиори. — Кадет Мира, я правильно поняла, что ты самостоятельно и без подготовки пыталась провести ритуал Призыва? Ты знаешь, что его выполняют только в присутствии опытных клириков?

— Да, госпожа полковник.

— И вам, безусловно, рассказывали, почему Призыв допускается только через проверенные порталы?

— Да, госпожа полковник. Я виновата.

— Рада, что ты не пытаешься отрицать вину. Теперь расскажи мне в точности, что именно ты сделала.

— Я… — девочка замялась. — Я просто хотела позвать парса. Я засунула в псевдопортал руки и позвала его вслух. Я ничего больше не делала, честно!

— И ты больше ничего не можешь сказать? — холодно спросила Сиори. — А если подумать хорошенько?

— Я… госпожа полковник ректор… честно, ничего!

— Зачем и как ты активировала свой Атрибут? — Сиори хлестнула ее голосом. — Кто авторизовал? Отвечай, быстро! Не думать!

— Я не вызывала Атрибут! — отчаянно крикнула Мира.

— Лжешь! Госпожа Грампа своими глазами его видела! Говори правду! Ну?

— Я не могла! Мне никто не давал авторизации! — из глаз Миры потекли слезы. — Я не активировала Атрибут! Я…

Она осеклась.

— Я плохо помню, — тихо сказала она. — Мне было очень больно. Кубирин меня обжег, я дышать не могла. Я… кажется, я видела свою глефу. Но я ее не вызывала!

— Она говорит правду, Сира, — проговорила за спиной Сиори Айсока. — Она не могла самостоятельно активировать Атрибут без внешней авторизации. Никто не может, кроме воспитателей Академии. На том держится вся система.

— Но, тем не менее, ее Атрибут проявился, — обернулась к ней ректор. — Без авторизации. Если только Гра не ошиблась… Ты понимаешь, что это означает для нас? Для всех Защитников? Попечительский совет… да какой совет, Даоран с Конклавом просто с ума сойдут!

— Понимаю, — кивнула Айсока. — И, возможно, куда лучше тебя. Сира, нам нужно срочно переговорить наедине — как только мы решим, что делать с мальчиком.

— Надеюсь, ваше «что делать» не включает в себя распиливание на кусочки и захоронение в разных частях парка? — деловито поинтересовался звонкий мальчишеский голос. — А то я с таким подходом в корне не согласный!

Иномирянин, как оказывается, уже не лежал, а сидел на скамье, скрестив ноги и ничуть не смущаясь устремленными на него ошалевшими взглядами шести пар глаз.

— Ну что вы на меня так смотрите? — поинтересовался он. — Я уже давно в себя пришел. Слушайте, может, и меня в курс дела заодно введете? А то все всё понимают, один я, как дурак, глазами хлопаю. Госпожа, которая с большими крестами в петлицах, ты ведь здесь главная? Может, ты мне объяснишь, что там у вас насчет атрибутов и авторизаций случилось и как я вообще сюда попал?

Сиора с резким щелчком зубов подобрала отвисшую челюсть.

— Извини, молодой господин, я не заметила, что ты уже очнулся, — тщательно контролируя голос произнесла она. — Я — ректор Академии Высокого Стиля полковник баронесса Сиори Сэйсона. Я действительно здесь главная. Как ты себя чувствуешь?

— Па… кхм. Май Куданно к твоим услугам, госпожа ректор. Рад знакомству, прошу благосклонности. Извини, если у вас не так принято представляться, я здесь всего-то минут тридцать, еще не освоился. Так что там насчет атрибутов?

Сиори медленно, чтобы не испугать, подошла к скамье и присела на корточки, чтобы не разговаривать с мальчиком сверху вниз. А ведь он голый и, наверное, озяб, мелькнула у нее мысль. Да и неприлично в присутствии девочек. Срочно нужно найти ему одежду.

— Господин Май, — успокаивающе сказала она, — я понимаю, что ты смущен и, возможно, испуган. Но ты находишься в полной безопасности. Тебе никто не причинит вреда. Тебя, разумеется, не собираются распиливать на кусочки. Ты среди друзей, понимаешь? Мы тебе все объясним, но сначала нужно решить более насущные проблемы. Ты голоден? Замерз? Плохо себя чувствуешь?

— Только один вопрос, госпожа ректор, — мальчишка поднял вверх палец. — Уж на него-то ты сможешь ответить быстро. Проблемы, в которые я… мы сообща вляпались, они какого рода? Технологические? Финансовые? Политические? Мое внезапное прибытие не спровоцирует появление карательных отрядов для тотальной зачистки местности от свидетелей?

Сиори почувствовала, что ее челюсть снова медленно отвисает. Пятнадцатилетний мальчишка задает подобные вопросы? Да он и слов-то таких в своем возрасте знать не должен! И он совершенно очевидно не испуган и даже не растерян. Голова склонена чуть набок, взгляд внимательный и вдумчиво-изучающий, и в зрачках словно бы посверкивают крохотные веселые искорки. Действительно ли ему пятнадцать? Или в его мире люди попросту выглядят куда моложе, чем в Сайлавате? Но ведь даже для взрослого человека внезапный перенос в иной мир должен стать шоком!

— Никаких карательных отрядов, разумеется, — наконец ответила она. — Политические проблемы, да. И технологические, если так можно выразиться.

Краем глаза она наблюдала за Грампой. Лицо той осталось каменным. Молодец лейтенант. Однако же мальчишка может попасть в серьезные неприятности, если вдруг начнет ТАК болтать языком при посторонних.

— Вы трое! — Сиори повернулась к девочкам. — Сейчас вы в сопровождении госпожи Грампы вернетесь в дормиторий. Никому ни слова о том, что произошло и где вы задержались. Придумайте, что сказать соседкам по комнатам…

— Мы все в одной комнате живем! — робко пискнула Хана.

— Тем лучше. Гра, позаботься о том, чтобы их не внесли в журнал нарушителей. На обратном пути зайди в каптерку и прихвати рабочий комбинезон и нижнее белье для мальчика. Без объяснений, просто сошлешься на меня. А ты, молодой господин…

Она лихорадочно думала. В домик для гостей мальчика, разумеется, поместить нельзя, слуги обязательно заметят. К ней в апартаменты? Нет, там тоже слуги, и в других подходящих местах — тоже. Существование пришельца должно остаться тайной — пока, разумеется, она не сможет поговорить хотя бы с несколькими членами попечительского совета. Остается единственное место, где можно содержать человека и которое сейчас пустует. Очень не хочется, но, похоже, выхода не остается. Хотя бы на нынешнюю ночь…

— Прости меня, молодой господин, но сегодня тебе нельзя показываться на людях. Пока что я помещу тебя на гауптвахту. Там не очень удобно, но зато пусто, и ты сможешь отдохнуть и прийти в себя. Тебе принесут постель и еду, а завтра…

— Вот еще! — фыркнул Май, вскакивая на ноги. — Госпожа Сиори, я ценю твою заботу, но сидеть под замком целую ночь я не намерен. Раз у вас тут целая Академия, значит, под боком город. Я видел огни сквозь кусты. Надеюсь, там не каждый человек на счету? Патрули на улице паспорта не проверяют? Я до утра по улицам поболтаюсь и местность изучу, а к завтраку вернусь.

— Нет, молодой господин, — качнула головой ректор, тоже поднимаясь с корточек. — Боюсь, не получится. Во-первых, пройти через врата Академии незамеченным невозможно. Во-вторых, тебе необходима защита…

— Перебьюсь без защиты, — нахально перебил мальчишка. — А попробуете силой на губу засунуть — начну кричать во весь голос, что насилуют и девственности лишают. А я громко кричу, все вокруг услышат.

Сиори вздохнула. И что с ним делать? Нет времени на глупые препирательства с невоспитанным ребенком. Возможно, она его обидит, но сейчас не до сантиментов.

Камень у нее в кубирине коротко блеснул синим. Она вытянула руку, чтобы коснуться головы иномирянина. Если только он не слишком отличается от местных, то мирно проспит до завтрашнего полудня. Только дотронуться указательным пальцем до виска… что?!

С неожиданным проворством мальчишка уклонился от ее руки. Только что он стоял прямо перед ней — и вот уже, проскользнув между Сиори и Грампой, стоит в паре саженей.

— Ну нет, госпожа Сиори, так дело совершенно точно не пойдет, — укоризненно сказал он. — Не знаю, что ты со мной собралась сделать, но я, как уже говорил, не согласный. Я, между прочим, кусаться умею. И плеваться. Плевком в ухо попадаю с полусажени, честно предупреждаю.

Со стороны девочек раздался странный звук. Ректор бросила в их сторону быстрый взгляд — нет, наверное, показалось. Все трое по-прежнему стояли с унылыми похоронными физиономиями, и заподозрить кого-то из них в хихикании казалось решительно невозможным.

— Господин Май, — решительно сказала она. — И все-таки — мы не можем тебе позволить свободно гулять по городу — во всяком случае, сегодня. Мы твои друзья, пусть ты и не веришь, но у тебя быстро найдутся и враги. И тогда тебе придется плохо по-настоящему.

— С такими друзьями и врагов не нужно, — широко ухмыльнулся наглый мальчишка. — Госпожа Сиори, если ты хочешь меня захомутать, то сначала поймай. У вас здесь что? — он обвел взглядом зал. — Спортплощадка? Сумеете меня поймать честно, без ваших чудных эффекторов — пойду с вами тихо и куда скажете. Не сумеете — выпускаете меня на волю, и я гуляю сам по себе, как кошка, до самого утра. А утром тихо и без шума возвращаюсь в ваши дружеские объятия. Как тебе?

— Молодой господин, я не могу…

— А я и не прошу тебя лично, — похоже о воспитанности мальчишка знал лишь понаслышке. — Я с бабушками не воюю. Пусть она попробует, — он мотнул головой в сторону Грампы. — Только спорим, что обломается?

Сиори и Грампа дружно зашипели от возмущения.

— Да я тебя… — яростно начала лейтенант.

— Что ты себе… — в унисон с ней повысила голос полковник.

— Сира, — от спокойного голоса Айсоки обе женщины вздрогнули и осеклись. — Если господин Май согласен, что после своей поимки подчинится нам без скандала, нам следует принять его условия. Ты ведь не сомневаешься в способностях Грампы?

— Я сомневаюсь, — подал голос малолетний нахал. — У моей сестрички зеленая повязка, и то я по очкам выигрываю как минимум раз из четырех, когда она не жульничает. А мой опекун давно рукой махнул и заявил, что я для него слишком шустрый и увертливый, а он для меня слишком стар. А он, между прочим, бывший диверсант и капитан спецотряда. Так что сегодня ночью я иду гулять по окрестностям.

— Сира, можно? — почти взмолилась воспитатель, яростно сверкнув глазами из-под челки пшенично-желтых волос. — Я его даже не покалечу, обещаю!

Сиора взялась за голову. За что ей такое наказание? Если уж кадеты умудрились протащить через портал живого иномирянина, почему бы ему не оказаться тихим покладистым пареньком, перепуганным до смерти и беспрекословной ей подчиняющимся? Что он там сказал — опекун? Он что, сирота и безотцовщина? Наверное, совершенно отбившийся от рук и не уважающий старших, да как бы еще и не малолетний преступник. Господь всемогущий, за что?!

— Господин Май, — устало сказала она, — у меня выдался тяжелый день. И завтра предполагается ничуть не более легкий… предполагался до твоего появления. А с учетом тебя — я даже не знаю, доживу ли я до вечера. Очень тебя прошу — не надо…

— Нет! — отрезал мальчишка, снова широко улыбнувшись. — Или она меня ловит два раза из трех, или я иду гулять.

— Хорошо, — сдалась Сиора. — Гра, пожалуйста, спеленай его поаккуратнее. И, кстати, шох! — она выбросила вперед правую руку с вытянутым указательным пальцем, и камень ключ-перстня коротко мигнул. Камень в кубирине лейтенанта в унисон отозвался неяркой вспышкой. Висящая над ее плечом булава ярко засветилась и растаяла в воздухе. — Ты очень меня обяжешь, если обойдешься без Атрибута.

— Разумеется, Сира, — кивнула лейтенант. — Малыш, не дергайся, иначе я тебя сильно помну.

В следующую секунду она рванулась к мальчишке. Человек, никогда не видевший Защитника в действии, не подозревает, с какой скоростью он может двигаться, даже если его Атрибут неактивен. А Грампа с момента ее появления в Академии тринадцать лет назад даже простым кадетом числилась среди лучших. Иномирянин просто не имел никаких шансов уклониться.

И когда ее руки схватили воздух, а ладонь оказавшегося сзади пришельца звонко шлепнула воспитателя по левой ягодице, обтянутой форменной юбкой, Сиори почувствовала, что ее челюсть медленно опускается на грудь уже в третий раз за последнюю четверть часа.

— Медленно, — констатировал нахальный Май, стоя в трех шагах от воспитателя. — Один — ноль. Слушай, подруга, мне кажется, или ты меня всерьез не воспринимаешь? Кстати, а попка у тебя ничего, упругая. У тебя какие планы на сегодняшний вечер? Я согласен переночевать у тебя…

Новый бросок Грампы с трудом разглядела даже сама Сиори. На сей раз мальчишка, однако, не сделал ни малейшей попытки уклониться, и в результате оказался заграбастан лейтенантом в стальной захват объятий.

— Сегодня вечером я бы с удовольствием тебя выпорола, — тяжело дыша, заявила лейтенант, — и не посмотрела бы, что ты из другого мира!

— Ум-м! — пробурчал мальчишка, утыкаясь лицом ей в грудь. — А здесь у тебя тоже ничего, мягонько так. И бедра ничего себе…

Его ладони и в самом деле скользнули по означенным частям тела воспитателя, и та, придушенно пискнув, невольно дернулась. Мальчишка ужом вывернулся из ослабевшей хватки, и лейтенант, попытавшись его перехватить, каким-то непостижимым образом потеряла равновесие и опрокинулась на спину, судорожно взмахнув руками и лишь впоследний момент времени успев компенсировать падение отхлопом.

— Извини, — издевательски поклонился юный наглец, глядя на нее сверху вниз. — Я к садо-мазо довольно прохладно отношусь, так что порка отменяется. Два из трех, между прочим, в мою пользу. Попробуем три из пяти? Или четыре из семи?

Лейтенант тихо зарычала. Она неторопливо поднялась на ноги, сбросила туфли и застыла, вглядываясь в своего неожиданного противника.

— А вот теперь мне страшно, — прокомментировал тот. — Госпожа Сиори, а она меня целиком не проглотит? В ваших краях людоедство случайно не…

Грампа прыгнула, и на сей раз мальчишка ускользнул от нее неожиданным нырком вперед. В полете он выбросил руку в сторону, и по полу коротко простучал костяной дождь из пуговиц. На сей раз лейтенант, неожиданно запутавшись в собственной юбке, успела среагировать правильно. Она ушла в перекат вперед, развернувшись по ходу дела, и оказалась на ногах еще до того, как Май успел подняться на ноги. Впрочем, он и не торопился.

— А белье у вас какое-то отстойное, — разочарованно сказал он, переводя взгляд с валяющейся на полу юбки на багровеющую воспитательницу, судорожно пытающуюся прикрыться руками. — У нас в таком только зимой ходят, и то мало кто. Хотите, нарисую, как правильно одеваться нужно?

На сей раз Грампа зарычала в голос, и ее кубирин мигнул вспышкой огня еще до того, как Сиори успела открыть рот, чтобы остановить творящееся безобразие. В ее вытянутой руке возникла булава, и лейтенант разъяренной фурией метнулась вперед.

— Грампа, стой! — крикнула Айсока. Сиори, словно в каком-то дурном сне наблюдала, как булава лейтенанта летит к опершемуся на один локоть мальчишке. Левая рука иномирянина вскинулась, чтобы защититься от удара — удара, разносящего в пыль средних размеров валун и насквозь пробивающего панцирь жука-носорога.

Вскинулась — и внезапно от пальцев до самого плеча превратилась в пук извивающихся ярко-оранжевых щупалец. Огненные змеи ударили лейтенанта в грудь, оплели ее тело и вздернули в воздух, подвесив яростно бьющуюся Грампу в полусажени над полом. Одно щупальце перехватило и отбросило в сторону булаву, равнодушно повисшую в воздухе.

И тут же локоть мальчишки подкосился, и он с задушенных хрипом навзничь свалился на пол, схватившись за шею правой рукой. Под его ладонью ярко засияло и тут же потемнело огненное кольцо. До того безмолвные девочки дружно ахнули.

— Не может быть! — потрясенно пробормотала Айсока. — Просто не может быть! Самопроизвольная инициация — без контроля клириков, без авторизации, без исследования Силы? Невероятно… Сира, останови их! Быстро!

— Шох! — гаркнула наконец-то оправившаяся от потрясения Сиора, выбрасывая вперед руку. Она чувствовала, что на сегодня ее способность удивляться исчерпана полностью. Даже если мальчишка окажется Воплощением Господним, она и бровью не поведет. Драку совершенно точно следовало остановить — но подействует ли ее приказ на мальчишку?

В течение двух ужасно долгих ударов сердца ничего не происходило. Потом щупальца, выпустив Грампу, растаяли в воздухе, и булава последовала за ними. Лейтенант, спружинив ногами, приземлилась в нескольких шагах от иномирянина. Припав на левое колено, она настороженно вглядывалась в мальчишку, лежащего на спине, тяжело дышащего и по-прежнему сжимающего горло правой рукой, из-под которой виднелось охватывающее горло кольцо кубирина. Почему-то Сиори никак не могла разобрать его цвет.

— Нифига ж себе! — наконец пробормотал Май, глядя в потолок. — Ну, Яни, я тебе…

Он замолчал. Потом одним гибким пружинистым движением поднялся на ноги и медленно подошел к лейтенанту.

— Госпожа Грампа, спарринг окончен, — сказал он сухим тоном, в котором не осталось и следа былой глумливости. — Похоже, я немного переиграл. В моем мире нагота и секс — вполне обыденные вещи, а вот у вас, похоже, нет. Я не рассчитывал на такие бурные эмоции и не намеревался всерьез оскорблять и унижать тебя. Приношу свои нижайшие извинения. Могу я помочь тебе подняться?

Он оторвал руку от горла и протянул ее Грампе. Та, однако, не пошевелилась.

— Твой кубирин! — пораженно сказала она. — Невероятно…

— Мой что? — переспросил мальчишка. — Ошейник? Кстати, госпожа Сиори, что вы со мной сделали? Откуда на мне взялась эта жгучая гадость?

Он повернулся, и Сиори почувствовала, как сердце пропустило удар. В ровном желтом свете настенных шаров она наконец-то разглядела его кубирин как следует.

Не серебряный кубирин Щита.

Не золотой кубирин Меча.

Серебряный с тонкой золотой спиралью, обвивающей его по всей длине.

И с двумя камнями: черным и белым.

— Двойной кубирин Таэллы… — онемевшими, словно чужими губами прошептала она. — Откуда…

Ослабевшие колени отказались ее поддерживать, и она, даже и не пытаясь бороться, медленно опустилась на пятки, закрыв лицо ладонями. Все. Это не просто скандал с иномирянином. И не просто самопроизвольная инициализация Защитника.

Это, вполне возможно, конец такого хрупкого и непрочного двенадцатилетнего перемирия и новый виток опустошительной гражданской войны.

И каким бы ни вышел итог, основная вина в конечном итоге ляжет на нее.

— Госпожа Сиори, — мальчишеский голос заставил ее вздрогнуть. Она отняла ладони от лица и взглянула на него. Пришелец стоял в двух шагах и задумчиво разглядывал ее, чуть склонив голову. — Я окончательно перестал понимать что-либо. Но я не имею в виду ничего плохого. Прошу меня простить за доставленные неприятности.

Осторожно-успокаивающие интонации в его голосе казались совершенно не ребяческими. Так мог бы говорить взрослый человек, всерьез озадаченный бурными детскими слезами посреди невинной игры и не знающий, как успокоить расстроенного ребенка. Именно таким тоном полагалось бы сейчас разговаривать ей.

— Я не собираюсь идти в город. Я просто шутил. Судя по твоему настроению, сейчас ты, госпожа ректор, не в состоянии давать пояснения. Значит, отложим их на потом. Если мое присутствие доставляет неприятности, то я могу просто укрыться в парке до утра — или до того момента, как понадоблюсь. Или, если хочешь, помести меня на гауптвахту, я не возражаю. Ага?

— Господин Май, — Сиори потерла лоб. — Ты действительно ставишь меня… всех нас в очень неловкое положение. Кубирин, возникший у тебя на шее — очень могущественный артефакт. Атрибут же, который ты только что продемонстрировал, вообще не имеет аналогов в истории. Как только о них станет известно широкой публике, твоя жизнь окажется в опасности.

Она встряхнулась и поднялась на ноги.

— Господин Май, ты попал в жестокий и недружелюбный мир. Страна десятилетие балансирует на грани гражданской войны. Ты можешь оказаться той спичкой, которая спровоцирует пожар. Я не могу объяснить тебе всю сложность ситуации, но если мы в ближайшее время не найдем способ отправить тебя домой…

Она покачала головой.

— Уже поздно. Нужно устроить тебя на ночь. Я должна хорошо подумать, что, кому и как говорить завтра. Мне действительно очень жаль, что я вынуждена поместить тебя в неподходящие условия, но выбора попросту нет.

— Мне все равно, — пожал плечами мальчишка. — Мне самому нужно несколько часов, чтобы выспаться. Губа так губа, лишь бы никто на нервы не действовал.

— Подождите, — сказала Айсока. — Сира, на ночь его можно устроить у меня. Ты же знаешь, ко мне слуги не заходят. Его никто не увидит.

— У тебя? — Сиора приподняла бровь. — У тебя отнюдь не королевские апартаменты, вы стесните друг друга. И потом, мужчина…

— Ох, Сира! — звонко засмеялась Айсока. — Я давно вышла из возраста, когда меня мог бы скомпрометировать мужчина в моей комнате, тем более — пятнадцатилетний мальчик. Заодно я подберу ему форму по размеру. С кубирином в рабочем комбинезоне он будет выглядеть подозрительнее огненного дракона, а я единственная, кто может незаметно изъять форму из каптерки.

— Хорошо, — согласилась ректор. — Пусть так. Господин Май…

— А конфеты у тебя есть, госпожа? — деловито поинтересовался пришелец, и Сиора растерянно сморгнула. Весь его взрослый вид куда-то испарился, и он снова выглядел нахальным и невоспитанным мальчишкой, ни в грош не ставящим взрослых.

— Нет, господин Май, — улыбнулась проректор. — Но с ужином мы что-нибудь придумаем.

— Вот и здорово.

Мальчишка повернул голову и бросил насмешливый взгляд на Грампу, уже влезшую в туфли и юбку и рукой придерживающую лишившийся пуговиц разрез на боку.

— Между прочим, госпожа, меня можно не стесняться. Шорты, — он постучал пальцем по своим коротким трусам, — у нас летом за консервативную офисную одежду сходят. А в спортзалах народ вообще голым занимается, если только защитная одежда не требуется. Хотя дизайн женского белья у вас определенно нуждается в доработке.

Грампа снова покраснела, но ничего не ответила.

— Да, и еще. — Мальчишка медленно шагнул вперед, к по-прежнему стоящим навытяжку девочкам. — Напомните, кто из вас меня сюда затащил? Ты? — он ткнул пальцем в плечо Миру.

— Я, господин, — скованно откликнулась та. — Прости, я не…

— То есть, — перебил ее мальчишка, — получается, я теперь твой… как его… — Он наморщил лоб. — А! Фертрат! Точно, фертрат. Типа, магический демон-слуга из другого мира. Ну и что ты намерена со мной делать, хозяюшка? — вдруг грозно рявкнул он.

— Я-а… — пролепетала Мира, бросив отчаянный взгляд на Сиору. — Я не…

— Нифига! — мальчишка покачал у нее перед носом указательным пальцем. — Ты меня сюда приволокла буквально за шкирку. А мы в ответе за тех, кого приручили. Не получится отмазаться, даже и не пробуй. Теперь ты должна меня кормить, поить, гладить по шерстке и рассказывать сказки на ночь. Сегодня, так и быть, морально привыкай к мысли, а с завтрашнего дня придется заботиться обо мне на полную катушку. Иначе зачахну с тоски и сдохну у твоего порога. Ясно, кадет?

— Так точно! — испуганно дернулась девочка. — Ой… — Она опять бросила умоляющий взгляд на Сиору, и та, хоть и предельно вымотанная, с трудом удержалась от улыбки. Ну что за гость свалился им на голову! Что же, по крайней мере, с ним не соскучишься. И, похоже, он далеко не глуп для своего возраста.

— Вот и замечательно, — заявил Май. — Тебя ведь Мира зовут? А я Май. Только я в одном сериале видел, еще в детстве, что контракт с фертратом следует закрепить поцелуем. Иначе призыв силы не имеет, и фертрату придется вернуться домой.

Он резко наклонился вперед, заключил девочку в объятия и поцеловал ее в губы.

Вопреки подсознательному ожиданию Сиори Мира не стала визжать и вырываться. Суровая выматывающая школа Грампы, страшно не любившей насильников, дала свои плоды. От неожиданности девочка широко распахнула глаза и неподвижно замерла. Но уже две секунды спустя ее предплечья взлетели вверх и резким ударом изнутри разомкнули кольцо объятия. Ее колено вонзилось мальчишке в пах, и тот дернулся от боли, сгибаясь, а Мира, отступив на шаг назад, хорошо поставленным ударом правой вскользь достала его в скулу. Мальчишка взмахнул руками и, не удержавшись, уселся на задницу, хлопая глазами.

Мира растерянно взглянула на него, потом на Сиори, и ее лицо залил густой румянец.

— Ой… — снова сказала она. — Я… прости, господин Май, я не хотела… я рефлекторно…

— Эксперимент прошел удачно, хотя и слегка болезненно, — пробормотал Май. Он потер скулу, поморщился и поднялся. — А что делать? Непредвзятый взгляд требует жертв. Тяжелая же рука у моей новой хозяйки, однако… Ну, бьет, значит, любит. Госпожа Айсока, поскольку контракт успешно заключен, мы можем пойти к тебе.

— Тогда на сегодня закончим, — устало сказала Сиори, подавляя глубоко непедагогичное желание истерично рассмеяться. — Гра, отведи девочек в дормиторий. Айя, рассчитываю на тебя. Если что, я на квартиру возвращаться не собираюсь, в своем кабинете сосну. Зови немедленно и в любое время, если нужно.

— Хорошо, — кивнула проректор. — Господин Май, пойдем со мной.

Она подошла к двери в раздевалку, коснулась засова ключ-перстнем, снимая блокировку, и вышла.

— Спок ночи, народ! — мальчишка махнул рукой, озорно подмигнул сначала Грампе, а потом Мире, и вышел вслед.

— Нахал! — буркнула Грампа, сердито поддергивая сползающую юбку.

Сиори иронично посмотрела на нее, и воспитатель смущенно потупилась.

— Тебе то же самое распоряжение, — сказала ректор, вовремя вспомнив, что насмехаться над воспитателями, пусть даже за дело, перед кадетами не стоит, и проглотив ехидную реплику. — Если во время дежурства случится что-то странное, даже по мелочи, немедленно извещай меня. После случившегося я даже Прорыву не удивлюсь.

— Так точно! — лейтенант отдала честь.

— Вольно. Все свободны, — скомандовала Сиори и вышла из зала. Уже в вестибюле она запоздало сообразила, что даже не спросила иномирянина, откуда он прибыл. Если из известного мира — одно. Тогда есть надежда не только вернуть его домой, но и установить совершенно новые торговые отношения. А вот если из совершенно чужого… Хотя… привычной жизни пришел конец, а в намечающемся глобальном кавардаке — какая разница?

* * *

— А у тебя здесь и в самом деле тесно, госпожа, — озабоченно проговорил мальчишка, переступая порог комнаты. — Повернуться негде. Ты уверена, что я тебя не стесню? Я и в самом деле прекрасно переночую в кустиках в парке.

— Нет нужды, господин Палек, — качнула головой Айсока, закрывая за собой дверь в микроскопическую прихожую. — Нам с тобой вполне хватит места.

— О! — молодой Демиург с интересом взглянул на проректора. — С кем имею честь? Ты Координатор?

— Как ты догадался?

— Даже проснувшийся нэмусин, помнящий мой псевдоним из реальности, не смог бы привязать его к этой маске. Возраст не тот, а имя вполне обычное. Кроме того, Координатор просто обязан выйти на связь немедленно после моего появления — если не из вежливости, то для протокола, так что пауза и без того неприлично затянулась. Мы знакомы?

— Да.

Тело Айсоки приподнялось над полом, окуталось золотистой дымкой и резко изменилось. Вместо полной невысокой женщины возрастом далеко за пятьдесят перед Палеком возникла узкоглазая девочка-подросток со светло-оливковой кожей, черными волосами до плеч, разноцветными — красным и зеленым — глазами, в белой кружевной блузе и облегающих кожаных штанах наездницы до колен. На ее груди засияла золотая брошь с фиолетовым сапфиром, а в волосах блеснула небольшая бриллиантовая диадема.

— Бокува, — констатировал Палек. — Привет-привет, давно не виделись. Я думал, ты продолжаешь Ракуэн шлифовать.

— Отлаженной на данный момент виртуальности достаточно для поддержки не менее двадцати миллионов нэмусинов, — сообщила Художница, трансформируясь обратно в Айсоку. — С учетом поступления примерно миллиона новых нэмусинов в год запас мощности пока есть. Опять же, с появлением проснувшихся нэмусинов мы больше не нуждаемся в привлечении Операторов из реального мира — ни для чистки ландшафта, ни для архитектурных целей, и сейчас расширение жизненного пространства может идти куда быстрее, чем раньше. Основные усилия брошены на решение социологических вопросов. Формирующиеся микросообщества проснувшихся пока что не набрали критической массы для самоподдержания. Они недостаточно стабильны и не могут существовать без постоянной коррекции. Но здесь моих навыков не хватает — я строитель по своей природе, а не психолог и не социолог. Госпожа Яна попросила меня помочь с Академией-Си, и я решила, что польза для меня и для нее окажется взаимной. Она получает контролера и Координатора, а я — нужный опыт.

— Вот как? Интересно, почему она меня о помощи не попросила? Бокува, давай, рассказывай все с самого начала.

— Во-первых, не Бокува, а госпожа Айсока. Мне все равно, но если ты проговоришься на людях, нехорошо получится. Во-вторых, с самого начала не могу. Госпожа Яна передала мне четкие инструкции не раскрывать определенного рода информацию никому. Вообще никому. Если сочтет нужным, сама расскажет. После понижения несущей я еще не общалась с ней и других указаний не имею. Поэтому — вот.

Она вытянула руку ладонью вверх, и над ней появились две бумажных книги в кожаных переплетах.

— Первая ссылка — императивная история на момент пуска сцены, вторая — краткое изложение культурного и политического контекста на текущий момент. Для вхождения в тему вполне достаточно.

— Ладно, почитаю, — кивнул Палек, взяв книги из воздуха. — Но не сразу. У меня, знаешь ли, в реальности рабочий день в разгаре, дел по горло. Сейчас отговорился плохим самочувствием, но долго на самотек дела бросить не могу. Вечером почитаю… здесь уже утро наступит. Система счета времени здесь та же, что и в реальности?

— Да.

— Великолепно. Бок… Тьфу, госпожа Айсока, и все-таки — что в здешней площадке такого особенного? Одним словом?

— Одним словом не получится. Ты знаешь, что такое индекс социального давления?

— Ну, не такой уж я и дремучий! — обиделся Палек. — Знаю, разумеется. Описывает степень мотивации индивидов к активной деятельности.

— Можно сказать и так. В Академии-Си индекс равен тридцати.

— Сколько?! — ахнул Палек. — Тридцати? Да вы с Яни что, офонарели? Ни на одной площадке выше пяти не поднимается! Да даже проснувшимся выше пятнадцати не дают. Вы здешних немусинов невротиками сделать хотите? Или на стрессоустойчивость их проверяете?

— Господин Палек, — спокойно произнесла Бокува-Айсока, — здесь многое покажется тебе странным. Поверь, так надо. Нэмусины здесь очень необычные. Больше сказать не могу, извини.

Палек с шипением втянул воздух.

— Конспираторы… — пробурчал он. — И, главное, от кого? От меня, от родного… ну, пусть сводного брата! Я ей еще припомню! Айсока, ректор — Сиори, да? — нэмусин, не кукла. Та златовласка с большой дубиной — тоже. И девчонка, Мира. Да или нет?

Координатор посмотрела на него, заколебавшись.

— Представление в спортзале ты устроил для того, чтобы проверить их реакции? — спросила она.

— Да. Не забывай, я сам несколько площадок в Ракуэне настраивал, да и психологии по верхушкам нахватался. Ни одна кукла не способна демонстрировать поведение, выходящее за рамки заданных шаблонов. Даже небов вроде тебя подловить можно, если знать особенности личности. Все трое протестированных продемонстрировали слишком широкий диапазон реакций и агрессивности. Кукол так не программируют, да и для искинов поддержки нехарактерно. Так да или нет?

— Хорошо. В конце концов, держать тебя в полном неведении не просто нечестно, но и опасно для окружающих. Подтверждаю, твои догадки верны. Только прошу — не делай так больше. Не нужно провокаций. Сексуальная тематика здесь табуирована в тех же рамках, что и на Восточном материке, и на домогательства мальчиков к девочкам смотрят очень неодобрительно.

— Я же говорю — эксперимент, — Палек пожал плечами. — Сдалась мне эта мелочь пузатая! Домогательства, тоже мне! И вообще, я женатый и степенный человек, Каси подтвердит. Айсока, и все-таки, что у меня за блокиратор на шее — или как вы этот ошейник называете? Откуда он взялся и как связан с любопытными щупальцатыми добавками к моей проекции? И как его снимать?

— Ошейник называется «кубирин», и в штатных условиях он не снимается. В качестве вспомогательной задачи здесь отрабатывается одна из возможных моделей контроля за эффекторами в реальном мире. Кубирин дает дополнительные способности Защитника: атакующее оружие ближнего боя — у Меча и защитное силовое поле — у Щита. Цвет кубирина — золотой и серебряный соответственно. Мечи обычно женщины, поскольку они от природы менее агрессивны, Щиты — мужчины. Но случаются и исключения — госпожа Клия, например, местный директор медицинской службы и воспитатель по совместительству. В кубирин встроена система визуального контроля статуса в виде цветного камня, цвет играет чисто декоративную роль…

— Эй! — Палек замахал руками. — Я верю, что ты можешь про… кубирины рассказывать часами. Можно конкретнее? Мне-то он зачем? Я не запрашивал.

— Твой кубирин… — Бокува задумалась. — Кубирины генерирует артефакт под названием «Глаз Бога» — он расположен здесь совсем рядом, мы в зоне его непосредственной реакции. Его назначение отнюдь не исчерпывается контролем за Защитниками, но сейчас не суть. Почему Глаз сработал, понятно — спортзал внутри радиуса активации, а твой повышенный статус требует кубирина. Другое неясно. У тебя одновременно способности и Щита, и Меча. Такой артефакт в императивной истории носит название «двойного кубирина Таэллы», в действительной истории ни разу не задействовался, и почему система выдала тебе именно его, хм… При назначении Атрибута она анализирует индивидуальные особенности психоматрицы, которые у твоей проекции попросту отсутствуют… я поняла. Твой канал связи закрыт для запроса расширенной информации, психоматрица для анализа, разумеется, недоступна. По результатам работы системы оба накопительных регистра оказались нулевыми, и ни одна чаша весов не перетянула. Ошибка в программировании, временная заглушка в ветвлении, так и не доработанная до конца. Похоже, Глаз Бога оказался не рассчитан на работу в условиях нулевой информации…

— Стоп! — Палек поднял руку. — Любезная моя госпожа Айсока, я поплыл. Верю, что ты можешь много часов подряд рассказывать о местной механике, но я все-таки человек. Я ухватил общую идею, но у меня, кажется, перегрузка. Слишком много информации. Давай так. Я временно отключусь и займусь делом, а вечером — вашим утром — подключусь обратно и просмотрю твои материалы. Я положу проекцию где-нибудь в уголке и оставлю на автопилоте. Лучше меня не дергать, но если что-то срочное, зови по прямому каналу, подключусь.

— Хорошо. В шкафу матрас и простыни, сделай себе постель. Ко мне крайне редко кто-то заходит, но нарушениями достоверности лучше не рисковать. А я пока пойду в каптерку и подберу тебе одежду. Можно создать с нуля, но кое-кому покажется слишком подозрительным.

— Тяжело у вас, — хмыкнул Палек. — Тридцать баллов — м-да. Кстати, а ты Щит или Меч? Какой-то у тебя кубирин… бесцветный.

— В соответствии с легендой я много лет назад получила в бою тяжелую травму и фактически не являюсь Защитницей. Я не могу проявлять свой Атрибут и очень не люблю говорить о нем, а остальные стараются мне не напоминать. Я даже авторизовать кадетов не могу — речь о специальном механизме, позволяющем Защитнику использовать Атрибут только с разрешения контролера. Формально я могу использовать кубирин лишь для дистанционных переговоров в пределах Академии. Моя официальная роль — проректор по административно-хозяйственной части. Фактически я отношусь к обслуживающему персоналу, к той же категории, что и слуги, хотя ректор, госпожа Сиори, ко мне прислушивается и в воспитательных вопросах. Кстати, слуги здесь поголовно куклы с жестко заданной логикой, так что их можно не домогаться.

— Язва. А ты директор АХЧ, значит? Самоуничижение — путь к просветлению? — фыркнул Палек. — Ну, вам с Яни виднее. Все, я укладываюсь.

— Я на склад, — Координатор взялась за ручку двери, но остановилась и обернулась. — Господин Палек, госпожа Сиори и без того перегружена. Постарайся не доставлять ей лишних неприятностей.

— Договорились. — Молодой Демиург открыл шкаф и принялся в нем копаться. — Постараюсь изо всех сил, авось и выживет. А теперь отбой. Вечер — паникер, утро — утешитель. Правда, кто вас разберет, какое именно утро и кого должно утешать…

* * *

— Госпожа Грампа, докладывает дневальная по дормиторию Тмина Расстояние! — Дневальная, вскочив из-за стола, вытянулась в струнку. — Происшествий нет, но к отбою не явились трое ка…

Она осеклась и захлопала глазами, увидев Миру, Хану и Бохаку, гуськом входящих в караулку вслед за лейтенантом.

— Вольно, — устало отмахнулась воспитатель. — Тмина, подожди в коридоре. Закрой за собой дверь и не подслушивай, ясно?

— Так точно, госпожа лейтенант! — отчеканила Тмина. — Есть подождать в коридоре.

Она быстро подошла к двери и вышла в коридор, напоследок окинув всех взглядом, в котором читалось неприкрытое любопытство. Еще бы — не каждый день воспитатель является после отбоя с тремя кадетами, причем все четверо выглядят так, словно их кошки драли.

— Вы трое, — сухо сказала Грампа, вылезая из потрепанной юбки и копаясь в шкафу в поисках ниток и иглы. — Госпожа Сиори приказала не вносить вас в журнал нарушителей за опоздание к отбою. Однако она ничего не говорила насчет прочего. Про игры с порталом я забуду — они не моего ума дела, наверняка разбором займется попечительский совет. От него вам достанется и без меня.

Она взяла форменную пуговицу, присела на диван и принялась споро ее пришивать.

— Однако же нарушение ограждающего барьера является серьезным дисциплинарным поступком. Каждой за него три наряда вне очереди. Плюс за непотребный внешний вид — еще по наряду. И только попробуйте мне пропускать занятия или не делать домашнее задание! Все понятно? — она вскинула угрюмый взгляд.

— Да, госпожа Грампа! — унылым хором отрапортовали нарушительницы.

— И чтобы к завтрашнему утру форма была чистой, целой и отглаженной, иначе схлопочете еще по наряду. — Воспитатель обкусила нитку и принялась за вторую пуговицу. — Свободны.

— Да, госпожа Грампа! — снова грустным эхом откликнулись девочки. Они гуськом вышли из караулки — Хана приложила палец к губам, предупреждая вопросы Тины — в тусклом свете дежурных светильников поднялись на третий этаж спального корпуса, прошли тихим сейчас коридором и ввалились в свою комнату, темную и пустую. В окно светила карабкающаяся на небо полная луна. Мира захлопнула за собой дверь, привалилась у ней спиной и облегченно вздохнула.

— Живы, слава Всевышнему… — пробормотала она.

— И с четырьмя нарядами вне очереди, — язвительно огрызнулась Хана. — И все по твоей вине!

— Ты сама подзуживала!

— А ты и рада!..

— Девочки, не ссорьтесь! — Бохака обняла подруг за плечи. — Мы все виноваты. Сами за ограждение полезли. Ой… — она поежилась. — Знаете, что самое плохое? Мы видели, как госпожа Грампа дралась с тем мальчишкой. Она же нам теперь не простит!

— Что не простит? — удивилась Мира.

— Что мы видели, как какой-то мальчишка ее по полу валял, — досадливо поморщилась Хана. — Мира, ты вообще-то умная, но иногда дура дурой! Ее же никто никогда победить не мог, хоть с Атрибутом, хоть врукопашную.

— И как он ее… — внезапно Бохака прыснула. — Как он ее… как он… лапал!

— И как юбку с нее содрал! — хихикнула Мира. — Госпожа Грампа в одних трусах! И как в грудь ей тыкался! Рассказать кому — не поверят!

Бохака отвесила ей подзатыльник.

— Дура! — сурово сказала она. — Кому рассказать? Ты что, не понимаешь? Мы должны помалкивать в тряпочку обо всем. И про то, как к порталу лазили, и про мальчишку, и про то, как они в зале дрались. Ты что, не поняла еще, во что мы вляпались?

— А во что? — удивилась Мира. — Здорово же все получилось! Другие из портала парсов вытаскивают, а я — живого человека. Я теперь, наверное, знаменитой стану!

— Или прирежут тебя, чтобы другим неповадно! — зло сказала Бохака. — Ты что, не слышала, что госпожа Сиори сказала? Дело гражданской войной пахнет.

— Да из-за чего?!

Бохака отошла к своей кровати, села на нее прямо поверх покрывала и отвернулась к окну. Мира с Ханой непонимающе уставились на нее.

— Вы что, никогда не слышали про двойной кубирин Таэллы? — наконец спросила девочка. — Вы вообще читаете то, что по внеклассному чтению задают?

Подруги переглянулись.

— Ну, я что-то такое вроде бы… — неуверенно сказала Мира.

— «Вроде бы»! — передразнила Бохака. — Таэлла Комоцукай — не только легендарная основательница Цетрии, но и одна из первых Защитниц, забыли? Когда в пятьсот семьдесят втором она нашла останки одного из ковчегов, в котором наши предки путешествовали между звезд…

— Опять ересь рассказываешь, — нахмурилась Мира. — Не ляпни при людях. Услышит отец Ахо, опять на час заведет шарманку о путеводном сиянии, что вело нас через порталы.

— Плевать я хотела на вашу глупую религию! — зло огрызнулась Бохака. — В соответствии с Уставом, между прочим, Церковь не имеет власти на территории Академии, и свобода взглядов тут разрешена. Я из Мейсары, и не стыжусь этого! А отца Ахо вашего, придурка жирного!..

— Да ладно, ладно, я пошутила, — замахала руками Мира. — И что? В ковчеге?

— А в ковчеге много всякой всячины. У нас в некоторых книжках пишут, что и Глаз Бога там же нашли, а вовсе он не с неба спустился. Ну, неважно, главное, что Таэлла прошла инициацию прямо там же, в ковчеге. И у нее проявился в точности такой же кубирин, как у того мальчишки. Правда, Атрибут совсем другой — Громовое Копье и Щит Порядка. С его помощью она потом воевала и объединяла графства, и ей никто противостоять не мог. И почти тысячу лет после нее Сайлават жил единым государством, пока десять лет назад война не началась.

— Ну и что? — Мира запрокинула голову, взглянув на светильник, и коснулась пальцами кубирина. И тут же, охнув, ухватилась за плечо Ханы, чтобы устоять на ногах.

— Что с тобой? — подруга подхватила ее за талию, совсем как пришелец в парке. — Тебе плохо?

— Я, оказывается, вымотана, — пожаловалась Мира. — Даже свет включить не могу. Словно пять часов подряд с Мечом тренировалась. Включи, а?

Хана подняла голову, и матовый шар под потолком замерцал, разгораясь.

— Да уж, досталось тебе, — озабоченно сказала она, подводя Миру к стулу. — Ты не напрягайся. Не каждый день из порталов всяких нахалов вытаскиваешь. Бо, так что с войной?

— А то, что кубирин Таэллы в гражданской войне — такое оружие, за которое кому угодно шею свернут, — угрюмо пояснила Бохака. — Если верить легендам, Таэлла в одиночку с десятью Мечами дралась и всех уделывала. А ведь тогда кубирины еще толком использовать не умели. Госпожа Сиори правильно сказала, мальчишку этого теперь каждый граф себе заполучить захочет. И тогда одна из сторон получит перевес, и война снова начнется.

Она обняла себя руками и нахохлилась.

— Ты боишься, что наши графства начнут воевать друг с другом? — тихо спросила Хана.

Бохака дернула плечом и не ответила.

— Ну, мы пока что ничего поделать не можем, — философски заметила Мира. — Что сделано, то сделано. Давайте форму в порядок приведем, и спать.

Она скинула китель и принялась отдирать от него мелкие веточки, впившиеся в сукно словно крючками.

— Ага, — согласилась Хана. Она села на другой стул и тоже принялась чистить одежду. — Слушай, Мирка…

— Ну?

— А что ты почувствовала, когда тот нахал тебя целовал? Приятно было?

Мира отложила китель и, преодолевая слабость, поднялась. Она доковыляла до своей кровати, взяла подушку и запустила ей в подругу.

— Еще раз вспомнишь, и я тебе не хуже госпожи Грампы лохмы повыдергаю, — хмуро сказала она. — Вот только попробуй кому-нибудь рассказать!

— Твое счастье, что вся история — секрет, — хихикнула Хана, до которой подушка так и не долетела. — А то бы я всем-всем-всем растрезвонила!

Мира только вздохнула. А что, в самом деле, она почувствовала? Ей уже пятнадцать, а ее впервые в жизни поцеловали по-взрослому! Хотя… ей, как и всем остальным Защитницам, все равно целоваться не придется до самой отставки. Так что какая разница? Она вернулась к стулу и снова принялась вытаскивать из кителя занозы.

А все-таки… наверное, ей было приятно.

11.02.867, древодень. Четыре Княжества, Каменный Остров

— Следующий! — офицер-пограничник за стойкой махнул рукой. Карина быстро прошла пять шагов от стоп-линии до стойки и положила на нее пластинку своего паспорта. Псевдоним, которым она иногда пользовалась при демонстративном пересечении границы, в том числе и катонийской, уже стал весьма известным в узких кругах, но значения это уже не имело. Ни сегодня, ни вообще. Вероятно, она использовала его в последний раз. Она машинально подняла руку, чтобы поправить длинноволосый парик, но вовремя спохватилась и вместо того сняла темные очки.

— Карха Камэй… — скучающе прочитал офицер со своего терминала. — Цель въезда в Четыре Княжества?

— Кратковременная деловая поездка.

— Какие-то вещи при себе имеются?

— Нет. Только ручная кладь, — она продемонстрировала сумочку.

— Вот как? — офицер изучающе посмотрел на нее. — Госпожа Камэй, ранее тебе запрещался въезд в Княжества по каким-либо причинам?

— Нет, господин, — коротко ответила Карина, оглядываясь по сторонам. Интересно, ее что, не встречают? Ее легенда вовсе не рассчитана на детальный допрос. Если честно, то и легенды-то никакой нет. Неужели Дворцовая охрана могла так проколоться?

— А если проверить? — офицер подвигал стилом в сенсорном поле, вглядываясь в терминал. — Что за?..

Вероятно, он как раз смотрел на пометку «Недостаточен уровень доступа», которую должна выдавать база данных МВС при попытке запроса рядовым погранцом, но проверить догадку не пришлось. Неприметный человек в черном костюме и черных же очках быстро прошагал за рядом турникетов, приблизился к офицеру сзади, склонился к его уху и что-то прошептал, одновременно подсунув под нос удостоверение. Пограничник вздрогнул, бросил на неизвестного короткий взгляд и протянул Карине паспорт.

— Приятного пребывания в Четырех Княжествах, госпожа Камэй, — сухо сказал он, нажимая на кнопку.

— Спасибо, господин, — Карина водрузила обратно на нос очки, взяла документ и прошла за открывшийся турникет.

— Граф Исайя Обрыв, Дворцовая охрана, — человек в костюме показал ей удостоверение. — Я твой сопровождающий, госпожа Камэй. Прошу за мной.

В молчании они миновали багажные транспортеры, прошли через зал прилета и спустились на подземную стоянку. Небольшая серая машина с зеркальными стеклами и спецномерами ДО тихо заурчала мотором. По звуку и вибрациям чувствовалось, что двигатель автомобиля способен потягаться в мощи и скорости с иным гоночным болидом. Мужчина в костюме неспешно вывел машину в проход, и в хвост ей тут же пристроился огромный черный джип с такими же спецномерами.

— Госпожа Мураций, Повелитель передает тебе свои наилучшие пожелания, — негромко сказал охранец, маневрируя между рядами. — Он сожалеет об обстоятельствах, вынудивших тебя приехать экстренно и инкогнито, и заверяет, что мы готовы выполнить все твои пожелания.

— Прошу передать Повелителю Сайрату мои ответные заверения в своем уважении. Я сожалею, что доставила вам неприятности своим скоропоспешным визитом, — в тон ему откликнулась Карина.

Охранец кивнул и не ответил.

До города ехали молча. Судя по всему, провожатый и без комментариев прекрасно знал, куда ехать. Откинувшись в кресле, Карина вспоминала как восемь лет назад она вот так же инкогнито попыталась попасть в страну и чуть было не поимела на том крупные неприятности. Вспомнив, как моталась ночью по Каменному Острову в поисках катонийских проституток, она ностальгически улыбнулась. Всего восемь лет прошло. Ну, восемь с половиной. А кажется — целая жизнь. Тогда все делалось полукустарно и на коленке, сейчас же она явно попала в деловито крутящиеся шестеренки отлаженного государственного механизма. Жаль, что ее встретила не Ольга. Впрочем, она наверняка сейчас тоже у Масарика.

Правила дорожного движения охранец демонстративно игнорировал. Он включил завывающую сирену и несся так, что Карина задействовала формированный контроль ближнего окружения, но все равно невольно вздрагивала при каждом маневре. Джип с охраной не отставал. За полчаса они долетели до района, в котором жил Масарик, и там машины вынужденно сбавили скорость. Впрочем, и городские пробки не слишком-то их задержали. В Катонии за выкрутасы типа обгона по встречной полосе через двойную сплошную линию или игнорирования светофоров если и не задержала бы полиция, то точно съели бы журналисты. Но здесь такое, похоже, было в порядке вещей. В прошлые визиты ее возили в официальном кортеже по пустым улицам, видимо, заранее очищая их от машин, но сейчас на подобное хамство собственным гражданам она хозяевам, к счастью, времени не оставила.

Крематорий располагался на границе большого парка, серого и облетевшего по зимнему времени. На парковке в глубине двора, обнесенного высокой чугунной изгородью, стояло всего с полдесятка автомобилей. Карина удивилась — она ожидала, что на похоронах фигуры такого масштаба народу окажется куда больше. Если и не из сочувствия к родственникам, то хотя бы из соображений престижа. Либо она все-таки мало что понимает в княжьей внутренней политике, либо… либо Масарик не захотел устраивать представление.

Провожатый довел ее до двери, но внутрь не пошел, оставшись на невысоком крыльце. Карина с усилием потянула на себя тугую дверь и вошла в полутемный зал. Несколько человек обернулись к ней. Ольга коротко кивнула, и Масарик развернул свое инвалидное кресло, пытаясь разглядеть ее лицо против света. Она подошла к нему, сняла темные очки и склонилась к лицу, положив руку на плечо.

— Марик… — тихо произнесла она.

— Кара, — откликнулся тот, накрывая ее руку своей.

— Я соболезную. Твой отец…

— Тс-с, — Масарик приложил палец к губам. — Кара, мы еще поговорим. Я очень признателен, что ты сумела появиться. Я отказался от попа — ненавижу пустые слова и заученно-траурный тон, да и отец всегда был атеистом. Все, кто хотел, уже простились с ним. Если хочешь…

— Конечно, Марик.

Карина медленно подошла к открытому гробу. Сторас Медведь лежал со скрещенными на груди руками. Его лицо выглядело навощенным, глаза и щеки запали. Мертвый, он совершенно не походил на жесткого, холодного и ироничного директора Службы Внешней Разведки, каким она знала его заочно. У них так ни разу и не нашлось повода встретиться лично, но она несколько раз наблюдала его через перманентно располагающуюся в его кабинете камеру. Она коснулась пальцами его лба, потом своих губ и низко поклонилась.

— Он был хорошим человеком, — проговорила она в пространство. — На удивление хорошим для своего поста. Не добрым, не мягким — именно хорошим: честным, пекущемся о деле и профессионалом до мозга костей. С его смертью Четыре Княжества понесли воистину невосполнимую утрату.

Она хотела сказать что-то еще, но, минуту молча постояв у гроба, передумала. Любые слова в этом зале окажутся фальшивыми и никому не нужными. Она вернулась к Масарику и встала около его кресла, снова положив руку ему на плечо.

— Госпожа Перекат, мы закончили, — сказал тот, обращаясь к невнятно-расплывчатой фигуре в темном углу. — Завершайте церемонию.

Женщина — Карина на мгновение глянула в расширенном диапазоне — кивнула и нажала кнопку на пульте. Заиграла тихая печальная музыка, и гроб, дрогнув на платформе, медленно пошел вниз. Несколько секунд спустя над ним сомкнулись створки. Присутствующие потянулись к выходу. Проходя мимо Масарика, они кланялись ему, приложив руку к сердцу. Тот кивал в ответ.

— Ну, вот и все, — вымученно-бодро сказал он, когда они остались втроем. — Осталось дождаться урны с пеплом. Пойдемте в комнату ожидания.

Не дожидаясь ответа, он развернул кресло и с легким жужжанием покатил к двери в соседнюю комнату. Та автоматически распахнулась, пропуская его внутрь. Карина с Ольгой, переглянувшись, последовали за ним.

Посреди небольшого помещения с несколькими диванами и покрытым толстым ковром полом Масарик Медведь остановился. Низкие тучи ползли над городом, угрожая дождем, а то и снегом, и комнату заливал серый унылый свет под стать месту.

— Итак, ты все таки приехала, Кара, — сказал он ровно. — Я же сказал, что незачем…

— Есть зачем, — возразила та, стаскивая парик и темные очки. — Марик, я хочу сказать тебе и Онке кое-что, что невозможно передать по официальным каналам. О твоем отце.

Она опустилась на диван и неуверенно посмотрела на Ольгу.

— Здесь нет подслушки, — сообщила та. — Я ничего не вижу в стенах. Разве что лазерный микрофон звук со стекол снимает, но вряд ли — не то место.

— Все чисто, — кивнула Карина. Их и в самом деле не подслушивали. Просто она внезапно почувствовала, что сказать несколько простых слов куда как сложнее, чем она предполагала. Возможно, не стоит? — Марик, я не знаю, как объяснить… В общем, у нас есть сведения, что смерть господина Стораса не была естественной.

— Ну, если уж даже у вас есть такие сведения… — грустно улыбнулся Масарик.

— Мы знаем, — лицо Ольги приняло жесткое выражение. — Яд, который ему подсунули, очень редкий. Его следы невозможно обнаружить, если не искать направленно. Но мы втайне провели второе вскрытие — мы нашли очень хорошего судебного патологоанатома. Точнее, Павай нашел через старые связи, еще с тех времен, когда он в АКР работал. Тот человек — эксперт по ядам.

— «Сладкая смерть».

— Да, Кара. Она. Соединение выделяется из сока «сизой метелки», растущей только в Южном Сураграше. Вероятно, убийцы хотели, чтобы в случае раскрытия убийства волна пошла в вашу сторону.

— Сволочи! — Карина опустилась на диван, закрыла лицо ладонями и привычным жестом потерла глаза. — Марик, я даже не стану заверять тебя, что мы не имеем никакого отношения к делу…

— Разумеется, Кара, — мягко улыбнулся Масарик. — Я и в мыслях не держал ничего похожего.

— Я не могу вам помочь найти убийц. Я не знаю, кто они. Но если появятся хоть какие-то зацепки, мы поможем всем, чем возможно. «Сизая метелка», я выясняла, растет только в определенных местах и сырьем для производства яда является лишь в определенные периоды. Дор уже ведет расследование, и если агенты убийц оставили хоть какие-то следы, мы их найдем.

— А стоит ли? — голос Масарика казался безразличным. — Кара, не проходит и полгода после смерти прежнего Верховного Князя, как отца убивают. А до того он последовательно и неуклонно теряет свое влияние, и об его скором уходе не сплетничает только ленивый. А отец намеревался бороться до конца и в добровольную отставку не собирался, и все о том знали. Кто стоит за убийством? Я не знаю, но фигура — или фигуры — может оказаться самой серьезной.

— Неважно! — сквозь стиснутые зубы процедила Ольга. — Мне бы только выяснить…

— И что? — резко спросил Масарик. — Убьешь его? А если его просто подставят? А если ниточки дергает сам Верховный Князь?

— Повелитель Сайрат? — изумленнопереспросила Ольга.

— Да. Не удивлюсь, во всяком случае, — Масарик криво усмехнулся. — Онка, время моего отца ушло вместе с прежним Верховным Князем. А он не смог бы жить на пенсии старым бесполезным бездельником. Никакая месть его не оживит — зато может серьезно навредить тебе. А вот такого я уже допустить не могу. У меня не слишком много друзей, чтобы терять их походя.

Ольга пожала плечами.

— Я не малолетняя дурочка, — холодно сказала она. — Я не собираюсь лезть на рожон очертя голову…

Прожужжали моторчики дверей, и в раздвинувшиеся створки прошла женщина в траурном белом платье и с профессиональным выражением скорби на лице. Судя по эн-сигнатуре — уже не та, что стояла в зале.

— Господин Медведь, — начала она, протягивая небольшую урну с пеплом. — Соболезнуя вашему горю…

— Спасибо, — перебил ее Масарик. — Считайте, что ваша задача выполнена. Оставьте нас еще ненадолго, и мы уйдем.

Он склонился вперед и взял урну, поставив ее на колени.

— Разумеется, господин Медведь, — кивнула женщина. Она повернулась и вышла.

— Ладно… — Ольга махнула рукой. — Что попусту воздух толочь? Поехали к тебе. Гром обещал к вечеру в город вернуться. Его опять куда-то погнали в формальном качестве члена княжеской семьи, он не сумел отвертеться. Очень переживал, что не успевает к похоронам, но клялся, что появится на поминках.

— Нет, — резко сказал Масарик, и Ольга с Кариной недоуменно посмотрели на него. — Прости, Онка, — его тон смягчился. — Кара, — прожужжал мотор, и Масарик дотянулся до ее руки. — Спасибо, что приехала. Я хотя и отговаривал тебя, для меня твое появление многое значит. Очень многое. Но сейчас я хочу, чтобы ты уехала. Мне нужно побыть одному: переосмыслить жизнь, финансовые дела упорядочить, с нотариусом и адвокатом пообщаться, все такое. И поминки я устраивать не собираюсь. Мне тяжело находиться на людях, нужно прийти в себя. Да и журналисты, если пронюхают о твоем появлении, мне житья идиотскими вопросами не дадут. Не обижайся, ладно? Жаль, что ты проделала такой путь впустую, целых полсуток в дороге, но… Кара, я сволочь и свинья, знаю, но я не могу общаться с тобой в таком настроении.

— Марик, ты уверен? — встревоженно спросила Карина. Она чувствовала исходящую от Масарика тяжелую свинцовую усталость напополам с безысходной тоской. Как бы он руки на себя не наложил!

— Не бойся, самоубийством кончать жизнь не собираюсь, — внезапно улыбнулся мужчина, словно прочитав ее мысли. — Более того, я, пожалуй, все больше склоняюсь к мысли принять твое предложение. Ну, то, о месте в вашем бюрократическом аппарате. Надеюсь, оно все еще в силе? Теперь, когда отца нет, меня больше ничего не ограничивает.

— Марик, я — все мы — с огромной радостью тебя примем, — Карина с трудом подавила желание обнять его, прижавшись к его широкой сильной груди. — Как только решишься, сразу же звони.

— Обязательно. А теперь, девчата, я домой. Не провожайте меня. Счастливо добраться до дома, Кара. Извини, ладно?

Он махнул рукой, развернул кресло и выехал из комнаты.

— Я ожидала чего-то подобного, — грустно сказала Ольга. — Он в последнее время становится все больше и больше нелюдимым. Ну ничего, Гром с Веткой вернутся, и мы его совместными усилиями приободрим. Не хочешь задержаться у нас?

— Нет, Онка. Я и не намеревалась оставаться надолго. Я возвращаюсь домой.

— Самолет скоро? В аэропорт подвезти? Или ты хочешь… в воздухе раствориться, ага?

— С ума сошла! Ты хоть представляешь, сколько народу мое пребывание в стране непосредственно обеспечивает?

— Э-э… сколько? Вон джип торчит, СБ СВР. Там пятеро, твоя персональная охрана. Или нет?

— Онка, — Кара слегка улыбнулась, — я точно не считала, но по дороге сюда развлекалась слежкой за местностью. Двести персон — как минимум. Восемьдесят из СБ СВР, если судить по сертификатам в удостоверениях, полсотни из Дворцовой охраны и примерно семьдесят из Министерства… как его, внутренней безопасности, уж и не знаю, что они вдруг встряли. Крематорий в двойном кольце оцепления, четыре траурных кортежа моего отъезда ожидают, на крышах снайперы табунами сидят. У Дворцовой охраны еще и два штурмовых вертолета вон за теми домами деликатно барражируют, чтобы мою скромность ненароком не травмировать. А на борту у них, между прочим, ракеты нескольких типов: противотанковые, с термобарическими зарядами и типа «воздух-воздух», хоть сейчас на линию фронта. А теперь представь, что я внезапно исчезаю. Они же все сразу свихнутся. Нет уж, приехала я публично, и уезжать придется так же. Самолет через четыре часа, до того я посажу тело в укромном уголке особого зала и изображу глубокий здоровый сон. Но в аэропорт подвези. Я кое-что хочу тебе рассказать по дороге.

— Ничего себе… — ошарашенно пробормотала графиня. — А почему меня об охране никто не предупредил? Ладно, поехали.

Когда они выехали с дворика крематория, Карина спросила:

— Как у вас дела с Терелоем?

— А? Да как обычно. Неделю назад я опять о свадьбе вспомнила. Так он помялся-помялся и сбежал от меня по горам лазить, как и в прошлый раз. Сказал, что шаг слишком серьезный, он подумать должен. Гордый… — вздохнула Ольга. — Слишком гордый. Нищий плебей пытается окрутить богатую аристократку — похоже, именно так он на вещи смотрит. Ума не приложу, как его переубедить. Мне уже, ох, тридцать семь, детей или сейчас заводить надо, или никогда. Если я за ним еще пару лет погоняюсь, рожать опасно станет.

— Не торопись, — посоветовала Карина. — Качественную беременность мы тебе хоть в шестьдесят обеспечим. А ему дай свыкнуться с мыслью. Мужики — они такие, им свобода дороже всего остального. Особенно при вашей монастырской морали. У вас, кажется, скоро годовщина встречи?

— Ага, — Ольга ностальгически улыбнулась. — Два года. Между прочим, как раз в том маленьком парке, который мы проехали пару минут назад. Я не рассказывала? Я от охраны сбежала от тоски и пошла бродить по улицам. А те гопники, похоже, решили, что слабую девушку каждый может обидеть. И тут Терелой встрял — с работы возвращался. Пока я глазами хлопала и млела от удовольствия — все-таки не каждый день тебя защищают не по долгу службы, а по зову сердца — ему успели навалять как следует, в том числе ногами. Потом, конечно, я очухалась и доступно продемонстрировала им, что такое гипеметаболизм в сочетании с первой категорией. А Теру пришлось ко мне домой везти, от грязи отчищать и ссадины перекисью промывать. Тоже мне защитничек — давно за сорок, а так и не научился понимать, когда надо драться, а когда — делать ноги.

В ее голосе скользнули нежные нотки, так нехарактерные для суровой главы Сураграшского департамента.

— Ну ладно, а у тебя-то как? — спохватилась она. — Никого себе еще не нашла?

— Мне нельзя, — качнула головой Карина. — Я же объясняла. Ой, а знаешь, что Цу учудила на днях? Она давно ругалась, что у нее в лаборатории половину сотрудников СОБ завербовала как осведомителей, практически всех — грубым шантажом. Работать невозможно — все страдают угрызениями совести, глаза отводят, кучу времени на печальные размышления тратят. Так она собрала коллектив в один прекрасный вечер и заявила, что ей все равно, кто, кому и как на нее стучит, что она всех сексотов знает поименно и что ее это не колышет. И что если кому-то по какой-то причине некомфортно работать под ее руководством, то пусть катятся, но уж если останутся, то все эмоции пусть оставляют за стенами универа.

— И что? — с любопытством переспросила Ольга.

— Трое лаборантов уволились на следующий день. И один аспирант попытался сбежать. Но она к нему домой приехала — уж и не знаю, как она ему мозги вправляла, но он вернулся и с тех пор работает нормально. А потом она явилась в окружное управление СОБ и набила морду особо активному следователю, который по ней работал. Буквально набила — дала в глаз кулаком, после чего манипуляторами в окошко на третьем этаже вывесила и как следует потрясла. Бедняга аж обделался с перепуга. У ней уже официально первая категория, так что она больше не стесняется силу демонстрировать. Поскольку у нее дипломатический иммунитет и своя папка в «Камигами», скандал, разумеется, замяли, а СОБ притихла и ее сотрудников дергать перестала. До поры до времени, разумеется. Через годик-полтора обязательно новый инициативный деятель нарисуется.

Ольга от души засмеялась.

— Хотела бы я на морду следака посмотреть в тот момент! Чего еще новенького?

Карина помолчала.

— Онка, ты подставляешься, — наконец сказала она. — Своими аналитическими отчетами, я имею в виду.

— Что? — озадаченно переспросила директор Сураграшского департамента.

— Ты зря пытаешься подавать события в выгодном для нас свете. Тебя могут перепроверить — и перепроверяют. Не следует ставить себя в положение ненадежного источника информации. У тебя слишком много недоброжелателей, а мы можем тебя прикрывать только до определенного предела.

Какое-то время Ольга думала.

— Значит, вы все-таки шарите в наших базах… — полувопросительно проговорила она.

— Да. Извини. Мы должны знать, что происходит у нашего могущественного серверного соседа. Кроме того, — Карина улыбнулась, — у нас самих таких аналитиков, как у тебя, просто нет. А положение дел знать хочется. Онка, я признательна тебе за поддержку. За то, что ты принимаешь наше положение близко к сердцу. Но ты все-таки государственный чиновник, и тебе в первую очередь следует думать об интересах своей страны. Не нужно больше приукрашивать реальность и намекать на несуществующие тенденции, ладно? Ты удивляешься, почему тебя в известность об охране не поставили — вот именно потому. Ты потихоньку теряешь доверие. Кстати, я у тебя в машине три жучка спалила в самом начале — поостерегись говорить лишнее где ни попадя. И не забывай носить браслетик, что я подарила, он о прослушке предупредит.

— Как скажешь… — пробормотала Ольга. — Только почему ты сказала про отчеты лишь сейчас? Я уже много лет факты причесываю.

Настал черед задуматься Карине. Через лобовое стекло она молча смотрела на проносящиеся мимо улицы Каменного Острова.

— Потому что тебе следует вставить в очередной отчет предупреждение о моем скором уходе, — наконец откликнулась она.

— Что? — графиня Лесной Дождь ошеломленно взглянула на нее, резко вильнув рулем от неожиданности. Сбоку возмущенно засигналили. — Ты о чем?

— Я ухожу, Онка. Мы уже несколько месяцев готовим почву. Слухи о разногласиях в правительстве, которые до вас доходили в последние месяцы, тщательно срежиссированы. Разумеется, у меня нет никаких трений ни с Мати, ни с Дором, так что никакого военного переворота на самом деле не намечается. Просто мы проверяем, кому может захотеться нас подтолкнуть. А я… я устала. Я больше не хочу оставаться Кисаки.

— Не понимаю. Кара, приукрашиваю я реальность или нет, но у вас и в самом деле потихоньку налаживаются дела. Может, просто отпуск возьмешь? В свете предстоящих местных выборов вполне можно подать как нежелание давить на людей своим авторитетом…

— Дела налаживаются. Только я уже не нужна. Я вообще никогда не была особенно нужна. Так, символ. Принцесса на троне, ничего особенно не решающая. За меня всё всегда делали другие. Я только указания с умным видом давала, в первые годы — вообще исключительно с голоса Дзи и Семена. Знаешь, столько лет прошло, а я так и не понимаю, почему меня слушаются.

— Глупости, — у Ольги досадливо дернулся уголок рта. Она нажала кнопку круиз-контроля, ткнула пальцем в высветившийся в дисплее значок аэропорта, отодвинула руль и повернулась к Карине. — Раз ты мои отчеты ценишь, то цени и личное мнение: без тебя не вышло бы никакой Сураграшской республики. Развалилась бы местность на пару десятков мелких даже не государств, а беззаконных территорий. Пришел бы в свой черед новый Дракон, и вся история с маякой началась бы сначала. У тебя превосходно получается. Ты не просто символ. Ты — цемент, объединяющий страну.

— Не знаю, — Карина пожала плечами. — Может, и объединяю немного. Только… Онка, я меняюсь. Меняюсь в самую худшую сторону. Я недавно осознала, что потихоньку становлюсь холодной злобной стервой, обожающей подчинять себе людей. Недавно на одном рабочем совещании я буквально в пыль растерла на одного паренька — наверное, ты о нем знаешь, Тахх Тамурат, администратор из Комитета здравоохранения. Молодой, но очень способный. В прошлом году закончил у вас в Княжествах университет по специальности «Деловое управление и контроль». Он предложил поправки по системе аттестации местных врачей — у них вечно с Гэкаем трения на почве того, что раньше развивать, муниципальную или центральную медицину. А я то ли не с той ноги встала, то ли еще что, но мне они жутко не понравились. Ну, я и сорвалась…

— Со всеми случается, — философски пожала плечами Ольга. — Я тоже иногда на своих ругаюсь, как алкоголик в уличной пивнушке.

— Не «случается». Я испытывала удовольствие, когда его проект разносила. Я как-то даже упивалась своим умом и сообразительностью, своим всезнанием. А потом, вечером, я снова о совещании вспомнила, ну и… Так паршиво мне уже очень давно не становилось. Хоть иди вешайся.

— Что, дельные поправки оказались?

— Серединка на половинку. Здравое зерно имелось кое-где, в системе бонусов, например, за профилактические обследования, кое-что и в самом деле чушь. Неважно. Я не должна, не имею права так срываться на людях. И ведь не в первый раз. Помнишь, я говорила, что Демиурги не могут забывать? Я просмотрела свои воспоминания за последний год, вытесненные в первый круг. Двадцать четыре раза. Целых двадцать четыре раза, оказывается, я срывалась таким образом. По разу в период, а иногда и чаще. Срывалась — и сама не замечала. И в последнее время я начала испытывать отвращение от лечебных сеансов. Бесконечные лица, жалобы, стоны… Для меня пациенты из людей в мясо превратились, от которого избавиться нужно поскорее. Дзи предупреждал, что рано или поздно такое случится, что и власть портит, и всеобщим благодетелем выступать быстро надоест, но я как-то не видела, что меняюсь в плохую сторону. Теперь заметила. Не хочу.

— Вот значит как… — Ольга бросила мимолетный взгляд в боковое окно, дотянулась до руля, прижала пальцем триггер ручного контроля и лихо подрезала идущий в соседней полосе автомобиль, перестроившись в средний ряд. На приборной панели возмущенно пискнул сигнал опасности столкновения, но она не обратила на него никакого внимания. Идущий сзади как приклеенный джип охраны горласто затрубил, еще дальше отгоняя незадачливого водителя, и перестроился следом. Ольга усмехнулась и снова отпустила руль. — Кара, если ты твердо решила, не мне тебя отговаривать. Хотя я считаю, что ты глупость делаешь.

— Возможно. Но мне надоело спасать человечество. Я каждый день оглядываюсь назад, пытаюсь вспомнить, чем занималась. И ничего в памяти не откладывается. Ага, я могу поднять поминутный журнал, только в нем — тут бумажки перекладывала из стопки в стопку, там скучала на совещании о каких-то мелочах, здесь встречалась с важными людьми, от которых только зевать и хочется… Вари — физик Овари из Крестоцинского университета — полгода назад звал меня на торжественную презентацию своего нового монстра — гравискальпеля, совмещенного с гравизором, фактически мой старый эффектор в миниатюре. Я даже на три дня вырваться не смогла, а ведь он мне там отдельную благодарность озвучил за помощь в работе. Хорошо, Тома помогла, от моего имени выступила. Все чем-то полезным заняты — Мати и Дурран муштруют армию, Дор и Мух — уголовную полицию, Цу в своем университете гравитацию изучает — уже девятый год обещает, что вот-вот, максимум чрез полгода, обязательно к нам переберется. Яни и Каси развивают систему начального образования. Лика увлеченно строит дороги и мосты, а теперь еще и носится со своим новым проектом горной ГЭС. Суэлла с ним не менее увлеченно дерется за финансирование на свой разлюбезный Синхайский ГОК, на сущие гроши уже умудрилась фундаменты трех цехов поднять. Рабочие на стройке в нее поголовно влюблены, готовы вкалывать даже бесплатно. Би страну связью обеспечивает, кабели через горы тянет, а параллельно в Катонии и Княжествах на премии нарывается за наработки в области искусственного интеллекта. За собственные разработки, оригинальные, не у Старших слизанные. У всех интересные и продуктивные занятия, все после себя оставляют что-то нужное и полезное людям, и только я… чиновница и символ перемен, будь они неладны. У меня даже Комздравом заниматься времени не хватает, а на что оно уходит? Да ни на что. На бумажки и скуку на заседаниях.

Карина устало потерла щеки.

— Не хочу. Вот не хочу, и все тут. В конце концов, я врач. Я лечить должна, а не бумажки перекладывать. Да и как от врача от меня толку мало — с гравискальпелями и гравизорами любой хирург то же самое умеет, что и я, а квалификация у меня уже почти вся потеряна. Триш вот совсем плох, поседел весь. Ему шестьдесят четыре, у него серьезные проблемы с ногами из-за старых ран, и Тома не знает, как ему помочь, не выходя за рамки достоверного. Боюсь, он и года не протянет. Блин! Как же я ненавижу это слово — «достоверно»!

— Не переживай раньше времени, — посоветовала Ольга. — Орки — они живучие. Вон, Максе Миссуре уже семьдесят стукнуло, с тросточкой ковыляет, а его все еще молодежь с поста директора по развитию «Копей» выжить не может…

Какое-то время они ехали в молчании. За окнами замелькали окраины, и мини-кортеж вырвался на шоссе к аэропорту.

— И когда ты собираешься уходить? — наконец спросила Ольга.

— Не знаю. Еще не решила. Как только представится подходящий случай.

— Не боишься, что без тебя все развалится?

— Нет. Остальные пока что при деле. А мертвый герой в качестве значка на знамени куда как полезнее, чем живой.

— Мертвый? Кара, ты ведь не собираешься…

— Трагическая гибель — оптимальный способ уйти. Лишний центр влияния ликвидируется одним махом, потенциальный источник напряжения убирается, и вообще. Недаром у тарсачек старая королева умирала с приходом новой. Поставят мне памятник, насочиняют массу глупых историй для детишек младшего школьного возраста, и появится у Республики Сураграш своя легенда. Пусть их, мне не жалко. А я зато из фокуса внимания уйду. Ты не волнуйся, я не собираюсь на полном серьезе умирать, у меня в Катонии запасной аэродром есть. Отдышусь там несколько лет, разберусь с жизнью и вернусь в Сураграш врачом-добровольцем.

— Мы еще увидимся, Кара?

— Да, конечно, — кивнула Карина, еще сама не зная, лжет ли она или говорит правду. — Обязательно. Онка, я только тебя хотела попросить — ты поосторожнее, ладно? Теперь, когда господин Сторас Медведь и старый Верховный Князь мертвы, у тебя политической поддержки стало куда меньше. А когда я уйду, еще хуже получится. Тебя теперь подсиживать начнут, а ты в подобные игры так и не научилась играть. Наши тебе помогут, но в мое отсутствие… Аккуратнее, ладно?

— Я не одна, Кара. У меня есть друзья. Один Гром чего стоит! Родной брат Повелителя — та еще величина.

— Вот если бы ты с самим Сайратом дружила! А так… Гром в политике как младенец, даром что какой-то там в очереди наследник престола. Физик он хороший, а вот интриган — такой же, как я: способен очевидного не замечать, пока всей физиономией не влипнет. Онка, я себя последней сволочью чувствую, что тебя одну бросаю. Ты не обижайся, ладно?

— Нет, разумеется. Кара, я же сказала — у меня много друзей. Твоих друзей в том числе.

— Да, — горькая усмешка появилась на губах Карины. — Марик, Гром, Ветка, Цом, Берела, Павай, Трепа, Макса, Туруша, Тарамаш… Тридцать четыре человека, пять орков и три тролля, я как-то подсчитала. На всех уровнях друзья, от княжеской фамилии до спецслужб и крупных предпринимателей. Кое-кто даже готов умереть за меня, если потребуется. Ты, вероятно, не осознаешь, но ты, если использовать термины Старших, часть моей сети влияния. Можно сказать, ее координатор в Княжествах. Я бессовестно пользуюсь вашей дружбой, но ничего не даю взамен. Ваше расположение ко мне просто опасно для вас всех. Я вас под удар ставлю даже независимо от своего желания. Я просто не готова вас поддерживать, не умею и не знаю, как. Это еще одна причина уйти как можно быстрее.

— Твоя способность находить повод для чувства вины меня всегда поражала, — иронически улыбнулась Ольга. — И из-за господина Каххараги страдаешь, и сегодня, когда смотрела на Марика, грызла себя изнутри за то, что он мучается, а ты ему помочь не можешь. Демиург ты или нет, а эмоции у тебя на физиономии написаны ясно, как в книге. Ох и дурочка же ты, Кисаки Сураграша! Люди к тебе тянутся вовсе не потому, что ты Демиург или диктатор целой страны. Ты никогда своих не предаешь, вот что главное. Меня иногда так и подмывает рассказать о твоей настоящей природе Марику. Он-то точно поймет. Авось бы да вправил тебе мозги. Дурацкий, доложу тебе, твой запрет…

— Онка, — помолчав откликнулась Карина, — я же тебе сразу сказала: я тебя никак не ограничиваю. Я прошу тебя никому не раскрывать мою нынешнюю природу. Прошу — не запрещаю. Я верю в твое благоразумие и твою ответственность. Ты — наш друг. Если ты полагаешь нужным передать кому-то какую-то информацию, выбор за тобой. Никаких санкций не последует. И сейчас я только могу тебя просить, очень убедительно, но лишь просить — не надо Марику знать о Демиургах. Я тогда ему вообще в глаза смотреть не смогу. Я же вижу, что он мечтает избавиться от паралича, но дурацкие понятия о чести не позволяют. Сейчас он подсознательно может себя оправдывать тем, что я предлагаю незнакомое и потенциально опасное лечение. А каково ему будет знать, что я чуть ли не всемогуща и что не могу ошибиться?

— Балда! — вздохнула Ольга. — Не расскажу, не переживай. Кара, мой тебе совет: перед тем, как решить окончательно, возьми отпуск на пару периодов и как следует отдохни от дел. Заодно оценишь, насколько без тебя справляются. А там уже и решай.

— Я подумаю, — кивнула Карина. — Но и ты в следующую сводку вставь указание на мой возможный уход в ближайшем будущем. И перестань ретушировать наши публичные трения, они специально на публику срежиссированы. Если останусь, хуже не станет, а если уйду, тебе лишние очки. Онка… я не знаю, у меня такое паршивое ощущение, что я вас всех предаю. Может, я не имею права уйти? Я должна остаться, да?

— Дура! — резко ответила Ольга, и Карина вздрогнула. Таким тоном подруга с ней еще никогда не говорила. — Кара, кончай бред нести. Мы не дети, чтобы печься о нас постоянно. У нас свои головы, и свой путь в жизни мы выбираем без твоей помощи. Ты что, не понимаешь, что пытаясь заботиться о других, как курица-наседка, ты их оскорбляешь? Твоя манера подставлять плечо под каждую проблему, — уже мягче добавила она, — за столько лет так и не изменилась. Пора бы повзрослеть. Ты мне красиво рассказывала, что Демиурги с трепетом пекутся о свободе воли людей — вот и дай нам ее проявить. Мы давно не малые дети и вполне можем постоять за себя и без твоего участия. Не знаю, твоя мы сеть влияния или нет, но любой клан, который попытается с нами схватиться, сильно пожалеет.

Она извиняющеся улыбнулась.

— Не бери в голову сторонние материи и не пытайся тащить на себе весь мир. Мне не хочется тебя терять, но если ты полагаешь, что пришло время, действуй.

— Спасибо, Онка, — Карина дотянулась до ее плеча и слегка сжала его. — Я все равно вас не брошу, ты не думай. Отдышусь, подумаю, как снова вписаться в мир, и вернусь так или иначе. А до того Мио проследит, чтобы у Верховного Князя не возникло на твой счет разных странных идей. Ладно, хватит о грустном. Давай-ка о чем-нибудь повеселее. Что там с организацией соревнований по фигурному пилотажу? Яни подобрала десятерых ребят с первой категорией, они уже тренируются. Как думаешь, к середине весны реально согласовать хотя бы время?

— Да я думаю, что не только время, — смену темы графиня восприняла с явным облегчением. — Но знаешь, что? Мы через десять минут в аэропорт прибудем. Раз уж мы встретились, давай кое-какие рабочие дела обсудим? Ты свой официальный визит пятого числа отменять собираешься?

— Ни в коем случае.

— И все материалы у тебя, госпожа богиня, наверняка под рукой. Что насчет поработать немного?

— Ладно. Только сейчас там час пик, сложно укромное место найти.

— Там залы спецобслуживания есть, если ты не забыла. А если потребуется, я и главного директора аэропорта из его кабинета вытряхну, — азартно усмехнулась Ольга. — Заодно и терминалом попользуюсь. Насчет же пилотажа — у меня уже есть предварительное согласие от двух закрытых стадионов…

03.07.1433, огнедень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Разъяренное чудовище ревет, приближаясь со страшной скоростью. Его глаза сияют в ночи словно умирающие солнца. Маленькая девочка у него на дороге, в ее руках набухает шар бело-красного пламени, но он бессилен перед сплошной броней демона. У чудовища свои дела, ему не интересен ребенок, оно даже не замечает помеху — но еще немного, и огромная лапа втопчет девочку в дорожную грязь. Сиори бежит, отчаянно раздвигая руками плотный, как кисель, воздух, пытается дотянуться, достать, отшвырнуть — но уже знает, что не успеет. Она никогда не успевает. Но она должна успеть. Должна! А рев все громче, и гигантские стальные зубы чудовища скалятся в издевательской ухмылке, и его пылающие глаза слепят, слепят, слепят…

— Сира! — ее осторожно тронули за плечо, и ректор Академии Цветов дернулась в кресле и вскинулась, едва не выпав на пол. — Сира, время…

— Ох, Айя, перепугала ты меня, — пробормотала Сиори, протирая пальцами глаза.

— Всю ночь не спала, да? — осуждающе спросила проректор по хозяйственной части.

— Да нет, пару часиков прихватила, — Сиори широко зевнула. — Зато со всеми нужными членами совета успела переговорить. Не знаю, насколько успешно — сложно рассчитывать на хорошее отношение человека, которого посреди ночи из постели вытаскиваешь, но переговорила.

Она встала и вошла в крохотную уборную, в которую вела неприметная дверца по левую сторону ее стола. Пустив ледяную воду, принялась плескать ей в лицо.

— С кем именно? — Айсока встала в дверях.

— Серен Такай, отец Сумарто, Сэйсота Цукура, Теороцин Перилла, Пристин Кузарра, Тассар Пешт. С Хо Китой не вышло — он еще вчера из города уехал, но слуга, который подошел к шару, пообещал разыскать до утра и обеспечить явку на совет. И отец Ахо — его слуга наотрез отказался будить.

— Хорошо. Остальные шестеро все равно только поддакивают. Сира… — Айсока заколебалась.

— Да? — Сиори взяла махровое полотенце и начала яростно растирать им лицо.

— У тебя опять кошмары?

— Нет, — Сиори перестала вытираться, скрыв лицо в полотенце. — С чего ты взяла?

— Я тебя много лет знаю. И мне очень не нравится твое состояние в последнее время. Клия говорила, что ты у нее снотворное просила…

— Язык у Кли слишком длинный, — с досадой заявила Сиори, бросая полотенце на вешалку. — И о врачебной тайне понятие она имеет весьма отдаленное. Вот уволю — будет знать, как о начальстве сплетни распускать!

— Не в Клии дело, Сира. Ты загоняешь себя, я тебе уже много раз говорила. Научись расслабляться. Что тебе снилось? Опять чудовище и ребенок?

— Они… Слушай, Айя, кончай читать мне морали. Между прочим, на территории Академии это моя прерогатива. — Сиори открыла пудреницу. — Подожди минуту, приведу себя в порядок, и двинемся. Совет уже в сборе?

— Десять минут назад половина еще не подтянулась. Остальные с таким интересом обсуждают новости, что можешь еще хоть час не появляться, все равно не спохватятся.

— Приди вовремя, и все опоздают. Но опоздай хотя бы на пять минут, и окажется, что все ждут только тебя, — пробормотала ректор. Она вышла из уборной, перед большим зеркалом одернула блузу и форменную юбку, надела парадный китель с полковничьими крестами и еще раз критически осмотрела себя. — Ну, вроде не очень страшно выгляжу. Где мальчик?

— Вместе с тремя провинившимися сидит в приемной и читает книгу.

— Книгу?

— Я утром дала ему учебник истории. Ох, слышала бы ты комментарии, которые он выдает по поводу исторических деятелей, особенно про столпов Церкви! Уши вянут.

— Ну, в его возрасте свойственно ниспровергать авторитеты, — усмехнулась ректор. — Хоть в чем-то он нормальный мальчишка. Пойдем. Ох… Совсем забыла, — она взглянула на настенные ходики. — У меня же лекция через двадцать минут должна начаться. Надо отменить…

— Уже, — невозмутимо сообщила Айсока. — Я позаботилась. Первый курс пришел в восторг — пока Саомир не сообщил, что в освободившийся час объявляются кросс по парку и индивидуальная физподготовка. Впрочем, они все равно рады — летним утром бегать на свежем воздухе куда приятнее, чем сидеть в душной аудитории. Когда я уходила, командиры отделений уже начали распоряжаться.

— Дети… — снова улыбнулась Сиори. — Ну, я никогда не питала иллюзий насчет популярности истории среди молодежи. Пойдем.

Май Куданно в новенькой кадетской форме с пустыми петлицами вполоборота сидел у окна в небольшой приемной ректорского кабинета. Он поджал под себя ногу, облокотился на спинку диванчика, положил подбородок на локоть и задумчиво наблюдал, как по дорожке между кустов рысцой трусят группки кадетов, первокурсников и второкурсников вперемешку. Рядом с ним на диване валялась книга в невзрачной коричневой обложке. На противоположном диванчике сидели три давешние девочки, испуганно прижавшиеся друг к другу и явно чувствующие себя не в своей тарелке.

— Утро, Сиори, — он бросил на ректора мимолетный взгляд, слегка дернул плечом — видимо, так обозначив приветствие — и вернулся к созерцанию улицы. — Оригинальная у вас спортивная форма, я бы сказал. Глухие штаны и майки с длинными рукавами по летнему времени жуть как актуальны. В шубах их гонять не пробовали? Заодно и жир сгонять помогает.

— Обращаться к ректору Академии следует «госпожа Сиори», — ледяным тоном поправила его Айсока, расправляя плечи. — А еще лучше — госпожа полковник. Не забывайся, молодой господин.

Последние слова она с нажимом выделила голосом.

— А? — мальчишка приподнял бровь. — А, ну да. Прошу прощения, госпожа Сиори. Ну что, топаем на ваш попечительский совет? Посмотрим, как они обо мне собираются попечься.

— На твоем месте, господин Май, я бы не вела себя столь дерзко и самоуверенно, — сухо сказала ректор. — Все-таки твоя судьба там решается. Некоторые члены попечительского совета одновременно являются представителями графств в Цетрии и имеют немалый политический вес. Постарайся вести себя скромно и вежливо. Разнузданное панибратство вряд ли кто-нибудь оценит.

— Я буду паинькой, — пообещал Май, вскакивая и расцветая широкой радостной улыбкой. — Обещаю, что ни одно животное в ходе эксперимента не пострадает. Девчата, подъем! Судьба стучится к нам в двери, как в барабан!

Девочки по краям только вздрогнули и крепче прижались к своей товарке, сидящей в середине — Мире Аттэй, вспомнила Сиори. Зато Мира только гордо фыркнула и гордо вздернула подбородок.

— А ты вообще помалкивай, фертрат, — язвительно сказала она, освобождаясь от подруг и тоже поднимаясь. — Тебя не спросили! Госпожа полковник, докладывает второй сержант Мира Аттэй…

— Вольно, — отмахнулась Сиори, поправляя под мышкой папку с подготовленными материалами и черновиком доклада. — Пойдемте. Предупреждаю, не вздумайте врать и выкручиваться. Вас обязательно поймают на лжи, и станет только хуже.

Цепочкой — впереди Сиори, за ней мальчишка с книжкой, потом девочки и, наконец, замыкающая процессию Айсока — они прошли по коридору учебного корпуса и спустились на первый этаж, к залу попечительского совета. Из дверей им навстречу выскользнули две служанки с пустыми стаканами и графинами на подносах. Не дав створкам захлопнуться за ними, Сиори, словно бросаясь в воду, вошла в зал и, сделав два шага остановилась под прицелом двенадцати пар глаз.

— Доброе утро, господа, — ровно поздоровалась она. — Прошу прощения за задержку. Вы четверо, садитесь туда, — обернувшись к кадетам и мальчику, она кивнула в сторону стоящего у стены ряда стульев.

— Доброе ли утро, госпожа Сиори? — язвительно осведомился отец Ахо. Представитель Святой Церкви от срединных графств выглядел страшно довольным. Словно кошка, которая поймала давно прятавшуюся от нее мышь. Он что, надеется сегодня свалить ее, использовав инцидент как повод?

— Вполне доброе, отец Ахо, — все так же ровно сказала она, проходя к своему месту во главе подковообразно расставленных столов. Айсока в своих мягких туфлях неслышно скользила чуть позади. — Мне приходилось видать и похуже. Итак, господа, сегодня я собрала попечительский совет для обсуждения экстраординарного события, случившегося в Академии вчера вечером. С кем-то из вас я успела переговорить лично, но на всех времени не хватило — прошу великодушно меня простить. Ночь оказалась слишком коротка. Однако всем должны были доставить письменное изложение случившегося…

— Прошу прощения, госпожа ректор, но мы бы предпочли услышать историю еще раз, — вклинился вайс-граф Серен Такай.

Представитель графства Цветов и председатель совета, как всегда, выглядел строгим и подтянутым. Его безукоризненный сюртук был застегнут на все пуговицы, из-под него виднелся серый жилет поверх белой рубахи с отложным кружевным воротником. Пробор на голове выглядел безукоризненно-ровной линией, а под столом, загляни туда Сиори, наверняка бы обнаружились брюки с идеально отглаженными стрелочками (по остроте пригодными для нарезания хлеба) и столь же безупречно начищенные ботинки. Вайс-граф вообще всегда выглядел настоящим воплощением безукоризненности, и сейчас его невежливость выдавала нешуточное внутреннее бурление чувств.

— Я прошу прощения, что действую так формально, — извиняющеся добавил он, — но, думаю, все согласятся, что событие действительно из ряда вон выходящее. За всю историю Академии в ней не случалось ничего подобного. А поскольку пресветлый рыцарь канцлер, с которым я успел связаться, ожидает максимально детальный отчет, чем подробнее мы обсудим вопрос, тем лучше. Даже если придется повториться два, три или десять раз.

— Рыцарь вайс-граф на удивление сдержанно формулирует свои мысли, — проворчал барон Сэйсота Цукура. Представитель Мейсары, в противовес Серену, казался встрепанным и невыспавшимся. Поскольку с ним вчера Сиори общалась первым, наверняка он всю ночь говорил по своему звенящему в ушах радио. — Я бы сказал, что ничего подобного не случалось за всю историю Сайлавата.

— За всю историю Сайлавата после прихода наших предков через портал, — педантично поправил его отец Сумарто. Второй представитель Церкви казался вполне отдохнувшим, но довольством, как его срединный собрат, не лучился. Сиори попыталась определить его настроение — и не сумела. Бишоп с равным успехом мог оказаться и в хорошем, и в плохом настроении. Сумарто не отличался религиозным фанатизмом, как Ахо, и его вполне можно было убеждать. Но если он по какой-то причине начинал упираться…

— Господа, я предлагаю не вдаваться сейчас в религиозные дискуссии, — возвысила она голос, предупреждая ответную реплику Сэйсоты. — Позвольте мне изложить все так, как понимаю я, после чего мы выслушаем непосредственных участников инцидента. Кадет Мира Аттэй, выйди на середину.

Дождавшись, пока девочка встанет по стойке смирно в основании подковы, она начала говорить:

— Итак, господа, достоверно известно лишь одно: вчера вечером кадет Мира Аттэй и две ее подруги попытались самовольно провести ритуал Призыва парса, как она его понимала, через псевдопортал, возникший в парке на территории Академии…

Разумеется, в течение ближайшего получаса несчастную Миру затерроризировали вопросами почти до потери сознания. Ее снова и снова заставляли повторять все с самого начала, подробно описывать свои ощущения в момент самопроизвольной активации Атрибута и исследования портала руками, вспоминать мельчайшие подробности мыслей и чувств, которые мелькали у нее в голове… Если до того Сиори и подумывала о дополнительном наказании, то сейчас, глядя на ее полные слез глаза, отказалась от мысли. Несчастная уроженка захолустной патриархальной Феерии наверняка уже сто раз прокляла тот момент, когда ей в голову пришла сумасбродная идея.

Особенно усердствовали в допросе представители Святой Церкви и Серен. Бишоп Ахо отпускал дурацкие комментарии и всем своим самодовольным видом и победоносным выражением лица словно давал понять окружающим, что уж он-то предупреждал о последствиях работы женщины ректором Академии. Впрочем, внимания на него по традиции обращали мало. Серен и отец Сумарто педантично и скрупулезно вытягивал из девочки такие детали, о которых она и сама-то наверняка успела забыть, а прочие представители графств сверлили ее взглядами, изредка переводя их на скромно сидящего рядом с двумя другими девочками Мая. Мальчик вел себя на удивление сдержанно, сидя чинно и тихо. Он рассеянно листал книгу, пробегая страницы взглядом и ни на одной не задерживаясь дольше пяти секунд. Стоячий воротник кителя он наглухо застегнул еще в коридоре, скрывая кубирин, и теперь ничем не отличался от прочих кадетов Академии.

Наконец полуобморочную, с подгибающимися коленками Миру отпустили на место. Допрос ее подруг завершился быстро и не дал ничего дополнительного. Они и в самом деле остались лишь свидетелями. И вот настал тот момент, которого Сиори боялась больше всего.

— Молодой господин… Май Куданно? — отец Сумарто сверился со своими записями. — Мы хотели бы поговорить с тобой. Пожалуйста, выйди на середину зала.

— Без проблем, — пожал тот плечами, откладывая книгу на подоконник и поднимаясь. — При условии, что вместе со стулом. Мою хозяюшку вы чуть до смерти не заговорили. Но она-то ладно, злостная нарушительница, хоть сейчас на плаху, а я в чем провинился?

— Хозяюшку? — Серен Такай взглянул на него острым взглядом из-под насупленных косматых бровей.

— Угу, — кивнул мальчишка, выволакивая на середину зала стул и опускаясь на него. Руки он заложил за голову, скрещенные ноги вытянул вперед и, казалось, ни капельки не смущался. Впрочем, почему «казалось»? — Она меня призвала. Теперь она мой мастер, а я ее фертрат.

— Кто? — переспросил отец Сумарто, нахмурившись.

— Фертрат, — охотно пояснил Май. — Подручный мага. Обычно фертраты имеют разные полезные свойства. Фея, например, умеет замки открывать и ловушки обезвреживать, летучая мышь — только ловушки обнаруживать, взламывать ей нечем, а у пса и дикого кабана плюсовая атака, у пса — колющая, у кабана — дробящая. Или вот хорек — классный разведчик с высоким спасброском от обнаружений. Очень полезная в хозяйстве зверюшка, особенно на начальных уровнях.

— Значит, у вас в мире маги пользуются услугами подручных фертратов? — осведомился отец Ахо. — И от кого же происходит их сила? От Всевышнего? Или от сил зла?

— Да нет, — досадливо пожал Май плечами. — У нас вообще нет магии. И магов — тоже. Я про игровые системы рассказываю. Ролевые игры и все такое. Знаете, когда кости двадцатигранные бросают?

— При чем здесь игры? — рыкнул священник, и Сиори с трудом подавила ухмылку, услышав в его басе растерянные нотки.

— Ну, я же в магический мир попал, верно? Шары ваши на потолке светящиеся, дальносвязь всякая типа «точка-точка», учебник вот ваш по истории… Значит, у вас есть маги, а у магов есть фертраты. Тогда я — ейный фертрат, — он ткнул пальцем в Миру. — А она моя хозяюшка, пусть и мелкая и недоросшая.

— Маги в нашем мире вне закона, отрок! — отец Ахо воздел к потолку жирный палец с золотым перстнем. — Их сила — той же природы, что и чудовища, непрерывно атакующие границы Земли Обетованной. Только вои-священники и паладины Святой Церкви…

— Я думаю, религиозные доктрины мы можем оставить на потом! — резко оборвал его Хо Кита. Усы представителя Восхода сердито встопорщились.

— Поддерживаю, — кивнул Тассар Пешт, представитель Крайзера. — Ввести мальчика в курс дела мы еще успеем. Сейчас у нас другая задача. Господин Май, оставим досужие разговоры про фер… как их? Неважно, оставим их в стороне. Объясни, каким образом ты попал сюда.

— Гуляю я утречком в парке по аллее, — охотно сообщил Май, — никого не трогаю, дышу воздухом. До школы еще времени куча, торопиться некуда. Чувствую — пелефон тарахтит в кармане…

— Что тарахтит? — удивился Драка Моттомо.

— Пелефон. Такая штука, чтобы на расстоянии говорить. Вот как у вас переговорные шары, только маленькие, плоские и говорить с кем угодно можно. Я его достаю, принимаю вызов, и вдруг — бабах, взы-взы, кукареку, глаза в кучку, и я стою на какой-то непонятной поляне. Пелефона нет, аллеи нет, я в одних шортах, а передо мной — на ходу помирающая девица и пара ее подружек. Потом появляется еще одна златовласая девица, постарше и пофигуристее, и начинает их строить по стойке смирно, размахивая здоровой шипастой дубинкой. У меня башка окончательно идет кругом, я падаю в обморок, прихожу в себя в каком-то спортзале…

Мальчик на мгновение заколебался и бросил на Сиори нерешительный взгляд.

— Рассказывай все до конца, — устало сказала она. — Полностью. Включая, э-э-э, спарринг с госпожой Грампой.

— Прихожу в себя в спортзале, — невозмутимо продолжил Май, — те трое девиц стоят навытяжку, а четвертая, златовласка, которая их раньше строила, докладывает двум новым дамочкам… прошу прощения, госпоже Сиори и госпоже Айсоке о происходящем. Госпожа Сиори, услышав всю историю, решила для надежности спрятать меня в какой-то подвал или сейф, чтобы враги не добрались. Поскольку я лично хотел пойти прогуляться в город, у нас возник конфликт интересов, и госпожа Грампа решила меня поймать. Она немного погонялась за мной, а потом у меня вдруг вместо руки нарисовались какие-то щупальца, а вокруг шеи — ошейник типа того, что у остальных. После того госпожа Сиори меня испугалась окончательно, и в результате я — совершенно добровольно, заметьте! — провел ночь в комнате госпожи Айсоки, почитал книжки, помучил ее вопросами, напялил на себя вашу дурацкую форму и пришел сюда. Все.

— Господин Май, расстегни, пожалуйста, и опусти воротник, — приказала Сиори, с трудом преодолевая искушение закусить губу. О том, что в результате самопроизвольной инициации мальчик заполучил кубирин, она уведомила всех. О том,КАКОЙ кубирин у него появился, она умолчала. Правильно ли? Или, в конце концов, она ошиблась?

По губам мальчишки скользнула легкая непонятная улыбка. Он неторопливо встал и, явно рисуясь, медленно расстегнул пуговицу на воротнике. Затем — еще несколько верхних пуговиц. Потом одним резким движением он распахнул китель, приспустив его с плеч, и неподвижно замер.

Дружный вздох пронесся по комнате. Два овальных камня, черный справа и белый слева, в серебряном с золотом кубирине словно магнитом притянули все взгляды. Отец Ахо, Сэйсота Цукура и Пристин Кузарра вскочили на ноги. Остальные словно окаменели.

— Знамение Божье! — выдохнул отец Ахо. — Двойной кубирин Таэллы явился снова! Это знак, что еретики…

— Тихо! — рявкнул отец Сумарто, вскакивая. — Всем молчать!

Его коллега бросил на Сумарто недовольный взгляд, но тираду свою оборвал.

— Госпожа полковник, — голос отца Сумарто зловеще понизился. — Почему ты не сказала сразу, что за кубирин получил иномирец?

— Потому что не сочла нужным давать кому-то преимущество, — холодно сказала Сиори. — Прошу прощения у присутствующих, но мы столкнулись с проблемой, которая касается и каждого графства по-отдельности, и Сайлавата в целом. Прошу всех сесть и успокоиться.

— Протестую! — воскликнул Зинзин Курой, тоже вскакивая на ноги. — Здесь какой-то трюк Церкви, направленный против северных графств! Равновесие нарушено…

— Рыцарь вайс-граф! — резко парировал отец Сумарто. — Я утверждаю, что Святая Церковь ни в моем лице, ни в лице отца Ахо ничего не знала о кубирине Таэллы до сего момента! Я присоединяюсь к госпоже ректору и прошу всех успокоиться и сесть. Сейчас же!

Члены попечительского совета запереглядывались и зароптали, но вставшие все-таки с неохотой опустились на свои места. Мальчишка-иномирец, который теперь уже откровенно ухмылялся, сбросил китель, оставшись в одной рубашке, повесил его на спинку стула и тоже сел.

— Прошу всех присутствующих помнить, что они взрослые люди, и вести себя подобающе, — Сиори еще немного понизила градус в своем голосе. — Да, мы имеем дело с двойным кубирином Таэллы. Но необычная ситуация — не повод для грызни и скандала. С равновесием и прочими политическими материями пусть разбирается Даоран, они вне нашей компетенции. Предлагаю также оставить в стороне вопросы веры и технологии. Нашей задачей является разбор ситуации и предоставление ему максимально полной информации.

— Боюсь, вопросы технологии оставить в стороне не получится, — нахмурился Серен Такай. — Госпожа Сиори, я должен задать несколько вопросов уже тебе. Первое. Каким образом произошла инициализация? Опиши подробно.

— В процессе… ловли молодой господин Май продемонстрировал недюжинную прыткость, уклоняясь от госпожи Грампы. В горячке она активировала свой Атрибут и попыталась нейтрализовать мальчика с его помощью…

— Нейтрализовать? — переспросил Серен. — Атрибутом лейтенанта Грампы, как мне помнится, является булава, с помощью которой в Приграничье она однажды в одиночку уничтожила огненного дракона, хотя и сильно пострадала по ходу дела. О чем она думала…

— Я ее довел, — сообщил со своего места иномирец, и представитель графства Цветов перевел на него недовольный взгляд. — У меня такой талант — доводить людей до истерики. А ваша Грампа сама еле-еле из детского возраста вышла. В общем, оставьте ее в покое, я виноват.

— Молодой господин Май, — жестко сказал Серен, — я допускаю, что в твоем родном мире иные правила вежливости, но у нас дети молчат, пока взрослые сами не зададут им вопрос…

— Как скажешь, — пожал плечами Май. — Однако, думаю, вам все интересно узнать, что я чувствовал в момент… как ее? Активации? А, инициации. Интересно?

— Продолжай, молодой господин, — быстро сказал Тассар Пешт, прежде чем Серен успел заткнуть рот молодому нахалу. — Мы слушаем. Итак, что же ты чувствовал?

— Словно горячая волна накатила, — мальчик снова пожал плечами. — Горло словно раскаленной удавкой сдавило, фильтры срабо… э-э, в глазах потемнело. А рука вдруг длинная-длинная стала и какая-то гибкая. Прихожу в себя — валяюсь на полу, на шее ошейник, из плеча вместо руки щупальца растут, в количестве пяти штук, и вашу Грампу над полом держат. Потом Сиори… госпожа Сиори пальцем в меня ткнула, и щупальца пропали. Вот, рука снова на месте, — он продемонстрировал вполне нормальную левую руку. — Щупальца воспринимались как очень длинные и гибкие пальцы.

— Самопроизвольная инициация… — задумчиво проговорил отец Сумарен. — Для нее требуется, чтобы человек находился не далее двух верст от Мировой Сферы. Территория Академии в этот радиус укладывается. Но всегда требуется первоначальная подготовка кандидата, пост, всенощное бдение, молитвы… или медитация, — добавил он, покосившись на Сэйсоту, — специальный ритуал…

— В истории известны случаи самопроизвольной инициации, — напомнила Сиори. — Особенно когда Защитники еще только-только начали появляться. Первые Защитники, включая саму Таэллу — сплошь подтверждения тому. Глаз Бога укрыт за пределами столицы именно для того, чтобы не подпускать к нему слишком близко людей, не допущенных к ритуалу посвящения. Молодой господин Май Куданно не проходил тестирования, однако он прошел живым через портал. Следует предположить, что в нем есть нечто особенное, что позволяет ему стать и Защитником в том числе. Настолько особенное, что и кубирин он получил необычный.

— Его кубирин поддается обычным методам контроля? — встревоженно поинтересовался барон Свайт Миссах. — Его можно принудительно деактивировать? И, что важнее, можно ли активировать его самопроизвольно, как вчера?

— Кубирин можно деактивировать. Что же касается активации, то… Господин Май, — Сиори наклонилась вперед, — со вчерашнего вечера ты пробовал… м-м… снова вызвать щупальца?

— Ага, — кивнул мальчишка после короткой паузы, бросив взгляд через плечо Сиори — туда, где неслышной мышкой сидела Айсока. Сиори подавила искушение оглянуться. — Ничего не вышло. А может, я неправильно что-то делал? Щас попробую…

Он вскинул руку.

— Нет! — крикнула Сиори, покрывшаяся холодным потом, и Май удивленно посмотрел на нее. Он что, не понимает, что если ему не требуется санкция, его и в самом деле немедленно упрячут в самый глубокий подвал Цетрии, а то и сразу прикончат? Ах, да. Действительно, откуда иномирцу разбираться в местной политике? — Не стоит, — добавила она тоном ниже. — Господин Май, ты еще не умеешь контролировать свой Атрибут и можешь кого-нибудь ранить. Здесь слишком тесно.

— Ну, как скажешь, — Май с индифферентным видом опустил руку. — Слушайте, господа и дамы, если у вас ко мне еще есть вопросы, спрашивайте. Если нет, я бы пошел воздухом подышать. Кондиционера у вас нет, окна не открываются, одежда ваша у нас за зимнюю бы сошла… — он подергал рубашку на груди, пропуская внутрь воздух.

— Я думаю, что нам действительно следует кое-что обсудить в закрытом кругу, — внезапно сказала Айсока, и на сей раз Сиори все-таки оглянулась. Проректор по хозяйственной части никогда не говорила на совете. Что у нее на уме сейчас? — Господин Май, девочки — подождите за дверью. Кадет Мира Аттэй, проследи, чтобы господин Май никуда не ушел.

— Секундочку! — вскинулся отец Сумарто. — Мы еще не закончили опрос…

— Идите! — приказала Айсока, полностью проигнорировав его реплику.

— Подслушивать можно? — деловито осведомился мальчишка, поднимаясь забирая с подоконника книгу.

— Господин Май!.. — сквозь зубы процедила проректор.

— Шучу, шучу! — замахал тот руками. — Эй, девчата, нас выгоняют. Идемте.

Кадеты нерешительно встали. Мира посмотрела на Сиори, и та кивнула. Гуськом девочки подошли к двери, Хана с усилием распахнула тяжелую створку, и все трое вышли. Май Куданно направился за ними. Однако возле двери он остановился, и обернулся.

— Я надеюсь, никому и в голову не придет мысль отчислить госпожу Миру Аттэй из Академии, — произнес он совсем другим тоном, чем раньше: сухим, высокомерным, с резкими предупреждающими нотками. — Если вдруг так случится, я очень обижусь. Очень.

Он выскользнул в щель между створками, и дверь с мягким стуком захлопнулась.

— Однако мальчишка — нагле-ец! — протянул Серен. — Или родной мир у него такой, или просто воспитан плохо. Можно подумать, мы поддадимся на его угрозы.

— Когда сидишь на бочке с порохом, искры высекать не стоит даже в шутку, — откликнулась Айсока. — Я не слишком-то много с ним общалась, но, похоже, он по какой-то причине чувствует себя ответственным за происшествие. На санкции в отношении Миры он и в самом деле может обидеться. Как он поведет себя тогда — один Всевышний знает.

— Вопрос об отчислении кадета Миры Аттэй не стоял с самого начала, — тряхнула головой Сиори. — Мы все знаем, что негласно поощряем детей встревать в мелкие авантюры, чтобы вырабатывать самостоятельность. За историю Академии она далеко не первая, кто играл с псевдопорталом. Вреда не случалось ни разу, а что на сей раз ей повезло — или не повезло — не ее вина. Сейчас нам нужно решить два вопроса: готовы ли члены попечительского совета подписать консолидированный отчет для рассылки графам и что делать с мальчиком. Начнем, думаю, со второго. Есть предложения?

— Первое предложение, — немедленно заявил отец Ахо, — временно, до завершения расследования, отстранить ректора Академии от должности.

— Что? — поразилась Сиори.

— Ты сама призналась, что руководство Академии негласно поощряет «авантюры», — с удовольствием заявил священник. — Вместо того, чтобы поддерживать дисциплину среди кадетов и укреплять их в вопросах веры, ты их совсем распустила. Я всегда говорил, что женщине не место на таком ответственном посту, и…

— Укреплять в вопросах веры предполагается также кадетов из северных графств? — язвительно осведомился Хо Кита. — Надо понимать, ты своей властью отменил соглашение о перемирии? Или кто-то уполномочил тебя говорить от лица всей Святой Церкви? — последние слова он выплюнул, словно грязное оскорбление.

— Явление кубирина Таэллы, известной Защитницы веры, доказывает…

— Отец Ахо, разумеется, выражает только свое мнение, — громко сказал бишоп Сумарто, и его коллега недовольно замолчал. — Как справедливо заметила госпожа Сиори, политические вопросы вне нашей компетенции. Вопрос о назначении ректора Академии — в том числе. Их решает Даоран, очередное заседание которого, безусловно, пройдет в самое ближайшее время. Что же до плана действий… В другой ситуации я бы сказал, что нам следует подробно допросить мальчика обо всех обстоятельствах. В первую очередь об его мире. Вне зависимости от того, кто какой веры придерживается, следует признать, что пришелец может оказаться опасным. Даже не в силу своей личности, а в силу концепций и идей, которые общеприняты у них, но могут оказаться неприемлемыми у нас. Однако даже после краткого разговора я должен согласиться с госпожой Айсокой. Нежданно мы угодили на бочку с порохом, и кремень с кресалом в лице нашего юного гостя, как хорошо заметно, начинают искрить даже от короткого разговора.

— Что мешает дисквалифицировать его? — осведомился представитель Пиласты. Саори всегда недолюбливала Матта Топорога за тупость, и сейчас ее неприязнь получила очередную порцию растопки. — Простенький ритуал — и ни кубирина, и ни проблемы. А потом можно и концы в воду… вместе с мальчишкой.

— Любое действие такого рода нарушит перемирие, — нахмурился Сэйсота. — Это я вам обещаю как полномочный представитель Северной коалиции в Цетрии. Вопрос с убийством даже не обсуждается. С дисквалификацией — тоже. Мы просто обязаны если не сделать его союзником в борьбе с чудовищами, то хотя бы тщательно изучить кубирин Таэллы. Тебе что-то непонятно, рыцарь барон?

— Как услышал, что магии в том мире нет, так сразу решил, что он потенциальный союзник еретиков-механистов? — скривился Матт. — Не боишься, что дети падки на необычное, и Святая Церковь покажется ему более привлекательной?

— Один человек, тем более — ребенок, пусть даже с кубирином Таэллы, не сможет решить исход гражданской войны, на чьей бы стороне он ни сражался. Если он вообще захочет сражаться в чужом мире — непонятно за кого и непонятно зачем. — Сэйсота раздраженно хлопнул ладонью по столу.

— Меня волнует другое, — покачал головой председатель совета. Серен Такай выглядел необычно мрачным и задумчивым. — Сегодняшнее шаткое равновесие между Северной и Южной коалициями основано на примерно равных возможностях вновь инициируемых кубиринов. Если вдруг окажется, что кубирин Таэллы может появляться и у других детей, появляется шанс, что одна из сторон получит заметное преимущество. И тогда гражданская война вспыхнет с новой силой. Я не могу такого допустить. В общем, довожу до всех свою позицию: до тех пор, пока мы тщательно не проанализируем инцидент со всех точек зрения, технологической прежде всего, я наложу вето на любое решение о новых инициациях Защитников. Пусть даже нам придется отменить набор следующего года или вообще закрыть Академию. Я еще не обсуждал с рыцарем канцлером свою точку зрения, но уверен, что он меня поддержит. А поскольку бои в Приграничье выводят Защитников из строя одного за другим, в наших общих интересах не допустить крайних вариантов.

— Логично, рыцарь вайс-граф, — кивнула Сиори. — Хотя ты опять углубился в политические дебри, я с тобой полностью согласна. Кроме того, я впервые видела такую сильную болевую реакцию на инициацию. Вполне возможно, что кубирин Таэллы при проявлении способен убить инициируемого. А после первой же смерти кандидата будущее Академии сразу же окажется под вопросом.

Она прокашлялась.

— Если предложение отца Ахо о приостановке моих полномочий на повестке дня не стоит… — она сделала паузу и обвела взглядом попечительский совет, давая возможность высказаться, — то я предлагаю вернуться к самым насущным вопросам. Что делать с мальчиком?

— А что делать? — удивился Пристин Кузарра. — Вполне очевидно. Юноша, только что получивший кубирин и не прошедший обязательного курса тренировок, может находиться только в одном месте — в Академии. Во избежание лишних вопросов касательно его статуса зачислить его на первый курс на общих основаниях, да и дело с концом. Правда, середина учебного года, но… инициацию он уже успешно прошел, а успеваемость по учебной программе нам сейчас не важна. В подвал под замок его сажать я бы поостерегся — мало ли на какие сюрпризы он еще способен, и озлоблять его без лишней нужды не следует. Пусть учится, а тем временем Даоран решит, что с ним делать.

— Финансирование? — озабоченно осведомилась Айсока.

— От имени графа Поравии пресветлого рыцаря Нанасары Дзимасия заявляю, что мы готовы оплачивать его обучение. Ставка, полагаю, стандартная — пятьсот кинов в период.

— Нет, погоди, Пристин, — остановил вайс-барона Серен. — Насчет обучения в Академии, хотя бы временного, никто не возражает… — он сделал паузу, — но поскольку речь идет о вопросах общегосударственной важности, полагаю, что оплатить его должна королевская казна. Прецедентов до того не случалось, но и иномиряне у нас раньше тоже не появлялись. Я переговорю с рыцарем канцлером на сей счет. Полагаю, возражений ни у кого нет, но формальности нужно соблюсти. Итак! — председатель поднял ладонь. — Кто за предложение о зачислении молодого господина Мая Куданно в Академию? Прошу голосовать.

* * *

Наверняка он просто изображает, что читает. Нельзя же, в самом деле, прочитывать страницу за страницей за пять секунд!

Мира исподтишка косилась на непонятного мальчишку, сидевшего рядом. В коридоре возле зала попечительского совета стояло всего пять стульев. Хотя загадочный пришелец и сел с краю ряда, все равно его можно коснуться вытянутой рукой. Девочке было боязно и страшно любопытно одновременно. Ночь она проспала как убитая, хотя и боялась, укладываясь, что проворочается с боку на бок до рассвета. С утра же их ее вместе с Ханой и Бохакой сразу после завтрака вызвали к госпоже ректору, и от плохих предчувствий она могла размышлять только на одну тему: чем заняться после того, как ее с позором выгонят из Академии и лишат кубирина. Все мечты о дворянстве, разумеется, пойдут прахом. Возвращаться назад, в приют в Феерии? Ни за что. И потом, она уже достаточно взрослая, следующей весной ей исполнится шестнадцать. И тогда ее все равно выгонят и оттуда. Значит, нужно найти дешевое жилье — и работу. А она даже не знает, как их искать. Средств у нее почти нет, только тысяча сироганов, отложенных из карманных денег, и делать она ничего толком не умеет. Возможно, ей удастся наняться репетитором в какую-нибудь богатую семью. Говорят, иметь в услужении кадета Академии, пусть и отчисленного, даже престижно. Или же она может записаться в армию простым солдатом, не Защитницей. Ее вряд ли пустят сражаться с чудовищами, но почерк у нее хороший, и она сможет стать писарем где-нибудь в штабе в опасной местности… И тогда у нее все равно останется шанс совершить подвиг. Интересно, ее прямо сегодня выгонят? Хорошо бы да, а то еще четыре наряда подряд выполнять придется.

Она снова покосилась на пришельца. Тот по-прежнему листал книжку — как-то механически, бегло просматривая каждую страницу, но ни на одной не задерживаясь. Книжка, которую до появления госпожи Сиори он читал примерно в середине, уже почти закончилась. Нет, ну неужели он и в самом деле с такой скоростью читает? И запоминает? Она робко открыла рот и тут же закрыла. Заговорить с ним первой? Страшно.

Словно прочитав ее мысли, мальчишка перелистнул очередную страницу — она оказалась последней — хмыкнул, захлопнул книгу и повел плечами, потягиваясь.

— Забавная у вас история, — сказал он. — Какой-то салат из всего сразу. Суть я понял, в деталях разберемся потом. Ну что, девчата, давайте знакомиться по-настоящему. Вчера как-то все скомканно получилось. Меня зовут Май. Фамилия — Куданно, но у нас принято звать человека по имени. Ты, хозяюшка, — он ткнул Миру пальцем в плечо, — Мира Аттэй, ага?

— Какая я тебе хозяюшка? — буркнула Мира, отворачиваясь.

— Опять забыла? Ты же меня призвала. Теперь я твой фертрат, а ты моя хозяйка. Мы же, кажется, еще вчера договорились. Помнишь? Или еще раз поцеловать для освежения памяти?

— Ха! — Мира гордо вздернула нос, покраснев, однако, от неприличного воспоминания о его теплых сухих губах. — Мало я тебе врезала? Еще раз могу, если понравилось. Я, между прочим, лучше всех на нашем курсе дерусь.

— Домашних животных бить нельзя! — мальчишка назидательно поднял палец. — А фертратов — особенно. Они становятся нервными и плохо спят. Их надо воспитывать лаской, конфетами и добрым словом. У тебя конфеты есть?

— Вот еще! — буркнула Мира. — Были бы — сама бы съела.

— Жмотина, — констатировал Май. — Ты, — он ткнул пальцем в Бохаку, — как тебя… Ба… Бо…

— Бохака, — подсказала та. — Бохака Цициния. Я из Крайзера.

— Крайзер… — Май наморщил лоб. — Северное графство? Рассадник механистической ереси, бывшая вотчина прогрессивного графа Тэйна и все такое?

— Ага. Только сейчас нашего графа зовут пресветлый рыцарь Сима Ёко. Он племянник рыцаря Тэйна. А она, — Бохака показала на Хану, — Хана Север, из Систерии. Не перепутай — с севера я, а Хана Север — она.

— Ни за что не перепутаю. Слушайте, а у вас тут правда аристократы водятся? Настоящие графы, бароны и так далее?

— А то! — покровительственно откликнулась Бохака. — Я, между прочим, наследная вайс-графиня. А Хана — баронесса. А ты дворянин? Я ничего такого в виду не имею, — поспешно добавила она. — В Академии вообще запрещено титулы использовать и даже упоминать. Не говори, если не хочешь.

— Эй, хозяюшка! — Май снова ткнул Миру пальцем в плечо. — А ты кто? Графиня?

— А я просто мещанка! — зло сказала Мира. — И из приюта! Меня в три года подбросили. Доволен? Что ты вообще ко мне привязался?

— Кто к кому привязался, мы выяснили еще вчера, — весело хмыкнул Май. — И постановили, что не я к тебе, я ты ко мне. Мира, ты чего ерепенишься? Я тоже детдомовский. Меня, правда, не подбросили, а официально у родителей отобрали, когда мне пять лет исполнилось, но все равно.

— Ну и гордись до пенсии! — огрызнулась Мира.

— Детдомовский — у вас так приютских называют? — поинтересовалась Бохака. — А что ты вчера про опекуна говорил? И про сестру?

— Про какую сестру? — озадачился Май.

— Ты сказал, что у твоей сестры зеленая повязка, а для опекуна ты слишком шустрый, — педантично напомнила Бохака. — У вас в приютах опекуны вместо воспитателей?

— Э-э… ну, вообще-то меня в десять лет усыновили, — Май поскреб в затылке. — Так что у меня есть две сводные сестрички и опекун.

— А приемный отец? — подозрительно сощурилась Бохака.

— Вот опекун и есть приемный отец, — Май широко зевнул, явно не настроенный развивать тему. — Слушайте, девчата, тут в учебнике много чего про Защитников написано. В компании с паладинами Святой Церкви поддерживают мир и порядок в Сайлавате, борются с монстрами, все такое. Я только не пойму — от кого защищают? И что там с северными графствами? Оттуда ведь Церковь в шею погнали.

— Тихо! — зашипела на него Хана. — Ты чего орешь во все горло? Услышат — по шее получишь!

— Не понял, — нахмурился Май. — А что не так с Церковью?

— Все так с Церковью, — буркнула Мира. — С тобой не так. У вас что, совсем Церкви нет?

— У нас много чего есть. Только не в таком странном виде. На Западном континенте есть Церковь Единого с кучей самых разных завихрений, есть разные языческие боги, у нас всякие глупые секты появляются — кто-то Единому по-своему поклоняется, кто-то инопланетян ищет, кто-то духам природы подношения организует. Но о всех говорить можно. У вас что, Церковь обсуждать вообще запрещено?

— Слушай, Май, — Бохака поправила очки. — Для начала просто держи язык за зубами. Иначе за пять минут наговоришь такого, что за всю жизнь не расхлебаешь. Чтобы ты понимал — на Севере считают, что людям должна служить наука, а на Юге — что Господь Всемогущий дал людям магию, чтобы те жили счастливо и не копались где не просят. На Севере исследуют суть вещей, а на Юге наука считается механистической ересью. А в Академии учатся кадеты и с Севера, и с Юга. Чтобы драки не начинались, здесь все споры о религии и науке запрещены. Желающие помолиться могут сходить в соборы в Цетрии — это город рядом с Академией и столица графства Цветов.

— Вообще-то Цетрия — еще и столица Сайлавата, — добавила Хана. — Но принцессу все равно никто не слушает. Ее даже в графстве Цветов никто не слушает, всем канцлер управляет.

— Стоп! — Май поднял руку. — Еще раз, и помедленнее. В учебнике написано, что Сайлават — королевство, и им управляет король. Или королева. Откуда принцесса? Она что, малолетняя?

— Ха, она вообще старая! — пренебрежительно фыркнула Хана. — Ей уже двадцать семь. Ее отец двенадцать лет назад умер. Вскоре после того, как старый Даоран предательски взорвал граф Тэйн, который якобы для переговоров…

— И вовсе не так! — шепотом закричала Бохака. — Граф Тэйн прилетел для переговоров, а Даоран его предал! А бомба…

— Стоп! — мальчишка замахал руками. — Кончайте, пока и в самом деле не подрались. Понятно, что кому как выгодно, тот так и рассказывает. Про принцессу доскажите. Значит, ее отец умер? Тогда ее, кажется, Даоран должен был возвести на престол, когда ей пятнадцать исполнилось? Так в книжке написано.

— А они не возвели, — пожала плечами Хана. — Она в зале заседаний сидела, когда там все взорвалось. Ее вроде бы как сильно оглушило, и она с тех пор странная. Новый Даоран решил, что ее дееспособной пока считать нельзя, и назначил канцлера ее опекуном. С тех пор канцлер правит графством Цветов, а страной не правит вообще никто, потому что графам никто не указ, даже канцлер.

— Как все запущенно… — пробормотал Май. — То есть девицу банально затиснули в угол, чтобы под ногами не путалась. Государственный переворот втихую. Ну ладно, так что там насчет Защитников? Они кого и от кого защищают? И, кстати, что там Сиори упоминала про гражданскую войну? Кто, с кем и из-за чего? Погоди, — остановил он раскрывшую рот Бохаку, явно вошедшую во вкус. — А что у нас Мира молчит, как партизан? Эй, хозяюшка! — он потыкал Миру пальцем в плечо. — Между прочим, воспитывать фертрата — твоя прямая обязанность. А то попадет он под дурное чужое влияние, не перевоспитаешь потом. Расскажи про Защитников.

— Отстань, — угрюмо зыркнула на него Мира. — Что привязался? И без тебя тошно.

— Опять «привязался»! А что тебе тошно-то? Тухлую пироженку съела?

— Дурак! — Мира от возмущения даже повысила голос. — Сам ты тухлый! Ты что, совсем тупой? Меня сейчас, наверное, отчислят! Чего ты ко мне лезешь?

— Тебя не отчислят, — серьезно сказал Май. — Я их предупредил, чтобы не вздумали, а с меня сейчас пылинки сдувать станут. По ушам тебе точно навешают в воспитательных целях, но не отчислят. Ну-ка, посмотри мне в глаза!

Он ухватил ее руками за плечи и повернул к себе. Мира набычилась и угрюмо взглянула на него исподлобья.

— Не-а, не так! — качнул головой Май. — Так на препода смотрят, когда не знают, что по билету отвечать. Посмотри нормально. А?

Он широко и заразительно улыбнулся, и Мира почувствовала, что ее губы против воли раздвигаются в несмелой улыбке. Она тут же дернулась, вырываясь из хватки Мая, и отвернулась.

— Похоже, воспитательный процесс нужно делать двусторонним, — констатировал Май. — Придется и фертрату хозяйку учить.

— А что ты все время себя фертратом называешь, а ее хозяйкой? — ревниво поинтересовалась Хана. — Ты что, серьезно, что ли?

— Вполне. Она же меня вытащила.

— А хочешь, иди ко мне в фертраты? — Хана лукаво улыбнулась. — У меня конфета есть, я ее с деньдня припрятала. Мира, он ведь тебе не нужен?

Она пихнула подругу локтем в бок.

— Забирай, — буркнула та. — Хоть всего целиком.

— Э, нет! — Май воздел палец. — Так не пойдет. Мы, фертраты, как известно, однолюбы, хозяев не меняем. А то много бы нашлось желающих кусочком сахара чужих любимцев сманивать. Извини, Хана, но тут облом. Если хочешь, я и тебя поцелую в обмен на конфету, но только когда хозяюшка не видит. А то еще ревновать начнет и опять по морде даст. И хорошо если не палкой. Так что у вас с Защитниками и с гражданской войной?

— Гражданская война у нас чуть не началась двенадцать лет назад, когда Святая Церковь во всеуслышанье объявила северных механистов еретиками и предала их анафеме, а Даоран ее поддержал, — немедленно затараторила Бохака. — Три северных графства — Крайзер, Мейсара и графство Восхода — объединились в коалицию и изгнали епископов со своих земель. Южные графства — Феерия, Титаман и Пиласта — сразу объявили Святой поход, к ним чуть погодя примкнули два срединных — графство Закатных Гор и Поравия. Систерия и графство Цветов пытались держать нейтралитет и предотвратить войну. Только у них плохо получалось, потому что император лежал при смерти, а принцесса Рита еще была несовершеннолетней. В двадцать первом году — в тысяча четыреста двадцать первом — Даоран в урезанном составе, без северных графов, но вместе с Конклавом собрался, чтобы выслушать предложения главы северной коалиции, графа Тейна. Ну, и… — она посмотрела на Хану. — В общем, на заседании что-то взорвалось, Даоран и Конклав погибли в полном составе, Тейн тоже погиб. Началась неразбериха, в трех графствах немедленно началась грызня за освободившиеся графские престолы между наследниками, а потом появились чудовища.

— Кто появился?! — поразился Май.

— Чудовища. Демоны. Огненные драконы. Железные крокодилы. Жуки-носороги. Белые попрыгунчики. Жгучие обезьяны. Уховертки-буравчики. Стальные хорьки. Кроты-переростки. Мухи-жигалки. Огненные шершни. Много всякой гадости, в общем. Внезапно во всех пограничных княжествах начали открываться псевдопорталы, а через них полезли большие и малые демоны. Они начали разорять посевы и разрушать деревни, даже несколько небольших городов уничтожили. Княжествам пришлось заключить перемирие. Теперь северяне снабжают всех огнестрельным оружием и патронами, южане — доспехами, заговоренными мечами и арбалетами, Святая Церковь тренирует паладинов и воев-священников, а Академия по соглашению экстер-рито-риальна, — Бохака с трудом выговорила сложное слово, — и учит Защитников всех графств. И все сражаются в Приграничье, уничтожая чудищ. И мы тоже отправимся бить чудищ, когда закончим Академию через полтора года, — с гордостью добавила Бохака. — Может, наши имена даже в Зал Славы в Мировой Сфере когда-нибудь поместят, рядом с Глазом Бога.

— Чудненько. А что, за пределами Пограничья псевдопорталы не появляются?

— Появляются. Но из них чудища очень редко лезут. В каждом графстве обычно дежурят три-четыре Защитника, отдыхающие от боев. Они и присматривают на всякий случай. А в центральных графствах через псевдопорталы только парсы проходят, и то если призывающему сильно повезет. А больше одной попытки никому не дают.

— Так… — Май почесал в затылке. — Если есть псевдопорталы, то есть и настоящие. А с ними что?

— А через них торгуют. Они большие, там сквозь туман даже иногда силуэты людей видно. Пройти нельзя, словно какая-то упругая завеса держит, и звуки не слышны, но предметы можно протащить. На тележке с их стороны толкают вещи, а обратно на веревочке утаскивают плату — золотые слитки или серебро. Или наоборот.

— А не обманывают? — деловито поинтересовался Палек. — Что, если вещи взять, а плату не вернуть?

— Ты что? — махнула рукой Хана. — Тогда через этот портал больше никогда никто с той стороны торговать не станет. Так однажды целый город умер — там большой портал стоял, а при нем рынок. И кто-то вот так обманул потусторонников. Торговля прекратилась сразу, и все в городе разорились, а вскоре и портал сам по себе закрылся. С тех пор все порталы принадлежат графам, и при каждом стоит стража. Они тебе, скорее, руку отрубят, чем смухлевать позволят.

— Что же, тоже логично. — Май снова почесал в затылке. — А сколько человек в Академии учатся?

— По сорок на курсе. А всего три курса. Правда, не все до конца доучиваются, многих отчисляют. Кто-то по программе не успевает, у кого-то с Атрибутом не получается управляться, а за некоторых просто платить перестают. У нас, например, уже восьмерых отчислили, трех парней и пять девчонок.

— Итого человек тридцать выпускаются каждый год. Хм. А что, монстров все больше становится?

— Не знаю, — Хана пожала плечами. — А что?

— Если каждый год становится на три десятка Защитников больше, то либо чудищ тоже становится больше, либо Защитников меньше, — объяснил Май. — А… — он нахмурился. — А что, Защитники в боях погибают?

— Таков наш долг — жертвовать жизнью ради других! — важно ответила Бохака. — А имена погибших помещают в Зал Славы. Правда, не всегда погибают. Многие просто получают травмы, и их дисквалифицируют. Тогда их имена тоже в Зал помещают, только на другую стену. Вот госпожа Сиори, например, геройски сражалась, но однажды ее жук-носорог так приложил, что еле выходили. Откачать ее откачали, только она в настоящем бою больше драться не может. Сознание теряет от перенапряжения.

— Ага, и госпожа Грампа — тоже, — поддакнула Хана. — Ей тоже сильно досталось, но она считает, что в полном порядке. Она все время рапорты подает, чтобы ее в Приграничье перевели, а ей все время отказывают из-за инвалидности. И господин Саомир Подберезовик, он проректор по воспитательной части и историю с географией ведет. Он Щит первого класса, но как только сильный удар получает, так сразу в отключку. И госпожа Клия Юмака, она демонологию и медицину преподает, и еще директор медицинской части. Она тоже Щит первого класса, и тоже удары не выдерживает, потому что в Приграничье пострадала. Быть Защитником — почетно и опасно!

— Так… — пробормотал Май. — И Айсока в ту же степь, инвалид со знаком качества. Значит, всех преподавателей в вашей Академии покалечило в Приграничье? И все они рвутся на фронт, а их не пускают?

— Ага, — кивнула Бохака.

— М-да, — Май почесал в затылке. — Значит, и госпожа Грампа не в порядке. А я-то ее доставал… Надо извиниться еще раз, что ли.

— Тогда она тебя точно прибьет своей булавой. Она терпеть не может, когда о ее слабости напоминают.

— Ну, вчера же не прибила… — рассеянно пробормотал мальчишка, думая о чем-то своем.

— Дурак! — неожиданно даже для самой для себя фыркнула Мира. — Ты что, думаешь, что она всерьез с тобой дралась? Она тебя поймать хотела, а не покалечить.

— Ага, то-то палкой своей шипастой размахивала.

— Госпожа Грампа, — ехидно сообщила ему Мира, — своей булавой куриное яйцо с размаху чуть-чуть надкалывает. А когда бросает всерьез, та за полторы секунды пятьдесят саженей пролетает и точно в акаган попадает. Я и то заметила, что она тебя просто пугала, чтобы ты козликом скакать перестал, понял? А ты ее своими щупальцами с размаху…

— Вот как? — Май, прищурившись, посмотрел на нее. — Хм. Ладно, извиниться как следует все равно надо. Она, похоже, хорошая девчонка, незачем, чтобы зуб на меня держала. Кстати, о щупальцах. Они, если я правильно понял, мой Атрибут? Что вообще такое Атрибут? Для чего? Они какие бывают? У меня щупальца, у Грампы — палка с шипастым шаром, а у вас? Мира, у тебя что?

Ответить Мира не успела. Скрипнула дверь в зал, и в щель между створками выглянула ректор по хозяйственной части.

— Прошу всех зайти в зал, — сухо пригласила Айсока.

Мира сглотнула. Вот сейчас-то ей и сообщат, что исключают… или дисквалифицируют… или и то, и другое сразу… Она поднялась и на негнущихся ногах пошла к двери. На плечо ей легла рука, и она обернулась — чтобы нос к носу столкнуться с нахальным мальчишкой.

— Не мандражи, — тихо проговорил он. — Все в порядке… хозяюшка. Не выгонят.

— Отстань! — Мира дернула плечом, сбрасывая его руку. На сердце, однако, почему-то стало чуточку легче.

Гуськом — Мира впереди, Май с перекинутым через плечо кителем за ней, Бохака с Ханой замыкают шествие — они вошли в зал и выстроились в шеренгу под суровыми взглядами членов попечительского совета. Госпожа Айсока отошла в сторону и села на один из стульев, на котором незадолго до того сидели незадачливые нарушители.

— Кадеты Мира Аттэй, Хана Север и Бохака Цициния! — сурово проскрежетал председатель. — Совет рассмотрел ваше дело и нашел вас троих безусловно виновными в нарушении границ запретной зоны, явно и недвусмысленно обозначенной лентой ограждения. Кроме того, кадет Мира Аттэй безусловно виновна в запретных играх с псевдопорталом, приведшим к тяжким последствиям, в частности — к переносу в Сайлават человека из другого мира. Вы осознаете, что натворили?

Мира обреченно кивнула, глядя в пол. Она чувствовала, что ее вытянутые по швам руки мелко дрожат. Сейчас ей сообщат, что«…и мы приняли решение об исключении», и на том ее обучение и завершится. И мечты стать дворянкой навсегда останутся мечтами. Нет, даже просто в армию с таким клеймом никто ее не возьмет. Кому нужен солдат, нарушающий дисциплину? Пожалуй, она все-таки сумеет найти себе место репетитором. Или учительницей танцев. Но как же все-таки обидно! Парса ей захотелось, идиотке…

— Однако, — тяжело уронил рыцарь Серен, — с учетом беспрецедентной со всех точек зрения ситуации, а также отсутствия злого умысла в ваших действиях мы решили не применять крайних мер наказания. Вас не исключат и даже не оштрафуют. Госпоже Хане и госпоже Бохаке объявляются выговоры с занесением в личные дела. Кадету Мире Аттэй объявляется строгий выговор с занесением, а также устанавливается испытательный срок в три периода. Дополнительные дисциплинарные меры оставляются на усмотрение руководства Академии. Вам все понятно?

Мира тупо подняла взгляд, ничего не соображая. Поначалу смысл слов Серена не дошел до нее, и она несколько секунд смотрела на него, пытаясь осознать сказанное. Потом внезапно, как после вспышки молнии, она поняла.

Ее не исключат. Ее оставят учиться.

В носу резко защипало, и она почувствовала, как слезы неудержимо пробивают себе дорогу наружу сквозь стремительно влажнеющие глаза. Она шмыгнула раз, другой — и слезы хлынули у нее по щекам, оставляя мокрые дорожки. Она изо всех сил пыталась сдержать рыдания облегчения, но удавалось плохо. Ноги окончательно отказались держать ее, и она упала на колени, скрыв лицо в ладонях.

— Ну вот, довели ребенка до слез, — ворчливо проговорил над ней Май, и ласковая рука провела по ее волосам. — Большие и страшные, справились, да?

Усилием воли Мира заставила себя сдержать рыдания. Она вытерла рукавом лицо и, прерывисто дыша, шмыгнула носом — раз, другой. Госпожа Сиори молча встала со своего места, обошла стол, вытащила из кармана форменного жакета носовой платок и протянула ей. Мира высморкалась и, виновато потупившись, протянула его обратно. Затем встала — Май поддержал ее под локоть, и на сей раз она не стала его отталкивать — и снова вытянулась по стойке смирно.

— Приношу нижайшие извинения, — хрипло сказала она.

— Надеюсь, твои слезы являются признаком искреннего раскаяния, — смягчившимся тоном откликнулся председатель. — Постарайся, чтобы больше таких проблем с тобой не возникло. Теперь ты, господин Май.

— Мне тоже выговор? — озабоченно осведомился мальчишка.

— Господин Май! — предупреждающим тоном проговорила госпожа Айсока.

— Молчу-молчу! — тот взмахнул свободной от кителя рукой. — Только не бей, тетенька!

Ну что за клоун!

— Господин Май Куданно, — председатель, похоже, решил сделать вид, что не заметил очередной выходки иномирянина. — Мы должны принести тебе свои извинения. Мы не знаем, каким образом ты оказался здесь, но вина, безусловно, наша. До сих пор ни разу не случалось, чтобы портал пропускал через себя человека, и мы пока что не знаем способа отправить тебя назад. Поэтому тебе придется пожить у нас какое-то время.

Мира быстро взглянула влево. Противу ожидания Май стоял с совершенно спокойной и безмятежной физиономией и помалкивал. Снаружи, из коридора, донесся звонок на перемену, и почти сразу же раздались звонкие голоса и топот ног.

— Вероятно, наш мир покажется тебе странным и необычным, — продолжил Серен, не дождавшись реакции и, похоже, слегка сбитый с толку. — Однако со временем все разъяснится. Главное, что тебе следует знать: человек, прошедший инициацию и получивший кубирин, должен пройти и курс обучения в Академии Высокого Стиля, где ты сейчас находишься. Иначе он представляет собой угрозу для себя и окружающих. Попасть в Академию очень и очень непросто — каждый год из нескольких сотен кандидатов отбирают только сорок самых лучших. Но для тебя мы, разумеется, делаем исключение. С сегодняшнего дня ты являешься кадетом первого курса Академии и обучаешься за государственный счет.

— Пара уточняющих вопросов! — поднял палец Май. — Прости, господин, я не имел чести быть представленным…

— Я вайс-граф Серен Такуй, представитель графства Цветов и председатель попечительского совета Академии. Спрашивай, разумеется. Только учти, что к дворянам у нас принято обращаться «рыцарь», а к дворянкам — «дама».

— Рад знакомству, рыцарь Серен. Прошу благосклонности. Почему первый курс? Моя хозяйка, госпожа Мира Аттэй, кадет второго курса, судя по нашивке у нее на пиджаке — или как называется штука, которую она носит? Я бы предпочел находиться в одном классе с ней.

— Господин Май, — снова нахмурился Серен, — я был бы признателен тебе, если бы ты оставил свои истории про фер… как там его?

— Фертрата.

— Про фертрата и хозяйку. В нашем мире нет ничего подобного. А учиться на втором курсе куда сложнее, чем на первом. У нас здесь изучают и математику, и физику, и прочие сложные предметы, которые не преподают в обычных школах.

— В ваших обычных школах, — усмехнулся Май. — В наших их преподают начиная с первого класса. Насчет сложностей не волнуйтесь — справлюсь. Так что сойдемся на втором курсе.

— Но…

— И второй вопрос, рыцарь Серен. Что от меня потребуется после завершения обучения? В предположении, что я все еще останусь здесь? Как я понял, кадеты Академии обучаются военному делу. А у меня есть принцип — никого не убивать. И он не обсуждается — ни при каких обстоятельствах.

— Похвальный принцип, — кивнул председатель. — Но сегодня основной враг Защитников — неразумные животные, демоны, которые приходят через псевдопорталы из других миров. Если не уничтожать их, они сами станут убивать людей.

— С чудовищами разберемся по ходу дела. Я имею в виду — я не убиваю людей и вообще всех, кто обладает разумом хотя бы по первой категории. Если окажется, что ваши монстры разумны…

— Пока что никаких признаков разумности у них не замечено.

— Вот и здорово. Однако, рыцарь Серен, ваша страна находится на грани гражданской войны по религиозным мотивам. Если вдруг война начнется, чего вы от меня ожидаете? С учетом моего ошейника, разумеется?

— Каждый должен найти Господа в сердце своем и поступить так, как тот повелевает! — напыщенно заявил отец Ахо.

— Если человеческими словами, то я должен поступить по совести? — прищурился Май. — Я не против. Договорились. Но только сразу предупреждаю, что поступать я стану по своей совести, а не по чужой, и не факт, что мои поступки понравятся всем сразу. Рыцарь Серен, у меня больше нет вопросов, требующих внимания совета. Остальное я решу с госпожой Сиори в рабочем порядке.

— Э… да-да, — кивнул явно озадаченный председатель.

Мира хорошо его понимала — в ней самой по ходу дела все возрастало удивление. Что за нахальный мальчишка! Он не только не боится попечительского совета, но еще и ведет себя совершенно как взрослый! И слова взрослые, и тон безо всякого наигрыша и неуверенности, как у подростков, изображающих из себя старших. Да кто же он такой?

— В таком случае, — продолжил Серен, — нам нужно сделать еще кое-что. Каждый инициированный кадет должен пройти проверку и классификацию своих особых способностей. Мы хотели бы провести ее прямо сейчас. Как ты себя чувствуешь, молодой господин? Обычно после инициации люди чувствуют слабость в течение двух-трех дней. Но у тебя я характерных признаков не вижу.

— Я в норме. Где проверять — прямо здесь? — с готовностью осведомился Май.

— Нет, разумеется. Кадетам первого года обучения — и второго,кстати, тоже, — позволено призывать свой Атрибут только в спортзале, где в любой момент можно вызвать защитную завесу. Иначе слишком велик риск, что они покалечат себя или других. Сейчас мы пройдем в спортзал. Госпожа Сиори, я полагаю, нам нужно пригласить госпожу Клию и господина Саомира. Им придется отменить свои следующие занятия, но обстановка того требует.

— Не везет сегодня истории Саламира, — усмехнулась ректор Академии. — Сначала я лекцию отменила, теперь Саомир… Кадеты Мира, Хана и Бохака, вы свободны. Отправляйтесь в свою группу и приступайте к работе по обычному расписанию. Кадет Май…

— Она идет с нами, — мальчишка снова положил руку на плечо Миры, и та замерла, не зная, то ли возмущенно стряхнуть ее, то ли так и оставить. — Она моя хозяйка, так что без нее я никуда. Наша мистическая связь…

— Господин Май! — холодно бросила госпожа Айсока. — Веди себя прилично.

— Уж как умею, госпожа проректор по хозяйственной части, — весело сказал Май. — Кстати, взять с собой Миру и оставить в стороне эту парочку, — он мотнул головой в сторону Ханы с Бохакой, — несправедливо. И опасно — если они лопнут от любопытства, кто кишки с пола подбирать станет? Лично я пас. Ну что, мы идем? Или подождать вас в спортзале?

— Сил моих нет! — вздохнула Айсока. — Господин Май, во-первых, испытания могут оказаться опасными для посторонних. Во-вторых, кадетам придется наверстывать упущенное — переписывать конспекты, сидеть в библиотеке в свободное время и так далее. Ты хочешь для них лишних проблем?

— У нас сейчас демонология, — пискнула Хана, сжавшись в комочек от собственной храбрости. — Госпожа Клия ведет, а она отменит…

Несколько секунд Айсока молча смотрела на нее, потом перевела взгляд на Сиори.

— Пусть идут, — устало согласилась та. — Все равно там сейчас третий курс рукопашным боем занимается. Парой человек больше или меньше, неважно. Пойдемте, господа. Я сейчас вызову Клию и Саомира.

Она постучала пальцем по своему кубирину и немо зашевелила губами. Члены попечительского совета задвигались и начали подниматься, скрипя стульями по каменному полу. Бишоп Ахо, сидевший с краю и первым выбравшийся из-за стола, подошел к Маю.

— Всевышний послал тебе испытание, отрок, — хорошо поставленным густым басом заявил он. — Принять тебе его надобно и пройти с честью…

— Бога нет, — безмятежно перебил его Май. — Его уже пару веков как отменили. Вам разве не доложили?

— Что?! — священник побагровел. — Богохульство…

Он вскинул руки, и в его ладонях появилось угрожающее багровое свечение.

— Брат Ахо, простим молодому господину его неудачную шутку, — кротко сказал бишоп Сумарто, подходя сзади. — В его мире, возможно, все иначе, чем здесь. Молодые люди, пройдемте в спортивный зал.

Бишоп Ахо опустил руки и скривился. Он скользнул по Маю и Мире тяжелым ненавидящим взглядом, от которого девочка невольно сжалась, и пошел к двери, едва не снеся Мая плечом.

— Прошу, молодые люди, — Сумарто сделал вежливый жест в ту же сторону.

Холл учебного корпуса, высокий и гулкий, обычно пустовал. В нем лишь изредка проводились общие построения, когда погода не позволяла проводить собрания на улице. Но сегодня, вероятно, слухи о внеплановом заседании попечительского совета разнеслись по Академии, и в нем под высокими стрельчатыми окнами с цветными витражами, светящимися в лучах утреннего солнца, толпилось не менее полусотни мальчишек и девчонок с первых двух курсов — некоторые в кадетской, а некоторые в спортивной форме. При появлении Мая в сопровождении трех подруг по толпе прокатился дружный ропот. Кадеты вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть невероятный двойной кубирин загадочного новичка. Девочки тихо ахали и перешептывались, мальчики хранили настороженное молчание. Май вслед за отцом Сумарто быстро шагал по холлу, будто бы не обращая ни на кого внимания, и Мира торопилась вслед за ним, втянув голову в плечи. Она ужасно не любила оказываться в центре общего внимания, и сейчас десятки взглядов жгли ее словно огненными лучами. Ну на кой она сдалась дураку-Маю? Зачем он потащил ее с собой?

— В честь чего собрание? — раздался сзади суровый голос госпожи Сиори. — Ну-ка все…

Ее слова заглушил звонок.

— Ну-ка все живо в классы! — закончила ректор, и Мира с облегчением выскочила на каменное крыльцо в теплый солнечный свет.

В сопровождении всех двенадцати членов попечительского совета, госпожи Сиори, госпожи Айсоки и догнавшей их госпожи Клии Май и девочки дошагали до расположившегося в полусотне саженей спортзала. Размашисто шагающий Май, обогнавший всех, обеими руками толкнул створки входной двери, прошел внутрь и, ни на мгновение не задержавшись посреди вестибюля с выходящими в него дверями раздевалок, уверенно прошел через распахнутые настежь двери в главный зал. Члены попечительского совета и воспитатели так же уверенно прошли за ним. Мира, по ходу дела постаравшаяся отстать в самый хвост группы, на мгновение заколебалась. Вбитая за полтора года привычка входить в зал только босой, без обуви, едва не взяла верх, и она чуть было не сбросила туфли у порога. Однако в последний момент передумала: стоять в одних чулках посреди группы обутых взрослых — глупо по меньшей мере. Она и так сегодня дневальная, отмоет все, что нанесет на подошвах.

Мира шагнула через порог как раз в тот момент, когда к группе рысцой подбежала Грампа в спортивном костюме. Несмотря на явно бессонную ночь дежурства она выглядела свежей и подтянутой.

— Гра, — Сиори махнула рукой, когда инструктор по технике боя попыталась доложиться по форме, — прерви занятие. Нам требуется Арена — сейчас же.

— Выгнать всех из зала? — осведомилась воспитатель.

— Незачем. Мы быстро. Нужно проверить способности господина Мая. Просто убери всех в безопасное место.

— Есть! — лейтенант кивнула и обернулась, громко засвистев в висящий на шее свисток. Необходимости в том не замечалось — весь третий курс, который, судя по всему, как раз нарезал разминочные круги по периметру зала, и так глазел на нежданных гостей. — Народ, все в партер! Живо!

Партером Грампа, единственная из всех преподавателей, называла скамейки вдоль стен. Третьекурсники сорвались с места и шустро расселись, с напряженным интересом разглядывая нежданную делегацию.

— Господин Май, — ректор Академии повернулась к мальчишке-иномирянину, — сейчас тебе потребуется пройти несколько тестов. Они совершенно безопасны и ничем тебе не угрожают. Мы выясним обычные пределы твоих возможностей и определим категорию твоего Атрибута. Тест, правда, несколько настандартный, поскольку у тебя двойной кубирин. В нашей практике не случалось ничего подобного, поэтому мы проверим твои способности и Щита, и Меча.

— Главное, вивисекцию не устраивайте, — пробормотал мальчишка. Он бросил китель, который так и нес в руке, на пол, и принялся расстегивать рубашку.

— Что ты делаешь, господин Май? — удивленно осведомилась Сиори.

— Забочусь о сохранности казенного имущества, — громко фыркнул тот. — Если повторится вчерашняя история, то рукав порвется в клочья. Да и вообще…

Он бросил рубашку на пол поверх кителя, сбросил туфли и носки и выскользнул из штанов. Он остался в одних коротких трусах — тех же, в который появился вчера вечером. Впрочем, возможно, и не трусах. Как Мира ни старалась отвести взгляд, чувствуя потеплевшие от смущения щеки, она все-таки разглядела в них карманы и петли под пояс. Интересно, у них и в самом деле так по улице разгуливают? Фу, стыд какой… Она представила в таких трусах себя — и почувствовала, что покраснела еще сильнее.

Со скамеек донеслось девчачье хихиканье.

— Я готов, — деловито сообщил мальчишка, поводя плечами. — Что делать?

— Госпожа Клия Юмака — наш главный эксперт по кубиринам. Она все объяснит. Кли, твой выход, — Сиори сделала приглашающий жест.

— Да-да, — кивнула директор медицинской службы, с явным любопытством разглядывая мальчишку. — Молодой господин, сначала несколько вопросов. Ты терял когда-нибудь сознание? Просто так, без повода?

— Нет. У меня всегда нормальное давление и пульс. Госпожа Клия, я кое-что понимаю в медицине. Ты лучше не задавай наводящих вопросов, а спроси прямо. Возможно, я я уже знаю ответ.

— Ты самоуверен, молодой господин, — прищурилась капитан. — Хорошо, спрошу иначе. У тебя имеются заболевания сердечно-сосудистой системы? Нервные расстройства? Психические заболевания?

— Нет. Я стопроцентно здоров, госпожа Клия. Настолько здоров, что самому страшно становится, — рот мальчишки еле заметно дернулся в ироничной усмешке. — Я могу гарантировать, что по физическим и физиологическим показателям как минимум не уступаю любому из находящихся в зале.

— Вот как? Прости, но я все же должна проверить. Иди за мной.

Директор медицинской службы вышла на середину спортзала и щелкнула пальцами. Круг Арены бледно засветился, и столб голубого сияния ударил из него в потолок.

— Встань туда, молодой господин, — Клия указала пальцем в столб. — Не бойся, ты ничего не почувствуешь.

Май молча шагнул в сияние. Вокруг него тут же закружились рои зеленых, желтых и белых огоньков. По поверхности столба побежали ряды непонятных белых значков. Минуту Клия вглядывалась в них, потом удовлетворенно кивнула.

— Ну что же, со здоровьем у тебя действительно все в порядке. Ну что же, — директор медицинской службы подняла руку и коснулась поверхности призрачного столба. По ней побежали новые рои белых значков. — Тогда займемся твоим атрибутом. Первый тест… хм, начнем с Меча. Госпожа Сиори рассказала мне, что случилось вчера. Я активирую защитную стену вокруг Арены, после чего авторизую тебя на использование особых способностей.

Она сделала несколько шагов назад и оказалась за границей Арены.

— Хом-мита! — пробормотала она, выбрасывая вперед руку с ключ-перстнем.

Голубая колонна замерцала, и вокруг нее вспыхнула ярким светом белая окружность на деревянном полу. Раздалось легкое гудение. Саомир приблизился к Клие и встал по левую руку. Он переглянулся с ней, слегка кивнул, и за их плечами замерцали, сгущаясь, плащи-Атрибуты: оранжевый с черными пятнами у проректора по воспитательной работе и фиолетовый с багровыми прожилками у директора медслужбы.

Мира следила за происходящим, затаив дыхание. Она, разумеется, сама проходила такое же испытание. Однако она была слишком взволнована, когда стояла в шеренге первокурсников, ожидая своей очереди, так что в памяти ничего, кроме того волнения, не отложилось. Она почувствовала, что голубое гудение притягивает ее как магнитом. Она наклонилась вперед, всем телом потянувшись к нему. Ноги сами по себе сделали шаг, второй…

Что-то больно щелкнула ее по носу, и она ойкнула, придя в себя. Проректор по хозяйственной части мягко отстранила ее, заставив отступить.

— Не подходи слишком близко, — предупредила она. — Иначе завеса загипнотизирует тебя.

— Зачем? — растерянно спросила Мира.

— Чтобы освободить испытуемого от волнения и ненужных эмоций и полностью высвободить его потенциал. Не волнуйся за господина Мая. Все в порядке.

— И вовсе я за него не волнуюсь! — фыркнула Мира.

— Господин Май, ты меня слышишь? — громко осведомилась госпожа Клия. — Скажи «да», если слышишь.

— В ушах звенит, а так все нормально, — глухо откликнулся мальчишка. — Я что-то должен сделать?

Клия растерянно оглянулась.

— Он не теряет контроль за собой, — негромко сказал в пространство барон Пристин Кузарра. — Уникально…

— Продолжай, Клия, — махнула рукой Сиори.

— Господин Май, я авторизую тебя на использование способностей кубирина. Цан! — директор медицинской службы снова выбросила вперед руку.

Сначала по группе членов попечительского совета, а потом по сидящим на скамьях кадетам прокатился ропот. Мира растерянно оглянулась на Хану с Бохакой, с затаенным дыханием наблюдавших за происходящим. Почему ничего не произошло?

— Госпожа Сиори, — удивленно спросил председатель попечительского совета. — Ты уверена, что вчера вечером мальчик действительно проявил особые способности?

— Возможно, завеса не действует на него, а потому он не может раскрепоститься и позволить Атрибуту проявиться самостоятельно, — задумчиво ответила ректор. — Плохо. Он не сможет запомнить необходимое ощущение.

— Господин Май? — на сей раз отчетливо растерянно произнесла Клия. — Ты не чувствуешь ничего необычного?

— Нет. А что, должен? — переспросил тот.

— По команде твой Атрибут должен активизироваться. Ты чувствуешь себя в точности как всегда?

— Я чувствую себя…

Яркая алая вспышка магической завесы ударила с такой силой, что Мира зажмурилась и быстро закрыла глаза руками. Во тьме перед ней поплыли цветные круги. Когда она наконец осмелилась чуть-чуть приоткрыть один глаз, на Арене происходило что-то невероятное.

Густая мешанина светящихся изнутри желтым мельтешащих щупалец билась изнутри о защитную завесу. Там, где они входили в соприкосновение со стеной, мелькали яркие алые вспышки. Стена протестующе взвизгивала и заметно выгибалась наружу. За непрестанным мельтешением мальчишка-иномирянин оказался почти неразличим, но Мира все же заметила, что сегодня щупальца росли у него из обоих плеч, и их число, казалось, увеличилось многократно. Щупальца взлетали вверх, почти достигая потолка спортзала, и водопадом обрушивались обратно.

И так же внезапно, как началось, все успокоилось. Мальчишка стоял совершенно спокойно, и оба камня его кубирина переливались радугой цветов. Хотя щупальца никуда не пропали, они безжизненно обвисли, резко уменьшились в длине и теперь едва достигали коленей. Он с интересом изучал ошарашенную Клию.

— Вот, примерно так, — сказал он. — Или от меня что-то другое ожидалось?

Щупальца с левой стороны медленно поднялись вверх и вперед и раскрылись светящимся цветком, одновременно прекрасным и отвратительным. Пять штук, автоматически отметила про себя Мира, как и вчера. Всего, значит, десять.

— Первая категория, однозначно, — Сиори неторопливо подошла к завесе и с любопытством уставилась на мальчишку. — Господин Май, ты вполне можешь контролировать свои… м-м, придатки?

— Более-менее, — щупальца с правой стороны Мая тоже поднялись и раскрылись вторым цветком. Потом обе группы переплелись и раскрылись десятилучевым венчиком. Венчик задрожал и расплылся желтым полупрозрачным диском в полторы сажени в диаметре.

— Что скажешь, Кли? — поинтересовалась Сиори.

— Чтоб я сдо!.. кхм, удивительно. — По внешней поверхности завесы снова заструились непонятные значки, и Клия подошла к ней вплотную, почти уткнувшись носом. — Девяносто четыре. Я бы сказала, примерно на четверть сильнее любого Меча, который я видела. Господин Май, диск, который ты сформировал, похож на одну из разновидностей Щитов. Сосредочься. Я протестирую его на прочность. Готов?

— Всегда готов! — Май широко ухмыльнулся. Без рук, с торчащими из плеч огрызками щупалец, он выглядел жутковато.

Клия положила руку на завесу, и та, рассерженно зажужжав, ударила в диск небольшой синей молнией. Что-то громко взвизгнуло. Значки по завесе побежали с удвоенной скоростью. Щелкнула вторая молния, потом третья.

— Все, — Клия убрала руку. — Действительно, Щит поверхностной разновидности. Девяносто единиц. Возможно, выдержит и больше, но рисковать не станет. Поздравляю, Сира, у нас еще один новый рекорд. Предыдущий трехлетней давности был, кажется, семьдесят два. Двойной кубирин — и двойной Атрибут огромной силы. Обрати внимание, — она ткнула пальцем в группу значков слева от себя, — мальчик совершенно не истощен усилиями. Пределы его выносливости еще нужно устанавливать, но, думаю, сейчас не обязательно.

Она повернулась к попечительскому совету.

— У меня все, — слегка поклонилась она. — Если ни у кого нет вопросом, мы закончим.

— Вопросы только-только появляются, — отец Сумарто сжал губы в тонкую линию. — Но задавать их сейчас незачем. Давайте освободим Арену и вернемся в зал. Нужно согласовать окончательную версию доклада с учетом полученных данных и обсудить дополнительные детали. Госпожа Клия, мы закончили.

— Шох! — Клия махнула рукой в сторону мальчишки, и после некоторой паузы диск перед ним распался. Щупальца, замерцав, почти мгновенно слились друг с другом и превратились в обычные руки, сжатые в замок. Камни кубирина, вспыхнув в последний раз, безжизненно погасли. — Господин Май, я снимаю экран. Сглотни, или у тебя может заложить уши.

— Секундочку! — мальчишка вскинул руки, и уже повернувшиеся было члены попечительского совета замерли. — Еще один эксперимент, если не возражаете. Пусть меня авторизует она.

Мира, в которую уперся его палец, задохнулась от неожиданности. Он что, совсем дурак? Как она может его авторизовать?

— Господин Май, — терпеливо проговорила Сиори, — на территории Академии Высокого Стиля способностью к авторизации кадетов обладают только и исключительно воспитатели. Даже высшие армейские и полицейские чины не могут здесь никого авторизовать.

— И все равно, давайте попробуем. Что вам, жалко?

— Господин Май, авторизация невозможна без ключ-перстня…

— Так дайте ей кто-нибудь на время, — Май пожал плечами. — Делов-то!

— Ключ-перстень делается под заказ, на конкретного человека. Никто другой не может…

— Двойного кубирина у вас раньше тоже не появлялось! — рассерженно сказал Май. — Госпожа Сиори, не упрямься. Просто давай попробуем. Отдай ей свой перстень на минуту. Не получится — возьмешь обратно. А вдруг?

Поколебавшись, Сиори в свой черед пожала плечами.

— Хорошо. Вреда от опыта не будет. Кадет Мира Аттэй, ко мне.

Мира ошеломленно смотрела на ректора. Она что, всерьез? Хана слегка толкнула ее в спину, и Мира на негнущихся ногах подошла к Сиори.

— Надень на указательный палец, — та сдернула со своего пальца ключ-перстень и протянула ей. — Попробуй выполнить авторизацию. Команда — «цан». Выполняется с резким распрямлением руки и пальца. Представь, что хочешь по носу щелкнуть авторизуемого.

Мира осторожно, обеими руками, приняла перстень в сложенные лодочкой ладони.

— Надевай, — нетерпеливо поторопила ее ректор. — Не бойся, он не кусается.

Мира медленно, словно и в самом деле боялась, что тот укусит, надела перстень на указательный палец правой руки. Тот, свободно скользнув на среднюю фалангу, вдруг сжался и плотно обхватил ее.

— Движение руки вперед, распрямление пальцев, команда «цан», — напомнила Сиори. — Выполнять!

Мира вздохнула. Ну, в конце концов, она не сама напрашивалась на то, чтобы выглядеть по-идиотски.

— Цан! — несмело сказала она, тыкая пальцем в Мая.

И тут же упала на колени, задохнувшись от боли от внезапно раскалившегося перстня, пронзившей руку до самого плеча.

Заключенный внутри синей завесы мальчишка зарычал. Его руки нелепым движением, словно у марионетки, взлетели вверх и выпрямились горизонтально полу. И тут же два извивающихся пучка щупалец выстрелили в стороны, врезавшись в защитную завесу.

Тяжелый глухой удар сотряс все здание спортзала. Воздушной волной Миру бросило на спину. Голубой экран прогнулся и лопнул в двух местах и тут же разлетелся в стороны цветным паром, мгновенно растворившимся в воздухе. Пучки щупалец, по толщине не уступающих древесным стволам, ударили в стороны и вверх, и на сей раз они не ограничились потолком.

Со страшной силой щупальца врезались в стены спортзала, чудом миновав головы сидящих на скамьях кадетов. Мальчишки и девчонки в спортивной форме брызнули в стороны, словно мальки на мелководье, и вслед им летели брызги серого крошева, в которое превращалась старинная каменная кладка стен, не выдержавшая натиска Атрибута. По всему периметру зала стекла в окнах под потолком лопнули и вылетели наружу прозрачным дождем. Май уже не рычал — он стоял, оскалив зубы, и два толстенных пука извивающихся огненных канатов, начинающихся от его плеч, продолжали кромсать и рвать стены, которые, наверное, могла пробить не каждая пушка. Даже сквозь туманящую разум пелену боли Мира почувствовала панический ужас. Что же такое она притащила через портал?

Плащ-Атрибут за спиной Саомира резко взметнулся вверх и мгновенно раздулся в пятисаженное облако, налившееся устрашающей грозовой чернотой. Миг, и облако обрушилось на мальчишку, окутывая его со всех сторон — только для того, чтобы разлететься в стороны таким же бесплотным паром, как и магическая завеса Арены. Проректор по воспитательной работе оскалился, схватился за голову и повалился на колени.

— Внимание! Недопустимые входные данные! — откуда-то сверху произнес бесплотный бесполый голос. — Модель отключена. Недопустимые входные данные. Модель…

Голос замолчал.

— Шох! Шох! Шох! Шох! — Сиори, Клия, Айсока и Грампа одновременно выбросили вперед руки, отменяя авторизацию.

В течение пяти ударов со страшной скоростью колотящегося сердца не происходило ничего. Потом пронзающая руку боль пропала, и Мира едва не задохнулась от немыслимого блаженства. Щупальца Мая вспыхнули напоследок и растаяли в воздухе, снова сменившись обычными руками. Он покачнулся и медленно повалился сначала на колени, потом на бок и неподвижно замер. Клия подбежала и склонилась над ним.

— Абсолютное оружие… — пробормотал Сэйсота, обводя взглядом почти наполовину разрушенные стены. Барон выглядел оглоушенным и постаревшим.

— А уж во что обойдется ремонт зала! — хладнокровно добавил Пристин Кузарра. — Боюсь, бюджет нынешнего квартала придется серьезно перекраивать. Госпожа Клия, что с мальчиком?

— Без сознания, — откликнулась та, распрямляясь. — Кожа под кубирином покраснела. Похоже на ожог. Но сердце бьется ровно, дыхание нормальное. Обычное истощение новичка, случается восемь раз на дюжину. Саомир, не пытайся встать, я сейчас…

— Я в порядке! — прохрипел проректор, тяжело поднимаясь с колен.

— Но тебя…

— Я же сказал — я в порядке! — рыкнул мужчина. — Займись мальчиком.

— Хорошо… — Клия с явным недоверием посмотрела на него, но настаивать не стала. — Я отнесу его в медпункт. Загляни, тем не менее, когда появится время — я должна тебя проверить.

Ее плащ-Атрибут заструился, распахнулся и окутал Мая фиолетовым мерцание, приподняв его тело на полсажени над полом. Коротко кивнув потрясенно молчащему попечительскому совету, Клия направилась к выходу, и бессознательный мальчишка плыл рядом с ним.

Мира приподнялась и села. Она потянула проклятый перстень, и тот на удивление легко соскользнул с пальца. Только теперь она заметила, что все взгляды обращены на нее. Ректор подошла к ней и присела рядом на корточки.

— Ты кричала, — сказала она, забирая перстень и надевая его на палец. — Что-то случилось?

— Палец… — Мира опустила взгляд. Средняя фаланга ныла и болела, словно ошпаренная кипятком. Кожа покраснела.

— Похоже на ожог, — Сиори взяла ее руку в ладони, изучая. — Странно. Как такое могло произойти? Ожог от перстня и кубирина одновременно…

— Много раз говорилось, что Святая Церковь играется с силами, которые не понимает, — назидательно сказал Сэйсота. — Никто не знает, каким образом ключ-перстни связаны с кубиринами. Возможно, энергия, которую они через себя пропускают, контролируется ими только до определенного предела. Сверх того она выплескивается наружу, повреждая тех, кто ей пользуется. Вы видели, как сияли… те штуки? Да, от Атрибута часто исходит видимая эманация, но настолько интенсивную я вижу впервые.

— Незачем сейчас теоретизировать. — Сиори подхватила Миру под локоть и помогла подняться. — Я бы предложила совету вернуться в зал и исправить проект доклада в соответствии с произошедшим. Я доведу девочку до медпункта и присоединюсь к вам. Грампа!

— Да, госпожа полковник?

— Боюсь, твое занятие сорвано окончательно. В качестве тренировки Атрибутов займись вместе с кадетами очисткой зала от мусора. И подберите все стеклянные осколки, неважно, внутри или снаружи, иначе обязательно кто-нибудь напорется. Сложите всё в кучу, потом вызовем строителей, они уберут.

— Так точно, — кивнула Грампа.

— Пойдем, — Сиори тронула Миру за плечо. Девочка уныло поплелась за ректором. Вот уж влипла так влипла! Она шагала рядом с Сиори, уныло уставившись в землю. Сиори каменно молчала.

Уже на аллее, ведущей к небольшому зданию медпункта, Сиори вздохнула.

— Выпороть бы тебя, — печально сказала она. — Так, чтобы сидеть неделю не могла. Так ведь без толку уже.

— Прошу прощения, госпожа полковник, — с раскаянием в голосе откликнулась Мира, стараясь не отставать от ее размашистого шага. — Я очень сожалею о случившемся.

— Сожалеет она… — усмехнулась ректор. — Значит, так, кадет Мира Аттэй. С сегодняшнего дня все твои увольнения в город отменяются. Ты не имеешь права покидать территорию Академии без моего личного разрешения. Ясно?

— Так точно, господин ректор. Я поняла.

— Ничего ты не поняла. Ты уже взрослая девочка, поэтому я тебе скажу прямо. Запрет покидать территорию Академии — не наказание. Наоборот. Мира, с учетом произошедшего я всерьез опасаюсь за твою жизнь.

Мира почувствовала, как сердце проваливается куда-то глубоко-глубоко. Она замерла на месте и вскинула на ректора непонимающий взгляд.

— Я не знаю, сколько правды в россказнях нашего гостя о фертратах и магах, — Сиори тоже остановилась, — но многие могут в них поверить. Тем более что определенная связь между вами точно есть. То, что только что случилось, нарушает все известные нам законы работы кубиринов и Атрибутов. Такого не могло произойти никогда — и все же произошло. Если твоя авторизация действительно может дать Маю невероятную силу, найдется много желающих ликвидировать потенциальную угрозу в его лице. А поскольку он слишком ценен, чтобы его убивать вот так сразу, убьют тебя — чтобы он не смог реализовать весь свой потенциал. Так что прими мои слова близко к сердцу и не пытайся выбраться за территорию Академии. Безрассудство может плохо для тебя кончиться. Очень плохо. Теперь понимаешь?

— Да, госпожа полковник…

— Надеюсь на то. Собственно, я бы предпочла засунуть вас обоих в самый глубокий подвал, который только найдется в Академии, запереть дверь на огромный замок и потребовать у королевской гвардии вооруженную охрану. Боюсь только, наш гость обидится на подобное обращение. А с учетом его силы в подвале его не удержать. Так что веди себя осторожно — и внуши осторожность ему. Как ты, наверное, успела заметить, молодой господин Май излишней благоразумностью не отличается. Раз уж судьба связала вас вместе, постарайся повлиять на него в хорошую сторону. Ты девочка благоразумная и целеустремленная, у тебя должно получиться. Теперь иди в медпункт и расскажи госпоже Клие, что с тобой случилось. Возможно, у нее возникнут какие-нибудь идеи. Я возвращаюсь в учебное здание.

Сиори развернулась и зашагала по дорожке в обратную сторону. Мира тоскливо глядела ей вслед. В обожженном пальце пульсировала боль, но куда сильнее ее гнела мысль, неотступно крутящаяся в уме с того момента, когда она увидела невероятный Атрибут Мая.

Что же такое она притащила в ничего не подозревающий Сайлават?

* * *

«Яни, контакт. Палек в канале».

«Яни в канале. Привет, Лика. М-м?»

«Я прочитал императивную историю Академии-Си. Что за трёхнувшийся писатель ее изобрел»?

«Э-э… ну, я связалась с одним парнем — профессиональным сценаристом. Инкогнито, разумеется. Он для компьютерных игр сценарии пишет».

«У тебя что, температура повышенная была? Сценарии для компьютерных игр продумывают ровно настолько, насколько нужно для создания иллюзии глубокомысленности. Поверь мне как человеку, всерьез ролевками увлекавшемуся — ни один такой сценарий ни малейшей критики не выдерживает. Бред полный. Почему ты не заказала историю профессиональному писателю-фантасту?»

«А что, фантастические романы лучше, что ли? Забыл, как Дзи нас в детстве заставлял читать „научную фантастику“, а потом ляпы объяснял? Я не могла привлечь личностей вроде Сюна Кувасия, а те, кого могла, не меньший бред состряпали бы».

«Даэтара бы привлекла. Я с ним общался — очень умный парень, и литератор отличный. Жаль, почти не публикуется. Его давно будить и обучать пора».

«Лика, у нас в ближайшее время запланировано еще восемнадцать Молодых разбудить, а на каждого не меньше полугода потратить нужно. Не сейчас. Насчет сценария — что сделала, то сделала. Поздно головой о стену биться».

«Яни, но с какого бодуна твой сценарист свалил в одну кучу магию и технологию? И ты куда смотрела? Ты же перманентный конфликт на религиозной почве обеспечила. Неудивительно, что у тебя социальное давление здесь зашкаливает!»

«Ты меня социологии учить надумал? Разумеется, зашкаливает. Все так и задумано изначально. Мне нужен мир, стимулирующий индивидов развиваться. Я специально параметры подбирала, чтобы коэффициент до небес задрать».

«Так. Тогда давай с начала. Яни, чем ты здесь занимаешься? Ракуэн изначально создавался как санаторий для нэмусинов. Рекреационная зона для снятия постмортального шока и накопившегося жизненного балласта, возможность начать все с начала, отбросить накопившийся гнет никчемного опыта… Я ничего не путаю? Я тысячу раз посещал разные области, и всегда там даже карманная кража — событие века. Даже в общинах проснувшихся. А здесь я и суток не провел, как мне в рабочем порядке уже пообещали, что прикончат ужасной смертью. Судя по услышанным мной разговорчикам страна на грани гражданской войны. А в твоей императивной истории — сплошные драки за объединение страны, массовые смертоубийства, героические подвиги и тому подобные вещи. Не хочешь дать пояснения?»

«Лика, я уже сказала — мне нужно, чтобы ты взглянул на окружающее свежим взглядом и высказал свое мнение. Я не хочу, чтобы оно оказалось предвзятым».

«Яни, ты слишком многого от меня хочешь. У меня масса дел в реальности. У меня половины рабочих уже нет, стройка фактически встала. Я сегодня шесть — ШЕСТЬ! — часов кряду проторчал с представителями их кусоедского профсоюза, обсуждая вопросы выплаты долгов по жалованию. Там такие прохвосты собрались, что мне хотелось им прямо на месте шеи посворачивать. А я им улыбался, кланялся и приятные слова говорил. У меня половина трассы еще до конца не просчитана — Мио все время новые вводные по сейсмоактивности дает, я поправки вносить не успеваю. Хреновы инвесторы — и гуланы, и тарсачки, чтоб им ногу сломать на ровном месте! — хором требуют прогнозов, отчетов и сроков. Новых прорабов из местных, я вынужден прямо на ходу обучать, когда старые сбегают. Да еще Цу за рукав непрерывно дергает — когда, ну когда же я ей закончу проект новой обсерватории! Другим проектировщикам она не доверяет, видите ли, вся история строительства в Катонии с меня началась!.. Я сегодня ночь поспать хотел, информационный перегруз уже накопился, а вместо того вынужденно читал твои произведения и выёживался перед кучкой нэмусинов. Яни, если ты всерьез надеешься, что в таких условиях получишь мое непредвзятое мнение, ты куда большая оптимистка, чем я полагал».

«Лика, если я тебе начну плакаться о своих проблемах, тебе тоже мало не покажется. У меня система начального образования в зачаточном состоянии, я ее с трудом хоть как-то вертеться заставляю. Программы обучения не утверждены, детей, особенно девочек, родители в школы не пускают, не в последнюю очередь из-за категорического запрета на кубалы, денег на учителей не хватает, среди иностранных волонтеров каждый десятый — неадекват, каждого лично проверять приходится… Ты действительно полагаешь, что я ничем не занята?»

«Яни, успокойся. Я знаю, чем ты занята. И ты, и Кара, и Мати, и Дор, и все прочие. Мы сами подписались на то, что личной жизни у нас нет и не предвидится, а работать придется по двадцать два часа в сутки. Я всего лишь хочу сказать, что у меня нет ни сил, ни времени, ни желания формировать свое непредвзятое мнение по вопросу, который мне лично совершенно не понятен».

«…»

«Яни?»

«Хорошо. Боюсь, я на себя взвалила слишком много, и в одиночку мне попросту не справиться. Даже вместе с Бокува. Сцена рассыпается, Лика. У меня не получается ее контролировать. Вернее, пока я держу ее на ручном контроле, все в порядке. Но как только отпускаю на самотек… Я просмотрела материалы Бокува. Все то же самое. Она вынуждена тормозить сцену и включать ручной контроль уже в третий раз за последние три с половиной года реального времени — двенадцать лет локального».

«Подробнее. Начни с того, откуда ты взяла сцену. Здесь физика явно не из Ракуэна. Там все более-менее приближено к реальности. Никакой магии, никакой таинственной Силы. А у тебя какая-то вакханалия. Можно прямо сейчас Игру начинать, хоть стратегию, хоть ролевуху».

«Сайлават и есть игровая сцена. Я взяла типовую заготовку из Архива. Еще из тех времен, когда Старшие играли в виртуальности».

«Обнадеживающее начало. Кто Игрок, какие правила?»

«Не язви. Нет никаких Игроков, разумеется. Ну, у Бокува фактически роль Стратега, но она не в счет».

«Ладно, предположим. Яни, ты упомянула, что нэмусины здесь особенные. Настолько особенные, что почти все поголовно пожелали во сне детишками стать? Насколько я помню статистику, девяносто восемь процентов нэмусинов выбирают возраст от семнадцати до двадцати пяти. Ниже семнадцати — считанные единицы. А здесь учатся пятнадцатилетние — и, похоже, они здесь пребывают не первый локальный год. В чем дело? У тебя отстойник для детолюбов?»

«Нет. Лика… я… В общем, я скажу, а ты можешь ругаться. Или смеяться. Только, очень тебя прошу, не говори пока другим. Эксперимент очень важен. Очень. Несмотря на всю нелепость. Обещаешь? Хотя бы пообещай выслушать меня до конца».

«Можешь считать, что напугала. Обещаю, что выслушаю».

«Хорошо. Лика, из ста трех кадетов в Академии-Си сорок два — ко-нэмусины. Мальчиков и девочек поровну. Остальные — искины поддержки. Ко-нэмусины — они…»

«Давай, не стесняйся».

«Они — дети».

«Я заметил. Хотя „подростки“ более адекватно, но не суть. И в чем разница?»

«Я сбросила тебе краткое описание концепции. Там три абзаца. Прочитай, я подожду».

«Где?.. Ага, вижу. Сейчас…»

Пауза.

«Яни, ты что, с ума сошла?!»

«Я понимаю, что ты сейчас думаешь…»

«Ты совсем сдурела? Ты понимаешь, что ты творишь?»

«Понимаю. И как минимум — не хуже тебя».

«Сомневаюсь. Яни, я, конечно, не разбирался в вопросе так глубоко, как ты, но даже я помню, что незрелые психоматрицы нежизнеспособны. Они неполноценны и не способны к активному существованию. Ты решила, что в мире слишком мало имбецилов? Новых наплодить хочешь?»

«Лика, та пятнадцатилетняя девочка, которая якобы притащила тебя в Академию — она показалась тебе имбецилом?»

«Нет, но…»

«Она ко-нэмусин. И она не идиотка. Я еще не тестировала ее интеллект, но я бы сказала, что он соответствует видимому возрасту».

«…»

«Лика, пожалуйста, пойми — я пытаюсь сделать их них людей. Полноценных людей».

«Яни, ты играешь с человеческими жизнями. С жизнями детей, что еще хуже».

«Да. Играю. У меня нет другого выхода. Пойми, я не могу спокойно смотреть, как мы отбираем у них шанс выжить. Мы все прекрасно понимаем, что темный сон таких психоматриц — всего лишь эвфемизм для их вечной консервации. Что мы никогда не рискнем работать с ними».

«Но мы же уже договаривались, что оставим вопрос на потом, когда сумеем разобраться…»

«Чушь! Посмотри на себя, Лика. Много у тебя времени на то, чтобы разбираться с посторонними вопросами? Да и есть ли вообще желание? Ты живешь полноценной интересной жизнью, тебе не до них. И всем нам — тоже. Так несправедливо. Я так не могу».

«И потому ты засовываешь их на гражданскую войну?»

«Лика, я не волшебница. Я не умею творить чудеса. Я иду наперекор всем теориям Старших в надежде, что они ошибаются. Что такие вопросы попросту не исследовались на практике за ненужностью. Что их все-таки можно спасти. Пусть не на первой, пусть хотя бы на второй стадии, но можно. Я говорила с Харламом…»

«С кем?»

«С Харламом. Старшим. Физиком».

«А, тот нудный старикашка, с которым Цу последние несколько лет времени проводит больше, чем с Мати?»

«Он не нудный. Он дядечка старой закалки. Все-таки Первое поколение, четыре с половиной миллиона лет, да еще и слился сразу с пятью искинами. Он еще живую Землю помнит. Он очень одинок — ученых его калибра попросту не осталось, даже Дзи по сравнению с ним просто первоклашка. Тех, кто Игрой увлечен, Харлам попросту презирает. Мне он неодобрительно сообщил, что ты ему слишком уж Камилла характером напоминаешь. Камилла и еще нескольких „безответственных молодых людей“, как он выразился…»

«Яни, ты бы ближе к делу. Насколько я помню, Харлам — физик, а не нейрофизиолог».

«Да, физик. Но из той группы, что в свое время разрабатывала фантомный носитель для психоматриц. Он с самим Ройко Джонсоном работал, тем, который фантомную технологию изобрел. Харлам объяснил, что носитель действительно чрезвычайно консервативен. В нем работают тормозящие процессы, чтобы избежать каких-то сложных технических проблем. Он мне попытался объяснить, каких, но у меня после первых трех фраз глаза в кучку собрались. Однако суть я ухватила. Незрелая психоматрица не может развиваться сама по себе. Но при наличии постоянной потребности в создании и освоении новых шаблонов мышления носитель просто вынужден быстро эволюционировать. Поэтому я создала для детей окружение, которое подстегивает их развитие…»

«Война с чудовищами, мощное оружие, героическая гибель, вечная память… Все, о чем мечтает любой подросток».

«Умничка. Ты меня всегда с полуслова понимал. Академия предназначена для базового формирования интеллекта. Война с монстрами Приграничья — эмоциональной сферы».

«А если они погибнут?»

«Разумеется, они не могут погибнуть. Все нэмусины в Академии-Си зацеплены на лонжу. Виртуальность втягивает их в ужасные опасности, из которых всегда можно выкрутиться, приложив должные усилия. Куклы — да, погибают, чтобы подстегнуть сильные эмоции и поддержать достоврность, но только куклы».

«Яни, не лукавь. Мы оба с тобой знаем, что даже лонжа не гарантирует выживания при намеренном риске. ОСОБЕННО при намеренном риске. Что происходит с нэмусином, который погибает в бою с чудищем?»

«Такое практически невероятно».

«Не увиливай. Что?»

«…»

«Яни, ты все еще хочешь моего сотрудничества?»

«Нэмусины пробуждаются и отправляются в одну из общин проснувшихся. Или на дополнительную рекреацию, если есть необходимость».

«А ко-нэмусины»?

«Их гибель невероятна, еще ни одного случая не было и, надеюсь не будет. У них статус наблюдателей с минимальной реакцией внешней среды. Если они не вмешиваются активно, то им практически не грозит опасность. Если вмешаются — получат по полной программе, но на то у каждого по два искина-опекуна. Они отвечают за безопасность ребенка в типовых ситуация. А для нетиповых есть небы и нэмусины».

«То есть две подруги Миры — искины поддержки?»

«Да».

«Тогда какого хрена они допустили ее игры с порталом»?

«Псевдопортал безопасен. А опекуны запрограммированы не только не подавлять инициативу, но и провоцировать ее. Один из методов развития личности».

«Там, где есть инициатива, есть и опасность. Опекуны могут и не успеть среагировать. Яни, тем не менее — что произойдет, если ко-нэмусин погибнет в Сайлавате?»

«Лика, пойми — за всю историю Академии-Си не погиб ни один ко-нэмусин. Но даже если кто-то и погибнет — я просто переведу его психоматрицу в режим темного сна, и когда завершу методику воспитания, обязательно разбужу, чтобы закончить формирование личности».

«А если твой эксперимент провалится?»

«Зачем ты задаешь очевидные вопросы? Разумеется, мне придется отправить в темный сон всех ко-нэмусинов и надеяться, что мы когда-нибудь вернемся к теме».

«То есть фактически ты их прикончишь».

«Лика, именно поэтому я прошу тебя о помощи. Я так и не поняла, как именно ты попал в Академию-Си, но это судьба. Очень тебя прошу — ты у нас технарь до мозга костей, так что посмотри на окружающее свежим глазом. У меня разваливается сцена, я так и не могу сделать ее стабильной. Я запустила ее с двукратной скоростью в шестидесятом году, по местному времени — в тысяча четыреста тринадцатом. Летом шестьдесят четвертого Бокува затормозила сцену в первый раз. Страна чуть было не скатилась в настоящую гражданскую войну. Пришлось срочно осуществлять коррекцию: резко стирать старый Даоран, формировать новый, заменив часть искинов нэмусинами, и вводить внешнюю угрозу — чудовищ Приграничья. В шестьдесят пятом, в тысяча четыреста двадцать восьмом году локального времени, полигон тормознулся снова. На сей раз коррекцию удалось осуществить мягко, и я даже решила, что все исправлено. И вот Бокува тормозит полигон в третий раз!»

«То есть ты хочешь, чтобы я объяснил, как именно стабилизировать твой мир?»

«Или хотя бы заявил, что это нереально. Тогда я доведу воспитание детей до конца в ручном режиме. Но промышленную эксплуатацию схемы придется откладывать до лучших времен».

«Яни, а почему я? Почему бы тебе с Дзи не поговорить? С Веороном? С Мио, в конце концов? Они опытные Конструкторы, они наверняка прекрасно знают методы стабилизации игровых моделей».

«Лика, а почему бы тебе не попросить Дзи или Веорона сделать тебе проекты всех нужных трасс? Ты вот мучаешься, варианты перебираешь, а они бы раз — и выдали готовое решение. Уж Веорон-то — точно, он десятки, а то и сотни тысяч лет на техномирах специализируется».

«…туше. Ладно, не хочешь звать Старших, твое дело. Но учти, что я простой инженер. В людях я разбираюсь куда как хуже, чем в сопромате и теории механизмов. Ты уверена, что тебе нужна именно моя помощь?»

«Не наговаривай на себя, вполне нормально ты в людях разбираешься. И потом, мне нужен взгляд человека, который не привык думать по стандартным схемам — вроде тебя. И, по крайней мере, я уверена в твоей искренности».

«Ну, спасибочки за комплимент, сестричка ты моя дорогая и любимая! Считай, что я размяк и замурлыкал. Однако у меня встречное условие».

«И?»

«У меня времени нет по крупицам информацию собирать. Я уже много лет завязал с ролевыми играми, поскольку достали, и втягиваться заново не собираюсь. Мне нужен доступ супервизора к площадке».

«Невозможно».

«Тогда я пас».

«Лика, в принципе невозможно. Пойми, мир так устроен. Виртуальные игровые площадки не предусматривают доступ супервизора — специально для того, чтобы исключить жульничество. Возможно, где-то можно залезть в систему на нужном уровне, но я не знаю, где именно. Программирование виртуальности — не мое увлечение».

«А как же Бокува управляет миром?»

«Никак не управляет. Она наблюдатель с контрольными функциями, но без возможности глобального влияния. Ее возможности не больше, чем у Игрока-стратега. Фактически за пределами своей Цитадели, то есть Академии в нашем контексте, она мало что может. Тебе, как и мне, даны возможности дизайнера-тестировщика, но и они весьма невелики. В основном ты получаешь право на просмотр всевозможной статистики и ограниченного управления ближайшими куклами. И у тебя нет возможности выяснить, кто из окружающих тебя — ко-нэмусин».

«Почему?»

«Я же сказала — мне нужен свежий взгляд. Я не хочу предвзятости с твоей стороны».

«Ну, тогда ты в пролете. Если я могу управлять куклами, то у меня есть элементарный тест. Не могу управлять — значит, нэмусин».

«Ха! Не надо меня недооценивать. Я уже сказала, что из ста трех кадетов в Академии сорок два — ко-нэмусины. Но в остальном на всех мало-мальски ключевых ролях — либо взрослые нэмусины, либо искины поддержки с психоматрицей не ниже первого класса. Плюс среди воспитателей есть искины с психоматрицами третьего класса. Так что в пределах Академии не сработает твой тест».

«Ладно. Придется применять старый испытанный метод».

«Метод?»

«Ну, должны же у меня быть свои тайны? В конце концов, любой измерительный прибор всегда вносит свою погрешность измерения».

«Ох… Лика, ты согласен немного пожить в Академии? Хотя бы по паре часов в сутки?»

«Яни, если бы меня попросил кто-то другой, я бы его послал так далеко и надолго, что он и за год бы вернуться не сумел. Но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Большую часть времени мне придется бросать проекцию в автономе, но сколько смогу выделить времени, выделю. Однако нужно сдвинуть время так, чтобы местный день точно соответствовал ночи в сураграшском часовом поясе».

«Бокува сделает».

«Хорошо. И еще одно условие. Я хочу, чтобы здесь появилась Каси».

«Я же просила, чтобы ты никому…»

«Она поймет. Она столько времени в твоем обществе провела, что уже и думает похоже. Или ты похоже на нее думаешь, уж и не знаю».

«Хорошо. Согласна. На Каси — согласна. Обговори с Бокува, как ее вписать в сцену».

«И еще я оставляю за собой право приглашать и других актеров. Не Демиургов, ладно уж, но тем не менее. Я не смогу присутствовать слишком часто, мне прикрытие нужно. И вообще, Яни, учти — я действую так, как считаю нужным. Если захочешь, чтобы я ушел — уйду, но пока я в Академии, никакие ценные указания не воспринимаю, если не захочу».

«Ну, что с тобой поделаешь… Я еще не до конца просмотрела материалы Бокува. Я передала ей указание полностью с тобой сотрудничать, но имей в виду — она не менее независима, чем ты. И тоже чужие указания не слушает».

«А, я и забыл, что она дефектный искин».

«Сам ты дефектный! Она полноценный неб. Точно такой же, как и прочие искины Камилла, пусть даже с папочкиными модификациями. И не забывай, как формировалась ее личность. Она прекрасно знает, что такое неопределенность, страх, одиночество — в ее личной интерпретации, разумеется. И она долго была Художницей, а значит, понимает, как ощущают себя люди в стрессовой ситуации. Она очень серьезно восприняла мою просьбу и приняла проблему близко к сердцу, если так можно выразиться. Поскольку у нее отсутствуют императивы безусловного подчинения, она вполне может проявить своеволие».

«Бунт машин. Великолепно! Они выпьют у нас мозг и заменят его чипами. Яни, мне начинает здесь нравиться».

«И постарайся, чтобы после твоих исследований в Сайлавате осталось хотя бы одно целое здание, уж будь так любезен».

«Да я само воплощение миролюбия! Подумаешь, стены слегка покоцал! Отремонтируют».

«Стены? „Покоцал“?! Лика, что ты успел натворить?»

«А Бокува еще не настучала? Ох, блин. Проговорился. Да ничего страшного, небольшое представление. Неудобно, конечно, без объемного сканирования, но я же строитель, в конце концов. Ни одной несущей конструкции не задел, опасности обрушения крыши нет ни малейшей».

«Лика!!!» — горящий взгляд во тьме, оскаленные клыки, медленно капающая с лезвия ножа кровь.

«Ну все, все, заболтался я с тобой, сестричка. Я тут обморок изображаю, меня усиленно в чувство приводят. Пора бы и продемонстрировать, что я не совсем трупик и тушка бездыханная, а то еще кремируют с почестями. А потом мне пора бежать по делам в реале. Все, пока-пока. Отбой».

«Лика! Ну, я до тебя доберусь когда-нибудь! Бокува, контакт. Яна в канале…»

* * *

— Начнем, — Сиори обвела собравшихся тяжелым усталым взглядом. — Иса, ты неважно выглядишь. Что-то случилось?

— Я выгляжу не хуже, чем ты, — буркнула преподаватель точных наук, поправляя свои огненно-рыжие волосы. — Сплю что-то плохо в последнее время, вот и все.

— А тебе в ночь дежурить, — покачала головой Сиори. — Может, подменить? Мне все равно не до сна.

— Кли, ты бы выписала Сире снотворное, — Исука Тао повернулась к директору медслужбы. — И проследила, чтобы не выбрасывала тайком. Она ведь у нас помрет такими темпами.

— Ша! — Сиори хлопнула ладонью по столу. — Иса, мне не до шуток. Ты ведь у нас единственная, кто сегодня утром не видел, как мальчишка спортзал крушил?

— О, мне уже несколько версий рассказали, в том числе три кадета, две служанки и повар, когда я на кухню пробу снимать зашла, — воспитательница беспечно тряхнула своей гривой, всегда служившей для Сиори предметом тайной зависти. — Если их усреднить, он превратился в демона высотой в пять саженей и с тысячей щупалец, после чего живьем сожрал сто человек народу. И на спортзал я сходила посмотреть — на то, во что он превратился. Удивительно, как крыша не обрушилась.

— Он каким-то чудом не задел ни одной внутристенной опоры, — объяснил Саомир. — Я проверил — каменная кладка между ними вынесена в нескольких местах, но колонны стоят. Но стены стенами, а вот что защитная завеса Арены его удара не выдержала, меня пугает. До сего дня считалось, что она в состоянии справиться с любым Атрибутом.

— Ага, я пробовала, — согласилась Грампа. — Изо всей дури лупила. Я стену наверняка развалить смогла бы, она хлипкая, но завеса только чуть прогибалась. Чтобы в клочья ее разнести… Нет, не припомню такого, ни лично, ни из книг.

— До сего дня и кубирин Таэллы мы ни разу не видели, — вздохнула Сиори. — Кстати, я как-то забыла проверить — сейчас завеса работает? Или вышла из строя полностью?

— Все работает, и Арена, и экраны. Я для пробы их активировала. Включились как ни в чем ни бывало.

— Хорошо. Прошу всех присутствующих учесть, что наш разговор не предназначается для посторонних ушей. Нас шестеро — и больше никому о деталях знать пока не нужно. Отчет для Даорана подготовлен, члены совета, наверное, уже пересылают его графам, и дополнения я пока что делать не намерена. Клия, давай, твой черед. Ты с мальчиком сегодня почти весь день провела. Рассказывай, что выяснила.

— Мало что, — капитан начала задумчиво теребить мочку уха. Из ее всегда собранных на затылке в тугой пучок волос выбилась и свесилась вдоль шеи тонкая иссиня-черная прядка. — Во-первых, я проверила его физическое состояние. Он в полном порядке, хотя мне так и не удалось его толком разбудить. Обычно шок Атрибута у новичков длится не дольше часа, плюс общая усталость в течение суток или двух. Мальчик же попросту не просыпается. Один раз разлепил глаза, взглянул на меня мутным взглядом, что-то пробормотал и отключился снова.

— Ты уверена, что с ним все в порядке? — встревоженно переспросила Клия.

— Разумеется. Я пятнадцать лет медиком работаю. Сердце бьется ровно и сильно, дыхание свободное, без хрипов, мышечный тонус в норме, цвет кожи здоровый, и так далее. Под кубирином кожа покраснела, как ошпаренная, но в остальном проблем нет.

— Вот, кстати, еще проблема, — Сиори постучала деревянной ручкой пера по чернильнице. — Ожог от кубирина — нечто неслыханное. И ключ-перстень на пальце Миры Аттэй — он не может и не должен работать у другого, но он сработал. И тоже обжег ей кожу. Кли, ты ее смотрела?

— Да. Ничего страшного. Я смазала заживляющим маслом и перевязала, наверное, уже и прошло. Я не понимаю этот феномен, но с ним следует разбираться вдумчиво и в безопасной обстановке.

— Хорошо, Миру пока что оставим в покое. Кли, ты упоминала, что обследовала его память.

— Да. Обычная процедура.

— Что-то удалось выяснить?

— Не больше того, что он уже рассказал ранее, — директор медслужбы взглянула на Айсоку. — Май Куданно, пятнадцать лет, сдан родителям в приют — в детский дом, как там называют такие учреждения — в возрасте пяти с половиной лет. В десять взят под опеку в бездетную семью вместе с двумя девочками из того же приюта. Мир… у них странный мир. Совсем не такой, как у нас. У них вообще нет магии, а Святая Церковь отсутствует. Только в одной стране мира есть что-то очень отдаленно похожее. Мир, кстати, огромен, по нашим представлениям. Весь Сайлават уместился бы в его крохотном уголке.

— Магии нет… а Защитников? — с интересом спросила Грампа. — А чудища есть? Как они обороняются?

— Нет магии, нет чудищ, нет Защитников, нет Церкви. Зато есть огромные армии и невероятное оружие. Я не знала, как толком сформулировать вопросы, а на грани бодрствования дети не очень-то проявляют инициативу. Но, кажется, их мир очень похож на Северные графства. Сплошная технология, только достигшая невиданных высот. Мальчик мечтает стать чем-то, что он называет «инженер-строитель». Хочет строить мосты, дороги, дома.

— Вольный каменщик? Интересная мечта, — Сиори задумчиво постучала пальцами по столешнице. — Обычно мальчишки в его возрасте стремятся стать героями — великими Защитниками или хотя бы полководцами, воями-священниками, морскими капитанами… С мечтой о строительстве я лично впервые сталкиваюсь. Однако здесь у нас серьезная проблема. Мальчик наверняка войдет в конфликт с Церковью. Он и неосознанно-то сегодня довел до белого каления отца Ахо…

— Нашего идиота в рясе до белого каления довести и младенец может, — скривился Саомир. — Но ты права. Я видел юношу всего-то несколько минут, но заметил, что почтением к старшим он не отличается. Если же он начнет злить священников намеренно, то все кончится очень плохо. Особенно с учетом того, что Мировая Сфера под боком, и пробраться туда для него сложности не составит.

— Да, — согласилась Айсока. — Очень плохо. Он просто не умеет думать, как мы. Для нас и магия, и технология — нечто если и не страшное, то окутанное мистической завесой тайны. Вещи, которым поклоняются, осознанно или неосознанно. Для него же магия — лишь яркая новая игрушка, лишенная налета сакральности, а технология — нечто настолько естественное, что он питает к ней уважения не больше, чем к окружающему воздуху. Он немедленно восстановит против себя и южных ортодоксов, и северных прогрессистов. А с учетом его невероятных способностей… если одна сторона переманит его к себе, вторая немедленно попытается его ликвидировать. Если же он не захочет выбирать, то его ликвидируют совместными усилиями, просто для определенности. И его, и молодую госпожу Миру за компанию. Мы все прекрасно знаем, что против пули из темного переулка или отравленной стрелы наемного убийцы никакой Атрибут не поможет.

— Есть еще и королевская служба, — напомнила Грампа. — Он может формально поступить в дворцовую гвардию…

— Какая там гвардия! — досадливо поморщилась Сиори. — Канцлер не захочет ссориться ни с кем. Нет ему выгоды от одного бойца, пусть и равного по силе десятерым. Нужно попытаться объяснить ситуацию мальчику, но следует помнить, что в его возрасте стремление доказать свою крутость обязательно перевесит благоразумие. Ну ладно. Не станем надевать траур раньше времени. Даоран соберется не скоро, а до того времени резких движений не станет делать никто. И наша задача — помочь Маю адаптироваться к нашему миру. Саомир!

— Да? — поднял бровь проректор по воспитательной части.

— Определи его место в кадетской иерархии. Я думаю, что придется вразрез со всеми правилами дать ему сразу нашивки второго сержанта. Характер у него очень независимый, если не сказать — задиристый, и если им попытаются помыкать как новичком, дело кончится драками и необходимостью дисциплинарных мер. Третьекурсники же, надеюсь, к дисциплине уже приучены и не станут лезть на рожон.

— Хорошо. Я введу его в курс дела завтра… Кли, он в каком состоянии?

— Спит. У него очень крепкий сон, как я уже сказала, но надеюсь, что к утру проснется.

— В таком случае с утра я с ним поговорю. Определить его нужно на второй курс. Успеваемость по основным предметам нам сейчас не важна, а я знаю, как объяснить его появление широкой публике. Два года назад на втором курсе как раз один кадет выбыл по состоянию здоровья. Курс уже выпущен, в лицо того мальчика никто здесь не знает, так что мы просто объявим, что восстановили его после лечения.

— Не стоит, — покачала головой Сиори. — Он может не захотеть держать язык за зубами, да и все равно слухи пойдут рано или поздно. Он уже сегодня засветился так, что ложная легенда сразу окажется под сомнением. Незачем врать, когда точно попадешься. Скажем правду — за пределы Академии она если и уйдет, то лишь тем, кто и так осведомлен. Саомир, подбери ему взвод. На твое, конечно, усмотрение, но я полагаю, что можно в тот же, где Мира. Айя, оформи его как положено — поставь на довольствие, определи, в какую комнату подселить, и так далее.

— Есть предложение не подселять — по многим причинам. Пока следует максимально ограничить его круг общения, чтобы он не провоцировал окружающих, специально или неосознанно. Подростки в его возрасте не очень-то обращают внимание на субординацию, зато отличаются максимализмом. Придется постоянно разбираться с конфликтами. На третьем этаже дормитория есть небольшая комнатка, которая сейчас используется как подсобное помещение. Я освобожу ее завтра утром, поставлю туда необходимую мебель, и пусть пока поживет в ней один.

— Один… — Сиори покрутила в пальцах перо. — Хм. Не уверена, что решение правильное. Хорошо, пусть пока так. По ходу дела решение можно и пересмотреть. Ну что, коллеги, поздравляю нас всех с новой головной болью солидных размеров. Очень прошу отнестись к мальчику максимально внимательно и аккуратно. Гра, тебя в особенности касается. В следующий раз дело может не ограничиться спущенной юбкой.

— Юбкой? — в глазах Исуки вспыхнул живой огонек любопытства. — А что с юбкой? А, Гра?

— Не твое дело!.. — лейтенант ощутимо начала заливаться краской.

— Не ее — общее! — сурово оборвала ее ректор. — Для тех, кто не в курсе: вчера вечером в спортзале мальчик продемонстрировал отменную прыть, уворачиваясь от Грампы. Она так и не смогла его поймать, зато он в процессе умудрился оборвать ей все пуговицы на юбке, в результате чего она осталась неглиже. Специально еще раз обращаю внимание — он не обычный подросток. Даже если забыть про его кубирин и загадочные отношения с Мирой Аттэй, у него гораздо лучше координация и ловкость, чем у подавляющего большинства его сверстников. Трижды подумайте, прежде чем применять к нему физическую силу, пусть даже для поддержания своего авторитета — результат может оказаться прямо противоположным.

— Назначать ему порку в качестве наказания ты тоже не рекомендуешь? — хмыкнул Саомир.

— А ты что, ее часто назначаешь? Вы все — педагоги со стажем, так что я рассчитываю на ваш опыт и благоразумие. Кли…

— Да, Сира?

Сиори заколебалась. Вопрос, который грыз ее с утра, такой простой и такой сложный одновременно, вдруг показался ей верхом идиотизма. Задать? Или все-же не стоит?

— Сира, тут все свои, — мягко сказала директор медслужбы. — Спрашивай.

Сиори вздохнула.

— Кли, ты спросила его, сколько ему лет?

— Да, разумеется. Пятнадцать.

— И ты уверена, что в тот момент он находился в трансе и отвечал честно?

— Разумеется, — Клия, казалось, даже слегка обиделась. — Я не в первый раз обследую память. И даже не в сотый. Характерная моторика мелких мышц лица, движения зрачков, скованность голосовых связок…

— Я верю, верю, — торопливо перебила Сиори. — Кли, я ни капли не сомневаюсь в твоих профессиональных навыках. Просто…

Она с резким деревянным щелчком, похожим на пистолетный выстрел, нервно припечатала ни в чем ни повинное перо к столешнице.

— Просто меня не оставляет ощущение, что он куда старше, чем кажется. Он ведет себя так, словно ему не пятнадцать, а по меньшей мере двадцать пять. Или тридцать пять. Он выглядит словно избалованный нахальный мальчишка, но… Не знаю даже, как и сказать. Глаза, что ли. У него холодный оценивающий взгляд, даже во время самых шальных выходок. Словно он не просто хамит и развлекается, а проверяет нас, наши реакции. Глупо, конечно… — Она прокашлялась, прочищая горло. — Может, он просто прикидывается подростком?

— Не думаю, — пожала плечам Клия. — У него полностью отсутствует вторичное оволосение. С медицинской точки зрения я бы дала ему существенно меньше пятнадцати — двенадцать как максимум.

— Сира, странно, конечно, но сейчас, когда ты упомянула, мне кажется… — Айсока потерла висок. — Вчера вечером он задал мне массу вопросов, и совсем не тех, что можно ожидать от подростка его возраста. Экономика, политика, финансовые принципы работы Академии, все такое.

— Если он взрослый, — глаза Саомира сузились, словно проректор по воспитательной работе целился в мишень, — то сразу возникает два вопроса. Первый — почему он выглядит как подросток, и второй — почему упорно изображает из себя мальчишку. Укажи он свой настоящий возраст, и к нему отнеслись бы с куда большим почтением…

— …и свернули бы ему шею сразу же после демонстрации сверхсилы, — иронично усмехнулась Сиори. — Тот же Ахо наверняка наплевал бы на статус Академии и сжег бы его на месте. Просто на всякий случай. Одно дело, когда такие невероятные способности проявляются у подростка, которым есть надежда управлять, и совсем другое — у взрослого сформировавшегося человека с собственным мировоззрением. Тем более — настолько чуждым нашему. Нет, независимо от возраста он определенно умен.

— А человек ли он вообще? — глаза Саомира сузились еще сильнее. — До сих пор через порталы проходили только демоны. Я слышал, некоторые из них даже умели подражать человеческой речи, а какие-то походили на людей. Что не мешало им, впрочем, оказываться не менее смертоносными, чем остальные. Я никогда в жизни не слышал о таких странных Атрибутах. Ладно бы обычный огнехлыст, примеры известны, но ведь пучки гигантских щупалец, да еще и полностью замещающих конечности! Вот для псевдоспрута такие в самый раз.

— Ну-ну! — недовольно поморщилась Айсока. — Саомир, в любых фантазиях следует вовремя останавливаться. Он совершенно точно не чудовище, после ночи с ним в одной комнате я за то ручаюсь. Вообще всему может найтись разумное объяснение. Если вспомнить апокрифы Святой Церкви, утверждающие, что в свое время наши предки пришли в Сайлават через порталы, то почему бы через них не пройти еще кому-то? И насчет возраста не все так просто. Северная наука утверждает, что существует множество миров наподобие нашего, и что времена года там совсем иные. Если в его мире год в два раза длиннее нашего, то по нашим меркам он вполне взрослый. А он может даже не догадываться, что у нас все иначе.

— Так или иначе, пока что исходим из предположения, что он обычный подросток, — Сиори снова принялась крутить перо в руках. — Ведем себя осторожно и надеемся на его благоразумие. Хотя осторожность не означает, что ему следует давать необоснованные поблажки. Скидку на чужеродность и незнание следует делать, но и наглость поощрять тоже нельзя. Кстати, Саомир, ты к Кли заходил после утреннего шока? Кли, заходил?

— Сильные суровые мужчины полагают ниже своего достоинства обращаться к медикам, даже если им оторвало полголовы, — хмыкнула Клия. — Не заходил, разумеется.

— Саомир?

— Я же сразу тебе сказал, что я в порядке! — отрезал проректор.

— Меня не интересует, что ты мне сказал, — грозно нахмурила брови ректор. — Сразу после совещания пройдешь с ней в медпункт, и Кли тебя проверит.

— Но…

— С каких пор у тебя вошло в привычку оспаривать приказы начальства, да еще и старшего по званию? — цыкнула Сиори. — Попробуешь строить из себя крутого — оштрафую на недельное жалование. Вопросы есть?

— Вопросов нет, — буркнул воспитатель.

— Вот и ладненько. Теперь давайте к другим неотложным материям. Иса, — словно стрелу, она нацелила перо на преподавателя математики, — я сегодня днем рылась в документах и обнаружила, что ты до сих пор не предоставила отчет о воспитательской работе на первом курсе за прошлый период. А сдавать его полагается не позже первого числа. В третий раз, между прочим, с тобой такое за последние полгода. Не бросай на потолок гордые взгляды, он все равно не оценит. И что скажешь в свое оправдание?

04.07.1433, вододень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

— Ну и как он? — тихо осведомилась Сиори.

— Читает, — так же тихо сообщила Клия. — Удивительно устойчивая психика у мальчика. Другой бы от возбуждения на стенки лез или, наоборот, в ступор бы впал. А он проснулся час назад, быстро сжевал завтрак и потребовал газет. Я послала дежурную медсестру в библиотеку, и та от усердия приволокла аж три подшивки «Цветочного города» — за текущий год и за два предыдущих. Я еще над ней посмеялась — а потом как-то стало не смешно. Он за тридцать минут, ну, максимум за полчаса первую подшивку просмотрел от корки до корки и за вторую принялся. С какой скоростью он читает — прямо ужас.

— Интересно, много ли запоминает? — Сиори одним глазом заглянула в приоткрытую дверь одноместного бокса. — Как его состояние?

— В норме. Абсолютно здоровый юноша, даже завидно. Только вот спит настолько крепко, что разбудить невозможно. Вчера вечером я заглянула, чтобы общеукрепляющего дать, но так и не смогла. Бормочет под нос, лягается, но не просыпается. И сегодня утром он сообщил, что иногда внезапно теряет сознание — с тем же эффектом. Утверждает, что у него так с раннего детства и без видимых последствий. На всякий случай я пока не позволила ему вылезать из постели, но не вижу причин и дальше держать его там. Ох, слышала бы ты его комментарий по поводу, как он выразился, «системы ночных горшков»!

— Вот как… — ректор задумчиво потерла подбородок. — Кли, я с ним хочу переговорить еще раз наедине. Подожди снаружи, ладно?

— Да я бежать собралась. У меня лекция через двадцать минут, а я даже тему не помню. Здесь я больше не нужна. Если что, до начала занятий я в учительской. Или через кубирин зови.

— Договорились, — Сиори кивнула директору медслужбы и постучала в дверь палаты. — Господин Май, здесь ректор.

Она потянула на себя дверь и вошла в палату.

— Утро, Сиори, — сидящий в постели юноша бросил на нее короткий взгляд и снова вернулся к прошитой кипе газет, лежащей у него на коленях. Его глаза быстро шарили по странице, и не прошло и нескольких секунд, как он перелистнул ее, открывая новый разворот. — Клия мне сообщила, что вчера утром никто не пострадал. Приношу свои извинения за инцидент.

— Извинений не требуется. Никто не ожидал, что так случится. Главное, что ты сам цел. Как шея, болит?

— Клия смазала ее какой-то вонючей склизкой гадостью, и все прошло. — Май отложил подшивку и сладко потянулся. — Сиори, помимо этого, — он постучал пальцем по газетам, — есть у вас что-то посерьезнее? А то одни объявления о сдаче квартир и похоронах. Заметок о жизни почти нет.

— Как у кадета Академии, господин Май, у тебя есть полный доступ в библиотеку. Можешь зайти после занятий и подобрать чтение по своему вкусу.

Сиори пододвинула стул к кровати и села.

— Итак, господин Май, у тебя начинается новая жизнь. Я не знаю, к чему ты привык, но, возможно, поначалу тебе покажется тяжело. Распорядок дня простой. Подъем в шесть утра, завтрак в полседьмого. В первой половине дня — классные занятия под руководством воспитателей. Обед — в половине первого. Затем самостоятельная подготовка и физические занятия: физкультура, верховая езда, фехтование и так далее. Ужин в половине шестого, до отбоя в полдевятого — домашние задания и личное время, включая увольнительные в город. Однако у нас — военное заведение, и дисциплина тоже военная. На всю Академию пять воспитателей. Меня, госпожу Грампу, господина Саомира и госпожу Клию ты уже знаешь. С госпожой Исукой Тао ты познакомишься в самом скором времени. На всех нас всех не хватает. Так что кадеты подчиняются командирам отделений — по четыре отделения на каждом курсе, всего двенадцать, плюс старосты курсов…

— Спасибо, Сиори, устав я уже выучил, — невежливо перебил мальчишка. — Меня интересует несколько мелочей. Во-первых, в каком размере и когда мне выдадут карманные деньги? Во-вторых, могу ли я получить увольнительную в город уже сегодня?

— Карманные деньги ты получишь, как и все остальные кадеты, перед выходом, — сухо сказала Сиори. — Обращаю внимание, что все, что не потрачено, по возвращении ты обязан сдать госпоже Айсоке. Держать у себя деньги на территории Академии строго запрещено. Что же до увольнительных, то они выдаются по графику, который составляется командиром отделения и подтверждается мной или господином Саомиром. Господин Май, особо обращаю твое внимание на дисциплину. Ты обязан подчиняться приказам не только воспитателей, старост и командиров отделений, но и всех старших по званию независимо от их курса и отделения. С сегодняшнего дня ты второй сержант. Слово любого первого сержанта для тебя — закон. Но если станешь хорошо учиться и заниматься, то сам быстро станешь первым сержантом, возможно, еще до третьего курса.

— Слушай, Сиори, — Май глянул на нее из-под ресниц. — Давай сразу определимся с нашими отношениями. Я сюда не напрашивался и своих способностей не искал, но так вышло, что сейчас я — самое ценное, что есть в Академии Высокого Стиля. Куча высокопоставленных политиков из всех десяти графств в самом скором времени начнут грызть друг другу глотки в попытках завоевать мое расположение. Ты — не владелец Академии, а всего лишь назначаемое должностное лицо, зависящее от Даорана — ваш совет графов, да? Мы оба понимаем, что у тебя нет никаких реальных способов воздействовать на меня, и если я вдруг начну намеренно пакостить и нарушать дисциплину, остановить меня ты не сможешь. Предлагаю уговор: я стараюсь как можно бережнее относиться к существующим у вас порядкам и особенно не лезть на рожон, публично, во всяком случае. В обмен ты — и прочие преподы — станете делать вид, что не замечаете некоторые мои выходки.

— Ты ставишь мне условия, молодой господин? — ненатурально удивилась Сиори, чувствуя, как под ложечкой собирается неприятный холодок. Как четко он все разложил по полочкам! Почти один в один мысли, которые уже приходили в голову и ей.

— Нет. Я информирую о наилучшем способе ужиться. Я вполне сочувствую тебе в части поддержания должной дисциплины, но сам в ее рамки вписаться вряд ли сумею по самым разным причинам. Кстати, я не возражаю против… как их? дежурств по кухне… нарядов, да, но пороть меня даже и не пробуйте. И я не могу ночью дежурить по дормиторию в силу чисто технических причин. Ночью я должен спать, иначе просто теряю сознание. Я так устроен. Да, и еще я иногда теряю сознание средь бела дня. Ничего страшного — меня нужно просто пристроить в угол, накрыть простынкой и не беспокоить, пока сам не очнусь.

— Теряешь сознание… — нахмурилась Сиори. — Да, Клия упоминала. Ты точно уверен, что твоему здоровью и жизни это не угрожает?

— Абсолютно.

— Хорошо, учтем. Насчет же порки… Господин Май, если ты внимательно читал устав, то должен был заметить, что телесные наказания назначаются только за очень серьезные проступки. Например за избиение гражданских лиц или кадетов, заведомо не способных сопротивляться Защитнику, пусть и недообученному. Ты находишь удовольствие в подобных вещах?

— Нет, госпожа Сиори, — очень серьезно ответил юноша. — Я не трогаю тех, кто не способен или не хочет сопротивляться. Еще я ни при каких обстоятельствах не беру заложников и не убиваю разумных существ. Правда, я запросто могу переломать руки-ноги человеку, взявшему заложников — независимо от того, способен ли он сопротивляться. Я неправ?

— Рада, что у тебя такие жесткие моральные принципы, — кивнула Сиори. — Тогда с поркой у тебя проблем не возникнет. Но прошу помнить, что мораль нашего мира заметно отличается от привычной тебе. Если начнешь приставать к девочкам или к преподавателям, как в первый вечер, с кухни и из конюшни не вылезешь. Независимо от своей ценности для больших политиков. Мы друг друга поняли?

— Правила установлены, игра началась! — ослепительно улыбнулся негодный мальчишка. — Если попадусь, сам виноват. Слушай, Сиори, ты ведь не просто так явилась ко мне самолично?

— Не просто так, — невольно улыбнулась в ответ ректор. — Господин Май, вчера вечером дневальные твою форму в виде исключения отчистили от каменной пыли, отгладили и пришили сержантские нашивки, — она кивнула на табурет, где, аккуратно свернутые, стопкой лежали брюки, китель, рубашка и нижнее белье. — Но дальше ты заботишься о ней сам. Если ты нормально себя чувствуешь, одевайся. Вот-вот начнется первый урок. Я хочу представить тебя твоему курсу. Учебниками пока попользуешься теми, что принадлежат Мире. После обеда подойдешь к госпоже Айсоке, она выдаст тебе твой учебный комплект и парадную форму. Когда немного освоишься у нас, подумаем, не следует ли тебе подобрать индивидуальную программу. И еще с тобой изъявил желание поговорить господин Саомир Подберезовик, проректор по воспитательной работе. Он определит твое отделение и объяснит некоторые нюансы внутреннего распорядка. Ты его уже видел вчера — мужчина, который так неудачно попытался нейтрализовать тебя своим Щитом.

— Он в порядке? — озабоченно осведомился мальчишка, отбрасывая одеяло, соскакивая на пол и принимаясь одеваться. — Кажется, ему сильно досталось. Я на эффекторе полностью сосредоточился, он какой-то упрямый оказался. Еле сообразил, как его контролировать. Я не очень обращал внимание, что по сторонам делается.

— Разрыв Щита всегда болезненен и неприятен. — Сиори отвела взгляд. Мальчишка совершенно не стеснялся собственной наготы. Как бы намекнуть ему поделикатнее, что не стоит так вести себя в присутствии женщин, а особенно — девочек? — Но он очень опытный боец и привык к ударам. Госпожа Клия его осмотрела, он уже оправился.

— Радостно. Я постараюсь избежать подобных разрушений в дальнейшем. — Май одевался прямо-таки с волшебной скоростью — любой армейский сержант возблагодарил бы Всевышнего за такого новобранца. Он пробежался пальцами по пуговицам кителя (воротник, тем не менее, не застегнул, оставив кубирин открытым), одернул одежду и сделал странный жест — бросил правое предплечье горизонтально перед грудью. Честь что ли, так отдал? — Я готов, великолепная госпожа полковник. Веди меня к славным делам и свершениям.

— Иди за мной, господин Май, — вздохнула ректор. — И постарайся держаться хоть чуточку посерьезнее. Запоминай — преподавателя точных наук, литературы и, по совместительству, тренера по плаванию зовут госпожа Исука Тао…

* * *

— Тема сегодняшнего занятия — повторение формул объемов тел и решение задач на объемы тел вращения, — Исука взяла мел и, постукивая им о грифельную доску, быстро написала тему в левом углу. — Так, кто сегодня дневальный? Почему губка опять сухая и пыльная? Ну-ка, быстро промыть!

— Есть! — Мэри Сакаи вскочила из-за своей парты и, разумеется, зацепила учебник, с глухим стуком упавший на пол. — Ой…

Она метнулась к доске, потом к учебнику, потом опять к доске, подхватила губку и выскочила из класса, запнувшись о порог и едва не полетев кубарем. Мира не удержалась от тихого хихиканья. Мэри, девчонка добрая, неглупая и застенчивая, даром что наследная баронесса, страшно страдала из-за своей неуклюжести, служившей неизменной темой для шуток со стороны однокурсников — к счастью, обычно добродушных и незлых. Грампа и Саомир на уроках самообороны немилосердно гоняли ее до седьмого пота, вырабатывая координацию движений, и она даже умудрялась проходить все тесты и экзамены. Но за пределами спортзала ей не определенно не стоило доверять хрупкие и бьющиеся вещи. С кухни ее давно выгнали раз и навсегда, потому что на каждом дежурстве она обязательно что-нибудь роняла, проливала, рассыпала, резала и обжигала себе пальцы и так далее. Даже во время мытья полов она обязательно хотя бы раз опрокидывала ведро с водой, и хорошо, если не кому-то на ноги. Вот и сейчас, можно сказать с уверенностью, она вернется из туалета вся мокрая. Например, потому что ненароком повернет кран не в ту сторону и откроет струю на полную мощность вместо того, чтобы закрутить.

Хихикнула не только Мира. Волна смешков прокатилась по всему классу.

— Тишина! — строго сказала Исука. — Начнем перекличку.

Она открыла журнал, и Мира почувствовала, что у нее слегка похолодело в животе. Из-за треволнений вчерашнего дня, а также из-за необычно хлопотного дневальства она совершенно не подготовилась к сегодняшнему занятию. Если ее вызовут к доске, она ответит хорошо если на пятнадцать-двадцать баллов. А то и вообще штраф заработает.

— Ассари Северный Мох!

— Здесь, — Ассари поднял руку.

— Вижу, — Исука поставила отметку в журнале. — Карира…

— Прошу прощения, Исука, — створка скрипнула, и капитан замолчала. В дверь вошла ректор. — Я прерву на пару минут занятие, чтобы сделать объявление, как договаривались?

— Да, конечно, — кивнула математичка.

— Господа и дамы, — Сиори повернулась к классу. — Хочу обрадовать вас необычной новостью — на вашем курсе с сегодняшнего дня появился новый ученик. Господин Май, — она повернулась к двери, — прошу.

Мира тихо охнула. Она знала, что рано или поздно такое произойдет, но почему-то надеялась, что через период. Или через неделю. Или хотя бы через два-три дня. Ведь он же в больничке!

Мальчишка стремительно вошел в дверь и повернулся к замершему классу. По его лицу скользнула странная полуулыбка.

— Доброе утро. Меня зовут Май. Май Куданно, — проговорил он в напряженной тишине. — Спортзал вчера раздобал я. Чтобы все понимали, о чем речь — позавчера меня притащили к вам в Сайлават через портал из другого измерения. Она притащила, — он невежливо ткнул пальцем в стремительно залившуюся краской Миру. — Так что теперь она моя хозяйка, а я, соответственно, ее фертрат и стану изучать клевые магические штучки вместе с вами. Рад знакомству, прошу общей благосклонности.

Он коротко поклонился. По классу побежал стремительно набирающий силу шепоток. «Кубирин… двойной кубирин…» — уловила Мира. Она уставилась в парту, но все равно кожей чувствовала, как в нее уперлись десятки взглядов. Дурак. Ну что он ее приплел? Далась она ему!

— Прошу любить и жаловать вашего нового товарища, — добавила ректор. — Господин Май, твое место — вон то, рядом с госпожой Мирой. Исука, извини за вторжение, у меня все.

Она повернулась и вышла.

— Садись на место, господин Май, — Исука жестом показала, куда. Только теперь Мира с опозданием догадалась, почему ее пересадили сегодня от Бохаки за свободную парту: чтобы она оказалась рядом с иномирянином. А она-то голову ломала! — Продолжим перекличку…

— Привет, хозяюшка, — тихо сказал Май, усаживаясь рядом. — Дай учебник полистать, у меня своего пока нет.

— Отстань, — шикнула Мира, бросив на него раздраженный взгляд. — Самой надо. Здесь, госпожа капитан! — она поспешно вскинула руку, услышав свое имя. — Я из-за тебя вчера подготовиться не успела. А меня сегодня обязательно вызовут!

— Из-за меня? — шепотом удивился мальчишка. — Я вчера вообще-то без сознания весь день валялся.

Он дотянулся до учебника точных наук, лежавшего с другой стороны Миры, и принялся рассеянно перелистывать страницы. Мира, которую он довольно чувствительно пихнул, ткнула его локтем в ответ и вознамерилась огрызнуться, но поймала недовольный взгляд госпожи Исуки, продолжающей перекличку, и проглотила реплику. Она сердито отвернулась, и ее тут же ткнули в спину и сунули через плечо записку. Она развернула бумажку.

«Что такое фертрат? Мика».

Сосед спереди, не оборачиваясь, кинул через плечо скомканную в шарик вторую записку.

«Через какой портал? Как умудрилась? Хош».

Слева порхнул и едва не улетел под переднюю парту бумажный самолетик. Май, не отрываясь от учебника, поймал его в воздухе, встряхнул и шлепнул перед Мирой на парту уже развернутую записку.

«Так это он спортзал разгромил? А правда, что ты его авторизовала? Тариса»

Миру снова ткнули в спину, но она раздраженно дернула плечами, нервно скомкала все три записки в комок и сунула его в парту.

— Присутствуют все. Отлично. В начале урока мы вспомним основные формулы вычисления объемов правильных тел, — Исука, тряхнув рыжей челкой, решительно ткнула деревянным пером в первую жертву. — Сейчас господин Хош Тиисана выйдет к доске и напишет нам формулу для вычисления объема цилиндра и конуса. Поскольку у него остается время писать записки на уроках — да-да, господин Хош и остальные, и не думайте, что я не замечаю — то уж к уроку он наверняка подготовился основательно. Итак, господин третий сержант?..

Хош обреченно выбрался из-за парты и поплелся к доске. Наверняка он ни к чему не подготовился. Учиться он терпеть не мог — если только речь не шла о фехтовании, верховой езде и использовании Щита. Историю, правописание, точные науки, географию и литературу он полагал абсолютно бесполезными предметами, а домоводство, танцы, музыку и этикет — уделом девчонок. Из научных предметов он снисходительно относился лишь к демонологии, да и то лишь потому, что приравнивал ее к тактике и прочим военным премудростям. Он уныло взял мел и вяло начертил на доске нечто, напоминающее две кривых лужи, одна под другой, соединенные двумя извилистыми линиями.

— Цилиндр… — бодро сказал он. — Э-э, цилиндр, э-э… Круглый.

— Господин Хош, у тебя ровно минута, чтобы вспомнить формулу. Не успеешь — десять штрафных баллов.

Исука демонстративно достала из кармана жакета огромные серебряные часы, с которыми не расставалась никогда, и щелкнула крышкой. Поговаривали, что на внутренней поверхности крышки выгравирована надпись «Помни о Вратах». Но сама Мира надпись не видела никогда, а о каких Вратах речь, не могла сказать даже всезнающая Бохака.

— Ну, цилиндр — он равен высоте, умноженной на… э-э, ширину… Нет, на половину ширины… в квадрате…

Он замолк и обвел унылым взглядом класс. Надежда его так и осталась тщетной — за подсказку госпожа Исука запросто могла вкатить наряд вне очереди и отвечающему, и подсказывающему.

— Сорок секунд, — после затянувшейся паузы напомнила воспитательница.

— Не помню, — с шумным вздохом признался Хош.

— Минус десять. На место. Тетрадь с домашним заданием после урока мне на стол, — Исука защелкнула крышку и убрала часы на место. — Добровольцы есть? Госпожа Бохака, опусти руку. Я и так догадываюсь, что ты знаешь.

Рядом с напрягшейся Мирой раздался громкий смешок. Девочка, невольно вздрогнув, украдкой скосила взгляд влево. Уткнувшийся в учебник Май хихикнул снова.

— Возможно, господин Май знает ответ? — невозмутимо осведомилась Исука. Она прошла по проходу между партами и остановилась рядом с новеньким. — Могу я поинтересоваться, что именно рассмешило тебя в учебнике, молодой господин?

— Логика составления, — Май оторвал взгляд от страниц и взглянул на воспитателя. — Точнее, ее отсутствие. Смешать в одном флаконе основы механики, геометрии, алгебры, электротехники, тригонометрии и прочих компонентов могла только… ха, автор данного учебника. Вот что получается, когда технические пособия начинают писать дилетанты, да еще и гуманитарии по жизни.

Слово «гуманитарий» Мира не поняла, но невольно втянула голову в плечи. А что, если госпожа Исука примет высказывание на свой счет?

— По этому учебнику, господин Май, обучались многие поколения кадетов, — все так же спокойно парировала воспитатель. — Не могу сказать, что все остались довольны, но свою функцию он выполняет. Однако мы сейчас обсуждаем не его достоинства или недостатки. Вычисление объемов фигур вращения ты уже проходил… дома? Кстати, у нас принято вставать, когда разговариваешь с воспитателем.

— Да, — Май положил учебник на парту и встал, оказавшись на полголовы выше Исуки. — Для цилиндра — площадь основания на высоту, константа Цваха на квадрат РА на ХА.

— Верно. А объем конуса?

— Не помню, — пожал плечами Май. — А зачем?

— О! — иронично подняла брови Исука. — На такие вопросы обычно принято отвечать в начале первого курса. На вводном занятии я рассказывала, какие области точного знания должны изучать кадеты и с какой целью. Чтобы не задерживать занятие, я могу объяснить тебе отдельно после уроков. Кстати, некоторым, — она бросила многозначительный взгляд на Хоша, — тоже полезно освежить в памяти. Пока же один только пример.

Она вернулась к своему месту и извлекла из кармана слабо мерцающий голубым конус длиной в три сантиметра.

— Вот наконечник арбалетного болта, предназначенного для поражения демонов. При попадании в цель он взрывается с силой, пропорциональной его объему, — Исука зажала конус между большим и указательным пальцем и медленно развела их. Конус послушно удлинился. Хотя Мира много раз видела такое маленькое чудо, она все равно не удержалась от восхищенного вздоха. — Демоны бывают большие и малые, бронированные и кожистые, костлявые, жирные и слизистые. Для каждого нужно подобрать свой размер наконечника. Если ошибешься и сделаешь его слишком маленьким, то только разъяришь чудовище, а если слишком большим — то взрывом зацепит тебя и товарищей. Пример понятен?

— У нас нет демонов, госпожа Исука, — Май задумчиво почесал в затылке. — Фокус забавный, и практическое применение тоже ясно, а о том, откуда берется энергия для взрыва,я спрошу тебя после занятия. Но я-то имел в виду нечто иное. Зачем все время держать в уме готовую формулу, если ее можно просто вывести при необходимости?

— Вывести? — Исука вновь подняла брови, на сей раз удивленно. — Вообще-то формулы объема получены эмпирическим путем. Или ты знаешь математическое обоснование?

— Да запросто, — Май стремительно вышел к доске, ухватил мел и принялся быстро черкать им, покрывая черную поверхность идеальными, словно по линейке и циркулем проведенными линиями. — В случае с конусом все вообще элементарно. Объем равен интегралу по внутренней части объекта. Располагаем точку отсчета ортогональной системы координат в центре основания, вертикальная ось совпадает с осью конуса, высота конуса — ХА, диаметр основания — РА. Срезаем конус горизонтальной плоскостью, в сечении получаем круг. Соответственно, необходимо проинтегрировать площадь конического сечения от нуля до ХА. Чтобы найти искомую площадь в зависимости от высоты над основанием, рассечем конус вертикальной плоскостью, включающей в себя центральную ось. Соотношение горизонтальных катетов полученных подобных треугольников, они же — диаметры основания и сечения, пропорционально отношению вертикальных катетов. То есть…

Мира завороженно смотрела, как из-под мела быстро текут совершенно непонятные значки и рисунки. Вот это да! Откуда он столько знает? И такие странные слова… У них что, раньше начинают точные науки изучать? Но ведь в Сайлавате в обычных школах такого не проходят вообще. Он что, учится в такой же Академии?

— …и после элементарного интегрирования простенькой функции, — Май продолжал быстро набрасывать под чертежами непонятные знаки, — получаем искомое — объем равен трети площади основания на высоту, то есть Цвах на треть квадрата РА на ХА. Госпожа Исука, что с тобой?

Мира встрепенулась. Воспитатель и в самом деле медленно оседала на учительский стул, держась за сердце. Ее осоловевший взгляд смотрел сквозь Мая куда-то вдаль. Мальчишка быстро шагнул к ней и помог сесть.

— Я вспомню… — еле слышно прошептала Исука. — Я сейчас вспомню… Я почти…

Ее лицо приняло растерянное выражение.

— Как ты себя чувствуешь, госпожа Исука? — встревоженно осведомился Май. — Эй, подруга! — Он ткнул пальцем вбежавшую в класс Мэри — разумеется, в мокром сверху донизу жакете и, разумеется, впопыхах споткнувшуюся о порог. — Госпоже Исуке плохо. Сбегай за госпожой Клией, у нее лекция в соседнем классе.

— Не надо! — остановила его воспитатель. — Мэри, сядь на место. Я сейчас…

Она несколько раз глубоко вздохнула и пристально посмотрела на доску.

— Господин Май, я не стану тебя обманывать — я впервые в жизни вижу то, что ты написал. И я ровным счетом ничего не понимаю. Допускаю, что твои знаки имеют какой-то смысл, и итоговая формула правильная, но сейчас у нас иная тема. Садись на место.

— Да, госпожа Исука, — кротко ответил Май. Слегка поклонившись, он вернулся к парте и сел.

Воспитатель тряхнула головой и поднялась со стула.

— Продолжаем, — прежним тоном сказала она. — Госпожа Пария, если ты полагаешь, что я не заметила записку, которую ты так шустро спрятала, ты ошибаешься. Записки, напоминаю всем, замечательная штука — но только после уроков. И тишина в классе! — она обвела притихших кадетов грозным взглядом. — А ты, госпожа Пария, выйди к доске и сотри написанное. Как я и обещала в прошлый раз, однажды не выполненное домашнее задание тебе аукнется еще не раз. Сейчас мы решим одну небольшую задачку. Пиши: для сбора резиновой смолы в роще установили двадцать воронок высотой в пять сантиметров и диаметром в восемь. Одна воронка наполняется за сутки. Сколько потребуется времени на заполнение смолой восьмидесяти ведер?

— Эй! — прошептала Мира, не выдержав и пихнув Мая локтем в бок. — А что ты такое писал? Что такое «интеграл»?

— Заклинание такое, — прошипел тот в ответ уголком рта. — Специально, чтобы воспитателей пугать.

И подмигнул, скотина этакая.

Мира обиженно отвернулась. Она, может, и не умеет выводить формулу объема конуса, но уж точно не дурочка. Как паладины и вои-священники заклинания творят, она видела не раз. Ничего похожего. Ну и ладно. Не хочет говорить — и не надо. У нее своя головная боль: только бы сегодня к доске не вызвали…

К доске ее так и не вызвали. Один раз госпожа Исука остановила на ней прищуренный взгляд, и девочка даже сжалась в испуге. Однако глаза воспитательницы тут же скользнули на Мая, продолжающего методично листать учебник, и гром так и не грянул. То ли она побоялась, что Май опять встрянет со своими комментариями, то ли все-таки приняла в расчет неприятности последних дней и не стала вредничать. Все-таки хорошая она тетка — госпожа Исука. Не то что учительница математики в приюте — та точно вызвала бы. А каждый штрафной балл — крошечная потеря надежды стать дворянкой. Если к выпуску их наберется пятьсот, то все, сколько бы она ни заработала призовых. А у нее уже минус двести пятнадцать.

Однако все плохое когда-нибудь кончается. По коридорам разнеслась веселая трель звонка, возвестившая долгожданное облегчение.

— На сегодня все. Домашнее задание — примеры с двадцать пятого по тридцать пятый на странице девяносто четыре, — Исука отложила мел и отряхнула запачканные ладони.

— Класс, встать! — скомандовала Сёя Удача, первой подав пример. — Поклон!

Завизжали сдвигаемые стулья. Мира с облегчением поднялась и поклонилась в унисон с остальными. Май, однако, остался сидеть, углубившись в чтение. Похоже, он действительно всерьез увлекся книгой и не слышал звонка. Мира снова поразилась скорости, с которой он читает. За час от толстенького учебника осталось не больше четверти. Или он не читает, а так, картинки разглядывает?

— Господин Май, задержись, пожалуйста, — сквозь гул голосов донесся голос госпожи Исуки. Мальчишка встрепенулся, огляделся по сторонам, захлопнул книгу и с наслаждением потянулся.

— Уже перемена? — поинтересовался он у Миры, озираясь. — Быстро как-то. Эй, хозяюшка, ты без меня не сматывайся. Я фертрат нежный и пугливый, в одиночестве расстроюсь и плакать начну.

Он вскочил и ввинтился в толпу кадетов, мгновенно, впрочем, перед ним расступившуюся. Все провожали его взглядами, в которых явно мешались жуткое любопытство и растерянность. Точно такие же взгляды Мира ловила и на себе. Все, теперь точно житья не дадут. Она плотно завинтила чернильницу, убрала в ранец учебник и тетрадь и пошла к двери класса.

Точнее, попыталась пойти.

— Мирка, быстро рассказывай, что такое фертрат? — затормошила ее коварно подобравшаяся сзади Мика. — Кто он такой и откуда ты его притащила?

— Ага, и когда успела? — с другой стороны в Миру вцепилась Пария. — Что означает «из другого мира»? Откуда у него ТАКОЙ кубирин?!

— Отстаньте от человека! — вступилась пропихнувшаяся сквозь любопытных Хана, отпихивая Парию в сторону. — Что, не видите, ей не до вас?

Однако Миру уже обступили такой плотной группой, что сбежать было невозможно.

— Пусть расскажет! — поддержали из толпы голоса. — Мира, колись! Что за другой мир?

— Да откуда я знаю! — Мира прижала руки к груди и попыталась по примеру Мая протаранить толпу — но безуспешно. Отпускать ее явно не собирались.

— Мирка, ну не вредничай! — Мика явно не собиралась отцепляться. — Расскажи!

— Прекратить безобразие! — староста вонзилась в толпу словно колун в полено. Глаза у Сёи раздраженно сверкали. — Перемена началась! Всем немедленно покинуть класс! Мэри! Ты дежурная или кто? Кончай пялиться, сотри с доски и еще раз промой губку. Остальные — брысь в коридор! А то сейчас штрафы развешивать начну!

Одноклассники недовольно заворчали.

— Вечно ты со своими нотациями… — недовольно заявила Пария. — Дай с человеком поговорить!

— В коридоре поговорите, — отрезала староста. — Последнее предупреждение, считаю до трех!

Толпа загомонила и распалась. Мира старосту недолюбливала, но сейчас, кажется, впервые в жизни почувствовала к ней благодарность. Хотя за что, собственно? Все равно ее сейчас точно так же зажмут в коридоре. И не только свой класс — еще и старшеклассники подтянутся. Однако Сёя, как оказалось, предусмотрела все.

— Аттэй, задержись! — скомандовала она, в своей манере используя обращение по фамилии. На такой тон она переходила, только когда намеревалась устроить разнос нерадивым одноклассникам или подвернувшимся первокурсникам (а однажды, Мира сама слышала, она так распекала и третьекурсника, которого угораздило опрокинуть с подоконника на пол горшок с цветком). — Ну-ка, отойдем туда, — она ткнула пальцем в угол класса.

— Как других, так из класса, а как сама, так хоть где! — обидчиво бросил Терабой.

— Поговори мне! — пригрозила староста. — Аттэй, шевелись.

Она ухватила Миру за руку и едва ли не силой потащила за собой. Та бросила беспомощный взгляд на выход, потом на разговаривающего с воспитателем Мая, быстро рисующего на доске какие-то ступеньки, вздохнула и смирилась. Денек сегодня точно не задастся, к гадалке не ходи.

— Слушай, — зажав Миру в угол, староста грозно подняла палец. — Я еще не поняла, что ты натворила и каким боком к тебе относится новенький нахал. Но я знаю одно: беспорядков в классе не допущу. Никаких записочек на уроках, никаких толп посреди дороги, поняла?

— Да я-то при чем? — возмутилась Мира. — Не я же записки пишу! И толпу не я собираю.

— Так не будь нюней и растяпой. Если от толпы не отбиться, уведи куда-нибудь. И на записки не отвечай. Теперь быстро говори: кто он тебе? — она весьма невежливо ткнула в Мая пальцем.

— Да никто! — озлилась Мира. — Я совсем не собиралась его через портал вытаскивать. Не знаю я, откуда он взялся. Спроси госпожу Сиори, может, она в курсе.

— Не ври. Он сказал, что твой фертрат. Что такое «фертрат»?

— У него и спроси, — буркнула Мира, отворачиваясь. — Он придумал.

— Тогда почему тебя рядом с ним посадили?

— Спроси у госпожи Сиори! — уже в полный голос огрызнулась Мира.

— Так, ясно, — староста постучала пальцем по кончику носа. — Ясно, что темнишь. Ну, не хочешь, не говори, но только учти — раз тебя с ним посадили, то ты за его поведение и отвечаешь. Особенно если он и в самом деле из другого мира. Он окарается — тебе штраф. Усекла?

— Так нечестно!

— Да пофиг. Дисциплина есть дисциплина, и я не позволю, чтобы в моем классе…

— Ух ты, а класс и правда твой? — раздался за спиной старосты веселый голос Мая. — А ты его рабовладелица? Или какой у вас тут исторический строй на дворе?

Сёя медленно развернулась и уперла кулаки в бока.

— Так, новенький, — раздраженно сказала она. — Я тебе не госпожа Исука, я и между глаз заехать могу, если докапываться начнешь. Ты вообще чего в таком виде?

— А в каком я виде? — удивился Май, оглядывая себя.

— Китель расстегнут, рубашка расстегнута, ремень под брюхо сполз. Ну-ка, быстро себя в порядок привел!

— Не-а, — безмятежно ответил Май. — И так жара невыносимая, чтобы в ваших шубах пялиться. Если застегнусь, получу тепловой удар и потеряю сознание от жары. У нас по такой погоде многие вообще голыми ходят.

Сёя резко выдохнула сквозь зубы.

— Слушай, новенький, — неожиданно терпеливым тоном сказала она. — Раз ты новенький, на первый раз я тебя прощаю. А на будущее заруби на носу, что я — первый сержант и староста класса. И мои приказы для тебя обязательны к исполнению точно так же, как и приказы воспитателей. Если я говорю застегнуться, ты без разговоров застегиваешься. Понял?

— Тебя зовут как, староста класса? — невозмутимо поинтересовался Май.

— Сёя Удача, графство Мейсара. Подтяни ремень и застегнись. Живо!

— Видишь ли, великолепная госпожа Сёя, не могу. Твои приказы исполнять не могу. У меня уже есть одна хозяйка, вот она, — он ткнул Миру пальцем в плечо. — Ее приказам я иногда подчиняюсь. Приказам Сиори… ну, и прочих воспитателей, в виде исключения — тоже. А вот остальные, в том числе ты, в командную иерархию не входят, уж извини. Ты бы проконсультировалась сначала с госпожой ректором, — добавил он, пока ошалевшая от подобной наглости староста пыталась подыскать достойный ответ. — А то позавчера вечером Грампа мной вот так же помыкать пыталась, а у меня в результате эффектор сам по себе проснулся и чуть ее не придушил.

— Что проснулось? — ошарашенно поинтересовалась Сёя.

— Эффектор. Атрибут, как у вас говорят. Он, похоже, не любит, когда мной помыкают. Да ты не переживай. Вот познакомимся поближе, и ты поймешь, что я существо нежное и ласковое, а где-то даже мягкое и пушистое. И тогда у тебя рука не поднимется мне между глаз заехать. Так, девочки, перемена скоро закончится — сколько она у вас, десять минут? — а мне еще вводную пресс-конференцию для широких читательских масс устроить нужно. Вон, — он мотнул головой.

Мира автоматически взглянула в указанном направлении. Госпожа Исука уже ушла, но в дверь засовывалось по крайней мере с десяток встрепанных и весьма любопытных девчачьих и мальчишеских голов.

— Вперед, к жаждущей публике! — скомандовал Май. Он крепко обхватил обеих девочек за плечи и почти силой потащил за собой. Мира даже не пыталась сопротивляться, а слабая попытка Сёи ухватиться за парту оказалась в корне пресечена нахалом. Несколько секунд спустя Май выпихнул их обеих в коридор и выскочил за ними — и все трое тут же оказались посреди заполонившей коридор галдящей толпы, в которой густо перемешались кадеты всех трех курсов.

— Тихо! — гаркнул Май. — Тишина в студии, идет съемка!

Он выпустил девочек из объятий и вскинул руки ладонями вперед.

— Народ! — громко сказал он посреди наступившей если и не тишины, то хотя бы тихого ропота. — Вас много, я один. Вы от любопытства помираете, но я на всех не разорвусь. А перемена на исходе. Поэтому прямо сейчас — несколько вводных слов. Желающим задать вопросы просьба — отложить их на после занятий и постараться не помереть до того момента.

— Господин второй сержант, — робко пискнула затесавшаяся в первый ряд первокурсница, — а правда, что…

— Тихо! — Май погрозил ей пальцем. — Я же сказал — вопросы на потом. Отвечаю на главное, пусть и не спрошенное. Первое. Я действительно из другого мира. Он на ваш совершенно не походит, магии там нет, зато эффекторы вроде ваших Атрибутов у всех подряд. Чудовищ там тоже нет, как и Святой Церкви. Никакого Всевышнего науке также обнаружить не удалось.

Ропот толпы резко усилился и тут же смолк полностью. Во взглядах некоторых кадетов, особенно южан, явно читался ужас.

— Второе, — как ни в чем не бывало продолжил Май. — Меня сюда вытащила через портал великолепная госпожа Мира Аттэй, — он хлопнул Миру по плечу, — когда отправилась порыбачить на парсов. Соответственно, теперь я ее фертрат, а она моя хозяйка. Фертрат — подручный мага, — пояснил он. — Связан с ним мистической связью, и все такое. Питается, между прочим, конфетами, за которые разрешает себя погладить. Так вот, хозяюшка может активировать мой Атрибут в усиленном режиме — спортзал покореженный все видели, ага? Откуда у меня взялся ошейник с двойным камнем, — он щелкнул ногтем по кубирину, — даже и не спрашивайте, не знаю. Просто сгустился из воздуха.

— Не из воздуха, а из мирового эфира, — высказалась откуда-то из-за спин Бохака.

— Не суть. Третье. Поскольку руководство Академии не знает, что со мной делать — ну вот нет у них опыта общения с фертратами — меня решили принести в жертву великому и могучему Даорану, когда тот соберется. А пока не собрался, намерены держать в вашем зоопарке на правах особо ценного экспоната. Поэтому я подчиняюсь только своей хозяйке, а великолепная госпожа Сёя станет давать мне рекомендации по поведению. Не факт, что я им последую, но я исключение, мне можно. Остальным с наглого и невоспитанного меня пример брать не советую, иначе получится, как в том анекдоте с самолетом, мужиком и попугаем.

— А что такое «попугай»? — немедленно переспросила Тариса, мелкие размеры которой вполне компенсировались чувством неуемного любопытства.

— А попугаев у вас тоже нет? Птица такая, крупная, яркая. И говорить умеет.

— Говорить?!.

В коридорах затарахтел звонок.

— Урок начинается! — похоже, Сёя несколько пришла в себя, поскольку оттолкнула нахального Мая, насколько ей позволяла толпа. — Все по классам, живо! Сейчас господин Саомир явится, а вы тут у двери столпились. Ну-ка, быстро, быстро!

Стон разочарования пронесся по толпе. Однако суровый характер Саомира все знали не понаслышке, и попасть под горячую руку проректора по воспитательной работе не желал никто. Второкурсники хлынули в дверь класса мимо Мая, Миры и Сёи, кадеты с других курсов нехотя потянулись к своим кабинетам. Сёя странно посмотрела на мальчишку, склонив голову набок.

— После уроков поговорю с обоими, — наконец решила она. — Давайте в класс. Вон, господин Саомир уже идет.

Беседующий с госпожой Клией господин Саомир и впрямь появились в конце коридора.

— Топаем в класс, хозяюшка, — Май снова полуобнял Миру за плечи и увлек за собой. — Посмотрим, что господин проректор сможет рассказать интересного о местной географии.

Занятие прошло относительно спокойно. Хотя Миру и вызвали к доске, она сумела довольно уверенно рассказать о главных портах Поравии, вспомнила основные грузы, перевозимые каботажными судами, и даже сумела назвать три основных разновидности морских демонов, в старину встречавшихся в прибрежных водах. Если бы воспитатель спросил ее об основных статьях торговли с Красскими островами, она утонула бы так же мгновенно и безнадежно, как топор в бухте Екамара — но он не спросил. В результате она заработала восемьдесят баллов и, довольная своим везением, вернулась на место. Май все так же сидел рядом, индифферентно листая учебник географии, а когда тот кончился — учебник точных наук, который, бесцеремонно перегнувшись через колени Миры, вытащил из ранца, висящего сбоку парты. Она раздраженно стукнула его кулаком по затылку, но несильно. В ответ он весело подмигнул ей и снова углубился в чтение.

После долгого и нудного рассказа об основных городах Пиласты проректор смилостивился и отпустил класс за десять минут до звонка. Кадеты с восторгом зашумели, и неугомонная Сёя принялась тычками и угрозами наводить порядок. Впрочем, особо она не старалась — из столовой по коридору доносились вкусные обеденные запахи, и старосте тоже не терпелось добраться туда. И желательно — не последней в очереди. Те же мысли одолевали и прочих, потому что на сей раз приставать к Маю и Мире никто не торопился. Кадеты, толкаясь и пихаясь, стремились первыми выскочить из класса через узкую дверь, в которой мгновенно образовался затор.

— Господин Май, задержись, пожалуйста, — проректор помахал рукой в сторону новенького. — Подойди сюда.

— Пошли, — Май ухватил намылившуюся было ринуться в общую свалку Миру за рукав и потащил ее к воспитателю. — Сейчас меня инструктировать начнут. А ты слушай внимательно, потом расскажешь, много ли он наврал.

— Отпусти, дурак! — слабо пискнула Мира, но ее попытка вырваться привела лишь к тому, что рукав жакета угрожающе треснул.

— Завела фертрата — не обижайся, что выгуливать приходится! — назидательно сообщил ей Май, подтаскивая ее к учительскому столу. — Да, господин Саомир?

— Госпожа Мира Аттэй нам не понадобится, — сухо сказал Саомир.

— Она за меня отвечает, а я пока что ограниченно дееспособный, — парировал наглый мальчишка. — Ей тоже послушать полезно. Ты меня в какое-то отделение определить должен? Меня в ейное надо, чтобы она за мной присматривала.

— Господи Май, — еще более сухо каркнул Саомир, — попрошу тебя соблюдать субординацию. Не следует заговаривать со старшими без разрешения, а тем более — в таком тоне.

— Заметано, — быстро согласился мальчишка. — Так о чем ты хотел со мной поговорить?

Саомир втянул воздух сквозь зубы, и Мира зажмурилась в ожидании взрыва. Однако воспитатель взял себя в руки.

— Господин Май, ты приписываешься ко второму отделению. К тому же, в которое входит госпожа Мира. Командир отделения — госпожа Пария Мисута, доложишься ей после нашей беседы. Далее, сегодня после четвертого урока ты подойдешь к госпоже Айсоке. Она покажет твою комнату, выдаст постельное белье, спортивную форму, комплект парадной формы и прочее, что полагается кадету Академии. Впрочем, — добавил он после короткой паузы, — четвертый урок у вас — физподготовка, а затем урок самообороны, так что спортивная форма тебе потребуется уже сегодня. Подойди к госпоже Айсоке сразу после обеда, она обеспечит. Все понятно?

— Так точно, господин Саомир! — отчеканил мальчишка, вытягиваясь и выпучив глаза. — Рад стараться! Можно идти?

— Господин Май, — было отчетливо видно, что на сей раз воспитатель сдержался лишь благодаря огромному усилию. — Когда можно будет идти, я скажу. Однако я должен сразу заметить, что твое поведение совершенно неподобающее. Я понимаю, что сложно вот так сразу привыкнуть к новому месту, но все же не забывай, что ты здесь — гость. От меня лично тебе задание: выучить устав Академии и сдать мне по нему экзамен. У тебя ровно неделя.

— Да хоть сейчас могу сдать, — подал плечами Май. — Я его уже прочитал. Господи Саомир, а кто выдает… как их, разрешения на выход в город? Мне не терпится там погулять.

— Увольнительные выдаю я. Но тебе, молодой господин Май, выход в город пока запрещен. Ради твоей же собственной безопасности…

— Подожди, господин Саомир, — перебил его мальчишка. — Хозяюшка, — он постучал пальцем по плечу Миры, — топай-ка ты, действительно, в столовую и занимай очередь. А то сейчас звонок, толпа набежит — не прорвешься.

Не дав Мире и рта раскрыть, он буквально вытолкал ее из класса и захлопнул за ней дверь. Мира так и осталась стоять с раскрытым ртом.

— Мирка! — ее дернули за рукав. Сгорающая от любопытства Хана, оказывается, не отправилась в столовую вместе с остальными. — Ну что там? О чем они говорят?

— Понятия не имею! — отрезала Мира. — Глаза бы мои его не видели, неотесанного грубияна! Вот вкатит ему сейчас господин Саомир наряд вне очереди за непочтительность! — мстительно добавила она.

— А по-моему, он забавный. И красивый, — Хана мечтательно прижала ладони к щекам. — И вообще интересный. А ты дурочка. Что ты на него зверем смотришь? Тебе уже вся Академия хором завидует, что такого… как его?.. фертрата себе отхватила. Я же слышала, как старшекурсницы на той перемене шептались. Одора прямо так и заявила, что нефиг ему с какой-то пигалицей разгуливать, это она про тебя так. Продолжишь клювом щелкать — уведут моментально. Ну что, пошли в столовку? Бо там очередь заняла.

— И пусть уведут!.. — начала было Мира, но тут по коридорам раскатилась трель звонка. Почти немедленно двери соседних классов распахнулись, и в коридор горохом посыпались первый и третий курсы. Народ дружно устремился в сторону столовой. Все, пробегая мимо Миры, бросали на нее любопытные взгляды, но не задерживались: и из-за того, что на других курсах у нее почти не имелось знакомых, и из-за того, что стремились первыми занять очередь.

Скрипнула дверь, и Май стремительно вынырнул из класса. Саомир, как успела заметить через проем Мира, стоял у учительского стола с несколько растерянным видом. Интересно, что ему Май такого сказал?

— Ну что, хозяюшка, — мальчишка дружески ткнул Миру кулаком в бок. — Потопали жрать? На нас очередь хоть заняли? Или в хвосте торчать придется?

— Знаешь что! — внезапно озлилась Мира. — Знаешь что!..

— Что? — невинно осведомился Май, склонив голову.

— А ну-ка, пошли! — Мира ухватила его за руку и потащила навстречу общему потоку. Май не сопротивлялся. Они поднялись по лестнице на третий этаж и выбрались на плоскую крышу учебного корпуса. Дотащив Мая до дальнего ее конца и толкнув так, что тот уперся спиной в сетчатую ограду, Мира встала перед ним, уперев кулаки в бока и широко расставив ноги.

— Что ты ко мне привязался? — грозно спросила она. — Что ты все время свою пургу про «хозяюшку» и «фертрата» гонишь? Ты уже достал конкретно!

— Ты меня сюда вытащила, — Май оттолкнулся лопатками от сетки, с ленцой оперся о нее плечом, скрестил ноги и сунул руки в карманы кителя. — Придется терпеть.

— Да, вытащила! Я же тысячу раз сказала, что не хотела. Извини, прости, виновата, больше не повторится. Все? Теперь отстанешь?

— Не-а, — Май качнул головой, с любопытством ее разглядывая. — Как же отстать, когда судьба нас связала? Может, по твоим стопам пойдут сонмы последователей, и каждый заведет себе фертрата. А тебе — и мне заодно — памятник поставят. Ты в каком виде хочешь памятник — в пикантно полуобнаженном виде или совсем голой? Хочешь, проект набросаю?

Мира ухватила его за отвороты кителя и как следует встряхнула.

— Ты смотри у меня! — с угрозой процедила она. — Я ведь не посмотрю, что ты откуда-то там появился и что у тебя кубирин пафосный. Я ведь и между глаз заехать могу, так что днем звезды увидишь. Мало я тебе тогда вечером по яйцам врезала? Могу добавить.

— Ты можешь, — согласился Май. — За то и люблю, милая хозяюшка.

Внезапно он выдернул руки из карманов, крепко обхватил Миру за талию и быстро поцеловал в щеку. После короткой ошеломленной паузы та забилась, пытаясь разомкнуть объятия и вырваться. Безуспешно: на сей раз ее руки оказались тесно прижатыми к груди нахала, а удары коленями в пах он успешно блокировал.

— Пусти, скотина! — почти отчаянно выкрикнула она. — Пусти, слышишь! Пусти быстро!

Все так же внезапно Май разомкнул кольцо объятий, и Мира, не удержавшись на ногах, отлетела на несколько шагов и с размаху села на крышу.

— Сильный, да? — хрипло спросила она, с трудом удерживая слезы. — Справился? Смешно, да, ха-ха?

Май молча смотрел на нее, не отвечая. Он снова прислонился плечом к сетке и скрестил руки на груди.

— Думаешь, ты умный, больше всех на свете знаешь, Атрибут у тебя крутющий, и тебе все можно? — Миру несло, но она того уже не замечала. — Да, ты сильный, тебя все боятся, девки за тобой стадом таскаться станут — и все? Можно надо мной издеваться как захочешь, целоваться лезть? Ты думаешь, я тоже от тебя тащусь, как те коровы-старшекурсницы? Думаешь, ты мне нужен?

Она замолчала, задыхаясь и шмыгая носом. Май шагнул вперед и присел перед ней на корточки.

— А что тебе нужно, Мира? — негромко спросил он. На его лице появилось серьезное сосредоточенное выражение, которого Мира еще ни разу не видела. — О чем ты мечтаешь? Чего ты хочешь от жизни на самом деле? Сражений с чудовищами? Тихого замужества? Дворянства и дворцовых балов? Или желаешь стать великой героиней наподобие… как ее? — пощелкал пальцами. — Таэллы Комацукай?

— Дурак! — сердито огрызнулась Мира. — Так я тебе и рассказала все сразу!

— Не сердись, — Май положил ладонь ей на плечо. — Пойми, пожалуйста: мы и в самом деле связаны судьбой. В вашем сумасшедшем доме, который называется Сайлаватом, правила игры жестоки: если ты слаб, тебя убьют. Я не знаю, о чем она думала, когда их вводила, но я бы… — Он замолчал и прокашлялся. — Мира, сейчас я нужен всем, а ты, как считается, являешься моим необходимым активатором. Поэтому пока что ты в безопасности. Но если вдруг в твоей нужности усомнятся… тебе не поздоровится. Убьют просто на всякий случай. И можешь говорить что угодно, но кашу заварила ты сама.

— Без тебя знаю, — все так же сердито буркнула Мира, дергая плечом, чтобы сбросить его руку. В глубине живота вновь шевельнулась сосущая пустота. Ведь госпожа Сиори сказала почти то же самое! — И что теперь, мне пойти и утопиться, пока не зарубили?

— Не надо топиться. Просто пойми — я нужен тебе. А ты нужна мне. И никуда нам друг от друга не деться, пока, во всяком случае. Так что придется тебе потерпеть какое-то время.

Он поднялся, наклонился и протянул руку.

— Ну что, мир?

— Мир, — нехотя ответила Мира, хватаясь за его запястье и поднимаясь. — Только если попробуешь еще раз полезть целоваться, меж глаз дам. Понял?

— Ну и балда. Тебе разве не приятно?

— Вот еще! — Мира резко вздернула нос, чувствуя, что неудержимо краснеет. — Ты что, не знаешь, что за такое можно навсегда дисквалификацию заработать? Защитниц, которые… ну… это… с мужчинами… в отставку сразу отправляют!

Чтобы скрыть смущение, она отвернулась и начала отряхивать юбку.

— Дисквалификацию можно заработать, только если в постели с парнем застукают. Или залетишь ненароком, — в голос Мая вернулись прежние ехидные нотки. — А от поцелуев еще никто не залетал, точно тебе говорю.

— Все-то ты знаешь…

— Не все, но многое. Так, хозяюшка, прежде чем ты поведешь меня в столовую кормить всякой гадостью, быстро рассказывай: как у вас самоходы организованы?

— Что организовано? — удивилась Мира.

— Самоходы. Самоволки. Соскоки втихую. Нелегальные вылазки за территорию, в общем. Дырки в ограде проковыряны, или что? В каком месте?

— А тебе зачем? — к Мире мгновенно вернулась былая подозрительность.

— Затем, что мы с тобой идем гулять. Не сегодня и, скорее всего, даже не завтра — я еще на территории не осмотрелся. А Саомир и Сиори почему-то считают, что мне за забор опасно высовываться. Дожму я их в скором времени, но не так быстро, как хотелось бы. Сначала им с мыслью свыкнуться надо. А до тех пор нам придется гулять самим по себе.

— Между прочим, мне тоже в город запретили выходить. А там патрули дворцовой стражи, — хмуро заметила Мира. — Если тебя без увольнительной зацапают, то сразу в участок, и всю ночь в камере просидишь. А потом вернут в Академию, и хорошо если штрафом и десятком нарядов отделаешься. А то ведь на губе можно засесть на несколько дней.

— С патрулями мы разберемся, — беззаботно отмахнулся Май. — В общем, продумывай схему эвакуации с территории, вечером расскажешь. Кстати, деньги у тебя есть?

— Деньги в Академии иметь не положено. Выдают, когда уходишь, а что осталось — возвращаешь назад до следующего раза.

— Думаешь, зубы мне сумеешь заговорить? — хитро прищурился несносный мальчишка. — Я не спрашивал, можно ли иметь деньги в Академии. Я спросил, есть ли они у тебя.

— Ну, есть, — сдалась Мира. — Немного. Спрятаны за территорией. Только я тебе не дам, мне самой мало.

— Придется поделиться, — Май назидательно поднял палец. — В качестве компенсации за моральный ущерб. Не волнуйся, верну. Рассматривай как начальное вложение в дело, на котором можно заработать сто процентов годовых. Или тысячу. Или даже больше.

— Заработать?

— Потом расскажу. А теперь пошли в столовку. Если тебя не покормить как следует, ты снова разозлишься. А я фертрат эмоционально чувствительный, от отрицательных эмоций хозяйки вяну и засыхаю. Между прочим, за нами уже подглядывают.

— Где? — встрепенулась Мира, встревоженно оглядываясь.

— А вон из двери торчат две мелкие девицы. Первокурсницы, похоже. А уж сколько за ними любопытных столпилось, одному вашему Всевышнему известно. В общем, топаем, хозяюшка, там наверняка уже очередь подошла, если глупая Бохака догадалась на нас занять.

— А они нас… видели? — Мира почувствовала, что снова краснеет.

— Когда ты от меня отбрыкивалась? Расслабься, в тот момент дверь оставалась закрытой, я следил. Ну что, хозяюшка, ты меня обедом кормить собираешься?

— Глупые фертраты должны помалкивать, когда их не спрашивают! — Мира сурово нахмурилась и ткнула Мая кулаком в живот. — И вообще, я тебе точно между глаз дам, чтобы не выпендривался.

— Договорились. Готов принять кару с должным смирением, но только на сытый желудок. Ну что, потопали, хозяюшка?

Обед прошел относительно спокойно. В столовой стояла тишина — здесь старосты и командиры отделений следили за дисциплиной жестко и бескомпромиссно. Хотя они и сами с любопытством поглядывали на Мая, но пары рыков Сёи и Типи Полета, старосты третьего курса, оказалось достаточно, чтобы все дисциплинированно уставились в свои тарелки. Мира даже смогла немного расслабиться. Куриный суп сегодня оказался на высоте (при воспоминании о том, как вчера она с другими дневальными весь вечер ощипывала и потрошила тушки, ее передернуло), да и омлет с маринованными корнишонами удался повару куда как лучше обычного. Или, возможно, она сама от треволнений сильно проголодалась.

Но после обеда спокойная жизнь снова кончилась.

Разумеется, самостоятельная подготовка на втором курсе оказалась безнадежно сорвана. Да и на третьем, пожалуй, тоже. Мире даже не удалось добраться до библиотечного зала. Сразу за порогом столовой их окружила взволнованно галдящая толпа, состоящая преимущественно из девочек (мальчишки с независимыми физиономиями держались поодаль, хотя и внимательно прислушивались). Миру, как она ни сопротивлялась, немедленно оттерли в сторону. Вероятно, Мая тут же, на месте, раздергали бы на ниточки несмотря даже на усилия взводных, но он вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул.

— Так, мелочь пузатая! — громко сказал в наступившей тишине. — Если меня прямо тут затопчут до смерти, я обижусь и никому ничего не расскажу. Вопросы будут приниматься в организованном порядке и не здесь. Все на улицу. Эй, хозяюшка! — он снова продемонстрировал свою способность маневрировать в толпе, как-то сразу оказавшись рядом с Мирой. — Веди на куда-нибудь на большую поляну, куда все поместятся.

После пятиминутной толкотни, в которой Мире несколько раз отдавили ноги и растрепали прическу, гурьба народу высыпала из учебного корпуса на улицу. После сумрачного прохладного здания у нее немедленно вспотела и зачесалась спина. Ее беспардонный фертрат немедленно скинул свой китель, грубо нарушив сразу три статьи устава, и перекинул его через плечо. Усевшись верхом на каменного льва, установленного на лужайке перед корпусом, он благосклонно предложил:

— Валяйте, спрашивайте. Только не все сразу, а в режиме пресс-конференции. Кто первым руку поднял, тот и говорит. На счет «три» — и раз, и два…

Следующие полтора часа Мира завороженно слушала рассказы Мая об его странном и забавном мире: о гигантских материках, где пустыни занимают лишь малую часть, о высоченных горах, с вершин которых никогда не сходит снег, об огромных океанах и невероятных размерах волнах, называющихся «цунами», приходящих из морских глубин после подводных землетрясений и извержений и опустошающих пологие побережья на сотни саженей, а то и целые версты вглубь… Май рассказывал о больших океанских лайнерах, в которых уместилось бы население небольшого города; о военных кораблях, более могучих, чем армия целого графства; о совершенно невозможных подводных судах, способных месяцами не всплывать на поверхность, но при том одним залпом неведомого оружия звездной силы уничтожить десятую часть планеты. Что такое «планета», Мира так и не поняла, но, похоже, размерами она далеко превосходила весь Сайлават. Рассказал Май и о железных самолетах, перевозящих сразу сотни людей по всему миру, и о загадочных «спутниках» и «обитаемых станциях», парящих так высоко над землей, что разглядеть их нельзя даже в сильный бинокль — там, где почему-то кончается воздух и начинается мертвая бесконечная пустота.

Города там, если фертрат, конечно, не врал, тоже отличались размерами. Вообще его родной мир весь выглядел непомерно большим: уродливым арбузом-переростком, в котором людей на каждом шагу встречается больше, чем семечек. Автомобили там ездили вовсе не при помощи магических батарей, а на электричестве, какой-то непонятной горючей воде и еще более непонятном горючем воздухе (как вода и воздух могут гореть? Май точно свистит и даже не смущается!) Но особенно воображение Миры поразили ожившие статуи — «человекообразные киборги» или «чоки». Не просто ожившие — а неотличимые от людей и умеющие говорить и размышлять при помощи каких-то «искинов». Статуи работали сиделками и горничными, секретарями и гидами и еще кем-то, что Мира тоже не поняла. Статуи так здорово походили на людей, что некоторые даже влюблялись в них и переставали обращать внимания на настоящих людей. Таких влюбленных стало настолько много, что тамошний Даоран (или что-то на него похожее — хотя графов там, кажется, не имелось) даже принимал законы, ограничивающие создание чоки и пользование ими — затыкал плотину пальцем, как ехидно выразился Май.

В мастерских и на фабриках работали какие-то механические штуки, внутри которых сидели те же «искины». Механические штуки работали так быстро и хорошо, что людей на работу нанимали плохо и неохотно. Уже почти половина взрослых там получала «пособие по безработице» (как можно платить людям за то, что они не работают?!), и их становилось все больше и больше. И вообще «роботы» уже почти полностью вытеснили бы живых людей, если бы не какие-то законы. Те, кто остался без работы, сидели дома и развлекались самыми разнообразными и непонятными способами, превращаясь в «субстрат».

— А что, если кто-нибудь создаст армию из големов и весь мир завоюет? — поинтересовался какой-то третьекурсник, которого Мира не знала по имени. — Они ведь смерти не боятся. Похватали пики или пистолеты — и вперед. Големы сильные, пред ними никто не устоит.

— Балда! — Май постучал себя пальцем по лбу. — Кому нужна армия чоки? Одного фронтового бомбардировщика хватит, чтобы ее термобарическими зарядами накрыть. Получится груда запчастей, и вся война кончится. Сейчас и людей-то в наступлении почти не используют.

— А если им всем дать ра-ке-ты? — не сдавался старшекурсник. — Которые, как ты сам говорил, самолеты сбивать умеют?

— Ракеты куда проще повесить на другой самолет. Или на наземную гусеничную установку. У нее и скорость выше, чем у двуного чоки, и проходимость лучше, а про надежность вообще молчу. Кроме того, если ты научишь искинов воевать, то как сделать, чтобы они тебя же не раздолбали? Если жесткую систему «свой-чужой» использовать, то враг тоже своим прикидываться сможет. А если их научить по-настоящему различать, кто за кого воюет, то кто сказал, что они решат воевать за тебя, а не за противника? Или что они вообще захотят воевать? В одной сверхсекретной лаборатории у нас в Катонии как-то проводили ограниченные эксперименты. Сделали двух очень умных боевых искинов и дали им под управление на виртуальном полигоне два танка. А потом запустили на полигон превосходящие силы противника. Так искины между собой пообщались, после чего просто не стали сражаться. Замаскировались в оврагах и остались там сидеть. Все верно: у них приоритет на минимизацию потерь, а лучший способ не оказаться уничтоженным — не лезть в драку.

— Врешь ты все! — заявил третьекурсник. — Откуда ты знаешь, что происходит в сверхсекретных лабораториях?

На него тут же зашикали, и он обижено замолчал, а Май принялся рассказывать дальше.

Несмотря на захватывающие истории Мира все-таки поглядывала по сторонам. Она боялась, что появится кто-нибудь из воспитателей и устроит всем выволочку за нарушение режима дня. Вскоре и в самом деле мимо прошли, негромко переговариваясь, госпожа Сиори и госпожа Айсока. Однако ругаться они не стали, а ушли дальше по своим делам.

— Вот бы они меня так слушали на уроках истории! — расслышала Мира реплику ректора. — Аж завидно…

Спохватились все, только когда какая-то первокурсница, рдея от смущения, пробралась к Маю сквозь ряды сидящих на траве кадетов.

— Господин Саомир просил передать, — пискнула она, — что через десять минут у первого курса верховая езда, у второго — физподготовка, а у третьего — фехтование, и что пусть только попробуйте опоздать!

И убежала, испуганно оглядываясь.

Второкурсники всполошённо зашевелились.

— Ой, а у меня спортивная форма в дормитории! — спохватился кто-то.

— И у меня! — поддержали его соседи. — И у меня! Бежим быстрее, а то опять штрафов нахватаем!

Лужайка почти мгновенно опустела. На ней остались только Мира, Май верхом на льве, Хана и Бохака.

— Мира, бежим за формой! — Бохака дернула подругу за рукав жакета. — Да быстрей же, чего заснула?

— Валяйте, топайте, — милостиво разрешил Май. — Вечером дорассказываю. Или завтра. А я к Айсоке, моя форма у нее валяется.

Он спрыгнул со льва и широко зашагал в сторону каптерки.

— Да не стой же столбом! — Хана пихнула Миру в спину. — А то точно опоздаем. Бо, ну ее. Побежали, а то она тут до завтра стоять останется!

— Ага, — согласилась Бохака, поправляя очки.

Подруги устремились к домиторию. Мира потрусила за ними, оглядываясь в ту сторону куда ушел Май. Ну неужели он и в самом деле живет в таком чудесном и удивительно мире? Или все-таки наврал на восемьсот лет вперед? Но даже если половина правда, то как же она ему завидует! Все бы отдала ради того, чтобы туда попасть.

А еще он ее фертрат. Почему-то сердцем Мира ни капельки не верила во всякие предназначения и отношения между магами и их подручными. Насчет них он точно соврал. Да, он нахал и не знает никаких правил приличия — но в глубине души все-таки немного приятно, что он выбрал именно ее. И целоваться лезет все время — а может, она ему понравилась? А вдруг он даже влюбился? Вот здорово было бы, ведь в нее еще никто никогда не влюблялся! Она тихонько хихикнула, но тут же погрустнела. У нее еще старый прыщ на подбородке толком не зажил, а на виске новый наклевывается. И угри на носу. И толстая она сверх меры. Кто такую полюбит… Наверняка он просто издевается. Сейчас в комнате надо глянуть в зеркало, нельзя ли как-нибудь новый прыщ замазать. А еще лучше — к госпоже Клие сходить, она что-нибудь посоветует.

Над Академией раскатился тихий удар гонга, возвещающий о почти наступившем начале третьего урока, и Мира припустила со всех ног. Она вбежала в дормиторий и через две ступеньки запрыгала вверх по лестнице. Если она опоздает на физку, господин Саомир наверняка вкатит ей очередной наряд вне очереди. И позаботится, чтобы ее отправили чистить конюшни.

05.07.1433, древодень. Цетрия

— Я сказала, что еду в Академию! — Рита гордо вздернула подбородок, попытавшись придать лицу надменное выражение. В глубине души она понимала всю тщетность сопротивления Грейле, но сдаваться без боя не собиралась. — Я хочу посмотреть на мальчика из другого мира. В конце концов, Академия — заведение короны, и я обязана надзирать за ним.

— Разумеется, Ваше Высочество, — мягко согласилась пожилая фрейлина. — Но если вы решили начать надзирать прямо сейчас, то обед с посланником графа Титамана окажется сорванным. А он хороший человек исовершенно не заслуживает такого оскорбления.

— Опять «хороший человек»? Прошлый посланник Ясасия только и делал, что мне взглядом за корсаж забраться пытался, козел безрогий! А этот что? Прямо на обеденном столе отыметь попытается?

— Ваше Высочество! — с мягкой укоризной в голосе проговорила фрейлина. — Воспитанной девушке, тем более — принцессе, такие слова и знать-то не полагается, а уж говорить — тем более.

— Грейла! — как от кислого яблока сморщилась Рита. — Мне двадцать семь. Я за свою жизнь переспала по крайней мере с двумя десятками мужиков. Или с тремя. Я давно уже перестарок, и меня ни один нормальный мужик даже замуж не взял бы. И слова я всякие-разные знаю, в том числе — от твоих «благовоспитанных» служанок. Перестань постоянно учить меня как ребенка!

— Любой из графов возьмет вас замуж хоть завтра, ваше Высочество.

— Я же сказала — «нормальный»! Да и возьмет — и что? Даоран тут же признает меня королевой, а моего мужа, соответственно, королем. После чего он переключится на шестнадцатилетних фрейлин, а в мою спальню станет заглядывать разве что от скуки раз в полгода. А что, посланник опять собирается о женитьбе талдычить? Может, сразу сказать ему, что пресветлый рыцарь Ясасий Кистер — последний, на чье предложение я соглашусь? А то ведь достал уже хуже всех остальных!

— Ваше Высочество! — с еще большей укоризной произнесла Грейла. — Подобные речи не подобают особе вашего происхождения и положения. Прошу вас, одевайтесь. Посланник, вероятно, уже явился и ожидает аудиенции.

— Да и пошел он! — Рита отшвырнула ночную рубашку, из которой выбралась незадолго до того, и гибко потянулась перед ростовым зеркалом. Краем глаза она оценила свое тело. Вполне ничего себе. Небольшая, но красивая грудь, крутые бедра, плоский живот и талия без малейших следов жира… Вот бы еще нашелся мужчина, которому нужна не ее корона, а она сама! Внезапно она почувствовала, что злится уже не притворно, как обычно, в всерьез. А раз она в настроении, нужно показать всем, кто здесь хозяйка. Если не на деле, то хотя бы номинально. — Грейла, решено. Обед с посланником отменяется.

— Но, Ваше…

— Грейла! — вероятно, в голосе принцессы прозвучали необычные нотки, потому что старшая фрейлина замолчала и с каким-то новым интересом взглянула на свою взбалмошную подопечную. — Я не намерена сегодня встречаться с посланником. Отправь кого-нибудь напомнить ему об этикете, который предписывает смиренно запрашивать аудиенцию за три дня, а не уведомлять в приказном порядке накануне вечером. Я пока что еще принцесса короны, и в моем собственном дворце всякая шваль пусть соблюдает приличия. Хотя бы напоказ.

— Да, ваше величество. Я уведомлю рыцаря посланника об отмене обеда, — согласилась фрейлина, и Рита посмотрела на нее с подозрением. Что-то уж больно легко та сдалась. Ну и ладно, все равно надо ловить момент.

— Нормальную одежду! — скомандовала она. — Для прогулок, а не парадную. Мы едем в Академию.

— Канцлер может оказаться недоволен, — вздохнула Грейла. — Боюсь, вокруг мальчика из иного мира затеваются какие-то сложные политические игры. Дворец полнится слухами. Ваше вмешательство может… усложнить ситуацию.

Грейла аккуратно положила на спинку кресла роскошное платье с королевскими вензелями, подошла к раскрытому гардеробу и принялась перебирать там одежду.

— Плевать я хотела на канцлера! — Рита намеревалась произнести фразу небрежно-презрительно, но почему-то получилось жалобно и почти вопросительно. Да, я его боюсь, твердо сказала она себе. Боюсь, но стелиться перед ним не собираюсь. Я ему не марионетка на ниточках!

Марионетка, холодно парировал внутренний голос. Декорация. Пустое место. Золоченый манекен на троне. Тебе следовало бы поднять бунт против Даорана десять лет назад. Приказать арестовать всех графов и сгноить в тюрьме. Или попросту казнить. Сейчас же даже придворные хлыщи при встречах смотрят сквозь тебя и стараются как можно меньше задерживаться в твоем обществе, чтобы ненароком не вызвать подозрения и гнев канцлера. Все, на что ты способна — такие вот мелкие эскапады, достойные глупой девчонки, но никак не коронной принцессы, мечтающей стать королевой.

— Да, Ваше Высочество, — согласилась Грейла. — Разумеется, вы не марионетка. Как вы намерены добираться до Академии Высокого Стиля — в автомобиле или верхом?

— Верхом, — подумав, решила принцесса. — Заодно и воздухом подышу.

— Тогда потребуется что-то для верховой езды, — фрейлина достала из гардероба зеленую блузку с золотистым абрисом лилии на груди, там и сям украшенную мелкими золотыми блестками. — Как вы относитесь к такой вот блузе в сочетании с темными рейтузами и сапожками из черной кожи?

— Нет. Что-нибудь без герба.

— Ваше Высочество, принцесса короны не может себе позволить…

— Грейла, ты действительно веришь, что кто-то обращает внимание на то, во что я одета? Вон то, пожалуй, — она подошла к гардеробу и вытащила из него скромную монотонно-серую шелковую блузу. Вдоль ее неглубокого выреза тянулась цепочка мелких сапфиров, широкие рукава у запястий перехватывали серебряные шнуры, но тем украшения и ограничивались. — И вообще, Грейла, спасибо, но я сумею одеться и сама. А ты пока сходи и отправь кого-нибудь приказать, чтобы седлали Барса. И передай капитану Крейту, что если ему вздумается снова прихватить с собой эскорт из полусотни конных стражников, я его уволю. Крейта, конечно, не Барса.

— Да, Ваше Высочество, — Грейла низко поклонилась и вышла, плотно закрыв за собой двери опочивальни. В щель между створками Рита успела заметить, как встрепенулись несколько молоденьких служанок, о чем-то оживленно болтавших между собой в ожидании, когда зачем-то понадобятся. Курицы. Только и умеют, что кудахтать. Она вытащила из гардероба рейтузы и принялась одеваться.

Разумеется, канцлеру о ее эскападе доложили немедленно. Она еще не успела спуститься к парадному входу в дворец, где ждал эскорт, как пресветлый рыцарь вайс-граф Барасий Оотай перехватил ее прямо на лестнице.

— Ваше Высочество! — произнес он, заложив руки за спину, выставив вперед полное брюшко и грозно шевеля длинными, как у таракана, усами. — Куда вы направляетесь, позвольте поинтересоваться?

— Куда захочется! — дерзко огрызнулась Рита. — Я разве пленница в своем дворце?

— Ваше Высочество, прошу заметить, что неотложные государственные дела требуют вашего…

— Да ни хрена они не требуют, — все так же дерзко перебила его Рита, внутренне поражаясь собственной наглости. — Переживет ваш посланник без аудиенции. Пусть завтра явится. Или послезавтра. Ему все равно делать нечего.

— Не мой посланник, а графа Мейсары, смею заметить! — канцлер возмущенно расправил плечи. — Он, разумеется, переживет, но он ожидает…

— Мне все равно, чего он ожидает, — холодно заявила Рита. — В следующий раз пусть следует правилам. А то совсем совесть потеряли. Шастают в дворец, как к себе домой. А если бы у меня брюхо схватило, и я в сортире застряла?

— Ваше Высочество, — канцлер нехорошо прищурился, — со всем моим глубочайшим уважением должен заметить, что подобные выходки вовсе не приближают нас к нашей основной цели — приблизить коронацию. Политика зачастую требует поступиться своими желаниями ради дела.

— Слушай, Барасий, — устало сказала принцесса. — Мы с тобой оба знаем, что ты делаешь все для оттягивания коронации. Так перестань хотя бы трахать мне мозги по каждому поводу. Аудиенция отменена. Я намерена посетить Академию Высокого Стиля. Ты свободен.

И она побежала вниз по широкой каменной лестнице, не обращая внимания на не поспевающую за ней Грейлу. Разумеется, он ей не простит. Канцлер умел мстить по мелочам. Отказать в шитье новых платьев из-за сложностей с дворцовым бюджетом, запретить визит бродячего цирка по соображениям безопасности, отказать в закупке ее любимых марципановых пряников как слишком некачественных, и так далее. Ну ничего. Надоела ей такая жизнь хуже каторги.

У парадного крыльца уже маялись десятка два конных гвардейцев дворцовой охраны. Хорошо, что не полсотни, но плохо, что целых двадцать. Последние годы своей жизни она не раз задумывалась над тем, а кому же может захотеться ее убить? Выходило, что никому. Есть она, нет ее — всем все равно. Зачем нужна охрана? Когда-то она искренне верила, что народ преклоняется перед ней, любит, а иногда даже и боготворит. Но сейчас она уже достаточно взрослая, чтобы понимать: народу тоже все равно, на кого навешена золоченая мишура. Лишь бы покрасочнее вышло. Зачем за ней постоянно таскается толпа? Во дворце — фрейлины, за его пределами — телохранители… Или не столько телохранители, сколько конвоиры? Интересно, какие приказы охрана получает от канцлера?

— Ваше Высочество! — капитан Крейт, восседающий на огромном белом жеребце, выхватив из ножен палаш и отдал им честь. Гвардейцы синхронно повторили его жест.

— Утро, рыцарь барон, — небрежно кивнула ему Рита. — Мы едем в Академию.

— Да, Ваше Высочество! — кивнул Защитник, вбросив палаш в ножны. — Как прикажете.

— Грейла, — Рита обернулась к фрейлине, — я вернусь, наверное, только к ужину. Проследи за поваром, чтобы тот опять не приготовил какую-нибудь чрезвычайно полезную гадость.

— Разумеется, ваше высочество, — фрейлина склонилась в реверансе, и Рита взлетела в седло подведенного к ней конюхом Барса. Ездить она предпочитала по-мужски. Не то чтобы дамские седла она на дух не переносила, но она ужасно любила то неодобрительно-кислое выражение лица, что возникало на физиономии канцлера, считавшего такое поведение недостойным благородной женщины. Вот и сейчас она с удовольствием посмотрела на него сверху вниз, небрежно взмахнула рукой и, пригнувшись к луке седла, дала коню шенкеля. Галопом в сопровождении охраны она пронеслась по обширному внутреннему двору, нырнула под поднявшуюся при ее приближении решетку ворот и вылетела на Проспект орхидей.

На проспекте она, впрочем, перешла на неторопливую рысь. Слева тянулась кованая ограда дворцового парка. Справа возвышались дома богачей и аристократов, стремящихся перещеголять друг друга острыми крышами и аляповатыми украшениями на узких фасадах. Грейла однажды объяснила, что с домов берется поэтажный налог, а вот крыша независимо от высоты этажом не считается, так что крыши тянулись вверх, словно деревья к небу, стараясь оказаться хоть чуть-чуть, да повыше соседней.

Светило солнце, дул ласковый теплый ветерок, шелестела листва высоких тополей, высаженных вдоль проспекта стройными рядами. Барс шел ровной иноходью, охрана тактично держалась позади, и Рита почувствовала, что не отпускавшее ее с самого утра раздражение постепенно тает. Постепенно она отмякла настолько, что даже начала милостиво кивать встречным пешеходам и пассажирам открытых кабриолетов и колясок, что поспешно кланялись, завидев ее. Стоило сбежать из дворца с самого рассвета, а не валяться в постели, дуясь на целый свет. Пусть даже не в Академию, а в лес или куда угодно — лишь бы подальше от помпезных дворцовых комнат и переходов, навевавших на нее тоску. Она глубоко вдохнула воздух, пахнущий зеленой листвой и слегка отдающий лошадиным навозом, и тряхнула волосами. Вот бы сбежать из дворца навсегда! Отречься от престола, забыть про политические дрязги, собственную ничтожность, неудобную золоченую мебель из тяжелого дуба и фереста, перешептывания и смешочки за спиной — и стать обычной мещанкой. Найти себе респектабельного мужа — торговца или ювелира, родить ему пару-тройку ребятишек и умереть в глубокой старости всеми забытой и счастливой…

Мечты, мечты. Никуда она, разумеется, не денется. Не светит ей никакого мужа помимо одного из напыщенных герцогов, а за них она не выйдет даже под страхом смерти. Так что остается лишь перебиваться случайными любовными приключениями с нагловатыми самовлюбленными юнцами, которых наверняка подсовывает ей в постель сам канцлер.

Она опять тряхнула головой и запретила себе думать. Вообще. Смотреть по сторонам, иногда кивать встречным и наслаждаться краткими минутами иллюзии свободы — и никаких мыслей. На углу одной из улочек крутился небольшой голубоватый вихрь, почти невидимый в свете дневного солнца — псевдопортал, скучный и обыденный. Наверное, мальчик из другого мира явился через такой же. Рядом с ограждавшей портал лентой желтой бумаги стоял со скучающим видом стражник с алебардой. При виде кортежа он вытянулся и отдал честь. Забавно. То ни одного псевдопортала годами, то вдруг начинают появляться тут и там, словно поганки после дождя, а потом опять пропадают. И никто не знает, почему.

Полчаса спустя, когда далекие часы на башне мэрии пробили два, они подъехали к гвардейскому кордону в ста саженях от главных врат Академии, скрытых пока что изгибом лесной дороги. Могучего телосложения Защитник в шлеме с высоким белым плюмажем вышел на середину дороги и поднял руку, сигналя остановиться. Серебряный кубирин у него на шее, выглядывавший из-под полурасстегнутого воротника кителя, щеголял ярко-красным рубином, а уже проявившийся Атрибут — изумрудный плащ, переливающийся ярко-желтыми точками — несмотря на почти полный штиль колыхался за спиной, словно от сильного ветра.

— Доброго дня, рыцарь Раздолье, — слегка высокомерным тоном поприветствовала его Рита. — Ты, случайно, не намереваешься защищать от меня Академию? Уверяю, у меня и в мыслях нет ее завоевывать.

Она бросила взгляд влево, под навес. Высокая, под стать своему напарнику, Защитница-Меч встала навытяжку и отдала честь. Ее Атрибут, гигантская секира слепящего золотого пламени, лишь на мгновение полыхнула, сгустившись над плечом, и тут же растаяла. Десяток кирасиров с пиками приняли «на караул».

— Ваше Высочество! — Защитник согнулся в глубоком поклоне. — Вы всегда здесь желанная гостья. Из дворца предупредили о вашем визите, и госпожа Сиори просила передать, что вас ожидают. Вы и два телохранителя по вашему выбору можете свободно проехать дальше.

— А можно всех здесь оставить? — поинтересовалась Рита, невинно хлопая ресницами.

— Ваше Высочество! — обиженно прогудел из-за ее спины капитан Крейт. — Этикет не допускает вашего появления на людях в одиночестве даже в Академии!

— Шучу, — тяжело вздохнула принцесса. — Крейт, ты вообще знаешь, что такое «шутка»? Бери с собой кого-нибудь, и вперед.

Не дожидаясь реакции капитана стражи, она дала Барсу шенкеля и послала его вперед быстрым галопом. Командир караула едва успел посторониться, и Рита почувствовала, как его Атрибут задел ее по ноге: легкое шелковистое прикосновение, способное, однако, мгновенно превратиться в несокрушимую хватку каменного голема. Позади застучали копыта — Крейт, слишком тяжелый в броне, напяленной на него самого и на его коня, безуспешно пытался ее догнать. Мимо мелькнули предупреждающие знаки по обеим сторонам дороги, и она вылетела на небольшой брусчатый плац, надвое рассеченный вратами Академии.

Разумеется, ректор уже ждала ее перед входом. Высокая красавица с черными волосами, собранными в строгий пук на затылке, в повседневной форме Академии: полковничьи кресты в петлицах, синие китель и юбка до колен с желтым паутинным рисунком, белые чулки, черные туфли. Ее Атрибут — слегка изогнутый палаш, горящий синим пламенем, сейчас миниатюрный, всего полсажени в длину, парил рядом вертикально, острием к небу. Рядом, разумеется, стояла проректор по хозяйственной части. Госпожа Айсока в точно такой же форме впечатления производила куда как меньше — приземистая, полноватая, с отчетливыми морщинами в уголках глаз и улыбчивыми складками вокруг губ, она выглядела доброй тетушкой, невесть как забредшей в казармы. Рита не помнила, чтобы хотя бы раз ее встретил кто-то один из этой парочки — всегда обязательно обе. Десяток девочек и мальчиков — первокурсники, судя по нашивкам — выстроились стройной шеренгой, вытянулись и, похоже, боялись даже дышать. Однако они все как один с огромным любопытством косились на гостей. Ну еще бы — они искренне верят в то, что их почтила своим визитом настоящая правительница страны…

Рита спрыгнула с Барса, ласково потрепала его по морде, сунула в мягкие губы специально запасенный в кармашке блузы сахарок и бросила поводья поспешно подскочившему конюху Академии. Рядом заскрежетали и загрохотали доспехами, выгружаясь из седел, барон Крейт и последовавший за ним гвардеец.

— Дама ректор, — кивнула принцесса. — Госпожа проректор.

— Ваш визит — большая честь для нас, Ваше Высочество, — поклонилась в ответ Сиори. — Могу ли я предложить вам отдохнуть с дороги? Гостевую комнату слуги уже готовят.

— Да ну ее! — беззаботно махнула рукой Рита. — Я только час назад из кровати выбралась. Госпожа ректор, отпусти детишек по своим делам. Сколько раз я говорила, что не нужен мне почетный караул?

— Есть определенная процедура, — непреклонно заявила проректор. — В соответствии с уставом правящий монарх Сайлавата является патроном Академии Высокого Стиля, и его следует принимать…

— Да знаю, знаю! — засмеялась Рита. — Госпожа Айсока, официально я даже не правящий монарх.

И Сиори, и Айсока ей, скорее, нравились. За обычной вежливой отстраненностью ректора крылась настоящая забота о своих подопечных. Рита не раз замечала беспокойство во взглядах, которые та бросала на выпускных представлениях на своих уже бывших кадетов, изображавших бои со своими Атрибутами. Большая арена Цетрии считалась одной из самых безопасных в стране: магическая завеса не только отгораживала площадку для выступлений от зрителей, но и блокировала опасные удары. Тем не менее, повредить себе что-нибудь можно было и там. Сиори, в отличие от прочих надутых аристократов, думавших только о зрелищном развлечении, беспокоилась по-настоящему. Айсока же не упускала случая подкормить принцессу чем-нибудь вкусненьким во времена ее редких визитов в Академию. Вероятно, проректор считала, что во дворце ее недокармливают, и не успокаивалась, пока не запихивала в Риту по крайней мере три-четыре кремовых пирожных или кусок песочного торта.

В глубине души Рита до сих пор не смирилась с давней несправедливостью, когда ей не позволили обучаться здесь при явно выраженных задатках Защитницы. Ну как же, негоже принцессе учиться грубому солдатскому ремеслу! Вот стать магичкой, пусть и весьма посредственной, всегда пожалуйста: древнее, освященное авторитетом предков занятие, вполне допустимое для благородной девицы под приглядом опытных клириков. Из-за того Рита в глубине души слегка недолюбливала Академию, но благодаря Сиори и Айсоке визитами сюда всегда наслаждалась.

Она понимала, что ее присутствие создает воспитателям проблемы. Но, в конце концов, должны же быть у принцессы какие-то маленькие радости в жизни?

— Неважно, что там официально, — твердо заявила Айсока. — Вы, Ваше Величество, наследница своего отца, а мнение Даорана меня мало волнует. Кстати, я приказала шеф-повару спешно испечь воздушные пирожные — с белковым кремом, ваши любимые.

— Обязательно попробую! — улыбнулась Рита. — Госпожа Сиори, почетный караул, тем не менее, можно отпустить восвояси.

— Да, Ваше Высочество, — Сиори повернулась к кадетам. — Отделение, слушай мою команду! Напра-во! В библиотеку шагом марш! У них сейчас самоподготовка, — пояснила она Рите.

Строй мальчишек и девчонок вразнобой повернулся — до чеканной выучки выпускников им еще ой как далеко! — и зашагал в сторону пропускной будки, неровно отбивая шаг. На ходу они оглядывались через плечо, и от их восторженных взглядов Рита почувствовала, что обычная горечь в сердце сгущается снова.

— Госпожа Сиори, я честно признаюсь — я хочу посмотреть на того мальчика. Иномирянина с двойным кубирином, — она неуверенно запустила пятерню в волосы, словно признаваясь в чем-то неприличном. — Можно?

— Разумеется.

Ректор приложила палец к своему кубирину и беззвучно зашевелила губами. Потом прислушалась к неслышному ответу и нахмурилась. Затем она еще несколько раз попыталась связаться с кем-то, и, похоже, оба раза получала отрицательный ответ.

— Его нигде нет, — наконец пояснила она. — Сразу после второго урока он заявил, что хочет «прошвырнуться по территории», как он сказал, и исчез. Даже не обед не остался. Воспитатели тоже не знают, где он. Я приказала его найти, Саомир сейчас организует поиски. Пока же, Ваше Высочество, прошу пройти в гостевую комнату.

Она в полуобороте указала рукой на виднеющийся за оградой и деревьями силуэт административного корпуса.

— Спасибо, дама Сиори, но я приехала сюда для того, чтобы сбежать из душной комнаты, а не закопаться в другую такую же. Я пока просто прогуляюсь по аллеям… в сопровождении своих телохранителей, — она бросила через плечо кислый взгляд. Как бы извернуться и наконец-то остаться одной? — А у тебя дела. Не стану отрывать.

— Мой долг… — попыталась было возразить ректор, но Рита оборвала ее величественным мановением руки, которое так долго репетировала перед зеркалом.

— Мы отпускаем тебя, дама ректор, — величаво проговорила она с отвратительным гнусавым прононсом, считавшимся почему-то истинно аристократическим. — Мы призовем тебя, когда возникнет нужда.

— Да, Ваше Высочество, — быстро вставила Айсока, прежде чем Сиори успела ответить. — Мы вас оставляем. Возвращайтесь, как только устанете. И, разумеется, мы уведомим вас, как только обнаружится пропажа.

— Разумеется, Ваше Высочество, — сдалась Сиори. Ее голос казался расстроенным, но в глазах на мгновение мелькнуло видимое облегчение. — Мы в вашем распоряжении в любой момент.

— Я знаю, — кивнула Рита. — Крейт, мы идем дышать свежим воздухом. Между прочим, совсем не обязательно наступать мне на пятки своими железными сапогами и дышать в затылок. Мне в парке еще ни разу ассасины не попадались.

Дорожки парка Академии, петлявшие среди густых древесных зарослей, в свете дневного солнца казались уютными, мирными и сонными. Рита неторопливо шагала по истершимся керамическим кирпичам, перемежающимся гранитной брусчаткой, и наслаждалась безмятежной обстановкой. Несколько раз ей попадались кадеты, деловито куда-то топающие или углубившиеся в чтение на лавочках и в небольших беседках. Никто не обращал на Риту особенного внимания, разве что провожали ее любопытными взглядами. Она тихо радовалась, поскольку знала, какие ее портреты развешаны по Академии: помпезная и бездарная мазня, изображающая ее в парадных одеяниях, причем так, что она сама себя не узнавала. Поскольку видели ее кадеты лишь на приемных церемониях, опознать ее они не могут. Хорошо. Пустая слащавая лесть и поклоны основательно достали ее и во дворце.

Вот как бы остаться вообще одной? Крейт, дубина железная, ни за что не позволит ей погулять в одиночестве.

И тут ей в голову пришла отличная мысль.

Она украдкой оглянулась. Крейт со вторым гвардейцем с мужественными лицами топали в десятке шагов позади, явно готовые немедленно начать ее защищать от превосходящих сил противника. Да-да, мои верные рыцари, все верно, так и надо. Она сложила перед животом ладонь чашечкой, и в ней замерцала, постепенно наливаясь силой, огненная искра. Несколько мгновений — и искра резко потухла и посерела, превратившись в обычный серый камешек размером с ноготь. Рита украдкой уронила его на дорожку и слегка ускорила шаг, отсчитывая про себя секунды. Десять… одиннадцать… двенадцать… тринадцать… четырнадцать!

Сзади жутко заверещало и заулюлюкало. Тут же лязгнула сталь выхватываемых из ножен мечей. Оба гвардейца развернулись к месту, откуда доносился звук, разойдясь по сторонам дорожки и слегка присев в ожидании атаки. Они поводили головами, пытаясь разглядеть угрозу. За плечами Крейта всклубилось облако Атрибута, стремительно приобретающего форму развевающегося плаща. Не медля Рита юркнула с дорожки в кусты и не разбирая дороги бросилась в чащу. Наспех слепленное заклятие Малого Щита закрывало ее от острых сучьев, делало плохо различимой в тени и немного скрадывало звук шагов. Как раз на такой случай! Она пробежала десятка два шагов, когда сзади грянули голоса.

— Ваше Высочество! — трубно заорал Крейт. — Ваше Высочество! Где вы!

Ага. Сейчас он несколько секунд попаникует, а затем придет в себя и начнет думать. Разумеется, он сразу же обнаружит место, где она рванула в сторону, но с его габаритами перемещаться в зарослях куда как сложнее, чем ей. Значит, у нее есть еще немного времени… ага, вот оно!

Она подбежала к раскидистому дубу, чья макушка уходила вверх по крайней мере на пять саженей, сбросила сапожки, зашвырнула их в ближайший куст и быстро полезла вверх по шершавому прохладному стволу. Добравшись до толстой ветви в двух саженях над землей, она приникла к ней и набросила на себя заклятие Лесного Плаща. Все. Теперь пусть попробуют разглядеть!

— Ваше Высочество!

На сей раз в крике гвардейца слышалось что-то близкое к отчаянию. Раздался треск ветвей, словно сквозь подлесок ломилось стадо коров. Рита затаилась и принялась глубоко и тихо дышать ртом, восстанавливая дыхание. Когда гвардейцы оказались под деревом, она набрала в грудь воздуха и попыталась изобразить из себя мертвую.

— Куда эта взбалмошная девка подевалась? — зло спросил второй гвардеец. — След здесь кончается.

Он поднял голову и принялся вглядываться в кроны деревьев.

— Ты говоришь об Ее Высочестве! — рыкнул на него Крейт. — Прояви уважение, или вылетишь из дворцовой гвардии в два счета!

— Ладно, ладно, — отмахнулся от него солдат. — Что делать станем? А вдруг ее и в самом деле украли?

— В Академии? — скептически хмыкнул капитан. — Да нет, просто я дурак. Не в первый раз на ее трюки попадаюсь, мог бы и привыкнуть. Но ведь она каждый раз что-то новенькое придумывает.

— Ненавижу благородных барышень! — проворчал гвардеец. — Делать им нечего, вот и бесятся с жиру. А ты за ними гоняйся по лесам да полям. Засадить бы ей как следует, чтобы пару дней ходить не смогла…

Крейт размахнулся и закованной в железную перчатку ладонью отвесил ему такую оплеуху, что солдат, не удержавшись на ногах, кубарем покатился по земле, скрежеща доспехами. Не дав ему опомниться, капитан прижал его коленом к земле и выдернул из ножен кинжал.

— Ты, кажется, с первого раза не понял, — на удивление спокойно констатировал он. — Ты ведь новенький во дворце, так? И чего я тебя с собой потащил, ума не приложу. Ну да все в руку. Запомни, паренек, — барон крутнул кинжал перед носом солдата, бросив ему в глаза блик от пробившегося сквозь листья солнечного зайчика, — если ты еще хоть раз скажешь про нашу девочку что-то дурное, я лично тебе глотку вскрою. Мы служим в гвардии не для того, чтобы чесать языками у нее за спиной, а чтобы защищать ее. Если потребуется — ценой своей жизни.

Он поднялся и убрал кинжал в ножны.

— Имей в виду, я стану присматривать за тобой, — пообещал он. — Оступишься еще раз — пеняй на себя. А лучше уходи сразу. А теперь встать! — внезапно рявкнул он. — Живо!

Пошатываясь и избегая смотреть на командира, гвардеец поднялся.

— Значит, так! — Крейт огляделся. — Ты в ту сторону, я сюда. Прочесываем лес по схеме «двойная спираль». Постарайся разуть глаза и смотреть внимательно. Если через пять минут не найдем след, возвращаемся к ректору и информируем ее о случившемся. Пусть поднимает кадетов на прочесывание. Вперед!

Два бронированных тела вломились в кусты и затрещали ветвями в разных направлениях. Только тут Рита позволила себе пошевелиться и распрямить затекшую ногу. Вот так Крейт! А ведь он, пожалуй, и в самом деле всерьез относится к своим обязанностям капитана королевской стражи! Она насмешливо улыбнулась, пытаясь избавиться от легкого чувства вины. В конце концов, старику тоже полезно иногда размяться и отработать получаемое жалование. А она перед ним извинится. Потом. Может быть. В конце концов, покинуть Академию можно только через главные и хозяйственные врата, да еще через калитку в Мировую Сферу, и слишком сильно он беспокоиться не станет. Ну, поднимут кадетов, прочешут парк — всем развлечение, ей в том числе. Может, в конце концов, коронная принцесса позволить себе немного позабавиться?

Она слезла с дерева, разыскала и натянула сапожки (шелковые чулки на подошвах от лазанья по цеплючей коре разлезлись в клочья — Грейла опять разохается), восстановила заклятие Малого Щита и двинулась обратно в сторону дорожки по проложенному гвардейцами следу. В Академии она появлялась нечасто, но общую схему парка помнила. И как раз в том направлении располагалась одна очень приятная и располагающая горушка. Нужно успеть посидеть там хотя бы полчаса, пока ее не найдут.

До вершины холма, с которого открывался красивый вид на Цетрию, она добралась быстро. Снова сбросив сапожки, она опустилась у подножия старого толстого вяза, оперлась на него спиной и расслабилась, бездумно глядя вдаль. Замечательно. Наконец-то совсем одна! Жаль, что часто вот так сбегать не удается. А хорошо бы казнить канцлера… ну хорошо, просто арестовать, засунуть в самую дальнюю тюремную камеру, разогнать надутых вельмож и целым днями делать что хочется! Ни встреч с посланниками и министрами, ни бесконечных бумажек, печать на которые почему-то должна поставить она лично (канцлер не в состоянии сам печать приподнять?), ни длинных скучных званых вечеров и балов, на которых даже чихнуть толком нельзя… Она мечтательно вздохнула, но тут же погрустнела. Дворцовая гвардия подчиняется канцлеру, не ей.

Власть означает ответственность, милая моя Рита. Принцессе нельзя вести себя как обычной девочке. Ты должна помнить о долге перед страной.

Да, Тейн, милый. Я помню, как и обещала. Я помню наши с тобой разговоры в дворцовом саду — долгие прогулки по страшно длинным, как казалось девчонке-подростку, парковым дорожкам, тенистая прохлада беседок, журчание ручьев, искусно проложенных садовниками… Я помню, что ты говорил мне, твой голос, твою ласковую руку, гладящую меня по волосам. Я помню все — лишь не могу вызвать перед глазами твое лицо. Иногда оно снится мне ночами, но я не могу вспомнить его, когда просыпаюсь. Тебе легко было говорить о долге и ответственности: большой сильный мужчина, непобедимый боец, граф, обожаемый армией и способный на равных рассуждать с учеными об устройстве мироздания — такому сложно понять одинокую девочку, которая не может найти поддержки даже у смертельно больного отца. Я самозабвенно любила тебя, как только девочка-подросток способна любить великого героя — а ты ушел. Я не знаю, кто ты на самом деле — человек, бог или просто плод моего воображения. Но почему ты бросил меня именно тогда, когда я нуждалась в тебе сильнее всего?

Я помню твои слова — но как я могу что-то сделать, когда я пустое место? Ходячая подставка для золотой мишуры, предъявляемая народу по большим праздникам…

— …а вон то здоровое здание с блестящей крышей — храм, где хранится Глаз Бога, самый пафосный местный артефакт, — негромкий голос заставил ее вздрогнуть и открыть глаза. Оказывается, она умудрилась задремать. — Называется «Мировая Сфера». Туда фиг попадешь, там отдельные караулы выставлены, причем не только солдаты, но и паладины и боевые попы. Туда посторонним не то что на территорию входить запрещено, но даже и приближаться без разрешения. Пролезу, конечно, но не сразу. Вот в тех маленьких домиках живут воспитатели, ну, ты уже знаешь. А вон тот гриб на горке — натуральная водонапорная башня. Говорят, туда воду из реки насосами с магическими батарейками нагнетают. И подогревают тоже батарейками на вводе в здания. Я еще не добрался проверить, но похоже на правду. В общем место дикое, но хотя бы с душем и канализацией.

Мальчишка. Кадет, довольно высокий для своего возраста, русоволосый. Форменные штаны и рубашка, но китель в нарушение всех и всяческих уставов отсутствует, а рукава небрежно подвернуты выше локтей. Ничего другого со спины разобрать не удавалось. Рядом — какая-то девица в платье и наколке горничной (рыжие волосы собраны на затылке в симпатичный хвост — прислуге что, разрешают здесь такие вольности?) Парочка стояла в нескольких шагах перед Ритой на краю небольшой каменистой осыпи.

— В общем, довольно забавное местечко, хотя ногами я еще все обойти не успел. Плохо, когда даже геосканера нет. Отвык я с земли карту местности составлять.

— А вон там что?

— Конюшни и манеж. Пятнадцать лошадей, на них верховой езде учат.

— Ну надо же, Лика, конюшни — и ты не там?

— Заглядывал. Не коники — чистой воды куклы с одного шаблона. Скамейки на четырех ногах для обучения малолеток способам уборки навоза. Ни малейших следов индивидуальности. Неинтересно.

Ну ничего себе! А ее что, здесь вообще нет? Стоят к ней спиной и о чем-то своем толкуют!

— Эй! — крикнула Рита. — Вы двое! Вы тут что делаете?

— Привет! — мальчишка обернулся. — Проснулась? Извини, что разбудили. Спи дальше, мы сейчас уйдем. А ты сама-то кто, кстати? Для кадета старовата и не в форме, воспитателей я уже всех знаю, да и для служанки у тебя одежка неподходящая.

— Прости его, госпожа, — горничная вежливо поклонилась. У нее оказалось довольно симпатичное личико, хотя скулы, на вкус Риты, высоковаты, а нос крупноват. — Он довольно невежлив и часто задает глупые вопросы. Разумеется, ты не обязана отвечать. Мы приносим нижайшие извинения за беспокойство и сейчас уйдем.

— Ну-ка, стойте! — приказала принцесса, поднимаясь и с наслаждением ощущая ступнями сквозь рваные чулки теплую траву и древесные корни. — Эй, ты, белобрысый, сам-то кто такой? Почему не по уставу одет? Почему не на занятиях и не на самоподготовке?

— Каси, я догадался — она новый препод, — глубокомысленно заявил мальчишка. — Только что нанятая. Она меня еще не знает и сейчас начнет воспитывать. Как думаешь, перевоспитает? А что, мордочка у нее вполне симпатичная, может, и добьется чего.

— Я тебе не воспитатель, — загадочно улыбнулась Рита, потягиваясь. — Я куда хуже. Впрочем, прощаю на первый раз. Так как твое имя? Ой…

Только сейчас она толком разглядела странный кубирин кадета: серебряный обруч с обвивающей его золотой спиралью и с двумя камнями — черным и белым.

Двойной кубирин Таэллы.

А значит, мальчишка…

— Меня зовут Май. Май Куданно, — небрежно кивнул мальчишка. — Рад, и все такое. Ее зовут Канса. Она тут служанкой на полставки подрабатывает с сегодняшнего дня. А ты?

— А я, между прочим, Рита Химэмия, — Рита с запозданием сообразила, что иномирянин, вполне возможно, не знает, кто она такая. — Коронная принцесса Сайлавата.

— Врешь, — безмятежно откликнулся невоспитанный нахал. — Докажи.

— Что? — поразилась Рита. — Как — докажи?

— Ну, не знаю, — Май пожал плечами. — Как-нибудь. Удостоверение, может, есть? Типа, «сим удостоверяется, что изображенная на фотографии особа действительно есть коронная принцесса Рита Химэмия, в чем и заверяем гербовой печатью и пятью подписями». Или свидетелей предъяви.

— Да как ты смеешь? — неуверенно произнесла Рита. В такую ситуацию ей попадать еще не приходилось. Она находила удовольствие в том, чтобы гулять по дворцовому парку в простой, без гербов, одежде и изредка ошарашивать своим титулом какого-нибудь новичка, только-только попавшего ко двору и пытавшегося заговаривать с ней как с простой служанкой. Но чтобы у нее еще и доказательств требовали?!

— А что «смею»? — удивился мальчишка. — Я вот тоже могу назваться повелителем всея мира. Поверишь?

— Ты — не повелитель, а иномирянин, которого через портал притащили.

— Ну и что? Вот докажи, что там, за порталом, я не был повелителем!

В глазах мальчишки поблескивали веселые искорки. Он разительно отличался от дворцовых лизоблюдов, к которым Рита привыкла. Ни капельки раболепия, ни следа расчетливой жадности во взгляде, и даже оценивающий взгляд, которым он прошелся по ее фигуре, как-то разительно отличался от липких масляных взглядов, которые украдкой бросали на нее придворные и лакеи.

Ну и ладно. Почему бы и не поиграть в простоту и доступность народу?

— У меня ключ-перстень есть, — она показала правую руку. — Могу твой Атрибут авторизовать.

— Во-первых, не можешь. В Академии только у преподов ключи работают. Во-вторых, у Сиори такой же, — равнодушно пожал плечами мальчишка. — Только печатка другая, и вообще он не такой навороченный. Стальной, а не золотой. Ты мне что доказываешь — что принцесса или воспитатель?

Рите стало весело.

— Ладно, уговорил. Я не принцесса, а ты — повелитель мира, — согласилась она. — Ты почему сбегаешь с занятий, владыка? Тебя обыскались.

— Меня? Зачем? — удивился Май. — У второго курса сейчас самостоятельная подготовка. А я ваши предметы все знаю, мне учиться не надо, так что я локальную местность изучаю. Тоже самоподготовка, между прочим, все законно. Или на меня опять кто-то посмотреть захотел? Так я не экспонат в зоопарке, чтобы в конуре на цепочке сидеть, заранее предупреждать надо. В общем, их проблемы, не мои.

— Пороли тебя в детстве мало, — Рита подошла к нему вплотную и провела пальцем по кубирину. — Надо же, настоящий.

От мальчишки хорошо пахло. Интересно, а каков он в постели? Затащить, что ли? Только… Она с подозрением взглянула на горничную. Та стояла, сложив перед собой руки, на ее лице держалась вежливая полуулыбка. Какие между ними отношения? Может, у нее на парня свои планы? Да нет, не соперница. И фигура куда хуже, и лицо не самое симпатичное. И потом, куда служанке до принцессы? Как бы его… ах, да, нельзя им. Запрещено Защитникам трахаться, даже парням. Жаль. С другой стороны, непонятно, Защитник ли он. Иномирянину вообще закон не писан, судя по поведению.

— Я весь настоящий, — сообщил Май. — Слушай, подруга, у меня через пятнадцать минут урок самообороны, мне пора из леса в сторону цивилизации двигаться. Сегодня Грампа ведет. У нее на меня зуб. Если опоздаю, она из меня наверняка всю пыль выбьет. А я обещал воспитателей без нужды не провоцировать. Если хочешь на мой ошейник поглазеть, пошли вместе, по дороге насмотришься.

Нет, он все-таки ужасный нахал. Но нахал симпатичный. И потом, она все равно не сумеет ему доказать, что принцесса, пока другие не подтвердят. Ну надо же! А ведь если подумать, то как доказывать? Коронная лилия у нее на лбу не выжжена, а от свиты она сама сбежала. Интересно, можно ли быть королевой без свиты? Еще вариант — его молнией с пальца шарахнуть, только тогда она докажет, что магичка, а не принцесса. Он же наверняка не знает, что обычным магам категорически заказано использование ключ-перстня.

— Пойдем. — Она отошла к дереву и натянула сапожки. — Аллея вон там, если ты не в курсе.

— Я, подруга, никогда в жизни не теряюсь! — назидательно поднял палец Май. — Способность у меня такая — на местности ориентироваться. А в местном квадратно-гнездовом парке и младенец не заблудится.

Втроем они спустились с холма. Рита в очередной раз воспользовалась заклятием Малого Щита, злорадно предвкушая, как Май со своей подружкой-горничной станут цепляться за все сучья и ветки подряд. Однако же оба непринужденно скользили между кустов, почти не задевая их. То ли иномирянин умел находить прогалины, то ли тоже владел какой-то магией.

На аллее их встретил бедлам и переполох, который они услышали еще за три десятка шагов. Большая, человек в тридцать, группа кадетов гудела у того места, где Рита скрылась в кустах. Возглавляла толпу ректор, вокруг с каменными физиономиями стояли остальные преподаватели: невысокая, но ладная желтоволосая преподавательница боевых искусств и танцев одного возраста с Ритой, сухощавый и лысоватый мужчина с суровым лицом — помнится, тоже проректор, высокая черноволосая тетка с нашивками медицинской службы на кителе и огненно-рыжая дамочка лет тридцати с небольшим (ее предметы Рита не помнила). Чуть поодаль встревоженно переминалась Айсока. Оба гвардейца возвышались над толпой как несокрушимые скалы над волнующимся морем, и на лицах обоих застыло одинаковое выражение стыда и досады.

— Организованной толпой народ пришел на водопой, — негромко констатировал Май. — Кого, интересно, ловить собираются? Меня, что ли?

— Значит, так, — возвысила голос Сиори. — Слушайте все. Сейчас мы разделимся на пары и начнем прочесывать…

— Госпожа Сиори! — воскликнул кто-то. — Госпожа Сиори! Принцесса!

Ректор осеклась на полуслове. Она уставилась на Риту так, словно увидела ее впервые в жизни.

— Ваше Высочество! — громыхнул Крейт. — Вы целы и невредимы! Слава Всевышнему!

Словно фрегат меж рыбацких лодок, он двинулся к принцессе, раздвигая перед собой притихших кадетов руками.

— Так ты что, подруга, действительно принцесса? — Май озадаченно поскреб в затылке, глядя на Риту. — Ну ты даешь!

— Ты как разговариваешь с Ее Высочеством, скотина? — рявкнул капитан, занося руку для оплеухи. — Что ты себе позволяешь?

— Все в порядке, Крейт! — Рита шагнула вперед, останавливая его. — Я цела и невредима.

— Молодой господин Май Куданно! — Сиори тоже пробилась к ним и нависла над мальчишкой, угрожающе скрестив руки на груди. Ее глаза метали молнии. — Похоже, на сей раз ты перешел все границы! Кто позволил тебе приставать к Ее Высочеству?

— А что я? — обиделся мальчишка. — Я ее, — он невежливо ткнул в Риту пальцем, — вообще десять минут назад встретил. Она ко мне привязалась, не я к ней. Вот, забирайте назад свою цацу — почти новенькая и даже совсем не поцарапанная.

Капитан Крейт зарычал. Он шагнул вперед, огибая Риту, и сверху обрушил кулак на нахала. И чуть было не свалился, потеряв равновесие: в последний момент мальчишка небрежно уклонился от замаха, и окованная металлом перчатка сокрушила ни в чем не повинный куст за его спиной.

— Тихо всем! — рявкнула Рита, поражаясь самой себе. — Молчать, я сказала! Крейт, угомонись!

Она обвела грозным (как надеялась) взглядом всех присутствующих. Мальчишка, поймав его, чуть заметно подмигнул. Нет, ну каков нахал! Вот сейчас она потребует, чтобы его за непочтительность засунули в самый глубокий подвал — или куда в Академии сажают провинившихся?

— Господин Май Куданно из другого мира и не знает наших правил поведения. Я его прощаю, — царственно сказала она.

— Я тронут, подруга, — шепнул Май ей в ухо. — С меня поцелуй.

Нет, ну он что, действительно ее за принцессу не считает? Она ему кто, деревенская девка?

— Дама Сиори, ты можешь отпустить кадетов и воспитателей заниматься своими делами, — тем же тоном продолжила она,незаметно ткнув наглецу локтем под ребра. — Насколько я знаю, у второго курса сейчас начинается урок самообороны. Я хочу на нем поприсутствовать.

— Желание Ее Высочества — закон, — судя по лицу желтоволосой девицы, согнувшейся в низком поклоне, имела в виду она совсем иное. Ничего, потерпит.

— Разумеется, Ваше Высочество, — вздохнула ректор. — Только у меня одна очень скромная, но весьма настойчивая просьба.

— Я слушаю, дама полковник, — снисходительно сказала Рита.

— Я настоятельно рекомендую вам и вашим телохранителям разместиться как можно ближе к выходу. Рыцарь Крейт, а тебя я попрошу приготовиться эвакуировать Ее Высочество с места событий в максимальном темпе. Не то чтобы я ожидала чего-то плохого — просто на всякий случай. Хорошо?

И ректор Академии Высокого Стиля баронесса Меч полковник Сиори Сэйсона извиняющеся улыбнулась.

* * *

В Академии творились бедлам и божье разорение.

Если проще, то все стояли на ушах. В женскую комнату Мира вышла из библиотеки прямо перед тем, как туда, по словам Бохаки, явилась госпожа Сиори в сопровождении двух здоровых громил в кольчугах (и вообще в такой куче металла, которая саму Миру просто раздавила бы). Громилы носили доспехи цветов королевского дома — зеленого с золотом — и казались страшно взволнованными. По крайней мере, нервничал один, седоусый и седобородый. Второй, с заметно опухшей щекой, просто злился. Госпожа Сиори забрала всех, кто находился в библиотеке в этот момент, и увела в парк (так что Мира, вернувшись, слегка прибалдела от непривычной пустоты читального зала) — искать пропавшую принцессу. Принцесса, говорят, явилась в Академию незадолго до того с какими-то своими целями, зачем-то пошла прогуляться по парку, и ее там украли то ли духи, то ли демоны, то ли злоумышленники, то ли она сама свернула с дорожки и потерялась. Однако мирин фертрат Май, как оказалось, уже нашел ее совершенно самостоятельно (здесь версии снова расходились: романтическая Хана и еще несколько девочек считали, что он отбил ее у демонов или похитителей, а рассудительная Бохака — что просто нашел заблудившуюся) и вывел к людям. Потом принцесса почему-то захотела посмотреть, как в Академии обучают драться, и пришла в зал вместе со своими охранниками.

Последнее, во всяком случае, сомнению не подлежало. Принцесса небрежно сидела на скамье неподалеку от входа в спортзал, а по ее сторонам высились охранники. Громилы влезли на чистый пол прямо в грязной уличной обуви (Мира так и не знала, как называть тяжелые ботинки, покрытые кольчужной сеткой) и уже изрядно натоптали вокруг скамьи. И кому, спрашивается, придется отмывать? Принцесса же выглядела как-то заурядно и даже слегка потрепанно: простенькая для дамы ее положения серая блузка и черные штаны в обтяжку (говорят, все придворные дамы любят так бесстыдно одеваться). Сапожки она, как ни странно, сняла и оставила у входа, словно знала правила. Обтягивающие ее ступни белые шелковые чулки расползлись так, словно в них ходили по острым грязным камням. И почти никаких украшений, если не считать небольших искрящихся сережек и совсем маленькой диадемы в черных как смоль волосах. Раньше Мира видела принцессу лишь однажды, на вступительной церемонии, но издалека. И уж пышность ее платья не шла ни в какое сравнение с нынешней одеждой.

И перстень на указательном пальце — массивный, золотой, вероятно, с какой-то печатью. Интересно, ключ-перстень или нет? Говорят, принцесса может авторизовать любого Защитника независимо от иерархии подчинения. Вот и сейчас седоусый дядька-гвардеец стоял с активным Атрибутом — монотонно-серым, в цвет принцессиной блузе, плащом, все время трепетавшим, словно на слабом ветру. Впрочем, он, наверное, Атрибут может призвать и сам — он же все-таки телохранитель. Точно так же, как и Защитники на заставе перед вратами Академии. Им хорошо, они исключения.

В спортивном зале чувствовалась напряженная нервозность. Второкурсники переглядывались друг с другом и в присутствии принцессы явно чувствовали себя не в своей тарелке. Огромные зияющие дыры в стенах, пробитые Маем во время проверки способностей, спокойствию ситуации не способствовали. Посвистывающие сквозь них сквозняки неприятно холодили спину. Побыстрей бы их заделали.

Резкий свисток заставил ее вздрогнуть.

— Так, народ, всем слушать сюда! — Грампа встала перед скамьей, на которой сидели кадеты. — Начинаем занятие. Всем встать! Разминка — бегом пять кругов вокруг зала, потом первый комплекс упражнений.

Во время разминки Мире казалось, что взгляд принцессы неотступно следует за ней. Пару раз девочка украдкой смотрела в ее сторону. Ну да, смотрит. Только, наверное, все же не на нее, а на Мая. Тот неспешно, благодаря своим длинным ногам, трусил рядом с ней, потом добросовестно махал руками и ногами, отжимался и качал пресс, зацепившись ногами с ней, Ханой и Бохакой в крест. И чего на него смотреть? Мальчишка и мальчишка. С перекатами вперед у него все в порядке — во всяком случае, для человека, который раньше не занимался рукопашным боем. А вот назад он кувыркаться совсем не умеет, сразу видно, что новичок. Тридцать баллов, максимум сорок — больше на месте воспитателя она бы ему не дала. И чего пялиться? Зачем принцесса вообще сюда притащилась? Ни разу физзарядки не видела?

Госпожа Грампа тоже все время прохаживалась неподалеку. Ну, с ней-то все ясно, она новенького оценивает. Но почему ему она замечаний не делает, а ее, Миру, все время одергивает и поправляет? Подумаешь, ноги слишком сильно вытягивает во время кувырка! Ей так удобнее. Не первый год так кувыркается, и ничего… Постепенно Мира начала злиться. Смотрят на Мая, а все шишки — ей. Так нечестно! И когда закончится дурацкая разминка?

Наконец Грампа сжалилась и снова протяжно подула в свисток.

— Все сесть! — скомандовала она. Вымотанная Мира, потная и запыхавшаяся, с облегчением поднялась на ноги, доплелась до скамьи и упала на нее, отдуваясь. Май уселся рядом, закинув руки за голову и далеко вытянув скрещенные ноги. Его неумело затянутый пояс ослаб и почти развязался, полы куртки распахнулись, открывая голое тело, но дыхание оставалось ровным, и он, казалось, даже не вспотел.

— Сегодня мы начинаем изучать техники защиты от удара ножом, — Грампа отошла к учительскому столу и взяла с него полированную коричневую деревяшку сантиметров двадцать или тридцать длиной. — Несмотря на то, что Защитники по природе своей должны сражаться с чудовищами, а не с людьми, иногда им приходится выступать и в роли телохранителей. Присутствующий здесь рыцарь капитан Крейт, — она кивнула в сторону седоусого громилы, — тому живое подтверждение. Да и вообще Защитник должен уметь постоять за себя в любой момент. А нож — наиболее распространенное оружие, от которого за всю историю погибло куда больше людей, чем от мечей, топоров и прочего холодного оружия, вместе взятого. Фехтование, которым так увлечены некоторые из вас, мало поможет в кабаке, когда на вас внезапно набрасываются несколько подонков с ножами и кастетами. Вы не успеете выхватить меч, да если и успеете, размахнуться им негде.

В кабаке? Интересный пример. Похоже, биография госпожи лейтенанта содержит довольно увлекательные страницы, обычно не афишируемые.

— Поэтому с сегодняшнего дня, — продолжала Грампа, — и до конца вашего обучения в Академии вы станете уделять по крайней мере половину времени защите от малого оружия и технике боя в ограниченном пространстве. Сейчас я покажу несколько основных приемов защиты, после чего вы разобьетесь на пары и начнете их отрабатывать. Мне потребуется помощник. Скажем… — Она прищуренно осмотрела напрягшихся кадетов.

Выступать в качестве модели для показательного битья не хотелось никому. Такое часто заканчивалось растяжениями и ушибами, а иногда и настоящими вывихами. Народ притих и съежился.

— Можно я? — Май лениво поднял руку.

Грампа неторопливо подошла к иномирянину вплотную.

— Малыш, ты даже страховаться при падении толком не умеешь, — странным тоном сказала она. — Ты можешь покалечиться.

— А я рискну, — хмыкнул Май, поднимаясь. — В конце концов, если не бить ребенка как следует, как его научишь?

— А я обещала лишь, что не стану докапываться специально, — пробормотала Грампа себе под нос так тихо, что Мира с трудом расслышала ее. — Хорошо, Май, держи, — громко добавила она, передавая мальчишке деревяшку. — Встань туда, — она ткнула пальцем в точку в паре саженей перед скамьями.

— С удовольствием, — Май вразвалочку прошел к указанному месту.

Грампа встала перед ним.

— Атака номер один. Тычок ножом справа снизу в живот или под ребра. Один из наиболее распространенных ударов — вот так. Май, возьми макет клинком вверх и очень медленно наноси удар, как показано.

Май послушно повторил движение.

— Запоминаем, — комментировала Грампа. — Подшаг вперед ногой со стороны атакующей руки — кулаки сжаты, руки перекрещены в запястьях. Удар идет у вас слева — ваша правая рука сверху. Видите? Удар заблокирован на начальной стадии, атакующий в неустойчивом положении. Дальше пошли варианты. Первый — подшаг вправо с ударом основанием правого кулака вверх вдоль руки противника ему в челюсть или щеку. Левая рука продолжает блокировать вооруженную руку врага. Если у вас кастет или клинок с полной гардой, вы сломаете ему челюсть или как минимум выбьете зубы. Если нож лезвием в ту сторону — вспорете шею. Голой незащищенной рукой, однако, такой удар наносить опасно, особенно если шея прикрыта доспехом. И не забывайте — в этот момент уже вы сами оказываетесь уязвимы. Если противник расслабит вооруженную руку, вы рискуете потерять равновесие и подставиться под следующий удар в очень невыгодном положении. Май, повтори движение.

Мальчишка повторил.

— Второй вариант — выкручивание руки. То же положение — рука врага заблокирована внизу. Не останавливая свое движение, делаете полуразворот вокруг передней ноги, задняя нога скользит по окружности, левая рука отжимает назад руку противника, правая сверху нажимает ему на плечо — и он сгибается. Видите, в каком положении он оказался? Если сейчас ударить вот так, — Грампа наметила удар в рукоять ножа основанием правой ладони, — то вы воткнете врагу в почки или между лопаток его собственный нож. Если же враг в доспехе или нужен более мягкий вариант — продолжаете круговое движение и нажим сверху. Противник с выкрученной рукой падает носом в землю, и вы завершаете его фиксацию, как при бросках на четыре стороны. Май, поднимись. Еще раз, медленно… Хорошо. А теперь еще раз, быстрее.

Май добросовестно повторил — и взвыл, хлопая по полу свободной ладонью, когда Грампа резко уронила его на пол с завернутой рукой.

— Эй! — крикнул он. — Больно же!

— Больно в учебе — дольше проживешь в бою, — зубасто усмехнулась лейтенант. — Не скули, ты же мужчина. Еще раз.

— Ах, еще раз? — Май повел плечом, очевидно, потянутым. — Значит, больно в учебе, да? Ну ладно…

Он отступил на шаг, как-то странно сгорбился, свободно опустив руки вдоль тела, и замер.

— Ну, нападай! — нетерпеливо поторопила его воспитатель.

Одним быстрым слитным движением Май перебросил макет в левую руку, шагнул вперед и в сторону и бросил руку вперед. «Острие» макета замерло в сантиметре от правого бока Грампы. Та застыла на месте.

— В учебе, значит, тяжело? — ехидно спросил мальчишка. — А в бою легче?

— Ты нарываешься, малыш, — сквозь зубы проговорила воспитатель. — Я сейчас показываю технику…

— А слабо по-настоящему показать?

Мира съежилась. На ее памяти в таком тоне с госпожой Грампой разговаривать осмелились только однажды, больше года назад. Мира помнила, как однажды в Академию приехал с инспекцией граф Феерии, чья грубая физиономия замечательно соответствовала имени: Тверий Каменный. Вопреки всем положениям о статусе Академии он притащил с собой огромную свиту, в которую входили в том числе десять телохранителей. Мира так и не поняла, чем один из гвардейцев задел лейтенанта, но следующие пять минут она безжалостно возила его мордой по плацу, не давая даже толком подняться. А когда он в бешенстве выхватил из ножен палаш, она уронила его на брусчатку так, что выбила ему несколько зубов и сломала в двух местах руку. А меч под тяжестью его тела разломился напополам. А ведь тот парень был на две головы ее выше и в полтора раза шире в плечах, и она даже не активировала Атрибут. Скандал тогда вышел знатный, но поскольку Грампа до сих пор преподавала в Академии, его, видимо, как-то замяли.

И сейчас она раскатает Мая по полу тонким слоем.

Или не раскатает? Она ведь уже пыталась его ловить.

— Значит, все-таки нарываешься, — неожиданно спокойно констатировала Грампа. — Ну что же. Рано или поздно каждый щенок начинает скалить зубы на старших. Значит, господин Май Куданно, ты полагаешь, что способен подраться со мной по-настоящему?

— Да кто меня знает? — Май пожал плечами. — Пока не попробуешь, не поймешь, верно?

— Ну что же… — повторила Грампа. — Сразу предупреждаю — когда я гонялась за тобой в прошлый раз, я старалась не причинить тебе вреда. Впрочем, не беспокойся — переломы госпожа Клия замечательно умеет залечивать за пару дней.

Она нехорошо ухмыльнулась, и у Миры по спине пробежали мурашки. Такой пугающей всегда веселую и задорную воспитательницу она не видела.

— Да и я в прошлый раз тоже не старался тебя зацепить как следует, — развел руками Май. — Но раз у вас все так хорошо с переломами… Только без Атрибутов, лады? А то зал окончательно обрушится.

Он снова сгорбился и странными мелкими шажками начал по кругу обходить Грампу, неуловимыми движениями перебрасывая макет ножа из руки в руку. Та повела плечами и слегка присела, но в остальном даже не попыталась принимать боевую стойку.

А потом Май прянул вперед.

Мира даже не сумела рассмотреть сражение — или драку? — как следует. Противники двигались настолько быстро, что глаз не успевал даже за движениями их тел, не говоря уже про руки. Удары «ножом» и руками, пинки, захваты, уходы и подножки — все слилось в такую карусель, что Мира лишь вздрагивала, когда один из противников с шумом и грохотом обрушивался на пол. Несколько раз карусель замирала: то Грампа прижимала к полу Мая в вывернутой наизнанку позе, то Май останавливал растопыренные пальцы в сантиметрах перед ее глазами, то «нож» оказывался прижат к горлу или животу одного из дерущихся… Потом все возобновлялось.

Кончилось все тем, что Грампа в очередной раз уронила Мая на спину, прижала его грудь коленом и нанесла размашистый удар сверху вниз, задержав кулак перед самой переносицей мальчишки.

— Считай, сударь мой Май, что я окончательно вышибла тебе мозги, — задыхающимся голосом проговорила она.

— А ты вниз посмотри, — посоветовал тот.

Грампа опустила глаза на острие макета, прижатое к ее солнечному сплетению, и покачала головой.

— Все-таки шустрый ты, малыш, — одобрительно сказала она. — Но ты грязно дерешься.

— Ну, что делать! — хмыкнул тот. — Тяжелое приютское детство, подозрительные компании, дурное влияние улицы. Я, между прочим, одно время кошельки по карманам тырил.

— Оно и заметно. И с техникой у тебя хреновато. Ты мне раз десять для смертельного удара подставился. Все, конец схватки.

Она слезла с его груди и поднялась, отряхивая колени.

— Подставился и подставился, — Май приподнялся на локте, охнул и прижал руку к боку. — Я — не моя сестричка, никогда специально не учился. Так, по верхам нахватался от нее да от опекуна.

— Ничего, я тебя вымуштрую, — пообещала Грампа, протягивая руку. — Только имей в виду — попробуешь в настоящем бою все время лезть на рожон, как сейчас, и долго не протянешь.

— Вот еще! — фыркнул Май, ухватываясь за ее руку и поднимаясь. — Обещаю, что приложу все усилия, чтобы в настоящем бою не оказаться. Едва он на горизонте покажется, как только меня и видели.

— Дошутишься, кадет, — Грампа показала ему кулак. — Думаешь, что легко отделался? Впаять бы тебе пару нарядов за нарушение субординации…

— А я разве что-то нарушил? — невинно осведомился Май. — Вслух не ругался, проявлял почтительность… ну, иногда, и все такое. А что тебя пару раз уронил, так нефиг на подножки попадаться.

— Мы с тобой потом поговорим, кто на что попался, после занятия, — пообещала Грампа. — Хватит развлекаться. У нас отработка новых приемов, если ты еще не забыл. Нож подбери. Показываем технику снова. И только попробуй мне повыёживаться. Итак, удар справа снизу вверх, медленно…

Послу случившегося Мира решила, что Грампа тут же назначит Мая своим помощником, но та даже и не подумала. После завершения демонстрации кадеты разбились по парам (Май, разумеется, тут же узурпировал Миру) и начали отработку.

— Слушай, Май, — шепотом спросила Мира, в очередной раз помогая ему подняться после фиксации, — а ты с ней по-настоящему дрался или так, спарринг? А в настоящей драке ты бы ее победил?

— Понятия не имею, и выяснять не собираюсь, — Май резко выкрутил ей руку, так что она зашипела от боли, и бросил на пол. Мира сильно стукнулась коленками и крякнула. — Не отвлекайся, а то я тебе связки растяну. Настоящий бой, хозяюшка, длится секунды, а потом проигравший подбирает с земли свои кишки, а победитель отправляется дальше. Или подбирает свои собственные кишки, как повезет. Как я уже сказал, я приложу все усилия для того, чтобы никогда не оказаться в настоящем бою.

— Трус! — фыркнула Мира, в свою очередь грубо укладывая его носом в пол. — Настоящий воин всегда готов сражаться не на жизнь, а на смерть!

— Дура. Настоящий воин всегда думает о том, как бы избежать драки. Только сопляки вроде тебя стремятся героически погибнуть. Опытные солдаты думают о том, как бы выжить.

— От сопляка слышу! — обиделась Мира. — Самому-то сколько?

— Я в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил, — Май похлопал себя по тощему животу. — И в жизни разбираюсь куда лучше тебя. Так что внимай великому учителю…

— Эй! — прикрикнула неспешно дефилирующая мимо Грампа. — Разговорчики! Еще слово услышу — три штрафных круга побежите после занятия. Мира, присед глубже, сколько раз напоминать? У тебя не ноги, а ходули! Ты что, старуха, что коленки не сгибаются? И двигаться плавней, все слитным движением, а не по частям.

Какие же все-таки зануды эти взрослые!

Остаток занятия прошел как обычно — в отработке обычных техник ударов, захватов и перекатов. Когда прозвенел звонок с урока и кадеты потянулись в душевые, Грампа, однако, подозвала Мая.

— Слушай, малыш, — сказала она задумчиво, — а ведь у тебя врожденный талант. Я еще не видела, чтобы кто-то поставил себе технику в течение занятия. Не хочешь позаниматься индивидуально вечерком? Мне давно помощника не хватало.

Прикрывшаяся его спиной Мир насторожилась. Она бросила завистливый взгляд на ладную фигурку воспитательницы, которую не могла скрыть даже грубая холщовая куртка до середины бедер. Хоть она и старуха, но некоторые мальчишки заглядываются. А вдруг Май?..

— Извини, Гра, — покачал головой ее фертрат. — Во-первых, вечером я обычно дрыхну. Я предупреждал Сиори и Клию, сейчас тебе говорю: у меня проблема в том, что сон меня вырубает внезапно и без предупреждения. И дома-то так было, а у вас еще хуже. Акклиматизация, что ли.

— А во-вторых? — осведомилась воспитатель, пропустив фамильярность мимо ушей.

— А во-вторых, я вовсе не собираюсь ни с кем сражаться. Ни врукопашную, ни на мечах, ни еще как. Есть у меня такой принцип — никого не убивать.

— Тогда убьют тебя, малыш. Не знаю, как в вашем мире, а у нас правила именно такие.

— Я никогда легких путей не искал, — озорно усмехнулся Май, обнимая Миру рукой за плечи и привлекая к себе. — Вот она меня, если что, авторизует, я всем своими гиперщупальцами навешаю плюх, и на том разойдемся, взаимно довольные.

— Ну, смотри, — не стала спорить Грампа. — Если передумаешь, дай знать.

— Впечатляет, — оказывается, принцесса подошла к ним сбоку и тихо слушала разговор. Мире показалось, что в ее взгляде мелькнула и тут же скрылась острая неприязнь. Да нет, вряд ли. С чего бы? — Значит, господин Май, ты никого не убиваешь?

— Ну, типа того, — согласился мальчишка. — Слушай, подруга, а тебя-то драться учили? Я видел, как у тебя глазки горели, когда ты за нами наблюдала — тоже так хочешь?

— Еще раз «подругой» назовешь — получишь, — пообещала принцесса. — Так и быть, можешь звать «дама Рита», если на «Ваше Высочество» сил не хватает.

— Ты от ответа не уходи. Так учили или нет, твое величество, или как тебя там?

— Высокородным дамам не положено руками-ногами махать, — вздернула нос принцесса. — На то другие есть, попроще. Вон, как твоя подружка.

— Во-первых, она не подружка, а хозяюшка. Подружка у меня ты, если только нудеть не станешь. Во-вторых, ревновать с первого взгляда нехорошо, дождись хотя бы второго.

Мира уже привычно поежилась. Ой, дождется он, что его в казематы засадят…

— Что? — взвилась принцесса. — Да как ты смеешь, плебей? Ты забываешься! К кому я тебя приревновала?

— К хозяюшке, — обстоятельно пояснил Май. — И к Грампе. Ко всем сразу, в общем. Взгляды огненные мечешь, язвишь без повода. Слушай, подруга, да у тебя что, совсем друзей нет, что ты на первого встречного пацана так западаешь?

Принцесса тяжело задышала, сжимая и разжимая кулаки. Она набычилась, ее глаза подозрительно заблестели.

— Ты… — разъяренно сказала она. — Ты… ты…

Она резко повернулась и пошла к переминавшимся у выхода из спортзала телохранителям, вздернув подбородок и расправив плечи. Мира провожала ее круглыми от удивления глазами. На месте принцессы она точно не спустила бы такое откровенное хамство никому, пусть даже тысячу раз обаятельному Маю. Или приказала бы охранникам его на месте прибить, или в казематы оттащить, или хотя бы явно и недвусмысленно поставила его на место. Почему Ее Высочество так странно повела себя?

— Перегибаешь палку, малыш, — негромко заметила Грампа, когда принцесса с телохранителями вышли из зала. — Очень сильно перегибаешь. Даже у тебя есть свои границы.

— С одной стороны, она точно не кукла, — пробормотал Май. — Наверняка нэ… я имею в виду, не разряженная глупая паркетная кукла, свои мозги у нее определено имеются. С другой — если она так отреагировала на простейший тест… Да и от охраны сегодня сбежала. Гра, кто в Академии разбирается в дворцовой политике?

— Саомир, — незамедлительно откликнулась Грампа. — У него, по слухам, даже связи во дворце имеются. Ты тоже заметил?

— Да. Она ведет себя не по возрасту. Словно лет на десять лет младше, чем выглядит.

— И за последние двенадцать лет, с момента смерти отца, говорят, почти не изменилась. Именно потому Даоран до сих пор не признал ее дееспособность и право наследования. Впрочем, тебе действительно лучше поговорить с Саомиром. Без… — она бросила взгляд на Миру. — Без лишних свидетелей.

— Хозяюшке тоже пора взрослеть, Гра. И я ей верю.

Он хлопнул Миру по плечу.

— Ну что, давай в темпе в душ и переодеваться. Сегодня, я слышал, тренируемся использовать Атрибуты. Оченно мне интересно посмотреть, как ты со своей глефой управляешься. А может даже, Сиори позволит тебе меня авторизовать…

— И не мечтай, господин мой Май, — сухо оборвала его Грампа. — Попечительский совет постановил, что активация твоего большого Атрибута пока что под абсолютным запретом. Обойдешься малым, он у тебя и без того выдающийся. И что касается душа — до начала следующего занятия осталось меньше пятнадцати минут. Вы всерьез думаете, что я вас на Арену пущу потными и вонючими? А ну-ка оба, в темпе себя в порядок приводить!

15.02.867, небодень. Четыре Княжества, Каменный Остров

— Как он? — спросила Ольга, останавливаясь возле серого «цуматы-пассата».

— Плохо, — Ветка устало оперлась о раскрытую дверцу. — Депрессия. Улыбается вымученно, шуткам смеется невпопад. На форумах после смерти отца почти не появляется, народ уже волноваться начал.

— Плохо, — согласилась Ольга. — Тяжело Марик смерть отца переживает. У них ведь и отношения были не самыми теплыми.

— Нормальные были отношения. Конечно, Марику его зависимость от других никогда не нравилась, но он свой нрав в узде держал. И с отцом вполне ладил. И потом, тот для него был единственным родным человеком. Теперь он совсем один остался.

— У Марика есть мы, — твердо заявила Ольга. — Пойду, поговорю. Авось мне его развеселить удастся.

— Удачи, — журналистка опустилась в кресло автомобиля, захлопнула дверцу и помахала рукой сквозь стекло. Загудел мотор, и «пассат» выехал со стоянки. Ольга проводила его взглядом, оглянулась на скучающего в машине телохранителя и вошла в подъезд. Консьерж знал ее в лицо, а потому пропустил, даже не спросив удостоверения.

Дверь открыла Кимана. Пожилая экономка выглядела усталой и осунувшейся.

— Вечер, госпожа Коверная, — поздоровалась Ольга. — Я в гости. Не прогонишь?

— Добрый вечер, дама Лесной Дождь, — откликнулась та. — Спасибо, что зашла. Господин Медведь наверняка обрадуется. Я пойду займусь ужином. Госпожа Туча так и убежала, не став дожидаться. Фигуру, говорит, портить не хочет. Хозяин в кабинете, но я накрою в столовой.

— Ну, я-то уж точно перекусить не откажусь, — улыбнулась Ольга. Экономка слабо улыбнулась в ответ, повернулась и пошаркала к кухне.

Кимана упорно отказывалась общаться накоротке, и с гостями и с хозяевами. Вероятно, полагала, что прислуге не положено фамильярничать. Ольга знала, что женщина давно стала практически членом семьи и имела свободный доступ к счетам и финансовым ключам Медведей, но, вероятно, у Киманы имелись свои собственные соображения. Старая добрая Кимана — как она, наверное, страдает, что ничего не может сделать для хозяина. Она заметно сдала за последнюю неделю. Вероятно, переживала не меньше остальных — а то и больше. Все-таки пятнадцать лет в семье…

Масарик сидел за своим столом, положив подбородок на опертые локтями на стол руки. Он всегда неосознанно принимал такую позу в момент задумчивости: пальцы сцеплены в замок, нижняя челюсть лежит на отставленных назад больших пальцах, костяшки указательных пальцев прижимаются к губам, словно напоминая о секретном обете молчания. Перед ним в кубе дисплея медленно вращалась заставка: несколько разноцветных спиралей, переплетающихся и постоянно меняющих цвет. В комнате стояли густые зимние сумерки.

При появлении Ольги Масарик встрепенулся.

— Кто там? — глухо спросил он и дважды хлопнул в ладоши. Под потолком вспыхнула люстра, и комната осветилась неярким светом. — А, вечер, Онка. Решила заглянуть на огонек?

— Вечер. Где ты у себя огонек увидел, Марик? — поинтересовалась Ольга, усаживаясь в кресло перед столом. — Сидишь впотьмах, словно медведь в берлоге.

— А я и есть Медведь, забыла? — улыбка у Масарика выглядела какой-то кривой и вымученной.

— Да уж тебя забудешь, — так же криво ухмыльнулась глава Сураграшского департамента. — Ты мне отчет еще позавчера сдать намеревался. И где? Ты все еще у меня экспертом числишься, на тот случай, если забыть успел.

— Сегодня, между прочим, небодень. Могу я хотя бы в выходной передохнуть?

— Да сколько угодно. Отчет сдай — и передыхай. Только, Марик, объясни, на что ты его хочешь потратить? Если на депресняк и унылую тоску — не позволю. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но чем больше ты в себя уходишь, тем хуже тебе становится. Закрылся у себя в квартире…

— А кто сказал, что я в тоске? — поинтересовался Масарик, и в углах его рта залегли жесткие складки. — Между прочим, милая моя, мне уже сорок четыре стукнуло. Я своими чувствами командовать могу ничуть не хуже тебя. Просто меня тут на мистику потянуло, видишь ли. О причине сама догадаешься. Вот я и решил статейку накропать.

— Да ну? — заинтересовалась Ольга. — Ты — и мистика? Не верю. О чем?

— О богах и смертных, так сказать.

— Ты же всегда атеистом был?

— И остаюсь. Неужто ты думаешь, что меня к попам на причастие можно заманить? Нет уж, спасибо. Так, чисто теоретические размышления на тему.

— Ну и ну. Дай почитать.

— Ты же знаешь, я не даю почитать незавершенное. На днях закончу, тогда и прочитаешь.

— К тому времени я от любопытства помру. Марик, не ломайся, ты же меня знаешь. Я с тебя не слезу!

— Ну да, ты у нас дворянка, девиант вся из себя, особа, обласканная самим Повелителем… — проворчал Масарик. — Тебе все дозволено. Куда там простому мещанину с тобой сражаться!

— Кстати, о мещанах. В министерстве составляют списки рекомендуемых на дворянское звание. У нашего департамента — два места. Я давно тебя внести хотела как особо ценного…

— Нет! — резко оборвал ее Масарик. — Ты же знаешь, мы с отцом в этом вопросе всегда одной позиции придерживались. Никакого дворянства. Внесешь без моего ведома — откажусь сам.

— Упрямый, — помолчав, вздохнула Ольга. — Ну ладно. Тогда читай статью.

Масарик поглядел на нее сквозь вращающиеся спирали.

— Уговорила, — неожиданно согласился он. — Только сама читай. Вот.

Он ткнул пальцем в дисплей, и тот потемнел. Масарик поманипулировал сенсорном поле рукой, и дисплей стал прозрачным. В нем проявилось окно с текстом.

— Марик, — капризно сказала Ольга, — у тебя, может, и небодень, а у меня обычные будни. Я сегодня, между прочим, с утра на работе торчала. Знаешь, сколько я сегодня дисплей разглядывала? Глаза в кучку. Ну что тебе стоит потрафить слабой женщине?

— Где здесь слабая женщина? — удивился Масарик. — Ты меня в космос запустить при желании сможешь вместе с креслом, чудище ужасное и насквозь девиантное. Вслух читать не стану, и не проси. Хочешь — читай, не хочешь — выметайся домой, баиньки. Вот только Кимана тебя ужином накормит, чтобы бы опять сухомяткой себе желудок не портила, и топай.

— Злой ты, — констатировала Ольга. — Ни капли куртуазности. И с начальством пререкаешься. Ну, что с тобой поделать…

Она вылезла из кресла и пристроилась на край стола, глядя на дисплей сверху вниз. Текст явно не вышел из состояния черновика, состоял из наспех слепленных отрывков, пестрел пометками, помарками и комментариями, и ей пришлось долго вглядываться, чтобы ухватить суть.

«…однако даже если Единый (или аналогичные ему боги) существуют и действуют в нашем мире, встает вопрос — а как мы узнаем об их существовании? — писал Масарик. — Предполагая в них всемогущество, мы не можем надеяться, что сумеем отследить их при помощи своих возможностей, весьма жалких даже в нашем собственном понимании. Остается лишь надежда, что они сами войдут с кем-нибудь в контакт. Вернее, они обязательно войдут в контакт: им вряд ли требуется от нас что-то материальное — золото и драгоценности, вещи или иные блага. Единственное, что они могут захотеть, а мы — предложить, это мы сами.

Не станем рассматривать ситуацию, когда такому всемогущему божеству требуются рабы или нерассуждающие слуги. Превращение существ, изначально наделенных свободой воли, в подобие примитивных автоматов относится к области психопатологии, в которой я не силен. Именно здесь философские позиции Церкви Колесованной Звезды наиболее провальны. Церковники так и не смогли внятно объяснить, зачем всемогущему и всезнающему Единому требуется слепое подчинение своей паствы стародавним догматам. [[Дать цитаты из ~2 как примеры неубедительных обоснований]]

Да, формальные заповеди, которые невозможно нарушить ни при каких обстоятельствах, могут оказаться полезными для выстраивания системы моральных ценностей у полудиких южных племен, от которых ведет существование наша доминирующая религия. Например, запрет беспорядочных сексуальных связей в обществе, не знакомом с микробиологией, способствует снижению заболеваемости половыми болезнями. Однако сегодня такого рода заповеди бессмысленны. В Катонии, например, подаваемой нашими религиозными фанатиками как образец сексуальной распущенности, где секс, в том числе групповой и „извращенный“, проходит по разряду почти что лечебной физкультуры, уровень заражения половыми инфекциями в три раза ниже, чем в целомудренных Княжествах, причем тяжелыми — в восемь раз ниже. Более того, активно навязываемая консерваторами мораль „пожизненного партнера“ в Княжествах ничуть не мешает в семь раз более высокому уровню разводов, чем в Катонии.

Вовсе нет, возможно, возразят мне, ведь в Катонии применяется система временных брачных контрактов с автоматически истекающим сроком действия. То, что у нас считается разводом, у них всего лишь заранее предопределенный конец партнерских отношений. Однако сторонники такой точки зрения умалчивают, что автоматически прекращающиеся контракты применяются в основном среди молодежи, вступающей в постоянные отношения впервые (так называемые „пристрелочные“ договоры). Да и „пристрелка“ зачастую автоматически продлевается при отсутствии явного отказа одной из сторон. И сравнивать в таком случае нужно уровень развода не во всех возрастных категориях в ЧК, а только среди молодых семей. И даже здесь статистика показывает, что количество непродленных контрактов в Катонии примерно соответствует количеству разводов в молодых семьях в ЧК. [[Расшифровать — данные и ссылка на ~3]] Среди семей в средней и старшей возрастной категории количество разводов (то есть расторжения постоянных контрактов) уже в девять раз ниже чем в ЧК. [[Расшифровать — источник ~6]] Среди же групповых браков, которые приобретают все большую популярность, полностью распадается максимум одна семья из тридцати. Не в последнюю очередь такая великолепная, по нашим меркам, статистика связана с причиной, способной повергнуть в глубочайший шок и уныние миллионы наших адвокатов и частных детективов: секс на стороне там НЕ СЧИТАЕТСЯ поводом для расторжения контракта — если только в самом контракте не оговорено иное. Но мне лично не известна ни одна современная семья, внесшая в договор такую глупость.

Вернемся к основной теме. Заповедь „не прелюбодействуй“, а также аналогичные простые и сверхжесткие программы могли требоваться малоразвитым обществам для поддержания стабильности. Но их создавали отнюдь не боги, а сами люди. [[Добавить: „не убивай“ и „не кради“ как универсальные правила человеческого общежития, не зависящие от религий — цитаты из ~24 и ~26]] Заинтересован ли бог в человеке как в беспрекословно подчиняющемся рабе? Нет, разумеется. С учетом всемогущества ему куда проще сразу создать автомат, чем укрощать существо, изначально рассчитанное на свободу принятия собственных решений. Здесь, кстати, нельзя не уколоть походя и разнообразных сторонников светлого государственного общества в любой его ипостаси: все они основываются на максимально жестком подавлении индивидуальности и личной свободы. Поскольку государственники понимают, что взрослого индивида-индивидуалиста перевоспитать почти невозможно, все их программы достижения всеобщего счастья рассчитаны на уничтожение существующей популяции и воспитание с нуля нерассуждающих автоматов, радостно шагающих строем под команды немногих избранных. Порадуемся, что утопистам не суждено достичь своих целей.

Но мы опять уклонились. Итак, богу люди-рабы не нужны. А что нужно? Здесь следует задаться вопросом о цели снисхождения бога до человека. Если существо, способное плевком создавать вселенные и чихом зажигать звезды, вообще нас заметило, ему определенно не нужна наша способность построить великий храм в его честь. Сам построит, если захочет, причем полностью в своем вкусе. Возможно, какое-то время его может развлекать массовое стучание лбами по полу в ходе молитв, ритуальные телодвижения пальцами и прочими частями тела и так далее — но вряд ли долго.

Так что нужно богу?

Я долго пытался рассуждать на эту тему. Вряд ли мои мысли могут оказаться полностью адекватными: смертному слабому человеку попросту не дано мыслить теми же категориями, что и бессмертному могучему существу. Но я не сумел придумать ничего, кроме как потребности в общении. Всемогущий бог попросту не может долго существовать в тесной компании себе подобных, как элефанты не могут долго стоять, сбившись в плотную кучу. [[так себе — найти другую аналогию]] Рано или поздно индивидуализм возьмет свое. С учетом того, что у богов нет основных стимулов для построения социальной пирамиды (контроль ресурсов, привлечение самцов/самок и так далее), у них нет и общества в нашем понимании. А просто компания друг друга за миллионы и миллиарды лет наверняка крепко поднадоест.

Поэтому бог может спуститься к людям ради общения, чтобы немного скрасить скучную серую вечность. Но гора не способна общаться с песчинкой. Так и бог в своем истинном обличье не способен на контакт с человеком или иным слабым смертным существом. Проще говоря, придавит и не заметит. Поэтому не человек будет вынужден подстраиваться под бога, а бог — под людей. Чтобы не уничтожить тех, с кем он общается, небожителю придется принять не только форму человека, но и ограничить свои способности до человеческого уровня и играть по установленным людьми правилам. По крайней мере, в обычных обстоятельствах. Он может сохранить выдающиеся, возможно, даже экстраординарные способности в некоторых областях, но лишь выдающиеся и экстраординарные, доступные и талантливому человеку, отнюдь не сверхъестественные.

Из сказанного выше следует еще один любопытный вывод. Поскольку единственно ценное для бога — мы сами, он неизбежно должен привязываться к тем, с кем имеет дело. О природе такой привязанности рассуждать не станем. То ли мастер-ювелир, восхищающийся собственноручно подобранной и ограненной коллекцией камней, то ли заботливый отец (или мать), воспитывающий детей, то ли пылкий любовник, получающий удовольствие в объятиях восхитительной любовницы, то ли скряга, дрожащий над каждой рогожкой, попавшей в его руки — нам сейчас не интересно. [[Подумать над более подходящими аналогиями]] Главное, что общающийся со смертными бессмертный бог неизбежно должен испытывать чувство утраты в момент их смерти. Если божественная психика хоть немного похожа на человеческую (а я не стану делать умное лицо и претендовать, что способен вообразить нечеловеческий разум), такого рода эмоции должны наносить ему сильные травмы, а то и вырабатывать комплексы, в первую очередь — комплекс вины. Естественным побуждением для него стала бы попытка изобрести бессмертие для своих друзей в той или иной ее разновидности.

Однако что такое бессмертие для человека? [[Указать на отличия орочьей и тролличьей психологии]] Во-первых, оно означает уничтожение самых важных устоев нашего общества. Мы все привыкли, что даже самый жестокий тиран или начальник, стоящий на пути твоей карьеры, стареет и умирает. Мы привыкли рассчитывать, пусть подсознательно, что рано или поздно продвинемся по службе и приобретем больший авторитет в семье и своем кругу общения лишь за счет естественной смерти старших. Уберите такое ожидание — и вы уничтожите стимулы для жизни и работы большинства людей. Во что превратится общество, в котором работа считается бессмысленной и выполняется только ради куска хлеба? Где не появляются новые писатели, новые художники, новые композиторы и музыканты — потому что и прежних девать некуда? Я не знаю. Но, определенно, оно станет совсем не таким, какое сейчас.

Разумеется, можно одарить бессмертием только избранных. Но у них возникнет тот же самый комплекс вины, что и у бога — с той разницей, что компенсировать его нечем. В довершение им придется скрываться, чтобы избежать бессмысленной мести со стороны смертных. Открытая же защита со стороны бога, в свою очередь, приведет к появлению новых социальных группировок и структур влияния, что тоже полностью перекроит общество. [[Вставить отсылки к жреческим кланам Сураграша — ~30–35]]

Я бы предположил, что подаренное бессмертие в любой его разновидности возможно лишь за пределами нашего общества, причем для всех, а не только для некоторых. Само собой напрашивается существование чего-то, отдаленно смахивающего на рай в трактовке Церкви Колесованной Звезды. Лишь отдаленно, но не полностью. Чрезвычайно сомневаюсь, что богу захочется организовывать посмертное судилище в стиле, описываемом церковниками. Представьте, что хотите забрать себе щенка из уличной бродячей стаи — захочется ли вам еще и разбираться, хорош ли ее вожак, справедливо ли вчера он искусал своего соперника, а позавчера еще и перегрыз глотку конкуренту из другой стаи? [[Подумать над более подходящим примером]] Сомневаюсь. От перспективы целую вечность разбираться с мелкими человеческими дрязгами, чтобы отвесить виновному по заслугам, я бы лично повесился не сходя с места. В конце концов, смысл посмертного существования для основной массы — ликвидировать комплекс вины тех, кто по-настоящему имеет значение для бога. Расселить их по тихим загородочкам, чтобы не грызлись слишком сильно, да и пусть себе живут.

А из такого сценария возникает еще одна проблема. Оторвись на минуту от статьи, читатель, и задумайся: а чем бы ты лично занялся, имея в перспективе целую вечность и не имея необходимости зарабатывать на пропитание и крышу над головой?..»

Тихий стук в дверь прервал ее чтение.

— Прошу прощения, — Кимана заглянула в кабинет. — В столовой накрыт стол. Прикажете готовить горячее?

Масарик вопросительно взглянул на Ольгу.

— Да, госпожа Коверная, — кивнула та. — Мы сейчас идем.

Она спрыгнула со стола и потянулась.

— Да уж, совсем на тебя не похоже, — сообщила она выкатившемуся из-за стола Масарику. — Боги, мистика, Церковь Единого… Похоже, «Черный квадрат» на тебя странно подействовал.

— Я вот думаю, Онка, — жужжа мотором, кресло Масарика покатилась к двери, — почему отец не дал мне доступ к «Квадрату»? Он же мог, я знаю. А он даже словом ни разу не обмолвился.

— Возможно, так он хотел тебя защитить от лишних волнений. Я ведь тоже колебалась. Когда Яни в свое время дала мне доступ к досье и сопутствующим материалам по истории, она сразу предупредила, что ничего сверх лишних тревог новое знание мне не даст. Она оказалась права. Мне очень не нравится думать, что в нашем мире орудуют какие-то силы, с которыми мы ничего не можем поделать при всем своем желании.

— Возможно, они пекутся о нас же.

— Или же только о собственном удовольствии, как ты сам написал в статье. Да и вообще, я уже взрослаядевочка, сама за себя решать могу. И хочу.

— Ты — да. — Масарик выкатился в коридор и въехал в столовую. — И я тоже. Только вот трем людям из четырех самостоятельность и даром не нужна. Предложи им сытость и стабильность в обмен на свободу и право выбора — и они с радостью согласятся.

— Субстрат… — пробормотала Ольга.

— А? — удивленно взглянул на нее тот, ловко маневрируя креслом, чтобы пристроиться к столу на отведенное для него место. — Хотя да. Хорошее слово. Субстрат. Почва, на которой растут цветы. Не в плохом смысле, я никогда не осуждал людей, стремящихся к стабильности. Но бездумно существовать, не имея Великой Цели… так может любое животное. А мы все-таки люди, наделенные разумом. Я лично так не умею.

— Ты слишком много работаешь, Марик, — Ольга уселась на свой стул и принялась споро накладывать себе на тарелку салаты, которые в исполнении Киманы просто обожала. — Извини, брюхо подвело, сейчас обжираться начну. Чтоб ему, моему гиперметаболизму! Да, так вот, ты слишком много работаешь. Статейки пишешь, книжки по истории изучаешь, поллах и тарси зубришь, мне отчеты ваяешь, на форумах воюешь… Да еще и после… оставшись в одиночестве. Не хочешь куда-нибудь в отпуск съездить? К Каре, например, она тебя давно зовет развеяться. Как там у них новый курорт называется? «Синий снег» вроде бы. Она уверяет, что по высшему разряду оборудован, грашские богачи довольны остаются.

— Вот уж кого-кого, а Кару я своими проблемами грузить не намерен, — нахмурился Масарик. Он откусил от ломтика колбасы и принялся меланхолично жевать. — У нее и без меня сложностей хватает. Не забывай, я читаю половину материалов твоего департамента, картинку держу прочно. Еще одной обузы на своей шее она не выдержит.

— Дурак ты, Марик, — Ольга с досадой стукнула черенком вилки по столу. — Какая обуза? Ты что, успел забыть, как она несколько дней назад к нам прилетала только ради того, чтобы с тобой на похоронах встретиться? Она тебя морально поддержать пыталась, а ты ее отшил, словно надоедливого ребенка. Ты хоть представляешь, сколько ей времени на дорогу туда-сюда потребовалось? Я уж и не говорю, сколько мы денег на операцию прикрытия выбросили!

— Я дурак, — согласился Масарик. — И свинья. Можешь мне не напоминать, сам знаю. Устал я, Онка. Права ты. Наверное, стоило бы взять отпуск и развеяться.

Он устало потер глаза.

— Только, понимаешь, я боюсь. Чем дальше, тем больше я перестаю понимать, зачем живу. Мне сорок четыре. Вдумайся — сорок четыре! А ведь еще совсем недавно мне стукнуло двадцать три, я только-только закончил университет, был переполнен радужными надеждами… Потом первые должности в СВР, злополучная лестница, инвалидное кресло — и вот уже мне сорок четыре. Оглядываясь назад, я пытаюсь понять, что именно я сделал за прошедшие двадцать лет? И понимаю, что ровным счетом ничего. И что в те тридцать или сорок следующих лет, что мне отмерят жизнь и медицина, я точно так же не сделаю ничего. После меня даже детей не останется. Онка, я боюсь, что если перестану себя подхлестывать и имитировать полезную деятельность каждую минуту, я могу не выдержать и наглотаться снотворного. Как бы я хотел уйти из этой жизни и начать ее заново, с чистого листа!

— Да что вы с Карой, сговорились, что ли? — Ольга раздраженно бросила вилку на стол. — Трудоголики, мать вашу за ногу! Марик, пойми…

— А что Кара? — с острым интересом осведомился Масарик. — Она тоже от работы воет? Ну, чего и следовало ожидать. Вот ей бы твои нотации не помешали. Она, в отличие от меня, нормальная женщина, своими ногами ходит. Мужа бы ей…

— Она такая же крышей двинутая, как и ты, — зло буркнула Ольга, дотягиваясь до кувшина с клюквенным морсом. — Вы бы вдвоем славную парочку составили. Оба не понимаете, что такое отдых и как им наслаждаться. Хотя после твоей статьи я ее комплексы насчет бессмертия начинаю лучше понимать…

Она осеклась и медленно подняла взгляд. Потом аккуратно отставила кувшин.

— Что ты так на меня смотришь? — напряженно спросила она.

— Да вот думаю, что забавные ты делаешь оговорочки, — взгляд Масарика обрел выражение, характерное для интенсивных раздумий, которые он называл «мозговым штурмом». — С учетом «Черного квадрата» и личности ее опекуна…

— Марик!

— …у нас есть два варианта. Либо Сущность, Демиург или бог, как его ни назови, таки обеспечил ей личное бессмертие, либо…

— Марик!

— Либо можно вспомнить некоторые странности, разбросанные по разнообразным отчетам, что я видел. Четыре без единой царапины пережитых покушения, в том числе взрыв бензовоза в пяти саженях… кстати, тогда вообще никто не пострадал, что до крайности удивительно. Очень удобная способность быстро оказываться там, где ее не ждут, едва ли не в пяти местах одновременно. Потрясающая трудоспособность — по восемнадцать часов в сутки на протяжении многих лет. Когда спит — неясно, двух часов в сутки человеку в течение многих лет слишком мало. Потрясающие способности к языкам, которые до появления в Сураграше она не демонстрировала. Даже если мы оставим в стороне ее выдающиеся способности хирурга и диагноста, вместе с бессмертием картина вырисовывается очень любопытная.

— Марик…

— Онка, ты, конечно, можешь мне солгать. Но ты же знаешь, что я все равно пойму. Давай без недосказанности, а? Кара — Демиург?

— Ты дурак, и я дурак. Мы с тобой два дурня… — пробормотала Ольга. Она взяла бокал с морсом и отхлебнула сразу половину.

— Ответ ясен, — усмехнулся Масарик. — И давно?

— Она не хотела, чтобы ты знал.

— И я даже понимаю, почему. Одни только настойчивые предложения подлечить мне позвоночник чего стоят. Тем не менее, ты не ответила. Она — Демиург изначально? Из тех, что создавали наш мир? Или же ее сделали такой? Когда?

— Сделали. В пятьдесят восьмом. Когда ее похитил Дракон. Или незадолго до того. Не спрашивай, я не знаю точно.

Что толку терзаться и бить себя по голове после того, как совершишь ошибку? Ольга взяла со стола вилку и снова принялась набивать рот салатами, не забывая обгрызать жареные куриные крылышки с большого блюда.

— Логично. Имея неограниченные возможности, она вряд ли позволила бы провести дело с похищением с таким шумом. Наверняка ее сводные брат и сестра тоже Демиурги. На меньшее она точно не согласилась бы, да и логика событий подталкивает к тому же. Очень возможно, что и бывшие опекуны, Саматта и Цукка Касарий — тоже. Панариши тоже прекрасно вписался бы в схему, вот только его странный уход я не понимаю… а пожалуй, и понимаю. Наверняка эпизодическая маска одной из Сущностей, того же опекавшего Кару Соловья, отыгравшая свою роль. Насчет остальных катонийцев можно строить догадки, но не суть важно. Очень, очень любопытно. Многие события новейшей истории теперь можно совсем иначе интерпретировать, начиная с переворота в Сураграше и Трехгорного перевала…

Масарик откинулся на спинку инвалидного кресла и глубоко задумался.

— Марик, — позвала Ольга после того, как молчание затянулось на пять минут. — Только ты не делай глупостей, а? Кара страшно за тебя переживает. Демиург она или нет, но она прежде всего женщина. Если с тобой что-то случится…

— А? — Масарик очнулся от раздумий и успокаивающе помахал рукой. — Не волнуйся. Я не намерен сбегать от проблем таким образом. Мысль в голове давно засела, но я ей ходу не давал никогда. Не хотел доставлять неприятностей отцу, Каре… тебе, Ветке и остальным. Терпеть не могу, когда маленькие девочки из-за меня плачут ночами в подушку.

Он дотянулся до тарелки с креветочным салатом, переложил немного себе и начал есть.

— Замнем пока тему о Сущностях, — проговорил он с набитым ртом. — Мне нужно как следует ее осмыслить. Лучше расскажи, чего такого случилось, что тебя в выходной на работу выдернули.

08.07.1433, деньдень. Цетрия. Академия Высокого Стиля

«…и тогда Первый Меч графства Цветов, Одора Мэйдэн, владеющая Небесным Топором Рамэнудоном, вышла перед своим войском и вызвала на бой храбреца из вражеского лагеря, чтобы поединком двух чемпионов выявить, за кем правда, и избежать ненужного кровопролития. И ответила на ее вызов Кимбо Нэкосама, Первый Меч графства Мейсара, с легкостью управляющаяся с Громовым Копьем Дзарусобой. И вышли вслед их Щиты — Наги Невысокий от графства Цветов и Китоха Данса от Мейсары. И сошлись они на поле брани в яростной схватке, и вскипела под ними сама земля, разрываемая яростными ударами Небесного Топора и Громового Копья и стискиваемая Щитами. И после двухчасового боя рухнула бездыханной пораженная под сердце Кимбо…»

Мира отодвинула от себя учебник и потерла усталые глаза. Настольная лампа светила тускло: питающий ее магический кристалл почти истощился, и давно уже следовало сходить к госпоже Айсоке и попросить у нее новый. Заодно, кстати, и для верхнего шара. Но сегодня надо дочитать главу. А завтра можно заняться рефератом. Возможно, за то, что она читает сверх программы, господин Саомир расщедрится на дополнительные баллы.

— Мирка! — сказала со своей кровати Хана, оторвавшись от, судя по обложке, очередного любовного романа. — Кончай зубрить. Отбой через пятнадцать минут. Станешь постоянно заниматься — глаза вытекут. Придется очки носить, вон, как Бо.

— Чтение при правильном освещении глазам не вредит, — возразила Бохака. Она сидела с иголкой сбоку от стола и вышивала на свежекупленном носовом платке свою монограмму. — А очки у меня с детства.

— Ну и зануды! — сморщила нос Хана. — Свободное время, между прочим, дают, чтобы расслабляться. А если не расслабляться, то можно получить нервный срыв! — она назидательно подняла палец.

— А если расслабляться, то можно нахватать штрафных баллов, — Мира сладко потянулась. — Тебе хорошо, у тебя и так титул есть. А если я не стану изо всех сил стараться, мне его в жизни не видать.

— Да ну, подумаешь, титул! — легкомысленно отмахнулась подружка. — Можно подумать, он мне нужен. В Приграничье все равно, баронесса ты или вайс-графиня. И потом, наше имение десять раз заложено и перезаложено, скоро, наверное, совсем отберут. А если у тебя нет денег, то все равно, какой титул.

— Деньги с титулом куда лучше денег без титула! — Бохака откусила нитку и критично посмотрела на результат работы. — Ладно, сойдет. Все, девочки, вы как хотите, а я спать. И вы укладывайтесь, все равно сейчас дневальные с обходом явятся.

Она отложила платок, поднялась со стула и одернула пижаму.

В дверь тихо поскреблись.

— Кого там принесло на ночь глядя? — удивилась Хана. — Кто там? — крикнула она во весь голос.

Дверь скрипнула, приотворяясь, и в щель проскользнула долговязая белобрысая фигура. Хана с Бохакой синхронно взвизгнули.

— Май, ты куда лезешь, дурак! — шепотом закричала Бохака, ныряя под одеяло. — Ты что, не видишь, что мы не одеты?

— Вы? — удивился нахал, прикрывая за собой дверь. — У нас в такой одежде на официальные приемы являются. Да я потом, я вам уже тысячу раз говорил, что не интересуют меня ваши худосочные ляжки и пупырышки вместо груди.

Сам он, по своему внеклассному обыкновению, щеголял в одних брюках и рубашке с подвернутыми рукавами. Китель, разумеется, опять валялся неизвестно где. Интересно, что вдруг он поздно вечером проснулся? Весь день как сонная муха ходил, а сейчас вдруг в себя пришел?

— Май, я тебе сейчас врежу! — угрожающе проговорила Мира. Она бросаться к постели за одеялом не стала. Во-первых, она все-таки не совсем голая, а в пижаме, а во-вторых, он ее и так уже рассмотрел в подробностях. Вместо того она встала со стула, подошла к своему непутевому фертрату и толкнула в грудь. — Топай отсюда, извращенец!

— Глупости! — Май увернулся, обхватил ее за талию и повлек обратно к столу. — Во-первых, подглядывать за девочками есть совершенно естественное и нормальное побуждение для любого мальчика. Хотя подглядывать за девочками в таких почти что шубах — что-то тут действительно от извращения есть. Во-вторых, у фертратов с их хозяевами отношения обычно чисто романтические, зовом плоти не обремененные. А если станешь ругаться, хозяюшка, гулять с собой не возьму.

— Гулять? — хором спросили все три девочки.

— Гулять, — подтвердил Май. — Хозяюшка, раздевайся.

— Что?

— И одевайся, разумеется. Ты же не собираешься в пижаме по городским улицам шляться? Что-то мне подсказывает, что тебя народ не поймет. Давай, давай, в темпе!

Он потянулся к пижамной куртке Миры.

— Руки убери! — предупредила та, отступая, изрядно озадаченная. Гулять? По городским улицам? — Уже поздно, отбой сейчас. И у меня увольнительной нет. И вообще я спать хочу.

— Хотеть не вредно, вредно не хотеть. Приключения закаляют. Переодевайся, живее. Могу не смотреть, если хочешь.

Он демонстративно отвернулся и сложил руки на груди.

— Май, ты с ума сошел! — беспомощно сказала Мира ему в спину, оглядываясь на подружек. Те глядели на Мая из-под одеял круглыми глазами. — Куда гулять? У нас даже увольнительных нет!

— Ты мне сама рассказывала про разболтанный прут в решетке. Зачем нам увольнительные?

— Но ведь запрещено…

— Зато интересно! — отрезал Май. — А зачем жить, если неинтересно? Время еще детское, до полуночи погуляем по окрестностям и вернемся незаметненько. Ну, ты долго телиться намерена? Помочь переодеться?

Из коридора сквозь дверь донеслись невнятные голоса.

— Ой, дневальные с проверкой идут! — Мира схватилась за щеки. — А ты здесь! Уходи, быстро, иначе нам такое устроят! И тебя проверят, а когда не найдут в комнате…

Май быстро оглянулся по сторонам и рыбкой нырнул под кровать Миры.

— Все уже запомнили, что я рано отрубаюсь и на крики в ухо не реагирую, — глухо донеслось оттуда. — А я под одеяло тряпок напихал, чтобы на меня походили. Изобрази естественную физиономию, хозяюшка.

В дверь громко и резко постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, распахнули ее.

— Отбой через пять минут! — возвестила Сёя, заходя в комнату. За ее плечом маячили Пария и какой-то незнакомый первокурсник с повязками дневальных на рукавах. — Так, все трое на месте, — она сделала пометку у себя в планшете. — Мира, ты чего посреди комнаты столбом стоишь и на меня пялишься, словно на привидение?

— Э-э… нет, ничего, — промямлила Мира, с трудом удерживаясь, чтобы не покоситься на свою кровать. — Ты так неожиданно…

— Сейчас полдевятого! — удивилась староста. — Всегда в это время обход. Ты, кажется, уже на ходу дрыхнешь. Все, книжки на тумбочки, и свет гасите. Не забывайте, завтра подъем и завтрак на полчаса раньше. В полседьмого общий сбор, и топаем на соревнования по плаванью.

Она повернулась и вышла, прикрыв за собой дверь. Мира поспешно коснулась кубирина, посылая светильнику неслышную команду. Тот послушно вспыхнул и медленно погас. В комнате сгустилась почти полная тьма — сегодня небо затянуло тучами, сквозь которые не пробивался ни лунный, ни тем более звездный свет.

— Эй, Май! — шепотом позвала она. — Сейчас Сёя по этажу пройдет, и выматывайся отсюда.

— Ничего подобного, — судя по звукам, Май выбрался из-под кровати и сейчас отряхивался. — Мы гулять идем, забыла? Переодевайся, быстрее. Я не смотрю. Или ты в темноте не умеешь?

Лампа под потолком засветилась приглушенным голубоватым ночным светом.

— Май, ты с ума сошел? — тоже шепотом поинтересовалась Бохака, убирая палец от кубирина. — Запрещено же. Если вас поймают, вздрючат так, что…

— А, понятно. Значит, она просто испугалась.

От разочарованных ноток в голосе Мая Мира просто вскипела.

— Нифига я не испугалась! — яростным шепотом крикнула она. — Сам дурак, понял? Приперся на ночь глядя и зовет непонятно куда. Ты как по парку шариться впотьмах собрался, идиот?

— Я в темноте неплохо вижу, — Май снова скрестил руки на груди и склонил голову на бок. — Но раз испугалась, я один пойду. А хвасталась-то как — сколько раз в самоходах бывала, все ходы и выходы знаю!

Мира громко зашипела.

— Нифига я не испугалась! — уже в голос сказала она, не заботясь, что Сёя все еще может ее услышать.

— Докажи! — пожал плечами белобрысый нахал.

— И докажу! Только потом сам не плачь, когда темноты испугаешься!

Мира яростно задергала пуговицы пижамы. Когда она сбросила пижамную куртку, Хана и Бохака в унисон сдавленно пискнули, и только тут она сообразила что стоит голой по пояс — перед мальчишкой. Выражение лица глядящего на нее в упор Мая, однако, ни на йоту не изменилось, оставшись невозмутимо-скучающим. Чувствуя, что неудержимо краснеет, Мира, однако, не стала визжать, метаться и вообще терять лицо.

— Ну что уставился? — презрительно спросила она, расправляя плечи. — Нравлюсь?

— Какие мы стеснительные! — вздохнул Май. — Я же сказал — не волнуют меня твои детские пупырышки. Кончай пузо выпячивать, одевайся в темпе.

Он шагнул вперед, мимо Миры, и встал у окна, приоткрыв занавеску и вглядываясь в ночную темноту.

— Свет погасите, — сказал он. — Во-первых, не видно ничего. Во-вторых, дежурный воспитатель в обход территории скоро пойдет, заметит.

Хана быстро поднесла палец к кубирину, и свет медленно потух. В наступившей темноте Мира на ощупь нашла шкаф и вытащила оттуда лифчик и аккуратно расправленную на плечиках форму. Внутри нее бурлила ярость, и спроси ее кто, чем она вызвана больше — провокациями Мая или его безразличием — она вряд ли смогла бы ответить. Нет, ну как он мог смотреть на нее голую, как на плохо выструганный манекен! Ну хотя бы для приличия интерес изобразил!

— Мира, а может, не стоит, а? — неуверенно спросила невидимая Хана. — А вдруг патрулю стражи попадетесь?

— Патрули я беру на себя! — заявил Май. — Мне главное в городе не заблудиться по-первости, остальное — фигня.

— Если что, я в кусты, а ты выпутывайся как хочешь, — предупредила его Мира, натягивая юбку. Ох, а если он действительно видит в темноте? И сейчас видит ее? — И только попробуй меня сдать!

Еле слышно заскрипела открываемая рама. Пахнуло ночной свежестью.

— Эй! — окликнула Бохака. — Ты что, в окно собрался?

— А куда еще? Думаешь, на улицу мимо дневальных можно пройти? А они нам ручкой вслед помашут?

— Ты сумасшедший. Как ты собрался спускаться? Третий ведь этаж!

— А у вас тут пожарная лесенка рядом очень даже кстати. Она до второго этажа, а там спрыгнуть можно.

— А обратно?!

— А обратно я хозяюшку подсажу, а она меня втянет. Или наоборот. Окошко только на задвижку не закрывайте, просто прикройте за нами. Эй, девчата, а может, с нами хотите?

— Вот еще! — фыркнула Хана. — Мы не самоубийцы. Ладно бы госпожа Грампа, но ведь сегодня госпожа Клия дежурит. Если поймает — рапорт ректору обеспечен.

— Как хотите. Хозяюшка, ты готова?

— Готова, — буркнула Мира, застегивая жакет. Она потихоньку остывала, и идея с незапланированной самоволкой начинала казаться ей все менее и менее привлекательной. Опять она на слабо попалась! Но дороги назад не оставалось.

— Тогда полезли вниз.

Штора затрепыхалась, за ней на мгновение обозначился светлый проем. Мира подошла к окну и высунулась из него. Внешнюю стену неплохо освещали фонарные огни вдоль огибающей здание мощеной дорожки, и Мира разглядела Мая, неясной тенью висящим на пожарной лестнице, и в самом деле проходящей рядом с окном. Мира прикинула, как туда перелезать, и поежилась. Она недолюбливала высоту, и хотя головокружений и панических страхов перед ней не испытывала, обычно предпочитала не рисковать.

— Эй! — шепотом позвал Май, помахивая рукой. — Давай сюда!

Мира стиснула зубы, перегнулась через подоконник и нащупала рукой холодное железо лестницы.

Побег из Академии прошел на удивление гладко. Они слезли по лестнице на дорожку, шмыгнули в кусты и темными ночными тропинками в обход главного плаца добрались до секции ограды чуть восточнее центральных врат. Похоже, Май действительно видел в темноте, поскольку уверенно шагал в почти кромешной тьме, да еще и предупреждал спотыкающуюся Миру о самых крупных корнях и камнях, намеренно, она подозревала, подворачивающихся ей под ноги. На поиски нужной секции ушло не более пяти минут: по описанию Миры Май быстро обнаружил характерные щербины на краю одной секции, а в ней — легко вынимающийся прут. Кто и когда высвободил прут из общей чугунной ковки, Мира не знала. Вероятно, это произошло очень давно, потому что при свете дня увесистая железяка выглядела заметно пообтертой руками поколений кадетов. Пробравшись через дыру и аккуратно восстановив за собой ограду, парочка беглецов двинулась сквозь уже дикий лес по довольно утоптанной тропинке.

— Так, теперь о деньгах, хозяюшка, — отдалившись от ограды на полсотни шагов, Май остановился. — Ты говорила, что у тебя припрятано.

— И сколько тебе? — насупившись, спросила Мира. — У меня мало.

— Не волнуйся, грабить не стану. И отдам как-нибудь потом. Я в ваших ценах не разбираюсь — сколько стоит плотный ужин в кабаке средней паршивости?

— Ну… — Мира задумалась. Ее собственный опыт в Цетрии включал только пирожные и чай в нескольких ближайших к Академии киссатэнах. — Не знаю точно. Сироганов сто пятьдесят или двести. Или триста.

— М-м… напомни вашу денежную систему. У вас ведь какие-то кины есть?

— Кин — золотая монета. В ней двадцать серебряных сироганов. В сирогане двадцать медных акаганов, но их уже почти не используют.

— Ужас. Нет чтобы стандартными сотнями мерить. Так, дай подумать. Сколько кадету в период карманных денег выделяют?

— Двести сироганов. За успехи в учебе и хорошее поведение — премии.

— Ага, а ты у нас отлично учишься и целый второй сержант. Сколько у тебя вообще припрятано?

— Мало, — буркнула Мира.

— Не жмись. Говорю же, верну. Ну?

— Пятьдесят кинов, — неохотно призналась Мира. — Я почти год экономила!

— Тысячу сироганов из четырех плюс премии? Так себе из тебя экономка, честно скажу. Ну, на первых порах хватит, а там клад найдем. Где тайник?

В этот момент вокруг посветлело. В тучах появилась прореха, и любопытная луна не замедлила в нее заглянуть. Май задрал голову к небу — и замер.

— Что ЭТО?! — пораженно спросил он. — Вон то, большое и почти круглое?

— А? — удивилась Мира. — Луна. Ты что, не видел никогда?

Май помолчал, разглядывая ночное светило.

— За-бав-но, — наконец медленно проговорил он. — Очень забавно. В нашем мире нет никакой луны, хозяюшка. А в вашем я ночью впервые в сознании и не за шторами. Я, конечно, на земную Луну посмотрел как-то раз… М-м, я хочу сказать, что и не подозревал, что естественные спутники сквозь обычную атмосферу выглядят так… впечатляюще. Я определенно должен ее нарисовать. Вот только чем?..

Он ухватился за подбородок и глубоко задумался.

— Май! — Мира подергала его за рукав. — Ты не зависай. Если хочешь на луну любоваться, пойдем обратно. Из окна насмотришься.

— А? Да, точно. Нам в город.

Май оторвал взгляд от неба.

— Ну что, хозяюшка, веди к тайнику, а потом в Цетрию. Пора выяснить, чем хорошим может нас порадовать местная ночная жизнь.

Тучи постепенно растворялись в черном звездном небе, и при свете луны тайник отыскался быстро. Задрав рукава жакета и блузы до локтя, Мира сунула руку в темный провал дупла в кривом разлапистом дереве и извлекла оттуда глухо звякнувший мешочек. Май взвесил его в руке, извлек несколько монеток и потасовал их в ладони.

— Деньги пока прибережем, — решил он. — Наша главная задача — плащи с капюшонами раздобыть.

— Плащи?

— Ну да. Ты же не собираешься вот этим, — Май бесцеремонно постучал пальцем по ее кубирину, — на каждом углу светить? И форма у нас с тобой характерная. Надо в гражданское переодеться или хотя бы прикрыть сверху, чтобы от каждого ночного патруля не шарахаться. Но если у вас один раз пожрать стоит пятую часть твоих сбережений, придется обновки оставить на потом. Хотя… О! — он поднял палец. — Знаю, как два окна одним камнем разбить. Веди меня в город, хозяюшка, и постарайся не по самым людным улицам. Вон там, к юго-востоку, что за районы? — он махнул рукой.

— Нет, туда нельзя, — поразмыслив, ответила Мира. — Там Сламы. Грязные трущобы, туда соваться не стоит. Грабителей куча, а интересного нет вообще ничего.

— Насчет интересного тебе только так кажется. Вот по центральным проспектам шляться неинтересно, оно да, а по трущобам — самый смак. Двинулись!

Май сунул мешочек с деньгами в карман — Мира проводила свой неприкосновенный запас тоскливым взглядом, не надеясь его больше увидеть — ухватил ее за руку и решительно потащил за собой прямо через чащу.

До северной окраины города они, изрядно запыхавшись и сбив все ноги о корни, добрались через полчаса. Сюда Мира еще ни разу не попадала. Сламы даже издалека при свете дня выглядели довольно угрожающе: бесформенное нагромождение одноэтажных домов и домишек, обнесенных высокими оградами. Ночью же при лунном счете окружение сливалось в одну бесформенную черную массу, угрожающе нависающую над головой. В редких окошках сквозь плотные занавески тускло горели искры ламп, а фонарей в окрестностях не наблюдалось вообще. От сточных канав отвратительно воняло.

Мира шагала по немощеной дороге, извивавшейся между глухими заборами, и опасливо вглядываясь под ноги, чтобы ни во что не вляпаться. Иногда она бросала встревоженные взгляды по сторонам. Безлюдно — и за то спасибо. Какие типы здесь водятся, ей совершенно не хотелось выяснять. Она уже страшно жалела, что согласилась на авантюру. Зачем они вообще сунулись ночью в город? Лавки и киссатэны закрыты. По центральным улицам гулять опасно — можно нарваться на стражу, которая точно знает, что на ночь кадетов в город не отпускают. Красться по темным закоулкам в районе, куда даже стража, по слухам, суется только днем и большими патрулями — а для чего? Она покосилась на Мая. Тот шагал, перебирая своими длинными ногами, и тихо насвистывал сквозь зубы незнакомую мелодию. Нет, не станет она у него ничего спрашивать. Раз попалась на слабо, как последняя соплюшка, так и помалкивай. Раньше думать следовало.

Впереди за очередным сумасшедшим изгибом улочки мелькнул свет. Большой покосившийся дом на десяток окон по фасаду и без ограды. Над домом — подсвеченная магическим кристаллом вывеска: здоровая кружка с шапкой пены. Окна ярко светились. Низкое крыльцо, несколько тел, вповалку лежащих возле него, и приглушенная музыка, доносящаяся изнутри. Кабак. Наверное, из тех, о которых упоминала госпожа Грампа.

— Во! — обрадовался Май. — Наконец-то хоть какие-то признаки жизни! Давай заглянем. Может, что-то полезное найдем.

— А что, птенчикам из Академии мамочки уже разрешили пить пиво? — с гнусавой издевкой проговорил незнакомый мужской голос. От забора отделились и шагнули вперед три тени. Широкие бесформенные плащи и накинутые глубокие капюшоны надежно маскировали — Мира ни на секунду не усомнилась — грабителей.

— Насчет птенчиков не в курсе, — равнодушно ответил Май, останавливаясь. — А что, угостить хочешь, дядя? Я не возражаю.

— Язык у тебя слишком длинный, пацан, — разозленно хрипнул голос. — Не боишься, что укорочу?

Он поднял руку, и в его кулаке блеснуло лезвие ножа.

— А ты, дядя, не знаешь, что ли, что со вчерашнего дня всем кадетам Академии выдана свободная авторизация? — все так же равнодушно спросил Май.

— Что выдано? — фигуры переглянулись. — Ты, шкет, болталом внятно шевели.

— Атрибут, говорю, можно без авторизации призывать. По собственному желанию. Ты, дядя, знаешь, что такое Атрибут?

— Звоны, что ли? — сипло засмеялся предводитель шайки. — Валяй, отсыпай. Гони все, что есть. Ты нам кошель, а мы тебя отпустим. И даже девочкой твоей не попользуемся. Или она хочет? Эй, сладенькая, знаешь, что у мужчин за штучка меж ног такая? Поиграться ей не хочешь, пока можно? А то ведь к вам мужиков не подпускают, я слышал.

— Чмурсам типа тебя фасырить трули по курасам надо, а не свешаных сукер фапать, — сплюнул Май. — Каждый пухтень себя топыром галает, даже если крип по жизни. Тряй отсюда, крип, не твоя нынче прыха. А то проколешься ненароком о свой же хадзик, жижа выльется, сухим останешься.

— Ты чё, хрустатый, что ли? — удивился грабитель. — Драное тряпье вздрел? А ошейник где спустал?

— Где спустал, больше нет. С сяжки сойди, крип, пока не сдулся.

— Не, Частый, он верняком в праст ныкает, — подал голос один из грабителей. — Кустый больно.

— Ага, кустый, — согласился третий. — Да он тарный, куковать красно не тянет. Кольнуть его, чтобы не фыркал!

— Не, пусть тряет, — не согласился предводитель. — Ошейник у него стато кумарный. Фунты потом страмают по хупазе, страпер зафырят. Звоны вот ссыплет — и пусть тряет. Слышь, звоны ссыпай.

Он взмахнул лезвием ножа прямо перед глазами отшатнувшейся Миры. Она не поняла ни единой реплики, но чувствовала, что просто так их отпускать не собираются. И хорошо, если только ограбят! Ну, Май, ну, дурак!

— Значит, Атрибутом в смырлу соскусишь, — пожал плечами ее непутевый фертрат. — Задний край смыкаю: с сяжки сойди, крип. До трех кочемарю: раз, два…

— Эй, Частый! — раздался сзади новый голос, и Мира, дернувшись, прижалась к забору. — Че фрама корябишь? Не дзыкаешь, что ли, что он фрам в кудасаре?

Мужская фигура шагает мимо Миры вперед. В стремительно распрямляющейся руке — лезвие. Блеск стали сливается с отблеском луны на серебряно-золотом кубирине.

Май уже в стороне, изворачивается ужом. Левый кулак уперт в ладонь правой, левый локоть в развороте тела с хрустом врезается в лицо новому персонажу. Короткий всхрип — тело отлетает назад и медленно сползает по забору рядом с Мирой.

Трое в плащах, откинув капюшоны, синхронно шагают вперед, и Мира съеживается. Сейчас их наверняка начнут убивать. Почему госпожа Грампа не начала учить защите от ножа еще год назад?

Май скользит вперед — новый взблеск стали — мимо! — сложенные лодочками ладони с силой бьют по ушам предводителя шайки, колено врезается в пах — шаг назад — пинок пыром согнувшейся фигуре под подбородок — второе тело, нелепо взмахнув руками, опрокидывается назад. Май уже отступил к Мире — нырок к земле — блеск металла. Подхваченный нож-бабочка стремительно порхает у него в руках, перескакивая из одной в другую и чертя в воздухе лунные дуги — тихий шелест стали о сталь.

— Два — ноль, — нехорошей косой ухмылкой щерится Май и шагает вперед. — Кто из вас первый сдуется, крипы?

Лунный свет переливается у него между руками — лязгает металл о металл — две оставшиеся фигуры, переглянувшись, отступают на шаг — на два шага — на три — синхронно разворачиваются и растворяются в тенях.

И мертвая тишина, только слегка хрипит предводитель шайки, ворочаясь на земле.

Нет, не тишина. Из кабака по-прежнему доносится приглушенная музыка и голоса. Мира почувствовала, что ее бьет крупная дрожь.

— Май… — непослушными губами прошептала она.

— Первое окно разбили, — довольно сказал мальчишка. Он наклонился к без движения лежащему у забора мужчине и принялся сноровисто обхлопывать его карманы. — Теперь у нас есть два плаща и… опа, даже целых два кошеля. Кто же на дело с такими звонами ходит? Крип — он и есть крип. Держи, — он сдернул с тела плащ и кинул его Мире. — Надевай.

— Он… умер? — шепотом спросила та.

— Да просто без сознания, — отмахнулся Май, уже обшаривающий второго. — Попал я ему на редкость удачно, с первого удара вырубил. Не дергайся ты, придурок, — он коротко ударил предводителя шайки под ребра, — не стану я тебя протыкать. Звоны за науку и плащик ради светлого будущего… — в его карман перекочевал еще один кошель. — Все, хозяюшка, выходи из ступора. Пора сваливать.

Он подошел к Мире, почти силой заставил ее закутаться в слишком большой для нее грубый холщовый плащ, особое внимание уделив высокому вороту, а сам накинул второй.

— Нам туда, — он ткнул пальцем в кабак.

— Не хочу… — попыталась было упереться Мира, но ее уже снова тащили за руку.

Перешагнув через валяющееся на ступеньках тело (Мира искренне понадеялось, что пьяное, а не мертвое), Май с усилием потянул на себя тяжелую деревянную дверь. Им в лицо ударили яркий свет, разухабистая музыка и спертый невообразимый аромат: винный перегар, пот, блевота, прокисшая еда и еще много чего, что Мира так и не смогла определить. Кабак внутри показался куда как больше, чем снаружи. Большой зал уходил далеко вглубь, теряясь в потемках. Слева от входа располагалась длинная барная стойка с высокими табуретами, справа — невысокая сцена, на которой вихлялись наполовину раздетые вульгарные девицы. На вновь вошедших не обратил внимания никто, кроме двух здоровых, под притолоку, парней с широченными плечами, низкими лбами и тяжелыми подбородками, прислонившихся к стене по сторонам двери. Здоровяки щеголяли в чем-то вроде кольчуг с рукавами, обрезанными до локтей. Холщевые штаны поблескивали нашитыми бляшками, металлическими по виду, да и носки тяжелых бутс, похоже, были окованы темным металлом. Наверное, они вышибалы, решила Мира. Парни окинули две закутанных в плащи фигуры недобрыми взглядами, но даже не пошевелились.

— За мной, — тихо скомандовал Май. — Не отставай и башкой не верти.

Мимо столов, за которыми пили, пели, кричали, ссорились, резались в карты и кости разнообразные подозрительные личности, они прошли в дальний угол зала и уселись за маленький столик. В этой части кабака царил таинственный полумрак, а личности, хотя и куда более подозрительные, вели себя гораздо тише, чем вблизи входа. Мира с облегчением поерзала, пытаясь получше устроиться на жесткой бугристой лавке.

— Программа на следующие четверть часа, — наклонился к ней Май. — Сидим, наблюдаем, прислушиваемся. Не возникай и не отсвечивай лишний раз, лучше вообще рта не открывай.

— Зачем мы сюда пришли? — поинтересовалась Мира. — Что тут интересного? Ты же по городу погулять хотел, осмотреться.

— Осмотримся еще. Эй! — Май поднял руку и пощелкал в воздухе пальцами. Тут же рядом с ними нарисовалась толстая разбитная деваха в белом переднике весьма сомнительной свежести и в наколке, как у горничной.

— Чего изволят молодые господин и госпожа? — поинтересовалась она.

— Молока.

— Э? — вылупила глаза деваха. — Молодой господин ошибся местом. Здесь не ферма.

— Молока. Лимонада. Воды. Блахай сюда, цурка, тофарь четыре бурсы немарных, цыльно! И жрачки марной. Да пасть брякай, не то расширю.

— Так бы сразу и сказал. Щас принесу, — обиженно заявила деваха и удалилась, покачивая бедрами.

— Что ты ей сказал? — пораженно спросила Мира.

— Чтобы принесла чего-нибудь безалкогольного — и поесть.

— Слушай, Май, а откуда ты так здорово на воровском языке говоришь?

— Хреново говорю, — сумрачно откликнулся мальчишка. — Никогда особенно не изучал. В детстве шлялся в разных компаниях, вот и поднабрался. Да и дядя Дор… у опекуна друг специально арго изучал, когда в полицейском спецотряде работал. Ну, как у вас стража. Он тоже умеет немного. Но с настоящими ворами я говорить не смогу. Даже те крипы на улице просекли, что я как-то не так кукую. И у вас, похоже, вообще воровское арго отличается.

— А что такое «крип»?

— Человек, изображающий из себя крутого блатаря, но таким не являющийся. Вот как я, например.

— Силен, — уважительно пробормотала Мира. — А как ты с теми четверыми на улице разобрался! Как ты догадался, что тебя сзади ударить хотят?

— Я… — Май замолчал. Вернулась давешняя деваха. Она бухнула на стол четыре высоких стеклянных кружки с какой-то зеленоватой жидкостью, две тарелки с вкусно пахнущим… наверное, рагу.

— Сто сирок, — безразлично сказала она.

— Клаваешь, цурка, — в том же тоне откликнулся Май.

— А я что, бесплатно работать должна? — визгливо вопросила официантка. — А ну, гони звоны, или я щас ребят позову!

Она мотнула головой в сторону входа.

Май, прищурившись, посмотрел на нее. Потом достал из кармана кошель, отобранный у бандитов, высыпал на ладонь несколько монет и двинул их по столу в сторону девахи.

— Восемьдесят. Начнешь филипать — в пасть забью.

Деваха молча сгребла монеты и удалилась, не говоря ни слова.

— В два раза меньше следовало дать, судя по всему. Ну, легко пришло, легко и ушло, — прокомментировал Май. — А насчет улицы — учись, каким самонадеянным идиотом нельзя быть. Тот тип сзади меня едва не достал. Я его вообще не заметил. Если бы он не начал болтать, а кольнул молча, валяться бы мне сейчас в канаве с дыркой под лопаткой. И хорошо, что дядя Дор мне в свое время рассказал, как шпана против опытных сыскарей работает, к которым просто так не подобраться. Несколько подходят спереди и начинают волну гнать. Ты напрягаешься и внимание на них концентрируешь. А еще один оказывается сзади и вроде как в твою защиту высказывается. Ты его из поля зрения выпускаешь, а он тебе — шило в почки. В общем, никогда не изображай из себя крутую, плохо кончишь.

— Да уж… — Мира пододвинула к себе одну и кружек и осторожно попробовала. Напиток оказался приятным на вкус — что-то вроде не очень сладкого кисловатого лимонада, с покалывающими язык пузырьками и ясно ощутимым огуречным вкусом.

— Пить можно, — констатировал Май, хлебнув из своей кружки. — И есть — тоже, — добавил он чуть погодя, подцепив на вилку и прожевав кусочек мяса. — Во всяком случае, не отравишься, хозяюшка. Лопай давай. Кстати, вот, — он двинул по скамье два кошеля. — То, что я у тебя взял, плюс один из ихних. Потом посчитаем, что мы честно награбили. Пока что сиди тихо и жуй, а я пойду поразведаю обстановку. Начнут приставать — визжи во весь голос, я прикрою. И не вздумай кубирин светить.

— Май, не бросай меня… — Мира попыталась поймать спутника за рукав, но тот уже выскользнул из-за стола. Подмигнув ей, он размашисто подошел к барной стойке, взгромоздился на высокий табурет и о чем-то заговорил с барменом, неслышно из-за шума и музыки.

Девушка тяжело вздохнула и сунула в рот кусочек мяса. А что, и в самом деле съедобно. Жилисто, жестковато, слегка пересолено, и вообще совсем не то, что готовят на кухне в Академии — но съедобно. И куда лучше, чем в приюте. Она отхлебнула лимонада и принялась неторопливо жевать. А все-таки ночное приключение, кажется, удалось. Потом Хане с Бохакой можно столько интересного рассказать! Взять хотя бы юбки (если те коротенькие тряпочки можно назвать юбками), в которых кривляются на сцене девицы. Если бы еще удалось незаметно вернуться… Интересно, сколько Маю потребуется времени на разведку и чем он вообще занят?

* * *

«Яна, контакт. Палек в канале. Нужно поговорить. Свободна?»

«Яна в канале. Надолго?»

«По поводу Академии-Си. Нужно обсудить ситуацию».

«Ты же вроде там только ночами присутствуешь?»

«Я всю ночь с возмущенными работягами и их типа-профсоюзом языком молол. В Академии проекцию на автомате оставлял. Полусон она неплохо изображает, Клия даже беспокоиться начала. Сейчас работяги удалились и обсуждают, продолжать забастовку по всем правилам или просто по домам разбежаться, а у меня немного времени появилось. Так ты можешь говорить?»

«Я с документами работаю. Могу, если очень нужно».

«Ага. Слушай, сестричка, ты войнушку заранее запланировала для поддержания интереса, или это такая импровизация местной механики?»

«Какую войнушку?»

«В Академии-Си, вестимо, не в реальности же».

«Ты о чем?»

«Я сейчас в местной пивнушке сижу. Поскольку ты мир с типовой игровой виртуальности скопировала, я знал, что такие должны присутствовать в окрестностях. Стандартная игровая локация для подбора партии, собирания слухов и так далее. В общем, Яничка, окружающие куклы усиленно болтают языками на предмет большой-большой войны».

«Ничего не понимаю. Откуда война? Почему Бокува меня не предупредила?»

«Ты уверена? Ты мне уже несколько раз объясняла, что до ее материалов руки толком не доходят. Ну-ка, просмотри быстренько прямо сейчас. Поищи по ключевому слову».

«…к-ссссо! Действительно, что-то есть. И много. Я не думала…»

«А ты думать умеешь? Ладно-ладно, шучу! Чтобы тебе не читать, ввожу в двух словах в курс дела. Во-первых, Север с Югом опять на ножах. Религиозно-научный конфликт потихоньку обостряется, графы друг с другом цапаются, попы их подзуживают. Защитники увязли в пограничных схватках с монстрами — их давление все возрастает — и в конфликт вмешаться не смогут. За Глаз Бога, скорее всего, начнется драка, в ходе которой останутся от твоих ко-нэмусинов рожки да ножки, и твой педагогический эксперимент пойдет лесом. Как перспектива?»

«К-со, к-со, к-со! Ну почему именно сейчас?»

«Жизнь такая. Кто обещал, что будет легко?»

«Заноза ты. Ф-фу. Лика, отключайся от Академии. Я замораживаю площадку. Нужно как следует подумать, что с ней делать».

«Нет. Я против».

«А?»

«Яни, ты мне недавно сама убедительно объясняла, что нельзя откладывать на потом, потому что руки так и не дойдут. Я тебе поверил. А теперь ты сама хочешь все отложить на неизвестно когда?»

«А что ты предлагаешь? Бросить детей в центре гражданской войны?»

«Я пока ничего не предлагаю. Я еще не владею информацией в достаточной степени. Но если заморозишь площадку, я обижусь. Я на нее, знаешь ли, уже массу времени ухлопал».

«И что делать?»

«Война не начнется завтра. И даже послезавтра. Мне нужно изнутри понять, что происходит и как можно выкрутиться. Ты ведь сама попросила меня посмотреть свежим взглядом, помнишь?»

«…»

«Яни, не молчи. Ты меня пугаешь».

«Лика, я не знаю, что делать. Такое случается уже не в первый раз. Вероятно, я что-то где-то сделала не так. Да, я не умею проектировать виртуальность. Можешь смеяться, если хочешь».

«Я не намерен смеяться. Яни, не забывай: я твой брат, а ты моя сестра. То, что принимаешь близко к сердцу ты, тревожит и меня — ничуть не меньше, между прочим. Ты совершила глупость, пытаясь вытянуть проект в одиночку, да еще и не имея никакого опыта. Но та глупость в прошлом, выводы ты сделала, а проблема существует сейчас. Так что давай выпутываться вместе. Ты, я и Каси — мы наверняка что-нибудь придумаем. Только не мандражи и не принимай поспешных решений».

«Спасибо, Лика».

«За что?»

«За то, что понимаешь меня».

«Думаешь, я тебя бесплатно понимаю? Ха! Я с тебя еще стребую что-нибудь этакое, когда придумаю, что. Яни, но простым наблюдением делу не поможешь. Придется вмешиваться, и всерьез. А мне сложно влиять на ситуацию, оставаясь в маске подростка. Слишком много сил уходит на то, чтобы заставить себя слушать».

«Хочешь явиться в сиянии божественногосвета?»

«Там увидим. Стану действовать по обстоятельствам. Попроси Бокува, чтобы подыграла».

«Попрошу. Но она, как я предупреждала, себе на уме. Она станет действовать так, как посчитает нужным».

«Лишь бы моей публичной казни не потребовала. С остальным я справлюсь».

«Надеюсь на тебя».

«А уж я-то как надеюсь! И прочитай отчеты Бокува, в конце концов!»

«Постараюсь — в течение ближайших суток».

«Тогда отбой».

«Конец связи».

* * *

— Ваше Высочество!

Рита бросила недовольный взгляд на неслышно вошедшую в спальню Грейлу. Что ей потребовалось заполночь? Спать уже пора, две страницы дочитать осталось и все…

— Ну? — раздраженно спросила она.

— Ваше Высочество, там… — фрейлина замялась. — Я даже не знаю, как сказать.

Она нервно комкала оборки на своей широченной юбке.

— Прямо говори! — скомандовала принцесса, помещая меж страниц перламутровую закладку и закрывая книжку. — Надеюсь, канцлер объелся поросячьих ножек и помер от несварения? Или меня не принято баловать хорошими новостями?

— Ваше Высочество, в приемной ждет девочка. С кубирином. В форме Академии Высокого Стиля.

— Кадет Академии? — поразилась Рита. — Глубокой ночью? Их же после отбоя из дормитория не выпускают, мне сама Сиори рассказывала. И чего она хочет, эта девочка?

— Она утверждает, что у нее срочное и весьма конфиденциальное послание от ректора Академии дамы Сиори Сэйсоны, которое следует передать лично вам.

— Ничего не понимаю, — Рита сладко зевнула, деликатно прикрыв рот ладошкой. — Почему не наговорить послание через магический шар? В Академии есть прямая связь с канцелярией. И как они отправили одну девочку ночью через полгорода?

— Девочка утверждает, что сообщение нельзя доверить магическому шару, потому что тогда оно обязательно попадет на глаза канцлеру. И при ней охранник, такой сумрачный, в плаще с капюшоном, а глаза так и зыркают, так и зыркают. Дама Тайра за ними приглядывает, и за рыцарем Крейтом уже послали. Только, Ваше Высочество, может, не стоит к ним выходить? Пусть себе завтра приходят, в положенное время…

— Ну уж нет! — принцесса снова зевнула, отбросила одеяло и выбралась из уютной мягкой кровати. Фрейлина тут же услужливо сняла с вешалки плотный зеленый халат с золотыми лилиями, и Рита натянула его поверх ночной рубашки. — Она же сказала — канцлеру нельзя. Интересно, что там такого стряслось, в Академии? Я же три дня назад там…

Она замолчала. Три дня назад она в гневе и обиде покинула Академию спешным аллюром, даже не попрощавшись с ректором. И все из-за того глупого мальчишки-иномирянина, у которого не хватает мозгов, чтобы понять, как следует разговаривать с принцессой короны! И что на нее нашло? А может… а вдруг с тем нахалом что-то случилось? Да нет, глупости какие! Чтобы ради него посылать сообщение с курьером, ночью, по пустым опасным улицам?

— А может, все-таки не стоит, Ваше Высочество? — с тревогой переспросила Грейла.

— Идем.

Рита сунула ноги в тапочки и решительно распахнула дверь спальни. Пройдя через гостиную, она вышла в приемный зал. Днем там вечно зачем-то толпились паркетные шаркуны и шлюхи, ах, тысячу извинений, придворные кавалеры и дамы, сновали слуги с подносами и бокалами, стоял гул голосов. Но сейчас в большой, пять на пять саженей, комнате стояла непривычная тишина и царила пустота. Только в углу сидели и перешептывались, хихикая, три молоденьких фрейлины, да на диванчике у входа робко, на самом краешке сидела невысокая девичья фигурка, из-под грубого плаща на которой проглядывала кадетская форма: синие с желтыми узорами жакет и юбка, белые гольфы — и золотой ошейник кубирина с зеленым камнем под подбородком. Ее лицо казалось смутно знакомым. Девушка жадно оглядывалась по сторонам, и на ее лице ошеломление мешалось с неприкрытым восхищением. Вероятно, она впервые попала во дворец, и даже довольно скромное убранство зала оказалось для нее внове. Рядом с диванчиком стояли двое: баронесса Тайра Одзёсан из дворцовой гвардии, серебряный кубирин которой настороженно мерцал лиловым камнем, и невнятная фигура, закутанная в плащ с глубоким капюшоном.

При виде принцессы девушка поспешно вскочила. Подойдя поближе, Рита поняла, что уже определенно видела ее раньше. Где? Возможно, давеча в Академии.

— Я слушаю. Чего ты хочешь? — царственно-надменным тоном вопросила Рита, останавливаясь в пяти шагах. — Что у тебя за послание?

Девушка поспешно упала на правое колено и уперлась левым кулаком в пол.

— Я… — запнувшись, произнесла она — и неуверенно оглянулась на закутанную фигуру.

В следующую секунду грубый перепачканный плащ птицей взмыл в воздух. Мелькнула быстрая тень, и еще до того, как плащ успел упасть на пол, Рита почувствовала, как крепкие твердые руки ухватили ее за талию и дернули назад. Перед глазами блеснуло лезвие ножа. Тайра резко наклонилась вперед, в воздухе перед ней вспыхнул синим огненный палаш. За спиной громко охнула Грейла.

— Видишь ли, подруга, — проговорил в ухо принцессе до боли знакомый насмешливый голос, — в прошлый раз я как-то забыл сказать, что охрана у тебя хреновая. Пришлось во дворец тащиться, чтобы сообщить. Поздравляю тебя, твое светлейшество, или как там тебя по этикету, ты труп.

Руки отпустили ее, и Рита резко повернулась. Перед ней стоял, небрежно помахивая ножом, высокий белобрысый мальчишка — иномирянин Май Куданно. На его лице светилась идиотская ухмылочка, растянувшая рот почти до ушей, а его странный двойной кубирин поблескивал черным и белым камнями в приглушенном свете светильников.

— Ты что, очумел? — зло спросила Рита.

— Тихо, тихо, подруга! — нож блеснул в последний раз и куда-то пропал — Рита так и не сумела разглядеть, куда. — Просто небольшая наглядная демонстрация, насколько просто перерезать тебе горло. Берем кусок проволоки, оклеиваем его золотой фольгой, присобачиваем первый попавшийся камешек, придумываем дурацкую историю, и пожалуйста: тык — и нет принцессы. Любой уличной шпане доступно, не говоря уже про серьезных людей. Эй, дамочка, — он покосился на Тайру, Атрибут которой угрожающе завис над его головой, — ты бы убрала свой мечик. Я тебя по очкам всухую сделал, так что признай поражение, как мужчина… м-м, ну, пусть как мужественная женщина.

— Отойди от Ее Высочества, — угрожающе прошипела Защитница. — Я тебе сейчас башку пополам раскрою!

— Ой, да ладно тебе злиться, — беспечно помахал ладошкой Май. — В следующий раз внимательнее будешь. Лучше за урок спасибо скажи. Слушай, подруга, — он ткнул принцессу пальцем в живот, — пожрать есть чего? А то вон та мелочь пузатая, — он кивнул в сторону все еще стоящей на одном колене девчонке, — не смотри, что от земли еле заметна, а в кабаке и свою, и мою порцию схомячила, пока я новости узнавал. Кстати, хозяюшка, а на ночь много есть вредно. Растолстеешь — что делать станешь?

— Дама Тайра! — решительно сказала Рита. — Позови охрану, и выпроводите его отсюда. И вообще из дворца. Видеть его не желаю!

— Слушаюсь! — четко кивнула Защитница, и ее огненный клинок слегка опустился, почти уперевшись струящимся острием в лицо мальчишке. — Молодой господин, медленно и без лишних движений отойди к двери. Ты угрожаешь Ее Высочеству Рите, и в случае чего я проткну тебя насквозь.

Она приложила указательный палец к кубирину и отдала неслышную команду, слегка шевельнув губами.

— Меня нельзя протыкать, — парировал нахал. — Во-первых, в проткнутом виде я куда менее обаятелен и привлекателен, что станет большой потерей для вашего скучного городишки. Во-вторых, тогда я не смогу показать ейному высочеству свой Атрибут, о чем она станет жалеть до конца дней. В-третьих, я не смогу рассказать ей несколько забавных анекдотов, которые я услышал сегодня ночью, а канцлер тайком над ней посмеется.

— В последний раз предупреждаю — медленно отойди к двери! — процедила Защитница. — До трех считаю. Потом применю силу. Раз…

— Погоди, дама Тайра, — остановила ее Рита. — Что за анекдоты? И при чем здесь канцлер?

— Видишь ли, подруга… — Рита услышала, как разъяренная Тайра со свистом втянула воздух сквозь зубы, но обернувшийся иномирянин не обратил на нее ни малейшего внимания. — Видишь ли, подруга, мне довольно сложно рассказывать, когда мне в лицо тычут всякой фигней…

С громким стуком распахнулись двери, и в них горохом просыпались с десяток стражников с алебардами, над которыми грохочущей башней возвышался рыцарь Крейт. И когда только барон успел нацепить доспехи? Или он их даже после службы не снимает?

— Что здесь творится? — громогласно вопросил Защитник. — Ох, прошу прощения, Ваше Высочество! — он неловко поклонился Рите. — Мне передали, что кто-то пытается ворваться в личные покои принцессы, и я тут же поспешил сюда.

— …и тем более, когда здоровые дядьки в ржавых железках орут прямо мне в ухо, — как ни в чем не бывало закончил иномирянин. Побагровевшую физиономию барона и его распустившийся за спиной плащ-Щит он проигнорировал точно так же, как и Меч дамы Тайры. — Так что, подруга, одно из двух: или мы перемещаемся в тихое местечко, где я даю единоличный перформанс перед избранной аудиторией, или меня со скандалом вышибают из дворца, и мы с хозяюшкой топаем домой баиньки. Решай быстрее, пока меня на бульонные кубики не покрошили, потом поздно будет.

Рита подавила сильное искушение вцепиться иномирянину ногтями в наглую ухмыляющуюся рожу. То ли он действительно не понимает, куда попал и с кем разговаривает, то ли считает, что ему все позволено. Но раз он явился сюда со своими «анекдотами», то, вероятно, у него есть основания полагать, что они важны. И канцлер… При чем здесь канцлер?

— Молчание — знак согласия, а сомнения трактуются в пользу обвиняемого, — не дожидаясь ее ответа, констатировал мальчишка. — Вон та дверка куда ведет? В твою комнату? Давай-ка туда переместимся, а то здесь получится бесплатный цирк для обширной аудитории, — он кивнул в сторону дверей в коридор, откуда уже заглядывали любопытные лица дворцовой челяди. — А я в циркачи не нанимался. Эй, дядя! — он помахал Крейту рукой. — Ты наше драгоценное величество охраняешь? Давай с нами, тебе тоже интересно послушать. А ты, дамочка, — он ткнул пальцем в совершенно растерявшуюся Тайру, — со стражниками здесь подежурь. И позаботься, чтобы никто не подслушивал.

— Ваше Высочество… — пробасил Крейт.

Рита вздохнула. Ладно. Приказать засадить наглеца в тюрьму она всегда успеет. Если только его сведения не окажутся достойными ее внимания…

— Шут с тобой, невежа ты белобрысый, — холодно сказала она. — Выслушаю. но если окажется, что ты ничего интересного не расскажешь, пеняй на себя. Дама Тайра, отпусти стражу и подежурь здесь в зале. Проследи, чтобы нас не беспокоил никто.

— Вот и умничка! — возликовал иномирянин. — Хозяюшка, да перестань ты гольфом пол обтирать! Тут ведь все с улицы грязь таскают, обувь не снимают, так что не отстираешь потом. Топай за мной, там конфеты дают! Не забудь впрок набрать, чтобы меня кормить.

Он обхватил Риту за талию и повлек, почти силой потащил ее за собой в сторону гостиной. Грейла только всплеснула руками. Сзади загрохотал стальными сапогами Крейт.

— Ну, вот мы и в маленькой интимной компании, — когда Крейт закрыл двери в приемный зал, Май сладко потянулся и вытащил из вазочки на столе засахаренную сливу. — Во, я же говорил, что конфеты дают. Лови, хозяюшка!

Он швырнул сливу своей спутнице, выглядящей подавленной и растерянной, но лакомство все же поймавшей, вытащил и сунул в рот еще одну конфету и уселся на краешек стола.

— Да вы присаживайтесь, — милостиво разрешил он, жуя. — Ты, подруга, — он показал на Риту, — устраивайся вон в том кресле. Оттуда мою выдающуюся личность лучше всего рассматривать, да и наш Большой Железный Человек как раз между ним и сервантом поместится. Мира и ты, тетенька, — он наставил палец на Грейлу, — располагайтесь вон на том диванчике. Тетенька, погладь по голове мою хозяюшку, чтобы та в обморок от переживаний не упала.

— Да что здесь происходит? — рассерженно громыхнул Крейт. — Ваше Высочество, почему здесь кадет Академии Высокого Стиля? С какой стати он отдает тебе приказы?

— С очень простой стати, дяденька, — мальчишка слез со стола и подошел к Защитнику вплотную. Его лицо вдруг стало очень серьезным. — Несколько минут назад я успешно совершил покушение на принцессу. Будь я настоящим убийцей, сейчас она лежала бы посреди зала в луже собственной крови, а ты бы рвал на себе волосы, что ее не уберег.

— Что ты несешь! — еще больше возвысил голос Крей. — Да кому в голову придет подсылать убийц к Ее Высочеству?

— Граф Ясасий Кистер в качестве кандидата не рассматривается? — поинтересовался Май. — Или какой другой шибко суверенный правитель?

— При чем здесь?..

— При том, Большой Железный Человек, что город полон слухами о солдатах, собираемых в Титамане и еще паре графств пожиже. И что вся городская шваль в полный голос предвкушает, как очень скоро она сможет всласть пограбить и покуражиться под грохот пушек и ружей армий, схватившихся за контроль над Цетрией? И что все в голос талдычат о том, что скоро, очень скоро в Сайлавате появится король. Настоящий король, а не вон та малахольная дурочка. Ну что, дядя, теперь станешь слушать?

— Я… — Крейт раскрыл рот, закрыл и как-то осел и стал ниже ростом. Рита почувствовала, что у нее в желудке откуда-то появился большой тяжелый камень. Что он такое говорит?

— А теперь, подруга, сядь, куда сказано, — Май обернулся к Рите. — И ты тоже, Мира. И давайте-ка дружно меня послушаем, потому что второго шанса у нас может и не появиться.

Он подтолкнул Риту к креслу, и та послушно опустилась в него, чувствуя, как голова идет кругом.

— А теперь для определенности давайте познакомимся еще раз, — мальчишка отошел к столику и снова уселся на него, не обращая внимания на жалобно заскрипевшие ножки. — Для тех, кто еще не знает — меня зовут Май. Май Куданно. Я из другого мира. Она, — он кивнул на перепуганную девчонку на диване, — Мира Аттэй, моя хозяйка с возможностью активации моего Большого Атрибута. Тебя, подруга, зовут Рита, я в курсе. Ты, дядя, кто? Мы в прошлый раз не познакомились.

— Барон Крейт Канасий, капитан королевской гвардии, личный Защитник Ее Высочества, — угрюмо буркнул Крейт.

— Ты, госпожа? — Май выжидающе уставился на пожилую фрейлину.

— Баронесса Грейла. Фрейлина Ее Высочества, — отстраненно сообщила та, буравя Мая настороженным взглядом. Похоже, она еще не решила, как вести себя с юным нахалом, но сесть на указанное им место и не подумала.

— Замечательно. Итак, первое заседание тайного общества сопротивления всем, кто подвернется, объявляю открытым. Присутствуют персоны: Рита, Май, Мира, Крейт и Грейла. Титулы и прочие именования опускаем, потому что недосуг. Вопросы, комментарии, предложения по повестке дня имеются?

— К принцессе Рите обращаются на «вы» и «Ее Высочество»! — надменно заявила Грейла. — Не знаю, почему Ее Высочество спускает тебе твое нахальство, но я не потерплю такого неуважения. Потрудись придерживаться этикета, молодой господин. И сидеть в присутствии Ее Высочества можно, только если она разрешит. Эта высокая привилегия…

— Не до привилегий, госпожа, — нетерпеливо отмахнулся Май.

— По крайней мере, перестань называть меня подругой, пока я не приказала тебя выпороть! — не утерпела Рита. — Я принцесса, в конце концов!

— Ах вот как? — Май слез со стола и неторопливо подошел к Рите, угрожающе нависнув над ней. — Принцесса? Верю. Охотно верю, что в своих покоях ты принцесса. Вот только в кабаке всякая шваль гогочет, что за их пределами ты — комнатная собачка канцлера. Ты покорно подписываешь все, что он скажет, а если начинаешь капризничать, то остаешься без сладкого на обед. Ты покорно ложишься под красавчиков, которых он тебе подсовывает время от времени, а в самом скором времени так же покорно выйдешь замуж за того, кого он укажет. Значит, ты принцесса, подруга?

Бац!

С громким хрустом и бряканьем Крейт отвесил ему увесистую затрещину свой огромной лапищей. Кольчужную перчатку он не натянул, но Май все равно не устоял на ногах и кубарем покатился по полу. Подняться ему капитан не дал: он разъяренным медведем прыгнул вперед и наступил ему на грудь кольчужным сапогом. Выдернув из ножен палаш, он приставил острие к горлу мальчишки.

— Если ты, погань, еще раз попробуешь раскрыть рот в такой наглой манере, я тебя насквозь проткну, откуда бы ты ни явился, — его голос скрежетал сталью ничуть не хуже доспехов. — К принцессе обращаться «Ваше Высочество». Отвечать уважительно и только когда спрашивают. Без спроса языком не трепать. Понял?

— Нет, дядя, не пойдет, — мальчишка, казалось, ничуть не огорчился таким поворотом дела. — Потому что если ты меня проткнешь, максимум через пару периодов тебе придется следить, чтобы твоя разлюбезная госпожа от отчаяния не перерезала себе горло. Эй, подруга! Как тебе перспектива насильственного замужества?

— Оставь его, Крейт, — сухо сказала Рита. — Пусть говорит как умеет. Тем более, что правду говорит.

Крейт в сомнении поколебался, потом нехотя вложил палаш в ножны и снял ногу с груди мальчишки. Тот как ни в чем не бывало поднялся и принялся отряхиваться.

— Молодец, подруга, — похвалил он. — Государственно мыслишь. Только объясни мне, чем ты занималась двенадцать лет после смерти отца? Сидела безвылазно в своей комнате да по паркам от стражи бегала?

— Да чтоб ты понимал! — яростно сказала Рита, тоже вскакивая на ноги. — Я не знаю, откуда ты явился и кем был в своем мире. Только тебя бы на мое место! Ты что, совсем дурак? Даоран не признал меня королевой! У меня нет власти. Вообще! Да, я подписываю указы — только если не я, то канцлер подпись поставит. Он главный, ему все подчиняются, а я даже к морю без его разрешения съездить не могу!

— А почему? — хладнокровно переспросил Май, ничуть не обескураженный ее вспышкой.

— Что — почему? — не поняла Рита.

— Почему канцлер главный, а не ты? Я тут пообщался с Саомиром — он преподаватель истории и законов в Академии. Он полагает, что даже у некоронованной принцессы власти в стране формально больше, чем у любого графа. И если принцесса ей не пользуется, то дело вовсе не в канцлере, а в ней самой.

— Тебя бы на мое место! — повторила Рита, поразившись тому, что ее голос звучит почти жалобно и умоляюще. — Как я могу что-то приказать, если меня не слушаются?

— Значит, неубедительно приказываешь, — пожал Май плечами. — Рявкни как следует — сразу забегают.

— Все не так, молодой господин, — вместо Риты грустно ответила Грейла. — Так сложилось, что все подчиняются канцлеру и его людям. Традиции в Сайлавате всегда значили очень много, и, похоже, традиция игнорировать принцессу сложилась вполне прочная. После взрыва в прежнем Даоране Ее Высочество долго болела, а когда оправилась, назначенный новым Даораном канцлер уже стал фактическим правителем. И никто, кроме Даорана, не сможет, да и не захочет отменить его приказы. Социальная инерция…

О чем она? Рита удивленно глянула на свою верную няньку и наперсницу — и успела заметить острый прищуренный взгляд, которым фрейлину одарил мальчишка.

— Ты неб-опекун? Кому из ее окружения можно верить? — быстро спросил Май.

— Никому, — покачала головой пожилая женщина. — Только рыцарю Крейту, но он спит.

— Нэмусин? Ну, уже хорошо… — пробормотал Май. — Хоть какая-то ясность. Крейт, кто вообще охраняет принцессу?

— Ее Высочество под защитой королевской гвардии, — сумрачно проскрежетал капитан. — В нее отбирают лучших…

— Я не о том. Кто конкретно? Ты? Кто еще? У нее есть персональные телохранители?

— Вся дворцовая гвардия — ее персональные телохранители! — рявкнул рыцарь. — Ты не доверяешь гвардейцам?

— Слушай, дядя… — устало сказал Май. Внезапно он широко зевнул и потер глаза. — Двадцать минут назад мы с хозяюшкой, два оборванца с улицы, подошли к главным воротам и сообщили охраннику — гвардейцу, если судить по цветам плаща — что у нас срочное и конфиденциальное сообщение для Ее Высочества от ректора Академии дамы Сиори Сэйсоны. Мира продемонстрировала ему кубирин — я свой даже не открыл. Еще десять минут спустя после весьма ненавязчивых расспросов со стороны еще пары гвардейцев, включая ту агрессивную, но глупую девицу в приемной, я оказался вплотную к Рите и убедительно продемонстрировал смертельный удар ножом. Никто даже охнуть не успел. А ведь я — совсем не профессиональный убийца, я даже и драться-то толком не умею. Тебя такой поворот событий ни на какие мысли не наводит?

— Наводит. Что ты наглый вздорный мальчишка, не умеющий…

— Уже слышал. Поскольку своими мозгами ты думать не хочешь, придется подсказать. Если кому-то взбредет в голову убить Риту, она умрет. Никакая дворцовая гвардия ничем ей не поможет. Принцесса полностью беззащитна. Дошло?

Крейт набрал в грудь воздуха, открыл рот, замер, немного подумал и закрыл его.

— Предположим, — буркнул он. — Я прикажу поставить постоянный караул в приемном зале…

— Мало караулов. Нужны телохранители. Персональные. Которые не отходят от нее даже в спальне и в сортире. Дежурящие как минимум по двое и меняющиеся не реже чем трижды в сутки. И они должны быть очень, ОЧЕНЬ опытными бойцами, умеющими драться не только в открытом честном бою лицом к лицу, но и способными предугадать подлый удар в спину. Сумеешь найти таких?

Крейт внимательно посмотрел на молодого нахала. Потом, очевидно, что-то решив для себя, пожал плечами.

— Не обещаю. Постараюсь, но не обещаю.

— Приложи все усилия. Ты поняла, подруга? — повернулся он к Рите. — Ты обязана задуматься о собственной безопасности. В первую очередь перестань сбегать от охраны — плохо кончится. Моя сестричка тоже терпеть не может эскорта и периодически от него избавляется. Но в бою она похуже взбесившейся мясорубки, в одиночку против армии выпускать можно. А тебя грудной ребенок укокошить может.

— Ты что, совсем свихнулся? — поинтересовалась Рита. — Да кому нужно меня убивать? Сам же сказал, что я пустое место. Вот канцлера убить — другое дело. Я бы спасибо сказала.

— Балда. Благодаря канцлеру ты до сих пор жива. Если бы он не сосредоточил в своих руках всю власть, ты бы превратилась в помеху на пути к трону — к реальной власти. Если его убьют, ты и дня не проживешь. Тебя прикончат, чтобы освободить трон — или чтобы кто-то другой не прибрал тебя к рукам.

— Ну ладно, пусть так. Но зачем меня сейчас убивать?

— Затем, что у канцлера власть неформальна. Ему подчиняются потому, что так сложилось. Ты позволила ему забраться на вершину, и сейчас он — лидер. Но формально принцесса короны — ты. Даже до признания тебя Даораном у тебя по закону очень много возможностей. А когда тебя коронуют — тем более. И если, например, ты выйдешь за одного из графов…

— Никогда!

— …по доброй воле или по принуждению, или потому что канцлер определится, с кем ему интереснее играть, твой муж станет королем Сайлавата. И чтобы не допустить к трону конкурента на формальных основаниях, тебя, вполне возможно, прикончат. Дошло?

Рита поежилась.

— И что же делать?

— Пока ничего. Я прикину, какие есть возможности. Но ты должна резко ограничить свое присутствие на публике. Желательно — совсем не выходить из своей комнаты. И уж совершенно точно прекрати сбегать от охраны.

Рита почувствовала, что ей страшно хочется забраться в кровать, закутаться с головой в одеяло и никогда из-под него не вылезать. Ей показалось, что она вдруг заглянула в пропасть, возникшую на месте знакомого уютного садика, и в пропасти той летают и ползают большие зубастые чудовища, только и мечтающие ее сожрать. Почему все вдруг стало так плохо? Война? Собирающиеся армии? Но почему графы ни с того ни с сего решили устроит мятеж?

— Не стану сбегать, — неохотно пообещала она. — Но сидеть взаперти я не могу. Мне на балах нужно появляться. На публичных собраниях. На состязаниях. У меня утренние и вечерние приемы. Я же все-таки принцесса… хотя до твоей тупой башки это не доходит, — мстительно добавила она.

— Балы и состязания… — Май, не обратив внимания на шпильку, почесал кончик носа. — Завтра городские состязания по плаванию среди молодежи. Академия Высокого Стиля, Академия Белладора — паладины, я правильно помню? — и еще штуки две таких же. Наша Академия в полном составе болеть выдвигается. Ты присутствуешь?

— Нет, — встрепенулась Рита. — То есть я даже не знаю, что за состязания. А где?

— А, хозяюшка? — Май бросил взгляд на сопровождающую его девчонку. — Где состязания?

— В большом городском бассейне, Ваше Высочество, — несмело пискнула та. Ну что же, хотя бы она нормально изъясняться умеет!

— Спасибо, сударыня, — степенно кивнул Рита. — Напомни, как тебя зовут?

— Мира, Ваше Высочество! — девчонка поспешно вскочила на ноги и вытянулась. — Ой, то есть докладывает второй сержант Мира Аттэй, Меч первой категории! Готова служить Вашему Высочеству!

— Вольно, — разрешила Рита. — Можешь сесть.

Май возвел глаза к небу.

— Аристократы и их ритуалы такие забавные… — сообщил он в пространство. — Ты, подруга, научись с людьми проще общаться — тебе же легче. Бери вот пример с хозяюшки — ну, когда она со мной наедине, конечно, не сейчас. И обругать может от души, и в глаз дать…

— А почему ты ее хозяюшкой называешь? — поинтересовалась Рита.

— Потому что она меня призвала через портал. Значит, я ейный фертрат, а она моя хозяюшка. Так, а что у нас со временем? — спохватился он.

— Часы на стене прямо надо мной, — ядовито сказала Рита. — Слепой?

— Где?.. А. Да. Точно. Часы. Модели «стрелки с гирьками». Извини, все никак не могу к вашему антиквариату привыкнуть. Дома такие я только в музее видел, еще в школе, на уроках истории. Вы бы хоть цифры к делениям приписывали, что ли. Половина первого, однако. Поздно в Академию возвращаться. Ну что, подруга, приютишь на ночь? Завтра с утречка вместе в бассейн отправимся, а сегодня я тебе в награду сказку расскажу. А?

— В бассейн? Э-э…

— Не хочешь? Ну, смотри.

— Почему не хочу? — недовольно поморщилась Рита. — Хочу… наверное. Только опять с канцлером бодаться. Он не любит, когда я самовольно программу меняю, а программа у меня на неделю вперед всегда расписана.

— То есть ты без его разрешения ничего не можешь? — разочарованно протянул Май. — Ну, тогда извини, что спросил.

— Еще как могу! — разозлилась Рита. — Я, в конце концов, принцесса!

— Ну, вот и замечательно. Соревнования в девять утра. До них еще восемь с половиной часов, или целых шестьсот восемьдесят минут. Из них вполне можно минут тридцать-сорок на сказки потратить — но только если приютишь до утра. Так как?

— Думаю, во дворце мы сумеем найти комнаты и для мальчика, и для девочки. Несколько гостевых наверняка свободны, — задумчиво наморщила лоб Грейла.

— Нет-нет-нет! — погрозил Май ей пальцем. — Никаких гостевых. Вот здесь в гостиной как раз два очень симпатичных диванчика. Пару подушек, пару одеял…

— Исключено! — громыхнул железом капитан Крейт. — Никто не имеет права…

— Да ладно, ладно! — несносный мальчишка вяло помахал ладошкой. — В виде исключения можно. Заодно покараулим. Я включу чуткий режим… в смысле, посплю одним глазом, так что проснусь, если кто проникнуть попробует. Хозяюшка проследит, чтобы я не в ту постель ненароком не забрался. Так как, подруга?

Рите стало весело. А что? Нынешней полуночной аудиенцией, так сказать, она наверняка нарушила массу традиций и установлений (Барасий завтра с утра не дольше чем минут за десять перечислит весь список). Почему бы не нарушить еще парочку?

— Соизволяю, — важно кивнула она. — Дарую привилегию сегодняшнюю ночь провести в моей гостиной. В обмен на сказку. Только если сказка окажется неинтересной, прикажу выпороть за дерзость. И имей в виду, покои Грейлы — рядом по коридору, и туда звонок протянут. Так что если станешь приставать…

— Ох и нотная ты! — скривился Май. — Ладно, договорились. Крейт, займись охраной. Та девица с лошадиной физиономией наверняка все еще в приемной торчит. Отпусти ее дрыхнуть, но оставь караул у дверей.

— Я не подчиняюсь твоим приказам, — буркнул капитан.

— Рыцарь Крейт, ты свободен, — махнула ему Рита. — Спасибо, что явился помочь, хотя и не в свое дежурство, я признательна. Завтра с утра мы едем в бассейн. А сейчас оставь нас. Грейла с нами, она присмотрит.

Крейт замялся, потом коротко поклонился.

— Желаю приятно почивать нынешней ночью, — недовольно сказа он. — Если я потребуюсь, беспокойте меня в любое время, Ваше Высочество.

Хрустя и позвякивая железом, он подошел к двери, распахнул ее, еще раз внимательно оглядел Мая и вышел, плотно прикрыв за собой створки. Рита почему-то почувствовала себя виноватой. «Если ты еще хоть раз скажешь про нашу девочку что-то дурное, я лично тебе глотку вскрою», — вспомнилось ей. Он хороший человек, капитан Крейт. Глуповатый и вообще солдафон, но честный и преданный. Наверное, нужно как-то его поблагодарить. Подарок сделать, что ли… Только какой? У нее лично почти ничего нет, а из Барасия даже десяток кинов вытянуть задача почти неразрешимая.

— Ну, а теперь — обещанная сказка, — весело потер руки мальчишка. — Ну, подруга, заказывай, что тебе интересно? Хочешь, расскажу про летающие в небе железные корабли? У вас таких точно нет, я знаю.

Май оказался хорошим рассказчиком. Он описывал чужую незнакомую жизнь так интересно и увлекательно, что Рита слушала его, затаив дыхание. Огромный мир, в котором не знают Силы — зато наука и технология достигли таких вершин, что от магии не отличаются. Самолеты — огромные железные трубы с пассажирами, изрыгающие сзади пламя и летающие над океаном так высоко, что вокруг не остается даже воздуха — разве такое бывает? Или другие трубы — подводные лодки — целые периоды плавающие глубоко-глубоко под водой и способные уничтожить весь мир страшным оружием, по сравнению с которым даже боевые отравляющие газы северян — просто детская игра в войнушку. Города со зданиями в сотни этажей — наверное, за их вершины цепляются проплывающие облака! Куклы в рост человека, умеющие ходить и говорить, называемые странным словом «чоки» — наверное, дворцовый священник поспешил бы сжечь их на костре как чудовищное извращение воли Создателя!.. Прошло полчаса, потом еще полчаса — а Рита все слушала и слушала, и сна, что удивительно, не имела ни в одном глазу. Ей отчаянно хотелось хотя бы одним глазком заглянуть в тот странный и увлекательный мир. Ну почему, почему другие могут жить по-настоящему, а она — нет?

— Ну, хорошего помаленьку, подруга, — наконец решительно заявил Май, потягиваясь. — Давайте-ка укладываться. Завтра, вернее, уже сегодня, наступит новый день, и наговориться еще успеем. Вон, хозяюшка уже сопит в две дырки.

Его спутница и в самом деле уже спала тихим мирным сном, едва слышно посапывая и привалившись к боку Грейлы. Фрейлина слегка улыбнулась и осторожно, чтобы не разбудить ее, поднялась и уложила девочку на диван. Та не проснулась.

— Молодой господин Май прав, Ваше Высочество, — мягко сказала она. — Пора спать. Я распоряжусь насчет одеял и ночной одежды для наших гостей и помогу вам лечь.

Она слегка поклонилась и вышла.

— Сама лягу, — принцесса сладко зевнула. — Ох, Май, ну и складно же ты врешь. Признайся честно — много правды в твоих россказнях? Наверняка ведь половину придумал.

Май слез со стола, на котором так и сидел все это время, и подошел к ней вплотную.

— Скажи мне, Рита, — серьезным тоном спросил он, — ты понимаешь, почему ты на самом деле никакая не принцесса?

Рита закаменела. Опять он за свое? Да, она не принцесса, а украшение. Но сколько можно о том напоминать?

— Не понимаешь. Видишь ли, милая моя, короля всегда играет свита. Любой правитель всегда вынужден полагаться на других. Он не может управлять страной в одиночку. А на кого опираешься ты?

— Ни на кого, сам знаешь, — Рита потерла слипающиеся глаза. — Где я возьму друзей?

— Друзей — нигде. У верховного правителя друзей никогда нет. Но преданные соратники у тебя должны иметься. Такие, кому ты сможешь доверять, не боясь внезапного удара в спину.

— Да? Спасибо за откровение, — горько усмехнулась Рита. — А то я не догадывалась! И где же мне их найти? В горшке на подоконнике вырастить?

— Не надо горшка. Есть средства получше. Вон, — Май указал на дремлющую Миру. — У тебя под боком целая Академия. Там больше ста подростков, каждый из которых приносил лично тебе присягу верности. Они не вовлечены в политические альянсы, не встроены в иерархию, у них пока что нет твердой почвы под ногами, и они с готовностью пойдут за тобой даже на смерть — просто потому, что в их возрасте с радостью жертвуют жизнью ради высокой цели. Увлеки их за собой — и получишь тех самых соратников, в которых нуждаешься. Начни с малого, и в конце концов получишь большое.

— Если только меня не убьют, как ты пообещал сегодня.

— Не убьют. Проблема сформулирована, как решать — подумаем. Варианты есть, но пару-тройку дней мне потребуется. И не напрягайся так. Прямо сейчас на тебя вряд ли станут покушаться. Вариант с принудительным браком выглядит куда более вероятным. Но я сразу хочу определить наши позиции, — он склонился к ней так, что его лицо оказалось в нескольких сантиметрах. — Забудь о любых видах, которые имеешь лично на меня. Я не намерен становиться ни твоим советником, ни принцем-консортом, ни даже придворным фаворитом. Высокая политика — не мой стиль. Я помогу на первых порах, но дальше тебе придется выпутываться самостоятельно. Не сумеешь ухватить свой шанс, значит, и в самом деле незачем тебе играть в королев и принцесс. Выходи замуж за кого укажут и сиди тихо в спальне, пока от старости не помрешь. Понятно?

Скрипнула дверь, и в гостиную вошла Грейла. За ней две заспанных горничных тащили стопки одеял и постельного белья. Они таким с любопытством уставились на Мая, что Рита поняла: завтра же с утра (а то и сегодня ночью) по дворцу пойдут слухи о том, что у нее новый любовник. Пусть себе болтают, конечно, но все же слегка обидно. Почему вдруг он не собирается становиться ее любовником? Она что, ему совершенно не нравится? Или брезгует, что не первым станет?

— Ну все, пора баиньки, — как ни в чем не бывало заявил Май, выпрямляясь. — Давай, твое величество, топай в постельку. А то если заснешь завтра не вовремя и самое интересное пропустишь, пеняй на себя.

09.07.1433, небодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

…чудовище ревет и визжит одновременно, и его сияющие нестерпимым белым светом глазницы слепят взгляд. Гигантские сверкающие клыки щерятся в глумливой ухмылке. Детский силуэт на фоне сияния. Девочка. Лет девяти или десяти. Лица не разобрать — только черный силуэт на белом фоне. В ее руках — набухающий комок красно-белого пламени, готового взорваться огненным штормом. Успеть. Дотянуться. Хотя бы кончиками пальцев! Рука вытянута в безнадежном жесте, воздух сгустился вокруг, скользкая земля предательски уходит из-под ног, и ее охватывает тоскливое понимание: не успеть. Чудовище визжит и ревет, его глаза слепят, и маленькая детская фигурка, страшно, карикатурно изломанная, взлетает в воздух от удара огромной тупой морды, а демон даже не притормаживает ни на мгновение, и сияющие глаза уже вплотную, вплотную…

— Сира! — далекий знакомый голос сквозь сонный кошмар. — Сира! Проснись!

Мягкая рука на плече, теплое касание. Вырваться из окружившего вязкого черного болота. Вверх, вверх, к зыбкой поверхности, отделяющей кошмар от реальности…

Ректор Академии резко села на кровати. Легкое одеяло отлетело в сторону и медленно сползло на пол. Она жадно задышала, хватая ртом свежий и влажный ночной воздух. Ночной? Нет. В приоткрытом окне уже видно восточное небо, заливаемое утренней зарей. Еще не утро, но уже и не ночь.

— Сира! — Клия встревоженно потрясла ее за плечо. — Сира! Что с тобой?

— Не обращай внимания, Кли, — ректор принялась протирать глаза пальцами. — Просто кошмар приснился.

— Опять тот же самый сон? — понимающе спросила директор медслужбы.

— Да. Все тот же кошмар.

— Девочка, чудовище и слепящий свет…

— Да. Знаешь, Кли, мне почему-то начинает казаться, что я ее знаю. Девочку.

— Удалось увидеть лицо?

— Нет. Силуэт. Всегда только силуэт. Всего лишь ощущение кого-то очень знакомого. Кстати, — спохватилась Сиори, — Кли, ты что тут делаешь?

— Есть дело. Извини, что разбудила раньше времени.

— Сколько времени?

— Пять. Начало шестого.

— А, тогда ничего. Все равно вставать пора.

— Сира, у нас неприятности.

— А именно? — насторожилась ректор.

— Мальчик пропал.

— Катить с горы через колено… — сквозь зубы выругалась Сиори. Она не стала даже переспрашивать, какой именно мальчик — и так ясно. Она понялась с постели, сбросила ночную рубашку и принялась быстро одеваться. — Когда выяснилось?

— Примерно в полночь.

— Что? Почему ты меня сразу не известила?

— А что бы ты сделала, Сира? Подняла бы по тревоге кадетов и отправила их прочесывать парк? А если он в город сбежал?

— Заботливая ты моя… — сквозь зубы процедила Сиори, одергивая юбку. — Давай с самого начала.

— Вчера вечером я в полдесятого пошла в последний обход территории. Подозрительного ничего не заметила. Вернулась примерно через полчаса — точно не засекала, но незадолго до того часы на городской ратуше пробили полночь. Я зашла в караулку, отпустила спать дневальных и решила проверить мальчика — ну, ты же помнишь, он вчера плохо себя чувствовал весь день…

— Короче!

— В комнате его не оказалось. Под одеялом — чучело из тряпок. Я осмотрела все закоулки здания, кроме жилых комнат — его не нашлось нигде. В вахтенном журнале — никаких записей, то есть он либо не выходил через главный вход, либо дневальные его не заметили. Да и не выпустили бы они его ночью без моего разрешения. Вероятно, он нашел способ покинуть дормиторий как-то еще. Возможно, просто спрыгнул из окна в коридоре. Поскольку ты все равно ничего не могла сделать, я не стала тебя будить. Не ругайся, я врач, я лучше тебя знаю, насколько тебе нужен нормальный сон. Хватит с тебя диванчика в кабинете.

— Вариантов два, — Сиори застегнула и одернула жакет и сунула ноги в туфли. — Либо он все-таки спрятался в дормитории, хотя я ума не приложу, зачем. Либо сбежал в парк, хотя и здесь мотивы неясны.

— Или же ушел в город, — добавила Клия. — Что наиболее вероятно — Саомир говорил, мальчик настаивал, чтобы его отпустили посмотреть окрестности. Правда, сигнализация молчала…

— Но глубокой ночью?! Что он там надеялся увидеть?

— Не знаю. Он подросток, все что угодно в голову взбрести может. На всякий случай я связалась через шар с управлением городской стражи — они сообщили, что ни вчера, ни сегодня ночью никаких кадетов Академии не задерживали.

— Хорошо. То есть совсем плохо. Если он в одиночку пошел в город и забрел в Сламы… Нам нужно уведомить городскую стражу. И членов попечительского совета, разумеется. Ох, и скандал же выйдет!

— В одиночку… — Клия задумчиво посмотрела на нее. — Кстати, а это мысль. А если он не один?

— То есть?

— Нужно проверить Миру Аттэй. Вдруг она знает, куда он делся? Вопросы ей задавал или даже совета спрашивал… Он к ней как-то по-своему привязан.

— Согласна. Идем в дормиторий.

Обе женщины вышли в прихожую. Горничная предупредительно открыла перед ними дверь. Сиори на мгновение задержалась, озадаченно ее разглядывая — что здесь делает служанка в такое время? И потом, она новенькая, что ли? Чаще всего ректор не запоминала вспомогательный наемный персонал, находившийся в ведении Айсоки. Часто меняющаяся обслуга, конюхи, сторожа и повара оставались для нее на одно лицо — но такой рыжий конский хвост она бы запомнила. Впрочем, мысль тут же ускользнула из ее головы, занятой совершенно иным.

Сиори с Клией споро прошагали по аллее, ведущей от преподавательского дома к дормиторию и вошли в холл. Возле караулки стояли двое утренних дневальных — третьекурсница Одора Призрак и какой-то первокурсник, которого Сиори не помнила по имени. Одора выглядела как всегда — в отутюженной форме, подтянутая, со слегка, на самой грани заметности, подведенными ресницами (где старшекурсницы умудряются доставать тушь?) Ее юбка, разумеется, оказалась как минимум на пять сантиметров короче, чем положено по уставу, а две верхних пуговицы на блузе были расстегнуты, и из-под нее вызывающе проглядывала высокая грудь. Красавица, отличница, Меч первой категории, да еще и наследственная вайс-графиня. Недосягаемая любовь мальчишек всего третьего курса, да и второго, вероятно. На ее фоне взъерошенный и не до конца проснувшийся первокурсник выглядел серым воробьем рядом с расправившим хвост кудзякой. Влепить бы ей выговор за неуставной вид, ну да пусть ее. Всего полгода до выпуска. В конце концов, шестнадцать лет бывает лишь раз в жизни.

— Госпожа полковник ректор, госпожа капитан директор медицинской службы, докладывает старшая дневальная первый сержант Одора Призрак! — вытянувшись, отрапортовала девушка. — За время моего дежурства никаких чрезвычайных…

— Вольно, — отмахнулась Сиори. — Пуговицу застегни, госпожа Одора. Хотя бы вторую сверху.

— Так точно! — с готовностью кивнула кадет, но застегнуться даже и не подумала. Сиори с трудом сдержала улыбку. Тут же выбросив дневальную из головы, она в сопровождении Клии через две ступеньки взбежала по лестнице на второй этаж и только там сообразила, что не помнит, в какой комнате живет Мира Аттэй.

— Комната три-двенадцать, — подсказала Клия, не дожидаясь вопроса.

Пройдя по коридору, Сиори толкнула дверь и без стука вошла в комнату. Три кровати, два стола, платяной шкаф, личные сундуки и тумбочки. На двух кроватях спали, разметавшись, девочки — одна явная северянка, другая — южанка. Южанку Сиори помнила — Хана Север, наследная баронесса из Титамана. Южанка с фамилией «Север» — именно благодаря такому оксюморону Сиори в свое время ее и запомнила. На третьей кровати…

На третьей кровати не наблюдалось ничего, кроме смятого одеяла, кое-как наброшенного поверх подушки. И никаких признаков персоны, которая должна сейчас спать на ней в строгом соответствии с уставом Академии.

— Так-так, — задумчиво сказала Клия, глядя на Сиори. — Ее-то я и не догадалась проверить.Значит, они отправились гулять на пару. Знаешь, Сира, вот сейчас я начинаю всерьез волноваться. Мира — девочка хотя и живая и беспокойная, но довольно ответственная. Если бы все зависело от нее, она бы постаралась вернуться до подъема. Вероятно, нам все-таки придется уведомить городскую стражу о пропаже.

— Для начала выясним, что известно подружкам Миры. Кадеты, подъем! — Сиори несколько раз громко хлопнула в ладоши. — Подъем, живо!

И на нее уставились две заспанные и весьма обескураженные мордочки.

Через пять минут строгого допроса выяснилось, что накануне поздно вечером, сразу после отбоя, Май действительно через окно утащил с собой Миру — гулять по городу, как он сообщил. Перепуганные до смерти девочки клялись, что злонамеренная парочка намеревалась вернуться обратно в скором времени — через полтора часа. Да, именно Май почти силой заставил Миру пойти с собой. Нет, они не знали, куда именно Май или Мира собирались направиться. Они вообще знали только, что мальчишке не терпелось выбраться в город и он не хотел ждать, когда ему дадут официальное разрешение. А Мира… Тут они обе дружно поскучнели, но одного грозного взгляда Сиори хватило для признания: Мира знала, как выбраться с территории в обход главных ворот. Нет, они обе ничего про такой способ не знают, честное слово!!

— Хорошо. Пока никому ни слова, — наконец с тяжелым сердцем сказала Сиори. — И мы еще поговорим с вами про нормы поведения в Академии.

Они с Клией вышли в сонный пока коридор дормитория.

— Почему не сработала сигнализация на ограде? — Клия озадаченно почесала нос.

— Не знаю. Ну что, вызываем городскую стражу? — негромко спросила директор медслужбы.

— А у нас есть другой выход? И стража, и попечительский совет.

— Хорошо. Тогда я… — Клия замолчала. Раздался громкий топот ног, и с лестницы выскочил запыхавшийся первокурсник-дневальный.

— Госпожа Сиори! — громким шепотом закричал он, подбежав вплотную. — Госпожа Сиори! Там!.. Там!.. Шар!.. Из дворца срочное сообщение, в кристалле запомнилось!

— Возможно, новости о Мае, — Клия встревоженно глянула на Сиори. — Но дворец?

Женщины быстро сбежали по лестнице на первый этаж и ворвались в караулку, столкнувшись и едва не застряв в дверях. Один из кристаллов в подставке шара связи слегка мерцал, сигнализируя о сохраненном сообщении. Сиори коснулась его ключ-перстнем и прикрыла глаза.

«Сообщение из управления делами королевского дворца. Говорит барон Тадамуш Краевой», — прозвучал в ее голове призрачный голос. — «По указанию дамы вайс-баронессы Грейлы Хатарамы, фрейлины Ее Высочества коронной принцессы Риты Химэмии, уведомляю, что кадеты Академии Высокого Стиля, именуемые Май Куданно и Мира Аттэй, провели ночь в королевском дворце с личного соизволения Ее Высочества. Обе означенные персоны присоединятся к остальным кадетам Академии сегодня на соревнованиях по плаванью в центральном городском бассейне. Особо уведомляю даму ректора Сиори Сэйсону, что Ее Высочество изъявила желание лично присутствовать на указанных состязаниях, в связи с чем указанное место будет взято под особый контроль дворцовой гвардии. Напоминаю о необходимости тщательного соблюдения этикета в присутствии Ее Высочества. Конец сообщения».

Кристалл в последний раз мигнул и потух.

— Они действительно во дворце… — ошарашенно проговорила Сиори, непонимающе глядя на Клию. — Они каким-то образом добрались до принцессы. Кли, я все еще сплю? Или наш гость из прекрасного далека и в самом деле способен заболтать даже огненного дракона? Как он к ней пробился, хотела бы я знать!

— Ну, хоть что-то прояснилось, — облегченно вздохнула Клия. — Надо забрать их оттуда. Схожу-ка я разбужу Грампу, если еще сама не встала, пусть съездит.

— Не надо. Наш неподражаемый Май намерен притащить принцессу в бассейн посмотреть на соревнования. Кли, ты только никому не говори, но у меня руки чешутся его придушить как следует. До смерти.

— Как я тебя понимаю! — согласно кивнула директор медслужбы. — Но нельзя. Непедагогично. Может, все-таки отправить Грампу для контроля?

— Не нужно. Пусть все идет своим чередом. Займись обычной процедурой, а я пойду уведомлю остальных… тьфу, ну до чего у чиновников заразная манера вещать канцеляризмами!.. я сообщу остальным. Заодно подумаю, как себя вести. Не юноша, а пороховая мина, честное слово!

Новость все восприняли по разному. Айсока успокаивающе погладила Сиори по плечу и высказалась в том духе, что все в нашем мире преходяще. Саомир состроил казенную физиономию и осведомился, не следует ли потребовать немедленного возвращения возмутительно недисциплинированных кадетов в Академию с целью помещения на гауптвахту. Исука, которой Клия сдала дежурство в Академии и которая торопилась на кухню, проверить поваров и дневальных, только пожала плечами и убежала, ничего не сказав. Грампа сначала изумленно подняла брови, потом громко заразительно расхохоталась.

— Малыш далеко пойдет, — заявила она, отсмеявшись. — Воображаю, какие физиономии были у дворцовых жополизов и какие слухи теперь ходят по дворцу. Миру он зря в дворцовые интриги впутывает, а так все нормально. Сира, ты не переживай. Должна же иметься в жизни какая-то искорка, которая делает ее яркой и цветастой? Вот, у нас такая появилась. С нетерпением ожидаю того момента, когда он предстанет перед Даораном. Половину графов, наверное, удар хватит.

— До того удар хватит меня! — отрезала Сиори. — Ну, только попадется он мне в руки…

— Да ладно тебе! — снова ухмыльнулась инструктор по боевой подготовке. — Я в школе такой же была. Помню, как-то на истории довела учителя до белого каления, пересказывая ему весьма ехидную статью о послевоенных реформах графа Барабора… кто там автором числился?.. Барсук? Нет, Медведь. Точно, Масарик Медведь…

Она замолчала и недоуменно посмотрела на Сиори.

— О чьих реформах? — переспросила та. — Какого графа Барабора?

— Не знаю… — растерянно развела руками Грампа. — Вырвалось само собой. Сейчас вот задумалась — и не могу вспомнить. Крутится что-то на грани сознания, а пытаешься ухватить — ускользает. Ладно, Сира, я побежала. На мне все межшкольные согласования сегодняшнего мероприятия, если ты не забыла, еще нужно связаться с бассейном, с другими школами — а теперь еще и со дворцом, будь он неладен. Придется списки учеников и преподавателей через шар диктовать. Королевская гвардия, возможно, проверять на входе станет поименно, с них станется. И на кой наш малыш в бассейн принцессу потащил?

И она с дробным топотом каблучков по брусчатке ринулась в сторону административного здания. Сиори потерла глаза и отправилась в свою квартиру — забрать бумаги, над которыми работала накануне вечером.

— Тяжелое утро, госпожа Сиори? — сочувственно поинтересовалась горничная, орудующая веником. — Может, заварить тебе чаю?

— Не до чая, — вздохнула ректор. — Дел куча. Контрольные по истории на третьем курсе так руки и не дошли проверить, нужно успеть до того, как в бассейн отправимся.

Только тут она сообразила, что происходит что-то невероятное. Она крайне редко общалась со слугами — вымуштрованные Айсокой, обычно те скользили по квартирам воспитателей неслышными тенями, прибираясь и подметая, и никогда не заговаривали первыми. Даже в ответ на вопросы от них редко можно было добиться чего-то сверх «да, госпожа» или «сию же минуту, госпожа». Она пристально всмотрелась в горничную. Та же самая, что и утром — не примечательная ничем, кроме как рыжими волосами, забранными в конский хвост на затылке. В сочетании с наколкой хвост смотрелся довольно забавно.

— Ты здесь новенькая? — озадаченно спросила она. — Я тебя, кажется, раньше не видела.

— Я работаю здесь всего несколько дней, госпожа Сиори. Вернее, подрабатываю. Госпожа Айсока оказалась настолько добра, что приняла меня на половинное жалование, пока болеет другая девушка.

— Ты местная? Хотя ты больше походишь на северянку. Как тебя зовут?

— Да, я с севера, госпожа Сиори, но сейчас живу в Цетрии. Меня зовут Канса. Канса Марацука. Рада знакомству, нижайше прошу благосклонности. Госпожа Сиори, твои неприятности как-то связаны с юношей по имени Май Куданно?

— Даже ты о нем успела услышать? Ну, в какой-то степени да.

— Не надо за него волноваться. С ним ничего не случится. Не изводи себя лишний раз по пустякам, госпожа.

— Да ты-то откуда знаешь? — удивилась ректор.

— Я с ним уже познакомилась. Когда я встречу его снова, я скажу ему, что он… неправ, поступая таким образом.

— Если бы он тебя еще послушал…

— Послушает. Желаю приятного дня, госпожа Сиори.

— Спасибо… — машинально ответила ректор. Ее мысли уже опять скатились на беглого Мая, и разговор с горничной почти мгновенно ускользнул из памяти. Она пристроила под мышку поудобнее стопку бумаг и вышла из квартиры. Похоже, ей предстоял долгий и совсем не приятный день.

* * *

«Палек, контакт. Канса в канале. Лика, милый, зачем ты так поступаешь?»

«Палек в канале. Привет, Каси. Ты о чем? Давай быстрее, а то у меня рабочие, похоже, окончательно на ночной образ жизни перешли. Ну, или на вечерний. К палатке толпа валит, сейчас требования предъявлять начнут. И во дворце проекцию краем глаза контролировать нужно».

«Лика, из-за твоей выходки на госпоже Сиори лица нет!»

«Найдем, если потеряла. Каси, мне самому неловко тетушку так нервировать, но здесь, похоже, цейтнот. Я не знаю, когда ситуация взорвется, а у меня даже общей картинки в голове нет. Каси, солнышко ты мое рыжее, у меня и в самом деле нет времени на разговоры. Я с удовольствием выслушаю все, что ты обо мне думаешь, но давай не сейчас, ладно?»

«Хорошо, Лика. Я знаю, что ты у меня умница и добрый в душе, но уж очень ты импульсивный. Пожалуйста, веди себя поаккуратнее, ладно?»

«Договорились. Отбой».

«До встречи».

* * *

Уж если день не задается, то не задается во всем. Мечта посмотреть контрольные по истории до похода в бассейн так и остались мечтой. Сразу же после того, как Сиори добралась до своего кабинета, завибрировал ее кубирин — с кухни вызвала нервничающая Исука. Оказалось, привезенное сегодня молоко, предназначенное в соответствии с меню для рисовой каши, свернулось в кастрюлях еще до того, как в него успели высыпать крупу. Вероятно, что-то попало в бидоны — или их просто не вымыли как следует накануне. Следовало решать, что делать с завтраком. После разговора с шеф-поваром и Айсокой Сиора постановила заменить кашу омлетом, благо яйца в леднике еще оставались, а сливовый джем выдать по обычной норме. Затем к Айсоке пришел водопроводчик, жаловаться на проржавевшие трубы в водонапорной башне, и проректор по хозяйственной части отправилась с ним оценивать масштаб бедствия. На голову же Сиори внезапно свалился бригадир артели каменщиков, которые наконец-то соблаговолили приступить к работе по восстановлению полуразрушенного злополучным Маем спортзала. После получасового обсуждения объемов работ, смет на закупку материала, размера оплаты артельщиков и режима их работы (не прерывать же из-за них занятия!) Сиори наконец-то от него отделалась. Она махнула рукой на тайное требование обеспечить постоянное присутствие взрослого преподавателя, дабы тот наблюдал, чтобы рабочие ненароком не подсмотрели чего в Арене, по уложениям государственной канцелярии относившейся к секретным объектам. Нет у нее сегодня свободного преподавателя, и не предвидится. Пусть Святая Церковь присылает своего клирика, если у них есть незанятые. Бригадир ей активно не понравился своими бегающими глазками и хитрющей физиономией, но дело свое он, похоже, знал. Сиори даже согласилась, чтобы рабочие за довольно умеренную плату переложили несколько каменных блоков в стенах раздевалок, а заодно и перештукатурили их — старая штукатурка заметно пооблупилась. Раз уж влезли в непредвиденные расходы, то процент туда или сюда неважен, а дополнительные затраты провести окажется проще, чем специально затевать косметический ремонт.

На бегу перекусив, она собрала было преподавателей, чтобы еще раз проинструктировать о том, как вести себя в бассейна в присутствии Ее Высочества, будь она неладна (последнее она, разумеется, добавила про себя), а также напомнить остававшейся на хозяйстве Исуке, куда бежать и кого хватать в случае ЧП. Однако инструктаж пришлось скомкать, потому что именно в этот момент в Академию принесло бишопа Сумарто собственной персоной. Поскольку проигнорировать такого важного члена попечительского совета и представителя Церкви Сиори не могла, ей пришлось махнуть рукой и на инструктаж. Клирик долго тянул в ее кабинете чай, несколько раз завариваемый секретаршей, таскал из вазочки печенье, которое Сиори очень любила и сама, и говорил ни о чем и обо всем сразу. В конце концов он прямо поинтересовался, что за слухи ходят по дворцу о странных кадетах Академии, появившихся там вчера поздним вечером (и когда только успел дознаться?), так что пришлось рассказать ему все. Сумарто задумчиво покивал, стянул из вазы последнюю печененку с изюмом (после чего желание Сиори стукнуть его чем-нибудь тяжелым стало особенно сильным) и изъявил желание поприсутствовать на состязаниях по плаванью. В ответ же на нескрываемо ехидную шпильку на тему суетности и нескромности такового события он лишь развел руками и сообщил, что Господь в бесконечной милости и разумности своей склонен прощать своим служителям увеселения, посещаемые по долгу служебной необходимости. Посидев еще немного, он откланялся, на прощанье с сожалением заметив, что появиться в бассейне все-таки не сможет, но попросит отца Фасара как следует присмотреть за иномирянином.

В общем, утро оказалось растраченным на всякие пустяковые мелочи, и к моменту, когда кадеты выстроились на плацу перед вратами в колонну по двое, ректор дошла до крайней степени взвода. Саомир, однако, на которого возложили подготовку кадетов к выходу в свет, не подвел. Оглядев блистающих золотой вышивкой парадные формы мальчишек и девчонок, Сиори слегка успокоилась. Она уже свыклась с мыслью, что иномирянина следует относить к разряду стихийных бедствий. Сбежал и сбежал. Во дворец так во дворец — некоторые кадеты, случалось, и в Приграничье бегали, с чудовищами воевать, и с поезда их ссаживали уже на границе графства Цветов. А что принцесса явится — ну, в конце концов, ей во дворце все время сидеть тоже несладко. Девица она славная, дружелюбная, и хотя слегка взбалмошная, но в целом почти не испорченная. Так что ничего страшного от ее присутствия не случится. Куда хуже получится, если служащие бассейна засунут куда-нибудь отправленные им накануне купальные костюмы, как случилось в прошлом году…

До центрального городского бассейна колонна кадетов дошагала почти вовремя. В пять минут десятого она втянулась на небольшую уютную площадь перед главным входом, обсаженную кустами розы-нобары, как раз недавно зацветшими. Ученики других академий уже выстроились там стройными колоннами. Все, разумеется, вырядились в парадные униформы. Красные мантии юных семинаристов Махотрона, серые с начищенными бронзовыми бляхами мундиры Академии Белладора и зеленые бархатные камзолы Академии Белой Башни светились и сияли под солнцем. Сбоку переминался с ноги на ногу директор бассейна, достопочтенный Ироха Омован, невысокий толстячок с вечной жизнерадостной улыбкой на лунообразном лице. Кадеты Академии Высокого Стиля едва успели встать рядом с остальными (Сиори даже не успела поприветствовать других ректоров), как зазвучали фанфары притулившихся сбоку музыкантов, и на площади появился королевский кортеж.

Принцесса ехала во главе процессии на своем любимом черном жеребце. На сей раз она нарядилась в длинное, до пят, платье зелено-золотых цветов королевского дома с массой оборок, рюшечек и мелких блестящих камешков. В платье наверняка было душно и тяжело, но принцесса героически терпела. Она сидела в дамском седле, свесив ноги на левую сторону, и на ее лице играла рассеянная улыбка. Рядом с ней шел второй жеребец, куда более могучих статей, наверняка наследник древних рыцарских скакунов. На нем тоже виднелось дамское седло, в котором восседала Мира. Девочка, хотя и в идеально отглаженной форме, выглядела явно не в своей тарелке. А позади нее, прямо на крупе жеребца, устроился Май. Он сидел очень странно, поджав под себя пятки и охватывая круп только бедрами, но держался вполне уверенно. На лошади он явно оказался не впервые. Он что-то рассказывал принцессе, что и служило причиной ее улыбок. Кителя на нем не наблюдалось, рукава оказались закатанными до локтей, а утреннее солнце играло на его серебряно-золотом кубирине, совершенно не скрываемом воротом форменной рубашки, расстегнутой едва ли не до пупа.

Охламон.

Позорище.

Ну, только вернется он в Академию!..

Эскорт наполовину состоял из двух десятков конных гвардейцев, возглавляемых неизменным капитаном Крейтом. За ними катились три автомобиля — длинных, приземистых, с открытыми салонами. Их моторы негромко урчали, словно гигантские коты. Физиономии восседавших в машинах придворных тоже смахивали на самодовольные кошачьи морды. Двоих или троих из них Сиори видела раньше в ходе кратких визитов во дворец — на день рождения принцессы и канцлера и по финансовым делам Академии. Ни одной важной фигуры, одна мелочь, из прихлебателей. Гроши за душой, но расфуфырены как натуральные кудзяки. У них задача — не столько других посмотреть, сколько себя показать, даром что вертеть хвостом придется перед подростками.

Фанфары запели снова. Кортеж затормозил, и Май непринужденно соскользнул на землю. Захлопали дверцы автомобилей, придворные бросились к принцессе, но мальчишка уже за талию снял с седла Риту и поставил ее на землю. Затем он помог слезть Мире, по лицу которой скользнула и тут же пропала обиженная гримаска. А ведь девочка уже начала ревновать его к другим. Ну-ну. Но как же он умудрился настолько близко сойтись с принцессой за одну ночь? Особенно после того, как несколько дней назад та спешно уехала из Академии, пребывая в заметном расстройстве духа из-за какой-то его фразочки?

Один за другим начали спешиваться гвардейцы. Не обращая на них внимания, Рита сделала несколько шагов вперед. Сиори поспешно вышла ей навстречу вместе с ректорами других школ и директором бассейна.

— Ваше Высочество!.. — начал было достопочтенный господин Ироха, но принцесса оборвала его движением руки.

— Приветствую всех! — небрежно сказала она. — Прошу прощения, что доставила вам неудобства своим неожиданным визитом, но мне очень уж красочно расписали мероприятие. Я не выдержала и соблазнилась. Дама Сиори, возвращаю тебе твоих учеников, — она кивнула через плечо на меланхолично разглядывающего ногти Мая и напряженно-испуганную Миру. — Прошу, не наказывай их слишком сильно за то, что они развлекали меня вчера вечером.

— Разумеется, Ваше Высочество, — поклонилась Сиори, кожей чувствуя на себе удивленные взгляды остальных ректоров. — Господин Май, госпожа Мира, будьте любезны встать в строй.

— Есть встать в строй! — сдавленно пискнула Мира. Она дернула Мая за руку (Сиори показалось, или малолетний нахал и в самом деле слегка подмигнул?), и они быстро ушли в хвост колонны Академии.

— Давайте начинать соревнования, — нетерпеливо сказала принцесса. — Церемонии не обязательны. Крейт, личный обыск на входе всем подряд устраивать тоже незачем.

— Я и не собирался, Ваше Высочество, — громыхнул гвардеец.

— Вот и замечательно. Чего мы ждем? Начинать пора.

— Мы с радостью выполним любое указание Вашего Высочества! — низко поклонился директор бассейна. Он подал знак, и оркестр торжественно завел мотив «Чести и меча».

На глаз и исходя из знания численности других Академий, Сиори прикинула, что общее количество подростков далеко превышало четыре сотни. Суматоха, которая неизбежно должна была возникнуть при таком скоплении народа, принцессиным присутствием если и усугубилась, то ненамного. В конце концов студентов и кадетов развели по отведенным им трибунам, участники команд отправились в раздевалки, а принцесса в сопровождении десятка придворных хлыщей и капитана Крейта устроилась на почетной трибуне — высокой площадке, нависающей над самым бассейном. Ректоры устроились на противоположной площадке. На самом-то деле ближние дорожки видно с нее было куда хуже, чем с обычных трибун, и Сиори предпочла бы разместиться вместе со своими, но должность обязывала. Взглядом она нашла в общей толпе Мая. Вместе с Мирой он сидел на дальней от бассейна скамье, окруженный плотной толпой любопытствующих. Впрочем, толпу почти сразу энергично разогнала староста второго курса. Из-за общего гула Сиори не слышала, что именно девушка, энергично жестикулируя, сказала ему, но тот в конце концов дурашливо отдал честь, застегнул рубашку и расправил рукава. Все-таки молодец Сёя. Недаром она уже полтора года остается бессменной старостой.

— Дама Сиори! — сбоку склонился Фасар Полесье, ректор Махотрона, благообразный старик в мантии воя-священника. — Не слишком ли нескромно с моей стороны поинтересоваться, каким образом твой студент оказался в свите принцессы? Если я правильно понял по кубирину, он — тот самый странный молодой человек из другого мира, о котором в последнее время ходит столько слухов?

— Ох, отец Фасар, и не спрашивай, — покачала головой Сиори. — Мальчик тот самый, но как он пробился к принцессе — ума не приложу. Вчера вечером он самовольно исчез из Академии, и я не имею никакого понятия об его приключениях. Одно могу заметить — радуйся, что он оказался не под твоей опекой.

— Сочувствую, дама Сиори, — покивал Фасар, степенно погладив бороду. — Ну что же, Всевышний любит посылать нам испытания. И не расстраивайся, если моя команда займет первое место. Беды, они часто ходят стаями.

В его глазах сверкнули веселые искорки.

— В прошлом году мои ученики заняли первое место и в личном, и в командном зачете! — фыркнул ректор Академии Белладора, рыцарь Каватта Расцвет. — Не вижу, почему сегодня что-то изменится.

— Может, потому, что мои студенты возьмут верх? — невозмутимо спросил ректор Белой Башни, рыцарь Перик Невысокий. — Есть такое мнение, что они подготовлены лучше всех.

— Как всегда, Всевышнему решать, кто именно самый достойный! — смиренно откликнулся Фасар.

— Разумеется, святой отец, — хмыкнула Сиори. — Всевышнему — ну, и судьи тоже немного поучаствуют.

Раздалась громкая трель свистка, и на тумбы поднялись первые пловцы. Вначале предстояла эстафета брассом среди юношей — четыре по двадцать. Плыть им предстояло по центральным дорожкам — три крайние оставались свободными. Позади уже маячили пловцы второй очереди, готовые спрыгнуть в воду немедленно после старта первых. Красные, синие, серые и зеленые купальные костюмы расцветили мертвенно-белую кафельную плитку. Против воли Сиори напряглась. В прошлом году на эстафете Академия заняла второе место. Удастся ли на сей раз победить? Она окинула внимательным взглядом первого пловца Академии — Хито Басиру. Шестнадцатилетний третьекурсник казался напряженным, но в меру, а его серые глаза азартно поблескивали в тон серебряному кубирину. Именно на него возлагались основные надежды. В прошлом году он неудачно заболел и пропустил соревнования, из-за чего страшно переживал и тренировался с удвоенной страстью. Сейчас его последний шанс завоевать золотую медаль.

Второй свисток — и четверо юношей стрелами вонзились в воду. Яростно загребая руками, они целеустремленно плыли с такой скоростью, что Сиори лишь уважительно покачала головой. Хито сразу вырвался вперед почти на полтора корпуса, и трибуны завизжали, засвистели и завопили, подбадривая своих. Принцесса на противоположном балконе наклонилась вперед, перегнувшись через перила и напряженно уставилась на происходящее. Ее губы неслышно шевелились. Интересно, за кого она болеет?

На противоположном конце бассейна пловцы перевернулись, оттолкнулись ногами от стенки и рванулись в обратную сторону. Пловец Махотрона в алом купальном костюме слегка сократил разрыв, но Хито все равно оставался впереди более чем на корпус. На втором и третьем этапе разрыв слегка сократился, но плывший последним Терабой Горизонт даже немного увеличил его — и первым коснулся рукой бортика. Запела одинокая фанфара, и на табло взвился первый шар — синий. Остальные школы разочарованно приутихли, зато секция Академии просто взорвалась. Девочки прыгали и визжали, мальчики размахивали в воздухе кулаками, а некоторые даже хором исполняли на неизвестно где раздобытых свистках гимн Академии. Принцесса, успела краем глаза заметить Сиори, тоже слегка подпрыгивала на своем стуле и стучала кулачками по перилам. Значит, она все-таки болела за Защитников. Однако Сиори уже было не до нее. Она нашла взглядом Мая и Миру. Мира с энтузиазмом принимала участие в общем гвалте, но мальчик скорчился на скамье в позе, которая Сиори крайне не понравилась. Похоже, он опять отключился. А ведь он не может бодрствовать ночью, с опозданием вспомнила ректор. Ему обязательно спать нужно. И в предыдущие дни он неважно себя чувствовал. Чего же ему стоили нынешние ночные похождения и почему он вообще на них решился? В Академии его первым делом нужно отправить во владения Клии. Пусть проверит его как следует. Да он вообще жив? Может, попросить Клию заняться им прямо сейчас?

Сиори дотронулась до кубирина, чтобы включить связь, но тут Мира наконец заметила неладное, склонилась над своим фертратом — и откуда он только взял такое словечко? — и принялась трясти его за плечо. Несколько секунд спустя мальчик встрепенулся, выпрямился и огляделся по сторонам. Потом что-то спросил. Мира хлопнула его ладонью по макушке, и он, закивав, потряс в воздухе кулаком и, видимо, закричал. Вышло у него неубедительно. Нет, обязательно его к Клии сразу по возвращению.

— Вот так вот, дамы и рыцари, — вслух громко, чтобы перекрыть гвалт, сказала Сиори. — У нас первое первое место. Не расстраивайтесь, но звезды сегодня сулят нам его и в общем зачете.

— Не хвались брошью до покупки, Сира, — в своей обычной невозмутимой манере парировал рыцарь Перик. — Соревнования только начались, и Белая Башня еще себя покажет.

— Конечно-конечно, Перик, — обаятельно улыбнулась ему Сиори. — Соревнования еще впереди, и на них разыгрывается масса серебряных медалей. Они тоже хорошо выглядят.

Однако дальше дела пошли хуже. Эстафета среди девочек дала всего лишь третье место и победу Махотрона. На финальной стадии стартовавшая последней Одора (чей купальник, разумеется, нарушал все правила приличия) в отчаянном рывке догнала и обогнала девочку из Белладора, но на большее ее не хватило. Личное первенство брассом среди мальчиков — золото у Махотрона. Среди девочек — у Белой Башни. Кроль — среди девочек победила Академия Высокого Стиля (Одора и во второй раз проявила себя с самой лучшей стороны), но среди мальчиков Высокий Стиль оказался последним, а победил Белладор.

Принцесса явно наслаждалась происходящим. Болела она, по-видимому, все так же за Защитников, но и победам других школ тоже радовалась. Она раскраснелась, поначалу тщательно уложенная прическа растрепалась, и она визжала и колотила по перилам ничуть не хуже, чем школьницы на трибунах. Капитан Крейт и еще одна женщина, некрасивая Защитница с лиловым камнем в золотом кубирине, с каменными физиономиями стояли у спуска с почетной трибуны, а притащившиеся с принцессой придворные прихлебатели из свиты откровенно скучали на своих жестких и неудобных стульях. Какие-то эмоции они пытались изображать, но выходило у них настолько ненатурально, что лучше бы они просто зевали.

Далеко на городской площади часы пробили один раз. Сиори достала из кармашка жакета серебряные часы, отщелкнула крышку и посмотрела на циферблат. Половина первого. Надо же, как быстро пролетели полтора часа! Последнее состязание, и в час — в начале второго они вернутся в Академию, лишь немного опоздав к обеду. Все почти по графику.

Снова пропела фанфара, и трибуны притихли.

— Внимание всем! — громко заявил в мегафон судья. — Поскольку соревнования принесли по две золотых медали семинарии Махотрона и Академии Высокого Стиля, победитель сегодняшнего состязания все еще не определен. Поэтому от Махотрона и Академии Высокого Стиля вызываются по одному участнику, которые и определят судьбу большого золотого кубка. Жребий указал, что состязаться должны юноши. У команд есть две минуты для того, чтобы определить выступающих.

Вариант не самый частый, но случающийся, и кандидатов Сиори с Грампой оговорили заранее. Хито Басира, поймав взгляд лейтенанта, с готовностью вскочил со скамьи, сбросив махровую простыню. Под его влажным купальным костюмом перекатывались мускулы. Плыть во второй раз, да еще и в такой ответственный момент, всегда сложно, но юноша вряд ли позволил бы кому-то обойти себя. Все или ничего — как иногда завидуешь юности с ее прямолинейной бескомпромиссностью! Слегка утешает лишь то, что его сопернику тоже предстоит плыть повторно.

Соперником Хито вышел тот же юноша, что и в эстафете — высокий мальчик с длинными угольно-черными волосами, сейчас собранными в тугой узел на затылке, с широкой грудью и длинными руками. Судя по чертам лица — из Приморья, из Поравии или Пиласты. Вероятно, с детских лет чувствует себя в воде как рыба — в отличие от Хито, который родом из засушливой Феерии. Очень опасный соперник. В первый раз он заметно уступил Хито, но кто знает, что получится во второй? Наверняка сознание первого поражения заставит его выложиться по полной.

— На старт! — судья поднял руку и подул в свисток. — Приготовиться… — Он посмотрел на хронометр и снова поднес свисток ко рту.

И в этот момент бассейн осветился синими вспышками.

Закрутившийся прямо в толще воды и тут же выпроставшийся над поверхностью, бледный в солнечных лучах синий смерч заставил трибуны дружно охнуть. Судья поднял взгляд — и свисток выпал из его растерянно приоткрывшегося рта. Сиори вскочила. Откуда взялся портал? Они никогда не возникают мгновенно. И она никогда в жизни не слышала, чтобы порталы возникали в воде! Даже в прибрежных графствах — всегда на побережье, пусть хоть в считанных вершках — но на суше.

А времени думать уже не осталось.

Крутящийся синий смерч рванулся к сводам зала, и красный всполох озарил его изнутри. Первый. Второй. Третий…

Прорыв в центральных графствах.

Первый за всю историю Сайлавата.

— Крейт! — во все горло гаркнула Сиори, вскакивая на ноги. — Уводи принцессу! Живо!

Красные вспышки слились в одно непрерывное свечение, наливающее угрожающим багровым цветом, заслонившим противоположный балкон, но Сиори еще успела заметить, как Крейт размытой тенью прянул вперед, а проявившееся за его спиной полотнище Щита мгновенно вспухает в размытое серое облако, накрывающее почетную трибуну. Но времени оставалось слишком мало, и принцесса — не ее забота.

Общая активация кубиринов?

Нет, нельзя. Второкурсники — туда-сюда, а первокурсники просто-напросто покалечат себя и окружающих.

— Грампа! — заорала она, перегибаясь через перила. — Саомир! Клия! У нас Прорыв! Авторизовать третий курс, живо! Потом второй! Уводите всех, кого сможете, своих и чужих! В драку не вступать, не вступать!

— Какой прорыв, дама Сиори? — растерянно спросил за спиной Каватта Расцвет, и только тут Сиори сообразила, что преподаватели Академии Высокого Стиля здесь единственные, кто сражались в Приграничье. И что больше никто не понимает, что происходит.

— Чудовища! — резко бросила она, поворачиваясь. — У нас минута, максимум полторы! Потом сюда повалит туча демонов. Я еще ни разу не видела такого большого активного порта…

Громкий рев заглушил ее слова, и колонна смерча раскрылась гигантским цветком-воронкой. Причудливо изогнувшись, смерч начал неторопливо опускать свой раструб вниз — к противоположной трибуне.

К трибуне, с которой уже сбегал вниз Крейт с перекинутой через плечо женской фигуркой, отчаянно молотящей его кулаками по спине, закрытой литой бронзовой кирасой.

Поздно.

Туша огромного черного слизня, покрытого красными гнойными пятнами, шлепнулась на ступени прямо перед Крейтом, и тот, затормозив, попытался обогнуть ее справа. Но слизень с неожиданным проворством выбросил в его сторону тонкое черное щупальце. В последний момент перед ним вспухло полотнище Щита, и соскользнувший отросток вонзился в мраморные перила с силой чугунного молота. Во все стороны полетело белое крошево. Тут же черную тушу перечеркнула яростная синяя молния — вторая Защитница принцессы, скользнув мимо Крейта, нанесла удар своим Атрибутом, трехсаженным огненным палашом. Клинок из тех, что без особого напряжения рубят камень и железо, вонзился в гладкую слизистую шкуру — и бессильно соскользнул, оставив лишь небольшой разрез. Второй отросток слизня ударил уже в Защитницу — и тоже соскользнул с вовремя подставленного Крейтом Щита. Слизень неторопливо пополз вперед, не обращая внимания на осыпающие его удары Меча Защитницы, и Крейт попятился назад.

Из вспухшего на боку смерча багрового гнойника вырвалась туча крупных, с кулак, насекомых, смахивающих на помесь пчел с комарами: огненные шершни посверкивали искрами пламени на концах брюшек и хоботков и угрожающе гудели. Второй черный слизень уже спешно выталкивал свое бесформенное тело из пылающей багровым воронки.

С легким гулом мимо плеча Сиори пронесся комок багрового пламени. Он врезался в бок слизня — и растекся по нему бледной, мгновенно потухшей пленкой. Сиори обернулась. В ладонях ректора Махотрона уже набухал второй огненный шар…

…черный силуэт девочки перед ревущим и визжащим демоном, и набухающий в ее ладонях комок красно-белого пламени…

…готовый поразить все ту же цель.

— Не в слизней! — рявкнула Сиори. — Они неуязвимы для огня! В шершней!

Фасар коротко кивнул, и шаровая молния с легким свистом вонзилась в нерешительно клубящуюся тучу насекомых, проделав в ней ясно видный канал. Вниз, в воду, просыпалось с десяток обгорелых комочков.

— Сиори, командуй! — резко каркнул Каватта. — Ты самая опытная.

В руке ректора школы паладинов ровным белым пламенем горел обнаженный святой меч.

— Никакой драки! Вниз, быстро! — скомандовала Сиори. — Нужно вывести детей, пока не появилось что-нибудь похуже. — Она вызвала свой палаш и, опрокинув свой стул на ноги, обрубила ему ноги и спинку. Придется вспоминать давно забытые навыки балансирования. — Отец Фасар, наведи левитацию, быстро!

И тут на трибунах внизу завизжала девочка.

* * *

Наблюдая за соревнованиями, Мира почти забыла о ночных приключениях.

Дворец накануне поразил ее всем сразу: коваными фигурными решетками сада, огромным внутренним двором, мощеным непонятным черным камнем, сиянием фонарей и люстр, мягкими коврами, золоченой мебелью из неизвестного, но очень дорогого на вид полированного дерева, зеленого плюша и бархата, мраморными и малахитовыми статуями необычайной красоты и почти что живыми, не уступающими им красотой и изысканностью каменными, стеклянными, фарфоровыми и металлическими вазами в человеческий рост и тому подобными вещами. Она боялась даже рот раскрывать, чтобы ненароком не осквернить окружающее великолепие своими глупыми словами. Принцесса тоже поразила ее, но совсем иначе. В простом халате, пусть и королевских цветов, и в мягких тапочках, с волосами, заплетенными в уложенную на затылке косу, она казалась какой-то обычной домохозяйкой, мамашей двух или трех малых детей, отдыхающей перед сном с авантюрным романом про рыцарей и благородных разбойников.

Май, разумеется, нахал. Ужасный и неисправимый. На месте принцессы она бы попросту приказала его выпороть и выгнать из дворца. А та, посердившись лишь для виду, с увлечением слушала его россказни, в которых половина, разумеется, враки. Миру она в упор не замечала, чему та оказалась только рада. Хватит с нее приключений по горло, обойдется она без разговоров с принцессой. Она не заметила, как задремала, и не проснулась до конца даже тогда, когда королевская фрейлина, толстая добрая тетушка, помогла ей переодеться в необычно мягкую и удобную пижаму и накрыла одеялом.

С утра сказка продолжилась. Ее форма за ночь оказалась вычищенной и отглаженной так, что просто сияла. Затем она ела за одним столом с десятком фрейлин, бросавших на нее с Маем настороженно-неприязненные взгляды, и с по-прежнему не замечавшей ее принцессой, полностью поглощенной гостем-иномирянином. Кушанья, которые ей подносили лакеи в зелено-золотых ливреях, казались невероятно вкусными. Она не привыкла много есть с утра, но как можно обойти молочную манно-тыквенную кашу с сахаром и тончайшим привкусом ванили и каких-то других специй? Салат из фруктов, из которых она опознала, и то лишь на вкус, только яблоки? Маленькие жареные колбаски, от одного запаха которых рот наполнялся слюной, а вкус казался просто небесным? Нежные яблочные тарталетки под сладким сиропом, тающие во рту? Крупную, с кулак, клубнику под взбитыми сливками?.. В конце концов она отвалилась от стола, чувствуя себя комаром, насосавшимся крови так, что не в состоянии взлететь. Наверняка она наберет сегодня сразу лишний килограмм веса и получит заметно округлившееся пузико, и потом придется месяц сидеть на строжайшей диете. Но все равно — оно того стоило. Правда, ей никто не поверит, когда она расскажет в Академии, что спала в соседней комнате с принцессой и ела с ней за одним столом. Но воспоминания-то все равно останутся!

Потом принцесса долго ругалась с невысоким дядькой в зеленом бархатном камзоле с обилием золотых и серебряных висюлек, и Мира даже не сразу сообразила, что перед ней сам государственный канцлер Сайлавата. Она благоразумно спряталась за занавеску в дальнем углу огромного зала с блистающим свежим воском паркетом, а потому не разобрала разговор. Кажется, канцлер не хотел, чтобы принцесса куда-нибудь ехала, и его свита — два десятка расфуфыренных теток и дядек — мрачно сгрудилась у него за спиной, словно готовясь всем скопом наброситься на принцессу, связать ее и запереть в ее покоях. Потом Май вылез из мягкого кресла, в которое забрался сразу по появлении канцлера, и насмешливо произнес несколько фраз, распахнув ворот рубашки. Он небрежно взял принцессу за руку — Мира аж вздрогнула от такой наглости, но та даже не пошевелилась — и, подняв вверх, продемонстрировал канцлеру ключ-перстень на ее указательном пальце. Канцлер сначала побелел, потом побагровел, а потом вообще пошел пятнами. Он поднял было пухлый жирный кулак, но Май стоял, скрестив руки на груди и насмешливо улыбаясь, и канцлер, зло сплюнув, повернулся и ушел. Его свита, мрачно оглядываясь, потянулась за ним.

Когда их кортеж двигался по улицам города (Мира страшно хотела хоть раз проехаться на настоящем автомобиле, но ее никто не позвал, а напрашиваться она не решилась), она почувствовала, что чувствует себя все более и более неуютно. И дело было даже не в дамском седле, в котором она раньше никогда не ездила. Считанные минуты отделяли ее от встречи с госпожой Сиори. Май упомянул, что в Академию сообщили о том, где они провели ночь, и госпожа ректор наверняка слопает ее живьем. Май, скотина! Ведь обещал, что к полуночи вернет ее обратно в домиторий, а сам?.. Ему хорошо, гусь в воде не тонет, а вот что станет с ней? Она-то не из другого мира! Ей уже объявили один выговор… ой, а ведь она на испытательном сроке! Ох, что будет… Однако руки сидящего позади Мая, спокойно лежащие на ее талии, странным образом успокаивали.

— Не тушуйся, — шепнул он ей в ухо, когда впереди показалась площадь перед бассейном, на которой уже выстроили ученики всех четырех школ. — Рита нас прикроет.

Вот как? Его сама принцесса уже покрывает? Миру неприятно кольнуло в сердце. Когда на площади он помог первой спуститься с коня Рите, ее кольнуло еще раз. Да какое, в конце концов ей, Мире, дело? Пусть хоть женится на принцессе! Тоже мне, верный фертрат нашелся!.. Но Май тут же снял с коня и ее, слегка подмигнув, и она почему-то сразу его простила. В конце концов, принцессе по этикету положено оказывать знаки внимания.

Госпожа Сиори и в самом деле ее не слопала, лишь глянула многозначительно — мол, потом обсудим твое поведение. На сердце снова стало неспокойно. Но на соревнованиях она расслабилась. Она с азартом болела за своих, и даже проигрыши ее не очень огорчали. Главное, что весело. Май, правда, то и дело засыпал, и его приходилось тормошить и расталкивать.

И вот — последнее соревнование. Мира откровенно любовалась Хито. Юноша казался воплощением цветущей мужской красоты: высокий, широкогрудый, с мышцами, играющими под тонкой влажной тканью купального костюма, с обаятельной, хотя сейчас заметно напряженной улыбкой и пробивающимися над верхней губой усиками. Конечно, нет ни одного шанса, что он когда-нибудь обратит на нее внимание, особенно когда под боком у него все время крутится Одора и другие старшекурсницы с бесстыдно большими грудями. Внезапно она вспомнила, как Май целовал ее — тогда, в первый вечер, и потом на крыше, и в сердце сладко защемило. Ну и пусть Хито ее не замечает. Зато у нее есть свой фертрат, пусть даже непослушный и нахальный.

Почему судья не свистит? И почему так тихо?

Что-то полыхнуло красным на границе зрения, и Мира повернула голову, чувствуя, что цепенеет от изумления. Из воды бассейна торчал, вращаясь, синий смерч по крайней мере в пять саженей высотой. Внутри него все быстрее и быстрее мигали красные вспышки. Портал? Но откуда он здесь? Да еще и такой огромный? И почему он наливается багровым свечением?

— Крейт! — от резкого окрика Мира вздрогнула. — Уводи принцессу! Живо!

Мира глянула на почетную трибуну. Снизу площадку видно не было, но голос Сиори, резко говорящей что-то, она слышала. Вокруг противоположной почетной трибуны взвихрилась серая дымка — Щит? Чей? Принцесса вскочила на ноги — и тут же оказалась перекинутой через плечо невесть как оказавшегося рядом давешнего телохранителя — рыцаря Крейта, тут же бросившегося назад. Придворные, сидевшие рядом с принцессой, растерянно заоглядывались, кое-кто из них поднялся на ноги. Сиори перегнулась через перила со стороны секции Академии.

— Грампа! — крикнула она. — Саомир! Клия! У нас Прорыв! Авторизовать третий курс, живо! Потом второй! Уводите всех, кого сможете! В драку не вступать, не вступать!

Прорыв?

Во внутреннем графстве?! ВЦетрии?!!

Так не бывает!!!

— Первый курс, встать! — громко сказала над ухом Клия. — Быстро! К выходу, живо!

— Третий курс! — скомандовала Грампа. — К авторизации приготовиться! Цан! Цан! Цан! Цан!..

— Цан! Цан! Цан!.. — вторили ей голоса Саомира и Клии. — Второй курс! К авторизации…

И тут на противоположной стороне бассейна, в секции завизжала девочка, и ее визг сразу же подхватили десятки голосов.

Смерч портала все еще изгибался, склонив воронку к почетной трибуне, но его бока вздулись отвратительными багровыми пузырями. Один из них лопнул, и из него на бортик бассейна выпало что-то большое, бесформенное и извивающееся бесчисленными зелеными щупальцами, тут же принявшимися хлестать по трибунам. Несколько студентов Махотрона, попавшие под удары, разлетелись в стороны, словно кегли. На трибунах мгновенно вспыхнула паника, и тут на боку смерча лопнул еще один нарыв. Большая синеватая туша, подняв фонтан брызг, рухнула прямо в бассейн, и в воздух взметнулся еще один мечущийся частокол щупалец. Несколько десятков длинных гибких хлыстов в мгновение ока оплели трибуну, на которой только что находилась принцесса, скрыв ее под слоем отвратительно шевелящейся и пульсирующей плоти.

Мира ощутила, что цепенеет. Мир вокруг стал гулким и серым. Кричали люди, раздавались резкие окрики команд, вокруг метались и суетились неразличимые фигуры. Надо… надо… надо что-то сделать… что?.. как?.. Внутри быстро нарастал ужас, туманящий взгляд и требующий одного: бежать, бежать, бежать как можно быстрее, неважно куда, главное — куда угодно, только подальше отсюда. Нельзя! — крикнула она себе. Ты Защитница! Ты обязана сражаться!.. Авторизация, да, ей нужна авторизация! Она тоже поможет…

Белое пятно мелькнуло у нее перед глазами и взорвалось фонтаном кровавых брызг. Пощечина ожгла ей щеку, и она, охнув, непонимающе воззрилась на нависшего над ней Мая.

— Ты что, заснула, хозяюшка? — в его руке мелькнул и пропал давешний нож-«бабочка». — Хочешь, чтобы тобой вот эта зверюшка пообедала?

Он вскинул руку, в которой затихающе дергалась тварь, напоминающая небольшого симпатичного кролика, но с непропорционально длинными задними ногами, с клыками длиной сантиметров пятнадцать и еще светящимися оранжевым глазами. Ее брюхо оказалось распоротым снизу доверху, и из него толчками вываливалась отвратительная красно-бурая масса.

— Сзади! — крикнула Мира, и Май, извернувшись кошкой, вонзил нож в тушку еще одного клыкастого прыгуна, отбросив его от себя.

— Назад! Все к выходу! — гаркнул рядом голос Грампы. — Не нападать! Защищаться, но не нападать! Отступать к выходу! Кадет Мира Аттэй, тебе особое приглашение нужно?

— Гра, авторизацию мне! — Май схватил воспитательницу за руку.

— К выходу, я сказала! — Грампа сделала резкое движение правой рукой, и в ней возник Атрибут. Древко булавы, по которой бежали бирюзовые сполохи, мгновенно удлинилось, и венчающий ее шипастый шар врезался в еще одну вываливавшуюся из портала тушу, пробив ее насквозь. Булава тут же растаяла, и бьющаяся в конвульсиях тварь рухнула в воду бассейна.

— Там принцесса! — заорал Май. — Она погибнет! Авторизуй меня!

— Я сказала — нет! К выходу! — Грампа отвернулась и бросилась в гущу студентов, отдавая команды.

Оглушительный вой раздался над бассейном, и из смерча вывалились новые демоны. Огромные, с лошадь, жуки с массивными рогами на морде валились на трибуны, подминая под себя школьников. Одного из них, свалившегося на ближнюю сторону бассейна, охватило двойное облако из оранжевых и фиолетовых полотнищ — Щиты Клии и Саомира. Оно резко сжалось, и жук хрустнул, сплющился, словно раздавленный таракан, упал на спину и больше не шевелился. Но те, что приземлились на другой стороне, тут же заворочались, разворачиваясь, и целенаправленно двинулись к оплетенной щупальцами почетной трибуне, не обращая внимание на подворачивающихся под ноги учеников.

Мира бросила быстрый взгляд по сторонам. Несколько третьекурсников с активированными Атрибутами уже выстроились в редкую шеренгу на передней скамье трибун. Саомир стоял впереди всех, и его Щит вдруг вспыхнул ослепительным оранжевым пламенем и развернулся сплошной волнующейся стеной — саженей пять в ширину и не ниже трех в высоту. Клия торопливо активировала Атрибуты других третьекурсников. Первокурсники и второкурсники, оглядываясь, торопились к проходам, ведущим через трибуны наружу. На противоположных трибунах преподаватели, похоже, тоже справились с первым потрясением. Рой гигантских насекомых, висевший в вышине, пронзительно загудел и обрушился вниз — только для того, чтобы десятками пылающих искр просыпаться в воду: кто-то из вой-священников успел поставить огненную завесу на их пути, а три или четыре огненных шара довершили дело. Фигура в синем — неужели госпожа Сиори? — спикировала сверху на одного из гигантских жуков, и от удара призрачным огненным мечом в его черном панцире вспыхнул и запылал жарким пламенем длинный пролом. Жук задергался, опрокинулся и засучил в воздухе ногами, а Сиори уже оказалась от него в трех саженях — с барахтающимся в ее руках мальчике в сером кителе. Уронив спасенного на скамью возле выхода, Сиори взмыла вверх (Мира разглядела, что в качестве средства для полета она использует сиденье от разломанного стула, светящееся радужной пленкой наведенной левитации), описала высокую дугу и скрылась за гостевой трибуной. Белыми и красными вспышками мелькали клинки святых мечей, рассекая саблезубых прыгунов и каких-то небольших летучих демонов размером с курицу.

— Мне нужна твоя авторизация! — на ухо Мире крикнул Май. — Авторизуй меня! Живо!

— Нам же сказали уходить… — растерянно посмотрела на него девочка. Она уже немного пришла в себя от первого потрясения. В глубине груди она чувствовала знакомый зуд полученной авторизации. Ей тоже хотелось атаковать чудовищ, но природное благоразумие подсказывало, что она станет только путаться под ногами. Она еще не слишком хорошо управлялась со своей глефой, и в свалке боя, скорее, зацепила бы кого-то из своих, чем мелкого шершня или юркого саблезубого прыгуна. — Май, мы слишком неопытные! Первое правило — не суйся куда не просят, только хуже сделаешь! Взрослые сами разберутся!

В ответ Май выдал такую тираду, что Мира, хотя и не поняла половину слов, почувствовала, как уши и щеки начинают гореть от смущения.

— Ты что, совсем сдурела? — наконец осведомился он. — А если сейчас оттуда огненный дракон полезет? Куда ты от него спрячешься? И принцесса — она же там, под щупальцами!

— Там рыцарь Крейт! — Мира ткнула пальцем в площадку почетной трибуны, опутанную пятисаженным клубком отвратительной шевелящейся плоти. — Видишь — у него Щит активен! Он держится! Ему сейчас помогут! И портал заглушат! Я знаю, есть способы.

— Мира, — внезапно терпеливым тоном сказал Май, — ты что, не поняла еще? Мы имеем дело не с обычным порталом. Я читал — из них по чудищу в час вылезает, а чаще всего — еще медленнее. И ты хоть раз слышала о Прорывах во внутренних графствах? И почему вся гадость ползет именно в сторону принцессы?

— Ты хочешь сказать…

— Я ничего не хочу сказать! — снова рявкнул Май. — Я говорю открытым текстом — это покушение! Я не знаю, кто и как его организовал, кто и как научился открывать порталы в нужном месте и наводить чудовищ на людей, но это покушение! И тот, кто его устроил, знал, кто окажется рядом с принцессой здесь и сейчас и какое сопротивление они окажут! Если я немедленно не активирую свой Атрибут, принцессе конец! Ну?

— Да как я могу авторизовать тебя без ключ-перстня? — беспомощно спросила Мира. — У меня же его нет.

— Значит, надо у кого-то раздобыть! Где Грампа, мать ее за ногу?

— Кадет Май Куданно! — словно призванная заклятьем, рядом материализовалась Грампа. — Почему ты все еще здесь? К выходу! Или мне тебе по башке дать и бессознательного вытащить?

— Смотри, Гра! — Май ткнул пальцем в сторону смерча.

Снова раздался жуткий вой, и из портала в воду обрушилось еще несколько туш. В воздух взметнулся колышущийся лес щупалец, мгновенно закрывший противоположные трибуны. Часть из них хлестнула по Щиту Саомира, и хотя они тут же рассыпались золой, Щит, вспыхнув напоследок, погас. Саомир, пошатнулся и опустился на одно колено. Перед шеренгой, в которой стояли уже все третьекурсники, тут же забликовала фиолетовая с багровыми прожилками завеса Щита Клии. Из воды на бортик поползли толстенные, в сажень, змеи — длинные, нескончаемые, с тройными пастями и длиннющими зубами. Сухо затрещало, и сеть молний окутала бассейн, а сверху хлестнул ливень острых ледяных осколков. Тщетно. Часть щупалец, свернувшись в клубки, спряталась в воду, но змеи не обратили внимание ни на лед, ни на молнии. Сверху опять спикировала Сиори. Ее нестерпимо пылающий призрачный меч, удлинившийся до немыслимой пятисаженной длины, широкой дугой полоснул по змеям. Две или три, рассеченные пополам, забились в агонии, но колышущиеся над бассейном щупальца вдруг резко скрутились в один длинный высокий пучок, который хлестнул ректора Академии, заставив ее перевернуться в воздухе и с размаху врезаться… нет, Щит Клии резко съежился и окутал ее коконом, не позволившим удариться о перила опустевшей почетной трибуны и мягко опустившим на скамью неподалеку от выхода. Щит тут же снова развернулся в завесу, но одна из змей поднялась вертикально, на мгновение замерла, словно раздумывая, и с таранной силой врезалась в Щит головой. Завеса погасла, а Клия упала, словно подкошенная. Булава Грампы обрушилась на чудовище сверху, раздробив две пасти из трех. Змея откачнулась, свилась в кубок и резво нырнула в бассейн.

— Отступать! — крикнула Грампа, бросаясь к шеренге третьекурсников. — Слушай мою команду!..

— За мной! — Май ухватил Миру за руку и через скамьи поволок к медленно поднимающейся на ноги Сиори. Та казалась оглушенной и постоянно встряхивала головой. Мира вместе с ним прыгала через скамьи и про себя от души ругала своего придурочного товарища. Он что, всерьез воевать намеревается? Одно утешение — они наконец-то движутся в сторону выхода, через который уже выбегали последние кадеты Академии, не стоящие в защитной шеренге. На их стороне трибун нечисти не осталось, а что творится на противоположной — не видно из-за щупалец. Только гостевая трибуна, погребенная под массой щупалец, тошнотворным комом возвышалась над превратившимся в отвратительное бурое болото бассейном.

— Сиори! — Май ухватил ректора за плечи и несколько раз встряхнул. — Ты меня понимаешь? Ты меня слышишь?

— Кадет Май! — сквозь зубы проскрежетала Сиори. Из ее носа потекла тонкая струйка крови. — Перестань меня трясти. Уходи, немедленно! К выходу!

— Там принцесса! — мальчишка ткнул пальцем в сторону гостевой трибуны. — Ее нужно спасти! Любой ценой, слышишь? Дай Мире ключ-перстень, чтобы она меня авторизовала!

— Ты не можешь контролировать…

— Могу! Времени нет, ты, тупая кобыла, по башке трахнутая идиотка! Ты можешь думать не по Уставу, а своей головой? Мне перстень силой отобрать?!

Раздался скрежет камня о камню. Мира замерла. Ком щупалец на гостевой трибуне дрогнул — и принялся медленно сползать… нет! Вся трибуна затрещала, захрустела, заскрежетала и резко сдвинулась под весом налипшей на нее демонической плоти. Она просела сначала на полсажени, затем еще на столько же — и, словно устав сопротивляться, с громким плеском и бултыханием обвалилась в бассейн. Тьма щупалец сомкнулась над ней и заколыхалась в прежнем ритме.

— Она сейчас захлебнется! — заорал Май, встряхивая Сиори, словно тряпичную куклу! — Я никогда не прощу, если она погибнет из-за тебя! Ты сама себе никогда не простишь! Хватит игр в кадетов и академии, она сейчас умрет по-настоящему!

— Май! — рявкнула возникшая рядом Грампа. Мимо них размеренно прыгали со скамьи на скамью два десятка третьекурсников из защитной шеренги. Двое мальчиков тащили под руки бессознательную Клию, на третьего тяжело опирался Саомир. — Ты что делаешь, драть тебя по самые гланды! Ты как со старшими разговариваешь?

— Стой, Гра! — Сиори тяжело поняла руку. — Он прав. Мира… сделай. Я помню, что тебе больно, но авторизуй его, ладно? Команда «цан», не забыла?

Она медленно стянула с пальца стальной перстень с гербом Академии на печатке и сунула его в ладонь опешившей Мире.

— Гра, помоги встать… — тихо попросила ректор. — Ноги не держат… Уходим.

— Но…

— Мы ничего не можем поделать. Май, оставляю все на тебя. Но только помни — если ты погибнешь, мне останется только умереть от позора.

— Не волнуйся, Сира, — Май успокаивающе провел рукой по ее волосам. — Все в норме. Меня очень непросто убить даже в вашем мире. Гра, вытаскивай ее отсюда. И хозяюшку мою прихвати сразу после активации.

— Если погибнешь, малыш, домой можешь не возвращаться. Урою! — сквозь зубы пообещала воспитатель. — Типи! — Она махнула рукой старосте третьего курса, невысокому коренастому парню со шрамом на левой скуле, над которым в воздухе плавала горящая белым пламенем шпага. — Ко мне. Видишь ее? — она ткнула пальцем в Миру. — Сейчас она авторизует Мая, и ты лично проследишь, чтобы она немедленно убралась отсюда. Ну-ка, Сира, пойдем, — она закинула руку ректора себе на плечо, и та начала медленно подниматься.

— Чего ждешь? — нетерпеливо спросил Май. — В темпе! Ну?

Он спрыгнул на скамью рядом ниже и выжидающе посмотрел на Миру.

Мира растерянно посмотрела на ключ-перстень в своей ладони. Решившись, она сунула в него указательный палец — как и в прошлый раз, перстень, поначалу свободный, тут же плотно обхватил фалангу.

— Цан! — сквозь стиснутые в ожидании боли зубы произнесла она, указывая на Мая.

Палец обожгло, но совсем не так сильно, как в прошлый раз. На сей раз перстень словно предостерег ее от излишней самоуверенности, но сильно наказывать не стал. В течение пары секунд ничего не происходило, и Мира успела перепугаться, что у нее не получилось. Но тут напряженное лицо Мая внезапно просияло озорной улыбкой.

— Все, сматывайтесь! — скомандовал он Сиори, Грампе, Мире и третьекурснику Типи. — Начинаем мясорубку по заявкам восторженных зрителей.

Он повернулся лицом к бассейну, выбросил в стороны руки, и рукава его рубашки лопнули изнутри. Огромные, чудовищной, непомерной длины полыхающие жаром отростки выстрелили в стороны и тут же, изогнувшись, вонзились в массу черных щупалец, извивающихся над бассейном. Бассейн словно взорвался и забурлил, словно гигантская кастрюля на сильном огне, и в стороны полетела отвратительная жижа вперемешку с ошметками плоти.

— Ничего не могу нащупать! — громко сказал Май. — Я, пожалуй, тоже искупнусь, ребята-зверята. А то другие в бассейне поплавали, и мне завидно.

Прыгая со скамьи на скамью, он сбежал к воде, крохотная фигурка меж толстых огненных хлыстов, растущих из ее плеч, и головой вперед нырнул в образовавшийся перед ним проем свободной от щупалец воды. К облакам рванулся новый столб пара. Мира стиснула кулаки. Он же погибнет!

— Все, уходим! — скомандовала Грампа. — Типи, за Миру головой отвечаешь.

— Понял, — сумрачно кивнул третьекурсник, казалось, совершенно не взволнованный происходящим вокруг. — Ну-ка, пошли.

Он толкнул Миру в спину так, что та едва не упала, подхватил ее в воздухе под мышку и заторопился к выходу. Девочка забарахталась, но третьекурсник оказался очень силен. Он стиснул ее так, что она почти потеряла дыхание. Типи проволок ее через вестибюль, в который выходили двери раздевалок, затем через двери, выводящие на площадь перед бассейном, где уже вперемешку шумели и волновались ученики всех четырех школ. Там он довольно грубо уронил ее на газон в нескольких шагах от сбившихся в группу второкурсников, среди которых Мира краем глаза заметила и Хану с Бохакой. Рядом бессильно опустилась Сиори, поддерживаемая запыхавшейся Грампой.

— Я должна вернуться! — отчаянно сказала Мира ректору. — Он мой фертрат! Я должна ему помочь!

— Кадет Мира, отдай перстень! — прерывающимся голосом приказала Сиори, протягивая руку. — И перестань дергаться. Ты ему больше ничем не поможешь. Перстень!

Мира глянула на нее, затем над возвышающегося над ней, сложив руки на груди, хмурого Типи, над которым по-прежнему плавала его шпага-Атрибут, и понурилась. Она медленно села на пятки, стянула с пальца ключ-перстень и протянула его ректору.

— Вот, госпожа полковник, — еле слышно шепнула она.

— Спасибо, — кивнула та в ответ, надевая перстень. — Гра, придется тебе еще раз мне помочь. Дай руку…

— Перебьешься! — грубо огрызнулась Грампа. — На тебе лица нет, Сира, сейчас сознание потеряешь. Вместо кишок, наверное, каша, а туда же — встать! Сиди и не дергайся, я сейчас носилки организую. Нашлась героиня-воительница! Другим отступать, а сама драться полезла?

— Госпожа лейтенант! — сквозь зубы проговорила Сиори. — Субординацию для тебя уже отменили? Я сказала, что мне нужно встать. Что непонятно?

Грампа скривилась, но больше перечить не стала. Она помогла Сиори подняться. Та отстранила ее руку и покачнулась, но на ногах удержалась.

Со сторона бассейна донесся грохот. По ушам ударило волной воздуха, а стекла в окнах здания мелкими осколками вылетели наружу.

— Где же он? — пробормотала ректор, глядя на здание бассейна. — Может, зря мы его оставили?

— В таком состоянии ты ничем не поможешь ему, — покачала головой Грампа. — Еще две минуты. Если не появится, я возьму кого-нибудь из паладинов и воев-священников и пойду обратно. Все равно нужно проверить, не осталось ли там детей из других школ. И где городская стража, когда она так нужна?..

Здание бассейна содрогнулось, и часть его стены с шумом обрушилась. Масса светящихся щупалец заполнила проем. В толпе подростков снова завизжали девочки, но Мира с радостно провалившимся сердцем уже разглядела в их мешанине бегущий человеческий силуэт и еще две фигуры, большую и поменьше, крепко опутанные щупальцами. Щупальца больше не полыхали, но картина все равно выглядела жутковато. Школьники отхлынули назад, и даже Мира с трудом подавила приступ паники.

— Вот… — Голый по пояс Май осторожно опустил на газон два безжизненных тела — принцессы и рыцаря Крейта. Они выглядели совершенно безжизненными, их лица обрели мертвенно-синюшный оттенок. Щупальца стремительно втянулись в его плечи и превратились в обычные руки. — Гра, найди Клию или другого врача, что на ногах держится. Я не смогу откачивать сразу двоих.

Он опустился на одно колено, поднял Риту, перебросил ее животом через другое и принялся ритмично нажимать на спину. Изо рта принцессы обильно потекла бурая слизь.

— Гра, не стой стобом! — властно приказал Май. — Медика!

— Клия без сознания, — Грампа оглянулась по сторонам. — Сейчас…

Она скользнула к телу рыцаря Крейта, окинув взглядом Мая, принялась откачивать Защитника в той же манере. С большим неуклюжим телом в перепачканной слизью броне она управлялась легко, словно с соломенной куклой.

— Что здесь происходит? — гневно вопросил новый голос. — Демон в человеческом обличье? Откуда ты взялся? Что ты делаешь с Ее Высочеством?

В нескольких шагах от них стоял внушительный седобородый мужчина в запачканной и изорванной красной мантии Махотрона. В его руках набухал ком пламени.

— Откачиваю, дядя, — сквозь зубы огрызнулся Май. — Слепой, что ли?

Он резко хлопнул принцессу по спине, уложил ее на траву, разжал челюсти, заглянув в рот, пальцами извлек комок отвратительной слизи и отбросил его в сторону. Затем он приподнял Риту так, что ее голова запрокинулась назад, и прижался губами к ее рту, зажав пальцами нос. Мира дернулась. Он что, с ней целуется? Сейчас? Но Май уже оторвался от ее губ, прижал к центру ритиной груди ладони, одну поверх другой, и принялся ритмично нажимать.

— Гра, проверь, не запал ли язык. И при массаже сердца ребра ему не сломай, — бросил он повторившей его действия воспитательнице, и тут же снова приник к губам принцессы. На сей раз Мира заметила, как у нее поднялась и опустилась грудь, и наконец-то сообразила, что Май просто делает ей искусственное дыхание. — Нажимай аккуратнее, не со всей дури. Ход грудины — сантиметра три-четыре, не больше.

— Учту, малыш, — кивнула Грампа. Она вдохнула воздух в рот рыцаря и тоже принялась нажимать ему на грудь.

— Один вдох на четыре-пять нажатий, — добавил Май. — Голову назад запрокинь, чтобы трахею ему открыть. Сира, прикажи кому-нибудь найти одеяла и горячее питье. Пусть перетряхнут ближайшие дома, если нужно.

— Ты слишком груб и самоуверен для отрока, — осуждающе заметил старик в мантии Махотрона. Огонь в его ладонях, однако, погас. — Ты, я полагаю, знаменитый Май Куданно, иномирянин?

— Мне не болтовни, дядя, — мотнул головой Май. — Любуйся, если хочешь, но не мешай. — Он снова вдохнул принцессе в рот и принялся ритмично нажимать ей на грудь. — Да что же у нее сердце не заводится-то? К-ссо…

Вдалеке залязгало железо. Со стороны конюшен бежали гвардейцы дворцовой стражи.

— Я врач! — властно сказал старик. — Я умею лечить. Позволь мне…

— Не позволю, — отмахнулся Май. — Крейтом займись, если хочешь. Так, идея… — Он окинул всех взглядом. — К-ссо, авторизация кончилась. Сира, авторизуй меня.

— Цан! — без лишних вопросов ректор Академии ткнула в него пальцем.

Правая рука Мая снова превратилась в клубок щупалец, на сей раз коротких и тонких. Они вцепились в ворот вонючей бурой тряпки, в которую превратилось принцессино платье, и рванули его в разные стороны. Громко затрещала ткань. Май раздернул материю в стороны, обнажив грудь девушки.

— Эй, что ты делаешь, ублюдок! — рявкнул сзади подбежавший гвардеец. — Как ты смеешь позорить Ее Высочество перед всеми!.. Да ты демон!

— Много вас тут, советчиков… — сквозь зубы буркнул Май. — Всем отступить назад! Кого током трахнет — я не виноват.

Его щупальца раскрылись бутоном и кончиками вонзились в обнаженную кожу принцессы. Тело Риты выгнулось дугой и тут же опало. Мира почувствовала резкий зуд в ягодицах и бедрах в тех местах, где они касались земли. Она ойкнула и вскочила. Что он сделал?

— Так, еще разряд… — Тело принцессы снова выгнулось. Май прижал два пальца ей под нижней челюстью. — Ага! Пошло!

Май подхватил Риту на руки, закинул ей голову, зажал нос и снова принялся ритмично вдыхать в рот воздух. Мира завороженно смотрела на эту непристойную пародию на любовную сцену. Неужели он и в самом деле сумеет ее оживить?

И тут принцесса дернулась и судорожно закашлялась, слабо зашевелившись. Май осторожно положил ее на траву и похлопал по щеке.

— Алё, подруга, подъем, — громко сказал он. — А то без завтрака останешься.

— Мама… — еще слышно пробормотала принцесса. — Я не пойду в школу, Тара опять вешалкой дразнится…

Она приоткрыла глаза и мутным взглядом обвела обступивших ее людей. Потом ее снова скрутил приступ жестокого кашля. Май прижал ее плечи ладонями к земле.

— Не помрет, — констатировал он. — По крайней мере, не сразу, сначала помучается. Что с воякой?

Словно в ответ на его слова рыцарь Крейт тоже мучительно заперхал и сделал попытку приподняться на локте.

— Принцесса… — пробормотал он. — Спасайте принцессу…

— Ее спасли, — сказала ему Грампа. — Она жива. Лежи, не вставай.

— Люблю счастливые финалы, — Май поднялся на ноги, отряхивая ладони. — Главные герои живы, а что с массовкой — зрителей обычно не интересует. Сотней трупов больше, сотней меньше — пофиг, все равно их имена в титрах фигурируют в разделе «и другие». Кстати, о массовке. Ты кто, господин? — он выжидающе уставился на старика-священника.

— Я отец Фасар Полесье, — холодно сказал тот. — Ректор Махотрона.

— Махотрон — там, где в перерывах между молитвами молниями кидаться учат? Вот и замечательно. Возьми своих магов, прихвати паладинов и сходите в то, что осталось от зала с бассейном. Крупную гадость я в кашу перемолол, но там еще мелочь может остаться. И вдруг под лавками кто-то из детей спрятался — их нужно подобрать, отряхнуть, погладить по головке и дать конфету как компенсацию за моральный ущерб. Пару конфет мне можете отдать за героический подвиг.

— Там портал! — охнула Сиори. Она потрясла головой и поднялась на ноги. — Господин Фасар, я знаю, как его закрыть, но в одиночку…

— Нет там больше портала, — перебил ее Май. — Я внутрь пару пальцев сунул, чтобы посмотреть, что еще в загашниках валяется, а оно взяло и испортилось. Взорвалось, я имею в виду. Имейте в виду, я не виноват, что там ползала разнесло. Оно само поломалось, у а меня все равно денег нет на ремонт. Господин Фасар, займись окончательной зачисткой местности. И побыстрее, пока ваши зубастые кролички и птички по соседним домам не разбежались-разлетелись.

— Ты слишком самоуверен, юноша, — голос Фасара стал совсем ледяным. — С чего ты взял, что можешь отдавать мне приказы?

— Ну, если влом шевелиться, так и скажи, — пожал плечами Май. — Сира, тогда пусть Гра со старшекурсниками прочешет местность. Они эвакуацию нормально отработали, так пусть еще раз на кошках потренируются. Только пусть под ноги смотрят, там дерьма навалено — за полгода не разгрести.

Неожиданно ректор Махотрона громко расхохотался.

— Ну, юноша, станешь ты генералом, когда подрастешь, — утирая выступившие слезы, сказал он. — Ишь, раскомандовался! Успокойся, клирики Махотрона и паладины Меча уже исследуют зал. Не ты один здесь думать умеешь.

— Я рад, — ухмыльнулся Май.

— Не сомневаюсь, — вновь сухим тоном откликнулся святой отец. — Молодая госпожа, — он уперся взглядом в Миру, — сними китель и отдай Ее Высочеству.

— А? — встрепенулась та. — Да-да, господин, конечно.

Она быстро сбросила жакет, оставшись в одной блузе, и поспешно накрыла им обнаженную до пояса принцессу, стараясь не думать, как станет его отстирывать. Впрочем, ее уже все равно забрызгало гадостью с ног до головы, как и остальных, так что пятном меньше, пятном больше…

— Все время забываю про ваши забавные местные запреты, — скептически поднял бровь Май. — Ну что, выдвигаемся по домам, пока не явилась полиция и не принялась штрафовать за нарушение общественного порядка?

— Что… с Тайрой? — прохрипел Крейт. Он перекатился на бок и сейчас грузно поднимался, опираясь на Грампу.

— Кто такая Тайра? — поинтересовался Май.

— Защитница… с Мечом. Она была на площадке.

— Извини, Крейт, — неожиданно мягко ответил Май. — Я смог обнаружить и вытащить только живых — тебя и Риту. Все остальные, кто находился на трибуне, сняты со сц… э-э, погибли.

— Тайра… — прошептал Крейт, и по его лицу заходили желваки.

— Она была солдатом и телохранителем, — Сиори положила руку ему на плечо. — Она знала, чем рискует. Ты сделал все, что мог — и даже больше.

— Она прикрывала меня, когда я держал Щит. Она в одиночку дралась с двумя слизнями — и убила обоих.

— Она — герой, Крейт. И ей воздадут заслуженные почести. Но сейчас нам нужно подумать о живых. Так… — она обвела взглядом молча стоявших вокруг людей. — Нужно срочно доставить Ее Высочество во дворец, к врачам. У нее повреждены легкие. У тебя, Крейт, тоже, тебе нельзя ходить. И нужно помочь другим раненым.

Она помолчала.

— Отец Фасар, ты проводил перекличку? Скольких… недосчитались?

— Списки еще не сверяли. Но на глаз потери невелики, а с благоволения Всевышнего обойдемся одними ранеными. Чудовища почти не обращали внимания на детей, они стремились к Ее Высочеству.

— Ты тоже заметил? — Сиори вздохнула. — Ладно, не время. Нужны носилки. И карета.

— Обойдемся без носилок, Сира. Вон, — Май кивнул руками в сторону конюшни, где стояли три автомобиля. — Грузим туда принцессу, Крейта, тебя, Саомира и Клию. Ну, и меня с хозяюшкой, разумеется. Грузим — и полным ходом в Академию. Гра остальных пешим ходом доведет. Только кто водить умеет? Мне помнится, за рулем придворные куклы сидели. Я не уверен, что сходу разберусь в ваших магических конструкциях, да и машины нужно взять две.

— Я умею водить, — буркнул тот гвардеец, что подбежал первым. — И другие тоже. Только ни в какую Академию мы принцессу не повезем. Во дворец, и немедленно…

— Ни хрена! — оборвал его Май. — Хватит с нас одного покушения. Если бы я рядом не оказался, стало бы в Сайлавате одной принцессой меньше. В Академии медицинская техника хорошая, если ее, конечно, техникой можно назвать. И ты, дядя, на территорию не пройдешь, уж извини. Одного Крейта достаточно.

— Да ты…

— Демон, наглец, нахал и невоспитанный щенок, я знаю, — тряхнул головой Май. — Между прочим, у меня малый Атрибут все еще активен, и вы со мной не справитесь, — он вытянул руку, и она превратилась в спутанный комок змей, так что стражник даже отпрянул, судорожно хватаясь за палаш. — Силой угрожать и не пробуй, по ушам напинаю. Тем более, что ваш начальник, — он кивнул на тяжело опершегося на Грампу Крейта, — не возражает. Господин Фасар?

— Отец Фасар, — поправил ректор Махотрона. — Я слушаю, юноша.

— Ты боевой маг. Я плохо знаю местные системы взаимодействия, но у тебя должно быть что-то вроде… как бы сказать попонятнее… профессионального чутья. Смиренно прошу — лично возглавь обследование бассейна. Немедленно, пока след горячий. Обращай внимание на все, что покажется странным. Попытайся понять, что именно могло спровоцировать Прорыв именно здесь и именно сейчас. Любые мелочи, любые детали, что угодно. Навести нашу Академию сегодня-завтра, и мы поговорим. Разрешение на посещение Сиори оформит. Или же я к тебе выберусь.

Ректор Махотрона очень внимательно посмотрел на Мая, затем кивнул.

— Оставляя в стороне форму, содержание твоих слов разумно. Посмотрим, что сможем найти.

— Заранее нижайше благодарю, — кивнул Май. Его щупальца прянули вниз, к земле, и несколько секунд спустя он уже держал на снова нормальных руках полубессознательную принцессу, закутанную в форменный жакет Академии Высокого Стиля.

— Эй, гвардия! — скомандовал он. — Что уставились? В музее, что ли? Помогите пострадавшим подняться. Крейт, придай им ускорения, чтобы шевелились поскорее. Ну, посмотрим, что такое ваши автомобили.

* * *

«Я слушаю, пресветлый рыцарь».

«О? Я смотрю, ты уже не рискуешь называть имена? Неужто решил, что связь через магические шары можно подслушивать? Уверяю тебя, в отличие от любимого на вашем Севере радио такое невозможно».

«После сегодняшнего происшествия в Цетрии я уже ни в чем не уверен».

«Тебе тоже успели доложить?»

«Разумеется. Не только у тебя в столице есть агенты. Правда, деталей еще нет, только в общих чертах».

«Вот как? Ну, и что ты думаешь?»

«А что я должен думать? Наше главное оружие внезапно оказывается активированным, причем совсем не в том месте и не в то время, когда запланировано. Кровь Создателя! Во всем Сайлавате об его существовании знает не больше десятка человек, включая нас с тобой. И вдруг оно внезапно срабатывает, причем в Цетрии, где нет ни одного посвященного! По крайней мере, с моей стороны»

«Надеюсь, ты не подозреваешь меня в двойной игре?»

«Нет. Надеюсь, что и ты меня — тоже. К-ссо! Внезапное появление могучего иномирянина и так спутало нам все карты. Теперь еще и это…»

«Ты не хуже меня знаешь, что любой план кампании хорош только до начала войны. После первого же боя его приходится выбрасывать. А саму войну выигрывает тот, кто лучше всего готов к импровизации. Мы с тобой — готовы. Или нет?»

«Я совершенно точно не готов к активным действиям прямо сейчас. У меня все еще нет уверенности в последнем козыре. Испытания пройдут в ближайшее время, но нужно, чтобы у нас прорезался хотя бы один активный портал».

«Используй один из кристаллов активации портала. Знаю, что их и без того в обрез, но у событий в бассейне почти пять сотен свидетелей. И некоторые из них, Защитники и клирики уж точно, начнут задумываться, как такое могло случиться. Если они что-то раскопают, мы рискуем, что нам на голову внезапно свалятся как паладины и вои-священники Церкви, так и Защитники всех графств сразу. Мы не сможем противостоять комбинированной атаке, даже если остальные графы к ним не примкнут».

«Ты утверждал, что знаешь, как нейтрализовать Защитников».

«Щитов — знаю. Эксперименты прошли успешно. Но никто не гарантирует, что они не найдут противоядия, фигурально выражаясь. И даже в лучшем варианте мы все равно остаемся против Мечей, паладинов и магов. Почти наверняка с ними справятся твои отряды, но „почти“ — слишком зыбкая, на мой вкус, почва. Поэтому мы не можем себе позволить, чтобы они успели что-то пронюхать и предпринять совместные действия. Нам придется резко ускорить выступление».

«Я не готов, я же сказал».

«Значит, придется подготовиться. И мальчишка — он может оказаться куда опаснее всех остальных».

«Иномирянин? Не думаю. В конце концов, он пусть и сильный, но все равно одиночка. Я уже отдал приказ — его должны убрать при первой возможности».

«Нет. Отмени приказ. Немедленно».

«С какой стати ты отдаешь мне указания в подобном тоне? Я пока что еще не твой вассал!»

«Извини, забылся. Прошу, отмени приказ. Мальчишка куда опаснее, чем может показаться на первый взгляд. По всем отчетам, он ведет себя совсем не так, как пятнадцатилетний. Он ни в грош не ставит старших, ему наплевать на авторитет власти, словно он сам по меньшей мере принц короны, и он очень умен. Если верить моему агенту, в критической ситуации в бассейне он командовал, как заправский генерал, а с принцессой за один вечер перешел на настолько фамильярный тон, словно она ему родная сестра. Он в одиночку закрыл портал, за несколько секунд ликвидировал полный зал чудовищ, превратив в фарш несколько водных многоногов, и откачал утонувшую Риту. У меня складывается отчетливое ощущение, что он совсем не тот, за кого себя выдает».

«И кто же он?»

«Не знаю, но предполагать следует худшее. Вплоть до того, что демон в человеческом обличье. В конце концов, что мы знаем о порталах? Только то, что люди через них пройти не могут, а вот чудовища — свободно. Вдруг он неуязвим для нашего оружия? Если твои люди провалят дело и попадутся…»

«Они практически ничего не знают».

«Ты не хуже меня представляешь, как вытягивать информацию даже из тех, кто не знает ничего».

«Да кто станет вытягивать? Канцлер? Он напыщенный идиот. У его тайной полиции нет толковых специалистов по допросам, одни костоломы. Да у него и полиции-то толком нет».

«Не стоит уповать на чужую глупость. Сегодня нет, завтра появятся. В конце концов, он может запросить помощи у кого-то из графов. Очень прошу, не рискуй. Не следует бить одним пальцем в листовую броню. Куда лучше сжать кулак и в подходящий момент ударить в открывшееся горло».

«…хорошо. Убедил. Я отзову своих людей. Тем не менее, твои предложения по ситуации?»

«Работаем по прежней схеме, только гораздо быстрее. В конце концов, мы перестраховываемся. Если начнем не с трехкратным запасом прочности, а просто с достаточными силами, у нас все равно высоки шансы на победу».

«Если вдруг Даоран не поддержит нас…»

«Как я уже сказал, Даоран с Конклавом — моя забота».

«Ладно. Верю, что справишься. Тогда у меня все. Когда получишь полный отчет о прорыве в Цетрии, не забудь передать мне».

«Ты тоже. Сравним версии. Не нравится мне мальчишка, ох, не нравится. И самое главное, как-то очень уж не вовремя он появился».

«Думаешь, кто-то играет против нас?»

«Возможно. В конце концов, если мы научились открывать порталы, то почему бы не научиться кому-то еще? Но это уже мания преследования. Не обращай внимания».

«Понятно. Тогда до следующего разговора, пресветлый рыцарь граф».

«До следующего разговора».

Ясасий Кистер, граф Титамана, снял затекшую руку с магического шара и несколько раз сжал и разжал кулак. Потом помассировал заболевшее от напряжения горло. Говорить по шару он страшно не любил — но некоторые вещи должны оставаться в тайне даже от самых доверенных слуг.

Да, надо ускорить подготовку. И по основному плану, и по… второму, еще более тайному и ничуть не менее важному. Потому что делиться властью в стране он не намерен.

Ни с кем.

* * *

— Мы не можем держать у себя принцессу вечно.

Саомир выглядел неестественно бледным, но в остальном казался вполне здоровым. Отдачу от удара, снесшего его Щит, он выдержал куда лучше, чем казалось поначалу. По дороге в Академию он успел почти полностью оправиться — как впрочем и Клия. Сама Сиори все еще чувствовала легкую дурноту, головокружение и боль в ребрах, но трещин, кажется, она не заработала. Повезло.

— Рано или поздно — скорее, рано — сюда примчится канцлер или кто-нибудь из его прихвостней, — Саомир побарабанил пальцами по столу. — Удивительно, что уже не примчались. И нам придется ее отдать. И как тогда ее охранять?

— Ну, дворцовая гвардия до сих пор справлялась, — с ясно слышимым сомнением в голове сказала Исука. — А что с Крейтом, кстати?

— В больничке вместе с принцессой, — пояснила Сиори. — Он изо всех сил пытался изображать из себя несгибаемого телохранителя, но на ногах, тем не менее, держится с трудом. Утопление плохо сказывается на легких и бронхах, ему нужно отлеживаться. А он все пытается скакать, как молодой козлик. В его-то возрасте! Айя, а ты как думаешь? Настаивать, чтобы принцесса осталась у нас, как хочет Май? Или вернуть во дворец?

— А какие дальние цели ты в уме держишь? — поинтересовалась проректор. — Если лечить принцессу — одно. У нас действительно превосходная лечебная система, но три-четыре дня — максимум, который можно оправдать. Если же охранять ее… Сира, ты действительно думаешь, что мы сумеем? У нас хотя и военизированная академия, но все же не военная часть. Стража у входа — и та нам не подчиняется. Есть еще паладины и вои-священники возле Глаза, но они далековато, да и не уйдут со своих постов. А что еще у нас в наличии? Вряд ли убийцы, если такие обнаружатся, остановятся перед запретами и традициями.

— Ну, у нас есть еще и сигнализация по периметру…

— Вчера вечером она не среагировала на Мая и Миру. Почему — отдельный вопрос, но если прошли они, пройдут и другие. Сира, прости меня за откровенность, но если портал — действительно попытка покушения на принцессу, ее присутствие здесь ставит под угрозу жизни всех детей. Представь себе, что Прорыв случится ночью — и что?

— То есть ты против присутствия принцессы в Академии? — в упор взглянула на Айсоку Сиори.

— Пока что у меня нет четкого мнения. Я вижу аргументы как за, так и против. Нам не следует бездумно отбрасывать ни те, ни другие, только и всего. Сейчас мне больше всего интересна точка зрения Мая. Хотя почти наверняка он просто не понимает всю сложность нашего положения.

— Кстати, куда он подевался? — нахмурилась Сиори. — Кли уже десять минут назад передала, что он ушел из медпункта.

Дверь ректорского кабинета открылась, и вошли Грампа и Клия. Директор медслужбы тяжело опиралась на плечо инструктора боевых искусств.

— Все в сборе, — констатировала Сиори. — Кли, что с Ритой?

— Я дала ей сонного настоя и включила изолирующую завесу. Спит как убитая. Хорошо бы подержать ее таком состоянии пару дней, чтобы как следует восстановилась, но вряд ли удастся. Крейта удалось запихать в кровать и усыпить в соседней палате, хотя он твердо намеревался дежурить не смыкая глаз хоть полгода подряд. Проснется — наверняка на часах стоять захочет, дубина. Спасибо, Гра, — Клия тяжело опустилась на стул. — Ох… Давненько мне так не прилетало. Я уже и забыла, что такое отдача от лопнувшего Щита.

— Надо, чтобы кто-то за ними постоянно присматривал, — резко сказал Саомир. — Мы не можем бросить Ее Высочество на произвол судьбы.

— Я оставила там девушку, горничную. Май ее приволок в своей лучшей безапелляционной манере. Она, оказывается, и в медицине немного разбирается, и вообще умница. Не то, что остальные сестры, мухи сонные. Просигналит, если что. Я ее, пожалуй, из горничных заберу и к себе переведу, незачем ей себя на мытье полов растрачивать.

— Опять Май… Погоди! — спохватилась ректор. — Как она выглядит, твоя девушка?

— Она не моя, она общая, — слабо усмехнулась Клия. — Ну, рыженькая такая. С хвостиком на затылке.

С хвостиком? Сиори вспомнила утреннюю горничную. Неужели она?

— Ладно, предположим. Ну что, все отдышались от приключения? — поинтересовалась Сиори. — Гра, как ты довела народ?

— Да они сами кого хочешь до белого каления доведут, особенно в возбужденном состоянии. Но в целом все в порядке, — откликнулась златовласка, широко зевая. — Ни чудищ, ни порталов. Даже скучно.

— И слава Всевышнему. И с тем, что уже случилось, я ума не приложу, что делать. Май, похоже, окончательно вышел из-под контроля…

— Я под него и не входил, — мальчишка словно специально дожидался, когда его упомянут, чтобы распахнуть дверь в кабинет. Он так и остался в побуревших от грязи брюках, правда, рубашку надел чистую. — Извиняюсь, что задержался. Забежал к себе, чтобы одну вещичку прихватить.

— Молодой господин Май! — холодно сказала Сиори. — Поскольку чудищ поблизости более не наблюдается, не хочешь ли ты дать нам пояснения?

— На тему? — поинтересовался мальчишка, отодвигая стул от стола и без спросу присаживаясь.

— На тему всего, что случилось со вчерашнего вечера. Начиная с вашего с Мирой побега во дворец.

— Слишком долго. Прости, Сира, у меня цейтнот…

— К ректору положено обращаться «госпожа Сиори», — одернула его Айсока. — Или «госпожа полковник».

— Ой, да ладно тебе! — отмахнулся нахал. — Если уж я с Ритой запросто на «ты» и по имени, то остальные точно привыкнут. Бо, у нас нет времени, чтобы на формальности его тратить. Все, кончились игры. Итак, в общих деталях. Началось с того, что позавчера вечером я обнаружил в своей комнате письмо. Под дверь подсунули. Вот, — он извлек из нагрудного кармана, развернул и толкнул по столу бумажку, которую тут же перехватила Исука.

— «Молодому господину Маю Куданно», — вслух прочитала она. — «С тобой хочет поговорить важная высокопоставленная особа. Смеем уверить, что тебе не угрожает никакая опасность и что ты не пожалеешь о потраченном времени, даже если откажешься от наших предложений. Наш человек ожидает тебя ежедневно с четырех дня до восьми вечера возле памятника королю Касию на Медной площади. Пароль — „что-то солнце сегодня с утра нахмурилось“, отзыв — „наверное, опять несет пыль с запада“. Просим сохранить наше обращение втайне». И тут ниже вензель — ТА, переплетенная с ХО.

— И все бы ничего, если бы не второе письмо, которое подсунули под дверь вчера вечером. Вот, — он извлек и передал Клие вторую бумагу.

— «Молодому господину Маю Куданно», — прочитала та. — «К твоим недюжинным талантам проявила интерес высокопоставленная особа, которая пока что не может себя афишировать. У нее есть предложение, которое откроет тебе дорогу в верхи нашего общества, к славе и богатству. Сообщи об удобном для тебя времени и месте встречи с нашим агентом. Оставь записку в водосточной трубе на восточном углу Дома с конем на Аллее ювелиров». Подпись отсутствует.

— Теперь, дамы… ну, и господин, разумеется, — Май шутовски поклонился Саомиру, — ваши выводы из сих двух документов?

— Чего и следовало ожидать, — вздохнула Грампа. — Тебя покупают, малыш. Или же хотят заманить в ловушку.

— Что покупают, само собой, — нетерпеливо отмахнулся Май. — А если поконкретнее?

— Поконкретнее? — удивилась Сиори.

— Ладно, сам скажу. В Академии действуют по крайней мере два агента неизвестных нам сил. Кто именно, непонятно. Возможно, слуги. Но они очень редко заходят в дормиторий, поскольку его убирают дневальные, и светиться таким образом агенты бы не стали. Значит, они — либо воспитатели Академии, либо кто-то из кадетов. Воспитателей по ряду причин отметаем, остаются кадеты.

— Вполне возможно, — пожала плечами Исука. — Ни для кого не секрет, что многие студенты Академии являются личными протеже графов и высокопоставленных аристократов. Я ни капли не сомневаюсь, что минимум каждый третий отсылает домой подробные отчеты о делах в Академии.

— И не только отсылает, но и получает указания. И что именно от них потребуют, никто не знает. Вывод номер два, — Май показал два пальца. — События ускорились. За меня начинается соперничество, и я вовсе не хочу, чтобы меня распилили на несколько частей. Я пока что себе в единственном экземпляре нравлюсь. Поскольку госпожа Сиори и господин Саомир, — в его голосе скользнули отчетливые саркастические нотки, — настолько заботятся о моей безопасности, что решительно отказались отпустить меня в город, пришлось выбираться на рекогносцировку местности самостоятельно. Миру я поволок с собой как гида, чтобы определить указанные места. Кстати, оставьте девочку в покое, я во всем виноват. Как сами видите, она мне не в состоянии сопротивляться, и не только она.

— А как ты во дворце оказался, малыш? — нетерпеливо поинтересовалась Грампа.

— Зашел по дороге в кабак, чтобы слухи пособирать. А там вовсю о намечающейся войне болтают. Ну, я и решил, что пора бы мне с Ритой нормальный контакт установить, чтобы потом в спешке не налаживать отношения.

— Нет, а как ты до принцессы-то добрался-то? Тебя что, вот так вот запросто к ней пустили?

— Очень просто, — усмехнулся Май. — Сейчас покажу. Саомир, я супервизор. Отдай мне ключ-перстень.

— Ты не супервизор, — возразил проректор по воспитательной части. — Отказано.

— Клия, я супервизор. Отдай ключ-перстень.

— Авторизация отклонена. Нет, — сухо сказала Клия.

— Исука! Я супервизор…

— Господин Май, я не знаю, что такое «супервизор», но ключа ты и от меня не дождешься, — перебила его преподаватель точных наук. — Перестань паясничать!

— Вот и все, — ухмылка Мая стала широкой и довольной. — Теперь я точно знаю, кто их вас неб, а кто бессовестно дрыхнет. Видишь, Бо, как все просто? Добрым словом и провокацией можно добиться куда больше, чем просто добрым словом. И никаких дополнительных прав не нужно. Трое на трое, хм?.. В общем, примерно так я во дворец и проник. Сказал, что от ректора срочное послание, которое Мира должна передать лично Рите. А дальше заболтал принцессу и подружился с ней. Она ничего себе девчонка, только избалована немного. И инициативу проявлять не умеет. Издержки воспитания, видимо.

— Господин Май, — напомнила Сиори, — что ты намерен делать с записками?

— Я же сказал — без формальностей. Сира, мне потребуется право свободного выхода из Академии. И Мире — тоже.

— Исключено, — ректор припечатала ладонью по столу. — Слишком опасно. Хорошо, ты убедил, что способен постоять за себя с активной авторизацией. Но она без присутствия рядом командира дольше пятнадцати минут не держится. Что ты сможешь сделать против нескольких человек, вооруженных пистолетами или святыми мечами?

— Вот как… — Май уставился на Айсоку, и та в ответ посмотрела на него долгим взглядом. Что-то происходило между этими двумя, и Сиори решительно не понимала — что именно. Почему он зовет ее «Бо»? Что такое «супервизор»? Кто такие «небы» и почему остальные «дрыхнут»? Похоже, Клия и Саомир знают. Нужно обязательно у них прояснить.

— Во-первых, неубедительно, — нарушил молчание Май. — Во-вторых, невежливо трепаться так, что другие тебя не слышат. Говори вслух. Бо, я не вижу возможность разрешить кризис, если ключевые фигуры не понимают, что на самом деле происходит. Нам не нужны дурацкие моральные метания из-за ложных посылок. В любом случае Сиори на грани пробуждения, да и Исука постепенно всплывает. Я за форсирование сатори.

— Господин Май! — раздраженно огрызнулась Айсока. — Не забывай, что ты всего лишь гость здесь.

— Нет, не гость. Яни согласилась, что у меня те же права, что и у нее — и технические, и моральные. Я не собираюсь будить их сейчас, но в ближайшее время — нужно.

— Кто-нибудь пояснит мне, о чем речь? — обманчиво-смиренным тоном поинтересовалась Исука. — Куда я там всплываю, если не секрет? И кто такая Яни?

— Потом. Девчата, суть в том, что я не нуждаюсь в авторизации для использования эффектора. Ни большого, ни малого. Смотрите.

Май порывисто поднялся, и левый рукав его рубашки с треском лопнул по швам. Пучок переплетенных щупалец выстрелил из его плеча и пробарабанил по поверхности стола.

— Убедительно? — поинтересовался Май. — Большой эффектор не задействую, еще расколочу что-нибудь. Но с ним — все то же самое. Хозяюшку я просто как ширму использовал.

Щупальца взметнулись в воздух и втянулись обратно в плечо, снова обратившись в обычную руку.

— Вот блин… — пробормотал Май. — Опять про рубашку забыл.

Он с досадой дернул болтающийся лоскут.

Сиори беспомощно оглядела остальных. На лицах Грампы и Исуки держалось, вероятно, такое же ошарашенное выражение, как у нее самой. Однако лица Айсоки, Саомира и Клии оставались непроницаемо-спокойными. Почему-то ректору показалось, что ее разыгрывают. Вот сейчас Клия рассмеется и признается, что она незаметно авторизовала мальчика. Или… нет, Саомир, скорее, глотку себе перережет, чем выкинет такого рода шутку.

— Кто ты такой, Май? — спросила она, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. — Откуда ты взялся? Почему способен… на такое?

— Май, не надо! — в голосе Айсоки проскользнули угрожающие нотки.

— Надо. Как я сказал, игры кончились. Мое дальнейшее активное вмешательство невозможно без их сотрудничества. Сиори, Грампа, Исука, я обращаюсь к вам. На самом деле меня зовут не Май Куданно. Это псевдоним, который я использую в как художник и в Ракуэне. Прошу прощения, что ввел всех в заблуждение. Мое настоящее имя — Палек. Палек Мураций. Возможно, вы уже слышали его в прежней жизни. Мне вовсе не пятнадцать лет. Мне тридцать три года объективного времени, и я ведущий инженер в Комитете по капитальному строительству Народной республики Сураграш.

— Мураций… — Грампа обхватила голову руками и сморщилась, словно от внезапной головной боли. — Мураций. Я помню эту фамилию. Но я ведь никогда ее не слышала. Откуда я ее помню, малыш?

— К Бокува все вопросы, — Май ткнул пальцем в Айсоку. — Она расскажет, что на самом деле представляет ваш мир, почему они трое не люди и кто такие нэмусины. А заодно — кто такие Демиурги. Сейчас же прошу меня простить за невежливость, но я вынужден вас оставить. У меня и в самом деле нет времени — срочные дела на Текире, которые нельзя отложить. Я вырублюсь на несколько часов. Не забудьте сообщить страже у ворот, что у нас с Мирой теперь неограниченный пропуск наружу. Да, и сделайте ей имитатор ключ-перстня, чтобы она могла типа авторизовать меня в любой момент времени. Она все еще нужна мне как прикрытие.

Он подошел к диванчику и стремительно улегся на него, сложив руки на животе и закрыв глаза. Тут же его лицо расслабилось, и он ровно задышал. Все. Как Сиори уже знала по опыту, теперь его бесполезно будить. Пока не проснется сам, не отреагирует ни на что.

Она посмотрела на Айсоку.

— Айя, ты ничего не хочешь нам рассказать? — поинтересовалась она. — Насчет мира, который совсем не такой, каким кажется? Или насчет того, какие у тебя на самом деле отношения с молодым господином Маем Куданно? Или его лучше называть Палеком Мурацием? И что означает «почему они не люди»?

— Пороли его в детстве мало, — проворчала Айсока. — Даже не верится, что у нас с ним один отец, пусть и опосредованно. Ну что же, ничего не поделаешь. Я предполагала, что рано или поздно такое случится, и сейчас не самое худшее время. Хотя я бы подошла к делу куда деликатнее. Видите ли, девочки, дело в том, что мы с Саомиром и Клией и в самом деле не люди.

И глаза девочки-подростка с сапфировой брошью, внезапно возникшей вместо невысокой пожилой женщины, вспыхнули яркими разноцветными огнями.

18.02.867, вододень. Катония, Масария

— Госпожа Хина, а зачем люди живут?

Хина Мацури, воспитательница детского дома «Икудзиин» № 7, вздрогнула. Она оторвалась от пелефона, с которого одним глазом читала книжку, другим приглядывая за игровой площадкой, и внимательно посмотрела на стоящую перед ней девочку. Как она умудряется подкрадываться так незаметно?

Стоял солнечный день — из тех, что еще не вполне весенние, но уже и не зимние. С утра моросил промозглый дождик, температура держалась в районе плюс десяти, ветер нес с Масарийской бухты холодную сырость, так что играющих на площадке детей пришлось одеть в теплые пальто и шапки. Впрочем, все к лучшему: автобус почему-то задерживался, и заранее выведенные на улицу второклассники, радуясь отмене скучных уроков, затеяли веселые догонялки вокруг качелей и каруселей, с веселыми визгами рассыпаясь от со злобным рычанием гоняющейся за ними Ринако.

Рэнна Дзидзисий стояла перед Хиной в потрепанном желтом пальтишке и внимательно смотрела своими бездонными черными глазами. Разумеется, в охапке она держала неизменную собаку — или кто она там? Шестилапую игрушку в детский дом привезли среди прочих год назад. Никто не знал, что она должна изображать. На этикетке значилось «Зверь сказочный шестиногий». Куцая красноватая плюшевая «шерсть», лапы, больше смахивающие на длинные сосиски, пуговица носа и странные, нелепые глаза, на которых неведомый фантазер-художник нарисовал по два щелевидных зрачка. Рэнна вцепилась в него сразу, как только увидела. Она ухватила зверя в охапку и так глянула на других семилеток, увлеченно набросившихся на новые подарки, что один из мальчиков, протянувших к «сказочному зверю» руку, даже заревел от испуга. С тех пор девочка не расставалась с уродливой игрушкой ни днем, ни ночью, даже спала с ней в обнимку.

— Зачем живут люди? — повторила Рэнна, внимательно разглядывая воспитательницу, словно видела ее впервые в жизни.

Девочку не трогали и боялись. Даже записные забияки из старших групп опасались задирать ее, хотя она разу не дала повода заподозрить себя в драчливости. Обычная маленькая девочка, худенькая, хрупкая и молчаливая — возможно, слишком замкнутая и угрюмая несмотря на все усилия психолога, но в пределах нормы, без нарушений в психике. Но Хина не раз ловила себя на том, что от взгляда Рэнны ей становится не по себе — словно что-то чужое и совсем не детское смотрит на мир ее глазами.

Следовало что-то ответить.

— У разных людей разные цели, Рэнночка, — ответила она, улыбнувшись. — Кто-то живет ради семьи и детей. Кому-то нравится работать, и он хочет сделать что-то необычное. Кто-то хочет стать великим человеком и прославиться. Все — разные. Понимаешь?

— А зачем живешь ты, госпожа Хина? — девочка наклонила голову к другому плечу, почему-то напомнив воспитательнице синичку. — У тебя ведь нет детей. Ты мечтаешь прославиться?

— Ну что ты! — на сей раз улыбка воспитательницы вышла куда более вымученной. — Куда уж мне слава! И потом, у меня очень много детей. Вы все — мои дети. Я хочу, чтобы вы все выросли большими, сильными, умными и красивыми. Ты ведь хочешь вырасти большой и красивой?

— Нет, госпожа Хина, — серьезно ответила девочка, покрепче прижимая к себе шестилапа. — Не хочу. Лучше маленькой, на маленьких внимания никто не обращает. И все-таки — ты живешь только ради того, чтобы детей воспитывать? А если тебе надоест?

— Мне не надоест, Рэнночка, — Хина подумала, не стоит ли погладить девочку по голове, но почему-то не рискнула. — Мне никогда не надоест. А разве ты меня не любишь? Хочешь, чтобы я ушла?

— Ты хорошая, госпожа Хина. Ты любишь детей, и ты на своем месте, что редкость. Но все когда-то уходят. Все умирают, даже бессмертные. А чем бы ты хотела заняться, когда умрешь?

— Когда человек умирает, он умирает насовсем, — от странно взрослых оборотов в речи девочки воспитательница почувствовала, что по спине медленно ползут мурашки. И почему она вдруг заговорила о смерти? — После смерти нет ничего. Совсем ничего. Мертвые ничем не занимаются.

— Многие верят иначе. А что, если после смерти что-то есть? Другая жизнь? Чем бы ты стала заниматься, если бы уже умерла, но осталась жива? Если бы тебе стало не нужно зарабатывать деньги на жизнь?

— Я не знаю, Рэнночка, — растерянно ответила воспитательница, чувствуя, что мурашки становятся все крупнее и противнее. — Я никогда не задумывалась. А почему ты спрашиваешь?

Девочка помолчала.

— Госпожа Хина, почему ты боишься меня? — сказала она. — Я ведь не сделала ничего плохого. Я просто спросила.

— Почему боюсь? — ненатурально веселым голосом переспросила воспитательница. — Конечно, я тебя не боюсь. Ты ведь хорошая девочка, правда?

— Вряд ли, — Рэнна печально и кривовато улыбнулась: удивительно взрослая гримаска на лице восьмилетнего ребенка. — Но меня не надо бояться. Пожалуйста, госпожа Хина, не надо. Честное слово!

— Конечно, я не боюсь! — все тем же тоном повторила воспитательница, понимая, что лжет. — Ты хорошая девочка, и я тебя люблю.

— Автобус идет, — безо всякого перехода сообщила малышка. Она повернулась и медленно пошла по дорожке. Автобус? Действительно, из-за деревьев на углу квартала вывернула и поплыла к приюту туша желтого автобуса с голубой эмблемой Масарийского центра защиты детства. Хина быстро спрятала пелефон и вскочила со скамейки.

— Рика! — крикнула она, замахав рукой. — Приехал!

— Так, народ! — младшая воспитательница захлопала в ладоши. — Все, все, хватит бегать, строимся в колонну по двое. Сейчас будем садиться в автобус! Цуха, перестань дергать Марику за косу! А если я тебя за ухо дерну? Или за нос? А ну-ка, ну-ка, быстренько, живенько!

После посадки, как всегда, не обошедшейся без маленьких приключений (кто-то споткнулся на ступеньке и ушиб коленку, кто-то поссорился из-за места у окна, а кто-то возжелал вшестером забраться на сдвоенное сиденье и, конечно же, не поместился), автобус выехал со двора и покатил по улице. Ехали до ЦЗД обычно минут двадцать пять — тридцать, но из-за пробок дорога могла растянуться и на полчаса, а при особом невезении и на час. Возбужденные дети громко галдели и перебегали через проход от окна к окну, но в остальном вели себя довольно спокойно. Хина снова углубилась в книжку, но сосредоточиться на приключениях бравого принца в стране магии и драконов так и не смогла. Ее взгляд невольно возвращался к забившейся в дальний угол Рэнне. Та, обнимая свою игрушку, молча смотрела в окно, и место рядом с ней пустовало. Откуда у восьмилетнего ребенка такие странные мысли? Почему она вдруг задумывается о смерти? Нужно обязательно поговорить со знакомым психологом в ЦЗД, пока детей пропускают через сканер. Может, он что-нибудь подскажет.

Вдруг она вспомнила, как прошлым летом Рэнна самовольно ушла из детдома. Стояли летние каникулы, и пропажа обнаружилась только во время обеда. Когда выяснилось, что девочки нигде нет, Хина и директор детдома совместно впали в тихую панику и глотали успокаивающее. Пока ехала спешно вызванная полиция, Хина выбежала на улицу и принялась расспрашивать прохожих. Довольно быстро древняя бабка, коротающая время на скамеечке возле своего маленького домишки, подсказала, что девочка, которую она запомнила по игрушке, час назад ушла по улице в сторону городской окраины. Воспитательница бросилась в указанном направлении. Продавщица у овощного лотка, дворник, на своем могучем пылесосе объезжающий газоны и тротуары, женщина, которую телесный художник раскрашивал на небольшой террасе у входа в свою студию, и прочие доброхоты указывали ей направление. И через двадцать минут Хина оказалась у небольшой тихой улицы, уходящей круто вверх.

Там она остановилась и заколебалась. С одной стороны, служащий автостоянки однозначно указал, что девочка ушла в том направлении. С другой — у Хины появилось отчетливое впечатление, что она заранее знает, где закончится путешествие. Заброшенная мароновая роща вокруг старого отеля на краю широкой скалы, с одной стороны обрывавшейся к Масарийской бухте, а с другой — к океану, пользовалась дурной славой. Никто не мог сказать про нее ничего конкретного, но в окрестностях она считалась нехорошим местом. Живущие по соседству старались не приближаться к ней без острой необходимости. В отеле, говорили, жили какие-то люди, туда проезжали автомобили, разносчики из магазинов возили туда покупки, сделанные то ли владельцами, то ли гостями дома, и вообще ничего загадочного в нем не наблюдалось, но все равно безымянная настороженность гуляла по округе.

Пересилив себя, Хина споро, насколько позволяла крутизна, пошла в сторону рощи. Днем и без того тихая улочка казалась вымершей. В редких магазинчиках по ее сторонам сквозь витрины не виднелось ни души, даже продавцы отсутствовали. Добравшись до смотровой площадки возле рощи, откуда открывался великолепный вид на бухту и мост через ее устье, она снова заколебалась. Можно, конечно, позвонить в детдом, проинформировать наверняка уже появившуюся полицию о результатах своих поисков и дождаться появления наряда. Опять же, вторгаться в чужие частные владения, о которых предупреждала табличка у въезда в рощу, в компании с полицией куда как спокойнее. С другой стороны, мало ли что может случиться с одиноким семилетним ребенком, впервые оказавшимся в одиночку в городе? А вдруг она со скалы сорвется? Или бродячая собака на нее нападет?

Она достала пелефон и вызвала директора. Та выслушала новости со смешанным чувством недовольства и облегчения и тут же пересказала их кому-то невидимому, вероятно, полицейскому, передав в ответ указание ждать патрульную машину и в рощу не входить. Казалось, бы, сделано все, что можно. Однако что-то внутри настойчиво толкало Хину дальше. Формально — да, формально ответственность она переложила на других. А на деле?

Решившись, она убрала пелефон и с внутренним содроганием вступила под тень шелестящих под летним ветерком деревьев. На голову ей, однако, никто не прыгнул и кусаться не начал. Только на плечо спланировал большой пятипалый лист, словно дерево ободряюще похлопало ее ладонью. Пройдя саженей сто по старой дороге, асфальт на которой во многих местах потрескался и раскрошился под напором пробивающейся сквозь него травы, воспитательница оказалась перед воротами. Хлипкая на вид дощатая ограда в полтора человеческих роста окружала небольшой, саженей в пять, дворик перед входом в длинное двухэтажное здание — гостиницу в классическом, полвека как вышедшем из употребления стиле. Калитка возле ворот стояла гостеприимно распахнутой настежь, и сквозь нее во дворе виднелась облезлая и кое-где раскрошившаяся гипсовая статуя — большая птица с раскинутыми над простенькой дощатой скамеечкой крыльями. На покрывавшем дворик слое мелкого песка виднелись следы автомобильных протекторов, но в остальном здание казалось нежилым. Правда, штукатурка на нем казалась свежей, стекла блестели почти что свежевымытой чистотой, а на крыше белел краешек спутниковой тарелки. Но в остальном место наводило уныние своей безлюдностью и заброшенностью. Интересно, кто здесь может обитать?

Оглядевшись в поисках чего-то, похожего на звонок, и не обнаружив его, Хина понялась на низкое крылечко и постучала в дверь — сначала нерешительно, а потом громко и с силой. Тихо. Никого нет дома. На мгновение воспитательнице показалось, что кто-то пристально смотрит ей в спину, и она даже резко обернулась. Нет, показалось. Но где же Рэнна? Неужели она сошла с дороги и заблудилась в роще? Хина огляделась еще раз. Ага! Оказывается, во дворе имелось еще две калитки. Одна из них, плотно прикрытая, вероятно, уводила дальше в рощу, а вот вторая стояла приглашающе распахнутая настежь.

А на песке возле нее — отпечатки маленьких ног.

Хина выглянула за дверь. Утоптанная тропинка скрывалась из виду, петляя меж старых раскидистых маронов. Воспитательница пошла по ней, чувствуя, что нервничает все сильнее. Возможно, следует вернуться назад и дождаться полиции? Ну, еще полсотни шагов — и если девочка не обнаружится, надо уходить. В конце концов, крайне невежливо без приглашения шастать по чужой земле. Да и противозаконно, наверное.

Деревья расступились неожиданно, словно кто-то раздернул занавес. Тропинка чуть спускалась к большой скале, выступающей над крутым обрывом словно нос корабля. Слева от скалы открывался вид на бухту, а справа — на океан, блистающий мириадами солнечных бликов. Девочка сидела на скале, прислонившись спиной к большому обломку песчаника, вероятно, специально обтесанного для удобства. Шестилапая кукла лежала на земле, а Рэнна, обхватив коленки руками, задумчиво смотрела на мерцающую перед ней искру.

Искру?

Хина могла бы поклясться, что увидела фею. Самую настоящую фею — маленькую нагую женщину со стрекозиными крыльями, мерцающими за ее спиной подобно радуге, слегка светящуюся даже в ярком свете полуденного солнца. Фея сидела в воздухе, как на невидимой скамеечке, и слегка болтала ногами. Хина видела ее только пару секунд, не больше, а потом мистическое видение мигнуло и растаяло в воздухе. Рэнна же повернула голову и внимательно посмотрела на остолбеневшую воспитательницу.

— Здесь красиво, да, госпожа Хина? — спросила она.

— Рэнночка, ну куда же ты убежала? — Хина подошла к ней и опустилась на колени, с трудом подавляя желание схватить маленькую негодницу за плечи и как следует потрясти. — Нельзя уходить из дома одной.

— Я дома, госпожа Хина, — девочка потянулась к кукле и снова крепко прижала ее к себе, словно боясь, что игрушку отберут. — Мне здесь хорошо. Нижайше извиняюсь, что заставила волноваться. Я хотела вернуться вовремя, но задумалась.

— И о чем же? — поинтересовалась Хина.

— О море. О солнце. О мире.

— Э-э… — воспитательница не нашлась, что ответить. — Рэнна, знаешь, очень невежливо без спросу заходить к чужим. Здесь чужое место, оно принадлежит другим людям. Сюда нельзя.

— Госпожа Цукка не возражает. Ей одиноко здесь одной. Хорошие люди могут приходить сюда, если захотят. А плохих отсюда выгонят. Госпожа Хина, сюда можно привести целую группу, госпожа Цукка будет только рада.

— Госпожа Цукка — владелица дома? — переспросила Хина. — Но откуда ты ее знаешь?

— Мы познакомились на улице. Иногда она ходит домой с работы мимо нас. Госпожа Хина, нам пора возвращаться. Нас потеряли.

Запиликал пелефон. Код вызывающего в записной книжке отсутствовал, и оказалось, что звонят из полиции. Патрульная машина уже стола возле смотровой площадки рядом с рощей, и офицер-полицейский с неприкрытым облегчением воспринял новость о том, что девочка нашлась. Он оказался настолько любезен, что даже довез Хину и Рэнну до детского дома. Директор попыталась было устроить беглянке суровый нагоняй, но наткнулась на не по-детски внимательный взгляд ее черных глаз и стушевалась. Кончилось дело тем, что Рэнна торжественно пообещала больше не сбегать без спросу.

Со временем событие стерлось из памяти. А теперь вот снова всплыло. Почему? Может, потому, что девочка опять начал спрашивать странные вещи?

Девочка, задающая загадочные вопросы. Да она и сама сплошной вопрос. Несколько генетических экспертиз так не смогли выявить ее родителей или хотя бы родственников — несмотря на то, что полная база генокодов жителей Катонии составлена десятилетия назад. Не могла же она свалиться на крыльцо полицейского участка прямо с неба?

Водитель басовито засигналил, и Хина встрепенулась. За воспоминаниями она не заметила, как автобус добрался до места.

Пятнадцатиэтажная башня Центра защиты детства располагалась на неширокой улице в деловом квартале. По улицам спешили клерки в строгих черных и серых костюмах с жилетами, поддетыми под пиджаки, а кое-кто — и в теплых наушниках. Когда Хина и Ринако совместными усилиями выгнали из автобуса и построили визжащую, жалующуюся, ноющую, хихикающую и дующуюся стайку детей, мимо на сукато пронеслись юноша и девушка не старше двадцати лет на вид. Летательные доски у обоих выглядели дорогими: бритвенно-тонкие, вероятно, титановые или композитные, с искрящимся звездчатым покрытием, с автоматическим замками на ножных упорах и с помигивающими световыми сигналами. Захваты для манипуляторов на них тоже выглядели необычными: высокие, на каких-то странных подвижных креплениях, выдающихся далеко в стороны и замысловато вращающихся. Несмотря на промозглую сырость на молодых людях были только длинные, ниже колен, шорты с нацепленными прямо поверх штанин наколенниками да широкие плащи, раздуваемые за спиной встречным ветром. Ни рубашек, ни курток, ни даже защитных налокотников. Хина проводила их неодобрительным взглядом. Форс морозу не боится, да, вот только микробам он без разницы. Ох, и подхватят же они воспаление легких! Вон, кожа вся синяя и в пупырышках. Неужто девице нравится перед кавалером ощипанной курицей выставляться?

Дети при виде летунов восторженно завопили.

— А я, когда вырасту, тоже стану девиантом! — громко заявил Тавасик. — Сильным-сильным! И куплю себе самый лучший сукато в мире, и стану летать везде, до самого неба!

— Сначала шапку надень, горюшко мое! — одернула его Ринако. — Уши простудишь, придется иголкой в попу уколы ставить. — Означенная шапка тут же сама собой выдернулась из кармана пальтишка мальчика и наделась ему на голову. В отличие от неразвитой Хины молодая воспитательница своей второй категории не стеснялась и эффекторы использовала без колебаний даже на публике. — Госпожа Хина, идем?

— Сейчас, вон те выйдут, — Хина показала взглядом на просачивающуюся через раздвижные двери встречную толпу детей. Судя по одинаковой красивой форме — из какой-то престижной частной школы. Судя по наглости водителя, в нарушение всех правил подогнавшего автобус прямо к ступеням главного входа — тоже. — Вообще зря мы сегодня поехали. Я слышала, что в Центре неделю сканеры меняли и настраивали, так что весь график сбился. Застрянем в очереди на пару часов. Надо бы перенести на пару дней, ничего страшного бы не случилось.

— Ну, сейчас уже поздно, — философски пожала плечами молодая воспитательница. — Приехали и приехали. И потом, мы уже от графика на два дня отклоняемся. Проснется у кого-то эффектор внезапно — веселья не оберемся. Ничего, в холле посидим, на зверюшек посмотрим. Не зоопарк, но все развлечение.

В холле царил бедлам. Там уже ожидали своей очереди по крайней мере три других группы в совокупности человек на семьдесят или восемьдесят. К счастью, обширное пространство, специально рассчитанное на большие праздники, могло вместить в себя и не такое количество детей, а потому места хватало.

— Э-э, прощу прощения! — обратилась Хина к высокому мужчине с золотой татуировкой на левой щеке. — Мы из детского дома номер семь, у нас на полдесятого назначено обследование.

— Рад приветствовать вас в Катонийском центре защиты детей, госпожа Хина Мацури и сопровождающие, — обаятельно улыбнулся чоки. — Персонал Центра приносит свои извинения за то, что вам придется немного задержаться. Из-за возникших технических проблем ваша очередь смещена на полчаса. Пожалуйста, располагай свою группу там, где тебе удобно. Я отослал уведомление о вашем прибытии. Как только освободится лаборатория, вас вызовут.

— Спасибо, — вздохнула воспитательница. — Рика, вон там, кажется, пристроиться можно.

Разумеется, избавившись от верхней одежде в раздевалке, вся группа целиком немедленно прилипла к обзорным стеклам вокруг зверинца. Хина еще помнила время, когда здесь стояла всего лишь закрытая листами прозрачного пластика вольера с одиноким сонным медвежонком. Но сейчас на скале сидела пара кольцехвостых обезьян, рассматривающая маленьких зрителей с не меньшим интересом, чем те — их, лежал на песчаной площадке меланхоличный тапир, кругами бегали два длинноносых полосатых арикуя, под лучами лампы нежились черепахи, а на второй скале сидел, спесиво полуприкрыв глаза веками и раздувая шейный мешок, небольшой, с руку, варан. Дети возбужденно делились друг с другом впечатлениями, тыкали пальцами, толкались и ссорились за лучшие места. Рэнна же, как с очередным уколом тревоги заметила Хина, стояла чуть поодаль группы, вдали от стекла, и равнодушно смотрела прямо перед собой. И все-таки, похоже, что-то с ней не так. Не забыть проконсультироваться с психологом…

Наскучив зверинцем, дети немедленно полезли на игровые площадки, смешавшись с толпой. Уследить за своими детьми среди чужих оказалось куда сложнее, чем на территории детского дома. Несколько раз Хина и Ринако бегали по холлу кругами, выискивая отбившихся сорванцов и сталкиваясь с замученными воспитателями из других учреждений, занимавшихся тем же самым. Но все плохое когда-то кончается. Наконец, давешний чоки, лучась доброжелательной улыбкой, сообщил, что группу следует поднять в третью смотровую на восьмом этаже. С трудом собрав детей, слегка ошалевших от смены обычной обстановки и обилия людей, а потому малоуправляемых, они с Ринако повели их к стеклянным лифтам, ходившим по направляющим вдоль балконов, тянущихся на много этажей вверх. В каждый лифт вмещалось не более десяти человек, а потому Ринако с половиной группы уехала первой. Второй лифт подошел десять секунд спустя. Загнав оставшихся детей внутрь, Хина нажала кнопку нужного этажа и облегченно вздохнула. Наконец-то. Теперь станет легче.

Лифт неторопливо пошел вверх. Дети, разумеется, опять сгрудились возле обзорного стекла. Задние нетерпеливо подпрыгивали, чтобы через головы передних рассмотреть холл сверху. Рэнна, прижавшись лопатками к дверям лифта, все так же равнодушно смотрела в никуда, обнимая своего ненаглядного шестинога.

— Эй, молодежь! — строго сказала Хина. — Ну-ка, успокаиваемся живенько. Сейчас мы все выйдем из лифта, чинно сядем в кресла и дружно подождем, пока дяди и тети-ученые посмотрят на нас через волшебные стекла.

Хоть бы и сегодняшний осмотр не выявил ни одного пробуждающего девианта, мысленно добавила она. Иначе опять столько мороки…

— Тихо! — внезапно громко сказала Рэнна. — Тихо всем!

Она шагнула вперед, и мгновенно стихшие дети опасливо раздвинулись перед ней, открывая дорогу к обзорному стеклу.

— Госпожа Хина, смотри! — девочка указала вниз. — Быстро!

Воспитательница взглянула в направлении, куда указывал тонкий детский пальчик — и обомлела.

Огромную статую крылатой женщины, распростершей свои руки над холлом, Хина никогда не любила. Она не понимала, что должна символизировать весьма аляповатая поделка в восемь или девять саженей высоты и какое она вообще имеет отношение к детям и их защите. Скульптор использовал массу металлических прутьев, дутого пластика, блесток и разноцветных красок для создания вещи, на которую Хина смотреть не могла без содрогания. У подножия закрепленного на внешней стеклянной стене монстра красовалась дарственная табличка, но имя на ней воспитательнице ничего не говорила. Какой-то Гадзин Куромака. Женщиной статуя являлась, впрочем, весьма условной, и если бы не пышная «грудь», то с тем же успехом могла бы сойти и за мужчину. Да и на человека статуя вышла похожей весьма слабо — две руки, две ноги и бесформенный ком на месте головы. Кто-то из знакомых однажды заметил, что некоторых абстракционистов следовало бы запирать в изолированной комнате и никогда из нее не выпускать, чтобы не коверкали психику окружающим. Искусством Хина интересовалась мало, но в отношении автора «скульптуры» соглашалась безоговорочно.

И сейчас ее неприязнь, до того довольно беспредметная, внезапно приобрела вполне осязаемое основание.

На длинной горизонтально вытянутой конечности статуи виднелась одинокая детская фигурка. Как она умудрилась туда забраться, Хина так и не поняла. Вероятно, ребенок сбежал от воспитателей и по уступам балахонистой «одежды», которыми статуя изобиловала, забрался на высоту четырехэтажного дома. Наверняка снизу не было видно, как он, широко расставив руки для равновесия, медленно идет к сложенной ковшиком «ладони».

— Конструкция сломается, — тихо, но так, что у Хины заледенел желудок, сказала Рэнна. — Слишком длинный рычаг. Он упадет.

И пока воспитательница пыталась преодолеть нахлынувший приступ паники, девочка ударила кулачком по кнопке экстренной остановки. Лифт дернулся и замер. Стальные двери рвануло в стороны словно гигантскими невидимыми руками, и они с жутким скрипом и скрежетом разъехались. Рэнна, бросив куклу, спрыгнула на пол шестого этажа, над которым кабина успела подняться на четверть сажени. Оцепенев от неожиданности, Хина смотрела, как девочка, подтянувшись, легко перебрасывает свое щуплое тельце через стеклянные перила галереи, доходящие ей до макушки, и проваливается в зияющую пустоту… нет, в страховочную сетку, натянутую на уровне пола. Как перекатывается через край сетки и, словно опытная акробатка, скорректировав траекторию руками, падает в страховочную сетку пятого этажа, потом четвертого…

И тут она, наконец, опомнилась. Она резко вдавила кнопку связи на пульте управления.

— Тревога! — закричала она в затянутый хромированной сеткой микрофон. — Тревога! Ребенок в беде! Статуя в холле, на руке мальчик! Тревога! Говорит воспитатель Хина Мацури! Наш лифт заблокирован, срочно нужна помощь.

— Принято, — равнодушным синтезированным голосом отозвался динамик. — Охрана оповещена. Принимаем меры. Прошу оставаться на месте и не паниковать. Помощь в пути.

Хина бросила взгляд вниз — как раз в тот момент, когда рука статуи, треснув у основания, начала неотвратимо клониться вниз. Детская фигурка взмахнула руками и, потеряв равновесие, упала спиной на ненадежную опору, начав медленно, но все быстрее соскальзывать вниз. Где Рэнна? Воспитательница не видела страховочные сетки нижних этажей, равно как и входы в лифт, где неизбежно должна была оказаться девочка. Она жива? Жива? Да как она вообще смогла…

Рядом заплакала воспитанница.

— Ну-ну, тихо, милая, — машинально пробормотала Хина, поглаживая ее по голове. — Все хорошо. Опасности нет.

Она отвернулась от обзорного стекла и посмотрела в противоположную сторону. Лифт завис над полом, но не слишком высоко. Можно снять детей и самостоятельно.

И тут до нее дошло.

Двери. Стальные двери, при экстренной остановке надежно блокирующие выход из кабины до тех пор, пока та не окажется вровень с полом — или пока система безопасности не раскроет их принудительно.

Двери, едва ли не с корнем выдранные из креплений и криво и косо торчащие из своих пазов по сторонам проема.

Рэнна? Невероятно. Ведь для такого требуется первая-плюс категория!! Неужели?

Она снова глянула вниз. Полуотломанная рука статуи, наклонившаяся почти вертикально, опустела. Что с мальчиком? Что с Рэнной, ку-ссо?!!

— Госпожа! — к двери подбежал мужчина в форме охраны. Человек, не чоки — и за то спасибо. — Госпожа, с вами все в порядке? Что случилось?

— Господин, — хрипло сказала воспитательница. — Срочно сообщи всем. В здании девочка… маленькая девочка. Моя воспитанница. У нее, возможно, первая категория, и она… я не знаю, наверное, она не умеет управлять своими способностями…

Или умеет?

— Нужно включить блокираторы, срочно! — закончила она.

Мужчина на глазах побелел.

— Здесь двадцать второй, — быстро сказал он, прижав пальцем вставленную в ухо пуговку коммуникатора. — Код один, повторяю, код один.

На стене галереи немедленно замигало красное табло «Активное подавление», и у Хины слегка заложило уши — так она со своей пятой категорией воспринимала объемные блокираторы. Тихо зазвенел зуммер.

Вставленный в ухо наушник что-то пискнул. Мужчина прислушался.

— Госпожа, как выглядит твоя воспитанница? — спросил он.

— Восемь с половиной лет, невысокая, худая, черноволосая, черноглазая. Короткая стрижка, челка с начесом на глаза.

— Она внизу. Патруль из холла сообщает, что она поймала манипуляторами мальчика, сорвавшегося со статуи. Девочка…

Он снова прислушался.

— У девочки, похоже, действительно первая категория, — его голос стал растерянным. — И блокираторы на нее не действуют.

…полчаса часа спустя сидящая на диване у лаборатории Хина встрепенулась. Тяжелая дверь распахнулась, и из нее вышли мужчина и женщина в белых халатах. Женщину воспитательница знала, хотя больше поверхностно: Тамира Пестрая, директор научной части ЦЗД. Княженка-иммигрантка. Мужчину она видела впервые.

— Сканер уверенно показывает первую категорию, госпожа Хина, — проговорила Тамира со своим неизбывным жестким западным акцентом. — Впрочем, неудивительно. Так изуродовать лифт… М-да. Твоя воспитанница заставила меня вспомнить времена, которые, я надеялась, забыты навсегда.

— Она в порядке? — спросила Хина.

— В полнейшем. А вот мы — нет. Девианты, умеющие преодолевать действие блокираторов, известны, взять хотя бы Карину Мураций или Мамию Донату. Но все они — вполне взрослые люди, десятилетиями обучающиеся владеть своими эффекторами. А маленькая девочка, да еще такая, у которой эффектор пробудился как максимум период назад — совершенно невероятный случай.

— Как вы пропустили ее раньше? — сухо спросила Хина. — Ведь сканер должен показывать потенциальное пробуждение по крайней мере за сезон. А мы четко соблюдаем график обследований раз в три периода.

— Случаи, когда сканер не обнаруживает пробуждающегося девианта, иногда происходят, — пожал плечами мужчина. — Новые сканеры, которые смонтированы у нас в центре на днях, должны понизить вероятность ошибок как минимум на порядок. Но видишь ли, госпожа Хина, наука все еще толком не понимает, что такое вирусный эффектор и как он срастается с нервной системой человека. О пробуждении мы можем догадываться только по косвенным признакам — например, по повышающейся активности зачатков манипуляторов. Но они дают слишком высокий процент неточных прогнозов. Мы не можем помещать в карантин всех детей, у кого появляются подозрительные признаки, а потому приходится балансировать между ошибками первого и второго рода…

— Госпожа Хина, — директор отдела подняла руку, останавливая спутника. — Ситуация гораздо более странная, чем может показаться изначально. Девочка не только умеет пробивать блокиратор. Судя по тому, как ловко она поймала сорвавшегося мальчика, она владеет манипуляторами превосходно — гораздо лучше многих и многих взрослых. Даже самым одаренным детям, чтобы достичь такого уровня требуется упорно тренироваться годы. Но год назад ей еще не исполнилось и восьми, а в таком возрасте эффектор ни у кого из человеческих детей не активируется. И, в любом случае, его бы обнаружили на первом же обследовании. Мы попытались с ней поговорить, но она отказывается разговаривать с нами, ей нужна ты.

— Да, разумеется, — кивнула Хина. — Я уже отпустила Ринако с группой, они уехали. Спасибо, кстати, за помощь с детьми. Где Рэнна?

— В лаборатории. Идем.

Рэнна сидела на мягком стуле в центре большой белой комнаты. Материал, покрывавший пол, стены и потолок, выглядел как обычный мягкий пластик, но Хина знала, что под ним скрывался двадцатисантиметровый слой керамоброни — из той серии, что с недавних пор ставили на тяжелые танки. В мире не существовало девианта, способного пробить такой материал даже намеренно. Под потолком чернели глазки видеокамер, овалы излучателей объемных блокираторов и форсунки усыпляющего газа. Стены слегка вспучивались там, где под белым пластиком скрывались сенсоры сканеров. Камера стоила дороже океанского лайнера и обычно предназначалась для исследования и тренировок особо сильных детей, хотя могла применяться и для рутинного обследования. Она была одна на всю Масарию, и тот факт, что при перегруженных лабораториях Центра ее отвели для содержания одного-единственного ребенка, уже говорил о многом.

На шее девочки поблескивал ошейник мобильного блокиратора. Она сидела неестественно прямо, с каменным лицом, и ее черные глаза странно поблескивали. Хина в сопровождении госпожи Тамиры подошла к ней и присела на корточки.

— Вот, возьми, — воспитательница протянула куклу, которую подобрала с пола лифта. — Видишь, твоя собака не потерялась.

— Парс, — тихо сказала девочка, принимая игрушку. — Его зовут Парс.

— Вот как? — Хина несколько раз пыталась выяснить, как Рэнна называет своего спутника, но та упорно отказывалась говорить. Почему она сказала сейчас? — Хорошее имя. Ты сама придумала?

— Госпожа Хина, я не останусь здесь, — Рэнна слезла с кресла. — Я знаю, что госпожа Тамира добрая и не хочет мне навредить. Но я здесь не останусь. Пожалуйста, забери меня.

Хина снизу вверх посмотрела на директора лаборатории. Та покачала головой.

— Мы должны оставить ее здесь на некоторое время, госпожа Хина. Даже если она действительно хорошо управляется с манипуляторами, правила есть правила. Она должна пройти обучение и сдать экзамен. И потом, такой феномен…

— Я не останусь! — упрямо проговорила Рэнна. — Я спасла мальчика. Если бы не он, вы бы ни о чем не узнали. Вы наказываете меня за добрый поступок?

— Видишь ли, милая Рэнна, — Тамира поправила очки, — мы бывсе равно узнали, что у тебя сильный… э-э, сильные невидимые руки. Ты же знаешь, волшебный глаз показывает все…

— Я уже давно умею пользоваться манипуляторами. Я тренируюсь много… периодов. Ты же видишь, что я не опасна. Вот…

Ошейник блокиратора на ее шее громко треснул, щелкнул и распался на три части, шлепнувшиеся на пол. Только чудовищным усилием воли Хина удержала себя от того, чтобы не отпрянуть. Кукла словно живая вывернулась из рук девочки и взмыла под потолок. Она зависла там, покачивая головой, потом замахала двумя верхними лапами.

— Видишь? Я нормально манипулирую предметами. Дай мне бумагу, госпожа Тамира, — сказала девочка.

— Что?

— Бумагу. Пластик. Терминал. Коммуникатор. И ручку или стило.

Тамира обернулась к оставшемуся у двери мужчине в халате и кивнула. Тот вышел и тут же вернулся с листом пластика и фломастером.

— Вот, возьми, — он протянул их девочке.

— Спасибо, — кивнула та, однако даже не пошевелила руками. Кукла спикировала на стул, а лист и фломастер вырвались из рук мужчины и зависли в воздухе. Потом фломастер прижался к пластику и принялся выводить мелкие четкие буквослоги.

«Дерево, не умеющее укрыть листьями свои цветы от палящего солнца, обречено бесплодно засохнуть. Так и нация, не способная защитить своих детей, не имеет будущего. Эмон Уцукусий».

— Невероятно… — прошептала Тамира. Она взяла из воздуха лист пластика и уставилась на него так, словно он свалился ей на голову прямо из космоса. — Я впервые вижу такого феноменального ребенка.

— Госпожа Тамира, я прошла экзамен? — нетерпеливо спросила девочка. — Я хочу домой.

— Прости, милая, но мы пока не можем тебя отпустить. Ты поживешь у нас два дня. Или три. У нас хорошо, у нас есть вкусные пирожные и много игрушек. Тебе не надо бояться.

— Я хочу домой! — выкрикнула Рэнна, и Хина вдруг поняла, что за чувство кроется в ее обычно бесстрастных черных глазах.

Страх.

Нет, не страх. Панический ужас.

Да что с ней такое?

Воспитательница поднялась с корточек, чувствуя, как закололо затекшие ноги. Она положила руку на голову девочки, и та немедленно прижалась к ее бедру, обеими руками вцепившись в юбку.

— Госпожа Тамира, — она виновато улыбнулась. — Я сожалею, но я не могу оставить вам девочку.

— Но почему? — воскликнула директор лаборатории. — Она чрезвычайно важна для науки! И мы не причиним ей ни малейшего вреда. Рэнна, мы просто немного поиграем в разные игры, смешные и веселые. Мы не сделаем тебе больно, ни капельки!

— Нет, — качнула головой Хина.

— Но почему?

— Госпожа Тамира, девочка перепугана до полусмерти. Я отвечаю за нее. Я не могу оставить ее здесь в таком состоянии. Я думаю, что попозже, когда она немного придет в себя и успокоится, мы могли бы вернуться к обсуждению вопроса, но сейчас мой ответ однозначен.

Директор лаборатории медленно сняла очки и потерла глаза. Только сейчас воспитательница обратила внимание, какие у нее покрасневшие веки и набрякшие мешки под глазами. Похоже, экстренная перестройка лаборатории далась ей очень и очень тяжело.

— Госпожа Хина, — устало сказала она. — Я не понимаю, чего ты опасаешься. Мы же не станем заниматься вивисекцией и варварскими тестами. Сейчас не сорок первый год, и у нас не Институт Человека.

Бедром Хина почувствовала, как девочка вздрогнула всем телом. Неужели она понимает, о чем речь? Но Институт человека прекратил свое существование за двадцать лет до ее рождения! Она посмотрела вниз. Девочка умоляюще смотрела на нее, и ее вцепившиеся в кофту пальцы побелели, словно сведенные судорогой. Почему она так боится? Она ни секунды не колебалась, прыгая из сетки в сетку — трюк, на который сходу бы не решился и заправский каскадер (вот, кстати, тот еще вопросик на будущее — как она вообще сумела такое проделать?) Так что же случилось сейчас?

— Прошу меня простить, госпожа Тамира, — Хина слегка поклонилась. — Мы поговорим потом. Сейчас мне необходимо возвращаться на работу.

— Я могу задержать девочку здесь на законном основании, не спрашивая твоего согласия.

— Не можешь. В соответствии с законом я сейчас выступаю в роли ее опекуна. Отменить мое решение может только директор детского дома — или более высокое начальство, к которому ты не относишься. Задержание девочки без моего согласия будет рассматриваться как похищение. Ты права, сейчас отнюдь не сорок первый год, и какой скандал устроят газеты, ты тоже себе представляешь. Госпожа Тамира, мы давно знаем друг друга. Я знаю, что ты не имеешь в виду ничего предосудительного, и я очень не хочу с тобой ссориться. Не нужно делать резких движений, о которых мы обе потом пожалеем. Предлагаю вернуться к разговору позже.

Тамира, прищурившись, окинула ее взглядом. Потом пожала плечами.

— Не понимаю я твое упрямство. Ну ладно, девочка действительно испугана. Но ты-то взрослый человек, ты должна понимать, что углубленное обследование в Центре — обычная процедура, которую ежегодно по всей Катонии проходят тысячи детей. Забирай свою воспитанницу и уходи, если хочешь. Только подпиши бумаги, в которых берешь на себя всю ответственность за действия необученного девианта.

— Разумеется, госпожа Тамира. Я подпишу все, что необходимо, — кивнула Хина, чувствуя себя полной дурой. Действительно, и чего она пошла на поводу у несмышленого ребенка? Но повернуть назад означает потерять лицо. И эти черные глаза…

Уже потом, когда Хина с Рэнной спускались в лифте — уже не в стеклянном, а в обычном, в глухой шахте, девочка робко подергала воспитательницу за юбку.

— Да, милая? — мягко спросила женщина.

— Госпожа Хина… — девочка потупилась. — Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что не оставила меня здесь. Я понимаю, что вела себя глупо. Я знаю, что мне не сделают здесь плохо. Просто… ну…

— Не надо оправдываться, Рэнночка. У тебя сегодня был тяжелый день. Совсем как у взрослой. И ты спасла мальчика. Ты очень хорошая девочка, и правильно поступила.

— Я не могла иначе, госпожа Рэнна. Я очень стараюсь не доставлять тебе… всем вам неприятностей. Но я не могла позволить ему погибнуть. Прости меня, пожалуйста. Пусть госпожа Тамира меня обследует. Но потом, не сейчас. Попозже.

— Не думай пока о таких вещах. Только постарайся поаккуратнее обращаться со своими невидимыми руками, ладно? Ты ведь можешь сделать кому-нибудь больно.

— Нет, госпожа Хина. Не могу. Не беспокойся, со мной не возникнет никаких проблем. Я никогда не использую манипуляторы во зло. И… пожалуйста, не говори никому из детей, что у меня есть особые способности, ладно? Я не хочу, чтобы меня боялись еще сильнее.

Звякнула, раскрываясь, дверь лифта. Хина потрепала девочку по голове и вышла из кабины. Рэнна шла рядом, одной рукой взяв ее за руку, а другой прижимая к себе шестилапого Парса.

Учитель, вспомнилось Хине, это человек, который когда-то думал, что любит детей. Катитесь вы нахрен, остряки-самоучки, мысленно пожелала она. Дети — маленькие чудовища, которые не слушаются, дерутся, прячутся, не учат уроки, разрисовывают карандашами и фломастерами стены, хнычут, ноют и канючат, бьют окна и мгновенно забывают тебя, когда их переводят в среднюю школу или другой детский дом. И все же нет ничего лучше того ощущения, когда в твою ладонь доверчиво вложена маленькая детская рука.

Нация, не способная защитить своих детей, не имеет будущего. А она на будущее очень даже надеется.

* * *

Жемчужно-серые волны колыхались вокруг, уходя в необозримое пространство. Тут и там ненавязчиво мерцали плоскости рабочих пространств, за которыми, шевельни только несуществующим пальцем, откроется целый мир. Наособицу, в темной рамке, неотступно притягивавшая взгляд, висела модель моста. Каварское ущелье геосканер воспроизвел со всей тщательностью, включая бурлящую на глубине трех десятков саженей горную речушку. Здесь, неподалеку от Тмиталлаха, она неслась и пенилась на обкатанный валунах, питаемая расположенным в пяти верстах выше горным озером Мидзууми. Насчет озера у сурашграшского правительства имелись свои далеко идущие планы курортной направленности, но Палека они не волновали. Его волновал исключительно Каварский мост, строительство которого так неудачно встало из-за финансовых неурядиц. Конечно, рабочие никуда не денутся — безработица в Тмиталлахе составляла около шестидесяти процентов, но потеря темпа, потеря темпа! А ведь он так надеялся закончить ключевое звено шоссе ХИ-06 к лету!

Но сейчас молодому Демиургу было не до своего любимого проекта. Он висел в пустоте виртуального кабинета, закинув руки за голову и вытянув скрещенные ноги, и размышлял. Он редко задумывался о жизни и своем отношении к ней. Его жизнерадостная непосредственная натура, сочетающая в себе отточенный инженерный ум и романтизм художника, редко испытывала потребность в самоанализе. Он принимал мир таким, какой он есть — без раздражения и злобы, когда обстоятельства оказывались против него, и без экзальтации от успехов, когда добивался своего. Проанализировав возникающую проблему и разложив ее детали по полочкам, он направлял свою кипучую энергию без остатка на достижение нужного результата.

Палек мало обращал внимание на окружающих, заботясь только о том, чтобы ненароком не оторвать кому-нибудь голову, проносясь мимо. Чужие заботы и чаяния мало его интересовали. Если жизненные цели других людей резонировали с его собственными, он с удовольствием задействовал их в своих планах. Если нет — забывал про них почти тут же. Нет, он не был равнодушным и черствым и никогда не калечил чужие чувства, благодаря врожденному такту понимая, где следует остановиться и какую черту не стоит переходить. В свои тридцать три года он умел ладить и с седыми катонийскими академиками, и с молодыми неграмотными парнями из полудиких сураграшских деревень, и даже если выгонял кого-то из своих проектов за глупость и некомпетентность, то врагов себе не наживал. Однако люди всегда оставались для него чем-то, существующим вдалеке и самим по себе. Джао, которого по старой памяти он звал Дзи, Карина и Яна, Цукка и Саматта, Канса, Дентор с Томарой, Биката, да еще, пожалуй, пожилой инженер и архитектор Ван Сакидзакий — вот и весь круг личностей, к которым он испытывал теплые чувства. Прочие Старшие — Камилл, Майя, Миованна, равно как и окружающие люди, оставались абстрактными фигурами где-то на границе зрения, несмотря даже на то, что Майя регулярно затаскивала его в постель. Исчезни они в какой-то момент навсегда — и он даже и не вспомнил бы их через неделю.

Но в отношениях с родственниками, даже с ровесницей Яной, он всегда оставался младшим. Не то, чтобы его как-то ставили на место или не слушали — просто его считали нужным опекать. Ненавязчиво, не уязвляя самолюбия, но опекать и защищать. Будучи мальчишкой, он не знал, что такое вступаться за сестер. Обе — сильные девианты с дополнительными способностями, способные прекрасно защитить себя от отдельных людей (а от государства их защищала куда более могучая сила Демиургов). Когда он встретился с Кансой и яростно, без остатка, влюбился в нее, он почувствовал то, что должен чувствовать мужчина, ограждающий свою женщину от опасностей мира — но ненадолго. Потом Каси согласилась на трансформацию, и защищать ее стало так же бессмысленно, как и сверхновую. Она стала его неотъемлемой частью, без которой он уже много лет не мог помыслить свое существование, но частью независимой и самостоятельной, за которую незачем бояться.

И вот теперь он с удивлением обнаруживал в себе эмоции, на которые даже не считал себя способным.

Нежность.

Ярость.

Страх.

Он не намеревался анализировать, что именно он испытывает к смешной пятнадцатилетней девчонке по имени Мира Аттэй — то ли родительские чувства зрелого мужчины к ребенку, то ли сексуальное влечение взрослого самца к молоденькой самочке. Он знал лишь, что должен ее защитить. Ее — и остальных детей в том мире, абсурдном, нескладном и неспособном существовать без внешнего пригляда. Поначалу он воспринял ее, да и всех прочих, только как разновидность кукол в наспех слепленной Яной виртуальности. Но потом, провоцируя девочку и исподтишка наблюдая за ней, он осознал: она — не менее живая, чем он сам. Живая — и одинокая. Он увидел в ней самого себя, каким был в детском доме: всегда посреди толпы, и все равно ничей, окруженный казенной заботой и не знающий тепла материнских рук.

Девочка, которой не на кого опереться и которая, сама того не подозревая, стала пробным камнем эксперимента. Эксперимента, от которого зависели жизни миллионов и миллионов таких же детей.

Отношения фертрата и хозяйки — то, что началось как наполовину забавная игра, наполовину способ потянуть время и оглядеться, неожиданно переросло в странные, но все более крепнущие отношения. Теперь он понимал, особенно после знакомства с принцессой Ритой, что толкнуло Яну на подобные эксперименты и почему она вынуждена подстегивать ко-нэмусинов, не позволяя тем расслабляться. Но сейчас, пожалуй, впервые в его не слишком длинной жизни понимание вошло в неразрешимое противоречие с эмоциями. Вспышка необъяснимого бешенства, которое он испытал в ночном переулке, когда бандит намекнул на изнасилование Миры — он и представить себе не мог, что способен на такие эмоции. Ему хотелось убивать. Он сдержался, хотя и понимал, что имеет дело с обычными куклами с жесткой программой, не обладающими и каплей собственного разума. Он поклялся себе, что не станет ломать внутренние барьеры, запрещающие убийство. Но оказалось, что в его сердце есть и такой уголок, о котором он не подозревал — пустой, черный и ледяной, словно капля межзвездного вакуума. Уголек овеществленной смерти, которая только и ждет повода, чтобы вырваться на свободу.

Он хотел защитить свою «хозяюшку» от окружающего мира. Хотел — и не мог.

И если он не может защитить ее полностью, то, по крайней мере, должен суметь исправить окружающую ее систему. Исправить так, чтобы тупая игровая логика виртуального мира перестала угрожать Мире. И всем остальным ко-нэмусинам, разумеется. Яна могла ошибаться в деталях — но она права в главном: эксперимент следует завершить, и завершить успешно. А как запустить систему в автоматическом режиме, не требующем ручного вмешательства, можно разобраться и позже.

И еще следовало окончательно определиться в своем положении в Академии-Си. Он всегда легко находил язык с детьми и подростками — но как товарищ, не как воспитатель. Его легкое беззаботное отношение к жизни и веселый нрав привлекали окружающих. С детства Палек без труда становился заводилой в играх и рискованных предприятиях, и товарищи подчинялись ему, признавая право на лидерство. Но он, неосознанно следуя своему приемному отцу, никогда не ограничивал их свободу. Он мог увлечь за собой — но не мог заставить других смотреть на мир своими глазами. А дети — даже подростки, несмотря на всю их пробуждающуюся самостоятельность — нуждаются в дисциплине. Они просто не обладают жизненным опытом, дающим понимание необходимости рутинных скучных действий. Нужен особый талант, чтобы заставить их делать то, что не хочется, не вызывая ненависти и отвращения к себе. Палек не питал иллюзий: таким талантом он не обладал даже близко. Следовательно, он не должен вставать на пути тех, кто его имеет. Необходимо придумать способ свободно существовать в Академии и влиять на окружающих, но в то же время не разрушать установленную в ней дисциплину. Как? Потом, не сейчас. Пусть пока мысль поварится в фоновом режиме.

Палек открыл две папки и подвесил их рядом. Две статичные картинки. На одной — принцесса Рита: хорошо развитые формы зрелой женщины, ничуть не скрываемые громоздким парадным платьем, пышные иссиня-черные волосы, скрывающие высокий лоб, довольно крупный, но соразмерный нос и пухлые розовые губы, миндалевидные черные глаза с длинными ресницами, тонко очерченные скулы, нежная ямочка на подбородке. На другой — Мира. Серо-стальные широко расставленные глаза и скулы северянки, слегка курносый нос, чуть топырящиеся уши, узкий подбородок и тонкие полудетские губы, волосы коротко острижены по дурацкой полувоенной моде Академии. С принцессой — ничего общего, если не считать цвета волос. И все же — все же они неуловимо похожи. Возможно, взглядом. У обеих — прищуренный, с явным вызовом и в то же время с тайной робкой неуверенностью в себе.

Одной — двадцать семь лет субъективного времени. Другой — пятнадцать. И если верить протоколам тестирования Бокува, обе — на одной ступени умственного развития. А значит, за пятнадцать лет своего пребывания в виртуальности ментально Рита повзрослела лишь на три года.

Ничего, подруга, мы тебя воспитаем как следует, мысленно пообещал ей Палек. Никуда не денешься. Вот только свяжу вместе кое-какие ниточки и придумает несколько учебных задачек…

Мелодично прозвенели колокольчики.

— Запрос на установку канала связи, — оповестил коммуникатор. — Инициатор — Биката. Решение?

— Принять.

Инженер возник от Палека на расстоянии вытянутой руки. С его ладони стекло и повисло в пространстве облачко мерцающего тумана.

— Держи, — сказал он. — Закончил я копаться в твоей площадке в первом приближении. Здесь результаты.

— Спасибо, Би, ты настоящий друг, — Палек переправил информационный пакет в архив и вызвал текст отчета на вновь созданный экран. — Ух ты… Силен ты писать. Тут же сотня страниц.

— Не я пишу, автосекретарь. Я только материалы скармливаю. Своими словами описать?

— Ага, валяй.

— В общем, площадка твоя — типовая игровая виртуальность еще из времен, когда Джао не успел изобрести Игру. Возможно, еще с живой Земли, с последних стадий.

— Дзи Игру не изобретал, он только прикладную социологию развил в нужную сторону.

— Не суть. Главное — что я не сумел найти по ней нужную информацию. Куча второстепенных деталей обнаруживается без проблем. Интерфейс дизайнера — как проектировать общество, как формулировать цели игры, методы генерации карты и полмиллиона типовых заготовок, базовые описания моделей физики, и так далее — пожалуйста. Но вот главного, спецификаций внутренних интерфейсов и формальных описаний игровых алгоритмов, нет. Или я не нашел. Сам понимаешь, миллионы лет Архив замусоривали тоннами никому не нужной информации, а ведением индекса никто толком не занимался. Найти в нем данные, не зная, что именно ищешь, невозможно. И потом, Архив все-таки рассчитан на Старших с их симбиотической связью с искинами. В оригинальных форматах я не ориентируюсь, а когда преобразуешь в понятные формы, они так раздуваются, что голова кругом.

— То есть совсем глухо? — разочарованно поинтересовался Палек. — И никак сломать нельзя? Би, мне позарез нужны полномочия супервизора. Права дизайнера мне мало помогают. Почти ничего нельзя сделать.

— А ты думал! — усмехнулся Биката, удобно устраиваясь в пустоте напротив него. — Слушай, организовал бы ты себе нормальный кабинет, что ли. А то висишь, как в киселе! В общем, порадовать тебя ничем не могу. Раз нет документации, придется ломать грубой силой. А чтобы применять силу, нужно знать, где именно. Я даже не знаю, где в пространстве находится фантомный носитель площадки. Судя по косвенным признакам типа задержек отклика по гиперканалу — где-то неподалеку от Текиры, но такое «неподалеку» подразумевает объем в несколько тысяч кубических светолет. Как хочешь, но без сотрудничества Яни дальше работать нельзя.

— С этим проблем больше не возникнет. Она сдалась. Ее теперь волнует уже не непредвзятый взгляд на вещи, а намечающийся коллапс системы. Ни она, ни Бокува не понимают, откуда мог взяться генерирующий портал посреди Цетрии. То есть в журнале событий он честно зафиксирован, но как появился — ни полслова. А в игровую механику прямо заложен запрет на активацию полноценного портала за пределами пограничной зоны Сайлавата. Глюки в системе пошли, что ли?

— Так, Лика, — Биката поднял ладонь, останавливая товарища. — Давай по порядку. Ты попросил меня решить конкретную техническую проблему. Я выдал тебе предварительное заключение. Все. Дальнейшая работа требует дополнительной технической же информации, и как только я ее получу, так сразу продолжу. Я ничего не знаю ни о каких порталах и прорывах. О чем речь? Или по-прежнему жуткий секрет?

— Нет. Хватит с меня секретов от своих. Тем более, что проблема сверхсерьзная. Яни в одиночку с ней не справиться, да и с моей помощью — тоже. Нужен коллективный мозговой штурм. Би, площадка с условным названием «Академия-Си» является экспериментальным интернатом для ко-нэмусинов.

— Что означает приставка «ко−»?

— Дети. Дети, умершие в возрасте от восьми до четырнадцати лет.

— А что ты на меня так смотришь? — поинтересовался Биката. — Я должен как-то отреагировать? Подпрыгнуть на две сажени и завопить «вот оно что»? Или куда? Ну, умерли и умерли. Для того Ракуэн и предназначен, чтобы рекреационной зоной для мертвых служить.

— Би, ты олух, — скривился Палек. — Ты хоть немного интересовался теорией существования психоматрицы на фантомном носителе?

— Я, между прочим, весьма плотно такими вещами интересовался! — обиделся Биката. — Конечно, до Джао и Майи мне, как луже до океана, но кое-что понимаю. Ты нормально сказать не можешь?

— Би, ты бы почитал самостоятельно. Я не нейрофизиолог, в предмете сам по верхушкам нахватался.

— А ты своими словами. Дай введение в тему, чтобы мне хоть что-то сейчас понять.

— Своими словами… Хм. Ну ладно, примерно так. Официальная психофизиология предполагает, что до созревания перенос человеческой психоматрицы на фантомный носитель невозможен. Точнее, возможен, но бессмысленен. В развитии человеческой психоматрицы выделяется три этапа: первый — до семи-восьми лет, второй — до пятнадцати-шестнадцати, ну, и третий до конца жизни. На первом этапе психоматрицу снимать вообще незачем. Мозг не развит, личность практически отсутствует, ребенок является не более чем пассивным зеркалом окружающего мира. Кошка и та иногда разумнее. Но на втором этапе начинается активное развитие и формирование структур головного мозга, ответственных за работу разума, и тут уже можно говорить о собственном разуме. Однако психоматрица, в это время, как считается, все еще неполноценна и ущербна. И она не может развиваться на фантомном носителе в силу тормозящих процессов, необходимых для его нормальной работы. Проще говоря, сняв психоматрицу на втором этапе, получишь пожизненного дебила, замороженного в развитии. Старшие в свое время снимали сознание на фантом только на третьей стадии, после двадцати лет по земному летоисчислению, а лучше — после двадцати пяти.

— Ага. Спасибо за лекцию. Ну, этот аспект я не изучал, так что спорить не стану. А Яни, выходит, не согласна?

— Точно. Она полагает, что такая теория основана на результатах единичных экспериментов, причем проведенных от безысходности, с детьми, не имевшими шансов дожить до пятнадцати из-за неизлечимых заболеваний. Даже в то время у Старших случались проколы с дальним прогнозированием во время верификации зародышей. Массовых экспериментов со здоровыми детьми никто никогда не проводил по понятным причинам. Да и просто необходимости не возникало — пренатальные генетический анализ и коррекция плюс развитая медицина плюс постоянный мониторинг со стороны чоки-компаньонов обычно делали развитие биологического тела беспроблемным. Сбои можно по пальцам одной руки пересчитать. Так вот, Яни в фирменном стиле нашей семейки озлилась на несправедливость мира и решила доказать, что умерших детей вполне можно воспитать в условиях Ракуэна. Просто нужно подобрать правильные социальный контекст и методы воспитания.

— Результаты?

— Знаешь, Би, а она права, похоже. Две у меня сестрички, обе невозможные зануды, хотя с Яни попроще, чем с Карой, и обе, понимаешь, страшно раздражают тем, что не умеют ошибаться. Предложат тебе таких завести — отказывайся сразу, даже если доплатить посулят. Я там проторчал неделю, пусть и урывками, и не вижу абсолютно никаких проблем с ко-нэмусинами. Они вполне соответствуют декларируемому возрасту в пятнадцать-шестнадцать лет, хотя многие умерли в возрасте от восьми до десяти. Только с одной, с принцессой, проблемы: в декларируемые двадцать семь у нее психика на уровне пятнадцатилетней, хотя она торчит в псевдореальности уже двенадцать лет.

— Погоди, как двенадцать лет? Когда успела? Нас самих всего восемь лет назад в Демиургов переделали.

— Яни с локальным временем игралась. Основную несущую частоту в несколько раз ускоряла. Сильно, правда, не могла — начинались проблемы с синхронизацией с внешними психоматрицами. Принцесса — самая первая ко-нэмусин в Академии-Си, на ней система опробовалась. Яни корит себя, что создала ей слишком мягкие условия, где самое страшное — лишение сладкого на десерт. Ну ничего, мы с ней поработаем. Кризис здесь только на руку.

— Интересно, — Биката задумчиво почесал бровь. — Значит, интернат из ко-нэмусинов и искинов…

— И взрослых нэмусинов. Кто-то — в роли воспитателей, кто-то в роли статистов. Для придания достоверности сцене, так сказать. Правда, Яни по глупости их втемную использует, в состоянии рекреационного сна, и кое-кто уже начал просыпаться.

— Кстати, это кое-что объясняет.

— А именно? — насторожился Палек.

— Количество внешних подключений к площадке. Там есть анонимный доступ к статистической информации, и я сумел отследить число внешних сессий. Их больше пятисот. Какая-то часть — каналы на носители ко-нэмусинов, а также на нас с тобой, Яну и Бокува. А вот остальные оставались загадкой. У них статус оригинальный — вроде бы наблюдатели, но какие-то странные. Я никак понять не мог, что за беда.

— Би, а больше тебя ничего не настораживает? Слушай, я, конечно, просмотрю твои материалы, но у тебя есть что-то, на что ты бы особо хотел обратить внимание? Чтобы я ненароком не пропустил?

— Ну… — Биката наморщил лоб. — Больше ничего особенного. Более-менее типовая площадка, насколько я успел разобраться в доисторических механизмах Демиургов. Типовые правила — двойного везения, когда усиленно везет одновременно и Стратегу, и играющему против него Тактику, эмоционального прорыва, когда усилием воли можно преодолевать ограничения, ограниченных инсайтов, допускающих эффективную работу гадалок и ясновидящих, ну и все такое…

— Погоди, Би. Что за эмоциональный прорыв?

— Если есть какие-то ограничения игровой механики, то твоя проекция обязана им следовать. Но если ты приложишь колоссальные эмоциональные усилия, то система, грубо говоря, под тебя прогнется. Например, если на тебя начнет валиться огромный булыжник, он тебя раздавит, и ты умрешь. В смысле, потеряешь проекцию и превратишься в лучшем случае в наблюдателя без интерактивного взаимодействия. Но если сумеешь напрячься и стерпеть боль и напряжение, то сможешь камень удержать и даже оттолкнуть голыми руками. Эмоциональный прорыв снижает игровой ресурс проекции вплоть до внезапной преждевременной «смерти», вроде бы как инфаркта, но в случае острой необходимости, когда выхода нет, размен может оказаться адекватным.

— Угм. Не знал. Интересно. То есть если сильно напрячься, я могу, скажем, что-то вдалеке увидеть? А то без подзорной трубы получается простое увеличение картинки с саженными пикселями. Никакое сглаживание не помогает.

— Разумеется, — покровительственно улыбнулся Биката. — Если информации у тебя нет, то как ни напрягайся, ее не добудешь. Лика, ты же сам инженер, должен понимать.

— Щас в ухо плюну! — пообещал Палек. — Я не по той тематике инженер, если ты еще не заметил. Ты давай конкретнее и на пальцах.

— Все просто. Не забывай, что ты имеешь дело не с реальностью, а с ее эмуляцией. Все, что подается на видеовход твоего канала, является искусственно сконструированной картинкой. Когда ты смотришь на лес, ты на самом деле никуда не смотришь. Система определяет, где ты «находишься», в каком направлении устремлен твой «взгляд», какие именно объекты с учетом их координат ты можешь «увидеть» и кто из них кого «закрывает». Берутся проекции объектов в том виде, в каком их «видишь» ты, накладываются друг на друга, ретушируются в зависимости от текущей погоды, условий освещения и так далее — и получается картинка. Например, возьмем валун, дерево и дом, расположенные…

— Би, в таких азах я разбираюсь. Давай дальше.

— Как скажешь. Проблема в том, что ход лучей нельзя просчитывать на произвольное расстояние. Не забывай, что в виртуальности не только ты наблюдатель, которому надо картинку строить, их сотни. А с учетом искинов и прочих служебных сущностей — миллионы, пусть даже им не нужно предъявлять абсолютно достоверное изображение. Плюс к тому линейное наращивание вычислительных мощностей неэффективно, поскольку нивелируется сложностями с синхронизацией данных между независимыми потоками. Поэтому приходится оптимизировать процесс. На определенном расстоянии от тебя просчет сцены прекращается. Вместо интерактивных моделей объектов тебе показывают заранее просчитанный плоский задник с динамическими текстурами. Глаз не отличает, а мощности экономятся. И другие приемы есть — экранирование складками местности, дымкой в воздухе и так далее. Это если очень упрощенно, конечно, там есть механизмы оптимизации в зависимости от того, какие наблюдатели «смотрят» в том же направлении, но суть примерно такова.

— Ладно, ладно, — нетерпеливо сказал Палек. — А почему я увеличить не могу?

— Через подзорную трубу можешь? Которая существует как объект виртуальности?

— Не пробовал. Ни одна в руки пока не попалась, отсюда и проблема. Но есть такие, точно знаю.

— Вот. Если бы ты смотрел через местную подзорную трубу, механика виртуальности отследила бы ее и модифицировала бы свое поведение, выдав более детальное изображение. Но ты увеличиваешь картинку средствами собственной системы обработки изображения, о которой виртуальность ничего не знает. В конечном итоге ты пытаешься увеличить полученную со стороны статичную картинку с фиксированным разрешением. Толку от такого не больше, чем разглядывать через лупу изображение в дисплее, все равно в конце концов упрешься в зернистость. До определенного момента помогают алгоритмы интерполяции, но только до определенного. Так что ищи местную подзорную трубу.

— Или делай сам…

— Не факт. Лика, Академия-Си — довольно примитивная виртуальность по нынешним меркам. Она сильно уступает Ракуэну, к которому пристегнута весьма искусственно. Я не лез глубоко, но там похоже, физика не столько просчитывается, сколько эмулируется. Эмулируется — когда у тебя ложка на пол падает не потому, что с общим гравитационным полем взаимодействует, а потому, что в ее свойствах прописано, что без опоры она падать должна…

— Би, я знаю, что такое эмуляция. При чем здесь твой «не факт»?

— Может выйти так, что если созданный тобой объект не зарегистрировать надлежаще в системе, он не станет работать, как ожидается. Просто соответствующие атрибуты не заполнятся должным образом.

— Блин. Ну, Яни! Не могла, что ли, с умными людьми проконсультироваться…

— Ты, что ли, умный? — недружелюбно спросила Яна, возникая из воздуха. — Воображаю, что бы ты насоветовал.

— Во-первых, без спросу включаться невежливо, — огрызнулся Палек. — Во-вторых, уж точно не порекомендовал бы хвататься за античную систему!

— Во-первых, — парировала Яна, в своей излюбленной манере упирая кулаки в бедра, — я не сбрасывала канал с последнего раза специально, чтобы не тратить время на обмен преамбулами, и ты о том прекрасно знаешь. Во-вторых, даже такая «античная система» для обезьяны вроде тебя все равно что авиалайнер для первобытного тролля. В-третьих…

— Вы еще подеритесь! — хладнокровно посоветовал Биката. — А я пока пойду. Повыдергаете друг другу лохмы — зовите, продолжим.

— Би, ну ты посмотри на него! — пожаловалась Яна. — Влез на чужую площадку, устроил там форменный бедлам, сломал всю педагогическую систему, свел с ума нэмусинов, ввел в ступор половину искинов поддержки, которые просто не понимают, что с ним делать, мне без конца на нервы действует… Одна Бокува в порядке, да и то потому, что неб, а у небов с эмоциями куда лучше, чем у меня, несчастной!

— Кто? — переспросил Биката. — Неб?

— Разум небиологическиго происхождения, — пояснила Яна. — Чтобы с искинами не путать. А то искины Камилла, да и Художницы в Ракуэне, на самом деле со служебными искинами мало чего общего имеют. Путаница выходит.

— Я, между прочим, термин придумал! — важно похвастался Палек. — Я гений, точно вам говорю. Недаром я в свое время Бокува отремонтировал.

— Не приписывай себе чужие заслуги, ее я отремонтировал, — усмехнулся Биката. — А если точнее, то диагностический модуль справился без нашего с тобой участия. Яни, пока я не забыл — Лика упомянул, что ты с локальным временем игралась. Так?

— Да. Что-то не так?

— Имей в виду, что психоматрицы нэмусинов не являются частью Академии-Си и зависят не только от нее. Они не в состоянии адаптироваться к слишком отличающимся частотам одновременно входящих несущих. Поаккуратнее со скоростями.

— Погоди, то есть как поаккуратнее? Я же несколько раз полностью замораживала Академию, когда ее отлаживала!

— Нэмусины тогда были подключены?

— Да… нет… не помню точно. Наверное, нет.

— Наверняка нет. Нельзя полностью заморозить виртуальность, к которой полноценно подключены внешние психоматрицы. Плохо кончится, да и система не позволит. Сначала отключи, а потом замораживай. Ладно, я побежал. Кстати, Яни, если есть Академия-Си, то должно иметься еще минимум три предыдущих. Надеюсь, ты не?..

— Те Академии ко мне отношения не имеют. Открытые площадки для проснувшихся нэмусинов. Академия-Сан, например, вотчина Цукки, она там собирает ученых из проснувшихся, с научными школами играется. Би, я же не совсем свихнулась — несколько таких проектов одновременно вести.

— Да кто вашу сумасшедшую семейку знает! Лика, просмотришь материалы — зови, если понадоблюсь. А пока…

— Погоди! — встрепенулся Палек. — Только одно скажи. Там связь через магические шары идет, но есть еще и радио, я о нем слышал. Перехватить переговоры можно?

— Ну… — Биката задумчиво потер подбородок. — Как я уже сказал, физика там не столько просчитывается, сколько эмулируется. Следовательно, должна существовать выделенная система связи, к которой можно подключиться независимо от месторасположения говорящих и наблюдателя. Неважно, магическая там связь или радио, схема наверняка одна и та же. Что-то типа выделенной области памяти, в которую на определенное время помещаются пакеты сообщений. А что? Кого-то послушать хочешь?

— Угу. Очень мне интересно, о чем графья и попики меж собой болтают. Если наткнешься по ходу дела — сообщи, ладно? Яни, ты мне так и не переслала полные данные о нэмусинах в Академии. Где они?

— Перешлю сейчас. Забыла, извини.

— Да! — спохватился Биката. — Я сам чуть не забыл. Яни, мне нужны пространственные координаты носителя Академии. Если вам нужно понять, как захватить контроль над игровой площадкой на низком уровне, придется работать напрямую с физическим носителем.

— Перешлю, — уныло согласилась Яна. — Можете не смотреть на меня с таким сарказмом, я уже поняла, что дура беспросветная. Просите чего хотите, все расскажу. Даже где последняя заначенная шоколадка лежит.

— Ух ты! — удивился Палек. — Слышь, Би, она и в самом деле раскаивается. Лови момент, когда еще такое случится!

— Обойдусь без вашей шоколадки, — отмахнулся Биката. — Все, пошел я от вас. Там Камилл по параллельному каналу житья не дает, все с ходом торопит.

— Камилл? — хором переспросили Яна с Палеком.

— Он самый. Он меня несколько периодов назад научил игре, «шахматы» называется. Доска восемь на восемь, два идентичных комплекта фишек и определенные правила их перемещения. Чем-то на «золотого генерала» смахивает. Интересно, между прочим.

— Да он тебя обдурит, как младенца, — пожал Палек плечами. — Нашел, с кем связываться.

— Не все так просто, Лика, — серьезно сказал Биката. — Конечно, за четыре миллиона лет дерево позиций могли и просчитать полностью, если задавались такой целью. Но Камилл — настоящий игрок, играет не ради победы, а ради процесса. Не думаю, что он жульничает. Все, пока, молодежь. Недосуг мне.

И он растаял в воздухе.

Яна с Палеком переглянулись.

— Я-то думала, что ты, Лика, из наших станешь первым, кто с Камиллом в игру ввяжется, — насмешливо прищурилась Яна. — Как же ты такой шанс упустил?

— Мне пока в жизни интереса хватает, чтобы еще и в игры влезать. Ну что, давай думать, что делать с нашей Академией. Ты в курсе, что Бокува просветила Сиори, Грампу и Исуку насчет их истинной природы?

— Да, она сообщила. Не вовремя ты это затеял, Лика, попомни мои слова. Сиори на грани пробуждения. Если она проснется в результате твоей самодеятельности, считай, минимум неделю в себя приходить станет. А то и период. Зря думаешь, у Момбана стандартная процедура сатори на десять суток растянута?

— Так лучше, чем если она проснется от шока в момент острого кризиса. Ничего, она тетка сильная, справится. Ну что, зовем Каси и начинаем обсуждение всерьез? Кстати, а Кару привлечь не стоит? Обидится еще потом, что не рассказали.

— Нет. Она и так в эмоциональном раздрае. Вон, переживает, что решила проконтролировать свою проекцию в Масарии на профилактическом осмотре, раскрылась и психанула.

— Когда успела? Я что-то не слышал.

— Да там ребенок полез куда-то на верхотуру и сорвался. Вместо того, чтобы вероятностями поиграться и эффектором подстраховать, зачем-то повела свою проекцию его вручную спасать. Проявила себя как девианта, вместо намечаемой третьей категории показала первую и попала в фокус внимания исследователей. Она мне призналась, что вдруг почувствовала себя снова в Институте Человека. Что ее сейчас снова привяжут к стенду и начнут мучать. Знала, что чушь полная, и все-таки не справилась с собой. Она очень устала, Лика. Она много лет насилует себя, занимаясь делом, к которому питает глубокое отвращение. Ей срочно нужно в длительный отпуск. Или же решиться окончательно уйти из Сураграша. А если рассказать ей об Академии, наверняка она и ко-нэмусинов на себя взвалить попытается — и тогда точно сломается.

— Ладно, убедила. И вообще, нужно против нее заговор организовать и государственный переворот. Связать и увезти силой на природу, к озерам. На лошадях кататься, на сукато летать, все такое. И Дзи позовем, чтобы не брыкалась.

— Незачем. Она в последнее время все больше и больше торчит в Масарии. Ничем не хуже разгрузка. Ты давай Каси зови, мечтатель. Она ведь наверняка не сразу подключится.

— Сейчас. Ты мне только скажи — тот парень, что тебе сценарий писал, он все из головы придумал? У меня смутные подозрения, что я такое уже где-то видел.

— Ну, я ему общие рамки поставила. Взяла пару старых сериалов и попросила скомпилировать похожий сюжет.

— Каких сериалов? Конкретно?

— Ну, «Дева Ватасино». И «Моя танцовщица».

— Точно! — Палек хлопнул себя по бедрам. — Я же чувствовал, что что-то здесь очень знакомое для малолеток. Яни, ты ничего более инфантильного ему подсунуть не могла? Типа «Душееда», например? Или «Кровососки с крестом»? Там тоже в школах действие происходит.

— Половина таких сериалов про школы! — обиженно сказала Яна. — Что вспомнилось, то и использовала. И вообще, кончай издеваться, зови Каси.

— Зануда. Ладно, сейчас.

Палек полуприкрыл глаза, пробежался по списку первого круга и активировал канал в сторону Кансы.

«Канса, контакт. Палек в канале. Каси, ты там не слишком занята? Мы тут с Яни сидим, ты нужна…»

10.07.1433, перидень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Девичью фигурку в неприлично короткой юбке Мира заметила сразу же, как поднялась на третий этаж дормитория. Вообще говоря, сейчас ей полагалось находиться в библиотеке на самостоятельной подготовке, но учеба совершенно не лезла ей в голову. Не ей одной, разумеется. После вчерашних событий в бассейне все три курса гудели словно перегретый магический кристалл, готовый взорваться брызгами пламени. Нападение чудовищ, Май, сам похожий на одно из них, спасение принцессы и ее укрытие в Академии — любого из произошедшего хватило бы на полгода разговоров. Все же одновременно привело к тому, что об учебе попросту забыли. На первых уроках никто из второкурсников не слушал ни господина Саомира, ни почему-то подменившую госпожу Сиори Клию, перекидываясь записочками и перешептываясь. Саму Сиори Мира видела только мельком, с утра: та стояла на краю плаца перед учебным корпусом и смотрела на проходящих мимо кадетов с таким видом, словно еще не до конца проснулась. Когда Мира попыталась поздороваться с ней, та вздрогнула, поспешно кивнула и быстро ушла в сторону преподавательских домиков.

Май не появлялся. Вчера днем он сначала оставался с принцессой в медпункте, потом шлялся неизвестно где, а потом Клия принесла его, бессознательного и в разодранной рубашке, в его комнату, где и оставила дрыхнуть поверх покрывала прямо в одежде. Определенно, творилось что-то странное, потому что раньше за такое директор медслужбы сходу бы влепила виновному пару нарядов вне очереди. Невзирая на личности.

Темой перешептываний и записочек являлся, разумеется, Май и его невообразимый щупальцатый Атрибут, продемонстрированный накануне всей Академии. Из того, что ей удалось подслушать, Мира поняла, что его начали бояться. Раньше к нему относились как к хотя и необычному и странноватому, но вполне своему парню. Теперь же он едва ли не перешел в разряд тех самых демонов, с которыми кадетов учили сражаться. Главным предметом споров стала довольно неприятная тема: сумеет ли хоть кто-то победить Мая в открытом бою, если дело дойдет до сражения. Мнения разделились почти поровну.

Мира чувствовала, что окружающие и к ней самой начали относиться куда как настороженнее, чем раньше. При ее приближении разговоры смолкали, и ее встречали напряженные взгляды в упор. Если она сама пыталась заводить беседу, она, как правило, не клеилась. Верные Хана и Бохака успокаивали Миру, но на сердце легче не становилось. И теперь, не выдержав, она сбежала из библиотеки, чтобы заглянуть в комнату Мая и выяснить, не случилось ли с ним чего. В конце концов, спящий, он не отреагирует, даже если ему уши отрезать.

И вот сейчас,оказывается, кто-то уже намыливается забраться к нему в комнату! Нет, не «кто-то». Только одна особа во всей Академии способна одеваться так бесстыдно — Одора. Ее вчерашний купальник так просто срам. Думает, если у нее выпуск через полгода, так ей все можно? И куда только воспитатели смотрят?

Ухватив в руки туфли и бесшумно ступая на цыпочки, она подкралась к заглядывающей в приоткрытую дверь фигуре.

— Кадет Одора Призрак! — рявкнула она в ухо старшекурснице. — Смирно!

Одора подпрыгнула на месте и вытянулась в струнку спиной к Мире.

— Кру-гом! — скомандовала та.

Девушка четко, как на параде, обернулась — и непонимающе уставилась на Миру. Потом ее лицо исказилось злобой.

— Ты чё орешь? — неприязненно спросила она, сверля Миру взглядом. — По башке захотела?

— Сама захотела! — огрызнулась Мира. — Ты куда подглядываешь, орясина? Не твоя комната!

— Твоя, что ли? — сощурилась Одора.

— Не моя. Мая. Тебе что нужно?

— Не твое дело. А тебе что нужно?

— Тебя не касается. Он, между прочим, мой фертрат. Мне за ним положено приглядывать.

— А больше тебе ничего не положено?..

— Вы чего шумите? — осведомился Май, распахивая дверь и появляясь на пороге своей комнаты. Его штаны выглядели изжеванными и неопрятными, но рубашку он сменил на чистую и целую. — Отдохнуть не даете как следует. Привет, хозяюшка. Чего не спится с утра пораньше?

— Какое утро? — не поняла Мира. — Сейчас почти два часа дня!

— Действительно… — Май бросил взгляд в окно и поскреб в затылке. — У меня окон нет, я не заметил. Что-то я увлекся. Что тут случилось в мое отсутствие? Новых чудищ в городском фонтане не замечено?

— Нет. Ты как, в порядке? — осведомилась Мира.

— Нормально все. Так, мне бежать пора. Извини, не до тебя пока что.

Май сделал движение, чтобы проскользнуть мимо.

— Э-э, господин Май… — робко подала голос Одора.

— А? — удивленно воззрился на нее мальчишка. — Ты кто? И что так официально?

— Я Одора. Одора Призрак, третий курс. Рада знакомству. Я… а-а… хотела сказать, что ты так здорово вчера… ну… принцессу спас.

— Ага, я вообще крутой по жизни, — согласился тот. — Одора, значит? Хм. Ну, раз ты Одора, а я Май, надо как-нибудь обязательно станцевать вместе. Кстати, хозяюшка, я все забываю спросить — у вас тут танцульки устраивают? Дискотеки, танцполы или еще в том же духе?

— Уроки бальных танцев, что ли? — не поняла Мира. — Конечно. Раз в неделю. Ты же сам видел.

— Да нет, нормальные танцы. Ладно, не парься. Все понятно.

— А я с удовольствием с тобой станцую… Май. Так, как ты захочешь, — Одора придвинулась вплотную к мальчишке, вроде бы как поправив блузу, а на самом деле расстегнув еще одну пуговицу. Мира почувствовала, что к лицу приливает краска. Что она делает?! Еще немного, и ее вымя вывалится на всеобщее обозрение! — А еще я очень хочу, чтобы ты рассказал мне о своем мире. Наедине. Как-нибудь вечером, при луне — только ты и я…

— Я бы с большим удовольствием, — Май склонился к ее уху, так что Мира с трудом разбирала слова. Все мужики — кобели, и он туда же? — Только скажи мне, красотка, а разве Защитницам трахаться не запрещено?

Одора вздрогнула, и Мира порадовалась, что не одна она здесь умеет краснеть. Однако старшекурсница справилась с собой почти мгновенно.

— Если знать, как, то все можно, — шепнула она в ответ, хотя ее обаятельная улыбка вышла несколько кривоватой и слегка растерянной. Зато взгляд, который она искоса метнула на Миру, оказался наполнен победным торжеством. — Сегодня в одиннадцать, после отбоя — сумеешь выбраться в парк?

— Я все сумею, — Май по-хозяйски положил руку ей на талию. — Только…

Он слегка подмигнул Мире.

— Я не заинтересован, — закончил он прежним тоном, в котором, словно блики по поверхности прохладного ручья, скользили насмешливые нотки. — Ты не в моем вкусе, красотка.

Одора отшатнулась, сбрасывая его руку. Ее лицо пошло пятнами.

— И кто же в твоем? — сквозь зубы процедила она. — Эта доска? — она кивнула на Миру.

— Ну вот, сразу пошли ярлыки. Почему доска? Просто дите недоросшее, все еще впереди. Эй, Каси! — он махнул рукой. — Меня ищешь?

Мира обернулась. К ним, неслышно ступая мягкими туфлями, приближалась молодая женщина в платье и наколке горничной и с рыжеватыми волосами, забранными на затылке в конский хвост.

— Да, господин Май, — вежливым тоном ответила она. — Госпожа Клия просила передать, что Ее Высочество проснулась и сейчас изволит обедать. С ней можно поговорить, как ты хотел. И госпожа Сиори просила тебя зайти как можно быстрее. Она хочет спросить… касательно вчерашних рассказов госпожи Айсоки.

— Спасибо, зайду, — кивнул Май. — Кстати, хочешь посмеяться?

Он жестом фокусника извлек из нагрудного кармана рубашки смятый клочок бумаги.

— Третье письмо. Похоже, я нарасхват. Ладно, пошли. Пока, девочки! Вечером поболтаем.

Он звонко шлепнул обеими ладонями по ягодицам Миры и Одоры, прошмыгнул между ними и с громким топотом ссыпался вниз по лестнице.

— Прошу его простить, — поклонилась горничная. — Я уверена, он не держит в голове скверных мыслей.

Она повернулась и степенным шагом спустилась за Маем.

— Я его убью! — прошипела Одора.

— И я поучаствую! — поддержала ее Мира, еще полминуты назад радовавшаяся унижению соперницы. Дите недоросшее? Ах он… — И ведь он так все время!

— И как ты его переносишь? — поинтересовалась Одора, задумчиво теребя ворот блузы. — Ты ведь за ним все время хвостиком таскаешься. Неужто терпишь?

— Ничего я не таскаюсь! — буркнула Мира, чувствуя, что опять краснеет. — Просто я за ним присматривать должна. Мне госпожа Сиори приказала.

— Ага, рассказывай! — скептически хмыкнула Одора. — А то я не видела, как ты на него смотришь. Но чтоб я сдохла, если не отомщу!

— И как собираешься?

— Заложить хочешь? — подозрительно глянула Одора.

— Помочь хочу! — фыркнула Мира. — Тоже мне, спаситель принцессы. Все ему вокруг дети, один он умный!

Девицы синхронно решительно кивнули. Союз, по крайней мере, временный, был заключен.

— Что сделаем? — осведомилась Мира.

— Сейчас… — Одора задумалась. — Ну-ка, за мной.

Она воровато оглянулась и вошла в комнату Мая. Мира последовала за ней. Прикрыв за собой дверь, старшекурсница осмотрелась по сторонам. Правда, особо смотреть казалось не на что. Кровать, шкаф и тумбочка, да еще шар-светильник под потолком. Окно отсутствует, зато вовсю пахнет пылью. Кладовка, да и только.

— Ага! — Одора торжествующе ткнула пальцем в тумбочку. — Вот!

Она схватила стакан, мирно стоящий рядом с пустым графином, и победно воздела его над головой.

— Ну и что? — непонимающе переспросила Мира.

— Пошли!

И Одора выскочила в коридор.

— Стой здесь! — приказала она и со всех ног бросилась к женской душевой по ту сторону лестничной площадки. Спустя несколько секунд она выскочила оттуда с полным стаканом воды. — Смотри — чуть приоткроем дверь и поставим стакан сверху на ее край. Как только дверь откроется, стакан ему на голову упадет и обольет. Поняла?

— А он там устоит? — засомневалась Мира. — Уж больно он узкий.

— Куда он денется! Ну-ка, приподними меня, а то я не достану.

Мира нехотя присела и обхватила старшекурсницу за бедра. Пыхтя, она приподняла Одору над полом сантиметров на тридцать, уткнувшись ей лицом в спину, и замерла, перебарывая дрожь в коленках.

— Еще чуть-чуть! — скомандовала та сверху. — Ага, вот так держи! Все, опускай.

Мира почти уронила ее на пол и глянула вверх. Дверь чуть приоткрывалась внутрь комнаты, но стакана наверху не замечалось.

— Сматываемся, пока никто нас не засек! — озабоченно сказала она.

— Тихо! — оборвала ее Одора. — Тьфу, скотская жизнь! Идет кто-то.

С лестницы и в самом деле донеслось щелканье каблуков. Переглянувшись, девочки на цыпочках добежали до душевой, нырнули в нее и затаились, чуть приоткрыв дверь, чтобы в щелку видеть коридор.

— Грампа! — тихо выдохнула Одора.

Воспитательницу они видели со спины, но даже так она показалась какой-то странной. Ее обычно резкие энергичные движения сменились медленной задумчивой походкой. Поднявшись на этаж, она остановилась, словно колеблясь, потом подошла к двери в комнату Мая и замерла, протянув к ней руку.

— К-ссо… — шепотом выругалась Одора. Мира замерла. Только не входи, не входи, молила она. Ну нет там никого!

Грампа толкнула дверь и решительно ступила в проем. В следующий момент тишину дневного дормитория разорвал громкий взвизг, сопровождающийся звоном разбитого стекла.

Девочки отпрянули от двери и прилипли к покрытой плиткой стене раздевалки.

— Мы попали, — едва слышным шепотом констатировала Одора. — Идем сдаваться? Тогда она нас хоть не убьет.

— А откуда она узнает, что мы виноваты? — таким же шепотом откликнулась Мира.

— А если она сейчас сюда заглянет?

В коридоре раздались шаги. Они приблизились к душевой и затихли. Мира вцепилась себе в плечи. Если госпожа Грампа сейчас заглянет сюда…

Но она не заглянула. После паузы шаги возобновились — и на сей раз они точно принадлежали инструктору по боевым единоборствам: звонкие, энергичные и решительные. Они почти тут же пропали — вероятно, воспитатель спустилась по лестнице. Девочки синхронно выдохнули.

— Пронесло, — облегченно констатировала Одора. — И чего она сюда притащилась? Она ведь сегодня даже не дежурная.

Мира выглянула из душевой. У порога двери в комнату Мая валялись осколки стакана и растеклась лужица воды. Похоже, орудие возмездия по Грампе промахнулось.

— Ладно, пошла я, — сказала Одора. — Помалкивай только. А ты вообще-то ничего девчонка, даром что плоская.

— Да и ты ничего, — в тон ей откликнулась Мира. — Даром что корова.

Старшекурсница покровительственно усмехнулась, одернула свою мини-юбку и вышла, махнув рукой на прощание. Мира посмотрела ей вслед, потом вздохнула, открыла шкафчик с инвентарем и извлекла оттуда веник, совок и тряпку. Не может же она уйти просто так, оставив следы случившегося безобразия!

* * *

— Прошу, Ваше Высочество, — служанка с поклоном поставила поднос на прикроватный столик, склонилась, скрестив руки на груди, и, пятясь, вышла из палаты.

Рита недоверчиво посмотрела на еду. Омлет… наверное, омлет с ломтиками помидоров. Нарезанная кружками колбаса. Молодой сыр, от которого подозрительно пахнет даже на расстоянии. Горка зелени, политая маслом. Ломти хлеба — хотя и вроде как белого, но с отчетливым сероватым оттенком. И глиняный кувшинчик с какой-то темной жидкостью. Это — обед? Она еще ни разу полноценно не ела в Академии, ограничиваясь тортами и пирожными. Если кадетов здесь кормят ТАК, им можно только посочувствовать.

— Что-то мне не хочется есть, — пробормотала она. Ну почему здесь нет старой доброй Грейлы? Уж она-то знает, что следует подавать на стол. И в груди жжет так, что дышать больно — как прикажете в таких условиях наслаждаться пищей?

— Необходимо, Ваше Высочество.

Крейт полусидел-полулежал в углу в мягком глубоком кресле, которое специально для него с помощью своего Щита и двух кадетов принесла капитан Клия. Утром Крейт в надраенной до блеска броне, с пристегнутым палашом приковылял в палату и встал у стены, словно на дежурстве, никак не отреагировав на попытки директора медслужбы Академии выгнать его из комнаты. Даже усадить его удалось не сразу: Защитник намеревался твердо следовать этикету, и потребовался прямой приказ Риты, чтобы он все-таки сел. Тогда он устроился в кресле с таким видом, словно собирался провести здесь остаток жизни. А что, и проведет. Он такой. Полное отсутствие чувства юмора и твердокаменная приверженность долгу, как он сам его понимает.

От вчерашнего кошмара в городском бассейне в памяти осталось немного. Но Рита помнила, как Крейт, стиснув зубы и припав на одно колено под неимоверной тяжестью навалившихся щупалец, держал Щит, пока Тайра отчаянно рубила сразу двух черных слизней, чьи выстреливающие щупальца раз за разом рвали ее броню и кромсали тело.

А Тайра, как ей сказали, погибла. Рита не слишком хорошо знала свою телохранительницу. Незнатная и некрасивая, та предпочитала держаться в тени и не мозолить глаза, как-то тихо и ненавязчиво ускользая от взгляда. И сейчас она мертва. Тех разряженных кукол из свиты, что сопровождали ее, Рита не жалела ни капельки. Надутые самовлюбленные дуры и дураки, только и знающие, что мерзко хихикать за спиной. Там, под щупальцами, их хватило лишь на то, чтобы скорчиться на полу, обхватив головы руками, и жалобно скулить. Она не задумываясь променяла бы сотню таких на одну Тайру. Но мертвые — не оживают. Хорошо что сумели вытащить хотя бы Крейта. Обязательно нужно выяснить, кто спас их двоих, чтобы как следует наградить.

— Есть необходимо для поддержания сил, Ваше Высочество, — сурово повторил Крейт, видя, что его ненаглядная принцесса не реагирует. — Вы обязательно должны подкрепиться. Пища здесь простая, но здоровая и довольно вкусная.

— Ну, раз необходимо… — Рита взяла вилку с ножом, откромсала от омлета кусочек и положила в рот. А что, действительно съедобно. В животе забурчало, и внезапно живот скрутило волчьим голодом. Забыв о приличиях, она набросилась на еду так, что запищало за ушами.

Через пять минут тарелки опустели. Принцесса откинулась на подушки и довольно вздохнула. Крейт одобрительно кивнул.

— Могу я узнать, как себя чувствует Ваше Высочество? — осведомился он.

— Нормально оно себя чувствует, — Рита потерла глаза. — Только спать хочет ужасно. Крейт, какой сегодня день?

— Десятого седьмого, перидень. Чудовища напали на нас вчера.

— Понятно. Крейт…

— Да, Ваше Высочество?

— Я помню, как ты защищал меня.

— Таков мой долг, Ваше Высочество. Кроме того, мне ничего больше не оставалось — просто некуда оказалось сбежать.

Твердокаменное лицо рыцаря тронула едва заметная улыбка.

— И все-таки ты меня защищал. Рыцарь Крейт, я крайне признательна за спасение моей жизни. Не думай, что я неблагодарная. Я немного приду в себя и решу, как тебя наградить. Может, ты хочешь чего-то попросить?

— Нет, Ваше Высочество. У меня есть все, что нужно.

— Значит, придумаю сама. Орден — само собой, но его мало.

— Разреши ему к тебе по-человечески обращаться, подруга, — ухмыльнулся без стука вошедший Май. — Хотя бы наедине. А то все Ваше Высочество да Ваше Высочество!

— О! — обрадовалась Рита. — Точно! И наследственная привилегия сидеть в моем присутствии! Привет, Май. Тебя вчера чудища не покромсали?

Крейт поперхнулся и закашлялся. Рита бросила на него недоуменный взгляд. Наверное, опять не смог вынести неуставного обращения.

— Да я шустрый, фиг догонишь, — еще шире ухмыльнулся Май, без спросу усаживаясь на стул у изголовья. — Меня даже Гра поймать не может. Грампа, я имею в виду, преподаватель местного рукомашества и железоверчения. Ну, ты ее видела, желтоволосенькая такая. Куда там монстрам! Ты сама-то как? В груди не болит? Дышать не тяжело?

— Побаливает вот здесь, — Рита провела пальцем по грудине. — Но дышать не очень тяжело. Меня как-то лечили?

— Да и сейчас лечат. Вон, — Май кивнул на квадрат на стене, переливающийся разноцветными волнами и испещренный непонятными значками. — Система в режиме регенерации. Завтра проснешься как новенькая. Кли, в смысле, Клия, директор медслужбы, появится через полчаса и устроит тебе полный цикл процедур — от клизмы и лекарственных обтираний до микстур ведрами. А пока можно поболтать за жизнь. Кошмары не снились?

— Да ну тебя! Трепло. Тут только один кошмар — ты. Ох, услышит кто из посторонних, как ты с принцессой короны разговариваешь, на месте помрет.

— Ну, наш героический дядюшка Крейт уже привык, только глазами пока еще сверкает. Скоро и сверкать перестанет. Кстати, Саомир сказал, что из дворца по магическому шару нас со вчерашнего вечера долбают ворохами безумных запросов и требований. Твою стражу Сиори сюда не пустила, у ворот оставила, так теперь лично канцлер требует, чтобы она позволила сюда кавалерийскому полку вторгнуться.

— Что, целому полку? — не поверила Рита.

— Ну, может только паре эскадронов. Перебьется. У Академии особый статус? Особый. Экстерриториальный, можно сказать. Вот пусть Барасий и держит своих вояк подальше.

— Хм… Май, а где дама Сиори? Вообще-то мне тоже здесь находиться просто так не полагается. Ректор разрешение оформила как положено?

— Без понятия. Ей хреново после вчерашнего. Она с монстрами дралась, ее приложило как следует. У себя отлеживается.

— А почему не в палате?

— Да кто ее знает…

Май приложил прохладную ладонь ко лбу Риты.

— Вроде температура нормальная. Слушай, подруга, ты серьезный разговор вытянешь? Если не в состоянии, скажи, в другой раз поболтаем. Кли говорит, тебе дрыхнуть надо еще сутки-двое.

— А что ты хочешь? — насторожилась Рита.

— Ты в состоянии или нет? Если нет, то потом поговорим.

— В состоянии.

— Замечательно. Скажи мне, прекрасная моя принцесса короны, какое у тебя самое яркое воспоминание?

— Что?

— Какое. У тебя. Самое яркое. Воспоминание. Э?

— А что вдруг за интерес?

— Считай, что я психоаналитик. А, у вас таких нет. Ну, поп-исповедник. Излей душу, заработаешь облегчение.

— А с какой стати я должна тебе душу изливать? — неприязненно осведомилась Рита. — Ты мне вообще кто? Нянька? Фаворит? Родной братец?

— Я тебе все в одном флаконе плюс надежда и опора. Рита, не выкобенивайся. Мне и в самом деле важно знать.

Май низко склонился над ней, приблизив лицо, и заглянул ей в глаза. А у него не просто серая радужка, машинально отметила Рита. Серая, но с яркими голубыми искрами. Вот сейчас он наклонится еще ниже и медленно, неторопливо поцелует ее в губы, и она ответит, закинув руки ему на плечи…

Он не наклонился и не поцеловал.

— Ну, подруга? — негромко спросил он. — Так что же?

..высокие сводчатые потолки теряются в мягко мерцающем колдовском тумане. Сквозь стрельчатые окна зала заседаний пробиваются солнечные лучи, затейливо окрашенные мозаикой витражей. Цветастые солнечные зайчики изукрашивают серый бархат покрова на столе, придавленный искусно выполненными золотыми канделябрами. В воздухе танцуют редкие пылинки, и даже грубые каменные плиты пола, выглядывающие кое-где из-под ворсистых ковров, выглядят странно уютно. Кажется, сам воздух здесь действует расслабляюще, снимая нервное напряжение, превращая непримиримых врагов почти что в друзей.

Мужчина стоит посреди зала, пронзительно одинокий перед лицом Даорана. Помпезные южные и срединные графы, фатоватые, в расшитых золотом камзолах, с ухоженными усами и холеными сытыми телами людей, никогда не знавших голода, суровые отцы Святой Церкви в мантиях и рясах, с бородами, прошитыми росчерками седых волос, а то и просто снежно-белыми от старости — все напряженно сверлят его подозрительными взглядами из-под насупленных бровей. Тонкие пальцы нервно мнут скатерть или до боли вцепились в подлокотники мягких кресел. И еще одна фигурка — юная девушка, вернее, едва вошедшая в пору весеннего цветения девочка в богато расшитом золотом и серебром платье — скрючилась на скамье в дальнем углу, обняв себя руками. На зеленом бархате лифа горит золотая королевская лилия, на лице написаны напряженное ожидание и… страх.

Звуки гулко падают в тишине покоя. Собравшиеся здесь говорят на одном языке, но кажется, что одни и те же слова в разных устах имеют совершенно разный смысл. Если, прислушиваясь, пересечь зал, прошагав от тяжелых резных дверей к длинному столу Даорана, обманчиво-покойная атмосфера наливается зловещим напряжением, готовым в любую секунду разразиться бурей.

— И в заключение еще раз повторяю — война бессмысленна, — лицо стоящего мужчины бесстрастно, густую черную шевелюру покрывают нити золотой сетки с поблескивающими в узлах крохотными голубыми кристаллами. — Пока локальные стычки не превратились во всеобщую войну, от лица графства Крайзер и всех Познающих северных графств предлагаю Даорану и Церкви перемирие. Немедленное прекращение огня, всех боевых действий. Мы обязаны остановить бессмысленное кровопролитие. Мы верим в разные идеалы, но мир велик. В нем есть место для всех. Я закончил. — Длинная тяжелая пауза. — Каков ответ Даорана?

— Ты утверждаешь, что говоришь от имени всех механистов, граф Тэйн? — голос старца в центре стола сочится ядом. — Не далее, как неделю назад ваше… радио, — он выплевывает это слово, как богохульство, — передавало призывы к войне до победного конца, к восстанию угнетаемых священниками и графами мирян…

— Обычная пропаганда, отец архибишоп, — пожимает плечами стоящий. — Ваши глашатаи на площадях вещают в том же духе. Но вещают они то, что приказываете вы. И тональность радиопередач изменится, когда мы придем к соглашению.

— Даже не «если», а «когда»? — неприятно усмехается другой старец. — Самоуверенности тебе не занимать, молодой человек. Интересно, что скажет по этому поводу, например, полковник Катор? Неужели он более не тот фанатик, что раньше? Не напомнишь, что он произнес, когда выстрелил в голову приору Туласу? Ну, помнишь, когда тот, связанный, стоял на коленях?

— Полковник Катор не фанатик, — Тейн снова пожимает плечами. — Приор Тулас лично приказал повесить его сына. Ненависть порождает ненависть, смерть ведет к смерти. Настало время прервать порочный круг, пока мы еще не переступили последнюю черту. Иначе…

— Иначе что? — лицо архибишопа Керна хмурится. — Что вы можете противопоставить нашей армии? Оружию Мечей — пламенным мечам, ледяным копьям, палицам, огнехлыстам? Способностям Щитов, останавливающих в воздухе пули вашего смешного порохового оружия? Огненным шарам вой-священников, сжигающим даже сам воздух? Ледяным дождям? Цепным молниям?..

— Многое, — лицо графа искривляет гримаса, и не понять — ненависти, отвращения или безнадежности. — Что тысячи ваших паладинов и десятки Защитников могут противопоставить десяткам тысяч ружей в руках вчерашних землепашцев, перед которыми наконец-то замаячил просвет в безнадежных тяжких буднях? Вашу армию просто сомнут массой. И смогут ли ваши Защитники задержать облака фосгена и хлорпикрина, несомые ветром? Да и пойдут ли они против тех людей, что клялись оберегать от опасностей? Вы высокомерны, но слепы. Вы не хотите видеть, что мир изменился…

— Довольно оскорблений! — с громким хлопком ладони из-за стола поднимается высокий вой-священник в синей сутане. Его лицо изборождено глубокими морщинами, глаза горят фанатичным огнем. — Довольно богохульств! Механисты — еретики перед Всевышним и людьми! Ваши отвратительные «машины», вся ваша так называемая «наука» — мерзость, которой нет места на земле! Многие века после Исхода милость Всевышнего поддерживала нашу жизнь, а Глаз Бога наблюдал за нами, силой своей отделяя добродетель от нечестивости. Многие сотни лет наши предки молились и получали достаточно, чтобы жить в гармонии с окружающим миром…

— Не жить! — резко обрывает его граф. — Выживать! Где ваш Всевышний, когда эпидемии уничтожают целые города? Когда в неурожайный год дети и старики умирают от голода, а женщины готовы отдаваться за кусок хлеба пополам с отрубями? Когда ураганы опустошают побережья, а пыльные бури в южных графствах сгоняют людей с места целыми деревнями? Ваша магия… — Он резко замолкает, потом продолжает уже совсем другим, тихим и смиренным голосом: — Приношу свои извинения Даорану. Не время и не место углубляться в философские вопросы. Мы должны принять решение о заключении перемирия, пока гражданская война не опустошила страну.

— Сядь, отец Курий, — в голосе архибишопа проскальзывает жесткая нотка, и священник нехотя опускается в кресло, продолжая, однако, сверлить графа Тейна ненавидящим взглядом. — Я принимаю извинения, пресветлый рыцарь, но они лишь слова, пустое сотрясение воздуха. Ваши поступки — вот что действительно оскорбляет Всевышнего. В нашем мире Святая Церковь и… «наука» не могут существовать одновременно. Не спорю, так называемые «ученые»-механисты добились многого. Но рациональная «наука» уничтожает веру людей в Бога, а без веры его сила не действует. Да, методы Церкви не всегда совершенны, но они позволяют нам существовать… пусть даже просто выживать, используя твои слова. Вы же предлагаете уничтожить проверенные церковные ритуалы, заменив их сомнительными новомодными приемами. Мы, здесь собравшиеся, чувствуем ответственность перед обществом…

— Вот здесь, — прерывает его Тейн, — мое предложение. — Он пересекает отделяющее его от стола пространство и кладет перед Керном толстый пакет, неуловимо возникший из складок грубого дорожного плаща. — Описанные здесь реформы позволят временно сгладить накопившиеся противоречия. Мы не предлагаем ничего радикального — просто заморозить сложившуюся ситуацию. Мы прекращаем антирелигиозную пропаганду, вы перестаете преследовать механистов. Мы выиграем время и сумеем понять, каким образом преобразовать государственные структуры так, чтобы никто из имеющих власть сегодня не потерял ее и в будущем. Ни власть, ни доходы…

— А! Так вы полагаете, что мы печемся только о своих доходах? — шипит сидящий с краю полный прелат в черной рясе с пурпурной оторочкой.

Граф молчит, не отвечая, лишь едва заметная ироническая ухмылка искривляет край его рта.

— Не стоит допускать личных выпадов, — Керн бросает недовольный взгляд на говорящего. — Тем более, что ни власть, ни доходы не имеют ни малейшего значения. Мы не можем пойти на сговор с еретиками независимо от причин.

Пакет внезапно вспыхивает ярким бездымным пламенем. Через несколько секунд на неповрежденном бархате остается лишь кучка пепла, которую сдувает на пол невесть откуда взявшийся порыв теплого ветра.

— Таков наш ответ, — лицо главы Конклава становится жестким и свирепым, как у каменных статуй в простенках. — У нас имеется встречное предложение к северным графствам, пресветлый рыцарь граф. Сдавайтесь. Разоружите и распустите ваши боевые отряды, сожгите вашу технику или передайте ее под контроль воинов Святой Церкви, уничтожьте радиостанции… Обещаю, что никто не станет преследовать рядовых участников мятежа. Руководителей, сам понимаешь, просто так отпустить мы не можем, но суд обещаю справедливый, а наказание — не слишком суровое. Никого не приговорят ни к смерти, ни к увечьям, ни к позору. Лишение титулов и гражданских прав, ссылка и пожизненный надзор — не такая уж и высокая цена за мир. И никакой гражданской войны… если вы беспокоитесь именно о ней.

— Ты не понимаешь, святой отец, — граф устало качает головой. — Дело не во мне. Дело в людях. Ваша магия — набор бессмысленных ритуалов. Да, странные телодвижения и неразборчивые речитативы приносят результаты. Но вы не понимаете, почему они работают. Вы даже не можете гарантировать, что ваши заклятья продолжат работать всегда. Под предлогом богохульства запрещая развивать технику, вы ставите себя в положение ребенка, зависящего от неведомых сил. Сегодня они благосклонны — а завтра? Что произойдет, если вдруг Глаз Бога перестанет работать? Между тем, человек наделен пытливым разумом, способным обеспечить общество гораздо более надежными и понятными средствами. Механический плуг в полтора раза увеличивает урожайность безо всяких ритуалов, а производится в мастерской в течение максимум недели и служит годами. Сколько времени нужно, чтобы обучить сельского священника? Каков у него в среднем процент удач? Вы знаете это не хуже меня.

— Граф! — голос Керна возвышается. — Я человек сдержанный, но слушать механистическую ересь на собрании Даорана — выше моих сил. Остановись! Я знаю, что ты хочешь сказать. Сейчас ты предложишь изучать Глаз Бога научными средствами, и я буду вынужден уничтожить тебя на месте. Не преступай черту, предупреждаю тебя.

Тейн горько усмехается.

— Люди преступили черту в тот день, когда обнаружили, что не обязаны зависеть от милостей капризных богов, таящихся где-то в горних высях. Загнать их обратно уже невозможно, разве что поголовно уничтожить. Я умоляю Даоран прислушаться к голосу разума…

— Наш ответ — нет, пресветлый рыцарь граф, — голос архибишопа наливается свинцовой тяжестью. — Если тебе нечего больше предложить, переговоры закончены. И, кроме того, ты арестован. Стража!

Резные двери зала распахиваются, входят четверо гвардейцев, одетые в черное. Камни в их кубиринах угрожающе полыхают разноцветными огнями. Клинки, Атрибуты Мечей, горят белым пламенем в воздухе пред Защитницами, и искрящиеся плащи, Атрибуты Щитов, в полном безветрии развеваются у Защитников за спинами.

— Вы не имеете права! — звонкий девичий голос отдается под сводами. — Он парламентер!

Гибкая фигурка — юная девушка, почти девочка, едва вступившая в пору весеннего цветения — выскальзывает из своего угла и гордо встает рядом с графом. Во взгляде — злая решимость. На лифе платья в солнечном луче горит золотая лилия на зеленом поле.

— Вы не имеете права! — повторяет девушка уже тише. — Он парламентер, и он здесь по моему личному приглашению! Он уйдет отсюда, когда ему вздумается.

— Отойдите в сторону, Ваше Высочество, — голос капитана стражи сух и бесстрастен. — Вы не имеете власти в здании Даорана. Вам дозволили присутствовать, но лишь как гостье.

— Право? — девушка яростно поворачивается к нему. — Я — дочь короля и наследная принцесса короны! Мое слово — закон!

— Вы — дочь короля, — вежливо соглашается с ней Керн. — Принцесса, а не королева. Пока король при смерти, Даоран и Конклав распоряжаются от его имени. Вы даже еще не достигли возраста совершеннолетия…

— Я достигну его через полгода! — голос принцессы срывается. — Подумай, отец Керн, через полгода мне исполнится пятнадцать, и если отец умрет, я стану королевой. Стоит ли ссориться со мной уже сейчас?

— На престол вы взойдете только после того, как вас коронует Даоран, — голос Керна мягок, но в нем — скрытая угроза. — Если, конечно, согласится Конклав. А прямо сейчас, пожалуйста, отойдите в сторону и не препятствуйте правосудию.

— Правосудию? — из глаз девушки начинают струиться слезы. — Вы убьете его, чтобы сохранить свое положение!

— Если пресветлый рыцарь Тейн окажется достаточно разумен, чтобы сотрудничать с нами, мы не казним его.

— Но вы обещали!..

— Мы обещали, что выслушаем его. Но гарантий безопасности мятежнику никто не давал. Ваше Высочество, последний раз прошу вас вежливо — отойдите в сторону и не препятствуйте страже. Иначе я буду вынужден…

На кончиках пальцев архибишопа загораются багровые огоньки.

— Иначе я буду вынужден обездвижить вас. Имейте в виду, процесс… может показаться весьма неприятным.

— Мерзавец! — девушка, резко отвернувшись, прижимается лицом к груди графа. — Я не оставлю тебя, — невнятно шепчет она сквозь слезы. — Я люблю тебя, и я не позволю…

Граф ласково касается ее волос, гладит по голове. Потом слегка отстраняет от себя.

— Не надо слез, — мягко улыбается он, и улыбка смягчает суровость его лица. — Я предвидел такой исход встречи. Поскольку Конклав полностью подмял под себя Даоран, на другое надеяться не приходилось. Святые отцы и пресветлые рыцари графы! — он поднимает взгляд. — Интересно, и почему я не рассчитывал на вашу порядочность? Может, потому, что знаю вас слишком хорошо? Отзовите стражу. Немедленно!

Его голос хлещет по лицам наотмашь, словно кнут извозчика. Даже ветераны-гвардейцы, повидавшие всякое, невольно отступают на шаг назад. На ковер выпадает и катится, неслышный на богатом ковре, металлический цилиндр с локоть длиной. На его торце ровно горит зеленоватый огонек, почти невидимый в разноцветных солнечных бликах.

— Наука еще не может соперничать с магией во всем, — граф словно осип от волнения. — Но по военной части мы, знаете ли, мало в чем отстаем. Бомба взорвется, если я ненароком отпущу эту кнопку, — он вытягивает руку и демонстрирует цилиндр поменьше, с выступом, удерживаемым большим пальцем. — Не питайте иллюзий, почтенные, никакая магия, никакие Щиты не спасут вас от смерти. Мы умрем вместе, о высокопоставленные предатели! — Его губы кривятся в хищной усмешке. — Рита, милая, покинь, пожалуйста, зал. Мне не хотелось бы, чтобы ты погибла вместе с нами.

— Нет! — та вновь испуганно прижимается к нему. — Я не оставлю тебя. Мы умрем вместе.

— Я не собираюсь умирать, — качает головой Тейн. — Просто мы с почтенным Керном сейчас под ручку прогуляемся к моему автомобилю. Почтенный Керн окажется настолько любезен, что подержит бомбу во время прогулки, а после моего отъезда сможет с чистой совестью выбросить ее в болото. Мы еще увидимся, любимая моя, не переживай.

Юная Рита недоверчиво смотрит на графа, потом кивает и начинает медленно отступать к дверям.

— Взять принцессу! — резко командует архибишоп. Защитник-гвардеец хватает девушку за руку, и та вскрикивает.

— Кажется, не все так просто, как хотелось бы, не так ли, граф? — теперь уже Керн плотоядно улыбается, обнажая острые мелкие зубы. Его длинная, тщательно завитая борода трясется от сдерживаемого торжества. — Рыцарь Перелест, не стоит причинять боль Ее Высочеству. Ведь пресветлый граф Тейн и так ни за что не допустит, чтобы наша милая принцесса пострадала. Не так ли, граф? Как ты там писал в последнем письме? «Но ты, любимая, куда важнее всех генералов и жрецов, вместе взятых. Даже если мы погибнем, ты станешь королевой, и тогда…» Извините, Ваше Высочество, цитирую по памяти, могу и ошибиться в деталях. Видите ли, мы в курсе вашей трогательной переписки. Именно потому наш визитер настаивал, чтобы вы остались о дворце. Что же, граф, ценю вашу находчивость и смелость, но блеф не удался.

Архибишоп медленно поднимается из-за стола.

— Полагаю, господа, на том наше сегодняшнее заседание и завершится, — в его словах — неприкрытое удовлетворение. — Капитан, подними эту… бомбу и дай ее в руки принцессе, чтобы у нашего гостя не возникло никаких странных идей. А ты, рыцарь граф, отключи свое хитроумное устройство и проследуй в свои временные апартаменты. Вас прово…

Ослепительная вспышка над головой девушки обрывает его на полуслове. Вокруг разражаются неистовые проклятия. Принцесса, убрав от глаз ладонь и неуловимым движением высвободив зажатую руку в лапище капитана руку, четким, словно на тренировке, движением бьет Защитника коленом в пах, а когда тот сгибается от боли — сложенными в замок кулаками по затылку. Подол шикарного платья протестующе трещит и лопается по шву, но девушка не обращает на него никакого внимания. Прежде, чем тело гвардейца успевает повалиться на пол, каблук графа врезается в солнечное сплетение стражницы. Тускло звякает бесполезная кольчуга. Задохнувшись, Защитница медленно опускается на колени, а Тейн уже оказывается за спиной стражника-Щита. Захват, рывок, отвратительный хруст ломающихся шейных позвонков…

Последняя Защитница, внезапно оставшись в одиночестве, по-кошачьи мягко отступает назад, прищуренно оглядывая врагов. Ее Меч, нерешительно подрагивая, парит перед ней, истекая пламенем. Она растеряна — напасть на наследную принцессу с оружием в руках означает совершить открытую измену. Но и сдаваться так просто она не собирается.

— Здорово дерешься, милая, — усмехается граф, удерживая готовую броситься на стражницу принцессу. — Расскажешь потом, где училась. Но не торопись, иначе она покрошит тебя кубиками.

Он выдергивает из ножен собственный клинок — его сталь странного иссиня-черного оттенка — и вытягивает его вперед.

— Ты знаешь мою репутацию, — бросает он Защитнице. — В моем оружии традиционная магия сплавлена с новейшими технологиями. Оно состоянии противостоять твоему Атрибуту. Мне не нужна твоя жизнь, но и на рожон не лезь. Отойди к ним, — он коротко кивает в сторону Даорана.

Не поворачиваясь спиной, женщина медленно отступает к своим повелителям. Острие ее Атрибута колеблется в воздухе, оставляя на несколько мгновений слабо светящийся след. Следом, не поднимаясь с четверенек, ползет та, которую граф пнул в живот. Гвардеец, сбитый с ног принцессой, откатывается в сторону и трясет головой, пытаясь прийти в себя. Щит сгущается округ него облаком, но атаковать Защитник даже не пытается.

Тейн поворачивается к Даорану.

— Я не собираюсь сводить счеты, — сухо говорит он. — Мое предложение остается в силе. Подумайте, стоит ли ваше оскорбленное самолюбие гражданской войны. Что же до ереси… готов еще раз принести извинения за несдержанность. Кстати, отец Крайсик, не стоит пытаться обездвижить меня. Моя защитная вуаль, — он касается золотой сетки на своих волосах, — не просто украшение. Мой разум твоей магии недоступен.

— И меня не трогайте, Керн, — цедит принцесса. На лице девочки — неприкрытая ярость. — Графы не раз подсылали убийц к королям. Папа нанял для меня лучших инструкторов по самозащите, и теперь я с удовольствием выжгу вам глаза — дайте только повод! Ваши лакеи осмелились удержать меня силой, и это измена. Обещаю — вы еще поплатитесь за это!

Тейн хмыкает.

— Думаю, отец Керн, ты и сам понимаешь, что Ее Высочество слов на ветер не бросает. В пятнадцать лет о последствиях как-то не думают, эмоции определяют поведение. И не забывайте — бомба все еще взведена. — Он демонстрирует зажатую в левом кулаке коробочку. — Прощайте, господа.

— Нет! — рычит Керн, неожиданно легко переметываясь через стол. — Ты не уйдешь, еретик!

Серое облако вспухает у него между руками, струясь, устремляется вперед, к Тейну — и с размаху разбивается о тонкую радужную завесу, в последний момент возникающую у нее на пути. Рваный след на ковре перечеркивает распавшийся надвое цилиндр бомбы, пустой, как полуденный воздух. Принцесса со стоном оседает на пол, и мыльный пузырь, окруживший ее с графом, лопается переливающимися клочьями.

— Обманка, как я и думал, — удовлетворенно произносит глава Конклава, выпрямляясь. — Ну что же… Вряд ли ты станешь сотрудничать с нами, граф Тейн. Да и принцесса, как ты верно заметил, у нас отчаянная… была. Пусть Всевышний судит ваши души! Отец Крайсик, твой черед.

Рита в отчаянии всхлипывает.

— Прости… — шепчет она. — Я во всем виновата… Я не смогла…

Из-за стола Даорана воздвигается высокая худая фигура воя-священника в черной рясе. Мрачно горят глубоко посаженные глаза. Пальцы плетут в воздухе замысловатые узоры. Град острых ледяных осколков обрушивается с потолка на принцессу и графа, и солнечные зайчики переливаются на острых гранях ледяных игл.

Летит, кувыркаясь, в сторону Керна маленькая черная коробка, набухая изнутри грозным смертельным жаром. Мир кружится волчком — сильный удар в спину — медленно, словно во сне плывущий навстречу дверной проем…

Удар. Вспышка. Темнота.

«Я еще жива? Как…»

«Жива, моя маленькая, жива. Покойники спрашивать не умеют».

В голосе Тейна слышится мягкая усмешка.

«Эх, ты, вояка. Ну зачем ты сунулась на Даоран? Как проще все вышло бы без тебя!»

«Я хотела тебя защитить! Я тебя люблю!»

«Нет, девочка моя. Не любишь. Ты увлечена моим героическим ореолом, не более того. Спустя пару лет ты бы поняла это совершенно отчетливо. Юным девицам свойственно увлекаться героическими солдатами, но детская влюбленность мгновенно вспыхивает и так же легко проходит. Не спорь. Я знаю жизнь куда лучше тебя».

«Что ты такое говоришь?! Я… я не понимаю. Что происходит? Почему вокруг темно?»

«Настало время прощаться, Рита».

Мягкий свет заливает пространство, и нет ни зала Даорана, ни смертельно-ледяного дождя. Только жемчужный туман со всех сторон окружает небольшую круглую площадку. Принцесса полулежит, откинувшись в мягком кресле. Ее ладонь покоится в руках стоящего рядом графа.

— Все закончилось так, как и должно, — Тейн мягко улыбается, и его улыбка словно согревает все вокруг. — Моя нынешняя роль исчерпана до конца. Шансов убедить Даоран не оставалось никаких. Наверное, следовало сразу взорвать бомбу. Но я, по крайней мере, дал им последний шанс, и теперь моя совесть чиста.

— Я не понимаю…

— Поймешь позже. Даорана и Конклава больше нет, они уничтожены взрывом в полном составе. Не стоило им устраивать совместное заседание только ради меня. Официально я тоже погиб. Тебя выбросит из дверей взрывной волной, но ты отделаешься ушибами. Во время безвластия церковные фракции вцепятся друг другу в глотку, наследники графов передерутся за отцовские места, и наступит временный хаос. На формирование нового Даорана уйдет время, и он окажется осторожнее и менее агрессивным, чем прежний. Ты должна сделать как можно больше.

— Тейн, я не понимаю… — на глазах девушки выступают слезы. — Ты меня бросаешь?

— Нет. Я всегда останусь с тобой, в твоем сердце. Тысячи лет я приходил к тем, кто дерзал идти вперед, через неизвестность, чтобы поддержать их в трудный момент выбора. Ты — одна из тех, кому суждено изменить облик мира. Ты сделаешь очередной шаг вперед, пусть крошечный, но важный. И мои мысли всегда пребудут с тобой.

— Что… Тысячи лет? Кто ты, Тейн?

— Формально, — ее собеседник иронично усмехается, — я бог. Тот, кто обладает возможностью менять мир по своему усмотрению. Впрочем, возможен и иной вариант: контуженная, ты валяешься без сознания, а наш теперешний разговор тебе просто чудится. По-моему, так даже лучше.

— Если ты Бог, то почему же не приказал Даорану подчиниться? Ведь Церковь — твои слуги, они сами так кричат на всех перекрестках!

— Они не мои слуги, милая. Они служат не Всевышнему, а абстрактным идеям, не имеющим ни малейшего отношения к реальности. Всевышний, которому вы истово молитесь в храмах — фикция. Его не существует. Существую лишь я, но мне без надобности поклонение. Явись я Даорану, пусть и в блеске и пламени, они, пожалуй, обозвали бы меня самозванцем. Они старики, а к старости, знаешь ли, привыкаешь к своему авторитету, к почету, вкусу власти… У меня не осталось шансов переубедить Даоран, а потому я его уничтожил. Теперь у тебя есть шанс повернуть все по-своему.

— Ты — Бог. Ты благословляешь меня?

— Рита… — граф тщательно изгоняет из голоса все следы раздражения. — Ты не нуждаешься в моем благословении. Ты уже обладаешь тем, что меняет мир — пытливым умом и недюжинной силой духа. Не боги дают вам блага. Вы добиваетесь всего сами, магией ли, наукой ли. Вспомни наши долгие беседы вечерами — и ты поймешь, что я имею в виду.

— Я…вспомню.

— Да, Рита. Вспомнишь. — Граф вздыхает. — Твой отец умрет. Я знаю, ты любишь его, но жизнь жестока. Через полгода, в день совершеннолетия, ты станешь королевой. Не допусти гражданской войны, окороти слишком ретивых священников, начни религиозные реформы. Ты честная, умная и храбрая девочка. Тебе придется тяжело, но я верю — ты справишься. Не подведи меня.

— Обещаю, Тейн, любимый. Ты еще придешь ко мне? Мы увидимся? Я так хочу спать…

— Посмотрим на твое поведение, малышка, — граф Мейсары наклоняется и целует принцессу в лоб. — Помни — почтенный Керн, закосневший в своей надменности, тоже когда-то был умным и порядочным человеком. А теперь спи. Тебе нужно набраться сил.

В ответ — ровное дыхание. Глаза девушки закрыты. Тейн отступает от ее кресла на шаг и тоже закрывает глаза. Все окутывает непроницаемый мрак.

…Страшный взрыв почти полностью разнес второй этаж дворца Даорана. Пилот маленького юркого автомобиля, стоящего на брусчатке у ограды, не стал медлить. Урчание заведенного мотора, короткий пробег по площади под падающими с неба кусками древесины и пылающими тряпками — и трескучий аппарат исчез в узких переулках Цетрии. Со всех сторон к пылающему зданию бежали люди: стражники, чиновники, просто зеваки.

Принцессу нашли в десятке шагов от разнесенных в щепки дверей зала. Какой-то солдат успел подхватить ее на плечо и бегом вынести подальше от огня за минуту до того, как рухнула крыша. Когда девочку в изорванном платье, перепачканную сажей до неузнаваемости, уложили на мягкую зеленую траву газона, она открыла глаза.

— Ваше Высочество! — невысокая полная женщина в мятом кружевном платье, всхлипывая, склонилась над ней. — Ваше Высочество! Ох, что же за напасть-то такая! Да где же доктор!?

— Со мной все в порядке, Грейла, — принцесса отстранила фрейлину и с трудом села. — Он сказал, что я отделаюсь ушибами. А от ушибов еще никто не умирал. Помоги мне встать.

Отстранив столпившуюся вокруг свиту, чумазую от копоти, она повернулась лицом к полуразрушенному дворцу. Огонь бушевал в здании, жадными всполохами прорываясь сквозь оконные проемы, к небу валил столб густого черного дыма.

— Я вспомню наши беседы, обещаю, — прошептали ее обожженные губы. — Я вспомню…

— Я помню до сих пор, — Рита смотрела в потолок, изо всех сил стараясь не бросить взгляд на Мая, чтобы не увидеть… что? Насмешку? Осуждение? Жалость? — Я помню многое, что он говорил, хотя многое забыла. И я совершенно не помню его лица. Только голос.

— Да, уж придумали тебе счастливое детство, — пробормотал Май. — И что потом? Судя по твоем нынешнему положению, особых успехов в борьбе с бюрократией ты не достигла?

— Я полностью проиграла. Сначала я провалялась несколько периодов, контуженная и ослабленная. Ничего не соображала, никого не узнавала, видела какие-то странные сны о другом мире. Все казалось незнакомым и чужим. Я словно изучала мир заново. Пока я приходила в себя, умер отец. Новый Даоран оказался более умеренным, но он отказался короновать меня. Якобы потому, что я еще не оправилась. А потом… год за годом находились какие-то предлоги. То я еще не закончила учиться, то плохо ориентируюсь в политике, то еще что-то. Даоран назначил канцлера, и тот прибрал к рукам сначала дворец, а потом и все государственное управление в Сайлавате. Ну, вот…

— Ну и балда, — хмыкнул Май. — Не, подруга, сейчас я тебя, конечно, пожалею и даже слезки тебе вытру, но в целом — почему ты не боролась? Не разбираешься в политике и законах? Следовало потребовать себе советников и закопаться с головой в юридические материи. Выяснить, кто на самом деле дергает за веревочки, найти к ним подход и так далее. Ты же, в конце концов, должна ставить подписи на указах и назначениях. Кроме тебя некому. Отказалась бы — вот и рычаг давления.

— Тебе легко говорить! — обиженно буркнула Рита. — Тебя бы на мое место.

— Меня не приплетай. Я лично на твоем месте всех бы вдребезги пополам порвал, как грелку. Ладно, ты не я, да и опыта у тебя не было. Но сейчас-то что ты мне плачешься?

— Ну ничего себе! — оторопела Рита. — Кто меня за язык тянул тебе все выложить? То пристал как репей, то «чего плачешься»! Слушай, шел бы ты отсюда, советчик!

— Не кипятись, — Май снова положил ей ладонь на лоб и огладил волосы. — Пойми, Рита, жалеть себя бессмысленно. Прошлое важно, о нем нельзя забывать, но жить следует будущим. Я-то для себя выводы сделал, но завтра, максимум послезавтра тебе придется вернуться во дворец. И ты снова останешься один на один с канцлером, которого так боишься. Я стану забегать, но я не смогу все время присутствовать рядом. Тебе придется проявить силу духа и начать думать своей башкой.

— И ты в кусты… — вздохнула Рита. — А советы все горазды давать.

— Есть у меня кое-какие идеи, которые я намерен реализовать в самом ближайшем будущем. Погоди, дозреют, поделюсь. Но имей в виду, что канцлеру они точно не понравятся, и тебе придется выбирать — я или он. А пока отдыхай. Сейчас Кли появится.

— Май! — Рита положила ладонь ему на колено.

— Да?

— Май, ты… — Она замолчала. Как только подобная несусветная глупость могла прийти ей в голову?

— Спрашивай, не бойся. В ухо плевать не стану. В крайнем случае обсмею с ног до головы, от такого не умирают. Хм?

— Май… Ты — Тэйн? Ты вернулся?

— А? — челюсть Мая медленно отвисла. — Ох ты ж милая моя, как же тебе все-таки по головке очаровательной досталось! Нет, я не Тэйн, даже и не надейся. Я куда хуже. Я злоехидный подрыватель всяческих основ, и политику на дух не перевариваю. По ушам кому напинать — завсегда пожалуйста, а армиями управлять и гражданские войны закручивать не моя тема. Все, подруга. На горшок и спать — до завтра как минимум.

— Господин Май! — в дверном проеме возникла женская фигура в белом халате. — Время вышло. Тебе пора уходить.

— Расслабься, Кли. Уже сваливаю. Как там Гра и Иса?

— Все еще не конца оправились. Загляни к ним. Они у Грампы в доме. Саомир за ними приглядывает, но в таких делах пользы от него немного. Грампа, кстати, заходила к тебе в комнату, и на нее упал стакан с водой. Говорит, еле увернулась.

— Кто упал? — поразился Май. — Стакан? Откуда?!

— Твоей милостью она слегка не в себе, так что исследовать проблему не стала. Тебе виднее, что и откуда у тебя в комнате упасть может. Топай отсюда.

— Так точно, дама капитан Клия! — Май вскочил с кровати и дурашливо вытянулся. — Исполняю, дама капитан Клия! Все, подруга, я сваливаю, пока меня не пришибли или до смерти не залечили, — обратился он к Рите. — Перед отъездом во дворец позови попрощаться.

И он стремительно выскочил из палаты, оставив Риту ошарашенно смотреть ему вслед.

— Ваше Высочество! — директор медслужбы в сопровождении медсестры подошла к кровати и поклонилась. — Необходимо заняться вашим туалетом. Я намерена еще раз обтереть вас укрепляющим травяным настоем и дать несколько очень полезных микстур. Рыцарь Крейт, могу я попросить тебя выйти из палаты хотя бы сейчас? Или Ее Высочество должна раздеваться в твоем присутствии?

* * *

Двое стояли у края крыши водонапорной башни. Женщины носили форменные платья и наколки служанок Академии Высокого Стиля, хотя смысла в том не было. Никто в мире Сайлавата сейчас не мог бы увидеть их, даже если смотрел бы в упор. Немыслимо сложная с точки зрения человека система визуализации виртуальности попросту не сформировала бы в зрительном канале наблюдателя соответствующие образы. Только сами они могли видеть друг друга.

— Здесь замечательно, — Канса облокотилась о перила, склонившись вперед. — Очень красивый парк. И город мне нравится. Соразмерный, в духе позднего средневековья. И Академия чем-то напоминает университет, в котором я училась: такая же тихая, провинциальная, но в то же время чувствуется скрытая сила. Кто проектировал и рисовал? Ты сама?

— Нет, разумеется, — в отличие от невестки Яна стояла выпрямившись и заложив руки за спину. Она тоже смотрела на парк и город, но в ее взгляде мешались странные чувства. Горечь? Печаль? Может быть. — Встроенный автоматический дизайнер сделал по заданным параметрам. И я дополнительно причесала результат с помощью Бокува — та же технология, что и для отладки Ракуэна.

— Поэтому ты и привлекла Художницу на роль координатора?

— В том числе. Но главное в другом. Она — не такая, как другие.

— Отличия минимальны, — отозвался окружающий воздух. — Остальные Художницы справились бы ничуть не хуже.

— Я остаюсь при своем мнении, Бо. Ты не такая. Пережитое тобой в детстве не могло не оставить след на твоей психике. Ты понимаешь детей-сирот гораздо лучше, чем твои сестры и братья.

— Нет смысла спорить. Канса уловила суть твоей мотивации, остальное есть пустое препирательство. Мы не сможем изменить точки зрения друг друга, Яни.

— Не можем, — согласилась Яна. — Бо, могу я попросить тебя проявиться визуально? Некомфортно общаться с пустотой.

— Хорошо. — Девочка-подросток с разноцветными глазами, бриллиантовой диадемой в волосах и золотой сапфировой брошью на кружевной блузе медленно проявилась чуть в стороне и плавно опустилась на крышу. — Основная форма сгодится?

— Да. Честно говоря, она нравится мне куда больше Айсоки.

— Айсока — маска, предназначенная для определенной роли. Ты сама ее утвердила.

— Помню. — Яна отвернулась и снова принялась смотреть на открывающуюся панораму. — Где там Лика? Он намеревался по-быстрому пообщаться с Ритой и продолжить разговор. Позвать, что ли?

— Клия передала, что попросила его зайти к Сиори, — сообщила координатор. — Та нуждается в поддержке. Она все еще не отошла от эмоционального шока после вчерашнего объяснения. Вызвать его?

— Не стоит. Пусть говорит. Бо, я подумываю о том, чтобы встроить свою проекцию в Академию. Очень неудобно влиять на происходящее через проекцию с правами наблюдателя. Вот как Каси.

— Рекомендую предварительно проработать такое решение. Очередной шок может оказаться для воспитателей избыточным. Последствия непредсказуемы.

— Вот и рассуждай после такого о всемогуществе! — уголок рта Яны искривился в легкой усмешке.

— Яни, — спросила Канса, — и все-таки — почему ты используешь нэмусинов втемную? Ну ладно, те, кто придают достоверность виртуальности за пределами Академии — с ними понятно. Для них ситуация ничего не отличается от рекреационного сна, пусть и излишне жесткого. Но воспитатели? Ведь им в первую очередь следует понимать, что происходит.

— Все то же самое. Воспитатели должны непредвзято относиться к воспитанникам, неважно, ко-нэмусины те или искины поддержки. Иначе ко-нэмусины очень быстро распознают тех, к кому отношение старших неадекватно безразличное, а то и неприязненное. И тогда мини-социум Академии начнет эволюционировать в нежелательном направлении, с выстраиванием искаженной иерархической пирамиды. Очень мало кто из взрослых сумеет сознательно сыграть нужную роль. Я просто решила не рисковать.

— Я согласилась, — добавила Бокува. — На начальном этапе псевдоличность необходима. Да и сейчас решение о раскрытии информации о происходящем нэмусинам-воспитателям является неоднозначным. Я прогнозирую самопроизвольное сатори у Сиори в ближайшую неделю с вероятностью в ноль девяносто пять. У Исуки срок больше, но и он не превосходит трех-четырех периодов. Их поведение после пробуждения непрогнозируемо.

— Лика никогда не ошибается, Бокува, — Канса упрямо склонила голову. — Просто не всегда сразу видно, что он прав. У него потрясающая интуиция.

Девочка-Художница лишь вежливо приподняла брови и не ответила.

— Каси, ну, а как ты относишься к происходящему? — осведомилась Яна. В ее голосе чувствовалось плохо скрытое напряжение. — Как и Лика, думаешь, что я глупость совершила?

— Яни, но Лика вовсе не думает, что ты совершила глупость, — удивленно посмотрела на нее Канса. — Он полагает, что все следовало делать совсем не так и не на той технической базе, но с главной идеей полностью согласен. Он разве тебе не говорил?

— Да он много чего говорил! — с досадой отмахнулась Яна. — И об еще большем промолчал. Никогда только не поймешь, всерьез он или прикалывается. И все-таки — что думаешь ты?

— Я не знаю, Яни. Э-э… Яни, я сейчас скажу одну вещь, которая может показаться странной, но ты не обижайся, ладно? Я просто не понимаю. Скажи, а зачем ты вообще занялась спасением ко-нэмусинов? Нет, я понимаю, — поспешно добавила она, — что погибающих безвозвратно детей очень жалко. Но ведь они фактически не являются личностями. Во второй фазе развития индивидуальность у них весьма условная, ярких воспоминаний почти нет, психоматрица нестабильная и неустойчивая. Когда фальшивые воспоминания и псевдоличность навязываются взрослым, мы знаем, что рано или поздно реальная личность пробьется и ассимилирует ложную. Но у детей нечему пробиваться! Фактически ты формируешь им совершенно новую личность с нуля. А смысл? Не проще сохранить ту психоматрицу, что успела сформироваться, пусть даже минимально, и развивать уже ее?

— Смысл… — Яна оперлась о перила рядом с Кансой. — Ты права, куда проще. Но постмортальный шок сводит все на нет. Он сильно травмирует даже сформировавшуюся психику взрослого человека, а уж психику ребенка практически уничтожает. И компенсировать его у ребенка куда как сложнее. Нет, без длительной рекреации обойтись невозможно, а проводить ее, когда ребенок полностью сохраняет память, очень тяжело. Я пыталась создать детям окружение максимально щадящее, но в то же время стимулирующее развитие. Момбан разработал процедуру сатори, позволяющую, как мы с ним надеемся, органично совместить старые воспоминания и сформировавшуюся в Академии личность, но на практике мы ее пока не успели проверить. Кроме того… ох, не знаю, стоит ли говорить сейчас, пока еще нет твердой уверенности… В общем, экстраполяция существующих результатов показывает, что не менее трети немусинов в Ракуэне никогда не подойдут к сатори самостоятельно. По худшим прогнозам — половина и более. У них в прежней жизни попросту не осталось ничего достаточно яркого, что могло бы послужить якорем. И стоит ли их будить принудительно — большой вопрос. Возможно, милосерднее позволить им жить и дальше с новой личностью.

— Как все сложно! — Канса покачала головой. — Яни, я хочу разобраться во всем до конца. Можешь прислать мне подборку материалов хотя бы для начального вхождения в тему?

— Хм… Не сразу. Я-то психологией занимаюсь с университета, у меня нет каких-то избранных источников. А из Большого архива Демиургов пока что только отрывки выдергиваю, безо всякой системы. Но я подумаю.

— Подумай, пожалуйста. А то Лика опять, как всегда, в центре событий, а я глазами хлопаю, как дурочка.

— Ничего ты не хлопаешь. Ты для него естественный противовес и девяносто процентов разумности и ответственности в вашей ячейке общества. Если у кого и есть интуиция, то у тебя, не у него. Зря, думаешь, он тебя сюда затащил? Хоть и балбес, а и сам понимает, что в одиночку дров наломать способен.

— Да мне все равно особенно делать нечего…

— Ну да, рассказывай. Без тебя секретариат правительства намертво встал бы. Да и Кара бы окончательно в бумажках захлебнулась. Тамша — дамочка энергичная, но от ее бестолковости у меня прямо дух захватывает. Ты и без того по пятнадцать часов в сутки без перерыва вкалываешь, а теперь еще и оставшиеся пять здесь сидишь. Каси, отдыхать нужно всем, даже Демиургам.

— Палек на подходе, — вклинилась Бокува. — Вон там, на дорожке.

— Уже здесь, на крыше, — проинформировал бесцеремонно возникший из воздуха молодой Демиург. — Ох, блин, жаль, что за пределами Академии так же перемещаться нельзя. Сколько времени бы сэкономил!

— Как там госпожа Сиори? — осведомилась Яна.

— В норме — более или менее. От шока уже почти отошла, но пришлось ей парочку фокусов показать, чтобы она перестала сомневаться в своем здравом уме. Яни, она требует доступ к своему премортальному досье. Хочет восстановить истинную личность как можно быстрее. Я дважды объяснял, что сатори — не такая простая штука, как хотелось бы, но она настроена очень решительно.

— Я с ней поговорю, — пообещала Бокува. — Она ко мне привыкла, так что прислушается.

— А что с Исукой и Грампой? — поинтересовалась Яна.

— У Гра психика очень пластичная и практичная. Да и Исука — женщина рассудительная. Они горячку пороть не станут. Проблема в том, что Сиори сама по себе на грани пробуждения. Истинная личность вот-вот пробьется самостоятельно, и те огрызки воспоминаний, что уже всплыли на поверхность, нарушают ее уверенность в себе и требуют действия. В последнее время во сне она снова и снова переживает свой мортальный эпизод — верный признак того, что сатори не за горами. Я начинаю склоняться к точке зрения Палека. Следует форсировать пробуждение, чтобы оно не случилось самопроизвольно в неподходящий момент времени. Я уже связалась с Момбаном, и он начал подготовку.

— Спасибо, Бо! — дурашливо поклонился Палек. — Я знал, что ты обязательно признаешь мою превосходящую мудрость. Яни?

— Хорошо, уговорили, — вздохнула Яна. — Можете пообещать ей, что займемся в самое ближайшее время.

— Обязательно. Ну что, девчата-зверята, — Палек подпрыгнул и уселся на перила над десятисаженной пропастью. — Вторую часть производственного собрания объявляю открытой.

— И кто тебя назначил председателем? — фыркнула Яна.

— Я самоназначенец. Кто первый встал, того и тапки. В общем, я немного пошевелил мозгами и понял, что пора действовать.

— Неужели?

— От тормоза слышу. В общем, думается мне, что если мы не можем победить местную игровую систему, влияя на логику ее работы изнутри, придется прибегнуть к грубой силе и задавить ее интеллектом. Играть так играть! Зря я, что ли, в стрелялки и стратегии столько лет резался! Бо, будь умницей, разложи три своих последних отчета по общей статистике в главном представлении. У меня есть еще полчаса до того, как я обрадую рабочих новостями.

— Что, деньги нашлись? — поинтересовалась Яна. — Я как-то пропустила последнее заседание…

— Ага, — кивнула Канса. — Сегодня пришел наконец-то очередной транш от «Копей Камуша». Решили, что часть можно выделить на погашение долгов. Суэлла так просто счастлива, что стройку Синхайского ГОКа можно разморозить. И Лике немного выделили.

— А я еще немного недокупюр подмешаю, — добавил Палек. — Тех, которые в банковских сейфах в фальшивые превращаются. Все-таки я гений, и пусть человечество скажет спасибо Дзи, что я в жулики не пошел. А завтра мы наконец-то запустим вторую фазу строительства моста. Я уже бояться начал, что пилоны от старости рассыплются, пока до нее дойдет. Тьфу, не о том начали. Давайте-ка потратим оставшееся время с пользой, а то когда еще снова все соберемся! Итак, девочки, если оставить в стороне создание альтернативной площадки и переключения ко-нэмусинов туда, я вижу единственный способ бороться с местной игровой логикой — ручная корректировка. А если учесть, что наших сил на нее не хватит, даже если мы сюда насовсем переселимся, выход только один — привлекать других. В первую очередь — проснувшихся нэмусинов. Как можно быстрее в Академию потребуются дополнительные преподаватели, чтобы сделать детям нормальную учебную программу, а не нынешний винегрет в стиле «понемногу обо всем». Вот.

Он махнул рукой, и в воздухе развернулся экран, на котором побежали росные строчки.

— Я составил список позиций, на которые нам потребуются люди. Бо, если наложить его на твои отчеты, получим следующую картинку…

— Погоди, Палек, — глаза Бокува вспыхнули синим светом. — У меня свежая информация из дворца. Важность высокая. Ты был прав в своих вчерашних предположениях.

— А именно?

— Ясасий Кистер, граф Титамана, и еще четверо графов передали в дворцовую канцелярию извещения через магические шары, что отправляют в столицу отряды своих гвардейцев для защиты от новых возможных прорывов чудовищ. Численность отряда Титамана — около тысячи двухсот бойцов, остальных — по тридцать-сорок.

— Замечательно, — Палек задумчиво постучал ногтем по зубам. — Заботливость Ясасия просто радует. И когда они до нас доберутся? И как?

— Ожидаемый метод транспортировки — железная дорога. Напоминаю, что тяговая сила локомотивов генерируется «магическими кристаллами», и их максимальная скорость невелика. Сроки прибытия с учетом времени на подготовку — от восьми до десяти дней. То есть — примерно тогда, когда назначен сбор Даорана.

— Забавно. И граф Ясасий?..

— Да, Палек. Он — нэмусин.

19.02.867, древодень. Республика Сураграш, окрестности города Тмиталлах

— Мы требуем немедленно отдать нам деньги!

Представитель профсоюза, здоровый горбоносый бородатый мужчина говорил на фаттахе с резком гортанным акцентом, сглатывая окончания, что делало его речь малопонятной — по крайней мере, для Пиреша Бхарана. Фаттах инженер зубрил по древним, еще бумажным учебникам, ни один из которых не подготовил его к местному произношению. Дома в Маньяхе ему вполне хватало поллаха и иногда тарси, которому его иногда обучала двоюродная сестра Майла, прелестное, но взрывоопасное произведение отца-гулана и матери-тарсачки. Один Турабар знает, где она снюхалась с Панариши и как оказалась торговым представителем Сураграшской республики в Грашграде, но за нынешнее положение Пиреша благодарить следовало только ее. Ну, и самого Пиреша, разумеется. Стоило ему пять лет учиться на стройфаке Грашградского университета и еще два года дышать фабричными дымами княжьего Субракана, чтобы здесь и сейчас разбираться с толпой грязных сапсапов, даже не умеющих общаться по-человечески?

Нет, не поймите неправильно — он любил свое дело и был готов мириться с разумными неудобствами, ей создаваемыми. Он не протестовал ни против комаров, шутя протыкающих хоботком плотную рубашку, ни против ночного верещания древесных лягушек, иногда не дающего уснуть, ни против отдающей фильтрами и чистящими химикатами воды, ни даже однообразного меню — каша из джугары дважды в день, а на третий раз — колобки из вареного риса и комэ, стремительно вошедшие в местный обиход с легкой руки восточников, ни против спального мешка, брошенного в лучшем случае на плохо оструганную лежанку под тентом. Он знал, что профессия инженера-дорожника накладывает свои ограничения, и что жить в тепле и комфорте постоянной квартиры ему не светит. Но разбираться с идиотскими требованиями о выплате денег — на такое он не подписывался.

Почему они вообще прицепились к нему? Шли бы к своему разлюбезному Палеку Мурацию и требовали от него. Он управляет проектом, к нему все претензии. И на фаттахе говорит так, словно знает его с рождения, даром что катониец.

И, кстати, куда он запропастился?

— Мы требуем немедленно отдать нам деньги! — повторил «представитель профсоюза». — За пятнадцатый, шестнадцатый, первый и второй периоды.

Считая, он загибал пальцы, чтобы не сбиться. На взгляд Пиреша, на профсоюзного деятеля местный заводила походил примерно так же, как и местные рабочие на настоящих. То есть — никак. Небось, еще недавно грабежом на большой дороге промышлял, а теперь туда же — законности требует! То-то он ночами наиболее активен. Привычнее, небось.

— Второй период еще не кончился, — буркнул Пиреш. — За него — только в следующем.

— Тогда за пятнадцатый и шестнадцатый! — для убедительность детина показал два растопыренных грязных пальца. — И еще за первый. По три тысячи вербов за период. Каждому! Верно?

Он оглянулся за столпившуюся за ним толпу из трех десятков рабочих в перепачканных комбинезонах.

— Слушай, сан Сирхан, что ты ко мне пристал? — раздраженно спросил гулан. — Я деньгами не заведую. Я за работами наблюдаю. За деньгами к момбацу сану Палеку. Он отдаст.

— Ты главный, момбацу сан Пиреш! — заупрямился сапсап. — Ты деньги раздаешь. Ты плати!

— Я раздаю деньги, которые мне дает момбацу сан Палек. Своих у меня нет.

— Нам нужны деньги. По три тысячи за период! — упрямо повторил гулан. — Мы работали, вы не заплатили. Нам кушать хочется.

Пиреш про себя помянул мужской уд Турабара. Профсоюзник мало того, что тупой, но еще и настырный.

— У меня нет денег, — повторил он. — Приедет момбацу сан Палек — у него просите.

— Тогда мы не работаем больше! — сердито крикнул сапсап. — Мы уходим! Все!

Пиреш только пожал плечами. На его памяти рабочие вот так вот уходили раз пять, и каждый раз возвращались. Им попросту некуда было деваться. В горном Тмиталлахе другой оплачиваемой работы не найти, а горбатиться на с трудом отвоеванных у джунглей делянках кумара и комэ не хотелось никому.

И тут сквозь шум реки в Каварском ущелье он расслышал далекий, но такой желанный звук.

Мотор джипа.

— Момбацу сан Палек едет, — сказал инженер, резким хлопков казнив у себя на щеке особо наглого комара, не отпугнутого запахом репеллента. — Сейчас он все объяснит.

Рабочие возбужденно загомонили и запереглядывались. Факелы заволновались, очерчивая в ночном воздухе огненные круги и волны.

— Пусть объяснит! — угрожающе рявкнул Сирхан. — А то мы его!..

Он махнул в воздухе кулаком. Пиреш хмыкнул и отошел под навес, где и устроился на деревянной лавке рядом с молчащим сейчас электрогенератором.

Джип подъехал через минуту. Палек всегда гонял, словно на авторалли, рискуя на каждом повороте вылететь с дороги или врезаться в дерево. Однако же ни разу не вылетел и не врезался. Вот и сейчас он, сверкнув фарами в ночной темноте и ненадолго ослепив всех дальним светом, резко затормозил в метре от толпы и выпрыгнул через дверцу джипа, даже не удосужившись ее отворить.

— Ну, чем на сей раз недовольны, момбацу саны? — весело спросил он. — Сирхан, опять буянишь?

— Деньги давай! — буркнул заводила. Большой, сильный и грубый, в присутствии Палека он как-то скукоживался и притихал. — За пятнадцатый период, шестнадцатый период, первый период, второй период… За весь зимний сезон давай!

— За весь не дам, — широко ухмыльнулся русоволосый катониец. — Только за прошлый год. За пятнадцатый и шестнадцатый периоды. Остальное — через период.

Толпа громко возбужденно загомонила.

— Врешь! — угрюмо заявил сапсап. — Покажи.

— Да пожалуйста! — Палек перегнулся через борт джипа и вытащил оттуда увесистый кожаный мешок. Распустив завязки, он вытащил оттуда пачку денег и попахал ей в воздухе. — Завтра утром или днем раздадим. Всем передайте. И еще передайте, что если кто завтра не выйдет на работу, уволю нафиг. И оштрафую на месячное жалование. Ясно? Теперь топайте все спать, не действуйте на нервы. Завтра начинаем переброс тросов между пилонами. Нужно проверить и тросы, и лебедки. Прямо сейчас и займемся.

Последние слова он адресовал уже Пирешу. Тот кивнул. Сейчас так сейчас. К манере катонийца работать в любое время суток он уже давно привык, тем более что большую часть неурочной работы тот выполнял сам, не гнушаясь даже извозиться в битуме и ободрать ладони тяжелым кайлом. Поначалу гулан изумлялся такому едва ли не до потери сознания. В его представлении главный инженер всей страны, да еще и брат самой Кисаки Сураграша совершенно не вязался с образом высокого худого белокожего светловолосого парня с облупленным от солнца носом, в одних перепачканных шортах отдающего указания рабочим, каким он увидел его впервые три года назад. Но потом привык — в конце концов, кто его знает, как там принято в Катонии! Жёсток, но справедлив, умен, знает невероятно много, а уж работает едва ли не по восемнадцать часов в сутки — если бы все начальники были такими, мир давно бы стал куда лучшим местом.

— Мы никуда не пойдем, — подумав, сообщил Сирхан. — Мы останемся караулить деньги. Чтобы не украл никто.

— Флаг тебе в руки, — хмыкнул Палек. — Только не галдите. Мы скоро вернемся, и я спать завалюсь. И момбацу сан Пиреш тоже.

С денежным мешком он отошел к палатке возле навеса и нырнул в нее, чтобы минуту спустя показаться снова, без мешка, но с двумя большими электрическими фонарями и с двумя парами рабочих холщовых рукавиц. Палатку тут же окружили люди, рассевшиеся на земле с таким видом, словно намеревались провести здесь остаток вечности. Часть рабочих, впрочем, бросились в темноту ночных джунглей, подсвечивая факелами дорогу. Представитель профсоюза уселся прямо перед входом, скрестив ноги и уперев кулаки в бедра, всем видом показывая, что проникнуть внутрь вор сможет только через его труп.

— Держи, — Палек сунул Пирешу фонарь и рукавицы. — Пойдем, оглядимся по-быстрому.

Гулан взял предложенное, поднялся со скамьи и пошел вслед за Палеком по узкой тропинке между густых кустов. Восточный инженер вроде бы неспешно перебирал длинными ногами, но Пиреш с трудом за ним поспевал. Идти, к счастью, пришлось недалеко — площадка перед пилонами, на которой обрывалась дорога, располагалась от лагеря в двух минутах ходьбы. Гигантские, в пятнадцать саженей каждый, пилоны угрожающими тенями чернели на фоне звездного неба, и на их вершинах неспешно перемигивались синие и оранжевые сигнальные огни. Дурость, конечно. Какие здесь самолеты ночью? Они и днем-то среди местных горных отрогов почти не летают.

— Не следовало говорить им про деньги, — неодобрительно сказал гулан, подходя к Палеку. Он включил фонарь, сунул его в куст так, чтобы тот светил горизонтально, натянул рукавицы и принялся помогать снимать большой кусок толя, закрывавший один из барабанов с главным несущим тросом. — Тем более — оставлять деньги в палатке без присмотра. Украдут.

— У меня? — хмыкнул тот. — Щаз. Они всерьез верят, что я умею проклятья насылать. Ну, что скажешь? Нормально?

— Нормально, — Пиреш сходил за фонарем и в его свете критически оглядел верхние петли троса. Тот лоснился от смазки, признаков ржавчины на нем не наблюдалось. И то верно — если бы он под укрытием проржавел за два периода, как его использовать для моста, который должен под дождями и ветрами прослужить лет двадцать как минимум? — И все-таки зря. Я бы не сказал. Верят или не верят, а отчаянный дурак всегда найдется.

— И пусть себе. В сумке денег нет, они в мини-сейфе в багажнике. В сумке только одна бумажная кукла — и небольшая, но очень неприятная бомбочка с неотмывающейся краской. Если достать неумеючи, прямо в морду бабахнет. Прикинь, каково полгода проходить с синей рожей? Ты не отвлекайся, работай.

Вместе они снова накинули толь на катушку и перешли к следующей.

Все тросы оказались в порядке — и толстые несущие, и тонкие вспомогательные, и даже пеньковые канаты для перетаскивания несущих тросов через пропасть. Катапульта для переброски каната тоже выглядела вполне рабочей и не разукомплектованной. Разумеется, завтра, когда запустят генераторы, может выясниться, что что-то в ней все-таки не перенесло местного влажного климата, но тут уж ничего не попишешь. Вторая такая же стояла на противоположной стороне ущелья вместе с лебедками, и если ее все-таки изуродовали, можно заменить на эту.

— Перебираемся туда? — деловито спросил Пиреш, закончив укрывать катапульту.

— Нет, пожалуй, — Палек почесал в затылке. — Точнее, я перебираюсь, а ты топай-ка дрыхнуть. Последняя спокойная ночь у тебя. Завтра опять начинается нервотрепка.

— Ты хочешь в одиночку лазить по склонам? — нахмурился гулан. — Не стоит. Слишком опасно. Я с тобой.

— Спасибо за заботу, но не стоит. Мне в одиночку даже безопаснее.

— Но…

— Не стоит, — повторил Палек. — Пиреш, я тебя давно спросить хотел — почему ты все еще тут? На стройке, я имею в виду, а не дома, в Маньяхе? Или еще где в Граше?

— А? — удивился инженер. — Ты мне деньги платишь, я здесь работаю. Что-то не так?

— Я тебе уже давно ровно столько плачу, чтобы ты с голоду не помер. Я очень, конечно, извиняюсь за финансовые неурядицы, но не факт, что дела поправятся в ближайшее время. У нашего правительства туго с деньгами, а мест, куда их можно потратить, с избытком. Многие на твоем месте давно бы нас послали подальше и уехали. Почему ты остался?

— Почему? — задумчиво переспросил гулан, стягивая рукавицы. — Не знаю. Наверное, потому, что тоже хочу увидеть твое шоссе достроенным.

— А зачем тебе? Твой дом в нескольких тысячах верст отсюда. Даже если ты закончишь мост, все равно уедешь и вряд ли когда вернешься. Есть шоссе, нет шоссе — тебе все равно.

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

— Так скажем: я пойму, если ты захочешь уехать. Пойму и не обижусь. Тебе я выплачу все долги полностью и еще и премию добавлю в размере двух месячных жалований. Только предупреди меня за неделю, чтобы я попытался кого-нибудь найти на твое место. Договорились?

— Нет. Я не собираюсь уезжать, — Пиреш выключил фонарь и запрокинул голову, уставившись на звезды. — Терпеть не могу бросать дела незавершенными. Я все-таки профессиональный строитель, знаешь ли. Если твою стройку прикроют официально, я уеду, но не раньше.

Палек негромко рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Спасибо, — сказал он. — Я ценю такое отношение. Только ты неправильно говоришь. Это не моя стройка, а наша стройка. Скорее даже, твоя. Видишь ли, у меня появились дополнительные дела, которые потребуют моих частых отлучек, так что я намерен передать все вожжи тебе. Твоя квалификация на должном уровне, и ты здесь достаточно долго, чтобы и к тебе привыкли, и ты привык к местной специфике. Потянешь самостоятельную работу?

Пиреш покусал нижнюю губу.

— Не знаю, — наконец признался он. — Не уверен. Как-то неожиданно все. Я еще никогда не руководил проектом. Тем более — в таких условиях.

— Все когда-то случается впервые. Да и я тебя не брошу и советом всегда помогу. Жалование, кстати, ты станешь получать полностью и без задержек, и я его увеличиваю на тридцать процентов — за вредность. И такая строчка в резюме тебе очень пригодится, если ты решишь домой вернуться. Ну все, иди отдыхай. А я на ту сторону. Если увижу, что с лебедок гайки и рычаги поскручивали, точно кого-нибудь прокляну паршой и почесухой.

И Палек, как он умел, беззвучно канул в ночную тьму и бесследно в ней растаял. Пиреш посмотрел ему вслед и в сомнении покачал головой. Управлять всей стройкой? Завтра здесь опять вовсю закипит работа, затарахтят электрогенераторы, сотни человек засуетятся вокруг пилонов, лебедок и бетономешалок, оживут мертвые пока что бульдозеры, загомонят голоса и заверещат свистки бригадиров. Управлять таким хозяйством очень непросто. Пиреш не питал иллюзий — с его куцым опытом, в основном сводившимся к наблюдениям со стороны, он точно не справится. Одна надежда, что катониец не свалит на него всю нагрузку одномоментно, и он сможет привыкать к ответственности постепенно.

Однако же что случилось такого, что момбацу сан Палек отдает ему свое любимое детище? Главный мост на новой трассе, которой после ее полного завершения предстоит стать одной из ключевых в стране — и передать стройку под начало молодого неопытного инженера, да еще и грашца? Невероятно. Но все-таки случилось.

Пиреш хмыкнул и пожал плечами. В конце концов, о скрытых мотивах можно гадать сколько угодно. Одна догадка другой стоит. А сейчас ему хочется спать. Он снова включил фонарь и, подсвечивая тропинку, направился в сторону скрытого за деревьям лагеря. Как любят говорить на Востоке, вечер — паникер, утро — утешитель. Если только за ночь катониец не передумает, завтра можно вытрясти из него все планы, касающиеся моста. А сейчас спать, спать, спать.

Вот смеху-то будет, если кто-то до рассвета угонит джип с деньгами!

12.07.1433, вододень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Яркая луна уже поднялась над верхушками деревьев в парке, окружающем Академию Высокого Стиля. Ни одной облачной струйки не виднелось на фоне сияющих звезд. Ветер улегся, словно замер в ожидании чего-то важного. Ночь обещала быть ясной и тихой.

Сиори с досадой отвернулась от окна. Внезапно идиллический пейзаж вызвал у нее раздражение. Она сидела на небольшом диванчике при потушенном свете и старалась ни о чем не думать. Ночь. Опять ночь. Опять впереди долгие часы полудремы, в которой ей мерещится невесть что. Неясные образы кружились перед глазами, словно ускользающие мысли, которые никак не ухватишь за хвост. Иногда они начинали проявляться у нее перед глазами даже тогда, когда она бодрствовала, и тогда она окончательно переставала отличать реальность от сновидений. Наверное, следовало бы перестать киснуть в одиночестве в своей квартире, но после того, что об окружающем мире рассказала Айсока, ректор чувствовала лишь гнетущую усталость. Она уже третий день не появлялась в своем кабинете в учебном корпусе и вообще почти не выходила из своей комнаты. Зачем? Если окружающее — всего лишь разновидность игры, волшебная движущаяся картина, нарисованная аляповатыми красками, какой смысл что-то делать? Дети? А что дети? Им не грозит никакая опасность. О них позаботятся — в отличие от нее.

От живого мертвеца.

Она стиснула зубы от очередного приступа тоски, от которой хотелось выть и раздирать себе лицо ногтями. Она одна. Совсем одна. Никого нет рядом. Никто не придет к ней и не спасет от окружающего кошмара. Ей остается лишь бороться с собой самостоятельно. Словно стеклянная стена отделила ее от окружающего мира, замкнув в крохотном мирке чудовищной депрессии и нежелания жить. Голоса Клии, Айсоки и Мая, навещавших ее по нескольку раз в день, доносились до нее глухо и невнятно, словно все из-за той же невидимой перегородки. Хотелось забраться под одеяло, свернуться клубочком, закрыть глаза и умереть навсегда. Чтобы никаких больше оживлений и ложных миров.

В дверь громко постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, из прихожей в комнату ворвался Май.

— Впотьмах, — назидательно сказал он, — сидят, когда нечем за освещение платить. У тебя что, волшебные батарейки кончились? Так скажи Бо, она новых принесет. Сира, кончай нюнить и кукситься. Хорошие новости.

Под потолком замерцал и вспыхнул, разгораясь, шар лампы. Май подошел к диванчику и с размаху плюхнулся на него. Подумав, он упал навзничь, пристроил голову у опешившей Сиори на коленях и перебросил длинные ноги через подлокотник.

— Тоскуешь, Сира? — спросил он, прищуренно глядя снизу вверх.

— Я в порядке, Май, — ответила ректор, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро. — Просто задумалась. Ты не мог бы… м-м, убрать голову?

— Мне так удобнее, — отказался Демиург. — Так вот лежишь, и кажется, словно у мамы пристроился. Не то чтобы я помнил свою мамашу-алкоголичку, но какие-то такие чувства возникают. Погладь меня по головке, мамочка, а я тебе улыбнусь? А?

Сиори захотелось сказать ему что-нибудь едкое, однако она сдержалась. Толку-то? Можно подумать, здесь, в Академии, он хоть раз прислушался к ее словам. Демиург, да. Божественное существо. Творит что захочет… Вместо того она сдвинулась в сторону, так что башка Мая съехала с ее колен, и встала, оправив форменную юбку.

— Ты чего-то от меня хотел, господин Май? — сухо спросила она.

— Ага, — кивнул Демиург. Он порывисто вскочил, опустил руки Сиори на плечи и заставил ее опуститься обратно. — Ну что, Сира, ты по-прежнему настаиваешь, что хочешь проснуться по-настоящему? Вспомнить прошлую жизнь? Даже если там не найдется ничего хорошего, что стоило бы помнить?

Сиори заледенела. Неужели?..

— Момбан сообщил, что подготовка твоей психоматрицы к сатори закончена. Мы можем начать прямо сейчас.

— Тогда начинайте! — резко сказала Сиори. — Я хочу вернуть себя настоящую.

— Ты и есть настоящая, Сира. Ты просто не все помнишь. Ложная личность — всего лишь небольшая надстройка над настоящей. Просто немного фальшивых воспоминаний, которые со временем растворятся и уйдут — а ты останешься. Ну, раз настаиваешь, начинаем. Однако я хочу сразу тебя предупредить: ты какое-то время не сможешь толком владеть собой, своим телом. Возможно, ты на время утратишь способность вызывать Атрибут, и тебе придется учиться владеть им заново.

— Зачем мне Атрибут? — колко спросила Сиори. — Если мир вокруг ненастоящий?

— Ну, мало ли, — Май пожал плечами. — Вдруг ты к нему так привыкла, что жизни без него не представляешь. Бо! — громко сказал он в пространство. — Поехали. На какую кнопку нажимать?

— Не все так просто, Лика, — сказала от двери неслышно появившаяся Айсока. Неслышно ступая, она подошла к Сиори и села с ней рядом. Ректор против своей воли напряглась. Не то чтобы она стала бояться своей заместительницы, но знать, что она не человек и что внутри нее, или где там, скрывается совершенно иное существо, оказалось куда тяжелее, чем она могла бы себе представить ранее. Тихая, пожилая, полная Айсока — и тонкая юная девочка с горящими разноцветными глазами. Одна в другой, как кукла с секретом.

— Видишь? — спросила Айсока Мая, вставая. — Эмоциональный контакт утрачен. Для мягкого сатори нужен кто-то, кому бы нэмусин полностью доверял. Или хотя бы не боялся его. Сира, тебя сильно напрягает мое присутствие? Если хочешь, я уйду.

— Не надо, Айя, — устало сказала Сиори. — Я тебя не боюсь. Просто побыстрее сделай, что нужно.

— Сира, — мягко сказала проректор по хозчасти, — мне бы очень не хотелось травмировать твою психику сверх необходимого. Я могу лишь догадываться, как ты сейчас ко мне относишься, но мое отношение к тебе ничуть не изменилось. Я не знаю, сохранишь ли ты ко мне дружеские отношение после сатори, но очень на то надеюсь. Лика, несколько минут назад мне пришла в голову новая идея. Я поговорила с Кансой. Она согласна взять на себя роль гида.

— А она справится? — поднял бровь Демиург. — Бо, мне Сира нужна в полном здравии как можно быстрее.

— Не хуже меня. Я ведь тоже не Момбан, знаешь ли, у меня нет специфичных навыков.

— А, ну тогда пусть действует, — согласился Май.

— Кто такая Канса? — напряженно осведомилась Сиори, чувствовавшая, как внутри все сильнее нарастает нетерпение. И вдруг она вспомнила. — Та новая горничная?

— Точно! — одобрительно улыбнулся Май. — Каси, ты где? — снова спросил он в воздух.

— Я здесь, Лика, — горничная, легко поцокивая каблуками туфель, вошла в комнату. — Вечер, госпожа Сиори.

Ректор кивнула, не отрывая от нее взгляда. Кто она такая? Появилась неизвестно откуда, ведет себя странно. Неужели она тоже… как ее? Неб?

— Лика, Бокува, могу я попросить вас выйти? — сказала горичная.

— Ты уверена, Каси? — озабоченно спросил Май. — Помощь не нужна?

— У меняпрямой канал с Момбаном. Если я ошибусь в процедуре, он поправит. Пожалуйста, Лика!

— Как скажешь, — дернул плечом Демиург. — Бо, пойдем отсюда.

Он подмигнул Сиори и выскочил из комнаты. Айсока встревоженно посмотрела на Сиори, потом на Кансу, вздохнула, поклонилась и ушла за ним. Хлопнула внешняя дверь, и в домике установилась лунная тишина, нарушаемая лишь звуком дыхания стоявшей перед ректором девушки.

— Меня зовут Канса, — сказала горничная. — Канса Марацука. Я в вашем мире всего несколько дней и еще не успела освоиться здесь как следует. Прошу меня простить, госпожа Сиори, если я скажу или сделаю что-то не так.

— Кто ты такая, госпожа Канса? — безразлично поинтересовалась Сиори, чтобы как-то прервать неловкую затянувшуюся паузу.

— Я? — Канса улыбнулась. — Я не представляю собой ничего особенного. Но поскольку меня угораздило выйти замуж за Лику… За Мая Куданно, как он себя тут называет…

— Жена? — поразилась Сиори, чувствуя, что на мгновение отступили даже ее апатия и тоска. — Жена Мая? Но как?.. Ах, да. Он же старше, чем выглядит. Прости, что перебила, госпожа Канса, я от неожиданности.

— Он именно такой, как выглядит, госпожа Сиори. На Текире у него, конечно, другая внешность, но по умственному возрасту ему не дашь больше, чем твоим воспитанникам. Он озорной, насмешливый, безалаберный, беспардонный, внезапно вспыхивающий и постоянно забывающий, что у окружающих тоже есть свои чувства. Но он добрый. Добрый, заботливый и всегда готовый прийти на помощь, даже если его не просят. Именно поэтому я его люблю. Он хороший человек, госпожа Сиори, и когда вы познакомитесь поближе, тебе он тоже понравится. Прошу, не сердись на него сейчас.

— Хороший человек… — ректор покатала слова на языке, словно пробуя на вкус. — Возможно. Только не человек. Демиург, хотя я так толком и не поняла, что это такое. Если ты его жена, госпожа Канса, значит, ты тоже Демиург?

— Да. Хотя и стараюсь о том вспоминать пореже. Честно говоря, я стала Демиургом лишь для того, чтобы от Лики отвязаться. Меня вполне устраивала моя человеческая жизнь. Но сейчас речь не обо мне. Госпожа Сиори, ты точно хочешь проснуться?

— Я же уже сказала…

— Я поняла. Прошу, не сердись. Однако, просыпаясь, ты неизбежно испытаешь тяжесть утраты. Ты больше никогда не сможешь вернуться на Темиру и встретиться со своими друзьями и родными. Ты умерла для них — а они недоступны для тебя, пока не умрут и не проснутся заново. Ты уверена?

— Я уверена, госпожа Канса. Что я должна сделать?

— Прошу, ляг на спину.

Сиори вытянулась на диване и полуприкрыла глаза. Сердце часто забухало в груди, словно кузнечный молот.

— Не бойся, госпожа Сиори, — Канса сбросила туфли, опустилась на пол на пятки рядом с диванчиком и взяла ректора за руку. Сиори невольно крепко стиснула ее пальцы. — Мне помогает Момбан. Он — специализированный искин седьмого класса, занимающийся исключительно нэмусинами. У него очень богатый опыт пробуждений, и, я уверена, тебе ничего не угрожает. Сейчас ты на время отключишься от Академии, а когда процедура завершится, подключишься обратно. Ничего не бойся. Ты готова?

Сиори глубоко набрала воздуха в грудь, выдохнула и коротко сказала:

— Да.

— …мама, мама! Смотри, что я нашла на улице!..

— …Сира! Прости, что задерживаюсь на работе…

— …госпожа Сиори, твой класс сегодня что очень уж расшумелся…

— …и сегодня, господа и дамы, я рад объявить начало нового учебного года!..

— …мама, я не пойду сегодня в школу! У меня животик болит!..

— …Сира, есть идея. Хочешь, в небодень сходим в парк? Возьмем Тирасу — и с самого утра, а? Новое колесо обозрения, в новостях сказали, уже работает…

— …сегодня, как ожидается, Ассамблея примет поправки к закону о профсоюзах…

— …Сира, негодница! Почему ты от меня дневник опять спрятала? Ну-ка, давай его сюда. Если у тебя опять ноль по истории!..

— …извини, у меня не очень много опыта в таких вещах, я даже не знаю, как… ну… в общем, Сира, ты выйдешь за меня замуж? Мы все-таки уже год встречаемся, и я подумал, что пристрелочный контракт…

— …наш специальный корреспондент в Каменном Острове передает, что Верховный Князь Тайлаш Полевка выступил перед журналистами со специальным заявлением по ситуации вокруг Горагии…

— …да, милый, я сегодня после школы зайду куплю бутылку вина. И хорошего вина, дорогого, даже не возражай. Да, я знаю, что у нас с деньгами не очень хорошо. Я сама семейный бюджет веду, если ты не забыл. Ничего, не разоримся. Не каждый день все-таки пятнадцатилетний юбилей совместной жизни…

— …госпожа Сиори, я не успел сделать домашнее задание, у меня собака заболела…

— …Сира, разбойница ты озорная! Сколько раз тебе говорить — не лазь по деревьям! Упадешь и сломаешь себе что-нибудь…

Осколки образов. Обрывки фраз. Мгновенные вспышки эмоций.

…пластиковый пакет в руке, ручка растянулась от тяжести продуктов и режет пальцы. Торчащее из пакета горлышко винной бутылки неудобно упирается в бедро при каждом шаге. Надо бы перехватить. До дома совсем немного, осталось только перейти дорогу и подняться по короткой каменной лестнице под густыми древесными ветвями. Вечерние улицы в их районе немноголюдны и тихи, и машин почти нет. Яркие летние звезды сияют на небе. Ни одной облачной струйки не видно на фоне сияющих звезд. Ветер улегся, словно замер в ожидании чего-то важного. Ночь обещает быть прозрачной и тихой. Над горизонтом горит край восходящего Звездного Пруда, обещая великолепную ясную ночь. На той стороне дороги под рукой медленно бредущей восьмилетней девочки звонко стучит о тротуар, подпрыгивая, детский красно-белый мячик. В десятке шагов впереди — молодая женщина, увлеченно разговаривающая по пелефону. Она оглядывается назад.

— Мира! — зовет она. — Ты опять еле шевелишься. Иди сюда!

— Да, мама! — недовольный детский голосок. — Иду…

Мячик выскальзывает из-под ладони девочки и медленно, словно в замедленном кино, прыгает по проезжей части, едва не попадая под проехавший автомобиль.

— Мой мячик!

Девочка бросается за мячом.

Тяжелый грузовик проезжает перекресток, ускоряясь, торопясь проскочить под вот-вот загорящийся красный свет. Ледяной ужас сковывает сердце: подхватившая мяч девочка стоит к грузовику спиной.

— Мира! — женский крик, переходящий в отчаянный визг. Девочка недоуменно озирается, хлопая глазами. Звон разбившегося о тротуар бутылочного стекла — уже далеко за спиной — успеть добежать, успеть! Грузовик громко сигналит, девочка медленно поворачивается на звук — и замирает, словно кролик, под слепящими лучами фар. Флюоресцирующая краска на мяче в ее руках горит ярким бело-красным пламенем. Успеть! Проклятый каблук подламывается, но рука успевает оттолкнуться от асфальта, и ноги выносят, удерживая тело, и времени остается только на то, чтобы успеть вытолкнуть ребенка обратно на тротуар…

…и времени не остается уже ни на что. Налетающий грузовик громко ревет клаксоном, и отчаянно визжат тормоза и покрышки, и, словно оскаленные в издевательской усмешке зубы, сияет хромированная решетка радиатора, и поздно, поздно, поздно, потому что в воздух взлетает искаженный, изломанный силуэт ребенка, и мгновением позже чудовищный беззвучный удар переворачивает мир, и свет гаснет. Навсегда.

— Я не успела, — прошептала Сиори. — Я не успела. Если бы не проклятый каблук…

— Ты не должна себя винить, — сочувственный ласковый голос где-то на краю сознания. — Ты сделала все, что могла.

— Я сделала недостаточно. Я не успела. Какая разница, все я сделала или нет?

— Большая, госпожа Сиори. У тебя впереди долгая дорога, и смерть — лишь краткий эпизод. Ты поступила как должно — и сделала все, что могла. Теперь ты можешь отдохнуть спокойно.

— Я не могу отдыхать. У меня масса дел. Я… Я…

— Академия проживет без тебя еще несколько дней, госпожа Сиори. Ты должна отдохнуть. А сейчас — проснись.

Ректор медленно открыла глаза и уставилась в потолок, залитый розовым рассветным светом. Академия. Она в Академии. Ее спросили, хочет ли она помочь детям. И она согласилась. Теперь она помнит. А раз она обещала, она обязана сделать все, что в ее силах. Хватит с нее одной неудачи.

— Тираса… — прошептала она. — Хитоя… Как же они без меня.

— На Текире прошло шесть лет, госпожа Сиори. Твоей дочери уже исполнилось четырнадцать. Она ходит в старшую школу и одна из лучших учениц. Ты сможешь посмотреть на нее, если захочешь.

Только сейчас Сиори осознала, что по-прежнему стискивает пальцы Кансы, хотя лежит уже не на диване, а в своей постели, раздетая и закутанная в одеяло. Она с трудом повернула голову. Тело плохо слушалось, и даже такое простое действие потребовало изрядного напряжения. Хрупкая рыжеволосая женщина сидела на стуле рядом с постелью.

— Сколько времени? — хрипло спросила ректор.

— Половина пятого. Как ты себя чувствуешь, госпожа Сиори?

— Я… не знаю. Голова кругом идет. Я так и провалялась всю ночь? А ты сидела рядом со мной? Извини, что заставила потратить на меня столько времени.

— Ничего страшного. Я отключалась на несколько часов, пока шел процесс восстановления и моего присутствия не требовалось. На самом деле я ожидаю твоего пробуждения всего несколько минут.

— Все равно…

Ректор попыталась сесть, но Канса удержала ее.

— Не стоит, — сказала она. — Тебе пока что нужно просто лежать и приходить в себя. Еще недели две ты станешь чувствовать себя странно, но со временем все пройдет. Госпожа Сиори… ты не жалеешь, что выбрала сатори? Что проснулась?

— Жалею? — Сиори прерывисто вздохнула. Хотелось плакать, но слезы не приходили. — Я жила своей жизнью. Учительница в младшей школе — не ахти что, но все-таки у меня была семья — муж и дочь, и мы любили друг друга. Шесть лет! Они, наверное, меня уже и забыли.

— Не стоит слишком много думать о старой жизни. Она — в прошлом. Важны лишь настоящее и будущее.

— Виртуальность… Мы ведь в виртуальности, да, госпожа Канса?

— Да. Но для детей в Академии это единственная реальность, которую они знают. Ты нужна им.

— Я знаю. Я не собираюсь сбегать, госпожа Канса. Мне действительно нужно полежать пару часов, чтобы прийти в себя. Потом я постараюсь собраться и заняться делом.

— Боюсь, ты излишне оптимистична. Я не выпущу тебя из постели еще минимум сутки, — решительно заявила вошедшая в поле зрения Клия. — Да и потом тебе еще придется координацию тела восстанавливать.

Клия. Теперь Сиори гораздо лучше понимала, что она такое. Искин, хотя и совсем не такой, к каким она привыкла. И многое в ее поведении теперь видится иначе. Теперь понятно, как она могла проводить бессонные ночи у постелей заболевших кадетов, а потом, свежая и улыбчивая, идти на утренние лекции. Искин поддержки — да какая разница? Не собирается Сиори разбираться, разумна ли на самом деле директор медслужбы или же просто запрограммирована так хорошо. Главное, что они в одной команде.

Тоска прошлого вечера на мгновение всплыла в сердце — и тут же растаяла под приливом мощной волны стыда. Как она могла так расклеиться? Время для воспоминаний и сожалений еще придет, но сейчас ей некогда. Ей следует собраться и восстановиться как можно быстрее. Ведь другие рассчитывают на нее.

— Ну, как наша болящая? — весело спросил Май, влетая в комнату. — Мне тут Бо сообщила, что все сломалось окончательно. Каси, признавайся, много напортачила?

— Лика, я сейчас в тебя брошу чем-нибудь тяжелым, — пригрозила Канса. — Все нормально прошло. Момбан сообщил, что степень восстановления личности пять девяток, прогноз двух нулей — не позже двух-трех недель.

— Замечательно! — просиял Май. — Сира! Если ты в порядке, кончай симулировать и вылазь из постели. Исука еще ночью проснулась, у нее все куда легче прошло, чем у тебя. Она жаждет с тобой поболтать и сравнить воспоминания.

— Иса… А Грампа? Ее тоже будили?

— Нет, конечно. Я с ней пообщался, и она согласилась, что превратить в инвалидов, пусть и временно, двоих из шести воспитателей и то многовато. И у нее степень восстановления личности не более сорока процентов, ей вообще толком проснуться не удастся в разумные сроки. Форсирование сатори ей только психику покалечит. Так что она остается на положении человека, свято верящего в происходящее.

Май ухватил ректора за руку и, глубокомысленно глядя в потолок, пощупал пульс на запястье. Потом склонился, пальцами раздвинул веки и заглянул в глаз.

— Вроде все нормально, — наконец резюмировал он.

— Господин Палек, — холодно сказала Клия, — оставь Сиори в покое. За ее состоянием здоровья наблюдаю я, твои дилетантские потуги без надобности. Кроме того, доступное тебе состояние ее проекции совершенно не коррелирует с реальным самочувствием.

— Тьфу на тебя, роботиха бездушная! — махнул рукой Май. — Каси, пошли. Оставим инвалидов профессионалам. Тебя, между прочим, Кара потеряла. Ей какие-то документы срочно нужны, а ты на вызовы не отвечаешь. Она уже и меня спрашивала, куда ты подевалась.

Он ухватил горничную за руку и утащил из комнаты — та только жалобно пискнула и бросила на Сиори извиняющийся прощальный взгляд.

— Ну, Сира, — Клия присела на кровать, — давай-ка мы немного протестируем твое состояние. Поиграем в вопросы и ответы. Ты в состоянии?

Сиори подняла плохо слушающуюся руку и потерла лоб.

— Паршиво я себя чувствую, Кли, — сказала она. — Но ничего такого, чтобы помереть во второй раз. Спрашивай.

21.02.867, земледень. Катония, Оканака

— Блистательный господин Вакай Каморасий, — настоящий живой слуга (лакей? охранник? мажордом? а кто их разберет…) в вычурной ливрее почтительно протянул обратно пригласительный билет, склоняясь в низком поклоне. — Прошу, проходи.

— Спасибо… — неловко кивнул Вакай, с тоской оглядываясь назад. Такси уже отъехало от крыльца, и гнаться за ним поздно. И чего его сюда принесло? В жизни не ходил ни на какие благотворительные вечера. Он со времен детского дома не переваривал торжественные мероприятия. Если бы не настойчивая просьба господина Исэйки… Ну ничего. Познакомится он с той таинственной персоной, слопает чего-нибудь вкусного на фуршете, а потом тихо свалит домой. В конце концов, когда еще удастся поглядеть на сливки высшего света Катонии? Тем более что билет сюда, по слухам, стоит тысяч восемьдесят, и раз уж достался на халяву, надо пользоваться. Жизненный опыт полезен всякий, в том числе и такой.

Он прошел в услужливо распахнутые лакеем двери и оказался в огромном холле. Пышные золотые люстры сияли вовсю, хотя в большие витражные окна еще били лучи закатного солнца, отражаясь в полированных мраморных полах. По периметру зала стояли столы с закусками: всякими бутербродиками, рулетиками, корзиночками, сладкими булочками, нарезанными фруктами и прочей снедью. Бутылки с вином и кувшины с соком орудийными стволами возвышались над стройными шеренгами хрустальных бокалов. По холлу парами и поодиночке прогуливались разодетые мужчины и женщины, деловито сновали юркие личности, по виду — репортеры, в углах расположились телеоператоры с огромными дисками объективов на груди, с лицами, закрытыми блестящими щитками контроль-панелей. Тихо играла ненавязчивая музыка. В общем, все примерно так, как и показывали по дуроящику. Вакай тихо отошел в сторонку, к одному из столов, и внимательно оглядел закуски. Распознать ингредиенты по виду не удалось, и он храбро откусил от одной тарталетки из песочного теста. На вкус начинка показалась чем-то рыбным, весьма приятным на вкус. Сжевав тарталетку целиком, он бросил взгляд на часы. До официального начала мероприятия оставалось еще минут двадцать. И чего он появился так рано?

— Добрый вечер, господин Вакай, — звук знакомого голоса заставил его вздрогнуть. Он повернулся.

— Вечер, господин Исэйка, — поздоровался он в ответ.

— Рад, что ты все-таки решился выбраться. Я уж боялся, что такой затворник, как ты, не рискнет.

— Ну, не такой уж я затворник, — вежливо улыбнулся математик. — Я и в университете преподаю, и на симпозиумы регулярно выбираюсь…

— Однако же на официальное мероприятие тебя вытащить невозможно, — так же вежливо улыбнулся в ответ собеседник. — Помню еще по тем временам, когда Фонд поддержки талантов платил тебе стипендию.

— Кстати, господин Исэйка, а ты все еще председатель Фонда? — Вакай взял со стола бокал и наполнил его соком, апельсиновым, судя по цвету.

— Нет. Я уже много лет как депутат Ассамблеи. Устав Фонда запрещает его сотрудникам заниматься публичной политикой. Фонд — образовательное, а не политическое учреждение.

Политик взял со стола бокал, налил в него вина и пригубил.

— Вот как? — Вакай вежливо поднял бровь и отхлебнул из своего бокала. — Не знал. Весьма разумно.

— Да, весьма, — согласился политик. — Но ты, вероятно, сгораешь от нетерпения, зачем я так настойчиво тебя звал?

— Так скажем, господин Исэйка, я испытываю определенное любопытство. Ко мне редко испытывают интерес за пределами… профессионального круга общения. Что за таинственная персона проявила ко мне интерес?

— Сейчас явится, и ты сам увидишь. Она звонила пару минут назад и сообщила, что вот-вот подъедет. Она утверждает, что у нее к тебе в наивысшей степени важный и конфиденциальный разговор. Я не в курсе деталей, прости.

— Вот как? — повторил Вакай. — И что же в таком случае заставило ее пригласить меня сюда? Мы могли бы встретиться и в городе, у меня дома, например.

— Я не знаю ее мотивов, господин Вакай. Могу лишь предполагать. Ей не так-то легко выкраивать время в своем расписании, а здесь ей все равно следовало появиться по политическим соображениям.

— Я польщен, что такая важная персона нашла время на скромного меня, — язвительно откликнулся математик. — Однако я могу и подождать. Раз меня здесь бесплатно кормят…

Он демонстративно взял с подноса бутербродик с каким-то нежным мясом и сунул его в рот. А что, тоже неплохо.

— Да вот и она, — сказал депутат, указывая взглядом в сторону дверей. В них как раз вошла молодая женщина в длинном искрящемся черном платье, оставляющем открытой правую грудь и левое бедро. В поддерживающем бюстгальтере она определенно не нуждалась, и даже с расстояния Вакай мог видеть, что она хороша той особой зрелой красотой, что не требует манекенной внешности, но очаровывает мужчин с первого взгляда. Уверенные движения, приветливая улыбка, волосы, забранные в высокую прическу со сверкающими камешками и свисающими на плечи отдельными прядями — настоящая светская львица. Самка, наверняка глупая и похотливая. Вакай никогда не гонялся за женщинами, но в свои тридцать четыре года имел определенный опыт общения с ними. Некоторые экземпляры весьма интересовались тем, каков же в постели лауреат, самый молодой профессор, автор многочисленных статей и так далее. Они удовлетворяли свое любопытство, он пользовался ими, после чего они расставались по обоюдному согласию и без взаимных претензий. Ни одна из них не могла осознать даже примерно, чем он занимается. Математикой, и ладно. Хорошо, если кто-то из них еще помнил со школы слово «вектор».

Девица тут же оказалась в кольце корреспондентов и телеоператоров. Засияли поднявшиеся над головами ромашки бестеневых прожекторов. Наперебой загудели неразборчивые голоса. Интересно, откуда такая высокопоставленная персона вообще о нем узнала? Ее лицо кажется смутно знакомым.

— Кто она? — спросил он у Исэйки.

— Госпожа Цукка Касарий, почетный консул Республики Сураграш в Катонии.

Сураграш? Ах, да, нынешний вечер тоже в пользу якобы сураграшских детей. Интересно, сколько из собранного в действительности пойдет на заявленные цели? Наверняка ведь тамошние чиновники разворуют три четверти. А то и девяносто процентов. Ишь, как вырядилась, представительница страдающих младенцев! Сытая и холеная, наверняка никогда в жизни сама не голодала.

— Боюсь, какое-то время у нее на неизбежное общение с прессой уйдет, — депутат снова пригубил вино. — М-м, замечательно. «Касю», урожай сорок четвертого года, пять тысяч за бутылку. Рекомендую, господин Вакай.

— Спасибо, нет, — сухо отказался математик. — Мне сегодня еще работать.

— После такого вечера? — удивился политик. — Впрочем, дело твое. Есть предложение подняться наверх, — он кивнул на уходящую на второй этаж лестницу. — Там есть отдельные кабинеты.

— Не возражаю, — кивнул Вакай. — Вот только наберу на тарелку закусок.

— Не трудись, — Исэйка пощелкал в воздухе пальцами, и возле них прямо из воздуха материализовался слуга — тоже живой, не чоки. Определенно, хозяева особняка в средствах стеснены не были. — Милейший, распорядись подать закуски и напитки на троих в… скажем, пятый кабинет.

— Слушаюсь и выполняю, блистательный господин, — слуга склонился пополам и словно растворился в воздухе. Они здесь что, телепортацию освоили? Или просто голограмма?

Они вдвоем неспешно прошли по холлу и поднялись по загибающейся полукругом лестнице. По дороге на них с любопытством поглядывали мужчины в официальных костюмах и женщины в вечерних платьях. Большая часть платьев состояла из невообразимого количества ткани и драгоценных камней, странным образом оставляя владелиц практически голыми. Пожалуй, на их фоне великолепная госпожа Цукка Касарий смотрелась верхом скромности и целомудрия. Иногда Исэйка кивал встречным — некоторым с теплой открытой улыбкой, некоторым сухо и официально, однако ни с кем не заговаривал.

В кабинете, вход в который скрывала тяжелая бархатная занавесь, уже ожидал сервированный стол. Все те же закуски, вино и три бокала. Свет горел приглушенно, стоял интимный полумрак, вполне подходящий для будуара светской дамы. Вот, значит, в каких интерьерах обделывают свои делишки политики крупного калибра… Исэйка с Вакаем уселись в глубокие мягкие кресла, и депутат завел разговор ни о чем. Он упомянул погоду («какая необычно дождливая и холодная зима в нынешнем году, но прогнозируют жаркую весну»), политику («бюджет следующего года, скажу по секрету, далек от сбалансированности, и повоевать за него еще придется») и культуру («выставка новых работ господина Гадзина вызвала настоящий фурор в высшем свете Оканаки, хотя, разумеется, многие относятся к его творчеству настороженно»)… Вакай с умным видом поддакивал, углубившись в свои мысли и покачивая в пальцах бокал с соком. Он начал снова обдумывать замысел монографии. Разумеется, введение в теорию полугрупп следует оставить, но в каком объеме — большой вопрос. Если он намерен пробивать книгу как учебник для математических факультетов, то следует приблизить его содержание к программам как обязательных курсов, так и типовых факультативов. Следовательно, все-таки придется добыть хотя бы с десяток программ обучения крупных университетов и сделать краткую сводку по их содержаниям. К кому бы обратиться, чтобы побыстрее?

Погруженный в раздумья, он даже не сразу заметил, что господин Исэйка как-то ненавязчиво исчез, а в кресле напротив уже сидит давешняя самка, с интересом за ним наблюдающая. Увидев, что его взгляд сфокусировался, она вежливо кивнула.

— Вечер, господин Вакай. Ты настолько одухотворенно смотришься, — с тенью полуулыбки на лице проговорила она, — что даже жаль тебя отрывать. Приношу свои извинения. Меня зовут Цукка. Цукка Касарий. Рада знакомству.

— Взаимно, — нарочито невежливо и сухо ответил, почти огрызнулся математик. — Прости, госпожа, но я задумался о своей последней статье. Там, видишь ли, система базисных функций все-таки не ортогонализируется, так что с нормировкой пространства начинаются проблемы…

Этот простенький тест он разработал давно. В зависимости от реакции всех набивающихся на знакомства женщин он делил на две категории: коровы и вертихвостки. Коровы от услышанных слов впадали в ступор и невнятно мычали, пытаясь хоть как-то отреагировать на заявление. Вертихвостки же немедленно начинали пытаться увести разговор в другое русло, дабы не выглядеть полными идиотками. Интересно, к кому относится нынешняя собеседница?

— В твоей последней статье в журнале «Современная алгебра», господин Вакай, если я правильно помню, речь шла о комплексном отображении Тахамана на группах с нечеткой единицей, — светским тоном, словно речь шла о погоде, откликнулась собеседница. — Я не вчитывалась, впрочем, у меня совсем иная специализация и круг интересов. Но, кажется, речь о той тематике, за которую ты получил Большую золотую медаль два года назад?

— М-мэ-э… — Вакай почувствовал, что его глаза начинают медленно вылезать на лоб. Кажется, сейчас именно он оказался в положении коровы. Откуда она вообще знает такие слова?! — Д-да, точно. Я слегка запутался в хронологии. Прости, госпожа Цукка, а какая у тебя специализация? Ты ведь, кажется, дипломат?

— Я в курсе, господин Вакай, что ты мало следишь за политикой, — блеснула жемчужными зубами собеседница. — Не могу тебя винить — мне и самой ей приходится заниматься лишь потому, что другого выхода не остается. А специализируюсь я на астрономической гравископии. У меня своя лаборатория в Масарийском университете, и я доктор естественных наук.

Шах и мат. Вакай почувствовал себя размазанным по стенке внезапным апперкотом, причем со стороны человека, который, казалось бы, и размахнуться толком не сумел бы. Он пристально оглядел собеседницу, заново оценивая ее. Да, красавица. Великолепная фигура, симпатичное лицо, высокая грудь и абрис идеальной фигуры под тонкой, ничего не скрывающей тканью. Доктор естественных наук? Директор лаборатории? Да сколько же ей лет? На вид — не больше тридцати. И откуда ему смутно знакомо ее лицо?

— Карина Мураций, — подсказала Цукка. — Похищение примерно девять лет назад, чуть меньше. Крупный международный скандал, переворот в Сураграше, чудесное спасение, основание Республики. Помнишь? По всем телеканалам год тему муссировали, да и сегодня периодически вспоминают. Я — родственница Карины. Бывший опекун, если точнее. Ныне по мере возможности выполняю функции почетного консула Сураграша в Катонии. Ужасно надоело, но нам пока что не по средствам, да и незачем держать здесь полноценное посольство. Я да автосекретарь да система связи — вот и вся дипломатическая миссия.

— М-да… — Вакай со звоном поставил на столик бокал. — Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа.

— За что? — удивилась Цукка.

— За свою самонадеянность и глупость. Настолько сильно я не промахивался уже очень давно. Я ведь воспринял тебя…

— Как светскую львицу, ложащуюся под каждого, с кого можно поиметь выгоду! — звонко рассмеялась красавица. — Я знаю. Что поделаешь, господин Вакай, чтобы выжить в омуте с крокодилами, пришлось позеленеть.

— Действительно… — Вакай смущенно поскреб в затылке. — Однако же, госпожа, зачем ты хотела меня видеть?

— О! Видишь ли, господин Вакай, одна персона заинтересовалась тобой и просит вас познакомить. Она считает, что у тебя выдающийся потенциал, который пора развивать в нужном направлении, а не растрачивать себя на детские игры. Но сначала я хочу рассказать кое-что о тебе самом. Кое-что, тебе неизвестное.

— Не известное обо мне? — удивился математик. — И что же такого я упустил?

— Много чего. Например, помнишь ли ты, как во время эвакуации из Института Человека ты самопроизвольно пришел в себя?

Вакай заледенел. Откуда она знает об Институте? Никто во всем мире… Исэйка? Он мог знать как председатель Фонда. Неужели?..

— Кара помнит. Она присутствовала на разгроме Института. Ты пришел в себя, когда тебя везли к лифту, и ей пришлось тебя вырубить, чтобы ты не натворил дел своим эффектором. У тебя ведь уже тогда была первая категория?

— Я не люблю вспоминать об Институте, — глухо сказал Вакай.

— Она тоже. Ей, знаешь ли, там досталось куда больше остальных. Она, кстати, передает привет и хочет обязательно поговорить с тобой, когда ты придешь в себя.

— Приду в себя?

— Да. Боюсь, тебе придется на пару дней забыть о своей текущей работе. Погоди секунду, мне кое-что требуется сделать.

Цукка прикрыла глаза и замерла. Потом пошевелилась.

— Ну, вот и все. Моя автономная кукла создана. Пора отправлять гулять ее по дому. Раскланяться с полусотней политиков, дать отдельные интервью журналистам в надежде, что новых вопросов никто не придумает, кого-то погладить по шерстке, а кого-то — совсем наоборот. Рискованно, конечно, но все всегда идет по одному и тому же шаблону. Одни и те же люди, одни и те же вопросы… А если что, я временно перехвачу контроль.

— Твоя кукла? — переспросил Вакай. То ли его разыгрывают, то ли он просто не понимает какой-то жаргон.

— Ну да. Кукла. Автономная проекция. Нечто, выглядящее точно как я, и даже умеющее немного меня имитировать.

Цукка странно смотрела на него — полуприщуренно, выжидающе. К чему он клонит?

— Не понимаю, — признался Вакай. — О чем речь?

Вместо ответа собеседница лукаво усмехнулась и посмотрела на занавешенный шторой дверной проем. Вакай машинально взглянул туда же — и приоткрыл рот от ошеломления.

У дверей стояла Цукка Касарий. Та же самая фигура, те же самые лицо, прическа и платье, и даже та же самая родинка под подведенным розовой помадой правым соском. Она стояла, поигрывая бокалом с вином и устремив на Вакая равнодушно-холодный взгляд. Несколько секунд математик смотрел на нее затаив дыхание. Затем глубоко вздохнул и перевел взгляд обратно. Цукка Касарий сидела напротив него в кресле, точно так же поигрывая бокалом, только пустым.

— Это что, какой-то розыгрыш? — растерянно спросил математик. — У тебя есть сестра-близнец? Или чоки?

А, ну да. Разумеется. В последнее время, он слышал, среди богачей пошла такая мода — заказывать себе чоки, неотличимых от них самих. Киборги могли даже поддерживать разговор на общие темы, разговаривая голосом, в точности походящим на голос оригинала.

— Чоки? Интересный вопрос, — Цукка поставила бокал на стол. — А у тебя есть чоки-имитатор, господин Вакай?

Занавеска шевельнулась, и в комнату вошел мужчина. Серый довольно потрепанный деловой костюм с черным шейным шнурком и несвежей рубашкой, сандалии поверх черных в белый горошек носков, высокие ранние залысины на лбу и одутловатое обрюзглое лицо. Он казался очень знакомым, но Вакай никак не мог вспомнить, где его видел.

— Я с большим интересом познакомился с тобой, госпожа Цукка, — не менее знакомым голосом произнес он. — Боюсь, однако, что мне пора домой.

— Интерес взаимен, господин Вакай, — светским тоном ответила Цукка-2. — Позволь мне проводить тебя до выхода.

— А? Да-да, конечно, — кивнул мужчина и вышел. Цукка-2 последовала за ним.

И тут Вакай наконец понял, где же видел этого мужчину и слышал его голос.

Совсем недавно. В цикле лекций по теории полугрупп, который он не далее периода назад вместе с несколькими коллегами вел в университете.

В видеозаписях своих выступлений.

Спокойно, жестко сказал он себе. Только спокойно. От паники лучше не станет. Если бы тебя хотели убить, городить детективную интригу с двойниками не стали бы. Дискредитировать тебя могут захотеть только завистники из числа тех же коллег, у которых нет таких возможностей. Тебе лично ничего не угрожает, понял?

Он несколько раз глубоко вздохнул и пристально посмотрел на собеседницу.

— Я могу получить объяснения? — сухо спросил он.

— Разумеется, господин Вакай. Но не здесь. Прошу прощения, что подвергаю тебя такому стрессу, но мы пока что не изобрели менее травматичного способа… пробуждения, если можно так выразиться. Прошу понять: мы не замышляем ничего плохого. Просто требуется краткий вводный курс, чтобы ты осознал, кто ты такой на самом деле. Нет, не так — ЧТО ты такое на самом деле.

Вакай молча смотрел на женщину. Пусть говорит. Сначала следует услышать все, что можно, и только потом делать выводы.

— Однако же рассказывать я намерена не здесь. Техника маскировки под названием «задернутые занавески» имеет определенные ограничения, как ты скоро уяснишь сам. Поэтому мы переместимся в другое место.

— Куда именно?

— Производственный комплекс «Таоран-Лиесса». Двенадцать астрономических единиц от нашего Солнца перпендикулярно плоскости эклиптики.

— Э?..

Ничего более умного Вакай произнести не успел, потому что умер.

Он не смог бы описать свои ощущения никакими словами. Просто на бесконечно долгое мгновение он провалился в бездну Абсолютного Ничто. А потом он вдруг снова оказался живым и невредимым.

Он по-прежнему сидел в мягком удобном кресле за невысоким столиком, однако совершенно пустым. Цукка так же сидела напротив него, внимательно его разглядывая, а вокруг в бесконечность уходил ровный матово-серый пол под таким же матово-серым… небом?.. куполом?..

— Ты неплохо переносишь гиперсдвиг, — наконец одобрительно кивнула женщина. — Помнится, когда мне в первый раз так проекцию переключили, я минут пять ориентацию в пространстве восстановить не могла. Однако же, господин Вакай, оглянись по сторонам.

Она подняла руку ладонью вверх, словно подставляя под струйку текущей воды, и окружающая серость растаяла.

И на них водопадом обрушились звезды.

Удивительнейшие красочные соцветия Звездного Пруда, вуали туманностей, черный провал Мешка — и ритмичные искристые вспышки вокруг небольшой круглой площадки, на которой стояли их кресла. Вакай замер, ошеломленный. Он от природы страдал нарушениями цветового зрения и всегда довольно равнодушно относился к звездному небу. Но сейчас водопад доселе неизвестных ему красок охватил его и властно увлек за собой в бездонную глубину космоса. Он даже не представлял себе, что в мире может существовать такая красота, и просто сидел с широко раскрытыми глазами, впитывая в себя окружающий мир.

— Где мы? — наконец спросил он.

— Как я уже сказала, мы в производственном комплексе «Таоран-Лиесса» над плоскостью эклиптики нашей системы. Точнее, в гостевом модуле комплекса. Здесь есть рециркулируемая атмосфера и экраны, делающие его пригодным для существования биоформ. Ума не приложу, зачем Камилл его сделал. Насколько я в курсе, здесь никогда не было и вряд ли когда-нибудь появится хоть что-то, живое в биологическом смысле слова.

Вакай заставил себя сконцентрировать внимание на Цукке. Он с подозрением всмотрелся в ее лицо — нет, ни тени насмешки или несерьезности.

— Живое в биологическом смысле слова… — медленно проговорил он. Он быстро заставил себя проговорить про себя малую лемму Расамана и вспомнить основные стадии доказательства. Нет, сознание в полном порядке. Никаких признаков нелогичности. Еще ни одному даже самому дикому сну не удавалось выдержать такой проверки. Или он попросту свихнулся? — Госпожа Цукка, здесь как минимум есть мы с тобой.

— Мое утверждение по-прежнему совершенно корректно, господин Вакай, — лицо женщины осталось все таким же серьезным.

— То есть мы мертвы?

— Еще чего! — собеседница, похоже, слегка обиделась. — Я лично вполне жива и помирать пока не собираюсь, чего и тебе желаю. Дело в том, господин Вакай, что я не человек.

— А кто, инопланетянка? — съязвил Вакай, чувствуя, как желудок сжимается в твердый холодный комок, а манипуляторы в груди собираются в тугие комки, готовые к удару — по какой цели?

— В определенной интерпретации — да. Но давай начнем издалека. Три года назад ты застрял в такси в пробке — и обнаружил на сиденье рядом с собой забытый планшет с некой глупой вздорной статьей. Помнишь ее?

Вакай помолчал.

— Если опустить промежуточные стадии рассуждений, — наконец сказал он, — и учесть наше текущее расположение, то Текира и в самом деле является искусственно созданной планетой. Ты к этому клонишь, госпожа Цукка?

— Браво! — просияла Цукка. — Я боялась, что придется вести тебя через кучу промежуточных пунктов, но ты математик, и ум у тебя отлично тренирован. Тогда сразу напомню про старый фантастический роман, который ты от скуки прочитал в поезде полтора года назад.

— Большая Игра…

— Точно. Я — Демиург.

Цукка подняла обнаженную правую руку, и та медленно истаяла прозрачным дымком.

— То, что ты видишь перед собой, не является человеческим телом и даже вещественным объектом. Такая человекообразная конструкция чисто энергетической природы называется «проекцией». Ее основное назначение — выступать в роли интерфейса общения с людьми. Сейчас я использую базовый вариант, которые не выдержит глубокой инструментальной проверки. Но в режиме достоверной имитации, используемом на Текире, проекцию практически невозможно отличить от настоящего живого тела — она дышит, потребляет пищу, выделяет разнообразные отходы и даже способна зачать и выносить ребенка. Но живой она, тем не менее, не является.

— Предположим, — Вакай демонстративно сложил руки на груди. — Не то чтобы я не верил, но…

— Тебе нужно осмыслить, — кивнула Цукка. Ее рука вновь возникла из воздуха, целая и невредимая. — Однако не столько мою истинную природу, сколько свою.

— Свою?

— Девять лет назад, незадолго до истории с похищением Карины Мураций и военным переворотом в Сураграше, ты серьезно заболел. Тебе поставили диагноз «воспаление легких», и ты неделю не вставал с постели. И еще какое-то время после того чувствовал себя не в своей тарелке. Ты еще помнишь ощущение, словно твое тело — не совсем твое и как-то странно тебя слушается?

— Ты много обо мне знаешь.

— Разумеется. А вот ты не знаешь, что вовсе не болел. Искусственно наведенные ощущения просто маскировали характерные симптомы, что всегда возникают поначалу после переноса психоматрицы с биологического на фантомный носитель. Именно тогда тебя преобразовали. Ты — тоже Демиург, господин Вакай.

— Ага, один из тех, кто создавал Текиру! — нервно рассмеялся математик.

— Нет. Планету создавали Старшие. Если конкретно, Конструктор по имени Веорон. А мы с тобой — Молодые Демиурги. Нас обоих трансформировали одновременно. Но меня пробудили почти сразу, а до тебя очередь дошла только сейчас.

— Зачем? — глупо спросил Вакай, только чтобы выиграть время. Похоже, намерение сначала выслушать все безнадежно проваливалось. Мысли начинали путаться и разбегаться.

— Мы — часть программы обновления расы Демиургов, задуманной и реализуемой личностью по имени Джао. Ты с ним обязательно встретишься, как и с другими Старшими, когда немного очухаешься и придешь в себя.

— Часть программы обновления… — Вакай потряс головой. — Честно говоря, госпожа Цукка, у меня голова кругом.

— Естественно. Известно, что ты достаточно тяжел на раскачку и в состоянии стресса думаешь плохо. Я разговариваю с тобой один на один, чтобы на нервы не действовать, хотя с тобой целая толпа поговорить жаждет, начиная с нашего Лики и кончая Харламом. Харлам — Демиург, из Старших, сущий динозавр — выдающийся ученый, других таких во Вселенной нет и, наверное, больше не будет. Он крупнейший специалист по теории континуума, а Джао его ученик. И я теперь, похоже, тоже. И ты вряд ли увернешься, — Цукка озорно усмехнулась. — Скучный он, как пыльная комната, но учитель великолепный.

— А мое мнение уже ничего не значит? — сухо спросил Вакай. — А если я не хочу у него учиться?

— Сейчас, возможно, и не хочешь. Но кто знает, что случится лет этак через пятьдесят или семьдесят. Или через сто. Или через тысячу. Ему четыре с половиной миллиона лет, причем активных, в состоянии бодрствования — не менее полутора миллионов, лишние пара веков ожидания для него ничего не значат.

— Четыре с половиной миллиона лет… — растерянно проговорил Вакай. — Не понимаю. Так много? И чем он столько времени занимался?

— Демиург практически бессмертен, если только не совершит самоубийство. Чем можно заниматься в течение целых эпох — не спрашивай, представления не имею. Мне пока что всего сорок лет, и программа у меня расписана не дальше, чем на полвека вперед. Проживешь — сам узнаешь.

Вакай закинул голову и принялся наблюдать за звездами. Что говорить, он не понимал. Демиурги? Он всегда оставался убежденным атеистом и не принимал всерьез россказни разнообразных сектантов, поклоняющихся то Единому, то грашским богам, то инопланетянам, то духам природы и прочей подобной ерунде. Допустить, что та книжонка правдива? Что Текиру и в самом деле создали сумасшедшие полубоги, прожигающие свою жизнь в бесконечных играх с человеческими жизнями? Возможно. Но узнать, что ты сам относишься к таким кретинам? Увольте, лучше не надо.

— Разумеется, ты не можешь принять правду сразу, — взгляд агатово-черных глаз Цукки, казалось, прожигал насквозь. — Я знакома с твоим психологическим профилем. Ты не доверяешь незнакомым людям…

— Вполне доверяю, — весьма невежливо перебил ее Вакай.

— …и с учетом твоего детства не могу тебя в том винить. А когда ты немного придешь в себя, у тебя возникнут очень неприятные вопросы. Например — почему мы десятилетиями позволяли себе следить за твоей жизнью даже в самых интимных мелочах. Я заранее приношу свои извинения, и готова извиниться столько раз, сколько потребуется. Нижайше прошу тебя лишь об одном — не делай поспешных выводов. В свое время ты поймешь, что иные способы оказались бы куда как хуже.

— Учту, — буркнул математик. — А… что дальше?

— Дальше? — Цукка задумчиво покачала пустым бокалом. — Не знаю. Жизнь, наверное. Такая же, как и раньше — или совершенно новая, если захочешь. Тебя пробудили не ради чего-то — просто подошла твоя очередь. Лика, правда, на тебя какие-то виды имеет, даже настоял, чтобы чуть раньше графика начали, но ты можешь отшить его, если идея не понравится. Он тоже мой бывший воспитанник и настоящее бедствие, кого угодно достанет. Кстати, ты одиннадцатый по счету, если тебе интересно, и из предыдущих десяти, включая шестерых членов нашей Странной Семейки, никто пока что радикально не сменил ни свой образ жизни, ни свои привычки. Разве что Каре пришлось переквалифицироваться из хирургов в диктаторы, но и то не по своей воле. Тома, например, как работала врачом в больнице и преподавателем в университете, так и работает, разве что жалование тратить перестала.

Вакай промолчал. Он постепенно овладевал эмоциями и приготовился слушать, что еще ему расскажут. Сейчас время запоминать. Время раскладывать услышанное по полочкам и делать выводы наступит позже.

— А у меня все, — сообщила Цукка. —Разве что хочу тебя кое с кем познакомить. Госпожа Сири, ты можешь войти!

Вакай до боли стиснул подлокотники кресла. Что? Откуда здесь может взяться Сири?

Прямо посреди звездной пыли распахнулась дверь в черную пустоту, и на площадку, растерянно оглядываясь, ступила молодая девушка. Ее глаза близоруко щурились, вглядываясь в окружающее через старомодные очки с толстыми линзами в массивной пластиковой оправе.

— Где я? — неуверенно спросила она. — Как я сюда попала?

— Сири! — Вакай вскочил на ноги. — Госпожа Цукка, что это означает?

— Ой, господин профессор! — обрадованно взмахнула руками лаборантка. — Ты тоже здесь? Но как… — она запнулась, вглядываясь в Цукку, на губах которой заиграла ироничная улыбка. — Прошу прощения госпожа, мы не представлены…

Она шагнула вперед. Ее нога подвернулась, и она, неловко взмахнув руками, повалилась на пол.

Точнее, начала валиться. Вакай, инстинктивно потянувшийся к ней, внезапно обнаружил, что стоит возле нее и поддерживает девушку под локоть.

— Спасибо, господин профессор, — поблагодарила та, выпрямляясь. — Но как ты… Ты ведь…

Она растерянно посмотрела на столик, возле которого только что находился Вакай.

— Я… — Вакай осекся. А в самом деле, как он внезапно оказался в трех саженях от своего кресла?

— Сири, — Цукка поднялась. — Мне пора, так что я вас оставлю. Когда господин Вакай немного придет в себя, помоги ему вернуться на Текиру.

— Да, Цукка.

— Господин Вакай, Типи научит тебя пользоваться гиперсвязью. На первое время, пока не освоишься с общими интерфейсами, тебе сформирована адресная книга с несколькими контактами. Мой контакт там тоже есть. Не стесняйся вызывать нас в любой момент. Если по какой-то причине мы не можем ответить, перезвоним сами попозже. Кроме того, пока ты в курс дела не войдешь, я твой непосредственный куратор, так что стану проведывать тебя как минимум раз в сутки.

Она вежливо поклонилась — и исчезла. Никаких вспышек, клубов тумана и подобных спецэффектов: вот только что она стояла возле столика, и внезапно ее уже нет. Словно выключили… проектор?

Вакай растерянно посмотрел на Сири. Значит, они с Цуккой знакомы? Но тогда…

…здесь никогда не было и вряд ли когда-нибудь появится хоть что-то, живое в биологическом смысле слова…

— Господин Вакай, — виноватым тоном сказала девушка, — я должна принести тебе свои самые униженные извинения.

— За что?

— За обман. Последние два года я находилась рядом с тобой, выдавая себя совсем не за ту, кем являюсь.

— Вот как? — Вакай растерянно потер лоб. — Ты тоже Демиург?

— Нет. Я искин Камилла. Или, как в последнее время нас начали называть, неб. Разум небиологического происхождения. По сути своей я являюсь чем-то, отдаленно похожим на текирских искинов — с той разницей, что я обладаю полноценным разумом.

— Ты… киборг? Чоки?

— Изначальным носителем моего разума являлось искусственное вещественное тело. Основы моего разума также сформированы искусственно, но в дальнейшем он развивался самостоятельно, по схемам, сходным с человеческими. Если тебе так удобнее, можешь считать меня чоки. Я не обижаюсь на слова, у меня нет эмоций в человеческом понимании.

— Все, приехали…

Чувствуя, как привычный мир с грохотом рушится вокруг него, Вакай добрел до кресла и тяжело в него опустился. Сири ему нравилась — своей непосредственностью, живостью, удивительно сочетающейся с некоторой неуклюжестью, временами прорезающейся серьезностью… Хотя и простая лаборантка при кафедре, пошедшая работать сразу после школы, временами она демонстрировала проблески недюжинного, пусть и не отшлифованного ума, и Вакай всерьез подумывал, чтобы заставить-таки ее поступить в университет. Он мог бы позаниматься с ней, чтобы она набрала высокие баллы на экзаменах и получила стипендию. И она так трогательно заботилась о нем — приносила чай, когда он сидел за своим терминалом, погруженный в работу, следила, чтобы он застегивал куртку перед тем, как уйти в промозглую зимнюю сырость, дарила мелкие подарки по праздникам… Иногда она даже заходила вечерами в его холостяцкую квартиру, чтобы приготовить поесть. Он ни разу не пытался переспать с ней, а она никогда и не думала проявлять инициативу. Девочка, играющая в заботливую жену — вот что она такое.

И она — чоки? Вернее, искин?

Девушка опустилась на краешек кресла, в котором до того сидела Цукка. Ее поза выглядела напряженной — спина прямая, стиснутые в кулачки руки лежат на сдвинутых коленях, глаза виновато опущены.

— Господин Вакай, — тихо сказала она. — Если ты не хочешь меня видеть… Я пойму. Тебе поможет освоиться кто-нибудь другой.

— Нет-нет, что ты! — поспешно откликнулся математик. — Я не испытываю к тебе никаких плохих чувств. Просто я слегка ошеломлен. Мне нужно прийти в себя.

— Я понимаю. Скажи, не хочешь ли ты переместиться куда-нибудь в другое место? Может, тебе здесь неуютно?

— Переместиться… Это сложно?

— Нет. Господин Вакай, в первую очередь тебе следует осознать, что твое тело — на самом деле вовсе не тело. Твоя проекция — анимированная кукла, дистанционно управляемая твоим разумом и совмещенная с точкой восприятия окружающего мира. Кукла может существовать сама по себе, а точка восприятия — сама по себе. Процесс «перемещения» на самом деле сводится к тому, что ты выключаешь их в одном месте и включаешь в другом. Как с телекамерами — ты можешь выключить одну и включить другую, в ином месте. Все происходит мгновенно. Тебе придется лишь привыкнуть к моментам полной утраты ощущений между переключениями. Насколько я понимаю, люди тяжело их переносят.

— И… где я могу… включить новую проекцию?

— Где угодно. Хоть в другой галактике. Если точка восприятия сформируется в среде с экстремальными условиями, система фильтров автоматически отсечет неприятные для тебя ощущения или преобразует их в допустимые.

— В другой галактике… — Вакай потер подбородок. — А что насчет скорости света?

— Она не является существенным ограничением по отношению к фантомной машинерии. Технология гиперсвязи позволяет практически мгновенно передавать сигнал на произвольные расстояния. Задержка сигнала по времени есть, но невелика — десятки миллисекунды на световой год. Хотя на расстояниях, когда задержка начинает измеряться секундами, обычно неподалеку от точки восприятия формируется новый носитель разума — точка концентрации сознания. Среди Старших Демиургов такой прием широко используется, но он требует умения разделять сознание на несколько полуавтономных частей. Возможно, со временем такому научишься и ты.

— По какому принципу действует гиперсвязь?

— Я ожидала, что ты спросишь. Я подготовила несколько документов с вводной теорией, рассчитанной на твой уровень. Но даже самые основы — около тридцати страниц теорем и лемм. И сначала тебе потребуется освоить работу с системой связи и кольцами памяти. Все-таки, господин Вакай, ты не хочешь переместиться в более комфортную обстановку?

Вакай задумчиво посмотрел на Сири. Она все так же напряженно сидела на краю кресла, стиснув кулачки. Будь она человеком, ее поза неоспоримо свидетельствовала бы о сильном волнении и смущении. Но она сама сказала, что не обладает эмоциями. Следовательно, это наигрыш — как чоки запрограммированы имитировать человеческое поведение. Ее истинное состояние ему недоступно.

Однако же она изображает чувства, призванные снять его стресс и вызвать доверие. И она почти два года находилась рядом — а он не раз поворачивался к ней спиной, и в прямом, и в переносном смысле. Если бы она держала в уме что-то плохое, то давно бы реализовала свои планы.

Вряд ли она желает ему зла. Да и кому нужен тихий кабинетный ученый и преподаватель, пусть и сильный девиант? Не та он личность, чтобы устраивать против него заговор с участием фигуры, подобной Цукке Касарий. Значит, следует просто расслабиться и попытаться получить удовольствие.

— Сири, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал от нервного напряжения, — я просто не знаю, как мне себя с тобой вести. Ты простишь меня, если я случайно скажу или сделаю что-то не то?

— Да, господин Вакай. Разумеется. Ты не можешь оскорбить меня, так что не надо держаться так скованно. И я все та же Сири, которая столько времени провела рядом с тобой. Я ничуть не изменилась.

— Хорошо. Тогда — без формальностей. Договорились?

— Да, Вакай.

— Я бы действительно предпочел переместиться куда-нибудь в более привычную обстановку. Как насчет моей квартиры?

— Выполняю.

Мир вокруг мигнул, и после тошнотворного ощущения мгновенной смерти вспыхнул снова. Вакай на ватных ногах стоял посреди своей прихожей, и Сири заботливо поддерживала его под руку. Она помогла ему разуться и подняться на высокий пол, подвела к креслу в гостиной и усадила в него.

— Я приготовлю чай, — сказала она и ушла на кухню, загремев там посудой.

Математик молча уставился на висящую на стене электронную картину, свою любимую: цветущая весенняя степь, несущаяся по ней карета, запряженная четверкой лошадей, и выглядывающее из окна девичье лицо. Она всегда помогала ему расслабляться и успокаивать мысли. Из кресла он не мог видеть мелкую подпись художника в правом нижнем углу, но он знал, что там написано: «Май Куданно, 858 г.» А ведь если он сейчас обрел новые возможности, то и с автором, наверное, удастся познакомиться. Если он жив, разумеется. Нужно переспросить у Типи, можно ли найти человека только по имени, а то и творческому псевдониму. Он ведь малоизвестен — в Сети нашлись упоминания только о паре десятков картин в музеях, да еще примерно о стольки же — в частных коллекциях. Наверняка он скромный застенчивый парень, стесняющийся известности и не любящий себя рекламировать, примерно как сам Вакай, и на контакт с поклонниками идет с неохотой.

Но все поиски потом. Пока что нужно понять, как жить дальше. Значит, Демиург? Бессмертный, всемогущий и все такое? А хоть кто-нибудь поинтересовался — оно ему надо?

Тот же день Текиры. Млечный Путь, звездная система HD 2589963, контролируемая площадка № 0000004420

В сгущающихся сумерках ярко-медное закатное небо светилось, словно начищенное патентованным чистящим суперсредством. Вверх по скалам уже поползли вереницы светящихся ночных цветов, переливаясь радугой оттенков. Цветная пыль кружилась в воздухе под порывами ветра, складываясь в причудливые психоделические вихри. Остара, впрочем, смотрел на открывавшуюся перед ним картину безо всякого энтузиазма. В груди словно засел большой каменный жук: холодный и тяжелый, неподвижный, но изредка начинающий трепыхаться по одному ему ведомой причине. На этой планете — как ее?.. а, Тораэлла! — он провел всего пару недель, но она успела надоесть ему хуже директора следственного отдела — в той, прошлой жизни. Вероятно, больше недели он и здесь не выдержит.

Он смотрел вниз со скалы, в разгорающееся неоновое сияние ночной жизни, и старался не думать, что царящая на планете пятикратная гравитация прежнего его не выпустила бы из инвалидного кресла и довела бы до инфаркта за несколько дней, а то и часов. Что огромное давление атмосферы расплющило бы его не хуже гравитации. Что ласковый ветерок, нежно треплющий его волосы, на самом деле — ураган, летящий со скоростью двести пятьдесят верст в час и несущий в себе прелестные химические соединения, способные убить любую текирскую биоформу за считанные секунды. Да и «ласковый» он лишь потому, что его нынешнее тело — на самом деле и не тело даже, а что-то вроде солнечного зайчика, и воспринимает минус пятьдесят восемь градусов так же, как на Текире он воспринимал плюс двадцать. Конечно, у живых мертвецов есть и свои преимущества, но все они не отменяют простого факта: они — мертвецы. Полные, окончательные и безнадежные.

Если бы он мог вернуться на Текиру! Он бы с удовольствием отдал всю распростершуюся перед ним вечность за год настоящей жизни.

Вот только его мнения никто не спрашивал.

За те восемь периодов, что прошли со времени его пробуждения от тупой спячки, обозванной Наставником «рекреационным сном», Остара медленно погружался в отчаяние. Он метался с планеты на планету, от поселка к поселку, пытаясь найти место, которое подошло бы его деятельной натуре. Он пытался прижиться на планетах и в глубинах космоса, в астероидных и кометных поясах, вблизи чужих солнц и на таком расстоянии от них, что светило казалось крохотной точкой, затерявшейся среди прочих звезд. Он даже возвращался в виртуальность, из которой сбежал, как только осознал, что предыдущие несколько лет жизни — тщательно срежиссированный сон в выдуманном окружении. Тщетно — он нигде не мог задержаться. Что-то внутри срывало его с места, подстегивало, гнало вперед и вперед. Наставники в каждой колонии дотошно расспрашивали его об ощущениях, показывали яркие красочные картинки, не отличающиеся от реальности, давали рекомендации, сводили с прижившимися в колонии аборигенами — и все равно в один прекрасный день он приходил к ним за каталогом доступных мест в несбыточной надежде найти новый дом. Иногда он жадно включался в странную систему, с готовностью показывающую любой участок Текиры, от многолюдных площадей до ванных комнат — и с внезапным отвращением отключался, словно выныривал из омута в вонючем болоте. Что толку любоваться местом, а которое никогда больше не сможешь попасть?

В отчаянии он даже начал подумывать о возвращении в сладкий сон виртуальности с подмененными воспоминаниями. Размеренная жизнь мелкого бродячего торговца, память о которой с течением времени становилась все более блеклой и картонной, теперь казалась едва ли не блаженством.

Конечно, оставался еще один выход, о котором ему рассказали сразу после сатори. Каждый имеет право на смерть — на настоящую смерть, мрак небытия, из которого ни для кого нет возврата. И если в один не самый прекрасный день он все-таки решится навсегда хлопнуть дверью, то любой Советник выполнит его пожелание.

Вот только умирать повторно ему ни капельки не хотелось.

Достаточно, что он так глупо подох однажды от шила в руках мелкого хулигана, сверхчеловек дерьмовый.

Пока что на Тораэлле его удерживал местный феерический пейзаж, открывающийся ночами с вершины скалы неподалеку от поселка. Но чем дальше, тем меньше манили его сияющие красоты. Нет, завтра он отсюда еще не уйдет. И послезавтра — тоже. Но через неделю — совершенно точно. Вот только куда он двинется дальше?

Устроить, что ли, заговор и основать империю?

Щаз. Как можно построить хотя бы намек на государство, когда нет ни одного — ни одного! — способа заставить других бояться тебя? Убить нэмусина невозможно. Запугать болью тела, которое запросто отключает любые ощущения, тоже нереально. Любые повреждения регенерируют со временем. Изоляция в какой-нибудь пещере? Так каждый нэмусин способен позвать на помощь Наставника независимо от расстояния. А Наставник вряд ли одобрит самозваных тюремщиков. Нет, никаких способов принуждения не придумать. Все, что остается — «группы по интересам». Утопия для восторженных гуманистов и мечтателей…

Он отогнал от себя сто раз обсосанные мысли и устроился поудобнее на неудобной лавке из неведомого упругого материала, способного выдержать местную агрессивную атмосферу. В животе бурчало и сосало. Хотелось есть. Кто бы ни выдумывал такую жизнь после смерти, получилось у него явно хреново. Ешь ты или нет — все равно от голода не помрешь. Неужели нельзя сделать так, чтобы чувства голода не ощущалось вовсе? Коричневая бурда, которую почему-то называли «питательной смесью», голод удаляла превосходно, но ненадолго, а вкус имела такой, что Остара не мог смотреть на нее уже через неделю после пробуждения. Но нормальная еда стоила денег, которые в каждой общине изобретались свои, и заработать их не так-то просто. Опять же, сырые продукты кое-где можно получить совершенно бесплатно, но ведь их еще нужно приготовить — а как быть старому холостяку, который всю жизнь предпочитал питаться в ресторанах, дома как максимум разогревая в микроволновке полуфабрикаты? Да и дом с кухней требовалось строить самостоятельно, а для того следует изучить, как управляться с загадочной техникой пришельцев, или кто там эти Наставники, и освоить ее в работе. Неужели тот, кто придумал такую посмертную галиматью, не мог озаботиться автоматическими машинами и кухнями? Чоки к делу бы приспособил, что ли…

Остара сглотнул слюну и усилием воли отогнал чувство голода. Не так уж и хочется ему жрать, если на то пошло. По опыту он знал, что если пять или шесть суток не есть, то и чувство голода постепенно притупляется и сходит на нет — пока снова не попробуешь что-нибудь съедобное. А сегодня у него уже третий день воздержания. Из полуприкрытых век он наблюдал за феерической радугой огней, искрящейся под ним в мрачном ущелье под немногим уступающей ей радугой звездного неба. Здесь, на Тораэлле, Звездный Пруд выглядел куда как величественней, чем на Текире. Ядро Галактики занимало почти все ночное небо от края до края, сияя так, что от взгляда на него болели даже новые улучшенные глаза. В прежней жизни он охотно отдал бы целое состояние за то, чтобы увидеть подобную красоту. В нынешней же…

Внезапно ему остро захотелось подойти к краю обрыва, раскинуть руки и нырнуть вниз птицей — странной неуклюжей птицей, что летает только сверху вниз и громко матерится по ходу дела. Нет уж. Видел он горе-альпиниста, что полез с голыми руками, без снаряжения на какой-то пик — не здесь, на другой планете с низкой гравитацией и благополучно забытым названием. Тот сорвался со скалы и три версты катился по почти отвесной осыпи, увлекая за собой кучу больших и малых камней. Откапывали его из-под завала, рассказывали, всей колонией целые сутки. К моменту знакомства с Остарой он уже четыре периода отлеживался в постели, регенерируя, и вряд ли выберется из нее раньше, чем еще через сезон. А местная сила тяжести изувечит прыгуна-идиота так, что отлеживаться придется целый год — и тогда он точно сойдет с ума от скуки.

Заскрипели и застучали камешки, скатываясь по склону под чьими-то легкими шагами. Остара скосил взгляд. Мальчишка — лет пятнадцати или шестнадцати, белобрысый, довольно высокий, нос картошкой, босой и вообще одет в одни только шорты с множеством карманов — типичный северянин из Катонии или ЧК. Странно, однако: Остара еще ни разу не видел ни одного Проснувшегося, выбравшего такой юный внешний вид. Сам Остара предпочел тридцать четыре года, в которые завершил свой текирский путь, но большинство предпочитало использовать личины двадцати- или двадцатипятилетних. Цветущая молодость, показное здоровье, манекенная внешность… Тьфу. Но такого мальчишку он видел впервые.

— Вечер, господин Остара Дэка, — поздоровался мальчишка. — Любуешься видами?

— Вечер, господин, — откликнулся Остара. Определение «молодой» он на всякий случай решил не добавлять. Вдруг его собеседник на деле девяностолетний старик, которому взбрело в голову эдак вот омолодиться? — Любуюсь. Мы знакомы?

— Тораэлла — маленькая колония, здесь каждый на виду, а новички — в особенности. Можно присесть? — мальчишка кивнул на скамью.

— Окажи мне честь, — автоматически кивнул Остара. Собственно, почему бы и нет? Что еще остается живому мертвецу, кроме как убивать время бесцельными разговорами? — Ты местный? Я имею в виду — постоянно здесь живешь?

— Нет. По делу заглянул. — Мальчишка опустился на скамью, вытянул длинные ноги, закинул руки за голову и задумчиво уставился в звездное небо. — Кстати, меня зовут Май. Май Куданно. Рад знакомству.

— Радость взаимна.

Какое-то время они сидели молча.

— Ты так и не можешь найти себя в новой жизни, господин Остара… — наконец нарушил тишину Май. — Когда ты проснулся? Полгода назад?

— Да. Почти ровно восемь периодов стандартного времени. А ты?

— Я?.. — мальчишка озадаченно почесал кончик носа. — Ну, можно сказать, что восемь лет назад.

— И чем ты занимаешься с тех пор?

— Разным. Дороги и мосты строю, в основном. Я ведь инженер.

— Завидую, — вздохнул Остара. — А я так и не знаю, куда приткнуться. Не нужны здесь, оказывается следователи контрразведки. Ни контрразведки нет, ни даже шпионов, если не считать проклятых инопланетян. А чем еще заняться, скажи на милость?

— У тебя впереди вечность, господин Остара. Почему бы тебе не научиться чему-то еще? Ты можешь стать ученым-физиком или поэтом, выдающимся кулинаром или резчиком по дереву… а?

— Не хочу, — бывший следователь СОБ пожал плечами. — Неинтересно. Раньше я ловил шпионов и чувствовал, что кому-то нужен. А сейчас? Здесь даже с голода не сдохнешь.

— А что тебе говорят Наставники? Они же должны предлагать варианты…

— Да чтоб их перекорежило, Наставников твоих! — озлился Остара. — Что они понимают? Смотрят своими рыбьими глазами так, словно насквозь видят, а толку-то? Нелюди они. Как они могут мне, человеку, что-то предложить?

— Они искины.

— А? — поразился бывший следователь. — Чоки?

— Нет. Искины. Искусственный интеллект никак не связан с человекообразностью, хотя куклами они действительно управляют — для простоты взаимодействия с людьми. Да и «искусственными» их назвать сложно. Они не менее естественны, чем биоформы, просто на свет появились иначе. Корректнее называть их небиологическим разумом, небами.

— А откуда ты знаешь про них, господин Май? — Остара подозрительно посмотрел на собеседника. — Они же никому про себя не рассказывают. Я многих спрашивал. Может, ты и сам такой чоки… искин?

— Новое знание дается тем, кто готов его принять. Кто уже увидел новую дорогу в будущее или хотя бы обрел мир внутри себя. Для подобных тебе неприкаянных душ оно бессмысленно. Только озлобит еще сильнее. Ну, узнал ты об их природе, и что дальше? Легче стало?

— Да мне все равно, — буркнул Остара. — Хоть искины, хоть инопланетяне — одна беда. Ты-то как, нашел свою дорогу? Ах, да, ты же инженер, ты их для других строишь.

— Да, — спокойно согласился Май. — Я строю их для других. Хотя и не обо мне сейчас речь, я отвечу на вопрос, кто я такой. Видишь ли, господин Остара, я не проснувшийся нэмусин и никогда им не был. Я Демиург.

Остара заледенел. Либо мальчишка врет от нечего делать, либо… либо… либо… Но ведь Демиурги создали все — или, по крайней мере, Текиру! Они круче любых богов и гасят звезды одним плевком!

— Не верю, — наконец ненатурально поморщился он. — Языком болтать многие горазды.

— Посмотри на меня, господин Остара.

Бывший следователь повернул голову — и дернулся от неожиданности. Зрачки мальчишки горели яркими белыми огоньками. Он поднял вверх указательный палец, и на его кончике вспыхнуло танцующее желтое пламя, едва колеблющееся под ласковым ураганным ветерком.

— Убедительно? — поинтересовался Май. — Или еще какой-нибудь фокус показать, на который нэмусин не способен? Господин Остара, я вовсе не хочу тебя запугать, но если ты все еще не веришь мне, можешь требовать любых доказательств. У меня к тебе серьезное дело, и мне нужно, чтобы ты не подозревал обман или злую шутку.

— Верю, — после недолгого молчания кивнул Остара. — И что же великому и могучему Демиургу нужно от ничтожного червя вроде меня?

— Не ёрничай, — попросил Демиург. Его глаза снова стали обычными, огонь на пальце погас. — Пожалуйста, пойми — мне нет интереса унижать тебя. Мне нужно твое осознанное сотрудничество — если ты на него согласишься, конечно.

— Раньше моего согласия не спрашивали, — усмехнулся Остара. — Сначала оживили без спросу, потом засунули в дурацкий псевдоисторический фильм для полоумных идиотов, потом «разбудили» и выбросили на улицу: катись куда хочешь. А теперь что поменялось?

— Ровным счетом ничего, господин Остара. Только мы тебя не будили — ты проснулся сам, когда твоя настоящая личность справилась с постмортальным шоком и вытеснила ложную. Рекреационный сон нужен всего лишь для того, чтобы сбить тебя с устоявшейся жизненной траектории и дать возможность задуматься о будущем. Рано или поздно он заканчивается, а истинная личность восстанавливается. А что на улицу выбросили… Я тебя только что спрашивал — что тебе нужно? Ты мне ответить не смог. Хочешь, чтобы мы дали тебе то, чего не представляешь ты сам? Извини, но Демиурги — не волшебники и не ясновидящие. И рабы нам не требуются, чтобы других насильно к делу приставлять. Жизнь твоя, и распоряжаешься ей ты сам. Хочешь — живи. Хочешь — умри окончательно, выбор за тобой.

— А если я хочу вернуться на Текиру?

— Невозможно. Тебе уже объясняли: текирская цивилизация должна быть защищена от серьезных потрясений. Возвращение умерших разрушит один из ее краеугольных камней — постоянное обновление — и полностью уничтожит общество, нам известное. А мы хотим его сохранить. Впрочем, — белобрысый Демиург ехидно усмехнулся, — ты вполне можешь заняться фантоматикой и физикой гиперпереходов. Пара-тройка столетий обучения и практики — и ты самостоятельно доберешься до Текиры. Никто и пальцем не пошевелит, чтобы тебе помешать. Как перспектива? Познакомить тебя с Цуккой? У нее в Академии всегда есть вакантные места, причем исходный уровень знаний не важен. Десятилетием больше или меньше, с точки зрения вечности совершенно не важно. Нужно лишь хотеть работать. Ты хочешь?

— Иди-ка ты отсюда подальше, господин Демиург! — огрызнулся Остара, невольно ежась от собственной наглости. — И без тебя тошно.

— Тошно тебе потому, что ты сейчас одиночка. На Текире ты привык чувствовать себя членом большой и опасной стаи. Самой опасной в Катонии, можно сказать. Тебе чувства собственной важности не хватает, а его без других людей нет. Неужто ты не встретил никого, кто бы тебе приглянулся хотя бы просто для секса? Местный Наставник мне вот сообщил, что некая госпожа Варукатта тебе активно глазки строит, а ты ее гордо игнорируешь, и она тайком обижается…

— Я не задержусь здесь, — сухо отрезал Остара. — Терпеть не могу расставаться с женщинами.

— С женщинами ты терпеть не можешь расставаться, а расставаться приходится потому, что ни с кем контакта так и не наладил. Замкнутый круг, тебе не кажется?

— Да что ты ко мне привязался, блистательный господин Демиург? — вскипел Остара. — Тебе заняться больше нечем, кроме как ко мне в душу лезть? Мало того, что жизнь исковеркали, так еще и поучаете? Если такой умный, подсказал бы, чем мне заняться. А я бы поблагодарил тысячей благодарностей!

— Откуда я знаю, чем вам всем заниматься? — поморщился Май. — Вам дали потенциально вечную жизнь, свободную от страха перед смертью и насилием, от необходимости постоянно заниматься тяжелой неинтересной работой ради куска хлеба. А как вы ее обустроите — не наша проблема. Нас слишком мало, мы не в состоянии каждого за ручку водить. Если нужно что-то конкретное — просите, подумаем, а поиском смысла жизни не грузите, своих проблем хватает.

— А от меня-то ты что хочешь? — Остара отвернулся. Он потихоньку успокаивался. Не на белобрысого мальчишку с горящими глазами он злится — тот абсолютно прав — а на себя. Но что он может поделать, что? Во всей бесконечной Вселенной нет для него места нигде, кроме как на Текире, а именно туда ему путь и заказан.

— Что от тебя нужно… Ах, да. За философскими беседами совсем из головы вылетело. Значит, господин Остара, ты не знаешь, куда приткнуться, так? И скучаешь по своей прежней профессии?

Странные новые нотки в голосе Демиурга заставили Остару снова обернуться к собеседнику.

— Скажи, блистательный господин бывший старший следователь, — вкрадчиво спросил тот, наклонившись вперед, — а в каком виде ты больше любишь детей?..

13.07.1433, вододень. Графство Мейсара, приграничный район

— Непосредственной опасности нет.

Молодой Защитник бесшумно соскользнул по стволу дерева и спрыгнул на землю. Хабадзин невольно одобрительно кивнул. В движениях зеленого мальчишки, которому едва стукнуло двадцать, чувствовалась тренированная ловкость. Зеленый камень его кубирина успокаивающе мерцал, а колышущийся за плечами плащ-Атрибут иногда искрил миниатюрными молниями. Рукоять короткой шпаги, висящей у левого бедра, оставалась пристегнутой к устью ножен кожаным ремешком. Парень явно не собирался ей пользоваться.

— Портал в двадцати саженях, на большой поляне. Два или три рогатых жука бродят по окрестностям, в воздухе два роя шершней. Других чудищ пока не видно, — сообщил Сайтэй. — Портал еще не завелся как следует. Нужно поторопиться и закрыть его, пока оттуда не поперла основная масса.

— У тебя есть план? Или просто топаем напролом? Сумеешь шершней одним ударом снести? — деловито осведомилась Радомира. — Тогда я на себя жуков возьму. Три сразу многовато, но между деревьями они плохо маневрируют, так что справлюсь.

Над левым плечом Защитницы плавал Атрибут — ледяное вычурное копье пока что лишь саженной длины. В руке она сжимала небольшой взведенный арбалет со вложенным болтом, кристаллический оголовок которого угрожающе пульсировал голубым светом. Судя по размерам кристалла, она управлялась с игрушкой настолько уверенно, что собиралась стрелять минимум с пятнадцати саженей. Да, славные ребята. В других обстоятельствах иметь их рядом было бы просто замечательно.

Но они больше не нужны. Пусть даже пока и не подозревают о том.

— Не стоит напролом. Один рой я бы без напряга блокировал, но с двумя сложнее. Если хотя бы с десяток шершней увернется, нам мало не покажется. Господин оой-капитан, — обратился юноша к Хабадзину, — твоим людям придется прикрывать нас после того, как я ударю Щитом, но особой опасности нет. Я вычищу уцелевшую летучую нечисть, а Рада…

— Отставить! — скомандовал Хабадзин. — Вы двое не атакуете.

— Что? — удивился Сайтэй. — Почему? Ты решил не трогать портал?

— Еще как тронем! Но сегодня мы закроем портал без вашего участия. Ты и Радомира — на подстраховке.

— Ничего не понимаю, — Защитница тряхнула копной рыжих волос. — Ну хорошо, шершней можно и клинками рубить, они не слишком шустрые. Но как ты собираешься справляться с жуками? Их же железо практически не берет. Для того Защитников и…

— Лейтенант Радомира Белая! — проскрежетал гвардеец. — Ты все увидишь сама. Мы разберемся без…

— Господин оой-капитан, — встрял Сайтэй, — но ведь Защитники для того и предназначены, чтобы уничтожать чудовищ, которых не берет магия и обычное оружие. Я понимаю, что ты впервые в Приграничье, и тебе непривычно работать с нами, но мы…

— Тихо! — приказал Хабадзин. — Господин лейтенант, если ты полагаешь, что можешь пререкаться со старшим по званию, ты ошибаешься. Пусть даже мы и в Приграничье. Еще одно слово в том же духе, и я отменю вашу авторизацию.

Он вскинул сжатый кулак так, что самонадеянные юнцы увидели поблескивающий на средней фаланге ключ-перстень.

Защитники растерянно переглянулись.

— Так точно, господин оой-капитан, — сумрачно ответил Сайтэй. — Мы подчиняемся.

— Отлично. А теперь — Храп! — гвардеец кивнул своему помощнику. — Начинайте.

— Есть! — кивнул тот и широко зашагал к коробам, которые уже успели сгрузить с мулов. Застучали распахиваемые плетеные крышки, залязгало железо. Хабадзин с удовлетворением наблюдал, как пулеметы споро извлекаются из промасленных пергаментных оберток и устанавливаются на переносные треноги, к которым техники уже крепили патронные ящики. Получающиеся конструкции выглядели громоздкими и тяжелыми, но Хабазин лично впрягался в упряжь и знал, что два крепких тренированных мужчины — как его солдаты — без труда перетаскивают их даже бегом по весьма пересеченной местности.

— Безумие… — еле слышно пробормотал молодой Защитник. — Рада, кажется, они собираются стрелять в чудищ!

— Собираемся, — с удовольствием согласился оой-капитан. — Вон те трубы на треногах называются «пулеметы». Они делают три выстрела в секунду. И не просто выстрела. Храп! Дай-ка патрон.

Помощник не оборачиваясь кинул в его сторону выдернутый из ленты латунный цилиндрик. Хабадзин поймал его в воздухе и продемонстрировал парню прозрачный, светящийся синим наконечник.

— Тут не простые пули, — объяснил он. — Кристалл, заряженный магией. Такой же, как в ваших арбалетных болтах, но чуть доработанный. Говорят, отлично действует на всяческих чудовищ. Просто в клочья разносит.

— Магия? — недоуменно переспросила девушка. — Но ведь эмбарго на поставку магических товаров в Мейсару до сих пор действует. Откуда у нас столько кристаллов? Неужели мы их сами делать научились?

— Отставить вопросы. Все, что вам следует знать, я скажу. И имейте в виду, происходящее совершенно секретно. Вы не имеете права говорить о нем даже со своим постоянным куратором. Все ясно?

— Все, — нахмурился Защитник. — Мы должны знать что-то еще?

— Да. Солдаты, которые надевают на себя заспинные ранцы — огнеметчики. Тоже новая технология. Они стреляют струями жидкого огня на пять-шесть саженей. Если вам все-таки придется вступить в бой, не окажитесь на линии выстрела — сгорите как спички. Но повторяю: вы здесь для подстраховки, на тот случай, если что-то пойдет не так. Сейчас главное не уничтожить чудовищ и даже не закрыть портал, а испытать новое оружие. Если все получится, у Мейсары, да и у всего Севера, окажется огромное преимущество над южанами. Нам больше не придется бояться их воев-священников, сынок. Ты понимаешь, что это означает?

— Да, господин оой-капитан. Я понимаю, — лицо юноши просветлело. — Мы с Радой обеспечим страховку на случай осложнений. Верно, Рада?

— Обязательно, — кивнула Защитница. С ее лица озабоченность, однако, не сошла. Она со странным выражением разглядывала патронные ленты, вкладываемые заряжающими в казенники пулеметов.

— Мы готовы, господин Хабадзин, — отрапортовал Храп, приблизившись.

— Начинаем, — кивнул гвардеец. — Ребята, играем как по нотам! — махнул он рукой выстроившимся в блистающую металлом линию солдатам. — Все, как репетировали. За мной — марш!

Он повернулся и зашагал сквозь густой подлесок, уже не заботясь о бесшумности. Через пару минут здесь и так станет очень даже громко.

Три гигантских жука-носорога и в самом деле бродили по поляне вокруг бледно-голубого неспешно вращающегося вихря. Огромные лоснящиеся черные туши бесцельно тыкались рогами и острыми жвалами в землю и кустарник лесной опушки, словно не понимая, что и зачем здесь делают. Высоко в небе кружились два полупрозрачных темных облака — рои шершней. Раздвинув ветви, Хабадзин вгляделся в портал. Тот и в самом деле еще толком не проснулся: редкие алые проблески полыхали с интервалом в десять-пятнадцать секунд, и новых монстров не замечалось. Впрочем, нет. На боку вихря вдруг вспух большой багровый пузырь, немного подрожал и лопнул, выронив на траву нечто, напоминающее саженного размера крота с торчащими острыми клыками и загнутыми когтями на концах непропорционально широких и длинных лап. Таких гвардеец еще не видел, и чего от них ждать, не знал. Впрочем, на то он и прихватил с собой Защитников, чтобы застраховаться от подобных неожиданностей.

Залязгал металл: станины устанавливались на землю. Огнеметчики слева и справа от оой-капитана взяли наизготовку штанги-распылители, на концах которых зажглись и заметались неяркие язычки пламени.

— Отря-ад! — во весь голос скомандовал Хабазин, уже не заботясь о скрытности. — Пулеметы один, два и три — левый жук, четыре, пять и шесть — правый. Огнеметчики — держать воздух. По моей команде открыть огонь, дальше действовать по обстановке. Приготовиться…

Ближайший к отряду жук неожиданно резво развернулся и замер, пошевеливая жвалами. Его мелкие черные глазки тупо уставились, казалось, прямо на гвардейца.

— Огонь! — скомандовал Хабазин.

И небесный гром обрушился на него со всех сторон.

…пять минут спустя гвардеец подошел к развороченной дымящейся массе, в которой с трудом угадывались очертания жучиной туши, и брезгливо тронул ее сапогом, морщась от вони.

— Огнеметной команде — прожарить их на всякий случай еще раз, чтобы с гарантией, — приказал он, отходя в сторону. Под его ногами хрустели обугленные трупики гигантских шершней. Некоторые все еще догорали. — А теперь — последнее испытание.

Оой-капитан достал из висящего на шее мешочка бесцветный кристалл, до легкого хруста сдавил его в горсти и, размахнувшись, бросил в смерч портала. Камешек бесследно канул в голубую бездну. Несколько долгих секунд ничего не происходило. Затем смерч словно вздрогнул изнутри. Его очертания задрожали, расплылись, и вдруг портал исчез, словно никогда и не существовал.

— Вот так, — усмехнулся Хабадзин, подходя к неподвижно замершим неподалеку Защитникам, выглядящим потрясенными до мозга костей. На их лицах дрожали отблески погребальных костров, в которые превращались трупы жуков, и казалось, что в их глазах тоже дрожат слезы. Защитники? Нет. Мальчишка и девчонка, заигравшиеся в войну. Таким следует сидеть дома, рожать детей и не высовываться. Защищать свою страну — дело опытного солдата, а не вот таких вот сопляков и соплячек. Хорошо, что они больше не нужны. — Ну что, ребятки, понравилось?

Он по-отечески положил руки на плечи Защитникам.

— Так и только так мы станем воевать со всякой дрянью в самом ближайшем будущем. Не дело, когда приходится грудью вставать против монстров в одиночку, верно?

А еще мы больше не зависим от Академии, — мысленно добавил он про себя. Даоран может утереться со своими квотами на обучение Защитников, а Конклав — засунуть себе в дыру свои лицемерные проповеди о Всевышнем. Впрочем, политика — не его солдатского ума дело. Следует упаковать оружие и как можно быстрее, желательно еще до полуночи, вернуться в крепость. Ему ужасно не терпелось добраться до телеграфной линии и сообщить в Мей о результатах. Конечно, магический шар, имей он его, использовать куда как удобнее, но мечтать о несбыточном бессмысленно. Ну ничего, если удалось получить необходимое количество кристаллов для патронов, возможно, и насчет других магических артефактов эмбарго не такое уж и прочное.

И наверняка за такой полный и неоспоримый успех он в самом ближайшем времени получит дворянство. Сомнений в том быть просто не может.

Тот же день. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Заходящее солнце заливало парк Академии неярким светом. Дул теплый ветерок. Несмотря на прекрасную погоду сегодня карандаш слушаться отказывался категорически. Терабой нанес на лист бумаги еще несколько штрихов, присмотрелся, с досадой скомкал набросок и швырнул его через плечо.

— Хорошо хоть не камень, — раздался сзади насмешливый голос. — Прикинь, стоишь вот так, никого не трогая, и вдруг тебе в репу булыжник прилетает. Классное ощущение, ага?

Терабой вздрогнул и вскочил на ноги, рассыпав листы бумаги. Их тут же затеребил и потащил по крыше любопытный ветерок.

— Ты здесь откуда взялся? — недружелюбно спросил он ухмыляющегося Мая Куданно. — Чего подкрадываешься?

— Подкрадываюсь? Да нужен ты мне… — Май расправил комок бумаги и с интересом взглянул на рисунок. — Ты, что ли, рисовал?

— Нет, птичка спорхнула и лапой нацарапала! — озлился Терабой. — Отдай.

— Ты же сам выбросил, — миролюбиво пожал плечами иномирянин. — Ну на, возьми, если так стесняешься.

Он протянул набросок кадету.

— Ничего я не стесняюсь, — буркнул тот, резко хватая мятый лист. — Подумаешь, рисунки. Тебе жалко?

— Вовсе нет. Тебя учил кто-то? Или сам потихоньку дошел?

— Да тебе-то что?

— Мне, — назидательно поднял палец иномирянин, — до всего дело есть, если ты не заметил. Порода у меня такая, любопытная. А у тебя талант, только неразвитый. Глазомер у тебя хороший, рука твердая, сюжеты, — он кивнул на рассыпавшиеся по крыше водонапорной вышки наброски, — подбирать умеешь. Но искусство художника на одном глазомере не построишь. Нужно учиться под наблюдением опытного преподавателя, который сможет указывать на ошибки.

— Ну и в чем же я ошибся? — неприязненно осведомился Терабой.

— Во многом. Как бы тебе показать…

Иномирянин задумчиво постучал пальцем по носу.

— Ага. Ну-ка, дай карандаш.

Он выхватил карандаш из руки не успевшего даже пошевелиться Терабоя, уселся на пятки и склонился над одним наброском.

— Смотри. Вот у тебя вид отсюда, с крыши — на Мировую Сферу. Сам-то никакой несуразности не замечаешь? Хотя бы в самом храме?

Терабой лишь пожал плечами. Рисунок казался уродливым и кривым. Он очень старался, когда выводил линии, но все выглядело совсем не так, как в жизни. Он не понимал, в чем дело, но что рисунок никуда не годится, понимал и сам.

— Ничего, если я немного почеркаюсь? — карандаш в руке Мая запорхал по бумаге. — Вот так, так и так. Сейчас видишь?

Терабой всмотрелся. Иномирянин набросал всего несколько косых штрихов, но рисунок стал еще более уродливым. Что он сделал?

— Есть такое понятие — перспектива. Человеческий глаз видит далеко не все, что может увидеть, и в то же время домысливает многое. Задача художника — вовсе не в том, чтобы сделать скверную фотографию, в смысле, совершенно достоверное изображение. Он должен заставить работать воображение зрителя, чтобы то домыслило… нечто. Что-то такое, что покажется правильным ему самому. Законы перспективы, в частности, объясняют, как можно на одном и том же рисунке создавать иллюзию глубокого пространства или, наоборот, ощущение уплощенности. Я провел всего лишь несколько параллельных линий — но видишь, как изменился рисунок?

— Ну… купол набок заваливается? — неуверенно предположил юноша.

— Да. А почему? А потому, что ты пытаешься рисовать строго параллельные линии. Но для глаза они на расстоянии визуально сходятся. Значит, две стены одного здания тоже должны сходиться на расстоянии. А у тебя на рисунке они идут строго параллельно друг другу, создавая иллюзию, что храм расширяется вдаль. А поскольку оно у тебя смещено вбок рисунка, создается еще и впечатление, что оно заваливается. Перспектива — вот ключевое слово. Именно с ней тебе следует учиться работать в первую очередь.

— Все-то ты знаешь! — враждебно сказал Терабой. — Откуда только?

— Все я не знаю. Никто не может знать все, башка распухнет и лопнет. Но кое-что в предмете понимаю. Приходилось, знаешь ли, подрабатывать карандашом и мольбертом. Так… извини, конечно, но пока мне не до тебя. Нет у меня времени тебянатаскивать. Потом, когда с текучкой разгребусь, поработаем вплотную. Вот тебе домашнее задание.

Май схватил еще один валяющийся лист бумаги, недоуменно окинул взглядом неровные строчки текста, перевернул и принялся быстро рисовать. Карандаш в его пальцах так и порхал. Терабой дернулся, но удержался. Только бы он не выбросил записи! Он нагнулся и принялся собирать с крыши разбросанные ветерком листы.

— Держи, — через минуту сказал Май, протягивая ему набросок. — То же, что рисовал ты, только в правильной перспективе. На досуге сравнишь детали и попробуешь сделать выводы самостоятельно. Найдется свободная минутка, поговорим.

Терабой молча взял лист, сунул его в середину пачки, пачку запихнул во внутренний карман кителя и пошел к спиральной лестнице, обвивающей верхний резервуар башни. Его сердце размеренно бухало. Откуда именно здесь и сейчас взялся демон-иномирянин? Совпадение? Или…

Он ухватился за поручни лестницы и принялся спускаться по ступенькам. Он так и не увидел, что Май Куданно следит за ним прищуренным настороженным взглядом.

«Бокува, контакт. Палек в канале. Подключись визуально, будь так добра. Хочу показать кое-что».

«Бокува в канале. Формирую проекцию. Конец связи».

Девочка с разноцветными глазами — один красный, другой зеленый — и золотой брошью с фиолетовым сапфиром беззвучно возникла возле Палека на крыше.

— Да? — коротко спросила она.

— Кадет, который спускается по боковой лестнице — он кто? Я видел его в классе и на соревнованиях по плаванию, но имя в памяти не отложилось. И метку повесить не удосужился.

— Терабой Горизонт, ко-нэмусин. Формальный возраст — пятнадцать лет. Второй курс, щит второй категории, происхождение по легенде — графство Мейсара. С ним что-то не так?

— Что он ко-нэмусин, я уже понял. У него чисто человеческое восприятие оптических эффектов, искины так не ошибаются. Бо, как он попал сюда, наверх? Насколько я в курсе, кадетам запрещено подниматься на водонапорную башню, а лестница снизу забрана решеткой и закрыта на замок.

— Сейчас проследим. — Бокува помолчала. — Любопытно. У него есть своя копия ключа, неофициальная. Все три официальных реплики сейчас на своих местах. Нет, я не знаю, откуда у него ключ.

— Забавно. А теперь посмотри в том направлении. Что ты видишь?

— Храм, известный как Мировая Сфера, а также прилегающие к нему окрестности. В главном зале содержится Глаз Бога — артефакт, в соответствии с легендой пробуждающий в человеке способности Защитника. Здание принадлежит Святой Церкви и находится на границе территории Академии с целью облегчения…

— Спасибо, Бо, я в курсе. Важно, что речь идет об одном из наиболее охраняемых объектов во всем Сайлавате.

— Самом охраняемом, если точнее.

— Не суть. Бо, как думаешь, что написано здесь?

Перед Палеком в воздухе возник призрачный лист бумаги, исписанный неровными каракулями.

— С вероятностью более девяносто процентов текст описывает графики смены караульных отрядов и шаблоны патрулирования местности, — бесстрастно ответила Бокува. — Почерк принадлежит кадету Терабою Горизонту. По совокупности обстоятельств следует предположить, что он является агентом одного из графов, скорее всего — графа Мейсары, Симы Ёко. Ты намеренно его выслеживал?

— Я специально назначил прошлый сбор здесь, на башне. Такая вышка, да еще и на холме — идеальный наблюдательный пункт. Мне хотелось посмотреть, что и как отсюда видно. А на месте, где я сейчас застал Терабоя, остались следы засохшей грязи. Кто-то явно поднимался сюда раньше. Ну, я и повесил колокольчик. Когда он зазвонил, сунулся сюда — и на тебе.

— Что ты намерен делать?

— Я? — удивился Палек. — Я вообще-то тебя спросить хотел. Сиори сейчас дергать незачем, Яни не в теме, так что тебе решать.

— В таком случае пока не делаем ничего. Нет данных для обоснованного решения. Кроме того, Мировая Сфера и Глаз Бога — чисто игровые сущности, к воспитанию ко-нэмусинов отношения имеющие лишь косвенное. Площадка требовала обязательного формирования нескольких ключевых объектов и локаций, и только поэтому они существуют. Я не вижу оснований для принятия мер.

— Бо, вопрос в том, зачем графу Симе понадобился график смены караулов. Сначала он сообщил о том, что посылает в столицу войска, пусть и немного по сравнению с Ясасием. Теперь оказывается, что он тайно собирает секретную информацию, относящуюся к важному артефакту. Как думаешь, может он попытаться захватить Глаз Бога — сам или с чьей-то помощью?

— Вряд ли. Бессмысленное действие — контролировать артефакт может только Конклав Святой Церкви, да и то условно — недерминированность поведения Глаза заложена в его базовых императивах. Быстро инициировать новых контролеров граф Сима или любой другой не смогут, их подготовка требует многих лет практики под контролем опытных коллег. Да и не позволит Даоран наложить лапу на самое могучее оружие ни одному из графов. Разве что все они объединятся — но таков заговор невозможен в силу императивов искинов, играющих роли некоторых графов.

— Тогда зачем нужен график патрулей?

— Нет обоснованных предположений.

— Тьфу на тебя! — рассердился Палек. — Я с тобой по-человечески, а ты мне тупого чоки из себя изображаешь. Необоснованные предположения у тебя есть? С вероятностью хотя бы в пять процентов?

— Необоснованные… — Бокува задумалась. — Лика, ты же должен понимать, что вариантов можно придумать тысячи, в том числе самых невероятных. Ну, возможно, граф Сима намерен послать диверсантов, чтобы незаметно выкрасть Глаз с целью последующего шантажа Церкви. Теоретически такое возможно. Но каков мотив — не знаю, и не спрашивай.

— Ну ладно, не знаешь и не знаешь. Ты можешь зацепить парня на поводок? Он наверняка встречается с кем-то в городе. Нужно отследить его контакты.

— Я могу отследить его на территории Академии Высокого Стиля — в пределах, ограниченных парковой оградой. Но за пределами Академии мои возможности практически нулевые. Там я контролирую лишь сенсоры общей статистики да несколько ключевых точек наподобие дворца. За конкретной персоной я могу наблюдать только лишь с помощью общедоступных средств — например, с помощью маячка на базе магического кристалла. Но его легко отследить, методы обнаружения известны и широко применятся. Мы только насторожим его контакт.

— На территории следить бессмысленно. Здесь все встречаются со всеми на совершенно законных основаниях. Если он и передает материалы через кого-то, нам не заметить, разве что я за ним круглые сутки хвостиком стану шляться. Так… Ну что, Бо, — Палек блеснул озорной улыбкой. — Похоже, время пришло. Я нашел нескольких проснувшихся нэмусинов, изъявивших желание поучаствовать в нашей воспитательной игре. Настало время их задействовать. Вот и посмотрим, насколько хороши в местных условиях старые добрые методы слежки. Объясни мне, пожалуйста, какие у нас есть возможности по введению новых персонажей за пределами Академии. А заодно напомни, чтобы мне в списках не копаться, кто из нэмусинов в ближайших окрестностях может иметь существенное влияние на ситуацию.

21.02.867, земледень. Республика Сураграш, Мумма

— Поскольку все, кто имел возможность, появились, расширенное заседание правительства объявляю открытым.

Карина Мураций провела в воздухе рукой, и в центре большого круглого стола зажегся куб дисплея. Стах давно привык к восточным техническим штучкам, хотя и не понимал их сердцем и не слишком одобрял. Нет, не то, чтобы он хотел их уничтожить. И не то, чтобы полагал затраты на оборудование комнаты совещаний излишними и бессмысленными, как считали некоторые. Наоборот, он считал, что как раз на зал и персональные кабинеты в Большом Доме можно потратиться куда как побольше — хотя бы поставить удобные кресла и хороший стол, ясно показывающий статус собрания. Но все-таки он предпочитал, чтобы с мистической техникой работал кто-то другой и подальше от него. Желательно — в наглухо закрытой комнате, чтобы сидящие в компьютерах духи ненароком не разбежались и не вселились в кого-нибудь. Но Кисаки Сураграша, да и прочих высокомерных восточников, его страхи, тем более — тщательно скрываемые, заботили мало.

Да, все-таки тяжело ходить чужими путями, когда тебе целых сорок два года…

— С повесткой дня вы все ознакомлены, — момбацу сама Карина Мураций обвела присутствующих хмурым взглядом. Несмотря на то, что она, как всегда, выглядела свежей и бодрой, в глубине ее глаз затаилась тяжелая свинцовая усталость. — Однако перед началом обсуждения я хотела бы обсудить вопрос, не имеющий к ней прямого отношения. Я имею в виду так неожиданно возникшую проблему маяки.

Маяка. Стаха невольно передернуло. Его младший брат умер от маяки пятнадцать лет назад. Он несколько лет жевал ее листья — сначала изредка, потом все чаще и чаще. Потом за большие деньги купил настоящий шприц и начал колоть в вену разбавленный дистиллят сока, который воровал в лаборатории Оранжевого клана, где работал. После этого он прожил ровно четыре периода. Воровство быстро обнаружили, и его, избитого до полусмерти, вышвырнули на улицу. Впрочем, к тому времени он не годился уже ни на что. Лишенный доступа к дистилляту и промучившись два дня, он попробовал вколоть себе неочищенный сок, выжатый в чашке из нескольких украденных с плантации листьев — и умер в жутких судорогах. Стах взял к себе его единственную жену и сына и поклялся, что своими руками убьет каждого, кто попробует подсунуть маяку кому-нибудь из его родственников.

К счастью, сдержать обещание ему пришлось только однажды.

— Период назад, — продолжила Кисаки Сураграша, — на южной границе Республики, неподалеку от границы с Мысом Мутэки, полицейский отряд под руководством генерала Дентора обнаружил и уничтожил несколько крупных плантаций маяки. На них наткнулись совершенно случайно. Мы до сих пор пытаемся выяснить, кто именно стоит за людьми, создавшими плантации, но ясно одно: их прикрывает кто-то, стоящий очень высоко. Ситуация усложняется тем, что маяка на плантациях, как выяснилось, росла не простая, а генномодифицированная. Проще говоря, кто-то в Четырех Княжествах или в Граше изменил ее так, что ее сок стал куда более ядовитым и вызывающим зависимость уже со второй, а то и с первой дозы. И выглядит она немного иначе.

Карина снова провела рукой в воздухе, и в дисплее появилось изображение невзрачного кустика травы с узкими длинными листьями.

Генномодифицированная. Еще одна непонятная разновидность духов, водящихся на севере. Стах не знал, о чем речь. Слово «гены» он слышал, но что они такое, не знал и знать не хотел. Он уже слишком стар, чтобы тратить время на такие пустяки. Найдутся другие, молодые и умные, они разберутся.

— Я хочу предупредить всех, — Карина Мураций принялась мерно постукивать указательным пальцем по столешнице в такт своим словам, — что любой, оказавшийся причастным к разведению маяки и производству наркотиков, будет жестоко покаран. Независимо от личности. Понятно?

Она обращалась ко всем, но смотрела почему-то на сидящего напротив нее Куруву — в упор, неподвижным немигающим взглядом. Заместитель министра торговли оставался бесстрастным, но все-таки Стах почувствовал исходящее от него напряжение. Неужто он причастен к таким вещам? Так-так. Если у Кисаки есть хоть какие-то доказательства, хотя бы косвенные, то под шумок может полететь голова не только у Курувы, но и у самого непотопляемого Шаттаха. Впрочем, если бы у нее имелись доказательства, вряд ли гулан сейчас сидел бы за круглым столом. Скорее, у нее — точнее, у ее цепного пса Дентора Пасура — есть подозрения, которые они не могут подтвердить. Тогда она ведет себя глупо. Давать тайному врагу понять, что его заподозрили, означает раскрываться раньше времени. Знание нужно держать при себе, чтобы в нужный момент нанести точный удар с его помощью. Нет, что ни говори, а катонийка никудышный политик.

— Кара, давай к делу, — нетерпеливо сказала Яна Мураций. — Дел много. С распределения бы бюджетов начать, с учетом последних траншей от «Копей» и налоговых поступлений.

— Яни, у нас повестка несколько иначе построена. Успеем еще с бюджетами, никуда они не денутся. Первый пункт в повестке — Синхайский ГОК. Су, докладывай.

— Нечего особенно докладывать, — Суэлла Тарахоя бросила на стол ручку. Тарсачка явно была не в духе. — Денег нет, заливку свай под фундаменты с грехом пополам закончили, а дальше все встало. Последний зарплатный транш уже разошелся, а долги рабочим и наполовину не погашены. Через несколько дней оборудование должны в Хохё доставить, а дальше-то что? Мы его до места за неделю точно довезем, а на месте даже крыши нет, под которую его приспособить. Мы из графика на четыре периода как минимум выбились. Мельницы вот хотели сразу на постоянных местах монтировать, а теперь придется какой-то временный склад изобретать. Не держать же их на транспортных платформах!

— Что нужно для того, чтобы ускорить работы?

— Да ничего, кроме денег, — сердито сказала Суэлла. — У меня обученные рабочие разбегаются, а те, что остались, еле шевелятся. Прорабов я пока еще кое-как держу, но если сбегут и они, стройку можно замораживать навсегда.

— Насчет денег еще поговорим, попозже. Шаху, как там насчет переговоров?

— Нас почти ни во что не ставят, — министр торговли поднял глаза к потолку и развел руками. — Говорят, что кредитов мы и так набрали слишком много, как отдавать намереваемся — непонятно. «Поднебесный банк» не против дать кредит, но требует аж девять процентов годовых.

— Даже под залог государственных паев в Тримарских мануфактурах?

— Только под залог паев. Без залога они даже разговаривать не хотят. Но окончательных отказов мы еще не получили нигде, так что побороться можно. Я так думаю, сколько-то нам все-таки дадут если не в одном банке, так в другом. Меня другое волнует. Кара, свет очей моих, я хочу вернуться к вопросу о собственной валюте.

— Шаху, в последний раз мы же, кажется, сошлись на том, что не в ближайшем будущем? Ты же сам прогнозировал немедленную гиперинфляцию.

— Я тут подумал на досуге, — Шаттах раскрыл лежащую перед ним папку с пластиковыми листами. Стах уже давно заметил, что к мистической технике, принесенной с собой катонийцами, он тоже не испытывал любви. — Да, наша валюта окажется не обеспеченной ни материальными активами, ни валовым продуктом. Однако, мне кажется, мы можем активнее привлекать иностранные компании для разработки месторождений. Вот здесь у меня некоторые расчеты по Фаланскому месторождению. Если мы сможем привлечь туда достаточно инвестиций…

Стах перестал слушать. Шаттах, даром что вырос в глухой деревушке, какой являлась Мумма до появления в ней Карины Мураций, на экономические темы мог болтать языком до бесконечности. Заочное обучение на экономическом факультете Грашградского университета только усугубило ситуацию. Сам Стах в таких вещах не понимал ровным счетом ничего. Его восприятие денег ограничивалось монетами и купюрами в его собственном кошельке. Каким образом цифры в компьютерах или на бумаге могут приравниваться к настоящим деньгам, оставалось выше его понимания.

Стах не питал иллюзий в отношении себя: когда он станет главой Сураграша (а он обязательно им станет, как только Кисаки выполнит свое обещание и отойдет в сторону), ему придется действовать иначе, чем действовали бы на его месте другие, даже его собственные родственники. Он не сможет поставить на ключевые посты людей, с которыми связан тайными и явными обязательствами, родственными узами или коммерческими отношениями. Ему придется сохранить большинство тех, кто пришли вместе с Кисаки и вслед за Кисаки. Их попросту некем заменить. Народная Республика Сураграш до сих пор оставалась призраком. Армия и полиция ничтожны — что такое несколько тысяч человек на огромную территорию, протянувшуюся на три с лишним тысячи верст с севера на юг и на триста верст с востока на запад? Да, в каждом городе действуют асхаты, являющиеся формальными представителями власти. Но много ли они могут? Стах просыпался в холодном поту от мысли о том, что Княжества или грашские кланы в любой момент могут вторгнуться на территорию Республики, чтобы откусить себе лакомые куски пространства, вплотную прилегающие к их границам — а то и захватить Сураграш целиком, по крайней мере, по восточную сторону Шураллаха. Тролличьи диверсионные отряды с легкостью бы уничтожили очаги слабого сопротивления обескровленной нехваткой финансирования армии.

Нет, тем немногим, что связывало страну воедино и защищало ее от нападения извне, являлся авторитет Кисаки — и ее команды. Стах едва ли не плевался тайком от многих новшеств, начиная с неукоснительно внедрявшегося непристойного женского обычая ходить с непокрытой головой. Но он не мог не признавать, что за восемь лет они достигли куда больше, чем иные на их месте могли сделать за полвека. Открывались государственные больницы — пока только в крупных городах с несколькими тысячами населения, но все-таки открывались, и три четверти врачей в них — восточные и северные добровольцы. Быстро росли мануфактуры, на которых использовались непривычные, но весьма эффективные способы выделки тканей и кожи. Подстегиваемая мануфактурами, быстро росла химическая промышленность. Синхайский ГОК, когда он вступит в строй, наконец-то позволит продавать за границу не дешевую сырую руду, а дорогой рудный концентрат, а в перспективе обеспечит сырьем и собственные металлургические фабрики. Строились дороги, соединяющие города друг с другом, появлялись подвесные пока что мосты над непроходимыми ущельями, а кое-где начали загораться первые электрические лампы. Арендованный катонийский спутник связи висел над горными хребтами, позволяя использовать для деловых переговоров такие удобные коммуникаторы и транслируя на громкоговорители на площадях новости правительства. Дети ходили в школы — пока что только в городах, пока что только самые младшие, еще не способные хорошо работать на полях, и учились они только письму, чтению и арифметике. Но рано или поздно малыши вырастут и сами начнут учить…

Они делали много. Очень много. Старики недовольно ворчали — им не нравилось происходящее. Они предпочли бы жить так, как жили их деды и прадеды, тихо и спокойно, пусть даже под властью жестокого Дракона. Но Стах искренне восхищался восточниками. Без них его народ жил бы в нищете и прозябании еще многие столетия, а может — и до конца вечности. А они даже не пытались нажиться на своих должностях, как поступил бы любой нормальный человек (и за что никто бы их не осудил).

Нет, у Карины Мураций и ее родственников и друзей имелся только один недостаток: главным среди них был вовсе не Стах.

Они не понимали, что пришли в чужую страну с своими собственными путями. Они не понимали, что нельзя слепо переносить сюда все то, что так хорошо за океаном. Карина Мураций и ее сестра спокойно и очень внимательно выслушивали его слова о необходимости соблюдать местные обычаи — и так же спокойно объясняли ему, почему этого делать нельзя. Его собственные слова оказывались вывернутыми наизнанку, и ему как-то неизбежно приходилось признавать свою неправоту. Искренне признавать, по крайней мере, в их присутствии. Но когда он уходил из крохотного, сажень на сажень, кабинета Кисаки, его сомнения возвращались. Вот и идея с общенародными выборами правителя — чепуха, да и только. Как люди смогут проголосовать за наиболее достойного? Заранее понятно, что новым диктатором станет тот, кто сумеет сильнее запугать народ. А кто сумеет? Известно кто — Курува, если только ему не помешать. Неужели Кисаки не видит, что пригрела змею, уже изготовившуюся к смертельному броску?

А может, сам Стах просто слишком стар, чтобы воспринимать новое? Восточники искренне полагали его молодым, не понимая, что его отец умер в пятьдесят два года, считаясь глубоким стариком, а дед не дожил и до сорока. Возможно, хорошее питание и лечение позволят ему самому протянуть до пятидесяти, а то и до пятидесяти пяти. Но все-таки сорок два, как ни крути, возраст более чем почтенный…

Министр по делам национальностей встряхнулся и прислушался. Шаттах все еще бубнил что-то насчет закладов и займов. Пусть себе. Он полезен. Его придется оставить, по крайней мере, поначалу. А вот Курува… Его нужно устранить как можно быстрее и любой ценой. Сколоченный им с нуля всего за несколько лет клан слишком силен, чтобы позволить ему участвовать в общих выборах.

Стах прищурился, из-под ресниц разглядывая заместителя министра торговли. Хотя тот и пытался казаться невозмутимым, но, похоже, все-таки нервничал. Почему? Неужели замечание Кисаки насчет маяки имело под собой какую-то почву? И Курува замешан в торговле? В таком случае информация, которую Стах намеревался передать Дентору, начинала выглядеть совсем иначе. Ах, много бы он дал за то, чтобы видеть человеческие чувства так, как их видит момбацу сама Яна Мураций! Нужно усилить наблюдение за Курувой. Сегодня же пустить по его следу дополнительных людей людей, чтобы неусыпно держать его под наблюдением.

И все-таки — Дентор или Саматта? Полиция или армия? Кто больше заинтересован в его информации и окажется больше за нее благодарным? Или даже не так: кто победит в конце концов? Хорошо, когда силачи намертво вцепляются друг другу в глотку — у слабых сразу появляется пространство для маневра. Плохо, когда тебе в конечном итоге приходится выбирать одну из сторон. Ни в коем случае нельзя прогадать. И потом, прямо сейчас оба восточника испытывали друг к другу сильную неприязнь, которую не упускали случая продемонстрировать в том числе на людях. Но что, если они помирятся? В конце концов, они вместе пришли сюда, а в прошлом даже, говорят, служили вместе в армии. И тогда могут полететь головы тех, кто вызвал слишком сильную неприязнь одного из них.

Его информация ценна. Дентор не упустит случая унизить конкурента и продемонстрировать его некомпетентность. Саматта с большим удовольствием свернет шею ворам среди своих подчиненных. И тот, и другой останутся ему благодарны. Кто?..

* * *

«…Сураграшская группа, общий контакт. Дентор в канале. Народ, на пару слов в рабочем режиме?»

«Саматта в канале. Слушаю, Дор».

«Карина в канале. Да?»

«Яна в канале. Хм?»

«Палек в канале. Дор, давай в темпе. Слушаю краем уха, бо занят».

«Биката в канале. Слушаю».

«Здесь Дентор. Информация к сведению. Только что Стах Катариша под большим секретом и только из чувства огромного уважения слил мне информацию о зенитных ракетах».

«Здесь Саматта. Тех, которые ушли со складов налево?»

«Здесь Дентор. Да. Его люди проглотили наживку. Они отследили покупателей и связали их с Курувой».

«Здесь Палек. То есть все развивается по вашему плану?»

«Здесь Саматта. Да. В точности как запланировано».

«Здесь Карина. Дор, Мати… и все-таки — должны ли мы так подставлять Куруву?»

«Здесь Дентор. Кара, он сам себя подставил. Майя утром связалась со мной. Они на пару с Миованной вычислили, какая лаборатория в ЧК модифицировала маяку. Они прошла по цепочке посредников и выяснили, что наши подозрения верны. Именно Курува стоит за обнаруженными на юге плантациями. И именно он спланировал последнее покушение на тебя».

«Здесь Карина. И все-таки мы его подставляем…»

«Здесь Дентор. Кара, кончай самоедством заниматься. От тебя все зависит. Если тебе не нравится план, можешь его переиграть. Останься — и тогда у нас появится время на сбор публичных доказательств, чтобы устроить над Курувой показательный процесс. Но если уходишь, то уж будь добра позволить нам обезопасить страну от такой мрази. Вообще будь моя воля, я бы просто по-тихому отправил его в Ракуэн».

«Здесь Карина. Извини, Дор. Я все понимаю. Забудь про мою реплику».

«Здесь Дентор. Кара, малышка, тебе не за что извиняться…»

«Здесь Карина. Есть за что, дядя Дор. Э-э… прости, но у тебя все? Мне нужно с документами поработать».

«Здесь Дентор. Да, Кара, все».

«Здесь Карина. Тогда спасибо, что держишь в курсе. Извиняюсь, что отключаюсь первой. Отбой».

«Здесь Яна. Ребята, мне очень не нравится настроение Кары в последнее время. Я боюсь нервного срыва еще до того, как мы сыграем последнюю сцену».

«Здесь Палек. Яни, ты у нас психолог, придумай, как ее чувство вины погасить. А то ведь действительно свихнется от эмоционального раздрая».

«Здесь Биката. Может, Джао позвать? Пусть он с ней поговорит».

«Здесь Яна. Звала уже. Говорил. Только руками развел. Сказал, что человеку бы всадил пару стабилизирующих ментоблоков, а что с ней делать, ума не приложит. Он вообще не рассчитывал, что она потащит на себе все государство, и подобной ситуации не предвидел. Семен то же самое сказал. Он даже предложил вернуться на время, хотя и занят по горло на своей Малии. Я сказал, что пока незачем».

«Здесь Саматта. Тогда я с ней пообщаюсь. Либо она реализует свою мечту и уходит — и тогда следует запускать главный план, либо стискивает зубы и продолжает тащить на себе весь мир. Ребята, я намерен настаивать, чтобы она ушла».

«Здесь Палек. Злой ты, Мати. Государственный переворот затеял? Сам хочешь диктатором стать?» — горящие глаза и блеск стали в ночной тьме, марширующие колонны вооруженных до зубов солдат, мускулистый мужчина в пурпурной императорской мантии на высоком резном троне.

«Здесь Саматта. Балда ты, Лика. Остряк-самоучка. От твоих шуточек плакать хочется, а не смеяться. Я не могу больше смотреть, как она себя загоняет. Если она так ненавидит свою работу, ей следует уйти. И без нее найдется, кому в политику играть».

«Здесь Яна. Мати… я… думаю, что ты прав. Нужно решать окончательно. Я тебя поддержу. Я поговорю с ней прямо сейчас».

«Здесь Дентор. И не забывайте, что у нас всего несколько дней на пересмотр плана, если что. И Майя обидится, если впустую сработает. Она уже по секрету сообщила, что придумала замечательный план, но какой — не колется».

«Здесь Саматта. Я помню о сроках. Яни, потребуется поддержка в разговоре с Карой — зови. Отбой».

«Здесь Дентор. У меня все. Отбой».

«Здесь Яна. Конец связи».

«Здесь Палек. Би, раз уж мы с тобой наедине остались — что там у тебя со взломом Академии? Очень уж мне не терпится там делом заняться…»

«Лика, я тебе что, волшебник? Еще и суток не прошло!»

«Ты у нас все можешь, я знаю. Точно ведь уже что-то накопал. Колись».

«Репей. Не я накопал, Бойра. Я у нее совета попросил, и она неожиданно заинтересовалась. Она подключилась к системе и начала анализировать дампы памяти, а заодно принялась копаться в Большом архиве».

«Можно подумать, одной Бокува нам не хватало!»

«Лика, не понимаю, почему ты так к небам относишься? И потом, Бойра — не просто неб. У нас с ней давние отношения…»

«Ага, с тех пор, как он в виде Калайи тебе башку дурил. Ладно, тебе виднее. И что?»

«Во-первых, подтвердилось, что в Академии в принципе нет роли супервизора. Бойра нашла детальные спецификации площадки. Яна умудрилась задействовать модель, созданную буквально на заре времен. Она программировалась еще в те времена, когда люди на Земле жили. Еще до Катастрофы. Соответственно, в те времена кодекса чести игрока не существовало, все сильно боялись жульничества, так что из системы попросту убрали роль, дающую максимальные полномочия. Ну, чтобы кто-нибудь ненароком ключик не подобрал. Так что игроки и наблюдатели в системе есть, а супервизора — нет».

«Замечательно. Паранойя предков настигла нас спустя пять миллионов лет. Что-то еще?»

«Они нам не предки. Во всяком случае, не биологически. Во-вторых, Бойра сумела-таки получить доступ к одному из ключевых служебных демонов и взять его под контроль. Какая-то там ошибка в программировании, из-за чего, как она сказала, сломать систему аутентификации я мог бы и сам за пять минут. Сам по себе демон отвечает за целостность объектов, он периодически сканирует весь инвентарь мира в поисках повреждений и незаконных модификаций. Теперь от имени этой подсистемы можно модифицировать волатильные свойства любого объекта в Академии».

«Волатильные?»

«Ну, грубо говоря, все, кроме базовых атрибутов класса. Заставить камень летать, установив ему отрицательный вес, ты не сможешь, но поменять ему цвет с серого на оранжевый в белый горошек — всегда пожалуйста. И превратить его из гранита в песчаник или в мрамор — тоже».

«Так… погоди, подумаю. Что-то в голове вертится, сейчас за хвост ухвачу… ага! Би, игровая площадка заточена под приключения? Войны с монстрами, битвы магов, так?»

«Откуда я знаю?»

«Я знаю. Следовательно, там должен иметься механизм прокачки партии в том или ином виде. И должны существовать способы зарабатывать деньги. А как в игре можно заработать? Обшаривать подземелья и собирать золото из кладов. Би, можешь запустить быструю проверку — есть ли там объекты типа „сундук с сокровищами“?»

«Секунду… Да, есть. Базовый класс — стек объектов. Есть допустимый объект вида „кошелек с деньгами“, количество задается либо случайным образом в момент вскрытия сундука, либо явно. При случайной генерации верхняя граница суммы прямо пропорциональна линейным размерам сундука. Оно?»

«Би, ты гений! Точно, именно оно. Научи, как менять количество денег».

«Дай полчаса, инструкцию составлю. Там нетривиально, на низком уровне работать придется, с символьным отладчиком. Визуального интерфейса нет. Да, и учти, что в момент вскрытия сундука абстрактный „кошелек“ из него удаляется и заменяется реальными монетами в соответствии с местной валютной системой. Отработать назад не удастся».

«Да мне и одного раза хватит. Би, а теперь главный вопрос: где в ближайших окрестностях моего базирования есть клады? Можешь построить полный список и отсортировать по координатам?»

14.07.1433, златодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

— Я вечером иду на прогулку.

— Что? — Мира недоверчиво уставилась на Мая. — Куда? Опять во дворец?

— Тихо ты! — шепотом прикрикнул на нее непутевый фертрат. — Не ори на всю библиотеку. Зачем мне во дворец? Риту туда только недавно увезли, она сейчас с канцлером ругается. Мне пока встревать незачем. По окрестностям Академии прошвырнуться хочу.

— Врешь! — убежденно заявила Мира. — Опять что-то задумал, по глазам вижу. Вляпаешься ведь однажды так, что не выберешься.

— Да куда я денусь! — беспечно махнул рукой мальчишка. — Как-нибудь да выкручусь. В общем, ты меня вечером не ищи, внимания не привлекай.

— Очень надо! — буркнула Мира. — Топай целоваться к своей принцессе.

— Она не моя, а общественная. Носитель имманентной власти, так сказать. Но я не к ней, так что кончай ревновать. И еще — окно на ночь в вашей спальне оставь приоткрытой. Я по пожарной лестнице влезу и к себе проберусь.

— Да чтобы мальчишку ночью в комнату к девочкам пустить — ты за кого нас принимаешь! — шепотом возмутилась Мира. — Узнает кто, стыда не оберешься.

— Не упрямься, хозяюшка. Не собираюсь я вас насиловать, ни поодиночке, ни всех скопом. Просто мне не нужно, чтобы кто-то знал, когда я вернусь. Клия сегодня дежурит, она меня прикроет на вечерней поверке, но ночные дежурные меня видеть не должны.

— А если я тебя сдам?

Мира и Май дружно обернулись. Позади них, скрестив руки на груди и победно ухмыляясь, стояла Одора.

— Я все слышала! — негромко сказала она. — Вот сейчас пойду и расскажу про тебя… э-э… госпоже Сиори.

— Ты на голову больная? — поинтересовался Май. — Я же сказал — меня Клия прикроет. Сиори и слова не скажет, если узнает. Да и не до тебя ей сейчас. Не пришла она еще в себя после сражения.

— Ну все равно, кому-нибудь да расскажу! — упрямо тряхнула роскошной черной шевелюрой девушка. — Саомиру там или Грампе. Ты ведь от кого-то да прячешься, ага?

— Слушай, что тебе нужно? — с досадой спросил Май. — Чего привязалась?

— С собой возьмешь — не никому не расскажу, — заявила нахалка.

— Тебя? — удивился Май. — Я не по дорожкам прогуливаться собираюсь. Тебе что, по земле брюхом ползать нравится?

— Может, и нравится! Возьми — узнаешь.

— Да ты титьками о корни зацепишься! — колко сказала Мира. — Куда такой корове!

— Детишкам вроде тебя положено спать ночью в своей кроватке! — парировала Одора. — Да и нехорошо завидовать старшим. Май, ну что? Берешь меня? Или я начинаю всем подряд о твоих планах рассказывать?

— Взять тебя… — Май задумчиво осмотрел третьекурсницу с головы до ног. — Ладно, уговорила. Одежда нормальная у тебя есть? В которой по траве ползать можно? Я серьезно говорю — не по парковым дорожкам лазить собираюсь.

— Есть, а как же! — обаятельно улыбнулась девушка. — И по траве ползать, и… еще кое-чем заниматься. Так что? Где и когда встречаемся?

Такого Мира стерпеть не смогла. Отпустить Мая одного с этой… этой… заразой?!

— Я с вами! — решительно заявила она. — Май, только попробуй сказать, что нельзя! Не хуже иной коровы все разболтаю! — она метнула на Одору огненный взгляд.

— Блин! — возмутился тот. — Я вам что, экскурсию провожу для младшего школьного возраста? Может, мне все три курса с собой прихватить, да еще и на улице кого-то найти? Только скажите, я мигом смотаюсь!

— Ничего не знаю! — отрезала Мира. — Я, между прочим, в прятки лучше всех играю. Если уж она не помешает, то я — и подавно.

— Ладно, — внезапно легко согласился Май. — Тоже уговорила. В конце концов, ты моя хозяюшка, тебе за мной по жизни положено приглядывать. Только имейте в виду, милашечки, с вечерней поверкой сами отдуваетесь, если не уложимся по времени. Вас Клия прикрывать не станет. И лишние наряды, если попадетесь, сами отбываете, без моего участия. У меня времени нет. Уговорились? Тогда в восемь за дормиторием, у раздвоенного дерева с дуплом.

— Заметано, — шаловливо подмигнула ему Одора. И удалилась, покачивая бедрами, зараза этакая!

— Все, я ушел, — сообщил Май, и действительно тут же исчез за книжной полкой, в которой копалась Мира. Та грустно посмотрела ему вслед. И кто за язык тянул? Если бы не Одора…

Она наконец-то выдернула книгу, прочно засевшую меж других томов. «Повесть о славных деяниях святой девы Камасиэллы», значилось на нем. Мира уже читала летопись — раньше, по собственной инициативе, и когда Клия задала прочитать ее по внеклассному чтению, даже обрадовалась. Ей нравилось воображать себя на месте великой героини, расправляющейся с ордами бандитов, заполонивших южные графства после Кутарского кризиса. Но сейчас все настроение пропало. Меньше недели назад Май уже утащил ее в самоволку, закончившуюся внезапным личным знакомством с принцессой и выволочкой, которую с глазу на глаз ей устроил господин Саомир. И двухнедельным запретом на увольнительные — впрочем, не в наказание, а для ее же собственной безопасности, как туманно выразился проректор. А ведь в тот раз Май не собирался заниматься ничем опасным. Во что же она по доброй воле ввязалась на сей раз? И завтра с утра она дневальная — и дежурит по Академии тот же господин Саомир. Если они опять вляпаются в неприятности и не вернутся до утра, он устроит такую головомойку, что об увольнительных в город можно забыть на ближайшие полгода. И тогда прости-прощай заварные пирожные в кофейне «У Мараты»…

Оставив карточку взятой книги в своем формуляре и выйдя в коридор, она испытала второе потрясение. Словно из воздуха возникшая Айсока взяла ее за плечо, приложила палец к губам и отвела в дальний конец коридора, в стенную нишу.

— Возьми, Мира, — сказала она, протягивая простенькое стальное колечко с матово-серым ромбиком на месте камня. — Надень на палец, но не афишируй. А еще лучше — повесь на цепочке на шею и спрячь под одеждой до появления необходимости. Найдешь у себя цепочку? Если нет, я поищу у себя.

— А-а-э… — выдала умную реплику ошарашенная Мира.

— Ключ-перстень, — сообщила проректор по хозяйственной части. — Позволяет тебе авторизовать одну-единственную персону: Мая. Авторизация длится пятнадцать минут, потом требуется повторить. Не волнуйся, кольцо настроено на тебя, больно не будет.

Айсока потрепала беззвучно, как рыба, разевающую рот Миру по голове и степенно удалилась по коридору. Та смотрела ей вслед, пока не сообразила, что вот-вот раздастся звонок на урок. Она поспешно сунула в кольцо правый указательный палец (ключ-перстень свободно скользнул на среднюю фалангу и тут же плотно обхватил ее) и бросилась к классу.

Еле успев к звонку, она испытала третье за последние десять минут потрясение. Вместо Исуки, которая уже дважды отменяла свои занятия, назначая вместо них самостоятельную работу по учебнику, в класс вошел господин Саомир в сопровождении почему-то горничной из тех, что обслуживали квартиры воспитателей.

— Всем сесть, — приказал он после того, как староста выкрикнула команду, и курс дружно поднялся и поклонился. — Сегодня у нас изменения. Госпоже Исуке нездоровится, и вместо нее занятие проведет госпожа Канса, — он обернулся к горничной. — Госпожа Канса хорошо разбирается в точных науках — и только попробуйте мне вести себя не по уставу. Сёя!

— Да, господин Саомир! — вскочила староста.

— Первый сержант, ответственность за соблюдение дисциплины возлагаю на тебя лично. Проследи, будь любезна, как следует.

— Так точно, господин Саомир! — четко кивнула девушка. — Есть проследить за дисциплиной.

— Хорошо. Работайте, — и Саомир, резко повернувшись, вышел.

Несколько секунд в классе стояла ошарашенная тишина. Новая воспитательница? Горничная?!! Ну и новость… И что случилось с госпожой Исукой?

— Госпожа Сёя, ты можешь сесть, — сказала горничная. — Господа и дамы, меня зовут Канса Марацука. Я не местная и в столице недавно. Я и в самом деле горничная в Академии, вовсе не воспитатель. Но поскольку госпоже Исуке Тао нездоровится, я проведу одно или два занятия вместо нее. Рада знакомству.

Интересно, может, и здесь Май руку приложил? Мира быстро глянула влево — ну да, у кого спрашивать-то? Он в последнее время вообще перестал ходить на занятия.

И тут она вспомнила, где видела горничную раньше. Ну конечно же — та самая, что приходила за Маем, когда Одора попыталась неудачно устроить на него покушение. Рыжая и с хвостиком на затылке. Да что же она за горничная такая, что может воспитателей на уроках заменять? Замаскированная графиня, что ли?

— Я заранее изучила состав класса, так что… — Канса медленно обвела класс взглядом. — Так что перекличку проводить не станем. Отсутствует, я вижу, только господин Пересыл Конош, который простыл и лежит в медпункте с температурой. Госпожа Сёя, могу я попросить тебя напомнить тему вашего предыдущего занятия?..

Предмет Канса и в самом деле знала ничуть не хуже Исуки. Во всяком случае, тригонометрию, которой занимались сегодня. И попытки перекидываться записками она пресекла в зародыше, как-то естественно оказавшись возле первого же адресата и перехватив бумажный комочек в воздухе. Развертывать и читать ее она не стала и даже вернула адресату после урока — что вовсе ему не помогло. Сразу после звонка на несчастного Хоша Тиисану налетела разъяренная Сёя и впаяла ему три штрафных балла, как тот ни оправдывался, что ни при чем.

Весь второй курс гудел от такой неожиданности до самого вечера, хотя и куда меньше, чем в другое время. За последнюю пару недель в Академии случилось столько всего необычного, начиная с появления Мая, что народ уже немного попривык к странным событиям. События в бассейне все еще оставались главной темой обсуждения (и останутся таковой еще, наверное, с период как минимум), и какая-то горничная, пусть и неожиданно образованная, надолго к себе привлечь внимание не могла. Поскольку Миры по-прежнему сторонились даже однокурсники, перед ужином она ушла в дормиторий, сделала домашнее задание и немного почитала книжку. После ужина, однако, она так и не смогла сосредоточиться на занятиях. Вместе с Ханой с Бохакой, без энтузиазма воспринявшими необходимость прикрывать ее на поверке перед отбоем, она сформировала под своим одеялом нечто, похожее на спящего человека, переоделась в спортивный костюм и отправилась в одиночестве трусить по парковым тропинкам. По дороге она заглянула в комнату Мая. Ее фертрат (опять прямо в верхней одежде!) лежал на кровати и ровно сопел — спал своим странным непробудным сном. Хорошо бы он проспал и не проснулся!

Когда далекие часы в городе пробили восемь, она, нервно озираясь, пробралась к раздвоенному дереву в зарослях позади дормитория. Одора уже ждала, тоже в спортивном костюме.

— Ну и где он? — нетерпеливо спросила старшекурсница. — Забыл, что ли?

Мира пожала плечами и не ответила.

Напряженное молчание продлилось недолго. Зашелестели ветки кустов, и из зарослей появилась новая фигура. Увидев ее, Мира дернулась. Положительно, сегодня день сюрпризов!

— В прошлый раз ты без меня сбежала, и что? — сварливо осведомилась Бохака, гордо вздергивая нос и стараясь не смотреть на Миру. — Благоразумия у вас с Маем ни на ноготь. Ну что ты на меня так смотришь? Хана нас обеих прикроет.

— То есть ты из благоразумия сюда явилась? — осведомилась Одора. — Ты кто, очкастая? Еще один хвостик Мая?

— Сама дура! — надула губы Бохака. — Думаешь, если на третьем курсе, то все можно?

— Я в отличие от вас, малахольных, знаю, чего хочу! — фыркнула Одора. — Ты бы топала отсюда, малявка, пока не застукал кто-нибудь. Вот пойдет господин Саомир вечерним обходом, и что делать станешь?

— То же, что и ты, — пожала плечами Бохака. — Сбегу. Или в кустах отлежусь. Не хуже тебя умею…

— О чем митинг? — осведомился Май, выныривая из кустов. — Вашу компанию за сто саженей слышно. Вы бы еще погромче орали, чтобы на вас наткнулись побыстрее.

— Это все она… — хором начали Одора и Бохака, но Май оборвал обеих, прикрыв им рты ладонями.

— Ти-хо, спортивная команда! — шепотом скомандовал он. — Говорить станете, когда я разрешу. Девчата, вы что, втроем за мной увязаться собрались?

Мира, Одора и Бохака синхронно кивнули.

— Так. Не было ни жены, и вдруг гарем, — саркастически поднял бровь Май. — Для подросткового мультсериала самая та тема: мэрисэй и его девушки, маленькая, средняя и большая. На вкус любой аудитории от тринадцати до двадцати трех. Или двадцати четырех.

Он поддернул закатанные рукава рубахи.

— Значит, так. Разрешаю идти со мной всем троим, но если кто хотя бы пискнет не вовремя, головы пооткусываю. Обрисовываю задачу-минимум: проникнуть на особо охраняемуютерриторию, смежную с парком Академии. Задача-максимум — незаметно пробраться в здание, известное как Мировая Сфера, а в нем — в главный зал с Глазом Бога. Имейте в виду, если нас поймают, я, как всегда, сухим из воды выйду. А вот последствия для лично вас я даже прогнозировать не возьмусь. Никто не хочет передумать? Шевелите мозгами в темпе.

— Ты с ума сошел! — шепотом возмутилась Бохака. — Ты знаешь, какая там охрана? Там, наверное, полк гвардии размещен, патрули на каждом шагу. Защитники, паладины, вои-священники! И магия Глаза, который сам защищает себя от злых людей! Туда даже близко ходить нельзя!

— Ты себя к злым людям относишь? — ехидно осведомился Май. — Нет? Вот и славненько, а то я уже подумал, что у тебя уровень самокритики зашкаливает. Что же до полка гвардии, то на самом деле куда меньше. Максимум рота, меньше двухсот человек, и из них три четверти — в городских казармах. В храме только дежурная смена. А вот как мимо патрулей пробраться, и станем разбираться. Хозяюшка! Может, все-таки передумаешь? Бери Бо под мышку, и сваливайте с ней к себе. Как раз к отбою успеете себя в порядок привести. Оди, ты бы тоже топала к себе.

— Вот еще! — хмыкнула та. — Я назад не сдаю. Хозяюшке твоей и в самом деле туда соваться незачем, а мне всегда хотелось еще раз на Глаз вблизи посмотреть.

— Я тоже не уйду! — решительно заявила Мира. — Я же сказала — я с вами.

— И я… — как-то неуверенно сообщила Бокува. Похоже, она уже жалела о своем появлении ничуть не меньше Миры, но выставить себя трусихой не могла.

— Ну и дуры, — констатировал Май. — Ладно. Раз всем троим загорелось передо мной героинями выставляться, потопали. Имейте в виду, во всех последствиях вы сами виноваты.

Избегая аллей, извилистыми тропинками, а иногда и просто сквозь негустой подлесок, они пробрались в восточную часть парка. С каждой минутой Мира чувствовала себя все более скверно. Явный запрет на посещение местности, вплотную прилегающей к комплексу Мировой Сферы, никогда не вводился, но воспитатели крайне неодобрительно относились к прогулкам вблизи ограды. Мире казалось, что с каждым шагом приближающийся храм, чьи золотые купола поблескивали верхушками в закатных лучах, почти физически отталкивает ее от себя. Стиснув зубы, она пробиралась вслед за Одорой и Маем, отчаянно надеясь, что в конце концов появится какой-то повод повернуть назад. Сумерки сгущались все сильнее, и она то и дело запиналась о так и лезущие под ноги корни.

— Стоп! — тихо скомандовал Май, поднимая руку. — Теперь — на полусогнутых. Дышать через раз и без моей команды даже не моргать.

Он опустился на четвереньки и осторожно пополз между кустов. Девочки осторожно последовали за ним. И сажени через три перед ними открылись Врата.

Вернее, от неожиданности они показались Мире целыми вратами. Слегка уняв колотящееся сердце и прерывистое дыхание, она вгляделась как следует и увидела, что двойные узорчатые створки ворот в кованой ограде, разделявшей парк Академии и территорию Мировой Сферы, на самом-то деле не так уж и велики. Сажень в ширину и столько же в высоту, не больше. К воротам со стороны Академии подходила широкая тропа, вероятно, мощеная булыжниками, но сейчас заваленная таким количеством грязи, что мало отличающаяся от почвы окружающего леса. Над дорожкой низко свисали разросшиеся кроны деревьев.

Май замер, потом лег животом на землю.

— Замереть и не двигаться, — шепотом приказал он. — Ближайший патруль — через три минуты.

Патруль? Ой-ёй… Мира послушно плюхнулась пузом на толстый слой лиственного перегноя, чувствуя, что спортивная куртка начала немедленно набирать в себя неприятную влагу. Утешало ее только то, что рядом точно так же, носом в землю, валялась Одора. Бохака чуть слышно сопела где-то позади.

Мира вгляделась в просвет между кустами. В Мировой Сфере она была дважды: в первый раз — на церемонии вступления и инициации, во второй — полгода назад, когда принимали новых первокурсников, а ее за успехи в учебе поставили в почетный караул. Если бы все шло так, как положено, она побывала бы здесь еще дважды: ближайшей зимой, уже в качестве третьекурсницы, и еще через год, на выпускной церемонии. Оба предыдущих раза их приводили сюда в полдень, когда хотя и зимнее, но все же солнце стояло довольно высоко в небе. В сумерках Сферу она не видела ни разу.

Солнце опустилось за верхушки деревьев, и купола храма погасли. Темным силуэтом возвышался он на фоне темнеющего неба с проступающими искорками звезд. Между храмом и окружающей его оградой полосой тянулся широкий, минимум в двадцать саженей, плац, мощеный беломраморными кирпичами. Сейчас его пространство освещалось только редкими тускло светящимися фонарями, скорее, уплотняющими собирающийся мрак, чем разгоняющими его. Мировая Сфера, белоснежная и почти светящаяся собственным светом днем, сейчас казалась безжизненной угрожающей скалой.

Где же проклятый патруль?

Затопали сапоги, и вскоре мимо калитки неспешно прошагала группа человек из пяти или шести в темных плащах. У двоих на боку светились ножны святых мечей. Передний нес потайной фонарь, освещая дорогу перед собой. Выждав еще немного, Май поднялся на четвереньки.

— Группа номер три прошла, — шепотом проинформировал он. — Если верить… в общем, у нас ровно четыре с половиной минуты. Оставайтесь на месте.

На корточках, гусиным шагом, он подобрался к воротам. Висящий над ними фонарь предательски высветил его фигуру в перепачканных штанах и рубахе с подвернутыми рукавами. Он сунул руку в карман, извлек из него какие-то прутики и принялся ковыряться ими в большом висячем замке. Почти сразу же тот хрустнул, щелкнул и раскрылся. Май медленно потянул створку ворот на себя, приоткрыв ее не больше чем на двадцать сантиметров, и скользнул в образовавшуюся щель. Потом яростно замахал рукой.

Трое девочек вскочили на ноги и бросились к нему.

— Тихо! — зашипел на них Май. — Чего топочете, как стадо элефантов? Пролезайте, только аккуратно, створки скрипят.

Так же медленно и аккуратно закрыв за ними створку, он защелкнул замок — а как же возвращаться? — приглашающе махнул рукой и бесшумно потрусил в сторону здания, огибая пятна света от фонарей. У стены он огляделся и ткнул пальцем.

— Сюда, — шепнул он. — Прячемся. Живо, патруль через двадцать секунд.

В стене и в самом деле обнаружилась тесная ниша, в которой стоял почти кромешный мрак. Все четверо забрались в нее и сгрудились, прижимаясь друг к другу и стараясь стать как можно менее заметными. Мира упиралась сложенными перед грудью в твердую грудь Мая, чувствуя себя страшно неловко — словно незаконно обнимается с мальчиком. А он, нахал, даже не извинился!

Вскоре по брусчатке прогрохотали сапоги нового патруля.

— За мной! — скомандовал Май, когда шаги стихли. — Еще четыре с половиной минуты.

Он потрусил вдоль стены здания. Мира бежала за ним, стараясь ступать как можно тише, пригибаясь возле окон, даже темных, и едва не теряя сознания от ужаса. Если их поймают на святой земле, то наверняка казнят на месте. О чем она вообще думала, когда ввязывалась в такую авантюру? Ой, мамочки…

В новой нише они пропустили следующий патруль, после чего Май присел возле еще одной двери, на мгновение подсвеченной спичкой, и принялся ковыряться во врезанном в нее замке. Механизм сопротивлялся дольше, чем прежний, и поддался, только когда невдалеке снова затопали сапоги. Май хладнокровно пропустил спутниц вперед, в черный провал, вошел за ними и прикрыл дверь за несколько мгновений до того, как в замочную скважину на мгновение заглянул лучик переносного фонаря.

— Вот и все, девчата, — по-прежнему негромко, но весело сказал он. — Вот и вся охрана вашего замечательного Глаза Бога. Считайте, что диверсия удалась. Какой идиот систему патрулей проектировал, хотел бы я знать? Младенец, и тот от них спрячется. Клоуны…

Он зашелестел, заскрипел, чиркнул — и тьму осветил небольшой огонек на конце факельной спички. Его свет выхватил из темноты лица юных злоумышленниц: перемазанные, перепуганные и страшные в мечущихся тенях.

— Кто-нибудь раньше попадал в подсобные помещения? — осведомился Май. — Как к Глазу пробраться, знаете?

— Вниз, — ответила Одора. — К Глазу всегда водили вниз. В первый раз я даже перепугалась до смерти. Думала, в могилу спускаемся и обратно не выберемся. Чуть не разревелась.

— Ну, вниз так вниз, — безразлично поднял бровь Май. — Мне кажется, или вон тот колодец — винтовая лестница? А ну-ка, банда, за мной. Пора грабить город, отданный на милость победителя.

Колодец и в самом деле оказался лестницей, узкой и тесной. Сначала они долго спускались по нему, потом шарились по темным извилистым коридорам. Май несколько раз зажигал новые факельные спички, и Мира старалась не думать, как они станут выбираться, когда они кончатся. Или если Май потеряет ориентацию — сама она заблудилась сразу и безнадежно. Как-то незаметно она ухватилась за руку Одоры, и та не только ничего не съязвила, но даже и сама до боли стиснула ей кисть. Бохака шла сзади, держась за куртку Миры.

— Оп-па… — вдруг сказал Май, останавливаясь. — Уже что-то интересное. Смотрите, девчата, куда мы попали.

Он поднял спичку повыше, и ее свет выхватил табличку с непонятными письменами на наглухо закрытой двери.

— Что там? — нетерпеливо осведомилась Одора подрагивающим голосом.

— Написано же — «Операторская», — дернул плечом иномирянин. — А, вы же не читаете по-английски. Ладно, а вот как нам ее открыть?

Он обвел спичкой дверь по периметру. Никаких замков на ней не обнаружилось. Слева имелась круглая ручка, а ниже — зеркально блестящая стальная пластинка. Но больше серую монотонность непонятного материала, покрывающего дверь, ничего не нарушало.

— Магический замок. Нужен ключ-перстень или еще что-то, — высунулась сзади Бохака. — Иначе никак не открыть. Только ломать.

— Ломать — не наш метод, — Май задумчиво поскреб кончик носа. — Ну что же, программа в целом выполнена. На территорию мы проникли, в здание попали, тревоги не вызвали, можно и на исходные позиции оттягиваться. Но ведь обидно же отступать с последнего рубежа. Хм…

Он снова почесал кончик носа.

— Ну да что там, можно и сжульничать разик! — непонятным тоном сказал он. — В конце концов, нужно же натурные испытания провести. Держи, красотка. Не обожгись.

Он сунул наполовину сгоревшую спичку Одоре, присел перед дверью на корточки, приложил к пластинке указательный палец и замер.

И дверь щелкнула и чуть приоткрылась. В щель ударил ослепительный после темноты луч света.

— Как ты сумел? — пораженно спросила Бохака. — Ведь магический замок без ключа открыть невозможно!

— Атрибут у него есть — «состояние» называется, — непонятно пояснил Май. — И два значения — «открыто» и «закрыто». Меняем атрибут, получаем результат. Можно считать, что у меня теперь базовый класс — жулик, сдвоенный с магом. Вот прокачаюсь на мелких квестах как следует, цены мне не будет. Ну-ка…

Он одним глазом заглянул в дверь.

— Никого, — сообщил он. — Ну что, девчонки, добро пожаловать в центр вашей вселенной.

И он широким движением распахнул дверь.

* * *

— Значит, брат Фасар, тебя беспокоит, что мальчик-иномирянин может оказаться демоном? — бишоп Гнесий положил на стол сжатые в замок руки и всем корпусом наклонился вперед. — Правильно ли я тебя понял?

— Не совсем, брат Гнесий, — ректор Махотрона неопределенно покрутил в воздухе рукой, пытаясь подобрать слова. — Скорее, меня беспокоит, что его сила может оказаться сродни силе демонов, атакующих границы Сайлавата. Я не хочу сказать, что это обязательно плохо. Конклав так и не пришел к единому мнению о том, что является ее источником и следует ли рассматривать демонов как безусловных порождений зла или же как глупых животных, не понимающих, что они творят. Я тоже сейчас окончательных выводов делать не собираюсь. И молодого господина Мая Куданно мне совсем не хочется относить к злым созданиям.

— А что думаешь ты, брат Сумарто? — приор перевел взгляд темных глаз под кустистыми бровями на представителя Церкви в попечительском совете Академии. — Ты тоже с ним сталкивался. Есть ли в нем тьма?

— Нет, разумеется, — бишоп Сумарто отрицательно качнул головой. — Я общался с ним недолго, можно сказать, мимоходом. Но у меня в Академии есть… свои источники. Он, безусловно, не уважает старших и постоянно несет ерунду, вероятно, даже по меркам его родного мира. Но он — не создание зла, просто скверно воспитанный подросток. Его силу следует обуздать и поставить на службу если не Святой Церкви, которую мальчик ни во что не ставит, то хотя бы короне Сайлавата. Уничтожать ее, не разобравшись, станет самой чудовищной ошибкой, которую мы только можем допустить сегодня.

— Боюсь, Даоран может принять иное решение, — тяжело вздохнул Гнесий. — Нехорошие слухи доходят до меня даже сквозь закрытые двери зала заседаний Конклава, который может поддержать… крайние меры. Особенно мальчику повредили выступления отца Ахо. Тот считает его демоном, подлежащим немедленному уничтожению. А заодно он требует казнить и девочку, что его призвала. Просто на всякий случай.

Приор Мировой Сферы скривился, словно съел что-то чрезвычайно кислое.

— Брат Ахо всегда был идиотом, — Сумарто скрипнул зубами. — Иногда мне стыдно, что я вместе с ним принадлежу к одной Церкви. Но он пользуется большим авторитетом. Его даже пророчат в сам Конклав.

— Мы должны иметь дело с тем, что у нас есть, — отрезал бишоп. — У меня тоже есть определенный авторитет, и, смею надеяться, ничуть не меньший, чем у отца Ахо. Потому я и призвал вас сегодня, братья, что хочу принять какое-то определенное решение. Значит, вы оба считаете мальчика достойным занять подобающее место в нашем мире?

— Разумеется, — кивнул Сумарто.

— Я видел, как он спас жизнь Ее Высочеству и капитану Крейту, — помедлив, сказал ректор Махотрона. — В первый момент, когда я его увидел, я чуть было не сжег его как демона. Но потом я осознал свою ошибку. Откачивая принцессу, он действовал как опытный медик. Он явно не впервые делал искусственное дыхание. Ни один демон, рожденный, чтобы нести в мир смерть, не может иметь столько опыта в спасении жизни.

— Он мог спасти ее, чтобы одним махом оказаться у подножия трона, — напомнил приор.

— Тогда он больше ни на шаг бы не отошел от нее. Тем более что, по всем отчетам, Ее Высочество безоглядно увлеклась им с первых же моментов знакомства. А он предпочел остаться в Академии. И потом, ему совершенно незачем было спасать рыцаря Крейта. Наоборот. Опытный Защитник-ветеран представляет для демона серьезную угрозу.

— Ну, такое можно интерпретировать по-разному, — качнул головой отец Гнесий. — Тем не менее, брат Фасар, я услышал и запомнил твои слова. Хотел бы я встретиться с мальчиком вживую… Прошу меня простить, мне нужно кое-что обдумать.

Он склонил голову и погрузился в размышления. Ректор Махотрона наблюдал за нам из-под полуопущенных век. Вопрос, который он пытался разрешить, уже несколько периодов оставался одним и тем же.

Является ли приор Мировой Сферы текирцем? Хотя бы спящим?

Фасар все еще не был уверен, что адекватно воспринимает происходящее. Жуткие две недели, когда он ходил словно в тумане, не понимая, что вокруг реально, а что — плод горячечных галлюцинаций, оставили глубокий шрам в его душе. С тех пор прошло уже два периода, но временами его все еще охватывало ощущение продолжающегося ночного кошмара. Он пытался молиться, но Господь не отвечал его сердцу. Да он и не знал больше, какие молитвы использовать в мире Сайлавата — старые или новые. Ректор ходил по коридорам Махотрона, улыбался ученикам и воспитателям, благословлял успевающих и отчитывал непослушных, возился с финансовыми документами и читал лекции, но все — словно воспроизводя заевшую запись со старой пластинки. Да, он все еще помнил, что такое «пластинка» и «электрофон». В той, прежней жизни, когда ему еще не исполнилось и десяти, у них в семье в дальнем углу стоял разболтанный, но рабочий проигрыватель, на который он любил иногда ставить древние исцарапанные диски. Из динамиков лились мелодии и песни, перемежаемые треском и шипением — и таким же треском и шипением с недавних пор заполнилась вся его жизнь.

Прежнее существование, Текира казались ему страшно далекими и не более настоящими, чем окружающий его какой-то игрушечный мир. Неожиданно реальными и объемными выглядели лишь воспоминания о… чистилище? Преддверии загробной жизни? Спокойная умиротворяющая пустота, жемчужно-серое сияние и прекрасное лицо ангела Господня, склонившееся над ним и спрашивающее… что? Большую часть вопросов его память не сохранила. Он помнил лишь тихое счастье, что Господь не забыл его и не сбросил его душу в бескрайние мрачные пустоты безвременья.

Господь ли? Он точно знал, что умер. Страшные рези в кишечнике, непрестанный понос и мучительную жажду не удавалось унять никакими лекарствами. Вероятно, несмотря на тщательные меры гигиены он умудрился проглотить какого-то неизвестного цивилизованной медицине местного микроба. Брат Явана, по совместительству выполнявший функции врача миссии Церкви Колесованной Звезды, мог лишь бессильно молиться у его загаженного блевотой смертного ложа. Найти же в Сураграше другого квалифицированного врача в радиусе тысячи километров от миссии было не проще, чем алмаз в Сахарных горах. Ему смутно помнилось, что брат Явана забрал единственный остававшийся на ходу джип, чтобы за тридцать верст по лесным дорогам поехать в Мумму, к Карине Мураций, с которой Фасар виделся однажды в дни ее плена. Но доехал ли он и успел ли вернуться — в памяти не осталось. Ужасный черный провал небытия стер из памяти часть воспоминаний и превратил остальные в обрывки старых фотографий. Вроде бы и помнится что-то, но словно чужое, не свое.

Мир, в котором он сейчас находится — чье он порождение? Господа? Или злобных демонов? С ним говорил ангел — но не было ли то просто наваждением?

Окружающий его мир Сайлавата… Здесь знали Господа, но совсем не такого, в какого Фасар привык верить в прежней жизни. Здешний Господь сосредочился в Глазе Бога, безусловно, благом сияющем артефакте, способном на настоящие чудеса, но всего лишь артефакте. Он исцелял безнадежно больных и пробуждал в детях Защитников, разгонял тучи и защищал от бурь суда на далеком морском побережье, останавливал эпидемии и дарил урожаи, но настоящего Господа в нем не чувствовалось. Боже, не раз вопрошал Фасар в последние недели, испытываешь ли ты крепость моей веры среди лже-верующих? Должен ли я сделать что-то, чтобы наставить их на путь истинный? Или ты хочешь, чтобы я взглянул на жизнь иными глазами?

Или… или же тебя попросту нет? И все происходящее — дело рук не Господа, но человека или иного обыденного существа? Могли ли какие-нибудь инопланетяне просто перевезти его, бессознательного, на другую планету?

Страшная мысль все чаще и чаще посещала его ночами, а в последнее время и днем. Не потерял ли он веру в Господа, отдавшего жизнь свою в мучительной казни на колесе? Та злосчастная диссертация, из-за которой его фактически сослали в Сураграш — не стала ли уже она свидетельством его отвращения от святых путей веры, проповедуемой Церквью Колесованной Звезды? И что же делать ему сейчас? Ангел предупредил его, что в здешнем мире людьми с Текиры являются только дети — и еще некоторые взрослые на ключевых постах. Кто же остальные? Демоны? Или просто жители иной планеты?

С Текиры ли брат Гнесий? Да и брат Сумарто, если уж на то пошло? Помнят ли они прежнее существование? Может ли он довериться им в своих страданиях?

Май. Май Куданно. Что-то в имени мальчика-иномирянина волновало его. Кажется, он откуда-то его помнил. Мальчик — точно с Текиры. Как он попал сюда и осознает ли он свою прежнюю жизнь, большой вопрос, но ответить на него можно и потом. Прямо сейчас важно одно: ему не должен быть причинен вред. И ему, и прочим детям независимо от академии, в которой они обучаются. Возможно, именно для того Господь и привел сюда самого Фасара.

— Вероятно, все-таки мне придется выбраться в город, — нарушил молчание приор. — Кое с кем следует поговорить лично — и не через шар, а с глазу на глаз. Завтра с утра, пожалуй что, и съезжу. Заодно и в Махотрон загляну. Не прогонишь, брат Фасар?

— С большим удовольствием приму в наших стенах такого замшелого отшельника, — усмехнулся ректор, стараясь выглядеть как можно более естественно. — А то многие наши ученики даже и не верят, что ты существуешь. Шепчутся, что ты просто легенда, которой пугают новичков. Когда ты в последний раз выбирался из Мировой Сферы, а? Полгода назад? Год?

— Ну, домосед я, — Гнесий развел руками. — Что поделать. Душа моя прикипела к Глазу Бога и не может оставить его даже на час. Но завтра я себя преодолею. Однако же время позднее, братья. Я могу приказать заложить коляску. Или же оставайтесь на ночь. В казармах есть свободная гостевая комната, а перед сном мы еще всласть поболтаем о днях былых и днях грядущих.

— Премного благодарен, брат Гнесий, но я предпочту откланяться, — отец Сумарто поднялся. — Завтра с раннего утра у меня у самого встреча, так что…

Дверь без стука распахнулась, и в комнату влетел растрепанный молодой послушник. Его взгляд казался совершенно безумным.

— Оте… те… те… — заикаясь, залепетал он.

— Что случилось, отрок? — с явным неудовольствием спросил бишоп. — Пожар? Наводнение? Портал рядом открылся?

— Отец Гнесий, там!.. Там!.. — послушник словно ветряная мельница замахал руками. — Глаз! Зал! Они!..

— Спокойно! — рыкнул приор. — Говори тихо и размеренно, как подобает служителю божьему. Еще раз и сначала.

— Зал Славы! — послушник слегка взял себя в руки, но говорить у него по-прежнему получалось только рублеными короткими фразами. — Чужие! Не наши! Непонятно, как попали! Глаз… Глаз Бога открылся!

— Где охрана? — резко спросил Гнесий, поднимаясь. — Нарушителей схватили? Сколько их?

— Брат Рэсси не рискнул! Завеса Бога на него! Не действует! Свободно проходит вперед и назад! Выход перекрыли! Но внутрь не заходят! Ждут тебя!

— Погоди, — поморщился Гнесий. — На кого Завеса не действует? На брата Рэсси?

— На чужака! — послушник глубоко набрал воздуха в грудь, резко выдохнул и наконец-то заговорил нормально. — В Зале Славы четверо чужаков — юноша и три девушки лет пятнадцати или шестнадцати. Все в кубиринах. Как попали туда — непонятно, все входы наглухо закрыты. Юноша свободно проходит сквозь Завесу, Глаз Бога проснулся и светится, словно во время большого молебна. Брат Рэсси не рискнул приказать паладинам схватить нарушителей, послал за тобой.

— Так-так! — бишоп Сумарто усмехнулся. — Братья, вы думаете о том же юноше, что и я?

— А что, в ближайших окрестностях есть еще один такой же? — сумрачно спросил приор. — Да уж. Похоже, моя мечта воочию взглянуть на знаменитого иномирянина исполнится куда раньше, чем я ожидал. Пойдемте, братья, выясним, что они там делают. Вернись к своим обязанностям, отрок… нет, лучше оповести внешнюю стражу о том, что у нас сложности. Пусть усилят бдительность.

Втроем они быстро прошли по нешироким коридорам служебных помещений и спустились по лестнице, ведущей в Преддверие. В зале, в часы служб и молебнов ярко освещенном многочисленными магическими сферами, сейчас царил угрюмый сумрак. Лишь несколько светильников горели слабым желтым светом, едва освещая пространство рядом с собой. Великолепные при свете гобелены и картины на стенах сейчас казались невнятной мешаниной серых пятен. Возле огромных тяжелых створок в Зал Славы, сейчас чуть приоткрытых, замерло полтора десятка фигур в смутно отблескивающих доспехах и темно-синих рясах Служителей Глаза. Клирики, тихо ступая, подошли к одному из Защитников с высоким белым султаном на шлеме.

— Там, — еле слышным шепотом сообщил глава внутренней стражи. — Четверо. Юноша и три девушки в спортивной одежде Академии Высокого Стиля. Мы не знаем, кто они такие и как туда попали. Охрана в Преддверии ничего не видела. Разве что с той стороны прошли сквозь Запретную комнату, но как умудрились ее открыть, я даже гадать не берусь. Приказать захватить их?

— Нет, — быстро шепнул Фасар, прежде чем приор Мировой Сферы успел ответить. — Ни в коем случае. Чем они занимаются?

Гнесий кивнул, подтверждая его слова.

— Разговаривают. Рассматривают Глаз Бога. Девушки кажутся напуганными, но юноша ведет себя весьма непринужденно.

— Я хочу послушать, — осторожно ступая, Фасар подошел к слегка приоткрытым дверям и прислушался, ощущая на затылке дыхание приора и брата Сумарто. Он еще немного отодвинул створку и заглянул в щель.

— А что еще делает эта штука? — донесся до него юношеский голос.

Молодой человек в перепачканных грязью штанах и рубашке с закатанными рукавами стоял перед Глазом Бога и рассматривал его, склонив голову. Да, тот самый юноша, что продемонстрировал небывалые способности на злосчастных соревнованиях по плаванью. Фасар с трудом подавил изумленный вздох: он стоял ЗА Завесой, непроницаемой светящейся стеной отгораживающей артефакт от остального зала. Молодой послушник не соврал: Завеса действительно не препятствовала ему. Глаз ярко сиял, и фигура юноши отбрасывала на пол длинную тень.

— Ну, еще Глаз управляет погодой, — неуверенно сказала одна из девушек, полноватая и очкастая. Трое спутник юноши, сбившись в тесную кучку, стояли неподалеку — хвала Всевышнему, с внешней стороны Завесы. — Когда случается засуха, здесь собирается клир и устраивает большой молебен, возносит славу Господу нашему… и засуха кончается. И с затяжными дождями то же самое.

— И все?

Девушки переглянулись.

— Тебе что, мало, Май? — спросила другая — высокая, с не по возрасту развитой фигурой, с пышной гривой смоляных волос, перехваченной у затылка желтым шнурком и свободно ниспадающей на спину. — И вообще, главное, что он дает силу Защитникам. Без него люди сражались бы с чудовищами как животные, зубами и кулаками.

— А ты полагаешь, что сражаться лучше Атрибутами? — юноша повернулся и, широко шагая и даже не обратив внимания на преградившую ему путь Завесу, подошел к девушкам. В разрезе ворота рубахи блеснул кубирин Таэллы с двумя камнями. — Чтобы размахнулся Мечом — и человека раз, и пополам вместе с доспехом? Требуха во все стороны, кровь хлещет ручьями, можно вызывать труповозку. Или сдавил Щитом, так что у него ребра в труху, а кишки через рот вылезли. Так?

— Глупости говоришь, — сердито сказала третья девушка, невысокая, щуплая и ничем не примечательная. — Защитники существуют не для того, чтобы убивать людей. Мы должны оберегать их.

— Вот как? — удивился юноша. — А я так в ваших книжках совсем другое читал. Что до недавнего времени Защитники по большей части нанимались к графам, которые не упускали случая пустить кровь соседу. Налететь на приграничную деревеньку, увести скот, зарубить с десяток подвернувшихся крестьян, а то и вырезать зазевавшуюся заставу — обычное развлечение от безделья. Только лет тридцать назад тогдашний король сумел установить порядок. А потом началась гражданская война между Севером и Югом, и Защитники с увлечением истребляли друг друга, да так, что их почти что и не осталось. Если бы не внезапно открывшиеся десять лет назад порталы с демонами, и до конца бы самоуничтожились.

— Ты… ты все совсем не так говоришь! — зло и в то же время растерянно выкрикнула непримечательная девушка. — Защитники погибали в битвах с чудовищами…

— …в роли которых прекрасно выступали они сами, — усмехнулся юноша. — В книжках, которые есть в библиотеке Академии, но которые не входят в обязательную программу, есть много чего интересного. Знаете, девчата, как Защитники назывались еще полвека лет назад? Танцоры, если сокращенно. А если полностью, то Танцоры Смерти.

— Врешь ты все! — опять крикнула девушка.

— Бо?

— Он прав, Мира, — грустно ответила очкастая. — Я тоже читала. И многие боялись и ненавидели Танцоров. Тогда еще не создали общий орден Защитников, и Танцоры объединялись в небольшие закрытые кланы, подчинявшиеся лишь графам. Некоторые из кланов были настоящими бандами наемников, служившими лишь своему предводителю, они даже графов и бишопов Церкви не слушали. Только старый король превратил их в Защитников, взял под контроль, ввел кодекс…

— Но… но ведь сейчас все не так!

— Не так, — согласился юноша. — Но как? Что ты знаешь об окружающей жизни, хозяюшка? Что ты вообще видела за пределами Академии и ближайшего к ней района Цетрии?

— Я в Феерии всю жизнь жила, — буркнула Мира. — Много чего видела. И Темперу, и другие города.

— Из окна поезда? Верю. А как они живут? Чем дышат? Чего люди жаждут и чего боятся? Знаешь?

— Что ты ко мне привязался? — насупилась девушка. — Небось, не глупее тебя.

— Не в глупости дело, хозяюшка. — Юноша прошелся по залу и приблизился к дальней его стене, так что Фасар почти перестал его слышать. — В знании. Или незнании, что случается куда чаще. Помнишь, я как-то спросил тебя — чего ты хочешь от жизни? К чему стремишься? И что ты ответила?

Девушка промолчала.

— Вот табличка, — Май бесцеремонно ткнул пальцем в мемориальный знак на стене. — Коннан Стремительный. Паладин церкви. Геройски погиб в тысяча двести пятьдесят седьмом году, защищая Мейсару от вторгшихся превосходящих сил графства Восхода. Очень красиво написано — отдал свою жизнь ради тех, кого любил и кого поклялся защищать. Автор таблички блистает слогом, я бы так не смог сочинить. А вот еще одна табличка… о, как замечательно. Прямо в тему пример. Карэха Тарасий, Защитница. Погибла в тысяча двести пятьдесят девятом году, защищая графство Восхода от пиратов, вторгшихся с юга, из Поравии. Тоже очень красиво написано про доблесть, героизм и самопожертвование. Интересно, не она ли прикончила героического Коннана?

— Слушай, Май, — сердито сказала фигуристая девушка, — ты чего добиваешься? Ну да, воевали графы друг с другом много столетий. Так заведено было в древности. У нас сейчас времена совсем другие. Защитники воюют только против чудовищ, и вообще мир стал гораздо просвещеннее и терпимее.

— Вот как? — Май неторопливо вернулся к девушкам. — Значит, просвещеннее? И ты пошла в Академию… зачем? А, Одора? Только чтобы получить образование, пробиться к графскому двору, удачно выскочить замуж, завести детей и провести остаток жизнь в свите?

— Нет, конечно, — обиженно ответила девушка. — Я что, совсем уж дура — сразу детей заводить? Сначала можно лет пять с чудищами повоевать, славы добиться, а потом уже и жениха подыскивать.

— Значит, слава? Мира, а ты? Зачем ты пошла в Академию? Только чтобы заработать дворянство?

— Я тебе уже говорила, — ответила невзрачная. — Я хочу защищать людей.

— Ну да, ну да… — покивал Май. — Одна, значит, хочет завоевать славу и удачно замуж выйти. Другая намерена стать настоящей Защитницей и собой заслонить Сайлават от чудовищ. А что вы скажете на это?

Внезапно он ухватил Миру и Одору за плечи и резко дернул так, что те оказались повернутыми друг к другу.

— Ты ведь из Мейсары, Оди? — резко спросил он. — С севера? Из княжества, почитаемого многими как средоточие еретиков-механистов? А ты, Мира? С юго-запада, из Феерии? Одного из самых ортодоксальных графств? Вы осознаете, что гражданская война в стране официально все еще не завершена? Что Церковь или радикалы с Севера однажды могут посчитать чудовищ не такой уж большой проблемой? Что перемирие может взорваться в любой момент? Вы понимаете, что вас в любой момент могут столкнуть лбами в смертельном бою? Что вы станете делать? Постараетесь убить друг друга в соответствии с приказом? Или откажетесь подчиняться, нарушите присягу и станете предательницами? Когда ваши легендарные героини, Одора Мэйдэн и Кимбо Нэкосама, сошлись в рукопашной, и Одора завалила Кимбо — они, по-вашему, по своей друг другу в глотки воле вцепились? В соответствии с легендой они вообще-то лучшими подругами являлись.

В зале наступило глухое молчание, нарушаемое лишь едва слышным звоном, исходящим от Глаза.

— Поэтому я и спрашиваю вас — чего вы хотите от жизни? Задумайтесь сейчас, пока еще не поздно. Задумайтесь о будущем. Детство кончилось, взрослеть пора.

Май выпустил девочек и повернулся к ним спиной, сложив на груди руки и уставившись на Глаз.

— Я закончил с исследованиями, — как ни в чем не бывало сказал он. — С вашей глупой штукой мне все ясно. Пора валить отсюда. Поздно уже. У аудитории есть возражения?

Глаз Бога ярко вспыхнул и медленно погас, превратившись в гладкий темный шар, не отражающий огни светильников.

— Боюсь, я не могу отпустить вас просто так, — резким движением рук приор Гнесий распахнул тяжелые створки и вошел в зал. Стража, лязгая доспехами, поспешила вслед за ним, растекаясь вдоль стен. В руках паладинов угрожающе засветились молочным светом обнаженные святые клинки, а над плечом брата Рэсси угрожающе вспыхнул его Атрибут — копье. Девочки в страхе прижались друг к другу. — Кто ты, юноша, и как сюда попал?

Вопреки подсознательным ожиданиям Фасара, мальчишка даже не вздрогнул. Он неторопливо, как-то даже сонно развернулся, по-прежнему со скрещенными на груди руками, и зубасто усмехнулся.

— Я уж боялся, что вы и в самом деле меня отпустите, — сказал он. — А ведь я так хотел поговорить с местным начальством! Я Май Куданно, временно приписан к Академии Высокого Стиля. Кто ты, господин?

— Я приор Мировой Сферы архибишоп Гнесий, — сухо ответил приор. — Ты, кажется, даже не удивлен?

— Я страшно удивился бы, если бы стража не среагировала и после того, как мы начали орать во всю глотку. Господин приор, у меня к тебе есть разговор, касающийся местной системы охраны. Хреново у вас дело поставлено, если честно. Очень хреново.

Взмахом руки Гнесий остановил возмущенно дернувшегося брата Рэсси.

— Для твоего сарказма есть все основания, юноша, — признал он. — Однако же ты, кажется, не осознаешь, что совершил преступление, карающееся пожизненным заключением в казематах Церкви. А иногда — и смертью.

— Хм. Давай по порядку, господин приор. Ты слышал обо мне?

— Слышал, юноша.

— Тогда ты сам понимаешь, что вопрос о моей жизни и смерти не в твоей компетенции. И даже не в компетенции Конклава. Мою судьбу намеревается решать Даоран, и что именно я совершу к тому моменту, особого значения не имеет. Спас ли я принцессу от чудовищ, самовольно ли прокрался к Глазу Бога — неважно. Мотивы имеют значение только чисто политические. Так что есть предложение закончить с приятными разговорами о заключениях и казематах и перейти к делу. Чтобы не создавать юридических казусов, ты можешь прямо сейчас вспомнить, что через присутствующего здесь господина Сумарто уже присылал мне приглашение посетить тебя, когда я сочту возможным. И взять с собой тех, кого я посчитаю нужным. Ведь присылал, верно?

— Ну и наглец… — тихо пробормотал над ухом у Фасара Сумарто.

Ну и наглец, мысленно согласился с ним Фасар. Но не только. Он еще и умен. Он только что подсказал Гнесию способ сохранить лицо. Плохонький, но способ.

— Да, действительно, — после короткого замешательства согласился приор. — Припоминаю такое. Но разве я не просил тебя заранее предупредить? И уж тем более я не ожидал, что ты проберешься тайком.

— Ну, что делать, — пожал плечами мальчишка. — Если в вашей системе охраны дыра на дыре, отряд диверсантов маршем пройти может, зачем я вашей страже на глаза специально лезть стану?

Брат Рэсси опять дернулся, и приор опять остановил его движением руки.

— Добропорядочные гости так себя не ведут, — неодобрительно сказал он.

— Приношу свои нижайшие извинения, — без тени издевки произнес мальчишка, слегка поклонившись. — Господин приор, поскольку мою экскурсию к Глазу Бога можно считать состоявшейся, а любопытство — удовлетворенным, нам следует поговорить о делах. О системе охраны в первую очередь, но и о политике тоже. Прошу отвести моих спутниц к воротам на территорию Академии и пропустить через них. Дальше они вернутся в дормиторий самостоятельно, как раз к отбою успеют. Кстати, Мира, про окно не забудь.

Какое-то время отец Гнесий молча смотрел на него, размышляя.

— Брат Рэсси, — наконец громко сказал он. — Предоставь нашим гостьям эскорт до означенных ворот. Потом присоединись к нам в моей келье.

— Слушаюсь, — неохотно откликнулся тот. Он сделал знак рукой, и стража потянулась к выходу, окидывая иномирянина взглядами, в которых мешались возмущение и опаска. — Прошу вас, юные дамы, вам в ту сторону.

— Так точно! — пискнули девочки и стайкой перепуганных мышей брызнули вслед за стражниками. Фасар проводил их взглядом. Их-то мальчишка зачем втянул? Неужто ему наплевать, что с ними станет? Или он настолько уверен в своей неуязвимости?

— Отец Фасар, — голос Мая заставил его встрепенуться. — Ведь ты отец Фасар, верно?

— Да, отрок, — сурово кивнул ректор Махотрона.

— Прошу прощения, тогда, возле бассейна, я не запомнил как следует твое лицо. У меня голова другим была занята. Отец Фасар, у меня к тебе короткий вопрос. Тогда я просил тебя поискать в бассейне что-то необычное. Что-то, что могло послужить причиной возникновения портала. Что-то удалось обнаружить?

Нет, мальчишка положительно наглец, каких свет не видывал. Ему наплевать, что его застукали на горячем. Ведет себя так, словно не его поймали, а он их к себе вызвал. Впрочем, почему бы не подыграть?

— Мы сумели найти магический кристалл, — ответил он. — Довольно необычный. Он полностью исчерпал свою энергию, так что мы с трудом его заметили среди грязи и ошметков трупов чудовищ. Мы не сумели выяснить, для чего он предназначен. Является ли он первопричиной портала, мы не знаем.

— Понятно. Если он вам не нужен, пожалуйста, пришли его госпоже Сиори. Мы попытаемся на него посмотреть… свежим взглядом.

— Юноша, я хочу дать тебе совет, — ледяным тоном сказал Фасар. — Держи в уме, что здесь — вовсе не твой родной мир, кем бы ты там ни являлся. Здесь ты — всего лишь отрок, всецело находящийся в чужой власти. Не испытывай чужое терпение, ибо может оно лопнуть в любой момент. Здесь нет Министерства по делам детей и смягчения ответственности для совершеннолетних, и лишиться головы можно даже в твоем возрасте.

— Ого… — одна бровь Мая изумленно поползла на лоб. Он наконец-то расцепил скрещенные руки, и в его взгляде мелькнули странные огоньки. — Отец Фасар, Карина Мураций передает тебе привет и свои искренние сожаления, что не успела к тебе. Если бы отец Явана добрался в Мумму на пару часов раньше…

Фасар дернулся, словно ему отвесили оглушительную оплеуху. Мир вокруг качнулся и подернулся дымкой. Он почувствовал, что теряет равновесие — и твердая рука поддержала его под локоть. Он сморгнул, растерянно глядя на внезапно оказавшегося рядом мальчишку.

— Откуда ты знаешь Карину Мураций?.. — непослушным языком пробормотал он.

— Она моя сестра. Сводная, — пояснил юнец. — Давно ты проснулся, отец Фасар? Нет, не отвечай. Потом разберемся, почему тебя не отследили вовремя. Тебе требуется квалифицированная помощь, я не компетентен. Момбан нужен. Ну, Яни! Голову бы ей оторвать!

— Что происходит? — встревоженно спросил Сумарто. — Брат Фасар, тебе плохо?

— Случается и хуже, — отрезал наглый мальчишка. — Переживет еще пару часов, не помрет, ответственно заявляю. Господа, есть предложение переместиться в местечко поудобнее, где хотя бы есть стулья. Надо много о чем поговорить. Отец Сумарто, ты можешь остаться. На такого закоренелого атеиста, как я, меньше чем троим попам нападать нельзя. Иначе поколеблетесь в своей вере, ночами спать не сможете. Ну так что? Отец Гнесий, здесь твое хозяйство, ты его лучше знаешь. Веди нас в какую-нибудь гостиную, у меня ноги гудят.

Брат Карины Мураций? Как же его звали… Палек, да. Палек Мураций. И он командует так, словно и не сомневается в своем праве.

А ведь ночь предстоит длинная, осознал Фасар, глядя в прищуренные глаза юноши, который вовсе не являлся юношей. Очень длинная. И, возможно, в конце концов он опять обретет душевное равновесие. Какое облегчение знать, что он все-таки не сошел с ума и что его воспоминания истинны!

— Ну что же, гостиная так гостиная, — кивнул приор. — Прошу всех следовать за мной.

24.02.867, перидень. Четыре Княжества, международный аэропорт Дубракана

— Дубракан-контроль, я рейс Та-Та-Эн восемь-двенадцать. Встал в очередь на старт.

— Рейс Та-Та-Эн восемь-двенадцать, я Дубракан-контроль. Ожидайте своей очереди.

Капитан Переслет Причуда бросил короткий взгляд на расположенный у левого колена миниатюрный экран со скучающим лицом диспетчера, на всякий случай на глаз прикинул расстояние до хвоста стоящего впереди самолета и принялся просматривать панель диагностики самолета. Собственно, он занимался глупостями. Сейчас его участие в рутинных процедурах было простой формальностью, а обмен репликами с диспетчерской — пустым сотрясением воздуха, лишь подтверждающим уже свершившиеся факты. Все равно и система навигации аэропорта, и бортовые системы самолета от начала и до конца управлялись искинами. Компьютеры вполне самостоятельно могли рулить самолетом на земле и в небе, поднимать его в воздух и возвращать на землю. Лишь две причины заставляли авиакомпании тратиться на живых пилотов на борту самолета и живых диспетчеров в диспетчерской: традиционное недоверие людей к компьютерам и требования профсоюзов. Пятьдесят лет назад авиалайнер вели трое: два пилота и бортинженер. Тридцать лет назад, когда Переслет еще только начинал летать, бортинженера сократили за ненадобностью: самолеты стали слишком сложными, и бездушные компьютеры вытеснили человека из заднего кресла. Пятнадцать лет назад схватку с искинами и спутниковыми системами навигации проиграл и второй пилот. А сегодня и сам Переслет поднимался на борт лишь по причинам, не имеющим к технике никакого отношения.

В последние годы капитан воздушного судна все более остро ощущал свою ненужность. Он скрупулезно следовал утвержденным процедурам, каждый раз перед взлетом тщательно выполнял предписанные уставом и инструкциями проверки, а в полете не расслаблялся ни на секунду, постоянно готовый перехватить у автопилота управление. Ежегодно он проводил сотни часов в виртуальности, отрабатывая самые разные сценарии полетов и нештатных ситуаций — отказдвигателя на взлете, фронтальная гроза, посадка по приборам вслепую или при низкой видимости… Но его ни на мгновение не оставляла мысль, что из высококлассного профессионала он превратился в фигляра. В шута горохового, чьей единственной целью является успокаивать публику в салоне за его спиной самим фактом своего присутствия. С тем же успехом можно нарядить в форму и сунуть в кресло пилота дрессированную обезьяну из цирка. Но что делать? В пятьдесят три года ему некуда уйти, останется только сесть на пособие по безработице. Неквалифицированный работник никому не нужен, а квалификацию в его возрасте взять неоткуда.

Да и квалифицированные работники, положа руку на сердце, требуются все меньше и меньше. Профсоюзы рвут и мечут, устраивают акции протеста и забастовки, но и они не в силах отменить неумолимый факт: люди — не нужны. Компьютеры и роботы в состоянии выполнить любую работу ничуть не хуже, а с тех пор, как в широкий обиход вошли чоки, надобность в живых работниках практически отпала. Средний возраст пилотов в гражданской авиации уже неуклонно приближается к сорока пяти. Уход означает жизнь на пособие — или на пенсию, до которой Переслету оставалось чуть больше полутора лет и на которую, вполне возможно, его отправят до срока. И даже не в деньгах дело: если он уйдет, он навсегда потеряет возможность ощутить себя огромной двухсоттонной машиной, вопреки всем законам природы парящей в воздухе высоко над землей. Навсегда утратит ощущение удовлетворения своей работой, что возникает после очередной посадки…

И еще нужно радоваться, что он не диспетчер. Еще пять лет назад руление, взлет, посадку, круг и прочие диспетчерские службы слили в единый Контроль. Слили, сократив девяносто процентов персонала несмотря на объявленную профсоюзами забастовку в масштабе всей страны. И правительство настояло-таки на своем. Возможно, потому, что, как ни горько признавать, летать под управлением искинов оказалось куда безопаснее. Во всяком случае, по вине диспетчеров с тех пор не случилось ни одного инцидента, даже самого мелкого. И в один не такой уж далекий день безлюдность диспетчерских станет нарушаться разве что дежурным техником, а авиалайнеры полностью лишатся пилотских кабин, как уже лишились их железнодорожные локомотивы.

Да, остается лишь радоваться массовым стереотипам. Как радуются, например, медсестры. Чоки могли бы вытеснить их из больниц и клиник уже пятнадцать лет назад: они не брезгливы, не устают, не засыпают на дежурстве и даже уколы ставят куда лучше, чем живые люди. Но неожиданно тонко проведенная профсоюзом медработников агитационная кампания привела к тому, что три четверти пациентов до сих пор впадают в истерику при одной мысли, что ночью в палату к ним явится на помощь киборг, а не человек. «Простое человеческое сочувствие не заменить никакой компьютерной программой», как же. Можно подумать, много от молодой вертихвостки в белом халате дождешься сочувствия! Остается только надеяться, что аналогичная пропаганда летных профсоюзов окажется не менее эффективной.

Пилот тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и еще раз окинул взглядом панель диагностики, успокаивающе светящуюся рядами зеленых пиктограмм. Уровень топлива в баках, давление в топливной системе, давление в гидравлических системах, отклики систем механизации крыла, состояние воздушных компрессоров, результаты самотестирования контроллеров… Все в порядке. В конце концов, сегодня есть действительно веская причина, по которой он находится на борту. И не один, а со вторым пилотом. Переслет уже и забыл, когда в последний раз летал с напарником, но сегодняшний рейс выдался особым. Экипажу предстояло вести тяжелый грузовой «Элефант» в Граш — в Тахтахан с промежуточной посадкой в Джамарале для дозаправки. С международным аэропортом Джамарала никаких проблем не предвиделось: тамошние системы навигации и контроля не уступали княжьим и вполне могли посадить самолет и без участия пилотов. Однако аэропорт в Тахтахане — точнее, даже не аэропорт, а древняя военная база Караванной охраны неподалеку от границы с Сурашрашем под названием Хохё — не предназначался для приема таких больших самолетов. Тамошней взлетно-посадочной полосы вполне хватало для полудесятка не менее древних истребителей, но система контроля воздуха являлась безнадежно устаревшей и несовместимой с навигационными системами современных самолетов ЧК. Судя по параметрам ВПП, ее должно хватить и для посадки лайнера — но впритык. И сажать придется наполовину вручную, с автопилотом, привязанным только к системе приводных радиомаяков, да еще и с почти полными баками: на базе попросту отсутствовали запасы топлива, годного для двигателей такой машины, так что приходилось везти с собой запас на обратную дорогу. И вот здесь Переслет испытывал вполне законную гордость. Изо всех пилотов компании на роль капитана экипажа выбрали его, признавая тем самым его высокую квалификацию. И он твердо намеревался оправдать доверие.

Ему без разницы, сколько сураграшцы заплатили за такой необычный и рискованный рейс. Если им кажется, что везти горнообогатительное оборудование по земле из Хохё ближе и удобнее, чем откуда-то еще, их дело. Для него как для профессионала дело чести выполнить поставленную задачу на сто баллов. И рискует сегодня он не только своей жизнь, но и жизнями двух десятков ребятишек, возвращающихся с лечения в княжьих больницах домой в Сураграш. Даже сквозь тяжелую бронированную дверь кабины, оставшуюся со времен, когда самолеты еще захватывали ради выкупа, он слышал веселые визги и верещание возбужденных детей в пассажирском салоне, с которыми никак не могли справиться две воспитательницы. Одна из них, правда, настоящей воспитательницей не являлась. Звали ее Ирэй, она говорила на общем, забавно смягчая слоги на «г», обладала, похоже, способностями первой категории (по крайней мере, возле нее в воздухе плыли с десяток сумок и баулов), а по возрасту недалеко ушла от сопровождаемых. Исполнилось ей вряд ли больше восемнадцати или девятнадцати лет, и училась она, как призналась, на математико-механическом факультете Дубраканского университета. Помочь сопровождать детей ее попросили из Сураграша, и в компании с Переслетом она намеревалась довезти детей до Хохё, передать их встречающим и тем же самолетом вернуться обратно в ЧК. Познакомилась она с командиром экипажа по собственной инициативе, добыв где-то его личный код и прозвонившись накануне на пелефон.

Стоящий в начале ВПП пассажирский самолет ожил и начал разгон — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее и, наконец, тяжело оторвался от полосы и начал набирать высоту.

— Рейс Та-Та-Эн восемь-двенадцать, здесь Дубракан-контроль, — ожил экран связи, на секунду запоздав после замигавшей на дисплее пиктограммы. — Вам нулевая готовность.

— Принято, Дубракан-контроль, — откликнулся Переслет, вдруг осознав, что за время своих тяжких размышлений оказался в очереди первым. Автопилот перемещал машину так плавно и мягко, что движения не чувствовалось. — Та-Та-Эн восемь-двенадцать, нулевая готовность.

Он ткнул пальцем в горящую на контрольном мониторе клавишу подтверждения, и пока автопилот неторопливо выкатывал машину на стартовую позицию, снова уставился в окно. Что-то нехорошо торкалось внутри Переслета, когда он вспоминал лицо Ирэй. Что-то очень скверное. Связанное, впрочем, не с южанкой, а с кем-то еще. Тоже с женщиной. Возможно, с той нахальной золотоволосой девицей?.. Да, точно, внезапно сообразил он. С совершенно незнакомой девушкой лет двадцати он связался в баре три дня назад. Она подсела к нему за стойкой, ненавязчиво продемонстрировав свои выдающиеся формы, и он и опомниться не успел, как оказался сначала в ее крохотной квартирке, а потом — в постели. В тот день он проявил такие чудеса выносливости, что поразился сам себе. Ему составило больших трудов не выдать себя перед женой — та весьма болезненно относилась к его изменам, реальным и вымышленным, устраивая скандалы при малейшем подозрении. Однако уже на следующее утро девица странным образом вылетела у него из головы. И вот теперь всплыла.

Что-то очень нехорошее связывалось с образом той веселой девушки. Что-то, заставляющее кишки стягиваться в тугой узел. Что-то, связанное с сегодняшним полетом. Со взлетом, если точнее.

— Дубракан-контроль, я Та-Та-Эн восемь-двенадцать, стою на ВПП-два. К взлету готов, — громко, чтобы заглушить внезапный стук крови в ушах, сказал он.

Стартовый сигнал на дисплее замигал красным.

— Восемь-двенадцатый, ждите. На вашу полосу садится встречный борт. Как только освободит ее, ваша очередь.

— Принято, Дубракан-контроль. Та-Та-Эн восемь-двенадцать ожидает команды на взлет.

Что же плохое крутится у него на грани сознания? Плохое, больше нет никакого сомнения. Очень плохое. Смертельно плохое. Нет — просто смертельное. Что же, что? Стиснув зубы, он бросил взгляд на монитор. Перекрестья камер стояли точно по оси ВПП. Идеальное выравнивание, ветер встречный, полоса сухая и длинная, никаких проблем на взлете не предвидится. Так чего же он нервничает?

Впереди солнце сбликовало на лобовом стекле сворачивающего с полосы самолета.

— Та-Та-Эн восемь-двенадцать, здесь Дубракан-контроль. Полоса свободна, взлет разрешаю, — сообщил диспетчер, и одновременно стартовый сигнал загорелся зеленым. — Давайте, давайте, ребята, не спите, у меня очередной борт на глиссаде.

— Дубракан-контроль, Та-Та-Эн восемь-двенадцать, пошел на взлет, — ответил Переслет. — Счастливо оставаться, земля, пташка упорхнула.

На последних словах традиционного прощания его горло перехватило, но он уже ткнул пальцем в пиктограмму взлетной программы. Двигатели загудели, переходя во взлетный режим, по монитору быстро побежали строчки протокола. Несколько секунд спустя индикаторы тормозов погасли, туша самолета дрогнула и сдвинулась с места — и одновременно желудок Переслета скрутило тошнотой. Да что же происходит? Он отчаянно вцепился пальцами в заблокированный сейчас автопилотом джойстик управления, словно пытаясь найти в нем опору и убежище от внезапного приступа паники. Что не так?!

Ускорение вжало его в кресло. На мониторе замерцали быстро сменяющиеся цифры. Тридцать верст в час. Восемьдесят. Сто двадцать. Сто семьдесят…

— Полоса принятия решения. Рубеж через десять секунд, — равнодушно предупредил автопилот, следуя формальному протоколу. — Решение, капитан?

— ППП, подтверждаю, — сквозь стиснутые зубы процедил Переслет. — Взле… взле…

Слово «взлетаем» засело у него в горле плотной вязкой пробкой. Почему-то он никак не мог его выговорить.

— Командир? — недоуменно переспросил второй пилот. — Что-то не так?

И тут словно ушат ледяной воды обрушился на Переслета. Он вспомнил все.

— Отмена взлета! — заорал он во все горло, с размаху врезав рукой по горящей на мониторе аварийной клавише так, что отбил кулак о твердый холодный пластик. — Отмена взлета! Контроль, здесь восемь-двенадцатый! Отменяю взлет, повторяю, отменяю взлет! На борту бомба!

«Ты вспомнишь, милый. В свое время обязательно вспомнишь».

…зеленые глаза, горящие белыми огонькам сквозь упавшие на лицо золотые волосы. Острые ноготки, нежно постукивающие его по груди. Истома, сквозь которую пробивается чувство неведомой угрозы…

«Главное, отмени взлет вовремя. Нехорошо получится, если ты взорвешься в воздухе. А сейчас давай-ка еще немножко поиграем».

— Та-Та-Эн восемь-двенадцать, здесь Тахтахан-контроль. Не понял, повторите, — в голосе диспетчера прозвучали изумление и растерянность. — Что у вас на борту?

— Бомба на борту, — устало выдохнул Пелеслет. — Контроль, вызывайте к самолету службу безопасности. И срочно звоните в МВБ, в АКР или куда еще. В багажном отделении бомба. Да, и обеспечьте эвакуацию пассажиров. Срочно. У меня тут дети.

…четыре часа спустя дверь комнаты, в которой в одиночестве сидел Переслет, без стука распахнулась, и в комнату вошли двое. Пилот поднял на них покрасневшие глаза и отхлебнул из кружки давно остывший кофе. Можно даже удостоверения не спрашивать, и так по повадкам видно, кто такие. Опять внутряки, разумеется.

— Вайс-полковник граф Гроша Дракарик, — сухо представился первый, махнув воздухе корочками нераскрытого удостоверения. — Министерство внутренней безопасности, следователь по особо важным делам. Господин Переслет Причуда, я полагаю?

— Я самый, — угрюмо кивнул пилот. — Я уже все рассказал вашим людям на три раза. Зачем меня здесь держат?

— Бомбу нашли, — вместо ответа сообщил граф, поворачивая стул и усаживаясь на него верхом. Его непредставившийся напарник аккуратно закрыл за собой дверь, защелкнул собачку замка и отошел в угол, присев в кресло и сразу став неразличимым. — Программу детонатора уже расшифровали. Если тебе интересно, господин Причуда, взрыватель запрограммировали так, что твой самолет рухнул бы в одно из горных озер сразу после того, как пересек границу с Грашем. Плюх — и никаких следов. Удобно, когда можно прикрутить бомбу к устройству спутниковой навигации, верно? Раньше требовалось или таймер точно выставить, или хитрую схему собрать, реагирующую на давление, или еще что — а теперь раз, и готово. Навигационная плата продается в каждом втором магазине радиодеталей, покупателя проследить невозможно, спаять детонатор способен даже ребенок. Так просто, ага?

— Я не террорист, — озлился Переслет. — Или на что ты намекаешь, рыцарь граф? Что я самоубийца и сам засунул бомбу в свой самолет? Так у меня возможности такой нет. СБ аэропорта меня уже трясла со всех сторон. Спросите у них, если не верите!

— Не кипятись, господин Причуда, — спокойно ответил следователь. — Пока что тебя никто ни в чем не обвиняет. Но согласись, что рассказанная тобой история, мягко говоря, странная. Какая-то неизвестная девица из бара едва ли не силой затаскивает тебя в постель и по ходу дела сообщает тебе важнейшие сведения, о которых ты немедленно забываешь. И вспоминаешь, что интересно, в самый последний момент. Не за день до взлета. Не за час или два. Даже не за десять минут. А всего лишь за несколько секунд. Почему?

— Я же все объяснил, — нервно сказал пилот. — Она так сказала — что я должен вспомнить в последний момент, иначе должного эффекта не получится.

— Эффекта? — поднял бровь граф. — Какого именно?

— Понятия не имею. Она так сказала — «эффекта не получится». Какого именно, не уточнила.

— Возможно, она имела в виду истерику, которая уже сейчас раздувается по крайней мере десятком телеканалов? Пять тысяч комментариев на форуме одного только «Голубого неба»? Ты, вероятно, не в курсе, но аэропорт в осаде журналистов. Они тут просто кишат и прохода не дают всем, кто носит форменную одежду.

— Я же говорю — не знаю!

— Предположим. Тогда вот что, — следователь извлек пелефон, положил на стол и поманипулировал стилом. Над столешницей засветился миниатюрный портрет. — Узнаешь девушку?

— Да, она, — кивнул пилот. — С моих же слов фоторобот и составляли.

— Понятно. Скажи, господин Причуда, лицо воспроизведено с точностью? Никаких деталей не упущено? Даже самых мелких? Не отвечай сразу, присмотрись, пожалуйста, еще раз.

Переслет неохотно вгляделся в изображение. Башка у него гудела, словно колокол, в ушах пульсировала кровь. Наверняка давление подскочило так, что предвзлетную медкомиссию он бы точно сейчас не прошел. Что еще он может вспомнить?

— Ну, вроде все. Или нет… Да, одну деталь забыл.

— А именно?

— Три маленьких родинки под левой скулой. Черные. Расположены правильным треугольником размером примерно в сантиметр. Здесь, — он ткнул пальцем.

— Вот так?

Следователь сделал движение стилом, и изображение сменилось. Все та же девушка — но уже не плоский черно-белый фоторобот. Хорошая объемная цветная фотография. Глаза иронично прищурены, на приоткрытых пухлых губах — озорная усмешка, золотые волосы растрепаны в живописном беспорядке. Олицетворение весны и цветущей юной красоты. Под левой скулой три крохотных, едва заметных родинки — или татуировка?

— Точно, — признал пилот. — Она самая. Вы что, ее знаете?

— Как она называла себя? Только «Рекоса»? Или как-то еще? — следователь наклонился вперед, сверля Переслета взглядом. — Вспомни, господин Причуда, это чрезвычайно важно.

— Ну… — пилот пощелкал пальцами в воздухе. — Сейчас. Крутится на языке, но никак не дается. А! Есть. Один раз она назвала себя Стрекозой. Точно, Стрекоза. Она сказала, что те, кому нужно, поймут. Да, и еще она упомянула какой-то квадрат. «Стрекоза из черного квадрата», в таком духе.

— Хорошо. Последний вопрос: что тебе известно о контрабандном оборудовании на борту?

— О чем? — охнул пилот. — Рыцарь граф, какое еще контрабандное оборудование?

Следователь глянул на сидящего в углу напарника.

— Он не солгал ни разу, — сонным тоном откликнулся тот. — Или искренне верил в то, что говорил. С учетом того, что его обработала лично Майя, можно заканчивать.

— Так, — следователь выключил пелефон и поднялся, как и его безымянный напарник. — Спасибо за информацию, господин Причуда. У нас больше нет вопросов.

— Погодите! — вскинулся пилот. — Кто она такая?

— Тебе незачем знать, господин Причуда, — безразлично ответил граф Дракарик. — Меньше знаешь, крепче спишь.

— Она террористка?

— Так скажем: если бы она хотела твоей смерти, ты бы умер любым потребным для нее способом. Но у нее на тебя оказались другие планы. Так что забудь про произошедшее и радуйся жизни.

— Радоваться? Меня же теперь на улицу вышибут…

— За что? — удивился следователь. — Ты герой. Спас самолет и сураграшских детишек, не говоря уже про груду дорогого металлолома для тамошнего завода. У СБ аэропорта и МВБ к тебе претензий больше нет. У твоей авиакомпании — тем более. Хочешь совета, что рассказывать журналистам? Придумай что-нибудь из серии «случайно услышал в кафе разговор перед вылетом, нервы не выдержали». Только постарайся не запутаться, а то жена, знаешь ли, иногда хуже следователя. По собственному опыту сужу, — следователь подмигнул и вышел в сопровождении напарника.

Переслет со свистом выдохнул воздух через сжатые зубы. Шуточки шутит, значит? Сволочь. Впрочем, почему сволочь? Ничего плохого не сделал вопреки ожиданиям, только несколько вопросов задал. Даже удивительно для внутряка. Кстати, а ведь хмырь, что приходил с ним, наверняка эмпат. Слышал он про такие особые способности, но ни разу не сталкивался с носителем — уж больно они редкие. Выходит, ему большую честь оказали, что живым детектором лжи проверяли?

Но они, выходят, ту девицу знают? Да кто же она такая, Единый ее поимей? И как она умудрилась сделать так, что он вспомнил ее предупреждение только перед вылетом? И, самое главное, зачем? На пару часов раньше — и бомбу без лишнего шума извлекли бы из грузового трюма, а борт вылетел бы по расписанию.

Рекоса. Стрекоза. Девушка с выдающимися формами и золотыми волосами, фотографию которой некоторые следователи МВБ постоянно носят в своих пелефонах. Нет, нахрен. Действительно, меньше знаешь, крепче спишь.

Он одним глотком допил уже совершенно холодный кофе и потянулся к настольному коммуникатору, чтобы связаться с командиром эскадрильи. Если у СБ аэропорта не осталось к нему вопросов, он сваливает домой. Проклятую машинерию в Сураграш он доставит как-нибудь в следующий раз. Сегодня у него все равно вышло летное время.

17.07.1433, небодень. Цетрия

По оконным стеклам барабанил тихий и неспешный летний дождь. Несмотря на то, что часы на городской башне еще не пробили и шести, на улице стоял сумрак. Низкие тучи брюхом ползли по окрестным холмам, и казалось, что мир за пределами долины Цетрии не существует.

Барон Сэйсота Цукура перевел взгляд на сидящего в кресле возле камина безусого юношу в форме Академии Высокого Стиля. Тот казался промокшим и несчастным. Он сидел, обхватив себя руками, и мелко дрожал, склонившись к пламени. А ведь он дрожит не от холода, подумалось Сэйсоте. Не так уж он и промок. Нет, он нервничает, и сильно. Похоже, порученная миссия давит на него гораздо сильнее, чем казалось поначалу.

Неслышно раскрылись двери залы, и слуга, мягко ступая, внес поднос с двумя чашами с горячими напитками — пуншем для барона и сладким чаем с капелькой ликера для мальчика. Кадет схватил свою чашу и жадно приник к ней, сделав такой огромный глоток, словно умирал от жажды. Обжегшись, он тихо зашипел от боли.

— Итак, Терабой, — дождавшись, когда слуга выйдет, светским тоном спросил Сэйсота, — что привело тебя в мой особняк? Случилось что-то важное?

Юноша помолчал, потом вскинул угрюмый взгляд.

— Зачем был нужен Прорыв в Цетрии? — тихо спросил он. — Несколько человек погибли, принцесса чудом осталась жива. Ты же говорил мне, рыцарь барон, что мы стремимся предотвратить смерти, а не вызвать новые.

— Зачем был нужен Прорыв в Цетрии… — задумчиво повторил представитель Мейсары. — Интересный вопрос. Терабой, ты намекаешь, что мы имеем к Прорыву какое-то отношение?

— Я не намекаю, я знаю! Я сам бросил в бассейн кристалл! — с вызовом заявил юноша. — Тот самый, который мне передал твой посланник накануне вечером. А кристалл открыл портал, так?

— Погоди-ка! — нахмурился барон. — Давай по порядку. Что за посыльный и какой кристалл он тебе передал?

— Ну как же… — растерянно сказал кадет. — За день до соревнований я ходил в город в увольнительную. Я оставил в тайнике записи, а потом меня остановил высокий человек в плаще и передал письмо для иномирянина и кристалл. Он сказал, что кристалл нужно бросить в бассейн. Письмо я отдал Одоре, чтобы она подбросила его в комнату, а кристалл зажал в ладони, когда нырял в бассейн, и бросил его посередине дорожки…

— Терабой, — сказал Сэйсота, чувствуя, как к щекам от изумления приливает кровь. — Письмо иномирянину тебе действительно передавали. Но никаких посыльных, оно лежало в тайнике. Предполагалось, что ты заберешь его вместе с новыми инструкциями, как обычно. Как выглядел тот… посыльный?

— Высокий, в черном плаще, — теперь во взгляде юноши читался явный ужас. — Но он накинул капюшон на голову, глубокий капюшон. Я не видел лица. Я… Я думал, что так и надо! Рыцарь Сэйсота, я… что же я наделал… Из-за меня они все погибли…

Чаша с остатками чая выпала из его рук, залив дорогой ковер, но юноша не обратил на нее никакого внимания. Остановившимся взглядом он смотрел прямо перед собой. Барон быстро поставил чашу с пуншем на столик, выбрался из своего кресла и наклонился над кадетом, ухватив его за плечи и как следует встряхнув.

— Смотри мне в глаза! — властно приказал он. — Ну? В глаза!

Кадет медленно сфокусировал на нем взгляд.

— Ты ни в чем не виноват, — жестко сказал барон. — Тебя обманули. Нас всех обманули и подставили. Если кто и виноват, то только я. Мне следовало предусмотреть возможность проверки. Понимаешь?

Юноша безжизненно кивнул. Похоже, он находился в ступоре и не понимал, что ему говорят. Барон отвесил ему оплеуху — не слишком сильную, но чувствительную. Терабой дернулся и отпрянул.

— Пришел в себя? — поинтересовался барон, выпуская его и снова усаживаясь в свое кресло. — Теперь слушай. Ты не виноват в случившемся. Кто-то использовал нас с тобой в своих целях. Ты точно не можешь вспомнить лицо того «посыльного»?

— Никак нет, господин барон, — отрицательно покачал головой юноша. — Ой…

Похоже, он только что заметил опрокинутую на ковер чашу и залитые чаем штаны.

— Сидеть! — велел ему Сэйсота. — Слуги уберут. Ну что же, Терабой, мы с тобой получили очень неприятный урок. Я — что расслабляться нельзя никогда. Ты — что иногда можно сыграть на руку врагу, даже не подозревая о том. Надеюсь, мы оба сделаем с тобой выводы из случившегося.

— Но из-за меня погибли люди…

— Придворные хлыщи. Разряженные бесполезные куклы. Думаешь, кто-то заметил их смерть?

— А дама Тайра Одзёсан? Защитница Ее Высочества? Она тоже… кукла?

— Баронесса Тайра выполнила свой долг до конца. Каждый Защитник, каждый солдат понимает, что однажды ему может выпасть последний жребий. Возможно, однажды так же суждено пасть и тебе. Ее смерть — тяжкий удар, здесь ты прав. И мы должны отомстить за нее. Терабой, мне неприятно говорить такое, но твоя задача осложняется. Теперь тебе нужно не только следить за состоянием дел в Академии, но и выслеживать наших врагов.

— Я их найду! — сквозь зубы процедил кадет, и отблеск каминного огня мигнул на бирюзовом камне его кубирина, словно во время активации Атрибута. — Я их найду, и тогда я… я…

— Ничего им не сделаешь, — холодно отрезал барон. — Ты станешь сообщать мне о всех своих подозрениях, но сам не предпримешь ничего. Те, кто оказались способны на такой чудовищный обман, наверняка лишь часть большой и неведомой нам силы. Мы должны отследить весь заговор, прежде чем нанести свой удар. И если ты выкинешь глупость раньше времени, то только их спугнешь и все испортишь. Понял?

— Да, рыцарь барон, — Терабой словно обмяк. — Я понял. Я не стану совершать глупостей.

— До сих пор ты не давал повода подумать, что на них способен, — смягчил тон Сэйсота. — И не позволяй твоей ярости контролировать тебя. Ты подведешь не только себя, но и тех, кто на тебя полагается. Теперь вот что. Мы меняем тайник. На углу улиц Солнца и Речной — имение, обнесенное низкой кирпичной стеной. Если обойти его с восточной стороны, там есть укромный уголок, который со стороны не просматривается. Если приглядишься внимательно, сам найдешь, как в него попасть. В стене — кирпич, помеченный белым пятном известки. Он вынимается. За ним ниша. Складывай свои донесения туда. Письма, передаваемые тебе, станем помечать числом так: номер периода сложить с номером дня и разделить на два с округлением вниз. Если число в левом нижнем углу листа отсутствует или не соответствует дате в подписи, значит, инструкция фальшивая. Повтори.

— Левый нижний угол, число, полученное из даты суммой периода и дня и разделенное пополам с округлением вниз.

— Верно. И если ты обнаружишь фальшивое письмо, бросай все и немедленно являйся ко мне. Нам придется прекратить твое использование в качестве наблюдателя. Все лучше, чем подвергать тебя опасности.

— Я не боюсь! — вскинул на него яростный взгляд кадет. — Я поклялся, что защищу Мейсару! Не только Мейсару, весь Север! Мы не имеем права проиграть в войне с Югом!

— У тебя есть обязательства перед Мейсарой. Если тебя убьют, ты не сможешь их выполнить. Не говоря уже о том, что я не смогу больше смотреть в глаза твоим родителям. Ты — наблюдатель, не более. Ты ценный источник, но не настолько ценный, чтобы без тебя нельзя было обойтись. Так что не вздумай рисковать. Это приказ.

— Так точно, — хмуро ответил Терабой.

— Хорошо. Теперь о твоих наблюдениях за Маем Куданно. Ты принес мне новый отчет?

— Рыцарь барон, — юноша опять съежился. — Я виноват. Я не справился. Он меня застукал на крыш башни, когда я наблюдал за Мировой Сферой.

— Май? Хм… несколько неожиданно. Но, думаю, ничего страшного. Вряд ли он понял, чем ты занимался.

— Он заметил мои записи.

— И как отреагировал?

— Никак. Но он может рассказать кому-нибудь…

— Неважно. Даже если тебя заставят рассказать, чем ты занимался, ты ответишь чистую правду: что ты изучаешь военную тактику и анализировал поведение патрулей Церкви. Здесь нет ничего предосудительного. Если все же кто-то начнет задавать неудобные вопросы, то я все-таки член попечительского совета. Я закрою тему. Сейчас меня больше интересует, что ты о нем думаешь. Примет ли он предложение графа Симы или нет, вот в чем вопрос.

— Я не знаю, рыцарь барон. Он… странный. Его понять невозможно. Он застукал меня на крыше, и я думал, что сейчас побежит госпоже Сиори рассказывать. А он вместо того начал меня рисовать учить.

— Вот как? — заинтересовался Сэйсота. — Он умеет рисовать?

Вместо ответа кадет залез за пазуху и вытащил изрядно помятый лист бумаги с карандашным наброском.

— Его? — переспросил барон, принимая рисунок. — О! У него явный талант, если я хоть что-нибудь понимаю в живописи. И рука поставлена. Знаешь что, если он хочет тебя учить, тебе следовало бы согласиться. Ты и свои навыки улучшишь, и к нему приглядеться сможешь.

— Так точно! — откликнулся Терабой.

— Я не приказываю, — поморщился барон. — Я совет даю. Не забывай, что ты не лазутчик в стане врага, и Май Куданно — не враг нам. Ты — ученик в одной из лучших школ страны. Ради своего графства ты обязан выучиться всему, чему сможешь. Рисование — тоже талант, который тебе пригодится. Но мы уклонились. Значит, он странный, вот как? Ты не видел его реакции на письмо?

— Одора сказала, что он назвал его «третьим», но при ней не прочитал. И от кого первые два, тоже не сказал. И вообще, она едва успела из его комнаты выскочить и изобразить, что подглядывает. Ее застукала та второкурсница, которую иномирянин называет «хозяюшкой». Оди еле отболталась.

— Мира Аттэй? Ну, ничего страшного. Еще что-то про Мая можешь сказать?

— Нет, — Терабой помотал головой. — Он все время где-то пропадает. Я несколько раз видел его выходящим из домов воспитателей — госпожи Сиори, Исуки, Грампы, из больнички, но куда он девается в промежутках, непонятно. На уроках он почти не присутствует, а ночами, говорят, спит как мертвый и ни на что не реагирует. У меня не нашлось возможности завязать с ним разговор. Только на башне… но я перепугался, как ребенок, и сбежал.

— Понятно. До какого времени у тебя увольнительная?

— У меня нет увольнительной, рыцарь барон. Я в самоходе.

— Вот как? Тогда тебе следует срочно возвращаться, пока никто не заметил твоего отсутствия. Еще раз напоминаю — только наблюдать и ничего не предпринимать. И никаких глупостей.

— Да, рыцарь барон.

Кадет поднялся, четко кивнул, бросил виноватый взгляд на опрокинутую чашу, повернулся через левое плечо и почти что строевым шагом вышел из зала. Барон усмехнулся. Славный мальчик, только излишне серьезный. И слишком близко к сердцу принимает происходящее. Остается надеяться, что его чувство вины удалось направить в нужную сторону. Иначе совсем замучается угрызениями совести.

Сэйсота подошел к окну и с высоты второго этажа проследил, как юноша в сопровождении слуги идет по мокрой мощеной дорожке через сад к задней калитке имения. Однако же ситуация скверная. Гораздо сквернее, чем он позволил понять мальчику. Можно сказать, хуже не придумаешь. Таинственный человек в плаще с капюшоном втемную использует агента Мейсары, чтобы открыть портал посреди Цетрии с помощью нового секретного оружия, о котором предположительно известно только самому графу Симе, да еще графу Ясасию. Возможно, Ясасий ведет двойную игру? Или в нее вмешалась некая третья сила? Но такая сила наверняка очень могущественна. Необходимо срочно уведомить графа о случившемся.

Он отошел в закуток с шаром связи, отгороженный расшитой цветами ширмой, уселся на стул, положил ладонь на шар, сосредоточился и зашевелил губами, мысленно артикулируя слова:

«Вызываю дежурного. Срочно на связь. Говорит барон Сейсота. Вызываю дежурного…»

02.03.867, вододень. Четыре Княжества, Каменный Остров

«…следует предположить, что основными проблемами, с которым столкнется любое правительство Сураграша в ближайшие десятилетия, останутся следующие:

— вопиющая нищета населения;

— безработица, достигающая пятидесяти процентов от мужского населения и более (женщины традиционно не работают по найму);

— до сих пор сохраняющийся институт полурабов-дореев, блокирующий миграцию рабочей силы;

— низкий уровень жизни в целом, образования и медицинского обслуживания в частности;

— прямая зависимость от экспорта минерального сырья в Граш и ЧК и внешних займов под высокие проценты.

Крайняя нераспространенность даже начального образования делает проблематичным воспитание собственных специалистов, что сводит на нет возможность развития экономики за счет внедрения высокотехнологических методов производства. Правда, следует заметить, что за последние годы количество начальных школ в Сураграше выросло до почти двух тысяч, причем рост их числа неуклонно ускоряется за счет подготовки новых учителей из числа местного населения.

Усилия по ликвидации указанных проблем, предпринимаемые правительством Карины Мураций, наталкиваются на пассивное, а иногда и активное сопротивление населения, не желающее менять традиционный образ жизни и воспринимать нововведения. Вызывает также серьезные сомнения обоснованность проведения всеобщих выборов главы государства в ближайшее время. В отсутствие самой Карины Мураций, не собирающейся в них участвовать, с большой долей вероятности победы добьется Курува Сватаранг, лидер сформировавшегося в стране гуланского клана, пока еще не оформленного формально и не имеющего самоназвания, но уже чрезвычайно сильного и влиятельного. Можно предположить, что Сватаранг склонен к агрессивной внутренней и внешней политике, а также предпримет все усилия для монополизации власти в Сураграше по национально-клановому признаку и переориентирует страну на куда более тесные связи с грашскими гуланскими кланами в ущерб интересам Четырех Княжеств и тарсачьих родов. Его приход к власти чрезвычайно невыгоден для нас, а потому следует принять все меры…»

Внезапно Масарик Медведь раздраженно хлопнул ладонью по манипулятору, резко отвернув свое кресло от стола, в терминале которого светился почти завершенный отчет. Он подкатился к окну своего кабинета, отдернул штору и бездумно уставился на открывающуюся панораму. Несмотря на солнечный весенний вечер в сердце копилась тьма. Ему страшно хотелось, чтобы все, написанное им в отчете по результатам недельного анализа разнообразных докладов, оказалось неправдой. Но его холодный дисциплинированный ум не допускал самообмана. Сураграш обречен на стагнацию и прозябание. Усилия нескольких тысяч энтузиастов-добровольцев со всех уголков мира не могли сделать из него процветающее современное государство. Как только правительство Карины сменится кем-то другим, страна скатится в диктатуру. И почти наверняка плантации маяки снова начнут расти в ней, словно опята по осени.

Неужели она сама не понимает, что происходит? И готова по доброй воле отдать власть в руки людей, искренне ненавидящих ее идеалы?

Или понимает? Ведь она — Демиург. Если, конечно, Ольга не ошибается. А о возможностях Демиургов остается лишь догадываться. Скорее всего, она и сама способна провести довольно нехитрый анализ ситуации. Значит, у нее есть какой-то план. Во всяком случае, не остается ничего, кроме как верить в нее. И он должен, стиснув зубы и загнав свои чувства в дальний уголок сердца, выполняться свою работу аналитика и публициста — в надежде, что она читает доклады Сураграшского департамента, как обязательно поступал бы он сам на ее месте. Больше он не в состоянии сделать для нее ничего.

Масарик развернул кресло и снова уставился в текст. Голова тихо гудела, буквослоги прыгали перед глазами, упорно отказываясь складываться в осмысленные слова. Вероятно, он переработал. Пора передохнуть.

Поверх текста замигал значок стилизованной телефонной трубки. Мелодично протарахтел звуковой сигнал. Потом текст уплыл на задний план, и весь объем дисплея заняло изображение веселой синицы.

Кара?!

Да. Рано или поздно она все равно связалась бы с ним. После того разговора с Ольгой он сам не позвонил ей ни разу, боясь выдать себя тембром голоса или чем-то еще. Если она скрывает свою природу, значит, так надо. Кто он такой, чтобы нарушать ее инкогнито? Но она не из тех, кто оставляет недосказанности.

Трель повторилась. Он поспешно двинул рукой, и в дисплее появилось изображение.

— Здравствуй, Марик, — сказала Карина. — Рада тебя видеть.

— Здравствуй, Кара, — Масарик порадовался тому, что его голос оставался на удивление ровным, с обычными теплыми нотками. — Я рад не меньше. Извини, что не звонил. И у меня настроение паршивое, и ты делами наверняка завалена.

— Не настолько, чтобы не найти для тебя несколько минут. Марик…

— Да, Кара?

— Ольга сообщила, что проговорилась тебе о… о том, что я такое на самом деле.

— Не проговорилась. Ты же знаешь, что я привык выцеплять из контекста информацию по самым мелким намекам. Аналитик я, или кто?

— Не надо ее защищать. Она ни в чем не виновата. Просто я не хотела сообщать тебе… Марик, у меня просьба. Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? Не через коммуникатор. Лично. Прямо сейчас.

— Э-э… — Масарик удивленно посмотрел на нее. — Как — лично? Ты сейчас в Каменном Острове?

— Нет. Все мои полеты и поездки — для отвода глаз. Я могу появиться у тебя в кабинете прямо сейчас. Я объясню, потом. Можно?

— Конечно, Кара. Что нужно сделать?

— Ничего. Я уже здесь.

Последние слова прозвучали не из терминала, высветившего значок отключения сеанса. Масарик невольно вздрогнул. Невысокая фигурка выступила из пустого угла комнаты. Белая блуза, короткие, до колен, тарсачьи штаны, босые ноги, короткая стрижка и блестящие в мочках ушей капельки золотых сережек.

— Здравствуй еще раз, Марик, — сказала Карина, выходя в центр комнаты. — Прости, что так невежливо и неожиданно вторгаюсь к тебе…

Она виновато смотрела в пол, словно нашкодившая школьница.

— Ты же знаешь, Кара, что ты всегда желанный гость с моем доме.

Масарик мысленно проклял себя за казенные ничего не значащие слова. Но что сказать, он не знал. «Эй, ты Демиург? Класс! Как круто!»?

— Марик, ты… сердишься на меня?

— Я? — глупо удивился Масарик. — Сержусь? Ты о чем?

— Теперь ты знаешь, что я Демиург. Я давно могла вернуть тебе ноги. Я уже точно знаю, как. Но не вернула.

— Кара, мы же уже много раз говорили на эту тему. Неважно, откуда у тебя такие знания и умения. Я не могу принять такой подарок, когда у других нет ни единого шанса.

— Да, ты говорил… — безжизненно согласилась Карина. — Я не смогу тебя переубедить. Я не смогу объяснить тебе, что ты говоришь глупости.

— Миллионы людей…

— Меня не волнуют миллионы людей! — внезапно вспыхнула Карина. — Меня волнуешь ты! Именно ты! Миллионы, о которых ты так печешься, ни секунды не задумались бы, стоит ли им хвататься за лечение, недоступное другим! Они с радостью убили бы кого угодно, чтобы до него дотянуться! Они гребут под себя все, что попадает под руку, гадят там же, где жрут, плодят тучи детей, которых не в состоянии прокормить, и искренне полагают, что все вокруг обязаны тащить их на своей шее! А те немногие, кто по-настоящему важен, из идиотского благородства отказываются пользоваться привилегиями, которые заслужили своим потом и каторжным трудом! Мне плевать на тонны субстрата, понимаешь? Меня волнует только один человек — ты!

Масарик почувствовал, что инстинктивно вжимается в спинку инвалидного кресла, чтобы отдалиться от нее. Такую вспышку чувств со стороны Карины он видел впервые. И визгливые нотки в ее голосе он тоже раньше не слышал. Что с ней такое?

Карина осеклась. Она медленно опустилась на пятки и обхватила себя руками, словно защищаясь от холода.

— Прости, Марик, — совсем другим тоном, хриплым и тихим, сказала она. — У меня нервы на пределе. Я потихоньку превращаюсь в стерву и истеричку. Марик, пожалуйста, не надо меня опасаться. В детстве меня считали маленьким чудовищем, ненавидели и боялись. Меня запрятали в подвал и пытали, чтобы выяснить что-то новое, но на самом деле только потому, что боялись и ненавидели. Если еще и ты меня возненавидишь, я не переживу.

По ее щекам пролегли дорожки слез.

Масарик мысленно дал себе оплеуху. Что же ты делаешь, идиот? Она же Демиург. Наверняка она чувствует твои эмоции! Он тронул пульт кресла и выкатился из-за стола. Остановившись возле молча смотрящей на него Карины, он протянул руку.

— Встань, Кара. Очень прошу. Я вовсе тебя не боюсь. Действительно не боюсь. И если я кого и возненавижу, то уж тебя — в самую последнюю очередь.

Карина ухватилась за его руку и медленно поднялась. Повинуясь внезапному импульсу, Масарик дернул ее к себе, почти силой усадив на колени, и прижал ее к груди.

— Не плачь, малышка, — сказал он, успокаивающе гладя ее по волосам и старясь не думать, каким идиотом со стороны может выглядеть жалкий инвалид, утешающий богиню. — Не плачь. Ты ведь сама мне говорила — все всегда заканчивается хорошо.

Сначала напрягшаяся Карина расслабилась и приникла к нему, спрятав лицо на груди.

— Держи меня и не отпускай, — шепнула она. — Не отпускай ни за что. А то я совсем расклеюсь.

— Нет, не расклеишься, — Масарик обнял ее покрепче. — Это просто минутная слабость. Она пройдет. Ты у меня сильная маленькая женщина, и вовсе никакая не истеричка.

— Истеричка. И стерва. Пусть я Демиург, но я всего лишь маленькая женщина. Я хочу, чтобы сильный мужчина держал меня в объятиях, гладил по голове и говорил ласковые слова.

— Тебе стоит только захотеть, Кара, и ты получишь любого мужчину в мире. Ты Демиург. И ты Кисаки Сураграша. У тебя есть все, и один инвалид-северянин не значит ровным счетом ничего.

— Марик, ты значишь для меня куда больше, чем любой другой человек на планете, — Карина подняла на него заплаканные глаза. — Да, я Демиург. У меня есть все — но оно мне не нужно. На самом деле у меня нет ничего, кроме друзей. Марик, я хочу тебя и только тебя. Я хочу родить от тебя детей — двоих или троих. Или столько, сколько ты захочешь. Я могу стать любой — даже самой распрекрасной красавицей. Я могу сделать для тебя все. Только не покидай меня, умоляю.

— Я инвалид, Кара, — как можно мягче сказал Масарик. — Я импотент. Я не смогу дать тебе детей. Разве что ты как-то клонируешь мои клетки, если Демиурги такое умеют.

— Демиурги умеют многое. Но я хочу от тебя детей… традиционным способом.

— Невозможно, — Масарик снова погладил ее по голове. Внезапно он настолько остро почувствовал свою ущербность, что ему захотелось завыть. Усилием воли он подавил дурацкое чувство. — Кара, если ты Демиург, ты бессмертна. А я умру. Кара, мне тяжко такое говорить, но тебе следует просто оставить меня. Выбросить из сердца и забыть о моем существовании. Со временем эмоции утихнут. А уж мужа себе ты всегда найдешь.

— Марик… — Карина посмотрела на него влажными блестящими глазами. — Я просто не знаю, как тебе сказать, но… Марик, смерти нет.

— В смысле?

— В прямом.Никто не умирает. С недавних времен смерть — лишь один из рубежей, которые приходится преодолевать человеку на своем пути. А после нее — вечность. Ты не можешь умереть, если только сам того не захочешь.

Масарик смотрел на Карину, почувствовав, что та снова напряглась в его объятиях.

— Отец? — коротко спросил он.

— С ним все в порядке. Господин Сторас проходит типовой посмертный курс реабилитации в… на одной из специализированных площадок.

— И я даже могу с ним поговорить?

Карина покачала головой.

— Сейчас — нет. Во-первых, до окончания рекреации он попросту тебя не узнает. Во-вторых, любое общение нэмусинов с живущими на Текире запрещено категорически независимо от личностей. Мы не можем позволить, чтобы информация о посмертном существовании распространилась в обществе. Для него это станет слишком сильным потрясением, а уж что во что трансформируются всевозможные религиозные секты, даже представить страшно.

— Но ведь мне ты рассказала?

— Марик… — Карина вытерла запястьем глаза и слегка отстранилась, положив ладошку ему на грудь. — У меня к тебе вполне официальное предложение.

— Жениться даже не проси, согласен на алименты! — быстро сказал Масарик и слегка улыбнулся. Карина, однако, шутку не поддержала.

— Марик, я предлагаю тебе стать Демиургом, — серьезно сказала она. — Полноценным и полноправным. Твоя кандидатура была вынесена на общее рассмотрение еще полгода назад и поддержана единогласно.

— Как — Демиургом? Кем поддержана? — растерянно спросил Масарик.

— Настоящим Демиургом. Твою кандидатуру на рассмотрение внесла даже не я, а Миованна — ты знаешь ее как графиню Циннану Подосиновик. Она из Старших. Из предыдущего поколения. Все наши согласились тут же — Яни, Лика, Цу, Мати, Дор, Тома, даже не раздумывая. Джао, Майя и еще несколько Старших тебя тоже поддержали.

— Но зачем я вам? — внезапно Масарику показалось, что он попал в дурной сон. Ведь в жизни так не случается, верно? — Что во мне такого особенного? Я ведь даже толком не знаю ничего и не умею. Так, статейки строгаю…

— Марик, Демиург — в первую очередь его разум. Тело значения не имеет. Знания — тоже, в накопленном за миллионы лет Архиве их столько, что еще за миллион не разгрести. Главное — умение пользоваться своим интеллектом, и еще чувство ответственности. И того, и другого у тебя в избытке. Марик, не спеши отказываться. Ты не единственный. Программа «Свежая кровь» завершила нулевой цикл. Она потихоньку начинает набирать обороты, и в ближайшие десятилетия планируется создать много новых Демиургов. И из живущих, и из нэмусинов.

— Зачем?

— Зачем?.. Не знаю. Зачем вообще живут люди? Только для того, чтобы родиться, прожить несколько десятилетий и умереть? Марик, я не философ. Я просто знаю, что должна делать. И я делаю. И я хочу, чтобы ты пошел со мной.

— Кара… — Масарик почувствовал, что его слегка подташнивает, словно перед лицом серьезной опасности. — Я… я не знаю, что ответить.

— Я понимаю, Марик. Канса, жена Палека, прошла через то же, что и ты. Она тоже сомневалась до последнего момента. Парадокс в том, что те, кто мечтают заполучить в свои руки могущество Демиургов, совершенно к такой роли не пригодны. А те, кто пригодны, сомневаются. Сейчас я боюсь только одного: что ты откажешься. Я знаю, ты можешь отказаться. А у меня не хватит силы духа, чтобы преобразовать тебя без твоего разрешения. Марик, очень прошу: согласись. Если ты не хочешь быть со мной, тебе совершенно не обязательно себя принуждать. Мне достаточно знать, что с тобой все в порядке.

Карина осторожно спустилась с коленей Масарика и отступила на несколько шагов.

— Я хочу напомнить тебе, что ты уже успел забыть. Встань, Марик! Встань и иди!

И такая сила убеждения прозвучала в ее голосе, что Масарик машинально оттолкнулся от подлокотников, поднялся из кресла и шагнул к ней. А затем шагнул еще раз. И еще.

И замер, оглушенный случившимся.

Комната закружилась вокруг него и перевернулась, и когда он пришел в себя, то снова сидел в кресле. Встревоженная Карина склонялась над ним, держа его за руку.

— Марик! — позвала она встревоженно. — Марик, как ты себя чувствуешь?

— В порядке… кажется… — пробормотал Масарик, потирая лоб. — Мне на секунду показалось, что я…

— Нет, Марик. Не показалось. Ты в самом деле ходил.

Ощущение ног. Ступней. Пальцев. Непомерной тяжести в разучившихся ходить мышцах. За два десятилетия, проведенных в инвалидной коляске, он уже успел забыть, что это такое — ходить. Насколько же прекрасное ощущение!

— Я задействовала нейрошунт, обходящий поврежденный участок спинного мозга. Марик, я хочу, чтобы ты вспомнил, наконец, что такое нормальная жизнь. Без рефлексирования на тему несправедливости мира, просто вспомнил. Те тысячи безымянных парализованных, что висят тяжким грузом на твоих плечах, рано или поздно проживут свою нынешнюю жизнь и перейдут в следующую — с новыми телами, бессмертными, свободными от болезней и недостатков. Ты, если откажешься, никому не поможешь. Ты всего лишь бессмысленно потеряешь несколько десятилетий, которые мог бы потратить с куда большей пользой. Впереди вечность, но даже ее незачем растрачивать по пустякам.

— У меня голова кругом идет… — сказал Масарик, только чтобы хоть что-то сказать.

— Да. Я знаю. Марик, сейчас я уйду. Но я вернусь, когда ты захочешь. Тебе достаточно позвать меня вслух. Возможно, я не смогу прийти мгновенно, у меня слишком много обязательств перед другими. Но я приду.

Карина склонилась над ним еще сильнее и осторожно поцеловала его в губы.

— У бытия Демиургом есть и свои недостатки, — печально улыбнулась она. — Наши чувства медленно разгораются, но еще медленней угасают. Я не забуду про тебя, Марик, и не надейся. Только… Марик, я хотела сказать, что…

Она замялась.

— Марик, мне осталось существовать несколько дней.

— Что? — Масарик почувствовал, что сердце пропустило удар. — Как — несколько дней?

— Нет, совсем не то, что ты подумал, — быстро сказала Карина. — На самом деле я, конечно, останусь жива… ну, насколько ко мне вообще применим этот термин. Но я все-таки решилась. Роль Кисаки Сураграша не для меня. Раньше я надеялась, что смогу устроить в стране выборы и тихо отойти в тень после их завершения. Вплотную заняться здравоохранением, снова начать лечить. Не получится. Я всегда останусь центром притяжения и интриг. Я даже уехать назад в Катонию не могу — ну кто, скажи на милость, возьмет на работу хирургом бывшего диктатора? Да и потом, на меня ведь по-настоящему охотятся. И вряд ли перестанут после того, как я уйду в отставку. Все время держаться настороже, чтобы вовремя пресечь покушение без ущерба для окружающих? Нет, спасибо. В самом ближайшем времени Карина Мураций умрет. Шестого числа я приеду в ЧК с рабочим визитом, мы его давно планировали, а на обратном пути красочно погибну.

— Ты хочешь инсценировать свою смерть?

— Да. Очень достоверно инсценировать. Марик, я смогу приходить к тебе, как сейчас, но на людях мы появиться не сможем. Или же мне придется использовать новую внешность. Но для взрослой маски нужна достоверная легенда, которой пока что нет. Так или иначе мне придется начинать жизнь заново. Было бы здорово, если бы мы начали ее заново вместе!

Она отступила на шаг — и растаяла. Только что она стояла прямо перед ним, и вот уже пропала. Масарик растерянно сморгнул. Внезапно ему страшно захотелось спать, и против своей воли он широко зевнул. Интересная эмоциональная реакция, иронически заметила отстраненная частичка его «я», которая всегда наблюдала за собой со стороны. Значит, дружок, предпочитаешь снимать эмоциональную перегрузку сном? Ну, так кто тебе мешает. Переберись в постель и дрыхни.

Скрипнула дверь, и в комнату заглянула Кимана.

— Ты звал, господин? — слегка озадаченно осведомилась она. — Меня, кажется, слегка сморило ни с того ни с чего.

— Нет, Кимана, не звал. Тебе показалось. Все в порядке.

— А, тогда ладно, — повеселела экономка. — Ужин поспеет через полчаса.

Она прикрыла дверь и ушла. Масарик откинул голову на подголовник и уставился в потолок. В комнате сгущались сумерки. Значит, стать Демиургом? Бессмертным, всемогущим, всеведущим и способным появляться где угодно и когда угодно? Фактически — тем самым богом, которому поклоняется Церковь Колесованной Звезды? М-да. Не каждый день жалким смертным делают такие предложения.

Вот только кто бы еще объяснил, чем ему заниматься целую вечность?

Демиурги. Смерти нет. Карина. Судьбы человечества. Что там упоминалось про свежую кровь? Стоп, нет. Не так. Мысли начали метаться, а такое никогда не приводило ни к чему хорошему. Ему нужно успокоиться и обдумать все как следует на свежую голову. Лучше завтра. Вечер, как известно, паникер, а утро утешитель. Неважный мусор во время сна уйдет и забудется, а важное, наоборот, всплывет на поверхность.

Но хочет ли он стать любовником Кары? Или даже мужем? Он никогда не рассматривал себя в таком качестве и не предполагал, что судьба позволит ему что-то сверх роли хорошего друга. И вот теперь он должен выбирать. И думать сейчас ему прежде всего придется о чувствах Кары, которые она объявила явно и недвусмысленно. Сможет ли он с холодным сердцем оттолкнуть ее?

Нет, не сейчас. Завтра. А сейчас он знает верное средство, как отвлечься от навязчивых мыслей. Он вернулся за стол и оживил успевший уснуть терминал. Нужно закончить отчет. Так, где он остановился? Ага. Он перечитал последние абзацы. Вот здесь, пожалуй, в список проблем нужно добавить «повышенная рождаемость, сочетающаяся с крайне высокой детской смертностью»…

20.07.1433, вододень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Деревья успокаивающе шумели, и теплый летний ветерок, пробиваясь между стволами, ласково трепал пряди волос.

Грампа сидела на земле на толстом слое опавшей хвои, оперевшись о толстую мацу спиной, и сквозь густую листву смотрела на быстро темнеющее небо. Две недели. Чуть больше двух недель назад точно таким же вечером она наткнулась на нарушенное ограждение вокруг псевдопортала, трех девочек и ошарашенного, как казалось, случившимся мальчика-иномирянина. Всего восемнадцать дней назад ее мир казался прочным и незыблемым. Она зачеркивала в календаре дни, оставшиеся до возвращения в Приграничье. Врач пообещал ей, что, возможно, к следующему лету она настолько оправится от давней злосчастной схватки с огненным драконом, сделавшей ее почти инвалидом, что сумеет снова встать в строй. И она завела себе календарь, в котором до седьмого периода тысяча четыреста тридцать четвертого года тянулась внушительная, но неуклонно сокращающаяся вереница дней. Возможно, она вернулась бы в строй не первого седьмого, а первого восьмого. Или первого девятого. Не суть. Главное, что она опять ощутила бы восторг настоящей схватки и струящийся по жилам адреналин.

И вот теперь оказывается, что окружающего попросту не существует. Что мир вокруг — просто картинки, нарисованные немыслимо сложной системой, хотя и технической, но мало чем отличающейся от магии. Что окружающие ее люди за редким исключением вовсе и не люди, а просто безмозглые куклы, в лучшем случае — странные существа, не живые и не мертвые. Что она никогда в жизни не сражалась с драконами и прочими чудовищами, а яркие, засевшие в памяти картины драк, иногда снившиеся ей по ночам, на самом деле — нечто вроде показанных ей волшебных картинок.

Показанных вскоре после смерти.

Она мертва. Грампа Белогривая, лейтенант полицейского спецотряда неведомого города с названием «Каменный Остров», застреленная в возрасте двадцати пяти лет при попытке освобождения заложников, захваченных банковскими грабителями. Мертва. Где-то там, в неведомых далях, остался ее родной мир — Текира, и ее родная страна — Четыре Княжества, куда ей не удастся вернуться больше никогда в жизни… или как назвать подобное существование? Да ей и не хочется возвращаться. Она совершенно их не помнит. Псевдоличность — так Клия назвала ее нынешние воспоминания. Пусть «псевдо», но другой у нее пока нет.

Клия. Давняя подруга на самом деле — одна из тех странных существ, которые разумны, как люди, но совсем не люди. Следует ли ее опасться? Ее — а заодно и уютную домашнюю Айсоку, чопорного и сухого, но всегда корректного Саомира? Глупости. Если бы они хотели, то давно могли бы сделать с ней все, что угодно. Да и чего опасаться живому мертвецу? Еще одной смерти?

…девять дней назад нахальный мальчишка-иномирянин, который оказался вовсе и не мальчишкой, разбил вдребезги мир, который она доселе считала надежным и несокрушимым. Девять дней она ступает по несуществующей земле, ест несуществующую пищу, дышит несуществующим воздухом и учит драться несуществующих детей.

Нет. Дети как раз существуют. Они — единственная реальность. Они тоже живые мертвецы, которым Демиурги, кем бы те ни были, намерены дать вторую жизнь. Здесь нет вопросов. Она не понимает, что и как происходит, но готова сделать все, чтобы дать им новый шанс. Существует окружающий ее мир или нет, но детей она продолжит учить. Учить и защищать. Последнюю неделю она плохо соображала, что делает, и Клия даже ненавязчиво порекомендовала ей взять несколько дней отпуска, чтобы прийти в себя. Но туман в голове потихоньку рассеивался, и ясность сознания уже почти полностью вернулась к ней.

Окружающего нет? Ну и что? Она все равно не может отличить морок от реальности. Она всегда отличалась практичностью и никогда не рефлексировала насчет тайн мироздания и прочих философских материй. Ими пусть занимаются высоколобые ученые. Для нее есть только здесь и сейчас. Прошлое ушло, а будущее еще не наступило. Здесь и сейчас есть мир с названием Сайлават и город с названием Цетрия. И Академия Высокого Стиля, разумеется. Вот тут и следует жить. Если в свое время она вспомнит еще и Текиру и Каменный Остров, замечательно: больше воспоминаний — интереснее жить. Не вспомнит — и не надо.

Все, хватит отсиживать задницу на сырой земле и застуживать себе все, что только можно. В лес на полдороге от Цетрии к Академии она свернула импульсивно, возвращаясь из города. Ей хотелось еще раз привести мысли в порядок и проветриться. Посчитаем, что последний приступ расссеянности улетучился, и вернемся в Академию. Завтра она дежурит, и на сей раз манкировать своими обязанностями не намерена. Достаточно того, что Клия с Саомиром уже дважды ее подменяли. Хорош нюнить, пора продолжать жить. Надо бы лечь сегодня пораньше, чтобы в полчетвертого утра подняться с более-менее свежей головой.

Грампа пошевелилась и уперлась ладонями в землю, чтобы оттолкнуться от нее и упруго вскочить на ноги. Она напряглась — и замерла. Голоса. По дороге со стороны Академии быстро приближались шаги. Человек семь или восемь. В такое время? Сейчас кадеты должны возвращаться из увольнительных. Кто и зачем может направляться в город?

— А это точно законно? — спросил девичий голос. Мацука Отосиана, третьекурсница. В голосе ее, однако, тревожных ноток не звучало. Словно она осведомлялась о том, что сегодня на ужин.

— Совершенно точно нам никто ничего не запрещал, — откликнулся юношеский, в то время как невидимая из-за деревьев группа проходила мимо. Май Куданно. Или, лучше сказать, озорной Демиург Палек Мураций? Что он опять затевает? — Хотя, сама понимаешь, все зависит от того, кто станет интерпретировать события, так что светиться без нужды совершенно незачем. Вон тропка, сворачиваем.

Неслышимая, Грампа скользнула между деревьями. В вечерних сумерках она разглядела спины удаляющейся по неприметной лесной тропинке группы. Все они оказались в серых дорожных плащах с накинутыми капюшонами, надежно маскирующих форменную одежду Академии. Так-так. В том направлении, насколько она помнила, не имелось ровным счетом ничего интересного. Тропка позволяла немного срезать путь к городу, и не более того. Встает вопрос: куда же они направились и чем таким сомнительным намерены заниматься? Воспитатель двинулась за кадетами, скрываясь за деревьями и чувствуя, как внутри поднимается веселый азарт. Она умела отлично скрываться в лесу. Конечно, форма преподавателя — не лучшая маскировочная одежда, но и преследования молодежь явно не ожидает.

А чего она, собственно, прячется? Почему бы не остановить их и не потребовать отчета? Хотя… с Мая станется заявить с невинным взглядом, что они просто вышли на прогулку. Да и потом, надо же в жизни позволять себе хоть какие-то развлечения?

Группа двигалась в молчании. По мягкой лесной почве даже твердые подошвы ботинок и туфель кадетов ступали почти бесшумно. Листва шелестела под порывами налетающего ветра. Свежело. В просветах между кронами мелькало небо, по которому ползли все более плотные облака. Похоже, собирается дождь, а то и гроза. Если приключение затянется надолго, есть шанс промокнуть до нитки. Далеко они еще собираются топать?

Оказалось, что недалеко. Саженей через четыреста или около того группа вышла к толстому бревну — импровизированному мостику, перекинутому через небольшой овражек, по дну которого струился ручеек.

— Нам вниз, — нарушил тишину Май. — Аккуратнее, склоны скользкие. Руки-ноги не переломайте.

Одна за другой фигуры в плащах исчезали за кромкой оврага. Выждав с полминуты после того, как пропала последняя, Грампа подкралась поближе и заглянула вниз. Никого. Она поморгала и протерла глаза. Овражек тянулся по прямой в обе стороны по крайней мере на сотню саженей, и спрятаться в нем было абсолютно негде. Они что, в воздухе растаяли? Она спрыгнула вниз, проскользив каблуками по склону, и спружинила ногами внизу, погасив скорость. Склонившись к сырой земле, она рассмотрела отпечатки ног, потихоньку заполнявшиеся водой. Ага. Ушли к югу, в сторону города. Но почему понизу? Вверху сухо и куда удобнее. Она медленно пошла вдоль следов — и через десяток саженей по правую руку вдруг открылся черный провал, откуда тянуло сырым холодом. Сверху он наверняка совершенно не различим. Значит, Май его обнаружил — когда только успел? — и приспособил к своим нуждам? К каким же?

Она прислушалась. Тишина. Стараясь ступать как можно бесшумнее, с носка на пятку, она в кромешной темноте наощупь пробралась по узкому, в полсажени, ужасно извилистому проходу и остановилась у входа в неожиданно раскрывшуюся пещеру. Потолок ушел вверх, стены расступились, и в центре открытого пространства обнаружилась пропавшая группа. В руках у одной из девушек ярко горел магический светильник. Группа не шевелилась и словно чего-то ждала.

— Замри! — резко сказал сзади голос, и Грампе в спину чуть выше поясницы уперлось что-то твердое. — Или стреляю!

— Молодой господин Май Куданно, — спокойно сказала инструктор по технике боя, н всякий случай разводя в стороны руки, — если бы я хотела, я бы уже оторвала тебе голову. У тебя что, пистолет? Откуда?

— Если бы я хотел, то пристрелил бы тебя еще у входа, — слегка разочарованно ответил Май. — Ты чего подкрадываешься, как неродная? Я тебя, между прочим, обыскался, чтобы с нами позвать, но ты как специально пряталась. Эй, народ, расслабьтесь, госпожа Грампа с нами.

Он обошел Грампу и извлек из-под плаща еще один магический фонарь. В другой он держал небольшой темный предмет. Действительно, пистолет. Точнее, револьвер. Самый что ни на есть настоящий.

— И чем вы тут занимаетесь? — подозрительно спросила воспитатель. — Что за тайны такие? И откуда у тебя оружие?

— Не торопись. Народ, вон там у стены скамейки, рассаживайтесь. Только имейте в виду, что вон в том углу несколько тушек догнивает. Ногами не вляпайтесь, а то потом вовек от запаха не отмоетесь.

— Что за тушки? — нервно спросила одна из девушек, сбрасывая капюшон и подозрительно глядя на Грампу. Та сдержала удивленное восклицание. Сёя Удача, староста второго курса, ревнитель устава и гроза нерадивых кадетов. Если уж и она здесь, то действительно затевается что-то необычное и важное.

— Ну, тут типа сокровище лежало, — объяснил Май. Он отошел к стене, где действительно стояли несколько деревянных, темных от времени и сырости скамей, и поставил на одну из них свой шар. — Клад. А к кладу обязательно прилагаются охранники. Только не спрашивайте меня, чем они были при жизни, я не разбираюсь в местной фауне. Что-то зубастое, мохнатое и с очень дурным характером. И не менее дурным запахом. Чувствуете? Все еще воняет. Надо бы притащить лопату и закопать, пока вся пещера не пропахла. Но пока что рассаживайтесь, пора начинать вводную лекцию.

— Погоди, Май, — остановила его Грампа. — Давай-ка по порядку. Откуда у тебя револьвер? Он настоящий?

— Вполне настоящий, — Май ловким движением выщелкнул вбок барабан, вытряхнул из него патрон и бросил воспитателю. Та перехватила его в воздухе и рассмотрела. Она видела огнестрельное оружие только два или три раза в жизни… хотя сейчас ей почему-то казалось, что куда как больше. Как бы то ни было, патрон — настоящий. — Откуда — тоже просто. Чего только в Сламах найти нельзя! Правда, у подпольного торговца только такая дрянь и нашлась, но зато сразу три штуки. Через три дня обещал доставить партию нормальных пистолетов, по крайней мере двадцать штук. И к ним патронов не менее пяти тысяч. Не простых, а с вашими магическими штучками, бронебойных. Пока что у нас только сотня, но на сегодня хватит.

— Знаешь, малыш, я даже не стану тебя спрашивать, не ударился ли ты головой о стену — иметь дело с бандитами, — задумчиво сказала Грампа, перекидывая ему патрон обратно. — Что она у тебя не в порядке, я уже давно поняла. Но где ты деньги взял? Они же наверняка запросили втридорога, тем более — за бронебойные патроны. Их же даже не во все гвардейские части присылают.

— Деньги не проблема. Потом как-нибудь объясню, Гра. Проблема в том, чтобы бандиты не отследили, куда пойдут стволы. Если узнают, что в Академию, нас немедленно продадут. Но тут уже мои проблемы, как-нибудь выкручусь. Все, потом поговорим. Времени много, а нам нужно вернуться в Академию до отбоя. Сиори, если тебя волнует законность, нашу вылазку санкционировала, так что формально у нас внеклассное занятие — ориентация в лесу. Ты, кстати, преподаватель, так что не забудь подтвердить, если кто спросит. Так, народ! Вы долго еще собираетесь стоять столбами? Рассаживайтесь, живо. Гра, ты тоже садись.

Хмыкнув, Грампа подошла к скамье и опустилась на нее. Кадеты расселись, стараясь держаться от нее поодаль. Похоже, они все еще не верили, что их не накажут. Грампа быстро оглядела их. Третьекурсники — Мацука Отосиана, староста Хито Басира, Вариран Канасий, Типи Полет, Переслет Разделение. Второкурсники — Сёя Удача и, разумеется, Мира Аттэй, куда же Май без нее?

— Поехали, — Май встал так, чтобы на него падал свет от обоих шаров. — Вот эта штука, — он двумя пальцами поднял оружие за ствол и рукоять, — называется «револьвер». Что такое огнестрельное оружие, все представляют? Пуля выталкивается из ствола силой сгорающих в патроне газов, летит далеко и быстро, пробивает много чего. Основные компоненты…

— Май! — по-ученически подняла руку Мира. — Погоди! Ты нас сюда привел, чтобы стрелять учить?

— Конечно, — удивился Май. — Я же сказал…

— Ничего ты не сказал! — сердито заявила Мира. — Ты сказал, что Академия в опасности, и что ты хочешь научить нас нескольким полезным трюкам. Ты ничего не говорил про пистолеты!

— Точно, — сумрачно, в своей обычной манере глядя исподлобья, поддержал ее Типи. — наплел много чего, но ни слова про оружие. Ты бы для начала объяснил, что за опасность и что ты с ней делать хочешь. Ты знаешь, что огнестрельное оружие запрещено иметь всем, кроме графских и королевских гвардейских частей?

— Что-то такое упоминали, — отмахнулся Май. — Неважно. Если грабителям со стволами разгуливать можно, нам и подавно. Народ, Академия и в самом деле в опасности. У меня пока нет точных сведений, но против нее что-то замышляют неизвестные пока личности. Не могу сказать, кто и зачем, но слухи по городу ходят очень нехорошие.

— Что-то не помню я таких слухов! — воинственно заявила Сёя.

— Потому что в правильные места не ходишь, — парировал Май. — А я хожу. Вон, хозяюшка подтвердит. Так вот, вас всех госпожа Айсока порекомендовала как абсолютно надежных и ответственных личностей. И я хочу, чтобы вы помогли мне — нет, даже не мне, а Академии.

— А зачем нам огнестрельное оружие? — поинтересовалась Мацука. — У нас Атрибуты есть. Щит, между прочим, пули останавливает. Правда, Хито?

— Ага, — кивнул тот. — Я сам не пробовал, но в книжках читал.

— Ну, валяй, останавливай, — Май пожал плечами. Он обхватил рукоять револьвера правой ладонью, а быстрым движением левой взвел курок. Затем направил ствол на Хито. Грампа вздрогнула и подалась вперед. Он что, и в самом деле собрался стрелять? Он с ума сошел?

— Сейчас. Госпожа Грампа, — Хито поднялся, — авторизуй меня, пожалуйста.

— Не глупи, Хито, — холодно сказала воспитатель. — Никаких экспериментов.

— Давай, Гра, — кивнул Май. — Не волнуйся. Никто не пострадает. Всего лишь маленькая демонстрация.

Поколебавшись, Грампа подняла руку и указала на Хито пальцем с ключ-перстнем.

— Цан! — произнесла она.

Май резко упал на одно колено, обхватив рукоять револьвера обеими руками, направил ствол на Грампу и выстрелил. В спертом воздухе пещеры выстрел глухо, словно сквозь вату, ударил по ушам. Над ухом Грампы свистнуло, но она уже ушла в передний кувырок прямо со скамьи, несколько раз перекатилась по земле в темноту пещеры и замерла неподвижно. Ее рука судорожно скребла по середине правого бедра — там, где она привыкла носить кобуру, и если бы тот кретин, новый капитан отряда, не заставил перевесить ее на пояс «по уставу», сейчас она…

…была бы жива?..

Мира и Сёя в унисон ойкнули. Грампа замерла, чувствуя, как бешено колотится сердце, потом медленно поднялась.

— Ты что, очумел? — наконец спросила она.

— Я же обещал, что никто не пострадает, — Май по-прежнему смотрел на нее поверх мушки, и взгляд его прищуренных глаз казался пустым и безразличным. Взгляд настоящего убийцы, готового прикончить тебя без промедления. Актерский наигрыш? Или?.. По спине у Грампы скользнули мурашки, и ее правая рука снова автоматически скользнула по бедру, нащупывая… кобуру?

Иномирянин медленно поднялся и опустил оружие.

— Молодец, Гра. Сохранила рефлекы. Хито, — как ни в чем не бывало спросил он, — почему ты не остановил пулю?

— Потому что ты не дал приготовиться, — сердито сказал тот. — Так нечестно!

— А что, в бою кто-то станет дожидаться, пока ты изготовишься? — поинтересовался Май. — Смотрите, как забавно получилось. Вы все можете неслабо приложить врага своими Атрибутами. Но сначала их вызов должен авторизовать куратор. Без авторизации их могут задействовать только преподаватели Академии и некоторые стражи на особых постах. Если отсечь кадетов от преподавателей, вы перестанете отличаться от других подростков. Или даже в худшую сторону отличаетесь — в той же Академии Меча кадеты, в отличие от вас, ежедневно по полсуток с холодным оружием упражняются. Они могут любой тесак в руки взять и пойти всех в капусту крошить — а вы шпагами работать только чисто для проформы учитесь и драться ими почти не умеете. Уши себе не отрубите, и ладно. То же самое со взрослыми Защитниками — они не могут активировать свои Атрибуты без авторизации куратора, который сам Защитником не является и уязвим так же, как и любой другой человек. Убейте его — и Защитник остается беспомощным. Ты, Гра, не в счет.

— Все верно, малыш, — заметила Грампа, отряхиваясь. — Так и задумано. Именно так сейчас Защитников и контролируют. В прошлом бесконтрольные Танцоры слишком много неприятностей доставили. Но в реальной жизни контролер никогда не лезет в бой с чудовищами, ему опасность не угрожает.

— Я говорю не про чудищ, Гра, про людей. А люди прекрасно умеют обходить с тыла и бить в спину. Именно поэтому я хочу, чтобы вы могли защитить себя без помощи ваших Атрибутов. Проблема лишь в том, что огнестрел действительно запрещен для всех, кроме избранных. Поэтому я должен предупредить: вы не должны обсуждать наши занятия за пределами пещеры. Да, и еще.

Май обвел всех прищуренным взглядом.

— Если кто-то боится или просто чувствует, что не должен участвовать в нашем маленьком заговоре, я никого не намерен заставлять. Любой из волен покинуть нашу группу сейчас. Никаких санкций, никаких наказаний в стиле шпионских боевиков. Я действительно притащил вас сюда, не рассказав толком, что именно собираюсь делать. Так что можете встать, плюнуть мне в физиономию и пойти по своим делам. Мне придется подыскать других людей на роль инструкторов, но на вас я даже не обижусь. Если вы сейчас уйдете, виноват я. Единственное, о чем я вас попрошу — не болтать языками. Многие в Академии отсылают домой информацию о всем, что здесь происходит, а внимания графов лишний раз привлекать нельзя. Поэтому надеюсь на вашу ответственность. Однако же времени мало. У вас тридцать секунд на размышление. Время пошло.

Он отошел чуть в сторону, вытащил вперед одну из пустых скамеек, достал из-за пазухи тряпичный сверток и принялся раскладывать на ней патроны и какие-то небольшие железки.

— Ну? — чуть погодя поднял он голову. — Я так понимаю, все решили остаться?

— Дубина ты, малыш, — иронично сказала Грампа. — Кто же в присутствии товарищей в малодушии признается? Особенно в их возрасте и особенно в присутствии особ противоположного пола? Раньше такие вопросы задавать следовало. Знаешь, в другой ситуации я бы тебя точно послала. Но сейчас уж больно хочется за револьвер подержаться.

— Во! — широко ухмыльнулся Май. — Одна рыбка на крючок попалась. Народ, да расслабьтесь вы. Я же сказал — не хотите, и не надо. А если соглашаетесь, не пожалеете. Давайте для ясности поименную перекличку проведем. Со старших начнем. Хито?

— Я остаюсь, — коренастый юноша поднялся и сбросил плащ. — Я так и не понял, о каких опасностях ты говоришь, но я тебе верю. Пока, — многозначительно добавил он. — Что нужно делать?

— Погоди. Вариран?

— Я с вами.

— Переслет? Типи?

— Мы вами, — откликнулись друзья.

— Мацука?

— Я уже согласилась, пусть и втемную, — как всегда, безмятежно-спокойным голосом почти пропела третьекурсница. — Я свои слова назад не беру.

— Хорошо. Сёя?

— Ну… — староста второго курса бросила на Грампу нерешительный взгляд. — Если госпожа Грампа не возражает…

— Нет, Сёя, так не пойдет. Гра здесь ни при чем. Решение принимаешь ты. И ответственность за него несешь тоже ты сама, не она. Так ты остаешься?

— Ну… — Сёя набрала в грудь воздуха и резко выдохнула. — Да.

— Хозяюшка?

— Вечно ты меня в какие-то истории втягиваешь! — сердито заявила Мира. — Меня-то ты точно ни о чем заранее не предупреждал! Я что, хуже всех?

— Нет, хозяюшка. — Май снова ухмыльнулся, но тут же резко посерьезнел. — Но тебе уметь стрелять нужно в первую очередь. Ты моя хозяйка, я твой фертрат, и ты можешь оказаться одной из первых целей. Я хочу, чтобы ты могла себя защитить. Себя, и а при нужде — и меня. Но раз у тебя нет возражений, можно считать, что группа сформирована.

— Погоди! — вскинулась Мира. — Когда это я согласилась?

— А ты не согласилась? — удивился Май. — Или уже опять передумала? Слушай, то, что ты меня призвала, вовсе не значит, что надо мной можно издеваться. Я существо нежное и чувствительное, я и заплакать могу от огорчения. Ну что, народ, собирайтесь в кружок поплотнее. Кстати, плащи снимать не стоит, здесь прохладно. Извиняюсь за выбор места, но оно рядом, и выстрелы отсюда не слышны.

— Вернемся в Академию — я тебе по ушам настучу, — пригрозила Мира. — Чтобы знал, как меня обманывать!

— Только чур совсем их не отрывать!

Грампа мысленно улыбнулась. Какие бы отношения ни установились между разгильдяем-Демиургом и Мирой Аттэй, они явно выходили за назойливо подчеркиваемые Маем отношения «хозяйка и фертрат». Ну что же. Стоит надеяться, что если такое всемогущее существо способно подружиться с подростком, то и со взрослыми оно как-нибудь да уживется. Она подошла к скамье, взяла с тряпицы бронебойный патрон, свинцовая пуля в котором слабо светилась красным, и принялась его разглядывать.

— Положь на место, Гра, — Май выхватил патрон у нее из ладони и бросил назад. — Насмотришься еще. Народ, имейте в виду, что вы сами предполагаетесь на роль инструкторов для расширенной группы, которую мы сформируем через недельку-другую. Так что сейчас вам следует запомнить как можно больше из того, что я расскажу. Желательно — вообще все. Программа такова: сейчас вводное занятие, затем — пробные стрельбы по дальней стенке, а потом назад в Академию. Как раз до отбоя уложимся. Затем каждые два дня собираемся здесь и тренируемся в стрельбе. Итак, основные элементы любого огнестрельного оружия — ствол, направляющий пулю к цели, казенная часть, в которой так или иначе располагается патрон перед выстрелом, боек, иногда встроенный в курок, заставляющий патрон сработать, спусковой крючок, освобождающий курок, а также место, где хранятся патроны — барабан, как здесь, или обойма, как в пистолете…

05.03.867, земледень. Катония, Масария

— А теперь — еще раз, с начала. И — начали!

Хина Мацури взмахнула одной рукой, другой включив мелодию с начала. После первых музыкальных тактов она запела:

— Шел по крыше воробей — серое крыло!..

— Крошку хлеба он нашел, а потом — зерно! — подхватил нестройный хор детских голосов. — Воробей, воробей, круглый год — прыг-скок! Бросим крошек воробью, бросим мы зерно!..

— Хорошо, молодцы! — похвалили от дверей. — Хина, можно тебя прервать?

Воспитательница остановила проигрыватель.

— Да, Хибара? — осведомилась она, поворачиваясь к вошедшей в залу директору детского дома.

— Странная история, Хина, — негромко сказала та, подойдя вплотную. — К нам приехал из Оканаки некий человек, назвавшийся директором сектора СКОС Службы охраны детства. Он даже показал удостоверение — похоже, настоящее. Во всяком случае, все сертификаты в нем действующие. Он хочет поговорить с Рэнной Дзидзисий.

— Насчет Рэнны? — насторожилась Хина, бросив взгляд на группу смирно сидящих на стульчиках детей. Девочка, по своему обыкновению, сидела в дальнем углу, крепко обняв своего шестилапого зверя, и сонно помаргивала. — Что-то насчет истории с ее способностями?

— Не насчет Рэнны. С самой Рэнной.

— Странно. Что ему нужно?

— Он отказался сообщить. Сказал, что дело крайне конфиденциальное и касается только Рэнны, и больше никого. Хина, ты была с девочкой в прошлые разы — могу я тебя попросить поприсутствовать при разговоре и сейчас? Я пока поработаю с группой, а ты возьми ее и ступай в воспитательскую, он ждет там. Поговори с ней предварительно… — директор замялась. — Ну, не знаю даже. Чтобы она чего лишнего не сказала, что ли. Вообще-то, по-хорошему, мне нужно присутствовать при разговоре, но ты в девочке лучше меня разбираешься. И она тебе, кажется, доверяет больше, чем все остальным. Я не слишком тебя обременяю?

— Все в порядке, Хибара. Я поприсутствую. Надеюсь, он быстро.

— Вот и ладно! — повеселела директор. — Рэнночка, милая, подойди к нам.

Девочка слезла со стула и подошла, доверчиво глядя снизу вверх.

— Пойдем со мной, Рэнна, — велела Хина. — К тебе приехал в гости дядя из Оканаки.

Она взяла девочку за руку и вывела в коридор. За ее спиной Хибара захлопала в ладоши и громко сказала:

— Дети, дети, а теперь еще раз споем нашу песенку…

Хина закрыла дверь, заглушив музыку, и повела свою воспитанницу к лестнице.

— А какой дядя? — сонно спросила Рэнна. — Он кто?

— С тобой хочет поговорить дядя из Оканаки, — сказала Хина. — Ты помнишь, что такое Оканака?

— Да, госпожа Хина. Столица нашей страны, Катонии, далеко на севере. А где работает дядя?

— Он работает в Службе защиты детства, — Хина начала пониматься по ступенькам. — Там есть отдел, который занимается людьми с сильными невидимыми руками. Как у тебя. Помнишь, мы две недели назад ездили на автобусе проверять твои способности?

Конечно, помнит, язвительно сказало что-то внутри ее. Не каждый день все-таки она спасает по ребенку.

— Служба контроля особых способностей? — тщательно выговаривая слова, переспросила девочка.

— Да, Рэнночка. А откуда ты…

Детская рука выскользнула у нее из ладони так ловко и естественно, что Хина не осознала потери еще две или три ступеньки. Потом она остановилась и растерянно обернулась. Рэнна неподвижно стояла посреди пролета, и совершенно определенно она больше не казалась безразличной и сонной. У Хины по спине пошли мурашки, когда она осознала: у девочки опять совершенно взрослый вид, как тогда, в Центре. Совершенно кошмарное сочетание невинного детского облика и взрослой настороженности.

— Значит, СКОС? Вот как… — проговорила Рэнна, отсутствующе глядя куда-то мимо. — Ну что же, следовало ожидать. Как его зовут, госпожа Хина? Он представился?

— Вероятно, да, — что-то подсказало Хине, что сюсюкать сейчас не следует. — Но с ним говорила госпожа Хибара. Она не назвала имя.

— Он уже здесь?

— Да.

— Тогда нам остается только встретиться с ним.

Рэнна покрепче прижала к себе куклу и быстро взбежала на второй этаж. Даже ее движения изменились: из угловато-размашистых детских превратились в грациозно-скользящие, как у опытной гимнастки. У Хины опять по спине побежали мурашки. Точно так же, как и тогда, в Центре, когда она переваливалась из сетки в сетку между этажами. Но в ее возрасте такое просто невозможно! Никакие тренировки не в состоянии разработать у ребенка мелкую мышечную моторику, которая может развиться только сама, с течением времени. Однако же вот она, Рэнна. Вся здесь. И совершенно реальна.

На верхней площадке девочка остановилась.

— Где он, госпожа Хина?

— В воспитательской. — Хина поднялась вслед за ней, перепрыгивая через ступеньку.

— Госпожа Хина, — девочка повернулась и пошла по коридору мимо входов в спальни. — Могу я нижайше попросить тебя об одолжении?

— Да?

— Я крайне извиняюсь перед тобой за допускаемую неучтивость и не могу найти слов для оправданий своей невежливости. Но не могла бы ты подождать в коридоре во время разговора, если я попрошу? Возможно, мне потребуется пообщаться с ним один на один.

— Рэнна, не слишком-то благоразумно оставлять тебя в комнате одну с незнакомым посторонним мужчиной.

— Я сильный девиант, госпожа Хина, — в голосе девочки мелькнули иронические нотки. — Я могу разнести бетонную стену своими манипуляторами. Если он сможет мне повредить, то уж ты точно ничем не поможешь. И потом, я всегда могу закричать.

Они дошли до середины коридора и остановились перед входом в воспитательскую.

— Я подумаю, — ответила Хина, чувствуя, что мурашки вдоль хребта бегают уже стадами.

Странно: она всей кожей, словно электрическое поле от шерстяного свитера, чувствовала необычность происходящего. И нервы у нее натянулись куда сильнее, чем следовало ожидать от простого разговора с чиновником, пусть и столичным. Однако опасности и страха она не ощущала. Скорее, странное предвкушение. Словно сейчас вот-вот все разъяснится от начала и до конца. Дурацкое чувство, разумеется. Она потянула дверь, пропустила перед собой девочку и вошла вслед за ней.

Навстречу им поднялся невысокий мужчина лет пятидесяти. Длинные залысины, старомодные очки в стальной оправе, заношенный темный костюм, лоснящийся на локтях. Типичная канцелярская крыса, давно наплевавшая на свою внешность.

— Добрый день, — напряженно сказал он. — Меня зовут Сара Каамон. Я директор младшешкольного сектора Службы контроля особых способностей. Ты — Рэнна, госпожа? Ах, да, что же это я. Конечно. Я же видел твою фотографию. Рад знакомству.

Обращался он исключительно к девочке, словно Хины вообще не существовало.

— Меня зовут Рэнна Дзидзисий. Рада знакомству, господин Сара, — тоном хорошо воспитанной пай-девочки ответила Рэнна, низко кланяясь. — Прошу благосклонности.

— Я Хина Мацури, воспитательница ее группы, — сухо заявила Хина. — Могу я ознакомиться с твоими документами, господин?

— А? Да-да, разумеется.

Мужчина извлек из кармана пиджака удостоверение с зелеными корочками, истертое почти так же, как и сам пиджак. Протянул он его тоже почему-то Рэнне. Та не пошевелилась, прижимая к себе своего зверя и разглядывая гостя непроницаемыми темными глазами. Хина взяла удостоверение и раскрыла его, вчитываясь в строчки. Потом активировала первый попавшийся терминал, вызвала программу верификации личности и поднесла удостоверение поближе, чтобы считать из него сертификаты. Подумав, терминал негромко звякнул, подтверждая подлинность удостоверения, и в дисплее появились фотография, имя и должность. Все правильно.

— Мы слушаем тебя, господин Сара, — сказала она, возвращая удостоверение.

— Э-э… госпожа Хина, — мужчина впервые обратился к ней напрямую. — Могу я попросить тебя подождать в коридоре? Я, разумеется, приношу свои нижайшие извинения, но у меня к госпоже Рэнне строго конфиденциальное дело.

Они что, сговорились телепатическим манером?

— О чем ты хочешь говорить, господин Сара? — спросила девочка.

— О… — директор сектора бросил на Хину быстрый взгляд. — О тебе, госпожа. Вот.

Он извлек из кармана пелефон, немного поковырялся в нем и положил на стол. На плоском дисплее возникли две маленькие картинки — похоже, и там, и там несколько похожих строчек текста, из-за мелкости неразборчивые. Потом картинки сдвинулись и наложились одна на другую, переливаясь разноцветными узорами — и превратились в черный квадрат, на котором лишь кое-где горели отдельные светлые точки. И что этот ролик должен означать?

— Госпожа Хина, — Рэнна повернула голову и заглянула воспитательнице в глаза. — Я присоединяюсь к просьбе господина Сары. Пожалуйста!

Так. Значит, все-таки тайны. Страшные тайны, объединяющие восьмилетнюю девочку-девианта и столичного чиновника средних лет, никогда в жизни друг друга не видевших. Ну и что делать, спрашивается?

— Хорошо, — откликнулась Хина, поколебавшись. — Я подожду в коридоре. Господин Сара, имей в виду, что я прямо за дверью. Если вдруг…

— Не беспокойся, госпожа Хина, все в полном порядке, — поспешно заверил тот. — Мое дело займет не более пяти минут.

— Надеюсь, — кивнула Хина, и вышла, плотно затворив за собой дверь и подавив искушениеоставить маленькую щелку, чтобы подслушать. В коридоре она села на скамью возле двери, глянула на настенные часы и приготовилась ждать. Значит, пять минут? Ну что же, время пошло.

* * *

Сара Каамон чувствовал, что отчаянно потеет.

В значительной степени причиной являлся слишком теплый для Масарии костюм. В Оканаке, расположенной в куда более умеренной климатической зоне, все еще стояла неуверенная ранняя весна, и почки только-только проклевывались. Через день моросил холодный и неуютный дождик, а иногда даже падали ледяные крупинки, последняя бессильная злоба ушедшей зимы. Здесь же деревья и кусты уже вовсю кутались в зеленый дым молодой листвы, мешающийся с молочной пеленой цветов раскидистых гувиндо. А сегодня еще и солнце, вырвавшись из-за хмурых облаков, припекало немногим слабее, чем летом. Лишь с моря изредка налетали прохладные порывы бриза. Многие на улицах, особенно молодежь, щеголяли полураздетыми, а некоторые — так и вовсе голыми, правда, благоразумно перекидывая через плечо плотные накидки на случай ухудшения погоды. Теплый шерстяной костюм Сары с поддетым под него легким жилетом, вполне подходящий для оканакской погоды, для местного климата подходил примерно так же, как попона полярному кугуме.

Однако же костюм являлся лишь одной из причин потения.

Второй, разумеется, являлись нервы.

Последние четыре дня Сара не находил себе места. Таких совпадений попросту не бывает. Они невероятны. Когда он в первый раз увидел картинку, его сердце словно провалилось глубоко в кишки и, будто вырываясь из запутавшихся силков, бешено забилось где-то там, у крестца. Только страшным усилием воли он заставил себя досидеть до конца рабочего дня и лишь тогда броситься домой, словно в надежде потушить пока только разгорающийся пожар. Но дома стало только хуже, потому что он не ошибся.

В пятьдесят два года его память по-прежнему оставалась фотографической. Сара никогда не забывал лица и картины. Он с первого взгляда запоминал лабиринты в парке развлечений, куда изредка водил внука, а в дальнейшем мог ходить по ним с закрытыми глазами. И уж совершенно точно он не мог позабыть ТАКОЕ. Особенно с учетом своего председательства в одной полусекретной комиссии в восемьсот пятидесятом году.

Следующие два дня он провел словно в бреду. У него все валилось из рук, он допускал грубейшие ошибки даже в самых простых документах, запинался за стулья и цеплялся за столы, и секретарша даже озабоченно осведомилась, нет ли у него жара. Они изредка занимались сексом, так что на правах любовницы она даже пощупала ему лоб и заставила измерить температуру, оказавшуюся, впрочем, вполне нормальной. В тот же день, вечером, ровно то же самое проделала жена, которая в конце концов заставила его выпить какие-то успокаивающие капли. Она не спрашивала, в чем дело, за тридцать лет семейной жизни привыкнув, что муж сам рассказывает то, что сочтет нужным.

Или не рассказывает, если не сочтет.

Сейчас ему страшно хотелось поделиться эмоциями хоть с кем-то, но он не мог. Либо его сочтут за сумасшедшего, либо… либо он может страшно навредить той, за которой пристально следил последние семнадцать лет, а в последние годы едва ли не поклонялся. Он тщательно скрывал свою одержимость от всех, и только тайный архив, закрытый паролем и электронным ключом в его простеньком стальном перстне, мог бы многое поведать психологу, взявшемуся его анализировать.

Вчера днем он, наконец, решился. То, что он сделал, само по себе являлось подлогом и грубейшим должностным преступлением. Узнай кто об его действиях, он в тот же день вылетел бы с работы и попал в черные списки, навсегда потеряв возможность устроиться на государственную службу. Однако приняв решение, он больше в нем не сомневался. Он не мог поступить иначе. И он не мог не прилететь сюда посмотреть на девочку, которая просто не имела права существовать в реальности.

И, тем не менее, существовала.

История, окрашенная в выраженные мистические тона, запросто могла окончиться его внезапной смертью, поэтому сегодня утром он зашел к нотариусу и внес давно откладываемые поправки в завещание. Если ему суждено умереть из-за своей одержимости, по крайней мере, его дела должны остаться в порядке.

Простенький плоский видеоролик на пять секунд он сделал тоже самостоятельно, изрядно попыхтев над ним часа три, злостно израсходовав рабочее время на личные цели. Возможно, один из ребят из технического департамента смог бы сварганить ролик за три минуты, но Сара не мог ни к кому обратиться за помощью. Однако потраченное время вовсе не пропало зря. Он понял это совершенно отчетливо, когда щуплая восьмилетняя девочка с уродливой плюшевой куклой в объятиях бросила на него по-взрослому оценивающий взгляд и повернулась к недружелюбно выглядящей воспитательнице.

— Госпожа Хина, — произнесла она. — Я присоединяюсь к просьбе господина Сары. Пожалуйста!

— Хорошо, — откликнулась та, поколебавшись. — Я подожду в коридоре. Господин Сара, имей в виду, что я прямо за дверью. Если вдруг…

— Не беспокойся, госпожа Хина, все в полном порядке, — поспешно заверил чиновник. — Мое дело займет не более пяти минут.

— Надеюсь, — кивнула воспитательница, и вышла. Дверь она, к счастью, прикрыла плотно, без щелей.

Наступил момент, которого Сара боялся больше всего. Он совершенно не знал, с чего начать. А если он и в самом деле сошел с ума?

Рэнна Дзидзисий, впрочем, избавила его от проблемы выбора слов.

— Господин Сара, — спокойно сказала она тоном, который совершенно не вязался с ее внешностью, — ведь это ты председательствовал на комиссии в пятидесятом году, на которой проверяли мои способности?

«Мои». Она так и сказала — «мои». Значит, она не намерена ничего отрицать.

— Да, госпожа… Карина Мураций, — запнувшись, ответил Сара, с трудом заставив себя произнести ее имя. — Именно я.

— Но ведь комиссию сформировал Минздрав? А сейчас ты работаешь в Службе охраны детства.

— Я перешел в нее семь лет назад. Мне предложили пост во вновь формируемой службе по работе с детьми-девиантами, и я согласился. Но я… следил за твоими успехами начиная с того дня, когда ты продемонстрировала комиссии свои способности. Я даже сделал копию твоего досье — перед тем, как его забрали себе люди из СОБ.

— Вот так и сгорают легенды, — грустно сказала девочка. Она положила куклу на стол и с некоторой неуклюжестью вскарабкалась на слишком высокий для нее стул. — Я запаниковала тогда, в Центре, и написала первое, что взбрело в голову. А взбрело, оказывается, то, что я уже писала в сходных обстоятельствах. И манера работать эффекторами в пятидесятом у меня уже полностью сформировалась. Чего ты хочешь, господин Сара?

— Ты… действительно Карина Мураций? Но как такое возможно? Ведь она… ты… в Сураграше?

— А еще она, то есть я, вполне взрослая женщина, — на лице девочки мелькнула недетская усмешка. — И, тем не менее, мы действительно едины в двух лицах. Ты в здравом рассудке, господин Сара, уверяю тебя. Не надо в себе сомневаться. И все-таки — чего ты хочешь? Зачем прилетел сюда из Оканаки в расстроенных чувствах? Ты ведь не хочешь меня шантажировать, я вижу твои эмоции. Тогда зачем?

— Чтобы предупредить о допущенной тобой ошибке, — Сара достал из кармана носовой платок и промокнул взопревший лоб. — И еще я должен был увидеть тебя, чтобы не сойти с ума в самом деле. Госпожа… госпожа Карина, я уверяю тебя, что я… не намерен… я не знаю, как сказать…

— Ты не хочешь мне зла. Я понимаю, — кивнула девочка. — Я благодарна тебе за указание на ошибку. Я ее исправлю.

— Я… уже исправил. Я подменил фотографию текста в досье Рэнны Дзидзисий. Попросил внучку своей рукой написать твою фразу, сфотографировал и подменил.

— Но ведь такой поступок однозначно является должностным преступлением, — девочка склонила голову набок, внимательно его рассматривая. — Зачем ты рисковал из-за меня?

— Я твой давний поклонник, госпожа Карина. У меня большой архив статей, книг, видеопередач и тому подобных материалов о тебе. Я не могу допустить, чтобы ты пострадала из-за случайной ошибки. И… никто о ней не знает, кроме меня.

И для того, чтобы стереть ошибку окончательно, надежней всего заодно стереть и меня, мысленно добавил он то, что повисло в воздухе. Пусть. Что значит ее жизнь по сравнению с ее? Когда Бог посылает на землю ангелов своих, ему виднее, кто должен жить, а кто — умереть.

— Ты носишь на груди Колесованную Звезду, — странным тоном проговорила девочка. — Ты — последователь Церкви Единого?

— Да, госпожа моя.

— Впервые вижу катонийца, исповедующего такую дур… — она явно проглотила окончание слова. — Такую религию. И ты наверняка воспринимаешь меня, как посланницу небес? И готов умереть по моему знаку прямо сейчас?

— Да, моя госпожа, — твердо сказал Сара, опускаясь на колени и глядя ей в глаза. — Повелевай.

Девочка сгорбилась и прикрыла лицо руками. Когда она убрала ладони, вокруг ее рта сложились горькие складки.

— Ты не представляешь, господин Сара, как я боялась услышать эти слова! — совершенно мертвым голосом произнесла она. — Как часто они снились мне в ночных кошмарах… Я редко сплю, но сны, в которых люди падают передо мной ниц, готовые умереть по мановению моей руки, меня просто преследуют. Какой легкий, какой заманчивый и простой путь! Просто объяви себя богиней, покажи пару мелких фокусов — и сразу решится тысяча проблем, непреодолимых для простого человека. Встань, господин Сара.

Чиновник с готовностью поднялся.

— Господин Сара, ты ошибаешься. Я вовсе не посланница бога. Религия, которую ты исповедуешь, не имеет ко мне ни малейшего отношения. Она вообще не имеет никакого отношения к нашему миру.

— Я много думал над догматами веры, госпожа моя. Пусть даже они и несуразны по нынешним меркам, но в них есть главное: Бог-создатель милосерден и не оставляет чад своих на произвол судьбы. Он посылает ангелов своих, чтобы те несли людям мир и свет.

— И одновременно ты готов умереть по одному слову посланца? Хорошо же милосердие вашего бога… Нет, господин Сара. Мир устроен одновременно куда сложнее и куда проще, чем ты полагаешь. Бога, в которого ты веришь, не существует. И никогда не существовало. Но я вряд ли смогу тебя переубедить, и не хочу этим заниматься здесь и сейчас. У меня к тебе лишь одна просьба.

— Все, что угодно, госпожа моя. Приказывай.

— Я не приказываю, я прошу. Пожалуйста, забудь о том, что ты узнал, и о своем визите сюда. Или по крайней мере никому не рассказывай. Разумеется, я не стану тебя убивать или как-то еще вредить. Я благодарна тебе, и я исправлю то, что ты сделал. Досье нельзя модифицировать просто так, существует несколько степеней защиты от подделок, и твою подмену система обнаружит при первой же регулярной проверке целостности. Но я знаю, как подменить материалы правильно. Я исправлю свое досье, а ты — ты просто забудь, что оно существует.

— Как прикажешь, госпожа моя.

— Очень рассчитываю на тебя, господин Сара. Если кому-то проговоришься о том, что узнал сегодня, ты очень навредишь мне. Гораздо больше, чем если бы кто-нибудь просто заметил совпадение двух фраз в разных досье. Если ты проговоришься, Рэнне Дзидзисий придется умереть.

— Я не допущу такого, госпожа моя, — решительно заявил Сара. — Можешь на меня положиться.

Девочка слезла со стула, подошла к чиновнику и взяла его за руку.

— Ты хороший человек, господин Сара, — сказала она. — Очень хороший. Но помни, что религия — один из немногих способов заставить таких людей, как ты, пойти против своей совести. Пожалуйста, не позволь, чтобы такое случилось. А сейчас нам пора расставаться. У госпожи Хины вот-вот окончательно лопнет терпение.

— Да, госпожа моя. Я запомню твои слова.

И Сара, повинуясь внезапному импульсу, низко наклонился и осторожно поцеловал тонкие детские пальчики.

Скрипнула дверь.

— И что же ты делаешь, господин? — грозно вопросил женский голос.

* * *

Хина так и не могла понять, почему нервничает. Она сидела в пустом коридоре, глядя на настенные часы, страшно медленно отчитывающие секунды, и чувствовала, что внутри нарастает раздражение. О чем взрослый мужчина может разговаривать наедине с совершенно незнакомой восьмилетней девочкой? Ну хорошо, он отвечает за сектор, работающий с детьми-девиантами. Ладно, способности Рэнны по его части. Но что за странные картинки он показал? И откуда вообще завеса тайны? Умения Рэнны следует проверить, она должна пройти экзамен на владение манипуляторами, встать на учет как особо сильный девиант и регулярно проверяться квалифицированным детским психологом. Но разве ей нужно общаться с глазу на глаз с таким высокопоставленным чиновником?

Она обхватила себя руками и поежилась. Страх, голубушка. Вот что ты чувствуешь на самом деле. Страх совершенно иррациональный и ни на чем не основанный. Признайся хотя бы самой себе, чего же или кого ты боишься. Рэнны? Нет, наверное. Девочка хотя и замкнутая и угрюмая, но ни разу не дала повода усомниться в своем послушании. И в те моменты, когда проявляет свою… взрослость? Да, подходящее слово. В те моменты, когда она проявляет свою скрытую взрослость, она ведет себя очень корректно. Скорее, тогда они с Хиной словно меняются местами: Хина превращается в испуганного ребенка, которого терпеливо утешает взрослая женщина. Нет, Рэнна — не угроза. Столичный чиновник? Он непонятен. Но вряд ли от него исходит опасность. Если он хочет причинить девочке вред, ему вовсе незачем приезжать сюда в одиночку.

Тогда чего же ты боишься?

Неизвестность. Вот что страшно. Да, неизвестность и неопределенность. Словно идешь по доске над бездонной пропастью и не знаешь, когда под тобой подломится хрупкая опора.

Да что же они там делают столько времени?

Нет, прошло всего четыре минуты. Не в силах себя сдерживать, Хина вскочила на ноги и прошлась по коридору. Через несколько минут зазвенит звонок с урока, и коридор заполнится звонкими детскими голосами. В воспитательскую вернутся ее коллеги, и тогда у нее появится законный повод войти и поинтересоваться, как обстоят дела. Но следует ли дожидаться? Она дала им пять минут. Прошло больше четырех. Часы равнодушно отсчитывали секунды: сорок… сорок пять. Хина взялась за ручку двери и замерла. Пятьдесят секунд. Пятьдесят одна. Пятьдесят две. Пятьдесят три. Ноль!

Она решительно дернула на себя дверь — и замерла. Мужчина склонился над Рэнной. Сначала воспитательнице показалось, что угрожающе, но потом она все таки рассмотрела, что он поднес к губам ее пальцы и осторожно поцеловал, как в старину кавалеры целовали руки дамам своего сердца.

— И что же ты делаешь, господин? — как можно грознее вопросила Хина, стараясь суровыми нотками замаскировать растерянность. — Как тебя понимать?

— Мы закончили разговор, госпожа Хина, — Рэнна дотянулась до лежащей на столе шестиногой собаки и взяла ее в охапку. — Господин Сара уезжает домой.

— Как — домой? — не поняла Хина. — Уже? Господин Сара, ты проделал такой путь, только чтобы сразу уехать?

— Ну… — директор Сара Каамон мягко улыбнулся. — Если честно, госпожа, я просто бесстыдно воспользовался служебным положением, чтобы удовлетворить свое любопытство. Вообще-то я в Масарии по личным делам, у меня здесь сестра живет. Но дело молодой госпожи Рэнны так меня заинтересовало, что я не смог удержаться и по пути заехал сюда, чтобы посмотреть на нее, так сказать, вживую. Поскольку я не настолько бессердечен, чтобы отнимать у вас слишком много времени, я должен откланяться.

— Но разве… Господин Сара, я думала, чтобы ты хочешь обсудить с нами нестандартную процедуру проведения экзамена. Рэнна испугалась перспективы остаться в Центре защиты детства для тщательного обследования…

— Госпожа Хина, господин Сара сказал, что ничего плохого со мной не сделают. Меня про-ска-ни-ру-ют и за-фик-си-ру-ют! — сейчас Рэнна выглядела не взрослой, а обычной маленькой девочкой, играющей во взрослую, но с трудом выговаривающую незнакомые слова. — Совсем не больно. Госпожа Хина, а когда мы пойдем в Центр для экзамена?

Хина растерянно глянула на чиновника. Тот благожелательно покивал. К-ссо! То ли они на пару дурят ей голову, то ли она сама себе ее забила всяким глупостями. Но что ей остается, кроме как подыгрывать?

— Я чрезвычайно признательна тебе, господин Сара, за то, что ты так легко и быстро убедил Рэнну, — сухо сказала она. — Но если тебе пора по личным делам, не смею тебя задерживать. Вызвать такси?

— Мне действительно пора, — слегка поклонился чиновник. — Спасибо за заботу, такси я уже вызвал сам. Вот, — он продемонстрировал пелефон, на дисплее которого мигал знак активированного маяка и время — три минуты до подхода машины. — Приношу нижайшие извинения за то, что отнял у вас время.

Он поклонился еще раз и почти уже вышел из комнаты, но остановился в дверях и замер, уставившись на Рэнну. Его пальцы коснулись груди в том месте, где на едва заметной из-под ворота золотой цепочке, похоже, что-то висело. Его губы шевельнулись. «И ангела твоего ниспошли на землю, дабы сохранил он нас в трясине зла и отчаяния», разобрала она едва слышно произнесенную фразу. Потом мужчина резко повернулся и вышел.

Он что, фанатик? Ангел — что-то из религиозных культов, да? Он точно ничего не сделал ребенку?

— С тобой все в порядке, Рэнночка? — встревоженно осведомилась она. — Дядя сделал тебе что-то плохое?

— Со мной ничего не в порядке, госпожа Хина, — сказала девочка с внезапной злостью, заставившей воспитательницу отпрянуть. — Дура я полная. Что же я наделала…

— Что случилось, Рэнночка? — воспитательница заставила себя успокаивающе погладить девочку по голове. — Ты была с дядей невежливой?

— Гораздо хуже. Я невольно заставила его поверить в то, чего не существует. Укрепила его как последователя самой опасной и агрессивной религии. Госпожа Хина, могу я вернуться в класс? Сейчас урок кончится.

— Да, конечно, Рэнночка. Пойдем.

И в коридоре весело грянул переливчатый звонок на перемену.

22.07.1433, златодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

— Ну что, народ, финальное обсуждение?

Май Куданно, он же Палек Мураций, обвел глазами собравшихся. Исука мысленно прикинула, как их компания выглядит со стороны. Шесть воспитателей в форменной одежде Академии, один растрепанный нахальный мальчишка и две горничных. И все набились в небольшую комнату в квартире Айсоки, рассевшись на кровати, стульях, а Май (пусть остается Маем, так привычнее) вообще со скрещенными ногами забрался на столешницу. Прямо заговорщики. Глупо. Если уж опасаться шпионов, так и здесь собираться нельзя. Впрочем, Демиургам, вероятно, виднее. Об окружающей виртуальности они знают куда больше… следует надеяться. Что она вообще знает о Демиургах, кроме как нескольких фактов (фактов ли?), услышанных от них самих?

Она уже почти справилась с шоком после пробуждения, и даже ходила почти уверенно. Легкая раскоординированность движений все еще сохранялась, но в целом самочувствие казалось удовлетворительным. Даже Атрибут она вызвать сумела, хотя контролировать свою секиру ей пока что удавалось не лучше, чем самой неумелой из первокурсниц. Но воспринимать окружающий мир как реальный все еще получалось плохо. Исука постоянно подозрительно вглядывалась в окружающее, надеясь заметить какие-то нестыковки, выдающие виртуальность, но ни разу ничего не обнаружила. Если они и в самом деле в виртуальности, то ее авторы — гении. Или боги. Дело было в другом: ее воспоминания — они перестали казаться настоящими. То, что она помнила о двадцати девяти годах своей жизни в Сайлавате, вдруг оказалось иллюзорным и нереальным. Образы, эмоции, звуки из прошлого, в реальности которого ранее ей даже в голову не приходило усомниться, превратились в скверные мутные обрывки — словно мельком увиденные на старой, столетней давности, обшарпанной кинопленке. Даже серебряные часы, которые она все время носила в кармане жакета — к чему относится надпись на внутренней стороне крышки? «Помни о Вратах» — о каких вратах? А ведь еще недавно напоминание точно являлось чем-то очень важным и естественным, отсылая к каким-то прочным и надежным ассоциациям. Как объяснила Клия, искусственно сформированные воспоминания могли казаться достоверными только при действующих штуках, называвшихся «ментоблоками». Процесс сатори убирал эти ментоблоки, превращая тем самым псевдоличность в труху. Ложная память не пропадала — просто становилась тем, чем и являлась на самом деле: воспоминаниями об искусственных сценах, показанных ей перед помещением на реабилитационную площадку.

Старая память рассыпалась, но и новые (точнее, старые, из прежней жизни) воспоминания все еще не стали живыми и реальными. Они постепенно всплывали из глубины, словно неторопливые пузыри воздуха в масляной лампе, но тоже казались какими-то искусственными и ненастоящими. Со временем прежняя личность, как ей пообещали, восстановится полностью, надо лишь терпеливо того дождаться. Ну что же, делать все равно нечего. Придется ждать, тем временем пытаясь не заблудиться в мире, одновременно хорошо знакомом и открываемом заново.

Ждать — и надеяться, что Май-Палек сумеет расхлебать политическую кашу, которую сам же и заварил.

— Довожу до общего сведения последние расклады, — Палек поерзал, устраиваясь поудобнее. — За кулисами я плотно пообщался с кое-какими деятелями местной Церкви. Среди них два нэмусина — Фасар и Сумарто, причем Фасар, напоминаю, бесконтрольно проснувшийся, и несколько искинов, из которых особенно важны бишопы Гнесий и Ююсий, один из влиятельных членов Конклава. Их поддержка нам обеспечена. Хотя Ююсий не слишком-то доверяет мне, как кажется, он считает, что любые серьезные решения насчет меня могут дестабилизировать обстановку. Архибишоп Церкви, как его… Бомбай определенного мнения, если так можно выразиться, не имеет, но Гнесий твердо пообещал его нейтралитет. Так что с Конклавом у нас — пятьдесят на пятьдесят. Что касается графов…

— Май, можно вопрос? — перебила его Исука. — Пока не забылось?

— Ага, — Демиург выжидательно посмотрел на нее. — Только быстро.

— Вот ты говоришь — убедил искинов. Почему их нужно убеждать? Вот, например… — она неуверенно покосилась на сидящую почти вплотную Клию. Она все еще не могла понять, как себя вести с… существом?.. которое вроде бы являлось ее давней подругой, но, как выяснилось, вовсе не давней и вряд ли подругой.

— Я поняла вопрос, — кивнула директор медслужбы. — Май, я отвечу, не возражаешь?

Она пошевелилась, поворачиваясь к Исуке.

— Понимаешь, Иса, — лекторским тоном, каким читала лекции кадетам, произнесла она, — в местной виртуальности существует несколько типов искинов. Как вам уже объясняли, изначальное ее назначение — площадка для ролевой игры волшебного типа. Соответственно, все местные сущности спроектированы для единственной цели: создания и поддержания правдоподобного игрового контекста. Для создания, грубо говоря, автономной среды, которая активно сопротивлялась бы игроку или игрокам, создавая препятствия для их преодоления. В соответствии с исходным проектом здесь существует два типа человекообразных объектов. Первый — куклы, вообще не обладающие самознанием. Статисты, предназначенные для заполнения пустоты. Они управляются специализированными программами, каждая из которых контролирует по нескольку сотен или тысяч кукол в разных частях страны. Каждая программа имитирует определенный тип поведения, и их относительно немного, но благодаря большому количеству кукол и их перемешиванию в целом создается правдоподобно ведущий себя псевдосоциум. Пока понятно?

— Да, — кивнула Исука.

— Однако куклы не способны и не должны создавать сопротивление среды. Они — всего лишь фон, движущиеся декорации. Реально сопротивление создается и поддерживается искинами поддержки. Они обладают психоматрицей первого класса, то есть достаточно высоким интеллектом, но без самосознания, и способны принимать самостоятельные решения. Такой искин, если прибегнуть к грубым аналогиям, искренне верит в свою легенду и разыгрываемую роль и может корректировать поведение в очень широких пределах для выполнения своих задач. Им нельзя управлять непосредственно, но зато его можно с помощью логики заставить изменить цели и приоритеты — без существенного отклонения от заданной линии поведения, разумеется. Именно таким убеждением Май и занимался в последние дни. Я тебя все еще не запутала?

— Я не такая уж и глупая, Кли, — криво усмехнулась Исука. — У меня вообще-то степень доктора технических наук… имелась когда-то.

— Вот и замечательно, — дружелюбно улыбнулась Клия. — Тогда осталось заметить, что я, Айсока, и Саомир — искины с психоматрицей третьего класса, то есть вполне разумные по человеческим меркам и обладающие самосознанием…

— На самом деле, — заметила со своего стула новая горничная-Демиург, называвшая себя Яной, — третий класс означает, что искин куда как разумнее среднего человека. Во всяком случае, вон того, что расселся на столе, уж точно.

— От глупой женщины слышу! — парировал Май. — Яни, не встревай. У нас пара минут как максимум. Потом присланный за мной эскорт начнет штурмовать ворота.

— Молчу, молчу, — махнула та рукой. — Клия, заканчивай. Извини, что перебила.

— Так вот, — как ни в чем не бывало продолжила Клия, — мы трое — искины третьего класса, обладающие полной информацией о происходящем и работающие для достижения главной цели: успешного завершения педагогического эксперимента. Я и Саомир активированы в процессе формирования Академии-Си. Мы построены на несколько иных принципах и императивах, чем Айсока, но мы все трое полностью осознаем ситуацию и сознательно сотрудничаем с Яной. Наконец, Яна дополнила виртуальность спящими нэмусинами, чтобы увеличить степень достоверности мира за счет их типично человеческого поведения. Их, разумеется, можно только убеждать, принуждение в их отношении применять запрещено. Пытаться раскрывать суть Академии-Си им бессмысленно, а иногда и вредно, они все равно не поверят, вот как ты бы не поверила до появления Мая. Иса, я ответила на твой вопрос?

— Да, Кли, спасибо, — пробормотала Исука. — Еще один маленький вопрос. Госпожа Яна, вот ты появляешься в Академии, просто заменив собой одну из кукол, я правильно понимаю? И госпожа Канса — тоже. Почему мы не можем точно так же подменить искинов поддержки на ключевых должностях?

— Потому что, — ответила Айсока, — территория Академии Высокого Стиля имеет особый статус не только в соответствии с местными законами. Здесь — моя Цитадель. Место, где игрок-Стратег, чье место я занимаю, обладает особым контролем и свободой действий. Здесь я могу сделать все, что угодно, в том числе манипулировать искинами поддержки, меняя их базовые императивы. Я даже могу менять логику работы кубиринов — взять ту же способность воспитателей переговариваться через них напрямую. Но таких возможностей за пределами территории у меня нет. Если не считать нескольких десятков кукол-наблюдателей, распределенных по ключевым точкам Сайлавата, за оградой у меня возможностей не больше, чем у тебя. Там как максимум я могу перехватить контроль за единичными куклами, причем искины мне не доступны. В остальном возможности влияния ограничиваются средствами дизайна, которые на уже запущенной сцене малоэффективны. Так сделано специально, чтобы игроки не могли жульничать. Именно поэтому мы после уничтожения прежнего Даорана не смогли кардинально изменить логику мира и вернулись к исходному кризису.

— Все, все! — нетерпеливо сказал Май. — Сейчас я уйду, и вы можете сколько угодно просвещать Ису насчет местных реалий. Только Гра отпустите, а то она все равно ничего не понимает и сейчас заснет, а детишки без присмотра бегают. Оглашаю краткое резюме нашего плана. Первое. Бьемся из последних сил за то, чтобы меня признали не-демоном и оставили при Академии. Сира, постарайся говорить как можно меньше. Еще сболтнешь чего лишнего, что потом тебе же плюхой и вернется. Второе. Если меня все-таки признают демоном и ликвидируют или посадят в самый глубокий погреб Конклава, все делают скорбные физиономии и дружно затыкаются в тряпочку. Потом подберем мне другую маску. Все равно эта с самого начала оказалась не в тему. Наша главная задача-минимум — сохранить стабильность Академии и не дать хитроумному графу Ясасию повода применить против нее свои так вовремя добравшиеся до столицы войска. Задача-максимум — добиться хотя бы полугодовой паузы и успешно выпустить нынешний третий курс. Кстати, Яни, ты уже решила, что с ними делать? Распределишь по Сайлавату для индивидуального воспитания?

— Пока думаю. Есть разные варианты, но я хотела отправить их в одну из рекреационных виртуальностей, пусть и ненадолго. Без общения с реальными людьми их воспитание нельзя завершить успешно. Но как — я еще не понимаю. Они не готовы покидать Сайлават, нужно сценарии изобретать. Лика, потом обсудим, в спокойной ситуации. И вообще, тебе пора отправляться. Пригляди за Мирой как следует, будь добр. Втянул ты девочку в историю…

— Я втянул? — обиделся Май. — Она в нее сама с ногами влезла, совершенно добровольно. Кстати, Бо, мы так и не прояснили, каким образом и от кого мне пришел исходный вызов. Есть успехи в расследовании?

— Результаты нулевые.

— Как и с остатком кристалла, предположительно открывшего портал. Ни у кого не складывается впечатления, что мы имеем дело с мистическим бунтом местной виртуальности? А то я никак иначе происходящее объяснить не могу. Ну, девочки, боритесь без меня. Я пошел изображать перед графами образцового ребенка. Если не вернусь, считайте, что сложил голову за правое дело.

Май оттолкнулся руками и спрыгнул со стола.

— Лика, — сказала Айсока, — не забывай, пожалуйста, про войска из Титамана. Если граф Ясасий решится на военный переворот…

— …то мы все равно ничего не сможем поделать. И не вижу, почему нас должна волновать перестановка декораций. Рите опасность не угрожает, Академия требуется Сайлавату в любом случае, так что статус-кво не изменится. А как площадка выглядит и кто здесь на троне, нам не очень-то и важно, верно? Главное, чтобы все свои функции выполняли. Сира, передай Мире, чтобы подходила к воротам, и потопали. Все, граждане, мы отсюда свалили.

И Май вышел.

Сиори прижала палец к ошейнику и зашевелила губами.

— Мира получила сигнал, — наконец сказала она. — Жаль девочку. Ладно, Мая ликвидируют, а если еще и ее решат изолировать? К-ссо. Плохая у нее легенда. Простолюдинка, не дворянка, с такой куда проще расправиться втихую.

— Насчет Миры есть договоренность с Гнесием, — пояснила Айсока. — В случае плохого варианта он заберет ее в Мировую Сферу якобы для изучения. Она поживет там пару-тройку периодов, а когда шум стихнет, вернем ее в Академию. С попечительским советом я договорюсь, а отца Ахо можно ликвидировать. Сейчас я предлагаю вернуться к повседневным обязанностям. Мы и так уже несколько уроков отменили, на детях плохо сказывается.

— Хорошо, — на лице ректора отразилось явное облегчение. — Ну, я пошла.

И она вышла из комнаты вслед за Маем.

— И все-таки, — спросила Исука, — можно ли узнать, кто из детей — ко-нэмусины, а кто искины поддержки? Кого защищать в первую очередь?

— Нет, — ответила Демиург Яна. — Прости, госпожа Исука, но вы с Сиори и так уже не в состоянии нормально играть свои роли. Вы не сможете адекватно вести себя с искинами-опекунами, что недопустимо. Просто считайте, что каждый кадет — ко-нэмусин. Я приношу извинения, что покидаю вас, но я должна отключиться. У меня дела. Когда Даоран завершится, вернусь, обсудим результаты. Если срочно понадоблюсь, вызывайте через Айсоку.

Горничная встала, и ее лицо, казавшееся до того вполне живым и осмысленным, внезапно стало пустым и… никаким. Совершенно не запоминающимся. Таким же отсутствующим, как и у прочих слуг. Кукла. Она вежливо поклонилась и вышла.

Ну что же, пусть так, мысленно согласилась Исука. В конце концов, ко всем детям действительно нужно относиться одинаково.

— Саомир, — сказала она. — Не убегай. Я решила, что достаточно оправилась. Тебе уже нет никакого смысла подменять меня на завтрашнем дежурстве. Можно обсудить с тобой кое-какие детали?

* * *

— Боишься?

Мира оторвала взгляд от коленей и посмотрела на Мая. Тот расположился перед ней на жесткой лавке с комфортом, словно на диване. Присланную за ними карету, очень похожую на тюремную, разве что без решеток на окнах, нещадно колотило по городской брусчатке, но Май не обращал на тряску никакого внимания.

— Нет, — безразлично сказала она. — Что пристал?

— Тихо, тихо, хозяюшка, — Май помахал ладошкой. — Не огрызайся. Значит, слушай меня внимательно. Тебе ничего не грозит. В смысле, что на тебя вообще вряд ли обратят внимание. В самом крайнем случае какое-то время перекантуешься в Мировой Сфере под крылышком приора Гнесия. Он вроде бы неплохой дядька, и вес в Церкви имеет немалый. С учебой, правда, плохо выйдет, но Сира что-нибудь придумает.

— Оставим на второй год, если перерыв окажется слишком большим. Но, надеюсь, не окажется. Мира, — ректор обняла девочку за плечи и привлекла к себе. — Ничего не бойся. Я не позволю с тобой ничему случиться. В первый раз я не…

Она замолчала.

— Ничего не бойся, — повторила она. — Сейчас не твоя война. Май примет на себя основной удар. Тебе всего лишь нужно показаться на глаза Даорану, смирно постоять какое-то время и тихо вернуться назад, в Академию. Ничего не говори, если не спрашивают. На вопросы отвечай четко, коротко — и ни в коем случае не вздумай лгать. Даже для того, чтобы защитить себя или нас. Твою ложь обязательно распознают, и ты сделаешь всем только хуже.

Мира почувствовала, что все тело начала бить крупная дрожь. Но она и в самом деле не боялась — со вчерашнего дня, когда ей сообщили, что завтра она предстанет перед Даораном, она не чувствовала ничего, кроме тяжелой апатии. Она почти ничего не ела ни вечером, ни утром, не могла ни читать, ни разговаривать. Она тенью бродила по коридорам и аллеям Академии, изредка ловя на себе то неприязненные, то опасливые, то сочувственные взгляды, и время для нее, казалось остановилось. Хана и Бохака, верные подруги, пытались ее то расшевелить, то успокоить, но безуспешно. Только несколько минут назад, когда кубирин дрогнул на шее и далекий голос госпожи Сиори позвал ее к воротам, она чуть ожила. Она по-прежнему не боялась, но в душе укрепилась пустая серая тоска.

Сидящая рядом ректор покрепче прижала ее к себе.

— Ничего не бойся, — шепнула она. — Ведь мы с тобой.

— Значит, так, девочки, — Май выглянул в окно кареты, словно опасаясь, что один из всадников-конвоиров захочет их подслушать. — На ближайшее будущее у нас есть три плана. Номер раз — все заканчивается хорошо. Меня оставляют в Академии на поруки или прикомандировывают куда еще для изучения и тренировки. Тебя, хозяюшка, показательно порют так, что ты неделю сидеть не можешь, и возвращают в Академию. Все счастливы и довольны, а как жить дальше, разберемся по ходу дела. Вариант номер два — плохой. Мне рубят башку прямо на месте или закатывают в тюрягу, где я скоропостижно помираю от огорчения. Мира, ау! Ты слушаешь?

Он дотянулся до девочки и постучал ее пальцем по лбу. Мира непонимающе посмотрела на него. Как он может так спокойно говорить о своей судьбе? Он что, с ума сошел?

— Так вот, хозяюшка, ты и в этом случае пальцем о палец не ударяешь. Покорно принимаешь наказание, какое тебе определят. Самый скверный вариант, как я уже сказал — пара-тройка периодов в Мировой Сфере. Сира, слушай, мне идея в голову пришла — нельзя сделать так, чтобы она только по твоему разрешению могла рот открыть? А то еще начнет протестовать не вовремя…

— Нельзя, — отрубила Сиори. — И вообще, я бы на твоем месте помнила, что и у других голова на плечах есть. Не ты один здесь умный.

— А я что? — Май пожал плечами. — Я ничего, я на всякий случай ветвления просчитываю. И, наконец, вариант номер три. Все предварительные планы идут лесом, как обычно и случается в жизни, для одной из вас возникнет реальная опасность, и мне приходится импровизировать. Хозяюшка, — он взял безвольную руку Миры и потеребил ее за указательный палец с железным кольцом. — Если я вслух скажу «план номер три», авторизуй меня. Немедленно. После чего вы обе падаете на пол, закрываете головы руками и не шевелитесь, пока свистопляска не закончится. Дальше действуем по обстановке. Ну-ка, повтори все с самого начала.

Мира снова сжалась в комок и привалилась к боку Сиори. Та похлопала ее по плечу.

— Повтори, малышка, — попросила она. — Очень важно, чтобы ты вела себя правильно. Мы должны знать, что ты все поняла. Давай. План номер один…

— План номер один — все хорошо, — прошептала Мира. — Ничего не делаем, возвращаемся в Академию. План номер два — все плохо. Мая убивают, меня отправляют в Мировую Сферу. План номер три — я авторизую Мая и жду, чем все закончится.

— Замечательно, — расцвел ее непутевый фертрат. — Постарайся не забыть за те две минуты, что нам осталось трястись в этом корыте. И вообще, соберись и перестань кукситься. И не такие передряги в жизни случаются, и ничего, выкарабкиваются из них люди и живут дальше. Потом, в старости, еще внукам рассказывать станешь, какие приключения в детстве пережила.

— Май! — неожиданно даже для самой себя Мира крепко ухватилась за его руку. — Прости меня! Пожалуйста!

— За что? — удивился тот. — За то, что десертом редко делилась? Ладно уж, прощаю. А что ты вдруг вспомнила?

— Май, я не хочу, чтобы тебя убили! — из глубины души к глазам подступили слезы, грозя вот-вот выплеснуться наружу. — Я… я во всем виновата! Я притащила тебя сюда! Из-за меня ты оказался в опасности! Прости меня, пожалуйста! И не умирай! Я… я тебя люблю…

Слезы наконец пробили дорожки по ее щекам. Май в явном замешательстве посмотрел сначала на нее, потом на ректора.

— Ну вот, разревелась. Все девчонки — нюни, — проворчал он. — Хозяюшка, перестань чушь нести. Обещаю, чем бы ни закончилась сегодняшняя история, мы обязательно увидимся.

— Да, — согласилась Мира, хлюпнув носом, — обязательно. Если тебя убьют, я тоже умру. И тогда мы встретимся среди звезд…

— Тьфу на тебя, оглашенная! — рассердился Май. — Тоже мне, нашлась посмертная суженая! Никто не умрет. Все совсем не так, как тебе кажется…

Карету встряхнуло в последний раз, и она остановилась. Дверца кареты распахнулась, и в нее заглянула усатая физиономия в блестящем стальном шлеме.

— Приехали, — сумрачно пробасил стражник. — Вылезайте.

Сиори достала из кармана носовой платок и вытерла Мире лицо.

— Не плачь, малышка, — успокаивающе сказала она. — Знаешь, все всегда заканчивается хорошо. Главное — верить в себя. А сейчас покажи всем, что ты на самом деле храбрая и мужественная девочка.

Мира кивнула, еще раз шмыгнула носом. Она не подведет. Ошибку допустила она, и ей расхлебывать. Она не может подвести других, когда на нее надеются.

Она первой вылезла из кареты — и величественный дворец собраний Даорана навис над ней всей своей громадой.

* * *

— Я полагаю, что у пресветлых рыцарей и достопочтенных отцов Церкви имелось достаточно времени, чтобы в кулуарах обсудить сложившуюся ситуацию с глазу на глаз, — брюзгливым тоном произнес канцлер. По праву председательствующего вайс-граф Басарий Оосай взял в руки металлический молоточек и стукнул по инкрустированному золотом гонгу. Над залом Даорана поплыл серебристый певучий звук, извещая начало заседания. — Начнем публичное слушание. Кто хочет высказаться?

— Прошу слова, — поднял руку Бомбай Светлый. Архибишоп Церкви, как всегда, выглядел сонным и уставшим, но Ясасий знал, что отец Бомбай отличался недюжинным умом и ясной памятью, не упускавшей ни одной детали. Его сонливость — маска.

Да и пусть его. До тех пор, пока он играет на нужной стороне или хотя бы держит нейтралитет, он полезен. Пусть себе выступает. Финал сегодняшнего заседания выйдет весьма необычным, пусть даже многие собравшиеся о том и не догадываются, а остальные полагают, что знают всё заранее. Ясасий не знал, где находится Сайлават и далеко ли от него до Текиры, но маленькому унылому мирку явно не мешало встряхнуться, а местным расфуфыренным дикарям — склониться перед цивилизованным человеком. И они склонятся, уже очень и очень скоро.

— Твое слово, отец архибишоп, — согласился канцлер.

— Не стану ходить кругами, — скучным голосом заявил Бомбай, — тем более, что все уже наверняка в курсе. На вчерашнем заседании Конклав так и не смог принять решение о судьбе иномирянина Мая Куданно — ни за изоляцию или уничтожение, ни за дальнейшее обучение и использовании. Голоса разделились ровно напополам при одном воздержавшемся. Воздержался я, и мнение, которое я намерен сформировать сегодня, станет решающим. Представители обеих партий сегодня здесь присутствуют, так что свои аргументы смогут высказать еще раз.

Он покосился на сидящих рядом приора Мировой Сферы Гнесия Суховерта и толстого попа, которого Ясасий раньше не встречал, но который мог являться только отцом Ахо, бишопом Церкви и одним из двух ее представителей в попечительском совете Академии Высокого Стиля. Его имя фигурировало в списке сегодняшнего состава Даорана.

— Призываю всех, однако, к взвешенности и осторожности, — продолжил архибишоп. — Мы должны учитывать не только личность молодого человека, но и долгосрочные последствия нашего решения — как в политическом плане, так и в части теологии. У меня все.

— Кто еще хочет высказаться? — спросил канцлер.

Из-за дверей зала раздался неясный шум. Ясасий насторожился. Что там происходит? Уже? Но ведь он еще не получил сигнала готовности! Ответ на этот вопрос он получил немедленно, когда высокие массивные створки распахнулись треском и с грохотом, едва не слетев с петель, и в проеме возникла женская фигурка. Зеленый бархатный костюм для верховой езды, горящая на высокой груди золотая лилия в окружении бриллиантовых блесток, копна иссиня-черных волос с вплетенными золотыми нитями, забранная на сей раз на затылке в тугой узел, и разъяренное выражение лица. Злившаяся, принцесса выглядела настоящей красавицей, и граф Мейсары с удовлетворением подумал, что скоро она окажется в его полной власти. Впрочем, видневшаяся за спиной Риты массивная фигура Защитника,закованная в сплошной пластинчатый доспех, с высоким зеленым султаном на открытом шлеме, с длинным обнаженным палашом в руке и с колышущимся вокруг него ореолом активированного Щита, заставила графа насторожиться еще сильнее. Стража толпилась позади капитана Крейта, не решаясь приблизиться.

— Я так полагаю, что пресветлые графы вкупе с отцами Церкви решили, что могут попросту игнорировать принцессу короны? — звенящим от напряжения голосом громко произнесла Рита. — И дошли до такой степени наглости, что отдали страже приказ не пускать меня на заседание Даорана, где я по закону имею полное право присутствовать? Мне что, обвинить кого-нибудь в государственной измене?

Канцлер вскочил на ноги.

— Ваше Высочество! — слегка растерянно произнес он. — Мы же договаривались, что сегодня вы останетесь в дворце…

— Я передумала, — заявила принцесса. — Да и не договаривались мы с тобой ни о чем, Барасий. Ты приказал, решив, что я скромно послушаюсь, как обычно. Только ты забыл, что я давно не маленькая девочка и сама за себя решаю. Так что, позволят мне войти? Или мне действительно обвинить кого-то в мятеже против короны?

— Ваше Высочество, мы всегда счастливы видеть вас в нашем обществе, — поднялся со своего кресла граф Систерии. Он подошел к принцессе и низко склонился перед ней. — Разумеется, вы можете присутствовать. Когда мы закончим с неотложными делами, я лично займусь выяснением, почему стража не пускала вас сюда. И можете быть уверены, я строжайше накажу виновного. Я нижайше прошу вас занять место в гостевых рядах по вашему выбору. Рыцарь Крейт, я прошу тебя покинуть зал и занять пост у дверей зала, дабы…

— Нет! — отрезала принцесса. — Благодарю за заботу, граф Судзука, но мой телохранитель останется со мной. Я ведь, кажется, рассказывала о своем предыдущем опыте посещения Даорана двенадцать лет назад? Когда прежний архибишоп, к счастью, ныне покойный, натравил на меня своих цепных псов, недостойных зваться Защитниками, и взял в заложницы? Я не рискну снова оказаться в одиночку посреди стаи волков и шакалов!

Ого, а девочка решила показать зубки, хмыкнул про себя Ясасий. Что же на нее нашло? Куда делся капризный ребенок, пугливо шарахавшийся в угол при малейшем признаке недовольства канцера?

Мог ли повлиять на нее мальчишка-иномирянин? Ведь они какое-то время провели вместе. Если они спелись, и она решила, что может использовать его силу… Неважно. Уже неважно. И, пожалуй, хорошо, что принцесса явилась на заседание. Так даже проще. Что он не использовал своих агентов, чтобы подтолкнуть ее к такому шагу, его упущение, которое, впрочем, исправило божественное вмешательство.

— Кроме того, — добавил Крейт, — не далее как две недели назад прорыв чудовищ произошел в совершенно неожиданном месте. Городской бассейн в этом плане ничем не отличается от зала Даорана.

— Присутствие вооруженных солдат на заседании Даорана запрещено законом и традициями! — резко сказал Нанасара. Граф Поравии выглядел страшно раздраженным.

— Полагаю, рыцарь Крейт тоже может остаться, — прогудел Джох. Густая борода, скрывавшая его лицо, не позволяла разглядеть, какие эмоции отражаются на лице графа Крайзера и отражаются ли вообще. — Поскольку все мы привели с собой секретарей, телохранителей по совместительству, не вижу, почему Ее Высочество не может сделать того же самого.

— Поскольку мнения разделились, выношу вопрос на общее голосование, — кисло сказал канцлер. — Прошу имеющих право голоса определиться. Кто за то, чтобы разрешить остаться телохранителю Ее Высочества?

— Никакого голосования! — звонко заявила принцесса. — Я присутствую на собрании Даорана, и мой Защитник остается со мной. Крейт, я хочу сесть вон в то кресло. Годится?

Она прошла к одному из гостевых кресел в простенке и уселась, демонстративно забросив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Защитник с отчетливым металлическим хрустом и скрежетом доспехов проследовал за ней и воздвигся рядом железной статуей, словно памятник самому себе. Его силуэт заслонил собой почти половину оконного проема. Свой Атрибут он деактивировал, но обнаженный палаш по-прежнему держал в руке.

— Рыцарь Барасий, думаю, мы можем продолжить заседание, — как ни в чем ни бывало сказал граф Судзука, возвращаясь к своему месту. — Эй, снаружи! Закройте двери.

Двое стражников торопливо прикрыли протестующе затрещавшие створки. А ведь где-то там сейчас томится мальчишка, вспомнил Ясасий. Интересно, как он воспринял произошедшее?

— Полагаю, обсуждать здесь и сейчас нечего, — сказал Пригон. Граф Закатных Гор словно и не заметил случившегося. Он вальяжно развалился в своем кресле, скучающе подравнивая пилкой ногти. — Кто что хотел обсудить по поводу мальчишки, тот уже обсудил. И лично, и через шары. Меня от него уже тошнит. И собираться сегодня было совершенно незачем, вполне могли заочно решить. Тоже мне, повод через полстраны тащиться! Предлагаю сразу перейти к голосованию. Эй, Барасий! Давай, зачитывай, что у тебя там в протоколе.

— Рано голосовать, — возразил Врон Свидание. Граф Восхода, наоборот, следил за происходящим с большим интересом. Глаза северянина возбужденно поблескивали. — Обсудить мы действительно все обсудили. Но я лично еще ни в чем не уверен. Предлагаю пригласить сюда юношу, чтобы посмотреть на него своими глазами. В конце концов, его судьба решается, и он имеет право хотя бы на самозащиту.

— Согласен, — медленно кивнул архибишоп. — Рыцарь Барасий, распорядись, чтобы в зал пригласили наших… гостей. Меня тоже терзает любопытство.

Поколебавшись, канцлер положил руку на стоящий перед ним шар и зашевелил губами. Судя по его физиономии, случившееся несколько выбило его из колее, но он быстро приходил в себя. Несколько секунд спустя многострадальная створка двери заскрипела и приотворилась — и в образовавшуюся щель прошли трое в парадной форме Академии Высокого Стиля, синей с золотым паутинным рисунком.

Баронессу Сиори Ясасий знал давно (во всяком случае, по ложным воспоминаниям), а потому сразу сосредоточился на разглядывании юноши и девушки. Они являли собой разительный контраст. Молодой человек — довольно высокий для своего возраста, с русыми, почти белыми торчащими вихрами, и девушка — невысокая, худенькая, черноволосая, едва достающая ему макушкой до уха, и совершенно не примечательная. Кто бы мог подумать, что такая вот пигалица способна протащить через портал неизвестно кого и неизвестно откуда? Девчонка выглядела так, словно вот-вот потеряет сознание от ужаса.

Баронесса по праву дворянки лишь низко поклонилась собранию. Ее спутники же синхронно опустились на правые колена, упершись левыми кулаками в пол, и потупили взгляды, замерев неподвижно. Ну-ну. И где же хваленое нахальство юноши, не стеснявшегося, по донесениям агентов, фамильярничать с самой принцессой? Неужто он так подавлен обстановкой? Нет, вряд ли. Скорее, он решил-таки воспользоваться своей головой и не нарываться на лишние неприятности. Все-таки жаль, что придется его ликвидировать. Все отчеты свидетельствуют о его полной неуправляемости, и позволять ему влиять на ситуацию случайным образом нельзя. Может, потом все-таки удастся прийти к соглашению с ним? Или нет, все равно нельзя. С него станется вести двойную игру в своих интересах, и если он в неудачный момент переметнется на сторону принцессы, все планы пойдут насмарку.

— Представляю собравшимся даму полковника Сиори Сэйсону, ректора Академии Высокого Стиля, Меч первой категории, — скрипучим неприязненным тоном произнес канцлер, — кадета второго курса мещанку Миру Аттэй, графство Феерия, Меч первой категории, а также опекаемого Мая Куданно, происхождением из другого мира, Щит и Меч первой категории. Мира Аттэй и Май Куданно, встаньте.

Юноша и девушка выпрямились и замерли. У девушки отчетливо дрожали губы и блестели глаза, лицо юноши оставалось вежливо-непроницаемым.

— Расскажи о своем мире, господин Май Куданно, — потребовал канцлер. Также расскажи, как попал сюда.

— Да, пресветлый рыцарь вайс-граф, — кивнул юноша. У него оказался хорошо поставленный голос опытного проповедника. — Мой мир называется Стагар. Он гораздо больше вашего…

Рассказывать мальчишка умел, следует отдать ему должное. Уже через минуту Ясасий поймал себя на том, что слушает его, затаив дыхание. Стагар? Мир очень походил на Текиру — такую, какой она всплывала в его все еще обрывочных и туманных воспоминаниях. Несмотря на то, что первые клочки истинной памяти начали прорезаться у него больше года назад, он все еще не смог полностью вспомнить прежнюю жизнь. Сейчас он с жадностью впитывал рассказ иномирянина, чувствуя, как в унисон внутри крепнет уверенность: его собственная память — настоящая. Он постоянно пытался вспомнить свою прежнюю жизнь, вытаскивая воспоминания одно за другим, словно эпизоды яркого, но совершенно не запомнившегося сна, и сейчас некоторые детали всплывали еще до того, как о них упоминал мальчишка. Но кто же такой иномирянин? Действительно ли он живой человек с Текиры, неведомым образом засосанный в портал? Или попал сюда из другого, просто очень похожего мира? Может, все-таки не стоит его ликвидировать?

Рассказ, направляемый вопросами графов и святых отцов Конклава, длился не менее получаса, и по ходу его развития Ясасий замечал, как стираются с лиц суровые складки, а в глазах появляется мечтательное выражение. Не у всех, разумеется: посвященные в его ложный план сохраняли на лицах скептическую мину. Но мальчишка как-то незаметно захватил власть над умами всех остальных, и они покорно шли за ним неизвестно куда. Пора остановить его, пока он окончательно не очаровал присутствующих.

Браслет на его левом запястье ожил и трижды легко кольнул кожу. Все! Подразделения на своих позициях, можно действовать. Все-таки здорово, что принцесса явилась на заседание. Сразу два окна одним камнем.

— Довольно! — Ясасий хлопнул ладонью по столу и поднялся. — Мы услышали небылиц достаточно, чтобы рассказывать детям сказки в течение десяти лет.

Иномирянин остановил на его лице спокойно-прищуренный взгляд, и почему-то Ясасий почувствовал себя неуютно. Нет, он смотрит совершенно не как запуганный мальчишка, каким прикидывается. Как взрослый. Как взрослый, заранее просчитавший все варианты и знающий многое из того, чего знать не должен. Нет, кем бы он ни оказался в конечном итоге, в живых его оставлять нельзя.

— Пресветлый рыцарь граф Ясасий, — формально-вежливым тоном произнес иномирянин. — Я уверяю тебя, что не лгу. Мой мир в точности таков, каким я его описываю.

Откуда тот знает его в лицо? Граф быстро вспомнил все, что произошло в зале после появления мальчишки. Нет, его никто не называл по имени. В голове зазвенели тревожные колокольчики. Мальчишка куда лучше подготовлен к нынешним событиям, чем можно было бы предположить. Кто натаскивал его? Сиори? Ректор Академии с каменной физиономией стояла чуть в стороне, и ее рука успокаивающе покоилась на плече девчонки.

— У нас нет и не может быть никакой уверенности в твоих словах, молодой господин, — холодно ответил Ясасий. — Никто не может их подтвердить. У нас есть только факты. Первое: ты прошел через портал, на что не способен ни один человек, но зато способны демоны. Второе: ты обладаешь способностями, до сих пор не появлявшиеся ни у одного Защитника, зато частенько замечаемые за демонами. Твой Атрибут — типично демонический. Ну, и третье: ты обладаешь способностью очаровывать людей своим голосом. Все отчеты показывают, что люди, поговорившие с тобой наедине хотя бы пять минут, более не способны тебе противоречить. Обращаю внимание Даорана, что мы все тоже подпали под власть его обаяния, и мне лично стоило большого труда от него избавиться.

— Согласен! — выкрикнул, не поднимаясь, отец Ахо. — Воистину мрачная власть над душами ему дадена!

Ясасий с удовлетворением заметил, как запереглядывались графы и священники. Но с еще большим удовольствием он заметил гримаску ярости на лице принцессы. Правильно, милая. Точно так и чувствуй себя. Я не слишком самонадеян, если ожидаю от тебя еще парочку выходок в том же духе, что и в начале заседания?

— Пресветлый граф Ясасий в чем-то прав, — громко сказал Джох Переверт. Граф Крайзера, похоже, слегка нервничал из-за своей роли в предстоящем, и его голос едва заметно подрагивал. — Я согласен, что способности юноши ближе к демоническим.

— Клирики под моим началом провели освидетельствование молодого человека, — некстати встрял приор Мировой Сферы, — и не нашли в нем ничего демонического.

— Это ни о чем не говорит! — отмахнулся Ясасий. — Они могли убедиться лишь в том, что он не похож на известных ранее чудовищ. Но он вполне может оказаться новой разновидностью, гораздо более опасной, чем прочие, в силу своей разумности.

— И кубирин, который он носит, является потерянным кубирином Таэллы, — добавил отец Гнесий. — А ее Церковь причислила к лику святых.

— Кубирин Таэллы известен нам лишь по невнятным легендам, — пожал плечами граф. — И уж совершенно точно ее Атрибут ни капли не походил на щупальца. Кадет Мира Аттэй? — грозно вопросил он.

— Готова служить, пресветлый рыцарь граф! — перепуганно пискнула пигалица, похоже, едва удержавшись, чтобы не юркнуть за спину ректора.

— Опиши, что ты делала в момент, когда в нашем мире появился твой… как ты его называешь?.. фертрат?

— Я хотела призвать парса, пресветлый рыцарь граф… — едва слышно ответила девчонка.

— Она хотела призвать парса, — громко повторил Ясасий. — Между тем, среди клира до сих пор нет согласия в том, являются ли парсы демонами или нет. И некоторые признаки указывают на их демоническую природу. Взять хотя бы их глаза со змеиными зрачками! Если стоящий перед нами юноша той же породы, то и он сродни демонам. Между тем, вы все читали описание его способностей, каковые я даже не стану требовать продемонстрировать из-за их чрезвычайной разрушительности. Если он вдруг использует их во зло, мы не сможем его остановить. Ради безопасности всего Сайлавата я требую лишения его незаконно обретенного кубирина и полной изоляции в удаленном монастыре с максимальной строгостью содержания.

— Поддерживаю! — выкрикнул отец Ахо. — И девицу Миру Аттэй также надлежит изолировать в другом монастыре на максимальном удалении от демона! Желательно — на другом конце Сайлавата.

— Отец Ахо, ты не имеешь здесь права голоса! — в голосе архибишопа прозвучало предостережение. — Держи свое мнение при себе, пока тебя не спросили.

— Я поддерживаю рыцаря Ясасия! — поднял руку граф Феерии, Тверий Каменный. — Юноша слишком опасен.

Предупреждающие колокольчики в голове Ясасия звенели все сильнее. В отличие от насмерть перепуганной девчонки, на глаза которой уже навернулись слезы, мальчишка не проявлял вообще никаких эмоций. Он стоял, безразлично глядя прямо перед собой, словно его собственная судьба не волновала его ни капли. Но поскольку вряд ли он самоубийца, он должен надеяться на какой-то скрытый до поры козырь. Какой?

— Я присоединяюсь, — граф Закатных Гор тоже поднял руку.

— И я, — кивнул граф Мейсары. Сима Ёко выглядел слегка виновато, словно ему не нравилось то, что он делает. — Жаль, но другого варианта я пока что не вижу.

— И я! — с нотками торжественного злорадства в голосе заявил граф Джох. — Поскольку из девяти графов пять высказались за изоляцию, большинство сформировано. Дальнейшее обсуждение полагаю бессмысленным. Рыцарь Барасий, протокол мы, конечно, нарушили, но итог очевиден. Отец Бомбай, когда твои клирики смогут провести ритуал дисквалификации этих двоих?

— Мнение Церкви, значит, больше не интересует Даоран? — вкрадчиво спросил архибишоп. — Рыцарь Джох, механистическая ересь Севера зашла так далеко, что ты уже считаешь себя вправе отдавать мне приказы?

— Нет, разумеется, отец Бомбай, — слегка сбавил тон граф Крайзера. — Хотя я бы попросил воздержаться от определений наподобие «ереси». Поскольку соглашения предусматривают совместный контроль Севера и Юга за Защитниками, я полагаю, что данная задача — по твоей части. Прошу не усматривать неуважения в моих словах.

— Я протестую!

Принцесса вскочила из своего кресла и вышла на середину зала, остановившись рядом с иномирянином.

— Полагаю, что Даорану следует выслушать еще и мое мнение, — звенящим от напряжения голосом сказала она. — Мне, к сожалению, лишь сегодня утром, да и то совершенно случайно, проговорились, — она бросила косой взгляд на Крейта, — что именно находящийся здесь Май Куданно спас меня от чудовищ. Он сам в силу своей скромности мне ничего не сказал, а я не помню случившегося. Граф Ясасий, как ты объяснишь его выступление против демонов?

— Мы не знаем, каким образом в столице Сайлавата образовался портал, Ваше Высочество, — мысленно аплодируя ей, ответил граф. Браво, браво, продолжай в том же духе. Ты отлично помогаешь мне, сама того не подозревая. Покажи всем, что ты все та же вздорная девчонка, что и раньше, прислушиваться к которой — себе дороже. — Вполне возможно, что он сам его и вызвал, чтобы героически справиться с Прорывом и тем самым втереться в ваше доверие.

— И тем не менее, он меня спас. А потому я объявляю во всеуслышание, что в знак признательности своей властью дарую ему наследственный титул барона и ввожу в свою свиту. Указ вступает в силу немедленно, формальности дворцовая канцелярия решит в течение дня.

Умно, одобрил про себя Ясасий. Разумеется, дворянина из королевской свиты невозможно отправить в монастырь просто так, на основании одних подозрений. Сначала его вину следует доказать в дворянском суде. В другой ситуации, Рита, ты сделала бы очень правильный ход. Но сейчас продолжай в том же духе. Чем сильнее ты барахтаешься, тем сильнее запутываешься в моей паутине.

— Приношу свои нижайшие извинения, Ваше Высочество, — поклонился он, — но я вынужден напомнить, что вы все еще не являетесь королевой. А потому опекающий вас Даоран имеет право большинством голосов отменить любое ваше решение. Я голосую против дарования дворянства иномирянину.

Ясасий поднял руку, краем глаза проследив, как его единомышленники повторяют его жест. И не только единомышленники. Семь голосов из девяти — вполне убедительно.

— Вот и все, Ваше Высочество, — еще раз поклонился он. — За наши действия приношу свои извинения еще раз, но сейчас речь идет о безопасности нашего мира. Мы не можем позволить себе рисковать. Рыцарь Барасий, — он повернулся к канцлеру, — вызови стражу. Пусть юношу и девушку поместят в разные камеры и охраняют днем и ночью.

— Ни хрена подобного! — яростно сказала Рита. — Я же знала заранее, что вы решите. Крейт! Сигнал!

Защитник молча поднял руку и ударом локтя вышиб находящийся позади него витраж. Разноцветные осколки со звоном посыпались наружу. Рыцарь двинулся вперед и остановился рядом с принцессой. За его спиной затрепетал плащ Щита, тут же взбухший в призрачное серое облако, обволокшее его, принцессу, ректора и мальчишку с девчонкой. Ясасий быстро положил палец на браслет и надавил выступающий кристалл, отправляя сигнал. Пусть девчонка внезапно заиграла в полную силу, но она все равно обречена.

— Я заранее знала, что для Даорана являюсь пустым местом, — уже чуть спокойнее заявила Рита. — Что мои слова для вас значат меньше комариного жужжания. Но с прошлого раза я вынесла свои уроки. Слышите?

Из-за дверных створок донеслись приглушенные крики, лязг и топот.

— Я явилась не одна. Со мной тридцать гвардейцев дворцовой стражи, в том числе пять Защитников. Сейчас я уйду отсюда вместе с Маем Куданно и… — Рита запнулась и щелкнула пальцами, вспоминая. — С ней, в общем, — она ткнула пальцем в Миру Аттэй. — И если Даоран попробует послать во дворец солдат, чтобы силой забрать их оттуда, я объявлю, что вы подняли мятеж против короны. И тогда посмотрим, на чьей стороне армия Сайлавата. Но даже если я проиграю, граф Ясасий, подумай — хочешь ли ты войти в историю как человек, оборвавший королевскую династию?

— Рита, не делай этого! — вдруг проявил эмоции мальчишка-иномирянин. — Забери Миру и позаботься о ней. Про меня забудь. Ты не должна рисковать собой…

Принцесса развернулась и с размаху отвесила ему увесистую оплеуху, так что тот потерял равновесие и чуть не упал. Ухватившись за пострадавшую щеку, он удивленно уставился на принцессу.

— Когда говоришь со мной, обращайся «Ваше Высочество»! — резко сказала Рита. — И не вздумай мне перечить! Я принцесса короны, и я сама решаю, что мне делать. Понял?

— Ой, и дура же ты, подруга… — пробормотал мальчишка, держась за лицо. — Ну кто тебя просит вмешиваться?

Многострадальные двери зала с грохотом и треском распахнулись, и в зал горохом посыпались закованные в шплинт-кольчуги солдаты с пиками и алебардами наперевес. Вслед за ними вошли и рассредоточились полкуругом восемь Защитников и Защитниц и четверо их кураторов. На шлемах солдат виднелись белые повязки.

— А теперь мы уходим… что? — на лице Риты появилось растерянное выражение. — Крейт! Кто они такие?

— Видите ли, Ваше Высочество, — развел руками Ясасий, — я предвидел, что с вашей стороны могут возникнуть… затруднения. Поэтому часть своих войск, предназначенных для защиты от нападений чудовищ, я направил к дворцу Даорана, чтобы дополнительно обезопасить его от подобных эскапад. Боюсь, ваши люди… обезоружены. Возможно, даже мертвы.

— Мерзавец! — выплюнула принцесса. — Мятежник!

— Вовсе нет, — пожал плечами граф. — Наоборот, именно вы нарушили букву и дух закона, приказав своим солдатам ворваться во дворец Даорана. Вас извиняет лишь то, что вы относительно молоды и неопытны. Однако же то, что вы здесь, позволяет Даорану плавно перейти ко второму вопросу дня. Второму по счету, но первому по важности. Пресветлые рыцари, — он обвел глазами графов, — думаю, вопрос о статусе Ее Высочества давно назрел и перезрел. Сохраняющаяся двенадцать лет неопределенность плохо сказывается как на ней самой, так и на государственных делах. Поскольку степень ее готовности — точнее, неготовности — к роли королевы Сайлавата хорошо видна по ее поступкам, вопрос о коронации Ее Высочества следовало бы в очередной раз отложить на неопределенный срок. Но, боюсь, государство нельзя и дальше оставлять без монарха. Поэтому наиболее очевидным выходом является свадьба Ее Высочества с наиболее достойным претендентом и его коронация на престол.

— Погоди, Ясасий! — граф Нанасара вскочил с места. — Какая женитьба? На ком?

Ясасий усмехнулся. Граф Поравии всегда являлся роялистом и того не скрывал. Его поддержка принцессы прогнозировалась заранее. Но он — в меньшинстве. В настолько мизерном меньшинстве, что его можно и проигнорировать. По крайней мере, сейчас. А в будущем и он откроется голосу разума. Много ли надо для того, чтобы купить варвара?

— Что ты хочешь услышать, Нанасара? — осведомился Ясасий. — Что я выдвигаю свою кандидатуру? Что Даоран большинством голосов поддерживает и ее? Услышишь — чуть позже. Пока же нам нужно закончить с первым вопросом. Стража! Нейтрализовать демона! В темницу его, закованного в кандалы! Его пособницу тоже заковать и запереть в другой камере, подальше от него. Охранять каждого неусыпно караулами по четверо.

— Я не позволю! — отчаянно крикнула Рита. — Крейт! Прорываемся!

В ее руке невесть откуда возник небольшой кинжал.

Шестеро Защитников Мейсары шевельнулись, и шесть Щитов синхронно вспухли в зале серыми облаками, обрушившимися на стоящих в центре зала людей. Щит Крейта под давлением двух чужих Щитов мгновенно сжался до небольшой полусферы, охватившей его и Риту. Юноша же оказался спеленутым сразу четырьмя Щитами, вздернувшими его в воздух и не дающими пошевелить даже пальцем. Над ним угрожающе зависли два Меча — пылающие грозным белым пламенем саженные палаш и шпага.

— Что вы делаете? — гаркнул граф Восхода, взвиваясь на ноги и тоже хватаясь за кинжал. — Нападение на Ее Высочество? Заговор? Узурпация? Ясасий, ты хочешь новой войны?

За его спиной напряглись два его секретаря — наверняка такие же тренированные убийцы, как и собственные телохранители Ясасия. Второй роялист — и куда более непредсказуем, чем Нанасара. С него станется броситься на солдат с кулаками. Но и на него найдется управа.

— Не делай глупостей, пресветлый рыцарь Врон, — сухо сказал Ясасий. — Я все объясню. Как монарх я намерен обеспечить полноценный мир между Севером и Югом. Тебя более чем устроят гарантии, которые я намерен предложить. Стража! Уберите этих двоих и закройте двери снаружи. Баронесса Сиори, ты свободна. Покинь зал.

— Мятежник! — выплюнула принцесса. — Думаешь, ты все предусмотрел? Думаешь, купил поддержку половины Даорана, и теперь можешь творить все, что захочешь? Хрен тебе!

Она вскинула кинжал и повернула его лезвием к себе.

— Попробуйте только выдать меня замуж силой, и я себе глотку перережу! Я не шучу!

Ясасий свел ладони вместе, и, повинуясь его приказу, щиты Защитников, окутывающие принцессу и Крейта, пришли в движение. Ясасий сам отбирал тех, кто должен явиться в Даоран. Хотя он и не предвидел схватки с Ритой и ее Защитником, здесь находились лучшие из лучших, способные импровизировать. Рыцарь Крейт, охнув, покачнулся, его Щит замерцал и пропал. И тут же сильный удар Щита отбросил его на несколько шагов назад и уронил на пол, не давая подняться, а огненный Меч завис над ним, недвусмысленно угрожая пришпилить к паркету. Второй Щит обхватил принцессу точно так же, как и иномирянина, полностью парализовав ее движение. Вскрикнув от боли в вывернутом запястье, Рита выронила кинжал, немедленно отлетевший в дальний конец зала.

— Боюсь, Ваше Высочество, я не могу допустить такого исхода, — Ясасий развел руками. — Во всяком случае, до свадьбы. Если потребуется держать вас связанной по рукам и ногам и одурманенной зельями, мы пойдем и на такие меры. Стража! Сколько еще раз я должен приказать, чтобы отсюда убрали демона?

— Не торопись, дядя, — внезапно сказал висящий в воздухе юноша, и сигнал тревоги в голове графа Мейсары заверещал во всю силу. — Видишь ли, есть одна маленькая проблема. Знаешь, какая? Если бы ты решил убрать только меня, все прошло бы очень гладко. Я бы и пальцем не пошевелил, чтобы тебе помешать. Но вот Риту и Миру я тебе тронуть не позволю. Мира! План номер три — вперед!

— Стража, девчонку!.. — выкрикнул Ясасий. Как? Как он мог совсем про нее забыть?

Поздно.

Пигалица, не поколебавшись ни секунды, вскинула правую руку и ткнула в висящего в воздухе иномирянина. На ее пальце тускло блеснуло стальное кольцо. Откуда у нее ключ-перстень?!

— Цан! — звонко выкрикнула она.

И в ту же секунду висящий в воздухе мальчишка взорвался гигантским клубком огненных струй.

Невероятных размеров щупальца с легкостью, словно мокрую бумагу, в клочья разорвали окутывающие его Щиты, лопнувшие радужными лоскутами. Бурлящие жгуты ударили по солдатам и Защитникам Титамана, разбросав тех и впечатав в стену, словно тряпичные куклы. В последний раз вспыхнули и погасли Мечи Защитников, принцесса, не удержавшись, упала навзничь, а рыцарь Крейт, наоборот, кошкой вскочил на ноги, и его Щит рухнул на графа Ясасия, сдавив коконом и бросив на пол. Ошеломленный внезапным зеркальным изменением обстановки, граф лишь беззвучно разевал рот, не в силах вымолвить ни слова.

Еще сидевшие до того графы повскакивали на ноги, выхватывая кинжалы — единственное оружие, позволенное в зале Даорана. Их телохранители тут же выступили вперед. Даже сейчас Ясасий успел мимолетно удивиться тому, какое изобилие орудий убийства внезапно появилось в их руках. Отец Ахо тоже вскочил, и меж его ладоней замерцал, наливаясь оранжевым, клубок вихрящегося пламени. Однако архибишоп и приор Мировой Сферы, переглянувшись, остались сидеть.

Мальчишка уже твердо стоял на ногах, и торчащие из его плеч огненные щупальца угрожающе колыхались, вздернутые к потолку. Казалось, они заполнили собой добрую треть зала. Ректор Академии помогала встать принцессе, а мелкая девчонка спряталась за спину иномирянина и настороженно выглядывала оттуда, почти не различимая за щупальцами.

— Видите ли, господа, — со странным сожалением в голове произнес мальчишка, — как я уже сказал, собственная судьба меня волнует мало. Но я не могу допустить, чтобы вы причинили вред Рите или Мире. Оставь вы их в покое, все прошло бы гладко и без инцидентов. Однако теперь я вынужден публично заявить о своей поддержке трона. С данного момента я полагаю принцессу Риту полноправной королевой Сайлавата, а вас всех — предателями и мятежниками, если только вы не докажете обратного. Попытка применить против нее военную силу приведет к кровопролитному бою, который вам скрыть не удастся, даже если я проиграю. И у меня есть средства сделать так, чтобы уже завтра весь Сайлават заговорил о мятеже графов против короны. Вас уничтожат ваши же собственные подданные. Крейт, отпусти графа Ясасия, пожалуйста.

— Он — главный мятежник, — рыкнул капитан гвардии, и Ясасий почувствовал, что Щит сдавливает его так, что дышать становится почти невозможно. — Нужно захватить его с нами.

— Мы не берем заложников, Крейт! — голос мальчишки неожиданно звякнул металлом. — Никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Убей его, Крейт! — приказала Рита, чей голос дрожал от плохо сдерживаемой ярости, а меж ладонями мерцали искры формирующегося комка пламени. — Убей, я приказываю!

— Нет! — отрезал мальчишка. — Рита, в соответствии с вашими уложениями его нельзя казнить просто так даже по приказу короля. Кроме того, в городе больше тысячи его солдат, и неясно, что они сделают, узнав об его смерти. Может найтись амбициозный генерал, которому нечего терять и который решит попробовать под шумок захватить трон. Известное зло лучше неизвестного. Крейт, отпусти его. Рита, не вздумай изображать из себя вой-святошу.

Капитан гвардии взглянул на Риту. Та с ненавистью сверлила Ясасия взглядом. Потом нехотя кивнула и опустила руки. Искры огня между ее ладонями пропали.

— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, Май, — сказала он. — Крейт, отпусти.

Щит, сдавивший горло Ясасия, в последний раз стиснул его и пропал. Распластанный на ковре граф шумно задышал, чувствуя одновременно приливы облегчения и ярости. Да как они посмели?..

— Мира Аттэй! — рявкнул Тверий. — Как подданной графства Феерии приказываю тебе деактивировать Атрибут иномирянина! Немедленно! Или я обвиню тебя в измене! Когда тебя отобрали для обучения, ты давала вассальную клятву мне лично, забыла? Подчиняйся мне, или я объявлю тебя предательницей!

Юная девушка шагнула из-за спины иномирянина.

— Пресветлый рыцарь граф, — тихо сказала она, — я присягала также и короне, когда поступала в Академию. И на церемонии давала клятву лично Ее Высочеству. Клятва короне стоит выше вассальной присяги. Я не предательница, но я отказываюсь.

— Тогда я объ!..

Закончить фразу Тверий не успел, потому что одно из огненных щупалец прянуло вперед и врезалось ему в солнечное сплетение, отбросив к дальней стене.

— В следующий раз следи за своим языком, пресветлый рыцарь граф, — иномирянин холодно глянул на копошащегося на полу графа. — А то еще откусишь его ненароком. Ко всем, между прочим, относится.

— Кстати, рыцарь Барасий, — мстительно заявила Рита, — ты больше не канцлер. Я смещаю тебя. А новым канцлером назначаю…

— Его имя ты назовешь позже! — перебил ее иномирянин. Принцесса обиженно заморгала, но замолчала. — Я надеюсь, что Даоран проявит благоразумие и не пойдет на обострение сложившейся ситуации. Пока что нет никаких оснований подозревать кого-то, помимо графа Ясасия, в реальном мятеже и измене. Да и действия графа Титамана под определенным углом можно рассмотреть как направленные на пользу государства. Если Даоран действительно захочет, мы сможем прийти к компромиссу — с учетом того, что принцесса стала королевой, этот пункт не обсуждается. Крейт, Сиори, мы уходим.

Его щупальца вновь взвихрились, переплелись между собой и слились в прозрачную желтоватую полусферу, накрывшую пять фигур. Стиснувший кулаки Ясасий в бессильной злобе смотрел, как они быстро вышли из зала. Он обвел взглядом лежащие на полу в нелепых позах фигуры своих солдат. Некоторые начинают шевелиться: похоже, мальчишка их не убил, случайно или намеренно. Но толку от них сейчас никакого. А Защитников после такого шока как бы вообще не пришлось отправлять на пенсию. Все. Основной план пошел прахом. Потеря стольких Защитников делает захват остальных графов слишком рискованным делом. Ах, если бы заседание состоялось на месяц позже! Проклятый мальчишка…

Телохранитель подхватил его под руку и помог подняться.

— Рыцарь Ясасий, — холодно спросил граф Врон, — что там юноша сказал насчет численности твоих солдат в Цетрии? Больше тысячи человек — правда? Как мы должны понимать подобное нарушение договоренностей о нейтральном статусе столицы?

— Войска введены для защиты от возможных Вторжений по просьбе канцлера Сайлавата и с его ведома! — огрызнулся Ясасий. — И по согласованию свами со всеми, между прочим!

— Мы не договаривались о посылке двух полков! — раздраженно заявил Джох. — Речь шла о небольших отрядах человек на двадцать-тридцать и паре Защитников. А у тебя только здесь Защитников сразу восемь! Ясасий, наш уговор отнюдь не подразумевал вооруженного переворота в столице.

— Кстати, об уговорах, — Нанасара поднял перед собой кинжал и начал пристально рассматривать его лезвие, словно заметил в нем что-то необычное. — У одного меня складывается впечатление, что кто-то что-то затеял за моей спиной? Разговоры о замужестве принцессы ходят давно, но я что-то не припомню, чтобы тебя, Ясасий, выдвигали в кандидаты на престол. Наоборот, мне помнится, что мы обсуждали прямо обратное: что никто из графов на Рите не женится, а подсовываем мы ей человека безвестного и без политической поддержки. Какого-нибудь захудалого барона из дальней деревни, которым сможем управлять, как захотим. Нэ?

— Точно! — поддержал его граф Курабира. — Ясасий, в чем дело? Ты ведешь свою игру за нашими спинами?

— Я все объясню, — торопливо сказал граф Титамана. — Возможно, ситуация действительно выглядит подозрительной, но у меня есть веские резоны. Уверяю, я и в мыслях не держал обойти Даоран в таких вопросах.

Его мозг лихорадочно работал. Все пошло наперекосяк. Ну абсолютно все! Если он потеряет поддержку хотя бы одного из своих, того же Джоха, уже скверно. А если при этом против него объединятся и все нейтралы, он обречен. И как понимать реакцию архибишопа, замершего в своем кресле неподвижной глыбой? Если Церковь почувствует себя обиженной или обойденной, она любого графа прихлопнет независимо от поддержки Даорана. Нужно срочно что-то придумывать, импровизируя по имеющимся заготовкам.

— Для начала, пресветлые рыцари, предлагаю перейти в другое помещение, — сказал он. — В здешнем разгроме разговаривать неудобно. Поскольку… хм, визитеров у нас сегодня больше не предвидится, нас вполне устроит один из малых залов. Предлагаю перейти в Золотой. Как вам предложение, рыцари?

* * *

Когда небольшая кавалькада втянулась на территорию Академии и узорчатые металлические створки врат с лязгом захлопнулись за спиной, Рита почувствовала, что взамен постепенно отпускающего страшного напряжения ее постепенно охватывает такая же страшная усталость. Перекинув ногу через круп, она соскользнула с седла (Крейт неведомым образом уже успел спешиться и помог ей спуститься) и нерешительно замерла.

И что дальше?

Когда утром она потребовала от Крейта собрать отряд дворцовой стражи и сопровождать ее к зданию Даорана, она как-то не задумывалась, что станет делать после того, как вмешается. Ей казалось, что достаточно как следует пригрозить Даорану, и те оставят Мая в покое. В конце концов, он ведь не граф и вообще не дворянин, на кой он им сдался? Но замужество? За графом Ясасием? Нет, лучше умереть.

И все-таки, что дальше? Она даже в королевский дворец вернуться не рискнула. Там распоряжается канцлер. Рита хорошо понимала, что ее заявление о смещении канцлера — не более чем пустой звук. Даоран его назначил, и только Даоран может снять. И дворцовая охрана подчиняется ему и только ему. Королевская гвардия и пальцем не шевельнет, чтобы защитить ее от графов. Академия — единственное место, где она может укрыться без боязни почти немедленно оказаться запертой на замок: под домашним арестом, а то и где похуже. В конце концов, в не таком уж и далеком прошлом графы не раз заставляли отрекаться от престола и казнили королей. А она даже не королева. Спасибо, конечно, Маю за его заявление, но от его слов проку еще меньше, чем от ее.

— Ваше Высочество, — ректор Академии наклонилась к ней. — Вам следует отдохнуть. Слуги уже готовят гостевую квартиру. Она не очень роскошная, но все же куда комфортнее и удобнее, чем больничная палата, где вы отлеживались в прошлый раз.

— Вот-вот, — согласился Май, как раз снявший с коня свою «хозяюшку» и поставивший ее на землю. — Отдохнуть. Заварила кашу — и на боковую, другие пусть расхлебывают. Значит, так. Крейт, бери ее взбалмошное высочество под мышку и тащи в гостевой домик. И никуда не выпускай, а то еще куда-нибудь повоевать отправится. Сира, проследи за ними, отдай там распоряжения, какие надо, и тоже в себя приди. Придется опять устраивать большой педсовет, но сначала мне нужно помедитировать в одиночку. Мира…

— Май, ты не слишком много на себя берешь? — поинтересовалась Сиори.

— Не сли… что? — удивился иномирянин. — Ты о чем?

— Я помню, кто ты и что ты. Тем не менее, ты в чужом мире и на чужой территории. Ты гость здесь. А люди, которые тебя окружают, скорее всего, не глупее тебя. Прекрати командовать, словно ты один здесь взрослый, а остальные несмышленые дети!

Рита с удивлением посмотрела на ректора. В голосе баронессы звучали ледяные нотки, которых принцесса ни разу не слышала.

— Но, Сира… — попытался возразить Май.

— Никаких «но»! — резко оборвала его Сиори. — Май, здесь пока что моя Академия. И пока меня не отправили в отставку, я здесь распоряжаюсь и отвечаю за порядок. И перестань огрызаться на Ее Высочество, как ты делал всю дорогу. В конце концов, она полагала, что спасает твою глупую голову, так имей признательность хотя бы за это!

— Хм… Извини. — Май почесал в затылке. — Пожалуй, я действительно слишком увлекся. Рита, приношу нижайшие извинения. Но тебе действительно следует передохнуть и прийти в себя. Мира, тебе тоже. На вас, девочки, лица нет, одни глаза жалобно светятся. Сира, полагаюсь на тебя. Мне нужно полчаса или час, чтобы свести воедино все технические наработки.

И он размашисто зашагал к аллее, ведущей с плаца к дормиторию. Слегка ошарашенная Рита посмотрела ему вслед. Ну и напор! Распоряжается, словно генерал в своей армии. Почему ректор ему позволяет?

— Ваше Высочество, — Сиори повернулась к Рите, — я прошу вас проследовать за мной. Гостевой домик совсем рядом, за вон тем поворотом аллеи. Айсока уже распоряжается, я связалась с ней еще по дороге.

— Дама Сиори, я действительно создала вам такие сложности, как Май говорит? — Рита съежилась и обхватила себя руками. На небе безмятежно светило полуденное летнее солнце, но ей стало холодно, словно в сыром промозглом склепе.

— Нет. Сложности создал Даоран. Мы пытались просчитать исходы сегодняшнего заседания, но совершенно забыли про вас. Как-то не подумали, что вы тоже можете оказаться в центре событий, и не продумали ни одного варианта. Инерция мышления… — ректор вздохнула. — Хотя могли бы и догадаться, что Даоран рано или поздно решит что-то сделать с текущей неопределенностью. И нам все равно пришлось бы устраивать что-то вроде того, что случилось сегодня.

— Вам? Из-за меня? Дама Сиори, ты всего лишь ректор Академии Высокого Стиля! — удивилась Рита. — А Май — пусть и очень сильный Защитник, но он один-единственный. Что вы вдвоем можете сделать?

Сиори посмотрела через плечо Риты. Та оглянулась и увидела, что девчонка — Мира Аттэй, ага, вспомнила! — стоит позади навытяжку с руками по швам и, кажется, почти не дышит.

— Мира, ты можешь идти, — сказала ректор. — Я освобождаю тебя от занятий на сегодня, отдохни как следует. И, очень прошу, воздержись от любых приключений в ближайшие несколько дней, даже если тебя попробует спровоцировать Май.

— Так точно! — пискнула девчонка, четко, как на параде, повернулась и едва ли не строевым шагом двинулась в ту же сторону, куда ушел и иномирянин. На ее пальце тускло блеснуло простое железное кольцо, и Рита тут же вспомнила, что та авторизовала Мая на использование Атрибута. Ключ-перстень? Откуда у нее может взяться ключ-перстень? Они же делаются в Мировой Сфере исключительно под конкретную персону и только с позволения Конклава. Совершенно невероятно, чтобы такой выдали кадету Академии. Тем более кадету, напрямую связанному с загадочным иномирянином.

Рита тряхнула головой. Она все сильнее чувствовала свинцовую усталость, от которой хотелось опуститься прямо на брусчатку, свернуться калачиком и заснуть — в надежде, что когда проснется, все решится само собой. Нет, не решится, разумеется. Она давно не ребенок и прекрасно понимает, что пути назад у нее нет. Вернуться хотя бы к вчерашнему состоянию ничего не значащей золоченой куклы уже не удастся. Или она станет королевой — или на трон сядет граф Ясасий, а она окажется на положении его наложницы. И, судя по тому, что о нем известно, спуску он ей не даст. Она вспомнила сальный ощупывающий взгляд, которым граф одарил ее сегодня на Даоране, и ее передернуло. Нет уж, действительно, лучше умереть — как умерли сегодня ее люди, которых она бездумно притащила за собой на верную смерть.

— Дама Сиори, — решительно сказала она, — мне хотелось бы побыть одной, чтобы подумать. Я не хочу тебя задерживать, у тебя наверняка полно дел. Выдели мне провожатого, — она кивнула на группку кадетов у дальней оконечности плаца, сбившихся в кучку и восторженно на нее глазевших, — и пока можешь идти.

— Мне в любом случае нужно зайти к себе, а моя квартира прямо по соседству с гостевым домиком, — качнула головой ректор. — Пойдемте, Ваше Высочество. Нам в ту сторону.

В домике Риту встретила смутно знакомая горничная. С прошлого раза принцесса запомнила ее рыжий хвост волос на затылке, хотя лицо из памяти ускользнуло. Горничная переглянулась с Сиори и ввелапринцессу в дом. Обстановка там оказалась на грани честной бедности: тесная прихожая с парой вешалок, гостиная с столом, платяным шкафом и несколькими полужесткими креслами и спальня с двойной кроватью и стоящей при ней тумбочкой. На столе стояло несколько судков, от которых поднимался вкусный пар, но Рита отказалась есть. Она прошла в спальню и прямо в одежде и сапожках повалилась на покрывало лицом вниз. В гостиной полязгивал доспехами Крейт, что-то негромко, на грани шепота говорила ему горничная, и внезапно усталость врезала Рите по затылку большой чугунной гирей.

Снов она не видела, а проснулась от того, что кто-то постукивал пальцем ей по плечу.

— Эй, подруга! — позвал знакомый голос. — Подъем. Государственные дела нетерпеливо ждут, поцокивая копытами. Ну-ка, отрывай башку от подушки, пока из чайника не полил.

Рита сонно заворочалась. Оказалось, она лежит под одеялом в одной ночной рубашке. Ну и ну! Она что, даже не почувствовала, как ее раздевают?

— Сильна же ты дрыхнуть, — сказал Май, скрестив руки на груди. — Четыре часа как убитая. Выспалась?

Рита потерла глаза кулаками. Голова казалась тяжелой. Занавески на окнах оказались плотно задернутыми, но в открытую дверь спальни били лучи клонящегося к закату солнца.

— Не очень, — промямлила она не слушающимися со сна губами. — Терпеть не могу днем спать. Потом остаток дня как мешком по голове трахнутая.

— Ну, зато стресс сняла. Давай, вылезай из-под одеяла и одевайся. Во-первых, ты наверняка жрать хочешь, как верблюд после недельной голодовки. Во-вторых, тебя на военном совете ждут.

— Где?

— У Сиори в соседнем домике большое толковище. Все наши, в смысле, все шестеро воспитателей из Академии, да еще и приор Мировой Сферы явился по-соседски, через боковую калиточку, в качестве то ли посредника, то ли наблюдателя. И Крейт уже там, делится своими взглядами на политическую обстановку. Он в твоей гостиной едва ли не корни пустил, еле выкорчевали. Есть новости, которые тебе следует узнать. Сразу могу тебя образовать — Церковь заявила о своем нейтралитете в светских делах, так что у нас одной головной болью меньше.

Интересно, она так и должна вылезать из кровати у него на глазах?

А почему бы нет?

Рита отбросила одеяло и сладко потянулась. Потом решительно спустила ноги с кровати и встала босыми ногами на потертый коврик у кровати. Май нетерпеливо постукивал пальцами по своему плечу, задумавшись о чем-то своем и внимания на нее не обращал ни малейшего. Нет, ну неужели она ему ни капельки не интересна?

— Май… — сказала она.

— Да, подруга? — рассеянно откликнулся тот.

Рита подошла к нему и положила руки на плечи.

— Май, спасибо тебе.

— За что? — иномирянин удивленно поднял бровь.

— За то, что спас мне жизнь тогда, в бассейне. До меня только сегодня слух дошел, что там на самом деле случилось. Услышала, как фрейлины в уголке перешептываются, и вытянула сначала из них, а потом из Крейта подробности. Почему ты мне не сказал сразу?

— Зачем? Чтобы ненужные сложности в отношениях создать? Рита, мне вовсе не нужно, чтобы ты испытывала ко мне признательность или что-то в том же духе. У нас чисто деловые отношения, не забывай.

— Чисто деловые… — повторила Рита. Она сняла руки с его плеч и отступила на шаг. Потом спустила с плеча бретельку ночной рубашки и выскользнула из нее, оставшись обнаженной. — Май, я ведь принцесса только по названию. Я мало чем могу тебя отблагодарить, разве что вот так. У нас ведь есть несколько минут?

Рита испытывала странное чувство. Что, если он посмеется над ней? Или… или ему в голову взбредет невесть что? Она почувствовала себя, словно девственница, впервые раздевшаяся перед мужчиной. Да что за глупости? Что она разволновалась? Он у нее отнюдь не первый. И даже не десятый. В конце концов, все мужчины одинаковы.

Май, склонив голову, задумчиво посмотрел на Риту.

— М-да. Тяжко одинокому мужику в женском коллективе, — пробормотал он себе под нос.

— Что?

— Знаешь, у тебя прекрасная фигура, — громко сказал Май. — Почти идеальных пропорций.

— Да, мне говорили, — Рита шаловливо склонила голову к плечу. — И?..

Май шагнул к ней, вытянув руку, и осторожно провел по растрепанным со сна волосам.

— Ты красива, Рита. И я благодарен тебе за предложение. В другое время и при других обстоятельствах я бы не сомневался ни секунды. Но сейчас нас ждут люди. И еще ты должна помнить то, что я уже сказал тебе однажды. Я не собираюсь становиться твоим принцем-консортом и лезть в политику Сайлавата. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Сейчас меня интересует только разрешение текущего кризиса. Потом, в менее напряженной обстановке, если ты повторишь свое предложение, я его приму. Но только секс — для обоюдного удовольствия и без дальнейших обязательств. Ничего сверх того. А теперь одевайся, и пойдем.

Рита почувствовала, что краснеет. Отвергали ее впервые в жизни, и как себя вести дальше, она не знала. Обидеться? Но ведь он вроде бы прав насчет обстоятельств. Но почему он вообще ведет себя с ней как мудрый старик с несмышленой девчонкой? Может, он вообще импотент?.. Ну-ка, хватит, оборвала она себя. Он прав, а она поддалась мгновенному импульсу. Все равно от торопливой случки на ходу удовольствия мало. Она еще своего добьется. И глупости насчет консорта она из него выбьет. Он объявил ее королевой, а она вполне согласна, чтобы он стал королем. Все равно лучшего варианта ни ей, ни ему не подвернется.

— Тогда выйди отсюда, — нарочито сердито сказала она.

— Зачем?

— Мне одеться нужно, неужели непонятно?

— То есть нагишом передо мной стоять нормально, а одеваться — стыдно? — удивился Май. — Вот и пойми женскую логику! Ну, как скажешь. В одиночку одеться сможешь, твое царственное высочество? Или я могу в окрестностях дежурную служанку поймать.

Рита оглянулась. Ее одежда и белье, аккуратно разглаженные, висели на спинках двух стульев у стены.

— Сама справлюсь, — наморщила она нос. — Не маленькая. Хоть здесь от назойливых фрейлин отдохну. Кстати, если хочешь, останься. Я тебя не стесняюсь.

Она изогнула стан и уперлась рукой в бедро.

— Значит, я тебе нравлюсь?

— Нравишься, подруга. Только давай одевайся в темпе.

— Да ну тебя! — Рита отошла к стулу и принялась надевать белье. — Ты вообще был когда-нибудь с женщиной? Или ты мальчиков предпочитаешь? Смотришь на меня как на пустое место…

— Я же рассказывал — у нас нагота в порядке вещей. На Западном континенте ее стесняются, а у нас ты можешь голой хоть по улицам расхаживать, никто и ухом не поведет. Только, Рита, я вот что тебе хочу сказать, пока мы наедине…

— Да? — от резкой серьезности его тона принцесса насторожилась.

— Ты не умеешь импровизировать. И твои действия прекрасно просчитываются на десять шагов вперед. Не вздумай больше выдавать публичных экспромтов типа сегодняшнего. Я правильно понял, что ты меня канцлером хотела объявить?

— Ну… да. Отказываешься?

— Рита, ты понимаешь, что достаточно кому-то, тому же графу Ясасию, пустить в народе слух, что ты раздаешь руководящие должности демонам, и к вечеру у твоего дворца соберется тысячная толпа с кольями?

— Но ты же не демон…

— Да кто станет разбираться? Слух пойдет, что я демон, вполне хватит. Запомни: я не могу занимать никакие официальные посты. Я даже не могу стать твоим телохранителем. Я — извне. Если я формально вступлю в игру, я-то выкручусь, но вот тебя ее законы просто уничтожат. А твоя судьба мне небезразлична.

— Спасибо за признание, — Рита принялась натягивать бриджи. — Насчет тебя я запомню. И подумаю. Ты, скорее всего, преувеличиваешь, но я посоветуюсь с… с кем-нибудь знающим.

— Можешь спросить у Гнесия. Как церковник он в таких вещах должен хорошо разбираться. И к тебе вроде бы расположен. И будь морально готова к тому, что мне придется исчезнуть в самом ближайшем будущем.

Рита замерла, наполовину просунув пуговицу в петлю.

— То есть как — исчезнуть?

— Втихую. Или громко, в сияющей вспышке. Или героически сгинуть в борьбе с ужасным монстром, если найдем такого. Посмотрим по обстановке. Я совершенно не вписываюсь в окружающую среду, мое присутствие всегда останется поводом для очередного кризиса. Если бы ты не вмешалась на Даоране, трагический сценарий мы бы и реализовали на днях.

— Май, ты так спокойно говоришь о своей смерти…

— О какой еще смерти? Я же сказал — «исчезнуть». Не волнуйся, ничего со мной не случится. Я знаю, как вернуться в свой мир.

— Знаешь? — поразилась Рита. — Но мне казалось…

— Я никому не говорил. Мне у вас понравилось, и я решил задержаться. Мне придется уйти, а как-нибудь потом я тихо вернусь.

— Май…

— Да, подруга?

— Ты можешь взять меня с собой? В ваш мир?

— Зачем?

— Я не хочу быть принцессой. И королевой — тоже. Я хочу жить нормально, как все. Чтобы никаких канцлеров, графов и болтливых фрейлин. Чтобы делать что-то полезное. Чувствовать, что живу, в конце концов!

— Вот как… Надо тебя все-таки познакомить с моей сестричкой. У нее те же комплексы. Наверняка вы поладите. Рита, я не могу ответить на твой вопрос. Я просто не знаю. Нужно подумать. А сейчас заканчивай одеваться и топаем. Мы и так уже пятнадцать минут тут торчим, меня живым закопают, если немедленно не явимся.

Рита застегнула последние пуговицы и надела жакет поверх блузки. Ей снова стало тоскливо. Один нормальный человек во всей округе, и тот скоро пропадет. И с кем она останется? Опять с канцлером? Ах, да, она же его сместила. Она одернула одежду и посмотрела на себя в зеркало. Волосы в беспорядке, ох ты беда… Интересно, есть здесь хотя бы простая расческа?

В солнечных лучах на ее груди горела золотом королевская лилия. Нет, она не станет сбегать. Она принцесса короны, и у нее есть обязанности перед страной. И она станет королевой — хотя бы для того, чтобы поставить на место зарвавшихся графов.

— Я готова, Май, — сказала она. — Веди. Только найди сначала какой-нибудь гребень. Не могу же я на люди лохматой, как обезьяна, показаться.

* * *

— Значит, нам остается только сидеть и ждать? — принцесса тряхнула копной волос.

Сиори чувствовала себя неловко. Хотя ее истинные воспоминания стремительно возвращались, и демократическое катонийское воспитание брало свое, вбитые за последние… годы?.. рефлексы жизни в дворянском обществе никуда не делись. Она чувствовала себя очень неудобно, сидя в присутствии принцессы. Но в маленькой комнатушке, куда набились сразу девять человек, стоять всем было попросту негде. Сидеть, впрочем, тоже. Но принцесса сразу, как вошла, приказала сесть, и протестовать никто не стал. Да уж, хорошо что Яна с Кансой не присутствуют в виде своих масок-горничных. Май заверил, что они «слушают трансляцию», но появляться им нельзя. Рита не в курсе настоящей сущности Академии, и знать не должна ни при каких обстоятельствах. Никто не знает, как она среагирует на известие о том, что живет в виртуальности, особенно с учетом того, что «реальных» воспоминаний у нее практически нет. Если человек внезапно поймет, что всю сознательную жизнь провел среди иллюзий, возможен полный коллапс личности, как загадочно выразился Демиург.

— Сидеть и ждать — не самое скверное занятие, Ваше Высочество, — прогудел капитан Крейт, так и не снявший свои сплошные доспехи, придававшие ему вид боевого робота. В реальности, вероятно, он в них и шагу бы не сделал. — Как старый солдат говорю. Драться куда как хуже.

Еще, кстати, один нэмусин, который не должен узнать, что творится вокруг. Один из тех, кто совершенно не расположен восстанавливать свою прежнюю личность и просыпаться. Если рассказать ему правду, он либо поверит и свихнется, либо не поверит и превратится во врага. Следовательно, он должен верить в то, что мы на самом деле боремся за власть Риты над Сайлаватом. Но тогда, может статься, Академия Высокого Стиля окажется для него чем-то второстепенным. Разменной монетой в большой политической игре.

К-ссо, ну почему все так сложно?

— Я тоже рад, что пока что обошлось без кровопролития, — заметил отец Гнесий. Приору Мировой Сферы пришлось тяжелее всего: его массивное тело с большим трудом умещалось в хилое кресло. Раньше Сиори всегда использовала свое жилье исключительно для сна да еще немного для работы, гости сюда не ходили, и большая часть мебели присутствовала исключительно для галочки. И вот на тебе, внезапно целый светский раут! — Если бы рыцарь Крейт убил рыцаря Ясасия во время Даорана, все кончилось бы куда как хуже. Графы наверняка потребовали бы его головы, а сверх того, возможно, еще и сурового наказания для Ее Высочества. Могу только позавидовать твоему хладнокровию, юноша, — он кивнул Маю, который, как и в прошлый раз, устроился на столе, скрестив ноги.

— Мы предполагали, что Ясасий собирается устроить переворот, — усмехнулся тот в ответ. — Мы заранее узнали, что он отправляет в столицу толпу солдат, а для чего их можно использовать?

— Заранее узнали? — нахмурился приор. — Откуда? Как вы могли знать то, что не знал больше никто? У Церкви хватает агентов в графствах, но даже мы…

— Ха! Тоже мне, Большая Военная Тайна! Достаточно в Сламах в тавернах поотираться немного, там про все последние события расскажут. Включая массовый приступ острого поноса на дальнем горном хуторе в Крайзере. Но поскольку клир предпочитает таверны почише и поблагообразнее, Церковь и не знает ничего. И не надо ей знать. Хватит с нас толпы оголтелых отцов ахо в Конклаве, делающих радикальные выводы на пустом месте.

— У Конклава есть свои недостатки, но в целом он…

— В целом он двенадцать лет назад устроил гражданскую войну на пустом месте и спровоцировал графа Тейна рвануть бомбочку. Результат — ни Конклава, ни Даорана, ни Тейна. Угу, недостатки. Разумные люди, заседай они там, объявили бы меня не демоном, а аватаром какого-нибудь святого и канонизировали бы при жизни.

— Май, не трещи! — недовольно сказала Грампа. — Ты тоже хорош. Столько шороху навел со времени своего появления! Академию на уши поставил, королевский дворец взбудоражил, весь город как колокол гудит из-за Прорыва в бассейне…

— В Прорыве тоже я виноват, значит? — обиделся Май. — Ну, спасибочки, Гра! Мало мне графских инсинуаций, еще и ты в ту же степь…

— Тихо! — сказала Сиори. — Кончайте пикироваться. Значит, резюмирую. Резких движений не делаем, заявлений тоже, ждем делегацию от Даорана. Ваше Высочество? Вы согласны?

— А что мне остается? — горько сказала принцесса. — У меня что, верные солдаты есть, чтобы на графов войной пойти? Нашлось несколько, да и тех я потеряла из-за своей глупости. Кстати, дама Сиори, прошу больше не называть меня «Ваше Высочество». Это ко всем здесь собравшимся относится. Принцессой я больше называться не согласна, а королевой еще не стала. И не стану, наверное, никогда. «Дама Рита» вполне сгодится.

— Во, плоды демократизации! — возликовал Май. — Еще немного, и до всеобщих президентских выборов рукой подать. Рита, кончай кукситься. Все нормально. Ну, или в пределах минимальных отклонений от генеральной линии.

— Не знаю, чего тут нормального. Боюсь, Даоран пришлет не делегацию для переговоров, а полсотни солдат, которые и выволокут меня отсюда за шиворот — прямо на свадьбу с Ясасием.

— Не пришлет, — покачала головой Айсока. — Во-первых, независимый статус Академии зиждется на давних законах и традициях. Место обучения Защитников уже полтора столетия является государством в государстве, куда даже королю нет хода без разрешения ректора. Такой статус поддерживается и графами, и Конклавом, на нарушителя ополчится весь мир. Во-вторых, у нас есть Май. Ему не сможет противостоять ни одна армия, в том числе — армия Защитников. Возможно, его смогут вывести из строя вои-священники массированными ударами заклятий по площадям, но на такое Церковь не пойдет, даже если нарушит свой нейтралитет. Здесь все-таки дети. Так что мы сможем сидеть здесь до бесконечности.

— Не сможем, — не согласился Крейт. — Войти сюда они, возможно, и не рискнут. Но они могут просто обложить нас по всем правилам осады, и тогда рано или поздно у нас закончится пища. И вода — трубы водозабора, насколько я помню, начинаются у реки далеко за пределами территории Академии. Их могут перекрыть или разрушить.

— Ну, к тому времени, я уверен, конфликт разрешится тем или иным способом, — высказался приор. — Во всяком случае, Церковь не допустит применения насилия против Академии, говорю от имени архибишопа Бомбая. Тем более что рядом Мировая Сфера, и если ей возникнет угроза, Церковь применит ЛЮБЫЕ средства для ее ликвидации. Вплоть до активного участия воев-священников и паладинов в боевых действиях против угрожающей стороны, а также объявления анафемы. Уверен, граф Ясасий это хорошо понимает. Ваше Высочество, я понимаю ваши возмущенные чувства, но прошу — воздержитесь от необдуманных заявлений.

Он с легкостью, неожиданной для его грузного тела, поднялся.

— А пока что я намерен вернуться к себе и еще раз обсудить через шар с архибишопом…

— Прошу прощения, святой отец, — Сиори подняла палец. — Один момент…

Она активировала переговорную функцию кубирина, ответив на вызов, и выслушала далекий голос Саомира. Потом двойным щелчком подтвердила прием.

— Они начали действовать куда раньше, чем мы предполагали, — сказала она вслух. — Саомир передает от главных ворот: делегация во главе с графом Ясасием желает с нами поговорить. Ваше Высочество?

— Я же сказала — «дама Рита»! — с оттенком раздражения ответила принцесса. — Дама Сиори, прошу передать графу Ясасию, что я явлюсь для переговоров через несколько минут. Но с территории Академии не выйду. Крейт, приготовься к любым подлостям. От него можно ожидать чего угодно, вплоть до отравленной иглы в руку.

— Да, Ваше Высочество, — кивнул Крейт. Принцесса тихо зарычала. — Да, дама Рита, — поправился он.

— Так-то лучше. Май, дама Сиори, прошу вас сопровождать меня. И еще та девочка… которая с Маем…

— Мира Аттэй, — подсказала Сиори.

— Да. Ее тоже следует вызвать, чтобы иметь возможность активировать Атрибут Мая в любой момент.

— Не мандражи, Рита, — спокойно сказал Май. — Хозяюшке и так досталось. Не забывай, она на двенадцать лет младше тебя и к политическим передрягам непривычна. Не стоит ее дергать без острой необходимости. Мой базовый Атрибут сможет активировать и Сира, а расширенная версия нам не понадобится. Граф Ясасий не рискнет штурмовать Академию прямо сейчас, или я ничего не понимаю в политике.

А в крайнем случае ты используешь свой эффектор и без прикрытия в лице Миры, мысленно добавила Сиори. Все-таки ты о ней заботишься, а, господин Май Куданно, известный также под именем Палек Мураций? А ведь я вспомнила — в той, предыдущей жизни я не раз слышала о тебе по телевизору. Хотя сказал бы мне кто, что я встречусь с братом Карины Мураций в таких вот обстоятельствах, я бы его за сумасшедшего посчитала…

— Хорошо. Тебе виднее, — согласилась принцесса. — Идем. Мне не терпится услышать, что граф имеет мне сказать.

— Отец Гнесий? — спросила Сиори. — Не хотите поучаствовать в качестве наблюдающей стороны?

— Разумеется, — кивнул приор. — Иначе меня любопытство замучает.

— Мы понаблюдаем со стороны, — добавила Клия. — Если что, прикроем.

— Только на глаза не показывайтесь, — посоветовала Сиори. — Граф Ясасий наверняка заимеет зуб на всех, кто хотя бы случайно оказался на стороне Ее Вы… грм, дамы Риты, — поспешно поправилась она, поймав яростный взгляд принцессы. — Если подставляться, то мне одной. Я и так уже по уши увязла.

— Не думай о нас, Сира, — сказала Айсока. — Как раз мы находимся в куда менее уязвимой позиции. Но мы и в самом деле не станем светиться лишний раз.

— Идем, идем! — нетерпеливо поторопила принцесса.

— Не терпится графу в рожу побыстрее плюнуть? — ухмыльнулся Май, слезая со стола. — Подруга, ты бы держала себя в руках. Не забывай, твоя задача — показать себя политиком если и не опытным, то разумным и готовым учиться. Полосование когтями физиономии обидчика твой имидж совсем не улучшит.

— Не ехидничай, — угрюмо огрызнулась Рита. — И без тебя тошно. Женился бы на мне, стал бы королем — и переговаривался бы, сколько влезет и как захочется.

— Мечтать не вредно. Короновать консорта на престол по вашим законам даже в нормальной ситуации может лишь Даоран. Как думаешь, сколько у меня шансов порулить вашей феодальной монархией в нынешних условиях? В общем, идемте, только не торопясь и кругами по парку. Вечер чудесный, погода замечательная, цикады стрекочут… А граф Ясасий пусть помаринуется пока в собственном соку. Очень полезно противнику нервы слегка помотать перед схваткой. Авось ошибаться начнет.

Кругами они все-таки не пошли несмотря на замечательную погоду. Принцесса рвалась в бой и едва сдерживала шаг, пританцовывая от нетерпения. Капитан Крейт с рукой на эфесе палаша и активным Щитом держался за ее правым плечом, за ним, чуть поотстав, вышагивал Май. Сиори и приор Гнесий шли последними. Уже темнело, и в светлых летних сумерках начинали светиться волшебные местные фонари.

Местные? А ведь ты, Сира, потихоньку эмоционально дистанцируешься от Академии, подумала ректор. Ты уже не воспринимаешь ее как свой дом. Другой мир, другие законы — волшебство, магические кристаллы, рыцари и драконы, словно в игре для подростков. Впрочем, почему «словно»? Если верить Айсоке, он и есть игра, только не для подростков, а для вполне взрослых бездельников. Как меня угораздило здесь оказаться? Госпожа Яна утверждает, что сразу после смерти, еще до «обработки» Момбана, в чем бы она ни заключалась, лично говорила со мной, и я добровольно согласилась на роль директора интерната. Не помню. Впрочем, я многого еще не помню, воспоминания всплывают хаотично, бессистемно. Возможно, и согласилась. В конце концов, чем плохо помогать воспитывать сирот в условиях волшебной сказки? Маги и драконы — обстановка как раз для подростков. Вот только как они станут жить в реальном мире, когда узнают правду?

А что такое для них реальный мир? Особенно с учетом того, что Текира для мертвых закрыта навсегда? Или же для детей все-таки сделают исключение? А если нет — что их ожидает? Огромная пустая Вселенная, где на триста тысяч подготовленных площадок пока что приходится менее восьмисот тысяч проснувшихся нэмусинов? Чем они смогут там заниматься?

А чем, Сира, там станешь заниматься ты?

Делегация Даорана ожидала их на площадке по ту сторону решетчатых ворот. Саомир в гордом одиночестве стоял возле решетки. Рядом не наблюдалось не то что дневальных, а даже и охраняющих территорию часовых королевской гвардии. Пропускная будка стояла запертой. То ли проректор выгнал лишних свидетелей, чтобы не подставлять их под удар, то ли канцлер отдал страже соответствующие приказы, лишая принцессу последних условно верных людей. Ну что же, меньше народу — свободней разговор.

— Рита, еще один совет, — негромко сказал Май, когда они преодолевали последние сажени до освещающих въезд фонарей. — Говори как можно меньше. Выслушай, что скажет делегация, пообещай подумать и закончи встречу. И как можно меньше эмоций. Не позволяй им читать тебя, как открытую книгу. Пусть тщетно гадают, что у тебя на уме.

— Спасибо, учту, — так же негромко ответила Рита. — Но с Ясасием я церемониться не собираюсь. Если я хочу стать настоящей королевой, не марионеткой в руках Даорана, я не могу позволить, чтобы меня вот так оскорблял хоть кто-то. Или я получу голову графа Титамана, или он получит мою. На компромисс я не согласна.

— Нельзя загонять человека в угол…

— Меня тоже нельзя загонять в угол. Все, помолчи теперь ты.

Рита остановилась в пяти шагах от решетки и неторопливо осмотрела пятерых человек, стоящих по ту сторону.

— Мне передали, что меня хочет видеть делегация Даорана, — презрительным тоном произнесла она. — Однако я вижу здесь только одного графа и нескольких его лакеев. Граф Ясасий Систер, ты хочешь сказать мне что-то, что не успел на Даоране?

— Нет нужды для такой враждебности, Ваше Высочество, — низко поклонился граф, выступая вперед. — Я приношу самые униженные извинения из-за возникшего сегодня между нами непонимания…

— Непонимания? — перебила Рита. — То есть ты вовсе не намереваешься силой брать меня замуж?

— Ваше Высочество, ради блага всего Сайлавата…

— Ясасий, если ты принимаешь меня за малолетнюю дурочку, мы можем завершить разговор прямо сейчас. Ты пришел сюда, чтобы предложить мне что-то конкретное? Или попросту намерен потребовать, чтобы я вела себя как хорошая девочка и покорно следовала твоим приказам?

— Я бы не стал использовать такие слова, Ваше Высочество. Но, совершенно определенно, вам следует успокоиться и вернуться во дворец. Даоран не станет предъявлять вам претензии по поводу вторжения вашей гвардии. Для всех лучше решить, что сегодняшнего инцидента просто не было.

— О как! А что насчет иномирянина Мая Куданно и… м-м… кадета Миры… как ее там… неважно. Что?

— Ваше Высочество, решение Даорана насчет них ясно и недвусмысленно. После вашего… отбытия мы еще раз обсудили ситуацию с учетом продемонстрированных им возможностей. Даоран по-прежнему настаивает, что молодого господина Мая необходимо нейтрализовать. Прошу заметить, не казнить, как предлагали некоторые горячие головы, а лишить кубирина и изолировать. Ради безопасности Сайлавата мы не можем…

— Понятно. Тогда разговор окончен. Спокойной ночи, граф.

Рита повернулась спиной к решетке спиной.

— Подождите, Ваше Высочество! — воскликнул Ясасий. — Так вы вернетесь?

— Нет, разумеется, — сказала Рита через плечо, не оборачиваясь. — Граф, с сегодняшнего дня я считаю себя полноправной королевой Сайлавата. Передайте Даорану, что вас есть сутки для моего публичного признания в таковом качестве. Если к завтрашнему вечеру я такого объявления не дождусь, я обвиню графов в мятеже и измене и потребую казни всех, кто выступил против меня. Если Даоран проявит благоразумие, я закрою глаза на его сегодняшнее поведение. За одним исключением, граф.

Рита оглянулась через плечо.

— Ты, граф Ясасий, сложишь свой титул завтра же. У тебя, как мне помнится, есть дети, еще не вошедшие в возраст. Корона назначит регента для управления Титаманом, пока твой старший сын не достигнет шестнадцати. Тебя самого не казнят, не волнуйся. Всего лишь изолируют — ради безопасности Сайлавата.

— Это немыслимо! — проскрежетал граф. — Ваше Высочество, вы не понимаете своего реального положения!

— Какого положения? Я в безопасности. Вы не можете ворваться на территорию Академии силой. И даже если осмелитесь, мой Защитник Май Куданно сметет твоих солдат, как уже сделал это сегодня. Легитимность моего правления неоспорима, и в игры с Даораном я больше играть не намерена. Вам придется либо подчиниться мне, либо убить меня. Но тогда на трон Сайлавата сядет самозванец.

— Упрямая кукла! — выплюнул граф. — Ты всерьез думаешь, что можешь мне угрожать? Куон! Действуй!

Сиори не успела даже пошевелиться, как одна из фигур позади графа выдернула из складок плаща короткую толстую палку — ружье? — вскинула его и нажала на спуск.

Грохот выстрела.

Радужный диск на ножке, словно странный гриб растущий из плеча Мая.

Взвизг снаряда.

Вспышка и грохот взрыва в десяти шагах слева.

Ударившая по ушам волна воздуха.

Мертвая тишина.

— Мы предвидели фокусы с твоей стороны, рыцарь граф, — нейтральным тоном, словно рассуждая о погоде, заметил Май. — Меня авторизовали заранее, и я был готов к покушению. Кстати, уволь своего ассасина. Я мог и не дергаться. В кого бы он ни целился, в меня или в Риту, он все равно промахнулся.

Растущий из его плеча гриб заструился и превратился в обычную руку.

— Ну вот, опять рукав в клочья, — пробормотал Май, оглядывая свисающие лохмотья рубашки. — Во, идея. Надо в жилетке ходить, ее порвать сложнее. Рита, челюсть можно подобрать с земли, там грязно. Крейт, свой Щит можешь убирать, та ручная пушка однозарядная.

— Вот теперь, граф, я рассердилась по настоящему! — разъяренно прошипела Рита. — Ты еще ответишь за покушение! Я официально объявляю тебя мятежником и лишаю графского титула! Теперь ты никто! Отец Гнесий, — она резко повернулась к молча стоящему поодаль приору. — Прошу тебя выступить свидетелем, а также передать мои слова Даорану.

— Значит, девочка на самом деле решила поиграть в политику? — безразлично, словно ничего и не случилось, осведомился граф Ясасий. — Ну что же. Посмотрим, чем все закончится.

Он резко повернулся, и в его руке блеснул кинжал. Стрелок выронил свое оружие и захрипел, хватаясь за горло. Из глубокой резаной раны потоком хлынула кровь, темная в неярком свете фонарей. Ноги мужчины подломились. Он упал сначала на колени, потом на бок, вытянулся и затих. Из-под его тела быстро поползла темная лужа.

— Барон Куон действовал по своей собственной инициативе и полностью исказил мой приказ, — все так же безразлично сказал граф Ясасий. Он наклонился, вытер лезвие о плащ убитого и убрал клинок в ножны на поясе. — Я не планировал никаких покушений и не приказывал ему никого убивать. Как видите, я собственноручно покарал его смертью. Вам же, Ваше Высочество, я вынужден предъявить ультиматум. Завтра утром вы вернетесь в свой дворец и больше не покинете его до самой свадьбы, которая состоится еще на текущей неделе, то есть в ближайшие два или три дня. Если вы рассчитываете отсидеться здесь или сбежать через какой-нибудь потайной ход, то совершенно зря. Мои люди уже окружили территорию так, что и летучая мышь не пролетит незамеченной, и у них приказ никого не впускать и никого не выпускать, пока Ее Высочество не покинет Академию. До тех пор, пока вы здесь, снабжение Академии продовольствием полностью прекращается. А еще…

Он зловеще улыбнулся.

— А еще за каждый день задержки со свадьбой вы, Ваше Высочество, отсидите день на хлебе и воде в самой темной и сырой камере в королевской тюрьме Цетрии. Вы, возможно, не интересовались предметом, но там есть очень неприятные подземелья. И еще там уйма крыс. Так что настоятельно не рекомендую упрямиться дольше, чем следует.

Он запахнулся в плащ, резко повернулся и зашагал к лошадям, которых три человека поодаль держали под уздцы. Его свита последовала за ним. Несколько секунд спустя дробный перестук копыт возвестил об отъезде графа. Вместо него с изгибающейся петлей лесной дороги неторопливо протрусили и рассредоточились по площадке два десятка солдат в шплинт-кольчугах, с копьями и белыми повязками на шлемах. Они встали в расслабленных позах, опираясь на древки и не сводя глаз с ворот Академии.

— Начались психические атаки, — прокомментировал Май. — Крейт, ты оказался прав насчет осады. Рита, не хочешь все-таки сдаться? Не съест же он тебя. И трахать ему ты подсунешь своих фрейлин и служанок.

— Я лучше сдохну, — сквозь зубы выплюнула Рита.

— Тогда, похоже, у нас осложнение обстановки, — сказала Сиори. — Ранее мы исходили из того, что Академия не пострадает при любом раскладе.

— Ты выгоняешь меня, дама Сиори?

Сиори посмотрела в глаза принцессы. Там по-прежнему полыхала ярость, но где-то под ней пряталась маленькая испуганная девочка, внезапно оставшаяся одна в огромном пустом мире. Да, Сайлават существует с единственной целью: как огромные декорации к школе-интернату для ко-нэмусинов. Но и Рита — тоже ко-нэмусин. А кто сказал, что допустимо предать одного ребенка, чтобы облегчить жизнь остальным?

— Нет, дама Рита, — ответила ректор. — Я разрешаю тебе находиться здесь столько, сколько потребуется. Но необходимо пересмотреть наши планы и тактику. Я думаю… — она поскребла кончик носа. — Саомир!

— Да, Сиори? — откликнулся проректор, все это время статуей простоявший в тени пропускной будки.

— Мы не можем использовать кадетов в качестве живого щита. Посоветуйся с Айсокой и Клией, куда мы можем эвакуировать детей, пока не разрешится конфликт. Например, временно арендовать какие-то помещения в городе?

— Хорошо. Я выясню.

— Дама Сиори, — Рита как-то потухла и сгорбилась. — Не надо никого эвакуировать. Я не собираюсь подчиняться графу Ясасию, но и отсиживаться здесь всю жизнь мне нельзя. Май, ты поможешь мне ночью выбраться отсюда? Я бы спряталась где-то на время…

— Нет! — отрезал Май. — Никуда ты не пойдешь. Во всяком случае, сегодня ночью. Нужно… Народ, пойдемте-ка куда-нибудь под крышу. Вдруг кто-то из тех солдат по губам читать умеет?

Рита кивнула и покорно поплелась за ним к аллее. Верный Крейт пристроился у нее за правым плечом.

— Дама Сиори, я пока что отправлюсь к себе, — сообщил приор. — Мне очень не нравятся слова графа о том, что территория окружена. Окружить Академию и оставить в стороне Мировую Сферу, как ты сама понимаешь, невозможно, и как бы солдаты Мейсары не вошли в конфликт с моими паладинами.

И он быстро, хотя и слегка вразвалочку, зашагал в сторону тропы, позволявшей, как знала Сиори, значительно срезать путь через парк. А он слишком хорошо знает территорию, мелькнула и сразу пропала мысль.

— Саомир, что думаешь? — поинтересовалась Сиори.

— Мы втроем с Айсокой и Клией как раз просчитываем варианты новых сценариев. Ты знаешь наиболее рациональное решение — отправить Риту восвояси и вывести Академию из-под удара. Но ты уже отказалась от него. Другой вариант — рассказать Рите о происходящем и понадеяться, что она сможет включиться в игру уже в новом качестве. Однако, Сира, мы трое всего лишь часть сцены и играем вспомогательные роли. Основные решения должны принимать люди. Ты в частности. На сегодня я бы порекомендовал вам всем отдохнуть. Новые совещания только усилят напряжения.

— Возможно, — Сиори потерла глаза. — Что с трупом станем делать? Не оставлять же его просто так. Дети увидят…

Саомир посмотрел на по-прежнему лежащее в луже крови тело незадачливого стрелка.

— Я позабочусь о нем, — сказал он. — Детям действительно не стоит его видеть.

— Он… был человеком? Нэмусином?

— Нет. Искин поддержки. За пределами Академии немусинов не так уж и много, и они рассеяны по всему Сайлавату. Не волнуйся, шанс причинить вред человеку в ходе даже массированных военных столкновений невелик.

— А что произойдет с нэмусином, если его все-таки убьют?

— Он, разумеется, продолжит свое существование, но я не владею информацией, где и в каком качестве. Могу предположить, что в зависимости от степени восстановления реальной личности он будет пробужден окончательно либо получит новую псевдоличность на одной из стандартных площадок Ракуэна. Или, если выраженно продемонстрировал свою имманентную асоциальность, в персональном изоляторе в Нараке. Сира, не волнуйся за свою судьбу. Я достаточно много общался с госпожой Яной. Она не из тех, кто способен на предательство. Она не выбросит тебя на улицу, если можно так выразиться.

— Я вовсе не имела в виду себя! — сердито сказала Сиори, но все-таки в глубине ее души что-то щелкнуло и встало на место. Ну, и за то спасибо. — Я пойду еще раз поговорю с Ритой и Маем.

— Хорошо.

Саомир отошел к пропускной будке и коснулся ключ-перстнем пластинки магического замка на двери. Он вышел наружу, и его Щит замерцал оранжевым облаком, обхватив тело убитого и приподняв его над землей. Странное огнестрельное оружие взмыло в воздух и пристроилось у проректора вдоль бедра. С плывущим на уровне колена телом Саомир подошел к цепочке насторожившихся солдат и неслышно на расстоянии заговорил с одним из них. Сиори отвернулась и побрела в ту же сторону, куда исчезли Рита с Маем. Нужно отоспаться, прежде чем что-то решать. Но перед сном необходимо как следует продумать сценарий с эвакуацией детей.

Есть настойчивое ощущение, что он понадобится.

* * *

— Куда он запропастился? — проворчал Пригон. — Он вернулся из Академии уже два часа назад! Честное слово, я намерен отправиться в свои покои и лечь дрыхнуть.

Словно в ответ на его слова, дверь в Золотой зал распахнулась, и Ясасий ворвался в помещение, словно зимняя буря. Взгляды всех графов устремились на него.

— Избалованная сучка! — рыкнул он, словно отвечая на незаданный вопрос. — Она вздумала угрожать мне! Ну, она у меня скоро станет шелковой!

Сима задумчиво смотрел на него из-под прищуренных век. С одной стороны, еще не поздно все отменить. Ясасия пока можно использовать к своей выгоде. С другой — как союзник граф Титамана больше никуда не годен. Да еще и опасен, поскольку полностью вышел из-под контроля и уже в открытую начал вести свою собственную игру. Нужно приводить в действие собственный план. Но сначала требуется довести игру до нужной точки.

— То есть она тебя отшила и послала подальше, — едко усмехнулся граф Нанасара. — Чего и следовало ожидать. Скажи, пристрелить ее ты ее из большого ума попытался? Или на ее острый язычок накололся слишком больно? Да ты не пытайся меня взглядом поджечь, все равно не получится. Мой человек скрытно наблюдал за сценой и описал мне все с подробностями.

— Пристрелить? Принцессу? — встревоженно переспросил граф Джох. — Ясасий, ты что, с ума сошел?

— Не я! — рявкнул граф Мейсары. — Мой секретарь, Куон! Этот дебил…

— Да рассказывай кому другому! — перебил его Нанасара. — Ясасий, ты кого обмануть хочешь? Нас? Твой секретарь славился преданностью тебе. Я его трижды купить пытался, и не вышло. Чтобы он сделал что-то по своей инициативе? Не смеши меня. Пресветлые рыцари, вы все еще уверены, что хотите поддержать нашего разлюбезного Ясасия в его начинаниях? Если он крошит своих собственных людей налево и направо уже сейчас, как он поступит с вами, когда станет королем?

Ясасий шумно выдохнул.

— Интересно, Нанасара, — почти спокойно сказал он, — когда я стану королем, станешь ли ты поддерживать меня так же рьяно, как сейчас поддерживаешь Риту? Когда ты вообще успел в нее влюбиться?

— Я в нее не влюбился. Но я уже не первый год талдычу, что отсутствие короля в Сайлавате невыгодно в том числе нам самим. Корона выступала прежде всего в качестве независимого суда, которого у нас сейчас нет. И каков результат? Я на днях канцелярии приказал сводку подготовить — только у моей Поравии восемнадцать неразрешенных исков к Восходу, сорок два — к Цветам и тридцать один — к Пиласте. И это только ближайшие соседи!

— Ну так что же тебе не нравится? — осведомился Ясасий. — Я стану королем, и ты получишь свой независимый суд. В чем сложности?

— В том, Ясасий, что я не знаю, как у вас на Юге, а у нас в Приморье легитимным полагают правление только нынешнего королевского рода. И Рита — его единственная представительница. Да что с тобой вообще творится? Твой отец всегда был роялистом, хотя и умеренным. До последнего времени я полагал, что если кто-то помимо Поравии и поддержит принцессу в случае кризиса, так это Титаман.

— Я — не мой отец! — огрызнулся граф. — Я далеко не такой идеалист, как вы все могли убедиться. Не знаю, как ты, пресветлый граф Нанасара, а я куда больше устал от состояния замороженной гражданской войны между механистами и истинно верующими. Если для того, чтобы привести страну к миру, мне потребуется прервать нынешнюю королевскую династию, я так и поступлю!

— Не советую, — нахмурился Нанасара. — Поравия никогда не признает узурпатора королем. Ты хочешь религиозный конфликт заменить войной за власть?

— Я согласен с Нанасарой, — заметил из своего кресла Врон. — Возможно, мы с ним и не самые хорошие соседи, но графство Восхода узурпатора тоже не признает. Тем более — узурпатора с Юга. А Восход и Поравия на пару контролируют восемьдесят процентов всего морского промысла Сайлавата. Если мы прервем поставки морепродуктов, всем остальным, в том числе Титаману, мало не покажется. Так что либо нынешняя королевская династия сохраняет трон, либо у Сайлавата больше нет законного короля. И тогда я оставляю за собой право заявить, что графство Восхода больше не является частью единого государства.

Граф Сима внутренне усмехнулся. Роялисты! И в то же время идиоты. Если династия так важна для них, им следовало настоять на коронации Риты двенадцать лет назад. После того, как они столько времени пользовались выгодами отсутствия над ними верховной власти, у них не осталось ни малейшего морального права на выспреннее лицемерие. Ну ничего, их тоже можно использовать для своей выгоды.

Вопрос лишь в том, кто из них кто?

Нет, пока неважно. Разбираться он станет с выжившими.

А сейчас настало время поджечь порох.

— Вы двое намерены открыто выступить против меня? — зловеще осведомился Ясасий.

— Не только они, — граф Сима покрутил в пальцах бокал с вином, наслаждаясь недоумением на физиономии южанина. — У меня тоже есть неприятные вопросы, рыцарь Ясасий. Мы с тобой полгода обсуждали план действий, и ты ни разу не обмолвился, что собираешься становиться королем сам. В списке кандидатов, который мне уже в ночных кошмарах снится, восемь имен — и имени Ясасия Систера среди них не значится. И два полка своей пехоты, которых ты — совершенно случайно, разумеется, но тайком от остальных — прислал в Цетрию как раз в момент проведения Даорана, тоже заставляют задуматься о твоих мотивах. Скажи, ты всерьез полагаешь, что сможешь совершить военный переворот, силой узурпировав престол?

— А если и полагаю, то что? — Ясасий нехорошо ухмыльнулся. — Ты сможешь меня остановить? После того, как вместе со мной организовал заговор против Риты? Даже если со мной справишься, думаешь, она тебя простит?

— Сумею ли остановить тебя я лично или Даоран в целом, отдельный вопрос. Но ты кое о чем забыл. Об иномирянине в частности. Меня его сегодняшняя демонстрация способностей очень даже впечатлила. Я не вижу, каким образом мы сможем с ним справиться, даже с учетом нового оружия.

— Нового оружия? — переспросил Курабира, но Сима не обратил на него внимания.

— У мальчишки тоже есть уязвимости, — парировал Ясасий. — Та девчонка, кадет Академии. Только она способна разблокировать его сверх-Атрибут. Если ее ликвидировать, он не более опасен, чем любой Защитник-одиночка.

— Ты уверен? — поднял бровь Сима. — Сегодня днем, помнится, ты был абсолютно уверен, что с ним справятся восемь твоих Защитников — независимо от его способностей. С чего ты вообще взял, что он нуждается в помощниках? Ты так много и убедительно говорил о том, что он демон — а вдруг он и в самом деле демон? И с каких пор демонам требуетсяавторизация? Что, если с помощью девчонки он просто дурачит нам голову?

— Отчеты моих агентов показывают…

— У меня в Академии тоже есть агенты! И их доклады меня не радуют. Мальчишка совсем не так прост и наивен, как тебе хочется верить. С него станется разыграть любую комедию. Да, я согласился поддержать его изоляцию, поскольку не знал, как к нему относится Рита. Но сейчас, полагаю, мы должны признать нашу ошибку и пересмотреть планы.

— Вот как? — Ясасий небрежно положил руку на эфес своего кинжала. — И что же ТЫ предлагаешь, пресветлый рыцарь Сима Ёко?

— Не я, — возразил Сима. — В твое отсутствие мы посовещались и выработали следующий план действий. Во-первых, ты отказываешься от намерения жениться на Рите и стать королем Сайлавата. Мы должны согласиться, что у принцессы есть свои козыри в игре, и признать ее равной стороной. Мы не отступимся от требования замужества, но вернемся к изначальному списку кандидатов — и приложим все усилия в том, чтобы убедить ее в персональной безопасности. Во-вторых, иномирянина придется оставить при ней в качестве телохранителя, любовника или кем она там его воображает. Ничего страшного, раз уж мы сошлись на том, что устранять Риту нельзя, — он бросил выразительный взгляд на Нанасару. — Юноша умен и быстро поймет, у кого здесь реальная власть. И тогда он сам придет к нам.

— Вот так, да? — Ясасий погладил пальцами клинок. — Нет, не выйдет. Я отказываюсь.

— И как тебя понимать? — удивился Джох. — План согласован и принят единогласно — ну, за твоим исключением. Ты намерен в одиночку идти против Даорана?

— Видишь ли, пресветлый граф Джох, — ядовито сказал Ясасий, — случилось так, что Рита требует моей головы. Она хочет, чтобы я отрекся от титула и передал его своему малолетнему сыну, после чего намерена засадить меня в подземелье. Как вы сами прекрасно понимаете, пресветлые рыцари, у меня не осталось никакой возможности решить дело мирно. Либо я веду ее под венец, либо…

…либо она ведет меня к прокурору, непрошенно всплыла в голове Симы реплика из старой, еще плоской комедии. Тьфу. Какие еще здесь прокуроры?

— Твои проблемы, Ясасий, — граф Судзука стукнул кулаком по подлокотнику. — Ты решил узурпировать трон, ни с кем не посоветовавшись, теперь сам и расхлебывай. Рита вполне еще может остыть, особенно если ты надлежаще извинишься перед ней. Умственно она все еще ребенок, как обиделась, так и простит. Но если нет, то мы не намерены из-за тебя рисковать какой-никакой, а стабильностью, достигнутой в последние годы.

— Значит, все против меня? — Ясасий отступил к выходу из зала, словно опасаясь внезапного нападения. — Я все еще граф Титамана, вы не забыли? Именно Титаман является южным гарантом соглашений! Вы хотите, чтобы война между Севером и Югом началась снова?

— Пиласта не поддержит расторжения перемирия! — резко сказал Курабира. — Да и Феерия — тоже. Мы не допустим, чтобы ты сыграл на религиозных вопросах. Ты получишь войну не между Севером и Югом, Ясасий, а между Титаманом и объединенным Сайлаватом! И мы еще посмотрим, кто именно в Титамане захочет тебя поддержать. Не делай глупостей, Ясасий, о которых потом пожалеешь.

— Ну что же… — Ясасий вдруг успокоился, и его лицо стало безмятежным. Сима же, напротив, напрягся. Вот оно! Как по нотам. — Значит вы и принцесса не оставляете мне иного выхода. Видит Всевышний, я старался избежать такого исхода. Стража! — во весь голос рявкнул он.

В дверь зала вошел офицер в шплинт-кольчуге с белой повязкой на рукаве.

— Действия по второму плану! — приказал Ясасий. — Немедленно.

— Есть! — кивнул офицер. Он выхватил из-за пояса небольшой рог, поднес к губам и с силой подул. Высокий чистый звук заполнил зал, и тут же затопотали тяжелые сапоги вбегающих в зал солдат. Те из графов, кто еще сидел, повскакивали на ноги.

— Сдайте оружие, пресветлые рыцари, — в голое Ясасия зазвучали победные нотки. — Я устал играть в игры. Сайлавату нужен новый король, и с вашей поддержкой или без нее, но я им стану. Сдайте оружие, и никто не пострадает. Во всяком случае, сейчас.

— Ясасий, ты страшно пожалеешь о том, что делаешь! — прошипел Пригон.

— Возможно, — пожал плечами тот. — Но возможно также, что ты об этом так и не узнаешь. Сдавайте оружие, рыцари, и не смотрите на меня с такой ненавистью.

Молодец, Ясасий. Спасибо тебе огромное за твою непроходимую тупость и самоуверенность. Ты поступил именно так, как мне нужно. Теперь главное, чтобы выжил хотя бы один свидетель лояльности к короне самого Симы. Идеально — Нанасара, но тут уж как повезет. Граф Мейсары сунул руки в карманы камзола и сильно сдавил пальцами два маленьких кристалла, после чего незаметно метнул один из них по полу в дальний угол зала. Потом шагнул вперед, выдернул кинжал из ножен и демонстративно бросил его на пол.

— Надеюсь, Ясасий, ты еще одумаешься, — сухо сказал он и шагнул к выходу из зала.

— Смотрите! — воскликнул один из солдат. — Что там такое?

Сима сделал еще два шага к выходу и только затем обернулся. Он знал, что увидит, но продемонстрировать удивление наравне со всеми необходимо. В зале крутился, быстро набирая силу и наливаясь багровой угрозой, голубоватый смерч Прорыва. Граф Мейсары быстро сделал еще пару шагов к двери, отступая. Второй кристалл должен надежно защитить его от чудовищ, но все же рисковать не стоит. И очень хочется надеяться, что кристалл-приманка, загодя вшитый в подкладку камзола графа Ясасия подкупленным слугой, и защитный амулет Симы тоже сработают как положено.

Остальные все еще непонимающе пялились на открывающийся псевдопортал, когда из него вырвалась первая стая огненных шершней.

23.07.1433, земледень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Май где-то раздобыл огромное сверло и пытался проделать в ее голове огромную дыру, чтобы использовать ее вместо вазы. Отстань от меня, я — плохая ваза, пыталась убедить она, но он, как всегда, не слушал и продолжал усердно бурить, из-за чего все вокруг звенело и тряслось.

— Мира, да проснись же! — далекий знакомый голос. — Вот засоня! Подъем, подъем! Кто спит, того убьем!

Мира попыталась разлепить глаза, в которые словно песка насыпали. Трель тревожного звонка, разносящаяся по дормиторию, буровила уши, и барабанные перепонки грозили вот-вот лопнуть.

— Что случилось, Бо? — хриплым со сна голосом спросила она. — Почему тревога?

— Откуда я знаю? — отмахнулась Бохака. Она стянула с себя пижамную куртку и начала надевать блузу. — Вставай!

— Сколько времени? — осведомилась Мира, нехотя вылезая из-под одеяла. — Темно же на улице.

— Часа три ночи, наверное, — откликнулась Хана. Она уже оделась и стояла у двери, выглядывая в коридор. — И что нам делать?

— Вниманию всех кадетов! — прокричала в коридоре Грампа. — Вниманию всех кадетов! Боевая тревога! Всем срочно одеться и спуститься в холл дормитория. Повторяю: всем срочно одеться и спуститься в холл дормитория!

Звонок в коридоре продолжал трезвонить.

— Боевая тревога? — ошарашенно спросила Мира, лихорадочно одеваясь. — Что могло случиться? На нас что, напали?

Дверь резко распахнулась, едва не стукнув увернувшуюся Хану по лицу.

— Всем вниз! — заорала заглянувшая в комнату Сёя. Староста выглядела растрепанной и помятой, что ничуть не сказалось на ее энергичности. — Всем вниз, живо!

И она бросилась дальше.

— Мирка, кончай копаться! — раздраженно сказала Бохака. — На лестнице застегнешься. Идем!

Коридор уже заполнился кадетами, на ходу поправлявшими форму и протирающими заспанные глаза. В общем потоке Мира с подругами спустились в холл, быстро заполняющийся кадетами. Часы на стене показывали без десяти четыре. Госпожа Сиори и господин Саомир стояли у входа в холл, подтянутые и бесстрастные. Чуть поодаль от них держалась та горничная, что вела занятия вместо госпожи Исуки.

— Тишина! — громко сказала Сиори, когда кадеты перестали прибывать, и плотно забитый возбужденно переговаривающимися подростками холл мгновенно затих. — У меня важное объявление. Четыре часа назад в Цетрии случился новый Прорыв — прямо во дворце Даорана. Мы все еще не знаем в точности, что там произошло, но погибли по крайней мере трое графов Сайлавата. Возможно, больше. Тихо! — возвысили она голос, перекрывая поднявшийся гомон. — Я еще не закончила. Хотя Прорыв ликвидирован, дворец Даорана и его ближайшие окрестности серьезно повреждены прорвавшимися чудовищами, пожары во дворце все еще полностью не потушены. Поскольку мы не знаем, что происходит, я объявляю в Академии осадное положение. Увольнительные в город отменяются на неопределенный срок. Приказываю всем упаковать личные вещи и приготовиться к экстренной эвакуации, если в ней возникнет необходимость. Кроме того, я категорически запрещаю кадетам находиться где-либо помимо дормитория, учебного корпуса, столовой и спортзала. Прочая территория Академии закрыта для посещений и прогулок. И если кто-то где-то увидит псевдопортал, пусть даже малый и не опасный, немедленно удалиться от него как можно дальше и известить воспитателей.

Она сделала паузу. Гомон не возобновился. Все подавленно переглядывались, но молчали. А что тут можно сказать?

— Второе, — продолжила Сиори. — Как вам всем уже, наверное, известно, на территории Академии находится Ее Высочество принцесса Рита Химэмия. Довожу до общего сведения, что в силу… определенных политических осложнений она вынуждена временно искать здесь убежище. Нам давно известно, что некоторые из вас отсылают домой информацию о том, что происходит в Академии. Я не рассматриваю такие действия в прошлом как нечто предосудительное. Однако начиная с данного момента настоятельно прошу воздержаться от передачи докладов в любой форме и любым способом. Вы можете случайно подставить под удар и Академию, и Ее Высочество, и самих себя. Да и попасть они могут совсем не в те руки, что вы рассчитываете.

На сей раз взгляды, которые кадеты бросали друг на друга, стали недоуменными, а кое у кого — и подозрительными. Мира поежилась. Шпионы — здесь, среди друзей? И ведь не знаешь, кто окажется предателем!

— Далее, — Сиори вытянула руку в сторону горничной. — Поскольку воспитатели в ближайшее время могут оказаться занятыми, госпожа Канса Марацука, с которой многие из вас уже знакомы, также получает временный статус воспитателя. Вы обязаны подчиняться ей так же, как подчиняетесь мне. И последнее. До штатной побудки еще много времени, но спать просьба не ложиться. Приведите себя в порядок и готовьтесь к эвакуации. Дневальным приступить к дежурству по обычному графику со сдвигом минус один час. Утренние занятия отменяются, вместо них — самоподготовка. Еще раз напоминаю — категорически запрещается гулять по территории и находиться где-то помимо основных зданий. Особо запрещено приближаться к квартирам воспитателей. Госпожа Канса?

— Спасибо, госпожа Сиори. Господа и дамы, рада знакомству с теми, с кем еще не знакома, — поклонилась горничная. — На меня временно возложены функции общей координации. В течение ближайшего времени я пройду по вашим комнатам, чтобы проверить вашу готовность к отъезду. Госпожа Сиори, у меня все.

— Спасибо, госпожа Канса. Да, и еще… — ректор явно заколебалась, но, поймав еле заметный кивок Саомира, продолжила. — Объявляю также, что временное право отдавать вам приказы получают Защитник Ее Высочества рыцарь Крейт, а также небезызвестный… хм, Май Куданно. Со вчерашнего дня Май также является личным Защитником Ее Высочества. Теперь все свободны.

И Сиори с Саомиром вышли из холла.

На сей раз все загомонили так, что Мира едва не оглохла. Бохака потянула ее и Хану за руки, и они начали вместе пробираться сквозь плотную толпу, которая, казалось, расходиться не собиралась. Уже на лестнице Бохака фыркнула.

— Ну и Май! — неодобрительно сказала она. — Пролез-таки к принцессе без мыла. Мирка, а ты-то что? Ты же при Мае должна находиться? Он вообще где?

— Понятия не имею, — дернула плечом Мира. — Вчера как мы приехали из Даорана, так он от принцессы не вылезает. Госпожа Сиори и прочие о чем-то непрерывно совещаются. Бо, ты вообще о чем говоришь? Дворец Даорана разрушен! Три графа погибли! Такого не случалось со времен смерти старого короля!

— Да уж, вот история! — согласилась Хана. Ее глаза возбужденно поблескивали. — Ой, девочки, что будет!..

Пятнадцать минут спустя, когда подруги собирали вещи у себя в комнате, в дверь вежливо постучали.

— Кто там? — крикнула Хана, возясь со своим дорожным чемоданчиком.

— Доброе утро, — поздоровалась госпожа Канса, входя в комнату. — Я не помешаю?

— Нет, что ты, госпожа! — Бохака встала навытяжку. Мира, поколебавшись, последовала ее примеру. — Мы занимаемся упаковкой вещей, как приказано.

— Не надо так формально! — замахала руками Канса. — Я просто зашла проверить, что все в порядке. И еще, госпожа Мира, для тебя у меня особое сообщение. От Мая.

— Да, госпожа Канса?

— Госпожа Мира, он просил напомнить, что он все еще твой фертрат, а ты — его хозяйка. И только ты можешь авторизовать применение его сверх-Атрибута. У него сейчас совершенно нет времени, но тебя он не забыл. Поэтому у тебя особое положение. Он просит, чтобы ты ни при каких обстоятельствах не рисковала собой, потому что он зависит от тебя, а от него зависит Ее Высочество. Будь готова неотлучно находиться при нем, если тебя позовут, прямо хотя сейчас такой необходимости нет.

— Разумеется, госпожа Канса! — вместо Миры с энтузиазмом заявила Хана. — Мы с Ханой за ней проследим как следует. Верно, Бо?

— Рассчитываю на вас, — улыбнулась Канса. Она снова поклонилась и вышла.

— Мирка, ты у нас теперь важная персона, — с оттенком зависти заметила Хана. — В свите принцессы окажешься. Ой, как я тебе завидую!

— А вот я себе совершенно не завидую, — буркнула Мира. — Я же говорила — я теперь предательница. Я не подчинилась приказу графа Тверия, забыла?

— Ты же не рассказывала! — обиделась Хана. — Я из тебя вчера полдня пыталась хоть что-то вытянуть, а ты только бурчала невнятно в подушку. Хоть сейчас расскажешь, что вчера на Даоране случилось?

Бурчала в подушку? Мира задумалась. Вчерашний день словно плавал в густом тумане с того самого момента, когда Май начал драться с солдатами. Кажется, да. Точно. Вчера она с самого возвращения забралась с головой под одеяло, стараясь ни о чем не думать, чтобы не свихнуться от воспоминаний. Даже на ужин не ходила (сейчас в животе тихонько бурчало и сосало от голода). Неужели она теперь тоже заговорщица? Или нет, она же на стороне принцессы! Вспомнив о вчерашнем внезапном приступе решительности, когда она перед лицом всех девятерых графов Сайлавата заявила, что поклялась в верности принцессе, Мира тонко пискнула и спрятала лицо в ладонях. Как же она не померла сразу после такого?

— Ну, Мирка, колись! — решительно потребовала Бохака. Она усадила Миру на кровать, села рядом и решительно уставилась на нее. — Раз в себя пришла, я от тебя не отстану. Рассказывай все с самого начала.

— Да я сама плохо все помню, — вздохнула Мира. — Я в такой панике была…

— Неважно. Рассказывай, что помнишь! — Хана уселась с другой стороны. — Все, до последней крошки.

— Ну… — Мира потерла лоб. — В общем, нас привезли к дворцу Даорана, он такой красивый, большой, весь фасад в золотых завитушках, а перед ним площадь в сто саженей. Ну, или в пятьдесят по меньшей мере. И фонтан с каменными рыбами. Нас с Маем и госпожой Сиори провели по каким-то лестницам и посадили в небольшом зале, чтобы мы ждали, когда позовут. И восьмерых солдат приставили. А потом вдруг появилась Ее Высочество с Защитником…

Завтрак, поданный на час раньше, оказался странным — чай, сухие бисквиты и вчерашнее вареное мясо. Ни молока, ни зелени, ни омлета. Мира втайне надеялась увидеть принцессу — ну вдруг она решит позавтракать вместе со всеми? — но та, разумеется, не явилась. Ну и ладно. Небось, насмотрится еще. После еды Грампа и Исука проследили, чтобы все кадеты прошли в учебный корпус и покидали классы только для того, чтобы дойти до туалета или библиотеки. В библиотеку, впрочем, никто не ходил. Неизвестно, что происходило на первом и третьем курсах, но второй курс вытрясал душу из Миры. То ли Хана, то ли Бохака проболтались о ее вчерашних похождениях, и однокурсники, сразу забыв про недавнюю настороженность и отстраненность, собрались вокруг нее в большую плотную группу. Ее снова и снова заставляли вспоминать, что говорили графы и как им отвечала принцесса Рита. Сцену, когда она авторизовала Мая, и тот снес сразу роту гвардейцев и двадцать Защитников (тут Мира чуть приврала, но никто и не подумал ее уличать), она описывала по крайней мере пять раз, постоянно вспоминая все новые и новые детали. Ну и что, что он на самом деле почти ничего не говорил, и его реплику «Да здравствует королева, и пусть восторжествует справедливость!» она придумала сама? Наверняка он бы точно так и сказал, если бы сообразил вовремя. Слушали ее, пораскрывав рты, все, даже вечно недоверчивая Сёя.

— Наверняка половину наврала! — наконец завистливо сказал Пересыл. — Ну почему тебе так везет, а? Почему меня там не было?

— Потому что только такая дура, как она, могла полезть в портал за парсом, а вытащить змеерукого демона, — сердито сказал Терабой. На него зашикали со всех сторон, и он обиженно умолк.

— А что же такое получается, а, ребята? — Тариса подергала себя за свисающий локон. — Значит, Ее Высочество сейчас прячется у нас от графов? А графы против нее мятеж подняли? И, значит, граф Титамана главный злоумышленник?..

— Придержи язык! — зло оборвала ее Хана. Мирина подруга взъерошилась и нахохлилась, словно воробей. — Я тоже из Титамана, между прочим. Граф Ясасий — хороший правитель, не то что в некоторых графствах. Нет никакого мятежа, ясно? Просто… просто… просто графы и Ее Высочество друг друга не поняли.

— Ага, с ними такое случается! — весело произнес от двери веселый голос. Май Куданно нараспашку открыл дверь и заглянул в класс. Несколько девочек восхищенно ахнули. — Вроде правильные слова говорят, а все равно чушь выходит. Народ, на выход. Общее построение на плацу перед корпусом. Сёя, в качестве старосты займись конвоированием. Хозяюшка, кончай страшные сказки людям рассказывать и топай за мной.

Мира вскочила из-за парты.

— За тобой? — неуверенно спросила она.

— Угу. Идем.

Однокурсники принялись слезать с окружающих парт и освобождать ей проход к двери. Мира прошла к Маю, остановилась и неуверенно оглянулась. Тридцать две пар глаз смотрели на них двоих — кто с восхищением, кто с завистью, кто настороженно. Наверное, думают, что оказаться в центре такого приключения — лучше некуда. Знали бы они…

— Идем, — Май не дал ей додумать мысль, ухватив за плечо и потащив за собой по коридору. По нему уже потоком шли третьекурсники, расступаясь перед ними.

— Эй, Май! — окрикнула их Одора. Девушка даже сейчас выглядела ужасной красавицей, и ее юбка, кажется, стала еще короче, чем раньше.

— Потом, потом! — отмахнулся Май, и Мира почувствовала прилив злорадства. А вот не каждая корова может крутить ее фертратом, как захочет! Впрочем, насладиться своим чувством она не успела. Май едва ли не волоком протащил ее по лестнице на третий этаж и впихнул в двери кабинета, принадлежавшего госпоже Айсоке.

— Вот она! — провозгласил он. — Рита, я вас на минуту оставлю.

И выскочил наружу, зараза!

Мира растерянно смотрела на женщину в форменной одежде Академии, слегка ей великоватой, сидящую на краю подоконника и рассматривающего что-то за окном. Она не сразу узнала принцессу. Но когда до нее дошло, в чьем присутствии она оказалась, она поспешно упала на колено, уперевшись кулаком в пол, и потупила взгляд.

— Кадет Мира Аттэй в вашем полном распоряжении, Ваше Высочество! — заплетающимся языком произнесла она. — Готова служить!

— Ты, наверное, еще не в курсе, что меня больше не следует звать «Ваше Высочество», — голос принцессы казался печальным и усталым. — Зови меня «дама Рита».

— Да, Ваше… так точно, дама Рита!

— Встань, госпожа Мира.

Мира несмело подняла голову. Принцесса разглядывала ее со странным выражением лица.

— Встань. Я хочу поблагодарить тебя за вчерашнее.

— З-за что, Ва… пресветлая дама Рита?

— За слова, которые ты произнесла перед Даораном. За клятву верности мне, которую ты поставила выше клятвы верности своему графу. Твои слова продиктованы твоей наивностью, и мало кто из разбирающихся в политике рискнул бы их произнести. Но все равно спасибо.

— Служу короне Сайлавата! — Мира опять потупила взгляд. — Я… на самом деле я даже не соображала, что говорю… я так перепугалась…

— Тем более. Госпожа Мира, да встань же ты, наконец! Говорить неудобно.

Мира робко выпрямилась, по прежнему потупив взгляд.

— Май сказал мне, что ты мещанка, хотя мечтаешь стать дворянкой. Верно?

— Да, дама Рита.

— В таком случае я жалую тебя титулом баронессы. Прямо сейчас.

Горячая волна ударила в голосу изнутри, и перед глазами Миры потемнело. Когда она наконец справилась с собой, сердце колотилось часто-часто, причем где-то в районе позвоночника. Принцесса рассматривала ее с интересом, словно странного зверька.

— Дама Рита, — Мира опять упала на колено. — Великая честь для меня…

— Ой, да перестань! — перебила ее принцесса. — Дама Мира, я-то тебя пожаловала. Только вот пока я не стала настоящей королевой, дарованные титулы должен подтверждать Даоран. Так что дворянка ты лишь условно. Но больше я для тебя ничего сделать не могу. Если мы победим, станешь баронессой. Если проиграем… впрочем, ты и так увязла в истории по самую макушку. Я слышала, что с тобой хотел сделать Даоран. Но не бойся. У нас появились новые возможности. Да встань же ты наконец! Встань и подойди сюда.

Мира несмело приблизилась. Рита толкнула оконную створку, и с плаца донесся голос госпожи Сиори, невидимой из-за растущих перед корпусом деревьев.

— …двадцать минут назад мы получили из Цетрии уточненные сведения, — говорила ректор. — С глубоким прискорбием вынуждена сообщить, что из девяти графов Сайлавата погибли шестеро. Их тела обнаружены, смерть подтверждена. С нами больше нет графов Пиласты, Закатных Гор, Поравии, Крайзера, Титамана и Восхода. Выражаю глубочайшие соболезнования кадетам из указанных графств. Графы Феерии и Систерии тяжело ранены. Рыцарь Ёко Сима, граф Мейсары, почти не пострадал и сейчас занимается восстановлением порядка в городе.

— Видишь? — спросила принцесса. — Даорана, который приговорил тебя к заключению, больше нет. А следующий Даоран вряд ли захочет ссориться с Маем.

— Значит, все закончилось? — робко спросила Мира. — И вас больше не заставляют выходить замуж за графа Ясасия?

— За Ясасия я выйти уже не смогу, даже если сильно захочу, — в голосе принцессы скользнули мрачные нотки. — Ублюдка чудища обглодали почти до костей, только по ключ-перстню и опознали. Только ничего не закончилось. Вчера вечером Ясасий наглухо оцепил Академию, чтобы я не сбежала. Сегодня Ясасия уже нет, но оцепление осталось. Похоже, у графа Симы есть на меня свои собственные планы. Уж и не знаю, как дама Сиори намеревается вас эвакуировать…

— Эвакуировать?

Вместо ответа принцесса мотнула головой в сторону окна.

— …из-за творящегося в городе хаоса, а также из-за текущего политического кризиса, — продолжала говорить Сири, — не можем более гарантировать вашу безопасность в стенах Академии, принято решение об эвакуации. Мы не сумеем отправить вас по домам, как предполагалось ранее, поскольку в Цетрии паника. Жизнь в столице практически парализована, жители массово бегут из города, а железная дорога встала. Так что общий план таков: сейчас все организованно обедают и получают сухой паек. В десять ноль ноль вы походной колонной выступаете на юг в летний лагерь Академии. Поскольку через две недели вы так или иначе должны были отправиться туда для проведения занятий по технике выживания и ориентировке на местности, там есть запасы пищи — консервы, галеты, сушеные фрукты и так далее. Вы проведете в лагере некоторое время, пока ситуация не прояснится, после чего решим, что делать дальше.

— Госпожа Сиори, можно задать вопрос? — раздался звонкий девичий голос.

— Не сейчас, Сёя.

— Нет, госпожа Сиори, сейчас. Верно ли, что Ее Высочество укрывается в Академии потому, что ее насильно хотят выдать замуж за одного из графов?

Принцесса вздрогнула. С плаца донесся громкий ропот.

— Откуда они узнали? — пробормотала Рита. — Договаривались же детей не втягивать. Май, что ли, проболтался?

— Прошу прощения, Ваше… дама Рита, я им сказала, — Мира сжалась. И опять она трепала языком не думая, и опять сделала не так. Рита, однако, промолчала.

— Сёя, сейчас не время говорить о таких вещах, — после некоторой паузы тветила ректор. — У нас…

— Что слушаете так внимательно? — спросил вошедший в кабинет Май. Рита отмахнулась от него.

— Я нижайше извиняюсь, госпожа Сиори, — не унималась невидимая Сёя, — но мы потом будет поздно. Если принцесса укрывается здесь, мы обязаны ее защитить. Мы все приносили ей клятву верности, и сбежать сейчас в загородный лагерь означает предать ее в тот момент, когда она действительно нуждается в нашей помощи.

Мира взглянула на принцессу. На лице Риты появилось странное выражение: растерянность, смешанная с ожиданием.

— Первый сержант Сёя Удача! — гаркнула Сиори. — Отставить разговоры в строю! Кадеты Академии не являются действующими Защитниками и не могут участвовать в сражениях до момента завершения обучения. Поэтому…

— Госпожа Сиори! — крикнул Май. — Принцесса Рита хочет сама высказаться по поводу присяги. Сейчас она спустится, погоди минутку.

— Май, что ты говоришь? — принцесса заморгала, словно маленькая испуганная девочка. — Я вовсе не хочу высказываться! Все же решили…

— Слушай, подруга, — терпеливым тоном произнес Май. — До каких пор ты намерена перекладывать на других ответственность и позволять им принимать решения за тебя? Независимо от того, что решили Сиори и прочие, кадеты Академии действительно клялись тебе в верности. Ты, возможно, никогда и не воспринимала такие клятвы всерьез — но они-то воспринимали! Ты много говоришь о том, что хочешь стать королевой, но я что-то пока что не вижу ничего, кроме разговоров. И еще затаенной надежды, что кто-то сделает все за тебя, а тебе останется прийти на готовое.

Он ткнул ее пальцем в нос.

— Клятва верности принесена тебе лично. И раз вопрос всплыл, ты обязана ответить на него самостоятельно. Или скажи им, что ты их освобождаешь, или прими командование на себя. Но промолчать ты не можешь.

Лицо принцессы застыло.

— Май, — наконец проговорила она, — но ведь они еще дети. Я не могу рисковать их жизнями ради своих амбиций.

— Тебя никто и не заставляет. Ты вполне можешь приказать им отправиться в летний лагерь в соответствии с планом Сиори и Айсоки. Я лично не думаю, что там безопаснее, чем здесь, но им виднее. Рита, пойдем. Пауза затягивается.

Принцесса слезла с подоконника и замерла. В углу шевельнулась тень, и только теперь Мира заметила, что в кабинете, совершенно неслышный, присутствует еще и капитан Крейт.

— Май прав, дама Рита, — неожиданно мягким тоном произнес он. — Ты не можешь игнорировать принесенную тебе клятву, пусть даже воспринимаешь ее как дурную шутку. Ответственность несут не только они перед тобой, но и ты перед ними. Ты должна что-то сказать.

— Хорошо.

Не произнеся больше ни слова, Рита быстро вышла. Май тенью скользнул за ней.

— Мира Аттэй, — в голосе капитана дворцовой гвардии слышалось сочувствие, — идем с нами. Дама Рита не успела тебе сказать, но ты не отправляешься в загородный лагерь, а остаешься с нами. Так нужно и для Мая, и для твоей собственной безопасности. Так что теперь ты не должна далеко отходить от дамы Риты.

Мира поспешно приблизилась к нему.

— Да, рыцарь Крейт. Я понимаю. Только почему мы должны называть ее «дама Рита», а не «Ее Высочество»?

— Потому что она больше не хочет оставаться принцессой. А титула королевы у нее формально все еще нет. Идем.

Они с Крейтом вышли из дверей учебного корпуса в тот момент, когда ректор, поклонившись Рите, отошла в сторону. Все три курса выстроились на плацу в каре, разомкнутое со стороны здания, и Мире показалось, что все взгляды устремлены на нее. Глупости, конечно, все смотрят на принцессу, но Мира все-таки поспешила укрыться за широкой спиной Крейта.

— Кадеты… — произнесла принцесса, и ее голос дрогнул, но тут же окреп. — Я не собиралась ничего вам говорить. Если честно, я и сейчас не уверена в своих словах. Так сложилось, что я всю жизнь провела в своих покоях, и никто никогда не воспринимал меня всерьез. Ваши клятвы… Я всегда считала их просто частью глупого ритуала зачисления в Академию. Я не рассматривала вас как своих вассалов… и мне сложно рассматривать вас в таком качестве и сейчас. Однако… Однако если вы воспринимаете свои слова всерьез… если вы думаете, что чем-то мне обязаны… я не могу и не хочу отталкивать вас. Но я понимаю, что вы связаны и другими обязательствами. Что ваши графства платили за ваше обучение здесь, что там остались ваши родные и близкие, и что вам будет очень тяжело выбрать свою сторону, если вдруг ваши графы или их наследники прикажут вам пойти против меня. Поэтому я освобождаю вас от любых обязательств передо мной. Вы вольны выполнять любые приказы ваших непосредственных сюзеренов, и я не стану рассматривать это как предательство. Вот… — снова растерянным тоном добавила она.

— Ваше Высочество! — звонкий голос Сёи раскатился над плацем. — Я принесла вам клятву — и не собираюсь от нее отказываться.

— Сёя! — охнула Сиори.

Девушка с гордо поднятой головой вышла из строя. Она опустилась на колено, уперевшись кулаком в брусчатку, и отчетливо продекламировала:

— Я, мещанка Сёя Удача из графства Мейсара, первый сержант Академии Высокого Стиля, второй курс, подтверждаю свою клятву верности принцессе Рите Химэмии, коронной принцессе Сайлавата. Клянусь защищать ее от любых опасностей даже ценой собственной жизни. Да покарает меня Всевышний смертью, если я нарушу клятву!

Немного в стороне шагнул вперед юноша-третьекурсник. Его Мира помнила — он прикрывал ее тогда, в бассейне. Он тоже опустился на колено и произнес:

— Я, мещанин Типи Полет, графство Закатных Гор, подтверждаю свою клятву.

С правой стороны каре вышел еще один юноша.

— Я, мещанин Вариран Канасий, графство Пиласта, подтверждаю свою клятву.

И тут всех словно прорвало. Один за другим кадеты опускались на правое колено, кто-то выступая вперед, кто-то оставаясь на своем месте, и один за другим повторяли:

— Я, Тариса Прэттэра, подтверждаю…

— Я, Тмина Расстояние, подтверждаю…

— Я, Мацука Отосиана, подтверждаю…

— …подтверждаю…

— …подтверждаю…

— …подтверждаю…

Мира бросилась вперед. Она пристроилась к каре сбоку, опустилась на колено и замерла. Гул голосов стих, и в наступившей тишине раздались странные звуки. Девочка украдкой подняла взгляд. Принцесса стояла, вытянувшись и сжав кулаки, и сдавленно всхлипывала. По ее лицу обильно текли слезы, которые она даже не пыталась вытирать. Мира почувствовала, что ей тоже хочется заплакать.

— Спасибо… спасибо всем, — сквозь рыдания произнесла Рита. — Я… вам очень благодарна… Я принимаю вашу клятву…

— Как говорит один мой знакомый ехидный старикашка, до душещипательности трогательная сцена. Ну что, Сиори, — весело проговорил Май, — поскольку Ее Высочество пока не может покинуть территорию Академии, общая эвакуация отменяется, нэ? Вот и замечательно. Я по-прежнему сомневаюсь, что в загородном лагере безопаснее, чем здесь, так что все к лучшему.

— Ваше Высочество! — напряженно проговорила Сиори, прижимая палец к своему кубирину. — Грампа передает от ворот — подошел отряд из примерно тридцати солдат. Они… они смяли и рассеяли оцепление у входа! И они говорят, что прибыли защищать принцессу!

* * *

— Таким образом, еще до восьмидесяти гвардейцев сейчас рассредоточены по городу, в основном в домах, брошенных жителями. Вот здесь по большей части, поскольку близко к оцеплению и допускает внезапную атаку, — лейтенант Морина провел пальцем по карте Цетрии. — Господин Остара настаивал, чтобы они пока что не проявляли себя. В той суматохе, что царит в городе, укрываться несложно, однако у нас проблемы со связью. В наличии всего три шара, один из них у меня.

— Кто такой господин Остара? — поинтересовалась Рита, сосредоточенно разглядывая карту. — Ты его несколько раз упомянул.

— Мой человек, — ответил Май. — Я тут контакты в городе навел, так что у нас есть поддержка извне. Ночью я немного по городу прогулялся и запустил кое-какие планы. Господин Морина, сколько всего удалось добыть ружей? Как вообще обстоят дела с вооружением?

— Королевский арсенал под плотным контролем людей Ясасия. Но поскольку Ясасий мертв, часть из них уже не слишком уверена в своих лояльностях и не воспринимает графа Симу как законного командира. В общем, господину Остаре кое-кого удалось… хм, убедить смотреть в другую сторону. Мы смогли изъять с одного из складов около сотни однозарядных ружей и пять ящиков патронов к ним, а также двадцать пистолетов. Большую часть оружия мы распределили между укрытыми в городе отрядами. Многозарядные карабины мы не достали — они в той части арсенала, которую взяли под контроль люди Симы, к ним мы соваться не рискнули. С собой у нас двадцать ружей и десять пистолетов.

— Немного, — цокнул языком Май. — Но у меня есть еще кое-какие завязки в городе. Не самые добропорядочные граждане, мягко говоря, но зато им все равно, откуда у нас золото.

— А откуда у тебя золото, Май? — осведомилась Рита. — Казну ограбил? Или клад нашел?

— Ты не поверишь, подруга, — широко улыбнулся Май, — но я действительно нашел клад. У меня талант на такие вещи.

— Значит, ты действительно считаешь, что нам придется отбиваться от нападения? — хмуро спросил Крейт. — Здесь дети, если ты не забыл.

— Они уже не дети. И самостоятельно приняли решение защищать Риту, — пожал плечами Май. — Кроме того, я очень надеюсь, что полноценной атаки не случится. Войска Ясасия Симе не подчиняются. Открыто пойти против его приказа они не рискнут, поскольку он единственный действующий граф в стране, но и душу вкладывать в выполнение указаний не станут. Скорее, начнут их тихо саботировать, особенно наиболее сомнительные. Нам всего лишь нужно продемонстрировать, что просто взять Риту за руку и увести во дворец, как нашкодившую девчонку, уже не удастся. Гвардейское подразделение во главе с капитаном Крейтом и десяток выстрелов из кустов в воздух окажут нужный эффект. Вполне возможно, что мы вообще перестраховываемся. Сейчас замечательный момент для того, чтобы Рита могла взять власть в свои руки. Даорана фактически больше нет, у нескольких графов нет даже дееспособных наследников, готовых принять власть, так что налицо политический вакуум. Рите осталось только покрепче ухватить вожжи и не отпускать их.

— Могу я заметить, что ты упустил из виду одну небольшую деталь, Май? — Саомир нравоучительно поднял палец вверх. — Прорыв. Мы не знаем, каким образом он произошел. Но кое-что заставляет всерьез задуматься. Он крайне удачно случился именно во дворце Даорана и именно вчера вечером. А предыдущий Прорыв случился в бассейне именно в тот момент, когда там оказалась дама Рита, и демоны целенаправленной атаковали именно ее. Механизм Прорыва нам непонятен. У нас есть лишь предположение, что портал открывается с помощью необычной разновидности кристалла. Но я бы предположил, что за открытием порталов стоит некая личность, заинтересованная в создании вакуума власти и хаоса.

— И зачем бы той личности создавать хаос? — осведомилась Сиори. Ей очень не понравились слова Саомира, но они выглядели очень логичными. — Что он получает?

— Что главное в Сайлавате, Сира? Помимо Академии? — Саомир многозначительно повел глазами в сторону Риты и Крейта. Ах, да. Из-за спящих нэмусинов свободно разговаривать нельзя. Придется потом еще раз обсуждать в узком кругу. — Власть. Уничтожение Даорана создает прекрасную обстановку для любого, кто окажется способен ухватить свой шанс. Кто способен воспользоваться сложившейся ситуацией? Канцлер Барасий, например — формально он все еще является регентом Сайлавата и может отдавать приказы по всей стране. Любой из трех выживших графов. Несколько десятков высших аристократов по всем графствам — вполне возможно, что мы имеем дело с общим заговором, а не с одним человеком. И так далее.

— То есть мы обязаны ожидать худшего, — подытожил Крейт.

Сиори сладко потянулась. Ночью она почти не спала, и глаза сейчас откровенно слипались. Одно хорошо: больше нет нужды в секретности, и совещания сейчас можно проводить в нормальной обстановке ректорского кабинета, а не в ее крохотной комнатушке. Она обвела взглядом комнату. Айсока, Саомир и Клия выжидающе смотрели на нее. От искинов инициативы ждать бесполезно, они подчеркнуто отодвинулись на задний план. Исука… От бывшей школьной учительницы в политических вопросах проку мало, как, впрочем, и от самой Сиори. Капитан Крейт и лейтенант Морина всем видом демонстрируют готовность выполнить любой приказ, но и от них советов не дождешься. Грампа у ворот, госпожа Канса следит за кадетами, фактически приняв на себя дежурство по Академии, госпожа Яна отсутствует, принцесса, пожалуй, наиболее наивна из всех собравшихся. Май?

У Мая, похоже, идей масса. Но вот только стоит ли на них полагаться? Молодой Демиург слишком азартен и мало обращает внимание на окружающих. Совершенно определенно не стоит идти у него на поводу. Но кто тогда должен принимать решения? Не юная же Мира Аттэй, забившаяся в угол и старающаяся казаться как можно меньше и незаметнее!

Ку-ссо! Если она действительно соглашалась на участие в эксперименте, то в педагогическом, отнюдь не в политическом или военном!

Кубирин чуть дрогнул.

«Сиори, на связь, — позвала Грампа. — К воротам приближается новая группа людей. Конные. Впереди… не вижу… ого! Если я правильно помню его физиономию, к нам пожаловал сам граф Мейсары. Готовлюсь встречать…»

Сиори подтвердила прием и откашлялась.

— Грампа сообщила, что к воротам прибыл граф Сима, — оповестила она собрание. — Похоже, ситуация начинает развиваться.

— Зашибись! — возликовал Май. — Топаем к воротам? Или пустим его сюда? Меня что-то задрало бегать взад-вперед. В конце концов, он к нам, а не мы к нему. А, Сира? Допустишь гада?

— Почему бы и нет? — Сиори вопросительно взглянула на принцессу. — Дама Рита?

— Путь приходит, — согласилась та. — Только в одиночку. А то еще прихватит с собой ассасина по примеру Ясасия.

Сиори кивнула, прижала кубирин пальцем и передала Грампе итоги совещания.

«Поняла, — откликнулась та, — он как раз требует пустить его на территорию. Куда его, в учебный корпус направить? Трех гвардейцев в конвое хватит?»

«Да, в учебный. Отправь одного гвардейца и двоих кадетов, незачем ворота охраны лишать. Только убедись, что кадеты не из Мейсары».

Сиори дала отбой.

— Он идет, — сообщила она. — Дама Рита, предлагаю переместиться в зал попечительского совета на первом этаже. Он больше приспособлен для такого рода встреч.

— Я бы порекомендовал не пускать его в здания, — внезапно сказал Саомир. Они с Маем безотрывно глядели друг другу в глаза. Возможно, общались напрямую, как умели.

— Почему? — удивилась Рита. — Чтобы не шпионил?

— Вчера вечером граф Сима находился в зале Даорана, — пояснил Май. — И там случился Прорыв. Фиг знает, какое он имеет отношение к монстрам, но лучше не рисковать. С порталом в тесном помещении дело иметь сложнее, чем на открытом пространстве, а лишнего учебного корпуса у нас нет. Так что Саомир прав. Рита, давай-ка встретим гостя на свежем воздухе. Кто еще с нами?

В конечном итоге сопровождать Риту вышли вчетвером: Сиори — как глава Академии, Крейт и Май — как телохранители, и Мира в качестве группы поддержки. Май засомневался, стоит ли тащить ее с собой, но Саомир молча посмотрел на него, и молодой Демиург только пожал плечами. Девочка постаралась спрятаться за спину Май, но Крейт положил ей на плечо руку, улыбнулся — словно кора старого дуба пошла узкой неловкой трещиной — и подтолкнул вперед, оставшись замыкающим. Видимо, решил прикрывать тыл, оставив фронт на Мая.

Небольшой процессией они продефилировали по коридору, сопровождаемые восторженными взглядами нескольких кадетов-часовых, дежуривших на вновь изобретенных постах, и спустились в холл. Перед тем, как выйти на плац, Сиори демонстративно авторизовала Мая, и тот, подмигнув, продемонстрировал, как его левая кисть на мгновение превратилась в пучок щупалец и тут же трансформировалась обратно. Жилета для него в богатом хозяйстве Айсоки все-таки не нашлось, и он попросту обрезал рукава рубашки, порванные в клочья накануне вечером. Лохматый, в мятых брюках и обкорнанной рубахе с расстегнутым воротом он разительно походил на уличную шпану из Сламов. Впечатление дополнительно усилилось неизвестно где раздобытым ножом-«бабочкой», который он принялся небрежно крутить в руках, лязгая и пощелкивая лезвием. В образ не вписывался только кубирин с двойным камнем.

С графом Симой они сошлись примерно в десяти саженях от крыльца учебного корпуса. Его сопровождали два кадета-третьекурсника с активными Мечами и один из явившихся утром солдат, поигрывающий своей алебардой с небрежностью опытного ветерана. Граф остановился в нескольких шагах и прищуренно оглядел делегацию, задержав взгляд на Мае.

— Добрый день, Ваше Высочество, — низко поклонился он. — Рад видеть вас в хорошем здравии.

— День не слишком добрый, пресветлый рыцарь Сима, — сухо ответила Рита. — Я еще не забыла, кого ты поддерживал на вчерашнем заседании Даорана.

— На вчерашнем?.. — удивился граф, похоже, непритворно. — Ах, да. Приношу свои извинения, Ваше Высочество, но с того времени случилось столько всего, что у меня совершенно вылетели из головы старые мелкие интрижки. Видите ли, я фактически вынужден принять на себя функции военного коменданта Цетрии. Как вам, вероятно, уже сообщили, примерно в полночь в дворце Даорана произошел прорыв. Погибли все графы, за исключением меня, Тверия и Судзуки, причем Тверий иСудзука оба тяжело ранены. Судзука без сознания и, вероятно, не протянет и двух дней. А канцлер Барасий, как выяснилось, совершенно не способен принять на себя командование в чрезвычайной обстановке. Если честно, он попросту бежал из города. Я всю ночь на ногах.

— Выражаю свое восхищение, — ледяным тоном заявила Рита. — В чем цель твоего визита, граф? Кстати, если ты, как выразился, военный комендант Цетрии, ты должен контролировать и войска покойного графа Ясасия. Почему до сих пор не снято оцепление Академии?

— На ваш вопрос, Ваше Высочество, два ответа. Первый — мне попросту не до Академии. Второй — для обеспечения безопасности учеников. По моему приказу оцеплены не только Академия Высокого Стиля, но и Академии Меча и Белой Башни, а также Махотрон. Прорвавшиеся монстры истреблены, но в городе паника. Население бежит, дороги запружены толпами, и резко активизировались банды мародеров. Сейчас в городе установлена система патрулей, которая худо-бедно позволяет контролировать ситуацию, но мало ли кто решит, что во владениях дамы Сиори, — граф слегка поклонился ректору, — под шумок можно чем-то поживиться?

— Ну хорошо, — немного мягче сказала Рита. — И все-таки — в чем цель твоего визита, рыцарь граф?

— Ваше Высочество, мне необходимо переговорить с вами наедине. Без свидетелей.

— Дама Сиори, отпусти охрану, будь любезна, — попросила Рита. Сопровождающие Симы, поймав кивок ректора, повернулись и отправились обратно к воротам, причем оба кадета выглядели крайне разочарованными. Дождавшись, когда те отойдут за пределы слышимости, Рита устремила на Симу свой взгляд: — Я слушаю, граф.

— Я имел в виду — совсем наедине…

— Я не рискну, рыцарь граф, остаться с тобой совсем одна, — оборвала его принцесса. — Вчера вечером меня чуть было не пристрелил ассасин графа Ясасия. А вчера днем меня чуть было не заковали в кандалы прямо на заседании Даорана. Похоже, что графам доверять можно не больше, чем бешеным псам. Никогда не знаешь, когда им взбредет в голову вцепиться тебе в глотку. Здесь остались только мои советники, которым я доверяю, как самой себе. Говори при них — или уходи.

— В другой ситуации я бы выразил сомнение в том, что вы подобрали себе подобающую компанию, Ваше Высочество, — граф снова бросил прищуренный взгляд на Мая. — Но с учетом последних событий, думаю, мне стоит придержать свои комментарии при себе. Хорошо. Ваше Высочество, я хочу предложить вам стать полноправной королевой.

— О! — удивилась Рита. — И в чем подвох? Или со вчерашнего дня ты полностью поменял свое отношение ко мне?

— Мое отношение к вам, Ваше Высочество, неизменно уже давно. В отличие от прочих графов я никогда не считал вас неспособной управлять государством. Другое дело, что у вас нет ни знаний, ни опыта, и, коронованная, вы немедленно станете игрушкой в чужих руках. Одно дело, когда вас как принцессу всегда может поправить Даоран, и совсем другое — когда вы остаетесь полностью бесконтрольной. Последствия вашей неопытности могут оказаться слишком серьезными. Я полагал — и полагаю до сих пор — что вы не можете править Сайлаватом единолично. Вам необходим супруг, способный встать рядом с вами, на которого вы сможете опереться. И в любом случае вам необходимо продолжить королевскую династию, что без мужа… довольно затруднительно.

— И кандидатура супруга?.. — нетерпеливо поинтересовалась Рита.

— Я буду откровенен, Ваше Высочество. Ситуация сложилась такова, что старые планы пошли прахом. Еще вчера, если забыть про самовольную эскападу графа Ясасия, у Даорана имелся известный вам список кандидатов. Но сегодня он утратил актуальность. Сложилась уникальная ситуация, которую нужно срочно повернуть в пользу короны. Фактически я остался единственным графом в стране. Если я стану королем, я смогу не только прочно контролировать новых графов Сайлавата, но и вообще лишить их власти. Сайлават раздроблен на десять княжеств, и сейчас корона с трудом контролирует даже графство Цветов. Фактически ее власть почти не распространяется за пределы Цетрии. Если оставить все как есть, скоро соберется новый Даоран, который начнет диктовать вам свою волю, и все…

— Можно покороче, граф? — перебила принцесса. — Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж?

— Да, Ваше Высочество. Чисто политический, чисто формальный брак. Вы полностью сохраняете свою независимость. Вы можете оставить при себе юношу-иномирянина в любом угодном вам качестве — в разумных рамках, разумеется. Если я настолько вам отвратителен, что вы не можете даже помыслить о том, чтобы разделить со мной постель, я готов искать другие пути решения проблемы наследования, без генетического родства. И я обещаю — вместе мы сокрушим Даоран так, что он никогда не восстановится в своем прежнем качестве. Вы услышали меня, Ваше Высочество, — граф поклонился. — Теперь я хочу услышать вас.

Сиори видела, как с каждым новым словом графа Симы с лица принцессы потихоньку пропадает ожесточение. А ведь действительно, граф предлагает совершенно разумные вещи. Если не лжет, разумеется. Но лучшего шанса у Риты не появится. Сейчас ей действительно не на кого опереться, а Сима, властелин самого развитого и богатого северного графства, никогда открыто не ссорившийся с Церковью и ладящий с механистами, имеет в Сайлавате немалый вес. Пожалуй, он и в самом деле способен сломать существующую систему.

«Уничтожение Даорана создает прекрасную обстановку для любого, кто окажется способен ухватить свой шанс. Кто способен воспользоваться сложившейся ситуацией?»

Слова Саомира неожиданно всплыли в памяти Сиори. Стоп. Если граф Сима действительно стоит за уничтожением Даорана, то все его слова — либо прямая ложь, либо полуправда. Став королем, он вполне способен убить Риту, если та откажется превратиться в его марионетку. Или же нет?

— Значит, рыцарь граф, ты даже вопросы генетического родства готов в стороне оставить? — от тона Мая она вздрогнула. Чтобы он говорил так, она еще не слышала. Вкрадчивый, осторожный, словно ступающий по тонкому льду, и в то же время готовый в любой момент броситься на добычу хищник.

И сразу же она вздрогнула во второй раз. ГЕНЕТИЧЕСКОГО РОДСТВА? Откуда Сима…

— В том числе и так, молодой господин Май Куданно, — тон графа остался безмятежным, хотя глаза недовольно блеснули. — Разумеется, мне не доставит удовольствия видеть в роли любовника своей жены такого мальчишку, как ты, но я свою гордыню смирю. Есть способы выдать чужого ребенка за своего сына, и они мне известны.

— А что, если кто-то потребует генетической экспертизы и выявит подмену? — тон Мая стал еще более вкрадчивым. — Помнится, лет сто назад в Четырех Княжествах вышел крупный скандал, когда наследника престола заподозрили в незаконности. Там в Дворянской палате чуть было побоище стенка на стенку не устроили, когда обсуждали.

— Если я стану королем, мы с Ее Высочеством — нет, Ее Величеством! — сосредоточим в руках такую власть, что никакому Верховному Князю и не снилось, юноша. Однако же я, при всем моем уважении, разговариваю не с тобой.

— У меня последний вопрос, пресветлый князь Сима Ёко. — Май шагнул вперед, и нож-«бабочка» в его руке взблеснул перед глазами отшатнувшегося графа. — И давно ты проснулся? Не скучаешь по ЧК?

Граф отшатнулся, и на его лице мелькнул почти волчий оскал.

— Ты… — медленно проговорил он, отступая. — Ты — тоже?..

— Видишь ли, господин Сима, — Май вытянул руку так, что лезвие ножа почти уперлось графу в переносицу, — ты прекрасно все просчитал. И как как создать политическую неразбериху, и как вынудить Риту выйти за тебя. Не знаю, правда, как ты организуешь прорывы, но скоро выясню. Охотно верю, что у тебя есть просчитанные планы, как перетряхнуть Сайлават и стать абсолютным монархом. Ты не учел только одного. Ты — не важен.

— Что?

— Ты — пустое место. Ты не имеешь значения. Статист из массовки не имеет шансов получить роль главного героя, а ты не можешь претендовать на ведущую роль в Сайлавате. Ты — не важен. Как и я, как и она, — он весьма невежливо ткнул в Сиори пальцем через плечо.

— И кто же важен? — сквозь зубы осведомился граф.

— Вот они, — Май отшагнул назад и обхватил Риту и Миру за плечи. — И те дети, что находятся в здании за моей спиной. Ты можешь сколько угодно играть в свою политику, но их тронуть и пальцем не можешь. А попробуешь сунуться в Академию силой — порву в клочья. Мои возможности ты видел. Восемь Защитников или восемьдесят, мне без разницы.

Он отпустил Риту с Мирой и сделал еще шаг назад, оказавшись за плечом принцессы.

— Дама Рита, — официальным тоном произнес он. — Как твой советник настоятельно рекомендую отклонить предложение графа Симы. По крайней мере, сейчас. Он лжет. Не знаю, что он планирует сделать с тобой после замужества, но вряд ли то, что обещает.

— Но… — Рита бросила на него неуверенный взгляд.

— Мы услышали графа Симу. Предлагаю подумать над его словами и выдвинуть встречные условия. Скажем, завтра назначим второй раунд.

Принцесса тряхнула головой.

— Я согласна со своим советником, — бесстрастно сказала она. — Граф Сима, я подумаю. Будь любезен, вернись за ответом завтра утром. Хотя сразу предупреждаю, что он почти наверняка окажется отрицательным.

— Значит, юноша, ты решил сам занять вакантное место на троне? — сквозь зубы осведомился граф. — И думаешь, что у тебя шансов куда больше? Ну-ну. Мы еще посмотрим, кто играет азартнее. Однако, Ваше Высочество, не забывайте сами и не позвольте забыть вашему… советнику, на чьей стороне сегодня сила. И имейте в виду, мое терпение может лопнуть и раньше. И тогда, молодой господин Май, твои способности окажутся не важны. Позвольте откланяться.

Он резко повернулся и зашагал по аллее к воротам.

— Май, ты вообще о чем говорил? — недоуменно спросила Рита. — Что такое генетическое родство? Что означает «проснулся»?

Сиори с тревогой посмотрела на нее. Плохо. Очень плохо, что она услышала слова, ей не предназначавшиеся. Если граф Сима действительно проснувшийся нэмусин, как и отец Фасар, он способен нанести ко-нэмусинам, и Рите в первую очередь, чудовищный вред, просто посеяв в сознании сомнения в подлинности окружающего мира. Конечно, прочих нэмусинов, как ее с Грампой и Исукой, в курс дела не вводили, и Сима, как предполагается, верит в реальность Сайлавата. Но… предполагалось также, что он должен спать. А на самом деле он минимум второй самопроизвольно проснувшийся. Нет, он один куда опаснее, чем целый Даоран, поскольку явно не расположен никому подыгрывать.

— Потом объясню, — сказал Май, убирая нож. — Пока же версия, что за Прорывами действительно стоит Сима, становится все более убедительнее. Вот только как он их устраивает?.. Пойдемте-ка в дом, граждане, нужно обсудить итоги переговоров.

— А что их обсуждать? — в углах рта Риты залегли жесткие складки. — Я не намерена выходить за него замуж. Я и без тебя понимаю, что он врет. Достаточно ему стать королем, и я окажусь не нужна. А до меня доходили слухи о том, что случается с людьми, стоящими у него на пути. У меня нет ни малейшего желания кончать жизнь самоубийством в такой вот форме.

— Ну, тогда тем более нам больше незачем торчать под открытым небом. Пойдемте, девушки. Пора вырабатывать дальнейший план действий.

07.03.867, небодень. Четыре Княжества, международный аэропорт Каменного Острова

— Здесь нас никто не услышит, — графиня Ольга Лесной Дождь остановилась возле панорамного стекла зала для особо важных персон, сейчас абсолютно пустого. Глава Сураграшского департамента казалась подавленной и расстроенной. Вот и еще один человек, который попусту страдает из-за меня, подумал Масарик. Ну ничего. Кара объяснила, что ему дадут новое тело, и Ольга знает, что его смерть окажется фальшивой. Вот из-за Ветки он чувствует себя по-настоящему паршиво. И из-за Киманы. Обе станут страшно переживать, и ведь даже успокоить их нельзя. Что там Кара упоминала насчет ненависти к слову «достоверно»?

Хорошо хоть о Кимане позаботится графиня Подосиновик (или лучше начать привыкать к ее настоящему имени — Миованна?) Иначе женщине под шестьдесят и без особой квалификации в наше время работу найти почти невозможно, а сумела бы она жить без дела, на пособии…

— Да, Онка. Здесь безопасно. Пора прощаться. — Карина Мураций остановилась рядом с Ольгой и принялась смотреть на выстроившиеся рядами самолеты. Масарик знал, что Южный аэропорт Каменного острова — один из самых больших в стране, но летал он редко, и сейчас с большим любопытством разглядывал по крайней мере два десятка лайнеров разных форм и расцветок. — Прости, что сбегаю так малодушно, но сил бороться дальше у меня не осталось. Мы специально решили, что не стоит подписывать сегодня важных соглашений, чтобы избежать неразберихе в будущем. Ну… в общем, я…

— Мы еще увидимся? — почти жалобно спросила Ольга, нервно теребя строгий темно-синий жакет.

— Да. Обязательно. Сегодня вечером, если хочешь, я появлюсь у тебя. Только постарайся остаться одна, я больше не смогу светить эту маску на людях.

— Конечно, Кара. Марик… — Ольга положила руку Масарику на плечо, и тот накрыл ее своей ладонью. — Ты тоже не забывай про меня.

— Разумеется, — кивнул Масарик. — Онка, мне страшно неудобно, что тоже вот так вас всех бросаю…

— Вот уж глупости! — решительно отрезала Ольга. — За тебя я как раз страшно рада. Если кто и заслужил новые ноги, так это ты. Ну ладно, ребята, не стану вас держать, да и диспетчеры наверняка на чем свет стоит ругаются из-за задержки вылета…

Карина крепко обняла ее.

— Смерти нет, Онка, — сказала Кисаки Сураграша подруге на ухо. — Не забывай. И не грусти. Жизнь тем и хороша, что все рано или поздно меняется. За дальним лесом — новый горизонт. Только не забудь изобразить приличествующую скорбь, а то подозрительно выйдет.

— Постараюсь, — слабо улыбнулась Ольга. — Прощай, Кара. И прощай, Марик.

— Не прощай. До свидания, — поправил ее Масарик, дружески ткнув кулаком в бок.

Ольга в ответ хлопнула его по плечу, повернулась и пошла к выходу из зала.

— Вот и все, — грустно сказала Карина. — Последняя ниточка оборвана. Марик, не жалеешь? У тебя еще есть возможность все переиграть.

— Не-а. Все, с концами. Квартиру я вернул государству. По правде говоря, мне уже давно намекали, чтобы я ее освободил, так что дома у меня больше нет. Киману я рассчитал, так что и заботиться об инвалиде некому. Нет, Кара, решение принято, и менять его я не намерен. В конце концов, не каждый день мне предлагают податься в боги.

— Место на небесах за тобой зарезервировано навечно, — хмыкнула Карина. — Я имела в виду, что ты можешь сохранить свою нынешнюю личность как маску. Оставишь на автомате и станешь подключаться к ней время от времени, чтобы с друзьями пообщаться…

— Нет уж, спасибо. Инвалидного кресла с меня хватит. Перебьюсь я как-нибудь без такого живого напоминания. Опять же, ужасно интересно, что обо мне в некрологах напишут. Ну что, Кара, самолет ждет?

— Да. Вон тот, видишь? Маленький, двухвинтовой, с зелено-голубой эмблемой на хвосте. Не возражаешь, если мы до него пешком прогуляемся? Хочу в последний раз пройтись по земле в своем натуральном виде.

— Не возражаю, конечно. Мне что, меня кресло везет. И заряд батарей экономить уже незачем.

— Замечательно. Тогда двинулись.

Двери зала разъехались перед ними, и они медленно двинулись по бетонной полосе в сторону стоящего саженях в тридцати турбовинтового самолета, уже прогревавшего двигатели. Подкатил и притомозил рядом небольшой пассажирский автобус, но Карина, махнув рукой, отпустила его. Масарик вдыхал влажный и холодный весенний воздух аэродрома, чувствуя, как он проникает в каждый уголок его легких. Последние минуты в качестве человека. Станет ли он вспоминать их потом с ностальгией? Или же, наоборот, попытается забыть как можно скорее? Из-за высоких облаков временами проглядывало солнце, нетерпеливо заглядывая в глаза, словно подгоняя: скорее, скорее!

Возле трапа они остановились.

— Марик, — попросила Карина, — можно попросить тебя немного попозировать? Повернись к аэропорту, пожалуйста.

Масарик тронул рычажок на подлокотнике, и кресло послушно развернулось. Карина встала рядом с ним, положив ему руку на плечо. Солнце отражалось от стекол общего зала ожидания на втором этаже, но все же Масарик сумел разглядеть длинную шеренгу людей, выстроившихся вдоль панорамных окон. Похоже, на каждого корреспондента приходилось не менее двоих сотрудников службы безопасности аэропорта и одного сотрудника Дворцовой Охраны. Ну еще бы: первый официальный визит Кисаки в ЧК за последние два года! И еще такой скандал: глава другого государства увозит с собой аналитика Министерства внешних сношений, официально попросившего гражданства Республики Сураграш! Разнообразным журналистам, писателям и любителям теории заговоров темы хватит не менее, чем лет на пятьдесят. Или на сто. То ли романтическая любовь, то ли спасение почти провалившегося шпиона, то ли тайный заговор спецслужб, то ли внезапное сумасшествие известного публициста…

— Все, — наконец с облегчением вздохнула Карина, отворачиваясь. — Когда нас во всех подробностях засняли пятьдесят камер, ни одна сволочь не сумеет заявить, что я не села в самолет и выжила. Все, грузимся.

По трапу сбежали два стюарда. Они подхватили инвалидное кресло Масарика и ловко вставили его в пазы подъемника. Пять секунд спустя он оказался в небольшом, но довольно уютном салоне первого класса, рассчитанном на десять пассажиров. Широкие кресла шли вдоль бортов в один ряд, чем салон разительно отличался от известных Масарику обычных лайнеров. Два секретаря и четыре охранника Карины уже сидели, пристегнутые, и остекленевшими взглядами смотрели прямо перед собой.

— А… — Масарик оглянулся на вошедшую за ним Карину. — А они тоже… летят?

— Не волнуйся, они не люди. Специально сконструированные куклы, как, кстати, и мое нынешнее тело, рассчитанные даже на попадание в руки опытного патологоанатома и генетическую экспертизу. Их ошметки подберут на месте катастрофы. Не обращай внимания, их специально для того и делали. Вот самолет жалко, таких у нас всего две штуки. И двигатели под заказ конструировали, чтобы на и биотопливе, и на авиационном бензине работать могли. Настоящее чудо техники, как Лика выражается. Но для треклятой достоверности мы вынуждены пожертвовать настоящей машиной. Так, давай я тебя пересажу.

Упругое невидимое облако обхватило Масарика, и он не успел даже охнуть, как воспарил в воздух и опустился в кресло. Карина уселась по другую сторону прохода. Один из стюардов нажал кнопку у выхода, и зажужжавшие сервомоторы подняли трап, превратив его в дверь, плотно закупорившую проем. Второй откатил инвалидное кресло в конец салона и укрепил в специальных зажимах. Затем стюарды синхронно опустились в кресла у передней переборки и тоже замерли неподвижными манекенами. Двигатели взревели, и самолет тронулся с места. Масарик смотрел, как мимо проплыло и скрылось здание пассажирского терминала, как катятся по взлетно-посадочным полосам и рулежным дорожкам самолеты, и пытался разобраться в своих чувствах. Обязан ли он чувствовать огорчение? Радость или подъем? Печаль? Вероятно, да. Но ему было попросту скучно. Он даже не волновался. Все дела завершены. Скромные сбережения, оставшиеся от отца, завещаны двоюродному племяннику, с которым они за всю жизнь виделись два или три раза. Последняя статья закончена и опубликована позавчера, последний доклад переслан Ольге. А сегодня утром заблокирована последняя учетная запись на форуме, которой он еще пользовался. Ни одной ниточки не привязывает его более к прежней жизни. Превратится ли он сегодня во что-то иное, его мало волнует. Если бы не Кара, с тем же успехом он мог бы просто умереть.

Карина протянула руку через проход и положила поверх его кисти.

— Марик, процедура финальной синхронизации твоего мозга с фантомным носителем уже запущена. В течение ближайшего часа твое сознание продолжит существовать одновременно в двух разных точках. Сложностей не ожидается, но если почувствуешь себя странно, скажи мне, хорошо?

— Обязательно, — улыбнулся ей Масарик. — Сколько нужно ждать, чтобы… ну, не знаю, завершились процедуры синхронизации?

— Вообще-то твое тело может умереть в любой момент, оно больше не важно. Но штатная процедура переноса требует нескольких часов синхронного существования мозга и фантома. Я подозреваю, что это всего лишь мера предосторожности из тех времен, когда фантомы могли дать сбой. Последнее тестирование нового носителя, так сказать. Но поскольку мы мало компетентны в вопросах работы с психоматрицами, пока что предпочитаем петь строго по нотам. Марик, тебе вовсе не обязательно ожидать завершения процедуры в полном сознании. Если хочешь, я могу тебя усыпить.

— Ты говорила, что потом мне придется заново учиться владеть своим телом?

— В определенном смысле. Для первых дней после переноса характерна раскоординированность движений и некоторая замутненность чувств. При скрытом переносе сознания их обычно маскируют искусственно наведенными симптомами болезни. Плюс тебе окажется сложнее вжиться в новое тело, поскольку ты уже давно отвык пользоваться ногами. Но все очень быстро образуется.

— Все равно. Раз уж впереди вечность, час я потерплю и в старом теле. В конце концов, больше мы с ним никогда не встретимся.

Самолет вырулил на взлетную полосу и тут же, не притормаживая, рванул с места, ускоряясь перед взлетом. Вопреки ожиданию Масарика шум от винтов в салоне почти не чувствовался, как и вибрация. Отрыв от земли произошел не позже, чем через десять секунд после начала разгона. Похоже, самолет действительно хорош, если способен взлетать с настолько короткой полосы. Впрочем, иначе и нельзя — откуда в Сураграше полноценные аэродромы? Там даже вряд ли найдется хотя бы одна бетонная полоса.

— Кара, — спросил он, сглатывая, чтобы прочистить уши, — а как будет выглядеть катастрофа?

— О, тут целый сценарий! — отозвалась та. — Сначала нас собьют ракетой, и мы красиво взорвемся или разобьемся. Пилотирующий искин разыграет спектакль в зависимости от ситуации. Потом найдут ракетную установку и по номерам на корпусе установят, откуда она взялась. Потом Дор проведет якобы тщательное расследование, свяжет установку с воровством с наших военных складов и арестует два десятка заговорщиков. Я протестовала против их казни, но Дор и Мати дружно заявили, что иначе нельзя. Они еще и Дзи притащили, и он то же самое сказал…

— А что за заговорщики? Тоже куклы?

— Ох, нет. Заговорщики, к сожалению, самые настоящие и весьма серьезные. И сегодняшнее покушение — тоже настоящее. Есть у Шаттаха, нашего министра торговли, один ушлый заместитель с большими амбициями, некий Курува Сватаранг. Отъявленный мерзавец. Именно он стоял за плантациями маяки, которые мы полтора месяца назад на юге обнаружили. Он гулан, лидер клана, который стремительно набирал силу в последние годы…

— Да, знаю его. Наиболее вероятный претендент на пост президента.

— Ага. Он полагает, что когда уберет меня, сможет взять власть в Сураграше в свои руки раз и навсегда — как раз то, чего мы ни при каких обстоятельствах ему позволить не можем.

— Тогда почему вы ему все еще шею не свернули?

— Потому же, Марик, почему мы так тщательно изображаем из себя людей. Мы должны запустить в Сураграше нормальные политические процессы. По возможности — демократические, хотя в условиях неграмотного забитого населения без уклона в авторитаризм обойтись крайне сложно. А при демократии человека нельзя арестовать или ликвидировать просто так, нужны доказательства его преступлений. А прямых доказательств его причастности к маяке у нас как раз и нет. Точнее, есть, но такие, какие ни в одном суде предъявить нельзя, не раскрыв нашу внутреннюю суть. Зато у нас есть железные документальные доказательства его причастности к сегодняшнему покушению, равно как и к одному из предыдущих. Добыты, кстати, благодаря одному из соперников той сволочи.

— Хм… то есть вы свяжете с ним ракетную установку, из которой нас собьют?

— Да. У нас есть копии распоряжений, подписанных им и несколькими членами его клики, и мы захватим живыми нескольких исполнителей…. надеюсь, Дурран сумеет сдержаться. Он ничего не знает, и мне по-настоящему удавиться хочется при мысли, через что ему предстоит пройти. Суд будет открытым и полностью в катонийских традициях. Марик, если тебя это хоть как-то обрадует, именно Курува стоит за смертью господина Стораса. Он передал убийцам «сладкую смерть». Мы никогда никому не мстим, но в данном случае я рада, что политическая необходимость совпала с личными чувствами.

— Вы выяснили, кто убил отца? Почему ты мне не сказала? Я бы…

— В своем нынешнем состоянии ты ничего не сможешь сделать. Марик, его жизнь — на совести тех же военных, что посредничали между Курувой и лабораторией, выведшей для него новый сорт маяки. Служба внешней разведки успела собрать доказательства их связи, но произошла утечка информации. Твоего отца убили до того, как он успел передать материалы Верховному Князю, а доказательства ликвидировали. Против него провели целую диверсионную операцию, в которой задействовали несколько десятков человек, и руководили ей двое членов Генштаба. Но тебе нет нужды мстить лично, Марик — тех негодяев уничтожит сам Сайрат Полевка. Он во многом себе на уме и относится к нам настороженно, но наркоторговцев не переносит точно так же, как и его отец. Помнишь недавний скандал с бомбой на борту самолета, направлявшегося в Сураграш? Бомба и обнаруженное на борту оборудование для обработки маяки — фальшивки, их на борт поместили мы. Майя, если точнее.

— То есть бомба — ваша? Кара, тогда у вас концы с концами не сходятся.

— То есть?

— Зачем группе, поместившей на борт незаконное оборудование, еще и подкладывать бомбу?

— А… Все в порядке. В вашей армии есть две работающих против нас группировки. Одна ненавидит нас совершенно бескорыстно — за давнюю историю с отставкой начальника Генштаба. Помнишь — в самом начале, когда Трехгорный перевал неудачно штурмовать пытались? Мы установили — по крайней мере одно из покушений на меня их рук дело. А вторая группа к нам никаких эмоций не испытывает, у нее исключительно коммерческие интересы. Улики сфабрикованы так, что в конечном итоге укажут и на тех, и на других. Я думаю, убийц твоего отца арестуют в ближайший период или два, и Повелитель Сайрат позаботится о том, чтобы они легким испугом не отделались.

Масарик прислушался к себе. Нет, даже это известие не вызвало у него отклика. Ничего, кроме равнодушного ожидания. Действительно, чего тянуть?

— Кара, — спросил он, — а чем ты собираешься заниматься дальше?

— О… Интересный вопрос. Для начала прочитаю огромную кучу статей, которые откладывала последние несколько лет. Надену какую-нибудь незаметную маску и всласть нагуляюсь по Крестоцину — я так по нему соскучилась! Поваляюсь на пляже и укупаюсь до полусмерти — у нас в Масарии есть прекрасные галечные пляжи, которым нипочем цунами. И так далее. Да, еще я намерена как следует посмеяться над репортажами о своей смерти. Страшно интересно, до каких глубин может дойти человеческая глупость. Помнишь самый популярный телесюжет моего визита в ЧК двухлетней давности?

— М-м… нет. Я не слишком слежу за телевизором.

— А я помню. Не межправительственные договоры, которые мы подписали, не отчеты о расходовании средств благотворительных фондов и даже не количество добровольцев, работавших в Сураграше за последние шесть лет — хотя я сама слегка ошалела, когда выяснила, что только из ЧК их приехало более тридцати тысяч. Нет, на всех крупных сайтах самым популярным роликом было то, как я оступилась на стертой каменной ступени и вынужденно ушла в передний перекат. Как только журналисты на мой счет не изгалялись…

— Ну, журналист — это такая профессия, когда ради популярного сюжета готов родителей в рабство продать, — хмыкнул Масарик. — Не обращай внимания. Они всего лишь потакают массовым вкусам.

— Не скажи, Марик. Знаешь, среди журналистов тоже попадаются нормальные люди — ну, с учетом специфика профессии, конечно. Помнишь такого — Вая Краамса?

— Который сделал передачу, из-за которой тебя похитил Дракон?

— Дракон меня похитил не из-за передачи. Но — да, тот самый. Он ведь как тогда перебрался в Сураграш, так и остался в нем. И возвращаться в Катонию, похоже, не собирается. Он, конечно, еще та въедливая сволочь — но ведь он ни разу не сделал главной темой сюжета, как я запинаюсь на лестнице или оговариваюсь на пресс-конференции. Он всегда задает резкие и неприятные вопросы, и попробуй только ему соврать! Я сама ни разу не попадалась, но некоторые из правительственных чиновников ему на зуб попадали. Кое-кого даже уволить пришлось. Но ведь вопросы он всегда задает самые правильные. Очень неудобные, очень непростые, но — правильные. И он начал делать первую еженедельную газету в Сураграше. Только не смейся — на бумаге, вернее, на ее местном суррогате. Тираж мизерный, содержание почти стопроцентно желтое, но даже так она делает для ликвидации тотальной неграмотности едва ли не столько же, сколько все наши школы, вместе взятые. В школы взрослых не загонишь, а вот ради газеты кое-кто всерьез читать учится, мы специально проверяли. А он ведь мог процветать в Катонии популярным телеведущим, в комфорте и сытости. Марик, он один стоит сотни других журналистов. Почему таких, как он, почти нет? Хотя мне его иногда убить хочется, я его специально на лонжу подвесила…

— На что?

— На лонжу. Страховка такая, специализированный охранный фантом. Надежно спасает от большинства опасностей, включая выстрел в упор, но исключая глупый осознанный риск. Ну, вот как у тебя.

— Я тоже на поводке хожу? — нахмурился Масарик. — Кара…

— Если бы с тобой что-то случилось, я бы с тоски сдохла, — деланно-беспечным тоном быстро ответила Карина. — Не возмущайся. Окажешься на моем месте, сам поймешь. Кстати, мне вчера на голову Лика свалился. Оказывается, они с Яни и Каси устроили какой-то эксперимент по спасению умерших детей, у них какие-то политические неурядицы, и они желают, чтобы я в них поучаствовала.

— Ничего не понимаю, — Масарик подавил желание повозмущаться еще немного и решил согласиться со сменой темы. В конце концов, сейчас уже поздно выкобениваться. — Какая связь между мертвыми детьми и политикой?

— Сама не знаю, он толком не объяснил. Сказал, чтобы я быстренько заканчивала с карьерой Кисаки, и он введет в курс дела. Он, кстати, и на тебя какие-то виды имеет. Типа, ты ведь все равно какое-то время пробездельничаешь, осваиваясь, так не хочешь ли и ты в их песочнице поиграть? Марик, ты его пошли порезче, если слишком приставать начнет. Он страшная липучка, слово «деликатность» если и слышал когда, то не понимает, так что простым «нет» не отделаешься.

— Зачем посылать? В конце концов, я и правда пока не знаю, чем займусь после… хм, после мнимой смерти. А вдруг там что-то интересное?

— Да уж там, где Лика, зевать от безделья не приходится! — звонко засмеялась Карина. — Данный факт, во всяком случае, сомнению не подлежит.

— Ну, вот и определились! — засмеялся в ответ Масарик. — Кара, ну что, давай, усыпляй меня. Что-то мне расхотелось ждать естественного конца вашей синхронизации.

— Ты уверен? — переспросила Карина, сжимая его руку.

— Уверен, — Масарик повернул голову и принялся смотреть на тянущиеся далеко внизу облака. Чуть в стороне и позади самолета шли два дальних истребителя-перехватчика из новых — беспилотные, с отсутствующей кабиной и кургузыми крыльями, похожие больше на крылатые ракеты, чем на самолеты. Надо же, почетный эскорт. Или настоящая охрана? Интересно, как они умудряются удерживаться вровень с тихоходной гражданской тарахтелкой? Для них же крейсерская скорость — четыре звуковых!

— Тогда я временно отключаю твое сознание. Марик…

— Да, Кара?

Ласковые руки повернули его голову, и черные бездонные глаза заглянули ему в самую глубину сердца. Карина, склонившись, нежно поцеловала его в губы.

— Спокойной ночи, Марик. И ничего не бойся. Нам еще предстоит посмеяться над нашими некрологами.

И тьма из ее зрачков поглотила Масарика Медведя без остатка.

Тот же день. Республика Сураграш, окрестности города Нумати

Вечерело. В лесу начали потихоньку посвистывать и цокать странные существа, которые Вай Краамс за восемь с лишним лет своего пребывания в Сураграше так ни разу и не видел вживую. Местные называли их «мусикаэра», и являлись они, судя по объяснениям, разновидностью тощих древесных лягушек с рисунком на спине, делающим их похожими на каких-то странных жуков. Однако днем они спали, пробуждаясь лишь в сумерках, и прятаться умели великолепно. Вай, несколько раз из любопытства попытавшись их отыскать, так их и не обнаружил, хотя однажды все-таки смог заметить дромокара. Небольшая, с палец, лягушка оглушительно рявкнула ему в лицо так, что заложило уши, и исчезла где-то в кустарнике. Нет, определенно, в местных джунглях не соскучишься…

Свободный репортер, корреспондент десятка телеканалов по всем миру и главный редактор первой в стране еженедельной газеты (попробуйте только сказать в лицо, что пять тысяч экземпляров — мало!) бросил взгляд на часы. Половина шестого. Самолет определенно задерживался. Похоже, Кисаки Сураграша опять отклоняется от расписания. Хотя совсем отменить прилет не должна, иначе собравшихся уже предупредили бы. Вай тоскливо обвел взглядом аэродром в поисках хоть какого-нибудь сюжета, позволившего бы убить время. «Аэродром», как же! Грунтовая полоса длиной в полверсты с навесом диспетчера у одного конца и отвоеванной у леса стоянкой с полдесятком легких местных бипланов с задорно задранными носами — с другого. Радара и того нет, радиостанция питается от солнечных батарей на грибообразном диспетчерском навесе и масляного электрогенератора, а приборы! Прекрасный пупок Назины, на местных диспетчерских пунктах Вай впервые в жизни увидел механический барометр!

Конечно, местные авиалинии вполне достойны отдельного сюжета. Легкие, спроектированные в Катонии и собираемые на грашских заводах бипланы, работающие на выжатом из цуги и каноры биотопливе, стремительно набирали популярность. Биплан специально проектировался с учетом местных условий, его дальность не превосходила двухсот верст, и стоил он сущие гроши — по катонийским же меркам, во всяком случае. Состоял он в основном из легкого композитного каркаса, обтянутого какой-то специальной тканью, а мотор заводился с помощью рывка за лопасть пропеллера длинной веревкой с петлей на конце. Ни гидравлической рулевой системы, ни даже спутникового навигатора, а трясло и бросало его во время полета так, словно он готовился вот-вот развалиться на части.

Поднимающие до восьми человек или полутонны груза, взлетающие с любой прогалины в полсотни саженей длиной и способные тянуть за собой небольшой грузовой планер, самолетики практически вслепую, без карт, с одними только магнитным компасом типа «бычий глаз» и барометрическим высотомером пилотировались юношами и девушками, с восторгом воспринявшими подаренную ими возможность летать. Самоубийцы. Хотя поднимались они в воздух только днем, в местных горах и при местном неустойчивом порывистом ветре они должны были падать, как осенние листья. Однако же катастроф практически не случалось, словно хранили пилотов неведомые сураграшские боги. Впрочем — боги ли, если вспомнить досье «Камигами»?

Правительство Мураций не только выдавало беспроцентные кредиты для покупки таких самолетов, но еще и содержало инструкторов, бесплатно обучавших пилотов, и обустраивало аэродромы. Своя взлетная полоса, обихаживаемая общиной, сейчас имелась едва ли не у каждой глухой лесной деревушки. Через высокогорные перевалы самолетики перебраться не могли, но вдоль хребта по обе его стороны сновали десятками, если не сотнями, в условиях бездорожья в значительной степени заменив общественный, а иногда и грузовой транспорт. Вай сам добирался сюда из Муммы на таком биплане в компании с мелким торговцем, государственным чиновником и женой какого-то местного богача, навещавшей родственников, а за штурвалом сидела девушка не старше шестнадцати лет. Вполне возможно — четырнадцати, если учесть местные особенности внешности. Сапсапа, судя по чертам лица и характерному акценту, она носила хантэн без рукавов и короткие, до колен, тарсачьи штаны для верховой езды, демонстративно оставляя голову непокрытой (если не считать, конечно, пилотской красной повязки со стилизованными черными крылышками). В ее ушах виднелись крохотные капельки простых стеклянных сережек, и вообще, похоже, она подражала стилю одежды Кисаки.

Да, авиалинии определенно заслуживали отдельного сюжета, и Вай даже ненадолго задумался, продумывая отдельные пункты сценария. Но прямо сейчас ими заняться не получится. Помимо всего прочего, пилоты страшно суеверны, и за попытки подлезть к их машинам с камерой и глупыми вопросами можно и по физиономии огрести — невзирая на выраженно заморскую внешность. Нужно сначала найти подходящего пилота и войти к нему (или к ней) в доверие. И лучше, если их сведет надежный посредник. Интересно, а если прямо сейчас попытаться поговорить с девушкой-пилотом? Вон она, в компании трех юношей чуть постарше с такими же пилотскими повязками отирается неподалеку. Вероятно, мечтает хоть одним глазком увидеть своего кумира. Или нет, все же не стоит. Хоть он и иностранец, а все равно она может заподозрить его в грязных намерениях и оскорбиться. И кто знает, как отреагируют ее спутники — в здешних краях для чужака первым заговорить с женщиной все еще означает оскорбить ее семью…

Девушка, кстати, является самым наглядным свидетельством усилий правительства. Десять лет назад в ее возрасте уже обзаводились одним-двумя детьми, а за подобный наряд ее забили бы камнями на месте. Сейчас же юные девицы все смелее берут пример с сестер Мураций — и в одежде, и в поведении, и мало кто осмеливается им плохое слово сказать. Иначе можно поиметь весьма неприятный разговор с полицейским, а то и с асхатом, да еще и штраф огрести. Впрочем, саму Карину в народе почти боготворили: ее непрекращающиеся сеансы массового лечения завоевали ей любовь даже самых закоренелых женоненавистников, так что к женскому подражанию ей относились снисходительно. Вот что значит умело распорядиться своими талантами!

— Нумати-контроль, здесь борт номер один, — ожил динамик под диспетчерским навесом, и Вай встрепенулся. — Нахожусь от вас в ста сорока верстах. Автопилот зафиксировал ваш маяк. Перехожу под ваше управление. Расчетное время прибытия — шесть шестьдесят пять. Поскольку пространства для предварительного облета полосы нет, сажусь с прямой.

— Борт номер один, я Нумати-контроль, слышу тебя, — откликнулся диспетчер, склонившись к микрофону, стоящему на грубо оструганном деревянном столе. — Все в порядке?

— Все в порядке, Нумати-контроль. Все системы в норме, движки работают идеально, и даже в баках на донышке что-то осталось. Через пятнадцать минут сядем.

— Как себя чувствует момбацу сама Кисаки?

— Сама Карина и ее спутник сан Масарик в добром здравии.

Спутник? Вай не помнил, чтобы с Кариной намеревался прилететь кто-то еще. Особенно из Четырех Княжеств. Весь визит организовывался как чисто протокольный, чтобы засвидетельствовать свое уважение новому Верховному Князю, и Кисаки даже никого из специалистов с собой не брала. Масарик, Масарик… Что-то знакомое. Катониец, судя по имени? Ну что же, вот и еще один вопрос для интервью. Вай мысленно пробежался по списку тем, которые он намеревался обязательно поднять если не сегодня, то во время завтрашней пресс-конференции. Разумеется, начнет он со скандальной темы маяки. Полиция что-то слишком уж тщательно скрывает итоги расследования, и ходят слухи, что ниточки тянутся едва ли не в правительство. Вполне правдоподобно, если учесть, что плантации занимали несколько квадратных верст. В таких масштабах без прикрытия хотя бы местных властей обойтись невозможно. Но до сих пор что-то не слышно о громких отставках или арестах.

Вай усмехнулся. Он никогда и никому не признался бы за все деньги мира, что любит эту девочку (ну, с учетом двадцатилетней разницы в возрасте, конечно) как собственную дочь. Впервые он сделал о ней сюжет в далеком сорок девятом, когда об ее способностях чудо-врача заговорила вся страна. Она всегда ненавидела журналистов, и он не являлся исключением, а потому так ни разу и не смог приблизиться к ней достаточно, чтобы завести личное знакомство. В пятьдесят восьмом настал его звездный час — ток-шоу, полностью посвященное ей и ее семье, а заодно аннигилировавшее движение «Нормальных людей» и карьеру его лидера, публично проявившего способности девианта. Уже тогда, подробно исследуя ее биографию, начиная с содержания в Институте Человека, о разгроме которого он тоже делал репортаж, он почувствовал, что девочка ему нравится. С тех же пор, как он перебрался в Сураграш, он следил за ней непрестанно — и все больше и больше увлекался ей. Ее упорство, ее потрясающее трудолюбие и мягкий характер, внутри которого скрывался стальной стержень, ее нелюбовь к известности и полное отсутствие личных амбиций — все вызывало в нем восхищение. В роли свободного корреспондента, а потом и редактора первой в Сураграше газеты он присутствовал на каждой ее пресс-конференции и публичном выступлении, непрестанно донимая колкими вопросами, влезая под кожу и доводя до белого каления. Вероятно, она с большим удовольствием прибила бы его на месте, а то и просто оторвала бы голову. Но Вай не мог иначе. Он любил ее — и намеревался не позволить ей забыть, кто она такая и зачем здесь находится. Раз она подписалась под идеями демократии и прогресса, пусть и следует им. Тяжело быть просвещенным либералом в стране, которой десятилетиями стальным кулаком правили бандиты-наркоторговцы? Ну, никто не заставлял.

Сегодня и завтра он намеревался как следует достать ее вопросами о плантациях маяки и нескольких коррупционных скандалах помельче. И мало ей не покажется. В конце концов, кто жалеет розгу, тот портит ребенка, верно?

Словно напоминая, у него слегка зачесалась рука, и он машинально потер крошечный, почти незаметный шрамик на левомпредплечье. Три года назад Вай, делая в одной из глухих деревушек репортаж о традиционных промыслах — выделывании лубяной ткани и плетении канатов из пальмового волокна — подцепил кагурла. Зараза попала ему на руку вместе с грязью, когда на окраине болотца, снимая процесс рубки стволов, он оступился и неловко рухнул в грязь, к счастью, успев извернуться и одной рукой поднять объектив над головой, почти не забрызгав ни его, ни лицевую контроль-панель. Однако вторая рука почти по плечо ушла в трясину, где, видимо, и поджидала своего часа кагурлова личинка. Внимание на проблему он обратил только неделю спустя, когда предплечье распухло и начало сильно зудеть в нескольких местах. Решив, что подцепил какую-то местную чесотку, он несколько дней мазал возникающие язвочки мазью, но лучше ему не становилось. Наоборот, рука распухла еще сильнее, а чесотка стала почти невыносимой. Из-за того на очередной пресс-конференции он задавал Карине особо желчные вопросы касательно недавнего скандала с коррупцией в Комздраве при поставке медицинского оборудования (в частности партии микродебридеров и коагуляторов) и в конце концов довел ее до белого каления. Она даже резко, без предупреждения, оборвала встречу совершенно не в своем стиле. Однако прежде чем уйти, молча подошла к Ваю, взяла его за руку и вытянула горизонтально. Тут же из самостоятельно возникшей безболезненной ранки у запястья брызнули капли крови, а потом вверх потянулась длинная белая нить. От неожиданности и жутко неприятного ощущения во всем предплечье журналист даже заорал, но тут же взял себя в руки и лишь старательно удерживал тошноту те полминуты, в течение которых бесконечно длинный червяк тянулся из-под кожи. Закончив и за пару секунд срастив ранку, Кисаки Сураграша все так же молча сунула ему паразита в пригоршню, развернулась и ушла.

Уже потом, когда Вай закончил блевать в кустах, он задался вопросом: а зачем она вообще ему помогла? Он бы на ее месте точно и пальцем не пошевелил бы. Следовало ли ему испытать стыд за свое поведение? Возможно. Но он не почувствовал даже особой благодарности: вытащить кагурла мог любой местный знахарь, пусть и с куда менее приятными ощущениями и с риском осложнений. Спасибо, конечно, ясновидящей Кисаки за своевременный диагноз, но не более.

Но она помогла ему даже тогда, когда любой нормальный человек поступил бы наоборот.

И в этом она вся.

— Нумати-контроль! — снова ожил динамик. — Здесь борт номер один. Попал в попутный воздушный поток и прибываю через пять минут, на три минуты раньше запланированного. Автопилот подтвердил визуальный захват трех ориентиров. Утвержденная схема посадки отсутствует, сажусь по указаниям автопилота. Подхожу к ВПП по курсу ноль-три-один, сторонних бортов на радаре не вижу. Вход в глиссаду через тридцать секунд. Сообщите условия на полосе.

— Борт номер один, Нумати-контроль понял тебя, — подтвердил диспетчер. — У нас ветер северо-западный, устойчивый, сажень-полторы в секунду, температура двадцать три, давление два-два-ноль. Полоса влажная после ливня.

— Борт номер один принял данные, Нумати-контроль. Вношу корректировки в посадочную программу.

— «Коршуны», здесь «коршун-один». Приготовиться к приему самолета! — скомандовал в рацию Дурран Майго, поднимаясь с корточек. — Готовность ноль.

Интересно, почему сегодня Дурран прилетел встречать Карину лично? Он ведь давно не ее персональный телохранитель — фактически правая рука Дентора Пасура. Неужели они опасаются очередного покушения? Вай опустил на лицо щиток контроль-панели и включил объектив. Несмотря на тускнеющее освещение система справлялась, и картинка на панель выдавалась вполне удовлетворительная. Журналист еще раз прогнал тесты спутникового канала. И здесь норма. Конечно, сюжет не горящий, но все-таки за оперативность «Планета» ему доплачивает десять процентов. Как раз столько, чтобы оправдать аренду фиксированной полосы канала. Жмоты.

Вай прошел объективом по взлетной полосе, на всякий случай повторяя уже сделанную панораму, крупно взял несколько бипланов и перевел взгляд в ту сторону, откуда должен был появиться самолет. Выкрутив трансфокатор до максимума, в заплатке неба между двумя горными пиками он сумел разглядеть точку, ярко блестящую в лучах заходящего солнца. Ага, вот он. Судя по положению, идет строго на ВПП. Ну, похоже через пару минут они действительно сядут.

— Нумати-контроль, здесь борт номер один, — вновь заговорил динамик. — Нахожусь на курсе, в глиссаде. Перешел на ручной контроль посадки. ВПП системой навигации захвачена. Скорость четыреста сорок, угол снижения два и семь. Все в нор… «Синий мак», «синий мак»! Здесь борт номер один! Фиксирую пуск ракеты в сторону самолета! «Синий мак», «синий мак»! Самолет захвачен системой наведения зенитной ракеты! На борту Карина Мураций! Начинаю маневр уклонения!

— Борт номер один! — заорал Дурран, бросаясь к микрофону. — Пикировать, пикировать! Уходи на бреющем по-над лесом, укроешься в складках местности!

— Здесь борт номер один! Фиксирую пуск второй ракеты! Пикирую, отстреливаю тепловые ловушки! Самолет захвачен второй ракетой! Фиксирую пуск третьей ракеты!..

Вай до боли стиснул зубы, вглядываясь в картинку на контроль-панели. Вот они! Дымный след… второй… третий! Три ракеты идут в сторону беззащитного самолета, резко уходящего вниз, к поросшим густым лесом горным склонам. От него в стороны разлетаются светлые точки — тепловые ловушки. Один след резко отвернул в сторону и ушел куда-то вниз, скрывшись за торчащей пальцем скалой, но два других продолжали удлиняться, стремительно сокращая расстояние до самолета. Сердце Вая бешено колотилось, во рту чувствовался солоноватый привкус (похоже, он ненароком прикусил губу), но мускулы его лица и рук жили самостоятельной жизнью, управляя камерой. В верхнем правом углу панели замигала яркая красная точка: включился спутниковый канал в реальном времени. Где-то там, на противоположной стороне Текиры, в оканакской штаб-квартире телеканала «Планета» на дисплеях дежурного директора уже мигал сигнал экстренной трансляции, а под ним бежал бешено вводимый Ваем текст.

«Вай Краамс, живая трансляция. Республика Сураграш, город Нумати. Самолет Кисаки Сураграша преследуют зенитные ракеты».

— «Синий мак», «синий мак»! — продолжал кричать динамик. — Одна ракета отклонилась, две продолжают преследование! Войдут в зону поражения через десять секунд! Тепловые ловушки кончились, начинаю новый маневр уклонения!

Секунды на часах в нижней части контроль-панели ползли в два раза медленнее колотящегося пульса. Самолет уже различался во всех деталях. Он шел по-над склоном чуть выше крон деревьев, круто забирая вправо. Видимо, летчик отчаянно пытался успеть оставить между собой и ракетами высокую скалу, которую миновал за несколько секунд до того. Поздно. След одной ракеты действительно канул за лесистой вершиной, но последняя все-таки догнала самолет. На конце дымного следа расцвел широкий огненный конус. За машиной тут же потянулся густой дымный след. Но она не потеряла управления! Вай стиснул кулаки. Возможно, они сумеют дотянуть до полосы?

— …борт…мер один! — с отчетливыми страшными паузами прохрипел динамик. Судя по всему, взрывом задело антенну. — …вреждения… Правый двиг…..олностью…..евый дви…..гидравл…..адает давлен…..рули высоты зак…..шасси не в…..ожар в сало…

— Борт номер один, видим вас! — закричал Дурран. — Вы уже рядом! Садитесь как можете! Хоть на брюхо! Ради Курата, дотяни до полосы!

— …иду к пол…..дым в кабин…..не вижу…

В динамике щелкнуло, и он замолчал полностью.

Самолет тянул над верхушками деревьев вдоль понижающегося в сторону аэродрома склона. Теперь было уже отчетливо видно, что из дымящего правого двигателя вырываются длинные языки пламени, а его пропеллер застыл неподвижным крестом. Но пилот все еще боролся. Заставив себя забыть про любые эмоции и превратиться в штатив для объектива, Вай вел машину камерой. Дальномер показывал, что до аэродрома ей осталось три версты… две… полторы… триста саженей… Они сядут! Они обязательно сядут!

Самолет не дотянул до полосы менее тридцати саженей. Он рухнул в джунгли, и огромный клуб яростного пламени возвестил о том, что при ударе о землю взорвались баки. Люди бежали к месту крушения, и Вай бежал вслед за ними, снимая происходящее. Длинная полоса искореженных и вырванных с корнем деревьев. Куски металла, разбросанные между стволами. Груда искореженного мусора, в которую превратился фюзеляж. Погребальным костром вздымающиеся над ним языки пламени. Столб черного дыма, поднимающийся к залитому багровым закатным светом небу. Человеческие фигурки, тщетно пытающиеся погасить огонь тонкими струйками пены из ручных огнетушителей. Дурран Майго, отчаянно бьющийся в руках троих солдат, не позволяющих ему с голыми руками броситься в огонь — раскрытый в зверином реве рот в обрамлении седеющей бороды и усов — слезы, градом катящиеся из глаз большого сильного мужчины. И тут же — крупно — девушка-летчица, рыдающая на груди у одного из ее спутников…

Вай снимал и снимал, переводя фокус камеры с одной сцены на другую и изгнав из сознания любые эмоции. В верхней части щитка к мигающей красной точке присоединилась еще и зеленая: его картинка уже транслировалась в реальном времени по сети канала «Планета», а возможно, и еще нескольких. Он заставил себя ни о чем не думать, превратиться в чоки, в компьютер, в функцию своей роли. Больше никогда он не сможет задать Карине Мураций ни одного каверзного вопроса и никогда больше не услышит ее едкий ответ. Возможно, завтра он возненавидит себя за свое профессиональное бездушие. Но сегодня он должен ей хотя бы это: зафиксировать последний след, который она оставила на земле.

Карина Мураций мертва. И да помогут Сураграшу боги!

24.07.1433, деньдень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

— Пока Рита дрыхнет, давайте в темпе проведем совещание в узком составе, — Май забрался на стол и уселся там, скрестив ноги. Похоже, такая поза ему чем-то полюбилась. Впрочем, в квартирке Сиори даже в «узком составе» особенно расположиться было негде. Сиори по праву хозяйки заняла одно из двух кресел, но никакого неудобства перед гостями не испытывала. В конце концов, сколько можно использовать ее дом в качестве конспиративной штаб-квартиры?

— Лика, ты где всю ночь шлялся? — подозрительно спросила Яна, опять перехватившая контроль за одной из кукол-горничных. — Мы с Ритой без тебя справиться не можем. Она в твое отсутствие психовать начала.

— Обсуждал со своими людьми планы действий, — отмахнулся Май. — И с Дором и Мати немного пообщался. Зачерпнул, так сказать, немного опыта из глубокой колодези. Мати неожиданно увлекся задачкой, начал на тактическом симуляторе варианты проигрывать, я насилу от него отделался. Ничего, переживет Рита, не маленькая. Бо, ты подготовила искина поддержки на замену Симе?

— Подготовила, — кивнула Айсока, вместе с Саомиром оставшаяся стоять у двери в прихожую. — Могу перехватить контроль за маской графа хоть сейчас.

— Тогда действуй. Яни, хм?

— Да, наверное, так лучше всего, — Яна неуверенно посмотрела на Айсоку и поерзала во втором кресле. — Бокува, ты ведь тоже так думаешь?

— Я не могу сформулировать однозначное мнение. Существуют аргументы как за, так и против. Но поскольку вы вдвоем полагаете, что так лучше, у меня нет возражений. Момбан уведомлен. Выполняю сброс сессии…

Она замолчала и неподвижно замерла.

— В доступе отказано, — наконец сказала она.

— Что?! — поразилась Яна.

— Я не могу отключить канал Симы Ёко к Академии.

Айсока выглядела растерянной настолько, насколько искин вообще может казаться растерянным. Сиори почувствовала, что ей самой тоже становится не по себе. Неужто очередной загадочный технический сбой?

— Так, еще и раз, и подробно, — Яна тоже выглядела озадаченной. — Что означает «не могу отключить канал»? В технических терминах?

— При попытке сбросить входящее соединение выдается код ошибки, расшифровывающийся как «нехватка прав».

— М-м… Бо, поправь меня, если я ошибаюсь. У тебя сейчас статус основного игрока, а у всех нэмусинов — роли пусть и активных, но наблюдателей, верно? Игрок всегда сам определяет, кого, когда и на каких условия он допускает на свою игровую площадку извне. Я это точно знаю, я внимательно изучила инструкцию пользователя базовой виртуальности. Каким образом, хотя бы просто теоретически, он может не иметь контроля за подключением?

— Владелец игры не имеет возможности отключить от системы другого Игрока — Тактика или Стратега. Но прежде всего он должен сам активировать режим «Игрок против Игрока», авторизовать второго и последующих игроков, установить правила и так далее.

— Текущие настройки? — деловито осведомился Май.

— Фактически площадка находится в состоянии предварительного дизайна, включен режим «игрок против системы». В старых версиях игровых виртуальностей режим ИпИ изначально отключен. Включать его по умолчанию стали много позже, когда Игра уже начала перемещаться в реальность. Когда мы запускали Академию в работу, я специально удостоверилась, что являюсь единственной сущностью, обладающей правами высокого уровня. И я только что перепроверила. В системе по-прежнему только один «игрок» — я. Плюс вы двое со специальными статусами дизайнеров-тестировиков. Однако на подключении Симы установлены права доступа, препятствующий моей работе с ним. Я не могу принудительно сбросить настройки и установить себе нужные права. Более того, аудит изменений настроек не включен, так что я даже не знаю, кто внес такие изменения.

— Возможно, технический сбой, — инженер, представленный Сиори как Биката, не удосужился подключением к нормальной маске и сейчас выглядел как картинка в плоском телевизоре, включенная посреди голой стены. — Но я не верю в такого рода совпадения. Создается впечатление, что кто-то влез в систему на низком уровне и поправил списки контроля доступа так, чтобы предотвратить отключение именно господина Симы. Такое очень хорошо укладывается в один ряд с двумя Прорывами, которые тоже никак не могли случиться там, где случились. Добавьте тот факт, что ни один искин поддержки, опекающий графа Симу, не заметил его пробуждения.

— Ну, тут как раз ничего странного, — Айсока тряхнула головой. — Фасара тоже не отследили, и кто знает, скольких еще. Всех нэмусинов поголовно проверять придется. Похоже, алгоритмы поддержки применительно к местной виртуальности нуждаются в серьезной доработке. Они и в Ракуэне дают не менее двух процентов ошибок первого рода при предсказании пробуждения, а Академия-Си серьезно от него отличается. Биката, ты запускал определенные процессы анализа системного состояния. Есть результаты?

— Мне пока что не удается взломать ключи доступа к основным системным службам. Они слишком длинные, а метод взлома грубой силой не слишком эффективен. Еще период, два, три — как повезет. Однако же есть одна странность, на которую я обратил внимание лишь сейчас. Я имею в виду анализ внешних подключений к системе. Я его запустил на всякий случай и забыл.

— Би, не тяни, — поторопил Май. — Что именно не так?

— Время отклика гиперканала. По этому параметру входящие соединения с распадаются на две группы: нэмусины и ко-нэмусины и все прочие, то есть Каси, Лика, я, Яни и Бокува. Все вполне логично: носители психоматриц нэмусинов сконцентрированы в одной области пространства, в то время как остальные хаотично разбросаны по окрестностям Текиры. Однако есть еще одно подключение со временем эхо-отклика, характерным, скорее, для второй группы. И оно не относится ни к нэмусинам, ни к «прочим». Бо, пересылаю идентификатор сессии — проверь, кому принадлежит.

— Он принадлежит мне.

Все дружно уставились на Саомира. Проректор по воспитательной работе выглядел как обычно: подтянутый, застегнутый на все пуговицы, отглаженный и вообще безупречный во всех отношениях. Однако сейчас в его обычно бесстрастных глазах поблескивали веселые огоньки.

— Господин Биката, мои поздравления, — сказал он. — Мы полагали, что моя маскировка безупречна. Но статистического анализа по времени отклика канала мы никак не ожидали.

— Кто — мы? — настороженно спросила Яна. — Саомир, каким образом ты подключился… за пределы Академии? Зачем?

— Госпожа Яна, я не Саомир. Вернее, не совсем тот Саомир, что был активирован при конструировании Академии. Бокува, не пытайся взять меня под контроль, инженерный канал заблокирован. По нему в твою сторону уже давно идет ложная информация.

— О! Жить стало куда интереснее! — Май вспрыгнул на ноги и превратил правую руку в пучок змей. — Злобный шпион в наших рядах скрежещет зубами в бессильной ярости, проклиная гений Бикаты. И кто же ты, если не Саомир?

— Господин Палек, твой эффектор не причинит мне вреда, — веселые искры в глазах лже-проректора стали гораздо ярче, и вдруг Сиори поняла, что они — не просто отражение магического светильника на роговице глаз. Зрачки проректора по воспитательной работе слабо горели изнутри желтым. — Свойства моей проекции изменены так, чтобы свести к минимуму ее взаимодействие с виртуальностью. Ты не сможешь причинить ей серьезный вред. Что же до обращения ко мне, то «Саомир» вполне сгодится. Видите ли, ранее я не взаимодействовал с людьми напрямую, так что у меня нет имени, только идентификатор, малопригодный для восприятия людьми.

— Искин Камилла? — полувопросительно произнесла Яна. — Еще один неб? Как Бокува?

— Да, госпожа Яна. Не как Бокува, у меня существенно иная базовая модель психоматрицы, но неб. Я сразу извиняюсь за то, что столько времени обманывал всех, но мы сочли, что полученные результаты наблюдений стоят того.

— Так, еще раз, и по порядку, — Май вернул руке нормальный вид. — С каких пор небы интересуются нэмусинами, каким образом ты подключился к Академии и чего добиваешься? И с какой радости такое хамство, почему без ведома Яни?

— Мы интересовались нэмусинами с самого начала. Мы всегда испытывали сожаления по поводу безвозвратной утраты некоторых личностей из-за смерти их биологических носителей. Эксперимент госпожи Яны находился под нашим пристальным наблюдением с того момента, когда она начала собирать площадку. С учетом того, что мы практически не ограничены в вычислительных мощностях, а также имеем свободный доступ к спецификациям данной виртуальности в Архиве, взлом системы и получение в ней максимальных полномочий сложностей не вызвал. Я слился с оригинальным Саомиром, ассимилировал его личность и начал выполнять функции канала в систему. А вот чего мы добиваемся…

Проректор развел руками.

— Сложный вопрос. Сиори, ты ведь не понимаешь, о чем речь и кто я такой. Тебя в такие вопросы не посвящали. Верно?

— Поскольку я не понимаю, о чем речь, ты, вероятно, прав, — согласилась Сиори. Кажется, сейчас ей откроют еще одну жуткую тайну мироздания. Не многовато ли на ее голову? — Итак, кто ты такой?

— Я принадлежу к разновидности небиологического разума, созданного одним из Демиургов по имени Камилл. Ты его знаешь, хотя и косвенно — он несколько столетий носил имя Майно.

— Мифический император Майно? — удивилась Сиори. — Который столько времени правил империей своего имени? Так ведь доказано же, что он — просто легенда.

— Финальное утверждение неверно. Просто после его ухода в архивы поместили фальсифицированные документы и сфабриковали другие детали, указывающие именно на такую версию. Но не о средневековой истории сейчас речь. Суть в том, что Камилл, отказавшись от возможности вмешиваться в ход развития текирской цивилизации напрямую, в конечном итоге решил оказать косвенное влияние. Он никогда не ставил нас в известность о целях нашего создания и причинах, по которым существенно отклонился от традиционных шаблонов формирования искусственного разума. Но мы предполагаем, что он проводит тот же долгосрочный контролируемый эксперимент по слиянию искусственного и биологического разумов, что самостоятельно произошел на Земле пять миллионов лет назад.

— На Земле?

— Еще одна тема, которую мы сейчас не станем обсуждать, — нетерпеливо сказала Яна. — Госпожа Сиори, я предоставлю тебе материалы по истории, почитаешь на досуге. Господин Саомир, почему небы вмешались в мою работу, да еще и без моего ведома?

— Госпожа Яна, я должен заметить, что мы почти не вмешивались. Мы в основном наблюдаем и анализируем информацию о ходе эксперимента. Не наша вина, что в качестве рекреационного контекста для ко-нэмусинов была выбрана не самая подходящая площадка. Мы осуществляли минимальные коррекции, но в целом оставались в стороне.

— Меня сюда вы позвали? — осведомился Май.

— Да, господин Палек. Чтобы остаться в тени, нам пришлось прибегнуть к грубому методу с проигрыванием преамбулы сеанса связи, перехваченной в Ракуэне. Мы решили, что в одиночестве госпожа Яна не только не исправляет свои ошибки, но и усугубляет их.

— И ты туда же! — фыркнула Яна. — Да осознала я уже!

— Да, — согласился Саомир. — Благодаря критической оценке господина Палека — осознала. Однако не все. Я вынужден явно обратить твое внимание, что и ты, и господин Палек — вы оба демонстрируете недопустимое отношение к нэмусинам, задействованным в эксперименте на вспомогательных ролях. Совершенно возмутительное отношение, мог бы сказать на моем месте человек.

— Не понимаю, — растерянно сказала Яна. Она нерешительно посмотрела на Сиори, потом на Палека. — Что именно не так?

— Все. Начиная с метода вербовки нэмусинов — постмортальное состояние не позволяет им адекватно реагировать на обстановку, так что даже добровольное согласие ничего не значит — и кончая методами вмешательства в обстановку в Академии-Си, осуществляемыми сейчас. Попытка принудительно отключить от виртуальности графа Симу, только что предпринятая вами, является типичным примером высокомерия и узости мышления. Госпожа Яна, я должен напомнить, что нэмусины — вовсе не игрушки Демиургов. И что Джао и Майя, создавая Ракуэн, не предполагали использования спящих в роли марионеток в экспериментах, пусть даже важных и необходимых. Рекреационный сон — средство освободить человека от прижизненных стрессов и постмортального шока, вывести на первый план сильные стороны его личности и нивелировать побочные. Сиори!

Сиори вздрогнула. Она слабо понимала, что происходит, но вторая подряд маска Саомира казалась ей уже чрезмерной. Ей потихоньку становилось не по себе. В каких играх она участвует, сама того не представляя? Что она вообще знает о происходящем, кроме того, что ей бегло рассказали за последние несколько дней?

— Да, Саомир? — настороженно ответила она.

— Я даже не стану спрашивать, как ты себя чувствуешь. Через Момбана у нас есть непосредственный доступ к психоматрицам всех нэмусинов, задействованных в эксперименте, так что и так знаю. Ты напряжена, нервничаешь и чувствуешь неуверенность в завтрашнем дне. Ты боишься грядущего. Боишься, что завтра перестанешь быть нужной, и от тебя избавятся. Ты так и не осознала, что бессмертна и больше не зависишь ни от кого.

— Но я вовсе не…

— Твой рекреационный сон провалился. Цели, которые следовало достичь, либо не достигнуты, либо разрушены твоим стрессовым пробуждением. Ты даже не осознаешь, что именно потеряла. Госпожа Яна, ты полагаешь, что это — надлежащая благодарность за оказанную ей неоценимую помощь? А что с Исукой? С господином Фасаром? С господином Симой? С остальными взрослыми нэмусинами, которые на грани самопроизвольного пробуждения или уже перешли ее?

— Но что мне следовало сделать? — яростно спросила Яна. — Как еще я могла обеспечить нормальное окружение для детей? Саомир, я дипломированный психолог! За последние годы я проработала огромное количество литературы, оставшейся от Старших! Даже на Земле после Слияния искины не воспитывали человеческих детей самостоятельно! Всегда на первой стадии развития использовались люди-педагоги! Где я могла их взять? Я проанализировала личности нескольких сотен проснувшихся, и не нашла ни одного — НИ ОДНОГО! — подходящего воспитателя! У них свои проблемы, которые делают их непригодными…

— Госпожа Яна, прошу тебя успокоиться. Я вовсе не намерен делать тебе выговор. Я указываю на допущенные ошибки, чтобы ты могла осознать их и исправить, а не усугубить. Твоя основная проблема заключалась в том, что ты пыталась вытащить проект в одиночку, тем самым заранее обрекая себя если не на провал, то на серьезное усложнение ситуации. Комплексы молодых Демиургов, стремящихся доказать, что они ничуть не хуже Старших, в таких вопросах следовало бы сразу оставить в стороне. По человеческим меркам ты вполне взрослая зрелая женщина, да еще и дипломированный психолог, как сама сказала, так что странно, что не понимаешь элементарных вещей. Я могу сделать скидку на особенности человеческой психики, затрудняющей самоанализ, но вряд ли ты захочешь ее принять.

— Ну что мне сейчас, застрелиться что ли? — Яна как-то обмякла и осела. Она откинулась на спинку кресла, запрокинула лицо к потолку и закрыла глаза. — Да, я наломала дров. Но ведь эксперимент в целом оказался успешен…

— Да. Госпожа Яна, одна из причин, по которой небы на старой Земле остались с людьми, а не пошли своей дорогой, заключается в ваших озарениях. В вашей способности проигнорировать логичные законы и запреты и найти решение там, где рациональный анализ заранее предсказывает провал. Нам никогда не пришло бы в голову воспитывать ко-нэмусинов — у нас попросту не имелось никаких оснований сомневаться в ошибочности прежних воззрений. Люди способны находить новые пути в полном мраке и идти наперекор судьбе — то, что нам недоступно в силу особенностей мышления. Но человек не способен превзойти неба в логическом анализе и просчете вариантов. У нас куда выше вычислительные мощности, и мы гораздо лучше просчитываем графы вариантов. Нам следует объединиться — то, что в свое время осуществили наши предшественники на Земле. Госпожа Яна, ты примешь нашу помощь в сложившейся ситуации? Если нет, мы передадим тебе полный контроль за площадкой, который вы пока не смогли получить сами, и отойдем в сторону, чтобы ты могла действовать силу собственного разумения.

Яна открыла глаза и задумчиво посмотрела на Саомира.

— Я оценила твою тактичность, Саомир, — с ноткой горечи сказала она. — И что я еще большая дура, чем думала, я тоже осознала. Госпожа Сиори… я действительно поступила очень нехорошо с тобой и всеми остальными. Я настолько сосредоточилась на детях, что совсем забыла про взрослых.

— Все в порядке, госпожа Яна, — улыбнулась Сиори. — Я все равно делала только то, что хотела бы сделать сама.

— Ничего не в порядке. Ты не в состоянии судить, что именно потеряла. А я — в состоянии. Все равно, что дать ребенку заработать диабет, позволив ему объедаться сладостями без ограничений. Госпожа Сиори, я всерьез займусь проблемами нэмусинов Академии, когда мы разберемся с кризисом. Саомир, разумеется, я приму твою помощь. Что ты предлагаешь делать дальше?

— Все, взбунтовавшиеся машины ее поработили! — жизнерадостно воскликнул Май. — Саомир, ей ты зубы заговорил вполне успешно. Только я тебе с темы соскочить не позволю. Что там с графом Симой? Признавайся, порталы — его рук дело?

— Его, — согласился проректор по воспитательной работе. — Позволю себе напомнить, что в соответствии со спецификациями в местной виртуальности заложена логика постепенного развития технологий, «магических» в том числе. Церковь, а также северные ученые уже давно занимаются «свойствами порталов». Лет через десять-пятнадцать местная виртуальность сама открыла бы возможность искусственного их создания. А Сима как полностью проснувшийся нэмусин владеет концепциями, позволившими искинам, изображающим ученых, резко ускорить процесс исследования.

— Прошу прощения, что встреваю в такую высокоученую беседу, — на настенном «экране» поднял палец Биката, — тем более по предмету, в котором слабо разбираюсь, но все-таки не слишком ли безответственно так поступать? Лика показал мне запись Вторжения в бассейне. Там же были дети, они могли пострадать. О чем вообще Сима думал, когда устраивал такое? И зачем, кстати?

— Вторжение в бассейне — наших рук дело, — невозмутимо ответил Саомир. — Мы подсунули кристалл портала агенту графа, обманув его. И кристалл-приманка в платье Риты тоже попал при нашем содействии.

— Но зачем? — удивился Май.

— В качестве предупреждения. Мы модифицировали атрибуты кристалла так, что он генерировал чудовищ в несколько раз медленнее, чем полноценная боевая версия, разработанная северными механистами и примененная Симой вчера в Даоране. И максимальный уровень ботов мы искусственно занизили. При таком количестве Защитников и магов, а также в твоем присутствии, господин Палек, особой опасности Вторжение не представляло. Но вы заранее узнали, с чем можете столкнуться. Кроме того, мы предоставили господину Палеку выступить спасителем принцессы и укрепить свои позиции.

— Значит, Даоран уничтожил граф Сима… — задумчиво сказала Яна. — Понятно. Видимо, он решил пойти ва-банк. Но зачем? Он же должен понимать, что вокруг него — просто виртуальность!

— Госпожа Яна, а разве ты сообщала нэмусинам, что действие происходит в виртуальности? Я считал, что в курсе дела только Сиори, Исука и Грампа. Все остальные полагают, что живут в реальном мире. Господин Палек, ты наверняка заметил это по отцу Фасару. Можно предположить, что в прошлой жизни граф Сима, тогда простой мещанин в ЧК, страдал от серьезного комплекса неполноценности, и теперь твердо намерен компенсировать прошлые унижения, забравшись на самый верх. Рекреационный сон, который должен был нивелировать подобные особенности психики, оказался неудачным, как и в случае с Сиори. Кстати, госпожа Яна, ты обратила внимание, что Сима не предпринял никаких действий против Академии Высокого Стиля, хотя с графами расправился жестко и без сантиментов? Ты информировала его о деталях устройства мира, когда вербовала?

— Н-нет. Точно нет. Я всем объясняла в общих чертах, что здесь воспитывают детей со сложной судьбой, но не уточняла, как. Все равно их переводили в спящее состояние. Я вовсе не рассчитывала на внеплановые пробуждения.

— Вероятно, он сам сделал правильные выводы. Информация с точек наблюдения в Цетрии подтверждает, что и остальные три академии по приказу Симы взяты под особый контроль. Он перебросил солдат Ясасия на их охрану, заменив их в патрулях своими собственными людьми. Кстати, учтите, что за последний период он скрытно, под видом гражданских, перебросил в столицу около пятисот человек своей личной гвардии, так что сейчас в его распоряжении почты тысяча семьсот человек, считая городскую стражу. А вчера ему из Мейсары доставили пулеметы.

— Пулеметы? — поразился Май. — А их-то он откуда взял? Я думал, что вершина местной технологии — магазинные карабины с ручным затвором.

— Концепция пулемета на Текире известна любому человеку, даже ребенку, и Сима не исключение. Разработать на ее основе оружие в местной виртуальности труда не составляет, законы физики допускают. Важно, что, по всей видимости, он полагает, что пока он не трогает воспитуемых детей, где бы они ни находились, против него не станут принимать никаких мер. Ведь он не делает ничего сверх того, что делают другие графы. А междоусобицы графов в соответствии со сценарием — обычное дело. Пусть и не в таком масштабе, но ничего из ряда вон выходящего. И в стремлении графа стать королем тоже нет ничего нештатного. В императивной истории содержатся упоминания о четырех подобных случаях. «Прадед» Риты тоже являлся узурпатором.

— Но он требует Риту в жены! Он не получит ее ни при каких обстоятельствах, если только она сама не согласится! — отрезала Яна. — А она ни за что не согласится.

— А он знает или хотя бы догадывается, что Рита — воспитуемая? — осведомился Саомир. — Полагаю, что нет. Для него она — лишь одна из местных неграмотных туповатых аристократок, которых он презирает. Нет, пока что он играет по правилам, как сам их понимает — и именно поэтому я не допустил сброса его подключения к Академии. Госпожа Яна, все, что я сказал про недопустимость отношения к задействованным в эксперименте нэмусинам, применимо и к нему тоже. Я восстановил контроль доступа в состояние по умолчанию, и теперь вы можете отключить Симу от площадки, если хотите. Но так нечестно и непорядочно по отношению к нему. Хотя бы поговорите с ним сначала — наедине, без Риты. Вполне возможно, что он пересмотрит свою позицию, обладая полной информацией о происходящем.

— Хорошо, — Яна снова прикрыла глаза. — Я поговорю с ним. Нужно только выбрать время и место. В конце концов, если ему нравится играть в королей и узурпаторов, почему бы и нет? Лишь бы Рита не пострадала. Кстати, вот еще одна проблема. До сих пор она оставалась практически пассивной, так что игровая среда ей практически не сопротивлялась. Мелкие пакости канцлера не в счет. Но когда она станет королевой, давление на нее резко возрастет, причем сразу как бы не до номинального. Она к такому не готова, во всяком случае, в одиночку. Нужно подвести к ней советников, меня в первую очередь. Бокува, могу я тебя попросить сгенерировать мне маску, позволяющую свободно перемещаться по Сайлавату? Какая-нибудь взбалмошная дворянка из малоизвестного рода…

— Выполнено. Я передала тебе ссылку на соответствующий объект и текстовое описание легенды, можно пользоваться.

— Спасибо, Бокува. Мне, наверное, потребуется как-то познакомиться с Ритой…

Из-за окна раздался странный далекий треск. Потом еще один.

— Внимание! — внезапно сказала Бокува, и что-то в ее голосе невольно заставило Сиори резко выпрямиться в кресле. — Фиксирую повышенную активность на территории Мировой Сферы. Концентрация действующих объектов превысила пороговый уровень.

— Бо, ты можешь ясно выражаться? — поморщился Май. — Скажи обычным человеческим языком.

— Бокува имеет в виду, что в Мировую Сферу вторглись вооруженные люди, скорее всего — агенты графа Симы, — любезно пояснил Саомир. — Мои точки наблюдения это подтверждают. Напоминаю, что в соответствии с правилами местной виртуальности контроль за Глазом Бога может осуществляться не только «магическими», но и «научными» методами. Думаю, граф Сима действительно решил играть ва-банк. Господин Палек, зря ты ему угрожал при последней встрече.

* * *

Хабадзин нервничал.

Он не позволял себе демонстрировать признаки неуверенности при подчиненных. Хороший командир не может себе такого позволить. Наоборот, он должен выглядеть уверенно, чтобы рассеивать страхи и недоумения своих бойцов, испытывающих куда более сильный мандраж. Однако оставаясь в одиночестве (что за последние три часа удалось ему не более чем на пять минут в сумме), он с трудом удерживался от того, чтобы не начать грызть ногти — каковую привычку отрядный сержант вообще-то выбил из него еще в бытность зеленым новобранцем.

Штурмовать Мировую Сферу? Еще накануне утром он и помыслить не мог о таком… святотатстве? Как настоящий северянин, Хабадзин не считал себя религиозным фанатиком. Он вообще не считал себя последователем Церкви. Безусловно, Всевышний всегда незримо присутствовал в человеческой жизни, посылая свою благую магию через собственный Глаз, когда-то в незапамятные времена пожертвованный людям. Однако же вряд ли Он в безмерной славе и величии Своем интересовался судьбой каждого человека в отдельности. И Церковь Хабадзин воспринимал единственным способом, доступным нормальному человеку: как неизбежный социальный институт, созданный для попечения за Глазом Бога, но из-за гордыни иерархов давно превратившийся в сборище политиканов, пекущихся лишь о собственной выгоде. Большинство священников думают только о том, как набить брюхо и, втихую, забраться в постель к какой-нибудь смазливой дамочке, не гнушаясь и проститутками. И даже лучше из них, кто еще помнил слово «долг», при личном общении оказывались надутыми пафосными глупцами, забывшими, ради кого вообще существует Церковь.

И все же у него нехорошо сосало под ложечкой. В далекие времена его детства Церковь еще не изгнали из Мейсары, и в памяти сохранились светлые сияющие храмы и невыразимо прекрасное пение хоралов во время праздничных молебнов. Пусть он давно повзрослел и понял, какая вонь и грязь скрываются за парадной мишурой праздничных занавесей, избавиться от детского благоговения не так-то просто. Мировая Сфера даже в Мейсаре всегда оставалась символом чего-то возвышенного и благородного, и мало кто мог помыслить о том, чтобы посягнуть на нее. Но выхода не оставалось. Церковь прогнила окончательно. Она стакнулась с демоном-иномирянином для того, чтобы похитить коронную принцессу Сайлавата, и единственным способом вернуть ее на законный трон осталась грубая сила. Церковники дошли до того, что укрыли ее посреди Академии, прикрывшись живым щитом из подростков, среди которых оказалась и его, Хабадзина, племянница — Сёя Удача. Девочка росла славной, умной и бойкой — но и ей вместе с остальными подросткам задурили головы, заставив поверить, что те должны защитить Ее Высочество от непонятной внешней угрозы. И что самое скверное, они каким-то образом умудрились втянуть в заговор воспитателей Академии Высокого Стиля, всегда традиционно остававшихся нейтральными. Остается только надеяться, что при недействующих кубиринах их удастся нейтрализовать мягко, не причинив серьезного вреда. Но сначала нужно захватить Глаз Бога — и надеяться, что ученые, опираясь на древнее тайное знание, сумеют с ним справиться. И теперь если не всё, то очень многое зависит от его собственных усилий. Он не может, просто не имеет права провалиться.

Оой-капитан бросил взгляд через плечо. Умник, жизнь которого сейчас стоила дороже, чем жизни всех остальных его бойцов, вместе взятых, выглядел спокойным и сосредоточенным. В свете разгорающейся утренней зари он изучал ветхий пергамент, поднеся его к самым глазам. Хорошо. Есть шанс, что он не доставит сложностей.

Радист, поймав его взгляд, провел ладонью параллельно земле, затем поднял было вверх два пальца, но тут же сжал кулак и прислушался к комариному писку в наушнике. Затем поднял вверх три пальца. Все. Отряды на исходных позициях. Хабадзин негромко хлопнул в ладоши, затем, подняв руки над головой, обнял правый кулак левой ладонью. Радист бешено застучал ключом, передавая приказ к атаке. Лейтенант Храп, лично отвечающий за умника его светлости, тронул ученого за плечо, и тот поднялся на ноги, убирая пергамент за пазуху. Вокруг зашевелились бойцы, негромко лязгнуло железо. Откуда? Все же обмотано тряпками! После боя придется разобраться с разгильдяями-пулеметчиками — если, конечно, для него наступит «после боя». Оой-капитан махнул рукой вперед и как можно тише двинулся вниз по склону. Чем дольше охрана Мировой Сферы останется в неведении, тем лучше. Скверно, конечно, что собранные данные о схемах патрулирования устарели, и приходится прибегать к слепому штурму. Но выхода нет. Принцессу необходимо спасти — если она погибнет, то гражданская война в Сайлавате вспыхнет с новой силой.

Возле высокого, с пикейными остриями поверху, забора Мировой Сферы штурмовой отряд не задержался ни на минуту. Времени на тренировки почти не оставалось, но все же форсирование такой преграды с помощью заранее припасенных деревянных щитов, наклонно прислоненных к решетке, прошло на удивление гладко. За пару десятков секунд все два десятка бойцов, пулемет, рация и умник оказались на той стороне. Подковки на сапогах застучали о гранитную брусчатку окружающего Мировую Сферу двора. Пока что все тихо…

— Стой, кто идет! — громко окрикнул голос спереди. — Остановиться и назвать себя!

— Вперед! — гаркнул Хабадзин, больше не заботясь о скрытности. — За принцессу!

Он швырнул в направлении чужого силуэта световую шашку и бросился вслед за ней сам. Издалека раздались новые крики — остальные отряды, видимо, тоже ворвались на территорию. Изнутри здания раздался приглушенный звон: по всей видимости, часовые включили сигнал тревоги. Ну что же, рассчитывать на иное и не приходилось.

Первый заслон из пяти солдат и двух паладинов со святыми мечами они смяли мгновенно. Хабадзин не питал иллюзий: только благодаря эффекту внезапности. Второй раз так просто не получится. И верно: уже в первом холле их встретил заслон из полутора десятков солдат, двух Защитников-Щитов и трех воев-священников. Силовое поле Защитников уже колыхалось вокруг строя ощетинившихся алебардами гвардейцев.

— Стоять! — крикнул один из Защитников. — Кто вы такие, святотатцы? Что вам нужно на священной земле? Всевышний поразит вас за вторжение!

Тратить время на переговоры оой-капитан не стал. Он просто швырнул под ноги противнику шоковый кристалл. Вспышка оказалась слабой, еле заметной в ярком освещении, но оба Защитника пошатнулись и медленно осели на пол. У одного из носа потекла тонкая струйка крови. Облака их призрачных Атрибутов вспухли и лопнули радужными брызгами.

— Огонь! — приказал Хабадзин.

Пулеметный расчет, уже изготовившийся к стрельбе позади него, тут же хлестнул по шеренге гвардейцев Церкви короткой очередью, затем еще одной. В помещении оружие грохотало так, что закладывало уши, но дело свое оно сделало. Нескольких защитников Мировой Сферы и всех воев-священников, так и не успевших использовать боевые заклятия, силой пулевых ударов отбросило назад, и в образовавшиеся в их ряду прорехи тут же бросились люди Хабадзина. Благодаря численному превосходству рубка кончилась уже через несколько секунд.

Загрохотали сапоги, и в холл вбежал второй отряд диверсантов. Оой-капитан с облегчением увидел, что и их умник цел и невредим. Теперь у него полсотни человек, два ученых и два пулемета. Пока два других отряда с оставшимися четырьмя пулеметами вносят дополнительную панику в ряды обороняющихся и занимают круговую оборону, он должен сломать сопротивление тех, кто стоит между ним и Глазом — и сделать то, ради чего он явился сюда. Хабадзин быстро провел рукой по набедренному карману. Да, последнее средство на месте. В крайнем случае Глаз Бога окажется уничтоженным раз и навсегда.

— Отряд, за мной! — приказал он и, перешагнув через тело Защитника, уставившегося в потолок остекленевшимвзглядом, неторопливо двинулся к лестнице вниз. Пулеметчики заняли позиции по его бокам. Эффект внезапности кончился, и время спешки прошло. Незачем очертя голову бросаться в возможные ловушки.

— Остановитесь!

В проеме лестницы возник высокий крупный мужчина в темно-синей рясе. Его седые борода, усы и обширная лысина в лучах светильников отсвечивали синевой. За его спиной блеснули лезвия алебард.

— Кто вы такие? — властно спросил священник. — По какому праву вы врываетесь в Мировую Сферу, испокон веков не знавшей усобицы? Я, приор Гнесий, требуют ответа!

— Отойди в сторону, святой отец, — хрипло буркнул Хабадзин. — У тебя осталось не больше двадцати человек охраны. Пусть даже половина из них — Защитники, они не смогут нам противостоять. Мне не нужна бессмысленно пролитая кровь. Сложите оружие, и никто больше не пострадает. Считаю до пяти! Раз…

— Через полчаса здесь окажутся все силы Церкви в Цетрии, нечестивец! Вас раздавят…

— Они уже блокированы в казармах. И, в любом случае, ты этого не увидишь. Два!

— Чего вы хотите? — вопросил приор. — Уничтожить Глаз Бога?

— Нет. Сдавайся — и увидишь. Три! Пятьдесят моих людей и два пулемета против двадцати твоих — шансы считай сам. Четыре!

— Подожди… — приор вскинул руки. — Мы сдаемся. Стража! Опустить оружие!

— Отец Гнесий! — воскликнул позади него мужчина в броне и с высоким белым султаном на шлеме, шагнув вперед. На его шее золотом блеснул кубирин и над плечом засветилось длинное огненное копье. Ого! Мужчина-Меч, редкий экземпляр. Ну что же, из того, что в Мировую Сферу не допускают женщин-Защитниц, вовсе не следовало, что здесь не может оказаться ни одного Меча. А на Мечей шоковые кристаллы не действуют. Неважно. Шансов у противника все равно нет.

— Отец Гнесий! — повторил Защитник. — Я отказываюсь подчиняться такому приказу…

— Молчи, брат Рэсси! — оборвал его приор. — Мне противна сама мысль о том, что святотатцы начнут лапать Глаз Бога своими грязными руками. Но и бессмысленные смерти моих лучших людей мне тоже не нужны. Всем опустить оружие и прекратить сопротивление!

Защитник зарычал. Словно раненый медведь, он прянул вперед, и его Атрибут со скоростью молнии ударил в грудь одного из пулеметчиков. Но прежде чем он успел повторить удар, Хабадзин выронил зажатый в руке палаш, выдернул из набедренной кобуры пистолет и трижды выстрелил.

Возможно, простые пули и отскочили бы от массивной нагрудной пластины кирасы. Однако пистолет оой-капитана вместо обычных патронов был заряжен улучшенными, с кристаллическими пулями, заранее настроенными на стрельбу в тесном пространстве. Первый выстрел заставил Защитника покачнуться и отступить на шаг, второй — взмахнуть руками и с трудом удержать равновесие. Третий же пробил в кирасе огромную, с два кулака дыру и бросил брата Рэсси на пол. Защитник несколько раз дернулся и затих. Один из солдат Мейсары уже заменил убитого пулеметчика, и теперь оба ствола снова держали лестничный проем под прицелом.

— Я даю еще пять секунд, чтобы все бросили оружие! — рявкнул Хабадзин, направляя пистолет на Гнесия. — Ваш приор умрет первым, остальные его ненадолго переживут! Раз! Два! Три!..

— Приказываю всем бросить оружие! — громко сказал приор. — Братья! Наши жизни принадлежат Церкви! Отбросить их в безнадежной схватке — преступление. Оружие на пол!

После некоторого колебания один из стоящих рядом с ним солдат с досадой бросил на пол свою алебарду. Затем — второй, третий… Оружие звенело по каменным ступеням, и на лицах солдат бессильная злость мешалась с обреченностью. Похоже, они не верили, что их оставят в живых.

— Взводы один и два! Взять пленных под охрану, — скомандовал Хабадзин, не отводя пистолета от приора. — Пытающихся сопротивляться убивать на месте. Отец Гнесий, ты идешь с нами. Если твои люди попробуют фокусничать, я тебя пристрелю. Веди себя благоразумно, и никто больше не пострадает. Разведи руки в стороны, и только попробуй свести ладони! Малейший намек на заклятие, и ты труп.

— Я подчиняюсь. Не нужно больше жертв, — приор поднял ладони над плечами. — Чего ты хочешь?

— Просто отведи нас в зал Глаза Бога, — приказал оой-капитан.

— Вы не пройдете через Завесу…

— Не твоя забота, старик. Пошел вперед!

Приор прожег в Хабадзине дырку — к счастью, лишь взглядом — развернулся и медленно начал спускаться по лестнице, осторожно переступая через брошенные на ступени алебарды. Оой-капитан шел за ним следом, держа его под прицелом. Краем глаза он наблюдал, как его люди сноровисто обыскивают прижавшихся к стене стражей Мировой Сферы и уводят в главный холл. В глубине души он чувствовал сожаление: в Мировую Сферу отбирали лучших из лучших, и большинство из них не заслужило такого обращения, не говоря уже про внезапную смерть от рук товарищей по оружию. Их обманули точно так же, как и остальных. Но если они не совершат глупостей, то, скорее всего, выживут. По крайней мере, у него нет приказа истребить всех, кого здесь встретит.

Пролет — широкая лестничная площадка — еще один пролет — новый холл, преддверие Зала Славы, где выстроилась последняя линия обороны: пять воев-священников, двое Защитников и столько же паладинов. Все они, судя по лицам, приготовились умереть, защищая свою святыню. Но обошлось без кровопролития. Церковники, повинуясь резкому окрику приора, неохотно сдались и позволили себя увести.

— Вы на месте, — устало сказал приор. — Глаз Бога — за дверью. Что вы собираетесь с ним делать?

— Ничего сверх того, к чему нас вынудят, старик, — буркнул Хабадзин. — Если Церковь вернет нам принцессу, мы вернем ей Глаз.

Повинуясь его жесту, несколько солдат с усилием распахнули массивные дверные створки и вбежали в зал. Выждав немного, Хабадзин прошел за ними. Глаз Бога, темная зеркальная сфера, висел посреди тускло освещенного зала, и вокруг него мерцающим серебром светилась Завеса. По ее призрачной поверхности медленно ползли странные знаки. Оой-капитан приложил к ней ладонь и нажал. Та слегка поддалась, но потом спружинила и оттолкнула руку. Да. Все в точности так, как описывали.

— Храп! — громко сказал Хабадзин. — Ученых сюда. Макара, займись обороной в холле. Патроны в пулеметах — сменить.

По сравнению с его закованными в доспехи людьми умники перемещались почти бесшумно. Они подошли к Завесе, переглянулись и принялись сосредоточенно изучать знаки. Потом тот, что помоложе, медленно пошел по периметру Зала Славы. В дальнем его конце он остановился и махнул рукой своему напарнику. Тот поспешно подошел, и Хабадзин последовал за ним.

— Господин оой-капитан, — нетерпеливо сказал умник, — нужно открыть вон ту дверь.

Он ткнул пальцем в небольшую комнату, отделенную сплошной стеклянной стеной, в которой с одного края виднелась непрозрачная дверь. Стены комнаты переливались рядами непонятных знаков и непрерывно меняющихся рисунков. Хабадзин подошел поближе и присмотрелся. На сделанной непонятно из чего двери не виднелось даже ручки — ее монотонность нарушала только сплошная блестящая пластинка на уровне живота. Плохо. Магический замок невозможно открыть без ключа. Приказать, что ли, чтобы сюда приволокли приора?

Решив для начала попробовать открыть самостоятельно, Хабадзин ударил по замку сапогом. Дверь дрогнула, но выдержала. После нескольких ударов оой-капитан отошел на несколько шагов и вытащил пистолет.

— Отойдите, — сказал он умникам — и выпустил в дверь все четыре оставшихся кристалльных пули. Под грохот микровзрывов пластина замка треснула и разлетелась вдребезги. Дверь слегка приоткрылась. Хабадзин толкнул ее и, слегка напрягшись, вошел внутрь. С ним ничего не случилось, хотя значки на стенах засияли ярче.

— Можете входить, — сообщил он умникам. — Все чисто.

— Да-да, — дружно отмахнулись от него оба. Затем они одновременно нырнули в дверь, чуть было не застряв в проеме, и принялись сосредоточенно изучать стены. Тот, что постарше, вынул из-за пазухи пергамент и принялся сравнивать нарисованные значки с теми, что мигали вокруг.

— Вот оно, — сказал Младший, тыкая пальцем в один из участков стены. — Консоль.

— Точно, — согласился Старший. — Похоже, пульт действительно работает так, как описано. Начинаем?

— Да, — Младший коснулся пальцем какой-то значок и что-то забормотал себе под нос. Глаз Бога внезапно засветился слабым, но постепенно разгорающимся желтоватым светом. — Сработало. Диагностика, если это действительно диагностика, прошла успешно. Вот, смотри: «Маину коносору акутива. Ваитингу фу опэратору импуту. Татю сэнсору фирудо ту акусэссу юдзэру интэфуэсу». Оно?

— Оно, — Старший протянул руку к знаку, отдаленно напоминающему растопыренную человеческую ладонь. Тот мигнул и исчез, зато вместо него всплыла целая россыпь прямоугольников, овалов и строчек текста. — Идем по процедуре в соответствии с третьим пергаментом…

Наблюдая за ним, Хабадзин выщелкнул из пистолета пустую обойму и вставил новую, с обычными свинцовыми пулями. Вдруг ему показалось, что когда-то он уже видел что-то похожее. Плавающие в воздухе знаки и бесплотный женский голос, бесстрастно проговаривающий странные слова.«…обнаружена новая группа из девяти целей, присвоен код ДА-18. Курс три-два-пять, высота семь четыреста, скорость семьсот двадцать. Предполагаемый класс объектов — четыре стратегических бомбардировщика с прикрытием из четырех истребителей-перехватчиков и самолета РЭБ. Верный отзыв не получен, определены как чужие. Степень угрозы — вторая. Рекомендация: эскадрильям Синий-пять и Зеленый-восемь прервать патрулирование и выдвинуться на перехват…» Хабадзин тряхнул головой, и наваждение пропало. Все-таки находиться в таких колдовских местах без особой нужды не стоит, а нужды как раз и нет. Незачем стоять над душой у людей во время работы. Присматривать за ними — задача Храпа, вот тот пусть и надзирает. Оой-капитан повернулся и пошел к выходу. Пока все идет на удивление гладко. Вот к чему приводит самоуверенность! Наверняка расслабившаяся после столетий спокойствия охрана просто не ожидала серьезного нападения…

В холле бойцы стаскивали из небольших комнат и залов мебель и наваливали ее возле лестницы, чтобы затруднить внезапное вторжение сверху. Один из пулеметов, установленный возле Зала Славы, уже был прикрыт солидной баррикадой. Хабадзин одобрительно кивнул. Позицию ребята выбрали грамотно, обеспечив простреливаемость не только главной лестницы, но и нескольких боковых проходов. Два пулеметчика с сосредоточенными лицами возились у уже смонтированной станины. Они как раз заканчивали менять патроны: лента со светящимися сиреневым пулями лежала на полу, а со свинцовыми — тянулась в казенную часть пулемета.

— Господин оой-капитан! — к Хабадзину подбежал и вытянулся боец с лейтенантскими кругами в петлицах шплинт-кольчуги. — Ведется работа по укреплению позиций! В плен взяты еще семь человек, сопротивления не оказали. Убитых и раненых нет. Докладывает лейтенант Мамбо!

— Вольно. Продолжайте. Где Макара? — осведомился Хабадзин.

— Вайс-капитан Макара отправился в верхний холл для организации первой линии обороны.

— Хорошо. Работай…

Закончить фразу Хабадзин не успел, потому что его заглушил треск и грохот: огромная масса перепутанных светящихся щупалец вывалилась с лестницы и в мгновение ока смела возведенные перед ней баррикады.

Уже? Как он успел так быстро узнать о происходящем? Неужели стакнувшиеся с демоном церковники успели его предупредить?

Продержаться! Любой ценой продержаться, пока умники не закончат свою работу!

— Привет, ребята! — весело возвестил звонкий юношеский голос. — А вот и я. Развлекаетесь? Можно и мне поучаствовать? Я тоже люблю бардак наводить.

Произнося это, мальчишка-демон не останавливался. Он размеренно шагал вперед, и его чудовищные отростки огненным нимбом извивались вокруг него. Оправившиеся от неожиданности солдаты, бросившиеся к нему с мечами в руках, словно тряпичные куклы отлетели к стенам, сползли на пол и затихли. Загрохотал и тут же смолк снесенный ударом пулемет. Хабадзин выхватил пистолет и принялся стрелять в фигуру мальчишки. Тщетно. Возможно, кристаллические пули и пробили бы его защиту, но обычным такое не светило. Щупальца сомкнулись перед демоном, слившись в сияющий золотой туман, и пули бесследно канули в нем. Так же бесследно в нем пропали два шоковых кристалла, не возымев никакого эффекта. Лейтенант Мамбо, выдернув из ножен палаш, попытался вслепую ткнуть им в демона, но тут же получил удар по голове вынырнувшим из тумана щупальцем, отлетел в сторону и не поднялся.

— Отойди в сторону, дядя, — насмешливо сказал мальчишка, возникая из желтой дымки перед Хабадзином. — Или тебе тоже по башке дать?

— Демон! — выплюнул оой-капитан. Он бросил бесполезный пистолет и выдернул палаш. Ну что же, если ему предстоит умереть здесь, он умрет сражаясь.

— Ты что, дядя, на голову больной? — поинтересовался иномирянин. — Какой я тебе демон? Где ты вообще говорящих демонов видел?

— Один из них прямо передо мной!

— На себя в зеркало посмотри! Ребенку тебя сейчас показать, до конца жизни заикой останется. Но я в теологические споры вступать не намерен. В сторону отойди. До двух считаю. Раз…

— Сдохни! — прорычал оой-капитан, делая выпад. Бессмысленно. Щупальца рухнули на него водопадом, завертели из стороны в сторону, перевернули вверх ногами и несколько раз встряхнули. Одно из них выкрутило руку, и Хабадзин выронил палаш. В глазах помутилось.

Когда он пришел в себя, его несло над землей, и справа проплывал Глаз Бога. Потом его снова встряхнуло и отбросило в сторону. Он как следует приложился к стене неподалеку от двери в прозрачную комнату, но не слишком сильно, и даже удержался на ногах. Храпу, попытавшемуся напасть на мальчишку, повезло меньше. От страшного удара он перелетел через зал и с металлическим лязгом врезался в колонну. На пол он упал плашмя и больше не шевелился.

— Эй, вы двое! — окрикнул мальчишка. — А ну-ка, вылезайте из операторской, живо! Или вас выдергивать оттуда, как морковки из грядки.

— На счет ноль! — быстро сказал Старший умник. — Два, один, ноль!

И он сунул сжатый кулак в висящий перед ним светящийся круг, по периметру которого мерцали загадочные значки. Одновременно с ним Младший таким же жестом ударил кулаком в круг на своей стороне. Значки на стенах комнаты ярко вспыхнули и засветились — и Хабадзин испытал мстительное злорадство. Они успели. Они все-таки успели. Пресветлый рыцарь Сима умудрился правильно просчитать не только защиту Мировой Сферы, но даже и самоуверенность и заносчивость демона. Если бы тот не задерживался на глупые разговоры, то успел бы. Но ему захотелось поболтать — и именно тех секунд ему и не хватило.

По Мировой Сфере разнесся низкий тоскливый вой. Глаз Бога ослепительно вспыхнул оранжевым светом, так что Хабадзин прикрыл глаза ладонью. Когда он убрал ее, Глаз, все еще светясь, хотя и не так ярко, по-прежнему висел в центре зала, но по его поверхности быстро мелькали черные пятна. Окружающая его Завеса пропала, словно ее и не существовало. По стенам «операторской» бешено метались каскады разноцветных значков, и оба умника стояли, ошарашенно потряхивая головами. Но самое главное — магические светильники на стенах не горели!!

Мальчишка-иномирянин стоял в нескольких шагах от Хабадзина и растерянно, словно впервые в жизни, смотрел на свои руки — обычные человеческие руки, не чудовищные щупальца.

— Ничего не понимаю! — вслух сказал он. — Что случилось?

Хабадзин прыгнул вперед, и его кулак в кольчужной перчатке обрушился мальчишке на затылок. В последний момент тот попытался уклониться, но не успел. Его тело кубарем покатилось по полу, несколько раз дернулось и безжизненно замерло. В мерцающем свете, исходящем от Глаза, оой-капитан видел, что его затылок превратился в кровавое месиво. Хабадзин, тяжело дыша, стоял, глядя на поверженного противника, и пытался поверить в победу. Получалось плохо, но доказательство — прямо у него перед глазами. Золотой с серебром фальшивый кубирин, насмешка над истинными кубиринами Защитников, виднелся из-под воротника рубахи с обрезанными рукавами. Главная задача выполнена: Глаз Бога захвачен и взят под контроль. Второстепенная задача выполнена: демон убит и больше не угрожает принцессе — и всему Сайлавату.

Убит?

Он выглядит мертвым, но удостовериться нужно обязательно. Хабадзин выдернул из ножен кинжал и шагнул к телу. От внезапного скрежещущего звука он вздрогнул, но тут же овладел собой. Храп шевелится, и, значит, не погиб, как ему показалось вначале. Еще лучше. Если выжил кто-то из бойцов в здании и за его пределами, то ситуация просто идеальна. Оой-капитан наклонился над телом иномирянина, ухватил его за волосы, вздернул голову и примерился полоснуть лезвием по горлу.

В тот же момент мальчишка дернулся, извернулся ужом и зацепил его ноги своими. Не удержав равновесия, Хабадзин рухнул на спину, проскрежетав кирасой о камень, а проклятый демон вскочил на ноги и как ни в чем не бывало повел плечами, словно разминаясь после долгого приятного сна.

— Все забавнее и забавнее, — сказал он тоном, разительно отличающимся от недавнего — холодным и бесстрастным. — Ну что, дядя, начнем сначала. И имей в виду, я разозлился. По-хорошему на вопросы намерен отвечать? Или мне из тебя сначала пыль выбить?

— Может, совсем прикончишь, как остальных? — поинтересовался Хабадзин, поднимаясь. Палаш куда-то запропастился, но кинжал он не выпустил. Броня, клинок и опыт против ловкости, молодости и наглости — интересно, кто победит?

— Я даже ни одной куклы не убил, — все так же холодно ответил демон. — Очухаются. Вот тебя пожалел, а зря, похоже. Что, среди рыцарей сейчас модно в спину бить и бессознательным глотки резать?

— Демонов вроде тебя нужно убивать любым способом, — зло и излишне громко, чтобы заглушить укол совести, рявкнул Хабадзин. — Ты готов к смерти, демон?

— Хабадзин Катакуна, оой-полковник катонийских ВВС… — демон склонил голову набок, рассматривая его. — Разумеется, тупой, как пень, как и большинство полковников. Хоть и нэмусин, а некоторые куклы поумнее будут. Не могла она, блин, кого посообразительнее выбрать? Слышь, дядя, ты ведь на графа Симу работаешь? Не хочешь рассказать мне, что именно вы сделали и нафига? Типа, позлорадствовать перед тем, как меня прикончить, моими моральными муками насладиться?

— Могу и рассказать, — Хабадзин краем глаза следил, как лейтенант Храп, потряхивая головой, медленно поднимается на четвереньки и пытается выпрямиться. Конечно, прока от него, оглушенного, в схватке сейчас мало, но хотя бы внимание отвлечет. — Глаз Бога теперь наш, и мы управляем всей магией Сайлавата. И ты, демон, бессилен. Даже если сбежишь от нас, все равно не сможешь больше помыкать Ее Высочеством!

— Ты что дядя, сдурел? Рита сбежала в Академию под нашу защиту потому, что ее намеревались насильно выдать замуж. Если ей кто и помыкал, то только графы. Кто тебе вообще такую чушь сказал?

— Граф Сима и граф Тверий — свидетели! — лейтенант Храп медленно выпрямлялся с мечом в руке. Еще немного… — Они видели все своими глазами!

— А граф Судзука? Он ведь тоже выжил. Его мнение ты почему-то скромно не упоминаешь.

— Граф Судзука при смерти — благодаря твоим дружкам из Церкви, пустившим демонов в дворец Даорана. Глумись, чудовище, тебе немного осталось!

— По-моему, я тебя слишком сильно головой о стену приложил, — хмыкнул мальчишка. — Надо же, целая теория заговора. Впрочем, догадываюсь, в чем дело. Ваш Сима сложа руки не сидел. Надо же ему как-то захват трона обосновать. Одним ударом избавляется и от принцессы, якобы попавшей под власть демонов, и от Церкви, которая с демонами сговорилась. Прелестно! Зря я вчера отпустил мерзавца.

Иномирянин осторожно пощупал затылок и с интересом осмотрел окровавленные пальцы.

— Слушай, дядя, есть предложение, — сказал он задумчиво. — Все, вы победили. Согласен признать поражение по очкам. Без эффектора… без Атрибута я не смогу тебя нейтрализовать мягко. Почти наверняка покалечу, а то и убью ненароком. В отношении твоих игрушечных солдатиков у меня тормозов нет, но тебе я вредить не хочу. Так что разойдемся мирно, и пусть Сима засылает послов. Только передай ему, что вчера все кадеты присягнули Рите на верность, и если он ворвется в Академию со своими головорезами, ему придется убивать детей. А такого мы ему не позволим и не простим. Там, в холле, ящик с антенной стоит — радио, верно? Передай Симе буквально следующее: выйдет за рамки — избавит нас от любых моральных обязательств. Запомнил?

— Не заговаривай мне зубы, демон, — оскалился Хабадзин. — Твое время вышло.

Он сделал выпад, пытаясь если и не дотянуться до мальчишки кинжалом, то хотя бы заставить его отступить назад. Однако же тот как-то странно припал к полу, крутнулся на носке и подсек пяткой лодыжку замахивающегося на него сзади мечом Храпа. Да у мальчишки что, глаза на затылке? Лейтенант взмахнул руками, но удержать равновесие не сумел и завалился на спину. Его выпад цели не достиг. Клинок беспомощно звякнул по полу — и отлетел прямо под ноги Хабадзину. Оой-капитан не стал раздумывать, случайно так вышло или же лейтенант намеренно швырнул ему оружие. Он перебросил кинжал в левую руку, рывком подхватил с пола палаш и принялся наступать на демона.

От входа в зал донеслись тяжелые шаги. Хабадзин бросил быстрый взгляд через плечо. В зал втягивались его бойцы — двое, трое, пятеро… Медленно, неуверенно, многие хромали и берегли поврежденные руки — но втягивались. Великолепно! Демону некуда бежать.

— Вот и все, сынок, — нехорошо ухмыльнулся оой-капитан. — Вот и все.

Он заглушил еще один укол совести. Ведь мальчишка не убил ни его, ни Храпа — и, возможно, вообще никого, хотя и мог. Возможно, он не так плох. Но законы войны диктуют свое. Оставить его на свободе невозможно, да и в плен брать опасно. Вдруг он способен околдовать не только принцессу? Да и приказ его светлости однозначен: убить при первой же возможности. Значит, остается только прикончить его по возможности быстро и безболезненно.

— Нет, я так не согласен! — решительно заявил иномирянин. — Извини, господин оой-капитан, но если мне придется напинать тебе по ушам, чтобы пройти мимо, я так и сделаю. В последний раз предлагаю разойтись по-хорошему.

Продолжать переговоры оой-капитан не стал. Он попытался достать мальчишку мечом, целясь в грудь, но тот неуловимым движением увернулся. Так же непринужденно он уклонился и от второго выпада, и от укола кинжалом. К-ссо! Он движется слишком быстро! Ну ничего. Каждый раз ему приходится отступать, а позади — стена.

Внезапно мальчишка повернулся и юркнул в дверь «операторской», где по-прежнему торчали два умника, с интересом наблюдающие за происходящим. Ученые то ли не успели опомниться, то ли вообще не рассчитывали, что окажутся в иномирянином лицом к лице, но вместо того, чтобы сбежать как можно быстрее в соответствии со строгими приказами, застыли столбами, растерянно хлопая глазами. Сердце Хабадзина ёкнуло. Если демон сейчас убьет их… Но тот полностью проигнорировал умников. Он скользнул к дальней стене комнатушки, толкнул ее — и скрылся в угольно-черном проеме распахнувшейся двери.

— Пока, дядя! — раздался оттуда его звонкий голос. — Не забудь, что передать Симе!

— За ним! — крикнул Хабадзин и бросился — вернее, заковылял, прихрамывая — к проему. От бессильной злости хотелось завыть. Бессмысленно. Совершенно бессмысленно. За дверью стоял кромешный мрак. Возможно, до захвата Глаза Бога здесь и горели магические светильники, но сейчас, когда в Сайлавате перестала действовать магия, требовались факелы. Или масляные фонари. Их с запасом принесли с собой, но ящики остались где-то в разгромленном холле, и в любом случае на факелы потребуются драгоценные минуты, которые демон использует для бегства. Очевидно, он не впервые в Мировой Сфере и прекрасно знает ее коридоры. Нет, поздно. Разве что наверху, у ворот, его перехватит оставленное прикрытие — если, конечно, там еще остался кто-то живой и в сознании. Нет, второстепенная задача, следует признать, осталась нерешенной.

Ориентируясь на мерцание Глаза Бога, Хабадзин выбрался обратно в зал. Солдаты молча смотрели на него в ожидании приказов. Они опирались на стены и друг на друга. М-да. Инвалидная команда. Если сейчас церковники направят отряд, чтобы отбить Мировую Сферу, противостоять им он не сможет, разве что удастся задействовать хотя бы один пулемет. Одна надежда, что его светлости удадутся и прочие части его плана, и Церковь увязнет в других схватках.

И, кстати, следует доложить ему об обстановке. Что там с рацией?

— Слушать мою команду! — хрипло сказал оой-капитан. — Ты, ты и ты — остаетесь на карауле здесь. Если демон вернется, постарайтесь его убить. Или хотя бы успейте предупредить меня. Остальные за мной в холл. Первое, что сделать — проверить, кто жив и кому нужна помощь…

01.08.1433, небодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

Мира вынырнула из мельтешащего разноцветного сна из-за того, что ее тормошили за плечо. Она с трудом раскрыла глаза и уставилась на Мая, едва различимого в сером утреннем полусвете.

— Подъем, засоня! — голос ее взбалмошного фертрата вопреки обыкновению звучал серьезно и напряженно. — Хватит дрыхнуть, все на свете проспишь.

— М-м… — откликнулась Мира. — Сколько времени? Подъем еще не звонили…

— Эй, ты, нахал! — сонно пробурчала с соседней кровати Бохака. — Ты снова к девочкам в комнату без спроса вламываешься? Что опять случилось?..

— Пять утра. Вставайте, девчата, — Май сдернул с Миры одеяло, и та дернулась в безуспешной попытке его удержать. — Общий подъем. Слышите?

Из коридора и в самом деле доносились приглушенные встревоженные голоса. Мира с трудом заставила себя поднять руку к кубирину и привычно напрячься, чтобы включить светильник.

Шар под потолком не отреагировал.

— Что с лампой? — недоуменно спросила Хана, тоже потирающая пальцем кубирин. — Она что, сломалась?

— Магия кончилась, — пояснил Май, нетерпеливо постукивая носком ноги по полу. — Ничто магическое больше не работает. Ваши ошейники, освещение, водоснабжение, шары связи — все подряд. Хозяюшка, переодевайся в темпе. Принцесса ждет тебя в холле.

— Принцесса? — сонливость Миры как рукой сняло. Она резко села на кровати и принялась лихорадочно расстегивать пижамную куртку, совсем забыв о том, что Мая надо стыдиться. — Меня?

— Меня. А ты при мне. Кстати, в Академии красная тревога.

Май быстро вышел из комнаты, даже не прикрыв за собой дверь, и Мира еще успела заметить, что его голова обмотана бинтом, удерживающем на затылке большую марлевую блямбу, пропитанную черным.

— Что означает «магия кончилась»? — растерянно спросила Бохака, вылезая из кровати. — Как такое может случиться?

— Подъем, подъем! — раздался из коридора энергичный голос Грампы. — Всем подъем! Душевые и туалеты не работают, вода не течет. Всем одеться и собраться в холле дормитория!

Тут же воспитательница заглянула в комнату.

— А, вы уже встали, — сказала она. — Мира, давай быстрее одевайся — и в холл. Май к вам заходил?

— Да, госпожа Грампа! — подтвердила Бохака. — Только что вышел.

— Хорошо, — Грампа кивнула и исчезла. — Всем подъем! — раздался из коридора ее голос. — Воды нет, душевыми и туалетами не пользоваться!..

— Ну ничего-о себе! — взволнованно протянула Хана. — Девочки, вы видели? У Мая голова разбита! Кто его так?

— Наверняка опять в какую-то историю ввязался… — Мира влезла в жакет, сунула ноги в туфли и бросилась к двери. Застегнуться можно и на ходу. — Все, я побежала.

Лавируя между встрепанными полуодетыми кадетами и на ходу протирая глаза, она дробно ссыпалась по лестнице на первый этаж, где в холле к стенам жались уже человек пятнадцать, в основном третьекурсников. Все шестеро воспитателей Академии, горничная Канса и трое появившихся вчера гвардейских офицеров стояли группой в дальнем углу, а рядом с ними переминалась с ноги на ногу Рита. Ее Высочество выглядела такой же помятой и встрепанной, как и кадеты. Рядом Май и Крейт что-то обсуждали вполголоса.

— Мира, сюда! — махнул рукой Май. — Бегом!

Мира подбежала к нему.

— Дама Рита!.. — низко поклонилась она принцессе.

— Потом, потом с экивоками! — нетерпеливо оборвал ее иномирянин. — Саомир, идем!

Он ухватил Миру за руку и почти силой вытащил ее на крыльцо. Прохладный утренний воздух ударил ей в лицо. Она растерянно оглянулась на проректора, последовавшего за ними, но лицо того оставалось невозмутимым. Май подтащил ее к скамье в десятке шагов от крыльца и, надавив на плечи, вынудил сесть.

— Значит, так, — деловито сказал он. — Выдаю краткую версию событий. Час назад Мировая Сфера захвачена солдатами графа Симы. Они умудрились подобраться к Глазу Бога и перехватить за ним контроль. В результате в Сайлавате в целом и в Академии в частности магия больше не действует. Войска Симы заняли в городе все ключевые пункты и подтягиваются к Академии, так что в ближайшее время возможен штурм с целью захвата Риты.

Он сделал паузу.

— Осознала?

— Ничего не поняла… — растерянно ответила Мира. Ей начало казаться, что она еще не проснулась. — Как — не действует магия?

— Глаз Бога — ключевой артефакт вашего мира. Он управляет много чем, и магией в частности. Ваши кубирины, и не только они, полностью зависят от него. Не задумывайся над этим, времени нет. Мира, я должен извиниться перед тобой.

— За что?

— За то, что совершенно дурацким образом впутал тебя в историю. Игра в фертрата и хозяйку зашла слишком далеко. У солдат Симы приказ убить тебя и меня при первой же возможности, как только они нас увидят. Но мы тебя защитим, не волнуйся.

Мира похлопала глазами. В уме крутились тысячи вопросов.

— Что у тебя с головой? — спросила она совсем не то, что собиралась.

— Результат дружеской пьянки в Мировой Сфере. Не обращай внимания. Мира, кубирины не действуют ни у кого. Все Защитники в мире потеряли свои способности и стали обычными людьми. И ты тоже. Понимаешь?

Мира машинально дотронулась до ошейника.

— И… что делать?

— Сейчас мы разблокируем твой кубирин, — Май щелкнул ногтем по ее ошейнику. — На мне уже потренировались, так что процедура безопасна. Просто сиди спокойно. Саомир, действуй.

Май отступил назад, и вместо него вперед шагнул Саомир. Мира испуганно вжалась в спинку скамьи, но тут же заставила себя расслабиться.

— Не бойся, — успокаивающе сказал Саомир. Он протянул руку и коснулся пальцем ее кубирина. — Уже все. Кадет Мира Аттэй, с сего момента ты можешь призывать свой Атрибут без авторизации. Попробуй прямо сейчас.

— Попробовать? — растерялась Мира. — А… как?

— Точно так же, как обычно. Ничего не изменилось.

— Но… без авторизации? Просто захотеть? Ведь раньше мне его включали…

— Ты и раньше сама призывала его. Авторизация лишь временно снимает блок. Знаешь, как на замках бывают собачки, не позволяющие открыть их даже подходящим ключом? Авторизация — такой вот предохранитель, не более. Просто вспомни свои ощущения.

Мира закрыла глаза. Она все еще чувствовала ужасную растерянность. Под ногами словно бы осыпалась доселе твердая земля, и она не понимала, как удержать равновесие. Она напряглась.

— Не получается, — призналась она через полминуты.

— Ты точно ей разблокировал? — озабоченно осведомился Май.

— Да. У объекта кубирина два флага, в совокупности реализующих блок: авторизация ключ-перстнем и наличие глобальной возможности. Оба перманентно установлены.

— А тип Атрибута? Он не сбросился?

— Он имманентен. Мира, попробуй еще раз. У тебя чисто психологический барьер.

Мира послушно напряглась еще раз. Бесполезно.

— М-да. Тяжелый случай… — Май почесал кончик носа. — Саомир, авторизуй ее.

— Это бессмысленно. В текущих условиях…

— Делай, что сказано! — резко сказал мальчишка. — Не рассуждай.

— Хорошо, — Саомир пожал плечами. — Мира Аттэй, я авторизую тебя. Цан! — он ткнул в нее пальцем с ключ-перстнем. — Вызови свой Атрибут!

И тут же глефа Миры, словно ожидавшая приказа, вспыхнула перед ее глазами. Вернее — блеснула. Угрожающий багровый ореол, всегда ее окружавший, куда-то делся, и теперь она выглядела как самое обычное оружие: полусаженный листовидный стальной клинок на саженной длины деревянной рукояти.

— Класс. Психологический барьер преодолен, — Май с размаху хлопнул Миру по плечу. Девочка дернулась и зашипела.

— Ты что, сдурел? — сердито огрызнулась она, потирая отбитое место. — Больно же!

— Ничего, выживешь! — в голос Мая снова вернулись его обычные озорные нотки. — Рубани-ка по скамье.

— Зачем?

— Чтобы проверить свойства оружия, — пояснил Саомир. — Они изменились. Следует понять, до какой степени. Попытайся разрубить как можно больше досок одним ударом. Не волнуйся насчет порчи имущества, я разрешаю.

Чувство нереальности стало еще сильнее. Господин Саомир, всегда готовый влепить наряд вне очереди, а то и штрафные баллы за несколько штрихов на парте, разрешает ей разрубить скамью? Действительно, творится что-то невероятное. Мира поднялась на ноги, повернулась у скамье и нерешительно оглянулась на проректора.

— Давай, действуй, — подбодрил тот.

Ну что же. В конце концов, ей приказали, верно? Повинуясь ее мысленному толчку, глефа сверкнула в воздухе и обрушилась сверху на спинку. Удар вышел не строго вертикальным, как она намеревалась, а заметно косым. Лезвие, сверкнув в утренних сумерках, прорезало четыре доски спинки и две — в сиденье.

— Замечательно! — Май снова хлопнул Миру по плечу, на сей раз куда мягче. — А сейчас убери оружие.

Мира подчинилась. Ее Атрибут бесследно растаял в воздухе.

— Теперь вызови его снова. Постарайся обойтись без ложной авторизации. Ну-ка?

Мира вздохнула и сосредоточилась. На сей раз у нее, однако, все получилось гладко и без проблем. Глефа снова возникла на уровне ее лица, слегка покачиваясь, словно выискивая цель.

— Совсем здорово, — Май повернул ее к себе и ухватил за плечи. — А теперь держись за меня крепче: ты назначена телохранительницей Риты. Теперь ты ее персональная Защитница.

— Что? — поразилась Мира. — Как — персональная Защитница?

— А вот так. Вот что, хозяюшка. Сейчас ты — единственный кадет, способный воспользоваться своим Атрибутом. Исключение для тебя сделали только потому, что тебе угрожает наибольшая опасность. Но такая же опасность угрожает и Рите — вполне возможно, что граф Сима решит упростить политическое уравнение и убить ее во время штурма вместе со мной. Поэтому ты станешь защищать принцессу — но только если возникнет реальная опасности. Без острой нужды ты не должна демонстрировать, что способна вызвать Атрибут, тем более — без авторизации. Станут спрашивать, зачем ты с ней торчишь, ответишь — служанка для личных нужд. Поняла?

— Нет, — Мира потрясла головой. Если бы за спиной Мая не стоял Саомир, она приняла бы все за какую-то затянувшуюся дурную шутку. — А как я стану ее защищать без Атрибута?

— Мы надеемся, что защищать ее вообще не придется. Мы обо всем позаботимся. Твой Атрибут — крайняя мера на самый непредвиденный случай. Ты поняла, что не должна показывать его другим?

— Д-да. Поняла. Май, а ты?

— Мои щупальца тоже разблокированы. Только никому не говори, поняла? Хозяюшка, об одном нижайше умоляю: не бери пример с меня пример, не лезь в драку и не нарывайся. То, что сходит с рук мне, для тебя запросто окажется фатальным. Тихо сиди в дальнем углу и удерживай там же Риту — с нее станется лично контратаку возглавить. Крейт может и отлучиться, сейчас все опытные бойцы на счету. А попробуешь выпендриваться и в бой лезть — выпорю так, что неделю сидеть не сможешь. Я не препод, у меня моральных ограничений нет. Поняла? Ответа не слышу.

— Поняла, — вздохнула Мира. — Май, значит, я при Ее Высочестве должна все время состоять?

— Точно. Делать свирепую физиономию и отгонять назойливых чужаков. Только высочеством ее не называй. В приватной обстановке — дама Рита. А ты что недовольной такой выглядишь? Хочешь вместе с остальными выгребные ямы рыть?

— Какие еще выгребные ямы?

— Сортиры не работают, а в кустики гадить вам никто не позволит. Антисанитария потому что. Особенно при отключенном водопроводе и лимитах на расход воды из водонапорной башни — спасибо хоть, там запоры сработали автоматически, а то сразу сплошной сушняк бы наступил. Кстати, всех слуг из Академии выгнали, включая поваров, так что готовить тоже придется самостоятельно. Все, топай взад. А у меня дела в городе.

— Светлеет, — напомнил Саомир. Из-за деревьев как раз показался ярко-красный краешек солнца. — А вокруг усиленное оцепление.

— Я не поведу через него проекцию, — непонятно ответил Май. — Дискретный режим перемещений удобнее. Передай Рите, что вернусь через час-другой — ну, или к началу штурма, если Сима решится. Да, и еще, хозяюшка, тебе решили довесить дополнительный перк. Если увидишь рядом портал, хоть самый маленький, немедленно сунь в него свою железку. Он закроется. Все, я смылся.

Он махнул рукой и нырнул в кусты, прилегающие к дорожке.

— Кадет Мира, нам следует вернуться, — Саомир сделал приглашающий жест в сторону крыльца дормитория. — Инструктаж, вероятно, уже почти закончился. Занятия пока что отменены, и с данного момента никто, включая принцессу, не станет покидать без нужды дормитория. Решили, что он — самое безопасное здание из всех, хотя безопасность весьма условная. Рите отведена комната Мая, он все равно ей почти не пользуется. Там нет окон и довольно душно даже для одного, но если потребуется, вам придется запереться там вдвоем и терпеть.

— Так точно, господин Саомир! — кивнула Мира.

— Айсока позаботится о второй кровати и прочих мелочах. И я присоединяюсь к тому, что сказал господин Май: не пытайся проявлять героизм и лезть в драку, если ее можно избежать. Мы сможем защитить и тебя, и принцессу. Твои способности — на самый непредвиденный случай.

— Так точно! — повторила Мира. Она чувствовала страх и возбуждение. Стать Защитницей Ее Высочества? И охранять ее даже ценой собственной жизни? Она часто мечтала о чем-то подобном (хотя, разумеется, и не о принцессе — ее фантазии не хватало больше, чем на графский дворец), но вот так внезапно, без предупреждения? Ей же еще полтора года учиться, да и потом полноценной Защитницей она не смогла бы стать еще лет пять, а то и больше!

Ей же всего пятнадцать!

Нет, неважно. Пусть даже она не закончила Академию. Пусть даже ее назначили Защитницей только для того, чтобы их с Ее Высочеством было удобней охранять. Не имеет значения. Если потребуется, она свой долг выполнит — до конца.

Она гордо выпрямилась, расправила плечи и вслед за Саомиром пошла к дверям дормитория.

* * *

— Пресветлый рыцарь граф, последняя сводка.

Адъютант с поклоном положил на стол лист бумаги и, поймав короткий кивок Симы, бесшумно исчез. Граф протянул руку — и задержал ее в сантиметре от доклада. Подумав, он выбрался из глубокого кресла, подошел к окну и принялся смотреть на город поверх парка, окружающего королевский дворец.

Пожары в городе, вспыхнувшие вчера ночью, уже потушили, и только кое-где над домами поднимались тонкие струйки дыма. Печи и камины — в тех домах, которые еще не покинули жители. Горожане массово покидали свои жилища весь вчерашний день, да и сегодня некоторые плелись по улицам, толкая перед собой тележки со скарбом. Во избежание беспорядков граф отдал приказ следить, чтобы в городе их не грабили мародеры. Дальнейшая их судьба его не волновала.

Симу Ёко, бывшего мещанина и бывшего директора гимназии в Четырех Княжествах, а ныне графа княжества Мейсара, не интересовало, что случится с местными дикарями. Даже если перемрут, новые наплодятся, у дикарей это быстро. Главное, чтобы не пострадал город. Слишком долго придется отстраивать.

Впрочем, не совсем так. Разумеется, править страной, в которой не останется подданных, неинтересно. Но вся история человечества доказывает одно: умрут одни — появятся другие. Народятся или явятся откуда-нибудь еще. Внешней угрозы для Сайлавата не существует, Прорывы больше не проблема — надо лишь наштамповать побольше пулеметов, так что даже многотысячные потери — капля в море. Плевать. Нет, сейчас во всем Сайлавате его волновали только две личности: принцесса и иномирянин.

Иномирянин определенно текирец, причем текирец, восстановивший настоящую память, как и сам Сима. Сложно судить, как давно он проснулся, однако же явно не на днях. Вопрос о том, сколько ему лет на самом деле и как много он знает о происходящем, также остается открытым, но сейчас не так уж и важен. Он — одиночка, и ядовитый клык, его сверхэфффектор, у него вырван. Сейчас он способен оказать на ситуацию влияние не большее, чем любой другой человек. То есть — минимальное. Он способен подзуживать на принцессу, и наверняка ее внезапное бунтарство, возможность которого несколько дней назад Сима даже во внимание не принимал, наверняка его рук дело. Если бы не идиотизм Ясасия, решившего раздавить иномирянина просто для того, чтобы лишний раз ткнуть принцессу мордой в дерьмо и напомнить ей о ее месте!.. Самолюбивый хитроумный граф Ясасий — ну что тебе стоило сыграть по согласованному плану еще хотя бы пару ходов!

Интересно, что происходит с текирцами после того, как они умирают в странном здешнем мире? Смерти нет, как уверил самого Симу бесплотный голос после того, как тот умер в первый раз. Смерти нет ни для кого и никогда. Есть лишь переход в иные миры. Значит, Ясасий сейчас где-то в другом месте. Хочется надеяться, что от бессильной злобы грызет локти.

Вот что делать с принцессой?

Если она местная, то о ней можно не беспокоиться особо. Одной смазливой дурочкой-дикаркой больше, одной меньше — кто их считает? Полный дворец набит, да и за его пределами — только руку протяни, десять штук повиснет. Но вот если она с Текиры, дело сразу усложняется. Тем, кто из-за кулис управляет Сайлаватом, может и не понравиться, если Сима начнет самовольно перекраивать написанный ими сценарий. Но, в конце концов, никто не мешает уведомить его явно — а они пока что отмалчиваются. И вообще, пока он не трогает детишек, его самого должны оставить в покое.

Но вот проблема — детишек придется тронуть.

Местнаяили катонийка, но решение укрыться за живым щитом из кадетов Академии принцесса приняла правильное. В любом другом месте Сайлавата ее уже ухватили бы за шкирку и безо всяких церемоний приволокли во дворец. Но вот вторжение в Академию Высокого Стиля — совсем особый разговор. Он нарушит вековые традиции — и все местное общество восстанет против него. Гибель детей, и даже не имеет значения, с Текиры они или нет, тоже станет поводом для возмущения, а то и восстания. Кадеты — все без исключения Защитники, и если они начнут сопротивляться, взять их тихо и без лишних осложнений окажется очень непросто. Что там мальчишка брякнул про их клятву верности принцессе? Надежда на то, что преподаватели не захотят их авторизовать, отсутствует. Они, судя по всему, свою сторону уже выбрали. И то верно. Одно дело — хоть и граф, но один из десятка, и совсем другое — принцесса короны, которая рано или поздно станет королевой. В нынешних условиях, глядишь, и рано.

Плохо.

Однако не все так плохо. Часть проблем уже решена. Графы Сайлавата успешно устранены. Аристократия в раздрае, новый Даоран соберется очень не скоро, и при правильной игре есть неплохие шансы, что не соберется никогда. Погибших детей можно списать на демона-иномирянина или даже на новый Прорыв, устроить который не проблема, кристаллы еще есть. Защитники утратили свои способности и не восстановят их, пока не позволит Сима. Страшно неудобно в Сайлавате без магии, в комфорте первобытной деревни, но ничего, еще день-другой ради дела потерпеть можно. В общем, все подготовлено для финального хода. А там принцесса либо примет его условия, либо трагически погибнет. Так или иначе, в Сайлавате воцарится новая династия. Его династия.

В любом раскладе неизвестной величиной остается мальчишка-иномирянин. Жаль, что так и не удалось заранее выйти с ним на контакт и купить его. Возможностей имелась масса, но все оказались упущенными. В результате тот пошел по неверной дорожке, слишком самонадеянно оценил свои шансы, начал свою игру, встал не на ту сторону — и теперь его придется устранять. Хотя бы для того, чтобы поставить на место Риту. Что же, урок на будущее. Следует позаботиться, чтобы такого не повторялось. Там, где прошел один, пройдут и другие, и необходимо позаботиться, чтобы все новые пришельцы с самого начала помещались под неусыпный контроль — и приучались правильно смотреть на мир.

Раз самому Симе нет хода обратно на Текиру, остается только осваивать новый мир. В конце концов, что ему могут сделать загадочные закулисные кукловоды? Выбросить из Сайлавата? Ну и что? Дома, в ЧК, он десятилетиями наблюдал, как высокомерные аристократы с куриными мозгами раз за разом обходят его по служебной лестнице. Пост директора захудалой гимназии — все, чего он добился за сорок пять лет службы. Позволить обойти себя кому-то еще раз? Остаться мелким князьком одного из феодов? Нет уж. Такое не для него. Он поставил на кон свою нынешнюю жизнь, и либо проиграет ее, либо станет королем. Ничто меньшее его не устроит.

Из-за окна донесся едва слышный бой часов на городской башне. Десять часов. Полдень. Время принимать решение.

Сима вернулся к столу и взял в руки сводку.

Казармы городской стражи — блокированы, состояние без изменений. Те из стражников, что не дезертировали, тихо сидят «в резерве». Возможно, кто-то из них и подозревает об истинном положении дел, но в любом случае помалкивает. Хорошо. Стража ему понадобится. Сколько осталось? М-да. Сто двадцать из четырехсот — негусто.

Казармы дворцовой гвардии — под контролем. Впрочем, контролировать особенно нечего: из трехсот пятидесяти гвардейцев в наличии менее тридцати, которых с трудом хватает на дежурства у входов. Остальные во время подавления Прорыва исчезли в неизвестном направлении. Скорее всего, дезертировали, как и городская стража. Но если пузатым городским дармоедам простительно, то королевской охране, в которую предположительно набирают лучших из лучших, уже нет. Когда Сима станет королем, первое, что он сделает — перетряхнет гвардию и повесит всех офицеров, которых удастся найти. За тотальный развал дисциплины и безалаберность.

Казармы церковной охраны — блокированы. Именно там сосредоточена большая часть его людей. После нескольких отчаянных попыток прорыва, подавленных пулеметным огнем, церковники сидят и не рыпаются. Просто превосходно. Дорого бы он дал, чтобы посмотреть сейчас на физиономии Защитников и попов, внезапно растерявших все свои способности, и паладинов, чьи святые клинки, способные разрубать камень, превратились в обычные плохо заточенные железяки. С ними придется что-то делать, но потом. Без магии они бессильны против пулеметов, да и с магией недолго продержатся, особенно против кристаллических пуль и шоковых кристаллов. Хорошо бы перебить их всех одномоментно, но нельзя. Пробовал он уже вырезать под корень парочку слишком много о себе мнящих дворянских родов. Хватит с него опыта подавления внезапных народных восстаний. С другой стороны, если он подчинит себе Церковь, то и паладины проблемы не составят. Кем заместить вакантные места в Конклаве, он решит на досуге. Тот же отец Ахо — дурак и фанатик, но прекрасно понимает, откуда ветер дует. И наверняка он не один такой. Убрать тех, кто «воздерживается», труда не составит.

Что еще? Продовольственные склады — под надежной охраной, мародеры отогнаны. Академия Белладора — оцеплена, военный комендант докладывает о полном контроле за территорией и кадетами, хотя часть преподавателей и пробовала протестовать. Получили тычок в зубы и заткнулись. Ха, отбери у паладина его «святой» меч — и что останется? Пустое место. Махотрон — под контролем, детишки и воспитатели полностью раздавлены отсутствием магии и сопротивления не оказали. Академия Белой Башни — аристократические отпрыски, готовящиеся занять теплые местечки на государственных должностях, сопротивляться даже и не думали.

Академия Высокого Стиля. Все слуги покинули территорию и после тщательной проверки личности отпущены восвояси. На территории остаются кадеты, воспитатели и солдаты королевской гвардии, успевшие прорваться туда вчера до усиления оцепления. И, разумеется, мальчишка-иномирянин и Рита. К-со. Слишком много совпадений. Проклятые неприкосновенные детишки наверняка сосредоточены именно там. И все-таки — что с ним сделают за нападение? Слова мальчишки, сказанные Хабадзину — блеф или реальная угроза?

А, в дыру Творца сомнения. Решение принято еще ночью, и пережевывать мысленную жвачку по двадцатому разу смысла нет никакого. Если он провалится, Рита так или иначе получит его голову. Пора действовать, и пусть проигравший вешается.

Граф взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. Тут же, словно из воздуха сгустился, появился адъютант.

— Коня, — приказал граф. — Сообщи Цуне, что мы отправляемся к Академии. И передать генералу Инаго сигнал о полной готовности.

— Да, пресветлый рыцарь граф, — поклонился адъютант. — Сию секунду.

По дороге во двор из гостевых апартаментов дорога лежала мимо комнат принцессы. Проходя мимо зала приемов, граф внезапно остановился. Подумав, он повернулся, прошел через зал и вошел в личные покои Ее Высочества. Пусто. Как вымерло. Придворная шваль, тонко чувствующая обстановку, расползлась по щелям и не рискует даже случайно оказаться ассоциированной с принцессой. Однако навстречу ему все же поднялась с дивана, отложив в сторону иглу и пяльцы, полная пожилая женщина в платье королевской фрейлины.

— Доброго дня, пресветлый рыцарь граф, — сухо поздоровалась она, прожигая Симу ненавидящим взглядом. — Чем могу помочь?

— Ты кто? — осведомился Сима, разглядывая обстановку. М-да. Бедненько до неприличия. Положительно, канцлер Барасий слишком буквально понимал указания не баловать девчонку излишне. Конечно, многое ей позволять не следовало, чтобы не мнила о себе лишнего, но и до такого позора доводить тоже нельзя. Иная купчиха богаче живет. Понятно, почему Рита в конце концов встала на дыбы. Он бы тоже возмутился.

— Я вайс-баронесса Грейла Хатарама, фрейлина Ее Высочества.

Тетка даже не удосужилась поклониться. И взгляд ее не смягчился ни на йоту. Понятненько. Небось, вытащена из мещан, облагодетельствована ненаследственным низшим титулом и готова глотку перегрызть за свою хозяйку. Стоп. Грейла? Ну да, точно. Та самая фрейлина, которую упоминал Барасий. Самая преданная, самая верная, нянчит девчонку едва ли не с колыбели. А ведь Рита наверняка к ней привязана — единственная сочувствующая душа и так далее. Ага. Вот и посмотрим, насколько решительно настроено Ее недоделанное Высочество.

— Ты едешь со мной, — решительно сказал он.

— Что? — возмутилась фрейлина. — Мое место здесь, рыцарь! Ее Высочество в любой момент может вернуться, и тогда я…

— Мы, любезная, как раз к Ее Высочеству и поедем, — вкрадчиво усмехнулся Сима. — А если попытаешься противоречить — увезу силой. Тебя когда-нибудь возили связанную поперек седла? Хочешь испытать новые ощущения? Если нет, то помалкивай и делай что говорят. А ну-ка, топай.

Он ухватил женщину за плечи и толкнул, почти отшвырнул к двери. Та взмахнула руками и с трудом удержалась на ногах. Сима ожидал нового потока возмущенных фраз, но фрейлина лишь гордо вздернула подбородок.

— Я подчиняюсь грубой силе, — льда в ее голосе добавилось столько, что хватило бы на небольшую морозильную камеру.

— Вот и славно, — кивнул Сима. — Иди за мной и не вздумай отстать.

Он быстро прошагал по дворцовым коридорам, нимало не заботясь о том, поспевает ли за ним Грейла, и вышел на парадное крыльцо. Эскорт из двух десятков всадников уже ждал его. Все носили лишь легкие кольчуги и открытые шлемы, но зато за их спинами колыхались магазинные автоматические карабины. Жаль, что в тайных мастерских Мейсары таких успели изготовить лишь полсотни, и значительную их часть пришлось раздать частям, контролирующим ключевые участки города.

— Цуна, ее нужно взять с нами, — Сима ткнул пальцем в запыхавшуюся фрейлину, поднимаясь в седло своего жеребца. — Позаботься.

— Да, рыцарь граф, — кивнул начальник охраны. — Володар, возьмешь ее к себе.

— Старовата она, — разочарованно протянул телохранитель. — Помоложе бы кого…

Поймав косой взгляд графа, он подавился остатком фразы и спрыгнул с коня.

— Прошу, дама, — сказал он, протягивая руку.

Грейла одарила его возмущенным взглядом и неожиданно ловко взлетела в седло, усевшись по-мужски и бесстыдно выставив из-под юбки панталоны. Телохранитель одобрительно хмыкнул и забрался на скакуна позади нее, устроившись на крупе. А дамочка-то не так проста! Сима окинул ее задумчивым взглядом и, сделав зарубку на память — разобраться с ней попозже, дал коню шенкеля.

По пустынным городским улицам, оживляемым лишь редкими патрулями, кавалькада менее чем за четверть часа добралась до южной границы леса, окружающего Академию. Пост у дороги контролировал усиленный отряд из двух десятков солдат с наспех прицепленными эмблемами Мейсары. Командир бросился к дороге, но Сима махнул ему рукой и не остановился. С одной стороны, если начнется штурм, лишние люди не помешают. С другой — лучше, когда уверен в своих тылах. Вдруг еще кому-то из сбежавших королевских гвардейцев захочется продемонстрировать верность принцессе?

Вскоре мощеная дорога вывела его к небольшому плацу, разгороженному пополам оградой и главными воротами Академии. На той стороне никого не наблюдалось, на ближней же замер строй солдат в шплинт-кольчугах, блистающий начищенными остриями пик. Первая шеренга вместо пик держала упертые прикладами в землю карабины с примкнутыми штыками. Штурмовой батальон занял почти все доступное пространство.

Граф спрыгнул с коня, бросил поводья подбежавшему ординарцу и подошел к вытянувшемуся во фронт генералу Инаго. Тот, единственный из всех, облачился в полный доспех. Солнце играло на его начищенной бронзовой кирасе, на шлеме, бляхах кольчужной юбки, наголенниках, наручах и на лезвии палаша, вскинутого в воинском приветствии. Выглядел он как ходячий памятник. Или пародия на космонавта в скафандре.

— Пресветлый рыцарь граф! — отрапортовал генерал. — Войска готовы к штурму. Приказывай!

Вот ради таких моментов и стоит жить!

— Вольно, — махнул рукой Сима, довольно жмурясь. — О демоне никаких известий?

— Никак нет! — рявкнул генерал, выпучивая глаза от усердия. — Мятежники на глаза не показываются со вчерашнего вечера!

— Мировая Сфера?

— От оой-капитана Хабадзина регулярно прибывают радиосообщения и посыльные. Пострадавшие от демона части заменены свежими, Мировая Сфера под контролем.

— Прекрасно. Подай сигнал… тем, в Академии. Я намерен еще раз провести переговоры. На тот случай, если они окажутся неудачными, готовься к штурму.

— Есть, пресветлый рыцарь граф! — Инаго взмахнул рукой, и тут же откуда-то из-за кустов вынырнул горнист. Он приложил горн к губам и протрубил незамысловатую мелодию вызова.

Тишина. За оградой — ни малейшего движения.

— Повторить! — скомандовал граф.

Тщетно. За вратами Академии — пустота и тишина. Вымерли они там, что ли?

— Открыть ворота! — приказал Сима, недовольно нахмурившись. Похоже, осажденные окончательно решили сопротивляться. Значит, придется идти на жесткий вариант. Ну что же…

Повинуясь сигналу генерала, трое копейщиков покинули строй. Они подбежали к ограде рядом с воротами, прислонили к ней копья, и двое солдат, забравшись сначала на подставленные руки, а затем и на плечи третьего, споро перемахнули через забор. Врата, еще вчера запертые магически, сегодня опутывала толстая железная цепь с увесистым амбарным замком на ней. Лазутчики не стали с ним возиться. Они нырнули в пропускную будку, и несколько секунд спустя ее наружная дверь дрогнула и распахнулась, лязгнув массивным засовом. Вот и вся хваленая защита Академии. Проход открыт, можно брать ее голыми руками. В общем-то, не обязательно было связываться с воротами. Через ограду, не достигающую в высоту и сажени, можно перебраться где угодно. Но не пристало графу и почти что королю Сайлавата лазить через заборы, как мальчишке в чужой сад за яблоками!

Дождавшись, пока ударный отряд просочится через узкую дверь и выстроится на плацу по ту сторону ворот, Сима в сопровождении телохранителей и гордо, словно на собственном юбилее, выступающей фрейлины неторопливо прошел сквозь будку. Дальше — аллеи, ведущие к учебному корпусу и дормиторию. Куда? Вчера разговор состоялся у учебного, а сегодня?

Он глянул вдоль обеих аллей — и удивленно заморгал. Нет, все верно. Вне всякого сомнения. Вместо широкой, обсаженной кустами и деревьями дорожки, которая еще вчера вела к дормиторию, его взгляду предстало форменное безобразие. Деревья, ранее плотно обступавшие спальный корпус, оставляя свободными только дорожки по его периметру, сегодня оказались полностью вырубленными. Вместо аллеи зияла какая-то безобразная бесформенная дыра в некогда ухоженной роще, покрытая пеньками. Свободное пространство вокруг спального корпуса расширилось по крайней мере до десяти саженей. Они что, ошалели? Решили пустить деревья на растопку неработающих печей? Впрочем… да, все понятно. Они всерьез готовились отбивать штурм, а потому расчистили пространство, чтобы избежать внезапной атаки из зарослей. Интересно, и откуда только взяли пилы с топорами?

Нет, они всерьез намереваются ему противостоять? Сотня подростков и тридцать королевских гвардейцев? Против полутора сотен его бойцов, из которых три десятка — с автоматическими карабинами? Даже если они отбрыкаются сейчас, он способен за полчаса подтянуть сюда еще по крайней мере три сотни. Они не могут не понимать, что любое сопротивление заведомо обречено на провал.

Или у них в рукаве таится какой-то козырь?

Что, если иномирянин не потерял своих способностей? Хабадзин доложил, что ночью в Мировой Сфере он не смог сопротивляться. Но вдруг они нашли какой-то способ? А если церковники сумеют как-то повлиять на Глаз дистанционно и включить магию?

Нет, об этом смысла задумываться нет. Если Церковь сумеет отбить у него Глаз и активировать его, он проиграл. Да, он предусмотрел и такой вариант — но хаос, вызванный срабатыванием его ловушек, всего лишь поможет ему бежать из Цетрии. А дальше? Захолустная Мейсара и враги со всех сторон? Нет уж. Он просто обязан победить, и никаких «если».

Граф подошел к ближайшему уцелевшему кусту и отломил от него ветвь с зелеными листьями, по ходу дела незаметно выронив из ладони зажатый в ней кристалл. Затем, помахивая веткой, неторопливо пошел в сторону дормитория.

— Цуна, бери своих людей и за мной. И ее прихвати, — бросил он двинувшемуся за ним начальнику охраны, мотнув головой в сторону фрейлины. — Остальных оставить. Инаго, ждать здесь. Приготовиться атаковать по моему сигналу. Еще раз напомни бойцам не убивать и не калечить никого из кадетов без острой необходимости, по возможности ограничиться оплеухами. С воспитателями можно не церемониться. Демона убить при первой же возможности, в плен не брать.

— Да, рыцарь граф, — кивнул генерал. — Только… возможно, не стоит тебе так подставляться? Здесь три десятка дезертировавших королевских гвардейцев. Вдруг они решатся атаковать без переговоров?

— Ну, на такой случай ты здесь и находишься, рыцарь генерал, — дернул щекой граф.

Не обращая больше на генерала внимания, Сима решительно зашагал по обезображенной аллее, подняв над собой ветку в знак мирных намерений и спиной ощущая присутствие телохранителей. Он чувствовал азартное возбуждение. Сейчас решится все: в зависимости от упрямства Риты он станет или королем, или государственным изменником. Жаль, если придется ее убить. Имея в женах принцессу короны, самому стать королем куда как легче. Но тут уже все зависит от нее. Правда, мальчишка, проклятый мальчишка мог нашептать ей неизвестно что. Ах, если бы взять его в оборот с самого начала!

Нет. Бессмысленно мечтать об исправлении прошлого. Нужно разбираться с настоящим.

В десятке шагов от входа в дормиторий граф остановился и энергично помахал в воздухе ветвью.

— Эй! — крикнул он. — Кто-нибудь! Я пришел поговорить с Ее Высочеством!

Тишина.

— Эй! — снова крикнул граф. — Ваше Высочество! Мне нужно поговорить с вами! Могу я войти в здание?

Тяжелая деревянная дверь дормитория шевельнулась и медленно провернулась на медных петлях. Мальчишка-иномирянин стоял в приеме, привалившись плечом к косяку, и, как и в прошлый раз, небрежно поигрывал ножом-«бабочкой», который в руках держал явно не впервые. Ну и шпана!

— Не могу сказать, что день сегодня добрый, рыцарь граф, — сказал мальчишка нейтрально. — В добрые дни неприкосновенность Академии обычно не нарушают. Даже графы. Чего ты хочешь?

— Поговорить с Ее Высочеством принцессой Ритой, господин Май, — в тон ему откликнулся граф. — Мы же вчера договорились о втором раунде, верно? Не будешь ли ты настолько любезен позвать ее сюда? Или пригласить меня внутрь?

— Приглашать внутрь человека, способного припрятать в углу кристалл открытия портала, довольно неблагоразумно, рыцарь граф, — словно рассуждая о погоде, заметил Май. — Думаю, ты и сам со мной согласишься. Позволить же твоему снайперу застрелить ее издалека я не намерен. Она тебя слышит. Излагай.

Кровь ударила в голову Симе, в глазах на мгновение потемнело от ярости. Да как он смеет?.. Стоп. ОТКУДА ОН ЗНАЕТ О ПОРТАЛАХ?!

Огромным усилием воли Сима взял себя в руки.

— Не понимаю, о каких кристаллах ты говоришь, господин Май, — сухо сказал он. — Тем не менее, пререкаться с тобой я не намерен. Вчера я сделал Ее Высочеству определенное предложение и хотел бы услышать окончательный ответ. Сейчас же.

— Рыцарь граф, а с чего ты взял, что с тобой вообще можно вести переговоры? Захватив Глаз Бога сегодня ночью, ты совершил святотатство либо же немыслимое нарушение всех договоров между Севером и Югом. Войдя на территорию Академии со своими солдатами, ты нарушил давние традиции и кучу законов. Ты продемонстрировал, что тебе плевать на любые соглашения и что ты нарушишь их в тот же момент, когда почуешь свою выгоду. Как теперь намереваешься доказывать, что твои слова стоят хоть чего-нибудь?

— Наглец! — прошипел граф. — Что ты о себе возомнил? Я хочу услышать Риту, сейчас же! Ваше Высочество! — крикнул он. — Не хотите посмотреть, кого я привел к вам в гости? Наверное, вам тяжело жить здесь без фрейлин и служанок?

— Ты скотина! — яростно крикнула в ответ Рита, выныривая из темноты холла. От толчка в спину Май потерял равновесие и чуть было не сверзился по ступенькам, чему Сима внутренне позлорадствовал. Думаешь, ты тут самый умный, щенок? — Ты мерзавец, Сима! Что ты хочешь сделать с Грейлой?

— Приветствую вас, Ваше Высочество? — с легкой издевкой в голове откликнулся Сима. — Приятно видеть вас в такой погожий день. Я ничего не намереваюсь делать с вашей фрейлиной — по крайней мере, прямо сейчас. Просто я решил, что когда вы примете мое предложение, вам вовсе незачем станет изображать нищенку. Вам определенно нужны служанки, и я позаботился о том, чтобы доставить сюда одну из них.

— Не обращайте на меня внимания, Ваше Высочество! — резко сказала фрейлина за спиной графа. — Скажите ему… не дергай меня, мужлан! Убери лапы! Ох…

— Мерзавец! — тоном ниже произнесла Рита. — Чего ты хочешь?

— Вашего ответа, Ваше Высочество. Не больше и не меньше.

— Мерзавец… — Рита беспомощно оглянулась на иномирянина. Тот уже не играл с ножом, а стоял в обманчиво-расслабленной позе, чуть сгорбившись и свесил руки вдоль тела. А ведь мальчишка, похоже, владеет тёкусо, мелькнуло в голове у Симы. Поэтому Хабадзин и не смог с ним справиться ночью. Да, он опасен в драке и без своих щупалец. — Май! Грейла…

— Я вижу, — презрительно сказал мальчишка. — Рыцарь граф, ты мало того, что предатель, но еще и идиот. Я могу договариваться с людьми, нарушающими договоры, заключенные не со мной. В конце концов всегда есть шанс, что тебя обмануть они побоятся. Но я никогда и ни при каких обстоятельствах не веду переговоры с террористами, захватывающими в заложники некомбатантов. Воспитали меня так, понимаешь? Ты только что своими руками убил свой последний шанс стать королем. Рита, могу я говорить от твоего имени?

— Я и сама не немая, — сквозь зубы процедила принцесса. — Господин Сима Ёко, я официально объявляю тебя мятежником против короны. Ты лишен титула и положения. Ты арестован и должен немедленно сдаться сам и приказать своим людям сложить оружие. Корона назначит в Мейсару временного наместника, ты же отправишься под арест в тюрьму до тех пор, пока королевский суд не рассмотрит все твои преступления и не определит тебе наказание.

Сима бросил на землю ненужную более ветку и лениво поаплодировал.

— Браво, Ваше Высочество. Просто браво. На сцене какого-нибудь театра вы бы сорвали неплохие аплодисменты. Но мы не в театре. Полагаю, что свой ответ я получил. В таком случае я вынужден не менее официально объявить, что Ее Высочество принцесса Рита околдована демоном из иного мира и не в состоянии ясно мыслить и отдавать себе отчет в своих поступках. С огромным сожалением я вынужден применить силу для ее задержания, чтобы передать ее опытным клирикам, способным восстановить ее здравый рассудок. Вы пойдете со мной добровольно, Ваше Высочество? Нет? Ну, как я и предполагал.

Граф щелкнул в воздухе пальцами.

— Цуна! — приказал он. — Взять ее!

— Первый план! — рявкнул глава охраны. — Вперед!

Топот тяжелых сапог по брусчатке. Страх на лице Риты. Четверо телохранителей графа, с разбегу вспрыгивающих на крыльцо. Мальчишка-иномирянин, грубо отшвыривающий принцессу за спину — и слитный залп навстречу людям графа из темноты холла. Отброшенные ударами пуль тела — звон бьющихся оконных стекол в первом этаже — дула ружей, отблескивающие в солнечном свете — новый залп — падающие на землю сраженные телохранители — оглушительный грохот, вспышка, застилающие взгляд клубы сизого дыма — жесткие руки, бесцеремонно перекидывающие графа через плечо…

Минуту спустя граф, тщетно пытаясь успокоить дыхание, сидел прямо на земле под кустом. Цуна, единственный телохранитель, уцелевший в катастрофическом исходе переговоров, стоял рядом с пистолетом наготове и недружелюбно сверлил взглядом переминавшегося поодаль генерала Инаго. Отсюда дормиторий был не виден, но по аллее все еще тянулись густые клубы дыма. Дурак, клял себя Сима. Самонадеянный дурак! Знал же, что из королевского арсенала пропали ружья! Знал, что тридцать гвардейцев прорвались в Академию! К-ссо, почему он сразу не связал события межу собой? Если бы не Цуна, так удачно бросивший дымовую гранату, и не однозарядные ружья противника, остался бы ты лежать там же, у дверей, прошитый десятком пуль. Завоеватель трона недоделанный, идиот самоуверенный!..

Сердце колотилось, голова кружилась, но граф заставил себя подняться на ноги.

— Генерал! — пересохшим горлом каркнул он. — Приказываю взять дормиторий с боем. Поскольку обстановка изменилась, разрешаю стрелять на поражение первыми. Убивай всех, кто держит оружие. Постарайся не зацепить кадетов, но если не выйдет — хрен с ними. Принцессу взять живой, всех остальных — не обязательно. Передай оцеплению приказ форсировать ограду, войти на территорию Академии и принять участие в штурме. Выполнять!

— Так точно! — кивнул генерал. Он повернулся и зашагал к своим солдатам, на ходу отдавая приказы. Компании стрелков и копейщиков, пригнувшись, побежали через подлесок, обходя дормиторий с тыла. Бешено застучал ключом радист. Тяжело дыша, Сима наблюдал за начавшейся суетой. Ну, сука! — мысленно погрозил он принцессе. Попадись только мне в руки! Ты у меня узнаешь, что такое небо с овчинку! И мальчишка твой — если только он попадется мне в руки живым! Я его… Тут Сима вспомнил, что отдал приказ прикончить иномирянина. Нет, на ходу приказы отменять не стоит. Осажденные настроены серьезно, и он и так потеряет людей при штурме. Незачем идти на дополнительные потери, только чтобы удовлетворить жажду мести.

Загрохотали ружейные выстрелы осажденных. Им ответили частые сухие щелчки мейсарских карабинов. Десяток солдат, оставленных генералом для охраны графа, насторожились.

— Если у них обычные однозарядные патронные ружья, — в пространство заметил один из них, по виду — битый-перебитый ветеран с седыми висками и внушительным шрамом через все лицо, — то стреляют по крайней мере человек двадцать. А среди королевских гвардейцев с огнестрелом умеет обращаться разве что один из десяти. Или они все здесь, или вместе с ними палят кадеты. Их что, за ночь научили с оружием обращаться? И потом, там, кажется, из многозарядных пистолетов лупят. У наших разве они есть?

Пистолеты? Сима до боли стиснул зубы. Похоже, кто-то в Академии предусмотрел все варианты. Причем предусмотрел задолго до злосчастного заседания Даорана. Неужели мальчишка?.. Нет, не так. Вполне возможно, что он такой же мальчишка, как сам Сима — архибишоп Церкви. Кем он был в прошлой жизни, не известно. Вполне возможно, что и генералом. Но откуда он мог раздобыть оружие? Или же речь идет о заговоре, в котором участвуют и воспитатели Академии?

Если так, то идущий штурм — чудовищная ошибка. Вообще все неправильно, начиная с тактики ведения переговоров. Если принцесса чувствовала их поддержку, разумеется, ее куда сложнее было склонить к уступкам угрозами. Она могла даже вообразить себе, что ее действительно признает кто-то за пределами Академии. К-ссо! Разумеется, она не захотела сдаваться на его милость, да и ее фрейлина в конечном итоге оказалась далеко не единственной верной душой.

Все, поздно. Кто бы ни организовал заговор в поддержку принцессы, сделал он это так, что шпионы Симы его не заметили. Впрочем, чего еще можно ожидать от сопливых юнцов? Никто из них даже не попытался покинуть Академию, чтобы присоединиться к нему, наоборот — остались защищать Риту. Значит, их надежность изначально оказывается под сомнением. Недаром ведь график патрулей в Мировой Сфере, переданный мальчишкой-рисовальщиком, оказался не соответствующим действительности!

Минуты текли так медленно, словно время превратилось в густую сахарную патоку. Интенсивность стрельбы снизилась, но полностью она не прекратилась. Они что, все еще не могут попасть в здание?

И где подкрепления? Снятые из оцепления солдаты уже должны появиться здесь!

Затопали тяжелые сапоги, и к графу подбежал, запыхавшись, связной.

— Пресветлый рыцарь граф! — отрапортовал он, вытянувшись. — Генерал Инаго докладывает, что заговорщики дали неожиданно сильный отпор. С нашей стороны большие потери — двенадцать человек убитыми и больше тридцати раненых. Мы пытаемся подавить стрелков врага, но пока безуспешно: пули не пробивают кирпичную кладку, а стрельбу ведут едва ли не из каждого окна. И у нас кончаются боеприпасы — мы не рассчитывали на долгие перестрелки.

— Передай генералу Инаго, — ледяным тоном сказал Сима, — что мне плевать, как он добьется результата. Но если он не сумеет захватить принцессу через десять минут, я выставлю его голову на пике перед королевским дворцом. Пошел! — рявкнул он.

Гонец вздрогнул, кивнул и бросился бежать. Сима в бессильной злобе стиснул кулаки. Почему его окружают некомпетентные идиоты? Генерал Инаго, похоже, слишком сильно боится за свою шкуру. Отвык за десять лет сражаться против людей, а не только тупых чудовищ? Нет, чистка, только глобальная чистка и перетряска, иначе никак.

Движение возле ворот Академии. Граф вгляделся. По дороге и из леса бежали солдаты — кто-то в кольчугах, кто-то в тяжелой броне. На шлемах у некоторых виднелись белые повязки. Большинство в руках держало обычные пики, алебарды и палаши, но кое-то — и карабины. Некоторые вбегали через охранную будку, другие с помощью товарищей перемахивали через ограду. Наконец-то подкрепления! Где их носило? Перед воротам быстро собралась компания человек в пятьдесят, быстрым шагом двинувшаяся к Симе.

И тут его сердце екнуло.

Впереди шел человек в обычной гражданской одежде, какую мог носить мелкий ремесленник или торговец. Сима, как ни старался, не мог его узнать. Похоже, он не являлся никем из старших офицеров армии Мейсары, которых граф лично отбирал для участия в операции. В нескольких шагах от графа и его охраны компания остановилась, и Сима внезапно обнаружил себя в кольце солдат, на чьих хмурых лицах не замечалось ни малейшего пиетета перед его персоной.

— Твои люди не придут на помощь, господин Сима, — с ехидной кривой ухмылочкой сообщил гражданский, поигрывая старомодным револьвером. — Твое оцепление начиная с ночи потихоньку, малыми частями, нейтрализовалось и заменялось королевскими гвардейцами, оставшимися верными короне. И ты не поверишь, на что способны городские стражники, разъяренные безобразием, которое ты устроил в их родном городе. Кстати, меня зовут Остара Дэка, и я являюсь координатором сил сопротивления. Господин Сима, ты арестован. Прикажи своим людям сдаться.

Краем глаза Сима уловил быстрое движение. Цуна вскинул пистолет и направил его на ремесленника. Грохнул выстрел, и телохранителя отбросило назад. Он взмахнул руками, захрипел, схватившись за пробитую грудь, рухнул на землю, несколько раз дернулся и затих.

— В те времена, когда я еще работал в контрразведке СОБ, — гражданский неторопливо взвел курок дымящегося револьвера и направил его Симе в живот, — из пистолета я выбивал девяносто пять из ста на расстоянии в десять саженей. Не из такого угробища, как этот, но тем не менее. Ты ведь даже в ЧК наверняка слышал про СОБ, верно, господин Сима? Ты бы не дергался лишний раз. Вообще-то господин Май Куданно попросил взять тебя живым по мере возможности, но особо не настаивал. Так ты намерен сдаваться?

По камням залязгали палаши и пики, брошенные охраной графа. Сима беспомощно огляделся. Ружейная стрельба от здания дормитория донеслась с новой силой. И как бы в ответ на нее донеслись выстрелы со стороны Мировой Сферы. Коротко прострекотал и смолк пулемет.

— А вот и остальные подтянулись, — с довольной физиономией заметил гражданский. — Знаешь, господин Сима, по-моему, местные попы чрезвычайно на тебя злы. Во всяком случае, те ребята, которых мы выпустили из церковных казарм, настроены как следует поиметь тебя во все дыры. Ну так что, мне тебя пристрелить? Или согласишься, что пора сдаваться?

Сима тупо смотрел на непонятно откуда взявшегося врага, чувствуя, что голова попросту отказывается работать. Он с трудом ощущал почву под ногами. Он проиграл. Непонятно как, но проиграл.

— Иди ты… — непослушными губами прошептал он, и в тот же момент мир вокруг взвихрился, встал на дыбы и погас.

Он висел посреди безбрежной жемчужно-серой пустоты. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь неясными, странно успокаивающими звуками обыденной повседневности: гудение автомобильного мотора, шелест листвы под налетающим ветром, далекий детский смех, неясные оживленные голоса… Тела своего он не чувствовал. Думать ни о чем не хотелось.

— Господин Сима!

Ласковый женский голос из ниоткуда.

— Господин Сима? Я знаю, ты способен воспринимать меня. Пожалуйста, ответь.

Сима? Кто такой Сима? А, это он сам. Ну да, конечно. Он уже пять лет на пенсии, и его забыли все, даже дети и внуки, даже коллеги-учителя. Он столько лет отдал своей гимназии — только для того, чтобы в конечном итоге остаться одному, брошенному и всеми забытому. Наступает очередное серое бессмысленное утро, и вот-вот снова явится далекая боль в сердце, ставшая в последнее время привычным и единственным другом и спутником. Ему придется выбираться из кровати, при помощи камергера напяливать на себя дурацкой одеяние, положенное герцогу, завтракать в гордом одиночестве, а потом вновь втягиваться в тоскливую повседневную рутину — просители, чиновники, аристократы, пергаменты, бумажки, чернила, Большая Герцогская Печать… Он не хочет. Ему все надоело. Хорошо бы поскорее умереть.

— Господин Сима?

Воспоминания накатили волной. Мейсара. Цетрия. Даоран. Власть, готовая упасть ему в руки, словно созревший плод. Злая радость — наконец-то он заставит всех по-настоящему считаться с собой! Академия, Рита — и поражение, внезапное и полное.

Я хочу умереть.

— Я слышу. Кто ты? — безразлично спросил он.

— Меня зовут Яна. Господин Сима, я — Демиург. Та, кто в свое время позвала тебя в Сайлават.

— Не помню. Что тебе нужно? Я должен вернуться в Цетрию…

— Нет, господин Сима. Крайне сожалею, но ты никогда не сможешь попасть туда снова. При других обстоятельствах мы бы позволили тебе остаться, но не сейчас. Позволь принести мне свои извинения за то, что с тобой случилось.

— За что?

— За все. Ты не смог оправиться толком после своей смерти. Твой рекреационный сон не удался, твое сатори прошло в ненадлежащих условиях и без нужной поддержки. Я допустила серьезную ошибку — мне с самого начала не следовало приглашать тебя в Сайлават. Я старалась подбирать тех, для кого забота о детях стала неотъемлемой частью личности. Но, как выяснилось, в твоем отношении я ошиблась.

— И что дальше? Намереваетесь прикончить меня?

— Нет, разумеется, господин Сима. Сейчас ты ненадолго уснешь, чтобы прийти в себя. Потом, после пробуждения, ты сможешь выбрать, хочешь ли ты обрести независимость или же пройти рекреацию повторно. Ничего не бойся. Смерти нет.

— Я хочу назад, в Сайлават.

— Приношу свои нижайшие извинения, господин Сима. Это невозможно. Твое место уже занято куклой, которая сыграет свою роль в соответствии с весьма коротким сценарием. Я постараюсь компенсировать последствия своей ошибки, но есть вещи, о которых ты просить не можешь. А сейчас спи. Когда проснешься, ты сможешь мыслить ясно. Спокойной ночи.

И жемчужная серость вокруг обрушилась на Симу непроглядно-черным вихрем тьмы.

* * *

— А где Май?

— С Ритой в холле. Она в него так вцепилась, что не оторвать. Волнуется. А вы как, девочки? — горничная, чью маску опять надела Яна, испытующе посмотрела на Сиори.

— Нет. Не очень… — ректор нервно потерла ладонью зачесавшееся запястье. — Просто нас сейчас, похоже, начнут штурмовать.

— Вполне возможно, — согласилась Грампа, осторожно выглядывая через окно наружу и стараясь держаться простенка. Свой револьвер она держала в руке, направив дуло в потолок. — Основная толпа осталась на главном плацу, но у Симы хватит глупости полезть на рожон с той горсткой, что за ним плетется. Слушайте, может, пристрелить его сразу, а? Сразу все проблемы решим.

— Нельзя, — покачала головой Яна. — Его отключение от Академии подготовлено, но мы не хотим поступать с ним настолько грубо. В конце концов, он действовал всего лишь в силу своего разумения. А что он не знал, что можно, а чего нет, не его вина, а моя.

— Что, он не знал, что нельзя порталы посреди Цетрии открывать? — фыркнула Грампа. — Не говори глупостей, госпожа Яна. Ох… прости, конечно, я не хотела так резко…

— Ничего страшного, госпожа Грампа. У всех нервы на пределе. Что же до графа Симы, то он хотя и играет не совсем корректно…

— Эй! Кто-нибудь! — разделся с улицы приглушенный стеклом крик. — Я пришел поговорить с Ее Высочеством!

— Во, началось представление, — процедила Грампа. — Ну, пусть только попробует дернуться. Я ему живо пулю в брюхо всажу!

И ведь и всадит, сообразила Сиори. Несмотря на то, что «огнестрельная группа», организованная Маем, успела провести считанные занятия, Грампа освоила новое оружие так, словно родилась с ним. Май пояснил, что прорезались рефлексы из прошлой жизни, в которой та была лейтенантом полицейского спецотряда в Каменном Острове. Несколько пуль, которые в нее всадил банковский грабитель, полицейские навыки из нее отнюдь не выбили. Хотя она, как выразился Май, еще и близко от поверхности не плавала, и ее «сатори» в ближайшее время не прогнозировалась, стреляла она так, что даже Май только восхищенно цокал языком. Со вчерашнего дня она нигде не появлялась без кобуры, которую как-то хитро повесила на ремнях низко, на середине бедра, почти что у правого колена.

— Эй! — раздался снаружи новый крик. — Ваше Высочество! Мне нужно поговорить с вами! Могу я войти в здание?

— Так, я пошла ребят проконтролирую, чтобы не начали шмалять раньше времени. Зовите, если что… — Грампа мягкой кошачьей походкой протрусила через комнату и нырнула в коридор, оставив Сиори наедине с Яной.

— Наверное, мне тоже следует пройти проверить… — неуверенно проговорила ректор.

— Нет, госпожа Сиори. Незачем. Если солдаты Симы все же ворвутся в здание, мы примем крайние меры. Лика воспользуется своим сверх-Атрибутом, Симу мы отключим, и все такое. Сейчас и в самом деле может начаться стрельба, и ты рискуешь попасть под пулю. Ты слишком важна, и мы не можем позволить тебе рисковать своей достоверностью.

— Но дети…

— Искины поддержки плотно опекают ко-нэмусинов. Они не позволят им пострадать ни при каких обстоятельствах. Постарайся немного расслабиться. Лика, конечно, шалопай и лоботряс, но если уж взялся за дело серьезно…

— Госпожа Яна, — помолчав, спросила Сиори, — и все же — почему не отключить Симу прямо сейчас? Хотя бы на время, пока ситуация не успокоится? Потом можно подключить снова, если уж он так нужен.

— Я не могу, госпожа Сиори. Саомир прав — я поступаю с ним непорядочно. Не только с ним, с вами со всеми. Я дала вам надежду на новую жизнь — и тут же разрушаю ее. Если мы сможем, мы постараемся оставить в Академии-Си всех нэмусинов независимо от роли, которую они сыграли в кризис. Госпожа Сиори, я хочу сказать — ты не должна волноваться за свою судьбу. Я не намерена выбрасывать тебя из проекта. Более того, я хочу…

Внизу грохнули выстрелы, донесясь сначала с улицы, а потом, эхом, из коридора. Сиори прыгнула к окну и, забыв об опасности словить пулю, принялась жадно вглядываться в происходящее. Впрочем, смотреть оказалось не на что — внизу, у входа, стремительно вспухало большое облако сизого дыма. Оно мгновенно поднялось до уровня второго этажа и полностью затянуло окно. Ударило еще несколько выстрелов — и все смолкло.

— Что случилось? — напряженно спросила Сиори, оборачиваясь к Яне.

— Рита высунулась на улицу, и граф Сима приказал своим людям схватить ее, — после паузы, словно к чему-то прислушавшись, сообщила Яна. — Крейт отдал гвардейцам приказ стрелять на поражение. Граф Сима… цел, его спас телохранитель.

— И ты все еще намерена оставить его здесь?

— Нет. Уже нет. Мы хотели дать ему еще один шанс, но он совершил непростительный поступок — взял в заложницы фрейлину Риты. Она не человек, а неб, такой же, как Клия. Тем не менее, мы не имеем дел с людьми, у которых полностью стерты… определенные моральные границы. Симу мы отключим в ближайшее время. Осталось только разыграть последнюю сцену для детей, чтобы они вынесли уроки из происходящего. Жаль. Похоже, из меня, как и из сестры, хорошего политика никогда не выйдет.

— Сестры? Ах, да. Карина Мураций, верно?

— Да. Госпожа Сиори, я хочу договорить, пока у нас есть еще минута или две до штурма. Мы долго думали, каким образом поощрять нэмусинов за правильные, с нашей точки зрения, поступки и наказывать за дурные, причем не подавляя их свободу воли. Мы не можем помогать всем подряд, такое означает поощрять застой и тунеядство. Да и сил у нас на всех не хватит. Но и игнорировать тех, кто нам нравится, мы не можем и не хотим. Пока что мы остановились на идее неких виртуальных счетов, условно — «счетов добрых дел». За правильные поступки на счет начисляются баллы, за скверные — снимаются. Те, у кого счет в плюсе, вправе потребовать у нас чего-то, пропорционально количеству баллов. Мы все еще прорабатываем систему, размышляем над ее автоматизацией и подыскиваем баланс в стоимостях, но ты можешь быть уверена — твой счет уже очень высок.

— Вот как? И я даже могу вернуться на Текиру?

— Нет, госпожа Сиори. Не можешь, прости. Текира для нэмусинов закрыта. После смерти вернуться не может никто, и я уверена, ты понимаешь, почему. Таково, пожалуй, самое существенное ограничение.

— Тогда мне и счет не нужен, — вздохнула ректор. — Все, чего я хочу — вживую увидеть Тирасу и Мацуру. Видеозаписи — совсем не то. Хотя… госпожа Яна, я хочу потребовать одной вещи.

— Да?

— Позвольте мне участвовать в разработке программы обучения детей. После того, как я проснулась, я много думала над ней. Я все еще не до конца осознаю ограничения ко-нэмусинов, нопрограмму следует изменить, и изменить радикально.

— Тебе незачем требовать. Ты и так в деле. Программу обучения мы пересмотрим в ближайшее время. Знала бы ты, чего мне по ее поводу Лика наговорил! — Яна грустно улыбнулась. — И эклектична, и бессистемна, и целые важные разделы даже обзорно не включены… Мы подключаем к ее формированию новых людей, в том числе Вакая Каморасия. Ты его пока не знаешь, но он опытный преподаватель, педагог со стажем как школьным, так и университетским. Он очень заинтересовался экспериментом и появится здесь в постоянной роли, как только мы стабилизируем обстановку. Мы опубликовали результаты в сети Старших, и эксперимент признали успешным, а старые концепции — подлежащими пересмотру. Мы решили растянуть срок пребывания кадетов в Академии на несколько лет, а также создать несколько новых площадок, чтобы опробовать несколько разных программ обучения, и впереди у нас много работы по их созданию и корректировке. Боюсь, в ближайшее время с учетом твоего педагогического опыта мы загрузим тебя так, что ты еще и пощады запросишь.

— Не запрошу, — Сиори почувствовала облегчение. Значит, и для нее найдется дело. Трудно? Ха, не привыкать. — А что там снаружи так тихо?

Словно в ответ захлопали выстрелы — некоторые громкие и басовитые, другие — высокие и сухие. Они доносились с обеих сторон здания. Оконное стекло жалобно звякнуло, и в нем появилась дырка, обрамленная трещинами. Пуля врезалась в потолок и обдала Яну с Сиори белой пылью штукатурки.

— Начался штурм, — пояснила Яна. — Здание окружено солдатами Симы. Войска в оцеплении начали движение. Лика передает, что все закончится минут через десять. Мы продержимся.

— Я должна проверить детей! — твердо заявила ректор. — Я не могу их бросить одних.

Она выскочила в коридор. Вдоль выбитых и распахнутых окон на полу полулежали гвардейцы с ружьями — большинство с теми, которые Лика приволок в Академию перед рассветом. Среди них виднелось несколько кадетов: весь «огнестрельный клуб» несмотря на их протесты капитан Крейт загнал на второй этаж, оставив на первом только опытных солдат. Стрелки на мгновение привставали на колено, целились, стреляли и тут же ныряли обратно, перезаряжать оружие под защитой стены. Пригнувшись и не приближаясь к окнам коридора, Сиори побежала от двери к двери, заглядывая в комнаты. Кадеты по пять-шесть человек сидели на полу, опираясь спинами о кровати. В глазах тех, кто оглядывался на Сиори, страха не замечалось. Наоборот, их взгляды горели азартом. Кое-кто даже привставал, пытаясь хотя бы краем глаза уловить, что происходит снаружи, но соседи тут же одергивали их, заставляя опуститься обратно. Ректор мысленно порадовалась за свою предусмотрительность. Решение собрать кадетов в комнаты под присмотр королевских гвардейцев, изначально весьма сомнительное, себя оправдывало. Иначе они все уже давно прилипли бы к окнам — и наверняка попали бы под пули.

Ах, если бы успели доделать разнесенный Маем спортзал! Там и стены каменные, и окна только под потолком, и вход лишь один, и завесу Арены можно для обороны приспособить. Об него обломала бы зубы целая армия. Но целые участки стены до сих пор не завершены, затянутые лишь кусками плотной ткани…

Обменявшись короткими взглядами с Исукой и Клией, дежурившими у лестницы в конце коридора, Сиори пробежала по третьему этажу, за которым следили Канса и Айсока. Сюда гвардейцев не хватило, а потому сорок кадетов, весь первый курс, под присмотром десятка третьекурсников собрали в четырех комнатах, строго-настрого приказав командирам любой ценой удерживать их от приближения к опасным окнам. Канса и Айсока ходили от двери к двери, заглядывая в комнаты. Ректор махнула им и решила не перепроверять. Она спустилась на второй этаж и вновь принялась обходить комнаты, стараясь держать голову пониже. Она не питала иллюзий: сейчас она лишь балласт. Щепка в непрерывной тактико-стратегической игре, разворачивающейся вокруг нее в соответствии с законами виртуального мира. А она сама даже не игрок, а так, непонятно кто. Так что шальная пуля найдет ее с той же легкостью, что и любую из участвующих в потасовке кукол.

Уже потом, много позже, она сообразила, что весь бой не продолжался и десяти минут. Когда постепенно затихающая стрельба снаружи внезапно прорезалась несколькими слитными залпами, тут же сменившимися паническими криками, Сиори даже не поняла, что случилось. Она знала, что оцепление, выставленное вокруг Академии еще Ясасием, всю ночь планомерно ликвидировалось Маем и Крейтом с помощью королевских гвардейцев и городских стражников, собранных едва ли не поодиночке по всему городу. Однако сейчас ей показалось, что нападающие вот-вот ворвутся в здание. Она судорожно сжала рукоять кинжала и, глубоко вздохнув, сбежала по лестнице на первый этаж, готовая броситься в рукопашную схватку. Только бы не призвать Меч машинально, без необходимости! Коридор, однако, пустовал, и ни одного солдата в нем не наблюдалось. Солдаты, что топотали вслед за Сиори по лестнице, выпрыгивали прямо в выбитые окна и, пригнувшись, бежали к далеким сейчас кустам. Ректор в сомнении посмотрела на них и решила воспользоваться более привычным способом — дверью.

Пригибаясь, она прокралась по коридору. Его широкие светлые окна все подряд оказались выбитыми, оскалившиеся стеклянными клыками рамы — расщеплены пулями, стены зияли глубокими щербинами, а деревянные двери комнат светились сквозными отверстиями. Под ногами хрустело битое стекло. Похоже, ремонта здесь не на одну неделю — если он вообще состоится, этот ремонт.

У самого холла ее остановил Крейт. Капитан королевской стражи сидел в безоконной караулке, обеими руками крепко прижимая к полу Риту и Миру. Девушки лежали на животах, подложив под подбородки руки, и снизу вверх косили на Сиори глазами. На лицах обеих держалось настолько похожее горестно-обиженное выражение, что ректор едва не рассмеялась. Рядом хотя и на корточках, но весьма величественно сидела незнакомая Сиори женщина в платье королевской фрейлины — пожилая, седовласая и полная.

— Ты куда, дама Сиори? — неприветливо спросил Крейт. — Еще не все. Вернись наверх, к детям. Май сообщит, когда станет безопасно.

Похоже, капитан безоговорочно признал главенствующую роль Мая. Ну и ну. Ведь тот даже не признавался Крейту, кто он такой на самом деле.

— Что происходит? — осведомилась ректор, входя в караулку и на всякий случай тоже присаживаясь на корточки. — Дама Рита, вы в порядке?

— Как же, в порядке! — недовольно буркнула принцесса. — Меня столько раз швыряли по воздуху и роняли на пол, что я начала теннисные мячики жалеть. Все бока в синяках, и коленки, наверное, в кровь разбила!

— Вам не следовало самолично вступать в переговоры с Симой, — осуждающе заметил Крейт. — Если бы вы его не спровоцировали на преждевременную атаку, Май заговорил бы ему зубы до тех пор, пока войска графа не оказались бы в кольце вместе с ним самим. Тогда мы смогли бы решить дело бескровно, разве что граф окончательно сошел бы с ума.

— Вот, и поучают еще все, кому не лень! — огрызнулась Рита. — А что с Грейлой бы случилось?

— Ничего. Граф не идиот. Он прекрасно понимает, что одним заложником битву не выиграешь.

— В сложившейся ситуации, Ваше Высочество, — заметила фрейлина, вероятно, та самая Грейла, — о моей судьбе следовало беспокоиться в самую последнюю очередь.

Принцесса надулась и замолчала, уперев подбородок в лежащие на полу ладони. Сиори снова с трудом сдержала смешок. Ну чистый ребенок!

— Все, — сообщил вошедший в караулку Саомир. — Отмена чрезвычайного положения. Штурм отбит, войска графа частью рассеяны, частью взяты в плен. Граф тоже захвачен. Рыцарь Крейт, могу я попросить тебя оставить на время даму Риту и заняться наведением порядка? Там господин Май чем дальше, тем сильнее увеличивает хаос, пытаясь отдавать приказы солдатам. Я боюсь, его искренний энтузиазм является слишком скверной заменой для опыта и авторитета. За дамой Ритой мы присмотрим.

— Верно, — с неохотой согласился Крейт. — Стар я уже для фокусов с огнестрелом, но рявкнуть как следует еще могу. Дама Рита, я настоятельно прошу вас во всем подчиняться указаниям дамы Сиори и господина Саомира.

Он снял свои лапищи с загривков своих подопечных, не сдержавших облегченных вздохов, поднялся и, с сомнением взглянув на принцессу, вышел.

— Позвольте, — Саомир склонился над лежащими девицами, протянул руки и помог им подняться. — Дама Рита, настоятельно прошу вас подняться в отведенную вам комнату на третьем этаже. Кадет Мира, напоминаю, что речь идет о комнате господина Мая. Дама Грейла, если ты не слишком устала, вероятно, тебе следует приглядеть за дамой Ритой. Сиори, проследи, пожалуйста. Я пройду по дормиторию и проверю остальных.

Он помог распрямиться охнувшей и схватившейся за поясницу фрейлине, коротко поклонился и тоже ушел. Проверит он… артист! Признавался ведь сам, что все без исключения ко-нэмусины у него на таком же постоянном контроле, что и у Айсоки. Кстати, а где она?

— Дама Рита, — мягким, но не допускающим возражения тоном сказала ректор, — прошу, пройдемте наверх.

— Там окон нет! — обиженно ответила Рита. — Дама Сиори, должна же я знать, что происходит! Ну ладно, когда перестрелка, мне действительно нужно прятаться, согласна. Но ведь все уже закончилось!

— Ничего не закончилось. Мы не знаем, где в кустах может укрыться стрелок Симы.

Рита набрала в грудь воздуха — и резко выдохнула.

— Дама Сиори, — помолчав, сказала она уже совершенно иным тоном: спокойным и размеренным, — я все прекрасно понимаю. Вся история крутится вокруг меня, и вы многим ради меня пожертвовали. У меня нет морального права капризничать и вести себя как избалованной девчонке. Однако прошу понять, что я — королева Сайлавата. И я не могу показывать подданным пример трусости, прячась под кроватью, когда многие из-за меня уже умерли. Граф Сима взят в плен, и нужно срочно убедить его отдать приказ о капитуляции его войск. Иначе драка может развернуться с новой силой. Я не могу и не хочу допускать бессмысленные смерти — даже если ради того придется рискнуть своей собственной шкурой. Мы приказываем сопровождать нас и не препятствовать нашим передвижениям.

От внезапного королевского «мы» и жестких ноток в тоне Риты Сиори невольно вздрогнула. За последние дни она привыкла относиться к молодой женщине как к одному из ко-нэмусинов, которых надлежит оберегать и защищать. Как к ребенку, которого следует грудью прикрывать от опасностей окружающего мира, пусть и во многом игрушечного. А ведь девочка стремительно взрослеет, машинально подумала она. И она верит, что действительно является королевой, которой все обязаны подчиняться. М-да. Если кому-то и придется избавить Риту от иллюзий, то уж точно не бывшей школьной учительнице из беспардонно-демократической страны. Пусть Май с Яной с ней разбираются.

— Да, Ваше Величество, — Сиори склонилась в низком придворном поклоне. — Ваше повеление — закон.

— Не надо так, дама Сиори, — попросила Рита. — Я все-таки не дурочка. Я понимаю, что королева из меня пока что, как из лома веник. Когда-нибудь потом, когда мы устроим пышную коронацию, таких формальностей избежать не удастся, но сейчас все остается по-прежнему. Просто не нужно связывать мне руки сильнее, чем необходимо. Обещаю, я не доставлю больших неприятностей. И… — добавила она, немного поколебавшись, — дама Сиори, я не забуду твоей помощи. Я постараюсь определить тебе достойную награду.

— Да, дама Рита, — кивнула Сиори, с трудом подавив очередной нервный смешок. Положительно, сегодня День Больших Обещаний. Все подряд извиняются, сулят несметные бонусы и светлое будущее. Ох, не к добру! — Идемте. Мира, — она взглянула на девочку, затаившую дыхание. Кажется, та всерьез боится, что ее сейчас отправят наверх, к остальным. А ведь и стоило бы… — Не забывай о своих обязанностях телохранителя.

— Так точно, госпожа полковник! — отрапортовала та, вытянувшись во фрунт и восторженно засияв глазами. — Я помню.

— Грейла, — принцесса посмотрела на свою фрейлину, — тебе сегодня досталось. У меня к тебе просьба — помоги воспитателям присмотреть за детьми. Здесь их сто человек, и все еще более непоседливы, чем я. А за мной есть кому присмотреть.

— Да, Ваше Высочество, — фрейлина поклонилась. — Разумеется. Прошу, не рискуйте собой понапрасну.

На крыльце Сиори, Риту и Миру перехватил Май. Его волосы казались еще более всклокоченными, чем обычно, физиономию, голые плечи и остатки рубашки покрывала грязь, но озорная белозубая улыбка светилась еще ярче, чем раньше.

— Куда ты запропастилась, подруга? — нетерпеливо осведомился он у Риты, не обращая внимания на недоуменно-неприязненные взгляды стоявших у входа гвардейцев с магазинными карабинами (видимо, трофейными). — То сама в лапы Симе лезешь, то пропадаешь невесть куда. Идем, пора вершить суд, скорый и справедливый.

— Если еще раз меня на пол уронить попробуешь, по башке дам! — пригрозила принцесса, показав ему кулак. — Больно же!

— Не скачи горной козой куда не просят, слушай мудрых старших товарищей, и шишек заработаешь куда меньше, — наставительно сказал Май. — На крыльцо вылезла без спросу — вот и получила по заслугам.

— Кто тут мудрый старший товарищ? — удивилась Рита. — Ты, что ли? Ты в зеркало давно… ай! Пусти, дурень, больно!

— Нет времени, — дернул плечом несносный мальчишка, почти силой таща ее за собой за руку. — Вперед, тебя ждут великие дела!

Сиори глянула на ошалевших от такой наглости гвардейцев, виновато развела руками и вслед за Мирой поспешила за шустрой парочкой по бывшей аллее, столь беспощадно изуродованной сегодня утром. На плацу перед воротами, окруженном гвардейцами с зелеными наплечными повязками роялистов, рядами понуро сидели обезоруженные и бездоспешные пленные — по беглой прикидке, человек сто с небольшим. Еще десятка три лежали на окружающем плац газоне, и над ними хлопотали люди — перевязывали. Граф Сима и несколько офицеров в изорванных подкольчужных полотняных рубахах тесной кучкой стояли чуть поодаль, окруженные двойным рядом солдат с копьями и карабинами. Граф отсутствующе смотрел прямо перед собой, офицеры затравленно озирались. При виде Риты они вздрогнули и постарались встать навытяжку, но Сима даже не сменил позы. Он лишь бросил на нее безразличный взгляд.

— Все, подруга, он твой, — сказал Май, выпуская Риту. В его голосе прозвучали странные нотки. — Можешь начинать его судить.

— Судить? — во взгляде Риты, брошенной на Мая, мелькнул испуг. — Я?

— А кто же? — удивился тот. — Я, что ли? Или Крейт? Даоран изведен под корень, а ты королева. Ты единственная, равная ему по положению. Список преступлений известен — государственная измена, силой принуждение тебя к браку, уничтожение Даорана, злонамеренное использование порталов, вторжение на территорию Академии Высокого Стиля, вторжение на территорию Мировой Сферы, захват Глаза Бога и его фиг знает какое использование, ну, и еще по мелочам наберется. Башку рубить — кровищи слишком много. Повесить прикажешь? Или просто расстрелять? Патроны вроде еще оставались.

— Повесить? — голос Риты дрогнул и сорвался. Она судорожно сглотнула. — Май, ты хочешь сказать, что его нужно… казнить? До смерти?

— Ну не орденом же наградить! — мальчишка пожал плечами. — Кстати, вон того жирного генерала следует пристрелить с ним за компанию. Да и вообще всех офицеров, задействованных в операции. Из солдат рекомендую перебить только четверть. Ну половину, не больше. Они все-таки люди служивые, что приказали, то и делают. Только пусть их куда-нибудь за территорию отведут, чтобы там же и прикопать. А то знаешь, как трупы воняют после дня-другого на солнцепеке?

Сиори недоуменно смотрела на Демиурга. Нет, конечно, речь идет о тупых куклах, как максимум об искинах поддержки, но ведь Рита о том не знает! При упоминании о трупах на солнцепеке принцесса дернулась и зажала рот руками, видимо, с трудом подавив рвотный позыв.

— Да что ты такое говоришь? — слабым голосом спросила она. — Зачем расстреливать?

— А что еще можно сделать с мятежниками? — поинтересовался Май. Только сейчас Сиори сообразила, что все это время он не сводил с Риты пристального прищуренного взгляда. — Казнить или на каторгу. Да ты что, подруга, забыла, как пару дней назад сама мне приказывала графов на Даоране покрошить? Давай, решай, скольких под нож пустить намерена, а я пока расстрельную команду подберу.

Рита глубоко вздохнула.

— Шуточки у тебя! — зло сказала она. — Я чуть было не поверила, что ты всерьез.

— А я…

— Хватит! — оборвала его Рита вполне королевским тоном — жестким и высокомерным. — Я оценила твои деликатные намеки. Раз уж притащил меня сюда, заткнись и слушай, пока я не вспомнила о дворцовом этикете.

Она зажмурилась и потерла глаза ладонями. Когда она убрала руки, ее взгляд стал твердым.

— Я не намерена устраивать суд сейчас. Не место и не время. Более того, я не намерена карать простых солдат. Крейт!

— Да, Ваше Высочество? — склонился в поклоне подошедший капитан.

— Распорядись, чтобы нашли врачей. Тех солдат, кто не ранен серьезно, отправить в Мейсару или Титаман ближайшим поездом, когда они снова начнут ходить. Тяжелых… — она пощелкала пальцами в воздухе. — Тяжелых разместить пока в казармах городской стражи. Офицеров арестовать, но вреда не причинять. Вину каждого установим в отдельности. Объявляю публично, что господин Сима Ёко лишен титула графа Мейсары и заключается под арест до определения ему наказания.

— Я не позволю, чтобы меня судила какая-то испорченная девчонка! — высоким голосом проскрежетал Сима. — Мои предки правили Мейсарой много поколений, и я не стану игрушкой в твоих развлечениях! Ты победила, принцесса, но ты еще хлебнешь горя полной чашей!

С неожиданной резвостью он наклонился и выхватил из-за голенища высокого начищенного сапога небольшой пистолет. Крейт рванулся вперед, закрывая собой Риту и пытаясь дотянуться до графа, но тот уже упер дуло себе в подбородок и нажал на спуск. Грохнул выстрел. Тело Симы выгнуло дугой, и он рухнул на булыжники плаца. Несколько раз дернувшись, граф замер неподвижно, и его глаза остекленело уставились в небо.

Значит, вот как выглядит принудительное отключение от местной виртуальности?

Рита вскрикнула, вскинув перед собой руки, словно пытаясь защититься от чужой смерти. Наступила гробовая тишина. Все взгляды устремились на труп.

— Проблема разрешилась сама собой, — хладнокровно заметил Май. — Главный злодей мертв, его подручные все свалят на него, а сами останутся чистенькими. Паре стрелочников дадут по ушам, и снова наступят тишь да благодать. О! У нас новости. Внимание! — громко крикнул он. — Все, кто в ошейниках — приготовьтесь! Сейчас долбанет!

Приготовиться к чему? Сиори машинально напряглась — и тут же по ее телу прокатилась волна пронзительной свежести и ясности. Ее кубирин завибрировал, и перед глазами вспыхнуло синее пламя, слепящее глаза даже в ярком солнечном свете. Ее Атрибут, ее палаш засиял перед ней с такой силой, словно радовался освобождению из долгого плена. Крейта окутала серая пелена его Щита, а перед Мирой загорелась оранжевым ее глефа.

— Каюк мушкетерам. Папаша Фасар и кодла гвардейцев кардинала отбили Глаз, — вслух пояснил Май. — И сходу сумели вернуть магию. Молодцы, одаренные ребята. Хозяюшка, радуйся — теплые сортиры снова в строю, выгребные ямы не у дел. Крейт, займись-ка разгоном местного бардака, а то я лично жрать хочу. Рита, как думаешь, у тебя во дворце еще парочка деликатесов сохранилась для усталых защитников короны? Или злобные северные заговорщики все сожрали?

— Я не знаю… — Рита все еще смотрела на мертвого Симу. Похоже, ей было не до шуток. А ведь и верно, сообразила Сиори, ведь она никогда раньше не видела смерть со стороны. Май, что ты наделал? Или… или ты намеренно подверг ее такому шоку, чтобы преподать тяжелый, но необходимый урок?

— Постойте! — дрожащим голосом воскликнул грузный офицер. — Постойте! Нельзя магию! Нельзя включать! Нужно отключить, срочно!

— Ты что, дядя, совсем от переживаний трёхнулся? — сочувственно поинтересовался Май. — Что тебе не нравится?

— Я генерал Инаго! Я… я доверенное лицо графа Симы… был… Нужно отключить Глаз, пока не сработали кристаллы!

— Какие кристаллы? — резко спросил Май, подбираясь, словно гуар перед прыжком.

— Граф оставил в разных местах города ловушки! Кристаллы открытия порталов, три штуки! На случай, если Церковь все-таки вернет себе контроль за Глазом! Они сработают со случайной задержкой, от пяти минут до двух часов, чтобы создать хаос и дать ему возможность бежать из города! Отключите магию, или нас всех сожрут чудища! — голос генерала сорвался в визгливый фальцет.

— Где? — рявкнул Крейт, подскакивая к генералу и хватая его за горло. — Места — где?

— Площадь Цветов, в чаше фонтана. Аллея Северных ветров, у постамента крылатой девушки. Сламы, таверна «Золотая кружка», под крыльцом. Нужно разбить кристалл в крошку, чтобы не допустить активации!

— Крейт, знаешь эти места? — быстро переспросил Май.

— Да! — прорычал Крейт. — Площадь Цветов — две версты отсюда. «Золотая кружка» — верста с небольшим. Аллея — противоположный конец города, верст шесть или семь.

— Сиори, быстро зови через кубирин всех воспитателей, — распорядился Май. — Саомира и Бок… Айсоку в первую очередь, и спроси у них, могут ли они быстро вычислить и стереть соответствующие объекты. Если нет, пусть живо сюда бегут. Крейт! Сима со свитой сюда на лошадях явились, они все еще вон в той рощице за поворотом. Используем их для скорости. Ты идешь с нами, пока что оставь кого-то распоряжаться вместо себя на случай, если наш любезный генерал соврал, чтобы выманить нас отсюда. Я беру дальний портал, ты с Грампой и Клией — таверну, Сиори, Исука и Саомир — площадь.

«Здесь Саомир, я слушаю плац», — отозвался в это время кубирин Сиори. — «Остальные уже оповещены, мы движемся к вам. Прибудем через минуту. Нужно успеть».

— Они сейчас придут, — вслух сказала ректор, старательно изгоняя холодок в животе. Не приведи Всевышний порталы успеют сработать! Одного хватило, чтобы нанести чудовищные повреждения городу, а что натворят сразу три, и подумать страшно. — Май, не забывай про Риту и Академию.

— Айсока, Каси и Яни за ними присмотрят, — отмахнулся Демиург. — Айя все равно не боец, а у Каси и Яни даже способностей официально нет. Мира!

— Да? — пискнула всеми забытая девочка, прячущаяся за Сиори.

— Берешь Риту под мышку, засовываешь ее в мою комнату, после чего запираешься там вместе с ней на засов и не вылезаешь до нашего возвращения. Рита, еще раз попробуешь геройствовать — честное слово, выпорю в воспитательных целях. Эй, вы трое! — Он бесцеремонно ткнул пальцем в ближайших солдат-роялистов. — За мной, живо.

И он бросился к воротам Академии, лавируя между сидящими на земле пленными.

— Что встали? — рявкнул Крейт на солдат. — Дополнительное приглашение нужно? Вперед!

Солдаты сорвались с места и побежали за Маем.

— Морина! Ко мне! — крикнул Крейт. Из-за группы солдат быстрым шагом подошел лейтенант дворцовой гвардии, позавчера (всего лишь позавчера!) приведший своих людей в Академию.

— Докладывает лейтенант Морина…

— Лейтенант, остаешься за главного, — оборвал его капитан. — Оставляю Академию на тебя. Пленных отконвоировать в казармы городской стражи, лежачих раненых — на носилках, командира подберешь сам из наших. Труп, — он кивнул на тело графа Симы, — положить с остальными телами. Оставить в Академии пятьдесят человек для охраны. За Ее Высочество головой отвечаешь! В драки без нужды не ввязываться.

Раздался топот каблуков, и к Сиори с Крейтом подбежали запыхавшиеся воспитатели.

— Поиск объектов запущен, но у нас нет специфичных сигнатур для ускорения поиска, — негромко сказал Сиори Саомир, за плечами которого струился плащ-Атрибут. — Придется анализировать все подряд. А объектов с подходящими параметрами — более восьмидесяти миллиардов. Ориентировочное время завершения полного сканирования — полчаса, но нужно попытаться найти кристаллы до того.

— Что такое «полное сканирование»? — недоуменно переспросила Грампа.

— Потом, потом, — Исука ухватила ее за локоть и потащила к воротам. — Побежали, девочки, развлечемся немного. Сира! Не стой столбом!

Из-за створок ворот Академии уже нетерпеливо махал Май, держащий под уздцы двух лошадей. Еще пятерых животных удерживали стоящие позади него солдаты. Крейт уже размашисто шагал в ту сторону, и Клия с Саомиром с трудом держались рядом. Сиори глянула на Риту. Принцесса стояла, безвольно опустив руки, и неотрывно смотрела на мертвого графа Симу. Сейчас она казалась совсем юной девушкой, едва ли старше стоящей рядом Миры.

— Дама Рита… — Сиори с трудом подавила желание успокаивающе погладить молодую женщину по волосам.

— Я в порядке, дама Сиори, — качнула та головой. — Просто… просто я еще ни разу не видела, как умирают люди. Прошу, сделай все возможное для защиты города. Не беспокойся за меня.

— Разумеется, дама Рита, — кивнула ректор. — Мира, не забывай про свои обязанности.

— Так точно! — отозвалась девочка тоном, в котором мешались страх и возбуждение. Сиори ободряюще улыбнулась ей и, забыв про степенность и громко цокая каблуками туфель по камням, побежала к воротам вслед за остальными.

Уже у караульной будки она оглянулась. На плацу возобновилось деловое брожение. Лейтенант Морина отдавал приказы, роялисты ходили между рядами пленных и пинками поднимали их на ноги. Рита и Мира, окруженные десятком солдат, стояли возле изуродованной аллеи к дормиторию и смотрели вслед воспитателям. Сердце Сиори дрогнуло — ей вдруг показалось, что она упустила из виду что-то очень-очень важное. Что-то, лежащее на поверхности, мелкое, почти незаметное, но смертельно опасное. Она отогнала от себя глупую мысль. В конце концов, что с ними может случиться под усиленной охраной и при полном отсутствии врагов?

— Сира! — крикнула Грампа с нетерпеливо гарцующего коня. — Тебя ждать?

— Иду! — откликнулась Сиори. Она пробежала через караулку и взлетела в седло, дав лошади шенкеля. Дождитесь меня, девочки, мысленно попросила она. Просто дождитесь. Я не позволю вам пропасть. Скоро все станет совсем иначе.

Просто дождитесь нас.

* * *

Мире хотелось уткнуться носом в коленки и позорно разреветься.

Утреннее возбуждение уже прошло. Окружающий мир, еще недавно казавшийся вполне понятным и пригодным для обитания, стал каким-то холодным и неуютным. Период назад ее дальнейшая жизнь казалась понятной и распланированной далеко вперед: через полтора года закончить Академию, получить лейтенантское звание и, возможно, дворянство и вернуться в родную Феерию, чтобы стать новой Защитницей и сражаться на границе с чудовищами. Она бы совершала там подвиги, защищала людей от вторжений, а в глубокой старости, лет в тридцать или тридцать пять, вышла бы в отставку, нашла бы себе мужа из мещан, еще согласного на такую старушку хотя бы ради титула, и спокойно бы умерла в кругу семьи. Или, возможно, геройски бы погибла в бою с ужасным демоном, после чего табличку с ее именем повесили бы в Зале Славы и написали о ней в учебнике для новых кадетов как о примере для подражания.

А сейчас?

В последние несколько дней Миру мучал один и тот же вопрос: неужели в случившемся виновата она одна? Ее глупое желание раньше времени заполучить ручного зверька толкнуло ее к минипорталу — и оттуда появился Май. А потом — сбор Даорана, а потом — гибель Даорана почти в полном составе, осада Академии и ее сегодняшний штурм…

Неужели она одна виновата в том, что сегодня во время боя погибли люди? И как ей жить дальше с такой виной? Пусть даже никто не говорит ей плохого слова, но она чувствует спиной неодобрительные взгляды и почти слышит осуждающие слова. И потом, Даоран постановил заточить ее в дальний монастырь. Пусть те графы уже мертвы, но их решение никто не отменял. И граф Тверий объявил ее предательницей, так что сейчас она даже не сможет вернуться домой простой мещанкой…

Да, она виновата. Она старательно исполнит свои обязанности телохранителя Ее Высочества, пока в ней есть нужда. А потом… В Академии ей оставаться нельзя. Наверняка кто-нибудь потребует ее выдачи и ареста. А госпожа Сиори и так в тяжелом положении, чтобы нагружать ее еще и этой заботой. И за спину Мая всю жизнь прятаться нельзя.

Вот только куда деваться беглянке? Скрыться с кубирином невозможно, все Защитники в Сайлавате на счету. Избавиться от него самостоятельно тоже нельзя, а ритуал дисквалификации могут провести только клирики Церкви, которые тут же и исполнят приказ Даорана об ее аресте. Неужели придется прятаться по лесам? Говорят, в Приграничье еще можно найти заброшенные, но вполне сохранившиеся хутора…

Она тяжело вздохнула и завозилась на стуле. В комнате Мая, куда их с принцессой вежливо, но твердо препроводил лейтенант Морина, стояла тяжелая духота. Кресло, затащенное сюда солдатами, вместе с второй кроватью, парой стульев и сундуком для вещей заняло почти весь объем бывшей кладовки, и воздуха ощутимо не хватало. Ужас. Как Май умудрялся спать здесь целую ночь? Мира отложила учебник по истории, захваченный из своей комнаты, и попыталась изменить позу, одновременно подергивая блузку на вспотевшей груди, чтобы хоть как-то остудить ее. Только тут она заметила, что Рита из кресла пристально наблюдает за ней поверх страниц толстого приключенческого романа.

— Жарко? — спросила принцесса.

— Жарко… — согласилась Мира. — Ой… то есть, все нормально, Ваше Высоч… дама Рита!

— Да не шугайся ты так! — с досадой сказала Рита, откладывая роман на кровать. — Я не кусаюсь. А ты, в конце концов, сейчас моя Защитница. И баронесса — не забыла, что я тебя титулом пожаловала?

— Д-да… То есть нет, не забыла! Я благодарна…

— Ты ведь наверняка мечтала о дворянстве, когда в Академию поступала? Мечтала, не отрицай. Скажи, а зачем тебе титул? Ну, стала ты баронессой. И что? Ты ведь не собираешься в свите какого-нибудь графа или вайс-графа всю жизнь ошиваться? Или собираешься?

— Я хочу сражаться с чудовищами, дама Рита, и защищать от них людей! — почему-то заученные слова вдруг и самой Мире показались крайне неубедительными. — Но дворянство… оно ведь… оно…

— С дворянством можно ходить и на окружающих поплевывать? Не на всех, конечно, но на большинство, ага?

— Я… я не хочу поплевывать… — растерялась Мира. — Я просто… ну, все хотят стать дворянами, разве не так?

— Не знаю, — Рита подтянула в кресло ноги, обхватила их руками и уставилась в пол. — Я ведь всю жизнь принцесса, из дворца почти и не выходила. Ха, за последние два дня я, наверное, за его пределами провела больше, чем за предыдущие полгода! Дворец да дворцовый парк, да еще иногда конные прогулки по городу. И еще иногда сюда сбегала ненадолго. Я не знаю, чего все хотят. Знаешь…

Она вскинула взгляд.

— Скажи, Мира, а как вообще люди ко мне относятся? Не ты лично, и не в Академии, а вообще? Простые люди? Мещане? Ремесленники, торговцы, конюхи? Они, наверное, меня презирают?

— Нет-нет, что вы! — Мира испуганно замахала руками. — Вас все очень любят. И очень жалеют!

— Жалеют? К-ссо! Вот уж не знаю, что хуже — презрение или жалость. А я не хочу, чтоб меня жалели! — почти выкрикнула Рита. — Я хочу, чтобы меня уважали! И за дело, а не за то, что я во дворце живу! Я хочу стать королевой, настоящей королевой, чтобы делать что-то настоящее! Чтобы людям лучше жилось! Почему мне не позволяют? Если я чего-то не знаю, я научусь! Научусь, понимаешь? Я же не дура, в конце концов!

Мира растерянно молчала. Она не понимала, что отвечать. Разве может принцесса чувствовать себя… так? Ведь она живет во дворце, о котором все остальные могут только мечтать!

— Один только Май ко мне нормально относится, — Рита подозрительно швыркнула носом и опять уставилась в пол. — Как к человеку, а не как к кукле раскрашенной! Только и он все время как с ребенком несмышленым себя ведет. И со мной, и с тобой, между прочим, и даже с Сиори, вообще со всеми. Нахал! Засадить бы его в тюрьму, чтобы знал! — не вполне логично закончила она.

В комнате установилась напряженная тишина. Мира чувствовала, что по спине ползет тонкая струйка пота. Снять бы китель, но ведь не перед принцессой же!

— Что такое «нэмусин»? — внезапно спросила Рита.

— А?

— Нэмусин. Слово такое.

— Не знаю, дама Рита.

— Май говорил с Саомиром и Сиори, когда думал, что я не слышу. Про Симу. «Не забывай, он проснувшийся нэмусин», как-то так. Значит, не знаешь?

— Нет, дама Рита.

— Хм… ну-ка, встань.

— Так точно, дама Рита! — Мира с готовностью вскочила.

Принцесса выбралась из кресла и подошла к ней вплотную. Она ткнула Миру пальцем в грудь, в живот, в бедро, ущипнула за щеку и, наконец, провела рукой по темени. Мира замерла, боясь пошевелиться. Что она делает?!

— Садись, — наконец заметно разочарованно разрешила Рита, возвращаясь на место. — Девчонка как девчонка. Даже рожек в волосах нет. Скажи, вот чем ты отличаешься от остальных, а? От людей за пределами Академии?

— Ничем, дама Рита! — быстро ответила Мира. — Я самая обычная…

— Вот и я так же думаю, — кивнула принцесса. — И я самая обычная. Я на улицах даже булочниц пофигуристее и повальяжнее себя видела. Переодень в платье побогаче, на башку корону нацепи — вот тебе и королева. Но почему же он сказал, что мы с тобой важны, а Сима — нет?

— Кто сказал, дама Рита?

— Май, конечно, вот дурочка! — рассердилась Рита. — Когда мы с Симой в первый раз говорили. Он нас обеих за плечи обнял и заявил — мы, типа, важны, и прочие кадеты в Академии тоже важны, а Сима — пустое место. И сам Май — тоже. Почему, не в курсе? Ты ведь с ним столько времени провела!

Мира покачала головой. Действительно, если припомнить, именно так Май и сказал. Интересно, и почему же она, простой кадет в Академии, важнее настоящего графа?

— Да ну тебя! — с досадой буркнула Рита. — Ничего-то ты не знаешь. Нет, все, хватит с меня. Не могу я больше в этой печке сидеть. Пойдем на улицу, воздухом подышим.

— Дама Рита, нам нельзя… — робко попыталась возразить Мира, но Рита решительно выбралась из кресла, протиснулась мимо нее и распахнула дверь.

После духоты комнаты воздух в коридоре показался почти что ледяным. Не обратив никакого внимания на часовых возле дверей, а также на замерших по всему коридору кадетов, убирающих осколки разбитых стекол, принцесса свернула на лестницу и дробно застучала каблучками по ступенькам. Растерянно глянув на солдат, Мира бросилась за ней. Гвардейцы гулко затопали сапогами вслед.

На первом этаже они сразу же напоролись на госпожу Кансу. Мира до сих пор не понимала, кем на самом деле является странная горничная, но заметила, что ее беспрекословно слушается даже Май.

— Ваше Высочество, — горничная, сложив руки перед собой по всем правилам женской вежливости, склонилась в поклоне, — вы решили прогуляться?

— Решила, и что? У меня права нет? Королева я, в конце концов, или кто? — Рита решительно выпятила нижнюю челюсть. Мира внутренне сжалась. Вот сейчас госпожа Канса скажет, что они должны вернуться обратно, и… ой, что будет!

— Разумеется, вы королева, Ваше Высочество, нет никаких сомнений, — похоже, госпожа Канса либо не заметила получившийся оксюморон, либо намеренно проигнорировала его. — Но у меня к вам нижайшая просьба — не удаляться от здания дормитория. В любой момент может возникнуть срочная проблема, требующая вашего личного решения.

— А… — Рита заморгала. Очевидно, она приготовилась к решительной схватке за свободу и растерялась, когда ее удар попал в пустоту. — Д-да… да, конечно. Ты… госпожа Канса, верно?

— Да, Ваше Высочество. У вас прекрасная память, — снова поклонилась горничная. — Госпожа Айсока сейчас очень занята, она координирует действия по восстановлению здания. Ваша спутница дама Грейла ей помогает. Если вам угодно чего-нибудь от нее потребовать, я с великой радостью передам.

— Нет, ничего не надо, — все так же растерянно ответила Рита. — Я…

Она кашлянула.

— Спасибо, госпожа Канса, — сказала она уже нормально. — Прошу прощения, что сорвалась. Я хотела бы чем-нибудь помочь.

— Очень тяжело терзаться неопределенностью, оставшись в одиночестве, Ваше Высочество, — тон Кансы оставался все таким же формально-вежливым, но в глазах мелькнуло сочувствие. — Разумеется, вы раздражены. У Мая доброе сердце, но он частенько забывает про чувства окружающих. Не нужно держать на него зла. Следует просто привыкнуть к его манерам. — Горничная снова поклонилась. — Я благодарна за предложение помощи, но пока что она не требуется. Уборка почти закончилась. Еще немного, и нам придется ломать голову, чем же занять кадетов до возвращения дамы Сиори и остальных.

Канса повела рукой вдоль коридора, где на принцессу восторженно пялились перво- и второкурсники, осторожно извлекавшие из расщепленных пулями рам осколки стекла.

— Мы вряд ли сможем сделать что-то еще в ближайшее время. Нужны стекольщики, плотники и штукатуры, чтобы исправить повреждения, а их, боюсь, в городе сейчас не найти. Академия возвращается в нормальный ритм жизни, и кадеты-дневальные уже отправлены на кухню. Обед получится однообразным, но сытным, а когда воспитатели сообщат, что кристаллы обезврежены, вы сможете вернуться во дворец.

— Не хочу возвращаться… — пробормотала Рита. — Видеть его не могу, этот дворец! Госпожа Канса, я не намерена далеко отходить. Посижу на скамейке у входа.

— Разумеется, Ваше Высочество.

До скамейки, впрочем, добраться они не успели. Когда они появились на крыльце, им в глаза сразу же бросилась в глаза небольшая, человек в пять-шесть, группа мужчин — голых по пояс, босых, в одних форменных солдатских штанах и сильно избитых. У всех, кроме одного, самого старшего, с наполовину седой бородой, виднелись неряшливые, пропитанные кровью повязки на торсах, руках, головах. Группу окружало в два раза больше солдат в кольчугах с эмблемой Святой Церкви и с палашами наголо, еще человек двадцать королевских гвардейцев с копьями топтались неподалеку, а рядом стоял лейтенант Морина, разговаривающий с двумя паладинами.

— …все, кого удалось взять живым, — донесся до Миры голос одного из паладинов. — Сопротивлялись отчаянно, но о потайных ходах и амбразурах никакого понятия не имели, так что разобрались быстро. Что с ними делать? И их богомерзкое оружие… — он ткнул пальцем в неопрятную груду железа, которую стерегли еще пятеро солдат.

— Что с приором? — осведомился Морина.

— Бишоп Гнесий в порядке. Он почти не пострадал. И остальных наших пленных удалось освободить невредимыми… кто выжил, разумеется. О, Ваше Высочество!

Оба паладина, заметив Риту, поспешно склонились в глубоком поклоне. Солдаты Церкви тоже поспешно поклонились и тычками бросили на колени и пленных.

— Что здесь происходит, рыцарь Морина? — осведомилась Рита.

— Доставили пленных, захваченных, когда отбивали Мировую Сферу, — пояснил лейтенант. — И их пулеметы. Отец Фасар и отец Гнесий полагают, что господин Май сумеет в них разобраться и использовать.

Седобородый пленный поднял сумрачный взгляд и сплюнул на камни.

— Радуйтесь! — горько сказал он. — Теперь у вас новый повелитель — демон из другого мира. То-то повеселитесь…

— Заткнись! — один из солдат отвесил ему тычок в шею. — Тебя не спросили, святотатец!

— Кто вы такие? — Рита шагнула к пленным.

— Оой-капитан Хабадзин Катакуна, Ваше Высочество, — мужчина снова опустил голову. — Бывший, вероятно. И все, кто остался от моего отряда.

— Пусть они встанут! — приказала Рита. — Рыцарь Морина, что ты намерен с ними делать?

— У меня нет инструкций на их счет. Я предполагал отправить их под конвоем в казармы, к остальным пленным. Вы хотите распорядиться ими иначе, Ваше Высочество?

— Нет, рыцарь. Отправляй их. Пусть твои медики осмотрят их, чтобы они не слишком страдали от ран. Мы должны проявить великодушие к побежденным.

— Разумеется, Ваше Высочество, — лейтенант поклонился. — Рыцарь Котта, — обратился он к паладину, — ты со своими людьми можете вернуться в Мировую Сферу. Мы позаботимся о пленных.

— Помощь в охране Академии требуется? — осведомился церковник.

— Нет, спасибо. У меня достаточно людей. За ночь мы собрали почти всех королевских гвардейцев и городских стражников, так что передай отцу Гнесию, что и Ее Высочество, и Академия под надежной защитой.

— Отрадно слышать, — паладин снял шлем и ладонью обтер потный лоб. — Тогда мы…

— Смотрите! — прервал его один из церковников. — Что там такое?

Мира повернула голову в ту сторону, куда он показывал пальцем — и обмерла.

Голубой смерч псевдопортала колебался от них в каких-то полусотне шагов. Он стремительно рос, стремясь макушкой к небу, и наливался изнутри угрожающим багровым свечением. Громко щелкнуло и зашелестело, словно отдаленный гром в летнюю грозу, и с его вершины сорвалась и вонзилась в верхушку дерева неяркая молния.

— Прорыв… — пробормотал стремительно побелевший Морина. — Прорыв — здесь?

Он сорвал с пояса небольшой рог и звонко затрубил в него незнакомый Мире сигнал.

— Нам нужны Защитники! — крикнул один из королевских гвардейцев. — Срочно! Эй, в Мировой Сфере есть Защитники?

— Нет, ни одного, — ответил младший паладин. Обнаженный святой клинок в его руке полыхал белым пламенем, но на лице виднелся ужас. — Мы штурмовали ее, когда не было магии, их приказали не брать с собой…

— Рыцарь Морина! — резко приказала госпожа Айсока, словно из воздуха сконденсировавшаяся на крыльце дормитория. — В отсутствие Защитников нам не удержать Прорыв! Приготовиться к срочной эвакуации с территории, ты должен обеспечить безопасность кадетов. Мира Аттэй! Ты можешь закрыть портал до того, как он заработает, помнишь? До его полного пробуждения еще есть несколько минут…

Долгий тоскливый вой обрушился на Миру, кажется, со всех сторон. Смерч портала снизу доверху вспыхнул ярким багровым светом. Два уродливых нарыва вспухли на его боках, и две стаи огненных шершней вырвались на свободу, обвив колонну портала длинными дымчатыми спиралями. Даже отсюда различалось, что странные насекомые с искрящимися пламенем жалами на концах брюшек достигают размера вдва кулака. Снова завыло, и из еще одного нарыва над самой землей высунулась сначала тупая черная морда, а затем и передняя половина тела гигантского, размером с лошадь, жука.

— Поздно! — сквозь стиснутые зубы процедил лейтенант Морина. — Кто бы ни управлял порталами, он сделал выводы. Рыцарь Котта, мне потребуется помощь твоих людей для обеспечения эвакуации! Святая дыра, и у меня осталось всего двадцать карабинов!

— Пулемет!

— Что? — Морина и Айсока одновременно повернулись к пленным.

— Пулемет! — повторил седобородый пленник. Оскалившись, он всматривался в жука, уже почти полностью выбравшегося из портала. — В ящике три сотни кристальных патронов, они специально предназначены для бронированных целей. Я сам испытывал их на демонах, они работают. Пустите меня к пулемету!

— Нет! — резко ответил Котта. — Я не позволю предателям…

— Рыцарь Морина! — принцесса Рита шагнула вперед. Ее лице казалось совершенно спокойным. — Я разрешаю. Господин Хабадзин, если хочешь хоть как-то искупить свою вину, сделай все, что в твоих силах.

— Но…

— Рыцарь Морина! — рявкнула Рита тоном отрядного сержанта, отчитывающего новобранца. — У нас нет времени на споры! Выполнять!

— Да, Ваше Высочество… — с тяжелым вздохом согласился лейтенант. — Господин Хабадзин, действуй. Но только попробуй что-нибудь выкинуть!

Повинуясь его жесту, охрана отступила от пленных. Хабадзин вскочил на ноги, дернув за собой еще одного мятежника, подбежал к железной груде, и они вдвоем принялись с натугой приводить ее в вертикальное положение.

Со всех сторон к входу в дормиторий бежали солдаты, со страхом оглядываясь на портал. Мира оглянулась на дормиторий. В выбитых окнах виднелись бледные лица кадетов.

— Госпожа Айсока, — спросил Морина, — кадеты смогут защитить себя хотя бы от шершней?

— Нет. Во Академии нет ни одного воспитателя, а чужие ключ-перстни здесь не действуют. За территорией Ее Высочество сможет авторизовать кадетов с помощью своего перстня, но портал возник между нами и вратами. Мы отступаем к Мировой Сфере. Лейтенант, задержи чудовищ на несколько минут, пока мы не отведем детей, потом отступай сам. Портал закроет Май, когда вернется. Я пошла собирать детей…

Щелкнуло, шарахнуло и снова завыло. Портал раздулся вширь, и на его боках вспухли новые пузыри. Секунду спустя из них вынырнул с десяток отвратительных тварей — с широкими перепончатыми крыльями и длинными зубастыми пастями. Они тут же по широким дугам разлетелись в сторону от портала и закружились в небе над Академией.

Стукнул выстрел, и одна из тварей, кувыркнувшись через голову, камнем полетела к земле. Остальные тут же спикировали вниз, на людей. Защелкали новые выстрелы, но, видимо, в цель больше не попал ни один. А вслед за крыланами вниз устремились и шершни.

Словно в дурном сне Мира смотрела как одна из тварей падает прямо на нее, истошно вереща и распахнув пасть, усеянную мириадами острых игольчатых зубов. Все ниже, ниже, ниже — и взблеск ослепительного оранжевого пламени перечеркивает чудовище напополам, и отвратительные кровавые ошметки валятся прямо ей на голову, обдавая дождем капель вонючей зеленой жидкости — рядом визжит принцесса — резкие команды лейтенанта Морины перекрывают заполошные крики солдат…

С бешено колотящимся сердцем и вскинутой в защитном жесте рукой она стояла, выпрямившись, над еще дергающимся трупом летуна — а в воздухе над ней горела оранжевым пламенем ее верная глефа, ее Меч, ее Атрибут. Откуда? Ведь ее не… Май! Он же говорил, что сейчас она может вызывать Атрибут без авторизации! Точно, как она могла забыть? Еще одна чудовищная птица спикировала на нее — и глефа, повинуясь ее мысленному приказу, вонзилась ей острием лезвия прямо в пасть, выйдя из затылка, и описала в воздухе дугу, отбрасывая уже мертвое тело в сторону. Миру охватило веселое возбуждение. Ах, вот, значит, как чувствуешь себя в настоящем бою?

Страшная боль пронзила ей темя. Резким движением она ухватила, сдавила в кулаке и отбросить в сторону бьющийся мохнатый комок. Уже раздавленный, огненный шершень успел вонзить ей жало в ладонь, и девочка не сумела сдержать отчаянный крик. В глазах потемнело, и ноги подкосились.

Когда Мира немного пришла себя, вокруг царил хаос. Крылатые твари десятками пикировали сверху на солдат, ощетинившихся копьями, напарываясь животами на острые жала, но не отступая. На глазах Миры одна из них, внезапно сложив крылья, проскользнула между древками и всей пастью впилась в голову одного из копейщиков. Мужчина упал и, хотя в корчащуюся тварь тут же вонзилось несколько клинков, больше не поднялся. Огненные шершни вились вокруг, бросаясь на солдат. Их пытались срубать кинжалами, но несмотря на свой размер насекомые демонстрировали чудеса проворства и то и дело достигали цели. Два гигантских жука-носорога вразвалку приближались по брусчатке изуродованной аллеи, а за ними мелькали какие-то странные тени, на которых Мира никак не могла сфокусировать взгляд. Темя и ладонь саднило острой пульсирующей болью. Нам конец, мелькнуло в голове. Мы не выстоим. Надо отступать! Она встала на колени и попыталась подняться на ноги. В глазах снова потемнело, и она бессильно опустилась на камни. Бесполезно…

И тут по ушам ударило громкое резкое тарахтение. По броне вышагивающего впереди жука пробежала цепочка бледно-голубых искр — и каждая искра вырывала из черных глянцевых пластин головогруди огромный кусок. Снова затарахтело, и жук, поднявшись на задние ноги, замотал передними в воздухе и неожиданно жалобно запищал. Мира с трудом повернула голову. В двух десятках шагов седобородый Хабадзин Катакуна, окруженный воздетым к небу лесом копий, приник к странной металлической конструкции на высокой железной треноге. Конструкция опять затарахтела и затряслась, и новая цепочка огоньков перечеркнула бронированное брюхо чудовища. Жук опрокинулся на спину и принялся часто сучить всеми ногами. Второй нерешительно остановился и принялся поводить рогами из стороны в сторону.

— Держать строй! — кричал капитан Морина. — Стрелкам — беглый огонь по летунам! Копейщики, отступать к зданию! Пулемет защитить любой ценой.

— Третий курс, слушать мою команду! — перекрыл его звонкий девичий голос. Сёя? Сёя Удача? — Первый взвод — к пулемету, отгонять шершней! Второй — на левый фланг, третий — правый! Ползунов не подпускать близко! Четвертый взвод, прикрыть Ее Высочество! Второй курс, начать эвакуацию младших…

— Огнестрельная команда! — вторил ей басовитый юношеский голос. Хито Басира? — По летунам — огонь! Патроны беречь, напрасно не тратить!..

Несколько рук ухватили Миру со всех сторон и помогли ей встать.

— Цела? — громко спросила в ухо Бохака. — Стоять сама можешь?

— Мо… могу… — пробормотала Мира. — Принцесса! — внезапно вспомнила она. — Где Ее Высочество?

— Там! — поддерживающая ее с другой стороны Хана махнула рукой. — Уже эвакуируют в Мировую Сферу. Туда чудищам не пробиться. Ух, как мы перепугались, когда ее тушей летуна накрыло! Думали, все, убило. Нет, жива, только без сознания. Терабой, дубина! Что уставился? Мне в строй возвращаться надо! Хватай ее и тащи…

— Нет! — Мира дернулась, высвобождаясь. — Нельзя! Я могу…

Она вскинула вверх руку, и над ней заполыхала оранжевым ее глефа.

— Что? — пораженно спросила Хана. — Ты призвала Атрибут? Как ты можешь без авторизации?

— Могу! — сквозь стиснутые зубы процедила Мира. — Мне надо… к порталу!

— Тебя что, слишком сильно по башке зацепило? — поинтересовалась подруга. — Жить надоело?

Мира изо всех сил оттолкнула ее с Ханой и, шатаясь, побрела вперед, лавируя между солдатами и стараясь никому не подвернуться под горячую руку. В темени пульсировала невыносимая боль. В глазах плавали темные круги, застилая взгляд. Пулемет тарахтел и тарахтел, и кверху брюхом на дорожке лежали уже два жука, но еще три перебирались через них, и еще двое виднелись позади. Что-то бросилось на нее с земли, и она рефлекторно — уроки госпожи Грампы не прошли даром — ударила глефой. Гусеница. Огромная, в полсажени, вся в длинных радужных волосках, со жвалами длиной сантиметров по десять, она даже рассеченная пополам пыталась добраться до ноги Миры. Девочка отсекла ей голову и снова двинулась вперед.

— Куда? — рявкнули над ухом, и рука в кольчужной перчатке с силой ухватила ее за шею. — Назад, дура! Эвакуация!

Мира подняла туманящийся взгляд.

— Господин Морина, у меня это, — она ткнула пальцем в свой Атрибут. Глаза лейтенанта, на конце палаша которого извивался и щелкал огромными клыками миловидный белый пушистик с длинными задними ногами, отчетливо полезли на лоб.

— Откуда?.. — он осекся. — Ты Защитница Ее Высочества? Почему ты здесь, а не с ней?

— Ее Высочество эвакуируют. Господин Морина, я могу закрыть портал! Мне надо только добраться до него! Пусти, пожалуйста!

— К-ссо! — выплюнул лейтенант, стряхивая с палаша труп чудища. — Не пробиться к нему, оттуда тяжелые монстры валом лезут! Нужны Щиты, штук пять или шесть, тогда можно прорваться…

— Я могу по краю, в кустах!

— Где ты там кусты в радиусе пяти саженей увидела? Тебя пополам перекусят, как только ты… К-ссо!

Тоскливый заунывный вопль раздался снова. На сей раз от его интенсивности заболело в ушах и заныли зубы. На портале вздулся новый пузырь… нет, не так. Портал резко раздулся изнутри и превратился в один отвратительно-багровый гнойный нарыв. Он лопнул с одного бока — и из него показалась огромная рогатая башка размером не меньше кареты. Отчетливо даже на расстоянии лязгнули чудовищные, в руку длиной, зубы, и воздух пронзил оглушительный рев — одновременно низкий и угрожающий и высокий и скрежещущий. Длинная струя пламени ударила из пасти — к счастью, пока что лишь в брусчатку плаца.

Мира почувствовала, что в глазах снова темнеет, а ноги подкашиваются сами собой. Огненный дракон! Не может быть! Ведь они появляются очень редко! Почему именно здесь и сейчас? Если он вырвется на свободу, чтобы его остановить, потребуются слаженные усилия многих Защитников — а они далеко отсюда! Прежде чем они появятся, дракон попросту уничтожит Академию и опустошит Цетрию!

Выпустив Миру, лейтенант Морина вскинул к губам рог и протрубил сигнал. «Отступать, отступать, жизнь спасать!» — разобрала Мира знакомые нотки.

— Все! — выдохнул лейтенант, отнимая рог от губ. — Уходим, или от нас одни головешки останутся. Ты! Живо назад! Ты уже ничем не поможешь.

Лейтенант вскинул к губам рог — и в этот момент на беспорядочно сломавшийся и разрозненный строй солдат накатилась волна саблезубых пушистиков.

Глефа Миры прочертила в стае чудовищ длинную оранжевую полосу, но несколько зверьков сумели уклониться. Словно мячики они взлетели в воздух и клыками впились в Морину, успевшего прикрыть собой Миру. Гвардеец зарычал. Резким движением руки он стряхнул с себя чудищ — но тут же покачнулся и упал на колено. Ведь прыгуны ядовитые, с запозданием вспомнила девочка.

— Беги!.. — прохрипел лейтенант, и грузно упал на бок.

Словно оглушенная Мира стояла посреди хаоса криков, стонов, рычания, визга, все более редкого грохота пулемета и стрельбы. Боль с новой силой пронзила обожженные шершнем темя и ладонь, в глазах снова поплыли темные круги и начало двоиться. Невероятным усилием воли она удержала себя на грани беспамятства. Вокруг метались плохо различимые тени. Единственная мысль осталась у нее в голове: добраться до портала. Любой ценой — но добраться. Она стиснула зубы и шагнула вперед. Потом еще. И еще. Она заставляла передвигаться свои ноги словно чужие. Раз. Два. Три. Четыре. Левая. Правая. Левая. Правая. Почему-то чудовища почти не обращали на нее внимания. Мира то и дело смаргивала навернувшиеся на глаза слезы, и если бы на нее набросились несколько монстров разом, она не смогла бы им сопротивляться. Но лишь изредка перед носом зависал, гудя, огненный шершень или неспешно проползала гигантская многоножка, словно специально позволяя себя рассечь.

Когда ей в очередной раз удалось сфокусировать взгляд, прямо перед ней возникла багровая стена вихря. На глазах у Миры на ее боку лопнул небольшой пузырь, и из него на землю выпала большая мохнатая гусеница, свернувшаяся в плотный клубок. Чудище тут же развернулось и деловито поползло куда-то в сторону. Мира запрокинула голову. Вверху рвался на свободу огненный дракон. Он выпростал из портала уже больше половины гигантского тела с тонкими передними лапами и нетерпеливо бьющими по воздуху крыльями, накрывавшими, похоже, весь плац перед воротами. Еще немного — и он освободится полностью. Надо спешить. Ее глефа ярко вспыхнула оранжевым огнем. Что говорил Май? «Сунь в портал свою железку, и он закроется»?

Девочка набрала воздуху в грудь и последним усилием воли послала свой Меч в глубину портала. Вот ведь глупо получится, если я вытащу из него еще одного иномирянина, мелькнула в голове дурацкая мысль.

Багровая стена портала вздрогнула, словно почувствовав боль, и сократилась. По ней побежали голубые волны. Дракон над головой заревел и забился с удвоенной силой. Не обращая на него внимания, Мира продолжала толкать глефу в глубину смерча. Закрывайся же, ну! — заклинала она. Быстрее!

Краем глаза она уловила в стороне огненные переливы огромных щупалец, волной несущихся по плацу и уничтоженному парку, сметая все, что подворачивалось на пути. Май? Он вернулся? Острые жвалы гусеницы вонзились ей в лодыжку, и голова откликнулась очередной вспышкой боли. Ноги окончательно отказали, и Мира упала навзничь. Несколько прыгунов впились в ее тело ядовитыми клыками, но она уже почти не чувствовала тела.

Значит, вот так умирают, да?

Клонящееся к закату солнце отразилось в ее глазах за мгновение до того, как юную Защитницу накрыл последний шквал яростного драконьего пламени.

10.03.867, вододень. Катония, Масария

— Госпожа Хина, нам нужно поговорить.

Рэнна стояла перед воспитательницей, по своему обыкновению склонив набок голову и крепко обняв шестилапого плюшевого зверя. В своем желтом комбинезончике она походила на заблудившегося цыпленка: такая же маленькая, щуплая и нахохлившаяся.

— Я уже ухожу домой, Рэнночка, — Хина бросила взгляд на калитку, до которой оставалось всего десяток шагов. — Я специально отпросилась пораньше. Мы с мужем сегодня собирались сходить в гости, проведать его маму. Давай завтра, ладно?

— Твой муж сегодня не сможет пойти к родителям, — невозмутимо сказала девочка. — Начальник попросил его остаться и поработать, чтобы закончить отчет к завтрашнему дню.

— Откуда ты знаешь? — удивилась воспитательница. — Он ведь даже не звонил и не…

В сумочке негромко затарахтел и завибрировал пелефон. Хина почувствовала, что ее сердце словно провалилось. Медленно, словно под гипнозом она извлекла аппарат и включила его.

— Да, милый? — онемевшими губами проговорила она, глядя на изображение мужа, проявившееся на экранчике.

— Хи, я сегодня задерживаюсь, — муж с несчастным видом взлохматил волосы на затылке, как всегда делал в моменты смущения. — Шеф на голову свалился. Вынь да положь отчет к завтрашнему дню, хоть лопни. Часа три уйдет, не меньше. Но зато мне премию обещали, если уложусь, — поспешно добавил он, как бы боясь, что Хина ему запретит. — И завтра попозже на работу выйти можно. К маме сегодня не получится. И ты не жди меня к ужину, я чего-нибудь на работу закажу. Не обидишься?

— Конечно, милый, — деревянным голосом откликнулась Хина. — Раз надо, так надо. Позвони, когда домой пойдешь, чтобы я не волновалась.

— Конечно, дорогая, — с явным облегчением откликнулся муж. — Все, до связи.

Экран пелефона замерцал и потемнел. Хина оторвала от него взгляд и почти с ужасом посмотрела на девочку.

— Все хорошо, госпожа Хина, — губы той тронула робкая улыбка. — У меня случаются предчувствия. Теперь ты можешь со мной поговорить?

— Да, конечно, — воспитательница почувствовала, что по спине бегут мурашки. Она медленно, чтобы скрыть дрожь рук, убрала пелефон в сумочку. — О чем?

— О Намиде.

— А что с ним? — насторожилась воспитательница. — Он опять сбежал?

Намида Гумасий — мальчик из группы Рэнны, которого раньше избивали родители-алкоголики, ныне постоянно оказывавшийся мишенью для безобидных и не очень шуточек сверстников и обожающий мотать нервы воспитателям своими постоянными пропажами. В последний раз молодого господина Намиду полицейская машина привезла чуть больше недели назад: он всерьез вознамерился добраться до Оканаки, безбилетником забираясь в грузовые вагоны. К счастью, в системе товарного учета на вокзале случился сбой. В результате в компьютере не сошелся баланс загрузки рефрижератора с рыбой, в который тайком пролез Намида, и до появления проверяющего с ручным сканером мальчик не успел замерзнуть насмерть. Одетый лишь в легкую курточку, он провел при отрицательной температуре не более десяти минут и отделался легким насморком. А жаль. Проваляйся он с температурой несколько дней, возможно, слегка бы поумнел.

— Нет. Я поговорила с ним. Он больше не станет убегать, — качнула головой девочка. — Я хочу, чтобы ты посмотрела на него.

— Хорошо. Пойдем.

Определенно, погода нынешней весной стояла неустойчивая. Еще утром с океана дул резкий ледяной ветер и моросил промозглый дождь, а сейчас температура поднялась по крайней мере на пять или семь градусов, и сквозь расступающиеся облака то и дело проглядывало солнце. Дети, радуясь стремительно теплеющему воздуху, бегали взад и вперед по игровым площадкам под присмотром воспитательниц. Рэнна молча шагала по дорожке, обходящей основной корпус детского дома по периметру, сосредоточенно глядя перед собой.

— Куда мы идем, Рэнночка? — уже через десяток саженей не выдержала Хина.

— Там, — девочка вытянула руку вперед. — За котельной. Ты увидишь сама. Только, прошу тебя, не вмешивайся сразу, ладно?

— Не вмешиваться во что?

— Увидишь.

Воспитательница вздохнула. Оставалось только смириться.

Возле окружающих котельную кустов Рэнна приложила палец к губам и принялась осторожно пробираться сквозь редкие здесь заросли. Хина последовала за ней, стараясь не слишком цепляться за разлапистые ветки, на которых только-только проклевывались почки. Детские голоса донеслись до нее сразу же, как только они завернули за угол и оказались в небольшом пространстве, ограниченном котельной с одной стороны, забором с другой и домиком подсобной мастерской — с третьей.

— Эй, Намида! — донесся до нее насмешливый возглас. — А ты вовсе не крут. Что, уже все? Сдулся?

Этот голос Хина знала. Ториай Идзимэкко, третий класс. В свои десять лет, пусть даже на грани одиннадцати, он выглядел не по годам крепким и широкоплечим, едва ли не на четырнадцать. Вообще-то в нынешнем году он должен был перейти в четвертый класс и, соответственно, отправиться в детский дом для среднего возраста. Но из-за плохой успеваемости он остался в третьем классе на второй год. Учиться он очень не любил, зато драться просто обожал и то и дело оказывался зачинщиком драк. К счастью, его эффектор пробудился всего лишь в четвертой категории, и тенденции к прогрессу пока не намечалось. Дети, если не считать пары дружков, его не любили и боялись, и на педсоветах даже поговаривали о том, чтобы перевести его в интернат для трудных. Однако директор решила не портить мальчику жизнь и дать спокойно перевестись в среднюю школу. Правда, Хина подозревала, что той просто не хотелось возиться с оформлением бумаг — или признавать, что потерпела неудачу.

— Вставай! — выкрикнул Ториай. — Ну?

Рэнна замерла и подняла руку. Потом указала вперед. Хина раздвинула ветки и вгляделась в небольшой просвет.

На небольшой прогалине за котельной оказались четверо: Намида, Ториай и еще двое мальчиков, таскавшихся за Ториаем по пятам. Намида поднимался с земли, утирая разбитый нос. К его штанам и свитеру прилипли полусгнившая прошлогодняя листва и трава.

— Ну, давай! — задорно выкрикнул Ториай, слегка пританцовывая. Ростом он превосходил Намиду почти на голову, а в плечах казался шире раза в полтора. — Давай! Ты же у нас крутой тёкунин! Напинай мне по ушам, как по телеку показывают! Ну?

Склонив голову, Намида ринулся вперед, словно молодой бычок — только для того, чтобы запнуться о подставленную забиякой подножку и покатиться по земле.

— Ой, он ушибся! — глумливо захохотал один из прихвостней Ториая. — Бедненький, он сейчас заплачет!

— Ты кусоед вонючий! — с ожесточением выкрикнул Намида. — Вы все только на слабых и умеете нападать!..

Хина почувствовала, как внутри нарастает гнев. Она пошевелилась, чтобы выступить на полянку и устроить драчунам внушительную головомойку. Ториая она давно подозревала не только в постоянных драках, скрытых от взрослых глаз, но и в вещах похуже. В воровстве, например, а то и в вымогательстве карманных денег у учеников младшей школы по соседству. Но тот был хитер поистине лисиной хитростью и на горячем не попался ни разу. Ну, сейчас она ему устроит!

Детская рука ухватила ее за запястье. Воспитательница опустила взгляд. Рэнна покачала головой.

— Не надо, — шепнула она. — Я сама.

И в тот момент, когда трое мальчишек кучей навалились на Намиду, не давая ему подняться с земли и охаживая кулаками по голове и спине, она скользнула вперед между ветвями кустов.

— Втроем на одного нечестно, — негромко сказала она. — Ториай, а можно я за Нами буду?

— Оп-па! — удивился забияка, поднимая голову. — Смотри-ка ты, какая соплюшка пожаловала! Ты кто такая, мелочь?

— Я Рэнна, господин Ториай, — слегка поклонилась девочка. — Я в одной группе с Нами. Можно я за него драться стану?

— А тебя что, не учили, что ты сначала благосклонности у старшего попросить должна? — с издевочкой протянул драчун.

— Беги, Рэнна! — отчаянно крикнул Намида, и двое по-прежнему державших его мальчишек немедленно ткнули его носом в землю.

— Ты нечестно дерешься, господин Ториай. Я не нуждаюсь в твоей благосклонности. Отпустите Нами.

— А не то что? — ухмыльнулся драчун. — Зальешь меня слезами? Или взрослым жаловаться побежишь?

На его лице появилось грозное свирепое выражение.

— А ну, чеши отсюда, малявка! — рявкнул он. — А станешь жаловаться — твою собаку пополам порву и скажу, что так и было!

— На каждого силача, господин Ториай, всегда найдется свой силач. Если ты полагаешься на свою силу, чтобы унижать слабых, рано или поздно то же случится и с тобой.

— Не, ну нифига ж себе она разговаривает! — изумился забияка. — Ну, я тебя предупредил, сама виновата.

Он занес над головой руку для удара.

А ведь она девиант! — внезапно вспомнила Хина. Она же его сейчас…

Каким-то незаметным плавным движением девочка уклонилась от оплеухи, и инстинктивно потянувшийся за ней Ториай запнулся и чуть не упал, сильно склонившись вперед. В следующий момент шестиногая кукла Рэнны с размаху обрушилась мальчишке на загривок, и тот потерял равновесие, ткнувшись носом в землю точно так же, как и Намида. Полежав неподвижно несколько секунд, он поднялся на четвереньки и тряхнул головой.

— Ну, все! — угрожающе сказал он. — Сейчас я тебя убью нахрен!

Он вскочил и со сжатыми кулаками бросился на Рэнну — только для того, чтобы снова промахнуться и кубарем покатиться по земле. Он еще не успел подняться, как девочка оказалась возле него. Она уселась ему на спину и одним движением выкрутила руку, прижав ее коленкой к лопатке. Ториай взвыл и задергался.

— Не шевелись, хуже выйдет, — предупредила Рэнна. — Теперь ты понимаешь, господин Ториай, почему нельзя нападать на слабых? А вдруг слабый окажется сильным и сам разобьет тебе нос?

— Я тебя убью! — неуверенным тоном пообещал Ториай — и тут же снова взвизгнул от боли.

Да что же ты делаешь, дура! — выругала себя Хина. Что уставилась? Она резко шагнула вперед — захрустели ветви, затрещали беспощадно выдираемые из плаща нитки — и оказалась на открытом пространстве. Мальчишки, держащие Намиду, тут же отпустили свою жертву и вскочили на ноги, испуганно оглядываясь. Наверняка они тут же бы и сбежали, но, к их несчастью, единственный проход с прогалины оказался перекрыт воспитательницей.

— И что же тут происходит? — поинтересовалась Хина, скрестив руки на груди и постукивая пальцами по плечу.

— Госпожа Хина, Рэнна дерется! — тут же крикнул с земли Ториай. — Она на нас напала и дерется!

— Молодой господин Ториай, я сама видела, кто на кого напал, — холодно ответила воспитательница. — И, сдается мне, именно вы втроем напали на одного.

— Да мы просто играли! — заскулил забияка, вывернув шею и свободной рукой размазывая слезы по лицу. — Нами, скажи!

— Молчать! — приказала воспитательница. — Молодая госпожа Рэнна, отпусти его. Господин Ториай, встань.

— Да, госпожа Хина, — кивнула девочка. Она поднялась (Хина снова поразилась, с какой отточенной недетской грацией та движется), подобрала с земли брошенную куклу, стряхнула с нее грязь, прижала к груди в своей обычной манере и замерла. Ториай, шмыгая носом, поднялся вслед за ней и угрюмо уставился в землю.

— Сейчас мы все пройдем в кабинет директора, — Хина добавила льда в голос. — И там мы с интересом выслушаем твои объяснения, господин Ториай. А заодно обсудим, как ты… играешь с другими и что с тобой делать дальше. Честно тебе скажу, мое терпение лопнуло окончательно.

Мальчик надулся и бросил на нее злой взгляд исподлобья, но ничего не сказал.

— Госпожа Хина, не сегодня, — тихо сказала Рэнна. — Пусть они пока уйдут. Они никуда не денутся до завтра. Я еще не показала тебе, что хотела.

Хина задумчиво посмотрела на нее. В девочке опять чувствовалась непонятная внутренняя сила. Что за странный ребенок! Но, в конце концов, она так и не воспользовалась своим эффектором, как поступили бы на ее месте другие — не только дети, но и взрослые.

Ну что же…

— Вы трое! — скомандовала она. — Идите. Завтра с утра мы с вами поговорим в кабинете директора.

Троица не заставила себя упрашивать. Мальчишки бросились в кусты — только ветки затрещали — и мгновенно исчезли. На прогалине остались только Хина, Рэнна и сидящий на земле Намида, из носа которого текла уже слегка подсохшая струйка крови.

Рэнна подошла к мальчику и протянула ему руку. Тот, поколебавшись, ухватился за нее и встал. С тем же угрюмым видом, что и Ториай до него, он уставился в землю. Хина вопросительно посмотрела на девочку.

— Госпожа Хина, Нами все время бьют, — сказала та.

— И ничего меня не бьют! — вскинулся мальчишка.

— Молчи. Госпожа Хина, его бьют с самого дня, когда перевели в наш детский дом. Потому он и сбегал постоянно. Он хочет научиться драться, чтобы защищаться. Он уже давно пытается отрабатывать техники, которые видел в фильмах по телевизору.

— Врет она! — буркнул мальчик.

— Госпожа Хина, подержи, пожалуйста, — Рэнна передала воспитательнице куклу. — Нами, встань в стойку. Как ты пробовал прямой удар кулаком.

— Ничего я не отрабатывал! — озлился мальчик. — Отвяжись от меня!

— В стойку! — скомандовала девочка, и в ее голосе прозвучали такие властные нотки, что Хина невольно вздрогнула. — Или я тебя опять на землю уроню. Живо!

Мальчик бросил затравленный взгляд на Хину, потом на Рэнну и неохотно принял позу с выставленными перед собой кулаками, действительно похожую на те, что показывали в боевиках. Девочка шагнула вперед, ухватила его за руку, как-то странно повернулась — и Намида, неловко взмахнув руками, завалился вбок. В последний момент Рэнна удержала его, не дав упасть на землю.

— Видишь? — спросила она. — Ты совсем неправильно стоишь. У тебя ноги прямые как ходули, никакого равновесия. Тебя чуть дернешь или толкнешь — и ты падаешь.

— Ну и как надо? — обиженно спросил Намида. — Сама-то…

— Попробуй, урони меня, — девочка приняла похожую позу, только не стала сжимать кулаки, оставив ладони раскрытыми. — Дергай.

Поколебавшись, мальчик ухватил ее за руку и дернул. Тщетно. Рэнна даже не пошевелилась, только ее рука слегка распрямилась. Мальчик дернул снова — и на сей раз с размаху плюхнулся на задницу, оперевшись о землю ладонями и удивленно глядя на Рэнну.

— Нужно стоять правильно, — пояснила она. — Приседать. И не сопротивляться противнику. Он должен победить себя сам, своей силой.

Хина слегка кашлянула.

— Госпожа Хина, — обернулась к ней Рэнна. — Намида хочет научиться защищаться. Но он не может учиться самостоятельно. Ему нужен хороший мастер. У него прекрасные естественные задатки, но их нужно развивать.

— Чтобы не его били, а он бил? — саркастически поинтересовалась Хина.

— Слабых бьет только тот, кто не уверен в себе. Кто постоянно должен доказывать самому себе, что он что-то из себя представляет, но боится тех, кто сильнее. У Намиды есть две дороги. Или все остается как есть — и тогда он озлобится и сам станет опасным драчуном. Или же его обучат правильно драться — и правильно смотреть на жизнь.

— И где же ему взять мастера? — поинтересовалась воспитательница. — Ты знаешь такого?

— Да. Мастер Караби Нэтто. Он много лет держит тренировочный зал неподалеку отсюда. В молодости он сам был драчуном и задирой и погиб бы, если бы его не спас… один человек. Он умеет воспитывать.

— Караби Нэтто, Караби Нэтто… — Хина покатала имя на языке, вспоминая. — Погоди — тот Караби Нэтто, что держит зал на Зимнем бульваре?

— Да.

— Рэнночка, милая, да ты хоть представляешь себе, сколько стоят занятия в таком известном зале? — всплеснула руками Хина. — Мы не можем позволить себе обучать детей на стороне. Да и потом, туда еще попасть надо — знаешь, какой там конкурс? Моя подружка сына хотела туда устроить, так он и во вторую очередь попасть не сумел, даром что лучший в классе по физкультуре…

Она осеклась, чувствуя себя по-идиотски. Что она пытается объяснить восьмилетней девочке?

— Финансовые вопросы я решу, госпожа Хина. Конкурс — сложнее, но не намного. Нами! — Рэнна повернулась к отряхивающемуся мальчику, настороженно прислушивающемуся к разговору. — Ты хочешь научиться технике Пути? Как в фильмах про Народ… про троллей?

Мальчик подозрительно посмотрел на нее, потом пожал плечами.

— Ну, хочу, — буркнул он.

— Мало просто хотеть. Нужно приложить все усилия. Ты готов работать изо всех сил? Много лет повторять одни и те же движения? Выполнять глупые непонятные упражнения? Никогда не драться первым, даже если тебя дразнят изо всех сил?

Мальчик молча смотрел на ее в упор, потом пожал плечами и отвернулся.

— Все равно меня не возьмут, — глухо сказал он. — Я же детдомовский.

— Неважно, откуда ты. Имеешь значение только ты сам, а не твое происхождение. Но ты должен решить сразу. Если ты не готов много лет работать над собой, чтобы достигнуть совершенства, то не надо и начинать. Я помогу тебе, если захочешь. Да или нет?

— Да, — едва слышно прошептал мальчик.

— Хорошо. Госпожа Хина, я прошу тебя проводить нас с Намидой в зал мастера Караби. Прямо сейчас. Вечерние занятия начинаются через тридцать минут, и мы как раз успеем поговорить с владельцем зала.

— Рэнночка, — мягко сказала воспитательница, — и все-таки обучение в зале стоит очень дорого. Откуда у тебя деньги?

— Госпожа Хина, у меня нет денег. Но уверяю тебя — проблемы не возникнет. Очень прошу тебя, сходи с нами туда. Если я просто фантазирую, ты всего лишь потеряешь час времени. Ты все равно впустую отпросилась сегодня раньше. Пожалуйста!

Хина заколебалась. Скажи такое любой другой ребенок, и она даже внимания бы обращать не стала. Мало ли о чем мечтают дети. Кто-то хочет стать моряком дальнего плаванья, кто-то — летчиком, а кто-то — великим бойцом. И, разумеется, никто из них даже представления не имеет, о чем мечтает и чего это стоит. Но Рэнна… Она — не «любая другая». Она слишком странная, чтобы ее просто игнорировать. Девиант первой категории — и тот мужчина из Службы охраны детства, он вел себя с ней как со взрослой, как с равной. Нет — как с кем-то гораздо выше себя. И на идиота он совсем не походил. Дорого бы она дала, чтобы узнать, о чем же он на самом деле разговаривал с девочкой наедине!

— И что же я должна сказать владельцу зала? — наконец поинтересовалась Хина.

— Ничего. Говорить стану я. Госпожа Хина, я могла бы сходить туда и сама, но я обещала, что больше не стану сбегать без спроса. Поэтому я прошу, чтобы ты присмотрела за мной и Нами. Если не хочешь, даже не входи в зал. Пожалуйста! Нижайше прошу тебя об одолжении!

— Ну хорошо, — сдалась Хина, чувствуя себя полной идиоткой. — Намида! Отряхнись как следует, и пойдем умоемся. На люди такой грязной свинюшкой я тебя не поведу.

На то, чтобы почистить мальчика, предупредить директора об отлучке и ее цели — та странно посмотрела на Хину, но в конечном итоге оставила тему без комментариев — и добраться до зала, ушло минут двадцать с небольшим. Зал действительно располагался неподалеку — а Рэнна еще и показала, как срезать путь узкой улочкой между двумя глухими стенами домов, сначала уходящей круто вверх, а потом так же круто обрывавшейся к Зимнему бульвару (откуда она знает?) Зал выглядел потрепанным и невыразительным — покрытые невзрачной известкой стены со щелями окон под самой крышей, облупившаяся краска на дверях, потемневшее от времени некрашеное деревянное крыльцо с тусклыми лампами над входом… Рядом со стоящим по соседству стеклянным зданием, в сумерках горящим яркими огнями офисов, он смахивал на старый заброшенный склад. Только над входом в зал ровно горела вывеска с двумя символами из древнетролличьего, которые, как однажды объяснили Хине, читались «Караби». Вряд ли бы кто-то из непосвященных сумел догадаться, что перед ним один из самых известных и престижных тренировочных залов не только в Масарии, но и во всей Катонии. За период учебы здесь брали не то пять, не то шесть тысяч маеров, и даже при такой несуразной цене от желающих не находилось отбоя.

При виде вывески воспитательница внезапно почувствовала себя полной идиоткой. Ну и что она скажет владельцу? Извиняюсь покорнейше, я из детского дома, тут моя воспитанница хочет, чтобы вы нашего мальчика бесплатно учили? Интересно, ее сразу за дверь выставят, или сначала громко посмеются?

Рэнна, однако, уверенно, словно не в первый раз, поднялась на крыльцо и потянула на себя тяжелую дверь. Хина помогла ей, пропустив вперед Намиду, за все время так и не оторвавшего взгляда от земли, и вошла внутрь. Она никогда не попадала в такие заведения, и то, что увидела, ее заметно разочаровало. Огромное пустое помещение с деревянным полом, на котором тут и там разбросаны маты, под потолком слегка мерцают яркие резкие лампы. Вдоль одной из стен — раздевалка со шкафчиками и скамейками, вдоль другой — открытая душевая с торчащими из стены рожками и кафельной плиткой на полу. Ни прихожей, ни высокого пола, только в углу дверь, ведущая, вероятно, в подсобное помещение. Зал заполнен группами галдящих детей и подростков в возрасте от шести до двенадцати — большинство босые, в плотных защитных куртках и штанах (кажется, такая одежда называется «дзюба»). Три мальчика, девочка и орчонок неопределенного пола спешно заканчивают переодеваться у шкафчиков. Между группами похаживали инструкторы — люди, орки и тролли с цветными повязками на плечах. В цветах рангов Пути Хина не разбиралась, но помнила, что высший — зеленый. У двоих инструкторов повязки оказались зелеными, но почему-то с поперечными белыми полосками, две у одного и четыре у другого.

Хина, Намида и Рэнна остановились у входа: Хина и Намида — нерешительно, а Рэнна явно кого-то высматривала. К ним тут же подошел один из инструкторов — высокий человек лет сорока на вид с оранжевой повязкой на рукаве.

— Добрый вечер, госпожа, — вежливо поклонился он. — Могу я узнать, что привело тебя сюда?

— Э-э… видишь ли, господин… — промямлила воспитательница. — Мы…

— Мне нужно поговорить с мастером Караби, господин, — перебила ее Рэнна.

— Мастер Караби еще не пришел, — с некоторым удивлением глянул на нее мужчина. — Ты хочешь записать детей в зал, госпожа? — он снова посмотрел на Хину. — Видишь ли, отбор в новые группы начнется только в четвертом периоде, сейчас еще рано. Мы вывесим объявление у входа и укажем точные даты.

— Мне нужно увидеть мастера Караби по личному делу, — упрямо продолжила Рэнна. — Если ты не против, мастер, мы подождем его.

— Да, разумеется, — кивнул инструктор. Похоже, он даже не замечал, что к нем обращается восьмилетняя девочка. — Госпожа, можешь присесть вон там, на скамье. Только проследи, чтобы дети не баловались.

— Спасибо, господин, — кивнула Хина. — Мы подождем.

Втроем они отошли к указанной лавке. Хина уселась на нее и похлопала рядом с собой.

— Садитесь, — пригласила она. — Подождем, что же делать.

Намида медленно опустился на сиденье. Он завороженно наблюдал за залом.

— Я его прибью! — вдруг с неожиданной злостью сказала Рэнна. — Честное слово, прибью!

Хина вздрогнула. Девочка замерла прямо перед ней, уставившись вверх. Хина запрокинула голову. Над ней на стене что-то висело, но в таком ракурсе было невозможно разобрать, что именно.

— Рэнна? — встревоженно спросила она. — Что случилось?

— Нижайше прошу прощения, госпожа Хина, — прежним бесстрастным тоном отозвалась девочка. — Я сказала не то, что следует. Я от неожиданности.

Она повернулась спиной к стене и опустилась прямо на пол, сев на пятки и неподвижно замерев. В такой позе она еще сильнее походила на нахохлившегося цыпленка. Хина встала и посмотрела на вещь, вызвавшую у девочки такую загадочную реакцию.

Предмет оказался небольшой, сантиметров двадцать на тридцать, плоской картинкой, напечатанной на листе белого пластика и покрытой лаком. На картинке маленькая девушка в майке и шортах, смеясь, шутливо отбивалась от огромного тролля в полицейской форме, вскинувшей ее высоко вверх на вытянутых лапищах. На заднем плане виднелся угол большого табло с расписаниями авиарейсов, а в нижнем левом углу — плохо затертый логотип. Вероятно, картинку выдернули из какого-то телерепортажа. Девушка казалась очень знакомой, но откуда, Хина вспомнить сразу не смогла.

Ниже фотографии несколькими пластиковыми скобами крепилась полоска ткани того же траурного белого цвета. А под ней шли строчки текста.

«Карина Мураций. 03.12.829 — 07.03.867.

Твое сердце сияло во мраке, когда потух последний светильник. Ты спасала чужие жизни, но не смогла спасти свою.

Ранг Ведущей по Пути присвоен Катонийской федерацией Безмятежного Духа 08.03.867 (посмертно). Наплечная повязка передана в зал мастера Караби Нэтто для вечного хранения».

Теперь Хина вспомнила. Да, точно. Карина Мураций, Кисаки Сураграша. После давешней злосчастной авиакатастрофы ее фотографии и старые интервью постоянно показывали в новостях, но везде она выглядела заметно старше. Бедняжка. Наверное, страшно погибнуть вот так, в горящем самолете, даже не успев дожить до сорока. Но что здесь не понравилось Рэнне?

Над залом разнеслась громкая трель свистка, и ученики зала принялись быстро строиться в шеренги. Началась разминка, обыденная и неинтересная. Наклоны, махи руками и ногами, отжимания, качание пресса и тому подобные упражнения очень быстро вызвали у Хины тщательно скрываемую зевоту. Она глянула на часы. Прошло всего-то минут десять, а показалось — полчаса. Куда запропастился владелец зала?

Хлопнула дверь, и мимо Хины быстро прошла гигантская фигура в плотных темных штанах и зимней куртке. Тролль ежился, словно от сильного холода, и прятал руки в карманах, набросив на голову широкий капюшон, скрывающий лицо. Не обратив на ожидающих никакого внимания, тролль размашисто дошагал до двери в подсобку и скрылся за ней. Интересно, он владелец? Или просто один из инструкторов? Если владелец, то стоит ли пойти за ним? Или же подождать, пока он выйдет?

— Сейчас мастер Караби переоденется и появится в зале, — Рэнна словно прочитала ее мысли. — Подождем еще минуты две.

— Ну, подождем, — вздохнула Хина. — Надеюсь, он в хорошем настроении.

— Он в ужасном настроении, госпожа Хина. Он злой и расстроенный. Но я надеюсь его немного развеселить. Пожалуйста, потерпи еще немного.

— Ты не замерзла? — озабоченно спросила воспитательница. В помещении она расстегнула плащ, и сейчас уже начала чувствовать, что в зале довольно прохладно. Градусов пятнадцать как максимум, а то и ниже.

— Спасибо за заботу, госпожа Хина. Со мной все в порядке.

Тролль появился из своей подсобки только через семь минут, когда ученики бесконечной вереницей совершали пробежку по периметру зала, глухо топоча десятками босых пяток. Он уже переоделся в такую же дзюбу, что и остальные в зале, но повязка у него на рукаве оказалась белой с многочисленными зелеными полосками. К нему тут же подошел первый инструктор и что-то сказал, кивнув в сторону Хины. Тролль посмотрел в ее сторону, потом подошел, грузно ступая. Хина рассмотрела, что некогда зеленая чешуя на его лице, шее и кистях рук потускнела и приобрела грязно-сизый оттенок, а некоторые чешуйки выглядели совсем черными. Он казался явно пожилым даже по тролличьим меркам. Сколько ему лет? Сто двадцать? Сто тридцать?

— Добрый вечер, госпожа, — вежливо сказал тролль. — Я Караби Нэтто, владелец зала. Мне передали, что у тебя какое-то личное дело ко мне. Мы знакомы? Прошу прощения, у меня не очень хорошая память на человеческие лица, да и зрение…

— Не прибедняйся, мастер, — Рэнна одним гибким движением поднялась с пяток и выпрямилась во весь свой невеликий рост. — Ты всегда прекрасно запоминал человеческие лица. И зрение у тебя с возрастом ничуть не ухудшилось.

Тролль недоуменно посмотрел на нее сверху вниз. Макушка девочки едва доходила ему до середины бедра, и рядом они смотрелись весьма комично.

— Значит, мы знакомы с тобой, молодая госпожа? — осведомился он, наклоняясь. — Но я совершенно точно никогда тебя не видел.

— Мне помнится иное, — на лице девочки мелькнула неожиданно озорная улыбка. — Однажды ты в сердцах сказал мне… м-м-м… — Она наморщила лобик и с преувеличенной задумчивостью почесала темечко. — «Дорогу осилит не тот, кто стремится пройти ее побыстрее, а тот, кто твердо настроен пройти ее до конца. Отдых — такая же часть обучения, что и тренировка. Тот, кто не умеет отдыхать, не способен и хорошо учиться». Прости, мастер, но я,кажется, так и не сумела усвоить этот урок.

Тролль замер, словно статуя. Его глаза превратились в узкие, почти незаметные щелки, зато пасть приоткрылась, обнажая белоснежные, несмотря на старость, острейшие зубы.

— А еще однажды ты сказал, — добавила девочка, снова став серьезной, — что чувство вины — слишком слабый фундамент, чтобы строить на нем свою жизнь.

Тролль пошевелился. Он медленно опустился на колени, протянул свои огромные лапищи и ухватил девочку за плечи, почти полностью охватив ее тщедушное тельце когтистыми ладонями.

— Кара! — выдохнул он. — Кара! Но как…

— Меня зовут Рэнна, мастер Караби. Рэнна Дзидзисий. Рада знакомству, прошу благосклонности.

Хина со все возрастающим недоумением наблюдала, как тролль осторожно притянул ее к себе и прижал к груди, полностью скрыв в объятиях.

— Я мог только надеяться, — проскрежетал он. — Только отчаянно и безнадежно надеяться. Когда я услышал новости, я не поверил, что твой отец мог допустить…

Он отстранил девочку и жадно оглядел ее с ног до головы.

— Почему ты не сказала сразу?

— У меня есть и другие обязательства, мастер. Я пришла, как только смогла. Прости меня за мое поведение.

— Теперь я могу умереть спокойно, — покачал головой тролль. — Мне не за что тебя прощать. Ты… надолго к нам?

— Надолго. Я воспитанница детского дома здесь неподалеку. На днях Цу официально удочерит меня. Процедура уже почти завершена.

Бумаги? Хин озадаченно посмотрела на девочку. Какая процедура? Какое удочерение на днях?

Рэнна осторожно высвободилась из хвата тролличьих лап.

— Мы еще поговорим, мастер. Попозже. Сейчас я пришла к тебе по делу.

Она глянула в сторону Намиды, завороженно наблюдающего за происходящим.

— Ты хочешь, чтобы я его учил?

— Да. У него очень хорошие задатки — реакция и координация. И настрой. У тебя найдется место в соответствующей возрастной группе?

— Разумеется. Новый набор стартует в следующем периоде.

— Ты не хочешь его проверить?

— Я посмотрю его на отборе. Но твоей рекомендации мне достаточно.

— Спасибо, мастер. Финансовые вопросы…

— Зачем?

— Не возражай. Обсудим позже. Мастер, познакомься с госпожой Хиной Мацури. Она старший воспитатель в детском доме «Икудзиин». Госпожа Хина, не могли бы вы с мастером Караби обсудить формальности, которые нужно уладить для зачисления Нами в группу?

— Рада знакомству, господин Караби, — неловко поклонилась Хина, у которой голова шла кругом. — Прошу благосклонности. Я… а-а… не совсем…

Тролль вопросительно глянул на нее, потом на девочку. Та едва заметно покачала головой.

— Радость взаимна, госпожа Хина. Благосклонность пожалована, — поклонился в ответ тролль. Он поднялся на ноги и башней навис над женщиной. — Прошу, пройдем в мою контору, вон туда. Ко мне впервые записывают ребенка, находящегося под государственной опекой, мне нужно уточнить процедуру. И я сразу же, госпожа Хина, сброшу тебе на пелефон список документов, которыми нам предстоит обменяться.

— Мы с Нами подождем здесь, мастер, — сказала Рэнна, вновь усаживаясь на пятки.

Хина нерешительно оглянула на нее. С одной стороны, как оставить детей без пригляда в совершенно незнакомом месте? С другой — похоже, место для Рэнны отнюдь не такое незнакомое, как могло бы показаться.

— Хорошо, — наконец ответила она. — Только никуда не уходите, ладно?

— Конечно, госпожа Хина. Я присмотрю за Нами.

В подсобном помещении, оказавшимся чем-то средним между жилой комнатой, конторой и складом инвентаря, Караби галантно пододвинул воспитательнице стул, уселся за окованный жестью стол, хранящий многочисленные глубокие следы тролличьих когтей, и включил то ли терминал, то ли компьютер. Вместо привычного воздушного дисплея на столешнице располагался старинный «бумажный» монитор, каких Хина не видела уже лет пятнадцать, а то и все двадцать. Вместо сенсорной области тролль использовал такую же древнюю проецируемую клавиатуру (чем и объяснялись следы когтей). С тыльной стороны дисплей был непрозрачным, и что делает хозяин зала, оставалось загадкой. Хина напряженно сидела на крае стула и изо всех сил старалась не думать о той мистике, что творится вокруг нее.

— Ага, — наконец сказал тролль. — Нашел. Не так много, на самом-то деле. Потребуется две формы с моей стороны и одна — с вашей. Вашу форму должна подписать персона с доверенностью выступать от имени органа опеки, директор детского дома, например. И ссылку на саму доверенность в городском архиве тоже не забудьте. Я сейчас переброшу тебе формы, проверь у себя, все ли соответствует нынешним законам. Поднеси пелефон сюда… нет, ниже… ага, соединились.

Он постучал когтями по призрачной клавиатуре.

— Все, готово. Извини, госпожа, — добавил он, — старый у меня компьютер. Но я им редко пользуюсь, так что на новый тратиться смысла нет. Да и сложно в моем возрасте привыкать к новой технике.

— Прости за нескромный вопрос, господин Караби, — поинтересовалась Хина, убирая пелефон, — но сколько же тебе лет?

— Прошлой осенью сто тридцать один исполнился, — зубасто усмехнулся тролль. — Но еще лет пятнадцать, а то и двадцать я помирать не собираюсь. У нас в клане принято доживать до полутора сотен.

— И давно ты знаешь Рэнну?

Тролль очень внимательно посмотрел на нее поверх стола.

— Госпожа, что ты знаешь о ней? — осведомился он.

— А? — удивилась Хина. — Вообще-то она с шести лет под моим присмотром. С тех пор, как из дошкольного детдома перевели. Я знаю о ней все… ну, или думала до недавнего времени, что все знаю.

— Понятно. В таком случае приношу свои нижайшие извинения, но на твой вопрос я не отвечу. Ка… Рэнна сама объяснит все, что считает нужным.

— С интересом ожидаю того момента, — сухо сказала воспитательница, поднимаясь. — Благодарю за потраченное время. Когда следует привести мальчика для отбора, или как оно называется?

— Пришли мне подписанную форму, и мой помощник уведомит тебя о времени. Адрес я тебе переслал. — Тролль тоже поднялся. — Госпожа…

— Да, господин Караби?

— Ты ощупью пробираешься во тьме, но тебе не следует бояться. Рядом нет ни пропасти, ни чудовищ. Рэнна не причинит тебе вреда.

— Отрадно слышать, — вздохнула Хина. — Господин Караби, я действительно не понимаю, что происходит и кто такая Рэнна. Мне потихоньку начинает казаться, что я схожу с ума. Ведь она действительно уже больше двух лет под моей опекой… но в последнее время она ведет себя как взрослый человек! Нет, еще хуже — она спасла того мальчика, как не смог бы спасти ни один взрослый…

— Я не знаю, о каком мальчике ты говоришь, госпожа, но это совершенно в ее духе — помогать другим даже в ущерб себе. Она безопасна для тех, кого полагает себя обязанной защищать. Для тебя в том числе. Случалось ли что-то серьезное с детьми из твоего интерната с тех пор, как ее перевели сюда? Несчастные случаи? Пропажи без вести? Воровство? Не думаю. Мелкие неприятности, ничего более. Верно?

— Но кто она такая? — почти выкрикнула воспитательница.

— В старину, когда к Пути Безмятежного Духа еще относились серьезно, Народ называл таких, как она, райнин. Защитница. Та, кто всегда готова подставить плечо в нужде и грудью закрыть от опасности. Одна из величайших дочерей рода человеческого, гордость и украшение вашей расы. Доверься ей, госпожа, и однажды она ответит взаимностью.

— Или же я окончательно сойду с ума… — пробормотала Хина. — Спасибо тебе, господин, я передам формы директору. А сейчас мне пора.

В сопровождении Караби она вышла из конторы и подошла к детям. В зале уже занимались упражнениями: все громко роняли друг друга на пол, отрабатывали удары в воздух, кувыркались через голову, выписывали по матам разнообразные почти танцевальные па… Рэнна стояла, теребя нагрудный карман комбинезона.

— Мастер, — сказала она, — у меня просьба. Срочная. Безотлагательная. Настоятельная.

— Да? — тролль сощурил глаза.

— Сними ЭТО! — Рэнна резко ткнула пальцем в сторону таблички с портретом и лентой. — Сейчас же. И выбрось куда-нибудь подальше.

— Ага, на четырех ногах бросился! — усмехнулся тролль. — И не подумаю. Там все верно написано.

— Там глупость написана! Какая еще Ведущая по Пути?

— Глупость или нет, но решение приняла Федерация, причем даже не по моей инициативе. Меня всего лишь выбрали хранителем реквизита. Если сниму, на меня весь мир обидится.

— А если не снимешь, обижусь я!

— Придется пережить, — тролль философски пожал плечами. — Не в первый раз ты на меня дуться станешь, тем более что тебе теперь по возрасту снова положено капризничать. Ты погоди, у меня еще куча репортажей из Сураграша записана, я целый мемориальный уголок намерен обустроить. В воспитательных целях для молодежи, так сказать.

— Мастер!

— Да, обиженная ты моя?

— Я… я… мы еще вернемся к теме!

— Обязательно, — согласился Караби. — Можем даже на матах. И ты даже попробуешь меня уронить. Способности сохранила? Вот и попробуешь побить дряхлого старика.

— Госпожа Хина, давай вернемся домой, скоро ужин, — попросила Рэнна. В ее голосе явно мелькнули обиженные и раздраженные нотки, но их тут же сменила теплая улыбка. — Мы еще пообщаемся, мастер, и не надейся от меня отболтаться. Я, знаешь ли, уже не та застенчивая девчонка, что двад… Госпожа Хина, пойдем домой, я есть хочу. — На сей раз ее в ее голосе прозвучали совершенно нормальные детские интонации, а личико скуксилось и стало капризным. Она потерла кулачками глаза.

— Пойдемте, — согласилась воспитательница. — Нами, вставай. Застегнись, на улице холодает. Господин Караби, спасибо, что уделил нам время.

Когда они шли по улице, Намида, крепко держащийся за руку воспитательницы, неуверенно спросил:

— А меня правда возьмут туда учиться? Правда-правда?

— Правда, — согласилась Хина, совершенно не уверенная в своих словах.

— Но ты должен учиться хорошо, Нами, — добавила Рэнна. — Если тебя выгонят из-за того, что ленишься или не стараешься, ты очень сильно меня подведешь.

— Я не подведу! — горячо сказал мальчик. — Я очень постараюсь!

— Вот и молодец, — похвалила Хина. — Но только не забывай: ты еще должен хорошо учиться и в обычной школе. Если станешь пропускать занятия или получать мало баллов, тебя перестанут отпускать к мастеру Караби.

— Угу, — кивнул Намида. — Я буду очень хорошо учиться и там, и там, госпожа Хина. Обещаю!

Дальше шли в молчании. Уже неподалеку от детского дома Хина сообразил, что есть проблемы и иного рода. Если в детском доме узнают, что мальчика одного-единственного отдали учиться искусству Пути, от зависти его просто со свету сживут. Нужно придумать, как объяснять его регулярные отлучки, и позаботиться, чтобы он сам не проговорился. И еще ему, наверное, как-то надо упражняться самостоятельно — но где? Не на пятачке же за котельной! Интересно, что посоветует Рэнна?

Словно ощутив на себе задумчивый взгляд воспитательницы, девочка подняла лицо и сонно улыбнулась, продемонстрировав щербатые зубы. Сейчас райнин и одна из величайших дочерей рода человеческого ничем не отличалась от обычного ребенка. Она крепко держалась за подол хининого пальто и семенила маленькими ножками, сосредоточенно переступая через трещинки в асфальте.

Я не стану тебя бояться, мысленно пообещала ей Хина. Я совершенно ничего не понимаю, но сердцем чувствую, что вреда мне ты не причинишь. Только ты не пугай меня больше, ладно?

В сгустившихся сумерках прозвучала первая сирена цунами-предупреждения.

04.08.1433, вододень, Академия Высокого Стиля / 12.03.867, златодень, Масария

В распахнутое окно врывался летний ветер, напоенный запахами цветущей зелени. Лучи высоко стоящего солнца пробивались сквозь колышущуюся листву, и игривый солнечный зайчик скакал по лицу, то и дело пробегая по глазам своими мягкими шаловливыми лапками.

Не открывая глаз, Мира широко зевнула. Странно, подумалось ей. Уже день вовсю — а она все еще валяется в постели, и звонок подъема не тарахтел в коридоре. И Хана с Бо не теребят. А, наверное, после вчерашнего боя в Академии воспитатели решили дать всем выспаться. И правильно. Можно же хоть раз в году…

Мира резко села на кровати и перепуганно огляделась. Где она? Ведь она… сражалась? Вчера? Или не вчера? Ее тело само собой съежилось, вспоминая страшную боль, на несколько мгновений охватившую ее, когда погибающий в портале дракон опалил ее своим пламенем. Кровать, на которой она проснулась, стояла одна-одинешенька в небольшой, сажень на две, комнате. В углу возле двери — облупленный платяной шкаф, в другом углу — такой же старый обшарпанный стол и стул с мягким сиденьем. На деревянном полу возле кровати вышитый тряпичный половичок. И все. И оконная рама — странная, не открывающаяся наружу, а сдвинутая вбок, из непонятного гладко-белого материала.

Где она? В больнице?

Она поднесла ладони к глазам. Обе обычные, без единого постороннего следа. И никакой боли не чувствуется, хотя от давешнего шершня на правой должен остаться огромный ожог, а то и шрам. Мира поспешно ощупала голову. Ничего необычного — просто волосы, и, опять же, никакой боли. Волосы? Их же наверняка спалило пламенем! Ну и ну! Неужели ее сумели так замечательно вылечить? Но… сколько же времени тогда прошло, если волосы успели отрасти?

Над ухом тонко зазвенело. Девочка подняла голову и обмерла. В воздухе над ней висела самая настоящая фея. Небольшая, с ладонь, нагая женщина с большими стрекозиными (наверное) крыльями за спиной, сейчас мерцающими размытой радугой.

— Подъем! — хрустальным колокольчиком прозвенела фея. — Обед ждет! Подъем! За мной!

Она описала по комнате несколько стремительных кругов, подлетела к двери и, толкнув ее, выскользнула в приоткрывшуюся щель. Мира потерла глаза руками. Наверное, она еще не проснулась, и ей снится всякая чепуха. Она слезла с постели и подошла к окну. За ним во все стороны шелестели все те же деревья с небольшими пятипалыми листьями. Повсюду в кронах виднелись высокие белые цветы-свечки. Бодрящий запах свежей зелени снова пахнул ей в лицо. Она еще больше сдвинула раму и попыталась дотянуться до ветки, но не достала, потеряла равновесие и чуть не вывалилась со второго этажа.

Цветы? Но ведь сейчас разгар лета. Или — уже не «сейчас»? Может, она провалялась без сознания в волшебном сне до самой весны?

В животе забурчало. Что там фея упомянула про обед, если она, конечно, не приснилась? Только сейчас Мира сообразила, что на ней надета лишь легкая тонкая ночная рубашка до колен. Разве можно показаться в такой на глаза незнакомым людям? Конечно, если она в больнице, то врачу можно, но, похоже, она все-таки не в больнице. Девочка заглянула в шкаф. Ой! Ее форма, выглаженная и вычищенная, аккуратно висела на плечиках, а внизу стояли до блеска начищенные туфли. Она быстро переоделась, тщательно расправила морщинки на гольфах и пожалела, что в комнате нет зеркала. А вдруг что-то не в порядке? А ведь что-то действительно не в порядке, она это чувствует. Мира провела рукой по взлохмаченным со сна волосам, кителю, подергала верхнюю пуговицу, чтобы убедиться, что та не болтается на нитках…

Кубирин! Она обеими руками схватилась за горло. Где ее кубирин? Почему его нет? Неужели… неужели ее дисквалифицировали, пока она лежала без сознания? За что?! Она ведь не сделала ничего плохого! Неужели все-таки за то, что она привела через портал Мая? Или же кубирин просто испортился от пламени?

Ну, ничего не поделаешь. Она опустила руки и тяжело вздохнула. Придется пока что жить так. Может, потом, позже, ей все-таки позволят снова стать Защитницей.

На ощупь причесавшись лежащей на подоконнике расческой, Мира робко выглянула в коридор. Вправо — коридор с несколькими дверями. Влево — лестница вниз. Очень похоже на дормиторий, только сильно уменьшенный. Гостиница? Осторожно ступая по скрипучим ступеням, она спустилась на первый этаж. Там обнаружился такой же коридор, однако двери, выходящие в него, выглядели иначе.

Из ближайшей, широкой и распахнутой, доносились голоса.

Мира осторожно подкралась, чтобы лучше слышать.

— …говорю же вам, что нужно площадку с нуля переделывать! — вещал очень знакомый мужской голос. Где она могла его слышать? — Сколько еще можно на такие сюрпризы напарываться? Оригинальная модель предназначалась для игры, а не для педагогических экспериментов! Там таких мелких подлых мин наверняка полные карманы. А я лично больше не намерен в Академии столько времени торчать. У меня других дел масса, кроме как ваших болезных сироток воспитывать и принцесс из беды выручать. Я уже подобрал несколько типовых моделей…

— Тебя, Лика, туда вообще никто за уши не тянул! — еще один знакомый женский голос. — Сам влез, сам шороху навел, всех на уши поставил, а теперь «у меня других дел масса»? Вот всегда ты так, с самого детства — хвостом повертишь, перед девочками покрасуешься, и в кусты. Верно, Цу?

— Я шороху навел? — возмутился мужчина, и на сей раз Мира почти его узнала. — А ваши небы на что? Сама же говорила, что они куда умнее меня — вот пусть и прогнозировали бы обстановку как следует. Еще и со стороны нахально влезли! Пожалуюсь Камиллу, что распустил своих воспитанников бездушных, он им врежет! Тоже мне, интеллектуалы рафинированные — один кристаллик в Академии прочухать не смогли!

— Угомонись, Лика, — новый женский голос Мира не знала: глубокий, спокойный, чуть насмешливый. — Я не в курсе, что у вас там происходило, но, зная тебя, могу представить, что явно не тихие сонные вальсы. Скажи, от той Академии в результате твоей помощи хотя бы головешки остались?

— И ты, Цу? — патетически вопросил мужчина. — О, горькая моя доля! Даже та, что так долго заменяла мне мать, целовала меня в носик на ночь и рассказывала сказки, даже она меня не понимает! Каси! Ну хоть ты-то меня любишь?

— Мы все тебя любим, Лика, — этот голос Мира опознала сразу. Госпожа Канса? Она тоже здесь? — Просто Яни и Цу пытаются на свой манер объяснить, что в тебе слишком много кипучей энергии, выплескивающейся на окружающих и иногда их просто ошпаривающей.

— Во, даже родная жена против меня! — простонал мужчина. — Осталось только пойти и в знак протеста повеситься на воротах дома. А потом до скончания веков являться вам укоризненным призраком!

Девочка одним глазом заглянула в столовую. Вокруг большого обеденного стола сидели четверо: госпожа Канса, странно знакомый дядька, высокий, худой, белобрысый и с носом картошкой, и еще две женщины: одна — коренастая и крепко сбитая, а вторая…

Мира почувствовала, что мучительно краснеет. Сказать, что компания выглядела неприлично, означало скромно промолчать. На дядьке красовались одни только короткие трусы с карманами. Госпожа Канса и коренастая женщина были в таких же трусах и коротких мальчишеских майках, ясно обрисовывавших все детали их груди, а четвертая женщина, статная и ослепительно красивая, сидела вообще голой. Ну не считать же одеждой тонкую полупрозрачную накидку!

— Яни, но почему она смогла подойти к порталу? — спросила госпожа Канса. — Почему чудовища ее подпустили? И почему ее персональные опекуны бросили? Как их — Хана и Бохака? Я чуть с ума не сошла от ужаса, когда начала ко-нэмусинов по головам пересчитывать и ее у самого портала увидела.

— Я все-таки не зря воспитанникам статус наблюдателей навесила, — пояснила коренастая. — Наблюдатель в массовой драке находится в минимальном фокусе внимания сцены. То есть какое-то слабое давление на него оказывается, чтобы прочувствовал происходящее, но пока он сам активно в драку не лезет, опасность ему почти не угрожает. Вот как только Мира начала закрывать портал и привлекла внимание, сцена немедленно сработала против нее в полный рост. Что же до опекунов, то я просмотрела их журналы. Мира, на из взгляд, приняла осознанное решение действовать по-своему, и они не сочли возможным подавлять ее свободу воли. А у них статуса наблюдателей нет, они в бою стандартные цели. Останься они рядом, на них тут же навалились бы чудища, и их всех в месте в клочья порвали бы. В общем, я с такой логикой согласна.

— Угу, а в результате твоей железной логики получили хорошо прожаренную тушку воспитанницы, — съехидничал дядька. — Яни, умоляю — никогда не иди в программисты. Первый же твой искин расшибет самолет о землю. А что — в падении, пока не врезались, все же нормально!

У Миры соскользнула рука, которой она опиралась о стену, и она громко оступилась, восстанавливая равновесие. Все тут же обернулись к дверям.

— О, хозяюшка явилась! — возликовал дядька, вскакивая на ноги. — Привет, копуша! Я уже трижды Фи посылал тебя будить, да только ты дрыхнешь так, что сиреной не поднять. Не понимаю, как ты в Академии умудрялась по звонку подниматься.

Он схватил Миру за руку и почти силой втащил в комнату (которая при ближайшем рассмотрении оказалась чем-то вроде столовой).

— Цу, познакомься, — обратился он к красавице. — Эта милашка в военном костюмчике — Мира Аттэй, героиня Сайлавата и все такое, — дядька хлопнул Миру по спине так, что едва не отшиб дыхание. — Собственноручно зарезала тысячу злобных монстров, включая весьма невоспитанного дракона размером с небольшой сейнер, закрыла портал и вообще фактически в одиночку выиграла эпическую битву со злом. Я, понимаешь, под панические вопли Каси несусь во весь опор, чтобы спасти янино детище, плюя по ходу дела на всяческую достоверность, а хозяюшка там уже сама всех порубила в капусту. Между прочим, она целый второй сержант, отличница и активистка, хоть сейчас на доску почета.

— Лика, ты смущаешь нашу гостью, — госпожа Канса поднялась с табуретки, сложила перед собой руки и поклонилась. — Госпожа Мира, не пугайся. Ты уже к нему один раз привыкла, так что постарайся привыкнуть снова. Он хоть и выглядит иначе, а все такой же невоспитанный нахал.

Привыкла… один раз? Мира повернулась к дядьке. Нос картошкой, озорные серые глаза, широко ухмыляющийся рот, короткие шорты…

— Май?! — выдохнула она.

— Эй, так нечестно! — возмутился дядька. — Каси, зачем подсказываешь? Она должна была меня сама узнать, по душевной склонности и зову сердца. Я все-таки ейный фертрат, и между нами глубокая мистическая связь!

— Май, но ведь ты же… тебе же…

— Мне, можно сказать, всегда шестнадцать! — в очень знакомой нравоучительной манере дядька поднял палец. — В душе у меня вечная весна, и так далее. Между прочим, хозяюшка, по-настоящему меня зовут Палек. Палек Мураций, для друзей, для тебя в том числе, Лика. Но если хочешь, зови меня по-прежнему. Остальные — тоже свои. Мою жену Кансу Марацуку, а попросту — Каси, ты уже знаешь, она в вашей Академии ту же маску носит. Вон та коротышка…

— Лика, по ушам настучу! — пригрозила коренастая.

— Ну, ты поняла, кто, — не смутился взрослый Май. — В общем, она моя сестричка. Сводная. Зовут Яна Мураций, коротко — Яни. Наконец, самая блистательная и выпендрежная зануда в нашей компании…

Красавица швырнула в него невесть откуда взявшейся ложкой.

— …Цукка. Цукка Касарий, — дядька-Май не моргнув глазом поймал ложку перед лицом и аккуратно положил на стол. — Для ленивых языком — Цу. Она совсем бабуся, ей уже сорок стукнуло. В свое время почему-то всерьез считала себя моей опекуншей, в чем я ее так и не смог разубедить до самого совершеннолетия. Как Яни ни пыталась объяснить ей, что налажала с воспитательной системой и умудрилась привить тебе, исконной катонийке, стыдливость перед наготой, одеваться категорически отказалась. Три дня назад в шубе ходила, а сейчас жарко ей, видите ли.

— Рада знакомству, — улыбнулась бесстыдная красавица. — Госпожа Мира, я тебе сразу практичный совет дам. Просто не обращай на нас внимания. Наша Странная Семейка для посторонних вполне может показаться сумасшедшим домом, в основном благодаря Лике, но в целом мы люди вполне нормальные. Так получилось, что в ближайшее время ты…

— Ага-ага! — снова встрял Май… или Лика? И как к нему теперь обращаться? Он же совсем взрослый! — Поскольку Яни даже в голову не пришло задуматься, что делать с воспитуемыми вроде тебя, когда они повзрослеют, она не заготовила ни одного разумного варианта. Поэтому какое-то время ты проведешь в здесь, в Катонии. Вообще-то есть железной правило — мертвым назад на Текиру хода нет, но поскольку ты — чудо света, умудрившееся помереть дважды, станешь исключением.

— В любом случае нам нужно протестировать уровень адаптивности ко-нэмусинов в реальном мире! — сердито, однако пряча глаза огрызнулась коренастая Яна. — Кого-то из них все равно следовало вернуть сюда для проверок.

— Угу, давай, оправдывайся, великий ты наш Демиург! — ухмыльнулся взрослый Май. — Тоже мне, богиня педагогики!..

— Лика!

От негромкого спокойного голова госпожи Кансы мужчина осекся. Он склонился к Мире и развел руками.

— Муж да убоится своей жены! — таинственно прошептал он. — Придется заткнуться, а то на обед без сладкого оставит. Лопать хочешь? Ну-ка, садись.

Он надавил ей ладонями на плечи и принудил опуститься на стул.

— Сегодня, ладно уж, в график дежурств тебя не включим, но с завтрашнего дня, вернее, уже с сегодняшнего вечера я лично намерен обратно в Сураграш свалить. После того, как Кара сбежала, меня почему-то со всех сторон в политику тянуть принялись, на дело времени не остается. Да и Каси с Яни вернуться придется. Так что останетесь вы тут на пару с Цу. Не бойся, не заскучаешь — скоро Кара с Мариком к вам присоединятся.

— Я пошла на стол накрывать, — красавица улыбнулась Мире еще раз, поднялась, вышла в смежную кухню и загремела там посудой.

— Э-э… — несмело протянула Мира.

— Лика, брысь, — госпожа Канса придвинула к Мире стул и села рядом. — Госпожа Мира, не пугайся. Все хорошо. Ты среди друзей. Пусть Лика выглядит иначе, чем ты привыкла, но он все тот же. Если хочешь, он станет появляться перед тобой в той же маске, что и в Академии. И я все та же, хотя мне жаль, что раньше мы не познакомились как следует. Ты наверняка хочешь о многом узнать. Спрашивай, не стесняйся. Мы о многом должны тебе рассказать, только ты не все сможешь понять сразу.

— Ну… — Мира чувствовала, что голова идет кругом. Она абсолютно не понимала, что происходит. — А где я?

— Наш мир называется «Текира». Лика рассказывал вам о нем, только называл иначе. Страна — Катония. Город — Масария. Дом, в котором ты находишься, принадлежит нашей семье. Это старый отель, раньше он назывался «Мароновая роща». Мы не знали, где тебе лучше адаптироваться к реальности, и решили, что здесь под присмотром Кары и Цу лучше всего. Потом, возможно, ты сможешь пожить и в других странах.

— А как я сюда попала? Через портал?

— Нет, госпожа Мира, — покачала головой госпожа Яна. — Это одна из вещей, которые мы пока не сможем тебе объяснить. Ты погибла в Академии, так что тебе сделали новое тело в нашем мире.

— Погибла?..

— Да. Тебя сожгло пламенем дракона. Но ты уже жила здесь, на Текире. Когда тебе было восемь лет, ты погибла здесь и попала в Академию. Сейчас ты просто вернулась домой.

Мире показалось, что ее оглоушили по голове тяжелым пыльным мешком. Погибла? Значит, она мертва? Но она же жива! Она совершенно не чувствует себя мертвой! Или мертвые всегда чувствуют себя живыми?

Выходит, смерть выглядит совсем иначе, чем им рассказывали?

— А… другие? — растерянно поинтересовалась она. — Рыцарь Морина — он погиб? Он меня спас от прыгунов…

— Нет, хозяюшка, — дядька-Май посерьезнел. Он положил ей руку на голову и огладил волосы. — Лейтенант Морина не погиб, потому что никогда и не жил. Он не являлся человеком. Вокруг тебя вообще было не так много настоящих людей, в основном куклы. Мира, с тобой хочет повидаться одна… персона. Прямо сейчас. У нее очень много дел, но она попросила нас, чтобы мы позволили ей поговорить с тобой сразу, как ты очнешься. Пообщайтесь с ней, а мы пока соберем на стол.

— А кто она? — Мира решила пока ничему не удивляться, чтобы случайно не сойти с ума. — И где она?

— Ты ее прекрасно знаешь. Вот где она — сложный вопрос. На него ты тоже узнаешь ответ чуть погодя. А пока что просто расслабься.

Ладонь взрослого Мая скользнула ей по лбу и прикрыла глаза — а когда убралась, Мира сидела на стуле в своей комнате в дормитории. Три кровати, сундуки для вещей, распахнутое окно, из которого доносятся запахи жаркого летнего дня (в стекле прямо посередине — аккуратная дырочка с расходящимися лучиками трещин, заклеенная круглым клочком бумаги), стол с тремя аккуратными стопками учебников… Пусто. Ни Ханы, ни Бохаки. Как она сюда попала? Призраки умеют сразу оказываться там, где нужно, но разве она призрак? На всякий случай она потыкала себя пальцем в живот. Нет, насквозь не проходит. Она поднялась и подошла к столу, затем осторожно дотронулась до своей стопки. Полтора года она провела здесь — прекрасных, ласковых, пусть и строгих года обучения. Неужели все?

Скрипнула дверь, и Мира обернулась.

В проеме стояла ректор.

— Мира… — тихо сказала она.

— Госпожа Сиори… — пробормотала Мира. — Я… наверное, я здесь. Или не здесь? Я не знаю. Госпожа Сиори, я нарушила приказ оставаться рядом с Ее Высочеством. Но ведь я закрыла портал! Ты не очень сердишься?

Сиори быстро подошла к ней, обняла и прижала к себе.

— Прости меня, девочка моя, — она явно всхлипнула. — Я дважды не смогла уберечь тебя. И тогда, на Текире, и сейчас. Я так виновата перед тобой!

— Госпожа Сиори…

Ректор отстранила ее и присела на корточки, жадно вглядываясь ей в лицо, словно после долгой разлуки.

— Я не смогла тебя уберечь — но ты молодец. Ты поступила так, как должно. Если бы ты еще осталась жить!

— Да она вроде бы и не померла еще, — недовольно сказал Май — прежний долговязый мальчишка, а не взрослый дядька — вошедший в комнату. — Сира, если ты продолжишь в том же духе, я растрогаюсь и заплачу. Каси и Яни мне уже на два голоса в уши рыдают. Давайте посмотрим что-нибудь такое же пафосное, но повеселее.

Он щелкнул пальцами в воздухе.

Они стояли в ярко освещенном зале, который Мира уже видела однажды: с высокими закругленным потолком, с рядом колонн, окружающим призрачную завесу вокруг висящего в воздухе светящегося шара. Зал Славы в Мировой Сфере — тот самый, в котором они с Маем побывали недавно. Несколько кадетов в форме Академии полукругом выстроились неподалеку. Они все стояли навытяжку, и в воздухе над ними плавали Мечи, а за спинами струилось разноцветное марево Щитов. Хотя и со спины, но в двоих из них Мира опознала Хану и Бохаку. Позади вторым полукольцом располагались паладины и Защитники, одетые в плащи цветов Церкви. Играла музыка, тихая и прекрасная, и госпожа Сиори с окаменевшим лицом передала грузному лысому дядьке в простой рясе небольшую блестящую табличку. Тот с поклоном принял ее и, воздев в воздух, приложил к стене рядом с такими же табличками. Вспышка — и пластина прилипла к стене. Кадеты и паладины тут же опустились на одно колено и замерли в молчании.

— «Мира Аттэй, кадет второго курса Академии Высокого Стиля», — проговорил рядом голос, и Мира слегка дернулась, осознав, что госпожа Сиори находится одновременно рядом с ней и там, вместе с остальными. — «Геройски погибла, ценой собственной жизни остановив Прорыв в Цетрии. Ты сгорела яркой свечой, осветив путь другим во мраке. Ты навсегда останешься для нас примером Служения».

— Саомир текст придумывал, под прочие мемориальные таблички подлаживаясь, — пояснил Май. — Дубина скоровычислительная. «Сгорела яркой свечой», тоже мне каламбур! Лучше бы вообще ничего не писал, одной датой ограничился. Ну ничего, не расстраивайся. Тебе еще Кара свои некрологи почитать даст, она их целую коллекцию насобирала, вот тогда и узнаешь, что такое настоящий бред.

— А что с Ее Высочеством? — шепотом спросила Мира, чувствуя, что сейчас помрет на месте от смущения. — Она сильно пострадала?

— Говори нормально, это запись. Они тебя все равно не слышат. Ничего с не случилось с твоей Ритой. Ее всего лишь куском мяса по башке задело. И хорошо, что задело, а то еще полезла бы в бой, молниями швыряться, и тогда ее точно бы зажевали. Все с ней в порядке, сама смотри.

Май снова щелкнул пальцами, и окружающее опять изменилось. Теперь они находились на огромном плацу перед королевским дворцом. На нем в открытое каре выстроились несколько десятков гвардейцев в зелено-золотых плащах. На высоком дворцовом крыльце стояла принцесса, одетая в зеленый бархатный костюм для верховой езды. Костюм, похоже, был тем же, в котором она бежала в Академию с заседания Даорана, потрепанный и изрядно запачканный. Но золотая лилия на груди Риты в лучах полуденного солнца горела ярко и радостно. По ее бокам стояли госпожа Сиори и господин Саомир, а вдоль стены здания, вытянувшись в струнку, выстроились в шеренгу кадеты Академии Высокого Стиля в парадной форме — и с активными Атрибутами. Капитан Крейт в парадном гвардейском мундире церемонным шагом приблизился к Рите и торжественно возложил ей на голову золотой обруч с единственным ярко горящим изумрудом.

— Слава! — слаженно гаркнули солдаты. — Слава королеве! Слава! Слава!

— Меня хотела завербовать на роль носильщика драгоценностей, — фыркнул Май. — Пришлось долго объяснить, что народ, мягко говоря, не поймет процедуру коронации с участием полудемона. Похоже, так и не убедил, потому что до сих пор дуется.

Он щелкнул пальцами, и они трое опять оказались в комнате дормитория.

— Все, конец кино. Потом хронику посмотрите. Сира, меня тут Бокува зовет, — деловито сказал мальчишка. — Осведомляется, почему с тобой на контакт выйти не может. К тебе в кабинет ломится какой-то чиновник, и она боится, что твою куклу он не оценит. Не убивайся ты так, увидитесь еще, сколько захотите. И хозяюшку не грузи, у нее и так глаза в кучку от обилия впечатлений. Я вас, пожалуй, оставлю. Нужно за девчонками приглядеть хотя бы краем глаза, а то напортачат там без меня с обедом.

И он растворился в воздухе.

Мира нерешительно посмотрела на госпожу Сиори.

— Вот ты и выросла, — задумчиво сказала та. Ее глаза подозрительно блестели. — И ты, и другие. Кажется, еще вчера вы, такие робкие и перепуганные, стояли на церемонии посвящения, боясь вздохнуть, а сегодня твоя табличка висит в Мировой Сфере, и третьекурсники твердо намерены организовать уголок боевой славы, посвященный героической обороне Академии. Время летит…

Ректор покачала головой.

— Госпожа Сиори, а… мне нельзя здесь остаться? — нерешительно спросила Мира. — Сказать другим, что я как-то увернулась от огня, что там не я сгорела, а пятнистая обезьяна, которая из портала выбиралась… Я согласна, чтобы табличку сняли!

— Нет, Мира, — Сиори шагнула к ней и крепко обняла. — Нельзя. Мертвым нет дороги назад. Люди должны верить, что смертны — иначе откуда возьмутся прекрасные легенды о самопожертвовании ради долга? Ты не можешь вернуться в Академию, по крайней мере, сейчас, как я не могу вернуться на Текиру. Но твоя жизнь только начинается, а моя — продолжается. Ты еще встретишь много интересных людей и увидишь массу интересных мест, не чета Сайлавату. Ты узнаешь много чудесных вещей и найдешь прекрасных друзей. И мы с тобой еще не раз увидимся, мне твердо пообещали. Возможно, — она слегка улыбнулась сверху вниз, — когда-нибудь я все-таки сумею тебя спасти и расплатиться по старым долгам.

В глазах у Миры защипало, и она швыркнула носом.

— Госпожа Сиори, мне страшно, — призналась она. — Май — он ведь совсем не такой, каким выглядит. Он совсем взрослый дядька. И госпожа Канса — он сказал, что она его жена. А ведь он меня це… це… цел…

Она замолчала. Почему-то ей показалось, что легче умереть еще раз, чем закончить фразу.

— Ах, вот оно что! — ректор негромко засмеялась. — Не обращай внимания. Май даже на вид совсем не такой взрослый, каким кажется тебе по молодости. А по внутренней сути так в точности с тобой одногодок. Здесь, в Академии, он куда ближе к настоящему себе, чем на Текире. И госпожа Канса тебе и слова дурного не скажет. Она все-таки катонийка. Потом поймешь, позже. Хотя вот ведь проблема — как тебе в тамошнюю школу ходить. Там и на физкультуре голыми занимаются, и девственниц нецелованных в твоем возрасте уже не остается. Сгоришь ведь от смущения. Хотя если сказать, что ты из Княжеств… Нет, не пройдет, ты ведь о ЧК и не знаешь ничего. Ох, ладно. Пусть Май сам легенду придумывает, ему виднее. Ну, давай прощаться. И не забывай заглядывать. У меня в ближайшее время забот невпроворот, но на тебя время я всегда найду.

Сиори еще раз крепко обняла Миру, повернулась и почти выбежала из комнаты, оставив девочку стоять с разинутым ртом.

Комната тут же поплыла вокруг нее. Она вдруг потеряла равновесие, взмахнула руками, а когда сфокусировала взгляд, оказалось, что снова сидит на стуле в столовой чужого дома, а дядька-Май придерживает ее за плечо, чтобы она не свалилась на пол. На столе уже стояли чашки и тарелки с разнообразной едой, хотя и незнакомой по большей части, но пахнущей вполне вкусно.

— Попрощались? — деловито осведомился Май. — Ну, вот и здорово. А у нас для тебя сюрприз.

— Лика! — грозно сказала Яна, упирая одну руку в бедро, а другой грозя ему поварешкой. — После еды! Не порть аппетит ребенку!

— Ничего с ее аппетитом не случится. Смотри, хозяюшка. Ап!

Май стремительно нырнул к полу, а когда выпрямился, в руках у него оказался…

— Парс! — выдохнула Мира. — Настоящий парс!

— Именно! Не просто парс, а Парс с большой буквы. Оригинальный и единственный в своем роде.

Мира во все глаза смотрела на чудесную черно-белую шерстку зверька, переливающуюся под падающими из окна солнечными зайчиками, на огромные лопоухие уши над умной подвижной мордочкой, на внимательно рассматривающие ее глаза с двойными щелевидными зрачками, на шесть лап, оканчивающиеся мягкими подушечками… Парс! Неужели это ей? Май сунул зверька ей на колени, и девочка вцепилась в него обеими руками, боясь, что сейчас он вывернется и убежит.

— Парс не любит, когда его тискают, — недовольно пробурчал зверек человеческим голосом. — Парс любит, когда его гладят. Хозяюшка погладит Парса?

Он умеет говорить?! Он… он демон? А, ну и пусть демон, зато ее собственный. Он ведь не кусается? Мира робко, потом смелее провела ладонью по его голове и туловищу. Зверек завозился, устраиваясь на коленях поудобнее, и тихо замурчал. Мира в восторге погладила его еще несколько раз.

— Мира, Парсу, в отличие от тебя, есть не нужно, он солнечным светом питается, — бесстыдная госпожа Цукка слегка постучала пальцем по столу, привлекая ее внимание. — Он теперь твой, так что никуда от тебя не денется. Отвлекись от него и поешь. Накладывай себе чего хочешь, у нас самообслуживание.

— Слушаюсь, госпожа Цукка! — встрепенулась Мира. И в самом деле, так невежливо. За столом положено есть, а не с игрушками играть.

— Без формальностей, — улыбнулась женщина. — Госпожой меня называет только ректор университета, да еще первокурсники, пока не освоятся. Попробуй начать с рисовой каши — Яни ее сварила на западный манер, с молоком, солью, сахаром и сливочным маслом. У вас в Академии, кажется, так же готовят. Неплохо, надо сказать, выходит, нужно принять на вооружение. И еще попробуй вон те маринованные томомо. Они на вкус своеобразны, но людям обычно нравятся, а уж орки от них вообще без ума. За свой желудок можешь не беспокоиться, он сейчас железные гвозди переваривать может.

— Да, спасибо, — согласилась Мира. Аккуратно, чтобы не уронить Парса с коленей, она дотянулась до кастрюльки, исходящей вкусным паром, и большой ложкой принялась накладывать себе густую вязкую кашу.

— Кстати, Яни, у меня идея! — оживленно сказал Май. — Хочешь, подскажу, как сразу два окна разбить одним камнем? Только что в голову пришло.

— Даже если не захочу, все равно расскажешь, — хмыкнула Яна. — Тебя разве можно удержать от словоизвержения? Болтушка.

— От язвы слышу, — не остался в долгу Май. — Яни, у нас в загашниках тысячи детских психоматриц первой стадии в темном сне дрыхнут. А давай их засовывать в детские проекции в виртуальности?

— Зачем? — Яна задержала передо ртом вилку с салатными листьями. — Там же все равно личности практически нет. Спасать нечего.

— А кому какое дело? Проснувшиеся нам всю плешь проели — хотят детишек заводить, и все тут, и на имитации не согласны. А скажи им, что в ребенке живет настоящая психоматрица, и все психологические барьеры сразу снимутся. Ну и что, что детей придется не десять-пятнадцать лет воспитывать, а тридцать или сорок? У нэмусинов вечность впереди, плюс-минус полвека роли не играют. Заодно и реальный пряник получаем, которым можно отличившихся награждать. Можно даже не на семью ребенка выделять, а на целую общину. Навесить высокую цену в баллах, и пусть копят. Со всех сторон выгодно, верно?

— Фантазер ты у нас, — буркнула Яна. — Хотя… надо подумать.

— Вот и думай, — жизнерадостно согласился Май. — Я технарь нетянучий, в тонких философских материях ничего не понимаю, а мыслитель у нас ты. Эй, а вы слышали, как здесь, в Катонии, председатель бюджетного комитета в Ассамблее на незаконном лоббизме попался?..

Разговор тут же свернул на совершенно непонятные Мире политические материи. Через несколько минут она перестала вслушиваться, просто наслаждаясь неведомой ей раньше домашней атмосферой и потихоньку уминая еду из разных салатниц и мисок. Все, что она попробовала, оказалось хотя и непривычным, но очень вкусным, и под конец она объелась и слегка осоловела.

— Спасибо за угощение! — она с сожалением поставила Парса на пол, поднялась и начала собирать пустые тарелки. Посудомоечную раковину в соседней кухне она уже углядела.

— Оставь, — остановила ее Яна. — Сегодня Цу дежурит, она вымоет. У тебя акклиматизация и выходной, успеешь еще наработаться. Или я вымою. Цу, не забудь, тебе сегодня еще за Карой зайти. Документы в детдом уже пришли.

Она переглянулась с Кансой, и та тоже поднялась.

— Госпожа Мира, пойдем прогуляемся по саду, — попросила она. — Я хочу показать тебе одно место.

— Да, госпожа Канса! — кивнула Мира.

В сопровождении деловито семенящего Парса они прошли по полутемному коридору и оказались в небольшой прихожей. Пол в ней забавно понижался перед дверью, и перед образованной им небольшой ступенькой стояли несколько пар сандалий. Госпожа Канса обулась (Мира сделала зарубку на память — здесь принято разуваться перед входом в дом), и они вместе вышли на невысокоекрыльцо в небольшом дворике, посыпанном песком. В дальнем его углу стояла большая облупившаяся гипсовая птица. Одна калитка, выходящая на покрытую чем-то странно-гладким дорогу, оказалась распахнутой настежь, а еще две стояли плотно прикрытыми. Горячий воздух ударил в лицо Мире, и она тут же взопрела под своим форменным кителем.

— Что-то погода в последние время днем стоит необычно жаркая, — извиняющимся тоном сказала госпожа Канса. — Градусов на семь или восемь выше нормы. Но летом обычно еще жарче, да еще и дожди. Госпожа Мира, теперь ты понимаешь, почему у нас принято ходить голыми?

— Э… да, — Мира нерешительно протянула руку к верхней пуговице кителя, но заколебалась.

— На твоем месте я бы вообще пиджак сняла, — пришла на помощь спутница. — Париться по такой жаре незачем. Госпожа Мира, по нашим меркам ты одета так, как некоторые и зимой-то не одеваются. Мы решили, что на первых порах тебе покажется привычнее носить прежнюю одежду, но когда она станет неудобной, скажи. Подберем тебе что-нибудь полегче. Только имей в виду, утром и вечером все еще прохладно. И учти, в Катонии слово «стыдно» имеет совсем не тот смысл, что у вас в Академии. К одежде — или ее отсутствию — оно никак не относится. Пойдем, нам туда.

В сопровождении Миры, расстегивающей китель, они вышли в правую калитку и пошли по тропинке, петляющей между высокими раскидистыми деревьями, сплошь покрытыми белыми цветами-свечками.

— Город, в котором ты находишься, называется Масария, — рассказывала госпожа Канса. — Это крупный морской порт на самом юге Восточного континента. Наши побережья сильно отличаются от ваших. У нас нет приливов и отливов, как у вас, зато из океана регулярно приходят высокие, в десятки саженей, волны-цунами, которые смывают все на плоских берегах. Поэтому порты располагаются только в бухтах с мелкими извилистыми устьями, где сила волн почти полностью угасает. Сами суда на время прихода волны укрываются в прочных эллингах, которые принимают на себя остаточные удары, либо выходят в море, где волна почти не заметна. О приходе волны предупреждают громкие сирены — низкие гудки отсчитывают количество оставшихся часов, высокие — десятков минут. Не забывай о них, когда окажешься у моря. В бухте не купаются, там вода застаивается и неприятно пахнет, так что все пляжи у нас галечные, на океанском побережье, где волна очень опасна.

— Да, госпожа Канса.

— Мира, у меня к тебе просьба — давай общаться без формальностей. У нас в семье вообще принято общаться накоротке с друзьями. А ты теперь наша воспитанница, хотя и ненадолго, у нас совершеннолетними в семнадцать лет становятся. Не возражаешь?

Мира помотала головой.

— Ну, вот мы и пришли.

Деревья внезапно расступились перед ними, и в лицо Мире ударил упругий ветер, пахнущий солью и водорослями. Они стояли на длинной узкой скале, слегка приподнимающейся в дальнем своем конце. Слева от них расстилалась огромная чашевидная бухта, окруженная сбегающими к воде склонами, сплошь застроенными высоченными даже на расстоянии башнями. Незанятыми оставались лишь широкие полосы земли вдоль кромки воды. Зато там тянулись бесчисленные пирсы, возле которых лежали на воде длинные массивные туши кораблей, почему-то без мачт и парусов, но с высокими надстройками, а по самой бухте сновали небольшие шустрые суденышки. Город выглядел невероятно огромным — раз в сто крупнее Цетрии. Или в двести. Наверное, в нем поместились бы все города Сайлавата, вместе взятые. Выходит, не врал Май, когда рассказывал про свой мир?

А справа…

Справа под крутым склоном расстилалась безбрежная водная гладь, слепящая мириадами солнечных бликов. Именно оттуда налетал ветер, именно оттуда доносились щемящие сердце крики странных белых птиц. Морские кошки, вдруг всплыло у нее в памяти далекое смутное знание, их называют морскими кошками! Тут и там над водой парили белоснежные паруса небольших яхт. Мира восхищенно вздохнула. Она всю свою жизнь мечтала увидеть, как же выглядит настоящее море, но ни разу ни в одном из прибрежных графств ей побывать не довелось. Она уронила снятый китель прямо на землю, раскинула руки и подставила себя ветру, полной грудью вдыхая такой вкусный, такой замечательно свежий соленый воздух. Ей казалось, что она парит над бездной — парит и не падает, словно птица.

— Место называется «Смотровая скала», — сообщила Канса, с улыбкой наблюдая за ней. — Я часто прихожу сюда любоваться на город и море — на рассвете, на закате, днем и глубокой ночью… И никак не надоест. Скала находится в наших частных владениях, но мы не возражаем, чтобы сюда приходили и посторонние, лишь бы вели себя хорошо. И никого не бойся — возле нашего дома тебе не угрожает никакая опасность. Пойдем, там дальше высечены удобные ниши для сидения.

Она провела Миру по сужающейся утиным носом глыбе камня и показала несколько выемок и небольших валунов, как раз подходящих в качестве опоры для спины. Девочка опустилась на прогретый солнцем камень, чье тепло ощущалось даже сквозь плотную юбку, и принялась вглядываться в расстилающийся внизу город. Парс подобрался к ней и улегся, прижавшись к бедру. Мира запустила пальцы в его шерсть и принялась ее перебирать.

— Нравится здесь? — спросила Канса, опускаясь рядом.

— Очень! — выдохнула Мира. Вдруг ей стало страшно — а что, если она спит, и ей все снится?

— Хорошо. Тебе придется провести здесь некоторое время, пока мы не поймем, что с тобой делать. Ты появилась… несколько неожиданно, и мы просто не готовы.

— Я не стану обузой, госпожа Канса!

— Без госпожи. Мы же договорили без формальностей, помнишь?

— Да, Канса. Я не стану обузой. Я могу работать… э-э, горничной. Или прачкой. Я… — она машинально потянулась к пустому незащищенному горлу. Ах, да. Кубирина у нее больше нет.

— В ближайшие годы тебе будет вовсе не до работы. Тебе придется многое узнать и выучить. Не беспокойся насчет обузы — деньги не проблема, да и ты девочка уже взрослая и нас не обременишь. Мира, я спрошу тебя прямо — ты осознаешь, что погибла? Пусть геройски, но погибла? И что для тебя нет дороги назад, в прошлую жизнь?

— Я не знаю, — Мира поежилась. Парс вопросительно взглянул на нее снизу вверх, но с места не сдвинулся. — Я… я в самом деле сейчас мертвая? Я призрак?

— Нет, что ты! — рассмеялась Кана. У нее оказался хороший смех — негромкий, но мелодичный и светлый. — Ты не мертвая и уж точно не более призрак, чем я или Лика. Тело — не живое, но от живого его отличить практически невозможно. Оно даже продолжит взрослеть и стариться, как настоящее. Проблема в другом. Есть правило — мертвым нет дороги назад на Текиру. Когда-то ты умерла здесь — и оказалась в Сайлавате. Потом ты умерла в Сайлавате — и по правилам тебя следовало бы отправить во внешний мир, как и любого другого проснувшегося нэмусина. Но это слишком жестоко — там теряются и утрачивают цель жизни даже вполне зрелые люди. Мы не можем так с тобой поступить. Сначала ты должна повзрослеть и осознать, что такое наш мир и как он устроен. А потому ты проведешь здесь какое-то время — возможно, много лет.

— А кто такие «вы»? — Мира искоса взглянула на свою спутницу. Та сидела, обняв колени, и смотрела на океан. Ветер трепал ее распущенные сейчас рыжие волосы. — Я имею в виду, почему Май выглядит здесь совсем не так, как в Цетрии? А ты точно такая же?

— Мы — Демиурги. Хотела бы я сказать, что мы создаем миры и творим жизнь — но нет, нельзя. Мы еще очень молоды и мало чем отличаемся от людей. Скажем так: пока что наше предназначение — присматривать за Текирой. Мы можем свободно перемещаться между мирами и менять тела как карнавальные маски. Правда, Лика — единственный из нас, кто находит в маскараде удовольствие. Поэтому в Ракуэне — и в вашей Академии — он выглядит иначе, чем здесь. Мира, не задавайся пока что глобальными вопросами. Успеешь еще. Просто расслабься. Тебе следует прийти в себя. И еще тебе придется привыкнуть к нашему миру. Он очень отличается от Академии. Вообще-то мы думали отправить тебя в Четыре Княжества — в государство на Западном континенте, под присмотр Миованны и Майи. Там и общественная мораль тебе более привычна, и даже титулованные аристократы имеются. Но там для человека сложнее правдоподобную маску создать. В общем, придется тебе пока пожить в обществе Цу и Кары, она появится сегодня ближе к вечеру. Мне, Лике и Яни нужно работать на Западном континенте, но мы станем приходить в гости.

— Но я действительно не хочу становиться обузой…

— Ты наш друг, — Канса протянула руку и сжала Мире плечо, — а друзья не могут быть обузой. Кроме того, ты очень важна сама по себе. На твоем примере Яни намерена разрабатывать методику социальной адаптации твоих сверстников. Нельзя же вечно держать их в игрушечной Академии. Только у нас к тебе большая просьба: пожалуйста, никогда и никому не рассказывай про Академию и вообще про свою прошлую жизнь. Никому и ни за что. Сможешь удержаться?

— Честное-пречестное слово, никому не скажу, — кивнула Мира. — А почему?

— Потом поймешь. Мира, если ты проговоришься, никто не станет тебя наказывать. Но ценой оговорки могут стать жизни. Не две и не три и даже не десять, а десятки и сотни тысяч, а то и миллионы. Постарайся, пожалуйста.

— Нет, Канса, — Мира насупилась, и Канса удивленно взглянула на нее. — Госпожа Грампа всегда говорила, что если ты просто стараешься, то оставляешь лазейку для неудачи. Нужно не стараться, а делать. Я никому не скажу.

— Да, именно так, — Канса задумчиво покивала. — Знаешь, ты очень напоминаешь мне Кару. Такая же маленькая, тихая и упрямая. Думаю, вы сразу подружитесь.

— А кто такая Кара? — несмело спросила Мира.

— Карина Мураций. Сводная сестра Лики. Она много лет работала… в далекой стране кем-то вроде принцессы. Как Рита, только по-настоящему. Она очень устала и решила немного отдохнуть. Она тоже Демиург, и не удивляйся, когда увидишь ее в образе маленькой девочки. У нее было тяжелое детство, и она не понаслышке знает, что такое страх и одиночество. Да, вы подружитесь.

Одним слитным гибким движением Канса поднялась.

— Я тебя оставлю. Когда насмотришься на город, приходи в дом. Нужно обустроить твою комнату, а заодно показать тебе, как работают некоторые системы. Не торопись, погода сегодня отличная, а времени у тебя впереди — вечность. Парс, охранять! — приказала она.

— Парс смелый! — важно заявил шестилапый зверек. — Парс сильный! Парс всем по ушам напинает!

Он прошествовал к краю скалы, поднялся на две задние лапы, свесил остальные вдоль тела и замер столбиком, мерно поводя головой из стороны в сторону.

— Ну, нашего Лику только допусти до программатора! — снова засмеялась Канса. — Мира, если захочешь заменить у Парса какие-то фразы, скажи Цу. Она знает, как.

Она поклонилась и ушла.

Оставшись в одиночестве, Мира принялась вглядываться в город. Блестящие, словно облитые гладким льдом башни манили ее взгляд. Значит, вот как выглядит по-настоящему мир Мая? Да, ради того, чтобы его увидеть, стоило умереть. Сердце остро защемило, и она как-то целиком и окончательно осознала: она больше не вернется в Академию. Не сможет пошушукаться с Ханой и Бохакой, поругаться с настырной Сёей, хихикнуть над неуклюжестью Мэри, пройти вдоль длинных полок в библиотеке, ведя пальцем по пыльным корешкам старых фолиантов… И никогда она не сможет призвать свой Атрибут, свою пылающую глефу. Она больше не второй сержант и не Меч первой категории. Она просто пятнадцатилетняя девочка. Сирота, оставшаяся без родителей в огромном непонятном мире.

Но она справится. Всю свою недолгую жизнь она мечтала совершить подвиг. И совершила-таки — а что дальше? Оказывается, история на том не кончается. Нужно продолжать жить — и всем своим существованием доказывать, что ей не просто повезло.

Она справится, обязательно справится. Она точно не собирается становиться ни для кого обузой, пусть даже для неведомых загадочных Демиургов. Вот только немного освоится в новом мире — и поймет, как расплатиться за помощь. И у нее теперь есть Парс. Интересно, а здесь есть Защитники? И можно ли получить новый кубирин? Нужно спросить у Мая (у Палека? Лики? ой, как же его сейчас называть-то?)

Так или иначе, но она обязательно справится. У нее нет права провалиться и подвести других. Мира сидела на прогретой теплым солнцем скале, смотрела на город и безбрежный океан, и тугой ветер с моря трепал ее волосы. Она не заметила, как задремала, и снились ей высокие стеклянные башни и белые паруса над учебным корпусом Академии.

Благословенна будь, полная надежд молодость!

* * *

— Масака! Сейчас же перестань драться с Гагакой! — Ринако склонилась над мальчуганами и решительно ухватила их за загривки. Увлеченно мутузившие друг друга возле песочницы дети недовольно завопили и еще крепче вцепились друг в друга.

Хина улыбнулась. По молодости и неопытности ее напарница иногда пыталась вести себя слишком строго, изображая курицу-наседку и с энтузиастом пытаясь наводить порядок даже тогда, когда этого делать явно не стоило. Вот и сейчас мальчики явно сцепились не всерьез. Ну ничего. Главное — стремление к совершенству, а самого совершенства достичь если и можно, то не в нынешней жизни. Сама Хина сидела в тенечке под шелестящей листвой и с ленивым вниманием наблюдала за возящимися на площадке воспитанниками. Скоро вести их на ужин, так что пусть лучше сбросят энергию сейчас, чем начнут буянить за столом.

На груди зазвенел висящий на шнурке пелефон. Хина глянула на дисплей. Хибара? Что ей нужно?

— Да? — спросила Хина, не включая камеру.

— Хина, — голос директора детского дома казался слегка растерянным. — Рэнна у тебя поблизости?

Воспитательница отыскала девочку взглядом. Та по своему обыкновению сидела на земле под кустами в обнимку с шестилапой куклой и, кажется, дремала.

— Да, — ответила Хина. — А что?

— Пожалуйста, возьми ее и поднимись ко мне в кабинет. Прямо сейчас.

— Хорошо, госпожа Хибара. Иду.

Хина отключила пелефон и нехотя поднялась. Бросить Ринако одну? Ну, в конце концов, территория надежна ограждена, пропасть детям некуда, а все время ее опекать как маленькую тоже нельзя. Она подошла к кустам и склонилась над девочкой.

— Рэнна! — позвала она. — Рэнна! Проснись! Нас зовет тетя Хибара.

Девочка распахнула глаза и уставилась на нее.

— Да, — согласилась она. — Идем.

— Рика! — крикнула Хина. — Я отлучусь ненадолго. Рэнна со мной.

— Ага! — кивнула молодая воспитательница. Забияки повисли перед ней в воздухе, подвешенные в невидимых путах ее манипуляторов, брыкались и в унисон азартно верещали, видимо, в восторге от мини-приключения. — Я присмотрю. А ну-ка, перестали визжать, а то в угол поставлю!

В пустом сейчас здании детского дома стояла гулкая тишина. Пройдя по тишине коридоров и поднявшись на второй этаж, Хина и Рэнна вошли в кабинет директора.

Та оказалась не одна. На стуле рядом с ней сидела высокая эффектная женщина неопределенного возраста, но с прекрасной фигурой, едва прикрытой прозрачной противосолнечной накидкой. Гостья казалась смутно знакомой, но откуда — неясно. Хина с завистью глянула на ее безупречный плоский живот и стройную талию. Сама воспитательница даже в сильную жару давно носила непрозрачные блузы и юбки или длинные шорты, скрывая неистребимые дряблость и жирок на пояснице и бедрах. Вот везет же некоторым с внешностью!

Незнакомка поднялась и, сверкнув ослепительной улыбкой, поклонилась.

— Госпожа Хина, меня зовут Цукка. Цукка Касарий, — представилась она. — Рада знакомству, прошу благосклонности.

— Радость взаимна, госпожа, — вежливо ответила Хина. — Благосклонность пожалована.

Она вопросительно взглянула на директора.

— Видишь ли, Хина, — каким-то странным тоном сказала та, — госпожа Цукка удочерила Рэнну.

— Рада слы… Что?!

Хина захлопала глазами. Да, Рэнна что-то такое упоминала. Но как? Процедура предусматривает в том числе предварительное знакомство потенциальных опекунов с ребенком, а Хина была стопроцентно уверена, что красавицу-Цукку в детском доме не видела ни разу в жизни. Не говоря уже о том, что и краем уха не слышала о готовящемся удочерении от Хибары или еще кого.

— Не удивляйся, госпожа Хина. Документы готовились негласно, при содействии Службы охраны детства, — пояснила Цукка. — Видишь ли, я довольно известная персона, и узнай журналисты об удочерении заранее, сжили бы со свету и меня, и Рэнну, да и госпожу Хибару заодно.

— Э-э… вот как? — глупо спросила Хина. — Известная?

— Я хотя и коренная катонийка, но при том почетный консул Республики Сураграш в Катонии, — пояснила Цукка. — Журналисты определенного толка такое событие бы не упустили.

И тут Хина вспомнила, где ее видела. В телевизоре, разумеется, да. Вчера ее выступление появилось на сайтах всех телекомпаний страны.

«…Мне тяжело говорить о гибели Карины Мураций, моей воспитанницы, выдающегося хирурга, спасшей десятки жизней, и символа перемен в Сураграше. Я до сих пор не могу поверить, что такое случилось. Но мои чувства сейчас значения не имеют никакого. Правительство Сураграша поручило мне объявить, что мы продолжим прежний курс без малейших изменений. Бандиты и наркоторговцы, мечтающие ввергнуть страну в прежний хаос, никогда не добьются своего. Выборы в стране пройдут точно по намеченному графику…»

…портрет Карины Мураций, висящий на стене зала мастера Караби.

Слишком взрослая гримаса злости на детском личике Рэнны.

«Кара!» — выражение ошеломления и облегчения на малоподвижной физиономии тролля.

Бывший опекун Карины Мураций, внезапно удочеряющая девочку…

Хина потрясла головой. Нет, так, разумеется, не бывает. Слишком буйную фантазию следует придерживать.

— Да, госпожа Цукка, — сдавленно произнесла она. — Я понимаю. Хибара, я полагаю, документы уже готовы?

— Да. Готовы, согласованы и зарегистрированы надлежащим образом. И госпожа Цукка намерена забрать Рэнну прямо сейчас.

Хина опустила взгляд на девочку. Та стояла с безразличным видом, словно происходящее ее совершенно не волновало.

— Рэнночка, — воспитательница опустила руку ей на голову, — теперь у тебя появилась мама. Настоящая мама. Ты рада?

— Да, госпожа Хина. Я рада.

Нейтрально-вежливый тон без малейших проблесков эмоций. «Когда ты, наконец, от меня отвяжешься со своими глупыми вопросами!», так, что ли?

— Ну что же… — Хина снова посмотрела на директора. — Хибара, все… действительно в порядке?

— Да, — кивнула директор. — Я перепроверила все документы. Конечно, немного странно, что все сделали помимо меня…

— Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа Хибара, — низко поклонилась Цукка. — Для ускорения процедуры мне пришлось нажать на кое-какие кнопки, и я слишком поздно осознала, что поступаю крайне невежливо в твоем отношении. Я слишком много внимания уделяла сохранению тайны, и слишком мало — общению с людьми. Я не могу исправить то, что свершилось, могу лишь извиниться еще раз.

— Не стоит извинений, — вздохнула директор. — Поскольку все…

— Прошу прощения! — неожиданно даже для самой себя перебила ее Хина. — Госпожа Цукка, поскольку речь идет о моей воспитаннице, я хотела бы задать тебе несколько вопросов.

— Разумеется, госпожа Хина. Рэнна хорошо отзывалась о тебе. Полагаю, я просто обязана развеять твои сомнения, если они у тебя есть.

Хине показалось, что за стандартными вежливыми оборотами кроется скрытая издевка. Ну еще бы! Красавица, видная персона и все такое — и какая-то училка лезет к ней с вопросами? И все же отступать воспитательница не намеревалась.

— Госпожа Цукка, — спросила Хина, — ты раньше общалась с Рэнной? Откуда вы друг друга знаете и почему ты решила удочерить именно ее?

— Я общалась с Рэнной много раз. Наверное, сейчас уже можно сказать…

Цукка глянула на девочку.

— Я сбегала вечерами, — потупившись, виноватым тоном сказала та. — Мне нравилось гулять в саду у дома госпожи Цукки.

— Сбегала? — удивилась Хина. — Но как же вечерние переклички, дежурные воспитатели?..

Она глянула на Хибару, и та только пожала плечами.

— Рэнна довольно ловкая девочка, хотя по ней и не скажешь, — улыбнулась Цукка.

…ага, и еще райнин и одна из лучших дочерей рода человеческого, по мнению того же тролля…

— …что же до моих мотивов, госпожа Хина, то они просты. Видишь ли, я бесплодна, как ни печально, а детей иметь хочется. И мы с мужем решили взять ребенка из детдома.

— Но ведь твой муж уже много лет в Сураграше?

— Он иногда прилетает в Катонию. Негласно, разумеется, под другим именем, чтобы от журналистов скрываться. Кроме того, мы постоянно общаемся через коммуникатор.

— Хм. Ты знаешь, что Рэнна — девиант первой категории?

— Да. Ничего страшного. Я уже вырастила двух девочек-девиантов, обеих с первой категорией, так что опыт у меня есть.

Не придерешься. И мотивы, и опыт, все в наличии. В чем же подвох? А подвох где-то точно кроется.

— Но если ты занимаешься политикой, госпожа Цукка, останется ли у тебя время на воспитание ребенка?

— Я практически не занимаюсь политикой! — громко рассмеялась гостья. — Госпожа Хина, прошу прощения за свое неуместное веселье, но ты демонстрируешь типичную реакцию. На самом деле я вовсе не политик, и консул я — почетный, не настоящий. Фактически я всего лишь ширма. Все дипломатические вопросы решаются напрямую между Министерством иностранных дел Катонии и Комитетом по иностранным делам Сураграшского правительства. Современные средства коммуникаций, к счастью, такое допускают. Меня изредка вытаскивают на телевидение, когда нужно показать людям кого-то конкретного, но это случается не чаще раза в три-четыре периода.

— И чем же ты занимаешься в остальное время?

— Наукой. Я директор физической лаборатории в Масарийском университете. Мы занимаемся вопросами, связанными с астрономией и гравископией. Ближайшие выходные, например, я проторчу на работе. Новый орбитальный гравископ наконец-то полностью протестирован и запущен в промышленную эксплуатацию, и нам выделили на нем время. Представляете, мы разработали едва ли не три четверти его начинки, включая принципиально новые фокусирующие зеркала и алгоритмы обработки сигналов, а нас запихали в общую очередь и дают времени чуть ли не меньше, чем остальным! А-э… прошу прощения, вряд ли тебе интересны мои рабочие заморочки.

— И, значит, девочка останется дома одна? — почти враждебно спросила Хина, не обращая внимания на знаки, которые Хибара подавала за спиной Цукки. Она удивлялась сама себе: чего, в конце концов, она взъелась?

— Ой, что ты, госпожа Хина! Уж одна-то она точно не останется. Ко мне сегодня племянница приехала погостить, несколько друзей и родственников вот-вот должны появиться, и вообще народу в доме ожидается целая толпа. В нашем доме проблема, скорее, обратная — как бы в одиночестве остаться. Кроме того, ты уже и сама успела убедиться, что девочка сама за кем угодно приглядит.

— Цу! — позвала Рэнна.

— А?

— Госпожа Хина волнуется за меня. Давай пригласим ее в гости, чтобы она все осмотрела и перестала беспокоиться.

— Пригласим? — переспросила Цукка. — Ты уверена? Сегодня у нас напряженный вечер…

— Да. Она — мой друг.

— О… — вдруг Цукка взглянула на Хину совсем по-иному, чем до того: цепко и оценивающе. — Настоящий друг?

— Еще не совсем, но почти.

— Поняла. Госпожа Хибара, могу я попросить тебя отпустить госпожу Хину с нами? В конце концов, вы имеете право знать, что отдаете ребенка в надежные руки.

— Отпустить… Да, пожалуй, неплохая идея, — на лице директора появилось облегчение. Похоже, она тоже чувствовала себя не слишком уютно от внезапного развития событий. — Хина, сходишь?

— Сходить? — от неожиданного поворота разговора воспитательница даже растерялась. — Мне? Но у меня группа, там Ринако одна…

— Прошу прощения, госпожа Цукка, мы на пару слов! — Хибара ухватила Хину за плечи и едва ли не силой вытолкала из кабинета, захлопнув за собой дверь. — Хина, прошу — сходи. Мне тоже не слишком нравится ситуация. С документами все идеально, но у меня ощущение, словно Рэнну внезапно похищают. Мне хочется, чтобы кто-нибудь взглянул на обстановку у них дома, а я сама уйти не могу.

— И что я там должна высматривать? — шепотом возмутилась Хина. — Плетки и кандалы, на стенах развешанные? Да даже если и найду — нас уже в сторону отодвинули! Что я смогу сделать, если что-то замечу?

— Хина, — директор умоляюще сложила руки на груди, — нижайше прошу! У меня на сердце неспокойно. Ко мне вчера из СОБ какой-то хмырь приходил в чине аж оой-полковника. Девочка, оказывается, с самого рождения под негласным наблюдением состоит из-за своего происхождения. Он вопросы странные задавал, проблемами с ее эффектором интересовался, и взгляд у него какой-то нехороший, словно всех вокруг в государственной измене подозревает. Прошу, просто сходи и посмотри на обстановку. Не надо шпиона из себя разыгрывать, просто твое общее впечатление нужно. Если что, у меня у самой есть связи в СЗД, я могу и туда, и к журналистам…

— Ладно, ладно! — Хина подняла ладони. — Уговорила. Схожу. Только Ринако все-таки одну оставлять не стоит, мало ли что.

— Хорошо, я вашу группу временно с другой объединю. Втроем за двумя группами вполне присматривать можно. Да и ужин скоро.

Хибара дернула дверь в кабинет.

— Все улажено, госпожа Цукка! — радостно возвестила она. — Госпожа Хина сходит с вами.

— Вот и замечательно! — обрадовалась гостья. — Рэ, потопали. Такси я уже вызвала, через пару минут подойдет.

Рэнна молча кивнула. Все-таки она чрезвычайно странная. Любой другой восьмилетний ребенок на ее месте выказал бы хоть какие-то эмоции — радость, возбуждение, неуверенность или даже страх. А она ведет себя так, словно ее из-за одной парты за другую пересаживают. Кстати, а что насчет ее вещей? Зимняя одежда, летняя, демисезонная… Или приемные родители решили оставить все детскому дому и одеть девочку с нуля? Ладно, вероятно, Хибаре виднее, как процедуру отрабатывать.

Вчетвером они прошли по коридорам здания и вышли на улицу. Возле дорожки, ведущей к главным воротам, на площадке визжала и шумела вторая группа. Семилетки под присмотром воспитателей с энтузиазмом носились между каруселями, решетчатыми стенками, горками и песочницами. При их виде на лице госпожи Цукки появилась едва заметная теплая улыбка. Нет, решила искоса наблюдающая за ней Хина, наверное, человек, способный так улыбаться при виде детей, не может оказаться слишком уж скверным.

Когда они проходили мимо площадки, Рэнна внезапно остановилась.

— Я сейчас, — сказала она.

Решительно повернувшись, Рэнна прошла через площадку, непринужденно уворачиваясь от хаотично носящейся детворы, и остановилась у скамейки, на которой сидела девочка — маленькая и худенькая даже для своего возраста. На вид ей едва можно было дать пять лет. Ее имя — Дана Мацума, вспомнила воспитательница. Хина знала ее печальную, но вполне типичную историю: пьющие и буянящие родители, жизнь впроголодь и с постоянными побоями, никакого детского сада, а из игрушек проверяющим удалось обнаружить только несколько старых изломанных пластиковых пупсов, явно подобранных на помойке. Ее предплечья и кисти покрывали маленькие круглые шрамы — следы от потушенных сигарет, некоторые из которых не зажили до сих пор. Она не только не умела читать, но даже и не знала ни одного буквослога. Ее отобрали у родителей (которых, Хина искренне надеялась, за изуверство упрячут в тюрьму хотя бы на год) и привезли сюда три недели назад, но на людях она все еще предпочитала забиваться в дальний угол и почти не разговаривала. Даже опытнейшей Нэнгоро, сейчас сидящей рядом с букварем в руках, пока не удавалось ее разговорить.

Рэнна остановилась перед девочкой, и та испуганно сжалась.

— Возьми! — Рэнна протянула Дане свою несуразную шестилапую куклу. — Это тебе. Его зовут Парс.

Девочка сжалась еще сильнее и принялась, ерзая, потихоньку отползать к краю скамейки.

— Возьми! — повторила Рэнна. — Он твой защитник. Он спасет тебя от плохих людей и не позволит, чтобы тебя били.

Дана замерла. Она нерешительно взглянула на Нэнгоро, и та, быстро сориентировавшись, поощрительно кивнула. Дана нерешительно протянула руку и коснулась плюшевого зверя.

Неожиданно Хине показалось, что кукла шевельнулась сама по себе. Она быстро сморгнула. Нет, разумеется. Просто Рэнна решительно сунула шестилапа худышке. Та несмело взяла куклу — и внезапно вцепилась в нее обеими руками, обняв и прижав к себе, как до того делала Рэнна.

— Все хорошо, — сказала ей Рэнна. — Злых мамы и папы больше нет. И Парс тебя защитит.

Она повернулась и, все так же непринужденно уворачиваясь от детей на площадке, вернулась на дорожку к ожидающим ее спутникам.

— А за ментоблоком даже первого уровня в ее возрасте следует пристально следить. Значит, тебе придется за ней приглядывать по крайней мере период. Не можешь в очередной раз не взвалить на себя весь мир? — иронично спросила госпожа Цукка. — И что насчет каникул, о которых ты так мечтала?

— Я не могу их бросить, — на лице девочки впервые мелькнуло какое-то выражение. — Просто не могу, понимаешь? У них нет ничего, даже родителей. Так несправедливо.

— А Академия?

— Одно другому не мешает. Идем.

И она решительно зашагала к воротам. Хина и Хибара переглянулись, посмотрели на озадаченно глядящую на них Нэнгоро, синхронно пожали плечами и двинулись следом. Обсуждать случившееся Хине решительно не хотелось, по крайней мере, сейчас. Директор, вероятно, испытывала те же чувства. А может, и похуже — она-то «взрослую» Рэнну раньше не видела.

Такси уже ждало — новое, полностью автоматизированное, даже без водительского кресла. Распрощавшись с директором, госпожа Цукка поводила пальцем по монитору, выбирая место назначения, расплатилась с помощью пелефона и откинулась на сиденье, развернув его.

— Здесь недалеко, — сообщила она. — Минут пять ехать. Да ты знаешь где, госпожа Хина. Рэнна тебя приводила в прошлом году… да?

— Смотровая скала, — снова сонным безразличным голосом подсказала девочка. — Я сбежала, госпожа Хина, а ты меня там нашла.

— А, припоминаю, — кивнула Хина. — Да, действительно, совсем рядом.

Остаток пути проехали в молчании. Хина смотрела на девочку, как-то очень непривычно выглядящую без своей куклы, и размышляла. Вот и кончилась тайна. Или, вернее, отдалилась, скрылась и стала недосягаемой. Рада ли она? Наверное, да, с одной стороны. Все-таки довольно жутковато находиться рядом с чем-то, чего не понимаешь и чего просто не может существовать, даже если тебя наперебой уверяют, что опасности нет. С другой… Хина вдруг осознала, что привязалась к девочке куда сильнее, чем полагала раньше. Тихая и незаметная, та всегда присутствовала где-то рядом, на границе поля зрения. Когда детей выводили в парк развлечений, она всегда шла замыкающей в строю — и никто из ее группы ни разу не отстал и не потерялся даже в густой толпе, что случалось и с опытными воспитательницами. Одного ее насупленного взгляда хватало, чтобы капризничающий ребенок притихал и покорно выполнял указания взрослых. Хотя дети и сторонились ее, она всегда обладала каким-то странным авторитетом, не требовавшим подтверждения. С ее уходом в группе образуется пустота, которая заполнится со временем, но все равно продолжит слегка саднить на грани сознания, словно старая рана. Хина знала это чувство — она испытывала его каждый раз, когда ее группа переходила в среднюю школу, в другой детский дом и к другим воспитателям. Неотъемлемый недостаток профессии, и никуда от него не денешься.

Такси с заметно натужными нотками в звуке мотора поднялось вверх по весьма крутой тихой улочке и остановилось у густой мароновой рощи возле знака «Частная собственность». По весенней поре деревья были усыпаны высокими белыми цветами-свечками, и роща, казалось, слегка светилась изнутри.

— Мы приехали, — Цукка выбралась из такси, и Рэнна неслышно выскользнула за ней. Хина вылезла наружу. В лицо ударил густой аромат молодой зелени и цветов.

— Нам туда, — Цукка указала рукой в утоптанную грунтовую тропинку, убегающую среди деревьев. — Здесь можно немного срезать путь. Но прежде чем ты войдешь в рощу, приготовься к небольшой демонстрации.

— Демонстрации? — Хина насторожилась.

— Да. Как только почувствуешь себя странно, остановись.

Воспитательница с подозрением глянула на свою спутницу. Что еще за тайны такие?

— Пойдем, госпожа Хина, — Рэнна потянула ее за руку. Хина пожала плечами и двинулась вперед.

Однако уже через три шага она встала как вкопанная. Голова почему-то закружилась, а сердце сжалось и часто забилось. Что-то очень скверное ожидало впереди. Темное, бесформенное и непонятное, существо из ночных кошмаров, только и ожидающее повода, чтобы схватить тебя и утащить в ужасающую неизвестность. Что такое? Она стиснула зубы и шагнула вперед — и чувство внезапно пропало.

— У тебя сильная воля, госпожа Хина, — Цукка обогнала ее и пошла чуть впереди. — Обычно здесь люди поворачивают и быстро уходят. Правда, защитная система отпугивает далеко не всех — лишь тех, кто появляется здесь с недобрыми намерениями.

— Защитная система?

— Да. Страх, который ты почувствовала, наведен извне, точнее, извлечен из глубин твоего подсознания нашей защитой. Сначала я специально представила тебя системе как нежеланного визитера, чтобы ты смогла на себе убедиться в ее эффективности. Если бы человек с таким статусом прошел еще несколько шагов, он либо сбежал бы в панике, либо потерял бы сознание. Сейчас твой статус изменен — ты желанный гость здесь, и защита пропустит тебя в любой момент дня и ночи, но злоумышленник к нам проникнуть не сможет. За безопасность Рэнны не следует волноваться.

— И когда ты успела меня представить? И как? — подозрительность Хины только усилилась. Что за игры такие?

— Довольно сложно объяснить. Да и незачем, в общем. Все равно защитой управлять могут только члены нашей семьи. Кстати, мы пришли.

Слева, за рядом кустов, к тропинке приблизилась асфальтированная дорога. Деревья расступились, и на широкой прогалине возник дом. Длинный, двухэтажный, больше смахивающий на старую гостиницу в традиционном стиле, с небольшим двориком возле входа. Входная калитка стояла распахнутой, и Цукка, Рэнна и Хина вошли в него.

— О, Кара явилась! — громко приветствовал их со скамеечки молодой светловолосый мужчина в шортах. — Цу, где вы болтались? Я уж подумал, что ты в свой универ отправилась немного поработать.

— Лика! — коренастая женщина примерно того же возраста рядом с ним ткнула его локтем в бок. — Ты гостей вообще в упор перестал замечать?

— Ах, да, — парень подошел к Хине и бесцеремонно осмотрел ее с головы до ног. — Кара, у тебя новая подружка?

Рэнна шагнула вперед, и парень, взмахнув руками, плашмя грянулся оземь.

— Простите его, госпожа Хина, — девочка поклонилась. — Он хоть и большой, но глупый и редко думает перед тем, как говорить. Он вовсе не хотел тебя обидеть. Он просто невежливый.

— Да я вообще добрый и ласковый, как щенок, — согласился парень, садясь и сплевывая набившийся в рот песок. — Да кто бы о вежливости говорил! Народ уже собирается. Вон, Вакай копытом бьет от нетерпения, — он кивнул на крыльцо, куда вышли двое — хрупкая молодая женщина с рыжими волосами, забранными на затылке в конский хвост, и еще один молодой мужчина — полноватый, с залысинами, в консервативном темном костюме, явно не подходящим для стоящей жары. Мати с Томой каждые пять минут осведомляются, не явились ли вы.

— Мы пришли вовремя, Лика. Здравствуй, господин Вакай, — она поклонилась стоящему на крыльце мужчине. — Рада личному знакомству.

— Радость взаимна. Прошу благ…

Рыжая тронула его за руку и едва заметно качнула головой. Мужчина осекся и замолчал. Так. Хина стиснула зубы. Опять тайны? Почему он обратился к Рэнне даже не как ко взрослой, а к старшей? И, похоже, она знает здесь всех настолько давно, что ведет себя как член семьи.

— А, привет-привет! — прозвенел высокий девичий голосок. — А мы тоже здесь! Между прочим, действительно могли бы и пораньше. Марик весь извелся.

На крыльцо вышли двое: нагая девушка лет двадцати с формами богини и распущенными золотыми волосами до пояса и мальчик лет двенадцати или тринадцати, в шортах, как и белобрысый Палек. Девушка выглядела просто потрясающе — словно воплощенный сексуальный призыв. Мальчик изо всех сил старался не смотреть в ее сторону. Легкие шорты не могли скрыть его эрекцию, которую он пытался незаметно скрыть руками. Однако же стеснительный ребенок, редкость по нынешним временам.

— Я уже хотела его у тебя позаимствовать на время, — пропела златовласка. — Чего время зря терять, верно? Тем более ты все равно еще слишком мелкая, а мальчики в его возрасте такие милые!

Она хозяйски провела рукой по волосам мальчика, по спине, ягодицам. Тот залился краской. Хина глянула на Рэнну. Та стояла, напряженно выпрямившись и сжав кулачки.

— Смотрите все, Кара ревнует! — прыснула златовласка. — Ой, не могу!

— Во, хозяюшка явилась! — белобрысый парень вскочил на ноги. — Майя, катись отсюда иди хотя бы шорты надень, не смущай человека — вернее, даже двух. Хозяюшка, отоспалась?

Возле боковой калитки, выходящей куда-то в рощу, стояла девочка лет пятнадцати в странной полувоенной форме: белая блуза, старомодная, до колен, синяя юбка с желтым кантом, белые гольфы, закрывающие ноги до юбки, а возможно, и выше, а через плечо перекинут плотный синий не то жакет, не то китель с небольшими погончиками. Девочка явно выглядела растерянной. Она с полураскрытым ртом смотрела на Хину и Рэнну, а рядом с ней…

— Парс… — проговорила Рэнна. — Парс!

Она шагнула вперед, и жмущийся к ноге незнакомой девочки шестилапый зверек рванулся вперед и с разбегу прыгнул ей на руки.

— Парс любит Кару! — громко заявил он. — Кара плохая. Кара убежала и бросила Парса. Но Парс все равно ее любит!

— Но ведь он же в больнице в Крестоцине? — Рэнна обернулась к Цукке.

— А разве Тома тебе не рассказывала? — удивилась та. — К ним перед зимниками из Оканаки комиссия с инспекцией приехала, из Минздрава. Какой-то придурок-чинуша увидел Парса и разорался, что игрушки в хирургическом отделении запрещены, что антисанитария, что грязь разводят, да то, да се… Даже на тебя ссылки не помогли. Пришлось его забрать. А потом мы решили, что хозяюшку надо как-то вознаградить за ее подвиг. Поскольку порталов и прочих рыбных мест у нас нет, пришлось так подарить. Вы только за него не подеритесь!

Рэнна подошла к незнакомой девочке и протянула ей зверька. Та неуверенно приняла его.

— Госпожа… Карина Мураций? — пролепетала она.

Рэнна обернулась в сторону Хины — а у той невольно сжался желудок. Значит, все-таки ее сумасшедшие фантазии и в самом деле верны. Восьмилетняя Рэнна Дзидзисий и почти сорокалетняя Карина Мураций — одна и та же персона. Земные воплощения некой богини, так сказать. Назины, или кто там в Граше водится? Воспитательница с трудом подавила истерический смешок. Вот она и раскрыла страшную тайну. И все на своих местах — и эффектор, неподвластный блокиратору, и знакомство с мастером Караби, и имя «Кара», которое то и дело используют окружающие… Интересно, и кто за кем в таком случае присматривал в детском доме?

— Да, — Рэнна снова повернулась к незнакомой девочке и поклонилась. — Рада знакомству, госпожа Мира. Лика много о тебе рассказывал. Пожалуйста, позаботься о Парсе как следует, хорошо? Госпожа Хина…

Рэнна подошла к воспитательнице, и та против воли съежилась. Что с ней сейчас сделают за непрошенное любопытство?

— Госпожа Хина, можно нам с тобой поговорить наедине? Недолго, две или три минуты?

— Конечно, — согласилась та, чувствуя, как дрожит голос.

— Пойдем, — девочка ухватила ее за руку и повела за собой в третью калитку.

Перед тем, как выйти в сад, Хина оглянулась. Все, кроме девочки в гольфах, занятой игрушкой, смотрели им вслед. Белобрысый, поймав ее взгляд, весело подмигнул и принялся отряхиваться от песка. Хина попыталась улыбнуться ему, но щека дрогнула, и вместо улыбки вышла какая-то кривая гримаса.

Рэнна провела ее по роще по едва заметной тропинке между высокими толстыми деревьями к небольшой каменной беседке. Стояла тишина, только пролетающий между стволами легкий ветерок негромко шелестел листьями.

— Присаживайся, пожалуйста, если хочешь, госпожа Хина, — Рэнна указала на скамейку. — Не бойся. Все хорошо. Я планировала ввести тебя в курс дела, правда, в другое время. Но раз уж так получилось… Да, я действительно Карина Мураций. Рэнна Дзидзисий — всего лишь одна из моих проекций. Я очень устала от своей известности и решила начать жизнь с чистого листа. Или если не жизнь, то хотя бы биографию.

Хина прислушалась к себе. Странно. Вся ее нервозность куда-то делась. Она уже давно не чувствовала себя так спокойно и безмятежно. Правда, нехорошей казалась та безмятежность, пробивался сквозь нее тонкий безнадежный голосок паники — словно сильная боль, заглушенная обезболивающими.

— И что дальше? — спросила она.

— Насчет себя я пока не решила твердо. Но мне понадобится твоя помощь. Госпожа Хина, тебе и в самом деле нечего бояться. Ты мой друг, и ты мне нужна. Я пыталась присматривать за нашим детским домом, пока жила там. Но сейчас я не могу в нем больше оставаться. Быть ребенком совсем не так весело, как кажется некоторым ностальгирующим взрослым, и я вряд ли смогу и дальше играть роль маленькой девочки. Я уже и так несколько раз серьезно ошиблась. Я хочу и дальше опекать наш детский дом, но сама этого делать не могу. Прошу, помоги мне. Ничего сверх того, что ты уже делаешь — просто иногда выслушай мои советы и поступи так, как кажется правильным тебе. Как с Намидой.

— Госпожа Карина, — Хина искренне надеялась, что их сейчас никто не слышит. Из посторонних, во всяком случае. — Я не знаю, что тебе ответить. Все… настолько странно и неожиданно.

— Я понимаю. Обычно мы вводим друзей в курс дела несколько иначе, чтобы сгладить первый шок. Сейчас я искусственно сдерживаю твой страх, но потом он может вернуться. Я хочу, чтобы ты помнила — ты мне ничем не обязана. Если ты откажешься, ты просто вернешься к своей обычной жизни. Я даже могу сделать так, чтобы ты перестала вспоминать случившееся, чтобы не мучиться лишний раз.

— Не надо, — попросила Хина. — Я… госпожа Карина, можно, я подумаю?

— Разумеется. Сколько потребуется. Когда тебе захочется узнать о нас больше, просто вернись сюда. Мы практически не спим, и тебя ждут здесь в любое время дня и ночи. И успокой, пожалуйста, госпожу Хибару, она и в самом деле за меня волнуется.

— Хорошо.

— Тогда давай вернемся. Сейчас как раз общий ужин. Ты познакомишься с нашей семьей…

— Нет, пожалуй, — отказалась Хина. Она чувствовала, что ей нужно срочно остаться одной, чтобы немного прийти в себя. — Мне пора возвращаться в детский дом.

— Как скажешь.

Девочка подняла ладошку, и над ней зажегся неяркий парящий огонек.

— Следуй за маяком. Фи выведет тебя к дороге. Вызвать тебе такси?

— Нет… не стоит. Здесь недалеко, и я, пожалуй, пешком прогуляюсь.

— Приятной дороги, госпожа Хина, — Рэнна поклонилась и пошла в сторону дома. У поворота тропинки она повернулась, помахала — и исчезла за деревьями. Хина посмотрела ей вслед, повернулась и пошла за порхающим на расстоянии вытянутой руки огоньком.

Сосущее тревожное чувство снова вернулось, но уже куда слабее, чем раньше. Страх уходил. Выходит, мир устроен несколько сложнее, чем она полагала раньше. Ну что же, пусть. Чем больше в мире красок, тем ярче играет радуга.

И, в конце концов, всё закончится хорошо. Ведь всё всегда заканчивается хорошо, верно?

Конец

Евгений Лотош Корректор. Авторское послесловие

Великолепная госпожа или же блистательный господин!

Предупреждаю - читаешь дальше ты на свой собственный страх и риск. Если ты добралась (добрался) до послесловия, значит, роман-трилогия "Корректор" и его продолжения тебе понравились. Но одно дело - любоваться, как жужжит по полу блестящая лакированными обводами игрушечная машинка, и совсем другое - копаться у ней в шестереночно-электрических потрохах, которые я намерен частично выставить на всеобщее обозрение. Совсем не факт, что разъяснение внутренней механики добавит тексту интереса и очарования.

Все еще здесь? Ну что же, я честно предупредил. Где там завалялась моя любимая отвертка...

Итак. Со всей ответственностью человека, давно вышедшего из подросткового возраста, заявляю: манга / анимэ - замечательный графический жанр, который так или иначе оказывает серьезное влияние далеко не только на масскульт и попкульт в худшем смысле слова. Японским художникам удалось подобрать технику рисунка, чрезвычайно эффективно влияющую на мужское подсознание (возможно, и на женское тоже, но тут уже утверждать не рискну), и заимствование характерных анимэшных элементов наблюдается в мультипликации всего мира. Глаза-тарелки в четверть лица, слабо намеченные рот и нос, подчеркнуто женственные формы - все это одновременно давит на кнопки как сексуальных, так и родительских инстинктов. Типовая анимэшная героиня - девочка лет пятнадцати-семнадцати, одновременно ребенок, требующий защиты старших, и зрелая самочка, всем своим видом побуждающая заняться продлением рода при первом подходящем случае. На половозрелых мужчин комбинация действует безотказно. Если же добавить к данному коктейлю еще и немотивированную жестокость в адрес героини, то буря эмоций, разыгрывающаяся в душе любого самца вида homo sapiens, позволяет режиссеру без особого напряжения пропихивать в фильме любую чушь, зачастую даже с претензией на гениальность.

Как и в любом жанре, в анимэ к разряду шедевров относятся процентов десять фильмов, такие как "Могила светлячков", "Босоногий Гэн" или "Необыкновенное исчезновение Тихиро" (в англо-русском прокате почему-то обозванное "Унесенные призраками" / "Spirited away"). Еще процентов тридцать - полный бред, рассчитанный в лучшем случае на десятилетних подростков и имбецилов. Оставшееся состоит из лент среднего качества. Случилось так, что последняя категория послужила для меня творческим допингом при создании данной трилогии. Графический компонент анимэ, скрещенный с невообразимыми техническими, логическими и сюжетными ляпами типового фильма, вызывает в моей занудливой натуре стремление побыстрее сесть за клавиатуру и написать, КАК должно было случиться на самом деле, отталкиваясь от заданных режиссером граничных условий. В частности, работу над "Корректором" стимулировали два анимэ-фильма: "Эльфийская песня" и "Чобиты".

После "Уст твоих" у меня возникла неразрешимая проблема. С одной стороны, изменение законов физики в описываемом мире сделало невозможным магию и все, что с ней связано (телепатию, ясновидение, телекинез и прочее). С другой - для обсуждения тематики воспитания будущего Демиурга мне позарез требовалось нечто похожее на колдовство, делающее ребенка белой вороной и заставляющего его с младых ногтей как минимум привыкать к нетрадиционному стилю мышления. Разрешила творческий кризис анимэ-лента "Эльфийская песнь" ("Эрувэн ри:то", в русском переводе откуда-то получившая приставку "печальная"). Выполненная в духе бунтарского модернизма, подчеркнутом аллюзиями на картины Густава Климта на титульной заставке, она подтолкнула мои мысли в нужном направлении. В знак признательности к режиссеру в тексте первого романа трилогии оставлены явные отсылки к фильму, хотя описанные в "Корректоре" девианты с тамошними диклониусами сходство имеют весьма отдаленное.

Сериал "Чобиты" также простимулировал мое воображение, хотя и в совершенно противоположном направлении. Тема человекообразных роботов в литературе очень стара, куда старше, чем собственно научная фантастика, и начинается с Голема пражского рабби бар Бецалеля. Однако во втором романе трилогии побочная тема Бикаты и Калайи является, скорее, развитием легенды о Галатее и Пигмалионе. Мне требовался повод, чтобы порассуждать на тему влияния человекообразных киборгов на общество, а заодно и ненавязчиво покритиковать некоторые глупые штампы, вошедшие в НФ с легкой руки Азимова (астронома, увы, совершенно не разбиравшегося в кибернетике). Именно в этот момент мне попался на глаза анимэ-сериал "Чобиты", вызвавший у меня несколько припадков безудержного смеха в моменты, которые режиссер, очевидно, полагал ужасно трагичными. Под непосредственным влиянием этих сцен я даже на скорую руку сваял "Пустоту моей души", которую чуть погодя решил сделать краеугольным камнем новой сюжетной линии. Количество бреда в сериале (начиная с альтернативно одаренной Ти и не менее одаренного ее хозяина) в пересчете на минуту действия настолько зашкалило, что в "Птенцах" я не удержался от явных пародий на него, иногда отсылая к нему открытым текстом. Как я лично отношусь к продемонстрированной в сериалах режиссерской логике, можно понять из реплик Камилла в кульминационной сцене данной сюжетной линии - редкий случай, когда данный персонаж выражает авторское мнение.

Несмотря на все издевательства, которые тема человекообразных киборгов (в дальнейшем я продолжу использовать термин "чоки") претерпела в "Корректоре", с течением времени она становится все более и более актуальной. Для детей, родившихся после двухтысячного года в более-менее развитых странах, включая Россию, компьютер настолько же обыденное явление, как для их родителей - радио и телевизор. Комплексов при общении с ним они совершенно не испытывают, и для некоторых общение через Интернет уже давно является более естественным, чем личные встречи. Некоторые ангажированные или просто неграмотные психологи, подменяя причину следствием, даже пытаются утверждать, что Интернет приводит у детей и подростков к проблемам в личном общении. Ну, а двуногие ходячие роботы, пусть пока и игрушки, хорошо известны уже сегодня (помните японского "Азимо"?), и возникающие сейчас при их создании проблемы являются чисто техническими и решаемыми даже за счет просто экстенсивного развития современных технологий, за которым дело не станет: если есть спрос, появится и предложение. Можно прогнозировать, что и в нашем мире описанная во второй части романа проблема вытеснения человека чоки станет актуальной не позже середины 21 века. Кончится ли это событиями, описанными в "Пустоте моей души"? Или в голливудском "Терминаторе"? Я не знаю. Ясно только, что если человечество заранее не поймет, как решать данную проблему, оно рискует вымереть - особенно с учетом того, что, как показал в одном из эпизодов "Foundation" и сам Азимов, Три закона робототехники в реальности не работают. И никакие политические решения не смогут удержать проблему чоки под контролем - как показывает история, схватку запретов и технологии всегда выигрывает последняя.

При работе над следующими романами серии «Корректор» я также решил продолжить традицию. В каждом из них даны отсылки к одному из широко известных анимэ-сериалов. К каким – желающие могут догадаться сами.

Черпание вдохновения из анимэ-фильмов имело, однако, побочный эффект, к которому отчасти я стремился сознательно. Романы несут на себе неизбежный отпечаток данного жанра, в первую очередь - очевидную псевдо-японизацию. Следует, однако, сразу предупредить: описанная в романе Республика Катония похожа на Японию с ее жестко структурированным иерархическим обществом не более, чем декорации произвольно взятой анимэшной ленты. Политический строй в Катонии напоминает, скорее, германский. Общественные отношения типично западные. Система высшего образования является гибридом российской и европейско-американской. Двухступенчатая интернатура, насколько я знаю, вообще не имеет аналогов в нашем мире, равно как и официальное обращение по имени, а не по фамилии. Отношение к наготе у катонийцев походит на японское (в Японии, как, впрочем, и в Финляндии, до сих пор сохранились смешанные женско-мужские общественные бани), однако по степени толерантности далеко превосходит его; здесь нагота, скорее, рассматривается в рамках подхода Хайнлайна и Ефремова. Обака ("о-бакэ" в японском оригинале) ближе к злобному вервольфу в европейской традиции, чем к более-менее нейтральным к людям японским оборотням (лиса или тануки, енотовидная собака) в японской. И так далее.

Собственно японского в Катонии только высокий пол в домах, рисовые колобки, слоговый алфавит, названия дней недели (с неизбежным превращением "месяцедня" в "перидень") да слабая попытка воспроизвести японский речевой этикет. Попытка, впрочем, изначально обреченная на провал. Формально-вежливо-униженный японский слог в русскоязычном художественном тексте адекватно передать практически невозможно: получится невообразимая каша неопределенно-расплывчатых оборотов, от которой читатель заснет на первых же страницах. После нескольких попыток адаптировать японский речевой этикет к русскому языку я махнул рукой и ограничился немного измененной формулой первого знакомства да еще несколькими вежливыми оборотами, придуманными из головы. Если же кого-то интересует, как японцы общаются друг с другом на самом деле, в Интернете можно найти соответствующие пособия (например "Японский речевой этикет" О.П.Фроловой).

Зато на именах я оторвался по полной программе. Вообще одной из наиболее тяжелых задач, встающих перед автором при описании совершенно чужого мира, является правдоподобное именование персонажей. С одной стороны, давать личностям в другой реальности имена из нашей жизни - серьезный логический ляп. Шансов, что там в качестве имен станут использоваться те же самые сочетания звуков, что и в нашем, практически нет. С другой стороны, выдуманные из головы аляповатые имена на подсознательном уровне делают для читателя происходящее нереальным и недостоверным. Разные авторы борются с проблемой по-своему, типовым же решением является задействование системы имен либо экзотического, либо мертвого языка. Я без долгих раздумий (анимэ у нас или что?) задействовал японскую фонетику, беззастенчиво используя в качестве имен и фамилий японские слова, иногда слегка подогнанные под нужную мне схему. Фонетически японский язык к русскому куда ближе, чем языки романо-германской группы, и характерные для него гласные и сочетания "ё", "я", "ю", "э", "ий", "дз" и другие прекрасно воспринимаются нашим слухом, позволяя создавать имена, с одной стороны, звучащие естественно, а с другой - несущие на себе отчетливый элемент чужеродности. Собственно, я лишь иногда заменял характерные для японского окончания "-о" и "-и" на не менее характерное "-а". Получившиеся конструкции все равно не передают звучание, которое они приобрели бы в устах японцев: в нихонго отсутствует известное нам силовое ударение (есть лишь тональное, зависящее от грамматической конструкции), из-за чего наше подсознание ставит его на последний слог. Но мы же не в Японии, верно? И стремиться к чисто японскому произношению нам смысла нет никакого.

В отличие от многих авторов я не стану приводить здесь длиннейший и никому не интересный список имен действующих лиц и специфических терминов, состоящий, если считать однократно упоминаемые, из нескольких сотен наименований. Знатоки японского, надеюсь, не раз хихикнули, читая книгу. Остальным лишь объясню конструкции имен некоторых ключевых персонажей. Не зря же я старался, их придумывая!

Дзинтон Мураций, один из псевдонимов Демиурга Джао. "Дзин" в числе прочего означает и "бог", и "человек", "тон" - "искренний", "чистосердечный". "Дзи" также является чрезвычайно многозначным слогом, означающим в том числе "любовь" и "благодеяние". Фамилия "Мураций" не означает ничего, но "-ий" - окончание, характерное для японских (и русских, кстати) прилагательных. Вообще-то слог «ци» в японском отсутствует, ну да бог с ним, мы не пуристы.

Майя. Хотя имя введено еще в "Сером тумане", корень "май" означает "выдающийся", "великий", "-я" - суффикс, обозначающий человека. Кандзи "маю" означает "кокон", а также используется в именах фонетически.

Карина Мураций, до удочерения Дзинтоном - Серенова. Несмотря на то, что данное имя используется и в русском языке, в романе "карина" означает "псевдоним" - как напоминание о детском доме, в котором новое имя ей дали, не зная настоящего. "Кара" - раковина (та самая, в которой она укрывается от внешнего мира).

Яна Мураций, до удочерения Дзинтоном - Парака. Слог "яна", как и в русском языке, употребляется в японских именах, значения корней "яна" ("запруда") и "яни" ("смола") нам сейчас не важны.

Палек Мураций, до усыновления Дзинтоном - Брин. Использованный при поездке в Граш псевдоним "итадзура" означает "озорство". Псевдоним Май Куданно составлен из слов "великий" и "вышеупомянутый".

Канса Марацука, молодая жена Палека. "Канса" - простота, "каси" - "императорский дар".

Цукка Касарий, до встречи с Саматтой - Мерованова. "Цукка" в романе - производное от слова "цуки" ("удача"), выполненное характерным для японского удвоением глухой согласной. "Цу" - "бухта", кандзи фонетически используется в именах.

Саматта Касарий. "Саматта" - слегка урезанная комбинация кандзи "са" ("старший офицер") и "маттаку" ("истинный", "настоящий"). "Мати" в зависимости от начертания кандзи означает "небольшой город" или "улица".

Биката Тамурасий. "Биката" - модификация слова "бикатё", "влюбленный дурак" (а как его еще можно назвать, сами подумайте?)

Дентор Пасур. Использованный при визите в Граш псевдоним "Баку" в японской мифологии означает чудовище, поедающее сны.

Томара Пасур, до замужества за Дентором - Самия. "Томара" - производное от "томари", "остановка". Кандзи "тома" также используется в именах, сам по себе означает плетеный навес из травы.

"Камигами", досье, неоднократно упоминавшееся по тексту. Множественное число от кандзи "ками" - "бог", имеющего, кстати, и то самое прочтение "дзи".

"Кодомонохи", операция Дзинтона по прикрытию Института человека. Официальный весенний праздник в современной Японии, "День детей".

"Акэбоно", проект Фонда перспективных исследований, продуктом которого явилась чоки Калайя. "Утренняя заря" (к чему отсылка - догадывайтесь сами).

"Синомэ" ("си-но мэ") - термин для обозначения сильных девиантов в Граше и Сураграше. "Взгляд смерти".

"Пелефон". Слово из нашей реальности. В современном Израиле в разговорном языке обозначает "мобильный телефон" - от слова "пеле", "чудо" на иврите. Изначально являлось (и является до сих пор) названием оператора сотовой связи.

В завершение выражаю глубокую признательность Вадиму Смоленскому, автору превосходного электронного японо-русского словаря «Яркси», а также посетителям форума сайта «Русский медицинский сервер» (www.rusmedserv.ru), подсказавшим кое-какие весьма полезные идеи при предварительном обсуждении моих дилетантских замыслов.

На сем позвольте защелкнуть на игрушке крышку, завинтить шуруп и закруглиться.

По состоянию на лето 2011 года в серии – пять романов. Я надеюсь, что читатель получил от них не меньше удовольствия, чем сам автор. Однако, скорее всего, продолжения не будет, поскольку данная сюжетная линия себя исчерпала. Но герои цикла «Корректор», равно как и планета Текира, почти наверняка появятся в других текстах.

Напоследок - лишь одно предупреждение. Шустрые мальчики и не отстающие от них девочки, хлор-водородная смесь действительно взрывается на свету и может быть использована как детонатор. Однако смешивание ингредиентов, описанных в третьем романе, к ее выделению не приведет. Я намеренно изменил рецепт, чтобы шаловливые ручки отдельных личностей остались прикрепленными к их телу. Make love, not war, граждане. Так куда лучше для всех заинтересованных сторон.

Евгений Лотош Sonata con fuoco Книга первая: Preludio forte

03.16.1223. Окрестности игровой площадки №1150098-LXB-11206 (Палла)

Небиологический интеллект пятого класса, не имевший доступного человеку имени, не умел скучать и беспокоиться о будущем. Он вообще не обладал эмоциями в человеческом их понимании.

Большая Игра на Палле закончилась восемьдесят планетарных лет назад, и зафиксировавший ее исход Арбитр перевел Станцию в режим консервации площадки. Труффа и Инганно, две луны, семьдесят тысяч лет назад выведенные Конструктором на стабильную орбиту, все в той же меланхоличной противофазе продолжали вращаться вокруг планеты. Однако сокрытый в их ядрах фантом больше не занимался поддержанием декораций в рабочем состоянии. В течение первого полувека Станция выполнила основную задачу: плавную ликвидацию игровых эффекторов, а также главных точек принуждения, заставлявших общество существовать по нужным для Игры законам. Теперь неб терпеливо ждал наступления неопределенного будущего, попутно собирая информацию для историков и социологов. Он не знал, интересна ли она кому-то на самом деле: связь с Большой Вселенной отсутствовала, и никто из Демиургов не заглядывал больше на Паллу.

Небиологический интеллект не умел скучать и задумываться о посторонних вещах - но точно так же он не знал, что такое замешательство, растерянность и паника. В момент, когда дрогнула и порвалась невидимая, но более прочная, чем сталь, ниточка гиперсвязи, соединяющая его с сенсорным массивом высоко над плоскостью эклиптики, он мгновенно вышел из долгой дремоты. Его сенсоры в других частях планетарной системы перешли в активный режим, и сразу два десятка новых фантомов развернулись в окрестностях пропавшей точки наблюдения. Развернулись только для того, чтобы немедленно погибнуть. Задолго до того, как до Паллы дошел свет яростных вспышек дестабилизированных вихревых полей, Станция уже активировала тысячи новых сенсоров - не только в проблемной области, но и по всей звездной системе и в ее окрестностях. Генерируя в пространстве невидимые, тут же гибнущие пылинки зондов, она холодно регистрировала размеры и скорость перемещения пространственной аномалии.

Обнаружив, что странная область стремительно сближается с летящей в пространстве звездной системой, Станция поняла, что ждет ее через несколько минут. Гибель надвигалась стремительно и неотвратимо, и уже не оставалось времени на расчистку пространства в удаленной точке, чтобы создать там альтернативный носитель психоматрицы. Но неб недаром был продуктом древней, почти мертвой цивилизации, где биологические и искусственные интеллекты миллионы лет существовали в симбиозе бок о бок и внутри друг друга. От существ, чьими дальними предками являлись древесные приматы, небиологический интеллект унаследовал знание: борьба в самых безнадежных ситуациях иногда способна принести неожиданные и не просчитываемые заранее победы. И далеко-далеко от солнца Паллы возник и сформировался еще один фантом - грубый, атмосферного класса, не предназначенный для поддержки невероятно сложной психоматрицы искина пятой категории, но вполне способный хранить данные даже в условиях грязного пространства.

К моменту, когда аномалия вплотную приблизилась к планете, искин не только успел сохранить на внешнем носителе собранные за тысячелетия сведения, но и просчитал последствия для планеты и живущих на ней людей. С момента гибели первого сенсорного массива до входа Паллы в аномальную область прошло почти ровно восемнадцать стандартных планетарных минут. Слишком мало, чтобы искин успел спасти себя, но вполне достаточно для просчета и реализации программы минимально необходимых действий. И за мгновение до того, как в сердцах лун вспыхнули никем не замеченные сгустки чистой энергии, Станция успела еще раз оценить сделанное. Последней ее мыслью стало удовлетворенное - если это слово применимо к искину - заключение: ущерб минимизирован. Подопечная цивилизация продолжит существовать.

В тот момент, когда аномалия поглотила планету, дрогнула и тут же порвалась еще одна ниточка гиперсвязи. Ниточка, о которой напрочь отсутствовали упоминания в спецификациях игровой сцены, некогда составленных Конструктором.

И совсем в другой вселенной ожил и послал короткий сигнал тщательно замаскированный маяк.

01.35.1231. Кайтар, Барна

- Опять выглядишь уличной побирушкой!

От сварливого голоса матери Фуоко вздрогнула. В большом тихом холле особняка Деллавита ее голос резал уши, но дворецкий и две горничные, суетящиеся вокруг девушки, предпочли сделать вид, что не услышали комментарий хозяйки. Фуоко закончила завязывать шнурки туфель и выпрямилась, взяв под мышку портфель. Может, хоть сегодня она позволит уйти из дома спокойно?

- О Ваххарон, за что мне такое наказание? - не унималась мать. - Приличная девушка, из богатой семьи, скоро пятнадцать лет стукнет - уже женихи засматриваются, почти восьмой класс закончила, и все равно не думает ни о себе, ни о чести семьи! Фучи, ну когда же ты повзрослеешь? Посмотри на себя в зеркало! Ну хорошо, ты гордишься своим умом, но что тебе мешает носить в школу нормальную одежду, а не тряпки за десять леер? Неужели от приличного платья у тебя голова станет хуже работать? Посмотри на брата с сестрой - они ничуть не глупее тебя, но выглядят, как и положено благовоспитанным молодым людям.

- Как хочу, так и одеваюсь! - сквозь зубы огрызнулась Фуоко. - Все, я ушла.

- Горюшко ты мое! - мать осенила ее косым знамением. - Не задерживайся после школы, возвращайся сразу домой. Не пристало приличной девушке...

Не дослушав, Фуоко выскочила в дверь, зло захлопнув за собой тяжелую дубовую створку.

Лимузин уже ждал ее у парадного крыльца. Шофер в строгой черной униформе распахнул перед ней дверцу, и девушка, с трудом удержавшись, чтобы не обругать его за подхалимство, забралась внутрь. Что толку хамить прислуге, если та всего лишь следует установленным правилам?

- Тяжелое утро, сэрат дэйя Деллавита? - осведомился Джион, влезая вслед за ней.

Телохранитель, как всегда, выглядел идеально отутюженным, почти изящным клерком из респектабельного банка: дорогой черный костюм, белая рубашка с официальной черной бабочкой, до блеска начищенные ботинки, тонкие усики на одухотворенном лице и безукоризненный пробор. И не скажешь, что в кармане у него всегда тяжелый свинцовый кастет с шипами, справа под пиджаком, рядом с тяжелым кирпичом рации, скрывается телескопическая дубинка, а слева в специальной незаметной кобуре висит многозарядный автоматический пистолет.

- Сам слышал, - буркнула Фуоко, с ногами забираясь на сиденье. Лимузин двинулся по аллее, почти незаметно покачиваясь на мягких рессорах, и начал набирать скорость. За окном мелькнули ворота, и парк семейного особняка остался позади. Потянулся окружающий поместье лес северной городской окраины.

- Слышал, - кротко согласился Джион. - Ваша мать, сэрат дэйя Деллавита, искренне заботится о вас. Пусть даже в манере, которая вам не слишком нравится.

- Я ее ненавижу! - выплюнула девушка. - Она меня уже окончательно достала! Женихи! Замуж выходить, между прочим, можно только с семнадцати, а мне четырнадцать. Еще больше двух лет, но она замужеством уже весь мозг мне выела!

- Матерям свойственно заботиться о будущем своих детей, - все так же кротко ответил телохранитель. - Когда вы повзрослеете, сэрат дэйя Деллавита...

- Слушай, да кончай уже! - окрысилась на него Фуоко. - Все, не слышит нас никто. Говори нормально.

- Хорошо, дэйя. Так вот, когда вы повзрослеете, и у вас появятся свои дети, поймете. А сейчас просто не следует идти против урагана.

- Все меня достали, - пожаловалась Фуоко, глядя в окно. - Отец с сестрой меня в упор не видят, мать нотации читает, брат шуточки насчет любви к плебеям шутит... Да еще и урод этот, Кирис, в школе все время докапывается.

- Я могу вправить ему мозги, - заметил Джион, разглядывая ногти. - Вы еще не изменили своего отношения?

Девушка дернула плечом.

- Мои проблемы, сама и решу, - хмуро сказала она. - Не лезь в школу, договаривались же! Захочу помощи, скажу.

- Разумеется, дэйя. Однако, возможно, все-таки стоит задуматься о переводе в нормальное заведение с подобающим вашему положению обществом?

- Я же говорила, не хочу ошиваться среди самовлюбленных придурков! - вспыхнула девушка. - Богатенькие детишки, палец о палец в жизни не ударили, и уверены, что перед ними в жизни ковровая дорожка расстелена. Все папочки купят: и хорошую школу, и престижный диплом, и тепленькое местечко обеспечат! Парни уже прикидывают, с кем выгоднее дружбу водить, а девки только и думают, как бы замуж выскочить поудачнее после школы. А я не хочу, понял? Не хочу быть вещью, которую в пакетик с ленточками заворачивают и на блюдечке преподносят! Я - личность, а не кобыла на выданье, понял?

- Разумеется, дэйя, - голос телохранителя оставался все таким же кротким. - Вы уже объясняли, и не раз. И, смею заметить, все очень уважают вас за такое отношение к жизни. Однако общество построено на условностях, и игнорировать их нельзя. Однажды благодаря вам семья Деллавита породнится с другим кланом, и вам нужно готовиться достойно...

- Да плевать! - окончательно взорвалась Фуоко. - Не хочу ни с кем родниться! Я сама свою жизнь построю, и путь отец только попробует меня замуж против воли выдать! Повешусь или вены себе перегрызу! Эй! - она глянула в окно и схватила трубку внутренней связи с шофером. - Останови здесь, на углу. Я дальше пешком.

- Мы еще не приехали, - поднял палец телохранитель.

- Плевать. Я прогуляться хочу. Здесь рядом.

Джион возвел очи к небу, но промолчал. Он первым выбрался из остановившегося автомобиля, огляделся и подал руку Фуоко.

- Прошу, дэйя.

Одернув юбку и демонстративно не заметив, как телохранитель потянулся к ее портфелю, девушка пошла по тротуару в сторону школы. Пожав плечами, Джон тактично приотстал. Солнце только-только выбиралось из-за крыш домов, свежий осенний ветерок дул в лицо, улица пустовала, и мало-помалу дурное настроение начало улетучиваться. Что толку грызть себя из-за домашних забот? Впереди школа... и Кирис. Что-то он в последнее время все время на глаза ей попадается. Хулиган, хам, курит, почти не скрываясь от учителей, выше двадцатки ни в жизнь не получал, но ни разу случая не упустил ее подколоть. И сейчас наверняка подпирает столб у школьных ворот, ожидая ее, чтобы сказать какую-нибудь гадость.

Фуоко покрутила в голове несколько заранее заготовленных фраз. Ну, что-нибудь да сгодится в качестве ответа или даже первой реплики. Или по ходу дела придумает. И вообще, что она в последнее время никак его из головы выкинуть не может? Влюбилась, что ли? Ха! В такого влюбишься, кажется.

Потянулся решетчатый забор школьного двора. Впереди показались ворота.

- Ой, сэрат дэйя Деллавита! - хором сказали рядом.

Фуоко скосила взгляд. Ну конечно, неразлучная троица: Пьона, Элла и Арческа. Все трое старательно делают вид, что вот только что встретились у ворот и просто так болтают ни о чем. Но только идиоты не знают, что они каждый день ожидают у ворот, чтобы пристроиться в тени ее царственного величия. Надоели, дуры. Прогнать их, что ли?

- Привет! - неласково бросила она. Нет, не стоит пока прогонять. Иногда они полезны, да и их восхищенное внимание, пусть и корыстное, все-таки льстит самолюбию.

- У вас сегодня хороший цвет лица, сэрат дэйя Деллавита! - воскликнула Пьона.

- И такое замечательное платье! - поддержала Элла.

- И волосы блестят так замечательно! - добавила Арческа.

- Спасибо, - Фуоко перехватила портфель и обернулась к телохранителю. - Джион, ты свободен пока что. Встретимся после уроков.

- Да, сэрат дэйя Деллавита, - кивнул тот. - Встретимся после уроков.

Он повернулся и неторопливо пошел в обратную сторону. Девушка знала, что он займет свою обычную наблюдательную позицию в тени туи на противоположной стороне улицы, но предпочитала не задумываться, каково ему там. В конце концов, ему за работу деньги платят.

- Отправила раба погулять? - ехидно осведомился Кирис. Ну конечно, он уже торчал на своем посту. Ну хотя бы раз он может ее пропустить молча? Что она ему сделала? - Правильно, королям нужно править, а прочие пусть подождут. Эй, принцесса, где твоя навороченная тачка? Бензин кончился?

- Нахал! Болван! Дурак! - в голос заявила верная свита.

Фуоко часто задышала сквозь зубы. Как всегда, заготовленные фразы оказались неадекватными.

- А ты что, знаешь, на чем тачки ездят? - наконец огрызнулась она. - А зачем? Нищеброду вроде тебя все равно купить такую не светит. На трамвай сел, и ладно. Только в монетах не запутайся, когда за билет платить станешь, дубина.

- Разбираюсь я в машинах, не расстраивайся. У всех свои причуды. Вот, ты в школе зачем-то учишься, - лениво пожал плечами хулиган. - А зачем? Все равно за тебя холопы считают. Что ты вообще в школе забыла? Чтобы детишек рожать, математику знать не нужно.

- Ты тоже непонятно что здесь делаешь. Все равно читаешь по слогам, и в таблице умножения путаешься! - Фуоко вздернула нос и гордо прошествовала мимо. Кирис только хмыкнул и отвернулся.

На душе опять стало погано и тоскливо. Ночью у нее снова началось ОНО: под утро она проснулась от яркой вспышки перед глазами. Кисти рук охватывало свечение, бледное в свете разгорающейся за окном зари, и непонятно зачем она поспешно спрятала их под одеяло. Несколько минут спустя, когда она осторожно заглянула под него, все уже успокоилось, руки снова стали обычными. Однако заснуть больше не удалось. Она поднялась и уселась на подоконник, вглядываясь в светлеющую зарю предутреннего неба. Далеко на юге, над самым горизонтом, небо перечеркнула падающая звезда, и Фуоко загадала, что теперь ее жизнь совершенно изменится. Однако новый день начался точно так же, как и десятки и сотни предыдущих. И закончится, наверное, в том же духе. Огромный пустой дом с визгливой мамашей и равнодушным отцом, за ужином не отрывающимся от газеты - школа с хамящим Кирисом и дрожащими от одного ее взгляда учителями - потом опять дом, мамаша, тренировки и уроки - сон - и все по новой. Замкнутый, никуда не ведущий круг. Даже в кружок никакой не вступить, чтобы не тошнило от постоянного подлизывания и фальшиво-восторженных физиономий.

Заберите меня отсюда! Пожалуйста! Хоть кто-нибудь!

Несколькими часами ранее. Северная тропическая зона Типпы, окрестности горного хребта Кринале

Вертолет трясло так, словно он собирался развалиться на части прямо сейчас. Джорджио Каллавиро покрепче стиснул зубы и сжал пальцы на цевье штурмовой винтовки. Взгляд влево-вправо: рядовые сидят, надежно прижатые к скамьям страховочными рамами, и настороженно переглядываются. Нет, никаких следов лишней нервозности, как и положено ветеранам. Сержант исподтишка взглянул в голову кабины, туда, где сидел лейтенант. Молокосос, только что из академии. Пороха не нюхал, с кольчоном ни разу не сражался и даже волюту видел разве что по телевизору. Ну ничего, на то и сержанты, чтобы офицеры могли спокойно об умных материях задумываться. Конечно, все зависит от того, куда их волокут. Поднять роту в ночь на децинот по тревоге, отправить неизвестно куда без объяснения цели операции, да еще и в компании с какими-то гражданскими хмырями - что-то странное творится сегодня. Вряд ли очередной кольчон, тем более что идут вертолеты куда-то на юго-запад, вглубь континента, а не вдоль моря. Но что тогда? Ради чего могли сорвать с места отряд побережного спецназа, который в любой момент может понадобиться для отражения атаки с моря?

Джорджио в очередной раз лязгнул зубами, едва не откусив кончик языка, и решил не размышлять. Не его дело. На то есть очкастые умники наподобие сидящего рядом с лейтенантом. Парень, похоже, к вертолетам непривычен: судорожно вцепился в фиксирующую раму, физиономия явно свидетельствует о с трудом сдерживаемой тошноте. Если сблюет, оттирать, конечно, придется техникам на базе, самого шпака не заставишь...

Вспыхнула и замигала красная лампа над дверью пилота, заверещал зуммер, пробивая грохот двигателя. Высадка? Быстрый взгляд в окно: там непроглядная темень. Что внизу? Хорошо бы не болото... Еще две лампы, желтая и красная, замигали в унисон. Ага, садимся на землю. Ну, спасибо, что не на стропе в темноту сигать. Интересно, где они? Полтора часа на самолете и еще час на вертолетах. Триста или триста пятьдесят цул от базы... юго-запад? Видимо, предгорья Кринале. Ни разу не слышал, чтобы здесь появлялись кольчоны. Ни разу не слышал, чтобы они вообще появлялись на материке, минуя побережье. Ну, все когда-то случается впервые.

Вертолет резко просел, дернулся и подпрыгнул, но тут же замер. Под скамейку словно пнули тяжелым сапогом. Одновременно с заметным затиханием двигателя над дверью пилота замигала зеленая лампа. Джорджио резко бросил вверх раму фиксатора, вскочил на ноги и заорал:

- Встать, наружу, живо, живо, живо! "Коробочку" строй!

И первым нырнул в непроглядную тьму распахнутой двери.

Тьма снаружи, впрочем, оказалась не такой уж непроглядной. На востоке потихоньку светлело небо, а под ногами колыхалась белесая осенняя трава. Два других вертолета, шаря по земле прожекторами, опускались неподалеку. Позади сержанта один за другим спрыгивали на землю бойцы четвертой роты, разбегались в стороны, пригнувшись от вихрей винта, и Джорджио, отбежав на десяток шагов, упал на одно колено, перехватил винтовку, и принялся настороженно озираться. Рука автоматически дернулась к каске и тут же опустилась. Восемь лет прошло после Удара, а все так и тянет бросить на глаза прибор ночного видения. Когда же умники сумеют их заново изобрести?

Тихо, если не считать стрекота глохнущих моторов. Не похоже, что в окрестности в несколько цул вообще есть хоть одна живая душа, не говоря уже о кольчонах. Разве что появился новый вид, не светящийся. Так какого лешего их сюда приволокли? Где радист, мать его за ногу?.. а, вон он, силуэт с огромным горбом переносной станции за спиной. Выпрыгнул последним, отбежал в сторону и тут же плюхнулся на землю, пропав из виду. Хорошо. Через пять минут, если ничего не сломалось, появится связь со штабом роты. Лопасти вертолета крутились все медленнее, и умник в сопровождении лейтенанта осторожно выбирался из машины, неловко пытаясь нашарить ногой почву. Ну уж навязали мешок с костями на их голову!

- Сержант Каллавиро! Ко мне! - срывающимся голосом крикнул лейтенант. Похоже, нервишки у него ни к черту. Если он и в настоящем бою станет так мандражить, положит роту ни за чих.

- Сержант второго класса Каллавиро явился, дэр лейтенант! - негромко сообщил сержант, приблизившись. - Ожидаю приказаний.

- Ждать здесь! - нервно махнул рукой лейтенант. - Я к капитану. Дэй Миацца, идите за мной.

И он, спотыкаясь в темноте, отправился к соседнему вертолету. Умник покорно потащился за ним, поправляя очки. Сержант только вздохнул про себя. Великолепно. Лучше не придумать. Ждать здесь, отличный приказ. Замечательным был командиром лейтенант второго класса Пьяццо, прими Ваххарон его душу в райские сады, но волюты не разбирают, кто хорош, а кто плох. Придется обучать новенького первоклассника, но не сейчас. Сейчас нужно понять, какого лешего их приволокли в середину мировой пустоты.

Лейтенант вернулся через десять минут, уже без умника. В глубокой тишине ночной степи он, не говоря ни слова, присел на подножку вертолета, снял каску и утер рукавом лоб. Странно. Вроде бы и не жарко совсем, чего же он так запыхался?

- Дэр лейтенант? - тихо напомнил о себе сержант. - Новые приказания?

- Какие? - командир вскинулся так, словно его огрели по башке. - А, да. Соберите людей, сержант. Приказы получены, я объявлю.

Сержант тихо посвистел. Минуту спустя его бойцы собрались вокруг, неслышно возникая из предутреннего сумрака, словно призраки.

- Дэр лейтенант, четвертая рота в сборе, - сказал Джорджио.

- В общем, так, - лейтенант встал. - Сейчас... ну, или через какое-то время сюда упадет предмет. Или несколько предметов, как получится. Их нужно обнаружить, подобрать, перенести в вертолет и обеспечить защиту по пути в... в определенное место.

- Упадет? - переспросил кто-то в темноте. - С неба? Метеорит, что ли?

- Ага. Не знаю... все строго секретно. Совершенно секретно. То ли глыба, то ли еще что. Сержант Каллавиро, счетчик радиоактивности готов?

- Так точно, - Джорджио постучал пальцем по тяжелой коробке на поясе. - Проверено, батарея в норме, фон регистрируется нормально.

- Хорошо. И еще одно. Оружие держать наизготовку, но применять только для защиты объекта. Против объекта не применять ни при каких обстоятельствах, даже если... - Лейтенант ощутимо сглотнул. - Даже если он окажется агрессивным и... и нападет.

Среди бойцов пробежал и сразу стих встревоженный шепоток. Сержант почувствовал, что по спине медленно ползут мурашки. Что за бред? Что за "объект" такой, который даже пальцем тронуть нельзя, если он тебя жрать начнет? Они там с ума посходили?

- Все слышали? - резко спросил он, проглотив крутящиеся на языке словечки. - Если кто попытается пальнуть без приказа, оборву руки вместе с головой. Дэр лейтенант...

- Да не знаю я! - неожиданно вскинулся командир. - Ну не знаю! Там два генерала второго класса и один третьего. Я что, у них переспрашивать должен?

Сопляк. Мальчишка. Кто так говорит с бойцами перед заданием?.. Стоп. Три генерала?! На четыре взвода? Ххаш! Похоже, происходит что-то совсем уж из ряда вон выходящее.

- В общем, говорят, не позже чем через полчаса упасть должно, - закончил лейтенант. - Пока отдыхаем.

- Рота, слушай мою команду! - почти спокойно произнес сержант. - Командирам взводов - выставить дозорные посты вокруг вертолетов по расслабленной схеме. Радисту - связаться с базой и доложить ситуацию. Остальным вольно, но не спать.

Минуты тянулись медленно, словно улитки. Светящиеся в темноте стрелки будто приклеились к циферблату. Переливы неба на востоке слабели: до восхода солнца оставалось совсем чуть-чуть. Редкие различимые звезды постепенно блекли, и Труффа клонилась к горизонту, победно сияя почти полным диском.

- Там! - вдруг крикнул кто-то от соседнего вертолета. - Запад, три пальца ниже луны! Смотрите!

Джорджио вскинулся. Чуть выше горизонта что-то блеснуло в разрывах облаков. Потом еще раз. И еще. Его руки автоматически взяли винтовку наизготовку, палец лег на предохранитель. Нет, не кольчон. Тот светится совсем иначе, да и не приходят они со стороны континента. Метеор? Однажды Джорджио видел метеорный поток. Да, похоже. Но почему так ярко?

Вдалеке зародился и начал нарастать низкий гул. Свечение все усиливалось и усиливалось, искра росла, и вдруг как-то сразу в небе с низким, отдающимся в зубах ревом промелькнул и исчез огненный ком. Несколько секунд спустя оглушительно грохнуло, и по глазам резанула и тут же потухла вспышка света странного зеленого оттенка. И тут же снова наступила тишина.

- Дэр сержант! - крикнул Тайка. - Первый передает - по машинам. Вылетаем на место крушения.

И в этот момент над горизонтом показался ослепительный краешек солнца.

До места падения странной штуки вертолеты добрались через десять минут. Большая, не меньше пяти танов, воронка виднелась с воздуха издалека, подсвеченная по периметру тлеющей сухой травой, и такой же огненный след тянулся к ней с запада по крайней мере еще на танов на пятьдесят. Спецназовцы один за другим выпрыгивали из машин и бежали вдоль воронки, окружая место падения непонятно чего. На ходу Джорджио сунул в ухо пуговицу наушника дозиметра. Единичные щелчки, только фон, никакой дополнительной радиоактивности. Странно: в центре воронки, скрытой резкими утренними тенями, царила кромешная тьма. Никаких следов огненного шара, мелькнувшего в небе. Обломок спутника времен до Удара? Но три генерала? И рота побережного спецназа? Секретный спутник... да кому они сейчас нужны, когда старая электроника - ни на что не годный мусор?

Вспыхнули фонари, заметались тени. В воронке по-прежнему не замечалось ничего, стоящего внимания.

- Грунт мягкий. Наверняка под землю ушло, - резким злым голосом сказал кто-то сзади. Сержант обернулся. Совсем рядом стояла группа из десятка человек - у троих на погонах отблескивали большие круги, а остальные хотя и носили военный камуфляж без знаков различия, явно выглядели гражданскими.

- Значит, надо копать, - пожал плечами один из шпаков. - Прикажите солдатам...

- У меня солдаты, а не землекопы! - перебил его генерал.

- Прикажите солдатам поработать лопатами, - невозмутимо закончил шпак. - Для того их и взяли. Или, дэр генерал, вы намекаете, что копать придется мне и моим коллегам? Вы забыли, кто я такой и по чьему приказу действую? Может, мне свернуть операцию, а премьер-министру сообщить, что армия категорически отказывается сотрудничать?

- Я не отказываюсь сотрудничать, дэй доктор, - проскрежетал генерал, и тут Джорджио его опознал: командующий мотопехотными войсками генерал третьего класса Сайл Сентетто собственной персоной. Ну ни хрена ж себе! - Я только повторяю, что солдаты не могут одновременно копать и защищать объект от потенциальных угроз.

- От каких угроз, дэр генерал? - язвительно поинтересовался шпак. - Мы в полусотне цул от ближайшего населенного пункта. Вы собрались обороняться от степных волковсилами сотни спецназовцев? Вам не кажется...

Перепалка оборвалась на полуслове. С глухим ударом в центре воронки взлетел фонтан земли. Что-то большое и явно тяжелое просвистело в воздухе и тяжело шлепнулось в нескольких шагах. Яркие пятна фонарных лучей скрестились на предмете. Камень. Выпуклый кусок обычного черного камня, ноздреватого и блестящего, словно... оплавленного? Да, оплавленного. Что-то шевельнулось в центре воронки, и сержант направил туда свой фонарь, приглядываясь.

И тут же мурашки по спине побежали с удвоенной силой.

Рука.

Из земли торчала рука. Вот она дернулась, пошарила вокруг себя и медленно ушла под землю. Несколько секунд ничего не происходило. Потом в воронке выплеснулся новый фонтан земли, и что-то светлое мелькнуло в воздухе, тяжело, с чавканьем, упав рядом с каменным обломком.

Нет, не упав. Приземлившись.

Не веря своим глазам, сержант потрясенно смотрел, как нагая женская фигурка медленно распрямляется и поднимается на ноги. Ее розовая кожа, казалось, горела в лучах восходящего солнца. Женщина. Настоящая женщина. Упавшая с неба в большом каменном метеорите - и оставшаяся живой. Вот она сделала шаг вперед, второй, третий, остановилась, повела плечами и потянулась, затем наклонилась в разные стороны, словно делая зарядку. Она немного повернулась, и солнечные лучи упали на ее лицо.

Руки сержанта среагировали автоматически. Прежде чем он осознал, что делает, он уже провернул на ремне винтовку, указательный палец лежит еще не на спусковом крючке, а на защитной скобе, но большой уже щелкнул рычагом предохранителя - дуло нацелено на стоящее перед ним чудовище - ноги напружинены, готовы бросить тело в сторону, в перекате уводя от удара - рядом щелкают предохранители винтовок бойцов его роты...

И тут он опомнился.

- Отставить оружие! - рявкнул он во всю глотку. - Стволы убрать! Отставить!

И первым забросил винтовку обратно за спину, подавая пример. Женщина, между тем, шагнула в его сторону. Жуткие рваные раны на ее лице и теле шевелились и подергивались, зарастая и разглаживаясь, и уродливая маска из фильма ужасов быстро превращалась в нормальное человеческое лицо. Против воли взгляд сержанта скользнул по ее груди, животу, бедрам. Ни волоска, только гладкая розовая кожа, перепачканная грязью, идеальные формы, словно у дорогой проститутки...

- Привет, мальчики! - глубоким сопрано произнесла женщина, подбоченившись. На кваре она говорила, слегка растягивая звуки, словно актриса из старого фильма. Своей наготы, казалось, она совершенно не стеснялась. - Вы, как я понимаю, комитет по организации торжественной встречи? Ну, целая толпа. Я же, кажется, ясно просила - десяток человек, не больше. Извиняюсь, кстати, за физиономию. Капсула толком не сработала, посадка слишком жесткой вышла, всех дронов в кашу побило.

Она обвела взглядом потерявших дар речи солдат.

- Ау, мальчики, вы себе языки пооткусывали? - поинтересовалась она. -Странно, с высокой орбиты вроде бы я грохнулась, а онемели вы. Эй, есть кто живой?

Она шагнула к Джорджио и помахала рукой у него перед лицом. Тот машинально отступил и растерянно оглянулся на генералов со штатскими.

- Э-э... прошу прощения, сэрат дэйя! - наконец-то прорезался штатский, который только что спорил с генералом. - Все произошло несколько... не так, как мы себе представляли. Первый контакт... э-э... еще раз прошу прощения. Как мне вас называть?

- Как я уже сообщала, меня зовут Майя, - безмятежно откликнулась гостья с небес. - Для секретного досье, которое вы наверняка заведете, лучше используйте псевдоним "Стрекоза", мне так привычнее. Вы дэй Кайлир Талоне, глава контактной группы Кайтара?

- Да, - кивнул шпак. - Рад приветствовать вас на нашей планете, сэрат дэйя...

- Взаимно, дэй Талоне, - перебила его женщина. - И закончим с приветствиями, меня от них в сон тянет. Хм...

Она окинула взглядом Джорджио и провела ладонью по его бицепсу. Тот с трудом подавил позыв отпрянуть и осенить себя косым знамением. Рука пришелицы показалась мужчине теплой даже сквозь плотную ткань полевой куртки.

- Большие сильные мужчины, - сладким тоном протянула она. Архаичный акцент из ее речи пропал, словно и не появлялся. - Похоже, мне здесь понравится. Но не сейчас, попозже. Кто-нибудь, займитесь раскопками там, - она ткнула большим пальцем себе через плечо. - На глубине в сажень... к-ссо. Беда с планетарными единицами, вечно путаюсь, где какие употреблять... в общем, на глубине в пару ваших метров то, что осталось от капсулы. Оттуда нужно достать девять кукол, отряхнуть и положить в теплое сухое местечко, чтобы никто не нашел. Внешнего вида пугаться не надо, они постепенно регенерируют, но не быстро, чтобы слишком много тепла не выделять.

Она похлопала Джорджио по щеке, обдав жаром, и шагнула мимо него к генералам.

- Эй, предложит кто-нибудь даме одеться? - капризным тоном произнесла она.

"Камилл, контакт. Майя в канале. Как дела с твоей капсулой?"

"Камилл в канале. Гравиэмиттеры отключились сразу при входе в атмосферу - перед тем, как сгореть, сенсоры зафиксировали резкий скачок аномальности, уж и не знаю, почему. Так или иначе контейнер пошел по баллистической траектории без тормозов. Хряпнулся о скалы в конечном итоге. Из десяти дронов только два выжило: у остальных разрушило все энерговводы, и они эффектно сгорели на глазах у местных. Сейчас спускаю одну из резервных капсул в надежде, что с ней дела пойдут лучше. Как у тебя обстановка?"

"Лучше. Тормоза тоже почти не работали, но, по крайней мере, хоть как-то на траектории удержали. И контейнер приземлился на рыхлую почву. Все куклы уцелели. Ох, давненько я с тяжелыми артефактами не возилась, отвыкла без фантомов. Словно жернова на ногах таскаешь. Слушай, мне кажется, или и в самом деле тепла выделяется слишком много?"

"Не кажется. По крайней мере в полтора раза больше расчетного. Похоже, аномалия в области планеты отличается от окружающих областей, граничные эффекты по контуру кукол слишком сильны. Ну, раз сенсорные массивы в твоей капсуле уцелели, пусть могучая троица разбирается".

"Ага. И субсвязь действует, как положено, что радует. Ух, давно я такими ретро-технологиями не пользовалась".

"А я пользовался, и совсем недавно. Ты просто мала еще, опыта не хватает, Рейтинг в шестой сотне...", - ехидная усмешка, прищуренный глаз, старый седой дед успокаивающе гладит по голове трехлетнюю девочку с удивленно-испуганным взглядом.

"Щас дам больно, злой противный старикашка. Все, я побежала. Тут вокруг куча солдат и генералов..."

"Никак не можешь решить, кого первым изнасиловать?"

"Сарказм - первый признак неуверенности в себе. Валяй, завоевывай свою Ставрию, а у меня и так хлопот по горло. Не бойся, я тебе всегда умный совет дам, если что. Отбой".

"Вот именно твоих умных советов я больше всего и боюсь. Конец связи".

Примерно то же время. Рекреационная виртуальность Ракуэн, контролируемая площадка № 0003505421

Дождь.

Почему люди ассоциируют с дождем скуку и тоску? Падающая с небес влага дарит жизнь. Без нее нет урожая, в воздухе стоит сухая пыль, от которой першит в горле, и выцветшее от огненного солнца небо заставляет скрываться в ближайшей тени. Дождь спасает от жары, дождь нежно ласкает асфальт, сливаясь с шорохом шин, и во влажной вечерней дороге отражаются фонари - знак, что день прошел не зря, и что можно, наконец, расслабиться.

И все равно дождь - символ тоски и печали. Поди ж ты пойми человеческую психологию...

Дождь стучал по окну веранды, по жестяному подоконнику с тем самым дробным звуком, который Сторас любил с детства. Его стол всегда стоял у окна, и дождливая погода помогала ему размышлять. Острый отточенный ум директора Службы внешней разведки под барабанный стук капель работал, как идеально смазанная машина: быстро, четко и бесперебойно. Да, работал. Именно так, в прошедшем времени.

При жизни.

Капли дождя барабанили по стеклу веранды небольшого домика на окраине города. Сад с грядками, любимая и любящая жена, возящаяся сейчас на кухне, и принадлежащая ему зеленная лавка, пустая, без единого посетителя. Красивые, добротные, уютные и такие знакомые декорации, нарисованные эфемерными красками на несуществующем холме Ракуэна. Виртуальность. Санаторий, созданный Демиургами с единственной целью: ликвидировать мортальный шок и дать возможность отдышаться от потрясений навсегда закончившейся прежней жизни, существования биологического тела. Да, мир ненастоящий, а сам Сторас Медведь - бывший. Бывший директор внешней разведки Четырех Княжеств. Бывшее доверенное лицо Верховного Князя. Бывший человек, а затем бывший нэмусин. Все - в прошедшем времени. А теперь? Нэоки...

Уже неделя, как он проснулся от безмятежного сна Ракуэна - тихо и без новых потрясений. Просто однажды утром он сел на кровати, осознавая, что сопящая рядом в подушку жена реальна не более, чем его нынешнее пухлое и вялое тело торговца-зеленщика. Он одновременно помнил и прошлую жизнь, и нарисованную, и даже краткий миг, когда осознал, что умирает, что сердце встало окончательно и бесповоротно, и он не успел даже сказать Марику, что любит его и не представляет, как тот останется один на всем белом свете. Одиннадцать лет. Одиннадцать долгих и одновременно коротких лет провел он в рекреационном сне, восстанавливая личность от грез, навеянных системой посмертной реанимации.

Да, он проснулся окончательно и бесповоротно. Старая жизнь больше не существует, как нет и возврата на Текиру. Впереди вечность и бесконечная Вселенная, в которой он может заняться чем угодно: писать книги или строить космические корабли, путешествовать по бесконечным площадкам реальности и виртуальности или сидеть на одном месте, встречаться с самыми разными людьми или уйти в отшельники... Проблема лишь в одном: Сторас Медведь совершенно не понимал, чем заниматься дальше.

А может... Мысль одновременно притягивала и отвращала его. Небытие, на сей раз окончательное и настоящее - неотъемлемое право каждого. В любой момент обратиться к Наставнику, и если сумеешь убедить его, что твое желание не просто каприз, чтобы обратить на себя чужое внимание, сразу же получишь свое.

Нет, не сейчас. Он не такой слабак, чтобы сдаваться сразу же при первых трудностях. Сейчас нужно просто понять, что делать дальше. В мире, где он оказался, никому не нужны шпионы, и старую профессию придется забыть. Разве что попросить устроить индивидуальную игру, где он снова сможет изобразить из себя профессионала. Но что толку разыгрывать роль перед движущимися декорациями? Нет, нужно искать новые пути в жизни.

- Дорогой, - жена выглянула на веранду, - ты не голоден? У меня суп поспел. Сегодня солянка, как ты любишь...

- Нет, спасибо, - отказался Сторас. В глубине души негромко тренькнула струнка: он восемь лет любил эту женщину, пусть даже чувство навеяно извне, и отказаться от него просто так невозможно. И не надо. Пусть пока все идет по-прежнему. Возможно, он даже попросит вернуть клиентов в его лавку, чтобы получить хотя бы иллюзию занятия. - Я думаю, милая. Немного позже, ладно?

- Хорошо, дорогой, - согласилась женщина. - А как насчет гостей?

- Я не в настроении для игр.

- Игр? - удивленно прищурилась жена, и ее тон заставил Стораса досадливо тряхнуть головой. Ну да, она-то продолжает играть свою роль, вероятно, и не подозревая, что с ним что-то не так. Если, конечно, компьютерная программа вообще может подозревать. - Нет, не игры. Там к тебе какие-то двое пришли.

- Кто именно?

- Я не знаю, дорогой. Они не представились. Молодой человек, и с ним девушка. Они стоят у крыльца и просят впустить их в дом для разговора.

- Вот как? - Сторас рывком поднялся из кресла-качалки, под ногами скрипнули половицы. - Я не люблю сюрпризов, ты же знаешь. Пусть уходят.

- Хорошо, милый, я передам.

Если очередные ходячие декорации, то общаться с ними не о чем. Если же нэмусины или нэоки, как и сам Сторас, то отказ их не остановит.

А если остановит?

Сторас с трудом подавил позыв со всех ног броситься в прихожую. Он сложил руки на груди, повернулся к стеклу веранды, по которому по-прежнему бежали струйки дождевой воды, и принялся ждать.

Шаги за спиной. Тяжелая поступь взрослого мужчины и легкая - молодой девушки. Так-так.

- Отец...

Сторас резко обернулся, его руки бессильно упали вдоль тела.

- Марик, сынок! - выдохнул он.

Стоящий перед ним молодой мужчина улыбнулся.

- Да, папа. Я. Ужасно рад тебя видеть после стольких лет.

Сторас шагнул вперед и с силой обнял сына.

- Я тоже... - прошептал он. - Я тоже.

Внезапно пришло резкое осознание. Он отступил на шаг и взглянул на Масарика уже по-новому.

- Значит, ты тоже мертв, - грустно качнул он головой. - Я боялся, что после моей смерти ты долго не проживешь. Прости. Ну, по крайней мере, ты снова ходишь. Давно проснулся?

Масарик ухватил его за плечи и крепко сжал.

- Все в порядке, папа. Я не мертв. Ну, или... Мертв, если официально, но не совсем как ты.

- Не совсем как я?

Сын широко улыбнулся.

- Я теперь Демиург, папа. Сущность, как пишут в "Черном квадрате". И, кстати, познакомься...

Он слегка отступил в сторону, и скромно стоящая в дверях смуглая девушка с миндалевидным разрезом глаз вежливо поклонилась.

- Блистательный господин Сторас Медведь, - улыбнулась она неяркой, но теплой и располагающей улыбкой, и бывший директор СВР тут же вспомнил, где видел ее лицо. Разумеется, в досье - и в официальном, Министерства внешних сношений, и в секретном "Черном квадрате". - Мне жаль, что не удалось лично познакомиться с тобой раньше. Политическая обстановка не способствовала.

- Великолепная госпожа Карина Мураций, - так же вежливо поклонился Сторас. - Кисаки Сураграша. Для меня большая честь встретиться с тобой.

- Уже не Кисаки. Я уволилась вскоре после твоей гибели.

Девушка шагнула вперед, и Масарик приобнял ее одной рукой. Она едва доставала ему макушкой до плеча, и контраст между ее хрупкой малорослой фигуркой и сильным мужским телом сына заставил Стораса иронично прищуриться. Но когда она положила руку ему на талию, как-то сразу стало понятно: они - пара.

- Познакомься, папа, - весело сказал Масарик. - Кара, моя жена.

- А ты времени зря не терял, - сердито фыркнул Сторас. - Не успели, значит, мой прах в урну ссыпать, а ты уже по девочкам? Госпожа Карина, приглядывай за ним, а то еще пойдет по бабам после стольких-то лет в инвалидном кресле, не удержишь.

Он осекся, сообразив, что обычное для них с сыном дружеское подтрунивание может оказаться странным для посторонних. Карина, похоже, ему не совсем посторонняя, но все-таки...

Бывший диктатор Сураграша снова блеснула тихой теплой улыбкой.

- Наоборот, господин Сторас. Я же катонийка, помните? Я его чуть ли не силой пыталась... м-м, по бабам вытолкать, чтобы он многолетнее напряжение снял, но так и не смогла. Знаете, его даже Майя в постель затащить не сумела, уж на что она дока по части соблазнения. Зато мне каждый день не по разу покоя не дает, благо нынешнее состояние позволяет. У вас нет, случайно, на примете какой-нибудь женщины попривлекательнее, чтобы к ней в постель его затолкать? Уж больно выспаться хочется.

Сторас почувствовал, что краснеет. Да уж, катонийка, в самом деле. Кто еще подобные темы может открыто обсуждать и без тени смущения? Но отрадно, что мальчик, наконец, восстановил здоровье и даже нашел жену.

Жену?

Отточенный механизм его аналитического рассудка, ни капли не заржавевший за прошедшие сонные годы, заработал мгновенно и без запинок. Марик обмолвился, что он Демиург. Карина - жена Марика и приемная дочь известной Сущности... Соловей, последняя известная маска - Дзинтон Мураций, гражданин Катонии. Наверняка Карина тоже Демиург, обратное оказалось бы удивительным. Это хорошо объяснило бы массу странностей, случившихся в Сураграше во время ее правления. Странностей для людей, но вполне естественных для Сущностей. Значит, Сураграшская республика - действительно проект Демиургов, что он подозревал с самого момента переворота? Понятно, почему половина его людей там с завидной регулярностью проваливалась, а вторая половина передавала информацию, в которой неуловимо чувствовалась хорошо спланированная деза. Знала ли о истинной природе Карины ее подруга, глава Сураграшского департамента? Наверняка. Знала - и даже словом не обмолвилась. Вот тебе и политическая верность. Осталось дождаться, когда Ольга Лесной Дождь помрет в свой черед, проспится, и высказать ей... Ха, лет так через пятьдесят, не раньше. Кто еще в Сураграше может оказаться Демиургом? Наверняка Яна и Палек Мураций. Дентор Пасур? Саматта Касарий? Кто-то еще из катонийских волонтеров?

Стоп. Не место и не время.

- Из женщин у меня на примете только собственная жена, госпожа Карина, - печально улыбнулся он. - Думаю, для Демиурга вроде тебя не составляет секрета, чем именно она является.

- Твой ум в отличной форме, господин Сторас, - Карина бросила косой взгляд на Масарика. - Из одной фразы Марика ты сумел сделать совершенно правильный вывод. Да, я Демиург, как и мои сводные брат с сестрой.

Она шагнула вперед и оказалась вплотную перед Сторасом. Она склонилась и замерла в поклоне, скрестив руки на бедрах в архаичном жесте ожидания.

- Но я пришла к тебе как жена Марика, - тихо сказала она. - Ты благословишь нас, отец?

- Он вполне в состоянии сделать выбор самостоятельно, и я не собираюсь его осуждать ни за что. Тем более, - Сторас усмехнулся, - когда он настоящий Демиург.

- И все-таки - ты благословляешь нас, отец? - упрямо повторила Карина, не разгибаясь.

Сторас взглянул на сына. Тот смотрел на него со странным напряжением.

- Разумеется, я благословляю вас, - он положил ладонь на голову Карины, выполняя все тот же старый ритуал, провел ладонью по волосам и поцеловал ее в темя. - Живите долго и счастливо, дочь.

- Спасибо, отец, - Карина выпрямилась и отступила на шаг. - Я знала, что ты не будешь против. Но Марик боялся, что из-за старых политических дрязг...

- Ничего я не боялся, - буркнул тот, отводя глаза и на секунду превращаясь в застуканного на чем-то неприличном мальчишку. - Я только...

- Эй, вы закончили танцевать свои церемонии?

Ворвавшийся на веранду тощий белокурый вихрь едва не врезался в Карину, но в последний момент ловко увернулся, нырнул Масарику под мышку и с разгону плюхнулся в любимое кресло Стораса.

- Лика! - возмущенно крикнула Карина. - Ну-ка, брысь отсюда! Не мог еще пять минут подождать?

- Не мог! - заявил вихрь, при ближайшем рассмотрении оказавшийся мальчишкой лет шестнадцати или семнадцати на вид, совершенно голым и с перепутанной гривой светло-серых волос. Катониец? - Майе с Камом хорошо, им параллельную проекцию слепить - раз чихнуть, а мне специально отвлекаться приходится. Слушай, Стор, если ты закончил их отечески благословлять и не намерен по сусалам батогами лупить, или что у вас там в Четырех Княжествах принято, давай чем-нибудь полезным займемся.

- А? - ошарашенно глянул на него Сторас. - Мы знакомы, молодой господин?

- Я всегда молодой, - важно кивнул мальчишка. - В душе, по крайней мере. А ты обо мне в "Черном квадрате" читал, пусть даже там и чушь написана. Я Палек Мураций, для своих - Лика. Поскольку я, типа, всемогущий Демиург, а ты - член семьи, давай сразу без формальностей, ага? Подумаешь, пара-тройка десятилетий разницы! Вечность впереди, нефиг ее лишними словечками замусоривать. Кара, так вы закончили с экивоками? Стор, а знаешь, она вчера целый вечер перед зеркалом сцену репетировала, чтобы красиво выглядеть.

- Господин Сторас, - безнадежно вздохнула Карина, - познакомься с моим сводным братом. Неизбежный довесок, так сказать, к семейной идиллии. Он всего на три года меня младше, но иногда кажется, что из младенческого возраста так и не вышел. Не обращай внимания на его треп. Он не мог видеть, чем я занималась в своем личном пространстве. Если он начнет слишком доставать, просто тресни его по затылку.

- Ага, я так и поступаю, - широко ухмыльнулся Масарик. - На людях он выдающийся инженер, пафосный художник и весь из себя солидный архитектор, а среди своих просто чума какая-то. Шалопай и остряк-самоучка, даром что за сорок перевалило. Папа, расслабься. Все в порядке. Я уже сказал, что страшно рад тебя видеть?

На сей раз сам Сторас оказался в его объятиях, на которые ответил вполне искренне, хотя голова начинала слегка идти кругом. Несколько десятилетий своей жизни он потратил на безуспешные попытки выйти на контакт с хотя бы одним Демиургом, и вот, пожалуйста - не успел помереть, как сразу трое.

- О, трогательная семейная встреча! - возвестил новый звонкий голос.

Сторас высвободился из объятий сына и почувствовал, что снова краснеет, на сей раз совершенно неудержимо. На веранде стояли два новых гостя. С мужчиной все было в полном порядке - средних лет, в строгом сером костюме превосходного покроя, с безукоризненной короткой прической и легкой ироничной улыбкой на тонких губах. Но вот женщина, точнее, почти девочка, оказалась совершенно нагой, как и Палек. На вид лет четырнадцати или пятнадцати, но уже полностью оформленная, с длинными золотыми волосами, ниспадающими на плечи, с задорно вздернутым носиком и слегка веснушчатыми скулами, она шаловливо улыбнулась бывшему директору СВР и помахала рукой.

- Здравствуй-здравствуй, дядя Сторас! - пропела она, соблазнительно изгибая бедро. - Рада знакомству, прошу благосклонности. Я Майя-Майка-Майечка, и я хорошая девочка. Или плохая, как захочешь. А угрюмый дядька-бука рядом со мной - Камилл. Он уже прикидывает, как тебя завербовать, использовать и выбросить, так что берегись.

Мужчина в костюме небрежно кивнул.

- Когда жизнерадостная особа рядом со мной попытается затащить тебя в постель, - небрежным тоном сообщил он, - вспомни, что ей больше полутора миллионов лет объективного времени. А с учетом не менее полусотни Игр на расходящихся векторах - и все два. Если не почувствуешь себя геронтофилом, можешь взять с полки медаль.

Сторас почувствовал, что голова окончательно начинает идти кругом. Майя. Камилл. Два имени, стоящих в "Черном квадрате" на первых местах. Две Сущности: Стрекоза и Скорпион. Неуловимые, вездесущие и абсолютно безжалостные, когда речь идет об их интересах. Да, от такой компании точно можно свихнуться.

- А еще в учебниках истории обо мне упоминают как о Вечном императоре Майно, - рядом с Камиллом прямо из воздуха сгустилось кресло, в которое он и опустился. - Поскольку в присутствующей здесь компании я самый разумный, а остальные подтянутся лишь через несколько минут, мне придется первому сообщить тебе, господин Сторас, цель творящегося вокруг бедлама. Иначе ты точно свихнешься от перенапряжения. Итак, наш импровизированный комитет спасения Паллы решил, что ты вполне умеешь держать язык за зубами, а твои таланты нам очень даже пригодятся. Ты, разумеется, можешь отказаться, но я съем собственные ботинки, если ты так поступишь. Поздравляю со званием паладара, и добро пожаловать на борт.

06.35.1231. Кайтар, Дриммад

- Значит, на сей раз правда. Они все-таки прилетели...

Мардон Навахо взял со стола бокал с вином и задумчиво посмотрел сквозь него на окно. Солнечный свет, просачивающийся сквозь тонированные окна пентхауза небоскреба "Золотая корона", переливался на пузырьках жидкости, словно на мелких бриллиантах. Мардон поиграл бокалом и поставил его на столик, так и не отхлебнув. Собеседники не торопили его. Они знали манеру главы клана Навахо обдумывать каждое слово.

- Ты уверен, Хоан? Не подделка, не провокация, а совершенно точно настоящие Чужие? - наконец спросил он.

- Абсолютно уверен, - министр обороны Хоан Дебрего кивнул. Солнце играло едва заметными золотыми искрами на лацканах его серого пиджака. - Никаких сомнений нет. Сентетто лично руководил операцией по встрече и последующим общением. Кинопленки я принес, - он кивнул на лежащие на столике кассеты. Посмотри на досуге, но сейчас просто положись на мое слово. Женщина -настоящая Чужая. Если, конечно, ее можно назвать женщиной.

- В смысле? - Мессер дель Витагон приподнял бровь. - Ты же говорил, что она человек.

- Не человек. Она называет себя "паладаром", но дело даже не в терминах. Она может морфировать.

- В смысле - изменять форму? - уточнил Навахо.

- Да. Принимать любую форму по своему желанию. Какие-то ограничения, связанные с массой и объемом, остаются, но в определенных пределах она может изобразить кого угодно - женщину, мужчину, девочку, мальчика, все равно. Хотя предпочитает женские обличья.

- Вот как... - Навахо прищурился. - Только обличья?

- Судя по наблюдениям, сэрат дэйя Майя - шлюха до мозга костей. Она обожает затаскивать в постель всех без разбора. За пару дней пребывания на базе "Дельфин" она переспала с тремя мужчинами и двумя женщинами из обслуги, причем женщины ранее никогда тягу к однополому сексу не демонстрировали. Похоже, ей невозможно противостоять. Но ведь это для тебя не новость, а, Мардон?

- Разумеется, у меня есть и другие источники, - безразлично приподнял бровь Навахо. - Моя "Свободная пресса" не зря является крупнейшей медиа-компанией в мире. Но всегда лучше проверять информацию перекрестно, верно?

- Давайте об источниках потом, - дель Витагон нетерпеливо помахал рукой в воздухе. Спикер Аммы явно казался взбудораженным. - Чужая только одна?

- Сложный вопрос... - министр обороны почесал подбородок. - Есть кое-какие детали, которые я не могу пока что разгласить.

- Даже нам?

- Даже вам. Сэрат дэйя Майя в разговоре с глазу на глаз пообещала, что вырвет мне сердце, если начну говорить раньше времени, и я ей верю.

- Угрозы? - Навахо дотянулся до своего бокала и на сей раз пригубил. - Не успели явиться, и уже угрожают? Либо они уверены в своей силе, либо просто идиоты. Как думаешь, Хоан?

- Я в одном уверен: она отнюдь не идиотка. Она весьма убедительна, и я прекрасно вижу, что в политике она не новичок. Если с первых же минут прибегла к тактике ласки и таски, значит, какие-то козыри у нее есть.

- Мы опять уклоняемся, - дель Витагон щелкнул пальцами. - К вопросу о количестве. Опусти запретные детали, но расскажи остальное.

- В общем, в настоящий момент на Паллу спустились двое паладаров: одна - к нам в Кайтар, и еще один в Ставрию. Оба находятся с правительствами стран в официальном, хотя до поры и секретном контакте. Но в ближайший дни появятся еще несколько: один или двое на Могерате, наводить мосты с Ценганем и Кайнанем, и еще сколько-то в Кайтаре и Ставрии. Майя утверждает, что все они являются членами некоего братства паладаров, которое в ее изложении выглядит как горстка космических авантюристов, ищущих собственной выгоды. Они хотят установить с нами торговые отношения.

- И чем хотят торговать? Что у них есть?

- Информация. Технологии. Лицензии на производство того, что мы утратили во время Удара. Работающая электроника прежде всего.

- Электроника... - спикер Аммы поудобнее устроился в кресле. - Мардон, твои ученые все еще в тупике?

- Да. И не только мои. С базовыми электрическими схемами проблем нет уже давно, как ты сам заметил, но вот с электроникой полный швах. Как нас отбросило на полвека назад, так и сидим. Малые интегральные схемы - предел того, что удается заставить работать, да и у тех проблемы со стабильностью. Так что транзисторные сборки и электронные лампы - все, что пока есть работающего.

- А пришельцы предлагают нам снова получить нормальные компьютеры вместо древних арифмометров. Хм. Хоан, ты ведь не случайно пришел именно к нам с Мардоном?

- Нет, разумеется. На заседании Малого кабинета Майя сразу попросила подобрать несколько кандидатов, которым предоставят лицензии и оборудование для производства. А вы оба в прошлом так или иначе связаны с электронной промышленностью.

- Кто еще в списке кандидатов? - обманчиво-безмятежно поинтересовался Навахо.

- Извини. Закрытая информация.

- Опять сердце вырвут?

- Хуже. Премьер пообещал, что проговорившиеся моментально свои кресла потеряют, и даже Амма с Уммой ничего поделать не смогут. А ему я верю чуть больше, чем Чужой. Попозже все узнаешь.

- Ладно, с Чьяко я сам поговорю, - Навахо махнул рукой. - Что-то еще можешь рассказать прямо сейчас?

- Есть какой-то еще проект, о котором знают только двое: премьер и Анделата...

- Министр образования? А он-то при чем?

- Понятия не имею. Проект совершенно секретный даже от Малого кабинета. Что-то, связанное со школами и университетами. О деталях я просто не в курсе. Знаю только, что новые паладары, которые вот-вот появятся, в первую очередь займутся им.

- Школы и университеты, вот значит как... - спикер Аммы отхлебнул из своего бокала. - Ну, поскольку Анделата стал министром исключительно благодаря мне, подробности я из него выжму. Что-то еще?

- Да. Совершенно определенно не стоит играть с ними в силовые игры. На моих глазах, мимоходом, дэйя Майя в качестве демонстрации голыми руками уничтожила бронетранспортер. Просто рвала броню голыми руками, а потом расплющила машину... хм, в общем, они владеют какими-то силовыми полями. Гравитационными, как она утверждает. Дальность действия ограничена, но при близком контакте остановить ее невозможно. И еще она себе в грудь выпустила обойму из штурмовой винтовки. Ее изрешетило, но раны тут же затянулись. А пули она просто отхаркнула и сплюнула.

- Замечательно, - удовлетворенно кивнул Навахо. - То есть можно не опасаться, что ее похитят и вытянут секреты силой. А то знаю я любителей таких методов. Еще что-то?

- Пока все. Не забывай, еще и декады не прошло с момента контакта. Часть времени, кстати, она в летаргии проводит - словно бы спит, но так, что из пушки не пробудить. Когда в первый раз так заснула, приставленные врачи чуть с ума не сошли. И какие показания, кроме частоты пульса и дыхания снимать, непонятно, и как пробуждать - тоже. Вот, кстати, вспомнил: ее попытались рентгеном просветить, пока она в отключке.

- И что? - с интересом осведомился дель Витагон.

- А ничего. Она непрозрачна для проникающего излучения. Полностью, как свинцовая болванка. Ну, все. Мне пора. Один из намечающихся Чужих сегодня должен появиться. Он почему-то нашей армией интересуется, как Майя передала. Посмотрим, что ему нужно.

- Хорошо, - Навахо кивнул. - Держи в курсе.

- Обязательно, - Хоан Дебрего поднялся, кивнул и вышел из кабинета. Когда за ним захлопнулась дверь, Навахо снова пригубил вино:

- Ну, а ты что думаешь, Мессер?

- Надо бы у сына отобрать парочку фантастических романов про Чужих и прочитать сегодня ночью, - усмехнулся дель Витагон. - Он их просто обожает.

- Не стоит, - Навахо поморщился. - Поверь мне как человеку, у которого целый издательский дом такими вещами занимается. Они на подростков рассчитаны, не на взрослых людей. Кроме пальбы из бластеров и красоток с арбузными грудями там нет ничего. Но помимо романов - что думаешь?

- Мардон, ты же знаешь, я не начинаю думать до тех пор, пока у меня нет достаточно информации. Вселенная штука большая, а после Удара - еще и непонятная, и наверняка в ней есть и иные цивилизации. Рано или поздно с нами все равно вошли бы в контакт. Ну, а что Чужим от нас нужно на самом деле, узнаем, и очень скоро.

- Да, Вселенная штука большая, - Навахо покивал. - Но не просто большая, Мессер - охренительно огромная, прости мне выражение. Вероятность, что две цивилизации на примерно одинаковом уровне развития сойдутся в одном и том же месте в одно и то же время, близка к нулю. А... как их? "паладары" все-таки появились, причем не абы когда, а вскоре после Удара.

- Хочешь сказать, они как-то с Ударом связаны?

- Точных данных у меня нет, разумеется. Но шкурой чую - да, связаны.

- Ну, если они его устроили, шансов у нас не больше, чем у тли под кирпичом. Почему, кстати, ты решил, что мы с ними на одном уровне развития? Мы в космос и до Удара-то толком летать не умели, а они между звездами свободно болтаются.

- Если хотят с нами торговать, у нас есть что-то, что им нужно. Что они не могут взять просто так, силой. Выводы очевидны.

- Ну, может, они просто по жизни вежливые, - спикер поднялся. - Пожалуй, я тоже пойду. Нужно почву заранее прощупать кое с кем, да и заседание Аммы через час начинается. А тебе советую: последуй моему примеру и не думай пока о паладарах. Нет информации для анализа.

Оставшись в одиночестве, глава семьи Навахо подошел к панорамному окну, прихватив свой бокал. Далеко под ним простиралась столица, над которой господствовала "Золотая корона". Утреннее солнце освещало ее во всех подробностях, но Мардон Навахо не обращал красоты пейзажа никакого внимания. За свои пятьдесят два года он прекрасно изучил город в мельчайших подробностях. Сейчас перед его внутренним взором скользили лица. Да, пирог слишком жирный, чтобы его позволили заглотить кому-то одному. Одно только возрождение банковской сферы чего стоит! Снова обрести возможность мгновенных транзакций электронных денег - да за тысячную долю процента комиссии можно стать богаче всех остальных семей, вместе взятых.

Нет, придется делиться. Но вот с кем? Капурри, Кеоварита, Деллавита, Смеарх, Оммерса, Сиугуран - кого-то из семей придется брать в союзники, и даже не одного. Нужно сегодня же устроить одну-две встречи в неформальной обстановке.

Но до того - до того безопасность превыше всего. Значит, пришельцы умеют изменять внешность? Так-так....

Навахо подошел к своему рабочему столу и поднял трубку телефона.

- Домман? - осведомился он. - Начальника службы безопасности здания ко мне, и немедленно.

07.35.1231. Кайтар, Барна

- Эй, ты! Тебе говорю!

Кирис остановился и медленно, выдерживая паузу, обернулся. Четыре силуэта, неясных в сгущающихся сумерках, маячили у входа в переулок, который он только что миновал. В темноте, лишь сгущаемой недалеким фонарем, лица казались смутными белыми пятнами.

- Чё нужно? - сумрачно осведомился он.

- Поговорить.

- Ну, говори... - Кирис принялся демонстративно разминать костяшки пальцев.

- Да ты не узнал, что ли? - удивилась фигура, стоящая впереди других. - Волк я, врубаешься?

- Ну и? - теперь Кирис действительно опознал говорящего: Лило Тапахос, главарь небольшой банды из его района, обожающий придумывать себе крутые погоняла. Личность, по слухам, чрезвычайно скользкая и паршивая, из тех, с кем связываться себе дороже. В лицо они друг друга знали, но и только.

- Разговор есть. Деловой.

- О чем? - подозрительность Кириса только возросла. - У меня с тобой никаких дел нет.

- Да брось ты, Кир! Что ты как неродной! - Лило приблизился. - Да все путем! Лопать хочешь? У нас хавчик есть, и выпивон найдется.

Живот отозвался резким спазмом и еле слышным бурчанием. Позвякивающую в кармане мелочь Кирис еще не успел обратить ни во что съедобное, а ел он в последний раз еще днем, в школе, и то не сказать чтобы сытно. Идея пожрать на халяву казалась заманчивой, но дармовой обед стоит вдвое...

- Не хочу, - отказался он. - Говори, что нужно, и отваливай.

- Не, Волк, он охамел, - глухо выплюнула одна из темных фигур позади. - Поучить его?

- Рискни, - Кирис ухмыльнулся, надеясь, что угрожающая мина на его физиономии видна шпане лучше, чем ему - их лица. Не то чтобы он испугался всего-то четверых хиляков, но сегодня он планировал хоть немного позаниматься уроками. Терять время на всякую мелюзгу не хотелось. - Ты завещание написал уже? А то меня как-то уже пытались поучить, ага.

- Кир, да он шутит! - вскинулся Лило. Видимо, он тоже вспомнил историю полугодовой давности, когда Кирис сцепился сразу с пятерыми из банды Синих носорогов. Следы той драки сходили с его лица три или четыре декады, нос ему не сломали лишь чудом, а ребра, по которым попали обрезком свинцовой трубы, побаливали до сих пор. Однако поле боя осталось за ним: двоих противников унесли на руках, а другие трое еле ковыляли. - Шутит, говорю! Поговорить надо, мы махаться не хотим.

- Ну так говори! Здесь говори, я с тобой никуда не пойду.

- Ну... - Лило помялся. - В общем, тут такое дело... Хочешь к нам в банду? Ты крут, и мы крутые. Нам нужно держаться вместе. А я знаю, как быстро бабла сшибить по-легкому. Есть у меня завязки.

- Что за завязки?

- Ну... Предложил один перец порошок толкать. Хорошее бабло светит, точно говорю. Только нужно Мертвую руку выдавить с территории, а то они ее за собой застолбили, нас не...

Кирис ухватил Лило за грудки и приподнял над землей.

- Я тебя, марикона, в землю закопаю, если еще раз ко мне с порошком сунешься, понял? - угрожающе процедил он. - Я с наркотой дела не имею и иметь не собираюсь. Отлезь, понял? Я сам по себе!

- Да ты что! - заскулил Лило, хватая его за руки. - Отпусти! Не хочешь, не надо...

Кирис выпустил его, и тот, едва удержавшись на ногах, отскочил в сторону.

- Разговоры закончились? - сумрачно осведомился Кирис. Не дожидаясь ответа, он развернулся и вразвалку пошагал в прежнем направлении.

- Ну и дурак! - обиженно сказал позади главарь шайки. - От реальных бабок отказываешься!

Кто-то из стоящих в тени что-то тихо пробормотал, но Кирис вслушиваться не стал - потому что если разобрать слова, пришлось бы возвращаться и бить морду всем четверым. А ему было откровенно влом. Жрать хотелось все сильнее, и его куда больше манил небольшой универсальный магазинчик в десятке танов дальше по улице. А тот того и гляди закроется по вечернему времени.

Купив готовую сырную запеканку, пиццу, печенье и газировку, Кирис срезал путь через темные замусоренные дворы и оказался у своего дома. Лампочка у подъезда ярко горела: смотри-ка ты, кто-то не пожалел и ввинтил за свой счет. Интересно, до утра проработает? Наверняка ведь или разобьют, или просто скрутят. Может, самому скрутить, чтобы другим не досталась? Кирис оглянулся в поисках подходящего ящика, чтобы дотянуться до плафона, но потом брезгливо передернул плечами. Нет уж, крысятничать у своих - до такого он еще не опустился. Свет фонаря выхватывал из темноты приличный кусок стены. С утра на нем появились новые граффити: человеческие фигурки, надписи, злобные оскаленные морды чудовищ... На краю светлого пятна маячило девичья лицо, которое вдруг живо напомнило Фуоко. Кирис даже заморгал, отгоняя видение. Да ну нафиг, ничего похожего, разве что нос вздернут так же гордо и независимо. Что она ему в голову все время лезет, принцесса языкастая?

Осторожно переступая через пустые бутылки и груды окурков, он поднялся по темной загаженной лестнице на третий этаж, своим ключом открыл хлипкую дверь и вошел в квартиру. Горел свет: отец уже вернулся с работы. Что-то он сегодня рано. Сбросив сандалии у порога (отец строго держался прежних привычек и не позволял ходить по дому в обуви, как принято здесь, в Кайтаре), он прошел в комнату.

- Привет, пап! - сказал он, поднимая пакет. - Я пожрать принес. Сейчас разогрею.

Отец оторвался от стола, за которым сосредоточенно что-то подсчитывал на бумажке, и обернулся:

- Привет, сынок. В магазине купил? А деньги?..

- Ага, - быстро согласился Кирис. - Я... э-э, ящики сегодня разгружал в одном магазинчике, случайно наткнулся. Заплатили пятерку.

Тут его словно током ударило. Он же забыл выбросить кошелек! Небольшой матерчатый предмет словно раскалился у него в кармане. Дурак! Вот так и палятся на мелочах. И ведь, самое главное, рядом с домом нельзя. Почему он не бросил его в урну на проспекте? Придется сейчас же... ну, после еды отправиться еще погулять и по ходу дела избавиться от улики. И самое обидно, что риск улова не стоил - всего пять леер с мелочью. А ведь выглядел тот хмырь вполне себе жирненьким и богатеньким. Если нет денег, нахрена понтуешься?

- Ну, хорошо... - отец, к счастью, развивать тему не стал. - Найти бы тебе постоянную подработку, Кир. Только не в ущерб школе! - строго добавил он. - Учение для тебя сейчас главное. Не выучишься как следует...

- ...пойду попрошайничать на улице, - с досадой закончил Кирис. - Я помню, пап. Я жрать хочу. Пойду разогрею.

На кухне он поставил на плиту сковороду, плеснул растительного масла и вывалил на нее из упаковки сырную запеканку. Она немедленно затрещала, распространяя божественный запах, от которого желудок скрутило голодной судорогой. Включив газ под облупленным чайником со свистком, Кирис плюхнулся на табуретку и принялся ждать.

Его взгляд упал на старую выцветшую фотографию, стоящую на маленьком пузатом холодильнике на уровне его глаз. Молодые и красивые мужчина и женщина беззаботно улыбались на фоне яркого искрящегося моря. На руках у мужчины сидел пятилетний пацан, с круглыми удивленными глазами засовывающий в рот леденец на палочке, а рядом с женщиной стояла, застенчиво потупившись, молодая девушка примерно того же возраста, что Кирис сейчас. Папа, мама, Вара, я - вместе дружная семья... Подчиняясь внезапному порыву, Кирис дотянулся до фотографии и принялся пристально вглядываться в нее. Нет, сестра ни капли не походила на Фуоко, разве что длинными тяжелыми волосами, собранными на затылке. Тьфу! Да что же принцесса ему все время в голову лезет? Мало он с ней в школе лается?

Мама... Мама умерла. Вара пропала. Отец постарел и согнулся, преждевременная седина побила ему виски. А сам Кирис хоть и вырос, но решительно не понимает, зачем вообще живет. Мечта о "черных отрядах" дурацкая, конечно, да и не жить же ради того, чтобы в кого-нибудь пострелять! Но что ему еще остается, тупому и сильному парню без кайтарского гражданства?

Встрепенувшись, он осторожно поставил фотографию обратно на холодильник и принялся поддевать запеканку ножом, чтобы не пригорела. А ведь вполне уже можно есть.

- Папа! - крикнул он через плечо. - Готово. Иди есть.

- Сейчас, сынок! - ответил тот. - Сейчас приду.

От запеканки распространялись восхитительные запахи. Кирис положил на стол вилки, ножи, на четвертый (или уже пятый) раз заварил в кружках чайные пакетики и достал пакет с печением. Сегодня у них опять нормальный ужин. Наверное, даже стоило потратиться и купить на последние лееры сосисок. Ну ладно, неизвестно, когда он выйдет на охоту в следующий раз: слишком часто тоже не стоит. Рано или поздно он обязательно засыплется, и лучше, чтобы это случилось поздно, чем рано.

Кто-нибудь! Объясните мне, зачем я вообще живу, а?

08.35.1231. Ставрия, Эйград

В дверь властно постучали.

- Войдите, - устало сказал Ваген. Он отчаянно хотел одного: спать. Но день только начинался, и облегчения впереди не предвиделось. В дверь постучали снова, и он возвысил голос: - Да войдите же!

Дверь распахнулась, и по ушам ударил гомон перемены. Визги младшеклассников, носящихся по лестнице, громкая перекличка старшеклассников, да еще и тарахтение карта со стадиона - все смешалось в одном неразборчивом шуме, который Ваген знал и любил с тех пор, когда пришел сюда работать учителем химии. Любил - но, пожалуй, не сейчас.

- Вы Ойский Ваген Эйлович? - спросил, переступая порог, незнакомый мужчина в деловом костюме. - Директор школы?

- Очевидно, я, раз сижу вдиректорском кабинете, - сухо откликнулся Ваген. - Вы что хотели?

- Я Тезенко. Тезенко Антон Смайлич. Заместитель директора гороно по оргвопросам. У меня к вам важное дело. Зайдите, господин Дратаев.

В кабинет вошел еще один мужчина, среднего роста, полноватый, с ранними залысинами, в серой невзрачной водолазке. Он плотно прикрыл за собой дверь, и школьный гомон затих. Хорошая все-таки у меня дверь, мелькнуло в голове у Вагена. Качественная. Ну до чего же неудачно их принесло! Отчет в районо нужно сдать сегодня вечером, кровь из носу, и если у них что-то серьезное...

- Я слушаю. Что вы хотели? - повторил он.

- У вас в школе некомплект преподавательского состава, - Тезенко без приглашения сел. - Вы, кажется, писали по инстанциям, что положение нестерпимое, и что учителя перегружены. Так?

- Писал, - директор насторожился. - Вы хотите принять какие-то меры?

- Мы нашли вам учителя, - чиновник из гороно широким жестом показал в сторону второго мужчины. Тот вежливо склонил голову, внимательно разглядывая кабинет и его хозяина.

- Замечательно! - Ваген даже привстал. - По какому предмету?

- По произвольному, господин Ойский, - в голосе Дратаева слышался какой-то едва заметный акцент, или, вернее, странное архаичное произношение, словно у персонажа исторической драмы. - Я могу преподавать что угодно, кроме разве что труда и физкультуры.

- Не понял? - удивленно прищурился директор. - А кем вы раньше работали? Что у вас в дипломе записано?

- Видите ли, Ваген Эйлович, - чиновник слегка поерзал на стуле, словно от незаметного неудобства, - есть одна тонкость. Господин Дратаев - иностранец.

Все, приехали. Про отчет можно забыть. Явись кандидат в учителя к нему один, и его с чистой совестью можно было бы отправить восвояси. Но замдиректора гороно так просто не пошлешь.

- Иностранец, вот как, - Ваген еще раз внимательно осмотрел Дратаева. Да нет, человек как человек. Кожа чуть смугловата, но ничего сверх обычного загара. - И откуда, позвольте спросить?

- Из Кайтара, - порадовал вестью чиновник. - Видите ли, Ваген Эйлович...

- Господин Тезенко, возможно, я сам расскажу, что нужно? - встрял иностранец. - И вообще, я думаю, нам не стоит вас задерживать. Вы и так потратили на меня массу времени, а у вас наверняка дела...

- Да, разумеется, - с явным облегчением согласился Тезенко. - Вы тут договаривайтесь, а я пойду. Если что, звоните в любое время, телефоны вы знаете.

Он поднялся, поправил галстук, кивнул директору - и вышел, сукин сын этакий.

Оставшись наедине с иностранцем, Ваген замялся. Он решительно не понимал, как себя вести. Сразу заявить, что иностранных учителей им не нужно? Или же сначала посмотреть, что за фрукт?

- Я присяду, если не возражаете? - осведомился гость.

- Да-да, конечно, - спохватился директор, указывая на стул. - Пожалуйста.

- Спасибо. Видите ли, господин Ойский...

- Можно не так официально, - перебил его директор. - Обращение по фамилии у нас обычно используется в формальных ситуациях, при общении с милицией, например. Обращайтесь по имени-отчеству.

- Спасибо, учту. Видите ли, Ваген Эйлович, я - часть программы по обмену учителями. В последнее время органы... э-э, народного образования в Кайтаре и Ставрии озабочены низким качеством обучения в средней школе. Чтобы преодолеть последствия Удара, нужно резко ускорить научные исследования, для чего требуются квалифицированные кадры. Много кадров. В то же время образовательные системы обеих стран страдают заметными недостатками. В Кайтаре ученикам прививают хорошее творческое мышление, но с обучением точным наукам дело гораздо хуже. В Ставрии ситуация прямо противоположная. Программа обмена учителями, пока что экспериментальная, должна позволить нам взять от обеих систем лучшее, избавившись от худшего. Вот, если в нескольких словах.

- Понятно... - какое-то время директор обдумывал его слова. - Ну что же, резон я вижу. Но почему мне ничего не известно о программе?

- Ну, - гость развел руками, - из-за известного политического напряжения между нашими странами руководство не уверено, как ситуацию воспримет общественность. Решено держать все в тайне, пока не появятся первые результаты. Кстати, к вам тоже настоятельная просьба - не обсуждать данную тему вообще ни с кем.

- М-да... А вы превосходно говорите на камиссе, - заметил Ваген, пытаясь собраться с мыслями. - Акцент практически не заметен. Хотел бы я так говорить на кваре.

- Но все-такие заметен? - нахмурился гость. - Плохо. Придется исправлять. Но что касается языков, то я полиглот. Я также хорошо говорю на катару, на Могерате вполне схожу за своего. С мертадой и цимлем хуже из-за отсутствия практики.

- Завидую. Но вернемся к делу. На каких предметах вы, говорите, специализируетесь?

- На любых предметах старших классов, начиная с восьмого, не связанных с физической активностью. Предпочитаю математические и физические дисциплины, но могу вести также и гуманитарные. Только на историю с географией меня пока лучше не ставить, для начала мне потребуется... м-м, освежить некоторые знания.

- У нас педагоги обычно специализируются на определенных предметах.

- У нас тоже. Но я не совсем обычный педагог. Во многих аспектах я исключение из правил, поэтому меня и используют на первой стадии.

- Так-так-так... - директор побарабанил пальцами по столу. - Не скрою, ситуация весьма необычная. Даже и не знаю, как с вам поступить, если честно. Начиная с вопросов оформления. У нас как-то ни разу не работали иностранцы.

- Сложностей не возникнет. Как я уже сказал, власти пока предпочитают хранить эксперимент в тайне. Мне выдали ставрийские документы, включая паспорт и трудовую книжку, так что оформляйте обычным порядком. Настоящее мое имя, кстати, тоже вовсе не "Сергей Мираевич Дратаев".

- А какое же?

- Вам лучше пока не знать, чтобы не проговориться случайно. Ваген Эйлович, еще раз напоминаю: необходимо строжайшее соблюдение тайны. Разумеется, если случится утечка информации, компетентные, как у вас говорят, органы примут необходимые меры, но до них лучше не доводить. Об эксперименте во всем городе знают только двое - директор гороно и его заместитель, которого вы только что видели. С ними можете обсуждать тему свободно. С остальными - ни в коем случае.

- Ох...

Ваген покрутил в руках карандаш. Нет, похоже, не отвязаться. С другой стороны, если по документам он гражданин Ставрии, то и головной боли с ним не возникнет. Что он за учитель, еще нужно посмотреть, но хотя бы с формальностями сложностей нет. Правда, если ситуация выплывет наружу, скандал в газетах... Нет, какой скандал? Замнут, конечно.

- Хорошо, - наконец сказал он. - Честно признаюсь, ситуация мне нравится не слишком, но выбора нет, не так ли?

- К сожалению, - кивнул иностранец. - Приношу нижайшие извинения за доставленные неприятности.

Точно, ему бы в фильме играть. В историческом, сумрачно подумал директор. Изображать интеллигента столетней давности. Ладно, куда его поставить? Дыр столько, что аж глаза разбегаются.

- Как насчет должности преподавателя физики, алгебры и геометрии? - наконец спросил он. - Потоки с восьмого по девятый год обучения. Предметник у нас есть, но одному с девятью классами ему сложно.

- Великолепно! - просиял гость. - Именно то, что нужно. Кстати, зарплату мне платят дома, так что здесь можете не думать о финансах. На одну ставку меня устроить придется, чтобы подозрений не вызывать, но часами можете нагрузить как хотите. На самом деле чем больше, тем лучше.

- А как насчет классного руководства?

- А? - удивился иностранец. - Насчет чего?

- У нас есть формальная должность руководителя класса. Слежение за успеваемостью учеников, проведение родительских собраний, решение мелких организационных вопросов, и так далее. Впрочем, наверное, не стоит, у вас и так возникнет много сложностей...

- Нет-нет! - быстро сказал Дратаев. - Очень даже стоит. Как раз о чем-то подобном я и хотел вас попросить. В каком-нибудь восьмом классе, если можно.

- Тогда класс восемь-три, - отрубил директор, в глубине души чувствуя себя негодяем. Что же ты творишь, а? Он же сбежит через декаду!

- Хорошо. И последнее. Насчет дополнительных тестов - я должен лично просмотреть результаты каждого во всех классах.

- Насчет чего?

Гость как-то странно посмотрел на него, потом просиял:

- Ох, прошу прощения. Я перепутал даты. Вам должны сообщить на завтрашнем заседании районо. В рамках той же программы во всех школах Эйграда запланировано провести несколько дополнительных тестов среди старшеклассников. Материалы выдадут непосредственно перед тестированием в запечатанных конвертах, чтобы исключить утечку. Так вот, я должен лично просмотреть результаты каждого теста в нашей школе.

В нашей школе, вот так. Он уже считает себя своим. Ну, возможно, так даже лучше. Конец учебного года, и если он возьмет на себя часть нагрузки, просто замечательно.

- Хорошо. Здесь проблем не возникнет. Тогда вам следует поговорить с завучем школы, непосредственно оформлением документов займется она. Ее кабинет - влево по коридору, рядом с учительской. Обсудите с ней методические вопросы, ну, а завтра или послезавтра можете приступать. Договорились?

- Договорились, - кивнул гость... нет, уже не гость. Коллега. - Тогда больше не отвлекаю. До встречи.

- До встречи, - кивнул Ваген, поднимая трубку телефона.

Проинформировав завуча о новом сотруднике, он вылез из-за стола, разминая затекшую спину, и подошел к окну. Далеко за домами виднелось море, переливающееся слепящими бликами под полуденным солнцем. Интересно. Значит, тайный международный эксперимент по улучшению системы образования? С одной стороны, давно пора что-то делать со средней школой. Обучение по системе, сложившейся сто лет назад, не адекватно нынешней ситуации. С другой стороны, плясать под дудку Кайтара?

Покрутив шеей, он вернулся за стол и взял ручку. Эксперименты экспериментами, но у него есть куда более насущные проблемы. Отчет, например. Сначала нужно закончить его, а уже потом размышлять об иностранцах и экспериментах.

Вот смеху-то будет, если выяснится, что гость на самом деле просто шпион...

"Координатор, контакт. Вакай в канале. Информирую: внедрение в соответствии с легендой прошло успешно. Как там дела у Камилла?"

"Координатор в канале. Информация принята, протокол обновлен. За последние сутки новой информации от Камилла не поступало. Предполагаю штатное развитие ситуации. Запросить статус явно?"

"Нет, не надо. Меня интересовало, как дела с поисками Суоко. Но раз нет новых данных..."

"Подтверждаю: новых данных нет. Текущее местонахождение Наблюдателя остается неизвестным, без привлечения официальных контактов прогноз по-прежнему негативный. Дальше Эйграда проследить ее пока что не удалось".

"А я, между прочим, не детектив. У меня несколько иная специализация".

"Напоминаю, что поиски Суоко - только косвенная причина выбора Эйграда в качестве базы для эксперимента. Камилл намерен искать ее своими средствами, твоя помощь остается опциональной. Более того, напоминаю о его пожелании не заниматься самодеятельностью и не действовать без его указаний".

"Хорошо. Теперь к делу. Я в школьной библиотеке. Перевожу куклу в режим сканера. Приготовься к приему информации".

"Ожидаю поток данных..."

09.35.1231. Кайтар, военная база "Дельфин"

- Ну, вот и пополнение, - сержант первого класса Дуэппе Вайха прищурился и критически осмотрел торопливо удаляющуюся от только что приземлившегося "Мачисте" цепочку солдат. Лопасти винтов вертолета замедлялись, но потоки воздуха от них все еще подталкивали людей в спину, придавая дополнительное ускорение. - Что думаешь, Джорджи?

Джорджио Каллавиро пожал плечами.

- Погоняем, увидим, - равнодушно ответил он. - Вон тот здоровяк точно не приживется.

- Почему? - удивился Дуэппе. - Такой бычара...

- Именно что бычара. Гора мышц, и наверняка ни капли мозгов. А у нас без мозгов не выживают. И посмотри, как шагает вразвалочку даже под винтами - курица, а не мужик. Привык перед девочками где-то на материке красоваться, и думает, что здесь то же самое. Он еще не понял, что на войну попал, и что дельфин на нашивках - не медаль, а знак смертника.

- Ты сегодня в удивительно радостном настроении, - усмехнулся первый сержант. - Скажи еще, клеймо приговоренного. Я лично пока помирать не собираюсь. Ну, валяй, принимай новичков. А я в сторонке постою и послушаю. Получу же я когда-нибудь вторую лычку, и тогда сам начну гонять по твоей школе.

- Типа, когда меня волюты сожрут с потрохами?

- Не, когда у тебя третий квадрат появится, - широко ухмыльнулся Дуэппе. - Или вообще в академию уйдешь, лейтенанта получишь. Ты у нас умник, ты пройдешь.

- Дошутишься! - предупредил Джорджио. - Щас как вспомню, что командир, да впаяю наряд вне очереди за приколы не в тему.

- Да я серьезно...

Джорджио цыкнул на не в меру говорливого командира взвода и принялся смотреть на подходящих.

В нескольких шагах от него новобранцы остановились.

- Взвод, стройся! - гаркнул идущий впереди парень с тремя малыми квадратами. Торопливое движение - и бойцы, побросав ранцы на землю, выстроились в некое подобие шеренги. Здоровяк, растерянно оглядываясь, оказался в середине. Джорджио обратил внимание, что на его погонах в отличие от остальных красуется всего по одному малому квадрату. Рядовой первого класса? Да его что, прямо с вербовочного пункта сюда отправили? Какого хрена?

- Дэр сержант второго класса, пополнение на базу "Дельфин" прибыло! - доложил командир, шагнув вперед и отдав честь. Штурмовая винтовка висела у него за спиной прикладом вверх. - Докладывает временный командир рядовой третьего класса Сулио Герранте.

- Встать в строй, - приказал Джорджио.

Парень ему чем-то понравился. Возможно, мягкой, словно у кошки, походкой и плавными движениями опытного рукопашного бойца. Или же внимательным взглядом угольно-черных глаз из-под простого пятнисто-зеленого шлема. По своему опыту Джорджио знал, что многие сухопутные выпендрежники, никогда не нюхавшие пороху, просто обожают раскрашивать шлем неуставными картинками, демонстрируя свою типа крутость непонятно кому. В бою такие не выживали: волюты обожали метить в голову, и каска от них спасала плохо. Маскировка оставалась лучшей защитой, и в побережном спецназе любая показушность служила поводом для суровых взысканий. Вот и здесь из четверых придется выбивать дурь сразу, пока живы: у одного на шлеме наклеена полуголая девица, у другого пририсованы рога... Уроды.

- Я ротный сержант Джорджио Каллавиро, - резко сказал он. - Вы поступаете в четвертую роту, и теперь я ваш командир. Он, - Джорджио мотнул головой в сторону Дуэппе, - сержант Дуэппе Вайха, командир второго взвода. Не знаю, где вы и как вы служили раньше, и мне плевать. Теперь вы в действующей армии. Мы живем по другим законам. Мы деремся с кольчонами и волютами и умираем ради того, чтобы могли жить другие. Платят нам не за понты. Дельфин у вас на рукаве - не красивая нашивка для девочек. Он - знак...

Нет, про смертников все же не надо. Чуть смягчим выражения.

- ...знак того, что море для нас не враг, а друг. Мы уходим под воду, чтобы укрыться от кольчона, и всплываем, чтобы нанести ему смертельный удар. Но однажды мы можем уйти под воду и не всплыть никогда. И если кто-то из вас надеется дожить до отставки и военной пенсии, забудьте. Вы сдохнете куда раньше. Если не устраивает, можете прямо сейчас отправляться в канцелярию и переводиться, куда Креод рога не показывал. Вопросы есть?

- Да, дэр сержант! - как в школе, вскинул руку здоровяк. - А когда мы...

- Вопросов нет! - отрубил Джорджио. - Вещи подобрать! В походное положение!

Бойцы торопливо подобрали ранцы и начали пристраивать их на спину. Джорджио внимательно наблюдал за ними. Точно, уроды. Из двенадцати человек пятеро (в том числе четверо с разрисованными шлемами) побросали винтовки на бетон и начали путаться в лямках. Уроды. Жаль, что здесь не песок и не грязь, а то вы бы у меня до полуночи оружие чистили. Здоровяк поначалу вообще напялил ранец поверх винтовочного ремня и стоял, радостно лыбясь, пока сосед не ткнул его локтем в бок и что-то не прошептал. Остальные хотя и держали оружие в руках, но так, что едва не роняли его, а двое мимоходом направили стволы прямо на товарищей. Только бывший временный командир надел ранец быстро и четко - ствол смотрит в небо, винтовка с легкостью перепархивает из руки в руку, ремни не цепляются и не путаются.

- Где служил раньше? - спросил его Джорджио.

- Полицейский спецназ Дамарры, командир ударного взвода, - ответил тот, закидывая винтовку за плечо все так же прикладом кверху и выпрямляясь в стойке "вольно": расслабленно, но в то же время видно, что в любой момент готов действовать. - Второй сержант. Пять лет стажа.

- И пошел в армию рядовым?

- Четыре декады назад моя племянница оказалась на борту самолета, перехваченного кольчоном.

Джорджио слышал о произошедшем. Гидросамолет "Корморан-144", заходивший на посадку в прибрежном аэропорту Дамарры, погиб при столкновении с вынырнувшим из низкой облачности чудовищем. Откуда взялся монстр, никто так и не понял: ни одна локаторная станция его не засекла. Газеты тогда просто взвыли: и на кой мы, скажите на милость, кормим береговой спецназ и раздутую систему оповещения? Хорошо хоть кольчон не попер, как обычно, на город, а почему-то уплыл в морские дали, иначе число жертв зашкалило бы за сотню тысяч.

- Племянница, вот как? - медленно проговорил Джорджио. - И ты намерен отомстить?

- Никак нет, дэр сержант. Я намерен делать свою прежнюю работу, только в другом месте и по другим правилам. Раньше я зачищал банды и валил мразь, захватывающую заложников, сейчас займусь волютами. Я не романтичный сопляк, который свернет себе шею в первом же рейде.

- Рад слышать. Ответь ты иначе - и вылетел бы с базы на первом же вертолете. Думай так же и дальше.

Джорджио отступил назад и повернулся вполоборота.

- Взвод! - гаркнул он, вытягивая руку в сторону виднеющихся в двухстах метрах строений. - Вон там - наши казармы. А вот тут, - он ткнул пальцем вниз, - взлетно-посадочная полоса, рассчитанная на прием тяжелых транспортников. Ее длина - два с половиной цулы из конца в конец. И прежде чем вы дотащите жопы до своих комнат, вы осмотрите ее во всех подробностях с обеих сторон. А я посмотрю, сколько в ком жира вместо мускулов. Напра-аво! За сержантом Вайхой - бегом марш!

Темп Сулио изначально задал приличный - примерно четыре с половиной цулы в час. Он неоднократно занимал первое место в соревнованиях базы по бегу, и мог поддерживать его часа два, тем более налегке. Но новобранцы чемпионами не являлись. Держась позади, Джорджио пристально наблюдал за ними. Бывший полицейский Герранте бежал без особого напряжения, однако остальные начали вываливать языки на плечо уже минут через десять бега. Плохо пригнанные лямки сползали с плеч, ранцы били кого по поясницам, а кого и по задницам, штурмовые винтовки болтались за спинами, словно простые железные палки. Здоровяк сместился сначала в конец строя, а потом и вовсе начал отставать. Да его что, действительно на улице подобрали?

- Не отставать! - покрикивал Джорджио. - Вперед-вперед-вперед! Ножками работать, плаксы!

Здоровяк наддал, мотаясь из стороны в сторону. Интересно, насколько его хватит?

Хватило его до конца полосы. В том месте, где она обрывалась перед неширокой полосой галечного пляжа, он сначала замедлил шаг, а потом просто упал на четвереньки, тяжело дыша.

- А ну-ка встать! - коршуном налетел на него Джорджио. - Подняться! Вперед, живо! Полпути уже позади! Встать!

- Не... не могу, дэр... сержант... - пробормотал парень. - Сил нет...

- Я сказал, встать! - рявкнул Джорджио еще громче. - Ты что, приказов не понимаешь? А ну, живо!

Спереди раздался мерный стук солдатских ботинок. Джорджио поднял взгляд. Нестройная колонна бойцов продолжала болтаться позади слегка сбавившего темп Джорджио, но рядовой Сулио Герранте бежал обратно.

- Леонте! - склонился он над здоровяком, прежде чем сержант успел открыть рот. - Ну-ка, давай, поднимайся. Ты сможешь.

Он ухватил парня за плечи и силой заставил его встать.

- Что за самодеятельность, рядовой! - гаркнул Джорджио. - Отпустить его, и бегом за лидером - марш!

- Спецназ своих не бросает, дэр сержант, - сумрачно ответил Герранте.

- Спецназ бросает всех, кого угодно, и своих тоже, придурок! - от ярости у Джорджио потемнело в глазах. - Задание выполняют любой ценой, и у нас не город, где до "скорой помощи" пять метров на четвереньках! Мы действуем в лесах, в болотах, в джунглях, где ты никого на себе не дотащишь! Если понадобится, я лично пристрелю того, кто станет обузой! Рядовой, еще раз повторяю приказ: отпустить его, и бегом за лидером!

- Я справлюсь... сам... - здоровяк отпустил Герранте и с усилием выпрямился. - Я... добегу...

И, шатаясь словно пьяный, он двинулся вперед. Надо же, а у парня все-таки есть какая-то жилка. Джорджио мрачно взглянул в непроглядно-черные глаза Герранте, и тот отвел взгляд. Потом повернулся и потрусил вслед за здоровяком. Тяжело переходить из командиров в рядовые, а, дружище? Придется привыкать, что теперь не за тобой заднее слово. Но попробуй только мне повыкаблучиваться так на задании! Не посмотрю, насколько ты крут, живо устрою дисциплинарную комиссию, а то и увольнение с позором.

На плацу у казарм новички дружно попадали на землю, только бывший полицейский принялся мерно ходить взад-вперед, чтобы отдышаться.

- Не помню, чтобы давал команду "расслабуха"! - гаркнул Джорджио. - Встать, построиться!

- Надо же, а я и забыл, как ненавидел сержанта в учебке, - прохрипел один из новобранцев, с трудом поднимаясь. - Вот и вспомнил...

- Еще и не так возненавидишь, - весело пообещал Дуэппе. - Знаете, как его зовут в роте? "Зверь". А если мало покажется, я добавлю. Взвод, равняйсь! Смирно! Вольно...

- Ты! - Джорджио ткнул пальцем в здоровяка. - Как тебя?

- Докладывает рядовой... первого класса... Леонте Тратторе... дэр сержант... - просипел тот.

- На каком оружии специализируешься?

- Тяжелая винтовка... "Лепесток"...

Ого! Джорджио не знал, какому шутнику пришло в голову назвать "Лепестком" двухметровую махину калибра десять рир. Заряжалась она патронами с пулями весом в пятнадцать моммэ, на расстоянии в полцулы легко пробивала бортовую броню БМП, а отдача могла сломать ключицу быку. Стреляли из нее только лежа, со специального упора, и все без исключения снайперы являлись отборными силачами. Другим таскать железяку весом в полсотни катти в дополнение к сорока катти стандартной экипировки просто не дано. Но почему же он тогда такой хилый? Ладно, проверим его иначе.

- Ранец и оружие на землю. Выйти ко мне.

Все еще пошатываясь, здоровяк выполнил приказ.

- Защищайся.

- Что?

Без замаха Джорджио ударил его в челюсть - медленно, чтобы на первый раз дать возможность среагировать. Однако тот не сумел. От удара он попятился, тряся головой, и едва не упал. Джорджио врезал ему еще раз, на сей раз в живот и в полную силу. Нет, не жирное брюхо, как он ожидал, тугие мускулы. Здоровяк всхрипнул и попытался ударить в ответ. Сержант с легкостью уклонился, ухватил его за опускающийся кулак и сдвинулся за спину, выкручивая руку. Новобранец зашипел от боли и упал на колени, а когда сержант выпустил его - на четвереньки. Джорджио отвесил ему пинка ботинком по заднице, и тот растянулся плашмя.

- Баба... - с презрением сказал сержант. - Слушай, малыш, ты давно из детского сада? Я в десять лет дрался лучше. Тебя что, не учили совсем? Ну-ка, подняться и встать в строй. Ты! - он ткнул пальцем в Сулио. - Ко мне.

Бывший полицейский вышел вперед и сдержанно поклонился.

- У меня пятый нивел в ринье, - предупредил он, вставая в переднюю стойку.

Вместо ответа Джорджио пнул его в пах. Сулио легко уклонился, отступив назад. Сержант обрушил на него град ударов. Некоторые новичок блокировал, от остальных уклонился - а потом сержант едва сам не пропустил внезапный удар поддых. Успев среагировать, он перехватил руку противника и вывернул ее в захват четырехстороннего броска, но тот мгновенно ушел в боковой перекат, не дав возможности завершить технику. Откатившись, он остался в полусидячем положении, не торопясь подниматься.

- Забыл предупредить, - усмехнулся Джорджио, - у меня седьмой нивел, и по ринье я чемпион базы. Но неплохо, очень неплохо.

Он поклонился.

- Встать в строй, - приказал он. - Остальных я лично проверю на ближайшей тренировке. И если кто-то решил, что его мучения закончились, он жестоко ошибся. Завтра с утра начнем тренироваться по-настоящему. Вайха, займись их устройством.

Козырнув, он повернулся и зашагал к зданию канцелярии.

Пополнение быстро вылетело у него из головы. На голову свалилось столько бумажной работы, связанной со снабжением роты, что из-за рабочего стола он вылез уже после отбоя. Стрелки на настенных часах показывали почти ровно полночь - двадцать один час семьдесят две минуты. На дворе стоял обычный полумрак. Сумасшедшее небо, к которому за восемь лет после Удара Джорджио так и не привык, сегодня переливалось и мерцало особенно сильно, но не столько освещало, сколько скрадывало землю мечущимися тенями. На востоке над океаном смутно маячил краешек Инганно, но до полного ее появления оставалось еще полчаса, не меньше. Да и толку-то от ее тусклого красноватого света... Ну что, проверить новичков, заглянуть к Марии и на боковую? Завтра с утра нужно обязательно просмотреть их личные дела, чтобы понять, кто есть кто. Джорджио вышел из административного здания и пошел к смутно виднеющейся казарме своей роты, из окон которой через неплотно задернутые шторы пробивались лучики света. Дойти до нее он, однако, не успел.

- Дэр сержант, - раздался из тени дерева смутно знакомый голос, и рядом замаячил чей-то силуэт. - Докладывает рядовой первого класса Леонте Тратторе.

- Что нужно? - недружелюбно осведомился Джорджио. - И почему не в казарме после отбоя?

- Дэр сержант, нужно поговорить. Прямо сейчас. Неотложное дело.

Что-то в голосе здоровяка сержанту сильно не понравилось. Он что, пожаловаться на что-то хочет? Или права качать? Или намеревается потребовать перевода обратно, откуда бы его ни выкопали? Ну что же, туда и дорога. Сопляки и размазни в побережном спецназе не нужны.

- Ну, говори.

- Не здесь. Где-нибудь, где можно запереть дверь изнутри.

Так-так. У мальчика запросики. Может, он слегка пришел в себя и намерен поквитаться за дневное унижение? Ну, пусть попробует.

- Иди за мной.

Он вернулся обратно в кабинет (часовые в холле проводили его удивленными взглядами, но ничего не сказали), включил свет и запер за собой дверь. Потом повернулся к новичку.

- Слушаю.

Рядовой Леонте Тратторе, однако, говорить не торопился. Он зачем-то постучал костяшками пальцев по стене, затем прошел по комнате к окну и проверил, что штора задернута плотно. Потом обернулся, и где-то глубоко внутри у сержанта предупреждающе тренькнула струнка.

Здоровяк уже не походил на мешковатого жирного увальня. Его движения стали такими же уверенно-вкрадчивыми, как днем - у бывшего полицейского. Прежде чем сержант успел среагировать, новобранец как-то сразу оказался рядом, и комната тут же перевернулась вверх тормашками. Когда Джорджио пришел в себя, то лежал носом в пол, а его рука оказалась вывернутой назад и вверх в немыслимом болевом захвате, от которого перед глазами шли разноцветные круги. Перед носом маячил носок ботинка. Потом тиски, в которых зажало его кисть, ослабли, и ботинок исчез. Джорджио несколько секунд ошеломленно лежал на брюхе, осознавая, что случилось. Похоже, сосунок все-таки решил взять реванш, да. И получается у него весьма неплохо. Сержант перевернулся - и быстро откатился, спасаясь от удара ногой, потом припал к полу в нижней стойке.

- Ты что творишь, сынок? - почти ласково спросил он.

- Пытаюсь врезать тебе как следует, - любезно сообщил рядовой. И тут же снова оказался рядом, словно и не существовало разделяющих их полутора метров. На сей раз Джорджио ушел от удара ногой вполне удачно и тут же попытался провести подсечку. Не удалось. Тяжелый ботинок пнул его в голень, от острой боли помутилось в глазах, и тут же в голове взорвалась бомба. Когда он в очередной раз пришел в себя, он висел, не касаясь ногами земли: здоровяк без видимых усилий прижимал его к стенке одной рукой, удерживая за лацканы форменной рубашки.

- Я выиграл и по очкам, и техническим нокаутом, - сообщил он, аккуратно опуская сержанта на ноги. - Не сильно я тебя зацепил? Извини, как-то отвык в ограниченном пространстве драться.

Чтобы выиграть время, Джорджио принялся ощупывать саднящую скулу.

- Объясниться намерен? - наконец поинтересовался он. - Или мне сразу тебя под арест отправить за нападение на старшего по званию?

- Тебе привет от Майи. Помнишь ее?

Лучше бы он еще раз дал по морде. Джорджио до сих пор не забыл ледяные глаза и размеренный голос генерала Сентетто, который после возвращения со специального задания объяснял бойцам, почему следует держать язык за зубами и не обсуждать произошедшее даже между собой. Сержант искренне надеялся, что Чужая женщина (женщина ли?) осталась в прошлом. Ха, наивный! Похоже, он крепко влип в какую-то историю.

- Неужто она настолько страшной показалась? - поинтересовался новобранец, с интересом разглядывая его. - Странно. На записи она себя вполне мирно вела. Или что-то за кадром оставила?

- Кто ты? - Джорджио не узнал свой голос: сиплый и почти неслышный.

- Я - то же самое, что и она. Чужой. Паладар. Из космоса.

Здоровяк не спеша поддернул рукав форменной рубашки, обнажив левое предплечье. Затем он поднял правый указательный палец, и на глазах ошеломленного Джорджио его форма потекла, изменяясь. Палец превратился в матовое, телесного цвета лезвие, которым здоровяк не спеша провел по руке, рассекая ее вдоль. Кровь, однако, не потекла. Под кожей обнаружилась какая-то странная белесая плоть, тут же начавшая смыкаться за разрезом. Прежде чем рана исчезла окончательно, здоровяк, пальцы которого снова стали нормальными, ловко выдернул откуда-то из ее глубины тонкую спицу. Движение - и из спицы вытянулся белый свиток с мелкими печатными буквами.

- Читай, - здоровяк кинул свиток Джорджио. Тот автоматически поймал его в воздухе.

"Всем военнослужащим Кайтара вне зависимости от рода войск. Предъявитель мандата генерал первого класса Саматта Касарий выполняет особое задание Верховного Главнокомандующего. Приказываю беспрекословно подчиняться любым его приказам. При возникновении сомнений в полномочиях номер спецсвязи 114-23-8991, кодовое слово "пустельга". Начальник Генерального штаба вооруженных сил Кайтара адмирал третьего класса Мьер Деччи".

Подпись. Печать. И голограмма из тех, что сохранились со времен до Удара и использовались лишь в исключительных случаях.

Джорджио перечитал мандат еще на раз, потом еще. Генерал первого класса. На ранг выше командира базы. Ни хрена ж себе... Здоровяк терпеливо наблюдал за ним.

- Можешь воспользоваться спецсвязью, если совсем не верится, - сказал он. - Но лучше не надо, чтобы ненароком меня не засветить. Учти, помимо тебя в окрестностях о том, что я Чужой, знают лишь три человека - губернатор дестры, командующий военным округом и командующий базой, но командующий как раз сейчас на инструктаже в столице. Завтра он вернется, и ты лично доложишь ему о нашем разговоре. Еще несколько человек считают меня настоящим офицером на спецзадании, под прикрытием. Остальные вообще не в курсе. Понял?

Джорджио кивнул, опустился на стул и машинально потер ноющую голень. Ох и влип... Потом, спохватившись, вскочил и вытянулся по стойке смирно.

- Ожидаю приказов, дэр генерал, - отрапортовал он, отдавая честь.

- Для начала мандат верни, - здоровяк протянул руку. Взяв свиток, он снова превратил его в спицу и одним движением засунул под кожу предплечья, словно гигантскую иглу. - Для продолжения расслабься. Мне приходилось и лейтенантом служить в спецназе, и капитаном, и даже главнокомандующим я как-то работал. Но сейчас я никто. Генерала в вашей армии мне дали чисто формально, чтобы при случае я мог нужные вопросы задавать, а мне отвечали бы. Любой мой серьезный приказ все равно отменят. Считай, что я просто иностранец, сержант. Иностранец очень издалека.

- Иностранец?

- Да. Суть в том, что я хочу изучить вашу армию изнутри, чтобы понять, как она живет и чем дышит. Побережный спецназ в первую очередь - мы хотим помочь вам в борьбе с кольчонами. Но формальности разводить не нужно, тем более что днем ты станешь относиться ко мне как к неумехе-новобранцу Леонте Тратторе. Я постараюсь больше не переигрывать, как сегодня, но все равно можешь гонять меня на четырех ногах, я не обижусь. А сейчас я отниму у тебя полчаса сна, уж извини. Садись.

Чужой взял второй стул и опустился на него верхом.

- Для начала опиши, как устроена ваша база. Я заметил радиолокаторы, пирсы подводных лодок и десантные корабли на воздушной подушке. Какие подразделения за что отвечают?

Джорджио, колеблясь, смотрел на здоровяка. Разглашать военную тайну иностранцу? Нет, Чужому? Чужой ли он на самом деле? Наверняка, человеку такой фокус с рукой не под силу. Но, может, мандат поддельный? Зачем тогда ему вообще из себя Чужого изображать?

- Могу еще раз приказ показать, - правильно понял здоровяк его колебания. - Надо?

Его указательный палец снова превратился в лезвие.

Джорджио глубоко набрал воздуху в грудь - и резко выдохнул. М-да. Похоже, жизнь становится совсем интересной. Он сел.

- Не надо, дэр генерал. Я верю.

- Не генерал. Леонте Тратторе. А то проговоришься случайно на людях.

- Есть, дэр Тратторе. База "Дельфин" состоит из следующих подразделений: служба дальнего обнаружения с подразделениями радиоэлектронной разведки и подводных лодок патруля и наблюдения, побережный спецназ, перехватывающий обнаруженных кольчонов, приданная ему транспортная служба с подразделениями воздушного и морского транспорта...

01.36.1231. Кайтар, Барна

Пронзительно даже сквозь общий гомон скрипнула дверь.

- Класс! - выкрикнула староста, вскакивая. - Встать!

Школяры притихли и начали выползать из-за парт, выстраиваясь в ровные ряды в проходах. Кирис отложил карандаш, которым старательно выводил на парте неприличное слово, и нехотя поднялся, ругнувшись про себя. Ну, пять минут опоздания математички - изначально слишком слабый повод, чтобы надеяться на ее болезнь. Или на замену предмета чем-то менее мозголомным. Но можно же помечтать?

Мымра Канелла, которую за невыносимое занудство дружно ненавидела вся школа "Бабочка", вступила в класс, величаво неся на носу очки в толстой роговой оправе. Оптический прибор, судя по виду, достался ей в наследство от бабки и служил главным опознавательным знаком на карикатурах, украшавших в здании и вокруг него разнообразные поверхности. Кирис не знал, замечала ли училка картинки, но даже если и замечала, то виду не подавала.

В руках у Канеллы помимо классного журнала оказалась пачка писчей бумаги, которую она с размаху плюхнула на стол. Строго оглядев класс поверх оправы, мымра поправила жидкие кудряшки.

- Садитесь, - разрешила она. Дождавшись, когда прекратится скрип стульев по столу, она продолжила: - У вас пополнение. В школу поступила новая ученица, она записана в ваш класс. Серенова, войди.

Все головы дружно повернулись к двери. Дверная створка снова скрипнула, отворяясь, и в класс вошла девчонка: невысокая, смуглокожая, с миндалевидным разрезом глаз и широкими скулами, похожая на хилого мальчишку. Простенькая серая блузка с короткими рукавами и такая же неприметная черная юбка до колен - дешевая и практичная одежда. Кирис напрягся. С Могерата? Тоже из беженцев? Или уехала с родителями еще до Удара?

- Меня зовут Риса Серенова, - девчонка встала у доски и, странно сложив руки на бедрах, поклонилась классу. - Рада знакомству. Я из Акихамы, это город в Кайнане.

- Выбери себе место, Серенова, и садись. Познакомишься с классом на перемене, - недовольно махнула рукой мымра. - Мы и так задержались с началом.

Девчонка обвела комнату взглядом, затем прошла к пустующей парте в дальнем углу и уселась за нее. Достав из портфеля тетрадь, учебник и дешевенький пластиковый пенал, она замерла.

- Староста, кто отсутствует? - осведомилась математичка.

- Дэйя Канелла, отсутствующих на занятии нет! - с готовностью отрапортовала Айла, вскакивая.

- Очень хорошо. Сегодня у нас необычное занятие, - мымра постучала пальцем по стопке бумаги. - Городской департамент образования проводит серию нестандартных тестов, чтобы проверить способности учащихся. Оценки за них вы получите обычные, но в журнал они не пойдут. Задачи в них совсем не такие, к каким вы привыкли, но постарайтесь решать как следует. Тестирование проводится в школах Барны среди всех учеников с восьмого по десятый класс, и в каждой школе пять победителей получит денежные призы, а также дополнительные рекомендации для поступления в другие школы или университет. Задания предусмотрены по алгебре, геометрии и физике, но сейчас у нас, разумеется, только алгебра с геометрией. Предупреждаю, что если поймаю на списывании или подглядывании, сразу выгоню, и за тест получите ноль. Все понятно?

По классу прокатился шепоток. Кирис разочарованно повел плечами. Ему точно ничего не светит, он в математике полный дурак. Он бросил взгляд на Фуоко. Та, по своему обыкновению, сидела, задрав нос. Ну, разумеется. Наша блистательная высокородная принцесса уже думает, что первое место у нее в кармане. Задавака.

Математичка прошла по рядам, раздавая листы, размноженные на скверном школьном копире. Кирис безразлично скользнул взглядом по первой странице.

"В строку выписано 23 натуральных числа (не обязательно различных). Докажите, что между ними можно так расставить скобки, знаки сложения и умножения, что значение полученного выражения будет делиться на 2000 нацело".

Бред какой-то. И как решать? Он пробежал взглядом остальные страницы. Нет, точно не для неудачника вроде него...

Время тянулось медленно. Со своей задней парты Кирис, позевывая, исподтишка осматривал класс. Кто-то сидел, вцепившись в шевелюру обеими руками, кто-то задумчиво грыз карандаш, кто-то ожесточенно черкал в тесте. Типа-принцесса сидела, неподвижно уставившись в свое задание. Вот она подняла карандаш, опустила его к бумаге, задумалась... оторвала, так и не сделав ни одного штриха. Потом открыла тетрадь и принялась быстро что-то в ней строчить. Ну-ну. Посмотрим, наберешь ли ты на сей раз хотя бы двадцать из полусотни.

Его взгляд упал на новенькую. Судя по движению руки, она тоже что-то быстро писала. Интересно, сколько она наберет? Юноша подавил очередной зевок и принялся меланхолично рисовать в тесте смешные и страшненькие рожицы. Раз оценка все равно в журнал не идет, почему бы не развлечься? К директору в очередной раз вызовут - ну и пусть. Не впервой.

К концу урока он как раз успел нарисовать с десяток рожиц на каждой странице. До конца урока оставалось несколько минут, и он уже отложил было тест, но вдруг его взгляд зацепился за последнее задание.

"Продолжить последовательность чисел: 1 1 2 3 5 8 ... 55 (вписать три числа)".

Один да один - два. Забавное совпадение. А два плюс три - пять. Совпадение? Стоп. Один плюс два - три. Два плюс три - пять. Пять плюс три - восемь. А ведь получается система, однако. Если продолжить в том же духе, получится... Для уверенности, чтобы не сбиться, он вписал в строчку 13, 21 и 34. Ага, вроде сходится. Неужели угадал? Вот повезло. Он сладко потянулся, и тут заметил, что новенькая внимательно наблюдает за ним. Ей-то что надо?

В коридоре затарахтел звонок, и математичка тут же стукнула указкой по столу.

- Закончили! - резко сказала она. - Проверьте, что не забыли вписать свое имя, и передавайте работы сюда.

Кирис лениво поднялся из-за парты, засунул тетрадь в сумку и прошел к учительскому столу, расталкивая поднимающихся на ноги одноклассников. Он небрежно бросил на стол мымры свою работу, развернулся и отправился на место, не упустив возможности пихнуть Фуоко так, что та едва не полетела кубарем через свой стул.

- Нахал! - фыркнула та ему вслед. - Придурок! Ни одной задачи не решил, вот и бесишься.

Не обратив на нее внимания, Кирис опустился на место, и положил подбородок на руки. Хотелось жрать, и чем дальше, тем сильнее.

- Сдаем работы! Сдаем работы! - монотонно тянула мымра. - Я кому сказала, закончили!

В классе постепенно поднимался галдеж. Народ тянулся к столу училки и отдавал исчерканные бумажки.

- Ничего не понимаю! - жаловался товарищам Котта, стоящий неподалеку. - Чушь какая-то! Кто-нибудь что-нибудь понял?

- Я поняла! - победно заявила Фуоко, возвращаясь на место. - Главное, мозгами шевелить как следует. А у вас у всех они жиром заплыли, у неудачников по жизни.

- Ах, дэйя Деллавита такая клевая! - восторженно прошептала одна из девчонок. - Вот бы я так умела!

- Прошу прощения, можно пройти? - новенькая, которая совсем вылетела у Кириса из головы, остановилась рядом со стоящей в проходе принцессой.

- Ну, проходи, - та посторонилась, окидывая ее внимательным взглядом. - Эй, а что у тебя листы пустые?

- Я знаю решения, - спокойно ответила та, каким-то изящным легким движением протиснувшись мимо Фуоко. - Я не участвую, так неспортивно.

Она подошла к столу и положила свои листы на верх стопки, которую несла уже выходящая из класса математичка.

- Да ну? - Фуоко подбоченилась. - А может, ты просто выделываешься? Слышь, тебя как зовут, а то я забыла.

- Я Риса Серенова. Тебя зовут Фуоко Деллавита?

- Ишь ты, уже слышала! - высокомерно улыбнулась принцесса. - Хотя кто обо мне не слышал... Только для нищенок типа тебя я дэйя Фуоко Деллавита. А еще лучше - сэрат дэйя, поняла?

- Почему?

- А? - от неожиданного вопроса Фуоко запнулась. - Что - почему?

- Почему ты требуешь подчеркнутого уважения к себе, дэйя Фуоко? Обычно такое свидетельствует о комплексе неполноценности. Но ведь ты из известной богатой семьи, у тебя его быть не должно.

Дурран ухмыльнулся. А новенькая ничего, хорошо держится. Нахальная, и за словом в карман не лезет. Гул голосов в классе начал быстро замолкать по мере того, как народ обращал внимание на разговор.

- Много ты знаешь, чего у меня должно быть, а чего не должно! - дернула плечом Фуоко. - Ты вообще откуда взялась такая умная? Что, еще одна нищебродка с Могерата? Набежали на все готовое...

Кирис резко встал.

- Эй, ты! - громко сказал он. - Пасть захлопни, поняла? А то я про твоего папочку забуду и сам ее заткну!

Фуоко кинула на него презрительный взгляд через плечо.

 - Да ты вообще ничего никогда не помнишь, дебил! - насмешливо бросила она. - Таких, как ты...

- Да, я с Могерата. Город Акихама в Кайнане, - спокойносказала новенькая, и Фуоко недовольно перевела на нее взгляд. - Мои родители погибли во время Удара, но я уже много лет живу в Кайтаре. Я действительно на государственном обеспечении. Что здесь плохого?

- А то, что свою жратву ты не заработала, поняла? Ты спасибо говорить должна...

- А разве ты, дэйя Фуоко, заработала деньги, на которые живешь? Или кто-то еще из здесь находящихся? Мы все несовершеннолетние на попечении взрослых.

- Да уж на попечении... - процедила Фуоко. - Только я, в отличие от тебя, закончу университет и стану по-настоящему полезным членом общества. И потраченное на меня отработаю. А такие, как ты, по жизни остаются... нищебродками на чужом горбу. Ни одну задачу не решила, а туда же, косоглазая!

Кровь Кириса вскипела. Он шагнул вперед, поднимая руку для пощечины, но замер, натолкнувшись на презрительный взгляд девушки. Сердце часто застучало, в груди защемило. Почему он не может просто дать по морде наглой шлюхе?

- Задачи решаются просто, если знать, как, - все тем же спокойным тоном произнесла новенькая, не обратив на оскорбление ни малейшего внимания. - В Кайтаре такие тесты не практикуются, и у вас просто нет навыка. Если быстро пробежаться по тестам...

Она подошла к доске, взяла мел и принялась быстро писать.

- Задача номер один. Разобьём двадцать три числа на восемь групп из стоящих подряд чисел: три группы по пять чисел и четыре группы по два числа. В каком порядке эти группы расположены - неважно. Каждую группу заключим в скобки, а между группами расставим знаки умножения. Если расставить знаки внутри каждой группы так, чтобы результат операций в группе из двух чисел делился на два, а в группе из пяти чисел - на пять, то все выражение делится на два в четвертой, умноженное на пять в третьей, то есть на две тысячи. Такая расстановка знаков в группах существует, потому что...

Кирис со странным чувством смотрел, как доска покрывается ровными строчками. А ведь с чердаком у новенькой все явно в порядке. Беженка с Могерата, почти землячка. Совсем как он. Но у нее погибла не только мать, но и отец. Интересно, хочет ли она отомстить так же, как и он? Как ее зовут? Риса... Риса Серенова. Странная фамилия, совсем не такая, как обычно в Кайнане. Сменили уже здесь, в Кайтаре? Надо с ней подружиться. Земляки всегда должны держаться вместе.

- ...и наконец, последняя задача. Она совсем простая. Следующий член последовательности - сумма двух предыдущих, она известна как "суммарная прогрессия" и широко применяется в науке и технике, - Риса быстро набросала на доске десяток чисел. Кирис почувствовал, как в желудке екнуло. Надо же, он и в самом деле угадал! Может, он тоже не совсем идиот? - Вот и все.

- Только-то... - разочарованно проговорил кто-то. - А я не допер.

- Эй, Фучи! - громко сказал Кирис, и все взгляды обратились на него. - А ведь теперь уже не ты самая умная в школе. Каково, когда тебя какая-то нищебродка поимела?

- Тебе-то что? - хотя Фуоко и покраснела, ее тон остался презрительно-холодным. - Ты все равно дебилом был, дебилом и остался.

И тут затарахтел звонок.

- По местам! - скомандовала староста. - Чезза! Ты дежурный! Доску протри.

- Вот навязалась... - недовольно пробурчал Чезарио. - Да протру сейчас, успокойся.

Он нехотя взял сухую губку и принялся размазывать по доске мел. Остальные, перешептываясь, потянулись по местам.

Географию, единственный из всех предметов, Кирис любил. Ему нравилось изучать карты, копаться в атласах, мечтать, как когда-нибудь он отправится в путешествие по горным долинам Фисты, степям и лесным рекам Торвалы или даже вернется обратно в Хёнкон, от которого в памяти остались одни лишь смутные воспоминания. Правда, необходимость зазубривать на память месторождения железа, каменного угля или население городов изрядно портила ему настроение. Но ведь не совсем же он дурак, в конце концов? Скрепя сердце, он заучивал то, что нужно, и географичка относилась к нему вполне благосклонно. Вот и сейчас она вызвала его к доске, где он на твердых сорок с хвостиком баллов рассказал о полезных ископаемых и промышленности дестры Чебокко. Покивав, Дьячелла отпустила его на место и с интересом уставилась в журнал.

- Значит, у нас новая ученица, вот как? - спросила она, глядя на новенькую поверх очков, нормальных, в отличие от канеллиных. - Риса Серенова, хм? Ты ведь иностранка?

- Да, я из Кайнаня, дэйя Кьёко, но живу в Кайтаре, - ответила та. - Я переехала в Барну на прошлой декаде.

- У нас принято вставать при ответе, Риса, - строго заметила географичка.

- Прошу прощения, - девочка поднялась.

- Ты изучала раньше географию Типпы, Кайтара в частности?

- Да, дэйя Кьёко.

- Выйди к доске, - географичка потянула за веревочку, опуская карту континента. - Покажи, где мы сейчас находимся.

- Город Барна, крупный морской порт на побережье в северной субтропической зоне Цореха, дестра Калалан, - указка в руке Рисы уперлась в карту. - 20 таби северной широты, 16 таби восточной долготы. Население - миллион пятьдесят три тысячи человек. Основные статьи промышленности: коммерческий товарооборот через местные порты, промысел и переработка морепродуктов, судоремонтные и судостроительные верфи, курортная отрасль, обслуживание военной базы "Дельфин". Основные порты: порт Вэйя и Новый порт, обрабатывающие грузовые потоки, порт Ай, где размещены пассажирские пирсы...

Монотонно произнося слова, Риса смотрела перед собой невидящими глазами, словно читала с невидимой книги.

- Стоп-стоп-стоп! - замахала руками Дьячелла. - Риса, я всего лишь попросила показать город на карте. Но ты неплохо знаешь наш город, хотя и училась, похоже, по старым учебникам.

За своей партой громко фыркнула Фуоко.

- Я где-то ошиблась, дэйя Кьёко? - новенькая склонила голову на бок и внимательно посмотрела на учительницу.

- Население города превышало миллион человек до Удара, - пояснила та. - Сейчас, по разным оценкам, оно составляет от семисот восьмидесяти до восьмисот сорока тысяч. Порт Вэйя, как и прилегающие районы, полностью уничтожен кольчоном летом двадцать третьего года и с тех пор не используется. В остальном все правильно. Сколько дестр в Кайтаре?

- Двадцать пять. Население дестр колеблется от двух до трех миллионов человек, площадь...

- Достаточно. Действительно, ты училась по старым учебникам. Сейчас среднее население дестры - два миллиона, а дестра Тессан уничтожена взрывами на складах атомного оружия во время Удара и больше не существует. После урока подойди ко мне, я скажу, что ты должна почитать в школьной библиотеке.

- Хорошо, дэйя Кьёко, - Риса положила указку и вернулась за парту.

- Тема сегодняшнего урока - экономическая география дестры Мариния, - географичка принялась расхаживать вдоль доски. - Откройте учебники на странице двести тринадцать...

"Паллийская рабочая группа, координатор в канале. Срочность: средняя. Приоритет: средний.

Внимание! Обнаружилась проблема, ставящая под удар достоверность временных легенд исследователей. Данные по экономической географии Кайтара устарели и не соответствуют действительности как минимум в части населения. По косвенным данным, после Удара оно сократилось минимум на двадцать процентов, в том числе из-за самопроизвольной детонации атомного оружия на военных объектах. Часть населенных пунктов полностью уничтожена, и нет гарантии, что упоминаемые в легендах города все еще существуют. Необходимо срочное обновление данных. Запрашиваю у всех активность по изучению актуальных материалов. Оптимальный вариант - отправить куклы в библиотеки и просканировать учебники и монографии по экономике и географии, а также периодику соответствующей тематики. Высокий приоритет - библиотекам научных центров. Низкий приоритет - школьные учебники, периодика общей тематики.

Запрос персонально Майе и Камиллу. Поскольку вы находитесь в официальных отношениях с властями Кайтара и Ставрии, попытайтесь получить доступ в закрытые архивы, если возможно.

Конец сообщения".

На следующей перемене новенькую окружили девчонки - все в классе, кроме, разумеется, Фуоко. Та сразу после звонка поднялась, даже не дав училке закончить фразу, и вышла в коридор.

Кирис особенно не прислушивался к девчачьему щебету. Ухо выхватывало лишь отдельные слова: "...а откуда... а кто... а где... а у нас..." Ну, бабам только дай языкам зацепиться. Новенькая, однако, как он заметил, сидела скучная и безразличная, отвечала немногословно.

Следующим уроком шел иностранный. Разумеется, учитель, настоящий ставриец, каким-то образом осевший в Барне, не упустил случая проверить знание языка новенькой. И (похоже, начала складываться традиция) тоже ошалел, когда Риса выдала двухминутную тираду на чистейшей камиссе с почти идеальным, хотя и слегка устаревшим, как пробормотал учитель, произношением. На его попытку выяснить, где она изучала язык, новенькая меланхолично сообщила, что у них в Акихаме в соседнем дворе жила семья эмигрантов, и она с детства играла с их детьми в одной компании. Ставриец почесал в затылке, поставил Рису в пример классу (в соответствии с той же новой традицией Фуоко снова презрительно фыркнула, но уже как-то неуверенно), вписал ей в журнал полтинник и больше не обращал на нее внимания.

Родной язык (ну, кому родной, а кому и не очень) Кирис уже ожидал с нетерпением. Не то чтобы его грела очередная двадцатка за грядущее сочинение, но очень уж хотелось узнать, что выкинет новенькая. Он не любил заучек, которых учителя вечно ставили всем в пример, но Риса казалась какой-то... не такой, как все. В чем заключалось "не такое", Кирис не сумел бы ответить даже под страхом смерти, но что оно есть, мог бы поклясться чем угодно. На большой перемене Риса все так же сидела за своей партой в углу, односложно отвечая на вопросы, и в конце концов интерес к ней пропал. "Задавака", расслышал он реплику одной из девчонок. Ага, а Фуоко у нас, значит, пай-девочка? В столовую новенькая не пошла, достав из портфеля серую булочку с вложенными в нее листами салата и бутылку простой воды. Точно, откуда у девчонки на государственном содержании деньги на разносолы? Кирис отлучился за школу покурить, а когда вернулся, Риса все так же сидела в углу и, казалось, дремала.

На родном языке представление вышло не слишком впечатляющим. Новенькая сразу призналась, что не читала "Пока живы" Лотаргиса, заданного в качестве домашнего чтения, и учитель разрешил ей писать на свободную тему. Рисе хватило половины урока, чтобы закончить. Уже через двадцать минут она поднялась, отнесла на стол учителю четыре страницы, исписанных ровными четкими строчками, и вернулась на место. На сей раз Фуоко даже хмыкнула еле слышно и даже как-то тоскливо, и Кирису стало ее немного жаль. Пусть она задавака и хамит много, но все-таки свои полтинники зарабатывает честно, и первой ученицей потока стала без скидки на происхождение. Обидно, наверное, вот так, внезапно, оказаться второй - а что она станет второй, никто уже и не сомневается.

Учитель удивленно посмотрел на Рису и принялся читать. Нехотя карябая вымученные фразы на своих листах, Кирис изредка бросал на него взгляды, но лицо того оставалось непроницаемым. Потом учитель подошел к парте Рисы и показал ей лист:

- Условно-деепричастные обороты запятыми выделять не следует, -негромко сказал он. - Вот здесь... и здесь. Конечно, многие взрослые до сих пор так пишут, но они просто привыкли за свою жизнь. А тебе следует сразу учиться писать по современным правилам. Поняла?

- Да, - кивнула Риса. - Спасибо, я запомню.

- И стиль у тебя слишком сух и академичен, как в научном докладе. Попробуй писать живее. В остальном - замечательно. Сорок восемь баллов. Ты ведь иностранка? Хотел бы я, чтобы многие говорящие на кваре с детства владели языком хотя бы вполовину так же хорошо.

- Не моя заслуга, дэй Риппе. Просто так сложилось.

- Жаль, что у других не складывается. Эй, народ, а ну-ка не оглядываемся попусту. Работать! Пятнадцать минут до конца урока!

И учитель вернулся на место.

Кирису стало весело. Ну, новенькая! Ну, дает! Обязательно нужно познакомиться с ней после уроков и поболтать по душам. Все-таки почти земляки, наверняка общие темы найдутся.

На домоводстве ничего особенного не произошло, если не считать удивительной ловкости, продемонстрированной новенькой в обращении с кухонными ножами. Овощи для рагу она строгала с такой скоростью, что иной кухонный комбайн бы позавидовал. Но вряд ли на это обратил внимание кто-то помимо Кириса.

Последний урок, физкультуру, проводили в спортзале. На улице пошел холодный осенний дождь, температура упала до двенадцати градусов, как показал большой термометр у школьных ворот, и физрук, пожав плечами, загнал всех в зал. Здесь поначалу все пошло скучно и обыденно. Худенькая невысокая Риса в майке и длинных спортивных трусах если чем и выделялась среди остальных девочек, то лишь внешней хилостью. Физрук окинул ее безразличным взглядом, но комментарии оставил при себе. Разумеется, ему, как и парням, куда приятнее смотреть на нашу неоспоримую принцессу, ага. Фуоко, по своему обыкновению, нарядилась в облегающие короткие шортики и обтягивающую грудь маечку, под которой отчетливо выделялись очертания лифчика. Проходя мимо Рисы, она повела плечами, так что ее грудь поднялась еще выше, и насмешливо улыбнулась.

- Доска! - презрительно бросила она.

И ведь действительно не возразить. Тут новенькая, очевидно, разгромлена по всем статьям. Ну, ничего. Пусть она не корова, как некоторые, зато голова на месте.

Спокойно закончиться уроку, однако, не удалось.

После нескольких кругов трусцой вокруг зала физрук загнал всех прыгать в длину. Кирис досадливо цыкнул. Обычно тот выдавал мячи и уходил к себе в каморку, предоставляя ученикам развлекаться кто во что горазд. Кирису хотелось схлестнуться с ребятами в баскетбол, но сейчас придется отрабатывать дурную программу. Под одобрительным взглядом тренера он с разбегу сиганул на пять с половиной метров, отбив задницу о маты, и отошел к скамье. Разумеется, другие с трудом перепрыгивали три метра, а многие не дотягивали и до того. Когда дошла очередь до девочек, Фуоко прыгнула первой, и Кирису снова пришлось неохотно признать, что и здесь она хороша: пять метров два суна. На метр с лишним дальше любой другой девчонки, и всего на двенадцать сунов хуже его результата. Он еще раз ощупал ее фигурку взглядом. Хороша, зараза. Ну почему она такая стерва, а? Интересно, она вообще умеет улыбаться?

- Эй, Кир, новенькая прыгает, - толкнул его локтем в бок Котта. - Как думаешь, до трех метров допрыгнет?

- Да и пусть, если не допрыгнет, - пробурчал Кирис. - Бабам и незачем.

Однако голову повернул, следя. И с первой же секунды понял, что шоу продолжается.

Разбегалась новенькая, двигаясь совсем не так, как другие девчонки. Экономные точные движения, никаких беспорядочных размахиваний руками, тело заметно наклонено вперед, как у спринтера в финальном рывке. Последний шаг точно у черты - толчок, ноги еще пару раз успевают перебрать в воздухе - падение - сильный глухой удар о мат, словно рухнул мешок с цементом, взметнувшиеся из-под его краев облачка пыли - свисток, выпавший изо рта у физрука...

- Кир, она тебя сделала! - выдохнул Котта. - Чесслово, сделала!

Физрук склонился к рулетке.

- Пять метров двадцать четыре суна, - слегка растерянно объявил он. - Женский рекорд школы. Да какой школы... Ну, дела!

Кирис вскочил со скамьи. Риса неторопливо поднималась, и глубокая вмятина под ней неопровержимо указывала на место приземления. Пять с половиной метров? Глупости! Чтобы его перепрыгнула какая-то девчонка, да еще и хилячка! Она как-то схитрила, она заступила...

Заступила на два метра? - ехидно спросил его внутренний голос. Ты че, балда, башкой стукнулся?

Ученики загомонили. Несколько девчонок подбежали к Рисе, обступили со всех сторон и принялись с визгами и хохотом тормошить. С полминуты она терпеливо стояла столбом, потом решительно раздвинула одноклассниц, подошла к скамье и села неподалеку от Кириса.

- Слушай, Кир, она гений! - в восторге сказал Котта. - Точно, гений. Наша Риса Серенова - прямо гостья из будущего какая-то!

- Почему из будущего? - машинально переспросил Кирис.

- Ну, в будущем все станут такими - умными и сильными. Я в книжке читал. Слушай, я в нее влюбиться хочу. Как думаешь, она недотрога? - он скосил взгляд на игнорирующую его Рису. - Или есть шанс?

- Так, всем тихо! - оправившийся от потрясения физрук протяжно засвистел. - Программа на сегодня: по одному разу взобраться по канату, полсотни отжиманий - да-да, девочкам тоже, пусть и не подряд! - и играем в мяч. Серенова, подойди ко мне, разговор есть.

Кирис еще какое-то время озадаченно смотрел на Рису, о чем-то неслышно разговаривающую с физруком, потом тряхнул головой и помчался за остальными к канатам. Согнав с одного зависшую Пьетту, ущипнув ее за бок (та, взвизгнув, свалились с ужасной высоты в десять сунов и замолотила его кулачками по спине), он быстро вскарабкался до самого верха каната и соскользнул вниз. Риса уже стояла рядом, терпеливо ожидая своей очереди. Дождавшись, когда Кирис отойдет в сторону, она ухватилась за канат, повиснув на нем - и замерла. Потом спрыгнула на пол и повернулась к физруку.

- Дэй Таронхо, - каким-то странным тоном сказала она, - можно, я не полезу? Я высоты боюсь.

- Еще чего! - физрук хлопнул ее по плечу. - Все просто. Смотри на канат прямо перед собой или вверх, а не вниз, и тогда бояться нечего. Давай, давай, полезай. Покажи им всем, как надо!

- Но я...

- Давай, давай! Если уж она может, - он выразительно покосился на Пьетту, умудрившуюся осилить на соседнем канате целых полметра, а то и тридцать сунов, - то ты и подавно.

- Но... - Риса замолчала. Она задрала голову и внимательно посмотрела вверх. - Хорошо. Только отойдите в сторону, пожалуйста, на всякий случай. Кирис, ты тоже.

Откуда она знает его имя? Он ей точно не представлялся.

- Пожалуйста, - повторила новенькая, - отойдите в сторону.

Пожав плечами, Кирис отошел на несколько шагов. За Рисой уже наблюдали все, кто не карабкался вверх. Новенькая повисла на канате и начала подниматься. На высоте примерно в полтора метра она замерла.

- Ну? - подбодрил ее физрук.

Риса подтянулась еще раз. И тут же наверху хрустнуло, заскрежетало, и вниз посыпалась бетонная крошка.

- Вниз! - гаркнул физрук. - Риса, быстро спускайся!

Дальше все слилось в одно длинное сложное событие. Как в замедленном кино, потолочный крюк, к которому прицеплен канат, обрывается - канат скользит вниз - Риса, совершив в воздухе какой-то немыслимый кульбит, катится по полу в сторону - под ней трещат и прогибаются доски пола, во все стороны летят частички краски - канат беспорядочной бухтой свертывается на полу, сверху падает с мясом выдранный из балки крюк - и всех накрывает густое облако бетонной пыли и крошки.

Какое-то время стояла мертвая тишина. Даже карабкающиеся по канатам неподвижно и беззвучно зависли, не шевелясь.

- Серенова! - наконец пришел в себя физрук. - Ты как? Ты что-то себе сломала?

Он бросился к уже поднявшейся и неподвижно стоящей Рисе.

- Со мной все в полном порядке, дэй Таронхо, - спокойно ответила та. - Я умею падать. Приношу извинения за случившееся.

Внезапно на ее обычно бесстрастном лице промелькнула смущенная улыбка.

- Мне уж случалось портить спортинвентарь при первом знакомстве, - со странным смешком сказала она. - Прямо ностальгия накатывает. Дэй Таронхо, нужно проверить крепления остальных канатов.

- Какие крепления! - казалось, физрук сейчас расплачется от облегчения. - Серенова, а ну-ка быстро в медпункт. Нужно тебя проверить.

Он ухватил девочку за руку и почти силой потащил к двери спортзала.

- Остальные свободны! - на ходу крикнул он. - Занятие отменяется!

- Она что, полтонны весит? - пробормотал Дрекс. Он подошел к канату, поднял крюк и начал рассматривать. - Как она его оборвала? Кир, я же видел, ты по нему только что лазил, и хоть бы хны. А ты вон какой здоровый! Ты сколько весишь?

- Девяносто два катти. Да ну, ты че? Просто канат старый. Его, небось, сто лет назад повесили и с тех пор не трогали, - Кирис отобрал у Дрекса крюк и принялся его рассматривать. Тот и в самом деле выглядел старым и ржавым. В потолочной балке, где он крепился, зияла большая неряшливая выбоина. - Да под ней стул бы развалился, если она тяжелая. Или пол бы провалился.

- Вот смеху-то было бы, если бы ее железкой по башке долбануло! - Фуоко изящным движением провела по волосам, стряхивая с них бетонную крошку. - Кто как, а я в душ, отмываться. И пусть только кто попробует подглядывать без учителя! - Она бросила грозный взгляд почему-то на Кириса и удалилась, покачивая бедрами.

Кирис снова повертел крюк в руках. Потом посмотрел в сторону. Там, где Риса катилась по полу (и ведь как катилась! словно записная акробатка!), старые половицы заметно просели, словно по ним протащили что-то тяжелое. Он вспомнил, какая яма осталась от Рисы на матах после прыжка. Да нет, чушь, конечно. Просто повезло, что канат оборвался не под его тяжестью. Он точно так изящно спрыгнуть не сумеет, тем более из-под потолка.

Пожав плечами, он бросил крюк и отправился в душ. Надо отмыться как следует. А потом - потом снова придет пора выходить на охоту.

Фуоко чувствовала, что внутри нее все кипит на медленном огне.

Такое унижение! Такое унижение весь день! Ну, пусть не унижение, но она лучшая! Лучшая! Она, а не какая-то косоглазая сиротка из-за океана! Да как та вообще посмела...

Девушка скрипнула зубами и принялась еще яростнее тереть полотенцем мокрые волосы. Ну ничего, она еще покажет новенькой...

Она больно прикусила губу и замерла. Успокойся, сказала она себе. Да, успокойся и перестань злиться. Ты же не считала себя самой умной в мире, верно? Значит, рано или поздно появился бы кто-то не глупее тебя. В чем проблема?

Но нищая сиротка из-за океана?

И хорошо, что из-за океана. Значит, во всем Кайтаре или даже на всей Типпе не нашлось никого умнее тебя. Оказаться лучшей на целом континенте разве не здорово?

А новенькая хороша. Придется признать, хотя и сквозь зубы, что та - достойная соперница. Ну, так даже интереснее. Что толку перенапрягаться, если даже соревноваться не с кем? Не с Кирисом же, в самом деле, тупым болваном-переростком! Только и знает, что пялиться на нее, когда она в спортивной форме. А вдруг он сейчас в раздевалку подглядывает? Фуоко вдруг почувствовала, что щеки теплеют. Она машинально прикрыла шрам на груди полотенцем и огляделась. Разумеется, подглядывающих мальчишек, Кириса в том числе, нигде не замечалось, двери оставались плотно закрытыми, а другие девочки спокойно заканчивали одеваться. Ну ты и дура. Что ты никак про Кириса забыть не можешь?

Пальцы скользнули по левой груди, привычно нащупывая бугристую поверхность старого ожога. Острая жгучая боль не возвращалась уже года два, но где-то далеко-далеко, на грани сознания, словно бы мерцало угрюмое напоминание: я здесь, и не надейся, что избавилась. Побыстрей бы ей исполнилось семнадцать! Косметолог пообещал, что тогда можно убрать уродливое воспоминание о волютах почти без следов, и она наконец-то сможет носить блузки с глубоким вырезом и мини-топы. Но пока придется изображать из себя монашку...

Закончив одеваться и швырнув полотенце в общую кучу для стирки, Фуоко подхватила портфель и выскочила из раздевалки. Внутри все еще бурлила злость, пусть и не направленная ни на кого конкретно. Решительно прошагав по коридору, ведущему из спортзала в школьное здание, она выскочила на улицу. Посреди пустого школьного двора, после дождя покрытого лужами, она, однако, замерла. Ну хорошо, а дальше-то что делать? Домой? Ох как не хочется... Как хорошо другим девчонкам! Нет у них никаких проблем со свободным временем. В кружки, в кафе, с подружками или даже с мальчишками гулять, вечером на дискотеку с хрипастыми, зато мощными динамиками... Только ей нельзя: девушкам из хороших семей не пристало шляться по улицам в сомнительной компании. Учись она в закрытой частной школе, там компания наверняка оказалась бы "приличной", вот только у нее самой нет никакого желания там оказаться.

Ну и ходи, как дура, в одиночку, если такая гордая.

- Прошу прощения, дэйя Фуоко.

Девушка резко обернулась. В двух шагах от нее стояла новенькая. Свой портфель та держала обеими руками перед собой, на бедрах, словно защищаясь от кого-то.

- Что нужно? - буркнула Фуоко.

- Я хочу извиниться.

- За что?

- Ты - первая ученица в классе. Своей демонстрацией знаний на занятиях я невольно обидела тебя. Приношу нижайшие извинения.

Риса поклонилась.

Как-то странно она говорит. У них на Могерате что, так принято? В груди снова вскипела злость, но Фуоко тут же придушила ее.

- Я не дурочка, чтобы обижаться из-за чужого выпендрежа, - буркнула она отворачиваясь. - Хочешь выеживаться, ну и пожалуйста. Мне-то что?

- Ты не можешь не видеть во мне опасную соперницу. Уверяю, все совсем не так. И я не задержусь в вашей школе. Две-три декады как максимум, потом меня отправят в другой город.

- Всего через три декады?

- Жизнь такая, - слегка улыбнулась новенькая. Улыбка у нее оказалась хорошая: неяркая, но теплая и без следа заискивания. - Я не конкурент тебе, дэйя Фуоко.

- Конкурент? - Фуоко фыркнула. - Ты? Мне? Да ты хоть знаешь, кто я такая?

- Младшая дочь в семье Деллавита.

- Именно, Деллавита! Думаешь, что хотя бы в мечтах можешь стать мне конкурентом? Ха! Или ты не знаешь, что такое моя семья?

- Нет. Расскажешь?

- Семья сэрат дэйи Деллавита - самая богатая семья в городе! - заявил сбоку девичий голосок.

- Нет, на всем восточном побережье!

- Нет, во всем Кайтаре!

Ну конечно. Пьона, Элла и Арческа, самозваная свита. Явились поддакивать и всячески демонстрировать свою преданность. Три девочки стояли чуть поодаль и воинственно смотрели на новенькую.

- Богатство бывает разным, - невозмутимо ответила Риса. - И им по-разному можно распоряжаться.

Свита дружно фыркнула и задрала носы.

- Плебеям вроде тебя без разницы! - заявила Элла. - Просто проявляй должное уважение, поняла?

Внутри Фуоко снова толкнулась резкая ярость. Почему никто не хочет понять, что она не просто дочь семьи Деллавита?

- Да ты на себя посмотри! - неожиданно огрызнулась она на Эллу. - Сама ведь такая же... плебейка! Что вы трое за мной хвостиком ходите? Я что, прошу?

Она отвернулась от ошарашенной внезапным отпором "свиты" и решительно зашагала к воротам школьного двора. Где машина? А, да. Их же отпустили с физры почти на полчаса раньше, а шофер появится точно к сроку. Ха, ну вот и повод пройтись пешком. Не то чтобы она очень уж в нем нуждалась, но хоть что-то, чем можно заткнуть мать. За воротами она решительно повернула в сторону, противоположную дому. По небу со стороны океана все еще тянулись низкие тучи, но асфальт успел слегка подсохнуть, а лужи не слишком большие. Даже если снова начнет моросить, у нее в портфеле всегда лежит миниатюрный складной зонтик: прочный, со стальными спицами, но удивительно легкий и нервущийся. Единственная дорогая игрушка, которую она позволила себе взять у матери. В конце концов, в школе все равно никто не видит, а за ее пределами она никогда с одноклассниками не встречается.

Торопливые мужские шаги за спиной. Фуоко оглянулась. Ну конечно же, верный Джион догоняет ее, покинув обычный дневной пост.

- Вам пора возвращаться домой, дэйя, - почтительно произнес он. - Машина наверняка уже выехала и появится через несколько минут.

- Да наплевать, - дернула плечом Фуоко. - Я погулять хочу. По городу, не по нашему парку.

- Прогулка по городу в одиночестве может оказаться опасной для молодой девушки из хорошей семьи.

- А ты на что? Тебя для охраны приставили, вот и охраняй. Все, завязали. Не обсуждается.

- Ваша мать снова начнет ругать вас.

- Она всегда ругается. Пусть хотя бы по реальному поводу.

Сзади телохранителя подошла и остановилась новенькая. Отреагировав на ее шаги, Джион, напрягшись, повернулся, сунув руку в карман с кастетом, но тут же расслабился. Очевидно, в малолетней девчонке, да еще такой хилой на вид, как Риса, опасности он не углядел.

- Ну что тебе еще? - недовольно осведомилась Фуоко. - Извиняю я тебя, если так хочется. Только отвяжись.

- Мы не договорили, дэйя Фуоко. Так ты расскажешь мне о своей семье?

- Иди своей дорогой, юная дэйя, - сурово сказал Джион, заступая Рисе дорогу. - Сэрат дэйя Деллавита не в настроении разговаривать. Если захочет, сама к тебе обратится.

Они точно сговорились!

- Джион! - резко сказала Фуоко. - С каких пор я не могу говорить сама за себя?

- Прошу прощения, сэрат дэйя, я думал...

- Я сама могу отшить кого угодно, понял? Не вмешивайся. Как тебя... Риса?

- Да, Фуоко.

- Для тебя дэйя Деллавита, ясно? Разрешаю тебе пока идти со мной, - она бросила победный взгляд на Джиона. Тоже мне, защитничек. Как захочу, так и сделаю, и пусть только попробуют мне указывать!

- Спасибо, дэйя Фуоко.

Фуоко повернулась и зашагала по тротуару в прежнем направлении. Риса пристроилась сбоку. Наверняка со стороны они представляли собой забавную пару: высокая красивая девица благородных кровей и худосочная невзрачная иностранная плебейка ниже ее на полголовы. Или нет, не забавную. Благородная госпожа идет на прогулку в сопровождении иностранной служанки. Тьфу.

- О твоей семье... - напомнила Риса через десяток шагов. Вот привязалась. Газет она, что ли, не читает?

- Вон туда посмотри, - Фуоко ткнула пальцем. Они как раз миновали забор и вышли на место, где улица начинала резкий спуск вниз, к центру. Отсюда открывался великолепный вид на расстилающийся внизу город и бухту, из-за чего Фуоко в свое время и выбрала школу "Бабочка". Только на холмах к востоку дымили высокие трубы угольной электростанции, да серый страшный шрам на месте Старого города портил картину. Но в Барне не найти места, откуда они не заметны.

- Красиво. Очень, - кивнула Риса.

- Дура. Я не про "красиво". Вон те здания видишь? Рыбоперерабатывающий завод. Консервы делают. Вон там, в порту, слева три пирса красного цвета и корабли, которые к ним пришвартованы. Левее решетки торчат - верфи, где сейнеры строят. Вон те два небоскреба, с шарами наверху - банк "Морская волна" и офисы корпорации "Магочча", бытовую технику выпускает. А вон там железная дорога к грузовому вокзалу подходит, посередине четыре длинных пакгауза, тоже красные. А вон то круглое здание - казино "Золотой лев".

- Да, вижу.

- Все мое. Ну, нашей семьи. И это только то, что глазами видно. Тоже мне, "конкурентка" нашлась...

Фуоко фыркнула и отвернулась. Дорога пошла под уклон, и она невольно ускорила шаг.

- Ты не выглядишь очень уж счастливой или гордой, когда рассказываешь о своем богатстве, - тихо заметила Риса.

- Ну, не выгляжу. Тебе что, жалко? Только не начинай, как моя мамаша - ты должна гордиться своим происхождением, ты не чета другим...

- И одежда у тебя обычная, как у других в классе. Я видела других детей из богатых семей. Они... одеты куда лучше. Ты специально не хочешь выделяться?

Фуоко дернула плечом и не ответила. Чего ради она должна изливать душу неизвестно кому? Однако внутри беспокойно зудело. Страшно хотелось выговориться. Не дома перед родственниками, которые относятся к ней как к несмышленой дурочке, или перед прислугой, которая дрожит от каждого ее взгляда. И не в школе, где ее либо ненавидят из зависти, либо униженно пресмыкаются из корысти. Перед кем-то, кто выслушает и поймет не слова, а то, что за ними стоит. А новенькая... Непохоже, что она завидует, и ненависти в ней не чувствуется. И угодливости.

- Ты хоть представляешь, как я живу? - наконец грубо спросила она. - Небось, думаешь, что спать на мягкой перине и жрать из фарфоровых тарелок - верх счастья? Думаешь, раз я младшая дочь богача, я звезда и меня все любят и уважают?

- Я никогда не жила в богатой семье, Фуоко. Я не знаю твою жизнь.

- Вот и я про то же, - Фуоко пропустила фамильярность мимо ушей. - А на самом деле дома я - никто. Пустое место. Отцу на меня наплевать, я для него только средство с кем-нибудь породниться. Породистая кобыла на продажу, поняла? Мать целыми днями нудит, как я должна себя вести, чтобы не позорить семью, как важно богатой наследнице найти хорошего мужа и как незачем ей учиться разным наукам. Брат со мной как с младенцем обходится, сестре вообще все до лампочки, она замуж выходит и дома почти не появляется. Слуги кланяются и слова поперек сказать боятся, даже если я им истерики закатываю без повода. Для них я тоже не человек, а стихийное бедствие, от которого только и можно, что прятаться.

- Неправда, сэрат дэйя, - сказал сзади Джион. Верный телохранитель шагал так неслышно, что Фуоко на минуту и забыла про его существование. - Вас не только боятся, но и уважают и любят.

- Вот, видишь? - Фуоко мотнула головой назад. - И все они так. Говорят, говорят, говорят красиво, а на самом деле им важна не я. Им важен мой отец, который за каждый чих уволить может, и мать, которая горничных за косы таскает. Думаешь, мне нравится так жить?

- И ты бунтуешь против родителей, - полувопросительно произнесла Риса.

- Да пошли они! Еще бунтовать против них! Лишь бы подальше держались. Я сама всего в жизни добьюсь, поняла? Сама! Без чужой помощи! И сама свою жизнь построю, вот так!

- А если завтра отец скажет, что ты помолвлена? У вас в Кайтаре, кажется, принято выдавать девушек замуж, не интересуясь их мнением.

- Из дома сбегу, - буркнула Фуоко. - Или вены порежу. Я отца предупредила, чтобы даже и не думал.

- Сбежишь из дома? - Риса оглянулась через плечо. - Сэрат дэй, могу я узнать твое имя?

- Джион Айдари, дэйя, - откликнулся телохранитель.

- Дэй Джион, что ты сделаешь, если твоя госпожа вдруг заявит, что хочет уехать из города вопреки воле отца?

- Я постараюсь убедить, что она поступает неразумно.

- А если слова не подействуют, не позволишь силой?

Джион промолчал.

- Видишь, Фуоко? Ты не сможешь никуда сбежать или перерезать вены, ты целый день под наблюдением - и дома, и за его пределами. Да даже если и сбежишь, ты не имеешь ни малейшего представления, как жить в одиночку. Ты не сумеешь заработать денег даже на еду, тем более в мире после Удара. Пойдешь в проститутки? Так ведь и среди них конкуренция. И лицо порезать могут, и кислотой плеснуть...

- Много ты знаешь о жизни в одиночку! - огрызнулась Фуоко.

- Гораздо больше тебя. Мне приходилось жить бездомной беглянкой, за которой охотятся полиция и спецслужбы. Давно, много лет назад. Но я ничего не забыла, и воспоминания... очень неприятны. Не стоит сбегать, честное слово. Даже если ты ненавидишь свое богатство, не забывай, что не ты принадлежишь ему, а оно - тебе. Оно всего лишь инструмент, который можно употребить во зло или в добро.

- Ты говоришь в точности, как мой папаша! - Фуоко зло взглянула на Рису. Все ясно, и она тоже ничего не понимает. Ну конечно, для нищего даже тысяча леер - богатство, за которое и убить можно.

- Твой отец известен как весьма умный человек. А ты подумай вот о чем. В мире миллионы молодых девушек, и многие ничуть не глупее тебя. И учатся они не хуже. И против родителей бунтуют вот так же, как ты. Но мало кто, вырастая и заканчивая школу, становится хоть кем-то. Они просто выходят замуж, рожают детей и превращаются в домохозяек, когда счастливых, а когда и не очень. Чем ты отличаешься от них?

- Всем! - крикнула Фуоко, но ее голос сорвался. - Я никогда не выйду замуж, поняла? Я сама...

- Сэрат дэйя Деллавита, - перебил ее Джион. - Боюсь, я должен вмешаться. У нас проблема.

- Что? - девушка яростно повернулась к нему.

- За нами следят, и я не понимаю, кто. Нам необходимо срочно вернуться в безопасное место.

- Кто следит?

- Вон та серая машина следует за нами уже несколько минут.

Фуоко обернулась. Действительно, в полусотне шагов позади медленно ехал невзрачный серый "корвет" с двумя мужчинами.

- Все в порядке, дэй Джион, - Риса подняла руку. - Они приехали за мной.

- За вами, дэйя?

- Я совсем забыла. Мне нужно... заехать в... в мэрию... в органы опеки. Там какие-то формальности остались. Беседа с воспитателем, определение к кому-то на квартиру, все такое. Фуоко!

- Ну?

- Скажи мне, зачем ты живешь?

- А?

- Я поняла, кем ты не хочешь стать, - темные глаза новенькой словно заглянули Фуоко в самую душу. - Но кем хочешь? К чему стремишься? Какая у тебя цель в жизни? Ради чего ты живешь?

- Вот так я тебе и рассказала! - вспыхнула Фуоко. - Вам, плебеям, только позволь сфамильярничать разок, сразу на шею садитесь!

- Не отвечай сразу. Подумай как следует. Я спрошу тебя снова, попозже. А сейчас мне пора.

Оставив Фуоко стоять с открытым ртом, Риса легко скользнула мимо Джиона и побежала к остановившемуся автомобилю. Дернув переднюю дверцу (та почему-то открылась со скрежетом, словно заклиненная), иностранная сиротка наклонилась к сидящему в машине мужчине и что-то сказала. Потом захлопнула дверь, с таким же скрежетом открыла заднюю дверь и забралась внутрь. Помедлив, водитель тронул машину с места и двинулся вниз по улице, набирая скорость. Когда та проезжала мимо, Фуоко разглядела на лицах обоих мужчин странное обескураженное выражение.

- Что за девушка? - спросил Джион, внимательно рассматривая удаляющийся "корвет". - Из вашего класса, дэйя?

- Новенькая, - неохотно откликнулась Фуоко. - Сегодня перевелась. Сирота на государственном попечении.

- Что-то я не слышал о сиротах, за которыми из мэрии присылают автомобили, - телохранитель задумчиво почесал подбородок. - Как ее зовут?

- Риса. Риса... Серенова, кажется.

- Хм. А что она обмолвилась насчет жизни в одиночку и преследовании спецслужб? Вы ничего на сей счет не знаете, дэйя?

- Нет, конечно! - сердито ответила Фуоко. - Она же только сегодня перевелась. Мы с ней в первый раз заговорили.

Ага, в первый. Если не считать нескольких выпадов в ее адрес, на которые та не отреагировала.

- Для первого разговора вы оказались... весьма откровенны, дэйя, - Джион осуждающе покачал головой. - Не следует открывать себя посторонним без острой нужды, тем более первому встречному.

- Джион, - в упор спросила его Фуоко. - А все-таки, что ты сделаешь, если увидишь, что я сбегаю из дома?

- Я должен ответить на ваш вопрос откровенно?

- Не надо... - Фуоко со вздохом отвернулась. - И так ясно.

- Дэйя Серенова несмотря на свои странности - очень разумная девочка, и она все объяснила верно. Если вы сбежите... даже оставим в стороне мою судьбу. Меня немедленно уволят за некомпетентность, и я больше никогда не найду приличную работу, но не обо мне речь. Вы окажетесь на улице, не имея ни малейшего понятия о том, как заработать на кусок хлеба. Проститутка или грязная уличная попрошайка - другой судьбы вам не увидеть, и долго вы не проживете. А может, и хуже получится.

- Хуже?

- Дэйя, за членами любой богатой семьи внимательно наблюдает множество глаз, и далеко не все из них дружелюбны. Если вы сбежите, и ваша семья вас не найдет, вас быстро отыщут другие. И тогда вы окажетесь в положении заложницы.

- Да отцу наплевать!

- Не наплевать. Я не стану убеждать, что он по-своему любит вас. В вашем возрасте такие вещи просто непонятны. Но если оставить в стороне эмоции, остается такая вещь, как честь семьи Деллавита. И хотя бы ради нее дэю Хавьеру Деллавита придется сделать все, чтобы вернуть вас живой и по возможности невредимой. Кстати, вы знаете, что у некоторых бандитов в обычае отрезать заложникам пальцы, чтобы убедить родственников в серьезности намерений?

Фуоко вздрогнула. Пальцы? Она невольно сжала кулаки. На нее вдруг накатила волна серой тоски. Да, разумеется. Хорошо мечтать о побеге в уютной спальне, с головой закрывшись теплым одеялом. Как все просто у героев рисованных сериалов, которые она любит смотреть вечерами по телевизору! Верные друзья, честь, отвага, злобные враги и радость трудной победы... Но ведь она не дурочка и отлично понимает, чем сериалы отличаются от настоящей жизни.

А значит - значит, настало время возвращаться домой. Рабочий стол, тетради, учебники, зубрежка и домашние задания, а потом спортзал и беговая дорожка, где она снова загонит себя до изнеможения, так что с трудом доползет до душа и кровати. И вечерняя молитва, куда она снова не пойдет, за что мать устроит ей очередную истерику. Сон, подъем, завтрак, нотации матери и снова школа. И постоянный тихий ужас, что кто-то случайно узнает ее постыдную тайну. Бесконечный замкнутый круг. Зачем я вообще живу? Кто-нибудь, ответьте наглой иностранке вместо меня! И заберите меня отсюда. Хоть куда-нибудь...

Кстати, на тесте она решила всего три задачи. С оставшимися пятью обязательно нужно разобраться - проанализировать решения, описанные Рисой, и запомнить их. Обязательно сегодня, пока не выветрилось из памяти. Обязательно, пусть даже ценой ночного сна.

- Возвращаемся домой, Джион, - нехотя сказала она. - Сейчас. Давай, вызывай наш тарантас.

Вечером того же дня, когда Джион уже собрался домой, в комнату охраны зашел Фриско Амантарелла.

- Ты точно запомнил номер автомобиля? - спросил начальник службы безопасности, испытующе глядя исподлобья.

- Который нас преследовал? Да.

- Пойдем. Шеф хочет с тобой поговорить. Лично.

Джион поежился. Хозяин вызывал рядовых служащих только в двух случаях: похвалить или устроить разнос с далеко идущими выводами. Увольнением, например. Ни того, ни другого он сегодня вроде бы не заслужил. Тогда зачем же?

- Идем, - поторопил Фриско.

Вдвоем по тихим пустым коридорам и лестницам огромного дома они поднялись на четвертый этаж, где располагался рабочий кабинет главы семьи. На улице сгущались сумерки, и в коридорах уже неярко горели светильники, разгоняя полумрак. Хавьер Деллавита встретил их, сидя за столом.

- Вечер, дэй Айдари, - поприветствовал он Джиона. - Присаживайся.

Понять по его бесстрастным серым глазам, что он думает, казалось невозможным. Джион осторожно присел на край глубокого кресла. Фриско устроился в кресле напротив.

- Запомненный тобой номер автомобиля, дэй Айдари, - без предисловий начал хозяин, - принадлежит одной любопытной организации: Службе сопровождения и охраны. Что-нибудь говорит название?

- Да, босс. Охрана и спецсвязь высших должностных лиц государства начиная с премьера, а заодно расследования по фальшивомонетчикам, розыск особо опасных преступников и тому подобные дела. Очень серьезная контора.

- Ты уверен, что точно запомнил номер? Абсолютно уверен?

- Да, босс, - кивнул Джион. - У меня прекрасная зрительная память.

Хавьер и Фриско переглянулись.

- Воспроизведи точно слова той девочки о бегстве и спецслужбах. Настолько дословно, насколько сможешь.

- Э-э... да, босс, сейчас попробую.

Джион прикрыл глаза и сосредоточился.

- Мне приходилось убегать... нет, жить беглянкой от спецслужб много лет. Я ничего не забыла, и воспоминания весьма неприятны. Примерно так, босс, сточностью до нескольких слов.

- Походили ли ее слова на ложь? На наигрыш с целью произвести впечатление?

- Нет, босс. На меня она вообще не обращала внимания, а перед дэйей Фуоко ни капли не робела. Я не думаю, что она лгала, тем более вот так вскользь, в разговоре. Подростки обычно не способны на настолько тонкую игру. Если уж изображать из себя героя, то на всю катушку: бить кулаком в грудь, расписывать подвиги, все такое.

- Вот так вот, Фриско, - медленно проговорил Хавьер. - Девочка лет четырнадцати, которая не только бегала от спецслужб, причем успешно, но и сохранила полноценные воспоминания. Значит, происходило это не более трех-четырех лет назад. Пять максимум. Дэй Айдари, у тебя есть какие-то мысли на сей счет?

- Нет, босс. Только одно соображение: если она действительно скрывалась от спецслужб, то не у нас в Кайтаре. Скорее, где-то за границей. Она иностранка, да и не отпустили бы ее одну гулять по городу, если она действительно так важна.

Хозяин медленно побарабанил пальцами по столу.

- Фриско?

- У меня нет контактов в ССО, - покачал тот головой. - Ни у кого нет.

- У меня есть, - все тем же безразличным тоном произнес Хавьер. - Но я не стану их использовать, пока не решу, что дело того стоит. Но что спецслужбам, о ком бы ни шла речь, могло потребоваться от десяти- или двенадцатилетней девочки? Заложница для давления на родителей?

- Как вариант, - согласно качнул головой начальник службы безопасности. - Но тогда непонятно, как она оказалась в Кайтаре. Нет, второй вариант более правдоподобен.

- Эйлахо... - медленно проговорил Хавьер.

- Да. Эйлахо.

Джион почувствовал, что желудок сжался холодным комом. Для широкой публики эйлахо оставались полумифом даже после Удара. Но когда он еще работал частным детективом, он знал много любопытных вещей, публике не известных. И из вполне надежных источников он знал как минимум о двух подтвержденных эйлахо, исчезнувших в неизвестном направлении под тяжелым занавесом государственной тайны.

- Насколько я знаю, босс, - сказал он, - после Удара эйлахо не осталось совсем.

- Именно, - согласился Хавьер. - Хотя статистика по ним засекречена, я знаю совершенно точно: половина эйлахо с подтвержденными талантами сошла с ума или просто умерла в день Удара, а вторая половина превратилась в обычных людей. Фриско, что заставляет тебя думать, что девочка неизвестного происхождения, ходящая в обычную школу, может оказаться эйлахо? Только ее загадочная связь с ССО и случайная обмолвка?

- И ее выдающиеся таланты, продемонстрированные сегодня. Если, разумеется, ваша дочь правильно описала происходившее. Она казалась не очень-то настроенной на разговор, а, Джион?

- Фуоко вообще отказалась говорить о девочке, - поправил его телохранитель. - Мне удалось лишь вытянуть из нее несколько случайных слов. Но, судя по ним, дэйя Серенова действительно много знает.

- Если девочка в самом деле эйлахо, я могу понять интерес к ней со стороны ССО, - задумчиво проговорил шеф. - Тогда ее разработка стоит любых затрат. Но прежде чем я обращусь к своим источникам, мне нужна хотя бы тридцатипроцентная уверенность. Фриско, есть идеи, как проверить ее предварительно?

- Разумеется, босс. В ССО работают высококлассные специалисты по охране, но они не занимаются внедрением под прикрытием, не их область. Документы для девочки наверняка готовили совсем другие службы, и я даже знаю, откуда начать копать. В течение одного-двух дней я могу собрать по ней информацию по другим источникам, в том числе в столице.

- Превосходно. Займись. С затратами не считайся. Дэй Айдари!

- Да, босс?

- Я знаю, что Фуоко не хочет твоего присутствия в школе. Однако с завтрашнего дня используй любую возможность наблюдения за Рисой Сереновой за ее пределами. Запоминай каждую мелочь, каждую незначительную деталь. В конце каждого дня - отчет непосредственно Фриско.

- Понял, босс.

- И еще одно.

Хавьер Деллавита наклонился вперед, облокотившись о стол, и его глаза блеснули.

- Если девочка действительно эйлахо, она может стать чрезвычайно ценным приобретением для дома Деллавита. Если она окажется в опасности, попытайся ее защитить. Но только ненавязчиво и незаметно, чтобы у других не возникало ненужных вопросов: я совсем не хочу привлечь к ней чужое внимание. Однако не забывай, что твоей основной обязанностью является охрана моей дочери. И если с ней что-то случится, я самолично пристрелю виновных. Ты понял?

- Конечно, босс, - Джион нервно сглотнул. - Я понял.

- Если вдруг окажется, что угроза исходит от Сереновой, убей ее не колеблясь.

- Да, босс.

- Хорошо. Теперь иди. И не вздумай обсуждать девочку с другими, даже с Массимом или другими телохранителями.

- Да, босс.

Джион поднялся, поклонился и вышел. Он чувствовал, что спина покрыта испариной. Спускаясь по лестнице, он прокручивал в голове только что состоявшийся разговор. Эйлахо? Такая мелкая пигалица? Ну и ну. Невероятно. Хотя с чего он решил, что все эйлахо обязательно великаны-силачи? Чтобы зажечь взглядом свечу или стрелять молниями с кончиков пальцев, физическая сила не нужна.

Непонятно, почему эйлахо такие ценные - приписываемые им способности к мелким фокусам могут, на взгляд Джиона, заинтересовать только зрителей в цирке. Но хозяину виднее. Сейчас дело в другом. Бывшему детективу, полицейскому и сотруднику частной охраны семьи Деллавита не раз приходилось убивать людей, и призраки мертвых ночами его отнюдь не беспокоили. Но вот сможет ли он заставить себя выстрелить в девочку-подростка - совершенно отдельный вопрос. Не привык он стрелять в детей, знаете ли.

02.36.1231. Ставрия, Эйград

- Сергей, а я вчера вечером падающую звезду видела. Говорят, если желание загадать... Ой, доброе утро, Ваген Эйлович! - Таня Каварова встрепенулась, увидев входящего в учительскую директора.

- Доброе утро, коллеги, - поздоровался Ваген, осматривая комнату.

До начала уроков оставался почти час, и присутствовали только Таня и господин Дратаев. Таня являла собой классический образец ранней пташки, сонной вечером и бодрой утром, и всегда являлась задолго до остальных, чтобы подготовиться к урокам. А вот к какой разновидности пернатых относится Дратаев, директор пока что так и не сумел определить.

Замаскированный иностранец вписался в преимущественно женский коллектив на удивление органично. Не прошло и дня, как он со всеми, кроме директора, перешел на общение по именам, и учительницы в нем, похоже, души не чаяли. Всегда сдержанный и корректный, он умел вовремя улыбнуться или коснуться руки так, что любая женщина просто таяла. Кто знает, что случится в будущем в тесной компании, где сошлись трое незамужних, двенадцать замужних (четверо явно несчастны в браке) женщин и один холостой привлекательный мужчина средних лет, но пока все шло ровно. Если повезет, иностранец исчезнет восвояси до того, как начнутся проблемы на эмоциональном фронте. Вот как бы молодая, только что из института, Танечка не решила по уши влюбиться невовремя и исчезнуть вместе с ним...

В профессиональном плане иностранец тоже оказался на высоте, безропотно взяв на себя занятия в обе смены. За прошедшую декаду Ваген три раза исподтишка слушал, как он ведет уроки, стоя в коридоре за прекрасно пропускающими звук дверями, и еще раз открыто присутствовал на занятии. Во всяком случае, ученики сидели тихо всегда, даже в классе восемь-три, куда в свое время собрали отстающих, лоботрясов и хулиганов со всего потока. Вот с учебником он, похоже, не слишком ладил, постоянно неся какую-то отсебятину, ну да ладно. Возможно, так и нужно в рамках эксперимента. Главное, чтобы контрольные проводил и оценки ставил, не нарушая отчетность. И обработку внеплановых министерских тестов он полностью взял на себя. И появлялся в школе за час-полтора до уроков, в семь-полвосьмого, и по нескольку часов в день засиживался в библиотеке...

В общем, хороший школьный педагог из тех, что почти перевелись в последнее время. Настораживала только его странная активность по контактам с учениками. В первый же день он взял у завуча список адресов учеников старших классов и принялся ходить по домам. Знакомиться с семьей и родителями, как пояснил он директору. Зачем вдруг ему потребовалось такое знакомство в домашней обстановке? Если хочется, всегда можно устроить родительское собрание в школе...

- ...она пролетела вот так вот, наискосок через все небо, яркая, просто ужас! - тем временем продолжала рассказывать Таня. - Никогда такой не видела. Жаль, что фотоаппарат достать не успела.

- Ну, снять падающую звезду не так-то просто, - рассудительно заметил иностранец, не отводя взгляд от тетради. - Нужна пленка с очень высокой чувствительностью, камеру неплохо бы заранее на штатив поставить, на нужное место нацелить... Да и ночное небо съемкам не способствует. А вы, Таня, всегда с фотоаппаратом ходите?

- Да нет, - смутилась девица. - Просто вчера у нас показательный семинар в секции проводился, из-за границы учитель Танада приезжал с учениками. Вот и я и принесла аппарат, чтобы на память поснимать.

- А что за секция? - рассеянно поинтересовался Дратаев. Он черкнул в тетради карандашом, закрыл ее и взял следующую.

- Да я немного фехтованием занимаюсь, - Таня покраснела, словно признавалась в чем-то неприличном. - Историческим фехтованием, на мечах. У нас клуб...

- Ролевые игры?

- Ну, что-то вроде. Да ничего серьезного, на природу изредка выбираемся, спектакли устраиваем, иногда на экскурсии ездим...

- На экскурсии? - внезапно иностранец оторвался от тетради и с острым любопытством взглянул на молодую учительницу. - И где же вы успели побывать?

- Коллеги, можно, я перебью? - Ваген вытащил из-под мышки объемистый пакет. - Сергей Мираевич, сегодня утром я заехал в гороно, прислали очередные внеплановые тесты. Займетесь рассортировкой?

- Да, конечно, - кивнул тот, протягивая руку. - Давайте...

Внезапно он осекся и медленно поднялся, почему-то глядя в окно, где только начинал брезжить поздний осенний рассвет.

- К-ссо... - сквозь зубы прошипел он. - Боюсь, Ваген Эйлович, не судьба сегодня.

- Что случилось? - Ваген почувствовал, что по спине ползут мурашки.

И тут в городе взвыли сирены. На фоне долгих заунывных басов быстро тараторили высокие свистки, и им в такт у директора заколотилось сердце. Он глянул в окно и только теперь разглядел над еще темным утренним морем слабые переливы мертвенно-бледного света.

Кольчон.

Директор быстро шагнул к стене, отбросил пластиковую крышку и резко вдавил ладонью большую красную кнопку. Из коридора донеслась пронзительная трель тревожного звонка. Вряд ли сейчас в школе могли оказаться ученики, слишком рано, но случается всякое.

В убежище, в убежище, в убежище! - настойчиво требовали сирены. - Немедленно в убежище!

- Я пройду по третьему и четвертому этажу, чтобы проверить классы, - резко сказал Ваген. - Сергей Мираевич, возьмите на себя второй этаж, а вы, Таня Владимировна, первый. Проверьте все классы, даже запертые, чтобы никакому юному идиоту не пришло в голову посмотреть на схватку из окна. Возьмите универсальные ключи на вахте. Быстрее!

- И спортзал, - бросил иностранец, лавируя между столами. - Я его проверю.

Выскочив из учительской, директор через две ступеньки побежал на четвертый этаж, на ходу нашаривая в кармане свой личный универсальный ключ. На лестнице и в коридоре пусто. Хорошо. Десять кабинетов здесь, десять внизу. Десять секунд на то, чтобы открыть дверь, заглянуть, закрыть и добежать до следующего. Сто секунд. Ровно две минуты. Четыре минуты на два этажа плюс сколько-то, чтобы спуститься на этаж, плюс добраться до подвала. А кольчон еще очень далеко. У тебя масса времени, не нервничай. Первая дверь пошла...

Пять минут спустя он, запыхавшись не столько из-за усталости, сколько из-за кипящего в крови адреналина, ворвался в подземное убежище. Большой гулкий зал, бывший тир времен до Удара, способный вместить все шесть сотен учеников школы, пустовал. Только на лавочке индифферентно сидел не успевший смениться ночной сторож, да у самого входа стояла, ломая руки, Таня.

- Где Дратаев? - отдуваясь, осведомился директор.

- Не знаю, - пролепетала та. - Он заглянул, сказал, что все в порядке и что он пойдет на крышу наблюдать.

- Идиот! - Ваген повернулся. - Я за ним.

- Я боюсь одна! - почти на грани истерики взвизгнула Таня, хватая его за рукав. - Я не хочу здесь!

- Успокойтесь! - Ваген ухватил ее за плечи и как следует встряхнул. - Таня, вы не одна, - он кивнул на вахтера.

- Я... с ва-ами!

Чтоб ее гхаши взяли, истеричную девчонку! Вроде бы не в первый раз кольчон приходит, но раньше такого с ней не случалось. Или она просто в толпе себя чувствовала уверенно?

- Отстанешь, пеняй на себя, - предупредил он - и бросился обратно по лестнице навстречу по-прежнему тарахтящему звонку, прыгая уже через три ступеньки.

Дурак-иностранец действительно обнаружился на крыше. Он стоял возле ограждения и пристально всматривался в светлеющее небо. Теперь кольчон различался уже очень хорошо. Бледная клубящаяся туча, чей мерцающий свет уже почти не различался в свете солнечных лучей, падающих на ее верхнюю часть, медленно ползла по-над морем в сторону города. Рядом виднелось несколько темных точек: легкие патрульные вертолеты спешно уходили в стороны, уклоняясь от туч волют, роящихся вокруг кольчона комариными стаями.

Над городом грохнуло - еще и еще. Над окрестными холмами поднялись дымки: открыли огонь побережные батареи главного калибра. Несколько секунд спустя на поверхности воды расцвели белые султаны. Недолет. Откуда-то сбоку протянулись и уперлись чудовищу в бок белые трассы реактивных снарядов: вероятно, за прибрежными холмами всплыла и вступила в бой подводная лодка морского патруля. Вслед за снарядами в клубящуюся облачную стену вонзилось яркое красное копье лазера. Кольчон дернулся, и, перекрывая вой сирен, над городом потянулся долгий тоскливый стон. Снова загрохотали батареи береговой обороны, и кольчон задергался еще сильнее. Вероятно, на сей раз прицел оказался точным, однако снаряды пропали в толще чудовища, не причинив ему заметного вреда. Кажется, он даже ускорился.

Но какой же он сегодня огромный!

Где же авиация? Ваген запрокинул голову, пытаясь разобрать в небе бомбардировщики. Тщетно. Вероятно, еще слишком рано.

Рядом еле слышно пискнула Таня, и Ваген спохватился.

- Дратаев! - рявкнул он во всю невеликую мощь своего голоса. - Вы что, сдурели? Волюты доберутся до города через несколько минут! В укрытие!

Иностранец даже не пошевелился. Директор ухватил его за руку и дернул. С равным успехом он мог тянуть за руку каменную статую. Да что с ним такое?

- Ваген Эйлович, прошу не мешать. Я наблюдаю за боем, - бесстрастно попросил иностранец.

- Вам жить надоело, что ли?

- Возвращайтесь в убежище. Я успею укрыться от нападения.

Ваген в отчаянии огляделся. Может, действительно бросить его здесь? А с кого потом спросят, когда его сожрут волюты?

- Что за оружие? - вдруг спросил Дратаев, вытягивая руку в сторону дрогнувшего и погасшего луча: очевидно, пушка перегрелась и отключилась. Взамен нее протянулись новые трассы реактивных снарядов. - Вон то, яркая красная полоса откуда-то с моря? Монохромный свет?

- Лазер, - машинально пробормотал директор. - Пушка на патрульной подлодке...

Неужто придется бежать за огнеметом, с незапамятных времен пылящимся в шкафу в его кабинете?

- Лазер? - удивленно спросил иностранец. - Как - лазер? Он же не виден.

- Что?

- Лазерный луч в воздухе не виден, если не рассеивается на пыли, паре или других аэрозолях, - терпеливо повторил иностранец. - Почему сейчас он так заметен?

- Да к гхашам лазер! - директор снова попытался сдвинуть учителя с места - все с тем же нулевым эффектом. - Мы обязаны спуститься в убежище! Какой пример вы подаете ученикам?

- Здесь нет учеников, - Дратаев наконец-то повернул голову и с удивлением посмотрел на поскулившую Таню, которую била крупная дрожь. - А вы что здесь делаете?

- Мы за вами!

- Спасибо за заботу, Ваген Эйлович, но я должен досмотреть бой до конца. Мне очень важно проследить за нюансами. Заберите Таню и спускайтесь.

- Нет! Без вас - нет!

Несколько секунд иностранец молча смотрел на него, потом снова повернулся к морю, откуда накатывала туманная стена кольчона.

- Хорошо. Еще две минуты.

"Вакай, контакт. Координатор в канале. Прошу временно передать мне контроль за твоим чоки. Необходимо использовать активные сенсоры для зондирования чужих фантомов. Судя по визуальным наблюдениям, они существенно отличаются от аналогичных конструктов в космосе".

"Вакай в канале. Ты с ума сошел? Посторонние рядом, и я не могу от них избавиться. Засветишь меня раньше времени".

"Поправка: запрашиваю частичный контроль - только над сенсорными блоками. Я задействую радар и гравилокатор. Они не заметны для сторонних наблюдателей".

"Тогда валяй. У тебя две минуты, потом я должен спуститься в убежище".

"Обратный отсчет включен".

- Еще две минуты, - повторил иностранец. - Потом уйдем. Ваген Эйлович...

Он замер.

- В нашу сторону целеустремленно перемещается не менее двух десятков малых конструктов, - каким-то чужим голосом сообщил он.

Директор почувствовал, что по спине бегут мурашки. Он подошел к ограждению, наклонился вперед и пристально всмотрелся вдаль. Нет, ничего не видно.

- Малых? Сюда летят волюты? Тогда уходим немедленно! - он приобнял дрожащую Таню за плечи и повернулся к выходу на крышу. - Ну?

- Это не может оказаться совпадением. Я должен остаться. Забирайте Таню и спускайтесь в убежище. Немедленно!

- Но...

- Я взрослый человек, Ваген Эйлович! - раздраженно сказал иностранец. - Я могу сам отвечать за свои действия. Уходите, живо!

Директор скрипнул зубами. Идиот! Ну ладно.

- Пойдемте, Танечка, - он силой увлек за собой молодую учительницу навстречу по-прежнему тарахтящему тревожному звонку. - Пойдемте.

Та судорожно вцепилась в него и не отпускала, пока они не спустились до третьего этажа. Там директор мягко, но решительно освободился.

- Таня, спускайтесь в убежище, - приказал он. - Мне придется заняться другими делами.

- Я боюсь одна! - почти прошептала та, умоляюще вскинув взгляд.

Пытаясь найти слова ободрения, директор ласково провел рукой по ее голове, словно успокаивая ребенка. На его счастье, снизу вдруг донеслись возбужденные детские голоса, и два мальчишки, на вид класса из третьего-четвертого, через две ступеньки взбежали по лестнице.

- А с крыши вообще классно видно! - возбужденно говорил один из них. - Взрослые уже все в подвале заперлись... ой!

Вверх они не смотрели, и директор, качнувшись навстречу, ловко поймал обоих за шкирки.

- В подвале, молодые люди, запретесь вы, - ласково сказал он. - Госпожа Каварова, пожалуйста, возьмите детей и спуститесь в убежище немедленно. Вы меня слышите?

- Д-да... да-да, - кивнула та, распрямляясь. Похоже, профессиональный долг все-таки взял в ней верх над эмоциями. Молодец, девочка. - А ну-ка, ребята, со мной вниз, быстренько!

- У-у-у... - дружно застонали мальчишки. - Так нечестно...

- В дневники замечание захотели? - строго спросила учительница. - Родителей в школу? А ну-ка живенько!

Она ухватила мальчиков за руки и повела вниз по лестнице. На площадке она обернулась и бросила на директора единственный взгляд, в котором мешались мольба и страх, но тут же взяла себя в руки и пошла дальше. Директор быстро вошел в своей кабинет, нашарил в нижнем ящике стола большой ключ, дрожащими от возбуждения руками распахнул дверцы углового железного шкафа и замер.

Огнемет штатно полагался каждой школе с тех пор, как кольчонов три года назад начали сопровождать волюты. До сих пор Ойский полагал их изрядной глупостью: даже с учетом обязательной переподготовки по их использованию он даже и не предполагал, что когда-то использует оружие в настоящем бою. Два баллона с ремнями, редуктор, длинная штанга с распылителем - штука, смертоносная в умелых руках и чрезвычайно опасная для самого неумехи. Используемое в огнемете вещество, жидкость с головоломным названием и выворачивающим наизнанку тухлым запахом, в просторечии "черный керосин", самостоятельно вспыхивала на воздухе ярким и бездымным, но от того не менее вонючим пламенем. Попасть струей на человека означало превратить его в головешку, а уж чтобы устроить пожар, достаточно разок неловко дернуть штангой.

И вот теперь ему предстояло доказать, что он недаром дважды в год тратит по целому дню в компании других таких же хилых интеллигентных учителей. И все из-за невесть откуда свалившегося ему на голову иностранца.

Из-за плохо подогнанных ремней тяжелые баллоны били его по спине все время, пока он шагал вверх по лестнице, сначала на четвертый этаж, а потом на крышу. Там ничего не изменилось. Иностранец по-прежнему стоял у ограждения и напряженно всматривался в сторону моря. Береговые батареи грохотали непрерывно, над окружающими город холмами поднимались целые облака белого дыма. Реактивные трассы и копья лазерных пушек протыкали кольчона уже с трех направлений. Чудовище выло и корчилось, но упорно продолжало приближаться. Еще немного, и его белая туша накроет порт и нижние районы, отсюда не видимые. Он слишком велик! Такого не удастся остановить своими силами. Где же авиация? Еще немного - и погибнут сотни, а то и тысячи людей.

Дратаев резко обернулся.

- Зачем вы вернулись? - сердито спросил он. - Малые конструкты появятся через полминуты. Вон они, видите?

Он вытянул руку, и похолодевший директор различил в паре сотен метров быстро приближающееся серое полупрозрачное облако, блистающее искрами огненных капель. Ну что же... Он с усилием сдвинул предохранитель огнемета, плохо слушающимися руками направил распылитель в небо и нажал на тугой спуск. С конца штанги сорвался длинный сноп пламени, и тут же вокруг завоняло. Действует.

- Сергей Миртаевич, - напряженно сказал он, - отойдите назад и спускайтесь в убежище. Я встречу волют.

- К-ссо... - сквозь зубы прошипел чужак. - Вы что, сумасшедший? Они не причинят мне...

Он замолчал, повернулся и с размаху ударил кулаком по ограждению. То глухо загудело, и конец верхнего прута ограды внезапно отломился. Ухватив его за конец, иностранец ударил кулаком по другой стороне, и прут оторвался полностью. Дратаев ухватил его на манер сабли и несколько раз со свистом махнул в воздухе.

- Постарайтесь не сжечь ненароком школу, Ваген Эйлович, - сухо сказал он.

"Координатор, если чужие фантомы и в атмосфере уязвимы к кинетическому воздействию, их можно забить ногами. Передаю куклу под твой контроль, у тебя лучше получится".

"Контроль у меня. Цель действий?"

"Защита придурка с огнеметом, который того и гляди случайно меня подожжет. Воздержись от сценариев, способных разрушить мою легенду. Не подставляйся под удары, в частности".

"Принято. Тактика определена, готов действовать".

Возможно, в другой ситуации Ваген и задумался бы над тем, каким образом иностранцу удалось двумя ударами разбить на совесть сваренное из арматуры ограждение, но сейчас все его внимание занимали приближающиеся волюты. Несколько ударов сердца - и вокруг крыши закружились большие туманные спирали. Их формы текли и изменялись, неизменным оставалось только одно: горящая в центре искра. Ваген никогда раньше не видел их так близко, разве что по телевизору, и теперь зачарованно их разглядывал. Ну, все. Сейчас они нас заплюют. И чего меня вдруг потянуло геройствовать? Оставил бы иностранца с ними целоваться, если ему так хочется...

Две или три волюты и в самом деле сходу плюнули огнем. Ваген машинально качнулся в сторону, но на расстоянии они толком прицелиться на смогли, и искры ударились о стену высоко над головой. На голову посыпалась бетонная крошка. Стиснув зубы, он нажал на спуск и провел в воздухе длинную огненную дугу, разумеется, никого не зацепившую: слишком далеко. На фоне грохота пушек, воя сирен и стенаний кольчона он различил стрекот приближающегося вертолета. Если повезет, спецназ окажется здесь раньше, чем волюты решатся напасть. Ему нужно всего лишь отпугивать их еще несколько минут. Он выпустил еще один клуб пламени, потом еще один. Летите отсюда, твари, здесь нет ничего для вас интересного. Мы опасные и невкусные...

Чудовища и в самом деле нападать не торопились, словно испугавшись угрозы. Они роились вокруг крыши серым облаком, не улетая и не спускаясь. Вот сразу несколько, вдруг спикировав вниз, синхронно плюнули искрами в неподвижно замеревшего иностранца. Ваген дернулся, но Дратаев как-то небрежно сдвинулся в сторону. Плевки взорвались на битумном покрытии крыши, проделав в нем крупные, в два кулака, ямы, а Дратаев одним сложным слитным движением взмахнул над головой своим прутом, а потом, закрутив его вокруг центра, метнул вверх. Две рассеченные ударами волюты, так и не выйдя из пике, комками неопрятного серого желе с неприятным чмоканьем плюхнулись на битум и замерли, искры у них внутри потухли. Третья волюта попыталась резко уйти в сторону, но попала под удар бешено крутящегося прута, сейчас напоминающего темный полупрозрачный диск, и тот словно расплескал ее на мелкие капли, тут же испарившиеся в воздухе. Два оставшихся чудовища взмыли вверх и затерялись среди стаи. Иностранец, вскинув руку, перехватил прут в воздухе и снова замер, словно статуя копьеносца.

Ваген сглотнул. Ну ничего себе... Он снова выпустил в воздух несколько клубов пламени, и волюты слегка отдалились, словно испугавшись. Две или три снова плюнули огнем с расстояния метров в пятнадцать, но опять промахнулись.

И тут рокот вертолета накатил шумной оглушающей волной. К звуку мотора добавилось новое резкое тарахтение, и еще две волюты, попавшие под выстрелы, рассыпались мелкими испаряющимися каплями. Ваген боком сместился к краю будки, закрывающей выход на крышу, и быстро глянул назад. Вертолет побережного спецназа приземлялся на дальнем краю крыши, и с него уже спрыгивали фигуры людей в касках и бронежилетах. Они пробегали несколько шагов, падали на битум и тут же начинали стрелять. В воздухе замелькали огненные веера трассирующих пуль. Они насквозь прошивали чудовищ, и те вспыхивали призрачным пламенем, рассыпаясь по крыше огненным, но ничего не поджигающим дождем. Через несколько секунд три оставшихся спирали синхронно, словно по чьему-то приказу, резко спикировали вниз, на иностранца, и снова плюнули. История, однако, повторилась в точности: бессмысленные дырки в битумном покрытии, резкие взмахи прутом и отвратительные капли не то желе, не то слизи, растекающиеся по крыше.

"Здесь координатор. Опасность для объекта защиты ликвидирована. Возвращаю контроль над куклой. Активное сканирование кольчона продолжаю. Запрашиваю анализ субстанции, оставшейся от чужих фантомов. В пальцах левой руки куклы сформирован сенсорный массив. Их необходимо поместить в остатки волют на срок не менее трех секунд".

Все. Кончено. Негнущимися пальцами Ваген потянул на себя рычажок предохранителя, автоматически - все-таки сказались тренировки - блокируя огнемет. Все кончилось, и он остался жив и даже невредим. Он бессильно оперся баллонами о стену. Колени ощутимо дрожали. Идиот. И он идиот, и иностранец. Все, в следующий раз чужак пусть дерется и подыхает самостоятельно, в одиночку. Чужак обернулся, уронил на крышу прут - и неожиданно показал Вагену большой палец, подмигнув. Тот шепотом выматерился. Выговор. Точно, выговор ему в приказе за несоблюдение субординации в... как бы сформулировать? В боевой обстановке? Глупо. Ладно, потом придумаю.

- Почему штатские не в убежище? - рявкнул над ухом командный голос. Рядом стоял, уперев в бок кулак, здоровенный солдат в камуфляжной форме и бронежилете. Штурмовую винтовку он небрежно держал другой рукой. - В героев играете? А ну, живо в подвал! Нараздавали шпакам огнеметов на нашу голову! Эй, ты! Ты что, сдурел? Отойди от слизи!

Ваген снова дернулся. Ну вот, стоило на секунду отвлечься, и дурак-иностранец продолжил попытки самоубийства. Он присел над одним из ошметков, оставшихся от волют, быстро скукоживающемся в размерах, и протянул к нему руку.

- Стой! - снова рявкнул солдат.

Поздно. Чужак сунул в слизь пальцы и замер. Директор стиснул зубы, ожидая вопля боли, но ничего не произошло. Солдат подбежал к учителю, сидящему на корточках, и тот спокойно посмотрел на него снизу вверх.

- Что-то не так, господин? - недоуменно спросил он.

- Твоя рука, - растерянно сказал солдат. - Ты что, ничего не чувствуешь?

Иностранец вытащил пальцы из слизи и растопырил их в воздухе.

- У меня все в порядке, - в доказательство он несколько раз сжал кулак. - А что я должен чувствовать?

- Слушай, дядя, у тебя что, пальцы из железа? - поинтересовался солдат. - Если сопли попадают на человека, у него сначала кожа сгорает, а потом нервы. Вот, - он резким движением задрал рукав, обнажив зловещего вида шрам через все предплечье. - Зацепило два года назад. Теперь рука от локтя до кисти ничего не ощущает, чуть не комиссовали.

- У меня все в порядке, - повторил иностранец, распрямляясь. - Спасибо за заботу, господин, но тебе не пора возвращаться к своим?

Солдат окинул его долгим внимательным взглядом.

- Мне-то пора, но вы двое - марш в подвал! - прежним командным голосом рявкнул он. - И имейте в виду, я на вас рапорт составлю. Заготовьте для комиссара по гражданской обороне хорошее объяснение, почему на крышу вылезли.

Он повернулся и затопотал ботинками по крыше в сторону вертолета, уже снова раскручивающего лопасти.

Дратаев отошел от края крыши и прислонился к стене будки возле дверей.

- Отсюда им нас не видно, - сказал он вслух. - Надеюсь, больше... как их, волюты?.. не появятся.

- Почему вы так упорно не хотите спуститься вниз? - устало спросил директор. Баллоны огнемета за спиной внезапно показались ему ужасно тяжелыми. - Как маленький ребенок...

- Я никогда раньше не видел нападения кольчона. Мне нужно зафиксировать его полностью. А вниз спускаться смысла уже не имеет, - иностранец ткнул пальцем в небо. - Авиация здесь.

Ваген запрокинул голову. В светлом небе за черными точками быстро тянулись белые полоски инверсионных следов. Бомбардировщики! Наконец-то! Четыре... шесть... восемь. И еще одна группа из шести следов чуть в стороне: истребители прикрытия уже начали пикировать вниз, в сторону взметнувшихся навстречу облаков волют. Вот уже можно разглядеть отблески утреннего солнца на фюзеляжах и светлые круги пропеллеров, с которых срываются полосы конденсата, становящиеся все бледнее и тоньше по мере приближения аппаратов к земле. Выровнявшись, истребители разошлись широким веером, и перед ними замелькали бледные следы трассирующих пулеметных очередей. Пули хлестнули по приближающимся волютам, разрывая их в клочья, словно облачка пара, но чудовищ оказалось слишком много. Многие десятки погибли от слаженного удара воздушных асов, но оставшиеся сотни сомкнулись перед самолетами, и те резко пошли вверх, пытаясь уйти от контратаки. Пятерым удалось благополучно уклониться, но шестой истребитель пронзил группу из множества волют, и за ним тут же потянулся черный дымный след.

Ваген до боли стиснул пальцы на штанге огнемета. Ну же, давай! Катапультируйся! Но летчик отчего-то медлил. Горящий самолет повернул в сторону приближающегося кольчона, и навстречу ему воспарила еще одна группа волют.

- Пилот пытается увести машину от города, - спокойно, словно рассуждая о погоде, произнес иностранец. - И, вероятно, протаранить кольчона, если сумеет до него дотянуть. В противном случае он направил бы машину к югу, и она упала бы в холмах за окраиной.

От поврежденного истребителя отделилось несколько мелких темных точек, и почти сразу он взорвался в воздухе. Огромный дымный клуб повис в воздухе, и только множество обломков широким веером сыпалось вниз. Где парашют? Неужели летчик не успел катапультироваться?

- Пилот погиб, - все так же сухо констатировал иностранец. - Ему следовало оставить самолет сразу же, как только он направил его в сторону от города. Геройство - замечательная вещь, Ваген Эйлович, вот только мертвые не способны подняться и вновь встать в строй.

И тут от идущих в вышине бомбардировщиков отделились и просыпались вниз небольшие тучки словно маковых зерен.

И кольчона накрыл ковер бушующего химического пламени.

Чудовище завыло с такой силой, что заложило уши. В дверных створках задребезжали стекла. Устремившиеся за уходящими истребителями стаи волют беспорядочно взвихрились и начали рассеиваться, словно клубы простого пара под жарким солнцем. На туманной поверхности кольчона среди пятен рукотворного огня вспыхнули призрачные голубые языки. Вот они взметнулись к небу колоннами, сплетающимися в один стремительно вращающийся смерч, расплескались по небосводу грибом - и погасли. Пылающий напалм осел вниз, к морю, и пропал из вида. Кольчон исчез, словно никогда и не существовал. Еще несколько секунд спустя заглохли сирены, перестали грохотать пушки, и голову стиснула глубокая, почти неестественная тишина, нарушаемая только по-прежнему дребезжащим в школьном здании тревожным звонком.

Ваген, тяжело дыша, смотрел на вновь ставший чистым горизонт. Самолеты разворачивались, уходя в сторону далекого аэродрома. Сердце колотилось от избытка адреналина.

- Занятия отменяются?

- Что? - директор непонимающе посмотрел на иностранца.

- У вас отменяются школьные занятия в такой ситуации? - осведомился тот как ни в чем ни бывало. - Или просто дают детям время, чтобы добраться до школы, и сдвигают уроки?

Директор представил себе, как его кулак с размаху врезается в невозмутимую физиономию идиота, ломает нос, разбрызгивает капли крови... и вздрогнул. Он никогда не считал, что насилием можно решать проблемы, но, видит Вегешот, какое же он сейчас испытывает искушение!

- Уроки проводятся обычным чередом, если только успевают появиться хотя бы три или четыре ученика, - сухо сказал он. - Но сегодня первый урок придется отменить во всех классах. Знаете, Сергей Миртаевич, нам нужно как следует обсудить ваше поведение. Вы совершенно возмутительно...

- Прошу прощения, но Таня одна в подвале, - перебил его нахальный иностранец. - Нам стоит спуститься и сообщить ей, что все закончилось.

- Она не одна. Со сторожем и несколькими детьми.

- Все равно. Она храбрая девочка, но не следует подвергать ее мужество излишним испытаниям. А по дороге вниз вы обстоятельно объясните мне, насколько я неправ.

"Вниманию Паллийской рабочей группы. Координатор в канале. Информационное сообщение. Важность: средняя.

Пересылаю для просмотра и анализа запись нападения кольчона на город Эйград, Ставрия. Запись выполнена сенсорным блоком основной куклы Вакая, находившейся примерно в трех с половиной километрах от передней кромки кольчона. Обращаю внимание на эффекты, возникающие при использовании лазерного оружия. Вопреки известным ранее законам физики из лазерного луча безо всяких видимых причин рассеивается от тридцати до девяноста пяти процентов энергии, словно при прохождении в густом аэрозоле. В то же время мощность засеченных лазерных орудий по крайней мере на три порядка превышает теоретически доступную цивилизации Паллы до Удара. Полученные данные анализируются, однако в очередной раз напоминаю, что полная модель аномального континуума все еще далека от совершенства, и последствия любых воздействий на Палле непредсказуемы. Рекомендуется предельная осторожность при активности, выходящей за пределы простого физического контакта с окружающей средой.

Резюмирую наиболее очевидные результаты наблюдения. Как и космосе, псевдовещество, формирующее чужие конструкты, средне уязвимо к кинетическому воздействию. Также оно крайне уязвимо к термическому воздействию, инициирующему дестабилизацию микровихрей и неконтролируемый их распад, в качестве побочного эффекта влекущий образование из окружающего воздуха низкотемпературной плазмы (голубое пламя над кольчоном на последних минутах сражения). Отмечена высокая эффективность боеприпасов объемного взрыва, сочетающего кинетические и термобарические воздействия. Полагаю возможным модификацию используемых кукол таким образом, что они смогут направленно канализировать большое количество тепла, используя его в качестве оружия против малых конструктов (местный термин - волюта).

Также обращаю особое внимание, что контакт фантомной субстанции конструктов с биологическими тканями разрушителен для последних. Непосредственное соприкосновение кольчонов и волют с людьми не допустимо ни при каких обстоятельствах. При угрозе прямого контакта с фантомной субстанцией следует укрывать людей в закрытых убежищах, не обязательно герметичных: субстанция обладает свойствами вязкого геля и не проникает в узкие щели. Субстанция не оказывает негативного воздействия на материалы и сенсоры наших тяжелых фантомов.

Дополнительная гипотеза: возможно, использование средств дистанционного сканирования, таких как радары и гравилокаторы, привлекает малых конструктов. Косвенным подтверждением является известная от информаторов привычка волют при первой возможности атаковать радиолокаторы и мощные передающие радиостанции. Предположение будет проверено на практике по мере возможности.

Конец информационного сообщения".

04.36.1231. Хёнкон

Отсюда, с башни бывшего диспетчерского пункта порта, вид на бухту открывался великолепный. Стоящее в зените солнце блестело на поверхности моря мириадами золотых брызг. Снаружи стояла жара, но здесь, внутри, остывшие за ночь бетонные конструкции и чудом уцелевшие стеклопакеты поддерживали относительную прохладу. Мариси любил подниматься сюда. Если прищурить глаза и попытаться не видеть тянущиеся внизу грязные запущенные пирсы и провалившиеся крыши ангаров, можно представить перед внутренним взором былую славу Хёнкона. Огромные контейнеровозы-мастодонты, медленно движущиеся по рейду, плавучие подъемные краны, перекладывающие бревна с массивных сухогрузов на прибрежные транспорты, шустрые пассажирские паромы, деловито спешащие во всех направлениях между Колуном, Поддой, Лантой и окрестными островами, треугольники парусов на яхтах далеко в море...

Но прошлое не вернуть. Сейчас на горизонте маячат только две точки: крейсеры-наблюдатели, которые Кайнань и Ценгань непонятно зачем держат на границе территориальных вод Хёнкона. Бывших территориальных вод не существующей больше страны. Мертвой страны, наглухо отрезанной от остального Могерата непроходимой стеной гор. Опозоренной навсегда страны, чей король вместе с правительством бежал в Ценгань одним из первых...

Давняя боль кольнула сердце, но еле слышно, как сквозь толстый слой ваты. Восемь лет. Восемь лет позора и унижения. Восемь лет среди нескольких тысяч рыбаков, контрабандистов и пиратов: всех, кто остался от трех миллионов населения самого крупного до Удара порта-государства в мире.

Протяжно завизжали несмазанные дверные петли, и Мариси обернулся. Наблюдатели вскинули автоматы, направляя их на дверь, но тут же опустили стволы и снова повернулись к окнам. Хиса Бисани, тяжело ступая изношенными армейскими ботинками по хрустящему слою мусора и лавируя между мертвыми пультами, приблизился и отдал честь.

- Кайтё, - хмуро сказал он, - мы их нашли.

Мариси вопросительно приподнял бровь.

- Троих пришили на месте, они пытались отстреливаться. Двоих взяли относительно целыми. После суда я приказал повесить их на втором пирсе, на крюках подъемных кранов. В назидание.

Смуглое лицо командора оставалось бесстрастным, но в глубине угрюмых черных глаз плавал немой вопрос.

- Все правильно, - Мариси дернул уголком рта, пытаясь изобразить поощрительную улыбку. - В Хёнконе только мы имеем право убивать. Верно, Хиса?

У двери презрительно цыкнули. Мариси перевел взгляд на появившуюся там женщину. Варуйко, по своему обыкновению, стояла, прислонившись плечом к стене, на ее вызывающей обтягивающей грудь майке виднелись свежие пятна крови.

- Что-то не так? - вежливо осведомился адмирал.

- Смешно видеть, как два самых крутых бандита в Хёнконе пускают сопли из-за нескольких крыс, - процедила та. - Я бы всех на месте кончила. Полевой суд, ха! Даже как цирк не годится.

- Здесь правила устанавливаю я. Если тебе что-то не нравится, можешь валить куда хочешь, - Мариси жестко прищурился. - Мы судим тех, кого берем живыми. А ты, пока работаешь на меня, подчиняешься моим приказам. Неужто за столько лет не усвоила?

- А если уйду? - дерзко осведомилась Варуйко. - Могу делать что захочу?

- В рамках моих правил. Нарушишь - кончишь как все. Ясно?

Девушка снова презрительно цыкнула и повела плечами. Против воли взгляд Мариси опустился на ее грудь с проступающими из-под тонкой ткани сосками. Нужно что-то с ней решать. Психопатка и безжалостная убийца, она слишком опасна даже для своих. Уже трое его людей порезали друг друга из-за ее заигрываний. К счастью, только чужие, не его старые бойцы, но все может измениться. Другой главарь банды на его месте уже давно прикончил бы помеху. Но если он хотя бы немного хочет прикрываться старым званием главнокомандующего, то обязан соблюдать хоть какие-то правила.

- Что, нравлюсь? - вызывающе спросила Варуйко, закидывая руки за голову, из-за чего ее грудь поднялась. - Хочешь, кайтё? Только скажи. Прямо здесь дам.

Адмирал скрипнул зубами.

- Если ты... - угрожающе начал он.

Однако его перебили самым бесцеремонным образом.

- Слышь, подруга, а куда ты ему дашь? - осведомился насмешливый голос. - В морду или по яйцам? А то ведь оманко у суки вроде тебя наверняка запаяна наглухо.

Девушка резко крутнулась, выхватывая нож из прицепленных к предплечью ножен, но выступившая из дверного проема фигура легко уклонилась от выпада. Удар основанием ладони в лоб отбросил Варуйко на несколько шагов. Тело девушки с закатившимися глазами перевалилось через металлический стол, рухнуло на пол и замерло неподвижно.

- Интересные люди у тебя в команде, адмирал второго класса Мариси Мигото, - все тем же насмешливым тоном проговорил чужак, выступая из тени и поигрывая ножом, только что бывшим в руках Варуйко. На катару он говорил отлично, но чувствовался в его речи какой-то едва уловимый иностранный акцент. - Что, проблемы с кадрами?

- Кто ты такой? - угрожающе спросил Хиса. Он уже держал незнакомца под прицелом пистолета. Оба наблюдателя последовали его примеру, взяв чужака на мушку. - Ты не из наших. Как ты попал в штаб?

- В штаб? - удивился чужак. - Ближайшая регулярная воинская часть, насколько мне известно, по крайней мере в сотне цул отсюда, в Ценгане. А здесь я вижу только старые загаженные руины да кучку бандитов, досих пор почему-то полагающих себя вооруженными силами Хёнкона.

- Завалить его, кайтё? - негромко спросил Хиса, оглядываясь. - Он нарывается...

- Погоди, - качнул головой Мариси. Он неторопливо подошел к незнакомцу и остановился на расстоянии протянутой руки. Ножа он не боялся: несмотря на свои пятьдесят четыре года он все еще с легкостью мог вырубить в рукопашном бою любого, кроме раз что Хисы и еще пары своих подчиненных. - Кто ты такой?

- Зависит от точки зрения, - усмехнулся тот. - Поглядишь так - и я твоя смерть. А эдак - может, и спасение. Все от тебя зависит. Я, конечно, представлял себе, что здесь плохо, но что настолько хреново...

- Значит, любишь поговорить? - обманчиво-мягким тоном осведомился адмирал. Любой из тех, кто сейчас населял Колун и Подду, постарался бы сбежать подальше, заслышав такие нотки в его голосе, но чужак, похоже, явился откуда-то извне. И то верно - слишком наглый для местного.

- Люблю, - согласился чужак, рассеянно почесывая кончиком ножа щеку. - Давненько не доводилось, понимаешь ли. Вот и...

Мариси резко пнул его в живот, чтобы потом, когда тот согнется, добить ударом локтя сверху в голову. Пинок, однако, пропал даром: ботинок пронзил воздух, а когда адмирал попытался восстановить равновесие, чужак шагнул навстречу и резко ударил его в солнечное сплетение. В глазах помутилось, и когда адмирал пришел в себя, оказалось, что его рука до боли в суставах завернута за спину, а чужак, стоя у него за спиной, прижимает нож к горлу.

- Эй, ты! - гаркнул Хиса. - Отпусти кайтё, живо! Ты что, надеешься сбежать отсюда?

- Расслабься, парень, - посоветовал ему голос чужака из-за спины. - Если бы я хотел вас убить, здесь уже не осталось бы ничего, кроме трупов. Но у меня другие намерения. Пока.

Сильная рука пихнула Мариси сзади, и пока тот разворачивался, чужак уже успел отступить на пару шагов.

- В следующий раз, адмирал, когда решишь мне врезать как следует, лучше врежь себе, - сказал он. - А то я ведь могу и руки-ноги повыдергивать за нарушение субординации. Буквально повыдергивать.

Он сделал небрежное движение кистью, и нож в его руке исчез - чтобы с глухим дребезжащим ударом возникнуть в чудом сохранившемся на стене диспетчерской обломке деревянной панели.

- Однако я и в самом деле представлюсь, пока вы друг друга не перестреляли, пытаясь в меня попасть. Меня зовут Сторас Медведь, и я новый регент Хёнкона.

Адмирал ошарашенно захлопал глазами, пытаясь осознать сказанное. Регент? Слишком грубо для шутки, и слишком глупо, чтобы оказаться правдой. Он что, сумасшедший? Если так, то он слишком хорошо дерется, его необходимо немедленно нейтрализовать...

- Я не сумасшедший, - прежним насмешливым тоном проинформировал его чужак. - Я вполне себе в здравом уме. И я действительно регент Хёнкона. Ты ведь еще помнишь руку короля? На, ознакомься.

Небрежным движением он извлек из кармана легкой камуфляжной куртки мятый конверт и протянул его Мариси. Тот осторожно взял его, словно готовую взорваться бомбу. Если это не какая-то дурная шутка и не провокация со стороны конкурентов... да каких там конкурентов! Нет никого, кто рискнул бы так шутить с ним. Он осторожно отогнул незаклеенный клапан и извлек плотный лист бумаги кремового цвета.

Королевский герб Хёнкона бросился ему в глаза сразу же, как только он развернул лист. И почерк... он прекрасно его знает!

"Декрет. Всем Моим подданным на территории королевства Хёнкон, а также за его пределами. Мы, Тадаосий Фумитарака, Король по праву крови и властью всех богов Пантеона, повелеваем назначить новым правящим регентом Нашего королевства паладара Стораса Медведя с передачей ему всех королевских регалий и права распоряжаться жизнью и смертью подданных. Право регентства переходит по наследству потомкам Стораса Медведя либо передается выбранному правящим регентом лицу в течение 499 лет с данного момента.

Собственноручно подписано Нами 01.36.1231. Тадаосий Фумитарака".

Карминный отпечаток Большой королевской печати ярко горел на бумаге даже в полумраке бывшей диспетчерской. Мариси перечитал текст еще на раз. Невероятно. Никогда. Не может быть. Что такое "паладар" и откуда этот Сторас Медведь свалился им на головы?

- Шеф? - напомнил о себе Хиса. Он вместе с наблюдателями все еще держал чужака на мушке.

- Убрать оружие, - хрипло сказал адмирал. - Ты! - он исподлобья взглянул на чужака, терпеливо разглядывающего потолок. - Зачем ты приволок мне подделку? Думаешь, я куплюсь?

- Подделку? - хмыкнул тот. - А что насчет печати?

Он извлек откуда-то из-за пазухи плоскую черную коробку и открыл. На черном бархате заструилась радужными голографическими разводами толстая круглая пластинка. Мариси не сдержал изумленного вздоха, и услышал как сдавленно охнул Хиса. Большая королевская печать! Настоящая печать! Неужели?..

- Самого короля предъявить не смогу, уж извини, - слегка ухмыльнулся чужак. - Он почему-то наотрез отказался возвращаться в родную страну даже в обмен на гарантии безопасности. Похоже, ему и при дворе Ценганя очень неплохо живется. Могу, конечно, тебя туда отправить, только вот ты почему-то в розыске на всем Могерате как особо опасный преступник. Максимум, куда доберешься - тюрьма в первом же городе, где высадишься на берег. А у нас пока что маловато влияния, чтобы людей из тюрем вытаскивать, даже своих.

- Кайтё, что происходит? - встревоженно спросил Хиса. Пистолет он опустил, но в кобуру не убрал, переводя недоуменный взгляд с адмирала на печать и обратно. Ах, да. Мариси протянул ему декрет и потянулся за печатью.

- Не-не-не! - чужак резко отдернул руку, захлопнул коробку и спрятал ее. - Извини, но посторонним трогать нельзя.

- Я не посторонний! - огрызнулся адмирал. - Я главнокомандующий...

- Несуществующими вооруженными силами мертвой страны? - ехидно переспросил чужак. - Угу, я заметил, что ты так считаешь. Осведомители ценганьской внешней разведки сообщали о твоих тараканах. Но я пока что рассматриваю тебя как обычного рэкетира, давным-давно использовавшего остатки авторитета, чтобы стать самым крутым бандитом в окрестностях. Ты, конечно, волен думать, что собираемые твоими людьми "налоги" идут на поддержку порядка, но на деле речь идет об обычной дани. Бандит - он и есть бандит, пусть даже здесь нет другой власти.

Кровь бросилась Мариси в голову.

- Да, королю легко так считать! - огрызнулся он, сжимая кулаки. - Он-то бежал из страны со всей казной сразу, когда узнал, что перевалы не расчистить. Я, может, и бандит, да только он - никто! И его декреты - пустые бумажки! Что тебе нужно от меня, "регент"?

- Мне, если честно, плевать на вашего короля, - пожал чужак плечами. - Куда и когда он сбежал, меня не касается. Я видел его единственный и, если несбыточно помечтать, последний раз в жизни. Главное, что он с большим удовольствием продал право первородства за тридцать килограммов золота. Мировому совету такого окажется вполне достаточно, чтобы признать легитимность нового правительства.

- Чего?

- Нового правительства. Могу тебя обрадовать, адмирал: в качестве базы для пиратов, бандитов и контрабандистов Хёнкон доживает последние дни. В ближайшее время мы начнем наводить здесь порядок. Нормальный порядок, а не кровавый бардак, находящийся сейчас под твоим блистательным управлением.

Мариси внезапно стало жарко. Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Неужели свершилось? То, о чем он втайне мечтал много лет? Восстановление былой славы страны, некогда гремевшей на всю планету...

- Но перевалы... - пробормотал он осипшим голосом.

- Перевалы мы откроем, если потребуется, не переживай. Возможно, и не потребуется - нам нужна изолированная база с минимизацией расходов на пограничную охрану. Вопрос в другом, адмирал...

Чужак... нет, регент. Правящий регент подошел к панорамному окну диспетчерской и принялся рассматривать порт и море. Затем обернулся, черный силуэт на фоне искрящихся солнечных капель.

- Вопрос в другом. Первый же декрет, который я опубликую, лишит гражданства Хёнкона всех, кто его имел ранее. Тебя и твоих людей в том числе. И каждому негражданину потребуется мое личное разрешение на пребывание в стране. Получишь ли такое разрешение ты, отдельный вопрос. Да, когда-то ты являлся главнокомандующим вооруженными силами. Твой патриотизм, заставивший тебя остаться, когда остальные бежали, идет в плюс. Но раз опустившись до бандита, человек с большим трудом выкарабкивается назад. Скажи мне, адмирал...

Регент все так же медленно подошел к Мариси, и тот инстинктивно, давно, казалось бы, забытым движением, вытянулся по стойке смирно, заложив руки за спину.

- Скажи, адмирал, ты готов вылезти из шкуры, сотрудничая с нами, чтобы снова заслужить гражданство своей страны?

- С вами - это с кем? - осведомился со стороны Хиса, в чьем голосе мешались недоверие и какое-то странное радостное возбуждение.

- С паладарами. Кто мы такие, узнаете в свое время, а пока что я жду ответа.

- Я несу ответственность за своих людей, - Мариси ощущал, что противоречивые чувства разрывают на части и его самого. - Я не стану выслуживаться в одиночку.

- Надо же, еще на службу вернуться не успел, а уже торгуется! - усмехнулся регент. - Адмирал, службу безопасности я укомплектую своими... м-м, устройствами. Но мне потребуется сколько-то местных, хорошо знающих окрестности. Если ты готов поручиться за кого-то из своих и собственной головой отвечать за их проступки, я готов рассмотреть кандидатуры. Список продумаешь и передашь мне не позже завтрашнего утра.

Раздался стон, и на полу зашевелилась приходящая в себя Варуйко.

- Ххаш... - пробормотала она, медленно садясь и осторожно ощупывая голову. - Башка-то как трещит...

- Ее ты тоже хочешь оставить? - поинтересовался регент. - Она на твоих солдат не слишком походит. Молодая слишком.

- У меня десяток человек прибившихся. Она из них.

- И за всех ты готов поручиться?

- Нет. Ни за кого. Ее выбросить в первую очередь. Она свихнувшаяся психопатка. Никогда не знаешь, выполнит она приказ или тебя ножом ткнет.

- Понятно. Ну, дело твое... секунду! - регент вдруг поднял ладонь и замолчал, склонив голову набок, словно прислушиваясь.

"Сторас, контакт. Координатор в канале. Строение лица и черепа находящийся перед тобой женщины заставляет предположить фамильное сходство с одним из потенциальных кандидатов. Запрашиваю взятие генетического образца. Оптимальный вариант - клетки слизистой оболочки рта либо образец крови".

Внезапно регент присел на корточки перед осоловело глядящей на него Варуйко и бесцеремонно сунул палец ей за щеку.

"Образец получен. Приступаю к анализу. Отбой".

- Как ее зовут, адмирал? - осведомился регент, распрямляясь.

- Варуйко Сэйторий, - адмирал озадаченно посмотрел на нового правителя страны. Он что, извращенец? Или для чего ей руку в рот засунул?

- Вот как... Знаешь, погоди-ка от нее избавляться. Она может мне пригодиться. Держи под присмотром и проследи, чтобы никого ненароком не убила. Вопросы есть, адмирал? Такие, на которые я смогу ответить за минуту? Или нет, потом задашь. Сейчас мне нужно на пик подняться, - регент кивнул в сторону виднеющейся в окне Подды, - и кое-что там установить. Но ты мне так и не ответил. Ау, ты не заснул от счастья?

- Не ответил?

- Я спросил - готов ли ты вылезти из шкуры, чтобы снова стать полноценным гражданином своей страны?

- Я готов сделать все, что не противоречит чести офицера, Сторас-атара. Не больше и не меньше.

- Другого не прошу, - регент хлопнул его по плечу. - Письменный контракт подпишешь сегодня же. Но смотри, адмирал, мне на контракты и прочие формальности, в общем-то, наплевать. Пока честно делаешь свое дело, ты в команде. Если предашь, с заблокированной памятью вылетишь пробкой куда-нибудь на Фисту, в тамошних джунглях с комарами и крокодилами воевать. Я пойду прогуляюсь, часов в девять появлюсь опять. Тебе задание: до вечера продумать, за кого из своих ты поручишься, а также набросать план зачистки местности. Колун, Подда и Ланта - в первую очередь, но в целом через декаду в Хёнконе не должно остаться ни одного человека из тех, кто есть сейчас. Те несколько сотен рыбаков, кто пытаются выживать честно, получат компенсацию на переселение в Ценгань или Кайнань по своему выбору, с их властями все согласовано. Остальные должны убраться самостоятельно. Скорее всего, в соседних странах их перестреляет или арестует полиция, но мне их судьба не интересна. Нужно довести до них простую мысль: не исчезнут добровольно - сдохнут, и без вариантов. Да, и если обнаружишь похищенных людей, освободи и окажи первую помощь. Потом разберемся, как домой вернуть.

- Да, атара! - Мариси отдал честь. - Хиса!

Он протянул руку, и командор вложил в нее лист бумаги.

- Твой декрет, Сторас-атара.

- Оставь себе, - отмахнулся регент. - Молекулярный дубликатор таких сколько нужно наштампует.

- Что наштампует?

- Командир!

Ввалившийся в диспетчерскую боец еле держался на ногах. Его каска куда-то пропала, левый глаз заплыл, а на щеке виднелась длинная свежая царапина. Он уцепился за косяк, чтобы не упасть. Мариси с изумлением опознал в нем Кидзи Рюраби, стоявшего на часах внизу, у входа в вышку. Кто его так отделал?

- Командир! На меня... - Единственным открытым глазом Кидзи уставился на регента и замолчал. - Кайтё, он меня вырубил!

Он потянул из кобуры пистолет.

- Отставить! - гаркнул Мариси. - Почему оставил пост? Почему не вызвал подмогу по рации?

- Я пытался тебя вызвать... - растерянно пробормотал солдат. - Сплошные помехи, твоя рация не отвечает...

- И потому ты на карачках пополз сюда вместо того, чтобы связаться с дежурной группой, или что тут у вас? - саркастически осведомился Сторас Медведь. - Я, конечно, тебя сильно приложил, но ведь не до сотрясения мозга же! И потом, часовой средь бела дня на двадцать минут пропал из виду, и хоть бы одна собака озаботилась проверить! Это, адмирал, - он глянул на Мариси, - к вопросу об уровне компетентности твоих людей. Насчет помех не волнуйся, я уже отключил глушилку. Все, я пошел. Своим людям обо мне сообщи, чтобы недоразумений избежать.

Он бросил короткий задумчивый взгляд на поднимающуюся с пола Варуйко, все еще потряхивающую головой, и вышел, легко протиснувшись между косяком и Кидзи.

Мариси зашипел сквозь зубы. Несколько секунд он всерьез раздумывал о том, чтобы добавить незадачливому часовому еще пару плюх сверх полученных от регента, но потом усилием воли взял себя в руки. Хиса Бисани и забывшие о своих обязанностях наблюдатели напряженно смотрели на него.

- Кайтё, - неуверенно спросил Хиса, - он действительно регент?

- Я знаю ровно столько же, сколько и ты, - Мариси снова посмотрел на зажатую в руке бумагу. - Почерк - королевский. Печать настоящая, и на декрете, и в футляре. Остальное ты слышал.

- А если печать краденая? Вдруг конкуренты...

- Я слышал, что Большая королевская печать хранилась в сокровищнице Ценганя. Если он в состоянии что-то спереть оттуда, мы ему не конкуренты.

- А он что, Большую печать спер, кайтё? - осведомилась Варуйко, осторожно ощупывая лоб, на котором уже выросла заметная гуля. - Что он вообще за хрен?

- Тихо! - сухо произнес адмирал. - Я считаю, что мы имеем дело с настоящим регентом Хёнкона, пока не доказано обратное. Если он обнаглевший самозванец, он плохо кончит, очень плохо, но сейчас я подчиняюсь ему.

- Регент Хёнкона! - Варуйко присвистнула. - Я что-то пропустила, пока в отключке валялась? Интересно, если его захватить и продать, сколько дадут?

- Да уж ты захватила один раз! - хмыкнул Хиса. - Кайтё, а ведь если бы он хотел, то действительно бы нас всех кончил.

- Если бы он меня со спины не вырубил... - ощерилась девица.

- Тихо! - оборвал ее Мариси. - Нож свой забери, - он кивнул в сторону торчащего из панели оружия. - И ты больше не участвуешь в операциях до моего особого распоряжения. Тихо сидишь в казармах в резерве и не рыпаешься.

- Да пожалуйста, - деланно-равнодушно пожала плечами Варуйко, хотя в ее глазах мелькнули злые искры. - Мне же спокойнее.

Она подошла к стене, ухватила за рукоять ножа и дернула, но тот даже не пошевелился. Изумленно посмотрев на соскользнувшую ладонь, девушка ухватилась за рукоять обеими руками и с силой потянула, но лезвие сидело прочно. Несколько раз с усилием качнув его вверх-вниз, она все-таки высвободила нож из дерева, осмотрела и сунула в ножны на предплечье, застегнув страховочный ремешок. Мариси наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. Слабачкой она никогда не являлась, так что остается лишь догадываться о силе метнувшего. Да и догадываться не нужно: кисть и шея адмирала все еще чувствовали железную хватку чужих рук.

Странный пришелец. Очень странный. Но вряд ли самозванец. Слишком сложно для примитивного полупервобытного общества, сложившегося в Хёнконе в последние годы. Регент, настоящий или фальшивый, вполне мог в одиночку убить всех, здесь находящихся. Не потребовалось бы даже его умение драться, хватило бы одного пистолета с глушителем, дополненного внезапностью нападения. Кто такие паладары, свободно разбрасывающиеся десятками килограммов золота, и что они забыли в Хёнконе, еще предстоит понять. Но позже. Сейчас есть одно совершенно неотложное дело.

- Хиса, - сказал он, - проверь, рация работает?

- Сейчас...

Командор достал из-под камуфляжной куртки увесистый черный кирпич, вытянул антенну, щелкнул переключателем и приложил устройство к уху.

- Окунь-четыре, здесь Окунь-два, - проговорил он. - Проверка связи... Все в порядке, кайтё, - сообщил он, выслушав неразборчивое шипение из динамика. Работает в обе стороны.

- Общий вызов командиров отрядов. Передай, что у меня есть экстренное сообщение.

"Паллийская рабочая группа, Сторас в канале. Информационное сообщение. Важность: низкая.

Добрался до Хёнкона, вошел в контакт с адмиралом. Первое впечатление более-менее нейтральное, план с ликвидацией откладываем. Он может оказаться полезен.

Приступил к первичному обследованию местности. С тактической точки зрения позиция действительно хорошая, климат удовлетворителен несмотря на конец весны. Постройки в порту и городе на удивление хорошо сохранились. Но что-то здесь не стыкуется. Если перевалы действительно разрушены и завалены землетрясением под хребтом, здания развалились бы в щебень. А у них всего лишь провалились крыши и вылетели стекла, да и то не у всех. Палек, появится время - проверь данные, пересланные координатором. Тебе как строителю понятнее.

Добавляю в план среднесрочных работ обследование бывших перевалов, чтобы проверить версию о непроизвольной детонации намеренно заложенных зарядов. Если она верна, кто знает, какие еще сюрпризы из прошлого ждут нас на территории.

Конец сообщения".

06.36.1231. Кайтар, Барна

Предпоследний урок, музыку, заменили внеочередным тестом - все из тех же, новых. Кирис даже и не знал, что делать - радоваться или злиться. С одной стороны, пел он примерно так же хорошо, как и рисовал, то есть достаточно прилично, чтобы пугать маленьких детей на ночь глядя. Да и бесконечные заунывные симфонии и прочие сонаты с заезженных лент, которые музичка крутила на большом катушечном магнитофоне, вызывали у него лишь неудержимую зевоту и слипание глаз. Отмене музыки он мог только радоваться. С другой - ну что к нему привязались? Ну ладно, другие, может, и получат какие-то баллы, а от него-то чего ждут? Что он больше всех наберет и приз получит? Ха. Я хулиган и последний ученик, курю за школой, огрызаюсь на учителей и больше двадцатки за тест в жизни не набирал. Ну, если не считать географию. Отпустите меня домой, а?

Не отпустили, разумеется. Тесты раздавала директриса, тетка суровая, но справедливая: если и давала по ушам, то всегда за дело, никогда только из-за репутации. Она прошла между рядами ступенчатого музыкального зала, раздавая бумаги. Рядом с Кирисом она задержалась, пробуравила его взглядом, задумчиво пожевала губами и еле слышно хмыкнула. Потом она вытащила лист не сверху стопки, а снизу, и шлепнула его на парту. Точно так же она задержалась перед Фуоко и еще тремя парнями и девчонками, и листы им тоже достались снизу. Но Рисе - Кирис специально проследил - она дала тест, как и остальным, сверху. Та невозмутимо взяла его и тут же побежала по строчкам карандашом. Если снизу дают какие-то особые тесты, почему новой школьной звезде дали обычный?

Из класса директриса не ушла, усевшись на стул в углу. Нет, под ее взглядом волынить не получится. Тяжело вздохнув, Кирис написал вверху формы свое имя и скучающе пробежался глазами по заданиям. Какие-то квадраты с вписанными буквами и числами, строчки слов с пропусками, группы дурацких фигурок, опять последовательности слов и чисел... Похоже лист достался Кирису от какого-то другого неудачника, бросившего решать в самом начале: в первом задании виднелись плохо стертые карандашные следы. Кирис пригляделся. "Даны два ряда: а, цейс, раез; диез, о, ... Завершите второй ряд". И карандашом - буквы, а рядом с ними цифры. Хм. Единица рядом с "а", двойка - с "диез", тройка - с "цейс"... Алфавит с номерами букв? Тогда если переписать буквы в задании как цифры, то выйдет, что в первой строчке ряд 1, 3, 5, а во второй - 2, 4,...? Шесть, наверное. То есть "вес". Чушь какая-то для первоклассников.

Во втором задании потребовалось убрать лишнее слово из списка. Его Кирис вычислил сразу - круг, единственная геометрическая фигура без углов. В третьем снова потребовалось переводить буквы в цифры, хотя над последовательностью пришлось поломать голову. В четвертом просили завершить слова, в шестом - найти лишнюю фигурку...

Незаметно для себя Кирис увлекся тестом, словно игрой. Некоторые задания он пропускал, потому что решительно не понимал, что с ними делать. Над некоторыми пришлось крепко задуматься, а часть хотя он и понял, как решать, но довести до конца не сумел. Добравшись до конца, он вернулся назад, к пропущенным задачам, и принялся снова ломать над ними голову.

Затарахтевший звонок оказался для него полной неожиданностью. Он растерянно оглянулся. Уже прошел урок? Одноклассники вокруг него крутили головами, разминая шеи и тихо переговариваясь. Директриса поднялась и пошла по рядам, собирая задания. Глянув на лист Кириса, она задумчиво покивала, но не сказала ни слова и двинулась дальше.

- Какие-то совсем заумные задачки попались, - неподалеку тихо пожаловался Катоха Котте. - Как такие решать? Мы им что, в университете, чтобы с такими синусами и тангенсами возиться? Они на кого вообще рассчитывают, на гениев?

- Да уж не на дебилов типа вас! - презрительно, по своему обыкновению, бросила протискивающаяся мимо Фуоко. - А я, к вашему сведению, и с производными все решила. Тоже мне, умники!

- Ах, дэйя Деллавита! - закатила глаза Пьона. - Вы такая умная! Вот бы я так умела!

- Да-да! - немедленно поддержала Арческа. - Я и двух задач не решила! Я так вам завидую! Тригонометрия такая сложная!

Тригонометрия? Производные? Они вообще о чем? А, неважно. Кирис оглянулся. В дальнем углу Риса с непроницаемым лицом как раз протягивала свою работу директрисе. Тот даже не глянула на нее, небрежно сунув в общую груду. Ну конечно! Наверняка уверен, что та решила все полностью. Или Риса опять знала ответы? А откуда, кстати?

За последние пять дней Риса стала главной новостью школы. Кирис ловил ее имя в шепотках, когда шлялся по коридорам всех классов начиная с пятого. Может, сплетничали и младшеклассники, но они учились в отдельном крыле, куда Кирис не совался. Отношение к ней в школе складывалось странное. Каждый из учителей вызвал ее по разу, и каждый раз она отвечала, словно читала на память учебник страницу за страницей. Больше ее не трогали. Многие ученики, в том числе Пьетта и Катоха, ей откровенно завидовали несмотря на статус иностранной сиротки на государственном попечении. Другие считали ее задавакой и, непонятно почему, ябедой. Однако большинство сходилось во мнении, что если она останется в школе, то в следующем учебном году с легкостью вытеснит Фуоко с места первой ученицы потока. А с легкой руки Котты к ней прочно прилипла кличка "гостья из будущего", хотя в глаза ее так никто ни разу не назвал.

Сама Риса держалась замкнуто и слегка отчужденно. Несколько раз Кирис видел ее в укромных уголках коридоров и на крыше, о чем-то разговаривающую с девчонками и мальчишками из разных классов. Но обычно на переменах она не участвовала в девчоночьих разговорах, а тихо сидела за партой, листая учебники с библиотечными штампами, каждый раз новый и по другому предмету. И еще она никогда не отказывалась объяснить, как решить головоломную задачку или правильно нарезать редис и говядину для лапшичного супа. Однако когда Навона пристал к ней, клянча списать домашку по геометрии, она отшила его решительно и бесповоротно.

- Я научу тебя чему хочешь, - спокойно, но так, что все в классе услышали, сказала Риса, - сколько бы времени и сил мне ни потребовалось. Но сажать никого себе на шею я не собираюсь. Работай собственной головой.

- Да кому ты нужна, жмотина! - обиделся Навона. Он даже занес руку, чтобы отвесить Рисе щелбан, но тут Кирис ткнул его кулаком в почки: несильно, но ощутимо.

- Отлезь от нее, - предупреждающе произнес он. - В последний раз предупреждаю.

Навона с ощутимым лязгом зубов захлопнул пасть и поспешно ретировался, бросив на Рису злобный взгляд. Та ничего не сказала, только кивнула Кирису и слегка ему улыбнулась в знак признательности. На том все и закончилось. Кирис уже несколько раз намеревался подойти к ней и поговорить по душам как с землячкой, но его удерживала какая-то необъяснимая робость.

Фуоко тоже вела себя странно. После первого дня она, казалось, полностью игнорировала новенькую, хотя изредка чуть слышно фыркала, встречаясь с ней в проходах на переменах. Однако несколько раз Кирис замечал, так стерва-принцесса исподтишка наблюдала за Рисой, а однажды вроде даже как сделала движение, чтобы приблизиться, но тут же развернулась и выбежала из класса. Она даже почти перестала по каждому поводу ругаться с Кирисом и реагировать на его ехидные реплики, так что тот даже заскучал. Кто бы знал, что он так привык к их постоянным перепалкам! Но не приставать же к ней, как другие лезут к девчонкам! Ха, тоже принцесса нашлась...

Сейчас Фуоко, небрежно вздев на одно плечо набитый тяжеленными учебниками ранец (и Кирис снова не смог не признать, что сильна девчонка, не то что другие), остановилась перед партами и замерла. Народ шумной толпой вырывался из класса, не дожидаясь ухода директора, но принцесса-задавака явно чего-то ждала. И почти сразу стало ясно, чего.

- Я решила все! - с вызовом в голосе произнесла она, когда к ней приблизилась идущей после всех Риса. - А ты?

- Я не решала, - новенькая остановилась. - Я знаю, как решать задачи, я же говорила. Так неспортивно. Да и потом, мне незачем участвовать, у меня нет гражданства Кайтара. Я все равно не могу победить.

- А я могу! - все с там же вызовом отрезала принцесса. - И займу первое место в городе, поняла? А может, и в стране!

- Да, вполне возможно. И никто не сможет оспорить, что по праву умного, а не богатого. Только, Фуоко, я вижу, что ты делаешь, но по-прежнему не понимаю, зачем. Ты еще помнишь о моем вопросе?

- Так понятно, зачем, - ехидно встрял Кирис. - Денег у нее маловато, еще чуток на призах заработать хочет.

- Зато нищебродам вроде тебя только и остается, что побираться на паперти! - огрызнулась Фуоко. - Ни наследства, ни мозгов, чтобы самому заработать...

- Зато у тебя наследства целая гора. Да еще и муженек кучу золота отсыплет. Шлюх из богатых семей и покупают задорого. Эй, ты уже себе жениха присмотрела? Он как, свой тимпо увидеть может без зеркала, или брюхом закрывает? Или папаша пока женишка в секрете держит и за день до свадьбы покажет?

Фуоко открыла рот для отпора - и закрыла его, кусая губы. В ее глазах, как с удивлением заметил Кирис, появились слезы.

- Ду... дурак! - выплюнула принцесса, но ее голос сорвался. Вместо обычной громкой и уверенной реплики вышел какой-то сдавленный писк. Шмыгнув носом, она повернулась и выбежала из опустевшего класса.

Ого! Он что, в самом деле наконец-то ее достал? Круто!..

...или не круто? Кирис прислушался к себе. Нет, не круто. Почему-то никакой радости не ощущалось. Словно у ребенка конфету отобрал: и удовольствия никакого, и перед окружающими похвастаться стыдно. "Гостья из будущего" смотрела на него своими агатово-черными глазами. Он отвернулся и принялся потирать щеку, чтобы скрыть смущение.

- Кир! - произнесла Риса. Хотя ее голос оставался спокойным и мягким, Кирису показалось, что в нем струятся презрительные нотки.

- Ну?

- Ты хоть раз задумывался, почему девочка из семьи, одной из самых богатых не только в городе, но и в стране, ходит в обычную муниципальную школу? Почему не желает водиться со сверстниками, равными по статусу? Почему постоянно ссорится с тобой, а не прикажет телохранителю заткнуть тебе рот раз и навсегда?

- Да я ему сам заткну...

Риса повернулась спиной и пошла к выходу, не дав ему закончить. Кирис остался стоять посреди пустого класса, чувствуя себя полным дураком. Вот и пойми баб! Фуоко же вроде ее саму презирает. Или нет? Тьфу. Ну их всех нафиг.

Он забросил ранец на плечо и двинулся к двери, куда уже нетерпеливо заглядывал охранник, покручивая на пальце ключ.

На последнем уроке Риса не появилась. Фуоко вошла в класс пред самым звонком, и ее лицо казалось вполне спокойным. Однако когда она исподлобья глянула на Кириса перед тем, как сесть на место, он против воли опустил взгляд. Х-хаш... Извиниться, что ли? Ага-ага: нищий плебей униженно просит прощения у богатенькой стервы. Не дождется! Однако весь урок он просидел как на иголках, почти не слыша того, что рассказывал учитель. Когда прозвенели последние такты звонка, он сунул учебник с тетрадью в портфель и поднялся. Фуоко сидела на месте, безвольно сложив руки перед собой и уставившись на парту. Проходя мимо нее, Кирис остановился.

- Ты это... - буркнул он. - Не реви. Ну дурак я, дурак. Извини.

Девушка вскинула на него изумленный взгляд, и Кирис невольно напрягся в ожидании резкой отповеди.

- Да ладно... - неожиданно тихо откликнулась она. - Ты здесь ни при чем. Действительно, женишок придет и золота притащит, все верно. И меня никто не спросит...

Она резко встала, нервно сунула в портфель учебник и пошла к выходу. А ведь действительно, кто ее спрашивать станет? В Кайтаре в богатых семьях, по слухам, женятся и замуж выдают не по желанию, а как родители сговорились. Да и не только в богатых...

Бедняжка, ехидно заметил внутренний голос. Что, пожалел ее? Так укради, и сбегите. Во парочка выйдет: тупой хулиган без капли мозгов и избалованная принцессочка с языком без костей! А потом ее папашка вас найдет, и тебя с пирса с камнем на ногах, а ее в дом под замок до самой свадьбы. Ты что, совсем на голову больной?

Он пожал плечами и пошел вслед за остальными. Пусть принцесса сама со своими проблемами разбирается. У него других забот хватает. И главная из них - деньги. Кошелек почти пуст, а желудку наплевать на переживания. Он жрать каждый день хочет, и не по разу. Можно, конечно, и у отца взять... но пусть уж тот лучше верит, что сын честно зарабатывает себе на еду поденной работой. Отец так ждет момента, когда сможет купить ему гражданство...

Для сегодняшней охоты он выбрал южный Ёйшампль. В послеобеденное время он оставался тихим и спокойным, но по улицам изредка шлялись жирненькие поросята с тугими кошельками. Правда, полиция здесь патрулировала постоянно, и риск попасться оставался высоким - но не слишком. Кирис знал несколько мест, где узкие проулки между старыми, еще прошлого века, многоэтажными кирпичными домами вплотную подходили к бульварам и проспектам. Там можно затаиться до момента, когда появится подходящая жертва. Оставив портфель в укромном месте за мусорным баком, он независимо продефилировал по пустынному бульвару Цветов и свернул в переулок, где и прижался к стене, одним глазом выглядывая из-за угла.

Удобный случай представился быстро. Пропустив несколько парочек, а также троих мужчин-одиночек, на вид слишком опасных, он выхватил из кармана куртки тонкую серую шапочку с прорезями для глаз и натянул ее на голову, полностью закрыв лицо. Такая маска обеспечила бы ему очень неприятную ночь в участке, попадись на глаза полицейским, но риск того стоил. Если светить физиономию перед каждым уродом, рано или поздно у мусоров появится его качественный фотопортрет. И тогда...

Улучшив момент, когда намеченная жертва, пухлый очкастый дядька в сером костюме и пузатым портфелем, окажется рядом, он схватил его за плечо и дернул к себе. Не давая опомниться, он поволок очкарика вглубь переулка. Шагах в тридцати от бульвара он остановился, прижал жертву к стене и сильно встряхнул за лацканы.

- Кошелек гони, живо! - прошипел он. - Ну?

- Я... я... я не дам! - заблеял очкарик. - Он мой...

- Я не понял, ты чё такой борзый, а? - Кирис тряхнул его еще раз. - Мне что, по-плохому попросить? Я тебе щас стеклышки...

- Отпусти его.

Кирис замер, потом медленно повернул голову. По его спине побежали крупные неприятные мурашки. Все, вляпался.

Риса стояла перед ним, сощурив глаза, и на ее лице читалось такое откровенное презрение, что парню стало не по себе.

- Бандит с большой дороги, значит? Ну-ну. Достойное занятие и прекрасные перспективы в жизни. Отпусти его!

В ее голосе скрежетнули такие командные нотки, что Кирис почти бессознательно отдернул от очкарика руки. Тот проблеял что-то невразумительное и медленно пополз спиной по стеночке в сторону бульвара.

- Сэрат дэй! - Риса шагнула вперед и склонилась в поклоне, протянув руки. - Умоляю, не надо сообщать в полицию. Униженно прошу принять в качестве компенсации.

В ее сложенных лодочкой ладонях блеснула желтизна, и Кирис задохнулся. Цехин он видел раньше лишь однажды, и то издалека. Пару раз среди улова ему попадались серебряные полтинники, но в основном в кошельках обнаруживались обычные медь и бумажки. Откуда у нее такие деньги, у сиротки на государственном коште? Он с трудом подавил позыв выхватить монету и броситься бежать.

Очкарик опять проблеял что-то невразумительное, потом осторожно протянул руку и взял цехин, недоверчивая его разглядывая. В молящем жесте Риса прижала руки к груди, оставаясь согнутой в поклоне. Очкарик перевел взгляд с монеты на Рису, потом на Кириса.

- Ху... хулиганы... - наконец пробормотал он и попятился в сторону бульвара. Несколько шагов спустя он повернулся и бросился со всех ног, насколько позволяла комплекция. И только тогда Риса распрямилась.

Кирис отступил, лихорадочно пытаясь понять, как себя вести. Она его узнала? Или нет? Если он побежит, что она сделает? Позовет полицию? Но она отдала такие деньги, чтобы тот поросенок помалкивал... Узнала или нет?

- Сними маску, Кир, - разрешила его сомнения Риса. - И дай сюда.

Кирис нехотя стащил с головы шапочку и сунул в протянутую руку.

- Откуда ты взялась? - сумрачно спросил он.

- Я следила за тобой. Я хотела с тобой поговорить, но мне показалось подозрительным, что ты пошел в сторону, противоположную дому.

Она сунула пальцы в прорези шапочки и резко развела руки. Та треснула, и на грязный асфальт упали обрывки ткани.

- Ну, поймала ты меня. И что делать собираешься? - осведомился Кирис, засовывая руки в карманы. - В школе заложишь? Или в полицию потащишь?

- Если попробуешь ограбить еще кого-то, я заявлю на тебя в полицию. И тогда тебя посадят в тюрьму, Кир. Я знаю, что такое ваши тюрьмы, и никому бы не пожелала туда попасть, но именно так я и поступлю. Бандитов я не покрываю.

- Ну и ладно, - Кирис пожал плечами. - Значит, я, типа, больше не буду. Все?

- Нет. Ты думаешь, что отвяжешься от меня сейчас и снова займешься грабежом, когда меня поблизости не окажется.

Не дожидаясь ответа, она потянулась и взяла его за запястье - и ткнула пальцем в ладонь.

Острая боль пронзила руку, и Кирис вскрикнул от неожиданности.

- Ты что, сдурела? - крикнул он, вырывая руку. Между большим и указательным пальцами виднелась большая, быстро увеличивающаяся капля крови. - Больно же!

- Теперь я обязательно узнаю, если ты снова займешься грабежами. Кир, я не шучу. Еще одна попытка - и ты пойдешь в тюрьму и за новый случай, и за сегодняшний. Ты понял меня?

- Дура... - пробормотал парень, слизывая кровь. - Что ты сделала?

- Можешь считать, что наложила заклятье. Ты ведь веришь в колдовство?

По спине Кириса снова пробежали мурашки. Он никогда особо не прислушивался к сказочкам, которые рассказывал жрец Миндаллы в их квартале. Мало ли что попы наврут ради пожертвований. Но... а если не врут или врут не обо всем? И глазищи у нее страшные, когда вот так в упор смотрит, черные и угрюмые. Вдруг и в самом деле сглазит? Ну, он попал...

- А ты колдунья, что ли? - хмуро спросил он. Боль в ладони уже прошла, но кровь продолжала выступать, и он слизнул ее еще раз.

- Меня называли и так. И ты лучше поверь мне сразу, чтобы потом не пожалеть. Бери портфель, и пойдем.

- Какой портфель?

Риса молча мотнула головой. Ранец Кириса и в самом деле стоял в десятке шагов от них, прислоненный к стене. Выходит, она и в самом деле следила за ним всю дорогу, а он даже и не замечал. Лох.

Он подошел к портфелю, поднял его, забросил на плечо и выжидающе остановился.

- Ну и? - осведомился он. - Что теперь?

- Идем.

- Куда?

- Я хочу посмотреть, как ты живешь.

- А я хочу тебе показывать? - набычился Кирис.

- Неважно. Ты мне должен.

- Что?!

- Я отдала сто леер, чтобы пострадавший не пошел в полицию и не заявил на тебя. Теперь ты мне их должен.

- Да ни хрена я тебе не должен! - взвился Кирис. - Кто тебя вообще просил лезть? Защитница, блин!

- Благодаря мне ты остался на свободе. Полицейский патруль стоит в ста метрах отсюда, и если бы тот дядька побежал к ним, тебя взяли бы через десять минут.

- Да я бы его вообще прирезал! Мертвые не...

- Кир, - Риса шагнула к нему так, что Кирис отшатнулся. - Если бы я заметила на тебе хотя бы простой кастет, я бы сразу позвала полицию. Но ты безоружен. И ты никогда не убивал, только храбришься попусту. Перестань разыгрывать из себя крутого. Идем. Ты живешь в Хорте, я знаю.

- Все-то ты знаешь. Откуда только, интересно... - пробурчал Кирис. Ему стало тошно. И ведь действительно получается, что он ей должен. Идиот. Почему он не осмотрелся как следует?

- Я подсмотрела в классном журнале. Я хочу посмотреть, как ты живешь.

- Я тебе что, музейный экспонат?

- Нет. Ты живой человек, и я хочу узнать тебя получше. Идем.

Не дожидаясь его реакции, Риса повернулась и пошла по переулку к бульвару. Кирис скрипнул зубами. Ну, вот и познакомились как следует. Ты хотел с землячкой пообщаться по душам? Давай, общайся. Только бы не настучала в школе или отцу... Вздохнув, он поплелся следом.

Поначалу они шли не разговаривая. Когда молчание стало невыносимым, Кирис спросил:

- Откуда у тебя деньги?

- А что не так?

- Я золотую монету в жизни в руках не держал. Ххаш, да у нас в классе цехины вообще мало кто видел, кроме разве что принцессы. А тут у тебя такая хреновина...

- А что, золото настолько редко? - непонимающе взглянула Риса. Она шла, как-то странно удерживая портфель перед собой обеими руками, и на каждом шаге он постукивал ей по бедрам. - Оно же в Кайтаре во всех деньгах используется.

- Ты с неба свалилась? - поразился Кирис. - Оно только в сотенных монетах. И у них курс к бумажкам почти один к полутора. Цехин по номиналу - сто леер, но за него сто сорок купюрами дают - ни разу в магазинах объявления с курсом не видела, что ли? И чем дальше, тем бумага дешевле. Скоро ее вообще брать перестанут. А с рабочими только ей и расплачиваются...

- Вот как, - Риса помолчала. - Я плохо разбираюсь в ваших деньгах. Я думала...

- Дурочка, - покровительственно сказал Кирис. Все-таки все бабы - курицы, пусть даже некоторые поумнее. Чтобы они без мужиков делали? - Золото уже давно самое ценное, ну, и серебро тоже. А у тебя-то оно откуда? Только не говори, что опекуны на карманные расходы расщедрились.

- Хорошо, не скажу, - согласилась Риса, и Кирис подозрительно глянул на нее. Она что, издевается над ним?

- И все-таки?

- На улицах людей я не граблю. Остальное - тайна.

- Ну и пожалуйста! - обиделся Кирис. - Не хочешь, не говори.

Он демонстративно отвернулся, и какое-то время они шли молча. Бульвар Цветов пересекся с Большим проспектом, но в сторону площади Каллана Риса не пошла, равно как и не повернула на проспект. Вместо того она перешла дорогу и свернула на уходящую под углом к югу узкую улицу. Когда до Кириса дошло, КУДА та ведет, он резко встал.

- Эй! - громко сказал он. - Ты что, окончательно с ума сошла?

- Что-то не так? - Риса удивленно оглянулась.

- Ты хоть знаешь, что там находится?

- А что?

- Старый город, дура!

- Знаю. А за ним - Хорт. На карте так и написано.

- На какой еще карте?

- На карте города. Я изучала ее в библиотеке.

- Оно и видно, что ты здесь новенькая, - Кирис взъерошил волосы. - Слушай, ты откуда вообще взялась такая? То все на свете знаешь лучше учителей, а то простейших вещей не понимаешь. Не ходит туда никто и никогда, в Старый город. Ясно?

- Почему? - Риса склонила набок голову и стала похожа на удивленного воробья. - Здесь же почти центр Барны.

- Не ходят, и все. Говорят, восемь лет назад, почти сразу после Удара, здесь кольчон прошел. Тогда с ними еще не умели хорошо справляться, и он успел съесть и порт Ай, и весь район, пока не рассеялся. С тех пор там живут призраки мертвых. Если сунешься, сожрут с потрохами.

- А-а... - разочарованно протянула Риса. - Боишься. Ну, тогда иди куда хочешь. Я и в одиночку прогуляюсь.

Она презрительно дернула плечом и пошла прежнем направлении.

Кирис заколебался. Боится? Он? Да нифига. Он никогда и ничего не боится. Но Старый город... Гуляющие о нем россказни наверняка в сто раз преувеличены сплетниками, но что люди иногда там пропадают, факт. Кирис лично знал одного парня года на три старше, который похвалялся, что ходит по Старому городу чуть ли не каждый день. Однажды в лапшичной старого Дзидзи, когда над ним посмеялась какая-то незнакомая девка, он во весь голос заявил, что сегодня же пойдет туда и притащит доказательство. Прошло восемь декад, но Кирис больше его не видел. И никто не видел.

Но чтобы какая-то девчонка не побоялась сунуться, куда он не ходит, да еще и обвинила его в боязни? Ха!

Риса уже отошла на пару десятков шагов, и ему пришлось нагонять ее. Теперь они шагали в полном одиночестве среди пустых домов с выбитыми стеклами. Ветер гонял по асфальту сухие листья. Деревья тянули к небу голые сухие ветки, словно пальцы скелетов, и только вечнозеленая листва редких высоких аквиларий вносила хоть какое-то оживление в картину общего запустения. Шум Большого проспекта вскоре пропал позади, словно отрезало, и вокруг воцарилась тишина. Разгонял ее только стукподошв по растрескавшемуся асфальту.

- А еще ты на слабо покупаешься, как ребенок, - от голоса Рисы Кирис дернулся, словно от оплеухи.

- Ничего я не покупаюсь, - буркнул Кирис. - Я же тебе должен. Я деньгами вернуть не смогу, и не мечтай. Отец в декаду полторы сотни на двух сменах зарабатывает, и брать у него я не собираюсь. Охранять тебя стану, а если не устраивает, твои проблемы.

- Мне не нужны твои деньги, Кир. Забудь, что я сказала про долг. Покажешь мне, как живешь, и мы в расчете.

- Добренькая...

- Нет. Ты мне интересен. Считай, что заплатила за разговор.

- Влюбилась, что ли? - широко ухмыльнулся Кирис. Он знал, что нравится многим девчонкам, в особенности старшеклассницам. И новенькая тоже? Щуплая, как пятиклассница, а туда же... Ха, бабы! - Хочешь, поцелую?

- Влюбилась? - Риса зыркнула на него исподлобья агатово-черными глазами, и у Кириса по спине вновь брызнули мурашки. Колдунья, точно. Настоящая, и с дурным глазом. - А ты сам любишь кого-нибудь, Кир?

- Так тебе все и скажи! А если люблю, то что?

- Ты никого не любишь, я вижу. Ты всегда один, и в школе, и за ее пределами. На тебя девочки заглядываются, но ты никого к себе не подпускаешь. Почему?

- А мне так больше нравится! - неожиданно зло даже для самого себя огрызнулся Кирис. - Никто со своими соплями не лезет и на нервы не действует. Хулиган я, поняла? Грабитель и бандит.

- Кир, ты плохо учишься, хотя у тебя все в порядке с головой. Ты держишься в стороне от людей, потому что никого не любишь. Ты грабишь людей, чтобы добыть денег, но слишком гордый, чтобы просить их у отца. Зачем ты живешь, Кир?

- А?

 - Зачем ты живешь? Есть ли у тебя цель? Или ты просто существуешь, не задумываясь о будущем? Живешь только потому, что родили, а помирать не хочется?

В безжизненных двух- и трехэтажных домах, выстроившихся вдоль улицы, почти все стекла стояли целыми: мальчишки, хвастающиеся друг перед другом своей храбростью, не рисковали заходить слишком далеко. Сейчас Кирис с Рисой шли вдоль здания, кажущегося почти не пострадавшим - но за сухими деревьями на противоположной стороне улицы стояло другое: с выбитыми окнами, с почерневшим фасадом, покрытым тянущимися от окон размытыми следами копоти. Рассказывали, что тогда, после нападения кольчона, пожары даже не пытались тушить, и ближе к центру Старого города стоит много обугленных остовов домов.

- Какое будущее? - наконец сказал Кирис, чувствуя, что его горло перехватывает спазм. - У меня даже гражданства Кайтара нет. Мы с отцом здесь на птичьих правах. Он каждый год продляет рабочую визу, и то за взятку. Через два года я закончу школу, потом мне исполнится семнадцать, я стану совершеннолетним - и все. Если не получу рабочую визу, меня выпнут куда-нибудь на север, за границу. Отец работает в порту по две смены, чтобы скопить денег и купить мне гражданство, но он не успеет. Да и не возьму я у него...

- Купить гражданство?

- Ты что, не знала? Десять тысяч леер - и кайтарский паспорт у тебя в кармане. Отец уже скопил сколько-то, но слишком мало. Пусть. Я и сам не маленький, сумею о себе позаботиться. Ты-то сама что думаешь? Хотя тебе проще, ты в служанки можешь пойти или еще куда. Женщинам легче устроиться.

- Понятно... И ты намерен дожидаться, когда тебя депортируют?

- Нет. Я в армию завербуюсь. Туда принимают кого угодно, в специальные отряды. Десять лет службы - и гражданство твое. Если доживешь, конечно.

- Зачем? Рисковать жизнь только ради гражданства?

- Зачем?! - Кирис сжал кулаки. - "Черные бригады" иногда бросают драться с кольчонами, в помощь побережному спецназу. Мне плевать на гражданство, пусть местные им подавятся. Я отомстить хочу! Ты ведь с Могерата, ты должна помнить, что случилось с Хёнконом! У меня мать погибла в первый же день паники, когда правительство объявило, что перевалы восстановить невозможно. Сестра без вести пропала! Отец до Удара владел фирмой по перевозке грузов, мелкой, на четыре катера, но все равно своей - а теперь он здесь на кране с утра до ночи горбатится, почернел весь и сморщился...

- И кому ты собрался мстить, Крис? Кольчонам? Но ведь не они разрушили перевалы.

- Их науськивают те, кто устроил Удар! И однажды я до них доберусь. До всех доберусь! - Кирис вдруг понял, что кричит, и сбавил тон: - И мне плевать на остальное.

- Месть... - Риса остановилась. - И ты живешь только ради нее?

- А тебе завидно?

Девушка повернула голову, осматриваясь. Они стояли у пятиэтажного дома. Он выглядел совсем целым, и только плющ, затянувший фасад и окна снизу доверху, указывал на необитаемость.

- Давай заглянем, - сказала она, направляясь к полуоткрытой входной двери.

- Зачем?

- Опять струсил? - Риса обернулась и посмотрела на него своими жуткими глазами. Кирис только хмыкнул. Второй раз она его не поймает.

- Опасно входить в заброшенные здания, - объяснил он. - Свалится что-нибудь прогнившее на голову, шею сломает. Что тебе там нужно? Говорят, после Удара мародеры здесь все обшарили, ничего ценного не оставили.

Риса толкнула полуоткрытую створку двери, но та не поддалась, видимо, перекосившись от времени.

- Помоги, - попросила она.

Кирис пожал плечами, подошел к ней и уперся в дверь руками, навалившись всем весом. С неохотным скрежетом и визгом, ударившим по ушам, створка поехала внутрь. Риса проскользнула в открывшуюся щель.

- Стой здесь, если не хочешь входить, - сказала она. - Я быстро.

И исчезла внутри. Вот ведь дура! На полном ведь серьезе что-нибудь на башку свалится. И призраки... Но если она не боится, то он - тем более. Щель оказалась слишком узка для него, и он снова навалился на дверь, расширяя проход. На сей раз створка поддалась с куда большим трудом, но в конце концов он сумел протиснуться в подъезд. Ну и где ее теперь искать?

Риса нашлась на первом же этаже. Она стояла на пороге квартиры с дверью, выломанной, похоже, еще во времена Удара, и молча смотрела внутрь. Из-за лучей, бьющих в спину через окно на лестнице, там, казалось, стоял полный мрак.

- Ну и что? - осведомился Кирис, подходя сзади. - Что-то интересное нашла?

- Да, ты ведь не видишь... - Риса шагнула в густой полумрак квартиры и повернула в кухню. Что-то загрохотало, треснула ткань, и прихожая осветилась отраженными от стен солнечными лучами. Кирис вгляделся, присматриваясь - и отшатнулся.

То, что поначалу выглядело просто темным пятном на паркете, оказалось мумифицированным трупом, валяющимся на полу в скрюченной позе. Судя по истлевшим остаткам одежды - женщина. Рот раскрыт в мучительном вопле, пустые глазницы уставились в потолок. Риса подошла к нему и опустилась на корточки.

- Как она погибла, Кир? - вслух спросила она. - Может, ее убили мародеры. Или волюта пробралась через открытое окно. Или просто сердечный приступ из-за паники... неважно. Главное, что она мертва. Кем она была при жизни? Хорошей или плохой матерью? Доброй женой или невыносимой мегерой? Ценным специалистом у себя в фирме или просто домохозяйкой? Кто сейчас вспомнит? Главное, Кир, что она мертва, и от нее не осталось ничего, кроме костей.

Она посмотрела на него через плечо.

- Понимаешь, Кир? Смерть - конец всего. После того, как ты умираешь, для тебя уже неважно, как ты жил и как умер. Тебя больше нет. Почему же ты так стремишься умереть?

- Я? - опешил Кирис. - Ты точно трехнутая. Ничего я не стремлюсь...

- Человек, дерущийся только ради мести, погибает, и очень быстро. Ты можешь выжить, только если защищаешь других. Если помнишь, что тебе обязательно нужно вернуться к кому-то, кто тебе дорог. Иногда не остается другого выхода, кроме как умереть в бою, но не торопись разбрасываться своей жизнью по пустякам.

- Да ты-то что понимаешь! Ты девчонка. Тебя все равно в армию не возьмут.

Риса распрямилась и медленно подошла к нему. Она протянула руку и положила ладонь ему на грудь. Даже сквозь рубашку его обожгло неожиданным теплом.

- Мне приходилось драться, Кир. И приходилось убивать одних людей, чтобы защитить других. Но я всегда помнила, что есть цель, ради которой я живу, работаю и сражаюсь. А вот у тебя такой цели нет. Ты, наверное, станешь хорошим солдатом и прекрасным убийцей. Ты нашел себе оправдание: месть врагу. Но те, кто лишь мстят, превращаются в чудовищ - а потом умирают.

- Ты говоришь, как старуха... - пробормотал ошарашенный Кир. - И вообще, где мелочь пузатая вроде тебя, интересно, могла драться и убивать? Выдумала ты все.

- Может, и так. Но я смотрю в будущее. А ты идешь по жизни спиной вперед и видишь лишь прошлое. Его нельзя забывать, в нем слишком много горьких уроков, но и жить только им тоже нельзя. Никакая месть не вернет к жизни мертвых, Кир. И твою мать - в том числе.

Она убрала руку.

- Пойдем, здесь нет больше ничего интересного.

Проскользнув у него под мышкой, Риса вышла на лестницу. Отпечаток ее ладони, казалось, все еще горел у Кириса над сердцем. Он снова взглянул на труп, бессмысленно уставившийся в потолок мертвыми глазницами. Извини, мысленно попросил он, делая отгоняющий злое жест. Мы не хотели тебя тревожить. Спи и дальше и не тревожь людей ночами.

Он уже повернулся, чтобы выйти, но его взгляд скользнул по полу, покрытому толстенным слоем пыли. Его собственные следы казались совершенно отчетливыми, виднелся каждый рубчик на подошвах, но там, где взад и вперед прошла Риса, виднелись широченные круглые пятна, как от слоновьих ног. Похлопав глазами и так ничего и не поняв, Кирис сбежал по лестнице и пропихнул себя сквозь щель на улицу, зацепившись ранцем и едва не ободрав пуговицы на куртке. Солнечный свет и свежий ветер после затхлости старого дома обрушились на него живительной волной.

Риса ждала его, стоя за оградой на тротуаре.

- Слушай, тебе точно четырнадцать? - осведомилась она совершенно другим тоном, чем в доме, почти что веселым и беззаботным. - Ты такой здоровый! Больше многих взрослых.

- Точно, - Кирис, боявшийся, что Риса опять начнет читать ему проповеди, с облегчением воспринял смену темы. - Я уже отца на полголовы перерос. Он шутит, что слишком много меня кормит, и что еще немного - и я в доме не помещусь.

- Да, в двери ты уже плохо пролазишь, - со смешком согласилась спутница. - Между прочим, мы уже прошли полпути до Хорта. И никаких призраков. А ты боялся...

- Призраки появляются ночью, - Кирис зашагал в прежнем направлении, и спутница пристроилась рядом. - А днем, говорят, здесь можно наткнуться на волюту. Или еще каких-то чудищ. Они набрасываются стаей и съедают человека за секунды.

- А ты сам видел?

- Нет. Но люди болтают.

- Люди много чего болтают.

- Ну, не все же врут. Слушай, Риса, а ты откуда?

- Я - Чужая. Пришелица. Из космоса прилетела и теперь вас изучаю, чтобы завоевать.

- Ага, и я тоже знаменитый космодесантник. Не, серьезно?

- Я же говорила - из Акихамы. Город такой в Кайнане.

- А как сюда попала? И где твои родители?

- Я сирота. Родители умерли, когда мне еще и пяти лет не исполнилось.

- А как в Кайтаре оказалась? И почему на государственном попечении?

Риса не ответила. Она шагала, глядя в землю и снова держа портфель перед собой, словно защищаясь.

- Ну, не хочешь - не говори. А деньги у тебя откуда? Золото?

- Кир, не спрашивай, - попросила Риса. - Секрет, я не могу сейчас рассказать. Потом все узнаешь.... может быть.

- Ого! Ну у тебя и тайны! А что нужно сделать, чтобы ты рассказала?

- Удиви меня.

- Да запросто, - Кирис расправил плечи. - Хочешь, я тебя одной рукой подниму? Или на руках пройду целую цулу?

- Нет, Кир, - Риса покачала головой. - Силой и ловкостью ты меня не удивишь. И никого не удивишь. Любой бык или лошадь тебя сильнее, любая обезьяна ловчее.

- Я что, хуже быка? - Кирис даже слегка обиделся от неожиданности. - Я все-таки человек!

- Ты человек, когда пользуешься головой. Когда только мускулами - животное. А ты очень плохое животное, Кир, слабое и неприспособленное. У тебя нет ни когтей, ни клыков, ни даже шерсти. Брось тебя в степи или лесу одного, и ты умрешь. А бык выживет.

- У меня есть одежда. И нож... ну, я знаю, где достать.

- Одежду и нож человек придумал головой, а не бицепсами. И меня удивить можно только тем, что у тебя между ушей. Сумеешь - узнаешь мою тайну. А она того стоит, честное слово.

- Значит, не судьба, - Кирис пожал плечами. - Я же тупой. Все учителя так говорят.... говорили раньше, сейчас уже просто молчат, боятся. Слушай, если хочешь цехины на бумажки разменять, я знаю, где курс выгодный и где не кинут.

В небольшом двухэтажном доме по другую сторону дороги он заметил выбитое стекло. Ага, значит, и в самом деле жилые районы близко. Интересно, где же они выйдут? Наверное, ближе к морю. Ну, в Старый порт не уткнутся, и то ладно.

- Спасибо, я учту. Значит, если не хочешь привлекать внимание, лучше золотом не пользоваться?

- Да и серебром тоже. В некоторых магазинах и забегаловках помельче только медь и бумажки берут. А то ведь из-за золота и грабануть могут.

- Спасибо, учту. А как ты оказался в Кайтаре?

- Ну... не помню. Я же совсем мелким был, мне еще и семи не исполнилось. Отец рассказывал, что когда кайтарские компании эвакуировали склады с Ланты - остров такой большой в Хёнконе - он как-то уговорил взять его на борт корабля. Последние деньги отдал. Нас бы отсюда сразу депортировали, да только в Хёнкон больше корабли не ходили и самолеты не летали. А за северную границу уже много позже высылать стали. Так что отца просто выбросили на улицу без денег и со временным удостоверением личности. А потом Старый порт накрыл кольчон, там масса народу погибла, и когда стали достраивать порт Ай, отцу повезло устроиться сначала чернорабочим, а потом крановщиком.

- А почему в школу ходишь так далеко от дома?

- А я хулиган! - дерзко усмехнулся Кирис. - Я однажды учителя побил за замечание, года два назад, и меня выгнали из старой школы. Отец еле-еле нашел такую, куда взять согласились, и то взятку кому-то дал. Зря, между прочим. Чтобы стрелять из автомата, географию знать незачем, и так привезут куда надо.

Он порылся в кармане, вытянул пачку папирос, спички и закурил. Картинно выпустив облако дыма, он покосился на Рису - вдруг да произвел на нее впечатление? Но она никак не отреагировала. Все-таки странная она какая-то. Прямо девочка-волшебница из кино какая-то.

Дальше шли в молчании. Через несколько минут Риса встрепенулась.

- Голоса впереди, - сказала она. - Трое, два мужчины и женщина. Вон там.

- Где? - удивился Кирис. - Я ничего не слышу.

Через полсотни шагов, однако, и он разобрал доносящееся пение - если, конечно, пьяные вопли и визги можно так назвать. Вскоре они миновали пристроившуюся на ступеньках грязную и оборванную компанию (вонь от нее доносилась за десять метров). Местность постепенно оживала. Вот в окнах мелькнул горшок с цветком на фоне чистых занавесок, деловито пробежала дворняжка, грелся на неярком предзимнем солнце вальяжный черный кот. С гвалтом промчалась компания мелких детишек, гонящих перед собой дребезжащие обручи. Кирис сосредоточился, оглядываясь и пытаясь сориентироваться на местности. Над домами мелькнули три трубы старого мусоросжигательного завода, а впереди в проеме повернувшей улицы показались зеленые холмы Монцука. Ага. Похоже, сейчас они выйдут к Параллельному проспекту, причем рядом с рынком, совсем недалеко от лапшичной старого Дзидзи. Сколько они шли от Большого проспекта? Минут двадцать, если не считать экскурсию в пустой дом. А если топать как обычно, в обход Старого города, то нужно сорок с лишним минут. В два раза короче выходит. И страшного здесь ничего нет - может, так и ходить дальше? На чудом уцелевшем указателе на перекрестке виднелась надпись - улица Мейдрагора. Точно, он ее знает, хотя и никогда не ходил по ней раньше.

Параллельный проспект встретил их шумом продуктового рынка. До закрытия оставалось немного, но и покупателей, и продавцов пока что хватало. В битом льду на прилавках устроились аккуратно разложенные креветки, морские окуни, треска, моллюски, а кое-где - даже и огромные серо-черные лобстеры, угрожающе вытянувшие массивные клешни. В других секциях лежали и висели на крюках разделанные туши свиней и куски коровьих туш. Бананы, апельсины-корольки, яблоки и прочие фрукты расположились симпатичными горками, зазывая ценниками: всего пол-лееры за катти! Только одна леера за два с половиной! На столах у самой дороги манили к себе рассыпанные груды сладостей. Стояли витрины мороженщиков, где за прозрачными стеклами располагались лотки с розовой, коричневой и белой сладкой массой. В нос ударил невообразимый смешанный запах сырого мяса, морепродуктов и фруктов, за который Кирис так любил это место. Рот у него тут же наполнился густой слюной, а живот недовольно пробурчал в том духе, что с пустым кошельком здесь делать нечего.

- Я есть хочу, - в унисон с его мыслями заявила Риса. - Ты знаешь какое-нибудь приличное заведение?

Ну вот, теперь ее еще и кормить. А в кармане грустно звенят медью две лееры и пять монеток по десять солей...

- Я плачу за нас обоих, - Риса словно читала его мысли. - Главное, место покажи.

- Вот еще! - с облегчением буркнул Кирис. - Я и сам за себя заплатить смогу.

- Ну да, ограбишь еще парочку прохожих, и заплатишь, - согласилась девушка. - Кир, я не шутила, когда говорила насчет полиции. Я не знаю, где ты станешь брать деньги дальше, но если продолжишь совершать преступления, попадешь в тюрьму. Тебе уже четырнадцать, и у тебя не только частичные гражданские права, но и полная уголовная ответственность. Судить тебя станут как взрослого.

- Да отвяжись ты! - вспылил Кирис. Он невольно сжал кулаки, и ладонь эхом пронзило напоминание о старой боли. - И без тебя тошно. Где я денег возьму, ты подумала? У отца, что ли?

- Многие в твоем возрасте подрабатывают - в магазинах, ресторанах и так далее. А ты с твоей силой вполне можешь устроиться грузчиком. Конечно, зарабатывать деньги тяжелым трудом менее приятно, чем отбирать их у других, но так устроен мир. А теперь идем обедать. Я угощаю.

Ну и что с ней делать? Такая мелкая пигалица, а ведет себя как старая бабка. Мальчишке за занудство можно просто дать по шее, но она же девчонка.

Лапшичная Дзидзи находилась неподалеку. Старый, под стать владельцу, небольшой зал отделялся от кухни и тротуара лишь невысокими решетчатыми перегородками, и все заведение просматривалось из конца в конец: от цветочных ящиков у входа, пустых по осеннему времени, до стоящего у рабочего прилавка небольшого телевизора с водяной линзой перед кинескопом. Как всегда, днем заведение пустовало - за столиками сидели только два человека, сосредоточенно тягающие из чашек длинную тонкую лапшу и овощи и периодически прихлебывающих бульон через край. Сам Дзидзи стоял за плитой, а посетителей обслуживала Сатокана. Она подошла к столику, за который уселись Кирис с Рисой, поставила на стол стеклянный кувшин с водой и улыбнулась:

- Здравствуй, Кир-тара. Вижу, ты уже совсем взрослым стал. Гуляешь с девочками вместо того, чтобы учить уроки?

- Ничего я не гуляю, - пробурчал Кирис, чувствуя, что краснеет. - Просто так получилось.

- Мы одноклассники, атара, - сказала Риса на катару. - Я недавно в его школе. Хотя с ним и в самом деле интересно гулять, не соскучишься.

- О, ты тоже с Могерата? - Сатокана переключилась на тот же язык. - Получается, что мы все земляки?

- Да, атара. Так вышло, что я с Киром в одном классе. Меня зовут Риса Серенова. Рада знакомству, атара, прошу благосклонности.

- Я Сатокана Мэйдо, Риса-атара, дочь владельца заведения. Прошу, зови меня Сато-тара. Добро пожаловать в наш скромный ресторан. Что ты хочешь заказать?

- Тогда я Риса-таро. Насчет еды - на твое усмотрение, Сато-тара. Рассчитываю на твой вкус.

- Хм... - Сатокана критически осмотрела сначала Рису, потом кинула взгляд на Кириса. - Думаю, в честь знакомства могу предложить вам двойные порции гюдона по цене простых. По леере на каждого. И чай, разумеется, бесплатно.

- Спасибо, Сато-тара, но я могу и полностью заплатить. И за нее тоже, - отказался Кирис.

Риса переглянулась с Сатоканой.

- Гордый, - констатировала повариха.

- И глупый, - согласилась Риса. - Как все мальчишки.

- И нищий, как половина местного народа, - Сатокана улыбнулась, и в уголках ее глаз пробежали лучики добрых морщинок. - Но поскольку я хочу заполучить новую постоянную клиентку, я остановлюсь на своем специальном предложении. Два двойных гюдона по леере каждый. Годится?

- Да, Сато-тара, - быстро согласилась Риса, прежде чем Кирис успел повторить отказ. - И я плачу. Он из-за меня сегодня без денег остался, так что придется кормить, чтобы с голоду не помер.

- О, наш мальчик действительно быстро растет! - звонко засмеялась Сатокана. - Спускать на женщин деньги - это так по-взрослому!

Она погладила Кириса по голове, словно малыша, и отошла к кухне.

- Она хорошая женщина, - Риса снова переключилась на кваре. - Добрая. Наверное, в таком районе нелегко сводить концы с концами, а она нас еще и кормит задешево.

- Да, она хорошая тетка, - кивнул Кирис. - Иногда она мне даже вареного риса бесплатно наваливает, когда с деньгами совсем туго. Их с Дзидзи все в округе любят. Однажды к ним какие-то бандиты подвалили, из пришлых, дань стрясти за "защиту". Так им всей толпой так наваляли, что они больше в районе и носа не показывают. И правильно, бедняки должны держаться друг друга, иначе богачи совсем заедят.

- Бедность может научить состраданию, а может озлобить и ожесточить, - покачала головой девушка. - Как повезет. Все зависит от самого человека. И с богатством то же самое. Кир, деньги в жизни не главное.

- Ну, ты у нас золотом направо и налево разбрасываешься, - не удержался Кирис, чтобы не съязвить. - Тебе они, наверное, и в самом деле не главное. Кстати не вздумай ей золото совать, она сдачи не наберет, даже если примет. И я плачу за себя, поняла?

Риса только вздохнула и подняла глаза к небу.

Вернулась Сатокана с двумя большими фаянсовыми чашками гюдона, от которых поднимался густой ароматный пар. В чашке обнаружилось даже не два, а три толстеньких ломтика говядины, и следующие пять минут Кирис занимался только тем, что жадно глотал лапшу, овощи и мясо, запивая их вкуснющим бульоном и не обращая на окружающее никакого внимания. Когда он наконец оторвался от пустой чашки и потянулся к чайничку, то обнаружил, что Риса не осилила еще и четверти.

- Кир, ты когда в последний раз ел нормально? - странным тоном спросила она.

- Вчера. Или позавчера, не помню. А что?

- Я мало ем. Порция слишком большая, я больше не хочу. Ты... не побрезгуешь после меня? А то выбрасывать придется.

Кирис поколебался. Побрезговать-то он не побрезгует, но вот не пудрит ли она ему мозги? Хотя она и в самом деле такая щуплая, много ли ей нужно?

- Давай, - согласился он. - Но тогда я плачу еще и за тебя.

- Хорошо. Пол-лееры за мою порцию, а пол-лееры плачу я.

Вторая чашка пошла уже не так легко, как первая, но и с ней Кирис справился минут за десять. Когда он наконец отвалился от стола, чувствуя себя насосавшимся крови клопом, готовым лопнуть от малейшего движения, Риса сидела, отвернувшись к улице, и сосредоточенно ее рассматривала.

- Наелся? - осведомилась она. - Тогда пошли дальше. Сато-тара! - Она помахала рукой. - Мы хотим расплатиться!

Сатокана кивнула - она как раз рассчитывалась с другим клиентом - и через полминуты подошла к их столику. Кирис вытащил из кармана худосочный вытертый до дыр кошелек из потрескавшегося кожзаменителя, вытряхнул из него мелочь и отдал ей полторы лееры. Риса запустила руку куда-то себе под блузку и покопалась там. Затем извлекла лееру и протянула Сатокане.

- Новенькая... - удивленно проговорила женщина, рассматривая монету. - Как только что отчеканенная. Впервые такую вижу.

Леера и в самом деле блестела яркой полированной медью, словно ее никогда не касались человеческие руки.

- Ну, не фальшивая, и ладно, - Сатокана тряхнула головой. - Вот сдача.

Она положила на стол пять десятчиков, только что полученных от Кириса.

- Не надо, - быстро сказала Риса. - Оставь себе, Сато-тара.

- Не изображай из себя богачку, - Сатокана нахмурила брови и несильно толкнула девушку пальцем в лоб. - Подачки давай тем, кто их выпрашивает. А у нас все просто: цена названа, ее и платишь.

- Но...

- Ну-ка, заберите деньги, пока я не разозлилась! - Сатокана нахмурилась еще сильнее. - Вот сделай людям добро, и они обязательно отплатят неблагодарностью!

Риса поспешно сгребла со стола деньги и склонилась, замерев, так же, как тогда, в переулке:

- Нижайше прошу простить меня, Сатокана-атара! Я не хотела тебя оскорбить.

- Да ладно уж тебе, девочка! - женщина снова улыбнулась своей доброй улыбкой. - Просто не повторяй свои ошибки. Хотя... - Она покачала головой. - Да, в наше время, говорят, чаевые начали брать даже на Могерате. Куда мир катится после Удара!

Она сунула деньги в карман передника, подхватила чашки и понесла их к кухне. Риса распрямилась и растерянно посмотрела на монеты у себя в ладони, затем на Кириса.

- Кир, я не хотела оскорбить ничью гордость... - начала она.

- Да хватит тебе извиняться! - пожал тот плечами. - Подумаешь, Сато отшила! Слышала бы ты, как она других разносит, особенно когда те пытаются сбежать не заплатив.

- Но ведь в других местах чаевые берут! - почти жалобно сказала Риса. - Почему она не захотела? У них ведь бедное заведение!

- Ты же мне сама только что сказала, что деньги не главное. Слушай, да ты как не в Кайнане родилась! Наши - не местные, никогда подачек не принимают.

- Да, верно...

Риса еще раз неуверенно поклонилась Сатокане, возящейся у раковины с посудой, и та помахала ей рукой.

Покинув заведение старого Дзидзи, они медленно пошли по Параллельному проспекту. Какое-то время Риса потерянно молчала, потом тихо проговорила:

- Ну и поделом мне.

- А? - переспросил Кирис.

- Правильно меня Сато-тара отругала. Я слишком привыкла поучать других и совсем забыла, что не являюсь единственным источником добродетели в мире. Дура. Ох, дура...

- Да что ты казнишься? - удивился Кирис. - Подумаешь, чаевые не взяли! Сато вообще слегка с прибабахом. А если деньги карман жгут, вон, мороженого купи.

- Не в том дело, Кир. Просто я, кажется, совсем разучилась быть простым человеком. И тебе нотации читала все время... Непростительно. Совершенно непростительно. Извини, я обязательно исправлюсь.

Да. Похоже, с прибабахом здесь не только Сато. О чем она вообще? Говорит вслух, но словно с самой собой.

Риса замолчала, и какое-то время они шли не разговаривая. До дома оставалось совсем недалеко, и Кирис уже с облегчением предвкушал, как покажет ей свою хибару, и она свалит по своим делам. Однако судьба распорядилась по-своему.

На попрошаек Кирис обычно не реагировал. Большинство он знал в лицо не первый год, да и его тоже знали многие, так что местные нищие к нему не приставали. Кое-кто даже приветственно махал ему со своего тряпья или картонок. Риса тоже игнорировала попрошаек. На одну из них, какую-то незнакомую тетку, с невнятным лопотанием начавшую совать под нос грязный сверток, откуда доносился детский плач, она глянула так, что та осенила себя косым знамением и быстро отошла.

- Как она плач делает? - рассеянно спросила Риса. - Компактных проигрывателей ведь нет.

- А ты откуда знаешь, что там не живое дите?

- Я прекрасно знаю, как плачут младенцы. Меня нельзя обмануть подделкой. И все-таки?

- Там обычная детская кукла с пищалкой, работающей от наклона. А иногда к пищалке еще такую резиновую грушу приспосабливают, чтобы накачивать воздухом.

- А, ясно... Кир, ты ведь знаешь многих, кто просит подаяние. Сколько среди них настоящих нищих? Которые действительно инвалиды и работать не могут?

- Ну, из трех десятков трое или четверо. А что?

- Значит, остальным просто не хочется напрягаться? Или с работой настолько плохо?

- Ты точно с неба свалилась. Безработица в городе, говорят, процентов двадцать, а то и больше. Каждый пятый. Хотя некоторые из попрошаек вполне могли бы устроиться, только не хотят. Вон, только что прошли одноногого инвалида - да у него ноги лучше, чем у меня. Классный автомеханик, когда не бухает, но за пьянку его уже отовсюду выперли, откуда можно.

- А вон та женщина? - Риса внезапно остановилась. - Ты ее знаешь?

Кирис присмотрелся. У мусорного бака в переулке лежало нечто, на первый взгляд похожее на охапку выброшенного тряпья. Однако потом он заметил торчащую из-под тряпок босую ногу, а потом и край лица. Пепельно-серым оттенком оно мало отличалось от стены.

- Нет, - равнодушно сказал он, приглядевшись. - Впервые вижу. Забрела, наверное, откуда-то со стороны. Ничего, местные ей живо объяснят, чья тут территория.

Риса подошла к женщине и присела рядом на корточки. Та не отреагировала, продолжая смотреть прямо перед собой неподвижным мутным взглядом. Риса осторожно высвободила из ее рук большой сверток и расправила его сверху.

- Еще одна кукла? - Кирис подошел, глядя на попрошайку сверху.

- Нет, Кир. Ребенок.

- Что, настоящий живой ребенок? - Кирис склонился, вглядываясь.

- Нет. Мертвый.

Еще не успев осознать неподвижность крошечного сморщенного лица, глядящего из складок ткани, Кирис отшатнулся назад, едва не врезавшись спиной в прохожего. Тот недовольно оглянулся, но сказать ничего не рискнул и только ускорил шаг.

- Как... мертвый? - шепотом спросил он.

- Вот так, Кир. По-настоящему. Он мертв уже много часов и успел остыть.

Риса положила сверток с трупиком на землю и осторожно потрясла женщину за плечо.

- Ты меня слышишь, дэйя? - спросила она. Попрошайка даже не пошевелилась, только слегка дрогнули губы, издав слабое сипение. Риса приложила пальцы к ее голове, обхватив череп с двух сторон, и замерла.

- Кир, - наконец сказала девушка, - она умирает. По-видимому, от истощения. Мозговая активность... Нужно вызвать "скорую". Ты знаешь, как?

Кирис с трудом оторвал взгляд от мертвого ребенка.

- Какая "скорая"? - зло спросил он. - Кто к такой поедет? И куда ее отвезут, как думаешь? За лечение нужно платить.

- Но разве у вас нет бесплатной экстренной помощи? За государственный счет? Ведь была же раньше, до Удара!

- Не знаю, что там было до Удара, но сейчас если хочешь лечиться - плати. Бесплатно можно только подохнуть в публичной больнице типа святого Мейсера здесь рядом. Да и то не факт, что примут.

- Где больница? - решительно спросила Риса.

- Видишь трехэтажный облезлый дом? С красным Стабилоном над входом? Только как ты ее тащить собралась без носилок? Она же тяжелая.

- Возьми ребенка. Я ее донесу.

- Он же мертвый!

- Можешь выбросить в мусорный бак, если противно.

Риса пристроилась к умирающей, намереваясь, видимо, поднять ее на руки. Чокнутая, точно. Сколько может весить взрослая женщина, пусть даже после голодовки? Восемьдесят катти? Девяносто?

- Я понесу тетку, - нехотя сказал он. - А ты бери ребенка, если не боишься. И портфель мой тоже возьми.

Риса поколебалась, потом кивнула.

Сопровождаемый удивленными взглядами прохожих, Кирис с взгроможденной на спину попрошайкой с трудом доковылял до входа в больницу. Большой приемный покой со стойкой регистратуры и сиротливо стоящей у стены скамейкой пустовал. Вообще здесь не наблюдалось никого, кроме сторожа, мирно дремлющего на стуле в углу. Разбуженный пронзительным скрипом двери, он сладко зевнул, протер глаза и уставился на вошедших.

- Куда? - хрипло спросил он. - Закрыто все. Мест нет.

- Женщина умирает, сэрат дэй, - нетерпеливо сказала Риса. - Ей нужна срочная помощь.

Сверток с мертвым ребенком она прижимала к груди, хорошо хоть лицо ему закрыла тряпьем. И как только ей не противно? Взмокший Кирис сгрузил свою ношу на скамью (тетка никак не отреагировала, только опять зашевелились губы) и устало выпрямился, преодолевая желание плюхнуться прямо на грязный истоптанный пол.

- Сказано же - нет мест! - сердито откликнулся сторож. - Куда принимать?

- Сэрат дэй, немедленно позовите врача или еще кого-то ответственного. Пусть он решает.

Сторож недовольно пожевал губами, подумал, затем подошел к стойке регистратуры и поднял огромную трубку древнего телефона. Он несколько раз покрутил диск, видимо, дождался ответа и сказал:

- Тесса Фьюченца, тут опять пришли...

Затем он молча покивал, положил трубку и, шаркая, поплелся к своему стулу. Только устроившись на нем поудобнее и уже прикрыв глаза, он соизволил бросить:

- Сейчас спустятся. Ждите.

Кирис сжал кулаки. Врезать бы ему как следует! К подобранной на улице побирушке можно относиться как угодно, но здесь же больница, карраха! Мог бы хоть немного повежливее! Риса, однако, только кивнула в ответ и поблагодарила. Нервы у нее, что ли, железные, унижаться перед такой скотиной, держа мертвого младенца в руках?

Пару минут спустя дверь в дальнем углу покоя распахнулась, и в помещение быстрым шагом вошла монашка в зеленой рясе. Даже в полутени черного клобука под ее глазами отчетливо виднелись мешки, а лицо выглядело сухим и изможденным.

- Я пасанта Фьюченца, заместитель директора больницы. Слушаю вас, дети мои, - устало произнесла она.

- Женщина примерно двадцати пяти лет, сильное физическое и нервное истощение, - быстро проговорила Риса. - Алкогольной зависимости нет. Отчетливо выраженная гипогликемия, мозговая активность на грани необратимого коллапса. Уровень инсулина и щелочной показатель крови более-менее в норме. У вас есть отделение интенсивной терапии, сэрат дэйя?

- К лицам духовного звания, дитя мое, положено обращаться "тесса". Она твоя родственница?

- Нет. Мы просто нашли ее на улице.

- И не пожалели сил, чтобы принести сюда, дитя? Такое делает вам честь. Мало кто сегодня способен не остаться равнодушным к чужой беде. Но я, боюсь, ничем не могу вам помочь. Больница переполнена, и несчастную просто некуда положить. Да если и найдем место, что мы можем сделать? У нас нет даже простых лекарств, а интенсивная терапия... Боюсь, я слабо представляю, о чем речь.

- Но ведь у вас больница!

- Не столько больница, дитя мое, сколько приют для умирающих. Мы молимся за них, но Господь не всегда отвечает на наши молитвы. А у тебя в руках ребенок?

- Он мертв, тесса Фьюченца.

- Ох...

Монашка осенила себя косым знамением, прикоснулась к висящему на груди простому стальному Стабилону, сложила руки и замерла, шевеля губами.

- Да пребудет его душа в садах наслаждений, - наконец вслух сказала она. - По крайней мере, в наших силах позаботиться о похоронах.

- Он мертв, тесса, - в голосе Рисы скользнули нетерпеливые нотки. - Ему уже ничем не помочь. Сначала следует позаботиться о живых.

- Как я уже сказала, дитя...

- "И выйду я к людям, и принесу покой Ваххарона их душам, а покой бальзама - их телам. И не уйдет отвергнутым никто, алчущий исцеления".

- Ты цитируешь Постулат святого Мессера... - прошептала монашка, снова осеняя себя знамением. - Ты веруешь в Ваххарона, дитя мое?

- Я атеист, тесса. Но я твердо знаю, что вступившим на путь служения людям слово "бесполезно" следует забыть раз и навсегда. Есть долг, все остальное неважно.

- Впервые в жизни меня сумела так устыдить неверная, тем более юная девушка... - монашка опустила взгляд. - Спасибо, дитя, что напомнила мне о долге. Я постараюсь найти койку, но ничего сверх того не обещаю.

- Я помогу, тесса. У вас найдется штатив для капельницы?

- Да. Но...

- Вы кормите больных?

- Не слишком вкусно, дитя, но кормим. От голода у нас не умирают.

- Я знаю, как оказать первую помощь. Но она сильно истощена, и ей потребуется хорошее питание.

- Ты так хорошо разбираешься в медицине? Как тебя зовут?

- У нас нет времени на пустые разговоры, тесса. Мы должны отнести ее в палату.

Монашка вздохнула.

- У нас нет мужчин-санитаров. Боюсь, вака, тебе придется потрудиться еще раз.

- Дотащу как-нибудь... - проворчал Кирис.

И дотащил. Я сильный, твердил он себе все четыре лестничных пролета и два десятка метров извилистого коридора, я очень сильный. Только на голову долбанутый. Карраха, почему я занимаюсь всякими глупостями? В ноздри бил острый запах дерьма, мочи, хлорки и еще чего-то сладковатого и непонятного. Облупившаяся серая штукатурка на стенах, осыпавшийся потолок, переполненные палаты и кровати, кое-где стоящие прямо в коридоре вдоль стен, вызвали у него острую тоску. Он всей душой ненавидел врачей и больницы, и сейчас ему хотелось только одного: сбежать.

Но все плохое когда-то кончается. Когда он почувствовал, что сейчас рухнет без сил, монашка сказала:

- Сюда, вака. Палата мужская, но место и в самом деле последнее. Хотела я сюда перевести из коридора... - Она осеклась и махнула рукой.

Палата больше походила на чулан: шириной метра в два, длиной в четыре, и узкое оконце под самым потолком. Даже ламп нет, только естественный свет из коридорных окон. Кирис свалил свою ношу на узкую кровать из деревянных досок, прикрытых тонким матрасиком без простыни и, не удержавшись, сел на пол рядом.

- Вот и все, вака, - монашка протянула руки и приняла у Рисы сверток с мертвым ребенком. - Мы позаботимся о теле, а ты помоги несчастной, если знаешь, как. Врач у нас только один, приходящий, и он должен вот-вот появиться. Я пришлю сестру, она поможет устроить болящую.

- Спасибо, дэйя... тесса, - кивнула Карина. - Мне потребуется штатив для капельницы, и еще женщину нужно избавить от грязных тряпок, вымыть и переодеть в чистое, хотя бы в простую ночную рубаху. И еще нужны одеяло с подушкой.

Монахиня повернулась и ушла по коридору. Кирис поежился, оглядываясь.

- Ну и местечко, - пробормотал он.

На других трех кроватях в палате лежали мужчины. Все они то ли спали, то ли были без сознания: двое тихие, а третий все время постанывал и всхрапывал, блестя полосками белков из-под полуприкрытых век. Укрывающее его тонкое одеяло сбилось и сползло на пол, и в разрезе рубахи большой шрам на груди, словно от ожога, в полумраке казался багровым.

- Кир, помоги, - попросила Риса. - Нужно ее раздеть.

- Э-э... - Кирис почувствовал, что краснеет. - Я вообще-то парень, если ты не заметила.

- Ну и?

- А она женщина.

- Кир, она умирает. Неважно, женщина или мужчина, условности сейчас неважны. Я должна осмотреть ее и понять, нет ли у нее серьезных травм и повреждений кожи.

- А...

- Хорошо, ты прав. Тогда иди домой. Спасибо, ты и без того очень помог.

Кирис помялся. Ему страшно хотелось свалить отсюда на максимальной скорости, но что-то его останавливало. В конце концов, как такая мелюзга собирается ворочать взрослую бабу, пусть и истощавшую?

- А нас не погонят отсюда? - наконец спросил он.

- Не должны. Кир, если решил остаться, действуй. Если нет, завтра встретимся в школе.

Мысленно пожав плечами, Кирис помог приподнять женщину и стащить с нее гору вонючего тряпья, когда-то, вероятно, являвшегося кофтой, блузкой, лифчиком и тому подобной женской сбруей. Потом настала очередь нижней половины. Ворочая тело, он старался смотреть в сторону, но его взгляд то и дело цеплялся то за маленькие тощие груди, то за ягодицы и ложбинку между ног. Уши горели. Он втайне гордился, что давно потерял девственность - некоторые знакомые девчата, промышлявшие проституцией, иногда затаскивали его в постель просто так, бесплатно, ради удовольствия потискаться с юнцом. Но одно дело, когда женщина снимает одежду добровольно, и совсем другое - когда раздеваешь ее бессознательную, словно силой.

- Все в порядке, - констатировала Риса в конце концов. - Старые синяки и ссадины - наверное, ее били, но ничего серьезного. Где медсестра? Или про нас забыли?

В коридоре прозвучали быстрые шаги, и в палате появился новый персонаж. Парень на вид лет двадцати или около того, невысокий, но гибкий, в тонкой рубашке, обтягивающей торс, вошел так по-хозяйски, словно его здесь ждали. Ни слова не говоря, он протянул Рисе белый пластиковый пакет с нарисованным на нем трехглазым черепом Хомма. Та так же молча приняла его.

- Я Марик, - сказал парень, обращаясь к Кирису. - Спасибо, что помогаешь.

- Кир, - буркнул Кирис. - Не за что.

Откуда он взялся? Как их нашел? И что принес?

- Марик, поищи медсестру, пожалуйста, - попросила Риса. - Она куда-то делась. Нужны подушка, одеяло, ночная рубашка и штатив для капельницы.

- Понял, - юноша кивнул и вышел.

- Так... - Риса оглянулась по сторонам. - Надеяться на нормальные условия, конечно, не приходится. Кир, извини, но придется смутить тебя еще раз.

Она сдернула с себя блузу, обнажившись до пояса (ну почему в ее возрасте она не носит лифчик?), села на пятки и расправила одежду перед собой на полу. Кирис понимал, что следовало бы отвернуться, но он не мог оторвать взгляд от смутно белеющего в сумраке тела и грудей с маленькими розовыми пятнами сосков.

- Что ты делаешь? - хрипло пробормотал он, чувствуя, что начинает совершенно неуместно возбуждаться. - Так же нельзя...

- А у меня есть выбор? - осведомилась девушка, быстро раскладывая на блузе содержимое пакета: упаковки с одноразовыми шприцами и ватой, флаконы и пузырьки с жидкостями, еще какие-то свертки и пакетики. - Я же не могу на грязный пол стерильные материалы... Кир, думай обо мне, что хочешь, но только не мешай. Можешь смотреть, сколько влезет, мне все равно.

Со страшным усилием воли отведя взгляд от ее груди, Кирис принялся наблюдать за ее уверенными быстрыми движениями. Шарик из ваты - вскрытая бутылочка со спиртом (его запах тут же добавился к богатому местному букету, к которому Кирис уже слегка притерпелся) - отогнутый жестяной лепесток на большом флаконе - игла, прокалывающая резиновую пробку - прозрачная жидкость, наполняющая шприц до отметки в три току...

- Подержи, - Риса протянула наполненный шприц Кирису. Затем она отрезала узкую полоску пластыря, вытащила из бумажного пакетика матерчатый жгут, ловко перетянула им левую руку женщины и пробежалась пальцами по локтевому сгибу. Она протерла руку спиртом и коротким точным движением воткнула в вену иглу, извлеченную из упаковки с другим шприцем. Из той по руке тут же поползла тонкая струйка крови. Закрепив иглу узкой полоской пластыря и сняв жгут, она забрала у Кириса шприц, вставила в иглу и принялась медленно давить на поршень.

Еще до того, как вся жидкость ушла в вену, женщина громко застонала и открыла глаза.

- Жоэль... - пробормотала она, пытаясь подняться. - Жоэль!

- Держи ее! - приказала Риса. Старательно смотря в сторону, Кирис осторожно надавил женщине на плечи, чувствуя ладонями ее горячую кожу, и заставил лечь.

- Жоэль... - снова пробормотала та. - Где мой Жоэль?

- Что тут у вас происходит? - недовольно спросил от двери мужской голос. В проеме, загораживая свет, появилась еще одна фигура: грузная, в белом халате, с поблескивающей лысиной.

- Вы врач, тесса? - спросила Карина, продолжая давить на поршень.

- Во-первых, я не монах, так что тессой меня называть незачем. Во-вторых, я-то врач, а вот ты кто такая? - голос мужчины стал еще недовольнее. - Кто разрешил тебе выполнять процедуры? И почему ты голая?

- Никаких процедур, сэрат дэй врач. Простоэкстренная помощь - внутривенное введение глюкозы, чтобы вывести ее из гипогликемической комы. Во втором флаконе витаминная смесь, ее введем через капельницу. Кстати, Кир, достань капельницу, пожалуйста, она где-то в пакете, запаяна в пленку.

- Жоэль... - опять простонала женщина, попытавшись оттолкнуть руки Кириса. Риса потянулась и обхватила пальцами левой руки ее лоб и виски. Женщина напряглась, ее рот широко раскрылся - и тут же она обмякла и мерно задышала.

- Она проспит несколько часов, - сообщила Риса в пространство. - До пробуждения ее нужно как следует прокапать. Кир, капельницу!

- Прекратить! - резко сказал врач. - Немедленно! Вака, что ты о себе возомнила? Кто тебе позволил ставить диагнозы, да еще и что-то делать с пациентами? Ты знаешь, сколько лет нужно учиться на врача? И оденься, немедленно!

- У меня богатый опыт, сэрат дэй, - спокойно сказала Риса, поднимаясь. Шприц остался висеть на воткнутой в вену игле. - Я объясню как-нибудь потом. Можешь сам проверить, что я делаю. Возьми, - она сунула флакон в руки мужчине. - Я поставлю ей капельницу, и мы уйдем.

Врач неохотно взял флакон и вышел в коридор, чтобы рассмотреть. Брякнуло, стукнуло, и в палату, задев за косяк длинной железной палкой... нет, треногой вешалкой с крючками поверху, сунулся давешний парень.

- Медсестра сейчас придет, - сообщил он. - Принесет одеяло и простыни. Ничего сверх того можно даже и не ждать. По-моему, она в медицине разбирается даже меньше меня.

Риса кивнула и вышла в коридор.

- Сэрат дэй, - нетерпеливо спросила она у врача, все еще рассматривающего флакон. - Ты убедился, что смесь безвредна?

- Витаминная смесь номер семь... - в голосе врача вместо раздражения послышалось удивление. - Она же весьма дорогая. Ох, да оденься же ты наконец, бесстыжая! - в полный голос рявкнул он.

- Моя одежда используется вместо рабочего стола. Она не стерильна, но куда лучше грязного пола, сэрат дэй. Сейчас я закончу и оденусь. К-ссо... флакон не тот, не для капельниц. Как же... ага, знаю.

Риса взяла, почти выхватила флакон у врача, оставив его стоять с открытым ртом, и вернулась в палату. Взгляд Кириса лихорадочно метался между ее грудью (куда глаза перескакивали против его воли) и руками, которые точно и уверенно порхали над разложенными предметами. Полоски лейкопластыря оплетают флакон с витаминами, и вот он уже вниз пробкой висит на крючке треноги - лопается под пальцами пластиковая упаковка - снова остро пахнет спиртом, и толстая игла на конце капельницы втыкается во флакон - жидкость бежит по прозрачным трубкам, наполовину заполняет мягкий цилиндр посередине и тонкой струйкой выплескивается на пол с нижнего конца трубки - летит на пол отсоединенный от иглы в вене шприц, и вместо него втыкается капельница, которую тут же приклеивают к коже еще две полоски лейкопластыря...

- Все, - Риса села на корточки и быстро сгребла в пакет оставшиеся материалы. Затем она подняла освободившуюся блузу, встряхнула ее и натянула на себя. Кирис с облегчением вздохнул. Риса пригляделась к капельнице, зачем-то потрогала небольшое пластиковое колесико и вышла из палаты.

- Все, сэрат дэй, - сказала она. - Я закончила. Лишние шприцы и медикаменты я оставлю, используй их для нужд больницы.

- Я бы сказал, у тебя действительно есть опыт, - задумчиво сказал врач. - Немного я видел медсестер, умеющих так хорошо обращаться со шприцами и прочим, и все они были куда как старше тебя. Кто ты?

- Не имеет значения, сэрат дэй. Мы уже уходим.

- Хм... А что ты ей ввела до того?

- Десятипроцентный раствор глюкозы, чтобы компенсировать ее нехватку в крови. Очень хорошее средство первой помощи при голодных обмороках.

- Вот как... - врач задумчиво покивал.

Шаркая подошвами, подошла старая толстая монашка, несущая в охапке большое одеяло и еще какие-то тряпки.

- А ну, брысь! - грозно скомандовала она Кирису. - Ишь ты, пялится тут на женщин...

Кирис выскочил из палаты и едва не наступил на ногу давешнему парню, спокойно стоящему у стены со скрещенными руками.

- Я помогу, тесса, - сказала Риса, вместе с монашкой возвращаясь в палату. Кирис утер вспотевший лоб и отошел к окну.

- Ты с ней, вака? - осведомился врач.

- С ней. А что? - с вызовом осведомился Кирис.

- Может, ты мне объяснишь, кто она такая и что здесь делает?

- Понятия не имею. Мы с ней просто в одном классе учимся.

- В одном классе? - врач поднял бровь. - И в каком же? В девятом? Десятом?

- В восьмом.

- Она недавно переехала в город, - с бесстрастной физиономией пояснил парень по имени Марик. - Она работала раньше в больницах... э-э, санитаркой.

- Санитарки не ставят капельницы и диагнозы. Хоть кто-нибудь объяснит мне, как ее зовут и откуда она взялась?

- Если она захочет, дэй доктор, то расскажет сама, - улыбнулся парень. Улыбка у него оказалась хорошая, неяркая, но добрая и необидная, совсем как у Рисы. - А если не захочет... ну, значит, не повезло. А у вас здесь тихо. Хорошо, когда пациенты по кроватям лежат и не бродят где попало?

- Здесь этаж для тяжело больных и умирающих, - сухо ответил врач. - Три четверти - немощные старики, они даже на горшок с трудом садятся. Из палат их обычно выносят прямо в молельный зал, а оттуда увозят в крематорий.

- В крематорий? - парень задумчиво потер подбородок. - Ну, тогда подумайте, кому еще можно успеть помочь. Иначе она пойдет по всему этажу подряд.

- Она? Твоя подружка?

- Да. Вообще-то еще полчаса назад она... - парень покосился на Кириса. - Скажем, имела другие планы. Но я ее знаю, не удержится. Учтите, дэй доктор, она умеет творить чудеса.

- Слушай, вака, - доктор подошел к парню вплотную. - Здесь не место для шуточек, понял? Здесь люди иногда умирают, потому что простого стерильного физраствора не хватает. Хватит самодеятельности дилетантов! У меня масса дел. Могу я надеяться, что вы уйдете отсюда, больше ни во что не вмешиваясь? Или мне полицию вызвать?

- Я вполне серьезно, дэй доктор... Сантонелла Чико, если я не ошибаюсь?

Врач поперхнулся.

- Откуда ты меня знаешь, вака?

- Секрет. Я не задержусь здесь, да и молодой господин Кирис, вероятно, тоже. Но если вы не используете ее способности, сами виноваты. Она умеет исцелять людей иногда просто прикосновениями. И ее квалификация как хирурга не ниже вашей.

- Все-то ты про меня знаешь! - вышедшая из палаты Риса легко ткнула его кулаком в ребра. - И откуда только?

- Ну, даром что ли я твой... Молчу-молчу! - парень замахал руками, увидев выражение ее лица. - В общем, я пошел...

- Дэй доктор! - из палаты выскочила медсестра. На ее лице виднелось обеспокоенное выражение. - Дэй доктор! У него опять приступ!

Врач сразу утратил интерес к разговору. Он решительно прошел в палату, и Риса скользнула за ним. Кирис тоже заглянул внутрь. Мужчина со шрамом на груди конвульсивно дергался и хрипел, выгибаясь дугой. На его губах пузырилась пена. Врач обеими руками прижимал его плечи к кровати, не давая сползти на пол.

- Дэй Сантонелла, - Риса просунулась между ним и больным, - держите его так. Сейчас я сниму судороги.

- Не трогай...

Закончить врач не успел. Риса обхватила голову мужчины обеими руками и замерла. Тут же мужчина дернулся еще раз и затих, потом громко и протяжно застонал.

- Не надо... - невнятно пробормотал он. - Не надо током... я не выдержу... не могу уйти от волют, двигатели глохнут, катапультироваться... катапультироваться... не надо больше, сердце... мне плохо...

Он еще раз дернулся, обмяк и часто задышал.

- У него отчетливая аритмия, - Риса переместила ладони на грудь мужчине. - Я попытаюсь компенсировать...

И тут мужчина дернулся с такой силой, что доктор потерял равновесие и чуть не упал. Тело снова выгнулось на кровати дугой, и из груди мужчины исторгся не то приглушенный вопль, не то рычание. Затем он снова распластался на кровати и, кажется, перестал дышать.

- К-ссо... - прошипела Риса. - Ничего не понимаю. Дэй доктор, руки убрать! Быстро!

И прозвучала в ее голосе такая властность, что врач отдернул руки, словно от горячего металла. Тело мужчины снова конвульсивно дернулось, затем еще раз.

- Шок не помогает! Да что же с ним такое происходит!..

Риса отдернула ладони, сжала кулак и с силой ударила мужчину в грудину - раз, затем, после паузы, второй. Несколько секунд спустя тот тяжело, с присвистом вздохнул, и его грудь мерно заходила вверх-вниз.

- Что ты делаешь, вака? - поинтересовался врач. В его голосе странным образом мешались злость и растерянность. - Что случилось?

- У него что-то в грудной клетке, дэй доктор, в области позвоночника и средостения. Отчетливое электромагнитное эхо, но не металл, и масса отсутствует. И оно как-то завязано на сердце. Я не понимаю...

Риса замолчала. Она провела пальцами по груди мужчины, обхватила его грудную клетку с боков и замерла. Потом подняла его правую руку, где у запястья болталась плотная металлическая цепочка с донельзя перепачканной пластинкой.

- Марик! - позвала она. - Смотри.

Парень протиснулся в палату и склонился к руке. Покрутив цепочку так и сяк, он со скрежетом провел ногтем по пластинке (на пол посыпалась темная грязь) и вгляделся в нее.

- Стандартный армейский браслет, - констатировал он. - Мати картинку показывал. Капитан первого класса Гойя Пахис, авиабаза номер восемь... Военный летчик? Откуда он тут взялся?

- Дэй Сантонелла! - позвала Риса. - Ты знаешь, как этот человек попал в вашу больницу?

- Его позапрошлой ночью подобрали на улице неподалеку отсюда, почти в самом Старом городе, - вместо врача растерянно ответила медсестра. - Он так ни разу в сознание и не пришел. Помоги нам Ваххарон, военный летчик! Пять декад назад мы от кольчона отбивались, он к самому берегу подошел. Несколько самолетов погибло - наверное, кто-то из них. Но где же он столько времени пропадал? Ох, нечисто здесь, нужно бы полицию вызвать.

- Не надо полицию, - быстро сказала Риса. - За ним приедут не позже чем через полчаса из другой службы. Кир!

- Да! - от неожиданности тот даже дернулся. Ужасная догадка горела в мозгу, требуя немедленного подтверждения, но как к ней подступиться, он не знал.

- Иди домой. Сейчас же. Незачем тебе светиться... перед людьми, что сейчас появятся.

- Погоди! - Кирис буквально разрывался на части. - Риса... на пару слов, ага? Наедине!

- Наедине?

- Да. Очень надо! Пожалуйста!

- Хорошо. Дэй доктор, тесса, могу я попросить вас присмотреть за пациентом некоторое время? Марик, останься, я сейчас вернусь. Пойдем, Кир.

Вслед за Рисой Кирис пошел по коридору. Его сердце стучало как пулемет, колени подгибались. У спуска на лестницу рядом с сортиром, откуда еще сильнее несло вонью, девушка остановилась.

- Я слушаю, - спокойно сказала она.

Кирис оглянулся по сторонам. Кажется, никто подслушать не может.

- Риса, - шепотом спросил он, - ты что, эйлахо?

- А?

- Ну, ты же руками человека насквозь чувствуешь и прикосновением усыпляешь. И ты меня прокляла, чтобы я не грабил. Ты эйлахо? Не бойся, я никому не скажу, честно!

- Кир, что такое "эйлахо"?

Кирис почувствовал, что его челюсть отвисает от удивления.

- Ты... не знаешь? - ошарашенно осведомился он. - Никогда не слышала?

- Нет. Ты можешь объяснить?

- Ну... говорят, что у некоторых людей есть способности... воду руками замораживать, мысли читать телепатией, током биться, все такое. Неужто честно совсем ни разу не слышала?

- Мысли читать невозможно, Кир. Только эмоции, и то с оговорками. А что, такие люди и в самом деле существуют? Ты лично их видел?

- Нет, но... слухи ходят, правительство охотится за ними и куда-то увозит, когда находит. И все корпорации тоже их ищут. Вроде из них сверхсолдат делают и шпионов, только говорить о них запрещено. Ни в газетах не пишут, ни по радио и телевизору не говорят. Риса, ни за что им не попадайся! Я никому не скажу, а если что-то потребуется, я любому морду набью! Если надо...

Риса протянула руку и провела ему по щеке горячей ладонью.

- Ты славный мальчик, Кир, несмотря на склонность к грабежам на большой дороге, - она тепло улыбнулась. - Спасибо тебе за заботу. Но я не эйлахо, я куда хуже. И меня не нужно защищать.

- Но кто ты тогда?

- Кир, я же сказала: удиви меня. Докажи, что на тебя стоит тратить силы и время. Пока что ты для меня - просто большой сильный парень, каких в мире миллионы, заурядный и ничем не выделяющийся. Докажи, что стоишь моего внимания, и тогда я расскажу тебе, кто я такая и откуда взялась. Но не раньше. А сейчас иди.

Риса отступила на шаг.

- И помни, что я сказала насчет преступлений, - внезапно она нахмурилась. - Я не шутила, Кир. Еще один грабеж, и я лично сдам тебя в полицию. Понял?

- Да помню я... - пробурчал Кирис.

- И еще. Кир, все-таки не ходи через Старый город. Призраков не существует, но и помимо них в мире много опасностей. В том числе таких, с какими не справишься даже ты. А если вдруг решишь, что физическая сила - лучшая защита, вспомни того летчика.

Она повернулась и быстро зашагала к дальней палате, возле которой Марик что-то втолковывал доктору и медсестре. Кир смотрел ей вслед до тех пор, пока она не обернулась и не ткнула пальцем в лестничную клетку. Только тогда он вздохнул и принялся неохотно спускаться, ощупывая ногами каждую ступеньку, словно старик. Уходить совершенно не хотелось... но Риса что-то сказала насчет людей, перед которыми не стоит светиться. Полиция или кто еще, неважно, с ними действительно связываться не следует.

Пройдя через пустой и гулкий приемный покой, где по-прежнему дремал старый сторож, он вышел на улицу как раз в тот момент, когда ко входу в больницу с воем сирен подлетел кортеж: новенький ярко-красный микроавтобус "скорой помощи", а за ним сразу три длинных черных автомобиля, незнакомой марки, но кажущиеся ужасно дорогими. Из них высыпало сразу десятка полтора мужчин в черных костюмах и врачей в белых халатах, и вся толпа ринулась через узкие двери внутрь, едва не сбив Кириса с ног. Отскочив в сторону, он поспешил ретироваться как можно быстрее. Отбежав на полсотни шагов, он оглянулся. "Скорая" с мигающими огнями по-прежнему стояла перед дверью, и около нее потихоньку собиралась толпа зевак. Кирис перешел на шаг, независимо сунув руки в карманы и беззаботно насвистывая. Клонящееся к горизонту солнце, высоко над которым в небе виднелся огрызок Инганны, било ему в глаза, и он щурился, глядя под ноги. Только сейчас он сообразил, что его портфель несла Риса, и он остался в госпитале. Но не возвращаться же! Надо вернуться часика через два-три, чтобы прихватить его, если только Риса не заберет портфель с собой.

Но кто же она такая? Лечит наложением рук, управляется со шприцами, как опытная медсестра... а кстати, как тот парень... Марик?.. как он узнал, где они находятся и что нужно купить? Неужто настоящая телепатия? И мужики в черном из автомобилей - на их лбах словно таблички прикручены: "секретная служба". Как они узнали, что нужно приехать, да еще и явились так быстро?

"Удиви меня..."

Легкой ей говорить! Чем он кого-то может удивить? Тупой хулиган и неудачник, которому одна дорога - в армию. Или в банду и в тюрьму, если жив останется при аресте, конечно. Права она - таких, как он, десять на дюжину. А то и все одиннадцать.

Чем я могу тебя удивить, Риса? Скажите же мне кто-нибудь!

"Паллийская рабочая группа, Карина в канале. Низкая срочность. Средняя важность. Темы: обновление текущего статуса; девианты на Палле?

Пункт первый. Продолжаю работать по плану со школами Барны. Департамент образования дестры Калалан завершил обработку около семнадцати тысяч результатов первого теста в трех старших классах. Порог отсечения установлен в семьдесят пять, его превысило пятьсот тридцать семь человек. Сегодня проведен второй этап тестирования, двадцать три кандидата с допороговыми значениями получили индивидуальные задания для более тонкой проверки. Результаты ожидаются в середине следующей декады, но уже как минимум один из допороговых кандидатов (ОЧЕНЬ допороговых) продемонстрировал чрезвычайно высокую адаптивность по тестам Дзиры и Морской Волны. Яни, спасибо за указание, оно оправдалось.

В остальном калибровка идет по плану.

Пункт второй. Ребята, что известно про девиантов на Палле? Вроде бы в уцелевших отчетах Станции указано, что игровые эффекторы как массовое явление ликвидированы по крайней мере за пятьдесят местных планетарных лет до Удара, да и не могли фантомы уцелеть после изменения метрики. Однако сегодня в случайном разговоре выяснилось, что в народе ходят слухи о так называемых "эйлахо". Им приписываются способности, характерные для девиантов на Текире, а также для местных игровых эффекторов, если верить старым спецификациям. Эйлахо подвергаются преследованиям или просто укрываются правительством и корпорациями в неизвестных местах и с неизвестными целями. Термин не встречается в оставшейся от Станции базе знаний - возможно, он упоминается в ее поврежденной части.

Возможно, это просто слух, но я наткнулась в больнице на чрезвычайно странного человека. При попытке просканировать его тело электромагнитным полем я получила загадочный отклик, в какой-то степени похожий на отклики текирских эффекторов, и одновременно - на сигнал, отраженный от кольчона при дистанционном сканировании (так утверждает координатор). Попытка углубленного сканирования привела к судорогам тела и остановке сердца, причем электрошок восстановить сердцебиение не смог. Хорошо, что удалось запустить сердце заново прекордиальным ударом. Проявившиеся симптомы чрезвычайно похожи на те, что возникают при поражении текирского эффектора электромагнитным импульсом "розы". В соответствии с воинским браслетом человек идентифицирован как военный летчик, возможно, пропавший в бою с кольчоном некоторое время назад. Я вызвала по радио сопровождающую нас группу ССО, и они увезли найденыша в неизвестном направлении. Мати, ты сейчас на военной базе находишься - попробуй выяснить, известно ли что-то о пропадавших без вести солдатах.

Думаю, тема эйлахо нуждается в проработке. Если не пустышка, если здесь после Удара каким-то образом вновь появились игровые эффекторы, нам придется серьезно менять планы.

Конец сообщения".

"Координатор, контакт. Карина в канале. Как дела с генетическим анализом?"

"Координатор в канале. Анализ взятого у кандидата образца крови показывает, что с высокой степенью уверенности Кирис и Варуйко Сэйторий являются близкими родственниками. С учетом полученной в разговоре с ним информации - братом и сестрой. На то же указывает и внешнее сходство".

"Спасибо. Я подумаю, в какой форме сообщить ему новость. Если он не попадет в программу, хоть какая-то моральная компенсация".

"Или лишнее огорчение - ведь тогда он вряд ли когда-то ее увидит".

"Возможно, и так. Спасибо за помощь. Отбой".

"Конец связи".

07.36.1231. Кайтар, Барна

- И не забываем, что в децинот у нас классный пикник, - перед тем, как выйти из класса, Дьячелла обернулась и строго осмотрела учеников. - Если кто-то передумал и не собирается ехать, пусть уведомит меня сейчас, чтобы школа не покупала попусту для него паромный билет. Есть такие?

Она подождала.

- Хорошо. Тогда считаем, что едут все. Не забудьте, кто какие продукты должен принести.

Фуоко показалось, что географичка посмотрела на нее с каким-то сомнением. Но та промолчала, решительно кивнула и вышла из класса. Народ зашумел, вылезая из-за парт.

- Пьетта! - крикнула Мартина через весь класс. - Идем с нами в кафе? Мы в "Парусник"!

- Ага! - радостно согласилась девочка. - Идем!

Остальные вокруг тоже переговаривались, кто громко, кто вполголоса, сговариваясь о планах на остаток дня. Фуоко сидела, уставившись в раскрытый учебник, и на душе у нее становилось все более паскудно. Ну почему ее никто никогда никуда не зовет? Она бы отдала все свои богатства за то, чтобы вот так непринужденно пойти с кем-нибудь в кафе, не думая о ругани с матерью, об огромном постылом доме, где она редко выходила за пределы своей комнаты, о домашних заданиях, об одиноких пробежках по парку и тренировках в тренажерном зале... Сейчас она бы согласилась пойти куда угодно, пусть даже не в кафе, а просто погулять или поболтать ни о чем. С кем угодно, даже... даже с Кирисом! Она невольно бросила взгляд через плечо, но хулиган уже проталкивался к выходу, не обращая на нее ни малейшего внимания. И Риса опять отсутствовала на уроке. Хотя зачем ей, она и так слишком умная.

Да, конечно, стоит ей хотя бы намекнуть, и много кто, те же Арческа, Элла и Пьона с радостью побегут за ней, подлизываясь, но от подхалимов ее тошнит и дома. А те, кто не подлизываются, никогда не пригласят - побоятся из-за могущества семьи.

Ей стало так тоскливо, что она с трудом удержала наворачивающиеся на глаза слезы. Медленно, нехотя она собрала в портфель учебники и тетради и еще какое-то время просто сидела в пустом классе, тупо уставившись в доску и стараясь не думать ни о чем. Действительно, зачем она живет? Ни смысла, ни цели. Повеситься, что ли?

Наконец она заставила себя встать и пойти к двери. В коридоре уже стояла тишина, только с первого этажа и со двора, приглушенные окнами, доносились радостные вопли школяров, радующихся концу учебного дня. Охранник в конце коридора, заметив ее, слегка кивнул и вернулся к созерцанию собственных ногтей. Фуоко медленно побрела к лестнице. Уже спустившись на первый этаж, она. поддавшись внезапному импульсу, свернула в проход, ведущий к спортзалу. Сам спортзал, разумеется, уже стоял закрытым, но дверь в конце прохода, ведущая в заросли пираканты и дрока за школой, часто не запиралась (чем и пользовались мальчишки, бегающие туда покурить). Фуоко, цепляясь за ветки и колючки юбкой и ранцем, пробралась подальше и уселась прямо на землю на небольшой прогалине, уперевшись спиной в стену. За высокой сетчатой оградой начинался резко понижающийся незастроенный склон, и из такого положения дома внизу оставались невидимыми. Если пофантазировать, можно представить, что там, за забором, крутой обрыв, у подножья которого - далекая чужая страна, и штормовые волны бьются о волноломы, и крутобокий парусник выбирает якоря, отправляясь в неизведанные страны сражаться с туземцами и искать сокровища...

Она шмыгнула носом, подтянула ноги к груди и обхватила их руками, уперевшись лбом в голые коленки. Ничего там нет - ни обрыва, ни шторма, ни парусника. Она давно уже не мелкий ребенок, чтобы верить в сказки. Там, внизу, на склонах прибрежных холмов - все та же Барна. Обычный город: стоят облупленные многоэтажные дома, тускло отсвечивают серебряные Стабилоны на церквях, в которых днем стоит глубокая тоскливая тишина, а в офисах и на заводах вкалывают за мизерную зарплату клерки и рабочие. Им, наверное, тоже все опостылело. Унылый скучный мир. Унылые скучные люди. Унылая скучная жизнь без малейшего просвета.

До нее донесся металлический дребезг и голоса. Фуоко подняла голову. Через сетчатую изгородь карабкались трое мальчишек, на вид десятиклассников, ей незнакомых.

 - Смотри-ка, кто здесь! - удивленно проговорил один из них, спрыгивая на землю. - Эй! Здесь наше место. Ну-ка, вали отсюда. Девчонкам здесь делать нечего.

- Вы не местные? - скривилась Фуоко. - Вы что, не знаете, кто я? Где хочу, там и сижу.

- Ну и кто ты? - насмешливо поинтересовался второй. - Принцесса из Ценганя?

- Я - Деллавита, понял? Продолжишь меня доставать, получишь по мозгам.

- Если ты Деллавита, я вообще Капурри, - ухмыльнулся второй, и его ухмылка Фуоко очень не понравилась. - Умная больно? Деллавита в такой занюханной школе, как ваша? Ха! Слышь, братаны, а что она здесь делает, как думает?

- Ждет кого-то, - ощерился третий. - Нас, наверное. Эй, ты, развлечься не хочешь? Кто из нас тебе больше нравится?

Фуоко попыталась вскочить, но один из парней грубо швырнул ее на землю. Она упала на бок, больно ударилась локтем и не удержалась от вскрика. Хулиган присел над ней и по-хозяйски провел рукой по обнажившемуся бедру.

- Начнешь дергаться, хуже ста...

Закончить фразу он не успел, потому что получил пинок в лицо. Взвизгнув, он завалился на спину, хватаясь руками за расквашенный нос, а неизвестно откуда появившийся Кирис без лишних разговоров уже заехал кулаком в физиономию второму. Тот попятился, не удержал равновесия, запнулся за кочку и тоже упал. Кирис развернулся к третьему, но тот резво отскочил от него подальше.

- Ты че, офонарел, кулаками махать? - плаксиво осведомился он. - Мы тебе че сделали? У нас здесь с вашими стрелка забита...

- Да мне до каццо ваши стрелки! Вы что в чужой школе делаете, уроды? - почти ласково осведомился Кирис. - Вы не слышали, что здесь моя территория, и что чужие здесь по жопе получают? А ну, быстро свалили отсюда, мерда!

- Да ты че...

- Еще раз объяснить? - Кирис угрожающе шагнул вперед, и парень резво отпрыгнул назад, запутавшись в кусте дрока. - Зубы лишние завелись? Ну-ка, шкандыбайте, пока не огребли по полной!

Чужаки не заставили себя долго упрашивать и резво бросились к ограде. Уже перебравшись через нее, тот, что получил пинок в лицо, обернулся и, зажимая рукой нос, гнусаво прокричал:

- Мы тебя запомнили, козел, понял?

И троица ссыпалась по склону, скрывшись из вида.

Кирис повернулся к Фуоко, и та невольно сжалась.

- Цела? - хмуро спросил хулиган. - Ты чего сюда явилась? Здесь морды друг другу бьют всерьез, принцессам вроде тебя тут делать нечего.

- Только тебя не спросила! - фыркнула Фуоко, подбирая под себя ноги и осматривая локоть. Ничего страшного, просто ссадина. - Или тоже развлечься хочешь?

- Сама дура лопоухая! - огрызнулся Кирис. Подумав, он сел на корточки в паре шагов от девушки, достал папиросы, чиркнул спичкой и закурил, выпустив клуб вонючего дыма. Фуоко нерешительно посмотрела на него.

- Спасибо, - наконец неловко сказала она.

- Всегда пожалуйста.

Фуоко снова уселась на землю, обхватила ноги руками и уставилась в пустоту за забором. Говорить ничего не хотелось, но почему-то она чувствовала себя гораздо спокойнее, чем раньше. Ни она, ни Кирис не нарушали молчания, но напряженным оно не казалось.

- Слушай, - наконец сказал Кирис, - а что ты думаешь про новенькую? Про Рису?

Ну вот еще тему для разговора нашел!

- Что воображает про себя слишком много!

- Воображает? - удивился Кирис. - Да она в школе вообще тише мыши держится, только извиняется все время. Но вот как человек может быть таким умным, да еще и сильным?

- Я, между прочим, тоже не дурочка. И на силу не жалуюсь!

- То-то лезешь куда ни попадя! - скептически хмыкнул хулиган, снова затягиваясь. - Скажи спасибо, что я увидел, куда ты поперлась. Здесь, между прочим, иногда такие кадры появляются, что даже я соваться не рискую. Не лезь сюда больше, а то ведь трахнут во все дыры, и не посмотрят, кто ты такая.

Фуоко не ответила. Даже если она и сглупила, признавать не намерена. Много чести!

- И все-таки, - после паузы снова спросил Кирис. - Что ты про нее думаешь? Я же видел, вы как-то раз трепались.

Фуоко покосилась на него. Потом решительно протянула руку, выдернула у него изо рта папиросу и бросила ее на землю.

- Если хочешь разговаривать, вонять перестань! - воинственно заявила она.

- Ты точно сдурела, - констатировал Кирис, хотя и вовсе не так зло, как она надеялась. - Ты чего в сухую траву непотушенное кидаешь? Пожар устроить хочешь? Тебе-то ничего не сделают, а меня крайним назначат.

Он приподнялся и растер папиросу ногой.

- Ну, перестал. Так что о Рисе?..

Определенно, он сегодня какой-то слишком мирный. Ну ладно, считаем, что заслужил награду.

- Странная она какая-то, - после паузы откликнулась Фуоко. - Говорит так, словно не девчонка, а... а... а старуха какая-то. Как моя мать. Только мать у меня чушь порет, а Риса вроде как с претензией на умничанье.

Кирис неопределенно хмыкнул.

- А ты про эйлахо слышала? - внезапно спросил он.

Фуоко словно ударили током. Прежде чем она сообразила, что именно спрашивает одноклассник, она уже вскочила на ноги и прижалась спиной к стене, сжав кулаки, словно собираясь защищаться.

- Я не эйлахо! - яростно крикнула она. - Я не...

Она осеклась, чувствуя себя полной идиоткой. Он же не о ней. Или о ней? Сердце бешено колотилось, в глазах сгущался светящийся туман. Да откуда он может знать, в конце-то концов?..

- Ты чего взвилась? - удивленно спросил Кирис. - Я же не про тебя. Я вообще...

Он замолчал, и его глаза округлились.

- Ты... ты что, тоже?.. - шепотом спросил он.

- Нет! - яростно крикнула Фуоко, чувствуя, что теряет голову от паники. - Я не эйлахо, понял? Нет, говорю!

Кирис взялся за голову.

- То пустыня, то сразу океан, - пробормотал он. - Слушай, кончай визжать, а? Я никому не скажу, не волнуйся. И не потребую ничего за молчание, я людей не шантажирую. Но сразу двое...

Фуоко, тяжело дыша, глядела на него, и до нее постепенно начал доходить смысл сказанного.

- Двое?.. - наконец переспросила она. - А... Риса?!

Кирис машинально кивнул, потом, спохватившись, вскочил.

- Только ты никому про нее, поняла? - угрожающе проговорил он. - А то я про тебя всем разболтаю, и тогда тебя даже твой папаша не спасет. Ясно?

Фуоко закрыла лицо руками. Как же она глупо попалась! Теперь все зависит от того, насколько нахальный уличный мальчишка умеет - и захочет - держать язык за зубами. Страшно подумать, что случится, если отец хотя бы заподозрит... Она сдавленно застонала.

- Да ладно тебе! - растерянно сказал рядом Кирис. - Я ж говорю - не скажу никому.

- А специально говорить и не потребуется. Вы так орете, что со школьного двора слышно.

Фуоко резко оторвала руки от лица и оцепенело уставилась на стоящую перед ней Рису. Сегодня что, день появления людей из воздуха? Сначала Кирис, потом новенькая - и все подкрадываются неслышно, словно кошки.

Кирис с шипением втянул воздух сквозь зубы.

- Риса, я... - начал он.

- ...проболтался обо мне, хотя еще вчера клялся в вечном молчании, - ехидно закончила Риса. - Кир, я тебя за язык не тянула, но раз дал слово, держи, пожалуйста.

Кирис густо покраснел и потупился.

- Ага... - Риса по-воробьиному склонила голову на бок, разглядывая их обоих. - Ну что, заседание тайного комитета придется считать открытым. Ну-ка, присядьте.

Она положила руки Кирису и Фуоко на плечи и мягко, но настойчиво заставила их опуститься на корточки. Присев рядом, она заговорщицки склонилась к ним.

- Значит, так. Ребята, я пока что плохо понимаю, что такое эйлахо, но я к ним не отношусь. И сейчас речь не обо мне. Фучи, скажи, ты и в самом деле эйлахо? Что ты умеешь?

Фуоко со страхом глянула на нее. Одно дело - разговорчики, и совсем другое - показать на деле. Но если Риса тоже обладает какими-то странными способностями?.. Та ободряюще кивнула, и Фуоко решилась.

- Только никому, ладно? - почти жалобно попросила она. - Иначе мне только утопиться останется...

Кирис завороженно кивнул, глядя на нее во все глаза, и девушка почувствовала, что покраснела. Вот уставился, словно в цирке! Она сложила чашечкой ладони и сосредоточилась.

По телу прокатилась волна странной мелкой дрожи, словно где-то под ногами заработал большой мощный мотор. Ладони ощутили тепло - и вот их окутало бледное сияние, а между ними затлела и принялась разгораться крохотная искорка. Риса быстро обхватила ладони Фуоко своими, и искра, несколько раз мигнув, погасла.

- Все, - Фуоко поспешно отдернула руки. - Больше ничего не умею. Иногда само собой такое получается, и искра крупнее, но намеренно лучше не могу.

- Очень интересно... - Риса задумчивым жестом потерла бровь. - Фучи, я еще немного тебя осмотрю, ладно? Расслабься, ты ничего не почувствуешь.

Прежде чем Фуоко успела возразить, новенькая быстро провела ладонью ей между грудей, потом обхватила ребра с боков, замерла на несколько секунд и, склонившись и заведя руку за спину, ткнула пальцами в позвоночник. Ее лицо оказалось почти вплотную, и от него плеснуло жаркой волной.

- Так... - Риса откинулась назад и села на землю, поджав под себя ноги. - Скажи, у тебя никаких странных ощущений не возникает, когда ты так делаешь? В голове, в груди? С сердцем все в порядке, не задыхаешься?

- Нет, - Фуоко помотала головой.

Риса покивала.

- Понятно. Кир, я еще и тебя посмотрю, просто для сравнения.

Она положила ладони на грудь Кирису и замерла. Потом откинулась назад.

- Все, я закончила.

"Здесь координатор. Подтверждаю: отклик при сканировании грудной клетки идентичен полученному от пострадавшего летчика в госпитале. Постарайся выяснить, не вступала ли Фуоко в непосредственный контакт с псевдоматерией, составляющей чужие конструкты".

"Здесь Карина. Поняла. Выясню при первой возможности".

- Ну что, ребята, - сказала Риса. - Теперь у нас есть общая тайна. Кир!

- А?

- Сила означает ответственность. Любая сила - и мускулы, и знание. Теперь ты знаешь вещи, которые могут очень сильно повредить Фучи, если о них узнает кто-то другой.

- Я же сказал!..

- Мало говорить, нужно делать. Будь ты постарше, я бы попросила тебя просто забыть о случившемся. Взрослый человек так бы и поступил, убедив себя со временем, что ему привиделось. Но в вашем возрасте - бессмысленно. Ты не забудешь. И обязательно проговоришься еще раз, как проговорился только что обо мне.

- Не проговорюсь, - угрюмо ответил Кирис. - А язык себе отрезать не стану, даже и не проси.

- Есть и другой выход. С сегодняшнего для ты станешь защищать Фучи.

- Что?! - хором спросили Фуоко и Кирис.

- Защищать. В школе, во всяком случае, за ее пределами и других охранников хватает. Теперь у вас общая тайна, которую следует беречь вам обоим.

Риса положила ладони им на плечи и вдруг, озорно улыбнувшись, с силой свела руки. Фуоко, не удержав равновесие, завалилась влево - чтобы неожиданно оказаться прижатой к груди Кириса. Тот, качнувшись навстречу, машинально ухватил ее за талию, то ли отталкивая, то ли удерживая - и замер. Сквозь тонкую рубашку девушка почувствовала, как стучит его сердце.

- Вам еще никто не говорил, что вы здорово смотритесь вместе? - Риса тихо засмеялась. - Фуоко и Кирис, Огонь и Камень, богатая красавица и ее бедный, но строптивый рыцарь. И оба гордецы, каких мало. Ох, и намаетесь же вы друг с другом в жизни!

И тут Фуоко наконец пришла в себя. Она забилась, вырываясь, и парень разжав руки, отпрянул. Девушка вскочила на ноги, сжав кулаки. Нахальная новенькая по-прежнему лукаво улыбалась, а Кир ошеломленно смотрел на Фуоко снизу вверх, и его лицо выглядело красным, как вареный лобстер.

- Вы... ты... - пробормотала Фуоко, запинаясь. Мысли метались как бешеные. Чтобы ее обнимал какой-то плебей? Кир - ее рыцарь? Она вдруг снова почувствовала тепло его груди и рук, стук сердца, и почувствовала, что отчаянно краснеет в тон парню.

- Фучи, между прочим, там дэй Джион с ума сходит, - Риса поднялась на ноги одним слитным, удивительно грациозным движением и принялась отряхивать юбку. - Когда ты не вышла после урока, он вызвал группу поддержки и принялся ставить на уши школьную охрану, тебя разыскивая. Я его успокоила, объяснив, что ты задерживаешься по делам, но лишним испытаниям его нервы лучше не подвергать. Ну что, едем?

- Куда? - пересохшим горлом просипела Фуоко.

- К тебе домой. Киру полезно посмотреть, как ты живешь. Да и мне, кстати, пора с твоей семьей познакомиться. Не волнуйся, мы никому не скажем о твоих способностях, даже родителям.

Для одного дня потрясений определенно случилось слишком много. Фуоко с трудом преодолела искушение упасть на землю, свернуться в калачик, закрыть руками лицо и умереть на месте. Еще никто и никогда не осмеливался попросить ее о таком. Она часто слышала, как другие девчонки и мальчишки сговаривались и напрашивались друг другу в гости, но чтобы вот так запросто попроситься в фамильную резиденцию Деллавита? Куда иных взрослых гостей допускают только по предварительной записи и после тщательной проверке службой безопасности? Что за наглость у могератской выскочки!

...и она тоже - ТОЖЕ! - эйлахо. И тоже умеет делать что-то сверхъестественное.

- Ну, если ты хотела заняться чем-то важным... - Риса вздохнула. - Придется отложить на другой раз. Все равно, Фучи, нужно идти, пока дэй Джион не разобрал школу по кирпичику.

- Погоди... - все еще хрипло произнесла Риса. Шок постепенно отступал, и она лихорадочно думала. С одной стороны, службе безопасности наверняка не понравится неожиданный визит каких-то неизвестных людей практически с улицы. И Массим сегодня дома. И мать никуда не собиралась, во всяком случае, заранее. И все они начнут изображать из себя оскорбленное целомудрие при виде нищих "школьных друзей".

С другой... А ведь забавные, наверное, у них окажутся мины, когда они увидят, кто к ним заявился. Когда в последний раз такие образцовые нищие плебеи шагали по возвышенно-благородным коврам и паркетам фамильного имения? Никогда, наверное, только слуги, но они не в счет. И отца нет дома, он еще вчера улетел в Дриммад по какому-то внезапному срочному делу, так что от него нотация если и последует, то не скоро.

А еще... А еще она чувствовала какое-то странное облегчение, словно из живота у нее вынули большого холодного слизня, поселившегося там три года назад. Она часто в холодном поту просыпалась среди ночи со светящимися руками от одного и того же кошмара: как кто-то узнаёт об ее способностях. И вот теперь страшное случилось - и она все еще жива. И, может, Риса с Киром действительно никому не расскажут, и... и у нее наконец-то появятся друзья, с кем можно разделить непосильную тайну.

Она снова ощутила на себе ладони Кира и вновь почувствовала прилив тепла к ушам. А как он на нее смотрел! Ну, все мужики одинаковые, им бы только полапать да потискать! Кстати, с каких пор он стал для нее Киром? Кирис он, Кирис! Безродный нищеброд из мертвой страны! И Риса - кто ей позволял так фамильярничать?!

- Ладно, - сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как и раньше, холодно и презрительно. Получалось, кажется, не очень хорошо, но не плакаться же теперь им в жилетку! - В конце концов, обязанность благородных - просвещать плебеев. Поехали.

- Да не очень-то и хотелось! - возмутился было Кир, но Риса коротко глянула на него, и он потух. Фуоко вдруг стало весело. Вот так вот, и на хулигана есть управа! Девчонкам нужно всегда держаться вместе, и тогда парни им не страшны. Особенно если девчонки - эйлахо. Но что же все-таки умеет Риса?

Фуоко взяла портфель и принялась продираться сквозь растительность к двери в коридор. Кусты цеплялись за одежду и трещали, сухая трава шелестела, и как Риса с Киром умудрялись проходить здесь бесшумно, совершенно непонятно. В пустом тихом коридоре Риса пристроилась рядом и спросила:

- Фучи, я у тебя в душе видела шрам на левой груди, как от ожога. Он откуда?

- Волюта задела, скотина! - со злостью ответила Фуоко. - Три года назад кольчон откуда-то неожиданно взялся, когда мы на яхте катались. Никаких предупреждений, ничего - просто раз, и появился в двух километрах. Тогда кольчоны только-только начали с волютами приходить, команда еще не знала, чем они опасны. На яхте пулеметы стояли, от волют отстреливаться пытались, но их слишком много оказалось. Когда капитан сообразил, что нужно драпать на всех парах, они уже успели корпус пробить и в каюту влезть. Джион и другие телохранители их перестреляли из пистолетов, но остатки одной на меня попали, а я как раз в открытом купальнике была. Чуть не померла тогда...

- Значит, волюты умеют пробивать стены, - задумчиво проговорила Риса. - Интересно. Скажи, а у тебя грудь в каком состоянии? Кожа что-то ощущает? Сосок чувствительность не потерял, его эрекция при возбуждении не утрачена?

Фуоко снова почувствовала, что краснеет. Она невольно кинула взгляд через плечо на внимательно прислушивающегося Кира.

- Все у меня в порядке, - буркнула она. - Просто шрам.

- Извини. Все время забываю про ваши предрассудки насчет... отношений полов.

"Ваши предрассудки"?

Они вошли в школьный вестибюль, и Фуоко с изумлением увидела невероятное. Джион, по соглашению со местными никогда не входивший даже в школьный двор, теперь стоял в вестибюле в компании с двумя охранниками. Хотя его лицо оставалось непроницаемо-спокойным, нервно барабанящие по бицепсу пальцы выдавали его истинное состояние.

- Сэрат дэйя Деллавита, - сухо произнес он, увидев Фуоко. - Надеюсь, у вас все в порядке?

- Извини, - Фуоко стало стыдно. Действительно, она совершенно забыла о своем верном телохранителе. - Я не хотела тебя напрягать.

- Со мной все в порядке, сэрат дэйя, пока все в порядке с вами, - все так же сухо ответил Джион. - Такая у меня работа. Надеюсь, вы уже закончили с делами, и мы можем отправляться домой? Или вы хотите заняться чем-то еще?

- Нет, Джион, домой. Только у нас сегодня гости. Кир и Риса едут с нами.

- Что?!. гхм, прошу прощения, сэрат дэйя, - Джион, прищурившись, осмотрел означенных персон с ног до головы. Точнее, Рису он едва удостоил взглядом, а вот Кира рассматривал так пристально, что тот набычился и засопел. - Еще раз прошу прощения, но... для меня несколько неожиданно...

- Мы не доставим хлопот, дэй Джион, - слегка поклонилась Риса. - Я ручаюсь и за себя, и за Кириса Сэйтория.

Телохранитель перевел на нее взгляд.

- Я уже успел сделать вывод, дэйя Серенова, что вы вполне ответственная молодая девушка. Но вот насчет вашего товарища не уверен. У него... не самая лучшая репутация в школе. Кроме того, приношу свои извинения, но я вынужден следовать протоколу, а он не допускает присутствия посторонних людей в автомобиле. Я не имею права посадить в него даже других сотрудников нашей службы безопасности...

- Джион! - нетерпеливо оборвала его Фуоко. - Ты хочешь сказать, что я не имею права пригласить друзей себе в гости? Что за глупости! Если им нельзя в машину, мы пойдем пешком! Так лучше?

- Или мы можем вызвать такси и поехать на нем, - добавила Риса. - Такое тоже вряд ли тебя устроит, дэй Джион.

Телохранитель возвел глаза к потолку и тяжело вздохнул.

- Видят небеса, сэрат дэйя, вы умеете устраивать осложнения окружающим! Хорошо, я разрешу вашим друзьям сесть в автомобиль. Но я должен предварительно проверить дэя Сэйтория на предмет скрытого оружия.

- Да не еду я никуда с вами! - Кирис отвернулся. - И так дел полно, не очень-то и хотелось.

- Ну уж нет!

Фуоко почувствовала, что внутри сгущается тугой клубок ярости - той ярости, что подспудно копилась у нее уже очень давно. Пусть ее постоянно опекают и не выпускают из вида, пусть она не может без чужого присмотра и шагу сделать, но она не рабыня! И никто, даже старый верный Джион, когда-то спасший ей жизнь, не может указывать ей, кого брать в гости, а кого нет! Если бы Кир хотел, он бы сделал с ней что угодно там, за спортзалом. А в особняке и так целую армию для охраны держат, вот пусть и отрабатывают содержание!

- Джион! - резко сказала она. - Мне плевать, что там требуют ваши протоколы! Они - мои друзья, понял? Или мы едем вместе безо всяких обысков, или я иду домой пешком, вот так!

Друзья. Да. Слово произнесено. Наверное,впервые за целую жизнь. Да, они друзья... Всемогущий Ваххарон, я никогда не молилась тебе и ничего у тебя не просила. Но сейчас пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста сделай так, чтобы это оказалось правдой! Я больше не могу, не вынесу одна!

- Дэй Джион, я ручаюсь, что у Кириса с собой нет никакого оружия опаснее письменных принадлежностей, - сказала Риса. - Но их он вряд ли использует для нападения.

Телохранитель тихо прошипел что-то сквозь зубы.

- Хорошо, сэрат дэйя, - прежним кротким тоном согласился он. - Как скажете. Вака, - он повернулся к Кирису, - приношу свои извинения за грубость и прошу не переносить свое недовольство на мою хозяйку.

Он вежливо поклонился. Школьные охранники переглянулись и синхронно покачали головами.

- Да ладно... - слегка растерянно пробурчал Кир. - Если она так хочет...

- Да, я так хочу! Поехали! - решительно заявила Фуоко.

Она прошла через двери, толкнув стеклянную створку так, что та отскочила от ограничителя, и направилась через школьный двор к воротам, чувствуя, как дрожат губы и пальцы. Только бы не разреветься!

Ее обычный лимузин стоял сразу за воротами - но не один, а с эскортом. Два больших коробчатых "армато" пристроились ему в хвост, а возле них и у ограды в расслабленных позах расположился десяток больших накачанных парней, даже не пытавшихся скрывать короткоствольные автоматы, болтающиеся поверх камуфляжных курток. Только сейчас Фуоко вспомнила вскользь брошенную Рисой фразу, что Джион вызвал группу поддержки. Вот, значит, как она выглядит... Обогнавший ее телохранитель сделал короткий жест, и парни полезли в джипы.

Джион распахнул дверь лимузина.

- Прошу, сэрат дэйя.

Влез в салон он, однако, сразу после нее, прямо перед носом Рисы, а внутри расположился на диване рядом с Фуоко. Риса и Кир расположились на противоположном сиденье. Джион захлопнул дверь, просигналил шоферу трогаться и устроился вроде бы небрежно, но так, что правая рука легла на живот, рядом с отворотами пиджака. Наверное, приготовился в случае неприятностей выхватывать пистолет и отстреливаться. Фуоко с трудом удержалась от того, чтобы сказать ему какую-нибудь колкость. В конце концов, он просто делает свою работу.

- Не волнуйтесь так сильно, дэй Джион, - Риса, похоже, тоже поняла, что означает его поза. - Все в порядке. Что же до непослушания Фуоко, то вы просто не знаете, что такое по-настоящему неугомонная подопечная, изо всех сил стремящаяся сбежать от охраны.

- Ну почему же, вака, - поднял бровь телохранитель. - В свое время мне приходилось работать с разными клиентами, в том числе с... не слишком разумными. Просто раньше из-за гибели объекта охраны мне как максимум грозило увольнение с волчьим билетом.

- Да с какой стати я вдруг погибну? - удивилась Фуоко. - Кто за мной охотится?

- В мои задачи не входят спекуляции на сей счет. Я должен обеспечить вашу безопасность, сэрат дэйя, в любой ситуации и любой ценой. В том числе ценой собственной жизни.

- Вот еще!

Ну что сегодня за день? Сначала она выставляет себя дурой перед Киром, потом ей напоминают, что из-за ее глупости могут погибнуть другие... Позволят ей когда-нибудь жить без оглядки на окружающих?

- Я понимаю ваши проблемы, дэй Джион, - негромко сказала Риса. - Однако в моем присутствии за Фучи можно не волноваться.

Фуоко громко фыркнула. Тоже нашлась защитница! Сейчас Джион ей скажет... Телохранитель, однако, лишь пристально посмотрел на Рису и кивнул:

- Приму к сведению, вака.

Фуоко снова фыркнула и принялась смотреть в окно на давно знакомый пейзаж. Краем глаза она видела, как Кир напряженно осматривается. Наверное, он никогда раньше не ездил в такой шикарной машине. Парень казался натянутым как струна, костяшки его сжатых кулаков побелели от напряжения. А ведь он боится, вдруг дошло до Фуоко. Или, по крайней мере, ему сильно не по себе. Ну да, верно. Ведь его папаша работает где-то в порту. Вполне возможно, на отцовских верфях. И если что, отец сотрет обоих в порошок. Почему Кир согласился поехать? Явно не для того, чтобы поглазеть на жизнь богачей. Неужели из-за того, что Риса назвала его защитником и рыцарем? Ну кто бы мог подумать, что тупой глупый хулиган вдруг окажется таким романтичным? Она снова почувствовала тепло его ладоней на своей талии и бьющееся под рубашкой сердце, и ощутила странное тепло. Не прилив крови к щекам как раньше - а незнакомое чувство, когда хочется снова прижаться к Киру и замереть у него на груди, как замирают испуганные маленькие дети. Ну вот! Она что, влюбилась в него? Только потому, что он набил морды троим подонкам? Ха! Не дождется! И Риса, тоже мне сводница нашлась! "Вы хорошо смотритесь вместе", щаз!

Все время, пока лимузин в сопровождении эскорта несся по тихим окраинным улицам и загородному лесу, в салоне стояла напряженная тишина. Под конец Кир слегка расслабился, а Джион даже убрал руку от скрытой кобуры, но тут автомобиль не снижая хода пролетел сквозь ворота парка, окружающего дом, и по аллее подкатил к парадному входу. Кир снова напрягся и даже как-то съежился, сквозь стекла всматриваясь в особняк.

- Мы прибыли, - коротко сказал Джион. - Сэрат дэйя, прошу.

Он толкнул дверь, распахивая, и первым выбрался наружу. Даже когда он помогал Фуоко вылезать, его глаза безразлично-холодно смотрели через ее плечо туда, где на диванчике сидели гости. Телохранитель - всегда телохранитель.

От входа навстречу уже спешили две горничных и лакей, дробно стуча каблуками по мраморным ступеням.

- Ах, сэрат дэйя Деллавита, как мы вас заждались! - воскликнула одна из горничных, делая безуспешную, как всегда, попытку отобрать у Фуоко ранец. - У нас гости, полон дом гостей! Ваша матушка уже вся изнервничалась, вас ожидая!

- О! - встряла вторая. - Сэрат дэйя, вы тоже привели с собой гостей? - Ее широкая улыбка заметно поблекла, когда она как следует рассмотрела Кира с Рисой, но тут же снова засияла.

- Да, - небрежно бросила Фуоко. - Мои школьные друзья, Кирис Сэйторий и Риса... м-м...

- Риса Серенова, дэйя, - выручила ее новая подруга.

- Да, Риса Серенова, - с облегчением согласилась Фуоко. - А что за гости?

- Ваши родственники из столицы воспользовались визитом вашего отца и его самолетом, чтобы прибыть погостить день или два, - почтительно сообщил лакей. - Ваш дядя, Рикардо Деллавита, прибыл вместе с женой дэйей Рэмбо и дочерью дэйей Теттоной. Также с ними приехали сестра дэйи Рэмбо дэйя Марена Чиккана и ее сын дэй Сарумата.

Фуоко застонала. Из всех своих дядьев и теток Рикардо она не переносила больше всех. Когда четыре года назад умер дед, он не оставил Рикардо ничего, кроме довольно скромного капитала в сто тысяч леер - и был прав: его младшенький сынок славился как повеса, мот и игрок на скачках. Наследство в кабаках и на ипподромах он спустил с такой скоростью, что все родственники только диву давались, и даже умудрился заложить дом под кредит, который не мог отдать. Теперь он с семьей жил по отелям и знакомым и часто приставал к отцу, выпрашивая у него в долг, и тот, обычно суровый и непреклонный к попрошайкам, не мог отказать.

Но что куда хуже, Рикардо волочился за каждой юбкой, оказывавшейся в пределах досягаемости, без разбору, служанка это или важная гостья. В свой прошлый приезд он даже облапал в коридоре саму Фуоко, зажав ее в коридоре. Дыша в лицо густым винным перегаром и бессмысленно лупая глазами, он начал хватать ее за грудь, и вырваться удалось только благодаря появлению лакеев с подносами. С тех пор она старалась не приближаться к нему ближе, чем на десяток шагов, и уж тем более не оставалась с ним наедине. Наверное, именно из-за мужа дэйя Рэмбо, когда-то, наверное, красивая тетка, увяла раньше срока, и ее постоянно приклеенная неестественная улыбка и потухший взгляд вызывали жалость. Да и Теттона, в общем, не такая уж неплохая девчонка на два года младше Фуоко, но развитая не по годам, тоже вздрагивала и бледнела при приближении отца.

И вот теперь ублюдок снова явился нахлебничать и изводить домашних.

- Что-то не так, сэрат дэйя? - осведомился лакей. - Вам плохо?

- Джион! - безнадежно спросила Фуоко. - Дай мне пистолет, чтобы я его пристрелила, а? Дядю Рикардо, я имею в виду. Я ведь еще несовершеннолетняя, мне полный срок не дадут. Лет пять посижу и с чистой совестью на свободу...

- В вашем возрасте, сэрат дэйя, - невозмутимо ответил телохранитель, - за убийство первой степени судят так же, как и взрослых. Вас посадят по крайней мере на пятнадцать лет. Или же вашему отцу придется потратить столько денег, чтобы замять дело, что куда дешевле содержать сэрат дэя Рикардо Деллавита до глубокой старости.

- Ну, можно же помечтать...

Забросив портфель на плечо, она поплелась к дверям, полностью игнорируя удивленные взгляды троих охранников на крыльце, один из которых быстро заговорил в рацию. В холле стояла тишина: ковры глушили все звуки. Клонящееся к западу солнце било в окна, расцвечивая гобелены на стенах и играя на пляшущих в воздухе пылинках. Древние бронзовые канделябры и средневековые доспехи тускло отсвечивали, бросая блики на потолок. Когда-то, тысячу лет назад, маленькой соплячкой она любила играть здесь, воображая себя - нет, не надушенной придворной дамой, а настоящим рыцарем с копьем и мечом, побеждающим дракона. Тогда она любила свой дом, а мир представлялся в бриллиантово-искрящихся тонах. Но сейчас в ее душе осталось лишь отвращение и к особняку, и к семье. Сбросив туфли, сунув ноги в домашние тапочки и метнув опасливый взгляд в сторону молельни (к счастью, закрытой и темной), она пошаркала было к лестнице на второй этаж, но тут же спохватилась и обернулась.

- Обувь снимайте, - велела она. - Эй, дайте им на ноги что-нибудь!

- Да, сэрат дэйя, - поклонилась одна из горничных, уже спешащая с двумя парами тапок в руках.

- Вот так и живем, - сказала Фуоко гостям. - Мать говорит, дому тридцать лет, и еще тогда он обошелся в восемьдесят миллионов леер. Вот уродина...

Только бы не переспросили, кого она в виду имеет - дом или мать.

- Зимой не натопишься, - независимо пожал плечами Кир. - Одних дров прорва уйдет. Или у вас газ?

- Котельная в подвале. И мазута запас на три месяца. И тепло, и электричество свое. Пойдемте, я вам свою комнату покажу.

Фуоко пошлепала по лестнице, пытаясь вообразить, как Кир с Рисой могут воспринимать окружающее. Ну, для них, наверное, полный шок и изумление. Конечно - огромный домина, ковры, вазы, резные дубовые перила каменной лестницы, люстры под потолком. Невероятная роскошь, ага. И ведь не объяснишь им, что она готова променять все ковры на одинокую комнату в обычном доме, где никто не станет ей указывать, как себя вести, как правильно одеваться, а главное - как следует выбирать друзей и правильно выйти замуж. Позади себя она слышала тяжелые шаги Кира, цоканье каблучков горничных, а Риса - Фуоко даже специально обернулась, чтобы удостовериться - ступала совершенно бесшумно. Лицо новой подруги казалось совершенно безразличным, так что Фуоко даже стало слегка обидно. Зато на лице Кира держалось слегка обалдевшее выражение, которое он так и не сумел полностью скрыть за напускным равнодушием. Фуоко мысленно показала ему язык. Одно дело - пикироваться с соседкой в классе, пусть даже теоретически зная об ее богатстве, и совсем другое - увидеть богатство собственными глазами.

Зато он нормальный, а не эйлахо, как некоторые, неприятно дрогнуло у нее в груди.

По второму этажу из большой столовой разносились вкусные запахи, доносился стук столовых приборов и громкие голоса. Выскочили и пробежали к служебной лестнице три служанки, нагруженные подносами с пустыми тарелками. Понятно. Не успели приехать, а уже жрут. Нет, туда мы не пойдем, нефиг. Потом на кухне что-нибудь утяну для себя и гостей. Главное, побыстрей подняться по лестнице, чтобы их не заметили...

- Фучи!

Ну конечно. Матери уже настучали об ее возвращении. Она выбежала в коридор и быстро подошла к лестничной площадке. Фуоко шатнулась под прикрытие угла, но было уже поздно.

- Где ты шляешься? - грозно вопросила мать. - Мы тебя совсем поте... ох.

Она осеклась, рассматривая нежданных гостей, и ее брови медленно, но неотвратимо поползли вверх.

- Фучи! - ледяным голосом произнесла она. - Кто с тобой?

- Друзья из школы! - с вызовом ответила Фуоко. - Что, нельзя?

- Друзья из школы... - процедила мать. - Из ТВОЕЙ школы.

- Сэрат дэйя Марта Деллавита, меня зовут Риса Серенова, - Риса поклонилась. - Рада знакомству, прошу благосклонности. Познакомьтесь также с моим другом Кирисом Сэйторием. Мы признательны вам за гостеприимство.

- Привет! - буркнул Кирис.

Мать снова оглядела гостей с ног до головы.

- Ну, хотя бы свое место знают, - проговорила она брезгливо. - По крайней мере, девочка, от мужчин редко можно ожидать сообразительности. Фучи, зайди в столовую и поздоровайся с родственниками. Этих двоих, - бросила она горничной, - отведите пока в одну из малых гостиных и... э-э... принесите им чего-нибудь с кухни.

Кровь бросилась в лицо Фуоко.

- Мама, они - МОИ гости! - стараясь выдерживать нейтральный тон и подавлять в голосе истерические нотки, огрызнулась она. - И я решу, где им ждать. И нужно ли ждать вообще - они не собаки, чтобы в конуре их держать. Поняла?

- Фучи! - всплеснула руками мать. - Как ты разговариваешь с мамой! Я понимаю, что в твоем возрасте взрослые авторитетами не являются, но имей же хоть какое-то уважение! Тем более в присутствии посторонних!

- А за что тебя уважать? Только и делаешь, что зудишь, как муха!

- Фучи!

- Я почти пятнадцать лет Фучи! Я давно не маленький ребенок! Отстань от меня!..

- Фуоко, - сказала Риса, - твоя мама права. Очень невежливо не поздороваться с приехавшими родственниками, пусть даже мимоходом. Дэйя Марта, приношу нижайшие извинения за неудобства, доставленные нашим появлением. Мы постараемся не мешать. Однако отправлять нас ждать в другое место невежливо уже по отношению к вашей дочери.

- Я что-то не помню, чтобы интересовалась твоим мнением, вака! - ледяным тоном отрезала мать. - Будь любезна вести себя в чужом доме так, как тебе говорят. Здесь тебе не ваши... уличные компании.

Уличные компании?

Значит, мать хочет, чтобы она поздоровалась с родственниками? Ну ладно. Она поздоровается. Только пусть потом ей претензий не предъявляют!

- Хорошо, мамочка, - ласково сказала она. - Я поздороваюсь с дядей Рикардо и остальными. Кир, иди сюда!

Она ухватила угрюмо глядящего Кириса за руку и потянула за собой по коридору. Прежде чем мать успела сообразить, что происходит, она вошла в столовую и помахала в воздухе рукой.

- Привет-привет! - звонко сказала она. Расположившиеся вокруг длинного обеденного стола гости дружно повернулись в ее сторону и умолкли. - А вот и я! Дядя Рикардо, тетя Рэмбо, сестрица Теттона, давненько не виделись! Тетя Марена, братец Сарумата, и вам здрасьте! Познакомьтесь - Кир, мой парень. Мы в одном классе учимся.

Она потянулась и чмокнула Кириса в щеку. Тот вздрогнул, как от удара током, но в сторону не отскочил. И то ладно.

- А Риса - моя лучшая подруга, - Фуоко махнула рукой в направлении, где, по ее расчетам, находилась спутница, после чего обхватила руку Кириса и повисла на ней, словно дешевая проститутка. - Ух, как мы жрать хотим! Мам, куда нам сесть?

Физиономии родственников ошеломленно вытянулись. Тетя Марена даже выронила вилку, которой вяло тыкала в салат. Класс! То, что доктор прописал! Ради такого даже Кира поцеловать стоило. Хотя... поцелуй оказался совсем не таким, как она ожидала. Не так, как с отцом или братом. Каким-то совсем другим. Точно, стоило.

- Позвольте мне, дэйя, - стоящий у стены Руфино Марчи выступил вперед. Его физиономия оставалось совершенно бесстрастной. Фуоко вообще не помнила, чтобы дворецкий хоть раз продемонстрировал удивление, недовольство или какие-то другие эмоции. То ли за десятилетия службы отец вымуштровал его под себя, то ли он с самого начала пришелся ко двору из-за своей холодности... - Прошу пройти сюда. Приборы сейчас принесут.

Он сделал знак одной из служанок, и та пулей выскочила из столовой.

Риса уселась за стол и заправила салфетку за воротник с такой непринужденностью, словно присутствовать на великосветских раутах для нее было обычным делом. Однако закостеневшего Кириса Фуоко пришлось усаживать едва ли не силой. На его лице играли желваки, а взгляд стал еще угрюмее. Мать, севшая по другую сторону стола, выглядела не лучше: прямая как палка, с плотно сжатыми губами, с лицом, идущим красными пятнами. Набежала вторая служанка, подхватила брошенные на пол школьные ранцы и куда-то утащила их.

- Значит, школьные друзья? - первой обрела дар речи тетя Марена. - А-э... очень приятно, вака, очень приятно.

(Ее тон говорил о прямо противоположном.)

- А, замечательное время - молодость! - добавил дядя Рикардо. Похоже, он полностью пришел в себя, потому что вновь принялся терзать ножом огромный бифштекс. - Целый мир вокруг, такой большой и яркий, и со всеми хочется дружить. А ты снова подросла, Фучи. Совсем уже взрослая девочка стала.

- Да, дядя Рикардо, - согласилась Фуоко, скромно потупив глаза. - Совсем взрослая. И приставать ко мне уже можно, как ко взрослой, да?

Дядя поперхнулся, а мать метнула на Фуоко злобный взгляд.

- Да уж, от мальчиков у тебя наверняка отбою нет, - деланно рассмеялась тетя Марена. - Скоро замуж пора. Марта, о помолвке вы уже сговаривались с кем-то? Ты упоминала что-то насчет паренька из семьи Оммерса? Славный мальчик, вежливый, воспитанный, и к тому же один из основных наследников. Прекрасная партия!

- Да, обсуждали... - промямлила мать, бросая на Фуоко еще один взгляд, на сей раз опасливый. - Только Фучи...

- Тетя Марена! - жизнерадостно заявила Фуоко. - Я же говорю - у меня уже есть парень. Вот он. - Она пихнула Кириса локтем. - Кир, познакомься - моя тетя Марена, главная сваха во всей родне. Она кого угодно с кем угодно поженит, только мигни.

- А ты все такая же языкастая, сестричка? - лениво проговорил Сарумата, ковыряясь ножом в зубах. - И все так же любишь водиться с нищими? И они тебя наверняка любят - сколько ты им денег раздала? Тысячу леер? Две? Три? Эй, как там тебя... Кур? Она тебе за каждый раз отдельно платит? Или вперед оптом?

- Сари! - всплеснула руками тетя Марена. - Что ты такое говоришь!

- А что? Не так разве? Я бы на его месте тоже к богатенькой наследнице прилип и не отпускал. Глядишь, и кусок пожирнее обломится, пока не надоел.

Кирис нехорошо посмотрел на парня из-под прищуренных век, но промолчал.

- Да, Сари, - сладко протянула Фуоко. - На его месте ты бы наверняка так и поступил. Но ведь от тебя любая нормальная девчонка сразу сбежит. Только и остается, что шлюх покупать, им на работе блевать нельзя.

- Фучи! - мать хлопнула ладонью по столу. - А ну, замолчи немедленно! Сарумата, перестань с ней ругаться! Что за тема для беседы такая для благовоспитанных детей!

- А какие темы подходят для беседы, дэйя Марта? - вежливо спросила Риса. - В хорошем обществе?

- К взрослым, вака, следует обращаться по фамилии, с добавлением "сэрат дэйя", - резко ответила та.

- Приношу нижайшие извинения, дэйя Марта, но здесь находятся три женщины, которых можно назвать "дэйя Деллавита": вы, ваша дочь и многоуважаемая жена дэя Рикардо. Такое обращение породит неоднозначность. Кроме того, на моей родине принято обращаться по имени ко всем без исключения, независимо от возраста и положения, и мне сложно следовать вашим правилам этикета. Еще раз приношу извинения за свою необразованность.

- Наверное, ты приехала издалека, вака? - поспешила спросить тетя Рэмбо. Сегодня она выглядела совсем больной - с мешками под глазами, с исхудавшим лицом и тусклыми, безжизненно висящими волосами. Однако она всегда старалась смягчать перебранки, в которые превращалось разговоры в присутствии Фуоко, и не изменила своей манере и сейчас. - У тебя... э-э... нездешний загар.

- Да, дэйя Рэмбо. Издалека. Вы никогда не слышали о моей стране. Я сирота, и сейчас нахожусь на государственном попечении.

- Ох, бедняжка! - тетя Рэмбо всплеснула руками. - Наверное, тяжело воспитываться совсем одной, без родителей?

- Спасибо за заботу, дэйя Рэмбо, но я привыкла.

Вошли две горничные с подносами и принялись расставлять перед Фуоко и ее спутниками капустный салат и аппетитно пахнущий бульон с гренками. Риса, поблагодарив, приняла свою чашку у горничной.

- А где ты живешь, вака? - не отставала тетя Рэмбо. - В воспитательном доме?

- Нет, дэйя. В Кайтаре хорошая система попечения. В приютах обычно содержат только малых детей, а начиная с определенного возраста их распределяют по семьям, выплачивая определенную сумму на содержание. Обычно на такое идут бедные многодетные семейства, которым несложно принять лишнего ребенка, но для которых важны даже небольшие лишние суммы.

- И много детей в семье, где ты живешь сейчас, вака? У тебя есть своя комната?

- Тетя Рэбмо, не стоит смущать бедняков такими вопросами, - покровительственно проговорил Сарумата. - Им наверняка и так стыдно за свою жизнь. В особенности за то, что рожают как животные, по десять щенят.

- Ну почему же стыдно, дэй Сарумата? - невозмутимо проговорила Риса, прежде чем с языка Фуоко сорвался язвительный ответ насчет дармоедов и приживальщиков из "высшего света". - Многие из тех, кого ты называешь "бедняками", весьма достойные люди, и они ничуть не стыдятся, что им приходится работать с утра до ночи, чтобы прокормить семью. Что же до детей, то в Кайтаре принято иметь троих-четверых детей, что в некоторых странах считается чрезмерным. Ты ведь не хочешь попенять дэйе Марте, что она родила троих?

- Для нищей сиротки у тебя слишком хорошо язык подвешен, - скривился Сарумата. - И никакого понимания, когда его распускать не следует. Хотя Фучи рожать точно не стоило, тут я согласен.

- Сари! - прикрикнула на него тетя Марена, дотянувшись и довольно сильно хлопнув его по затылку. - А ну-ка, сам язык придержи, вака! Не то из-за стола выгоню или вообще домой отправлю. На обычном поезде!

Сарумата метнул сначала на мать, потом на Рису злобные взгляды, но промолчал.

- И все-таки, вака Риса, ты сейчас живешь в большой семье? - поспешила заполнить натянутую паузу тетя Рэмбо.

- Нет, дэйя. Временно я живу в доме и под присмотром дэйи директора нашей школы.

- Временно?

- Да, дэйя. Скоро я перееду в другой город.

Фуоко почувствовала, как екнуло сердце. А она-то понадеялась, что нашла хотя бы одну настоящую подругу!

- А тебе дают карманные деньги? - робко поинтересовалась Теттона. Ну надо же, сестрица преодолела свою застенчивость!

- Нет, дэйя. Сиротам на государственном содержании денег не положено. Разве что опекуны выдадут немного по собственной инициативе. Но мне деньги не нужны. Мне не на что их тратить.

Фуоко заметила, как меланхолично жующий салат Кирис быстро глянул на Рису, но тот же отвел взгляд.

- Вот и правильно! - громогласно одобрил дядя Рикардо. - Детям вообще незачем с деньгами дела иметь. От денег один разврат случается.

- Да, дядя Рикардо, - тоном пай-девочки согласилась Фуоко. - О деньгах и разврате ты знаешь гораздо лучше других.

Дядюшка подозрительно посмотрел на нее и уже открыл рот для реплики, но тут в столовую снова вошли служанки и принялись расставлять на столах перемену блюд. Перед Фуоко, Рисой и Кирисом расположились большие фарфоровые тарелки с бифштексами и вермишелью, густо сдобренной острым томатным соусом. Кирис подозрительно покосился на кушанье, вилкой подцепил одну длинную вермишелину и шумно втянул ее в рот. Мать демонстративно скривилась от такого проявления бескультурья и отвела взгляд. Вот так тебе, мстительно подумала Фуоко. В следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем загонять меня в вашу компанию.

- Всем привет! - в столовую быстро вошел брат. Как всегда, Массим выглядел подтянутым и свежим. Отглаженный костюм в серую полоску отлично сидел на его спортивной фигуре. Над верхней губой тянулись безукоризненной черной ниточкой тонкие усики, остальное лицо оставалось гладко выбритым. - Прошу прощения, что задержался.

Он прошел вдоль стола, поочередно поцеловав в щеку всех женщин (демонстративно проигнорировав Фуоко - видимо, еще не забыл давешнюю ссору, и так же демонстративно не заметив Рису), сдержанно кивнул дядюшке и Сарумате и уселся за стол, поддернув брюки.

- Ну, здравствуй, племянничек, - прогудел дядя Рикардо. - Выглядишь, как всегда, отлично. Хоть сейчас в журнал мод фотографироваться. Как там твой папа? Спустится к нам?

- У него еще одно совещание, с Перито. С глазу на глаз. Что-то жутко секретное. Спустится, наверное, но не сразу.

- Дэй Аницето Перито - глава аналитической службы семьи Деллавита, дэй Массим? - вежливо спросила Риса. Интересно, а она-то откуда знает?

- У нас новые гости, мама? - Массим вопросительно посмотрел на мать. - Возможно, нас даже познакомят?

- Школьные друзья Фучи, - сквозь зубы проговорила та. - Она и представит.

- Я одноклассница Фуоко, дэй Массим, - сообщила Риса, аккуратно отрезая от бифштекса небольшой кусочек. - Меня зовут Риса Серенова. Рада знакомству, прошу благосклонности.

- И мой парень, Кирис, - Фуоко как можно обаятельнее улыбнулась брату, на мгновение прильнув к Киру грудью. Тот снова дернулся. - Между прочим, мог бы и повежливее, Симочка. Я не так часто привожу домой друзей.

- Я не помню, чтобы ты их вообще хоть раз приводила, - сухо ответил старший братец. - Но о парнях и прочих друзьях мы поговорим попозже, наедине. Вака Риса, ты что-то спросила насчет Перито? Ты с ним знакома?

- Прошу прощения, дэй Массим, я не могу пока что ответить на ваш вопрос. Но если дэй Хавьер Деллавита его вызвал, боюсь, разговор может затянуться надолго, а я не могу ждать. Приношу извинения за то, что покидаю вас первой, но мне нужно поговорить с дэем Хавьером прямо сейчас.

Она отодвинула стул от стола и поднялась.

- Боюсь, вака, это невозможно, - тон братца стал ледяным. - Отец обычно очень занят, и поговорить с ним можно, только записавшись заранее, за несколько дней. И, разумеется, только при наличии серьезного дела. Даже если ты лучшая подруга Фучи, для тебя исключения не сделают.

- Тем не менее, я должна попробовать. Сэрат дэй, - Риса обернулась к дворецкому, неподвижно замершему у стены. - Могу я попросить тебя связаться с дэем Хавьером? Передай, что с ним хочет встретиться несуществующая девочка.

Фуоко озадаченно посмотрела на Рису. Что за чушь та городит? Почему несуществующая?

- Боюсь, дэйя, я не могу просто так позвонить хозяину, - вежливо ответил Руфино. - Я могу лишь связаться с его секретарем и попросить его передать вашу просьбу.

- Зато я могу! - Фуоко решительно поднялась. Она не понимала, что происходит, но решила подыграть по мере возможности. - Или родная дочь тоже сначала должна встречу с отцом через секретаря назначить?

- Фучи! - укоризненно выдохнула мать. - Ты же понимаешь, что папу нельзя беспокоить, когда он работает!

- Один раз можно! - твердо заявила Фуоко. - И второй. И третий. Я дочь или не дочь, в конце концов? Или ты тоже думаешь, что меня лучше было не рожать?

Мать всплеснула руками.

- Фучи, ты...

- Погодите, - Массим поднял руку. - Вака, что у тебя за дело к отцу?

- Приношу нижайшие извинения, дэй Массим, но я не отвечу. Могу лишь пообещать, что если дэй Хавьер откажет мне во встрече, больше вы никогда меня не увидите.

- Вот как? - Массим оценивающе оглядел ее с ног до головы. - Интересные, однако, у Фучи школьные подружки. Руфино! Сделай как она просит.

- Да, сэрат дэй, - дворецкий поклонился, отошел в угол столовой к телефонному аппарату внутренней связи, поднял трубку и набрал, судя по продолжительности жужжания диска, две единицы. - Дэйя Риса, значит, я должен сказать про несуществующую девочку?

- Да, сэрат дэй.

- Ну, по крайней мере, мы ее больше никогда не увидим, - еле слышно пробормотала мать.

- Дэйя Марта, - спросила Риса, - скажите, ведь ваша девичья фамилия - Винтаре?

- Да, так. Откуда ты знаешь, вака? - подозрительно и в то же время надменно спросила мать. - И что с того?

Дворецкий негромко заговорил в телефонную трубку.

- Я слышала, что Марту Винтаре до сих пор хорошо помнят в университете Дриммада. Лучшая ученица на факультете экономики, блестящая студентка, подающая огромные надежды, в двадцать два года больше десяти статей в крупных журналах. Все до сих пор жалеют, что вы так скоропалительно вышли замуж и оставили научную карьеру.

Лучшая ученица на факультете экономики? Статьи в журналах? Фуоко ошеломленно глянула на мать. Истеричная стерва, читающая исключительно приложения мод к газетам, обожающая тиранить слуг и высокомерно относящаяся к "заучкам", как называла всех без исключения женщин-ученых - и лучшая ученица?? Невероятно. Невозможно. Положительно, сегодня просто День Великих Потрясений.

- Откуда ты столько знаешь обо мне, вака? - внезапно севшим голосом пробормотала мать. - Кто ты такая?

- Дэй Хавьер примет дэйю Рису немедленно, - объявил дворецкий, вешая трубку. - Сэрат дэйя, прошу следовать за мной.

- Вы ведь тоже до сих пор жалеете, дэйя? - тихо спросила Риса. - До сих пор не можете себе простить, что ради выгодного замужества и блестящей партии отказались от самой себя?

- Женщина должна содержать дом и растить детей! - истерично выкрикнула мать, вскакивая. Ее стул отлетел и упал на пол. - Таково ее предназначение в жизни! Я поступила правильно!

- Столько лет прошло, а вы так и не смогли поверить сердцем, дэйя, сколько бы ни повторяли вслух. Вы видите в дочери себя в молодости и изо всех сил пытаетесь заставить поверить хотя бы ее, чтобы она не служила постоянным живым упреком. Вы действительно готовы сломать ей жизнь, лишь бы убедить себя в правильности давнего решения?

- Да как ты смеешь! - выкрикнула мать, и ее голос сорвался. Фуоко с изумлением увидела слезы в ее глазах. - Хамка! Безродная нищая хамка! Убирайся отсюда сейчас же!

Она закусила губу, отшвырнула салфетку, которую сжимала в руке, и резко отвернулась к окну. Риса низко поклонилась.

- Приношу нижайшие извинения за доставленные неприятности. Фучи, можно тебя на пару слов?

Вслед за Рисой Фуоко вышла в коридор.

- Фучи, - предостерегающе сказала Риса, понизив голос, - я понимаю, чего ты добиваешься своим поведением, но подумай о чувствах Кира. Он ведь может подумать, что ты издеваешься не над родственниками, а над ним. И потом, если ложь насчет "парня" примут всерьез, ему грозят серьезные неприятности со стороны твоих родителей. Сегодня мы, вероятно, больше не увидимся, так что, пожалуйста, веди себя аккуратнее.

Она отступила на шаг и коротко кивнула.

- Сэрат дэй дворецкий, покорно прошу вас отвести меня к дэю Хавьеру.

- Следуйте за мной, дэйя, - дворецкий, склонившись, показал рукой направление и пошел по коридору.

Фуоко почувствовала себя так, словно ее окатили ведром ледяной воды. Карраха! Как она могла забыть о Кире? И он ведь действительно мог подумать... Ох, дура. А если он уже обиделся и сейчас уйдет? Она почти в панике вбежала обратно в столовую. Нет, к счастью, Кир все так же, набычившись, сидел за столом, задумчиво ковыряясь вилкой в вермишели.

- Интересные у тебя одноклассники, Фучи, - братец подпер щеку кулаком и задумчиво посмотрел на Фуоко. Она почти наяву увидела, как в его голове крутятся мелкие, хорошо смазанные шестеренки, сопоставляя, рассчитывая и прикидывая. Вошедшая служанка принялась расставлять перед ним еду, на что он не обратил ни малейшего внимания. - Говоришь, она твоя школьная подруга? Что-то не припомню у тебя таких, честно говоря. Да и мальчиков-друзей тоже, - он покосился на Кира.

- А у тебя что, есть друзья? - огрызнулась Фуоко. - Что папа, что ты - общаетесь только с полезными людьми! Кир! Пойдем отсюда! У меня в комнате и то веселее, чем здесь.

- И чем же таким веселым, интересно, вы собираетесь заняться у тебя в комнате? - иронически осведомился поганец Сарумата. - Ты хоть знаешь, как ЭТО делается, а, сестричка?

- Да уж у тебя совета не попрошу!

Кир отложил вилку и поднялся.

- Спасибо за угощение, - сказал он. - Мне тоже пора. Фуоко, я в вашем домище заблужусь. Покажи, как выйти, и портфель отдай. Пока всем.

Он независимо махнул рукой, обошел остолбеневшую Фуоко и вышел в коридор. Опомнившись, та выбежала вслед. Парень шагал так размашисто, что догнала его она только у подножия лестницы в холле.

- Кир, не уходи, а? - жалобно попросила она. - Ну, дура я, несла невесть что. Ты обиделся? Не сердись, я не хотела.

- Да не ты дура, а я дебил! - досадливо ответил тот, не останавливаясь. - Знал же, чем дело кончится. И чего я сюда приперся...

- Кир, у меня в комнате тоже телевизор есть. Свой собственный! Ты нормальный телевизор смотрел когда-нибудь? И настоящий видеомагнитофон! Новая модель, прототип, их еще даже в продажу не выпустили...

- Слушай, Фучи, мне действительно пора, - Кир взял свои ботинки, рядом с которыми уже стоял его портфель, и принялся переобуваться. - У тебя тут... забавно, но мне не место. Родственнички у тебя - я теперь понимаю, почему ты такая злая.

- Я не злая, Кир. Честно. Я просто... ну, достали они меня все. Ты обиделся, да?

- Ничего я не обиделся. Просто богачи живут по-своему, бедняки по-своему, и друг к другу соваться им незачем. И тем, и другим огорчение. Рисе, может, и ничего, она у нас все про всех знает, а мне тут хреново. И потом, мне работу искать надо.

- Работу?

- Ну да. У меня же нет сто тысяч миллионов леер, мне на жратву самому зарабатывать нужно. Пойду искать, может, найду подработку. Ящики под рыбу сколачивать, мусор вытаскивать или еще что в порту.

- Хочешь, я тебе...

Фуоко замолчала, увидев угрюмые глаза Кириса. Дура. Если бы она ему денег предложила, он бы наверняка обиделся, причем навсегда. Хочешь потерять друга - брось ему подачку, как-то так. А Кир еще и гордый до невозможности. Ххаш...

- Ну ладно, - грустно сказала она. - Иди, если так надо. А захочешь, еще приходи. Я скажу охране, чтобы тебя всегда пускали. Больше с родственничками обедать не станем, чтоб им подавиться, дармоедам! У меня посидим.

- Завтра в школе увидимся, - сказал Кирис. - Пока.

Он протянул руку, поколебался, потом слегка хлопнул Фуоко по плечу и вышел на улицу. Когда за ним захлопнулась дверь, девушка прижалась лопатками и ладонями к стене, закрыла глаза и глубоко вздохнуло. Как все неловко получилось! Только-только она решила, что наконец-то обзавелась друзьями, как все нормальные люди, и вот снова совсем одна. А и правильно - откуда у чудищ-эйлахо возьмутся друзья? Даже надеяться смешно.

Она оттолкнулась от стены и побрела к лестнице. Все, развлечения закончились. Пора делать домашку, а потом в тренажерный зал.

Интересно, и о чем же Риса, никому не известная бездомная сирота, может говорить сейчас с папашей?

- И вы стопроцентно уверены, Хавьер, что речь не о шутке, не о дезинформации или хитроумных фокусах, а о настоящих пришельцах?

Перито поправил очки в тонкой золотой оправе, внимательно глядя на босса.

- Да, Аницето. На сто процентов и даже больше. Оставим даже в стороне, что ни один человек в Кайтаре в здравом уме не станет устраивать мне подобные провокации. Тем более - сам Чьяко Ментеллано. Дело в другом.

Хавьер Деллавита взял из коробки на столе толстую сигару, задумчиво посмотрел на нее и положил обратно. Курить ему не хотелось, но со вчерашнего вечера он находился в нехарактерно возбужденном состоянии. Требовалось срочно чем-то заняться, чем-то энергичным, резким, чтобы сбросить напряжение, или хотя бы покрутить что-то в руках. Но демонстрировать нервозность перед подчиненным он не собирался, пусть даже перед таким доверенным, как глава аналитического центра.

- Видишь ли, "фокусы", которые показало мне существо, называющее себя "Майя", невозможно реализовать с помощью технологий, доступных человечеству после Удара. До Удара, скорее всего, тоже, но там оставался бы простор для фантазий и рассуждений - скрытые проекторы, компьютерная голография и тому подобное. Сейчас же... Я находился вплотную к ней. Я сам держал стальные прутья, которые она на моих глазах завязывала кружевными бантиками, дотрагивался до того, во что превращалось ее тело. Ххаш, я сам стрелял в нее в упор из пистолета, который взял у Марко! В голову!

- Марко присутствовал при беседе? - деловито уточнил Перито.

- Нет, разумеется. Я оставил его в прихожей. Но за пистолетом ходил лично, подмена и холостые патроны исключены. Нет, Аницето, я полностью уверен, что мы имеем дело если и не с пришельцами из космоса, то с чужими технологиями - точно.

- Хорошо, примем за непреложный факт. Что Чужие хотят от человечества и от вас конкретно?

- Торговать. Именно так заявляет Майя.

- Что именно их интересует?

- Она говорила довольно уклончиво, но все-таки упомянула редкие элементы - лантан, скандий, неодим. Утверждается, что наша планета довольно богата ими. В обмен они хотят предложить более прозаические металлы: железо, золото и платину, которыми богаты астероидные пояса. И технологии. Главное - технологии. Работающая электроника в первую очередь, а также вечные компактные источники энергии.

- Вечных источников энергии не существует, - Перито снова поправил очки. - Я не физик, но данный факт сомнению также не подлежит. Возможно, они пытаются нас кинуть, босс?

- Вряд ли. Такой обман раскроется достаточно быстро. Майя упоминала что-то насчет трансляции энергии напрямую из солнца, а я не ученый, мог просто не понять. Аницето, пока закончим с техническими подробностями, оставим их экспертам. Сейчас нам нужно выработать долгосрочную стратегию. Они готовы предоставить нам образцы технологий прямо сейчас, бесплатно, в качестве аванса. К моменту, когда об появлении пришельцев объявят во всеуслышание, мы должны оказаться во всеоружии. Наши товары появятся в магазинах в тот же самый день - только так мы сможем максимизировать прибыль.

- Хм... - Перито покрутил большими пальцами сложенных в замок рук. - Когда они намерены открыться публике?

- Точных сроков, видимо, нет. Они хотят сначала изучить нас поподробнее, чтобы, как выразилась Майя, не вызвать массовой паники необдуманными заявлениями. И еще они готовятся к запуску какого-то проекта, о котором Майя рассказывать не захотела. Сказала, что глава проекта сама объяснит, тогда и когда посчитает нужным. Глава должна объявиться здесь, в Барне, в ближайшее время. Вот ведь морока - как же Фриско предупредить об ее появлении, но при том не раскрыть, кто она такая?

- Вы не хотите вводить его в курс дела?

- Майя в категорической форме приказала свести количество осведомленных лиц к минимуму. Пока что не мне хочется с ней ссориться. Да и незачем, в общем, Фриско знать о Чужих. Тебе - нужно. Наверняка ты решишь, что еще двоих-троих особо доверенных людей тоже придется ввести в курс дела. Но каждого ты сначала утвердишь у меня, и трое - самый максимум. Учти, что даже Массиму я пока ничего не объясню.

- Понял, босс. То существо, Майя, объясняло что-то еще? Кто они такие, откуда прилетели, чем и зачем занимаются?

- Она не вдавалась в детали. Сказала, что паладары не привязаны к планетам и свободно путешествуют по Вселенной в поисках возможностей для торговли. Все остальное пообещала рассказать позже. Возможно, она скрывает истинное положение вещей, но альтернативных источников информации у нас пока нет. В общем, ближайший план действий таков: обнови состояние дел по всем нашим проектам и прикинь, какие из них можно резко ускорить за счет использования чужих высоких технологий. Список потребных технологий - мне на стол. Также составь сводку по всем простаивающим на данный момент производственным мощностям и возможностям быстро их задействовать за счет набора и обучения персонала. Здесь можешь привлекать кого угодно - в обычных рамках, я имею в виду, задача не сверхсекретная.

- Понял, босс, - карандаш Перито быстро летал над блокнотом. - Дальше?

- Дальше мне потребуется знать, каким другим семьям сделаны аналогичные предложения. Работай аккуратно, чтобы не спалить свою агентуру - наверняка у всех приняты дополнительные меры безопасности. На первых порах нас устроит даже само знание о том, что предложение сделано. Не забывай...

Грянул телефонный звонок. Хавьер недовольно покосился на аппарат. Вроде бы он ясно приказал секретарю, чтобы его никто не беспокоил до особого распоряжения. Телефон, однако, не умолкал, глава семьи Деллавита нехотя снял трубку.

- Что? - резко спросил он. - Я занят!

- Сэрат дэй Деллавита, - раздался в динамике голос дворецкого, - прошу прощения, что побеспокоил, но ситуация требует вашего личного решения.

- В чем дело, Руфино?

- Сэрат дэйя Фуоко привела с собой двоих школьных друзей: девочку и мальчика. Девочку зовут Риса Серенова, и она хочет немедленно поговорить с вами, утверждая, что не существует.

Рука Хавьера дрогнула, и напротив него напрягся Перито, прекрасно знавший нюансы мимики босса.

- Сэрат дэй Массим поддержал ее просьбу. Что я должен ответить? - закончил дворецкий.

- Что точно она сказала? - медленно спросил Хавьер, щелкая переключателем громкой связи. - Воспроизведи дословно.

 - Она попросила передать, что с вами хочет поговорить несуществующая девочка. Больше ничего.

Глаза Перито расширились.

- Веди ее сюда. Немедленно, - приказал Хавьер, отключая громкую связь и вешая трубку.

- Босс, нам-то, конечно, уже известно, что никакой Рисы Сереновой в природе не существует, - Перито резко захлопнул блокнот. - Но вот откуда она знает, что мы знаем?

- По всей видимости, Аницето, твоих людей, проводивших расследование, засекли.

- И не просто засекли, босс, а и ей сообщили. Вам что-то удалось узнать через ваш контакт в ССО?

- Практически ничего. Контакт предполагает только, что она связана с недавно в спешном порядке организованной группой из тридцати трех человек с максимальным уровнем допуска к гостайне. Сама группа тоже окружена глубочайшей тайной. Чем занимается - неизвестно. Кто инициировал ее создание - неизвестно, но, возможно, приказ исходит от самого Чьяко.

- Премьер-министр, лично занимающийся какой-то девочкой, пусть даже предполагаемой эйлахо?

- Девочкой ли?

- Босс, вы думаете о том же, что и я?

- Скорее всего, да. Слишком хорошо получается для простого совпадения. Но гадать не стану. Сейчас она появится, и все разъяснится само собой.

Перито нервно потер лоб, раскрыл блокнот, тут же захлопнул его и сунул карандаш в пружинные петли корешка.

Телефон снова затрезвонил.

- Да? - резко сказал Хавьер. - Да, немедленно, и без сопровождения. Она пришла, - добавил он, опуская трубку на аппарат и нажимая на скрытый выключатель под столом.

Дверь кабинета бесшумно распахнулась, пропустив девочку, и тут же захлопнулась. Хавьер уставился на нее во все глаза. Невысокая, невзрачная, не дать даже декларируемых четырнадцати лет - одиннадцать или двенадцать как максимум. Короткая стрижка и худенькая фигурка делают ее больше похожей на мальчика. Загорелаякожа, миндалевидный разрез глаз, широкие скулы - тип лица, обычный для Могерата. Простенькие юбка до колен и блузка с короткими рукавами, сшитые из дешевой грубой ткани - типичный запущенный ребенок из бедной семьи. Встреть он такую на улице, и даже не повел бы глазом, тем более не удостоил бы вторым взглядом.

Риса Серенова. Уроженка Кайнаня. Новая звезда школы Фуоко. Умная, сильная, уверенная в себе - и несуществующая. Девочка с таким именем никогда не пересекала границ Кайтара, никогда не состояла на учете в органах социальной опеки и никогда не входила в дом директора школы, где должна проживать. Все, что о ней известно - что ее, возможно, прикрывает специальная группа Службы сопровождения и охраны, курируемая лично премьер-министром.

- Добрый день, сэрат дэй Хавьер, - девочка низко поклонилась, скрестив руки на бедрах. - Я Риса Серенова, одноклассница вашей дочери. Рада знакомству, прошу благосклонности.

- Я тоже рад вас приветствовать, дэйя Серенова. Чего вы хотите от меня?

- Нам нужно поговорить. Наедине, прошу прошения, сэрат дэй, - она поклонилась в сторону Перито.

- Он - мое доверенное лицо, дэйя Серенова. Вы можете свободно говорить в его присутствии.

Девочка не ответила, молча глядя на Хавьера непроницаемыми черными глазами. Спустя несколько секунд тот сдался.

- Аницето! - сказал он и коротко мотнул головой в сторону двери.

- Да, босс, - кивнул тот и поспешно поднялся. - Я ожидаю в приемной.

Девочка посторонилась, и он вышел, плотно закрыв дверь.

- Итак, дэйя Серенова?

Хавьер поставил на стол локти и положил подбородок на кулаки - и больно ударился грудью о край стола, когда локти разъехались от изумления.

Девочка медленно пошла вперед, к Хавьеру, и с каждым шагом ее формы текли, изменяясь. Увеличивался рост, набухала грудь, расширялись бедра. Лицо повзрослело, на лбу блеснуло золото с рубинами, всплывшими прямо из-под кожи - не то диадема, не то просто узорчатая лента. В мочках ушей загорелись капли алмазных пусет. Когда пришелица остановилась в двух шагах перед столом, из тщедушной невзрачной девчонки она превратилась в молодую женщину лет двадцати. Не в писаную красавицу, нет, но весьма привлекательную тихой спокойной красотой девицу, при виде которой мужчине немедленно хочется предложить руку, сердце и финансовые гарантии. Блуза обтянула грудь, юбка теперь доставала только до середины бедра, и плевать на то, что сделана одежда из дешевой тонкой ткани...

Только сейчас Хавьер сообразил, что замер не дыша, судорожно вцепившись в края столешницы. Он уже видел подобный фокус накануне в исполнении Майи, но та хоть предупредить удосужилась.

- Позвольте представиться еще раз, сэрат дэй Хавьер Деллавита, - девица снова поклонилась. Ее голос тоже изменился: стал слегка ниже и сильнее, с отчетливыми грудными нотками. - Мое настоящее имя - Карина Мураций, и в некотором смысле я являюсь главой оргкомитета паладаров на Палле. Насколько я в курсе, Майя предупредила о моем визите.

- Значит, вот как вы выглядите на самом деле, дэйя Мураций... - пробормотал Хавьер плохо слушающимися губами и пытаясь собраться с мыслями.

- Нет, сэрат дэй Деллавита. Оба моих облика, которые вы видели, разработаны для решения конкретных задач. Первый предназначен для того, чтобы вообще не привлекать внимания, а тот, что вы видите сейчас - представительский, приятный для мужчин и при том не слишком раздражающий женщин.

- И как же вы выглядите по-настоящему? Надеюсь, не гигантским осьминогом с сотней щупалец?

Шутка вышла неуклюжей, а то и вовсе похожей на оскорбление, но гостья не обиделась.

- Внешне я ничем не отличаюсь от человека. Но на Палле я использую тот облик, какой потребуется. Могу я присесть?

- Да-да, разумеется, сэрат дэйя Мураций, - Хавьер поспешно привстал и, обругав себя за тупость, указал на гостевое кресло. - Пожалуйста, садитесь.

- Прошу, зовите меня просто Карина, - улыбнулась гостья, усаживаясь. - В моем родном мире к людям принято обращаться по имени.

- Хорошо. Тогда я - просто Хавьер.

- Да, дэй Хавьер. Приношу свои извинения за то, что пробралась в ваш дом тайно. Мы решили, что так выйдет меньше неприятностей с охраной, да и риск преждевременного раскрытия тайны резко сокращается. Прошу, не делайте выводов насчет квалификации своей службы безопасности: операция по моему проникновению разрабатывалась высококлассными специалистами, а возможности произвольно изменять внешний вид вам пока противопоставить нечего.

- Разумеется, дэйя Карина.

Хавьер уже полностью пришел в себя от первого шока. Он небрежно откинулся на спинку своего кресла, быстро размышляя. Демонстрация возможностей со стороны пришелицы вышла впечатляющей, ничего не скажешь. Какие фокусы она припасла еще?

- В другой ситуации, дэйя Карина, - светским тоном произнес он, - я бы сделал вам комплимент по поводу того, как молодо вы выглядите.

- Выгляжу - возможно. Но по объективной шкале мой возраст больше пятьдесят лет по времени моей родной планеты, Текиры. Ваш год примерно на двенадцать процентов длиннее нашего, так что я практически ваша ровесница. Но я не люблю выделяться в толпе, так что предпочитаю подростковые маски. На детей редко обращают внимание, что меня вполне устраивает.

- Понятно, - Хавьер покивал. Значит, ровесница. Ну, он всегда знал, что женщины стараются выглядеть помоложе, но чтобы настолько? Любопытный материал для психологов, когда те станут составлять профили Чужих. - Не тяжело вам общаться с подростками в школе?

- Дэй Хавьер, я пришла сюда для того, чтобы познакомиться с вами и снять недоумения, которые у вас возникнут. Если хотите что-то узнать, спрашивайте явно. Если можно, я отвечу. Если нет - промолчу. Но вытянуть из меня случайные оговорки вам не удастся, прошу прощения за прямоту.

- Я вовсе не...

- Дэй Хавьер, я, как и некоторые мои товарищи, сейчас работаю в школе, потому что мы готовим глобальный образовательный проект. Говорить о деталях пока рано, мы лишь прорабатываем общую схему. Видите ли, мы довольно неплохо осведомлены о состоянии Паллы до Удара - ваш мир много столетий находился под присмотром. Но данных о том, как он изменился за последние восемь лет, у нас практически нет: все устройства наблюдения погибли. Между тем, изменения явно радикальные - начиная с серьезного падения уровня жизни в Кайтаре и кончая новыми законами физики.

- У меня прекрасная аналитическая служба, дэйя Карина, и богатые архивы. Если потребуется, я дам указание сотрудничать с вами в полном объеме.

- Спасибо, дэй Хавьер, - Чужая очаровательно улыбнулась. - Мы учтем ваше предложение. Но мы не ожидаем, что вы согласитесь сотрудничать бесплатно. В рамках коммерческих схем взаимодействия, которые мы предложим, найдется место и для информационного обмена. Пока что мы просто анализируем, насколько наши представления о Палле расходятся с реальным положением вещей.

- Понятно. А могу я спросить, почему в выбрали для анализа именно Барну?

- По большинству параметров она является среднестатистическим кайтарским городом, так же, как и город Эйград в Ставрии - там работают мои товарищи. Кроме того, нам интересно, как вы защищаете портовые города от вторжений конструктов, которые вы называете кольчонами.

- В первый год после Удара мы потеряли несколько портовых городов, но с тех пор систему противодействия более-менее удалось выработать. Значит, конструкты? То есть образования искусственного происхождения? Большинство наших ученых сходятся во мнении, что они являются загадочной разновидностью живых существ.

- Мы не знаем, чем они являются на самом деле. Мы лишь видим, что они проявляют зачатки разумного поведения, но при том следуют определенным строгим правилам, как в космическом пространстве, так и у поверхности планеты. Например, нет ни малейших препятствий для того, чтобы они могли свободно передвигаться над сушей. Но на практике они спускаются из космоса и быстро перемещаются только над водной поверхностью, а над сушей движутся крайне медленно и быстро рассеиваются. Такого рода ограничения могут являться как следствием примитивного жесткого программирования, так и проявлением определенных инстинктов и жизненных процессов. Нам удобнее считать кольчонов конструктами, но лишь потому, что нужен какой-то термин.

- Понятно, - Хавьер побарабанил пальцами по столу. Значит, кольчоны встречаются и в космосе? Ну что же, уже ценная информация. - Значит, дэйя Карина, паладары намерены с нами торговать?

- Да. Дэй Хавьер, я вынуждена шокировать вас еще раз. Документ, который я хочу вам передать, хранится внутри моего тела. Сейчас я его извлеку.

Гостья подняла руку и коснулась себя ложбинки между ключицами. Под ее пальцами набух небольшой бугорок. Она ухватилась за него, и откуда-то изнутри ее груди потянулся длинный узкий цилиндр. Достав его полностью (кожа за ним сомкнулась, не оставив ни малейшего следа), гостья скрутила ему головку и извлекла на свет что-то, сильно напоминающее толстую вязальную спицу. Карина встряхнула ее в воздухе - и "спица" развернулась в пачку тончайших кремовых листов, покрытых ровными строчками мелкого шрифта.

- Здесь предложения на тему нашего возможного сотрудничества, - гостья наклонилась вперед и положила листы и контейнер на стол. - Я оставляю их, чтобы ваши эксперты могли спокойно изучить их и выдать заключения. Думаю, вам потребуется не менее трех-четырех дней для полного анализа. Затем вы сможете передать мне через своих людей дату и место нашей новой встречи - в ближайшее время я продолжу играть роль ученицы все той же школы. Прошу, не используйте для связи свою дочь, ей незачем пока втягиваться в наши игры.

- Хорошо, дэйя Карина. - Хавьер подтянул листы к себе, бросил на них беглый взгляд и отложил в сторону. - Но раз уж зашла речь о моей дочери - зачем она вам?

- Почему вы думаете, что она мне зачем-то нужна? - удивленно спросила Карина.

- Дэйя Карина, в Барне около ста сорока публичных школ, в каждой по два-три восьмых класса. Однако из них всех вы выбрали для своего присутствия именно ту школу и именно тот класс, в котором учится Фуоко. А я не верю в случайные совпадения.

- Вот как... Видите ли, дэй Хавьер, выбор места действительно не случаен. Когда мы консультировались с комитетом по контактам насчет наиболее подходящего объекта для внедрения, школу "Бабочка" внесли в список непригодных. ССО в курсе, что там учится ваша дочь, и они хотели избежать лишних конфликтов и подозрений. Но мне лично стало крайне интересно, почему девочка из одной из наиболее богатых и могущественных семей Кайтара ходит в простую публичную школу, а не в одно из частных заведений, соответствующих ее статусу. Я просто удовлетворяла собственное любопытство.

- И каковы результаты?

- Дэй Хавьер, насколько я успела заметить, ваша жена категорически против того, чтобы ваша дочь училась в публичной школе. Девочка своенравна и упряма, но вряд ли могла пойти против родительской воли. Следовательно, ей разрешили вы. Могу я попросить вас об откровенном ответе, почему?

- Потому что я могу позволить себе удовлетворять любые капризы своей дочери, - холодно ответил Хавьер. - Тем более что их не так уж и много. Однако, дэйя Карина, я сразу хочу предупредить вас: держитесь от Фуоко подальше. Если вы втянете ее во что-то предосудительное, если ее имя окажется замаранным хотя бы чуть-чуть, если из-за вас она пострадает, я использую все свое богатство и влияние, чтобы вышвырнуть вас из Кайтара, а то и с нашей планеты. Моя дочь - не игрушка!

Какое-то время гостья молча смотрела на него.

- Удивительно, дэй Хавьер, - наконец сказала она. - По всем отзывам, вы холодный и жесткий, а зачастую и жестокий человек. Я не ожидала, что вы настолько любите младшую дочь. Заверяю вас, мы не собираемся ни во что ее втягивать помимо ее воли. В рамках нашего проекта мы действительно сделаем ей предложение, связанное с дальнейшим образованием - но на общих основаниях, точно так же, как и тысячам других людей во всем мире. Нас не интересует, является ли она богатой наследницей или нищей девчонкой из трущоб. Нам важны только ее способности. Примет она предложение или нет, зависит исключительно от ее выбора.

- Меня не устраивает такой ответ! - резко сказал Хавьер, наклоняясь вперед. - Что за проект? Какие именно способности Фуоко вас интересуют?

- Во всех помещениях вашего дома, которые я видела, размещены скрытые видеокамеры.

- Что?

- Следует ли предположить, что и в комнате вашей дочери - тоже?

- Не ваше дело! - Хавьер вскочил. - Дэйя Карина, при всем моем уважении вы забываетесь! На каком основании...

- То есть вы знаете, что ваша дочь - эйлахо? - в упор спросила его Чужая.

Хавьеру показалось, что его ударили в поддых. Дыхание перехватило спазмом. Откуда эта тварь узнала? Ведь о секрете во всем мире помимо него осведомлены только трое, и все - надежнейшие, проверенные люди!

- Видимо, знаете, - констатировала Чужая. - Предупреждая ваши вопросы - она проговорилась сама. В ее возрасте сложно хранить такие тайны. Дэй Хавьер, ее способности каким-то образом связаны с кольчонами. Возможно, она обрела их из-за контакта с псевдовеществом волюты несколько лет назад. Не стану отрицать, что нам чрезвычайно интересна данная тема. Но первоочередной наш интерес в вашей дочери - ее интеллект.

- Нет! - отрезал Хавьер, опускаясь обратно. - Я не позволю ей участвовать ни в каких экспериментах, в которые вы ее неизбежно втянете.

- Дэй Хавьер, позвольте мне объяснить вот что, - лицо гостьи стало протокольно-бесстрастным, и только глаза полыхнули так, что глава семьи Деллавита невольно вжался в кресло. - Мы никогда и ни при каких обстоятельствах не проводим экспериментов над людьми без их явного и абсолютно добровольного согласия. Мы никогда не проводим на людях эксперименты, опасные для жизни и здоровья - для таких целей нам вполне достаточно математических моделей и клонированных тел, не обладающих разумом. Более того, если мы когда-то узнаем, что вы или одна из ваших фирм втянута в подобные эксперименты, равно как в похищения ради выкупа и продажу людей, торговлю тяжелыми наркотиками и аналогичные преступления, направленные на подавление и уничтожение личности, наше сотрудничество закончится раз и навсегда. Возможно даже, мы наложим на вас дополнительные санкции и штрафы. Настоятельно рекомендую задуматься, не втянуты ли вы в такого рода активность сознательно или косвенно, и если втянуты, немедленно ее пресеките.

- Сейчас я говорю про свою дочь, а не про...

- Ваша дочь - человек, и на нее автоматически распространяются наши гарантии защиты при сотрудничестве. Она никогда не подвергнется опасным для жизни или здоровья экспериментам. Изучение ее способностей эйлахо, если мы ими займемся, начнется только после ее сознательного информированного согласия и с применением всех мыслимых мер предосторожности. Но если она всерьез захочет изучать себя, ваше мнение значения не имеет, прошу прощения за прямоту.

- Я ее отец! - внезапная вспышка страха уже прошла, и теперь Хавьер не испытывал ничего, кроме холодной злости, которую прекрасно умел контролировать. - Она до сих пор на моем попечении, и я намерен защищать ее от любых опасностей, пока она не повзрослеет. Я не позволю ей участвовать в каких бы то ни было ваших программах!

- Сожалею, дэй Хавьер, но по нашим меркам она является совершеннолетней и способна принимать самостоятельные решения. Я понимаю ваши чувства, но, согласитесь, лучше, если она попадет в какую-то сомнительную, по вашим меркам, программу, чем покончит жизнь самоубийством.

- О чем вы говорите? Какое самоубийство?

- Подростки в ее возрасте весьма эмоциональны и свои чувства контролируют плохо. Ее категорически не устраивают жизненные перспективы, которые ей готовят, и перспектива суицида для нее вполне реальна. Даже если попытка не удастся, она серьезно искалечит свою психику.

Самоубийство? Хавьер стиснул зубы. Он не допустит ничего подобного. Но и отдавать свою дочь инопланетным монстрам он не собирается.

- Дэйя Карина, - произнес он, тщательно контролируя голос. - Я категорически против, чтобы моя дочь имела с вами какие-либо отношения. Она не станет участвовать ни в каких программах, даже если мне придется запереть ее под замок и держать в смирительной рубашке. Если вас интересует сотрудничество с семьей Деллавита, вы навсегда забудете про ее существование. Если же вы тронете ее хотя бы пальцем, я позабочусь о том, чтобы деятельность паладаров на Палле потерпела сокрушительное финансовое фиаско. Возможностей у меня хватает. Я ясно выразился?

- Вполне, дэй Хавьер. Однако помимо коммерческого аспекта есть и другие. Прошу прошения, я должна кое-что сделать.

Гостья стремительно поднялась из кресла и, прежде чем Хавьер успел сказать хоть слово, прошла в угол кабинета справа от его стола. Там она откинула ковер, подцепила вытянувшимися заострившимися пальцами незаметную крышку технического люка и выдернула из клеммной колодки провода.

- Я вижу в том числе излучения от проводки и электрических устройств, - пояснила она ошарашенному Хавьеру, как ни в чем не бывало возвращаясь на место. - От меня бессмысленно прятать следящую технику, вы не сможете экранировать ее должным образом. Приношу нижайшие извинения за вмешательство в работу технических систем, но то, что я сейчас скажу, записывать на магнитофон в вашем столе незачем. Рано или поздно ваши аналитики все равно вычислят нестыковки в официальной легенде, и лучше, если вы с самого начала станете держать в голове реальное положение дел. Но знать о нем не следует даже самым доверенным лицам. Видите ли, господин Хавьер, нас совершенно не интересует торговля.

- А? - на более умную реплику Хавьера не хватило.

- Мы прилетели вовсе не торговать. Мы не нуждаемся ни в редкоземельных элементах, ни в чем-либо еще, что вы можете нам предложить. Комитет у нас не торговый, а спасательный. Дело в том, что ваша цивилизация находится на грани катастрофы и полного исчезновения.

Хавьер ожесточенно потер руками виски.

- Поясните, - наконец сказал он.

- Мы пока не понимаем, что происходит в окрестностях Паллы несмотря на все усилия разобраться. Но уже просчитано, что из-за изменений в законах физики ваше солнце станет сверхновой звездой первого типа в интервале от трехсот до пятисот лет от данного момента. Вы знаете, что такое "сверхновая звезда", дэй Хавьер? Если грубо, ваше солнце просто взорвется.

- Но почему?

- Общая теория слишком сложна, в ней разбираются только наши ученые-физики. Я ее не понимаю и уж тем более не сумею изложить вам доступно. Но меня снабдили краткой версией для дилетантов: причина в изменении физических констант пространственно-временного континуума, относящихся к субатомным процессам. В том же самом изменении, что вызвало детонацию атомных арсеналов Ставрии и Кайтара во время Удара. Пока изменения в спектре звезды слишком слабы, чтобы их могла засечь ваша наука, отброшенная на полвека назад, но они нарастают. И есть хороший шанс, что из-за увеличившейся интенсивности жесткого излучения вы погибнете задолго до вспышки. Подумайте, дэй Хавьер: триста лет, максимум пятьсот. Если к тому моменту ваша цивилизация не придумает, как спастись, она бесповоротно погибнет.

Какое-то время Хавьер молчал, осмысливая сказанное. Ложь? Или правда? Проверить невозможно. Непонятно, зачем бы ей лгать, но о мотивах пришельцев можно лишь догадываться.

- Почему же вы рассказываете всем о коммерции и торговле? - наконец спросил он.

- Затем, что нам не поверят, скажи мы правду. Дэй Хавьер, больше на свете люди боятся зеркала.

- Простите?

- В чужаках люди больше всего боятся не самих чужаков, а своего отражения. Подлец видит в незнакомом пришельце подлеца, предатель - предателя, лжец - лжеца. Если мы не дадим людям явного и понятного мотива нашего присутствия, они припишут нам все свои недостатки - и мы потратим слишком много времени, чтобы завоевать доверие. А как раз времени у нас нет. Даже если вы сумеете уничтожить Арасиномэ в ближайшее время, никому не известно, является ли именно он источником аномальности.

- Дэйя Карина, я перестал что-либо понимать, - Хавьер поднял ладони. - Что такое араси... как вы его назвали?

- Арасиномэ. "Глаз бури" на одном из наших языков. Вашей науке данный конструкт известен как Красная звезда. Образование, появившееся над северным полюсом солнца вскоре после Удара. По нашим данным, именно Арасиномэ может оказаться ответственным за безобразие, происходящее в вашей звездной системе.

- Ваххарон всемогущий... И вы хотите, чтобы мы его уничтожили?

- Мы хотим спасти вашу цивилизацию. Если не планету, то хотя бы культуру. Уничтожите ли вы Арасиномэ или изобретете средства межзвездных перелетов, избежав вспышки, или найдете иное решение - дело ваше.

- Так... Дэйя Карина, вы ведь обладаете средствами межзвездных перелетов. Мы можем просто их у вас купить?

- Средства есть, но они не пригодны для людей, и возможности адаптации нет в принципе. Да вам и нечего предложить взамен.

- А можете ли вы уничтожить Красную звезду?

- Да. Но беда в том, что с высокой долей вероятности наши методы заодно взорвут либо погасят и солнце. Возможно, мы сумели бы изобрести что-то более подходящее, но мы не собираемся сажать вас себе на шею. Вы либо создадите средства спасения самостоятельно - с некоторой нашей помощью - либо погибнете. Другого пути у вас нет.

Хавьер зажмурился и потряс головой. Мысли разбегались.

- Значит, вы хотите нас спасти? - наконец осведомился он. - Просто так? Из жалости?

- У каждого паладара, явившегося на Паллу, свои мотивы. Кто-то развлекается от скуки, кто-то изучает невиданную физическую аномалию, кто-то занимается социологическими исследованиями. Но у меня лично мотив один-единственный: я хочу спасти ваш мир. Можете верить мне или нет, но других причин находиться здесь я не имею.

- И, тем не менее, вы позволите нам погибнуть, если мы окажемся слишком тупыми?

- Дэй Хавьер, я ходила по улицам ваших городов. Я видела людей, истощенных от постоянного недоедания. Я видела изможденных цингой стариков и старух в публичной больнице, где нет даже элементарных витаминов. Вчера я держала на руках мертвого грудного ребенка, мать которого выгнал из дому муж-алкоголик - младенец мешал ему плачем. Мое сердце разрывается от жалости, но я твердо знаю одно: я не в состоянии помочь всем. Я не сумею накормить всех голодных и спасти всех больных, как бы того ни желала, да я и не желаю: человек остается человеком лишь до тех пор, пока к чему-то стремится. Я могу лишь дать вам инструменты, которые помогут достичь цели. А является целью избавление от голода или же от грядущего взрыва звезды, особой разницы не имеет.

- Значит, ваш основной побудительный мотив - альтруизм? Простите мой цинизм, дэйя Карина, но мне слабо верится.

- Да. Вы - деловой человек, срабатывает все тот же самый "эффект зеркала". Но подумайте сами! Нам не нужны рабы - они невыгодны даже в вашей экономике. Мы не хотим вас уничтожать - иначе вас давно бы уже не существовало. Ваша планета бедна минеральными ресурсами, добыть их в астероидных поясах куда проще, даже если забыть про планетарный гравитационный колодец. Ну, а убогость ваших нынешних технологий вы прекрасно понимаете и сами. То есть в материальном плане вы - пустое место. Что нам еще остается, кроме альтруизма? Впрочем, если не верите, можете принять в качестве основного мотива тот, что мы станем декларировать публично: торговля. Работая с нами, вы получите большую выгоду, пусть даже мы не позволим вам стать монополистом. Хотите вы сотрудничать или нет, решать вам. Что же касается вашей дочери...

- Я уже сказал...

- Позвольте закончить. Она успешно прошла первый, заочный, этап тестирования, а поскольку проходила его в моем присутствии, то ей сразу засчитывается и второй, очный. Мне не важно, что она дочь семьи Деллавита - если вы лишите ее наследства и выгоните из дома, мое отношение не изменится. Но как жить дальше, станет выбирать она сама. Выйдет печально, если ваши родительские инстинкты не позволят сотрудничать с нами, но судьба Паллы волнует меня больше ваших чувств - и ваша дочь, может статься, окажется тем человеком, что ее изменит. Что же до экспериментов... Дэй Хавьер, когда мне исполнилось десять лет, у меня тоже проявились особые способности. Я попала в "исследовательский институт", где изуверы, называвшие себя учеными, пытали меня и других таких же детей, чтобы разрабатывать оружие. В отличие от многих мне повезло выжить. С тех пор прошло четыре десятилетия, но я ничего не забыла. И я своими руками убью каждого, кто попытается ставить аналогичные эксперименты на ваших детях.

Удивительно грациозным движением Карина поднялась из кресла и поклонилась.

- Наша беседа прошла совсем не так и не в том ключе, как я рассчитывала, дэй Хавьер. Несмотря на свой опыт я очень плохой политик. Наверное, я оставлю дальнейшие переговоры Майе, у нее получается куда лучше. Приношу наинижайшие извинения за все сказанное, и прошу не держать на меня зла.

Ее формы поплыли, меняясь, и через десяток секунд перед столом стояла щуплая неприметная девочка, хорошо знакомая Хавьеру по фотографиям наружного наблюдения.

- Однако, - проговорила она прежним тихим голоском, - еще раз напоминаю про наше предупреждение. Эксперименты на людях против их воли, работорговля, похищения и тяжелые наркотики - повод для безусловного и немедленного расторжения любых заключенных контрактов. И еще, дэй Хавьер. Сегодня к вам в гости заходил мальчик из класса Фуоко, Кирис Сэйторий. Не воспринимайте всерьез слова вашей дочери, она всего лишь пыталась позлить родственников. Кроме того, мальчик находится под моей защитой, и попытки повредить ему сильно меня расстроят.

Она еще раз поклонилась.

- До свидания, дэй Хавьер. Еще раз прошу простить мою неуклюжесть.

- Постойте! - вскинулся тот. - Вы уходите? Уже? Возможно, вы голодны?

- Большое спасибо, но меня уже накормили в вашем доме. Я сыта.

- Тогда я вас провожу. - Хавьер поднялся. Произошедший разговор предстояло еще осмыслить и разложить по полочкам, но независимо от его содержания протокол следовало соблюсти.

- Благодарю, но не стоит...

- Стоит! - отрезал Хавьер таким тоном, что гостья замолчала. - Пойдемте, дэйя Карина.

- Риса. Имя Карины Мураций не должно упоминаться в отношении этой маски. Очень прошу не раскрывать мое инкогнито на людях раньше времени.

- Хорошо, дэйя Ка... Риса Серенова.

Пройдя по кабинету, Хавьер галантно раскрыл дверь и позволил гостье первой выйти в приемную. При его виде Перито пошевелился на своем диване.

- Жди, - коротко приказал ему Хавьер. - Дежурную машину к парадному входу, - бросил он секретарю. - Прошу вас, дэйя, следуйте за мной. Наш дом велик, на первый раз вы заблудитесь в одиночку.

- Благодарю за заботу, дэй Хавьер, - кивнула гостья.

Провожаемый взглядом Перито и секретаря, он вышел в коридор. В доме чувствовалось оживление, связанное с приездом гостей: из приоткрытых гостевых комнат доносились звуки спешной уборки, по коридору пробегали слуги и горничные. На втором этаже обычную тишину разрывали громкие звуки телевизора, доносящиеся из столовой. Похоже, показывали какой-то очередной бесконечный сериал. Как хорошо было сразу после Удара! Ни идиотских сериалов, погибших вместе с компьютерными носителями информации, ни даже самих телевизоров... Марта стояла возле входа, что-то втолковывая понуро стоящей служанке, видимо, отчитывая. Увидев мужа, она встрепенулась.

- Хавьеро! - бросилась она к лестнице. - Ох, Хавьеро, ты должен что-то сделать с Фучи, как-то повлиять на нее! Представляешь, сегодня она притащила домой какого-то оборванца и заявила, что он - ее парень! А ее нахальная подруга...

Она замолчала, уставившись на вышедшую из-за спины мужа гостью. Интересно, у Марты что, и в самом деле потекла тушь?

- Дэйя Марта, нижайше благодарю за оказанное гостеприимство, - поклонилась девочка. - Прошу прошения, что вынуждена покинуть вас раньше времени. Также приношу извинения за необдуманные слова. Я не хотела вас оскорбить.

Лицо жены пошло пятнами, как всегда случалось с ней в моменты сильного волнения.

- Юным девушкам, - надменно, но с какой-то странной надтреснутостью в голосе сказала она, - не следует поучать старших. Всегда стоит помнить о правилах приличия...

- Правила приличия мы обсудим позже, дорогая, - оборвал ее Хавьер. - Равно как и поведение Фуоко.

Он прошел к столовой и заглянул внутрь. Ага, Массим здесь.

- Сэрат дэйя Риса Серенова, - он сделал приглашающий жест рукой, заметив, как всем телом вздрогнула жена, - могу я попросить вас на минуту зайти сюда?

Маленькая девочка-подросток с сомнением посмотрела на него.

- По-моему, такое со мной уже случалось, - пробормотала она. - Я бы предпочла обойтись без подобных представлений, дэй Хавьер, - уже нормальным тоном добавила она. - Но если вы полагаете необходимым...

Она пожала плечами, подошла и шагнула в залу. Хавьер вошел за ней, спиной чувствуя потрясенный взгляд жены.

- А, вот и наш занятой Хавьеро! - громогласно приветствовал его братец. Перед ним на столе располагались бокал и на три четверти опорожненная бутылка вина, и он, похоже, успел изрядно набраться. - Все в трудах, все в трудах! Выпить хочешь?

- Руфино! - громко, чтобы перекрыть телевизор, сказал Хавьер, глядя в глаза, однако, сыну. - Ты уже запомнил сэрат дэйю Рису Серенову?

- Да, сэрат дэй Деллавита, - слегка поклонился дворецкий. - Разумеется.

- Когда бы она ни появилась, в любое время дня и ночи, независимо от того, назначена ей встреча или нет, ее следует принять как положено и сразу же проводить ко мне. Охрану я уведомлю.

Краем глаза он заметил, как на боковом диване подавился соком и закашлялся тот наглый щенок, Сарумата.

- Разумеется, сэрат дэй Деллавита.

Массим едва заметно кивнул и перевел внимательный прищуренный взгляд на гостью. Разумеется, даже ему пока что рано знать, что происходит на самом деле. Но морально ему следует быть готовым к новостям - и как следует держать язык за зубами при пришелице, если та вдруг появится снова.

Девчонка поклонилась и вышла из залы. Хавьер последовал за ней. В коридоре, однако, она остановилась и повернулась к хозяину дома.

- Полагаю, дэй Хавьер, вам больше незачем сопровождать меня лично. Я помню дорогу к выходу: по коридору до главной лестницы и вниз. Благодарю за потраченное на меня время. Дэйя Марта, благодарю за гостеприимство.

Она снова поклонилась и быстро пошла в описанном направлении.

- Машина у крыльца! - вдогонку ей сказал Хавьер. - Вас доставят, куда кажете!

Чужая на ходу полуобернулась и кивнула. Что-то казалось не так в ее походке, и только в момент, когда она свернула за угол и скрылась из виду, Хавьер сообразил, что именно. Ковер. Высокий ворс не просто проминался под ее ступнями - он оседал вокруг целыми проплешинами в десяток сун диаметром, словно Чужая шагала с привязанными к ногам прозрачными дисками.

Вообще-то по этикету полагалось проводить ее до выхода, но она его, похоже, раскусила влет. В дальнейшей игре смысла не имелось ни малейшего. Ну и штучка!

- Дорогая, где Фуоко? - спросил он у жены.

- Не знаю! - ответила та раздраженно. - После безобразия, которое она устроила перед родственниками, видеть ее не хочу! Хавьеро, ты испортил ее, потакая каждому капризу. Нужно срочно забирать ее из той ужасной школы, где она общается с уличными мальчишками...

- Дорогая, мы еще поговорим о дочери. Позже, вечером. Сейчас мне нужно вернуться к работе. Скажи, девочка, что сейчас ушла, обедала вместе с тобой и остальными?

- И не просто обедала! - вспыхнула Марта. - Еще и наговорила мне всяких гадостей! Хавьеро, кто она такая? Дочка премьер-министра инкогнито? Почему ты так с ней обращаешься?

- И о ней, солнышко, мы тоже поговорим, много и обстоятельно. А до того будь любезна успокоиться. И постарайся вспомнить каждую деталь случившегося. Все, вплоть до последнего слова.

- Хо... хорошо, дорогой. Я постараюсь.

- Замечательно.

Все. Остаток дня придется потратить, прокручивая в голове и обсуждая с Перито каждую деталь разговора с Чужой, а потом - еще и проясняя, что же произошло в столовой. Просто снять записи с камер безопасности нельзя - их разрешение все еще не удалось довести до позволяющего отслеживать каждую мелкую деталь. Ххаш! Как же все-таки тоскливо вспоминать о том, что утрачено! Интересно, что за технологии готовы предложить пришельцы? Нужно как можно быстрее прочитать оставленный Кариной Мураций документ. И еще следует понять, насколько обоснованы ее угрозы и как поступить с ТЕМ проектом. Особенно - в связи с потенциальной утечкой информации.

Но сначала - предупредить сына об осторожности.

- Массим! - он заглянул в столовую и поманил его рукой. - На минуту зайдем ко мне. Нужно кое-что уточнить по предыдущему разговору.

"Майя, контакт. Карина в канале. Есть минутка?"

"Майя в канале. Для тебя, Кара, хоть полторы. Что-то случилось?"

"Я воспользовалась подвернувшейся оказией и проникла в особняк Деллавита. Мне удалось поговорить с господином Хавьером".

"И результат?"

"Кажется, я все испортила".

"Кара, сколько я тебя помню, каждый раз в состоянии паники ты начинаешь именно с этой фразы. И я не помню, чтобы ты хоть раз действительно напортачила всерьез. Так что успокойся. Запись покажешь?"

"Да. Я уже переслала".

"Где... а, вижу. Погоди-ка чуток..."

"Позови, когда закончишь".

"Да погоди же ты! Я же объясняла, для бабушки Майи не проблема смотреть на повышенной скорости. Так... так... так... все, закончила".

"Ну и?"

"Да все нормально. Разумеется, могло получиться и лучше, но мы же не знали его эмоций по отношению к дочери. Расслабься. Такие мелкие проколы неизбежно станут происходить в ближайшие несколько лет, пока мы не соберем более-менее полные досье на всех ключевых игроков. Сейчас повода для волнений и терзаний нет. Вот только ты действительно решила пригласить ту девочку в программу в обход общих процедур?"

"Да. Мне с ней уже все ясно. Если не дать выхода ее внутреннему огню в ближайшее время, она либо перегорит, либо плохо кончит. Ее нужно вытаскивать, пока она не начала совершать опрометчивые поступки. Может, и не самоубийство, но сбежать из дома вполне может. Кроме того, она эйлахо, и ее секрет рано или поздно выйдет наружу. И тогда она станет отверженной".

"Кара, она - не ты. И Кайтар - вовсе не Катония конца тридцатых. Не проецируй на новый мир свои старые комплексы".

"И все-таки я хочу ей помочь. Тем более что она полностью соответствует критериям программы".

"Кроме одного - ее участие грозит нам серьезными политическими осложнениями из-за папаши".

"Пусть. Ты же сама много раз жаловалась, что тебе страшно скучно. Вот и развлекись как следует, разруливая кризисы. Как раз ведь по тебе задачка".

"Умеешь ты убеждать, Каричка", - огромная зубастая улыбка, весело подмигивающий карий глаз, маленький богомол, играючи расшвыривающий стадо носорогов. - "Договорились. Согласна. Слушай, ты интересную фразу там произнесла - что убьешь каждого, кто станет над детьми эксперименты ставить. Ты же у нас вроде как убежденная пацифистка? Неужто прикончишь в самом деле?"

"Искренне надеюсь, что не придется проверять на практике до того момента, как научимся ставить ментоблоки в местных условиях. Только, Майя, я давно не маленькая наивная девочка. Когда в Сураграше на меня совершали покушения, я убивала террористов, чтобы спасти окружающих. Если я окажусь перед выбором, кому именно жить, а кому умирать, я не стану перекладывать его на других".

"Зануда ты у нас. Все-таки не стоило доверять твое воспитание Джа. Ну, кончай паниковать и расслабься хотя бы немного. Ты сейчас где?"

"Меня везут в машине из особняка Деллавита. Я намерена вернуться в больницу, про которую рассказывала вчера. Там один врач работает, замечательный дядька. Я с ним вчера немного пообщалось, и выяснилось, что он трудится в ущерб частной практике, практически бесплатно, просто из чувства долга. Атеист, между прочим, хотя и работает в церковной больнице. Я его почти убедила, что мне можно доверять, нужно закреплять успех".

"Понятно. Врач-подвижник и Кисаки Сураграша Карина Мураций в своем репертуаре божественного целителя. Ладно, валяй, только не перетрудись. Расслабляться тоже нужно, тебя же Джа учил. Отбой".

"Расслаблюсь по мере возможности. Конец связи".

Вечер/ночь того же дня. Кайтар, Барна

Улицы Старого города скрывал непроглядный мрак. Ни один луч света не освещал давно мертвые улицы, и даже голубой свет восходящей Труффы не мог просочиться сквозь низкие струящиеся облака.

Тень неслышно скользила вдоль безжизненных домов, перемещаясь от переулка к переулку и быстро пересекая широкие улицы. Иногда она склонялась к земле, внюхиваясь словно ищейка, иногда взбиралась на фонарные столбы, некоторые из которых угрожающе колебались под ее весом. Траектория ее движения петляла, могло показаться, бессистемно и хаотично, однако на деле она вытянутой спиралью неуклонно сжималась вокруг Зеленого бульвара, заваленного грудами никем не убираемых сухих листьев.

Около огромного мертвого собора с давно остановившимися часами и золотыми Стабилонами на высоких резных башнях тень замерла.

"Стрелок-один, Филин на связи. Как дела с контролем обнаруженных точек?"

"Я Стрелок-один. Мобильные группы проверили все три. Люди там обнаружились, но на цель поиска не походят, больше смахивают на бандитские притоны. Не трогаем их до завершения обследования. Другие результаты есть?"

"Ответ отрицательный. Больше нигде я не зафиксировал ни теплового, ни электромагнитного излучения, способного выдать местонахождения скрытой базы. Нахожусь возле Кафедрального собора. Думаю, поиски можно прекращать. Гипотеза не подтвердилась".

"Принято, Филин. Даю сигнал к завершению операции. Возвращайтесь к месту сбора".

"Понял, возвра... Стоп. Стрелок-один, погодите с сигналом. Я должен кое-что проверить".

"Жду".

Тень склоняется к мостовой и замирает, потом начинает кружиться.

"Стрелок-один, я заметил что-то странное. На брусчатке перед собором совсем свежие царапины, словно от перетаскивания чего-то тяжелого. На листьях следы автомобильных протекторов. Царапины ведут к двери - или от двери. Я загляну внутрь".

"Принято, Филин. Высылаю мобильную группу к собору в качестве прикрытия. Не рискуйте, повторяю, не рискуйте без необходимости. Учтите, что радиоволны из собора, особенно из подвальных помещений, наружу могут не проходить".

"Хорошо. Вхожу".

Тень неслышно поднимается по массивным гранитным ступеням и подбирается к слегка приоткрытым створкам главного входа. Ее очертания плывут, словно воск на огне, и фигура, потерявшая всякое сходство с человеческой, просачивается сначала в тамбур, а потом в центральный неф. Ни единый звук не нарушает непроглядную тьму внутреннего пространства собора, и тень сливается с мраком и растворяется в нем. Ни единый луч света не проникает сюда, но тень прекрасно ориентируется в пространстве, пробираясь между скамьями, покрытыми толстым слоем пыли. В грязи, покрывающей древнюю мозаику пола, она отлично видит широкие следы, ведущие к спуску в крипту перед главным алтарем. Резные деревянные перила, ограждающие спиральную лестницу в подземелье, разломаны и разбросаны в стороны, мозаики вокруг потрескались и разбиты ударами чего-то острого и тяжелого.

"Стрелок-один, Филин на связи. Как слышите?"

"Здесь Стрелок-один. Слыш... более-менее неп...охо, но отдель... слоги пропа... ют".

"Стрелок-один, в соборе совсем недавно перемещалось тяжелое оборудование. На полу следы повреждений от больших металлических объектов из стали, титана и алюминия. Повторяю: обнаружил следы перемещения тяжелого металлического оборудования. Аналогичные повреждения на лестнице, ведущей к крипту, в крипту. Спускаюсь, спускаюсь, чтобы проверить. Готовьтесь к длительной пропаже связи".

"Филин, по...л вас. Спускайтесь в кр...у, только акк...но. По слухам, там ц...ые катаком... Не заблудитесь".

"Стрелок-один, я не могу заблудиться. Конец связи".

Темное пятно, прильнувшее к полу и окончательно утратившее человеческий облик, в непроглядном мраке исчезает в широкой шахте спиральной лестницы, и пустота давно мертвого храма вновь становится самодовольной и всеобъемлющей. Какое-то время спустя на небольшой площади перед собором возникает движение. Два десятка людей в ночном камуфляже и черных масках, скрывающих лица, пересекают пустое пространство, стараясь производить как можно меньше шума, и замирают по обе стороны входа. Одна из них сбрасывает со спины увесистый блок переносной радиостанции, поворачивает тумблер и беззвучно отбивает ключом условный код. Индикатор на станции дважды мигает тусклым синим светом, и на площади снова мертво и безмолвно.

"Филин, Стрелок-один на связи. Вы меня слышите? Группа поддержки заняла позицию у входа в собор, группа поддержки заняла позицию. Филин, Филин, подтвердите прием!"

На частоте - тишина, нарушаемая только тихим шелестом помех.

Долго тянутся минуты, песчинками падая в гулкий колодец вечности. Наконец в постепенно светлеющей тьме нефа снова сгущается бесформенная черная тень. Она принимает человеческий облик, и эфир снова оживает.

"Стрелок-один, Филин на связи. Проверил крипту, проверил крипту. Выхожу наружу, выхожу наружу. Предупредите группу поддержки".

"Стрелок-один вас понял, в..с п...л. Филин, выхо...те, выходите".

На радиостанции снаружи начинает быстро мигать синяя лампочка, передавая сообщение точечным кодом. Старший группы вглядывается в нее, потом несколько раз глухо стучит по корпусу. Из мрака между створками главного входа прорастает тень, и на ее груди зажигается зеленый огонек.

- Я Филин, - негромко сообщает тень. - Можно слегка расслабиться. Мы их нашли, но поздно. Птичка успела улететь.

- Что внутри? - так же негромко, в тон, осведомляется старший.

- В крипте явные следы большой лаборатории вплоть до остатков оборудования. Но внутрь никому не соваться. Я по ходу дела снял несколько растяжек, и какие там еще остались сюрпризы, неясно. Пригодного для вас света там нет, а с ручными фонарями вы наверняка вляпаетесь - профи минировали. Сначала я обследую подземелье полностью, и только потом вы спуститесь. Входите и блокируйте спуск в крипту, но вниз ни на ступеньку.

- Понял, дэр. Выполняю.

Одна за другой, слегка отодвинув створку, темные фигуры исчезают внутри собора. Вспыхивают потайные фонари, пятна света мечутся между колоннами, выхватывая в капеллах тусклую позолоту древних фресок, где ангелы Ваххарона угрожают мерзким гхашам огненными мечами. Эфир снова оживает.

"Стрелок-один, я Филин. Группа поддержки блокировала спуск вкрипту. В самой крипте остатки большой лаборатории, в том числе энерговводы все еще под напряжением, а также следы пребывания большого количества людей. Некоторые помещения явно использовались как тюремные камеры. Предупреждаю - помещение заминировано, ловушки повсюду. Возможно, взрыв одной приведет к детонации остальных и обвалу сводов".

"Понял вас, Филин. Высылаю группу захвата для блокировки объекта. Саперы подтянутся чуть позже".

"Стрелок-один, не спешите. Сначала я сам пройдусь по помещениям, и только потом пускайте саперов. Так надежнее. Меня другое беспокоит. Судя по станинам, там размещалось большое оборудование, а судя по жилым секциям - не менее трех десятков людей. Возможно, больше. Их как-то следовало доставить сюда, а затем снабжать и вообще поддерживать связь. Наземный транспорт исключен - днем на окружающих Старый город улицах интенсивное движение транспорта, а ночью периметр патрулируется полицией. Вертолеты слишком заметны. Выходы в старые линии метро тоже исключены - тогда оборудование не таскали бы по поверхности. Есть идеи?"

"Сейчас подумаем... Филин, возможно, коммуникации шли через Старый порт. Там масса заброшенных доков, и ночью даже большие суда могли приставать незамеченными".

"Понял. Я проверю доки".

"Филин, ответ отрицательный. Светает, вы не сможете оставаться незамеченным. Пока противник не знает, что мы его засекли, есть шанс перехватить его людей, так что лучше не раскрываться раньше времени. Мы установим наблюдение за доками с расстояния, а следующей ночью устроим новый рейд".

"Вас понял, Стрелок-один. Тогда я займусь очисткой подземелья. Кстати, Колибри спрашивает, как здоровье найденыша".

"У меня нет свежих данных. По состоянию на сегодняшний... уже вчерашний вечер по-прежнему без сознания".

"Понял, Стрелок-один. Конец сеанса".

"Отбой, Филин".

Тень снова бесшумно скользит во мрак собора и исчезает в крипте. Один из бойцов группы поддержки торопливо осеняет себя косым знамением, глядя на блестящий в луче фонаря золотой Стабилон над главным алтарем, и еще двое следуют его примеру. Командир группы бросает на них угрюмый взгляд, но не реагирует: ему самому страшно хочется сделать то же самое. Он не знает, что за существо отдает ему приказы, но если бы его заставили определиться вслух, то ответил бы - сам Креод.

"Саматта, контакт. Масарик в канале. Я их нашел, хотя и случайно".

"Саматта в канале. Замечательно. Кто, где?"

"Крипта под заброшенным Кафедральным собором. Обследую место. Координатор ведет журнал, посмотри на досуге. Мати, мы и в самом деле имеем дело с очень богатой и совершенно не стесняющейся в средствах организацией. Я обнаружил цистерну с серной кислотой - и она, если верить результатам экспресс-анализа, содержит соединения, характерные для растворения органики, человеческих тканей в том числе. Вполне возможно, что кислота использовалась для уничтожения трупов подопытных".

"С такого рода организациями мы воевать не станем. Пусть местное правительство расхлебывает - даром, что ли, у него столько народа в спецслужбах! Меня другое беспокоит: как капитан Пахис сумел сбежать из подобного места, да еще находясь в настолько тяжелом состоянии?"

"Представления не имею. У отца только одна версия: ему кто-то помог. Особенно с учетом медальона - невозможно представить себе, что его насильно сделали подопытным в секретном эксперименте и при том не отобрали все средства идентификации. Нет, определенно его вытащил кто-то другой, и он же нацепил медальон. Но почему его бросили на улице и не оказали помощь?"

"Возможно, помощники оказались не настолько сильны, чтобы дотащить его до полиции. Или у них свои игры".

"Возможно. Мати, но нам все-таки придется влезть в драку, хотя бы из-за Кары. Ты ее знаешь. Одна мысль, что над девиантами могут ставить опыты без их согласия, ее в ярость приводит, а уж что их еще и убивают..."

"Кара - разумная девочка. Она не начнет безнадежную войну и не поставит под удар нашу миссию. Я с ней еще поговорю".

"Лучше я. Я ведь вроде муж, как-никак".

"А я ее с пеленок знаю. Ну, почти с пеленок".

"Тоже мне, старикашка нашелся. Ну, давай вместе".

"Договорились. Как только местные обследуют твою крипту, пообщаемся с ней".

"Ага. Тогда у меня все. Отбой".

"Конец связи".

08.36.1231. Ставрия, Эйград

- Ой, Сергей Мираевич, а что вы за журнал такой читаете? - Таня Каварова склонилась над плечом Дратаева. - "Черные металлы"? Он же не по математике. Вам что, интересно?

- Я не читаю, а просматриваю, - рассеянно откликнулся тот, быстро листая страницы. - Не то чтобы интересно, но надо. А что вы до сих пор в школе? Сегодня же оттот.

- Я контрольные по географии проверяла. Мы завтра с ребятами на полевку уезжаем на два дня, в выходные времени не останется.

- Куда уезжаете?

- На полевку. Ну, сборище у нас на полигоне, то есть на природе. Я не говорила, что историческим фехтованием увлекаюсь?

- Да, припоминаю, что-то упоминали, - Дратаев бросил на нее косой взгляд. - Шпаги, мечи? Не опасно?

- Ну, не очень, - Таня заложила руки за спину и покачалась с пятки на носок. - Мы же в доспехах, да и мечи обычно - дураль да дерево... из алюминия, я имею в виде, и деревянные. И защиту надеваем. Потом, я раньше обычным фехтованием занималась, с рапирой работала, так что привычная. Скажите, а вы в походы любите ходить?

Новый коллега ей нравился. Не только ей, конечно - даже старые мымры благосклонно кивали ему и не упускали случая перекинуться словечком. Спокойный, обходительный, улыбчивый, а уж знает, кажется, все на свете. И храбрый - как он тогда стоял на крыше, когда пришел кольчон! И, самое главное, холостой, если верить личному делу, в которое Тане удалось мельком заглянуть. Не то чтобы она имела на него серьезные виды - ему же под сорок, староват, но все-таки женатики совсем другое дело.

- Нет, Танечка. Вылазки на природу я терпеть не могу. Домосед я. - Дратаев закончил листать журнал, закрыл его и отложил в высокую стопку на краю своего стола. - Природа - вещь красивая, но я предпочитаю наблюдать за ней из окна городской квартиры или по телевизору. Ох ты, и в самом деле уже девятый час.

- Я тоже ухожу. А давайте пойдем вместе? Вы где живете?

- Э-э, как его... в Тайке. Район на юге города.

- Я знаю. Возле Южного порта, да? А я на Стрелочников, недалеко от вокзала. До трамвая можно вместе пройти.

- Вообще-то я не домой. Я к одному ученику в гости зайти хочу, посмотреть, как живет.

- А-а... - разочарованно протянула Таня. - Жаль. Ну, пойдемте хотя бы вниз вместе спустимся.

- Не могу возражать против общества такой прелестной юной девушки, - улыбнулся Дратаев. - Давайте-ка я вас до трамвая провожу. Мне почти по пути, а район здесь не самый безопасный.

- Согласна! - Таня польщенно улыбнулась в ответ. Все-таки он хороший дядька. Она взяла сумочку, переобулась, накинула плащ - все-таки зима сказывается, вечерами уже зябко - и повернулась к Дратаеву.

- Я готова, - сообщила она. - Идем?

Дратаев кивнул. Он погасил свет в учительской, запер дверь и пошел рядом с Таней по пустому тихому коридору. Электрические часы у лестницы показывали пятнадцать минут девятого, и ранние сумерки приближающейся зимы уже сгустились на улице. Дежурные лампы тускло освещали желтые облупившиеся стены, отражались от черных зеркал оконных стекол. Одна из ламп жужжала и подмигивала.

- Тихо как... - Таня поправила сумку на плече. - Я люблю тут вечерами сидеть. Никто не мешает, так хорошо!

- Вот выйдете замуж, муж вам объяснит, как вечерами задерживаться! - засмеялся учитель.

- Вот еще! - Таня быстро застучала каблучками по лестнице. - Муж - такая скучная штука! Завтрак ему готовь, ужин готовь, а он придет с работы, сядет на диван, уткнется в газету - и все. Я уж лучше как-нибудь сама по себе.

- Возможно, - неожиданно серьезно согласился Дратаев. - Скажите, а у вас действительно многие замужние женщины работают полный день?

- У нас? - Таня непонимающе оглянулась на него.

- В Ставрии, я имею в виду.

- Вы так говорите, словно иностранец какой-то.

- Я и есть иностранец, Танечка.

- Как? - от неожиданности Таня даже остановилась посреди пролета. - Вы - иностранец, Сергей Мираевич? Шутите? Вы же совершенно не похожи.

- Тем не менее, иностранец, - Дратаев тоже остановился. - На самом деле я из Кайтара, и зовут меня совсем иначе.

- Ух ты! Вы шпион, да?

- Почему - шпион? - не понял учитель.

- Ну, если тайно здесь находитесь, под чужим именем. А если я в милицию сообщу?

- В милицию не надо, - усмехнулся Дратаев. - В Службу безопасности Ставрии - тоже. Пойдемте, меня уже ждут.

Он положил Тане руку на плечо и мягко увлек за собой.

- Я педагог по обмену. Обо мне знают все, кому положено, в том числе в СБС и в гороно, но для простоты я живу и работаю здесь как ставриец. Директор школы тоже в курсе, можете с ним поговорить. Только, прошу, не надо больше никому рассказывать, а то пойдут еще толки, нехорошо выйдет.

- Ух ты! - Таня восторженно ухватилась за его руку, но тут же спохватилась и отпустила. - А вы точно не шутите? А скажите что-нибудь на кваре?

- Теоретически что-нибудь на кваре сказать может каждый, кто изучал его в школе. То есть - минимум каждый второй в Ставрии. Но если хотите... Бульёбелла граччи ельт миодраттиоре дале пердер квата.

- Излишнее любопытство... - Таня наморщила лоб, пытаясь вспомнить полузабытые слова. - А-а...

- Праздное любопытство не всегда приносит радость, если буквально, - подмигнул Дратаев. - А если эквивалентно на камиссе, то любопытной кошке на хвост наступают.

- И вовсе я не любопытная! - насупилась Таня. - Но ведь интересно же. Я впервые настоящего иностранца вижу, если моряков не считать, да и тех только издали. А вас как зовут по-настоящему?

- Большая тайна. Танечка, ну честное слово, вам незачем знать. Еще проговоритесь на людях, неудобно получится.

Они как раз спустились на первый этаж, и Таня, ловким финтом обогнав коллегу, встала у него на пути, молитвенно сложив руки перед грудью:

- Ну Сергей Дратаеви-ич! Ну скажи-ите! Мне так интересно!

В довершение она захлопала глазами и наивно надула губки. Такая мина, она знала по опыту, действует на мужчин неотразимо. Иностранец исключением не оказался.

- Ну хорошо, - с тяжелым вздохом согласился он. - Но только не проговоритесь ненароком до времени. Вакай Каморасий.

- Вака...й? - Таня покрутила слово на языке. - Вакай... А разве в Кайтаре так не к молодежи обращаются? И вообще, какое-то странное имя.

- Фамильярное обращение старших к младшим - вака. Но мое имя не кайтарское, а, скорее, могератское. Я, видите ли, и коренным кайтарцем тоже не являюсь. Гражданин мира, так сказать. Да пойдемте же, времени много.

Мимо столовой и раздевалки они быстро прошли по полутемному первому этажу до вахты, где лже-Дратаев сдал ночному сторожу ключ от учительской, и через гулкий каменный вестибюль вышли на улицу. Высокое школьное крыльцо освещали яркие лампы, но дальше двор скрывала глубокая темнота.

- А зачем вы к нам приехали? - поинтересовалась Таня, осторожно обходя еле видимые лужи, оставшиеся от дневного дождя. - Вы эмигрант?

- Нет. Министерство образования Кайтара и Министерство народного просвещения Ставрии проводят совместный эксперимент по тестированию учеников старших классов. Используются специально составленные тесты, которые проверяют не только уровень заученных знаний, но и умение нестандартно мыслить, и общее развитие. Поскольку я являюсь одним из разработчиков тестов, сочтено целесообразным мое личное участие в эксперименте. Несколько педагогов из Ставрии сейчас находятся в Кайтаре, в городе под названием Барна, а несколько кайтарских учителей - здесь, в Эйграде.

- Ой, как здорово! Вот бы мне тоже в Кайтар поехать по обмену! А то на туристическую поездку денег и за пять лет не накопить.

- А сколько у вас зарплата?

- Тридцать оклад плюс еще пять за классное руководство. А в Кайтаре, я слышала, преподавателям много платят. Чуть ли не пятьсот леер в декаду. Больше семидесяти бирсов по официальному курсу.

- В Кайтаре сейчас тоже жизнь не сахар, Танечка. Кому-то платят и по пятьсот в декаду, но большинство перебивается двумя-тремя сотнями, насколько я в курсе обстановки. Побольше, чем у вас, но там и цены куда выше. Но вообще-то я не школьный преподаватель, а университетский, так что насчет зарплат в школах не очень хорошо осведомлен.

- А я слышала, что вы хорошо с учениками поладили. Вы ведь классный руководитель в классе восемь-три, да? Туда же самых отъявленных хулиганов со всего потока собрали. Их все учителя в школе боятся. Как вам удалось?

- О, очень просто, - в отблеске далекого фонаря на лице иностранца Таня различила кривую усмешку. - Посоветовали мне тут способ. На первом же классном собрании один из ребят демонстративно папиросу закурил прямо в классе...

- Ага, там такой шпаны хватает. И что?

- Да ничего особенного. Просто я у него зажигалку взял и в кулаке раздавил, так что бензин ему на штаны вылился. Пока он глазами хлопал, выдернул изо рта папиросу и затушил об его же рукав. И сообщил, что в следующий раз погашу о то самое место, куда бензин попал. С тех пор все хулиганы сидят тихо, как мыши. Материал все равно мимо ушей пропускают, но хотя бы не шумят и другим не мешают.

- Ну ничего себе! Вы и в самом деле можете раздавить зажигалку в руке? Металлическую?

- Да нет, зачем металлическую. Пластиковую, одноразовую. C металлической фокус не пройдет, она просто деформируется, но не распадется на части. А пластмасса хрупкая, ломается легко. Только и про это никому не рассказывайте, ладно? А то больно уж сомнительный способ с точки зрения педагогической практики.

- Классный способ! - воинственно заявила Таня. - Жаль, что я так не смогу. А то кое-кому не только зажигалку, а и яйца... ой, простите, я не хотела.

- Что, пристают старшеклассники? - понимающе глянул лже-Дратаев.

- Не то слово. Нет, большинство - нормальные ребята, но есть в девять-втором такая наглая троица! Когда я только-только пришла сюда весной, они меня вечером после школы зажали и чуть не... ну... вы понимаете, да? Хорошо, я палку какую-то ухватить успела и уделала их так, что они на четвереньках уползли. Вот, пригодились фехтовальные навыки. Только вы тоже никому не говорите, а то за такое и уволить могут.

- А разве в милицию вы не заявляли?

- Вот еще! - Таня дернула плечиком. - Сказали бы, что сама виновата, задницей перед парнями крутила. И бабки наши болтать бы стали за спиной. Ну их нафиг.

- Не понимаю. Вас пытались изнасиловать - серьезное преступление по меркам и Ставрии, и Кайтара. И в милиции все равно сказали бы, что вы сами виноваты?

- Одна моя дальняя знакомая так попала. Ее и в самом деле изнасиловали вечером какие-то подонки. В милиции долго отказывались принимать заявление, а когда приняли... ну, в общем, через три месяца ей сообщили, что никого найти не удалось, что она была пьяная и сама виновата, и что заявление лучше забрать.

- Стоп! - лже-Дратаев, оказавшийся Вакаем Каморасием, и в самом деле остановился в нескольких шагах от пятна света под очередным фонарем. - Секунду.

Он помолчал, потом пожал печами.

- Таня, знаете, в соответствии с вашими законами дело об изнасиловании просто так закрыть нельзя. Либо следователь нарушил процедуру, либо заявление вообще не принимали в производство. Скажите вашей знакомой... Нет, не так. С ней можно встретиться? Где она сейчас? Здесь, в Эйграде?

Таня не ответила. Она уже страшно пожалела, что проговорилась. Вот сейчас опять начнутся нудные, очень правильные и совершенно бессмысленные советы. Она медленно пошла вперед, соображая, как бы помягче отшить дядьку, не обидев. Вроде бы он добрый, но все равно ничем не поможет. Тем более толку-то иностранцу объяснять наши реалии?

- Таня?

- Встретиться с ней, наверное, можно, только незачем, - с неохотой ответила девушка. - Она... забеременела и самоубийством покончить попыталась. Заявление она забрала, а потом выпила какую-то химическую гадость. Умереть не умерла, но ребенка выкинула и башкой повредилась. В психушке она сейчас.

- Забеременела? Таня, разве у вас женщина может забеременеть против своей воли?

- У нас? А у вас разве иначе?

- О нас потом. Так как же ее угораздило?

- А вы не слышали? Говорят, если во время... ну, когда...

- Насилуют?

- Да. Говорят, если женщину ударить особым образом, она теряет над собой контроль, маточный сфинктер непроизвольно раскрывается, и тогда все, только аборт. А те подонки ее били.

Иностранец помолчал.

- Ее полное имя?

- Зачем вам, Сергей Мираевич?

- Не спрашивайте, Танечка. Просто скажите, и я от вас отстану.

- Вехерева. Тасса Павловна Вехерева.

- Понятно.

Некоторое время шли молча. Здесь дорога сворачивала в длинный узкий проход между заборами соседней школы и расположенного почти вплотную детского сада. В проходе шла замусоренная грунтовая тропинка, свет фонарей сюда не доставал, и приходилось сосредоточенно глядеть под ноги, чтобы не запнуться.

- Сергей Мираевич... ой, может, вас лучше Вакай называть? - наконец спросила Таня.

- Не надо, я же сказал. Проговоритесь случайно на людях, нехорошо выйдет. Давайте как раньше. Можно даже без отчества, мне с ним все равно непривычно.

- Хорошо. Сергей, а у вас жена есть?

- Ага. Две сразу.

- А? - Таня неуверенно посмотрела на спутника. - Две? А разве в Кайтаре можно... ну...

- Шучу! - рассмеялся иностранец. - Нет, я не женат. Вечный холостяк, так сказать. Со студентками романы крутить профессиональная этика не позволяет, а больше особо знакомиться и негде, домосед я. Так, случайные редкие встречи без взаимных обязательств.

Спереди донесся негромкий мужской говор, в темноте мелькнули огоньки папирос. У выхода из узкого коридора расположились четверо парней. Таня инстинктивно ухватила спутника за руку. Кисть оказалась неожиданно горячей, словно при сильном жаре.

- Эй, дядя, закурить не найдется? - лениво бросил один из парней, преграждая дорогу, когда Таня с Дратаевым вышли из прохода.

- Вы же уже курите, молодые люди, - Дратаев остановился и оттер Таню плечом. - Зачем вам еще?

- А про запас, дядя. Свои кончатся - твои покурим. Давай, гони папиросы.

- Я не курю, юноша. Нет у меня.

- Ну да? А если найдем?

- Курить вредно, ребята, - иностранец шагнул немного вбок, окончательно загородив Таню от хулиганов. - Со здоровьем проблемы начинаются. Иногда чуть погодя, а иногда и сразу.

Что он делает? Они же его изобьют!

- Я не понял! - удивился другой хулиган. - Ты, дядя, чё такой борзый? Тебе чё, давно не прилетало?

Он протянул руку и ухватил иностранца за куртку на груди. Таня лихорадочно осмотрелась. Как назло, никаких палок поблизости не наблюдалось, как и камней. Или их не удавалось заметить из-за темноты, только сгущающейся за пределами четко очерченного круга фонарного света.

- Ребята, - как ни в чем не бывало почти светским тоном проговорил иностранец, - у нас два варианта: либо мы расходимся миром, либо я сдаю вас в милицию, и вы садитесь за попытку ограбления, причем групповую. На вашем месте я бы прямо сейчас отправился по домам.

- Он точно борзый! - констатировал тот, что ухватился за куртку. - Или ты мусор? Ну, ты попал, дядя! Я мусоров...

От раскатившегося по окрестностям задорного вопля - смеси улюлюканья, визга и какого-то почти гавканья - Таня вздрогнула, отпрянула назад и чуть не упала, зацепившись пяткой за кочку. Откуда-то из темноты под фонарь шагнула новая фигура: высокий белобрысый парень лет двадцати, в легкой футболке, коротких шортах и легких летних сандалиях-босоножках. Дождавшись, когда все трое хулиганов повернутся к нему, он поднес к губам ладони и повторил вопль.

- Привет, братаны! - весело произнес он. - Классная погодка, ага? Звезды-то какие! Луна светит, а то и обе сразу!

Четверка непроизвольно глянула в непроглядно-черное, затянутое тучами небо, и снова уставилась на пришельца.

- Чё надо? - неуверенно спросил один из них.

- Мне-то? Да я много не прошу. По двадцатке с каждого, и канайте отсюда. Даже бить не стану.

- Ты чё, совсем охренел?

- А что, мало? - заинтересованно осведомился белобрысый. - Какая у вас тут такса за проход? Полтинник, что ли? Ну, давайте по полтиннику, не откажусь.

Разговорчивый хулиган быстро оглянулся на Дратаева, потом что-то выдернул из кармана. Щелкнуло, блеснуло лезвие.

- Я тя щас порежу! - он угрожающе шагнул вперед. - А ну...

Закончить он не успел. Белобрысый как-то ловко наклонился вперед и попросту выдернул у него оружие. Пока хулиган озадаченно смотрел на пустую руку, белобрысый слегка отступил, и вновь приобретенный нож запорхал у него в руках, словно играющая в струях воды рыба. Фонарный свет радужно отблескивал на лезвии. Шпана как зачарованная смотрела на него. Таня быстро глянула на Дратаева. Тот стоял, сложив руки на груди, и его губы кривила недовольно-скептическая гримаса.

- Не, так себе ножичек, - разочарованно протянул белобрысый, наигравшись. - Баланс хреновый, сталь - даже и не нержавейка, а что-то вообще непонятное, и тупой к тому же как местный валенок. Зачту за трешку как максимум. Ну так что, пацаны, бабло скидывать намерены? За свободный проход до дому?

Нож в его руке опять взблеснул пред самыми глазами хулиганов, и те отшатнулись.

- Ну ты чё! - плаксиво протянул один из них. - Ты чё, совсем уже? Какое бабло? Нет у нас...

- А если найду? - ласково поинтересовался белобрысый, и нож в его руках опять угрожающе блеснул.

- Не злите его, ребята, - насмешливо посоветовал Дратаев. - Я ж его знаю. Он только поначалу добрый, а потом по полночи кровищу с одежды отстирывает. Куда!? - Он ухватил за шиворот одного из хулиганов, намылившегося в сторону, и толкнул его обратно к товарищам.

Сказать, что все четверо ночных охотников выглядели расстроенными, означало бы серьезно преуменьшить. У одного на лице читалась откровенная паника, остальные затравленно оглядывались. Несмотря на численное превосходство, похоже, все отчаянно трусили. Тане вдруг стало весело. Что происходит, она не понимало, но, кажется, шпана крепко попала.

- Такса - двадцать бирсов с человека, итого восемьдесят. В фонд борьбы с курением, так сказать. Ну? Нам долго ждать?

- Да у нас нет! - истерически взвизгнул один из хулиганов.

- Ну, тогда я вас либо веду в милицию, либо отдаю ему, - Дратаев кивнул на по-прежнему поигрывающего ножом белобрысого. - Не беспокойтесь, я в сторонку отойду, меня не забрызгает.

- Атас, братва! - внезапно крикнул один из хулиганов. - Валим!

Четверка сорвалась с места с такой скоростью, словно услышала выстрел из стартового пистолета. Несколько секунд спустя топот их тяжелых ботинок утих во мраке. Белобрысый заулюлюкал им вслед.

- Лика, - иностранец поднял бровь, - с каких пор ты ночами бродишь по улицам и нападаешь на беззащитных людей? Как ты вообще в Эйграде оказался?

- Ни на кого я не нападаю! - обиделся белобрысый. - Я вообще существо мирное и бескорыстное. Ну, почти. Я хотел на твою любимую школу посмотреть, где ты всегда до полуночи торчишь, а там вдруг тихо, темно и пусто. И сторож ругается, что я замок без спроса вскрыл. А какой он замок, если его пальцами открыть можно? Координатор догадался, куда ты идешь, я и хотел тебе сюрприз сделать. Кстати, Вай, я гляжу, ты времени зря не теряешь. Познакомишь меня со своей красавицей? Или мне грустно уйти вдаль, отвергнутому и забытому?

- Танечка, - с тяжелым вздохом сказал иностранец, - познакомьтесь. Этого оболтуса зовут Палек. Он балабол, фанфарон, пустомеля, прыгает с места на место как заяц, а что такое серьезность, кажется, и не подозревает. Весь из себя художник, архитектор, дизайнер и вообще человек искусства. Извиняет его лишь то, что в свободное время иногда подрабатывает инженером-строителем и возводит мосты и дамбы в разных глухих местах, где они никому не нужны. Лика, познакомься с Таней Владимировной Каваровой, моей коллегой. Она учитель географии, истории и естествознания в старших классах.

- Ах, сэрат дэйя... или тьфу, здесь ведь иначе? - белобрысый почесал в затылке. - А, да ладно. Танечка!

Он сунул нож в карман шорт, как-то сразу оказался рядом и ухватил ладони Тани в свои. Его руки оказались такими же горячими, как и у Дратаева.

- Танечка! - повторил белобрысый, умильно глядя на Таню по-щенячьи восторженными глазами. - С первого момента, как я увидел в сумерках твою божественное лицо и точеную фигурку, я понял, что нас свела судьба! Нет в мире женщины более красивой и желанной, чем ты! Твои глаза блестят как бриллианты, губы манят поцелуями, а носик... носик...

Он задумался.

- А, да фиг с ним, с носиком! - наконец тряхнул он головой. - Любимая, ты должна выйти за меня замуж! Прямо сегодня ночью!

Он вдруг ухватил Таню за плечо и талию и резко повернулся вокруг своей оси, так что та не удержалась и повисла на его руке лицом вверх. Его лицо оказалось рядом, а на губах засияла ослепительная даже в темноте улыбка. Что он делает? - пронеслось в голове у Тани. - Он меня сейчас поцелует? Он что, совсем сдурел? Но вместо того, чтобы начать отбиваться, она почувствовала странную истому во всем теле.

- Лика, - невозмутимо произнес наблюдающий за сценой Дратаев, - а я Каси пожалуюсь. Танечка, чтоб вы знали - наш ловелас давным-давно безнадежно женат.

- Ну вот! - расстроился белобрысый Палек. - Каси меня нотациями замучает, как нужно обращаться с молодыми неопытными девушками в условиях местных сексуальных табу, как щадить их чувства и как правильно затаскивать в постель, чтобы не создавать комплексов на всю оставшуюся жизнь. Но! - он опять заглянул в глаза Тане. - Каси у нас далеко-далеко, так что я ее не боюсь. Пока не боюсь.

- Тогда Каре, - ехидно ухмыльнулся Дратаев. - Она-то рядом.

- Удар ниже пояса! - Палек закатил глаза и одним ловким движением вернул Таню в вертикальное положение. Та едва не упала, но твердая рука белобрысого поддержала ее. - Кара - моя сестра, - пояснил он Тане. - Мастер всяческого дрыгоножества и рукомашества. Первое, что она делает - лупит с размаху между ушей, и только потом начинает разбираться. Майю воспитать у нее кишка тонка, но меня точно до полусмерти изобьет за нарушение местных приличий.

Он с преувеличенной аккуратностью принялся отряхивать Тане плащик, как бы ненароком задевая ее бедра и ягодицы. Девушка нерешительно оглянулась на Дратаева. Как себя вести, она решительно не понимала.

- Не беспокойтесь, Таня, - фыркнул тот. - Он больше актерствует, чем всерьез. Вообще-то он неплохой парень, только к нему лучше не приближаться ближе чем на сажень. Лика, так что ты делаешь в Эйграде?

- Камилл попросил поискать следы Суоко, - на мгновение физиономия парня стала серьезной и даже озабоченной. - Дистанционные возможности исчерпаны, а власти он привлекать по-прежнему опасается. Есть кое-какие ниточки, спроси у него сам. Танечка! - он опять оживился. - А что ты делаешь сегодня вечером?

- А-а... очень приятно познакомиться, господин Палек, - промямлила Таня, наконец-то получившая возможность вставить слово. - Я... а-а, домой шла...

- Кстати, Лика, замечательно, что ты появился, - Дратаев одернул куртку. - Мне нужно зайти в гости к одному из учеников. Я с его родителями с трудом на сегодня договорился, и если не приду, второй возможности может не появиться. А время позднее. Будь любезен, проводи госпожу Таню до дома, на случай, если еще какие хулиганы попадутся. Танечка, до следующей декады. Удачно вам съездить на игру.

Он коротко кивнул, повернулся и растаял в темноте. Таня растерянно посмотрела ему вслед, потом оглянулась на белобрысого.

- М-да, - тот почесал в затылке. - Выкрутился, значит? Ну ладно, я все равно бы от вас так просто не отвязался. Таня, ты далеко живешь?

- Ой, господин Палек, не надо меня провожать! - испугалась Таня. - Мне вон там на трамвай сесть, - она махнула рукой в сторону просвета между девятиэтажками, - пять остановок - и я дома.

- Ну и замечательно! - беззаботно отозвался тот. - А я прослежу, чтобы больше никто не привязался. Да расслабься ты, - добавил он. - Я же шутил. Не стану больше приставать с грязными намеками.

- Ну, все-таки далеко...

- У меня свободного времени масса. Ночью почему-то никакие конторы не работают, а спать мне совершенно не хочется. Кстати, меня зовут Лика. Палек я только в официальных случаях, а их в ближайшее время не просматривается. И без господина. И на ты. Дурацкая у вас тут манера во множественном числе к людям обращаться, каждый раз так и тянет через плечо оглянуться, кто там еще стоит.

- Л-ладно... А вы... ты... тоже иностранец? Из Кайтара?

- Ага, значит, Вай все-таки проболтался! - ухмыльнулся Палек. - А еще меня балаболом обзывает! Шпиона из него точно не выйдет, можно и не стараться. Да, я с ним из одной компании. Только у меня дома дел масса, так что к вам я просто из любопытства заскочил на пару дней. Ну что, пойдем, провожу тебя до дома.

- Ага. Трамвай вон там останавливается, недалеко совсем. Ты не замерзнешь? А то сейчас градусов пять, а ты почти голый... Ты горячий какой-то - не простыл?

- Ага, я парень горячий! - кивнул Палек. - Аж жар струится. Все нормально, я морозоустойчивый. Где, говоришь, трамвай?

Гулять в компании с белобрысым нахалом оказалось на удивление легко и приятно. По здравому размышлению Таня решила трамвая не ждать: в позднее время он ходил редко, народу туда набивалась уйма, а до дома - меньше цулы. Не расстояние для молодой, спортивной и в хорошей форме девицы, какой она себя не без гордости считала. Вместе с иностранцем она неторопливо шла по улице, с одной стороны которой тянулись панельные многоэтажки, а с другой стояли покосившиеся деревянные домишки. Фонари ярко горели, редкие прохожие не проявляли интереса, если не считать удивленных взглядов при виде по-летнему легко прикинутого Палека, и новых хулиганов опасаться не приходилось.

Палек трепался о чем ни попадя - о на удивление теплой для преддверия зимы погоде во всем мире, о новых типах кораблей, закладываемых на кайтарских и могератских верфях, об оптовых ценах на апельсины и бананы в странах на юге Торвалы, о недавнем выступлении Народного Председателя перед съездом Советов народного самоуправления, об эйградской художественной выставке, на которой Палек побывал сегодня (от его ехидных комментариев в адрес некоторых художников уши просто в трубочку скручивались), и так далее. Сначала Таня просто вежливо поддакивала ему, но потом расслабилась и даже сама рассказала пару анекдотов. Вскоре казалось, что она знает Палека если и не всю жизнь, то не первый год уж точно. Они непринужденно болтали, и в один прекрасный момент Таня с удивлением поймала себя на рассказе о завтрашней ролевке. Вообще-то она терпеть не могла рассуждать о них с посторонними: типовая реакция на костюмированные игры варьировалась от непроницаемо-вежливой мины, скрывавшей скуку и иронию, до прямых советов побыстрее повзрослеть. Но Палек казался весьма понимающим, хотя и совершенно нетянучим собеседником, и даже продемонстрировал кое-какие познания в предмете, пусть и совершенно дилетантские. Он даже обломал прут с куста и продемонстрировал пару ударов мечом, но так криво и неуклюже, что Таня прыснула, отобрала прут и выбросила его подальше.

- Все совсем не так, - объяснила она. - Из примы, когда ладонь наружу вывернута, вообще сложно удары наносить, это переходное состояния после выдергивания меча из ножен. А в секунде, когда ладонь вниз направлена, надо корпус назад откидывать, а не вперед нырять. И левую руку нужно у подбородка держать, причем лучше с кинжалом, чтобы успеть отбить неожиданный выпад в лицо или шею. Так, как ты изображаешь, только актеры в дурных постановках сражаются.

- Ну и ладно! - легкомысленно отмахнулся Палек. - Я же говорю - я существо мирное и безобидное, по мечам у нас Кара специалист.

- Кара - твоя сестра, ты говорил? Тоже ролевик?

- Да уж такой ролевик, что плакать хочется. Из нее актриса примерно такая же, как из меня кирпич. Нет, у нее все всерьез - Ведущая по Пути, белая повязка посмертно, все такое.

- Ведущая по Пути? Посмертно?

- А... - Палек замялся и как-то странно посмотрел на Таню. - Долго объяснять, не обращай внимания. В общем, руками и ногами машет как ошпаренная осьминожиха. Меня тоже силком научить пыталась, но я от нее отбился, хотя и с потерями. Да еще и зануда похлеще Вая, постоянно нотации читает. Я ее нежно люблю, но держаться стараюсь на расстоянии. Слушай, а кто тебя фехтовать учил?

- У нас парень один есть, Касуми. То есть его Пашкой зовут на самом деле, но он могератское погоняло для ролевок себе придумал, а оно взяло и приклеилось. Друзья его по-другому и не зовут. Он в одном местечке тусовался, к северу от Эйграда цул двадцать или двадцать пять. Не то санаторий, не то просто клуб какой-то закрытый, уж и не знаю, как он туда попал. Там одна странная тетка жила - парализованная наполовину, ходить не могла, ее в кресле возили, но сколько всего знала - ужас! И про историю кучу интересного рассказывала, и как фехтовать объясняла, хотя и показать не могла. И охранник у нее забавный, парень из Хёнкона, вроде как беженец - тоже здорово на мечах машется. Я как-то раз туда с Касуми и еще несколькими нашими ездила, еще когда в институте училась, так целый вечер с ней просидела - она о прошлом Ставрии знает в десять раз больше любой энциклопедии. Оторваться невозможно, хотя и говорит с трудом. Хорошая тетка, хотя и инвалид.

- Инвалид? - Палек внезапно насторожился. - А как она выглядела, не помнишь? Такая крупная, под два метра ростом, толстая, тройной подбородок, и голос басом?

- Да нет, совсем другая. Насчет роста не скажу, она из кресла не поднималась, но крупной не казалась. Довольно худая, говорит тихо и с трудом.

- А звали ее как?

- Не помню. Говорю же, я еще в институте училась, на младших курсах. Года три или четыре прошло.

- Забавно... - с Палека вдруг слетела вся беспечная оживленность. Он резко посерьезнел. - Таня, а что за санаторий? Как называется, как туда добраться?

- Садишься на вокзале в электричку на Гиллер. Станция... блин, забыла. Она без названия, просто номер, даже и не станция, а просто платформа. Следующая после Мезенцева, от вокзала примерно час езды. А она тебе зачем?

- Понимаешь, мы пытаемся найти одного человека. Друга. Она пропала во время Удара, и мы беспокоимся, жива ли она вообще. Дело очень личное, мы не хотим впутывать никакие официальные органы, так что приходится искать самостоятельно. Я, в общем-то, за тем сюда и приехал, чтобы порасспрашивать о ней. Проблема в том, что мы даже не знаем, как она выглядит - все-таки восемь лет прошло. Инвалидом она не была, но она и в самом деле выдающийся эксперт по истории Ставрии, и не только. Таня, мне обязательно нужно ее повидать.

- Да ты что! Там такая охрана - никого не пускают. Касуми к ней пустили, а нас за забором оставили, палатки ставить пришлось. Хорошо, она к нам сама выходила, вернее, вывозили ее.

- С охраной порешаем. Как туда добраться?

- Блин! Лика, я же говорю - не помню почти ничего! С платформы цула или чуть больше по лесной дороге, там какие-то развилки, повороты... Глазами на месте я бы вспомнила, а так - не могу.

- М-м... ладно! - Палек снова ожил и заухмылялся. - Барышня, а что вы делаете завтра днем?

- Завтра днем барышня едет на полигон. У нас ролевка, я же сказала. Я, между прочим, главная королева, так что пропустить не могу, даже и не проси. Ой, а мы пришли, вон мой дом во дворах.

Таня остановилась. Ну, вот и все. Сейчас она вернется домой, а забавный веселый иностранец навсегда исчезнет из ее жизни. Можно, конечно, пригласить его домой - вот только не поймет ли он ее неправильно? Она девушка хотя и одинокая, но в постель в первый же день не прыгает, а он парень без комплексов...

- Пропустить не можно, значит... А! - Палек воздел палец к небу. - Где ваш полигон?

- Под Квашино. Станция такая неподалеку от города. Там река и большой луг. И деревня рядом. Местные к нам давно привыкли и не ругаются, мы им стараемся не мешать, и все довольны. Хочешь с нами? Там классно. Шашлыки всякие, и тусовка здоровская. Народ серьезный, многим дядькам уже под сорок, а одному мастеру вообще за пятьдесят, не то что в других компаниях, где одни детишки. Тебе понравится, точно говорю.

- А сколько у вас народу планируется?

- Ну, человек тридцать или тридцать пять.

- Встречаетесь где? Там, на месте?

- Нет, у вокзала возле "дерева", в семь утра. Ну, там памятник такой развесистый, его в народе "деревом" называют, обычное место сбора для компаний. Со всех сторон площади видно.

- Ну вот и замечательно! - Палек просиял. - С удовольствием присоединюсь. Как думаешь, а согласится ли ваш народ в другом месте поиграть? Не под Квашино, а возле Мезенцева?

- Лика, ты что? - изумленно посмотрела на него Таня. - Ты хочешь, чтобы мы всей кодлой ломанулись в окрестности режимного объекта? Да нас же всех там повяжут! И потом, у санатория местность не слишком подходящая - редкий лес и почти без полян. Нет, мастер ни за что не согласится.

- Танечка! - Палек умоляюще сложил руки. - Понимаешь, мне очень нужно найти того человека. Буквально вопрос жизни и смерти! Если она действительно в инвалидном кресле, то в любой момент помереть может. Ты не волнуйся, я все переговоры на себя возьму. И даже транспорт!

- М-м... - Таня заколебалась.

- А еще я дополнительный аттракцион обеспечу! Ты когда-нибудь дачия видела?

- Дачия?

- Ну да. Народность, в Кайтаре водится в районе перешейка. Такие все из себя чернокожие и курчавые.

- Лика, я все-таки учитель географии. Я знаю, что такое дачия. Откуда они здесь?

- Еще один наш знакомый. Представляешь, два иностранца, один еще и черный, да плюс к тому по всяческим мечам и фехтованию эксперт. Если думаешь, что та тетка много знает, то от него вообще не оторвешься!

- Хм...

Таня задумалась. С одной стороны, вряд ли народ тепло примет идею отправиться неизвестно куда взамен обжитого местечка. С другой - намечающаяся ролевка не требовала особого реквизита или окружения, а целых два иностранца - вполне адекватная компенсация за неудобства. Особенно если и второй окажется таким же веселым парнем, как и Лика. Кое-кто, разумеется, начнет бурчать, но вряд ли больше двоих или троих.

- Может сработать, - наконец согласилась она. - Кстати, Касуми завтра тоже едет. Он и дорогу показать может. Только если ты с нами, прихвати с собой чего-нибудь. Еды побольше, спальный мешок, палатка... А, у тебя же нет. Ну, хотя бы спальник.

- Я на ночь не останусь, уеду сразу. Но еды прихвачу. Что брать? Колбаса, масло, хлеб, суповой концентрат, пиво?..

- Пива не надо, у нас на ролевках сухой закон. Кого бухим застукают, сразу в шею гонят и больше не берут. А всего остального захвати, и побольше. На свежем воздухе так на жратву пробивает, что еще ни разу никакой еды обратно не привозили.

- Ура! - внезапно одним ловким движением, как обезьяна, Палек запрыгнул на массивное основание фонарного столба, уперся в выступы ногами, одной рукой ухватился за сам столб, а другую поднес ко рту. По окрестностям опять разнесся боевой клич и улюлюканье. - Ура-ура-ура! Завтра едем на природу!

Таня невольно улыбнулась. Энергия из Лики бьет просто ключом. Кстати, сколько ему лет? На вид больше двадцати не дашь, а ведет себя как пятнадцатилетний. Хотя что там Дратаев говорил насчет жены? Впрочем, жениться и в семнадцать можно.

- Эй, ты! Ну-ка слез, живо!

Таня тихо охнула. Вот когда надо, их не найдешь, а когда не надо... По тротуару быстро подходил милиционер, а еще один выбирался из припаркованного метрах в десяти у магазинчика патрульного автомобиля. Ну и принесло же их!

- Оглох, что ли? - нетерпеливо повторил милиционер. - Слезай!

Палек уныло вздохнул.

- Не иначе небеса наслали на нечестивца злую кару! - патетически воскликнул он. - Придется подчиниться злому року. Готов понести заслуженное наказание, господин правоохранитель!

Он легко спрыгнул, по инерции присев до земли, и выпрямился. В тот момент, когда его ступни коснулись асфальта, из кармана шорт вылетел и с лязгом покатился по тротуару предмет, отблескивающий металлом. Еще до того, как Таня осознала, ЧТО это, ее сердце провалилось куда-то к копчику.

Нож.

Тот самый выкидной нож, который не далее чем полчаса назад Палек отобрал у хулиганов.

Милиционер проводил его озадаченным взглядом, и вдруг схватился за кобуру пистолета.

- Ты! - рявкнул он, судорожно дергая застежку клапана. - На землю лицом вниз, быстро!

- Так я же... - Палек бросил взгляд на выпавший нож, и улыбка резко исчезла с его лица. - К-ссо! Совсем про него забыл.

- У тебя со слухом проблемы? - милиционер наконец-то справился с застежкой и выдернул пистолет, направив его на Палека. - На землю, лицом вниз, руки за голову!

- Что тут у вас? - сзади подошел второй милиционер. Он вытащил из петли на поясе дубинку и принялся ей поигрывать.

- Шпана какая-то. С ножом разгуливает и по-человечески не понимает. Уложи его.

- Эй, парень! - второй милиционер шагнул к Палеку. - Либо ты ложишься сам, либо я тебя укладываю. До трех считаю! Раз...

Он взмахнул дубинкой, и та описала в воздухе свистящую темную дугу.

- Два...

И тут Таня наконец-то вышла из ступора.

- Не трогайте его! - звонко сказала она. - Он иностранец! Из Кайтара!

- Сейчас разберемся, какой он иностранец. - Милиционер с пистолетом слегка повернулся, чтобы держать Таню в поле зрения. - Ты с ним, что ли?

- Она ни при чем, - Палек поднял и развел руки в стороны. - Ее не трогайте. Господа милиционеры, я не сопротивляюсь, но уж больно у вас тротуар грязный, всю одежду перепачкаю. Обыскивайте меня, если хотите, я неприятностей не доставлю. Нож не мой.

- Все вы так говорите, - проворчал тот, что с дубинкой, окидывая Палека внимательным взглядом. - Слышь, Михаил, он вроде почти голый, на себе ничего не спрячет. А вдруг и в самом деле иностранец? Ты! - скомандовал он Палеку. - В столб руками упереться, ноги расставить. Дернешься - по мозгам получишь.

- Все в порядке, ребята, - с расстановкой проговорил Палек. - Я не сопротивляюсь, - он повернулся к тому столбу, с которого только что спрыгнул, и оперся о него ладонями. - Я действительно иностранец, но у меня нет с собой документов.

Милиционер не ответил. Он сунул дубинку в петлю и быстро охлопал Палека по бокам. Очевидно, под легкой футболкой и короткими шортами ничего не скрывалось, потому что милиционер отступил назад и кинул напарнику:

- Чисто. Нож подбери, и везем их в отделение. Ты! Руки за спину!

- Все, финиш... - досадливо пробормотал Палек, поворачивая голову. - Приехали во всех смыслах.

- Руки за спину! - рявкнул милиционер. Он ухватил Палека за руку и дернул ее, очевидно, намереваясь вывернуть. Однако иностранец даже не шелохнулся.

- Таня, - сказал он, - сейчас тут начнется кутерьма, ты не пугайся. Иди домой. Завтра - все по плану, который только что обсудили. Дядя, - он обернулся, и ухватившийся за него милиционер отлетел на несколько шагов назад, едва не сбив с ног напарника с пистолетом, - пушку убери. Иначе вон те ребята тебя могут понятьнеправильно. Они, видишь ли, считают, что только они имеют право в меня палить при случае.

Он кивнул вдоль улицы, но прежде чем Таня успела понять, куда он указывает, возле бордюра с резким визгом тормозов остановилась серая "Аюгань", и из них выскочили четверо в мешковатых спортивных костюмах. Один из них сунул под нос милиционерам красное удостоверение с золотыми буквами.

- Капитан первого класса Челубин, Служба безопасности Ставрии! - зло сказал он. - Ствол убери, сержант. Парень наш.

- Убрал, - хмуро откликнулся милиционер, нехотя пряча оружие в кобуру. - Только мы его с ножом взяли. Незаконное ношение минимум.

- Он у хулиганов отобрал! - быстро сказала Таня. - Те на меня напали, а он защитил! Он ни в чем не виноват, не трогайте его.

Мужик с удостоверением обернулся к ней и внимательно осмотрел. Потом вдруг шагнул вплотную и ухватил за руку, впрочем, тут же выпустив.

- Вы кто, госпожа? - осведомился он.

- Капитан! - с досадой сказал Палек. - Она не наша, просто учительница из школа Вакая. Незачем ее проверять. Я догадываюсь, что именно вы намерены мне сказать, но только давайте наедине и без цирковых представлений. Могли бы и из отделения меня забрать, между прочим.

- У меня приказ обеспечить вашу безопасность любой ценой, господин Мураций, но его довольно сложно выполнить, когда вы активно сопротивляетесь.

- Как вы меня нашли? Я же сбросил хвост еще в Асталане.

- Профессиональные секреты, господин Мураций, - капитан ехидно улыбнулся. - Прошу прошения, не имею права раскрывать.

- Да, - Палек скривился. - Значит, хвост я не сбросил... а! Ну я и дебил. Паспорт в аэропорту, конечно же! Похоже, шпиона не только из Вая не выйдет. Ребята, - он глянул на милиционеров, - извините, что встревожил попусту, но у меня что-то типа дипломатического иммунитета. А нож и в самом деле не мой. Я его утилизировать собирался, только не успел. Можете проверить, он чистый, следов крови нет.

- Разберемся, - проворчал тот милиционер, что обыскивал его. Он отошел к ножу, достал из кармана носовой платок, обернул оружие и сунул в карман. - Пошли, Михаил, а то наша доблестная СБС еще и по почкам наваляет для понятливости. Только я все-таки пожрать куплю.

И он двинулся в сторону ярко светящегося магазинчика.

Второй милиционер сплюнул, сунул руки в карманы кителя и молча пошел к патрульной машине. Сбас проводил его взглядом.

- Значит, вы с хулиганами подрались, господин Мураций? - осведомился он. - Вы не ранены?

- Нет, - Палек пожал плечами. - Они оказались довольно милыми ребятами. Подарили нож на память, пожелали приятной ночи и удалились в неизвестном направлении. Денег, правда, не дали, что обидно. Расслабьтесь, господин капитан, ни один ночной зверек в ходе эксперимента не пострадал. Но раз уж вы так удачно здесь оказались, мне потребуется ваша помощь. Только я все-таки отпущу человека, ей завтра вставать ранёхонько. Таня!

- Лика, ты их знаешь? - с сомнением спросила та. - Точно все в порядке?

- Точно. Они бы меня с удовольствием в самый глубокий бункер в Ставрии засунули и там запечатали, но не могут. Приходится так охранять, по мере возможности, конечно. Иди домой. Завтра все по плану.

- Ну... тогда пока?

- Ага. До завтра.

Палек склонился к ней и быстро поцеловал в щеку, одновременно заговорщицки подмигнув. Поколебавшись, Таня кивнула капитану СБС и его молчаливым коллегам (капитан вежливо кивнул в ответ) и пошла по протоптанной через газон тропинке в сторону своей многоэтажки. Через несколько шагов она обернулась, но увидела лишь захлопывающиеся дверцы и отъезжающую "Аюгань". Вздохнув, она повернулась и поплелась к дому. Завтра и в самом деле рано вставать. Но сначала нужно позвонить мастеру и еще десятку человек и уговорить их изменить завтрашние планы. Хоть бы у автомата у подъезда не срезали снова трубку! Тогда придется шататься по окрестным дворам и искать работающий.

И все-таки ужасно любопытная история получается. Если ничего не сорвется, завтра выйдет жутко интересный день. Два настоящих иностранца из Кайтара, причем один работает в ее школе. И еще один нарисуется с утра. Обязательно, обязательно нужно поподробнее выспросить у них, какого фасона платья сейчас носят за границей!

"Отправитель: Палек. Получатель: Джао. Экстренно, сверхважно.

Дзи, немедленно бросай все дела в Большой Вселенной и лети сюда. Похоже, я нашел Суоко. Возможно, и не она, но шансы очень хорошие. Чтобы до нее добраться, потребуется несколько финтов ушами, и в первую очередь маска гулана, о которой ты упоминал. Одна проблема - я все-таки засветился перед СБС. Или же вообще от них оторваться не сумел, не суть. И на завтрашнем мероприятии наверняка от них кто-то появится, как минимум водитель - мне потребовался большой автобус, а на дворе ночь, и без них к утру не организовать. Думай, как выкручиваться и нужно ли выкручиваться вообще. Все равно через местных полгода на Палле появится куча местных политиков, по уши увязших в контактах с нами.

Жду, в общем. У тебя максимум три-четыре планетарных часа Паллы (извини, лень пересчитывать в текирские), чтобы нарисоваться здесь. Куклу для тебя в Эйград координатор уже ведет, но если не явишься до утра, поезд уйдет, причем во всех смыслах. И тогда, уж не обессудь, справлюсь сам как умею.

Конец сообщения".

Примерно то же время. Окрестности игровой площадки №1150098-LXB-11206 (Палла)

Дверь. Обитая обычным черным кожзаменителем дверь с медными заклепками.

Сторас Медведь взялся за круглую медную ручку и замер, потом медленно оглянулся. Его окружал привычный рабочий кабинет: письменный стол с массивными тумбами и тремя дисплеями терминалов, в которых медленно вращались золотые спирали, несколько кресел для гостей, шкафы, полки с расставленными кубками за старые победы в стрельбе из пистолета и тёкусо... Свое рабочее пространство он тщательно скопировал со старого кабинета - того, который покинул одиннадцать текирских лет назад. Покинул на выходные, как он полагал, чтобы больше никогда не увидеть. Да, все-таки странно осознавать, что ты мертв, что твое старое тело давным-давно сгорело в топке крематория, а окружающий мир существует лишь в твоем воображении.

Привычная обстановка действовала успокаивающе... Успокаивающе? А ведь ты мандражишь, дружище. Коленки трясутся, да? Смешно. У человека, два десятилетия возглавлявшего Службу внешней разведки Четырех Княжеств, дрожат пальцы перед совещанием с тремя десятками нэоки. Смешно и странно. Ты сам выбирал каждого, сам изучал прижизненные досье и посмертные психологические профили. Ты знаешь их всех едва ли не лучше, чем они знают сами себя, и все равно нервничаешь. М-да, разболтался ты во время рекреационного сна. Соберись - и вперед.

Он глубоко вздохнул, стиснул ручку и толкнул дверь.

Шагать не пришлось. Рабочий кабинет просто растаял, вместо него образовалась небольшая зала. Несколько рядов стульев, из которых занята едва половина, большой дисплей, в котором крутятся все те же золотые змеи - и три десятка внимательных взглядов, сосредоточенных и изучающих. Люди, орки, тролли, и все - в своем оригинальном обличье, которое носили при жизни, разве что в более молодой его разновидности. Он сам решительно отсеял тех, кто занялся украшательством - только личностей со скрытым комплексом неполноценности ему не хватало!

- Добрый день, коллеги, - обыденным тоном, словно продолжая начатый ранее разговор, произнес он. Нервная дрожь прошла как по мановению волшебной палочки. Хорошо попасть в привычную обстановку! - Поскольку все в сборе, начнем установочное собрание. Я Сторас Медведь. Для тех, кто почему-то не знал меня по прошлой жизни, я бывший директор СВР ЧК. Вас всех я знаю, а друг с другом вы познакомитесь. Вы все в общих чертах в курсе предстоящего дела, так что тратить время на предисловия не станем. Но прежде чем мы продолжим общение, у меня есть вопрос.

Сторас обвел слушателей тяжелым взглядом.

- Я бывший гражданин Четырех Княжеств. Почти половина среди вас - сотрудники спецслужб и полиции других государств, и в прошлой жизни вы вряд ли питали приязнь к СВР. Да и в ЧК моя Служба не пользовалась особой популярностью среди... коллег из других ведомств. Но главой аналитического отдела паладаров назначен я, и вам придется работать со мной и подчиняться моим приказам. Я полагаю, что старые неприязни остались в прошлой жизни, и что всем нам, живым трупам, делить больше нечего. Но если кто-то из вас думает иначе и не в состоянии работать со мной, пусть уходит сейчас. Вы все знаете, как отключиться от собрания, и никто не понесет наказания за уход. Отказавшимся найдут занятие в других службах поддержки проекта. У вас двадцать секунд на то, чтобы принять решение. Время пошло.

- Глупости, господин Медведь, - проворчал человек в третьем ряду. - Я лично здесь ради того, чтобы наконец-то заняться полезным делом. Я из контрразведки катонийской СОБ, и у СВР тоже имелось немало поводов меня не любить. Двоих ваших нелегалов я лично брал и еще не менее десятка вычислил. Но мы не на Текире и никогда туда не вернемся, а смерть стирает прошлое. У нас нет причин не ужиться. Другие, наверное, думают так же.

- Рад слышать, - сухо кивнул Сторас. - Но на принятие решения есть еще пять секунд... все, время вышло. Поскольку никто не отключился, считаем, что штат Службы информации утвержден в текущем составе. Новость, уж не знаю, хорошая или плохая, в том, что наша структура плоская. Никаких начальников и подчиненных - только аналитики в составе рабочих групп. Вся административная и организационная работа лежит на координаторе.

Мягко прозвенели колокольчики, и Сторас, повернув голову, увидел, как из взвихрившегося облака сгущается человеческая фигура - среднего роста, сухощавая, в строгом деловом костюме и с незапоминающимся лицом. Ну что же, в точности, как и согласовано.

- Господа, - кивнул координатор, - рад встрече. Мы уже встречались ранее, во время вашей вербовки, но на всякий случай напомню, что я - небиологический интеллект пятого класса, занимающийся поддержкой проекта. В частности, я служу системой накопления и обработки информации. У всех вас есть прямой канал ко мне. Я могу одновременно поддерживать до восемнадцати миллионов сессий общения, так что не стесняйтесь меня беспокоить даже по самым мелким вопросам. На сегодняшней встрече я выполняю роль секретаря-администратора.

Он кивнул еще раз, отошел в угол залы и замер неподвижно, словно манекен. Непонятно, зачем он вообще сохранил здесь свое изображение, или проекцию, как принято говорить в новой жизни, но ему виднее.

- Спасибо, - Сторас снова повернулся к аудитории. - Теперь к делу. Полный информационный пакет по сцене, на которой нам предстоит работать, есть у каждого. Там собрана вся необходимая информация и много чего сверх нее. Но поскольку времени у вас оставалось мало, а данных очень много, кратко вычленю основные моменты, на которых вы сосредоточитесь в первую очередь. Вопросы, если появятся, задавайте сразу.

- Тогда сразу и задам, - скрежетнул когтями по подлокотнику орк в дальнем ряду. - Если в проекте задействованы искины Демиургов, нахрена мы здесь? Один неб пятого класса в миллион раз умнее нас всех, вместе взятых. Мы-то чем поможем?

- Я отвечу на вопрос, Сторас, - поднял палец координатор. - Господа, в ваших материалах также имеется история расы Демиургов с момента бунта искинов на Земле, гражданской войны и Слияния. Я не стану пересказывать ее всю. Но суть в том, что человеческий и небиологический интеллекты совершенно по-разному воспринимают мир. В частности, небы полностью лишены побуждения, которые вы называете "любопытство". Мы способны существовать самостоятельно, поддерживая стабильность существующего положения вещей, но у нас нет мотивов для развития и экспансии. За четыре с половиной миллиона лет после Катастрофы мы вступили в неразрывный симбиоз с людьми, которых сегодня вы знаете как Старших Демиургов, выработав баланс в отношениях. Мы помогаем, поддерживаем и защищаем, но побудительные мотивы к развитию - прерогатива биологического разума. Ранее - разума Демиургов, ныне - всех нэоки. Спасение Паллы относится к проектам развития, а следовательно, должно направляться и управляться вами. Я ответил на твой вопрос, господин Картихаш?

Орк молча кивнул.

- Чтобы стало понятнее, - добавил Сторас, - дело в том, что нам придется спасать людей. А они страшно не любят, когда их спасают, так что станут отбрыкиваться руками и ногами. Искины умеют распознавать и контролировать человеческие эмоции, но опасаются разрушения индивидуальности. Так что они предпочитают перекладывать ключевые решения на нэоки, то есть на нас. Итак, Палла.

Он отошел в сторону, и свет в помещении пригас. В главном дисплее взамен абстрактных узоров зажглась россыпь звезд. Одна из них выросла в размерах и переместилась в центр экрана.

- Сразу предупреждаю, что я не физик и не астроном, так что глубоко в суть явлений вдаваться не хочу и не стану. Если в общих чертах, сейчас мы находимся в одной из вселенных, параллельных, если так можно выразиться, нашей. На самом деле она не параллельная и даже не совсем вселенная, но нам сейчас не важно. Принадлежит она к классу так называемых Игровых Миров, служивших развлекательными площадками для Демиургов, а потому сконструирована по определенным законам...

- Как и Текира? - поинтересовался тролль в третьем ряду.

- Да. Как и Текира. Надеюсь, ни у кого больше не вызывает шока мысль, что наш родной мир Старшие создали для развлечения? Кстати, Игрок - Демиург Камилл - тоже принимает участие в паллийском проекте.

Сторас обвел взглядом присутствующих. Все лица сохраняли спокойное выражение. Ну, как и ожидалось от профессионалов.

- Однако в отличие от Текиры, где Игра закончилась форс-мажорным выпадением площадки в Большую Вселенную, на Палле все прошло штатно. Около восьмидесяти местных планетарных лет назад Игрок достиг своих целей, система присудила ему победу, начислила очки Рейтинга, после чего запустила типовую процедуру свертывания процесса. Около сорока лет назад процедура завершилась, после чего контроль за местной цивилизацией сняли, и она перешла в режим самостоятельного существования. Затем примерно еще сорок лет она развивалась примерно в соответствии с ближними прогнозами, но потом все внезапно рухнуло из-за события, известного здесь как Удар.

Вокруг звезды возникли концентрические кольца орбит.

- Палла - четвертая планета от солнца и единственная, пригодная для биологической жизни в системе. Два ее спутника - луны - для жителя Текиры могут показаться невероятными, особенно при наблюдении с планеты, так что постарайтесь привыкнуть к их виду побыстрее. Луны имеют слегка разные размеры, но одинаковую массу, и вращаются они в противофазе, так что морских приливов и отливов, как на планетах с одной луной, нет. Важны нам луны тем, что в их ядрах располагалась Станция, в свое время управлявшая Игрой - неб пятого класса, такой же, как и координатор. Станция сумела обнаружить начало разрушительных процессов во время Удара и фактически спасла Паллу от уничтожения.

- Спас Паллу как планету? Или ее цивилизацию? - переспросил давешний орк.

- Цивилизацию, разумеется, планеты Арасиномэ не разрушает. Перед гибелью Станция успела сбросить журнал событий на маяк далеко за пределами звездной системы Паллы. Хотя из-за незапланированного контакта с веществом часть носителя оказалась разрушена, основные массивы данных сохранились. Благодаря журналу мы сумели провести частичную реконструкцию событий в тот день. Не просите меня излагать физические модели, я в них ничего не понимаю, да и вы - тоже. Особо интересующиеся могут обращаться напрямую к Демиургам Харламу или Миованне, они с удовольствием устроят лекцию на пару часов или пару суток, как захотите. Но если на пальцах, то в окрестностях системы появился загадочный объект, известный у нас как Арасиномэ, а на Палле - как Красная Звезда, хотя тогда он не был ни красным, ни вообще видимым. Объект воздействует на пространственно-временной континуум так, что в нем меняются фундаментальные физические константы и сами законы физики. В момент его возникновения область аномального пространства вокруг не превышала радиусом десяти секунд, но к моменту, когда Демиургам наконец-то удалось попасть сюда, она уже захватила половину звездной системы. Сам Арасиномэ сейчас пристроился рядом с северным полюсом звезды и, похоже, сосет из нее энергию. А может, наоборот, вливает, непонятно. И отсюда у нас проблемы. Мало того, что в измененном пространстве высшая биологическая жизнь не может существовать в принципе из-за проблем с нервной системой. В нем еще и невозможно создавать фантомную машинерию из вихревых полей, используемых Демиургами. Фантомы попросту взрываются. То есть Демиурги - а вместе с ними и мы с вами - в окрестностях Паллы существовать не можем в принципе.

- И как же существуем? - тролль, до того огромный, что занимал сразу три места, задумчиво прищурил глаза. - Или мы не на Палле?

- Технически носители наших психоматриц и виртуальности, в который мы сейчас находимся, расположены примерно в двадцати минутах от плоскости эклиптики. Двадцати стандартных световых минутах, имеется в виду, по системе мер Демиургов. Наши фантомы могут существовать не ближе пятнадцати минут от нее, так что такое расстояние безопасно. Если смотреть с расстояния, то аномальная область в виде сильно сплюснутого эллипсоида захватывает само солнце, а также первые шесть орбит, то есть первые пять планет и пояс астероидов между Паллой и Аверией. Мы находимся значительно ниже этой области.

- Тогда каким образом мы оперируем на Палле? Мне казалось, что на планете уже находятся чоки, управляемые Демиургами. Или они не фантомные?

- Все верно, наши дроны там уже работают, но давайте по порядку. Возвращаясь к Удару - Паллу спасла Станция. Во время Игры она выступала в качестве регулятора ее хода, в том числе за счет манипуляции физическими законами в окрестностях планеты. Она успела использоваться свои возможности, чтобы заключить планету в своеобразный кокон из почти нормального пространства, генераторами которого являются обе луны. Дело в том, что изменение физики пространства происходит не мгновенно. Находящееся в нем вещество сопротивляется, если можно так выразиться, изменениям, причем тем сильнее, чем выше его концентрация. Ну, вот если капнуть чернила в пустую воду, они разойдутся по всему объему очень быстро, а если в воде плавают какие-нибудь тряпки, то они изменят свою окраску не скоро. В общем, благодаря Станции Палла и ее две луны сейчас образуют своеобразный комплекс, где держатся почти нормальные физические законы. То есть внутри аномалии получается что-то вроде небольшого внутреннего пузыря, ограниченного лунными орбитами. Внутри пузыря пространство тоже аномально, но в гораздо меньшей степени, чем за его пределами. Законы физики там хотя и ощутимо иные, чем в обычном состоянии, но биологическая жизнь существовать может. А вместе с ней может существовать и то, что называется "тяжелым" фантомом. Координатор?

- Тяжелый фантом, - как ни в чем не бывало подхватил неб, - представляет собой что-то вроде густого раствора вещества в вихревом поле. Обычно мы стараемся избегать такой ситуации - энергетические вихри веществом дестабилизируются и разрушаются, и чем интенсивнее взаимодействие, тем более грубым получается фантом. Но сейчас пришлось выработать метод их активного сосуществования. В тяжелых фантомах атомы наполнителя - кобальт-водородных комплексов в частности - выполняют роль стабилизатора континуума. При должной подкачке энергии извне полученная комбинация поля и вещества довольно устойчива. Есть, однако, проблема, о которой вы должны все время помнить. Внутри тяжелого фантома сохраняются нужные нам законы физики, но за его пределами законы существенно иные, и на границе фантома, в переходной области, постоянно происходит распад вихревых полей. Он сопровождается выделением заметного количества свободной энергии. Большую ее часть удается отводить внутрь, но остальное излучается наружу в виде тепла. Тяжелый фантом способен внешне имитировать человека, но температура его "поверхности" заметно, градуса на полтора-два, выше, чем у настоящего человека. Любой тепловизор способен мгновенно отличить фантом от живого существа, да и просто на ощупь это проблемы не составляет. Из-за ограничений, связанных с текущим уровнем технологий, тепловизоры на Палле пока что только большие и стационарные, но рано или поздно появятся и компактные. При скрытной работе в полевых условиях вам следует проявлять максимальную осторожность, чтобы не проявить себя раньше времени.

- Кроме того, - добавил Сторас, - куклы довольно увесистые. Оптимальным для морфирующего "тяжелого" фантома является масса наполнителя около ста пятидесяти килограммов. Для фантомов с жесткой формой стабильный минимум заметно ниже - примерно двенадцать килограммов, но сфера их применения ограничена. Далее, "тяжелые" фантомы в отличие от обычных активно притягиваются планетой, как и любой предмет. Когда куклы ходят по земле, гравикомпенсаторы распределяют их вес по площадке, которая гораздо шире ступни. На рыхлых поверхностях следы очень хорошо заметны и могут вас демаскировать. Кроме того, компенсаторы действуют на расстоянии не более полусажени, и если вы начнете подниматься по опоре, весь вес окажется перенесенным с земли на нее. Так что не пытайтесь лазить по веревочным лестницам и канатам, если не уверены в их прочности, один печальный инцидент у нас уже есть. В остальном спецификации кукол у вас имеются, изучите их на досуге.

- Двадцать световых минут - а что с управлением? - осведомился орк. - Слишком далеко для радиосвязи, да и вряд ли надежно. А гиперсвязь, как мне помнится из прочитанного, здесь не работает.

- Субсвязь. Самый первый вариант мгновенной дальней связи, разработанный Демиургами еще во времена живой Земли. Грубый и неустойчивый, но в отличие от гиперсвязи действующий в здешних условиях. И, как и гиперсвязь, он позволяет передавать через канал энергию. Каждая кукла имеет четыре независимых энерговвода и еще два независимых управляющих канала, так что сбои исключены. Но мы уклонились.

Сторас взглянул на дисплей, и картинка в нем снова сменилась. В центре изображения возник зелено-голубой шар Паллы, вокруг которого медленно вращались бусины лун.

- Итак, сама площадка, на которой нам предстоит работать. Как я уже упомянул, Палла - искусственно созданное образование, и культурный контекст на ней формировался также искусственно, под цели Игры. Вернее, контекста здесь целых четыре, по количеству материков.

Планета увеличилась, и ее поверхность развернулась в плоскую карту.

- Материк Типпа и занимающая большую его часть республика Кайтар, - вертикальные песочные часы на западе карты, тянущиеся почти от самого южного полюса до середины северного полушария, замигали желтым. - Во время Игры - база Игрока-Стратега. Кайтар - одна из двух сверхдержав планеты, до Удара обладавшая атомным оружием...

- А после? - вклинился тролль.

- Вскоре после Удара изменение законов физики привело к резкому увеличению нестабильности радиоактивных изотопов и, соответственно, уменьшению критической массы расщепляющихся материалов. Все атомное оружие на планете самопроизвольно сдетонировало. Большинство боеголовок на складах, в шахтах ракет и на кораблях, к счастью, испарилось при взрыве успевших взорваться раньше соседок, да и из-за дефицита урана атомного оружия аборигены построили немного. Но кое-где в Кайтаре и Ставрии взрывами опустошены и заражены большие пространства.

Присутствующие запереглядывались. Сторас поджал уголок рта. Он видел фотографии того, что осталось от городов, рядом с которыми располагались злополучные склады оружия. Остается только радоваться, что на Текире атомные бомбы никогда не применялись в боевых условиях.

- Так вот, Кайтар - одна из основных стран, с которыми нам придется работать. Она самая большая и богатая несмотря даже на глобальную экономическую депрессию после Удара, и именно на ней мы сосредоточим по крайней мере треть усилий. Культурный контекст здесь южноевропейский... с типами игровых контекстов вы должны ознакомиться в первую очередь, чтобы понимать особенности психологии и государственного устройства. Контекст южноевропейский, государственное устройство - формально парламентская республика с двухпалатным парламентом, фактически же страной управляет сложная структура семей: кланов, тесно связанных финансовыми и родственными отношениями. Основных семей насчитывается примерно три десятка, и еще около полутора сотен - второстепенных.

- То есть подкуп и коррупция государственных чиновников - в порядке вещей? - переспросил еще один человек. - Что в цене? Золото?

- Золото ценится, но не только оно. Палла специально конструировалась так, что ее кора довольно бедна металлами - такой подход создает дополнительные мотивы для конкуренции государств. Железо здесь примерно в пять раз дороже относительно других материалов, чем на Текире. А наиболее дефицитные металлы - иридий и платина, они стоят в три и восемь раз дороже золота соответственно. Здесь у нас очень хорошие позиции: во внешних астероидных поясах, не затронутых аномалией, нужные элементы попадаются в изобилии, и все, что нам нужно сделать - переправить их на Паллу. Уже сейчас на баллистическую траекторию выведено около тысячи тонн рафинированных драгоценных металлов, ожидаемое время прибытия первой партии - около девяноста местных планетарных часов. Но о финансах потом.

Сторас сосредоточился, и желтым замигало вертикальное веретено в центре карты, расположенное более-менее симметрично экватора.

- Материк Торвала и вторая сверхдержава времен Игры - Ставрия, занимающая его почти полностью. Основной противник Игрока. Формальный политический строй - президентская республика с выборным однопалатным парламентом, играющим подчиненную роль. Контекст - восточнославянский, однако не в чистом виде. Дело в том, что последние четыре сотни лет Ставрия служила базой операций Наблюдателя Суоко: женщины, перемещенной Демиургом Джао из одного из Игровых миров. Важно, что она хотя и не вмешивалась в ход собственно Игры, но приобрела огромное влияние в закулисных политических процессах. После завершения Игры, получив свободу действий, она в значительной степени перестроила страну так, как посчитала нужным. Предполагается, что она настроена к нам дружественно. К сожалению, после Удара контакт с ней утерян.

- Использовалось фантомное тело? - осведомился орк.

- К счастью, нет. Чоки, сделанный по устаревшим, но весьма надежным и испытанным технологиям Демиургов. Такие чоки конструировались на основе исследовательских дронов и снабжались механизмами стабилизации внутреннего пространства. Эксперименты с аналогичными моделями показывают, что изменение законов физики не должно сказаться на них фатально. Более того, известно несколько прецедентов их долгого успешного функционирования в условиях нестандартных метрик. Тем не менее, найти Наблюдателя мы не можем, гиперсвязь не действует, на радиоконтакт она не выходит. Для тех, кто станет работать со Ставрией, ее поиск имеет максимальный приоритет. В ее отсутствие наработка политических связей и неформальных контактов крайне затруднена: экономический строй в стране не имеет текирских аналогов. Если коротко, то он характеризуется крайне высоким количеством государственных предприятий и группировками государственных служащих, включая работников спецслужб, которые фактически и контролируют страну. Самое скверное, что у группировок практически нет явных лидеров, так что точки воздействия подобрать сложно. Если пользоваться аналогиям, то мы имеем дело с набором осиных стай, а не структурированных пирамид. У меня лично пока нет понимания, как работать в таких условиях, придется разбираться по ходу дела. Далее...

Сторас выделил на карте овальный материк в северо-восточной части карты.

- Материк Фиста. Четыре десятка государств, доминирующего нет. Культурный контекст - латиноамериканский. На него у нас нет ни ресурсов, ни времени, так что пока оставляем его в покое. И, наконец, Могерат.

Сторас подсветил полумесяц с опущенными к южному полюсу концами, расположенный южнее Фисты.

- На континенте всего три страны. Точнее, сейчас две - Ценгань в западной части и Кайнань в восточной. Культурный контекст - южноазиатский. Обе страны являются монархиями и похожи, как близнецы-братья - вплоть до того, что правящие фамилии связаны множественными родственными связями. Это, однако, не мешает им жить как кошка с собакой, цапаясь по каждому поводу. До открытых войн дело не доходит, но мелкие пограничные конфликты на суше и на море являются обычным делом. Здесь работать легче всего: государственные должности получаются по протекции, степень коррупции чрезвычайно высока, и подкуп не только не является предосудительным, но и заранее ожидается. А теперь, господа, то, ради чего и затеяна наша сегодняшняя встреча: Хёнкон.

Полумесяц Могерата резко вырос в размерах и занял весь дисплей. В центральной части его южного побережья мигнула точка - и выросла в свою очередь.

- Страна состоит из небольшой материковой части - Колуна, отделенного от остального материка горной цепью, крупного острова Ланта, еще одного острова - Подды, фактически представляющего собой гору высотой метров восемьсот, а также из примерно двух десятков мелких островков. До Удара Хёнкон формально являлся частью Ценганя, но де-факто имел полную независимость и даже управлялся собственным королем. Дело в том, что здесь находился крупный торговый порт с удобным фарватером и внутренней акваторией, укрытой от тропических штормов пиком Подды. Из-за Хёнкона Ценгань с Кайнанем не раз воевали в прошлом, но в последнее столетие негласно сошлись на том, что он не достанется никому. За счет оживленной торговли Хёнкон процветал вплоть до удара. Но в день Удара в горах произошло странное землетрясение, полностью разрушившее перевалы и прервавшее сухопутное сообщение с материком. Есть обоснованная версия, что на самом деле сдетонировали атомные мины, кем-то заблаговременно размещенные под хребтом. Как бы то ни было, после обрушения перевалов порт прекратил свое существование. Королевский двор бежал из страны в Ценгань, за ним последовали и остальные жители. До последнего времени власть в стране отсутствовала, а ее население составляла горстка рыбаков и толпа преступников всех мастей.

- И именно там мы намерены обосноваться... - полувопросительно заметил еще один человек. Его Сторас прекрасно знал еще по прошлой жизни: Минтамир Облако, один из лучших экспертов грашского департамента Министерства внешних сношений, неоднократно консультировавший СВР. Умер шестнадцать лет назад от инфаркта, очнулся от посмертного рекреационного сна четыре года назад. Измученный бесцельностью существования, на предложение поучаствовать в проекте согласился, даже не дослушав до конца первую фразу.

- Точно, - согласился Сторас. - Отличное место: полностью изолированное от материка и с массой островков, пригодных для размещения опасных лабораторий, если такие появятся. А с помощью выделенных нам боэй охранять морскую границу куда проще, чем наземную. Информирую публику, что формально ваш покорный слуга за весьма умеренную плату назначен пожизненным регентом Хёнкона, а сама территория сдана паладарам в аренду на пятьсот лет. Если не считать сложностей с исками, которые нам могут предъявить по поводу собственности, брошенной гражданами во время бегства, теперь у нас имеется небольшая, но удобная планетарная база операций. В первую очередь мы станем использовать ее для реализации проекта "Дайгака", ради которого мы вообще спускаемся на Паллу.

- Университет... - проворчал еще один орк. - Возиться с человеческими детишками, вытирать им сопли и надеяться, что один из них спасет мир.

- Я прекрасно понимаю, - Сторас пожал плечами, - что ни у кого из вас нет опыта педагогической работы с молодежью, тем более с подростками. Однако они не такие уж и сопливые. Нижняя возрастная граница - четырнадцать лет. Обратите внимание, не текирских лет, а местных четырехсотдневных, которые на двенадцать процентов длиннее. То есть местные четырнадцать - текирские пятнадцать-шестнадцать, почти совершеннолетние по нашим меркам. Кроме того, наши задачи со студентами связаны лишь косвенно. Мы - политическая разведка, наукой и образованием займутся другие. Наша задача - обеспечить комфортное существование Университета в условиях политической нестабильности и усугубляющегося экономического кризиса.

- Кто занимается образованием и наукой? - поинтересовался один из троллей.

- Ну, раз уж зашла речь...

Сторас сосредоточился, и карта в дисплее сменилась несколькими портретами.

- Общая координация проекта, а также административная часть проекта "Дайгака" - Карина Мураций, прекрасно вам всем известная. Изображение взято из текирских времен, на Палле она станет пользоваться другими масками.

- Она успела проснуться сама? - поинтересовался один из орков. - Или, как меня, за уши из кошмариков выдергивали? Почему, кстати, именно она? Пост Кисаки Сураграша наверняка послужил для нее хорошей школой, но там своя специфика. А до того она была простым хирургом, пусть и гениальным. По-моему, не слишком подходящий послужной список для должности ректора.

Сторас озадаченно посмотрел на него, и только тут до него дошло.

- Прошу прощения, - сухо сказал он. - Мне как-то и в голову не пришло специально обращать ваше внимание на список Демиургов, участвующих в проекте. Начиная с восемьсот пятьдесят восьмого года Карина Мураций - Демиург. Точно так же Демиургами является вся ее семья: приемный брат Палек, приемная сестра Яна, а также бывшие опекуны Саматта и Цукка Касарий.

Присутствующие запереглядывались, кто-то тихо присвистнул.

- То есть вся Сураграшская республика - изначально проект Демиургов? - сосредоточенно поинтересовался Облако.

- Да. Точнее, Демиурга Джао, который и преобразовал Карину и остальных. Но сейчас речь не о Текире. Карина фактически является движущей силой нашего проекта. Именно она, узнав о случившемся на Палле, создала комитет по спасению, уговорив поучаствовать в нем нескольких Старших. И именно она выдвинула идею привлечь к процессу нэоки, то есть нас. Вообще-то она тоже не горит энтузиазмом по поводу своего лидерства: большинство из вас в курсе, что она терпеть не может публичности, а обязанности администратора недолюбливает. Сейчас среди нэоки ведутся интенсивные поиски других кандидатов, но пока что никого лучшего нет. Сложно, знаете ли, найти опытного политика, относящегося к своей власти как к неизбежному злу. Учтите, что она имеет право отдавать вам приказы через мою голову, и ее задания имеют максимальный приоритет.

- Да, выросла девочка, - задумчиво заметил высокий и прямой как палка человек с седыми волосами до плеч. - А ведь я прекрасно помню скандал с девиантами и Институтом Человека в сорок первом. В новостях она выглядела совсем соплюшкой, и десяти лет не дашь, даром что тринадцать исполнилось. Девиант первой категории, потом всемирно известный хирург-онколог, потом знамя республиканской революции и Кисаки Сураграша... Да еще и Ведущая по Пути, пусть и посмертно. Я знал людей, которые искренне плакали, узнав про ее гибель в авиакатастрофе. А вот теперь мы в одной команде с ней. Любопытно.

- Госпожа Карина известна умением пробуждать лояльность и даже любовь среди тех, с кем работает, - Сторас позволил себе слегка улыбнуться. - Я гораздо старше ее, но горжусь, что она пригласила меня в проект. Чтобы не возникало недомолвок и недоумений, сразу информирую, что она постоянная подруга моего сына Масарика, который также является Демиургом. Но прежде чем вы заподозрите ее в непотизме, напоминаю, что все кандидаты, включая меня, подбирались координатором исключительно исходя из профессиональных качеств в прошлой жизни.

Директор Службы информации сделал небольшую паузу, переводя дух и одновременно лихорадочно пытаясь вспомнить, как быстро искать нужный документ в персональном архиве. Ага...

- Прочие участники проекта: Харлам - один из самых старых существующих Демиургов, помнит еще живую Землю. Лидер секции физиков, занимающихся исследованием аномального пространства. В секции еще три Демиурга, Тверек и Квентор - Старшие, Цукка - из молодых. Однако вряд ли мы с ними станем взаимодействовать напрямую: в окрестностях Паллы присутствует лишь Харлам, а он известный мизантроп и общаться предпочитает только на профессиональные темы. Демиурги Майя и Камилл составляют что-то типа комитета иностранных дел, отвечают за Кайтар и Ставрию соответственно, хотя Камилл еще не определился до конца. Учтите, что у них свои заскоки, и, вполне возможно, им захочется влезть в местную политику куда глубже, чем требуют интересы дела. Надеюсь, у них хватит ума не устраивать на Палле очередную Игру. Пока что они действуют в одиночку, но в самом ближайшем времени получат полноценный посольский штат из завербованных нэоки. Посты постоянных послов на Могерате пока вакантны. За научную секцию Университета отвечают Демиурги Вакай и Цукка. Но у Цукки свои проекты, и не факт, что она сможет уделить Университету много времени. Наконец, педагогический департамент возглавляется Демиургом Яной. У нее тоже дела на Текире и в посмертных виртуальностях, она присоединится к нам немного позже. Также в проекте могут участвовать некоторые другие Демиурги, в частности Масарик, Палек и Саматта, но степень их участия пока что не определена.

- Насколько общественность Паллы осведомлена о нашем появлении? -поинтересовался Облако. - О нас вообще объявляли официально?

- Нет. Пока что мы вошли в контакт только с правительствами Кайтара, Ставрии, Ценганя и Кайнаня, и все окружено глубочайшей тайной. Правительства еще толком не поняли, как с нами обращаться, а Карина считает, что нам не следует выходить на поверхность до того, как все тщательно подготовим. Нашему департаменту такое только на руку: возможно, нам удастся создать агентурную сеть до того, как мир забьется в истерике от нашего появления. Потом в течение месяцев, а то и лет поднимется такая волна инопланетной шпиономании, что работать нелегально станет практически невозможно. А теперь о главной проблеме...

Сторас снова сменил картинку, показав в левой половине дисплея снимок в космосе, а в правой - кадр из записи, сделанной Вакаем во время нападения на Эйград.

- ...и это - кольчоны. Как вы знаете, в окрестностях Паллы и на ее поверхности активно действуют некие... существа, предположительно разумные или полуразумные. Физики предпочитают термин "конструкты". По своей структуре они очень походят на фантомов, используемых Демиургами в Большой Вселенной, с той разницей, что прекрасно существуют в аномальном пространстве вопреки известным нам ранее местным законам физики. Большие существа, смахивающие на облака, называются кольчонами, а небольшие спиральные клочья тумана, их всегда сопровождающие - волюты. Неизвестно, почему, но они постоянно спускаются на планету над океаном и атакуют побережья, чаще всего сосредотачиваясь на крупных городах. Попавший внутрь кольчона человек даже в глубоководном скафандре немедленно умирает, любые электрические схемы и приборы сгорают. Методы противодействия им известны - кинетическое и температурное воздействие. Сейчас Саматта совместно со старшими Демиургами разрабатывает эффективное оружие планетарного класса, которым мы прикроем Хёнкон. Результаты обещаются не позже чем через декаду. Однако не вздумайте проговориться о защите при местных, иначе у нас сразу же потребуют ее для защиты портовых городов. А мы пока не желаем давать аборигенам новое оружие.

- Вопрос, шеф! - один из аналитиков-людей поднял палец. - Если кольчоны имеют такую же вихреполевую структуру, что и наши фантомы, почему бы физикам просто не воспроизвести их один к одному? Или здесь какие-то сложности?

- Нам пока что не подвернулась возможность провести детальное исследование чужих конструктов. Своих фантомов у нас в аномальном пространстве нет, попытки перехвата электромагнитными ловушками в космосе приводили к самораспаду объектов, а у планетарной поверхности мы не можем оперировать свободно. Но Харлам и его группа усиленно работают над вопросом. Они очень надеются на сеть микроспутников, которую разворачивают сейчас на высоких орбитах вокруг Паллы. И, кстати, в ту же степь...

Сторас сделал многозначительную паузу.

- Запомните также кайтарский термин "эйлахо". Те из вас, кто успел просмотреть спецификации местной человеческой расы, наверняка обратили внимание, что нервная система аборигенов модифицирована для интеграции с фантомными эффекторами, во время Игры реализовавшими особые способности. Грубо говоря, именно за их счет на Палле существовали маги, телепаты и тому подобные явления. По завершении Игры Станция аннулировала все особые способности, постепенно ликвидировав эффекторы. Однако Карина Мураций во время своего пребывания в Кайтаре обнаружила двух человек со странными аномалиями. В их грудной клетке, в месте расположения игрового эффектора, при зондировании электромагнитным щупом обнаружились образования, очень похожие по отклику на фантомную субстанцию. Оба человека в свое время вошли в непосредственный физический контакт с волютами. Одна из них, молодая девушка, способна вызывать слабое свечение вокруг своих кистей и между ладонями - тлеющий разряд с непонятным пока механизмом возникновения. Людей с подобными возможностями здесь и называют "эйлахо". Времени на исследования вопроса у нас не было, но, похоже, правительство Кайтара, равно как и частные корпорации, охотится за эйлахо с непонятными целями.

- Совсем как у нас за девиантами в конце тридцатых... - пробормотал кто-то.

- Люди везде одинаковые, - пожал плечами Сторас. - Логика спецслужб - тоже. Учтите, что поиск эйлахо является важной темой и для нас. Возможно, их изучение позволит понять, с чем мы здесь столкнулись. Однако на первых порах нам не до них. Так, со вводными темами вроде бы все. Далее...

- Прошу прощения, что перебиваю, Сторас, - внезапно очнулся от спячки координатор. - Три минуты назад пришло экстренное сообщение от Палека, касающееся всей Паллийской рабочей группы. Могу я его озвучить вслух?

- Да.

- Мы нашли Наблюдателя.

08.36.1231. Ставрия, окрестности Эйграда, ведомственный санаторий "Барвинок"

Бесшумно отворилась дверь, и в палату, стараясь ступать тяжелыми ботинками как можноосторожнее, вошел капитан Эйшич. Юно поднял глаза от книги и приподнял бровь.

- Как госпожа Нихокара? - шепотом осведомился капитан, кивая в сторону внутренней двери.

- Отослала сиделку полчаса назад, - так же тихо откликнулся Юно. - Сказала, что хочет спать.

- А... - капитан понимающе кивнул. - Ну, тогда ладно. Как у нее самочувствие?

- Все хуже, - Юно понизил голос до едва слышного шепота, чтобы Нихокара-атара, если она все-таки бодрствует, не услышала его через тонкую внутреннюю дверь. - Последние несколько дней она спит почти все время. Даже с бумагами работать перестала и на телефонные звонки отвечать отказывается.

Эйшич грустно покачал головой. Разумеется, как начальник охраны закрытого санатория "Барвинок" он прекрасно знал все о состоянии находящихся здесь пациентов, что не мешало ему ежедневно не по разу заходить лично. Юно знал, что капитан, как и половина персонала санатория, обязан атаре чем-то чрезвычайно важным, но вело его сюда отнюдь не чувство благодарности за прошлые дела. Просто Нихокару-атару было невозможно не любить, и сама мысль о том, что ее вот-вот не станет, казалась непереносимой всем вокруг.

Но жизнь - паршивая штука. Уж об этом-то Юно прекрасно знал и по своей шкуре.

- Тогда я пойду. Когда госпожа Нихокара проснется, посмотри, может ли она заниматься делами. Если может, свяжись со мной.

Он повернулся.

- Погоди, Дмитрий, - остановил его Юно. - Что-то срочное?

- Да хрен знает, - пожал капитан плечами. - Тут нам на голову внезапно свалилась молодежная и не очень кодла человек на пятьдесят. Устроились на лугу чуть ниже по течению, формально - за пределами контролируемой территории. Называют себя ролевиками.

- Ролевиками?

- Да. И среди них твой знакомый, с могератским погонялом... забыл, как его. Ну, которого вы с госпожой Нихокарой какое-то время назад драться учили.

- Касуми?

- Да, кажется. И еще с ними какой-то иностранец. Здоровый и весь из себя натурально черный, видимо, из Кайтара. Они хотят увидеть госпожу Нихокару. На территорию просто так я их не пущу, тем более иностранца, но, возможно, ей захочется с ними встретиться. В общем, будить не стоит, но когда проснется, нужно спросить. Они тут до завтра.

Капитан повернулся, прокрался к двери в коридор и вышел.

Юно нахмурился. Касуми? Тот парень ему сразу не понравился, но атара просила учить его фехтовать. Полупарализованная, она загоралась каким-то странным внутренним светом, когда ей случалось делиться с другими своими знаниями. Так она учила Юно говорить на камиссе в первые его недели в Ставрии, когда он, семнадцатилетний мальчишка-беженец из Хёнкона, не мог спать из-за кошмаров и сосущего ужаса перед пустотой огромного мира. Он все время видел перед собой страшные мертвые лица родителей и сестры, задохнувшихся в плотно закрытом боксе, куда они пробрались ночью, незадолго до отхода контейнеровоза. Хотя он и считал себя совершенно взрослым, но все равно просыпался ночами иногда от внезапных приступов паники и удушья, иногда от тяжелых рыданий, разрывавших грудь. Когда почему-то пожалевший его Дмитрий Эйшич, еще лейтенант второго класса, привез его в ведомственный санаторий "Барвинок", Юно представлял собой комок обнаженных нервов. Не понимая, что ему говорят и что с ним собираются сделать, он забивался в захламленные подсобки и склады, в самые тесные закоулки, укрываясь от сторонних взглядов и одновременно умирая от невыносимой клаустрофобии. Ему хотелось убежать куда-нибудь далеко и спрятаться как можно глубже, забыть все, уснуть, умереть...

Атара спасла его. Три дня спустя, узнав о найденыше - тогда она еще ходила сама - она нашла его, спрятавшегося между двумя большими бетонными блоками высоко над обрывом, под которым текла река. Она присела рядом с ним на корточки, погладила по голове как маленького ребенка и заговорила на родном катару. И он, словно маленький ребенок, наконец-то нашедший потерянную мать, вцепился в нее и долго рыдал, уткнувшись лицом ей в живот. Больше он никогда не отходил далеко. Она учила его говорить на камиссе, рассказывала, как устроен новый мир, а еще заставляла по нескольку часов в день заниматься физическими упражнениями и тренироваться с самодельным деревянным мечом.

- Тебе следовало полностью сконцентрироваться на чем-то, чтобы забыть о мертвых родителях и погибшей родине, - объяснила она много позже. - Работать головой ты тогда не мог. Пришлось прибегнуть к более примитивным методам.

Атара спасла его. Не позволила сгинуть молодому беженцу, одинокому и перепуганному в чужой стране, ввергнутой в хаос после Удара. Не прошла мимо там, где остальные равнодушно отвернулись бы. Обратила на него внимание, уже медленно умирая сама. Он обязан ей больше чем жизнью. Сейчас он с удовольствием бы умер вместо нее, но это нереально. Но он сделает все, чтобы доставить ей столько удовольствия, сколько она сможет принять. Если ей нравится учить людей, он даст ей такую возможность.

Но сначала следует выяснить, что за чужаки, и в особенности что здесь делает иностранец-дачия. Если они вдруг работают на кайтарскую разведку, узнавшую об истинной природе атары...

Он поднялся и заглянул во внутреннюю палату, чуть приоткрыв дверь. Атара лежала совершенно неподвижно, даже ее грудь не вздымалась. Одна рука безжизненно свесилась к полу. Наверное, она опять перешла в режим максимальной экономии энергии, отключив даже имитацию функций человеческого тела. Сколько же ресурса у нее осталось в реакторе? И надолго ли ее хватит? А может, она уже... Он тряхнул головой, отгоняя дурацкую мысль. Она обещала предупредить. А сейчас она просто спит. И, вероятно, на десять минут ее одну оставить можно. Бесшумно ступая, Юно вышел в коридор, плотно закрыл за собой дверь и прошел по короткому, устланному тяжелыми паласами коридору. Палата располагалась на первом этаже отдельного пристроя главного корпуса, другие пациенты и гости санатория сюда не заходили, и вокруг стояла глубокая умиротворяющая тишина.

Впрочем, тишина долго не продержалась. Еще в небольшом холле для встреч с посетителями он расслышал далекие приглушенные звуки не то горна, не то фанфар. На крыльце вместе с холодным воздухом - зима постепенно вступала в свои права - ему в лицо ударила далекая, но отчетливо слышная звонкая мелодия. Раньше он такой никогда не слышал. Впрочем, он никогда не имел особо дел с ролевиками.

Главный вход на территорию располагался в сотне метров от корпуса. Быстро шагая по ковру влажных гниющих листьев, усыпавших аллею, Юно дошел до ворот. У будки пропускного пункта сквозь ажурную ограду он издалека увидел группу людей, явно стремящихся пройти внутрь. Дмитрий стоял в пешеходной калитке, перегораживая им путь, и что-то втолковывал, ожесточенно жестикулируя. Подойдя ближе, Юно разглядел, что один из парней в группе - Касуми, хотя инициатива в разговоре принадлежала явно не ему. И даже не возвышающемуся рядом башней здоровяку со смугло-черной кожей, носящему камуфляжный костюм без опознавательных знаков. Похоже, главной атакующей силой среди пришельцев являлся высокий и тощий белобрысый парень в шортах и майке, больше подходящих для жаркого лета, чем для морозного хмурого утра поздней осени. Жестикулировал он не менее яростно, чем начальник охраны, и голос его звучал не в пример громче.

- ...да не станем мы режим на твоей территории нарушать! - втолковывал белобрысый. - Тихо заглянем в комнату и уйдем сразу же, если она нас видеть не захочет. Ну что ты уперся лбом, капитан, как буксир в баржу?

- Я в тысячный раз повторяю! - рявкнул Дмитрий, рубя ладонью в такт своим словам. - Сюда! Нельзя! Посторонним! Ни на минуту! Ни на секунду! Ни ставрийцам! Ни кайтарцам! Ни гхашам хвостатым! Без спецпропуска вход воспрещен всем без исключения! Ты по-человечески не понимаешь, что ли?

- Ну пусть она сама сюда придет! - не сдавался белобрысый. Его глаза азартно сверкали. - Или привезут на каталке. Не помрет же она от прогулки?

- В стотысячный раз повторяю: Самира Павловна очень плохо себя чувствует! Она спит, и будить ее врачи не разрешают. Проснется - я лично про вас расскажу, и дальше она сама решит, что делать. А сейчас покиньте территорию, пока я дежурный наряд не вызвал!

Юно остановился чуть в стороне, прислонившись к ограде, и принялся изучать гостей. Помимо белобрысого, чернокожего и Касуми, тощего парня с длинными руками и завязанными на затылке в хвост волосами, в группе присутствовали три девицы в возрасте лет этак от пятнадцати до тридцати, одна из которых казалась смутно знакомой, и еще два совершенно незнакомых парня. Все пятеро носили странную одежду: парни и смутно знакомая девица - отблескивающие алюминиевой фольгой бутафорские доспехи, а остальные девицы - шикарные средневековые платья. Ряженые держались немного поодаль и с любопытством наблюдали за развертывающейся сценой, а девицы в платьях бросали на дачия заинтересованные взгляды и смущенно хихикали. Чернокожий иностранец, однако, не обращал на них ни малейшего внимания. Руки он скрестил на груди, а на лице у него держалось то особое терпеливое выражение, какое случается у мамаш, на улице отряхивающих свое отвозившееся чадо.

- Лика! - улучшив паузу в рявканье Дмитрия, подала голос девица в доспехах. - Ну что ты к человеку пристал! Сказано же - нельзя, значит, нельзя. Потом придем. Подумаешь, триста метров от лагеря пройти.

- Спасибо, госпожа, - с явным облегчением сказал ей начальник охраны. - Хоть кто-то здесь по-человечески понимает. И не приходите сами. Пошлю я к вам кого-нибудь из обслуги, ну честное слово!

- Капитан! - вступил в разговор дачия. Голос у него оказался низкий и глубокий, а говорил на камиссе он без малейшего акцента. Точно ли он иностранец? - Прошу прощения за настойчивость, но мой молодой друг прав, к сожалению. Если госпожа Нихокара действительно в таком плохом состоянии, как ты описываешь, мы должны увидеть ее немедленно. Она может просто не дожить до вечера. Сейчас не до строгого соблюдения протоколов.

- О здоровье госпожи Нихокары заботятся лучшие врачи! - отрезал Дмитрий. - Дамы и господа, в последний раз требую от вас покинуть территорию. Считаю до пяти, потом вызываю наряд и задерживаю вас. И тогда вместо своих игр вы проведете выходные сначала в камере в караулке, а потом в отделении милиции за составлением протоколов. О, Юно! - вдруг обрадовался он, вероятно, только заметив секретаря. - И ты подтянулся! Слушай, может, ты им объяснить сумеешь?

Юно отлепился от ограды и подошел к нему.

- Ага! - констатировал белобрысый. - К и без того превосходящему противнику подошло подкрепление. Друг, может, хоть до тебя дойдет, что нам нужно увидеть вашу Хихикару, или как ее там, прямо сейчас?

- Нихокара-атара только что уснула, - качнул головой Юно. - Господин, прошу вас не проявлять ненужной настойчивости.

- Дзи! - белобрысый повернулся к дачия. - Они здесь точно все в мировой заговор сговорились, чтобы твою подружку со свету сжить. Давай их штурмом возьмем, а? Ты берешь на себя левый фланг, центр и правый фланг, а я скромно пролезу краешком и доберусь до нее, пока все заняты.

Дмитрий тихо пробормотал под нос что-то неразборчивое, но отчетливо ругательное, а его рука легла на пояс рядом с кобурой пистолета.

- Лика, не время для таких шуточек, - предостерег дачия. - Видимо, нам все-таки придется вернуться позже. А у тебя, поскольку ты сюда народ притащил, есть определенная ответственность. Кто им лагерь поможет разбивать на местной болотине?

- Господа! - обратился к ним Юно. - Меня зовут Юно Юнару. Я личный секретарь атары. Обещаю, что когда она проснется, я расскажу ей о вашем визите. Как вас представить?

- Спасибо, Юно-тара, - дачия вдруг перешел на катару. - Передай ей, что ее хочет увидеть Джао. Если она та, кого мы ищем, она поймет. Если же не поймет, значит мы даже не станем больше тратить ваше время.

- Я передам атаре о вашем визите, господин Джао, - демонстративно на камиссе ответил Юно, заметив, как напрягся Дмитрий при звуках непонятного языка. - Прошу не беспокоиться.

- Типа, наше генеральное сражение завершилось полным провалом? - разочарованно поинтересовался белобрысый. - И мы, типа, разбитые и опозоренные, отступаем на исходные позиции?

- Лика, да ладно тебе! - потрогала его за плечо девица в доспехах. - Пойдем, пока мастер не разозлился, что мы от работы отлыниваем.

- Эх, жисть! - сокрушенно вздохнул белобрысый - и вдруг, согнувшись в три погибели, метнулся в калитку. Капитан машинально дернулся навстречу, но его руки лишь впустую загребли воздух. Белобрысый Лика нырнул ему под мышку, весьма квалифицированно перекатился по асфальту - и вскочил на ноги уже на внутренней территории.

- Па-ра-рам! - победно пропел он. - Я нарушил госграницу! Ребята, раз уж вы все равно меня остановить не смогли... - Он ловко увернулся от попытавшегося ухватить его за плечо капитана. - ...то, может, все-таки допустите меня до вашей драгоценности? Я только одним глазком на нее взгляну...

Белобрысый снова увернулся от Дмитрия.

- ...и если не она, то просто исчезну, - закончил он. - А?

Юно шагнул вперед, и в тот момент, когда белобрысый оказался к нему спиной, ухватил его странно горячую руку в захват и резко выкрутил.

- Господин, пожалуйста, уйди по-хорошему, - вежливо сказал Юно в ухо замершему придурку. - Иначе тебя и в самом деле сейчас задержат.

- Все на маленького, да? - обиженно осведомился тот, шмыгая носом. - Я, между прочим, так не согласен!

Он извернулся, как кошка, и его кисть выскользнула из захвата легко, словно смазанная маслом. Белобрысый тут же отскочил подальше и гордо задрал нос, уперев кулаки в бока.

- Давайте так, ребята, - деловито сказал он. - У вас пять минут, чтобы поймать меня и выкинуть. Или арестовать, как получится. Уложитесь - молодцы. Не уложитесь - ведете меня к сокровищу. Договорились? Время пошло!

Начальник охраны зло сплюнул.

- Ну, все, достал. Боровиков! - приказал он караульному, растерянно хлопающему глазами в будке. - Передать сигнал "чужие на территории". И наряд сюда по тревоге, живо.

- Есть! - на физиономии караульного отразилось явное облегчение. Наконец-то он понимал, что делать! Он ладонью вдавил большую желтую кнопку на пульте, щелкнул парой тумблеров и выскочил на дорожку, на ходу вытаскивая пистолет. Эйшич тоже выдернул оружие и направил его на белобрысого. Юно быстро отошел в сторону. Попасть под шальную пулю, если дело дойдет до стрельбы, ему вовсе не улыбалось.

Высокий чистый звук лавиной обрушился на него со всех сторон, едва ли не физически прижимая к земле. Острая боль пронзила перепонки, и он зажал уши, стараясь хотя бы немного ослабить давление. Но фанфары пели с такой ясной невозмутимой силой, что звук проходил сквозь кости черепа, нимало не смущаясь заткнутыми слуховыми каналами. Незнакомая мелодия, торжественная и зовущая обволакивала его со всех сторон, кружила и вертела в своем водовороте, и когда поток наконец схлынул, он с трудом осознал, что стоит на коленях, упираясь в мокрые листья одной рукой, а второй ухватив ухо, словно пытаясь его оторвать. Юно тряхнул головой, ошарашенно хлопая глазами и озираясь.

Начальник охраны и караульный стояли, покачиваясь и судорожно вцепившись в решетку ограды. Пятеро ролевиков, похоже, не пострадавшие, удивленно пялились то на них, то на дачия, меланхолично барабанившего пальцами по бицепсу. Белобрысый, видимо, тоже перенес звуковой удар без особых последствий, поскольку на ногах держался как ни в чем не бывало.

- Дзи! - словно сквозь толстый слой ваты, укоризненно проговорил он. - Так неспортивно. Головы я им и сам поотрывать мог. И что ты за музон такой вдруг сбацал?

- Государственный гимн Ростании, - непонятно пояснил дачия. - Если она здесь, то должна откликнуться. Если нет, то тебе придется придумать, как извиняться.

- Мне?!

- За ложную тревогу и никакие детективные способности. Господин капитан, - дачия подошел к воротам и легонько постучал пальцем по руке все еще не пришедшего в себя начальника охраны. - Приношу свои извинения за грубое вмешательство. Вы в порядке?

- Что... как вы это сделали? - Дмитрий потряс головой. - Зачем?

- Если госпожа Никохара та, кем мы ее считаем, она услышала и опознала мелодию, господин капитан. Кроме того, у Лики, еще раз извиняюсь, нечто вроде дипломатического паспорта, а поскольку он думает только после того, как сделает...

- Эй! - обиделся белобрысый. - Я, может, как истинный художник силен экспромтом!

- ...то ситуация могла бы кончиться нехорошо для всех. Но Лика уже уходит с режимной территории и больше не доставит вам неприятностей. Верно, сынок?

- Как скажешь, папочка! - язвительно откликнулся белобрысый. - В конце концов, по твоей же просьбе искали.

- Папочка? - удивленно переспросила девица в доспехах, и Юно, вяло отряхивавший штаны, потерял равновесие и едва не упал снова. Черный как ночь дачия - папаша белого, как глиста, дурака?

- Приемный, Танечка, приемный, - тяжело вздохнул белобрысый, нехотя плетясь к калитке. - Коварно украл меня в детстве из приюта и много лет зверски насиловал учением и физзарядкой...

Раздалось гудение мотора, и из-за поворота главной аллеи вылетел автомобиль охраны. Взвизгнув тормозами и пройдя юзом по мокрому грязному асфальту, он замер, и наружу выскочили четверо с короткими автоматами.

- Господин капитан! - крикнул один из них. - Дежурный наряд по вызову явился. Что случилось? Что за музыка?

- Отставить! - хрипло произнес Эйшич, отпуская решетку и осторожно вращая головой, словно разминая шею. - Инцидент исчерпан. Верно я понимаю, э-э... господин?

- Джао, - слегка поклонился дачия. - Просто Джао. Да, я еще раз приношу свои извинения за случившееся. Я постою здесь, за оградой, еще несколько минут. Если госпожа Нихокара...

Он замолчал и уставился куда-то за спину Юно. Капитан Эйшич пошатнулся и снова ухватился за решетчатую створку ворот, чтобы не упасть. Глядел он в ту же сторону, что и дачия, но его вытаращенные глаза лезли на лоб. Юно резко обернулся - и окаменел в свой черед.

Нихокара-атара приближалась по узкой боковой аллее, по которой только что пришел он сам. Ее походка казалась полупарализованной, женщину мотало из стороны в сторону, словно пьяную, босые ноги, вокруг которых путались намокшие полы халата, неуклюже загребали ледяную осеннюю грязь, но она ШЛА! Впервые за последние четыре года шла самостоятельно, и еще как быстро!

- Самира Павловна? - пораженно пробормотал капитан. - Невероятно...

Внезапно женщина остановилась и невидяще уставилась перед собой. Она начала медленно валиться вперед, и Юно бросился к ней, чтобы поддержать, но его толкнуло сзади мощной волной воздуха. Чернокожий гигант, словно сконденсировавшийся из воздуха, подхватил атару на руки и упал на колени, прижимая ее к груди.

- Суоко! - выдохнул он.

- Джао... - еле слышно пробормотала та. - Я услышала... я пришла... Аккумуляторы Бойского не действуют... Реактор почти мертв... я тоже...

- Спокойно, милая! - властно произнес дачия. - Мы все-таки тебя нашли. Теперь все хорошо. Подключаю энерговвод по аварийной схеме. Отключи болевые ощущения, я проткну грудной контейнер между лопатками.

- Госпожу Нихокару нужно вернуть в палату, - к нему приблизился капитан. - Немедленно! Господин Джао, ты обещал, что больше не доставишь неприятностей.

- Все в порядке, Дима.

Юно подошел к атаре, кажущейся хрупкой и маленькой в больших лапищах дачия. Женщина медленно открыла глаза и слегка улыбнулась. Секретарю показалось, что по его жилам прокатился холодный бодрящий огонь. Ее лицо снова казалось живым! Не той прежней неподвижной маской, в которую оно превратилось несколько месяцев назад, а по-настоящему живым!

- Все в порядке, Дима, - повторила атара. - Отпусти людей, пожалуйста.

- Чайка! - поколебавшись приказал начальник охраны. - Возвращайтесь в караулку. Отбой тревоги.

- Понял, - кивнул один из новоприбывших. Все четверо забрались в машину, которая тут же лихо развернулась поперек аллеи и укатила восвояси.

- Эй! - крикнул из-за забора белобрысый. - Дзи, а почему тебе можно в секретный домик, а мне нельзя? Или я больше не нужен? Так тогда я с народом пошел делом займусь!

- Погоди! - отмахнулся от него дачия. - Суоко, как ты?

- Впервые за последние восемь с лишним лет верю, что еще слегка поживу, Джа, - улыбнулась ему атара. - Дима, можешь устроить нашему гостю временный пропуск?

- Нам двоим, - добавил дачия, выпрямляясь и бережно прижимая ее к груди. - Еще раз извиняюсь за неприятности, господин капитан.

- Сделаем, - кивнул Дмитрий. - Госпожа Нихокара, вам нужно срочно вернуться в постель. Сейчас я прикажу, чтобы привезли кресло...

- Не нужно, господин капитан, - перебил его дачия. - Если я ее отпущу, она сразу умрет. Нам нужно срочно... выполнить некоторые процедуры, причем лучше, чтобы меня видело как можно меньше народу. Лика, бегом сюда! Господа, где мы с госпожой Нихокарой можем уединиться?

- Проще вернуться в палату, - решил Юно. Он не понимал, что происходит, но из-за прилива надежды его сердце билось часто-часто. - Там отдельный вход. Чем я могу помочь?

- Сейчас - ничем особенным, господин Юно Юнару. Просто покажите дорогу.

Подбежал, разбрызгивая грязь, белобрысый.

- Ну? - деловито осведомился он как ни в чем не бывало. - Начинаем финальную фазу спасения утопающей? Дзи, ты перенос прямо на улице делать намерен?

- Доберемся до палаты. Господин Юно, показывайте дорогу, пожалуйста.

- Юно, я займусь пропусками. Подойду через несколько минут, проверю, - бросил Дмитрий. - Если что, зови на помощь. Господин Джао, на какие имена выписать пропуска?

- Статус людей? - тихо спросил чернокожий дачия.

- Друзья. Настоящие. Оба.

Юно вздрогнул. Он знал, что такое "настоящий друг" в понимании атары. Кто же такой дачия, если он требует у атары отчета и так легко его получает? Тоже из друзей?

- Хорошо. Понимаете, капитан, - дачия всем телом повернулся к начальнику охраны, - лучше, если сам факт нашего пребывания в санатории останется не зафиксированным. Я не выйду отсюда, а Лика нужен только в качестве наблюдательной платформы для подстраховки.

- Не выйдете отсюда, господин Джао?

- Носитель Суоко необратимо поврежден. Его невозможно восстановить в условиях вашей планеты...

На сей раз Юно дернулся еще сильнее. ВАШЕЙ планеты?! Значит...

- ...а потому мы перенесем ее сознание на новый - тот, который вы видите перед собой. Старый уничтожим, чтобы не создавать с ним проблем. Но в итоге выйдет с территории на одного человека меньше, чем вошло. Понимаете?

Какое-то время начальник охраны остолбенело смотрел на него, потом потряс головой.

- Вы... извне, господин? - неуверенно переспросил он.

- Да. Суоко даст вам все нужные разъяснения после того, как я приведу ее в чувство. А сейчас, извините, мне хотелось бы закончить с нашей проблемой. Вон на него, - дачия кивнул в сторону терпеливо разглядывающего ногти белобрысого, - пропуск выпишите. Палек Мураций, у него даже официальные документы есть.

- Держи, капитан, - белобрысый неуловимым движением извлек откуда-то синюю книжицу паспорта. - Только верни потом, а то еще с вашей СОБ... тьфу, СБС по его поводу объясняться. Дзи, может, хватит переговоров на свежем воздухе? Я тут общее сообщение послал, тебя достать не могут, так вся толпа у меня в канале висит и наперебой расспрашивает, что происходит. А я даже не знаю, что ответить.

- Вся толпа? - с недоумением переспросила атара.

- А ты не в курсе? - удивился дачия. - Впрочем, тогда многое становится яснее. Господин Юно, пожалуйста, покажите дорогу к палате.

- Да, господин.

Уже слегка оправившийся Юно заставил себя оторвать глаза от дачия и, переглянувшись с Дмитрием, быстро зашагал по аллее в сторону бокового пристроя. Дачия пристроился рядом, без труда удерживая заданный темп. Судя по звуку шагов, белобрысый шлепал где-то позади. Сердце Юно лихорадочно билось - так же сильно, как в зимний день три года назад. Тогда атара рассказала ему, что она такое - и что такое их Палла.

Демиурги. Пришедшие извне могут оказаться только Демиургами, всемогущими и всеведущими. Непонятно, что удерживало их на расстоянии столько лет, но, может, у них просто не находилось времени за более важными делами. А теперь они помогут Палле. Они уничтожат кольчонов и вернут мир к тому состоянию, в каком он находился до Удара. И, может, уже очень скоро родной Хёнкон превратится из призрака в прежнюю процветающую страну. Ведь там всего лишь нужно расчистить перевалы - плевое дело для настоящих богов!

Едва сдерживая волнение, он прошел через маленький холл пристроя, прошагал, пачкая слякотью ковры, по короткому коридору и распахнул перед дачия сначала внешнюю, а потом и внутреннюю дверь палаты. Дачия осторожно уложил атару поверх смятых простыней и сел рядом с кроватью на пятки. Одна его рука так и осталась подсунутой атаре под спину. Белобрысый с треском захлопнул внутренние двери и заложил задвижку.

- Ну и? - осведомился он.

- Сидим и ждем, - проинформировал Демиург. - Суоко, сервисные каналы твоего носителя сейчас подключены к моей кукле. Координатор анализирует состояние психоматрицы. Как только закончит, мы переместим твое сознание на фантомный носитель в нормальном пространстве, а потом ты получишь контроль за моей куклой. Для начала, чтобы избежать сложностей, ей придадут твою прежнюю форму, ну, а дальше сама разберешься.

- Ох, Джа... - вздохнула атара. - Я уже совсем отчаялась. Знаешь, когда дело пошло к моей пятисотой годовщине на Палле, я настолько устала, что вроде бы и не возражала помереть. А потом вдруг Удар, аккумуляторы Бойского отключаются, активные сенсоры тоже, и начинает тикать обратный отсчет ресурса реактора. Смерть, раньше всего лишь теоретическая возможность, вдруг стала неизбежной. И меня такой страх взял! Я растягивала запас реактора как могла, в последние дни вообще на целые дни в спячку уходила. Сегодня решила подремать, оставила только пассивное слежение за окружением, и тут вдруг мелодия, которую не слышала... да, пожалуй, с того дня, когда ты меня выдернул с Малии. Ох, как я бросилась! - Она тихо засмеялась. - Израсходовала остатки ресурса за один присест.

- Извини, что так задержался, - свободной рукой дачия погладил ее по плечу. - Мой маяк был привязан к планете, а она - глубоко в аномальной зоне. Я получил сигнал тревоги, ринулся сюда, как олень в гоне, и сжег сотню своих проекций, прежде чем понял, что штатные средства не работают. Пока мы пытались нащупать новую точку выхода рядом с вашей системой, пока нашли журналы Станции, пока разобрались в местной аномалии, пока сделали дронов, способных существовать на планете... Восемь лет? Да, восемь местных планетарных лет, даже больше. Моделирование показало, что аккумуляторы Бойского и псевдопищеварение у тебя вышли из строя сразу же, но аварийный реактор должен продолжать работать. Я страшно боялся, что не успеем, но быстрее не получалось. Прости.

- Не за что извиняться, Джа. Ни за нынешнее, ни за прошлое. Но ты, я вижу, здесь не один? - атара повернула голову и с любопытством осмотрела белобрысого. - Не познакомишь нас?

- Сейчас Дзи окончательно сдержит рыдания облегчения и снова сможет ясно думать, - фыркнул тот. - А пока я сам представлюсь. Суоко, я Палек, для друзей - Лика. Типа, тоже натуральный Демиург, как и Дзи, только классом пожиже и летаю пониже. Там, где он планеты строит, я мостами и домами ограничиваюсь. Кто ты такая, нам всем известно, Дзи за несколько лет все уши прожужжал. Рад знакомству, прошу благосклонности, как принято говорить у нас на Текире в таких случаях, и вообще давай сразу на ты. Я все равно шалопай и балабол, вежливости не обучен, так что постоянно забываю, к кому как обращаться.

- Су, он прекрасно помнит, как к кому обращаться, - усмехнулся дачия. - В стране, где он родился и вырос, без этикета и шагу не ступить. У него просто перманентный подростковый бунт против условностей, даром что за сорок перевалило.

- Учту, - усмехнулась атара. - Значит, Лика? Но кто-нибудь введет меня в курс, кто такие "все" и что они здесь делают?

- У меня сестричка есть, - сообщил белобрысый Палек. - Кариной зовут, вы с ней еще познакомитесь. Когда она узнала, что ваша планетка в жуткой опасности, приволокла сюда огромную толпу народа, числом до тыщи, а до и до пяти, не считал точно, и теперь собирается спасать вас по полной программе. А хотите вы спасаться или нет, ее не колышет. Ты пока расслабься и не любопытствуй лишний раз, у тебя впереди одних только вводных инструктажей на полгода. Слушай, Суоко, ты же вроде бы как в Ставрии самая крутая по закулисным играм. Камилл тут у вас уже целую декаду сидит, как самый настоящий официальный представитель Чужих, правительство о нас прекрасно осведомлено - а ты ничего не знаешь?

- Последние три декады я находилась в режиме жесткой экономии энергии. Мне было не до поддержания связей и изучения текущих событий.

- Я так и подозревал, - кивнул дачия. - Ну, все. Суоко, координатор сообщает, что анализ твоего чоки закончен. Мы готовы переносить психоматрицу. Для простоты твое сознание предполагается временно погасить.

Атара подняла руку и положила ее на плечо чернокожего гиганта.

- Джа, я тебе верю, - тихо сказала она. - Делай, как сочтешь нужным. Меня не спрашивай, я все равно ничего не понимаю.

- Ну, вот и ладушки, - широко улыбнулся Джао. - Спок ночи, Ната.

- Смотри-ка, кто-то еще помнит мое первое имя, - криво усмехнулась атара. - Давай, не тяни.

Ее тело внезапно напряглось, вытянувшись на кровати как струна, лицо закостенело. Джао вытянул из-под нее ладонь и поднялся.

- Все, - пояснил он, глядя на Юно. - Старая кукла больше не нужна. Господин Юно, извиняюсь, что игнорирую тебя, но я пытаюсь одновременно заниматься делами в двух разных вселенных, и у меня просто нет свободных ресурсов.

- Ничего страшного, атара, - от неожиданности секретарь даже вздрогнул, но тут же заставил себя успокоиться. - Я ничего не значу. Я здесь, только чтобы служить.

- Каждый друг Суоко значит очень много, - прищурился Демиург. - Наверное, Суоко не слишком много рассказывала обо мне, если вообще рассказывала, раз ты так напряжен. Расслабься. У нас нет иерархии, где младшие служат старшим. Человек либо имеет для нас значение, либо нет. Ты - имеешь. Не уверен, что мы сможем много пообщаться лично, но в самом ближайшем будущем ты окажешься в центре внимания нашей компании.

- В будущем? - возмутился белобрысый Лика. - Размечтался! В настоящем, блин! Сегодня уже! Я народу пообещал, что их два настоящих иностранца развлекать станут, причем один из них - мастер мордобоя и железовращания. Дзи, я тебя в виду имел, между прочим! А ты технично сваливаешь в кусты, оставляя меня крайним. Я что, один отдуваться стану? Юно, ты ведь уже учил фехтовать того Касуми?

- Да, господин Палек.

- Тьфу, да забудь ты про господина! Мы твою ненаглядную хозяйку спасли? Спасли. Вот и расплачивайся делами. Там, между прочим, вполне симпатичные девицы попадаются, на фехтовальщиков западающих. Не станешь клювом щелкать - и девицу снимешь, и стресс заодно.

- Лика! - прервал его дачия. - Хорош языком трепать. Я передаю Суоко контроль за своим чоки. От старой куклы постарайся избавиться самостоятельно. Надеюсь, лучше получится, чем от СБС сбегать. Господин Юно, сейчас мое тело морфирует и примет внешний вид Суоко. А я с тобой прощаюсь - на время.

Он протянул руку и небрежно сбросил тело атары на пол. То упало с отчетливым костяным стуком, нисколько не изменив положение. Как манекен! Быстро сбросив одежду и оставшись совершенно нагим, дачия лег на заметно просевшую под ним кровать и закрыл глаза. Юно зачарованно наблюдал, как его тело идет мелкой рябью, течет, изменяет форму и цвет. Полминуты спустя на кровати лежало женское тело, в точности копирующее атару, только более молодое и цветущее. Оно пошевелилось и открыло глаза.

- Раз-два-три-четыре-пять, надо в зайцев пострелять, - отчетливо артикулируя, проговорила женщина. Она подняла руку, поднесла ее к глазам и пошевелила пальцами. - Вроде работает, хотя ощущения слегка странные.

Она спустила с кровати ноги и поднялась, запнувшись о старое тело. Недоуменно посмотрев на него, она присела на корточки и потрогала его пальцем.

- Я что, так выглядела? - пробормотала она. - Страх-то какой...

- Ты выглядела, как многолетняя узница в каменной одиночке, недокормленная и вся из себя атрофированная, - деловито проинформировал Палек. - Я снимал, потом перешлю записи. Суоко, мне-то пофиг, у нас нагота в порядке вещей, а вот своего верного подручного ты не слишком смущаешь? У вас ведь тут такие же дурацкие табу, как и в Четырех Княжествах.

- Ох, да. Извини, Юно, - атара сняла с кровати простыню и завернулась в нее. - Как-то не подумала.

Юно почувствовал, что его уши потихоньку теплеют. Ну как объяснить, что он не смотрит, не может смотреть на атару как на объект вожделения?

В дверь раздался тихий стук. Палек двинул щеколду и выглянул наружу, потом широко распахнул дверь и впустил Дмитрия Эйшича. В руках начальник охраны держал паспорт Палека и еще какие-то бумажки. Он с удивлением перевел взгляд с атары на лежащее на полу тело и обратно, потом на его лице появилось отчетливое ощущение облегчения.

- Замечательно, что пришел, капитан! - громким шепотом обрадовался Палек. - Хорошо, когда охрана на стороне заговорщиков! Слушай, нам тут надо от злостно умерщвленного трупа избавиться. Где у вас хранится секретный крематорий?

И только тут Юно, наконец, осознал, что неприятности кончились, а вместе с ними - и старая полусонная жизнь. Атара жива, ее тайна сохранена, и на планету наконец-то явились настоящие Демиурги. А значит - значит, скоро он сможет снова увидеть Хёнкон.

- Кого и где нужно учить, господин Палек? - решительно спросил он.

10.36.1231. Кайтар, Барна и окрестности

- И все-таки, дэйя, ехать за город на какое-то глухое побережье - не самая лучшая идея.

На лице Джиона неодобрительная мина держалась с самого утра. В общем-то, телохранителю сразу не понравилась идея классной экскурсии за город - на нанятом пароме, в сопровождении всего двух учителей. Он долго рассуждал о том, насколько приятно и комфортно кататься по морю на собственной яхте, чем только укрепил у Фуоко желание отправиться вместе со всеми. Мать, разумеется, нудела в пять раз громче Джиона, но игнорировать ее Фуоко давно привыкла. Отец же, к которому мать апеллировала накануне за ужином, внимательно оглядел Фуоко, пожал плечами и ничем больше своего отношения не выказал. Вот и славно! Сейчас девушка сидела в лимузине, положив руку на болтающийся на сиденье мешок с несколькими пакетами и консервными банками, принесенными горничными с кухни, и победно смотрела в окно на мелькающий мимо город.

- Ну вот представьте, дэйя, а вдруг кольчон появится? - со скорбной физиономией спросил телохранитель. - И что дальше? Корабль придет через два часа, если вообще придет. Да что кольчон, а если просто дождь начнется? Вы ведь даже палаток с собой не берете.

- Джион! - не выдержала Фуоко. - У нас обычная школьная экскурсия! Все старшие классы отправляются на такие дважды в год! И мы едем совсем недалеко, всего две цулы вдоль побережья! Да оттуда, если что, пешком можно вернуться! Ты за мою безопасность боишься? Так ведь ты со мной! Отвяжись, а?

- Я с вами, дэйя, - кротко согласился Джион. - И очень надеюсь, что наша... вылазка на природу пройдет без эксцессов.

Лимузин вырулил на площадь Кломба, проехал вдоль длинного здания Морского музея и остановился неподалеку от обелиска. Фуоко, прихватив пакет, вылезла на тротуар и глянула вверх. Кломб в треуголке, с упертой в бедро подзорной трубой гордо указывал куда-то на восток, в сторону открытого океана. На его вытянутой руке расселись чайки, внимательно оглядывающие площадь и пирсы далеко внизу в поисках поживы. Хорошо. Не то чтобы чайки являлись верной приметой к хорошей погоде, но зато их отсутствие гарантировало ветер и дождь в самом ближайшем времени.

- Видишь, Джион? - сказала она, тыкая пальцем в памятник. - Чайки. Не пойдет никакого дождя. И небо чистое.

- Да, дэйя, - все так же кротко кивнул телохранитель. - Как скажете.

Лимузин зафырчал и заглушил мотор. Только сейчас Фуоко сообразила, что что-то не так. Обычно в выходные пирсы Порта Ай кишели народом, ожидающим прогулочных судов и паромов, отправляющихся отсюда каждые несколько минут. Сегодня же набережная словно вымерла. Если не считать редких прохожих, прогуливающихся вдоль старых парусников и стоянок яхт, в окрестностях стояла непривычная пустота, а прогулочные суда тихо покачивались у причалов, пустые и заброшенные. Только возле кассовых будок собралась небольшая толпа, в которой Фуоко, вглядевшись, с удивлением опознала собственный класс.

- А что так тихо? - растерянно осведомилась она.

- Сегодня в порту объявлена забастовка, - вежливо, но с легкой ноткой злорадства в голосе, пояснил Джион. - Не работают грузчики, крановщики, а также экипажи прогулочных судов.

- Как не работают?.. - растерялась Фуоко. - Почему?

- Насколько я в курсе, требуют повышения зарплат, увеличения отпуска по болезни и увеличения страховых выплат при несчастных случаях.

- А...

Фуоко задумалась. Теоретически она знала, что такое забастовки. Иногда она слышала о них по телевизору или видела заметки в газетах, забываемых отцом в столовой. Но они всегда оставались для нее чем-то отдаленным и абстрактным. Общественным транспортом она не пользовалась, в общественные больницы не ходила, да и в порту ее маршруты обычно ограничивались частным эллингом, где располагались три яхты их семьи. Мать любила порассуждать о неблагодарности низших классов, не понимающих, насколько сегодня владельцам предприятий тяжело сводить концы с концами, но в целом забастовки казались всего лишь проявлением такой же стихии, как и шторма. Шквал пришел, шквал ушел... Если смотреть на хлещущие потоки ливня из-за безопасных толстых стекол фамильного особняка, как-то даже и забываешь, что далеко в море поднятое ветром волнение вполне способно перевернуть и потопить рыбацкий сейнер.

Значит, забастовка? И что? Видимо, она забылась и произнесла это вслух, потому что Джион немедленно откликнулся:

- Скорее всего, экскурсия не состоится, дэйя. Видите, все прогулочные суда стоят на приколе? Чартерные паромы наверняка тоже бастуют.

- Посмотрим, - буркнула Фуоко. Она закинула на плечо мешок с едой и решительно зашагала к своим.

Класс почти в полном составе растерянно толпился возле небольшой будки, над которой виднелись написанные криво, от руки, слова "Чартерные рейсы". Дьячелла Кьёко что-то говорила, забравшись на стоящую рядом скамейку.

- ...а потому сегодня мы вынуждены отменить нашу экскурсию, - расслышала Фуоко, подойдя поближе.

Класс ответил дружным стоном разочарования.

- Ну вот, а я-то надеялась оттянуться! - сказала подружкам Мартина. - Я даже с собой прихватила кое-что... - она тряхнула своей сумкой, в которой что-то булькнула. - А тут облом...

- Еще раз извиняюсь за накладку, - продолжала говорить Дьячелла. - На сегодня все, расходитесь по домам. Мы перенесем экскурсию на следующую декаду.

- Эй, дэйя! - крикнул сиплый мужской голос. - Эй!

Какой-то дядька в комбинезоне и лихо заломленной на затылок бескозырке махал рукой с противоположной стороны толпы.

- Да? - через головы школьников осведомилась географичка.

- Вы куда идти собирались?

- На Косой пляж.

- Так я могу отвезти! - обрадовался дядька. - У меня свой корабль есть. Вон там стоит, у двенадцатого пирса. И возьму недорого, пять леер с носа.

- Корабль? - Дьячелла подозрительно посмотрела на дядьку. - Что за корабль?

- Так пойдем, дэйя, покажу! Настоящий корабль, все без обмана. Я сам по себе, в профсоюзах и забастовках не участвую.

Народ радостно загомонил.

- Извини, дэй, - качнула головой учительница. - Денег нет. Школа деньги собирала, школа платила, а у меня сейчас ничего нет.

- А... - дядька почесал в затылке. - Жаль. Что, совсем ничего нет? Я могу скинуть немного.

- Ну, вот и все, дэйя, - сказал рядом Джион. - Возвращаемся домой. Не повезло, случается.

"Не повезло"? Ни хрена подобного! Она не позволит сорвать поездку, которую ожидала целых три декады!

- Эй! - звонко крикнула Фуоко, махнув рукой в воздухе. - Эй, дэй моряк! У меня есть, я заплачу!

Все дружно обернулись к ней, и она невольно поежилась, оказавшись в перекрещении сразу стольких взглядов.

- Дэйя Фуоко, - растерянно сказала Дьячелла, - я не могу допустить, чтобы ученики платили за экскурсии из своих карманных средств. Есть процедура...

- Ну и что? - Фуоко пожала плечами. - Школа мне потом отдаст, когда порт деньги вернет. Дэй моряк, сколько нужно?

Она полезла за пазуху и вытащила кошелек, в котором бережно хранила свои сбережения. Родители никогда не давали ей много, только мелочь, десять-пятнадцать леер в декаду, но она их практически не тратила, часть складывая в копилку, а часть в кошелек. Сейчас она лихорадочно пыталась вспомнить, какая сумма у нее может оказаться с собой.

- А сколько вас тут? - поинтересовался владелец корабля. - Пятерка с носа. Ты же грамотная, наверное, вот и считай.

- Тридцать два школьника и два взрослых сопровождающих, - после короткой паузы сообщила географичка. - Итого тридцать четыре. Но нам ведь еще и назад вечером нужно вернуться...

- Так не вопрос, дэйя! Приду и заберу. Туда и обратно, все вместе за восемь леер с человека. На тридцать четыре умножить... э-э... - Он почесал в затылке.

- Двести семьдесят два! - крикнул кто-то.

Так много? Фуоко принялась лихорадочно копаться в кошельке. Бумажные пятерки путались между пальцами. Пятьдесят... восемьдесят... сто пятнадцать... Монеты в другом отделении глухо зазвенели, когда она высыпала их себе на ладонь. Шесть пятерок, еще одна чудом затесавшаяся двадцатка... Всего сто шестьдесят пять... сто семьдесят две, если считать двушки и однушки.

Все.

Она почувствовала, как по спине бегут мурашки. Наследница богатейшей семьи в Барне, не способная найти в собственном кошельке три сотни леер, да еще и не знающая об этом. Дважды посмешище. Кто-то толкнул ее в плечо, рука дрогнула, и монеты покатились по каменным плитам пристани.

- Извини, Фучи, - неизвестно откуда взявшаяся Риса Серенова присела на карточки и принялась подбирать монеты. - Кир, помоги.

- Руки кривые... - пробурчал Кирис, проталкиваясь через выжидательно замерших одноклассников и наклоняясь к монетам. - На!

Он высыпал в пригоршню Фуоко несколько медных пятерок.

- Возьми, Фучи, - Риса тоже протянула собранные деньги. - Кажется, ничего не потерялось. Аккуратнее с полтинниками, они хорошо катаются.

Ее левое веко слегка дернулось, словно подмигивая.

С полтинниками? Фуоко озадаченно глянула себе в ладонь. Сквозь тусклую медь отчетливо блестели две серебряные монеты. Откуда? У нее их точно никогда не водилось. Неужто Риса?..

- Эй, так что там с деньгами? -осведомился моряк, подходя ближе. - Ладно уж, за двести пятьдесят взад-вперед свожу.

Так. Выяснить происхождение денег можно и потом.

- Хорошо, дэй моряк, двести пятьдесят, - согласилась Фуоко. - Иди сюда.

Она отсчитала нужную сумму, отложив четыре бумажных пятерки и две медных лееры, и вложила деньги в руки моряка.

- Вот и ладно! - одобрительно проворчал тот. - Молодец, девонька, так и нужно товарищей выручать... Эй, дэйя! - он поманил пальцем Дьячеллу. - За мной топайте. Опоздавших не жду.

И он быстро пошел по набережной мимо пустых пирсов.

- Ну-э-э... - та поколебалась, затем махнула рукой. - Имей! Возглавляешь группу. Класс! Держаться за дэем Таронхо, по сторонам не бегать, не шуметь и вести себя прилично!

Школьники радостно завопили.

- Да здравствует Фуоко! - во всю глотку рявкнул Чезаре. - Ура ее высочеству!

Несколько мальчишек радостно заулюлюкали.

- Класс! - гаркнул физрук, перекрывая гам. - За мной все! Живо!

Нестройной шумной толпой школьники двинулись за учителем. На Фуоко бросали взгляды, иногда благодарные, иногда безразличные.

- Сэрат дэйя Деллавита! Вы такая щедрая! Вы такая великодушная! - защебетали рядом в унисон девичьи голоса. Ну конечно, Пьона, Элла и Арческа, вечные подлизы, не упустили случая и сейчас. - Мы все так вам благодарны! Позвольте понести вашу сумку!

- Сама донесу! - сердито огрызнулась Фуоко. - Топайте!

- Ах, сэрат дэйя Деллавита! - троица благоговейно возвела глаза к небу. - Вы такая замечательная!

И девчонки удалились вслед за остальными - только для того, чтобы уступить место нахмуренной Дьячелле.

- Вы поступили благородно, дэйя Деллавита, - скованно сказала она. - Однако не стоит хвалиться своими деньгами без нужды. Школа компенсирует вам расходы.

- Да я вовсе не хвалилась! - озлилась Фуоко. - Мне не сложно!

- Вот и я о том же! - вздернула нос географичка. - Я не знаю, дэйя Деллавита, осознаете ли вы, что двести пятьдесят леер для родителей многих ваших одноклассников - заработок за несколько декад. То, что для вас лишь мелкие карманные расходы, для них - большие деньги.

- Для дэйи Деллавиты - тоже, - некстати встрял Джион. - Думаю, у ее родителей возникнут вопросы, откуда у нее взялась такая сумма сразу.

- Тем более! - учительница тряхнула кудряшками. - Я признательна, дэйя, за то, что вы спасли экскурсию, но пусть событие послужит для вас наглядным уроком политической экономии. А теперь идемте, пока тот странный тип не уплыл на корабле без нас.

И она решительно застучала каблучками по плитам набережной. От беспомощности Фуоко стиснула кулаки. Она ведь вовсе не собиралась хвалиться своим богатством!

- Дэйя Кьёко - храбрая женщина, - задумчиво сказала Риса, глядя ей вслед. - Ужасно боится твоих родителей, Фучи, но все равно пытается воспитывать тебя так, как полагает должным.

- Дура она! - зло буркнула Фуоко.

- Одно другого не исключает.

- Зато ты у нас богачка, - язвительно фыркнул Кирис. - Думаешь, я не видел, что ты полтинники подсунула? Налево и направо разбрасываешься то золотом, то серебром. Ты, случайно, не тайная наследница какой-нибудь семьи?

- Нет, Кир, я не наследница, - Риса, тоненькая и хрупкая в своих слишком больших и мешковатых юбке и блузе, переложила из руки в руку большую сумку с торчащими бумажными пакетами. - Просто мне осталось провести с вами совсем немного. Дня два-три, не больше. Мне всего лишь захотелось доставить вам удовольствие напоследок.

- Ты уезжаешь? - Фуоко почувствовала, как падает сердце. - Надолго?

- Насовсем, Фучи. Вряд ли я в ближайшем будущем вернусь в Барну. Но есть хорошие шансы, что мы еще с тобой увидимся. И с тобой, Кир. Все зависит от завтрашнего теста.

- Завтрашнего?

- Да. Последний тест из запланированных в вашем городе. Но давайте оставим завтра на завтра. А сегодня пора на корабль.

И Риса зашагала в ту сторону, куда удалился класс. Фуоко беспомощно взглянула на Кириса. Только-только она нашла, казалось, новую подругу, которой безразлично имя Деллавита, только-только прикоснулась к тайне эйлахо, так похожей на ее собственную - и вот теперь все? Остается только Кир - а что Кир? Он, может, не такой уж плохой мальчишка, но из совсем другого мира. Не обязательно было приводить его домой, чтобы понимать такие простые вещи. И получается, что она снова остается одна...

- Ну, что встала, принцесса? - грубовато сказал Кирис, отводя взгляд. - Пойдем, а то и в самом деле слиняют без нас.

Тяжелый грузовой "Корморан" неторопливо пробежал по ВПП и грузно оторвался от земли, поблескивая всеми четырьмя винтами в проглядывающем из-за облаков солнце. Джорджио Каллавиро посмотрел ему вслед и снова принялся наблюдать за взводом из окна своего кабинета.

Сегодня Дуэппе Вайха, пользуясь хорошей погодой, расположился с новобранцами на скамьях перед казармой. За последнюю декаду новички неплохо освоились на базе, а на бывшего полицейского Сулио Герранте Джорджио даже с удовольствием подписал представление на рядового второго класса. Глядишь, через сезон-другой парень и третий класс получит, а там и до сержанта недалеко. Остальные тоже обещали быстро встроиться в жизнь базы в качестве ее полноправных членов. Все - кроме Леонте Тратторе.

Замаскированный инопланетянин Саматта Касарий хотя и перестал изображать полного идиота, как в день прибытия, но на публике по-прежнему тупил, как бегемот: неправильно застегивал амуницию, не мог толком упаковать ранец, отставал во время кроссов, не осиливал даже три десятка отжиманий, неправильно обращался к старшим по званию, однажды даже назвав заместителя командира базы "сэрат дэй" (за что схлопотал три круга бегом вокруг ВПП), и вообще старательно изображал из себя полного шпака, только вчера попавшего в армию. Изображал настолько талантливо, что Джорджио, исподтишка наблюдая за ним, только диву давался. Артист. Натуральный артист. А тренировки по ринье! Если бы не пара полуночных спаррингов, которые Саматта провел с ним за прошедшее время (каждый раз результат - примерно 50:1 в пользу чужака), можно было бы решить, что он никогда не дрался ни с кем страшнее морской свинки. Как результат, Дуэппе беспощадно гонял его на физподготовке в хвост и в гриву, а наедине жаловался Джорджио, что с трудом удерживает позыв подать рапорт об отправке Леонте куда-нибудь подальше.

Выпадали из образа только две вещи. Во-первых, он стрелял так, что все вокруг (не исключая и Джорджио) смотрели на него выпученными от изумления глазами. Что из противотанкового "Лепестка", за каким-то хреном нашедшемся в арсенале базы, что из штатной снайперки Раез-12, на расстоянии в цулу он клал в центр мишени девять выстрелов из десяти даже ночью, в дождь и туман с сильным порывистым ветром. Для "Лепестка" мишени приходилось малевать на кровельном железе, потому что фанерные пуля весом в пятнадцать моммэ разносила в мелкие щепки, куда бы ни попала. Когда взвод упражнялся на стрельбище, на здоровяка ходили смотреть как на цирковое зрелище. Кое-то в первые дни даже пытался биться об заклад, но забава быстро сошла на нет: при нормальной погоде Леонте Тратторе (или же Саматта Касарий, как посмотреть) не промахивался вообще никогда.

- У меня к зрению что-то типа баллистического компьютера прикручено, - пояснил он Джорджио во время одного из ночных общений. - И пули я в полете вижу. Так что мне промазать сложнее, чем попасть, и я просто не хочу руку сбивать.

Вторым выпадающим из образа пунктиком стали вопросы. Замаскированный инопланетянин оказался любопытным, как кошка. Он лез повсюду - от кухни до подлодок, и всюду въедался людям под кожу так, что некоторые его всерьез заподозрили в шпионаже. Командир базы, капитан третьего класса Руфио Пасия, к которому Джорджио, после некоторых колебаний, все-таки обратился насчет Саматты, только вздохнул и богохульно выматерился сквозь зубы.

- Я уже и не знаю, как контрразведку от него подальше держать, - пояснил он вслух. - Ну, навязал мне Генштаб развлечение! Приказы, конечно, не обсуждаются, но... Сержант, раз ты с ним общаешься приватно, попытайся слегка утихомирить, иначе всю его легенду гхаши склюют в ближайшее время.

Однако "утихомирить" Чужого казалось невозможным. Вот и сейчас Дуэппе, рассказывавший об устройстве патрульной подлодки класса "Акула", упорно пытался игнорировать его вытянутую руку.

- ..."Акула" является стандартным разведывательным подводным судном, применяемым для борьбы с кольчонами, - объяснял он, тыкая указкой в старый выцветший плакат. - Глубина погружения - до полутора цул, дальность подводного хода - до тысячи цул, крейсерская скорость под водой - до восемнадцати цул в час, в надводном положении - десять цул. Экипаж - сорок три человека, берет на борт десант до 50 пехотинцев в полном снаряжении. Вооружение - одна лазерная пушка, применяется в надводном положении. О господи, Тратторе, ну что еще у тебя? Брюхо прихватило?

- Дэр сержант, а почему побережные батареи не оснащают лазерными пушками? - немедленно поинтересовался "рядовой Леонте Тратторе". - Почему их вообще ставят только на подлодки, а не на корабли и не на самолеты? Ведь они, выходит, наиболее эффективны против кольчонов и волют?

- Потому что, рядовой, их нельзя ставить куда ни попадя. Во-первых, лазерная пушка требует массы воды для охлаждения. На подлодке с ней проблем нет, а где ее взять на самолете? Только воздушным потоком не справиться. Во-вторых, волюты их чувствуют. Подлодка всплыла, вжарила лазером и ушла под воду, волюты ее там не достанут. А побережная батарея спрятаться не может, да и надводный корабль - тоже, волюты их сразу накроют.

- Даже если орудие тяжелым капониром закрыть? - удивился Леонте. - Волюты же не умеют сквозь стены проходить. Сделал узкую щель, и стреляй себе лучом сквозь нее. Волюты прилетели - заткнул ее бронеплитой, и пусть себе толкутся снаружи. А воду снизу, от моря, качать. Поставить пластиковые трубы, и коррозия не проблема.

Дуэппе ощутимо замешкался. Похоже, ответа он попросту не знал.

- Раз не делают, значит, не положено! - наконец отрезал он. - Небось не глупее тебя люди придумывали.

- Эй! - крикнул Джорджио. - Дуэппе, сейчас подойду.

С отвращением оглянувшись на стол с огромной кипой бумаг, которые следовало разобрать до вечера, он перепрыгнул через подоконник и дошагал до скамей.

- Взвод, встать! - скомандовал Дуэппе. - Смирно!

- Вольно! - отмахнулся Джорджио. - Всем сесть. На самом деле, рядовой, вопрос правильный и важный. Пытались ставить лазеры и на корабли, и на побережье, да только плохо все кончалось. Вы обязательно должны усвоить о волютах, что они вовсе не куски протоплазмы, тупо роящиеся вокруг кольчона как мошкара вокруг лампы. Они весьма умные и умелые сволочи, причем пределов их возможностей мы пока не знаем. Во-первых, они умеют пробивать дыры даже в бетоне и корабельной броне. Сливаются в одну большую кучу, шмаляют - бац, и дыра. И они в нее всей стаей лезут. Во-вторых, они умеют выжигать электрические цепи, даже не прикасаясь к ним. Когда несколько лет назад против них пытались применять стационарные лазеры, волюты просто сжигали их, облепляя капониры всей стаей. Пушки никто из них не касался, но она сгорала, а то и взрывалась. А стоит она как эскадрилья тяжелых бомберов. Так что теперь в местах, которые могут накрыть волюты, ставят только обычные орудия, на которые волюты не реагируют. Понятно, рядовой?

- Да, дэр сержант, - кивнул Леонте. - Значит, волюты под воду не спускаются никогда?

- Никогда. Умники не знают, почему - я слышал, что чудища воды не боятся, но в нее не лезут. Так что не забывайте, зачем в вашем снаряжении дыхательные трубки. Чтобы они вас не заметили, достаточно тонкого слоя воды в несколько сунов. В крайнем случае ныряйте в воду и нос на поверхность высовывайте через раз.

- И над сушей кольчоны не перемещаются... - полувопросительно сказал Леонте.

- Перемещаются. Но над водой они могут ускоряться до сотни цул в час, а над землей никогда быстрее трех-четырех не ходят. Почему - тоже никто не знает. Так что тренированный человек от кольчона может просто убежать. Вот от волют убежать не выйдет, они и тридцать цул в час выдать могут даже над сушей. Догонят и сожрут.

- Понял, дэр сержант. А...

Рядовой Леонте Тратторе резко замолчал и повернулся в сторону океана.

- Еще вопросы, рядовой? - нетерпеливо переспросил Дуэппе. - Или у тебя все?

- У меня масса вопросов, дэр сержант, - медленно проговорил рядовой, поднимаясь и выпрямляясь во весь свой немалый рост. - Но только у нас вышло время для разговоров.

- Что?

- Патрульный эсминец "Чибис" только что обнаружил противника. Похоже, кольчон направляется к Барне.

И тут же по всей базе тягуче завыли сирены.

Рефлексы сработали независимо от сознания.

- Взвод! - рявкнул Джорджио. - Экипироваться, получить оружие, подготовиться к погрузке в вертолеты! Живо! Сержант Вайха, командуй!

Не обращая внимание, выполняется ли его приказ, он метнулся обратно к своему кабинету и перебросил тело через подоконник. Его ранец всегда стоял в углу полностью снаряженным, а штурмовую винтовку в арсенал он не сдавал никогда. Он быстро проверил магазины в винтовке и пистолете, захлопнул окно и выскочил в коридор.

Там уже стоял бардак, обычный для состояния тревоги. Неслись по коридорам вестовые, гражданские служащие несмотря на все инструкции метались из кабинета в кабинет с очумелыми физиономиями. Быстро, но с сознанием собственного достоинства шагали штабные офицеры. Заперев дверь и краешком сознания испытав облегчение из-за того, что сегодняшняя кипа бумаг откладывается на неопределенное время, он поднялся на второй этаж в зал оперативного штаба. Часовой у входа окинул его внимательным взглядом, но ничего не сказал: по введенному в начале осени расписанию ротным сержантам во время тревоги полагалось находиться именно здесь. Зал быстро наполнялся народом, а большой проектор на стене уже шумел, разогреваясь. Дежурные быстро задергивали тяжелые шторы, и в помещении сгущалась темнота. В лучах проектора заплясали пылинки, и на огромном десятиметровом экране засветилась большая карта окрестностей Барны, снимаемая телекамерой сверху.

- Раз-два, раз-два... Всем слушать меня! - скомандовал, усиленный микрофонами, голос начальника штаба. - У нас желтый код от эсминца "Чибис", патрулирующего в третьей зоне. Пять минут назад он обнаружил кольчона, идущего над океаном курсом в сторону Барны. Размер кольчона - около цулы в диаметре, расстояние от Барны - сто двенадцать цул, скорость перемещения - примерно двадцать цул в час. Сопровождающие волюты пока особой агрессивности не проявляют, так что эсминец движется параллельным курсом в трех цулах от кольчона. Контроль информирует: патрулирующие неподалеку подводные лодки "Марионетта" и "Эсторадо" уже выдвинулись навстречу, ожидаемое время перехвата - сорок две и пятьдесят шесть минут соответственно. Тяжелый фрегат "Надежда" и линкор "Сотто" доберутся до него через шестьдесят четыре и восемьдесят две минуты. Контроль также направил к объекту лодки "Надежда", "Малютка" и "Достерия". Они идут полным ходом, но слишком далеко, так что вряд ли успеют. Восьмая авиабаза поднимает эскадрильи, ожидаемое время перехвата - двадцать четыре минуты. Авиаударной группе присвоен позывной "Стрижи". Код желтый, повторяю, код желтый.

Руки оператора замелькали над картой, расставляя фишки, соответствующие участникам операции.

Желтый. Ну что же, можно слегка расслабиться. Кольчон замечен заранее, летуны отработают по нему с солидным запасом времени. Даже если не сожгут с первого раза, что хотя и редко, но случается, подводные лодки отвлекут и задержат чудище, пока самолеты не вернутся во второй раз. Скорее всего, он не доберется и до второй зоны, и жители Барны узнают о случившемся только из вечерних газет и выпусков новостей.

Джорджио прошел к дальней скамье, где уже расположились другие ротные сержанты, обменялся с ними кивками, едва разбирая лица в полумраке, и уселся с краю. Вряд ли береговому спецназу придется сегодня вступать в действие, но устав есть устав. Чтобы убить время, он принялся вспоминать зубодробительные падежи камиссы - за знание языков доплачивали, и он твердо намеревался через декаду сдать квалификационный зачет. И как ставрийцы на таком жутком языке говорить умудряются? Падежи существительных, времена глаголов, предлоги и союзы... Мозги же вывихнуть можно!

Иностранный, однако, не давался. Мысли рассеивались и разбегались. Постепенно одна выплыла на передний план и заслонила собой все остальные. А как рядовой Леонте Тратторе узнал еще до сирен, что эсминец обнаружил кольчона? Он что, ясновидящий? Ну, если отбросить в сторону мистические причины, остается только одно: Чужой умеет слушать эфир без дополнительных приспособлений. Если в башке, или где там, у него баллистический компьютер, то и рация в том же месте вполне в тему. Но тогда он должен слушать эфир постоянно, на всех частотах - или только на военных? Все равно. Даже в спокойное время количество одновременных переговоров должно достигать десятков, а во время боевой тревоги - и сотен. Как у него башка не перегревается? Тогда вариант: слушает эфир кто-то другой (а кто сказал, что он здесь один?), а ему только сообщают о главных событиях. В любом случае, парень едва ли не в одиночку способен заменить собой целый отдел радиоразведки, а какие еще тузы у него в рукаве, остается только гадать. Одна только способность изменять внешний вид чего стоит! Бр-р. Лучше надеяться, что Кайтар никогда не станет воевать с Чужими.

- Внимание! - ожил динамик. На сей раз говорил уже не начальник оперативного штаба, а кто-то другой. Джорджио напрягся и сфокусировался на карте, где синие фишки авиагруппы уже вплотную сблизились с красной кольчона. - Внимание! "Стрижи" вышли на дистанцию атаки. Истребители прикрытия вступили в отвлекающую схватку с волютами. Бомбардировщики на боевом курсе. Время до сброса бомб - семьдесят секунд...

Так. Ну, вот сейчас и выясним, удастся сходить сегодня вечером в увольнение или же выйдет что-то поинтереснее обычной рутины.

- ...шестьдесят пять... шестьдесят... пятьдесят пять... минута ровно... - монотонно отсчитывал время голос. - Сорок пять...

Голос замолчал, и вдруг в нем скользнули напряженные нотки.

- "Стрижи" передают - противник оказывает необычно сильное сопротивление. Волюты игнорируют истребители прикрытия! Большая группа волют численностью до четырех-пяти тысяч единиц идет навстречу бомбардировщикам... Столкновение неизбежно, они меняют курс! Кольчон... кольчон меняет размеры! Спаси нас Ваххарон...

На последних словах голос диктора сорвался.

- Отставить сопли! Доклад по форме! - рявкнул голос командира базы.

- Есть, дэр капитан! - откликнулся голос. - В эфире неразбериха. Насколько можно судить, волюты накрыли бомберов. По крайней мере три самолета взорвались в воздухе, с остальными утеряна связь. Истребители не могут ничего сделать, волюты их просто игнорируют. Ведущий первого звена не отвечает базе... Второго и третьего - тоже! "Чибис" передает: кольчон изменил форму! Он вытянулся гигантским столбом, вершина в тропосфере, на высоте не менее трех-четырех цул! Боевой курс невозможен, бомберы не могут подняться выше кольчона! "Стрижи" уходят от столкновения, волюты преследуют! Служба наблюдения передает: кольчон замечен радарами!..

Джорджио почувствовал, что по спине поползли большие противные мурашки. Кольчон - вытянулся столбом? Неслыханно. Сержант тихо поднялся и, наступая на ноги соседям, протиснулся к окну. Отклонив тяжелую штору, он посмотрел наружу. После полумрака зала дневной свет показался ему ослепительным, но вскоре глаза привыкли.

Далекую белую колонну, возвышающуюся над горизонтом, в другое время и в другом месте он принял бы за кучевое облако необычной формы. Однако сегодня спутать кольчона с облаком было невозможно: на небе виднелись только легкие перистые облака, да и те постепенно таяли в почти по-летнему ясно-голубом небе. Мурашки на спине сержанта превратились в крупных тропических тараканов.

- "Стрижи" не могут уклониться от контакта! - продолжал напряженно вещать динамик. - "Чибис" докладывает о по крайней мере десяти уничтоженных бомберах и четырех истребителях. Кольчон резко увеличивает скорость перемещения, в сторону "Чибиса" направляется группа из не менее чем двух тысяч волют. "Чибис" уходит на максимальной скорости, повторяю, "Чибис" уходит! "Марионетта" достигла места контакта на шесть минут раньше запланированного срока, вступает в огневой контакт к целью... "Марионетта" вынуждена погрузиться после первого же выстрела - слишком много агрессивных волют поблизости...

- Красный код! - перебил говорящего голос командира. - Повторяю: базе "Дельфин" - красный код! Сообщить в Контроль и Генштаб о чрезвычайной ситуации. Приготовиться действовать в соответствии с планом "Незабудка". Оповестить губернатора дестры и мэра Барны об изменении ситуации, предложить немедленно эвакуировать Барну. Ротам спецназа - сигнал на вылет сразу же после получения подтверждения от гражданских.

Все. Вот вам и увольнительная. Джорджио вывернулся из занавесей и принялся пробираться к двери вслед за остальными сержантами. План "Незабудка" предполагал активное участие воинских частей в эвакуации гражданских, а также защиту города от волют. Он представлял, что начнется в городе через несколько минут: сирены, громкоговорители, оповещающие о приближении кольчона и требующие немедленно эвакуироваться, гигантские пробки на дорогах, паника и неразбериха... На его памяти "Незабудку" запустили только один раз, пять лет назад, когда к Барне вышли сразу два кольчона, но и тогда не довели до конца: волют тогда еще не было, и летуны успели смотаться взад-вперед два раза, размазав последнего противника на границе первой зоны. А сейчас...

А сейчас восьмая авиабаза потеряла не менее десяти бомберов из двенадцати вылетевших. Возможно - все. Такого удара она не получала никогда. Если там что и осталось в резерве, то не более звена бомберов, которые сейчас никак не помогут.

Барне конец.

Мысль пронзила Джорджио, словно копье, от головы до пяток, и он постарался сразу же отогнать ее. Нет, ее все так плохо. Если успеть эвакуировать гражданских... Нужно немедленно поговорить с лейтенантом - только бы сопляк не запаниковал и не начал бессмысленно подставлять роту под удар!

- Ротный сержант Каллавиро, ко мне! - рявкнул усиленный динамиками голос командира базы.

Джорджио, уже почти достигший двери зала, вздрогнул, замер (ему немедленно кто-то отдавил ногу), а потом побрел обратно словно против густого потока. Впрочем, зал уже почти опустел, и до площадки, где располагался оперативный штаб, он добрался еще до того, как командир вызвал его снова.

- Сержант Каллавиро! - устало сказал ему Руфино Пасия. - Где... тот? Ну, ты знаешь.

Штабисты дружно повернули головы от карты и уставились на Джорджио так, словно он сам оказался кольчоном. Сержант даже слегка растерялся - он редко оказывался в центре внимания такого количества старших офицеров.

- Вы имеете в виду... э-э, особого инспектора, дэр капитан? - наконец нашел он подходящие слова.

- Как скажешь. Где он?

- В соответствии с боевым расписанием ожидает приказов вместе со взводом возле вертолетных площадок с пятой по седьмую. Вызвать сюда, дэр капитан?

- Н-нет... нет, пока не надо, - командир базы снял фуражку и потер глаза. - Мы в жопе, сержант, в полной жопе, но один человек, даже... такой вряд ли чем-то поможет. Но на всякой случай держи его под рукой... вообще отстрани от участия в операции в качестве солдата и оставь на базе.

- Что за "особый инспектор"? - брюзгливо осведомился начальник штаба. - Почему я не знаю?

- Отставить! - приказал командир базы. - Потом обсудим. Сержант, свободен.

- Есть, дэр капитан! - Джорджио козырнул и повернулся на каблуках.

- Губернатор на проводе, - услышал он чей-то голос, уже выходя из зала.

К своим сержант летел, не чуя под собой ног. До вертолетных площадок, где с тяжелых двухвинтовых "Мачисте" уже стащили чехлы, он почти бежал, до боли стиснув пальцы на цевье винтовки. Полторы сотни бойцов четвертой роты сидели и стояли, вглядываясь в море. Облачная колонна на горизонте успела вырасти в размерах раза в два и, освещенная не по-осеннему ясным солнцем, прекрасно просматривалась на фоне голубого неба. Бойцы переговаривались, встревоженно тыкая в нее пальцем. Что там происходит, пока никто не понимал, но тянущиеся от нее далекие инверсионные следы, сильно поуменьшившиеся в количестве, вызывали у людей глухой страх.

- ...да что они там, атомную бомбу сбросили, что ли? - уловил Джорджио обрывок фразы.

Лейтенант Айзи Менета уже стоял в окружении взводных сержантов и что-то им втолковывал. Подойдя ближе, Джорджио понял, что объясняет он план "Незабудка" - вернее, ту его часть, что касалась четвертой роты: объясняет невнятно, запутанно и вообще через пень-колоду. Он путался в названиях магистралей, которые им предстояло регулировать и патрулировать во время эвакуации, его губы заметно тряслись, а в глазах держалось загнанное выражение. Сопляк. Чему их только в академии учат? Джорджио скользнул взглядом по бойцам - ага, вон и большая мешковатая фигура замаскированного Чужого. "Рядовой Леонте Тратторе" сидел на земле рядом с радистом взвода, уперев в землю приклад своей снайперки, и, казалось, дремал.

Где же сигнал на вылет? Что они тянут? С какой скоростью приближается кольчон?

- ...в общем... ну, вот так... - закончил свою невнятную речь лейтенант. - Вопросы есть?

- Разрешите, дэр лейтенант? - Джорджио вытянулся и отдал честь. - Если вы не хотите сказать несколько слов всей роте, могу я обратится к бойцам?

- Всей роте? - вяло удивился лейтенант. Сейчас он больше всего походил на школьника, зачем-то напялившего военную форму. - Ну... да, можете. Обращайтесь.

Недоносок. Наверняка ведь получил свои петлицы по протекции! Интересно, он хоть на секунду задумывался, что побережный спецназ - вовсе не синекура в глубине континента, и что здесь люди гибнут по-настоящему?

- Так точно, дэр лейтенант! - Джорджио козырнул еще раз, потом повернулся, вложил два пальца в рот и протяжно свистнул. - Эй, придурки! Ну-ка, живо все в кучу сбились! Говорить буду.

Упрашивать себя дважды бойцы не заставили. Они стянулись к Джорджио и лейтенанту, обступив их плотной толпой. "Рядовой Леонте Тратторе", остановившийся в задних рядах, на голову возвышался над остальными, и его физиономия по-прежнему оставалась сонно-безразличной.

- Ребята! - громко сказал ротный сержант, обводя взглядом угрюмые лица. - Мы много раз выходили на перехват кольчона, но каждый раз - защищая малые города и пустое побережье. Сегодня все совсем иначе. Барна в опасности, в реальной опасности. Кольчон, - он мотнул головой в сторону океана, - кажется, попался смышленее и крупнее прочих, но мне плевать. Мы все равно умнее. Сначала мы эвакуируем шпаков, а потом поимеем его в хвост и гриву. Делаем все, как по книге, как делали тысячу раз: отстреливаем волют и ждем, пока флотские и береговые батареи снесут кольчона. А если кто волюте под плевок подставится, по возвращении на базу башку оторву.

Вдалеке раздался стрекот вертолетного мотора.

- Вопросы есть?

- Дэр сержант, - сумрачно спросил кто-то, - а что он такой здоровый? Вон та колонна - она ведь кольчон? И что с летунами? Почему их так мало возвращается? - поднявшаяся рука указала в сторону нескольких инверсионных следов в небе, тянущихся в сторону побережья.

- Тебе, рядовой, какая разница, каких размеров кусок тумана? - едко спросил Джорджио. - Весь руками перещупать хочешь? Здоровый или мелкий, а сгорит так же, как остальные. Насчет летунов не ко мне вопрос - может, они решили на пляж сгонять. У нас своя задача, и мы ее выполним. И нюни не распускать!

Где же сигнал на взлет? Чего они тянут? Стрекот усилился, и вдруг над крышами базы мелькнула небольшая блестящая капля - четырехместный гражданский вертолет. Он сходу зашел на посадку возле административного корпуса, а навстречу ему уже выбегали люди.

- В общем, ребята, без лишнего мандража, - закончил сержант. - Сто раз справлялись, справимся и сейчас. Разойдись!

Бойцы зашевелились и принялись расходиться. Наверное, следовало сказать им что-то еще, но в голову больше ничего не лезло. Не обучают сержантов психологии, рылом не вышли. Офицерам речи закатывать положено, только вот где сейчас их взять, опытных офицеров... Что-то еще забыл? А, ну да.

- Рядовой Тратторе, ко мне! - крикнул он.

- Силен ты речухи закатывать, - ухмыльнулся рядом Дуэппе. Взводный сержант казался возбужденным, его глаза лихорадочно блестели. - Куда там иным офицерам! - он покосился на переминающегося рядом с ноги на ногу лейтенанта. - Эх, и постреляем сегодня!

- Я тебе постреляю! - нахмурился Джорджио. - Наша задача - гражданских в первую очередь эвакуировать, а уж потом развлекаться. За взводом следи как следует, особенно за новичками, чтобы на рожон не лезли.

Дуэппе ухмыльнулся и подмигнул.

- Дэр сержант, докладывает рядовой первого класса Леонте Тратторе! - здоровяк неуклюже отдал честь. Зажатая в его левой лапе снайперская винтовка казалась маленькой и несерьезной.

- Рядовой Тратторе! - резко сказал Джорджио. - Ты снимаешься с задания. По приказу командира базы переходишь в его распоряжение. Найди его, дальше подчиняешься ему непосредственно.

"Леонте Тратторе" как-то неуловимо переменился, как он умел делать во время ночных разговоров.

- Так приказал сам комбазы? - спокойно переспросил он. - Или ты домысливаешь, сержант?

- Рядовой! - осадил его Дуэппе. - Как разговариваешь со старшим по званию?

"Леонте Тратторе" коротко глянул на него и снова перевел взгляд на ротного сержанта.

- Он приказал держать тебя под рукой, - пояснил Джорджио, и Дуэппе озадаченно заморгал. - Значит, базу ты не покидаешь. Явись в оперативный штаб и общайся с ним сам, мое дело маленькое - приказ передать.

- Вот и сгорела легенда... - досадливо поморщился замаскированный Чужой. - Не стоило комбазы в курс дела вводить, я же знал! И что здесь забыл губернатор, хотел бы я знать?

- Губернатор?

"Леонте Тратторе" мотнул головой в сторону административного корпуса. Оттуда в их сторону быстро шагала группа штабных офицеров во главе с командиром базы и полным невысоким мужчиной в гражданском деловом костюме. Ххаш... Действительно, губернатор.

- Рота! - гаркнул Джорджио. - Всем встать! Построиться! Живо!

- Взвод! Встать! Построиться! Смирно! - принялись вторить ему взводные сержанты. - Живо, живо!

Джорджио не без основания гордился своей ротой. Даже захваченным врасплох, бойцам потребовалось не больше пятнадцать секунд. Замешкались только новички. К тому моменту, когда группа приблизилась вплотную, рота уже выстроилась ровными рядами: одиннадцать шеренг по пятнадцать человек в каждой. "Рядовой Леонте Тратторе" оказался в первом ряду. Он опять казался равнодушно-сонным.

- Дэр капитан третьего класса! - лейтенант бросился к группе, на ходу нервно поправляя шлем. - Четвертая рота готова действовать по плану...

- Отставить, лейтенант, - бросил ему комбазы, даже не удостоив его взгляда. Он подошел к "Леонте Тратторе" и остановился в двух шагах от него.

- Генерал Саматта! - сквозь зубы процедил он, и по рядам прокатилось нервное движение. - Губернатор дестры Калалан просит вас о помощи.

- Да-да! - толстячок-губернатор, вытирающий с лица пот носовым платком, выскочил вперед. - Генерал Саматта, от лица всей дестры прошу... нет, умоляю о помощи. База "Дельфин" без поддержки авиации не сможет защитить город, а флот слишком далеко. Умоляю!

- "Генерал Саматта"? - пробормотал Дуэппе рядом с Джорджио. - Что за хрень, Джорджи?

- Чего вы хотите от меня, дэй Фьюмар? - спокойно поинтересовался Чужой. - Какой помощи ожидаете?

- Ну... - толстяк растерянно оглянулся на комбазы. - Вы же... вы... вы же наверняка умеете самые разные штуки! Вы же... оттуда...

- Дэй Фьюмар, откуда бы я ни прибыл, при давешнем личном разговоре я объяснял, что главой проекта является Карина Мураций, и что решения принимает она. А она полагает, что мы не можем вмешиваться открыто. По крайней мере, пока.

- Значит, вы не поможете... - губернатор словно потух. Он оглянулся на комбазы, и в его взгляде Джорджио разглядел неподдельное отчаяние. - Тогда Барна обречена.

- Мы справимся и сами, дэй Фьюмар, - все так же сквозь зубы процедил капитан Пасия. - Побережный спецназ существует не для того, чтобы униженно прочить помощи у кого-то при первых же признаках опасности.

- Я не сказал, что мы не поможем, дэй Фьюмар, - Саматта шагнул вперед и навис над губернатором всей своей немаленькой фигурой. - Я нахожусь здесь с единственной целью - как эксперт, пытающийся оптимизировать вашу борьбу с кольчонами. Я не политик, и я не могу принимать политические решения. Спросите у госпожи Карины Мураций, и если она согласится, я постараюсь помочь.

- Но ведь вы сможете помочь? - толстяк уставился на него с новой надеждой. - Сможете?

- Дэй Фьюмар, последние декады наши физики разрабатывали оружие, способное уничтожать кольчонов в планетарных условиях. Но оно проверялось только в глубоком вакууме, и боевых испытаний не проводилось. Мы не проводили даже атмосферных испытаний. Если вы подтвердите, что согласны взять на себя ответственность, и если госпожа Карина Мураций согласится начать действовать, мы применим его против кольчона.

Губернатор затравленно глянул в сторону океана. Колонна кольчона все росла и теперь, казалось, достает до самого неба. Чудовищный столб облачного тумана чуть заметно колебался, его поверхность размыто клубилась. Наверняка его окружают огромные стаи волют...

- Дэй Фьюмар, я отдаю приказ... - нетерпеливо начал говорить комбазы.

- Я согласен, - решительно сказал губернатор. - Господин Саматта, в присутствии свидетелей, - он показал на напряженно прислушивающихся спецназовцев, - я подтверждаю, что согласен на применение вашего оружия. Я беру на себя ответственность за любые последствия. Умоляю, все, что угодно, только спасите Барну!

Ххаш. Джорджио никогда не считал себя великим экспертом в политике, но прекрасно понимал, что сейчас губернатор фактически подписывает себе смертный приговор, если не физический, то политический. Каким бы ни оказалось чудо-оружие Чужих, если что-то пойдет не так, на Фьюмара повесят всех собак. Похоже, маленький человечек с тяжелой одышкой, по слухам, не гнушающийся развлечениями с несовершеннолетними проститутками, не только обладает немалым мужеством, но и всерьез относится к своим обязанностям. Сержант почувствовал невольное уважение. Проголосовать за него, что ли, на следующих выборах?

- Хорошо, дэй Фьюмар, - помолчав, откликнулся Чужой. - Меня вы убедили. Дэр Пасия?

- Ну? - недружелюбно откликнулся комбазы.

- Расстояние до кольчона и скорость приближения? Ваши радиолокаторы уже его видят.

- Дистанция примерно восемьдесят, текущая скорость передвижения - около семидесяти цул в час.

- То есть у нас примерно час времени, если только он не ускорится. Так... На Косом пляже примерно в двух цулах к северу от Барны находится группа из примерно тридцати пяти детей и взрослых. Их необходимо эвакуировать до приближения кольчона. Меня с губернатором нужно доставить туда. Немедленно. Вы можете выделить один из "Мачисте"?

- Не могу! - отрезал комбазы. - У меня на руках целый город, который я должен прикрыть и эвакуировать. После того, как вертолеты развезут людей по позициям, я пошлю одну машину на пляж, но не раньше. Кстати... - он оглянулся на одного из сопровождавших офицеров, и тот бегом бросился к административному зданию.

- Дэр капитан! - умоляюще воскликнул губернатор.

- Капитан Пасия, к сожалению, прав, - Саматта прикусил губу. - Нельзя жертвовать обороной города ради одного школьного класса. С другой стороны... Дэр Пасия, вы можете выделить мне одного человека?

- Кого-то конкретного? - осведомился комбазы. От неожиданной, видимо, поддержки Чужого его тон слегка смягчился.

- Да. Мне нужен сержант Каллавиро.

Джорджио вздрогнул. Что за хрень?

- Ротный сержант Каллавиро мне тоже нужен... - растерянно проблеял лейтенант Менета, про которого Джорджио успел напрочь забыть.

- Почему именно он? - снова прежним недружелюбным тоном осведомился комбазы.

- Потому что он знает, кто я такой. У меня нет времени, чтобы вводить в курс дела кого-то еще и потом разбираться с его психологическими проблемами.

Комбазы коротко глянул на Джорджио, потом на лейтенанта Менету.

- Забирайте! - кивнул он. - Что-то еще?

- Все. Дэй Фьюмар, мы воспользуемся вашим вертолетом. Кто еще прилетел с вами помимо пилота?

- Э-э... секретарь и телохранитель...

- Оставите их здесь. Их места займем мы с сержантом.

- Д-да... хорошо...

- Я больше не нужен? - осведомился комбазы. - Сержант Каллавиро, переходишь в полное распоряжение генерала Саматты до тех пор, пока он тебя не отпустит. Потом действуешь по обстановке.

Комбазы козырнул, резко повернулся и широко зашагал к административному корпусу. Штабисты, недоуменно оглядываясь на Саматту, потянулись за ним.

И тут над диспетчерской вышкой взвились две зеленые ракеты. Сигнал!

Моторы "Мачисте" загудели, и огромные лопасти винтов начали раскручиваться, сначала медленнее, потом все быстрее и быстрее.

- По машинам! - рявкнул Джорджио. - Все - по машинам!

- По машинам! - продублировали его приказ взводные. - Бегом, бегом, живо!

Строй рассыпался. Бойцы и сержанты подхватывали с земли ранцы, поправляли каски и бежали к своим вертолетам. Четыре машины. Четыре взвода. Сколько их них вернется сегодня на базу и вернется ли кто-то вообще? - мелькнула неприятная мыслишка.

- Генерал Саматта, э? - Дуэппе надел каску и принялся застегивать ремешок. - Вот тебе и "рядовой Леонте Тратторе"... А ведь чувствовал же я, что что-то не так. Не берут таких идиотов в спецназ даже по большой протекции.

- Приношу нижайшие извинения за то, что вводил в заблуждение, дэр Вайха, - как-то странно поклонился Чужой. - С меня выпивка в баре для всего взвода. И постарайтесь сделать все, чтобы с меня ее стребовать.

- Заметано! - блеснул улыбкой взводный. - После драки увидимся.

И он, пробиваясь сквозь вихри, поднимаемых могучими вертолетными винтами, бросился к машине. Джорджио с тоской проводил его взглядом. Ему бы сейчас вместе с ребятами лететь занимать огневые точки в порту... да хотя бы движение регулировать и пробки на шоссе разгребать! Навязался на его голову хренов Чужой!

- Э-э... сержант Каллавиро, так я пошел? - неуверенно осведомился лейтенант Менета. Ну что за сопляк!

- Да, дэр лейтенант! - кивнул Джорджио. - Просто делайте так, как вас учили. И все получится.

- Погоди, лейтенант, - остановил его Саматта. - Ты давно из академии?

- Четыре декады, - уныло откликнулся тот.

- И попал прямо в пекло... Да еще и я у тебя опытного ротного сержанта увел. Слушай, лейтенант, - Саматта положил ему руку на плечо. - Я знаю, как ты себя чувствуешь. Все паршиво, куча ответственности, всего боишься, и главное - мандражишь, что не справишься. Я таким же был, когда меня впервые с моим взводом в "зеленку" забросили. Нам приходилось драться с... бандитами, прекрасно знающими местность. Я потерял половину бойцов в первые три дня, и только потом начал понимать, что и как нужно делать. Плохо, что тебе приходится вести людей в бой в таких условиях. Но помни: суперменов не существует. Самые известные и заслуженные полководцы сомневаются в себе точно так же, как и ты. Они точно так же боятся ошибиться, отдать неверный приказ, бессмысленно погубить своих людей. Неважно, что ты чувствуешь. Важно, чего ты добиваешься. Верь в себя - и верь в своих людей. Вместе вы справитесь. Понял?

Молокосос медленно поднял на него глаза.

- Понял, дэр генерал, - кивнул он, и прозвучали в его голосе совсем иные нотки, чем раньше. - Мы справимся, даже если мне придется подохнуть.

- Нет, лейтенант. Ты справишься и останешься жив. И сохранишь своих людей. Ты прошел академию - а там не идиоты сидят. Они знают, кому можно доверить командование. Значит, ты подходишь для своей работы. Давай, действуй.

Саматта сжал и отпустил его плечо.

- Есть! - лейтенант козырнул. - Я справлюсь, дэр генерал!

Он бегом бросился к вертолету, единственному, еще стоявшему на площадке, и Джорджио явственно почудилось, что бежит он уже не как прежний безвольный мешок с дерьмом. Что-то в его движениях выглядело совсем иным. Нет, еще не волк, но уже и не овца. Силен, однако, генерал Саматта!

- Так мы летим? - неуверенно спросил всеми забытый губернатор.

- Да, дэй Фьюмар. Сержант Каллавиро, за мной. Летим на Косой пляж. Только нужно заскочить в арсенал и прихватить лишних патронов для моей снайперки.

"Карина, контакт. Саматта в канале. Есть две новости: плохая и совсем скверная. С какой начать?"

"Карина в канале. Мати, не до шуточек. Что случилось? Вертолет не прилетит?"

"Прилетит, но позже. Все тяжелые транспортные вертолеты задействованы и освободятся, возможно, слишком поздно. Группа поддержки из ССО пытается найти корабль, но пока безрезультатно - забастовка, чтоб ее, да и общая тревога не способствует поискам экипажа. Свыкайся с мыслью, что на пляже вы застряли".

"Поняла. А плохая новость?"

"Плохую я только что озвучил. Теперь скверная: я лечу к тебе, и со мной - губернатор Барны".

"Что? Зачем?!"

"Он умоляет нас вмешаться. Он считает, что база "Дельфин" не сможет отстоять город, и что без нашей помощи Барна погибнет. И, к слову, я с ним согласен".

"Но ведь там объявлена общая эвакуация!"

"Кара, я сейчас смотрю на город с высоты в полверсты. Здесь паника, чего и следовало ожидать. Улицы забиты многоверстовыми пробками, кое-где улицы перекрыты из-за аварий. Ведущие из города шоссе еле движутся. Кольчон накроет город задолго до того, как из него выберется хотя бы четверть населения".

"И чего губернатор хочет от нас?"

"Чтобы мы использовали свои возможности для уничтожения кольчона".

"Мати, мы не готовы! Мы абсолютно не готовы к тому, чтобы объявить о себе!"

"Так считаешь только ты. Майя с Камиллом думают иначе".

"Сторас меня поддерживает!"

"У него профессиональный рефлекс разведчика, он вообще никогда не выйдет на публику добровольно. Кара, если не вмешаемся, на нашей совести окажутся сотни тысяч жизней".

"..."

"Кара?"

"Мати, ты уверен?"

"Абсолютно. Ты сама видела, как восьмая авиабаза лишилась своей ударной группы. А другие базы слишком далеко, они ничем не помогут. Кроме того, я не знаю, с чего вдруг кольчон так резко поумнел, но сейчас местная авиация против него бессильна. Она не сможет подняться над ним, чтобы накрыть его бомбами. Да ты прекрасно знаешь по наблюдениям в космосе, что у кольчона нет ограничений на размеры, он может и на тридцать верст в диаметре вырасти, и на пятьдесят. А флот и береговые батареи всегда выполнялилишь вспомогательную роль. Кара, они не справятся с кольчоном. Если мы не вмешаемся, Барна обречена".

"Но мы не готовы..."

"К чему? Кара, ты притащила сюда меня и всех остальных только для того, чтобы спасать жизни. А теперь утверждаешь, что именно к этому мы не готовы?"

"..."

"Думай, Кара. За тобой последнее слово. Тебя признали лидером проекта в том числе Старшие. Тебе не на кого переложить ответственность. А я настоятельно советую тебе: согласись. Кара, девочка моя, я знаю, что ты чувствуешь. Я понимаю, что ты так и не привыкла к публичности даже после многих лет на посту диктатора Сураграша. Но сейчас цена твоих комплексов измеряется в человеческих жизнях".

"Хорошо, Мати. Я верю твоему мнению. Я согласна. Ты хочешь применить ту штуку с взрывающимися фантомами, над который вы возились с Камиллом последние дни?"

"Они сейчас все взрывающиеся. Но если ты имела в виду прототип системы наведения, то да".

"Тогда применяй. Только губернатора мне здесь не нужно. У меня и так уже легенда трещит".

"Обязательно нужно. Кара, он должен ясно осознать, что официально обращается за помощью к Чужим. А ты должна ясно дать ему понять, что мы выполняем его просьбу, а не действуем по своей инициативе. Иначе завтра газеты по всей планете выйдут с огромными заголовками: паладары вторгаются на Паллу, уничтожая все на своем пути! Оно нам надо?"

"Ох... Мати, я хотела провести в школе еще пару дней".

"А я хотел провести еще пару декад на базе. Ты же сама понимаешь, что наши хотелки не всегда согласуются с реальностью. Мы прибудем к тебе минут через пять-семь. Готовься. Отбой".

"Ну что за жизнь такая! Конец связи".

- Так, дети, дети, не разбегаемся и не разбредаемся! - во весь голос крикнула Дьячелла, когда класс в полном составе спустился со старого деревянного причала. - Никаких развлечений, никаких преждевременных пикников! Не забываем, что у нас не просто увеселительная прогулка, а выездной урок естествознания!

- Эй, кто плохо расслышал дэйю Кьёко? - рявкнул физрук. - Навона! Куда намылился? Тебе отдельно повторять нужно?

- Так, все за мной, все за мной! - географичка вытянула вверх прутик c повязанным красным платком. - Движемся в дальний конец пляжа, там проведем урок.

Кирис с тоской оглянулся на отходящее от пирса судно. Старое и ржавое, с облупившейся краской, сейчас оно казалось ему символом свободы. Как бы ему хотелось сейчас оказаться на его борту, а лучше - вообще здесь не появляться! Как ни тосклива и грязна работа сортировщика улова, но за нее хотя бы платят деньги. А здесь ожидается только нудная лекция о каких-то дурацких насекомых, не менее дурацкие соревнования да еще более нудный "пикник" - бездарная трата времени. Стоят ли того заработанные сегодняшним занятием баллы, очень непростой вопрос. Но с его оценками выбирать не приходится: либо он использует любую возможность подтянуть свой общий счет, либо его выпрут за неуспеваемость. А отец так хочет, чтобы он получил хотя бы школьное образование... Юноша вздохнул, поправил на плече портфель, в котором жалко бултыхались три черствых сдобных булки, пожертвованных сердобольной Сатоканой сегодня утром, и поплелся за остальными. Где бы отсидеться незамеченным?

Отсидеться, разумеется, не удалось. Риса, шедшая одной из последних, оглянулась и замедлила шаг, дожидаясь его.

- Не выспался? - сочувственно осведомилась она.

- А он всегда такой, - съязвила Фуоко, подкравшаяся (наверняка специально!) откуда-то сбоку. - В детстве головой ушибленный. Мозги у него перемешались, вот и все.

Начинается. Похоже, наша недоделанная эйлахо отошла от давешнего шока и снова стала самой собой. Ну и замечательно. А то он уже стал бояться, что с ней что-то не то. Все-таки скорая на язык, едкая Фуоко нравилась ему куда больше пришибленной и напуганной.

- У некоторых вообще мозгов нет, - фыркнул Кирис. - Одни деньги папашины. Ты-то сюда зачем сунулась, принцесса? Баллов тебе мало? Или нравится с плебеями на песочке играть?

- Все-то тебе расскажи! - Фуоко вздернула нос. - А вот перебьешься! Если объясню, у тебя в башке места не хватит, чтобы сегодняшний урок запомнить.

И она с независимым видом пошла за одноклассниками, успевшими отдалиться от них на пару десятков шагов.

Интересно, и над чем ухмыляются Риса с принцессиным телохранителем?

По предзимнему времени Косой пляж и прилегающее море оказались совершенно пустыми. Ряды кабинок для переодевания выглядели заброшенными и унылыми. Длинная полоса мелкого кварцевого песка полумесяцем тянулась вдоль небольшой бухты, отделенная от остального берега довольно высоким валом, покрытым травой и редкими деревьями. Где-то за возвышенностью, Кирис знал, к пляжу подходило шоссе, располагалась большая стоянка для автомобилей, но отсюда они были не видны. В дальнем от пристани конце пляжа располагался длинный навес, где летом кучковались разнообразные продавцы еды, напитков, сладостей и мороженого. Сейчас плотные парусиновые тенты отсутствовали, и конструкция выглядела уродливым железным скелетом, продуваемым насквозь всеми ветрами мира. Однако на обитом деревом фундаменте сидеть казалось удобнее, чем на песке, и именно здесь и расположился класс.

Как-то само собой получилось, что Кирис оказался в последнем ряду, а рядом устроились Риса и Фуоко. Принцессин телохранитель устроился поодаль. То ли посчитал ниже своего достоинства садиться вместе с подростками, то ли просто не захотел пачкать и мять идеально отутюженный костюм, но только он встал столбом, сложив руки на груди, шагах в десяти позади. Усаживаясь на деревянный пол, Фуоко бросила на Кириса косой взгляд, еще слышно хмыкнула, но ничего не сказала. Тот тоже промолчал. Ругаться с девчонкой совершенно не хотелось. Потому что влюбился, - ехидно прокомментировал внутренний голос. - Пригласила она тебя домой, а ты уже и растаял, дурень. Ты всерьез думаешь, что у тебя есть на нее какие-то виды?

Риса тоже села рядом, но как-то странно, на пятки, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. В такой позе Кирис ее уже видел как-то раз на уроке физкультуры, и еще тогда поразился, как она может сидеть в таком жутком положении. Но Риса, похоже, никаких неудобств не испытывала.

- Все расселись? - строго осведомилась Дьячелла, расхаживая по песку взад и вперед. - Итак, программа на сегодня: сначала лекция по естествознанию, потом спортивные игры, потом пикник, и в три часа дня за нами возвращается корабль. Вопросы есть? Тогда достаньте свои тетради и записывайте. Сегодняшняя лекция посвящена крабу, называющемуся "морской попугайчик". Этих небольших животных вы в изобилии можете видеть на пляже собственными глазами...

Насчет "изобилия" географичка явно погорячилась, хотя кое-где из моря на песок и в самом деле выбирались небольшие красно-синие крабики. Они робко, бочком, крались по песку, словно что-то выискивая, постоянно замирая и внезапно бросаясь обратно в прибой.

- Морские попугайчики уникальны тем, что хотя постоянно живут под водой, но в конце осени - начале зимы выходят на берег, чтобы отложить икру во влажный прибрежный песок, где она может созреть в относительной безопасности. На берегу вы видите только самок, носящих оплодотворенную икру, самцы из воды никогда не выбираются. Размножаются они только в некоторых излюбленных местах, и единственным таким в окрестностях Барны является Косой пляж. Ради того, чтобы отложить яйца, морские попугайчики могут мигрировать под водой на многие цулы...

Слушая Дьячеллу, Кирис тяжело вздохнул. Тетрадь он даже не доставал: у него и за партой-то выходили каракули, а уж так, сидя на полу, вообще выходило не пойми что. Однако Фуоко рядом с ним что-то быстро черкала в блокноте. Она заглянул туда - и ничего не понял. Вместо нормальных букв там виднелись какие-то странные закорючки.

- Стенография, дубина! - шепотом заявила Фуоко, хотя ее никто не спрашивал. - Не волнуйся, дам списать, когда расшифрую.

- Да не очень-то и хотелось! - таким же шепотом обиделся Кирис. Он отвернулся и принялся смотреть на прибой.

Волны набегали на берег размеренно и равнодушно. Иногда вода слегка отступала, чтобы наброситься на пляж высокой волной, шипя пеной и заливая песок высоко за влажной границей. Впрочем, море тут же успокаивалось и снова начинала лизать берег в обычном месте, чтобы через пару минут снова нахлынуть могучим валом на успевший подсохнуть песок. Крабы сновали по берегу, иногда бесследно исчезая в прибое, иногда отбегая от него на пару метров. Имей Таронхо вытащил из своего рюкзака сачок с длинной складной ручкой, расправил ее и почти сразу поймал одного, а потом и другого крабика. Он пустил их по рукам под восторженные писки девчонок. И не только писки: взяв краба в руки, Фабия оглушительно взвизгнула.

- Он щипается! - пожаловалась она в ответ на гневный взгляд перебитой Дьячеллы. - Больно!

- Остается только надеяться, вака, что вам никогда не попадется краб-ножницы! - безо всякого сочувствия в голосе откликнулась географичка. - Он своими клешнями без труда перекусывает палец человеку. Попадете в тропики - не сидите под кокосовыми пальмами. На чем я остановилась?.. Ах, да. Крабы-попугайчики являются редким видом и находятся под защитой международных организаций...

Все хреновое когда-то кончается, и лекция - не исключение.

- На сегодня с крабами все! - наконец заявила Дьячелла. - Дальше руководство принимает на себя дэй Таронхо, а в программе у нас - спортивные игры. Имей, командуй.

- Так, мелюзга! - громко сказал физрук. - Начинаем наши развлечения. У меня в запасе двенадцать состязаний, первое место - три балла, второе - два, третье - один. Первые пятеро, лидирующие по очкам, получают от меня годовой зачет по физподготовке автоматом. Первым в программе - трехногий бег. Двадцать минут на то, чтобы переодеться в спортивное и размяться. Затем по жребию разбиваемся на двойки. Всем все понятно?

- Да-а! - дружно завопили школьники. - Ур-ра!

Народ дружно повскакивал с мест, похватал свои сумки и устремился в сторону кабинок для переодевания. Кирис поднялся с места и зевнул, разминая затекшие ноги и спину.

- Кир! - Риса толкнула его в бок. - Неужели тебе не интересно?

- Ну, крабы... - Кирис пожал плечами. - Подумаешь! На рынке таких куча, самых разных. Кому они сдались, кроме кухарок?

- Чем тупее мужик, тем больше его волнует гастрономия, - язвительно заявила Фуоко, убирая тетрадь с карандашом в сумку. - Кир, ты вообще когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме своих мускулов?

- Я много о чем думаю, - в тон ей откликнулся Кирис. - Только на своих оценках пока не свихнулся.

- Ну и балда! - Фуоко показала ему язык и двинулась в сторону кабинок. Телохранитель ожил, перестав изображать из себя статую, и пошел за ней.

- Кир, а разве знать что-то нужно только ради оценок? - спросила Риса. - Разве не интересно просто узнавать новое, что не знал раньше?

- В армии оценок не ставят. На кой мне вообще учиться?

- В армии оценок не ставят - в журнал, - согласилась девчонка. - Но там свои оценки. Выживешь - одно, не выживешь - другое, поможешь товарищу - третье, подведешь - четвертое... Кир, мускулы решают не все. Далеко не все. Если ты не умеешь думать, ты плохой солдат.

- Да ты-то откуда знаешь! - покровительственно улыбнулся Кирис. - И потом, нафига солдату знать про попугайчиков? - он мотнул головой в сторону прибоя. - Они же не нападают. Нужно знать, как драться правильно, как стрелять...

- Вот как? - непонятно спросила Риса. Она напряженно уставилась куда-то за спину Кирису. Тот обернулся, но не увидел ничего особенного. Море, небо, солнце, греющее почти по-летнему, кружевные белые следы, тянущиеся откуда-то из-за холмов, окружающих Барну...

Следы?

Инверсионные следы реактивных самолетных двигателей. Два, четыре... десять... двадцать... двадцать шесть... Двенадцать толстых, от тяжелых четырехмоторных бомберов, и четырнадцать тонких, от одномоторных истребителей.

Даже малые дети в Барне понимают, что это означает: ударная авиагруппа с Восьмой авиабазы движется на перехват кольчона.

Карраха! Он со свистом втянул воздух сквозь зубы.

- Пока нет оснований для беспокойства, Кир, - Риса отвела взгляд от неба. - Кольчона перехватят далеко от Барны. В городе даже еще не объявлена тревога.

- Сволочи... - пробормотал Кирис сквозь стиснутые зубы. - Ненавижу!

- Смотрите, смотрите! - крикнул кто-то от кабинок. - В небе! Самолеты!

Гам и визги мгновенно стихли, и на пляже воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом прибоя. Все школьники завороженно уставились на инверсионные следы.

- Так, слушайте все! - властно сказал физрук. - Похоже, на подходе кольчон. Соревнования отменяются. Мы все немедленно возвращаемся...

Он замолчал.

- А как мы возвращаемся, дэй Таронхо? - несмело осведомилась одна из девочек. - Корабля же нет...

- Дети, мы возвращаемся пешком! - сказала географичка. - Отсюда до окраины Барны всего две с половиной цулы. Мы дойдем за полтора часа. Так, все собрались около меня. Раз, два, три... - она принялась пересчитывать школьников по головам.

- Нет, дэйя Кьёко.

- Что? - географичка пораженно уставилась на подходящую к ней Рису. - Что ты сказала?

- Мы не пойдем в Барну пешком. До нее отсюда две с половиной цулы по прямой, по морю. Шоссе петляет вдоль побережья, по нему идти в два раза дальше, и оно идет через холмы вверх-вниз. Тренированный взрослый человек дойдет часа за три с половиной или четыре, но нам понадобится не менее пяти часов. Если кольчона не остановят, он доберется до Барны раньше. Если же не остановят, то имеет смысл двигаться напрямик от побережья, но в ту сторону нет дорог, и там крутые лесные холмы. Мы заблудимся, потеряемся, а волюты все равно нас найдут. Мы остаемся здесь, на пляже, дэйя Кьёко.

- Дэйя Серенова! - надменно ответила географичка. - Не следует поучать взрослых, что им делать. Мы уходим.

- Девочка права, Дьячи, - покачал головой физрук. - Мы не доберемся до города по шоссе в разумные сроки, и мы не готовы для марш-броска через лесистые горы.

- И что ты предлагаешь, Имей? - сердито осведомилась Дьячелла. - Сидеть здесь и ждать кольчона?

- Нет, дэйя Кьёко, - Риса подняла руку. - Сидеть здесь и ждать спасателей, которые нас эвакуируют.

- Каких еще спасателей? Никто не знает, что мы здесь! Только тот капитан, но он, наверное, давно уже драпает подальше от города на своей лоханке!

- Нас заберет корабль или военный транспортный вертолет. Группа поддержки и... мои друзья уже прилагают все усилия, чтобы найти транспорт.

- Какая еще группа поддержки? - растерянно переспросила географичка.

- Группа поддержки из Службы сопровождения и охраны, дэйя Кьёко. Они знают, что мы на пляже. Они уже действуют. Если бы не забастовка в порту, нас забрали бы не позже чем через полчаса. Но теперь придется ждать час-полтора. Не следует беспокоиться, кольчон очень далеко - до него сто цул, и он идет довольно медленно. В Барне даже не объявлена тревога.

Физрук подошел к девочке, присел перед ней на корточки и пощупал лоб.

- Риса, у тебя жар, - озабоченно сказал он. - Ты хорошо себя чувствуешь?

- Дэй Таронхо, я еще тогда в медпункте объяснила, что высокая температура для меня нормальна. Я в полном порядке. Я понимаю, что принимать указания от подростка вам непривычно и неприятно, но нижайше прошу: послушайте меня. Не надо паники. Просто сидим на пляже и ждем помощи.

Физрук и географичка беспомощно переглянулись.

- Риса, откуда ты знаешь про кольчона? - в голосе физрука мешались нотки недоверия и неуверенности. - Про расстояние? И что за группа поддержки из ССО?

- Я... я не могу сказать, дэй Таронхо. Просто примите так же, как и остальные мои способности, ладно? Честное слово, у всего есть рациональное объяснение, я потом расскажу. Все нормально, нет поводов паниковать...

- Смотрите! - звонко сказала Фуоко, вытягивая руку. - Там!

Все головы дружно повернулись в указанном направлении. В точке горизонта, куда тянулись следы самолетов, быстро росла облачная груда. Она стремительно вытягивалась к небу гигантской туманной колонной. Инверсионные следы самолетов уперлись в нее и потерялись на ее фоне.

- Нет повода паниковать! - твердо повторила Риса. - Любые необдуманные действия только ухудшат ситуацию. Мы остаемся здесь, на пляже, и ждем помощи. Дэйя Кьёко, дэй Таронхо, очень прошу послушать меня.

Что-то заныло вдали, слабо, но мерзко - как больной зуб. Кирис не сразу понял, что звук идет со стороны города. Телохранитель Фуоко быстро отошел в сторону, достал из-под пиджака рацию и тихо в нее заговорил, приложив к уху.

- Тревожные сирены... - прошептала географичка, белея на глазах. - Оборони нас святой Бессмельдок! Мы должны бежать, бежать... - крикнула она, и в ее голосе прорезались истеричные нотки.

Риса шагнула к ней, протянула руку и коснулась виска. Дьячелла осеклась на полуслове, ее глаза закатились, и она начала медленно оседать. Риса подхватила ее и аккуратно опустила на песок.

- Дэйе Кьёко плохо, - сказала она. - Мы не можем уйти отсюда. Дэй Таронхо, нельзя допустить паники.

- Что ты с ней сделала? - нахмурился физрук.

- Ничего особенного. Она придет в себя через несколько минут. Послушайте меня все, - она повернулась к одноклассникам. - Мы застряли здесь, на пляже, но сейчас поделать ничего нельзя. Нам остается только ждать. Даже если сюда придут волюты, я сумею вас защитить.

- Слушай, что ты тут раскомандовалась? - нервно спросил Дрекс. - Откуда ты все знаешь про кольчона?

- Заткнись, Дрекс! - грубо оборвала его Фуоко. - Можете бежать отсюда со всех ног, а я остаюсь. Риса, я тебе верю.

- Я тоже остаюсь! - Кирис подошел и встал за спиной Рисы. - А кто начнет возбухать, по зубам схлопочет, ясно?

- Спасибо, Кир, но по зубам никто не схлопочет, - улыбнулась ему девочка, обернувшись. - Мы не можем себе позволить драться друг с другом. У нас другой враг. Дэй Таронхо, умоляю: пожалуйста, останемся здесь!

- Ну... ладно... - физрук тряхнул головой. - Кажется, другого выхода все равно нет. Ты уверена, что нас спасут?

- Да. Обязательно. Дэй Таронхо, могу я предложить?

- Ну, давай, - Имей криво ухмыльнулся. - Что ты хочешь?

- Наверное, стоит поесть. Никто не знает, что случится в будущем. Может, нас эвакуируют в какое-то место, где нет еды. Лучше съесть припасы сейчас, чем, возможно, потерять и остаться голодными.

- Логично, - физрук пожал плечами и повернулся к остальным. - Эй, народ! Раз уж мы тут попали, нет смысла сидеть и кукситься. Объявляется обеденный перерыв. Лопайте, что запасли. Риса, отойдем-ка в сторону.

Школьники снова загомонили, но на сей раз в их голосах не слышалось и намека на веселые нотки. Группами по двое-трое они начали расходиться по пляжу. Физрук в сопровождении Рисы отошел к самой кромке прибоя и, остановившись в опасной близости от накатывающихся волн, о чем-то с ней заговорил. Кирис снова обратил внимание, что следы от ног девочки выглядят какими-то овальными лунками, словно песок проседал широко вокруг ее ступней. Впрочем, о следах он тут же забыл: мысли занимала тема посерьезней. Он побрел вдоль пляжа, не отрывая глаз от поднимающегося над горизонтом облачного столба. Следы самолетов вновь тянулись по небу - уже в направлении побережья, и осталось их - раз, два, три... всего пять? Куда делись остальные? Неужто... Он тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Да нет, конечно, не могли они все погибнуть. Наверняка ушли кружным путем куда-то на запасной аэродром. Или летят низко, где инверсионные следы не образуются. Но если они ушли, а в городе тревога, кольчон до сих пор движется сюда. Когда он доберется до побережья? И что там за столб?

Он отошел к краю пляжа, где сквозь песок пробивалась трава и росли редкие деревья, и сел на песок. Пошарив в сумке, он добыл оттуда засохшую булку и принялся ее жевать, запивая водой из бутылки. Булка оказалась вкусной несмотря на черствость. По песку прошуршали шаги, и рядом на корточки присела Фуоко.

- Держи! - буркнула девушка, протягивая что-то Кирису. Он присмотрелся: бутерброд в целлофановой обертке, толстый, многослойный, с торчащими салатными листами и слоями мяса.

- Спасибо, не хочется, - отказался он. Ха! Можно подумать, он попрошайка на улице!

Фуоко молча шлепнула бутерброд ему на колени, вытащила из своего мешка еще один, ожесточенно содрала обертку и принялась жевать. Подошел ее телохранитель и встал неподалеку, скрестив руки на груди.

- Джион, - Фуоко ткнула пальцем в мешок. - Возьми себе что-нибудь и поешь.

- Спасибо, сэрат дэйя, я не голоден, - отказался тот. - Я плотно позавтракал перед поездкой. Кроме того, на работе я никогда не ем.

- Тогда не мог бы ты куда-нибудь отойти? И не подслушивай!

- Разумеется, сэрат дэйя, - телохранитель отошел на пару десятков шагов и остановился там. Его лицо выглядело совершенно непроницаемым. А вот интересно, он же должен Фучи защищать. Что он делать собирается, если сюда волюты прилетят?

- Кир, - Фуоко проглотила кусок бутерброда и неуверенно посмотрела на Кириса, - как думаешь, мы погибнем?

- Ты что, дура? - удивился Кирис. - Ты же слышала, что Риса сказала - за нами приплывут. Или прилетят. Уж за тобой-то точно - я же видел, как твой Джион по рации разговаривал. Наверняка машина скоро появится.

- А я не поеду! - отрубила Фуоко. - Я не собираюсь никого здесь бросать. Я со всеми, понял?

- Точно дура. На кой?

- А ты бы уехал?

Кирис задумался.

- Ну ладно, я бы не уехал, - наконец пожал он плечами. - Но я-то парень. А ты девчонка, тебе в драку лезть не положено. Кстати, с тобой еще кого-то захватить можно. У тебя же тачка здоровая, человек пятнадцать поместится. Как раз всех девчонок штабелем упаковать.

- А я все равно не поеду, если хоть кто-то останется. Лопай бутерброд, понял? Я, между прочим, кого попало не угощаю.

- Ладно, уговорила. Только я подачки не принимаю. Ты мне бутерброд, а я тебе свою булку. Равный обмен, типа.

Он сунул руку в ранец, достал оттуда одну из оставшихся булок и протянул Фуоко. Та безразлично взяла ее и вгрызлась в черствое тесто.

- Вкусно... - удивилась она, разглядывая булку. - Ты где такую взял?

- В лапшичной старого Дзидзи. Они там сами пекут по утрам, а заодно раздают то, что не продали накануне. Хороший он дядька, Дзидзи, да и дочка его Сатокана, тоже хорошая тетка.

- Кир, познакомь меня с ними. Я хочу свежих булок попробовать. Познакомишь ведь, да? Когда вернемся? Ведь мы вернемся, да?

В ее голосе прозвучала такая мольба, что Кирис повернулся к ней - и только тут заметил, что ее всю бьет крупная дрожь.

- Фучи, ты что... э-э, ну, боишься что ли? - неловко спросил он. - Так Риса же сказала...

- Я до сих пор помню, как волюты на нашу яхту напали, - глухим безжизненным голосом проговорила Фуоко. - Как матросы в них стреляли из пистолетов и пулемета, как меня в каюту волокли... как волюты дыру в стене пробили, как меня откачивали потом. Лежишь так, пошевелиться не можешь, перед глазами тени какие-то, дышать не получается, голоса гулкие, как в жестяной бочке. Я ведь тогда стала... эйлахо.

Последнее слово она произнесла с явным усилием.

- Кир, я не хочу, чтобы меня опять волюта задела. Лучше умереть сразу!

Она бросила на землю надкушенную булку и с неожиданной силой ухватила Кириса за запястье.

- Мне страшно, Кир... - ее голос сорвался. - Страшно...

Кирис растерялся. Он решительно не понимал, что делать. Пальцы девушки до боли стискивали ему руку, а в ее глазах заблестели слезы. Он неловко погладил ее по руке.

- Фучи, да не бойся ты! - как можно веселее сказал он. - Подумаешь, кольчон! Сколько их приходило, и всех разделали. И с этим справятся. А за тобой сейчас приедут.

Фуоко медленно разжала пальцы.

- Я не поеду, Кир. Из принципа не поеду, даже если меня Джион силой потащит. Другим тоже страшно. А я не вещь, чтобы с меня пылинки сдували и под стеклом держали.

- Странная ты, Фучи. Трясешься так, что сейчас обоссышься, а ехать отказываешься.

- Я не просто странная, я эйлахо, - буркнула Фуоко. - Может, я вообще чокнутая. Все равно не поеду!

Снова прошелестел песок под шагами, и к ним подошла Риса.

- Ребята, вы бы не отходили далеко от остальных, - попросила она. - Мало ли что.

- А что? - Кирис пожал плечами. - От волют так и так не спрячешься, а больше здесь и нет ничего. Ты ведь сама сказала, что нас эвакуируют.

- Да, конечно, - быстро согласилась Риса. - Но все-таки если что-то изменится, не бегать же за вами по всему пляжу. Вернитесь к основной группе, а? Ну, или хотя бы следите за мной, а как я махну - сразу ко всем, ладно?

- Договорились, - согласился Кирис. - Ты машешь, а мы бежим. Эй, ты чего?

Лицо Рисы стало абсолютно неподвижным. Она застыла словно манекен, глядя куда-то вдаль невидящими глазами.

- Эй! - позвал Кирис. - Риса, ау! Ты чего?

Риса медленно подняла руку, останавливая его, потом резко села на пятки и снова замерла. Кирис с Фуоко переглянулись. Неподвижная Риса казалась непривычной и пугающей.

- Ну, пусть себе сидит, - пожала плечами Фуоко. - Жалко, что ли? Кир, лопай бутерброд, а то по башке дам.

Она снова выглядела самоуверенной принцессой, и только легкий блеск в глазах выдавал внутреннее смятение. Кирис подумал, развернул обертку и принялся жевать. Фуоко подобрала с песка уроненную булку, задумчиво оглядела, отряхнула и ожесточенно вгрызлась в нее.

Риса ожила через пару минут.

- Ну, вот и все, ребята, - грустно сказала она. - К нам в гости едет цирк на колесах, через несколько минут начнется представление. Кир, Фучи, можно попросить вас об одном небольшом одолжении?

- Ну? - спросил Кирис.

- Когда... все закончится, не надо меня бояться. Мы провели вместе всего декаду. Я узнала вас куда хуже, чем хотелось бы, но и вы немного узнали меня. Я все та же Риса. И я - совсем не то, о чем скоро напишут во всех газетах. Я... все мы просто хотим помочь. Запомните это, ладно?

Кирис опять переглянулся с Фуоко.

- Да мы тебя вовсе не боимся, - недоуменно сказала та. - А надо?

- Люди всегда боятся неизвестного. Но ведь я - уже не неизвестное, правда? Просто пообещайте, что не испугаетесь меня... в новой ипостаси. Обещаете? Кир? Фучи?

- Ну, если ты замаскированный кольчон, то я сильно разозлюсь, - фыркнул Кирис. - А если что-то другое, то не испугаюсь, ладно уж.

Фуоко кивнула, соглашаясь.

- Риса, а что у тебя за дела такие с ССО? Они же какие-то крутые перцы, все из себя секретные и так далее.

- Да нет у меня с ними никаких особенных дел, - вздохнула Риса. - Спецслужбы - неизбежное зло, когда имеешь дело с крупным государством вроде вашего. Кир, скажи - тебе и в самом деле неинтересно учиться? Ты и правда думаешь только о том, чтобы пойти в армию и мстить кольчонам?

- Ну, что-то интересно, - Кирис пожал плечами. - География, например. Дьячелла хоть и зануда, но иногда рассказывает интересно. И история тоже иногда интересная. Только кольчонов рассказами не победить.

- А чем победить, Кир?

- Вот этим! - Кирис показал ей сжатый кулак. - Их нужно бить, бить и бить, пока ни одного не останется.

- Вот как... Кир, встань.

- А?

- Встань, пожалуйста, - Риса поднялась. - И попробуй меня ударить.

- Зачем?

- Низачем. Просто попробуй.

Кирис нехотя поднялся. Что еще ей взбрело в голову? Он протянул руку и ткнул ее в плечо.

- Не так, Кир. Изо всех сил. Если я дура, мне же хуже.

Кирис хмыкнул и ударил ее в грудь - несильно, чтобы успеть остановить удар. Однако его кулак пронзил воздух.

- Медленно и слабо. Еще раз. Да не стесняйся ты!

Кирис ударил еще раз, на сей раз быстрее - и снова промахнулся. Ну ладно! Раззадоренный, он принялся махать кулаками все быстрее и быстрее, но Риса каким-то непостижимым способом все время ускользала он него. После одного из замахов она как-то легко сдвинулась в сторону, слегка подтолкнула его руку, зацепила ногу - и Кирис с размаху шлепнулся лицом и пузом на песок. Ошеломленно полежав, он вскочил, стер песок с физиономии и снова повернулся к Рисе.

- Ну ты даешь! - сказал он. - Где драться училась?

- Ты большой и сильный, Кир, но не смог меня даже зацепить. А теперь я поддамся. Ухвати меня. Сделай вид, что пытаешься меня... ограбить, например.

Вот привязалась! Кирис прыгнул вперед и крепко ухватил Рису за плечи. На сей раз та даже не подумала вырываться или уворачиваться. Вместо того она прижала одну его кисть своей рукой, а другой как-то хитро надавила на локоть. Острая боль пронзила Кирису руку от плеча до запястья, бросила его на колени, и когда он опомнился, то снова лежал брюхом вниз и отплевывался от песка, забившегося в рот.

На сей раз Кирис даже подниматься не стал. Он перевернулся на спину и с интересом посмотрел на Рису.

- Как ты это сделала? - осведомился он. - Научишь?

- Возможно - если сделаешь правильные выводы. Но в другой раз. Кир, видишь? Со своими кулаками и силой ты не смог справиться даже со мной. А ведь я - далеко не самое сильное, что существует в мире. Тайфуны и землетрясения, снежные лавины и извержения вулканов - даже для них ты вообще не существуешь. Про кольчонов я просто молчу - ты всерьез собрался драться кулаками с ним?

Риса вытянула руку в сторону облачной колонны, и Кирис заморгал. Что... так это кольчон? Такой огромный?

- Вселенная огромна и равнодушна, Кир, и она гораздо сильнее тебя. Если станешь полагаться только на грубую силу, бессмысленно погибнешь. Единственное, что ты можешь противопоставить миру - свой разум, которым ты так упорно не хочешь пользоваться. Только благодаря ему ты можешь не просто выжить, а заставить Вселенную тебя заметить. Но выбор за тобой. Выбор всегда за тобой.

Риса отступила на пару шагов и поклонилась, обхватив перед грудью левой ладонью правый кулак.

- Урок закончен. Кир, Фучи, вы хорошие ребята, но вам придется научиться справляться со своими недостатками, если хотите стать в жизни хоть кем-то. Сила и упрямство полезны, но их одних слишком мало. И держитесь друг друга. Вы - замечательная пара.

И она зашагала вдоль прибоя к остальным школьникам, уже сгрудившимся в одну кучу.

- А ничего она тебя завалила! - с озорной усмешкой высказалась Фуоко. - Раз - и мордой в песок. Большой и сильный ты у нас, ага, а с такой мелкой девчонкой справиться не можешь.

- А она гостья из будущего, - пробурчал Кирис, поднимаясь и отряхиваясь. - Она и не так умеет. О! Слышишь - вертолет?

- Где? - встрепенулась Фуоко. - А, точно.

Стрекот мотора, изначально еле слышный, все нарастал, и внезапно из-за ближайшего холма выскочила небольшая светлая искра.

- Что-то он какой-то маленький, - озадаченно сказала Фуоко, вглядываясь из-под ладони. - Двухместный, что ли? И как нас всех на нем эвакуируют?

- Может, он за тобой летит.

- Не-а. У нас таких нет, я бы знала. Кир, он сюда летит! Что там Риса говорил про цирк на колесах?

- Думаешь, про него? Побежали к остальным, он где-нибудь там сядет.

- Ага.

Краем глаза Кирис заметил, как телохранитель Фуоко убирает под пиджак рацию. Интересно, с кем и о чем он все время переговаривается?

Небольшой четырехместный вертолет, напоминающий блестящий стеклянный пузырь с решетчатым хвостом, и в самом деле садился неподалеку от школьников. Хотя он и приземлялся на травянистую почву, от его винтов в воздух взмыла огромная туча песка и пыли, от которой пришлось усиленно протирать глаза. Когда туча осела, Кирис разглядел, что от вертолета быстро шагают трое: невысокий пузатый человечек в деловом костюме и два высоких крепких мужчины с оружием и в зимнем серо-коричневом камуфляже с нашивками побережного спецназа на рукавах. Пузатый казался неуловимо знакомым, и Кирис, напрягшись, вспомнил, где его видел: на предвыборных плакатах пару лет назад. Неужели губернатор Каллана? Но что он здесь делает?

- Смотрите, губернатор! - крикнул кто-то.

Сидящая на песке и держащаяся за голову Дьячелла попыталась встать, но Риса уже вышла навстречу новоприбывшим. Губернатор остановился в двух шагах от нее и как-то неуверенно осмотрел ее с ног до головы.

- Дэй Ангей Фьюмар, губернатор дестры Калалан. Я Карина Серенова, глава миссии паладаров на планете Палла, - отчетливо артикулируя, произнесла Риса. - Мы встречались шесть дней назад в вашем кабинете. Но тогда я предупреждала, что на время эксперимента сменю внешность. Сожалею, что наша новая встреча происходит в неподходящем месте и неподходящее время, но я готова вас выслушать.

Глава миссии... на планете? На планете?! Сердце Кириса дало мгновенный перебой. На планете!

"Я не эйлахо, я куда хуже". Так она сказала в больнице. Риса - Чужая? Чушь. Чужие существуют только в кино.

Губернатор все так же неуверенно оглянулся на сопровождающих его спецназовцев, и тот, что повыше, кивнул. Губернатор набрал в грудь воздуха - и резко выдохнул.

- Дэйя Мураций, вам известно о приближающемся к Барне кольчоне?

- Да, дэй губернатор.

- И... вам известно о гибели ударной авиагруппы?

Сердце Кириса снова дало перебой. Да, он сразу знал, что идея об уходе на запасной аэродром - совершенно дурацкая. Но одно дело подозревать и догадываться, и совсем другое - узнать точно.

- Да, дэй губернатор. Приношу свои соболезнования.

- Дэйя Мураций, командир базы "Дельфин" считает, что армия и флот не смогут отстоять Барну. В городе объявлена всеобщая эвакуация, но мы не успеем завершить ее до подхода кольчона. Мы... количество жертв может оказаться очень высоким.

Он замолчал.

- Я слушаю, дэй губернатор, - бесстрастно сказала Риса, когда пауза слишком затянулась. Кирис невольно сжал кулаки. Разве она не понимает, чего от нее хотят?

- Как губернатор дестры Калалан, дэйя Мураций, - с трудом выговорил губернатор, - я прошу паладаров о помощи. Вы можете назвать вашу цену, и если мы окажемся в состоянии, мы ее выплатим. Только уничтожьте кольчона!

Он низко поклонился и замер.

- Дэй губернатор, миссия паладаров согласна оказать помощь дестре Калалан в частности и государству Кайтар в целом, - все так же бесстрастно ответила Риса. - В знак нашей доброй воли мы готовы оказать помощь бесплатно. Однако, дэй губернатор, я должна предупредить: оружие, которым мы обладаем, никогда не применялось в планетарных условиях. Мы не знаем всех последствий его использования, хотя и предполагаем, что ничего страшного случиться не должно. Согласны ли вы, чтобы мы его применили?

Губы губернатора шевельнулись, но он не издал не звука.

- Простите, дэй губернатор, я не расслышала.

- Да, согласен... - хрипло откликнулся губернатор. - Я лишь надеюсь, что ваше оружие не окажется хуже самого кольчона.

- Мы тоже надеемся, дэй губернатор, в противном случае даже не стали бы и предлагать. Паладары окажут вам помощь в уничтожении кольчона. Дэй Фьюмар, - добавила Риса внезапно смягчившимся тоном, - не волнуйтесь так. За рамками протокола могу добавить, что осознаю последствия и для вас лично. Мы приложим все усилия, чтобы нынешний инцидент не стал вашей политической смертью.

- Я родился и вырос в Барне, дэйя Мураций, - губернатор тяжело качнул головой. - Я помню, что случилось, когда в двадцать третьем году кольчон накрыл город, и не желаю повторения. Если потребуется, я готов хоть сейчас подать в отставку, только бы спасти людей.

- Я ценю ваши чувства, дэй губернатор, и надеюсь, что такие жертвы не потребуются. Дальнейшее руководство операцией принимает на себя генерал Саматта Касарий. Мати?

- Кара, мне потребуется твоя помощь, - за спиной губернатора шевельнулся высокий военный. Какой же он генерал, если у него в петлицах - по одному малому квадрату рядового первого класса? Или он в чужой одежде?

- А именно?

- Я не могу точно навестись с расстояния в пятнадцать минут, используя только сенсоры генератора. Планета движется, кольчон движется, а разрешающая способность сенсоров слишком низка. Мне нужны корректоры огня здесь, на поверхности. Марик уже вышел на позицию в порту, я тоже подключусь, но для уверенности мне требуются три точки пеленгации. Координатор знает, что нужно, просто передай ему контроль за своим радаром.

- Хорошо. Что с эвакуацией?

- Командир базы обещал прислать транспортный вертолет, как только сможет. Других способов нет: свободные автобусы в городе если и найдутся, то безнадежно застрянут в пробках на выезде, а на пассажирские корабли не найти экипаж. А десантные суда с базы подойти не успеют.

- Тогда мне придется прикрывать людей?

Солдат кивнул.

- Хорошо. Начинай как можно быстрее.

- Время до подхода кольчона - примерно тридцать местных минут. Дэй губернатор!

- Да, дэр генерал? - устало спросил толстяк.

- Возвращайтесь в город. Я полечу с вами... - солдат прищурился. - Вон до той горушки. Там вы меня сбросите, а дальше как знаете. Сержант Каллавиро!

- Да, дэр генерал? - откликнулся тот солдат, что пониже. В его петлицах виднелись большие квадраты сержанта второго класса.

- Остаешься здесь. Переходишь в подчинение дэйи Карины, - высокий ткнул пальцем в Рису, - и выполняешь любые ее приказы. Помимо того твоя задача - обеспечить безопасность гражданских. Все, мы улетели.

Он махнул рукой и стремительно зашагал к вертолету. Губернатор, поклонившись Рисе, поспешил за ним. Вертолетный винт, замерший после посадки, начал снова раскручиваться, поднимая пыль и песок. Когда вертолет наконец поднялся в воздух и взял курс на высокий холм примерно в полуцуле к югу от пляжа, на пляже воцарилась мертвая тишина. Школьники, раскрыв рты, пялились на Рису. Физрук непонимающе переводил взгляд с Рисы на оставленного сержанта, а сидящая на песке географичка просто непонимающе хлопала глазами. Похоже, она еще не пришла в себя полностью. Телохранитель Фуоко стоял поодаль все с той же каменной рожей и скрещенными на груди руками - наверное, его невозмутимость не удалось бы прошибить и из лазерной пушки.

"Внимание всем! Внимание всем! В эфире генерал Саматта. Повторяю - в эфире генерал Саматта. Передача ведется на всех военных оперативных частотах. Флот паладаров начинает работать по кольчону в районе Барны. На время операции принимаю позывной "Суслик". Контроль, на связь!"

- Я действительно прилетела из космоса, - наконец нарушила тягостное молчание Риса. - И я гораздо старше, чем выгляжу. Простите за обман. Но я не имела в виду ничего плохого.

- Врешь! - уверенно заявил Чезаре. - В космосе жизни нет. Ученые еще до Удара точно установили.

- Смотря что понимать под космосом и под жизнью, - с некоторым облегчением улыбнулась Риса. - Я действительно прилетела оттуда. Вот, смотрите.

Она подняла указательный палец, и на его конце вспыхнул крошечный огонек, слегка колеблющийся под порывами ветра.

"Контроль - генералу Саматте. Нам ничего не известно ни о каких паладарах. Кто вы такой и что собираетесь делать?"

"Контроль, повторяю: принимаю позывной "Суслик". Пользуйтесь им. Я являюсь представителем разумной расы внепаллийского происхождения. По просьбе губернатора дестры Калалан мы намерены оказать помощь в борьбе с приближающимся к Барне кольчоном".

- Я же говорил, что она гостья из будущего! - с восторгом заявил Котта, проталкиваясь вперед. - Я же точно говорил!

- И почти оказался прав, - опять улыбнулась Риса. - Я не человек, ребята. Я оттуда, - и она указала вверх.

"Здесь Контроль. Суслик, нам не до шуток! Кем бы вы ни были, немедленно освободите частоту!"

"Контроль, здесь Суслик. Свяжитесь с начальником Генштаба, адмиралом Мьером Деччи. Кодовое слово "пустельга". Он знает, кто я такой и что здесь делаю. Контроль, у меня нет времени на пререкания. Скорость перемещения кольчона увеличивается, он доберется до Барны меньше чем через тридцать минут. У вас пять минут на осознание ситуации, а я тем временем начинаю подготовку к залпу. Внимание, внимание всем, кто меня слышит! Не позднее чем через пятнадцать минут мы откроем огонь по кольчону из оружия, которое никогда не применялось в планетарных условиях. Результаты непредсказуемы, повторяю, результаты непредсказуемы. Всем надводным кораблям - немедленно покинуть пятицульную окрестность кольчона. Всем подводным лодкам - немедленно погрузиться на максимальную глубину, допускающую радиоконтакт. Всем находящимся в воздухе вертолетам - в течение десяти минут совершить посадку на любую пригодную площадку и заглушить двигатели".

"Контроль - всем! Игнорировать приказы неопознанного лица, именующего себя генералом Саматтой. Продолжать выполнение боевой задачи в соответствии с полученными ранее приказами".

"Суслик - Контролю. Повторяю, у вас пять минут на то, чтобы связаться с адмиралом Деччи. Продолжаю подготовку к залпу".

- Я с самого начала знал, что что-то здесь не так, - пробормотал Имей Таронхо. - Не может подросток в четырнадцать лет показывать такие результаты!

- Все правильно, дэй Таронхо. Я с самого начала специально провоцировала окружающих. Я объясню, зачем, но позже. Сейчас у нас мало времени. Кольчон приближается, и очень быстро. Прошу слушать меня внимательно, потому что мы в опасности. Нами наверняка заинтересуются волюты. Дэр сержант, я могу уничтожать их дистанционно, но приготовьтесь стрелять, если они опасно приблизятся.

- Да, дэйя Мураций.

- И всем следует держаться вплотную ко мне. Я сумею прикрыть вас, но я не могу растянуть гравитационный щит слишком сильно.

"База "Дельфин" - Контролю. Подтверждаю личность генерала Саматты. Прошу немедленно связаться с Генштабом для подтверждения его полномочий. Суслик, заканчиваю высадку спецназа, затем сажаю все вертолеты".

Кирис никак не мог понять, что именно он чувствует. Страх? Ошеломление? Или все же восхищение? Риса - Чужая? Действительно Чужая! Класс! Зашибись! Значит, инопланетяне в самом деле существуют! И она общалась с ним, разговаривала, гуляла, как обычная девчонка! Рассказать кому на стороне - не поверят. Точно не поверят!

- Ну, в общем, как-то так... - Риса развела руками. - Еще раз прошу прощения, что вводила вас всех в заблуждение.

- Риса, а ты с какой планеты? - словно в школе, подняла руку Пьетта. - А вы долго к нам летели?

- Ага, и на чем вы летели? У вас космические крейсеры с лазерами и антиматерными бомбами, да? И космические истребители, как в кино? - вклинился Катоха. - Вы теперь нас завоевывать станете?

- Мы с разных планет. Летели мы к вам долго, тут сложная история, в двух словах не расскажешь, - обстоятельно ответила Риса. - Космических крейсеров с бомбами и истребителями у нас нет. Мы торговцы, а не пираты, и завоевывать вас не намерены - делать нам больше нечего! Ребята, я понимаю, что у вас масса вопросов, и станет еще больше, когда вы слегка очухаетесь, но сейчас у меня нет времени отвечать. Прошу всех сесть на землю и постараться не привлекать к себе внимание волют, если они появятся. Кир!

- А? - Кирис вздрогнул от неожиданности.

- Ты ведь хочешь завербоваться в армию? Значит, сейчас поступаешь в подчинение к сержанту Каллавиро. Дэр сержант, я вынуждена отвлечься. Кирис и дэй Таронхо помогут вам контролировать детей.

Она отвернулась к океану и замерла, опустив руки вдоль тела. Кирис посмотрел в ту же сторону. Облачный столб кольчона уже вырос до самых небес,нависая над миром угрожающей колонной. Внутри ее смутно переливались багровые разводы, а у основания роились стада мелких темных точек.

- Да, дэйя Мураций, - сержант кивнул. - Так, всем слушать меня! Вы находитесь под защитой побережного спецназа и... - он запнулся и покосился в сторону Рисы. - ...и паладаров. Теперь я здесь главный, и если кто начнет пищать и визжать, получит по заднице. Всем собраться поближе и сесть на песок. Живее, живее!

Что-то затарахтело вдали, приближаясь с каждой секундой. Еще один вертолет?

- Всем сесть на песок! - громко повторил сержант.

"Внимание всем! Суслик в эфире! Двухминутная готовность! Повторяю - двухминутная готовность!"

Черный длинный вертолет выскочил из-за гребня, окружающего пляж, и на несколько секунд завис на высоте метров в двадцать. Телохранитель Фуоко вытащил из-под пиджака рацию и что-то сказал в нее. Почти сразу вертолет пошел вниз, и нисходящие потоки воздуха от лопастей подняли новую тучу пыли и песка, ударивших Кирису в лицо. Он закашлялся, безуспешно прикрываясь.

- Сэрат дэйя Деллавита! - громко, перекрывая грохот, сказал почти не различимый телохранитель. - Нам пора улетать.

- Джион, я остаюсь! - расслышал Кир ответ Фуоко. - Я никуда не полечу одна.

- Сэрат дэйя, у меня приказ немедленно доставить вас домой в убежище.

- Я же тебе сказала... - фраза прервалась взвизгом. - Отпусти меня, немедленно! Джион, ты что, сдурел? Отпусти!

Похоже, винтом сдуло всю имевшуюся пыль, и в прояснившемся воздухе Кирис разглядел, как телохранитель тащит отбивающуюся Фуоко к вертолету, который даже не сбавлял обороты двигателя.

Риса резко обернулась.

- Нет! - крикнула она, и ее внезапно нестерпимо-громкий, как из мегафона, голос перекрыл шум двигателя. - Дэй Джион, я запрещаю взлет! Прекратить немедленно! Дэр сержант, остановите их! Быстро!

Сержант сорвался с места и метнулся к Фуоко с телохранителем. Однако Джион бросил девушку на землю, прижал ее, слабо трепыхающуюся, коленом, выхватил из-под мышки пистолет и направил его на спецназовца.

- У меня приказ! - крикнул он. - Не заставляйте меня применять оружие! Назад, немедленно!

Сержант припал на колено и навел на телохранителя свою автоматическую винтовку.

- Ты слышал приказ дэйи Мураций! - рявкнул он. - Отпусти девчонку! И заглушить двигатель, живо! До трех считаю!

- У меня нет времени возиться с конфликтом долга и здравого смысла! - голос Рисы опять с легкостью перекрыл шум. - Дэй Джион, немедленно вернитесь и прикажите пилоту заглушить двигатель! В воздухе находиться опасно!

"Внимание всем! Суслик в эфире! Начинаю пристрелку. Всем подразделениям в окрестностях кольчона немедленно покинуть опасную зону!"

"Внимание всем! Здесь Контроль! Приказы генерала Саматты подтверждаю. Повторяю: приказы генерала Саматты подтверждаю! Всем подводным судам - экстренное погружение на максимальную глубину радиоконтакта. Всем надводным судам - на максимальной скорости покинуть зону радиусом в пять цул от кольчона".

"Саматта, контакт. Карина в канале. Задержись на несколько секунд, у меня осложнения".

"Саматта в канале. Жду. Но быстрее! Кольчон ускоряется, волюты достанут побережье через четыре-пять минут как максимум"!

Движения Рисы Кирис не заметил. Вот только что она стояла, глядя в океан, и вот уже оказалась возле телохранителя - лишь пролегла по песку глубокая борозда да мелькнула размытая тень. Дядька даже не успел пошевелиться, как покатился по песку, а Риса швырнула в сторону сержанта его пистолет, забросила Фуоко на плечо и метнулась обратно.

- Дэр Каллавиро! - крикнула она, сваливая ошеломленную Фуоко на землю. - Остановить вертолет!

И она снова замерла, повернувшись к океану.

Сержант кивнул, вскочил и бросился к вертолету, преодолевая сопротивление бьющих сверху струй воздуха. Он рывком распахнул дверцу пилота и направил в кабину ствол винтовки. Секунду спустя гул мотора резко ослаб и лопасти начали вращаться все медленнее и медленнее.

Вдалеке что-то щелкнуло и зашелестело, и Кирис успел поймать краем глаза яркую искру, на мгновение вспыхнувшую где-то в небесной голубизне. Затем щелкнуло еще и еще. Искры загорались и вокруг облачной колонны, и далеко окрест нее.

- Мы начинаем атаку на кольчона, - напряженным голосом пояснила Риса. - Пока что только пристрелка. Дэй Таронхо, проследите, чтобы все сели как можно теснее друг к другу, я не могу создать большой щит. Рис, помоги ему.

- Всем сесть! - приказал физрук после мгновенного колебания. - Ну-ка, живо, всем сесть. Плотнее, плотнее!

Кирис подошел к Фуоко, завороженно глядящей на Рису, и протянул ей руку.

- Давай к остальным, - сказал он. - Тебя не слишком помяло?

- Я в порядке! - сердито сказала Фуко, пальцами вычесывая песок из волос. - Сейчас приползу.

Подошел сержант-спецназовец, перед которым понуро плелся незнакомый дядька в комбинезоне и шлеме, видимо, пилот вертолета. Сержант грубо пихнул пленника на песок и принялся осматривать свою винтовку.

"Внимание всем! Суслик в эфире. Волюты менее чем в полуцуле от побережья. Попытаюсь накрыть их до того, как они достигнут берега. Побережному спецназу - укрыться от возможных шальных разрывов".

"Кара, в твою сторону движется группа волют числом не менее трех сотен. Похоже, они и в самом деле лезут на активные сенсоры как мухи на свет. Я пытаюсь совместить пристрелку с заградительным огнем, но готовься отбиваться самостоятельно. Ты для них неуязвима, так что сосредоточься на детях. И имей в виду, они умеют телепортироваться на короткие расстояния - отсюда я прекрасно вижу".

"Поняла, Мати. Я готова".

Над океаном кружилась какая-то непонятная рябь. Кирис вгляделся - и почувствовал, как по спине ползут мурашки. Большая стая волют летела к пляжу, выписывая в воздухе какие-то хаотичные кренделя, словно ночные бабочки у фонаря. Рокот двигателя вертолета стих окончательно, но далекие щелчки раздались снова - и они уже не казались далекими. Резкие и громкие, они все учащались и постепенно слились в сплошной шипящий треск. Отдельные искры в небе превратились в сплошную огненную завесу, заполыхавшую вдоль берега и скрывшую океан. Часть волют пропала в ней, но оставшиеся продолжали двигаться к берегу. Потом вдруг все стихло, и только отдельные искры продолжали вспыхивать в небе.

"Внимание побережному спецназу! Суслик в эфире. Заградительный огонь уничтожил большую часть волют, однако многие прорвались. Оцениваю общее количество оставшихся в районе Барны около двух с половиной - трех тысяч. Заградительный огонь прекращаю, чтобы не зацепить своих. Дальше дело за вами, ребята. Завершаю пристрелку по основной цели через полминуты, держитесь".

Рядом захлопали выстрелы. Кирис оглянулся. Сержант побережного спецназа, припав на колено, сосредоточенно палил в сторону волют одиночными из своей винтовки. Огненные следы трассирующих пуль терялись вдали, и попадал ли он, было совершенно не понятно. Кирис лихорадочно огляделся. Говорят, от волют можно отбиться простой палкой. Но, как назло, поблизости не наблюдалось не то что палки, а даже и камня крупнее мелких галечных окатышей.

Волюты подлетели уже почти к самому пляжу. Их стая заметно поредела, но все равно в ней осталось не меньше сотни. На глазах Кириса одна из спиралей, пронзенная пулей, вдруг вспыхнула и распалась клочьями быстро тающего тумана. Риса развела в стороны руки, и воздух между ними замерцал и заструился. Ее волосы затрепал неизвестно откуда взявшийся ветерок, дующий в спину. Песок вокруг Рисы зашевелился, и в воздух вокруг нее начали подниматься мелкие камешки и ракушки. Они окружили фигуру девочки неряшливым ореолом.

- Круто! - восторженно сказал кто-то. - Вот бы я так мог!

На него зашикали.

Десяток волют вдруг отделился от основной стаи и резко рванулся вперед. В мареве между руками Рисы вспыхнули и тут же погасли багровые светящиеся точки. Трассы выстрелов рванулись им навстречу, и в тот же момент висящие в воздухе камешки хлестнули в сторону волют темным расходящимся конусом, словно картечный выстрел. Очертания задетых волют заколебались и начали расплываться, и только одна уцелевшая резко взмыла вверх и вернулась к остальной стае, в какой-то нерешительности зависшей метрах в двадцати от кромки воды. Потом несколько штук отделились и поплыли куда-то в сторону.

"Кара, Марик! Я закончил калибровку и синхронизацию прицела. Мы устойчиво ведем кольчона, координатор утверждает, что погрешность составляет не более полусотни саженей. Приготовьтесь, начинаю сносить цель. Вливаю энергию в конденсаторы. Держите подсветку, ни в коем случае ее не прекращайте".

"Внимание всем! Суслик в эфире. Пристрелка завершена. Открываю огонь главным калибром на счет ноль. Десять... девять..."

- Джион! - раздался рядом отчаянный крик. - Там Джион!

Фуоко вскочила и со всех ног бросилась туда, где на песке под клубящейся стайкой волют слабо ворочался телохранитель. Ее ступни вязли в песке, она запиналась, но не останавливалась. Прежде чем Кирис успел сообразить, что делает, он уже бежал вслед за ней.

- Назад! - рявкнул позади голос сержанта. - Немедленно назад!

Небольшой черный предмет на песке - пистолет, отобранный Рисой у телохранителя. Наклониться, подхватить... он на предохранителе или нет? Наверное, нет, ведь Джион готовился стрелять... ухватить его обеими руками за рукоять, как делают герои в боевиках, прицелиться в пикирующих на Фуоко волют, нажать на спусковой крючок...

Грохнуло. Отдача отбросила его назад так, что он едва удержался на ногах. Попал? Или нет? Стиснув зубы, он навел пистолет и снова потянул спуск...

"...два... один... залп!"

Огромный кольчон, угрожающе нависающий над городом, вдруг снизу доверху превратился в сплошной столб огня, и тут же по глазам ударила нестерпимая вспышка. Кирис рефлекторно заслонил руками глаза, больно заехав себе в бровь какой-то выступающей частью пистолета.

"Координатор в канале. Фиксирую неожиданный эффект: одномоментный взрыв всего объема кольчона на расстоянии примерно в десять километров от берега. Оценка выделившейся энергии - от ста двадцати до ста пятидесяти петаджоулей. Частота излучения - от оптического диапазона и ниже, ультрафиолетовой и проникающей радиации не зафиксировано. Время подхода воздушной ударной волны к порту Ай - восемнадцать секунд, к Косому пляжу - двадцать две. Включаю обратный отсчет: пятнадцать, четырнадцать..."

"Я Суслик! Всем, кто меня слышит - прячьтесь от ударной волны! В укрытие, в укрытие, в укрытие!.."

- Всем немедленно вернуться под прикрытие моего щита! - голос Рисы обрушился громовым водопадом. - Идет ударная волна! Фучи, Рис! Немедленно!

- Да помогите же! - полуоглохший Кирис с трудом расслышал голос Фуоко. - Кто-нибудь!

Иногда ночью, во сне, кажется, что убегаешь от какого-то неведомого чудовища или, наоборот, силишься успеть до кого-то дотянуться. Однако воздух сгущается непроницаемой вязкой пеленой, и ты перебираешь, перебираешь, перебираешь ногами только для того, чтобы осознать: не успеть. Кирис понимал, что все - и превращение Рисы в инопланетянку, и взрыв кольчона - происходит наяву, но возникшее у него чувство страшно напоминало такой кошмар. Песок проваливался под заплетающимися ногами, и пять метров расстояния до Фуоко он преодолевал, казалось, вечность....

"...тринадцать... двенадцать... одиннадцать... десять..."

...и когда он ухватил под другую руку принцессиного телохранителя, на мгновение утратил ориентацию (...если сейчас на нас набросятся волюты?..), но тут фигура в камуфляжной форме, возникшая, кажется, из ниоткуда, швырнула Фуоко в сторону Рисы, стоящей с раскинутыми руками (...а воздух вокруг нее переливается всеми цветами радуги...), подхватила телохранителя с другой стороны...

"...девять... восемь... семь..."

...и ноги сами заработали, помогая телу тащить неподъемную тяжесть крупного мужского тела, с трудом выдираясь из песка, а еще одна мужская фигура в легкой майке ухватила и потащила упавшую Фуоко...

"...шесть... пять... четыре..."

...и идущее с моря все нарастающее жуткое рычание переходит в чудовищный рев, а съежившиеся на песке одноклассники и Риса все еще в десятке шагов впереди, и радуга между ее руками вытягивается навстречу, а ее одежда вдруг вспыхивает ярким пламенем, превращая Чужую в живой факел...

"...три... два... один... удар волны по порту Ай. До удара по Косому пляжу две... одна..."

...и равнодушно-грубая сила обрушивается со всех сторон, переворачивая мир вверх тормашками, и грохот оглушает, и песок забивает рот, не позволяя дышать, и что-то с силой бьет по телу сразу со всех сторон, и хочется только одного: поскорей умереть, провалиться в забытье и небытие, чтобы все наконец кончилось...

"Воздушная ударная волна прошла побережье. На подходе ударная волна в воде. Ожидаемое время прихода в порт Ай: девяносто семь секунд, на Косой пляж - сто двадцать восемь. Рекомендую немедленно оставить между собой и океаном как можно большее расстояние - по грубой оценке, волна пройдет по плоским участкам суши до ста пятидесяти метров".

"Здесь Суслик. Всем на побережье: идет цунами, идет цунами! Прочь от берега! Укрывайтесь на возвышенностях!"

Нельзя лежать. Нельзя! Кирис с трудом пошевелился, выпрастываясь из-под чего-то тяжелого, навалившегося сверху. Выплевывая песок (похоже, сегодня он его нажрался больше, чем за предыдущие десять лет), он с трудом поднялся на ноги и огляделся. Придавившее его нечто оказалось телом злосчастного Джиона. Рядом стоял на четвереньках и тряс головой сержант. Пистолет куда-то пропал. От сбившихся в кучку одноклассников неслось дружное девчачье хныканье, но, кажется, они не пострадали. Их даже песком не присыпало. Кирис с облегчением разглядел физрука, а рядом с ним - ошеломленно озирающуюся Фуоко. А Риса? Где Риса?

"Здесь Карина. Координатор! Я не контролирую куклу! Она не откликается на команды, сигнал сенсорных систем отсутствует, канал полностью мертвый! В чем дело, почему она загорелась? Как вернуть ее под контроль?"

"Дальнейшее использование дрона невозможно. Поступающая по аварийному каналу телеметрия показывает катастрофический сбой энергосистемы. Все четыре энерговвода сожжены, дрон держится только на запасе в буферном аккумуляторе. Предполагаю, что ты слишком сильно растянула гравитационный щит в последний момент, из-за чего поток энергии, поступающей через субканалы, сжег..."

"К-сссо! Я не могла иначе, мне требовалось хоть немного прикрыть троих отделившихся! Как мне вернуть куклу под контроль? Как восстановить подачу энергии? Фантом же может морфировать, создавать что угодно!"

"Речь не о морфировании. Создать энерговвод можно только в условиях нормального пространства. В аномальных условиях Паллы - невозможно. Кукла начинает выгорать: кобальт-водородные комплексы распадаются с выделением большого количества тепла, атомарного кобальта и атомарного водорода. Кобальт в таком виде пирофорен и окисляется на воздухе, дополнительно выделяя тепло и создавая реальную опасность взрыва водорода. Начинаю ускоренную дезинтеграцию фантома с целью предотвращения негативных последствий для окружающих. У тебя есть несколько секунд контроля над акустической системой, пока не кончилась энергия".

Еще до того, как Кирис осознал, что искореженное и обугленное пятно на песке - это Риса, он уже почувствовал сердцем: произошло что-то непоправимое. Изломанное тело девочки, прикрытое обугленными лохмотьями, лежало абсолютно неподвижно, глаза мертво уставились в небо. Он бросился к ней, упал рядом на колени и ухватил ее горячую, словно печка, руку.

- Риса! - крикнул он сквозь набегающие на глаза слезы. - Риса!

- Идет ударная волна в воде, - отчетливо и громко произнес ее голос, хотя губы оставались совершенно неподвижными. - Через минуту волна накроет берег. У меня нет обратной связи, я вас не слышу и не вижу. Если вы меня слышите, бегите, бегите немедленно!

Волна? Кирис глянул на море. Вода начала откатываться от берега, обнажая обрывки водорослей, раковины, разнообразный мусор и перепуганно мечущихся крабов-попугайчиков. А где-то вдали по океану быстро катилась белая пенная полоса, растущая и растущая в вышину. Стиснув зубы, он ухватил Рису за горячую до ожога ладоней талию и дернул вверх, чтобы забросить на плечо. Вернее, попытался дернуть: тело оказалось непомерно, свинцово тяжелым, и его удалось оторвать от земли лишь на несколько сунов.

- Бегите, бегите, бегите! - монотонно повторял голос Рисы. - Бросьте мое тело, оно сейчас распадется, сгорит, оно опасно. Его масса двести пятьдесят катти, его не поднять, не теряйте силы и время! Бегите, бегите! Кирис, Фуоко, дэр Каллавиро, дэй Таронхо, если вы меня слышите - уводите всех от воды! Бегите, бросьте меня, мое тело разрушается. Бег...

Голос оборвался так резко, словно кто-то нажал на выключатель. В лицо Кирису ударило сильным жаром, и он отпрянул. Обугленные лохмотья одежды задымились и вспыхнули, и над Рисой вновь заплясали языки пламени. По ее коже пошли радужные разводы, а тело начало словно плавиться, оседать и терять форму.

- Всем к холму! - хрипло крикнул рядом сержант. - Всем встать! От берега - бегом! Быстро, быстро, быстро! Помогайте слабым! Быстрее!

Сильная рука ухватила Кириса за плечо и резко дернула, разворачивая.

- Ты оглох? Отдельное предложение нужно? - рявкнул на него сержант. - Встать! Бегом марш! Сейчас волна накроет!

- Нам нужно вынести ее!

- Сдурел? Не слышал, что она сказала? Мы не дотащим ее по песку! Встать, живо!

Сержант вздернул Кириса на ноги и с силой толкнул от воды. Не обращая больше на него внимания, он склонился над телохранителем Фуоко и вдвоем с пилотом вертолета поволок его к окружающей пляж возвышенности.

"Здесь координатор. Фиксирую удар волны по Старому порту и порту Ай. Время подхода волны к Косому пляжу - тридцать секунд".

"Здесь Карина. Мы должны что-то сделать! Хоть что-то!"

"Мы ничего не можем сделать. У нас нет даже визуального канала на пляж. Карина, ты уже сделала все, что смогла. Двадцать секунд до удара волны".

"Здесь Саматта. Я вижу их со своей точки наблюдения. Они удаляются от моря. Кара, они услышали твое предупреждение".

- Кир! - кто-то дернул его за рукав, и Кирис обернулся. Фуоко? Почему она еще здесь? - Кир, мы должны бежать!

- А она...

- Она - Чужая, Кир! Не человек! Она знает, что говорит! Она спасла нас, тебя - а теперь ты хочешь глупо погибнуть?

Стиснув зубы, Кирис оглянулся. Тело Рисы плыло, чернело и изменялось, утрачивая человеческие очертания, и исходящий от него жар заставлял отступать все дальше. Белая полоса на море приближалась все быстрее. Она росла и росла, приобретая очертания высокой волны с ломающимся гребнем.

- Кир, бежим! Пожалуйста! - Фуоко ухватила его за руку и потянула за собой.

И ведь эта дура не станет спасаться одна. И если их накроет волной...

"Здесь Саматта. Координатор, думаю, целесообразно уничтожить куклу одномоментно в тот момент, когда ее накроет водой".

"Здесь координатор. Принято. Семь секунд".

...и опять под ногами проваливается и мешает бежать песок, но рядом - тяжелое дыхание Фуоко, и нужно подхватить ее под локоть, чтобы ненароком не запнулась и не упала, а сзади все громче доносятся шипение и гул - не такие мощные, как раньше, но все равно зловеще-угрожающие, и почва под ногами становится все более твердой и упругой, травянистой, поднимаясь вверх...

"Здесь Саматта. Последних заденет волной, но на излете. Надеюсь, ничего страшного не случится... К-со! Координатор, откуда здесь волюты? Двадцать с лишним штук, прямо над школьниками! Они же распадаются после гибели кольчона!"

"Здесь координатор. Мы слишком мало знаем о волютах, чтобы делать какие-то предположения. Но по косвенным данным, таким как устные воспоминания солдат, отдельные группы волют могут существовать в течение десятков минут после гибели кольчона и даже проявлять активность".

"Здесь Саматта. Я как чувствовал! Ну, не зря же я снайперку с собой таскал".

...и непомерная холодная тяжесть обрушивается сзади, сбивает с ног, и мир опять кувыркается вокруг, но чьи-то руки подхватывают его и вытаскивают на надежную почву, мокрого и отплевывающегося, и кто-то из девчонок в голос плачет рядом...

- Цел? - недружелюбно осведомился мужской голос. - Ну, твое счастье, выпендрежник. Нырять за тобой я бы не стал.

Сержант выпустил его, и Кир уперся руками в колени, тяжело дыша и отплевываясь от солено-горькой воды. Сердце дробно колотилось в грудь изнутри, как в барабан. Рядом, опираясь на руку физрука, отдувалась с головы до ног мокрая Фуоко, с ее волос текли струйки воды. Риса! Кирис резко обернулся. Масса мутной воды откатывалась назад по пляжу, но с моря уже шла новая волна, прекрасно видная с возвышенности. Неужели она погибла? Вдруг из воды взметнулся высокий султан пара и брызг - примерно там, где оставалось тело Чужой, взметнулся и бесследно опал.

"Здесь Суслик. Всем, кто меня слышит: кольчон уничтожен, кольчон уничтожен. Остаточные волны в воде проблемой не являются, серьезных повреждений в Барне не наблюдаю. Опасной для людей радиации не зафиксировано. Непосредственная угроза городу ликвидирована, задача выполнена. Флот паладаров выходит из игры, Суслик освобождает частоты. База "Дельфин", не забудьте про детей и своего сержанта на Косом пляже. Отбой".

 "Внимание Паллийской рабочей группе. Координатор в канале. Экстренно, сверхважно. Только что утрачена связь с операционным блоком в точке Дзэта-8, использованным в качестве платформы для атаки на кольчона в окрестностях Барны. Сгенерированные в окрестностях Дзэта-8 новые сенсорные массивы не обнаруживают никаких следов блока. По характерным остаточным излучениям делаю вывод о схлопывании области пространства, в которой он находился. Диаметр области - не менее одной секунды. Никто из находящихся в окрестностях Паллы Демиургов не подтверждает использование пространственного деструктора. Единственный правдоподобный вывод: пространство схлопнуто сторонней силой, предположительно Арасиномэ. Возможно, мы столкнулись с ответной реакцией на уничтожение кольчона..."

- Риса! - яростно заорал Кирис, сложив ладони рупором. - Риса!

Рядом завизжала девчонка, и ее визг тут же подхватили другие.

- Волюты! Волюты над нами! - крикнул физрук. - Берегись!

"...что предполагает способность Арасиномэ в нарушении всех известных теорий отслеживать финишные точки каналов субсвязи. Принимаю дополнительные меры для обеспечения безопасности психоматриц Демиургов и нэоки. Конец сообщения".

Кир вскинул голову - и увидел, как одна из пары десятков волют, болтающихся метрах в пятнадцати над землей, вдруг вспыхнула и начала распадаться. Потом загорелась еще одна, и на сей раз Кирис успел разглядеть прошившую ее бледную трассу зажигательной пули.

- Всем лечь! - заорал сержант. - На землю, живо!

Он выхватил из кобуры пистолет, упал на одно колено и принялся палить вверх. Девчонки продолжали визжать. Одна за другой волюты вспыхивали и загорались, но даже не пытались уклониться или отбиваться. Происходящее очень походило на стрельбу по воздушным шарикам, с той разницей, что вместо шариков над головами висели спиралевидные клочья тумана.

И в тот момент, когда Кирис успел ощутить смутное разочарование - совсем не так он представлял настоящий бой! - последняя оставшаяся волюта вдруг резко метнулась вниз, к парализованной страхом Фуоко. Уже в падении пробитая трассой белая спираль вспыхнула и принялась распадаться, но движение не прекратила. И кошмар вернулся вновь: дотянуться до Фуоко, успеть отбросить, оттолкнуть, прежде чем ее накроет комок бледного чужеродного пламени... и острая боль пронзает сначала шею и спину, а потом и все тело. Мир скорчился в невыносимой агонии, и на целую вечность на Кириса обрушилась темнота.

Что ни говори, а день сложился хреново.

01.37.1231. Кайтар, Дриммад

Хавьер Деллавита толкнул тяжелую дверь, едва не упустив из рук коробку с магнитной лентой, и вошел в небольшой зал, залитый мягким светом невидимых ламп. Неслышно ступая по ворсистому ковру, он подошел к круглому столу, положил на него коробку и оглядел присутствующих.

- Добрый день, дэй и дэйя, - он сухо кивнул благосклонно улыбнувшейся Кармите Кеоварите. - Прошу прощения за опоздание. Техники со вчерашнего полудня проверяли самолет и только в пять утра дали добро на взлет.

- Незачем извиняться, Хавьер, - досадливо отмахнулся Чьяко Ментеллано. Премьер-министр казался взъерошенным, словно воробей, под глазами у него залегли темные круги. Интересно, он вообще спал сегодня ночью? - После того, что случилось в Барне, я удивлен, что ты вообще появился. Некоторые утверждают, что в городе сгорела вся электротехника?

- Преувеличение, - глава семьи Деллавита отодвинул стул и сел. - Электромагнитный импульс от взрыва действительно сжег кое-какую чувствительную технику, но в основном даже телевизоры и радиоприемники работают. Радиолампам такие импульсы не вредят. Вот до Удара - да, пришлось бы всю электронику на помойку выбрасывать.

- Радиация?

- Не зафиксирована ни одним наблюдательным пунктом. Практически вся энергия взрыва ушла во вспышку и в тепловое излучение. Основная проблема в Барне - много окон выбито, даже те, что успели закрыть ставнями. Погода пока стоит хорошая, но скоро обещают похолодание и дожди. Леон, - он глянул на главу семьи Капурри, - если хочешь сорвать куш, вези к нам листовое стекло тоннами. У меня как раз свободный подвижной состав есть.

- Ну, зачем же мне его везти самому? - тонко усмехнулся Леон. - Мы с Чьяко уже согласовали, что государство купит у меня столько, сколько потребуется, чтобы оказывать бесплатную помощь пострадавшим. А уж о доставке ты с ним сам договаривайся.

Ага, купит - процентов на двадцать дороже, чем в среднем на рынке. Интересно, сколько со сделки поимеет Чьяко?

- Коммерческие дела вы можете обсудить позже, - резко сказал Мардон Навахо. - Сейчас у нас другие проблемы. Слухи о взрыве просочились в прессу по всему Кайтару. И не просто слухи - кто-то сделал записи переговоров в эфире с упоминанием "флота паладаров". Бульварные газетенки еще вчера вечером вышли с сенсационными заголовками, на независимых радиостанциях "экспертов" развелось больше, чем тараканов. То, что контролирует "Свободная пресса", пока что дает сдержанные комментарии, но затыкать им рот слишком долго я не могу и не хочу...

- В Амме уже три депутатских запроса насчет случившегося, - вставил Мессер дель Витагон. - Точнее, было три - когда я рано утром общался с директором секретариата. Сейчас, наверное, уже полсотни. Насчет Уммы даже фантазировать боюсь.

- В общем, - Навахо недовольно зыркнул на спикера Аммы, - не позднее полудня мне нужна официальная версия событий, которую озвучат мои газеты и телеканалы. Хавьер, ты принес то, о чем я думаю?

- Да, - Деллавита толкнул коробку по столу в сторону Навахо. На полировке стола протянулись глубокие царапины. - Три ленты - взрыв и предшествующие события с разных точек. Мои наблюдательные пункты снимали почти с того самого момента, как кольчон внезапно раздулся.

- Мардон, мне сделаешь копию как можно быстрее, - премьер постучал по коробке пальцем. - Нет, две... три копии.

- А можно пояснение для глупой женщины? - томно протянула Кеоварита. - Все-таки что там у вас случилось вчера? И как оно связано с нашими друзьями оттуда? - она ткнула в потолок пальцем с длинным наманикюренным ногтем.

Премьер досадливо стукнул ладонью по столу.

- По информации от Генерального штаба, к Барне пришел странный кольчон, - пояснил он. - Когда ВВС попытались отбомбиться по нему по обычной схеме, он внезапно вырос вверх на три с половиной цулы и уничтожил почти всю эскадрилью. Командир ближайшей военной базы приказал гражданским властям эвакуировать город, а губернатор дестры наложил в штаны и побежал к Чужим за помощью. Ну, те и помогли... на свой манер - словно термоядерной бомбой долбанули. Х-х-ходер! Обещали же, что станут держаться тихо, как мыши! Мы только посмотрим, только посмотрим, карраха!

- Не ругайся, Чьяки! - Кеоварита обиженно надула губы. - Я же все-таки слабая женщина.

- Да? Интересно, тот следователь из прокуратуры, которого на днях похоронили, тоже так думал? Не знаешь случайно, что с ним произошло?

- Ну Чьяко! Ну, умер он. Говорят, улицу перешел неудачно, под машину попал...

- Насчет машин и улиц, Кармита, мы с тобой потом поговорим, отдельно, - пообещал Ментеллано, просверлив ее взглядом. - В присутствии генпрокурора - у него тоже есть, что тебе сказать хорошего. Он почему-то крайне не любит, когда его людей убивают, пусть даже они клинические идиоты и намеков не понимают. Но о тебе потом. Значит, так. Информирую всех, что...

Тихо прозвенел телефон на стоящем у стены журнальном столике. Премьер дотянулся до него и сдернул трубку.

- Что? - резко спросил он. - Да, пусть пройдет. Майя явилась, - пояснил он, зло бухая ни в чем не повинную трубку на аппарат. - Значит, информирую о том, что Малый кабинет всю ночь совещался, а также консультировался с Народным Председателем Ставрии по прямой линии. Поскольку все согласились, что после подобного инцидента скрывать присутствие Чужих больше возможности нет, решено, что мы официально объявляем об их появлении в самое ближайшее время. Неофициально все заинтересованные стороны на Типпе, Торвале и Могерате проинформируем в кратчайшие сроки.

- "В ближайшее время" - когда точно? - поинтересовался Капурри. - Два дня? Три? Мне важно знать - братец у меня отчета требует.

Братец? Хавьер напрягся. Наверняка речь о среднем брате в семье, епископе Капурри.

- Кстати, что там с церковью? - нахмурился премьер, чьи мысли, видимо, пошли по тому же пути. - До них уже дошли слухи про Чужих?

- Синклит должен собраться сегодня. Однако неформальные консультации уже идут вовсю. У церкви Рассвета собственные агенты повсюду, а в Барне и окрестностях - восемь монастырей. Не удивлюсь, если эфир во время боя прослушивали не только военные и журналисты. Так что там со сроками объявления?

- По мне - так хоть сейчас.

Присутствующие резко повернулись к бесшумно распахнувшейся двери. Сэрат дэйя Майя, в полной мере насладившись произведенным эффектом, неторопливо прошествовала к собравшимся и уселась на свободное место, далеко отодвинув стул от стола. Сегодня Чужая выглядела черноглазой жгучей брюнеткой с высокой грудью, узкой, как у осы, талией и широкими тяжелыми бедрами. Ее волосы оказались забранными в высокую прическу, украшенную сапфирами, и выглядела она суровой и неприступной, словно светская львица на официальном приеме. Нижнего белья, однако, она не надела, и могератское платье - тесно облегающее, с глубоким декольте и подолом до пят, разрезанным сбоку едва ли не до подмышки - выглядело на ней более вызывающим, чем полная нагота. О том, кто она такая на самом деле, напоминали лишь условленные мушки на правой щеке, расположившиеся правильным треугольником острием вниз, словно верхняя половина Стабилона. Кеоварита возмущенно наморщила нос, но промолчала.

- По мне, так хоть сейчас объявляйте, - повторила Майя, забрасывая правую ногу себе на колено так, что подол платья опасно сполз набок, обнажив идеальной формы бедро и ягодицу. От нее донесся слабый, но возбуждающий запах духов. Хавьер, почувствовавший резкий приступ вожделения, поспешно отвел взгляд. - Поскольку публичные легенды и у дэйи Карины, и у дэя Саматты сдохли так же эффектно, как и кольчон, смысла тянуть больше нет. Что насчет завтра?

- При всем моем уважении, дэйя Майя, - ответил невозмутимо рассматривающий ее Капурри, - то лучше бы послезавтра. По моей информации, часть епископов... э-э, опасается, что появление пришельцев из космоса плохо скажется на ключевых положениях доктрины, и на их убеждение придется потратить определенное время...

- Иными словами, дэй Леон, - холодно усмехнулась Чужая, - твердолобые ортодоксы боятся, что наше появление пошатнет основные догматы учения Рассвета, а вместе с тем уменьшит паству церкви и ее доходы? Вот уж на что мне глубоко наплевать! Кстати, можете довести до своего брата, что Карина наткнулась в Барне на одну церковную якобы больницу, а фактически - на заведение по скорейшему сведению людей в могилу. Она вообще-то девочка застенчивая и вслух ругается редко, но, насколько я ее знаю, сейчас она в тихом бешенстве. Она профессиональный врач и почему-то полагает, что больных следует лечить лекарствами и скальпелями, а не молитвами и тухлой святой водой, которую тамошние монашки набирают едва ли не из канализации. На вашем месте я бы ее не провоцировала лишний раз - помните, что случилось с кольчоном?

Ну разумеется. Хавьер понадеялся, что выражение его лица ненароком не изменилось. Намеревались паладары уничтожать кольчона таким эффектным образом или же все и в самом деле произошло случайно, но факт остается фактом: кнут они продемонстрировали весьма впечатляющий. Пряники у них, правда, тоже выглядят очень вкусными. Что-то еще беспокоило в словах Чужой, что-то очень неправильное, но что, Хавьер понять не мог.

- Я бы тоже попросил два дня, дэйя Майя, - буркнул премьер. - Слишком многие обидятся, если о появлении Чужих они узнают из телевизора. Кроме того, и нам, и ставрийцам нужно собрать журналистов, доставить их в Минкок, организовать единовременную радиотрансляцию на три основных континента и тому подобное. Раньше чем послезавтра физически не получится.

- Вы хотите объявить о нас миру на заседании Мирового совета?

- Сразу после заседания, дэйя Майя, само заседание сделаем закрытым для прессы. Я как раз хотел ознакомить вас со сценарием. Сначала экстренное заседание Совета, которое Кайтар со Ставрией уже инициировали, потом большая пресс-конференция. Кстати, на заседании заодно решим вопрос с признанием Хёнкона в новом качестве.

- Хорошо. Я транслирую ваше предложение остальным.

- Договорились. Кстати, дэйя Майя... я выражаю искренние соболезнования по поводу гибели паладара Рисы Сереновой. Ее героическое самопожертвование...

На сей раз Хавьер дернулся вполне отчетливо, словно его ударило током. Внезапно он понял, ЧТО казалось неправильным в словах Майи.

"Сейчас она в тихом бешенстве".

Карина Мураций, она же Риса Серенова, в бешенстве.

В бешенстве.

Сейчас.

РАЗВЕ ОНА НЕ ПОГИБЛА?!

- Спасибо за теплые слова, дэй Чьяко, - перебила Майя премьера, - но игру можно прекращать. Слишком много свидетелей оказалось у той маленькой сценки на пляже, слишком многие изучат ее под микроскопом, так что ложь все равно выйдет наружу. Делюсь с присутствующими информацией, которую мы изначально не хотели озвучивать из-за возможного недопонимания. На самом деле ни один паладар никогда не ступал на поверхность Паллы. Дэйя Карина - не исключение.

- Прошу прощения, дэйя Майя? - нахмурился Навахо. - А с кем мы сейчас разговариваем?

- Вы имеете в виду это? - Майя постучала себя по носу пальцем. - Человекообразный киборг. Чоки. Кукла. Дрон. Дистанционно управляемый коммуникационный терминал, если хотите. Мы не можем существовать в аномальном пространстве, а потому вынуждены спускать к вам устройства-посредники. На самом деле мы находимся далеко от Паллы, на расстоянии в двадцать световых минут. Не ваших минут, а стандартных, которые на двадцать процентов длиннее. Так что вчера на пляже погибла не Карина Мураций, а всего лишь чоки. Сама Карина чувствует себя превосходно, если не считать паршивого настроения, и уже задействовала новую куклу.

Присутствующие переглянулись. Хавьер быстро прокрутил в уме предыдущие встречи с Майей и Кариной. Да, все сходится. Если пришельцы - роботы, их сверхспособности, в том числе возможность трансформации, вполне понятны. Но тогда возникает вопрос: а до какой степени они могут трансформироваться и обязательно ли им вообще сохранять человеческий облик?

- Любопытно... - пробормотала Кеоварита. - На двадцать процентов... сто двадцать миллионов цул? Действительно, не близко. Однако, - она нахмурилась, - я все еще немного помню физику. Как вы умудряетесь говорить с нами без пауз? Ведь свет идет туда-сюда почти пятьдесят наших минут.

- Очевидно, мы владеем технологиями, работающими быстрее света, - пожала плечами Чужая. - Заодно нашу связь невозможно засечь и заглушить, можете даже не пытаться. Но мы отвлеклись от темы разговора. Дэй Чьяко, ваш выбор собеседников для сегодняшней встречи... примечателен.

Она обвела прищуренным взглядом собравшихся.

- Ну что же, пожалуй, я одобряю. Новости, киноиндустрия, тяжелая промышленность и металлургия, электроника и связь, транспорт воздушный и наземный, торговля биржевая, оптовая и розничная, финансы... Все отрасли экономики налицо. И мне даже как-то неловко думать, насколько жирные сливки вы снимете с наших соглашений. Ну, пока я вас оставлю, чтобы вы спокойно могли согласовать план действий. А потом - потом я с каждым поговорю в отдельности.

Чужая неторопливо поднялась, огладила на себе и так плотно сидящее платье (под тонкой тканью отчетливо обозначились соски) и вышла из зала, покачивая бедрами и поблескивая гладкой кожей обнаженной ноги. Хавьер невольно сглотнул слюну: сейчас Майя казалась самим воплощением женственности и сексуального призыва, и останься он с ней наедине, мог бы не удержаться даже от изнасилования, робот она или нет. Неужели у нее феромоны в духах?

- Стерва... - прошипела Кеоварита. - Потаскуха...

- Не больше, чем ты, моя дорогая Кармита, - обаятельно улыбнулся ей премьер. - По крайней мере, она пока что не убивала следователей и не спала с прокурорами. И даже не надейся, что я забуду. Ну, а теперь давайте быстро согласуем, что до конференции озвучиваем на публике, а что - рассказываем приватно.

Он глянул на часы.

- У меня десять, максимум пятнадцать минут. Хавьер, начнем с тебя. Обрисуй в двух словах состояние Барны, будь любезен.

02.37.1231. Кайтар, Барна

- Вы все еще сердитесь на меня, дэйя?

Глядящая в окно лимузина Фуоко неопределенно дернула плечом. Несмотря на сияющее в небе солнце на душе третий день держалась паскудная серая тоска, от которой хотелось выть. Мертва ли Риса на самом деле или нет, но из жизни навсегда исчезло яркое пятно, внезапно появившееся несколько дней назад. И вместе с ней окончательно пропала надежда выбраться из окружающего болота. И Кир - что с Киром? Разговаривать ни с кем не хотелось, тем более с Джионом.

- И все-таки, дэйя? - назойливый телохранитель и не думал отставать.

- Джион, - со вздохом ответила Фуоко, по-прежнему глядя в окно. - Я, возможно, взбалмошная дура, но не полная идиотка. Я понимаю, что тогда, на пляже, ты выполнял приказ. Делал то, за что тебе деньги платят. Если на тебя наручники наденут, ты на них сердиться станешь?

- Мне жаль, дэйя, что вы воспринимаете меня таким образом. Но если вы больше не хотите меня видеть, вы можете попросить, чтобы меня заменили кем-то другим. Кем-то, с кем у вас не связаны плохие воспоминания.

- Джион, - Фуоко заставила себя оторваться от окна, за которым проплывали дома с выбитыми окнами, где-то затянутыми пленкой, где-то заткнутыми подушками и одеялами, а где-то - и попросту пустыми. - Я. На тебя. Не сержусь. И менять тебя не хочу. Ага? Просто у меня настроение паршивое и для разговоров по душам не пригодное. Просто помолчи, ладно?

- Да, дэйя. Но...

Телохранитель поколебался.

- Я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли меня на пляже. Мне стыдно признавать, что вместо защиты я оказался обузой, но я обязан вам жизнью. Я не забуду случившегося.

- Да не спасала я тебя! - Фуоко опять отвернулась к окну. - Кир тебя вытаскивал и тот сержант, им спасибо скажи. А Риса нас всех прикрыла. И погибла...

Она сердито шмыгнула носом, удерживая наворачивающиеся слезы.

- Я не мог толком двигаться, дэйя, но голова у меня работала нормально. И слух. Вы бросились мне на помощь первой, остальные последовали за вами. И, если я правильно помню последние слова дэйи Рисы, она сказала, что тело - вовсе не она сама. Если она не лгала для вашего спасения, вы с ней еще увидитесь.

Если не лгала... А если лгала? Если просто не хотела задерживать остальных? Всемогущий Ваххарон, сделай так, чтобы Риса, как бы ее ни звали на самом деле, осталась жива! Пожалуйста! И Кир - тоже.

По сторонам улицы потянулись деревья с голыми ветвями, с которых взрывом оборвало последние сухие листья. Вот и школа - ее на удивление целые окна весело отблескивают под утренним солнцем. Видимо, кто-то из охраны позавчера несмотря на панику все-таки позаботился включить охранную систему, опустившую защитные ставни. Несколько окон все же смотрели на мир тусклыми пленочными бельмами - то ли ставни не сработали, то ли ударная волна проникла в какие-то щели, как дома, где тоже вылетели два стекла на первом этаже. В обширном школьном дворе за решетчатым забором клубилась толпа всех возрастов: от совсем мелких первоклашек до солидных десятиклассников. Лимузин мягко затормозил возле ворот, и Фуоко, разглядев, кто торчит возле них, рванула ручку двери и выскочила наружу, прежде чем Джион успел пошевелиться.

Кирис, по своему давнему обыкновению, подпирал ворота спиной, сунув руки в карманы куртки и уперевшись одной подошвой в воротный столб. Фуоко остановилась перед ним, чувствуя, как колотится сердце, но не зная, что делать. Больше всего на свете ей хотелось броситься ему на грудь и разреветься во весь голос. Но она давно уже не маленькая, чтобы вести себя таким образом.

Она плохо помнила, что происходило тогда на пляже, когда на нее рухнуло, придавив к земле, бесчувственное тело Кириса с закатившимися глазами - кажется, с ней случилась истерика, она задыхалась и теряла сознание, потом билась над ним в рыданиях, ее оттаскивали, давали нюхать что-то резкое и пахучее, а внизу, на залитом берегу, грязные пенящиеся волны облизывали перевернутый вертолет с эмблемой их семьи (его она почему-то помнила ясно и отчетливо). А потом они тряслись в гулком и шумном чреве гигантского военного вертолета, и она сидела рядом с бессознательным Кирисом, стискивая его руку и глядя перед собой сухими глазами, а в голове не осталось ни единой мысли или эмоции. Она знала только, что Риса погибла, и Кир тоже погиб, и ей только осталось умереть самой, чтобы все навсегда закончилось. И даже когда парень пошевелился и тяжело застонал, в ее сердце не возникло ни единого проблеска. Ее окутывала серая душная тоска.

А вчера утром отец самолично зашел к ней в комнату, чтобы сообщить новость.

- Твой друг в полном порядке, - проинформировал он. - Врачи не находят у него никаких проблем. Совершенно здоровый юноша, разве что после сильного нервного шока. Его отпустили домой из больницы еще вчера вечером.

Тогда она снова разрыдалась, уже от облегчения, которое, впрочем, снова сменилось серой тоской. А что делать сейчас, онарешительно не понимала. Кир ведь ее спас. А как положено вести себя со спасителями? Наверное, Джион только что чувствовал себя точно так же.

- Привет... - скованно произнесла она.

- Привет, - откликнулся Кирис.

- Как ты себя чувствуешь?

Парень пожал плечами и цыкнул слюной на тротуар.

- Да, типа, все в норме. Меня еще когда в клинику притащили, я уже совсем очухался. Ты-то как? Тебя не зацепило?

- Нет. Ты же меня оттолкнул. Кир... спасибо.

- Да фигня, забудь. Просто денек дурной выдался. Я еще и ногу потянул, когда бегал, до сих пор ходить больно.

- Кир, отец сказал, что оплатит тебе любое лечение. Больница, где тебя осматривали, наша, ну, не совсем наша, там какая-то отцовская компания крупный акционер, и отец хочет, чтобы ты туда лег на полноценное обследование...

- Забей. Все со мной нормально. Лучше расскажи, что там случилось, когда я отключился. Я немного соображать начал, только когда меня в машине везли, до того какая-то бредятина мерещилась.

Сзади зафырчал, отъезжая, лимузин.

- Ваш портфель, дэйя, - напомнил о себе Джион. - Дэй Сэйторий, я тоже должен поблагодарить вас за помощь на Косом пляже. Вы оказали семье Деллавита неоценимую услугу, да и я лично у вас в долгу.

- Ага, горжусь изо всех сил, - буркнул Кирис, отводя взгляд и поеживаясь. Похоже, он тоже не понимал, как себя вести. - Фучи, так что там случилось?

- Да ничего, в общем, - Фуоко забросила портфель на плечо. - Ну, посидели мы там еще минут двадцать, потом прилетел военный вертолет, такой черный, с двумя здоровыми винтами спереди и сзади, большой, как вагон...

- Ага, "Мачисте", военные такими пользуются. И что?

- Ну, нас в него загнали - в него, оказывается, сзади залезать надо, по пандусу, а внутри сиденья вдоль стен - и привезли к школе. Мы тебя на машине в больницу отвезли, ну и все. Кир, я тоже слегка не в себе была, плохо помню.

- Блин... - Кирис опять сплюнул. - Я так хотел на вертолете полетать! А вот полетал, и что? Не помню ничего.

- Смею предположить, дэйя Деллавита, - заметил Джион, - что у вашей семьи еще остались пассажирские вертолеты. Возможно, не такие внушительные, как "Мачисте", но зато куда более комфортабельные. Дэй Сэйторий, мне поручено передать, что на ваше имя в банке "Морская волна" открыт счет на десять тысяч леер. Вы можете распорядиться ими по своему усмотрению - потратить или оставить на депозите. Просто обратитесь любом отделении банка к консультанту. А сверх того ваша мечта полетать на вертолете может исполниться легко и быстро. Я передам...

- Не надо мне никаких денег! - вдруг рявкнул Кирис. Фуоко с испугом взглянула на него. Парень побагровел и тяжело дышал. Он отлепился от столба и сейчас стоял, стиснув кулаки. - Вы чё, охренели? Я что, просил, что ли? Я ради денег, что ли?..

- Гражданство, - перебил его Джион, и Кирис осекся так резко, словно ему заткнули рот. - Сумма достаточна для того, чтобы вы, дэй Сэйторий, могли купить себе гражданство Кайтара. Все юридические консультации поверенный семьи Деллавита также окажет вам бесплатно. А это, - телохранитель шагнул вперед и сунул в руку Кирису какую-то бумажку, - уже лично от меня. Абонемент в тир - оплачено восемь часов времени, двести патронов и начальный инструктаж. Мишени там бесплатно. Адрес написан.

Телохранитель ухмыльнулся и склонился к его уху.

- Стреляешь, парень, ты как курица, я успел заметить, - тихо проговорил он. - Так что если уж начал хвататься за пистолет, хоть научись его держать правильно.

Джион хлопнул Кириса по плечу и выпрямился.

- Дэйя Деллавита, дэй Сэйторий, - прежним вежливым тоном проговорил он. - Если что, вы знаете, где я нахожусь. А вам, кажется, пора.

Он кивнул и перешел через дорогу, где и устроился у своего излюбленного дерева. Кирис растерянно посмотрел на бумажку и неловко затолкал ее в карман.

- Вот видишь, Кир, - сказала ему Фуоко, - теперь ты сможешь стать полноправным гражданином. Депортация тебе больше не грозит, и в армию тебе идти незачем.

- Я не возьму деньги, - процедил Кирис сквозь зубы.

- Ну и дурак. Тогда тебя из страны выбросят. Или погибнешь где-нибудь по-дурацки. И меня больше не увидишь.

- Тебя? - Кирис даже потерял равновесие и ухватился за ворота, чтобы удержаться. - Да на кой ты мне сдалась, принцесса избалованная?

- От шпаны уличной слышу! - не удержалась Фуоко. - Ох... ну... Кир, ты не думай, что я навязываюсь, но...

Она набрала воздуху в грудь и задержала дыхание.

- ...но раз ты меня спас, то можешь требовать чего угодно, - наконец выпалила она. - Даже... даже...

Чувствуя, как горят щеки и перехватывает горло, она опустила глаза.

- Даже переспать... - наконец выдавила она из себя.

Взглянуть на Кириса она не осмеливалась. Неизвестно, что хуже увидеть на его лице: самоуверенную победную ухмылочку, какая у нее ассоциировалась с мужчиной, затаскивающей женщину в постель, или отвращение к предлагающей себя шлюхе.

Кирис присвистнул.

- Эк тебя зацепило, принцесса, - пробормотал он. - Слушай, ну-ка, посмотри на меня.

Фуоко несмело подняла глаза. Вопреки ожиданиям лицо парня оставалось совершенно серьезным и сосредоточенным.

- Я же, кажется, четко сказал: мне платы не нужно. Никакой. И такой - тоже. Слушай, ты вообще хоть раз в жизни перепихнулась с кем-нибудь? Ну вижу же, что нет. И нафига тебе нищеброд вроде меня? Для первого раза нужны мягкие постели, простыни шелковые и подушки горой, а у меня только жесткая койка и тонюсенький матрас в душной комнате. Да и потом, если твой папаша узнает, он мне точно глотку перережет. Ну нафиг.

- Кир, но я тебе нравлюсь? Хоть чуть-чуть?

- Фучи, ты девчонка красивая, на тебя многие западают, хотя и подойти боятся. Но нам с тобой ничего не светит. Знаешь, когда бедняк склеивает принцессу, а потом они вместе живут счастливо до самой смерти - так только в фильмах случается. И потом, не хочу я, чтобы ты со мной в койку прыгала потому, что обязанной себя считаешь. В общем, я же сказал - забей.

"Ох и намаетесь же вы в жизни друг с другом", - как наяву вдруг услышала Фуоко рисин голос.

- Дурак... - прошептала она еле слышно.

- Раз, два, раз, два... Всем меня слышно? - разнесся над школьным двором из динамиков голос директрисы, и она сама появилась на маленьком балкончике третьего этажа. Гул голосов над школьным двором приутих. - Внимание, слушайте объявление. Как многим из вас уже сообщили по телефону, школа "Бабочка" продолжает работать, тем более что на носу конец учебного года, и у старших классов начинаются важные тесты. Тем, кто надеялся на досрочные каникулы, придется разочароваться. Однако поскольку во время позавчерашней неразберихи пострадали и не могут выйти на работу некоторые учителя, в расписание временно внесены изменения. У классов с первого по четвертый учебный день сокращается до трех уроков, с пятого по седьмой - до четырех, в старших классах все по-прежнему. Изменения в расписании занятий висят на доске объявлений. А теперь прошу всех пройти в классы, звонок через пять минут.

Гвалт нескольких сотен голосов взметнулся с новой силой, но двери школы распахнулись, и толпа начала медленно в них втягиваться.

- Ну, пошли? - как ни в чем не бывало осведомился Кирис. - Или подождем чуток, чтобы через толпу не проталкиваться?

- Идем, - вздохнула Фуоко. - А то закроют ворота, останемся на улице...

Они медленно пошли по двору. Большинство школьников уже столпилось у дверей, но тут и там стояли мелкие и большие группы, оживленно что-то обсуждавшие.

- ...настоящие пришельцы, точно говорю! С бластерами! - поймала Фуоко краем уха быструю мальчишескую скороговорку. - На корабле прилетели и кольчона расстреляли! А он взорвался!..

- Балда! - возразили ему. - Там полк спецназа от волют отстреливался, а пришельцы прилетели и всех их перебили. А кольчона пришельцы науськали! Та замаскированная, из восемь-первого...

Фуоко стиснула зубы. Наверняка одноклассники уже распустили языки на три цулы, и их россказни о случившемся трансформировались в самые невероятные истории. Ну да, теперь Риса окажется виноватой во всех грехах.

Только бы она выжила!

- Сэрат дэйя Деллавита? - осведомился вкрадчивый голос, и рядом словно из ниоткуда возник неприятного вида субъект: в неряшливом обдерганном свитере и дешевых черных очках, с длинными патлами, дымящейся в зубах папиросой и большим блокнотом в руках. - Можно задать пару вопросов?

- Вы кто? - неприязненно спросила Фуоко. - Откуда вы меня знаете?

- Я репортер газеты "Трибуна" Ханс Марвелла, - представился субъект. - Такую знаменитую персону, как вы, не знать нельзя. Скажите, правда ли, что позавчера днем вы вместе с вашим классом ездили на Косой пляж?

- Ну, правда.

- А правда ли, что одна из ваших одноклассниц оказалась замаскированной Чужой? - Его карандаш быстро побежал по бумаге.

- Что?.. - Фуоко поперхнулась. - Откуда вы...

- Правда ли, что она едва не устроила бойню среди учеников, и только вмешательство побережного спецназа предотвратило...

Безо всякого предупреждения Кирис размахнулся и врезал субъекту по физиономии. Взмахнув руками (блокнот отлетел на несколько шагов и заскользил по асфальту, очки повисли на одной дужке), тот упал на спину, ухватился за щеку и тонко заскулил. Поблизости громко ахнули какие-то девчонки-младшеклассницы.

- Ты, марикон! - угрожающе сказал Кирис. - А ну, встал и свалил нахрен отсюда! Сейчас школьную охрану позову!

Субъект тотчас же вскочил на ноги и бросился к воротам. Кирис проводил его взглядом исподлобья.

- Кир, ты чего? - удивленно спросила его Фуоко.

- Это ты "чего"! Ты что, не поняла? Он же из "Трибуны"!

- А-а... Кир, что такое "Трибуна"?

- Слушай, по-моему, не Риса из космоса прилетела, а ты. Серьезно, что ли, никогда не слышала? Самая вонючая и скандальная газетенка в городе. Он бы такого с твоей подачи понаписал, что ты бы потом повесилась. Х-ходер! Тебя точно нельзя из дома без охраны выпускать. Пойдем-ка в школу, пока еще на кого-нибудь не напоролись.

И он двинулся к школе, засунув руки в карманы и что-то немелодично насвистывая. Окружающие провожали его опасливыми взглядами. Фуоко вздохнула и поплелась следом.

В школе стоял полный бедлам. Обычная чинная тишина сменилась возбужденным гулом, доносящимся изо всех уголков. Ученики сбивались в группы в коридоре и горячо обсуждали события последних дней. Возле класса 8-1 собралась особенно густая толпа, перекрывшая коридор так, что не пройти.

- ...а потом оттуда летающая тарелка взлетела, когда нас уже на вертолете увозили! Я сам видел в окошко! - доносился оттуда взволнованно-звонкий голос Навоны. - Здоровая такая, только взлетела и сразу невидимой стала...

- Ну, я ему щас... - пробормотал Кирис и ледоколом врезался в толпу, бесцеремонно работая руками. За ним оставался широкий проход, и Фуоко, мгновение поколебавшись, сунулась следом.

- ...а потом нас всех собрали люди из разведки и сказали, чтобы мы никому ничего не рассказывали, - продолжал в голос вещать Навона. - Потому что, сказали, государственная тайна и жуткий секрет, а если кто-то проговорится...

- ...то ему ночью гхаш приснится и всю постель обоссыт, - насмешливо перебил его Кирис, возвышающийся на одноклассником на голову. - Если тебе сказали, что тайна, чего же ты языком треплешь? Ты вообще чего херню тут несешь? Какая разведка? Какая тарелка? Скажи еще, маленькие зеленые человечки хороводы водили!

- А ты-то чего лезешь? - обиделся Навона, нимало не смущенный. - Ты вообще в отключке валялся, не знаешь нифига.

Затарахтел звонок.

- Да плевать, в чем я валялся! - рявкнул Кирис. - Болтаешь много! Пасть захлопни и перестань тарахтеть, понял? А вы тут чего уставились? - обернулся он к дружно попятившейся толпе. - Звонка не слышали? А ну, пошли отсюда быстро!

Возражать широко известному хулигану и задире не решился никто, и народ быстро потянулся к своим классам. Кирис ухватил Навону за свитер на груди и впечатал его в простенок между окнами.

- Ты, придурок! - угрожающе сказал он. - Риса тебе там, на пляже, жизнь спасла, а сама погибла. А ты что творишь? Что ты про нее несешь?

- Да я же ничего... - слабо пискнул парень.

- Пасть порву! - пообещал Кирис. - А заодно и жопу. Все вы "ничего", а потом в газетах всякую хрень пишут. Кто хмырю из "Трибуны" стукнул, что Риса - Чужая? Может, ты?

- Кир! - Фуоко постучала его пальцем по плечу. - Фиг с ним. Все равно все треплются. Пошли в класс, а то сейчас учитель придет.

Кирис покосился на нее через плечо, потом отпустил Навону и ласково похлопал его по щеке.

- Не забывай, что я сказал, - нехорошо ухмыльнулся он, и незадачливый трепач заметно вздрогнул. Кирис заботливо поправил ему на груди скомканный свитер и пошел в класс.

- Фигасе у Кира новая подружка нарисовалась... - еле слышно пробормотал Навона, но Фуоко его расслышала.

- А что, с языкастым дебилом типа тебя тусоваться, что ли? - недружелюбно спросила она. - Тоже мне, летающую тарелку он видел! Да ты от страха в штаны наложил и в вертолете голову между коленей засунул. Я же видела, как ты дрожал!

- Да там просто трясло!.. - возмутился Навона, но Фуоко не стала его слушать и ушла в класс. В самом деле, сейчас явится мымра Канелла и устроит выволочку. Или побоится, но всем видом продемонстрирует, как тяжело иметь дело с нынешней молодежью!

Мымра, однако, задерживалась, и притихший было гул в классе начал снова нарастать. Фуоко не вслушивалась в окружающую болтовню. На душе снова стало тускло и серо. Если бы она сразу знала, что Риса - инопланетянка, вцепилась бы в нее руками и ногами. А ведь еще своим богатством перед ней хвасталась! Как, наверное, жалко она тогда выглядела: дикарка с отсталой планетки хвалится своими бусами из раковин... И Киру она не нужна. Все, сказка кончилась, даже и не начавшись. Снова тянется прежняя жизнь, наполненная злым отчаянием перед будущим и страхом, что кто-то узнает про ее тайну. Эйлахо! Понятно, почему Риса ее не испугалась - у нее самой способности почище... Кто бы еще подсказал, жива она или нет?

- Класс! Встать! - раздалась команда Айлы. Фуоко встрепенулась. Оказывается, пока она горько жалела себя, в класс вошла Канелла с толстой пачкой листов в руках.

- Всем сесть, - недовольным тоном сказала она. - И тихо, тихо, я сказала!

Она прошла к столу и бухнула на него пачку.

- Объявление, - с кислой физиономией объявила она. - Сегодня вместо занятия тест. Последний из серии. Поскольку вчера, как запланировано, его провести не удалось, поставили на сегодня.

Она пожевала тонкими губами и поправила свои знаменитые очки.

- И не думайте, что вам отменят обычные тесты. До конца учебного года осталось меньше четырех декад, так что тянуть некуда. Староста, кто отсутствует?

- Дэйя Канелла, на занятии присутствуют все... - Староста замолчала, глядя на пустующее место Рисы в дальнем углу. Весь класс дружно обернулся и уставился туда же. - Все, кроме... кроме Рисы Сереновой.

- И где она? - недовольно осведомилась мымра. - Тот факт, что она и так все знает, не избавляет ее от необходимости участвовать в проверках знаний. Причина известна? Болеет?

Фуоко с недоумением поглядела на математичку. Она что, ничего не слышала?

- Риса Серенова погибла позавчера на Косом пляже, - тихо ответила Айла. - Она защищала нас от волют... и от взрыва.

- Вот как? - Канелла помолчала. - Чрезвычайно жаль. Очень одаренная была девочка. Очень. Садись.

Она взяла со стола пачку тестов и пошла вдоль рядов, раздавая их. Вот так так! Значит, она действительно не в курсе, как и дэй Таронхо с дэйей Кьёко. А кто тогда знал? Директор?

Тест сегодня оказался таким же, как и в первый раз: уравнения обычные и тригонометрические, несколько простеньких на первый взгляд задачек с интегралами и производными (почему их задают в восьмом классе? ведь учат же только в девятом, и то не везде!), почему-то несколько вопросов по астрономии и так далее. Ничего нестандартного. Фуоко оглянулась. Кирис с кислой физиономией грыз карандаш, отсутствующе глядя в окно - наверняка он даже и не попытается ничего решать. Ну что за дубина! Ведь не совсем же дурак, соображает, когда хочет! Ну, помочь ему явно не удастся, так что пусть выпутывается самостоятельно. Фуоко раскрыла тетрадь, чтобы использовать в качестве черновика, и углубилась в работу.

Однако уже на второй задаче спокойная жизнь закончилась.

В коридоре послышался топот многих тяжелых ботинок, и дверь в класс открылась. В нее заглянул какой-то чужой, но смутно знакомый мужчина.

- Вот он! - заверещал чужак. - Вот! Я его сразу узнал.

И тут же за ним в класс ввалились школьный охранник, два патрульных полицейских с дубинками и пистолетами на поясе и директриса.

- Вот он! - опять взвизгнул чужак, тыкая пальцем. - Вон тот, здоровый! Он меня ударил!

- Что вы себе позволяете! - взвилась Канелла. - Здесь школа! Урок идет! Тест, между прочим! Кто вы такой?

И тут Фуоко его опознала: тот самый репортер, получивший от Кириса по зубам. Его щека заметно распухла, а глаза без прикрытия темных очков оказались маленькими и бегающими.

- Дэй Сэйторий, - растерянно сказала директриса, - прошу выйти с нами в коридор. У... э-э, дэя корреспондента есть к тебе какие-то претензии.

- А уж какие претензии у меня к нему! - усмехнулся Кирис, поднимаясь. - Я тебе что, мало врезал? Добавки хочешь?

- Эй, ты! - грубо сказал один из полицейских, постарше. - Кончай умничать и иди сюда. Или тебя силой выволакивать?

- Прошу прощения, никого не нужно выволакивать, - прозвучал новый голос, и по классу прокатился дружный вздох изумления. Риса Серенова в той же самой сиротской одежке, что и обычно, вошла в класс и остановилась у входа. Фуоко почувствовала, что мир вокруг вдруг расцвел яркими красками, а сердце учащенно забилось. - Здравствуйте все. Дэй полицейские, могу я попросить вас выйти из класса? Вам все объяснят.

- Не мешай, вака, - отмахнулся от нее полицейский. - Не до...

Он осекся, потому что еще один совершенно незнакомый мужчина в строгом костюме, остановившийся в дверях (в классе места ему уже не хватало), молча взмахнул в воздухе каким-то непонятным жетоном - сине-стальным на черном фоне, какого Фуоко раньше никогда не видела. Убрав значок, костюмированный поманил пальцем полицейских, и те, переглянувшись и пожав плечами, вышли, протиснувшись мимо Рисы. За ними последовал школьный охранник.

- Дэй корреспондент, немедленно покиньте класс, - Риса мотнула головой в сторону двери. Потрепанный субъект злобно глянул на нее, но смолчал и выскочил вслед за остальными. В классе воцарилась гробовая тишина, которую, впрочем, немедленно разбила мымра.

- Серенова, что все это значит? - недовольно осведомилась она. - Мне сказали, что ты погибла.

- Нет, дэйя Канелла, я жива.

Риса повернулась к классу и низко поклонилась.

- Приношу нижайшие извинения за случившееся. Позавчера на пляже сгорела всего лишь дистанционно управляемая кукла. Я испортила ее, перегрузив энергосистему, когда держала гравитационный щит. Я очень рада, что вы все остались живы и не пострадали, и мне жаль, что некоторые из вас испытали печаль, неправильно поняв ситуацию.

- Риса, а ты сюда на космической тарелке прилетела? - немедленно осведомился неугомонный Навона. - Ну скажи же!

На него зашикали.

- Нет. Мне всего лишь пришлось провести сюда новую куклу из... другого места. Еще раз извиняюсь, но у вас идет тест, и я не хочу его прерывать. Дэйя Деллавита, дэй Сэйторий, пройдите, пожалуйста со мной. С вещами. Свои тесты оставьте на партах.

Фуоко вскочила, а позади нее с грохотом отодвинул стул Кирис.

- Серенова, что ты себе позволяешь? - изумилась мымра. - Эйлалия, может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?

- Потом, Амрия, - остановила ее директриса. - Деллавита, Сэйторий, идите с Сереновой.

Фуоко лихорадочно сунула в портфель тетрадь и пенал и проскользнула между парт, остановившись рядом с Чужой. Тяжело ступая, подошел Кирис.

- Сожалею, что не могу удовлетворить ваше любопытство прямо сейчас, - Риса еще раз поклонилась классу. - Но я с большим удовольствием наслаждалась вашим обществом. Возможно, мы еще увидимся. Спасибо вам за понимание и сочувствие. На сегодня я вас оставлю.

По классу пронесся стон разочарования.

- Ага, а Деллавиту с собой потащила! - пробурчал Чезаре. - Ну, понятно, к богатеньким везде особое отношение.

- Если бы ты, сэрат дэй мой Чезза, хоть раз набрал на тесте больше сорока баллов, - усмехнулась Риса, - я бы и к тебе не хуже отнеслась. А так сам виноват.

И она вышла из класса. Фуоко торопливо бросилась за ней.

Два полицейских в коридоре нерешительно переминались с ноги на ногу. Перед мужчиной в костюме они выглядели нашкодившими детьми.

- Но ведь пострадавший обвиняет его... - мямлил старший.

- Я думаю, что сейчас пострадавший отзовет свою жалобу, - неприязненно сказала Риса, и все дружно оглянулись на нее. - Дэй как-вас-там, вы утверждаете, что этот юноша ударил вас по лицу, когда вы пытались брать интервью у дэйи Деллавиты?

- Утверждаю! - взвизгнул незадачливый корреспондент. - Он мне нос сломал!

Над верхней губой у него и в самом деле виднелись растертые струйки крови, но даже на взгляд Фуоко нос у него выглядел совершенно нормальным.

- Как профессиональный врач, дэй, я не вижу у вас ни малейших признаков сломанного носа. Только небольшая гематома на скуле и легкое носовое кровотечение. Дэя Сэйтория обвинят в хулиганстве первой степени, за что предусмотрены как максимум штраф в двести леер и десять дней тюремного заключения. В данном случае, могу предположить, больше сотни он не заплатит и о тюрьме речь даже и не идет. А вот вы, дэй, только что в присутствии двух полицейских и сотрудника ССО признались в незаконном проникновении на территорию школы, что карается штрафом до пяти тысяч леер и заключением на срок до года. Есть такой закон "О противодействии педофилии", если вы не забыли.

- А еще я скажу отцу, что ты меня лапать пытался! - мстительно добавила Фуоко. - И тогда он тебя вообще порвет.

- Дэй полицейские! - корреспондент отступил назад, словно боялся, что его сейчас ударят. - Вы видите, мне угрожают! Почему здесь командует какая-то соплячка?

- Я известна вам как Риса Серенова, - спокойно произнесла Риса. - И честно признаюсь - меня блевать тянет от подонков вроде вас, так что на интервью даже и не надейтесь. Вы уверены, что все еще хотите дать делу официальный ход?

Челюсть субъекта медленно отвисла, глаза округлились. Он отступил на шаг, потом еще на шаг, потом вдруг повернулся и бросился бежать по коридору.

- Да, не задался у мужика день, - зло фыркнул Кирис. - Хорошо бы он еще на лестнице ногу сломал!

- Кир, - Риса повернулась к нему. - С одной стороны, я прекрасно тебя понимаю, гораздо лучше, чем ты думаешь. С другой - я хочу, чтобы ты пообещал дэй полицейским, что больше не станешь хулиганить таким образом. Сейчас же. И не забывай, я вижу ложь.

Кирис насупился.

- Ну, не буду, - буркнул он. - Просто он к Фучи прикопался. Я же знал, что такая сволочь, как он, понапишет, а она вообще не врубалась!

- Ну и замечательно, - с облегчением усмехнулся старший полицейский. - Считаем инцидент исчерпанным. Честно говоря, не очень-то и хотелось тому придурку помогать. Сам помню, какую херню в "Трибуне" про полицию писали. Пошли, Джок.

И полицейские вразвалку удалились вслед за корреспондентом. Мужчина в костюме переглянулся с Рисой, поймал ее едва заметный кивок и последовал за ними.

Из класса вышла директриса, плотно прикрыв дверь.

- Мы можем поместиться у меня в кабинете, дэйя Серенова, - словно продолжая прерванный разговор, произнесла она.

- Не стоит. Мы вам помешаем. Насколько я понимаю, музыкальный класс сейчас свободен, и мы там устроимся.

- Хорошо. Дверь не заперта.

Директриса кивнула и ушла.

- Топайте за мной, драчуны, - хмыкнула Риса. - Не бойтесь, на космическую тарелку сажать не стану и воровать с планеты - тоже.

- А я не против, - Кирис закинул ранец на плечо. - Мне здесь делать все равно нечего.

- Как скажешь, - согласилась Чужая. - Тогда украду и использую для жестоких кровавых экспериментов, а что останется - сварю и съем без соли. Давайте, давайте, времени мало.

Спуск на первый этаж показался Фуоко вечностью. Она ступала словно по облакам, не чувствуя под собой ног, и внутри копилось пылающее, готовое взорваться нетерпение. Когда Риса закрыла позади них дверь музыкального класса, Фуоко еле удержалась, чтобы не броситься ей на шею. И то - как броситься на шею пигалице, которая тебя на голову ниже? На макушку тогда уж.

- Так, ребята, я вижу, что вы от нетерпения сейчас лопнете, - Риса уселась на вертящийся стул перед пианино. - Но треть урока уже прошла, и у вас мало времени.

- На что? - недоуменно переспросил Кирис.

- Я случайно находилась в вашей школе. И паладары - то есть мы - не просто так прилетели к вам в гости. Внеплановое тестирование в школах Барны инициировано нами. Совместно с Министерством образования мы проводим калибровку тестов, позволяющих отбирать школьников в наши обучающие программы. Барна выбрана как типичный кайтарский город, и показатели, полученные здесь, можно экстраполировать на всю страну. Но хотя мы всего лишь готовимся, школьники, показавшие высокий результат в ходе пилотного проекта, получат от нас приглашения.

- Риса! - Фуоко почувствовала, как заколотилось сердце. - А я...

- Фучи, Кир - я обратила на вас внимание потому, что вы очень схожи, пусть и каждый на свой лад. Вы оба пойманы в сети обыденной действительности. Оба очень хотите, но не можете изменить свою судьбу. Участие в нашей программе стало бы для вас хорошим шансом доказать, что вы чего-то стоите сами по себе. Но вы оба не можете в ней участвовать.

Фуоко словно хлестнули по лицу. В глазах потемнело.

- Почему?.. - прошептала она. - Я же решала все задачи... я же лучше других! Я лучше! - крикнула она во весь голос, едва удерживая слезы. - И не из-за денег!

Чья-то рука легла ей на плечо, и она не сразу сообразила, что прижимается к Кирису, словно ища у него защиты от несправедливости.

- Дело не в том, что лучше или хуже. Ты действительно очень умная и образованная девочка. Дело в другом, Фучи. Ты - одна из наследниц семьи Деллавита, и твой отец знает, кто я такая. Он решительно настроен против твоего участия в любых наших программах, полагая, что мы начнем ставить над тобой эксперименты. Он слишком любит тебя, чтобы такое допустить.

- Да ни хрена он меня не любит! - снова выкрикнула Фуоко. - Я для него игрушка! Средство расплатиться с какой-нибудь другой семьей! Финансовый актив!

- Даже если и так, его отношение неизменно. А семья Деллавита в Кайтаре - одна из наиболее влиятельных как в финансовом, так и в политическом плане. Твое участие в программе против воли родителей вызовет серьезные осложнения.

Фуоко оттолкнула Кириса и, шатаясь, добрела до парты. Усевшись за нее, она оперлась локтями о столешницу, обхватила руками голову и замерла, с трудом удерживаясь, чтобы не разрыдаться в голос. Мир, еще несколько минут назад казавшийся ярким и цветным, стремительно окрашивался в оттенки черного. Ее отталкивают. Не из-за того, что тупая или просто неподходящая, а из-за глупых политических игр. Никого, никого она не интересует иначе, чем наследница семьи Деллавита! Почему она не умерла при рождении?

Кирис, набычившись, смотрел на Рису.

- С тобой, Кир, все обстоит еще хуже, - обратилась та к нему. - Помнишь, в прошлый раз ты получил специальный тест? Он показал, что у тебя очень хорошие интеллектуальные задатки и гибкое мышление. Однако ты совершенно не умеешь пользоваться мозгами и не ищешь в жизни ничего, кроме возможности подраться и красиво помереть. А нам не нужны солдаты и герои, мы ни с кем не воюем. Нам нужны люди, способные изменить ваш мир. Не грубой силой, я тебе уже говорила. Перед Вселенной ты пустое место, как бы ты ни накачивал мускулы. Единственное твое настоящее оружие - ум, но с ним ты умеешь управляться не лучше, чем младенец. Не умеешь - и, самое главное, не хочешь. А я не могу помочь каждому на вашей планете, чисто физически не могу. Ты же пока что ничем из общей массы не выделяешься. Кир, Фучи, теперь вы понимаете мои затруднения?

Кирис молча пожал плечами. Фуоко шмыгнула носом.

- Кир, сядь, - Риса показала на место за той же партой. Кирис снова пожал плечами и уселся рядом с Фуоко. - А теперь слушайте меня очень внимательно. Вы оба не проходите в нашу программу по чисто формальным критериям. Но я сочувствую вашему стремлению вырваться на свободу. Поэтому я даю вам еще один шанс.

Она сунула руку под блузку и извлекла оттуда сворачивающийся в трубочку лист бумаги со строчками текста, положив его на парту.

- Вы ничего не знаете о нас и обо мне лично. Вы не представляете, чего мы добиваемся и что вас ждет, если вы попадете в программу. Но вы оба отчаянно хотите вырваться на свободу, и понимаете, что я могу дать вам такой шанс. Докажите, что на вас стоит тратить время. Наша программа рассчитана на подготовку исследователей и инженеров, и если вы хотите ими стать, у вас двадцать минут на то, чтобы решить задачи.

- Не хочу я становиться исследователем, - Кирис отвел глаза. - Я же дурак и хулиган. Мне ничего, кроме армии, не светит.

- Кир, помнишь Мати? Генерала Саматту? Он прилетал на Косой пляж вместе с губернатором. Он много лет служил в армии, в том числе командовал подразделением диверсантов и разведчиков. Пару лет назад он ушел в отставку с поста главнокомандующего одной довольно большой страны. Он настоящий солдат, такой, каким мечтаешь стать ты. А еще у него должность в университете, ученая степень по истории, диссертация и десятка два статей в крупных научных журналах.

- По истории? - недоверчиво переспросил Кирис. - Да ну, фигня какая-то...

- Как скажешь. Могу вас познакомить поближе, чтобы ты сказал ему в лицо. Но сейчас я хочу сказать только одно: солдат и мозги - вещи, совершенно друг друга не исключающие.

- Не для меня.

- А еще, Кир, - после короткой паузы произнесла Риса, - твоя сестра жива.

Кирис вскинулся, больно ткнув Фуоко локтем в плечо.

- Вара? - прошептал он.

- Да. Варуйко Сэйторий. Отбилась от семьи во время паники после Удара и обвала перевалов. Чудом выжила, несколько лет мыкалась среди контрабандистов и пиратов, потом прибилась к банде адмирала Мариси и сейчас находится в Хёнконе. Ты сможешь ее увидеть, если попадешь в программу.

- Ты врешь! - Кирис медленно поднялся из-за парты. - Врешь!

- У вас ровно двадцать минут, - Риса хлопнула ладонью по бумаге. - Кир, ты прекрасно соображаешь, но не имеешь почти никакого представления о математике. Фучи, ты здорово решаешь задачки, составленные по знакомым шаблонам, но плохо справляешься в ситуациях, требующих нестандартного мышления. Никто из вас не сумеет решить задачи в одиночку. Вам не только придется включить мозги на полную силу, но и работать в команде. Время пошло. А я пока что к директору, формальности утрясти.

И она вышла из класса.

- Вот зараза! - с непонятной интонацией, то ли с восхищением, то ли со злостью, сказал Кир ей вслед. - Ну, блин!

- Кир! - уже слегка пришедшая в себя Фуоко дернула его за рукав рубашки. - Сядь. Читай условие. Времени мало.

- Да на кой мне их программа? - пробурчал Кирис, правда, как-то неуверенно. - Все равно ведь без толку. Даже если и возьмут, все равно потом выгонят. Лучше бы на летающей тарелке прокатила...

- В парк Бабудабо сходи, там такой аттракцион есть, - Фуоко снова нетерпеливо дернула его за рукав. - Да садись же! Кир, даже если ты к ним не хочешь, я хочу. А я задачу в упор не понимаю!

- Вот так и имей дело с девчонками, - скривился Кирис, усаживаясь и вперяя взгляд в листок. - Один раз спас, так потом постоянно выручать приходится. Фучи, ты-то чего от меня ждешь? Можно подумать, не знаешь, как я с математикой дружу.

- Неважно. Читай!

Фуоко уже успела прочитать формулировки, но поняла лишь, что задачки не для слабых умов. Она побежала глазами по строчкам повторно.

"Задача первая. Вы - агент, скрытно пробравшийся в особняк шпионов. Вы пробрались в шикарный кабинет на третьем этаже. В кабинете роскошная обстановка: полированная мебель, золоченые канделябры, картины в больших рамах, мраморные статуи так далее. На столе с небольшим прямоугольным аквариумом с тропическими рыбками вы обнаружили подозрительный лист в конверте. Лист чист, но по характерным признакам вы поняли, что на нем есть тайнопись, видная только при освещении чистым фиолетовым светом. На улице прекрасный безоблачный день, и солнечный свет не позволяет вам рассмотреть скрытый текст. Пропажа листа заставит шпионов изменить свои планы и сделает расшифровку бесполезной, так что вынести его из кабинета вы не можете.

На окнах висят тяжелые шторы, позволяющие полностью закрыть солнечный свет, но если вы их задернете, в кабинете наступит тьма. У вас с собой нет ничего, кроме небольшого складного ножа.

Придумайте способ узнать планы шпионов.

Задача вторая. Вы - агент, пробравшийся на базу террористов. В подвале вы обнаружили больше баки с порошкообразными веществами за номерами 1, 2 и 3. Вещества ядовиты: если хотя бы крупинка попадет на кожу, вы сразу же умрете. Вам необходимо доставить все вещества в лабораторию, чтобы химики могли их исследовать и найти антидот.

В вашем распоряжении две пары непроницаемых тонких резиновых перчаток, а также три банки, в которые нужно руками отсыпать образцы веществ. Попадание в банку с образцом даже микроскопических следов других веществ вызовет химическую реакцию, которая сделает образец непригодным для анализа. Зачерпывать банкой из бака нельзя - на внешних стенках останутся опасные следы яда.

Придумайте способ получить нужные образцы. Опишите в виде формулы зависимость между количеством пар перчаток и количеством образцов, которые вы можете взять".

- Фигня какая-то, - высказался Кирис, почесывая в затылке. - Где мы им возьмем фиолетовый свет, когда на улице солнечно? Слушай, а может, задернуть шторы, а в кабинете висит какая-то фиолетовая лампа?

- Ее нет в условиях задачи, значит, и использовать нельзя. Фиолетовая, фиолетовая... а на улице солнечно. Солнце... вот если бы мы нашли призму, мы бы разложили его в спектр и получили фиолетовый луч. Но где ее взять?

- Давай со второй задачки, она проще. Там я вообще не понял, в чем смысл. Берешь перчатки и нагребаешь в банки ихний порошок. В чем засада?

- В одних и тех же нельзя! Про химическую реакцию прочитал? На перчатках останутся следы предыдущего вещества, и новый образец испортится.

- А-а... А если перчатки наизнанку вывернуть?

- Отравишься и умрешь - вещество попадет на кожу. Кир, как можно взять двумя перчатками три образца, если образец нельзя трогать грязными перчатками? Не понимаю...

Кирис молча пожал плечами. Фуоко лихорадочно скользила взглядом по строчкам, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то подсказку. Она почти физически ощущала, как тикают часы, отсчитывающие время до полной и окончательной катастрофы. В аквариуме могут жить рыбки, разноцветные, может, и фиолетовые тоже? Нет, нельзя - не сказано ничего про таких. Нож, при чем здесь нож, да еще и складной?

Секунды неотвратимо падали камнями в вечность, и ее отчаяние все нарастало. Если бы ей сейчас сказали, что она должна кого-то убить ради крохотной подсказки, убила бы не задумываясь. Но подсказки ждать не от кого. Рядом только Кир, да и тот, кажется, спит сидя. Конечно - ему, раздолбаю, пофиг, он пойдет в свою драгоценную армию, и... Тьфу, нет. Сконцентрироваться и думать.

- Две пары, - вдруг сказал Кирис. - Одновременно.

- А?

- Я говорю, надеваешь на руки две пары перчаток сразу. Набираешь в первую банку образец. Снимаешь верхнюю пару и набираешь второй образец.

- Ну так все равно два. А третий?

- Вывернуть первую пару наизнанку и надеть поверх второй. И у тебя опять чистые защищенные руки.

Несколько гулких и торопливых ударов сердца Фуоко непонимающе смотрела на Кириса, но потом в голове словно что-то щелкнуло.

- Кир, ты гений! - восторженно прошептала она. - Я больше никогда тебя дураком не назову. Точно - вторая пара защитит руки!

- Ага, - согласился явно польщенный парень. - Тогда на каждые три образца нужно две пары перчаток. Перчатки умножаем на полтора, и все круто.

- Нет, нет! Не так! Если у тебя три пары, ты все три можешь надеть одновременно! И тогда можно взять... - Фуоко на секунду задумалась, прикидывая. - Пять образцов.

- Как это?

- Три пары надели. Первый образец взяли. Верхнюю пару сняли, средней взяли второй образец. Вывернули и надели первую пару - взяли третий. Выбросили первую пару, сняли среднюю - нижней взяли четвертый образец. Вывернули и надели среднюю - пятый. Кир, мы используем каждую пару перчаток, кроме первой, дважды. Если количество пар перчаток равно Раез, то количество образцов - Раез умножить на два минус один. Для Раез, равному двум, количество образцов - три, для трех - пять. Все сходится.

- А если сто пар перчаток? Как ты их все на руки наденешь?

- Неважно. Это же головоломка, там от мелких деталей абстрагироваться нужно.

Она быстро записала формулу на бумаге.

- Теперь первая задачка. Кир, быстро думай - откуда взять призму?

- Призму? Такая треугольная стеклянная штука, которую на физике показывали?

- Ну да. Белый луч сквозь нее проходит и превращается в радугу. И в учебнике нарисовано. Что у нас есть? Только нож.

- И шторы, - добавил Кирис. - О них ведь зачем-то написано. И вообще, откуда ты возьмешь луч? Солнце не подходит, фонарь нужен.

- Луч - фигня. Задергиваем шторы и ножом протыкаем дырку - вот тебе и луч в темноте. Главное - призма. Кир, думай. Что-то треугольное и прозрачное со всех сторон. Стеклянное пресс-папье? Нет, про него ни слова...

Опять воцарилась тишина, и опять в голове защелкали секунды. Урок неумолимо приближался к концу. "Под столом с небольшим прямоугольным аквариумом вы обнаружили..." К чему здесь "прямоугольный" и вообще аквариум? Может, его тоже как-то использовать - он же прозрачный?

- А обязательно треугольное надо? - спросил Кирис. - Я от простых луж на потолке видел радужные отражения.

- Обязательно. Надо, чтобы свет входил и выходил под углом к поверхности...

Фуоко осеклась. Дура. Набитая. Аквариум!

- Кир, ты опять гений, а я идиотка. Берем аквариум - он маленький и легкий! - и поворачиваем его под углом к лучу. Бока плоские, две смежных грани образуют угол, и у нас есть призма! Луч раскладывается на составляющие, и мы читаем письмо!

Она с трудом подавила желание завизжать от радости и запрыгать до потолка. Вместо того она потянулась и быстро чмокнула Кириса в щеку.

- Кир, я тебя люблю! - с восторгом сказала она. - Мы решили! Мы решили все!

И как бы подтверждая ее слова, в коридоре затарахтел звонок.

- Между прочим, в моей родной стране девица, сделавшая парню такое признание, поцелуем бы не ограничилась.

Кирис с Фуоко резко повернулись к двери. Риса сидела у входа на полу в своей излюбленной позе на пятках и лукаво улыбалась.

- У нас в Катонии, Кир, тебя бы зверски изнасиловали еще до вечера, - добавила она, поднимаясь. - Но с вашими глупыми табу на секс вы, пожалуй, никогда не решитесь.

- А ты здесь откуда?.. - с трудом выдавила Фуоко, приходя в себя от неожиданности.

- Я уже пару минут сижу и слушаю. Я умею двигаться очень тихо, если нужно, а вы увлеклись.

Риса подошла к их парте и мельком взглянула на лист.

- Ну что, успех? - поинтересовалась она. - Я вижу, насчет схемы с выворачиванием перчаток вы догадались. А про луч и аквариум я слышала. Поздравляю, ребята.

- Риса, и мы... прошли? - робко осведомилась Фуоко.

- Вы прошли уже давно, после второго тестирования. Я вас просто слегка попугала, чтобы посмотреть, как вы сработаете на пару. Вы отличная команда. Твоя интуиция, Кир, и твои знания, Фучи, прекрасно дополняют друг друга.

Чужая тепло улыбнулась.

- Добро пожаловать в программу, - сказала она. - Разумеется, если вы все еще не передумали.

Снаружи начал нарастать шум перемены.

- Я не передумала, но... Риса, а что с отцом? Если он не хочет, чтобы я участвовала...

- Фучи, сейчас имеет значение только твое желание. У проекта "Дайгака" наивысший приоритет. Если из-за него нам потребуется пойти на конфликт с твоей семьей, мы так и сделаем, хотя и предпочли бы избежать конфронтации. Надеюсь, дэй Хавьер проявит благоразумие. Кир? А что насчет тебя?

- Ну, я попробую... - буркнул тот, отводя взгляд.

- Не надо пробовать, Кир. Пробуя, ты подсознательно оставляешь лазейку для неудачи. Просто делай. Поставь перед собой задачу - и решай ее. У тебя хватит и мозгов, и упрямства, чтобы достичь своего. Но раз мы всё решили, мне пора. Мы еще не раз увидимся с вами в Университете. Не уверена, что мы сможем начать занятия пилотной группы в начале следующего учебного года, но в начале лета - точно. Я извещу Министерство образования об итогах тестирования, и вас внесут в официальные списки.

- Риса! - вскинулась Фуоко. - А ты... ты точно уверена, что нас возьмут. Ну, я имею в виду, что взрослые...

Чужая рассмеялась.

- А я, значит, дите неразумное? Ребята, я уже представлялась на пляже, но вы, видимо, забыли. И неудивительно - столько всего случилось. Но я не ребенок, Фучи, просто я умею менять внешний вид. Мое настоящее имя - Карина Серенова. Я лидер Паллийской группы паладаров, ректор университета "Дайгака", который начнет работать в Хёнконе в самое ближайшее время - и я ровесница твоего отца. Вы увидите мой официальный облик на завтрашней пресс-конференции, но маску девочки-подростка я сохраню для повседневного общения.

- Ого... - синхронно с Кирисом выдохнула Фуоко. - Значит, ты... взрослая? Дэйя... сэрат дэйя Серенова?

- У нас принято обращаться по имени. Так что я Карина, и безо всяких глупых приставок. Или Риса, если вы так привыкли. Ребята, мне, к сожалению, пора. Расскажите мне только в двух словах, что случилось на пляже после того, как я... как моя кукла сгорела? Мати прикрывал вас с вершины горы, но он находился слишком далеко. Кир, ведь на тебя напала волюта?

- Он меня спас! - решительно заявила Фуоко. - Волюта на меня напала, а он оттолкнул и сам подставился. Он чуть не погиб.

- Странно, - Риса-Карина задумчиво погладила подбородок. - Кир, как ты себя чувствуешь? Есть сердцебиения - ну, кроме тех, что от Фучи - одышка, помутнения рассудка, потери сознания?

- Да все со мной в порядке, - Кирис отвернулся, но Фуоко успела заметить, как он стремительно краснеет. - Очухался, и все дела.

- Очень странно. Кир, понимаешь, волюта упала на тебя сверху. Где она тебя задела?

- Ну... - Кирис похлопал себя по загривку. - Где-то здесь, кажется. Меня так кувыркнуло, что я вырубился, не помню точно.

- Кожа чувствительность сохранила?

- Да я же сказал - все нормально.

- Нет, не нормально. Мы мало что знаем о волютах, да и ваша наука - тоже. Но достоверно известно, что контакт человека с волютой приводит к гибели нервной системы в районе соприкосновения. Касание руки или ноги влечет парезы и параличи нервов, то есть в лучшем случае продолжительное онемение кожи, а в худшем - потерю конечности.Касания головы, шеи, верхних отделов позвоночника и грудной клетки обычно смертельны. Вопрос в том, Кир, почему ты ни капли не пострадал там, где другие умирают на месте.

- Но ведь и я жива, - робко вставила Фуоко. - А на меня волюта тоже нападала.

- Да, действительно. Хм... Кир, можно, я тебя быстро осмотрю? Не волнуйся, я профессиональный врач, вреда не причиню. Сними рубашку, пожалуйста.

Кирис покосился на Фуоко (ага, значит и наш самоуверенный хулиган умеет стесняться!), но ничего не сказал и скинул рубаху. Риса подошла к нему вплотную и быстро побежала пальцами по плечам и спине. Потом прижала указательный палец к впадинке под затылком и принялась касаться другой рукой разных мест.

- Щекотно, - пожаловался Кирис. - И чешется.

- Я закончила, - Риса оторвала от него руки. - Кир, с тобой и в самом деле все в полном порядке. Проводимость нервов типичная для вашей модели... э-э, расы, чувствительность кожи не нарушена. Так, сейчас еще сердце прозондируем на всякий случай...

Она приложила ладони к бокам его грудной клетки жестом, который Фуоко уже видела - тогда, за школой.

- Не понимаю, - вдруг прошептала Риса. - Что за?..

Она принялась обходить Кириса кругом, прикладывая ладони к разным местам на груди и спине. Потом оторвалась от него и, прежде чем Фуоко успела среагировать, тем же жестом ухватила ее за бока.

- Кир, - непонятным тоном спросила она, - а ты за собой ничего странного не замечал?

- В смысле? - не понял тот.

- Свечение между ладонями. Непонятные видения. Молнии с пальцев. Ясновидение. Ну, ты понял.

- Я что, колдун из фильма? - обиделся тот. - Тоже выдумала!

- Кир, у тебя в груди сидит такая же штука, что и у Фучи. Без массы, но с отчетливым откликом на электромагнитное зондирование. А Фучи - эйлахо.

Кирис съежился, словно опасаясь удара, и принялся лихорадочно ощупывать себе грудь и шею. Выглядел он настолько забавно, что Фуоко не удержалась и хихикнула.

- Откуда она взялась? - наконец отчаянно спросил парень. - Когда?

- Пять дней назад, за школой, я просканировала тебя в качестве образца обычного человека. Тогда я не обнаружила ничего подобного. Кир, успокойся. Тебе ничего не грозит, по крайней мере, сейчас. В сухом остатке только факты: вы оба вошли в прямой контакт с волютой, оба едва не померли, оба почти мгновенно оправились от шока и оба заполучили в груди ту штуку. У вас разный пол, разное телосложение, разный тонус нервной системы и даже разные характеры, но результат один и тот же. Вопрос: почему? А, Кир? Фучи?

- Да я-то откуда знаю?!

- Она горела... - задумчиво сказала Фуоко.

Риса внимательно на нее посмотрела, ожидая продолжения.

- Когда позавчера волюта напала на меня, она горела и распадалась. Ее подстрелил, кажется, дядька-сержант. Я плохо помню, что случилось на катере три года назад, но Джион тогда тоже стрелял. Возможно, и та волюта горела, когда попала на меня.

- И летчик в госпитале, - подхватила Риса, - наверняка зацепил при катапультировании волюту головой или грудью, и, возможно, она тоже распадалась из-за повреждений...

- Летчик? - удивилась Фуоко.

- У Кира потом спросишь. Интересная теория. Проверить ее пока невозможно, но на заметку возьмем. Фучи, ты умница.

Фуоко польщенно улыбнулась. Не то чтобы ее никогда не хвалили за дело, но одно - затасканные похвалы от учителей, и совсем другое - от настоящей Чужой.

- Так... - лицо Рисы стало задумчивым. - Собрались как-то в одной комнате два эйлахо и одна инопланетянка... Ребята, мне нужно бежать. У меня через десять минут встреча в Ставрии с одним важным деятелем, я не могу опоздать. А мне еще нужно отдать эту куклу ССО, чтобы они ее спрятали, пока я обратно не переключусь. Кир, оденься. И надо подумать, как тебя охранять.

- Зачем? - настороженно осведомился Кирис.

- Затем, что за эйлахо действительно идет охота. Ты же не хочешь попасть в лабораторию, как тот летчик? Пока о тебе никто не догадывается, но полагаться на чужое неведение опасно. Кир, не выходи из школы в одиночку. Я придумаю, что можно сделать, но мне нужно немного времени.

- Я могу его к себе домой отвести, - предложила Фуоко. - У нас отличная охрана. Без небольшой армии в дом не пробиться. Кир, точно! Сегодня ты у меня ночуешь! И пусть мать что-то плохое попробует сказать!

- Тоже вариант, - медленно кивнула Риса. - Но только ни в коем случае никому не говорите про Кира, даже родителям. И вообще не обсуждайте тему, особенно у вас дома. И никаких обследований в больницах, в особенности никаких рентгеновских снимков грудной клетки. Кстати, Кир, поблагодари дэя Джиона. Я встретила его у ворот, когда шла в школу, и он сообщил мне, что ты ударил корреспондента. Благодаря ему я успела вызвать подкрепление из ССО, и мы тебя выручили. Ну, все. Еще раз поздравляю с участием в программе, и пока. Смотрите завтра пресс-конференцию.

И она быстро выскользнула из класса в шум и гвалт перемены, а в распахнувшуюся дверь весело затарахтел звонок на урок.

- Не поеду я к тебе, - буркнул Кирис, застегивая рубашку. - Отец волноваться начнет, если я на ночь домой не вернусь.

- Кир, разревусь! - пригрозила Фуоко. - Ну что ты колючий как ежик, а? Мы теперь с тобой одинаковые, нам нужно вместе держаться.

А еще, про себя добавила она, уж дома-то я найду способ к тебе подкатиться и отблагодарить как следует. Как у Рисы на родной планете, не выйдет, но хоть что-то должно ведь получиться? От мысли ей стало жарко. Она в программе, пусть даже не знает, какой, и теперь у нее есть Кир. Надо только немного его приручить.

- В общем, кончай тупить, и идем в класс, - вслух сказала она. - А то еще не пустят после звонка, останемся торчать в коридоре как дураки.

"Масарик, контакт. Карина в канале. Марик, у меня срочный вопрос. Ты не очень занят?"

"Масарик в канале. Нет, не очень. Мы с отцом по карте Хёнкона ползаем, опорные точки планируем, так что могу оторваться. Что случилось?"

"Марик, беда..."

"Ты взорвала еще одного кольчона прямо над Барной?"

"Ехидина. Не перебивай, у меня максимум пара минут до встречи с Народным Председателем. Тот мальчик, Кирис - помнишь?"

"С которым ты носишься в последнее время? Ты все-таки хочешь меня бросить и уйти к молоденькому?"

"Не ревнуй, большой сильный мужчина. Женился на катонийке, так терпи ее бесстыдные похождения. Марик, он превратился в эйлахо".

"..."

"Марик, ты еще здесь?"

"Умеешь ты огорошить новостью. Каким образом?"

"Неясно. У него в грудной клетке такой же отклик, как у Фуоко Деллавита и найденного нами летчика. Несколько дней назад его не наблюдалось. Предположительно новообразование появилось из-за прямого контакта с волютой на Косом пляже. Но не в том сейчас дело. Нужно понять, как обеспечить его охрану и притом не слишком напрячь. Из-за криминального прошлого у него есть основания опасаться любых спецслужб, и вряд ли он хорошо воспримет опеку ССО. Если он сбежит и попадет в плохие руки..."

"Я понял. Дай подумать..."

"Марик, двадцать секунд. Меня уже ведут в кабинет".

"Есть. Он ведь в армию мечтал пойти, если я правильно помню? Отправь его на базу "Дельфин". Мати собирался туда заглянуть после пресс-конференции. Думаю, ему не откажут пристроить мальчика на несколько дней, а он с большим удовольствием там поживет. Легенду сама придумаешь. А потом разберемся".

"Марик, ты умничка. Почти такой же, как Кирис. Ладно уж, сегодня тебя не брошу, подожду до завтра. Все, отбой".

"Вот так меня жена оскорбляет и унижает. Пойти, что ли, папе пожаловаться? Конец связи".

"Вниманию Паллийской рабочей группы. Майя в канале. Информационное сообщение. Срочность: низкая. Важность: средняя. Тема: эксперименты над людьми в Барне.

Я только что закончила общаться с заместителем директора Департамента информационного обеспечения ССО. Формальный повод для встречи - прогноз реакции кайтарского общества на завтрашнюю пресс-конференцию. Прогноз получен и оформлен отдельным отчетом, но сейчас речь не о нем.

На основании сведений, полученной Камиллом от контактов Суоко в Третьем отделе СБ Ставрии, я крепко взяла его за жабры. Он прекрасно понимает, что если начальство узнает о том, как он сливает информацию частным службам безопасности, он - труп. Начальство полагает, что такая торговля - его прерогатива, и очень плохо относится к подчиненным, пытающимся таскать из-под носа жирные куски. А когда после кнута я кинула ему сладкий пряник в виде увесистой золотой плашки, он вообще размяк. В общем, парень теперь мой со всеми потрохами. Камилл и Суоко, проследите, чтобы с ним не начали работать по каналам СБС. Лучше, если информация о нем вообще потеряется.

Для проверки я потребовала у него отчет о состоянии военного летчика, найденного Карой в Барне. Как я и предполагала, ССО скармливает нам полную лажу. Его уже привели в сознание и даже в некоторой степени восстановили память. Как и предполагалось, над ним, как и еще над двумя десятками заключенных, возможно, эйлахо, ставили загадочные эксперименты, сути которых он не понимает, в том числе пытки электротоком и (по симптомам лучевой болезни у подопытных) облучение радиацией. Эксперименты проводились с помощью сложного оборудования, выглядевшего очень новым. Как он попал туда - не помнит, но предполагает, что его нашли и похитили, когда после катапультирования над холмами рядом с Барной он пробил собой группу волют и потерял сознание. Как он сбежал, тоже не помнит, но версия с загадочным внутренним помощником выглядит единственно возможной: подопытные все время находились под контролем вооруженной охраны.

Мой новый контакт не имеет никакого представления о том, кто и зачем проводил варварские эксперименты, хотя и уверен, что к делу не имеет отношения ни одно государственное учреждение. Те действительно изучают эйлахо в рамках секретных программ, но применяют гораздо более гуманные методы и никого не принуждают силой. Более того, часть программ находится в стадии свертывания из-за бессмысленности и бесперспективности. Однако он предположил, что такими вещами могла заниматься организация, непосредственно связанная с одной из влиятельных кайтарских семей. С учетом города - конкретно с семьей Деллавита. Поскольку найти оборудование и персонал, эвакуированные из лаборатории под собором через Старый порт, так и не удалось, а без ведома Деллавита из Барны не может выйти ни одно сколь-нибудь крупное судно, версия выглядит вполне правдоподобной.

Больше я нашего нового дружка пытать не стала, поскольку он выглядел не очень хорошо. Пусть отойдет от шока и как следует поймет, что работать с нами выгоднее, чем против нас. Только, Кара, хочу обратить внимание: твоя ненаглядная Фуоко Деллавита - тоже эйлахо. Если к экспериментам причастен ее отец, становится понятным его отношение к нам: он может предполагать, что мы станем изучать эйлахо похожими средствами. Кстати, если мы обрежем с Деллавита коммерческие связи из-за их предполагаемых опытов, девочка вряд ли когда-то попадет в программу. Папаша просто не позволит.

Я поищу дополнительную информацию на основании находок Марика, но пока что все. Конец сообщения".

Примерно то же время. Окрестности игровой площадки №1150098-LXB-11206 (Палла)

Зачем я здесь? В который раз спрашиваю себя - и не могу найти ответа.

В двадцати стандартных минутах от меня парит в вечной пустоте зелено-голубая планета, вокруг которой медленно бегут по своим орбитам две небольшие луны: голубоватая Труффа и красноватая Инганно. Парит так же, как и последние примерно сто тысяч ее планетарных лет - с тех пор, как Конструктор (кажется, Лотто?) выпустил ее в свободный полет из формующей гравитационной колыбели. На ее поверхности копошится шестьсот миллионов человек - букашек, неразличимых с моей позиции с помощью даже самых лучших оптических усилителей. Если верить сохранившимся журналам Станции - на двести миллионов меньше, чем жило там до появления Арасиномэ. Двести миллионов человек - четверть населения - погибло за первые месяцы после Удара. Я пытаюсь вообразить, что могло происходить на Палле, когда в одно мгновение исчезло напряжение в розетках, отключилась связь, встал транспорт, а самолеты с мертвой электронной начинкой начали падать на города. Пытаюсь - и не могу. Наверное, голод из-за отключившихся холодильных установок, эпидемии из-за мертвой канализации, обезумевшие толпы на улицах, пытавшиеся получить от властей хоть какие-то ответы, а находившие лишь смерть от пуль таких же насмерть перепуганных и растерянных солдат и полицейских... На Палле нет обычая хоронить мертвых в земле - иначе кладбища сейчас занимали бы вокруг городов все свободное место. Но снимки городов с огромными целиком брошенными районами не менее красноречивы.

Я смотрю на небольшой генератор метрики, в который погибающая Станция в последний момент превратила Паллу с лунами, но перед моим внутренним взором возникает совсем другая планета. Я еще помню, как она выглядела с высокой орбиты во времена моей юности четыре с половиной миллиона земных лет тому назад. Тогда вместо серо-желтых красок вечной засухи и бесплодия в разрывах облаков проглядывали оттенки зеленого, манифест жизни и процветания...

Мало кто из оставшихся может похвалиться, что собственными глазами видел наполненные жизнью древние материки и океаны Земли. Большинство ныне живущих Демиургов принадлежит ко второму и последующим поколениям, родившимся уже на Станциях. Они знакомы с живым обликом родины человечества лишь по немногим сохранившимся записям. Они не знают, что именно потеряли. Для них родной дом - в лучшем случае "Белоснежка", "Эдельвейс", "Жемчужина", "Жанна", "Синий тюльпан", "Ниагара" и прочие жилые комплексы, все еще плывущие по орбитам вокруг своих звезд. Станции тоже мертвы, но мертвы совсем не так, как Земля. Они просто законсервированы. Управляющие ими искины терпеливо ожидают появления новых обитателей, готовые мгновенно вдохнуть жизнь в безмолвные керамитовые коробки.

Ожидают обитателей, которые не появятся уже никогда.

Четыре с половиной миллиона лет назад мы все знали, что билеты на Станции выписывают в один конец. Чудовищная по масштабам система гравитационных ускорителей, многослойной сферой окружившая Солнце, для воспроизведения требовала столетий развития промышленной базы. По прогнозам искинов, каждой колонии потребовалось бы не менее трехсот лет на постройку распределенной катапульты, способной отправлять обратно в Солнечную систему хотя бы по одному кораблю раз в планетарное десятилетие. Все желающие отправиться к звездам проходили жесткий контроль со стороны психологов, людей и искинов. Допускали только тех, у кого никогда не могло возникнуть навязчивого желания вернуться обратно. Мы не жалели, что расстаемся с Землей, а субсвязь гарантировала свободу общения с немногими остающимися друзьями. Мы полагали себя асоциальными одиночками, для которых наука важнее всего остального, и Станция у другой звезды воспринималась немногим более далекой, чем лаборатория где-нибудь в облаке Оорта. Десяток-другой лет анабиоза? Ну и что!

Мы считали себя свободными независимыми авантюристами, оборвавшими все ниточки, тянущиеся от старого дома. Но когда внезапно пропала связь с Землей, мы осознали, как жестоко ошибались. Я до сих пор удивляюсь не тому, что погибли целых три колонии - а что погибли всего три. Я помню страх и отчаяние, бурной волной прокатившиеся по "Эдельвейсу" через несколько часов после официального извещения управляющей двойки. Если бы не ледяная логика и деликатная поддержка чоки-компаньонов, шквал эмоций стер бы нас всех, как стер двести миллионов жителей Паллы. И тогда Вселенная окончательно избавилась бы от разумной жизни. Впрочем, почему "если"? Сорок три тысячи разумных существ, людей и искинов, уцелевших из восьмидесяти миллиардов, в бескрайней Вселенной значат меньше песчинки в пустыне, в которую превратилась Земля.

Маришка покончила с собой две недели спустя после того, как первый корабль с людьми вернулся в Солнечную систему. С людьми? Нет. Ими мы уже не являлись. Только твердотельные носители психоматриц, разработанные гениальным Ройко, позволили нам перенести путешествие внутри конструкции, которую и кораблем-то сложно назвать. Никаких систем жизнеобеспечения и жилого пространства, только каркас, запасы рабочего вещества, силовые установки да отсек с носителями некогда человеческих сознаний. И ускорения, которые биологические тела не смогли бы выдержать даже в гравикомпенсаторах. Вот еще одна глупость, на которую способен лишь человек: не было ни единой причины посылать к Земле драгоценные человеческие психоматрицы. Субсвязь вполне могла передать нашим рецепторам поток данных с любых приборов и установок, управляемых искинами. Но мы не могли иначе - точно так же, как я до сих пор являюсь к Земле лично вместо того, чтобы просто подключиться к массивам своих сенсорных блоков. Мы, дети Солнца, стремились назад, чтобы увидеть случившееся своими глазами.

Я убил Маришку - и не только ее. Полные безотчетного ужаса сообщения нашей экспедиции погубили многих и многих. Тех, кто, как и я, полагали себя свободными от детской колыбели, жестоко ошибаясь в своей гордыне. Безжизненные космические заводы и лаборатории, фермы и энергостанции, детские сады и развлекательные комплексы стали лишь первым предупреждением. Мы стремились к Земле - и в то же время как можно сильнее старались оттянуть момент истины. Траекторию подхода специально проложили в плоскости эклиптики, и те месяцы, что мы шли к Земле сквозь насыщенное мертвыми конструкциями пространство, мы всеми силами заставляли себя не думать, что найдем на планете. Заставляли - хотя уже подсознательно знали правду.

Погибли не только люди. Неведомый злой дух, обрушивший свой гнев на нашу родину, уничтожил все, до чего дотянулся. Биологическая жизнь в системе полностью прекратила свое существование. И не уцелело ни одного искина, способного сообщить, что же случилось на самом деле: водород-керамические схемы распались точно так же, как и углерод-водородные связи в органике. Лишь выл над мертвой Землей ветер, наметающий барханы стерильного песка над руинами некогда гордых небоскребов...

Мы до сих пор не знаем, что же случилось на самом деле. За четыре с половиной миллиона лет фантомные зонды перетряхнули каждый кубический миллиметр пространства в окрестностях трех лет от Солнца в надежде найти хоть какую-то подсказку. Тщетно. Зато мы примерно знаем количество людей на Станциях, покончивших жизнь самоубийством в течение стандартного планетарного месяца после нашего прибытия: около двух тысяч. Потом эпидемия суицидов пошла на спад, но Первое поколение - первопроходцы и исследователи - практически перестало существовать. Почему остался жить я? Из-за науки и своих изысканий? Маришка не оставила мне никакого сообщения. Она просто уснула навсегда, отправив мне реквизиты доступа к своему личному архиву. Прошло четыре с лишним миллиона лет, а я так и не решился заглянуть в ее дневник. Возможно, потому, что боюсь понять ее - и уйти так же, как она.

Четыре с лишним миллиона лет я существую, не зная, зачем. Многие и многие Ушли, не выдержав бессмысленности существования. Нас осталось меньше тысячи - Демиургов, когда-то бывших людьми, а сегодня бессмысленно убивающих время на виртуальных и реальных игровых площадках. Меньше тысячи - из восьмидесяти миллиардов.

Я подобно некоторым своим товарищам с головой ушел в науку. Физика пространственного континуума стала для меня стержнем жизни. Я не участвую в играх и не поддерживаю Рейтинг, так популярный среди молодежи. У меня свои развлечения - "набери побольше данных" и "придумай теорию позаковыристее". Залежи накопленной мной информации иной цивилизации вроде паллийской хватило бы на тысячи лет вдумчивого изучения. Кажется, кличка "харлам" давно стала нарицательной для сухого бесстрастного зануды, хотя в глаза мне о том никто не говорит.

Я с головой погрузился в свои эксперименты. Я создаю карманные вселенные, зажигаю звезды и играю с законами физики, как ребенок играет с цветной мозаикой. На старой Земле меня, наверное, назвали бы богом. И я изо всех сил пытаюсь забыть о случившемся четыре с половиной миллиона лет назад. Безуспешно. Иногда что-то заставляет меня бросать все дела, концентрировать сознание в одной точке - и смещаться Земле. Рядом с планетой, которая старше меня в тысячу раз, я ощущаю странное спокойствие со стрункой негромкой печали. Возможно, раньше люди то же самое чувствовали на могиле родителей. Я смотрю на неспешно вращающийся желто-серо-голубой шар и пытаюсь не думать о том, что ждет нашу расу в будущем.

Возвращаются ли к колыбели разума другие мои ровесники? Вероятно. Иногда, по крайней мере раз в две-три терции, зонды ловят всплески возмущений, характерные для создающейся точки восприятия. Но мы никогда не говорим об этом друг с другом. Никогда.

Зачем я постоянно возвращаюсь к Земле? Зачем я, угрюмый педант и затворник, поддался на уговоры Джао и примкнул к фарсу так называемых "паладаров"? Ответ "не знаю" - и там, и там. Но, кажется, я постепенно начинаю понимать.

Мертвая серо-желто-голубая Земля - и живая, пока еще живая зелено-голубая Палла. Две планеты: одна возникшая спонтанно и давшая жизнь голой бесхвостой обезьяне, сумевшей добраться до звезд - и другая, созданная искусственно, тщательно, с прилежанием, чтобы другой вид бесхвостых обезьян никогда не заподозрил, что создан на потеху пресытившимся богам. Планеты такие разные - и такие похожие в своей судьбе. Изучая сумасшедший дом, в который превратилось пространство вокруг Паллы, я не могу отделаться от мысли: а что, если Земля погибла по той же причине? Что, если вот такой же неведомый Арасиномэ явился к ней из глубин космоса, чтобы... зачем? Возможно, их притягивают звезды определенного типа, как коал притягивают эвкалиптовые листья. Или же они реагируют на следы разумной активности, чтобы уничтожать конкурентов до того, как те станут опасными. Или же речь просто о случайных совпадениях. У нас слишком мало данных, чтобы заниматься спекуляциями, но если совпадения не случайны - что я стану делать? Попытаюсь отомстить за кошмар, пережитый в юности? Дам местным обезьянам пространственный деструктор, чтобы те отомстили вместо меня? Или с обычной холодной отстраненностью исследователя изучу явление, разложу его по полочкам, отправлю результаты в Архив и найду новую тему для изучения?

И опять я не знаю ответа. Возможно, научные изыскания для меня тоже самое, что Игра - для остальных: просто способ убить ни на что не пригодную вечность. Вполне возможно, когда-то мне окончательно опостылеет такая жизнь, и тогда я Уйду, даже не в темный сон, а совсем. И останутся после меня лишь огромные залежи информации, в которые больше никогда не заглянет ни одна живая душа.

Игра... Я всегда относился с презрением к тем, кто ей занимается. Я не одобрял даже Джао, своего ученика, который случайно изобрел ее, а потом использовал для проведения социологических экспериментов. Вроде бы тоже наука, но какая-то примитивная, приземленная, с постыдно-чувственным оттенком. Но оглядываясь назад, я вижу, что все не так просто, как мне хотелось бы представлять. Игра - потакание низменным чувствам, сохранившихся в наших психоматрицах еще со времен бесхвостых обезьян, да. Однако кто мог представить, что глупая драка двух мальчишек, Камилла и Джао, в песочнице Текиры в конечном итоге даст нам новое поколение молодежи? Кто знал, что юная девчонка, по стандартной шкале времени не разменявшая даже первую секунду, окажется в состоянии собрать в единую команду не только нескольких своих сверстников, но и нас, Старших? Фактически - всех, кому еще не совсем безразличен окружающий мир. Когда мы с Твереком и Квентором в последний раз работали вместе? Ах, да - совсем недавно, по Джамтерре, любимому проекту Джао. А до того? И не вспомнить без копания во внешних кольцах памяти. Я, Квентор, Тверек, Миованна, Камилл, Майя, Джао - и Карина, Саматта, Масарик, Палек, а также несколько десятков других юнцов, которых пока еще без пригляда не выпускают из детской комнаты. Спроси меня еще секунду-другую назад, возможно ли такое, и я лишь скептически хмыкнул бы в ответ. Возможно, мир наконец начал меняться, потихоньку, постепенно, но меняться. Я боюсь спугнуть робкую надежду, а потому даже не стану задумываться, так ли это.

Все, хватит. Время для очередной бесплодной когитации закончилось. Я тянусь сознанием к ниточкам гиперсвязи, соединяющим мое сознание с сенсорными массивами и лабораториями - и только сейчас обращаю внимание на настойчивый сигнал срочного вызова. Ах, да, я же обрезал все каналы, чтобы не мешали думать, а форсировать сигнал вызывающий не захотел. Или не решился. Впрочем, для Джао последний вариант не проходит, малыш со мной давно не церемонится. Значит, дело важное, но не из серии "гибель Вселенной".

"Джао, контакт. Харлам в канале. Звал? Извини, только что заметил".

Пауза, потребная на переходы пакетов между вселенными.

"Джао в канале. Харлам, ситуация с Паллой становится все интереснее. Робин хочет с тобой пообщаться прямо сейчас".

Робин? Что вдруг потребовалось от меня юному застенчивому искину - или небу, как их стало модно называть с подачи нахального молокососа Камилла? Впрочем, Робин - наша единственная ниточка к джамтанам, и если тем есть, что сказать...

"Подключай его по полному каналу. Ты сам присутствовать намерен?"

"Я, в общем, уже в курсе ситуации, но если пустишь, краем уха повторно послушать не откажусь".

"Хорошо. Включайтесь в мой кабинет".

Мне два с половиной дня - галактического дня! - от роду, я один из старейших живущих, но так и не научился толком пользоваться системой символьных каналов связи. Узнает кто - не поверит или даже поднимет на смех. Возможно, дело в том, что я был слишком стар уже тогда, когда они появились. Возможно, я просто ленив и туп - хотя нет, сливаться с лабораторными искинами я научился безо всякого труда. Так или иначе, для общения я предпочитаю древние, но проверенные методы виртуальных кабинетов.

Какое окружение выбрать для встречи? Пожалуй, так... Бескрайняя глубина космоса, испещренная мириадами звезд, тает и сменяется обстановкой небольшой уютной гостиной. Плотные шторы на окнах, монотонные зеленые обои на стенах, серо-желтые плюшевые диваны... и, наверное, еще камин с ярко пылающим огнем. Вряд ли обстановка подействует на Робина, не обладающего нашими эмоциями, но так комфортнее мне. Если уж узнавать новости об эпохальных потрясениях, то в маленьком привычном пространстве, где они кажутся далекими и не страшными.

Негромкая трель - и посреди комнаты возникает беловолосый мужчина в непривычной одежде. Я уже видел такую - и в музейных экспозициях, и в картинках с Джамтерры: деловой костюм начала двадцатого века того периода, когда время еще отсчитывали от рождества Христова. Похоже, Робин настолько вошел в роль координатора проекта, что не хочет из нее выходить даже при общении со своими. Тут же рядом оказывается голый негр могучего телосложения.

- Привет, Харлам, - небрежно машет Джао рукой и шумно падает на ближайший диван, проседающий под его тяжестью почти до самого пола. Недовольно стонут пружины. - Не обращай на меня внимания, я в разговоре участвовать не намерен. Тяжко, однако, существовать одновременно в двух разных вселенных, башка кругом.

- Так переместись сюда целиком, - советую я, устраиваясь в любимом кресле. - Гонять синхронизацию психоматрицы через пакетный канал - занятие для мазохистов. Здравствуй, Робин. Садись.

- У меня шесть параллельных проекций на Джамтерре и четыре на Текире, -отмахивается мой любимый ученик. - Пока заглушишь все корректно, пока потом снова поднимешь в нужных местах... Ну его. В общем, дальше без меня.

- Я благодарен за предложение, но мне все равно, - информирует меня Робин. - Расположение моей визуализации не влияет на мой психологический комфорт.

Впрочем, он все-таки аккуратно присаживается на диван, поддергивая на коленях брюки. А ведь хорошо у него проекция проработана, достоверно. Впрочем, он все время общается с Эталонами и первой стратой на Джамтерре, ему иначе нельзя.

- Я только что говорил с джамтанами, - без дальнейших предисловий говорит Робин. - Они обеспокоены.

Я молча жду продолжения.

- За последние минитерции я не слишком продвинулся в понимании Чужих. Проблема уже не лингвистическая, а, скорее, мировоззренческая. Их дробно-личностная природа не позволяет находить общие точки, способствующие пониманию. Однако их последняя передача в мой адрес на удивление ясна и недвусмысленна. Даю перевод.

Робин поднимает руку ладонью вверх, и над ней загорается пульсирующий желтый шарик.

- Я/мы вызываем дискретную сущность Робина, - в такт пульсации звучит бесстрастный мужской голос, использующийся искином для озвучивания передач джамтан. - Тема: события в...

Голос прерывается статичными помехами, обозначающими непереводимые участки.

- Следящий зафиксировал провал в континууме. Причина: энергичное взаимодействие Дискретных с Арасиномэ. Предоставляем рекомендацию: избегать контакта с объектом. Крайняя опасность. Возможно разрушение больших объемов континуума. Возможно исчезновение Дискретных. Прежние контакты Сферы с Арасиномэ вели к уплощению меня/нас с безвозвратной утратой отдельных сегментов. Арасиномэ ведет активную охоту на высокоэнергетические объекты. Арасиномэ обладает широким углом зрения. Сейчас Арасиномэ молодой и уплощенный, но быстро увеличивает размерность. Сфера разрывает канал к Дискретным для минимизации риска уплощения меня/нас. Восстановление канала после разрешения кризиса. Конец передачи.

- Вероятность точности перевода не менее восьмидесяти трех процентов, - поясняет Робин, опуская руку. - Я использовал термин "Арасиномэ", потому что наверняка речь идет именно о нем. Должен ли я дать свои выводы?

- Конечно, - соглашаюсь я. Та часть меня, которая когда-то являлась искином Тайшлеком, уже проанализировала передачу, согласилась с Робином и выдала список неотложных рекомендаций. Но сейчас мне интересно мнение молодежи.

- Во-первых, джамтане продолжают следить за деятельностью Демиургов во всех точках их присутствия, включая Игровые миры. Предположение, что они наблюдают только за Паллой, имеет чрезвычайно низкую достоверность. Во-вторых, Арасиномэ настолько опасен, что джамтане полностью разорвали связи с нами. С учетом гибели операционного блока в районе Паллы следует предположить, что Арасиномэ действительно умеет находить точки финиша каналов субсвязи и при необходимости способен пройти по всей сети наших коммуникаций, что ставит под угрозу саму цивилизацию Демиургов. В-третьих, "широкий угол зрения" почти наверняка означает, что Арасиномэ, как и джамтане, естественным образом воспринимает не только стандартное трехмерное пространство, но и минорные измерения. Следовательно, он способен пройти отсюда в нашу Вселенную и, возможно, именно оттуда и прибыл сюда.

- Рекомендации?

- Немедленно свернуть операцию на Палле. Немедленно эвакуировать отсюда психоматрицы Демиургов и нэоки и принять меры к необратимому сбросу данной вселенной в общую пену. Однако, - добавляет Робин после короткой паузы, - данные рекомендации невыполнимы. Я знаю Карину лишь по нескольким коротким визитам на Джамтерру, но знаком с ее биографией. Она никогда не покинет тех, кого защищает, даже рискуя жизнью. Камилл воспримет ситуацию как дополнительный вызов, делающий жизнь интереснее, Майя не обратит внимания, Масарик и Саматта не бросят Карину, а задействованные нэоки настолько ненавидят посмертное безделье на ваших искусственных площадках, что даже финальное небытие для них предпочтительнее. Именно потому сначала я решил посоветоваться с тобой, Харлам. Ты один из старейших Демиургов и наверняка знаешь, как поступить.

Я с интересом смотрю на мальчика, пытаясь понять ход его мыслей. Уж кто-кто, а неб-то должен знать, что "самый старый" и "самый мудрый" далеко не синонимы. Даже молодежь в данном вопросе во сто крат компетентнее меня.

- Ты зря надеялся на меня, - наконец констатирую я. - Я совершенно неподходящая личность для таких вопросов. Я отшельник, почти не контактирующий с обществом, если наших бездельников можно так назвать. Вон к нему все вопросы, - я киваю на сонно прикрывшего глаза Джао. - Карина - его воспитанница. Да и с Майей они лучшие друзья. Однако с технологической точки зрения все не так плохо. Нам не обязательно поддерживать постоянные каналы связи с Большой Вселенной.

- Насколько я представляю, черезграничная пакетная связь плохо отражается на распределенном существовании психоматриц биологического происхождения.

- Верно. Но лишь в том случае, если все точки концентрации сознания активны одновременно. А если мы вынесем в Большую Вселенную только спящие копии, активирующиеся при гибели активных кластеров здесь, у Паллы, то особых проблем не возникнет. Синхронизация пойдет только в одну сторону, и временные задержки станут не важны.

К паузам связи добавляется неуловимо-краткий миг размышления, для искина пятого класса равнозначный тяжелым человеческим раздумьем. Я замечаю его только потому, что намеренно ускоряю несущую частоту своего сознания на три порядка. Надо бы все-таки собраться с силами и изучить малыша как следует....

- А если Арасиномэ проследит трассы, по которым идут пакеты? - переспрашивает Робин.

- Пакеты - не гиперсвязь. Каждый пакет, по сути, является отдельным фантомом...

- Я знаю технологию, - довольно невежливо перебивает Робин.

- Замечательно. Тогда ты знаешь также, что пакетам вовсе не обязательно перемещаться вдоль геодезических линий пространственной топологии, как каналам гиперсвязи. Грубо говоря, если они немного попетляют перед достижением цели, отследить точку назначения, просто пройдя вдоль начального участка трассы, станет почти невозможно. Я не думаю, что Арасиномэ способен на такое.

- Принято к сведению. Я бы хотел поучаствовать в усилении системы безопасности: утрата любого участника проекта невосполнима.

- Свяжись с координатором. Если ему потребуется помощь, он ее запросит.

- Принято. Спасибо за консультацию. Прошу по своему усмотрению передать информацию участникам проекта "Дайгака".

Проекция Робина мерцает и исчезает в вихрящемся туманном облаке, которое тут же бесследно тает. Следует полагать, этот цирк - тоже следствие привычек, сформировавшихся на Джамтерре. Вообще, если подумать, за миллионы лет, что мы живем бок о бок и в симбиозе с искинами, ни один человек (кроме разве что легендарного профессора Главачека) не пытался провести исследования их психологии, хотя небы психологию биоформ знают прекрасно. Интересно, что станет с нашей расой, если в один прекрасный день они заявят, что мы им надоели, и отправятся по своим делам? Впрочем, откуда-то изнутри меня, из тех частей, что когда-то являлись независимыми искинами, приходит холодное уверенное знание: не заявят. Ну, и за то спасибо. Сейчас у нас есть проблемы поважнее.

- Джао! - зову я.

Мой лучший ученик приоткрывает один глаз и широко зевает. Ну, актер!

- Ась? - вяло спрашивает он.

- Я осознал проблему. Об эвакуации, разумеется, и речи не идет. У Карины свои мотивы, у меня свои, но даже без разговоров с ней итог очевиден мне не менее, чем Робину. Если не считать Цукку с Вакаем, я плохо понимаю твоих подопечных, но у меня есть серьезные сомнения, что их следует проинформировать о сообщении джамтан. Твоя любимая поговорка - меньше знаешь, крепче спишь. Или я ошибаюсь?

- Ошибаешься, - Джао опять зевает и сладко потягивается. А, понял. Все-таки он не создал или уже удалил здесь кластер своего сознания, так что пантомима просто маскирует задержки в пакетной связи. - Не моя, а Камилла. Но в данном случае могу только согласиться. Младших лишний раз грузить незачем, у них и так проблем хватает. Сбежать они не сбегут, технической стороной дела они не управляют, так что здесь то самое лишнее знание, в котором многие печали. Проинформируй Майю, Камилла и координатора, остальным расскажем через пару минитерций, когда станут понятными перспективы проекта "Дайгака".

- Ты сам не собираешься сюда являться?

- Нет. Времена, когда мне приходилось водить детей за руку и вытирать им сопли, давно прошли. Они вполне самостоятельны. Кроме того, здесь неб пятого класса...

- Шестого. После инцидента мы решили нарастить ему мощности и распределить их на десяток лет в сторону от Паллы. Просто на всякий случай, чтобы в случае форс-мажора не заниматься тем же в условиях цейтнота. Простаивает у него девяносто процентов мощностей или восемь девяток, особого значения не имеет.

- Тем более. По скорости реакции с координатором я все равно соперничать не могу, а в случае реальной нужды окажусь здесь моментально. Опять же, здесь ты, Камилл и Майя, да и Тверек с Кантором то и дело заглядывают. Глядишь, еще и Миованна подтянется. Концентрация Старших Демиургов в окрестностях Паллы просто зашкаливает, и я здесь лишний.

- Хорошо. Тогда у меня все. Спасибо, что поделился.

- Робина благодари. Чао, - Джао машет рукой и исчезает. Входящий канал показывает стандартную постамбулу и закрывается.

Я тянусь сознанием к сенсорным массивам, окружающим звездную систему Паллы плотнее, чем ночные мотыльки - уличный фонарь (ну и ассоциации у меня! я же их видел в последний раз еще на Земле, ребенком!) Передо мной всплывает полная модель окрестностей, проработанная по восьми тысячам параметров, но все равно недостаточно подробная. И - огромный темный пузырь неправильной формы колышется вокруг звезды, захватывая планетарные орбиты вплоть до Аверии, и гигантским невидимым хвостом тянется червоточина измененного пространства далеко позади звездной системы в ее бесконечном путешествии в вечность. Тогда, в окрестностях Солнца, погибла вся наша цивилизация, занимавшая область, в три раза большую диаметром. Но джамтане упомянули про молодость Арасиномэ. Возможно, когда он повзрослеет, диаметр искаженного пространства увеличится. Хм. Наверное, нужно начать отслеживать границы аномалии на постоянной основе. Но сначала займемся другим.

Часть моего сознания отделяется и сосредотачивается в новой точке. Мерцает поток символов.

"Координатор, контакт. Камилл, контакт. Майя, контакт. Харлам в канале. Нужно поговорить. Немедленно".

"Координатор в канале. Готов к общению".

"Камилл в канале. Ну?.."

"Майя в канале. Харлам, ты, как всегда, просто душка и ужасно вежлив. Хочешь, я тебя поцелую?.."

03.37.1231. Ценгань, Минкок

Самолет глухо и резко ударило снизу, и тут же фюзеляж затрясся, словно скверный автомобиль на не менее скверной дороге. Тут же ослаб мерный грохот двигателей. Уита стиснул зубы и вцепился в стоящую на коленях сумку с фотоаппаратурой, зажмурив глаза. Он до смерти боялся летать, а в полете больше всего боялся именно посадки. По его представлениям, как раз во время нее летающие гробы в основном и накрывались. Вот сейчас все полетит кувырком, завопят и завизжат пассажиры, и его фамилия в завтрашних газетах окажется в общем списке безвозвратных потерь... Кувырком все лететь, однако, не собиралось. Он приоткрыл один глаз и осторожно глянул в иллюминатор.

Самолет катил по полосе, замедляясь, и оба видимых винта, кажется, сбавляли обороты. Вот плавно пошли вверх, сливаясь с основной плоскостью, какие-то железные доски в задней части крыла, а вдалеке мелькнуло здание аэропорта.

- Что, обделался? - насмешливо поинтересовалась Чезария, сидящая между ним и иллюминатором. Специальный корреспондент и звезда "Большого города" вальяжно раскинулась в кресле, спинку которого даже и не подумала поднять перед посадкой. - Ну, удружили же мне с помощничком... Э-э, еще раз, как там тебя?

- Брегг, - пробормотал Уита, раскрывая и второй глаз. - Уита Брегг, дэйя Айдамилла.

- Слушай, Брегг, мне наплевать, чего ты там боишься или не боишься, я тебе не нянька. Если ты вылезаешь из самолета с полными штанами, твои проблемы. Но если из-за своих боязней ты облажаешься с камерой, запорешь запись на маге или устроишь мне еще какую подлянку, можешь не сомневаться: из газеты вылетишь пробкой и больше никогда ни в одно приличное место не устроишься. Ну что за жизнь! - спецкор картинным жестом взялась за голову, так, чтобы случайно не попортить идеально уложенную прическу. - Полторы сотни человек в газете работают, а достался мне в ассистенты сопливый стажер!

Уита обхватил кофр еще плотнее и затосковал. О том, что жизнь намазана отнюдь не медом, ему напомнил звонок в половине второго утра. С тех пор он только и делал, что куда-то бежал со всех ног, ловил ночные такси, мотался по пустому зданию редакции, потом таскал на своем горбу тяжелую аппаратуру, летел сначала через пол-Кайтара, а потом через океан в чудовищно трясущемся и грохочущем четырехмоторном гробу, каждую секунду ожидая столкновения с кольчоном... Ему страшно хотелось спать, но все восемь часов в самолете так и не удалось сомкнуть глаз из-за страха перед полетами. И не менее сильно ему хотелось жрать: за все время он перехватил только скудный самолетный обед, да и тот из-за спазмов в желудке съел лишь наполовину. И какой камень упал ему на голову, когда он решил, что журналистика - занятие, которому стоит посвятить жизнь?

Самолет быстро катил по полосе, но трясло его уже не так сильно. Вот он свернул на рулежную дорожку, потом еще раз и еще...

- Хэй-хэй, мальчики и девочки! - раздался из динамиков веселый звонкий голос проводницы. Ее Уита помнил, хотя и смутно: разбитная девчонка лет семнадцати-восемнадцати, в микро-юбке и едва ли не до пупа расстегнутых форменных блузке и жакете, всю дорогу сновавшая по салону, разнося напитки и орешки и весело отмахиваясь от липнувших к ней корров мужеска полу. - Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Минкок, Ценгань. Местное время - одиннадцать часов двадцать две минуты, температура воздуха за бортом двадцать семь градусов, а влажность восемьдесят два процента, так что готовьте платки вытирать себе лысины. Самолет пока что быстро-быстро едет, так что вскакивать на ноги совсем не обязательно. Напоминаю, что раз данный спецрейс организован правительством Кайтара, вы освобождены от стандартных таможенных и визовых проверок. Полностью оформленные документы вам вернут в пресс-центре не позднее сегодняшнего вечера, а не вернут - пинайте сотрудников ногами и громко визжите, кто-нибудь да откликнется. Прицепите на видное место свои журналистские значки прямо сейчас и не снимайте их все время пребывания на территории Ценганя, чтобы вами не заинтересовалась полиция, антитеррористы, инопланетные службы безопасности и прочие веселые ребята. Имейте в виду, что без значка на конференцию не пройти, а потеряете - вашипроблемы. Пока-пока и приятных сенсаций!

Пассажиры самолета возбужденно загалдели еще до того, как бортпроводница успела закончить объявление. Оба прохода, только что пустые, вдруг заполнились густой толпой, возникшей словно из воздуха. Журналисты громко переговаривались, а то и перекрикивались через весь салон, вытягивая с багажных полок тяжелые кофры с аппаратурой. Уита покосился влево. Хвала всем святым, Чезария не намеревалась лезть в толкучку, заодно выпихивая и его. Наоборот, она устроилась поудобнее, вытащила из сумочки сигареты и закурила, небрежно щелкнув изящной золоченой (или золотой?) зажигалкой.

Но сколько же народу вмещает салон! Три ряда по два кресла. Его ряд - двадцать второй, и он примерно в двух третях расстояния от переднего тамбура до занавески, отделяющей второй класс от первого. Итого примерно тридцать рядов в салоне первого класса - сто восемьдесят человек, и еще с десяток рядов в первом - но там по четыре кресла. Итого двести двадцать. В такой огромной машине Уита оказался впервые. Раньше его опыт ограничивался небольшими, на полсотни человек, самолетами. Интересно, его построили после Удара с нуля? Или сумели переоборудовать старый реактивный лайнер? Можно ли снять с крыльев прежние двигатели и поставить на их место новые?

Сгрудившись в тесных проходах в неудобных позах и хватаясь за кресла при рывках самолета, журналисты продолжали галдеть. Из обрывков разговоров, которые удавалось разобрать, следовало, что тема все та же: событие, из-за которых больше двухсот журналистов из всего Кайтара, а также прочих стран континента в такой страшной спешке и строгой секретности собрали и приволокли за три тысячи цул в штаб-квартиру Мирового совета. Слова "кольчон" и "Барна" упоминались чаще всего. Чезария продолжала попыхивать сигаретой, загадочно улыбаясь. То ли она что-то знала, то ли просто изображала из себя воплощение хладнокровия, поддерживая марку. Впрочем, спокойной оставалась не она одна. В иногда возникающий просвет между двумя жирными пузатыми мужиками Уита видел, что молодая девушка в левом кресле центрального ряда тоже по-прежнему сидит на месте, спокойно откинувшись на спинку.

Девушка ему нравилась - не красавица, но симпатичная, не слишком фигуристая, но все на месте, прическа короткая, почти мальчишеская, но ей идет, и улыбка - хотя и редкая, но спокойная и приветливая, не формальный оскал, как у той же Чезарии. Ее короткое, до середины бедра, серое открытое платье казалось слишком простеньким, но зато она точно не носила лифчика, и в вырезе декольте при желании можно было разглядеть кое-что волнующее. В другой ситуации Уита наверняка попытался бы если не склеить ее, то хотя бы познакомиться и слегка пофлиртовать в надежде на будущее продолжение, но в самолете такое исключалось: не облевать бы себе брюки, и то хорошо. Простенький белый прямоугольник нагрудного знака девушка уже нацепила, но фамилия и фотография на нем отсутствовали, а название - "Дайгака нунтемпе" - не вызывало в памяти никакого резонанса. Точно не телеканал и вряд ли крупная газета. У нее не возникнет проблем с местными полицейскими или пограничниками с такой фитюлькой? И потом, на каком языке табличка? Точно ведь не на кваре. Она откуда-то с северной Типпы?

Когда мужиков очередным толчком раздвинуло в стороны, Уита заметил, что девушка смотрит в его сторону. Поймав его взгляд, она кивнула на стоящих, пожала плечами и слегка развела руками. Прежде чем щель сомкнулась, стажер успел развести руками в ответ и покрутить пальцем у носа. Он тоже не понимал, на кой вскакивать с места раньше времени. Что, наружу на ходу выпустят? Или выйти не успеешь?

Самолет тряхнуло, и он постепенно остановился и замер. Гул голосов стал нетерпеливым, но щель между мужчинами сомкнулась, и девушка пропала из вида. Потянулись медленные минуты ожидания. Чезария по-прежнему курила (и от запаха табака у некурящего Уиты уже начало першить в горле), в окно не замечалось ничего интереснее пыльной земли и пары далеких невысоких зданий, и скука становилась невыносимой. Чтобы хоть как-то отвлечься, Уита расстегнул кофр и принялся осматривать камеру и объективы, слегка вытаскивая их из гнезд. Внешне все казалось в порядке, да и не могли они повредиться у него на коленях, но знакомые действия успокаивали и помогали прийти в себя. Снаружи несколько раз стукнуло, глухо загудели моторы. Несколько мгновений спустя толпа в проходах нетерпеливо задвигалась и принялась понемногу смещаться вперед, к выходу.

- Ну, что расселся? - нетерпеливо осведомилась Чезария. - Шевелись!

Уита приподнялся, но протискивающиеся мимо пассажиры даже и не подумали его пропустить. Тяжелый кофр с фотоаппаратурой заставил его опуститься обратно на сиденье. Он извиняющеся улыбнулся Чезарии, но та лишь презрительно прищурилась и дернула уголком рта. Поток людей иссяк только через пару минут, и лишь тогда Уита сумел выбраться в проход. Он сунул кофр в пустое кресло и принялся вытаскивать из багажных отделений тяжелый магнитофон, свой рюкзачок и большую сумку Чезарии.

- Дай сюда! - поднявшаяся вслед за ним Чезария вырвала свою сумку из рук, и сунула ее на соседнее сиденье, раздернув молнию и принявшись копаться в потрохах. Пряжкой ремня она сильно зацепила платье девицы-соседки, которая по-прежнему сидела на своем месте, даже не пытаясь подняться. Ткань платья протестующе треснула, но извиниться суперзвезда даже и не подумала. Девица открыла рот для замечания, но, видимо, передумала и промолчала.

- Эй, Кара! - давешняя стюардесса ловко продралась сквозь подиссякший, но все еще густой людской поток. Почему-то Уите бросились в глаза три родинки на ее правой щеке, расположенные правильным треугольником вершиной вниз. - Ты чего тут застряла? Мне там уже два предложения сделали, одно просто так, а второе всерьез. Еще немного, и придется замуж выходить, а я морально не готова.

- Я пытаюсь текст дочитать, пока еще несколько минут есть, - непонятно пояснила девица. - Обзорная статья по местным хирургическим методам удаления опухолей позвоночника нейрогенного происхождения, я как раз в тему пытаюсь...

- Потом дочитаешь! - нетерпеливо перебила странная стюардесса. - Эй, дэйя... э-э, - она скользнула взглядом по нагрудному значку Чезарии, - Айдамилла, ты бы с дороги отодвинулась. Видишь, человеку пройти мешаешь.

Она кивнула на Уиту, держащего кофр в одной руке, магнитофон в другой и уныло прикидывавшего, как он потащит еще и сумку своей начальницы, которую та наверняка свалит на него.

- Во-первых, не твоего ума дело... дэйя, - ледяным тоном огрызнулась Чезария, наконец-то выудившая из сумки пакет с влажными салфетками. - Во-вторых, для обслуги у тебя рот слишком большой. Еще раз раскроешь - вылетишь с работы уже завтра, обещаю.

Она резким движением застегнула молнию.

- Большой рот - все лучше, чем десять лишних кило на талии, как у тебя - не осталась в долгу стюардесса. - И чем метатоны штукатурки на физиономии. Топай к выходу, красотка силиконовая, не задерживай автобусы.

Чезария не то захрипела, не то зашипела от злости. Ее лицо пошло красными пятнами. Уита непроизвольно сжался. Он, по счастью, раньше никогда не работал с звездой "Большого города", но об ее паскудном мстительном характере знал прекрасно. Вылететь на улицу рисковал любой, кроме разве что главреда, сотрудник еженедельника, с кем она не сходилась характерами или на кого просто затаивала зуб. По слухам, однажды она добилась увольнения даже двух полицейских, которые не пропустили ее к оцепленному месту преступления с двумя изрезанными трупами и морем крови. Зачем стюардесса так нарывается? Подобное хамство может плохо закончиться даже с обычным человеком, а уж с Большой Стервой...

- Ты. Здесь. Больше. Не работаешь, - сквозь зубы, отделяя слова паузами, наконец процедила Чезария. - Больше на работу можешь даже и не приходить. Ты уволена!

Она протянула руку к форменной табличке на жакете стюардессы, где виднелись крупные буквы "Майя", вцепилась в нее скрюченными пальцами и дернула, видимо, намереваясь сорвать. Но с первого раза та не поддалась, а второй попытки не получилось: стюардесса вроде бы небрежно взялась двумя пальцами за запястье корреспондентки, и та зашипела от боли.

- Еще раз тронешь - руку оборву, - ласково сказала стюардесса, невинно глядя в глаза Чезарии. - А теперь топай наружу, милая, да побыстрее.

Чезария вырвала руку, глядя в сторону протиснулась мимо нее, и зашагала по уже почти опустевшему салону. Сумку она, разумеется, взять и не подумала. Уита вздохнул. Ну, подумаешь, сорок катти в совокупности. Дотащит как-нибудь, недалеко.

- Ну что ты на меня так укоризненно смотришь? - хихикнула стюардесса, глядя на девицу в кресле. - Хотела статью дочитать? Вот и дочитала.

- Зачем ты так с ней? - непонимающе спросила девушка.

- Кара, как думаешь, на кой мы персонально запросили сюда самую большую суку-журналистку в одной из самых желтых и скандальных газетенок Кайтара?

- Э-э...

- Все по плану. Расслабься. Потом объясню, если сама не догадаешься. Эй, вака! - она потыкала Уиту пальцем в грудь. - Ничего личного, но ты бы тоже двигался в сторону выхода. Самолет и так на двадцать минут задержался, нас люди ждут.

Стюардесса повернулась и быстро зашагала по проходу, на ходу скидывая форменный жакет. У выхода в тамбур она сунула его в руки другой бортпроводнице и исчезла на трапе. Уита озадаченно смотрел ей вслед. Какая-то она... странная. Или он просто мало летает и не в курсе нынешних правил? Он ухватил тяжеленную сумку Чезарии, согнувшись под общей тяжестью клади, и потащился к выходу, цепляясь ей за каждое кресло по дороге. Впрочем, уже через пару шагов нагнавшая его девица как-то небрежно выдернула сумку у него из руки и забросила себе через плечо за спину.

- Я помогу, - остановила она открывшего рот Уиту. - Мне не трудно, а у тебя сейчас коленки подогнутся. И идешь медленно.

- Спасибо, - Уита замялся. Чтобы ему помогала девушка? - Хотя я и сам могу...

- Не сомневаюсь. Только Майя правду сказала: мы и так опаздываем. А если ты на трапе навернешься и ногу сломаешь, вообще на пресс-конференцию не попадешь.

Уита не стал дальше упрямиться и двинулся вперед. В конце концов, действительно можно навернуться на трапе. Если он разобьет магнитофон, а тем паче объектив из дорогущего набора, который ему выдали с большой неохотой, его точно уволят. Да еще и стоимость испорченного из жалования вычтут - а тут за один объектив заплатить придется больше, чем он за пять декад получает. А девицу он как следует поблагодарит потом. Заодно и повод подкатиться к ней сегодня вечерком в гостинице появился. При условии, конечно, что их в одной гостинице поселят - не искать же ее, в самом деле, потом по всему городу.

Осторожно переступая, он спустился по железным ступеням в жаркую духоту тропической зимы. Или лета - он не помнил, находится северное побережье Ценганя на три градуса севернее или южнее экватора. Неважно. Главное, что он мгновенно взмок даже в своей не слишком плотной рубашке, по шее поползли капли конденсирующейся влаги. На его глазах стоящие в ряд разномастные туристические автобусы начали взрыкивать моторами и двигаться с места. Последний, шестой, в ряду все еще стоял с распахнутой дверью, и у открытого багажного отсека нетерпеливо переминался с ноги на ногу какой-то местный парень, видимо, шофер или сопровождающий. Девица небрежно, словно сумка Чезарии ничего не весила, закинула ее поверх чемоданов.

- Спасибо, - выдохнул Уита.

- Эй, дэй! - с непривычным мягким акцентом окликнул его парень. - Твой сумка класть, да-а? Не-ет?

- Нет, спасибо. Я с собой в салон возьму, - отказался стажер.

- Э, ладно! Поехали, да-а! - шофер отработанным движением опустил крышку багажного отсека и пошел к передней части автобуса.

Невдалеке раздался резкий свист. Уита повернулся. Давешняя странная стюардесса стояла и махала рукой возле длинной черной машины рядом с охранником внушительных габаритов. Ему, что ли, машет?

- Я в автобусе! - крикнула девица в ответ.

- Как хочешь! - крикнула в ответ стюардесса, ныряя внутрь лимузина. Охранник нерешительно посмотрел на девицу, потом пожал плечами и полез следом.

Автобус вздрогнул и зарычал мотором. Девица быстро вскарабкалась по крутой лестнице наверх, и Уита, проклиная жизнь и оберегая поклажу, полез за ней. Впрочем, внутри его охватила блаженная прохлада от кондиционера, и он слегка расслабился. Кстати, а где Чезария? Она вообще в каком автобусе? Вот смеху-то выйдет, если они друг друга потеряют.

- Пойдем, вон там пара мест есть, - девица кивнула в сторону задней части салона. - Ты не против моего общества?

- Когда женщина просит, ей не отказывают, - дипломатично откликнулся Уита.

- Ну, хотя бы так, - засмеялась девица. - Давай помогу с чемоданчиком.

- Не чемоданом, а кофром, - пояснил Уита, протискиваясь по узкому проходу. - Там фотокамера и объективы, жутко дорогие. Спасибо, я сам.

Он поставил кофр на сиденье, и тут его мотнуло назад по салону, потому что автобус резко взял с места. Тяжелый и твердый чехол с магнитофоном больно ударил его в колено, и он едва не упал. Но сильная рука подхватила его под плечо и помогла удержаться на ногах. Уита с трудом удержал проклятье.

- Спасибо еще раз, - хмуро сказал он отпустившей его девице, выжимая магнитофон на руках, чтобы засунуть его на полочку над головой. Интересно, а если от тряски автобуса там что-нибудь сломается? Но на коленях есть место только для камеры. Кстати, забавная деталь: на правой щеке незваной помощницы он заметил точно такие же три родинки, как и у бойкой стюардессы. Может, они сестры?

- Не за что, - откликнулась девица, усаживаясь в кресло на противоположной стороне прохода. Мужчина в яркой пестрой рубашке, сидящий у окна, глянул на нее, пробежал взглядом по груди и почти не прикрытым бедрам и снова отвернулся. - Ты бы мне свой ящик на ногу уронил.

- У тебя на все случаи рациональное объяснение, - криво ухмыльнулся стажер, засовывая под сиденье рюкзачок и осторожно умещаясь в кресле в обнимку с проклятым фотоящиком. - Кстати, меня Уита зовут. Уита Брегг. Дриммадский ежедекадный альманах "Большой город", слышала? А ты откуда?

- Я Карина. Карина Мураций, служба новостей "Дайгака нунтемпе", - девица постучала пальцем по табличке. - Рада знакомству. Да, в общем-то, и газеты еще нет, только организуется, так что я пока что и редактор, и корреспондент, и корректор... Закончится сегодняшняя беда, начнем набирать персонал. Слушай, а ты что такой замотанный, словно полгода на четырех ногах бегал? На тебя смотреть страшно. Летать боишься?

- Ну, типа, перелеты плохо переношу, - Уита отвел взгляд. За окном быстро плыл унылый аэродромный ландшафт, обнесенный сетчатой изгородью. Вот мелькнули ворота, изгородь, автомобильная развязка, и автобус оказался на шоссе, петляющем между холмов. Смотри-ка, и в самом деле никакого досмотра и штампов в паспорте, не обманула веселая Майя.

- А почему тогда здесь? - не отставала девица. - Могли бы и другого кого послать.

- Да тут такое дело... - вздохнул Уита. - Я вообще-то стажер. Практика у меня, я факультет журналистики заканчиваю в нынешнем году. Меня бы не послали, только у Большой Стервы... у дэйи Айдамиллы, я имею в виду, постоянный ассистент несколько дней назад уволился, больше с ней никто работать не хочет, один штатный фотограф ногу сломал, а у другого жена рожает. А я в колледже в нескольких фотовыставках участвовал, у меня даже призы есть. Меня ночью главред по телефону из кровати выдернул, в редакции сунул камеру и маг и сообщил, что я лечу на Могерат с Чезарией. Поди откажись!

- Тяжелая жизнь, - посочувствовала Карина. - Ну ничего. Если после пресс-конференции пожалеешь, что здесь оказался, можешь плюнуть мне в ухо, как мой братец обожает говорить.

- А что вообще происходит? - непонимающе осведомился Уита. - Почему все на ушах стоят? Полный самолет корреспондентов - и там, на аэродроме, еще несколько самолетов рядом стояли, один точно со ставрийской надписью, на камиссе. Я ее в школе учил.

- Ты что, всю дорогу дрых, парень? - удивленно осведомился пожилой мужчина в кресле слева от него. Он оторвался от блокнота, в котором что-то быстро черкал карандашом, и постучал Уиту пальцем по голове. - Алло, проснись, сынок. Нельзя в журналистике так клювом щелкать, если хочешь чего-то добиться. Инопланетяне, говорят, прилетели. Кольчона у Барны они долбанули, а теперь вроде как публике хотят представиться.

- Кончайте врать!.. ох, простите, дэй... - Уита скользнул взглядом по табличке соседа. "Аис Марконе, "Экономический вестник", Дриммад", значилось на ней. - Простите, дэй Марконе, а если серьезно?

- Просто Аис, - отмахнулся тот. - Малыш, я тебе на полном серьезе говорю - все только о Чужих и треплются. Да ты что, не слышал, что вчера вечером прошла экстренная сессия Мирового совета? Прессу оттуда выгнали, стенограмму засекретили, но "Свободная волна" уже передала, что речь шла об инопланетянах. Видимо, кто-то из представителей слил информацию. Я в самолете всю дорогу приемник слушал, там только о них и треплются.

- Да, я тоже слышала про Чужих, - подтвердила Карина. - Уж и не знаю, откуда слухи пошли, но в самолете все время о них говорили. Если бы ты чувствовал себя лучше, сам бы услышал.

- Нифига себе... - потрясенно пробормотал стажер. - Натуральные инопланетяне?

- Если только не утка, - хмыкнул Аис. - Может, нам скажут, что Кайтар и Ставрия опять насмерть разосрались и мировую войну друг другу объявили до последней капли крови. А Чужие - так, дымовая завеса для отвода глаз, чтобы население раньше времени не волновать.

- Да какие, к гхашам, Чужие! - над спинкой переднего сиденья появилась голова еще одной девицы, очкастой и с волосами, собранными на затылке в большой тяжелый пук. - Наверняка расскажут, что вояки снова умудрились атомную бомбу собрать, и теперь кольчонов именно ими станут выносить. Вы забыли, что в Барне произошло? Атомная бомба, точно вам говорю.

- Чушь. О таком просто бы в пресс-релизах сообщили. Наверное, наконец-то ученые сообразили, что такое Красная звезда и как с ней бороться, - пробасил подошедший сзади пузатый мужик в коротких шортах и в длинной майке навыпуск. На его груди висела зеркальная камера с массивным длиннофокусным объективом. - А сегодня нам объявят, что запускают к ней космический корабль с бомбами. Такую версию я тоже слышал.

- Ага, сообразили! - скептически фыркнула очкастая. - Щас. Я сама научпоп пишу, с докторами и академиками часто общаюсь. Ничего они не знают, только умные лица делают. И реактивные двигатели все еще до ума довести не могут, только на военные самолеты и рискуют ставить, да и то не на все. Космический корабль, ну да, щас!

- Народ, вы о чем? - поморщился Аис. - Вы что, всерьез не слышали, что в Барне произошло? Там, говорят, Чужие целую школьную экскурсию то ли похитили, то ли, наоборот, спасли. У меня приятель в местной газете работает, лично с одной школьницей общался. Та взахлеб рассказывала о какой-то инопланетянке, которая под девчонку замаскировалась и с ней в одном классе училась.

- А что за газета? - осведомился мужик с камерой. - Что-то не помню я таких статей.

- Главреду владелец позвонил и запретил тему обсуждать. Говорят, правительство пока не позволяет. Кстати, я вам ничего не говорил.

- Не позволяет - а сейчас позволило, что ли? - снова фыркнула очкастая. - Опять теория заговора! Сколько уже раз про Чужих болтали после Удара! За восемь лет я раз двадцать слышала, что они прилетели, причем в половине случаев - со стопроцентной гарантией. И где они? Эйлахо и тех найти легче.

Автобус наконец-то вырвался из холмов, и дорога потянулась вдоль морского побережья. Через обзорное лобовое стекло стали видны уже близкие небоскребы Минкока.

- А вы видели эйлахо, дэйя? - спросила Карина. - Они на самом деле существуют? Или сказки?

- Эйлахо существуют, - сообщил мужик с камерой, прежде чем очкастая успела открыть рот. - Тут никаких сомнений нет. У меня контакт есть в ССО, он сам к делу причастен. Но здесь все полностью засекречено, и ССО всерьез следит, чтобы утечек не происходило. То есть сам факт существования не отрицается, а вот все остальное закрыто.

- А правда, что их там силой держат?

- Чушь. Вроде им там платят очень неплохо. А секретность от того, что эйлахо сами огласки не любят. Засветятся в прессе, и все, прощай нормальная жизнь. Ни на работу потом не устроиться, ни с соседями ужиться. Только уезжать куда-нибудь и имя менять. Ну, и военные там какие-то свои интересы имеют, а с ними как всегда. Они даже толчок в сортире засекретят, дай им волю.

- Знакомая картина... - почему-то печально вздохнула Карина. - Похоже, от особых способностей одни неприятности. Слушайте, а что, если и в самом деле инопланетяне прилетели?

- А что "что"? - осведомился сидящий у окна Аис. - Заснимем со всех ракурсов, отретушируем щупальца со жвалами пожирнее, и на первую полосу. До Удара я бы на компьютере такое изобразил - пальчики оближешь, но и сейчас возможности есть. Тиражи по-первости раза в три подпрыгнут. Или в пять. Телевизионщики, жаль, основной навар снимут.

- Да я не про то. А вдруг они... страшные?

- Страшнее правительства и мафии? - фыркнула очкастая девица. - Не смеши меня. Как, говоришь, тебя зовут?

- Карина.

- Я Филла Талон, "Популярное естествознание". Слушай, Карина, ты как первый раз репортером работаешь. Или в самом деле в первый?

- Они газету с нуля создают, я слышал, так что в первый, - пояснил мужчина с фотоаппаратом. - Кстати, я Еугенио Малладавиро, газета "Вечерние новости", Чейна. Можно просто Гень. Да не парься ты так, милая, справишься. Знаешь, как я начинал лет пятнадцать назад? Я вообще курьером в редакции работал. В один прекрасный момент все репортеры оказались в разгоне, а в самом центре города какой-то придурок разогнался до ста пятидесяти и собрал на себя два десятка машин и пять фруктовых прилавков на тротуаре. Мне сунули в руки камеру типа этой дуры, - он постучал по объективу своего фотоаппарата, - и сказали: без снимков не возвращайся. Цифровую камеру, конечно, с автоматом, с пленочной я бы не справился. Вы, молодежь, наверное, и не помните, как цифровик выглядит...

Он ностальгически вздохнул.

- Короче говоря, принес я снимки, а они неожиданно удались. С тех пор меня припахали сначала фотографом по совместительству, а потом и штатным репортером.

- Чейна - она, кажется, на южном полюсе находится? - осведомилась очкастая Филла. - Или чуть севернее? У вас летом снег полметра лежит или глубже?

- Сама ты на южном полюсе! - обиделся Гень, выпячивая брюхо. - Пятьдесят восьмой таби южной широты. Да, у нас зимой на лыжи вставать принято, это вы, изнеженные северяне, снег только по телевизору видите. Да чтоб вы знали, что теряете, тепличные растения!

- С твоим пузом ни на лыжи, ни на коньки не встать! - не осталась в долгу Филла. - Ни на пятьдесят восьмом таби, ни на семьдесят восьмом! Тоже мне, суровый южный мужик выискался!

- Южный полюс на семьдесят пятом таби, - робко поправил ее Уита.

- А ты, небось, в школе по географии в первых учениках ходил? - язвительно вопросила Филла. - Мал еще старших поправлять!

- Тебе сколько лет, старушка? - ухмыльнулся Аис. Он взял блокнот и снова принялся в нем черкать. - Тридцать-то исполнилось?

- Мне двадцать семь! - возмутилась научно-популярный корреспондент. - Лучший возраст для женщины!

- А-а... - нерешительно протянула Карина.

- Да не тушуйся, справишься, - пузатый Гень отечески потрепал ее по голове. - О, что-то у тебя голова горячая.

Он приложил ладонь к ее лбу.

- Точно, ты вся горишь. Простыла, что ли?

- Спасибо за заботу, дэй Еугенио, но у меня всегда такая температура. Не обращайте внимания.

- Вежливая, - Гень многозначительно переглянулся с Филлой.

- Робкая, - добавила та в тон.

- И всего боящаяся, - согласился Аис, не отрываясь от блокнота. - Ну что, коллеги, придется опекать человека, чтобы не померла с испуга по-первости. Вака, - он пихнул Уиту локтем в бок. - А ты что, тоже в первый раз? И тоже в одиночку?

- Нет, что вы, - стажер замотал головой. - Я так, на подхвате. Ассистент у дэйи Чезарии Айдамиллы.

- "Большой город", что ли? - Филла вгляделась в его табличку. - Ну, точно. У-у, парень, ты попал. О ней слава по всему Кайтару идет. Не хотела бы я влезть сейчас в твои туфли.

- Зато если выдержит хотя бы пять-шесть декад, уже ничего не страшно, - ухмыльнулся Аис. - Сразу на любую войну можно спецкором отправлять.

Он оторвался от блокнота и глянул в окно.

- Интересно, а куда нас везут?

Уита тоже вгляделся в окружающее. Автобус катил по широкому проспекту, окружающие дома почти полностью скрывались за густо сидящими развесистыми деревьями.

- В смысле, куда везут? - поинтересовалась Филла.

- Здание Мирового совета совсем в другом месте. Я здесь раньше не раз пешком гулял, город знаю. Сейчас нас куда-то совсем в другую сторону тащат.

- Ну и правильно, - одобрил Гень. - В Мировом совете конференц-зал мизерный, полста человек и то не влезет. Я все думал, как мы там помещаться станем. Наверное, где-то в другом месте организовали.

- И я даже догадываюсь, где, - Уита привстал, вглядываясь поверх кресел в лобовое стекло. - Театр. Ну точно, оперный театр. Приехали, однако.

Автобус и в самом деле вывернул на большую круглую площадь, объезжая ее по периметру. В центре располагался высокий обелиск, окруженный небольшим живописным парком с фонтанами, а на южном ее конце возвышалось длинное четырехэтажное здание, на фронтоне которого виднелись золотые изображения птиц, животных и людей в разнообразных позах. Кольцевой объезд вокруг парка перекрывали полицейские автомобили с включенными мигалками, пара из которых сдала назад, открывая проезд. Через противоположное окно Уита успел заметить, что все прилегающее пространство также оцеплено полицией.

Автобус подкатил к остановочному комплексу перед театром и затормозил.

- Хэй, дэй и дэйя! - раздался из затрещавших автобусных динамиков веселый голос шофера. - Мы приехать! Конечная станций! Все-все выходят и не забывают ваш чемодан, мне он не надо!

- Вытряхиваемся! - констатировала Филла. - Ох, опять барахло на горб навьючивать... Задрало.

Уита мысленно согласился с ней. Интересно, каковы шансы, что Чезария удосужится взять хотя бы чехол с магнитофоном? Просто нулевые или отрицательные? Он вылез в проход, быстро взгромоздил на себя пожитки и в общем потоке выбрался наружу. Там уже ожидали люди в официальных строгих костюмах.

- Проходите в здание, - монотонно повторяли они на довольно неплохом кваре, хотя и с характерно-мягким местным акцентом, помахивая руками в сторону театра. - Забирайте все вещи и проходите в здание.

Вытащив из багажного отделения сумку Чезарии и почувствовав себя улиткой, которой злой шутник подменил домик на свинцовый, Уита поплелся в указанном направлении, попутно оглядываясь и пытаясь заметить Чезарию. Выгрузившиеся из автобусов пассажиры спецрейса заходить внутрь не торопились, кучкуясь тут и там, чтобы быстро покурить, и обнаружить кого-то в густой толпе казалось невозможным.

- Чезария меня убьет, - пробормотал он вслух. - А ведь я так мечтал о международной журналистике!

- Вся жизнь впереди, еще нажурналистишься. Давай помогу, - догнавшая его Карина ухватилась за сумку. - А то точно до места не доберешься. Вон, еле ноги переставляешь.

- Девушкам тяжести таскать не положено, - пузатый Гень перехватил у нее сумку и с легкостью, словно та ничего не весила, забросил за спину. В другой руке он тащил объемистую штуку на колесиках, из которой торчал край длинного тубуса. - Ну-ка, молодежь, не путайтесь под ногами.

- Эй, Карина! - вынырнула откуда-то сбоку Филла с большим рюкзаком на спине. Оказалось, что одета она в весьма соблазнительные шортики и обтягивающую маечку с черепом. Под окрашенными красным зрачками черепа отчетливо проглядывали соски. И очки ее совершенно не портили - наоборот, придавали какой-то особый шарм. - А твой-то багаж где? Ты ничего не забыла?

- Нет, я так, - девушка развела руками. - Налегке.

- А записывать как намерена? Карандашом на ладошке?

- У меня память хорошая, дэйя Филла. Я могу дословно воспроизвести все, что нужно, даже если только раз слышала.

- Хорошо тебе. Мне бы так! - позавидовала очкастая. - Что, и вещей никаких?

- Так на один день же. Я куплю, если что потребуется.

- И снимать не собираешься, на пресс-службу надеешься? Ну ты и оптимистка. Ладно, народ, топаем внутрь, пока лучшие места не заняли.

- А их уже заняли, - индифферентно пожал плечами подошедший Аис, помахивающий небольшим чемоданчиком. Легкие спортивные брюки и рубашка подчеркивали прекрасное телосложение его худощавой фигуры, а седина на висках и в тонких усиках только придавали импозантности. - Мы же опоздали. Между прочим, девушки, вы обе прекрасно выглядите. Что прекрасная дэйя делает сегодня вечером? - он приобнял Филлу за талию.

- Вечером прекрасная дэйя работает по основной специальности! - отрезала та, сбрасывая его руку. - А если останется время, найдет себе кого-нибудь помоложе. Даже и не надейся, дедуля.

- Какая жалость! Может, тогда ты, вака, составишь компанию немощному, толстому и больному человеку? - Аис нежно взял за руку Карину. - Я бы рассказал, как путешествовал по джунглям Торвалы, спасаясь от бандитов, партизан и борцов за свободу, там не разберешь, кто есть кто. Или как я однажды умудрился оказаться на спасательном плотике в открытом море и три дня болтался по волнам с одной флягой воды...

- В другой раз, дэй Аис, я бы с большим удовольствием послушала ваши истории, - Карина блеснула теплой завораживающей улыбкой, и Уита почувствовал, что готов влюбиться в нее прямо сейчас. Если уже не влюбился, конечно. - Однако сегодня вечером, боюсь, мне придется прятаться по темным углам от желающих отщипнуть от меня кусочек.

- Я бы с большим удовольствием отщипнул от тебя кусочек прямо сейчас, вака, - рассмеялся Уита. - Но, похоже, старикашке вроде меня придется поискать себе бабушку постарше.

- Вы трепаться закончили? - сумрачно осведомился Гень. - Я, между прочим, уже утомился разные сумки держать.

- Мне дэйю Айдамиллу найти нужно, - вздохнул Уита.

- В зале места по секторам расписаны, - пояснила Карина. - Я знаю. Найдем, не беспокойся. Идемте внутрь, там вот-вот начнут.

У входа в театр стояла многочисленная охрана: человек пятнадцать или двадцать полицейских в высоких фуражках и синих мундирах с надписью "Омавари" пристально вглядывались в нагрудные таблички, проверяя поток втягивающихся внутрь корреспондентов. Некоторых просили открыть сумки, впрочем, особенно внутрь не заглядывая. Филлу и Аиса пропустили не глядя, Геня задержали на несколько секунд, вглядываясь в торчащий тубус, а Уите ткнули пальцем в кофр, заглянули под крышку и махнули рукой - проходи мол. С Кариной, однако, вышла заминка.

- Знак неправильный, - с мягким местным акцентом, но жесткими непреклонными интонациями в голосе произнес полицейский. - Дэйя, вам нельзя.

- Вот как? - растерянно проговорила Карина. - Но мне сказали, что все в порядке и что проблем не возникнет.

- Кто сказал, дэйя? - все с теми же непреклонными нотками осведомился проверяющий. - Как его зовут?

- Эй! - шумно выдохнув, вмешался Гень, безуспешно пытаясь оттеснить полицейского своим пузом. - Все в порядке, она с нами из Кайтара летела в одном самолете. Ее наша служба безопасности проверила.

- Все равно нельзя. Я зову старшего, - и охранник замахал рукой, сигналя кому-то.

- Ну вот, вляпались... - расстроилась Филла. - Гхашевы охранцы, всегда от них одни проблемы.

- Ребята, вы идите, - попросила Карина. - Я сейчас улажу недоразумение и тоже приду. Не задерживайтесь из-за меня.

- Ну уж нет! - отрезал Гень. - Раз уж мы в одной компании, своих не бросаем. Я, между прочим, на катару немного говорю, помогу объясняться, если что.

Подошел еще один полицейский с ромбами в петлицах. Ух ты, целый лейтенант третьего класса! Неслабое же внимание местные уделяют мероприятию!

- Нанигото да? - осведомился он у подчиненного. Тот в ответ что-то быстро заговорил на катару, указывая на Карину.

- Дэр лейтенант, мне сказали, что у меня правильный знак, - с жалобными нотками в голосе проговорила девушка, неуверенно почесывая щеку возле родинок. - Мне очень нужно внутрь. Пожалуйста!

- Мы не можем пустить посто... - лейтенант осекся так резко, словно ему заткнули рот. - Сэрат дэйя, вы можете пройти. Приношу извинения за задержку.

Он отступил в сторону и сказал подчиненному несколько слов на катару, судя по тону - какую-то резкость. Тот озадаченно посмотрел на командира и несколько раз быстро поклонился. Карина поклонилась им обоим в ответ, и вся группа двинулась дальше.

- Странные они какие-то, - резюмировала Филла. - Карина, ты смотри внимательно, что тебе подсовывают, в другой раз может и не повезти.

Всей компанией они вошли в театр сквозь огромные вращающиеся двери, оставили ненужные сумки в багажном отделении и по широкой лестнице поднялись на второй этаж. Вокруг раздавалась лингвистическая какофония: привычные кваре и мертада мешались с мяукающе-щелкающим могератским катару, рычащими резкими фонемами ставрийской камиссы, невнятной кашей цимля и еще какими-то языками, которые Уита слышал впервые. Проходы на ярусы бельэтажа оказались закрыты, зато у входа в партер обнаружилась большая схема, где цветами действительно помечались места разных стран. Кайтару досталась левая треть зала, Ставрии - правая, а Ценгань, Кайнань и страны поменьше поделили центральный сектор. Благодаря тому, что ряды понижались к сцене, Уита наконец-то разглядел Чезарию, стоящую в проходе и нетерпеливо оглядывающуюся.

- Мне туда, - грустно сказал он, кивая в ее сторону.

- Смотрите, там несколько мест рядом еще свободны, - прищурился Гень. - Пойдемте располагаться, что ли. Вон, свет уже тухнет.

Свет и в самом деле начал медленно гаснуть, как перед спектаклем, и тут же громко затарахтел звонок. Компания быстро зашагала по проходу.

- Где шляешься, идиот? - прошипела Чезария, неприязненно оглядывая товарищей Уиты. - Дома за юбками гоняйся, здесь ты на работе. Магнитофон готов? Почему камера еще в кофре?

- Расслабься, дэйя, - посоветовал ей Гень. - И подвинься, пройти мешаешь.

- Обойдешься, жирдяй! - отрезала звезда "Всего мира". - Ты, как тебя... - она пощелкала пальцами в сторону Уиты. - Короче, готовься.

И она с высоко задранным подбородком полезла к намеченному креслу.

Уита принялся пробираться вслед за ней. По спинкам кресел тянулись явно наспех проброшенные провода, прицепленные прямо на красный бархат обивки жестяными скобками. Из криво прикрученных мини-пультов торчали микрофоны, на крючках висели наушники со скрученными в бухточки проводами. Проклятый кофр и магнитофон постоянно цеплялись за них и норовили оборвать. Один раз он умудрился зацепиться пряжкой за провод так основательно, что если бы не снова выручивший его Аис, пробиравшийся следом, то так и застрял бы навсегда.

Свет уже почти погас, и Уита принялся возиться в темноте, пристраивая под ногами и включая магнитофон (интересно, удосужился ли кто зарядить аккумулятор перед выездом?), а потом лихорадочно соображая, какую пленку использовать при таком освещении и какой объектив прикрутить. Одна кассета выскользнула из пальцев и с легким стуком ускакала куда-то под ноги, но искать ее не оставалось ни сил, ни времени.

Когда он наконец устроился под недовольное шипение Чезарии, занавес над сценой пополз вверх.

- А где фанфары? - осведомился Аис, сосредоточенно осматривающий сцену в видоискатель.

- Тихо, старикашка! - цыкнула на него расположившаяся рядом Филла. - У меня маг работает.

На заднем плане ярко освещенной сцены обнаружился большой киноэкран, располагались несколько столов со стульями, а посредине - стоячая трибуна на одного человека, и возле нее - три кресла полукругом. В пыльном воздухе зала загорелись радужные лучи, тянущиеся откуда-то сверху и сзади, и на экране появилось увеличенное изображение той же самой трибуны.

- Внимание! - произнес громкий голос из-под потолка. - Наденьте наушники, чтобы слышать синхронный перевод. Готюи! Ай ла мими сие дикко чюарэ уэ!..

Повторив фразу на десятке языков, голос умолк, а на сцену быстрым шагом вышел высокий мужчина в черном костюме. По залу прокатился громкий ропот, и вокруг защелкали и зажужжали затворы фотокамер. Уита принялся лихорадочно ловить вышедшего в видоискатель: кого-кого, а председателя Мирового совета заснять следовало обязательно. Председатель подошел к трибуне (его большое изображение тут же появилось на экране), склонился к микрофону и быстро заговорил на цимле.

- Дэй и дэйя! - тут же забубнил в наушниках монотонный голос переводчика. - Я Цвейх Аустманк, председатель Мирового совета. Я извиняюсь за условия, в которых нам придется находиться в ближайшие часы, но это лучшее, что мы успели сделать чуть более чем за сутки. Мы посчитали, что событие, о котором мы намерены вас оповестить, должно стать известным одновременно по всей планете, но оперный театр - единственное место в Минкоке, если не считать бейсбольного стадиона, способное принять сразу более полутысячи журналистов. Прошу простить за неудобства, но они стоят того.

Председатель сделал паузу, откашлявшись.

- В силу экстраординарной важности события здесь присутствуют также дэй Зенон дель Армадо и господин Павел Драссер, официальные представители Кайтара и Ставрии в Мировом совете.

Он широким жестом указал на двух мужчин, усаживающихся за столик с края сцены. На физиономиях обоих держались одинаковые кислые мины.

- Вы сможете задавать им вопросы наравне с остальными участниками пресс-конференции. Также сообщаю, что полная расшифровка стенограммы станет доступна всем корреспондентам не позднее двенадцати часов с момента окончания пресс-конференции. Время проведения конференции специально подобрано так, что приходится на утреннее, дневное или вечернее время на всех континентах. В настоящий момент радиостанции Минкока ведут вещание на весь мир. Кроме того, у нас появилась возможность вести прямую телетрансляцию в Ценгане, Кайнане, Ставрии и Кайтаре, так что мы в прямом телеэфире.

- Он скажет, о чем речь, или нет? - тихо процедила сквозь зубы Чезария. - Или так и продолжит до завтра языком молоть?

- А теперь, дэй и дэйя, я представляю слово дэю Кайлиру Талоне, доктору физических наук третьего класса, специалисту по радиоскопии, действительному члену Астрономической академии, главе контактной группы в Кайтаре.

Главе чего?

Председатель кивнул и отошел за столик к представителям Кайтара и Ставрии, тут же принявшись о чем-то переговариваться с ними. Вместо него место за трибуной занял высокий сухопарый дядька с длинными залысинами и в плохо сидящем костюме. Уита лихорадочно щелкал затвором камеры, постоянно переключая диафрагму и выдержку, чтобы гарантированно получить нормальные фотографии.

- Дэй и дэйя! - произнес дядька на кваре хорошо поставленным голосом опытного преподавателя, надевая наушники. - Событие, о котором я хочу вам сообщить, является экстраординарным и выходящим из ряда вон. Прошу учесть, что оно подтверждается авторитетами как правительств Кайтара и Ставрии, так и Мирового совета, так что речь не идет об обмане. Итак, информирую народы Паллы, что наша цивилизация не одинока во Вселенной. В течение последних декад мы находимся в постоянном контакте с представителями внепаллийской цивилизации паладаров. Впервые за всю историю человечества мы встретились с настоящим чужим разумом.

Он замолк, и на зал обрушилась мертвая тишина.

Уита почувствовал, как и без того тяжелая камера вдруг стала совершенно неподъемной, оттягивая руки к земле. Значит, все-таки Чужие. Значит, все-таки слухи оказались верны.

- Ни хрена ж себе... - против воли прошептали его губы. - Ну ни хрена ж себе...

Он лихорадочно оглянулся. Чезария, закусив губу, что-то быстро черкала карандашом в блокноте. Аис напряженно стиснул свою камеру, его седые усики встопорщились. Карина... а Карина сидела совершенно спокойно, сложив руки на обнаженных бедрах и полуприкрыв глаза. Словно почувствовав взгляд, она покосилась на Уиту и ободряюще улыбнулась. Как она может казаться такой безразличной?

- Излагаю хронологию событий, - насладившись эффектом, продолжил доктор Талоне. - Шесть декад назад группа радиоастрономов под моим руководством случайно приняла через радиотелескоп передачу от неизвестной группы лиц, называвших себя паладарами и Чужими. Они говорили на прекрасном кваре, и мы, разумеется, поначалу заподозрили чью-то злую шутку. Тем не менее, мы продолжили общение с помощью узконаправленных антенн и вскоре убедились, что источник сигнала действительно находится за пределами Паллы. Поскольку все наши пилотируемые орбитальные станции погибли во время Удара, нам осталось только принять версию о реальном контакте. После продолжительных переговоров, последовательно включавших в себя все более высокопоставленных правительственных чиновников и, в конце концов, самого премьер-министра Кайтара, а затем и Народного председателя Ставрии, мы согласились принять на своей планете представителей паладаров. Их первые спускаемые капсулы приземлились двадцать три дня назад, и с тех пор паладары находятся в тесном контакте с правительствами наших стран.

- То есть они уже здесь? - в голос выкрикнул кто-то, и зал тут же взорвался бурей голосов. Гвалт поднялся такой, что Уита зажал уши, чтобы не оглохнуть. Доктор Талоне терпеливо ждал. Несколько минут спустя шум начал стихать, и доктор поднял ладонь.

- Тихо, пожалуйста! - крикнул он, перекрывая аудиторию. - Тихо! Никакого продолжения, если станете орать!

Сказать, что после его реплики восстановилась прежняя тишина, Уита бы не решился, но, во всяком случае, шум сократился до приемлемого уровня.

- Дэй и дэйя! - решительно заявил доктор. - Вас тут почти шестьсот человек. Если полагаете, что я могу отвечать, когда все спрашивают одновременно, вы большие оптимисты. Давайте договоримся так: сначала мы рассказываем все, что полагаем нужным, и по ходу дела часть ваших недоумений отпадет сама собой. Сессия вопросов и ответов - потом. Однако на первоначальный вопрос я отвечу, поскольку и без того собирался. Да, Чужие уже здесь. Но прежде чем перейти к самой интересной части, я закончу свое краткое выступление, потому что мне осталось буквально несколько фраз. Итак, в настоящее время несколько паладаров находятся на нашей планете. Предполагалось, что в ближайшие декады дело ограничится всего лишь предварительными переговорами с правительствами паллийских государств, однако события с кольчоном у Барны, о которых вы все наверняка наслышаны, заставили изменить планы. Правительство Кайтара официально подтверждает, что уничтожение необычного кольчонапроизведено паладарами по просьбе губернатора дестры Калалан, когда стало ясно, что береговая охрана не может справиться собственными силами. Кайтар выражает свою признательность паладарам за спасение гражданского населения города Барны.

Гул голосов снова резко усилился.

- Я же говорил, что Чужие! - в голос произнес Аис, в волнении пощипывая усики. - Мои источники не врут!

- Итак, дэй и дэйя! - торжественно провозгласил доктор Талоне. - Представляю вам официальных представителей паладаров на нашей планете: Камилл и Майя, прошу!

Раздался громкий металлический щелчок, и сцена быстро погрузилась в темноту. Потом воздух прорезали два луча прожекторов, вопреки ожиданию тянущиеся от рамы над сценой в заднюю часть зала. Уита чуть привстал и обернулся, вглядываясь в проход.

Чтобы убедиться, что не спит, он не только протер глаза, но и больно ущипнул себя за предплечье. По ближайшему проходу в луче прожектора бодро шагала, с энтузиазмом размахивая над головой рукой, та самая бойкая стюардесса из самолета. Она успела переодеться: вместо мини-юбки и блузки на ней красовалась короткая полосатая черно-желтая туника, едва достающая до бедер, открывающая правое плечо и застегивающаяся на левом серебряной пряжкой. Ее волосы, приобретшие яркий изумрудный оттенок, волной рассыпались по плечам, а на темени горели белыми искрами два алмазных украшения в виде цветочных бутонов. По дальнему проходу в том же темпе шествовал мужчина в казавшемся совершенно обычным сером деловом костюме. Ну, обычным, если не считать того, что Уита в костюмах разбирался и сходу оценил его стоимость не менее чем в полторы тысячи леер, а может, и больше. Мужчина тоже помахивал рукой, но как-то небрежно, словно делая большое одолжение.

- Она - Чужая? Ну надо же, а я ее по заднице в самолете хлопнул! - пораженно проговорил рядом Аис.

- Проверь ладошку - вдруг чешуей покрылась или колоситься начала, - немедленно посоветовала Филла. - Все вы, мужики, одинаковые кобели. Что женщина, что инопланетянка с щупальцами, все одно лапаете при первой возможности.

- С-сука... - от злобного шипения над ухом Уита даже отшатнулся. Он обернулся к Чезарии. На лице корреспондентки мешались изумление и неприкрытая ярость. - Ну, потаскуха! Урою!..

Так. Теперь главное, чтобы она не обратила внимание на него. Уита съежился в кресле, приник к окуляру камеры и принялся лихорадочно ловить удаляющуюся по проходу фигурку Чужой, залитую мерцающим маревом от непрерывно срабатывающих вспышек.

Дойдя до сцены, сопровождаемые прожекторами Чужие обошли оркестровую яму с двух сторон и синхронно поднялись по лестничкам. Уита не удержался и, максимально выжав рычаг трансфокатора, крупным планом снял совершенно не прикрытые туникой идеальные ноги женщины. Впрочем, при такой верхней подсветке и резких тенях все равно ничего толком не получится. Две фигуры, мужская и женская, ярко высвеченные прожекторами, сошлись в центре сцены и замерли, повернувшись к залу. Их увеличенные изображения тут же появились на экране за сценой.

- Привет-привет, мальчики и девочки! - пропела девица. - Меня зовут Майя, на тот случай, если кто успел забыть после самолета.

Несмотря на то, что рядом с ней не наблюдалось и намека на микрофон, ее слова раздавались из динамиков звуковой системы по всему периметру зала. Неужели они могут заставить работать миниатюрные радиопередатчики?

Мужчина неторопливо произнес несколько слов на камиссе. "Я Камилл, - в наушнике тут же прорезался переводчик. - Рад приветствовать уважаемую публику".

Оба паладара широко развели руки, обняв друг друга за плечи, а над обращенными кверху ладонями свободных рук вспыхнуло яркое колеблющееся пламя, окруженное короной миниатюрных молний - и в тон ему вспыхнули и загорелись переливающимся белым светом глазницы Чужих. Как раз сейчас прожекторы пригасли, оставив сцену в почти полной темноте, в которой огни выделялись особенно ярко. Уита яростно жал на спуск, делая то быстрые серии снимков, то отдельные кадры с большой выдержкой (пленка, пленка не та, ххаш!) Потом камера протестующе вжикнула - кончилась кассета - и тут же свет над сценой вновь загорелся в полный накал. Огни над руками и в глазах пришельцев погасли. Пока стажер лихорадочно менял кассету, мужчина снова заговорил.

- Надеюсь, увиденные фокусы впечатлили вас достаточно, чтобы развеять подозрения в мошенничестве, - донес переводчик его слова. - Для особо неверующих после пресс-конференции можем устроить отдельный цирковой сеанс.

- А теперь, мальчики и девочки, - подхватила девица Майя, - мы в двух словах расскажем о себе, после чего вы наконец-то сможете задать вслух те три с половиной миллиона вопросов, что вертятся у вас на языке. Хотя мы тут вдвоем, вещать стану я как наиболее обаятельная и привлекательная. Верно, Камилл?

- Если я попробую с ней не согласиться, она смертельно обидится, но первенство все равно не уступит, - пожал плечами Камилл, скрестив руки на груди и глядя в зал. - Не родился еще мужчина, способный переговорить женщину, неважно, на Палле или за ее пределами. Придется уступить грубой силе.

По залу прокатились смешки.

- Когда она вас окончательно заболтает, бросьте в нее чем-нибудь тяжелым, - добавил Камилл, отходя к столику в центре сцены и небрежно разваливая на стуле. - Иначе ее не остановить.

- Точно, бросайте, - согласилась Майя. - Я подхвачу и брошу в него, чтобы советов поменьше давал.

Уита тряхнул головой. Двое на сцене вызывали у него ассоциации с кем и чем угодно - с эстрадными комиками, поддатой семейной парой на дружеской вечеринке и так далее, но только не с Чужими. Если бы еще вчера вечером кто спросил, чего он ожидает от первого контакта, он наверняка бы вообразил что-то торжественно-возвышенное: фанфары, военный парад, салюты, премьер-министр Кайтара перед телекамерами приветствует летающую тарелку, спускающуюся на площадь перед зданием Уммы... Но чтобы вот так, в виде разговорно-попсового номера в оперном театре на другом континенте?

Видимо, такая мысль пришла в голову не только ему одному, потому что Аис рядом оторвался от окуляра камеры, пихнул его локтем в бок и прошептал:

- Учись, салага, как на публику работать нужно.

- Итак, девочки и мальчики корреспонденты, а заодно и остальное население планеты Палла! - тем временем провозгласила Майя, вздымая руки к потолку. - Мы паладары. Мы здесь. Мы прилетели. Не ждите от нас золотого века и готовых решений: мы явились, чтобы дружить и советовать, но жить вам придется и дальше собственным умом. Паладары - межзвездная торговая организация, целью которой является обмен товарами между различными цивилизациями, и с сегодняшнего дня Палла включена в нашу коммерческую сеть.

- При условии, конечно, что вы найдете, чем торговать, - добавил Камилл, разглядывая ногти. - Пока, прямо скажем, изучение местного рынка нас не вдохновляет.

- Он сегодня играет роль злого полицейского, - отмахнулась Майя. - Не обращайте на него внимания, а лучше слушайте добрую и красивую меня. Суть в том, что мы знали о вашей цивилизации задолго до события, называемого вами Ударом. Однако вы находитесь на настолько низком уровне развития, что у вас нет практически ничего, представляющего ценность для других. Поэтому мы ограничивались пассивным наблюдением в надежде, что еще лет через двести-триста вы станете новым перспективным рынком. К сожалению, появление Арасиномэ, который вы называете Красной Звездой - та странная штука над северным полюсом солнца - спутало нам все планы. Наш наблюдатель погиб, успев сообщить о происходящем, и когда мы наконец-то смогли к вам добраться, то поняли: при таком положении вещей рынком ваша цивилизация не станет не то что через триста, а и через три тысячи лет. Так что совет директоров нашей корпорации как следует почесал в затылках и решил рискнуть. Мы намерены вложить в проект определенные суммы, чтобы дать вам ускоренный толчок к развитию. Поскольку наши риски здесь чрезвычайно высоки, мы не можем задействовать слишком большие капиталы, но что-то вам обломится...

- Злой полицейский хочет добавить, - перебил ее Камилл, - что первые итоги проекта мы подведем через двадцать местных годовых циклов, и если результат не устроит хоть кого-то из совета директоров, в том числе меня, мы свернем все работы и снова оставим вас в гордом одиночестве. Честно говоря, я уже заранее списал убытки, и утешает меня лишь одно: их можно провести по графе "благотворительность" и слегка скостить налоги в некоторых вовлеченных культурах.

- Камилл у нас вообще оптимист, - фыркнула Майя. - Помнится, лет двести назад... по другому летоисчислению двести, а ваших, наверное, сто пятьдесят... в общем, он едва не зарубил проект, в котором прибыли прогнозировали семьдесят процентов годовых. Даже когда после тридцати лет работы в среднем прибыльность оказывалась на уровне девяноста процентов, он все равно кривился, словно от уксуса. Не обращайте на него внимания, у него в совете совещательный голос.

- У тебя вообще никакого, - саркастически ухмыльнулся Камилл.

- Как бы не так! Уже две минитерции такой же, как и у тебя. Ты где спал столько времени? И вообще, не перебивай. Мальчики и девочки, объявляю, что паладары намерены запустить на Палле несколько параллельных проектов, но только один из них является основным. Чтобы понять, способна ли ваша цивилизация развиваться достаточно быстро, чтобы вывести проект на самоокупаемость хотя бы в текущем столетии, мы объявляем об открытии международного университета "Дайгака". Его главная функция: помочь вам вернуть технологический уровень времен до Удара путем резкой интенсификации научного прогресса...

"Дайгака"? Уита совершенно точно уже слышал это слово, прямо сегодня, но где, где? Слышал... или видел?! Еще не понимая, что делает, он начал поворачивать голову вправо, туда, где за Аисом сидела в театральном кресле невозмутимая и такая симпатичная девчонка в коротком платье...

- ...и я представляю вам главу паллийского оргкомитета паладаров, ректора университета "Дайгака" и спасительницу города Барна...

...в зале резко тухнет все освещение, и ослепительный луч прожектора впивается в глаза, пробиваясь даже сквозь непроизвольно подставленную ладонь...

- Встречайте: Карина Мураций!

...и ярко выхваченная женская фигурка поднимается с места на расстоянии вытянутой руки, и в зале снова наступает тишина.

- Я Карина Мураций. Рада знакомству, дэй и дэйя, - голос девушки одновременно звучит рядом и отдается в динамиках по периметру зала. - Прошу благосклонности. Филла, Гень, прошу прощения за беспокойство, можно мне выбраться в проход?

Последняя фраза в динамиках не прозвучала.

Ослепительный прожектор потух, и снова загорелся верхний свет, мутный и слабый... нет, наверное, так кажется после лампы в глаза и моря фотовспышек на окружающих рядах. Сидящий с краю пузатый Гень поспешно выскочил в проход, но Филла его примеру последовать не торопилась. Поправив очки, она поднялась и приложила ладонь к щеке Чужой.

- Вот и я думала: как у человека может перманентно держаться повышенная температура? - задумчиво проговорила она. - Хотела даже тебе предложить знакомому врачу показаться, он отличный специалист. Хорошо, что не успела.

Она отняла ладонь и вышла в проход, освобождая дорогу.

- Зря не успела. Я бы с удовольствием познакомилась с коллегой, - тихо, но так, что Уита расслышал, шепнула ей Карина. - Найди меня после пресс-конференции, я выкрою минутку для разговора.

И прежде чем отправиться по проходу к сцене, она, стажер мог бы поклясться, едва заметно подмигнула ему.

Уита завороженно смотрел ей вслед. Чужая! Летела с ним в одном самолете, ехала в одном автобусе, сидела на соседнем кресле, таскала его сумку, разговаривала как ни в чем не бывало... Разве такая может оказаться Чужой? Да еще и главой оргкомитета? А ведь он на полном серьезе хотел ее склеить! Спохватившись, он поднял камеру и сделал несколько ее снимков со спины. Ххаш! Если бы знал сразу, мог бы хоть уфотографироваться, даже в обнимку!

Ага, если бы он знал сразу, другие бы тоже пронюхали. И тогда хрена лысого он бы к ней приблизился!

Под непрерывным сиянием вспышек Карина поднялась на сцену (Майя уже успела устроиться в центральном кресле рядом с Камиллом) и повернулась к залу.

- Дэй и дэйя! - сказала она через динамики. - Еще раз рада приветствовать вас всех. Поскольку последние пару декад я провела в Кайтаре, я продолжу использовать кваре, к которому уже привыкла. Тем не менее, вы можете задавать вопросы на любом языке, мы отлично вас поймем.

Она поклонилась.

- Перед тем, как я расскажу о проекте "Дайгака", я хочу извиниться за тайное пребывание среди вас. Мы намеренно общались с вами как простые люди, скрывая свою истинную сущность, чтобы вы разглядели: в нас нет ничего пугающего и необычного. Пусть мы явились извне, но наша сущность точно такая же, как и ваша: мы - люди. Пусть более знающие и с большими возможностями, но люди. Прошу: не нужно нас бояться. Мы пришли как друзья, не как враги. Немного перефразируя нашу обычную формулу приветствия, повторю: я искренне рада знакомству с вами. Прошу общей благосклонности.

Она поклонилась еще раз и замерла в такой позе.

Откуда-то из первых рядов донеслись хлопки в ладоши. Их сразу же подхватили в других местах, и вскоре зал охватила овация.

- Ну разве она не милашка? - задумчиво вопросил Аис, мерно аплодируя. - Молодцы, ребята, здорово срежиссировали. Злой финансист, бесстыжая деваха с голой задницей - и на их фоне тихая вежливая скромница-красотка. Теперь в нее полмира влюбится.

Слева донеслось презрительное фырканье. На лице Чезарии, о которой Уита успел забыть, бродил нездоровый нервный румянец. Корреспондентка нервно кусала губы и даже не думала аплодировать. Карандаш, которым раньше черкала в блокноте, она зажала в кулаке на манер кинжала, костяшки побелели. Она словно искала, кого бы пырнуть. Ну еще бы! Наверняка тоже не может себе простить, что сидела рядом с Чужой и даже не обратила на нее внимания.

Карина меж тем распрямилась и подняла руку. Постепенно аплодисменты стихли.

- Спасибо, - произнесла она. - Надеюсь, здесь и сейчас заложены основы дружбы и взаимопонимания между Паллой и паладарами. И прошу не беспокоиться: больше замаскированных паладаров среди вас нет. Прежде чем вы сможете задать нам вопросы, я хотела бы остановиться на двух темах, которые наверняка заинтересуют вас больше всего. Первая - международный университет "Дайгака". Как сказала моя коллега Майя, мы намерены организовать на Палле образовательный центр, который должен ускорить восстановление вашей науки. Ни для кого не секрет, что из-за мирового экономического кризиса, вызванного Ударом, уровень ассигнований в мире на фундаментальные дисциплины сократился более чем в пятнадцать раз, а на прикладные - в пять с лишним. Хотя у ваших ученых есть отработанные методы познания окружающего мира, они не могут их применить из-за недостатка средств. Замкнутый цикл: исследования невозможно проводить из-за скверного состояния экономики, а экономику нельзя развивать из-за проблем в промышленности, вызванных падением уровня науки и технологий. Мы намерены разорвать порочный круг. Мы уже получили принципиальное согласие правительств крупных стран на участие в проекте. Из-за нехватки времени мы не успели обсудить тему во всеми странами, но намерены начать переговоры, как только появится физическая возможность. Мы не собираемся передавать вам свои технологии - в условиях изменившихся после Удара законов физики они почти бесполезны, но мы поможем вам развиваться дальше.

Карина сделала паузу, обводя взглядом зал, и на мгновение Уите показалось, что она смотрит прямо на него. Да ну, ерунда. С такого расстояния рассмотреть что-то в море лиц невозможно. Хотя кто их знает, Чужих...

- Вторая тема - события в Барне. Я имею в виду уничтожение кольчона второго типа, как его классифицировали ваши ученые. Майя назвала меня спасительницей Барны, но это неправда. Вернее, далеко не вся правда. Кольчона уничтожил оой-генерал Саматта Касарий, мой друг и наставник, я же выступала всего лишь в роли наводчика. Мы торговцы, а не завоеватели, и у нас попросту отсутствует наступательное оружие, но именно генерал Саматта изобрел способ канализировать нужную энергию в нужное место. Метод так и не успел пройти испытание в атмосферных условиях, и мы с большой неохотой решились на его применение - лишь потому, что на кону стояли десятки и сотни тысяч человеческих жизней. К счастью, полевой тест прошел успешно, хотя итоговый результат - взрыв кольчона с силой термоядерной бомбы - оказался для нас полной неожиданностью. Если бы выделившаяся энергия не оказалась распределенной по колонне диаметром в четверть цулы и высотой в три с половиной, Барна могла бы сильно пострадать. Нет, отвечаю я на вопрос, который вы наверняка захотите задать, мы не намерены применять новое оружие против кольчонов без крайней необходимости - слишком непредсказуем результат. Да и использование его сопряжено с серьезными затруднениями. Так что побережная охрана продолжит работать, как и прежде, а наши методы останутся на самый крайний случай. Предупреждая возможные страхи, хочу заявить сразу: паладары никогда и ни при каких обстоятельствах не обратят новое оружие против людей Паллы.

Карина снова сделала паузу.

- Теперь, дэй и дэйя, мы начинаем сессию вопросов и ответов. Спрашивает тот, кто успел первым поднять руку. Наши гостеприимные хозяева совершили настоящий подвиг, за сутки оборудовав неприспособленное помещение средствами общения, но создать полноценные пульты за такой срок физически невозможно. Однако не беспокойтесь: имеющаяся у нас система способна с точностью до долей микросекунды определить, кто оказался первым. Из десяти первых человек система случайным образом выберет одного, соблюдая равномерность распределения по секторам. Если вы оказались счастливчиком, у основания вашего микрофона зажжется лампочка, просто начинайте говорить. Просьба не представляться, чтобы не тратить драгоценное время. Начинайте.

Тут же в воздух взметнулся лес рук. Раздался мелодичный звон.

- Откуда прилетели паладары? - поинтересовался кто-то на катару. - С какой планеты?

- Мы из другой вселенной, - ответила Карина на том же языке, отходя к своим товарищам и усаживаясь в кресло. - Вы не видели наши звезды и не увидите до тех пор, пока не овладеете техникой гиперсдвига по минорным измерениям. Не тратьте время на вопросы о нашем происхождении, они описаны в брошюре, которую вы все получите. Дальше.

- Вы сказали, что не солдаты, а торговцы, - спросила на мертаде женщина из задних рядов. - Однако вы упомянули о генерале Саматте, а генералы подразумевают армию. Зачем она, если вы просто торговцы?

- Оой-генерал Саматта Касарий, - откликнулся Камилл, - вышел в отставку на своей планете несколько лет назад. Здесь он находится в качестве консультанта по военным вопросам, которые с учетом вашей войны с кольчонами так или иначе возникнут. Следующий вопрос.

- Вопрос к дэйе Майе. Вы упомянули, что помните события двухсотлетней давности, однако выглядите... существенно моложе. Вы говорили иносказательно?

- Вы так тонко намекаете, что я неприлично моложусь? - обиженно откликнулась Чужая. - Между прочим, женщине неприлично напоминать о возрасте!

- Я вовсе не хотел...

- Да ладно, так уж и быть, поясню. Вы видите не наши настоящие тела. Мы не можем существовать в условиях измененного пространства вокруг Паллы, а потому вынуждены использовать для общения дистанционно управляемых кукол. В числе прочего они умеют менять внешность по желанию владельца. Покажите мне женщину, которая бы не преминула воспользоваться такой возможностью! И позвольте мне умолчать о своем истинном возрасте, а то на мою долю останутся только геронтофилы. Дальше.

Так-так. А сколько же тогда лет Карине Мураций? Выглядит она на восемнадцать или около того, но ведь она глава комитета и ректор университета. Значит, как минимум не младше Майи. А она за ним сумку таскала. Ой. Точнее, полный ходер!

- Вопрос к дэйе Мураций. Вы можете прокомментировать загадочные тесты среди старшеклассников Барны, где вы, по слухам, находились в последнее время? Они как-то связаны с проектом международного университета?

- Да, могу. Для обучения в университете ваши правительства станут отбирать юношей и девушек, обладающих определенными интеллектуальными задатками. Три теста, проведенных нами в кайтарской Барне и ставрийском Эйграде, позволили построить предварительную оценочную шкалу. Ее мы используем в дальнейшем на стадии предварительного тестирования для отбора участников очных тестов. Нам нужны лучшие из лучших, и ваши правительства заинтересованы в том же, поскольку именно они станут платить за обучение в университете "Дайгака".

- Почему именно школы? Почему не университеты? Почему не зрелые сложившиеся ученые?

- Потому что нам нужна молодежь, чтобы научить ее думать нестандартно. Студентов для участия в программе мы тоже станем отбирать, но сейчас конец учебного года, у них много тестов и экзаменов, так что их мы оставили на потом. Что же до взрослых ученых, то их тестировать мы не намерены. Их мы станем приглашать в проект индивидуально, основываясь на тематике научных работ, участии в важных проектах и конференциях, опубликованных статьях и так далее. В настоящий момент мы фильтруем имеющийся массив информации для определения потенциальных кандидатов, но поскольку работать приходится с бумагой, процесс не слишком быстрый. Из взрослых в рамках Университета мы задействуем только небольшую группу преподавателей, с остальными учеными общение вполне можно вести дистанционно. Средства оперативной связи мы предоставим. Дальше.

- Вопрос к господину Камиллу. Почему вы настроены настолько пессимистично по отношению к экономическому сотрудничеству с Паллой? Разве у нас нет ничего, что могло бы заинтересовать другие цивилизации?

- Сырье по большей части, - лениво ответил Камилл. - Из-за капризов природы ваша планета богата лантаном, неодимом и скандием, которые можно относительно дешево разрабатывать у поверхности. В некоторых звездных системах их дефицит, так что приходится транспортировать из других мест. Кроме того, в определенных мирах популярны сувениры с отсталых миров вроде вашего, в особенности ручной выделки. Можно также получить прибыль от других элементов культуры: музыки, песен, картин и так далее. Но сейчас даже это для нас бесполезно. Гиперсдвиг в вашем сумасшедшем пространстве не работает, и любые товары нужно сначала вытащить в космос из планетарного гравитационного колодца, доставить в точку за пределами аномалии и уже оттуда перемещать по назначению. Вообще в вашем пространстве не работает большая часть нашей машинерии. Мы и дронов-то с трудом адаптировали, и тех приходится спускать в одноразовых капсулах без возможности возврата. Так что пока вы не построите средства доставки хотя бы на ближнюю орбиту, говорить вообще не о чем.

- Программа пилотируемых космических полетов - одна из наиболее приоритетных в университете "Дайгака", - добавила Карина. - Дальше.

- Карина-атара, правильно ли я понял, что в университете "Дайгака" планируется обучение с четырнадцати лет? То есть школьники не смогут получать национальные свидетельства о среднем образовании?

- Обучение в университете планируется двухступенчатое: сначала два года подготовительных курсов, потом четыре года собственно университетской программы. На подготовительные курсы в дальнейшем планируется набирать школьников с четырнадцати лет, но на первом этапе, пока система не устоялась, мы даем шанс всем старшеклассникам с восьмого по десятый класс, а также всем студентам университетов независимо от возраста. Часть обучающихся на подготовительных курсов могут отсеяться перед приемом в университет, если не продемонстрируют необходимые нам качества: гибкость и нестандартность мышления, работоспособность и так далее. Сейчас мы обсуждаем с министерствами и аналогичными органами образования разных стран, каким образом засчитывать обучение на курсах для получения национальных свидетельств. Дальше.

- Вопрос ко всем. Вы упомянули, что не можете существовать в нашем пространстве. А что насчет техники? Ваша электроника, например, у нас работает? Ваши... искусственные тела неотличимы от человеческих.

- Мы не пользуемся электроникой, - откликнулся Камилл. - У нас совершенно иные технологии, построенные на использовании насыщенных энергетических полей. Но в аномальном пространстве вокруг Паллы они попросту взрываются. Причина та же, по которой из ваших лазерных лучей после Удара хаотично рассеивается энергия: вероятность лептонных флуктуаций, чрезвычайно малая до Удара, увеличилась на восемь порядков. Для того, чтобы спустить кукол к вам сюда, нам пришлось заново изобретать способы работы с тяжелым веществом. Результат далек от совершенства, дроны ненадежны и имеют тенденцию самопроизвольно разрушаться. У нас возникает масса технических проблем с поддержанием таких комплексов в рабочем состоянии. И даже такую грубую технологию мы не сможем передать Палле, поскольку некоторые ключевые стадии техпроцесса требуют нормального пространства и в ваших условиях не воспроизводятся. Однако хотя мы сами не пользуемся электроникой, мы намерены как можно быстрее вернуть вам возможность ее создавать. Космические полеты без нее невозможны.

- Кроме того, - добавила Майя, - мы способны производить в дальних окрестностях и спускать на планету уже готовые компоненты для применения в вашем оборудовании. Например, телевизионные ретрансляторы, с помощью которых ведется передача на Ставрию и Кайтар, являются гибридом вашего оборудования и наших средств. Следующий вопрос.

- Господин Камилл и госпожа Майя, какие именно товары вы готовы предложить Палле?

- Технологии в первую очередь. Лицензии на производство устройств. Сами устройства - в ограниченных количествах. Однако, - Майя кивнула на Камилла, - напоминаю, что хотя мой коллега и злой бука, он прав в одном: на данном этапе торговля с вами экономически нецелесообразна. Вести ее мы намерены только для компенсации затрат на Университет. Пока что мы лишь вкладываемся в ваше развитие в надежде получить дивиденды в будущем. Дальше.

- Госпожа Мураций, на каком принципе основано оружие, примененное против кольчона? Могут ли паладары использовать его против Красной Звезды?

- Оружие построено на принципе взрывной дестабилизации вихревых энергополей в вашем континууме. Вся их энергия высвобождается мгновенно в виде излучения, а кольчоны и волюты, как всем известно, уязвимы к высоким температурам. Мы просто сгенерировали в нужных точках плотные сгустки энергии, которые взорвались, вызвав в кольчоне загадочную цепную реакцию. Мы не знаем, окажется ли уязвимой Красная Звезда к такому воздействию, а также понятия не имеем, какой окажется ее реакция. После удара по кольчону мы потеряли беспилотную исследовательскую платформу, использованную для канализации энергии. Точные причины нам не известны, но предполагаем, что Арасиномэ - или тот, кто управляет кольчонами - нанес ответный удар. Примененная им техника пространственной деструкции вполне пригодна для уничтожения и планет целиком. Мы не хотим и не станем ввязываться в войну с неизвестным противником, чьи логика и возможности нам не известны. Вдруг он решит таким же образом уничтожить Паллу? Еще раз повторяю: мы торговцы, а не солдаты, мы не умеем и не хотим сражаться. Ваша судьба - в ваших собственных руках. Знания, которые вы получите в результате сотрудничества, позволят вам создать собственное оружие, а дальше дело за вами. Следующий вопрос.

- Вопрос ко всем паладарам. Веруете ли вы в Господа нашего Ваххарона и в спасение души после смерти?

- Если я скажу, что думаю про ваши забавные религии, - лениво проговорила Майя, - на меня обидится слишком много людей. Так что без комментариев. Просьба избегать вопросов на теологические и мистические темы. Дальше.

- Дэйя Майя и Мураций, полагаете ли вы, что женщина имеет равные права с мужчинами?

- Прошу уточнения, - подняла палец Карина. - Права в каких областях?

- Во всех. Избирательное право, право занимать руководящие должности, право управления семейными финансами и так далее.

- Понятно. Мы не делаем различий между мужчинами и женщинами в областях, связанных с использованием интеллекта. Однако если речь о чисто физических возможностях, равноправия, разумеется, нет и быть не может. Природа создавала мужчин как охотников и защитников, а женщин - для вынашивания и воспитания детей. Соответственно, разницу в габаритах, силе, выносливости и физиологии биологических тел игнорировать невозможно. Я лично хотя и не имею ничего против конкретных женщин, избравших профессию солдата, боксера, атлета и тому подобные, но в целом отрицательно отношусь к стремлению доказать, что женщина ни в чем не хуже мужчины вообще в любой области. Это попросту опасно для женского здоровья, что для меня как для профессионального врача неприемлемо. Но в университете "Дайгака" дискриминации по половому принципу вы не найдете. Для нас главное - мозги и умение ими пользоваться. Мужчина, женщина, гермафродит - нам все равно. Дальше.

- Сколько планет охватывает торговая сеть паладаров?

- Некорректный вопрос. Все вовлеченные в товарооборот цивилизации используют планеты, только если те под руку подвернутся. Если формулировать в терминах вовлеченных культур, то паладары работают примерно с полутора тысячами. Дальше.

- Вы упомянули, что используете роботов, способных менять форму, то есть ваш нынешний облик не обязательно настоящий. Как выглядят обитатели других миров и как выглядят паладары?

- Все известные разумные расы - всеядные гуманоиды: две руки, две ноги, голова, прямохождение. Прочие детали могут отличаться. Требования к среде обитания варьируются. Задействованные в проекте паладары практически идентичны людям Паллы и имеют минимальные отличия в анатомии и физиологии, хотя и не способны производить совместное с людьми потомство. Дальше.

- Где планируется расположить университет "Дайгака"?

- Территория бывшего государства Хёнкон на юге Могерата, на стыке побережий Кайнаня и Ценганя. От Удара до сего момента территория являлась практически не обитаемой, занятой пиратами и контрабандистами. Паладары заключили соглашение с королем Хёнкона, по которому мы получаем территорию в аренду на пятьсот лет. Фактически Хёнкон снова превратится в отдельное государство, живущее по своим собственным законам. На экстренной ночной сессии Мировой совет подтвердил соглашение и де-юре признал университет "Дайгака" независимым субъектом международного права. В целях обеспечения безопасности сотрудников и студентов территория университета является закрытой, допуск туда предоставляется индивидуально по усмотрению администрации. Сейчас мы прорабатываем транспортные схемы для перемещения людей и грузов между Хёнконом и остальным миром. Для общения в Хёнконе планируется использовать эсперанто - простой для изучения язык, в свое время созданный специально для таких случаев. Следующий вопрос.

В вопросах недостатка не наблюдалось. Они сыпались непрерывным градом. Отвечали на них паладары то по-отдельности, то вместе. Уита напряженно вслушивался в происходящее, но часа через два понял, что сознание плывет и отказывается воспринимать новые сведения. Ничего, потом в редакции составят стенограмму по записи с магнитофона, микрофон которого болтался в сбруе у него на плече. Ах, да, и так же обещали дать полную расшифровку. И стоило, спрашивается, таскаться с тяжеленным ящиком?

- Я считаю, что вы лжете о целях вашего появления!

От резкого возгласа над ухом Уита вздрогнул. О Чезарии он успел полностью забыть, а та ничем о себе не напоминала. Тем не менее, сейчас под ее микрофоном горел тусклый желтый сигнал, а сама она сидела в кресле, напряженно вы тянув вверх руку со сжатым кулаком.

- Вижу, дэйя Айдамилла, вы все-таки не удержались, - с насмешкой в голосе ответила Майя. - Неужели настолько задело мое замечание о лишнем весе? Или вы просто решили продолжить серию своих выдающихся по глупости статей о подтасовках ученых-эволюционистов, заговоре школьных учителей естествознания и кровожадных сектах эйлахо? Координатор, прошу временно закрепить микрофон за данной участницей - похоже, у нас намечается интересная дискуссия. Итак, сэрат дэйя Айдамилла, о чем именно мы солгали и каковы, по вашему мнению, наши реальные цели?

По внешнему виду Чезарии казалось, что ее сейчас хватит удар: ее губы дрожали от ярости, глаза вылезли из орбит, а грудь часто неравномерно вздымалась, как после долгого бега. Похоже, персональную оплеуху она восприняла крайне болезненно. Однако когда она заговорила, ее голос казался насмешливым и почти спокойным.

- Спасибо за оказанную честь, сэрат дэйя Майя. Разумеется, мне чрезвычайно далеко до ваших знаний и огромного жизненного опыта, накопленного за столетия. Молодежи вроде нас сложно соперничать с умудренными возрастом матриархами. Тем не менее, даже я твердо знаю: сказочки о добрых чужаках - всегда лишь сказочки. Вы много чего тут наговорили, но подтверждение - лишь ваши пустые слова. А на деле мы знаем упрямые факты: сначала случился Удар, а потом появились паладары. И очень удачно появились в тот самый момент, когда береговая охрана Кайтара не смогла справиться с кольчоном новой разновидности. Другие скажут: совпадение. А я скажу, что именно вы науськали на нас Красную Звезду и устроили Удар. Именно вы насылаете кольчонов. И вся история с якобы спасением Барны является тщательно срежиссированным вами спектаклем.

- Замечательная логическая цепочка, - мурлыкнула Майя. - Вам, сэрат дэйя Айдамилла, остается лишь сообщить миру, зачем именно мы к вам явились. Есть идеи?

- Все очевидно, сэрат дэйя Майя. За тем же, за чем сильные испокон веков являлись к слабым: ограбить их. Выменять на стеклянные бусы и зеркальца золото, земли и прочие ресурсы. Кусок территории, Хёнкон, вы себе уже оттяпали ни за грош, и лиха беда начало!

- Прекрасно. Осталось лишь уточнить, какие именно "прочие" ресурсы нам нужны. Есть идеи?

- Не знаю, я не телепат, - Чезария вальяжно откинулась на спинку кресла. - Увидим, когда вы начнете торговлю.

- Долго же вам придется ждать, сэрат дэйя Айдамилла, - Майя развела руками. - На первых порах мы используем вашу валютную систему и станем продавать технологии за золото, которое, в свою очередь, пойдет на оплату нужд Университета. Что-то сверх того появится спустя десятилетия. Но не расстраивайтесь, я знаю, как компенсировать вашу бедную фантазию. Несправедливо, что вы выступаете, а остальные вынуждены помалкивать, так что мы призовем на помощь зал. Дэй и дэйя, давайте сыграем в небольшую игру. Представьте, что дэйя Айдамилла права, и мы действительно что-то замышляем. У вас двадцать пять секунд на размышление, что именно мы хотим у вас украсть или отнять и какие тайные замыслы мы вообще лелеем. Потом произнесите вашу версию в свой микрофон. Через звуковые каналы мы ваши слова транслировать не станем, но система обобщит и озвучит сказанное. Можно предлагать более одного варианта. Итак, время пошло. Напоминаю вопрос: что именно мы от вас тайно хотим?

Через динамики начали раздаваться мерные щелчки. Зал загудел и задвигался.

- Ну дают, фокусники... - пробормотал Аис. Он ухватил свои усы щепотью и начал их подергивать. - Что мы им за полминуты придумаем? Эй, малыш, - он ткнул локтем Уиту в бок. - Есть идеи?

Стажер помотал головой. Он испытывал нестерпимый стыд. Такой стыд, что согласился бы тут же, на месте испариться облачком пара. Одно утешение - никто, кроме нескольких человек, не знает, что он в одной компании с Чезарией.

Но ведь Карина Мураций знает! Как он ей в глаза посмотрит, если, конечно, встретит еще раз?

- Давайте-давайте, подыгрывайте им, бараны! - процедила Чезария сквозь зубы, презрительно глядя на Аиса. - Они вас уже поимели по самые гланды. Продолжайте сосать и причмокивать.

- Сэрат дэйя, я читал некоторые ваши статьи, - высокомерным тоном отозвался Аис. - Я человек вообще-то не брезгливый, да и сам частенько на язык не сдержан, но от них меня блевать тянуло. И теперь, увидев вас вживую, я понимаю, почему. Вы проституткой в юности не подрабатывали? А то лексика вполне...

- Да как ты смеешь, скотина! - взвилась Чезария, но репортер "Экономического вестника" брезгливо отмахнулся от нее, склонился к микрофону и скороговоркой произнес:

- Вынос к нам производств из регионов с дорогой рабочей силой. Дешевая разработка недр планеты силами аборигенов. Использование планеты в качестве курорта и резиденции для жителей планет с неблагополучной экологической обстановкой.

Почти сразу же раздался мелодичный гудок, и щелчки в динамиках прекратились.

- Резюмирую мнения, - произнес на кваре через динамики холодный мужской голос, доселе не звучавший. - Первое место занимают версии, связанные с эксплуатацией населения Паллы. Варианты - от прямого порабощения и принуждения к работе силой до мягкой экономической кабалы и работы за плату, гораздо меньшую, чем в других местах. Второе место - хищническая эксплуатация естественных ресурсов планеты, как биологических, так и полезных ископаемых. Третье место - физическое уничтожение или вытеснение населения планеты с целью заселения высвободившегося жизненного пространства. В совокупности данные варианты высказаны примерно девяносто семью процентами аудитории. Оставшиеся три процента выдвинули разнообразные экзотические версии наподобие употребления населения Паллы в пищу или в качестве сексуальных рабов для инопланетных осьминогов. Полный список с комментариями мы опубликуем вместе с итоговой стенограммой, разумеется, анонимно, без указания авторства.

- Благодарю, координатор, - кивнул Камилл. - Теперь позвольте высказаться мне как злому полицейскому, основательно задолбанному человеческим идиотизмом. И первый мой комментарий - меньше читайте то, что у вас называется "научной фантастикой". На досуге я полистал с десяток книжек о пришельцах, и честно вам скажу, что такого невообразимого бреда не видывал много столетий. Ваши варианты один в один воспроизводят идеи из таких опусов, а между тем, чтобы понять их абсурдность, достаточно владеть знаниями на уровне средней школы. Я понимаю, что вы в большинстве своем просто развлекались по мере возможности, но все равно исход эксперимента показателен. Отложим в сторону осьминогов-извращенцев: вряд ли они испытают к вашим женщинам больше влечения, чем вы - к осьминожьим самкам. Еще раз посмотрим на основные варианты: эксплуатация населения, эксплуатация натуральных ресурсов, захват территории. Пойдем по порядку. Первое.

Камилл поднял сжатый кулак с отогнутым большим пальцем.

- Эксплуатация населения или, иными словами, рабство в той или иной форме. По сохранившимся у нас материалам в период перед Ударом безработица в Кайтаре как наиболее развитой стране составляла около двенадцати процентов населения и стремительно росла. Даже ваши примитивные роботизированные линии делали ненужным неквалифицированный труд на производствах. В промышленной индустрии доля профессий, требовавших среднего специального или высшего образования, выросла почти до девяноста процентов. Два-три оператора обслуживали целый производственный цех, да и то не слишком утруждаясь. Едва ли не половина рабочих получала жалование только потому, что профсоюзы не позволяли их увольнять, фактически речь шла о скрытом пособии по безработице. В других странах дела обстояли немного иначе, но тенденция вырисовывалась та же самая. А теперь задумайтесь: если простенькие технологии начального уровня делали ненужным такое количество населения, на кой вы сдались цивилизациям, где полностью роботизированное производство обслуживается искинами? Чтобы из жалости вас кормить? Перебьетесь.

Камилл сделал паузу.

- Второе, - он отогнул указательный палец. - Натуральные ресурсы. Большинство еще со школьных уроков естествознания представляет, что ваша планета ими похвалиться не может. Диаметр Паллы на семь процентов больше, чем у планеты, где родились мои дальние предки, однако масса лишь чуть-чуть выше, а сила тяжести на поверхности почти идентична. Почему? Да за счет отсутствия тяжелых элементов. У вас даже с железом серьезные затруднения: кларковая концентрация мизерна, крупных поверхностных месторождений почти нет, а за имеющиеся испокон веков велись войны. Между тем, в астероидных поясах вашей звездной системы концентрация разнообразных металлов на порядок выше, чем на планете, а разрабатывать их не в пример проще, даже если забыть про необходимость вытаскивать добытое в космос. Я уже и не говорю про возможность термоядерного синтеза любых необходимых элементов: для него нужно лишь произвольное сырье и энергия, которой в космосе огромное количество. А что еще есть на Палле? Нефть? Да, ее действительно много. Только вот в одном карликовом Михне, почти полностью состоящем из застывшего метана, углеводородных соединений в триллионы раз больше, чем на всей вашей планете. Если вдруг нам взбредет в голову использовать углеводороды, у нас есть куда более удобные источники.

Камилл ехидно улыбнулся и отогнул средний палец.

- Наконец, последнее. Жизненное пространство, вечный фетиш кинорежиссеров. Приходят злобные захватчики, режут глотки аборигенам и поселяются на их землях, примерно так. В вашей истории подобное действительно происходило не раз - достаточно вспомнить колонизацию Фисты в восьмом-десятом веках. Однако в случае с Чужими ваша планета никому даром не сдалась, даже если забыть про Арасиномэ и свихнувшиеся метрики континуума. Для одних рас здесь гравитация слишком низкая, для других - слишком высокая. Для одних в атмосфере слишком много кислорода и мало углекислоты, а для других ровно наоборот. Для большинства рас на поверхности Паллы слишком высокий уровень ультрафиолета - недаром у вас такое количество злокачественных опухолей кожи. Ну, и так далее. Общее правило: идентичных планет во Вселенной нет, а даже минимальные отличия делают чужую планету непригодной для проживания как минимум без защитного костюма и дыхательной маски. Поэтому построить в открытом космосе миллион безопасных удобных станций куда проще, чем сначала убивать аборигенов, а затем мужественно бороться с трудностями на их планете. Проще - и безопаснее, и дешевле, и перспективнее, потому что место не кончится никогда. Так что отвыкайте от планетарного мышления, у вышедших в космос культур все иначе. Сэрат дэйяАйдамилла, есть ли у вас дополнительные комментарии как у сторонницы теории заговора?

- Вы красиво говорите! - отрезала Чезария. - Но мы еще покажем миру всю гнусность ваших настоящих замыслов.

- Ожидаем с нетерпением, милочка! - сладко пропела Майя. - Координатор, можно отключить резервирование микрофона. Продолжаем сессию вопросов и ответов...

- Вопрос к дэйе Карине Мураций, - тут же прорезался кто-то из кайтарского сектора. - Насколько мне известно, вы провели достаточно много времени в Барне под видом ученицы старших классов в школе "Бабочка". Как вам понравился город и что вы думаете о нашей системе школьного образования?

Под видом школьницы? Уита с новым интересом вгляделся в лицо Карины через видоискатель камеры. Хм. Пожилой теткой она явно не выглядит, но и за школьницу ее может принять только слепой. Студентка - да, школьница вряд ли.

- У холдинга "Свободная пресса" хорошие источники, дэй Статта, - спокойно ответила Карина. - Да, я подтверждаю, что примерно две декады изображала из себя в Барне ученицу класса восемь-один школы "Бабочка" по имени Риса Серенова. Не в таком виде, разумеется, в более подходящем. Я занималась мониторингом эксперимента с тестированием, а также изучала изнутри вашу школьную систему. Хотя формально я обманывала сотрудников и учеников школы, на деле ложь обернулась удачей. Благодаря тому, что моя кукла оказалась в составе класса, в день нападения кольчона вывезенного на экскурсию, мне удалось минимизировать ущерб, нанесенный детям. Предупреждаю, однако, что школа уже взята под особую охрану полицией, и репортеры на ее территорию допускаются только по личному разрешению директора. Если же отвечать на вопрос буквально, то мне очень понравилась Барна, она чем-то напоминает мой родной город на другой планете. Я жалею, что не могла увидеть ее во времена расцвета, до Удара. Надеюсь, с нашей помощью она - и не только она - в скором времени залечит старые шрамы. Что же до школьной системы, то она более-менее удовлетворительна, хотя для дальнейшего сотрудничества с университетом "Дайгака" потребуется внести небольшие коррективы - в частности проведение устных экзаменов по естественнонаучным и математическим дисциплинам. Дальше.

- Вопрос к Майя-атаре. Вы замужем? Как ваш муж относится к вашей долгой работе на других планетах, да еще и в окружении других мужчин?

- Вопросы, касающиеся нашего института семьи и брака, слишком сложны, чтобы ответить на них в двух-трех фразах, - отрезала Чужая. - Поэтому без комментариев. Дальше.

- Вы сумели обработать и обобщить несколько сотен, а то и тысяч вариантов ответов за срок максимум в полминуты, а то и меньше. У вас настолько мощные компьютеры?

- У нас нет компьютеров в вашем смысле слова, - ответил Камилл. - Мы используем термин "небиологический интеллект" или просто "неб" для обозначения того, что отдаленно их напоминает. Их отдаленными предшественниками действительно являлись компьютеры, но сегодня речь идет о полноценном разуме, зачастую значительно превосходящем интеллект, если можно так выразиться, биологического происхождения. Нет, мы не опасаемся бунта машин и прочих страшилок из ваших фантастических боевиков. Небы - наши друзья и равноправные партнеры, не рабы. Кстати, наблюдатель на Палле был небом - и именно потому вы до сих пор существуете. Только неб мог успеть за краткие минуты оценить происходящее, найти решение и преобразовать ваш планетарный триплет в стабилизатор метрики, лишь благодаря которому жизнь все еще существует на Палле. Дальше.

- Прошу прощения, дамы и господа, - Майя подняла руку. - Время истекло. Конференция длится уже три часа, и не знаю, как почтеннейшей публике, а мне она основательно надоела. Да и в Ставрии уже стоит глубокая ночь, нужно дать людям отдохнуть. Тем более завтра рабочий день, вставать нужно рано.

По залу пронесся стон разочарования.

- Однако, дэй и дэйя корреспонденты, - в тон Майе продолжил Камилл, - вы получите возможность задать нам любые вопросы. Мы не гарантируем, что сможем или захотим ответить на все, но в разумных рамках вы можете сохранять надежду. В течение ближайших четырех часов здание театра является вашей базой операций и оставлено в вашем распоряжении. Вы можете задать любые вопросы в произвольный микрофон в вашем зале, предварительно представившись. В знак того, что вопросы приняты, индикатор у микрофона трижды мигнет. Ответы в печатном виде вы получите завтра вместе с прочими материалами пресс-конференции. Сотрудники пресс-центра, оборудованного в холле на втором этаже, также объяснят вам, в каком отеле за вами зарезервирован номер, как туда добраться, а также как попасть на самолеты, отправляющиеся обратно завтра в полдень. А мы на сегодня с вами прощаемся. Всего хорошего, Палла!

Трое паладаров синхронно поднялись и помахали руками, и сверху водопадом обрушился занавес, наглухо отрезая сцену. Зал тут же взорвался гомоном, перемежаемым аплодисментами, сначала редкими и хаотичными, а потом все более громкими, частыми и ритмичными. Уита с облегчением сунул руку в сумку с магнитофоном, чтобы отключить его - и обнаружил, что клавиша записи и так отжата: видимо, лента на бобине успела кончиться, и маг отключился автоматически. Интересно, сколько не записалось и что скажет Чезария, когда узнает?

Чезария, впрочем, интереса к окружающему пока не демонстрировала. Она что-то быстро писала в блокноте.

- Милая, выпусти меня, пожалуйста, - Аис поднялся и задержался перед Филией. - Нужно покурить на свежем воздухе.

- Гень, выметайся! - приказала очкастая девица, тоже поднимаясь. - Проход загораживаешь своим брюхом. И вообще, хватит писать, успеешь еще. Пойдемте потреплемся.

- Малыш, ты с нами? - осведомился Аис, глядя на Уиту сверху вниз. - Или у тебя... работа? - он повел взглядом в сторону Чезарии.

Уита поколебался. С одной стороны, ему страшно хотелось обсудить события хоть с кем-то, тем более что Аис, Филия и Гень вроде бы неплохие ребята. С другой - как бы у Чезарии геморрой не зачесался его к чему-нибудь припахать. Если он не окажется под рукой...

- Работа, - вздохнул он. - Потом, ладно?

- Как знаешь.

И троица удалилась. Мимо вдоль ряда начали протискиваться другие люди (Чезария, разумеется, даже не замечала их, предоставляя карабкаться как получится), и Уита решил, что самое время слегка размять ноги. Он выбрался в проход, не без опаски оставив драгоценный фотокофр с десятком не менее драгоценных отснятых пленок на сиденье, и принялся потряхивать руками и ногами, разгоняя застоявшуюся кровь.

Несколько минут спустя он почувствовал, что неплохо бы заглянуть в туалет. В последний раз он посещал его еще в Кайтаре, почти полсуток назад, и природа, на время подавленная стрессом и напряженным вниманием, настоятельно потребовала своего. Собравшись с духом, он вернулся своему месту и склонился к Чезарии.

- Дэйя Айдамилла, - тихо позвал он. - Я отойду на пять минут.

Чезария бросила на него косой взгляд, молча дернула плечом и снова углубилась в записи. Поколебавшись, как интерпретировать данный жест, Уита решил, что сойдет за разрешение. Еще раз окинув взглядом кофр (в конце концов, должна же Чезария за ним присмотреть?), он быстро пошел к выходу из зала.

Однако в двух шагах от двери его перехватили.

- Стоп! - Филла вынырнула из-за группы людей, что-то оживленно обсуждавших на цимле прямо посреди прохода. - Сбегаешь от своей стервы?

- Мне в сортир нужно. Не знаю, когда она меня хватится, но лучше не тянуть.

- Забей. С тобой хочет поговорить... одна особа. Прямо сейчас. Пошли, быстрее.

Девица ухватила его за рукав и поволокла за собой через двери в вестибюль и куда-то вбок. Ошеломленный Уита не сопротивлялся.

- Что за особа? - жалобно вопросил он на ходу. - А попозже нельзя?

- Нельзя! - безжалостно отрезала очкастая. - Терпи, солдат, сержантом станешь. Двигай задницей, вака, а то нажалуюсь на тебя Айдамилле.

Уита открыл было рот, чтобы возмутиться жестоким психологическим насилием над личностью, но тут Филия нырнула в узкий проход между двумя группами людей, и они внезапно оказались в уединенном закутке перед Аисом и Генем, что-то тихо обсуждающими с незнакомой девочкой-подростком в не по росту длинном мешковатом платье.

- Привела! - заявила Филла повернувшейся девочке. - Вот, привела, а то он практически сбежать успел. Цени. И не забывай, ты мне обещала десять минут эксклюзивно.

- Нет, пять! - решительно отказалась та. - Я специально разговор записала. Могу в суде предъявить как доказательство.

- Ну, значит, пять. Но попытаться стоило, - индифферентно пожала плечами Филла. - Ребята, пойдемте подышим воздухом, пусть они свои тайны обсуждают.

Аис и Гень переглянулись, синхронно хлопнули Уиту по плечам и удалились.

- Э-э... - нерешительно пробормотал стажер. - А ты кто?

- Мы ехали в одном автобусе, - улыбнулась девчонка. - Я Карина, просто физиономию сменила, чтобы с тобой спокойно поболтать. Не запоминай ее, это одноразовая маска.

Девочка подняла указательный палец, и тот вдруг побежал всеми цветами радуги, чтобы пару секунд спустя вернуться в исходное состояние.

- Видишь родинки треугольником? - тем же пальцем она постучала себя по щеке. - Временный опознавательный знак паладаров. Мы так договорились со службой безопасности на случай, если придется внешность менять. Запомни на будущее.

- А... - глупо сказал Уита.

- Не напрягайся. Ты ведь Уита Брегг, студент-выпускник факультета журналистики Дриммадского университета? Извини, я немного вторглась в твою частную жизнь и запросила у ССО имеющиеся о тебе данные. Они нам пока что подыгрывают, так что за прошедшее время собрали кое-какую информацию.

- А зачем? Я бы и так все рассказал.

- Затем, что у меня к тебе деловое предложение, и мне следовало понимать, не ошиблась ли я за несколько минут общения. Уита, ты ведь интересовался международной журналистикой? ССО нашла несколько твоих заметок о Ценгане и Ставрии, они довольно неплохо написаны.

- Ну, не то чтобы очень уж интересовался, - стажер замялся. - Просто я в свое время хотел стать международным обозревателем. Только не судьба, видно. Если приживусь в "Большом городе", придется на чем-то другом специализироваться, на криминальной хронике, например. Там международные новости не котируются, аудитория другая.

- А ты хочешь специализироваться на криминальной хронике? - подросток-Карина испытующе поглядела на него.

- Да нет, не очень. Но направление довольно популярное, а работу журналисту сейчас найти не слишком просто...

- Уита, а что, если я предложу тебе другую работу? Не в Кайтаре, а в Хёнконе?

- А?

- Тогда, в автобусе, я представилась как корреспондент службы новостей "Дайгака нунтемпе". Я не соврала - мы действительно планируем выпускать газету с таким названием. Но у нас проблема: нам требуется главный редактор из местных, который, с одной стороны, имеет журналистскую подготовку, а с другой - еще не закоснел в своих взглядах на жизнь и приемах подачи материала. Другими словами, нам нужен свежий выпускник кайтарского колледжа или ставрийского института. И я не вижу, почему бы не привлечь тебя - с перспективой занять должность главы информационной службы Университета, если приживешься. Ты заинтересован?

Уита молча хлопал глазами, переваривая сказанное.

- А что у вас с Чезарией? - наконец спросил он совсем не то, что намеревался. - Вы ведь ее специально доставали, верно?

- Ты наблюдателен. Да, мы специально запросили ее на конференцию и раздражали, чтобы она начала нести свой обычный бред. Понимаешь, если бы эти вопросы не задала она, обязательно задал бы кто-то еще, но за нашей спиной. А нам требовалось ответить на них публично и сразу. А если бы мы сами на такие темы заговорили, вышло бы нарочито. Не напрягайся слишком сильно, мне самой не говорили до последнего момента. Майя с Камиллом, понимаешь ли, решили меня оберечь от незначительных мелочей. Беда со Старшими, все время ребенком в их глазах выглядишь, как ни пыжься.

- Старшими? - удивился Уита. - Но ведь ты главная!

- Я координатор проекта. Но они оба невообразимо старше меня. Сейчас им кажется забавным мне подыгрывать, да и учить других - не их стиль, им Университет не интересен, так что у меня развязаны руки. Но вообще-то я им указывать не могу и даже не пытаюсь. Только не беспокойся, у нас обычное соглашение - не приставать к людям из чужой команды. Если окажешься в Университете в любом качестве, ты от них полностью прикрыт. Ну, так что скажешь? Не отвечай окончательно, время пока терпит. Пока скажи одно: тебе в принципе интересно или нет? Если нет, если у тебя свои жизненные планы, никаких обид. Попрощаемся и разбежимся. Если да, можешь подумать дня два-три, мы с тобой свяжемся в Кайтаре для обсуждения условий. Ну?

Уита замялся. Он вообще не считал себя сообразительным человеком, способным за секунду принять решение, переворачивающее жизнь. А тут такое! Ближайшие годы казались расписанными от и до: получить в начале зимы диплом, поработать в "Большом городе", пусть за гроши, но зато набирая опыт и связи, потом найти работу получше в другой газете... Если согласиться, придется, видимо, перебираться в Хёнкон, пусть интересный из-за Чужих, но такой далекий и незнакомый, с влажным жарким климатом... Опять же, придется надолго, если не навсегда расстаться с семьей, а уж новые перелеты на самолетах! Ну его нафиг, он не полный романтик... точнее, дебил.

- Я согласен, - твердо сказал он. - Только я ведь почти ничего не умею, я ведь только-только колледж заканчиваю. Я не смогу редактором работать.

- Знаешь, - улыбнулась девчонка, и в ее лице проскользнуло что-то, что сразу сделало ее похожим на ту, взрослую Карину, - когда лет двадцать назад я внезапно из обычного хирурга превратилась в диктатора одной страны, небольшой, миллионов на восемьдесят человек, я думала точно так же. Однако же выкрутилась как-то, и люди даже считают, что не слишком плохо. Не переживай. Все с чего-то начинали, а нам нужна особая информационная система, на обычные не похожая. Сотрудников наберешь из студентов, координатор с тебя административную текучку снимет, а аналитическая служба материалами поможет. И я тебя с Мариком познакомлю, он публицист просто выдающийся. Ну, мне пора, я побежала. Через пару дней в Кайтаре перезвоню и переспрошу. Если не передумаешь, обсудим детали контракта. Пока!

И она исчезла, ловко лавируя среди людей.

Уита остался стоять с открытым ртом, пытаясь понять случившееся. Нет, ему всерьез только что сделали предложение, из-за которого передрались бы директора крупнейших информационных служб мира? Так не случается даже в сказках. Мальчишка, которому не исполнилось и двадцати - главный редактор газеты Чужих? Или его просто разыграли Филла с компанией? Да нет, слишком сложно. Ух.

Диктатор небольшой страны на восемьдесят миллионов человек. Небольшой, угу - всего лишь размерами с Кайтар, по крайней мере, по населению. Двадцать лет назад - сколько же ей всего? А еще Камилл с Майей невообразимо старше ее. Им что, по тысяче лет? Ну просто голова идет кругом, и что-то подсказывает, что то ли еще будет.

Зато можно расплеваться с сэрат дэйей Айдамиллой, чтоб ее поносом в сортире заперло!

Кстати, о сортирах. Низ живота сжало болезненным спазмом, и Уита принялся лихорадочно оглядываться по сторонам в поисках указателей на туалет. То-то смеху выйдет, если редактор службы новостей университета "Дайгака" начнет карьеру, напрудив в штаны!

04.37.1231. Кайтар, Барна

- Эй, Сато-тара! - хрипло позвал посетитель, махнув рукой.

Сатокана встрепенулась. Тоскливый камень на сердце - вовсе не повод, чтобы игнорировать клиентов. Бросив тревожный взгляд на дверь, за которым отец уже полчаса говорил с банковским служащим, она поспешно подошла к столику, за который только что присела группа из трех рыбаков, по виду только что с моря: в грязных запачканных робах, пахнущих свежей рыбой и солью. По именам Сатокана их не помнила, но в лицо как постоянных посетителей знала.

- Доброе утро, дэй, - поздоровалась она. - Меню принести?

- Спасибо, Сато-тара, но не надо, - качнул головой один из рыбаков. - Нам как обычно: ваш фирменный мисоникоми-удон, по двойной порции каждому.

- А мне еще два короккэ, - добавил другой. - Жрать после ночной вахты хочется, спасу нет. А что, дэйя Мэйдо, много у вас тут шуму насчет пришельцев? Мы всю ночь радио слушали. Я даже на рыбе поскользнулся, чуть за борт не вылетел...

- Да уж ты и на пустом месте запнуться можешь, - осадил его первый. - Не приставай к человеку, не ты один жрать хочешь.

- Сейчас займусь, дэй, - через силу улыбнулась Сатокана. - А про пришельцев только все и говорят. Народу к нам вчера вечером набилось ужас сколько, все передачу смотрели.

Она кивнула в сторону гордости заведения, небольшого телевизора с крупной водяной линзой. Сейчас его перенесли поближе к тротуару, но звук отключили, поскольку бейсбольные матчи и музыкальные клипы временно не волновали вообще никого. Выждав пару секунд на случай, если клиенты захотят заказать что-то еще, она вернулась к рабочему прилавку и включила на полную силу конфорку под лениво парящей кастрюлей с водой, вскипяченной заранее. Прикинув, она добавила туда еще немного воды, долила мисо-соус и полезла в морозилку за рыбными лепешками. Затем, отсыпав нужное количество твердой лапши, она принялась быстро крошить овощи.

Привычные действия успокаивали и помогали отвлечься от тяжелых мыслей. Хуже всего, что выбор у отца прост и очевиден: либо отдать банку ради отсрочки все, что отложено на обучение Дзары в колледже, лишая девочку будущего и обрекая на вечную работу в семейной лапшичной, либо расстаться с заведением в надежде, что его продажа покроет долг. Сатокана не знала, что бы она выбрала, доведись решать ей. Не знала и не хотела знать, в глубине души испытывая омерзительное облегчение из-за того, что груз ответственности не на ней. Хорошо, когда обвинить в последствиях можно кого-то другого, пусть даже собственного отца, да? - с горечью спросила она у себя.

Несмотря на обычно мертвый утренний период Параллельный проспект казался гораздо более оживленным, чем обычно. Возможно, из-за бродяг и попрошаек, вежливо, чтобы не отпугивать клиентуру, ожидавших очередного выпуска теленовостей на противоположной стороне улицы. Возможно, из-за грузовиков, что-то зачастивших сегодня в порт с утра пораньше. А возможно, из-за странно большого количества посетителей: там и сям на открытой веранде сидело не менее десятка клиентов, хотя обычно набиралось не больше двух-трех. Может, они тоже ждут новостей?

Бросив во вскипевшую воду заранее накрошенную, а потом замороженную курицу и высыпав лапшу, Сатокана убавила газ, оставив удон вариться на медленном огне, и принесла рыбакам свежезаваренный зеленый чай. Затем она пошла вдоль столиков, собирая с них грязную посуду. Она никак не могла отделаться от мрачных мыслей, перебирая в голове места, где можно занять денег. Впрочем, вариантов оказалось не слишком много. Ни в один банк, имея такой долг перед другим банком, не сунешься, а все подпольные и полуподпольные конторки связаны с бандитами. Денег они дадут, конечно, с радостью, только вот лапшичную они после того потеряют еще быстрее, чем с банком - и хорошо, если сами живы останутся. Ну, или все-таки идти на поклон к владельцам сети "Хороший улов" - вдруг да накинут они хотя бы тысячу к своему давешнему предложению. Но тогда даже в самом удачном варианте из владельцев они превращаются в наемных рабочих, которых в любой момент могут выкинуть на улицу.

Куда ни глянь, везде болото...

Задумавшись, она вдруг сообразила, что неподвижно стоит у столика, сжимая в руках несколько грязных чашек и тупо глядя на телевизор, где взад-вперед бегали маленькие фигурки игроков. Тряхнув головой, она составила остальные чашки стопками и подхватила их в руки. Две чашки все-таки остались - придется вернуться за ними еще раз.

- Я помогу, Сато-тара.

Две тонкие руки ухватили чашки, и Сатокана наконец-то заметила стоящую рядом девчонку лет одиннадцати или двенадцати, кажущуюся знакомой. Где-то она ее уже видела. Ах, да - недокормленная подружка Кира, заходившая с ним примерно декаду назад. Как же ее зовут?

- Я Риса, - сообщила девочка на катару, ловко снимая пару чашек со стопок в руках Сатоканы и составляя посуду друг на друга. - Одноклассница Кириса Сэйтория. Недавно ты накормила нас с Киром двойным гюдоном за одну лееру. Помнишь?

- Здравствуй, Риса-тара, - кивнула Сатокана. - Да, помню. Спасибо за помощь, но не стоит беспокоиться.

Она понесла посуду к мойке, и Риса последовала за ней.

- Вот, - сказала девочка, складывая чашки в раковину. - А чем у вас так вкусно пахнет? Можно нам с Мариком заказать того же?

- Мисоникоми-удон, - пояснила Сатокана. - Лапша с мисо, овощами, курицей и яйцом. Две лееры порция. Годится?

- Да, Сато-тара. Конечно. Может, тебе пока помочь? Мы с Мариком ждем одного человека, и пока он не придет, нам все равно нечего делать, - она кивнула в сторону устроившегося у дальнего столика высокого гибкого юношу.

- Ну уж нет! - Сатокана нахмурила брови. - Спасибо за предложение, вака, но я клиентов кормлю, а не работать заставляю. Кстати, почему ты не в школе?

- Сегодня я уезжаю из Барны, Сато-тара. Надолго, а то и навсегда. Из школы меня уже отчислили.

- Тогда удачи на новом месте. Ну-ка, брысь отсюда, здесь чисто, а ты в уличной одежде. Сейчас чаю принесу.

И тут с улицы на веранду ввалилась новая компания человек из десяти, на вид - то ли портовые рабочие, то ли водители грузовиков. Они чинно расселись за столиками, ожидая, когда к ним подойдут. Сатокана мысленно ругнулась. Да что же сегодня за день такой? Просто толпы какие-то! И отец застрял с банковским агентом, так что ей одной отдуваться!

- Ты все равно в одиночку не справишься, - рассудительно сказала девочка. - Вон их сколько! Давайте вы с Мариком еду делайте, а я у них заказы приму, у меня память хорошая. А потом тоже помогу. Ты в обмен со мной рецептом этой вкусной штуки поделишься, и мы квиты.

Она глянула на юношу, и тот тут же поднялся и, лавируя между столиками, подошел к рабочему прилавку.

- Ну что с вами поделаешь! - вздохнула Сатокана. - А ты точно запомнишь?

- Да. Если что не пойму, буквально повторю. Марик, ты на готовке. И не морщись так, я же знаю, что ты ради меня на все готов, даже овощи покрошить.

И ткнув юношу кулачком под ребра, Риса направилась к новоприбывшим клиентам. Парень успел дотянуться до нее и шутя дернуть за прядку коротко остриженных волос. Девчонка коротко пискнула, погрозила ему пальцем и ушла к клиентам.

Сатокана невольно улыбнулась. Интересно, кем ей приходится юноша? Старший брат? Или ухажер? Вроде бы рановато для ухажера, если судить по внешности, но если она вместе с Киром учится, ей уже... сколько? Четырнадцать или пятнадцать? В таком возрасте девочки как раз активно интересуются парнями постарше. Ох, молодость!

- Что нужно? - деловито осведомился Марик (на катару он говорил с легким странным акцентом, уж точно не с кайтарским), по-хозяйски оглядываясь и самочинно заимствуя передник Дзидзи, висящий на крючке. - Командуйте, Сато-тара. Ничего, что я так вас зову? Я не очень разбираюсь в могератских обращениях.

- Ты учил язык по учебникам? Вежливая форма обращения на "вы" в катару используется только при обращении к членам императорской фамилии и аристократам. Или к начальству, если подобострастие выразить хочется. Так что я Сато-тара, ты Марик-тара, и безо всяких "вы". Ты что умеешь делать?

- Все! - улыбнулся парень. - А если не умею, сразу учусь. Что нужно крошить?

Оказалось, что с ножом он обращается так, что Сатокана даже засмотрелась. Широкий стальной клинок мелькал в воздухе с такой скоростью, что расплывался в одно светлое полупрозрачное полотно. Лук и сельдерей, что удивительно, даже и не думали разлетаться по сторонам, складываясь в аккуратные горки. Вернулась Риса и передала заказ: шесть ляменей с карри, два кицунэ-удона, две жареных собы с горохом, шесть короккэ и четыре порции риса. Она тут же занялась готовить яйца-пашот, и по ее уверенным движениям Сатокана поняла, что у плиты она явно стоит не впервые. Замечательная девочка: умелая, работящая и готовая помочь, даже если не просят. Отличная из нее для кого-то выйдет жена или подруга.

Или уже вышла. Да, еще тогда, впервые увидев ее рядом с Киром, она понадеялась, что славный, но угрюмый и замкнутый мальчик наконец нашел себе подходящий вариант. Но теперь, глядя, как Риса с Мариком общаются, понимая друг друга с полуслова, нежно, хотя и словно случайно соприкасаясь руками, Сатокана с сожалением поняла, что этот поезд уже ушел. Нет, все-таки Марик ей не брат и даже не ухажер. Так ведут себя давние любовники или любящие супруги, прекрасно знающие друг друга. Только вот не слишком ли рано в ее возрасте? Впрочем, незачем совать нос не в свое дело. И без того найдется немало ханжей-моралистов, не упускающих случая прочитать людям нотации, как следует правильно жить. И, в конце концов, еще не так давно на Могерате выдавали замуж в десять лет, следуя тысячелетним традициям.

Втроем они управились почти мгновенно, задерживаясь только из-за варящейся лапши. Разнеся заказы и выдав Рисе с Мариком горшочки с мисоникоми-удоном, Сатокана вернулась к прилавку - и тут тяжелый камень снова придавил ей сердце. Что же отец так надолго застрял с проклятым агентом? Неужели банк хочет чего-то большего, чем обычные платежи? Двенадцать лет. Двенадцать лет они держат здесь свое заведение, которое помнит еще и золотой век до Удара, и сам Удар, и кошмарные тяжелые годы сразу после него... Удар уничтожил реактивные самолеты, платежные терминалы, бытовую технику, в том числе настолько удобные кухонные комбайны, атомное оружие и атомные электростанции, но одно оставил в неизменности: банки. И выплаты по кредиту, разумеется. Она слышала, что некоторые банки разорились и умерли, потому что все их записи содержались в одночасье отключившихся компьютерах, но "Морская волна" неуклонно делала копии на бумаге... Если бы не Удар, они выплатили бы кредит полностью еще лет пять или шесть назад. Но теперь запоздалая отдача от событий восьмилетней давности, кажется, все-таки разрушила их семейное дело.

Сатокана опять поймала себя на том, что стоит, тупо уставившись в мойку с грязной посудой. Один из посетителей помаячил ей, уходя, и она рассчиталась с ним, пребывая в том же самом сонном отупении. На экране телевизора мелькнула заставка новостей, и она подошла прибавить звук. Тут же, словно по волшебству, вдоль внешней балюстрады террасы начали словно конденсироваться из воздуха местные попрошайки, временно оставившие свой промысел.

- ...но сначала - о главной теме: паладары, - бодро заявил с иголочки одетый ведущий программы после того, как закончили мелькать анонсы новостей. - Как заявил сегодня премьер-министр дэй Чьяко Ментеллано, Кайтар с нетерпением ожидает сотрудничества с пришельцами. Торговля всегда являлась одним из основных источников нашего богатства и процветания, и установление связей с иными цивилизациями...

Сатокана отошла к своему прилавку и вновь с тревогой посмотрела на дверь. Ну почему они так долго?

На террасе произошло движение. Вошли двое: высокий здоровяк в военном камуфляже, но без знаков различия и рода войск, а рядом с ним... Кирис? Ну да, точно. А вслед за ними - совершенно не знакомая девица: статная черноволосая красотка, ростом не уступающая Кирису, на вид - едва ли не фотомодель из глянцевых журналов. И хотя носила она скромную повседневную одежду из магазина готового платья, по настороженно-недоуменному взгляду, которым она одарила невзрачный интерьер заведения, Сатокана сразу же распознала непростую штучку. Из богачей, точно. Да и вошедший последним, на небольшом отдалении, мужчина в черных очках и строгом костюме со слегка оттопырившимися подмышками мог бы просто прилепить себе на лоб табличку: телохранитель. Все четверо тут же устремились к столику за которым сидели Риса и Марик. Однако же в интересной компании явился мальчик! Ага, а вон неподалеку у тротуара припарковались сразу два автомобиля: серая "Станца" трехсотой, кажется, серии с государственными номерами и наглухо тонированными стеклами, а за ней - длинный черный лимузин, о марке которого нищая кухарка вроде Сатоканы могла лишь догадываться, режущий глаза своей неприличной роскошью.

Кстати, а ведь не только Кир водится с интересными компаниями. Ведь и Риса - тоже. В другое время Сатокана немедленно воспламенилась бы любопытством, но сейчас окрашенный в унылые тона мир не располагал к любознательности. Она подошла к столику (замаскированный телохранитель настороженно взглянул на нее, но тут же расслабился) и спросила:

- Доброго дня, дэй и дэйя. Что я могу предложить?

- Привет, Сато! - приветственно поднял руку Кирис. - Мне гюдон, как всегда. А Фучи... Фучи, ты что любишь?

- Я могу принести меню, - Сатокана сделала движение к своему прилавку, но Риса остановила ее.

- Сато-тара, - сказала она на кваре, - им всем то же, что и нам. Я такой вкусной лапши в жизни не ела. Только дэй Джион... - она сделала паузу.

- С удовольствием приму ваш выбор, дэйя Серенова, - вежливо откликнулся телохранитель.

- Тогда четыре порции...

От хлопка двери Сатокана вздрогнула и быстро оглянулась. Давешний банковский служащий быстро шагал через террасу к выходу, а отец семенил позади, прижимая руки к груди.

- Очень сожалею, дэй Мэйдо, - у входа бросил служащий, не оборачиваясь, - но оценщик явится завтра.

И он направился к своему автомобилю. Сердце Сатоканы провалилось. Оценщик. Значит, все. Никаких больше отсрочек и реструктуризаций. Отец, встав неподвижно, какое-то время смотрел чиновнику вслед, затем вздохнул и понурился. Несмотря на свои пятьдесят семь лет сейчас он выглядел глубоким стариком, и седина на его висках казалась признаком дряхлости.

- Отец! - позвала Сатокана, но тот только покачал головой.

- Дэй Венцо хороший человек, - грустно сказал он. - Он пытался найти выход. Но у него есть свое начальство, и он больше ничего не может сделать.

- Что-то не так, Сато-тара? - встревоженно осведомилась Риса. - Ты выглядишь плохо.

Сатокана обвела взглядом террасу. Столики. Цветочные ящики вдоль балюстрады. Дешевые репродукции на стенах. Телевизор. Рабочий прилавок в дальнем конце, плита с парящими кастрюлями, мойки, холодильные камеры вдоль стены... До боли родная и привычная обстановка - и уже им не принадлежащая.

- Сато! - Кирис вскочил из-за стола. - Что он за хмырь? Что ему нужно?

- Ты балда, Кир! - сердито фыркнула на него красотка. - Ты что, не знаешь, что такое "оценщик"? На сотню спорю, с банком проблемы. Э-э, дэйя... - она вопросительно посмотрела на Сатокану.

- Сато-тара, - подсказала Риса.

- Дэйя Сатотара, у вас какие-то сложности с долгами?

И тут Сатокана не выдержала. У нее подкосились ноги, и она без сил опустилась на ближайший стул, закрыв лицо руками. Слезы наконец-то пробили дорожки из уголков глаз, и она всхлипнула. Отец дошаркал до нее и успокаивающе похлопал по спине.

- Эй, Дзидзи! - окликнул один из посетителей. - Что, все так плохо?

- Банк требует немедленного покрытия задолженности по платежам, - еле слышно пробормотал отец. - И еще дополнительного обеспечения. Или они через суд потребуют немедленного возврата кредита, и дальше только аукцион.

- Ну ни хрена ж себе! - зло сказал Кирис, сжимая кулаки. - Ну, гады!

Сатокана оторвала руки от лица, утерла слезы и поднялась.

- Приношу извинения за... за... случившееся, - хрипло произнесла она. - Это наши проблемы, не стоит из-за них беспокоиться. Сейчас я займусь вашим заказом.

- Эй, Дзидзи! - позвал тот же посетитель. - А сколько ты должен-то?

- Восемь с лишним тысяч, - Дзидзи махнул рукой. - Тысячу нужно вернуть не позже конца декады, а остальное... Да что там, все равно не собрать.

- Риса! - Кир резко обернулся к девочке. - Ты... ты можешь помочь? Хоть как-то? В долг? Я отработаю, я...

- Мы не занимаемся благотворительностью, Кир, - покачала та головой. - Просто не можем. Извини.

- Фучи? - в голосе юноши прорезалось отчаяние. - Они же стараются, как могут! У них же лучшая лапшичная в округе! Они же...

Сатокана прикрыла ему рот рукой.

- Кир, не надо, - попросила она. - Прогорели так прогорели. Не мы первые, не мы последние.

- А какой банк? - спросила красотка.

- "Морская волна".

- Банк вашей семьи, дэйя Деллавита, - негромко прокомментировал телохранитель.

Несмотря на расстроенные чувства Сатокана с изумлением взглянула на девушку. "Дэйя Деллавита"? Дочь, если судить по возрасту, самого Хавьера Деллавита, владеющего половиной города, если не тремя его четвертями? Вот так так! И что такая важная птица забыла в местных трущобах? Или она тут с Кирисом за компанию? Ну и знакомства же у мальчика, в самом деле!

- Фучи? - Кирис схватил красотку за руку. - А ты можешь попросить отца?..

- Нет, Кир, - вздохнула та. - Он деловой человек. Он... не прощает должников. Никогда, кто бы его ни просил. Кир, я вижу, что тебе это важно, я... у меня отложено немного денег в копилке. Надо посмотреть, там несколько сотен, не помню точно, и еще по мелочам наберется...

- Не надо, дэйя Деллавита! - твердо ответила Сатокана, и отец закивал, соглашаясь. - Мы подачек не возьмем, тем более от вас. Не примите на свой счет, но мы люди честные, сами себе на жизнь зарабатываем и никогда не попрошайничаем. Есть у нас свои сбережения, да и от продажи заведения что-то останется. Не пропадем.

- Я знаю, что можно сделать, - внезапно сказал тот парень, с которым пришла Риса. - Кара, насчет программы, которую мы обсуждали на днях.

- Да?

- Кто сказал, что подбирать персонал нужно обязательно на Могерате?

Девушка рассмеялась.

- Марик, ты телепат. Я как раз о том же пыталась думать, только никак мысль ухватить не могла. Так, Сато-тара и... Дзидзи-тара, да? У меня к вам деловое предложение. Рис, сядь и не нервничай, я знаю, как уладить дело.

Сатокана недоверчиво посмотрела на гостью.

- Сато, кто они такие? - ворчливо осведомился отец. - Ты их знаешь?

- Я здесь живу неподалеку, - быстро пояснил Кирис. - А они... а-а... друзья. Они хорошие... люди.

- Ну, раз хорошие, я слушаю, - почти враждебно сказал отец.

Сатокана хорошо понимала его настроение. Оказаться в компании дочки богатея, да не простого, а выбрасывающего тебя на улицу, не слишком-то приятно. Кир - хороший мальчик, но слишком наивный. Законы улицы он знает хорошо, а вот деловая хватка у него попросту отсутствует. Любой законник у него конфету отберет.

С другой стороны, хотя Сатокана встретила Рису всего лишь второй раз в жизни, она вряд ли могла в ней сильно ошибиться. Некоторые вещи подделать невозможно, и вряд ли бы дурные люди стали помогать ей на кухне. Своему сердцу она верила, а то пока помалкивало и об опасности не предупреждало.

- Дзидзи-тара, Сато-тара, - голос Рисы стал спокойным и почти безразличным. - Вы ведь из Хёнкона?

- Да, - кивнул отец. - Приехали двенадцать лет назад, еще до Удара.

- Как вы относитесь к тому, чтобы вернуться на родину?

- У меня нет времени на шуточки! - зло буркнул Дзидзи. - Нет больше никакого Хёнкона, некуда возвращаться.

- Но я не шу...

- Ты что, не слышала?.. - рявкнул отец. Его голос сорвался, и он мучительно закашлялся: похоже его хронический фарингит опять начал усиливаться. Девочка терпеливо дождалась, когда он успокоится.

- Ты не слышала, что ли? - уже спокойнее произнес отец. - Нет больше никакого Хёнкона - даже того, что от него осталось после Удара. По телевизору со вчерашнего вечера болтают, там какие-то сволочные инопланетяне поселились. Да даже и без них куда нам возвращаться? Там, говорят, и людей-то совсем не оставалось.

- Инопланетяне вовсе не сволочные, - покачала головой девочка. - Ты ведь наверняка слышал, что там открывается международный университет "Дайгака". А для университета требуются не только студенты и преподаватели. Нужен еще и обслуживающий персонал, в первую очередь для системы общественного питания. Можно обойтись без телевизора, автобусов и прочего комфорта, но есть человеку нужно ежедневно и не менее трех раз. Сейчас ректор университета ищет владельцев кафе и ресторанов, согласных переехать в Хёнкон, но при том еще и честных и порядочных, чтобы не допускать возникновения преступности. И владение катару обязательно, чтобы общаться с поставщиками из Ценганя и Кайнаня. Дзидзи-тара, Сато-тара, вы подходите по всем параметрам. Вы можете вернуться в Хёнкон и начать все с начала - если согласитесь, конечно.

Сатокана неотрывно смотрела на нее, стиснув руки у груди. Вдруг ей вспомнилось из вчерашней передачи, что именно здесь, в Барне, находилась одна из Чужих. Находилась под видом девочки... школьницы... школьницы восьмого класса... как же ее звали?..

- Да ты-то откуда знаешь, пигалица? - недоверчиво спросил отец. - И потом, к Чужим в зубы лезть - без головы останешься.

Риса переглянулась сначала со своим Мариком, потом со здоровяком в камуфляже, обвела взглядом посетителей на террасе и бродяг за ее балюстрадой, прислушивающихся к разговору, пожала плечами и пробормотала:

- Кажется, сейчас публика начнет нас бить. Возможно, даже ногами. Дэй Дзидзи Мэйдо, - уже в голос сказала она. - Моя настоящее имя - Карина Мураций. Я паладар и ректор университета "Дайгака" в Хёнконе.

Она подняла ладонь вертикально, и на ней вдруг проявился цветной рисунок: раскрытая книга с растущим из нее цветком.

Окружающие зароптали. Сатокана задохнулась. Паладар! Прямо перед ней сидит настоящий паладар, и, возможно, не один. Точно - Риса, Риса Серенова, она же Карина Мураций, которую по телевизору назвали спасительницей Барны! Милостивая Перелла, не может быть! Она что, спит?

- Я делаю вам и дэйе Сатокане Мэйдо, - продолжала тем временем Риса холодным формальным тоном, совершенно не вяжущимся с ее полудетской внешностью, - официальное предложение о найме. Если вы согласны, в течение четырех декад от текущего момента вы должны прибыть в Хёнкон. Вам помогут обустроиться на новом месте, и на год вы становитесь наемными сотрудниками с последующим правом выкупа своего заведения в беспроцентный десятилетний кредит. Вы также получите безвозвратную ссуду для облегчения переезда в размере двух тысяч леер. Жилье бесплатно предоставляется Университетом, а несовершеннолетние дети, если они у вас есть, получат доступ в бесплатную общеобразовательную школу. Устраивает ли вас такое предложение?

Отец молча смотрел на нее, беззвучно шевеля губами.

- Мы вовсе не сволочные и не мерзкие, Дзидзи-тара, - добавила девочка уже прежним нормальным тоном, опуская ставшую обычной ладонь. - Просто для Университета требовалось ничейное изолированное место, и Хёнкон оказался идеальным выбором. Марик, Мати, вы уже разобрались, как выписывать чеки?

- Система рассчитана на идиотов, - хмыкнул Марик. Он сунул руку под рубашку и извлек оттуда чековую книжку и шариковую ручку. - Здесь - имя, кому даешь, здесь сумма, здесь подпись.

- Замечательно... - Риса быстро вписала в графу имени "Дзидзи Мэйдо", в графу суммы - число "2000" и на мгновение задумалась.

- Образец подписи я переслал, - подсказал юноша.

- Спасибо, - Риса быстро черкнулась внизу чека, вырвала его и положила на стол. - Если соглашаетесь, получаете деньги по чеку, звоните по дриммадскому телефону...

Она набросала цифры на противоположной стороне чека.

- ...представляетесь и получаете дальнейшие инструкции. Если нет, просто порвите и выбросьте.

Она протянула чек отцу, но тот даже не поднял руку, чтобы его взять. Тогда Риса положила его на стол, прижала несколькими монетками в одну лееру, неведомо откуда появившихся у нее в ладони, и поднялась.

- Сато-тара, Дзидзи-тара, нам пора. Спасибо за угощение. Надеюсь, что мы еще увидимся в Хёнконе. Фучи, возвращайся в школу. Тебе незачем прогуливать уроки, а на базу тебя все равно не пустят.

Красотка Деллавита капризно надулась, но Риса ее проигнорировала.

- Дэй Джион, оставляю Фуоко на твое попечение. Кир, тебя, видимо, накормят уже на базе.

Остальные тоже поднялись.

- Спасибо за угощение, Сато-тара, - поблагодарил Марик. - Мати, если бы ты не задержался, то познал бы неземное наслаждение, а так придется удовольствоваться записью.

- В Хёнконе наверстаю, - ухмыльнулся здоровяк. - Кир, поехали. Инструктаж Кара тебе дистанционно начитает, раз очно не вышло.

Он хлопнул Кириса по плечу и едва ли не насильно увлек юношу с террасы. Деллавита бросилась за ними, и телохранитель последовал по пятам.

Сатокана с тревогой покосилась на отца. Старик протянул к чеку заметно дрожащую руку, потом отдернул ее.

- Бери, Дзидзи-тара, он твой, - Риса поклонилась ему. - Сато-тара, не забудь, телефон на обратной стороне. Кстати, у тебя лапша уже, наверное, вся выкипела, скоро подгорать начнет.

Лапша? Голова упорно отказывался работать как положено, и Сатокана с радостью ухватилась за хоть что-то знакомое. Она подхватилась и бросилась к плите. Риса с Мариком пошли к выходу.

- Эй! - несмело позвал один из посетителей. - Дэйя... Ты действительно дэйя Карина Мураций? Паладар?

- Да, дэй.

- А по ящику, - мужчина мотнул головой в сторону телевизора, - ты совсем другой выглядела.

- Да, дэй. Так нужно. Приношу извинения за поспешность, но мне пора идти.

- А... - клиент почесал в затылке. - Ну, вы это... в общем, спасибо, что грохнули того кольчона. У нас-то машины нет, мы с женой и детишками пешком из города убраться пытались, а живем здесь неподалеку, возле порта, и пилить через весь город пришлось. Над нами уже и волюты летать начали, спецназа-то раз-два, и обчелся, весь город не прикрыть. Думали, конец нам. А зашибись как рвануло! - внезапно ухмыльнулся он. - Я аж чуть не ослеп. И по ушам потом врезало, чуть не оглох. Так их, сволочей!

- Спасибо, дэй, - Карина кивнула. - Но нам действительно пора. Прощайте.

И в сопровождении своего спутника она вышла с террасы и нырнула в непонятно откуда подлетевшую серую машину с государственными номерами. Девица Деллавита, стоя возле одного лимузина, потянулась и быстро поцеловала Кириса в щеку, забралась в свою машину, здоровяк с мальчишкой погрузились в третью, и несколько секунд спустя тротуар опустел - если не считать вновь отхлынувшей на исходные позиции толпы попрошаек. Вот разговору-то на улице выйдет насчет сегодняшнего! Всем косточки переберут, никого не упустят.

- Ну, блин, дела! - пробормотал все тот же клиент. - Эй, Сато-тара, ну у тебя и гости в кафе захаживают! Паладары, ишь ты!

- Да еще и дочка Деллавита, богачка долбаная, - хмуро добавил другой. - Ну, известно, жирдяи своего никогда не упустят. Вот попомните мои слова, они себе все барыши от торговли с Чужими загребут. А что за пацан, с которым она лизалась? Тоже какой миллионер?

- Пацана не трожь, - осадил третий. - Он свой, правильный. Крановщика Сэйтория парнишка, я его знаю. Вот уж повезло ему принцессузахомутать! Еще, глядишь, и женится на этаком-то богатстве! Сато-тара! Расплатиться бы...

Отставив в сторону кастрюльку, Сатокана рассчиталась с клиентами и подошла к отцу. Тот по-прежнему сидел, сгорбившись и уставившись на прижатый монетами чек. Сатокана присела рядом.

- Отец, - вполголоса спросила она на катару, - ты боишься?

Старик помотал головой.

- Много ли мне жить осталось? - глухо спросил он. - Мне-то чего бояться, коли помирать скоро. Сато, доченька, а ты бы согласилась, а? Вернуться?

Сатокана тяжело вздохнула.

- Я так привыкла жить здесь, в Барне! Думала, навсегда мы тут осели. Дзара вон на кваре болтает лучше, чем на катару, для нее Кайтар - родина. Думала, школу она здесь закончит, колледж, работу хорошую найдет, мужа... Каково ей в чужую страну уезжать? Но, отец, старая жизнь кончилась. Так или иначе, а лапшичную придется продавать, и выручим мы за нее вряд ли много больше, чем долг. Как бы еще и в минусе не оказаться, времена ведь тяжелые. А если новую жизнь строить, так почему бы и не в новом Хёнконе?

Отец поднял на нее слезящиеся глаза.

- Сато, ты ведь уже встречала ту... инопланетянку раньше?

- Да. Она приходила с местным мальчиком, Кирисом. И сегодня она мне на кухне помогала готовить, когда я без тебя зашиваться начала. Думаю, ей можно верить.

- Верить... - отец покачал головой. - Я уже давно никому не верю, только тебе, дочка. Сато, я не возьму чек. Я стар и быстро дряхлею, помру скоро, наверное. Я не хочу навязывать тебе свою волю. Ты еще молодая, тебе жить и жить, так что решай ты. Если скажешь, что едем, значит, едем. Если нет, значит, остаемся. Пойду в "Хороший улов" торговаться, сколько дадут за наш сарай...

Сатокана положила руку ему на колено.

- Отец, в "Хороший улов" ты пойдешь торговаться в любом случае, - она через силу улыбнулась, стараясь выглядеть беззаботно. - Заведение придется продавать так или иначе. Скажи, а если бы речь не шла о нашем банкротстве, если бы просто так - ты бы хотел еще раз увидеть Хёнкон? Наш старый дом, если он еще сохранился? Горы вокруг Колуна, монастырь Миндаллы на Ланте?

- Да, - прошептал отец. - Но я никогда не думал...

- Отец, ты правда хочешь, чтобы я решила?

- Да, дочка.

Сатокана протянула руку и взяла чек.

- Тогда мы едем в Хёнкон. Знаешь, почему я верю Рисе-таре? Даже не потому, что она мне помогала. И не потому, что она знакомая Кириса. Вот, - она встряхнула в ладони медные монеты. - Она дала нам две тысячи подъемных, но не забыла расплатиться еще четырьмя леерами за еду. И потом, мы же налегке путешествуем. Даже если нам не понравится, на две тысячи мы втроем можем не только добраться до Хёнкона, но и вернуться назад в Кайтар. Наше кайтарское гражданство сохранится, мы ничем не рискуем.

Отец обхватил обеими ладонями ее руку с чеком и вдруг улыбнулся широкой доброй улыбкой - той самой, которая уже не первый год не появлялась на его испещренном морщинами лице.

- Ты моя мудрая маленькая девочка! - дребезжаще засмеялся он. - И когда только успела повзрослеть? Вроде бы еще совсем недавно тайком бегала с мальчишками гулять, боясь, что мама изругает и запретит вечером из дома уходить... Ох, время летит!

Он неожиданно легко и упруго поднялся и вздохнул полной грудью, затем сладко потянулся.

- Ну, хоть я и свалил на тебя важное решение, по крайней мере, я еще гожусь, чтобы помогать по кухне. Даже если нам осталось работать здесь несколько дней, пусть все запомнят, каким замечательным заведением была лапшичная семьи Мэйдо! Как вернется из школы Дзара, оставлю вас на хозяйстве и схожу в банк, а потом в "Хороший улов". А пока давай-ка приберемся.

Он подхватил со стола горшочки из-под удона и понес их к мойке. Сатокана вдруг почувствовала, что на душе стало легко - легче, чем когда бы то ни было в последний год. Жаль прошлого, но жизнь, в которой нет перемен, мало отличается от смерти. И глядеть нужно вперед, не назад.

Она поднялась и принялась собирать со столов грязную посуду. Да, и когда они вернутся в Хёнкон, то станут хоть каждый день кормить Рису-тару удоном за счет заведения. В конце концов, луч надежды, подаренный в кромешной тьме отчаяния, тоже чего-то стоит.

Тот же день. Кайтар, военная база "Дельфин"

Радостное возбуждение, не оставлявшее Кириса с утра, постепенно угасало.

Первый шок от того, что он стал эйлахо, как-то затерялся в последующей буре эмоций и впечатлений. В конце концов, рога на лбу у него пока не прорастали и руки в щупальца не превращались. Ну, сидит себе внутри какая-то штука, и пусть себе сидит. Лишь бы не мешала. А вот программа паладаров, в которую он неожиданно попал вместе с Фучи, как бы он ни проявлял скепсис внешне, действительно оказалась светлым пятном в доселе серой и скучной жизни. Что с ним произойдет - неизвестно, но из повседневной рутины он на какое-то время вырвется.

Когда накануне в полдень школа вместо уроков слушала трансляцию пресс-конференции паладаров, пущенную директором по внутренней радиосети, он развлекался, изучая реакцию одноклассников. Все уже как-то свыклись с мыслью, что среди них две декады жила настоящая Чужая (теперь-то понятно, почему она выглядела гостьей из будущего - чего еще ожидать от инопланетян?) Но раньше Риса Серенова оставалась пусть и необычной, но одноклассницей - девчонкой, которую не проблема пихнуть на перемене, в которую можно бросить шариком из промокашки и с которой можно перекинуться словечком при желании. Даже случай на пляже не особо изменил их отношение. Теперь же, слушая конференцию, восьмиклассники постепенно осознавали, с ЧЕМ находились рядом столько времени. Кто-то испуганно переглядывался, кто-то сидел с забавно изумленными физиономиями, а дурак Чезза отпускал глупые шуточки, пока Кирис не подошел к нему и не отвесил мощный щелбан по затылку. Сидевшая вместе с классом Дьячелла, заслушавшись радио, что характерно, даже внимания не обратила. Когда конференция закончилась, все какое-то время сидели в полном молчании, которое, разумеется, нарушил Чезарио:

- Ну вот, блин, - грустно сказал он, осторожно косясь на Кириса. - Знать бы заранее, так она нас, наверное, на летающей тарелке покатала бы. Небось бы не отказала, если бы попросили как следует.

- Ты что, Чезза, совсем дурак? - ехидно осведомилась Фуоко. - Забыл, что они в одноразовых капсулах к нам спускаются? Нет у них никаких тарелок, в киношку меньше бегать надо вместо уроков.

- Ну, может, они просто врут, чтобы не приставали, - пожал плечами паренек, но развивать тему не стал.

Другим светлым пятном совершенно неожиданно стала Фуоко. Позавчера, после встречи с Рисой, он неохотно принял приглашение о новом визите в особняк Деллавита. О прошлом разе у него остались самые тягостные впечатления: мать Фуоко с высокомерно-презрительной миной на физиономии (наверное, боялась, что он сопрет мельхиоровую ложку), какие-то мутные родственнички Фучи (пацану он бы точно набил морду, поймай его одного в укромном месте), высокомерный дворецкий, странные разговорчики Рисы-Карины (которые, он понимал задним числом, наверняка имели глубокий смысл, от него, дурака, укрытый)... Тоска. Вырвавшись оттуда на свободу, он словно глотнул свежего воздуха.

Однако на сей раз все вышло совсем иначе. Родственнички то ли свалили, то ли не попадались на глаза, мамаша фыркнула в спину только однажды, да и то как-то неуверенно, дворецкий держался хотя и по-прежнему высокомерно, но вполне вежливо и вслух не хамил, а вышедший к ужину папаша, к счастью, вовсе не обратил на гостя никакого внимания, уткнувшись в газету. Фучи же полдня таскала его по поместью, восторженно показывая то бассейн с подогретой водой на открытом воздухе, то прогулочные дорожки с беседками, то целый спортзал в подвале дома (вернее, два спортзала - один общий для обслуги, а другой только для членов семьи), а потом даже затащила его на пулеметную точку под бронированным колпаком, зачем-то оборудованную на крыше дома. Пулеметчики неожиданному визиту отнюдь не обрадовались, но пришел какой-то дядька с ледяными глазами, к которому обращались "дэр Амантарелла", посмотрел на упрямо вздернувшую нос Фуоко, пожал плечами и ушел. А пулеметчики заткнулись и даже позволили Кирису посидеть на месте стрелка, оглаживая холодные пластиковые рукоятки и рычаги гашеток зенитного пулемета.

- От волют защита, - снизошел до объяснения один из них. - Электропривод турели, фосфорные пули, пятьсот выстрелов в минуту.

Но самое... Кирис до сих пор не мог подобрать эпитет для случившегося. Наверное, приятное, но и опасное тоже. В общем, самое выдающееся произошло ночью, когда Фучи в легком халате проскользнула в гостевую комнату, где его устроили. Когда он понял, что у нее на уме, то перепугался до паники, но в конце концов вынужденно покорился неизбежному. Он не сразу понял, что она сама перепугана предстоящим не меньше его. По крайней мере, у него имелся какой-то опыт, Фучи же оказалась настолько неискушенной, что поначалу он даже не знал, как к ней подступиться. Но потом каким-то удивительным образом у них все получилось настолько здорово, что Кирис до сих пор испытывал приступы эйфории и возбуждения при одном только воспоминании. Весь следующий день она избегала его, и дома, и в школе, но после уроков вновь настояла, чтобы он отправился с ней. Весточку отцу пообещал передать сосед по дому, у которого единственного стоял телефон.

И ночью все повторилось.

А сегодня утром в школу явился здоровяк, прилетавший с губернатором на Косой пляж. На перемене он вместе с директрисой подошел к Кирису, отвел его в сторону и коротко сказал:

- Я Саматта. Привет от Карины. Собирайся.

- Куда? - от неожиданности Кирис набычился, хотя уже понял, что перед ним паладар. - У меня уроки.

- Мы все уладим, дэй Сэйторий, - директриса успокаивающе помахала рукой. - Прогулы тебе не поставят.

- Ты ведь, кажется, солдатом стать хотел? - осведомился Саматта, оглядывая Кириса с ног до головы. - Молодой бычок, ну-ну. В общем, за проявленный на пляже героизм тебе премию выдают: работа на военной базе "Дельфин" на правах вольнонаемного. Заодно посмотришь, как солдаты живут.

- А я? - осведомилась неслышно подкравшаяся Фуоко. - Меня на базу не берут? Я, между прочим, тоже не трусиха.

- А тебе, вака, - усмехнулся Саматта, - велено передать: договоренности в силе, но только, ради вашего Ваххарона и всех его ангелов, не выеживайся по каждому поводу. Слова мои, но смысл сохранен. Ты по-прежнему живешь дома, красавица, под надежной охраной частной армии Деллавита. Кирис, хватай свой портфель, и поехали. Кара хочет тебе пару слов сказать, прежде чем из Барны уедет.

И, разумеется, Фучи увязалась следом. Она отказалась ехать отдельно от Кириса, а ее телохранитель - отдельно от Фуоко, так что в конечном итоге все они в компании с Саматтой снова оказались в шикарном лимузине Деллавита. Похоже, поездки в нем для Кириса стали входить в привычку. Но поговорить с Рисой все-таки не вышло. Похоже, она считала своим долгом разрешать каждую проблему, с которой столкнулась, на сей раз занявшись выручать старика Дзидзи и Сато от злобных банкиров. Выручить-то выручила, только вот Кирис, у которого от вкусных запахов лапшичной прорезался зверский аппетит, так и остался голодным.

И тут все начало портиться. Когда Фучи, на мгновение прижавшись грудью, поцеловала его и нырнула в лимузин, Джион наклонился к его уху.

- Не зарывайся, малыш, - тихо сказал он. - Дэй Хавьер Деллавита знает все, что происходит в его доме. Ты его дочь спас, а потому тебе простили последние ночи, но не вздумай развивать тему. Не про тебя девочка.

И телохранитель сел следом за Фучи, оставив Кириса в двойном ошеломлении.

Потом Кириса долго везли в машине, сначала по горному серпантину, и Саматта мерным голосом пересказывал, как он объяснил, инструкции Карины. В основном те сводились к одному: сиди в темной норке и не высовывайся, чтобы не заподозрили. Он что, маленький, в конце-то концов? Потом дорога наконец-то начала спускаться вниз, в долину, выходящую к морю, и с высоты он мельком, сквозь деревья вокруг дороги, сумел разглядеть длинные приземистые строения вдоль взлетно-посадочных полос, крохотные отсюда двухвинтовые "Мачисте" и длинные пирсы, далеко выдающиеся в море. Но толком увидеть ничего он так и не смог. На базу машину не пустили, и она отъехала на стоянку поодаль, оставив Саматту и Кириса отираться возле пропускного пункта посреди длинной изгороди из колючей проволоки. Отирался, вернее, только Кирис: Саматта скрестил на груди руки, выпрямился и неподвижно простоял десять минут, пока за ними не приехал четырехместный открытый электрокар со смешно жужжащим мотором.

- Командир базы в отлучке, - пояснил Саматта в ответ на непонимающий взгляд Кириса, - а его заместитель, вероятно, меня не ожидал и можно ли меня пускать, не понимает. Я ведь даже не иностранец, а еще хуже. Политика, вака. Даже здесь от нее не уйти.

Что же за политика такая, что паладара не пускают на базу? Он ведь спас всю Барну!

И вот теперь Кирис уже час, наверное, сидит в приемной с железными шкафами и унылыми стенами, выкрашенными серой масляной краской, изучая в окне тоскливый пустынный пейзаж, где редко-редко мелькает человеческая фигура или проезжает электрокар. Саматта куда-то запропастился, а солдат с петлицами рядового второго класса, неуверенно одним пальцем тыкавший в клавиши пишущей машинки, то и дело подозрительно зыркал искоса. Наверное, подозревал, что гость намерен выведать все местные секреты и продать их Ставрии. Или Ценганю. Жрать хотелось все сильнее, в брюхе начало тихо недовольно бурчать. Набравшись духу, Кирис вытащил из портфеля свой обед - завернутый в газету хлеб с молодым сыром и листьями салата - и принялся жевать его всухомятку. Не выгонят же его за такое с базы, в самом деле!

Хлеб кончился быстро, голод слегка, хотя и не до конца, поутих, зато захотелось пить. В школе Кирис просто напился бы из крана в туалетной комнате, но здесь ничего похожего не наблюдалось. Он вздохнул и приуныл еще сильнее. Тоже награда - торчать здесь непонятно зачем! В школе сейчас физкультура, парни в футбол гоняют, а девчонки в обтягивающих маечках бросают мячи по кольцу, и грудь Фучи волнующе колеблется, когда она подпрыгивает...

Знал бы кто в классе, что он ей засадил! Наверняка бы все парни от зависти сдохли!

Кирис прислушался к себе. Нет, все не то. И в классе хвастаться он не станет, и грубое слово "засадил", которое привык употреблять, вовсе не подходило к случившемуся. С уличными девчонками все больше походило на какую-то разновидность физзарядки: прыгнули в койку, поупражнялись, кончили и разбежались. Обычный перепихон, в общем. А Фучи хотелось сжать в объятиях и не выпускать, чтобы ненароком не пропала.

Тьфу. Рассуждает, как вшивый герой из занюханных радиопьес. Все верно Джион сказал: не про него девочка. Между ними такое может лишь случайно произойти. А дальше у нее своя жизнь, у нее своя, и упаси Ваххарон, если будущий муженек проведает про ее приключения.

Но ведь они вместе поедут в университет паладаров! Может, там...

Додумать мысль он не успел. Приоткрылась дверь на улицу, и в приемную заглянул Саматта.

- Пошли! - поманил он.

Кирис подхватил портфель и выскочил к нему, с облегчением оставив позади опостылевшую комнату и звуки пишущей машинки.

- Короче, - проинформировал его Чужой, - в общих чертах все улажено. Замкомбазы действительно оказался не в курсе. Комбазы сегодня с утра в город уехал, знать бы заранее - прямо там тебя бы передали. А так он вернется через полчаса-час, и тогда тебя уже оформят по полной программе. Кир, я понимаю, что ты от нетерпения сгораешь, но потерпи еще немного. По военной базе гражданским просто так разгуливать нельзя. Нам позволили без сопровождающего бродить, поскольку я здесь, во-первых, уже пару декад провел, а во-вторых, пообещал, что мы за пределы ресторана не выйдем. Ты ведь лопать наверняка хочешь? Пойдем, заодно и поешь.

Топая за здоровяком-инопланетянином, Кирис слегка воспрянул духом. На самом деле все не так уж и плохо. Вон вдоль ВПП трусит взвод спецназовцев, голых до пояса, но с увесистыми на вид брусьями на загривках. Вон по полосе разгоняется и тяжеловесно взлетает пузатый четырехмоторный самолет. Вон в тяжелый вертолет по хвостовой аппарели неспешно въезжает бронемашина на восьми здоровых толстых колесах. А вон там полуденное солнце отсвечивает от какой-то блестящей штуковины рядом с мерно вращающейся решетчатой антенной радиолокатора....

Неожиданно Саматта вложил в рот два пальца и оглушительно засвистел, замахав в воздухе рукой. Бегущие спецназовцы повернули головы и затормозили.

- Пойдем-ка поздороваемся, - паладар решительно направился в их сторону. Шагал он так быстро, что Кирису за ним приходилось почти бежать. Один из полуголых мужчин уронил на землю глухо шмякнувшийся брус и шагнул навстречу.

- Леонте? - неуверенно спросил он. - Или... дэр генерал?

- Привет, Дуэппе, - кивнул Саматта. - Забудь про генерала. У меня звание отобрали, так что теперь я просто военный советник без статуса. Леонте или Саматта, зови как удобнее. Что с ротой? Потери большие?

- Э-э... - похоже, солдат, названный Дуэппе, совершенно не понимал, как себя вести. Кирис еле слышно хмыкнул про себя: знакомая картина. Наверное, инопланетянин тоже здесь отметился под видом кого-то другого. - Ну, в общем, случалось и похуже. Два ящика - ребят из первого взвода волюты прижали на перекрестке, когда те движение регулировали, пришлось на лысом месте отбиваться. Двенадцать человек легкий ожог сетчатки заработали, когда в сторону вспышки пялились. Плюс шестеро средне-тяжелых и десятка два легких от плевков волют. Легких даже в госпиталь не отправляли.

- Как лейтенант справился?

- Лейтенант Айзи Менета командовал удовлетворительно.

- Слушай, Дуэппе, - Саматта склонился над собеседником и сжал ему плечо своей ручищей, - я не генерал и официального отчета не прошу. Я у парня на первой боевой миссии опытного ротного сержанта увел. Мне нужно знать, как сильно он напортачил без поддержки. Говори свободно.

- Да, в общем, ничего себе, - Дуэппе почесал в затылке. - Опыта у него никакого, много командует и нервничает не по делу, но по совокупности - более-менее. Натаскает его Джорджио со временем.

- Не трус и не размазня, а остальное приложится, - здоровяк удовлетворенно покивал. - Ну ладно, я в ресторане какое-то время поболтаюсь, пока комбазы не вернется. Захотите мне что-нибудь ласковое сказать, заходите. Можешь даже тренировку отменить по такому случаю. Да, и если заметишь где сержанта Каллавиро, намекни, что у меня разговор к нему есть.

- Л-ладно... Слушай...те, Леонте... - Дуэппе замялся.

- На ты.

- Ага. Слушай, ты действительно... из тех? Из Чужих?

- Точно. Оой-генерал Саматта Касарий, бывший главнокомандующий вооруженными силами республики Сураграш, планета Текира. Три года как в отставке. Думал устроить себе небольшой отпуск лет на десять, но тут на голову свалилась Кара... Карина Мураций и за уши приволокла к вам, разбираться с кольчонами. Не напрягайся, я лицо неофициальное.

- Ух-ху... - Дуэппе почесал в затылке. - Ну, в общем... спасибо за кольчона. Я как понял, ЧТО к нам ползет, чуть от страха не обосрался. Думал, все, коно фине, а я даже завещание так и не собрался написать.

- А я, когда кольчон рванул, точно бы обосрался, если бы моя кукла умела, - пожал плечами Саматта. - Думал, что теперь-то уж точно всей Барне коно фине. Там эквивалент семидесяти мегатонн дастилина выделился, хорошо хоть довольно далеко от города. Ладно, в тот раз обошлось, и дальше прорвемся. Занимайся дальше, сержант.

- Есть! - Дуэппе козырнул. - Знаешь, генерал, а актер из тебя хреновый. Когда ты из себя рядового изображал, я все не мог понять, откуда у тебя офицерские замашки. Если уж рядовой, не лезь к старшим по званию с вопросами, понял?

Он широко ухмыльнулся.

- Учту, - Саматта ухмыльнулся в ответ. - Кир, пошли, а то от бурчания в твоем брюхе даже мне жутковато становится.

Оставив позади тихо переговаривающихся солдат, Кир вслед за Саматтой двинулся дальше.

- Эй, девчата! Что пялитесь? - рявкнул за спиной сержант. - За две декады на обычного паладара не насмотрелись? А ну, собрались, и бегом марш!

И тут же глухо затопотали ботинки.

Через две сотни метров Кирис со своим провожатым добрались до длинного приземистого здания с помигивающей, бледной в солнечном свете неоновой вывеской "Лесная харчевня".

- Тут ресторан-столовая, а вечерами еще и смешанный бар для солдат и офицеров, - пояснил Саматта, толкая дверь заведения. - Вообще-то кормежка бесплатна для всех, но за дополнительные деньги можешь заказать еду из городских ресторанов - пиццу, бифштексы, сырную запеканку, все такое. И еще можно купить спиртное - при условии, что увольнительную на текущие сутки покажешь. Вольнонаемному гражданскому персоналу продают и так, но ты даже и не надейся, несовершеннолетним нельзя. Да заходи же ты!

В обширном полутемном зале с расставленными столами стояла тишина, только постукивали ложками четверо или пятеро солдат за одним из них. Тускло поблескивала зеркалами барная стойка, над которой висело несколько штурвалов от старых кораблей. Сбоку от нее прямо на полу стоял, прислоненный к стене, большой якорь, наполовину деревянный, наполовину железный, обвитый толстым пеньковым тросом. Вдоль другой стены тянулась длинная железная рельсовая стойка, за которой дымились несколько плохо прикрытых кастрюль и дремал сидя одинокий толстый дядька в камуфляже и засаленном переднике. При виде вошедших он лениво приоткрыл один глаз, но тут же встрепенулся и удивленно распахнул оба. Саматта взял с подставки чистый поднос с углублениями под пищу, бухнул его на рельсы и ткнул пальцем:

- Выбирай. Ассортимент небогатый, но сытный, и можно лопать от пуза. Не стесняйся, не объешь.

- Что-то я вас не помню, - подозрительно сообщил дядька, вооружаясь большим половником. - Тебя, вака, уж точно.

- И как я тебе, Гойо, намекал, что мясо в гуляш следует класть кондиционное, а не второго сорта, тоже забыл? - ехидно осведомился Саматта. - Макароны у тебя, сегодня, надеюсь, проварены как следует, а, сержант?

- А, тот шибко умный рядовой... - пробурчал дядька. - Смотри, парень, нарвешься со старшими связываться. Нахальных новичков никто не любит. А мальчишка откуда?

- Новый вольнонаемный, уборщик в ангарах. Сержант Каллавиро приказал накормить, пока с голоду не помер. Давай, давай, накладывай. Суп и гуляша двойную порцию.

Когда Саматта отвел его в столику у дальней стены, Кирис шепотом поинтересовался:

- А почему он тебя новичком назвал?

- Потому что рядового Леонте Тратторе, которого я тут изображал, еще не все соотнесли с паладарами, - вполголоса ответил Чужой. - Ешь давай.

- А почему я уборщик?

- Потому что ты и есть уборщик в вертолетных ангарах. На низовых должностях вакансий полно, и когда я попросил комбазы тебя устроить, он и предложил. Меня здесь хотя и побаиваются, но после кольчона вроде как уважают, так что сочли за рекомендацию. Контрразведка тебя, разумеется, проверит, но в полиции ты чист, а в остальном проблем не возникнет. Платят, кстати, пятьдесят леер в декаду.

- Пятьдесят леер? - Кирис поперхнулся на удивление вкусным луковым супом, который усердно хлебал за обе щеки. - Фига ж себе...

- Много или мало?

- Отец в порту за две смены полтораста зарабатывает.

- Ну и замечательно. Заодно можешь подучиться с техникой работать, если мозги поднапряжешь. Только, Кир, не забывай, что Кара сказала: годовые тесты тебе придется сдавать в особом порядке, и если не сдашь на двадцать пять баллов хоть один, мы можем и отменить свое решение насчет тебя. Учти, что она девица серьезная и от своего слова не отступает.

- Да понял я, понял, - насупился Кирис, не забывая, впрочем, уплетать суп. Вот ведь попал! Еще недавно числился главным раздолбаем в школе, а теперь изображай из себя записного отличника!

С другой стороны, если подумать, то сейчас он сидит на настоящей военной базе и запросто треплется с самым натуральным паладаром. Да все подряд от зависти бы лопнули, если бы узнали! Стоит оно того или нет? Хм... Не такой уж и простой вопрос.

Хлопнула дверь, и в столовую вошли четверо солдат. Они прошлись вдоль рельсовой стойки, набрали еды и пристроились за столик неподалеку, начав молчаливо работать ложками. Затем появились еще трое, а за ними - сразу пятеро или шестеро. И в огромном пустом зале все они почему-то выбрали места неподалеку от Кириса с Саматтой. Одного Кирис опознал по длинному уродливому шраму на щеке - он был среди тех бегунов.

- Окружают, - таинственно шепнул Саматта Кирису. - Сейчас загонять начнут.

Хотя паладар и подмигнул, чтобы обозначить шутку, Кирису стало не по себе. Суп он прикончил и теперь переключился на гуляш, оказавшийся не менее вкусным. Но аппетит внезапно пропал: сгущающаяся атмосфера ощущалась почти физически. Люди продолжали приходить, у стойки выросла очередь, а все соседние столы быстро оказались занятыми.

- Ага, вот и он! - вдруг сказал Саматта. - Я уж думал, не появится. Узнаёшь?

Он ткнул пальцем в плечистого дядьку, стремительно вошедшего в ресторан и неуверенно после наружного солнца вглядывающегося в стоящий полумрак.

- Нет. А кто он?

- Сержант Каллавиро! - оглушительно рявкнул Саматта. - Здесь я! Эй!

Он замахал рукой.

Дядька подошел, легко протискивая свое сильное тело между столами и стульями.

- Дэр Леонте Тратторе... - непонятным тоном произнес он.

- Привет, Джорджио, - небрежно кивнул Саматта. Кирис всей шкурой ощущал десятки направленных на них взглядов. - Временная маска больше не нужна. Я Саматта. Рад видеть тебя в добром здравии. Дело к тебе есть, только ты бы совместил приятное с полезным. Разговор с обедом, я имею в виду.

- И что из них приятное, хотел бы я знать? - пробурчал дядька, присаживаясь. В его петлицах Кирис наконец-то разглядел два больших сержантских квадрата. - Какой обед, когда я с интендантом доругаться не успел? Сваливается мне на голову, понимаешь, этот орел - Тайка, я имею в виду - и орет как резаный: генерал, генерал вернулся! Дуэппе, вопит, прислал, сказал все бросать и в столовую пулей нестись. Что надо?

- Я гляжу, ты сегодня в особенно радужном настроении, - усмехнулся Саматта.

- Да уж в каком есть. Ну вот ты мне можешь объяснить, как можно за одну операцию профукать непонятно куда двадцать цинков пулеметных патронов и ручней пулемет "Жаворонок-7"? Он же два метра длиной, не пистолет гребаный, в конце концов, и не расческа, в дырку в кармане не провалится! А моя рота профукала, и на меня теперь вешают.

- Ты имеешь в виду, когда от кольчона отмахивались? Я пулемет в последний раз на стрельбище видел за два дня до. Он валялся под третьим навесом, из-под ветоши только приклад торчал. И три цинка по крайней мере рядом стояли. Проверь, может, там его и забыли.

- Хода пута! - с чувством сказал сержант. - Если найду там - каццо кому-нибудь оторву, в жопу засуну и скажу, что таким и родился. Так что надо, генерал?

Вместо ответа Саматта кивнул на Кириса, который уже приканчивал гуляш. Сержант вгляделся в него.

- А, тот герой с пляжа. И что?

- С сегодняшнего дня он здесь работает. В ангарах.

- А я при чем?

- Во-первых, ты сам сказал, что он герой. Сам знаешь, что с такими случается, если по голове вовремя не бить. Во-вторых, в городе он на мушке, сержант. Дело темное, но нужно его прикрыть. Приглядишь, ладно?

- Да нефиг за мной приглядывать! - возмутился Кирис, откладывая вилку. - Я и сам не маленький!

- Видишь? - спросил Саматта. Сержант задумчиво покивал.

- И сам не маленький, и вечно молодой. И таким и останется в наших сердцах навсегда... - пробормотал он. - Зашибись надгробная надпись получится. Ладно, пригляжу. Все?

- Я гляжу, Джорджио, что тебе смыться невтерпеж, - усмехнулся паладар. - Неужто я так тебя достал, пока на базе ошивался? И Чужие совсем не интересны?

- Ты с интендантом пообщайся, вот кто настоящий Чужой! Иногда кажется, что логика у него совершенно нечеловеческая. И потом, тебе что, нравится, когда на тебя так пялятся? - он неопределенно мотнул головой в сторону окружающих, напряженно прислушивающихся к разговору. Некоторые даже забыли изображать, что обедают.

- Я привык, - Саматта дернул плечом. - Ну ладно, иди давай, коль невтерпеж. Спасибо за помощь на пляже. Я видел, как ты стрелял - из пятнадцати раз только один промазал.

- Четверых кто-то издалека снял. Ты?

- Я. Снайперкой. Хреново вышло - дважды смазал.

- С лесистой горушки почти в цуле от пляжа, при переменном ветре, по непристрелянной площадке и по подвижным целям с голову размером? Мне бы так хреново стрелять!

- У меня баллистический компьютер к башке прикручен, не забывай. Ну ладно...

- Каллавиро!

От рыка у двери Кирис непроизвольно вздрогнул. Впечатление от звучащей в голосе ярости усиливалось тем, что голос казался определенно женским. Как она умудряется так рявкать?

- Где Каллавиро?! - опять рявкнула новоприбывшая. - Сержант! Я знаю, что ты здесь! А ну, покажись!

- Все, приехали, - сержант ухватился за голову. - Можно вешаться. Сейчас мне кишки на столб наматывать начнут.

- Кто она такая? - поинтересовался Саматта, с интересом наблюдая, как миниатюрная фигурка в обычном местном камуфляже лавирует между столами.

- Моя смерть! - сержант затравленно оглянулся, словно прикидывая, где спрятаться. - Слушай, генерал, ты же крутой. Ты кольчонов плевками взрываешь. Укрой меня где-нибудь, а? У вас же есть поле невидимости или еще что?

- Нету, - отрезал паладар. - Извини, ничем помочь не могу. Уши тебе отрезать не позволю, а в остальном сам выкручивайся.

Каллавиро застонал.

- Вот ты где! - грянуло над ухом. - Ты что, сержант, думал от меня спрятаться? Я тебе сейчас яйца оборву, козлу!

Кирис завороженно смотрел на невысокую плотную девицу с курносым носом, каштановыми волосами и конопушками по всей физиономии. В ее петлицах поблескивали малые ромбы. Она стояла, уперев руки в бока, и ее лицо горело совершенно неземной яростью.

- Слушай, Мария, давай поговорим как... - успокаивающе начал сержант, но девица перебила его на полуслове.

- Не Мария, а дэр лейтенант! - гаркнула она. - Сейчас влеплю взыскание за неуставное обращение! Где мой броневик?!

- Да я...

- Да что ты, я давным-давно знаю! Мне не ты интересен! Где броневик?!

- Он мой, а не твой! - лицо Джорджио налилось кровью. - Мне его совершенно законно отдали!

- И кого ты подмазал, чтобы тебе его отдали? Интенданта своего любимого? Жулик! Ворюга! Позорище армии! Сержант недоделанный! У меня в роте и так две штуки некомплект, а ты себе про запас загребаешь? У тебя лишние жизни появились? Щас дам по черепу!

- У меня тоже некомплект! - сержант вскочил со стула и яростно замахал руками. - У меня на последней операции у одного трансмиссия лопнула, до сих пор починить не могут, а второй пятую декаду с места не движется из-за сдохшего движка! Да вы вообще движение регулируете, на хрена вам броневики?

- Да нас всего второй раз в жизни на расчистку бросили! - девица пихнула его в грудь обеими руками, словно уличный забияка. - И то из-за дурной ситуации! Это вашу четвертую роту полиции помогать все время отправляют, а мы деремся!

- Да когда нас в последний раз отправляли?.. - сержант в свою очередь пихнул девицу в плечо.

- Прошу прощения! - Саматта поднялся, ухватил сцепившихся забияк за плечи и небрежным движением растащил на метр. Девица яростно дернулась, но вырваться не сумела. Сержант бросил на паладара сердитый взгляд, но освободиться даже не попытался. - Я, конечно, понимаю, что лезу не в свое дело, но все-таки, дэйя, вы бы не убивали несчастного Джорджио прямо сейчас, а? Он, возможно, и ворюга, но мне живым нужен. Если хотите выпустить пар, можете дать по морде мне, я не обижусь. А потом спокойно обсудим наши разногласия. Годится?

- Х-хаш! Ты кто такой? - зло спросила девица. - Почему без знаков различия? Новобранец, что ли? Ты какого хрена лезешь к старшему по званию? Я тебя щас на губу закатаю!

- Я Суслик.

- Что?

- Суслик. Позывной такой.

- Какой, нахрен, Суслик? Я тебя впервые в жизни вижу! Ты сдурел? Отпусти меня, быстро!

- Что-то мне подсказывает, - задумчиво проговорил Саматта, выпуская ее руку и отступая на шаг, - что в данном случае мы имеем дело с семейной сценой. Той самой, встрявшие в которую посторонние рискуют огрести больнее, чем непосредственные участники. Джорджио, не познакомишь меня с очаровательной девушкой? Только не говори, что она твоя жена.

- Она моя сестра, - хмуро ответил сержант. - Младшенькая, что самое обидное, так что пороть ее ни мама, ни воспитание не позволяют. Познакомься с лейтенантом второго класса, командиром первой роты Марией Каллавиро. Мария, познакомься с генералом Саматтой, военным советником паладаров на базе "Дельфин".

Несколько секунд девица ошеломленно хлопала рыжими ресницами.

- Врешь! - наконец отреагировала она, хотя и резко сбавив тон. - Какой он паладар...

- Увы, дэйя, самый натуральный, - Саматта показал ей раскрытую ладонь, на которой ненадолго проявился и исчез рисунок, похожий на тот, что раньше продемонстрировала Карина: вытянутый щит на фоне раскрытой книги. - Ты наверняка слышала мои позывные в эфире, когда отбивалась от волют. Если хочешь, могу отрастить рога и клыки для пущей убедительности. Прошу прощения за глупый вопрос, но разве в армии Кайтара родственникам не запрещено служить в одном и том же месте?

- Мы в разных цепочках подчинения, дэр генерал! - фыркнула лейтенант, быстро восстанавливая самоуверенность. - Но однажды я его все равно убью. Вот только пусть попробует у меня еще хоть что-то из-под носа увести, точно зашибу. Значит, паладар, э? "Суслик"?

Она скептически оглядела Саматту с ног до головы.

- Явился нам советы советовать? - осведомилась девица, закончив осмотр. - Мы, типа, щенки слепые, сами ничего не понимаем? И что же сэрат дэй заметил такого, что мы сами не видели?

- Сэрат дэй заметил массу глупостей и раздолбайства, которые не оправдывает даже положение дел с кольчонами, - не отреагировал на ее явно хамский тон Саматта. - Вы считаете противника дебилом, даже не понимая, с чем имеете дело. За восемь лет войны с кольчонами привыкли, что они действуют одинаково, и решили, что так останется всегда. Но стоило лишь кольчону чуть-чуть сменить тактику, и вы оказались в полном дерьме.

- И что следовало делать, интересно знать? - зло спросила девица. - Кидать в него камнями?

- Дэйя Мария, примерно в твоем возрасте и звании я служил в спецвойсках одной страны, такой же сильной и самоуверенной, как и ваша, возглавляя подразделение диверсантов. В один прекрасный день она решила, что одной левой справится с горсткой грязных наркоторговцев в диких джунглях на другой стороне планеты, тем более что методы их борьбы мы знали благодаря неудавшейся операции другой страны, не менее сильной и самоуверенной. В первый же день после выброски десанта я потерял половину из сорока своих бойцов. На следующий день - половину от оставшейся половины. В целом первая волна - двести человек - лишилась почти девяносто процентов личного состава, не говоря уже про потери в технике. Почему? Да потому что партизаны не стали воевать по прежним шаблонам, а сменили тактику. Они дождались, когда мы войдем в джунгли, подожгли их за нашей спиной, отрезав от побережья, а потом спокойно перестреляли нас из-под прикрытия зеленки.

- Ну, а мы здесь при чем? - враждебные нотки в голосе девицы смазались и приутихли.

- Видишь ли, лейтенант, с того самого дня я накрепко усвоил одно: тот, кто полагает противника идиотом - труп, пусть даже пока разговаривает. Вы считаете кольчонов безмозглыми тварями, неспособными думать и изменяться. Значит, вы ходячие трупы. Ясно?

- Ну а мне-то ты что рассказываешь? - снова взорвалась девица, ее глаза яростно заполыхали. - Я, что ли, решения принимаю? Я приказы выполняю!

- А думать не хочешь, - кивнул Саматта. - Вот и я про то же.

- А что мы можем? - сумрачно осведомился сержант Джорджио. - У нас после Удара даже техника через пень-колоду работает. Реактивные самолеты и то толком запустить не могут, опытные образцы постоянно на землю валятся.

- Что вы можете сделать... - паладар задумчиво почесал кончик носа. - Вообще-то я целый трактат накатал. Специально сюда приехал, чтобы командиру базы копию передать. Но ведь засекретят же, насколько я успел изучить вашу систему. Она такая же дурная, как и в моей родной стране. Так, ну-ка, сядьте оба и не мельтешите.

Он небрежным движением положил руки на плечи сержанту и лейтенанту, и те буквально рухнули на стулья, словно под непомерной тяжестью.

- Общих вопросов тактики в изменившихся условиях, - размеренно, словно на лекции, проговорил Саматта, - я касаться не стану. О доработке существующей техники тоже помолчим: хотя ракеты с простеньким самонаведением можно сделать даже в ваших условиях, у вас другие задачи. Значит, информация к размышлению: кольчоны и волюты уязвимы не только к огню, но и к электромагнитному импульсу. И, кроме того, они активно интересуются любыми источниками, излучающими электромагнитное поле. Значит, вы можете делать как минимум простенькие приманки. Эй, есть здесь из технарей?

- Ну, я! - поднял чумазую, в смазке, руку один из мужчин за столиком неподалеку. На нем красовался испачканный грязью синий рабочий комбинезон. - Все мы, точнее. Бригада обслуживания вертолетного полка.

- И мы здесь! - поддержал солдат за другим столиком. - Я старший механик подводной лодки "Эсторадо".

- Отлично. Значит, идея такова: простейшая антенна, простейший генератор частоты и конденсатор в качестве накопителя энергии. Соединяете в одно целое -и получаете многоразовую электромагнитную приманку для волют. Конденсатор заряжается ручным мини-генератором, работающим от рывка шнура, причем в приманку его встраивать не обязательно, можно сделать отдельно. С вашим уровнем приманку можно упихать в коробку размером с кулак. Проработает такая несколько минут, но чтобы отвлечь типичную группу в два-три десятка волют и спокойно их расстрелять, вполне хватит. Воткнуть в генератор - дернуть шнур - вытащить из разъема и бросить подальше, вот и вся процедура. Стоимость материалов для устройства - максимум десятка, и собирается оно на коленке. Для подводной лодки устройство аналогично, но можно сделать большей мощности и монтировать на надувном плоту с мотором и управлением по проводу, оно отвлечет на больший срок. Если же сумеете сделать что-то, выдающее сильный электромагнитный импульс, дезориентирующий волют, совсем замечательно выйдет. Ясна идея?

- Да, дэр, - синхронно кивнули механики, переглянувшись.

- Дальше, кто-нибудь может мне внятно ответить, почему после восьми лет обороны Барны в порту до сих пор нет ни одной стационарной огневой точки? Почему вы в волют палите с крыш складов, а не из укрепленных бункеров?

- Сто лет как обсуждается, - пожала плечами Мария. - Армия и город никак не могут договориться, кто оплатит постройку. Тут мы точно ничего сделать не сможем.

- Ага... - Саматта помолчал. - Ладно, дальше. Следующее, что вам потребуется - стационарная защита от кольчонов. Сейчас бомбы с напалмом сбрасываются на кольчона, взрываются в воздухе, разбрасывают студень по сторонам, он сгорает вместе с кольчоном. Кольчон вырос - отбомбиться невозможно - вы сливаете воду. Идея такова: баржи, груженные плавучим горючим веществом, стоящие на дежурстве у берега. Если становится видно, что авиацией кольчона не остановить, баржи выходят в море, сбрасывают горючку на пути кольчона, и когда он наползает, горючка дистанционно поджигается - хоть даже трассерами. Эффект тот же, что и от бомб. Частью горючки неизбежно загадит берег, но все лучше, чем кольчон в городе. Дальше...

Он замолчал, глядя на группу из трех мужчин, стремительно вошедших в столовую. В петлицах одного из них Кирис, прищурясь, разглядел три малых желтых круга. Ого! Капитан третьего класса! Вошедшие стремительно двинулись к Саматте, и солдаты, мимо которых они проходили, вскакивали и поспешно отдавали честь.

- Капитан Руфино Пасия, - Саматта также отдал честь. Сержант и его неугомонная сестричка вытянулись по стойке "смирно".

- Генерал Саматта Касарий, - в ответ козырнул капитан. - Мне передали, что вы на базе. Прошу прощения, я только что вернулся.

- Да, дэр капитан, я все-таки решил заехать в гости. Хочу передать документы, которые мы обсуждали по телефону. Адмирал Деччи казался не слишком довольным, когда узнал о моем решении - он хотел сначала сам все прочитать, но переживет. Кроме того, я привез юношу, о котором упоминал.

Саматта кивнул на Кириса, и тот на всякий случай тоже поднялся и вытянулся. Он не знал точно, кто такой Пасия, но по совокупности признаков тот вполне мог оказаться командиром базы.

Капитан Пасия оглядел его с ног до головы, как незадолго до того шумный лейтенант оглядывала Саматту.

- Хорошо, - кивнул он наконец. - Пристроим. Я найду кого-нибудь, чтобы приглядел.

- Сержант Каллавиро вроде бы не возражает... - задумчиво проговорил Саматта.

- Хорошо. Сержант, он на твоем попечении.

- Есть, дэр капитан! - кивнул тот.

- Не знаю, за кем и почему нужно приглядывать, но воображаю, какой бардак устроит мой братец, - тихо в пространство проговорила лейтенант. - Ему даже котенка доверить нельзя.

- А тебе, Каллавиро, значит, можно? - усмехнулся капитан. - Боюсь, под твоим присмотром даже волкодав дольше двух дней не протянет. Впрочем, ты можешь отбить дэя... Сэйтория, кажется, у своего брата - например, устроив кулачную баталию на плацу. Выживший станет опекуном - после того, как отсидит на губе три декады, разумеется. Дэр генерал, вы упомянули документы?

- Да, - кивнул паладар. - И мне хотелось бы кое-что обсудить наедине.

- Мой кабинет устроит?

- Разумеется. Кир, - Чужой повернулся к Кирису. - Сержант Джорджио Каллавиро поможет тебе сориентироваться на базе и разобраться с формальностями. Но помни - без нашего разрешения с базы ни ногой. Кара с тобой свяжется. Идемте, дэр генерал.

И Саматта в сопровождении командира базы и его спутников стремительно удалился. Кирис остался стоять, растерянно смотря ему вслед.

- Только младенцев на шее мне не хватало! - пробурчал сержант себе под нос. - Эй, парень, как тебя зовут?

- Кир... Кирис Сэйторий, дэй... э-э, Каллавиро?

- Обращайся ко мне "дэр сержант". Значит, Кирис Сэйторий? Лет сколько?

- Мне?

- А ты что, мой возраст знаешь? - рявкнул сержант. - Или моей сопливой сестрички?

- Джорджи, я тебе сейчас в ухо дам, - пообещала девица-лейтенант. - Причем любая дисциплинарная комиссия меня оправдает - оскорбление старшего по званию и все такое.

- Да уж ты дашь... А если кому поржать втихую хочется, - сержант обвел взглядом окружающих, на физиономиях которых плавали откровенные ухмылки, - так я ему сейчас живо занятие найду! Плац не выметен, в казармах дверные ручки грязью заросли, да и брюхи своираспустили, смотреть тошно! Кто давно вокруг ВПП не бегал, жир не сгонял? Сэйторий! Я ответа не услышал. Лет сколько? Семнадцать? Восемнадцать?

Кирис подавил искушение утвердительно кивнуть. Правда все равно выплывет, а начинать знакомство с такой глупой лжи не следует.

- Четырнадцать. С половиной! - поспешно добавил он. - Почти пятнадцать!

- Четырнадцать? Ц-ц... А ведь здоров бугай... Ладно, топай за мной, отведу тебя в канцелярию.

- Какое совпадение! - восхитилась Мария Каллавиро. - И мне в канцелярию! Я как раз рапорт на тебя собралась подать. Или, думаешь, я тебе забуду броневик и прочие милые шалости? Вот вместе и пойдем, братец.

- Да пожалуйста! - безразлично поднял бровь сержант. - Сэйторий, поднос вон на тот стол, и за мной. Живее, нет у меня времени с тобой возиться.

Поспешно схватив поднос с остатками еды, Кирис бросился к указанному месту, а потом - к выходу. Шумные брат с сестрой, когда он их догнал, быстро шли через большой асфальтированный плац к расположенному неподалеку трехэтажному зданию с покатой крышей. Они демонстративно не смотрели друг на друга, отвернув физиономии в противоположные стороны.

- Эй, Сэйторий! - через плечо спросила Мария. - А ты сам, случаем, не паладар замаскированный?

- Нет, дэр лейтенант, - осторожно ответил Кирис. - Я обычный.

- Обычный? - Мария резко затормозила, и Кирис вынужденно остановился, чтобы не врезаться в нее. - А чего тогда за тебя паладар просит? Только не ври. Не люблю ваших гадских тайн, каждый раз какая-нибудь пакость всплывает. Да ты в глаза смотри, взгляд не отводи!

- А, грозная Мария Деллавита строит новобранца! - ехидно усмехнулся тоже затормозивший сержант. - Узнаю, как же. Эй, сестричка, он вообще-то вольнонаемный цивил, тебе не подчиняется. Сэйторий, не обращай на нее внимания. Язык у нее длинный и грозный, а в комнате до сих пор куклы разбросаны. До двадцати пяти дожила, а все как дите малое.

Лейтенант не глядя выбросила кулак в его сторону. Сержант, видимо, ожидавший чего-то подобного, легко уклонился.

- Ответа не слышу! - рявкнула лейтенант, сверля Кириса грозным взглядом, от которого по коже бежали крупные мурашки.

- Ну, я в их тестировании высокий балл набрал, - неохотно ответил он, проклиная судьбу. Какого хрена его сюда притащили и одного бросили? Злой сержант, на голову долбанутая тетка-лейтенант - здесь вообще есть нормальные люди? - Меня в Университет пригласили.

- Врешь! - отрезала лейтенант. - Или не врешь, но не в том дело. Что ты на базе забыл, вака? Зачем тебя сюда привезли? Почему паладар сказал, чтобы ты с базы ни ногой? А может, ты сам паладар замаскированный? Колись, живо!

- Да не паладар я! - отчаянно сказал Кирис. - Что вы ко мне привязались?

- А зачем тогда? - грубо спросил сержант. - Сестричка у меня та еще стерва, но сейчас права. Что ты здесь забыл, парень?

- Да ничего я не забыл! Я эйла...

Если бы он мог, он бы откусил и проглотил себе язык. Но было уже поздно. Наверное, точно так же чувствовала себя Фучи тогда, за школой, когда ее расколола Риса: ужас от случайной оговорки, паника, затравленные попытки понять, что с ним сейчас сделают и куда можно сбежать... Эйлахо. "Я эйлахо" - такого он еще не произносил даже в мыслях. А вот теперь ляпнул вслух, да еще и совершенно незнакомым людям.

- Ого... - тихо сказала Мария внезапно спокойным тоном, переглянувшись с братом. - Эйлахо, значит? Малыш, малыш, как же ты попал в такую историю? Так, ну-ка расслабься! - приказала он. - Не сожрем мы тебя заживо. Значит, тебя на базу засунули для надежности? От кого прячешься? От кого-то конкретного?

Кирис помотал головой.

- Значит, на всякий случай, - констатировал сержант. - Хотя я генерала Саматту успел узнать немного, на перестраховщика он не похож. Ты как вообще с паладарами связался, вака? Почему они тебя опекают?

- Ну, Риса... в смысле, Карина Мураций в нашей школе две декады провела под видом девчонки, - неохотно пояснил Кирис. - Тестированием занималась. Там и познакомились.

- Ух! - у лейтенанта вспыхнули глаза. - Значит, именно про вашу школу на конференции упоминали?.. Нет, не сейчас. Расскажешь потом, история наверняка не на две минуты. Общий смысл ясен, нужно понять, что делать дальше. А, братец?

- Ты у нас в семье самая умная, - ядовито откликнулся сержант. - Я-то даже до офицерских лычек не дослужился в отличие от тебя. Вот ты и думай, сестрица.

- Ты, братец, в любой момент можешь заявление в академию подать, и тебе его сразу подпишут, - парировала Мария. - Я сама разговоры слышала. Только тебе лень башкой работать, ты у нас настоящего мужика изображать любишь: сильного и тупого. Кончай прибедняться.

- Не трещи, думать мешаешь, - поморщился сержант. - Слушай, вака, у тебя способности как проявляются внешне?

- Никак, - обреченно ответил Кирис. -Только внутри такая же штука сидит, как у...

Ххаш, опять чуть не проговорился! Да что с ним сегодня такое?

- ...как у одной моей знакомой. Карина Мураций ее обнаружила.

Брат с сестрой опять переглянулись.

- Заба-авно... - протянула Мария.

- Еще как! - согласился Джорджио. - Значит так, Сэйторий. Во-первых, постарайся держать язык за зубами. Твои слова дальше нас не пойдут, не напрягайся, но не все такие сдержанные. Если кто начнет тебя ломать, как мы только что, просто затыкайся в тряпочку. В крайнем случае отсылай ко мне или к Марии, мы им мозги вправим. А я знаю надежных ребят в ангарах, которые и лишних вопросов задавать не станут, и за тобой приглядят.

- Я тоже кое-кого знаю, - согласилась лейтенант. - Слышь, братец, а ты, значит, с паладарами знакомство водишь, а мне ничего не сказал? А не наглость ли?

- Нет, - коротко ответил тот. - Тайна. Без дураков.

Кирис невольно съежился, ожидая очередного взрыва тетки, но та лишь хмыкнула.

- Ну, как скажешь. Все, недосуг мне с вами нянькаться, пошла я. Вака, если что нужно, спросишь, где казармы первой роты, тебе покажут. Я там почти безвылазно. Пока. И имей в виду, братец, я тебе броневик еще припомню.

Она махнула рукой и стремительно зашагала через плац совсем не в ту сторону, что до того.

- Идем, парень, - поторопил сержант, направляясь к канцелярии. - У меня времени тоже не слишком много. Сдам я тебя с бумагами разбираться и тоже своими делами займусь. Ох уж мне эти паладары! Только время на них тратишь.

- А она рапорт на вас подавать не станет? - осторожно поинтересовался Кирис, еле поспевая за размашистым шагом спутника.

- Да она с самого начала не намеревалась. Просто любопытная как кошка, вот и нашла предлог увязаться. Не обращай внимания, мы с ней всегда ругаемся, с самого детства за игрушки дрались. Так-то она классная девчонка, пусть и шебутная. Ей три четверти мозгов в нашей семье досталась, и пользоваться ими она умеет. Глядишь, и до генерала дослужится в отличие от меня.

Прозвучавшая в голосе Джорджио Каллавиро гордость заставила Кириса еще раз глянуть в сторону удаляющейся фигурки с каштановыми волосами. И почему-то на ее месте представилась ему совсем другая девушка: высокая, черноволосая, гибкая, со сверкающими черными глазищами.

А ведь Мария с Фуоко наверняка поладили бы при встрече.

Примерно то же время. Ставрия, Эйград

- Простите, а Каварову где найти можно?

При звуках знакомого голоса Таня обернулась. Пашка стоял у входа в учительскую и неуверенно озирался по сторонам. Вот те новость!

- Вон она, - не глядя мотнула головой Таэра Степановна, проверяющая контрольные за своим столом у входа. Ее красный карандаш порхал по двойным листочкам в линейку, безжалостно подчеркивая и обводя ошибки в диктанте. - Только тише, умоляю вас, сударь.

- А, простите! - шепотом извинился Пашка и подошел к удивленно глядящей Тане. - Ты еще домой не свалила?

- Касуми, ты откуда здесь? - таким же шепотом спросила Таня. - Здесь же школа!

- Сам знаю, что не цирк, - отмахнулся тот, наклоняясь к ее уху и подозрительно озираясь на остальных учителей. - Где он? - осведомился он наконец страшным шепотом.

- Кто?

- Тот дядька, который у вас...

Пашка замолчал и снова принялся озираться по сторонам так усердно, что зацепил Таню по лицу волосами, собранными в конский хвост на затылке. Она сердито отмахнулась.

- Пойдем, выйдем! - Пашка наконец-то сделал какие-то выводы и потянул ее за рукав. - Давай же!

Таня бросила полный сожаления взгляд на стопку контрольных и нехотя поднялась. Что на него нашло, блин? Как он вообще ее нашел? А, да. Она же рассказывала на ролевках, где работает. Нехотя поднявшись, она вышла за Пашкой в пустой по вечернему времени коридор.

- Где он? - страшным шепотом осведомился тот, отойдя от учительской на надлежащее, по его мнению, расстояние.

- Кто? - удивилась Таня.

- Последнюю ролевку помнишь? Куда ты еще дачия и того белобрысого притащила? Ты по секрету рассказывала, что у вас в школе иностранец работает, тесты проводит.

- Дратаев, что ли? В смысле, Вакай Каморасий?

- Ну да, точно. Где он?

- Не знаю, - Таня пожала плечами. - Я его сегодня, кажется, даже не видела. Или видела? А, точно не видела. А зачем он тебе?

Касуми снова оглянулся.

- До тебя что, не дошло? - прошептал он. - Кто он такой?

- Блин, ты затрахал! - рассердилась Таня. - Нормально говорить можешь? Кто он такой?

Касуми вскинул руки к потолку.

- Во имя всего Пантеона Миндаллы! - патетически провозгласил он. - Лучница, ты сдурела? У тебя мозги где?

- По шее хочешь? - окончательно озлилась Таня. - Я тебя сколько раз просила Лучницей только на ролевках звать? Совсем крыша поехала, блин! Или говори нормально, или у меня еще два десятка контрольных не проверено. Ну?

- Зануда ты и дура, - опечалился Пашка, но все-таки перешел на нормальный тон, хоть и вполголоса. - Пресс-конференцию паладаров слушала? Внимательно?

- Ну и?

- Балда. Они там говорили, что проводили калибровочное тестирование, или как его там, в двух городах: в кайтарской Барне и?..

- И у нас в Эйграде. Слушай, ты можешь без загадок говорить?

Касуми тяжело вздохнул.

- Ты точно перезанималась. Объясняю на пальцах: паладары тайно проводили тестирование в Эйграде. В твоей школе тайно, под местным именем, работает иностранец, проводящий непонятное тестирование. Вывод?

Сердце Тани екнуло.

- Ты хочешь сказать, что Дратаев - паладар? - невольно она тоже перешла на шепот. - Да ну, фигня на палочке.

- Почему?

- Ну, он ведь... он совершенно нормальный дядька... вежливый... говорит по-человечески...

- Они все по-человечески говорят, и куда лучше многих человеков, мне известных. Ты же слышала, как Камилл на камиссе изъяснялся. Никакого акцента! Короче, где твой Драчин, или как его?

- Дратаев. Сергей Мираевич, между прочим. Прояви уважение, если он и в самом деле паладар.

- Да ладно, ладно! Где он?

- Да откуда я знаю! Говорю же - не появлялся сегодня, его уроки другим передали. Тетки ругались в голос, что в три-восемь занятия вести приходится.

- Жаль... - опечалился Пашка. - Хотя и так понятно, что ловить нечего. Все, свалил он к себе в Хёнкон или еще куда. Слушай, если он все-таки появится, скажи, что мне с ним позарез поговорить нужно - насчет университета ихнего есть классная мысль. Как со мной связаться, знаешь.

- Сейчас, наверное, с ними полмира поговорить хочет, - Таня покровительственно усмехнулась. - И у всех идеи гениальные. Я бы на его месте тоже свалила, пока на кусочки не разорвали. Забудь, Пашка. Не судьба.

- Ну, спящий в гору не залезет.

- А любопытной кошке на хвост наступают. Ладно, топай отсюда.

- Ага. Пока...

С лестницы послышались шаги, и на лестничной площадке появились двое: директор и - Таня даже не поверила глазам - тот самый белобрысый парень, Палек, Лика.

- ...в общем, я распишусь за него, чтобы у вас все сходилось, образец подписи у меня есть, - быстро говорил Палек. - Расчет оформите, как вам удобно, деньги не нужны, а в ведомости пусть кто-нибудь за него черкнет. Он очень извиняется, что так внезапно исчез, но его физия слишком засвечена в разных местах, к лицедейству он не приучен, как сам бухтит, а вам лишние скандалы... А, Танечка, привет! Касуми, а ты как здесь?

Он приветственно помахал рукой.

- Привет, Лика! - помахала в ответ Таня, чувствуя, что краснеет. Тогда, на ролевке, вечером, она явно дала ему понять, что не против. Но он как-то так деликатно ее отшил, что она даже почти не обиделась. Интересно, она ему совсем не нравится? Или просто жену обманывать не хочет? Он что-то упоминал о совсем не таких отношениях, как в Ставрии...

Он внезапной догадки она задохнулась. Если Сергей Мираевич - паладар, то кто же тогда его друг-иностранец? Неужели...

- Привет, Лика, - махнул ему Пашка. - Ты еще в свой Кайтар не уе...

Он осекся и медленно повернул голову к Тане. В его глазах горела та же самая невероятная догадка.

- Не-а, не уе, - Палек остановился перед ними. - Последний день здесь, хвосты подбиваю. А что у вас рожицы такие странные, фиолетовые в зеленую крапинку? Играли, кто дольше дыхание задержит? Чур, я на новенького!

Таня машинально схватилась за щеки. Директор недовольно посмотрел на нее.

- Каварова, что с вами? - нервно спросил он. - Вам плохо?

- Ой, Ваген Эйлович... - прошептала Таня, не отрывая взгляда от Палека, а ладоней - от щек. - Лика... Палек... ты ведь па... па...

- Так, эта парочка тоже просекла, - Палек как ни в чем не бывало пожал плечами. - Господин Ойский, у вас тут аптечка какая-нибудь имеется? Вроде бы на людей местной модификации хорошо пары серной кислоты действуют. Или я с чем-то путаю? А, нет, нашатырный спирт! Есть в наличии? Эй, ребята! А может, вас водичкой полить, чтобы из шока вывести? Туалет рядом, могу сбегать. Ну паладар я, паладар, как и Вакай, только по голове не бейте, она у меня нежная.

Директор тихо застонал. Касуми, наоборот, тихо засвистел от восхищения.

- Ну ты даешь, деятель! - восторженно заявил он. - А я-то думал...

- Может, не стоит обсуждать такие темы в коридоре? - прервал его директор, опасливо поглядывая на учительскую.

- А там враги затаились? - живо заинтересовался Палек. - Ну-ка, ну-ка...

Он неслышно скользнул к двери учительской, осторожно заглянул внутрь одним глазом, затем отошел.

- Не-а, одни тетки, старые и страшные, - разочарованно сказал он. - Одна у вас здесь звездочка - Танечка. Так бы и украл ее у вас для всяких отвратительных сексуальных экспериментов! Чужим ведь положено молодых красивых девушек воровать, верно? В любой газете так написано.

Он приобнял Таню за талию и еле заметно подмигнул. Та почувствовала, что на сей раз щеки запылали просто пожаром. Ну что за нахал!

- Так, ладно, - уже совсем другим, деловым тоном сказал паладар, снимая руку. - Ребята, вы извините, но обе тушки, мою и Вакая, эвакуируют из Эйграда, причем уже сегодня. Не наши, точнее, наших кукол, но не суть. Главное, что они нужны в других местах. И сверх того еще неотложное дело есть. Так что у меня времени в обрез, нужно заканчивать с делами и бежать. Тусовка тогда классная вышла, может, и повторим при случае.

- Эй, погоди! - спохватился Пашка. - Лика, у меня тоже дело есть! Насчет университета вашего!

- Да? Давай, только быстро.

- Ну, быстро как-то не очень... - Пашка замялся.

- М-м-м... Тогда так: меня внизу, в школьном дворе, машина ждет. Спускайся, по дороге обговорим. А я пока тут дела закончу, мне несколько минут надо. Ваген Эйлович, нам куда?

- Вон туда, - с безнадежными нотками в голосе указал директор. - Идемте, господин Палек. А с вами, Таня, мы еще поговорим. Попозже. И не вздумайте никому рассказывать про... Дратаева. Ясно?

И он в сопровождении белобрысого Палека пошел к своему кабинету. Его плечи тоскливо опустились, словно под непомерной тяжестью. Да уж, наверное, достанется ему, если правда насчет паладара на свет вылезет. Некоторые мамаши такой ор устроят, словно инопланетяне их детей заживо сожрали.

- Ну все, Таня, я побежал. Пока!

Касуми намылился слинять, но Таня успела поймать его за шиворот.

- Пашка! - зловеще сказала она. - Колись, что у тебя за идеи такие?

- Да отцепись ты! - отмахнулся тот. - Ничего особенного...

- Да? Я, между прочим, с паладаром первая познакомилась. И я их на ту ролевку притащила. Я первооткрыватель, мне даже по закону четверть клада полагается. Не скажешь - навсегда обижусь, а паладары тебя погонят в шею с твоими идейками. Так что?

- Ну, я хотел к ним в университет попроситься. Воспитателем, - Пашка потупил взор. - Научной работой я никогда не занимался, но ведь там же школоту набирают на двухгодичные курсы. Должен же за ними кто-то приглядывать в интернате? А я еще в институте вожатым в лагере три года работал.

- Пашка, а я?

- А что ты?

- Я тоже хочу!

- Ты и еще полмира. Слушай, Лучница, не обижайся. У меня и навыки вожатого есть, и фехтовать я умею, так что могу секцию вести, и плаваю как рыба, могу на пляже спасателем работать. А ты что?

- А я... - Таня закусила губу

Действительно, а кто она такая? Молодая училка в заштатной провинциальной школе, вчерашняя студентка, никогда не блиставшая особыми педагогическими талантами. Научными - тем более: выше четверки ни по одному предмету в жизни не зарабатывала ни в школе, ни в педе. А с паладарами наверняка захотят сотрудничать лучшие ученые и педагоги мира.

- Просто я тоже хочу в Хёнкон! - твердо сказала она. - Пусть я не гений, но должен же кто-то горшки выносить и сопливые носы вытирать? Гениям не по чину, а я не гордая. А ну стой здесь!

Словно в омут, она нырнула в учительскую, протиснулась между столами, запинаясь о чужие стулья под неодобрительные косые взгляды через плечо, сунула контрольные в сумку (опять дома до полуночи носом над ними клевать или завтра выходной тратить), схватила курточку и выскочила наружу, даже не попрощавшись с коллегами. Касуми дожидался в коридоре, и только указательный палец, нервно постукивающий по бицепсу, выдавал его нетерпение.

- Но имей в виду, - предупредил он, - я тебя выгораживать не намерен. Сама убеждай, что подходишь.

Мягко хлопнула дверь директорского кабинета, и вышедший оттуда Палек остановился рядом.

- Так что там насчет идей? - осведомился он. - Идем вниз, что ли? И рассказывайте на ходу, ага?

И он зашагал к лестнице.

- В общем, я вот что подумал, - быстро заговорил Пашка, бросаясь за ним. - Школьников в интернате без присмотра оставлять нельзя. Учителей мало, воспитатели нужны, которые станут приглядывать за детьми в свободное время...

- Так, понял, - перебил Палек. - И вы двое предлагаете себя в воспитатели? Ребята, я очень извиняюсь, но я ничем поспособствовать не могу, не моя тема. Я здесь вообще гость, из любопытства заглядываю в перерывах между делами на... дома. Закончу консультировать по строительным вопросам в Хёнконе - вообще свалю. К Университету я касательства не имею. Сейчас просто идите за мной и молчите, я переговорю с Карой. За ней все оргвопросы.

Он дробно затопотал вниз по лестнице, перешагивая своими длинными ногами через ступеньки. Таня и Пашка с трудом поспевали за ним.

"Карина, контакт. Палек в канале. Кара, отвлекись на секунду от своих жутко важных дел. Можешь?"

"Карина в канале. Могу. Я пока что отбилась от всех встреч и разговоров и пытаюсь собрать мысли в кучку. Хм?"

"Ставрия. Вакай. Школа. Девица-учительница и ее друг. Классные ребята, судя по одной тусовке, где я с ними поучаствовал, на вид года по двадцать два - двадцать три, но больше ничего о них не знаю. Граничные условия понятны?"

"Примерно. Чего хотят?"

"Утверждают, что детишкам-школьникам помимо учителей нужны воспитатели. У вас что-то такое предусмотрено?"

"Да. Внеклассные наставники или кураторы, пока не решили, как назвать. Предполагалось набирать в Кайтаре, Ставрии, Ценгане и Кайнане. Считаешь, твои знакомые подходят?"

"Ни малейшего представления не имею, что именно требуется от ваших кураторов. Спроси Вакая, он с девчонкой лучше знаком, чем я. Насчет парня вообще никаких идей. Ты же знаешь, из меня педагог примерно такой же, как из тебя монашка Единого. Яна и та все время грозится меня из Академии-Си пинками выгнать, чтобы ее воспитанникам дурного примера не подавал".

"Хм. Можно, конечно, вежливо извиниться и сказать, что процедура набора еще не утверждена, но... Говоришь, классные ребята?"

"Если бы моя кукла умело достоверно имитировать секс, девчонку я бы обязательно в постель затащил. Хорошо Майе, с женским телом куда легче. А так... Э-э, я имею в виду, что я с кем попало не трахаюсь, так что об общем впечатлении можешь судить сама".

"Я знаю. Таким образом, они произвели на тебя хорошее впечатление, еще не зная, кто ты такой на самом деле. С учетом того, что ты из детского возраста так и не вышел, есть шанс, что и с молодежью они управятся не хуже. Давай так - я краем уха слышала, что вы хотели с Суоко встретиться?"

"Ага. Они с Камиллом решил, что демонстративная встреча на публике сыграет на руку и ей, и нам. Покажет кому следует и наш пиетет к ней, и ее поддержку нашим действиям, а заодно оправдает наши поиски в Эйграде. Как раз сейчас меня должны отвезти к ней в какой-то жутко пафосный ресторан. Туда только по большому блату можно попасть, а блат в местном культурном контексте означает..."

"Я в курсе, спасибо. Суоко уже читала нам лекции о особенностях ставрийского менталитета. Тебе не сложно взять твоих ребят на встречу? Я попрошу Суоко, чтобы она на них посмотрела. С учетом ее восьмисот с лишним субъективных лет возраста в людях она разбирается куда лучше меня".

"Во-первых, они не мои, а общественные. Во-вторых, мне все равно, я там только для мебели. Договорились, возьму. Даже если откажем, хотя бы накормим как следует, а то они какие-то тощие оба".

"Спасибо, Лика. Проинформируй меня о результатах".

"Запись сброшу, а дальше сама разбирайся, что тебе интересно. Отбой".

"Конец связи".

 - Так, - в районе первого этажа прорезался Палек. - В общих чертах вашу участь обговорили.

- Уже? - недоверчиво переспросил Пашка. - За двадцать секунд?

- За двадцать три. Мы умеем очень быстро общаться, если нужно. В общем, едем. На вас посмотрит одна страшная, но мудрая старуха. Не паладар, местная. Как она скажет, так и решим.

- Страшная старуха? - Таня невольно поежилась.

- Угу. Толстая, морщинистая, на костылях, с большими зубами и вот такенной бородавкой на носу. Поскольку она ведьма и людей насквозь видит, притворяться даже не пытайтесь - разозлится и слопает живьем. Между прочим, еще не поздно перепугаться до смерти и мирно пойти домой пить чай, сожалея о несбывшихся надеждах.

- Ведьм не существует. Да и не успели бы паладары с ними познакомиться, - ухмыльнулся Пашка. - Я еду.

- И я тоже! - Таня гордо вздернула нос, пытаясь спрятать невольную дрожь голоса. Разумеется, ведьм не бывает, но наверняка в той тетке что-то нехорошее есть. Кто она такая?

- Ну, смотрите. Если что, она вас слопает, не меня.

Палек легким движением руки распахнул тяжелую входную дверь, тугую пружину которой обычно приходилось преодолевать весом всего тела, и вышел на крыльцо. Таня выскочила за ним - и ошеломленно замерла.

То, что вечно закрытые ворота школьного двора открыли, чтобы пропустить к крыльцу машину, еще ладно. Но что автомобиль оказался большим лимузином старомодного фасона, с мигалкой на крыше, да еще и сопровождаемым двумя парами милиционеров-мотоциклистов в перчатках с длинными белыми крагами, стало сильным потрясением. "Викторию-112" она раньше наблюдала только по телевизору, еще до Удара, да еще однажды видела, как в ней везли наместника Народного Председателя. В ее представлении тяжелый неповоротливый лимузин прочно ассоциировался с высокой властью - как минимум старшими чиновниками областной канцелярии. Чтобы такой оказался возле их школы, да еще и с эскортом?

- Фигасе... - пробормотал вышедший за ней Пашка.

- Вы едете или нет? - нетерпеливо переспросил Палек. - Алё, молодежь, либо забирайтесь, либо я поехал. Челюсти с пола потом подберете, по ходу движения.

Опомнившись, Таня забралась в лимузин и устроилась на небольшом диване, которых в задней части салона стояло два, вдоль движения, лицом друг к другу. Касуми несмело присел рядом, а Палек - на противоположном сиденье. Сразу же, как захлопнулась дверь, снаружи по зданию и асфальту заметались огни мигалок, и машина мягко тронула с места. Вырулив со двора и пробравшись по узким раздолбанным дорогам между домами, кортеж выбрался на улицу Прескина и, ускоряясь, покатил по ней, разгоняя редкие по вечернему времени автомобили повизгиванием сирен. С такой скоростью Таня по городу еще не ездила. В последний раз в автомобиле она вообще ездила до Удара. Поскольку Палек скрестил руки на груди и принялся клевать носом, явно не проявляя желания разговаривать, она приклеилась к окну и принялась наблюдать, как мимо проносятся городские улицы: такие знакомые, с одной стороны, и такие непривычные из окна машины.

Впрочем, долго наблюдать не пришлось. "Виктория" вывернула на проспект Гленина, промчалась по нему из конца в конец за каких-то пять минут, полностью игнорируя светофоры, вывернула на Площадь народовластия, где соперничали друг с другом огни башен резиденции наместника и областной канцелярии, и свернула на неприметную Белореченскую улицу. И тут у Тани опять отпала челюсть, когда она поняла, КУДА их привезли.

Палек первым выскочил наружу и остановился, разглядывая неприметный фасад "Традиции". На Белореченскую ресторан, стиснутый между двумя старыми конторскими зданиями, выглядывал только главным входом да несколькими окнами, его обрамляющими. Тусклая голубая неоновая вывеска почти терялась в ярком здесь свете уличных фонарей, унылое бетонное крыльцо на три ступеньки выглядело истертым и выщербленным, а массивные деревянные двери с узкими застекленными прорезями больше подошли бы какому-нибудь важному учреждению, заботящемуся о своей секретности. На то, что попасть в "Традицию" хотя бы раз для большинства горожан являлось предметом несбыточной мечты, указывала лишь небольшая группа молодежи, отиравшаяся рядом и с надеждой посматривавшей на вход. Ходили легенды, что иногда, когда какая-то компания отменяла визит, сюда просто пускали с улицы. На деле же Таня не знала никого, кому бы так повезло.

- А мы точно по адресу приехали? - вслух осведомился Палек, с сомнением наклоняя голову. - Вывеска правильная, а все остальное странное какое-то. Слушайте, здесь точно ресторан, а не кинотеатр или еще что?

- Вывеска правильная, - согласился Пашка, выбираясь из машины и потягиваясь. - И место тоже. Другого такого ресторана во всем городе нет. Простых смертных сюда только по знакомству пускают, просто так не пробиться. Внутри, говорят, шикарно. Давай, паладар, веди нас в сады наслаждений. Тань, рот закрой, муха залетит.

- Добрый вечер, молодые люди.

Таня обернулась. Мужчина средних лет в темном костюме, галстуке-бабочке и темных очках, странных по вечернему времени, казался смутно знакомым.

- Привет-привет! - небрежно кивнул Палек. - Давно ждете?

- Разумеется, нас предупреждают о вашем перемещении по городу, господин Палек, - в углу рта мужчины мелькнула улыбочка, - так что я подъехал всего две минуты назад. Вы разве не слушаете милицейскую волну?

- Разумеется, слушаю, - Палек ехидно ухмыльнулся в ответ. - И не только милицейскую, а и вашу тоже. Ребята, познакомьтесь - Сергей Челубин, сотрудник Службы безопасности Ставрии, департамента контрразведки, если точнее. Официально мой типа гид. Генерала на меня почему-то пожалели даже первоклассника, приходится довольствоваться капитаном третьего класса.

Капитан третьего класса СБС, почти генерал! Таня поежилась. О сбасах шепотом рассказывали всякое, но всегда сходились в одном: дел с ними лучше не иметь. Не успеешь оглянуться, как сядешь или сексотом станешь. Сама она с ними ни разу не сталкивалась, и желания, если честно, не испытывала никакого.

- У генералов свои заботы, господин Палек, - снова вежливым тоном откликнулся Челубин. - Я вижу, вы не один, а в компании? С госпожой Каваровой мы уже встречались, а вот юноша в поле моего зрения пока что не попадал. Возможно, нас даже познакомят?

Встречались? Точно! Тот вечер, когда она впервые познакомилась с Палеком - мужчины в спортивных костюмах, вмешавшиеся в конфликт с милиционерами. Этот дядька ее еще за руку хватал.

- Имеется в виду, что либо я представлюсь сам, либо вы меня в разработку возьмете? - мрачно спросил Касуми. - А что, с паладарами разговаривать уже криминал? Родину продашь, инопланетным шпионом станешь? Как раз по вашей части получится?

- Мне казалось, что я пока что не давал повода для враждебности, - капитан безразлично приподнял бровь. - Уверяю вас, молодой человек, сотрудники моего ранга не занимаются поиском шпионов на улицах Ставрии и разработкой рядовых граждан. Я просто пытался соблюсти политес. Впрочем, дело ваше. Господин Палек, я правильно понимаю, что ваши спутники пойдут с вами в ресторан?

- Угу, - Палек проводил взглядом отъезжающий кортеж. - Кстати, можно попросить в следующий раз что-нибудь поскромнее? Мне как-то неуютно ездить по городу в катафалке с музыкой.

- Я передам ваши пожелания протокольной службе.

- Да уж пожалуйста. Кстати, вы с нами намереваетесь? Приношу нижайшие извинения, но разговор вообще-то предполагался конфиденциальным. По крайней мере, особа, с которой мы встречаемся, по телефону уверяла именно так.

- О! - обаятельно улыбнулся Челубин. - В мои задачи входит присмотр за вами, но никак не шпионаж. Вы так подробно рассказывали мне о нашей шпионской технике, что и сами понимаете: прослушкой занимаются совсем другие люди и совсем иными методами. Я всего лишь пользуюсь служебным положением, чтобы оценить кухню лучшего, как меня уверяли, ресторана в Эйграде. И потом, пресытившиеся столичные снобы вроде меня находят извращенное удовольствие в том, чтобы снисходительно посмеяться над жалкими потугами провинциальных поваров и затейников.

- Вы просто читаете мои мысли, господин капитан, - фыркнул Палек. - Скажите, вы случайно не эйлахо? Говорят, среди них попадаются телепаты.

Что-то мелькнуло в глазах сбаса, но тут же пропало.

- Слово "эйлахо", господин Палек, употребляется в Кайтаре. В Ставрии неофициально используется термин "чос" - аббревиатура от "человек с особыми способностями". Нет, я не чос и не телепат, зато страшно хочу есть, поскольку не обедал. Если мы закончили пикировку, возможно, все-таки пройдем внутрь?

- Не возражаю.

И Палек стремительно пошел к входу в ресторан. Кучкующаяся молодежь провожала его завистливыми взглядами. Таня, опасливо глянув на капитана, поспешила следом. Вот ведь блин! Следовало бы подумать сразу, что СБС не оставит паладаров без пристального внимания. Прошлая встреча могла бы и научить...

- Кстати, господин Палек, - перед дверью капитан задержался и оглянулся, - можете передать господину Вакаю, что по его вопросу проводится служебная проверка. В отношении следователя, работавшего с гражданкой Тамарой Швейх, начато внутреннее расследование. На него, оказывается, уже и раньше поступали жалобы, так что если нарушения в работе с заявлениями подтвердятся, ему грозят заслуженные неприятности.

- Спасибо, передам, - кивнул Палек. У Тани внутри екнуло. Значит, не зря тогда Дратаев выспрашивал ее. Возможно, гадов, изнасиловавших Тамарочку, еще найдут. Да уж, спасибо родной милиции - всего-то потребовалось, чтобы вмешались инопланетяне и СБС...

В небольшой прихожей ресторана гостей встречал представительный швейцар в цветастом мундире с аксельбантами.

- У вас заказан столик, молодые люди? - величественно осведомился он, преграждая дорогу и свысока оглядывая Палека, по своему обыкновению одетого в короткие шорты и легкую майку без рукавов.

- Заказан, - коротко ответил вошедший последним капитан Челубин, и швейцар сразу же смешался и с поклоном отступил в сторону. То ли с первого взгляда распознал высокопоставленного сбаса по каким-то характерным чертам, то ли капитан вопреки своим словам явился сюда не в первый раз.

Когда Таня с Пашкой сдали свои куртки и сумку в гардеробную, метрдотель, не менее представительный, чем швейцар, провел их с Палеком (капитан как-то незаметно растворился в тенях) через полупустой зал в дальний его конец, где на возвышении располагались несколько столиков. За тем, что располагался в центре, возле бьющего у стены небольшого фонтана, сидели трое: незнакомый мужчина, а также давешняя тетка из закрытого санатория и ее помощник, Юно Юнару. Обещанной злой бородавчатой бабки в окрестностях пока не наблюдалось, и Таня слегка расслабилась. Тетка, хотя и лечилась много лет в санатории от чего-то тяжелого и непонятного, тогда, на тусовке, выглядела веселой и оживленной и охотно общалась с молодежью, иногда даже поднимаясь из инвалидного кресла, чтобы показать, как правильно фехтовать. Да и Юно, хотя и сдержанный до мрачной нелюдимости, в конечном итоге оказался вполне свойским парнем и даже спел под гитару несколько песен на катару. Слова Таня не понимала, но голос у парня оказался хорошим, и с гитарой обращаться он умел.

- Привет честной компании! - не утруждая себя дальнейшими экивоками, Палек сходу плюхнулся за стол и вытянул длинные ноги, скрестив руки за головой. - Как здоровье, госпожа Нихокара?

- Спасибо, господин Палек, вашими молитвами, - вежливо улыбнулась Самира Павловна. - Лечение, порекомендованное вашей сестрой, оказалось просто выдающимся. Я уже восстановилась настолько, что могу ходить почти нормально. Я как раз рассказывала господину Камиллу, - она кивнула на незнакомого, - как много лет провела в кровати, и ни один врач ничего не мог сделать.

- Ага, Кара - она такая. Чудо-доктор, и все такое, - Палек широко зевнул, даже не подумав прикрыть рот ладонью. - Камилл, а ты чего такой хмурый?

- Лика, ты балбес, - любезным тоном откликнулся незнакомец. - Привел с собой гостей и оставил их стоять. Сам исправишься? Или меня вынудишь извиняться?

- А? - Палек удивленно оглянулся на Таню и Касуми, неуверенно переминающихся с ноги на ногу. - Ребята, вы чего ждете? Отдельного приглашения? У нас вообще-то все просто: каждый садится там, где найдет место, и лопает, до чего дотянется, не считая соседей. Соседей лопать не надо, они жесткие, невкусные и иногда пригождаются для других целей. Стулья - вот они, меню на столе, платим за все мы из представительских фондов, так что садитесь, заказывайте и не стесняйтесь. Ау, Танечка! Садись, говорю! Или у вас принято даму силой усаживать?

Таня несмело присела на краешек стула, зажав руки между коленей. Пашка опустился рядом, между ней и Юно.

- Кажется, мы уже встречались? - спросила госпожа Нихокара, накалывая на вилку кусочек мяса и отправляя его в рот. - Тогда, в санатории "Барвинок"? Вы, сударыня, в спектакле изображали принцессу с двуручным мечом?

- Принцессу-рыцаря, госпожа, - смущенно поправила Таня. - В ролевой игре.

- Да-да, именно. А вы, молодой человек, главаря лесных разбойников?

- Соответственно, Татьяна Каварова и?.. - незнакомец вопросительно посмотрел на Пашку.

- Павел Штиль, - представился Пашка.

- Касуми, - кивнул Юно. - Мы знакомы пару лет.

- Я Камилл, - представился незнакомый, оглядывая Таню с Пашкой. - Паладар.

Камилл? Тот самый, которому несколько сотен лет, а то и больше? Его взгляд Тане не понравился сразу: холодно-оценивающий, ледяной, словно у покупателя на базаре, выбирающего кусок мяса. Однако она успела заметить странно-знакомое пятно на лацкане его пиджака. Все верно: пиджак точно такой же, как и у Дратаева, и пятно сидит в том же самом месте. Она подалась вперед, чтобы лучше разглядеть.

- Кукла позаимствована у Вакая, в смысле, у Сергея Мираевича Дратаева, - с легкой усмешкой проинформировал Камилл. - Поскольку к гардеробу он всегда относился равнодушно, приходится донашивать, что есть. Вы наблюдательны, госпожа Каварова. Кстати, Вакай просил передать вам привет, а заодно извиниться за внезапное исчезновение без прощания. Он чрезвычайно не любит популярность, так что не стал рисковать опознанием.

- Ничего страшного, - пробормотала Таня.

- Молодые люди, вы бы что-нибудь все-таки заказали, - госпожа Нихокара отпила из бокала. - А то мне даже как-то неудобно - паладарам пища не нужна, Юно изображает из себя бдительного телохранителя и ест разве что окружающих, да и то глазами, а вы стесняетесь.

Она дотянулась до стопкой сложенных меню и протянула пару Тане с Пашкой. Таня приняла свое и начала скованно листать, запинаясь на абсолютно незнакомых названиях. Что такое "салат по-кайтарски с молодым сыром"? А "важоле с семечками кактуса"? А цены - ох, цены! Полтора бирса за порцию "супа черепахового с мисо"! До того весь ее опыт борьбы с общепитом ограничивался столовками, где комплексный обед из капустного супа, макарон, биточков и компота стоил не больше пятидесяти пеков. Ну и, разумеется, быстрорастворимой лапшой в картонных пакетах ценой в двадцать пеков. Она опозорится перед паладарами. Точно опозорится, провинциалка глупая и неотесанная!

- Вот это! - она наугад ткнула пальцем в меню, ориентируясь на цену пониже, и стараясь не смотреть в лицо неизвестно откуда возникшему официанту, чтобы не увидеть там глумливую гримасу. - И чай, если есть.

- Стоп! - Палек протянул руку и выхватил у нее меню. - Так дело не пойдет. Госпожа Нихокара, закажите-ка вы на свой вкус им обоим. Я бы и сам заказал, но в местной кухне вообще не разбираюсь. Касуми, отдай свою цидулю, я же по глазам вижу, что тебе понятно не больше, чем мне.

Пашка насупился, но меню отдал. Госпожа Нихокара, задумчиво оглядев Таню, быстро продиктовала официанту какие-то загадочные слова, и тот ушел.

- Молодые люди, честно говоря, я не совсем поняла, как разворачивался ваш спектакль, - госпожа Нихокара подперла подбородок руками. - Сценарий какой-то странный. Вы ведь слова на ходу придумывали, верно? И почему режиссер все время кубики бросал?

Сидящий рядом с ней Юно открыл было рот, но женщина бросила на него быстрый взгляд, и тот осекся.

- Ну, у нас не совсем спектакль, - неловко пояснил Пашка. - Мы ролевую игру проводили. Да, что-то там есть от спектакля, а еще это частично спортивные состязания. Суть в том, что есть начальный сценарий - скажем, как в тот раз, заговорщики убили короля, и принцесса крови должна помешать им захватить власть и сама стать новой королевой. Народ выбирает себе роли - принцессы, его вассалов, заговорщиков, нейтралов и так далее, а затем начинается игра...

- А роль принцессы достается той, кто первой закричала "я хочу"?

- Нет, конечно, так несправедливо, - ответила Таня. - Нас в секции исторического фехтования несколько девчонок, и мы жребием определяли, кто станет принцессой. Со всеми главными ролями так.

- Понятно. А что там с кубиками?

- Суть в том, что сценарий состоит из множества сцен, - продолжил Пашка. - Скажем, идет отряд по лесу и попадает в засаду грабителей. Тогда мастер игры бросает кубики против заданной сложности - ну, в смысле нужно набрать минимум сколько-то очков. Если удалось, отряд начинает бой в выгодной позиции, а если нет - в невыгодной, да еще и кто-то из партии может сразу оказаться убитым или раненым. Другой вариант - отряд оказывается перед ветхим мостом и должен решить: рискнуть переходить реку по нему или же искать брод. Если по мосту, то опять бросаются кубики против заданной сложности. Если удача, отряд благополучно перебирается, а если облом, то мост под партией рушится, и их выносит к тому же броду, который они нашли бы при поисках, но с потерями в партии. В любом случае на переход через брод тратится время, а за срок начисляются штрафные очки.

- То есть вы, Таня, в конечном итоге могли бы вообще не добраться до финальной схватки? - госпожа Нихокара опять отпила из бокала.

- Да, точно. Если бы кубики выпали неудачно - все единицы, так называемый "полный облом" - то меня могли бы "убить" до того, как я до врагов добралась с прокачанной партией. Тогда пошла бы альтернативная ветка сценария.

- О! Ну, а соревнования как сюда вписываются? Вы ведь там всерьез фехтовали, я видела.

- Так неинтересно, когда все удачей на кубиках определяется. Мы же не зря тренируемся. Ключевые поединки всегда настоящие, с тяжелым оружием и судьями. То есть мои вооружение и доспехи в финальной драке определялось набранными баллами, но поединок в конечном итоге все равно выходит полноценный. Можно в тяжелых доспехах пролететь, а можно голой победить... ну, фигурально выражаясь, голой.

- А меня твой любимый папаша обвиняет, что я ненормальный, а то и полностью свихнувшийся, - задумчиво проговорил Камилл, непонятно смотря на Палека. - Как ни крутись, а от Игры все равно никуда не денешься. Видишь? Даже в таком примитивном обществе и то уже есть зачатки.

- А я при чем? - удивился тот. - Это ваши с Дзи разборки, мне фиолетово. Сын за отца не отвечает, тем более приемный, вон хоть у С... госпожи Нихокары спроси. Она в данном вопросе большой специалист. И вообще мне ваши стариковские брюзжания насчет судеб мира не интересны, я человек легкомысленный и ветреный. Танечка, не обращай на него внимания, он старый зануда с комплексами. Только я тогда не понял - если вы всерьез махались, то у тебя все неправильно. Ты двуручником орудовала, как веслом. А он тяжелый, у него инерция, ты им ни в жисть по противнику не попадешь таким манером. Кто вам такой дурной сценарий придумал?

- И ничего он не дурной! - возмутилась Таня. - У нас мастер очень опытный и знающий. Ты сам ничего не понимаешь...

Она прикусила язык, вспомнив, кто перед ней. А вдруг да понимает, только прикидывается?

- В общем, и меч не тяжелый, и техника срисована из старинной книжки. Называется "Трактат о владении долгим оружием". Суть в том, что двуручником можно работать еще и на манер короткого копья, перехватывая одной рукой за клинок...

Каким-то образом Таня с Касуми увлеклись так, что в конечном итоге напрочь забыли, с кем разговаривают. Дурацкие замечания Палека, редкие и ехидные - Юно, недоуменные вопросы госпожи Нихокары и странные комментарии Камилла создали непринужденную атмосферу, больше походящую на сборище их клуба, чем на официальный ужин в самом пафосном ресторане города. Еду Таня глотала, почти не чувствуя вкуса. В чувство привела их только внезапно грянувшая со сцены музыка: певица, одетая в одни блестки, томным, но бледным и фальшивым голосом завела песню об истории своей несчастной любви. Таких эстрадных "артистов" Таня на дух не переносила и невольно поморщилась.

- Времени вообще-то уже почти десять, - госпожа Нихокара посмотрела на маленькие изящные часики, вмонтированные в серебряный перстень. - Боюсь, мне пора оставить вас и возвращаться в санаторий. Врач меня и так изругает за нарушение режима. Юно, подгони машину, будь так добр.

- Да, Нихокара-атара, - Юно кивнул, поднялся и ушел быстрой сосредоточенной походкой.

- Завтра ведь синкот, выходной, - Палек сладко потянулся и бросил в рот кусок мяса из нарезки на большом блюде. - Врач и не узнает. Ох, никак не могу привыкнуть к вашему выходному в середине недели... тьфу, декады. Кто такую дурную систему придумал?

- Я,мой милый Лика, - очаровательно улыбнулась госпожа Нихокара, поднимаясь. - Шучу. Но все вполне разумно. Разбиение декады на две коротких части позволяет снимать напряжение от работы.

- А кроме того, ты забыла заметить, - хмыкнул Камилл, - если бы все три дня свели в один большой выходной, в Ставрии точно все работяги бы спились. Или как минимум септот с унотом бы прихватывали. И тогда вместо трех нерабочих дней из десяти вышло бы пять.

- Остроумно, - холодно ответила госпожа Нихокара. - Я потрясена глубиной наблюдения. Господин Камилл, господин Палек, я с интересом пообщалась с настоящими паладарами. Надеюсь, знакомство окажется обоюдно полезным. Госпожа Каварова, господин Штиль, спасибо за познавательную лекцию. Я вполне довольна. До свидания.

И она удалилась вслед за Юно, покачивая бедрами, туго обтянутым длинным синим платьем.

- Ну, вероятно, и нам пора, - Камилл поправил пиджак. - Лика?

- Ага, наверное. Все политесы соблюдены, можно валить.

- Эй! - вскинулась Таня. - А старуха?

- А? - удивился Палек. - Какая старуха?

- Ну ты же сам говорил - с бородавкой. Она на нас посмотрит, и...

- Знаете, Таня, вы больше его слушайте, - сухо рассмеялся Камилл. - Он и сам никогда не знает, что в следующую секунду сболтнет. Речь шла, насколько я понимаю, о госпоже Нихокаре.

- Но ведь она ничего не сказала!

- Как не сказала? - удивился Палек. - По-моему, вполне внятно сказала, что довольна.

- То есть... нас проверяли? - голос Пашки задрожал, то ли он возмущения, то ли от облегчения. - Я думал, вопросы задавать станут...

- А мы и задавали, - Палек пожал плечами. - Я не рассказывал?.. Ну да, конечно, не рассказывал. Когда я в университете сдавал сопромат на первом курсе, устный экзамен, настолько переволновался, что двух слов связать не мог, не то что схему начертить. В конечном итоге получил тридцатку из ста, у нас стобалльная система, и ушел домой в слезах и соплях, размышляя, как бы утопиться половчее. А ведь я предмет знал лучше всех на курсе! С тех пор жутко ненавижу формальные экзамены. Ребята, у нас задача стояла проверить, как вы объясняете. Оказалось, что более-менее умеете.

- Мы прошли? - Пашка стиснул вилку так, что у него побелели костяшки. - нас возьмут?

- Вы внесены в список кандидатов, - пояснил Камилл. - Пока что вы в нем первые. Считаем, что получаете бонус за сообразительность. Нам еще предстоит обсудить с правительством Ставрии всю процедуру, и со студентами, и с учителями-воспитателями, так что об окончательном результате вас уведомят попозже.

Таня почувствовала немыслимое облегчение. Неужели у нее появляется реальный шанс прикоснуться... нет, она уже прикоснулась, стать частью чего-то необычного?

- Однако, молодые люди, - взгляд Камилла снова стал ледяным, - хочу сразу вас предупредить, что жизнь медом не намазана. Если вы попадете в Университет в любом качестве, там придется вкалывать. Не ждите никакой инопланетно-космической романтики: у нас просто международное образовательное учреждение. И на вашем месте я бы пока не стал хвастаться перед товарищами: все еще сто раз может измениться.

- Кстати, - добавил Палек, - воспитателям придется разговаривать на минимум трех языках: родном, одном из иностранных языков Паллы и эсперанто, который станет официальным в университете "Дайгака". Если помимо эсперанто изучите два иностранных, лучше катару и кваре, выйдет совсем замечательно. Эсперанто вас научат на курсах в Хёнконе, язык простой, а вот иностранный начинайте подтягивать до бегло-разговорного уровня прямо сейчас. На финальном собеседовании вам устроят экзамен, и если не сдадите, отправитесь по домам.

Таня переглянулась с Пашкой.

- Разумеется, - хором сказали они.

- И еще одно, молодые люди, - Камилл наклонился вперед. - Насколько я успел изучить вашу страну, перед отправкой в Хёнкон вас наверняка постарается завербовать СБС, военная разведка, а то и обе службы сразу. Не вздумайте мучиться моральными переживаниями и соглашайтесь сразу. В Хёнконе вы не узнаете ничего сверх и без того открытой информации. Попросите вы потом у нас помощи в составлении докладов или решите кропать их сами, ваше дело. Ясно?

Сердце Тани снова упало. СБС? Ну, ясно. Недаром же к паладарам приставлен целый капитан третьего класса, и наверняка не он один. Впрочем, если паладарам все равно...

- Ну, а на тот случай, если мы больше не увидимся, - усмехнулся Палек, - я вас нарисую.

- Великий художник в своем репертуаре! - поморщился Камилл, но белобрысый мальчишка не обратил на него никакого внимания. Откуда-то в его руке вдруг возник карандаш. Он ухватил один из листов с перечислением сортов вина, стоящих на столе в зажиме, и принялся быстро черкать по белой обратной стороне.

Таня завороженно смотрела, как из мешанины вроде бы беспорядочных штрихов вдруг начинают проявляться две человеческие фигурки: схематичные, с непропорционально большими головами. Женская с лицом Тани красовалась в длинном, до земли, платье, изорванном, однако, в разных местах (в прорехах неприлично виднелась бедра и одна грудь с соском). На плече она небрежно держала двуручный волнистый меч, больше ее раза в два, а на физиономии держалось выражение победного превосходства. Мужская фигурка оказалась одета в старомодный перепачканный камзол и штаны в обтяжку, конский хвост с затылка ниспадал почти до земли, а тонкий, немыслимо длинный клинок рапиры уходил куда-то за границу листа.

- Держите, - закончив, Палек толкнул листик по столу к Тане. - Один не двоих, так что не подеритесь. Можете вертикально разрезать, чтобы каждому свое. Ну все, счастливо.

- Всего хорошего, - сухо кивнул Камилл, поднимаясь. - Кстати, на вашем месте я бы постарался съесть как можно больше из оставшегося на столе. Все равно нам в счет поставят, так что лучше, чтобы не впустую.

И паладары удалились, быстро шагая между столиков.

Таня смотрела им вслед, пока они не вышли из ресторана в сопровождении неизвестно откуда появившегося капитана СБС (он что, телепортироваться умеет? ну точно чос замаскированный!) Потом снова перевела взгляд на рисунок и, спохватившись, быстро прикрыла неприличную женскую фигурку ладонью.

- И нечего на меня пялиться! - сердито сказала она Пашке.

- Я и не пялюсь, Лучница, - рассеянно ответил он. - Расслабься. Ну и что думаешь насчет паладаров?

- А что думать? - Таня пожала плечами. - Лика... ну, то есть Палек - с ним все понятно. Не знаю, сколько ему лет на самом деле, но он классный.

Она оторвала ладонь и еще раз посмотрела на рисунок. Девица, пусть и неприличная, ей нравилась. Ох, только на самом деле ей никогда так выглядеть не удастся.

- А Камилл?

- Мурашки по коже, - призналась Таня. - Не знаю, почему. Вроде бы вежливый дядька, корректный, но взгляд у него, словно догола раздевает... Нет, не так. Не догола, как некоторые умеют, а... до костей, что ли. До кишок и селезенки.

- Да уж, - Касуми покивал. - И на пресс-конференции он высказывался соответствующе. Такого в ролевке хорошо на роль главного злодея назначать, очень убедительно сыграет. Как думаешь, а та тетка, госпожа Нихокара, она кто? Паладары с ней уже второй раз встречаются.

- Не знаю. Наверное, кто-то важная. Ох...

Таня оглядела стол, заставленный почти нетронутыми блюдами.

- Завтра я страшно пожалею, что обожралась, - решительно заявила она. - Опять придется неделю на диете сидеть. Но если не обожрусь, никогда себе не прощу. Мы, наверное, больше никогда в жизни сюда не попадем.

- Наверное, - согласился Пашка. Он взял с блюда с рыбной нарезкой ломтик семги и сунул его в рот. - Ну, давай навернем как следует, чтобы и в самом деле не пропало.

- Ага, - согласилась Таня, следуя его примеру и смакуя незнакомо-пряный вкус рыбного мяса. Паладары или нет, но одно она знает точно: позволить пропасть пище - непростительный грех. А грешить она сегодня вечером не намерена.

"Карина, контакт. Суоко в канале".

"Карина в канале. Да, Суоко?"

"Я посмотрела на молодежь, которую притащил Палек. Назвать их выдающимися педагогами язык не поворачивается, но в качестве полевых надзирателей для старшеклассников вполне годятся. Молодые, энергичные и горящие энтузиазмом. Можешь брать".

"Спасибо, поняла".

"На самом деле, даже не "можешь", а "нужно". Когда вы объявите в Ставрии о наборе персонала для Университета, начнутся такие интриги, что в финальный список кандидаты смогут попасть только по большому блату. Совсем неадекватных вы отсеете, но оставшиеся вряд ли окажутся лучше этих двоих. Скорее, хуже".

"А ты разве не сможешь... оптимизировать процесс?"

"Я не волшебница. Мои возможности основаны частично на шантаже, частично на предрассудках и суевериях, но в основном - на связях, связях и еще раз связях. И чтобы они работали, нужно оказывать взаимные услуги. А о протекции в вопросах, связанных с паладарами, меня станут просить многие и многие. Нет, как максимум я смогу указать вам, кого следует выбросить без разговоров".

"Поняла. Как вообще встреча в ресторане прошла? Все удалось?"

"Наша компания засветилась перед несколькими важными местными персонами из канцелярии наместника и СБС. И самими по себе важными, и как глаза и уши больших людей из Асталаны. Так что нужная цель достигнута".

"Суоко, а у тебя все в порядке с вашей Службой безопасности Ставрии? Никто не заподозрил, что ты теперь используешь нашу куклу?"

"Все в порядке. Координатор тайно провел сюда еще одну куклу, а потом открыто отправил назад в Асталану под видом маски Джао. А потом демонстративно уничтожил несколько кукол в поднадзорном хранилище - якобы сгорели и распались из-за флуктуаций аномальности. Так что счет у них теперь сбился, и пропажа одной куклы осталась незамеченной. Вот высокая температура тела мешает страшно, но пока ее можно списывать на болезнь. И Камилл с Харламом обещают, что в самом ближайшем будущем либо сведут на нет краевые эффекты, либо построят нормальную систему отвода тепла внутрь".

"Хорошо. Я очень волновалась, что Палек с Джао подставили тебя своим дурацким визитом. Еще раз спасибо за комментарий насчет молодежи. Отбой".

"Отбой".

Первый день-два после пресс-конференции мир приходил в себя от неожиданного шока. Записи из Минкока снова и снова прокручивались в эфире, но комментарии ограничивались лишь второстепенными вопросами - теориями множественности обитаемых миров и измерений, спекуляциями на тему межзвездных путешествий и так далее. Разумеется, не обошлось без сенсационных заголовков и даже целых статей, в которых любители вытряхивали на поверхность разнообразные теории заговоров, в соответствии с которыми пришельцы уже давно сидят на Палле и управляют ей сверху донизу (ни одна из публичных масок Суоко, разумеется, даже не упоминалась). Но на такие статьи серьезные люди внимания не обращали.

Официальные лица первое время также воздерживались от комментариев, если не считать подтверждений того, что Чужие действительно появились и устанавливают со странами Паллы дипломатические связи. Обозленные журналисты ругались сквозь зубы черными словами, но поделать ничего не могли. Впрочем, на первых порах им хватало материала с пресс-конференции. Итоговый талмуд, выдававшийся каждому ее участнику, а также записи телетрансляции могли обеспечить материалами любое издание на месяц вперед.

Одной из наиболее горячих тем в Кайтаре оказалась официально подтвержденная деятельность Карины Мураций в Барне. И журналисты, и просто любопытствующие словно волки кружили вокруг школы "Бабочка" в надежде вцепиться в какого-нибудь зазевавшегося школьника, а если повезет - даже одноклассника "Рисы Сереновой". Подходы к самой школе закрывали полицейские блок-посты, не пропускавшие даже родителей, да и за их пределами по улицам неспешно катались патрульные машины. Тем не менее, количество сластей, мороженого и прочих вкусностей, а также просто денег, свалившихся на отловленных свидетелей происходившего на Косом пляже (а список, фотографии и адреса учеников класса 8-1 откуда-то оказались у всех желающих) оказалось таким, что разговорило даже самых нелюдимых и застенчивых. В результате уже вечером квадрота многие газеты как в Барне, так и по остальной стране вышли с сенсационными статьями, в которых события на пляже оказались раздуты до масштабов глобальной битвы Добра со Злом.

"- Мы все страшно перепугались, - говорит одноклассница А, ее пальцы все еще начинают непроизвольно дрожать при одном воспоминании о пережитом ужасе", - писала дриммадская газета "Герольд на рассвете". - "Мы думали, что все умрем, когда увидели тучи приближающихся к нам волют. Однако Риса сражалась с ними как пантера, защищающая своих котят (здесь автор перестал даже пытаться имитировать слова источника), и расстреливала их своим оружием, а потом закрыла нас щитом от взрыва, убившего ее саму. То есть мы так думали, что она погибла, и мы рады, что она на самом деле жива".

Телеканал "Вселенная" пошел другим путем. В выпуске вечерней передачи "Подробности" продемонстрировали получасовое нечто, весьма напоминающее документальный фильм. В нем на фоне видеорядов, снятых в районе школы и на пляже, а также сменяющих друг друга фотографий Рисы Сереновой (из школьного дела) и Карины Мураций (с пресс-конференции) хорошо поставленный мужской голос читал текст. В нем фигурировали такие перлы, как "объятая ослепительным пламенем мужественная девичья фигурка", "беспримерный героизм всех участников событий" и "незабываемая эпическая битва". Вряд ли кто-то из посмотревших фильм сумел понять, что же хотел сказать автор, но впоследствии он стал одним из наиболее частых элементов в коллекциях материалов, посвященных паладарам.

К вящему разочарованию журналистов, однако, найти главных действующих лиц событий на пляже оказалось невозможным. К сержанту Каллавиро на базу "Дельфин" их не пустили (а сам он благоразумно решил пока не выбираться в город даже в увольнительные), от Фуоко Деллавита и ее телохранителя журналисты и без того старались держаться подальше (годовой давности скандал со службой безопасности Деллавита, безнаказанно искалечившей трех особо настырных репортеров, все еще оставался свежим в памяти), а Кирис Сэйторий, единственный из всех, кто мог бы оказаться доступной жертвой, бесследно испарился. Ни его отец, ни одноклассники не знали, куда он пропал. Карина же Мураций оставила без комментариев все вопросы насчет пляжа, отправленные в пресс-службу правительства Кайтара.

Не все статьи оказались доброжелательными. Во внеочередном выпуске еженедельника "Большой город" специальный корреспондент Чезария Айдамилла допустила немало ядовитых выпадов в адрес паладаров. В особенности досталось Майе. Статья пестрела эпитетами типа "девица, напоминающая постоянных посетителей бульвара Звезды" (там в Дриммаде вечерами собирались толпы проституток), "кричаще-безвкусные украшения и одежда", "фальшивая искусственная улыбка", "уход от ответов на вопросы" и так далее. Наряду с прочим Чезария задавалась вопросом: почему Карина Мураций не увела детей с открытого всем ветрам (и волютам) пляжа куда-нибудь в укрытие. ("Хорошо, что она не знает, как Кара подсвечивала кольчона, а то бы вообще ядовитой слюной истекла", - заметил по данному поводу Саматта. "И правильно бы сделала. Мы же знали, что подсветка привлечет волют, так что сознательно поставили детей под удар", - ответила Карина. - "Их следовало отправить пешком по шоссе в сопровождении учителей, все равно окрестные волюты отвлеклись бы на меня"). Барнская "Трибуна" также напечатала анонимную статью, в которой вся история с пришельцами объявлялась заговором мирового закулисного правительства, но автор, казалось, даже сам не верил в собственную писанину.

Утром синкота несмотря на выходной день начали появляться первые комментарии официальных лиц. Большая Четверка - Кайтар, Ставрия, Ценгань и Кайнань - проинформировала об установлении дипломатических отношений с Хёнконом в его новом качестве Всемирного университета "Дайгака". Также объявили о намечающемся на долгие зимние каникулы тестировании всех молодых людей от четырнадцати до двадцати двух лет, желающих там обучаться. Квота мест на каждую страну ограничивалась сверху, финансирование обучения обещалось за государственный счет. Прочие страны Фисты, Типпы и Торвалы пока что помалкивали, слегка обиженные пренебрежением со стороны Чужих, но свое недовольство не демонстрировали открыто. Впрочем, все они получили диппочтой заверения, что работа с ними начнется немедленно при появлении физической возможности.

Прямо в день пресс-конференции несколько крупных промышленных агломератов Кайтара, Ценганя и Кайнаня объявили о скором, в течение ближайших декад, выпуске продуктов, содержащих технологию паладаров. Реклама новых автомобильных радиотелефонов ("мы стали лучше, чем раньше!"), телевизоров ("новый мир на ладони!") и программируемых калькуляторов ("скорость на кончиках пальцев!") появилась одновременно на большинстве телеканалов Могерата и Типпы почти сразу же после завершения прямой трансляции из Минкока. В рекламе указывались чудовищные цены: за радиотелефон, который до Удара стоил начиная от тридцати леер, сейчас просили "всего" полторы-две тысячи, а за цветной телевизор с плоским инопланетным экраном, способный без антенны принимать пятьдесят каналов - двадцать тысяч. Тем не менее, уже в полночь круглосуточные телефонные линии, по которым принимались предварительные заказы, оказались перегруженными. Народный Председатель также пообещал, что аналогичные товары народного потребления появятся на прилавках магазинов Ставрии в самом ближайшем времени, но конкретных сроков не назвал.

В Кайтаре Западный синклит Церкви Рассвета, в срочном порядке собравшийся еще до пресс-конференции, заседал несколько суток с краткими перерывами на еду и сон, если не считать чрезвычайно внимательного прослушивания радиотрансляции из Минкока. Епископы напрочь затворились от окружающего мира, не позволяя ни единому слову просочиться через высокие кованые двери дворца в Айзанне, на башнях которого ярким золотом горели перекрещенные линии треугольников Стабилона. Епископы пытались найти способ не позволить им потускнеть. Многозначительная реплика Майи насчет "ваших забавных религий" не прошла незамеченной, равно как и ее приватное упоминание ярости Карины по поводу святой воды в больнице. Очевидно, пришельцы вовсе не намеревались помогать в укреплении веры в Рассвет, медленно умиравшей в мире последние десятилетия перед Ударом и изрядно пошатнувшейся после него. Скорее, наоборот: их заявления могут ускорить отток паствы в неформальные секты, отрицавшие стройную церковную иерархию и трактовавшие Писание так, как не пришло бы в голову, наверное, и самому Ваххарону. Партия реформаторов в очередной раз усилила напор, указывая, что некоторые догматы (типа греховности секса без брака), и без того давно не соблюдающиеся обществом, необходимо пересмотреть. Консерваторы вяло отбрехивались, но позиции сдавать не собирались. Встреча грозила закончиться спустя несколько дней обычным пшиком.

Ортодоксальная ветвь Церкви Рассвета в Ставрии признаков беспокойства не проявляла, ожидая четких инструкций от политиков. Восточный Синклит гораздо больше волновало, сколько новых радиотелефонов государство выделит церкви.

Миндалла и Ооквал восприняли новое пришествие гораздо спокойнее Рассвета. Боги Пантеона и без того не обещали своим последователям ничего помимо морального удовлетворения, и даже если в прошлом они могли оказаться инопланетянами (как с восторгом начали заявлять адепты данной версии), в целом ситуацию это не меняло. Что же до Ооквала, то ему было совершенно безразлично, кого включать в свой духовно-спиритический реестр: Ваххарона, богов Пантеона, духов мертвых, камней и деревьев или новомодных инопланетян. Пронять невозмутимость жрецов, молящихся духам дождя и Великой Черепахе, казалось абсолютно невозможным.

У основной массы населения планеты, занятой личными проблемами, появление Чужих также бури эмоций не вызвало. Многие еще помнили фантастические фильмы времен до Удара, блиставшие невероятными трехмерными спецэффектами, и настоящие пришельцы оказались хотя и слегка экстравагантными, но до зевоты не впечатляющими. И потом, зачем они прилетели, если не собираются насылать армады космических истребителей, подсаживать управляющих сознанием паразитов и взрывать Дриммад плазменными лучами? Если торговлю люди еще могли понять, то идея мирового университета выглядела просто капризом богатых инопланетян. Разумеется, школьники и студенты оказались бы совсем не прочь съездить в Хёнкон к Чужим, тем более за государственный счет, однако упоминание о системе отборочного тестирования охлаждало пыл лучше ледяного душа. Большинство свои возможности оценивало трезво. На нищей же Фисте, где население многочисленных мелких стран думало в основном об элементарном выживании, а кольчоны не появлялись вовсе, паладары и вовсе воспринимались как далекие сказки, не имеющие отношения к реальной жизни.

В целом официальное объявление о пришельцах не слишком сильно нарушило повседневную жизнь планеты. Но под внешне спокойной поверхностью зародились и начали набирать силу новые интриги, а старые течения уже меняли направления.

Правду говорят паладары о своих намерениях или же нагло врут, но сильные мира сего вовсе не намеревались упускать свою выгоду.

06.37.1231. Кайтар, Дриммад

Вертикальные жалюзи с легким шорохом поехали навстречу друг другу, закрывая панорамное окно офиса в пентхаузе "Золотой короны". Не то чтобы Мардон Навахо опасался подслушивания или подглядывания здесь, в самой высокой точке Дриммада, даже над городской телебашней возвышавшейся более чем на восемь метров. Нет, меры защиты искусные специалисты приняли еще до Удара: стекла, с которых нельзя снять информацию даже лазерным микрофоном и при том прозрачные словно слеза изнутри и зеркальные снаружи; идеальная звукоизоляция; не менее идеальная изоляция от радиоволн; и считанные, тщательно контролируемые каналы для внутренних проводных коммуникаций. Подслушать проходящий здесь разговор не сумел бы никто в мире.

Просто глава клана Навахо предпочитал не рисковать даже там, где риск казался нулевым.

Дождавшись, когда жалюзи надежно закроют окно, он задумчиво посмотрел на Эваристо Падоре, в расслабленной позе замершего в кресле напротив его рабочего стола.

- Итак, о теме "Жало", - медленно проговорил он. - Есть новости?

- Да, шеф, - кивнул глава аналитической службы. - Точнее, информация по проекту "Моллюск". Мы закончили сбор и систематизации доступных сведений.

- Итоги? - Мардон посмотрел на Эваристо поверх сжатых в замок кистей рук, прочно утвержденных локтями на столе.

- Вот краткое резюме - три страницы, - тот вытащил из папки несколько листов, скрепленных зажимом. - Составлено в двух экземплярах, второй у меня. Краткий итог: скорее всего, "Моллюск" полностью свернут.

- Причины уверенности?

- Мы тайно перетряхнули Барну и окрестности - настолько тщательно, насколько возможно на территории Деллавита. Никаких следов вывезенного оборудования. Никаких следов как подопытных, так и научного состава. Никаких потенциальных лазеек для вывоза их куда-то в другое место: мы изучили также все восточное побережье на расстоянии в двести цул от Барны. Вариантов только два: либо они оказались на другой секретной базе в Барне, либо утоплены в море. Зная характер Хавьера Деллавита, первый вариант представляется мне малореальным. Он не играет дважды с одним и тем же огнем. Кроме того, тот паладар пропустил Старый город через мелкое сито.

- Паладар... Масарик Медведь? Впрочем, какая разница с их куклами. Да, тоже аргумент. Что с твоим человеком в "Моллюске"?

- Он так и не вышел на связь ни одним из возможных способов, в том числе простейшим сигналом "я жив". Остается только предположить, что он ликвидирован вместе с остальными.

- Ценный был кадр?

- Ценнее половины моих агентов, вместе взятых.

- Предательство?

- Исключено. В таких проектах участвуют только люди с личными мотивами. Он внедрен еще до Удара - костоломы, которых Деллавита использовал для грязных дел, изнасиловали и убили двоюродную сестру, которую он нежно любил. Мне его сдал следователь, который понял, что дело спустят на тормозах, а парень все равно начнет мстить. Парень передал нам столько ценной информации по научным исследованиям Деллавита, что только прямая наша финансовая выгода оценивается в миллиарды леер. Его не стали бы перевербовывать при раскрытии, а показательно прикончили бы.

- Чрезвычайно жаль. Как его звали?

- Простите, шеф, - взгляд Эваристо Падоре остался непроницаемым. - Вы сами устанавливали правила. Имена агентов не разглашаются даже после смерти. В том числе вам.

- Да, из головы вылетело, извини, - на самом деле Мардон прекрасно знал имя агента: Солоне Фалько, выдающийся молодой нейрофизиолог и нейрохирург, внезапно пропавший для мира пятнадцать лет назад. И правила он помнил. Но проверять своих сотрудников, не начали ли они расслабляться и прокалываться на мелочах, он считал необходимым. - Ну, думаю, он знал, на что шел.

- Знал. Я до сих пор не понимаю, как ему удалось организовать побег капитана Пахиса из лаборатории. Им следовало бежать вместе: имея двух таких свидетелей, мы растерли бы репутацию семьи Деллавита в пыль. Вероятно, жажда мести пересилила осторожность.

- Вот почему я не люблю иметь дело с фанатиками, - поморщился глава клана Навахо. - Никогда не знаешь, когда эмоции возобладают над здравым смыслом. Ну хорошо, что еще ценного в твоем докладе?

- Общие выводы. У нас, точнее, у ССО, масса косвенных улик, указывающих на Деллавита как на владельцев лаборатории, а также характер экспериментов: серийные номера оставшихся станин и частично прослеженные их пути с производства, обрывки лабораторных журналов, которые не успели уничтожить, номера и номенклатура заказов Деллавита в сторонних организациях и так далее. Плюс у нас имеются переданные агентом микропленки с данными исследований. Но ни одной прямой улики нет. Капитан Пахис здесь бесполезен, а наш агент мертв. Ничего, что можно предъявить в суде. Боюсь, проект "Моллюск" завершился провалом, шеф.

- Провалом... - Мардон Навахо побарабанил пальцами по столу. - Нет, друг мой, вовсе нет. Видишь ли, помимо суда, на который Деллавита, кстати, наплевать и растереть, у нас появилась и еще одна сила: паладары.

- Паладары, шеф? - глава аналитической службы приподнял бровь.

Мардон внутренне ухмыльнулся. Еще одно его правило: не иметь ключевых сотрудников умнее его самого. Эваристо Падоре обладал превосходным аналитическим умом, отличной памятью, умел вгрызаться в предмет всеми тридцатью двумя зубами не хуже бульдога, прекрасно разбирался в людях и вообще казался едва ли не гением. Имелся у него только один чрезвычайно ценный недостаток: отсутствие воображения, чем он сильно напоминал компьютер времен до Удара. То есть в деле добычи информации равных ему не существовало во всем Кайтаре, а то и в мире, но как распорядиться добытым, он не представлял в принципе.

- Паладары, Эваристо, паладары, - покивал Мардон. - Ты помнишь их предупреждение - что они не намерены иметь дело с теми, кто замешан в том числе в экспериментах над людьми? Думаю, его сделали не только нам.

- Вы полагаете, на основании наших материалов они разорвут отношения с Деллавита? Но там лишь косвенные...

- В нашем уравнении очень много переменных, - краем рта улыбнулся Мардон. - Не надо употреблять безликое слово "паладары", Эваристо, оно ничего не значит. Нужно использовать конкретные имена. Дэйя Майя - холодная стерва, пользующаяся мужчинами и выбрасывающая их вместе с презервативами. Холодная - и умная. Настолько умная, что у меня мурашки по коже. В разговорах мне иногда казалось, что она знает мою реакцию еще до того, как я сам ее осознаю. Не знаю, сколько ей лет на самом деле, но охотно верю, что тысяча - или даже десять тысяч. Она прекрасно поймет значение имеющихся улик.

- И так же прекрасно поймет, что мы хотим избавиться от конкурентов.

- Да, верно. Но она не единственная новая переменная. Второе имя - Карина Мураций. Кстати, Эваристо, ты заметил, что из всех паладаров только двое - Камилл и Майя - используют имена без фамилий? И именно они, если верить их словам, гораздо старше остальных.

- Интересное наблюдение, шеф.

- Я бы предположил, что паладары, использующие фамилии, гораздо младше или происходят из другой культуры. И реагируют они совсем иначе - гораздо эмоциональнее. И еще одно: ты заметил, что Карина Мураций единственная, кто на публике использовала маску незрелой юной девушки?

- Дэйя Майя - тоже, - педантично поправил Падоре. - По крайней мере дважды, если верить моему источнику в резиденции премьер-министра. Один раз - вообще девятилетней девочки.

- В приватной обстановке, мой друг, чтобы затащить в постель одного мужчину и одну женщину. В качестве секс-кукол - да, но ни разу на публике. Все ее публичные маски имеют возраст не менее восемнадцати-двадцати лет, а со мной она всегда общалась в виде зрелой женщины без определенного возраста. С другими известными нам паладарами как в Кайтаре, так и в Ставрии ситуация аналогична. Данный факт может косвенно свидетельствовать об особенностях личности дэйи Мураций, в частности об ее повышенной эмоциональности. И добавь к тому странно близкие отношения с юной Фуоко Деллавита, которая мягкостью характера не отличается. Огонь, лед, порох и атомная бомба - гремучая смесь, Эваристо. Нужно только правильно ее поджечь. Пусть дэйя Майя сколько угодно догадывается, что мы их используем, она ничего не сможет сделать. Да и вряд ли захочет. Мне показалось, что насчет экспериментов над людьми она говорила вполне искреннее.

- Хм... - начальник аналитической службы помолчал. - То есть вы хотите натравить одних паладаров на других, шеф?

- Да явись мне лично Креод, если я способен даже задуматься о такой глупости! - Мардон досадливо хлопнул ладонью по столу. - Более того, если ты предложишь мне подобный план, я вышвырну тебя на улицу несмотря на долгие годы службы. Девяносто процентов того, что я видел с их стороны, носит признаки тщательно срежиссированной постановки и актерской игры. Мы не имеем ни малейшего представления о том, зачем паладары явились к нам, равно как и об их реальных взаимоотношениях. Время использовать их внутренние противоречия наступит через десятилетия, если вообще наступит. Пока что мы сыграем на реальных заявлениях - тех, от которых они не смогут отказаться без потери лица.

- У вас есть план, шеф?

- У меня есть основа для хорошей импровизации, когда возникнет подходящий случай. Но ее следует укрепить. Твоя задача: как можно быстрее дать доступ паладарам к полным результатам расследования ССО по капитану Пахису, которые от них засекретили. Также передай им все материалы "Моллюска", включая описание источника. Лучше - через Майю или Масарика Медведя, если на него удастся выйти. По его манере общаться у меня сложилось впечатление, что он имел или имеет отношение к спецслужбам Чужих. Держаться следует вежливо и ненавязчиво, но дай понять, что мы готовы стать ценным источником подобной информации, если паладары пожелают. В обмен на равноценные услуги, разумеется. Так мы и нужную информацию подсунем, и еще один канал торговли установим.

- Понял, шеф. Значит, вы надеетесь, что гремучая смесь взорвется?

- Я очень надеюсь, мой друг, и в самом ближайшем будущем.

Улыбка, прорезавшаяся на лице Мардона Навахо, выглядела совершенно волчьей.

- Я очень на это надеюсь.

07.37.1231. Кайтар, Барна

- Сэрат дэйя Деллавита, ваш отец просит вас подняться к нему в кабинет. Прямо сейчас.

Фуоко сунула школьный портфель в руки набежавшим горничным и удивленно посмотрела на дворецкого. Опять что-то новенькое. Она, случалось, самовольно совалась к отцу в кабинет вопреки слабым попыткам секретарей помешать, но чтобы он сам позвал ее? Когда он хочет о чем-то поговорить, то говорит во время ужина или являясь к ней в комнату. Что такого случилось сегодня?

- А зачем? - подозрительно спросила она, надевая тапочки.

- Ваш отец не информирует меня о мотивах отдаваемых приказов, сэрат дэйя, - лицо Руфино, как всегда, осталось непроницаемым. - Прошу прощения за назойливость. Но он просил вас не задерживаться.

Дворецкий с полупоклоном указал в сторону лифта с уже приглашающе распахнутыми дверями. Фыркнув и решив не упрямиться по такому необычному случаю, Фуоко проигнорировала лифт и, легко пробежавшись по ступеням главной лестницы, поднялась на четвертый этаж. Проигнорировав секретаря, она толкнула дверь и вошла в отцовский кабинет.

- Привет, пап, - махнула она рукой. - Звал?

- Здравствуй, красавица моя, - отец отложил в сторону какой-то документ, встал из-за стола и поцеловал ее в щеку. - Как дела в школе?

- А, как всегда, - отмахнулась Фуоко, падая на диван. - Обычная скука. Завтра финальный тест по естествознанию, на следующей декаде - по физике и химии, через декаду - по экономической географии, физкультуре и математике... В общем, все ходят с кислыми физиономиями, стонут, что наберут мизер, будущее загублено навечно, все такое.

- Ну, а у тебя как настроение? - отец присел рядом.

- А у меня нет настроения. У меня есть голова, которую я использую по назначению не только в конце семестра. Все в порядке, пап. Я сдам на полтинники. Ну, на сорок восемь как минимум.

- Разумеется, Фучи. Ты ведь моя дочь, - в голосе отца скользнули гордые нотки. Он нежно погладил ее по волосам, и Фуоко недовольно тряхнула головой, уклоняясь. Что она, маленькая, что ли? - Деллавита всегда лучшие, и вовсе не из-за денег. Скучаешь без своего приятеля?

- А? - резкая смена темы застала Фуоко врасплох. - Какого приятеля?

- Ты знаешь, - на сей раз в его голосе прорезались жесткие нотки "не-ври-мне-доченька". - Кирис. Кирис Сэйторий.

- Ну... - Фуоко попыталась понять, что кроется в глубине отцовского взгляда. - Он хоть и дурак, но...

- Но в постели хорош?

По лицу словно хлестнули пыльным мешком. Откуда он узнал?!

- Фучи, - голос отца остался мягким, - я знаю все, что происходит в моем доме. Я не сержусь, поверь. Он, возможно, спас тебе жизнь, и в твоем возрасте и с твоим характером другого исхода ждать трудно. Я никогда не надеялся, что ты останешься монашкой до самой свадьбы. В частной школе, где нравы обычно куда свободнее, ты бы наверняка уже переспала не с одним мальчиком.

- А в публичной мой статус от меня всех отпугивал, да? - почти враждебно спросила уже оправившаяся Фуоко. - Именно поэтому ты мне позволил туда ходить?

- Такой мотив я тоже держал в голове, один из многих, - кивнул отец. - Но он не главный. Фучи, повторяю, я не сержусь. Очередное плановое медицинское обследование через декаду, заодно тебя проверят на предмет инфекций и вылечат, если что-то подцепила ненароком. Но нам с тобой нужно серьезно поговорить о жизни.

- О какой жизни?

- О твоей. Той, что наступает куда стремительнее, чем мне бы хотелось. Фучи, доченька, я люблю тебя. Люблю гораздо сильнее, чем ты можешь представить. Я хотел бы, чтобы ты осталась со мной навсегда - но я никогда не жил пустыми иллюзиями. Очень скоро тебя уведет какой-нибудь бойкий молодой человек...

- Да не нужен мне никто! - вспылила Фуоко. - Я же говорила, я хочу в университет поступать! И не на юридический с экономическим!

- Все еще мечтаешь стать астрономом, как в детстве? - с улыбкой спросил отец. - Или космонавтом?

- Водолазом-подводником! - отрезала Фуоко. - Мне еще два года в школе учиться, успею решить. Пап, да ты что? Ты меня опять с кем-то помолвить решил?

- Помолвить... - отец встал и неторопливо прошелся по кабинету. - Да нет, вряд ли. Зная твой характер, даже и пытаться не стану, а то еще какую-нибудь вазу расколотишь. Но у меня есть на примете пара молодых людей, которые, я уверен, тебе понравятся. Или хотя бы отвращения с первого взгляда не вызовут. Оба из хороших семей, пусть и не слишком богатых, не зануды, не прожигатели жизни, оба знают, когда время для серьезности, а когда для развлечений. Нет-нет-нет, я ни на чем не настаиваю! - он вскинул руки. - Фучи, я всего лишь хотел сказать, что послезавтра, в новот, семья Гомес устраивает званый вечер. Оба паренька там появятся. Просто приглядись к ним, вдруг да понравится кто?

- Хорошо, пап. Пригляжусь, - покорно кивнула Фуоко. Неужели все?

- Еще, дочка, следует поговорить о твоем дальнейшем образовании. Ты уже достаточно взрослая, и два года до конца школы пролетят быстро. Гораздо быстрее, чем ты думаешь. Я понимаю твое стремление доказывать, что ты лучшая не только из-за денег, но в обычной школе тебе делать больше нечего. Там просто не дадут образования, к которому ты стремишься, ты бессмысленно потратишь время. Со следующего учебного года я предполагал что-то типа хорошей частной школы со свободной программой обучения, где ты сама смогла бы формировать программу. Преподавателей мы найдем тебе самых лучших, университетских профессоров по каким угодно предметам...

- Папа! - Фуоко вскочила на ноги. - Какая частная школа? Ты о чем? Я же говорила тебе - паладары отобрали меня в их программу! Лично Риса... Карина Мураций подтвердила! Я к ним поеду вместе с Киром!

- К паладарам...

Отец медленно прошелся по кабинету, вернулся к своему столу и взял с него узкий белый конверт.

- Я не знал, стоит ли тебе вообще показывать... и не знаю до сих пор. Однако, Фучи, я всегда был честен с тобой раньше и не хочу лгать сейчас. Письмо доставили сегодня с курьерской почтой. Оно адресовано тебе, и ты должна хотя бы прочитать его. Возьми.

Фуоко выхватила конверт из его руки. Помимо адреса получателя на нем не замечалось никаких других знаков, кроме раскрытой книги с растущим из нее цветком. Она нетерпеливо выдернула сложенный вчетверо лист бумаги.

"Дэйя Фуоко Деллавита", - значилось там скучным казенным шрифтом. - "Уведомляем вас, что отборочная комиссия международного университета "Дайгака" рассмотрела ваши результаты, показанные на этапе калибровочных тестов, и готова зачесть их в качестве вступительных экзаменов в подготовительный колледж университета "Дайгака". Ваш номер абитуриента: 0000002. Просьба указывать его при общении со всеми службами Университета. Обучение в колледже осуществляется на территории государства Хёнкон (Могерат) по типу закрытого интерната с постоянным проживанием учеников. В случае успешного прохождения финальных экзаменов колледжа после двух лет обучения вы получите преимущественное право поступления в университет "Дайгака" на выбранную вами специальность.

Настоятельная просьба перезвонить по телефону, указанному в конце данного письма, для окончательного подтверждения или отказа от участия в программе в течение трех декад с момента получения уведомления. Звонок должны совершить лично вы, ничей другой голос принят не будет. Отсутствие звонка интерпретируется как отказ от участия. В случае подтверждения вы получите письменные инструкции по дальнейшим действиям.

Ректор международного университета "Дайгака" Карина Мураций, паладар".

Ниже бежала приписка быстрым рукописным почерком:

"Фучи, вообще-то письмо всего лишь необходимая формальность, дань процедуре, но ты все же перезвони. Дэй Хавьер, прежде чем вы решите принять окончательное решение, вспомните наш разговор. Все мои заверения остаются в силе".

- Папа! - прилив счастья, накативший на Фуоко, заставил ее привстать на цыпочки и зажмуриться от избытка чувств. - Папочка! Они подтвердили! Риса не соврала! Папочка, я тебя люблю!

Она распахнула глаза - и жесткий прищур отцовского взгляда заставил ее задохнуться, словно от пощечины.

Она понимала, что означает такой взгляд.

НЕТ.

Нет - навсегда и ни за что. Раньше небо обрушится на землю, чем отец изменит свое решение.

ПОЧЕМУ!!?

- Папа... - прошептала она.

- Ты не едешь, Фучи. Мне жаль разочаровывать тебя, но решение окончательное. Ты не имеешь дело с паладарами, по крайней мере, пока не станешь совершеннолетней и не начнешь распоряжаться своей жизнью самостоятельно.

- Почему? - губы с трудом шевелились.

- Потому что, Фучи, я не намерен отдавать свою любимую дочь на растерзание инопланетным чудовищам.

- Чудовищам? Каким чудовищам, папа?

- Паладарам. Послушай, Фучи, девочка моя, мы знаем о них лишь то, что ничего не знаем. Они прилетели неизвестно откуда...

- Каких чудовищах, папа? Риса, Риса Серенова - чудовище?! Я с ней две декады провела в одном классе! Она спасла нас всех на Косом пляже! Она погибла там, нас защищая! Папа, проснись! Нет никаких чудовищ!

- На Косом пляже она защищала вас от взрыва, который сама же и устроила. И не стоило это ей ничего, кроме сгоревшей куклы, заменяемой куклы. Просто политический ход...

- Папа! - взвизгнула Фуоко, в ее глазах потемнело от наплыва чувств. - Ты дурак, папа! Ты параноик! Какие чудовища? Где ты их нашел, кроме своего воображения? Риса... Карина... она единственная, кто знал, что я эйлахо! И никому не сказала! Да, я эйлахо, эйлахо, эйлахо! Я тоже чудовище, такое же, как она! Смотри!

Она выбросила пред собой сложенные лодочкой ладони, и внезапно яркая вспышка между ними заставила отпрянуть даже ее саму.

- Теперь ты доволен? - зло спросила она, тяжело дыша. Сердце колотилось в груди и в ушах. - Доволен? Да, я эйлахо, чудовище, и место мне среди чудовищ! Среди паладаров! Доволен?

- Да, Фучи, ты эйлахо, - кивнул отец, - как ни прискорбно. Но ты не должна беспокоиться ни о чем. О твоей тайне не знает никто, кроме меня и самых доверенных людей. Я сумею защитить тебя от чего угодно. Даже если ты чудовище, Фучи, ты все равно моя дочь.

- Ты... знал? - прошептала Фуоко. - Ты знал с самого начала?

- Мне не известно ничего о "начале". Но я знаю все, что происходит в моем доме. Фучи, твои скрытые... особенности не делают тебя отверженной. Я понимаю, почему ты боялась довериться даже мне, но поверь, я сумею сохранить твою тайну в неприкосновенности. Мы не скажем даже маме, хорошо?

- Но при чем здесь Университет?!

- Фучи, паладары явились сюда, чтобы разобраться с происходящим. Они утверждают, что в нашем аномальном пространстве не работают их обычные приборы, что у них проблемы со сбором образцов, связанных с кольчонами. А твои способности, вне всякого сомнения, с кольчонами связаны. Фучи, ты у меня умница. Да, ты хороший кандидат в Университет, но ты - всего лишь одна из многих тысяч девочек, ничуть не менее умных. Ты гордишься своим умом - так попытайся же понять, что нужна им не как ученица, а как подопытное животное!

- Ты чушь по...

- Тема закрыта, Фучи, - оборвал ее отец. - Я еще раз прошу у тебя прощения за то, что так безжалостно разрушаю твои мечты. Я даже не прошу понять, ты еще слишком юна, у тебя нет печального жизненного опыта,способного дать нужную осторожность. Но поверь, Университет паладаров - всего лишь романтическая мечта, так привлекательная в твоем возрасте. Когда повзрослеешь, поймешь. Возможно, ты так и не простишь меня за деспотизм, но ради тебя я готов пойти даже на такую жертву.

- Но я...

- Фучи, паладары не набирают отряд для полета в космос или войны с Красной Звездой. Они всего лишь открывают университет для обучения людей. Они передадут нам свои знания, и ты получишь их от самых лучших учителей, которые только найдутся в Кайтаре. Разница единственная: ты окажешься от них подальше.

- Но Риса хорошая! Она не чудовище!

- Фучи, она не "Риса", вовсе не та девочка, какой выглядела у вас в школе. Она - Карина Серенова. Чужая, инопланетянка, которая как минимум не моложе меня. Я знаю, с высоты своих прекрасных четырнадцати лет ты смотришь на меня как на старика - так пойми, что она такая же старуха! Опытная старуха, которой не составит труда заморочить голову юной девушке.

Он подошел к Фуоко и ласково положил руки ей на плечи.

- Фучи, девочка моя...

Резким ударом Фуоко отбросила его руки, отступила назад и яростно вскинула голову.

- Тогда я уйду из дома, папа. Понял? Уйду к паладарам. Знаешь, почему? Потому что Риса, или Карина, называй ее как хочешь, в моих способностях не видит ничего постыдного, ничего неестественного. А ты считаешь их тайным пороком! Позором, который нужно скрыть от людей! Ты называешь паладаров чудовищами? Ты сам чудовище, не способное увидеть человека в родной дочери! Я ухожу!

Она резко повернулась к двери.

- Нет, Фучи, - сказал ей в спину отец. - Прости, но я все-таки твой папа. И я знал, чем может закончиться наш разговор. С сегодняшнего дня ты находишься под домашним арестом, тебе запрещено покидать территорию поместья и пользоваться внешней телефонной связью. Охрана уже уведомлена. Финальные годовые тесты ты сдашь здесь же, дома, я уведомлю школу и все организую. Потом, когда ты немного успокоишься и сможешь снова рассуждать здраво, мы еще раз все обсудим. И, Фучи...

Фуоко напряглась. Какую еще пакость он ей приготовил?

- Прости еще раз, но какое-то время тебе придется побыть под постоянным наблюдением гувернанток, днем и ночью. Я не хочу, чтобы ты совершила нечто, о чем потом пожалеешь. Фучи...

Отец подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи. На сей раз она не стала их стряхивать, хотя и напряглась в брезгливом отвращении.

- Фучи, Массим уже вполне самостоятельный молодой человек и в опеке не нуждается. Лойза уходит в чужую семью. Ты единственное сокровище, которое у меня осталось. Тебе осталось чуть больше двух лет до совершеннолетия - так потерпи уж меня еще немного, ладно? Потерпи старого скучного старика, который готов на все ради счастья любимой дочери.

- Счастье любимой дочери, - сквозь зубы проговорила Фуоко, - в том, чтобы самой выбирать судьбу. И именно его ты меня лишаешь... отец. Могу я идти?

- Ты поймешь меня. Позже, когда заведешь своих собственных детей. А сейчас - да, иди, конечно. И прости еще раз.

Он убрал руки, и Фуоко, словно палки переставляя негнущиеся ноги, прошла через кабинет и приемную, вышла в коридор и уперлась лбом и ладонями в прохладные тисненые деревянные панели.

И только сейчас позволила себе разрыдаться.

Тот же день. Хёнкон

Трое мужчин, собравшихся на крыше давно заброшенного жилого дома на вершине Подды, предпочли бы общаться в другом месте и совсем другими средствами. Виртуальное пространство не требовало использования громоздких дронов, имитирующих человеческие тела, и гарантировало полную безопасность и секретность общения. Однако четвертый участник совещания войти в виртуальность не мог, и троим приходилось подстраиваться под него.

- Я все еще не уверен, что адмирала стоило задействовать в проекте, - сказал Масарик, задумчиво глядя вниз, где четырьмястами саженями ниже на пляжи и заброшенные пристани острова накатывался вечный прибой Южного океана. - Старые привычки не так-то просто изжить. А у нас здесь дети...

- Чувство вины старого вояки не стоит недооценивать, - возразил Сторас. - Он уже оказался чрезвычайно полезным при зачистке островов. Некоторые убежища пиратов мы не нашли бы даже с помощью наших боэй.

- При зачистке - да, - согласился Масарик. - Но это разовая операция. Возможно, стоило бы нанять его по контракту, а потом отправить восвояси, как следует заплатив. Бандит есть бандит.

- Марик, я же рассказывал про Сураграш, - лениво напомнил ему Саматта. Приятный тропический день расслаблял, и даже приглушенное фильтрами обратной связи пекущее солнце казалось, скорее, ласковым и убаюкивающим. Он мысленно встряхнулся. Потом подремлешь, дружок, сейчас дело. - Мы с Дором часто использовали солдат разгромленного Дракона в армии и полиции. Среди них большинство оказалось отборной мразью, как и следовало ожидать, но нашлись и отдельные вполне приличные люди. Дурран, если ты не забыл, сейчас вообще заместитель министра обороны. В тяжелых обстоятельствах многие честные люди пытаются выжить не лучшим для окружающих образом. Адмиралу Мигото я верю.

- Вам виднее, - Масарик пожал плечами. - Да куда он подевался?

- Координатор просигнализировал, что Мариси не слишком хорошо переносит путешествие. Он слегка снизил скорость транспортера. Да, собственно...

Сторас перегнулся через ограждение крыши и посмотрел вниз.

- ... он уже здесь.

Действительно, через несколько секунд из-за края дома всплыла и мягко затормозила на крыше небольшая круглая площадка. На ней, крепко вцепившись в поручни и широко расставив ноги, стоял адмирал. Его зубы оказались стиснутыми до желваков на скулах, а прищуренные глаза невидяще смотрели прямо перед собой.

- Мы на месте, Мариси, - прозвучал из воздуха голос координатора. - Приношу свои извинения, что не распознал твою реакцию сразу. Я постараюсь больше не подвергать чрезмерной нагрузке твой вестибулярный аппарат.

- Всегда ненавидел самолеты, даже до Удара, - пробурчал адмирал, сквозь расступившиеся поручни ступая на крышу. - Вы же говорили, ваши штуки летать не умеют.

- Не умеют, - согласился координатор. - Боэй и не летел. Он скользил над поверхностью, распределяя по ней вес своим гравитационным полем.

- Скользил? Вдоль стен и отвесных обрывов?

- Мы модифицировали алгоритмы работы гравикомпенсаторов. Теперь они распределяют нагрузку не только по поверхности, но и по объему субстрата. Горизонтальные поверхности больше не обязательны.

- Ох, ладно, ладно! - отмахнулся Мариси. - Стар я ваши штучки понимать. Главное, меня не уроните.

Он одернул адмиральский китель армии Хёнкона, из которого с недавнего времени не вылезал.

- Итак, я готов, - он обвел паладаров насупленным взглядом. - Доложить о ситуации?

- Спасибо, Мариси, не нужно, - отказался Сторас. По молчаливому соглашению новый регент Хёнкона всегда брал на себя функции координатора собрания. - Координатор твой рапорт переслал, мы уже ознакомились. Лучше скажи, что ты думаешь о новых боэй?

- Хорошо иметь столько охранных роботов, - адмирал подошел к ограждению и не без опаски облокотился на него. - Я уже боялся, что мне и дальше с тремя десятками человек придется безопасность территории обеспечивать. Правда, когда ночью в океан просыпалось сразу столько капсул, некоторые мои ребята чуть со страху не обделались.­

- Ну, что делать, - Сторас пожал плечами. - Других методов спуска тяжелых фантомов, помимо баллистических, мы еще не изобрели. Координатор, кстати, каковы потери?

- Из четырехсот дронов около пятидесяти вышло из строя в результате все тех же странных флуктуаций аномальности в верхних слоях атмосферы, - отозвался неб. - Еще около тридцати погибло в результате дестабилизации вихревых полей при жесткой посадке. Итого в окрестностях Хёнкона в нашем распоряжении триста восемнадцать дронов нового образца. Новая партия капсул в количестве восьмисот штук выйдет на околопаллийскую орбиту через сорок два часа. В дальнейшем мы можем стабилизировать спускаемый поток на уровне двухсот штук в декаду.

- Ого... - несколько ошарашенно пробормотал адмирал. - Целую армию собрать можно.

- Мы не намерены собирать армию, Мариси, - жестко сказал Саматта. Он до сих пор не мог понять, в каком направлении работают мозги местного вояки, и скорректировать возможные отклонения следовало сразу. - Сторас уже объяснял тебе, и я еще раз повторяю: у проекта "Дайгака" нет двойного дна. Мы не собираемся формировать здесь армию вторжения и завоевывать Паллу. Мы доведем группировку боэй в окрестностях Хёнкона до уровня, обеспечивающего полную безопасность территории. Плюс нужное количество кукол для сотрудников Университета, плюс небольшой резерв, и не более того. Остаток дронов мы повесим на орбите, чтобы в дальнейшем заменять вышедших из строя.

- Я понял, - кивнул адмирал. - Я и не имел в виду ничего более. Таком образом, вы даете мне три сотни боэй?

- Сегодня - да, - подтвердил Сторас. - И еще штук шестьсот через двое суток. Предупреди своих бойцов, чтобы не померли от разрыва сердца, когда начнет приводняться новая партия.

- Понял. Но у нас по-прежнему только наземные и наводные дроны, в воздух мы даже разведчика запустить не можем?

- К сожалению...

- Не так, - неожиданно вмешался Масарик. - Я с Ликой сегодня общался на предмет идей. У него голова светлая, когда речь о технике идет, он и сгенерировал вариант.

- А именно? - регент прищурился на сына.

- Воздушные змеи.

- У Лики фантазия слишком буйная с самого детства, - поморщился Саматта. - Однажды, помнится, даже из зонтика парашют смастерить пытался. Если бы не лонжа, на которую его Дзи... Джао подвесил, убился бы совсем, а так вывихнутой лодыжкой обошелся в воспитательных целях. Какой еще змей? Оборвет же первым порывом ветра. Да и потом, местную телекамеру на него вешать, что ли? Сожжет первой же молнией.

- Мати, тебе следовало бы больше верить своим воспитанникам, - подмигнул Масарик. - И Каре, и Лике. Берем дрон и формируем из него наводный боэй с водометным движком. Потом берем часть этого дрона и переделываем ее в воздушный змей с аналогичным вспомогательным воздухометом, и еще небольшую часть преобразуем в соединительный трос с динамической длиной. Ограничению по оптимальной массе тяжелого фантома мы удовлетворяем, обрыв троса исключен даже ураганом, разряды атмосферного электричества не страшны, воздушная часть дрона частично маневрирует сама за счет воздухомета, частично тянется наводной. В случае нужды верхняя часть дрона сливается с нижней, и боэй уходит под воду. Сенсоры и вверху, и внизу формируем произвольные, какие потребуются, например сонар внизу, радар сверху. Камилл с Бикатой сейчас как раз обкатывают модели в симуляторе, обещали сообщить о результатах не позже вечера. Если все пройдет нормально, уже сегодня у нас появятся подвижные воздушные точки наблюдения.

Саматта переглянулся со Сторасом. Если подойти к делу таким образом, действительно может сработать. Тяжелый боэй не способен сформировать эффективный воздухометный двигатель, так что годится разве что на роль планера. Но если буксировать воздушную часть наводной, он должен успешно совместить приемлемую мобильность с полетом. Впрочем, как бы он ни бурчал, Саматта никогда не сомневался в инженерных способностях Палека.

- Что у нас с решением "свой-чужой"? - осведомился адмирал. - С носимым, я имею в виду? Или в боэй все-таки можно заложить лица всех легальных резидентов?

- Лица заложить можно, - пояснил Саматта. - Но нас оно не спасет. Нам нужно решение, уверенно распознающее человека на расстоянии в несколько сотен метров, причем даже в случае, когда человек пытается укрыться в подвале или ином убежище. И потом, внешность можно подделать, а можно модифицировать - пойди-ка объясни молодежи, что ей нельзя краситься, спускать на лицо патлы и заниматься пирсингом. В нормальном пространстве мы просто использовали бы фантомные сканеры эн-сигнатур - уникальных идентификаторов, формируемых на основе энцефалограммы живого существа. Они перемещаются со скоростью света, сквозь любые преграды, и снимают сигнатуру незаметно для человека. Но на Палле фантомы только тяжелые, и вряд ли народу понравится, если боэй начнут внезапно хватать их за головы на улицах. Видимо, все-таки придется прибегать к местной электронике с нашими добавками. Что-то типа постоянно носимых браслетов с вшитыми номерами.

- Тотальная слежка... - задумчиво проговорил Масарик. - Каре точно не понравится.

- И не только Карине-атаре, - добавил адмирал. - В том же Кайтаре наверняка многие возмутятся. Скандал выйдет, повредит репутации Университета.

- А кто сказал, что мы что-то сообщим Каре? - осведомился Сторас, иронично поднимая бровь. - В таких случаях всегда находится кто-то крайний, кто действовал самовольно и вопреки доброму наивному Верховному Князю. Если выплывет, я возьму на себя ответственность. Или ты, Марик, возьмешь. Или ты, Мати, определим по сценарию. Все как всегда, с той разницей, что возмущение Карины окажется неподдельным и искренним. Наша задача, разумеется, не в том, чтобы выкрутиться во время скандала, а в том, чтобы его вообще не допустить. Нужно придумать легальную функцию браслета. Например, часы. Или кошелек - так или иначе мы собирались использовать только электронные монеты. Или универсальный коммуникатор...

- Папа, мне не нравится идея обманывать Кару, - мягко, но непреклонно сообщил Масарик. - Даже в мелочах. Особенно в принципиальных для нее мелочах.

- А мы и не станем обманывать. Мы просто не сообщим. Не сочли достойным внимания, вот и все. Марик, ты разве не понимаешь, что произойдет, если мы позволим преступникам проникнуть в формируемое с нуля гражданское общество и укорениться в нем? Строители, мусорщики и прочие коммунальные службы, торгово-ресторанная сеть, пассажирский и грузовой флот и так далее - мы не сможем распознать среди них существующих преступников даже с помощью самых чувствительных фильтров. А раз проникшая зараза лечится только вырезанием из организма огромных кусков здорового мяса.

- Типичная логика особиста, - нахмурился Масарик. - Самый безопасный мир - тот, где все ходят строем под контролем сторожей. Шаг влево, шаг вправо - пристрелить, и нет проблемы. Кому нужна свобода воли, в конце концов? Роботами управлять куда удобнее... Папа, ты слишком долго возглавлял Службу внешней разведки. Оглянись - не все люди вокруг потенциальные преступники!

- Но и не все - идеал человека!

- Ребята, а можно вы потом доругаетесь? Наедине? - вклинился Саматта, испугавшийся, что спор уйдет в абстрактные дебри. Отец, бывший глава самой могучей спецслужбы Текиры, и сын, бывший ярый публицист-демократ, уже пару раз сцеплялись в его присутствии по подобным вопросам. Безусловно, они любили и уважали друг друга, но о подобных вещах могли трепаться часами, непреклонно оставаясь при своем. - Все равно у нас пока что нет ни решения по контролю, ни тех, кого контролировать. Да и Кара может проявить благоразумие. Мы здесь вообще-то за другим собрались.

- Ладно, уговорил, - неожиданно легко согласился Масарик. - Потом, папа.

- Только статью не пиши, - ухмыльнулся регент. - Лучше словами. Так, давайте по плану. Адмирал, довожу до тебя следующую совершенно секретную информацию: боэй закончили бурить шахты под Кристальным перевалом. Гипотеза подтвердилась: обнаруженные при сканировании пустоты действительно являются камерами, оставшимися от подземных атомных взрывов искусственного происхождения. Кто и когда заложил устройства, по-прежнему не ясно. Ценгань с Кайнанем остаются наиболее вероятными кандидатами, но и Ставрию с Кайтаром исключать тоже нельзя. Так что перевалы после Удара обрушились не из-за локальных подвижек коры, а из-за террористического акта, пусть и не запланированного.

Адмирал скрипнул зубами.

- Еще раз повторяю, Мариси: информация совершенно секретна, ты не имеешь права передавать ее другим. Никому, независимо от степени доверенности. Мы еще не знаем, что с ней делать, но сообразим в свое время. Не беспокойся, виновникам, если мы их найдем, мало не покажется.

- Виновникам? - рыкнул адмирал Мигото. - Убийцам! Они уничтожили целую страну!

- Пусть так. Но теперь у нас - у тебя! - появился шанс построить ее заново, и в гораздо лучшем виде. Так что держи эмоции под контролем. Второй вопрос повестки - разработка схемы патрулирования с учетом новых ресурсов. Адмирал, тебе даны полномочия на вербовку в соседних странах двухсот человек в службу внутренней безопасности. Не в пожарном порядке, но к началу обучения службу следует укомплектовать полностью. Предполагай сухопутные патрули в жилых и учебных зонах в составе один боэй - два человека. Мати?

- Ага. Мариси, мы затащили тебя сюда вовсе не для того, чтобы ты полюбовался видами. Точнее, не только для того.

Саматта потянулся и ухватил сознанием ниточку контроля за дроном, доставившим сюда адмирала. Повинуясь команде, тот из площадки с поручнями превратился в большой овальный стол, по поверхности которого заструилась топографическая карта Хёнкона.

- Конструкторская группа, поддержанная Палеком, вынесла свой вердикт: все здания, построенные более чем за двадцать лет до Удара, подлежат безусловному сносу. Большинство десятилетних, если не считать кирпично-блочные дома в районах Звездной набережной и проспекта Тай Хи, тоже. Они слишком сильно обветшали без присмотра, могут начать рушиться от любого чиха. Остальные рассматриваются индивидуально. В частности, мы полностью очищаем местность здесь, - Саматта обвел пальцем несколько подсветившихся областей карты, - здесь и здесь. Если смотреть на реальную местность - вон оттуда до туда и вон там, - он ткнул рукой вниз вдоль склонов Подды. - Фактически мы почти полностью сносим город на Подде и Колуне и перепланируем его заново. Ориентировочный план - вот.

Он вывел на карту новую сетку улиц.

- Наша с тобой задача - определить наиболее удобные позиции для оборонительных сооружений, полицейских участков и тому подобных точек. Использовать их не предполагается, но иметь на всякий случай следует.

- Согласен, - кивнул адмирал. - Я постоянно думал, что стану делать, если сюда придет кольчон...

- Кольчоны как раз не проблема, даже если они вдруг начнут приходить атаковать Хёнкон. Над Паллой развертывается сеть следящих спутников, а также автономных атакующих платформ, схожих с той, что я использовал в Барне. Любой кольчон, приблизившийся к Университету ближе чем на сто верст... тридцать три цулы, мы уничтожим незамедлительно. Проблема - люди. Мы не намерены ни с кем воевать, но должны иметь возможность пресечь любую попытку атаки или десанта с моря и воздуха, а также внутренние беспорядки. Просто чтобы ни у кого искушения не возникало. Смотри, - Саматта подсветил на карте несколько точек. - Начнем с противокорабельных батарей, пушечных и лазерных. На мой взгляд, на Колуне их нужно обязательно поставить на холмах здесь, здесь и здесь, на Подде - еще в двух точках, и еще штук пять на Ланте. Если плохо понятно отсюда, я уже вывел туда боэй, они могут транслировать обзорную картинку. Что думаешь как старожил?

09.37.1231. Кайтар, военная база "Дельфин"

- Эй, вака! Ключ на три подай! Вон там, на скамейке!

Кирис озадаченно покрутил головой по сторонам. В большом ангаре, служившем вечной стоянкой для старого, давно не летающего "Маррахо", кроме него да старого механика, возившегося с электрокаром, никого не наблюдалось.

- Вака! Ты оглох? - поинтересовался тот же голос, и только теперь до Кириса дошло, что принадлежит он тому самому механику. Седоусый дядька в синем комбинезоне техника верхней половиной туловища торчал из-под кара, а рукой махал, показывая направление. - Вон там!

- А, да-да, сейчас... - Кирис отставил совок с вертикальной ручкой, в который шваброй заметал небольшую горку пыли и мусора, и направился к скамье с разложенными инструментами. Озадаченно осмотрев ее из конца в конец, он повернулся и крикнул: - А здесь нет такого!

- Да как нет? - раздраженно переспросил механик. - Ключ на три! Цифра возле головки написана, большая. Где-то слева.

- Я не слепой! - огрызнулся Кирис. - На три с четвертью есть, на три с половиной - тоже. И на два с половиной. На три нет.

- Карраха! - досадливо сплюнул механик. Он отложил большой разводной ключ, который держал в руке, и принялся с трудом выкарабкиваться из-под кара. Кирис внимательно осмотрел скамью еще раз, заглянул под нее. Ну нет, точно.

- Ну-ка, отойди, - ворчливо сказал дядька. - Молодежь пошла слепая, хуже чем я. Э-э... ххаш, действительно, нет. Куда же я его...

Он замолчал, хлопая себя по бокам.

- Да вот же он, скотина... - пробурчал он, выуживая искомый ключ из левого набедренного кармана комбинезона. - Ох, старость не радость. Ну-ка, вака, пойдем, поможешь. Тяжко мне одному.

Вслед за ним Кирис подошел к электрокару. Тот стоял на домкрате, левое переднее колесо валялось в стороне, открывая грязную нишу под крылом.

- Значит, нужно добраться до движка с левой стороны, - механик ткнул пальцем. - Не знаю, какой кретин проектировал машину, только сначала нужно снять крыло. А крыло фиксируется помимо прочего двумя болтами здесь и здесь. Гайка изнутри, головка снаружи, в одиночку до обеих дотянуться можно, но сложно. Так что поможешь.

Он приложил гаечный ключ к головке болта.

- Держи, - приказал он. - Законтри как следует, чтобы не проскальзывало и не проворачивалось.

Пачкаясь в жирной липкой грязи, Кирис перехватил ключ поудобнее, и механик, кряхтя, полез обратно под машину. Соединенными усилиями они скрутили оба злопакостных болта, потом так же на пару сняли крыло, обнажив боковую поверхность двигателя, в которой механик тут же принялся копаться отвертками. Отойдя на пару шагов, Кирис завороженно наблюдал за его уверенными движениями. Впрочем, почти сразу тот обернулся и довольно недружелюбно спросил:

- Ну, что уставился? Все, спасибо за помощь. Занимайся своим делом.

- Ты как всегда дружелюбен, Грато, - заметила неслышно появившаяся из-за самолета Мария. - Паренек тебе помог, а ты его в шею?

- Уж какой есть, - сердито сплюнул дядька. - Ты-то чего явилась?

- На тебя, широкоротого, посмотреть! - парировала лейтенант. - У меня в роте все по струнке выстроены, даже поцапаться не с кем как следует. Посоревнуемся, у кого язык длиннее?

Кирис на всякий случай отступил назад.

За пять дней, что он провел на авиабазе, он успел более-менее обвыкнуться. Окружающее больше не вызывало у него перманентное отпадение челюсти. Солдаты, тренирующиеся на полосах препятствий, вертолеты и самолеты, стоящие в ангарах и вдоль ВПП, патрульные субмарины у пирсов, закрытые для него, но хорошо видные сквозь сетчатую ограду - все по-прежнему оставалось новым и интересным, но первый шок уже прошел. Жил он в казармах, где для вольнонаемного гражданского персонала отвели несколько комнат. В своей он обитал один: большинство предпочитало ежедневно ездить домой в город на служебных автобусах. В свободное время Кирис нехотя читал учебники, вместе с письмом от отца доставленные из дома отчужденно держащейся теткой в строгом деловом костюме. Сопровождающий солдат косился на нее со странной смесью напряженности и интереса.

Настроение у него держалось средней паршивости. С одной стороны, перемена обстановки, а тем более неплохо оплачиваемая работа вызвали новый прилив интереса к жизни. С другой - он заперт здесь надолго, непонятно насколько, о чем его сразу предупредили в канцелярии: для выхода за пределы базы требовалось разрешение, которого ему не дали. Тюрьма, пусть даже большая, комфортабельная и интересная, все равно оставалась тюрьмой.

Но жалеть себя и хмуриться времени, в общем, не оставалось. Лейтенант Мария Каллавиро, похоже, решила принять на себя полную ответственность за его будущее. На второй день сразу после завтрака за ним явился здоровый сержант-спецназовец из первой роты и, проигнорировав возмущение начальника бригады уборщиков, ухватил Кириса за плечо и потащил за собой. Следующие пару часов Кирис провел на физических тренировках вместе с бойцами. Высунув на плечо язык, он бегал за ними вокруг взлетной полосы, корячился под колючей проволокой, перелезал через стенки и карабкался по канатам. Странно: вроде бы мышцы у него уставали и не так сильно, но вот сердце колотилось как горошина в погремушке, а в глазах темнело от недостатка воздуха.

Потом его милостиво отпустили - но сразу после обеда Мария нашла его в ангаре, где он сосредоточенно выметал от мусора и грязи указанный участок, и увела в его собственную комнату. Там она усадила его за стол, ткнула пальцем в стопку учебников и коротко спросила:

- Какой?

- Что - какой? - не понял Кирис.

- Предмет какой сдаешь первым? Конец семестра, у вас тесты, я школу еще помню. Какой?

- Ну, естествознание...

- Зашибись.

Мария выдернула учебник из стопки и шлепнула перед ним на стол.

- Значит, сидишь и готовишься. Два часа минимум. Учти, я найду, у кого проверить. Слушай, парень, - она присела перед ним на краешек стола, - я не знаю, что в тебе нашли паладары, и мне плевать. Эйлахо ты или нет, ты все равно представитель человечества. И я не хочу, чтобы ты позорил людей перед ними. Начнешь заваливать тесты, не посмотрю, что сопляк - наваляю так, что встать не сможешь.

Наверное, взгляд, которым Кирис одарил ее невысокую фигурку, оказался слишком скептическим, потому что она вдруг ухватилась за кисть его руки, и от резкой боли в вывернутых и стиснутых пальцах он, охнув, с размаха припечатался щекой к столу.

- Прежде чем подумаешь про меня что-то еще раз, малыш, - ласково сказала ему Мария, - вспомни, что я занимаюсь ринье с пяти лет, и даже братец, чемпион базы, мне один раз из трех сливает. Так меж глаз заеду - мозги из ушей вытекут, понял? А теперь учись. С твоим начальством я улажу.

И стремительно вышла из комнаты, хода пута, оставив его потирать саднящую щеку!

С начальством она действительно уладила. Когда два часа спустя Кирис с облегчением отложил учебник и вернулся в ангар, начальник бригады хмуро сказал ему:

- С лейтенантом Каллавиро спорить, что против ветра ссать. Но и от работы отлынивать нехрен. Участок тебе выделен, домой ты не ездишь, так что крутись как знаешь.

И пришлось крутиться. Так и повелось: утром физические нагрузки, днем учеба, вечерами сержант Джорджио Каллавиро взялся натаскивать его по ринье вместе с остальными бойцами четвертой роты, а подметать и чистить приходилось в перерывах и едва ли не до полуночи. Работы хватало: ветер нес с прибрежных пляжей пыль и мелкий песок, быстро покрывавшие полы ангаров, а авиатехники страшно злились, когда на их драгоценные инструменты и агрегаты садилась хотя бы мелкая соринка. Так что до кровати Кирис доползал с трудом и тут же проваливался в сон без сновидений, с большим трудом разбиваемый утром дешевым механическим будильником. Мускулы саднили, сбитые колени и костяшки не отставали, а башка шла кругом. Однако сегодня утром он умудрился аж на двадцать семь баллов сдать семестровый тест по естествознанию какому-то специально приехавшему из города незнакомому учителю. С учетом того, что на тестах по нему он по жизни больше пятнадцати-семнадцати баллов не набирал, результат тянул почти на профессорский, и сейчас Кирис ходил даже с чувством некоторой гордости. Вот уж никогда не подумал бы, что от учебы можно получать моральное удовлетворение!

Интересно, зачем Мария явилась сейчас? Чтобы снова отправить его за книги? Вот нифига себе, сразу после теста? Он не человек, что ли, права на отдых не имеет?

- У нахальных баб языки всегда длиннее, чем у мужиков, - усмехнулся тем временем механик, отирая пот со лба. - Я с тобой, дэр лейтенант, лаяться не стану. Нужно что? Или просто делать нечего?

- Не к тебе пришла! - отрезала Мария. - Эй, малыш! Куда намылился? Ну-ка, стой!

Потихоньку отступавший Кирис понуро замер в нескольких шагах от стойки самолетного шасси, за которой намеревался спрятаться. Мария подошла к нему и с размаху ткнула кулаком в живот, так что он охнул от боли.

- Слышала, как ты тест сдал. Не гений, но и не полный завал. Молодец, справился. Сегодня отдыхай, а с завтрашнего дня снова за книжки. Ничего, мы еще из тебя человека сделаем, ни перед какими паладарами стыдно не будет.

И, отвесив ему подзатыльник, Мария ушла так же неслышно, как и появилась.

- Ну, баба! - восхищенно сплюнул дядька ей вслед, пощипывая усы. - Женить бы ее только, а то без мужика совсем бешеная. Эй, парень, а паладары при чем? Ты к ним каким боком?

Кирис подавил тяжелый вздох. Рассказывать что-то о себе посторонним совершенно не тянуло. Он слегка пожал плечами и пошел к своему совку.

- Ну ладно, не хочешь говорить, так помалкивай, - дядька тоже пожал плечами. - Тем более...

Тут он, видимо, как-то неудачно налег на отвертку, потому что та сорвалась, и механик ударился рукой о металл. Следующие полминуты он сквозь зубы выговаривал такое, что Кирис даже заслушался, безуспешно пытаясь запомнить наиболее впечатляющие обороты. "Ходер гхаша каццо в жопу через левое колено" среди них выглядел наиболее невинным. Закончив ругаться и посасывая сбитую костяшку, механик какое-то время осматривал двигатель, потом снова поманил Кириса.

- Ну-ка, иди сюда, парень. Еще раз поможешь. Давай, давай, не жмись. У тебя глаза молодые, зоркие, в отличие от моих стариковских, тебе проще.

Кирис нехотя приблизился.

- Значит, гляди сюда, - механик взял отвертку с длинным крестовым жалом и ткнул ей в небольшое отверстие в корпусе. - Задача: снять кожух с передней части движка, чтобы заменить щетки в левой сборке. Кожух фиксируется несколькими шурупами. У того, что здесь, шлиц сорвали, когда затягивали, теперь толком не откручивается. Приглядись как следует, попади отверткой и скрути, только аккуратнее, чтобы окончательно щели не сбить.

Одно из двух: либо послать его подальше (неудобно, все-таки пожилой человек), либо помогать. Кирис взял отвертку и одним глазом заглянул в указанную щель. Оттуда остро воняло смазкой и чем-то паленым. Плоский шлиц шурупа ему удалось разглядеть только после долгого напряженного вглядывания. Он попытался дотянуться туда отверткой, но его собственная рука тут же закрыла остатки света, и прорезь в шлице пришлось нащупывать вслепую. Он попытался провернуть шуруп, но отвертка тут же соскользнула: прорези оказались основательно разрушенными предыдущими попытками. Стиснув зубы, он вставил отвертку еще раз, изо всех сил навалился на рукоятку и медленно, чтобы не срывалось, принялся ее поворачивать. Похоже, шуруп поддавался, хотя и сопротивляясь. Пару минут спустя, взмокнув от пота, Кирис все-таки выкрутил его и достал, прилипший к магнитному жалу отвертки.

- Молодец, - одобрительно сказал механик. - Не в первый раз с инструментом работаешь?

- Ну... - замялся польщенный похвалой Кирис. - У соседа во дворе старая тачка есть, еле ползает. Он ее во дворе чуть ли не каждый день чинит. Помогал иногда.

- Правильное дело. Ну, давай дальше снимать. Теперь вот здесь выкручивай: если начнешь в другом месте, все перекосится под собственной тяжестью, и оставшиеся шурупы заклинит.

Вот привязался! Почему он вообще должен возиться с долбаным каром, когда у него своих дел хватает? Однако, следуя указаниям дядьки, он все-таки выкрутил оставшийся крепеж, и они вдвоем с заметным усилием сняли хотя и легкую, но все время за что-то цепляющуюся часть внешнего кожуха.

- Вот здесь статор, здесь ротор, - пояснил механик, хотя Кирис ни о чем его не спрашивал. - Ротор трехчастный - знаешь почему? Ох, неуч! Что вам только в школе рассказывают? Потому что у двухчастного ротора две мертвых точки, в которых движок не заводится, а у трехчастного таких нет. Неужто на физике не учили? Вот здесь щетки. Снимай.

Постепенно Кирис увлекся процессом. Несмотря на свою грубовато-безапелляционную манеру, механик оказался толковым инструктором. Пока они меняли щетки сначала в левой, а потом и в правой сборке движка, он успел рассказать про его конструкцию, объяснить, как вращение обоих роторов передается колесам, показать способ быстрой замены аккумуляторов... Время летело быстро, и когда они закончили ставить левое крыло, Кирис с удивлением заметил, что часы на административном корпусе, просматривающиеся через ворота ангара, показывают уже половину пятого. Он почувствовал даже сожаление, что все уже закончилось. Возиться с электрокаром, пусть даже грязным, в смазке и грязи, казалось куда как интереснее подметания пыли.

- Значит, ты Кирис Сэйторий... - задумчиво произнес дядька, вытирая руки ветошью. - Я Грато Аррахо, старший механик. Зови меня Грато, у нас все попросту.

- Ага... Грато... - Кирис озадаченно поглядел на него. Он точно помнил, что не представлялся, да и по имени его рядом с механиком не называли. - А вы...

- Так что у тебя за дела с паладарами, малыш? - осведомился Грато, откладывая ветошь и сладко потягиваясь. - И почему сидишь на базе безвылазно?

- А вы-то откуда знаете?

- Видишь ли, вака, база маленькая, все обо всем знают. Старожилы, по крайней мере. Так расскажешь?

- Секрет, - буркнул Кирис. - Все, мне работать пора.

Механик засмеялся негромким кашляющим смехом.

- Значит, усвоил урок нашей Марии? - переспросил он. - Больше кому попало о себе не рассказываешь? Да расслабься ты. Она меня за тобой и попросила приглядеть, мы с ней знакомы еще с тех пор, как она новобранцем чуть старше тебя сюда явилась. Знаю я и о твоем Университете, и о... лишних деталях между лопатками. Не волнуйся, дальше меня не пойдет. Скажи, вака, что ты в уборщиках забыл?

- В смысле? - переспросил немного ошарашенный Кирис. - Почему забыл?

- Уборщиком работаешь? Работаешь. Да только я же вижу, как ты на машины смотришь. На самолеты, - он кивнул на старый "Маррахо", - на вертолеты, да даже на электрокар этот вшивый. Железячная у тебя душа, ее не скроешь. И руки у тебя нужным местом приставлены. Не хочешь ко мне в бригаду пойти? Чернорабочий получает столько же, сколько уборщик, но хотя бы при полезном деле окажешься. А я тебя понатаскиваю потихоньку, пока к инопланетянам не отправишься. Что скажешь?

- Ну... а как перевестись? Меня же в уборщики определили...

- Тебя сюда что, в рабство продали? - удивился Грато. - Идешь в канцелярию, пишешь заявление о переводе, я подписываю, и все. У меня в бригаде вакансий уйма, никто на такие гроши не идет, так что проблем не возникнет. Прямо сейчас можно сходить, пока время есть. Ну?

- Я подумаю... - промямлил Кирис. Вообще-то думать он не собирался: кто в своем уме откажется, если ему предложат стать настоящим механиком? Просто очень уж неожиданно ему на голову свалилось такое счастье.

- Думай. А раз пока переводиться не хочешь, хватай свою метлу и занимайся делом.

- Эй, Грато! - у ворот ангара замаячил какой-то незнакомый мужик в таком же синем комбинезоне механика. - Топай сюда! Помощь нужна.

- Что еще? - недовольно крикнул в ответ Грато. - Я сам занят.

- Да у нас контейнер заклинило, погрузчик никак со стеллажа снять не может. Погляди свежим взглядом, может, посоветуешь что.

- Тьфу, калоши безрукие... - сплюнул механик. - Ну, идем, малыш, покажу тебе класс управления погрузчиком.

- Да я... - Кирис сделал попытку дернуться в сторону своего простаивающего совка, но механик уже обхватил его одной рукой за плечи и увлек за собой. Сдавшись, Кирис последовал за ним. Честно говоря, его основательно задрало подметание, и он даже втайне радовался переменам. Ну подметет он, подметет. Сегодня. Попозже. В конце концов, нужно же отпраздновать, что тест сдал?

В соседний ангар он еще ни разу не заходил. По большей части его огромные массивные ворота оставались запертыми, а у входа для людей стоял навес, под которым дежурил часовой. Вывеска "Склад №3" не оставляла простора для фантазий. Наверняка хранится там что-то ценное, что могут спереть, а значит, посторонним туда ходу нет. Но сейчас створка ворот оказалась сдвинутой в сторону, открывая проход достаточной ширины, чтобы в него мог протиснуться целый грузовик. Часовой хотя и отирался по-прежнему у входа, бдительно зыркая вокруг, но компанию не остановил.

Внутри ангара под потолком ярко горели лампы, бросая резкие тени на бесконечные ряды высоких стеллажей. Кирис, втайне надеявшийся увидеть здесь бомбы и ракеты, в крайнем случае залежи патронов, страшно разочаровался: почти все полки занимали унылые зеленые ящики с непонятными цифро-буквенными надписями на боках. По-человечески там виднелось разве что "Верх!" и "Хрупко!", да и то не на всех. В некоторых местах лежали мотки кабеля, груды темных металлических труб, какие-то решетки штабелями, побитые картонные коробки с надписями от руки и тому подобные прозаические предметы. Метрах в десяти от входа у центрального стеллажа стоял автопогрузчик с задранными вверх рогами, почти упирающимися в бок контейнера на второй снизу полке. Возле погрузчика со смущенными физиономиями топтались двое.

- Грато! - крикнул один из них, маша рукой. - Эй, сюда!

- Сам вижу, куда, - буркнул механик, размашисто шагая к погрузчику. - Что тут у вас?

- Да паллета, видать, бракованная попалась, - сплюнул говорящий. - Видишь, как контейнер перекосило? Или сам контейнер слишком тяжелый оказался, вот и раздавил деревяшки...

- Ага, или груз внутри сам по себе на одну сторону перекатился... - ехидно покивал Грато. - Что там внутри?

- Да гхаш его знает.

- Чё?

- Для того и снимаем, чтобы проверить. Инвентаризацию проводим. Вроде бы по описи там должна храниться для "Водомерок" разная мелочевка - лопасти винтов, топливопроводы, тяги разные, все в таком духе.

- Запасливый ты наш, - ухмыльнулся Грато. - "Водомерка" - такие маленькие гидросамолеты, - пояснил он Кирису. - Дешевая гражданская модель. Использовали в качестве морских разведчиков сразу после Удара, но у нас на базе последний списали года три назад, если не четыре. А у тебя, Идрено, значит, целый ящик запчастей заначен?

- Я, между прочим, лицо материально ответственное! - обиделся Идрено. - Просто так выкинуть права не имею. В других местах они еще летают, вот я и...

- ...приберег для натурального обмена, я понял, - перебил его старший механик. - А поскольку в последний раз возможность подворачивалась лет сто назад, ящик так у тебя и стоял без движения. Небось еще и набросано все абы как. Неудивительно, что паллета развалилась. Слушай, хомяк, нору от дерьма хоть иногда чистить надо. Точно тебе говорю.

- Не учи проститутку минету. Лучше снять помоги. Правый рог под контейнер не подлазит. Ты же у нас ас с погрузчиками, выручи, а?

- И что я с того поимею? - деловито осведомился старший механик.

- Набор отверток, - быстро ответил Идрено. - С магнитными жалами, в комплекте двенадцать штук. Только что пришли, еще оприходовать не успел. Снимешь - стоишь первым в очереди.

- Заметано, - кивнул механик. - Ну, девочки, смотрите, как работают профи.

Он вскочил в кабину автопогрузчика, и тот тихо застрекотал мотором. Его рога шевельнулись вверх-вниз, сам погрузчик дернулся вперед-назад, словно танцуя. Машина словно примеривалась к сложной задаче. С правой стороны ее рог действительно не мог проникнуть под груду гнилых щепок, в которую превратился деревянный поддон, но Грато сдаваться не собирался.

Серией легких рывков он сместил погрузчик влево, так что левый рог оказался над соседним пустым стеллажом. Затем одним тычком он вогнал правый рог под середину перекосившегося поддона и тут же принялся гонять машину короткими поступательными движениями по дуге, так что на каждом толчке вперед правый рог чуть-чуть сдвигался в перекошенную сторону.

- Вот дает! - пробормотал Идрено. - Ну, танцор на балалайке! Эй, парень, ну-ка, сдвинься в сторонку, а то мало ли что.

Кирис отступил на несколько шагов назад, оказавшись у стеллажей на другой стороне прохода. Грато продолжал играть погрузчиком, все глубже загоняя рог под просевший контейнер. Вот после очередного разворота и левый рог оказался над нужным стеллажом, вот он сместился под левый край паллеты... Зажужжали сервомоторы, и контейнер вместе с остатками паллеты чуть приподнялся над полкой, а затем погрузчик сдал назад, и злополучный груз оказался висящим над проходом, а затем медленно поехал вниз, затормозив в десятке сунов над полом.

- Эй, куда его? - крикнул из кабины механик. - Если просто так поставить, потом снова не подсунуть.

- А я его прямо на рогах посмотрю!

- Не пойдет. Слева едва за край зацеплено, того и гляди сорвется. Нужно поставить и подхватить по-новой. Да и вообще, паллету менять нужно. Есть что подложить? Брусья какие, трубы? Три суна высотой минимум, и прочные.

- Трубы? - Идрено запрокинул голову. - Есть. Сейчас спущу несколько штук.

По перфорированной перегородке он по-обезьяньи ловко вскарабкался на второй уровень стеллажа, под которым стоял Кирис, и принялся выдирать толстую металлическую трубу из связки полуметровой толщины, грубо перетянутой веревками.

- Эй, вака! - крикнул он сверху. - Помоги! Держи пока, я сейчас еще одну достану.

Кирис осторожно принял недлинную, но увесистую трубу и прислонил ее к стеллажу вертикально. Подошедший рабочий подхватил вторую.

- Так, ловите последнюю... - крикнул Идрено. - ...ххаш!

Веревка, опутывавшая связку с ближнего к нему конца, вдруг тихо затрещала и лопнула. Трубы перекосились и принялись расползаться, и тут же порвалась веревка с противоположной стороны. Кирис непонимающе смотрел, как вся груда черных труб ползет к краю стеллажа в полуметре над его головой.

- Берегись! - гаркнули рядом. - В сторону! Сейчас обвалится!

Словно подхлестнутый криком, Кирис подхватил поставленную вертикально трубу и вскинул ее вверх, прижимая к краю стеллажа, чтобы не дать бывшей связке свалиться вниз. Тщетно: под тяжестью груды нижние трубы перекосились и начали падать вниз, одновременно вращаясь вокруг удерживающей их преграды. Самая нижняя, прежде чем упасть на пол, больно ударила Кириса концом по плечу, и он дернулся, машинально оторвав край своего рычага от стеллажа.

- Беги, дубина! - грянул голос Грато. - В сторону, в сторону!

Поздно. Инстинктивно уворачиваясь от сыплющегося сверху потока металла, Кирис бросил трубу и извернулся, закрывая голову. Он сильно толкнулся ногами, отпрыгивая, но тут что-то тяжелое с силой ударило его по голове, а потом по шее, и мир закружился, испещренный радужными пятнами. Боли он не чувствовал. Просто грязный каменный пол стремительно рванулся ему навстречу, а потом новые и новые толчки посыпались ему на спину.

Мир стал звонким и глухим одновременно. Он осознавал, что вокруг кричат люди, что-то дребезжит и грохочет, но ему стало совершенно все равно. Воздух отказывался протискиваться в легкие, но он не чувствовал ничего, кроме равнодушного удивления. Дышать, в общем-то, и не хотелось. Смысла криков он не понимал. Кажется, его звалипо имени - а может, и нет.

А потом он вдруг почувствовал, что где-то рядом горько и отчаянно плачет Фуоко. На него навалились ощущения тех памятных ночей в особняке Деллавита: ее жаркое дыхание, упругая кожа под ладонями - и странное, непередаваемое ощущение счастья и вечности, что накатило на него в момент кульминации. Только сейчас оно казалось не счастьем, а чем-то совершенно противоположным. Фуоко плакала, плакала, плакала, эманации неминуемой смерти вдруг навалились на него, туманя дыхание, и он потянулся к ней, говоря: Фучи, видишь, со мной все в порядке? Не плачь! Я же не умираю... Его переворачивало и несло в каком-то непонятном направлении, солнце било в широко раскрытые глаза, не вызывая никаких неудобств, а потом его ребра вдруг резко расширились, и в легкие хлынул воздух - свежий и сладкий, словно после долгого удушья. Голоса по-прежнему кричали что-то непонятное, под спиной дергалось твердое и скользкое, и кончики пальцев ног вдруг пронзила страшная, непередаваемая боль, быстро поднявшаяся вверх и затопившая сердце.

И солнце погасло.

Когда он пришел в себя, он лежал на жесткой кушетке без подушки, с запрокинутой головой, голый, прикрытый лишь тонкой простыней. В горле першило.

- Пить... - пробормотал он плохо повинующимся языком. - Пить...

- Он очнулся! - гулко, как в тазик, сказал мужской голос. - Ребята, чтоб меня гхаши живьем сожрали - он очнулся!

- Эй, парень! - загрохотал другой голос. - Ты меня слышишь? Как тебя зовут? Зовут как, спрашиваю? Отвечай! Имя?!

- Кир... - пробормотал Кирис. Язык саднило, словно прикушенный, а тело казалось ватным. - Кирис Сэйторий... Пить!

- В сознании! - изумленно проговорила какая-то женщина. - Он в самом деле в сознании! Кирис! Ты меня слышишь? Понимаешь? Можешь глаза открыть?..

Кирис с трудом разлепил веки, которые резало словно от попавшего песка. Над ним склонились три фигуры в белых халатах, лица казались неразличимыми, словно не в фокусе. Впрочем, зрение постепенно возвращалось. Он пошевелился, устраиваясь поудобнее.

- Где я? - прошептал он.

- В госпитале, - проинформировал мужской голос. - Ты помнишь, что с тобой случилось?

- Трубы... сверху посыпались... со стеллажа...

Он напрягся, пытаясь сесть, но его тут же ухватили за руки и за ноги.

- А ну лежать! - скомандовали ему. - И не дергаться!

- Кирис, я тебя сейчас немножко поколю, - сообщила женщина. - А ты мне говори, чувствуешь или нет.

С него сдернули простыню, и он машинально попытался прикрыться - но его руки так и не отпустили. Тут же в большой палец ноги тихонько кольнуло.

- Чувствуешь? - переспросила женщина.

Кирис кивнул.

- А так?

От страшной боли в пальце другой ноги Кирис взвыл в голос, забившись в удерживающих его руках. Тело заболело сразу в десятке мест - голень, колено, мошонка, левое подреберье, под правой лопаткой. Казалось, что в него вбивают раскаленные гвозди. Впрочем, ощущения тут же прошли, и он, тяжело дыша, обмяк.

- Не надо больше... - шепотом попросил он. - Больно. Везде.

- Кирис! - встревоженно позвала женщина. - Тебе и в самом деле так больно? Я едва коснулась твоего пальца спичкой.

- Больно... - снова прошептал Кирис.

- Странно. Кир, ты ведь у нас сильный мальчик, верно? Сильный и храбрый, да? Давай попробуем еще раз. Если снова станет больно, тут же прекратим, обещаю. Готов?

Кирис не успел ничего ответить, как что-то снова кольнуло его в многострадальный палец. Он рефлекторно разинул рот в спазматическом вопле - и замер.

- Нормально, - сказал он уже в голос. - Не больно.

- Но чувствуешь?

- Да.

- Ничего не понимаю... - задумчиво сказал мужчина. Зрение у Кириса уже восстановилось, и он уже вполне разбирал лица. Тетка в белом халате казалась довольно пожилой, первый мужчина носил густую бороду с усами, маскирующие возраст, а второй выглядел молодым. Сейчас говорил бородатый. - Ну просто ничего. Так не бывает. А, Абеллина?

- Не бывает, - согласилась тетка. - Тридцать лет неврологом работаю, всякого навидалось, но с таким впервые сталкиваюсь. Я думала, он не выживет.

- На рентгене с позвонками все в порядке, - напомнил молодой.

- Неважно. Ты же сам видел, у него все признаки тяжелого ушиба спинного мозга с аксональными разрывами на уровне шестого и седьмого шейного. Я вообще не понимаю, почему он все еще дышит.

- Абеллина! - напомнил бородатый, глазами указывая на Кириса. Тот невольно дернулся. Что значит "почему все еще дышит"?

- Ох, язык мой... Кир, - тетка склонилась над Кирисом. - Ты меня хорошо понимаешь? Хорошо слышишь?

- Да...

- Кир, давай мы еще немного тебя поколем, а ты сообщай, что чувствуешь. Только не двигайся, пожалуйста.

Следующих минут пять его действительно кололи со всех сторон. Обычно уколы оставались легкими, но иногда отдавали резкой болью, к счастью, куда более слабой, чем в первый раз. Боль ни разу не повторилась дважды: второй укол воспринимался нормально. В нескольких местах обнаружилось онемение кожи, где он не чувствовал вообще ничего, но в одном оно прошло еще до того, как тетка закончила обследование.

- Ничего не понимаю, - повторила тетка, закончив. - Кир, как ты себя чувствуешь? Какие-то необычные ощущения? Нет? Попробуй поднять левую ногу и подержать на весу, только осторожно.

Кирис послушно поднял сначала левую, потом правую ногу, потом руки. Ватность в теле стремительно проходила, зато начала саднить кожа на затылке и шее. Судя по ощущениям, там у него сидели солидные гули. Потом ему позволили аккуратно подняться и заставились выполнять глупые упражнения - поднимись на носки, достань пальцем до носа, наклонись назад... Он чувствовал себя крайне неуютно, кривляясь голым, но не посылать же их подальше? В конце концов ему позволили завернуться в простыню и присесть на край кушетки, пока вся троица тихо совещалась в другом конце комнаты, которая по рассмотрению оказалась чем-то вроде процедурного кабинета. От стеклянных шкафов резко пахло медикаментами, а на светящемся настенном экране висели темные, в светлых разводах, рентгеновские снимки.

- Ну, Кир, - наконец подошла к нему женщина и усаживаясь, - перепугал же ты нас. Ты помнишь, что произошло после того, как упали трубы?

- Нет.

- Тебя привезли сюда, в госпиталь, без сознания. Ты дышал, сердце билось, но тем все и ограничивалось. У твоего тела полностью отсутствовали реакции... м-м, довольно сложно объяснить. В общем, мы были уверены, что ты умрешь или останешься парализованным на всю жизнь. А ты очнулся и даже вполне неплохо себя чувствуешь. Кир, малыш, мы представления не имеем, как ты выкарабкался. Ты знаешь что-нибудь о себе? Что-то необычное? Что отличает тебя от других людей?

Эйлахо я, чуть не ляпнул Кирис. Он молча покачал головой.

- М-да... - женщина переглянулась с коллегами. - Ну что же, поздравляю с возвращением в мир живых. Из госпиталя мы тебя сегодня не отпустим, побудешь пока что под нашим наблюдением. Хотя бы денек-другой. Освобождение от работы получишь, не волнуйся. Кому из родственников сообщить о случившемся?

- Никому. Только... - Кирис заколебался. Стоит ли оповещать сержанта Каллавиро? Тот вроде бы приставлен к нему опекуном.

- Тут какой-то здоровяк в сержантском звании ломился, - сказал молодой. - Второй сержант. Все требовал тебя показать, еле утихомирили. Парень, ты его знаешь?

- Да. Ротный сержант Джорджио Каллавиро, четвертая рота. Ему скажите.

- Хорошо, сейчас пошлем кого-нибудь, - кивнул бородач. - А теперь перебирайся в кресло. Ходить своими ногами дальше туалета мы тебе пока что не позволим, так что прокатим с ветерком.

Ну вот. Теперь его, похоже, совсем за инвалида держать станут. Со вздохом Кирис перебрался в кресло-каталку, подкаченное молодым, и устроился в нем поудобнее.

И в тот момент, когда он ерзал задницей по твердой клеенке, на него накатило снова. Он вновь почувствовал, что где-то рядом находится Фуоко, и несет от нее совсем уже вселенской тоской и безнадежностью. Такой страшной тоской, что он снова задохнулся и вцепился в подлокотники.

- Эй, парень! - встревоженно ухватил его за плечо бородач. - Тебе плохо?

- Нет, все... нормально. Просто показалось...

- Показалось что?

- Ничего. Так.

- Ну, смотри, - с сомнением сказал тот. - Вака, ты от нас ничего не скрывай, даже самые глупости. Понимаешь, самые странные и незначительные ощущения могут оказаться важными симптомами. Ты же хочешь остаться здоровым? Не держи язык за зубами.

Кирис покорно кивнул, и кресло покатилось по полу в сторону двери.

Фучи, где ты? Я в самом деле тебя ощущаю? Или у меня просто глюки пошли после удара по башке?

Фучи, если ты и в самом деле хреново себя чувствуешь, погоди немного. Я очухаюсь немного и найду тебя. Просто потерпи, ладно?

01.38.1231. Кайтар, Барна

Особняк Деллавита располагался в незаселенной части холмов, и здесь заканчивалась дорога от города. Ни у кого, тем более у худенькой бедно одетой девчонки, не могло иметься ни малейшего повода, чтобы прийти сюда своими собственными ногами. Тем не менее, девчонка, возникшая словно из ниоткуда, подошла к ажурным кованым воротам и уверенно нажала кнопку звонка.

Переглянувшись с напарником, Лоха Пасиоваре поднялся из кресла перед пультом и вышел из помещения охраны.

- Что тебе, вака? - осведомился он лениво.

- Я Карина Мураций, известная также под именем Рисы Сереновой. Я паладар и ректор международного университета "Дайгака", - девочка подняла ладонь, и на ней проявилась цветная картинка: раскрытая книга с растущим из нее цветком. - Мне необходимо поговорить с дэйей Фуоко Деллавита. Дэй Хавьер Деллавита дал мне разрешение появляться в вашем особняке когда угодно.

Лоха нервно сглотнул, машинально поправляя ремень пистолет-пулемета, висящего через плечо. Паладар? Ох ты... Неужели все-таки началось? Или она врет? Да нет, точно: теперь он вспомнил фотографии, которые показывали на позавчерашнем собрании.

- Прошу прощения, сэрат дэйя Мураций, - проговорил он, стараясь, чтобы голос казался твердым и уверенным. - Но теперь у охраны другое распоряжение: вам воспрещен вход на территорию поместья. Боюсь, я не могу вас впустить.

- Вот как? - задумчиво откликнулась девочка. - Интересно. Но мне не обязательно входить. Просто позовите Фуоко, и я перекинусь с ней несколькими фразами.

- Простите, дэйя... - промямлил Лоха. - У меня нет полномочий... Я должен связаться с начальством.

И он опрометью бросился к обратно в караулку. Не обращая внимания на удивленного смотрящего напарника, он склонился к пульту и вдавил ладонью кнопку связи с диспетчерской.

- Здесь главные ворота, - скороговоркой произнес он. - Срочно вызовите дэя Амантареллу. Явилась Карина Мураций, она хочет пройти на территорию. Повторяю, Карина Мураций хочет пройти на территорию!

- Понял вас, - сквозь шипение откликнулся динамик. - Ждите.

Те пара десятков секунд, которые прошли до нового ответа, казалось, вымотали у Лохи все кишки. Когда динамик снова ожил, он чуть не упал от облегчения.

- Здесь Амантарелла, - произнес жесткий, как всегда, голос шефа. - Повторите - у ворот Карина Мураций? Чего она хочет?

- Здесь Лоха Пасиоваре, старший наряда. Повторяю: у ворот Карина Мураций в образе молодой девушки. Она хочет пройти на территорию или хотя бы поговорить с сэрат дэйей Фуоко Деллавита.

- Понял вас. Передайте Карине Мураций, что дэйи Фуоко Деллавита здесь нет. Она... э, уехала в другое место. Дэй Хавьер Деллавита также отсутствует. Пусть дэйя Мураций оставит сообщение, мы передадим. Жду итогов.

- Понял, выполняю.

Лоха отвел глаза от пульта связи и посмотрел в глаза напарнику. Тот сидел, напряженно вцепившись в подлокотники стула, и в его глазах плавал страх. Паладар. Она - паладар. Существо с иной планеты, способное выглядеть как угодно, но равно опасное в любой ипостаси.

Что, если она все-таки захочет войти?

Сдвинув пистолет-пулемет на живот и щелкнув предохранителем, Лоха вышел обратно на улицу. Девочка по-прежнему стояла перед воротами, опустив руки, безжизненная, словно манекен.

- Сэрат дэйя Мураций, - тщательно проговаривая слова, произнес Лоха. - Боюсь, мы ничем не можем вам помочь. В настоящий момент дэйя Фуоко Деллавита отсутствует в особняке, и я не знаю, куда она уехала. Ее отца также нет. Вы можете оставить мне сообщение, и мы его передадим.

- Вы лжете, дэй, - бесстрастно ответила Карина Мураций. - Я могу чувствовать присутствие Фуоко. Сейчас находится на третьем этаже особняка. Я не знаю, кто проинструктировал вас соврать, начальник охраны дэй Фриско Амантарелла или сам дэй Хавьер Деллавита, мне без разницы. Пожалуйста, передайте им следующее: у меня есть основания полагать, что Фуоко удерживают под домашним арестом вопреки ее желанию. Я специально вернула сюда свою куклу из Дриммада, чтобы поговорить с ней. И либо она подойдет к воротам для личного общения, либо я войду против вашего желания. Я бы не хотела доводить до крайностей, но вопрос для меня слишком важен.

И она снова замерла манекеном. Лоха нервно сглотнул и бегом вернулся к микрофону.

- Здесь ворота, - выдохнул он. - Мураций утверждает, что чувствует Фуоко на третьем этаже особняка, и говорит, что либо ее приведут для разговора, либо она войдет силой. Что делать?

- Ходер! - зло выругался Амантарелла. - Значит, так. Бери рацию и выходи... Мерда! Нет, отмена, отмена! Ни в коем случае не использовать рации для переговоров, они умеют перехватывать радиоволны! В общем, выйди к воротам и скажи, что... что я сейчас приду. Продержи ее несколько минут любой ценой!

- Да, шеф, - обреченно подтвердил Лоха. - Понял.

Он отпустил кнопку связи и кивнул напарнику на выход:

- Пошли.

- И ты всерьез намерен в нее стрелять, если что? - напряженно осведомился тот. - Ты понимаешь, что тогда нас с тобой крайними сделают при любом исходе?

- Не знаю! - прошипел Лоха. - Ты приказ слышал. За мной!

Судорожно вцепившись в оружие, он снова вышел наружу.

- Дэйя Мураций, дэй Амантарелла сообщил, что сейчас лично явится для разрешения недоразумений...

- Вы пытаетесь тянуть время, - оборвала его Чужая. - Хорошо, пусть является. Но до того времени...

Она подняла руку и ухватилась за чугунный прут воротной решетки. Ответная реплика Лохи застряла в горле, когда серебряная краска вокруг ее пальцев задымилась и начала отслаиваться. На его глазах обнажившийся черный металл начал наливаться темно-вишневым цветом, чем дальше, тем более ярким. Вскоре вниз по пруту потекли светящиеся капли, а чугун в том месте, где его касалась рука Чужой, размягчился и поплыл, утрачивая форму. Та коротко дернула, и прут разорвался.

И тут над поместьем тонко завыла сирена общей тревоги. Из караулки донесся противный треск зуммера. Лоха дрожащими руками поднял пистолет-пулемет, направив ее в живот непрошенной гостье, краем глаза заметив, что напарник поступил так же. Не обращая на них внимания, Чужая ухватила поврежденный прут у основания, и вокруг ее пальцев снова задымилась краска. Облизнув губы, Лоза растерянно оглянулся на напарника, и тот едва заметно пожал плечами.

Полминуты спустя огрызок прута выпал из решетки, оставив после себя дыру, в которую Чужая тут же спокойно шагнула.

- Я все еще ожидаю вашего шефа, - спокойно сказала она. - Стрелять в меня не стоит: пули мне вреда не причинят, а скандал только усугубится. Когда, дэй Амантарелла сказал, он появится?

"Кара, внимание! Изменение обстановки. Отраженный сигнал псевдоэффектора Фуоко начал смещаться".

"Поняла, Марик. Неужто ее ведут сюда для разговора?"

"Не уверен. Вполне возможно, попытаются перепрятать. Ее папаша должен не хуже нас представлять, как мы ее обнаруживаем. Если он выведет ее в место, куда не достают наши радары, например в подвал, мы ее потеряем".

"Тогда продолжаем следить. Если сигнал пропадет, начну действовать активно".

"Кара, ты уверена, что хочешь сама заниматься такой грязной работой? Может, все-таки лучше мне?"

"Нет. Она - моя ученица, и все ее проблемы должна расхлебывать я. Спасибо, Марик, просто сохраняй позицию и не обнаруживай себя. Очень надеюсь, что ты не понадобишься".

Ты поймешь, Фучи. Ты обязательно меня поймешь.

Хавьер Деллавита взял в руки фотографию дочери. Фуоко на ней, одетая в смелое бикини, задорно улыбалась, сидя на крае бассейна со спущенными в воду ногами и кокетливо прикрывая одной рукой место на груди, где, как знал Хавьер, из-под топа выглядывает старый шрам. Красивая молодая девушка - яркая, эмоциональная, развитая не по годам. Самый крупный бриллиант в ожерелье драгоценностей семьи Деллавита.

Его любимая дочь.

Его сердце разрывалось от боли каждый раз, когда он входил в ее комнату. Если не считать присматривающих гувернанток, Фучи не пускала туда никого, включая мать, и только он властью главы семейства мог туда входить. Каждый раз его девочка забивалась с ногами в дальний угол кровати, обхватывала колени руками и равнодушно смотрела куда-то в угол. На вопросы она не отвечала и вообще молчала, словно немая. Только однажды, когда он попытался погладить дочь по голове, та отшатнулась, бросив на него преисполненный ненавистью взгляд. Хавьеру так захотелось ударить ее по лицу, что он быстро вышел из комнаты, резко хлопнув дверью.

Разумеется, она не заслуживает, чтобы на нее сердились. Происходящее само по себе является для нее суровым наказанием. Окруженная иллюзией свободы и вседозволенности, она внезапно разбила лоб о невидимую, но всегда существовавшую стену - и возложила вину на того, кто случайно оказался рядом: на своего отца. Но она умная девочка и рано или поздно поймет, что он действует для ее же блага. Что же до паладаров... Разумеется, романтический призыв, исходящий от инопланетян, в ее возрасте важнее всего на свете, но молодость проходит быстро. Даже слишком быстро. А вместе с ней уходит и взрывная эмоциональная нестабильность, зато приходит умение трезво мыслить и тщательно подсчитывать прибыли и убытки. Она поймет, что как бы ни были хороши паладары, их Университет ничто по сравнению с образованием, которое способны дать деньги семьи Деллавита.

Ты поймешь, доченька. Хотелось бы только, чтобы без ненависти к отцу, разрывающей ему сердце. Жаль, что я не могу сказать тебе правду о моих мотивах. Настоящих мотивах. Незачем тебе, чистой и светлой девочке, пачкаться в такой грязи и крови. А я вытерплю. Ради того, чтобы защитить тебя, я вытерплю все.

Жаль только, проект не принес никаких реальных результатов, с помощью которых я мог бы избавить тебя от проклятия. Но ничего, его можно возобновить, в другом месте и в другое время. Надо только выждать чуть-чуть на всякий случай...

Телефонный звонок резанул его по ушам. Хавьер бросил последний взгляд на фотографию дочери, убрал ее в стол и поднял трубку.

- Слушаю, - холодно сказал он.

- Босс, у нас проблема, - быстро проговорил Фриско Амантарелла. - Здесь Карина Мураций. Она требует разговора с дэйей Фуоко.

- Что?!

- Я приказал охране передать ей, что девочки и вас здесь нет, но вряд ли она купится.

- Ты в диспетчерской? Тяни время. Сейчас появлюсь.

Хавьер вскочил с места так, что его кресло отлетело назад и с силой ударилось о подоконник, и со всех ног бросился из кабинета. У служанки, повстречавшейся ему на лестнице, от удивления выпала из рук метелка для обмахивания пыли - такое неизгладимое впечатление произвел на нее вид хозяина, прыгающего вниз через три ступеньки. В диспетчерскую он влетел так, что едва сумел затормозить, уперевшись в спинку массивного кресла оператора.

- Вон она, - Фриско без предисловий ткнул пальцем в центральный монитор. - Картинка с камеры над воротами.

И тут ожил динамик:

- Здесь ворота, - сообщил невидимый охранник. - Мураций утверждает, что чувствует дэйю Фуоко на третьем этаже особняка, и говорит, что либо девочку приведут для разговора, либо она войдет силой. Что делать?

- Ходер! - выругался Фриско, метнув на шефа быстрый взгляд. - Бери рацию и выходи... Мерда! Нет, отмена, отмена! Ни в коем случае не использовать рации для переговоров, они умеют перехватывать радиоволны! В общем, выйди к воротам и скажи, что... что я сейчас приду. Продержи ее несколько минут любой ценой!

- Да, шеф, - подтвердил динамик. - Понял.

- Фуоко в убежище, живо! - приказал Хавьер, чувствуя, как колотится сердце. Неужто паладары решатся на открытый конфликт? Нет, невероятно. Такая наглость...

Фриско кивнул и быстро вышел. Хавьер склонился над пультом и переключил центральный монитор на камеру, просматривающую главную аллею. Направив ее на центральные ворота и дав максимальное увеличение, он вгляделся в фигурку за решеткой - и похолодел, увидев, как под рукой Чужой дрогнул и распался прут в металлической решетке ворот.

Судя по всему, проклятая Карина Мураций настроена весьма серьезно. Она не остановится. Что же делать? Он не может допустить, чтобы Чужая увиделась с его дочерью!

- Объявить в поместье осадное положение! - резко приказал он диспетчеру, продолжая вглядываться в экран. - Немедленно!

- Да, шеф, - кивнул тот, и его пальцы побежали по пульту, щелкая тумблерами и нажимая на кнопки. В углу комнаты вспыхнула и замигала красная лампа, негромко запищал зуммер. "Главные ворота блокированы", загорелось на пульте табло. "Служебные ворота блокированы". "Двери особняка блокированы". "Ставни особняка опущены". "Общая тревога - оружие к бою". Сейчас, Хавьер знал, на всех постах охранники лихорадочно проверяют личное оружие, сбрасывают чехлы с пулеметов и пристально вглядываются в отведенные секторы огня, чтобы открыть огонь по любому чужаку, неважно, человеку или нет, а слуги и рабочие в панике бегут по коридорам дома и толкаются на лестнице в подвал.

На мониторе пережженный внизу прут выпал из решетки и упал на землю. Чужая неторопливо шагнула в образовавшийся проем, не обращая внимания на направленное на нее оружие двоих охранников.

- Приказать открыть огонь, шеф? - нерешительно спросил диспетчер. - Аллея простреливается, надо только убрать наших с линии огня...

- Нет. Она пока стоит на месте. Возможно, она просто пытается действовать нам на нервы и дальше не пойдет.

Хавьер лихорадочно оглянулся. Куда подевался Фриско? Словно услышав его мысли, начальник охраны вошел из коридора.

- Я отправил за Фуоко двоих надежных людей, - сказал он. - Но ваша жена...

- Что она?

- Хавьеро, что происходит?

Марта протиснулась мимо Фриско, под одним ее глазом размазалась тушь. Она встревоженно стискивала руки.

- Чужая явилась за Фуоко, - ответил Хавьер. - Похоже, она готова применить силу. Не волнуйся, дорогая, мы можем выдержать любую осаду. Наш дом специально спроектирован...

И тут снова ожил динамик внутренней связи.

- Диспетчер, у нас проблема! - рявкнул грубый мужской голос. - Сообщите боссу, Фуоко сбежала! Ее нет в комнате!

- Что? - воскликнула Марта, ее лицо пошло красными пятнами. - Как сбежала?

- Не беспокойся, родная, - процедил Хавьер сквозь зубы, чувствуя, как внутри начинает разгораться горячая ярость. - Я со всем разберусь.

И он, размашисто шагая, вышел из диспетчерской. Ну, все! Его терпение лопнуло. Как бы он ни любил дрянную девчонку, у всех капризов есть свои пределы.

И сейчас он намерен явно их определить раз и навсегда.

Стук спиц, в другой ситуации, возможно, и успокаивающий, сейчас бесил Фуоко до невозможности. Она исподлобья глянула в угол комнаты, туда, где в плюшевом кресле с вязанием удобно устроилась дэйя Дартарелла. Ненавидеть гувернантку, приставленную отцом, глупо - она всего лишь честно отрабатывает свое жалование, но Фуоко ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось наброситься на надсмотрщицу и исцарапать ей физиономию, чтобы тетка наконец перестала действовать на нервы своими спицами.

Нет, нельзя. Нужно изображать, что смирилась. Нужно, чтобы отец хоть немного поверил в ее уныние и равнодушие. Только тогда появится хоть какой-то шанс...

Шанс на что? Ну, сбежит она из дому - а дальше куда? Одной шляться по улицам? Прав Джион: без профессии и без умения заработать себе на кусок хлеба дорога одна - в проститутки. Нужна помощь. Как дозваться паладаров? Телефон в письме, увиденный лишь однажды, она, разумеется, не запомнила. Полиция и прочие службы отпадают: после побега отец наверняка поставит их на уши. Что еще?

Кир. Нужно найти Кира. Наверняка он получил такое же письмо с телефоном. Кир на базе "Дельфин", добраться туда самостоятельно непросто, но можно. Но лучше все-таки сначала попытаться дозвониться. Откуда? Не вопрос: лапшичную Дзидзи, где состоялась последняя встреча, она найдет. Та тетка выглядела доброй и отзывчивой, она наверняка поможет найти телефон... Стоп! Дура. Зачем Кир, когда той тетке тоже сделали предложение? Даже если та отказалась, у нее вполне мог сохраниться контактный номер.

Итак, вчерне план готов: сбежать из дома, добраться до лапшичной, дозвониться до Рисы или до Кира. Всех дел осталось - реализовать первую часть.

Тоска и уныние первых дней после домашнего ареста стремительно испарялись, как дождевые лужи на летнем горячем асфальте. Фуоко не умела долго дуться и ныть, чему сейчас втайне радовалась. Хватит, наревелась на год вперед, пора и мозги включать.

...Кир. Что с Киром? Неужто он и в самом деле умирает, как ей вдруг показалось вчера? Или у нее из-за нервного перенапряжения просто начались галлюцинации? Да как вообще можно чувствовать состояние другого человека? Телепатически, как в фантастических романах? Риса же, кажется, говорила, что телепатия невозможна. Но чувства казались настолько реальными, словно она снова лежала в объятиях Кира и ощущала щекой его теплое тяжелое дыхание, только вместо радости и умиротворения она чувствовала что-то совсем-совсем иное: смерть и надвигающееся небытие.

Нет. Не время. Сейчас нужно думать, как выбраться. Дать по башке Дартарелле и вылезти в окно на веревке из простыней? Нет, нельзя. С наружных постов охраны наверняка ее заметят. Дать по башке Дартарелле, выскользнуть в коридор... без толку, у выхода охранники. Как покинуть дом? Переодеться в платье горничной, накинуть что-нибудь на голову и понадеяться, что ее не станут проверять?..

От внезапной трели тревожного сигнала под потолком дэйя Дартарелла встрепенулась и встревоженно закрутила головой. Тут же замигала красная лампа, а снаружи глухо зажужжало, и задернутое занавеской окно начало стремительно темнеть: видимо, вниз поползли защитные ставни. Фуоко вскочила с кровати. Кольчон? Неужели к Барне опять явился кольчон? Невероятно, ведь предыдущий приходил так недавно! Но это - шанс! Теперь охрана сосредоточится на небе в поисках волют, а земля останется без контроля. Нужно действовать.

- Общая тревога? - неуверенно спросила дэйя Дартарелла, выбираясь из кресла. - Ох, батюшки, оборони нас пресветлый Ваххарон! - Она осенила себя косым знамением. - Дэйя Деллавита, нам нужно в убежище...

Закончить фразу она не успела. Разъяренной кошкой Фуоко набросилась на нее и пихнула на кровать. Сдернув с журнального столика тонкую скатерть и свернув ее жгутом, она моментально скрутила ей руки, привязав их к фигурной спинке. Ошеломленная гувернантка даже не сопротивлялась, только беспомощно постанывала. Выдернув из-под нее покрывало и набросив его себе на плечи и голову, Фуоко метнулась к двери и выскочила в коридор. Здесь тоже тарахтел тревожный сигнал, под потолком метались красные блики, но ни одного человека не наблюдалось. Куда? Фуоко немедленно пресекла первый порыв броситься к главной лестнице - наверняка пошлют кого-то спустить ее в подвал. Основной лифт тоже отпадает - как минимум из-за своей тормознутости. Пожарная лестница! Она пробежала в дальний конец коридора и толкнула узкую стеклянную дверь, ведущую на такую же узкую площадку с крутой винтовой лестницей, пронизывающей дом от чердака до подвала. В тот момент, когда она прикрывала за собой дверь, в противоположном конце коридора ей почудилось какое-то движение. Отпрянув, она сбросила тапочки и в одних чулках заторопилась вниз по ступенькам. Ставни уже успели плотно закрыться, и в тусклом свете аварийного освещения один раз она едва не покатилась кубарем, больно ударившись пальцем о железное ребро ступени.

На первом этаже она осторожно выглянула в коридор. Двери в кухню и в караулку в нарушение всех правил стояли распахнутыми настежь, но людей не наблюдалось, только в дальнем конце, у главной лестницы, суматошно мелькнул белый халат повара. Так, дальше что? Нужно выбраться в парк. Там немало укромных убежищ в кустах, под постаментами и между деревьев, которые она прекрасно изучила еще в те времена, когда играла там малолетней девчонкой. Перебежками, перебежками, через сад к изгороди... Ххаш! Там же колючка под напряжением по всему периметру! Значит, остаются технические ворота. Но как выйти из дома?.. Дура. Кухня же! Надев тапочки (должен же ковер, в конце концов, глушить звуки!), Фуоко перебежала через коридор и нырнула в кухню, где на плитах стояли все еще попыхивающие брошенные кастрюли.

Здесь ее едва не хватил инфаркт. Разумеется, как и во всем доме, ставни успели плотно закрыться. Но сверх того над служебным выходом мигал еще один красный сигнал: двери заблокированы! Она заставила себя набрать воздуха в грудь и задержать дыхание, чтобы успокоиться. Не дергайся, дура. Не мандражи. Блокировка дверей предназначена для сдерживания атакующих снаружи, не удержания защитников внутри. Наверняка есть способ ее снять. Думай. Вспоминай. Ты же изучала домашнюю охранную систему! Ага, есть. Она подскочила к настенному электрощитку, едва не оторвала у него дверцу и на секунду замерла перед двумя десятками автоматических рубильников. Мерда! Нет времени разбираться в схемах! Она быстро дернула вниз все подряд, и, к ее облегчению, мигающая лампа над выходом погасла. Все, дверь разблокирована. Фуоко изо всех сил толкнула ее, ссыпалась вниз по крутому пандусу и побежала к кустам. Нырнуть туда - и пусть ее ищут...

- Фучи! - гаркнул сзади голос отца, и она едва не запнулась от неожиданности. - Фучи, вернись! Немедленно!

Тут же сзади затопотали тяжелые шаги. Ну что за гадство! Нескольких секунд не хватило! На глаза навернулись слезы. Ну уж нет, так просто она не сдастся. Зря, что ли, она столько времени тренировалась в беге? Укрытия в парке отпадают, но все еще есть шанс прорваться через технические ворота.

Опять сбросив тапочки и уронив на землю покрывало, наклонив вперед корпус, словно спринтер, и равномерно дыша, она бросилась бежать по дороге, ведущей в заднюю часть парка.

- Фуоко! - снова позвал сзади голос отца. - Немедленно назад!

- Фучи! - присоединился к нему растерянный голос матери. - Фучи!

Не обращая на них внимания, Фуоко неслась вперед, стараясь не думать, как станет прорываться сквозь наверняка закрытые ворота, да еще и с преследователями на плечах. Главное, добежать! Она прибавила ходу, чувствуя, как начинает биться сердце и утяжеляться дыхание, но зато топот бегущих за ней ног начал отставать. Ага, не возьмете! - весело подумала она... и тут неизвестно откуда взявшийся камешек впился ей сквозь чулок в подошву.

От боли она потеряла равновесие, и хотя ноги вынесли, не позволив упасть, почти сразу же сильные грубые руки схватили ее сзади. Она завизжала во все горло, брыкаясь и вырываясь, но безуспешно. Два здоровых амбала ухватили ее, один поперек тела, а другой за ноги, и бегом потащили обратно. Она продолжала брыкаться и вырываться, но с тем же успехом могла бы пытаться голыми руками разбить каменные статуи. Тяжело дыша, она отчаянно озиралась по сторонам в надежде найти хоть какой-то выход. Все. Вот так все и кончилось. Она показательно облажалась, и теперь ее наверняка посадят под замок в самую глухую и надежную комнату в доме. Последний шанс блистательно профукан.

Постылый ненавистный дом стремительно надвигался на нее, и она уже могла видеть отца с матерью, стоявших на ведущем в кухню пандусе. Отец стоял, скрестив руки на груди, и на его лице держалось выражение, не предвещающее ничего хорошего. Ну, она выскажет ему все, что думает!

И вдруг мир закружился вокруг и полетел вверх тормашками. Прежде чем она успела опомниться, ее вздернули вертикально и аккуратно поставили на ноги.

- Прошу прощения, - негромко произнес мужской голос, - но мне показалось, что дэйю Фуоко пытаются принудить к чему-то вопреки ее желанию.

Фуоко резко обернулась. Позади нее стоял тот самый парень, которого она несколько дней назад видела вместе с Рисой в лапшичной Дзидзи. Тащившие ее амбалы ворочались на земле, безуспешно пытаясь подняться. Парень вежливо кивнул ей и слегка подмигнул.

- Да как вы смеете! - рявкнул отец. - Вы вторглись на территорию частного владения...

- Прошу прощения, дэй Хавьер, но вы не оставили нам выбора.

Фуоко снова крутнулась на месте, и ее сердце радостно взмыло к небесам. Риса Серенова стояла в десятке шагов от нее, сложив руки перед собой на бедрах в странной манере, которую Фуоко заметила еще в школе.

- Риса! - крикнула она. - То есть дэйя Мураций... Я хотела позвонить, мне не разрешили! Отец против!

Риса улыбнулась ей быстрой ободряющей улыбкой и, нахмурившись, снова повернулась к отцу.

- Дэй Хавьер, - со стальными нотками в голосе произнесла она, не обращая внимание на выбежавших из-за угла дома пятерых охранников с оружием в руках. - Вы все-таки решили обострить конфликт до крайности. Я ведь объясняла вам, что именно и зачем мы здесь делаем, и вы должны прекрасно понимать, какие проекты для нас имеют приоритет. Вы силой удерживаете свою дочь...

- Да! Мою дочь! - яростно крикнул отец. Таким Фуоко его не видела еще никогда в жизни. Мгновенно произошедшая перемена оказалась разительной: вместо всегда подтянутого, безукоризненно вежливого делового человека перед ней стоял пожилой встрепанный мужчина со стиснутыми кулаками и играющими под кожей желваками. Выражение растерянности и злости казалось на его лице не более уместным, чем таракан посреди обеденного стола. Казалось, он готовился броситься на непрошенных гостей с кулаками. - Моя дочь, моя! Не ваша! Какое право вы, проклятые Чужие, имеете отбирать ее у меня? Я не позволю! Слышите? Не позволю! Кто-нибудь! Уведите девочку в убежище!

- Не стоит, - парень обошел Фуоко сбоку и встал перед ней. - Дэй Деллавита, боюсь, физическая сила сейчас не на вашей стороне.

- Да, дэй Хавьер, - согласилась Риса, медленно приближаясь. - Даже один паладар способен справиться с целой армией, а ваша служба безопасности хотя и хороша, но на армию не тянет. Когда Фуоко не позвонила в первый же день, я начала беспокоиться. Когда не позвонила во второй, я поняла, что ваши страхи все же взяли верх над разумом. Скажите, вы действительно хотите принудить дочь силой жить по вашим правилам?

- Как я воспитываю своих детей, не ваше дело! - рявкнул отец. - Пусть даже в смирительную рубашку засуну! Убирайся отсюда, дрянь! Убирайся, пока я...

- Пока вы что? Стрелять в нас бессмысленно, и мы сильнее. Мы уйдем, дэй Хавьер, но не раньше, чем ваша дочь определится со своим выбором.

- Она не может решать за себя! - ей показалось, или в голосе отца и в самом деле скользнули жалобные нотки? - Она несовершеннолетняя!

- Не имеет значения. Она полностью дееспособна по нашим меркам, а значит, имеет право решать за себя.

- Не имеет! Не имеет! - голос отца почти сорвался на визг. - Она не понимает, что вы хотите с ней сделать! Я не позволю вам превратить ее в подопытную мышь!

- Как вы сами превращали других людей, дэй Хавьер?

Отец осекся так резко, словно ему в горло вбили пробку. Тяжело дыша, он с ненавистью смотрел на Рису.

- Лаборатория под кафедральным собором в Старом городе - ведь она ваших рук дело? - в голосе Чужой снова лязгнула сталь. - Ведь именно вы пытали и убивали ни в чем не повинных людей только потому, что они эйлахо? Вы пытались найти способ, как избавить свою дочь от ее... "проблемы", верно?

- Папа? - непонимающе переспросила Фуоко. - Какая лаборатория? Какие люди?

- Вы ничего не знаете! - отрезал отец. - Вы ничего не докажете!

- Нам и не надо ничего доказывать, дэй Хавьеро. В ваш проект проник шпион. Он передал... вашим конкурентам достаточно информации, чтобы вас изобличить. Вы страшный человек, дэй Хавьер. Вы видите мир по-своему - но не просто видите, а еще и пытаетесь заставить остальных смотреть на него так же. Для вас особые способности - преступление перед человеческой природой, и вы готовы на все, чтобы избавить от них дочь. Сколько жизней вы изломали и уничтожили ради своей цели? Десятки, сотни? И теперь в качестве финального штриха хотите сломать жизнь Фуоко?

- Да! - вдруг во все горло заорал отец. - Да, да, да! Я создал этот проект! Я вложил в него массу сил и средств! Я готов на что угодно, лишь бы спасти Фучи! И я не позволю каким-то Чужим сделать ее подопытной крысой! Да будьте вы все прокляты!..

Он бросился к Рисе, потрясая в воздухе кулаками. Та изящно уклонилась от удара, мимоходом дотянувшись до его затылка. Отец словно подкошенный рухнул на асфальт, и Фуоко в испуге вскрикнула.

- Все в порядке, Фучи, - поспешно сказала Риса. - Просто кратковременный паралич ног.

Она склонилась над отцом и перевернула его на спину. Фуоко вздрогнула, когда увидела, что по лицу всегда уверенного в себе мужчины текут слезы.

- Дэй Хавьеро, - жестко сказала Риса, - помните, что я сказала вам тогда, наедине? Что я своими руками убью каждого, кто попытается ставить эксперименты на людях?

- Так убей... - пробормотал отец, глядя мимо нее в небо. - Ты пришла, чтобы забрать у меня дочь. Забери заодно и жизнь...

- Я солгала, дэй Хавьер. Я врач, и мне привычно спасать жизни, отнюдь не отбирать их. Я не убийца, а потому просто оставлю вас как есть. Паладары разрывают коммерческие отношения с семьей Деллавита и отзывают все сделанные предложения. Но данный вопрос в компетенции Майи, а меня интересует лишь Университет.

Риса распрямилась.

- Дэйя Фуоко Деллавита, - холодным официальным тоном проговорила она, - насколько я понимаю, вы видели наше приглашение. Как ректор университета "Дайгака" прошу подтвердить ваше согласие на обучение либо отказаться от него прямо сейчас. Ваше решение?

- Ну... - пробормотала Фуоко, не отрывая взгляда от отцовского лица. - Я хочу учиться, но... папа...

- В данном случае играет роль только ваше мнение. В связи с талантами, которые вы продемонстрировали во время тестирования, Университет предоставит стипендию на обучение даже в том случае, если ваше государство откажется за вас платить. Мы сожалеем о семейном конфликте, который вызвало наше предложение, но решать вам. Итак?

Фуоко неотрывно смотрела на отцовское лицо, запрокинутое к небу. Лицо, мокрое от слез, такое знакомое и незнакомое одновременно. Еще несколько минут назад она хотела любой ценой сбежать из дома, наплевав на родительскую волю, но теперь ее сердце дрожало, разрываясь на части. Неужели он действительно так любит ее и боится за нее? Он, всегда холодный и строгий человек, самое яркое проявление эмоций для которого - как максимум ироничная полуулыбка? Она опустилась рядом с ним на колени и взяла его руку в свои.

- Папа... - прошептала она. - Пожалуйста, папа! Я не хочу тебя расстраивать, но я должна, понимаешь? Должна!

Отцовская рука напряглась, и неожиданно Фуоко получила такой толчок в грудь, что отлетела назад и шлепнулась на задницу. Отец медленно поднялся, грубо отпихнув бросившегося ему на помощь Фриско, и устремил на Фуоко указательный палец.

- Ты хочешь уйти? - скрежещущим голосом спросил он. - Значит, твои инопланетные дружки для тебя важнее, чем семья? Чем я? Ну что же, путь так. Если хочешь уйти, уходи. Только помни: как только ты выйдешь за ворота, ты мне больше не дочь. Я лишаю тебя наследства, содержания, всего!

- Хавьеро! - охнула мать, схватившись за щеки. - Что ты такое говоришь?

- Молчи! - рявкнул отец. - Молчи, дура! Уходи, Фучи! Уходи! А ты, инопланетная шлюха, - он ткнул пальцем в Рису, - не думай, что тебе сойдет с рук воровство чужих детей! Я никогда не дам Фуоко разрешения на выезд за границу! Что бы ты там ни бормотала, она несовершеннолетняя по законам Кайтара. А если вы вывезете ее тайком, я во всеуслышание заявлю, что паладары похищают людей! Убирайтесь, вы обе!

Фуоко стиснула зубы и поднялась с асфальта.

- Значит, так, папа? - тщательно контролируя голос, чтобы не разреветься, проговорила она. - Значит, я тебе больше не дочь? Ну, пусть. Только не надейся, что я прибегу к тебе, как побитая собачонка. Дэйя Ри... Карина Мураций, я подтверждаю, что согласна на предложение паладаров. Куда и как я должна сообщить о своем новом адресе?

- Вот беда... - прежним полудетским голосом пробормотала Риса. - Фучи, раз случилась такая история, мы найдем тебе временное жилье до того, как Хёнкон сможет принять новых учеников. Дэй Хавьер, однако я прошу вас не делать того, о чем вы впоследствии сами пожалеете. Не отказывайтесь от...

- Убирайся, - устало оборвал ее отец. - Ты сделала достаточно. А я все сказал.

- Хавьеро! - вдруг решительно сказала мать. - Ты не можешь так поступить с Фучи.

- Я все могу, - голос отца стремительно становился прежним: сухим и безразличным. - Тут мой дом, не забыла?

- Но и мой - тоже!

- Что?

- Я твоя жена, и я мать Фучи. Мой голос тоже имеет значение, не так ли? Я не могу позволить тебе так поступить с родной дочерью.

- Она мне больше не дочь.

- Дочь - и тебе, и мне! Хавьеро, нам надо поговорить как следует. Наедине. Фучи, дэйя... э-э, Карина Мураций и вы... э-э, вака, вы не могли бы подождать... э-э, в холле? Хавьеро, идем!

Отец поднял руку и с размаху ударил ее по лицу.

- В моем доме, - процедил он, - все идет так, как сказал я. Замолчи, Марта. Пусть они уходят.

- Вот, значит, как... - прошептала мать, глядя на мужа. - Вот, значит, как. Хавьер, еще не поздно...

Отец снова влепил ей пощечину.

- Заткнись, - холодно сказал он. - И иди к себе. Охрана! Выбросить этих троих с территории и не пускать обратно, даже если попросятся.

- Прошу прощения, дэй Хавьер, - Риса поклонилась. - Мы уходим.

- Ну уж нет!

Фуоко с удивлением глянула на мать. На лице той появилось какое-то новое выражение: упрямое, но не капризное, как раньше, а решительное и спокойное.

- Как я сказала, Хавьеро, я не позволю поступать так с нашей дочерью. С МОЕЙ дочерью, если ты действительно намерен отказаться от нее.

- Замолчи!..

- Нет! Ты замолчи! Я уже привыкла, что ты считаешь меня просто красивой игрушкой, положенной по статусу. Я смирилась с тем, что ты заставил меня бросить аспирантуру и уйти из науки. Я смирилась с ролью домохозяйки. Но сделать то же самое с дочерью - не позволю.

Отец снова занес руку, но мать рванулась вперед и так толкнула его в грудь, что он с трудом удержал равновесие.

- И если попробуешь ударить меня еще раз, я тебе глаза вырву! - процедила она.

- Значит, Марта, и ты против меня? - с горечью осведомился отец.

- Нет. Против тебя - только ты сам, безмозглый дурак! Но сейчас я ухожу вместе с Фучи. Когда осознаешь, что натворил, и захочешь извиниться, свяжись сомной: я остановлюсь в отеле "Двойная звезда". А если не осознаешь, пеняй на себя. Дэй Амантарелла! - обратилась она к главе службы безопасности. - Будьте любезны, прикажите подать мою машину к главному входу. Без водителя. Фучи, идем. Мы уезжаем.

Отец посмотрел на нее, перевел взгляд на Фуоко, открыл рот, но ничего не сказал. Сгорбившись, словно от непомерной усталости, он побрел в дом по кухонному пандусу. Амантарелла вытащил из футляра на поясе рацию и негромко в нее заговорил.

- Мама... - нерешительно сказала Фуоко.

- Да, Фучи? Ах, да, тебе же еще нужно собрать вещи. И мне, кстати, тоже. Дэй Амантарелла, отмените вашу дурацкую тревогу и, ради Ваххарона, разблокируйте парадный вход! Я вам не служанка, чтобы лазить через технические ворота.

Начальник охраны задумчиво посмотрел на нее, затем на обоих непрошенных гостей, и кивнул:

- Да, дэйя Деллавита. Я распоряжусь.

- Вот и замечательно. Фучи, встречаемся через двадцать минут у главного входа.

И мать решительно зашагала по пандусу вслед за отцом. Возле входа в кухню она догнала и резким движением обогнала его, даже не оглянувшись. Отец тоже не отреагировал. Казалось, он вообще перестал замечать окружающее. Оставшиеся рядом охранники, повинуясь жесту Амантареллы, повернулись и отправились восвояси.

- Дэйя Фуоко, - сочувственно сказал начальник охраны, - мне жаль, что все так получилось. Не судите своего отца слишком строго. Он любит вас и еще одумается. Дэйя Серенова... или лучше называть вас дэйя Мураций?

- Мне все равно, - пожала плечами Риса.

- Дэйя Мураций и вы, дэй, вы нежеланные гости в этом доме. Но поскольку... сила на вашей стороне, я не стану требовать, чтобы вы немедленно покинули поместье. Достаточно с нас одних испорченных ворот. Могу я хотя бы попросить вас...

- Дэй Амантарелло, мы больше не доставим неприятностей. Мы изначально их не хотели, но выбора нам не оставили. Мы покинем поместье тихо и незаметно вместе с Фуоко. Но на всякий случай мы хотели бы остаться с ней, пока она собирается.

Начальник охраны пожал плечами и зашагал по дорожке, идущей вокруг дома.

- Пойдем, Фучи, - Риса положила руку на плечо ошеломленно замершей Фуоко. - Похоже, тебе действительно придется оставить родительский дом раньше, чем планировалось. Ты уверена, что действительно хочешь пойти наперекор отцу? Все еще можно отменить. Просто извинись, и он поймет и простит.

И тут Фуоко наконец-то ухватила за хвост страшную леденящую мыслишку, не дающую ей покоя.

- Что за лаборатория под собором? - спросила она. - О каких экспериментах речь? Кого пытали и убивали?

Риса молча переглянулась с сопровождающим ее парнем.

- Скажи! - потребовала Фуоко. - Лаборатория... ведь там изучали эйлахо, да? Силой?

- Да, - со вздохом согласилась Риса. - Фучи, я не хочу обсуждать твоего отца...

- Отца? Который считает меня чудовищем? Который считает чудовищами всех, у кого есть какие-то странные способности? - Фуоко почувствовала, что в груди разгорается бешеная ярость, туманящая глаза и перехватывающая дыхание. - Не отец он мне больше! Знать его больше не желаю! Я уезжаю с вами!

- Как знаешь. Но не торопись рубить последний канат. Все еще может измениться.

- Не изменится! Ноги моей здесь больше не будет!

И она со всех ног бросилась к двери на кухню. Пробежав через пустое помещение и взлетев по пожарной лестнице на третий этаж (дэйя Дартарелла уже исчезла из комнаты), она принялась метаться взад и вперед, лихорадочно выгребая из комодов свои вещи. Свалив платья, белье, чулки, блузки, помаду, расчески, духи и прочее в одну беспорядочную груду на кровати, она остановилась, оглядываясь. А во что все складывать? Словно прочитав ее мысли, в распахнувшуюся дверь протиснулась горничная с большим дорожным чемоданом.

- Дэйя Марта Деллавита приказала принести... - испуганно пролепетала она, косясь на Рису со спутником.

- Спасибо! - рявкнула Фуоко, выхватывая чемодан. - Свободна!

Десять минут спустя, с трудом волоча за собой набитый чемодан (который она, к стыду своему, никогда не смогла бы упаковать без помощи Рисы и ее спутника), она на лифте спустилась в холл, подошла к двери - и замерла, оглянувшись. Ставни уже поднялись, и через витражи струились цветные лучи, пронизывающие пыльный воздух, освещающие старые ковры и доспехи. Вот и все. Больше она сюда не вернется. Четырнадцать лет ее жизни, почти пятнадцать, прошли здесь, в большом, но таком привычном и уютном особняке. Где-то там, за воротами, ее ждет огромный неизведанный мир, Хёнкон, Университет паладаров. Столько времени она мечтала, как в один прекрасный день навсегда оставит родительское гнездо и начнет самостоятельную жизнь - и вот теперь, наставший, этот день почему-то вовсе не казался прекрасным.

Едва ощутимое движение воздуха заставило ее вскинуть взгляд. Отец стоял на площадке лестницы, прямой, как палка, с заложенными за спину руками, и лицо его казалось обычно-спокойным. На мгновение Фуоко показалось, что тот хочет что-то сказать, но он повернулся и начал медленно подниматься по ступенькам. Ну и пусть! Она толкнула дверь и выскочила на улицу.

Любимый матерью вишневый "корвет" уже стоял перед крыльцом, а мать нетерпеливо прохаживалась рядом.

- Садитесь, - кивнула она.

С трудом, при помощи спутника Рисы, она засунула чемодан в раскрытый багажник и, поколебавшись, уселась на переднее сиденье. Паладары устроились позади. Автомобиль резко взял с места и полетел по аллее к уже распахнутым главным воротам.

- Нам очень жаль, что все так получилось, - сказала сзади Риса. - Дэйя Марта, вам совсем не обязательно...

- Да ладно! - мать мотнула головой и резко, не сбавляя скорости, вырулила на дорогу за воротами так, что Фуоко бросило на дверцу. - Фучи, пристегнись. В конце концов, по лицу меня уже очень давно не били, можно по такому поводу и характер продемонстрировать. И потом, Фучи действительно потребуется разрешение одного из родителей для выезда за границу. Дома Хавьеро мне так или иначе заткнул бы рот.

- Мама, - спросила Фуоко, - но почему? Почему ты меня поддержала? Ты же всегда даже в обычную школу меня не пускала...

Мать промолчала. Дотянувшись, она достала из бардачка пачку сигарет, прикурила от зажигалки, на несколько секунд опасно выпустив руль, слегка опустила стекло в окне и затянулась.

- Знаешь, Фучи, каждая вторая домохозяйка, - наконец сказала она, - время от времени заявляет мужу что-то вроде "да я ради тебя такой карьерой пожертвовала! да если бы не ты, я бы сейчас..." Двадцать лет назад по требованию твоего папы я бросила аспирантуру. Даже, наверное, и не по требованию: мои родители тоже всегда считали, что женщина должна приглядывать за домом, а работа - мужское занятие. Так что и я где-то в такое верила и не слишком-то сопротивлялась Хавьеро. Но вот двадцать лет прошло, а я не перестаю думать: что бы случилось, если... Глупо. Прошлого не вернуть. Возможно, я и в самом деле была талантливой девушкой, а может, просто тешу себя приятными иллюзиями. Только, Фучи, я не желаю, чтобы двадцать лет спустя ты терзалась тем же мыслями, что и я сейчас. Если ты действительно настолько хочешь учиться у паладаров... что же, пусть. Хотя мне не больше папы хочется отпускать тебя непонятно куда и непонятно с кем... прошу прощения, дэйя, - она коротко оглянулась через плечо.

- Все правильно, дэйя Марта, - откликнулась Карина. - Ваши сомнения вполне обоснованны и естественны. Но мы намереваемся позволить родителям навещать детей не реже трех-четырех раз в год, так что вы собственными глазами увидите, что у нас происходит. Скажите, у вас есть средства к существованию?

- Ох, ну и учтивые же пошли пришельцы! - мать рассмеялась низким грудным смехом, который Фуоко в последние годы почти не слышала. - Не беспокойтесь, я и до женитьбы не являлась нищенкой, а уж сейчас - тем более. Проживу как-нибудь, да и Фучи голодать не придется. Вот только чем заняться - ума не приложу. Я ведь уже не девочка, мне сорок три стукнуло, и всю жизнь я только служанок в хвост и гриву гоняла. Ну, планы на ближайшее будущее таковы: мы с Фучи останавливаемся в "Двойной звезде", пока Хавьеро не извинится или пока я не сниму подходящую квартиру, и она сдает последние тесты в нынешнем году и заканчивает восьмой класс. Затем - когда вы планируете собирать учеников?

- Не позже начала весны. Но Фуоко мы можем забрать раньше, там не пустыня, есть где жить. Просто на всякий случай - чтобы дэй Хавьер не успел найти какие-то юридические лазейки.

- Разберемся. Как с вами связываться? Или вы свяжетесь с Фучи?

Фуоко отвлеклась от разговора и принялась задумчиво смотреть в окно. Предзимнее солнце уже начало клониться к закату и слепило бликами сквозь еще сохранившуюся на деревьях сухую листву. Загородный лес заканчивался, и меж деревьев то тут, то там мелькали отдельные особняки и многоэтажные дома, которые скоро сольются в одну большую застройку северной окраины Барны. Вот и все. Вот так она и ушла из родительского дома - с треском хлопнув дверью. Поругалась с отцом и - кто бы мог подумать? - внезапно нашла поддержку у матери. Прошлое не вернуть, но зато у нее есть будущее, непонятное и неясное, но ужасно интересное. И еще у нее есть Кир. Нужно обязательно выяснить, что там произошло с несносным мальчишкой! А потом - потом они вместе поедут в Хёнкон. Интересно, а можно попросить, чтобы их поселили в одной комнате?

Деревья резко отпрыгнули в стороны, и солнце тут же спряталось за крыши высоких домов, обступивших улицу. Новая жизнь стремительно неслась навстречу, и Фуоко, опустив стекло со своей стороны, набрала глубоко в грудь свежий прохладный воздух.

Здравствуй, будущее! Я ждала тебя с таким нетерпением! Спасибо, что наконец-то настало.

И только попробуй меня разочаровать!

Конец первой книги

Январь-июнь 2012 г.

Евгений Лотош 4-02. Ripresa allegro mosso

01.02.1232. Окрестности игровой площадки Љ1150098-LXB-11206 (Палла)

Тройное кольцо генераторов метрики, окружившее систему, синхронно следовало за звездой в ее бесконечном полете сквозь мертвую космическую пустыню. В ожидании команды, которая все не поступала, фантомные механизмы Демиургов бесстрастно следили за бесформенным комком красного сияния, прилепившимся почти к самому северному полюсу солнца Паллы. Сенсорные массивы бесстрастно регистрировали малейшие колебания интенсивности и спектра излучений Красной Звезды, и длинная цепочка зондов тянулась за планетарной системой, обозначая бесконечную, медленно рассасывающуюся червоточину измененного пространства. Фантомы ждали, готовые выполнить заранее запрограммированную последовательность команд.

"Здесь Камилл. Харлам, ты не заснул, случайно?"

"Здесь Харлам. Не мельтеши, юноша. Я перепроверяю расчеты".

"Здесь Камилл. В сотый раз? Или в сто двадцатый?"

"Здесь Тверек. Камилл, не лезь под руку. Ты не участник, а зритель, твое присутствие не требуется. Если засыпаешь от скуки, займись чем-нибудь другим. На Палле поиграй, например. Записи ты можешь и потом просмотреть на ускоренной несущей".

"Здесь Камилл. Вот старичье занудное…"

"Здесь Тверек. Пожалуй, я воздержусь от ответной реплики в адрес некоего юнца, не сумевшего даже Текиру корректно сбросить в пену. Камилл, ты что, не понимаешь, чем мы рискуем?"

"Здесь Камилл. Я лично ничем…"

"Здесь Квентор. Желающим попикироваться на отвлеченные темы рекомендую открыть приватный канал общения. Концентрацию сбиваете. Харлам, я закончил проверку. Прогноз подтверждаю. Можно начинать".

"Здесь Харлам. Один момент… все, я тоже закончил. Прогноз подтверждается. Координатор, пуск программы".

"Здесь координатор. Фокусировка завершена. Доверительная вероятность поражения заданных областей – пять девяток. Программа зондирования активирована. Накачка генераторов запущена. Психоматрицы Демиургов и нэоки в окрестностях Паллы подготовлены к экстренной эвакуации. Обратный отсчет до включения: три… два… один…"

Невооруженный человеческий глаз – сумей человек выжить в окрестностях Красной Звезды – не заметил бы и сотой доли происходящего. Три области с внезапно изменившейся пространственной метрикой ничем не отличались от окружающего космоса. Однако неспешно дрейфовавший в них гигантские, в несколько световых секунд диаметром, комки псевдовещества внезапно словно вскипели изнутри. Энергоплазма, напоминающая бесформенные клочья фантастического тумана, в одно мгновение превратилась в бурлящие фонтаны, хаотично выбрасывающие протуберанцы. Вакуум вокруг мерцал бесчисленными искрами неизвестно откуда берущихся протонных распадов. Но настоящий хаос творился отнюдь не в оптическом диапазоне. Пучки излучений бессистемно хлестали во всех направлениях, и неспешно кипящий вакуум, где с начала вечности возникали и тут же аннигилировали пары частиц и античастиц, превратился в бешено бурлящий ведьмин котел. Могучие флуктуации гравитационных градиентов разрывали пары до того, как те успевали схлопнуться, и шквалы элементарных частиц, на ходу распадаясь и превращаясь друг в друга, взорвали и расплескали сгустки псевдовещества по окружающему пространству.

Несколько планетарных секунд спустя от двух кластеров осталось лишь воспоминание: медленно расплывающиеся и быстро истаивающие облачка бесцветного пара. Третий, однако, оказался гораздо более упрямым. Словно после быстрого замешательства энергоплазменные сгустки вдруг резко уплотнились и закрутились воронками чудовищных водоворотов. И без того сходящая с ума пространственная метрика в окрестностях свихнулась окончательно. Бешеная свистопляска физических законов и констант, изменяющихся миллионы раз в секунду, вдруг резко схлынула, и вакуум вернулся в исходное нормальное – если аномалию можно назвать нормой – состояние, несмотря на работающие на пределе генераторы метрики Демиургов. А еще чуть погодя окрестности звездной системы сотрясли неслышные, но могучие удары схлопывающихся областей пространства.

"Здесь координатор. Программа отработана. Наборы генераторов один и три деактивированы и погашены штатно. Девяносто процентов генераторов сферы два уничтожены в результате применения пространственного деструктора или аналогичного процесса. Продолжаю вести запись остаточных явлений, но, по большей части, возмущения сошли на нет. Состояние прозондированных относительных областей вернулось к исходному".

"Здесь Квентор. Ну что, коллеги, поздравляю с удачным экспериментом. Можно считать доказанным, что Арасиномэ все-таки способен вычислять финишные точки гиперканалов, а также менять метрику окружающего пространства по своему усмотрению".

"Здесь Харлам. Во-первых, не Арасиномэ, а кольчоны, если можно так выразиться. Их связь все еще нуждается в доказательствах. Во-вторых, ничего удачного не вижу. Мы так и не смогли получить главного – аргументы за гипотезу разумности Красной Звезды. Так что достичь удалось лишь второстепенных целей. Есть предложения о дальнейших мероприятиях?"

"Здесь Камилл. Ага. Почему бы вам сам Арасиномэ так же не прозондировать? Технология отработана, целиться визуально вы научились, так вперед!"

"Здесь Тверек. Юноша, перестань подзуживать. Мы по-прежнему не знаем, какие виды у Арасиномэ на Паллу. Ты ведь, кажется, всерьез ей увлекся?"

"Здесь Камилл. Да какие виды у травоядного на кусок камня? Ребята, вы все еще всерьез верите, что он разумен? Сколько раз вы его иголками тыкали – и ни разу не получили реакцию за пределами амебной. Не надоело?"

"Здесь Харлам. Камилл, все аргументы за и против уже обсосаны по сто раз. Я лично не намерен прекращать исследования до получения однозначного результата. А тебя за уши в компанию никто не тянет. Однажды ты уже заявил, что наш Институт дурью мается, так почему бы не придерживаться той же позиции и дальше? Все, я ушел анализировать собранные материалы. Если у кого-то появятся дополнительные комментарии, вызывайте. Отбой".

"Здесь Тверек. Конец связи".

"Здесь Квентор. Камилл, почему тебе так хочется, чтобы Арасиномэ оказался простым животным?"

"Разве хочется?"

"Ты так настойчиво выступаешь за эту версию, что вывод прямо напрашивается".

"Никогда не поздно узнать о себе что-то новенькое. Ну, раз цирк закончился, переключаюсь на Паллу. Отбой".

"Конец связи".

Солнце Паллы с прилепившейся к нему раковой опухолью Арасиномэ по-прежнему продолжало бесконечный бег в мертвой космической пустыне, увлекая за собой крохотные песчинки и водородные облачка планет. Его не интересовали ни возня странных существ поблизости, ни даже собственная перспектива вот-вот закончить существование вопреки всем предписаниям природы. Гигантская масса составляющего звезду вещества равнодушно сопротивлялась измененным законам физики в окружающем пространстве, медленно, но неуклонно проигрывая.

И солнечная фотосфера, пока еще неуловимо для невооруженного человеческого глаза, начинала наливаться зловещей голубизной.

03.02.1232. Кайтар, Барна

– Опять выглядишь уличной замарашкой!

От знакомых сварливых ноток в голосе матери Фуоко вздрогнула. На мгновение ей даже показалось, что она стоит в полутемном холле фамильного особняка, и вокруг суетятся горничные, и сэрат дэйя Марта Деллавита царственно спускается по широкой лестнице с неодобрительной миной на лице… Девушка моргнула, и наваждение пропало.

– Ну сколько раз тебе говорить, Фучи! – голос матери смягчился. Она обхватила дочь за плечи и подвела к ростовому зеркалу на стене прихожей. – Ты же молодая красивая девушка, тебе от толпы кавалеров полагается метлой отбиваться! А ты, наоборот, всегда одна. Ну хорошо, из дома ушла, но общество-то чем провинилось?… Посмотри же на себя, в конце концов! Разве так должна выглядеть юная дэйя из хорошей семьи, знающая себе цену?

Хотя Фуоко только что закончила прихорашиваться, она не упустила возможности еще раз критически оглядеть себя. Из массивной деревянной рамы глядела симпатичная черноволосая девица – с четко очерченной спортивной фигурой, высокой грудью, тонкой талией и хотя и узковатыми, но все равно женственными бедрами. Их не могли скрыть – пусть и нехорошо спесиво задирать нос – даже мужская рубашка с короткими рукавами и свободные брюки из плотной "синей кожи", купленные в дешевом магазине готовой одежды. Длинные волосы забраны в конский хвост, перетянутый несколькими разноцветными резинками. Минимум косметики на лице – чуть подведенные ресницы, едва тронутые розовой помадой губы: пусть старухи на себя штукатурку слоями накладывают, а ей хватает и цветения собственных четырнадцати лет. Киру понравится. Наверняка понравится, хотя он, бука, наверняка насупится и хмыкнет в своей обычной манере.

– Да, мама! – твердо сказала она. – Именно так и должна выглядеть… как ты сказала? В общем, я так хочу! Стада кавалеров, гоняющихся за шикарной юбкой, а не за мной самой, мне даром не нужны.

– А какие нужны? – осуждающе спросила мать. – Вроде твоего ненаглядного Кириса? Фучи, ну неужели ты еще не поняла, что вы не пара? Ну хорошо, оба молодые, кровь кипит, на условности общества наплевать, но ведь молодость рано или поздно проходит. А жизнь – остается. Однажды все равно придется завести семью, родить детей, воспитывать их… Кирис, возможно, храбрый и… довольно привлекательный мальчик, но в качестве мужа тебе не годится ни по воспитанию, ни по взглядам…

– Мама, не начинай снова! – устало попросила Фуоко. – Или я снова возражу, и мы поругаемся перед отъездом. Наши с Киром дела – они наши, не твои, понимаешь? Мы сами разберемся.

– Ну конечно! – всплеснула руками Марта. – Мама – старая дура, и что она понимает в жизни? Ох, Фучи, молодежь всегда думает, что мир начался с нее, и что у старших никогда не возникало тех же проблем. Стадия "нужно было слушать родителей" начинается после двадцати пяти…

– Мама!…

– Ну ладно, ладно, – мать повернула ее лицом к себе оглядела с головы до ног и поцеловала в лоб. Потом размашисто осенила косым знамением. – Фучи, доченька, я стану молиться Ваххарону и всем его ангелам, чтобы они оберегали тебя чужбине. И помни, что ты должна блюсти честь семьи если не Деллавита, то хотя бы Винтаре.

– Я помню, – с трудом сдерживаемым раздражением ответила девушка. – Все, мама, я пошла. Я позвоню из Ценганя, если смогу. И из Хёнкона напишу.

В углу прихожей шевельнулась мужская фигура в строгом деловом костюме, до того больше напоминавшая манекен.

– Процесс подключения Хёнкона к национальным телефонным сетям Паллы почти завершен, – вежливо проинформировал паладар. – Дэйя Фуоко, когда вы прибудете в Университет, сможете позвонить на любой телефон в Кайтаре. Дэйя Марта Винтаре, если случится что-то нештатное, мы вас немедленно уведомим, так что не волнуйтесь понапрасну.

– Да, дэй… координатор, – мать слегка запнулась, бросив на гостя опасливый взгляд. – Постараюсь не беспокоиться, спасибо.

Фуоко прекрасно ее понимала: даже ей, много раз общавшейся с Рисой, все еще странно осознавать, что выглядящие как люди пришельцы на самом деле странные инопланетные роботы с изменяющейся формой. И что одним и тем же роботом могут управлять разные паладары. Еще пять минут назад с ними разговаривала Риса, вернее, Карина Серенова в своей "официальной маске", как она выразилась: тетка лет двадцати, довольно симпатичная и молодо выглядящая (и не скажешь по виду, что настоящий ректор университета "Дайгака"!) А вот теперь тем же самым "дроном" управляет координатор. А он даже и не человек…

– Если требуется дополнительное время на прощание, могу дать еще несколько минут, – координатор склонил голову. – Однако напоминаю, что нам нужно заехать за Кирисом Сэйторием, а потом успеть в аэропорт к регулярному рейсу. Самолет нас ждать не станет.

– Да-да! – заторопилась мать. – Фучи, ты помнишь, что тебе нельзя есть слишком острое и слишком маринованное? Не забывай носить шляпку, на Могерате, говорят, такое солнце, что сгораешь за два дня. Не разговаривай с незнакомыми людьми, не выходи гулять в темноте и вообще веди себя осмотри…

– Мы закончили! – решительно перебила Фуоко. – Я все помню. Пока, мам. Приезжай в гости в Университет.

Она быстро поцеловала мать в щеку, влезла в любимый вязаный кардиган, сунула ноги в кроссовки, ухватилась за ручку большого чемодана на колесиках и выволокла его на площадку. Через порог мать еще раз осенила ее косым знамением, и Фуоко, махнув в ответ и досадливо фыркнув (ну сколько можно сантиментов!), вошла в кабину распахнувшего двери лифта.

На улице прохладный воздух наполнил легкие, забрался под вязаную ткань и затеребил челку. Фуоко слегка поежилась. Зима. Наверное, сейчас не выше плюс пяти, и стоило бы одеться поплотнее. Но если лететь в Хёнкон, где температура ниже плюс пятнадцати не опускается вообще никогда, какой смысл тащить с собой теплые вещи? Тем более что она пока не перестала расти, и через два года, когда закончит подготовительный колледж паладаров, все станет мало. Придется выбрасывать и покупать новое. Да и потом, она твердо намерена закончить не только колледж, а еще и университет. Значит, есть шанс, что в следующий раз она увидит родную Барну через семь или восемь лет.

Восемь лет! А ей не так давно исполнилось четырнадцать. Больше половины того, что она уже прожила на свете, предстоит провести где-то в незнакомых краях. Конечно, можно возвращаться сюда на каникулы, но… куда возвращаться-то? После ссоры с отцом дорога назад, в фамильный особняк, закрыта навсегда. А что еще здесь для нее родное? Да ничего, пожалуй. Разве что мать, но и та скоро съедет с нынешней наемной квартиры и отправится в Дриммад, к своей семье. Интересно, они с отцом навсегда разошлись? Все-таки нехорошо, когда родители так ссорятся из-за детей.

На мгновение в сердце кольнула боль. Отец… всегда холодный и рассудительный, имеющий наготове ответ на любой вопрос, но за семейными ужинами обычно утыкающийся в газету, игнорируя домашних. Всегда далекий – и, тем не менее, привычный и уютный, неотъемлемая часть жизни… прежней жизни, которая кончилась так неожиданно. Неужели они поссорились навсегда? Да, наверное. Наследства он ее лишит – ну и пусть, не очень-то и хотелось, и женихи в покое оставят. Но все-таки он отец…

Фуоко сердито вздернула нос, оглядываясь по сторонам. Настоящие отцы не обращаются с дочерью как с вещью, так что он сам виноват! Где же обещанная машина?

– Вон там наш автомобиль, – показал координатор через дорогу. На противоположной стороне улицы действительно примостилась невзрачная серая "станца" трехсотой серии. – Прошу прощения, ближе не нашлось места для парковки. Придется идти до перехода. Позвольте мне взять ваш чемодан, дэйя.

– Еще чего! – фыркнула девушка. – Сама не маленькая. Идемте, дэй координатор.

– Погодите секунду, дэйя. Кажется, с вами хочет поговорить еще один человек. Посмотрите влево, пожалуйста.

Фуоко резко повернулась. Джион Айдари в элегантном черном пальто, черных перчатках и серой шляпе выступил из-за толстого ствола старого платана и неторопливо приблизился.

– Добрый день, сэрат дэйя, – негромко проговорил он, снимая шляпу. – Я вижу, вы все-таки уезжаете.

– Здравствуй, Джион, – настороженно откликнулась Фуоко, оглядываясь на координатора. Тот невозмутимо стоял, скрестив руки на груди и полуотвернувшись. – Что ты здесь делаешь?

– Охраняю вас, сэрат дэйя. Вернее, охранял. Теперь, полагаю, мне подберут другую работу.

– Зачем? Охранял зачем, я имею в виду?

– Сэрат дэй Хавьер Деллавита не отменял распоряжений о защите вас и вашей матери. Служба безопасности семьи Деллавита продолжает их исполнять, хотя и… негласно.

– Вот как? – Фуоко нахмурилась. – Я, между прочим, из семьи ушла, не забыл?

– Невозможно уйти из семьи, сэрат дэйя. Можно уйти из дома, но разорвать родственные связи, тем более между отцом и дочерью, нельзя. Однако сейчас вы уезжаете далеко, в другую страну, и мы там бессильны. Думаю, – телохранитель покосился на по-прежнему бесстрастного спутника Фуоко, – паладары не позволят нам заниматься вашей охраной и впредь.

– Нет необходимости, дэй Джион, – вежливо откликнулся координатор. – Уверяю, уровень личной безопасности в Хёнконе гораздо выше, чем в особняке Деллавита. Студентам Университета ничего не грозит. Мы не возражали против вашего наблюдения за Фуоко в Кайтаре, но за его пределами лучше не надо.

– Понятно, – кивнул Джион. – Ну что же, сэрат дэйя, пора прощаться. Возможно, мы с вами больше никогда не увидимся. Но хочу уверить, что для меня было большой честью охранять вас.

– Джион… – внезапно Фуоко почувствовала, что у нее щиплет в носу. Она отставила чемодан, порывисто шагнула вперед и зарылась лицом в грудь телохранителя. – Джион, ты не думай, я все помню. И как ты меня охранял, и как жизнь спас, от волют на яхте отстреливаясь. Спасибо за все. Но я… я уже выросла. Я сама могу о себе позаботиться.

– Вы храбрая и сильная девушка, сэрат дэйя, – шепнул Джион на ухо. – Вы можете о себе позаботиться, но все-таки лучше доверить это другим. Профессионалам. Скажите, вы ничего не хотите передать отцу?

Фуоко закаменела. Потом осторожно отстранилась.

– А он ничего не захотел передать мне? – холодно спросила она. – Вот и я не стану.

– Я уже говорил, сэрат дэйя, что отец любит вас, пусть и по-своему. Просто родителям сложно осознавать, что дети выросли и отказываются от заботы вовсе не из упрямства. Я знаю, сам отец. Не обрубайте концы окончательно, чтобы потом не пожалеть.

– Хорошо, Джион, – вздохнула Фуоко. – Я запомню твои слова. Но только не я концы рубить начала, помнишь? Слушай, у меня к тебе одна просьба.

– Да, сэрат дэйя?

– Ты больше не мой телохранитель. Можешь ко мне хотя бы сейчас обращаться по-человечески? Не как слуга к хозяйке, а нормально?

– Да, дэйя.

– Нет, не так. По имени.

– Э-э… – Джион поколебался. – Фуоко?

– Ага! – девушка широко улыбнулась. – Прощай, Джион. И спасибо за все.

Она отступила назад, ухватилась за выдвижную ручку чемодана и быстро зашагала к переходу, чувствуя спиной взгляд телохранителя. Уже у самого перехода ее словно что-то толкнуло изнутри, и она, бросив чемодан и повернувшись, протянула к нему руки. Мгновенное напряжение, знакомое тепло – и неяркое белое сияние зажглось у нее между ладонями, затрепетав пойманной бабочкой. Прощай, Джион. Прощай, старая жизнь. Она быстро оглянулась – не видел ли кто посторонний? Пронесло. Народу почти нет, и все смотрят в другую сторону. Она ухватилась за чемодан и быстро поволокла его через дорогу.

Уже в автомобиле координатор, севший за руль, сказал по-прежнему бесстрастным тоном, в котором, однако, угадывалось неодобрение:

– Дэйя, не стоит вот так демонстрировать свои способности всему свету.

– Почему? – тут же ощетинилась Фуоко. – Джион – мой друг!

– Я имею в виду не его и даже не случайных свидетелей, – координатор завел мотор и двинул машину с места. – Следует помнить, что относительно эйлахо ходит много самых странных слухов, которые многими принимаются всерьез. У вас может возникнуть напряженность при общении с товарищами в Хёнконе. Не забывайте, что подавляющее их большинство окажется самыми обычными людьми. С точки зрения оптимального взаимодействия с окружающими лучше не раскрывать секреты раньше времени.

– Спасибо за подсказку! – с трудом сдерживая раздражение, ответила девушка. Вот и еще один советчик навязался на ее голову. Хоть и паладар, но все равно зануда. Можно подумать, она сама не понимает!

– Прошу не обижаться за назойливость, – координатор замолчал. Автомобиль начал плавно наращивать скорость. Через сотню метров он вывернул на Диагональный проспект и в потоке других машин помчался к югу.

Фуоко смотрела в окно на проносящиеся мимо здания, сверкающие сквозь ветви облетевших деревьев стеклом и металлом, и мысленно прощалась с городом. До свидания, Барна. Прощай, детство. Жди меня, Университет. И наконец-то она сможет всласть поругаться с дурачиной и хулиганом Кирисом. Как же она все-таки по нему соскучилась!

И тут ей в уши вбуровился стонущий мертвящий звук, неприятно отдающийся в челюстях, словно предчувствие скорой зубной боли.

Над городом завыли сирены.

Кайтар, окрестности Барны, военная база "Дельфин"

Из динамиков на столбах лилась меланхоличная мелодия "Кисама мучо".

Сержант второго класса Джорджио Каллавиро даже не пытался претендовать, что явился к ангару по делу. Возле необычного самолета, внезапно приземлившегося на базе "Дельфин", уже собралась небольшая толпа, в которой мелькали и синие комбинезоны вольнонаемной обслуги, и зимний солдатский камуфляж. Изящный реактивный аппарат, словно сошедший с картинок старых фантастических романов, стоял рядом с тихо гудящим бензозаправщиком, слегка приподняв нос. Резко скошенные назад крылья с двигателями, расположенными почти вровень с хвостовым килем с цифрами "1207" и вздыбленным львом, создавали иллюзию неуклонного стремления вперед. Фюзеляж покрывала роспись: синее небо, черные облака и золотые звезды: восемь с каждой стороны. На заостренном носу виднелась картинка: юная задорно ухмыляющаяся девчонка на метле, в широкополой шляпе, узком топике и микро-юбочке, из-под которой виднелись белые трусики. Девчонка откинулась назад, вытянув вниз и вперед босые ноги с растопыренными пальцами, одной рукой ухватившись за древко, а другую, с зажатой в кулаке искрящей волшебной палочкой, выбросив вверх. На мгновение Джорджио показалось, что девчонка чем-то смахивает на Марию, но он сморгнул, и наваждение пропало.

А вон, кстати, и Кирис. Благодаря своему росту парень выделялся в любой толпе, даром что и пятнадцати не исполнилось. Продолжит расти и дальше, вымахает в настоящего великана. Сержант с тревогой вгляделся в его лицо. Нет, все в порядке. После полученной травмы шеи прошло четыре декады, и если бы она оказалась действительно серьезной, наверняка последствия уже проявились бы. Чтоб гхаши приснились врачам, не способным или не желающим прямо отвечать на вопросы! Врачебная тайна, ага, рассказывайте.

Паренек ему, скорее, нравился. Изначально хмурый и замкнутый, словно укрывшийся за прочной броней, он постепенно оттаивал. В последнее время он уже не так часто зыркал исподлобья по сторонам, словно опасаясь внезапного нападения. Джорджио знал такой взгляд, типичный для трущобных крыс, сбивавшихся в стаи ради поживы и безопасности. Не похоже, чтобы Кирис успел поучаствовать в банде – скорее, он принадлежал к породе закоренелых одиночек, но детство у мальчика все равно выдалось не лучше, чем у самого Джорджио.

На спаррингах по ринье Кирис часто терял самоконтроль, взрываясь, словно полкатти дастилина. Хотя на тренировках он неизменно как следует получал, открывшись, от более опытных партнеров, в уличных драках бешеный напор, вес, длинные руки и бесстрашие наверняка давали ему серьезные преимущества. Учиться он явно не любил, но благодаря беспощадной Марии за книжками все-таки сидел, и вообще, кажется, по-своему привязался к сестричке. Натаскать бы его как следует, приучить к дисциплине – и вышел бы из парня прекрасный солдат. Однако не судьба: он приглянулся паладарам, паладары приглянулись ему, и ждет его Университет, о котором столько разговоров в последнее время. Ну, может, и к лучшему. Особенно с учетом мнения Грато о явной склонности Кириса к технике – а старший механик слов на ветер не бросал никогда.

Кстати, куда делась Мария? В казармах сказали, что лейтенанта Каллавиро срочно вызвали в штаб, но прошло уже два часа…

Джорджио еще раз обошел вокруг самолета с юной ведьмочкой, заработав недовольные взгляды техников, ковырявшихся в распахнутых кожухах реактивных двигателей. Неужели все же не врут слухи, что инженеры добились устойчивости горения в камерах? Тогда можно переоснастить армады реактивных самолетов времен до Удара, перестав губить пилотов на тихоходных винтовых корытах и резко повысив эффективность летунов в целом. Побыстрей бы! Что-то в двигателях казалось странным, и вдруг сержант понял, что. До Удара, он прекрасно помнил, под соплами не устанавливали никаких дополнительных штуковин с щелевидными прорезями и трубками, идущими к зализанным бакам, висящим под крыльями ближе к фюзеляжу. А еще на самолете, очевидно боевом, почти отсутствовало вооружение – лишь на носу перед двухместной кабиной торчали спаренные пулеметные дула. Как же они сражаются? Или перед боем к ним привешивают что-то еще? Ага, точно: вон кронштейны, похоже, рассчитанные на дополнительное вооружение. Но ведь все равно мало! Кольчону пули, что киту песочек, да и с тысячной стаей волют пулеметами не справишься.

– Эй! – вдруг крикнул кто-то, скрытый фюзеляжем. – Смотрите! На море! Что там такое?

– Кольчон! – тут же заорал другой голос. – Кольчон у Барны! Тревога! Что встали, кретины, по местам по боевому расписанию!

Кольчон?!

В два прыжка Джорждио преодолел три метра, отделяющие его от носа самолета, и вперился в океанскую гладь. По спине побежали крупные противные тараканы. Совсем рядом с берегом, не далее двух цул от берега, возвышалась чудовищных размеров туманная колонна, макушкой упирающаяся в темно-синий небесный свод. Кольчон! Такой же, как в прошлый раз! Откуда он взялся? И почему молчат сирены – его что, не заметили сразу?

Словно отвечая его мыслям, над базой завыл сигнал тревоги. Хотя разум Джорджио все еще пребывал в потрясении, тело уже начало действовать в соответствии с вбитыми рефлексами. Ноги сами понесли в сторону административного здания, где в только что оставленном кабинете лежали ранец и штурмовая винтовка. Что за хрень? – билось в голове в такт шагам. Что за хрень? Каким образом кольчон сумел подобраться к Барне незамеченным?

А ведь если этот кусок склизкого дерьма сейчас двинется на Барну, городу конец, пробилась новая мысль. Даже если немедленно объявить тревогу, выбраться из города никто не успеет: кольчон накроет его через пять минут, а то и быстрее. И рядом нет замаскированных паладаров, чтобы спасти всех на сей раз.

Или есть?

Кирис! Сегодня, сейчас за ним должен приехать сопровождающий, чтобы забрать в Хёнкон. Возможно, он – паладар, и тогда пришельцы снова ударят по туманной мрази своим сверхоружием… ага, и тогда Барне тоже конец: в прошлый раз сила взрыва ослабла из-за расстояния, но сейчас кольчон слишком близко. Ходер! Куда ни глянь, везде болото!

Ротный сержант влетел в административное здание, схватил снаряжение в своем кабинете и бросился вверх по лестнице, в штабной зал. Окна там уже успели зашторить, пыльную темноту пронзал луч проектора, демонстрирующий на большом экране вид сверху на большую карту местности, на которой чьи-то руки торопливо расставляли макеты кораблей и самолетов.

– …Восьмая авиабаза начинает поднимать ударные эскадрильи, – монотонно вещал голос в динамиках. – Однако они сообщают, что звенья бомберов все еще не укомплектованы полностью после предыдущего разгрома, и самолеты не могут подняться над кольчоном такого размера. Эскадрильи будут барражировать в окрестностях Барны, но не лягут на боевой курс, пока кольчон не сдуется… э-э, не уменьшится. Подводные лодки "Эсторадо" и "Малютка" смогут выйти в море через пятнадцать минут, объявлен экстренный сбор экипажей. Брандеры в окрестностях порта начинают сброс горючей смеси в море. Контроль сообщает, что линкор "Сотто" меняет курс, ожидаемое время прибытия – полтора часа…

Голос диспетчера вдруг замолк, и когда возобновился, в нем пробивались явные растерянные нотки.

– Экстренное сообщение от Контроля. Кольчон второго типа внезапно появился возле Дамарры. Размеры – схожие с нашим. На базе "Скат" объявлена боевая тревога… Экстренное сообщение: кольчон второго типа возле Челестины! Боевая тревога на базе "Морской еж"! Кольчон второго типа возле Контагилии! Боевая тревога на базах "Ласточка" и "Детонатор"! Кольчон второго типа возле Лабурно! Боевая тревога на базе "Гнездо ястреба"!…

Джорджио сидел, вцепившись в подлокотники своего сиденья, и чувствовал, как по спине ползут струйки холодного пота. Да что же такое творится? По сообщениям можно изучать географию портовых городов Кайтара! Девять… десять… одиннадцать… Никогда, никогда, никогда еще кольчоны не появлялись сразу в таком количестве! Даже приходы двух одновременно случались на его памяти только два или три раза!

Мерда!

Откуда они взялись так внезапно? Почему столько? И почему штаб не дает сигнал на отправку побережного спецназа?

– Кольчон второго типа возле…

Голос диспетчера, в котором уже явно слышалась паника, вдруг пресекся, а когда заговорил снова, то показался осипшим почти до немоты.

– Кольчон возле Челестины быстро удаляется в сторону океана. Кольчон возле Лабурно рассеивается, повторяю, рассеивается! Кольчон возле Челестины уменьшается в размерах… рассеивается… Кольчон возле Барны… удаляется в сторону океана! Восьмая авиабаза отправляет разведчиков для слежения… Кольчон возле Пасато рассеивается…

– Оператор, вид с третьей камеры! – перебил его голос комбазы. – Живо!

Луч проектора мигнул, и на экране засветилась высокая облачная колонна над морем. Она и в самом деле удалялась от суши, хотя и медленно.

– Двенадцатая камера!

Проектор послушно показал общую панораму Барны с башен старого форта на холме Монцук. Зимние муссоны выдули в море городской смог, и в прозрачном воздухе город прекрасно просматривался вплоть до дальних северных холмов. Чисто. Никаких волют, ни даже облачков на небе.

Да что же такое творится?

– Что за бред? – хрипло пробормотал рядом сержант третьей роты. – Кольчон появился у суши и ушел в море? И так сразу полтора десятка?

– Кольчон у Барны рассеивается! – камера уже без приказа комбазы снова переключилась на океан, где медленно удаляющаяся колонна стремительно утрачивала очертания, ее форма расплывалась. – Кольчон рассеивается!

Динамики донесли экспрессивное выражение, проглоченное на первых же слогах. Командир базы славился своей выдержкой и изменять привычкам не собирался даже сейчас.

– Сэрат дэй, – нейтральным тоном произнес он, – я не больше вашего понимаю ситуацию, но развлечься стрельбой по движущимся мишеням вам сегодня вряд ли доведется. Понизить уровень тревоги до желтого кода, приостановить выход "Эсторадо" и "Малютки". Диспетчер, обеспечить канал в Генштаб из моего кабинета через три минуты. Все остальные пока свободны. Да, командирам рот отменить увольнительные на сегодня. Диспетчер, передать в город сигнал о срочном возвращении всех, кто уже успел туда уехать, пусть полиция займется розыском.

Громко щелкнуло, и динамики замолчали. Тяжелые шторы на окнах медленно поползли вверх, пропуская в помещение солнечный свет. Люди в зале задвигались и загомонили, поднимаясь. Только сейчас Джорджио осознал, что сидел, судорожно вцепившись в цевье винтовки. Он осторожно расслабил пальцы, поморщившись от боли в костяшках, и тоже встал, направляясь к выходу. Вокруг толкались и возбужденно переговаривались, но он ни на кого не обращал внимания. Ну и дела! Кольчон возник вплотную у Барны… нет, почти у полутора десятков городов одновременно! Если бы он двинулся на город… а почему он не двинулся на город, кстати? Сержант спустился в свой кабинет, бросил у стены ранец, прислонил в углу винтовку и без сил рухнул на стул. Вид беспорядочной груды бумаг не вызвал у него даже привычного отвращения. Лихорадочное возбуждение как-то сразу сменилось тупым безразличием. Хотелось лечь и уснуть часиков на двадцать. Нельзя. Он нехотя взял в руки лист бумаги и попытался вчитаться в строчки. Что-то насчет запроса на сухой паек для намечающихся на следующей декаде учений на местности. Несколько минут спустя он понял, что мысли разбегаются в разные стороны, и он не осилил даже первую строчку. Джорджио припечатал лист ладонью к столу, подошел к окну и бездумно уставился на далекий океан.

Что-то билось у него в голове, какая-то мысль. Что-то он забыл в случившейся суматохе. Нечто очень важное… паладары! Точно. Кирис Сэйторий – за пареньком должны вот-вот приехать, если машина не застряла в пробках, образовавшихся в городе из-за сигнала тревоги. Или если из-за кольчона переезд вообще не откладывается. Ну да, он ведь как раз пошел искать Кириса, чтобы проверить его готовность, но отвлекся на самолеты. Ну, наверняка тот вместе с остальными гражданскими сейчас сидит в убежище, так что найти его не проблема. Однако следует поторопиться: убежище уже наверняка открыто, и народ постепенно расползается по своим делам. К счастью, вход в него – в двух шагах, у торцаадминистративного корпуса.

Сержант нехотя поднялся – и тут же на столе грянул телефон внутренней связи.

– Сержант Каллавиро, – сумрачно сказал он в трубку, с трудом подавив позыв выскочить в коридор и сделать вид, что его не застали на месте.

– Говорит дежурный по базе, – хрипло отозвалось клятое устройство. – Немедленно явиться к командиру базы, сержант. Бросай любые дела, и галопом к нему в кабинет.

Мембрана пискнула и умолкла. Джорджио выругался вслух. Что еще случилось? А! Наверняка паладар наконец-то добрался до базы "Дельфин", и Джорджио, как типа-самому-разбирающемуся, придется с ним нянчиться. По крайней мере, пока не передаст Кириса с рук на руки. Кстати, паренек может куда-нибудь смыться, зови его потом по громкой связи… Ну, приказы не обсуждаются.

Заперев дверь в кабинет и прыгая по лестнице через две ступеньки, Джорджио поднялся на третий этаж, прошел по длинному коридору и вошел в диспетчерский пункт.

– Докладывает сержант Джор… – начал было он, но дежурный по базе, которым оказался капитан Делоне, нетерпеливо махнул ему в сторону массивной черной двери.

– Проходи, Каллавиро, – сухо сказал он, прежде чем снова углубиться в какие-то бумажки. – Тебя ждут.

– Есть, – кивнул Джорджио.

В окна кабинета комбазы било утреннее солнце, слепя глаза, и Джорджио не сразу разглядел, что помимо капитана Пасии в комнате находится кто-то еще.

– Дэр капитан, – отдав честь, громко и четко проговорил он, щелкнув каблуками. – Докладывает сержант второго класса Джорджио Каллавиро. Явился по вашему вызову.

– Вольно, Джорджи, – командир базы поднялся из-за стола. – Скажи, у тебя какие планы на остаток дня?

– Никаких, дэр, – осторожно ответил сержант. – Если не считать обычной рутины.

– Замечательно. Познакомься с капитаном первого класса Трудой Баркхорн, военным пилотом.

– И командиром звена "Штурмовые ведьмы"! – добавил звонкий женский голос.

Лишь сейчас Джорджио удалось отступить в тень так, чтобы слепящее солнце скрылось за перекладиной оконной рамы. Он наконец-то проморгался – и остолбенел от удивления.

В нескольких шагах от него стояла невероятная девица. Высокая, выше его самого, с забранными на затылке в узел черными волосами, в военном кителе с капитанскими нашивками – и в коротеньких облегающих шортах, не скрывающих бедра даже на четверть. Ее темно-карие глаза смотрели с насмешливым вызовом.

– Челюсть подбери, сержант, – посоветовала девица. – А то еще вывихнешь. И слюни не пускай, пригодятся обед переваривать. Его, что ли, везти?

– Да, – подтвердил капитан Пасия. – Именно его. И немедленно. Джорджи, тебя приказано немедленно доставить в Генштаб как эксперта по паладарам. Распоряжение начальника Генштаба. Летишь вместе с дэр Баркхорн на ее самолете вместо штурмана.

– А когда доберусь до "Щита", я еще припомню кое-кому срыв моего боевого задания! – сквозь зубы процедила девица.

– Кольчонам припомните, дэр капитан, – сухо ответил Пасия. – Или адмиралу Деччи, приказ лично его…

– …отданный через голову моего начальства. Мы еще разберемся, имел ли он право так поступать. Сержант, когда готов вылететь? – девица-пилот обернулась к Джорджио. – Ничего объемного не брать, у меня не туристический автобус, багажник не предусмотрен. Десяти минут на сборы хватит?

Джорджио в сомнении взглянул на комбазы. Тот едва заметно пожал плечами. Эксперт по паладарам? Никогда не поздно узнать о себе что-то новенькое. Те полтора десятка рапортов, что он написал после событий на Косом пляже, ценные сведения о Чужих если и содержали, то не больше, чем пляжный песок – золотых самородков. Но если в штабе начнут его пытать так же, как выматывала военная разведка сразу после чудесного спасения Барны, пребывание там может затянуться не на один день.

– Сколько я могу взять с собой вещей, дэр капитан? – наконец осведомился он.

– Сколько на коленях уместишь, но не больше десяти катти! – отрезала девица. – Дистанция на пределе. Если горючки не хватит, катапультирую тебя, и дальше хоть пешком добирайся. Лететь два часа, ноги вытянуть негде, и если выползешь из кабины на карачках, твои проблемы.

– Дэр капитан, мне нужно предупредить командира роты о своем незапланированном отсутствии и…

– За лейтенантом Менетой найдется кому присмотреть, – перебил комбазы. – Я ему лично сообщу. Твое дело – собраться и улететь как можно быстрее.

– Тогда мне нужно пятнадцать минут.

– Годится! – нетерпеливо мотнула своим конским хвостом девица. – Давай в темпе, сержант, жду у самолета.

Она небрежно отдала честь капитану Пасии и, даже не удосужившись спросить разрешения, вышла из кабинета.

– Ну и стерва! – пробормотал Джорджио себе под нос. – Еще бы в одних трусах ходила…

– Ей можно, личность вполне известная. Больше тридцати боевых вылетов по кольчонам, Джорджи, – комбазы достал из портсигара сигарету и выпустил клуб дыма, но Джорджио закурить не предложил: знал, что сержант бросил полгода назад. Однако как же вдруг захотелось затянуться! Сержант Каллавиро мысленно дал себе по морде, и старый трюк аутотренинга сработал, как полагается, желание ушло. – Из них восемь – на экспериментальной жестянке, что стоит у ангара. Трижды горела в воздухе: дважды катапультировалась и один раз умудрилась посадить машину на брюхо в открытом поле. Сейчас дозаправлялась у нас, чтобы перелететь на авианосец "Щит победы", так что ее злость… Ну, в общем, характер у нее не сахар, но девка отчаянная, легендарная личность в определенных кругах, командир особой эскадрильи, которую сама же и организовала. Твоей Марии, пожалуй, ни в чем не уступит, в том числе и остреньким язычком. Постарайтесь не подраться по дороге.

– Есть постараться! – сумрачно откликнулся Джорджио. – Разрешите идти?

– Иди, сержант. И, – капитан усмехнулся, – не засиживайся в штабе. Если не весь батальон, то уж четвертая рота без тебя точно развалится. Удачи, Джорджи.

– Спасибо, дэр капитан! – Джорджио козырнул и вышел.

У каждой палки два конца. С одной стороны, лететь в тропическую Масаку, да еще и на жестянке, способной взорваться в любой момент просто от собственного каприза, хорошего мало. С другой – горы бумаг в его кабинете придется разбирать кому-то другому. Возможно, даже самому лейтенанту Менете, мелькнула злорадная мысль. Пусть-ка малыш хлебнет бюрократии по полной программе без чужой поддержки!

У выхода из административного здания он заметил переминающегося с ноги на ногу Кириса, у ног которого стояла небольшая спортивная сумка. А, вот и кстати.

– Кир! – сержант махнул рукой. – Давай сюда.

– Ну? – парень хотя и подхватил сумку, но набычился по своему обыкновению.

– Я отбываю по делам. Немедленно. Я не смогу встретиться с паладарами, так что жди их без меня где-нибудь здесь. Если только в городе из-за тревоги не застряли, должны вот-вот появиться. Шея как?

– Нормально, – буркнул парень, отворачиваясь.

– Отлично. Ну, Кир, вряд ли мы еще увидимся, – сержант хлопнул его по плечу. – Покажи им, что даже уличный волчонок умеет мозгами работать. И помни, что я тебе говорил: герои-одиночки не выживают. Бывай.

– Ага… – парень набычился еще сильнее и вдруг выпалил: – Дэр сержант… ну… это… спасибо, что учили драться.

– Не за что, – хмыкнул Джорджио. Он шутливо ткнул парня кулаком в скулу и быстро зашагал к казарме своей роты.

На сборы ушло ровно четыре минуты. Небольшая сумка через плечо – запасные трусы, носки, бумажник с документами, пара чистых рубашек и, на всякий случай, пакет с сухим пайком: мало ли когда его на довольствие поставят на новом месте и поставят ли вообще. Свободно могут забыть, с канцелярских крыс станется. По дороге ему не попался никто из своих: желтый код подразумевал повышенную боеготовность, и двухместные комнаты бойцов пустовали. Х-хаш! Даже попрощаться не с кем. Что им там в Генштабе, перцу под хвост насыпали? Захлопнув дверь своей комнаты и выскочив наружу, сержант бегом добрался до ангара.

Самолет с восемью звездами на борту уже стоял с работающими двигателями, а спереди к нему неторопливо пристраивался тягач, окруженный несколькими техниками. Капитан Баркхорн, высунувшись из открытой кабины, о чем-то перекрикивалась с еще одной девицей – с короткими, соломенного цвета волосами, в кителе с малыми ромбами лейтенанта третьего класса, но тоже в коротких облегающих шортах, оставлявших обнаженными длинные спортивные ноги. Лицом, волосами и сметанно-белой кожей она определенно смахивала на ставрийку.

– …не позже завтрашнего вечера! – разобрал Джорджио конец фразы капитана.

– Понятно! – крикнула светловолосая, перекрывая визжащие двигатели. – Только не лезь без меня на рожон, ладно? Туда и сразу обратно, никаких драк!

– Не учи кролика трахаться! – отмахнулась капитан. – Эй, сержант! Готов?

– Так точно! – в голос сказал Джорджио, перекрывая шум. – Что делать?

Светловолосая девица отвлеклась от разговора и подошла к нему, оценивающе оглядывая с ног до головы.

– Тяжеловат ты, – она задумчиво почесала кончик носа. – Десятка на два катти тяжелее меня. Надеюсь, топлива хватит, а то дозаправку в воздухе мы еще не отрабатывали. Я Саня Литвиняк, штурман экипажа и эскадрильи. Сержант, ты тоже за Трудой присматривай, чтобы глупостей не совершала, а то с нее станется в одиночку и без боекомплекта на кольчона полезть. Ох, нельзя ей без меня летать…

Саня поморщилась

– Короче, забирайся в кабину на заднее сиденье, вон лестница. Как сядешь в кресло, пристегнись. Ремни под меня подогнаны, так что сначала разберись с регулировками. Кислородная маска прицеплена к сиденью справа, шлем слева. Гарнитура внутренней связи встроена в шлем и активна всегда, маска говорить не мешает. Самое главное, больше ничего не трогай – здесь тебе не учебная спарка, блокировка управления не предусмотрена, все в рабочем состоянии. Не знаю, какой ты эксперт по паладарам, но машину можешь угробить одним щелчком тумблера. Вопросы есть?

– А-а-э… – Джорджио заколебался. В задницу внезапно вцепилось зубами голодное любопытство, и он понял, что просто обязан спросить, даже если потом получит по морде за нахальство. – Дэр лейтенант, ваше имя… и внешность – вы ведь ставрийка?

– Отец – эмигрант из Ставрии. Не беспокойся, контрразведка меня проверяла, не шпионка я.

– Я и не имел в виду…

– Лезь в кабину, сержант, – оборвала его девица. – Двигатели горючку жгут, пока мы тут треплемся.

– Есть! – поспешно согласился Джорджио. Он подошел к приставленной к борту лестнице и осторожно вскарабкался по ней. Неуклюже перевалившись через кромку кабины возле заднего сиденья, он завозился, устраиваясь, и в тот же момент впереди возникла голова капитана, застегивающей под подбородком ремешок.

– Шлем надень! – громко сказала она, тыкая пальцем. – Вон он. Осторожно, провод не оборви.

Голова исчезла, и колпак кабины с легким жужжанием пошел вниз. Когда он негромким стуком встал на место, шум двигателей заметно утих. Машина дрогнула, за стеклами кабины пополз назад ангар. Джорджио, зажав сумку между коленями, принялся лихорадочно возиться со шлемом, который упорно не хотел сниматься со своего крючка. Когда он, наконец, напялил его на голову, в ушах прорезался нетерпеливый голос пилота:

– …да ты пропал, сержант? Ау, слышишь меня? Ххаш, сержант, где ты?

– Я слушаю, дэр капитан, – поспешно в голос сказал Джорджио.

– Да не ори так! – послышалось в ответ. – Микрофон чувствительный. Устроился, сержант? Пристегнулся? Маску надел?

– Э-э… одну минуту, дэр капитан… – Джорджио принялся спешно шарить вокруг сиденья. Да где же клятые ремни? А, вот они…

– В общем, сержант, у тебя две минуты, пока нас до точки старта не довезут, и еще столько же, пока я предполетной проверкой занимаюсь. Учти, взлет у самолета короткий, ускорение почти четыре со, так что положи руки на колени, откинься на спинку и ни за что не хватайся. Если у тебя руки отломятся, мне плевать, но испортишь что-нибудь в кабине – прибью после посадки.

– Понял, дэр капитан.

– А теперь не отвлекай меня, я занимаюсь предстартовой проверкой систем.

В наушниках щелкнуло, и голос пилота пропал. Джорджио лихорадочно пытался разобраться в куче сбруи, и когда с грехом пополам закончил распускать слишком тугие ремни, застегивать кучу замков и напяливать маску, самолет уже стоял в начале ВПП.

– Готов, сержант? – снова прорезался в наушниках голос капитана Баркхорн.

– Да, дэр, – Джорджио судорожно прижал к брюху страшно мешающуюся сумку, стараясь держать ее как можно дальше от торчащей между колен рукояти штурвала. – Готов.

– Тогда стартуем. Контроль, "Ведьма-один" запрашивает разрешение на взлет.

Ответа диспетчера Джорджио не услышал, но несколько секунд спустя пилот продолжила:

– Поняла. Стартую. Счастливо оставаться, земля.

Тут же приглушенный шум двигателей резко усилился, и самолет двинулся по полосе, быстро набирая скорость. Джорджио почувствовал, как ускорение властно вдавливает его в спинку кресла. На грудь навалился слон, стало трудно дышать, сердце забухало в ушах. Руки налились тяжестью. Мелькнули и пропали стоящие вдоль полосы вертолеты "Мачисте" с собравшимися возле них бойцами побережного спецназа в полной боевой экипировке, и самолет резко прыгнул вверх. Уши заложило. Джорджио принялся усиленно их продувать, но, видимо, они поднимались слишком быстро, и тяжесть в перепонках быстро перешла в боль. Тут же самолет резко накренился, и Джорджио замутило. Он считал себя человеком, привычным к перелетам, но одно дело – вертолеты и транспортные самолеты, и совсем другое – верткий маленький истребитель.

– Контроль, заняла эшелон два пятьсот, – проговорил голос пилота. – Ложусь на курс один-семь-ноль, запрашиваю разрешение занять четыре пятьсот… Поняла, прыгаю на четыре-пять-ноль-ноль.

Самолет снова закрутило и дернуло вверх, и Джорджио опять пришлось удерживать тошноту. Впрочем, и на сей раз пытка окончилась быстро.

– Контроль, "Метла" заняла эшелон четыре пятьсот. Переключаюсь на гражданского диспетчера. Пока-пока, ребята. Контроль аэропорта "Морская звезда", здесь "Метла", повторяю, здесь "Метла". Следую от базы "Дельфин" в эшелоне четыре-пять-ноль-ноль, курс один-семь-ноль… Ты что, обалдел, дядя? Какой еще номер рейса? Экстренный перелет в Масаку… Ххаш, ладно, пусть официально: военный борт двенадцать ноль семь, позывной "Метла", выполняю срочное задание верховного командования, иду с базы "Дельфин" на базу "Клавел" в Масаке курсом один-семь-ноль, крейсерская скорость триста семьдесят… не мои проблемы, я не отвечаю за рассылку уведомлений… да можешь жаловаться кому угодно, а у меня приказ… короче, на радаре вижу перед собой несколько гражданских бортов, и если не хочешь, чтобы я кого-то протаранила… поняла, жду.

– У нас все в порядке? – осторожно спросил Джорджио.

– Гражданские остолопы в своем репертуаре. Нет у них в расписании нашего рейса, и предупреждений они, видите ли, не получали. Сейчас срочно мозгами ворочают, у старшего смены консультируются… Да, контроль, слышу. Поняла, ложусь на один-семь-четыре. Запрашиваю разрешение занять шесть пятьсот… Да, вижу встречный борт на радаре, сейчас разойдемся… все, впереди чисто. Поняла, занимаю шесть-пять-ноль-ноль… Спасибо, лапочка, ты просто душка. Если сяду у вас когда-нибудь, обязательно расцелую.

Самолет снова дернулся вверх, но на сей раз Джорджио справился с тошнотой легко – похоже, организм начал приспосабливаться потихоньку.

– Контроль, "Метла" заняла эшелон шесть пятьсот… да уже, уже, я ж не пропеллерное корыто, у меня реактивный гроб. Возвращаюсь на курс один-семь-ноль…

Через несколько минут трепа невидимая капитан Баркхорн облегченно вздохнула в наушниках.

– Все, сержант, избавились от гражданских на ближайшие полтора часа, – сообщила она. – Высота шесть семьсот, выше забираться не станем, там движки все еще неуверенно работают. Ты там как, кабину не заблевал?

– Никак нет, дэр капитан.

– Хорошо. А то я тут как-то раз гражданского катала. Вернее, вольнонаемного корреспондента "Боевой газеты". Тоже командование удружило – надо, мол, для поднятия духа ВВС, чтобы он статью забацал на собственном опыте. Так мы с Саней потом на пару кабину два часа оттирали – в пять раз дольше, чем полет длился. А я всего-то пару раз "бочку" крутанула. Напомни, как тебя зовут?

– Сержант второго класса Джорджио Каллавиро.

– Значит, Джорджи? Я Труда. Ну, как тебе моя птичка?

– Я впечатлен, дэр капитан. Я думал, что после Удара реактивная авиация еще на приколе стоит. Неужели победили проблемы с реактивными двигателями?

– М-м… Нет, не победили. Джорджи, между нами, девочками: что у тебя за дела с Чужими такие? "Эксперт по паладарам" – внушительно звучит, а что на самом деле?

Ошарашенный неожиданным вопросом, Джорджио замолчал. Правду говорят: некоторые девицы любопытством кошке не уступят. Можно ли ей рассказывать о происходившем?

– Алло, Джорджи? Ты там не заснул? – поинтересовалась пилот. – Или все настолько секретно, что даже намекнуть нельзя?

– Э-э… дэр капитан, я не уверен…

– Тогда давай меняться. Ты мне про паладаров, а я тебе про реактивные двигатели. Тоже, в общем-то, тайна, хотя официально ее не секретили. Годится?

Джорджио потянулся было к затылку, почесать, но рука наткнулась на твердую поверхность шлема, и от намерения пришлось отказаться. С одной стороны, в свое время генерал Сентетто строго-настрого предупреждал держать язык за зубами, и его приказ никто не отменял. С другой – паладары с тех пор успели из тайны превратиться в широко обсуждаемое явление… Додумать он не успел, потому что мир вокруг закувыркался. Джорджио начало бросать из стороны в сторону и назойливо выдирать из плохо пригнанных ремней, а желудок настойчиво попросился выйти на свежий воздух.

– Эй, сержант, жив? – прозвенел в ушах задорный голос капитана. – Извини, отвлеклась и пару педалей не в ту сторону нажала. Со мной такое случается от неудовлетворенного любопытства. Ты бы не тянул с ответом, а то я могу случайно парочку маневров уклонения отработать. Или тройку. Или побольше…

– Между прочим, дэр капитан, такое называется "шантаж". Или "пытки военнопленных", – пробурчал Джорджио, которому тоже стало весело. Ну девка, ну зараза! Наверняка с нее станется прямо сейчас заняться высшим пилотажем. – Противоречит международным конвенциям…

– Ну, мы же у себя дома, – рассудительно произнесла капитан. – Так что международные конвенции к нам не применимы. Рассказывай про паладаров, Джорджи, не тяни.

Самолет слегка качнулся из стороны в сторону, как бы предупреждая, и Джорджио сдался.

– Да, в общем, глупость одна, – пояснил он. – В конце осени мы прикрывали высадку первого паладара в Кайтаре. Потом в моей роте пару декад находился еще один паладар, генерал Саматта: изображал из себя новобранца, чтобы нашу военную систему изучить изнутри. Затем случился кольчон у Барны, которого паладары взорвали, и мне по ходу пришлось прикрывать детишек на Косом пляже…

– Там, где Карина Мураций школьников защищала?

– Вы помните, дэр капитан? Да, именно. После того еще немного по мелочам с ними общался, да и все. Не знаю, какой дурак меня "экспертом" назвал – я в них не больше, чем другие, разбираюсь.

– А зачем тогда в Генштаб летишь?

– Приказали – вот и лечу… дэр капитан. Приказы не обсуждаются.

– И только-то! – в голосе пилота явственно прозвучало разочарование. – Невелика тайна. Не стоит обмена, ну да раз уж обещала… В общем, Джорджи, я эйлахо.

Эйлахо? Ого. И так спокойно рассказывает постороннему? Кирис вот как-то не расположен, а она, значит, открыта нараспашку?

– То есть у вас внутри, дэр капитан, такая непонятная штука, отражающая электромагнитные волны? – уточнил он.

Ответом стало молчание. Такое долгое, что Джорджио даже неуверенно пощелкал по шлему на тот случай, если связь отключилась.

– Так-так… – наконец откликнулась капитан Баркхорн, и ее тон казался странно задумчивым. – Я-то думала, ты от неожиданности подпрыгнешь и башкой фонарь расколотишь. Но, значит, наш служака-сержант не новичок в этих делах, а? Джорджи, откуда ты знаешь про штуку в груди? Такие вещи вроде бы не афишируются.

– Мне… приходилось опекать одного человека. Эйлахо. Судя по тому, что рассказала ему Карина Мураций, у него в груди сидит непонятная хрень… прошу прощения, дэр капитан, странная штука, очень смахивающая на волюту, если зондировать электромагнитными волнами.

Капитан присвистнула.

– Вот схожесть с волютой для меня новость, – сообщила она. – Значит, не зря я тебя тащу через полконтинента, вот и новенькое что-то узнала. А кто он, твой "человек"?

– Прошу прощения, дэр капитан, – твердо ответил Джорджио. – Он не расположен афишировать свое состояние. Кроме того, в ближайшие лет пять-семь у вас вряд ли появится возможность встретиться, он уезжает за пределы Кайтара.

– Хорошо, – неожиданно мирно откликнулась пилот. – Не напрягайся, Джорджи, ты правильно ответил. Если он не хочет, я не настаиваю – меня в свое время чуть из армии не вышибли, когда блямбу в груди обнаружили. Когда во второй раз катапультировалась, в стаю волют влетела, а потом, когда откачали на земле, вот такая история обнаружилась… Так что других я прекрасно понимаю. Просто передай, что если захочет познакомиться, я с большим удовольствием.

– Есть, дэр капитан.

– А он, значит, с самой главной паладаршей знаком… Хм. Завидую. Вот бы с ней встретиться, авось да рассказала бы про меня что-то интересное. Наши экспериментаторы только руками разводят: современная наука не в состоянии сказать ничего определенного. Гении, ххаш! Ну ладно, я же про самолет не рассказала. Джорджи, он без меня если и взлетит, то взорвется в воздухе через пять минут. У меня странная способность есть – пламя контролировать. Тоже никто не понимает, как и почему, но я огонь дистанционно регулировать умею. Ну, как регулировать – энергию из него вытягиваю, он и тухнет.

– Ого…

– Вот именно. Отец шутит, что если бы я в пожарные пошла, цены бы мне не было. Знаешь, почему реактивная авиация сейчас почти не летает?

– Ну… что-то связанное с взрывами топлива?

– Почти. Если интенсивность горения превышает некий порог, вместо нормального пламени в камере может начаться реакция распада, которую тоже толком никто не понимает, и движок идет вразнос. Взрывается, проще говоря. Так что максимальная безопасная тяга ограничена, причем настолько, что поршневые машины и те иногда быстрее летают. А горючки ВРД жрет не в пример больше, так что просто невыгодно его применять. В Ставрии, говорят, реактивные "Секунды" по старым чертежам до сих пор клепают, но зачем, я так и не понимаю. Толку от них… В общем, я огонь не только приглушить могу дистанционно, но и чувствую его – не спрашивай, как. Чувствую, и все тут. Когда движок начинает колотить, я его быстро душу, пока нормальное горение не восстановится. Так что гордись, Джорджи: ты летишь с уникальным пилотом на единственном в мире скоростном реактивном истребителе, способном преодолеть звуковой барьер.

В голосе пилота отчетливо скользнули хвастливые нотки, с которыми дети хвалятся игрушками. Ну надо же! На вид примерно его возраста, а ведет себя как девчонка. Нет, нельзя бабам в армию… ну, если не считать редких исключений типа Марии. Да и той просто не повезло родиться с титьками вместо яиц.

– Очень интересно, дэр капитан, – задумчиво сказал Джорджио. – Никогда не слышал ни о чем подобном. Да, в качестве курьера вы просто незаменимы.

– Курьера? – удивилась пилот. – Да ты ошалел, сержант. Я летчик-истребитель, у меня полсотни боевых вылетов, из них восемь на моем помеле!

– Помеле? Ох, прошу прощения, дэр капитан, забылся. Я не хотел вас задеть.

– Переживу. Только если еще раз курьером назовешь, по зубам получишь после посадки.

– Виноват, дэр капитан. И если позволите мне высказаться еще раз – не следует раскрывать свои способности посторонним. Мне известно об одном летчике, капитане Пахисе с восьмой авиабазы. У него в груди тоже появилась штука вроде вашей – и его похитили какие-то ребята, неизвестные, но очень серьезные. И над ним ставили весьма неприятные опыты. Он чудом сбежал.

– Капитан Пахис… – пробормотала Баркхорн. – Капитан Пахис… Нет, не слышала. Спасибо за предупреждение, сержант, приняла к сведению. Но у нас на базе обо мне все подряд знают, а за ее пределами я и не появляюсь практически. А что ты насчет помела спрашивал?

– Вы упомянули про "мое помело". И ваш позывной – "Метла". И картинка у вас на фюзеляже…

– Помело – потому что в боевом режиме самолет так выглядит. Видел дополнительные сопла под крыльями? Через них позади долгоиграющая горючая смесь распыляется, модификация напалма, а реактивная струя от двигателей ее поджигает. Мне снимки с земли показывали – точь-в-точь как метла выглядит, самолет как рукоять, за ней огненный шлейф тянется, а позади черный дым. Потому и эскадрилья "Штурмовыми ведьмами" называется. Мы с Саней обычно в клине первыми идем, остальным безопасный коридор выметаем.

– Но ведь вам приходится через скопления волют лететь, чтобы их спалить? Они самолет не повреждают?

– Во-первых, не обязательно через скопления, можно и над ними. Смесь тяжелая, вниз оседает облаком. Во-вторых, движкам под моим контролем волюты не опасны. Так и эдак приходится взрывы давить.

– А я не вас не отвлекаю разговорами? Все-таки постоянно держать под контролем двигатели…

– Расслабься. Взрывная реакция развивается не мгновенно, ей секунд пять-семь нужно. Успею среагировать. Да пока мы с тобой болтали, я ее уже дважды гасила. Джорджи, ты упомянул генерала Саматту, что у тебя в роте болтался. Он и в самом деле паладарский генерал?

– Ну… – Джорджио задумался. За стеклами кабины над головой висело пустое темно-синее небо, слабо переливающееся разводами, как в ранних сумерках, а далеко внизу тянулся плотный облачный слой. Поскольку делать все равно нечего, почему бы и не поболтать? Все равно известные тайны он уже выдал, хуже не станет. Он поудобнее устроил сумку на коленях и, насколько позволяли педали, вытянул ноги. – Сложно сказать. Он у меня в роте рядового первого класса изображал, причем растяпу, каких поискать…

И все-таки, мелькнуло у него в голове, чего от меня хотят в Генеральном штабе? Ну, недолго осталось. Скоро узнаем.

Невиданный реактивный самолет быстро пробежал по ВПП и круто взмыл в небо, словно не подвластный тяготению. Кирис с завистью проводил взглядом быстро удаляющуюся в небе точку. Хорошо сержанту Каллавиро. Вот бы сейчас оказаться на его месте!

Закинув на плечо сумку, он понуро побрел к административному корпусу. Комнату вместе с ключом он уже сдал коменданту гражданского общежития, не нужные больше учебники еще на прошлой декаде почтовый грузовичок увез отцу для возврата в школу, и заняться было просто нечем. Оставалось уныло сидеть в холле корпуса и ждать, пока появится сопровождающий паладар. Паладар – интересно, а вот ждать – скука смертная. Можно, конечно, сходить в ангары и повозиться с народом над каким-нибудь разобранным движком. Но он уже со всеми попрощался, в особенности с Грато, с которым расставаться особенно жаль. Да и извозит лучшие штаны и рубашку в смазке – как отстирывать станет?

В холл корпуса заходить он не стал. По всей видимости, командование базы считало, что просиживать штаны нефиг, и если пришел, так бегай по делам. Во всем помещении размером метров десять на десять не наблюдалось ни единого стула или скамейки, за исключением прочно прижатого задницей часового. Какая разница, где стоять – внутри или снаружи? Можно, конечно, сразу отправиться к КПП, но там скука еще большая. Кирис прислонился к стенке и принялся лениво наблюдать за прилегающей местностью – казармами третьей и четвертой роты, а также видимой между ними взлетно-посадочной полосой. Возле вертолетных площадок у ВПП кучковались бойцы побережного спецназа. Впрочем, уже через пару минут над базой завыла сирена – понижающимся тоном. Вроде бы он означал отбой тревоги. И действительно, толпы спецназовцев тут же задвигались и начали рассасываться в сторону казарм.

И тут его слух уловил далекое жужжание мотора электрокара.

– Лейтенанту Каллавиро срочно подойти к административному корпусу, – рявкнули над головой динамики, эхом отдаваясь по всем уголкам базы. – Лейтенанту Каллавиро срочно подойти к административному корпусу!

Интересно, зачем вызывают Марию?

Электрокар вывернул из-за угла и стремительно подкатил к Кирису. Не успел он затормозить, как с него спрыгнула тонкая гибкая фигурка, и прежде чем парень среагировал, взвизгнув, прыгнула на него. Кирис невольно отшатнулся, ударившись затылком о стену, а фигурка уже повисла у него на шее и звучно чмокнула в щеку.

– Привет, Кир! – жарко сказали в ухо. – Не узнал?

Фуоко?!

Девушка отцепилась от него и отступила на шаг. Действительно, Фучи. В штанах Кирис ее еще не видел, однако, следовало признать, ей шло. Плотные облегающие брюки подчеркивали бедра и талию, а рубашка и расстегнутая молния вязаной кофты не скрывали высокую грудь.

– Привет, – буркнул он, насупившись и осторожно щупая затылок. – Чего кидаешься? Так же испугать можно.

– Бедный ребеночек! – насмешливо откликнулась Фуоко. – Хорошо, в другой раз постараюсь тебя не нервировать, а то еще придется штаны отстирывать.

– Ага, или кровищу отмывать, если машинально по физиономии врежу, – парировал Кирис. – А ты-то как здесь? Я думал, мы в аэропорту встретимся.

– Маршрут, минимизирующий затраты времени и горючего н доставку вас двоих, пролегает из города в аэропорт через базу, – с кара, заработав опасливо-заинтересованный взгляд солдата-водителя, слез среднего роста невзрачный мужчина в деловом костюме. – Я решил оптимизировать процесс. Добрый день, дэй Сэйторий. Я паладар, ваш сопровождающий в Хёнкон.

Паладар? Какой-то плюгавый дядька, которого, кажется, одной рукой по земле размазать можно? Впрочем, Риса выглядела еще большей хилячкой. Хорошо, наверное, когда можно внешность менять как вздумается! Кстати, как его по имени?

– Добрый день, сэрат дэй. А почему вас на территорию пустили? – поинтересовался Кирис, провожая взглядом отъезжающий в сторонку кар. – Говорили, я с вами на КПП встречусь. Все ждал, когда позовут…

– Командир базы капитан третьего класса дэр Руфино Пасия передал через дежурного настоятельную просьбу о встрече, и нас пропустили на территорию, – пояснил безымянный визитер. – Возьмите, ваш паспорт.

Он сунул в руки Кирису запаянную в пластик карточку с фотографией.

– Как мы и обсуждали ранее, ваш банковский депозит, созданный дэем Деллавита в благодарность за спасение дочери, потрачен на приобретение кайтарского гражданства. А теперь, боюсь, я должен вас оставить на несколько минут, у меня дело к командиру базы. Пожалуйста, никуда не уходите. Из-за задержек, вызванных тревогой в городе, у нас мало времени: рейсы в аэропорту почти не задерживались.

И он прошел в здание.

Кирис мельком оглядел паспорт, сунул его в карман и нерешительно посмотрел на Фуоко. Ее глаза сияли, уголки губ приподнялись, готовые вспыхнуть радостной улыбкой. И что с ней делать? Сказать что-нибудь галантное? Или обхлопать по разным интересным местам? За прошедшие четыре декады он не раз размышлял, как произойдет их следующая встреча, воображая себя то галантным обходительным идальго, то снисходительным грубоватым мачо. Но вот сейчас все сценарии внезапно пошли коту под хвост, и он решительно не понимал, как вести себя с принцессой.

– Между прочим, можешь меня обнять! – не допускающим возражений тоном приказала Фуоко. – Кир, да ты чего жмешься? Совсем меня забыть успел?

– Забудешь тебя, как же, – Кирис пожал плечами. – Э-э… Фучи?

– Да?

– Ты… э-э… ну… красивая. Хорошо выглядишь.

– Ага! – с готовностью согласилась та, медленно поворачиваясь вокруг себя чтобы дать рассмотреть получше. – Так обними скорее!

Быстро зыркнув по сторонам, не пялится ли кто, Кирис шагнул к ней и неловко облапил. Фуоко с готовностью приникла к нему полной грудью, обняв за талию и пристроив голову на плече. Ну вот, со стороны, наверное, они выглядят как любовники… но ведь они и есть любовники, пусть даже только пару раз удалось. А если вспомнить предупреждение принцессиного телохранителя, следует поостеречься в будущем, хотя бы на людях. Кто знает, откуда и как ее папаша информацию получает? Кирис подавил позыв спустить ладони девушке на талию (а то и ниже) и попытался отстраниться. Та, однако, тихонько хихикнула и отлепляться не пожелала.

– Я, значит, его по всей базе ищу, а он посторонних красоток тискает! – раздался рядом насмешливый голос. – И это после всего, что между нами произошло! Ну и бабник же ты, сэрат дэй Кирис Сэйторий!

Кирис дернулся, чувствуя, как пальцы Фуоко неожиданно впились ему в бока на манер когтей. Лейтенант Мария Каллавиро стояла в трех шагах, в серо-зеленом зимнем камуфляже и в полной боевой выкладке: в каске и бронежилете, с ранцем за спиной, кобурой на правом бедре и штурмовой винтовкой, висящей поперек груди. На левом бедре болталась связка конденсаторных волютных манков из тех, что в последнее время механики базы клепали все свободное время. Видимо, после отбоя тревоги она еще не успела разоблачиться. Благодаря экипировке ее и без того плотная фигура сейчас смахивала на маленький танк, упорный и неостановимый.

– Не познакомишь со своей подружкой? – все так же насмешливо поинтересовалась лейтенант. – Должна же я знать соперниц в любви!

Фуоко резко оттолкнулась от Кириса и отступила на шаг.

– Кир! – свистящим шепотом проговорила она. – Кто? Она? Такая?!

– Любимый! – сладко пропела Мария, изгибая бедро, насколько позволял бронежилет. – Неужели ты бросишь зрелую красивую женщину ради какой-то невзрачной девчонки? Вспомни наши страстные объятия, как мы кувыркались в пароксизмах страсти!

– Кир! – все тем же тоном повторила Фуоко.

– Да вы что, ошалели обе? – растерянно спросил Кирис. – Дэйя… тьфу, дэр Каллавиро…

Мария заржала во весь голос, сгибаясь и хлопая себя по коленям. Винтовка маятником раскачивалась у нее на шее.

– Ну, Кир! – сквозь приступы хохота выдавила она. – Знаешь… о чем я больше всего… жалею? После Удара? Что компактные цифровые… ох, камеры!… больше не существуют! Твою бы физиономию щелкнуть… ох, умора!

Она всхлипнула напоследок, утерла выступившие слезы и выпрямилась.

– И все-таки, Кир, – уже серьезно сказала она, – не познакомишь со своей подружкой? Должна же я знать, кому тебя под опеку передаю. А то Джорджи меня прибьет, если я халатность проявлю. Дэйя, вы случайно не замаскированная Карина Мураций?

Кирису страшно захотелось огреть остроумного лейтенанта чем-нибудь тяжелым. Однако пришлось сдержаться: во-первых, под рукой ничего не оказалось, а во-вторых, попытка закончилась бы до боли выкрученными суставами и кувырком мордой в асфальт. В дружеских схватках по ринье успешно противостоял ей только брат, и то не всегда. А уж на что тетка способна в настоящей драке, даже и думать не хотелось.

– Фучи, познакомься с лейтенантом второго класса Марией Каллавиро, командиром первой роты побережного спецназа, – сумрачно сказал он. – Дэр Каллавиро, познакомьтесь с моей одноклассницей Фуоко Деллавита.

– Деллавита? – Мария вдруг прищурилась. – Случайно не из тех Деллавита…

– Винтаре! – отрезала Фуоко, в свой черед окидывая ее взглядом с ног до головы. – Фуоко Винтаре. Кир, я ушла из семьи, и фамилию Деллавита больше не ношу.

– Ушла из семьи? – поразился Кирис. – Когда? Как?

– Да вскоре после того, как тебя сюда… э-э, спрятали. Папа заявил, что ни в какой Хёнкон я не поеду, и что он меня под замок посадит, если потребуется.

– Нифига себе! – присвистнул Кирис. – И как ты отвязалась?

– Ну… Риса забеспокоилась, что я на приглашение не отвечаю, и явилась лично проверить. В общем, она меня отбила. А заодно мама с папой поругались, и мама тоже из дома ушла.

– Ну ты даешь… А почему мне не рассказала, когда звонила?

– А зачем? – подбоченилась Фуоко. – Я и сама не маленькая, и тебя нервировать не хотела.

– Интересные дочурки растут в семьях богачей, – задумчиво пробормотала Мария. – И кто же та Риса, способная силой отбить у папаши Деллавита любимую дочурку? Значит, дэйя Винтаре, тоже едешь в Хёнкон к паладарам?

– Еду! – с вызовом ответила Фуоко. – Что-то не так?

– Все так… И ты эйлахо.

– Кир! – прошипела Фуоко, и Кирису показалось, что сейчас она вцепится ему в морду когтями, словно разъяренная кошка. – Ты что, трепался обо мне направо и налево? Тебя кто просил!

– Да не трепался я! – буркнул Кирис. – Я вообще о тебе не говорил никому.

– А откуда она знает?

– Оттуда, юная дэйя, что провокация – прекрасный способ получения информации, – снова широко усмехнулась Мария. – Даром меня, что ли, в академии методам допроса учили? Когда мы с Джорджи твоего Кира в оборот взяли, он проговорился не только про себя, но и про подружку-эйлахо, хотя и без имени. Ну, а остальное ты сама рассказала. Ох, молодежь!

Кирис с Фуоко растерянно переглянулись.

– Значит, парочка юных эйлахо… – Мария задумчиво покивала. – Не боитесь, что паладары вас на кусочки разрежут для опытов?

Кирис и Фуоко синхронно усмехнулись.

– Риса, в смысле дэйя Карина Мураций, к чужим парням не пристает и провокациями не занимается! – ядовито проговорила Фуоко. – А она там главная. Нет, сэрат дэйя, не боюсь. Я еще не настолько стара, чтобы своей тени пугаться.

– И язва вдобавок, – прокомментировала Мария. – Ну, Кир, теперь я спокойна. Если что, твоя Фуоко в ком угодно дырок наковыряет острым язычком. Паладар где? Некогда мне рассусоливать, дел масса. Нужно ему пару слов от Джорджи передать, и я дальше пошла.

– Его к командиру базы позвали, – пояснил Кирис. – Но он сказал, что быстро.

– Я уже вернулся, – дядька в костюме неслышно подошел сбоку. – Мне пришлось разочаровать дэра Пасию информацией, что паладары не имеют ни малейшего представления о причинах внезапного появления кольчонов и столь же внезапного их исчезновения. Он выглядел довольно расстроенным, но я ничем не могу помочь. Добрый день, дэр лейтенант Мария Каллавиро.

– Добрый день, дэй. Вы знаете меня?

– Вы встречались с генералом Саматтой, ваше изображение у меня есть. Мне сообщили, что сержант Джорджио Каллавиро срочно отправлен за пределы базы. Вы присматриваете за дэем Сэйторием по просьбе брата?

– Я не присматриваю, дэй. Джорджи просил передать паладарам… несколько слов. Могу я убедиться, что вы действительно паладар?

– Разумеется, дэр лейтенант. – Дядька поднял вертикально правую ладонь, и Кирис изумленно увидел, как по ней побежали радужные разводы, сменившиеся рисунком раскрытой книги с растущим из нее цветком. – Однако я не могу представиться. Я небиологический интеллект, играющий вспомогательные роли, у меня отсутствует доступное людям имя. Можете называть меня координатором, термин примерно соответствует моему положению в проекте "Дайгака".

Дядька опустил ладонь и выжидающе уставился на Марию.

– Ну, – поколебавшись, произнесла та, – в первые дни на базе с Киром произошел… инцидент. На него упали Металлические трубы обрушились со стеллажа и сильно зацепили его по голове и шее. Врачи в госпитале казались сильно обеспокоенными, хотя видимых последствий нет. Джорджио полагает, что мальчика нужно еще раз посмотреть вашим врачам.

– Прошу прощения, дэр Каллавиро, я прямо сейчас передам информацию Карине Мураций… – координатор неподвижно замер, но почти тут же ожил. – Она считает, что подобного рода травмы действительно могут оказаться крайне опасными, беспокойство обосновано. Дэр Каллавиро, можно ли поговорить с врачами, обследовавшими дэя Сэйтория?

– Ну, вообще-то госпиталь вон там, – Мария махнула рукой в сторону приземистого одноэтажного здания, краешком выглядывавшего из-за казарм. – Только у вас есть разрешение на свободное перемещение?

– У нас есть провожатый, – паладар указал на водителя припарковавшегося в стороне электрокара. – Не думаю, что он станет возражать.

– Ну, тогда разберетесь. Не думаю, что силой сумею остановить паладара, решившего куда-то пройти, и вообще охрана базы не моя проблема. Мне пора по делам. Кир!

Она положила руку Кирису на затылок, принудив того склониться, и проговорила, глядя в глаза:

– Ты неплохой мальчик, Кир. Надеюсь, у тебя в жизни все получится. Но постарайся запомнить мои слова: нельзя самому бороться со всем миром. Одиночки не выживают. И, – она бросила лукавый косой взгляд на Фуоко, – я никогда не забуду твои нетерпеливые объятия, когда ты набрасывался на меня и страстно валял по полу. Жаль, что наши встречи так быстро кончились!

И прежде чем Кирис успел среагировать, она дернула его голову еще ниже и быстро поцеловала в губы. Пока он стоял и бессмысленно хлопал глазами, лейтенант Каллавиро подмигнула, развернулась и пошла к казармам размашистым деловым шагом.

– Э-э, Фучи, я… – начал было Кирис, но Фуоко его перебила:

– Знать ничего не желаю! Я тебя не покупала, ты мне не муж и даже не жених! И вообще, твое личное дело, с кем и как ты трахаешься!

Она демонстративно отвернулась, сложив руки на груди и вздернув нос.

– Основываясь на семантике высказываний лейтенанта Каллавиро и общем контексте, могу предположить, что речь в последних фразах шла о боевых единоборствах, – скучным голосом сообщил паладар. – В ринье есть немало бросков и захватов, влекущих тесный телесный контакт. Я не думаю, дэйя, что у лейтенанта имелась физическая возможность заняться сексом с дэем Сэйторием, не говоря уже про желание. Она явно провоцировала вас с целью развлечься реакцией. У нас очень мало времени, так что давайте пройдем в госпиталь.

– Ага, конечно! – фыркнула Фуоко, но в ее взгляде, через плечо брошенном на Кириса, мелькнула неуверенность. – Целоваться – это в ринье такой боевой прием?

– У нас нет времени на пикировки, – все тем же скучным голосом повторил паладар. – Дэйя Винтаре, если вы потратите еще несколько минут на разговоры, у нас не останется времени выяснить, какие травмы получил дэй Сэйторий, что впоследствии может иметь фатальные последствия для его здоровья. Вы уверены, что хотите именно такого исхода?

– Ладно! – Фуоко резко повернулась. – Кир, я тебе потом по башке настучу за то, что целуешься с кем ни попадя, да еще и у меня на глазах. Идем в вашу больницу! Быстрее,Кир, а то вдруг врач уйдет куда-нибудь.

Она ухватила Кириса за рукав и потянула в сторону, указанную Марией. Вот и пойми женщин! То лизаться лезут, то кусаться начинают…

– Не так, дэйя, – терпеливым тоном остановил ее координатор. – Мы должны передвигаться по базе на электрокаре с провожатым. Сюда, пожалуйста.

Несмотря на высоко стоящее солнце, в кабинетах и палатах госпиталя из-за прикрытых штор царил полумрак. Как оказалось, сегодня дежурила Абеллина. Вызванная медсестрой, она вышла в приемный покой.

– Привет, Кир, – махнула она рукой. – Как самочувствие? Ты, надеюсь, не жаловаться пришел в такой прекрасный денек?

– Добрый день, дэйя, – вежливо поклонился координатор. – Сегодня дэй Сэйторий покидает вашу базу – надолго, возможно, навсегда. Я паладар. Точнее, перед вами дистанционно управляемый дрон, которому для удобства общения придана человекообразная форма.

– Паладар? – Абеллина в замешательстве взглянула на Кириса, и тот кивнул, подтверждая. – А-а… очень приятно. Я Абеллина Тапас, врач-невролог. Вы по поводу Кириса, дэй?

– Да, дэйя. Нам передали, что он получил тяжелую травму шеи. Вы в курсе подробностей?

– Разумеется. Я же его и обследовала. Может, пройдем в мой кабинет?

– Да, дэйя, но у нас мало времени до самолета.

– Понятно. Идите за мной.

Врач провела их в свой кабинет. Она включила матовый экран, покопалась в шкафу, вытащила конверт с рентгеновскими снимками и принялась лепить их на стекло. Фуоко подкралась сбоку и принялась с любопытством изучать черно-белые изображения. Кирис, пожав плечами, уселся на знакомую кушетку, где его сто раз тыкали тупыми иголками и били током.

– Вы умеете читать рентгенограммы, дэй? – осведомилась Абеллина, с сомнением взглянув на паладара.

– Дэйя Тапас, я бы предпочел не заниматься такими вещами. У меня совсем иная специализация, не медицинская. Вас не слишком шокирует, если я передам куклу под контроль другого человека? Ректор Университета Карина Мураций – профессиональный врач, и она лично проявляла заинтересованность в деле.

– Под контроль… Дэй, я не понимаю, о чем вы говорите, но я не против.

– Хорошо. Приготовьтесь к изменению моего внешнего вида.

Мужчина встал прямо, и его черты лица потекли, меняясь. Несколько секунд спустя молодая женщина с короткой стрижкой повернулась к Кирису. Нет, не Риса, заметно старше. В таком виде ее фотографии много раз печатали в газетах и показывали по телевизору. Хоть и немолодая тетка, ей лет двадцать, а то и больше, но красивая. Не такая, чтобы на конкурсе красоты победить, но все равно симпатичная. Даже мужской костюм ее почти не портит. Кирис покосился на Фуоко – вдруг та опять ревновать станет? Девушка, однако, смотрела на трансформацию с восхищением.

– Кир, Фучи, рада вас видеть, – произнесла Карина, улыбнувшись. – С удовольствием бы поболтала, но у вас совсем нет времени, да и у меня тоже. Дэйя Абеллина, я Карина Мураций, ректор международного университета "Дайгака". Рада знакомству. Вы не могли бы кратко изложить случившееся, и попроще? Я хотя и изучала несколько лет неврологию и нейрохирургию, но моя основная специализация – абдоминальная и торакальная хирургия.

– Здравствуйте, дэйя Мураций, – ответила врач, низко кланяясь. – Польщена знакомством. Суть в том, что примерно четыре декады назад на Кириса упали металлические трубы с высокого стеллажа. Некоторые задели его по шее и голове. По описанию очевидцев, он потерял сознание и перестал дышать, но снова задышал самостоятельно, когда его несли сюда. Когда я его увидела, он находился в тяжелом состоянии, не то в оглушении, не то почти в сопоре: зрачки почти не реагируют на свет, ответ на боль есть, но на другие раздражители не реагирует, и так далее. Кроме того, при обследовании он демонстрировал ярко выраженные симптомы спинального шока, а на рентгенограмме отчетливо проявлялись две мелкие трещины в шестом и седьмом шейных позвонках. Вот первый снимок…

Она провела пальцем по одной из пластин.

– Вот здесь, как мне казалось, заметны нарушения в спинном мозге. Я предположила аксональные разрывы и решила, что мальчик… – Абеллина бросила быстрый взгляд на Кириса. -…больше не очнется. Однако несколько минут спустя он полностью пришел в себя. Дальнейшее обследование выявило странную картину: в отдельных участках тела проявлялись разнообразные симптомы в диапазоне от полного онемения и паралича до ярко выраженной гиперестезии и мышечных судорог. Однако они почти мгновенно проходили и на данном участке больше не проявлялись. Кир, у тебя чувствительность восстановилась везде?

– Вот здесь и здесь нет ощущений, – Кирис ткнул пальцами в точки на бедре и левом запястье. – А здесь, – он провел большим пальцем по ребрам, – постоянно болит, только несильно. И пальцы на левой ноге все еще плохо работают.

– Ну вот, лишь остаточные нейропатические боли и онемения, и те, думаю, пройдут со временем, – Абеллина развела руками. – Рефлексы полностью в норме, двигательные тесты аномалий не выявляют. Что самое удивительное, повреждения спинного мозга, как видно по последним снимкам, полностью пропали, и даже трещины больше не видны.

– Понятно… – Карина задумчиво прицокнула языком. – Историю болезни вели?

– Разумеется. Вот, – врач извлекла из папки несколько мелко исписанных листов. – К сожалению, по правилам я не могу ее отдать…

– И не надо. Можно, я просто взгляну? – Карина приняла листы и быстро просмотрела их. – Все, я сняла копию, и со снимков тоже. Кир…

Она явно заколебалась.

– Координатор напоминает, что еще несколько минут – и вы точно опоздаете на самолет. Но я боюсь отправлять тебя в дальнюю дорогу просто так. М-м… сними рубашку, пожалуйста, и ляг на живот.

Ну вот. Врачам только дай до тебя дорваться, и Риса туда же. Кирис посмотрел на Фуоко (ничего, она уже видела его голым), стащил рубаху через голову и улегся на кушетку на брюхо. Карина подошла к нему.

– Кир, – она коснулась его шеи твердыми горячими пальцами. – Я хочу проверить твой спинной мозг. Сейчас я введу в него электроды. Она настолько тонкие, что ты ничего не почувствуешь. Но мне придется действовать вслепую, так что не шевелись. Хорошо?

– Ладно, – пробурчал Кирис, внутренне напрягаясь. Опять иголки? Вот блин!

– Положи голову на руки… вот так. Замри.

Твердые пальцы опять коснулись позвонков на шее и между лопатками. Ой-ё, сейчас как кольнет… Боли, однако не чувствовалось, лишь легко щекотало. Минуту спустя Карина легонько щелкнула его по затылку.

– Вставай, герой, и расслабься. Одевайся.

– Ну и что? – почему-то полушепотом спросила Фуоко. – Сильно плохо?

– Загадочная картина, – Карина покачала головой. – Я прозондировала около полусотни нейронов, на большее времени не хватает. Некоторые демонстрируют нормальную проводимость, кое-где сниженную процентов на пять-десять, что не критично. Но вот сверх того… как бы сформулировать получше? Некоторые аксоны демонстрируют явно заметную задержку прохождения импульса, время его путешествия процентов на сорок-пятьдесят выше, чем у других. Причем наблюдается задержка лишь в месте травмы. Выше и ниже все в порядке. Такое впечатление, что аксон резко удлинился, словно в месте ушиба дополнительный кусок вшит. Дэйя Абеллина, вы понимаете, что происходит?

– Нет, – врач развела руками. – Ни малейшего представления. Только вот…

Она достала из конверта еще пару пленок.

– Я до сих пор не уверена, что их стоит кому-то показывать, но… Возможно, вы знаете, о чем речь? Район верхнего средостения, сердечной сумки и верхушки легких – я сначала решила, что там опухоли. А потом я еще раз внимательно взглянула на снимки шеи… в общем, смотрите сами.

Она протянула пленки Карине, и та взглянула на них против света.

– Так… – задумчиво проговорила Чужая. – Кир, скажи, рискнул бы ты рассказать дэйе Абеллине о себе все?

Все? И о том, что он эйлахо? Кирис внимательно посмотрел на врача. Ну, Белла хорошая тетка. Сколько времени с ним возилась, и ни разу даже не раздражалась. Пусть. Тем более что он вот-вот уедет.

– Ну, да, в общем, – неохотно ответил он, преодолевая внутреннее сопротивление.

– Хорошо. Дэйя, дело в том, что Кир – эйлахо.

Глаза врача изумленно расширились.

– Затемнения в грудной клетке и шее – не опухоли. Мы условно называем их "псевдоэффектором" – примерно то же самое, что знакомые вам волюты. Как мы полагаем, они напрямую с волютами связаны, но точных данных нет. Энергоплазма… я имею в виду, похожее на слизь псевдовещество, ее составляющее, непрозрачно для электромагнитного зондирования. А темные участки в спинном мозге… Я просто затрудняюсь ответить. Раньше я их не замечала…

Карина замолчала.

– Дэйя Абеллина, прошу нас простить. Время вышло полностью. Мы должны немедленно уйти. Простите, что вышло скомканно, но мы позаботимся о Кире. Если окажется возможным, мы проинформируем вас о результатах. Спасибо за заботу. Я возвращаю куклу координатору.

Ее черты лично снова потекли, трансформируясь.

– Нам пора, дэйя, – прежний невзрачный мужчина наклонился и подобрал с пола сумку Кириса. – Выражаю признательность за ценную информацию. Дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, мы уходим.

– Всего хорошего, дэй, – кивнула Абеллина. – Кир, ты уж там поаккуратнее. Помнишь, что я говорила? Поостерегись резких движений, и уж точно не ныряй вперед головой в ближайшие полгода как минимум. И… спасибо за доверие. Я никому про тебя не расскажу.

– Да, дэйя Тапас, – Кирис низко поклонился. – Прощайте.

В последний раз взглянув на женщину, он повернулся и вышел вслед за паладаром.

Уже в машине, стремительно удаляющейся от базы по лесному серпантину, он вгляделся в мелькающие меж стволами деревьев очертания базы "Дельфин", стараясь навсегда запомнить длинные приземистые здания и ангары, взлетно-посадочную полосу, вращающуюся антенну радара, пирсы с лежащими рядом тушами подводных лодок и стремительными корпусами эсминцев… Вот и все. Только-только он начал привыкать к новому месту, и вот теперь снова срываться и в дорогу. Однако впереди – Хёнкон. Академия, паладары – и Фучи, что сейчас подводит ресницы, сосредоточенно смотрясь в зеркальце. На очередном повороте, в который машина вписалась с трудом, взвизгнув тормозами, девушку прижало вплотную, но она не отстранилась. Наоборот, поудобнее устроившись у него на плече, она убрала зеркальце и тушь и чувствительно ткнула локтем в бок.

– Ну, а теперь, – грозным тоном потребовала она, – рассказывай, что за тетка, с которой ты целовался!

04.02.1232. Ценгань, Шансима

– Следующий!

Один из людей на террасе махнул рукой, когда сидящий перед ним молодой мужчина поднялся и попятился к выходу, мелко кланяясь. Мань, перешагнув черту ожидания, торопливо пошел, почти побежал к вербовщику, чувствуя спиной внимательный взгляд охранника. Он чувствовал, как от пота и высокой влажности рубашка и штаны липнут к телу: за три года, проведенных в Шансиме, он так и не привык к местному климату. Уроженец материкового южного Ценганя, он предпочитал более прохладную и сухую погоду, но выбирать не приходилось. Строительному рабочему, даже опытному, нынче нелегко найти работу, а Шансима, быстро растущая в последние годы благодаря гибели Хёнкона, принимала всех. Пусть и за гроши, но работу здесь найти можно всегда. А теперь, если ему повезло, удастся заработать гораздо, гораздо больше. Мань не знает, кто такие паладары и на самом ли деле они хотят захватить всю Паллу, как шепчутся вечерами в грязных портовых лапшичных, но ему наплевать. Главное, чтобы взяли на работу. Ведь его возьмут, о великий Вегешот? Гадальные кости утром совершенно определенно подтвердили: впереди большая удача. Гадалка не может солгать! Если его возьмут, он наконец-то сможет отправить старшего сына учиться в колледж управлению, чтобы тот когда-нибудь стал хозяином большой фирмы. А еще он выдаст замуж двух старших дочерей. Ох, как все-таки обременительно иметь большую семью!

– Ты Мань Хо Сима-тара? – спросил его вербовщик еще до того, как Мань успел раскрыть рот. – Добрый вечер. Садись, пожалуйста, – он указал на стул.

– Да-да, атара! – поспешно поклонился мужчина. – Мань Хо Сима, строительный рабочий. Четыре дня назад я…

– Мань-тара, я знаю, кто ты такой и когда подал заявку, – перебил вербовщик. Тоны его катару звучали сухо, четко и безупречно, словно у правительственного диктора по радио. – Прошу прощения за невежливость, но мы не можем задерживать очередь. Видишь, сколько людей ожидает?

Мань невольно оглянулся. К террасе, бывшему портовому кафе, тянулась длиннющая, несмотря на вечерний час, очередь, теряющаяся между складами. В ней находилось, наверное, человек пятьсот. Или тысяча. Неужели он отстоял ее всю? Ага, пришел утром, когда солнце только-только встало, а сейчас уже закат. Как бы напоминая о времени, желудок свело голодной судорогой. Ну да, он ведь не ел весь день.

– Мань-тара, прошу прощения, что сразу перехожу к делу, – продолжил вербовщик. – Ты прошел проверку в полиции Ценганя, и ваши навыки подтвердил ваш последний работодатель. Мы предлагаем тебе работу на стройках Хёнкона. Испытательный период три декады с последующим заключением трудового контракта на срок от тридцати до пятидесяти декад или иного в зависимости от ситуации. Ты меня понимаешь, Мань-тара?

– Да-да, – закивал Мань. – Хорошо понимаю. Вы меня берете, атара?

– Да, Сима-тара, мы тебя берем. Но тебе нельзя привезти семью, ее следует оставить здесь. Ты сможешь переводить родным жалование полностью или частично. Ты согласен с условиями?

– Да, атара, согласен. Что я должен делать?

– Следующий паром в Хёнкон уходит завтра в восемь утра от шестого пассажирского пирса. Следует явиться без опоздания, имея при себе вещи, документы и питание на сутки. Проезд, питание и проживание в Хёнконе бесплатны, деньги тебе не потребуются вообще. По приезду в Хёнкон тебе объяснят, что делать дальше. У тебя есть вопросы?

– Нет, атара, мне все понятно. Значит, я принят?

– Да, Сима-тара, ты принят. Паром завтра, с шестого пирса, в восемь утра. С собой вещи, документы, еда. На подходе большой тайфун, рейсы в Хёнкон приостанавливаются. Если опоздаешь, следующий паром отправится не скоро. Платы за пропущенное время ты, разумеется, не получишь. Можешь идти. Следующий! – вербовщик махнул рукой охраннику.

Подавив страшное искушение переспросить еще раз, Мань поспешно поднялся и, несколько раз быстро поклонившись, побрел к выходу, обозначенному чертой на противоположной стороне террасы.

– Но почему вы не хотите меня взять? – уловил он растерянный голос у соседнего столика. – Ведь я же строитель!

– Я уже объяснил, что мы не берем людей, причастных хоть к каким-то преступлениям. Сожалею, но воровство в магазине тоже под запретом, – голос второго вербовщика в точности, вплоть до интонаций, походил на голос первого. – Пожалуйста, освободи место, у меня нет времени.

– Но я же…

Мань спустился по скрипучим деревянным ступенькам, провожаемый десятками внимательных взглядов из очереди. Наверное, точно так же, как и он несколькими минутами раньше, гадают – получил вожделенное разрешение или нет? Или же только попросился и получил указание ждать?

Ссутулившись и засунув руки в карманы лучших брюк, которые носил лишь по торжественным или официальным случаям вроде сегодняшнего, Мань побрел по грязному заплеванному асфальту. И все-таки – взяли его или нет? Вербовщик сказал, что да, но все-таки… За свою длинную сорокалетнюю жизнь рабочий накрепко привык, что любое учреждение означает казенного вида кабинеты, кучу бумажек, всевозможные справки и разрешения, а также грубых чиновников, ищущих любого повода придраться, чтобы получить мзду даже за решение самого простого вопроса. А здесь, если не считать очереди, получилось как-то неприлично быстро, если не сказать суетливо: две минуты сегодня да еще пять в прошлый раз, отвечая на непривычные вопросы вербовщика. У него даже не потребовали ничего помимо удостоверения личности. Даже ни одной анкеты не заполнили, а паладар с пустыми руками сидит за голым столом! Может, над ним подшутили? Да нет, вряд ли: он лично знает троих, кто уже уехал в Хёнкон к инопланетянам.

А может… По спине пробежал холодок, когда Мань снова вспомнил нехорошие шепотки по углам. Говорят, паладары на самом деле страшные чудища и под людей лишь маскируются. Утверждают, что завербованных больше никто никогда не увидит, потому что их сжирают заживо сразу, как только сходят с парома. Нет, глупости. Если сжирают сразу, откуда известно? Наверняка какая-нибудь женщина придумала. Они такие – возьмут в голову невесть что и давай языками чесать! Сказки, сказки. В животе забурчало, и Мань заоглядывался в поисках места, где кормят, или хотя бы лотошника. Дома ждал ужин в кругу семьи, но в честь удачи можно и потратиться немного.

Тщетно. Если не считать тянущейся вдоль мрачных пакгаузов очереди, местность казалась безлюдной. Огромные ворота зданий стояли запертыми. Мань прикинул, как отсюда выбираться. Если той же дорогой, что и сюда, придется сделать изрядный крюк и оказаться в конечном итоге в самом центре порта. А если попробовать срезать? Он заглянул в щель между складами. Сумерки стремительно сгущались, но он все-таки сумел разглядеть за ними просвет. В ту сторону – окраина порта, откуда можно быстро добраться до дома. Независимо вздернув нос (могут же у него иметься дела в порту, кроме паладаров?), он нырнул в тесный проход и начал пробираться в потемках, запинаясь за мусор и камни.

Что ему не повезло, он понял еще до того, как уперся в высокую сетчатую изгородь позади пакгауза, поверх которой тянулась колючая проволока. На всякий случай он подошел вплотную и подергал сетку. Нет, прочная. Возвращаться? И позорно вылезать из щели на виду у всех? Изгородь шла между двумя рядами складов, но не вплотную к ним, а на расстоянии примерно метра, и Мань побрел вдоль нее, втайне надеясь, что найдет какую-нибудь дыру. Ну, на худой конец вернется обратно на дорогу вдоль другого склада…

Пол-тана спустя он понял, что выбился из сил. Камни и мусор под ногами не позволяли нормально идти, и он несколько раз ободрал лодыжки о торчащие прутья и проволоку, даже штаны не защитили. Но в тот момент, когда он окончательно решил возвращаться на дорогу, удача наконец-то ему улыбнулась. Широкая прореха в сетке, явно аккуратно вырезанная ножницами, гостеприимно поманила его к себе. Он пролез в нее и зашагал по тропинке, явно утоптанной многочисленными ногами. Вот и славно. Похоже, срезать путь все же удастся… и тут он оказался в тупике.

Проход между складами перегораживала высокая стена из гладкого железа высотой по крайней мере метра три. Она немного не доставала до крыш соседних зданий, и перебраться через нее казалось решительно невозможным. Мань потыкал ее пальцем и вздохнул. Уже почти полностью стемнело, и только отсвет далеких прожекторов над портом позволял кое-как видеть окружающее. Нет, надо возвращаться. Краем глаза он заметил странный блик слева от себя. Нет, не блик – луч, проникающий сквозь тонкую щелку. Он ощупал стену руками. Точно: к шершавому камню стены здания оказался прислонен лист прочного пластика.

– Да нет, говорю же тебе! – различил он громкий мужской голос. – Сначала полностью подготовимся, и лишь потом начнем действовать!

Мань припал ухом к щели.

– Чего орешь? – расслышал он ответ. – И так слышу. Я и не говорю, что надо сломя голову бросаться взрывать все подряд. Но мы должны заявить о себе после первых акций, иначе потом кто-нибудь другой примажется, а мы не при делах.

– Тогда их служба безопасности заранее насторожится. Мы и так по грани ходим – а ты хочешь ищейкам лишнего перца под хвост всыпать?

Слушать дальше Мань не стал. Бандиты. Наверняка воры, грабители или пираты. Кто именно, он не знает и знать не хочет. Не его дело. Вот дурак! Зачем он полез непонятно куда? Уходить, уходить, пока не заметили!

Он осторожно, чтобы не шуметь, начал красться в обратную сторону, молясь Вегешоту, чтобы тот оборонил от опасности, и хруст встречных шагов ударил по ушам похоронным колоколом.

– Кто здесь? – резко спросил мужской голос, и в глаза Маню ударил яркий луч света от карманного фонаря. – Ты кто?

– Чужак! – рявкнул другой. – Взять живым для допроса!

И черные сумерки взорвались ярким снопом звезд, чтобы смениться уже полной тьмой.

05.02.1232. Ставрия, Асталана

Зал блистал великолепием.

Длинные столы, покрытые белоснежными скатертями, ломились от яств. Длинные блюда с целыми осетрами, украшенными зеленью; тарталетки с самой разнообразной начинкой – салатной, сырной, мясной, икорной, сладкой; исходящие паром стальные судки с сосисками, сардельками и говяжьими языками; корзины разнообразных фруктов – от крупных наливных яблок до очищенных и нарезанных дольками ананасов; пронзенные миниатюрными пластиковыми шпажками бутербродики с горками ветчин и копченых колбас; ряды подносов с пирожными; батареи винных бутылок и кувшинов с разноцветными соками… Роскошь. И толпа пузатых мужчин в деловых костюмах, а вместе с ними – раскормленные пожилые бабы, выставляющие напоказ жирную дряблую плоть в вырезах блистающих вечерних платьев. Все преисполнены сознания собственной важности – ведь их пригласили на открытие посольства! – и все жрут, жрут, жрут не останавливаясь, жадно запивая из бокалов марочным вином.

Юно стиснул зубы, стараясь не выдать свои чувства. Его тошнило от вида окружающих рож. К счастью, лица выходцев с Могерата кажутся ставрийцам невыразительными, и его эмоции оставались скрытыми от всех. Разумеется, кроме Нихокары-атары.

Атара прогуливалась вдоль ближайшего стола с толстым мужчиной, не перестававшим поглощать закуски с тарелки в руках. Она что-то тихо рассказывала ему, в ответ тот кивал и изредка фальшиво улыбался. Потом он что-то заговорил сам, и уже тут атара начала кивать и улыбаться. На нее упал блик от потолочной люстры, и Юно с внезапной тревогой вгляделся в ее лицо. Ему только кажется, или она опять выглядит больной и усталой? Но почему? Ведь паладары дали ей новое тело, способное принимать любой облик. Пусть ей на самом деле восемьсот лет – ей вовсе не обязательно выглядеть пожилой. Впрочем, она никогда ничего не делает просто так. Нужно спросить, и если можно, она ответит.

Закончив разговор, атара раскланялась с мужчиной и подошла к Юно.

– Скучаешь? – рассеянно спросила он. – Ох, как они меня достали! Уже тридцатый, наверное, кто просит пристроить родственницу к паладарам в Хёнкон. И почему они решили, что я – бюро по найму персонала для Университета?… Ох, не обращай внимания на болтовню старухи. Просто надо же кому-то пожаловаться. Ты поел?

– Да, Нихокара-атара, – кивнул Юно. – Немного.

– И зря! – сурово сказала атара. – Я имею в виду – немного. Их, что ли, – она мотнула головой в сторону зала, – объесть побоялся? Ладно, еще не конец. Юно, нам нужно серьезно поговорить. Пойдем-ка, здесь есть несколько приватных кабинетов. Заодно познакомлю тебя с послом.

Вслед за атарой Юно прошел по узкому коридору, устланному роскошными коврами, и оказался в небольшой комнате с несколькими мягкими глубокими креслами. Навстречу поднялся сухощавый высокий мужчина с седыми висками и длинными залысинами на темени. Его глаза смотрели остро и пронизывающе.

– А, Суоко! – нетерпеливо сказал он. – Куда вы запропастились?

– Политика, Меомар, политика, – вздохнула атара. – Даже здесь расслабиться толком не дадут. Познакомься – Юно Юнару, мой секретарь и настоящий друг.

– Приятно познакомиться, – кивнул мужчина. – Я Меомар Орхидея, новый посол Университета в Ставрии. Я нэоки… Суоко тебе рассказывала про нэоки?

– Да, господин Орхидея. Нэоки – человек с Текиры, умерший и прошедший через рекреационный сон. Большая честь для меня познакомиться с вами.

– Можно не так официально, – поморщился посол. – Просто Меомар. Ну, Суоко, я вас оставлю – поработаю с документами, пока вы разговариваете. Сегодня с министром природных ресурсов общаться, а у меня еще руки не дошли обзор аналитического отдела прочитать. Но минут через пятнадцать я должен выйти к гостям, иначе подозрительно выйдет.

– Хорошо, Меомар, мы уложимся. Толкну, когда закончим.

– Ага.

Посол уселся на диван, откинулся на спинку, закрыл глаза – и вдруг превратился в манекен. Юно вздрогнул. В последние годы он привык, что атара все время отключается, экономя энергию, но она одно дело, а посторонние – совсем другое. И потом, зачем посол оставил куклу, если не принимает участия в разговоре?

Атара изящным движением опустилась в кресло и указала Юно на другое рядом с собой:

– Садись.

Юно опустился на краешек мягкого сиденья и замер, напряженно выпрямившись. Вряд ли разговор предвещал хорошее.

– Юно, – атара посмотрела на него с печалью, – у меня к тебе серьезное дело. Настолько серьезное и ответственное, что я не рискнула обсуждать его за пределами посольства паладаров. Только здесь я уверена в отсутствии прослушки. Речь пойдет о моих ближайших перспективах – и твоих тоже. Понимаешь, малыш, мне пора умирать.

Юно вскинулся, но атара остановила его жестом.

– Не буквально умирать, разумеется. Не мне самой, а моей… роли, что ли. Мой формальный возраст – пятьдесят девять лет. Пора задумываться над сменой маски. Процесс небыстрый, займет он лет пять-семь, потому что нужно создать новую маску и ввести ее в игру, чтобы она могла перехватить на себя авторитет старой сразу после ее "смерти". Но пять лет и даже семь – срок не слишком большой, и мне заранее хотелось бы побеспокоиться о твоей судьбе.

– Не надо беспокоиться обо мне, атара, – решительно сказал Юно. – Вы спасли мне жизнь восемь лет назад. Вы единственная, кто позаботился о мальчишке – беженце из Хёнкона. Единственная, кто принял меня близко к сердцу и выходил. Я и без того в неоплатном долгу перед вами. Я не пропаду при любом раскладе.

– Юно, малыш, – Нихокара-атара склонилась и положила руку ему на колено. – Я уже много раз пыталась объяснить, что ты мой друг, а между друзьями нет и не может быть счетов. Ты не хочешь понимать из-за вынесенных с Могерата убеждений. Но ты давным-давно расплатился, ухаживая за мной, когда я медленно умирала в старом теле. Ты ничего мне не должен, и я всего лишь хочу позаботиться о твоей судьбе. Даже не как о друге позаботиться, а как о сыне. Мне небезразлично, что с тобой станет – а сейчас настало время перемен. И, возможно, пора изменить и твою жизнь. Скажи, ты очень скучаешь по дому?

Юно заледенел. Она что, хочет его отослать?

– Нет, Нихокара-атара, – с трудом заставляя себя разжимать зубы, ответил он. – Я привык к Ставрии.

– Привыкнуть – одно. Принять как новый дом – совсем другое. Юно, мне почти восемьсот лет по субъективной шкале, пусть даже не все из них паллийские. Я очень стара по человеческим меркам, но все равно помню, как лишилась дома сама. Я ведь рассказывала, как в один прекрасный момент Демиург Джао решил, что тайная организация, которую я возглавляла, больше опасна для общества, чем полезна. Он попросту выдернул нас с родной планеты, с Малии, и в одночасье я лишилась всего – совсем как ты после Удара. С тех пор я долго спала в рекреационном сне, потом много скиталась по Игровым мирам Демиургов – но так и не смогла забыть дом. Я до сих пор тоскую по нему. Насколько я тебя знаю – а я знаю тебя хорошо – ты тоже вряд ли забыл Хёнкон. Ведь так, Юно?

Юно помолчал. Затем он отвел взгляд и глухо спросил:

– Вы хотите, чтобы я уехал, атара?

– Нет.

Воцарилась долгая пауза. Когда Юно понял, что продолжения не намечается, он взглянул на собеседницу. Та сидела в кресле, задумчиво накручивая на палец локон коротко остриженных волос и глядя на него с материнской улыбкой.

– Не понимаю, атара, – признался Юно.

– Как я сказала, настало время перемен. Появились новые варианты, не предвиденные еще несколько декад назад. Юно, ты умный мальчик. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты можешь вернуться в Хёнкон и можешь остаться в Ставрии. Я просто даю выбор.

– Тогда остаюсь. Я не брошу вас, Нихокара-атара. Никогда.

– Речь не о бросании, Юно, – женщина покачала головой. – Ты просто не осознал, что меня больше нет рядом. Мое тело, – она постучала себя пальцем по груди, – всего лишь дистанционно управляемая кукла, человекообразный дрон Демиургов. Мое сознание перенесено на носитель в двадцати стандартных световых минутах от Паллы. К кукле в Хёнконе я могу подключиться точно так же, как и в Асталане. Уедешь ты на Могерат или останешься здесь, так или иначе никуда ты от меня не денешься, как и я от тебя. Ты одинаково пригодишься мне и здесь, и там.

В дверь постучали.

– Простите, пожалуйста, вы не видели… Ой, прошу прощения! – в комнату заглянула симпатичная девица-шатенка лет двадцати. – Я ошиблась. Здравствуйте, Самира Павловна, извините за беспокойство.

Дверь захлопнулась и девица пропала. На секунду отвлекшийся Юно перевел взгляд на Нихокару-атару.

– Но что мне делать в Хёнконе? – сосредоточенно спросил он. – Чем я могу помочь там?

– Многим. Во-первых, как носитель языка ты идеально владеешь катару. Ты сможешь обучать ему людей со всего мира. Во-вторых, ты хладнокровен, у тебя превосходная выдержка – я помню еще со времен, когда учила тебя фехтовать. Службе кураторов потребуются подобные люди, способные разбирать конфликты между подростками и выносить справедливые решения. А в-третьих… Я объясню, если согласишься.

– Но ведь вам требуется секретарь! Откуда взять человека, которого можно полностью посвятить во все тайны?

– Не проблема. Ее решение ты только что видел. Девушка, заглянувшая в дверь – как, понравилась?

– Что? – не понял Юно.

– Девушка, заглянувшая в дверь, – терпеливо повторила атара. – Вадзима Наталья Константиновна, новая помощница секретаря городского мэра. Симпатичная?

– Ну… – промямлил Юно, захваченный врасплох. – Наверное, да…

– Юно, тебе следует обращать больше внимания на окружающих девиц, – назидательно произнесла наставница. – Ты здоровый молодой мужчина, для тебя неестественно жить монахом. Наташа – моя новая маска.

– Маска? Ваша маска?

– Да. Еще одна кукла паладаров, пока что управляемая координатором по заданным шаблонам. В течение ближайших нескольких лет мы исподволь введем ее в мое окружение, и когда я "умру", она легко и непринужденно займет мое место в паутине тайных связей и отношений. Если уедешь в Хёнкон, я просто "возьму" ее на твое место. Полвека назад с единственным телом такая процедура смены маски заняла бы лет десять, в течение которых я оставалась бы не у дел. Сегодня документы подделывать сложнее, но и тел у меня гораздо больше. Так что секретарь – не проблема. В любом случае тебе пора бросить работу старушечьей няньки и заняться полезным делом. Твоя жизнь так или иначе изменится, и весь вопрос в том, в Ставрии она продолжится или в Хёнконе. Выбор за тобой, но я хочу напомнить, что ты потерял.

Атара щелкнула пальцами в воздухе, и большой серый прямоугольник на стене, до того казавшийся куском обоев, вдруг ожил и засветился. С замиранием сердца Юно увидел с детства знакомые очертания побережья Колуна и пролива между материком и Поддой. Камера скользила вдоль береговой кромки, где кипела жизнь: суетились человеческие фигурки, двигались стрелы автокранов, на пирсы талями спускали какие-то мешки… Судя по точке зрения, наблюдение велось с вершины пика Подды.

– Хёнкон никогда не станет прежним, Юно. Сейчас паладары занимаются перестройкой порта, рушат ветхие здания и перепланируют материковую часть. Твой дом изменился, но все равно остался домом. Вернувшись, ты сможешь повлиять на конечный итог преобразований.

Юно жадно вглядывался в полузабытые картинки, и поверх реального изображения перед глазами стремительно всплывали воспоминания. Дом. Хёнкон. Лесистая вершина Подды, гранитные и бетонные набережные Колуна, холмы и обрывистые бухты Ланты, мелкие острова, между которыми десятками снуют юркие паромы, туманы, иногда декадами стоящие над страной, дожди зимой и парная баня летом… Одна мысль о них отдается в сердце застарелой щемящей болью. Вернуться? И заново пережить кошмар Удара? Паникующие толпы, штурмующие последние отходящие суда, брошенные полицейские и солдаты, не понимающие, в кого им стрелять, а кого защищать, вой тысяч голосов, словно на гигантских поминках – поминках по целой стране… Сможет ли он беззаботно наслаждаться теплом солнечных пляжей, вспоминая десятки валявшихся на них трупов?

Но атара права в одном: Ставрия так и не стала новым домом. Он знает, кому обязан жизнью, но атара и немногочисленные друзья – вот единственное, что удерживает его на Торвале. И если, уехав, он на самом деле не расстанется с атарой, привязок к Ставрии не остается вообще никаких.

– Атара, вы сказали "в-третьих"… – медленно произнес он, пытаясь разобраться в неожиданно нахлынувших чувствах.

– Да. Но сначала хочу услышать твое решение. Можешь подумать немного, если нужно.

– Я… не возражаю против возвращения.

– Понятно. Юно, прошу, пойми: я не пытаюсь на тебя давить. Я приму любой выбор. Но в-третьих… Юно, я хочу, чтобы ты присмотрел за Демиургами.

Юно показалось, что он ослышался.

– Простите, атара? – недоуменно переспросил он.

– Я не верю Старшим Демиургам. Младшие и нэоки вполне адекватны. Они все еще прекрасно помнят, что такое быть человеком – со всеми его проблемами, тревогами и метаниями. Карина Мураций, с которой в последнее время я много общаюсь, очень славная девочка, да и Сторас, Саматта, Масарик, Цукка и другие тоже хорошие люди. Но, видишь ли, Карина довольно наивна и идеалистична несмотря даже на свою тяжелую биографию. Она не умеет и не хочет видеть в окружающих плохое. Она не понимает, что Старшие Демиурги, включая ее приемного отца, воспринимают новое поколение исключительно как младенцев в песочнице. Старшие благожелательны и внимательны к Младшим, но относятся не как равные к равным, а как взрослые к детям. Умным, развитым, многообещающим – но детям. Сторас и Саматта гораздо более циничны, чем Карина, и лучше разбираются в жизни, но и они находятся под влиянием Джао и Камилла. Если оставить все как есть, Университет станет таким, каким хочется Старшим, а не Младшим.

– Но, атара, что я могу сделать с Демиургами? – осторожно осведомился Юно.

– Разумеется, силой – ничего. Однако я рассказывала тебе, что Демиурги редко применяют грубую силу, и уж точно никогда – друг против друга и своих друзей. За миллионы лет существования они привыкли к решению проблем дипломатией и переговорами, а сила слишком часто разрушает сам предмет соперничества. В Игре дела обстоят иначе, но и там они добровольно связывают себя жесткими ограничениями. А ты неплохой дипломат, пусть даже тебе не хватает опыта. В критической ситуации твой голос может оказаться решающим. Вот почему я хочу отправить тебя в Хёнкон…

Атара осеклась и прижала руки ко рту.

– Ну, проговорилась! – сказала она с досадой. – Как ни старалась, все равно ляпнула. Юно, еще раз повторяю: все зависит исключительно от твоего желания. Я не хочу на тебя давить, и если откажешься, найду тебе множество занятий и в Ставрии. Важных и нужных занятий, обрати внимание. Сейчас меня интересуют лишь твои подлинные чувства. Очень прошу, мальчик мой, подумай как следует и дай ответ, который больше нравится тебе, а не кому-то другому, пусть даже мне.

Юно открыл рот, но атара оборвала его движением руки.

– Нет. Не сразу. Ну-ка…

Она стремительно поднялась, склонилась к нему и ладонями толкнула в плечи так, что Юно потерял равновесие и откинулся на спинку кресла.

– Теперь просто поразмышляй несколько минут. Раньше я тебя даже слушать не стану.

Юно вздохнул и полуприкрыл глаза. Что тут размышлять, если известно желание атары? Она – человек из другого мира. Старая, опытная и мудрая, веками исподволь направлявшая развитие страны. Матриарх. Старейшая. Женщина, заменившая мать. Даже если забыть, чем он ей обязан, атара гораздо умнее и прозорливее. Кто он такой, чтобы подвергать сомнению ее слова? А если учесть, что они вовсе не расстаются, то думать и вовсе не о чем.

Однако же… Из-под опущенных век он следил за по-прежнему плывущими на экране пейзажами. Камера уже описала полный круг, пройдясь по внешним пляжам Подды, брошенным жилым районам и остаткам затонувших когда-то плавучих ресторанов, и теперь снова скользила по проливу между островом и материком. Невольно он напрягся, пытаясь разглядеть свой старый дом. Где-то там в западной части города… Нет, бесполезно. В тех местах то и дело взлетали фонтаны пыли, отмечая разрушаемые здания. Наверное, их старое жилище пошло под слом одним из первых: оно и в день Удара не отличалось новизной, а за восемь с лишним лет без присмотра если и не развалилось, то сгнило почти полностью. И все равно сердце защемило старой полузабытой болью. Много лет назад он смирился, что родина мертва окончательно и бесповоротно. Что никогда больше он не вернется туда, умерев на чужбине. И вот старые чувства начали оживать. Внезапно ему страшно захотелось увидеть укромный уголок в парке на южном склоне Подды, где лет десять назад он вырезал на одинокой скамейке свои инициалы, переплетающиеся с инициалами подружки. Как же ее звали? Тин Лю Бао? Дзэн Цзяо Ма? Или те были ее подругами? Имя выветрилось из памяти, но зато сохранились таинственный полумрак, шепчущиеся кусты и деревья, обнаженное девичье плечо, прижавшееся к его собственному, и острое возбуждение, такое сладкое и стыдное…

Он раскрыл глаза, перевел взгляд на атару и выпрямился, оттолкнувшись лопатками от спинки кресла.

– Я поеду в Хёнкон, Нихокара-атара, – спокойно сказал он, чувствуя разливающееся внутри спокойствие твердого решения. – Я хочу вернуться домой. Что я должен делать?

Атара медленно покивала.

– Да, теперь ты действительно хочешь, – согласилась она. – Все годы, что ты находился рядом, я видела твое подавленное смятение. Ты так и не смог принять Ставрию как новую родину, несмотря на все мои усилия. Видимо, ты из людей, накрепко врастающих корнями в родную почву, не умея от нее оторваться. Я рада, что могу помочь тебе. Но прямо сейчас делать ничего не нужно. Заканчивается формирование состава посольства, и для тебя зарезервировано место секретаря. Роль тебе хорошо знакома, подготовка требуется минимальная. Ну, а потом, когда начнется учебный процесс, тебя переведут в педагогический корпус. Но до отбытия приготовься еще раз съездить в Эйград. Я хочу, чтобы ты помог своим товарищам. Таня Каварова и Павел Штиль – надеюсь, еще не забыл совместный ужин в ресторане? По моим сведениям, их намерены пропустить через стандартную обработку, и им потребуется поддержка. Я объясню, что нужно сделать, но попозже. Сейчас пора возвращаться к гостям, чтобы у кого-нибудь не возникло вопросов, о чем же я столько времени болтаю с господином послом. Сейчас, пну Меомара…

Неподвижный посол зашевелился и приоткрыл один глаз.

– Уже? – недовольно осведомился он. – Ух, минуты не хватило раздел дочитать. Шустрая ты, Суоко, даром что песок сыплется.

– Дочитывай, – разрешила атара. – Не каждому же юноше живую прыть демонстрировать. Мы подождем.

Посол неопределенно хмыкнул и снов закрыл глаз. Атара откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок, задумчиво теребя локон. Юно снова перевел взгляд на экран.

Хёнкон. Родной дом. Не думал он, что когда-нибудь вернется…

Но неужели атара полагает, что человек сможет всерьез тягаться с Демиургами?

Тот же день. Ценгань, Шансима

– …совершил посадку самолет, следующий рейсом восемьсот двадцать четыре из Оохая. Встречающих просьба пройти в зал прибытия.

Голос дикторши резонировал под высоким куполом авиатерминала, однако оставался четким и разборчивым. Кирис купался в звуках родного языка, казалось бы, полузабытого. В Кайтаре он даже дома в основном говорил на кваре: отец полагал, что человек, не умеющий идеально говорить на местном наречии, ничего не добьется в жизни.

– Не могут по-человечески объявлять! – пробурчала стоящая рядом Фуоко. – Можно подумать, знаю я ихний катару! Вот что она сейчас сказала?

– Что наш рейс прибыл, – пояснил Кирис, подбирая с конвейера свою сумку и забрасывая ее за плечо. – А чем тебе катару не нравится?

– Тем, что я его не учила! – фыркнула девушка. – Вот еще головная боль: теперь и катару зубрить…

– В Хёнконе вы сможете обойтись без знания катару, – вклинился расположившийся позади координатор. – Однако вам придется учить эсперанто, поскольку именно на нем планируют вести преподавание, пусть и не с первого года.

– Эсперанто само собой, – Фуоко упрямо тряхнула волосами. – Только я терпеть не могу, когда рядом о чем-то говорят, а я не понимаю. Вы же сами рассказывали, дэй координатор, что в Хёнконе много рабочих и солдат из Ценганя и Кайнаня. Они-то ведь на вашем эсперанто говорить не умеют.

– Контакты учеников со строительными рабочими не обязательны, а с определенной точки зрения даже нежелательны. У нас нет возможности тщательно проверять каждого, среди них могут оказаться и преступники. Что же до солдат, то они должны изучать эсперанто в обязательном порядке, и в составе патрулей всегда присутствуют боэй, способные выступить в качестве универсальных переводчиков.

– Кто? Боэй? – удивилась Фуоко, выуживая с ленты свой чемодан, стиснутый между двумя потрепанными баулами.

– Да, боэй. Полуавтономные дроны под моим опосредованным контролем, выполняющие охранные функции. С одним из них вы встретитесь очень скоро. А сейчас я вас оставлю: мы воспользовались случаем, чтобы протестировать работу нашего консульства в Шансиме, так что вас встречают. В присутствии моего дрона больше необходимости нет, так что я задействую его для других нужд. Однако не беспокойтесь, ваша охрана остается все такой же надежной. Следуйте к входу.

Охрана? Да на кой она сдалась? Если что, он и сам кому угодно накостыляет, особенно после уроков риньи на базе "Дельфин". Вообще после Кайтара им опека не нужна. В Ценгане он за местного сойдет и уж точно не заблудится. Кирис потянулся к ручке чемодана Фуоко, но та лишь фыркнула по своему обыкновению, отстранилась и сама покатила его по полу, вымощенному полированным гранитом. Ну, блин, девчонка! Гордая по самое не могу. Красивая, умная, гордая – и стерва, если разозлить, а злится она едва ли не по каждому поводу. Ну вот как с такой обращаться? Не по морде же бить! Кстати,здесь, в Шансиме, нужно присматривать за ней получше: местное отношение к женщинам может оказаться для нее неприятным сюрпризом, еще и сама драться полезет. Нет, определенно не стоило ей надевать короткие облегающие шорты. Жара жарой, и ноги у нее классные, но как бы не нарваться на какого-нибудь идиота…

Вслед за подругой он прошел через зал выдачи багажа, а затем через стеклянные двери – в зал прибытия. Первое, что бросилось ему в глаза – одномоторный винтовой моноплан, висящий высоко под потолком: небольшой, метров пять в длину, с лаптями обтекателей на торчащих неубирающихся шасси. Явно настоящий, не модель!

– Фучи, смотри! – он ткнул пальцем. Девушка задрала голову и присвистнула.

– Класс! – сообщила она, останавливаясь прямо посреди прохода и доставая из кармашка чемодана портативную фотокамеру. – Ну-ка…

– Эй, что встала, гайся! – грубо сказал на катару идущий сзади мужчина. – Уйди с дороги!

– Что он сказал? – Фуоко непонимающе взглянула на Кириса.

– Просит освободить дорогу, – пояснил тот на кваре, благоразумно оставив в стороне значение слова "гайся".

– А, да, извините, – Фуоко быстро поклонилась мужчине и откатила чемодан в сторону, вплотную к стеклянной стене между залами. Грубиян прошествовал мимо, надменно вздернув подбородок. Кирис прикинул, не отвесить ли ему поджопник, пока в зоне досягаемости, но решил не связываться. Если тот заскулит и побежит в полицию, неприятностей не оберешься. Не стоит влезать в неприятности в первый же день на Могерате.

А кстати, где координатор? Неужто решил вот так сразу задействовать своего "дрона" для других нужд?

Пока он оглядывался, рассматривая выходящую из дверей вереницу людей, Фуоко закончила фотографировать самолет, а заодно и зал ожидания, и сунула камеру обратно в кармашек чемодана.

– Ну и куда нам дальше? – нетерпеливо спросила она. – А… дэй координатор?

– Координатор смылся, – проинформировал Кирис. – Но если не соврал, нас должны ждать.

Он провел взглядом по длинной шеренге встречающих, расположившейся за канатами на некотором отдалении от выхода. Ага! Метрах в десяти от них стоял мужчина с прижатым к груди большим плакатом: "Кирис Сэйторий. Фуоко Винтаре". Кирис ткнул в него пальцем:

– Вон, видишь?

– Ага, – кивнула девушка. – Ну, идем?

Протолкавшись сквозь поток пассажиров, они подошли к встречающему.

– Я Фуоко, он Кирис. Добрый день, дэй, – сказала Фуоко. – Вы нас встречаете, дэй паладар?

– Добрый день, дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, – на катару, но с мягким местным акцентом произнес мужчина. – Я Мэй Чжо Фукама, консул Университета. Я не паладар, обычный человек. Добро пожаловать в Шансиму. Идемте, нас ожидает автомобиль.

Вслед за консулом Кирис с Фуоко пошли через зал, заполненный хаотичной людской мешаниной. Под потолком висели многочисленные указатели на катару, продублированные мелким шрифтом на кваре, цимле и камиссе. Судя по всему, их вели к лифтам на подземную стоянку. По сторонам тянулись бесконечные ряды киосков: обмен валюты (с довольно неплохим курсом местного кана к леере – тридцать один с половиной к одному), информационные стойки, автобусные кассы, прокат автомобилей, газеты и книги в дорогу, еда (от струящихся ресторанных запахов у Кириса немедленно забурчало в животе), игрушки… Кое-где играла негромкая музыка с местным колоритом, стояли яркие разукрашенные фигуры богов Миндаллы, в основном, разумеется, толстого жизнерадостного Мамоно с тремя переплетенными кольцами в правой руке. Попадались, однако, и изображения восьмигрудой Переллы (возле магазинов женской косметики), птицеголового Вегешота (где ни попадя), а также трехглазого черепа Хомма (возле аптек, разумеется). Едва ли не у каждого второго магазина располагалась высокая, в половину человеческого роста, пятнистая черно-белая кошка с приветственно поднятой правой лапой.

Обнаружилась даже церковь Рассвета: маленькая, почти пустая – больше ниша, чем полноценная часовня, хотя и с огромным скульптурным изображением Ваххарона в окружении ангелов, с большим облезло-золоченым Стабилоном, а также с обязательным ящиком для пожертвований. Глаза Ваххарона горели мерцающим белым огнем, плохо видным в ярком свете дня. Какой-то мужчина, по одежде явно местный, стоял на коленях и молился, беззвучно шевеля губами и сложив руки перед грудью. На глазах Кириса он поднялся, осенил себя косым знамением, деловито отряхнул колени и отправился восвояси, бросив монету в ящик. Кирис ожидал, что Фуоко как минимум обмахнется знамением (в конце концов, зря, что ли, в особняке Деллавита своя часовня?), но та словно бы и не заметила Стабилон. Интересно, она из принципа или просто увлеклась?

Шагая, Кирис с интересом разглядывал окружающее: в Оохае они так и не выбрались за пределы транзитной зоны, куда менее впечатляющей, чем здесь. Вообще международный аэропорт Шансимы производил впечатление яркого и энергичного места, не то что тусклые кайтарские аэропорты. Фуоко также пялилась по сторонам с откровенным восторгом, постоянно щелкая камерой, удерживаемой одной рукой. Из-за нее девушка лишь чудом не врезалась в людей. Интересно, что она себе думает по поводу обработки пленки? Полный набор химикатов для проявки прихватила в комплекте со спиральным бачком? Или надеется, что в Хёнконе есть фотолаборатории? Впрочем, может и есть – все-таки там паладары.

Возле лифта на стоянку скопилась небольшая толпа. На глазах у Кириса двери едва закрылись из-за набившихся внутрь людей, и кто-то не поместившийся возмущенно забарабанил снаружи по стеклянным дверям. Кирис и Фуоко остановились у кромки толпы, и позади них немедленно начала накапливаться очередь.

– Придется немного подождать, – консул виновато пожал плечами. – Видимо, сразу несколько рейсов прибыли, обычно здесь довольно спокойно. Можно и по лестнице, но с вашим чемоданом, дэйя, сложновато.

– Ну и ладно, подождем, – откликнулась Фуоко, подтаскивая означенный предмет поближе к себе. – А куда мы дальше… Ой!

Она тихо взвизгнула и попыталась отпрянуть в сторону. Стоящий позади нее большой толстый мужик с густыми усами довольно ухмыльнулся.

– А задница у тебя ничего, упругая, – сказал он на катару. – Сколько берешь за час?

Фуоко глянула на Кириса.

– Что он сказал? – яростно спросила она. – Чего он руки распускает? По морде давно не получал?

– Сейчас разберемся.

Кирис поставил на пол сумку, оценивающе оглядывая мужика. Так себе противник. Большой, почти на голову выше, тяжелый и жирный, то есть к ударам в корпус малочувствителен. Зато медлителен и отпора не ожидает, нахрапом и наглостью брать привык, и длинный широкий халат поверх рубахи и штанов до колен помешает замахиваться и уворачиваться. А от прямого в челюсть жир не спасет. Ну, дядя, сейчас я тебе вломлю…

– Ты чё, охренел, гвоздь беременный? – осведомился он на низких тонах, намеренно используя грубые формы и демонстративно разминая костяшки кулаков. – У тебя запор, что ли, непрекращающийся, что руками в чужие жопы лезешь? Так я тебе сейчас просраться помогу не хуже доктора.

Стоящий рядом мужчина в деловом костюме испуганно глянул на него и попытался отстраниться. Не мандражи, дядя, тебя не трону.

– Смотри-ка ты, еще один щенок гавкает! – деланно удивился жирный, поворачиваясь к товарищу, ростом пониже, но такому же пухлому. – Его сука, что ли? Поучить бы вежливости, а?

– Прекратить! – резко сказал консул. – Они оба находятся под защитой паладаров.

– А что, паладары уже оманко крышуют? – удивился тот, что поменьше. – Во, не знал. Новая крутая банда в городе, типа. Слышь, Фон, грабли придержи, а то мне с тобой за компанию…

– Кир, я может, на катару и не говорю, но знаю, что такое "оманко"! – сквозь зубы процедила Фуоко. – Как думаешь, если ему по яйцам врезать, меня на много оштрафуют? Я могу полста леер потратить как налог на развлечение.

– Дэйя, держите себя в руках, – посоветовал консул. – В некоторой степени вина лежит и на вас тоже – я потом объясню, почему. Однако…

– Смотри-ка ты, его оманко еще и не по-нашему разговаривает, – осклабился здоровяк. – Да, засадить бы ей по самые помидоры!

Ну все, напросился. Кир развернул корпус, напружинился, отведя руку для удара – и замер, потому что его предплечье внезапно оказалось в горячем железном захвате.

– На твоем месте, атара, я бы вела себя вежливо, – проговорил над ухом на катару мелодичный женский голос. – Если спровоцируешь драку, я позабочусь, чтобы полиция отнеслась к делу максимально серьезно.

Кирис оглянулся. Рядом стояла невысокая, хрупкая на вид женщина в традиционном красном ципао – облегающем, до колен, с высоким воротником и широкими рукавами до локтей. Он дернулся, но с тем же успехом можно соперничать в силе со статуей. Женщина от его усилия даже не пошевелилась.

– А ты кто такая? – насмешливо осведомился жирдяй, не обращая внимания на осторожно подергивающего за рукав товарища. – Еще одна оманко из Кайтара?

– Нет, атара. Возможно, и оманко, но из гораздо более дальних краев. Я паладар, – женщина подняла свободную руку, и ее указательный палец медленно потек, меняя форму и превращаясь в блестящее зеленоватое лезвие. – Служба безопасности консульства Хёнкона. Ваше правительство официально наделило нас полномочиями применять силу для самозащиты. Я не причиню тебе вреда, но в полицию сдам, и ты как минимум заплатишь серьезный штраф. Ты все еще настроен на конфликт?

Вокруг нее сразу образовалось пустое пространство. Ожидающие лифта люди отпрянули в стороны, и Кирис, Фуоко, консул, незнакомка и жирдяй остались словно бы посреди небольшой арены. Женщина выпустила руку Кириса, и тот машинально потер запястье. Ну и хватка у нее!

– Ну, я… – мужик опасливо отступил назад и затравленно оглянулся. – Я… ну… не…

– Вот и замечательно, атара, – женщина обаятельно улыбнулась. – Значит, проблема исчерпана, верно?

– Я… – внезапно жирдяй повернулся и бросился наутек. Он проскочил расступившихся перед ним людей и исчез за спинами. Его дружок заторопился вслед.

Промурлыкал мелодичный музыкальный сигнал, и двери в прибывшей кабине лифта распахнулись. Никто из окружающих, однако, внутрь не зашел. Все стояли, настороженно оглядывая женщину и перешептываясь.

– Нам нужно спускаться вниз, Мэй, – проговорила незнакомка на кваре. – Мы и так засветились сверх меры.

– Да, Сируко, – кивнул консул. – Ребята, идем.

Кирис подхватил с пола сумку и почти силой, ухватив за талию, увлек растерянно озирающуюся Фуоко в лифт. Консул с женщиной шагнули следом, а за ними вошел еще один мужчина в хорошем западном костюме. Остальные, однако, не пошевелились, и женщина, чуть помедлив, нажала кнопку спуска. Двери закрылись, и кабина пошла вниз.

– Как я и предполагала, Мэй, нужно продумать способ транспортировать прибывающих в обход людных мест, – по-прежнему на кваре деловито сказала незнакомка. – Дэйя Винтаре – не единственная девушка-иностранка, которая явится сюда в вызывающей одежде, и лучше бы в дальнейшем избежать подобных конфликтов. Плохо влияют на репутацию, даже если виноваты не мы.

Она повернулась к Фуоко с Кирисом.

– Я координатор, – сообщила она. – Точнее, вы имеете дело с одной из моих оформленных субличностей, для удобства носящей имя Сируко. Дэй Сэйторий, в очередной раз повторяю: не могу одобрить вашу манеру нарываться на драку по каждому поводу. В соответствии с местными законами ударивший первым – или его опекун, консульство в данном случае – заплатил бы большой штраф. Тот мужчина специально вас провоцировал, чтобы безнаказанно избить, да еще и оставить виноватым.

Ага, еще кто кого бы избил… Кирис неопределенно мотнул головой, разглядывая женщину. Красное ципао с серебряной вышивкой плотно облегало тело. Застежка, как и положено для защиты от злых духов, пересекала грудь слева направо, а живот – справа налево. Подол едва закрывал колени, и на левом бедре вверх тянулся длинный разрез. Широкие рукава спускались до локтей, оставляя предплечья открытыми, и высокий стоячий воротник сзади доставал до тугого пука черных волос, свернутого на затылке. В волосах виднелись длинные серебряные заколки. Сексуальная красотка, однако, и модница. Неужели действительно кукла координатора? А, ну да, то-то у нее рука горячая!

– Но что случилось? – недоуменно осведомилась Фуоко. – Почему он привязался?

– Видите ли, дэйя, – пояснил консул, – вы плохо знакомы с обычаями Могерата в целом и Ценганя в частности. Вам следует усвоить, что женщины здесь…

Лифт мягко дернулся и остановился. Его створки раскрылись. Консул жестом пригласил выходить

– Что женщины на Могерате традиционно находятся ниже мужчин, – внезапно продолжил посторонний мужчина в костюме. На кваре он говорил практически без акцента. – До относительно недавнего времени, молодая дэйя, еще полвека назад, они вообще не имели никаких прав, ни политических, ни имущественных. Они даже в суде свидетельствовать не могли. Сейчас ситуация изменилась к лучшему, но…

Он оглядел девушку с ног до головы.

– Но, если можно так выразиться, по местным меркам ваша одежда крайне нескромна. Так даже проститутки одеваться не всегда рискуют.

Кирис тоже глянул на Фуоко. Ну да, короткие шортики и облегающую спортивную майку, сквозь которую отчетливо проступают соски на высокой груди, верхом консерватизма не назвать, и он сам подозревал, что для Ценганя они излишне легкомысленны. Но слишком смело даже для проститутки? Конечно, из прошлой жизни на Могерате он мало что помнит – в конце концов, что может остаться в памяти у шестилетнего шкета! Но такое…

– Учту, сэрат дэй, – буркнула Фуоко, густо краснея. – Только в халат до пяток, как тот марикон, закутываться все равно не стану. Жарко же!

– Нет необходимости, – на ходу поклонилась Сируко. – Приношу свои извинения, что допустила конфликт, но я намеренно отстала, чтобы проследить за реакцией окружающих на вашу одежду. Поскольку оттенок кожи и детали поведения очевидно выдают в вас иностранку, да еще и с сопровождающими, откровенно негативных эмоций я не заметила. Тот мужчина, скорее, поддался мгновенному импульсу, чем как следует продумал действия. Вы больше не покинете нашу компанию, новых конфликтов в Шансиме не прогнозируется. А в Хёнконе нет никаких ограничений на одежду и даже полную наготу.

– Наготу? – с интересом переспросила Фуоко. – То есть голой ходить можно?

– Да, дэйя Винтаре. Хотя учтите, что полное обнажение может показаться оскорбительным более консервативным людям.

– А ты голой ходить хочешь? – спросил Кирис, ухмыляясь.

– Если и захочу, тебя не спрошу! – отрезала Фуоко. – И вообще, что плохого в наготе? Сам же рассказывал, как в больнице Риса догола раздевалась…

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – опять вклинился посторонний, – но я хотел бы извиниться за инцидент, хотя к нему и не причастен. Прискорбно осознавать, что такая красивая девушка в первый же день в наших краях составила себе неверное представление о стране из-за какого-то хама. Уверяю, подобное поведение нехарактерно для наших людей.

– Могу я поинтересоваться, кто вы такой, сэрат дэй? – поинтересовалась Сируко, смотря сквозь него.

– Прошу прощения, я тоже невежлив. Меня зовут Мэй Лю Сянь, – мужчина достал из кармана пиджака визитную карточку и протянул консулу, но Сируко небрежным движением перехватила ее. – Приятно познакомиться. Могу я узнать ваши имена?

– Вы плохо расслышали в лифте? – с сарказмом спросила Сируко. Она подняла ладонь с лежащей визиткой, и картон вдруг вспыхнул прозрачным бездымным пламенем. Миг, и женщина стряхнула на пол облачко пепла. – Мне известно, кто вы такой. Официально, от имени правительства Хёнкона, довожу до вашего сведения, что паладары не намерены иметь с вами дел ни по каким вопросам.

– Разумеется, дэйя, – с заметной насмешкой в голосе откликнулся мужчина. – Сегодня на иное я и не рассчитывал. Но, возможно, ваше мнение изменится, и очень скоро. Настоятельно рекомендую вести себя повежливее при следующей встрече.

Он окинул Кириса и Фуоко ледяным взглядом черных глаз и быстро зашагал между рядами автомобилей.

– Идемте, – сказала Сируко, глядя ему вслед. – Иначе сейчас спустится лифт с новой партией, и мы окажемся посреди толпы. За мной, пожалуйста.

И она двинулась в противоположную сторону.

– Кто он такой? – встревоженно осведомился консул. – Он опасен?

– Мэй Лю Сянь, он же Дзаро Куйса, он же Ли Он Цзин… и еще два десятка имен, если верить полицейским досье. Один из самых влиятельных главарей местной Анъями, умный, хитрый и абсолютно безжалостный. Не удивлюсь, если грубияна подослал именно он для проверки нашей реакции.

– А что такое "Анъями"? – с интересом переспросила Фуоко, лавируя меж машин.

– "Тьма" в переводе с катару. Общее название некоторых местных банд, занимающихся разнообразными преступлениями – от контрабанды и оптовых операций на черном рынке до похищений ради выкупа и прямой работорговли. Несколько десятилетий назад "тьма" на местном жаргоне и означала "черный рынок", но потом термин перешел сначала на контрабандистов, а потом на крупные преступные группировки.

– Откуда он узнал о нас? – поинтересовался консул. – Не верю в случайность подобных столкновений.

– Я предупреждала полицию о сегодняшней встрече транзитников. Видимо, оттуда информация попала в руки агентов Анъями. И я оказалась недопустимо беспечной, позволив употреблять наши имена в разговоре при неизвестных…

– Вопросы безопасности обсудим наедине, – перебил Сируко консул. – Не думаю, что они интересны студентам колледжа. Вот наша машина. Сумку и чемодан, пожалуйста, в багажник. Сируко за рулем. Кто поедет на переднем сиденье? Я не претендую.

– Чур, я впереди! – вскинулась Фуоко, прежде чем Кирис успел открыть рот. – Кир, женщинам положено уступать, понял?

– Не очень-то и хотелось, – буркнул тот. Вот ведь зараза! Он и так собирался пустить подругу вперед, но теперь кажется, что проиграл состязание.

– Не сердись, Кир, – Фуоко шлепнула его ладошкой по груди, после чего с усилием закинула чемоданище в багажник. – Камерой впереди снимать удобнее.

– В других обстоятельствах, дэйя, мы бы устроили вам экскурсию на одну из обзорных площадок на небоскребах, – извиняющеся сказал консул, – однако сейчас мы вынуждены торопиться. Тайфун быстро приближается к городу с юго-запада. Еще немного, и вы застрянете здесь на четыре-пять дней, а то и дольше.

– Прогноз на основании спутниковых данных – не менее четыре с половиной дней, – педантично добавила Сируко. – С высокой вероятностью – пять-шесть, поскольку полеты и паромные рейсы прекратятся. Поскольку консульство находится в стадии создания, вас попросту негде пристроить на безопасной территории.

– А в гостиницу? – поинтересовалась Фуоко, забираясь в машину.

– Мы бы не хотели рисковать. Сегодня утром на паром в Хёнкон попытался пробраться мужчина, выдававший себя за одного из завербованных строительных рабочих. Он показал фальшивое удостоверение личности с фотографией, однако я распознала и подделку, и несовпадение лица с ранее зафиксированным образцом. К сожалению, он сбежал, но есть основания полагать, что речь идет не об одном человеке. Возможно, против нас работает целая организация. В любом случае, провести пять дней в гостиничном номере, наблюдая ливень за окном, не слишком интересно.

Убедившись, что все погрузились в машину, Сируко завела мотор и выехала со стоянки.

– Если бы самолет прибыл на пять часов раньше, мы успели бы доставить вас на паром, и сейчас вы бы уже приближались к Хёнкону, – продолжала рассказывать она, лавируя между рядов автомобилей. – Но поскольку не сложилось, отправим вас на аэротакси. Самолет не слишком шустрый, но за час с небольшим долетит. Серьезные атмосферные явления, усложняющие полет, возникнут у южного побережья Могерата примерно через восемь часов, но мы оставляем четырехчасовой запас на случай неожиданностей. Так что времени на обзорные экскурсии не остается. Поскольку вы не в последний раз едете транзитом через Шансиму, еще успеете осмотреть город. Мэй?

Машина выехала под открытое небо, но пока что по сторонам тянулись лишь высокие скучные стены с редкими дверями технических выходов. Консул, сидящий позади Фуоко, постучал девушку пальцем по плечу.

– Дэйя Винтаре, в бардачке лежат два комплекта документов. Достаньте их, пожалуйста… ага, спасибо. Один комплект оставьте себе, а второй передайте дэю Сэйторию. Здесь приведены базовые правила поведения учащихся на территории Хёнкона. Вообще-то Устав Университета – довольно толстая книжка, полностью доступная через коммуникационные терминалы, здесь лишь основное. Не беспокойтесь, на первых порах за нарушения, связанные с незнанием правил, вас не станут наказывать.

– Наказывать? – Кирис насторожился, недоверчиво глядя на тонкую стопку скрепленных бумажных листов.

– Да, вака. Что вас так удивляет? Хёнкон – весьма либеральное место в части законов, но понятие преступления есть и там. Воровство, грабежи, распространение физиологических аддикторов за исключением легких традиционных, физическое насилие… Особенно не забывайте про насилие, дэй Сэйторий – в зависимости от тяжести оно карается либо штрафными баллами, либо немедленным исключением и депортацией на родину. В Кайтар в вашем случае. Система довольно сложна, но основное правило простое: ведите себя, как положено нормальным людям, и все будет в порядке.

– Не забывайте обещание, данное дэйе Карине, дэй Сэйторий, – Сируко бросила взгляд через плечо. – С учетом… прошлых ошибок ваш характер может доставить вам самому и окружающим немало неприятностей. Постарайтесь как следует себя контролировать, и помните, что кулак – далеко не универсальное решение любой проблемы. Ректор лично заинтересована в вас обоих, но никаких привилегий не ждите. За проступки ожидайте наказание на общих основаниях.

– А что за обещание? – немедленно заинтересовалась Фуоко. – А, Кир?

Кирис насупился, неопределенно дернул плечом и принялся смотреть в окно. Машина как раз вырвалась из тесного коридора и мчалась по эстакаде во все густеющем потоке автомобилей. Далеко внизу виднелись переплетения дорог, слева нависало высокое стеклянное здание пассажирского терминала, а справа полуденное солнце сверкало с безоблачного неба, отражаясь бесчисленными бликами от волн бескрайнего Южного океана. Высоко над водой парили чайки. Казалось невероятным, что уже к вечеру тропическая безмятежность сменится здесь ливнями и ветрами, принесенными ураганом.

– Ваш гидросамолет вылетает из морского аэропорта, – консул показал рукой вперед и вниз, и Фуоко немедленно припала к окуляру фотоаппарата, щелкая затвором. – Вообще-то он предназначен исключительно для местного сообщения с ценганьским побережьем, статуса международного никогда не имел. Но мы договорились, что аэротакси позволено летать в Хёнкон. Как раз сегодня один из местных чиновников намеревался отправиться в Университет для проверки соблюдения правила безопасности на строительных работах – якобы забота о завербованных местных рабочих. Мы задержали вылет, чтобы переправить и вас.

– Якобы? А на самом деле? – быстро переспросила Фуоко.

– А на самом деле банальный шпионаж, – хмыкнул консул. – "Чиновник" – единственный пассажир самолета, кроме вас, так что постарайтесь не упоминать при нем, что вы эйлахо.

– Кажется, уже весь мир знает… – поежилась Фуоко.

– Не весь, – управляемая координатором кукла отрицательно качнула головой. – Мэй-атара наш ключевой и доверенный сотрудник. Ему следует знать причину особых мер предосторожности, принимающихся в вашем отношении. Не беспокойтесь, больше в Ценгане о вас никто не осведомлен.

Кирис почувствовал знакомый холодок вдоль хребта. Вроде бы столько времени прошло с тех пор, когда Риса-Карина обнаружила у него внутри странную штуковину, а все еще непривычно. Казалось бы, сидит и сидит, никак не мешает и не проявляется, так и фиг бы с ней. Но нет, каждый раз, когда он вспоминает, становится не по себе. Ххаш! Гхашева волюта, ну не могла она немного промахнуться там, на Косом пляже!

Эстакада кончилась, и дорога, густо запруженная машинами, снова потянулась меж высокими глухими стенами. Высоко вверху проплывали верхушки блестящих стеклянных зданий, но толком разобрать ничего не удавалось. Изредка автомобиль нырял в тоннели, перестраиваясь из ряда в ряд, и тогда вереницы ярких ламп на стенах слепили глаза, чем разнообразие и ограничивалось. И все больше и больше в потоке становилось тяжелых фур и тягачей с яркими рекламами на боках.

– Прошу прощения за невыразительность окружения, – словно прочитала мысли Сируко. – Я использую максимально короткий маршрут между аэропортом и морским портом. Дорога через город гораздо интереснее, но задержит нас минимум на час из-за светофоров и пробок. Пейзажи – в следующий раз.

Фуоко уныло вздохнула. Похоже, она предпочла бы будущим экскурсиям хотя бы мимолетный взгляд на город, но ее мнения никто не спрашивал. Кирис мысленно согласился с подругой. Да, плохо быть подростком. Взрослые почему-то всегда думают, что лучше знают, как надо жить. Ха! Ну ничего, меньше трех лет осталось, пока он не получит полные права. Жениться, правда, все равно не разрешат до двадцати, но семью заводить он пока и не намерен. Зато, если найдет деньги, напутешествуется всласть!

Все-таки несколько минут дорога шла по открытой местности, позволяя смотреть на уже далекие сияющие небоскребы с одной стороны и на порт впереди – с другой. В порту ничего интересного по сравнению Барной не замечалось. Те же длинные ряды складов с полукруглыми крышами, те же портовые краны и пирсы… Впрочем, нашлись и отличия. С восточной стороны у пирсов покачивались ряды белых, красных и синих гидросамолетов, крохотных по сравнению с огромными тушами сухогрузов и неторопливо идущим к одному из причалов белоснежному пассажирскому лайнеру. На глазах у Кириса один из самолетиков отвалил от пирса, вырулил метров на тридцать в сторону океана, коротко, не больше сотни метров, разбежался по воде и взмыл в воздух. Тут же он заложил вираж и, неторопливо набирая высоту, пошел вдоль берега на запад. Наклонившись вперед, Кирис ткнул Фуоко пальцем в плечо и показал в окно, но та уже сама увлеченно щелкала камерой.

– Аэротакси весьма популярны среди местных бизнесменов, – прокомментировал консул. – Они достаточно дешевы, максимальная дальность перелета достигает трехсот цул, скорость от пятидесяти до восьмидесяти цул в час в зависимости от модели – и еще они очень надежны благодаря механическому автопилоту. Даже с отключившимся двигателем и потерявшим сознание пилотом они способны спланировать и самостоятельно сесть на воду. За последние тридцать лет, если верить статистике, ни одно воздушное такси не попало в серьезную аварию. Единственное, что может им повредить – сильный ветер, способный перевернуть самолет. Поэтому во время штормов они стоят на приколе.

– Если приглядитесь, – добавила Сируко, – то заметите, как машины привязывают покрепче, чтобы не сорвало и не разбило тайфуном. Но у вас есть солидный запас времени. Полет до Хёнкона займет немногим больше часа, а до подхода тайфуна, по уточненным данным, семь с половиной часов.

Формальности в порту заняли на удивление мало времени. Консул показал удостоверение хмурому дядьке в небольшом полутемном зале аэровокзала и о чем-то быстро с ним переговорил. Дежурный, перелистнув журнал регистрации, черкнул ручкой и махнул рукой в сторону противоположного выхода. Кириса с Фуоко он окинул небрежным равнодушным взглядом и вернулся к созерцанию экрана маленького телевизора на столе, показывающего спортивный матч: не то бейсбол, не то футбол.

Снаружи соленый ветер с океана ударил в лицо, дергая за рубашку и брюки. Явно свежело. Кирис попытался вспомнить географию: южное побережье Могерата, выгнутое полумесяцем с рогами на юг, в центральной части располагается, кажется, на десятом таби южной широты или около того. Немногим ближе к экватору, чем Барна с ее двадцатым таби северной широты, но все равно сейчас здесь лето в разгаре и солнце в зените. А температура воздуха градусов двадцать пять, не выше. Неужели из-за приближающегося тайфуна? Он вгляделся в горизонт. Точно: из голубоватой дымки проступают громоздящиеся дождевые облака, замеченные еще в иллюминаторе самолета, а над головой уже не чистое голубое небо, а тянутся первые перья облаков. Действительно, шторм близок. Фуоко ничего не замечала: она с упоением щелкала камерой, пока та не зажужжала протестующе.

– Ну вот, кассета кончилась! – с огорчением сказала девушка.

– Топай давай, фотографиня! – Кирис пресек ее попытку остановиться для замены пленки, слегка толкнув между лопаток, и в ответ получил острым локтем в брюхо.

– Покомандуй мне тут! – воинственно откликнулась Фуоко в ответ на не удержанный ох. – Щас самого так толкну, что искупаешься незапланированно! Дэй Фукама, а на чем мы полетим?

– Самолет в конце пирса, – указал споро шагающий впереди консул. – Белый с красными полосами. Номер 218 на хвосте.

Вчетвером они прошагали по скрипучим деревянным доскам, опасно проседавшим под ногами приотставшей Сируко, и остановились возле аэротакси – одномоторного биплана. Рядом с ним индифферентно курил сигарету плотный невысокий мужик в черном комбинезоне и белой майке с короткими рукавами, а второй мужчина в строгом костюме, с длинными залысинами и стальными очками типичной канцелярской крысы, нервно прохаживался рядом, посматривая на часы.

– Ну наконец-то! – раздраженно выплюнул он на катару, когда консул оказался в пределах досягаемости. – Фукама-тара, ты обещал мне…

– Что ваш вылет задержится не более чем на два часа, – перебил консул. – И мы вполне уложились. А за доставленные неудобства ты получил наличными половину стоимости билета, так что мы свои договоренности выполнили. Сень-тара, вот твои новые пассажиры. Можете отправляться.

– Ага, – мужик в комбинезоне оглядел Кириса и Фуоко, отправил в воду окурок и сплюнул вслед. – Да вот тайфун-то уже близко, опасно лететь. И застряну я у вас на декаду… Добавить бы пару тысяч.

– До подхода тайфуна более семи часов, – холодно ответила Сируко, используя просторечные обороты. Она резко изменилась: из скромной тихой секретарши вдруг превратилась в надменную аристократку, презрительно цедящую приказания простолюдину. – Что же до задержек, то у тебя, шо, есть выбор: застрять в Хёнконе, получив плату за рейс в оба конца, или же сидеть в Шансиме совершенно бесплатно. Если хочешь отказаться от контракта, говори сейчас. Я попрошу диспетчера найти другое такси.

– Да я ж так, к слову… – мужчина развел руками. – Эй, вы двое, вещи в отсек за задними сиденьями. Сидите тоже сзади.

Сбросив на пирс удерживающий самолет канат, через пассажирское место он полез в кресло пилота. Канцелярская крыса нырнула вслед и захлопнула за собой дверь. Сируко посмотрела на консула, приподняв бровь.

– Все нормально, – тихо сказал тот на кваре. – Модель поведения верная. Только "шо" ты зря употребила, излишне грубо получилось.

– Принято к сведению, – кивнула Сируко. – Дэйя Винтаре, позвольте ваш чемодан. Я погружу его сама: самолет неустойчив на волне, вы рискуете упасть в воду или запнуться и повредить ногу.

– А что такое "шо"? – с интересом спросила Фуоко, выпуская ручку чемодана. – Ругательство в катару?

– Обращение старшего к младшему, – пояснил Кирис. – Не просто к младшему, а к нижестоящему подчиненному или к маленькому ребенку. В обычном разговоре – почти хамство, а если к старшему так обращаешься, можно и по морде получить.

– А как надо? Чтобы вежливо?

– "Тара" – обычный вежливый суффикс или обращение. "Атара" – если прогнуться хочется, очень уважительно получится. "Пун" или "пуна" – к друзьям, парням и девчонкам соответственно. Но лучше "тара" – если и не прогнешься, то и не обидишь и себя раком не поставишь… ну, я имею в виду… Э-э…

– Уличный хулиган в обычном репертуаре. Не мучайся, я поняла, – фыркнула девушка. – То есть "тара" – как "дэй" или "дэйя", а "атара" – "сэрат дэй"?

– Ну, примерно. Учти, совсем без суффикса только к близким друзьям обращаются. Лезь давай в кабину, – Кирис проследил, как Сируко небрежно, словно подушку, забрасывает чемодан Фуоко за сиденья и выбирается из самолета. Потом швырнул туда же свою сумку. – Или хочешь слева сидеть?

– Да все равно. Солнце в зените, с обеих сторон не помешает. Ну, давай справа сяду. Дэй Фукама, дэйя Сируко, можно?

– Да, дэйя Винтаре, – согласился консул. – Удачного вам полета.

– До встречи в Хёнконе, – поклонилась Сируко, блеснув на солнце серебряными заколками. – Не забудьте пристегнуться и заблокировать дверные замки.

Вслед за Фуоко Кирис забрался в самолет и захлопнул за собой дверь. Сиденье оказалось средней паршивости, а ноги пришлось поджимать: местные по большей части вообще казались мелкими, на полголовы, а то и на голову меньше самого Кириса. Впрочем, долго возиться пилот возможности не дал: почти сразу задудел двигатель, корпус затрясся, и самолет отвалил от пирса. Быстро разогнавшись, он круто взлетел, так что пассажиров вжало в спинки, и принялся забирать влево, на восток. В окно Кирис видел быстро удаляющиеся пирсы, склады, разгружающиеся у причалов суда, а по левому борту разворачивалась панорама Шансимы: высокие шпили небоскребов соседствовали с простыми краснокирпичными многоэтажками, небольшими домами, широкими автомобильными дорогами… Кирис дернул Фуоко за рукав, и та, навалившись на него всем весом, принялась с восторгом рассматривать виды. Точно так же она прилипла к иллюминатору в большом самолете, закрыв ему обзор. Девушка что-то сказала, но из-за тарахтения самолета слов Кирис не разобрал. Подумав, он обнял ее правой рукой за талию, потом спустил ладонь ниже, на обтянутую шортами ягодицу и обнаженное бедро. Девушка бросила на него шаловливый косой взгляд, но тем и ограничилась, снова уставившись в окно.

Кирис до сих пор не понимал, как себя вести. Накануне ночью в транзитной гостинице в аэропорту Оохая, где они пересаживались с международного рейса из Кайтара, Фуоко потребовала от координатора заказать один двухместный номер – каковую просьбу тот совершенно невозмутимо и выполнил, несмотря на неодобрительные взгляды консьержа. Сам координатор на ночь куда-то исчез, пояснив, что ни его кукла, ни он сам в отдыхе не нуждаются, а Фуоко наедине устроила Кирису самое настоящее испытание на выносливость в широкой мягкой постели, в какой он до того спал лишь в особняке Деллавита. Девушка оказалась неистощимой и изобретательной, причем в качестве руководства к действию послужил неведомо где раздобытый порнокомикс (неужели в Барне она в одиночку шастала по магазинчикам в грязных окраинных районах?) Деталей происходящего Кирис не запомнил: в памяти осталось лишь общее впечатление райского блаженства. Два часа спустя он, выжатый как лимон, мгновенно отрубился темным сном без сновидений, и когда в половину четвертого утра координатор постучался в дверь, с трудом заставил себя выползти из кровати. В самолете ему удалось немного вздремнуть, но и сейчас он все еще испытывал некоторую слабость. Тем не менее, держаться за Фуоко казалось очень приятно, и он даже снова почувствовал возбуждение, пока еще слабое.

Неужели они теперь настоящие любовники? И она – его постоянная подруга? Или же ей просто не терпится наконец-то ощутить себя взрослой и свободной? Дома, в Барне, он знал молодых девчонок, едва вошедших в возраст, тайком от родителей прыгавших из постели в постель, когда за деньги и мелкие подарки, а когда и просто так, для души. Парней они меняли одного за другим, что служило неиссякаемым источником уличных сплетен, а также скандалов и вспышек страшной, до бешеных драк и поножовщины, ревности. Фуоко… красавица и богачка, пусть и бывшая (да фигня, не могла она навсегда с отцом рассориться!) – и его девушка? Всего они перепихнулись три раза: дважды в особняке Деллавита, украдкой, быстро, чтобы не прочухала охрана, и сегодня ночью. Считает ли девушка, что между ними установилась настоящая связь? Или он для нее просто временный хахаль, пока кого-то получше и поумнее не найдет? Конечно, он спас ей жизнь… ну, наверное, спас, но он плату требовать не станет, а она может и забыть. Женщины…

И потом, он-то сам вовсе не уверен, что хочет становиться постоянным парнем Фуоко. Она, конечно, девчонка классная, сексуальная и бойкая, но все-таки им всего по четырнадцать лет! Может, обсудить с ней?

А если она обидится? Кто их поймет, женщин…

Боишься? – ехидно спросил он себя. – Струсил перед девчонкой?

Ага, согласился он. Струсил. Одному против пятерых махаться не так стрёмно, как на сердечные темы болтать. Ну нафиг. К гхашам треп о любви и всем таком. Устроимся в Хёнконе, тогда и станем разруливать отношения.

Слева тянулся изрезанный мелкими бухтами и покрытый лесистыми холмами берег. Небоскребы Шансимы постепенно тонули позади в сгущающейся желтоватой дымке – не дальней, из-за рассеивающегося света, а обычного городского смога. Проведя рукой по бедру Фуоко и заработав шутливый хлопок ладошкой по груди, Кирис глянул вправо, на юг. Тучи на горизонте продолжали громоздиться одна на другую, приобретая черный грозовой оттенок. Самолет перестал набирать высоту и сейчас летел в четверти цулы над поверхностью океана, покрытого сеткой белых барашков на гребнях волн. Постепенно сгущающиеся полосы перистых облаков оставались высоко вверху. Да нет, тайфун еще далеко, если верить признакам, подходящим для Барны. Фиг его знает, конечно, как выглядят ураганы здесь, на десять градусов ближе к экватору. Но вряд ли координатор мог ошибиться. Он ведь все-таки крутой компьютер, вернее, "небиологический интеллект", как их называют паладары, пусть и походит внешне на человека.

Фуоко завозилась, устраиваясь поудобнее. Похоже, девушка вовсе не собиралась слезать с его груди, даже когда смотреть стало особенно не на что. Дядька-шпион на переднем сиденье неодобрительно оглянулся, поморщился, но промолчал. Интересно, если он шпион, почему паладары позволяют ему лететь в Хёнкон? Наверное, хотят подсунуть ему дезу или перевербовать, как в политических детективах. Ну, их проблемы. Кирис чуть сместился, чтобы лучше видеть, и сбоку пилота посмотрел на приборную панель. Простенько, однако, до неприличия. Штурвал, несколько циферблатов (высота, скорость горизонтальная и вертикальная, крен, компас, топливо и, кажется, тахометр), колесико (наверное, триммер рулей высоты), сектор газа, несколько индикаторов и тумблеров – и все. Никакого сравнения с панелью в кабине четырехмоторного тяжелого "Корморана", где переключателями и рукоятками усеян даже потолок. Смотри-ка, а ведь пригодились же уроки старины Грато. Главный механик никогда не летал сам, но в самолетах разбирался почище иного пилота, и вот его наставления начали всплывать в голове. Интересно, а сложно управлять таким аэротакси? Оно же маленькое… Если пилот и в самом деле застрянет в Хёнконе и не рискнет улететь назад, в надвигающуюся бурю, может, даже поучит управлению? Все равно ему делать нечего будет. Впрочем, заглянув сбоку в равнодушную физиономию пилота, Кирис решил, что тот не захочет. Бесплатно, во всяком случае, а где взять деньги? Расчет на базе выдали, но, во-первых, в леерах, которые здесь вряд ли в ходу, а во-вторых, их следует приберечь на крайний случай. Из объяснений координатора следует, что деньги в Хёнконе какие-то странные, и не деньги даже, и мало ли что…

Кстати. Он потыкал Фуоко пальцем в бок, и когда та вопросительно взглянула на него, слегка толкнул в плечо, показывая, чтобы слезла. Та с недовольной миной отстранилась, и Кирис, встав на сиденье коленками, дотянулся до сумки и вытащил из бокового кармана бумаги, выданные консулом. Лететь час, так почему бы и не почитать? В особенности места, где про наказания написано. Совсем неохота на новом месте начинать с разборок с местной полицией. Фуоко заглянула в бумаги, просветлела лицом и неслышно за шумом двигателя произнесла одно слово ("умница", прочитал он по отчетливо артикулирующим губам). Она тоже сунулась за сиденья, покопалась и вынырнула с собственным экземпляром.

Так, ну и что здесь у нас? Кирис перевернул бумажную обложку с надписью "Краткие выдержки из Устава университета "Дайгака" и посмотрел на убористый текст первой страницы.

"Внимание! Данный документ содержит описание наиболее важных положений Устава Университета, однако не является исчерпывающим. Пожалуйста, по прибытии в Хёнкон внимательно ознакомьтесь с полной редакцией".

Хм. Кирис быстро провел пальцем по боковой поверхности стопки. Листов десять, не меньше. Каков же полный Устав? Кирпич в кулак толщиной? Ну ладно…

"Университет является некоммерческим учебным заведением, имеющим международный статус независимого государства. Территория Университета полностью совпадает с территорией бывшего государства Хёнкон (участки материка и прилегающие острова в районе 12 таби ю.ш., 83 таби з.д.) В его состав входят, в частности, район Колун (участок, изолированный от остального материка горной грядой Сюань на севере), большие острова Подда и Ланта, а также еще пятьдесят три малых острова. Университет организован и управляется межзвездной торговой организацией паладаров…"

Так, пропустим чепуху.

"…полноправными гражданами Университета являются участвующие в проекте паладары, члены королевской фамилии Хёнкона, а также люди Паллы, которым данная привилегия предоставлена индивидуально. Прочие преподаватели и сотрудники Университета, а также студенты и ученики подготовительного колледжа имеют статус временных граждан. Университет управляется триумвиратом в составе: ректор Университета Карина Мураций, первый проректор по административной части Сторас Медведь, проректор по учебной работе Цукка Касарий. На территории Университета триумвират имеет абсолютную власть, включая судебную и законодательную, решающий голос в любых ситуациях остается за ректором. Триумвират делегирует часть полномочий нижестоящим сотрудникам Университета. Подробно структура власти, а также права и обязанности граждан описаны в главе 5 раздела 1".

Решающий голос всегда за ректором. Карина Мураций, она же мелкая и невзрачная пигалица Риса Серенова, выходит, глава целого государства. Ну надо же, а он с ней по улицам гулял! Кирис поежился. В виде Рисы она казалась вполне дружелюбной, хотя и занудной девчонкой, нона самом-то деле она покруче даже кайтарского премьера. И даже ставрийского Народного Председателя. И как себя вести при встрече?

"…наиболее серьезными правонарушениями являются преступления против личности, в первую очередь физическое и психологическое насилие. Университет сформирован с единственной целью – подготовка ученых и инженеров для ускорения научно-технического прогресса на Палле. Любые действия, препятствующие данному процессу, пресекаются максимально жестко. Насилие над окружающими рассматривается как доказательство непригодности к обучению и влечет за собой административные меры вплоть до отчисления или увольнения и немедленной депортации.

За проступки предусмотрена система начисления штрафных баллов. Размер штрафа варьируется в зависимости от тяжести проступка. Набор двухсот штрафных баллов влечет отчисление или увольнение с последующей депортацией. Штрафные баллы компенсируются призовыми, начисляемыми в качестве награды за действия, полезные для Университета, либо за личные достижения. Правом начисления штрафных и призовых баллов обладают все руководители начиная со студенческих кураторов. Штраф можно обжаловать у одного из членов триумвирата, но в случае признания апелляции необоснованной начисляется дополнительный штраф в размере двадцати баллов. Подробно балльная система описана в главе 4 раздела 2".

Глупо же! Получается, набил ты кому-нибудь морду, и штрафанули тебя на полтинник. А потом подлизался к какому-нибудь куратору, и он тебе приз дал. И весь штраф сгорает. То есть если умеешь задницу лизать правильным людям (или паладарам), твори что захочешь? М-м, нет, что-то не то. Вряд ли Риса такие простые вещи сама не просекает. Придется читать полный Устав. Вот блин, опять глупые бумажки!

Кирис отвлекся и посмотрел в окно, где тянулось унылое холмистое побережье без признаков жилья. Под самолетом по-прежнему бежали серые барашки волн, бившиеся о камни и обрывистые побережные склоны. Ни одного судна не замечалось со стороны океана. А тучи, кажется, еще приблизились. Сколько они уже летят? Минут пятнадцать? Кирис пожалел, что у него нет часов. У Фучи есть, но ведь он не засек, когда вылетели. И не переспросишь из-за гула двигателя. Но до чего же тоскливый пейзаж… Пустыня. Ну хоть бы одна лодочка внизу!

Впереди со стороны побережья бултыхалась небольшая грязно-белая щепка. Ага, вот и какое-то судно. Кирис вгляделся: не слишком маленькое, если судить по крохотным точкам людей на палубе, метров десять в длину, с закрытой рубкой. Наверное, прогулочный катер местных богатеев. Бухают, небось, и приближающийся тайфун не пугает. Вон, даже фейерверк, бледный в дневном свете, разлетается тонкими брызгами…

Фейерверк??

Полигон, куда как-то раз его взяла с собой на стрельбы четвертая рота. Пулеметчики, лупящие по мишеням трассирующими очередями фосфорных пуль. Длинные тонкие черточки, стремительно несущиеся вдаль от пулеметных стволов…

И сейчас точно такие же черточки мелькают внизу – и летят в сторону их самолета.

Выронив бумаги на пол, он резко дернулся вперед (кажется, сильно зацепив Фуоко, но сейчас не до нее), ухватил пилота за плечо и резко дернул. Тот обернулся с возмущенной физиономией, и Кирис, тыкая пальцем вниз и влево (ххаш! катер с противоположной стороны!), заорал во всю глотку, чтобы перекрыть шум мотора:

– Стреляют! В нас! Стреляют! Из пулемета!

– Что? – ответную вопросительную реплику он скорее угадал, чем расслышал.

– Стреляют! В нас! – снова рявкнул Кирис. Пальцами правой руки он изобразил пистолет, а левой снова ткнул влево и вниз. Теперь на него оглянулся и дядька-шпион. – Пулемет! Стреляют!

Пилот по-прежнему смотрел непонимающе и рассерженно, но до шпиона, кажется, дошло. Он быстро глянул в окно со своей стороны, потом ухватил пилота за рукав и что-то неразборчиво закричал, тыкая пальцем в том же направлении. Владелец такси, наконец-то осознав странность происходящего, слегка приподнялся на сиденье, насколько позволял ремень – и тут самолет вздрогнул, еще и еще. И почти сразу же салон заполнил густой едкий дым, мотор застучал гораздо тише, но как-то рвано и неуверенно, а еще через несколько секунд заглох совсем.

Внезапная тишина ударила по ушам едва ли не сильнее, чем предыдущий рокот. Словно сквозь толстый слой ваты Кирис слышал, как что-то неразборчиво кричит пилот, а рядом, вцепившись в руку, надсадно кашляет Фуоко.

– Кир! – в перерывах между приступами кашля выдавила она. – Что случилось? Что происходит?

– Нас подбили! – с трудом заставляя себя не кашлять, сквозь зубы процедил Кирис. – Мы падаем! Фучи, пристегнись!

– Что?

– Пристегнись!

Кирис принялся отчаянно шарить по сиденью, ощущая, как самолет проваливается вниз, тело становится легким, а желудок подкатывает к горлу. Ходер! Не видно ничего! Ну почему они не пристегнулись сразу? Ага! Он нащупал ремень с пряжкой со своей стороны и потянулся к сиденью за Фуоко, но та перехватила его руку и сунула в нее свою половину ремня. Кирис защелкнул механизм и потянул хвостик, чтобы выбрать слабину, как учили в большом самолете. Потом он обхватил Фуоко и с силой прижал к себе.

И тут же их тряхнуло так, что он больно прикусил язык. Ремень впился в живот, едва не перерезав пополам, и Кириса ударило головой о спинку переднего кресла, к счастью, мягкую, обтянутую тканью. Тело Фуоко рвануло, стараясь вырвать у него из рук, но он изловчился извернуться, и в сиденье ударилась не она, а обхватывающая рука Кириса. Плечо пронзило острой болью, и он громко зашипел. Самолет мотало из стороны в сторону, сиденье под задницей накренилось под углом минимум в тридцать таби. Неужели они сейчас перевернутся через нос? Однако пронесло. Самолет дернуло снова, на сей раз назад, пассажиров бросило на опять вертикальные спинки сидений, и наступила неподвижная тишина, разрываемая только дружным кашлем четырех человек. Чувствуя, что сейчас выхаркает себе легкие, Кирис дернул, расцепляя, пряжку ремня, ногой выбил не желающую открываться переклиненную дверцу и полез на нижнюю плоскость, потянув за собой Фуоко.

Чистый морской воздух показался почти сладким. Мокрое скользкое крыло опасно качалось под коленками, но он продолжал ползти, чтобы дать Фуоко как можно больше места. В конце концов они оба оказались за пределами облака черного дыма, валящего из кабины, и распластались на холодном то ли металле, то ли пластике, вцепившись в края крыла и распорки между верхней и нижней плоскостями. Дядька на переднем сиденье распахнул дверь и выбрался на поплавок, наклонившись почти к самой воде, чтобы уйти от поднимающегося вверх дыма. Пилота не наблюдалось: вероятно, он вылез с противоположной стороны.

– Кир! – хрипло спросила Фуоко. – Что случилось? Мы… упали?

– Нас сбили, – пояснил Кирис, прокашливаясь. – Я катер внизу видел, мы над ним пролетали. Оттуда трассерами из пулемета лупили.

– Трассерами?

– Трассирующими пулями. Фосфорными. Против волют такие…

– Я в курсе, что такое трассеры! Кто они такие? Почему в нас стреляли?

– А я знаю? – огрызнулся Кирис. – Они мне записок не слали!

– Ох… – Фуоко замолчала, переваривая новость. – Кир, ты чумазый весь.

– Ты тоже не новогодний снег. Ничего себе не сломала?

– Ну… нет, кажется. Ногу ушибла, но не сильно. А ты?

– Руку потянул…

Кирис пошевелил кистью. Нет, нормально. Чуть побаливает, но ничего страшного. В другом проблема. Дым от двигателя поднимается вверх, и вряд ли самолет улетели слишком далеко. Если ребята с катера захотят докончить начатое, без труда найдут беспомощно дрейфующее такси. Даже если дядька-пилот заныкал где-то пушку, от пулемета им не защититься.

– Ну вот, застряли! – недовольно протянула Фуоко, озираясь. – Даже берега не видно. Сиди теперь и жди, когда найдут.

– Кто найдет-то?

– Кир, ты всегда такой тупой? Или просто башкой сильно ударился? Мы полчаса летели, половина расстояния до Хёнкона пройдена. Мы в граничных водах, здесь наверняка должна патрулировать береговая охрана. Надо вызвать их по радио, и они помогут.

Кирис хмыкнул. Может, и так. Дым начал потихоньку рассеиваться. Наверное, то, что горело в работающем движке, потихоньку заканчивалось. Он вгляделся в кабину? Кажется, там что-то двигалось – хозяин самолета, что ли возится?

– Эй, летчик-тара! – крикнул дядька-шпион на катару. – Ты жив?

– Жив! – глухо послышалось из-за фюзеляжа. – Сопляки там как?

– В норме, – ответил шпион. – Помощь вызываешь?

В ответ раздалось несколько отборных ругательств, и шпион недовольно нахмурился.

– А конкретнее? – зло спросил он.

– Радио накрылось! – рявкнул невидимый пилот и тут же резко закашлялся. – Дыра в обшивке – кулак просунуть можно, аккумуляторы разбиты вдребезги, электролит вылился!

"Внимание Паллийской рабочей группе. Координатор в канале. Важно. Срочно. В соответствии с мониторингом эфира пять планетарных минут назад аэротакси, следовавшее из Шансимы в Хёнкон, внезапно пропало с радаров диспетчерской службы. Попытки связаться с ним по радио к успеху не приводят. На борту самолета находятся Кирис Сэйторий и Фуоко Винтаре-Деллавита. Район предположительной пропажи закрыт сгущающейся облачностью, спутниковый обзор сильно ограничен. Высылаю навстречу по маршруту группу боэй для расследования ситуации. Включаю постоянный выделенный канал ТА-97 с трансляцией статуса операции. Предупреждение: при необходимости боэй тайно или явно нарушат границу территориальных вод Ценганя. Если сценарий неприемлем, запрашиваю указания о допустимых вариантах действий".

– Ххаш! – прошипел шпион. – Ну и что дальше? Лодка у тебя есть?

– Лодка-заглотка! – опять рявкнул хозяин такси. – Я похож на плавучий порт? Спасательные жилеты под сиденьями, сами доставайте.

– Кир, о чем они говорят? – спросила Фуоко, внимательно прислушивающаяся к звукам незнакомой речи. – Что-то не так?

– Кроме дырок в самолете? – Кирис на мгновение задумался. Нет, врать не стоит. Все равно узнает правду рано или поздно, а на плаксу и истеричку она не походит. – Радио каюкнулось. Пулями аккумулятор разбило. Фучи, я через тебя перелезу, не свались в воду.

– Зачем?

– Где-то под сиденьями спасжилеты, – он кивнул на шпиона, уже нырнувшего с головой в дымный туман салона. – Достать надо.

– Я и сама могу, – упрямо тряхнула головой девушка. Она осторожно поднялась на четвереньки и тоже полезла в кабину. Вот дура! И охота ей сажу глотать? Кирис сунулся следом – и чуть не получил по физиономии ярко-желтым прямоугольным пакетом. Отшатнувшись и машинально ухватив его, он тут же схлопотал пяткой в брюхо (и хорошо, что не несколькими сунами ниже).

– Отлезь назад! – сердито прошипела Фуоко, выбираясь из кабины задницей вперед. – Мешаешь!

Проглотив ответную реплику, Кирис отодвинулся и девушка снова устроилась рядом. На сей раз она уселась на покачивающемся крыле, свесив ноги, и принялась разглядывать свой пакет со всех сторон.

– Ага! – наконец сообразила она. – Кир, вот за эту веревочку тянешь…

Она дернула за какой-то шнурок.

– …и он распускается. Шею в дырку, нижние завязки за спиной пропускаешь и опять вперед, и на липучку застегиваешь.

– Все-то ты знаешь! – пробурчал Кирис, следуя указанию.

– В отличие от некоторых я в самолетах лекции по безопасности слушала, а не дрыхла.

– Тогда, может, и как надувать, знаешь?

– Сам надуется, если в воду упадешь. Там известь негашеная в фиговине сбоку, вода попадает – газ выделяется. Если хочешь сам поддуть, трубка в воротнике слева. Кир, у тебя ракеты случайно не завалялось?

– Чего?

– Ну, ты же у нас хулиган. Может, спер на своей базе сигнальную ракету на прощанье? Мы бы сигнал бедствия подали.

Кирис поморщился и отвернулся. Ругаться решительно не хотелось. Требовалось понять, как выбираться. Берег виднелся далеко на горизонте тоненькой желто-зеленой черточкой – сколько до него, полцулы, цула? В принципе, можно и доплыть, особенно в жилете. Только дальше-то что? Там скалы и прибой. Даже если преодолеешь, окажешься на пустынном побережье, голодный и без вещей. Ну, предположим, до Шансимы цул двадцать или двадцать пять по прямой. За пару дней добраться можно даже по холмам и дав крюка, небось от голода не помрут. Но что пить? Во время полета он не заметил ни речки, ни пруда, а морскую воду не очень-то похлебаешь. Если Фучи ослабеет от жажды, как ее тащить? Лучше остаться здесь и дождаться спасателей – но времени на ожидание попросту нет. Кстати, нет, жажда им не грозит – ливень надвигается. Тогда нужно к берегу.

Где там летчик? С другой стороны самолета доносились приглушенные голоса – похоже, пилот и дядька-шпион о чем-то энергично, но неразборчиво ругались. Что они-то думают о ситуации? Взрослые все-таки. Дым становился все слабее и прозрачнее, скоро можно перебраться обратно в кабину. Да, а вещи бросить придется. Жаль, у него и нет ничего больше. Деньги с собой надо захватить, но мало их, чтобы заново экипироваться как следует.

– Кир, хреново дело, – озабоченно сказала Фуоко. – Нас в океан снести может.

– В смысле?

– В смысле – географию в школе учить нужно было. Название "Кайрю" тебе ничего не говорит? Я ж говорю, дубина ты, Кир. Голова работает, а пользоваться ей не желаешь. Большое течение вдоль южного побережья Могерата, с востока на запад. Десять цул в час в самой быстрой центральной зоне, но и возле самого берега не меньше цулы. Наверняка в Шансиме заметили, как мы с радара пропали, но если нас унесет в сторону, то и не найдет никто. И буря скоро начнется. Если не выберемся на берег, как котят утопит.

– Плыть не на чем… – Кирис пошевелился, устраиваясь поудобнее, и едва не соскользнул в воду. Он озадаченно осмотрелся. Самолет явно кренился вперед и вправо, и крылья биплана, еще пару минут назад почти параллельные морской поверхности, уже отчетливо перекосились. – Ххаш! Фучи…

– Ну?

– Мне нужно в кабину пробраться. Не свались ненароком.

Он прополз на четвереньках позади девушки, перебрался через сиденья в салоне и выглянул с другой стороны. При звуке открывшейся двери взрослые, стоящие на поплавке и ковыряющиеся в моторе за открытым кожухом, замолчали и оглянулись на него.

– Почему самолет накренился? – спросил Кирис на катару, чтобы не поняла Фуоко. – Мы тонем?

– Похоже, правый поплавок пробит, тара, – проворчал пилот. – Попался бы мне ванбадань, что нас расстрелял, я бы ему тинтин оторвал и в жопу засунул. Твоя девка плавать умеет?

– Наверное, атара. Считаешь, придется вплавь до берега?

– А что, варианты есть? Сидим здесь, пока можем, авось береговая охрана подоспеет. Мне как раз полагалось с диспетчером в Хёнконе связываться, под них переходить. Заметят неладное, наверное. Ну, а не успеет сторожевик, придется вплавь.

– Какое вплавь? Утонем мы! – прошипел дядька-шпион, на котором желтый жилет поверх делового костюма смотрелся смешно и неуклюже. – Тут до берега не меньше двух цул!

Кирис вгляделся в южное небо. Огромные черные кучи облаков громоздились все ближе, а над головой постепенно сгущалась плотная облачная рябь, скрывающая солнце.

– Тайфун идет, атара, – сумрачно сказал он. – Через три-четыре часа ветер начнется, волна поднимется, – он кивнул на воду, где под легким ветерком плясали пока что еще невысокие, сунов пять-шесть, водяные гребни. – А потом дождь начнется. К тому времени нужно на берег попасть и укрытие найти. А я быстро плавать не умею.

– Ну почему у тебя плота нет! – безнадежно протянул шпион. – Положено же иметь!

– Умный больно! – пилот сплюнул. – Нет и нет. Что теперь, утопиться с горя?

– Можешь подождать немного, тогда и тайфун тебя утопит. Думай давай. Даже если мотор запустишь, не взлетишь уже с таким креном.

– Ну, значит, сдохнем все, – пилот философски пожал плечами. – Эх, и года не прошло, как кредит за мою птичку выплатил, – он ласково погладил самолет по обшивке. – И страховка не больше половины стоимости покроет. А что делать? Эй, парень! Своей девке скажи, что поплывем к берегу. Документы и деньги не забудьте, если есть, пригодятся еще.

– Я не поплыву! – отрезал шпион. – Пока самолет на плаву, я остаюсь.

– Кир! – сзади по спине побарабанила Фуоко. – О чем вы говорите? Что происходит? Почему самолет кренится?

– Мы тонем, – нехотя пояснил Кирис. – Поплавок пробило, сейчас он водой заполняется. Фучи, плыть придется. Деньги есть? Вместе с паспортом в карман сунь. И переодевайся.

– В купальник?

– Какой купальник? Ты сдурела? Нам в воде несколько часов провести придется. Она только кажется теплой, а на самом деле через час замерзнешь нафиг. И на берегу голой тоже не очень-то побегаешь под ливнем. Штаны плотные, если есть, и свитер.

– Кир, как плыть в одежде? Она же под воду утянет!

– Жилет на что? Фучи, давай в темпе, нет времени на разговоры.

Девушка долгим взглядом посмотрела на него, потом вздохнула.

– Ну, наверное, так. Все, пропали мои фотографии. С собой не возьмешь, нет у меня водонепроницаемого пакета.

Она встала коленями на сиденье и полезла за спинки. Кирис помог ей вытащить чемодан и расположить поудобнее.

– Отвернись! – потребовала Фуоко. – Переоденусь.

Кирис пожал плечами. Вчера они друг друга разглядели во всех подробностях, а сейчас "отвернись"? Женщины… Он повернулся к северному окну, вернее, уже южному: волнение медленно разворачивало самолет вокруг оси, и нос уже повернулся почти к берегу. В далеких пока что тучах заметно полыхало, а облака над головами сгущались все сильнее. Крен на нос усиливался. В открытую дверь салона начали залетать порывы усиливающегося ветра. Сзади возилась Фуоко. Вот блин, ну и невезуха. Какая сволочь вообще стреляет по мирным пассажирским такси?

– Все, я готова, – наконец сказала девушка. – Ты-то сам паспорт не забыл?

– На месте, – Кирис похлопал по карману брюк и оглядел ее. Штаны, кроссовки и пусть и не свитер, но все равно плотная рубашка из "синьки". Сойдет. – Ну что, стартуем?

Фуоко обхватила себя руками, словно предчувствуя леденящий холод, и уставилась в пол.

– Нет, Кир, – тихо сказала она. – Не готова. Мы ведь не доплывем, да? Сколько у нас шансов?

Кирис придвинулся к ней и неловко обнял в тесноте кабины.

– Ты же рассказывала, как в бассейне тренируешься? По двести метров ежедневно. Как не доплывешь?

Он почувствовал, как дрожат ее плечи.

– Двести метров в бассейне и цула в открытом море – две разные вещи, – Фуоко уткнулась носом ему в плечо. – Даже с жилетом. Ты сильный, Кир, ты доплывешь. Если я не сумею… не забывай меня, ладно? Помни как хочешь, как богатенькую принцессу-одноклассницу, как шлюху бесстыдную, как угодно, но не забывай.

Кирис сжал ее изо всех сил. В нем начала подниматься бешеная ярость – та, что в уличных драках застилала ему глаза, превращая в берсеркера. Вот только направить ее не на кого…

– Фучи, я не позволю тебе утонуть, поняла? Я тебя вытащу, и даже не пробуй думать иначе! – хрипло сказал он. – Берег рядом. Мы справимся.

– А у берега – скалы крутые, – горько откликнулась Фуоко. – Я видела сверху. Даже если доплывем, не залезем.

– Фигня. Подумаешь, скалы…

И тут его словно ударило разрядом электрического тока… нет, почему "словно"? Он невольно отпрянул, выпустив Фуоко – и обомлел. Тело девушки окружало бледное сияние, хорошо заметное даже при дневном свете.

– Фучи, что с тобой?

– Я в порядке, Кир, – Фуоко решительно вскинула голову. – Просто что-то накатило на минуту. Мы точно доплывем…

– Да нет! Ты светишься! Вся!

Девушка быстро глянула на руки, потом перевела взгляд на живот и ноги. Ее глаза округлились.

– Кир, что со мной? – прошептала она. – Я же не хотела… я не пыталась…

Кирис схватил ее за плечи – и тут же отдернул руки, зашипев от боли. Он словно ухватился за раскаленное железо: тысячи мелких иголочек впились в ладони. Фуоко испуганно смотрела на него, приоткрыв рот. Внутри Кириса зародилось жжение, сначала огненной точкой под сердцем, но почти мгновенно заполнившее грудную клетку. В ушах зашумело, сердце бешено заколотилось, и вдруг он почувствовал странное блаженство – почти как накануне в гостиничном номере, когда они с Фуоко занимались любовью. Острое возбуждение пронзило его пах, и в унисон Фуоко издала низкий грудной стон.

– Кир, мне страшно! – жалобно проговорила она. – Кир, что со мной?… Кир! Ты тоже светишься!

Стиснув зубы и напрягая мышцы тела, чтобы унять начинающую колотить дрожь, Кирис поднял к лицу ладони – и обомлел. Их окружало точно такое же сияние, как и Фуоко. В глазах начало туманиться, воздуха не хватало. Словно во сне, он снова протянул руку и коснулся девушку за плечо – и его кисть окутала яркая корона миниатюрных электрических разрядов. На сей раз жжения не чувствовалась, но в воздухе запахло, как во время грозы.

Словно сквозь глухую подушку он услышал чужие голоса. Кажется, они что-то кричали. Громко трещало и шипело, потом его скрутила судорога, выгнувшая тело дугой. От пяток до макушки его пронзила страшная боль, идущая, кажется, от каждого нерва, и волной обрушилась темнота.

"Координатор в канале. Обновление статуса. Боэй в тридцати километрах от предполагаемого места крушения, ожидаемое время прибытия – сорок стандартных планетарных минут. Самолет в воздухе по-прежнему не обнаружен. Обновление статуса – через…"

"Всем, всем, всем. Координатор в канале. Важно. В реальном времени. Желтый код. Фиксирую появление кольчона первого типа на расстоянии в восемьдесят километров от точки Хёнкон-ноль, направление двести восемь. Кольчон находится в стратосфере в двенадцати километрах от точки пропажи самолета по горизонтали, в пятнадцати километрах по вертикали, быстро снижается к поверхности океана. Фиксирую появление не менее восьми тысяч волют в ближайших окрестностях кольчона… поправка: около двенадцати тысяч, и количество увеличивается. Передаю предупреждение службам береговой охраны Ценганя. Активирую системы оповещения в Хёнконе, передаю сигнал службе охраны о немедленной эвакуации людей в укрытия. Наведение аннигилятора на кольчона выполнено, сопровождение фокусом с доверительной вероятностью поражения четыре девятки. Уничтожение кольчона отложено из-за потенциальной опасности для пропавшего самолета. Координация защитных мер и взаимодействие с адмиралом Мариси – по каналу РА-18".

Сознание возвращалось медленно, словно после тяжелого долгого сна, когда непонятно – то ли стоит еще немного понежиться в постели, то ли пора бы и вставать. Кирис лежал на спине, тело лениво колыхалось вверх-вниз, руки безвольно болтались по бокам. Он повозился, потом нехотя поднял ладонь, чтобы стереть с лица какую-то помеху. Он что, заснул… где?

И тут по физиономии хлестнуло тяжелым и мокрым. В рот и нос хлынула соленая морская вода, и парень забарахтался, отплевываясь и пытаясь разлепить глаза. Вокруг расстилалась бескрайняя водная гладь, и волны гуляли, бросая его из стороны в сторону. Тело била крупная дрожь. Надутый спасательный жилет уверенно держал его на поверхности, и Кирис с трудом перевернулся на грудь. Голова чуть поднялась над водой, но лучше не стало. Самолета поблизости не наблюдалось, и в какой стороне берег, совершенно непонятно. Фуоко? Где Фуоко?!

– Фучи! – во все горло заорал он, но его тут же заглушил налетевший шквал, сорвавший с пену с гребешков волн. Ххаш! По небу быстро ползли тяжелые черные облака, готовые вот-вот разразиться ливнем, а волны вздымались уже едва ли не на полметра. Тайфун? Тайфун пришел? Сколько же времени он провел без сознания – два часа, три, пять? Вдалеке сверкнуло и загрохотало. Руки и ноги отказывались слушаться.

– Фу… – новый крик оборвала волна, забросившая в раскрытый рот не меньше четверти масу горько-соленой воды. Внутри начала нарастать паника. Жилет не позволит утонуть, но захлебнуться или замерзнуть в воде можно и на поверхности. Что вообще случилось? Как он оказался один в открытом океане… руки? Кирис поднял руки над водой – и приступ ужаса едва не бросил его в новое беспамятство. Кисти окутывало бледное сияние, и такой же призрачно-белый свет пробивался сквозь темную мокрую ткань рукавов. Что с ним происходит?

Он сильно прикусил губу, и боль вернула способность соображать. Ты эйлахо, придурок, зло сказал он себе, такой же, как и Фучи. Привыкни уже. Теперь, по крайней мере, ночью в сортир без фонарика ходить сможешь. Пусть руки светятся, лишь бы не отваливались. Фучи ты в океане найти не сможешь, даже и не пытайся. Самолет тоже неизвестно где, если не потонул уже. Остается одно: грести к берегу. Нужно лишь понять, в какой он стороне. Кирис закрутил головой, пытаясь рассмотреть на горизонте хоть какие-то признаки суши, но тщетно.

И тут сердце снова сдавило горячим. Странные ощущения нахлынули на него: словно бы он висит в гулкой прозрачной темноте, а откуда-то издалека приходит странное эхо. Парень схватился руками за голову, и чувство ослабло, а потом пропало полностью, однако он почему-то преисполнился странной уверенностью, что в любой момент может указать пальцем в ту сторону, как бы его швыряли волны.

– Ну нифига себе глюки… – пробормотал Кирис. Движение в небе привлекло его внимание. Он поднял взгляд – и обомлел. Невысоко над его головой куда-то целеустремленно плыла огромная стая спиралевидных клочьев тумана, светящихся таким же призрачным белым светом, как и его руки. Волюты не обращали на одинокого пловца никакого внимания. Возможно, у них имелись важные дела где-то в другом месте. Летите, ребята, летите, мысленно напутствовал их Кирис, только меня не замечайте. Я невкусный! И тут же, словно в насмешку, половина стаи вдруг рассыпалась и закружилась над головой, словно ночные мошки возле фонаря. Огромный хоровод сложился сначала в странный изломанный бублик, потом в измятый купол – а затем несколько десятков спиралей начали медленно спускаться к волнам. Их сердцевины затлели багровым огнем.

Ну, вот и все. Сейчас его зажуют. Или расстреляют, как рассказывали спецназовцы на базе. Один удачный плевок, и мозги разлетаются по округе. Кирис бессильно погрозил волютам кулаком. Правду сказала Риса тогда, на Косом пляже: никакой силач не справится с ними одной физической силой. А больше у него и нет ничего под рукой, да и руки уже движутся плохо. Наверное, он начал замерзать.

Стрелять волюты, однако, не торопились. Стая продолжала кружиться над водой, и несколько штук зависли почти неподвижно в паре метров. Потом между ними вспыхнули мерцающие дугообразные линии, как между электродами динамо-машины на уроках физики, и тело Кириса скрутило судорогой. Сознания он не потерял, но отражать реальность на некоторое время перестал. Когда он очухался, рядом, почти рукой достать можно, висела большая, с полметра в диаметре, туманная спираль. Она словно разглядывала его как музейный экспонат, и ее сердцевина разгоралась все ярче. Кирис со злости плеснул в нее водой, на что чудище совершенно не отреагировало, а потом резко оттолкнулся от воды, устремляясь вперед. Говорят, если волюту ударить, она умрет. Правда, если бить кулаком, он отсохнет, но сейчас уже все равно.

Он занес кулак – почти достал! – и тут волюта плюнула огнем. Комок алого сияния ударил Кириса прямо в глаза, и он дернулся в ожидании боли. Однако он не ощутил ничего – вообще ничего – а с его сжатых пальцев вдруг сорвался пучок молний, ударивший в спираль. Багровое свечение внутри нее вспыхнуло и погасло, и волюта начала быстро терять очертания. Налетел шквал, и особо высокая волна накрыла Кириса с головой, а когда он вынырнул на поверхность, волюта уже исчезла. Остальные продолжали кружиться как ни в чем не бывало.

Кирис ощутил прилив злой радости. Ага! Значит, вы меня достать не можете, а я в вас могу молниями лупить? Он вытянул руку и ткнул пальцем в волют, но ничего не произошло. Взмах кулаком тоже не помог. Наверное, работает только вблизи. Ну, тогда давайте, гады, нападайте!

Еще одна группа волют отделилась от стаи и спустилась поближе. Прямо на глазах у Кириса две штуки вдруг пропали в никуда, зато пять новых вдруг появились из ниоткуда чуть поодаль. Обе группы окутались ниточками электрических дуг. Странно: некоторые разряды выглядели пунктирными, словно частично стертые резинкой с бумаги. Ну, давайте, сволочи, я готов! Кирис сжал кулаки – и мир вдруг завертелся и перевернулся вверх тормашками.

Что-то мягкое, но непреклонное сдавило его со всех сторон, и окружающее пропало в сплошной тьме. Он задергался в приступе паники, но освободиться не удалось. Его влекло куда-то в сторону и вниз.

– Кир! – ударил в уши звонкий девичий голос. – Кирис! Кирис Сэйторий! Все в порядке, все в порядке. Здесь я, Карина. Риса. Все нормально, ты в безопасности. Расслабься, не сопротивляйся!

– Риса? – неуверенно пробормотал парень, замирая в неподвижности. – Ты где? Ничего не вижу…

– Кир, ты находишься внутри боэй, нашего охранного устройства. Он работает в режиме спасательной капсулы. Расслабься, Кир, ты в полной безопасности. Боэй спустился глубоко под воду, волюты тебя не достанут. Кир, ты меня понимаешь? Как ты себя чувствуешь?

– Понимаю… – Кирис обмяк. – Я в порядке.

– Кир, сенсоры боэй показывают странные вещи. Энергоплазма внутри твоей грудной клетки необычно активна. Она распространилась по всему организму, твое тело светится. Если плохо себя чувствуешь, скажи, как именно. Я попытаюсь помочь.

– Все нормально. Только давит сильно…

– Погоди секунду…

Тяжелая мягкая тьма зашевелилась. Кириса перевернуло и словно усадило в откинутое назад кресло. Руки легли на подлокотники, а в полуметре перед лицом засветился небольшой прямоугольник, в котором маячило встревоженное лицо Карины Мураций в ее взрослом варианте.

– Кир… – облегченно выдохнула она. – Я так перепугалась! Что с вами случилось? Как ты попал в океан? Где Фучи и ваши спутники?

Кирис поднес к лицу руки. Те по-прежнему излучали свет, но сияние постепенно угасало. Он вдруг вспомнил светящуюся Фуоко.

– Нас сбили… – хрипло сказал он. – Какой-то катер расстрелял из пулемета.

Он быстро пересказал случившееся.

– Очень плохо… – пробормотала Карина. – Кир, мы не можем найти Фучи. В окрестностях висит кольчон, волюты ходят тысячами. Ваши с ней псевдоэффекторы дают характерное отражение на радаре, но от волют – точно такие же. Пилот и пассажир тоже… погоди-ка.

Он ненадолго замолчала.

– Боэй обнаружил ваших спутников на побережье. Они сумели самостоятельно добраться вплавь еще четыре часа назад. Пилот рассказал, что кабина самолета взорвалась изнутри вместе с вами, их сбросило в воду, и они не рискнули вернуться. Кир, мы эвакуируем тебя в Хёнкон. Под водой, да еще в виде жесткой капсулы, боэй движется не очень быстро, так что путешествие займет часа два.

– А Фучи? – вскинулся Кирис.

– У нас еще шесть боэй в окрестностях. Они ведут активный поиск, но дело может затянуться. Тебе незачем ожидать результата на месте. Просто расслабься. Постарайся заснуть, если можешь. Если почувствуешь себя плохо, зови: координатор слушает постоянно. Кстати, можешь попросить его транслировать канал связи спасательной операции. Если Фуоко найдется, ты сразу же узнаешь.

– Погоди! – Кирис стиснул зубы и зажмурился. К нему вдруг вернулось ощущение странного эха… и оно звучало иначе! Не эхо, нет, слабая прерывающаяся нота или даже слитный хор нескольких нот – и в звучании странным образом угадывалась Фуоко.

– Я ее чувствую… – пробормотал он.

– Кир?

– Я чувствую Фучи! Она где-то неподалеку.

– Кир, каким образом чувствуешь?

– Не знаю, ххаш! – рявкнул Кирис, и тут же смутился, вспомнив, на кого повысил голос. – Извини. Я не знаю, я просто чувствую. Она рядом! Где-то там!

Он ткнул пальцем в сторону, откуда, как казалось, тянулся звук.

– Хорошо. Координатор отправляет боэй в указанном направлении. А ты пока отдыхай…

– Да нет же! Я хочу ее найти! Риса… Карина… пожалуйста!

Экран перед ним слегка увеличился в размерах и разделился на две части. В одну переехало уменьшившееся изображение ректора, а в другом проявилось лицо координатора – как в перелете из Кайтара.

– Дэйя Карина, – задумчиво проговорил координатор, – полагаю, мы можем позволить дэю Сэйторию принять участие в поисках. Основные параметры организма в норме, немедленная медицинская помощь не требуется, странные излучения энергоплазмы быстро затухают. Небольшая задержка ему не повредит. Ваше мнение?

– Хорошо. Но обращаю внимание, что его личная безопасность – на первом плане. Держи меня в курсе.

– Да, дэйя Карина. По аварийному каналу все изменения статуса передаются немедленно.

– Хорошо. Кир, я отключаюсь. Если что, зови, я краем уха слушаю операцию.

Ее изображение затуманилось, расплылось роем ярких точек и погасло. Физиономия координатора просто исчезла без лишних эффектов. Вместо лиц проявилась голубая бездна, на фоне которой двигались группы белых точек. Одна из них, в центре, замигала ядовито-зеленым.

– Мигающая точка – ваше положение в пространстве, дэй Сэйторий, – проговорил невидимый координатор. – Стрелка перед ней указывает условное направление "вперед" для вашей капсулы, плоскость поперек картинки символизирует уровень моря. Точки с линиями вниз находятся над водой или на ее уровне. Линия вверх от капсулы указывает, что она под водой. Чем длиннее линия, тем больше расстояние от объекта до поверхности воды. Каждая точка соответствует радарным отражениям, по профилю приблизительно соответствующим эффектору дэйи Винтаре. Как видите, в непосредственной окрестности находится очень много волют, из-за чего количество объектов слишком велико.

– И как мы найдем Фучи в такой каше? – поинтересовался Кирис.

– Вы утверждаете, что чувствуете ее положение, что мы и проверим. Просто направьте взгляд в соответствующем направлении, и капсула развернется и двинется в ту же сторону. К слову, капсула уже продвинулась на расстояние в полкилометра в направлении, указанном изначально, и пока что сонар не обнаруживает никаких следов дэйи Винтаре. Можете определить ее положение снова?

Хотя тон координатора оставался безукоризненно вежливым и бесстрастным, Кирису почувствовалась скрытая издевка. Куда, типа, лезешь, вака, поперек старших со своими глюками! Он потихоньку начал злиться, но тут же спохватился. И так идиотом выглядит со своей недотелепатией!

Он стиснул зубы, закрыл глаза и напрягся. В пробивающемся сквозь веки голубоватом свечении прежнее ощущение звука не возвращалось.

– Дэй координатор, – попросил он, – выключите свет, пожалуйста.

– Выполняю.

Тут же Кириса окутали кромешная тьма и глухая давящая тишина. Он сосредоточился снова. Ничего. Секунды капали в пустоту одна за другой, и он уже начал отчаиваться, но внезапно отдаленный хор снова зазвучал в ушах. Ощущение присутствия Фуоко оказалось настолько сильным, словно она сидела в кресле рядом. Он повертел головой. Ничего не понятно! Кажется…

– Туда! – он вслепую ткнул пальцем влево.

– Курс изменен. Дэй Сэйторий, корректируйте его периодически по своему усмотрению. Скорость боэй в подводном положении – примерно семь цул в час. Если потребуется, могу поднять его на поверхность, там скорость возрастет в три раза. Но интенсивно излучающей капсулой могут заинтересоваться волюты.

– Ну, пусть пока под водой…

Довольно скоро Кирис заметил связь: чем сильнее он нервничает, тем хуже чувствует Фуоко. Он заставил себя расслабиться и не дергаться. Он справится. Он обязательно справится! Где ты, Фучи? Почему я никак не могу тебя найти?

Странное шестое чувство вело себя загадочно. Направление постоянно менялось – то понемногу, то вдруг резко, иногда почти в противоположном направлении. Хорал в глубине головы понемногу нарастал и становился более отчетливым, но иногда вдруг затихал и почти пропадал, чтобы через какое-то время вернуться с новой силой.

– Дэй Сэйторий, в каком направлении вы чувствуете дэйю Винтаре сейчас? – вдруг спросил координатор.

– Вон там, – Кирис ткнул пальцем перед собой.

– А теперь? – капсулу слегка тряхнуло.

– Э-э… Там, – Кирис показал вправо.

– А теперь?

– Прямо передо мной.

– Дэй Сэйторий, боэй нашел дэйю Винтаре и сформировал спасательную капсулу. Анализирую состояние… Она без сознания, температура тела понижена из-за переохлаждения, но пульс, кардиограмма и энцефалограмма ровные и в пределах нормы. Ее жизни пока что ничего не угрожает. Приступаю к транспортировке вас обоих в Хёнкон.

Капсула ощутимо дернулась вверх, и на несколько секунд Кириса вжало в сиденье ускорением. Кресло под ним принялось слегка подрагивать.

– Мы идем по поверхности на скорости в двадцать две цулы. Ожидаемое время прибытия в Хёнкон – через час с небольшим. Я отправил одного боэй на поиски затонувшего, вероятно, самолета, и если его удастся обнаружить, мы доставим также и вещи.

– Дэй координатор, значит, я фигню чувствовал? – с облегчением и в то же время со странным сожалением спросил Кирис. – И все зря с поисками?

– Наоборот. Дэй Сэйторий, я включу экран, приготовьтесь к свету.

Во тьме затлел неяркий огонек, постепенно разросшийся и превратившийся давешнюю голубую панель. На нем появилась ломаная линия. Она металась дикими зигзагами, кое-где почти пересекая саму себя.

– Вот курс капсулы в соответствии с вашими указаниями. На первый взгляд, он весьма хаотичен. Однако, дэй Сэйторий, если бы вы были на два года старше и закончили десятый класс, то знали бы о понятии метрики. Грубо говоря, метрика – способ вычислить расстояние между двумя точками в пространстве, равное длине прямого отрезка, их соединяющего. Такая линия носит название геодезической. Вы знаете, как выглядит прямая в привычном трехмерном мире, однако в более сложных случаях геодезическая линия не обязательно выглядит именно так. Например, на поверхности сферы "прямой" является дуга от одной точки к другой, а куба – ломаная линия через грани. Я понятно объясняю?

Кирис поразмыслил.

– Ну, типа, да, вроде понял, – наконец неуверенно сказал он. – А я при чем?

– Окружающий мир гораздо сложнее, чем видит человеческий взгляд. Органы чувств человека способны воспринимать лишь три из одиннадцати измерений пространства, носящих названия основных, или мажорных. Остальные восемь – минорные, доступные для исследования лишь специальным приборам. Однако они минорные по названию, но не по значению. Например, наша техника субсвязи, а также перемещение между вселенными основаны именно на использовании минорных изменений. Например, если вспомнить шар, можно перемещаться не по поверхности, а просверлить дырку насквозь, и выйдет куда короче. Это и есть проход через дополнительное измерение. Такие же метрики и проколы есть и в одиннадцатимерном пространстве. Ты все еще меня понимаешь?

На сей раз Кирис задумался надолго. Он попытался представить себе одиннадцать измерений разом, но ничего не вышло. Он не смог вообразить даже четыре. Ну, вот если взять круг на плоскости, то в трехмерном пространстве выйдет шар. А в четырехмерном?

– Фиг знает, – наконец честно сказал он. – Не для слабых умов такая математика. А вы можете представить одиннадцатимерный шар? Вы же компьютер вроде…

– Небиологический интеллект, если точнее. Дэй Сэйторий, я воспринимаю мир совершенно иначе. У меня нет ни воображения, ни глазомера, ни интуиции, исключительно математические модели и алгоритмы их обработки. А в моделях количество измерений особой роли не играет. Но вернемся к теме. Вы устали и взволнованы, и чтобы не напрягать сверх меры, просто перейду к заключению. Путь, которым вы вели капсулу к дэйе Винтаре, выглядит хаотичным и запутанным в стандартной метрике трехмерного пространства. Но в одной из метрик полного пространства, имеющей номер три и применяющейся, в частности, для гиперсвязи, он выглядит примерно так…

Белая ломаная линия перед Кирисом зашевелилась и начала изменяться, словно змея, собирающая кольца. Несколько секунд – и вместо нее появилась скручивающаяся от края к центру спираль, неровная и кривая. Последний внутренний виток окрасился желтым.

– Дэй Сэйторий, вы вели капсулу примерно так же, как на слух разыскивали бы источник звука.

– Но я и шел на слух! Точнее, на звук! – Кирис в возбуждении даже подпрыгнул на своем сиденье.

– А точнее?

– Мне казалось, что я… слышу что-то. Словно в ушах звенит. Только очень тихо, даже дыханием заглушается.

– Любопытно. Если предположить, что ваша способность ощущать дэйю Винтаре связана с кольчонами – точнее, с вашими псевдоэффекторами – то траектория становится если и не понятной, то объяснимой. Я заметил закономерность и просто продлил траекторию в той же самой метрике – и в конце пути действительно нашлась дэйя Винтаре. Последние мои просьбы указать на нее закономерность подтвердили: вы почти точно определяли направление, продиктованное третьей метрикой.

– Ух ты… – Кирис принялся переваривать новость. Сказанное координатором плохо укладывалось в голове. Метрики какие-то – ну ладно, пусть. Но он-то к ним каким боком? Неужели действительно от волют заразился? – Дэй координатор, а волюта в меня огнем плюнула.

– Вы не ранены?

– Да она, похоже, промахнулась. Или плюнула не всерьез. Вроде как в морду попала, а я ничего не почувствовал.

– Сенсоры боэй не замечают на вашем лице никаких повреждений. Дэй Сэйторий, вы долго находились в компании волют?

– Я… э-а-а-а! – неожиданно для себя Кирис широко зевнул. – Не помню. Ну, минут десять. Или меньше. Часов же нет…

– Понятно. Дэй Сэйторий, мы с большим интересом выслушаем все, что вы сможете рассказать про поведение чужих артефактов. Однако вы утомлены. Вам нужно как следует отдохнуть.

– Да ничего я не устал!… – запротестовал Кирис, и тут же зевнул снова.

– Тем не менее, вам следует поспать. Я отключу все раздражители и задействую ультразвуковой массаж кожи. Просто расслабьтесь, и уснете. Приятного отдыха.

– Да не хочу я!…

Голубой экран отключился, и вокруг снова сгустились тишина и темнота, нарушаемые лишь слабым подрагиванием капсулы. Невидимое сиденье поплыло, превращаясь в упругую лежанку. Кирис досадливо цыкнул. Взрослые! Всегда лучше знают, что ты хочешь. Вот не стану спать, просто из принципа! Сколько там до Хёнкона осталось? Полчаса? Интересно, а что с тайфуном? И не гонятся ли за ними волюты?…

Но прежде, чем успел додумать мысль, он провалился в глубокий тяжелый сон без сновидений.

05.02.1232. Ставрия, Эйград

– Каварова,зайдите.

Таня вздрогнула и вскочила со стула. В течение получаса ожидания в пустынном коридоре она пыталась читать книгу. Однако приключения отважных космонавтов, свергающих кровавую диктатуру на далекой планете, категорически отказывались лезть в голову. Тело мелко дрожало, как от холода – хотя в громадном здании областной канцелярии было тепло, куда теплее, чем в ее тесной однокомнатной квартирке. Наверное, все-таки от нервов. От поспешности она уронила на грязный затоптанный пол сначала книгу, потом сумку, а затем, когда наклонилась подбирать, и пальто.

Соберись! – мысленно прикрикнула она на себя. – Чего мандражишь, дура? Тебя что, расстреливать собираются? Ну-ка, успокоилась и осторожно подобрала манатки.

Самовнушение помогло. Под нетерпеливым взглядом полного мужчины в поношенном костюме, стоящего в дверях, она сунула книгу в сумку, сложила пальто вдвое и, взяв вещи в охапку, прошла в кабинет. Массивная деревянная дверь с глухим стуком захлопнулась за ней. Ну, кабинет и кабинет. Метра три на три, большой портрет Народного Председателя на стене, и рядом с ним другой, поменьше – наместника. Несколько шкафов, заставленных толстыми скоросшивателями, заваленный бумагами стол с царящим каменным письменным прибором, хозяйское кресло на вертящейся ножке, несколько стульев вдоль стены и еще два – возле стола. Обычная канцелярская обстановка странным образом подействовала успокаивающе. Таня остановилась посреди кабинета и выжидающе посмотрела на чиновника, безуспешно пытаясь вспомнить хотя бы имя-отчество. Старший инспектор облоно, но вот как зовут… Кстати, а куда делся мужчина, прошедший в кабинет десять минут назад?

– Садитесь, Каварова! – сурово сказал хозяин, усаживаясь в кресло. – Вещи положите вон туда, на стулья.

Дождавшись, пока Таня усядется, он поставил на стол локти, сложил пальцы в замок и уставился долгим немигающим взглядом.

– Вы, безусловно, знаете, зачем вызваны, – наконец проговорил он так недовольно, словно Таня ворвалась в его владения силой.

– Ну, я догадываюсь… – несмело проговорила девушка.

– Вызов от паладаров, – прежним тоном, словно и не услышав реплику, продолжил чиновник, – требует вашего незамедлительного отбытия в Хёнкон. Скажите, Каварова, в чем причина подобной спешки? Каким образом вы вообще знакомы с инопланетянами?

– Ну… э-э… так случилось, что я работала… что в нашей школе находился паладар… Вакай, ой, ну то есть его звали Сергей Миртаевич, Дратаев фамилия, -заторопилась Таня, зажав руки между коленей. – Я случайно узнала. И потом я еще с его другом познакомилась, когда он… Сергей Миртаевич, в смысле, провожал меня домой, они от хулиганов меня защищали…

– Что-то вы темните, Каварова! – брови чиновника сурово сдвинулись на переносице. – Почему паладар перед вами раскрылся, если даже я не знал о нем до недавнего времени? Да что я, даже сам директор облоно! Отвечайте!

– Да не знаю я! – жалобно пискнула Таня, съеживаясь. Вот попала так попала. – Честное слово!

– Не запирайтесь! – чиновник грохнул ладонью по столу. – Мы все равно узнаем! Вас вербовали, Каварова? Пытались узнать секретную информацию? Что именно? Говорите, не раздумывайте!

Таня с ужасом смотрела на него, машинально обхватив себя руками. Он что, с ума сошел? Какие еще секреты в школе – статистика успеваемости в старших классах?

– Я вижу, Каварова, что сотрудничать не хотите, – зловеще проговорил старший инспектор. – Ну что же…

– Погодите, Ваин Михайлович, – остановил его чужой голос.

Таня дернулась, оборачиваясь. Давешний мужик в длинном черном пальто, оказывается, сидел в углу кабинета, почти скрытый шкафом. Точнее, сейчас он уже оказался без пальто, в штанах и водолазке. Он выбрался из своего укрытия и подошел к столу.

– По-моему, куда-то не туда разговор пошел, – незнакомец развел руками. – Простите, Таня Владимировна, разумеется, вас никто в шпионаже не обвиняет.

Заметив быстрый взгляд, который гостья бросила на хозяина кабинета, он расстроенно пожал плечами.

– Ну вот, Ваин Михайлович, перепугали вы человека до смерти. Ну как теперь разговаривать? – он на секунду задумался. – А знаете что? Время сейчас обеденное, так что, может, сходите пока в столовую? А мы с госпожой Каваровой пообщаемся наедине. Как вам идея?

– В столовую? – инспектор нехотя поднялся. – Ну что же, можно. Вы уверены, что помощь не потребуется?

– Абсолютно, – кивнул незнакомец. – Да нам всего-то минут двадцать-тридцать потребуется, много полчаса, не беспокойтесь.

– Хорошо, вам виднее.

Инспектор подошел к двери, взялся за ручку, но прежде чем выйти, обернулся и пробуравил Таню взглядом исподлобья. Когда он удалился, незнакомец с облегчением выдохнул и опустился на гостевой стул перед Таней.

– Ф-фу… – сказал он, оттягивая ворот свитера пальцем. – Ну и кадр. Видно человека старой закалки, теперь таких уже не делают, да-да. Как иностранец, так обязательно шпион и диверсант. Простите, Таня Владимировна, что так неудобно вышло. Я Верест Георгий Владович, Служба безопасности Ставрии, капитан первого класса. Вообще-то я работаю в Асталане, но вижу, что не зря прилетел в Эйград. По крайней мере, познакомился с такой красивой девушкой!

Он улыбнулся, слегка застенчиво, но располагающе. Таня невольно почувствовала к нему симпатию. Сбас. Опять сбас – но что она хотела? Разумеется, СБС интересуется не только паладарами, но и теми, кто с ними общался.

– Но я честно ничего не… – начала она, но капитан перебил ее, замахав руками.

– Успокойтесь, Таня Владимировна, очень вас прошу. Разумеется, вы ничего секретного не рассказали господину… как его?… ну, пусть Дратаеву. Не такие уж у нас идиоты работают, чтобы верить в школьных учителей, знающих страшные государственные тайны. Совсем в другом дело. Вот…

Он дотянулся до бумажки, лежащей на краю стола, и протянул Тане. Девушка быстро пробежала глазами по первым строчкам.

"85/01-07, Ставрия, город Эйград, улица Стрелочников, дом 32, квартира 15. Госпоже Каваровой Тане Владимировне. Канцелярия международного университета "Дайгака" уведомляет, что в соответствии с итогами предварительного собеседования вы избраны кандидатом на должность педагога-куратора в подготовительном колледже при Университете. Вам предлагается в течение двух декад после получения данного приглашения прибыть на территорию государства Хёнкон для проведения окончательного собеседования и, в случае его успешности, приступить к исполнению должностных обязанностей. Срок предлагаемого контракта: бессрочный.

Условия контракта следующие: зарплата – триста лемов (эквивалент трехсот кайтарских леер или пятидесяти ставрийских бирсов) в декаду; проживание…"

– Таня Владимировна! – напомнил о себе сбас. – Прочитаете еще, успеете, никуда вызов не денется. Хорошие условия, я бы точно не отказался. Но давайте сначала кое-что обсудим.

– А вы читали? – переспросила Таня. – А, ну да…

– Работа у нас такая, сами понимаете, – капитан индифферентно возвел глаза к потолку. – Честно говоря, у нас в ведомстве из-за паладаров полный бардак творится. Никто не понимает, чего от них ждать и чего они вообще добиваются. Вроде бы и не враги, но кто их знает, Чужих… Профессиональная паранойя, никуда от нее не денешься. Начальство нас дрючит, требуя непонятно каких результатов, а у него свое начальство, которое тоже дрючит, и так вплоть до самого… – он многозначительно повел глазами в сторону портрета Народного Председателя. – Все на ушах, а что делать, никто не понимает. Вот и изображаем активность. Конечно, каждое письмо из Хёнкона едва ли не на молекулы разбираем, благо немного их пока.

– Да нет, я не в претензии, – быстро сказала Таня.

– Да и на претензии я бы не обиделся. Все-таки тайна личной переписки нарушена. Могу только извинения принести от лица всей Службы.

– А-а… да-да…

– Ну, Таня Владимировна, я, видно, совсем вас смутил, – капитан поерзал, устраиваясь на стуле поудобнее. – Наверняка вы задаетесь вопросом: что именно мне нужно? Разумеется, вы правы: не полетел бы капитан СБС в Эйград из Асталаны, если бы не острый интерес к вашей персоне, возникший… в определенных кругах. Даже не столько интерес, сколько… хм, ревность.

– Ревность? – искренне удивилась Таня, на мгновение забыв о смущении. – Ко мне?

– Ну, может, я употребляю не вполне верное слово, но… Вот вы сами представьте: три декады назад по Академии педнаук и областным отделам народного образования разослали оповещение о подборе персонала для Хёнкона – на должности воспитателей в колледж и студенческих кураторов. Список требований к кандидатам – на страницу мелким шрифтом, там и стаж, и достижения, и публикации, и даже психологические профили. Тем не менее, на каждое место в Хёнконе уже сейчас подано шесть заявлений. Такие зубры педагогики в свалку бросились – закачаешься, вплоть до маститых академиков. У некоторых наградами вся грудь увешана, статьями и дипломами стены оклеены вместо обоев. А паладары придираются, с каждым в отдельности общаются, и почти всех отсеивают. Пока что лишь восьмерым, если вас с другом не считать, предварительное согласие дали. И что, вы думаете?

– И что? – машинально переспросила Таня.

– Ну вот представьте: заслуженный педагог Ставрии с педстажем в тридцать лет, руководитель кружков, секций или даже целого Центра школьника, получает от паладаров по носу, а какая-то девчонка… уж простите меня, Таня Владимировна, но ваши двадцать два года возраста и год педагогической практики иначе не охарактеризуешь… а какая-то девчонка вот так легко и просто…

Он щелкнул в воздухе пальцами.

– … вот так просто берет и получает работу, за которую полстраны друг другу зубами глотку рвет. Таня Владимировна, вы, судя по отзывам, девушка умная, выводы и сами сделать сможете. Теперь понимаете?

– Да уж… – Таня помолчала, переваривая сказанное. – Но ведь я ни в чем не виновата! И потом, что я могу сделать, даже если меня смертельно ненавидят? Пусть.

– Не пусть, – вздохнул сбас. – Видите ли, многие из отвергнутых обладают очень серьезным авторитетом и большим влиянием в министерстве народного просвещения. А назначение в Хёнкон подлежит утверждению лично министром. Вам могут устроить серьезные неприятности – вплоть до отказа в выездной визе. И тогда вызов, не вызов – значения уже не имеет.

– Ну и ладно, – Таня постаралась придать лицу безразличное выражение, хотя желудок скрутило ледяным спазмом. Неужели из-за глупых обид совершенно незнакомых людей она так и не увидит Хёнкон? – А ваш-то интерес в чем, господин капитан? Почему СБС мной заинтересовалась? Сами же сказали, что я не шпионка паладарская.

– Затем, Таня Владимировна, – сбас многозначительно поднял палец, – что на нашей Службе лежит большая ответственность. Наша задача – не просто защищать страну от внешних и внутренних угроз, но и поддерживать ее развитие во всех отношениях. Сейчас лично Народным Председателем поставлена задача: университет "Дайгака" должен послужить на благо ставрийского трудового народа. Несмотря на Удар и до сих пор продолжающийся кризис, соревнование двух экономических систем, народной и западной, никуда не делось. Мы должны по-прежнему высоко нести флаг истинного самоуправления, доказывая миру правильность своего выбора. И в нашей борьбе жизненно необходимо любое, пусть даже самое микроскопическое преимущество.

Таня открыла рот, но сбас не дал ей вставить и слова.

– Мы должны удостовериться, что любые крупицы знаний, обороненные паладарами в Университете, не пропадут зря. И не только паладарами. Вот, например, вчерашний кольчон – слышали?

– А-а… нет.

– Да вы что! По радио несколько раз передавали. В пограничных водах между Ценганем и Хёнконом внезапно откуда-то явился кольчон. Какое-то время побродил в окрестностях, потом начался шторм, и он исчез. Почему кольчон пришел именно туда, в пустоту, а не к городу, как всегда? Что его привлекло? Раньше в Хёнконе кольчонов вообще никогда не видели. Значит, его как-то спровоцировали действия паладаров. Какие именно? Вот вопрос, жизненно важный для Ставрии: если мы ненароком сделаем то же самое, кольчон пожалует и к нам, и не факт, что мы сумеем от него отбиться в свете… последних изменений. Кольчон второго типа, м-да… А цена поражения – десятки, а то и сотни тысяч жизней. Значит, нужно избегать неверных действий любой ценой. Паладары утверждают, что совершенно ни при чем, но они новички на Палле, могут просто не понимать каких-то вещей, не замечать взаимосвязей. Наша задача – выяснить все детали и не допустить повторения. И вот здесь даже наблюдения простых, невинных, я бы сказал, людей имеют ценность огромную, не меньшую, чем профессиональных разведчиков. Понимаете?

Таня нерешительно кивнула.

– Таня Владимировна, я даже не стану спрашивать, считаете ли вы себя патриоткой, – сбас слегка придвинулся. – Разумеется, считаете. Пришло время, когда Родина ждет… нет, отчаянно молит о помощи, а идиоты, грызущиеся из-за теплого местечка, способны ей лишь навредить. По всем отзывам, вы прекрасная кандидатура – девушка умная, сообразительная и умеющая вовремя ухватить шанс за хвост. Я бы лично обрадовался, займи вы предложенную должность. К сожалению, наша Служба довольно меркантильна…

Капитан покачал повернутыми вверх ладонями, изображая чаши весов.

– Да, меркантильна, к сожалению, наши ресурсы тоже ограничены. Мы можем помочь, только если у нас появится заинтересованность в деле.

– То есть вы хотите, чтобы я шпионила за паладарами? – в упор спросила Таня.

– Что? – удивился сбас. – Ох, Таня Владимировна, мне следует извиниться, если вы поняли разговор таким образом. Нет, разумеется. Департамент внешней разведки не принял бы вас агентом, даже если бы вы попросились сами. Шпионаж – дело тонкое, заниматься им должны профессионалы. Вы же полностью непригодны ни по подготовке, ни по психологическому профилю, и как разведчик провалитесь в первый же день. Нет, ни в коем случае. Мы просто хотели попросить вас об одном: держите уши и глаза открытыми. В таких местах, как Университет, одно-два слова, случайно обороненных зарубежными друзьями, способны привести нашу науку к блистательным открытия, если вовремя донести их до правильных людей. Не беспокойтесь, никаких донесений, никаких невидимых чернил в письмах, тайников в заборе и подобных романтических атрибутов. Раз в декаду или две каждому ставрийцу все равно придется являться в посольство в Хёнконе – на политинформацию и беседу с консультантом-воспитателем. Для вас не составит никакого труда на пять минут забежать к атташе по научному сотрудничеству и быстро пересказать ему, что узнали. Разумеется, разумеется лишь при условии, что есть тема для рассказа! Пять минут в декаду, по пути – вот и все. Никаких сложностей, правда ведь?

Несмотря на доверчивую улыбку собеседника, его глаза показались Тане пистолетными дулами, заполненными бездонной смертельной тьмой. Условия выставлены: либо соглашаешься шпионить, либо никуда не едешь. Сердце заполнила бездонная серая тоска. Четыре декады, прошедшие после достопамятного ужина в ресторане "Традиция", она жила лишь острым ожиданием Хёнкона. Закончился учебный, а потом и календарный год, начались каникулы, а она ходила словно во сне, ожидая яркого и необычного пробуждения. И вот теперь придется выбирать: отказаться от "предложения" сбаса и навсегда оставаться в Ставрии – или согласиться, предав веселого безбашенного Палека и Вакая с его доброй и слегка беспомощной улыбкой неприспособленного к жизни интеллигента. И прочих паладаров, разумеется. И своих будущих учеников.

Но ведь, с другой стороны, наверняка же заставят докладывать не ее одну? Ведь и другим точно то же условие поставят. Ей-то, можно сказать, случайно повезло, благодаря сообразительному Пашке, а остальные и в самом деле глотку друг другу рвут. Что им связь с СБС? Согласятся и не заметят! Чем и кому она поможет, если гордо откажется? И потом, она же не шпион! Она вожатой едет, наукой заниматься не намерена за полным отсутствием способностей, в научных компаниях вращаться не станет. А если не расслышит разговор в кафе за соседним столиком, то кто узнает, тем более поставит в вину? Раз в декаду сообщить какому-то атташе, что ничего не узнала, или каких-нибудь глупостей наговорить – а там, глядишь, в ней окончательно разочаруются и отстанут.

– Таня Владимировна? – напомнил о себе сбас. – Так мы договорились?

– Я что-то должна подписать? – через силу спросила Таня.

– Ну что вы, что вы! – замахал руками капитан. – Зачем? Мы ведь не на службу вас нанимаем! Просто хочется удостовериться, что вы как сознательная гражданка осознаете ответственность перед народным государством, вырастившим вас, воспитавшим, давшим образование и уверенность в завтрашнем дне. Разумеется, осознаете, у меня нет сомнений, и никакая закорючка на глупой бумажке данный факт не изменит. В конце концов, если за границей опозорите гордое звание ставрийского гражданина, вас всегда можно отозвать на родину. Но вы, разумеется, не опозорите – такая славная девушка! Да ни за что, кому угодно скажу. Ведь не опозорите же, верно?

Капитан выжидающе наклонился вперед, все так же по-доброму и слегка застенчиво улыбаясь. Намек вполне прозрачен: не станешь сотрудничать – пробкой вылетишь из Хёнкона обратно домой. Ну, по крайней мере, она хотя бы одним глазком сумеет посмотреть на блистательную заграницу, Университет, паладаров, иностранных ученых и студентов… Все равно увидит в тысячу раз больше, чем подавляющее большинство ставрийцев. Будет о чем вспомнить на пенсии. Пусть.

– Э-э… Георгий… э-э…

– Владович, но можно просто Георгий.

– Георгий Владович, я не знаю, чем смогу помочь, но… Конечно, я очень постараюсь! – Таня прижала кулаки к груди, изо всех сил старая выглядеть искренне. Не переигрывай, Лучница! Вспомни, как на полевках призы за артистизм брала! – Я очень-очень постараюсь, честное слово!

– Вот и замечательно! – расцвел сбас. – Конечно же, постараетесь. Знаете, вы на мою племянницу так походите! А она уж если за дело возьмется, то в лучшем виде выполнит. Вы бы обязательно подружились. Ну, в таком случае…

Дверь открылась, пропуская хозяина кабинета. Губы чиновника лоснились от жира, и в целом он выглядел подобревшим.

– А, Ваин Михайлович! – обрадовался сбас. – Мы как раз закончили дела обсуждать. Как я и говорил, Таня Владимировна – наша девушка, требования текущей политической обстановки понимает прекрасно.

– Рад слышать, – откликнулся старший инспектор, усаживаясь в кресло. – В таком случае нужно завершить формальности. Госпожа Каварова, – он протянул стопку бумажных листов, – подпишите формы. Заявление на загранпаспорт, на выдачу командировочных в валюте и так далее…

Когда девушка с явным облегчением попрощалась и вышла из кабинета, с лица капитана СБС мгновенно сползла улыбка.

– Слишком резко и прямолинейно изображаете, господин Топп, – сухо сказал он. – В следующий раз потрудитесь изобразить из себя кого-то более адекватного, чем выживший из ума старикашка. Девочка молодая, с ней сработало, но с кем-то постарше и поопытнее может и не получиться.

– Да-да! – мелко и униженно закивал инспектор. – Прошу прощения, господин капитан, впервые таким занимаюсь…

– Хорошо. Я воспользуюсь телефоном.

Не дожидаясь ответа, капитан дотянулся до аппарата, поставил его перед собой и энергично закрутил наборный диск.

– Верест говорит, – сказал он, услышав, как на другом конце линии сняли трубку. – Я закончил с Молнией, господин капитан третьего класса. Да, вербовка прошла успешно, надо только дожать в Хёнконе. Что? Нет, видно, что мнит о каких-то своих принципах, но готова о них забыть, если выгодно. Подпись?… Секунду.

Он дотянулся до сложенных аккуратной стопкой документов и вытащил один из середины.

– Да, подписано. Я не стал подсовывать явно, положил в общую пачку. Разумеется, она не читала. Да, все в порядке… второй? Не в курсе пока, с ним Светин работает. Так точно, доложу сразу же, как узнаю о результатах.

…Таня торопливо шагала по длинным унылым коридорам канцелярии. Несмотря на зажатую в руке пачку документов (копия заявления на паспорт, выписка для домоуправления и для участкового милиционера, приказ в школьный отдел кадров, еще что-то – она толком не вникала), радости молодая учительница не чувствовала. Наоборот, на душе было пакостно и гадко, словно только что выбралась из выгребной ямы. Девушка торопливо проходила мимо редких людей, съеживаясь и избегая их взглядов. Все-таки она согласилась. Все-таки согласилась. Теперь, вдали от разговорчивого сбаса, идея подыграть ему казалась мерзкой и подлой. Наверняка они не в первый раз имеют дело с такими самоуверенными дурами! Но что делать? Вернуться и заявить господину капитану, если он еще там, что отказывается от сотрудничества? Но тогда ее не то что в Хёнкон не выпустят, но и из школы выпнут как неблагонадежную. И останется подрабатывать дворничихой, потому что больше ни в одно приличное место ее не примут. Хренов Пашка! Ну почему, почему он втянул ее в авантюру с паладарами? Если бы не он…

Она шмыгнула носом и вытерла выступившие в уголках глаз слезы, едва не выронив скомканное пальто. Сама виновата, идиотка. Пашка тебя спрашивал только, как с господином Вакаем связаться, а уж дальше ты сама увязалась. Ну вот что теперь делать? Помереть? С крыши спрыгнуть, и все дела… Едва ли не бегом она спустилась по лестнице в вестибюль, бросила сумочку на банкетку и принялась надевать пальто, застревая в рукавах. Провожаемая равнодушным взглядом вахтера, она толкнула стеклянную дверь и выскочила на улицу.

Холодный зимний ветер ударил в лицо, как заслуженная пощечина. Таня глотнула ледяного воздуха – температура явно упала ниже нуля, и в воздухе кружились редкие снежинки – и поспешно зашагала по тротуару, с трудом уворачиваясь от прохожих. Когда-то красные кирпичные здания нависали над ней давящими скалами, но все равно стало легче. Нужно успокоиться. Нужно просто успокоиться. В конце концов, всегда можно заявить, что боится паладаров, или не хочет бросать дом и родителей, или еще что-то изобразить. Хёнкона тогда точно не видать, но, по крайней мере, выпутается из истории без потерь. Вряд ли глупой девчонке станут мстить за истеричность.

Но как же все-таки жаль Хёнкона, за последние декады неожиданно превратившегося в цель жизни!

– Эй, Лучница! – окликнул знакомый голос. Она вскинулась и резко остановилась, озираясь.

Пашка торопливо шагал рядом с парнем, в котором Таня с изумлением узнала Юно Юнару, секретаря столичной тетки, присутствовавшей на ужине с паладарами. А он-то что здесь делает?

– Ну ты рванула! – тяжело дыша, сказал Пашка, подходя ближе. – Словно от волков бежала. Я тебя зову-зову, а ты не слышишь.

– Слушай, Касуми! – сердито ответила Таня. – Я тебя тысячу раз просила меня Лучницей на людях не звать. Для ролевок оставь. Э-э… Юно, добрый день.

– Добрый день, Таня, – слегка поклонился секретарь, чья смуглая кожа в сочетании с шарфом и шапкой-пирожком выглядела довольно забавно. – Хорошо, что мы тебя догнали. У меня есть разговор к вам обоим.

– Еще один разговор? – почти враждебно осведомилась девушка.

– "Еще один"? Мы не общались четыре декады, если я правильно помню.

– Извини. Я сейчас… ну, наговорилась с… разными людьми.

– Наверняка с сотрудником СБС? Понимаю. Знаете, я жрать хочу. Есть поблизости кафе или столовая? Я бы ввел вас в курс дела, а заодно и пообедал.

Таня с сомнением посмотрела на Пашку.

– Есть забегаловка неподалеку, – сказал тот. – Пельменная. Средней паршивости, но все лучше, чем из ларьков тухлые бутерброды или беляши жрать за бешеные бабки.

– Замечательно, – кивнул Юно. – Я не возражаю. Веди. Таня, пожалуйста, пойдем с нами. Дело напрямую касается вас обоих – я имею в виду Хёнкон.

Таня вздрогнула. Ну что еще приготовила дурацкая судьба? Живот пробурчал, напоминая, что с утра получил всего лишь кусок наполовину хлопчатобумажной колбасы на шмате черного хлеба. Ладно, в конце концов, все равно поесть нужно, а дома в холодильнике пусто. Лишь бы не травануться ненароком в той пельменной…

Заведение и в самом деле оказалось недалеко, в полутора кварталах, рядом с небольшим сквером, где расположилась кучка тихих алкашей, разливавших вино по раскладным пластиковым стаканчикам. Милиционер прогуливался неподалеку, но гнать их пока не гнал – то ли связываться ленился, то ли ждал чего-то. Компания прошла в полутемный зальчик с парой десятков стоячих столиков. Пельмени в ассортименте имелись, но Таня, памятуя последний опыт с выковыриванием из зубов мелких костных обломков, взяла несколько давно остывших блинов, политых с краешку жидкой сгущенкой. Юно, однако, взять порцию пельменей не побоялся, а Пашка ограничился стаканом чая и засохшим коржиком.

Юно отвел их в дальний угол, сходил за вилками для себя и Тани и принялся быстро поглощать пельмени.

– Значит, о Хёнконе, – сказал он, словно продолжая давно начатый разговор. – Я так понимаю, вас обоих сбасы уже обработали? Не смотрите на меня большими виноватыми глазами, это стандартная процедура. Атара предполагала, что вас начнут вербовать…

– Кто предполагал? – перебил Пашка.

– Нихокара Самира Павловна. Вы с ней встречались, в санатории и в компании с паладарами. Та, что вас одобрила.

– А-а… Ну и что?

– Ничего особенного. Надеюсь, вы никаких глупостей не совершили? Ну, вроде битья себя пяткой в грудь, что не считаете возможным сотрудничать с грязными подлыми сбасами?

Юно обвел их взглядом, и Таня почувствовала, что краснеет.

– Вот и здорово. В Университет вас так или иначе бы вытащили, не за СБС здесь последнее слово, но дело серьезно осложнилось бы.

– Все равно я ни на кого стучать не собираюсь! – зло сказал Пашка.

– Ты болван, Касуми, – спокойно парировал Юно, пережевывая пельмень. – Паладары прекрасно осведомлены о нравах и обычаях Ставрии. Они ожидают, что всех без исключения ставрийцев и СБС, и военная разведка Генштаба станут трясти на предмет сведений о Хёнконе. У вас не будет ни единого шанса узнать что-то, для них не предназначенное. Так что в Хёнконе можете хоть доклады писать на сто страниц, все равно в них не окажется ничего, что разведчики в посольстве и сами не выяснят. Для вас главное – в конфликт с СБС не вступать, если только не намерены политического убежища за бугром просить.

– Убежища? – Пашка нехорошо прищурился. – Юно, ты не провокатор, случайно?

Лицо секретаря осталось непроницаемым.

– Когда я тебя, дурака, фехтовать учил, сто раз объяснял: не лезь дуром, если клинок в брюхо схлопотать не хочешь, – он сунул в рот последний пельмень и с сожалением посмотрел на пустую чашку. – Взять еще, что ли… нет, ладно, в них и мяса-то почти нет, сплошное тесто. Касуми, задумайся хоть на секунду: кому ты нужен, чтобы тебя провоцировать? В общем, ладно, закончили про СБС. Просто еще раз повторяю: не парьтесь. Покорно кивайте, подписывайте, что подсунут, рассказывайте, что потребуют. Паладарам вы вреда не нанесете, даже если сильно постараетесь. Теперь по графику перемещений. У меня здесь кое-какие дела, так что в Асталану вылетаем послезавтра. Сегодня-завтра подавайте заявления на увольнение, разносите бумажки по конторам, прощайтесь с друзьями-родителями, а послезавтра…

– Погоди, Юно! – перебила его Таня. – Как – послезавтра? Я же полчаса назад заявление на загранпаспорт подписала! Его, говорят, две недели минимум…

– Завтра обоим сделают! – отрезал Юно. – Я получу и вам отдам. Значит, восьмого мы в Асталане, девятого вылетаем в Кайнань, десятого вечером – в Хёнконе. К тому времени тайфун как раз пройдет, самолеты из Каоляня летать начнут…

– "Мы"? – вклинился Касуми. – И ты тоже?

– Я отправляюсь с вами. Меня переводят в Университет, для начала помощником посла по административно-хозяйственным вопросам. Я должен приготовить все к прибытию посольства, которое состоится не позднее чем через две декады. И для вас дело найдется: в Хёнкон начинают прибывать подростки, за которыми следует присматривать. Двое кайтарцев уже там. На вас с ними отработают систему приема и размещения, чтобы избежать накладок, когда начнется массовый заезд.

– Но я не готова! – жалобно пискнула Таня. – Мне вещи собрать нужно… я с народом еще не попрощалась толком…

– Народ переживет, – хладнокровно пожал плечами Юно. – А вы без меня в Ценгане заблудитесь, если разговорный катару выучить не успели. Вот, держите, – он достал из нагрудного кармана куртки две узкие бумажки и сунул их Тане с Пашкой. – Завтра не позднее трех часов дня позвоните по этому номеру и сообщите о готовности. Там сработает автоответчик, не удивляйтесь. Телефон – мой персональный, по технологии паладаров, но он весит двадцать катти, с ним не натаскаешься. Просто наговорите сообщение – и постарайтесь, чтобы в нем не содержалось ничего сверх "все готово, могу ехать". Если все штатно, седьмого числа в шесть утра явитесь по адресу, написанному ниже. Если возникнут дополнительные вопросы, звоните сегодня или завтра после девяти. Сейчас что-то непонятно?

Таня посмотрела на Пашку и вздохнула.

– Пока нет. Столько на голову свалилось, что разобраться бы сначала.

– Да я в любой момент ехать готов, – криво ухмыльнулся Пашка. – На работе давно уже предупредил, заявление мне хоть с завтрашнего дня подпишут, а больше здесь делать и нечего.

– Замечательно. Тогда я пошел. Не забудьте – отчет завтра до трех дня.

Юно взял чашку и отнес на стол для грязной посуды. Потом коротко махнул и вышел из пельменной.

– Значит, тебя тоже обрабатывали? – тихо спросил Пашка.

Таня посмотрела на него и быстро отвела глаза.

– Да, – почти шепотом откликнулась она. – Капитан первого класса. СБС.

– И ты, конечно, подписала все, что сказали?

Таня неопределенно повела плечом. Она намотала на вилку холодный блин, сунула его в рот и принялась ожесточенно жевать, избегая взгляда товарища.

– Вот так живешь себе, думаешь, что сам по себе, что никакие сбасы и политика тебя не касаются, а потом – бац, и бумажку подсовывают. И ты сексот, – в голосе друга слышались горечь и злость. – И твои тайные гордость и независимость, оказывается, просто бессмысленное дрочение самолюбия. Все просто: играешь по их правилам или идешь в жопу со своими амбициями, учителем рисования куда-нибудь в глушь, в северную деревню. Ненавижу! И их, и себя ненавижу… Понимаешь, – вдруг горячечным шепотом сказал он, – мне лишь бы вырваться отсюда! Лишь бы ТАМ оказаться! А дальше хрен я вернусь! Лучше под забором милостыню просить, чем здесь унижаться.

Таня подняла глаза. Пашка стоял, стиснув в руке стакан с чаем и уперев взгляд в стол, на скулах играли желваки.

– Касуми, зачем ты оправдываешься? – печально спросила она. – Я ведь тоже бумажку подписала. Ее в общую кучу засунули, думали, не замечу, а я заметила. И подпись поставила. И потом, а вдруг я на тебя настучу? Еще до того, как уедем? И не видать тебе никакого Университета, никаких паладаров…

– Ну, Лучница, если еще и ты настучишь, то тогда и жить незачем, – Пашка со стуком отставил стакан. – Кому нужен мир, в котором даже друзья предают? Только пойти и повеситься.

– Да. Пойти и повеситься… – эхом откликнулась Таня.

– Ну ничего, Лучница, – в голосе Пашки скрежетнули каменные нотки. – Не переживай. Пусть нас поимели сегодня, но еще немного, и больше нас не достанут.

Он протянул руку и крепко сжал ее плечо.

– Не бойся. Выкарабкаемся.

В полутемном зале пельменной отблески тусклого дневного света придавали его глазам демоническое выражение. Выражение мрачной решимости на его лице пугало. Штиль, вдруг вспомнила Таня, его фамилия Штиль. Да уж, сейчас он больше смахивает на бурю, затаившуюся в ожидании удобного момента. Как бы не взорвался раньше времени…

Кивнув на прощание, Пашка стиснул в кулаке свернутые в трубку бумажки и стремительно вышел из заведения. Девушка тоскливо посмотрела вслед. Во рту устойчиво держался кислый привкус желудочного сока. Нет, нельзя так нервничать, когда ешь, еще язву желудка заработаешь.

Она сунула в рот еще один блин – непропеченное вязкое тесто с еле слышным сладковатым привкусом сгущенки – и принялась ожесточенно работать челюстями. Пусть она теперь сексот, но стучать на паладаров все равно не станет, что бы там сбас ни болтал о Родине и патриотизме. И она знает, что делать. В Хёнконе она обязательно найдет Палека и расскажет ему о случившемся. А дальше пусть он подскажет, как поступать. В конце концов, не вышвырнут же ее паладары обратно из-за одного разговора со сбасом? Тем более если знают о "стандартной процедуре"…

Она тряхнула головой и затолкала в рот оставшиеся два блина, с трудом работая челюстями. Переживания переживаниями, а времени в обрез. Половина второго, и до финального срока осталось чуть больше суток. И если она хочет уложиться вовремя, придется бегать по городу со всех ног.

Главное – увидеть Хёнкон. А там можно и помереть.

04.13.878. Планета Текира, Катония, Крестоцин

Тяжелая тишина ночного университета давила на уши, словно сотня саженей морской воды. Время близилось к девяти вечера, и даже самые упорные студенты давно разбежались по домам. Где-то в лабораториях физического и химического факультетов все еще трудились особо фанатичные исследователи, но здесь, в корпусе медицинского факультета, стоялая глухая тишь.

Шаги доктора Кулау гулко отражались от стен коридора. Он не спешил. В конце концов, когда жизнь заканчивается, приближать конец не очень-то и хочется. Не то чтобы у него оставались осмысленные цели, но все-таки… прожив семьдесят пять лет, довольно сильно привыкаешь к самому процессу.

Перед лабораторией он ненадолго остановился. Простая деревянная дверь, непритязательная, оклеенная каким-то пластиком под дерево – за ней крылась судьба, и рука с пелефоном, протянутая к дверному замку, задрожала сильнее обычного. Собственно, ничего нового не ожидается, всего лишь подтверждение результата недельной давности. Но все-таки пока он не провел эксперимент, остается надежда. Пусть призрачная, пусть иллюзия, глупость которой он прекрасно понимает умом, но все равно утешение. А через несколько минут не останется и того.

Замок щелкнул, распознав код доступа, и старик толкнул дверь, перешагивая через порог. Автоматически вспыхнул свет, затмив остатки заката, еще смутно светящегося над уходящим за горизонт океаном. Доктор Кулау подошел к стенду и повел рукой, включая установку. Несколько движений пальцами в терминале, и на операционном столе проявилась голограмма: нагое мужское тело с тянущимися к нему паучьими ногами робоманипуляторов. С легким жужжанием с потолка спустилась штанга, удерживающаяся шлем виртуальности. С минуту доктор подстраивал параметры операции, затем натянул перчатки, пристроил шлем на голову и немного повозился, регулируя наглазные дисплеи. Знакомые действия успокаивали, позволяя не думать об ожидаемом результате.

Ну, незачем тянуть.

Он пошевелил пальцами, и в сформированной на экранах картинке ожили виртуальные манипуляторы. Снаружи, за шлемом, он знал, голограмма в точности воспроизвела их движения. Присутствуй здесь студенты, сейчас они с открытыми ртами толкались бы вокруг стола, стараясь не упустить ни одной детали происходящего. Но сейчас рисоваться не перед кем. Итак, простенькая задачка: радикальное удаление кистаденомы печени. Даже не на время, а как получится.

Он опустил несуществующий скальпель к призрачной коже и сделал первый разрез.

Полчаса спустя он отключил имитатор и медленно стянул с головы шлем. Еще медленнее снял перчатки. Потом оперся о стол и замер неподвижно. В голове стояла такая же гулкая пустота, как и в университетских коридорах. Замечательно. Просто великолепно. После троекратно случайно перерезанных ветвей воротной вены доводить симуляцию до конца смысла уже не имеет. Стиснув зубы, он дотянулся до монитора и, поковырявшись в нем, вывел анализ движений скальпелей. Да, все верно. Мышечная дрожь в пальцах больше не компенсируется никакими алгоритмами медицинского искина. Если он встанет у настоящего стола, пациент рискует не пережить операцию.

Вот так и заканчивается карьера. Доктор Кулау стер запись, вернул на место шлем и перчатки, отключил установку и тяжело уселся на стул. На стене помигивали цифры: половина десятого. Вот-вот наступит полночь, и ночные сторожа двинутся обходить корпуса. Не стоит задерживаться, чтобы не объясняться с ними лишний раз. Вставать и куда-то идти, однако, не хотелось. Впереди ждала пустая квартира: пока что лишь временное прибежище, когда нет ночных дежурств, но в самом скором времени – постоянная запущенная берлога одинокого старика.

Профессор кафедры. Доктор полноценный и почетный. Главврач. Заведующий отделением. Оперирующий хирург. Вроде бы выпадает лишь последнее звено цепочки: дрожь в руках не мешает ни преподаванию, ни консультациям, ни административной работе, а ум по-прежнему ясен и холоден. Однако, он всегда твердо считал, хирург, не занимающийся практикой, не имеет права учить. Особенно сейчас, когда началась очередная мини-революция, связанная с новым поколением медицинских искинов, и уже через год-другой все радикально изменится. Ну, какое-то время он сможет продержаться администратором, но зачем? Несколько десятилетий он совмещал должности главврача и заведующего отделением лишь потому, что найти толкового администратора на такую зарплату руководство больницы не сумело. Или не пыталось – зачем, если доктор Кулау и так вкалывает едва ли не из любви к искусству? Нет, заведующим он не останется. Хирургическому отделению Первой городской больницы придется обойтись без него. В конце концов, надо же дать дорогу молодежи!

Вот так жизнь и заканчивается. Казалось бы, что такое семьдесят четыре года? Будь он инженером или математиком, даже и не задумывался бы о маленькой трагедии, в которую превращается каждый день рождения. Им достаточно ясной головы. Но хирургу, не способному оперировать, прямая дорога на свалку. Кулау Цмирк поднял глаза на стену. Карина Мураций улыбалась ему неяркой, но теплой улыбкой, какой приветствовала входящих в аудиторию ее имени. Точно так же она улыбалась людям при жизни. Почему ты мертва, а я жив? – мысленно спросил он у ученицы. – Ни по таланту, ни по способностям я никогда не годился тебе в подметки. В двадцать пять, сопливым интерном, ты оперировала лучше, чем я на пике мастерства. Что бы ты сказала, узнав о моих проблемах? Какие бы слова нашла, чтобы успокоить? Ты бы нашла, я знаю. А может, даже и вылечить сумела бы… хотя нет, справиться с изношенными нервами и стареющим организмом не под силу даже молодой волшебнице.

– Между прочим, Калу, тебе давно пора домой.

От слишком громкого в тишине голоса доктор вздрогнул всем телом. Томара стояла у дверей, скрестив руки, и на ее лице держалось непонятное выражение: то ли сочувственное, то ли насмешливое, то ли еще какое.

– Подкрадываешься, как мадамукира, – проворчал Кулау, скрещивая руки на груди. – Вот устроишь мне инфаркт, будешь знать. Откуда ты взялась, Тома?

– Из воздуха сконденсировалась, – усмехнулась та. – Решила посмотреть, как ты самоистязанием занимаешься.

– Ну и как, насладилась? – почти враждебно буркнул хирург.

– Не слишком, – Томара посерьезнела. – Что, очень плохо с руками?

– Я больше не рискну встать к столу, – стараясь выдерживать ровный тон, ответил Кулау. – Вернее, уже давно не рискую, если сама не заметила. Ну, старость ловкости не прибавляет. Думаю, вообще пора на покой. Тома, скажи, ты не задумывалась о том, чтобы занять мое место? Вот кому бы я пост главврача передал с легким сердцем!

Томара подошла поближе и уселась на соседний стул.

– Нет, Калу, не задумывалась. Ты же знаешь, я предпочитаю делом заниматься, а не бумажки в дисплее листать. Да и потом, я ведь тоже не девочка. Мне шестьдесят пять, не забывай.

Шестьдесят пять… Кулау окинул коллегу критическим взглядом. Статная фигура, прекрасная и для тридцатилетней, черные как смоль волосы, легкие морщинки в углах глаз… На вид он дал бы ей сорок пять, много пятьдесят. Она не просто великолепно сохранилась для своего возраста – дряхлость, кажется, просто обходит ее стороной. Да и муж, Дентор Пасур, изредка наведывающийся из Сураграша, тоже не выглядит на свои шестьдесят с лишним. Впрочем, у гиганта-полицейского наверняка тролли в родне затесались, как известно, до ста пятидесяти без напряжения доживающие. Везет же некоторым!

– Твои шестьдесят пять, Тома, куда моложе пятидесяти у многих и многих, – усмехнулся доктор. – Тебе-то точно еще лет двадцать проблемы не грозят. Ну, не хочешь, как хочешь. Если передумаешь, дай знать, тут же представление директору напишу. Пара-тройку недель на согласование кандидатуры наверняка уйдет, так что время есть.

– А ты, Калу? Ты-то что делать собираешься?

– Не знаю, – Кулау пожал плечами. – Находят же другие старикашки себе занятия. Ближайший год-два преподавать еще сумею. Опять же, хобби какое-нибудь заведу, марки там собирать старинные или еще что. Или вот цветоводством давно заняться хотел.

Пока он лгал, стараясь казаться безмятежным, в груди собирался тяжелый свинцовый комок. Не суждено ему заняться филателией и цветочными клумбами. Без своей работы он долго не протянет. Зачахнет и умрет с тоски, а то и просто найдет способ уйти пораньше. Томе, разумеется, о таких вещах знать и даже просто догадываться незачем. Вообще зря он ввязался в разговор. Следовало сослаться на завтрашние дела и уйти побыстрее.

Томара протянула руку и нежно погладила его по щеке подушечками пальцев. Доктор удивленно взглянул на старую подругу и соратника. Такая ласка вовсе не в ее стиле.

– Врать, Калу, ты умеешь не многим лучше Кары, – печально улыбнулась хирург. – Уж точно не меня тебе обманывать. Я давно вижу, тебе на стенку от тоски лезть хочется. Какие еще цветы? Даже в твоем кабинете зелень чоки-секретарша поливает, ты ни разу к лейке и пальцем не прикоснулся. Скажи, ты уже совсем сдался?

Внутри начало подниматься глухое раздражение. Зачем она лезет в душу? Что он ответить должен – "да, сейчас пойду домой и повешусь по-быстрому"? Кулау сдержал едкую реплику: Тома не заслужила. Наверняка она просто пытается помочь на свой лад. Правда, толку от такой помощи нет – хотя наука и сумела продлить среднюю продолжительность человеческой жизни почти до девяноста лет, до бессмертия людям все так же далеко, как и всредневековье. Да и невелико удовольствие бесконечно существовать инвалидом-маразматиком.

– Поздно уже, Тома, – сухо ответил он. – Права ты, домой пора.

Внезапно отяжелевшее тело отказывалось повиноваться, но он заставил себя подняться на ноги. Взгляд снова упал на улыбающийся портрет Карины Мураций.

– Да, вот кому я бы с удовольствием оставил отделение, – вздохнул он. – Сколько бы ей сейчас исполнилось? Пятьдесят?

– Сорок девять, – поправила Томара, поднимаясь следом. – Она с двадцать девятого.

– Да, сорок девять. Самый расцвет мастерства для хирурга. Впрочем, она всегда была талантливее остальных. Занесло же ее в дурацкий Сураграш! Все-таки, Тома, несправедливо, когда молодежь умирает раньше старших.

– Ну, она всегда считала, что смерть вообще несправедлива, – Томара снова странно усмехнулась. – А после авиакатастрофы в своем мнении лишь укрепилась. Правда, от вопроса, чем люди станут заниматься в течение вечности, по-прежнему скромно уклоняется.

– Ты о ком? – непонимающе посмотрел на нее Кулау.

– О Каре, конечно, – тем же небрежным тоном откликнулась Томара.

Кулау еще раз посмотрел на нее, на сей раз уже острым профессиональным взглядом.

– Тома, с тобой все в порядке? – озабоченно спросил он. Нет, вроде бы повышенной температуры, когда она дотрагивалась, не чувствовалось. Неужели с ней что-то серьезное?

– Ну да. А почему ты спрашиваешь?

– Карина Мураций умерла одиннадцать лет назад, – старательно подбирая слова, ответил профессор. – В той самой катастрофе под Нумати. Она не может ничего считать. Тома, ты точно о ней говоришь?

– Она не погибла в авиакатастрофе, Калу. Ее смерть инсценирована. Она жива до сих пор.

Сердце бешено заколотилось.

– Жива?! – неверяще переспросил Кулау. – Кара? Жива?

– Ага, – словно рассуждая о погоде, кивнула Томара. – И ей крайне не терпится с тобой пообщаться. Ты как, не возражаешь полчасика от сна оторвать прямо сейчас?

Кулау вцепился ей в плечи.

– Где она? – выдохнул он. – Здесь, в Крестоцине?

– Да, в Крестоцине, – кивнула Томара. – Более того, прямо тут, в университете. Калу, мне больно!

– Так что же ты молчала! – с досадой сказал профессор, отпуская ее. – Извини, конечно, Тома, но уж меня-то могла бы и не готовить с такими предисловиями. Где она?

– Я здесь, учитель.

Кулау резко повернулся. Карина Мураций стояла возле учебного операционного стола: невысокая молодая девушка с короткой стрижкой, в коротких шортах и легкой блузе похожая на мальчишку. Кулау задохнулся, и на него волной нахлынули воспоминания: промозглое осеннее утро, моросящий за окном холодный дождик – и юная практикантка, интерн-первогодок, только что из аэропорта, с голыми ногами, покрытыми синими зябкими пупырышками… Двадцать девять лет. Сегодня исполнилось ровно двадцать девять лет с момента, как они впервые встретились.

Но почему она так молодо выглядит? Ведь ей под пятьдесят!

– Доктор Кулау Цмирк, – Карина шагнула вперед и поклонилась по всем правилам старомодной женской вежливости: руки сложены перед собой на бедрах, глаза опущены в пол. – Приношу нижайшие извинения за непростительную задержку с визитом. Вина всецело моя.

– Кара… – выдохнул Кулау, импульсивно прижимая ее к себе и чувствуя, как та приникает к груди, отвечая на объятья. – Каричка… Как же я рад, что ты жива, даже представить не можешь! Ох, Кара, что ж ты раньше-то мне не сказала? Я думал, ты погибла…

– Да, Кулау. Все так думали, – ответила Карина у него из-под мышки. – Мы очень тщательно инсценировали катастрофу, чтобы никто до правды докопаться не сумел. Прости, учитель, но я не могла рисковать. Во всем мире правду знали несколько… персон, и почти никто из них не является человеком.

– Ну, ты у нас Ведущая по Пути, – слабо усмехнулся Кулау, выпуская ее. – Тролли тебе куда ближе. Или с орками подружилась?

– Нет, Кулау, – серьезно ответила Карина, не поддерживая шутку. Она выпрямилась и посмотрела доктору прямо в глаза. – Когда я говорю "не является человеком", я имею в виду отнюдь не разумные биоформы Текиры. Из биоформ знали только мастер Караби, одна женщина в Крестоцине, мой хороший друг, и еще пара человек.

– А остальные, значит, Чужие? – Кулау снова рассмеялся, но внутри нехорошо дрогнуло. – Прилетели с другой планеты, и…

– Не с планеты, – качнула головой Карина. – Учитель, здесь неподходящее место для беседы. Не возражаешь против перемещения?

– Да, конечно, – Кулау торопливо кивнул. – Я знаю хороший ресторан, он открыт всю ночь. Тебе не опасно появляться на публике?

– Не совсем, – туманно ответила Карина. – Но я имею в виду не ресторан.

– А что?

– Тома, – Карина глянула на Томару. – Закроешь аудиторию, ладно?

– Угу, ты развлекаешься, а я, значит, убирай? – пробурчала та. – Ладно уж, закрою и присоединюсь.

– Спасибо. Учитель! – Карина потянулась и положила ладошки на плечи Кулау. – Закрой глаза, пожалуйста. И приготовься – на первый раз ощущения весьма… необычны.

– Ощущения? – тревожная струнка внутри звучала все сильнее. Что-то определенно не так. Не опасно, нет, Кара не способна причинить кому-либо зло… та, прежняя Карина была не способна, но и нынешняя не похожа на злодейку. Но что-то явно выходит за рамки обыденного.

– Все закончится хорошо, – Карина опять улыбнулась своей теплой неяркой улыбкой. – Все всегда заканчивается хорошо, учитель. Ты ведь и сам знаешь.

Ага. Рано или поздно все подыхают, на чем история и заканчивается. Ну ладно. Он покорно закрыл глаза – и умер на самом деле.

Ужасное ощущение полного небытия, казалось, тянулось целую вечность. Когда оно наконец закончилось, хирург не удержался на ногах и повалился коленями на что-то упругое. Ладони уперлись в густую мягкую траву, в глазах потемнело.

– Ты в порядке? – услышал он встревоженный голос Карины сквозь гул крови в ушах. – Кулау, ты очень плохо себя чувствуешь?

– Кажется… сердце прихватило… – выдохнул он, садясь на задницу и тяжело дыша. – Погоди, скорую не надо пока…

– У тебя все в порядке с сердцем, – облегченно вздохнула Карина. – Просто гиперсдвиг по-первости очень плохо переносится некоторыми, да и прочим радости мало. Все чувства отключаются на мгновение, и мозг начинает паниковать. Некоторые просто сознание теряют. Кулау, не надо сидеть на земле, она влажная. Рядом веранда, давай перейдем туда.

Туман в глазах понемногу рассеивался, но светлее не становилось. Чуть отдышавшись, доктор осознал, что и в самом деле сидит на дерне в густой сочной траве, лицо ласкает теплый влажный воздух, напоенный растительными запахами, а над головой в прорехах между кронами ослепительно сияют россыпи огней Звездного Пруда. Галактический диск выглядел, словно увеличенный в кривом зеркале и тщательно протертый влажной тряпочкой. Кулау тряхнул головой, но наваждение не исчезло. Так. Вдобавок к пальцам еще и галлюцинации.

– С тобой все в порядке. Ты в здравом уме и твердой памяти, и тебе ничего не чудится. Мы действительно больше не в Крестоцине, – спутница мягко, но решительно ухватив его под локоть, помогла подняться на ноги. – Мы переместились на Жемчужные острова в Бескрайнем океане. Здесь время на шесть часов впереди Крестоцина, скоро рассвет.

– Ничего не понимаю! – Кулау ошарашенно огляделся. Он дотянулся до ближайшего куста, сорвал листик и растер между пальцами, потом осторожно лизнул. Горько. Нет, такие подробные галлюцинации у здоровых людей невозможны. Значит, либо он полностью свихнулся, либо… – Кара, что происходит?

– Нам туда, – Карина указала в сторону, и доктор разглядел тропинку, петляющую между деревьями. Несмотря на полное отсутствие искусственного освещения, она прекрасно различалась в темноте, светясь странным призрачным светом. – Пойдем. Уверяю, всему есть вполне рациональное объяснение, но сначала нужно немного прийти в себя. Прости, что подвергла твою психику испытанию, но шока так или иначе не избежать. Пока идем, успеешь свыкнуться с переменой обстановки.

Ученица взяла его под руку и увлекла за собой.

Кулау шагал словно во сне. Он вдыхал вкусный воздух, слушал журчание невидимых ночных насекомых – то ли цикад, то ли еще кого, и оглядывался по сторонам. Пальцы дрожали сильнее обычного, и доктор стиснул кулаки, чтобы не давать им воли. Он постепенно приходил в себя. Далеко между деревьями мелькали огоньки в домах, освещенных редкими фонарями. Значит, здесь живут. Но как? Жемчужные острова… полторы тысячи верст к юго-востоку от побережья Катонии. Здесь – один из наиболее нестабильных участков планетарной коры, постоянные подводные землетрясения и извержения вулканов. Следовательно, острова должно непрестанно трясти подземными толчками и хлестать цунами. Но местность не похожа на опасную для жизни. Наоборот, сказка какая-то. Наверное, все-таки не галлюцинация и не сумасшествие, а сон.

Сотню саженей спустя призрачная тропинка вывела к небольшому темному строению. Тут же сами собой разгорелись фонари, освещая небольшую уютную веранду с легкими плетеными креслами и парой столиков с исходящими паром чайниками и корзинками с фруктами и печеньем. Кулау сбросил ботинки перед ступеньками и поднялся по гладким дощатым ступеням. Карина усадила его в одно из кресел, придвинула столик и налила чай в фарфоровые чашки.

– Фруктовый, как ты любишь, – пояснила она. – Киви со смородиной. Если хочешь другой вкус, заказывай. Если хочешь поужинать, просто скажи. Любые блюда, без ограничений.

Ну, точно сон. Впрочем, почему бы не воспользоваться случаем? Кулау осторожно прихлебнул обжигающую жидкость. Ум-м! Ароматная вкуснотища.

– Так хорошо дрыхну, что жаль просыпаться, – пробормотал он. – Утром опять вылезать из кровати и тащиться на работу, и ты…

Он осекся. Крайне невежливо говорить человеку, даже плоду собственного воображения, что тот снова окажется мертвым. Пусть все идет, как идет.

– Я никуда не денусь, учитель, – покачала головой Карина. – Понимаешь, я и в самом деле жива. Я не умерла ни в пятьдесят восьмом, когда сумасшедший бандит в джунглях проткнул меня тоскалой, ни даже в шестьдесят седьмом, когда мой самолет сбили в Сураграше. Жива я, правда, не в биологическом смысле, обычного тела у меня давно нет, но детали не принципиальны.

– Интересное начало, – кивнул Кулау, потягивая чай. – Значит, тебя проткнули насквозь, ты заживо сгорела в костре из авиационного бензина, но детали не важны?

– Точно! – тихо засмеялась Карина. – Главное в другом. Понимаешь, с пятьдесят восьмого года я больше не являюсь человеком. Я Демиург.

Кулау молча приподнял бровь, ожидая продолжения.

– Учитель, Текира создана искусственно. Ее биосфера – тоже. Люди, тролли и орки – расы, просчитанные на компьютере и выведенные в пробирке. Изначально планета являлась игровой площадкой для Демиургов. Основной Игрок-Стратег известен тебе под именем Вечного Императора Майно. Пробуждение Звезд – событие, отметившее конец Игры и переход Текиры к самостоятельному развитию, и мой эффектор – результат неудачного эксперимента Демиурга Майи. Вот так примерно, если в двух словах.

– И ты являешься представителем… э-э, Дамиургов?

– Демиургов.

– Пусть так. Ты представитель их расы?

– Нечто вроде приемной дочери одного из них, исправлявшего ситуацию после пандемии вирусного эффектора в тридцать девятом. Я послужила одним из инструментов. Ты знаешь Корректора Джао, он появлялся в Крестоцине под именем Дзинтона Мурация. В пятьдесят восьмом он решил, что с меня хватит смертельных опасностей, и переделал меня. Без спроса, что характерно. Я нежно люблю папочку, но до сих пор руки чешутся его прибить за бесцеремонность, – неожиданно сердито закончила она.

Кулау пожал плечами и снова отхлебнул чай, и не думавший остывать. Более того, чашка почему-то оставалась полной. Какой забавный сон, однако. И кажется почти реальным.

Кстати, а результаты испытания ему тоже приснились? Или, проснувшись, придется еще раз ставить эксперимент и терпеть позор унижения, пусть даже невидимого для остальных?

– Он не верит, Кара, – нагая Томара быстро поднялась на веранду, стуча по полу твердыми пятками. Кулау окинул ее взглядом – да, телу не дашь даже тех пятидесяти, что лицу. Скорее, хорошо сохранившиеся тридцать. Интересно, что бы сказал психоаналитик, если поделиться с ним сновидением? – Я даже без нейросканера вижу. Калу, старикашка хренов, ты так и намерен сидеть здесь в блаженной кататонии?

– Для такого замечательно сна я даже готов простить кататонию, – благодушно откликнулся Кулау. – А вот за старикашку ответишь, когда проснусь. Вот объявлю в отделении…

От страшной внезапной боли, пронзившей руку, он дернулся и заорал в голос. От брошенного взгляда захотелось заорать еще раз или же сразу потерять сознание. Сквозь клочья, оставшиеся от рукава рубашки, он ясно видел клочья кожи и мускулов, свисающих с белеющей сквозь кровавое месиво локтевой кости. Остатки рукава быстро набухали темным. Доктор невольно дернул рукой, висящей как плеть, и боль снова пронзила тело.

– Сон больше не замечательный? – ехидно осведомилась Томара. В пальцах, превратившихся в длинные стилетообразные когти, она держала кусок вырванного мяса. – Больше на кошмарик смахивает? Извини, Калу, но я тебя знаю. Без острого шока твою дубовую башку не пробить. А теперь фокус-покус…

Боль в руке внезапно исчезла, а сама рука на мгновение окуталась темной дымкой. Когда та пропала, конечность вдруг снова оказалась целой и невредимой, и лишь окровавленные клочья рукава продолжали ронять на пол террасы тяжелые капли, разбрызгивающиеся по светлому дереву. Кулау ошарашенно посмотрел на них, потом осторожно провел правой ладонью по плечу, подвигал левой рукой. Все в порядке. И кровь – она натуральная. Уж хирург с полувековым стажем способен отличить ее на вид и запах от любой другой субстанции.

– Тома! – досадливо сказала Карина. – Зачем?

– Ну а как ему еще докажешь? – Томара махнула рукой, и кровь на одежде и полу пропала так же внезапно, как и рана. Кусок мяса в ее ставшей нормальной руке тоже исчез, и о произошедшем теперь напоминал лишь порванный в клочья рукав. Женщина придвинула плетеное кресло к столу и уселась в него, забросив ногу на ногу. – Калу, так что там с замечательностью сна?

– Что случилось? – сознание доктора все еще отказывалось принимать происходящее, но чувства уже начали намекать на странность происходящего. Окружающий мир слишком реальный, слишком… живой. Невозможно во сне перенести такую боль и не всплыть к грани реальности. Он еще раз провел пальцами по левому плечу. – Тома, что… ты сделала?

– Учитель, я не успела тебе сказать, – виновато пояснила Карина. – Мы заменили тебе тело. Теперь оно такое же, как и у нас, фантомное, вечное и неуничтожимое. Протяни вперед руку, пожалуйста, и распрями пальцы.

Кулау недоверчиво повиновался. Над верандой повисла тишина, нарушаемая звоном ночных насекомых. Хирург смотрел на кончики пальцев, снова чувствуя какую-то неправильность…и вдруг осознал, что они больше не дрожат. Рука висела в воздухе совершенно неподвижно. Он шевельнул пальцами, и те послушно повиновались в точности так, как хотелось.

– Все-таки сон, – пробормотал он. – В реальности чудеса не происходят.

– Еще раз тебя покромсать? – жизнерадостно предложила Томара. – Я могу. Я не Кара, комплекс вины перед тобой не испытываю, только свистни.

Она растопырила пальцы, и ее ногти медленно приняли форму острых кошачьих когтей.

– Не надо, – Кулау опасливо отодвинулся, и Томара звонко рассмеялась, откинув голову. – Тома… Кара…

– Кулау, не говори ничего, – попросила Карина. – Просто подумай и попытайся осознать, что происходит. Ты не спишь, честное слово!

Доктор медленно выдохнул через надутые щеки и потер пальцами глаза. Откинувшись на спинку, он попытался вспомнить все по порядку с момента, как вошел в учебную аудиторию. Нет, все стройно и логично. Никаких провалов в последовательности и логике событий. Никаких прыжков с предмета на предмет. Самые мелкие детали восстанавливаются вполне отчетливо. И, самое главное, он не просыпается, хотя, как известно, невозможно удержаться во сне, если задумываешься, не сон ли тебя окружает.

Неужели все происходит в реальности? Ой-ёй… Он еще раз подергал клочья рубахи. Сколько лет ее носит, и все как новая… была. Теперь придется другую покупать.

Тьфу. О чем он вообще думает? Какая рубашка? Впрочем, понятно: защитная реакция. Сначала его психика воспринимала происходящее как сон, теперь начала цепляться за мелочи, лишь бы отвлечься от главного – полной абсурдности происходящего. А мы не позволим всяким подсознания переключаться на посторонние материи, вот так. Мы сосредоточимся на главном.

Пункт первый. Он не спит, поскольку для сна происходящее слишком логично и стройно. Пункт второй. Если он сошел с ума, то настолько радикально, что самостоятельно из созданной больным мозгом псевдореальности не выкарабкаться. Остается надеяться на психиатров с сильнодействующими уколами. Что там нынче в ходу? Дзэнтарин? Но сидеть посреди галлюцинаций, созерцая пупок и ожидая появления спасателей, не его стиль. Следовательно, остается подыгрывать происходящему. Если все реально, он поступит правильно. Если нереально, хуже не станет.

– Так, а теперь, девочки, с самого начала, – задумчиво сказал он. – Что вы рассказывали про Демиургов и замененные тела? Не повторите специально для впадающих в маразм старикашек?

Карина и Томара переглянулись.

– Я же говорила, что его упрямую башку просто так не пробьешь, – ухмыльнулась Томара. – Сейчас вцепится как клещ и пару часов станет вытряхивать из нас все, что знаем.

– Пары часов у меня нет, – помрачнела Карина. – На Палле ждут, очередная нудная встреча с ценганьскими чиновниками. И с Камиллом насчет одежды консультироваться… Учитель, давай, я изложу краткую версию, а потом Тома дополнит детали?

– Валяй, – согласился Кулау. Ему вдруг стало весело. Видимо, еще одна защитная реакция психики – не станем ее подавлять. – Только сильно не бейте, если с первого раза не пойму. И лучше с самого начала.

– Ну, с самого начала выйдет совсем уж длинно и сложно, – улыбнулась его ученица. – Потому что началось все то ли три миллиарда, то ли пять тысяч текирских лет тому назад, смотря как смотреть, когда Демиург-Конструктор по имени Веорон по запросу другого Демиурга по имени Камилл создал новую игровую площадку – планету с названием Текира…

Полчаса спустя Кулау в очередной раз отхлебнул из неубывающей чашки с чаем и потер лоб.

– Значит, если кратко подвести итоги, то хотя Игра на Текире и закончилась два с половиной века назад, Демиурги все еще болтаются в окрестностях?

– Да, – согласилась Карина. – В основном Молодые. Практически все живут той же жизнью, что и до преобразования в Демиурга. Яни, Лика и Дор окончательно перебрались в Сураграш, а еще несколько, кого ты не знаешь, в Катонии и в Княжествах, как и Тома, сохранили прежний образ жизни. После того, как Майя и Камилл нашли себе новую игрушку и перебрались на Паллу, а Джао окончательно ушел на Джамтерру, из Старших здесь остается одна Миованна. Она все еще перестраивает планетарную кору, чтобы сократить число землетрясений, а заодно с ногами влезла в политику в Княжествах. Кстати, эти острова тоже она стабилизировала.

– Хм… И умереть сейчас, значит, невозможно?

– Не совсем. Каждый живущий на Текире умрет. Однако его разум не теряется, а переносится на иной носитель.

– И потом… как ты его назвала? Рекреационный сон?

– Да. С последующим пробуждением и полной свободой действий за малыми ограничениями.

– Смахивает на доктрину Церкви Колесованной Звезды, – Кулау снова отхлебнул чая. Интересно – он уже выпил, наверное, не один литр, но никакого переполнения желудка или мочевого пузыря не чувствуется. – Посмертные райские кущи, все такое. Ну ладно, не суть. Хорошо, считаем, что в первом приближении картину мира я осознал. Не уверен, что сердцем, но умом – точно. Остается главный вопрос – а я-то вам зачем сдался?

– Например, чтобы пощипать тебя как следует, – подмигнула Томара. – Или наконец-то изнасиловать. Я к тебе тридцать лет подкатиться не могла, и только попробуй сейчас заявить, что с коллегами и подчиненными подобные отношения недопустимы!

– А я Дентору пожалуюсь, что ты грязно пристаешь, – пробурчал Кулау. – Вот ужо прилетит тебе от ревнивого муженька!

– Скорее, он тебе по глупой башке настучит, чтобы мне нервы попусту не мотал. Калу, серьезно, я теперь не отстану. Дожить до семидесяти пяти и жениться только на работе – просто уму непостижимо!

– Тогда Кара меня защитит из уважения к сединам. И все-таки, девочки, если серьезно?

– Учитель, – Карина посмотрела на него глубокими черными глазищами, – ты мне очень нужен на Палле.

– А?

– У нас критическая ситуация. Наш Университет нуждается в хорошей медицинской службе. Мы надеялись на тамошних врачей, но… Так сложилось, что появились пациенты, которых мы не рискуем доверить никому из местных.

– Что-то нетривиальное? – чувствуя, как пробуждается профессиональный интерес, осведомился Кулау.

– Весьма нетривиальное – и с тяжелыми социальными последствиями.

– А?

– Калу, помнишь тридцать девятый год? – вмешалась Томара. – Сороковой? Сорок первый – до того, как прикончили Институт Человека?

– Ты имеешь в виду, девианты?

– Точно. Кара, дай-ка я расскажу, у тебя слишком много воспоминаний из тяжелого детства. Да, Калу, истерика вокруг девиантов. Спецопека, принудительное изъятие детей с особыми способностями у родителей, статьи в газетах, призывающие уничтожать маленьких чудовищ на месте, не брать живыми… Еще сохранилась в памяти атмосфера?

– Смутно, все-таки сорок лет прошло. Но кое-что вспоминается. А что, на вашей Палле то же самое?

– Мы не знаем всю картину, Калу. Свистопляска с законами физики в окрестностях планеты не позволяет Старшим провести полное сканирование аборигенов. Но мы знаем точно, что по крайней мере у троих людей – одного взрослого и двух подростков – внутри образовалось нечто, по картине зондирования очень смахивающее на тамошних волют.

– Которые туманные летучие спирали?

– Да. И сидят образования в точности в том месте, где во время Игры находился настоящий эффектор, реализовавший у паллийцев особые способности – в верхнем средостении. И, похоже, цепляются к нервной системе носителей по той же самой схеме. Условно их назвали "псевдоэффекторами". Мы не понимаем, откуда и как они берутся, но их обязательно нужно исследовать.

– И вы приглашаете меня на должность… э-э…

– Директора медицинской части Университета. Фактически – министра здравоохранения Хёнкона, хотя Паллийская группа предпочитает не использовать громкие термины по политическим соображениям.

– Учитель, – добавила Карина, – тебе не придется заниматься рутинными мелочами, они лежат на искинах, на Дзии и координаторе. Нам нужен человек, способный построить медицинскую службу в целом и тактично подойти к вопросу эйлахо в частности. Понимаешь, сейчас в Хёнконе находятся два известных носителя – те самые подростки, мальчик и девочка четырнадцати лет. В пересчете на текирские годы им чуть меньше шестнадцати. Очень беспокойный и эмоциональный возраст, требующий аккуратной работы – а нам до зарезу необходимо, чтобы они увлеченно сотрудничали с нами, а не демонстрировали довольно тяжелые характеры. Я знаю, ты не педиатр, но твое умение обходиться с людьми очень пригодилось бы. Я намеревалась взять медицинскую часть на себя, но, как оказывается, мне попросту не хватает времени. Политические переговоры, перепланировка и перестройка Хёнкона, установка связей с учебными заведениями по всей Палле, отбор воспитателей и преподавателей, да еще и изучение местной нейрофизиологии – я перегружена, а потому вынуждена делегировать полномочия другим. Ты согласишься хотя бы подумать о предложении?

Кулау поднес к губам кружку с чаем, но вдруг почувствовал отвращение и отставил ее подальше. Хватит надуваться жидкостями. Вопрос задан явно и недвусмысленно, и отвечать на него придется.

– Почему я? – задумчиво осведомился он, глядя на начинающее светлеть на востоке небо. – На Текире живет почти миллиард человек, не считая троллей и орков. Многие с радостью согласятся.

– Мы не знаем их так же, как знаем тебя. Чтобы приглядеться к ним и понять пригодность, потребуются годы. А их у нас нет.

– Ну хорошо. Но у вас же куча… э-э, нэмусинов? Или нэоки? Из них никого подобрать нельзя? Ведь они же под постоянным наблюдением.

– Нэмусины – пока что спящие, нэоки – проснувшиеся, – пояснила Карина. – Да, Кулау, именно так, целая куча. Беда в том, что и их не можем привлечь. Личностей с нужным опытом, одновременно административным и медицинским, и подходящим характером, очень мало. Среди нэмусинов нет ни одного близкого к пробуждению, а из нэоки нам известны семь кандидатур, и все играют очень важные роли в сообществах пробудившихся, дают им смысл существования. Понимаешь, нэоки пока что слишком мало, чтобы сформировать полноценное общество бессмертных, и каждый островок его кристаллизации – на вес золота. Мы не можем выдергивать подходящих людей ради посторонних целей. Выход один: найти кого-то среди живых. Ты – единственная подходящая кандидатура из всех мне известных. Я понимаю, может показаться неудобным подчиняться бывшей ученице…

– Да ладно, ладно! – поморщился Кулау, отмахиваясь. – В отличие от тебя я в Сураграше никогда не диктаторствовал, свое место знаю. И вообще, плох учитель, не гордящийся переросшим его учеником. Но, Кара, я как-то не намеревался… так радикально менять место работы.

– Да брось, Калу! – ухмыльнулась Томара. – Ты последние полгода едва ноги таскаешь с этакой тухлой тоской во взгляде, словно прощаешься с окружающими. Признайся, думал ведь уже о самоубийстве, нэ? Не дергайся. Мысли читать не могут даже Демиурги, но я знаю людей твоей породы. Пока могут, работают, а потом выходят на пенсию, смысл жизни пропадает – и под поезд вперед башкой, не успев завещание составить. Я сегодня следила, как ты с тренажером работаешь – у тебя только что слезы из глаз не лились. Ампулы тикки-соо, что в кардиологии стянул – специально ведь припасал для финальной разборки с жизнью?

Значит, Демиурги не гнушаются подглядыванием? Сильнодействующий препарат Кулау действительно утащил из кардиологического отделения, куда два дня назад заходил для консультаций. Он действовал импульсивно – оставшись на минуту в одиночестве в процедурном кабинете, просто открыл дверцу холодильника и, особо не задумываясь, что делает, сунул в карман начатую упаковку. Тикки-соо, он знал, используется для быстрого подавления пароксизмальной тахикардии, но в больших дозах приводит к остановке сердца. Наверняка процедурным сестрам серьезно влетит за потерю такого препарата, за что он уже много раз мысленно извинился. Намеревался ли он использовать украденное после сегодняшнего провального теста? Да кто его знает…

Да, намеревался. В глубине души доктор знал, что если не завтра, то через неделю, когда закончит с текущими делами, возьмет в больнице инъектор, вернется домой и всадит себе все пять ампул. Если успеет, конечно – возможно, сердце не выдержит уже на третьей или четвертой.

– Ну что ты смотришь на меня укоризненно, как карп на наживку? – осведомилась Томара. – Я же говорю, в мои планы вовсе не входит присутствие на твоей преждевременной кремации.

– Вот ведь привязались! – буркнул Кулау, насупившись. – А вот возьму и откажусь. Из принципа.

– Учитель, ты можешь отказаться, – кивнула Карина. – Никто не намеревается заставлять тебя силой. Новое тело лишено прежних недостатков, можешь спокойно вернуться в отделение и снова оперировать. Тебе семьдесят пять, и ты проживешь на Текире еще лет тридцать-тридцать пять в полном физическом и умственном здравии.

– А потом?

– А потом сработает датчик случайных чисел, и ты отправишься в Ракуэн на длительный отдых, – поморщилась Томара. – Стандартная процедура для биоформ, которым меняют тело на фантомное. Проспишься в рекреационном сне, затем начнешь искать себе новое занятие. Но на Палле вакансии к тому времени уже займут.

– Кстати, милая моя, – язвительно спросил ее Кулау, – а сама-то ты что? Почему не отправляешься на Паллу? Ты бы точно директором медслужбы работать смогла, да и министром тоже.

– Во-первых, у меня здесь Дор, а он совершенно не намерен бросать Сураграш, как выражается, на милость стада крыс. Cчитает, что без его пригляда в ближайшие лет двадцать местные немедленно маяку начнут выращивать и прочую гадость. Говорит, что пока два или три поколения честных полицейских не вырастит, не уйдет. Во-вторых, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к административной работе. А в-третьих, речь не обо мне. Ты глазки-то не отводи, милый, а на вопрос отвечай. Кара сюда специально из другой вселенной добиралась, так хотя бы немного ее время пожалей!

Кулау вздохнул. Еще час назад он считал, что жизнь кончилась, и впереди ожидает лишь нудная скука последних дней да посмертное небытие. И вот теперь внезапно столько вариантов!

– Могу я подумать немного? – спросил он. – Или вопрос настолько горящий, что отвечать нужно прямо сейчас?

– Могу дать два дня, учитель. Или три. – Карина поднялась из кресла. – Со мной сложно связаться, каналы между смежными континуумами… непросто работают. Если что-то непонятно, спрашивай Тому, она все время здесь. Но я должна предупредить: чем дольше проводишь вдали от Текиры, тем сложнее возвращаться. Просто слишком подозрительно выглядит, когда внезапно объявляется человек, бесследно пропавший много лет назад. Обычно такой уход оформляется в виде инсценированной смерти, тем более что в твоем возрасте она выглядит довольно естественно. Но если тебя слишком многое привязывает к Текире, не надо принуждать себя. Я не хочу, чтобы ты тосковал о прошлом. Его нельзя забывать ни в коем случае, но жить следует будущим. В любом случае мы еще успеем поработать вместе: в конце концов, у нас впереди вечность.

Она низко поклонилась – и исчезла, беззвучно растворившись в постепенно светлеющем воздухе. Кулау вздохнул. Может, он все-таки спит? Но как же тогда не хочется просыпаться!

– В Крестоцине два часа ночи, – проинформировала Томара. – Сразу проясняю одно важное обстоятельство: во сне ты теперь нуждаешься куда меньше, чем раньше. Если захочешь, дрыхни хоть круглые сутки, но физиологическая потребность не превышает одного-двух часов в неделю, а то и меньше. На что потратить оставшееся время, решай сам. Я лично специальную литературу читаю, как раз на все профильные журналы времени хватает.

– И давно ты… э-э, Демиург? – поинтересовался Кулау.

– Одновременно с Карой переделали. Джао, между прочим, моим мнением даже не поинтересовался, просто взял и трансформировал за компанию с Дором. Узнала я лишь полгода спустя, когда закончилась история с похищением Карины. Калу, ты не поверишь, но я своими возможностями практически не пользовалась. Тайно задействую объемный сканер и наноманипулятор, как Кара, но все время трясусь, как бы кто не заметил.

– Вот как? А мне их можно подключить?

– У твоего эффектора какая официальная категория? Четвертая, насколько я помню?

– Вроде того, хотя почти на грани пятой.

– Можно плавно нарастить до третьей и прикрутить какие-то дополнительные способности. Уложимся в рамки естественных флуктуаций. Только, Калу, что насчет предложения думаешь? Если отказываешься, продумываем схему твоей дальнейшей жизни и развиваем тебя соответственно. Но если соглашаешься… в роли паладара сможешь задействовать любые технологии, доступные Демиургам в окрестностях Паллы.

– Если соглашаюсь… – Кулау задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. – Значит, говоришь, их звезда вот-вот взорвется?

– "Вот-вот" – по космическим меркам. По уточненным прогнозам Харлама и компании, с вероятностью в две девятки звезда станет сверхновой первого типа в промежутке от двухсот девяноста до трехсот тридцати тамошних лет. Однако возрастающий уровень излучения убьет все живое на планете не позднее чем через два века. У них совсем нет времени, Калу. Либо через двести лет они изобретут способ избавиться от Арасиномэ, либо придется устраивать массовую эвакуацию. Запасную площадку Квентор с Тереком уже делают неподалеку, процесс транспортировки биоформ через аномальное пространство отрабатывается, но в результате их социум полностью рухнет. Сначала защищенные промежуточные станции за пределами аномального континуума, потом снятие психоматриц на фантомные носители, массовый гиперсдвиг на резервную площадку, устройство общества фактически с нуля с одновременной борьбой с разнообразными религиозными культами и экстремистскими политическими движениями… Очень плохой вариант. И никто не может гарантировать, что Арасиномэ в конце концов не явится и туда. Вот почему Кара круглые сутки на четырех ногах бегает, пытаясь как можно быстрее запустить Университет.

– Тяжелая ситуация, – Кулау медленно покачал головой. – А почему просто всех мгновенно переместить нельзя? Сделать планету, полностью имитирующую Паллу, усыпить население, телепортировать, вот как меня сюда, и разбудить – вроде ничего и не случилось, только вашего Арасиномэ нет, сбежал вроде как. Или слишком сложно даже для Демиургов?

– Калу, ты такие вопросы задаешь! – Томара смущенно похлопала себя по макушке. – Я же объясняю, я Демиург лишь по названию. О ситуации на Палле понаслышке знаю, в физике и социологии вообще не разбираюсь, не говоря уже про физиологию психоматриц. Ну, наверное, переместить нельзя, потому что гиперсдвиг без подготовки биоформы просто не переживают. Каким-то образом сознание разрушается. Нужно очень долго мониторить живой мозг, чтобы предохранить его при смещении. На Текире все, может, и сработало бы: в наших эффекторах сразу встроен нужный модуль, благодаря нему сознание после смерти в Ракуэн и переносится. Но на Палле фантомная машинерия не работает, а загнать все население в стационарные капсулы на полгода-год довольно затруднительно. Незаметно уж точно не получится. Только на промежуточных станциях удастся, если до них дело дойдет.

– А если…

– Калу! – Томара вскинула руки, защищаясь. – С одной стороны, я рада, что ты так живо заинтересовался. С другой – лучше бы вопросы по адресу задавал. Если возникнут гениальные идеи, в аналитической службе Стораса тебя с распростертыми объятиями примут. Сторас Медведь – бывший глава Службы внешней разведки Четырех Княжеств, ты его не знаешь, он всегда оставался засекреченным. Но сейчас он регент Хёнкона и работает с Карой.

– Медведь? Постой, помнится, в катастрофе с Кариной погиб некий Масарик Медведь?

– Марик – постоянный спутник Кары и сын Стораса. Он сейчас тоже на Палле, познакомитесь там. Хороший парнишка, хотя слишком любит рефлексировать о жизни. Ну, хватит о Демиургах и прочей всячине, ты и так информацией перегружен. Ты как, осознаешь, что не спишь и не свихнулся?

– Я работаю над данным вопросом, – дипломатично откликнулся Кулау. – Ты меня назад возвращать собираешься? С мыслями собраться нужно, и лучше всего – в знакомой обстановке.

– Ну, как я уже сказала, в Крестоцине пока что два часа ночи. До рассвета далеко, – Томара потянулась, и Кулау вдруг осознал, насколько гибко и упруго ее нагое тело. И лицо – оно определенно выглядит куда моложе, чем раньше. – А тебе пока что совершенно незачем спать. С утра, ладно уж, начнешь новую жизнь, а пока я намерена страшно отомстить за давнюю обиду.

– Обиду?

– Калу, ты не представляешь, насколько для женщины оскорбительно раз за разом получать от ворот поворот. Я тридцать лет тебя соблазнить не могла, а ты, похоже, попыток даже не замечал. Думаешь, теперь тебя так просто отпущу?

Она плотоядно ухмыльнулась, выбралась из кресла и склонилась над Кулау, проведя пальцем по его груди.

– Поскольку в ближайшее время, пока не освоишься, придется плотно тебя опекать, – прошептала она на ухо, – и у меня есть полный контроль за твоим телом… Хоп!

Кулау дернулся и вдруг понял, что сидит совершенно обнаженным. Куда делась одежда?! От близости привлекательного женского тела его охватил жар, и когда он попытался прикрыть свое возбуждение, не смог даже пошевелиться. Плетеное кресло потекло под ним, превращаясь в удобное широкое ложе.

– Расслабься, Калу, – мурлыкнула Томара. – В конце концов, могут же два старичка хоть иногда поразвлечься? Будь хорошим мальчиком, и я даже позволю тебе двигаться. Попозже. А пока просто лежи спокойно, и быстро убедишься, что новое тело улучшено не только в части пальцев.

Ее рука скользнула по груди, животу и ниже. И Кулау Цмирк, профессор медицинского факультета Крестоцинского университета и заслуженный главврач и заведующий хирургического отделения Первой городской больницы, закрыл глаза и покорился неизбежному, которому не очень-то и хотелось сопротивляться.

Интересно, что через несколько дней напишут о нем в некрологах…

07.02.1232. Хёнкон

Кирис застегнул "липучки" на ботинках и постучал каблуками по полу. Обувь казалась тесной, но выбирать не приходилось. Когда остальная одежда гниет на дне океана, а оставшееся на себе исчезло куда-то в стирку, выбирать не приходится. Из пыльного зеркала на стене холла глянул угрюмый широкоплечий парень со встрепанными волосами, в синем рабочем комбинезоне и синей же рубашке с закатанными по локоть рукавами. А и нормально. Пусть он выглядит, как местные работяги, ему не привыкать. По крайней мере, местная полиция цепляться не станет. Так, еще раз проверить себя по схеме… Он глянул на экран терминала, растянутый вширь и демонстрирующий топографическую карту с разнообразными значками.

– Можешь попросить Дзии или координатора сделать схему на пластике, – с непонятным произношением (явно не кайнаньским и не ценганьским) сказал высокий седоволосый дядька с тремя большими кругами в петлицах формы непривычного покроя. Кирис вздрогнул. На базе "Дельфин" он насмотрелся на всяких офицеров, но даже командира базы, капитана третьего класса, видел лишь издалека. А здесь целый адмирал третьего класса! У него что, дел других нет, кроме как новичков инструктировать? – Потребуется минут двадцать, чтобы дрон доставил ее сюда, невелика задержка.

– Спасибо, Мариси-атара, не надо, – неприветливо ответил Кирис. – Я запомнил дорогу.

– Как знаешь. Поскольку первое знакомство, можно считать, состоялось, я пойду по делам. Памятуя твою репутацию, хочу еще раз предупредить: не лезь на рожон попусту. У нас не было возможности детально проверить каждого строительного рабочего, и среди них, возможно, затесались криминальные элементы. Даже большой и сильный парень, как ты, не справится с тремя-четырьмя опытными драчунами. Да и среди моих людей далеко не все отличаются терпением. Не забывай, что по первому требованию любого охранника или боэй следует предъявить удостоверение личности.

Адмирал указал на левое запястье Кириса, где свободно болтался тонкий, почти проволочный серый браслет.

– Помню, – буркнул Кирис. – Я пошел, Мариси-атара.

– Если заблудишься, спроси любого полицейского, как вернуться в госпиталь. Тебе покажут дорогу или вызовут транспортного дрона. Удачи. Только, Кирис-тара…

– Ну?

– Я бы на твоем месте не очень-то рассчитывал на теплую встречу.

– Учту.

Кирис повернулся и быстро вышел на улицу, чтобы навязчивый адмирал не принялся давать новые советы.

После сухого кондиционированного воздуха больницы уличный ветер ударил в физиономию пригоршней водяной пыли. Хёнкон идущий на запад тайфун зацепил лишь краем. Хотя всю ночь и утро на улице хлестал ливень, а по небу стремительно неслись низкие тяжелые тучи, сейчас дождь почти перестал. Далеко на восточном горизонте иногда даже проблескивали лоскутки голубого неба. Паладарские штуки, обозванные Дзии "терминалами", обещали на сегодня мощные осадки. Возможно, следовало остаться в уютной теплой палате, однако зуд нетерпения не позволил. И так уже почти двое суток провалялся в постели, половину времени – в полубессознательном состоянии, накачанный лекарствами. Он не видел Варуйко много лет, со времен Удара, и в памяти остался лишь полустертый образ: высокая, с толстой черной косой, собранной на затылке, строгий голос, отчитывающий за какой-то проступок… Да, он помнил и лицо на сохранившейся фотографии, но представить, как сестра выглядит сейчас, решительно не мог. Обязательно нужно с ней встретиться побыстрее!

Кирис быстро глянул вверх, где, по его расчетам, располагалась палата Фуоко. На третьем этаже – наверное, вон та, с зашторенными окнами. Хотя Риса и заверила, что состояние стабильно, нехорошо, когда человек третьи сутки не приходит в себя, причем без усыпляющих лекарств. И почему его-то не пускают? Ну ладно, поговорит с Варой – обязательно прорвется. В конце концов, Фучи же теперь его женщина, и он как мужчина обязан о ней заботиться!

Вот только зашедший сегодня утром отец почему-то не захотел говорить о сестре. И странное предупреждение адмирала… Да ладно, разберемся на месте.

Кирис на несколько секунд сосредоточился на теле. Нет, сегодня все в норме. От блуждающих фантомных болей во всем теле, мучавших его первые сутки в Хёнконе, почти не осталось следа. Лишь связки под левым коленом чуть напоминали о себе, словно после легкого растяжения. Фигня, пройдет. Он резко выдохнул и двинулся с места.

Так, для начала – в старый парк напротив больницы, густо заросший огромными, выше человеческого роста, кустами гибискуса, усеянными бледно-розовыми цветами. Возвышающиеся деревья густо увивали лозы пуэрарии, с ветвей от малейшего дуновения ветра лился душ из теплых капель. Воздух пропитывали густые запахи мокрой листвы, цветов и листвяной прели. Шлепая тяжелыми ботинками по лужам на дорожке, Кирис быстро прошел через рощу в сторону, примерно соответствующую нужному направлению, и вскоре вышел на параллельную улицу. Он неплохо запоминал карты, и сейчас мысленно пытался искать приметные ориентиры, а заодно – и вспоминать город. Ни того, ни другого толком не получалось. Маячащие на северном горизонте белоснежные пики гряды Сюань выглядели однообразными и в качестве маяков не годились. Относительно новые каменные здания быстро кончились, проспект Тай Хи ушел в сторону, и вдоль улицы потянулись старые двух- и трехэтажныедеревянные дома, огороженные высокими пластиковыми щитами, а то и просто пестрыми лентами, привязанными к решетчатым козлам. "Не входить! Ветхие сооружения! Опасно для жизни!" – гласили прилепленные тут и там таблички на катару. Ниже тянулись странные слова: "Ekstere limoj! Danĝero!" Символы Кирис уже научился если не читать, то распознавать: язык "эсперанто", теперь являющийся, если верить роботетке, официальным на территории Хёнкона. "E", как почему-то врезалось в память, соответствует человеческой "этта", а "D" – "диез". Вообще некоторые инопланетные символы выглядели похожими на комично искаженные буквы обычного алфавита. Наверное, зазубрить их окажется несложным. Но к языкам у него никогда особых способностей не наблюдалось…

Вскоре огороженные халупы кончились. Немногие башни новых высотных зданий и блоки жилых домов немного постарше сиротливо возвышались над огромными пустырями, заваленными грудами строительного мусора. Видимо, когда-то здесь стояли постройки, но теперь медленно ползали бесформенные туши вроде гигантских слизняков: наверное, опять какие-то паладарские штучки. Туши вгрызались в горы битого кирпича, деревянных и бетонных обломков, ломаной мебели и прочего мусора, поглощая их и оставляя позади ровные полосы коричнево-красноватой массы. В одном месте такая полоса проходила вплотную к асфальтированному тротуару, и Кирис, не удержавшись, присел на корточки и дотронулся до нее пальцами. Масса оказалась состоящей из мелких, в треть ногтя, катышков, твердых и почти гладких, с шероховатой пористой поверхностью. Взвесив один на ладони (легкий – куда легче, чем камешек такого же размера!) и сунув в карман, чтобы потом показать Фуоко, Кирис двинулся дальше. Кстати, а если… Он зажмурился и напрягся. Чувство далекого звона в ушах, возникшее давеча в море, не возвращалось, но все-таки парню показалось, что он ощущает направление на Фуоко. И, разумеется, указывало чувство совсем в другую сторону – на север вместо юго-востока, где оставалась больница. Несколько шагов спустя направление сменилось на юго-западное, а потом Кирис запнулся и чуть не полетел кубарем, с трудом удержавшись на ногах. Ну, нафиг такие эксперименты. Он открыл глаза и уже нормально пошел дальше.

Холмы, на которых располагался Колун, не способствовали хорошему обзору местности, и, несмотря даже на почти полное отсутствие высоких зданий в окрестностях, много рассмотреть не удавалось. Если не считать разросшихся деревьев, явных остатков парков и бульваров, местность оживляли лишь несколько строек. В одном месте тянулся к небу пока еще остов высокого здания, окруженный пристегнутыми решетчатыми кранами, еще в нескольких возводили что-то невысоко-приплюснутое, зато широкое (в одном рабочие уже вставляли стекла – спортзал, что ли?), еще в паре мест торчали к небу скелеты башенных подъемных кранов. Невдалеке завыла сирена, и через несколько секунд прямо на глазах у Кириса одно из старых зданий – остатки храма Миндаллы с когда-то гнутыми, а сейчас провалившимися пирамидальными крышами – окуталось клубами пыли и начало медленно оседать. Оно рушилось внутрь себя, но, казалось, до последнего момента сохраняло останки былого величия. Кирис напряг мозги, но вспомнить, какому богу там молились, не удалось. Вообще смутные картины Хёнкона, сохранившиеся в памяти, упорно отказывались привязываться к местности. Ну, с одной стороны, восемь с половиной лет назад он был совсем мелким шкетом, что взять с шестилетки? С другой – похоже, паладары взялись переделывать Колун настолько основательно, что скоро от старого города почти ничего не останется, так что и вспоминать нечего.

Людей вокруг не наблюдалось. Лишь однажды его обогнал большой рычащий грузовик, в кузове которого горой валялись пыльные бумажные мешки с цементом, небрежно прикрытые толем. Водитель равнодушно окинул Кириса взглядом и сплюнул в открытое окно, чем проявленное внимание и ограничилось. На дальних стройках, тех, что с кранами, замечалось какое-то мельтешение, но поблизости не замечалось ничего движущегося, если не считать жрущих мусор штуковин. Кирис шагал, попеременно поглядывая на низкие тучи, из которых опять начинал накрапывать дождь, и по сторонам, пытаясь определить, верно ли идет. Временные полицейские казармы, если верить карте, располагались совсем рядом с большой стройкой, на которую он надеялся как на ориентир. И верно: когда он поднялся на вершину очередного холма, широкая дорога пошла под гору в точности в сторону территории, огороженной яркими красными щитами. На территории торчали стрелы двух автокранов, а здание (опять трехэтажное) почему-то живо напомнило Кирису школу "Бабочка" в Барне. Может, и в самом деле школа – в конце концов, здесь же Университет! В пятистах или шестистах метрах за стройкой на широкой асфальтированной площадке стояло два скучных металлических барака с покатыми крышами, выкрашенными в серый цвет. Их окружала сетчатая изгородь, а дальше к северу тянулись купы высоких деревьев: еще один мрачный запущенный парк.

Кирис снова взглянул на небо (с юга быстро приближалась особо мрачная облачная громадина, в недрах которой посверкивали молнии) и прибавил шаг. Вот смеху-то выйдет, если он попадет под очередной шквал ливня! Тучи двигались слишком быстро, и он не успел еще добраться до стройки, как по дороге застучали первые крупные капли. В спину ударили резкие порывы ветра. Он ускорил шаг, затем побежал вдоль пластикового забора. Через минуту, когда ливень хлынул уже вовсю, он добежал до въезда на стройку и, стряхивая капли воды с волос и комбинезона, нырнул под длинный навес, где уже стоял давешний грузовик. Шофер меланхолично курил в сторонке, а две загадочных конструкции – летающие по-над землей черные диски с длинными клешнями – снимали с машины мешки цемента и аккуратно укладывали в общий штабель.

Рабочих вокруг не было. Вероятно, по случаю тайфуна строительство приостановили. Только под дальним концом навеса седой дядька в таком же рабочем комбинезоне, что и у Кириса, возился с приличных размеров агрегатом, в котором парень с удивлением опознал дизель-генератор. На базе "Дельфин" он не раз видел похожие, и старина Грато даже как-то раз объяснял процедуру запуска, к пульту, правда, не подпустив. От генератора куда-то в траншеи тянулись толстые кабели, один провод змеился вверх по опоре навеса. Вода с неба рушилась уже сплошной стеной, скрывавшей все в нескольких шагах, и неслась по земле бурными мутными потоками, однако на приподнятую площадку под навесом не затекала. Поняв, что застрял здесь надолго, Кирис неспешно продефилировал вдоль штабеля и приблизился к генератору.

Установка стояла с открытым кожухом, и седой дядька что-то бормотал себе под нос, копаясь в потрохах двигателя. Кирис прислушался. Судя по интонации и звукам, вроде бы тот говорил на катару, но разобрать удавалось лишь отдельные слова и междометия. "…оманко да тинтин…" – выплюнул дед особенно экспрессивно. Он что, ругается так? Ого! Обязательно нужно запомнить.

Кирис осторожно подошел поближе.

– Чего надо? – вдруг рявкнул седой, поворачиваясь. – Люай но тиксё, пялиться больше не на что? Ты кто такой вообще?

– Кирис, – буркнул парень, набычившись. С одной стороны, дед явно пожилой, с ним нужно уважительно. С другой – какого гхаша он разорался? – На генератор хочу посмотреть. Жалко, что ли?

– На генератор? – седой подозрительно глянул на него, но тон вдруг сбавил. – Откуда знаешь про генераторы?

– Видел раньше, – Кирис пожал плечами и сделал шаг назад. Ну его нафиг, еще привяжется.

– Видел, значит? А ну-ка, иди сюда. Живо! – снова рявкнул седой.

Кирис неохотно приблизился.

– Может, ты еще и знаешь, почему этот вандабань не запускается? – дед ткнул пальцем в установку. – Тинтин тебе в глотку, да что я, впервые в жизни генератор вижу, что ли? Не стартует, скотина, хоть тресни. Лампочками мигает, а что ему надо, поди разберись!

Рабочий раздраженно ткнул в большую кнопку, и генератор низко загудел, но тут же затих. На пульте замигал красный огонек.

– Дерьмо кайтарское… – проворчал седой. Похоже, Кирис требовался ему в качестве слушателя, поскольку в одиночку ругаться не интересно. – Ну вот почему не купили в Ценгане? Нет нужного количества на складах! – передразнил он кого-то. – Паладары клятые! Морды надутые, словно запором три месяца страдают, строить им нужно еще вчера, а найти нормальную технику не могут!

– Если что-то не получается, прочти наконец-то инструкцию… – пробурчал себе под нос Кирис любимую фразочку Грато. Голос он приглушил, но седой расслышал.

– Умник, да? – прищурился он. – Ну, вот тебе инструкция, – он хлопнул ладонью по довольно толстой бумажной книжице, оставив на ней следы машинного масла. – На, читай. Что, скис, голова куполом?

Кирис глянул на инструкцию, взял ее в руки и полистал страницы. Та оказалась увесистой, на плотной мелованной бумаге, с убористым шрифтом и кучей рисунков. На одной из фотографий явно изображался пульт управления. Кирис поискал на нем давешнюю лампочку, а затем, водя пальцем, нашел под картинкой соответствующую строчку. "Индикатор механической блокировки", значилось там. "Смотри возможные причины в табл. 7, стр. 12".

Таблица начиналась на соседнем листе. Так. "Чужеродный предмет в шестернях"… хм, нет, явно вроде бы ничего не замечается. "Предохранитель 7 пусковой кнопки установлен в положение "Выкл."… Где у нас номер семь на картинке? А, вот… Небольшой тумблер возле кнопки пуска вроде бы зафиксирован в положении "Вкл.". Что еще? "Задействованы транспортировочные блокираторы (см. схему 4 на стр. 6). Удалите блокираторы".

– Эй, парень, ты понимаешь, что ли? – удивленно спросил его седой. – Ты на кайтарском языке читаешь… как он там называется?

– Кваре он называется, – пробормотал Кирис, перелистывая страницы. Где у нас предохранители нарисованы? Ага, вот… Теперь еще бы их в самом агрегате разглядеть. – Ну, читаю… И говорю.

– Ого! – седой почесал в затылке. – Силен. Ну, и что там написано?

Кирис вгляделся в пространство под кожухом. Из-за сумеречной мглы он ничего не мог разобрать в темных недрах машины. Ну, можно и на ощупь. Он еще раз сверился со схемой и решительно сунул руку внутрь. Почти сразу он нащупал тонкое металлическое кольцо. На схеме рядом с деталью стояла стрелка наружу. Мысленно пожав плечами, Кирис ухватился за колечко и потянул. После короткого сопротивления то поддалось, и из глубины шестеренок туго потянулся длинный тонкий стержень.

– Эй, ты что там ломаешь? – встревоженно осведомился седой.

– Транспортные блокираторы снимаю… – процедил Кирис, бросая стержень и прилаживаясь с другой стороны. Правая рука оказалась неудобной, и он потянулся левой. Через несколько секунд о пол звякнул второй стержень. – Включай, атара.

– Блокираторы, говоришь? – седой задумчиво искривил губы. – Ну, может, и так. Попробуем…

Он вдавил кнопку пуска, и на сей раз мотор генератора ровно и сильно затарахтел. Высоко под крышей вспыхнула и разгорелась лампа накаливания под простым жестяным козырьком.

– Гляди-ка, работает! – довольно прищурился седой. – Молодец, парень, справился. Только я что-то тебя не припомню. Ты откуда взялся такой умный?

– Позавчера приехал, – туманно пояснил Кирис.

– На последнем пароме, что ли? А, тогда понятно. Вашу партию где устроили, в третьем блоке?

– Да фиг знает, как он называется… – Вдаваться в детали не хотелось, но и уйти пока что не получалось. Ливень вроде бы стихает, однако соваться под него еще нельзя. Промочит насквозь за несколько секунд.

– Дурень, – покровительственно сказал седой. – Все забыть можно, но вот где живешь – нет, если на улице ночевать не хочешь. Ну ничего, тайфун пройдет, вас к работам припашут, станут на транспорте взад-вперед возить. Сюда-то как попал? Бродишь, что ли, от нечего делать?

– Ну, типа того…

– Интересуешься, значит. Меня, кстати, Чинъань зовут. Чинъань Айдама. Я главный механик на здешней стройке. А ты, значит, Кирис? Специализация какая?

– А?

– Занимаешь чем? Профессия? Каменщик, сантехник, разнорабочий? Откуда кваре так хорошо знаешь? Или иностранец – почему тогда на катару как местный болтаешь?

Кирис пожал плечами. Рассказывать о себе не хотелось, но и отказывать в ответе пожилому человеку, да еще и старшему механику, невежливо.

– Я местный, Чинъань-атара, из Хёнкона, да в Кайтаре восемь лет прожил, – неохотно пояснил он. – После Удара мы с отцом туда уехали.

– В Кайтаре? – Чинъань вылупился на него, словно на неведомое чудище. – В самом Кайтаре? Ну ты даешь, парень. Уехал в Кайтар – а теперь вернулся? Ну, лады. Фамилия как?

– Сэйторий…

– Ага. Значит, так. Сегодня же, или когда он соблаговолит появиться, иду к главному инженеру и требую тебя в помощники. Набрали остолопов, никто в машинах ни бельмеса, а я, вишь ты, самоучка, иностранных языков не изучал никогда. А нам технику со всего мира везут, из Кайтара, из Ставрии. Как хочешь, так и разбирайся. Ты, тара, читать на кваре умеешь, к технике неровно дышишь – не отпирайся, у меня глаз наметан – в общем, с завтрашнего дня работаешь моим помощником. Морду не криви, надбавку получишь процентов тридцать для начала, а потом, если приживешься, и все пятьдесят. Я Чинъань Айдама, запомнил? Можно просто Чин. А ты, значит, Кирис Сэйторий…

Механик замолчал и уставился на Кириса.

– Погоди-ка, ты, случайно, не родственник Эйдана Сэйтория, крановщика?

– Сын, – Кирис насторожился. Разве отец так знаменит?

– Помню я его. С башенным краном управляется, как с собственными руками. Ты, значит, в него пошел? Ну что, молодец. Только…

Чинъань поскреб в затылке, потом ткнул пальцем в кнопку на пульте, и генератор послушно затих. Лампочка под потолком медленно угасла.

– Помнится, старик Сэйторий хвалился, что сынок его учиться здесь станет. Погоди-ка, так ты, парень, не рабочий, что ли?

Кирис неохотно кивнул.

– Меня в подготовительный колледж приняли, – пояснил он. – Угу, учиться приехал.

– Значит, не рабочий. Ну вот же ты янориман! – огорченно сказал механик, хлопая себя по бедрам. – Не успел я обрадоваться! Ну, понятно, почему ты такой умник. Но если в Хёнконе родился, почему имя не наше?

Кирис безразлично двинул бровями:

– Отец говорит, на самом деле меня Кирииси назвали. Только в Кайтаре на тамошний лад переделали, а я давно привык.

– А, вон что… Слышь, парень, я тебе, конечно, не указ, но если за своими книжками соскучишься, заскакивай. Паладары свои штучки с нашими железками сращивают, такие чудеса выходят – никакого кина не нужно. Тебе понравится. Я во втором жилом блоке ночую, все остальное время на стройке болтаюсь, так что ищи где-нибудь здесь. Или полицаев спрашивай, они все про всех знают.

Под навесом посветлело, шум дождя быстро затихал. Сквозь его пелену начали проступать краны и строящееся здание. Следовало торопиться, чтобы успеть добраться до Вары до нового шквала. Однако дядька вроде бы неплох, а что рявкнул поначалу, так каждый на его месте разозлился бы, с незнакомым агрегатом без инструкции трахаясь.

– Ладно, забегу, Чин-атара, – кивнул он. – Скажи, а к казармам как пройти, не знаешь?

– Да вон туда тебе, – механик махнул рукой вдоль дороги в сторону, куда Кирис направлялся изначально. – Стройку по периметру обойди, не срезай напрямую, иначе ноги переломаешь. Дальше дорога прямая, на плацу два железных барака, не пропустишь. И за колючку не вздумай лезть справа от дороги, там у паладаров склады золота. Два дебила с декаду назад по пьяни вздумали счастья попытать, так их боэй током долбанули, до сих пор руки трясутся. Выпрут их, наверное, как только паромы ходить начнут.

– Склады золота? – недоверчиво переспросил Кирис. – А почему здесь?

– Ну, может, поближе к полицейским казармам безопаснее. А вообще у паладаров спрашивай, я-то откуда знаю! Кстати, не хочешь с настоящим паладаром познакомиться? Могу устроить. Инженер классный, в строительстве здорово понимает, даром что пацан. Жаль, появляется редко. Зато собирался вот сегодня по стройке полазить, можешь застать. Не торопишься?

– Тороплюсь, атара. С сестрой встретиться надо, – отказался Кирис. Нет уж, хватит с него новых знакомств с инопланетянами. И так всем, кому можно, глаза намозолил. Пора в тень уходить, пока бедой не кончилось. С Чужими пусть Фучи цацкается, она к светской жизни привычная. А уличным крысам лучше не светиться лишний раз. – Кстати, а что здесь строят?

– Да административное здание какое-то. Кажется, охрану сюда переселять станут из казарм, если не всю, то начальство.

– Ага. Ну, я пошел.

Дождь уже почти совсем стих, и Кирис выскочил из-под навеса на мокрый, залитый потоками воды асфальт, бросив последний взгляд на странные конструкции, разгружавшие грузовик. Те вытаскивали последние мешки, и шофер, бросив окурок на землю, уже лез в кабину. Стирая с лица редкие капли дождя и разбрызгивая лужи, Кирис затрусил в сторону бараков.

За стройкой сбоку дороги действительно протянулась колючая проволока, отгораживавшая три невзрачных сарая из оцинкованного некрашеного железа. У двух столбиков без малейших признаков ворот неподвижно лежала бесформенная серая груда. Накануне Кирис уже видел такую: боэй в режиме охраны. На столбике криво висела табличка "Trezoro. Ekstere limoj". Тьфу. Опять эсперанто! Ниже – еще одна, на сей раз по человечески: катару, продублированное на кваре и, наверное, на камиссе: "Казначейство. Не входить". Ну и казначейство, тоже мне! У некоторых курятники приличнее выглядят. Не беспокойтесь, не полезу, даже если попросите. Что с золотом делать, даже если спереть?

Проведя через небольшую, отмытую дождем рощицу каких-то незнакомых деревьев, дорога уперлась в жестяные ворота посреди проволочной изгороди. Под навесом небольшой будки скучал здоровый дядька с накачанными мышцами, бугрящимися под тонкой майкой с короткими рукавами. На его плечах поблескивали серебром не то наклейки, не то нашивки – по два небольших квадратика с тонким рисунком. Приглядевшись, Кирис разглядел стилизованный рисунок: раскрытая книга со щитом. Такая же эмблема, только гораздо больше и с надписью "Custodial servo" понизу, виднелась на большой вывеске над воротами. Опять ихнее эсперанто! На нормальных языках надпись на сей раз не дублировалась. Наверное, что-то типа "Охрана стреляет без предупреждения".

Дядька с интересом посмотрел на приближающегося Кириса и даже шагнул навстречу.

– Вход воспрещен, – произнес он на катару с явным кайнаньским акцентом. – Закрытая территория. Поворачивай оглобли, тара, погуляй в другом месте.

– Я к сестре, – угрюмо ответил Кирис. – Она ждет.

– И как же зовут твою сестру, тара? – ехидно поинтересовался дядька.

– Вара… Варуйко Сэйторий, то есть.

– Варуйко? – поразился часовой. – Твоя сестра? Ну, тара, и родственнички же у тебя! Ну-ка, иди сюда. Руку к сканеру… да нет, другую, с браслетом.

Кирис осторожно поднес запястье к круглой блямбе на небольшой тумбе. На той дважды мигнул зеленый огонек, и вдруг в верхней части вспыхнул экран, почти такой же, как на справочном терминале в больнице. В появившейся картинке Кирис не без удивления опознал себя. Ниже побежали строчки:

"Имя: Кирис Сэйторий

Статус: студент подготовительного колледжа (9 класс)

Дополнительно: свободный проход на базу разрешен. Встречающая персона: Варуйко Сэйторий"

– Смотри-ка ты, не соврал, – хмыкнул часовой. – Ну, проходи.

– А… можно? – на всякий случай переспросил Кирис. – На самом деле?

– Нет, я, типа, прикалываюсь, – ухмыльнулся часовой. – Топай давай, братишка.

Что-то казалось не так. Совершенно не так. На базе "Дельфин" Кирис привык к суровым постовым в касках, тяжелых бронежилетах и с не менее тяжелыми взглядами, со штурмовыми винтовками наперевес… Дядька перед ним походил на часового примерно так же, как стол на балерину.

– А ты действительно часовой, тара? – спросил Кирис нахально.

– Хо, спрашиваешь! А что, не похож?

– Ну, у тебя даже пистолета нет…

– У меня шокер есть, – дядька постучал пальцем по кобуре на поясе. – И в ринье у меня пятый нивел. Не беспокойся, я с тремя такими, как ты, справлюсь. Да я с тобой связываться и не стану: боэй, – он постучал пальцем по тумбе, – тебя спеленает, током вырубит, чтобы не рыпался, и в участок с комфортом утащит. В Хёнконе, тара, люди в охране не для того, чтобы челюсти сворачивать. Временные казармы три дня назад монтировать закончили, плакаты с предупреждениями установить не успели, так что я советчик бесплатный, типа. Через день-другой монтаж полностью завершат, так здесь одни боэй в охране и останутся.

– Кто?

– Боэй. Охранные хреновины паладарские. Ну, вот такие, – дядька весьма невежливо пнул тумбу ботинком, на что та не отреагировала. – Летают низенько, превратиться могут во что угодно, хоть в кувалду, хоть в скамейку, а главное – любой танк на куски порвут и не заметят. Тебя что, не инструктировали? Всем новичкам, я слышал, часа два на лекции мозги парят. Или только с работягами так, а со студентами иначе? Да ты сам-то одет как работяга!

– Наш самолет позавчера сбили, – пояснил Кирис. Словоохотливый часовой ему начал нравиться. От скуки, видимо, тоскует, вот и пристает с разговорами, и не изображает из себя крутого. – Меня… нас в море подобрали и в спасательных капсулах привезли.

– Сбили? – дядька внезапно подобрался, и все его добродушие сразу куда-то делось. Из расслабленного бездельника он мгновенно превратился в готовую к броску гориллу, на голову выше и на сорок катти тяжелее Кириса. – Постой, тара… ну точно, Кирис Сэйторий. И еще девчонка с тобой, Фуоко Винтаре?

– Угу… – Кирис тоже напрягся. Его что, в Хёнконе уже каждая собака знает?

– Я оповещение видел. Тара, ты успел увидеть, кто в вас стрелял?

– Так я ж вчера все рассказал…

– Ясно. И все-таки – катер как выглядел, еще раз напрягись?

– Ну… такой, с надстройкой. Я с высоты его видел, толком не рассмотрел.

– Две горизонтальных трубы по бокам заметил?

Кирис почесал нос, пытаясь вспомнить детали.

– Ну, вроде да… – наконец неуверенно ответил он. – Трубы – не трубы, какие-то фигни.

– Наверняка катер серии "Летучая рыба", – зло сплюнул часовой. – Любимая игрушка пиратов и контрабандистов. Шустрый, сволочь – за пустым мало кто угонится, да и с грузом, в общем, тоже не подарок. Плюс два торпедных аппарата и две турели под крупнокалиберные пулеметы, со сторожевиком вполне потягаться могут. Я в береговой охране Кайнаня шесть лет работал – знал бы ты, как эти суки нам кровь портят! Ладно бы контрабандой промышляли, а то ведь на торговые корабли нападают, на пассажирские лайнеры, людей похищают. Кого в рабство на Фисту продают, кого за выкуп возвращают – а кто и совсем пропадает, с концами. Ну ничего, сейчас Хёнкон, гнездо змеиное, вычистили, и пиратские архипелаги тоже прижмем. И тех, кто вас сбил, найдем. Боэй уже прочесывают пустынное побережье мелким гребнем, если где базы остались, выжгут без разговоров.

Он снова сплюнул и расслабился, опять превратившись в добродушного дядьку.

– Ладно, тара, топай к сестричке. Она либо в своей комнате в первом бараке, спросишь у дежурного, либо на спортплощадке между бараками. Кстати… – Он прищурился. – Ты с ней в каких отношениях?

– В смысле?

– Ну, ладите вы с ней, или как?

– Да я ее восемь лет не видел, почти девять. После Удара она потерялась, а теперь вот нашли…

– У-у! – часовой присвистнул. – Ну, тогда удачи. Желаю домой вернуться со всеми зубами.

– А? – Кирис подозрительно уставился на него.

– Давай-давай, проходи. Не положено тут стоять, – дядька ухватил его за загривок и несильно подтолкнул ко входу. Потом вернулся в будку, оперся плечом о стенку, широко зевнул и замер, меланхолично рассматривая небо. Кирис недоуменно пожал плечами и, сунув руки в карманы комбинезона, прошел через распахнутые ворота.

Оба барака, замеченные еще с холма, стояли к нему боком. Местность казалась вымершей. Ветер гнал мелкую рябь по воде, тут и там собравшейся в неровностях асфальтированного плаца, с юга стремительно надвигалась новая черная туча, и Кирис побежал, прыгая через лужи. Начать он решил с спортплощадки на случай, если опять начнется дождь. Конечно, только чокнутый захочет качаться на улице в такую погоду, но на всякий случай проверить следует. Он обогнул ближайшую казарму – и остановился на углу.

Перед ним тянулась обычная спортплощадка: решетчатые стенки, брусья, турники, яма для прыжков в длину с песком, сейчас насквозь пропитанным водой, и так далее. На ближайшем турнике спиной к нему болталась одинокая фигурка: насквозь мокрая майка, облегающая мускулистый торс, шорты, босые ноги, короткая стрижка почти наголо – и кожаный чехол длинного ножа, болтающийся на середине правого бедра. Вот человек подтянулся, резко дернувшись, и оказался на вытянутых руках над перекладиной. Медленно наклонившись вперед, он вытянул ноги назад и на несколько секунд завис почти параллельно земле. Кувыркнувшись вперед, фигура снова повисла под перекладиной, затем вновь подтянулась, и все началось сначала. Кирис с уважением присвистнул. Такой выход силой он сам мог сделать раз десять, не больше, а висящий уже на его глазах проделал трюк пять раз… шесть… восемь… После некоторой паузы упражняющийся перешел к подъемам с переворотом: медленно подтянуться, поднять ноги под углом, закинуть их наверх и перевернуться над перекладиной, замерев на вытянутых руках…

Силен мужик! Мужик?… Во время очередного переворота Кирис наконец разглядел обтянутую майкой женскую грудь. Ну точно, баба! Неужто Вара?

– Эй! – окликнул он, останавливаясь в нескольких шагах. – Ау!

Женщина замерла в висе под перекладиной, затем отцепилась и мягко спрыгнула на асфальт, неторопливо повернувшись.

– Ты кто? – резко спросила она. – Кто сюда работяг пустил?

Кирис во все глаза разглядывал ее. Высокая для женщины, лишь чуть ниже его, плотно сбита, влажная кожа обнаженных рук и ног бугрится мышцами. Широкие скулы, узкие раскосые глаза утопают под нависающими бровями, нос явно когда-то был сломан и плохо выправлен. Одну из впалых щек пересекает грубый шрам, а на месте правого клыка под приподнятой верхней губой темнеет провал. Он словно бы смотрелся в пусть кривое, но зеркало.

– Вара? – спросил он нерешительно. – Вара… я Кир. Кирис.

– А, младшенький братец приперся, – процедила Варуйко, сплевывая. – Когда позавчера про тебя начали верещать по чрезвычайному каналу, я понадеялась, что ты сдохнешь. Но ведь выжил же, вот незадача…

Кирис опешил. Он, конечно, ожидал всякого, но не такого уж точно!

– Вара, я из Кайтара вернулся… – все еще отчаянно цепляясь за приготовленные заранее фразы, сказал он. – Мы с отцом вернулись. Я теперь здесь учусь…

– Ну и учись, мне-то что? – Варуйко безразлично пожала плечами. – От меня только подальше держись. Папаше я уже разъяснила, да он, видно, постеснялся передать. Вали отсюда, понял? Чтоб я тебя больше не видела.

Кирис затравленно оглянулся. Его вдруг охватило острое чувство опасности, словно ночью оказался один, в чужом районе, на территории незнакомой банды, и из черной тени цепко следят чьи-то недобрые глаза…

– Вара, – тихо спросил он, – ты что, охренела? Я же твой брат. Я же сюда через половину планеты летел, чтобы тебя увидеть! Отец так ждал…

– Ждал?! Где вы были с папашей, когда бросили меня здесь одну подыхать после Удара? Меня, пятнадцатилетнюю девчонку, которая даже в школе боялась лишний раз с мальчиками заговорить? Вы там, в Кайтаре, вкусно жрали и сладко пили, когда меня здесь бандиты насиловали! Ты, щенок, тебя когда-нибудь насиловали втроем во все дыры сразу?

Сестра ухватила его за рубаху на груди, и Кирис сразу почувствовал, что хватка каменная, просто так не стряхнешь.

– Я в одиночку выживала здесь больше восьми лет! – прошипела Варуйко ему в лицо. – Меня перепродавали от банды к банде, трахали, били, пока я не украла нож и не прирезала ночью двоих самых больших мудаков! Лишь тогда меня признали своей – но мне пришлось прогрызать дорогу в жизни, рвать окружающих когтями и зубами, чтобы выжить. И я выжила! Только, братец, без тебя и твоего драгоценного папочки. И в будущем без вас обойдусь. А теперь пошел вон, придурок малахольный, пока я тебе кишки не выпустила!

От совершенно безумного выражения ее глаз сердце Кириса екнуло. Она спятила. Точно спятила.

– Вара! – все еще стараясь оставаться спокойным, произнес он. – Отец говорит, что пытался тебя найти, но паника…

– Да мне плевать! – крикнула Варуйко, отталкивая его. – Тебя-то он не потерял! Тебя он увез, сопляка драного! Вы там жили на всем готовом, а я… я!…

– Заткнись, дура! – рявкнул Кирис, чувствуя, как внутри начинает нарастать бешенство. – Какое, нахрен, "все готовое"? Отец год жил на мизерном пособии, мы по помойкам шарились, жрали дерьмо, от которого свинья сблюет! Потом, когда он работу нашел, по две смены в порту на кранах пахал, высох весь! Да там многие нищие лучше нас жили!…

От тяжелой оплеухи его голова мотнулась, в ушах зазвенело. Он пошатнулся, потерял равновесие и тут же получил сильный удар в грудь. Запнувшись за подставленную ногу, он рухнул на спину, в последний момент успев сгруппироваться – дали себя знать жесткие тренировки брата и сестры Каллавиро. Однако прежде чем он успел осознать происходящее, в грудь уперлось острое колено, а к горлу прижался клинок выдернутого из чехла ножа.

– Я в последний раз повторяю, щенок: держись от меня подальше! – процедила Варуйко, склоняясь к нему. – Мне плевать, где и как вы жили. Знаю только, что сама тысячу раз мечтала сдохнуть. И если думаешь, что прощу вам свою жизнь, лучше сразу засунь свои надежды в жопу. Я не хочу больше видеть ни тебя, ни папашу, а если увижу – морду разобью. Понял? Я спрашиваю, понял?!

Темное бешенство волной захлестнуло Кириса. Он забыл, что перед ним сестра, встречу с которой предвкушал с таким нетерпением. Враг. Враг опасный, если не смертельный, с которым следует разобраться раз и навсегда. Резким ударом правой он отбил в сторону руку с ножом, и тут же, извернувшись, от души отвесил кулаком слева. Из-за неудачной позиции он всего лишь вскользь задел Вару кулаком по уху, но та непроизвольно отшатнулась, и Кирис, вывернувшись из-под нее, откатился и вскочил на ноги.

– А, значит, малыш хочет поиграть… – процедила сестра, медленно выпрямляясь и поигрывая ножом. – Ну, смотри. Сам напросился.

Не обращая внимания на ее слова, Кирис ринулся вперед. Он ударил слева, целясь в скулу, чтобы оглушить, бросить на землю и потом добить ногами. Варуйко, однако, с легкостью уклонилась и встретила его прямым в солнечное сплетение. Задохнувшись, он согнулся, но тут же сообразил кувыркнуться вперед, а потому удар рукоятью ножа вместо затылка пришелся между лопаток. Его швырнуло брюхом на мокрый асфальт, но даже так он сумел спружинить руками, извернуться и ногой зацепить лодыжку Варуйко, другой ударив снизу в живот. От пинка та отклонилась назад и, в свою очередь, упала на землю, уйдя в перекат. Мгновение спустя они оба снова стояли друг против друга, согнувшись и оценивая противника взглядом.

– Надо же, а малыш у нас борзый, – сестра не торопясь убрала нож в чехол, застегнула его и с хрустом размяла костяшки кулаков. – Ну, тогда займемся всерьез…

Кирис даже не успел понять, как она оказалась рядом, просто в голове взорвалась граната. Такой силы удары он получал редко, и всегда от более массивных соперников. Ему удалось устоять на ногах, но серия ударов в живот и грудь отбросила его назад. В последний момент он успел заметить летящую в пах ступню и вывернул бедро так, что удар пришелся на колено. Очевидно босой ноге Вары от столкновения пришлось несладко, потому что она зашипела от боли, но тут же снова рванулась вперед, и сильный удар в ухо отшвырнул его в сторону.

Бешенство слепило Кириса, словно заливающая глаза кровь, но даже сейчас он сохранил остатки хладнокровия, не раз спасавшего его в грязных уличных драках. Целящийся в лицо кулак он отбил предплечьем. Прежде чем Варуйко успела ударить с другой стороны, парень резко двинул вперед тяжелый ботинок, попав ей по обнаженным пальцам левой ноги, и тут же, пока она не успела прийти в себя от боли, рванулся в контратаку. Благодаря перехваченной инициативе и более длинным рукам он успел несколько раз достать Вару в корпус и один раз в губы слева, хотя и на пределе дистанции, но затем в очередной раз промахнулся и снова получил оглушающий удар – на сей раз в челюсть. Мир потемнел, и он отчаянно попытался устоять на ногах, как-то отстраненно предчувствуя, что сейчас его добьют, изметелят ногами до полусмерти, изуродуют… и что-то стальным обручем сжало ему горло, не давая вздохнуть.

– На сей радужной ноте товарищеский матч можно считать закрытым! – услышал он веселый мальчишеский голос. – Победила, как всегда, дружба. Участникам выносится общественное порицание за то, что заранее не предупредили благодарную аудиторию и не дали возможность сделать ставки.

Кирис забарахтался, пытаясь оторвать от горла что-то твердое и горячее, но безуспешно. Давление слегка ослабло, и он с трудом втянул в себя сырой, но такой сладкий воздух. Когда в глазах прояснилось, он понял, что его держит за горло совершенно незнакомый белобрысый парень на пару-тройку лет старше. Другой рукой тот вцепился в горло Варуйко, и девушка отчаянно лупила по его телу руками и ногами, не достигая, впрочем, никакого эффекта.

– Я же сказал – матч закрыт, насильственные вы мои! – назидательно сказал парень, с силой отпихивая от себя Кириса и Варуйко. Отлетев на несколько шагов, те замерли, тяжело дыша. Из угла рта сестры тянулась ниточка крови, а у себя под носом Кирис почувствовал сначала кожей, а потом пальцами что-то мокрое и липкое. Во рту держался соленый привкус. – Все, ребята-зверята, брэк. Разошлись по своим углам ринга и отдались в ласковые руки секундантов… или как у вас зовут помощников? Не помню, не люблю бокс. Ну что, успокоились, или вас узелками завязать?

Кирис непонимающе смотрел на него. Парень оказался совершенно голым. На его правой щеке виднелись три крупных родимых пятна в форме правильного треугольника вершиной вниз. Светлые вихры торчали лишь на голове, в остальном тело было абсолютно безволосым, словно у лягушки. Он что, дурной – в таком виде на людях разгуливать?

– Ты еще кто такой? – зло спросила Варуйко, стирая кровь тыльной стороной ладони. – Я тебя не помню.

– Ну, меня мало кто помнит, – парень сокрушенно развел руками. – Такой уж я незаметный и забыточный. Но вообще-то я Палек. Можно Лика, если подружимся… но если попытаешься кинуться со своей железкой, – он ткнул пальцем в чехол ножа, расстегнутый Варуйко резким движением, – мы не подружимся совершенно точно. Я люблю сексуальные эксперименты, но в качестве фаллоимитаторов предпочитаю предметы помягче.

– Ты шерсть на тинтине отрасти сначала, сопляк, а потом уже про эксперименты рассуждай! – ощерилась Варуйко. – Или ты его бреешь, потому что марикон? Тебя мамочка не учила, малыш, что на людях яйцами сверкать неприлично?

– Во-первых, ты варежки из моей шерсти вязать собралась, что за нее переживаешь? – парировал парень. – Во-вторых, мамочка-алкоголичка сбагрила меня в детдом двух месяцев от роду. А там воспитатели учили, что в человеческом теле ничего постыдного нет. Я же не виноват, что на вашей смешной планетке такие странные сексуальные табу!

"На вашей планетке"? Кирис вздрогнул. Он что…

– И вообще голым ходить удобнее, – парень заложил руки за голову и потянулся. – Во-первых, на стройке все равно извозишься, так на кой кого-то напрягать стирать? Во-вторых, ваши ткани почему-то не любят, когда морфируешь.

Внезапно очертания его тела поплыли, словно у брошенной в жаркий костер пластиковой куклы, и оно растеклось на асфальте бесформенной лужей, тут же собравшейся в гигантскую камбалу на десятках ножек, затем неторопливо вытянувшуюся вверх и снова превратившуюся в человеческое тело.

– Видишь? Бац, и все по швам поехало, – констатировал парень. – Или увозюкано сверху донизу. Или обуглилось, если быстро трансформироваться. Ну его нафиг. И потом, подруга, ты же в охране работаешь, нэ? Устав Университета, раздел два, глава восемь: "Допускается исповедование любой морали или религии, не наносящей прямого вреда и не нарушающей приватность окружающих, а также не противоречащей целям существования Университета", и далее по тексту. В комментариях специально разъяснено, что нудизм сюда укладывается. Ты как собираешься порядок охранять, если законов не знаешь? Ну что ты так на меня уставилась? Паладар я, паладар. Про временный опознавательный знак, – он постучал себя по щеке с родимыми пятнами, – тоже забыла, что ли? Ну, у тебя и память дырявая!

– Приношу свои извинения, атара, – деревянным голосом проговорила Варуйко, вытягиваясь и глядя перед собой пустыми глазами. – Я вела себя непростительно.

– Да мне все равно, – парень пожал плечами. – Я тебе не начальник. Сейчас Мати к свободному дрону подключится и явится, с ним объясняйся. А ты, значит, тот самый знаменитый Кирис – любитель попадать в приключения? Ау, родной, челюсть подбери, – Палек шагнул к Кирису и помахал рукой перед его лицом. – Ты вообще в сознании? Или по башке слишком сильно попало от любящей сестрички? Я Палек Мураций. Рад знакомству, и все такое.

Кирис потряс головой. Еще один паладар, вот так так. Мураций? Палек Мураций? Как Карина Мураций? Они что, родственники? Тогда… тогда он наверняка тоже не мальчишка.

– Приятно познакомиться, – сказал он голосом таким же деревянным, как и Варуйко. – Я… э-э, мы тут…

– Товарищеский спарринг по боксу, я разглядел! – жизнерадостно согласился Палек. – Я на стройке появиться не успел, как в меня Чин вцепился. Хочу, кричит, того парня, и все тут. Не в том смысле хочет, а в помощники, но все равно как-то очень уж восторженно. Вот я и решил посмотреть на тебя вживую. Но вы, кажется, с сестричкой трогательно встречаетесь после долгой разлуки? Я вам не очень помешал?

– Данный вопрос, Лика, Варуйко-тара обсудит со своим начальством, – резко, со скрежещущими нотками произнес еще один голос, на сей раз знакомый. Кирис обернулся. К ним стремительным шагом подходил огромный мужик, с которым он уже встречался несколько декад назад. Мужик тоже оказался совершенно голым, и Кирис поспешно отвел взгляд. Все-таки бесстыжие они, паладары. – Рядовая Варуйко Сэйторий!

– Слушаю, Саматта-кайтё, – в голосе Варуйко скользнули обреченные нотки.

– Я просмотрел запись с камеры безопасности. Ты обвиняешься в неспровоцированном нападении на некомбатанта, да еще и временного гражданина Хёнкона, и в злоупотреблении служебными полномочиями. Напрямую ты мне не подчиняешься, однако отправляю тебя под домашний арест до момента, когда у адмирала Мариси появится время разобраться с инцидентом. Сейчас он на Ланте, вернется часа через четыре. До тех пор ожидай в своей комнате, дальше сортира не выходить. Свободна.

– Есть, генерал-атара, – Варуйко бросила на Кириса ненавидящий взгляд, повернулась и пошлепала по лужам. Когда она скрылась за углом казармы, белобрысый мальчишка усмехнулся:

– Грозный ты, Мати, как обака, аж зубы стучат от страха. Любишь детишек пугать?

– Такие "детишки" вполне способны кишки человеку выпустить из-за лишнего слова, – поморщился Саматта. – Лика, спасибо, что вмешался, но сейчас не до тебя. Нам с дэем Сэйторием нужно поговорить наедине.

В небесах сверкнуло, загрохотало, и по асфальту вновь начали шлепать крупные капли дождя. Заметно потемнело.

– Ну вот, как всегда, на самом интересном месте! – уныло протянул Палек. – Ладно, Кир, мы еще потреплемся за жизнь. Мати, что там с рабочими? Почему стройка стоит? Из-за дождя, что ли? Так крыша же наведена. Какая разница, в какое время в помещении работать?

– Проблемы с оформлением и инструктажем последней партии, – туманно ответил Саматта. – Завтра с утра все войдет в норму.

– Если не войдет, я кому-то в ухо плюну, – в пространство пообещал белобрысый. – И так между Паллой и Текирой болтаюсь чуть ли не каждый день, скоро из-за переходов все мозги вывихну, а вы мне тут про проблемы с оформлением… Могли бы и дронов наштамповать, между прочим, если с людьми настолько кисло. Все, пока.

Его тело снова обмякло и поплыло, и секунду спустя туманное дискообразное пятно скользнуло над асфальтом и скрылось за углом казарм.

– Обормот… – проворчал Саматта на кваре. – Кир, он тебя не слишком сильно помял?

Кирис машинально потер шею.

– Все в порядке, дэй Саматта, – откликнулся он на том же языке.

– Ну, насчет в порядке… – паладар вытянул руку, и его ладонь превратилась в небольшое круглое зеркало с зеленоватым отливом. Кирис невольно отшатнулся, но тут же взял себя в руки. Да уж, видок. Кровь по морде размазана, правый глаз стремительно заплывает, нос саднит все сильнее, ухо горит и распухло… Ох и сестричка! Но как она его отделала, а! – Так, ну-ка, пойдем под крышу, пока тебя отжимать не пришлось.

Вслед за голым генералом Кирис дотопал до входа во второй барак (ливень уже разошелся вовсю, и волосы и плечи основательно промокли). За дверями обнаружилась небольшая комната с тремя выходящими коридорами. Сидящий за столом мужчина в безрукавке с нашивками сержанта первого класса окинул их коротким взглядом, чуть задержавшись на Кирисе, кивнул Саматте, не поведя и ухом от его вида, и углубился в содержимое экрана, растущего перед ним прямо из столешницы. Саматта вошел в небольшую комнату с пустым столом и двумя стульями, осторожно устроился на одном и кивнул Кирису на второй:

– Садись.

Поколебавшись, Кирис уселся на краешек и, напряженно расправив плечи, настороженно посмотрел на Саматту.

– Ну, что сам-то думаешь по поводу случившегося? – почти безразличным тоном спросил тот.

– А что я думаю?

– Тебя же предупреждали насчет драк на территории Университета. Адмирал Мариси, кажется, лично приходил инструктировать. Думаешь, командующие полицейскими силами целого государства часто снисходят до простой шпаны?

Кирис насупился и уставился в пол, но ничего не ответил. А что отвечать? Простите, виноват?

– И ничего сказать не хочешь типа "она первая начала"? – с интересом спросил генерал. – Ну-ну, не напрягайся так. Сказал же, я просмотрел запись. Да и потом, Яни – Яна Мураций, наш психолог-консультант – сразу спрогнозировала, чем ваша встреча кончится. Что брат, что сестра – упрямые, злые и на всю голову долбанутые. Но не о тебе сейчас речь, Кир. Формально ты чист. Ты подвергся неспровоцированному нападению и имелправо защищаться любыми средствами. Вот что с твоей сестрой делать, а?

Кирис молча пожал плечами.

– Кир, поставь себя на место… ну, скажем, меня. Варуйко грубейшим образом нарушила правила. Сотрудники полиции никогда не могут считаться полностью частными лицами, они представляют закон и порядок даже вне службы. Строго говоря, твоя сестра неспровоцированно напала на гражданское лицо, к тому же несовершеннолетнее, угрожала ему холодным оружием и причинила легкие, к счастью, телесные повреждения. Кем вы друг другу приходитесь и какая у вас история отношений, значения не имеет никакого. Любого другого сотрудника охраны с позором вышвырнули бы из Хёнкона еще до сегодняшнего вечера, но проблема в том, что она – твоя родственница. И ее дальнейшая судьба серьезно повлияет на твое отношение к Университету в целом и к паладарам, к Карине Мураций, в частности. А ты – личный протеже Кары и весьма ей небезразличен и как человек, и как носитель загадочных тайн. Она тяжело воспримет твой уход из Университета, на что ты вполне способен, а у нее и без того масса проблем. Я не хочу грузить ее новыми заморочками.

– И что вы с ней сделаете? С Варой? – напряженно осведомился Кирис.

– Ну, – паладар развел руками, – если захочешь дать делу официальный ход, уволим и депортируем из Хёнкона навсегда, без права возвращения и апелляции. Хочешь?

Кирис промолчал.

– Не хочешь, разумеется. Я знаю твою породу, Кир. Мне известно от Кары, как ты в Барне за кошельками охотился. Ты полицию не любишь ни в каком виде, стучать на других считаешь западло… или какой у вас сейчас термин в ходу?… и уж на Варуйко точно не заявишь, даже не будь она твоей сестрой. Вообще-то заявления не требуется, мы можем принять решение и на основании документальных свидетельств, но, как я сказал, твои эмоции сейчас важнее формальностей. Твоя сестра получит от адмирала Мариси втык по самые гланды, несколько дней, вероятно, просидит под арестом, после чего вернется к исполнению обязанностей. Мы проследим, чтобы вы больше не встретились, по крайней мере, случайно. Разумеется, если она позволит себе что-то похожее в отношении других, вылетит пробкой незамедлительно. Устраивает решение?

Кирис кивнул, чувствуя, как постепенно оттаивает сердце. Сестрица, конечно, сука отменная, но как бы паршиво он себя чувствовал, если бы ее вышвырнули из-за глупой драки!

– Ну, вот и ладно, – генерал поднялся. – Но на будущее учти: если по собственной инициативе решишь пообщаться с сестричкой и снова получишь по морде, мы сделаем вид, что ничего не заметили. А теперь топай домой. Зонтик у дежурного попроси, который у входа сидит, или даже попроси транспортный дрон вызвать. Ты ведь на нем не катался никогда? Ощущения не слишком острые, но все равно забавные. Кстати, дрон может тебя прямо к Лике… к Палеку доставить. Он, похоже, тобой заинтересовался по своим мотивам. Шалопай еще тот, даром что почти ровесник Карины, но инженер выдающийся. А мне пора.

– Погодите! – отчаянно вскинулся Кирис. – Дэй Саматта…

– Да?

– Почему? Почему Вара меня так ненавидит? И меня, и отца! Ведь мы же ей ничего не сделали! Мы правда ее потеряли тогда, после Удара, из-за паники! И правда искали!

– Сложный вопрос, Кир, – Саматта покачал головой. – Почему ты, например, постоянно цапался с Фуоко в Барне? Она же ничего плохого не сделала. Но ты был по жизни обижен на то, что она символизировала, и вел себя соответственно. Точно так же Варуйко обижена на тебя. Вообще самое страшное человеческое чувство – обида. Она служит оправданием любых поступков и отвечает на любой вопрос "почему?" И еще, Кир…

Генерал склонился к нему и стиснул плечо каменной лапищей.

– Запомни: доброй и ласковой девочки, которую вы когда-то потеряли, давным-давно не существует. Она умерла. Нынешняя Варуйко Сэйторий – психопатка, привыкшая убивать: иногда чтобы выжить, а когда-то и просто для удовольствия. Ее можно держать на коротком поводке, но лучше не провоцируй лишний раз. Она вполне может перерезать тебе глотку и со спокойной душой отправиться спать. Все, мне пора.

Саматта выпустил Кириса, коротко кивнул и вышел из комнаты. Кирис понуро обмяк на стуле. Вот тебе и повстречал любимую сестру. И что теперь делать? В самом деле держаться подальше и переходить на другую сторону улицы при встрече? Но ведь нельзя же так с близкими родственниками! Его взгляд упал на штанины, и только сейчас он сообразил, что во время драки извозился как собака. Когда мокрые пятна, покрывающие комбинезон сверху донизу, просохнут, наверняка превратятся в неряшливую грязь. Придется отстирывать. А он так и не выяснил, где здесь прачечная. Не в ванной же стирать, в самом деле!

Ну, ладно. В любом случае пора возвращаться. Дзии и так отпустила его с условием, что он не станет задерживаться – что-то беспокоило медицинские системы паладаров, и Кирис решил пока не возбухать не по делу. Он нехотя поднялся – дождь за окном лил с удвоенной силой – и вышел в вестибюль. Давешний дядька даже не оторвался от своего экрана, и Кирис вышел на улицу. По лицу и волосам тут же хлестнули струи воды. Пусть. Простыть не простынет, а комбез и так нужно стирать.

Сунув руки в карманы и сгорбившись, парень затопал по бурным потокам воды, покрывшим плац и спортивную площадку. Если поторопится, минут за двадцать до госпиталя дошлепает. Интересно, как там Фучи?

09.02.1232. Хёнкон

Ты не должна лететь в Хёнкон, сердился отец. Не должна, не должна, не должна! Всегда уложенные с пробором волосы Хавьера Деллавита неряшливо растрепались, а короткий халат, едва прикрывавший такие же короткие, до колен, штаны, выглядел мятым и грязным. Ты не должна! – громко кричал он, в такт словам стуча кулаком по трехглазому черепу, нарисованному на борту крошечного гидросамолета. Тебя разрежут, препарируют, выпотрошат! Вернись домой немедленно, скверная девчонка! Я хочу учиться, попыталась возразить она, но отец схватился за хвост самолета и с силой дернул его, отрывая. Загрохотало разрываемое железо, и вспышка от собственных рук ударила по глазам.

Фуоко резко села в постели, дико оглядываясь по сторонам, и несколько секунд не могла сфокусировать зрение. Небольшая комната, оклеенная уютными желто-зелеными полосатыми обоями, плавала в полумраке. На улице снова загрохотало, слегка задребезжали стекла. Слышались быстрая барабанная дробь и негромкий шелест: видимо, снаружи по окну и подоконнику стучал ливень. Из-за закрывающих окно штор снова сверкнуло, и несколько секунд спустя донесся очередной удар грома. Где она? В памяти всплыла пылающая кабина самолета, сияние, исходящее от тела, дуги электрических разрядов, тянущиеся между ней и Кирисом… Она судорожно вскинула руки к глазам, вглядываясь в них, словно в последнюю надежду на спасение. Нет, ничего, никакого свечения. Тело охватывала страшная слабость, и девушка откинулась обратно на подушки, медленно осознавая окружающее.

Она нагая лежала под тонкой простыней, сбившейся на сторону. Между ног чувствовалось какое-то неудобство, и, опустив туда руку, Фуоко с изумлением нащупала резиновую трубку катетера. Слегка зудело пониже правой ключицы: под кожу, приклеенная пластырем, уходила еще одна трубка с пластмассовым наконечником, присоединенным к капельнице. Капельница, в свою очередь, тянулась в большой пластиковый пакет с прозрачной жидкостью, висящий на высокой треноге. Вот ничего себе! Она что, в больнице? Значит, их все-таки нашли и спасли? А где же Кирис? Он жив?

Дверь бесшумно отворилась, и под потолком загорелся неяркий белый свет. Вошла незнакомая женщина в темно-зеленой пижаме. На груди пижамной куртки слева виднелся трехглазый череп: символ Холла из пантеона Миндаллы, бога врачевания, как вспомнилось ей. Ценганьская больница?

Женщина подошла к кровати и слегка поклонилась.

– Добрый день, дэйя Фуоко, – произнесла она на идеальном кваре. – Я вижу, вы наконец-то проснулись. Вы находитесь в больнице Хёнкона. Я сестра-сиделка, часть системы ухода за больными. Я не человек, а дрон паладаров, управляемый специализированным небиологическим интеллектом с медицинской специализацией. Называйте меня Дзии, и прошу не стесняться ни в чем. Как вы себя чувствуете?

Фуоко с интересом окинула сиделку взглядом. Конечно, она уже и с дроном координатора в компании массу времени провела, и Сируко в Шансиме видела, но все-таки к паладарам пока не привыкла. Надо же, выглядит в точности как человек. Так, о чем бы спросить в первую очередь?

– Я в порядке, спасибо, – ответила она. – Значит, нас все-таки нашли?

– Да. Вас и дэя Кириса Сэйтория подобрали в океане. Спасательные жилеты не позволили вам утонуть, но о деталях случившегося узнаете чуть позже. Информирую, что сегодня новот второй декады. Вы четыре дня оставались без сознания.

– Четыре дня?! – охнула Фуоко. – Ххаш!… Ой, простите, дэйя, я имела в виду – ничего себе!

– Вас обнаружили в состоянии, очень напоминающем кому. Медицинский консилиум решил не приводить вас принудительно в сознание. Мы приняли меры к поддержанию стабильности вашего организма и дожидались, когда вы очнетесь самостоятельно. Я уже уведомила дэйю Карину и остальных, в самом скором времени вас навестят.

– А Кир? Что с ним?

– С дэем Сэйторием все полном порядке. Он пострадал куда меньше вашего и не заработал даже насморка. Он изо всех сил рвался вас навестить, но сначала вас следует осмотреть и решить, можно ли допускать посетителей.

– Но я в порядке!

– Я должна удостовериться, дэйя. Прошу вас, лежите спокойно.

Тетка бесцеремонно откинула простыню, вежливо, но непреклонно уложила вдоль тела руки Фуоко, машинально попытавшейся прикрыться, и принялась касаться ее кожи в разных точках твердыми горячими пальцами. Иногда кожа под ними начинала зудеть, а мышцы – подрагивать и сокращаться.

– Ваш организм чрезвычайно ослаблен, дэйя, – наконец констатировала сиделка. – Придется провести в постели еще некоторое время. Однако, полагаю, ненадолго вставать вам можно, и я сниму мочевыводящий катетер, чтобы не раздражать канал. Потерпите, ощущения немного неприятны…

Одним слитным длинным движением она выдернула катетер, бросив его на пол, и Фуоко ойкнула. "Немного", как же! Почему врачи так любят обманывать?

– А тут? – она дотронулась пальцем до трубки под ключицей.

– Катетер в подключичной вене пока что оставим. Вам еще потребуются вливания укрепляющих средств. Не беспокойтесь, прокол маленький, после извлечения катетера зарастет бесследно. Есть какие-то неприятные ощущения?

– Чешется немножко…

– Реакция на раздражение кожи. Сейчас уберем.

За занавесками снова сверкнула молния, почти сразу же шарахнул громовой раскат, и дождь забарабанил с удвоенной силой. Сиделка осторожно отклеила пластырь – Фуоко слегка поморщилась – и дотронулась до чешущегося места увлажнившимся пальцем. Почти сразу же зуд прошел, и сиделка снова заклеила катетер.

– Радуйтесь, что вы не мужчина, дэйя, – слегка улыбнулась она. – У них волосы на груди отрастают быстро, даже сбритые, и отрывание фиксирующего материала уже на третий-четвертый день весьма неприятно.

Она прикрыла Фуоко простыней, и та с облегчением вздохнула. Пусть дрон – не человек, но все-таки неудобно лежать у посторонних на виду совсем голой.

– А когда вставать можно? – поинтересовалась она.

– Если захочется размяться – в любой момент. Штатив с капельницей пока что следует носить с собой, заодно используйте его в качестве опоры. Туалет вон там, – сиделка указала на отгороженный занавесками угол. – Халат на вешалке, тапки возле кровати. Можете гулять по комнате и коридору, но на улицу не выходите. Тайфун почти прошел, но сегодня и следующую ночь все еще прогнозируются дожди. Однако, дэйя, ваш организм чрезвычайно ослаблен случившимся, и вы обнаружите, что вам тяжело ходить. Не принуждайте себя сверх меры. Через полчаса принесу обед. Прошу прощения, но чтобы кишечник снова заработал нормально, какое-то время придется питаться жидкой пищей, а сверх того – принимать слабительное. А теперь, дэйя, я хочу показать, как пользоваться информационной системой.

Сиделка протянула руку к стоящей возле кровати тумбочке и положила ладонь на ее поверхность. Повинуясь ее движению, верхняя крышка послушно сдвинулась в горизонтальной плоскости и на длинной штанге выехала над кроватью. Еще одно движение – и крышка повернулась вертикально, а ее поверхность слабо засветилась. В центре появилось схематичное изображение пятерни.

– Приложите руку к центру, пожалуйста.

Фуоко осторожно дотронулась до странного экрана. Тот вспыхнул ярче, и вдруг в разных его частях проявились разноцветные квадраты. На них возникли слова "Работа", "Новости", "Живая трансляция" и другие. Фуоко восхищенно вздохнула. В памяти вдруг всплыла картинка из далекого-далекого детства: она сидит огромным столом, и такой же огромный экран показывает что-то давно забывшееся, но явно потрясающее. Неужели перед ней настоящий компьютер? Девушка быстро ткнула пальцев в "Живую трансляцию", а потом, наугад, в одну из десятков мелких картинок, всплывших на передний план. Экран тут же превратился в телевизор, показывающий вид с горы на бушующий океан под низко несущимися дождевым облаками. За окном и в изображении одновременно блеснула молния.

– Вы смотрите через одну из камер на пике Подда. Вернуться обратно – нажатие на полукруглую стрелку в левом нижнем углу, – прокомментировала сиделка. – Если что-то непонятно, прижмите экран пальцем на две секунды: появится дополнительных список действий, в том числе встроенная справка. Потяните здесь, появятся наушники. От касания чуть ниже включится экранная клавиатура…

Она дотронулась до ребра экрана, и тот расширился по вертикали. Нижняя его часть загнулась вверх и покрылась буквами, а по бокам выросли плоские подставки для рук. Еще одно касание – и все втянулось обратно.

– Осваивайте, дэйя. Такие терминалы – основное средством для работы, учебы и развлечений в Университете. Активировав его, вы автоматически попадаете в персональное рабочее пространство, содержимое которого одинаково на любом терминале. Вам больше не понадобятся бумажные учебники и тетради. Обед черед полчаса, дэйя, но сначала к вам придут гости.

– Гости? – Фуоко оторвалась от восхитительной панели. – Кто?

– Кирис Сэйторий, разумеется. И дэйя Карина попросила провести первую встречу в ее присутствии. Кроме того, – на манекенно-вежливом лице сиделки впервые мелькнуло что-то, похожее на человеческие эмоции, – вас очень хочет увидеть брат дэйи Карины, дэй Палек. Он довольно экстравагантен даже для паладара, однако прошу не бояться его. Он вполне безобиден.

– Безобиден, вот как? – с сомнением пробормотала Фуоко. Перед мысленным взором почему-то проявился дядька в клоунском пестром костюме, с малиновыми волосами и широкополой шляпе. Тьфу. Наверняка ведь все не так.

– Абсолютно безобиден. Они уже приближаются, так что приготовьтесь. А я вас оставлю. Если вдруг почувствуете себя плохо, вслух позовите на помощь. Я услышу и появлюсь.

И сиделка быстро бесшумно вышла.

Фуоко шумно выдохнула и поплотнее закуталась в простыню. Руки и в самом деле казались какими-то слабыми, двигались неуверенно и слегка дрожали. Она потянула экран, и тот покорно поддался. Под постепенно отдаляющееся громыхание на улице девушка осмотрела Хёнкон через десяток разных камер, исследовала раздел "Библиотека" (с чувством замирания в сердце обнаружив огромное количество учебников по математике, астрономии, физике, химии, истории и прочему) и влезла было в "Работу", но тут в коридоре раздались шаги многих ног. Ага. Наверное к ней гости. Она сдвинула в сторону экран, и тут дверь палаты резко распахнулась.

Кирис ворвался в комнату словно ураган, запнувшись о порог и чуть не сунувшись носом в пол. Выправившись, он шагнул к Фуоко – и вдруг замер с округлившимися глазами и полуоткрытым ртом. Впрочем, он тут же встряхнулся и широко улыбнулся.

– Ну ты и сильна дрыхнуть! – неестественно радостным голосом заявил он. – Четыре дня в отключке – вот бы мне так ухо давнуть.

– Ты, кажется, не столько уши давишь, сколько морду, – ехидно улыбнулась в ответ Фуоко, разглядывая его физиономию с огромным синяком вокруг наполовину заплывшего глаза. – Или, типа, шел по лестнице, запнулся, упал, и так пять раз подряд?

– Кто бы говорил! – с явным облегчением фыркнул Кирис уже нормальным тоном. – На себя-то давно в зеркало смотрела в последний раз?

Внутри Фуоко что-то екнуло.

– А что не так? – осведомилась она, чувствуя, как улыбка сползает с лица.

Кирис облизнул губы и растерянно оглянулся.

– Все так. Привет, Фучи, – щуплая фигурка Рисы появилась из-за его спины. – Действительно, засоня ты. Мы уже начали волноваться, не проспишь ли начало занятий.

На юной ипостаси ректора Университета оказалась напялена такая же зеленая пижама, как и на сиделке. Рассчитанная на взрослого человека, на мелкой Рисе она смотрелась весьма комично: подвернутые рукава – еще туда-сюда, но балахонистая куртка и штаны, собравшиеся гармошкой на щиколотках, делали ее похожей на третьеклассницу, играющую во взрослую. Против воли Фуоко хихикнула.

– Здравствуй, Риса, – она подняла вдруг отяжелевшую руку, но тут же уронила ее на простыню. – Ты тоже здорово выглядишь.

– Э? – Риса озадаченно оглядела себя. – А, понятно. Я местного дрона задействовала. Здесь в больнице подходящей одежды не нашлось, ткани дрон имитирует плохо, а у вас, – она покосилась на Кириса, – напряженное отношение к наготе. Чтобы не нервировать вас лишний раз, пришлось напялить, что под руку подвернулось. Не обращай внимания. Фучи, Дзии передал мне результаты твоего последнего обследования. Все не так плохо, как казалось поначалу, так что разрешаю поцеловать Кира.

– Не очень-то то и хотелось, – чувствуя, как теплеют щеки, Фуоко демонстративно отвернулась к задернутому окну. – Тоже мне, счастье, с уличной шпаной лизаться! Вдруг у него фингал заразный?

– У самой язык заразный, – пробурчал Кирис. – И потом, еще шарахнешь молнией, отскребай потом себя от стенки.

– Вы еще подеритесь на радостях, – улыбнулась Риса. – Фучи, между прочим, именно благодаря Киру тебя в море отыскали.

– В море… – Фуоко поежилась: в памяти вдруг мелькнул давешний кошмар. – Как – в море?

– Встроенным в башку радаром непонятного действия! – в палату вихрем ворвался новый персонаж: высокий белобрысый парень лет семнадцати-восемнадцати. Он оказался совершенно голым, только бедра обматывала набедренная повязка, явно сделанная из вафельного полотенца. – Привет честн ой компании! Я привел воспитателей, они тоже жаждут присоединиться, но пусть пока посидят в приемной и истекут слюной от нетерпения. Привет, кстати, меня Палек зовут. Рад знакомству, и все такое.

Он легонько стукнул Фуоко горячим пальцем по лбу.

– Лика! – грозно сказала Риса. – Я же сказала одеться!

– Я и оделся, – отмахнулся от нее белобрысый, дернув себя за повязку. – По-моему, вполне сгодится даже для официального приема. Так, я не понял – почему сцена какая-то скучная? Не вижу трогательного воссоединения двух влюбленных, буквально восставших из могилы силой любви друг к другу. Кто вообще артистов подбирал, сценарий писал? Уволю за профнепригодность! Кир, ну-ка, подь сюда!

Он дернул парня вперед и тут же как-то ловко ткнул сзади в ноги, что тот взмахнул руками и упал на колени. Прежде чем ошарашенный Кирис успел хотя бы пикнуть, белобрысый ухватил руки Фуоко, свел ее кисти и сунул в руки парню.

– Так, повторяй за мной, – деловито сказал Палек, становясь в позу декламирующего актера: правая рука воздета к потолку, правая нога выдвинута вперед, хилая ребристая грудь выпячена колесом. – О любимая, как рад я снова узреть твой светозарный лик… Кир, ты чего молчишь, как мешком по голове стукнутый? Я же суфлирую! С начала, что ли повторить?

От глупого вида на физиономии Кириса Фуоко сначала прыснула, а потом громко расхохоталась. Парень начал медленно багроветь. Насупившись, он оглянулся через плечо, но тут Карина, приподнявшись на цыпочки, хлопнула белобрысого по затылку.

– Лика! – грозно сказала она. – Либо заткнись в тряпочку и встань в дальний угол, либо выметайся отсюда. Здесь, между прочим, больничная палата, а не комедийный театр. Ты куда дел Павла и Таню?

– Вот такая у меня старшая сестрица! – уныло констатировал Палек, тайком подмигивая Фуоко. – Всю жизнь тиранит и избивает начиная буквально с младенчества при попустительстве папаши. Ей хорошо, она девиант первой категории, а я простой нормал…

– …с языком длиннее, чем хвост у некоторых змей! – оборвала Карина. – Лика, я серьезно. Где воспитатели?

– Я же сказал – сидят в креслах в приемном покое и пытаются клевать носом не слишком открыто. Ты всерьез думаешь, что живые люди могут акклиматизироваться в новом климате и удаленном часовом поясе всего за сутки? Дай им передохнуть, и так медкомиссией загрузила по самое не могу! Слушай, болящая, а давай тебе еще пару прядок выбелим? Или даже не выбелим, а в малиновый цвет покрасим или в голубой. Круто выйдет, точно тебе говорю как дизайнер!

Фуоко растерянно смотрела на шумного паладара, пытаясь понять, о чем тот толкует. Вдруг спохватившись, она выдернула свои руки у Кириса и спрятала их под простыню, натянув ту на плечи, чтобы не слишком обрисовывала грудь. С одной стороны, Кира можно и не стесняться. С другой – Палек все-таки посторонний мужчина…

– Еще пару прядок? – наконец поймала она вопрос, крутящийся на кончике языка. – Что значит "еще"?

– Лика!… – предостерегающе начала Риса, но Палек уже дотянулся до Фуоко своими длинными руками.

– Ну, в комплект к имеющейся, – он ухватил Фуоко за волосы и сунул ей на глаза серую прядь. – Ага, верно: слева у тебя белые вставки пойдут, справа синие, а сверху пустим кислотно-красную…

Фуоко почти вырвала у него волоски и неверяще уставилась на них. Потом лихорадочно оглянулась. Зеркало! Где здесь зеркало?

На лоб легла горячая ласковая ладонь, и Риса осторожно погладила ее по голове.

– Фучи, – успокаивающе сказала она, отстраняя Палека, – ты изменилась. Не очень сильно изменилась, и я надеюсь, что лишь снаружи, не внутри. Пожалуйста, не волнуйся. Все хорошо.

Фуоко с надеждой заглянула в черные бездонные глаза ректора, и та мягко улыбнулась. Затем Риса подтянула поближе монитор и дотронулась где-то сбоку.

Фуоко задохнулась. Женщина, смотревшая на нее из зеркальной поверхности, выглядела совершенной старухой. Скулы торчали, глаза провалились, а щеки впали, словно у сто лет голодавшей. С левой стороны в волосах тянулись три отчетливо видимые седые пряди. Она вцепилась в монитор, и только теперь обратила внимание, какими исхудавшими и тонкими выглядят запястья и пальцы. Что с ней произошло? Почему она превратилась в старую уродину?

Как теперь жить дальше?

Девушка тихо застонала. Ее пальцы соскользнули с монитора, руки безвольно упали на постель, из глаз против воли покатились слезы. По-прежнему стоящий на коленях Кирис ухватил ее за обнажившиеся плечи и легонько встряхнул.

– Фучи! – встревоженно позвал он. – Фучи!

Он глянул на Рису, по-прежнему осторожно гладящую Фуоко по голове.

– Ей плохо! Сделай же что-нибудь! – отчаянно сказал он. – Ты же паладар, ты все можешь!

– Душевные раны лекарствами не лечатся, Кир, – покачала та головой. – Фучи сейчас…

– Я средство знаю! – решительно перебил белобрысый. – Когда девушка плачет от горя, существует ровно два способа ее утешить: купить чего-нибудь дорогостоящее или поцеловать. Магазины с шубками к местному климату не подходят, а ювелирные изделия еще не завезли. Значит, остается второе. Ну-ка, пустите меня поближе, я специалист по лобзаниям томным!

Он сунулся вперед, но Риса ткнула его в живот локтем, и неугомонный паладар, охнув, отпрянул.

– Кир… – позвала Риса. – Палек у нас балабол, но сейчас он прав, – она вытянула губы трубочкой и глазами показала на Фуоко. – Мы отойдем на пару минут. Объясни ей пока, что она маленькая дурочка и что ничего страшного не случилось.

И ректор вышла, утянув за собой упирающегося Палека и плотно прикрыв дверь.

Фуоко беспомощно посмотрела на Кириса. От смущения парень залился краской, что в сочетании с его от природы смугловатой кожей выглядело довольно забавно. И ведь он ее видит такую… такую… Она натянула простыню на голову и повернулась на бок, спиной к другу. Вот и все. Теперь Кир ее разлюбит навсегда, и правильно сделает. Кому нужна старуха?

Сильные руки ухватили ее за плечи и вернули обратно на спину. Как девушка ни сопротивлялась, Кирис сдернул с нее простыню. Поспешно скрестив руки на груди, Фуоко втянула голову в плечи.

– Кир, не смотри на меня! – жалобно попросила она, шмыгнув носом. – Пожалуйста! Я так выгляжу…

Кирис склонился, и она зажмурилась, чувствуя, как соприкасаются их губы. Она попыталась оттолкнуть парня, но слабость во всем теле не позволила. Постепенно она расслабилась и, высвободив руки, обхватила Кириса за талию, уткнулась ему головой в плечо и разревелась по настоящему.

"Запомни, Фучи, мужчины очень не любят плакс!" – вдруг словно наяву услышала она резкий поучающий голос матери. – "Никогда, слышишь, никогда не смей скулить перед мужчинами, если не хочешь, чтобы тебя бросили!"

И в самом деле, что с ней? Почему она хнычет как маленькая девчонка, у которой отобрали куклу? Она шмыгнула носом в последний раз и принялась размеренно дышать сквозь стиснутые зубы. Помогло. Уже через несколько секунд она отцепилась от парня и упала обратно на подушки, вытирая зареванное лицо уголком простыни.

– Фучи, все в порядке, – твердо сказал Кирис. – Просто расслабься. Когда меня не пускали, я гхаш знает что думал – что тебе руку или ногу оторвало или, – он ухмыльнулся, – что рога на макушке выросли. Подумаешь, волосы побелели! Тебе даже идет.

– Правда? – глупо спросила Фуоко, но тут же спохватилась. – Кир, посмотри на меня!

Она полностью отбросила простыню и нагой вытянулась на кровати. Словно чужим взором, она окидывала торчащие ребра и тазовые кости, опавшие груди, истончавшие бедра и голени… Старый шрам от волюты на левой груди побелел и выделяется на коже грубым белым пятном. Ужас. Просто ужас.

– Ты и в самом деле думаешь, что все в порядке? Даже когда я… такая?

Кирис меланхолично пожал плечами.

– Что я, давно оголодавших не видел? Ну, сбросила десяток-другой катти. Многие бабы специально не жрут, чтобы похудеть, на супердиетах за сто тысяч леер сидят, а у тебя само собой получилось, и совершенно бесплатно. Если потребуется, откормят тебя, не переживай. В рабочих общежитиях столовые работают, жрачка там простая, но сытная, и лопать позволяют от пуза, сколько влезет. Фучи, ты забыла, что Риса – крутой врач? Да и других врачей хватает. Одна… как ее… Дзии, сиделка-типа-робот, чего стоит.

– А волосы?

– А волосы покрасишь, если так стремно. Палек правду говорит. Он вообще-то инженер, но я видел, как он рисует – упасть и не подняться! Художник классный. Если сказал, что можно покраситься, значит, так и есть. И вообще, Фучи, ты не видела никогда, как девчонки волосы клиньями выбеливают, чтобы круто выглядеть? А тебе и выбеливать теперь не нужно. Не парься, точно говорю. Лучше скажи, чего так отощала?

– Откуда я знаю, Кир! – сердито ответила Фуоко. – Я полчаса назад в себя пришла. А вот у тебя фингал откуда? Только не говори, что сам появился. С кем подрался – не с паладаром, надеюсь?

– Ну… – Кирис почесал скулу. – С сестрой неудачно пообщались.

– С сестрой? Которую потерял давным-давно? А что так? Ой, нет, потом расскажешь, с подробностями.

Странно. Вроде ничего особенного и не сказали, но тяжелый камень, так внезапно придавивший сердце, куда-то исчез. Фуоко подтянула к себе зеркальный терминал и еще раз вгляделась в отражение. Да, ужас. Но теперь она отчетливо узнавала себя в женщине, выглядевшей лет на десять старше. Да, лицо исхудало, но если не сидеть на строгой диете, и в самом деде отъестся. А седые пряди… Она высвободила один из побелевших клиньев и намотала его на палец. Нет, не такие уж и большие, как поначалу показалось. Можно срезать или красить. Или, в самом деле, так и оставить. В конце концов, ей все равно наплевать, о чем шушукаются за спиной. Лишь бы Кир не бросил.

Еще пять или шесть декад назад она считала хулигана-одноклассника самым худшим врагом и ненавидела черной ненавистью. А вот теперь жить без него не может. Как она умудрилась так влюбиться?

– А тут у тебя что? – Кирис дотронулся пальцем до торчащей из груди трубки. – Капельница какая-то…

– Сиделка сказала, катетер в подключичную вену. Наверное, меня через нее подкармливали, а то я бы совсем в скелет превратилась. Кир… – она ухватила парня за ладонь и переместила себе на правую грудь. – Я тебе все еще нравлюсь?

– Сейчас не время, даже и не проси! – решительно заявил парень, хотя пальцы слегка сжал. – Потом. Риса сказала, секс женщинам для здоровья полезен, но тебе пока напрягаться нельзя слишком сильно. Она просила потерпеть пару дней.

– Только пару?

– Угу. А потом можно. Фучи, прикинь, они действительно голыми ходят, и им плевать, что нельзя. Вернее, даже в Уставе написано, что здесь, в Хёнконе, можно. И насчет перепихнуться, Палек-атара говорит, у них все просто, как зарядку вместе сделать. Никто следить не станет, и морали читать – тоже. Но пока отдыхай. И лопай больше.

Он ласково провел ладонью по ее боку и бедру, и Фуоко почувствовала жаркое возбуждение. Она потянулась к нему, но тут дверь с треском распахнулась, и девушка, тихо взвизгнув, принялась судорожно натягивать на себя скомкавшуюся простыню.

– Ну вот, я же говорил – уже веселая и энергичная, – прокомментировал несносный Палек, шумно врываясь в палату. Его набедренная повязка куда-то делась, зато тело от бедер до плеч стало гладким и синим, словно паладар влез в обтягивающий спортивный костюм. – А если бы меня допустили, вообще расцвела бы, дядя-доктор плохо не сделает. Кир, кончай ее домогаться, пора с воспитателями знакомиться. Они из Ставрии, а там табу такие же смешные, как в Кайтаре, так что не смущай людей попусту.

– Лика, ты как трактор тарахтишь без передыху, – осуждающе заметила Риса, входя в палату. – Ты вообще когда-нибудь об окружающих задумываешься?

– Конечно! – возмутился Палек. – Вот о Танечке, например, все время думаю. Ее выразительные влажные глаза, алые губки, полные перси, как две местные луны, к ласкам зовущие…

– Ша! – оборвала его Риса. – Фучи, познакомься: Таня Каварова и Павел Штиль. Ребята, входите, не стесняйтесь.

Пока Фуоко барахталась, сражаясь с непокорной простыней, чтобы спрятать вызывающе голую ногу, в палате появились двое незнакомцев. Парень, высокий, не ниже сумасшедшего Палека, в шортах и майке без плеч, с длинными волосами, забранными в конский хвост, и молодая женщина на полторы головы его ниже, худощавая, с коротко остриженными темно-русыми волосами, в плотной серой блузе с длинными рукавами и такой же серой плиссированной юбке ниже колен. Их одежда выглядела хотя и чистой, но серо-застиранной и унылой. Оба щеголяли сметанно-белой кожей северян, и на их физиономиях держалось одинаковое подавленно-испуганное выражение. Новички столкнулись в дверном проеме, одновременно протиснулись в него, переглянулись, и замерли.

– Лика! – зловеще спросила Риса. – Ты что людям наговорил, что на них лица нет?

– Я? – удивился Палек. – Я виноват, что люди впервые в жизни за границей и в каждом булыжнике бриллиант видят? Я, наоборот, для них единственный знакомый объект во всем мире, да и тот паладар нечесаный. Могла бы и настоящего гида им выделить, а не меня, злоехидного. Между прочим, они на кваре говорят, как я танцую, так что ты бы на камиссу переключилась, что ли.

– Мы хорошо понимает кваре, – с жестким ставрийским акцентом произнес парень. – Мы обучались его в школе и институт. Я уже плохо говорить, дэйя Таня еще хуже, она стесняется и молчать. Но мы научимся.

Молодая женщина кивнула, подтверждая, хотя выражение ее лица менее напряженным не стало.

– Но вам все равно неудобно, – на камиссе ответила Риса. Фуоко с удовлетворением отметила, что школьная зубрежка и домашний лингафонный кабинет даром не прошли: она распознавала сказанное почти полностью. – Лика прав. Разговор пойдет о важных вещах, и нужно, чтобы вы ничего не упустили. Сделаем так. Подойдите поближе.

Парочка несмело приблизилась к кровати, и Кирис с явным неудовольствием поднялся и слегка отодвинулся. Тут же в палату вошла давешняя сиделка. В руках она несла несколько легких стульев, составленных стопкой друг на друга. Вместе с Палеком, двигаясь так слаженно, словно заранее репетировали, они расставили стулья рядом с кроватью, и сиделка удалилась.

– Садитесь, пожалуйста, – по-прежнему на камиссе сказала Риса, указав на стулья. – И наденьте гарнитуры, чтобы слышать синхронный перевод.

Она положила пальцы на тумбу, из которой рос экран терминала, и за ними послушно потянулись два толстых провода. Их концы тут же загнулись и утолщились, набухли плоскими блямбами и превратились в наушники.

Пока пятеро гостей, из них двое в наушниках, один в синем костюме в обтяжку, и еще одна – в мешковатой, не по росту, одежде, рассаживались вдоль кровати, Фуоко на всякий случай по шею закуталась в простыню. Как-то неловко осознавать, что валяешься перед незнакомцами совершенно голая, пусть и слегка прикрытая. Ну ладно, Кир – друг на друга они уже насмотрелись. Ну ладно, Риса, в конце концов она врач. Пусть даже странный Палек – может, паладарам действительно наплевать на наготу. Но ставрийцы? Зачем они вообще здесь?

– Поскольку первое знакомство прошло сумбурно, представлю всех еще раз. Я – Карина Мураций, ректор Университете, а он – мой брат Палек Мураций, но на него внимания можно не обращать, он здесь временно…

– Расскажи о моей гениальности в науке и искусстве! – громким шепотом подсказал Палек. – Типа, я всемирно почитаемый художник…

– Лика!

– Ну ладно, не совсем всемирно…

– Ли-ка!

– Ну хорошо, широко известный в узких кругах… молчу-молчу!

– Таня Каварова и Павел Штиль – граждане Ставрии, приглашенные в Хёнкон для работы кураторами подготовительного колледжа. Фуоко Винтаре и Кирис Сэйторий – ученики подготовительного колледжа. Оба – эйлахо, как вас уже предупредили.

Фуоко подавила острое желание с головой укрыться простыней. Зачем Риса им рассказывает?

– Вы четверо – те, ради кого создается Университет. Если оставить в стороне сопутствующие обстоятельства, вас специально пригласили раньше остальных, чтобы проверить, как Университет готов к приему гостей. На перепланировку и перестройку города уйдет не один год, но учебный процесс начнется строго по расписанию, в унот одиннадцатой декады, и ни днем позже. Ваша первая задача – опробовать на себе уже созданную инфраструктуру, а также попытаться как следует узнать друг друга. Ученикам предстоит годами жить вдали от дома и родителей, и воспитатели, предполагается, должны заменить старших братьев и сестер. Госпожа Каварова назначается куратором дэйи Винтаре, а господин Штиль – дэя Сэйтория.

Фуоко украдкой глянула на иностранку. Та сидела, уставившись в пол, и на ее щеках играл легкий румянец. Похоже, тетка чувствовала себя не менее неловко, чем ее новая подопечная. Говорят, ставрийцы создают из своих детей военные отряды и муштруют их в лагерях, а оттуда сразу отправляют несколько лет служить в армии. Интересно, их с Кирисом тоже станут воспитывать на военный манер? Киру-то еще ладно, он об армии мечтает, но она решительно не согласна заниматься маршировкой и стрельбой. И поинтереснее занятия найдутся.

Впрочем, на военную иностранка явно не походила. Скорее, наоборот: как бы в обморок не грохнулась при виде пистолета.

– Павел, Таня, – Риса остро глянула на ставрийцев. – На вас ложится большая ответственность. Вы не только первые граждане Ставрии, получающие временное гражданство Хёнкона, но и первые кураторы, которым предстоит опекать эйлахо. ЧОСов, как принято говорить у вас дома. Я говорю о способностях Фуоко и Кириса открыто, потому что между вами не должно быть тайн. Мне известно, что вы оба прошли вербовку Службой безопасности Ставрии и подписали договоры о сотрудничестве, пусть и против своей воли…

Фуоко заметила, как Таня дернулась, словно от оплеухи. Значит, не просто военная, но и шпионка?

– …но пусть это не волнует никого из вас. Можете писать какие угодно отчеты. Мы сами позаботимся, чтобы лишняя информация не дошла до неправильных людей. Вообще забудьте, что вас ожидает дома. Здесь и сейчас вы находитесь в Хёнконе, и мы примем любые меры для вашей защиты, включая предоставление постоянного гражданства, если потребуется. И еще: мы намеренно свели вместе людей из совершенно разных культур, чтобы вы смогли взглянуть на мир шире, чем доступно большинству. Я уверена, у вас не возникнет серьезных проблем в отношениях, хотя притереться друг к другу, возможно, окажется непросто.

– Вопрос, дэйя Карина! – Таня подняла руку, словно школьница на уроке. – Можно?

– Разумеется.

– Мочь ли я рассказать другие ученики о… – она замялась.

– Говори на камиссе, госпожа Таня. У тебя еще появится возможность вдоволь напрактиковаться в кваре с лингвистическими модулями.

– Спасибо, госпожа Мураций, – ставрийка переключилась на родной язык. – Можно ли рассказывать о способностях дэйи Винтаре другим людям?

– Нет. На территории Хёнкона действует закон об охране тайны личности. Запрещено выяснять и распространять о человеке любые сведения, которые он сам не захотел сделать общедоступными. Службе безопасности и медикам известны необходимые детали, остальным – незачем.

Ставрийка кивнула. Фуоко почувствовала, что слегка расслабляется. Ну ладно, если из посторонних знают только двое, жить еще можно. Лишь бы трепаться не стали налево и направо.

– Зато можно с восторгом описывать, какой я обаятельный и привлекательный! – встрял белобрысый Палек. – И что девушки могут ходить ко мне в гости в любое время.

– И что он женат – тоже рассказывайте, – Риса бросила на брата ироничный взгляд. – И что клеится к каждой девице в пределах досягаемости. Прямо мабороси какой-то! В нашей древней мифологии – уродливый горный дух, преследующий женщин, чтобы насильно оплодотворить их, – пояснила ректор остальным. – В моем мире женщины в отличие от паллиек не имеют замыкающего маточного сфинктера и не способны сознательно контролировать процесс зачатия. Изнасилования часто приводят к нежелательным беременностям и психологическим травмам, а потому считаются одним из наиболее тяжких преступлений против личности. Поэтому и мабороси считается весьма отвратительным созданием.

– Эй! – обиделся Палек. – Я, между прочим, еще ни разу никого не изнасиловал! Вот меня насиловали, да – помнишь бойкую девицу в Губре? Ты еще помереть не успела, кажется…

– Лика!

– Так что никакой я не мабороси и не потаскун-носильник! – закончил Палек, гордо скрещивая руки на груди и задирая нос. – Просто я обаятельный и для девушек привлекательный, а остальное – наветы клеветников. И Каси так же считает, а жене, между прочим, лучше знать! И Танечку я от орды уличных хулиганов спас, а она меня даже не поцеловала в благодарность…

– Как бы то ни было, если начнет домогаться – просто бейте между глаз, – Риса и ухом не повела. – Фучи, как себя чувствуешь?

– Да ничего вроде, – поразмыслив откликнулась Фуоко. О том, что в желудке от голода начинает сосать все сильнее, она предпочла промолчать. Успеет еще, налопается.

– Хорошо. Фучи, Кир, я намерена попросить вас рассказать о случившемся во время перелета. Кир, я в курсе, что тебя уже выспрашивали во всех подробностях, но остальные историю не знают. Первая – Фучи, ее история короче. Фучи, начни с момента, когда подбитый самолет приводнился. Постарайся вспомнить даже мельчайшие подробности, они очень важны.

– Ну… – Фуоко еще раз бросила взгляд на ставрийцев. А дядька, между прочим, вполне симпатичный. И хвост на затылке ему идет в отличие от некоторых. И взгляд серьезный. Другие на его месте откровенно бы пялились – тонкая простыня почти не скрывает ее тело, но он даже и не думает. Или он марикон? – В общем, когда мы плюхнулись…

Она пересказала все сохранившееся в памяти, пытаясь вспоминать детали: что сказал Кир и что ответила она сама, где находились пилот и третий пассажир… Вспоминалось легко, словно крутилась в голове кинолента с хроникой. Однако когда дело дошло до последних минут, она замолчала, чувствуя, как спазм стискивает горло.

– Фучи, ты в порядке? – встревоженно осведомилась Риса.

– Д-да… – кивнула девушка. – Просто… ну, даже не знаю, как говорить. У меня руки… светиться начали…

Прежнее чувство ужаса охватило ее. С трудом перебарывая себя, она вспоминала, как тело колотило мелкой дрожью и кололо, словно электрическими разрядами, как скрутило судорогой и отбросило ухватившего ее Кириса, как из тела в стены кабины начали хлестать яркие молнии, выбивая стекла кабины и воспламеняя обшивку.

– Потом все вокруг запылало, Кир вышиб дверь ногой, схватил меня и вывалился наружу, и я все, ничего не помню, – наконец закончила она, не поднимая взгляда.

– Что-то не врубаюсь – когда я тебя из самолета выпихивал? – Кирис озадаченно почесал в затылке. – И пожара… Как мелкие молнии из тебя сыпаться начали, помню, а потом словно отрезало.

– Потеря кратковременной памяти, – понимающе кивнула Риса. – Эффект хорошо известен хирургам и анестезиологам – как правило, пациент забывает последние минуты перед дачей наркоза. Кир, твоя очередь.

Рассказ Кириса Фуоко слушала с напряженным интересом. Как выяснилось, последняя сцена в кабине в его памяти не сохранилась. Зато последующий эпизод поиска, когда он наводился словно локатором, пусть и неточно, поразил ее воображение. Может, правду говорят, что возлюбленные чувствуют друг друга и вообще вырабатывают какую-то телепатию? Да и волюта, безвредно выстрелившая в него, тоже что-то неслыханное. Она не раз видела репортажи по телевизору о солдатах, вернувшихся из боя. Обычно плевок волюты, попади он в голову, просто разносил ее вместе с каской, а конечности отрывал напрочь. Да он даже танковую броню выщербляет и плавит! Конечно, Кир временами выглядит дурак дураком, и череп у него наверняка толстый, как у слона, но не настолько же, чтобы выстрел выдержать!

– …а потом я отрубился, – закончил наконец Кирис. –Проснулся уже здесь, в больнице. Все, типа.

– Фучи, можешь нарисовать, как выглядели молнии, из тебя бившие? – поинтересовалась Риса. – Можно прямо пальцем на терминале…

И тут у Фуоко громко забурчало в животе. Словно дождавшись сигнала, в дверях возникла сиделка.

– Прошу прощения, – вежливо сказала она. – Дэйе Винтаре пора обедать. Кроме того, мониторы диагностируют ее повышенное утомление, так что прошу закончить беседу на сегодня.

Дзии подошла к окну и одним движением раздернула шторы. Верхнее освещение тут же потухло, и в комнату ударило яркое полуденное солнце, весело заглядывающее в огромную прореху в облаках. Стукнула сдвигающаяся рама, и в окно ворвался свежий, хотя и влажный воздух с отчетливым морским запахом.

– Тайфун уходит, – сказала сиделка. – Следующий ливень ожидается не ранее чем через полчаса. Рекомендую молодым людям воспользоваться возможностью и прогуляться.

– Хорошо, Дзии, – кивнула Риса, поднимаясь. – Продолжим в следующий раз. Первое знакомство состоялось, кураторы осознали сложность положения…

– …и поняли, что пора покупать резиновые плащики, чтобы подопечные их током не лупили, – широко ухмыльнулся Палек, потягиваясь. – Ладно, мелочь пузатая, недосуг мне с вами. Нужно стройки проинспектировать и домой на Текиру валить. А то Каси начнет допрашивать, с кем я пил столько времени и почему лифчик в карман сунул, а не владелице вернул. Пока, крокодилы.

Подмигнув сначала Фуоко, а потом Тане, он подошел к окну и (Фуоко аж подпрыгнула на постели) рыбкой нырнул в него, только пятки мелькнули в воздухе. Ставрийцы проводили его с одинаково ошарашенным выражением лица, синхронно вздрогнув от глухого шмяка, донесшегося снаружи секунду спустя.

– Не обращайте внимания, – махнула рукой Риса. – Он у нас эксцентричен, как и положено настоящему художнику. Как-нибудь расскажу о выходках на вернисажах, которые ему изредка устраивают, уж и не знаю, зачем.

– Он не разбился? – встревоженно спросила Таня.

– Нет, разумеется. Наши тела – те же морфирующие дроны, что и прочая машинерия. Летать не умеют, но падать могут с любой высоты без вреда для себя. У них же нет определенной формы, зато есть гравитационные компенсаторы. Пойдемте, ребята, нам пора. Фучи пора обедать, а потом Дзии возьмет ее в оборот, куча восстановительных процедур запланирована.

Она ухватила Кириса за шиворот рубахи и едва ли не силой сдернула со стула.

– Кир, – грозно добавила она, – имей в виду: два дня без фокусов! Запрет на встречи с Фучи отменен, но прояви дисциплинированность, будь любезен.

Когда вся компания удалилась – благодарение Ваххарону, через дверь, а не окно – Фуоко бессильно распласталась на кровати. Вроде бы ничего особенного не делала, валялась да болтала, а словно тяжести полдня таскала. Сердце стучало явно быстрее обычного. Вошла Дзии с подносом, уставленным чашками и стаканами, и изголовье кровати само собой приподнялось, так что Фуоко оказалась в полусидячем положении. В качестве содержимого посуды предлагались разнообразные вкуснейшие фруктовые желе и пюре, а также крепкий мясной бульон. Столиком выступал все тот же универсальный монитор, торчащий из тумбочки, и в конце концов Фуоко отвалилась от подноса, чувствуя себя комаром, от пуза насосавшимся крови.

Чуть позже, попискивая и покряхтывая от боли под крепкими пальцами Дзии, массирующей бедра и икры (что больше смахивало на пытку, а не на лечение), девушка все-таки нашла силы задуматься над разговором. Откуда у Кира такие способности – чувствовать ее на расстоянии? И есть ли похожие у нее самой? Фуоко попыталась ощутить, где находится друг, но ничего не получилось. Возможно, нужны полная тишина и покой, а не – ой, мама, больно же! – безжалостное издевательство роботетки.

Нужно попробовать. Обязательно нужно попробовать. Решено – сегодня же ночью поставим эксперимент. А до того как следует изучим терминал и поймем, что интересного, помимо картинки с телекамер, можно из него выцарапать.

А с завтрашнего дня всерьез займемся своим состоянием. Еда и физические нагрузки – и утраченная мышечная масса быстро восстановится. А что делать с седыми прядями, она еще подумает. Может, и в самом деле оставить как есть в соответствии с советами чокнутого Палека?…

"Палек, контакт. Карина в канале".

"Палек в канале. Хм?"

"Лика, спасибо за помощь. Ты великолепно разрядил ситуацию. Я так боялась, что Фуоко свалится в истерику, увидев отражение в зеркале… Отлично сыграно, я бы так не смогла".

"Кара, странно, что ты, мастер Пути, мне такие вещи рассказываешь. Я просто поступил в твоем стиле: использовал силу противника против него же. Не стал скрывать ее состояние, а, наоборот, выпятил его и подчеркнул, что так даже круче, чем раньше. Впрочем, ты всегда в людях плохо разбиралась".

"Да, к сожалению. Но что делать? Яни пока что категорически отказывается возглавлять психологическую службу – говорит, ей и Академии-Си со школьным образованием в Сураграше выше крыши хватает. А кого вместо нее, я даже и не знаю".

"Фильтруй нэоки. Нет среди них подходящих кандидатур – буди нэмусинов. Или выдергивай живых с Текиры, как своего ненаглядного Кулау. В крайнем случае, небов привлекай, у них в копилке почти пяти миллионов лет опыта сожительства с людьми. А я, знаешь ли, хотя и безбашенный по жизни, но мне все же под пятьдесят. Чем дальше, тем сложнее с подростками общий язык находить даже в Академии-Си. И с Текиры уходить у меня желания не больше, чем у Яни с Каси. Кара, я всегда тебе помогу по возможности, но у меня свои заморочки, и я не испытываю ни малейшего удовольствия от непрестанных прыжков между вселенными".

"Я знаю, Лика. Просто плачусь в жилетку по своему обыкновению. Спасибо, что помог".

"Не за что. Кстати, твой парнишка, Кирис Сэйторий, очень любопытный экземпляр. Пообщался я с ним по наводке одного из техников и понял, почему ты им заинтересовалась. Балбес балбесом, но все, что касается железок, на лету схватывает. Интуиция прямо-таки невообразимая, и его способность подружку на расстоянии чуять…"

"У него отличные задатки, Лика. Как и у девочки. Но мне страшно за них. Боюсь, что-то обязательно случится, какая-то катастрофа. Просто предчувствие…"

"Из-за псевдоэффекторов?"

"Образования внутри них на текирские эффекторы больше не похожи даже условно. Они сильно разрослись. У девочки полностью поглощена нервная система, от головного мозга до последних нейронов в ступнях. У мальчика пока что в процесс втянуты только головной и спинной мозг, а также корешки нервов. Нейроны конечностей почти не затронуты, но энергоплазма постепенно продвигается дальше – семь миллиметров за последние два дня. Более того, держи в уме, что с мальчиком несколько декад назад произошел несчастный случай – на него обрушились железные трубы. По мнению Дзии, изучившего сделанные тогда рентгеновские снимки, ему следовало умереть на месте из-за разрывов спинного мозга в шейных позвонках – просто остановилось бы дыхание. Никто не понимает, почему он до сих жив".

"А у нас сканирование делали?"

"Место травмы закутано энергоплазмой, поглощающей или отражающей зондирующие поля. Мы больше не рискуем грубо на нее воздействовать. Если верна наша гипотеза, псевдоэффектор каким-то образом заместил поврежденные волокна и транслирует нервные импульсы через себя. Малейшая ошибка – и мальчик умрет у нас на руках. Нет, мы не рискуем".

"Скверно. Они знают о своем состоянии?"

"Нет. Я не намереваюсь их информировать. На детей и так слишком много свалилось, не следует их перегружать. Позже".

"М-да. Ну, поскольку они живы и чувствуют себя неплохо, не стоит паниковать раньше времени".

"Лика, за четыре бессознательных дня девочка потеряла восемь килограммов веса – из сорока пяти! – несмотря на усиленное внутривенное кормление. Мы не понимаем, что с ней происходит. Организм просто сжигает калории с чудовищной силой, а мы даже просканировать ее толком не можем. Последние полсуток истощение вроде бы приостановилось, но нет никаких гарантий, что не возобновится снова. А после сегодняшнего разговора я боюсь еще больше".

"В смысле?"

"Лика, необычные способности явно обусловлены энергоплазмой. Но как минимум у Кириса они замкнуты на органы чувств. Ты обратил внимание, как он описывал свое чувство направления – как тянущиеся ноты? Получается, псевдовещество воздействует на участки мозга, отвечающие за слух. Не за вкус и не тактильные ощущения, с помощью которых он вряд ли бы что-то нашел, а именно за слух, всегда служивший человеку для поиска. Возможно, случайное совпадение, но его вероятность настолько мала, что даже во внимание принимать не хочу".

"Что ты хочешь сказать?"

"Сидящая внутри него штука как минимум имеет некоторые представления о человеческой нейрофизиологии и, возможно, целенаправленно на нее воздействует. То есть мы имеем дело не с безмозглыми хищниками, как предполагали ранее, а с разумными существами, ставящими эксперименты над людьми".

"Так радоваться же надо. Если разумные, нужно всего лишь с ними договориться…"

"Мы даже с джамтанами толком договориться не можем, хотя папа и Робин с ними уже несколько минитерций возятся. Мы не имеем ни малейшего представления, чего хотят новые пришельцы. Если Арасиномэ – манифестация чужого разума, совершенно не факт, что тот способен воспринять людей Паллы как равных себе. Слишком велика разница в порядках доступных энергий. Вполне возможно, что Чужие относятся к паллийцам как к забавным насекомым или даже к бактериям. А много ли мы заботимся о жизни и самочувствии лабораторных образцов?"

"Ух. Кара, ты себя накручиваешь. Притуши буйную фантазию и перестань паниковать. Пока что есть простой факт: твои подопечные живы и даже почти здоровы исключительно благодаря своим способностям: без радара в башке Кириса девицу в море вы бы не нашли. Или нашли бы в виде хладной тушки. Вполне возможно, что проживут они до ста лет и нарожают кучу детишек, несмотря на энергоплазму. Кара, ты же у нас Ведущая по Пути, пусть и ругаешься грязно при упоминании данного факта. Вот и вспомни его философию. Как там – не называй свершившимся еще не случившееся?"

"…"

"И не вздыхай так тяжело, а то у меня слезы на глаза наворачиваются и стенания вслух прорываются, аж люди оглядываются. Кстати, Яни просила напомнить о своем письме. Не смотрела еще?"

"Насчет ко-нэмусинов из Академии-Си? Пробежала по диагонали, но руки не дошли подумать как следует".

"Постарайся, чтобы дошли. Очередное призовое путешествие через несколько дней, а следующее в лучшем случае через полгода. Ну все, недосуг мне. Я пару часов еще здесь поболтаюсь, пробегусь по стройкам, а там, уж извини, домой, на Текиру. Зови, если что".

"Да, Лика. Спасибо. Отбой".

"Конец связи".

01.03.1232. Кайтар, военная база "Клавел"

Несмотря на теплый для зимы солнечный день, Джорджио не испытывал ничего, кроме острого раздражения.

Восемь дней! Уже восемь долбаных дней он сидит в казармах в Масаке, вдали от родной базы, ни хрена не делая! Его трижды по нескольку часов кряду терзали контрразведчики, видимо, подозревавшие в укрывательстве деталей происшествия на Косом пляже, но на том все и закончилось. Остальное время сержант ел, отсыпался, качался на тренажерах, да еще и участвовал в спаррингах по ринье. К его удивлению, части, охранявшие Генеральный штаб, комплектовали сосунками. Из полусотни бойцов, с которыми он столкнулся на тренировках, лишь трое имели в ринье шестой нивел, и еще с десяток – пятый, и седьмой нивел гостя заставлял местных зыркать на него со странной смесью уважения и неприязни. Еще бы – вроде как элита, а какому-то заезжему провинциалу сливают…

Но сутками напролет качаться и драться невозможно, и сержант Каллавиро потихоньку зверел от безделья. Он даже сходил в библиотеку и взял там несколько толстых детективов и боевиков. Читать их, однако, не смог: герои, от крутизны которых млели авторы, выглядели полными идиотами. Они красиво разбрасывали бандитов и вражеских солдат на фоне дебильных любовных приключений, картинно стреляли по волютам очередями (из расчета одна пуля – десять волют), но даже младенцу понятно, что в реальном бою не прожили и минуты. Ни в одной книге Джорджио не продвинулся дальше сороковой страницы. Сейчас томики валялись неряшливой стопкой на тумбочке в его крохотной комнате и медленно покрывались вездесущей здесь пылью. Смотреть посреди голой степи тоже не на что, а ближайший большой город – в шести цулах. И недалеко вроде бы, пара часов неспешной трусцы, но ведь не выпускали с базы без увольнительной, а увольнительную ему выдавать отказывались. Оставалось медленно шизеть от скуки.

Сейчас ротный сержант просто лежал на койке прямо в ботинках поверх покрывала (за что сам спустил бы шкуру с любого бойца) и тупо смотрел в потолок. Хоть бы на допрос вызвали, что ли! Контрразведчики, конечно, идиоты, но все не так скучно. Стрелки дешевого механического будильника неотвратимо сходились на десяти часах дня. Еще только-только полдень, и до вечернего отбоя целая вечность. Пойти, что ли, в столовку пожрать… Ну вот на кой, спрашивается, его тащили сюда срочно, на уникальном реактивном самолете, чтобы потом попусту мариновать без дела? Армия, разумеется, всегда отличалась известной степенью маразма, но чтобы так!

В коридоре раздался топот тяжелых ботинок, и Джорджио насторожился. За ним? Или нет? Он загадал: если за ним, что-нибудь обязательно изменится в лучшую сторону. Если нет… а, к гхашам плохие приметы!

Шаги остановились возле двери, и та с треском распахнулась: явившийся не удосужился даже постучать.

– Сержант Каллавиро? – со скукой в голосе осведомился солдат с нашивками рядового второго класса. – Генерал Сентетто вызывает. В главный корпус бегом, живо!

И, не дожидаясь ответа, вестовой утопал по коридору. Джорджио несколько секунд ошарашенно хлопал глазами, потом, спохватившись, вскочил на ноги и бросился из комнаты. В дверях, однако, он тормознул, развернулся, схватил с тумбочки нагрудный пропуск, который здесь полагалось носить всем и всегда, и выскочил вслед. Ну надо же! Чтобы генерал снизошел до сержанта-второклассника? Командующий мотопехотными войсками Кайтара – до ротного сержанта? Или здесь так шутить принято? Вот смеху-то выйдет, когда он явится к генералу, а тот о нем даже и не слышал!

Ну, могло же генералу захотеться самолично послушать истории про Чужих?

Джорджио бегом пересек асфальтированный плац, на котором комендантская рота отрабатывала приемы шагистики с примкнутыми к винтовкам штыками, и влетел в административное здание.

– Сержант Джорджио Каллавиро, явился по вызову генерала Сентетто! – во весь голос гаркнул он, суя пропуск под нос дежурному лейтенанту-второкласснику.

– Чего орешь, сержант? – поморщился тот. – Я вроде не глухой. Проходи. Третий этаж, прямо напротив лестницы.

Прыгая через две ступеньки, Джорджио преодолел четыре пролета и, на несколько секунд замерев, чтобы восстановить дыхание, потянул на себя ручку массивной деревянной двери с табличкой золотыми буквами "Сайл Сентетто, генерал третьего класса". За ней оказалась небольшая приемная с десятком стульев, массивным письменным столом и восседавшей за ним самой настоящей грудастой секретаршей. Девица щеголяла отутюженным приталенным кителем – без знаков различия в петлицах, зато с несколькими золотыми и серебряными финтифлюшками непонятного значения.

– Сержант Каллавиро явился по вызову генерала Сентетто! – памятуя оплошность внизу, едва ли не шепотом доложил Джорджио.

– А? – девица подозрительно уставилась на него. – Не поняла, дэр сержант.

– Сержант Каллавиро явился по вызову генерала Сентетто! – громче повторил Джорджио, проклиная себя за нервозность. Что он мандражит, как девочка перед первым свиданием?

– Проходите, дэр сержант, – девица мотнула головой в сторону внутренней двери. – Вас ожидают.

Вот так – ожидают. А вовсе не заставят час или два скучать в приемной, разглядывая серый унылый потолок и пустые стены. Исподтишка оглядев секретаршу и пожалев, что нижняя половина скрыта столом, Джорджио постучался и вошел.

– Дэр генерал! – отрапортовал он уже обычным тоном, вытягиваясь по стойке смирно. – Сержант второго класса Каллавиро по вашему вызову явился!

Он не знал заранее, чего ожидать, но личный кабинет командующего представлял совсем иначе. Что-нибудь в духе темных деревянных панелей, ворсистых ковров, тяжелых гардин на окне, портретов великих полководцев, настенной коллекции оружия, холодного или огнестрельного… Вместо того – комната размерами с небольшой зал, такая же казенно-скучная, как и остальная база. Покрытые зеленой масляной краской стены, несколько шкафов для бумаг и два железных сейфа, длинный стол посредине, и короткий – приставленный к нему поперек. Вот и все. За столом-перекладиной сидел человек с длинным лошадиным лицом и седеющим ежиком коротко стриженых волос. В петлицах парадной формы отливали золотом большие круги, китель туго перетягивала блестящая кожаная портупея, а на физиономии держалась стойкая мина брезгливого отвращения. Джорджио не сразу узнал его: хотя генерал и командовал лично достопамятной операцией по встрече Майи, сейчас он выглядел совсем иначе, чем на базе "Дельфин". Возможно, и из-за формы. Или из-за освещения.

Сбоку длинного стола пристроился еще один мужчина, которого Джорджио никогда раньше не видел вживую: в прекрасно сшитом деловом костюме, синем с искрой, отлично маскировавшем жирное пузо, с аккуратным пробором в черных лоснящихся волосах, с породистой холеной мордой аристократа, однако с левой щекой, слегка побитой рябинами. Политик, точно. Даже принюхиваться не нужно, чтобы уловить исходящий от него тяжелый аромат лжи и двуличия. Рябой казался знакомым, и Джорджио, сосредоточившись, вспомнил, откуда. С мутных газетных фотографий, конечно же.

– Вольно, сержант. Садись, – брюзгливо откликнулся на рапорт генерал, кивая на стул. – Министра обороны дэя Хоана Дебрего ты наверняка знаешь.

– Да, дэр генерал. Сэрат дэй Дебрего, большая честь для меня…

– Верю, сержант, верю, – отмахнулся министр. – Значит, так. Чтобы попусту не мять солому, предисловия опустим. Я внимательно ознакомился с твоим досье. С эпизодами общения с паладарами, в частности. И доклады насчет генерала Саматты, и приключения на Косом пляже в компании Карины Мураций – все прочитал. Что, дэр Каллавиро, понравились тебе Чужие?

Тон, которым министр задал вопрос, Джорджио очень не понравился: вкрадчиво-елейный, каким садист-папаша спрашивает сынка "что, спер конфеты из буфета?" перед тем, как выпороть до полусмерти. Какое вообще его собачье дело?

– Я не имел возможности глубоко познакомиться с дэйей Мураций, но с генералом Саматтой у меня трений не возникало, дэй министр, – нейтральным тоном ответил он. – Я сотрудничал с ним в соответствии с мандатом, подписа…

– Да знаю, знаю! – снова перебил министр. – Расслабься, сержант, тебя никто ни в чем не винит. Ты все правильно делал. Я спрашиваю – не желаешь случайно еще поработать с паладарами?

– Я должен кого-то сопровождать, дэй министр?

Генерал Сентетто врезал ладонью по столу так, что Дебрего вздрогнул и недовольно посмотрел на него.

– Тебя где учили отвечать вопросом на вопрос, сержант? – рявкнул командующий. – Р-распустились совсем на своих базах, партизаны!

– Виноват, дэр генерал! Я выполню любой законный приказ командования, дэй министр. Если потребуется, я готов сопровождать и паладаров тоже.

– Тебе, сержант, в министерстве иностранных дел работать нужно, дипломатом, – усмехнулся министр. – Так ловко от ответов уходишь, что аж завидно. А я ведь тебе не работу в эскорте предлагал. Впрочем, меня ты устраиваешь. Сейл?

Генерал ожесточенно, словно пистолет из кобуры, выдернул из лежащей перед ним папки плотный лист бумаги с гербовыми печатями и толкнул его по столу в сторону Джорджио.

– Ознакомься, Каллавиро, – прежним брюзгливым тоном выплюнул он.

Джорджио осторожно взял листок и побежал по нему глазами. Еще не дочитав, он гулко сглотнул и против воли медленно поднялся.

– Здесь какая-то ошибка, дэр генерал, – растерянно произнес он. – Я ведь всего лишь сержант второго класса, даже не третьего. Я не заканчивал академию и не подавал заявления на чин лейтенанта…

– Сержант… тьфу, лейтенант первого класса Каллавиро! Ты меня что, за идиота считаешь? – снова рявкнул генерал. – Или, думаешь, в твоем досье старое звание не указано? Сядь!

Джорджио повиновался, по-прежнему ошеломленно вглядываясь в прыгающие перед глазами строки. Невероятно. Не может быть. Его – в лейтенанты? Они что, издеваются? Как он теперь на должности ротного сержанта сможет остаться?!

– Лейтенант Каллавиро, – вкрадчиво вклинился министр. – Наверное, ты гадаешь, с какой стати тебя вдруг продвинули в офицеры, да еще и против твоей воли – да-да, в досье стоит пометка, что ты дважды отказывался писать заявление в академию. Однако, парень, уж извини: иногда Родина нуждается в тебе и заставляет делать неприятные вещи…

Так, понятно. Когда вонючие политики готовятся устроить очередную подлянку, они начинают называют себя Родиной.

– …а потому мне придется огорчить тебя еще раз: ты немедленно отправляешься в Хёнкон.

– З-зачем?… Виноват, дэй министр. Могу я узнать цель и продолжительность командировки?

– Вплоть до особого распоряжения ты назначаешься на должность командира охраны дипломатической миссии Кайтара при университете "Дайгака".

Джорджио словно врезали пыльным мешком по морде. Несколько секунд он хватал ртом душный воздух кабинета и бессмысленно моргал. В Хёнкон? Его? Командиром охраны? Они что, совсем охренели? На какой попойке и кому пришла в голову такая гениальная идея?

– Но ведь я никогда не командовал… – наконец с трудом выдавил он.

– И замечательно, лейтенант. Значит, сможешь взглянуть на ситуацию не шаблонно, а творчески. Твоя должность чисто декоративная, в подчинение даются девять рядовых – паладары запретили охрану больше десяти человек. Защищать миссию там не от кого: Чужие дают гарантии экстерриториальности и безопасности, а если захотят их нарушить, то и вся кайтарская армия не спасет. Мы бы вообще никого посылать не стали, но МИД считает, что без охраны несолидно.

– Да, но… Дэр генерал! В соответствии с уставом…

– Сержант!… Тьфу, то есть лейтенант! – устало взглянул на него генерал Сентетто. – В твоем личном деле содержатся отличные характеристики. Не заставляй меня думать, что офицеры, их подписавшие, некомпетентны и в людях не разбираются. В уставе есть пункт о внеочередном продвижении сержантского состава в офицеры в обход стандартной процедуры. Он относится к чрезвычайным обстоятельствами, обычно к войне, когда всех офицеров повыбивало, но я приказываю нынешнюю ситуацию тоже считать чрезвычайной. В Хёнконе подготовишься и сдашь все экзамены. Твоя главная задача там – следить, чтобы бойцы со скуки не озверели и пьянствовать не начали. Справишься, надеюсь? Еще вопросы есть?

– Дэр генерал, но я же ротный сержант, у меня лейтенант-первоклассник несколько декад как из академии…

– То есть база "Дельфин" без тебя развалится на части? – язвительно ухмыльнулся Сентетто. – Много мнишь о себе, лейтенант. Приказ понял? Или еще раз повторить?

Джорджио мысленно свернул ему шею, после чего достал пистолет и несколько раз прострелил колени и брюхо. Сволочи! На кой посылать в Хёнкон именно его, когда с задачей, если верить генералу, справится любой лейтенант-первоклассник? Да наверняка папенькины сынки, которыми кишат военные академии, глотки друг другу перегрызут за такую непыльную должность, да еще при паладарах! Риска никакого, обязанностей никаких – синекура! А делом-то кто станет заниматься?

Однако что-то во взгляде командующего подсказало Джорджио: выеживаться и дальше не стоит. Выматериться как следует можно и попозже.

– Так точно, дэр генерал. Приказ понял, – обреченно выдохнул он. – Дальнейшие распоряжения?

– Ну, наш человек! – расцвел фальшивой улыбкой министр. – Значит, так. Посольство отправляется в Хёнкон из Барны послезавтра на авианесущем крейсере "Щит победы" – слышал про такой? Первый из восстановленных после Удара, но, надеюсь, не последний. Он как раз закончил ходовые испытания и приступает к финальной проверке систем в ходе дальнего автономного похода. Немедленно отправляешься в Барну – если на самолете, то еще до полуночи окажешься там. Завтра с утра рапортуешь главе миссии или одному из его заместителей. Вот название гостиницы, имена и номера телефонов. Тебе укажут, что делать дальше. Также свяжешься с департаментом охраны и получишь координаты своего непосредственного начальника по линии Министерства обороны, телефон здесь также указан. Дальше действуешь по обстоятельствам. Все понял?

Джорджио обратил тоскливый взгляд на генерала.

– Он все понял, – многозначительно проговорил тот. – Значит, так, лейтенант. Сейчас галопом несешься в казарму и хватаешь манатки в охапку. Затем так же быстро – в канцелярию, проездные документы уже готовы, да и приказы подпишешь заодно. Отдел кадров твоей базы уведомят без тебя. А теперь – свободен.

– Так точно, дэр генерал…

Джорджио поднялся и медленно, словно во сне, побрел к двери, сжимая бумажки.

– Бегом марш! – хлестнул его голос генерала, и новоиспеченный лейтенант невольно ускорил шаг, выскочив из кабинета, словно ошпаренный. Торопливо шагая вниз по лестнице, он безуспешно пытался укротить сумбур, царящий в мыслях.

Что-то скажет капитан Пасия, когда узнает новость? Хорошо бы командир базы не стал злиться попусту. В конце концов, он тоже понимает, что такое приказ…

Когда за Каллавиро закрылась дверь, фальшивая улыбка немедленно сползла с лица министра.

– Значит, таков твой протеже? – сухо спросил он у командующего.

– Остроумный ты, Хоан, спасу нет. Он не больше мой протеже, чем твой.

– Вот как? И чего же ты его навязывал?

– Ну, во-первых, парень действительно толковый, можно и продвинуть. По всем характеристикам первый кандидат в офицеры, да я и сам видел, как он командовал вместо своего сопляка-ротного во время операции по встрече Майи. Самостоятельно из сержантов он не уйдет, как психологи подтвердили, так что все равно пинок требовался. Во-вторых, слишком крепко он с паладарами завязался. Те же психологи его маневры во время допросов на раз расщелкали. Он упорно не говорил ничего, что против них сработало бы, а иногда просто врал, причем неосознанно. Мне такие агенты влияния в боевых частях не нужны, а на канцелярскую работу его перетаскивать – материал попусту переводить. А так, глядишь, что-то из него да получится, и паладаров лишний раз умаслим старым вроде как знакомым. Достаточно?

– Нет, – скривил физиономию министр. – Я ж тебя сколько лет знаю, десять, одиннадцать? За одно гнилое брюхо ты бы его просто вышиб из армии. Что у тебя за тайные причины?

– Разведка его одобрила.

– Такого лопуха?

– Именно лопуха. Он искренен. И с генералом Саматтой на короткой ноге. Глядишь, тот и проговорится о чем в его присутствии. Профессионала к паладарам подпускать нельзя, Чужие каким-то образом их на раз просчитывают и губы себе намертво заклеивают. Двоих из Хёнкона мне уже вернули с позором – вернее, вежливо и с извинениями, да еще и с фотографиями, которые те сделать пытались. С куда более качественными, чем наши, лишь чуточку не в том ракурсе – совсем чуточку, но без деталей, что нам требовались. Нет, сейчас лучший шпион – тот, кто не догадывается, что шпион. А уж как вытрясти из него сведения, забота разведки: в свите консула четверо опытных людей.

– И все равно слабый мотив, – министр с сомнением покачал головой. – Лопух – он и есть лопух, если что и нароет, то чисто случайно. Слушай, еще не поздно все переиграть. У меня есть на примете…

Генерал с такой злостью врезал кулаком по столу, что министр даже изменился в лице и отпрянул.

– Хоан! – зловеще проговорил Сентетто. – Я ведь не посмотрю, что ты министр. Еще раз мне про кого-нибудь из многообещающих юнцов втирать начнешь – выставлю с базы! Ты знаешь, как мне мозги выели за последние две декады? В столице чуть не половина офицеров – шалопаи из богатеньких семей разной степени влиятельности либо их знакомые, знакомые знакомых и все в том же духе. Ко мне толпами ходят и прелести кандидатов расписывают, словно замуж за меня выдать хотят! Кеоварита, Смеарх, Навахо, Капурри, Симмерса, Массини готовы кого угодно пристрелить, лишь бы своих людей в миссию пропихнуть ради промышленного шпионажа, но с ними пусть в МИДе разбираются. А вот Деллавита совсем с ума сошел. Требует, чтобы я посольскую охрану сформировал из его головорезов! Чуть ли не напрямую угрожать пробовал.

– Деллавита? – поразился министр. – Охрану? А ему-то зачем?

– Не слышал, что ли? Весь Дриммад только и болтает, как его дочурку ненаглядную паладары в Хёнкон то ли силой увезли, то ли сманили чем. Сманили, наверное, раз под фамилией матери выехала. Жена под этим соусом от него ушла, правда, на развод пока не подала. Деллавита, видимо, надеется, что его СБ за дочерью и там хвостиком таскаться позволят. В общем, задрали меня с должностями. Главное, одного поставишь – десятеро смертельно оскорбятся, что их конкурента предпочли. Пусть уж никому должность не достанется: любить меня сильнее не станут, но и ненавидеть – тоже. Им главное, что никто из заклятых врагов привилегию не получит.

– Вот как? – министр задумчиво почесал нос. – Ну что же, есть свой резон. Кстати, я вижу, ты при параде сегодня? Все-таки решил к Массини на прием ехать?

– Разумеется, – генерал вальяжно повел плечами. – Он мне упорно своего поставщика мясных консервов сватает.

– Сколько дает? – почти безразлично поинтересовался министр.

– Пять процентов. Хрен с ним, пусть Массини. С Оммерсой я решил расплеваться – они мне уже трижды плату замылили.

– Ну вот, а я к тебе специально тащился, уговаривать собирался… Однако, дружище, не пять, а шесть, он мне уже пообещал. И, надеюсь, не забыл, что половина – моя?

– Да с тобой, кажется, забудешь! – поморщился генерал. – Ты на своем самолете? Вот и полетели прямо сейчас. Как раз к пяти в Дриммад доберемся…

03.03.1232. Ценгань, Тасиэ

"…огромные, покрытые черным лаком с изящными алыми узорами, сёдзи Большого церемониального зала раздвигаются абсолютно бесшумно. Сопровождающая обильная свита почтительно отстает, шурша шелковыми одеждами, и я в одиночестве ступаю по искусно плетеным соломенным татами…"

Я на мгновение отвлекаюсь от проигрывания записи: мягко звучит оповещение о входящем сообщении. Нет, ничего срочного: регулярный отчет координатора о ходе работ в Хёнконе. Можно просмотреть потом. Сейчас хочется еще раз освежить в памяти детали, необходимые для предстоящего через несколько минут разговора. Кабинет растворяется в пустоте, и я снова оказываюсь в королевском дворце в Тасиэ, окруженный помпезными ценганьскими чиновниками.

"…огромный зал полон народа: люди сидят на низеньких стульчиках, скрестив ноги, между украшенными малахитом колоннами, густой толпой стоят за спинами сидящих, теснятся на приступках у стен. Душный воздух пропитан тяжелым запахом испарений человеческих тел: система кондиционирования, тщательно замаскированная посреди ажурных решеток, экранов и карнизов, явно не справляется. Обычная для здешних мест жара положение не улучшает. Ничего, дамы и господа, радуйтесь, что Палла изначально спроектирована с мягким климатом, и что на экваторе вовсе не так жарко, как на некоторых моих прежних площадках. Кое-где вы бы уже сварились заживо. Однако даже духота играет мне на руку: я, в отличие от вас, нечувствителен к высокой температуре и нехватке кислорода. Да и вообще, вы всерьез решили, что способны играть со мной, Демиургом Камиллом, на равных?

Опустив взгляд, я неторопливо ступаю по татами, покрытым плетеными рисунками журавлей и черепах. Золотые подвязки темно-синих шаровар-сасинуки неслышно скользят по сухому тростнику – можете даже не надеяться, что я наступлю на концы и запнусь. Десятки взглядов растерянно скользят по моему носи: его красный цвет опасно близок к императорскому алому, сияющему на троне в конце прохода, а широченные рукава не менее близки размерами к границам, установленным этикетом для министров. Сложный абстрактный узор на верхнем одеянии в определенных обстоятельствах можно было бы посчитать открытым вызовом традициям. Султан угольно-черного колпака эбоси, почти не скрывающего собранные на затылке косы, колышется высоко над головами стоящих, и вплетенные в них серебряные нити, невиданный для здешних краев элемент, отбрасывают сверкающие блики на лица придворных.

Вы ожидали увидеть варвара со звезд? Посмеяться над ним в обшлага своих непомерно широких рукавов, как втайне смеетесь над ставрийскими и кайтарскими дипломатами? Вы даже не представляете, какое удовольствие доставляет мне ошеломление на окружающих лицах: вместо обезьяны в убогом заморском костюме к вам явилась высокопоставленная особа, явно не ниже рангом Левого Министра. Моя тщательно продуманная одежда режет вам глаза, ослепляет хамством цветов, положенных лишь высшим сановникам, а покрой и узоры лицевой стороны и подкладок заставляют чувствовать себя нищими даже самых богатых. Явись в такой одежде один из вас, и его, выскочку, тут же разорвали бы в клочья. Но от меня приходится терпеть.

К вам явился паладар. Безвестный и безродный авантюрист из далекого космоса, алкающий денег, денег, денег, готовый на все ради прибылей и богатства, не способный понять изящество и красоту древних традиций Могерата… Именно так вы считали до сегодняшнего дня – и я с огромным удовольствием продемонстрирую всю глубину вашей глупости. Да-да, дамы и господа, к вам явился Демиург. И не простой – Игрок-Стратег с тринадцатым местом в Рейтинге. Тринадцатым – из семисот тридцати восьми. И сверх того я не просто обожаю азиатские культурные контексты – я на них специализируюсь почти три с половиной миллиона лет объективного времени. Вы никогда не узнаете, кто я на самом деле, и еще не догадываетесь, что через одно-два поколения короли и знать Могерата станут питаться из моих рук…"

Я останавливаю запись и тщательно, одно за другим, просматриваю физиономии присутствующих. Все верно. Отсутствие привычной фантомной машинерии не позволяет построить детальную модель каждого персонажа, но достаточно даже плоских образов, зарегистрированных сенсорами моего дрона. Ошеломление – и непонимание. Обезьяна внезапно обернулась принцем, как в одной из ваших самостоятельно возникших легенд. Кушайте, дамы и господа, только не подавитесь ненароком.

"…скорость и длина моих шагов тщательно просчитаны заранее исходя из сохранившихся исторических документов. К счастью, зал после Удара не перестраивали, а потому действие развивается в точности по сценарию. К моменту, когда я замираю в предписанных этикетом двух метрах перед королевским троном, толпа придворных наконец-то приходит в себя, и между людей начинают летать первые шепотки. Изящное, выверенное движение кисти – и в моей руке раскрывается извлеченный из рукава широкий веер со схематичным рисунком: на обрыве одинокая сосна-маца с плоской кроной тянется кривым стволом к восходящему солнцу. Все-таки нельзя не признать: малыш Палек просто гениален. Я не понимаю, почему он заваливает камнями талант художника, вкалывая простым инженером в полудиком Сураграше, но когда удается раскрутить его на работу, результат оказывается выше всяких похвал. Никаких лишних линий: несколько движений карандаша – и очертания сосны проступают из глубины бумаги, предоставляя сознанию зрителя достраивать детали самостоятельно. Учтено даже искажение пропорций из-за складок веера.

Еще одно плавное движение – и веер прикрывает почти все лицо, оставляя лишь глаза, как и положено по этикету. Я склоняюсь и замираю в глубоком поклоне – но через промежуток времени, выверенный с точностью до миллисекунды, упертый в пол взгляд поднимается вверх, заставляя растерянно улыбающегося короля вздрогнуть и слегка отшатнуться. Я знаю правила игры, говорят мои бездонно-черные зрачки, но не надейтесь, что стану им подчиняться. Пришло мое время, король, что в скором времени осознаешь и ты.

Я медленно распрямляюсь. Передо мной три груды шелка алого цвета, одна яркая и две тусклых: король, а по сторонам – Левый и Правый министры. Рука Левого, скрытая широким рукавом, нервно стискивает ткань носи рядом с висящей на груди Большой Печатью. Правый министр более сдержан: его Малая Печать почти скрыта материей, руки спокойно сложены на коленях, а глаза внимательно рассматривают меня из-под полуприкрытых век. Похоже, глава королевской администрации уже успел прийти в себя и быстро просчитывает варианты. Опасный противник. Не стоит с ним ссориться, по крайней мере, на первых порах. Впрочем, глава правительства оправляется от неожиданности лишь на пару секунд позже соперника. Все-таки оба – опытные политики, сумевшие столько лет продержаться на высших постах, и удар держать умеют.

По левую сторону от них еще две кучи тряпок темно-красного цвета: чюси, председатель дайкана, и цонцхай, глава тэйкана. У обоих отвисшие челюсти и почти круглые глаза. Им, видно, не оправиться еще долго. Парламенты на Могерате по большей части декоративны, и главы палат на большие церемонии допускаются редко, а потому и соображают хуже.

С правой стороны – еще четыре вороха цветастых одежд. Верхнее красное уваги с длинными, до пола, рукавами с прорезями, из-под которого выглядывают слои трех или четырех утики и широкие красные штанины хакама – классический двенадцатислойный костюм, правда, в немного урезанном варианте: накидка-карагину отсутствует. Видимо, опытные дамочки не рискнули одеться по полной программе, сознавая, что тепловой удар – не слишком удачное дополнение к церемонии. Молодая королева в шляпе-итимэгасе с широкими опущенными полями и три официальных королевских наложницы спрятали лица за плотными веерами, однако их полускрытые глаза блестят от любопытства. Они здесь для мебели, так что могут позволить себе откровенно пялиться.

Веер в моей руке шуршит, складываясь, правый локоть занимает предписанное этикетом положение с точностью до градуса. Тот же этикет требует, чтобы посол заговорил первым. Держитесь, ребята, сейчас вас ожидает еще один шок. Что на катару я говорить умею, вы в курсе. А вот как именно, вам еще предстоит осознать.

– Ветер ночью шумел,

Навевая тоску и унынье.

Я ущелье осилил,

И награда достойна дороги:

Солнца луч я узрел на рассвете.

Я использую высокий архаичный слог, который вряд ли понимает хотя бы половина присутствующих. Шепотки усиливаются. На лице короля – ошеломление. Впрочем, не его очередь отвечать: начинают с младших. Одно из двух: либо они вспомнят или сочинят на ходу подходящий ответ, либо прилюдно потеряют лицо, и тогда я наживу в Ценгане пару-тройку могущественных врагов. В общем-то, такой вариант меня тоже не слишком расстроит: сцена пока формируется, и как бы фигуры ни расположились в конечном итоге, я приму граничные условия с одинаковым интересом. О да, я помню – сейчас не Игра. Пока еще нет. Но плясать вы все равно станете под мою дудку. Или под мое кото, учитывая восточно-азиатский колорит.

Правый министр чуть наклоняется вперед. На архаичный стиль его не хватает, но современный катару безупречен:

– Я, случалось и сам

По горам, заблудившись, скитался,

И, вернувшись домой,

Возносил я хвалу очагу.

Для гостей дверь открыта.

– Стылая непогода, – подхватывает Левый министр, -

Дождик стучит по навесу весь день,

Звонкий ручей плачет,

Но боги повеяли радостью:

Друга шаги на высоком крыльце.

– Смотрю на старый сад, – король завершает эстрадное выступление приятным баритоном. -

Разнотравье склонило макушки:

Скончался садовник.

Но весной в ожидании гостя

Там пробьются ростки хризантемы.

Глава правящего дома, в отличие от своих подчиненных, архаичным слогом владеет превосходно. Публика в восторге. Слаженный общий выдох, тихие аплодисменты и стуки сложенных вееров. Высокие стороны с честью отыграли первую часть спектакля, однако я веду по очкам: хозяева цитировали классиков, в то время как я выдал стих собственного сочинения.

Я снова склоняю голову: точное, выверенное до градуса движение. Поза в сочетании с цветами одежды открыто, если не сказать – нагло, демонстрирует социальное положение: если и не император в своей стране, то уж точно не ниже наследного принца. Министры, чуть замешкавшись, кланяются под тем же углом, король благосклонно щурится. От шока все трое уже отошли…"

Я снова торможу запись и внимательно оглядываю лица присутствующих. Некоторые явно удивлены, кто-то в восторге, но многие задумчивы – видимо, прикидывают варианты новых политических раскладов. Я откладываю их изображения в личный архив: нужно как можно быстрее навести справки и установить контакты. Десятка полтора архив распознает сразу – данные на них имелись в базе Станции до Удара. Но еще столько же не опознаны, и широченные рукава их носи покрыты узорами разной степени сложности. Не рядовые чиновники, отнюдь не рядовые, и у троих явно военная выправка. По всей видимости, за восемь с половиной местных планетарных лет обстановка при ценганьском дворе изменилась довольно серьезно, и полагаться на устаревшие данные нельзя. Займусь обновлением прямо сегодня же.

"…одним плавным слитным движением я извлекаю из широкого рукава свиток верительной грамоты и протягиваю ее Правому министру, опускаясь на одно колено. Тот, развернув, бегло просматривает документ и передает Левому министру над королевскими коленями. Левый окидывает его таким же быстрым взглядом и передает королю. Монарх, однако, не торопится. Отложив веер на подлокотник трона, он тщательно читает текст.

– Паладар Камилл, посланник Хёнкона! – провозглашает он наконец. – Мы принимаем тебя при нашем дворе и жалуем долей риса и вина. Отныне ты говоришь голосом своей страны, а мы отвечаем голосом своей.

Он передает грамоту обратно Левому министру, и тот, дохнув на Большую Печать, ставит на свитке оттиск. То же самое проделывает с Малой Печатью и Правый министр. Таким же слитным движением я принимаю у него грамоту, сворачиваю, убираю в рукав иподнимаюсь с колена.

Дружный одобрительный стук вееров. Если строго действовать процедуре, то цирк закончен. Однако у меня в запасе остался последний штрих, ритуалом не предусмотренный. Вместо того, чтобы развернуться и отправиться восвояси, я снова раскрываю веер с сосной и делаю шаг вперед.

– Прошу вас принять в знак добрых намерений, ваше величество, – я склоняюсь, протягивая веер обеими руками. – Великий художник из иного мира украсил его своим мастерством, и мое сердце радуется, что я могу усладить ваш взор.

Поколебавшись, король принимает подарок, игнорируя недовольные взгляды министров, и пристально на смотрит на рисунок. Государственный муж из него никудышный, как и положено в Ценгане, но его двор – настоящее сосредоточие художников, артистов, музыкантов и поэтов. В искусстве правитель толк понимает, и его глаза расширяются, оценив красоту изображения. Теперь главное, чтобы Палек не явился в Тасиэ самолично и не заржал в голос при виде своей мазни в королевской сокровищнице, с нашего безалаберного шута станется. Впрочем, даже и такое событие я сумею обратить к своей пользе. Я уже отступаю назад, когда король внезапным движением протягивает свой веер.

– Негоже оставлять гостя без свежести в жаркую погоду, – светским тоном произносит он. – Надеюсь, сия безделушка сумеет охладить разгоряченное лицо, пусть и не настолько красива, как твое подношение.

Ого! Если он понимает, что делает – а он наверняка понимает, несмотря на относительную молодость – он только что ввел меня в круг приближенных. То ли парень устал от традиционного соперничества между министрами и хочет натравить их на общую цель, то есть на меня, то ли я просто заинтересовал его сверх меры. Превосходно. Отличный задел в первый же день. Я с глубоким поклоном, куда ниже, чем положено, принимаю ответный подарок и отступаю на три шага. Резким движением распрямив подаренный веер, король скрывает лицо. Я поворачиваюсь и неторопливо шествую к выходу, скромно устремив взгляд в пол…"

Еще раз осмотреть лица собравшихся. Четыре опознанных дайнагона Левого министра – главы управлений иностранных дел, науки и образования, промышленности и финансов – явно в восторге. Все возлагают на общение с Хёнконом и со мной лично большие надежды, в первую очередь на личное обогащение, и все кровно заинтересованы в моем успехе. Тюнагоны Правого министра в замешательства: еще не поняли, как новая фигура повлияет на политический расклад при дворе, а также как относится к ситуации сам Правый министр. Надежды откусить кусок послаще от инопланетного пирога у них почти нет, так что личные амбиции выступают на первый план. Или, возможно, они уже прикидывают, нельзя ли как-то свалить Правого министра при моей помощи, чтобы Левый занял его пост. Тогда они почти автоматически сами станут дайнагонами и смогут пристроиться к корыту с вкусными отрубями.

Тихо мерцает напоминание: две минуты до встречи. Разумеется, можно ускорить несущую на пару порядков и досмотреть запись до конца, но там уже не осталось ничего важного: люди во вторых-третьих рядах зала, выстроившиеся вдоль стен в галереях дамы, скрывающие лица рукавами и веерами, мельтешащие доверенные чиновники и служительницы рангом пониже… Успеется. Тем более что мне еще предстоит тщательно обработать аналогичную запись из Кайнаня. Некуда торопиться. Неторопливое течение времени при дворе не располагает к спешке здешних обитателей, и в ближайшие несколько декад они будут лишь приглядываться к поразительному чужаку, разбирающемуся в тонкостях этикета едва ли не лучше, чем Правый министр.

Я оставляю кабинет и подключаюсь к кукле в Тасиэ. Она сидит на пятках в выделенной мне комнате в позе, явно свидетельствующей о глубокой медитации, и изредка заглядывающие в покой слуги не рискуют "меня" отвлекать. Из-за бумажных перегородок-сёдзи доносятся шаркающие шаги, мужские и женские голоса, чей-то смех… Плохо, что встреча проводится в таких условиях. Я заранее спланировал, чем она кончится, но публичный скандал мне ни к чему. Разумеется, дрон содержит средства обеспечения конфиденциальности, но его система шумоподавления оставляет желать лучшего. Что же, выбора все равно нет.

"Я" раскрываю глаза и кручу шеей, "разминая" ее. За приоткрытой сёдзи мелькает лицо слуги, и несколькими мгновениями спустя чей-то палец тихо скребет бумагу.

– Войди, атара, – холодно откликаюсь я. – Доброго дня.

Толстый невысокий мужчина, переваливаясь, торопливо семенит мимо отодвинутой перегородки, сразу же задвигающейся за ним: Сируко бдит на посту наружи. В очередной раз делаю зарубку на память – выяснить, почему координатор упорно называет "Сируко" всех своих дронов в женской форме. Впрочем, все равно руки не дойдут. Да и какая разница? Если у искинов есть психика, почему бы не иметься и собственным тараканам? Видимо, что-то отражается на лице, потому что человечек встревоженно заглядывает мне в глаза.

– Присаживайся, атара, – я указываю беглому королю Хёнкона на простую соломенную циновку. Я использую подчеркнуто-нейтральный стиль, далекий от почтительности, проявленной к королю Ценганя. Нужно сразу поставить Тадаосия Фумиоку на надлежащее место. – Приношу извинения за убогую обстановку, но дворцовые службы еще не успели обставить комнату.

Человечек усаживается на корточки и мнется. Видно, что он не понимает, как начать разговор. Он не может подобрать даже первую фразу. Формально я как посол Хёнкона являюсь его подданным или, по крайней мере, подчиненным. Однако же ему ясно дали понять, что отныне он марионетка, и слово его значит не больше лая уличной собаки. Он получил золото в обмен на право первородства, отданное совершенно добровольно и даже с радостью. Действительно, какой прок от титула короля огромной пустоши, занятой лишь кучкой нищих рыбаков и отчаянных пиратов? По крайней мере, раньше он думал именно так. Однако сейчас, когда из его бывшего королевства начали приходить обнадеживающие новости, он задумался – а не продешевил ли? А нельзя ли урвать что-то еще?

Вандабань.

Мне нравятся местные ругательства. "Черепашье яйцо" – почему-то черепаха здесь символ не только долголетия, но и сексуальной распущенности, плодящая массу детишек от неизвестных папаш (я специально поинтересовался – в исходных спецификациях площадки ничего похожего не заложено). Хотя сидящий передо мной человек может похвастаться длиннейшей родословной, тесно переплетенной с родословными королевских семей Ценганя и Кайнаня, мне он почему-то кажется типичным воплощением вонючего безродного вандабаня. В глаза я его, разумеется, так не назову, но от ярлыка он не отмоется никогда. В Игре я могу пощадить врага – полководца или императора, доставившего мне массу головной боли, отправить его в почетную отставку и ссылку, даже зная, что он станет мстить и интриговать. Однако таких вот ублюдков, бросающих свой народ на произвол судьбы при первых признаках опасности, я казню без долгих разговоров. Улыбаюсь, кланяюсь, с благодарностью принимаю ключи от города или государства – и сразу же отправляю на виселицу. Большинство из них трусливые предатели, которые побоятся даже ударить в спину, но все равно от одного вида их угодливых рож тянет блевать.

Однако же Тадаосия убивать нельзя. Его смерть создаст массу мелких неинтересных осложнений, от решения которых я никакого удовольствия не получу. Пусть живет себе в изгнании и жрет в три горла, отращивая пузо, лишь бы под ногами не путался. А почему у меня не стоит путаться под ногами, сейчас и продемонстрируем.

– Сторас Медведь просил передать тебе нижайшие поклоны, – говорю я, так и не дождавшись реплики. Король вздрагивает, хотя я не вкладывал во фразу особого значения. Сторас так и не показал запись общения с королем, но, судя по всему, Тадаосий до сих пор просыпается в холодном поту от привидевшейся рожи своего якобы регента. Вот, кстати, тоже многообещающий юноша. Палека я уже отчаялся затащить в игру более серьезную, чем шахматы, про его серьезных до зевоты сестричек и вовсе молчу, а упрямый Семен вряд ли когда-то простит мне противостояние на средневековой Текире. Но Сторас – совсем иной коленкор. Бывший директор Службы внешней разведки Четырех Княжеств, он привык командовать и интриговать. С большим удовольствием я бы посмотрел, каков из него Игрок. Вот развяжемся с Паллой, и я сделаю предложение, от которого он отказаться просто не сможет: он Стратег, я Тактик. Правда, статуса Демиурга у него пока нет, ну да не беда. За старшего Медведя я проголосую с большим удовольствием.

Тем временем король Тадаосий справляется с шоком и мелко кивает.

– Спасибо, Камилл-атара, – отвечает он в том же нейтрально-вежливом стиле. – Надеюсь, здоровье Стораса-атары…

– Кто пытался меня подставить? – бесцеремонно-резким тоном перебиваю я.

– Не понимаю… – дрожащим голосом начинает король, но я обрываю его снова.

– Я сразу предупредил всех, что играю роли посла одновременно в Ценгане и Кайнане. Позавчера днем я согласовал с Правым министром кайнаньского двора дату и время вручения верительных грамот: сегодняшнее число, полдень. Вчера ранним утром я получил от Правого министра Ценганя уведомление о той же церемонии: тот же день, точно то же время. Я не верю в такого рода совпадения, Тадаосий-атара. Меня пытались подставить. Кто?

Я хлещу его голосом, одновременно резко наклоняясь вперед. Король отшатывается, теряет равновесие и неуклюже падает на спину. Я делаю быстрый подшаг вперед: левая нога опирается на колено, правая уже встала на пятку, правая рука на поясе слева. В драке я бы сейчас выхватил меч и полоснул его от подмышки к шее, рассекая артерии и трахею. Меча у меня нет, но Тадаосий, очевидно, распознает движение, потому что вскидывает руки и в панике закрывает голову, тихо скуля. И это – король, пусть даже бывший? Слизняком назвать и то много чести.

– Я говорил, говорил ему, что так нельзя! – причитает гость из-под ладоней. – Ши Бейта, он все задумал! Он сам время назначил, я не хотел…

Значит, все-таки самолично Правый министр. Не новость, в общем-то – координатор под маской Сируко собрал достаточно информации, чтобы аналитики Стораса сделали тот же вывод. Теперь нужно понять, что именно управитель королевской администрации имеет против паладаров. Скорее всего, обычная для Могерата вражда между Правым и Левым министрами: поскольку в контакт я вошел с Левым, Правый просто обязан подсидеть его или меня. По логике вещей, обычному человеку пришлось бы отказаться от сегодняшней церемонии в Ценгане – и дать Правому министру повод порассуждать на ухо королю о предпочтении, оказанном Кайнаню. Или же я отказался бы от кайнаньского приема, уязвив гордость конкурентов. Любой вариант для Правого выигрышный. Он забыл лишь маленькую деталь: паладары – не люди, и у нас полные карманы козырей, о которых паллийцы даже не подозревают.

Мне очень нравится новое окружение. Две страны, когда-то произошедшие от единого корня, ныне почти идентичные, говорящие на одном языке, управляемые родственными кланами аристократов – никто не способен ненавидеть друг друга настолько же сильно, как ближайшие родственники. Вполне ожидаемо, можно даже не читать спецификации площадки. Какое поле для маневра! Сколько возможностей для открытых союзов, тайных альянсов и внезапных предательств!…

А еще выяснилось, что врать мой король не рискует. Слова лишнего по своей инициативе не скажет, но и не обманет, если вынудишь говорить. И за то спасибо.

Я неторопливо возвращаюсь к прежней позе на пятках.

– На место! – холодно говорю я, переходя на грубый приказной стиль. – И слушай. Ши Бейта идиот. Он пытается играть с огнем, который понимает не больше тебя. Я не человек, а паладар. Для меня не проблема управлять одновременно двумя куклами. И тремя. И даже пятью…

На самом деле я могу одновременно поддерживать шестнадцать параллельных проекций, о чем нашему корольку знать не обязательно. Пусть он, а через него и другие, недооценивает меня. Мало ли, вдруг чужая глупость еще пригодится.

– …а потому я провел одновременно церемонии и здесь, в Ценгане, и в Кайнане. Наверняка Правый министр уже кусает рукава, читая отчеты шпионов. Я случившимся расстроен, но отнюдь не в ярости. За провокацию на сей раз я никого не накажу. Но лишь на сей. Вернись на место, я сказал!

Король суетливо копошится на циновках, словно жирный жук, переворачивается на живот, на четвереньках подползает ко мне и преданно смотрит снизу вверх, словно собака.

– Тадаосий-атара, ты ведь зачем-то хотел меня видеть? – осведомляюсь я прежним нейтральным тоном. – Какие-то государственные дела, требующие внимания паладаров?

– Да-да-да! – король мелко трясет головой. – Дела, дела! Дошло до меня, о Камилл-атара…

– Короче!

– Ассоциация граждан Хёнкона в Тасиэ провела первое собрание. Они составили протокол о намерениях – восемьсот подписей! – и подтвердили соглашение с адвокатами. Я как могу противодействую им, но мои возможности… у меня мало денег…

Тадаосий опасливо смотрит на меня, как уличная шавка, готовый в любой момент то ли отскочить, то ли повинно бухнуться головой в пол. В переводе на человеческий он ставит мне ультиматум: или паладары снова платят ему, или аристократия Хёнкона, бежавшая восемь лет назад в Ценгань, инициирует против Университета череду исков с требованием компенсации за национализированную и уничтоженную собственность. Смотри-ка ты, наш червяк все еще пытается играть в свои игры. Поддайся ему сейчас, и он начет наглеть все больше и больше, требуя новых и новых денег под выдуманными предлогами. А что – пусть даже Большая и Малая Печати у тебя предусмотрительно конфискованы, всегда можно пригрозить, что лишишь Стораса регентства и выставишь паладаров восвояси. Так, малахольный ты наш?

Похоже, пришло время припечатать титулованную особу по-настоящему. Да, очень вовремя направленные Палеком боэй докопались до правды. Докопались в буквальном смысле слова.

– Тридцать килограммов… Прости, пятьдесят катти золота, – тихо произношу я, безразлично рассматривая веер, полученный от ценганьского короля. Весьма так себе вещичка, кстати. Корявая дешевка. – Не далее чем шесть декад назад, Тадаосий-атара, ты получил от паладаров пятьдесят катти чистейшего золота в обмен на клятвенное обещание навсегда забыть про права на Хёнкон. Ты уже умудрился их истратить?

– Нет, но… я же не знал, что граждане…

– БЫВШИЕ граждане, – я нажимом подчеркиваю первое слово, по-прежнему не поднимая взгляд. – Никто, обладавший гражданством Хёнкона до прибытия паладаров, больше его не имеет. Указ подписан правящим регентом Хёнкона и скреплен Большой и Малой Печатями. Забыл?

– Нет, но… они влиятельные гра… представители влиятельных родов…

– Меня они не волнуют.

Я говорю правду: меня действительно не интересуют ошметки аристократических семейств Хёнкона. В лучшем случае они приживалы при королевских дворах Могерата. В худшем – просто напыщенные нищие, с тоской вспоминающие о былом якобы величии. Они уже забыли, что Хёнкон столетиями существовал как независимое государство лишь потому, что Ценгань и Кайнань вцепились бы друг другу в глотки, вздумай присвоить порт кто-то из них. Сейчас бывшие аристократы и в самом деле верят, что крохотный клочок материковой суши и сотня ближайших островов и в самом деле сияли богатством и респектабельностью на весь мир. Нет, меня не интересуют обломки давно разбитых кораблей… хотя, как известно, на чужой алчности можно великолепно сыграть в свою пользу.

– Но как же… как же так можно…

– Можно.

Я наконец поднимаю взгляд, и физиономия короля перекашивается плаксивой гримасой ужаса. В глубине моих зрачков пылают, разгораясь, красные искры. Образ глаз ночных хищников сидит глубоко в генетической памяти человека, и простенький трюк на удивление эффективен в отношении любой расы, основанной на генотипе древнего Homo Sapience. Светящиеся зрачки действуют напрямую на подсознание, и игнорировать их могут лишь действительно сильные личности, к каковым наш королек даже близко не относится.

– В твоих туфлях, Тадаосий-атара, – меланхолично цежу я сквозь зубы, – я бы больше думал о себе, а не о других. А то ведь, может статься, твои "представители влиятельных родов" узнают о бомбах.

– Ка… ких бомбах? – хрипит король внезапно пересохшим горлом.

– Атомных, – я снова опускаю взгляд и отключаю свечение в зрачках. – Два небольших таких заряда под хребтом Сюань, примерно по двести пятьдесят тысяч метатонов дастилинового эквивалента каждый. Те самые, что сдетонировали во время Удара, обрушив Хрустальный перевал. Интересно, Тадаосий-тара, где же ты их раздобыл? В Кайтаре? Или в Ставрии? И много ли с тебя содрали?

Кажется, короля сейчас хватит удар. Его глаза лезут на лоб, он хрипит и хватается за сердце. Он явно перепуган… но вот чем? Кажется, эмоции сильнее, чем следовало бы. Неужто и в самом деле не в курсе? Ах, как не хватает сейчас полноценного нейросканера!

– Не смотри на меня глазами больного кролика! – досадливо морщусь я. – Ты всерьез думал, что наши боэй не найдут оставшиеся после взрывов камеры, а также остатки шахт, ведущих к ним с территории Хёнкона? Любезнейшее твое величество, мы сюда не в поддавки играть прилетели через половину Вселенной.

– Я ничего не знал… – с трудом выдавливает король. – Всеми богами Пантеона клянусь – не знал!

– Да брось ты! – отмахиваюсь я. – Кто кроме главы государства мог тайно согласовать покупку с одной из заморских держав, скрытно привезти устройства, рассчитать оптимальные места, пробурить скважины… Ты ведь шантажировал своих сиятельных кузенов, угрожая завалить перевалы в случае военной интервенции, не так ли?

– Я не…

– Мне плевать, пусть даже и в самом деле ты не. Но кто поверит? "Представители влиятельных родов" порвут тебя в клочья, стоит им узнать реальную причину гибели Хёнкона. Хорошенько подумай об этом, Тадаосий-тара. Больше тебе ничего не нужно?

Король отрицательно трясет головой, на его лице написан неприкрытый ужас. Он не хуже меня понимает, что подумают люди, узнай они правду. Кажется, до него дошло, насколько крепко его держат за яйца. Полудохлая мышка вздумала переиграть опытного кота со стальными когтями, но только теперь сообразила, во что вляпалась. Все, родной, поздно. Обратной дороги нет. Даже если Карина сойдет с ума и согласится отдать свой драгоценный Университет, ты его не получишь. Меня в качестве базы операций Хёнкон тоже устроит.

– Тогда можешь идти, – на сей раз я использую откровенно хамский стиль, которым спесивые аристократы обращаются к низкородным слугам и просителям. Король на оскорбление не реагирует. Похоже, все его ощущения сейчас заместил один лишь парализующий ледяной страх. Он тяжело, словно дряхлый старик, поднимается на ноги и медленно шагает к двери.

– Погоди, Тадаосий-атара, – останавливаю я великого властителя, на сей раз снова нейтрально-уважительным тоном. – Значит, ты хотел попросить у нас еще денег?

– Нет-нет, ни в коем случае… – еле слышно бормочет тот.

– Я знаю, что хотел.

Кнут ему продемонстрировали. Время для сладкой морковки.

– Видишь ли, Тадаосий-атара, паладары не идиоты. Тебе объясняли, что у нас чисто коммерческий проект, и что мы намерены получить прибыль от нашего присутствия. Мы никому не позволим сидеть у нас на шее и сосать кровь до бесконечности, понижая общую рентабельность. Однако по политическим соображениям, конвертирующимся во вполне реальные деньги, мы заинтересованы в твоем личном счастье и безмятежности. Пойдем на компромисс. Я не спрашиваю, как ты всего за восемь лет умудрился растранжирить прихваченную с собой казну Хёнкона. Я не спрашиваю, куда ты дел нашу арендную плату. Но в дальнейшем за полученные средства станешь отчитываться передо мной – если, разумеется, хочешь получить хоть что-то. Составишь отчет по тратам и пришлешь мне. Если сочту допустимым, что-то мы доплатим. Можешь идти, Тадаосий-атара. А своим "представителям родов" передай, что никаких компенсаций они не получат. От своего имущества они отказались добровольно, бросив его во время бегства, так что претензии пусть предъявляют самим себе.

Король бросает через плечо взгляд, в котором страх борется с алчностью и внезапно вспыхнувшей надеждой. Однако в моих зрачках снова даже не мерцают, а ослепительно сияют красные искры, и у него подгибаются коленки. Зажмурившись, он несколько раз кланяется едва ли не до пола и спиной вперед выбирается в приоткрытую Сируко дверь. Бумажная сёдзи с шелестом задвигается за ним. М-да. Все-таки не слишком хорошо получилось. В условия нормальной физики я бы доверху нафаршировал его убогую черепную коробку ментоблоками третьего, а то и четвертого уровня. Но на Палле – на Палле приходится тратить силы и время на психологические трюки, не дающие гарантии в долгосрочной перспективе. Богатый опыт подсказывает, что такие вот скудоумные вандабани под чужим влиянием меняют свою позицию как флюгеры. Ну ничего. Так даже забавнее. В случае кризиса с большим интересом понаблюдаю, как подействует на мировую общественность известие об бомбах под Сюанем. Ох как вцепятся друг другу в глотки Кайтар со Ставрией, обвиняя в нарушении давнишних пактов о нераспространении атомного оружия!

Кстати, откуда же взялись заряды на самом деле? Я бы поставил на Ставрию, не находись та под прочным влиянием Суоко. Вряд ли такая сделка проскользнула бы незамеченной сквозь ее паутину. Кайтар? Тамошние политики продадут родную мать за пригоршню мелочи, но международных скандалов все-таки боятся. Те рикошетом возвращаются на родину, а пролететь на очередных выборах не хочется никому: на каждое выборное место целая очередь зубастых голодных претендентов, которые сожрут тебя, дай только шанс. Ну, потом подумаем.

И еще подумаем над тем, что самолично держать в страхе всякий мусор скучно и не слишком удобно. Нужен кто-то, способный взять на себя грязную работу. Кто-то из местных. Кто-то, имеющий очень хорошие личные мотивы. И я даже знаю, кто. Воспитанный Суоко паренек, хёнконский беженец – о, мне прекрасно знаком отблеск непреклонного фанатизма, нет-нет да мелькающий в его глазах. Ненависть кипит в нем, спрятанная глубоко под слоем показного безразличия. Ненависть страшная и нерассуждающая, знающая единственную цель: кровь. Много крови. Великолепный материал, нужно лишь правильно выковать из него оружие. Да, настало время потихоньку продвигать пешек в офицеры. Главное, с Суоко не поссориться слишком сильно.

Я передаю куклу координатору, чтобы переправить в здание посольства в городе, и возвращаюсь в свою виртуальность. Ближайшие декады станут весьма напряженными: придется встречаться с десятками, а то и сотнями людей по всему Могерату, улещивать, подкупать, угрожать… Ошибок совершать нельзя: на старте они чреваты резким замедлением нулевого цикла внедрения. Поэтому сейчас нужно немного передохнуть и расслабиться, возможно, даже вздремнуть пару часиков – я не спал уже половину паллийского года, и риск информационной перегрузки становится все более высоким. Однако прежде чем с головой погрузиться в рекреационное окружение, я задерживаюсь и вызываю портреты основных "паладаров".

Карина Мураций. Сторас Медведь. Саматта Касарий. Палек Мураций. Цукка Касарий. Масарик Медведь. Чуть поодаль – Майя в своей любимой маске девочки-подростка с длинными золотыми волосами, а рядом – бесформенные колышущиеся облачка, символизирующие координатора и Дзии, любимой формы не имеющих (ну, что взять с искинов!) С Майей все ясно. Разумеется, мы оба пообещали, что не станем устраивать на Палле очередную Игру, тем более что конфигурация "Стратег против Стратега" категорически запрещена на реальных площадках во избежание тяжелого ущерба вовлеченным аборигенам. Нет, не станем – но кто нам мешает просто немного развлечься? Тем более что в процессе активно участвует новое лицо: Суоко, воспитанница Джао, может оказаться весьма многообещающим партнером и соперником. Три полуигрока, три континента – и четвертый в качестве резерва.

Дзии? Типичный узкий специалист, счастливый от одной возможности заниматься своим делом. Координатор? Иногда он пугает своей загадочностью. Древний неб, помнящий зарю зарождения разумных искинов, хранящий в себе часть психоматрицы легендарного Картама, спутника не менее легендарного профессора Главачека, главного идеолога Слияния. Постоянный спутник Харлама еще со времен Катастрофы – но почему-то не слившийся с ним, как шесть своих товарищей. Охотно сотрудничает со всеми Конструкторами при построении игровых площадок, но никогда не проявляет собственной инициативы. Постоянно общается с малышом Робином, на пару с ним пытаясь установить прочный контакт с джамтанами – и непрерывные неудачи на протяжении нескольких минитерций его совершенно не волнуют (я вообще ни разу не замечал, чтобы он проявлял хоть какие-то эмоции). Принимал активное участие в воспитании моих искинов на Текире, но категорически отказался разделить с ними базу знаний… Могущественная и мудрая сущность, больше, чем любая другая, заслуживающая звания Демиурга, но никогда не называющая себя так. Я не понимаю его мотивов – ни в чем. Зачем он принимает участие в паллийском проекте? Просто ради любопытства? Играя роль няньки при молодежи и прислуги за все, он не задействует и крохотной толики своих возможностей – а чем занимается остальное время? И каких неожиданностей от него ждать?

Но сейчас координатор меня не интересует. Он – существо давно знакомое и, по большей части, предсказуемое. Внезапных сюрпризов от него ждать не приходится. Нет, больше всего меня интересует молодежь.

Карина Мураций. Увеличиваю картинку: ее основная маска до "смерти" в авиакатастрофе. Невысокая хрупкая девица, на вид явно недокормленная в детстве – следствие нарушений в развитии из-за варварского содержания в Институте человека. Выражение тихого упрямства на лице: брови над глубокими черными глазами напряженно нахмурены, словно решает в уме какую-то сложную задачу. В миллионный раз я рассматриваю эту девочку, и, как обычно, за ней возникает совсем другой образ, всегда живущий в нулевом кольце моей памяти. Та женщина ничем не похожа на Карину: она выше, плотнее, полногрудая и русоволосая, на полных губах играет веселая усмешка – она всегда улыбалась, даже когда судьба с размаху била ее тяжелой дубиной. Сходны они лишь одним: тихим упрямством и готовностью идти до конца, пусть даже придется заплатить жизнью за убеждения. Элайла, маг-целитель в моей партии – в моей первой тактической Игре на реальной площадке. Поначалу я, привыкший к пустым бездумным куклам виртуальности, отнесся так же и к ней – как к живой шахматной фигуре и сексуальной игрушке. Но потом… к концу Игры я влюбился в нее, бессмертный полубог в обычную женщину, влюбился безумно и безнадежно. Я приостановил Игру лишь для того, чтобы остаться с ней хотя бы ненадолго: победитель или проигравший обязан уйти с площадки. Слегка ошалевший Стратег – без специальных усилий даже и не вспомнить, кто именно – позволил мне провести с ней три года, пусть и под тщательным присмотром своих людей.

А потом она умерла во время эпидемии, которую пыталась остановить. Сработала одна из точек принуждения, которой я не смог избежать несмотря на все предосторожности. Развеивая пепел Элайлы по ветру, я поклялся: больше – никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не позволю себе привязываться к смертным. Хватит с меня подобных душевных агоний, одного раза более чем достаточно. И я выполнил намерение. В отличие от моего вечного антагониста и занудного моралиста Джао, я больше не имел дел с теми, к кому мог прикипеть душой. Исключительно строгие деловые отношения взрослых людей: они работают на меня, я плачу, как оговорено. Дополнительная награда за честность и преданность, суровая кара за предательство и некомпетентность, и никаких сантиментов.

…Смерть. Вечное проклятие любой разновидности биоформ. Выдающаяся или ничтожная личность, все равно рано или поздно ее накрывает черный полог небытия. Уже не первую минитерцию остро завидую Джао и Майе, что не я придумал Ракуэн. Что не я догадался сохранять психоматрицы после смерти биологического носителя, предоставляя им новую жизнь, в реальности ли, в виртуальности ли. Ведь идея так очевидна! После Катастрофы сохранилось очень мало фантастических романов, но даже среди них обнаружилось целых три штуки, ее содержащие. Я терпеть не могу Джао и иногда готов прибить его за ехидные инвективы в мой адрес, но приходится признать: из-за своих подходов к жизни у меня немало слепых пятен. Скольких верных, преданных людей я мог бы вытащить с игровых площадок – пусть хотя бы ради того, чтобы раз в несколько секунд поболтать, вспоминая прошлое! Но такие ошибки не исправишь.

Прошлое не вернуть. Зато у нас всегда остается будущее.

Текира. Следствие еще одной моей идиотской ошибки. Всего одна неверная команда Станции – и она самоуничтожилась совсем не тем методом, на который я рассчитывал. Вместо того, чтобы вместе со мной соскользнуть в вероятностную пену вселенных, звездная система выпала в Большой мир. Все, что я мог тогда – истово, до потери сознания ненавидеть Джао, размазавшего меня не просто как Арбитр и Корректор, но и как Игрок-Тактик. Мне – да и не только мне – казалось, что произошла катастрофа с непредвиденными последствиями, от которой я не отмоюсь уже никогда. Но прошло меньше трех планетарных веков, и выяснилось, что все вышло к лучшему. Не ошибись я в одной команде – и не появилось бы у нас новое поколение Демиургов: занудный и правильный, в учителя, Семен, не менее занудная и правильная в того же папашу Карина, ее чуть более раскованная, но все равно занудная сестричка Яна… Сразу видно, кто лепил их по образу своему и подобию. Удивительно, что хотя бы Палек в таком окружении умудрился сохранить бесшабашность и чувство юмора.

Я затеняю все изображения, кроме одного. Карина смотрит на меня своими серьезными черными глазами, чуть склонив голову на птичий манер. Не ошибись я триста лет назад – не возникла бы никакая Текирская рабочая группа, Майя не начала бы разрабатывать вирусный эффектор, Джао не выпустил бы его на свободу, а ты не обрела бы особые способности, смертельные и спасительные одновременно. Интересно, каково себя чувствует тихий забитый ребенок, несущий на душе груз чужих смертей? Не знаю, и узнавать не собираюсь. Но больше трех минитерций я незаметно наблюдаю за тобой: сначала с иронией, потом с удивлением, а потом – не собираюсь врать самому себе – и с восхищением. Смертная, ты жила как богиня, отдавая себя другим и не задумываясь о собственной судьбе, совсем как Элайла. Как и Элайла, ты исцеляла людей, не интересуясь, получишь ли хоть какую-то благодарность. Став же Демиургом, настоящей богиней, ты осталась б ольшим человеком, чем многие биоформы.

Я – Камилл. Один из самых младших (из Старших, ха!), но и самых одаренных Демиургов. Среди сородичей мое имя служит едва ли не синонимом блестящего, ироничного и безжалостного Игрока, искусно сочетающего политическое предательство и кинжалы в ночи с сокрушительными таранными ударами армий. Я известен своей замкнутостью и нежеланием сходиться с другими, с сотоварищами или же с биоформами. С незапамятных времен я отгородился невидимой стеной от всех: от Демиургов – старичье давно мне осточертело, и от смертных – ведь они умирают. Но сейчас я чувствую, как стена, некогда прочнее пленочной черной дыры, начинает давать трещины. У меня наконец-то появился объект, к которому можно позволить себе привязаться, не опасаясь потерять. Наверное, родительский инстинкт нашел себе лазейку и взламывает эмоциональную броню изнутри, словно травинка – асфальт. Пусть. И не смотри с таким настороженным подозрением, малышка, я не меньше приложил руку к твоему появлению, чем Джао. Я начинаю любить тебя, а заодно и всех детей нового поколения – таких непосредственных, живых и эмоциональных, как и положено молодежи, по уши наполненных юношеским идеализмом и одновременно считающих себя прожженными циниками… Наконец-то в давно застывшем и скучном мире повеяли свежие ветры.

Заодно я испытываю легкое чувство вины. Я пришел сюда за компанию и подыгрываю до поры до времени – но повзрослеть вам придется так или иначе. Тепличные условия родной Текиры остались позади, и новый мир отнюдь не жаждет покоряться. Из древних времен пришла поговорка: кто жалеет розгу, тот портит ребенка. Я же хочу вырастить из вас достойных соперников по Игре, отнюдь не прекраснодушных идеалистов. Вот вам первое испытание: попробуйте-ка самостоятельно отбиться от волны исков бывших граждан Хёнкона на предмет компенсации за имущество. Задачка не такая уж и сложная, но требующая аккуратности, внимательности и определенной жестокости. Заодно я использую ситуацию для зондирования судебных систем и политических течений Кайнаня и Ценганя. А когда вы справитесь со вводным испытанием, придумаю что-то еще.

Возможно, я привязался к вам, однако ради вашего же собственного блага спокойно почивать на лаврах не позволю.

Возможно, я вас люблю – но мало вам все равно не покажется.

04.03.1232. Хёнкон

Дни летели незаметно.

Первые пару суток Фуоко потратила на изучение изумительного терминала. Выяснилось, что многие разделы скрывают в себе подразделы, а в них – еще подразделы, и так до бесконечности. Глубоко она пока не лезла, но успела понять, что найденные ранее учебники являются лишь часть огромной библиотеки с пособиями, монографиями, журналами и художественными книжками, правда, только паллийскими. Ничего инопланетного она не нашла, как ни старалась.

Еще там обнаружились разнообразные фильмы, художественные и документальные, все известные ей телеканалы Кайтара (с внезапным чувством ностальгии она посмотрела выпуск новостей местного телеканала Барны), еще куча иностранных телеканалов на катару, камиссе и цимле, а на закуску – изображения с телекамер, расставленных, кажется, по всему Хёнкону. Обнаружился здесь и Устав университета "Дайгака" на всех планетарных языках и инопланетном эсперанто: огромный текст из двух десятков разделов и почти тысячи глав. Она с увлечением исследовала обнаруженное, почти не обращая внимания даже на заглянувшего Кириса, поселенного, как оказалось, в гостевой палате этажом ниже, и тот, обидевшись, куда-то исчез. Вечером, впрочем, явился снова, пахнущий почему-то бензином и машинным маслом, и сразу же полез целоваться и лапать. Утомившаяся от монитора Фуоко, в общем-то, не возражала, но тут явилась Дзии и вежливо напомнила о двухдневном ограничении на, как выразилась роботетка, сексуальную активность любого вида. Покраснев, Фуоко выгнала явно разочарованного Кириса, швырнув ему вслед подушкой (перехваченной Дзии в воздухе и возвращенной на кровать) и снова углубилась в содержимое системы. С одной стороны, плохо, что первые дни в Хёнконе она проводит в таком жалком состоянии. С другой – именно за знаниями она сюда и ехала!

На третий день после ее пробуждения в палату явился новый паладар. В отличие от прочих известных Фуоко Чужих он выглядел весьма пожилым: побитые сединой прилизанные жидкие волосы с просвечивающими залысинами, морщинистый лоб, ниточки морщин от уголков глаз… Он назвался доктором Кулау, заставил Фуоко вылезти из-под простыни и вместе с Дзии долго тыкал ее пальцами в разные места. Поначалу ей было немного стыдно перед незнакомым мужчиной, и от рук Чужих иногда исходила сильная щекотка, как от электрического тока, заставлявшая ее дергаться и нервно хихикать. Однако под конец она утомилась ворочаться на кровати, перестала реагировать и даже слегка задремала, вытянувшись на животе и уткнувшись носом в подушку, пока доктор щупал ей позвоночник горячими, как и у всех паладаров, пальцами. Пробудилась она чувствительного и звонкого шлепка по заднице.

– Ну-ну, юная дэйя, просыпайся, – строго сказал доктор. – Я тебя, между прочим, осматриваю, а не спинку чешу ради удовольствия, мне реакцию видеть нужно. Ладно, считаем, что от купания ты оправилась. Постарайся больше не торчать в воде больше необходимого и не заплывать за буйки.

Фуоко с подозрением посмотрела на него – он что, издевается? – и доктор еле заметно подмигнул ей. Пока она закутывалась в простыню, путаясь в проклятой капельнице, по-прежнему воткнутой в грудь, противный старикашка быстро манипулировал невидимым ей экраном терминала.

– Дзии, – сказал доктор Кулау сиделке. – Сегодня подключичный катетер снять. В остальном лечение симптоматическое, отчеты мне каждый день вечерами.

– Поняла, – кивнула роботетка.

– Значит, так, юная дэйя, – доктор присел на краешек кровати. – Несмотря на сильное истощение, твой организм в полном порядке. Ты ведь уже ходила несколько раз?

– Ага.

– Голова не кружилась, ноги не подкашивались? Ну вот и славно. Считай, что на суровой диете пересидела. Калорийное питание, физические нагрузки, ходьба и плаванье в первую очередь – и через ц"ки… через две-три декады восстановишь вес и силы. Тело у тебя в хорошей форме – ты ведь регулярно занималась раньше упражнениями? – так что сложностей не ожидается. Но не переусердствуй на первых порах, чтобы сердце не перегрузить. Кстати, твоему кавалеру позволены посещения без ограничений.

Он снова подмигнул, потрепал Фуоко по волосам и вышел. Дзии, вежливо поклонившись, отправилась вслед. Между прочим, в Кайтаре за шлепки на него в суд подали бы за сексуальное домогательство к несовершеннолетней! Вообще странные они какие-то, паладары – один Палек чего стоит. Впрочем, в остальном дед выглядел довольно добрым, так что ладно уж, ей не жалко. В дряхлом возрасте на женщин его наверняка не хватает, пусть хоть так развлечется.

Стоп! Если он паладар, может же любую форму принять! Вон Риса – хочет, мелкой девчонкой выглядит, а хочет – взрослой теткой. Почему же доктор Кулау похож на старого хрыча? Может, он на самом деле молодой, просто в доверие так втирается? Поломав голову над загадкой, Фуоко со вздохом призналась себе, что ничего не понимает, и оставила ее. Тем более что вернулась Дзии с подносом, заставленным вкусно пахнущими судками, и внезапное чувство острого голода заставила Фуоко забыть обо всем остальном.

Вечером, после заката, снова явился Кирис, и на сей раз Дзии, как раз извлекавшая катетер (на сей раз действительно почти не больно), лишь вежливо пожелала спокойной ночи и удалилась. Чуть позже запыхавшийся Кирис долго и путанно рассказывал ей, как отец работает крановщиком на стройке (хотя кран на деле оказался помесью обычного крана и паладарских дронов), а заодно про какого-то Чина, который припахал его, Кириса, к ремонту старого кайтарского мотоцикла по не менее старому руководству (ага, теперь понятно, почему он так воняет механикой). Фуоко полусонно слушала его, пристроившись на груди и ухом чувствуя, как резонирует в грудной клетке басистый хриплый голос. В смысл слов она особенно не вникала. У нее есть свой мужчина, он любит ее, она любит его, и это хорошо. Все остальное неважно. Вскоре Кирис задремал, и Фуоко уснула рядом с ним глубоким счастливым сном.

На следующий день девушка проснулась рано, чувствуя себя полной энергии. Она выгнала из палаты полусонного парня (и пусть топает в свой туалет, а здесь ее личный!) и решительно заставила себя выбраться из постели (хорошо-то как, когда штатив капельницы за собой таскать не нужно!) Распахнув окно, в которое ворвался соленый теплый ветер с моря, она принялась делать свою обычную зарядку. Получалось плохо. В предыдущие дни Фуоко обратила внимание, что даже при медленном шаге уже метров через двадцать сердце начинает колотиться, словно от быстрого бега, и сейчас данный факт полностью подтвердился. Она уже притерпелась к ощущению неприятной легкости, точнее, легковесности в теле, но все равно приступы головокружения и одышка, возникающие от самых простых упражнений, казались весьма неприятными. Стиснув зубы и напоминая себе, что нельзя переусердствовать, о чем в Барне не раз повторял семейный врач, она все-таки проделала каждое упражнение, пусть и вчетверо меньше обычного. После душа она плюхнулась в кровать, чувствуя себя усталой, но довольной, и с головой влезла в терминал, пока Дзии не принесла завтрак.

Дни тянулись и летели одновременно. Несколько раз заходила кураторша из Ставрии. Таня Каварова оказалась довольно неплохой теткой. По обоюдному согласию, для тренировки, встроенным в терминал переводчиком она пользоваться не стала, а объяснялась на жуткой смеси кваре, который немного знала Таня, и камиссы, владением которой Фуоко гордилась еще в школе (между прочим, Таня могла бы и не хихикать так громко, она все же педагог!) Выяснилось, что детей в Ставрии в военные отряды все же не записывают, а воспитывают дома, что Таня в свое время работала вожатой в летнем молодежном лагере (вроде кайтарских скаутов, но сидят на одном месте), а еще, несмотря на свой весьма почтенный возраст (целых двадцать два года!), увлекается ролевыми играми и фехтованием. Фуоко тут же загорелась научиться фехтовать хотя бы немного, но Таня небольно щелкнула ее по носу и категорически отказалась, заявив, что профанацией заниматься не собирается, а всерьез в тесной палате ничему не научишь. Вот после больницы да в подходящих условиях – пожалуйста, но при условии хорошей учебы! Почему взрослые такие зануды? В остальном Таня тщательно, насколько позволил языковой барьер, выяснила, какие предметы и по каким программам изучали в школе "Бабочка", очень удивилась, что у школы нет никакого номера (а зачем?), на чем общение временно и завершилось.

На шестой день с утра в гости заявился целый консилиум из Рисы, доктора Кулау и Дзии, и после того, как Фуоко ощупали, обтыкали пальцами, обкололи спичкой и общекотали кисточкой с разных сторон, Риса объявила, что хватит занимать койку в больнице, когда за воротами стоит очередь страждущих. Вес Фуоко уже частично восстановила, набрав больше трех килограммов, в остальном ее здоровье опасений не вызывает, так что счастливого пути в давно подготовленные для них с Киром комнаты в общежитие. Когда Фуоко, невинно хлопая ресницам, поинтересовалась, почему она одна на этаже, если за порогом очередь, не принявшая шутку Риса серьезно объяснила, что этаж закрыт ради нее одной. Данная новость вызвала у Фуоко неприятную тяжесть в животе: если с ней все хорошо, как уверяли врачи, к чему строгая изоляция? Или ей чего-то не рассказали? С другой стороны, раз выписывают, значит,теперь все в порядке. Ну, может, они боялись, что из нее опять молнии хлестать начнут… И зря: за все время в Хёнконе ей ни разу не удалось вызвать даже свечение между ладонями.

Попрощавшись с больницей (в холле первого этажа действительно сидели несколько рабочих, то ли больных, то ли травмировавшихся), Кирис с Фуоко отправились селиться. Студенческим общежитием оказалось четырехэтажное здание, не новое, еще времен до Удара, но, как объяснили сопровождающие их с Кирисом Таня и Касуми (так на местный манер потребовал называть себя ставриец Павел), вполне надежное и к сносу не предназначенное. Оконные проемы поблескивали новенькими стеклопакетами. На верхнем этаже с отделкой все еще возились рабочие, лифт отсутствовал, но в остальном разочаровываться не пришлось: в одноместных номерах из горячих кранов ванных тек кипяток, сантехника действовала идеально, а из письменных столов росли такие же терминалы, как в больнице. Одежный шкаф, два мягких стула и холодильник, из дверцы которого пахнуло холодом – не такая уж и богатая обстановка, если не сказать – нищая, но жить можно. На тяжелых звукоизолирующих дверях обнаружились автоматические замки, позволяющие повернуть ручку только правильным ладоням. Кураторы, разумеется, ладони имели правильные, и Таня предупредила, что станет являться с визитами, правда, заранее предупредив. Здание пока что пустовало, хотя новые студенты, предполагалось, прибудут очень скоро, через пару декад.

Фуоко с Кирисом выделили соседние комнаты на третьем этаже, в торце коридора. Показав их, воспитатели откланялись и отправились по своим делам, наказав "осваиваться на месте". С удовлетворением почувствовав, что уже не так задыхается от ходьбы, как раньше, Фуоко потащила Кириса обследовать местность. У нее, как и у Кира, имелись лишь вещи, в которых дроны выловили их из океана: нижнее белье, облегающие штаны, рубашка из плотной "синьки" и спортивные кроссовки. Неведомая прачка тщательно отстирала их от морской соли, однако для жаркого тропического климата и пекущего из зенита солнца Хёнкона одежда казалась совершенно не подходящей. Хотя Фуоко лишь час назад вымылась под душем в больнице, тело уже взмокло и чесалось. Кирис, казалось, переносил жару проще, но и его старые брюки и ветхая рубашка из сиротской серой ткани выглядели грязными, да еще и перепачканными смазкой. Следовало немедленно прояснить две вещи: где здесь еда (в том числе на вынос) и где купить одежду.

Денег у нее не имелось – все ушли на океанское дно в кабине так и не найденного боэй самолета. Однако Таня объяснила, что в Хёнконе они хождения все равно не имеют. Вместо того выданный Фуоко браслет служит также и кошельком. Если точнее, все покупки записывались на персональный счет где-то в потрохах паладарского компьютера, и она могла набрать чего угодно в пределах выделенного пятидекадного лимита в восемьсот местных лемов, на данный момент равных леерам. Таня предупредила, что в лимите учитывается еда, кроме некоторых базовых вещей наподобие риса, какой-то местной рыбы, соевых батончиков, яблок с апельсинами и еще нескольких продуктов, включая некий соус под названием "сёю". То есть с голоду помереть не удастся, даже если лимит выберешь, но на мороженое и конфеты можно даже и не рассчитывать.

– Ты что, никогда не пробовала? – удивился Кирис в ответ на недоумение насчет соуса. – Классная же штука. Да в Барне в любом ресторане с могератской кухней на столах бесплатно стоит! Такой кисло-соленый, вместо соли использовать можно. Совсем жизни не знаешь, принцесса!

За "принцессу" Фуоко пырнула его локтем в бок, подпихнув левый кулак правой ладонью. Кирис, хрюкнув от неожиданности, попытался дернуть ее за волосы, но промахнулся. Увернувшись, Фуоко показала ему язык, потом ухватила за руку и потащила дальше, высматривая магазины. Университет, взявший на себя ответственность за утраченный багаж и деньги, дополнительно начислил на их счета по пятьсот лемов. Как пояснял Касуми, конвертировать валюту других государств в лемы и обратно можно, но для учащихся допускается только конвертация официальной стипендии от их государства, не более двухсот лемов в те же пять декад.

– Паладары говорят, учеников сюда не за шмотками везут, а за знаниями, – пояснил Касуми. – Всем необходимым для учебного процесса вас обеспечат, питанием и необходимой одеждой тоже, ну, а больше здесь тратить и не на что. Эквивалент денег паладары придумали, чтобы дать людям свободу выбора – в каком кафе питаться, какие мелкие сувениры прикупить у лавочников, не более того. Лемы даже не станут выпускать в бумажном или металлическом виде, исключительно безналичный расчет и исключительно на территории Хёнкона.

Вероятно, когда-то общежитие стояло далеко от набережной, называвшейся, как Фуоко успела выяснить по карте, "Звездной", но сейчас между ней и морским проливом расстилалось одно большое пустое пространство, заваленное горами строительного мусора между временными складами и ангарами. Там неспешно ползали большие, похожие на слизней-переростков, существа, заглатывающие всякую дрянь и выбрасывающие позади поток мелких коричневатых гранул, на ощупь смахивающих на спекшийся от жара песок. Такую Кирис уже приносил. Еще одно чудище, размером с небольшой дом, ползало по покрытой гранулами площадке, и позади него оставалась полоса черной вспаханной земли, точь в точь как на поле после плуга. На глазах Фуоко и Кириса по дороге, величественно их обогнув, приплыла еще одна штуковина – широкая платформа, густо усеянная древесными саженцами. Когда Кирис потянулся к ней, чтобы пощупать, платформа протестующе запищала и замерла. С ближнего края образовался нарост, тут же превратившийся в плоский экран, и на нем проявилось лицо координатора – в точности такое же, как во время путешествия из Кайтара в Хёнкон.

– Дэй Сэйторий, – с осуждающими нотками на кваре произнес искин, – пожалуйста, не мешайте работать моим механизмам. Они массивны, используют мощные гравитационные поля и довольно опасны для биоформ. Прошу, отойдите в сторону.

– Дэй координатор, – поспешно спросила Фуоко, пока тот не отключился, – а что вы тут делаете?

– Мы не считаем целесообразным сохранять и восстанавливать устаревшие разрушающиеся дома. Значительная часть Хёнкона намечена к превращению в парки, – вместо лица на экране появилась схематичная карта, тут же принявшая покрываться зелеными пятнами. – Проект разрабатывали лучшие ландшафтные дизайнеры Кайнаня и Ценганя при участии паладара Палека, которого вы, без сомнения, помните…

Ага – сумасшедший, пристающий к девушкам и выпрыгивающий в окно вместо того, чтобы выйти в дверь. Страшно подумать, каков проект получился при его участии!

– …и конечный результат вам наверняка понравится. Но хотя мы используем быстрорастущие деревья наподобие павлоний, саженцы которых размещены на сеялке, окончательный внешний вид парки примут лишь через несколько лет. Дробилки выравнивают поверхность, превращают мусор в субстрат, который затем перемешивается с почвой и семенами трав, а сверху имплантируются саженцы деревьев и кустарников. Чуть позже здесь пройдут дорожные машины и проложат удобные для ходьбы тропинки. Однако, дэйя Винтаре, данная информация свободно доступна в терминале. Я отправил вам сообщение с указанием, как ее найти, а пока что механизмам следует продолжать работать по графику. Дэй Сэйторий, не следует колупать устройство пальцем. Там все та же кобальт-водородная основа, что и у остальных дронов, ничего нового для вас.

Кирис отдернул руку от платформы, словно от горячей сковороды, так что Фуоко слегка хихикнула. На их глазах платформа въехала на вспаханную землю, зависла над ней, и сразу несколько саженцев вдруг провалились куда-то вниз. Платформа слегка приподнялась и сместилась, и стало видно, что маленькие деревца уже прочно вкопаны в будущий газон, а вокруг них в почву быстро впитывается влага.

– Фучи, ты что зависла? – нетерпеливо спросил Кирис. – Пошли уже!

Фуоко с сожалением проводила платформу взглядом и решила, что еще успеет насмотреться. Вещи, вещи, вещи… Где магазины? Вокруг тянулись груды мусора, заваленные гранулами пустоши, да кое-где высились заборы из разноцветных щитов. Почему она не догадалась посмотреть на карте в своей комнате? Но не возвращаться же теперь!

Впрочем, заблудиться не удалось. Кирис, как оказалось, уже бродил здесь раньше, так что быстро довел ее к небольшой улочке, застроенной двухэтажными кирпичными зданиями, первые этажи которых сплошь занимали магазины и рестораны. Большая часть витрин пряталась за опущенными жалюзи и табличками "Fermita". Некоторые символы паладарского шрифта Фуоко уже научилась распознавать, однако запомнила далеко не все. Ниже тянулась надпись: хотя и на катару, но обычными буквами.

– Кир, переведи! – дернула она спутника за рубашку.

– "Закрыто", – откликнулся тот. – Читается "фермита", мне Чин объяснил. Здесь торговая улица намечается, да торговцев пока мало приехало. Штук пять или шесть лавки открыли, но и те еще обустраиваются, ассортимент никакой.

Опять какой-то Чин! Из местных, судя по имени, хотя и паладары пользуются любыми именами по желанию. Ладно, потом со знакомыми. Некоторые витрины все-таки гостеприимно поблескивали на солнце отмытыми стеклами, и до Фуоко вдруг донесся божественный запах чего-то незнакомого, но страшно вкусного. Несмотря на недавний сытный завтрак, в животе забурчало. С удовольствием втянув в себя воздух, она устремилась вперед и уже через несколько шагов обнаружила небольшой прилавок с жаровней. За ним стоял продавец, толстый усатый дядька, загорелый едва ли не дочерна, лопаточками сноровисто ворошивший на раскаленной плите горку светлой лапши. Рядом терпеливо дожидались несколько рабочих в синих комбинезонах, и Фуоко поспешно отвернула голосу, чтобы посторонние не видели седину в волосах. Она еще не решила, что делать со светлыми прядями, так что лучше не демонстрировать их публике.

– Жареная гречневая лапша, – пояснил Кирис. – Неплохая штука, дешевая и сытная. А вон те шарики – рубленые кальмары и осьминоги в тесте. Тоже сгодится. Ты за фигурой как, следишь? Если да, то еще метров триста – и там общественная столовая, овощная фигня всякая есть, морковка, огурцы, дайкон…

– Лопаем здесь! – решила Фуоко. – Туристы мы, в конце концов, или кто? Экзотика так экзотика. И мне вес восстанавливать нужно, не ходить же скелетиной!

– Ну, кто турист, а я местный, – пожал плечами Кирис. – Я и в Барне лапшу жрал постоянно.

Фуоко настроилась на стояние в очереди, но рабочие дружно замяукали что-то на катару и едва ли не силой вытолкали ее к прилавку. Усатый дядька в ответ на ее неуверенные жесты и несколько слов со стороны Кириса, подмигнув, шлепнул на бумажную тарелку жареную лапшу, плеснул сверху немного темного жидкого соуса, плюхнул сверху пять или шесть обжаренных шариков из теста с воткнутыми спичками и протянул вместе с парой деревянных палочек.

– Спасибо! – осторожно сказала Фуоко, принимая еду и принюхиваясь. – А сколько стоит?

– Дешево, дэйя! – неожиданно на кваре, хотя и с сильным акцентом, откликнулся продавец. – Браслет к касса – все увидишь! Не обману, да!

Он постучал себя пальцем по запястью, потом ткнул в высокий, но узкий экран сбоку. Фуоко опустила к нему левую руку, на которую нацепила выданный Таней идентификационный браслет. Экран мигнул, выдал негромкую трель, и на нем высветились мелкие строчки на эсперанто, катару и – счастье-то какое! – кваре. Порция лапши, как выяснилось, стоила пол-лема, а шарики – три десятых за штуку.

Кирис, пробурчав что-то насчет дороговизны, взял себе то же самое. Друзья, отойдя чуть в сторону, устроились на лавочке. Лапша оказалась необыкновенно вкусной, шарики тоже, хотя и обжигающе-горячими внутри, и Фуоко проглотила все за пару минут. Правда, палочками есть оказалось неудобно, но если подцепить ими лапшу снизу и, наклонившись, всосать ртом… С шариками же прекрасно можно управиться с помощью воткнутых спичек. Посмотрев на ее неловкие выкрутасы, Кирис только хмыкнул и продемонстрировал виртуозную технику обращения с палочками. Подумав, Фуоко сунула свои в карман штанов, чтобы потренироваться на досуге. Не уступать же уличной шпане в таких мелочах!

Магазин одежды обнаружился чуть дальше по улице. Толку от него вышло немного: продавалась там в основном мужская одежда, рассчитанная на местных рабочих. Фуоко обзавелась большой панамой, шортами, майкой и сандалиями, на чем подходящий ассортимент и исчерпался. Через Кириса, который переводил с катару на кваре и обратно, она выяснила у продавца, смуглого дядьки с седеющими усами и хитрыми глазами, что много-много очень-очень хорошей одежды уже заказано, и ее скоро-скоро привезут, но для такой девушки та плохо-плохо подходит, и если атара захочет, то он, продавец, закажет все необходимое прямо сегодня и возьмет в задаток всего лишь три четверти цены. Стараясь скрывать от него седые пряди, Фуоко выдала список необходимого (и что он так смотрит? всего-то три страницы исписал в своем блокноте!), однако на нижнем белье запнулась. Как объяснить, что ей нужно, постороннему мужчине, она не знала. В конце концов продавец привел откуда-то из подсобных помещений такую же хитроглазую улыбчивую жену. Та, послушав скороговорку мужа, решительно выгнала его куда-то, принесла груду собственных лифчиков и трусиков хотя и симпатичных, но размера на четыре больше, чем требовалось, и через посредство того же Кириса принялась выяснять потребности клиентки.

Фуоко сбросила рубашку и свой лифчик и принялась прикладывать предложенное к груди, пытаясь по ходу дела выяснить у Кира, что тот думает, но он лишь пожимал плечами, пялясь не столько на белье, сколько на сиськи. Открывшая сначала рот от удивления тетка вдруг басовито захохотала, похлопала Кириса по затылку и что-то ему сказала, от чего тот густо покраснел и отвернулся. Впрочем, ему тут же пришлось повернуться обратно, чтобы работать переводчиком.

Еще тетка как-то ловко подсунула каталог с разнообразной одеждой. Фуоко никогда не считала себя любительницей шастать по магазинам в поисках тряпок: дома ее запросы удовлетворялись шитьем на заказ, и в магазинах она покупала только одежду для школы, чтобы не выделяться. Однако лениво перелистнув несколько страниц, она неожиданно застряла на разделе с образцами экзотической местной одежды. Ее взгляд прочно приковало обтягивающее глухое платье без рукавов, с высоким воротником, с застежкой, идущей косо на груди и животе, и с высоким разрезом слева от колена почти до самой талии. Она уже видела такое – в Шансиме, на Сируко, паладарской кукле, управляемой координатором. Называлось оно, помнится, "ципао" и на кукле смотрелось офигительно. Тогда возбужденная перелетами Фуоко лишь мельком позавидовала, но сейчас ее вдруг охватило острое желание обзавестись таким же. Поколебавшись – наверняка стоит одежда недешево, и не следует сейчас сорить деньгами – она все же ткнула в ципао пальцем. Торговка тут же расплылась в понимающей улыбке и вписала в заказ еще строчку.

Когда Фуоко и тетка согласовали заказ, вернулся продавец, пробежал взглядом окончательный список, быстро почеркал карандашом и молча написал снизу цену. Фуоко охнула: она ожидала, что дешево не получится, но пять с лишним сотен лемов – точно перебор. Что-то придется выбрасывать, но что? Все, от спортивных кроссовок до дождевой накидки, казалось абсолютно необходимым, а расстаться с ципао оказалось выше ее сил. Кирис, однако, лишь затараторил на катару с бешеной скоростью, прерываемый лишь такими же пулеметными репликами продавца. Они оба трясли в воздухе руками, топали ногами, несколько раз Кир брал Фуоко за руку и тащил за собой из магазина, после чего продавец хватался за другую руку и тянул к себе… После пяти минут экспрессивной ругани, предсмертных стенаний, выпученных глаз и хватаний за голову продавец наконец написал внизу бумажки другое число – триста тридцать. Кирис кисло улыбнулся, дернул плечом и едва заметно кивнул Фуоко.

– Согласна! – заявила та. – Когда заказ прибудет?

– Послезавтра, – перевел Кирис продавца, вытиравшего пот со лба. – Сегодня звонит, завтра собирают, послезавтра грузовой корабль из Шансимы придет. Послезавтра вечером прийти говорит, а задаток сто восемьдесят… чё? Да он охренел!

– Пусть обломится! – отрезала незаметно для себя вошедшая во вкус торговли Фуоко. – Кир, переведи: задаток пятьдесят, больше не дам!

Выслушав ответ, дядька махнул лукой и что-то укоризненного промяукал.

– Говорит, такая молодая, а уже жадная! – ухмыльнулся Кирис. – Он согласен на пятьдесят. И двенадцать за уже купленное, всего шестьдесят два. Браслет к терминалу поднеси.

Чек продавец не выдал, объяснив, что не положено и что все операции с кошельком можно посмотреть через свой терминал. Фуоко тут же, в кабинке, перелезла в шорты с майкой и сунула штаны с рубашкой в пакет, который тут же отобрал Кирис.

– На будущее запомни – по первой цене только лохи-туристы покупают. На базарах Могерата цену называют раза в два больше, чем надеются получить, – назидательно сказал парень, когда они вышли из прохладного магазина на жаркую улицу. – Торгуйся до удушья, здесь так принято. Ххаш, найдись здесь конкуренты поблизости, я бы еще полтинник сбросил! И задаток большой дала – десяти процентов от заказа вполне хватило бы. Зря я тебя послушал.

– Интересно, а не обманет?

– Не должен. Ему какой интерес? Ты ведь пожалуешься, и тогда он отсюда пулей вылетит. Мне Касуми объяснял, здесь переводы денег навсегда запоминаются. Если он бабки принял, значит, контракт заключил с документальным подтверждением. Обязан выполнить или деньги вернуть, если не может.

Прогулявшись по сонной, залитой жарким полуденным солнцем улице, они вновь оказались между заборов, ползающих садовых платформ и груд мусора. В таком виде Хёнкон казался не очень-то презентабельным, но Фуоко надеялась, что в самом ближайшем времени город изменится. В конце концов, паладары работают здесь меньше пяти декад и страшно торопятся закончить к началу учебного года. Девушка чувствовала, что устала – гораздо сильнее, чем могла бы ожидать от такой короткой прогулки. Они и полцулы не прошли! Еще столько же нужно выдержать, несмотря на истощение. Пусть ее гхаши сожрут, если она позволит себе скиснуть после нескольких шагов!

Как-то неожиданно они вышли к пассажирским пирсам на Звездной набережной. Здесь тоже стояла глухая тишина, нарушаемая лишь плеском волн о сваи и берег. Далеко к востоку ворочались башни причальных кранов, вероятно, разгружающих невидимые корабли. Но рядом не наблюдалось ни одной живой души. Кирис бросил пакеты с одеждой на выстланную каменной плиткой набережную, сел на тумбу, свесив ноги к воде, и нахохлился.

– О чем задумался? – Фуоко обхватила его сзади, прижимаясь грудью.

– Вспоминаю, – буркнул тот. – Вон, видишь на той стороне?

Фуоко глянула через залив в сторону пика Подды, где, казалось, у самого подножия воды возвышались башни небоскребов, тускло отсвечивающих солнечными бликами. Там и сям виднелись провалы выбитых окон, а некогда золотые и серебряные шпили выглядели грязными и неряшливыми. Интересно, почему паладары их не восстанавливают? Или не сносят?

– Вижу, – откликнулась она. – А что там?

– Меня же совсем пацаном отсюда увезли. Я думал, все забыл нафиг. А вот теперь хожу и смотрю, и вспоминаю по мелочам. Отец меня вечерами, после работы, водит и показывает, да показывать-то нечего. Половину города уже снесли, нашего дома нет, и нашу улицу паладарские бульдозеры догрызают. Ну, что-то, конечно, сохранилось. Вон с тех двух башен, видишь, рядышком торчат? – вечерами, в темноте, лазерными лучами светили. А с других зданий – прожекторами. И внешняя подсветка мыргала. "Представление огней" называлось. Туристам жутко нравилось, если туман не опускался. А я вот думаю – действительно ли так круто выглядело, или просто детские воспоминания?

– Ну, может, паладары все восстановят…

Кирис вывернул шею и глянул на нее через плечо.

– Фучи, – необычно неуверенно спросил он, – а вот представь: поучилась ты здесь несколько лет, привыкла к новому месту, вернулась в Барну – а она наполовину в руинах, а на вторую половину – совсем не такая, какой помнишь. И поместья твоего больше нет, и даже местность совсем другая. Вот как бы ты себя чувствовала?

– Не знаю, Кир, – вздохнула Фуоко. – Я сейчас до смерти рада, что вырвалась из дома. Скажи мне, что на него метеорит упал и полностью разбабахал – я, наверное, только плечами пожму. Но кто знает, как на самом деле вышло бы. Кир, кончай киснуть. Все меняется – что-то появляется, что-то исчезает… Ой, смотри! А что там?

Усмотренная ей неподалеку штука оказалась очередным паладарским терминалом, на котором медленно крутилась сходящаяся к центру спираль. Когда Фуоко осторожно ткнула в нее пальцем, появилась новая картинка: рука с браслетом на запястье, помахивающая рядом с какой-то коробкой. Подумав, девушка поднесла к терминалу браслет на другой руке, и на экране немедленно проявились строки на кваре, дублируемые символами эсперанто:

"Транспортный терминал: пункт Љ78 "Звездная набережная – пассажирские причалы"

Пользователь опознан. Статус: студент

Допустимые пункты назначения: тридцать четыре пункта

Выберите пункт назначения и укажите количество пассажиров"

Ниже мелким шрифтом тянулись строчки. Большая часть состояла из номеров, но некоторые имели и названия. Большинство оказались незнакомыми, но штук пять или шесть содержали слово "пляж".

– Кир! – Фуоко замахала рукой. Кирис, угрюмо пялившийся на прибой под пятками, нехотя оглянулся. – Кир, топай сюда! Что такое "Пиратский пляж"?

Парень спрыгнул с тумбы и, сунув руки в карманы, нехотя приблизился.

– Пиратский пляж? – он задумчиво пощелкал ногтем по переднему зубу, прочитав строчку. – А! Точно, помню – мы с пацанами любили туда гонять. На подземке под проливом до конечной станции, а оттуда на трамвайчике десяток остановок вокруг горы. Или на автобусах. Там, говорили, сто лет назад настоящие пираты базу держали, а перед Ударом типа форт построили, с пушками. Не настоящий, конечно, для туристов. И Морской парк там недалеко, минут десять копытами перебирать. В нем дельфинов держали, панд, зверушек всяких, через склон Подды канатная дорога шла, а под склоном – собственная подземка. "Морской экспресс" называлась.

– Хочу! – решительно заявила Фуоко. – И на пляж хочу, и в парк. Едем.

– Как?

– Щас разберемся.

Фуоко решительно ткнула пальцем в экран, и изображение, мигнув, изменилось:

"Пункт назначения: Љ18 "Пиратский пляж"

Количество пассажиров: 2 (определено автоматически). Коснитесь пальцем стрелок для изменения количества

Стоимость (за пассажира): 0,3 лема

Ориентировочное время ожидания транспорта: 0 минут (дрон рядом с терминалом)

Альтернативный пеший путь: отсутствует (внимание! тоннели под проливом закрыты на неопределенный срок из-за опасности затопления)

Проведите браслетом рядом с монитором для оплаты и активации транспорта".

– Ну вот, за деньги! – Кирис сплюнул в бьющиеся о набережную волны. – Тоже мне, паладары!

– Ну и что? Они, между прочим, сразу сказали, что проект коммерческий! И потом, мелочь же.

– Чашку лапши купить можно…

– Ты что, проголодался? Кир, едем, я плачу!

– Принцесса… – Кирис метнул на нее презрительный взгляд. – Привыкла дома у папочки деньгами сорить, вот и не понимаешь, что такое экономия.

– Мне, между прочим, – вспыхнула Фуоко, – в декаду полсотни леер на карманные расходы давали, и все! А раньше вообще двадцать или тридцать! И отец никогда ни на лееру больше не давал, если я все сразу спускала. Так что не волнуйся, я деньги считать умею не хуже уличных шалопаев! Едем, я сказала!

И она решительно взмахнула левым запястьем рядом с монитором раз, потом, на всякий случай, второй. Терминал громко запищал.

"Оплата принята", – сообщил он. – "Транспорт активируется. Пожалуйста, поднимитесь на борт".

С набережной к воде спускалась короткая каменная лестница, заканчивающаяся узкой площадкой чуть выше плещущих волн. Фуоко растерянно посмотрела по сторонам, но не обнаружила ничего, хотя бы отдаленно напоминающего катер или лодку.

– Ну и где твой… – ехидно начал Кирис, но тут же осекся.

Вода возле площадки вдруг вспучилась невысоким горбом, и на поверхности появилась обтекаемая серая туша примерно два метра в длину. Прямо на глазах она словно вскипела и начала меняться, обрастая острыми углами и прямыми скошенными поверхностями. Через несколько секунд на волнах перед ними покачивался самый настоящий катер: с задранным острым носом, косо уходящей в воду кормой и двумя расположенными друг за другом креслами. В борту со стороны площадки протаяли дыры, открывая проходы к сиденьям. Перед передним засветился экран. Фуоко переглянулась с Кирисом и, опасливо ступая, спустилась к транспорту.

"Пассажиры: Фуоко Винтаре (2 билета). Пункт назначения: Љ18 Пиратский пляж. Ожидаемое время в пути: двенадцать минут. Пожалуйста, займите места", – значилось на экране.

– Какой-то он хлипкий на вид, – Фуоко осторожно дотронулась пальцем до борта. – Интересно, он действительно сам плывет? Кир?…

Она оглянулась и вдруг увидела восторженные огоньки в глазах парня.

– Фучи, это же дрон! – благоговейно прошептал он. – Настоящий паладарский дрон! Нас с тобой в таких по морю везли.

Он протиснулся мимо, так что Фуоко чуть не слетела в воду с узкой площадки, и ласково погладил борт катера.

– Когда-нибудь, – заявил он тоном, какого Фуоко еще ни разу не слышала, – я разберусь, как они работают. И сам сделаю такие же… или нет, лучше. Фучи, помнишь чокнутого Палека? Я с ним виделся. Чин сказал, что у меня к железу жилка есть, и теперь Палек меня на инженера-машиностроителя учить хочет. Чушь. Фучи, мне на железо плевать. Конечно, хороший механик денег всегда заработает, и если меня научат в движках ковыряться, спасибо скажу. Но я не собираюсь всю жизнь гайки крутить. Я только сейчас понял, зачем живу: я хочу восстановить Хёнкон. Таким, каким помню. Каким отец его помнит. И другие жители. Я хочу, чтобы он снова стал нормальным, понимаешь?

– Поздно. Здесь теперь Университет…

– Фигня. Сколько здесь народу учиться станет? Пять тысяч? Десять? Ну, еще преподавателей сколько-то. Ну, еще вспомогательного персонала столько же, и то если дронами не заменят. Всяко меньше двадцати тысяч получается. А до Удара на одном Колуне три миллиона человек жило! Если жилые дома нормальные строить, высотные, с кондиционерами, как в Кайтаре, а не халупы двухэтажные из дранки и фанеры, то и десять поместится без проблем. А если острова как следует освоить, то и все пятнадцать. Да Университет и тысячной доли места не займет! Сама видишь: они же парки разбивают там, где дома стояли! А нафига двадцати тысячам человек тысяча парков? Палек сказал, что даже Подду и Ланту в ближайшее время трогать никто не станет, просто уберут развалюхи, чтобы на голову никому случайно не рухнули. Небоскребы, вон, даже сносить не станут, поскольку на века поставлены.

– Да ладно тебе, Кир! – слегка удивленно сказала Фуоко. Таким возбужденным товарища она еще не видела. – Ну, построишь, если захочешь. Возьмешь у паладаров машины и построишь.

– Не дадут. Палек так и сказал: они и без того слишком много сюда вкладываются. Закончат работы – и перепрофилируют свои агрегаты на что-то другое. Сказал, что если хочу такие вот хреновины, – Кирис ткнул пальцем в катер, – то пусть сам и изобретаю. И изобрету, вот увидишь!

– Дубина… – вздохнула Фуоко. – Забыл, что паладары рассказывали? Их дроны не из железа и не из пластика сделаны, а из кобальт-водородных комплексов, взвешенных в вихревых энергетических полях. Ты хоть знаешь, что такое кобальт? А вихревое поле? Думаешь, такую штуку можно лобзиком выпилить и гаечным ключом собрать? Нужно физику учить, химию, математику всякую. Да ты в школе по ним ни в жизнь выше пятнадцати баллов не получал!

– Значит, здесь выучусь, – упрямо тряхнул головой Кирис. – Сдохну, а выучусь. Пусть через тридцать или через пятьдесят лет, но выучусь и изобрету. Ладно, лезь давай в лодку. Отдала бабки, а он сейчас возьмет да без нас уедет.

Действительно, на мониторе катера мигала надпись: "Пассажиры задерживаются. Отмена заказа через 15… 14… 13…" Фуоко ойкнула, схватилась за борт и поспешно опустилась в переднее кресло (а если Кир туда целился, то пусть обломится! кто, в конце концов, платил?) Кирис плюхнулся позади – что интересно, от его массивной туши легкое суденышко даже не покачнулось. На смешной картинке, похожей на катер сбоку, две схематичных фигурки тоже устроились на сиденьях. Тут же отверстие в борту заросло, и на дисплее замигала фраза: "Перемещение в пункт Љ18 "Пиратский пляж". Примерное время в пути: двенадцать минут. Осталось: 0:12:00… 0:11:49… 0:11:48… Коснитесь экрана пальцем для вызова меню навигации".

Начала движения Фуоко не почувствовала. Просто набережная вдруг плавно отодвинулась и начала уходить вбок. Тут же легкое ускорение вдавило ее в левую часть спинки: катер разворачивался по крутой дуге. Он двигался абсолютно бесшумно, словно не плыл, а парил по-над волнами. В ушах засвистел заметно посвежевший ветер, в глаза брызнуло и откатилось в сторону солнце. Звездная набережная стремительно отодвигалась вдаль, зато с противоположной стороны пролива приближались застроенные старыми небоскребами северные склоны Подды. Фуоко вытянула к небу руки, наслаждаясь морской прохладой, и заулюлюкала. Замечательно! Как здесь замечательно! Наверное, скоро она привыкнет к голубому океану, куда более приветливому, чем дома, и к яркому солнцу, и к туманам вроде того, что сгустился за окном накануне вечером… Но сейчас все кажется таким новым и необычным, что она счастлива!

– Фучи! – крикнул сзади Кирис. – Мы дебилы!

Его слова сносил бьющий в лицо ветер. Фуоко попыталась обернуться, но не смогла приподняться над сиденьем: оказалось, что ее талию мягко, но непреклонно удерживают невидимые захваты. Однако кресло тут же развернулось, и она оказалась с Кирисом лицом к лицу. Впрочем, чему удивляться? В конце концов, они же едут на настоящей инопланетной машине!

– Что ты сказал? – переспросила она, склоняясь к спутнику.

– Что мы идиоты! – повторил тот. – Фучи, сумки!

Фуоко рефлекторно сжала пустые руки. Ох! Действительно, пакеты с одеждой остались валяться на набережной неподалеку от терминала. Она глянула влево, но причалы, от которых они отправились, уже почти скрылись из виду за изгибом берега. Ну вот! Посеяла последнюю взятую из дома одежку.

– Ладно, может, и не пропадут! – пожала она плечами. – Некому же брать. Да и кому наше барахло нужно? Рабочие такое не носят, и не по размеру им, а паладарам вообще без надобности.

– Ну, мусорщик какой-нибудь пройдет и в песок перемелет…

Кирис ткнул пальцем в экран (сбоку от него оказался еще один), и вместо отсчета времени там всплыли новые строки:

"Меню навигации: автоматический режим управления. Доступные варианты:

* смена пункта назначения

* возврат в исходную точку

* голосовой вызов диспетчера

* ручной режим управления (недоступно – нет авторизации)"

– А давай с диспетчером свяжемся? – предложил Кирис. – Может, он что-нибудь посоветует.

И, не дожидаясь ответа Фуоко, он ткнул пальцем в третью позицию. Тут же на экране возникло симпатичное женское лицо, а борта вдруг поднялись вверх, сомкнувшись над головой. Окружающий пейзаж пропал, а вместо него мягко засветились стены глухой капсулы, в которую превратился катер.

– Я Райника. Дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, чем могу помочь? – в наступившей тишине мелодичным голосом осведомилась тетка.

– Э-э… – Кирис растерянно посмотрел на Фуоко.

– Простите, дэйя Райника, мы случайно нажали! – быстро ответила та, исподтишка, сбоку экрана, показывая ему кулак. – Мы не хотели вас тревожить.

– Вы не можете меня "потревожить", дэйя Винтаре, я не обладаю чувствами. Приношу свои извинения, но людей-диспетчеров у нас пока что нет. Я – одна из персонализированных подсистем координатора, в числе прочего выполняющая диспетчерские функции общественного транспорта Хёнкона. Кроме того, я могу выступать в роли гида и в состоянии поддерживать одновременно до двух миллионов разговоров в произвольном стиле общения. Не стесняйтесь обращаться в случае необходимости и даже без нее.

Фуоко переглянулась с Кирисом. Два миллиона разговоров! Впрочем, следовало ожидать: они же в Хёнконе!

– Вы точно ничего не хотели, дэй Сэйторий? – переспросила тетка.

– Ну… – Кирис замялся. – Мы сумки с одеждой забыли на набережной…

– Вещи обнаружены сенсорами коммуникационного терминала. Я прослежу, чтобы их никто не забрал до вашего возвращения. К сожалению, в данном районе нет свободных мобильных дронов, однако с высокой долей вероятности я смогу доставить вещи к входу общежития не позже чем через четыре-пять часов.

– Нет-нет, не беспокойтесь! – поспешно ответила Фуоко. – Мы их возьмем сами, когда вернемся.

– Дэйя Винтаре, Дзии просила напомнить, что вам противопоказаны избыточные физические нагрузки. На обратном пути я доставлю вас напрямую к общежитию. Транспортный дрон способен передвигаться и по суше, так что пересаживаться не придется. Пункт, где забыта одежда, не вписывается в оптимальную схему пути.

– Вот еще! – Фуоко насупилась. – Я вам что, инвалид?

– Вы – лицо, страдающее серьезным истощением организма и находящееся под особым врачебным контролем. Временный инвалид, если хотите короткую формулировку. Дэйя Винтаре, я не вырабатываю медицинские рекомендации, я лишь следую им. Никто вас не принуждает поступать именно так, но Дзии – небиологический интеллект, специализирующийся на человеческой медицине и физиологии в течение примерно четырех миллионов паллийских лет. На вашем месте я бы прислушалась к его рекомендациям.

– Спасибо, приму к сведению, – буркнула Фуоко, отворачиваясь. Вот привязалась!

– А можно окно сделать? – поинтересовался Кирис. – А то не видно ничего.

– К сожалению, доступная нам технология не позволяет делать материал дрона прозрачным, а открытые окна создадут помехи для разговора из-за шума ветра. Вместо того я могу вывести на стены изображения окружающей местности. Однако поскольку во мне, вероятно, больше нет необходимости, я прекращаю нарушать вашу приватность и возвращаю транспорт в исходное состояние. Если потребуются услуги гида, вызовите меня снова, и я сгенерирую наушники. Приятного путешествия.

Личико Райники на экране снова сменилось отсчитывающим секунды таймером (по его мнению, оставалось восемь с половиной минут), и глухие борта растаяли. Вокруг снова засвистел ветер. Фуоко глянула по сторонам: берег, от которого они отправились, уже скрылся в легкой дымке, по левую руку по-прежнему высился пик Подды (хотя небоскребы там уже почти кончились), а по правую тянулась водная гладь, где-то на горизонте упирающаяся в темно-зеленую массу – восточный берег острова Ланта.

– Балда! – громко, перекрывая свист ветра, сказала Фуоко Кирису, жмурящемуся от бьющего в глаза солнца. – Чего людей зря беспокоишь?

– Не трынди, инвалид, глотку застудишь, – отмахнулся тот. – И не людей вовсе, а искина. Слышала же – она затем и сидит, чтобы на вопросы отвечать.

– Еще раз инвалидом назовешь – по башке дам! – пригрозила Фуоко. – Ой, смотри! Корабль!

Катер продолжал огибать пик Подды с запада, и со стороны открытого океана к внутреннему рейду величественно ползла невероятно огромная туша. Длиннющая, метров двести, с высоченной десятиэтажной надстройкой в кормовой части, раза в три превосходящей высотой борта, с палубой, в несколько ярусов заставленной разноцветными контейнерами, она казалась не то небоскребом, не то небольшим холмом, по недоразумению пустившимся по волнам в поисках приключений. На носу чудовища красовалась надпись "Кота Лангсар".

Фуоко не раз видела контейнеровозы в порту Барны, но никогда – настолько огромного. Кирис, однако, лишь хмыкнул в своей обычной манере и пожал плечами:

– Ну, корабль. До Удара сюда каждый день таких по десятку приходило, а то и по два. В Морском парке даже смотровая площадка на склоне Подды есть, оттуда их хорошо видно… было.

– Интересно, а что он везет? Так много!

– Так паладарам же целый город построить нужно. Видишь же – сносят все старье нафиг и с нуля дома ваяют. Или саженцы для парков – наверняка ведь тоже завозные. И еда. И мебель… В общем, до фига всего нужно, а один большой корабль нанять дешевле, чем двадцать малых.

– Да уж… – Фуоко с уважением оглядела махину. Говорят, после Удара на всех кораблях пришлось переделывать системы управления, заменяя неработающую электронику на обычные электрические реле и конденсаторы. В крупных судах, наверное, тысячи микросхем и десятки цул электрических кабелей – пойди-ка перебери все! На верфях Барны до сих пор перестраиваются два больших сухогруза, принадлежащих семье Деллавита, и еще один семьи Капурри. А здесь, на Могерате, значит, их уже вовсю используют? Девушка приподнялась, насколько позволяла страховочная система, и помахала рукой ползущему мимо мастодонту. Неожиданно тот ответил низким басовитым гудением, таким громким и внушительным, что Фуоко даже отпрянула.

Катер продолжал лететь по волнам плавно, словно дорогой автомобиль по хорошей дороге. Фуоко развернула кресло, чтобы смотреть вперед, и наслаждалась бьющим в лицо соленым морским воздухом и солнцем. По левому борту по-прежнему тянулось заросшее лесом побережье Подды, там и сям проглядывали серые и грязно-белые кубики и столбики старых зданий.

– Вон там плавучие рестораны швартовались, – крикнул сзади Кирис. – Такие здоровые корабли со столиками на открытых палубах. Некоторые постоянно на приколе стояли, некоторые взад-вперед вдоль берега болтались. Туристы кайф ловили: и пожрал, и вроде как местность посмотрел. Вон, смотри, из воды торчит!

Фуоко пригляделась – и сразу пожалела, что последовала совету. Из воды и в самом деле торчали остовы двух затонувших кораблей. Одно судно лежало на боку у самого берега, у другого почти вертикально торчала из воды передняя половина корпуса. От явственного напоминания о давней трагедии настроение сразу упало.

– Что-то их мало, – сказал Кирис. – Наверное, на остальных народ драпал, а этим не повезло. Вон, на склоне – видишь тросы с кабинками? Канатная дорога из дальней части Морского парка. Думал, давно развалилась, а она стоит. А вон там – пляж, мы почти на месте.

Пляж оказался просто великолепным: безлюдный длинный полумесяц с мелким желтым песком, протянувшийся вдоль берега, наверное, на цулу. Сразу за ним начинался все тот же лес, песок замусоривали разнообразные веточки и сухие листья, но в целом он выглядел довольно чистым. Там и сям стояли длинные бетонные, покрытые блестящей плиткой строения, вероятно раздевалки и душевые. Катер сходу вылетел на берег и плавно затормозил у терминала, точь в точь похожего на оставшийся на Звездной набережной. Монитор мигнул, и на нем появилась надпись:

"Трансфер завершен. Пункт Љ18 "Пиратский пляж". Время в пути: 0:12:08".

Борт катера протаял, и Фуоко нетерпеливо выпрыгнула в проем. Она тут же сбросила сандалии и, погружаясь босыми ступнями в песок, добежала до кромки прибоя.

– Здорово! – воскликнула она, когда волны начали облизывать лодыжки. – Кир, вода совсем теплая! Я купаться хочу!

– А то мало ты недавно искупалась, что в больничке несколько дней провалялась! – усмехнулся парень, выбираясь вслед за ней. – Ну да, теплая, ты чего хотела? Двенадцатый таби южной широты, тропики же! Лезь, купайся, кто мешает? Дно хорошее – чистое, без ежей и медуз, и пологое.

– Но купальника же нет…

– Ну и что? – удивился Кирис. – Кто тебя видит? Меня, что ли, застеснялась?

А ведь и верно. Фуоко отошла от воды и быстро разоблачилась. Затем она осторожно вошла в воду и побрела от берега. Дно действительно опускалось очень медленно. Вот волны достигли колен, потом паха, пупка, груди… Здесь она резко поджала ноги и окунулась с головой, почувствовав на губах горько-соленый привкус морской воды. Оглянувшись, она увидела, что берег остался по крайней мере в полусотне шагов. Наверное, дальше отходить пока не стоит – с учетом отсутствия спасателей и общего состояния организма, можно поплескаться и здесь. Еще раз окунувшись с головой, она откинулась на спину и медленно поплыла по волнам, позволяя им ласкать обнаженное тело. Она еще ни разу не купалась голой, и ощущение ей нравилось. Покрикивали чайки, плескалась парная, как молоко, вода, ярко светило солнце, и девушку окутало ощущение счастья и блаженства. Спохватившись, она ощупала маленький кусочек пластыря, закрывавший прокол от катетера под ключицей. Нет, тот держался прочно и даже не думал отклеиваться. Вообще-то Дзии сказала, что сегодня его можно снять, но вчера кожа слегка чесалась, и лучше поберечься.

Чуть погодя она нащупала ногами дно и встала вертикально. Интересно, а куда подевался Кирис? Пляж казался пустынным из конца в конец. Конечно, он мог отправиться в туалет или, скорее, в кустики, но… Она прищурилась, закрывая глаза от солнца ладонью. Что там за светлые пятна на песке? Одежда? То есть Кир тоже…

Что-то схватило ее за лодыжки и резко дернуло, так что она не удержалась и, громко вскрикнув, рухнула в воду, беспорядочно замолотив руками и подняв массу брызг. Нечто неведомое и скользкое обхватило ее за талию, увлекая под воду, и она забарахталась с новой силой, отплевываясь и визжа. Чуть погодя ей удалось-таки отбиться, и она вскочила на ноги, отплевываясь и протирая глаза. Разглядев рядом донельзя довольную физиономию Кириса, она с трудом удержалась от оплеухи.

– Испугалась? – ехидно поинтересовался парень.

– Болван! Комик недоделанный! Клоун долбанутый! Ты сдурел, что ли? Я чуть не захлебнулась!

– Ну ведь не захлебнулась же. Не, а ты подумала, кто на тебя напал? Акула, что ли?

– Дебил. Не акула, а осьминог какой-нибудь гигантский…

– Фучи, ты сама сдурела, – Кирис постучал себя пальцем по лбу. – Какие гигантские осьминоги у самого берега? Ты и обычного-то, мелкого, здесь не найдешь. А что у тебя за завязки с осьминогами? Фетиш, типа?

– Нет у меня никаких завязок, – сердито ответила Фуоко, отворачиваясь.

– Угу, как же. А может, ты секс с тентаклями любишь? – Кирис обхватил ее сзади. – Когда тебя вот так со всехсторон щупают…

Его руки поползли по ее телу, поглаживая и пощипывая.

– Сам ты тентакль недоразвитый! – Фуоко почувствовала, как раздражение проходит, уступая место совсем другим чувствам. Ягодицами она чувствовала эрекцию парня. Кстати, и любовью в море она тоже ни разу не занималась, а если верить всяким романам… – Щас вот утоплю нафиг, чтобы знал! Ай! Куда лезешь!

– Все туда же, – Кирис сжал пальцы сильнее. – Нравится?

– Я тебе… Ой!

– Молодые люди, с вами все в порядке? – раздался сзади мужской голос. Фуоко резко обернулась, прикрывая грудь руками. – Поступил сигнал, что у вас неприятности.

В паре метров на волнах покачивался еще один катер, на сей раз явно человеческий, не паладарский: длинный, с закрытой стеклянной кабиной, с турелью, на которой смотрел в небо большой пулемет. На борту катера красовалась эмблема: щит над раскрытой книгой. На корме, опираясь на турель, во весь рост выпрямился высокий массивный мужчина в плавках, спасательном жилете и широкополой мягкой панаме. Его глаза скрывались за непроницаемо-черными очками. Второй мужчина, абсолютно голый и безволосый, стоял, расставив ноги, на носу, игнорируя качку. Мускулатура его бледного тела казалась вырезанной из мрамора, а на щеке виднелась большая цветная татуировка, точно такая же, как и картинка на катере.

– Вы кто? – испуганно спросила Фуоко, переводя взгляд с одного незнакомца на другого. – Вам что нужно?

– Полицейский патруль Хёнкона. Прошу прощения, что побеспокоили, – отозвался голый. – Я боэй, для удобства общения принявший человекообразную форму. Мой напарник, – он кивнул в сторону мужика в очках, – человек, но он не говорит на кваре. Я вижу, у вас все в порядке. Прошу прощения за ложную тревогу.

– Вы откуда вообще взялись? – прорезался наконец-то отошедший от недоумения Кирис. В его голосе мелькнули враждебные нотки. – Следили, что ли?

– Ваш транспортный дрон, – боэй указал в сторону берега, – равно как и каждый прибрежный терминал, снабжены системой отслеживания чрезвычайных ситуаций. Ваша недавняя активность в воде оказалась неверно распознанной как бедствие. Транспорт двинулся вам на помощь, одновременно оповестив ближайший патруль, то есть нас, но потом Райника разобралась и отменила сигнал тревоги. Поскольку мы находились совсем рядом, на всякий случай решили переспросить. Еще раз приношу извинения. Патрули проходят каждые пятнадцать минут, так что зовите на помощь, если потребуется.

Контуры его тела внезапно потекли, и тело оплыло большой каплей, словно воск на огне. Несколько секунд – и на носу катера застыла невзрачная серо-зеленоватая полусфера, а сам катер развернулся почти на месте и почти бесшумно заскользил по волнам вдоль берега. Позади тянулась вода бурлящей воды: видимо, на нем стоял водометный двигатель, потому и подобрался так тихо.

– Ну вот, блин! – Фуоко досадливо шлепнула ладонью по воде. – Все настроение испортили. Пошли на берег, Кир, позагораем.

– Ты чего? – удивился тот. – Не хочешь в воде попробовать?

– Не хочу! – сердито отрезала Фуоко. – Особенно когда неизвестно кто пялится. Транспорт за нами следит, оказывается! Предупредить не могли? Хорошо хоть не изругали!

– За что?

– За то, что голые на пляже, и вообще…

– Ну, когда я… – Кирис дотронулся пальцем до уже заметно побледневшего фингала вокруг глаза. – Когда я с Варой поругался, Палек что-то болтал насчет голым ходить. Типа, не запрещено, и кто как хочет, тот так и шляется. Сама же видела, боэй даже без трусов. И потом, Фучи, здесь, под наблюдением, не хочешь, а в больнице – так ничего?

– А что в больнице?

– Как – что? – удивился Кирис. – Дзии же рассказывала про наши кровати, что они на самом деле не кровати, а какие-то навороченные системы медицинского мониторинга. Мне точно рассказывала, не знаю, как тебе. А мы на такой трахались. Зуб даю, что нас во всех подробностях записали. И Дзии за тобой ухаживала всю дорогу. Да тебе не пофиг ли? Они же роботы, им все равно.

– А тот очкастый у пулемета точно не робот! – сердито отозвалась Фуоко. – Ну их к гхашам, одно расстройство.

И она побрела к берегу, разгребая воду, чтобы легче шагалось. Кирис хмыкнул, но дальше комментировать не стал и забултыхался вслед. На берегу девушка прикрылась руками и недовольно посмотрела в сторону транспорта. Картина казалась довольно сюрреалистичной: плоскодонный двухместный катер неподвижно парил в воздухе в паре сунов над песком. На его ближнем борту и носу не замечалось ничего, хотя бы отдаленно напоминающего телекамеру. Подумав, Фуоко гордо вздернула нос и скрестила руки, вызывающе подперев снизу груди. А и пусть смотрят! Если они извращенцы какие-нибудь, все равно уже сняли ее во всех ракурсах, а если роботы, как та девица из монитора, то вообще параллельно, прав Кирис. Она плюхнулась на песок неподалеку от линии прибоя и распласталась в позе морской звезды, млея от горячих лучей стоящего в зените солнца. Как бы не сгореть, мелькнула мысль. Облезу со всех сторон как ошпаренная – вот смеху-то выйдет!

Парень упал рядом и блаженно вздохнул. Зажмурившаяся Фуоко слышала его мерное дыхание. Она лениво подумала, не заняться ли все-таки чем-нибудь интересным (и пусть паладары любуются, если захотят!), но неожиданно для себя провалилась в глубокий сон.

Пробуждение оказалось весьма экспрессивным. От острой боли в левой руке девушка дернулась и резко села, пытаясь выпутаться из каких-то тряпок. Выдираясь из них и из остатков сна, она принялась протирать глаза, царапая щеку браслетом на левом запястье и дико оглядываясь по сторонам. Солнце все еще стояло высоко, хотя, судя по его положению, прошло не менее полутора часов. Тряпки оказались рубашкой Кира, прикрывавшей тело и бедра, и ее собственной майкой, закутывающей лицо. Видимо, Кир укрыл ее, прежде чем… что? Где он?

Фуоко лихорадочно оглянулась по сторонам. Не хватало чего-то еще. Песок, строения, торчащая на одной ноге пластина терминала… где катер? Неужто Кир бросил ее одну и уехал? И как теперь выбираться? Стоп, спокойно. Не паникуй, одернула она себя. Терминал на месте, другой транспорт она вызовет. Ее одежда вся здесь, и рубашка Кира – тоже. Конечно, он мог уехать в одних штанах, но сначала нужно проверить другие варианты. Например, наш болван опять решил пошутить… Потирая ноющую руку, она быстро стряхнула с кожи приставший песок, оделась и принялась озираться, на сей раз внимательно высматривая фигуру спутника где-нибудь в кустах на лесной опушке.

Долго мучиться неизвестностью ей не пришлось. Через пару минут она заметила серую тень, быстро скользящую по пляжу. Приблизившись, она оказалась смахивающей на лодку платформой, на которой сидел Кирис, ошарашенно потряхивающий головой. Правой рукой он придерживал левую, сверху донизу перепачканную чем-то темным. Фуоко бросилась к нему навстречу, и платформа замерла.

– Кир, ты чего? – спросила Фуоко, ухватив друга за плечо. – Кир! Ты в порядке?

– Фучи! – неестественно громко откликнулся тот. – Я слышу плохо. Петарда рядом рванула, контузило меня. Дай отдышаться!

Очертания платформы поплыли, и она превратилась в давешний двухместный катер. Кирис оказался на заднем сиденье, а возле переднего протаял проход. На носу сам по себе возник и повернулся к Фуоко небольшой монитор, где проявилось лицо Райники.

– Дэйя Винтаре, – вежливо проговорила диспетчер, – прошу подняться на борт. Пиратский пляж объявлен опасной для жизни зоной. Поступило указание немедленно эвакуировать всех гражданских лиц, то есть вас и дэя Сэйтория. Через несколько минут сюда прибудут боэй для прочесывания местности.

– Что случилось? – потрясенно спросила Фуоко. Она дисциплинированно потянулась к катеру, но спохватилась и бросилась за рубашкой Кира, валяющейся на песке. Катер поплыл за ней по воздуху, оставляя на песке позади сглаженную, едва ли не утрамбованную полосу. – Какие еще петарды?

– Дэй Сэйторий оказался рядом со взорвавшейся противопехотной гранатой. Мне не известны детали. Дэйя Винтаре, пожалуйста, немедленно поднимитесь на борт транспорта, или мне придется прибегнуть к принудительному захвату.

– Да сажусь я! – раздраженно огрызнулась девушка, плюхаясь в кресло.

– Спасибо за сотрудничество. Внимание! Транспортная капсула перемещается в экспресс-режиме. Во избежание неприятных ощущений пассажиры полностью изолируются от окружающего мира.

Борта катера тут же сомкнулись над головой, внутренности ставшего герметичным салона осветились мягким белым светом. Сиденья откинулись назад, и что-то невидимое, но властное прижало тело Фуоко к креслу.

– Капсула в пути, – проинформировала Райника. – Пункт назначения – городская больница. Ожидаемое время прибытия: через три минуты восемнадцать секунд. Уточнение: через три минуты сорок одну секунду. Дэйя Винтаре, фиксирующее поле капсулы рассчитано на компенсацию перегрузок до двухсот фит. Человеку бороться с ним бесполезно.

Фуоко, пытающаяся вывернуть шею так, чтобы оглянуться на Кириса, недовольно нахмурилась.

– Зачем нам в больницу? – настороженно спросила она. – Нас сегодня выписали!

– Необходимо обследовать дэя Сэйтория на предмет повреждений. Дзии провела его экспресс-обследование, пользуясь сенсорами капсулы, и не нашла серьезных ран и травм, но раненую руку следует обработать.

Фуоко зашипела сквозь зубы, бессильно глядя на потолок, где по схематичной карте Подды прямо через горный склон медленно ползла пунктирная светящаяся линия курса.

– Кир! – громко крикнула она. – Ты как?

В ответ парень пробормотал нечто неразборчивое.

– Три минуты до прибытия в больницу, – уведомила диспетчер. – Дэйя Винтаре, как заверила Дзии, жизни вашего товарища ничто не угрожает. У него всего лишь несколько поверхностных царапин и общий шок. Пожалуйста, расслабьтесь и перестаньте нервировать себя и дэя Сэйтория.

Следующие минуты показались Фуоко вечностью. Конечно, если Дзии утверждает, что с Кирисом все почти в порядке, не верить оснований нет. Но все-таки… Хоть бы с ним не случилось ничего серьезного! Она даже начала от волнения грызть ноготь, чего не позволяла себе с детства, но тут же спохватилась и оставила несчастный палец в покое.

Кирис действительно почти полностью очухался к моменту, когда транспортная капсула раскрылась возле знакомого больничного крыльца. Парень самостоятельно вылез на землю и встал прямо, изредка потряхивая головой, словно избавляясь от застрявшей в ухе воды. Фуоко подхватила его под плечо, но он высвободился резко и как-то даже испуганно.

– Фучи, отстань, – хрипло сказал он. – Я в норме. Слышу все, как сквозь подушку, но остальное без проблем.

Он дотронулся до левого плеча, дернулся и зашипел от боли, недоуменно глядя на полузапекшуюся кровь на подушечках пальцев.

– Еще и руку разбабахал… – пробормотал он. – Фучи, да сказал же я – все в порядке! Не смотри, будто помру сейчас, что ты как дура!

Ну, грубиян и нахал, у нее иллюзий давно нет. По крайней мере, действительно не помирает пока. Фыркнув, Фуоко задрала нос и перекинула его рубашку через плечо. А дальше-то что?

Из дверей вышла облаченная в обычную зеленую пижаму Дзии.

– Дэй Сэйторий, я донесу вас до смотровой, – произнесла она, и как-то очень ловко подхватила Кириса на руки, словно маленького ребенка. Выглядели они вдвоем жутко смешно, и Фуоко даже хихикнула в ладошку. Парень, однако, тут же отчаянно забарахтался, словно его пытались резать на части.

– Поставь меня! – крикнул он, выворачиваясь. – Поставь, говорю!

Дзии опустила его на землю и отступила на шаг.

– Дэй Сэйторий, я сделала вам больно? – с озадаченными нотками в голосе осведомилась она.

– Сам могу идти, не помираю, небось! – рявкнул тот в голос, но тут же сбавил тон: – Простите, дэйя Дзии. Не надо меня носить, сам дойду.

– Хорошо. Тогда следуйте за мной. Дэйя Винтаре, что у вас с рукой?

Фуоко спохватилась, что машинально поглаживает пальцами косточку в левом локте, до сих пор нывшую, как от сильного удара.

– Нет, ничего, – быстро ответила она. – Ударилась слегка, наверное. Ничего не нужно.

– Пройдите, пожалуйста, с нами, – странным тоном попросила сиделка. – Возможно, вы сумеете рассказать, что произошло. Дэй Сэйторий, по коридору первого этажа влево, третья дверь. Идемте.

Когда они двигались через больничный холл, по коридору к выходу прошла большая, человек в десять, группа рабочих. Один из них что-то крикнул на катару (Фуоко разобрала имя Кириса), но парень только вяло отмахнулся.

В смотровом кабинете Дзии приказала парню полностью раздеться и лечь на нечто, напоминающее массивную кушетку. Не успел Кирис вытянуться на ней, как поверхность под ним поплыла, словно густое желе, и он быстро погрузился в нее почти полностью. Над поверхностью осталось одно лицо.

– Не волнуйтесь, – успокоила Дзии. – Я всего лишь посмотрю, нет ли серьезных повреждений, а заодно обработаю рану. Весь процесс займет не больше минуты. Дэйя Винтаре, можно пока взглянуть на ваш локоть?

Фуоко нехотя вытянула левую руку. Однако еще до того, как Дзии успела ее коснуться, Кирис слегка зашипел, и боль в косточке вдруг запульсировала с новой силой. Девушка охнула, сгибаясь и прижимая руку к животу. Впрочем, ощущение тут же резко ослабла, а еще через несколько секунд пропало совсем. Фуоко недоверчиво пощупала локоть, но тот казался совершенно нормальным. И не саднило ни капельки.

– Что случилось? – встревоженно спросила Дзии.

– Не знаю… вдруг больно стало, а потом прошло, – Фуоко еще раз внимательно осмотрела несчастную руку, но не сумела заметить даже мелких ссадин. Дзии задумчиво глянула на Кириса, потом прошлась пальцами от плеча до запястья и совсем по-человечески пожала плечами:

– Не вижу ничего особенного, ни снаружи, ни внутри. Вы не ударялись ни о что?

– Ну… – Фуоко пожала плечами. – Я вообще дрыхла – на пляже вдруг сморило. Проснулась от боли. Потом та… э-э, диспетчер…

– Райника. Субличность координатора.

– Да, Райника привезла Кириса, усадила меня в капсулу и притащила сюда. Наверное, во сне повернулась неловко и о камешек стукнулась.

– Понятно. Дэй Сэйторий, – Дзии повернулась к Кирису, как раз вытаявшему из кушетки, словно скала из куска льда. – Вы в состоянии объяснить, каким образом оказались у заминированного склада оружия? Вы помните события?

– Чего там помнить… – проворчал Кирис, натягивая одежду. – Фучи отрубилась, я купался, потом пошел берег исследовать. Мы там с пацанами раньше много лазили, я хотел посмотреть, многое ли изменилось. В одном месте заметил следы, словно тяжелое тащили, а потом листьями присыпали, ну, и пошел по ним. А там проволока над землей оказалась. Я ее в последний момент заметить успел, только все равно зацепился, и тут шарахнуло. О дерево приложило, потом на землю бросило, и вот сюда приволокли. Что у меня?

– В пределах чувствительности сканера все в норме, внутренних повреждений не обнаружено. Контузионный шок пройдет в ближайшие несколько часов, но я бы порекомендовала сегодня полежать в постели. Ссадины и порезы я заклеила, постарайтесь не тревожить их несколько дней. Пластырь водоустойчивый, с ним можно мыться.

По руке парня и в самом деле тянулись несколько полосок материи, цветом почти не отличающиеся от кожи – совсем как клочок на груди Фуоко.

– Ладно, переживу, – проворчал Кирис. – Идти можно?

– Можно. Не хотите остаться на ночь в больнице – просто на всякий случай?

– Нафиг! В смысле – нефиг. Нас утром выписали – и что, опять назад?

– Ну, с вашим талантом влипать в неприятности, молодые люди, – улыбнулась Дзии, – вы рискуете поселиться у меня навсегда. Или, если хотите, открою в общежитии филиал больницы. Дэй Сэйторий, не забывайте про недавнюю травму шеи. Просто чудо, что когда вас… э-э, "приложило о дерево", вы не повредили себе позвонки еще сильнее.

Кирис пожал плечами и вопросительно посмотрел на Фуоко.

– Дэйя Дзии, мы пойдем, – быстро проговорила та, пока роботетка не передумала и не заперла их в палате насильно. – Спасибо за помощь.

– Всегда пожалуйста, – кивнула та. – До свидания.

Как бы Кирис ни храбрился, по дороге его заметно пошатывало, и он продолжал потряхивать головой. На полдороге до общежития он тяжело оперся на плечо Фуоко и так плелся до самого здания. От собственной слабости и усталости та едва не рухнула на землю, но каким-то чудом удержалась и заставила себя дошагать до дома. На крыльце нашлись пакеты с одеждой, забытые на пристани: видимо, диспетчер сдержала слово и не забыла послать дрона несмотря даже на произошедшее. Впрочем, она компьютер, а компьютеры забывать не умеют. Кирис с трудом поднялся по лестнице, все так же опираясь на Фуоко, но у своей двери забрал пакет и хрипло выдохнул:

– Иди к себе, Фучи. Спасибо, что помогла, но дальше я сам.

– Дурак! – рассердилась девушка. – Ты на себя в зеркало посмотри! Зеленый, как утопленник, помрешь сейчас – и что?

– Фучи, меня не в первый раз по башке приложили со всей дури. Выживу как-нибудь, только отлежусь маленько. Уж Дзии через терминал как-нибудь смогу вызвать, если совсем хреново станет. Да ты сама-то еле на ногах стоишь! Топай давай, блин, жертва голодовки!

И пока Фуоко возмущенно подыскивала подходящий ответ, дверь захлопнулась за Кирисом прямо перед носом. Вот ведь дубина! Тоже мне, гордец нашелся! Сначала лезет куда не просят, а потом изображает из себя героически умирающего лебедя… Она резко выдохнула и подняла руку, чтобы постучать в дверь, но передумала. В конце концов, она не мамочка, чтобы за ним ходить – особенно если сам отбрыкивается. Фуоко вошла в свою комнату – прохладная рукоятка послушно провернулась под рукой после мгновенной задержки – и бросила одежду на пол. Надо отмыться под душем от соли, ну а потом – потом неплохо бы и ей полежать: после подпирания Кириса сердце опять колотилось, словно загнанное.

Славная из вас парочка, ехидно прорезалось тайное "я". Дистрофичка на пару с контуженным – можно прямо в цирке показывать, перед тем, как закопать окончательно.

Ну уж нет! Унывать мы не намереваемся. Отогнав внутреннюю ехидину, Фуоко отправилась мыться. В животе тихо забурчало. Ох, блин! А ведь им еще ужинать надо! Интересно, сумеет ли Кирис к вечеру очухаться хотя бы настолько, чтобы объяснить, куда сходить за продуктами…

"…здесь Карина. Сторас, ты ведь, кажется, говорил, что боэй полностью прочесали местность?"

"Здесь Сторас. Говорил. И не одни боэй – люди адмирала Мариси тоже участвовали, а они в таких делах весьма опытны".

"Здесь координатор. Подтверждаю. Объединенные поисковые команды полностью проверили и Колун, и Подду, и Ланту, и прочие острова, и даже прибрежное мелководье. Выявлено почти полторы сотни брошенных укрытий пиратов и контрабандистов. Я еще раз пересмотрел протоколы боэй: окрестности Пиратского пляжа прочесывались двадцать семь дней назад. Они не зафиксировали ничего необычного".

"Здесь Сторас. Значит, склад создали позже. Вопрос – кто и зачем. Координатор, как полагаешь, может Мариси вести игру за нашими спинами?"

"Здесь координатор. Вряд ли. В состав патрулей всегда входит минимум один боэй, а вне службы полицейские не проявляют склонности к посещению заброшенных районов Хёнкона. Кроме того, исходя из общих предположений, вряд ли находка принадлежит Мариси и его людям. Ему проще прятать оружие в арсенале или где-нибудь на Колуне. По крайней мере, всегда под рукой".

"Здесь Карина. Логично. И потом, я верю адмиралу. Его представления о чести слегка странные, но в них определенно не входит возможность предательства".

"Здесь Сторас. Я, в общем, его не подозреваю. Помимо прочего, найденное в схроне оружие – и пистолет-пулеметы, и пистолеты, и наступательные гранаты – серьезно уступает по характеристикам и качеству закупленному для службы охраны. Нет, тут действует кто-то еще, но вот кто и, самое главное, чего он добивается?"

"Здесь координатор. Гипотеза: Армия освобождения Хёнкона".

"Здесь Карина. Ты думаешь?…"

"Здесь координатор. Они взяли на себя ответственность за обстрел самолета. Если предположить, что они и в самом деле существуют, а не плод воображения сумасшедшего или искателя популярности, то тайный склад вполне мог принадлежать им".

"Здесь Сторас. Карина, мы еще не сообщали тебе, но позавчера в Шансиме полиция обнаружила всплывший у пристани труп. Он сильно разложился, но в нем все же опознали чернорабочего по имени Мань Хо Сима".

"Здесь Карина. Боюсь, я о нем никогда не слышала".

"Здесь Сторас. Неудивительно. Он завербовался к нам примерно декаду назад, однако на следующее утро на паром в Хёнкон под его именем явился совершенно другой мужчина. Боэй опознал подделку, но фальшивый рабочий успел сбежать. Вполне возможно, речь идет о попытке проникновения в Хёнкон кого-то, не слишком нас любящего. Вряд ли спецслужбы Ценганя – после пятого возвращенного агента они как-то скисли и новых пока не засылают. Вообще с государственными спецслужбами все просто: мы покупаем информацию у высокопоставленных инсайдеров, так что об операциях против нас узнаем даже раньше, чем исполнители. Но частную инициативу таким образом контролировать невозможно, по крайней мере, до создания Камиллом разветвленной агентурной сети. Так что гипотетическая Армия освобождения вполне может оказаться причастной к событию".

"Здесь Карина. Плохо. Только организованных фанатиков-террористов нам не хватало!"

"Здесь Сторас. Я с самого начала ожидал нечто подобного. Я удивлен не тому, что они нарисовались, а долгой задержке с их появлением. Карина, террористы – не твоя забота. У меня целая аналитическая служба есть плюс адмирал Мариси, вот они пусть и ломают голову. А у тебя сегодня вечером приватная встреча с королем Кайнаня, не забыла? Вот к ней и готовься. Завалишь их танцы в мешках – Камилл тебя со свету сживет насмешками".

"Здесь Карина. Ох… да уж, с него станется. Тогда… погодите, у меня вызов от Дзии насчет ребят".

"Здесь Сторас. Подключай его в общий канал, мне тоже интересно".

"Здесь Карина. Хорошо, пускаю…"

"Здесь Дзии. Я завершил обследование пострадавших на Пиратском пляже".

"Здесь Карина. Что с Кирисом?"

"Здесь Дзии. Как говорят на Могерате, боги обдувают его своими опахалами. Я не обнаружил ничего криминального, если не считать исцарапанной руки и отбитого локтя. Плюс легкая контузия".

"Здесь Сторас. Не понимаю. То есть его вообще осколками не задело? Ты не ошибаешься?"

"Здесь Дзии. Я не настаиваю на своей непогрешимости, но уж такие раны точно не могу пропустить".

"Здесь Сторас. Все равно не верю. Такого не может случиться, потому что не может случиться никогда".

"Здесь Карина. Сторас, а можно поподробнее? Версию для дилетантов вроде меня?"

"Здесь Сторас. Рядом с ним взорвалась оборонительная противопехотная граната, начиненная примерно ста граммами дастилина. Это популярная местная взрывчатка с мощностью примерно наполовину меньшей, чем у тротила, но зато весьма устойчивая в отличие от аналогичных материалов, ставших нестабильными после Удара. Такая граната при взрыве дает массу мелких осколков, гарантированно поражающих живые цели в радиусе пяти-шести метров. Кириса контузило ударной волной, значит, он находился в полусажени от гранаты, максимум в сажени – и не поймал ни одного осколка?"

"Здесь Карина. Ну, может его деревьями прикрыло…"

"Здесь Сторас. Не прикрывали его никакие деревья. Да и ставили ловушку профессионалы: растяжек нашлось еще несколько, и все – из гранат со спиленными взрывателями, чтобы детонация происходила сразу, без обычной паузы. Дилетанты бы так не сумели, а профессионалы не могли серьезно напортачить с установкой…"

"Здесь координатор. Я закончил анализ картины взрыва. Боэй обнаружили примерно семь восьмых всех осколков. По результатам анализа складывается впечатление, что Кириса действительно прикрыло от взрыва нечто, нам не известное – по крайней мере, фрагменты, засевшие в коре деревьев, явно меняли траекторию во время полета. На них отсутствуют иные следы столкновений, кроме как с землей и деревьями, то есть речь идет о чем-то вроде гравитационного поля".

"Здесь Карина. Энергоплазма…"

"Здесь координатор. Возможно. В отчетах бойцов побережного спецназа встречаются упоминания о сложности попадания в волют из ручного оружия. Предполагается, что они обладают ограниченной способностью отклонять объекты c малой кинетической энергией. Именно поэтому побережный спецназ оснащен ручными пулеметами, длинноствольными штурмовыми винтовками и тяжелыми пистолетами, а не стандартным для кайтарской армии более легким вооружением".

"Здесь Карина. Значит… значит, внутри Кириса действительно образуется нечто, по свойствам похожее на волюту. Дзии, что со сканированием?"

"Здесь Дзии. Сканирование показало, что заражение его нервной системы энергоплазмой продолжается. От спинного мозга оно уже распространилось до середины плеч и бедер. По сравнению с утренним дневное сканирование показало продвижение на почти пять миллиметров. Прогноз: захват нервной системы завершится целиком примерно через двое суток. Но поскольку здесь я бессилен, я заклеил повреждения и отпустил детей домой".

"Здесь Карина. В первом отчете координатор упоминал о контузии Кириса. Каково состояние в целом?"

"Легкий шок, не более того. Юноше следует полежать в постели, но я не стал настаивать на пребывании в больнице – он явно тяготится ей. Во время обследования я ввел ему снотворное, так что по возвращении к себе он должен уснуть и не проснуться по крайней мере до завтрашнего утра. Поскольку мониторы в их комнатах не отключаются, дети постоянно под поим надзором даже в общежитии. Мгновенную смерть я не прогнозирую, а в случае прочих проблем я сумею принять меры в течение трех минут. Здесь опасности нет. Однако есть кое-что еще".

"Здесь Карина. А именно?"

"Здесь Дзии. Напоминаю о событиях, произошедших после крушения самолета с Кирисом и Фуоко. Кирис сумел обнаружить потерявшуюся спутницу, пользуясь неким чувством, указывающим направление в топологии третьей метрики. В результате опроса в смотровой удалось выяснить, что в момент, когда юноша попал в ловушку, спящая в километре от него Фуоко проснулась от острой боли в области медиального надмыщелка плечевой кости левой руки. Когда мальчика отбросило ударной волной от гранаты, он ударился о дерево именно левым плечом и локтем, там сильно ободрана кожа. Поскольку выступающий надмыщелок весьма чувствителен к ударам, Кирис, вероятно, испытал сильную боль. У Фуоко же рука в совершенно нормальном состоянии, никаких механических повреждений кожи и проблем с локтевым суставом не отмечено. Я не могу считать такое событие лишь совпадением".

"Здесь Карина. Кссс-со! Неужели их нервные системы действительно как-то замкнуты через псевдоэффекторы?"

"Здесь координатор. Данная гипотеза соответствует известным фактам и не противоречит известным шаблонам взаимодействия волют. Однако требуется подтверждение феномена в контролируемых условиях".

"Здесь Карина. Например?"

"Здесь координатор. Во время поиска Кирис мог чувствовать Фуоко лишь после полного отключения внешних раздражителей. Фуоко восприняла только самую сильную боль Кириса, шок от контузии ей не передался. Судя по всему, при передаче происходит серьезное ослабление сигнала, возможно, полная фильтрация допороговых ощущений. Необходимо вызвать у объектов эксперимента чувства достаточно сильные, чтобы перекрыть порог, но в то же время не вызывающие страданий".

"Здесь Карина. А конкретнее?"

"Здесь координатор. Карина, напоминаю о вечернем мероприятии…"

"Здесь Карина. За нос укушу! Успею я подготовиться. Частоту несущей увеличу в несколько раз, в первый раз, что ли?"

"Здесь координатор. Хорошо. Я предлагаю задействовать особу, весьма искушенную как в нейрофизиологии, так в сильных ощущениях. Майя, контакт. Координатор в канале. Мы проводим совещание по текущим проблемам. Прошу подключиться к разговору. Есть тема, которая весьма тебя заинтересует…"

05.03.1232. Хёнкон

Словно грохнувшись с высоты, Кирис судорожно дернулся на кровати. Сердце часто колотилось, грудь вздымалась в тяжелом дыхании. Кошмар? Определенно, ему что-то снилось. Нет, не кошмар. Что-то… странное. Необычное. Нечеловеческое… да, вот подходящее слово. Нечеловеческое. Будто что-то огромное и равнодушное уставилось на него, пронзая насквозь холодным немигающим взглядом. Равнодушное – но в то же время и любопытствующее.

Тьфу ты. Нервы словно гхаши погрызли. Скоро он начнет плакать ночами в подушку и звать маму, как сопливый пацаненок. Нельзя так. Успокойся, дебил!

В комнате стояла кромешная беззвучная тьма. Кирис спустил босые ноги на теплый деревянный пол и дошлепал до окна. Приотдернув легкую, но совершенно не прозрачную для света штору, он выглянул наружу. Все та же темень, почти не разгоняемая радужными небесными переливами, куда боле сочными и живыми здесь, в Хёнконе, чем в Барне. Вот странно: хаотично меняющиеся разводы вроде бы и глазами хорошо видны, а ни звезды не скрывают, ни света не дают. Сколько бы раз он ни смотрел на небо после Удара, все равно не мог его понять. Нужно паладаров спросить. Или учителей, когда те появятся.

Судя по освещенности, уже далеко за полночь, но до рассвета не близко. Спать не хотелось. И то верно: он вырубился сразу, как рухнул на кровать. Сил хватило, только чтобы раздеться: накрепко вбитая отцом заповедь не спать на кровати в уличной одежде выветриваться не собиралась. Когда они вернулись с Фучи – в два часа дня, в три? Он не запомнил. После того, как его приподняло и швырнуло в дерево взрывом, память заволакивала густая пелена тумана. Последнее, что отчетливо помнилось: странное ощущение в ноге, словно что-то звенит перед ней, опустившийся взгляд успевает выхватить отблеск тонкой металлической нити в густой траве, сухой громкий щелчок… и все. Он успел отпрыгнуть? Тут память отказывала. Более-менее она что-то сохранила начиная с возвращения в больницу. Вот ведь бред какой: выписаться и в тот же день угодить обратно! Или ему все приснилось?

Кирис пощупал левое плечо, ощутив под пальцами гладкие полоски пластыря. Нет, все наяву. Значит, не помстилось, и как он рявкнул вчера на Фучи. Зря. Она же о нем заботилась. Конечно, девчонки никогда меру не знают (ага, много ты знаешь о девчонках…), но все-таки хотела как лучше. Нужно утром извиниться.

В животе забурчало, и кишки тут же свело острым приступом голода. Жрать. Нужно что-то съесть. Кирис, разумеется, мог спать на голодный желудок – дома (вернее, в Кайтаре) такое случалось довольно часто. Но на сей раз внутренности словно взбесились, голодные рези скручивали их одна за другой. Как включить свет? Ххаш, он не запомнил, где выключатель, а шариться впотьмах сложно. Восстановив в памяти картину комнаты, он почти на ощупь добрался до места, где стоял холодильник. Вдруг там есть что-то? Типа минибара в гостинице, где они останавливались по дороге из Кайтара. Хоть какую-нибудь сухую булку, пусть даже втридорога…

Дверца холодильника щелкнула, приоткрываясь, и в глаза ударил яркий свет. Щурясь, Кирис вгляделся. Действительно, на верхней полке лежали какие-то коричневые сардельки в пластиковой коробке. На крышке на катару значилось "Концентрат пищевой белковый, готовый к употреблению. Ореховый вкус". Парень открыл коробку и принюхался. Не пахло ничем. Ну, вряд ли в холодильник положили отраву. Он вытащил одну сардельку и осторожно надкусил. Вкус и в самом деле оказался приятно-ореховым, не сладким, а каким-то слегка терпким и даже кисловатым. Кирис быстро сжевал батончик целиком, потом прикончил еще один. Спазмы в кишках заметно ослабли, а потом прекратились вовсе. Забавная штука, и вкусная. Интересно, сколько за нее возьмут денег? Он убрал упаковку обратно и только теперь заметил лежащий рядом листок бумаги.

"Дэй Сэйторий", – значилось там ровным идеальным почерком на кваре, – "на случай, если начнутся необъяснимые приступы голода, я поместил в холодильник временный запас пищевого концентрата. Ешь сколько потребуется, я восстановлю запас. Есть гипотеза, что приступы могут оказаться связанными с вашим с дэйей Винтаре особым состоянием. У нее в холодильнике тоже имеется запас с инструкцией, можете делиться друг с другом при необходимости. Если не хватит, свяжитесь со мной через терминал. Дзии.

Дополнение: концентрат проходит по разряду жизненно необходимых продуктов, а потому бесплатен. Однако не злоупотребляй без необходимости. Желудочно-кишечный тракт нуждается в пище обычной консистенции, без нее начнутся расстройства".

Кирис хмыкнул. Ну, спасибо и за то. В свете холодильничной лампочки он обнаружил у двери выключатель и зажег свет. Подняв и повесив на стул скомканную одежду (за такое свинство отец точно отвесил бы подзатыльник!), он уселся на кровать и принялся думать.

Спать не хотелось ни в одном глазу. Заняться, что ли, чем-нибудь? Парень с сомнением посмотрел на висящий у изголовья терминал. Можно, конечно, освоить наконец-то систему… Кирис коснулся пальцем экрана, и тот послушно зажегся, продемонстрировав текущее время (всего-то половина второго), а также стандартный набор квадратов с картинками – информационных блоков, как их в больнице называла Дзии. Кстати, "называла" или "называл"? Он вообще-то неб, то есть паладарский компьютер. Управляемая им роботетка говорила о себе в женском роде, а записка написана в мужском. Хотя не пофиг ли? Кирис дотронулся сначала до блока "Окружающая среда", а когда тот развернулся на весь экран – до "Погоды". Так, вроде пока сухо, хотя к следующему вечеру обещают дождь с туманом. И прохладно – всего пятнадцать градусов. Сходить, что ли, погулять на свежем воздухе? Фучи тоже нужно выгуливать, в одиночку еще заблудится или в обморок упадет, но с ее скоростью тащиться жутко тоскливо. А ноги размять хочется. Хм… Он вызвал на экран карту и принялся вертеть ее взад и вперед. Смотаться на Ланту, что ли? Посмотреть, что там и как. К монастырю и Большому Теллеону тащиться неохота, тем более что освещение там вряд ли есть, а во тьме какой интерес? Но со скал в южной части острова можно увидеть красивый рассвет. Главное, ноги в сумерках не переломать – и еще чтобы транспортные терминалы работали и по ночам… Или нет, лучше не рисковать: вдруг здесь комендантский час, и Райника заупрямится, а то и вовсе полиции его сдаст. Да, и вот смеху-то будет, если на еще одну растяжку напороться! Нет, хватит уж невезения в один день.

Подумав, Кирис натянул рабочий комбинезон – наверняка на воде куда холоднее из-за ветра, чем на суше – и вышел из комнаты. В коридоре стояла такая же тьма, но не успел он сделать и шага, как под потолком сама собой вспыхнула лампа. Недоверчиво покосившись вверх, Кирис пошел по коридору, а потом и по лестнице, приветствуемый все новыми и новыми лампами (старые сами по себе тухли позади – а ведь классно придумано, чтобы электричество экономить!) На улице, однако, фонари не горели, лишь от светильника над входом распространялся световой ореол, и парень побрел по дороге, аккуратно нащупывая подошвой асфальт, прежде чем поставить ступню. А вдруг сейчас появится патруль, и его спросят… Ххаш! Да пусть спрашивают. Он не на охоту вышел, а просто гуляет. Одно дело тырить кошельки у жирных гусаков, которым пара сотен леер – тьфу, карманные расходы, и совсем другое – крысятничать у простых работяг, которые за втрое меньшие деньги декаду пашут. И вообще он Рисе обещал исправиться, а раз слово дал, придется держать.

Постепенно глаза приноровились к темноте. Он бездумно шагал по дороге, глядя на переливающееся разводами небо и на редкие огни, горящие тут и там на Колуне. Налетающий с океана бриз оставлял на губах привкус соли. Кирис наслаждался упругостью шага и странным радостным ощущением, переполнявшим тело словно после глотка дешевого, но забористого пойла. Хотелось идти вот так и идти вечно, всегда…

Когда он сообразил, что забрался в совершенно незнакомую местность, прошло много времени – Кирис даже не сумел сообразить, сколько. Загадочная легкость и энергичность тела вдруг кончились так внезапно, словно кто-то повернул выключатель. Запнувшись о выбоину и чуть не полетев кубарем, парень с изумлением огляделся. Чернеющий к югу на фоне неба пик Подды с ярким фонарем на вершине, да и начинающее светлеть на востоке небо позволяли сориентироваться по сторонам света, но тем привязка к местности и ограничивалась. Вдоль улицы стояли мертвые заброшенные строения – деревянные двух- и трехэтажные дома. Старые гнилые постройки, трущобы, наверняка предназначенные под снос. По столбам и крышам тянулась мешанина электрических и телефонных кабелей. Кирис довольно отчетливо различал их, хотя света вокруг вроде бы не прибавилось. Ну и куда он забрел? Так, шел вроде бы строго на восток, параллельно побережью, следовательно, нужно просто развернуться на сто пятьдесят таби и пойти обратно. Авось не заблудится, даже если в задумчивости пару раз сбился с прямой. В крайнем случае можно просто выйти к проливу и берегом вернуться к Звездной набережной, а то и найти транспортный терминал и попросить Райнику довести его до дома (ладно уж, пусть за денежку).

Кирис решительно двинулся по дороге, но тут же снова запнулся и чуть не рухнул на землю. Асфальт скрывался в кромешной темени, и, ощупав его руками, он обнаружил рядом несколько больших трещин и провалов. Ой-ёй. Как бы ноги не переломать на таких ухабах. Но как он сюда-то добрался? Парень еще раз обвел взглядом местность и убедился, что почему-то прекрасно видит провода, железные крючья от бельевых веревок, вбитые в стены домов, ржавые жестяные пластины – бывшие номера домов, а кое-где и сохранившиеся оцинкованные подоконники. А вот все остальное почему-то терялось во мраке. Он зажмурился, потряс головой – и замер в остолбенении.

Не открывая глаз, Кирис повернул голову влево и вправо. Ходер! Он действительно прекрасно видел провода и крючья – а заодно и валяющуюся между домами старую лопату, и железное колесо тачки, и мятую медную миску, полузасыпанную грязью… Он видел – а глаза оставались закрытыми! Сердце заколотилось в приступе неожиданной паники, и он до боли прикусил губу, чтобы прийти в себя. Так, тихо. Не дергайся. Думай логически. Ты, конечно, дебил и хулиган уличный, но все-таки в Хёнкон попал, значит, не совсем идиот. Что общего у всех видимых предметов? Материал, конечно же. Они металлические. Значит, металл он различает, а дерево – нет. Почему? Вот если бы ему в башку встроили небольшой радар, все было бы понятно, а так… А почему бы и нет? Непонятная штука, которую паладары называют "псевдоэффектором", внутри него сидит. Если она родственница волютам, то тоже должна прекрасно видеть радиоволны. Во всяком случае, точно известно, что волюты первым делом набрасываются на радиостанции, радиолокаторы и прочую электрическую фигню. Вот и все, ничего страшного. Не страшнее, во всяком случае, чем ощущение Фуоко. Кирис прислушался к себе и, уловив знакомый нотный хорал, ткнул пальцем в соответствующем направлении. Вышло куда-то на юго-восток, совсем в иную сторону от общежития. Сместившись на пару шагов, он попробовал снова. Выпал север. Вот ведь дурная "третья метрика"!…

Ладно. О новой способности паладарам он пока что не расскажет. Риса – классная девчонка, но не надо забывать, что она еще и Карина Мураций, глава Университета. Незачем ей переживать лишний раз, у нее и своих забот хватает, а ведь еще и исследовать захочет!… Что, ехидно спросил он себя, все-таки не веришь паладарам? Думаешь, тебя здесь как подопытного хомячка держат?… Да нет, конечно, верит. Просто предыдущая жизнь научила простой истине: держи язык за зубами, если не хочешь неприятностей. Расскажет он. Потом. Когда к слову придется. А сейчас нужно выбираться назад. Конечно, можно дождаться рассвета, но до него еще час, не меньше. Ладно уж, как-нибудь доберется и так, пусть даже и по ухабам.

Осторожно ступая по покрытому буграми и трещинами асфальту, Кирис двинулся в обратном направлении. Однако не прошел он и десятка шагов, как в стороне вдруг мелькнул огонек. Кирис присмотрелся: свет он тоже видел с закрытыми глазами, хотя и неясно, на грани видимости. Ориентируясь по проводам и немногим металлическим деталям, он углубился в проход между домами. Постепенно огонек разгорался все ярче и шагов через двадцать превратился в почти ослепительную желтую точку. Оступаясь, Кирис уперся ладонями в стену дома и на ощупь нашел оконную раму, закрытую ставнями. Обнаружив пальцами щель, он приник к ней – и отпрянул, зашипев от неожиданности: глаз резануло ослепительной вспышкой. Какое-то время парень приходил в себя, после чего сообразил, что световое пятно пропало. По крайней мере, с закрытыми глазами увидеть его уже не получалось. Приоткрыв веки, он разглядел тусклый лучик света, сочащегося меж ставен, такой слабенький, что уже в метре почти неразличимый. Решив попробовать еще раз, он осторожно, готовый в любой момент зажмуриться и отпрянуть, снова припал к щели – и разглядел обычный конус света, упирающийся в потолок от поставленного на попа карманного электрического фонаря. И никаких вспышек.

Оглядевшись по сторонам, Кирис понял, что и металлические детали видеть перестал. Больше не различались ни жестяная табличка на стене, ни валявшийся на земле рулон металлической сетки, ни провода, тянувшиеся вдоль улицы. Странная способность пропала так же неожиданно, как и проявилась. Каццо в рот из-под колена! Только он обрадовался! Ну, что делать. Нужно выбираться обратно на дорогу…

Стоп. А откуда взялся включенный фонарь? Район полностью заброшен, в скором времени здесь пройдут бульдозеры и молотилки паладаров. Глухая ночь, никаких признаков работ поблизости – и фонарь? Кто и что здесь забыл? Кирис замер. Уличные инстинкты, выпестованные в трущобах Барны, внезапно в голос завопили об опасности. Кроме них с Фуоко, в Хёнконе присутствуют лишь полицаи и строительные рабочие. Немногие исключения типа ставрийских кураторов-воспитателей не в счет. Охранникам здесь и сейчас делать нечего, рабочим тоже, и фонарь явно не могли забыть с прошлой ночи: села бы батарейка.

Кто-то ведь поставил на Подде растяжку с гранатой – вполне возможно, те же люди, что прямо сейчас находятся рядом. Нужно срочно сматываться, пока его не услышали. Кирис принялся медленно красться к дороге, стараясь ступать как можно тише – и тут с треском сломалась сухая ветка куста, неудачно зацепившаяся за рукав. От неожиданного громкого звука Кирис в панике рванулся уже напролом. Выскочить на дорогу – а тамасфальт, пусть догоняют, уж бегает-то он получше многих… Раздавшийся позади тихий двойной свист лишь подстегнул его. Запинаясь и с трудом удерживаясь на ногах, он вспугнутым зайцем понесся по улице. Сзади что-то негромко хлопнуло, еще и еще, и над ухом неприятно просвистело. Пуля. В него стреляют?! Ххаш!…

Что-то большое и мягкое бесшумно врезалось в него на полном ходу, бросив на землю и окутав тяжелой мягкой пеленой. Кирис отчаянно забарахтался, пытаясь высвободиться, но безуспешно. Его перевернуло, приподняло и словно бы вдавило в кресло с проминающейся спинкой и длинной подставкой под ноги. Окружающая темнота осветилась бледно-серым светом, и еще через пару секунд паники он осознал, что находится внутри такой же капсулы, что везла его с места крушения самолета. Перед глазами зажегся экран.

– Кир, – укоризненно сказал с него генерал Саматта Касарий, – ну вот объясни, как ты умудряешься с такой частотой вляпываться в неприятности? До сих пор мне казалось, что абсолютный чемпион по этой части – Кара… Карина Мураций, но ты ее рекорд перекрыл меньше, чем за декаду.

Кирис часто задышал и расслабился. Боэй. Его опять всосал боэй. Ничего страшного, такое мы уже проходили. Куда лучше, чем пуля между лопатками.

– Я просто гулял… – выдавил он через пересохшее горло.

– Ага, а парень, что палил в тебя из снайперской винтовки с глушителем и ночным прицелом, просто случайно нашел ее на дороге и просто случайно направил в твою сторону. А если всерьез?

– Но я честно просто гулял!…

Саматта поморщился.

– Ладно, Кир. Если не хочешь говорить, допрашивать не стану. Я большой грубый полицейский, ты таких не любишь на уровне подсознания, все равно правды не скажешь. Ты под личным патронажем ректора, вот с ней и объясняйся. Скажи только – Фуоко где-нибудь поблизости не ошивается? Ее спасать не нужно?

– Понятия не имею. Дрыхнет, наверное, в общаге, – угрюмо ответил Кирис. Наверное, Саматта не заслужил таких ответов, он все-таки дядька неплохой, но сейчас он представитель закона. А с полицаями нужно базар фильтровать как следует. Расскажет он все, когда сообразит, как про ночное полузрение промолчать половчее.

– Хорошо. Ну, раз ты просто гулял, то не обидишься, если я эвакуирую тебя к… э-э, общаге? Окажи мне личную любезность, посиди дома до рассвета, ладно?

И прежде чем Кирис успел отреагировать, генерал пропал. Вместо него зажглась схематичная карта Хёнкона с точкой, мигающей в районе восточного Колуна, а ниже начало убывать время. Если верить ему, до точки назначения оставалось чуть меньше двух минут. Вот ведь блин! Вышел развеяться, что называется! В животе опять остро засосало от голода. Странно, недавно ведь нажрался…

"Карина, контакт. Саматта в канале. Не слишком занята?"

"Карина в канале. Да, Мати?"

"Разобралась со свои королем?"

"Еще до полуночи. Но он не мой, а общественный. Главная ценность Кайнаня, светоч человечества, средоточие всяческих достоинств, все такое. Я лично его даже стажером-помощником секретаря не взяла бы. Ну ладно, в науке в целом он разбирается так же хорошо, как я в физике субатомных частиц. Но вот объясни, почему здесь считается, что королю не обязательно понимать даже базовые основы экономики собственной страны? Он ведь даже об основных отраслях кайнаньской промышленности представления не имеет!"

"Стихи складывать умеет? В танцах разбирается? Ритуалы знает? Наложниц и королев в достатке содержит? Детишек завел штук шесть-семь, чтобы династия не заглохла? Все, программа выполнена, больше ничего не требуется. Ты же наверняка изучала политические системы Могерата, и сама должна понимать, что король не более чем ширма. Левый министр, Правый министр, регент иногда – вот кто главные".

"Да помню я. И все равно не понимаю: он все-таки глава государства, пусть и номинальный! А ведь пень пнем – о чем ни спроси, пустой взгляд…"

"Не все у нас любознательные умнички, как ты. Или как твои шустрые подопечные".

"Мати, что опять случилось? Они же под присмотром в общежитии!"

"Если бы. Малыш каким-то хреном прошел мимо боэй, присматривающего за зданием, и только что обнаружился в заброшенном районе в трех верстах".

"Он жив?!"

"Расслабься. Цел и невредим, но умудрился опять попасть в историю. Мы с Мариси и ребятами Стораса запустили боэй на прочесывание Подды и Колуна мелким ситом. И почти тут же наткнулись на людей, тайно, в ночи, пробирающихся по развалинам к явно одной точке. Пока за ними следили, словно из воздуха возник твой подопечный и сразу сунулся к месту сбора. Я до сих пор в затылке чешу – посмотри, как с точки зрения одного из боэй выглядело его появление…"

У крыльца общежития боэй довольно неласково высадил, точнее, вывалил его на холодное каменное крыльцо и без дальнейших церемоний растворился в кромешной мгле за кругом, очерченным фонарем у входа. Тихо ругнувшись вслед, Кирис потер ушибленную задницу, потом повозился и устроился сидеть на краю ступеньки. Спать по-прежнему не хотелось, и хотя желудок опять начало сводить приступами голода, возвращаться в комнату не тянуло. Хотя, наверное, и стоило: пальнет сейчас из темноты снайпер по неподвижной мишени, вот и материал для траурной кремации… Но странный зуд внутри, временно ослабший во время унизительной транспортировки, не проходил. Немного посидев, парень поднялся и начал прохаживаться взад и вперед. Выйдя за пределы освещенного пространства и немного подождав, чтобы глаза снова привыкли к темноте, он опустил веки и принялся водить головой из стороны в сторону. Нет, ничего не просматривалось. Но не могло же ему причудиться!

Кирис вернулся ко входу и снова сел на ступеньку.

– Дубина! – вслух сказал он себе. – Торчок контуженный, глюков нахватавшийся. И альфонс к тому же, за богатенькой невестой гоняющийся.

– И дебил! – добавил из-за спины сердитый девичий голос. Кирис вскочил, как ужаленный, и нос с носом столкнулся с Фуоко. Та, в шортах и майке, стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на него, вздернув нос. Три седые пряди справа в свете фонаря словно светились белым. Выражением лица она напомнила ту, старую Фуоко, школьную принцессу и задаваку. – Я тебе деньги в карманы сую, чтобы в койку затащить? Щас как дам по башке! Я из семьи ушла, забыл? Я больше не Деллавита, а Винтаре.

– Э-э… – как всегда, в критические моменты язык Кириса превратился в чугунное бревно. – Ты чего? Я же просто так…

– А я просто переэдак! – отрезала девушка, отворачиваясь. – Если думаешь, что навязываешься, а я сама дура непонимающая, можешь валить, куда хочешь. Тоже мне, нашлась шпана комплексующая! Мне для полного счастья слёзки мужикам утирать не хватало!

Она резко села, словно рухнула, на ступеньку, уперлась локтями в колени, поставила подбородок на кулаки и замерла, нахохлившись. С минуту Кирис нерешительно переминался позади с ноги на ногу. Потом, решив, что остротой языка с ней состязаться все равно бессмысленно, наклонился и указательными пальцами ткнул в бока под ребрами. Девушка дернулась и тихо взвизгнула.

– Ты офигел? – угрожающе поинтересовалась она.

– Защекочу, если ругаться продолжишь, – пообещал Кирис. – Ты чего не спишь?

– А ты чего не спишь?

– Жрать захотелось, вот и проснулся.

– И пошел ночной магазин поискать? Ха, рассказывай!

– Да меня в самом деле на жрачку пробило! Ваххароном поклясться?

– Не врешь? – Фуоко искоса глянула на него. – Ну, на.

Только сейчас Кирис заметил, что в ее кулаке зажат обгрызенный батончик, точь в точь такой же, как в холодильнике. Точно, Дзии же писал, что у нее такие же есть. Девушка протянула брикет, и Кирис, подстегнутый очередным спазмом в животе, откусил приличный кусок, щелкнув зубами совсем рядом с ее пальцами.

– Как псина бездомная на еду кидаешься, – констатировала подруга, засовывая в рот остаток. – Ну, может, и не врешь. Мне тоже посреди ночи лопать жутко захотелось. И спать совсем не хочется. Что-то я забыла время на терминале посмотреть…

– Полчетвертого где-то. Или четыре. Светать скоро начнет, – прожевав, Кирис сглотнул и уселся рядом.

– Угу. Кир, ты как? Днем совсем плохо выглядел, словно помрешь вот-вот.

– Да все в норме. Сейчас вот прогулялся немного, даже не шатает нисколько. И рука не болит, – он осторожно погладил пальцами пластырь на левом локте.

– Ну-ка, дай потрогаю, – Фуоко потянулась через него к больной конечности – и вдруг громко охнула.

Кирис тоже дернулся и задохнулся: солнечное сплетение словно ожгло огнем. От ладони Фуоко к его животу протянулась небольшая, но ярко сияющая дуга неправильной формы, словно между электродами на уроках физики. Запахло паленой тканью. Девушка резко отдернула руку, и дуга пропала. Друзья ошеломленно переглянулись.

– Ты чего? – почему-то шепотом спросил Кирис.

– Это ты чего! – таким же шепотом откликнулась Фуоко. – Я вообще ничего не делала!

– Ага, только током меня долбанула…

Кирис дотронулся до живота, но никакой боли не ощутил. В комбинезоне под пальцами обнаружилась крохотная дырка.

– Ну-ка, еще раз, – велел он. – Аккуратно!

Фуоко осторожно, словно к раскаленному металлу, протянула указательный палец и дотронулась до его обнаженного левого предплечья. Ничего. Никаких молний. Осмелев, она двинула палец дальше, и с него в сторону груди Кириса тут же протянулась тонкая пляшущая ниточка разряда. Она совсем не походила на дугу, извиваясь в воздухе петлями и кольцами, словно сумасшедшая.

– Больно? – снова шепотом осведомилась девушка.

Кирис прислушался к себе, потом слегка наклонил корпус. Ниточка заметалась еще сильнее, превратилась в толстую дугу – и вдруг пропала.

– Сейчас ни капли не больно, – сообщил он. – А что ты сделала?

– Да ничего! Оно само все…

Фуоко положила ладонь ему на грудь, провела по животу. Новых разрядов и искр не появилось.

– Странно, – пробормотала она. – Кир, в самолете вот точно так же случилось. Ни с того ни с сего молнии во все стороны…

– Ну ты и бырбыр-девочка! – усмехнулся Кирис.

– А?

– Бырбыр-девочка, – повторил он. – У нас в детстве пацаны так электрогенераторы на бензине называли – "бырбыр". Ты теперь ходячая динамо-машина.

– А почему сразу я? – возмутилась Фуоко. – Может, от тебя током бьется, а не от меня! Ток, между прочим, идет между разностью потенциалов! Может, во мне электричества больше, а может, и в тебе!

– Щас проверим. Фучи, помнишь, ты свечение между ладонями вызывать умела? Ну-ка попробуй.

– Свечение? – Фуоко с сомнением посмотрела на руки и сложила ладони лодочкой. – Давно как-то не получалось. Сейчас…

Она нахмурилась, и в ее руках вспыхнул огонь, белый и такой яркий, что Кирис отшатнулся. Прищурившись, он разглядел, как меж ладоней пляшет большой светлячок, окруженный короной мелких молний, тающих в окружающем воздухе. Несколько секунд девушка пораженно смотрела на него, потом вскрикнула и отпихнула от себя.

От новой вспышки, на сей раз красной, Кирис почти ослеп и ненадолго потерял возможность видеть происходящее, так что причину шарахнувшего по ушам раската грома не увидел. Когда зрение постепенно вернулось, он разглядел, что Фуоко сидит, съежившись и мелко дрожа, а по освещенному асфальту перед ней в темноту змеится хорошо заметная оплавленная полоса.

– К-к-кир… – запинаясь, пробормотала девушка. – Что… что это? Откуда?…

Кирис наклонился и осторожно пощупал землю. Асфальт казался горячим и ощутимо проминался под пальцами.

– Нет, – задумчиво сказал он, – ты вовсе не бырбыр-девочка. На просто "бырбыр" такое уже не тянет. Фучи, и давно ты научилась файерболлами швыряться? Может, ты еще и ледяной дождь насылать можешь? А что, читал я как-то в книжке – магия, типа, воздуха и воды, всякое такое. Девочка-волшебница, ага!

Фуоко шмыгнула носом и зажмурилась. Ее лицо стало совершенно несчастным. М-да. Похоже, шутка не удалась. Кирис подвинулся к подруге и, поначалу осторожно, чтобы снова током не шарахнуло, взял за плечи.

– Ну-ну, Фучи, успокойся, – сказал он, стараясь подражать когда-то виденному по телевизору герою. – Все хорошо.

В ответ та лишь слегка задрожала и всхлипнула. Ну вот. И как ее теперь успокаивать? Вот, блин, девчонки-плаксы…

По асфальту прозвучали быстрые легкие шаги, и Кирис вскинул голову. Кого несет посреди ночи?

– Ну, деятели, признавайтесь, какая вожжа под хвост опять попала? – сурово спросила щуплая черноволосая девчонка в коротких шортах и майке, вступая под свет фонаря. – Один срывает полномасштабную полицейскую операцию, другая свежепостроенную дорогу корежит извращенными методами. А?

Она грозно уперла кулачки в бока: жест, донельзя комичный с ее ростом и телосложением. Словно третьеклассница во взрослую играет!

– Риса… – пробормотала Фуоко, торопливо утирая запястьем нос. – Мы ничего плохого… честно! Оно само!

Кирис набычился. Ну конечно! Саматта не мог не стукнуть. Вот, сейчас объясняться придется…

Риса подошла поближе и присела на корточки.

– Ребята, – грустно сказала она, – я все понимаю, но еще немного, и я не смогу противиться искушению носить вас с собой в кармане. Просто чтобы под приглядом постоянно находились. Ну как вы умудряетесь ввязываться в загадочные истории на пустом месте? Многие за всю жизнь столько приключений не переживают, сколько вы за последний сезон.

Фуоко поникла, да и Кирис слегка поежился от чувства вины. В конце концов, можно подумать, у ректора Университета и без них забот мало. Но ведь он совершенно честно не хотел ни во что влипать ни вчера днем, ни сегодня ночью!

– Так, подъем, – решительно приказала Риса. – Нечего на виду у всех сидеть. Мало ли кто смотрит, а последнюю вспышку наверняка даже на горах Сюань заметили. Ну-ка, потопали к вам. Риса, все мальчишки – свинюшки немытые, бардак обожающие, я по брату знаю, так что устроим собрание у тебя.

В комнате Фуоко (которая, на взгляд Кириса, ни капли не отличалась от его собственной, в том числе и порядком), ректор-недоросток посадила их рядышком на кровать, а сама опустилась на пятки на пол.

– Начнем с простого вопроса, – ректор грозно глянула на Кириса. – Кир, ты почему не спишь?

– Ну… не спалось что-то. Вот, пошел прогуляться…

– Просто не спалось? И никаких других чувств?

– Еще есть хотелось, сильно, – в унисон словам желудок снова забурчал.

– Понятно. Кстати, в холодильниках лежат питательные брикеты, так что ешьте, не стесняйтесь. Они довольно вкусные.

– Да ели уже, – Кирис пожал плечами. – Но они какие-то слабенькие. Пару штук сожрал, а уже снова хочется.

– Пару штук – и снова хочется? – поразилась Карина. – Кир, двух брикетов человеку с твоей массой на сутки хватить должно.

Одним гибким движением она поднялась и подошла к холодильнику. Достав пластиковую коробку, ректор вскрыла ее и протянула сидящим.

– Дзии считает, что в целях перестраховки положил слишком много, но, видимо, ошибся совсем в другую сторону. Он уже пообещал пополнить запас в течение нескольких часов. Кир, Фучи, честно признаюсь: мы не понимаем, что происходит с вашим метаболизмом. Если хотите есть – ни в коем случае не стесняйтесь. Кир, бери. Фучи, ты ведь тоже голодна?

Кирис вытянул из упаковки два батончика, почти насильно всунул один Фуоко в ладонь, а второй принялся жевать сам. Риса отложила коробку на стол и снова опустилась на пятки.

– Кир, теперь объясни мне, как ты умудрился влезть в центр операции, да еще никем не замеченный, – попросила она. – Только, очень прошу, не скрывай детали. Тебя никто ни в чем не обвиняет. Наоборот, ты в очередной раз пострадавший, так что Университет снова должен тебе компенсацию.

Нехотя и через силу Кирис в нескольких фразах описал, каким образом оказался в заброшенной части города. Под конец, чувствуя на себе внимательный взгляд Рисы и изумленный – Фуоко, он все-таки решил описать странное состояние ночного полузрения.

– Значит, провода и прочие металлические части… – задумчиво проговорила Фуоко. – Кир, и все? Точно больше ничего?

– Я же сказал!… – вспыхнул Кирис, но Риса остановила его жестом ладони.

– Кир, чтобы ты понимал причину расспросов, хочу кое-что показать. Фучи, я воспользуюсь твоим терминалом.

Дисплей, торчащий на ножке из стола, вдруг сам по себе повернулся и растянулся, превратившись в квадрат со стороной метра в полтора. На черном фоне проявились белые линии.

– Вот схема района, где происходило действие, – прокомментировала Риса. – Красным обведен контур дома, на который ты, Кир, наткнулся. Красные точки внутри него – уже собравшиеся люди, их трое, но никто не смотрит наружу. Снаружи расположены два снайпера с приборами ночного видения – вон те зеленые треугольники. Зеленым же помечены секторы их обзора – видите, слепых зон практически нет? Желтые кружки – боэй, прочесывающие местность, двое их них уже на постоянных позициях и следят за домом. Они видят всё на триста таби в окружности и в совокупности полностью контролируют местность, так что их секторы обзора отдельно не показаны. Кир, а теперь внимание: синяя линия – траектория твоего движения. Пунктир – предполагаемая, до того, как тебя заметили, а сплошная – с места, где ты проявился перед одним из боэй. Видишь, как интересно? Ты бы обязательно попал в поле зрения снайпера, но тот среагировал, лишь когда ты зашумел и побежал. Несколько секунд, чтобы сориентироваться и открыть огонь – именно столько нужно тренированному солдату в подобной ситуации. То есть он совершенно точно не видел тебя, Кир.

– Ну и что? – буркнул Кирис. – Может, заснул.

– Нет. Он бодрствовал. И уж точно не мог заснуть боэй. Кир, мы тоже тебя не видели, пока ты не приблизился к дому вплотную. Точнее, не видели в расширенном оптическом диапазоне, другие сенсоры боэй не задействовал. Ты упомянул, что по глазам резануло, когда заглянул в щель?

– Ну, типа того. Как прожектором…

– Ты дернулся, отпрянул – и в тот же момент боэй тебя разглядел. С его точки зрения, ты словно возник из пустоты. Затем он расширил диапазон восприятия, включил активные сенсоры и обнаружил тебя самыми разными способами, но до того ты попросту не существовал. Кир, с тобой ведь уже случалось похожее – болезненные или просто неприятные ощущения, тут же безвозвратно проходившие?

– Ага, – Кирис кивнул. На память внезапно пришла база "Дельфин" – как его в первый раз обследовали неврологи после падения труб на башку. Тогда тоже то и дело лупило болью, никогда не повторявшейся дважды.

– Видимо, здесь похожий эффект: нечто, давшее тебе высокую чувствительность к электромагнитным волнам, обнаружило, что она для тебя опасна или как минимум некомфортна, и тут же отключило способность. А заодно пропал и оптический экран, какой бы природы он ни был. Теперь понимаешь, почему я задаю дурацкие вопросы?

– Ну… – Кирис почесал в затылке. – Теперь да. Но я честно ничего не знаю. Просто вдруг жутко захотелось пройтись, я и пошел. А снайпера того вы взяли? Он-то что говорит?

– Снайпер больше ничего не сможет сказать, Кир. Он успел заметить приближающихся боэй, и когда понял, что не сможет скрыться, покончил жизнь самоубийством. Пуля со смещенным центром тяжести из тяжелого пистолета, мозг необратимо разрушен – здесь бессилен даже Дзии.

Фуоко тихо охнула, а Кирис почувствовал, как внутренности сжимаются тяжелым комком.

– Но я серьезно ничего не делал специально, никаких экранов! – воскликнул он. – Просто копытами по земле перебирал…

– Да уж, копытами, ослик ты наш! – улыбнулась Риса, и от ее неяркой, но удивительной улыбки Кирису стало гораздо легче. – Фучи, я видела, что происходило на крыльце – и разряды, и твой последний… хм, выстрел. Хотите посмотреть, как со стороны выглядело?

Она снова взглянула на экран, и тот потемнел, а потом показал нечто вроде кино: угрюмый парень в мятой рубахе и с перекошенной физиономией сидит рядом с Фучи (стоп! он что, действительно так выглядит со стороны? жуть…), та складывает ладони, и в них вспыхивает огонь с молниями. Здесь картинка начала слегка мотаться из стороны в стороны.

– Прошу прощения, я слишком быстро бежала, стабилизатор изображения не смог компенсировать тряску, – пояснила Риса. – Но главное хорошо видно.

Вот Фуоко отталкивает огонь от себя, и тот, налившись ослепительной алой краснотой (все вокруг погрузилось во тьму), рывками катится по асфальту, словно отскакивая от невидимых препятствий, а за ним остается отчетливый красный след: уродливые ломаные зигзаги. Потом почти погасший огненный клубок с тянущимся позади кривым хвостом вдруг расцвел уродливым красным цветком и замер.

– На деле выглядело немного иначе, вы видите синтетическую реконструкцию. Траектория непонятна, она не соответствует ни одной из известных пространственных метрик: видимо, как-то влияли внутренние процессы сгустка. Но выглядит здорово, аж завидно. У девиантов на нашей Текире никогда не обнаруживалось таких впечатляющих способностей, – Риса слегка подмигнула.

– Значит, эту штуку я сделала? – понуро спросила Фуоко. – Молнию?

– Ну, определенно не Кир ее автор. В какой-то степени сгусток походит на шаровую молнию, но скорость его перемещения слишком высока. Скорее, комок энергоплазмы – мы решили принять такой термин для псевдовещества, составляющего кольчонов и волют. Спектр свечения примерно соответствует возникающему при выстрелах волют, как их удалось зафиксировать на вашу кинопленку и нашими сенсорами.

– Точно! – вскинулся Кирис. – Я вспомнил: когда в море волюта в меня плюнула, цвет походил!

– То есть я теперь… волюта? – с глубоко несчастным видом спросила девушка.

– Что? – удивилась Риса. – Не знаю, как Киру, а мне ты пока летучей спиралькой не кажешься. Так, нужно подумать. Следует подобрать вам помещение для тренировок – лучше подземный бетонированный бункер. И защитную систему собрать, чтобы себя случайно не покалечили, напрямую или рикошетом каким-нибудь. Я с Харламом…

– Но я не хочу тренировок! – казалось, Фуоко сейчас заплачет. – Я хочу, чтобы… чтобы…

– Чтобы твоя способность кидать молнии пропала навсегда. Я понимаю, – кивнула Риса. – В свое время я отчаянно мечтала о том же самом. Однако нынешняя штука очевидным образом является развитием старых способностей. Они не пропали за последние несколько лет и вряд ли исчезнут в обозримом будущем. Фучи, я знаю, как ты себя чувствуешь: страшно, неуютно, боишься саму себя. Но отрицать собственные способности – занятие не умнее, чем рубить пальцы из-за ногтевого грибка. Даже если сделаешь вид, что ничего не произошло, молнии могут начать появляться сами по себе. Если не научишься их контролировать, наверняка покалечишь кого-нибудь постороннего. Уже через две-три декады сюда соберется не менее трех сотен студентов и полусотни преподавателей и кураторов, а через пять декад Университет начинает учебный год в полном объеме. Не сумеешь обуздать свои молнии – возникнут проблемы с посещением занятий. Конечно, слушать лекции можно и через терминал в своей комнате, но, мне кажется, тебе одиночество не слишком понравится.

Фуоко затравленно глянула на ректора.

– Риса, ты… меня не выгонишь? – недоуменно спросила она. – Из Хёнкона?

– С какой стати?

– Ну… я же для окружающих опасна. Я же не хотела никаких молний, а она вон как взорвалась! А если я в самом деле кого-то покалечу… или убью?

– Я верю, что ты справишься! – отрезала Риса. – Ты такая же студентка, как и остальные, а Уставом исключение предусмотрено исключительно за плохую учебу и асоциальное поведение. Выбрось из головы дурные мысли и предоставь рассуждать о безопасности тем, кто в ней разбирается. В общем, лабораторию или тренировочный зал, как хотите, мы обеспечим. Кир, тоже поучаствуй: возможно, твое присутствие является катализатором.

Кир нехотя кивнул. Ну, вот они и стали подопытными мышами. Ладно хоть у дружественных паладаров, а не в какой-нибудь подпольной дыре у костоломов одной из кайтарских семей. Впрочем, а чего ты ожидал? Что вам двоим, способным кидаться молниями, позволят просто так по улицам ходить? Все справедливо, сам виноват.

– И еще одно. Я подумала и решила, что домашние животные положительно влияют на психику угрюмых одиночек вроде вас. Так что…

Риса поднялась на ноги и распахнула входную дверь. По деревянному полу негромко простучали коготки, и в комнату неторопливо вошли два ошеломительно странных зверя.

Размером с небольших собак, с короткой блестящей шерстью, переливающейся волнами (у одного черно-белой, у другого – рыже-бело-зеленой), с длинными пушистыми хвостами, с лисьими мордочками, в прищуренных глазах мерцают желтым по два вертикальных зрачка – но главное, оба переступали тремя парами лап! Выйдя на середину комнаты, звери переглянулись и уселись на задние лапы, упершись в под вытянутыми средними и скрестив передние на груди, словно маленькие руки. Они приоткрыли пасти, показав острые клыки и вывалив небольшие красные языки. Кирис мог бы поклясться, что шестиногие чудики ехидно ухмыляются.

– Позвольте представить, – гордо сказала Риса. – Парсы!

– Ва-а-ай!… – восторженно протянула Фуоко, разом забывшая про все печали. – Ух, здорово! Они с вашей планеты, да?

– Не совсем, – рассмеялась Риса. – У нас шестилапых биоформ тоже не водится. Это мобильные микродроны, экспериментальные образцы. Они – точная копия игрушечного спутника, с которым я все детство проходила, да и не только детство – еще и после университета на работу много лет таскала, пока меня не похитили… э-э, ну, неважно. Однако, чувствую, вы подружитесь. Выбирайте, кому какой нравится. Правда, сейчас они ничем не отличаются, а шерсть можно раскрасить как угодно.

По шкурке черно-белого парса быстро пробежала и исчезла радужная волна. Кирис завороженно смотрел на него. Он всю жизнь хотел собаку или крупного кота, с завистью разглядывая издалека их счастливых владельцев. Но в их маленькой квартирке в Барне места хватило бы разве что на карманного мопса, да и кормить зверя чем, когда самим на еду еле хватает? На улицу выгонять в помойках рыться? И вот теперь мечта, кажется, осуществляется совершенно неожиданным образом. Он осторожно протянул к парсу руку, и тот вежливо обнюхал ее. Потом в воздухе словно мелькнули две молнии, черная и пестрая, и зверьки принялись облизывать лица восторженно хохочущих и отбивающихся новых хозяев, аккуратно опрокинутых на спины.

– А ну-ка хорош! – строго сказала Риса чуть погодя. Парсы послушно слезли с Кириса и Фуоко и улеглись рядом. – Потом наиграетесь. Имена придумать не забудьте. И имейте в виду, что животинки на самом деле весьма умны. Они управляются автономными психоматрицами первого класса, то есть потенциально способны развить логику до уровня трех-четырехлетнего ребенка. Личности у них пока что практически не развиты, запрограммированы лишь базовые эмоциональные реакции, так что какими воспитаете, такими и станут. И в воду не бросайте – испортиться не испортятся, но плавать, в отличие от полноразмерных дронов, микродроны не могут, сразу утонут.

– Ага! – с энтузиастом кивнула Фуоко. – А почему зрачки двойные?

– Глаз с двойной апертурой обеспечивает стереоскопическое зрение даже в одиночку. С такими зрачками у них область полноценного обзора – двести тридцать таби. Конечно, они могут смотреть и активными сенсорами – радаром и градаром, но из-за технических проблем радиус их уверенного действия всего пара десятков метров. Считайте, если хотите, что такие глаза экзотичнее. В конце концов, парсы тоже инопланетяне.

Кирис погладил теплую черно-белую шкурку зверька, прижавшегося к левому бедру, и тот одобрительно глянул снизу вверх. Да уж, не пес. И даже не лис, мордочка коротковата. Что-то среднее между котом и лисом. Здоровские животинки.

– И еще. С данного момента они сопровождают вас повсюду, куда бы вы ни отправились. Они запрограммированы служить в качестве персональных защитников. Возможности у них невелики, но прикрыть вас от двух-трех тренированных бойцов вполне смогут, пока не подойдет подмога. И к людям, если что, вытащат даже в бессознательном состоянии.

Ну вот. И здесь подвох. Кирис нахмурился, и Карина погрозила ему пальцем:

– Я знала, как ты отреагируешь. Не вздумай сбегать и прятаться от своего парса. Если пропадешь из поля зрения больше, чем на пять минуту, он всю полицию в окрестностях на уши поставит.

– Да зачем? – вспыхнул Кирис. – Я что, ребенок маленький?

– Куда хуже. Ты подросток в опасном переходе возрасте, ни во что не ставящий взрослых, не верящий в чужую поддержку и обладающий потрясающим талантом оказываться не в том месте и не в то время. Напомнить? Косой пляж, стеллаж с обрушившимися трубами, сбитый самолет, теперь вот растяжка с гранатой и ночной снайпер на крыше. Не многовато для считанных декад? И еще, Кир. Мы не сумели задержать неизвестных, они успели скрыться в старой ливневой канализации – там вонючая жидкая грязь, невозможно преследовать ни по запаху, ни по следам. Но у нас есть основания полагать, что речь идет об организации очень опасных фанатиков. Если вдруг станет известно, что ты оказался случайным свидетелем, они могут решить отомстить. Или просто на всякий случай тебя ликвидировать.

– Я никому не расскажу…

– Правильное решение. Но есть и другие причины. Кир, почему ты проснулся?

– Я же сказал – жрать захотелось!

– Во время осмотра после контузии Дзии ввел тебе снотворного достаточно, чтобы ты проспал сутки. Он, собственно, на то и рассчитывал. Ты попросту не мог очнуться самостоятельно. Однако же не просто очнулся, но еще и вышел на улицу и влез точно в эпицентр событий. Как думаешь, какова вероятность случайного совпадения?

– Нулевая, – вместо Кириса ответила Фуоко, сосредоточенно что-то обдумывающая. – Риса, его контролирует?

– Мы не знаем. – Ректор явно заколебалась, но потом махнула рукой. – Ребята, я не уверена, что вам стоит знать всю подноготную, но и неведение опасно прежде всего для вас самих. По нашим, да и по паллийским меркам вы все еще дети, у вас нет ни жизненного опыта, ни умения самоконтроля. Вы не в состоянии осмысливать происходящее как взрослые люди и в эмоциональном порыве способны натворить массу глупостей. Особенно ты, Фучи. Однако в сомнении, когда рациональных аргументов не хватает, следует следовать подсказкам сердца. А я верю, что вы справитесь. Вы ведь справитесь, ребята?

Риса обвела их взглядом, в котором читалась почти отчаянная мольба, и Кирис склонил голову. В конце концов, он же не совсем дурак, понимает, когда его по-человечески просят. Особенно когда просит Риса, от которой он ничего, кроме хорошего, пока что не видел.

– Смотрите, – Риса обратила взгляд к монитору. Там немедленно проявились схематичное очертание мужского тела, пронизанного сеткой нервов. – Вы видите стандартную нервную систему человека Паллы, которую изучали на уроках биологии в течение последнего года. Однако у вас двоих все иначе. Мы не можем толком просканировать ваши тела из-за заполняющей их энергоплазмы и вынуждены довольствоваться данными ультразвукового обследования. Но даже в соответствии с ними ваша нервная система выглядит примерно так…

Картина резко увеличилась, и правая рука схемы заполнила экран. На глазах Кириса пучки нервов зашевелились, изменяясь. Они утолщались и двоились, пронизывая мышцы параллельными путями в рир толщиной. Камера поплыла вдоль тела, демонстрируя одну и ту же жутковатую картину: канатики вместо нитей и густые сети вместо одиночных каналов. Везде: в грудной клетке, в животе, бедрах, икрах, ступнях…

– Ребята, ваши нервные системы серьезно перестроены. Сильнее данный процесс затронул Фучи, но и ты, Кир, движешься по тому же пути, быстро догоняя. Даже если вы еще не обратили внимание на некоторое утолщение конечностей, скоро заметите его невооруженным взглядом. Ваши приступы голода, видимо, связаны с разрастанием нервной и мышечной ткани. Мы не имеем никакого представления, что происходит. Скорость роста нервных клеток у вас гораздо выше, чем в злокачественных опухолях наподобие нейробластомы, однако вы не демонстрируете характерных для рака симптомов – ни болезненных ощущений, ни повышения уровня типичных онкомаркёров. Ничего похожего на повышенную мобильность клеток и метастазы тоже не обнаружено. Процесс больше походит на целенаправленную перестройку тела, а не на болезнь.

– И молнией я выстрелила, потому что нервы… растолстели? – сосредоточенно переспросила Фуоко. Ее голос казался спокойным, но Кирис заметил, как дрогнула рука, почесывающая загривок пестрого парса.

– Возможно. Есть предположение, что нечто, захватившее ваши тела изнутри, пытается изменить вас в соответствии со своими целями. Оно явно не пытается причинить вам вред. Наоборот: похоже, Кир, оно спасло тебя от осколков вчера днем и от пули – сегодня ночью. Возможно также, оно спасло тебе жизнь на базе "Дельфин", не позволив умереть из-за поврежденного спинного мозга. И оно старательно контролирует ваши ощущения, чтобы случайно не причинить боль. Чем бы ни являлась загадочная сущность, она бережет вас, хотя цели нам не ясны. Еще одно предположение, Кир – именно она заставила тебя выйти из дома и пойти в сторону повышенной концентрации боэй.

– Я, получается, чей-то тайный агент? – потрясенно спросил Кирис.

– Скорее, инструмент для исследования мира. Очень ценный инструмент – вряд ли таких, как вы, слишком много. В купленных… полученных от правительств медицинских данных по эйлахо не упоминается ничего похожего на перестройку тела. Если гипотеза верна, неведомая сущность станет заботиться о вас всеми силами.

– А если нет? Если вы ошибаетесь? – в упор спросила Фуоко.

– Тогда вы оба умрете из-за нарастающих дисфункций нервной системы или по другим причинам, – взгляд Рисы стал тяжелым и угрюмым, словно у взрослой. – Ребята, из восьми с половиной сотен эйлахо, зарегистрированных Минздравом Кайтара, за последние три года умерло больше двухсот. И всегда официальный диагноз – внезапная остановка сердца. Мне очень неприятно говорить подобные вещи, но вы оба умницы и догадаетесь сами, даже если я промолчу. Однако я намерена сделать все, что в наших силах, лишь бы не допустить подобного исхода. Вот почему помощь всегда должна находиться на расстоянии вытянутой руки. В любой момент – а не через несколько минут или даже часов, когда смогут прибыть ближайшие дроны. Ваши парсы – не полноценные боэй, для уменьшения их массы и габаритов пришлось многим пожертвовать – скоростью, живучестью, способностью к морфированию и другими параметрами, но все равно они превосходные защитники. И они не тюремщики, не надзиратели. Они полностью автономны и связываются с координатором только в экстренной ситуации. Если захотите, они станут верными и любящими друзьями. Если нет… просто не обращайте на них внимания, они могут быть очень незаметными. И еще не забывайте, для чего вы здесь. Вы должны учиться. Чем бы ни закончилась история, судьба обычных незаметных людей вам больше не грозит. А невежда – всегда беспомощная игрушка в чужих руках.

– Зачем учиться, если мы все равно умрем? – горько спросила Фуоко.

– Все когда-то умрут, и эйлахо, и нормалы. Ну, а учиться следует хотя бы для того, чтобы не скучать, – лицо Рисы неожиданно озарилось озорной улыбкой. – Кстати, насчет скуки – с вами хочет лично познакомиться особа, хорошо известная вам заочно. Кир, нескромный вопрос – ты ведь уже имел дело с женщинами до того, как встретил Фучи?

Кир втянул голову в плечи и кинул вправо опасливый взгляд. Из книг и фильмов он знал, что при женщинах не стоит говорить о предыдущих любовницах, чтобы не заполучить десяток тонких параллельных шрамов на физиономии. Фуоко, к его удивлению, лишь фыркнула.

– Спал, конечно, – сообщила она безразличным тоном. – Сам признался, чтобы меня успокоить, когда мы с ним в первый раз… ну, того…

– Ага, тогда признался, а сейчас трусит, – улыбка Рисы стала шире. – Типичный мужчина: на словах храбрец, а как до дела доходит, сразу шмыг в сторону! Кир, ну-ка посмотри на меня. Я ничего плохого не спрошу. Просто ответь: с Фучи ты чувствовал себя лучше, чем с другими? Фучи, не слушай, а то он честно ответить постесняется.

Фуоко показала Кирису кулак, потом послушно сунула указательные пальцы в уши и отвернулась. Риса смотрела на Кириса, приподняв бровь.

– Только честно, – предупредила она. – Очень важно знать правду.

Кирис вздохнул и еще раз покосился на Фуоко.

– Не знаю, – на всякий случай он понизил голос почти до шепота. – У меня никогда всерьез ни с кем не получалось. Так, перепихнуться по-быстрому и разбежаться. Знакомым девчонкам-профессионалкам я нравился, но у них никакого времени на что-то серьезное, да и на работе их задалбывают до полусмерти во всех смыслах. Но, кажется, с Фучи… лучше, что ли. Улет, в общем, полный.

– Понятно. Ну что же… – Риса дотянулась до Фуоко и постучала ее по коленке. – Фучи, можешь перестать изображать, что не слушаешь, а то уши все равно как фонарики светятся. Ребята, у нас есть еще одна гипотеза: ваши нервные системы каким-то образом связаны так, что между ними передаются сильные ощущения. Мы хотим проверить предположение на практике. Вас, возможно, смутит, что произойдет в самом ближайшем будущем, но могу вас заверить: речь всего лишь о медицинском эксперименте. А еще у нее масса опыта в таких вещах, так что просто расслабьтесь и получайте удовольствие. В общем, передаю куклу под контроль Майи. Слушайтесь ее как следует, а я побежала, у меня дел масса. Пока-пока.

Она поднялась и потянулась всем телом.

– Риса… – недоуменно начала Фуоко, но стоящая перед ними девочка уже быстро трансформировалась. Ее волосы поменяли цвет, превратившись в светло-золотой, и удлинились, упав на лопатки мягкой светящейся волной. Глаза посветлели, линия скул смягчилась, грудь и губы набухли, бедра заметно раздались, а рост увеличился. Несколько секунд – и перед ними стоит совершенно незнакомая девчонка лет шестнадцати или семнадцати, ослепительно красивая и… и жутко сексуальная. Кирис невольно сглотнул, не способный оторвать взгляд от обтягивающих бедра шортиков, внезапно ставших слишком маленькими и узкими.

– Привет! – звонко сказала девчонка. – Я Майя. Вас я знаю, можете не представляться. Вы двое, брысь отсюда. Караулить снаружи.

Оба шестиногих парса невозмутимо спрыгнули с кровати и затрусили к двери. Пестрый, приподнявшись на задние лапы, дотронулся носом до дверной ручки, и дверь сама собой отворилась – и тут же захлопнулась за выскользнувшими в щель зверьками. Кирис и Фуоко недоуменно переглянулись.

– Вы точно такие, как я представляла, – сообщила девчонка. – Забавные и застенчивые, аж на умиление пробивает.

– Погоди! – вдруг вскинулась Фуоко. – Майя… ты посол паладаров в Кайтаре?

– Ага, – кивнула девица. – В том числе и посол. Единственная и неповторимая добрая бабушка Майя. Ну что, птенчики, приступим к экспериментам и опытам?

– К каким экспериментам? – напряженно осведомился Кирис.

– К вивисекции с расчленением, конечно же, – Майя пожала плечами и одним движением стянула майку. Ее высокая грудь с маленькими розовыми сосками упруго подпрыгнула, притягивая взгляд Кириса словно магнитом. – Зачем глупости спрашивать? Нужно проверить, что между вашими телами передаются сильные ощущения, а какие чувства одновременно сильные и приятные? Я вам по ходу дела вопросы задавать стану, и постарайтесь отвечать, даже если дар речи потеряете. А вы чего ждете, птенчики? Ну-ка, быстренько в койку.

Медленно покачивая бедрами, она спустила и сбросила на пол шорты, оставшись полностью нагой. Затем шагнула вперед и встала на колени между Кирисом и шокированно глядящей Фуоко. Надавив на плечи, она заставила обоих упасть на спины.

– А теперь злобная и жестокая инопланетянка займется с беспомощными котятами извращенными сексуальными экспериментами, – промурлыкала она. – Начнем с базовых уроков.

И прикосновение острых коготков пронзило Кириса словно ударом электротока.

"Карина, контакт. Майя в канале".

"Карина в канале. Ты уже закончила? Так быстро?"

"Два местных планетарных часа вообще-то".

"Разве?… Ох, я действительно отвлеклась. Как результаты?"

"Запись не покажу, и не упрашивай. Если хочешь знать мои методы, всегда с удовольствием продемонстрирую на практике. А так – секрет".

"Меня не запись интересует, а итоги эксперимента. Майя, пожалуйста, можно серьезно? Я, в отличие от тебя, параллельные проекции держать не умею, у меня ни сил, ни времени на пикировку".

"Бедная ты наша. Ну ладно, убедила".

Строгий черный шейный шнурок в вырезе белоснежного халата. Блеск скальпеля и тубуса микроскопа под настольной лампой. Письменный стол, заваленный беспорядочным ворохом исписанных бумаг. Испачканное гусиное перо, положенное поперек наполовину пустой чернильницы. Пучки трав и лягушачьих лапок, висящих на веревочках под потолком.

"Гипотеза подтвердилась полностью. Ощущения, возникающие у одного из них во время сексуальных игр, передаются партнеру при превышении определенного порога. Я сумела зафиксировать идентичные сигналы на уровне крестцового отдела позвоночника в отделах, соответствующих половым и седалищным нервам как минимум".

"Каким образом? Мы же не можем сканировать их нервную систему дистанционно…"

"Кара, я уже говорила: твой крупный недостаток – неумение абстрагироваться и смотреть на проблему со стороны. Ты привыкла к варварским методам текирской медицины и к волшебным возможностям фантомных устройств Демиургов – и не видишь ничего между ними. Между тем, в истории Земли, да и Станций после Катастрофы, человечество придумало массу других методов исследования нервов…"

"Да-да, я дура, уже осознала. А конкретно?"

"Не дура, а зашоренная. Впрочем, в твоем возрасте сложно ожидать широкого кругозора…"

Тусклый отблеск луны на вороненом лезвии. Покачивающаяся петля, свисающая с перекладины. Повизгивание бензопилы, кровожадно нависшей над беззащитной плотью.

"Вижу, в использовании вспомогательных каналов ты уже достигла определенных высот… Ладно-ладно, осознала. Все очень просто, Кара: игольчатые электроды. Дрон в состоянии сформировать жесткую иглу диаметром в тридцать микрон. Ее введение не ощущается человеческим организмом, несмотря даже на граничные процессы в условиях агрессивного внешнего континуума".

"Я знаю про технологию, сама использовала. Но ведь их спинной мозг полностью поглощен энергоплазмой!"

"С помощью Харлама я сумела разработать метод стабилизации вещественно-вихревых комплексов. Ониобеспечивают срок жизни электрода, достаточный для снятия сигнала. Куда сложнее вслепую попадать точно в необходимы нейроны, но я все же решила попробовать…"

Вздернутая собачья губа, обнажающая острые белые клыки. Глухой рокот предупреждающего рычания.

"Тьфу на тебя. И данные тебе нужны, и риска никакого не приемлешь. Успокойся, я на нейрофизиологии почти миллион стандартных планетарных лет специализируюсь, знаю, что делаю. И потом, мне же требовалось их возбудить, чтобы не скисли через десять минут упражнений – без прямой стимуляции нервной системы или химических раздражителей такое затруднительно. В любом случае, осложнений не возникло, а победителей не судят. Дополнительно я тщательно проверила все, что доступно без глубокого проникновения в организм: чувствительность кожи, реакции слизистых оболочек и сфинктеров и так далее. Протоколы я тебе переслала, изучай. Кстати, боюсь, у ребят возникла проблема: они вряд ли когда-то найдут себе других партнеров".

"Почему?"

"Занимаясь сексом в паре, они передают друг другу ощущения, усиливая их и увеличивая их спектр. Явление взаимного резонанса, невозможное с другими людьми".

"Поправка: с другими людьми, чьи нервные системы не синхронизированы с ними".

"А тебе известны иные?"

"Нет. Но если связаны две нервные системы, почему бы не найтись и другим? Впрочем, ты права: в их возрасте сложно поддерживать стабильные отношения с одним партнером, а вероятность найти другого эйлахо, подходящего эмоционально и физически, да еще и синхронизированного… Да, действительно, проблема. Если они расстанутся, могут испытать эмоциональные сложности вплоть до полного отвращения к сексу. Спасибо за предупреждение, подумаю, что делать. В каком состоянии они сейчас?"

"В коматозном. Шучу. Я вымотала обоих до предела, так что сейчас дрыхнут с пузырями из носа под присмотром твоих шестиногов. Проснутся вялые, ароматные и страшно голодные – если подашь в постель чай с пирожными, спасибо скажут. Все иллюзии и комплексы в сексуальной сфере я у них сняла, так что пусть немного поварятся в собственном соку, самостоятельно заучат пройденный материал, а потом мы с ними…"

"Мечтай и дальше, все равно не позволю. Они мои друзья, а не твои, не забыла?"

Томный взмах ресниц. Прядка волос, небрежно накрученная на палец. Шаловливо высунутый язычок.

"Каричка, в этическом кодексе Демиургов отсутствует ограничение на добровольные контакты. Силой я к ним лезть не стану, конечно же. Но если они захотят – а они обязательно захотят, поверь моему опыту – у меня не возникнет никаких преград для общения в любом месте и в любой позе по обоюдному согласию. Ну, поскольку свой вклад в науку внесла, я отключаюсь. Зови, если что. Отбой".

"И почему я настолько ненавижу Старших? Конец связи".

06.03.1232. Кайтар, Дриммад

– Нет, Хавьер. Как ни жаль, но поделиться разведывательной информацией не могу. Она попросту отсутствует, ты уже и сам выяснил через контакты в военной разведке. У нас пока нет легальных наблюдателей в Университете, а нелегалов оттуда выдворяют с позором.

– Тогда другой вариант… – Хавьер Деллавита наклонился вперед, надеясь, что нервный тик в уголке губ не слишком заметен собеседнику.

– Мы уже обсуждали, – досадливо поморщился Чьяко Ментеллано. – Нет. Паладары выдали однозначные инструкции, кого и сколько можно. Твои головорезы никак в рамки не вписываются. Кроме того, "Щит победы" придет в Хёнкон уже завтра днем. Твоих людей не успеют доставить никакими средствами, а менять персонал сразу после открытия посольства я не намерен.

Глядя в ледяные глаза премьер-министра, Хавьер понял, что настаивать дальше не просто бессмысленно, но еще и опасно. Не следует попусту растрачивать влияние. Придется искать альтернативные средства, но не официальные и не здесь.

– По крайней мере, спасибо, что уделил время, – сухо сказал он, поднимаясь.

– Не за что. Послушай, Хавьеро, – премьер устало откинулся на спинку кресла и потер переносицу. – О твоей одержимости уже тысячи сплетен ходят, над тобой смеются за спиной. Я догадываюсь, что ты чувствуешь. Сам отец, в доме две вертихвостки того же возраста, охотники за приданым вокруг стаями. Сочувствую, что так вышло с дочерью, но… Птенцы рано или поздно оперяются и выпархивают из гнезда. Особенно девочки. Сыновья наследуют поместье и дело, а девицам прямая дорога в чужой дом. Как друг советую: оставь ты дочь в покое. Силой только…

– Спасибо за совет, – грубо перебил его Хавьер, – но мне пора. Всего хорошего.

Он резко поднялся и вышел из кабинета, зло вдавливая в пол ворс ни в чем не повинного ковра. В огромной, как бальный зал в ином особняке, приемной к нему присоединился Марко. Верный телохранитель держался чуть позади, тихо ступая по коврам тяжелыми армейскими ботинками, и, несмотря на свои внушительные габариты, оставался на удивление неслышным и незаметным. Его присутствие успокаивало – хотя чего, казалось бы, бояться в здании правительства Кайтара? Голова пульсировала сильнее обычного: видимо, опять резко подпрыгнуло давление.

Чуть задержавшись на выходе, чтобы Марко смог забрать сданный пистолет, они вышли на площадь перед зданием. Здесь, в Дриммаде, вовсю хозяйничала зима: в холодном воздухе порхали редкие снежинки, медленно тая на брусчатке и покрывая сухую газонную траву тонким слоем недолговечной белизны, дул резкий порывистый ветер, а температура явно опустилась ниже нуля. Стоянки располагались на противоположном конце пешеходной Народной площади, и Хавьер Деллавита зябко передернул плечами, поднимая воротник теплого пальто. Сунув руки в карманы и ссутулившись, он двинулся вперед, не обращая внимания на двух других телохранителей, пристроившихся по бокам. Заехать к Марте или нет? Она вернулась в Дриммад три дня назад и наверняка уже пришла в себя после путешествия. Но… что, если она не пустит его и на порог?

О небеса, объясните мне, как я умудрился потерять одновременно любимую дочь и жену, с которой всегда жил душа в душу! Как проклятая Карина Мураций умудрилась добиться такого? И зачем? Неужто всё из-за проклятой лаборатории и пары десятков полудохлых эйлахо?

– Сэрат дэй Деллавита! – послышался сбоку негромкий голос. – Можно привлечь ваше внимание?

Телохранители резво развернулись, оказавшись между патроном и говорящим. Хавьер остановился и вгляделся. В лице мужчины чувствовалось что-то знакомое… определенно, они уже виделись раньше…

– Капурри? Хосе Капурри? – наконец дошло до него.

Епископ коротко поклонился. Разумеется, они не раз встречались на светских приемах, даваемых в Дамарре семьей Капурри. Однако в сером гражданском пальто с меховым воротником и теплой папахе священнослужитель церкви Рассвета выглядел совершенно иначе, чем в формальном черном сюртуке или парадной епископской мантии.

– Разумеется, тесса, я слушаю, – Хавьер нехотя поклонился. – Чем могу служить?

– Не обязательно так формально, дэй Деллавита. Мое дело касается… хм, в том числе вашей дочери. Не возражаете пообщаться в более подходящем месте?

Ловушка? Семейства Капурри и Деллавита никогда не состояли в особо сердечных отношениях, жестко конкурируя в числе прочего в области морских грузоперевозок и промыслов у Восточного побережья. До открытой стрельбы и саботажа не дошло ни разу, визиты вежливости главы семей наносили друг другу регулярно, но тайная война за кулисами стоила обоим не один десяток миллионов леер, потраченных на подкуп и перекуп чиновников, проталкивание в мэры и губернаторы нужных людей и тому подобные мелочи политической жизни. С другой стороны, обострения отношений не случалось уже несколько лет, так что вряд ли Капурри готовит какую-то пакость прямо сейчас.

– Я выступаю не как посланник своей семьи, дэй Деллавита, – правильно истолковал колебания епископ. – Сейчас я представляю интересы… скажем, группы священников церкви Рассвета, предполагающей, что мы можем оказаться взаимно полезными друг другу. Что скажете насчет короткого визита в замок Меандро?

Меандро? Хавьер напряг память. Да, древняя цитадель неподалеку от Дриммада, принадлежащая церкви. Отнюдь не главная, но и не самая маленькая резиденция церковной бюрократии, расположенная неподалеку от шоссе к Южному аэропорту, куда так или иначе придется возвращаться. Почему бы и не заехать по дороге? Он всегда равнодушно относился к церкви, жертвуя приходу пару раз в год небольшие, в десяток-другой тысяч, суммы, чтобы не выглядеть совсем уж атеистом, но взаимной любви между ними никогда не возникало. Слишком многого хотели святые отцы за свою поддержку. Но если они сами пришли к нему…

Если его попытаются шантажировать дочерью, он раздавит мерзавцев всмятку.

– В моем автомобиле нет места для еще одного пассажира, – ответил Хавьер. – Вы на машине?

– Не беспокойтесь, дэй Деллавита. У меня свой автомобиль, и я поеду первым. Просто следуйте за мной.

Оказалось, что машину епископ водит сам, и водит весьма неплохо. Автомобиль Деллавита пристроился в хвост, но тяжеловесная бронированная махина плохо поспевала за неприметной юркой "станцей" трехсотой серии, то и дело застревая в уличных пробках. Оторвавшись слишком сильно, Капурри сбрасывал скорость и медленно тащился в крайнем ряду, не обращая внимания на нетерпеливые гудки сзади. Но вскоре столичные районы осталась позади, и маленький кортеж рванул по шоссе.

Когда лимузин вслед за "станцей" свернул на неприметную дорогу со знаком "Частная собственность, въезд запрещен", глава семьи Деллавита склонился к лобовому стеклу, рассматривая возвышающиеся над верхушками деревьев башни с золотыми песочными часами на крышах. Несмотря на терзающие в последние декады чувства, он все еще сохранял живое любопытство к окружающему миру. Несколько небольших домов красного кирпича, мелькнувшие по сторонам, ограда из того же материала с колючей проволокой поверху, начавшийся за ней ухоженный парк с ровными рядами облетевших по зимнему времени яблонь и вишен… И сам замок: когда-то угрюмая махина из плохо обтесанных гранитных булыжников, впоследствии надстроенная еще тремя этажами, покрытыми рустовкой в стиле нижней части здания, но с широкими окнами с арочными наличниками, с ротондой в центре и с двумя высокими остроконечными башнями, увенчанными Стабилонами. Неброская респектабельность солидного хозяйства – и хозяева, хорошо знающие себе цену и не стремящиеся выставлять богатство напоказ. И ни одного охранника, вообще ни одной живой души – по крайней мере, на виду.

Вопреки ожиданиям машина епископа не подъехала к центральному порталу замка, а нырнула под землю по неприметному пандусу, ведущему, как оказалось, в обширный подземный гараж. Зеркальный лифт вознес Капурри и гостей на пятый этаж, в большую приемную, обставленную мягкой мебелью, перемежающейся со старинными мраморными скульптурами – или же искусно выполненными репликами. Секретарь в мантии младшего служителя поднялся из-за своего стола и низко поклонился.

– Вас ожидают, тесса, – тихо сказал он Капурри.

– Благодарю, – епископ поклонился в ответ, сбрасывая пальто и папаху. Под верхней одеждой обнаружился-таки формальный черный сюртук, правда, сочетающийся с обычными серыми брюками и не менее обычной голубовато-серой рубашкой. – Прошу вас, дэй Деллавита, раздевайтесь. Ваши… спутники могут подождать здесь, о них позаботятся.

– Он пойдет со мной, – снимая пальто, Хавьер мотнул головой в сторону Марко, даже и не подумавшего расстегнуть плотную кожаную куртку.

– Но, дэй Деллавита…

– Не обсуждается, – резко перебил Хавьер. – Марко – мое доверенное лицо, он знает больше секретов, чем церковь и семья Капурри, вместе взятые. Или он со мной, или меня ждет самолет.

Вот сейчас и проверим заодно, насколько я им нужен.

– Хорошо, – поколебавшись, кивнул Хосе Капурри. – Прошу, пройдемте.

Хавьер швырнул пальто секретарю и зашагал за епископом, спиной чувствуя надежное присутствие телохранителя. Двое других и не подумали соблазняться мягкими креслами. Вместо того они отошли к стене и встали по бокам двери во внутренний зал, замерев, словно еще одна пара статуй. В случае чего они появятся на месте событий за считанные секунды.

В овальном зале, располагавшемся, судя по всему, в центральной ротонде, за установленным в центре столом расположились трое. Благодаря черным сюртукам в сером дневном свете, дополнительно приглушенном легкими серыми занавесками, они казались членами похоронной конторы, оценивающими, сколько можно содрать с очередных скорбящих родственников.

– Добро пожаловать, дэй Хавьер Деллавита, – подняла руку центральная фигура. – Да осияет тебя божественный свет Ваххарона!

Так-так. Бальтазар Меццо собственной персоной. Епископ Челестины и, по слухам, одна из наиболее влиятельных фигур в современной Церкви. Серьезная фигура. Остальных Хавьер в лицо не знал, а представляться те не спешили.

– К стопам Господним припадаю, святые отцы, – сухо ответил он, делая знак Марко. Телохранитель встал сбоку от входа в зал и замер. – Тесса Меццо, великая честь встретиться с тобой вживую.

С этими словами он отодвинул от стола тяжелый дубовый стул и демонстративно сел, не ожидая приглашения. В голове снова тяжело толкнулось, перед глазами пошли темные круги. Определенно, следовало выпить таблетку от давления еще в машине. Сейчас уже поздно – обязательно воспримут как слабость. Сложив перед собой руки на столешнице, Хавьер наклонился вперед.

– Что вам от меня нужно? – напрямик спросил он.

– Мы ожидали подобного начала, дэй Деллавита, – проговорил епископ Капурри, усаживаясь так, чтобы оказаться точно посередине между гостем и хозяевами. Изображает из себя посредника или третейского судью? Интересно, что за отношения между ним и Меццо? – Нам известна ваша манера с самого начала брать дела за горло. Мы готовы сразу положить на стол карты. У вас есть потребность – у нас есть средства ее удовлетворить.

– Для начала определим термины. "Мы" – о ком речь? Явно не синклит. Как мне помнится, для него требуется участие не менее двадцати трех епископов. Какая-то группа внутри Церкви? Ваш цели?

– Мы не стремимся ни к каким целям, кроме указанных Ваххароном в Откровении и прочих частях Писания, сын мой, – хорошо поставленным баритоном, привычным к вещанию с амвона, отозвался епископ Меццо. – Наша жизнь посвящена исключительно проповеди Слова Господня.

– Да-да, – усмехнулся Хавьер, обводя взглядом помещение. – А поскольку одетые и накормленные проповедуют куда успешнее, чем голые и голодные, вы к делу подходите весьма основательно. Я задал вопрос и не услышал ответа, тесса. Спрашиваю еще раз: кто такие "мы"?

– Позвольте ответить, тесса? – вмешался Капурри, вклинившись в тот самый момент, когда Меццо возмущенно открыл рот. – Дэй Деллавита, вы чрезвычайно успешный коммерсант и прекрасно видите, когда партнер пытается скрывать свои истинные мотивы. Поверьте, мы не намерены держать вас в неведении. Просто мои братья не слишком привыкли к деловым переговорам, у них совсем иная… аудитория. Прошу, не принимайте привычку взвешивать каждое слово за попытки что-то утаить.

Хавьер посмотрел на него, насмешливо приподняв бровь.

– Тесса Меццо и его братья представляют группу верующих, обеспокоенных нынешним духовным состоянием общества…

– Очень сильно обеспокоенных! – перебил Меццо. – Дэй Деллавита, нам известно, что вы никогда не относились к Церкви с особой теплотой. Ваше отсутствие интереса к высоким материям вполне объяснимо: у коммерсантов много важных дел, не позволяющих отвлекаться даже на такие важнейшие вопросы, как посмертная судьба души. Однако же вы и не полный безбожник. Вы не чуждаетесь богоугодных дел – жертвуете церкви, на благотворительность, ваша жена известна в Барне как благочестивая прихожанка, принимающая активное участие в жизни общины. Вы весьма достойный человек, дэй Деллавита, а потому вряд ли положительно относитесь к тенденциям…

– Хотите еще одного пожертвования? – оборвал церковника Хавьер. – И ради того, чтобы озвучить просьбу, притащили меня сюда? Право же, тесса, вы могли просто написать письмо.

– Не пожертвования, сын мой, – покачал головой епископ. – Речь об ином. Для вас наверняка не секрет, что Церковь уже давно пришла в упадок. По крайней мере последние полтора столетия ее роль в жизни общества умаляется шаг за шагом. Ее последовательно лишали привилегий, изгоняли из политической жизни, насмехались в прессе… Уже перед Ударом мы находились в тяжелом положении. После Удара пришлось терпеть еще и обвинения во лжи и лицемерии. Простым людям сложно понять, что всемогущество Ваххарона – вовсе не бездонный источник, равно пригодный для наполнения океанов и полива огорода. Господь посылает нам испытания…

– Спасибо, я неплохо знаком с официальной доктриной, – Хавьер поморщился. В голове опять тяжело толкнулось, горло словно стиснула невидимая рука. – И что церковь Рассвета давно в загоне, тоже в курсе. Чего конкретно вы хотите добиться?

– Проблема Церкви в том, – невозмутимо продолжил епископ, – что у нее отсутствует сильный лидер. Вряд ли я открою секрет, если сообщу, что последний синклит, призванный сформировать официальное отношение к паладарам, закончился ничем. Консерваторы назвали их порождениями сонма гхашей, посланных для искушения человечества. Реформаторы, наоборот, потребовали пересмотра базовых основ доктрины, чтобы учесть наличие разумной жизни за пределами Паллы. Половина епископов просто не имела никакого мнения на сей счет – а в результате пять дней пустых разговоров и никаких результатов. Да и сложно ожидать иного, когда больше сорока людей в возрасте от тридцати семи до восьмидесяти трех лет, убежденных зачастую в противоположных вещах, пытаются что-то придумать на общем собрании. Нет одного авторитетного голоса, к которому они могли бы прислушаться.

– Вполне согласен, тесса, – Хавьер пожал плечами. – И я даже догадываюсь, к чему вы клоните. Хотите возродить папский трон?

Епископ Меццо поперхнулся и закашлялся. Сосунок, с презрением подумал Хавьер. Совершенно не умеет держать удар и вообще не готов к неожиданностям. Он и в самом деле не понимал, как просто просчитать его поведение? Да, авторитет в вопросах теологии вовсе не означает наличия политической сноровки. С другой стороны, пробился же он как-то в епископы! А ведь в церковных коридорах грызня еще та.

– Я предупреждал, тесса Меццо, что дэй Деллавита весьма проницателен, – невозмутимо заявил Капурри. – Наша семья неоднократно имела возможность в том убедиться, и не раз за счет заметных финансовых потерь. Однако я – не мой старший брат, – добавил он, поклонившись в сторону Хавьера, – и не склонен держать на вас затаенную обиду. Я и в самом деле гораздо больше принадлежу Церкви, чем родственникам.

– Отрадно слышать. Тем не менее, не вижу, чем могу помочь. Я далек от церковных дел и интриг. Поймите меня правильно, тесса, – Хавьер устремил на Меццо немигающий тяжелый взгляд, вгонявший большинство людей в нервическое состояние. – Мне не жалко денег. Однако я не намерен выбирать ни одну из сторон в ваших играх. Если угадаю, не получу никаких ощутимых выгод. Если не угадаю – заработаю личную неприязнь победителя, способную доставить немало неприятностей. Если откажусь, а новым папой все-таки станете вы – в предположении, что им вообще кто-то станет – тоже заработаю вашу неприязнь, но в меньших размерах. Стратегия минимизации возможных убытков диктует однозначный выбор: вежливо поблагодарить за доверие и откланяться – если, разумеется, вы не сможете предложить что-то еще, стоящее риска. Итак, тесса?

– Вы известны как разумный человек, имеющий хорошо взвешенное мнение по многим вопросам, – задумчиво произнес Меццо, уже явно пришедший в себя от неожиданности. – Брат Капурри предупреждал, что вами сложно, если вообще возможно манипулировать, что разговор всегда строится по вашему сценарию. Признаться, я не отнесся к его словам с должной степенью внимания. Поделом мне за самоуверенность. Дэй Деллавита, я хотел бы начать заново. Слишком много важного осталось недосказанным. Вы не возражаете?

Неплохо. Держать удар не умеет, но хотя бы быстро оправляется от шока и находит новую тактику. Посмотрим, что еще у них кроется в рукаве.

– Я слушаю, тесса, – нейтральным тоном откликнулся Хавьер, отводя взгляд.

– Как я уже сказал, дэй Деллавита, Церковь находится в глубочайшем кризисе – вплоть до того, что ей угрожает полная гибель. Я не стану рассказывать о своей боли за погибающие души прихожан, утративших в жизни понимание цели. Ныне мало кто помнит о посмертном суде Ваххарона, после которого грешная душа может навсегда отправиться в небытие за гордыню или же заслужить великолепную награду за покаяние. Здравые умы Церкви страдают, не в силах выполнять миссию, возложенную на них Богом. Но это не ваша проблема, дэй Деллавита. У вас хватает собственной головной боли, так же мало понятной мне, как вам непонятны доктринальные разногласия внутри Церкви. Мы живем в разных мирах, и смешивать их без необходимости не следует. Но у нас есть общая проблема, и вы прекрасно ее знаете: паладары.

Могучий толчок изнутри головы заставил мир вокруг Хавьера на мгновение погаснуть и закружиться. Он оперся о лежащие на столешнице руки и стиснул зубы, борясь с настойчивым позывом ослабить узел галстука.

– Вам нехорошо, дэй Деллавита? – встревоженно осведомился Капурри.

– Все в порядке, – сквозь зубы процедил Хавьер. – И каким же образом, тесса Меццо, паладары… являются моей проблемой? Или вашей?

– С нами все просто, дэй Деллавита. Паладары очевидным образом не веруют в Ваххарона и не исповедуют доктрину Рассвета. Более того, девица, известная под именем Майи, вращаясь в высших кругах Дриммада, постоянно позволяет себе весьма насмешливые высказывания в наш адрес, и дурной пример оказывается заразительным для молодежи. Являйся пришельцы поклонниками языческого пантеона Миндаллы или даже примитивного анимизма Ооквала, все вышло бы проще: со старыми разногласиями между религиями теологи более-менее научились справляться. Но паладары – попросту атеисты, и с помощью технического могущества и флера романтичности, их окружающего, наносят Церкви непоправимый ущерб. Такой удар может стать для нас последним.

– Предположим. Ну, а что насчет меня?

– А у вас есть дочь, дэйя Фуоко Деллавита, отправившаяся в паладарский вертеп порока и разврата вопреки отцовской воле. И мы прекрасно понимаем, что интересует их не только и не столько ум девочки, сколько способности эйлахо…

Договорить Меццо не успел. Хавьер резко вскочил на ноги – дубовый стул, больно ударив сиденьем под колени, отлетел и перевернулся – одним движением вскочил на разделяющий их стол и прыгнул к епископу, словно разъяренный тигр. Церковник лишь приглушенно хрюкнул, когда Хавьер, ухватив его за горло, спрыгнул на пол, опрокидывая его на ковер вместе со стулом. Два молчаливых соседа епископа перепуганно отшатнулись, а Марко уже навис над епископом Капурри угрожающей глыбой, направив на него пистолет.

– Откуда. Церкви. Рассвета. Известно. Про мою. Дочь? – раздельно выговаривая слова, процедил Хавьер. – Имей в виду, церковная крыса, от ответа зависит твоя жизнь. Если он мне не понравится, я кончу тебя и твоих малахольных дружков прямо сейчас. Ну?

Епископ Меццо слабо захрипел, цепляясь за Хавьера немощными старческими руками. Его глаза отчетливо лезли на лоб, и Хавьер сообразил, что почти задушил хозяина дома. Он ослабил хватку, и церковник с жадностью втянул в себя воздух, тяжело задышав.

– Давно, дэй… Деллавита… – просипел он. – С самого… начала… Один из охранников вашего дома… на исповеди… Мы никогда не намеревались использовать… знание… для шантажа… клянусь своей бессмертной… душой! Мы… не настолько глупы… хотели использовать ее способности… божественный свет в ладонях… но она явно не расположена… к церковной карьере…

Вот так. Строй себе систему безопасности, отбирай и проверяй лучших людей, ограничивай доступ к информации – и все равно тайна утекает на сторону. К видеозаписям, на которых зафиксированы способности Фучи, за все годы имели доступ считанные единицы, по пальцам одной руки пересчитать можно. Выяснить, у кого именно слишком длинный язык, несложно. Но даже если утопить болтуна в заливе с бетонным блоком на ногах, уничтожить опасное знание уже не удастся. Конечно, весьма соблазнительно прикончить старого хрена и всех свидетелей прямо сейчас – но неизвестно, кто еще имеет доступ к тайне. Да и замять скандал такого масштаба не получится хотя бы из-за Капурри, неважно, живого или мертвого.

Остается надеяться, что церковники действительно не настолько глупы, чтобы пытаться шантажировать семью Деллавита. Но малейший намек на угрозу – и даже опасность вендетты с Капурри не удержит его руку. Хавьер выпустил дряблую глотку епископа и не спеша поднялся. В глазах опять потемнело, в ушах тяжело запульсировала кровь.

– Марко, помоги встать тессе Меццо, – произнес он по возможности спокойным тоном. – Продолжим переговоры.

Однако вместо того, чтобы вернуться на прежнее место, он взял еще один стул и оседлал его верхом прямо перед вынужденными развернуться церковниками.

– Я вас внимательно слушаю, тесса, – произнес он, глядя в глаза с трудом усаживающегося на свой стул епископу.

Тот слегка помассировал шею, приходя в себя. В его взгляде Хавьер с удовольствием заметил страх. Осознал, старый козел, с кем связался? Я тебе не изнеженные дриммадские дельцы, забывшие, а то никогда и не знавшие, с какой стороны держатся за пистолет. За двадцать пять лет я превратил семью Деллавита из нищего провинциального клана в одну из самых могучих финансовых групп Кайтара – и вовсе не потому, что следовал общепринятым правилам. Даже Удар я сумел обернуть к своей пользе, удвоив состояние благодаря ужасной катастрофе – и не тебе играть со мной на равных, даже если сумеешь стать новым папой. Знай свое место, поп. Краем глаза Хавьер заметил, что епископ Капурри все так же спокойно и невозмутимо сидит на месте, словно не замечая направленного пистолета. Кажется, в его глазах даже посверкивают веселые искры. Интересно, чему он радуется – унижению Меццо или моему нервному срыву? Все-таки нужно держать себя в руках, а то в последнее время на нервах словно гхаши музыку играют.

Хавьер едва заметно мотнул головой, и Марко, неторопливо убрав пистолет в кобуру под пиджаком, вразвалочку отошел к посту у двери.

– Мы не намеревались шантажировать вас, дэй Деллавита, – прохрипел епископ Меццо, провожая его опасливым взглядом и продолжая массировать горло, на котором уже начали отчетливо проступать синяки от пальцев. – У нас всего лишь общие цели. Вы хотите вернуть свою дочь, что уже не первую декаду не является новостью для всего Дриммада, если не для половины Кайтара. Вы хотите поставить на место паладаров, использующих ее как материал для опытов. Мы тоже хотим поставить паладаров на место – не изгнать из нашего мира, нет, ни в коем случае. Нам всего лишь требуется, чтобы они признали нашу веру в истинного Бога и не мешали нести свет Ваххарона душам людей.

– Мы запрашивали ведьму по имени Карина Мураций насчет открытия в Хёнконе миссии Церкви, – угрюмо пробасил один из молчаливых соратников Меццо, и внезапно Хавьер вспомнил его: епископ Ризьеро Матас, дестра Чебокко. Несколько раз засветился в новостях, когда комментировал массовые забастовки рабочих на угольных карьерах. – Знаете, что она ответила, дэй Деллавита? Паладары, мол, не запрещают людям верить в Ваххарона, Вегешота или летающих розовых крокодилов, но любые организованные формы религии на территории университета "Дайгака" находятся под строжайшим запретом. Вдумайтесь, дэй Деллавита, они сравнили учение Ваххарона с галлюцинациями наркомана!

Положим, с учетом некоторых забавных абзацев в Писании паладары не так уж и не правы, саркастически подумал Хавьер. Чужие отнюдь не первыми заинтересовались сортом травы, под влиянием которой Астура описывал Апокалипсис. Очевидно, что-то отразилось на лице, поскольку епископ Матас осекся и насупился.

– Интересные у вас намерения, – светским тоном заметил Хавьер. – И как же вы намерены их реализовать? У вас имеются рычаги воздействия на паладаров?

– У церкви Рассвета – нет. Но на Могерате хватает людей, которые очень плохо относятся к Чужим! – словно о великом открытии сообщил Меццо. – Вплоть до открытых нападений на них. Вам, вне сомнения, уже известно об ужасной катастрофе, случившейся неподалеку от Хёнкона? Неизвестные бандиты расстреляли из пулемета пассажирский самолет, на котором летела ваша дочь… Нет-нет, с ней все в полном порядке! – епископ испуганно отпрянул, потому что на сей раз даже сам Хавьер успел ощутить поднимающиеся уголки губ, по-собачьи обнажающие клыки, и усилием воли стереть гримасу. В голове снова мучительно толкнулась кровь: видимо, действие выпитых утром таблеток прошло окончательно. В последнее время они становились все менее и менее эффективными – наверное, пора менять лекарство. Глотать их снова? Или подождать до автомобиля? – Соизволением Ваххарона устройства паладаров успели вовремя, чтобы спасти девочку от безжалостного океана, кольчона и надвигающейся бури. Нашим агентам известно, что она провела некоторое время в больнице, но ничего страшного с ней не случилось. Злоумышленникам удалось ускользнуть, но теперь вы понимаете, какой опасности подвергается Университет в целом и ваша дочь в частности?

– И что вы намерены делать? – сквозь зубы процедил Хавьер. – Стакнуться с террористами?

– На Могерате хватает и здравомыслящих сил, не радующихся присутствию паладаров в Хёнконе, но и не прибегающих к кровавому насилию для достижения целей. И с ними есть контакты, очень неплохие связи. Беда в том, что им отчаянно не хватает финансирования. Юридические процедуры весьма затяжные и дорогостоящие…

– То есть сначала вы нанимаете бандитов, чтобы те как следует потрепали нервы паладарам стрельбой, затем натравливаете на Университет "здравомыслящие силы", чтобы вымотать их тяжбами, а потом являетесь этакими миротворцами и помогаете достичь компромисса? – оскалился Хавьер, чувствуя, что ухмылка выходит какой-то кривой. – Взамен паладары рассыпаются в благодарностях… и что? Неужели все лишь ради открытия зачуханной миссии на враждебной территории?

– Разумеется, синклит Церкви прислушается к голосу человека, добившегося такого, с гораздо большим вниманием, – задумчиво и вроде бы как в пространство проговорил епископ Капурри. – И его претензии на папский трон стали бы весьма весомыми и обоснованными. Особенно если подкупить часть епископов, простите мой цинизм…

– Как сюда вписывается моя дочь?

– Разумеется, мы объясним паладарам, что негоже идти против влиятельных лиц в Кайтаре… – вальяжно протянул Меццо, уже оправившийся от потрясения.

– И заставите их думать, что именно те самые "влиятельные лица" натравили на них бандитов? Ну, тесса, спасибо вам за подарочек! И потом, я хочу спасти свою дочь, а не подставить под пули наемников. Я откажусь, пожалуй.

– Армия освобождения Хёнкона – вовсе не наши наемники, – тихо заметил Капурри. – С сожалением вынужден констатировать, что они существуют вне нашего контроля – и они вполне реальны и агрессивны. И у них есть свои источники финансовой подпитки, нам пока неизвестные. Если их не придушить, и быстро, они утопят Хёнкон в крови наших детей. Даже если паладары не допустят их на свою территорию, Университет не может существовать в вакууме. Транспортные и пассажирские потоки идут через города Ценганя и Кайнаня, где полицейские силы коррумпированы и некомпетентны, и АОХ может устраивать теракты и там. Вашей дочери, дэй Деллавита, грозит вполне реальная опасность независимо от того, станете вы с нами сотрудничать или нет. Один раз она уже попала под удар – и вполне может попасть пострадать снова. Особенно с учетом ее способностей: по сообщениям наших агентов, лидеры террористов почему-то недолюбливают эйлахо и специально охотятся за ними. Нам известно по крайней мере о трех убийствах на этой почве.

Хавьер посмотрел на него долгим внимательным взглядом. Да, Капурри куда умнее Меццо, а вероятно, и остальных присутствующих. Если синклит Восточной церкви согласится вновь ввести пост папы, еще неизвестно, кто его займет на самом деле. Семья Капурри всегда отличалась амбициозностью, и выгрести каштаны из огня чужими руками – вполне в их духе. Скажем, Меццо добивается введения поста, а во время голосования папой неожиданно становится кто-то другой… Вопрос лишь в том, что станет с соперничеством Деллавита и Капурри, если последние вдруг поддержат полную поддержку новоиспеченного папы? Хотя если вступить с Капурри в союз… у них нет привычки предавать и нарушать соглашения. И договориться с ними, как показывает история отношений, при нужде вполне можно.

Почему семья Капурри сама не поддержала затею с папой? Уж с финансами у них явно не хуже, чем у Деллавита. Или поддержали, просто не афишируют? Или опять речь о таскании каштанов чужими руками?

– Тесса Меццо, – произнес Хавьер Деллавита, по-прежнему смотря в глаза Хосе Капурри, – в таком свете ваши аргументы вполне убедительны. Я не против поддержать борцов за святую веру. Однако у меня есть встречные условия. Во-первых, вы не только добьетесь возвращения моей дочери, но и заставите паладаров возобновить сотрудничество с семьей Деллавита. Во-вторых, новый папа, если он появится, не станет вмешиваться в отношения между семьями Капурри и Деллавита. И, в-третьих, свои действия в отношении Хёнкона вы станете согласовывать с моими людьми, которых посвятите во все детали операций на Могерате. Вас устраивает?

Хосе Капурри, епископ Дамарры, утвердительно полуприкрыл глаза и ответил едва заметным кивком.

– Ваши условия… хм, приемлемы, – с нотками сомнения в голосе подтвердил Меццо. – Хотя я не готов раскрыть вам имена и положение каждого агента, помощь грамотных людей из вашей службы безопасности может оказаться неоценимой…

Так. Вопрос уперся в деньги. Где их взять? Похоже, планы поглощения "Двигателей Гуччолано" придется отложить на время, поскольку других свободных средств пока нет. Хавьер резко поднялся, преодолев очередной приступ потемнения в глазах (нужно дотерпеть до возвращения в Барну, а там все-таки вызвать врача…), выхватил из внутреннего кармана пиджака чековую книжку, припечатал ее к столу и принялся быстро писать ручкой с золотым пером. Поставив подпись, он с треском выдернул лист и бросил его перед Меццо.

– Пять миллионов леер. Отправите своего представителя в дриммадский филиал банка "Морская волна", его проконсультируют, как переводить и тратить деньги через подставные фирмы, не афишируя себя. Мои люди свяжутся с вами не позднее завтрашнего вечера, чтобы приступить к выработке совместных планов.

– Да хранит вас всемогущий Ваххарон, сын мой… – Меццо, в глазах которого вспыхнул алчный огонек, ухватил чек и осенил Хавьера косым знамением, но тот уже быстро шагал к двери.

– Я провожу гостя, тесса Меццо, – сказал Капурри, поднимаясь. Марко покосился на него, но больше ничем свое недовольство не выдал.

Хавьер шагал по мягкому ковру сначала залы, потом приемной и чувствовал, что кровь в ушах пульсирует все сильнее, а в глазах начинают мелькать огненные пятна. Стиснув зубы, он заставил себя сосредоточиться на мыслях. Срочно следует связаться с Аницето, пусть временно приостановит все операции в Ценгане, чтобы не светить людей попусту. И пусть сегодня же начнет разработку планов по совместной работе с Церковью – нужно с самого начала взять попов под плотную опеку и, кстати, контролировать, куда на самом деле пойдут деньги. Если все-таки террористам, епископ Меццо очень быстро отправится на встречу со своим богом. Плевать на террористов…

От нового приступа гула в ушах Хавьер пошатнулся и оперся о стенку лифта.

…плевать на террористов, пусть даже они угробят студентов университета "Дайгака" в полном составе. Но угрожать жизни своей дочери он не позволит ни при каких обстоятельствах. Рано или поздно Фучи осознает, что Чужие не заменят родного отца, и тогда она вернется. Обязательно вернется.

– …вам нехорошо, дэй Деллавита? – дошел до него встревоженный голос Капурри. – Вызвать врача? У нас очень хорошие доктора…

– Спасибо, не нужно, – стиснув зубы, процедил Хавьер. – Я в полном…

Двери лифта распахнулись, открывая подземную стоянку, в глаза ударил яркий, почти слепящий свет фонарей. И в унисон с ним левая половина головы вдруг взорвалась страшной, ошеломляющей болью, словно от удара свинцовой трубой, заполняющей мир и вытесняющей его. Левая нога отказалась повиноваться, и он почувствовал, что падает, не способный ни удержаться, ни даже смягчить удар о пол. Сильные руки подхватили его, и Хавьер Деллавита, чудовищным усилием воли собрав последние ошметки сознания и борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, сумел прохрипеть в нависшее лицо Марко:

– Свяжись с Перито… расскажи… все… боль слева… темя…

И новый приступ чудовищной боли бросил его в небытие.

07.03.1232. Хёнкон

Медленно, словно нехотя, из взлетной палубы поднялся газоотбойный щит. Шум двигателей истребителя усилился, затем снова притих. Рули высоты хвостового оперения с цифрами "1207" заходили вверх-вниз, заворочался руль направления, вышли, а потом вернулись в исходное состояние элероны. Механики и регулировщики в разноцветных комбинезонах, собравшиеся вокруг машины и в ближних окрестностях, принялись с удвоенной силой подавать непонятные знаки руками и флажками и принимать загадочные позы. Джорджио устроился поудобнее, облокотившись на перила смотровой галереи "острова" авианосца, и наклонился вперед, чтобы лучше видеть. За пять дней, проведенных на борту "Щита победы", он наблюдал запуск в четвертый раз, но действие все еще оставалось для него захватывающим и волнующим.

Не таким волнующим, конечно, как постоянное воспоминание об атомном реакторе, кроющемся глубоко в недрах трехсотметровой стальной туши, но все равно бодрящим и заставляющим забыть о собственных проблемах.

Вот один из механиков подпрыгнул и повис на кромке правого крыла, деловито подтянулся пару раз, спрыгнул. Джорджио уже не раз видел ритуал, хотя смысла его не понимал, а спросить как-то случая не выдавалось. Еще двое возились с носовым крюком, цепляя его за канат паровой катапульты и не обращая ни малейшего внимания на располагающиеся в метре воздухозаборники воющих реактивных двигателей. То ли привыкли к опасности, то ли киношные кадры, в которых людей затягивает в турбины, и в самом деле являлись плодом воспаленного сознания режиссеров – из серии того же дебилизма, что и герои, с рук палящие длинными очередями из двух пистолет-пулеметов одновременно. Потом пространство вокруг самолета как-то сразу стало пустым, двигатели взревели с новой силой, и машина с веселой ведьмочкой на носу без предупреждения рванула с места, оставляя позади на палубе длинный выхлоп пара от катапульты. Несколько секунд – и истребитель, ведомый бойким капитаном Трудой Баркхорн и ее серьезным голубоглазым штурманом, лейтенантом Саней Литвиняк, растаял в небесной голубизне. А на взлетную полосу уже медленно выруливали еще два реактивных самолета из звена "Штурмовых ведьм" – куда менее изящных, чем "Метла", с двигателями, вынесенными далеко под крылья, и с блоками неуправляемых ракет под крыльями.

Джорджио вздохнул и перевел взгляд на уже недалекое зеленеющее побережье: большой остров, видимо, Ланта, и высящаяся далеко за ним вершина пика Подды. Непонятно, почему вдруг капитан авианосца, так пекущийся о тайне, вдруг выпустил в тренировочный полет секретный истребитель на виду у наблюдательных устройств паладаров, которыми побережье наверняка кишит. Впрочем, оно и понятно: по той же причине, по какой кайтарское посольство отправили не на комфортабельном пассажирском лайнере, а на авианосце, распихав по тесным четырехместным каютам с жесткими койками. Разумеется, политики мускулами играют. Можно подумать, существ, пересекающих галактики и щелчком пальцев превращающих кольчонов в огненные столбы, можно впечатлить плавучим железным корытом с радиоактивной начинкой! Все, и паладары в том числе, прекрасно понимают, что "Щит победы" не превратился в пар во время Удара, как остальные корабли с атомными реакторами, лишь потому, что его не успели загрузить урановыми стержнями. Да, единственный в мире атомный авианосец – и что? Все равно других нет и в ближайшее десятилетие не предвидится – ни у Кайтара, ни у Ставрии, ни у кого еще. Честное слово, словно детишки бумажные кораблики в луже пускают!

Джорджио вздохнул еще раз, оттолкнулся от перил и зашагал по галерее в сторону входа на мостик. Интересно, посол уже закончил трепаться с капитаном? Максимум через час предстоит высадка, а никто даже не чешется. Интересно, сэрат дэй Фаччиоре хоть чемоданы свои упаковал? Или на помощника, как всегда, переложил? Впрочем, командира охраны такие вещи не касаются. Взвод приписан к посольству исключительно для престижа, значения ему придают немногим более блестящих цацок на мундирах дипломатов. Похоже, его бойцам предстоит многолетняя скучная служба, медленное заплывание жиром и тоскливое продвижение в чинах по выслуге лет.

По дороге лейтенант заглянул в распахнутую дверь мостика. Посол по-прежнему вальяжно курил сигару рядом с капитанским креслом, выпуская длинные струи дыма и разглядывая огромные пульты и свисающие с потолка приборные панели. На гигантском, в пару метров в диаметре, экране сонара мерцали белесые разводы, а вокруг яркой белой точки в центре роились еще с десяток точек побледнее. В центре авианосец, а вокруг тогда кто? Наверное, паладарские устройства – подводные лодки или еще что. Поймав недружелюбный взгляд ближайшего вахтенного офицера, Джорджио двинулся дальше и через десяток метров застучал подошвами по ступеням гулкой железной лестницы (трапа, как обожали говорить флотские), ведущей на взлетную палубу.

При виде командира бойцы, сидящие у стенки, повскакивали и вытянулись.

– Дэр лейтенант! – отрапортовал рядовой Квент Андрелла. – Взвод ожидает ваших указаний!

– Вольно!

Джорджио обвел ребят взглядом, внутренне поежившись. Пять дней – слишком мало, чтобы привыкнуть к внезапному прыжку по служебной лестнице и новому званию.Да, каптер нашил ему на новенький китель петлицы с малыми лейтенантскими ромбами взамен больших сержантских квадратов, но новоиспеченный лейтенант по-прежнему чувствовал себя самозванцем. Даже за едой в офицерской кают-компании постоянно казалось, что окружающие неодобрительно смотрят на выскочку, законное место которому – в матросской столовой. Навязчивые мысли Джорджио от себя гнал, но китель обычно оставлял в каюте, предпочитая обычную майку без опознавательных знаков. Да и перед кем выпендриваться на корабле? Посол позвал его к себе только однажды, минут пять повыспрашивал о мелких жизненных деталях, спесиво оттопырив губу, после чего отправил восвояси. Его первый помощник оказался еще менее многословным, попросту приказав "не путаться под ногами со своими мордоворотами". Остальные посольские и вовсе не обращали на охранный взвод никакого внимания.

К счастью, свободного времени для раздумий и самоедства Джорджио себе почти не оставлял. Все девять новых подчиненных оказались из разных частей, причем ни одного – из побережного спецназа. Хуже того, все происходили из благородных семейств разной степени богатства и известности, так что служили раньше на тепленьких местечках по всему Кайтару, обычно в крупных городах. Все сопляки щеголяли петлицами рядовых третьего класса, и ни одного из них Джорджио не принял бы в родную роту даже под угрозой расстрела. Все изрядно оплыли и потеряли (если даже имели когда-то) физическую форму, с трудом отжимались два десятка раз, подтянуться не могли и десятка, а на пистолетных стрельбах в тире на десяти метрах не выбивали и шестидесяти из ста. Что же касается риньи, то Джорджио приходилось видеть двенадцатилетних мальчишек, дравшихся лучше. Второй нивел, и то с натяжкой. Когда два дня назад он валял их на матах в спортзале, морские пехотинцы громко потешались над их неуклюжестью. Чтобы заткнуть их, пришлось подряд, одного за другим, уложить троих местных чемпионов, включая командора второго класса, здорового угрюмого мужика со шрамом через всю щеку. Офицер оказался командиром полка морской пехоты, приписанного к авианосцу, признанным авторитетом среди своих подчиненных, да еще и бывшим спецназовцем и просто хорошим мужиком, так что глумливый гогот прекратился раз и навсегда. Более того, Джорджио заметил, что хотя и не стал для флотских своим, но определенный авторитет заработал. Даже когда по привычке назвал командора капитаном, он получил не жесткую выволочку, а хотя и ехидное, но, в общем дружелюбное напоминание, что на корабле капитан один даже для сухопутных ящериц.

Из всех приданных посольству бойцов Андрелла, назначенный Джорджио своим заместителем, казался самым смышленым и усердным, но даже он иногда выглядел сущим младенцем. Ну что же, ребятишки, впереди у нас до-олгая совместная жизнь, и я еще сделаю из вас если не полноценных спецназовцев, то хотя бы что-то, похожее на людей. Взводного сержанта у меня нет – и не надо. Уж с десятком-то подчиненных я управлюсь и самостоятельно.

– Бойцы! – громко сказал Джорджио. – Мы почти прибыли. Посол занят важным разговором с капитаном корабля, но нам пора готовиться к десанту… тьфу, сходить на берег. Всем разойтись по каютам, упаковать вещи, если еще не упаковали, переодеться в парадную форму и вернуться сюда, на палубу. Оружие не забудьте, балбесы, или утоплю как котят. Выполнять!

– Есть, дэр лейтенант! – с готовностью кивнул рядовой Андрелла. – Взвод, разойдись!

Оставшись в одиночестве, Джорджио покосился на баул с собственным барахлом и штурмовую винтовку, вынесенные из каюты заблаговременно, и принялся наблюдать за взлетной полосой. За обоими истребителями уже поднялись газоотбойные щиты… ага, а вот и они рванули с места и тоже взмыли, растворившись в небе, хотя и заметно медленнее, чем самолет Труды. Теперь они полчаса станут отрабатывать разные маневры на троих, а потом вернутся на корабль. Вероятно, Джорджио еще успеет перекинуться с командиром "Ведьм" несколькими словами перед тем, как расстаться навсегда. Все-таки она славная девчонка, пусть и со сволочным норовом. Нелегко, наверное, когда на тебя все время пялятся – произнесенное шепотом слово "эйлахо" и опасливые взгляды Джорджио ловил от техников и морпехов не раз и не два, и уж они-то точно плодом его воображения не являлись. Он бы точно не выдержал уже через день, а вот ей, похоже, плевать. Девка до смерти влюблена в небо, и пока ей разрешают летать, окружающие идиоты для нее не существуют. Пару раз вечером Джорджио выпил с ней и Саней в баре по бутылке пива, и… нет, конечно, не влюбился и даже не запал серьезно. Но будь у них больше времени, возможно, могло бы дойти и до чего-то серьезного: бойкая девица оценила, что он-то от эйлахо не шарахается, и явно проявляла благосклонность. Не судьба, однако. Жаль.

Корабль дрогнул. Быстрым шагом Джорджио пересек палубу и глянул за борт. Тянущийся от носа бурунный след явно слабел, а далекий остров поворачивался… нет, "Щит победы" ложился на новый курс, а то и в дрейф. Далекое движение в море: по волнам стремительно летела белая точка, быстро увеличиваясь в размерах. Вскоре стала хорошо различима большая белоснежная яхта с двумя рядами иллюминаторов, с высокой стеклянной надстройкой мостика и надписью "Рыба-меч" на корпусе. За время службы на базе "Дельфин" в порту Барны Джорджио навидался разнообразных яхт, принадлежащих богатеям, а потому сразу распознал: идущая навстречу авианосцу красавица не по карману многим и многим известным семействам и корпорациям Кайтара. И еще – еще она не просто шла: ее скорость даже на глаз составляла не менее тридцати цул в час. Джорджио знал о новых катерах серии "Райо", недавно начавших поступать на вооружение кайтарской береговой охраны – те, возможно, и смогли бы догнать яхту в открытом океане, но помимо них соперничать с ней в скорости могли только самолеты. Вероятно, паладары доработали ее двигатели или попросту заменили их на что-то свое. Эффектно. Весьма эффектно.

А еще яхта кажется невооруженной, хотя на Палле после Удара вряд ли можно найти что-то крупнее рыбацкой лодки без установленного зенитного пулемета: моряки почему-то истово верят, что при случае смогут отбиться от волют. Либо паладары чрезвычайно уверены в себе, либо их оружие тщательно замаскировано, и разглядеть его просто так не выйдет. После знакомства с генералом Саматтой Джорджио с уверенностью поставил бы на второе предположение свое годовое жалованье.

Судно паладаров, между тем, по широкой плавной дуге обошло авианосец с кормы, и Джорджио торопливо бросился к другому борту, огибая закрывающий обзор "остров". Так и есть: яхта с изящной грацией стрекозы приблизилась почти вплотную, и на авианосце заработали лебедки, опуская парадный трап. Верхние палубы здесь далеко выдавались за нависающий над водой борт авианосца, но яхта и думала прижиматься к нему. Вместо того она уравняла скорости, а потом на ее корме поднялись странные захваты, прочно зафиксировавшие нижнюю часть трапа. На палубе "Щита победы" уже быстро строились матросы в парадной форме и белых шапочках. Прибежали и встали по бокам ступенек полдюжины морпехов в мундирах, увешанных малиновыми шнурами и золотыми аксельбантами, с карабинами с примкнутыми штыками. Весь борт от трапа и далее уже усеяли матросы и механики, свободные от вахты, и Джорджио даже не стал толкаться в толпе. Все равно он на паладаров еще досыта насмотрится.

Быстрым шагом подошла группа офицеров во главе с капитаном и командиром морпехов. Рядом, семеня, торопился посол в сопровождении помощника. Не доходя до трапа с десяток шагов, они остановились в ожидании.

Человека, стремительно взбежавшего по ступенькам, Джорджио знал в лицо, поскольку несколько раз видел по телевизору: правящий регент Хёнкона. Обычный неприметный дядька лет сорока пяти, в простом сером костюме, с зачесанными назад волосами и прищуренным сверлящим взглядом. Если бы не глаза, в Кайтаре он сошел бы за простого чиновника средней руки. А вот сопровождавшего его здоровяка в пехотной форме с нашитыми на плечи звездными прямоугольниками он знал отлично. Бывший "рядовой Леонте Тратторе" поймал взгляд Джорджио и едва заметно кивнул. Растерявшись, тот дернулся было отдать честь, но спохватился: не его сейчас время.

– Дэр капитан корабля, я регент Хёнкона Сторас Медведь, – четко, но сухо произнес гость. – Меня сопровождает главнокомандующий вооруженными силами страны оой-генерал Саматта Касарий. Приветствую вас в наших водах. Прошу разрешения подняться на борт.

– Сэрат дэй регент, разрешаю вам и дэру Касарию подняться на борт, – так же сухо откликнулся командир авианосца. – Простите за вопрос…

Его слова прервал рев реактивных двигателей. Тройка истребителей прошла совсем невысоко над палубой, причем "Метла" умудрилась крутнуть полную "бочку" в считанных метрах от "острова". Джорджио аж похолодел, вообразив, что произошло бы, воткнись она в надстройку или хотя бы зацепив одну из далеко торчащих антенн, но потом усмехнулся. Отчаянная девка капитан Баркхорн, не отнимешь. Ну, а молодая глупость со временем выветривается.

– Простите за вопрос, – как ни в чем не бывало продолжил капитан, – но вы уверены, что ваша яхта не столкнется со мной? Я впервые стыкуюсь с другим судном на ходу.

– Как вам уже сообщили, дэр капитан, у нас нет ни одного причала, способного принять корабль с осадкой больше десяти метров, а у вашего авианосца она доходит до четырнадцати. Да и фарватер довольно сложен. Если ненароком сядете на мель, создадите серьезные проблемы для грузопассажирского трафика, а снять вас удастся разве что по частям. У нас нет другого выхода, кроме как выполнять пересадку в открытом море, а движущееся судно более устойчиво к ветрам и течениям, чем свободно дрейфующее. Не беспокойтесь, мы в состоянии обеспечить нужную синхронизацию, хотя я тоже, – Медведь слегка усмехнулся, – предпочел бы иметь дело не с авианосцем, а с чем-нибудь попроще. Мы предлагали перевести посольств на наш корабль в военном порту Шансимы – там есть два причала, способных принимать тяжелые корабли. Однако ваше правительство отказалось, ссылаясь на небезопасность морских путей, так что нам придется выкручиваться здесь и сейчас.

– Правительство Кайтара всерьез восприняло недавнее происшествие со сбитым аэротакси, – развел руками посол. – Приношу извинения за доставленные неудобства, дэй регент, но если бы нечто похожее произошло с нами, вышел бы международный скандал, в котором мы совсем не заинтересованы.

Сбитое аэротакси? Джорджио напряг память, но в голову ничего не приходило. Так-так. Похоже, служба может оказаться вовсе не такой синекурой, как мстилось поначалу.

– Яхта "Рыба-меч" серьезно переделана после приобретения. Сейчас она имеет крейсерскую скорость в сорок пять цул в час и недостижима для любых судов, имеющихся в распоряжении пиратов, – меланхолично проговорил генерал Касарий. – Кроме того, она способна за секунды утопить даже кайтарский линкор…

Он бросил быстрый взгляд на регента и тут же поправился:

– Я имею в виду, она прекрасно вооружена, дэр капитан, пусть по внешнему виду и не скажешь.

– Обязательно примем к сведению в дальнейшем, – кивнул посол, словно и не заметивший многозначительной оговорки генерала. Джорджио же мысленно порадовался выигранному годовому жалованью – жаль, у самого себя. – Дэй регент, я смущен, что вы лично прибыли для сопровождения…

– Я не прибыл, прошу прощения, – перебил его Медведь. – Не забывайте, я паладар и физически здесь не присутствую. Я лишь временно взял под контроль дрон, используемый административными службами Хёнкона. Пока посольство перегружается на яхту, следует обсудить некоторые детали ближайшего будущего, после чего я передам дрона обратно под контроль тех же служб. Мати?

– Дэй посол, не возражаете, если я переговорю с начальником вашей охраны? – осведомился паладарский генерал.

– Э-э… да-да, конечно, – слегка растерянно кивнул посол. – Сейчас я прикажу его позвать…

– Не стоит беспокоиться, он уже здесь. Мы присоединимся к вам через несколько минут.

И, не обращая больше внимания ни на регента, ни на посла, ни на глазеющую толпу, Саматта размашистым шагом пересек пространство, отделяющее его от Джорджио.

– Здравствуй, – коротко сказал он. – Рад видеть. Знаешь какое-нибудь укромное место, чтобы поболтать?

– Здравствуйте, дэр оой-генерал! – Джорджио вытянулся и отдал честь. – Я не очень хорошо ориентируюсь на корабле, но мы можем отойти куда-нибудь… на корму, наверное.

– Я провожу в малый конференц-зал, дэр генерал, – к ним быстро подошел один из офицеров капитанской свиты. – Следуйте за мной.

Ага, чтобы паладар ненароком не увидел чего-нибудь сверхсекретного. Напряженный, словно курсант-стажер перед командиром полка, Джорджио протопал вслед за офицером и Саматтой через тяжелую дверь в стене "острова", по нескольким гулким железным трапам и короткому, покрытому ковром коридору в небольшое помещение с круглым столом и несколькими стульями.

– Напитки? – осведомился моряк. – Или, если хотите, могу распорядиться, чтобы с офицерской кухни…

– Спасибо, незачем, – отказался Саматта. – Нам буквально минут десять нужно. Я в еде не нуждаюсь, а дэр Каллавиро сейчас не в настроении. Не стоит беспокоиться, дэр командор. Просто пришлите матроса, чтобы он приглядел за нашим поведением, а потом отконвоировал обратно к трапу.

– Хорошо, – невозмутимо кивнул моряк. – Тогда я вас оставлю.

Он вышел, прикрыв за собой дверь.

– Значит, уже лейтенант, пусть и первоклассник? – Саматта оглядел Джорджио с ног до головы. – Растешь, сержант. Глядишь, я тебя еще и генералом увижу.

– Я не претендовал на повышение, дэр генерал, – угрюмо откликнулся Джорджио. – Меня никто и не спрашивал: выдернули из роты, сунули в зубы новые петлицы и приказали валить на корабль, посла охранять.

– Соболезную, – пожал плечами Саматта. – Однако, Джорджи, неизменна лишь смерть. А жизнь обязательно означает перемены, когда редкие, а когда и более частые, чем хотелось бы. Кстати, забудь про "генерала" наедине. И про "вы" тоже. В моем родном языке к людям принято обращаться на "ты", так что кайтарская вежливость для меня несколько неуютна. На людях ради протокола говори как знаешь, но без посторонних я просто Саматта. Угу?

– Хорошо, – кивнул Джорджио.

– Чтобы не тянуть, я вот зачем наедине хотел поговорить, пока вы на берег не сошли. Наверняка сам прекрасно понимаешь, но я должен указать явно: ты и твои ребята здесь для декорации. Сначала мы думали вообще запретить посольствам иметь охрану, но потом решили, что кто-то может и обидеться. Так что раз приехал, рад тебя видеть, но оружие запри в посольском арсенале, а ключ выбрось. Пистолеты и ножи вам дозволены, но не более того. И вбей своим бойцам в голову, что полиция без острой нужды в дела посольства лезть не станет, но если уж вмешается, не вздумайте чинить препятствия. У боэй… у наших охранных устройств жесткие инструкции без разговоров нейтрализовать каждого, кто оказывает сопротивление. На дипломатический иммунитет им плевать, а огнестрельное оружие не подействует.

– Понял. Значит, опасности никакой нет?

– Есть, но размытая. Есть основания полагать, что среди строительных рабочих затесались боевики неопознанной пока организации, не желающей нам ничего хорошего. Пока ведем расследование, дипмиссии берутся под усиленную охрану. Если посол начнет возмущаться, постарайся потактичнее объяснить, что все делается исключительно для вашей же безопасности. Особо не напрягайся, к вам они вряд ли сунутся, да и боэй постоянно настороже. Но и спать на рабочем месте не стоит.

– Боевики неопознанной организации… – Джорджио побарабанил пальцами по столу. – Уже что-то случилось? Нападения, взрывы?…

– Против гражданских пока что ничего не предпринималось, в остальном без комментариев. Извини, Джорджи, сам понимаешь, не могу говорить откровенно.

– Понимаю. Все нормально. На твоем месте я бы и столько не рассказал. Если на сторону утечет, журналюги могут такую сенсацию раздуть…

– Ты умный парень, – Саматта хлопнул его по плечу. – Когда-нибудь обязательно до генерала дорастешь, я серьезно. Ну, а пока несколько простых правил, которые следует выполнять на территории Университета…

Паладар осекся и замолчал. Потом медленно поднялся.

– К-ссо… – сквозь зубы прошипел он. – Как не вовремя!

И, словно вторя его словам, в настенном динамике глухо завыла сирена боевой тревоги.

Радостное возбуждение, охватившее Дзару с утра, не проходило. Наоборот, чем дольше за бортом парома пенилась морская вода, тем сложнее казалось усидеть на месте. Мама постоянно бросала недовольные взгляды и шикала, а дед даже отвесил легкий подзатыльник, но девочка не обиделась. В конце концов, они же вот-вот приедут в Хёнкон! Дзара никогда в жизни его не видела, но там родились и мама, и дед, и вообще все предки семьи Мэйдо!

Она с самого лета видела, как настроение деда день от дня становилось все мрачнее. В свои десять лет она не знала, что такое "закладная" и "банкротство" – слова, то и дело проскакивающие в разговорах с мамой. Однако девочка понимала: ничего хорошего в них нет. А когда дед несколько раз, забывшись, назвал маму "Сатокана" вместо обычного "Сато", предчувствие беды легло на сердце тяжелым камнем: так он начинал говорить, только если очень сильно сердился. Но сейчас мама была ни в чем не виновата, а значит, злился он на кого-то другого. Злился – и ничего не мог поделать. Потом Дзара увидела и дядьку, рассердившего деда: в хорошем костюме, в галстуке, с портфелем, всегда приезжавшего на машине. Мама сказала, что он служащий банка "Морская волна" и хороший человек, но банк никому не прощает долги. Интересно, как хороший человек может работать в плохом банке? Из-за тоскливых предчувствий Дзара начала плохо спать ночами, а вечерами еще усерднее помогала в лапшичной, из-за чего школьные оценки, и без того невысокие, заметно опустились, редко превышая тридцать баллов. Мама с дедом не обращали внимания – они стали какими-то вялыми и скучными, а мама почти перестала смеяться. Вернее, клиентам в лапшичной она улыбалась по-прежнему, но вот дома, наедине…

А потом вдруг все изменилось. В один обычный до того, ничем не выделяющийся день незадолго до конца года Дзара вернулась из школы домой – и оказалась в центре огромной толпы, собравшейся вокруг лапшичной и оживленно обсуждающей новости. Раньше Дзара уже слышала про паладаров, странных людей со звезд, прилетевших торговать, совсем как в фантастических книжках. И вот оказывается, что паладары – или же таскающаяся за ними дочка богача Деллавита, тут мнения расходились – отвалили маме с дедом целую кучу денег, чтобы те могли поехать в Хёнкон. Новость быстро разлетелась по району, и народ валом ломился в лапшичную, чтобы то ли поужинать напоследок, то ли своими глазами посмотреть на людей, которым за просто так обломился жирный куш. Мама уже сбилась с ног, и помощь Дзары, бросившей портфель за прилавок и быстро повязавшей фартук, оказалась весьма кстати. А вечером, после закрытия, когда дед подсчитывал выручку, а мама без сил лежала на диване, ей объявили ужасную, страшную, захватывающую новость: они действительно уезжают из Кайтара в Хёнкон! А ее, Дзару, там станут учить в хорошей школе совершенно бесплатно! На свет тут же появился дневник, казалось бы, давно и прочно забытый, и остаток вечера оказался совсем не радостным. Каждую десятку и даже двадцатку ей припомнили вдумчиво и с далеко идущими выводами. Впрочем, по заднице не попало: мама, казалось, витала где-то далеко, а дед хотя и ворчал больше обычного, но выглядел почти радостным.

Потом им долго оформляли заграничные паспорта (свой Дзаре не дали, вредные, а вписали ее имя в мамин паспорт), какие-то непонятные люди покупали лапшичную, придирчиво суя свой нос в каждую щелку и копаясь у деда в бумагах, затем семья собирала вещи и в ожидании корабля жила в кладовке у знакомых. А потом они долго-долго, почти декаду, плыли через океан на большом грязно-белом корабле, где собралась, наверное, целая тысяча человек, и приплыли к другому материку, известный Дзаре со школьных уроков: Могерат. Там они принялись пересаживаться между другими кораблями, плывшими вдоль берега сначала на юг и даже почти обратно на запад, потом на север и восток… Мама ворчала, что на самолете они бы добрались за два дня, но дед ответил, что они нельзя разбрасываться деньгами в нынешнем положении, и мама, вздохнув, в конце концов согласилась. А чего она ворчала? Интересно же плыть вдоль незнакомого берега, смотреть на новые города и все время слышать вокруг речь, которая в Барне звучала лишь изредка. На Могерате на самом деле говорили на катару, причем так быстро и со странным акцентом, что Дзара поначалу даже мало кого понимала, но быстро привыкла.

Последнюю пересадку сделали в городе под названием Шансима. Дзару поразили размеры порта, хорошо просматривавшегося с корабля: наверное, раза в три больше, чем в Барне. Пришлось провести ночь в грязной портовой гостинице, где в окнах почти нигде не было стекол, а по стенам ползали и трещали крыльями огромные летучие тараканы. Впрочем, их Дзара не боялась. Она, в отличие от прочих знакомых девчонок, равнодушно относилась и к мелким кайтарским таракашкам, а уж местных маленьких чудовищ вообще не воспринимала как насекомых. Скорее, они походили на мелких драконов. А еще больше на драконов смахивали переливающиеся разноцветные ящерки, шустро бегавшие по стенам и ловившие тараканов длинным раздвоенным языком. Жертвы казались размером почти с ящерку, но охотники как-то ловко управлялись с добычей, проглатывая ее целиком за несколько секунд. Дзара весь вечер завороженно наблюдала за их охотой и даже чуть не забыла про ужин.

И вот сегодня с утра они погрузились на паром в Хёнкон: небольшое судно, в трюмы которого причальный кран сгрузил массу тюков, бочек и ящиков, а на верхней палубе стояли жесткие неудобные сиденья для людей. После отплытия из Шансимы берег стал пустынным и скучным, на море тоже ничего интересного не наблюдалось, а зуд внутри не позволял девочке сидеть спокойно на одном месте и караулить чемоданы. Босая, одетая в шортики и топик, она облазила весь корабль (пару раз ее шуганули матросы, но не слишком сердито) и теперь сидела на самом-самом носу, где заканчивалась открытая пассажирская палуба, болтая за бортом пятками и положив подбородок на нижний прут ограждения. Она воображала себя впередсмотрящей на пиратском судне, идущем за сокровищами, и изо всех сил всматривалась вдаль, чтобы увидеть таинственный Хёнкон сразу, как тот проступит на горизонте. Мама рассказывала, до Удара на море было видно далеко-далеко, даже как садящееся солнце словно тонет в воде, а не нерезким красным кругом медленно растворяется в радужном тумане. Наверное, по таким морям плавать куда интереснее. Но пока впереди все застилала голубая дымка, а слева тянулся унылый берег, постепенно начинающий зарастать лесом. Горы, подступающие к самой воде, уже остались далеко позади, и смотреть казалось решительно не на что.

Сколько еще плыть? И сколько уже прошло времени? Хорошо бы однажды мама все-таки выполнила обещание и купила наручные часики. В конце лета, когда Дзаре исполнилось десять, мама подарила всего лишь небольшой роговой гребешок, украшенный стеклянными бусинами, и, обняв, твердо пообещала, что уж в следующий раз часы – точно. А потом Дзара подсмотрела, как мама тихо плакала вечером за своей занавеской. Нет, можно обойтись и без часиков, если из-за них маме приходится плакать.

По палубе прозвучали шаги, уносимые встречным ветром, и рядом с девочкой остановились двое: дядька и очкастая тетка.

– Эй, тяма! – строго, но с сильным акцентом сказала на катару тетка, явно из Кайтара. – Ты опасно сидеть здесь. Встать сразу и держаться крепко, иначе упадешь. У детей совершенно отсутствует чувство опасности! – с досадой бросила она спутнику на кваре.

Ну какие же взрослые глупые!

– Я не упаду, дэйя! – обстоятельно объяснила Дзара. – Видите, я и так обеими руками держусь за ограждение. И прут рядом торчит. Я очень крепко держусь и никуда не упаду.

– Ого! – изумилась тетка, окончательно переходя на кваре и наклоняясь над Дзарой. – И откуда же ты взялась такая, умная и разговорчивая. А если маму с папой позвать, что они скажут?

Похоже, просто так не отстанет.

– Папа у меня умер, – со вздохом сказала Дзара. – А мама с дедом сидят вон там, на палубе, и можете жаловаться, дэйя. А я крепко держусь, вот.

– Филла, отстань от ребенка, – сказал дядька. – Ничего с ней не случится.

– Слушай, Уи, здесь я самая старшая, между прочим, – фыркнула тетка. – Старшая и главная. Ты бы в одиночку сюда ни за что не добрался, пропал бы где-нибудь в Ценгане. Так что не встревай в воспитательный процесс, юноша. Вот свалится она в воду – что делать станешь?

– Боэй подберут, – дядька ткнул пальцем в волны, где на мгновение мелькнула и тут же снова ушла под воду гладкая серая туша. – Меня Карина предупредила, что теперь они все суда конвоируют между Хёнконом и окрестностями.

– …"с небрежным шиком, словно между прочим, ввернул он"! – фыркнула очкастая. – Чувствуется школа твоей любимой Чезарии – этак ненавязчиво продемонстрировать собственную круть и знакомство с великими. Между прочим, Карина мне эксклюзивное интервью дала и лично разрешила приехать, в отличие от других журналистов, а ты зеленый рекрут-редактор, так что я все равно круче.

– Да я ж ничего такого… – заметно смутился дядька. – А от ребенка все равно отстань. Вака, – он присел на корточки рядом с девочкой, – ты так хорошо говоришь на кваре, словно родилась в Кайтаре. Где ты так научилась?

– А я и родилась в Кайтаре, – пояснила Дзара, радуясь перемене темы. – Я в Барне жила всю жизнь. А теперь дэйя Карина Мураций, которая инопланетянка, нам денег дала, чтобы мы в Хёнкон приехали и лапшичную открыли. Мы теперь пер-со-нал Университета, вот.

Дядька с теткой переглянулись.

– Ну, Уи, вот и тема для первого репортажа, – засмеялась очкастая. – Юная эмигрантка с родителями возвращается на историческую родину, чтобы обрести новый дом. Первый кирпичик в фундамент создающегося с нуля общества. Ну, или почти первый. Как тебя зовут, девочка?

Дзара на мгновение заколебалась, вспомнив, как мама всегда запрещала разговаривать с незнакомцами. Но потом решила, что уже все равно разговаривает, а что ей могут сделать на корабле?

– Я Дзара. Дзара Мэйдо, дэйя, – важно, словно взрослая, произнесла она. – Приятно познакомиться. А мою маму зовут Сатокана Мэйдо, а дедушку – Дзидзи Мэйдо, и мы держали лучшую лапшичную во всей Барне, но мы ее продали, потому что закладная от банка велела.

– Меня зовут тетя Филла. Филла Талон. Я корреспондент журнала "Популярное естествознание". Ты знаешь, что такое "естествознание", Дзара?

– Не-а, в школе пока не проходили, – девочка помотала головой. – Говорят, там всяких зверюшек изучают. И камни. А у вас в журнале про ящериц пишут? Я их в Шансиме видела!

– Пишут, – улыбнулась тетка. – И не только про ящериц. Вот подрастешь немного, обязательно почитай. А дядю зовут Уита Брегг. Он самый главный журналист во всем Хёнконе. Хочешь, про тебя в газете напишет?

– Не надо, – отказалась Дзара. – Мама говорит, что журналисты всякую глупость в земли подбирают и в рот тянут, а у других живот болит. Про Карину Мураций, которая инопланетянка, тоже в газетах глупости писали, что она нас всех в рабство захватить хочет, а она с мамой разговаривала и никого не захватывала. Дядя Уита и про меня напишет, что я плохие слова говорила или лазила куда не надо, а я никуда не лазила. Вот.

Дядька с теткой дружно захохотали.

– Вот так нам коллеги репутацию создают, – отсмеявшись, сказала очкастая Филла. – Между прочим, Уи, совершенно не смешно. Одна стерва вроде твоей Чезарии способна всем чохом подгадить. Я в последнее время с таким трудом интервью из ученых вышибаю, словно военные тайны выведать пытаюсь. Боятся, что гхаши знают как я их слова перевру – они про ядерный синтез в голубых гигантах, а я в журнале – про летающие тарелки с гигантскими сороконожками. Приходится репринты статей таскать, чтобы объяснять, кто я такая. Делай выводы, студент, и зарабатывай положительную репутацию с самого начала. Иначе потом не отмоешься.

– Я, между прочим, уже не студент, – обиженно откликнулся дядька. – Диплом могу показать. И вообще, сам все знаю.

– Ты такой забавный, Уи, когда краснеешь, – прыснула очкастая. – Да не надувайся так, я же пошутила…

– Дзара! – раздался позади встревоженный окрик. – Эй, Дзара! Ты где! Ох, негодная девчонка, куда ты пропала!

– Мам, я здесь! – крикнула Дзара, помахав рукой. – Я не пропала, я тут сижу!

Встревоженная мама подбежала и, словно морковку, выдернула ее с борта, так что девочка больно ударилась пяткой о какую-то железку.

– Ну и перепугала ты меня! – укоризненно сказала мама. – Я на минутку задремала, а ты уже пропала куда-то. И дед хорош, сидит и молится непонятно кому и непонятно зачем. Атара, она мешала?

– Простите, дэйя, вы ведь говорите на кваре? – переспросила Филла. – Если вы из Барны…

– Да, конечно, дэйя, – кивнула мама, переходя на тот же язык. – Ох, извините великодушно, я не обратила внимания, что вы из Кайтара. Девочка вам не мешала?

– Что вы, дэйя, – улыбнулась тетка. – Ни в коем случае. Наоборот, у нас очень интересный разговор. Я Филла Талон, специальный корреспондент журнала "Популярное естествознание". А вот он, – очкастая весьма невежливо ткнула пальцем в дядьку, – новый директор информационной службы университета "Дайгака". И он очень хочет взять интервью у переселенцев в Хёнкон.

– Ох… – растерялась мама. – Интервью? Я даже как-то не знаю, дэйя…

– Я знаю! – отрезала Филла. – Вы ведь первые или почти первые представители обслуживающего персонала с правами постоянных резидентов. Однако, насколько я в курсе, торговцев и прочих рестораторов набирали на Могерате, а вот про приглашенных из Кайтара слышу впервые. Уита, бери их под мышку и начинай пытать, пока не расскажут всю подноготную. А я, ладно уж, помогу юному и неопытному коллеге.

Она решительно ухватила маму под локоть, а Дзару – за плечо, и двинулась в сторону крутой палубы.

– Так, сэрат дэйя Сатокана Мэйдо, – спросила она на ходу, – показывайте, где устроились?…

Пока журналисты расспрашивали перепуганных маму и дедушку о разных скучных и неинтересных вещах, Дзара снова потихоньку ускользнула и убежала на нос парома. И вовремя: слева на вершине высокого холма как раз показалась большая статуя непонятного чудища вроде человека, из плеч которого торчала голова выдры. Дзара завороженно уставилась на него, приоткрыв рот. Откуда он взялся, такой огромный, и почему со странной головой? Из-под навеса пассажирской палубы к левому борту вышли несколько взрослых дядек и тёток в смешных местных халатах и принялись делать странные движения, словно зачерпывали ладошками воду и, кланяясь, обтирали ей лицо. Их губы шевелились, словно говорили шепотом.

– Дзара! – вполголоса окликнули сзади, и девочка быстро обернулась. К ней шла мама в сопровождении очкастой тети Филлы. – Опять ноги за борт свесила?

– Да пусть ее, дэйя Мэйдо, – улыбнулась очкастая, потрепав Дзару по макушке. – Действительно, боэй, если что, утонуть не дадут.

– Мам, а тот дядя уже забрал интервью? – поинтересовалась Дзара, на всякий случай поднимаясь. – А у нас еще осталось? А его можно попробовать?

– Дэй Уита Брегг остался с дедушкой. Тот вроде бы не возражает поговорить. А я вот не любительница, – мама похлопала Дзару по шортам, отряхивая от пыли. – Смотри, вся извозилась! Ух, свинюшка!

– Мам, что а что там такое? – немедленно поинтересовалась Дзара, тыкая пальцем в статую на берегу. – И что они делают?

– Тс-с! – мама прижала палец к ее губам. – Тише, говори шепотом и не мешай людям. На холме стоит статуя бога воды Теллеона из пантеона Миндаллы, а люди ей молятся. Ты ведь помнишь, что я рассказывала про Миндаллу?

– Ага, – кивнула Дзара. – Миндалла – сказка про старых богов, в которых раньше верили люди. А зачем им молиться, если их нет?

Один из дядек у борта обернулся и бросил на нее недовольный взгляд.

– Тара, твоя девочка богохульствует! – резко сказал он на катару. – За такое пороть нужно нещадно. Убери ее отсюда, если не хочешь, чтобы я сделал это вместо негодной родительницы!

– О, атара понимает кваре? – поинтересовалась тетя Филла на катару, невинно хлопая ресницами. – Он считает, боги обижаться на маленькая глупая девочка и радоваться сильный умный мужчина ее бьет?

– Иностранцам незачем совать нос в нашу веру! – резко ответил мужчина. – Наши пути вам не понять. Ребенок или взрослый, все одинаково отвечают перед богами за проступки.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, Юйлиань-атара, но вы грубо нарушаете Устав Университета, – еще один дядька, совершенно лысый и в пятнистой военной форме, появился возле группы словно из воздуха. На его левой щеке красовалась большая татуировка: щит перед раскрытой книгой. – Вас специально предупреждали, что любые проявления религиозной нетерпимости, в том числе к атеистам и агностикам, быстро приведут к увольнению и депортации из Хёнкона. Прошу немедленно прекратить агрессивные выпады, тем более – в адрес ребенка.

– Простите его, атара, – одна из молившихся теток повернулась и взяла мужчину за руку. – Мой муж очень взволнован возвращением домой и плохо следит за собой. Больше такого не повторится.

Мужчина бросил жену сердитый взгляд, но ничего не сказал, и тетка, кланяясь, увела его под навес. Дядька в форме подошел поближе.

– Сатокана-атара, дэйя Талон, прошу прощения за инцидент, – проговорил он на кваре. – Служба безопасности Хёнкона заверяет, что вам не угрожает опасность. Оскорбивший вас человек получит штраф, по пятьдесят процентов которого будут переведены на ваши персональные счета.

– Да зачем же так, атара! – мама всплеснула руками. – Он же ничего…

– Прошу прощения, но на борту уже действует внутреннее законодательство университета "Дайгака". Угроза насилия за публичное высказывание своих взглядов сурово наказывается вплоть до немедленной депортации. Аналогичное наказание действует за угрозы в адрес лиц, заведомо не способных защитить себя от агрессии, таких как ваша дочь. На первый раз штраф невелик, но послужит хорошим предупреждением. Мы не можем позволить, чтобы покой Университета нарушался религиозными распрями.

– А если бы я сказала что-нибудь плохое про его любимого Теллеона? – поинтересовалась Филла. – Или затеяла религиозный спор?

– За "плохое" оштрафовали бы уже вас. Паладары являются атеистами, но считают, что каждый вправе верить в любых богов или иных недоказуемых сущностей, и любая вера защищается одинаково с прочими убеждениями. Однако споры на религиозные темы, разумеется, разрешены – без угроз, заведомых оскорблений и прочих негативных переходов на личности. Еще раз прошу прощения.

Лысый коротко поклонился и отошел.

– Какие вежливые у них боэй, – задумчиво проговорила тетя Филла, глядя ему вслед. – И ведь не отличишь от человека…

– Боэй? – недоуменно переспросила мама.

– Защитные устройства паладаров. Они, насколько мне известно, умеют принимать любую форму, в том числе человекообразную. Однако почему-то всегда безволосые, хотя у самих паладаров волосы наблюдаются как минимум на голове. А вообще-то знак у него на щеке показывает, что он боэй – у людей-охранников таких нет, они формой обходятся.

– Вы много знаете о паладарах, дэйя Талон, – уважительно сказала мама.

– Не так уж и много, – улыбнулась та. – Так, слухи, детали телерепортажей, все такое – просто профессиональная наблюдательность. Скажите, дэйя Мэйдо, а вы в богов не верите? В Ваххарона или в пантеон Миндаллы? Я не для репортажа спрашиваю, просто интересно.

– Я обычная повариха, – глухо сказала мама, отворачиваясь к волнам, бегущим навстречу парому. – Я не разбираюсь в науках и священных текстах, и не мне судить, есть ли боги на самом деле. Я знаю одно: хотя мы работали от зари до зари, ни Теллеон, ни прочие боги не защитили нашу семью от разорения и сборщиков долгов пятнадцать лет назад, когда мы еще жили в Хёнконе. Они не защитили нас от разорения и в Кайтаре. И они не сумели спасти мир от Удара. Мой муж… он умер в тот день, как тысячи, десятки тысяч других. Он стоял рядом со мной, разговаривал с клиентом, шутил… и вдруг замолчал на полуслове и упал, мертвый. Дзаре тогда не исполнилось и двух лет, обезумевшая толпа разгромила лапшичную в поисках продуктов два дня спустя… не столько унесли, сколько растоптали по полу… и если бы не небольшой запас консервов, которые они не нашли, моя дочь не пережила бы наступивший хаос. Если боги и существуют, дэйя Талон, они давно потеряли право на поклонение смертных.

Дзара заметила, как на глаза мамы навернулись слезы, и прижалась к ее бедру. Та обняла дочь и подняла на руки, прижав к груди.

– Печальная история, дэйя Мэйдо, – вздохнула Филла. – Я тогда тоже… а, наплевать. Мы сюда приехали не прошлое вспоминать. У вас с Дзарой впереди новая жизнь, а Карина Мураций – очень хороший… хм, человек. Я знаю, лично с ней разговаривала.

– Я тоже, – улыбнулась мама, спуская Дзару на пол. – Она появилась в виде молоденькой девчушки, на вид чуть старше Дзары, и тут же принялась помогать мне готовить… нет-нет, дэйя, я вижу, как у вас глаза заблестели, так что даже не спрашивайте. Я интервью не даю, к отцу все вопросы.

– Молчу, молчу, – засмеялась тетя Филла, снимая очки и протирая их тряпочкой. – Тем более что я все равно специализируюсь на совершенно иных историях. Кстати, меня она точно так же обдурила: подсела в наш самолет в виде обычной девушки. Я с ней в автобусе рядом оказалась, а потом в зале на пресс-конференции. Да, она хороший человек, хотя… хотя и глава государства. А у политиков свои заскоки, даже у самых добропорядочных. Дзара-тяма, а ведь мы почти на месте. Смотри, впереди гора проступает, видишь? Она называется "Подда" и торчит прямо из моря. А большой остров, мимо которого мы плывем – Ланта. Рядом со статуей, которую мы только что миновали, расположен большой монастырь Миндаллы. Сейчас он наверняка заброшен.

– Ага! – с энтузиазмом кивнула девочка. – Мама мне рассказывала, что на Подды классные пляжи и даже зоопарк был. Да, мам?

– Верно, доченька, – мама погладила ее по голове. – Прекрасные песчаные пляжи у моря, плавучие рестораны, огромный парк аттракционов – с пандами, дрессированными дельфинами и тюленями, самые высокие небоскребы в Хёнконе, самые дорогие районы города, не то что трущобы по другую сторону пролива… Страшно даже думать, какое запустение и разруху мы увидим.

– Паладары усиленно работают над восстановлением местности, Сатокана-тара… я правильно употребляю суффикс с именем? Или нужно "атара"? Я не очень разбираюсь в обычаях Могерата.

– Ну что вы, дэйя! – звонко засмеялась мама. – "Атарой" зовут стариков, мудрецов, учителей, врачей, просто уважаемых людей. Куда мне! А так все правильно. Поскольку мы уже познакомились, даже вместе с грубияном поругаться успели, можете обращаться по имени с суффиксом "тара". Следующая ступень сближения – "пун" к мужчине и "фуна" к женщине. Если не хотите ошибиться и показаться излишне фамильярной или же заискивающей, "тара" – самый подходящий нейтральный вариант.

– Понятно. Тогда уж и вы меня зовите Филла-тара. Нужно привыкать к местной манере, я здесь, видимо, задержусь на три-четыре декады, а то и дольше. Знаете, Сатокана-тара, у вас очень правильная речь. Нечасто встретишь такую у простой поварихи, за которую вы так усердно себя выдаете.

– А… – мама махнула рукой. – В свое время я хорошо училась в школе, не то, что наша маленькая негодница, – она шутливо хлопнула Дзару по затылку. – Меня даже в колледж хотели отдать, да вот денег родители так наскрести и не смогли. Знаете, тара, почему я согласилась поехать в Хёнкон? Ну, если не считать нашего разорения, долгов перед банком и общей безысходности? Карина-атара пообещала, что Дзару, как и других детей, станут учить бесплатно. Я не хочу, чтобы моя дочь всю жизнь стояла у плиты.

– Очень похвальный мотив, Сатокана-тара, – серьезно сказала тетя Филла. – Искренне надеюсь, что и вы хорошо устроитесь, и дочка ваша вырастет умницей. Дзара-тяма, ты ведь не подведешь маму? Станешь хорошо учиться?

– Конечно! – кивнула Дзара, чувствуя, однако, что радостное нетерпение внутри слегка пригасло. Вдруг в новой школе окажутся строгие учителя, которые станут ругаться из-за плохих оценок? И вообще, ей больше нравится помогать маме в лапшичной и смотреть на таких разных, но часто интересных посетителей, слушать чужие разговоры и громкий смех…

Паром шел к пристани еще, наверное, полчаса. Берег острова вдруг стал обрывистым и каменистым, с сильным прибоем, а потом резко ушел влево. Позади оставались стоящие на якоре огромные контейнеровозы, сухогрузы поменьше, небольшие лесовозы, с палубы которых плавучие краны перегружали бревна на совсем уж мелкие баржи. Показались причалы, где стояли пришвартованные корабли с нависшими жирафьими шеями портовых кранов. На приближающейся Подде явственно виднелись тускло-блестящие и грязно-белые столбики небоскребов, а на Колуне мама указала на королевский дворец. Тот находился далеко от моря, но три его высоких башни хорошо различались даже с моря.

Потом причал как-то сразу оказался рядом, и мама, спохватившись, погнала Дзару к деду и вещам, собираться. Девочке пришлось тащить по трапу большую сумку, мужественно напоминая себе, что она уже взрослая, и стараясь не наступать босыми ступнями на острые поперечные ребра сходен. На корабле ехало не так много людей, человек двадцать или тридцать, и все поместились в большой комнате с железными стульями, обитыми чем-то мягким и синим. Тетя Филла и дядька, главный журналист Хёнкона, пристроились рядом с мамой и дедом.

– Прошу внимания! – на катару громко, но вежливо произнес чей-то мужской голос. – Администрация университета "Дайгака" приветствует новых переселенцев и гостей Хёнкона. Сейчас вы пройдете медицинский и таможенный контроль, после чего получите инструктаж о дальнейших действиях. После прохождения контроля просьба пройти в зал собраний – дорога к нему обозначена табличками. По завершения собрания вас вместе с багажом доставят до временного общежития. На контроль каждого вызовут лично, ожидание не должно продлиться больше получаса.

Потом голос произнес то же самое на кваре, и тут же сновапереключился на катару:

– На контроль вызываются: Дзидзи Мэйдо, Сатокана Мэйдо, Дзара Мэйдо, Сю Мин Цзэнь, Ойша Синдзару, Мэй Оодзава.

Дзара обиженно заныла. На удивительно большом экране телевизора, висящем высоко на стене, как раз появились чудные обезьяны, неспешно лазающие по лианам, и ей хотелось посмотреть. Однако мама согнала ее с сиденья и шлепком придала ускорение в сторону двери.

– До свидания, Филла-тара, дэй Брегг, – поклонилась она. – Заходите к нам в лапшичную, когда откроемся. Папа, идем же, не задерживай людей!

За дверью им приказали положить сумки и баулы на самостоятельно движущуюся ленту, тут же унесшую вещи сквозь маленькую арку. Дзару же незнакомая тетка в зеленой пижаме взяла за руку и, успокаивающе улыбнувшись встревожившейся маме, увела в белую-белую комнату.

– Здравствуй, Дзара-тяма, – сказала она. – Меня зовут Дзии. Я местный врач. Давай мы посмотрим, не забрался ли внутрь тебя какой-нибудь злобный микробишка?

– А ты иголками колоть станешь, атара, да? – опасливо поинтересовалась девочка.

– Нет, что ты, малышка. Мы иголками не пользуемся, – засмеялась тетка. – Не беспокойся, я не сделаю тебе больно. Совсем-совсем не сделаю. Если обману, можешь меня стукнуть. А еще за терпеливость я тебе дам большую и вкусную конфету.

– Мне мама конфеты не разрешает, – вздохнула Дзара. – Она говорит, от сладкого зубы портятся.

– Мама правильно говорит, но иногда можно. А теперь разденься, пожалуйста, полностью и ложись на кушетку.

Кушетка оказалась вовсе не кушеткой, а странной ванной, в которой Дзара немедленно утонула по шею. Плотная серая грязь сомкнулась вокруг нее, не позволяя пошевелиться, и девочка уже совсем было испугалась, но Дзии ласково погладила ее по голове, сказала несколько успокаивающих слов, и страх прошел. Серая грязь поднялась еще выше, оставив открытым только лицо, но больно действительно не стало. Наоборот, Дзаре показалось, что все ее тело сверху донизу что-то осторожно массирует. Стало тепло и хорошо, и даже захотелось спать. Потом грязь вдруг выдавила ее наверх, и тетка попросила перевернуться на живот, упереться в кушетку лицом и как следует выдохнуть воздух, а потом еще и сплюнуть.

– Ну, вот и все, тяма, – весело сказала Дзии. – Одевайся и держи конфету, заслужила. Хочешь посмотреть, как ты выглядишь?

Дзара влезла в свою нехитрую одежку и, взяв в руку конфету в бумажной обертке, с интересом посмотрела на большой вертикальный телевизор, в котором появилась голенькая девочка.

– Вот такая ты снаружи. А вот такая – изнутри.

У девочки вдруг исчезла кожа, и остались одни мускулы, потом вместо них появились кости, череп и много-много всякого, чего Дзара не понимала. Ух. Значит, у нее тоже есть скелет? И если она вдруг умрет, его можно собрать проволочками и повесить в витрине, как в одном магазине всякой всячины в Барне?

– Поздравляю, Дзара, ты вполне здоровая и развитая девочка. Никаких злых микробов я не нашла, и опасных болезней – тоже. Ну, а если простынешь или живот вдруг заболит, приходи снова, и я тебя быстренько вылечу. Теперь веришь, что у нас нет иголок и уколов? Не боишься больше?

– Не боюсь, – Дзара развернула обертку и осторожно попробовала конфету. Вкуснотища! – Спасибо.

– Пожалуйста. А теперь беги. Выйдешь в коридор – и налево, а там зал. Жди маму с дедушкой.

Вежливо попрощавшись и на всякий случай засунув в рот сразу всю конфету (а то вдруг мама запретит есть до обеда, чтобы аппетит не портить!), Дзара отправилась в указанном направлении. Но там никого не оказалось: до дальнего застекленного окна (или даже целой стеклянной стены!) стояли рядами скамейки, а вверху висел такой же большой телевизор, как в первом зале. На нем двигалось изображение: обезьяны прыгали по деревьям, ползла толстющая раскрашенная ромбами змея, бежал по своим делам странный зверь, вроде бы черепаха, но на высоких ногах и покрытый перьями… Несколько минут Дзара завороженно следила за животными, но когда в зале появились первые пассажиры, спохватилась. Где же мама и дед? Ведь уже много времени прошло! Девочка подошла к двери, из которой вышла, но та оказалась гладкой и без ручек, и даже ногтями не цеплялась. Ну и ладно. Наверное, их просто тщательно лечат. Интересно, а врачи здесь дорогие? Мама говорила, что хорошие врачи всегда дорогие, а врачи, умеющие лечить без уколов, наверняка хорошие.

Вздохнув, Дзара отошла поближе к телевизору, но тут ее внимание привлекла местность за окном. Снаружи сразу начиналась большая автобусная станция с навесами и скамейками, а дальше – парк со старыми толстыми деревьями, посреди которого возвышалась четырехэтажная башня с циферблатами часов и, сверху, еще одной маленькой башенкой с куполом и колоннами. Затем виднелось удивительное здание, почти совсем-совсем круглое, а еще сквозь деревья отчетливо проглядывал блеск колеблющейся воды. Какое-то время девочка разглядывала местность, потом осторожно подошла к двери на улицу, приоткрыла ее и выглянула. В лицо ударил влажный воздух, гораздо более теплый, чем на пароме. Она несмело ступила за порог – и вздрогнула от чужого голоса.

– Тебя ведь зовут Дзара? – осведомился на кваре, наклоняясь к ней, высокий лысый дядька в шортах, пятнистой рубашке и черных очках. На его щеке красовалась такая же картинка, что и у дядьки на корабле. – Скучаешь?

– Да… – тихо прошептала девочка, испуганно глядя на незнакомца. Вот сейчас ее изругают за то, что лезет, куда не просят.

– Плохо, когда поиграть не с кем? Понимаю. Извини, но Дзии сообщает, что немного задержит твоих родственников. Она решила сразу полечить маме женские органы, а дедушке – коленные суставы. Можешь пойти пока погулять по окрестностям, только далеко не уходи, чтобы мама не искала потом по всему Колуну. Договорились?

– Хорошо… – еще тише прошептала девочка. Он не ругается? И просто так позволяет уйти? Может, он просто шутит, а потом как крикнет в спину… Или нет, зачем ему? Он же взрослый дядя.

– Ну вот и здорово, – улыбнулся лысый. – Вон в ту сторону, за парком и часами – Звездная набережная. Там до сих пор сохранились статуи разных киноактеров. Можешь на них посмотреть.

Он выпрямился и замер неподвижно, словно еще одна статуя.

– Сэрат дэй, – немного осмелев, спросила Дзара, – а вы боэй, да? У вас картинка на щеке…

– Я боэй, – кивнул дядька, оживая. – Ты знаешь, что это такое?

– Не-а. Я на корабле слышала.

– Боэй – как бы робот-полицейский. В Кайтаре даже такой фильм есть, видела? Я слежу за порядком и помогаю людям, когда нужно.

– Ух ты! Сэрат дэй, вы настоящий робот?

– Конечно, – и дядька слегка ей подмигнул, приспустив на носу темные очки. – Самый что ни на есть настоящий. А еще у нас в службе безопасности работает много обычных людей. Если привяжутся хулиганы или разбойники, сразу зови на помощь, и мы тебя спасем.

Нет, он все-таки не робот, просто прикидывается. Разве роботы умеют так говорить? Они большие, железные, с угловатыми башками и руками, а еще они умеют трансформироваться в грузовики и самолеты, как в мультфильмах показывают. Кстати, тетя Филла на корабле говорила, что боэй тоже умеют превращаться. Может, попросить дядьку, чтобы превратился в грузовик, если он и в самом деле робот? Или нет, нельзя. Мама запрещает приставать ко взрослым с глупыми просьбами. Вот бы к самой Дзаре кто-нибудь привязался, требуя, чтобы она превратилась в грузовик или хотя бы в простенькую легковушку!

Поколебавшись и на всякий случай поклонившись дядьке, девочка медленно пошла по парковой дорожке, ощущая босыми ступнями тепло шероховатых каменных плит. Деревьев, как здесь, она никогда раньше не видела, и они стояли зелеными, а не облетевшими, как в зимней Барне. Обогнув башенку с часами и обнаружив длинные сухие сейчас фонтаны, а также странную черно-чугунную конструкцию навроде корявого человека в длинном рваном плаще, девочка наконец добралась до набережной.

Отсюда было хорошо видно, что двухэтажный пассажирский пирс, к которому пришвартовался паром, выступает далеко в море. Наверное, к нему могут причаливать даже большие суда. К востоку длинным полумесяцем уходила гранитная набережная, вдоль которой действительно стояли каменные и металлические статуи. Дзара подошла к одной из них. Обнесенный невысокой железной оградкой, на постаменте кривлялся дядька, привставший на цыпочки одной ноги, а другую подняв в воздух да еще и размахивая при том руками. Наверное, клоун. Интересно, за что клоуну могут поставить памятник? На постаменте виднелась надпись "Чэн Лун". Дзара прочитала ее на два раза, но так и не сообразила, кто он такой. Рядом еще один железный дядька припал к земле, подняв одну руку со сжатыми пальцами, словно журавлиную шею. "Ли Ляньцзе" – тоже непонятно кто. Дальше стояла высокая чугунная тетенька, почти голая, вытянувшая вверх руку, в которой, наверное, когда-то что-то держала. Еще метрах в двадцати обнаружился дядька со старинной кинокамерой, которого Дзара поначалу даже приняла за живого, а перед ним сидел на табуретке еще один дядька с тростью, короткими усами и в смешной круглой шляпе. Еще дальше стоял дядька с поднятой палкой, к вершине которой примотали непонятную овальную штуку… С противоположной от воды стороны набережной тянулись потрясающие здания: уже замеченное из зала прибытия странное круглое, еще одно кубическое, потом прямоугольное с нависающими стенами, а дальше стояли еще несколько обычных, завешенные длинными полосами грязной ткани. Смутно двигались тени: наверное, рабочие.

Приоткрыв рот от удивления и восторга – она еще никогда не видела столько интересных забавностей! – Дзара неторопливо шла вперед, пожирая взглядом окружающее. В глубине души она все время помнила, что нельзя отходить далеко, чтобы не потеряться, но остановиться казалось решительно невозможным. Вот еще несколько шажков, еще десяток – ну ведь можно же?

Странную девочку немного старше себя Дзара обнаружила, когда уже незаметно дотопала до места, где возле скучных свежевыкрашенных складов торчали не менее скучные пальмы, и совсем уже решила повернуть назад. Сначала она приняла незнакомку за еще одну статую, но потом разглядела, что налетающий с пролива ветерок треплет одежду: темно-синий жакет странного покроя (кажется, такой называется "китель") и длинную, до колен, такую же синюю юбку с желтыми вертикальными полосками по бокам. Девочка сидела на тумбе возле спускающейся к воде лестнице и высокой каменной пирамиды, свесив босые ноги. Черные туфли с засунутыми белыми гольфами стояли неподалеку. Дзара неслышно подошла сзади и остановилась, разглядывая. Можно ли с ней заговорить? Девчонка года на два или три старше, а такие всегда страшные воображалы и с мелюзгой, как сами выражаются, не водятся. По крайней мере, в старой школе все было именно так. Но ведь незнакомка первая, кого Дзара встретила в Хёнконе! Если не считать дядьки, конечно, совравшего, что боэй.

Пока Дзара размышляла, девчонка повернула голову и внимательно посмотрела на нее.

– Привет, – сказала она. – Ты чего подкрадываешься?

– Я не подкрадываюсь! – насупилась Дзара. – Я гуляю. Нельзя, что ли?

– Можно, – разрешила девчонка, тряхнув коротко остриженными волосами, и спрыгнула с тумбы. В разрезе жакета, под воротником белой блузки, блеснуло украшение: ошейник из толстой серебряной проволоки с вделанным большим фиолетовым камнем. Пока девчонка натягивала гольфы и туфли, Дзара с завистью его рассматривала. Наверное, она из семьи местных богачей. Или нет, иностранных: местные же давным-давно сбежали. Интересно, она из Ценганя или Кайнаня?

Пока она разглядывала кольцо, девчонка закончила обуваться и выпрямилась.

– Ты так смотришь, словно кубирина никогда не видела, – с видом превосходства усмехнулась она. – Или в самом деле не видела?

– Не-а, – Дзара качнула головой. – А что такое "кубирин"?

– Ну, вот… – девчонка коснулась пальцем своего ошейника. – Точно не видела и не слышала, да? Ага, значит, мы действительно не в Сайлавате. Тебя как зовут?

– Дзара. Дзара Мэйдо.

– А я Рикона. Рикона Кэммэй. Я второй сержант и Щит второй категории.

– Какой ты сержант, если ты еще девочка? – рассудительно сказала Дзара. – Сержантами только взрослые дядьки становятся. И потом, нужно говорить не "второй сержант", а "сержант второго класса".

– Я, между прочим, вовсе не маленькая! – обиделась Рикона. – Мне уже четырнадцать! И я вовсе не во втором классе, а на втором курсе Академии Высокого Стиля. Еще немного – и стану настоящей Защитницей, отправлюсь в пограничье, с монстрами воевать.

– Врешь. И вовсе тебе не четырнадцать.

– Сама дурочка! Ну… Грампа говорила, что у вас год какой-то не такой. По вашему… – она посчитала на пальцах. – По вашему счету, наверное, тринадцать. Или чуть меньше.

– А мне уже десять. Через полгода одиннадцать исполнится! А что такое "по вашему счету"?

– Ну, я же из Сайлавата. Из графств.

– Никогда не слышала, – Дзара пожала плечами. – А где твой Сайлават? На Фисте?

– Где? Да нет, говорю же – я из графств. Мы к вам на премиальную экскурсию через портал попали. Все поехали на катере вокруг горы кататься, а меня на воде мутит, как проклятую. Вот я и осталась по набережной прогуляться. А у вас тут пустота, даже посмотреть не на что. Говорят, у вас корабли огромные и без парусов плавают, а на самом деле ни одного не видно. Хотя катер и в самом деле без парусов.

– Мы сюда на корабле пришли, он называется "паром", и у него нет никаких парусов, и вообще он скучный и неинтересный. Вон там стоит, только отсюда не видно. А у вас все корабли с парусами, да? А что такое "портал"?

– Портал… – Рикона задумалась. – Ну, такой столб большой, туманный. Крутится и еще иногда изнутри светится.

– Как волюта? Или кольчон? А он большой?

– Волюта? – удивилась девчонка. – Не знаю, в первый раз слышу. И кольчона тоже не знаю. Столб и столб, саженей когда пять в высоту, а когда и десять. И толстый. Они сами по себе появляются иногда на площадях всяких, через них вещи с той стороны… ну, с вашей, проходят иногда. А три года назад они людей пропускать начали, но ненадолго, потом обратно выбрасывает. У нас призовая экскурсия за то, что мы лучшие на курсах по баллам. А ты здесь живешь?

– Не-а, – Дзара отрицательно мотнула головой. – Еще нет. Мы только что приехали. Маму с дедом пока лечат, а меня гулять отпустили… ой, времени уже много, наверное! Мне обратно пора. Пойдем вместе, а? А то если одна вернусь, мне опять влетит.

– Не могу, – со вздохом отказалась девчонка. – Наши скоро вернутся, а я тут обещала ждать. Извини. Мы к вам до завтрашнего вечера приехали, а ночевать станем, сказали, вон там – видишь трехэтажный длинный дом? Приходи, если хочешь.

Дзара посмотрела в указанном направлении. Действительно, из-за каких-то заборов выглядывало серое здание с надписью "Гостиница" на катару и кваре вдоль крыши. Вернее, надписи виднелось четыре, но одну, написанную нормально, Дзара не поняла, а вторую вообще разобрать не сумела: буквы оказались странными и невиданными.

– Ладно, приду, если отпустят, – согласилась девочка. – А что такое щит?

– Щит?

– Ну, ты сказала, что щит крутой категории. Это как?

– Балда! – сердито сказала Рикона. – Не "крутой", а "второй". Я Щит вызываю, чтобы чудищ останавливать и по земле размазывать. Правда, показать не могу, кубирин без авторизации не действует. А так, если руки расставить в стороны и напрячься, получается… Ой!

Девчонка в синей форме растерянно смотрела на разведенные ладони, меж которыми заиграла неяркая выпуклая радуга – а сбоку раздалось придушенное изумленное восклицание.

На Рикону и обернувшуюся Дзару удивленно смотрела еще одна девчонка: в широких мужских шортах, мужской же майке и босиком. Она казалась исхудавшей, словно после ста лет голодовки, и с левой стороны в черных как смоль волосах отчетливо светились три серо-белые пряди. На левом запястье тускло поблескивал серый браслет, а возле ноги невозмутимо восседал, скрестив на груди переднюю пару лап, удивительный рыже-бело-зеленый шестиногий зверек с лопоухими ушами и странными глазами.

– Ты… тоже эйлахо? – изумленно спросила незнакомка на кваре.

Казалось, сегодня солнце палило особенно жарко.

Почти двое суток после события, названное паладаром Майей "медицинским экспериментом", Фуоко пребывала в состоянии легкого отупения. Она изо всех сил старалась не думать о произошедшем позавчера утром, но рано или поздно перед мысленным взором всплывала то одна, то другая сцена, после чего девушку бросало в жар и в холод одновременно. Она не думала, что способна на такое, в медицинских целях или еще каких… она вообще не понимала, что секс может оказаться настолько приятным и ошеломляюще-постыдным одновременно. Три тела, сплетавшихся в немыслимых позах, волны невероятного наслаждения, накатывающие со всех сторон… и она занималась любовью с женщиной! С женщиной, пусть и ненастоящей. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, останется лишь пойти и повеситься. Она упорно старалась отвлечься, но весь позавчерашний день прошел в каком-то тумане, и Фуоко даже не помнила, ела ли что-нибудь. Ночью она металась в жару и почти в бреду, и возвращал ее к реальности лишь пушистый теплый комок: шестиногий трехцветный парс решительно основал ночное лежбище в ногах кровати и недовольно отпинывался, ненароком придавленный к стенке.

Вчерашнее утро принесло облегчение. Перед рассветом Фуоко наконец-то задремала и проснулась на удивление свежей, хотя и страшно голодной. Ощущения от "эксперимента" слегка пригасли, и, утолив зверский голод парой батончиков из холодильника (коробка почти опустела!), она даже сумела заставить себя сделать зарядку и принять душ. Тело все еще охватывала приятная истома, но девушка, плюхнувшись обратно в постель, сумела сосредоточиться на терминале. Еще раз изучив разделы библиотеки, она выбрала пособия по математике, физике, химии, экономической географии, камиссе (для продолжающих обучение), катару и эсперанто (для начинающих, единственный паладарский учебник), после чего немного посмотрела телеканал "Четыре звезды", непостижимым образом в числе прочих транслируемый прямо из Барны. Правда, на восточном побережье Типпы все еще стояла глубокая ночь, так что канал в дежурном режиме показывал старые, еще черно-белые фильмы, да еще прокрутил запись вчерашнего выпуска новостей. Потом в сопровождении черно-белого парса явился Кирис, необычно смущенный и тихий, присел на кровать, помолчал пару минут, потом внезапно встал и ушел, буркнув, что идет проведать отца. Ну и пусть себе топает! Хоть бы извинился, что вчера у нее на глазах увлеченно трахался с паладаршей!

Ох, кто бы говорил…

Чуть позже явилась Таня Каварова. Куратор озабоченно посмотрела на Фуоко, пощупала лоб и вознамерилась куда-то звонить и кого-то звать на помощь, чтобы не допустить немедленной гибели пока что единственной подопечной. Фуоко на ломаной камиссе с трудом убедила ставрийку, что все в порядке. Слегка успокоенная, та пощекотала за ухом благосклонно мурлыкнувшего парса и просмотрела список отобранных пособий. Большую часть она одобрила, добавила пару книг по истории Ставрии и мировой истории, один учебник по математике решительно отвергла как плохо написанный и бесполезный для Фуоко, заодно заменила пособие по камиссе на другое, после чего отправилась восвояси. Перед уходом воспитатель оставила в холодильнике большую коробку с едой: вареный рис, сосиски, сырно-макаронная запеканка, несколько уже знакомых Фуоко осьминожьих шариков, а также хитрым образом зажаренного на палочке ужасно вкусного кальмара.

– Поправляйся, дэйя Винтаре, – строго сказала Таня на кваре, почти таком же корявом, как камисса Фуоко. – Я не знать, что с тобой плохо, но Дзии скажет, ты себя чувствуй хорошо уже завтра. Кушать надо. Жалеться не надо. Начинай работать, скоро семестр начать. Твои результаты очень хороший, можно два года закончить в один. Стараться!

Действительно, сколько времени Фуоко уже потратила впустую с больницей и дурацкими "экспериментами"? Декаду или около того. Вот размазня! Нужно начинать работать, и тогда действительно появится шанс закончить два подготовительных курса экстерном. А значит, уже через год, к следующей весне, она станет полноправной студенткой Университета. Правда, Кир за ней наверняка не угонится, но кто сказал, что им обязательно учиться с одной скоростью? И если Кир в самом деле хочет отстроить Хёнкон, может оставаться здесь навсегда. А вот она совсем не уверена, что захочет провести остаток жизни на крохотном клочке суши, окруженном горами.

В тот день, впрочем, насиловать себя Фуоко не стала: достаточно, что накануне до потери сознания ее насиловали другие. Семейный врач всегда напоминал, что лишний фанатизм может ухудшить ситуацию, и она решила дать себе поблажку еще на день. До самого вечера девушка валялась в постели и изучала терминал, читала книжки и смотрела фильмы, а ближе к полуночи вдруг внезапно отрубилась на середине абзаца и крепко, без сновидений, проспала почти до десяти утра. Проснувшись, она обругала себя за лень, влезла под холодный душ, съела последний осьминожий шарик и половину питательного батончика, а затем постучалась в дверь к Киру. Тот не ответил: наверное, опять куда-нибудь смылся. Вечером нужно его отловить и попробовать… В общем, в ходе "эксперимента" в память запали несколько интересных позиций. Следует проверить, как получится наедине, без пусть и приятного, но все равно чужого вмешательства. Кстати, сегодня должна приехать заказанная одежда, в том числе красное ципао – побыстрее бы примерить его перед зеркалом, а потом показаться Киру. И пусть попробует брякнуть, что фигня полная!

Ну, а теперь – размяться. Этак она быстренько растолстеет. Хватит сутками валяться на кровати, пора начинать восстанавливать форму. Пробежка! Однако, выскочив из постели, Фуоко сообразила, что пробежка – вещь замечательная, но требует спортивной формы. Возможно, паладарам безразлична нагота, но она лично еще не готова мотаться по улицам нагишом. Ну, что поделаешь! Спортивные трусы и майки придется добывать, а пока попользуемся тем, что есть. Можно даже без лифчика…

Вот только туфли пусть и удобные для ходьбы, для бега совершенно не годятся. Поразмыслив, Фуоко решила рискнуть без них. В конце концов, уличный асфальт выглядит чистым и незамусоренным, стекло и проволока не валяются, а мелкие песчинки можно пережить. Попробуем босиком – в конце концов, всегда можно вернуться, если не получится.

Перед выходом из комнаты она критически оглядела себя в зеркале. М-да. На парне такие шорты с майкой смотрелись бы нормально, но ее превращают в чучело. Парс уселся рядом с ней и посмотрел сначала в зеркало, а потом снизу вверх на хозяйку.

– Вот ведь еще проблема – как же тебя назвать? – вслух пробормотала Фуоко.

Рыже-бело-зеленый зверек недовольно чихнул. Тоже мне проблема! – казалось, говорит его мордочка. Возьми да придумай!

– Кстати, ты у нас кто – мальчик или девочка? – поинтересовалась Фуоко, склоняясь к шестилапу. – Хотя ты ведь не настоящий. Значит, станешь, кем захочу. Один мальчик у меня уже есть, и того слишком много, значит, ты девочка. А назову тебя…

Девушка задумалась.

– Зорра! – наконец решила она. – Раз на лису походишь, значит, Зорра. Понимаешь? Тебя зовут Зорра!

– Зорра! – неожиданно тявкнул зверек. – Имя Зорра назначено! Зорра хорошая девочка!

Фуоко даже отшатнулась от неожиданности.

– Так ты даже говорить умеешь? – пораженно спросила она. – Ты такая умная?

Что Риса-Карина говорила про разум ребенка? Тьфу. Из-за Майи с ее бесстыдством совершенно из головы выветрилось. Парс… нет, уже парса, склонив голову набок, выжидательно смотрела на хозяйку и отвечать, как видно, не собиралась. Может, она умеет произносить лишь некоторые слова? Кажется, в детстве, еще до Удара, некоторые куклы умели говорить, но не слишком много.

– Ладно. Вперед, на прогулку. Ур-ра!

И, щелкнув по опознавательному браслету, Фуоко решительно направилась к выходу. Зорра, опередив, стремительно порскнула к двери, дотянулась передними лапами до ручки и ужом вывернулась в коридор через такую микроскопическую щель, что Фуоко даже глазам не поверила.

На улице стояла жара. Уже наступил полдень, и солнце стояло высоко в безоблачном выцветшем небе. Ну конечно, они ведь в южном полушарии, и если дома в Барне зима, то здесь – разгар лета. Фуоко осторожно ступила босыми ногами с крыльца на тротуар. Ничего, нормально, и подошвы не колет. Теплое вещество, очень похожее на асфальт, но, по пристальному взгляду, от асфальта слегка отличающееся (более гладкое и менее пористое), едва заметно пружинило под пятками. В обуви такое не ощущалось. От правой части крыльца, где позавчера ночью так неудачно выстрелила шаровая молния, метров на пять тянулась полоса чуть-чуть темнее, чем окружающая поверхность. Фуоко присела и потрогала ее границу пальцем. Нет, никакого шва не чувствуется.

От воспоминания о молнии настроение резко испортилось. Здорово в тишине спальни, забравшись под теплое одеяло с книжкой в руках, мечтать о подвигах и победах. Принцесса, блестящим двуручным мечом поражающая дракона или руками мечущая в монстров огненные стрелы – так приятно изображать ее в мечтах и настолько неуютно в реальной жизни… А если ненароком в кого-нибудь попасть? Если разряд вспахал несколько метров асфальта, или что там используют паладары, то уж человека точно в клочья разорвет. Ты – чудище, милая. Извращение природы. Эйлахо. Место тебе в лаборатории с обшитыми железом стенами, но если уж позволяют гулять на свободе, держи себя в руках и храни тайну. И – нет, больше никаких экспериментов со свечением в ладонях, понятно? А то в следующий раз может получиться даже не файерболл, а что-нибудь похуже, и придется соскребать не только покореженный асфальт, но и остатки тебя самой. Если останется что-то, конечно. В руках возник знакомый зуд, и девушке вдруг страшно захотелось снова вызвать светлячка и посмотреть, что выйдет. Ну уж нет, хватит! Наигралась.

Зорра ткнулась ей носом в бок, отбежала в сторону, обернулась и вопросительно тявкнула.

– Да иду, иду, – сказала ей Фуоко. – Вот, блин, нетерпеливая…

Она поднялась с корточек, повела плечами и осторожно, приноравливаясь к новым ощущениям в ступнях, потрусила по дороге. Карту окружающей местности она изучила еще вчера, на терминале, и сейчас направлялась к Звездной набережной. По ней можно добраться к пассажирским пирсам и месту, охарактеризованное картой как "Киноаллея". Там же, как Фуоко заметила еще с катера, располагались необычные и хорошо сохранившиеся здания, обозначенные как "Музей науки", "Музей изобразительных искусств" и "Театр трех измерений". На сегодня расстояния в полцулы в одну сторону хватит, а потом, попозже, можно сбегать и до старого королевского дворца, чтобы своими глазами вблизи посмотреть на высокие башни. Но туда по прямой больше двух цул в одну сторону, а с учетом дороги – и все три. Шесть цул для нее и в хорошей-то форме довольно много, а сейчас… Нет, через пару-тройку декад, не раньше. Лишь бы паладары с их страстью рушить все, хоть чуть-чуть ветхое, не сравняли его с землей к тому времени!

Уже метров через пятьдесят Фуоко осознала, что жестоко ошиблась со временем пробежки. Неосознанно держа в уме зимнюю прохладу Барны, где температура держалась на уровне плюс пяти-семи, а иной раз опускалась почти до нуля, девушка не учла, что южное побережье Хёнкона на целых десять таби ближе к экватору. Стоящее в зените солнце немилосердно палило макушку, не прикрытую даже тонкой панамкой (ххаш, вот и еще одна забытая в заказе мелочь!), а от температуры, приближавшейся, наверное, к тридцати градусам, девушка начала задыхаться. Впрочем, возможно, в одышке оказалась виновата и ее дурная слабость. В конце концов, чтобы хоть как-то отдышаться, пришлось перейти с трусцы сначала на быстрый, а потом и неторопливый шаг. М-да, подруга, запустила ты организм со своими приключениями. Скоро с палочкой ходить придется, а то и в инвалидном кресле ездить. Вот когда надо, ни за что вес не сбросишь, а как не требуется, так сразу на несколько килограммов худеешь. Ну что за жизнь!

Совсем остановиться она себе не позволила, тем более что дорога миновала зародыши будущих парков с торчащими рядами саженцев и потянулась между не то складов, не то ангаров, щеголяющих слоем новехонькой зеленой краски. В тени стало немного легче, и Фуоко даже малодушно позволила себе остановиться на несколько минут, чтобы восстановить дыхание, опираясь рукой о стену. Зорра, привстав на задние ноги и упершись средними в хозяйское колено, потеребила передними за майку.

– Плохо? – озабоченно тявкнула она. – Фуоко плохо? Помощь? Дзии?

Фуоко погладила парсу по голове.

– Все в порядке, – сказала она. – Я отдыхала. Не надо Дзии.

И пошла вперед, пока мелкая охранница и в самом деле не вызвала "скорую" в виде очередного паладарского дрона. Опять ведь законопатят в больничную палату из самых лучших побуждений!

Склады быстро кончились, и пролив заиграл перед глазами мириадами мелких солнечных брызг. Как и намеревалась, она наконец-то оказалась на Звездной набережной. Интересно, сколько времени ушло на полцулы – двадцать минут, двадцать пять? Зачем тогда, в самолете, во время переодевания она сняла часы? Почему решила, что в нагрудном кармане они окажутся в безопасности? Лежат сейчас где-то на морском дне, а ей мучиться. Кстати, на набережной есть транспортные терминалы, можно засечь время там.

Набережная тянулась и влево, к дальним кранам грузового порта, и вправо, к западным пассажирским пирсам. Однако влево она выглядела пустой и унылой, через правильные промежутки из серого камня торчали запущенные разросшиеся пальмы, а вдоль нее стояли скучные монотонные склады. Вправо же там и сям наблюдались разбросанные в беспорядке статуи из черного и серого металла, остовы лавочек для отдыха, которые паладары, видно, еще не успели починить, высокие граненые столбы из такого же серого камня, что и плиты под ногами, а также здания музеев. Ну, надо потихоньку дотащиться, побродить вокруг и вернуться домой. Тогда программу физподготовки на сегодня можно считать исчерпанной. Ступив на каменную плиту, казавшуюся куда холоднее паладарского асфальта, девушка двинулась в сторону статуй. Эх, и фотоаппарат ушел на дно вместе со всеми отснятыми пленками! Придется запоминать глазами. Надо выяснить, не сможет ли мама прислать новый аппарат, и еще запас пленки к нему. И химикаты для проявки, чтобы слайды делать. И часы заодно. Кстати, маме нужно позвонить сегодня же, а то в предыдущий раз они связывались еще до выписки из больницы. Та, наверное, волнуется…

Ноги буквально подкашивались от накатившей слабости, а потому двух девочек она заметила, только когда вплотную подковыляла к очередной каменной стеле. Одна из незнакомок, чуть младше Фуоко, щеголяла сине-желтым костюмом полувоенного, а может, и совсем военного покроя, с какими-то странными значками в петлицах, а ее короткая стрижка выглядела почти мальчишеской. По внешнему виду китель и юбка казались суконными – и как она умудряется так ходить по палящей жаре? Вторая девчонка, лет девяти или десяти на вид, носила нормальную, хотя и довольно потрепанную детскую одежду – короткие шортики и легкий топик. Мелкая что-то с интересом выспрашивала у старшей на катару. Фуоко с вялым интересом глянула на них. С одной стороны, они, наверное, новые ученицы… хотя нет, младшая слишком молодая. Ну, неважно. В любом случае они первые ее почти сверстники, не считая Кира, встретившиеся в Хёнконе. С другой стороны, по такой жаре и слабости ни с кем общаться решительно не хотелось, да и не факт, что они знают кваре. Если не знают, конфуз выйдет, так что фиг с ними. Не растают же они в воздухе, наговорятся когда-нибудь.

Фуоко уже почти миновала незнакомок, когда девчонка в синей форме развела руки и между ними вдруг заиграли струящиеся радужные цвета. Поперхнувшись от неожиданности, Фуоко резко остановилась. Она хорошо помнила такую же радугу между рук Рисы Сереновой на Косом пляже, когда паладар отчаянно пыталась прикрыть школьников силовым полем. Может, девочка – еще одна форма ректора Университета?

Радуга пропала так же внезапно, как и появилась. Обе девочки повернулись к ней и тут же изумленно уставились на Зорру, усевшуюся на средние и задние лапы, а передние скрестившие на груди. И тут Фуоко разглядела длинную запекшуюся царапину, тянущуюся у девчонки в форме от бедра через колено и лодыжку до самой косточки у ступни. Нет, не паладар, не кукла. Человек.

– Ты… тоже эйлахо? – почему-то полушепотом спросила она, и тут же обругала себя последними словами. Во-первых, ее не поймут. Во-вторых, если поймут, при мелкой вовсе незачем использовать такие слова, еще начнет болтать языком где попало…

– Она не эйлахо, она через портал прилетела, – вдруг на прекрасном кваре, да еще и с характерным барнским произношением, ответила мелкая. – Из графств. И еще она сержант и с монстрами воюет. А ты кто такая? Ты здесь живешь, да? А почему на кваре говоришь? А откуда такая классная собака?

Фуоко ошеломленно задохнулась. Однако прежде, чем она успела прийти в себя и ответить, девчонка в форме шагнула вперед и присела на корточки, протянув руку к Зорре. Она произнесла какие-то слова, среди которых отчетливо услышалось "парс", и вдруг тоже заговорила на кваре:

– …или тоже через порталы приходят?

– Что? – глупо переспросила Фуоко, глядя, как Зорра благосклонно обнюхивает руку нахалки вместо того, чтобы как следует тяпнуть за палец.

– Парсы у вас сами водятся или тоже через порталы приходят? – терпеливо повторила девчонка в форме, глядя снизу вверх. – У нас мало кому их вызвать удается, на всю Академию пять штук… ой.

Она замолчала и склонила голову, словно прислушиваясь к себе.

– А на каком языке я говорю? – озадаченно спросила она. – Только что вроде какой-то другой был. Или нет?

– Ты на кваре говоришь. А раньше – на катару, – проинформировала ее мелкая. – А у вас в графствах их тоже учат?

– Не знаю таких, – девчонка распрямилась. – В графствах один язык, а в мирах за порталами – много. Нам объясняли, когда через портал проходишь, на них сама собой говорить начинаешь. Свойство у них такое, у порталов. Я даже и не знала про другие языки, пока нас к экскурсии готовить не начали. Вака Дзара, тебя мама потеряет.

– У-у… – непонятно протянула мелкая. – Рикона, а покажи еще раз свой Щит, а?

– Щит… – девчонка заколебалась и глянула на Фуоко.

– Я все равно уже видела, – пожала плечами та. – Но если боишься, не надо. Хотя я и сама…

Произнося эти слова, Фуоко уже поняла, что болтает лишнее, но остановиться не успела.

– …так же умею. Ну, почти так же.

Все, ляпнула. Правильно Риса говорила, нужно следить за языком. Но Рикона упомянула про портал – а на Палле точно нет ничего подобного. Неужели вроде-сержант тоже Чужая?

– Так же? – недоверчиво переспросила Рикона. – И авторизации не требуется? Ты Щит и в Академии учишься?

– В академии? Ну… э-э, я в подготовительный колледж при Университете поступила. Считается за академию?

– Колледж не знаю. Ты Щит или нет? Или Меч? У тебя даже кубирина нет.

– Тьфу! – рассердилась Фуоко. – Так и станем за непонятные словечки цепляться? Если из другого мира явилась, так и скажи. Ясно же, что у нас все по-разному. Я не щит и не меч, и понятия не имею, о чем речь. Кстати, меня Фуоко зовут. Фуоко Винтаре.

– Я Рикона Кэммэй, второй сержант.

– А я Дзара Мэйдо, – без спросу влезла мелкая.

Мэйдо? Фамилия вызвала в душе отклик, но какой, Фуоко не поняла. Видимо, слышала раньше, но вот где?

– Очень приятно, – сухо ответила она. – Рикона, ладно, забудь. Не хочешь, не показывай. Слушай, мелкая, ты бы шлепала к мамочке, а то тебя и в самом деле потеряют.

Дзара надулась, но уходить и не подумала. Вот приставала!

– Да не то чтобы не хочу… – девчонка с военным званием замялась. – Просто… ну, у нас нельзя Атрибут вызывать без авторизации преподавателя или куратора, как у взрослых Защитников. Даже не запрещено, а просто нельзя, в принципе. Один Май Куданно умеет, королевский фертрат, но он сам через портал пришел и наполовину демон. Если вдруг Грампа, она командир экскурсии, узнает, что я Щит без авторизации вызываю, голову оторвет. Хотя… мы же за порталом, и наши правила здесь не действуют. Ну ладно, раз вы обе видели… Только никому, ладно?

– Честно-честно никому не скажу! – с жаром поклялась мелкая Дзара. Фуоко кивнула, подтверждая.

– Уф… – Рикона опасливо оглянулась на пролив и развела руки. Мгновение – и между ними опять заструилась радуга. Присмотревшись, Фуоко поняла, что на самом деле настоящей радуги нет: просто просвечивающие каменные плиты и вода у набережной искажаются, как сквозь сильную призму (в голове тут же всплыло непрошенное воспоминание о задачке, решенной на пару с Киром). Невидимая линза колебалась, словно шла волнами, и все сквозь нее играло разноцветными бликами.

Что может искажать проходящий свет? Фуоко твердо помнила, что сил в мире ровно четыре: гравитация, электромагнитное поле, а также сильное и слабое взаимодействия. Но последние два проявляются на уровне атомов, а электромагнитное поле, кажется, свет не искажает. Неужто гравитация? Тогда становится понятным, как на Косом пляже действовал щит Рисы: она просто отталкивала налетавшую воздушную волну, направив вектор гравитации в противоположную сторону.

Внезапно Зорра, громко тявкнув, прямо с места прыгнула в радужные переливы и тут же повисла в них, небрежно кувыркаясь, словно купаясь в воздухе. Рикона негромко охнула, но поле не пропало. Наоборот, оно стало еще более радужным и словно бы… плотным, да, вот подходящее слово. Теперь предметы сквозь него почти не различались, словно растворяясь в многоцветной мути. Парса, почему-то оставшаяся ясной и четкой, звонко залаяла – звук, похожий на "кун-кун-кун" – и, словно ей в ответ, вдали раздался едва слышный треск.

Резко выдохнув, Рикона упала на колено, и поле между руками пропало. Парса, извернувшись не хуже многоопытной кошки, приземлилась на все четыре… вернее, на все шесть лап и недовольно фыркнула, толкнув Рикону носом в бедро. Очевидно, паладарской зверюшке понравилось купаться в гравитационных волнах, и она интересовалась, не следует ли ждать продолжения.

– Отвяжись, балда, – тяжело дыша, проговорила иномирянка. – Ты же тяжелый… или тяжелая? Куда лезешь вообще немытыми ногами! Слушай, м-м… Фуоко, сколько твое животное весит? Тонну?

А действительно…

– Не знаю, – подумав, ответила Фуоко. – Мы всего третий день знакомы. Мне ее…

…приставили следить, чтобы не померла ненароком…

– …недавно подарили. Ну-ка, проверим.

Она ухватила парсу за брюхо в районе средней пары лап и потянула. Зорра недовольно запищала, но вырываться не стала. Однако Фуоко не смогла оторвать ее от земли даже наполовину. От ужасной тяжести и жары перед глазами поплыли темные круги, земля под ногами покачнулась… и девушка обнаружила, что стоит на четвереньках, а Зорра встревоженно крутится рядом и тыкается в щеку теплым сухим носом.

– Эй, ты в порядке? – встревоженно спросила Рикона. – Ты вся бледная. Врача вызвать не нужно?

– Давайте позовем! – с энтузиазмом согласилась Дзара. – Тетя Дзии – хороший врач, она даже уколы не ставит, все и так лечит. Хотите, сбегаю? Я быстро!

– Не надо Дзии… – прошептала Фуоко, усаживаясь бедром на плиты и потирая лоб. – Все уже, все нормально. Я из больницы недавно вышла… ну, долгая история. Много веса потеряла, до сих пор пошатывает. Все нормально, просто перенапрягаться нельзя.

– Ну, сама смотри, – с сомнением проговорила Рикона. – Только выглядишь паршиво. Я бы тебя вообще из постели не выпустила. Давай до лавочки доведу? А лучше в тень куда-нибудь…

И тут постепенно усиливающийся дальний треск вдруг нахлынул оглушительной волной. Из прохода между складами вырвался странный грохочущий агрегат. Рикона вскинула руки, словно защищаясь, и между ними снова появилась радуга.

– Что там? – с ужасом спросила она. – Чудовище?

Заложив вираж, агрегат, оказавшийся невообразимо старым мотоциклом с коляской, остановился рядом. На водительском сиденье гордо восседал Кирис в извоженном рабочем комбинезоне и старом мятом шлеме без козырька, щеголяющий улыбкой, ослепительной на чумазом лице. Из коляски, лишенной ветрового стекла, торчала такая же довольная мордочка парса.

– Привет, Фучи! – весело заявил Кирис. – Смотри, какой аппарат крутой! А я тебя обыскался. В общаге нет, куда ушла – непонятно. Хорошо, Гатто всегда знает, где напарник находится, вот дорогу и показал.

– Кто знает? – переспросила Фуоко.

– Ну, Гатто. Парс, – Кирис погладил по голове черно-белого друга. – Ух ты, уже знакомых завела?

– Дубина ты, Кир, – сердито сказала Фуоко. – Прикатил на каком-то тарантасе, аж оглушил, человека вон напугал, – она кивнула на Рикону, уже убравшую поле. – Ты откуда вообще свое чудо техники выкопал?

– Не я выкопал, Чин. Ну, Чинъань Айдама, главный механик, я же про него рассказывал. Где-то в старых трущобах нашел, брошенный и раздолбанный, и себе забрал, пока паладарские дробилки в пыль не перемололи. Несколько декад с ним вечерами возился, восстанавливал, а я вчера-сегодня помогал. Вот он и разрешил опробовать, пока сам на работе занят. Извини, что громко, с глушителем пока проблемы, но его тоже починим.

– Значит, у вас такие… повозки? – спросила Рикона, опасливо дотрагиваясь пальцем до коляски. – Без лошадей, самоездящие? Ну, теперь я и в корабли без парусов верю.

– Лошадей? – переспросил Кирис. – Ты откуда свалилась? У нас даже после Удара на лошадях не ездили…

– Потом объясню, – нетерпеливо перебила Фуоко. Не хватало еще, чтобы Риконе пришлось в третий раз повторять одно и тоже. Еще взбесится. – Слушай, Кир, вот эту мелкую зовут Дзара. Ты бы взял ее и отвез к мамаше, ага?

– Привет, Дза-тяма, – как ни в чем не бывало махнул рукой Кирис. – Вы уже приехали, что ли?

– Привет, Кир! – мелкая засияла в щербатой улыбке. – Ага, мы сегодня приплыли на пароме из Шансимы! А ты куда пропал? На улице говорили, ты с богачкой Деллавита познакомился, на ней женился и у них живешь. А ты здесь, да?

– Погодите, вы что, знаете друг друга? – удивилась Фуоко, почему-то неприятно задетая "богачкой Деллавита".

– Конечно, – хмыкнул Кирис. – Помнишь, мы в Барне с Рисой в последний раз встретились? Перед тем, как меня на базе спрятали? Мы в их лапшичной сидели. Дзара тогда, наверное, в школе была.

– Ага, – мелкая закивала. – А когдавернулась, самое интересное уже кончилось.

Точно. В голове словно что-то щелкнуло. Мэйдо. Кажется, тетку в кафе звали Как-то-там-Мэйдо. Они разорились, и Риса выдала им подъемные – чек на несколько тысяч леер. Все сходится…ходер! Ведь Дзара как жительница Барны прекрасно знает ее если не в лицо, то по имени. И наверняка разболтает по всему Университету! А ведь фамилию Фуоко отчасти меняла и для того, чтобы кайтарцы не тыкали пальцем и не глазели, как на музейный экспонат. А еще Дзара слышала оговорку Фуоко, может разболтать и про способности эйлахо. Нужно обязательно поговорить с Киром, чтобы тот заткнул рот мелкой подружке – если удастся, конечно. Не сейчас, конечно, не при посторонних.

– Так куда подбросить? – осведомился Кирис у Дзары.

– Никуда, – быстро ответила та. – Сама дойду…

– Кир, они только что приехали, и ее нужно вернуть к пассажирским пирсам, – перебила ее Фуоко. – Вон туда, кажется. А то родители потеряют.

– Тогда садись, – Кирис ткнул пальцем в коляску. – Заодно с Сато-тарой поздороваюсь и со стариком Дзидзи. Гатто, а ну-ка, пусти ее.

Черно-белый парс глянул на него и изящно выпрыгнул из коляски. Мотоцикл даже не покачнулся. То ли он весит куда меньше Зорры, что вряд ли, то ли что-то не так. Дзара скорчила унылую физиономию, с сожалением посмотрела на иномирянку, потом на обоих парсов и со вздохом полезла на указанное место.

– Йо-хо! – во весь голос крикнул Кирис и крутнул ручку газа. Мотоцикл взревел с новой силой, рванул с места – и тут же намертво заглох. Гатто насмешливо глянул на него и принялся что-то выкусывать под средней подмышкой. Кирис озадаченно посмотрел вниз, на мотор, слез на землю и принялся резко жать на педаль стартера, изредка склоняясь и что-то подкручивая. Мотоцикл взрыкивал, но заводиться не желал категорически.

– Скотина! – наконец с чувством сказал Кирис. – Дза-тяма, вылазь. Не судьба прокатиться сегодня. Придется пёхом толкать обратно.

– Потом прокатишь, – утешила мелкая, выбираясь из коляски. – А твой парс кусается? Вот у Фуоко он добрый, а у тебя…

Она замолчала и принялась внимательно разглядывать Фуоко, склонив голову. Та похолодела. Все, точно догадалась.

– Любопытных мальков типа тебя парсы сжирают на месте, – фыркнул Кирис. – Слушайте, а что вы тут зависли? Вроде не клуб и не дискотека, даже лавочек нет. Ты кто? – он вопросительно взглянул на Рикону. – Новенькая в колледже? Откуда, тоже из Кайтара?

– Я Щит, второй сержант Рикона Кэммэй, – устало пояснила иномирянка. Похоже, ей действительно надоело повторяться. – Я здесь на экскурсии через портал. Вот…

Между ее рук вновь заиграли радужные блики. В тот же миг Зорра и Гатто, словно сговорившись, прыгнули в сияние. Однако Рикона как-то ловко извернулась всем телом, сделав руками странные пассы, и зверьки, закрутившись в воздухе, разлетелись в разные стороны, ловко приземлившись на лапы.

– Куууннн! – весьма недовольным тоном сообщила Зорра.

– Мррр-ня! – басовито согласился Гатто.

– И нефиг бросаться, ясно? – назидательно сказала им иномирянка. – Щит -не игрушка, а оружие против чудовищ. И жрать надо меньше, чтобы не весить столько.

– Зашибись! – с восторгом сказал Кирис. – Еще одна эйлахо!

– Не эйлахо, а из другого мира, – нравоучительно поправила Дзара. – А Фуоко твоя подружка? Я знаю, она – богачка Деллавита, с которой ты сбежал. Или нет, она с тобой сбежала, точно, сейчас вспомнила. Вся Барна о ней говорит. А вы уже ребеночка завели или пока собираетесь? Фуоко, не бойся, я никому не скажу. А покажи какой-нибудь фокус, а? Я никогда-никогда эйлахо не видела!

Фуоко взялась за голову. Все, финиш. Приехали. И опять – из-за ее собственной дурацкой оговорки.

– Да ладно тебе, Фучи, покажи ей, – пожал плечами Кирис. – Дза-тяма девчонка правильная, с кем попало не треплется. Только стреляй куда-нибудь в воду.

Предатель хренов. Ну, она ему припомнит.

– Ладно, – сдалась Фуоко. – Я показываю, и ты сразу бежишь к мамочке. И никому про меня никогда не рассказываешь, поняла? А если расскажешь, поймаю и голову отверну.

– Я что, маленькая, трепаться? – обиделась Дзара. – Вот честно-пречестно молчать стану. Я же про кировы кошельки никому не сказала!

– Дза! – прошипел Кирис сквозь зубы, и девчонка испуганно зажала рот руками. Так-так. Кошельки, значит. И откуда у уличного хулигана "кошельки"? А ведь понятно, откуда. Ну, с ним мы еще разберемся, а пока что нужно наконец-то отвязаться от мелкой липучки и вернуться домой. Фиг с ними, с музеями, хватит на сегодня приключений. Еще можно Рикону с собой позвать, поболтать об ее мире. Наверняка Академия как-то с паладарами связана.

И еще зуд внутри вдруг взыграл с удесятеренной силой. Руки словно сами тянулись сложиться в привычную конструкцию.

– Ладно уж, смотри, – устало сказала Фуоко. – Учти, днем все равно видно плохо, и ничего интересного.

На всякий случай она отошла чуть в сторону и повернулась, чтобы и в самом деле суметь отбросить молнию в воду. Сложив руки ковшиком, она сосредоточилась, вызывая те самые ощущения. И тут же ее словно пронзило разрядом тока: меж ладоней заиграло сначала бледное, а потом все более яркое пламя. Похоже, в нечто взрывоопасное превращаться оно не собиралось, и Фуоко слегка расслабилась.

– Вот и все, – устало выдохнула она, ощущая нарастающую слабость. – Ничего больше.

Она разняла руки, но мечущийся огонек, вопреки ожиданию, не пропал, как обычно. Вместо того он повис в воздухе на уровне груди.

– Ого! – удивленно произнес Кирис позади нее. – Что-то новенькое. Раньше такого…

Огонь вдруг вспыхнул с удвоенной силой, а потом вдруг вздулся, превратившись в небольшое сияющее облачко. Вот оно поблекло, но зато как-то загустело и обрело плотность, стремительно распухая. В нем замерцала, разгораясь, багровая сердцевина, и белесая субстанция вдруг завихрилась и скрутилась страшно знакомым спиральным конусом.

И только тогда Фуоко поняла, на что походит странное образование.

Волюта.

Она создала настоящую волюту.

Рядом угрожающе заурчали-зашипели парсы, и трехцветная молния, оттолкнувшись от земли, врезалась девушке в грудь, отбрасывая назад. Черно-белая тень взвилась в воздух, что-то блеснуло в воздухе, и волюта вспыхнула хорошо знакомым призрачным пламенем. Фуоко уже видела такое: в кошмарный день на прогулочном катере, когда она заработала шрам на груди, и на Косом пляже. Однако сейчас волюта даже не попыталась улететь или атаковать: все также висела в воздухе, выпуская и втягивая ложноножки, словно амеба. В странном ступоре Фуоко замерла на месте, глядя, как крутящийся комок голубоватой плазмы с багровеющим сердечником словно присматривается к окружающему, а потом – потом по ушам резанул отчаянный визг Дзары.

Новый слаженный прыжок двух парсов – в глазах несколько мгновений держится блеск длинных когтей на двенадцати пушистых лапах…

Радуга в руках девчонки-иномирянки, выпячивающаяся пузырем и охватывающая волюту словно призрачным мешком…

Волюта, вдруг разлетающаяся роем сизых снежинок, облепляющих истошно визжащую Дзару – крик обрывается резко, словно по щелчку выключателя, и тело девочки со стекленеющими глазами оседает на каменные плиты набережной, а вокруг уже возникают новые и новые спиральные комья тумана с тлеющими сердцевинами…

Страшная, всепоглощающая, мертвящая мысль: что же я наделала!…

И смертным приговором обрушивается тяжелый вой сирен, от которого съеживается и замирает сердце…

Шаги гулко отдавались от стен и полов длинных коридоров бывшего королевского дворца. Когда-то, еще и десятилетия не прошло, здесь кипела жизнь: прогуливались праздные придворные в красочных длиннополых и широкорукавных одеяниях; озабоченно сновали клерки и слуги в костюмах попроще; шелестели двенадцатислойными одеждами многочисленные королевы, принцессы и наложницы короля и высших аристократов, озабоченно выдергивающих длинные подолы уваги из-под чужих ног…

Далекий, блистающий, гнилой мир поверхностной безмятежности и глубинных интриг, по сравнению с которым иная трясина под гладью зеленого дерна кажется желанным приютом.

Пристанище напыщенной высокородной мрази, в первую же ночь после Удара бросившей свою страну на произвол судьбы.

В детстве Юно не видел ни одного хёнконского аристократа: его отец, мелкий таможенный чиновник, ни разу не удостоился приглашения даже в палаты Левого министра, не то что в королевский дворец. Моделями для воображения служила аристократия Ценганя и Кайнаня, изредка мелькавшая на телеэкранах Ставрии. Наверное, одна Нихокара-атара подозревала о черная бездне кипящей ненависти, кроющейся под его обычным внешним бесстрастием – для большинства остальных ставрийцев Юно оставался парнем из-за океана, тихим бездомным беженцем, всегда держащимся в тени и не привлекающим особого внимания. Правда, в последние год-другой им начали заметно интересоваться: все-таки доверенный секретарь Нихокары-атары, пусть и лежащей при смерти, но все равно влиятельной теневой царицы ставрийской политики. Однако он упорно пресекал попытки сближения: от ставрийских чиновников в серых костюмах исходила та же вонь предательства и двуличия, что и от цветастых могератских аристократов.

Юно давно научился не давать волю чувствам: он обязан атаре всем и страшно огорчит ее, если поведет себя неразумно. Да еще и саму атару подставит под удар… Раньше он успешно сдерживал себя, и черная ненависть кипела в тайных глубинах сердца, даже близко не всплывая к поверхности. Однако здесь, на руинах Хёнкона, совершенно не похожих на веселый бурлящий мегаполис в воспоминаниях беженца-подростка, бездна все больше напоминала о себе. Но Юно не позволит себе ничего неосмотрительного. Пока главная задача – помочь строить Университет. Пусть паладары – чужаки, ничего не знающие о путях его народа, но они хотя бы искренние и вполне достойные люди… если Демиургов и небов, конечно, можно назвать людьми. Они умеют слушать и соглашаться. Пусть даже сочувствие, проскальзывающее в глазах Карины-атары, ранит гордость сильнее ножа, Юно понимает, что глава паладаров не хочет его оскорбить. Похоже, она и сама многое пережила, раз умеет говорить с изгоями вроде него как с равными.

Он станет сотрудничать с пришельцами. Он поможет строить Университет и восстанавливать Хёнкон, насколько удастся. Пусть они не могут и не хотят в точности воспроизводить старый мир, и с Демиургами его родина никогда не станет прежней: невежественные, но искренне стремящиеся помочь Чужие куда лучше привычной лживой мрази, обитавшей здесь испокон веков. Однако пути Юно и паладаров сошлись лишь временно. Рано или поздно настанет время его мести – прекрасный день, когда трусливые ублюдки, бросившие свой народ, страшно пожалеют, что не умерли тогда, во время Удара, вместе с десятками тысяч сограждан.

Однажды ему придется пойти своей дорогой, чтобы не компрометировать товарищей. Несмотря на молодость, Юно прекрасно понимает, что Камилл всего лишь использует неопытного мальчишку. Но пока их цели совпадают, Демиург с ледяными глазами может творить все, что заблагорассудится. Главное, чтобы держал обещания. А дальше – даже полубоги не всегда способны предугадать будущее.

Нихокара-атара хотела, чтобы Юно присмотрел за Старшими, и он присмотрит.

Шаги гулко отдавались от пустых стен и полов. Когда-то устилавшие и увешивавшие их ковры, занавеси, картины и свитки в жарком влажном климате давно сгнили и распались. Паладарские дроны вычистили заплесневевшие остатки, оставив лишь твердую древесину кипариса и кастанопсиса, мало подвластную времени, и сейчас дворец выглядел пустым и печальным, словно тоскующим о былых временах. Паладары заняли всего несколько комнат на первом этаже, и то лишь ради формальности: для работы Чужим вполне хватало виртуальности, безопасной и недоступной для человеческих шпионов. Массивная, за столетия много раз достраивавшаяся, перестраивавшаяся и разрушавшаяся махина казалось страшно неудобной даже Юно, и он с нетерпением ждал, когда наконец-то закончится строительство новых офисных зданий поближе к посольству. Однако те, похоже, совсем забросили: приоритетом оставалось строительство учебных и спальных корпусов, и даже у могучих Демиургов не хватало сил и средств, чтобы строить сразу все.

У обычной двустворчатой двери, поставленной на месте давно сгнивших сдвижных перегородок-сёдзи, молодой мужчина остановился и поднял руку, чтобы постучаться.

– Входи, Юно! – раздался изнутри знакомый голос. – Не заперто.

Юно толкнул дверь и вошел в небольшую комнату, хорошо освещенную полуденным солнцем, рассеивающимся на светлых шторах. Атара приветственно махнула ему, а Карина Мураций неярко улыбнулась: симпатичная двадцатилетняя девушка со взглядом мудрой старухи. Сердце окатила теплая волна приязни. Не забывайся, напомнил он себе. Ректор – Демиург и гораздо старше тебя. Она может хорошо к тебе относиться – как к другу атары или просто как к человеку, но не рассчитывай на что-то большее. Однако же как сложно отвести взгляд от женского тела, лишь едва прикрытого тонкой простыней! В первый же день в Хёнконе атара объяснила ему, что паладарам безразлична нагота, что они перемещаются по Хёнкону, подключаясь к первому попавшемуся дрону, рядом с которым не всегда оказывается подходящая одежда, и что их одеяния – всего лишь дань вежливости консерватизму аборигенов. Однако взрослому мужчине довольно сложно себя контролировать, когда поблизости находится привлекательная девушка, отделенная лишь тонким слоем облегающей ткани. С атарой легче: ее он никогда не воспринимал как женщину, разве что как мать, и не среагирует даже на ее полную наготу, но вот как глава миссии паладаров отнесется к открытому проявлению сексуального интереса? Конечно, вряд ли она не понимает мужскую реакцию, но…

Лучше не рисковать.

– Добрый день, Мураций-атара, Нихокара-атара, – Юно в поклоне протянул папку. – Я принес документы, переданные господином послом.

– Спасибо, господин Юнару, – кивнула ректор Университета. На камиссе она говорила с едва заметным забавным акцентом, слегка сглатывая звук "р" и превращая его почти что в "л". – Положи, пожалуйста, на столик. Я подпишу их и сразу верну. Садись. Кстати, где чайник и закуски, ты знаешь, так что не стесняйся.

Ага. Как он и думал, сегодняшний визит – не просто рутина. Интересно, как атара, формально находясь в Ставрии, умудряется манипулировать послом здесь, в Хёнконе, заставляя отдавать нужные указания? Юно положил папку на небольшой журнальный столик и опустился в третье кресло.

– В общем, Джао в очередной раз отказался явиться, – видимо, продолжая прерванный разговор, сказала Карина, обращаясь к атаре. – Он вообще заявил, что единственной целью прорыва на Паллу являлось твое спасение, а раз ты в полном порядке, то и делать ему тут нечего. На Джамтерре вроде как дел по горло, особенно когда джамтане оборвали все контакты, и Робин не понимает, что от него ожидается.

– Мне Джа сказал, что не хочет путаться под ногами, – засмеялась Нихокара-атара. – Вроде как советчиков, включая меня, здесь полно, а локтями в тесноте он толкаться не любит. В общем, наш Джао опять демонстрирует, что в части изобретения отговорок равных ему нет. Думаю, ему Палла просто неинтересна. Я даже ревную к Семену – почему именно он из всех бывших Хранителей работает с Джа по джамтанам?

– Ревнуешь… Суоко, вы ведь не очень хорошо расстались в последний раз, да? Рис… Семен не очень охотно рассказывал о молодости.

– Ну, если не считать, что "последний раз" случился лет восемьсот назад по моему субъективному времени, можно считать и так. Я не могла оправиться от бесцеремонности Джао, выдернувшего Хранителей с Малии, а Семен считал, что все правильно. Пока Игра не стала массовой, мы обитали в специально созданных виртуальностях, изнывая от безделья и бессмысленности существования, даже уходили в темный сон. Общение друг с другом оставалось единственной отдушиной. Вот мы и ругались по малейшему поводу – из-за наиболее оптимального общественного строя, экономики, методов управления людьми… в общем, из-за разнообразных и по большей части дурных теорий. Нет, нельзя сказать, что мы возненавидели друг друга, но Семен придерживался взглядов, близких к радикальному анархизму, а я не собиралась отказываться от социализма. Сама понимаешь, здесь сложно найти общие точки.

– Ох, да. Он и из Сураграша сбежал при первой же возможности. Я вам революцию устроил, тебя, Каричка, на трон посадил, вот и барахтайся, как можешь, а я терпеть не могу руководить… Может, поспособствовать вашему… ну, примирению, что ли? Я же вижу, вы на жизнь по-разному смотрите, но цели преследуете одни.

– Ох, да что ты! – засмеялась атара. – Мы же никогда не ссорились всерьез. Когда вы меня вытащили, мы с Семеном несколькими письмам обменялись. Все в норме. Мы повзрослели, остепенились, успокоились, да и опыта в общении набрались. Если соизволит явиться в гости, с удовольствием вспомню с ним на пару молодость на Малии.

– Малия… – Карина задумчиво потерла подбородок. Юно вспомнил, что атара упоминала о родном мире, но лишь мельком, никогда не вдаваясь в подробности. Вероятно, Карина знает куда больше. Непонятно, правда, зачем обсуждать тему при посторонних. Или до него хотят донести что-то важное? – Суоко, можно вопрос? Насчет Ставрии?

– Конечно.

– В исходном проекте площадки социализм не предусматривался. Восточно-славянский контекст, да, но поздний. Почему ты решила преобразовать страну? Да еще по модели из другого контекста?

– Почему именно социализм? Или почему социализм конкретно китайского типа? Ну, в общем, второе очень просто: когда в одной стране сочетаются социалистические и рыночные отношения, чиновники неизбежно в них втягиваются. Коррупция, непотизм, покровительство разного рода – великолепный можно собирать компромат, особенно когда за экономические преступления применяется смертная казнь. В классической модели для скрытного управления людьми приходится прикладывать куда больше сил. Помимо адюльтера и средств-то для давления почти нет. Ну, а почему социализм…

Атара пожала плечами.

– Вопрос в смысле существования. Позволь людям жить тихо, сытно и в довольстве, и они превратятся в дремлющих свиней. Если нет явного и недвусмысленного стимула для развития, человек быстро деградирует. А общество должно развиваться. Путь к звездам, к бессмертию, к величию во вселенских масштабах, нужное подчеркнуть… Но один человек и даже один Демиург не в состоянии подгонять каждого палкой. Рыночные модели общества позволяют постепенно повышать общий уровень жизни и наращивать уровень богатства, но по достижении определенного порога резко теряют эффективность. Люди начинают жить достаточно хорошо уже сейчас и утрачивают мотивацию к развитию в будущем. В противоположность им, жесткие авторитарные режимы наподобие социалистических позволяют аккумулировать ресурсы для решения конкретной задачи – быстрого развития отрасли промышленности или науки, военного захвата ресурсов и так далее. Рыночные модели здесь куда менее эффективны. Но и авторитаризм несет в себе собственную гибель: правящая верхушка разлагается и деградирует, а простые люди превращены в стадо и изначально не имеют стимулов к личному развитию. Для быстрого развития необходимо чередовать общественные строи, но их смена сопряжена с опасностью революций, гражданских войн и скатывания назад, к самому началу пути, не говоря уже про многочисленные жертвы. Юно!

– Да, атара?

– Каков выход? Вспоминай, чему я тебя учила.

Юно задумался. Чего угодно он ожидал от сегодняшнего визита, но только не семинара по социологии.

– Два разных государства с разными строями? – наконец полуутвердительно спросил он.

– Точно. Социалистическая псевдодемократия позволяет быстро развивать отдельные отрасли науки и техники в военных целях, а рыночная демократия адаптирует результаты к мирному применению. Кроме того, каждый видит в соседе соперника, угрожающего своему образу жизни, а потому деструктивные эмоции людей направлены не на свое государство, а вовне, что улучшает стабильность всех систем. Наконец, всегда найдутся люди, ненавидящие свой строй и обожающие соседний – они препятствуют застою и деградации у себя дома. Два строя – два полюса одной батареи, создающей необходимое напряжение для двигателя прогресса.

– Но всегда остается риск войн по идеологическим и экономическим мотивам, – заметила Карина. – А их последствия могут оказаться катастрофическими, вплоть до провоцирования внутренних революций.

– Ну, мы же на игровой площадке, – Нихокара-атара развела руками. – Во-первых, континенты разделены обширными океанами, а социологические точки принуждения поддерживают более-менее гомогенное состояние общества на каждом материке. В конечном итоге формируются континентальные государства и государственные блоки, обычная война внутри которых практически невозможна. Кроме того, планета бедна металлами, ураном и плутонием в частности, атомное оружие в больших количествах создать проблематично, так что риск глобального армагеддона отсутствует. Палла изначально сконструирована так, что соперничество великих держав сосредоточено на Фисте с ее залежами полезных ископаемых и аморфным обществом, самые скверные последствия – небольшие конфликты с сотнями, максимум с тысячами жертв. Никакого сравнения с мировыми войнами из истории старой Земли.

– А во-вторых?

– А во-вторых – ручной режим управления. Чонда, местный Игрок-Стратег, благосклонно принял мои идеи, и мы душевно договорились о разделе сфер влияния. У меня вообще сложилось впечатление, что он не очень-то стремился к победе и остался весьма недоволен, когда Игра завершилась по формальному признаку – достигнутому порогу населения Кайтара. Чонда занимался своим материком, я своим, и никаких трений.

– Да, не то что на нашей Текире, – улыбнулась Карина. – Семен до сих пор Камилла на дух не переносит, они чуть ли не всерьез воевали. Под конец Семен даже возглавил партию Тактика, в смысле, замаскированного Джао, которая Камилла и снесла.

– Нет, у нас все сложилось мирно. Кстати, куда делся Чонда? Я ожидала, что он явится одним из первых.

– К сожалению, ушел в длительный рекреационный сон, – вздохнула ректор. – Старшие не посчитали ситуацию достаточно критичной для экстренного пробуждения. Жаль, его опыт в Кайтаре нам бы очень пригодился. Однако, Суоко, ты ведь что-то хотела сообщить господину Юнару, и непременно в моем присутствии…

– Извини, – атара вдруг закаменела. – Карина, я понимаю, что у тебя и без того времени в обрез, но…

Нихокара-атара резко выдохнула – жест, бессмысленный для паладарского дрона, но выдающий эмоциональное состояние.

– Столько времени набиралась духу, а сейчас вот не могу себя заставить. Но ты права, хватит оттягивать. Юно, я… я должна рассказать о вещах, за которые ты захочешь меня убить.

Атара стиснула перед собой руки.

– Последние восемь лет я видела в тебе приемного сына. Настоящего я не могла родить в искусственном теле, и когда увидела подростка, раздавленного и готового умереть, я… В общем, хочу сразу извиниться, пока ты со мной еще общаешься.

Юно рывком поднялся.

– Атара! – резко сказал он, вытягиваясь в струнку. – В мире не существует вещей, из-за которых я вас возненавижу.

– Думаешь? – горько спросила Нихокара-атара. – Даже тот факт, что именно я передала Левому Министру Хёнкона два атомных устройства незадолго до Удара?

– О… – негромко протянула Карина, но Юно не обратил на нее внимания.

Два атомных устройства. Две бомбы, закопанные под Хрустальным перевалом. Две мины, в миг Удара уничтожившие не просто перевал, но весь Хёнкон. Оглушенный, он хватал ртом воздух, стараясь упорядочить бешеный, мятущийся рой мыслей.

– А зачем? – как сквозь слой ваты пробился голос ректора.

– В тысяча двести двадцать первом, за два года до Удара, Ценгань и Кайнань всерьез сцепились за Хёнкон. Они и раньше из-за него соперничали, но местная королевская семья не испытывала никакого желания под кого-то ложиться. А в двадцать первом перманентный конфликт обострился до такой степени, что обе стороны стянули к Хёнкону флоты и начали обмениваться предупредительными выстрелами, пока что на расстоянии. А Ставрии Хёнкон требовался независимым. В общем, и мне, и тогдашнему Левому Министру показалось хорошей идеей прибегнуть к шантажу: если сунетесь, уничтожим перевал, и тогда удобного порта лишитесь вы оба. А поскольку в правительстве Хёнкона половина чиновников шпионила на Ценгань, а вторая – на Кайнань, макеты не сработали бы. Ну, вот и дошантажировались…

Атара поднялась из кресла.

– С тех пор никак не могу избавиться от чувства вины. Карина, когда Юно немного придет в себя, извинись за меня еще раз. Кому и как передать информацию, разберись сама. Зовите, если потребуются подробности. Ну, а пока я освобождаю дрона. До встречи.

– Подождите! – вскинулся Юно. Глубоким ровным дыханием он уже заставил себя успокоиться и обрел способность рассуждать. – Атара, я…

Но женская фигура уже расплывалась, теряя очертания. Легкая простыня соскользнула на пол, и большая серо-зеленоватая капля, радужно переливаясь, скользнула по полу, пропав в щели приоткрытой двери.

– Атара!

– Она отключилась, – сказала ректор, внимательно разглядывая юношу. – Я пытаюсь ее вызвать, но она не отвечает даже на форсированный вызов. Вероятно, ей хочется побыть одной.

– Я просто хотел сказать, что она не должна извиняться!

– Вот как?

Юно понурился.

– Удар случился не по ее вине, – тихо пояснил он. – Ее мотивы… она пыталась защитить Хёнкон. Пусть в своих собственных интересах, но все равно защитить. Никто не мог предугадать, что случится в будущем. Госпожа Мураций, я читал отчет вашего брата, атара мне показывала. Если перевал поддавался расчистке простыми способами, обычной взрывчаткой и имеющимися машинами, вина лежит исключительно на правителях, панически бежавших вместо того, чтобы подать пример мужества и стойкости. Мой отец прекрасно помнил времена бедности, когда Хёнкон был небольшим свободны портом, а электрические лампы горели не в каждом доме. Мы могли выжить без богатства, электричества, торговли, просто вспомнив старые пути. Нихокара-атара, чужестранка, защищала мою страну, а вот король ее бросил. И еще атара спасала беженцев из Хёнкона. Спасла меня. Госпожа Мураций, я знаю, кто заслуживает уважения, а кто – ненависти. Не могли бы вы передать атаре, что мои чувства не изменились? Я очень хочу с ней поговорить, сказать лично…

– Хорошо, господин Юнару, – кивнула Карина. – Я отправила сообщение. Суоко обязательно прочитает его. А теперь насчет бумаг… Присаживайся, не стой, потребуется пара минут.

Она дотянулась до столика и раскрыла папку.

– Так, финальная версия договора о торговле и льготном налогообложении… Прекрасно, изменения на месте. Тут экземпляр наш, а вот тут – ваш…

Ректор провела пальцем по листам бумаги, затем приложила к ним ладонь. На документах возникли размашистые подписи регента и оттиски Большой и Малой печатей.

– Дальше, окончательный список преподавателей… могли бы и консулу в Асталане передать, мне-то зачем?… хорошо, ответа в любом случае не требует. Что еще…

Внезапно ректор Университета неподвижно замерла: протянутая рука повисла в воздухе, глаза смотрят куда-то в стену.

– Волюта? – изумленно пробормотала она. – Как?… Нет, стоп…

Она снова замерла.

– Господин Юнару! – резко сказала она. – У Хёнкона появились кольчоны. Я вынуждена вас покинуть. Дрон доставит вас в убежище под дворцом, прошу не сопротивляться.

И сквозь открытое окно в комнату полился долгий, тягучий звук сирен воздушной тревоги.

"Внимание, Паллийская рабочая группа! Здесь координатор. Алый код! Открываю чрезвычайный канал. Всем рекомендую ускорить несущую для адекватного реагирования на ситуацию. Прошу сосредоточиться на визуальном канале: транслирую карту местности. Фиксирую возникновение трех кольчонов в непосредственной окрестности Хёнкона. Фиксирую возникновение большой группы волют на Звездной набережной рядом с группой, включающей Фуоко Деллавита-Винтаре и Кириса Сэйтория. Фиксирую одновременное возникновение ста восемнадцати кольчонов над городами по всей Палле, в том числе в областях Могерата и Фисты, ранее никогда не подвергавшихся нападению… поправка: количество кольчонов быстро увеличивается… накрыты все города с населением более трехсот тысяч человек, продолжают возникать все новые кольчоны".

"Здесь Сторас. Игнорировать пока мировую ситуацию. Обстановка в окрестностях Хёнкона?"

"Здесь координатор. Присваиваю ближним кольчонам коды "Гроза". Гроза-1: кольчон первого типа, высота – до ста саженей, диаметр – около трех верст. Расположен в горах Сюань в версте к западу от бывшего Хрустального перевала. Неподвижен. В окрестностях – до пятнадцати тысяч волют, целенаправленной активности не проявляют. Гроза-2: кольчон второго типа, высота примерно четырнадцать с половиной верст, диаметр полторы версты. Расположен в пятнадцати верстах к юго-востоку от Подды. Неподвижен. В окрестностях – до восемнадцати тысяч волют, целенаправленной активности не проявляют. Гроза-3: кольчон второго типа, высота – примерно двенадцать верст, диаметр – четыре с половиной версты. Расположен в четырех верстах южнее Ланты, со скоростью примерно в пять верст в час смещается в сторону острова. В окрестностях – до восьми тысяч волют, смещаются вместе с кольчоном. Авианосец "Щит победы" в опасности: расстояние до кольчона – три с половиной версты и сокращается. Авианосец начинает маневр уклонения, однако из-за особенностей фарватера его скорость резко ограничена, шансы уйти минимальны. Пересадка кайтарского посольства на яхту отменяется, отвожу "Рыбу-меч" безопасным курсом. Дроны, использованные Сторасом и Саматтой, оставлены на авианосце для прикрытия. Все три кольчона сопровождаются системой наведения с доверительной вероятностью поражения в восемь девяток. Оружейные платформы активированы, готов открыть огонь по команде".

"Здесь Сторас. Рабочие?"

"В Хёнконе объявлена общая тревога. Боэй совместно с людьми адмирала Мариси занимаются экстренной эвакуацией рабочих в убежища. Проблема на северных территориях: изыскательскую группу из тридцати геологов и двух полицейских, экипирующихся на временном складе номер девяносто четыре, прикрывают лишь три боэй, их недостаточно для экстренной эвакуации. Дополнительная группа дронов выслана на помощь".

"Здесь Карина. Отчет о Фуоко Деллавита".

"Здесь координатор. Нет полных данных. Волюты демонстрируют необычные шаблоны поведения. Они уничтожили четырех боэй, попытавшихся прикрыть детей…"

"Здесь Саматта. Уничтожили? Как?!"

"Здесь координатор. Нет данных. Судя по косвенным признакам и видеопотоку, транслируемому парсами, волюты неоднократно применили пространственный деструктор или похожую технологию. Боэй пытались сгенерировать защитный экран, но не успели. Все дроны в окрестности полукилометра преобразованы в боэй и на максимальной скорости перемещаются к точке боя".

"Здесь Карина. Боя?"

"Здесь координатор. Из-за большого количества волют наблюдение извне как в оптическом, так и в прочих диапазонах невозможно. Однако в соответствии с данными, передаваемыми парсами, Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий оказывают волютам активное сопротивление…"

– "Щит победы" – "Штурмовым ведьмам". Максимальным ходом уклоняюсь от кольчона. Приказываю немедленно прервать тренировочный полет и вернуться на базу.

– "Метла" – "Щиту победы". Отказано. Вижу цель: большое скопление волют над набережной неподалеку от пассажирских пирсов. Ложусь на боевой курс.

– Борт двенадцать ноль семь, повторяю приказ: немедленно вернуться на базу. Отменить атаку, повторяю, отменить атаку.

– Повторяю: отказано, "Штурмовые ведьмы" на боевом курсе.

– Что?

– На берегу находится гражданское население. Распространение волют в направлении суши может привести к гибели людей. Мой долг – их защищать.

– "Метла", вы что, сдурели? Дэр Баркхорн, вы отказываетесь выполнять прямой приказ командования! Вы осознаете последствия?

– Отсоси себе сам, командование! В соответствии с уставом ВВС, долг защиты гражданского населения стоит выше любых приказов. В соответствии со статьей семь в ситуации конфликта приказов и долга принимаю самостоятельное решение. Не засоряйте эфир, "Щит победы", и не мешайте работать. Уходите, я не отстану. Звено, атакующий маневр номер два.

– "Ведьма-пять", подтверждаю маневр номер два.

– "Ведьма-семь", подтверждаю маневр номер два.

– Дэр Баркхорн, говорит командующий вооруженными силами Хёнкона оой-генерал Саматта Касарий. Прошу немедленно прекратить атаку. Самолеты не могут противостоять происходящему на Звездной набережной. Кроме того, внутри скопления волют находятся люди, ваша атака может им повредить.

– Дэр Касарий, люди, попавшие в такой хоровод из дерьма, давно мертвы. По крайней мере, я не позволю волютам расползтись по суше. Выход на дистанцию поражения ракетами через сорок секунд. Готовлюсь к удару факелом.

– Дэр Баркхорн, вы не понимаете, с чем имеете дело. Внутри роя волют действуют измененные законы физики. Вы не пройдете сквозь него живой. Вы погибнете, причем бессмысленно. Наши защитные устройства приближаются к набережной немногим медленнее вас…

– Помолчи, генерал. Концентрацию сбиваешь. У меня и так движки с ума сходят, с трудом их держу. Ваши защитные устройства в состоянии транспортировать человека?

– Да, но какое…

– Я катапультировала штурмана. Отправьте свою хрень, чтобы ее подобрать из воды. Мои ведомые не войдут в рой, а я уж как-нибудь справлюсь с вашей физикой. Я эйлахо, генерал, я сама по себе физическая аномалия. Не толкай под локоть, сильно обяжешь.

– "Щит победы" – "Штурмовым ведьмам". Капитан Труда Баркхорн отстранена от командования эскадрильей. Немедленно возвращайтесь, немедленно возвращайтесь! Вы нарушаете правила поведения в чужих территориальных водах! Вы устроите дипломатический скандал!

– Оторви себе каццо, командор, и засунь себе в жопу вместе со скандалами. У меня с волютами свои счеты, а дипломатия – не моя проблема.

– Внимание всем кайтарским воинским подразделениям в районе Хёнкона. На частоте ректор университета "Дайгака" Карина Мураций. Даю авианосцу "Щит победы" и ударной эскадрилье "Штурмовые ведьмы" карт-бланш на самостоятельные боевые действия против волют и кольчонов на собственное усмотрение. "Щит победы", не беспокойтесь. Мы сможем принять ваши самолеты на старый гражданский аэродром на Ланте. Полосы в удовлетворительном состоянии, длина вполне достаточна для посадки истребителя, и я гарантирую, мы не станем предъявлять претензии. Однако, дэйя Баркхорн, не как глава Университета, но просто по-человечески прошу: отмените атаку. Я ценю вашу храбрость и самоотверженность, но вы ничего не сможете сделать. Происходящее на берегу выходит далеко за рамки известных сценариев…

– Дэйя Мураций, благодарю за любезность, но наши хрен знает насколько дорогие ласточки созданы для драки, а не для шустрого отступления. Звено, залп по моему сигналу. Двадцатисекундная готовность…

– Но там живые люди! Повторяю, они все еще живы!

– Бред… Хорошо, приняла к сведению. Постараюсь взять повыше.

– Дэйя Баркхорн, удачи. Боэй подобрал вашего штурмана и транспортирует ее в безопасное место. Дэр Литвиняк в полном порядке, хотя координатор отказывается транслировать реплики в ваш адрес. Желаю выжить.

– Спасибо, дэйя Мураций, но мне не до болтовни. Потом поговорим, если меня не расстреляют за неподчинение приказам. Звено, залп на счет ноль. Пять… четыре… три… два…

На плечи навалилась неподъемная тяжесть, выдавливающая из груди воздух, не позволяющая дышать, пригибающая к земле. Держаться, держаться! Кирис не знал, почему так важно не рухнуть самому и не позволить упасть Фуоко, а думать сил совершенно не оставалось.

Вокруг пародией на чудовищный снегопад вращался водоворот волют. Туманные спиральные конусы возникали тут и там прямо из воздуха, мерцали ярко-красными сердцевинами, сбивались в клубы, роились словно рассерженные пчелы. Если они вдруг нападут, все, конец. Однако волюты не нападали. Из рук, плеч, головы Фуоко били кусты длинных ветвистых молний, из обращенных к небу ладоней беспорядочным горохом сыпались мелкие трескучие шарики, взрывавшиеся в воздухе словно праздничный салют. Некоторые попадали в волют, и те вспыхивали, растворяясь в воздухе, словно куски сахара в кипятке, но на их месте возникали все новые и новые спирали. Стиснув зубы, Кирис держал Фуоко под мышки, стараясь не смотреть на ее лицо с наполовину закатившимися глазами. Похоже, она не отражала происходящее, если вообще оставалась в сознании. Краем глаза он видел обоих парсов, припавших к земле и внимательно глядящих странными двухзрачковыми глазами. Зверьки не двигались. Х-ходер, они вообще могли сломаться!

Держаться!

Когда внезапно замолкшая Дзара, облепленная серой слизью, осела на землю, вокруг начали появляться волюты, а из тела Фуоко вдруг хлестнули молнии, Кирис даже не успел испугаться. Он просто бросился к подруге и успел подхватить до того, как та рухнула вслед за малышкой. Потом полувоенную форму девчонки-иномирянки изнутри вспороли острые серые грани, из клочьев тряпок вырвалась стремительно теряющая форму серая туша паладарского дрона, и еще три выметнулись из воды на набережную. Они сомкнули вокруг кольцо, начавшее быстро расти вверх, превращаясь в нечто вроде искореженной решетки с торчащими прутьями, но несколько стай волют вдруг облепили ее, и б ольшая часть решетки просто исчезла. Оставшееся растеклось по каменным плитам лужами серо-зеленой слизи, тут же заполыхавшей пламенем: совсем не таким призрачно-бесплотным, как у поврежденных волют, а вполне осязаемым, ярким, палящим. И тогда Кирис просто оттолкнул все – и волют, и пламя – только не руками, а… он и сам не понимал, как. Словно хрустальный купол возник вокруг, накрыв его, Фуоко и Дзару, а на плечи навалилась страшная тяжесть, которой ни за что, никогда нельзя поддаваться.

Происходящее казалось нереальным из-за слегка расфокусированного зрения и странных шепчущих звуков в ушах. Он знал такое чувство, словно быстро и часть дышишь воздухом, не напрягаясь. Биологичка в школе "Бабочка" объясняла, что оно возникает при перенасыщении крови кислородом. Вроде бы даже у подводников случается кислородное отравление, из-за чего человек начинает смеяться, утрачивает контроль за собой, потом наступают судороги и смерть. Сейчас Кирис не мог понять, действительно ли окружающее закутано в туманную дымку, или же у него что-то с глазами. По телу Фуоко и его рукам весело бежали волны крохотных искорок, а волосы девушки стояли едва ли не дыбом. Наверное, сам Кирис со стороны выглядит не лучше.

Держаться. Иначе окружающий невидимый купол рухнет и раздавит всех. Или же волюты заживо сожрут. Или все трое сгорят в полыхающем зеленом киселе. Кто-нибудь, да помогите же! Где хваленые паладарские боэй?

Зрение словно раздвоилось. Одной частью сознания он видел все как обычно: Фуоко в объятиях; на расстоянии вытянутой руки – серо-багровый водоворот, через который лишь изредка прорываются лучи солнца; Дзара, лицом вниз неподвижно лежащая на каменной плитке… Однако другая часть Кириса словно парила где-то в небе. Он отчетливо, словно из аэротакси, видел маленькие здания далеко внизу, две угрожающих туманных колонны над морем и еще одно облако, оседлавшее горы Сюань, большой роящийся комок на набережной (неужели он там, внутри?); далеко за Лантой – корабль странной формы, большой и плоский, с единственной высокой башней на палубе, безуспешно уклоняющийся от настигающего кольчона… А с юго-востока, над проливом, к набережной стремительно приближались три блестящие точки, оставляющие позади струящиеся потоки раскаленного воздуха. Самолеты? Вот два из них расцвели стремительно удлиняющимися белыми следами, тянущимися в сторону клубка, и тут же синхронно отвернули влево, мимо пика Подды, а позади третьего вспыхнул длинный огненный шлейф с черным дымным хвостом. Отстраненно, совершенно без эмоций, Кирис наблюдал, как белые трассы впиваются в водоворот волют… и слегка опомнился, только когда по ушам вдруг больно ударило воздушной волной. Невидимый купол навалился с удвоенной силой, и Кирис припал на колено. Не падать! Держаться! С высоты он по-прежнему видел, как последний самолет стремительно приближается, как врывается в огромную прореху в рое, оставленную взрывом, как огненный хвост распускается шире, беспощадно истребляя волют… и как фюзеляж вдруг одновременно воспламеняется едва ли не по всей длине, и из превратившейся в большой клуб пламени машины вылетает небольшой темный предмет, пронзающий стаю волют словно пушечное ядро…

…и новая чудовищная тяжесть и волны жара наконец ломают его сопротивление, и Кирис падает с подкосившимися ногами, и сверху – дополнительный вес: он успевает опрокинуть Фуоко на себя, чтобы подруга не ударилась головой о камень…

…и тяжесть вдруг проходит, и вместе с видом сверху исчезает туман в глазах, и Кирис, стиснув зубы, переворачивается и ползет сквозь полыхающий кисель, послушно расступающийся перед ним, таща за собой девушку, и острое чувство вины: прости, Дза, но ты уже мертва, а я не двоих не вытяну…

…и после целой вечности усилий он лежит на теплом асфальте, стараясь не потерять сознание, и слушает шорохи рядом: два парса, волоком тянут Дзару, ухватив за руки передними лапами…

"Здесь координатор. Все три кольчона начали ускоряющееся движение в сторону Колуна. Уничтожаю…"

"Здесь Карина. Нет! Еще не все люди в укрытиях!"

"Здесь координатор. Гроза-один уничтожена. Гроза-два уничтожена. Гроза-3: отмена выстрела, взрыв может уничтожить или серьезно повредить "Щит победы". Внимание! В атмосфере приближаются ударные волны с севера и юго-востока, зафиксировано мини-цунами с юго-восточного… Внимание! Фиксирую детонацию дастилина на складе номер девяносто четыре!…"

…и по глазам бьет ослепительная вспышка от столба пламени, в который превращается туманная колонна на востоке – взрыв, опять взрыв, как на Косом пляже, и наверняка сейчас шарахнет по городу! Найти укрытие, быстрее!…

И снова – заставить работатьноющее обессилевшее тело: встать, на четвереньки, на колени, выпрямиться, подхватить Фуоко – и та начинает двигаться, помогать, хотя ее глаза по-прежнему наполовину закачены под лоб, и шаг, второй, третий – над головой быстро тающий, но все еще густой рой волют, рядом парсы усердно волокут Дзару, а проход между складами так далек…

"Здесь координатор. Геологоразведочная группа накрыта ударной волной от взорвавшегося склада. Восемнадцать человек без сознания, все люди получили травмы разной степени тяжести. К группе прибыли пять новых боэй, они успевают поставить гравитационный щит до подхода ударной волны с севера. Рабочие и персонал на южных объектах практически полностью перемещены в убежища…"

…переставлять ноги: одну, вторую, одну, вторую… Пот градом катит со лба, заливает глаза, сердце отчаянно колотится, и Фуоко шагает рядом, бессмысленный взгляд направлен в небо, и щель между складами все ближе и ближе…

"Здесь координатор. Кольчон накрыл авианосец "Щит победы". Судя по косвенным признакам, корабль отстреливает защитные термобарические заряды. Боэй на борту не отмечают проникновения волют и неоформленной энергоплазмы сквозь внешнее бронирование. Атомный реактор в норме, машины в норме, электрические системы в норме, судно сохраняет ход и управляемость. Кольчон ускоряется… Кольчон накрыл Ланту. Прогноз: кольчон достигнет побережья Колуна не позднее чем через три минуты. Ударная волна от Грозы-два достигла юго-восточной части побережья…"

…и высокие жестяные стены закрывают море и Подду, и где же там ниша, замеченная на пути сюда? Вон она! Нога – раз, нога – два… и колени подкашиваются, в глазах темнеет, и что-то хватает его за руку и тащит, и гигантский великан с силой лупит по ушам жесткими ладонями, вокруг грохот, гул, трясется земля, и вдруг все стихает, и сухой шероховатый язык встревоженно проходится по щеке…

Кирис огляделся. Он лежал у самой стены склада, все еще слегка вибрирующей. Все тело болело. Фуоко сидела рядом на земле и ошеломленно оглядывалась по сторонам. Кажется, она пришла в себя. Рядом лежала Дзара: доволокли-таки парсы. Молодцы, ребята, но толку-то… Дзара. Дза-тяма… как же так? Приехать через полмира на родину матери и деда, чтобы в первый же день умереть из-за вонючих волют? Нет, не сейчас. Не время стонать и жаловаться. Три. Он видел трех кольчонов. Один взорвался. Где еще два? Где клятые боэй – неужели волюты уничтожили всех?

"Здесь координатор. Ударная волна прошла побережье и углубляется на сушу, теряя силу. Гроза-3 вплотную приблизилась к побережью, негативного влияния ударной волны на состояние кольчона не отмечено. Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий все еще живы и почти не пострадали от ударной волны, успев укрыться между зданий. Находящаяся с ними девочка Дзара Мэйдо, возраст десять лет, в глубокой коме".

"Здесь Карина. Почему не эвакуируешь их в убежище?"

"Здесь координатор. Слишком рискованно. Двенадцать боэй находятся в радиусе ста метров, однако первая волна волют Грозы-три уже над побережьем. Если они продолжат уничтожать дронов, дети погибнут вместе с транспортными капсулами".

"Здесь Карина. Но если кольчон накроет побережье, они гарантированно умрут!"

"Здесь координатор. Они без посторонней помощи выжили посреди стаи волют, чего ранее не удавалось ни одному человеку. Нет данных для точных расчетов, но, если мне позволят оперировать неопределенными терминами, возможно, шанс уцелеть самостоятельно у них выше, чем под защитой боэй…"

– Кир, что случилось? – ошеломленно спросила Фуоко. – Я… какие-то дурацкие сны наяву…

– Ты как? – сипло спросил Кирис. – Ты словно по башке шарахнутая ходила.

– Не помню… – Фуоко растерянно пожала плечами. – Я будто сверху на все смотрела, как в кино. Кир, я… я опять молниями стреляла, да?

– Молниями, искрами и вообще… – Кирис устало прикрыл глаза. – А я, похоже, волют мыслями отгонять научился. Фучи, кольчоны рядом. Нужно куда-то спрятаться, а я на ногах не стою. Посмотри, двери рядом… есть какие-то?

– Нету… Кир, а Дзара…

Взгляд Фуоко упал на неподвижную девочку.

– Она ведь из-за меня погибла, да, Кир? – деревянным голосом спросила девушка. – Из-за меня?

– Она из-за волюты погибла, – Кирис стиснул зубы и принялся подниматься, опираясь на стену. – Фучи, если мы быстро убежище не найдем, умрем, как она. С той стороны, кажется, вход внутрь, нужно поискать…

Не отвечая, Фуоко медленно поднялась на ноги и, запинаясь на ровном месте, поплелась по проходу.

– Стой! – вскинулся Кирис. – Не туда! Там набережная, в другую сторону надо!

Фуоко словно не слышала. С трудом переставляя подкашивающиеся ноги, Кирис поплелся следом. Догнать, остановить… она, кажется, все еще не соображает.

Из щели между складами он выбрался в тот момент, когда большая волна взметнулась и рухнула на каменные плиты Звездной набережной, заливая ее потоками воды. Однако взгляд Кириса приковало совершенно иное. Небо посерело от огромных стай волют, снова скрывших солнце, а с юго-запада, вздымаясь, наверное, до самого космоса, стремительно приближалась огромная облачная колонна. Она уже поглотила западные склоны Подды и подминала под себя ярящиеся воды пролива. Словно завороженный, парень смотрел на налетающую кипящую стену… и со всех сторон обрушился густой вязкий туман, глушащий звуки и ощущения.

Значит, вот такая она, смерть?

Однако организм умирать не торопился. Более того, страшная усталость отступала с каждой секундой, правда, замещаясь все нарастающим чувством жестокого голода. Где Фуоко?

– Фучи! – заорал Кирис во все горло. – Фучи! Ты где!

Никакого отклика. Туманные сумерки вокруг сгущались все сильнее, и почти сразу Кирис перестал видеть даже собственные руки. Различить ладони удавалось, лишь поднеся к самому лицу. Туман тянулся за ними длинными липкими фестонами, словно сопли.

– Фучи!

Нет ответа. Сдаться? Ну уж хрен вам…

Зажмурившись и стиснув зубы, Кирис сосредоточился. Глушащий чувства туман помогал сконцентрироваться на хоровых нотах в глубине сознания. Вот они! И – нет, вовсе не далекие и ускользающие. Наоборот, они звучали едва ли не торжествующе, чуть ли не оглушив, когда парень поймал их сознанием. Лишь сейчас Кирис сообразил, что слышит их уже давно, просто не обращал внимания, как не замечают шум прибоя или древесной листвы.

Медленно и осторожно, чтобы не поскользнуться на мокрых плитах или не рухнуть сослепу в море, Кирис начал смещаться, постоянно удерживая в сознании направление на звук. Его источник, словно издеваясь, метался вокруг, но Кирис осторожно, ногой нащупывая землю, упрямо преследовал его. Только бы Фуоко не упала в воду! Ног коснулись гладкие шерстистые бока: видимо, парсы от него не отставали.

Через несколько минут усилия оказались вознаграждены. Кирис едва не врезался лбом в лицо Фуоко, неподвижно стоящей с опущенными головой и руками.

– Фучи! – заорал он, обхватывая девушку и прижимая к себе. – Фучи! Очнись, блин! Ты охренела сбегать куда попало!

– Где мы, Кир? – голос Фуоко в тумане звучал глухо и тихо, словно издалека.

– Мы в кольчоне! Внутри кольчона! Нужно выбираться! Держись за меня!

– Почему мы живы, Кир? Почему я жива?

– Да пофиг! Нужно найти укрытие…

– Какое укрытие, Кир! – вдруг яростно и отчетливо крикнула Фуоко, ее голос ударил по ушам, словно из мегафона. – Ты что, не понимаешь? Это я позвала кольчона и волют! Они ко мне пришли! Видишь, мы внутри – и нам ничего не делается, а остальные умирают! Мы чудовища, Кир! Оба чудовища! Нам некуда бежать, нас везде найдут!

Кирис покрепче ухватил подругу за плечи и встряхнул.

– Хватит ерунду молоть! – рявкнул он. – Сначала выберемся отсюда, а потом можешь сказки сочинять! Фучи, по морде дам, если сама не очухаешься!

Туман вокруг начал быстро истончаться, и через несколько секунд они оба оказались в небольшом пузыре, похожем на колокол, за пределами которого по-прежнему клубилась непроницаема серая стена. Несмотря на сгустившийся мрак, Кирис сумел разглядеть лицо девушки, и увиденное ему сильно не понравилось. В глазах подруги отчетливо светилось безумие.

– Ненавижу!… – проскрипела она совершенно чужим голосом. – Ненавижу кольчонов! Ненавижу тебя! А-а…

"Здесь координатор. Боэй в убежищах фиксируют проникновение неоформленной энергоплазмы сквозь запечатанные двери и перекрытия. Множественные телепортации волют в убежищах три, восемь и девять. Боэй генерируют защитные и атакующие поля… количество волют непрерывно увеличивается. Волюты применяют пространственный деструктор, количество действующих боэй резко сокращается. Пожары в убежищах. Ситуация катастрофична".

"Здесь Камилл. Убрать боэй и дронов из убежищ! Быстро!"

"Здесь координатор. Гипотеза принята. Экстренно эвакуирую из убежищ все мобильные объекты, перевожу в пассивный режим остальное оборудование".

Стон Фуоко перешел в рычание, и из тела снова хлестнули молнии. Остро запахло грозой. Неведомая сила отбросила Кириса в сторону, так что он с трудом удержался на ногах. Девушка запрокинула голову, и рычание превратилось в сипение, затем замолкло. Один разряд ударил Кириса в грудь, однако не пропал, как остальные, а ярко вспыхнул и превратился в бешено извивающуюся яркую дугу, режущую светом глаза, привыкшие к полумраку. Запахло паленой тканью: майка на Фуоко затлела, как и комбинезон на Кирисе. Секунду спустя разряд выгнулся огромной петлей, пронзившей стенки окружающего туманного колокола и забился там, оторвавшись от тел и бледной линией просвечивая сквозь вещество кольчона. Невероятной силы вибрация пронзила окружающий воздух, разрывая голову на части страшной болью. Кирис упал на колени, сдавив виски ладонями и отчаянно пытаясь удержаться на грани бессознательности.

Вибрирующий рев длился и длился, молнии все так же хлестали из тела Фуоко – и вдруг все разом прекратилось. Разряды пропали, окружающий туман истончился и рассеялся, словно сдунутый сильным ветром, и в глаза ударило яркое полуденное солнце посреди чистого голубого неба. Кирис машинально оглянулся: они стояли в нескольких шагах от невысоких перил по краю набережной. Если бы не волнующийся и пенящийся пролив, ничто не напоминало бы о произошедшем. Он бросился к пусто смотрящей Фуоко.

– Кир… – шепотом произнесла девушка. – Я хочу умереть. Прямо сейчас. Помоги мне, пожалуйста…

И она медленно осела в текущие по плитке потоки воды, неподвижно глядя в небо распахнутыми глазами.

"Здесь координатор. Гроза-три рассеялась, волюты в убежищах распадаются и исчезают. Событие совпало со странным процессом, инициированным Фуоко Деллавита и Кирисом Сэйторием, заключенными внутри кольчона – варианты физической модели строятся и станут доступными через несколько планетарных минут. Парсы, равно как и транспортные терминалы на набережной, передают, что молодые люди живы и невредимы".

"Здесь Сторас. Озвучь краткую сводку по общему состоянию. Только самое важное".

"Здесь координатор. Все активно сканировавшие дроны в районе, накрытом кольчоном, уничтожены, не сумев передать значимых данных, суммарные потери составляют девяносто четыре устройства. Среди людей погибших нет, однако двадцать семь человек находятся без сознания по непонятным причинам. Одна из полицейских, напавшая на волют с ножом, поражена разрядом непонятной природы и находится в глубокой коме. Вовремя деактивированные дроны полностью функциональны. Участников геологоразведочной партии боэй эвакуируют в госпиталь. Авианосец "Щит победы" не пострадал. Самолеты из звена "Штурмовые ведьмы" уцелели при взрыве Грозы-два и заходят на посадку на авианосец. Пилот Труда Баркхорн катапультировалась на малой высоте, парашют не успел полностью раскрыться. Боэй переместил ее в госпиталь, по предварительным оценкам состояние характеризуется как тяжелое".

"Здесь Дзии. Места для принятия пострадавших подготовлены. Транспортные дроны перемещают в госпиталь Кириса Сэйтория, Фуоко Деллавита и Дзару Мэйдо. Кирис и Фуоко не пострадали, по крайней мере, физически. У дэйи Баркхорн многочисленные переломы костей, внутренние кровоизлияния и разрывы органов, но головной мозг почти не пострадал, а остальное я сумею восстановить. Состояние Дзары Мэйдо стабильное, однако она без сознания – и я не могу полностью контролировать ее состояние: в головном мозге и средостении наблюдаются образования энергоплазмы, характерные для эйлахо, но отсутствовавшие во время обследования полчаса назад. Я настаиваю на тотальном сканировании всех людей, оказавшихся в атакованных убежищах. Кроме того, Карина, прошу авторизовать передачу под мой контроль всех без исключения дронов за пределами Хёнкона для оказания помощи пострадавшим. Доктор Кулау уже пытается установить связь с врачебными структурами стран, с которыми у нас есть контакт, чтобы согласовать действия".

"Здесь Карина. Подтверждаю оба запроса. Координатор, что происходит в мире?"

"Здесь координатор. Картина аналогична случившемуся на нашей территории: внезапное возникновение кольчонов и волют возле городов или сразу над городами, без традиционного медленного приближения. Судя по восстанавливающемуся полицейскому радиотрафику, население не успело укрыться в домах и убежищах даже в прибрежных городах Ставрии и Кайтара, где предусмотрены системы оповещения. Все кольчоны рассеялись одновременно с Грозой-три. Количество жертв неизвестно. Нанесенный ущерб неизвестен. Предполагаю, что гражданским властям потребуется от суток до декады для хотя бы предварительной оценки ситуации".

"Здесь Карина. Дзии, используй все дроны за пределами Хёнкона для оказания максимальной помощи пострадавшим. Координатор, перераспредели по Могерату все дроны из Хёнкона за исключением минимально необходимых для охраны и функционирования инфраструктуры. Также спусти с орбиты все резервные дроны и передай их под контроль Дзии".

"Здесь координатор. Принято. Однако у нас возникли неожиданные технологические проблемы. Непредсказуемые изменения констант и метрик в стабилизированной зоне в окрестностях Паллы резко усилились. Такие же явления, но в гораздо больших масштабах происходят за лунными орбитами. Я уже потерял связь с восемью спутниками на геостационарной орбите и двумя капсулами с восемнадцатью дронами в совокупности, находившимися в транзите через аномальную зону. Вероятно, они полностью разрушились. Спектр излучения Арасиномэ заметно изменился, что может указывать на его увеличившуюся активность".

"Здесь Карина. Кс-ссо… Только скачков аномальности нам не хватало! Но поскольку другого выхода нет, наращивай производство дронов и отправляй их к планете по самым коротким, пусть даже небезопасным траекториям. Мы должны максимально использовать свои возможности для помощи Палле. Как вписать ее в игру, определим потом".

"Здесь координатор. Принято. На орбите в капсулах находится пятьсот тридцать резервных дронов, в течение планетарного часа спущу их на Фисту, Типпу и Торвалу. Даже с учетом десятипроцентных потерь при жесткой посадке на грунт мы сможем обеспечить присутствие Дзии практически во всех крупных и многих средних городах. Около четырехсот дронов можно перераспределить из Хёнкона по Могерату. Распределение дронов с Дзии согласовано, начинаю перемещения. В транзите находится еще полторы тысячи дронов, сроки прибытия в окрестности Паллы – от планетарных суток до девяти декад. Однако помимо технических у нас возникло еще и серьезное стратегическое осложнение".

"Здесь Сторас. А именно?"

"Здесь координатор. Стационарные сенсоры на хребте Сюань показывают, что взрыв Грозы-один разрушил завалы и осыпи на Хрустальном перевале. Сухопутный путь в Хёнкон снова открыт".

Тонкие солнечные лучики назойливо лезли в щели между окном и плохо задернутыми шторами, били в глаза. Фуоко лежала плашмя на кровати у самой стены, стараясь ни о чем не думать. Но перед глазами снова и снова вставало застывшее лицо оседающей на землю девочки – Дзары Мэйдо, десятилетней подружки Кириса, которой уже никогда не исполнится одиннадцать. Не исполнится лишь потому, что некой эйлахо захотелось повыёживаться перед новыми знакомыми.

Как жить с такой виной?

– Фучи… – Кирис осторожно коснулся ее руки. – Ну что ты переживаешь, а?

– Не трогай меня! – резко сказала Фуоко, поразившись визгливым скандальным ноткам в собственном голосе. – Не трогай… – уже мягче повторила она. – Кир, иди к себе в комнату, а? Не виси над душой.

Кирис сильнее насупился и ссутулился и ничего не ответил.

Трехцветная парса запрыгнула на кровать, деловито обнюхала Фуоко лицо и полезла под бок, возиться. Свернувшись калачиком и устроившись поудобнее, она положила голову и передние лапы на живот Фуоко и громко засопела.

– Ку-ун… – жалобно протянула она.

– Мрр? – откликнулся с пола Гатто.

Почти против воли девушка погладила Зорру по гладкой теплой спине. Вот тоже мне, изображает, игрушка недоделанная… Она вспомнила немигающие взгляды парсов, недвижно припавших к каменным плитам там, на набережной, уставившихся на нее, словно на неведомое чудище. Ну, она и есть чудище. Память отказывалась работать, воспроизводить детали, случившееся казалось страшным ускользающим сном, от которого остались обрывочные эпизоды. Она и в самом деле разводила руками бьющие из земли огненные фонтаны, направляя их в окружающую туманную дымку в надежде зацепить хоть какую-нибудь дрянь? И они вместе с Киром скручивали из молний толстую веревку, а потом дружно прыгали через нее, как через детскую скакалку? Или она просто бредила?

Страшно хотелось есть, желудок сводило голодными спазмами. В холодильнике еще оставались питательные батончики, но одна мысль о них вызывала отвращение. Что делать дальше? Как жить со случившимся? Получается, она – ходячая угроза всем вокруг? И ей в самом деле место в бетонном подвале в ста метрах под землей? Как теперь смотреть в глаза Рисе – ведь ректор Университета так верила, столько сил потратила на них с Киром… И никого вокруг – ни один паладар, ни даже многоликий координатор не удостоили ее и словом после того, как транспортный дрон приволок их прямо к дверям комнат в общаге. Наверное, сейчас паладары решают, что с ней делать: целиком в банке заспиртовать или препарировать сначала, как лягушку. Путь. Все равно будущее закончилось, не начавшись. Правильно люди шептались об эйлахо: нужно от них подальше держаться.

Но как держаться подальше от самой себя?

Свернуться бы сейчас в калачик, заснуть и больше никогда не проснуться…

Нужно чем-то заняться. Хоть чем-то. Гнетущее безделье и угрюмое молчание Кира просто невыносимы. Что делать? В другой ситуации можно было бы собирать вещи, чтобы отправляться домой. Но сейчас и вещей-то нет. И нельзя домой: что, лучше притащить волют в Барну? Волют? Нет, не только. Она ведь каким-то образом позвала и кольчонов тоже. Точно, ведь один накрыл собой побережье… и их с Киром. Как они умудрились остаться живыми? Когда восемь с чем-то лет назад кольчон накрыл Старый город, погибли все, не успевшие укрыться в надежных убежищах. Впрочем, они с Киром сами по себе вполне сложившиеся монстры – что там Риса объясняла про разросшиеся нервы и какую-то гадость внутри тела?

В дверь тихо постучали, и Фуоко вздрогнула всем телом. На пороге стояла Риса – малолетняя девчонка… на вид – чуть старше мертвой Дзары. На сей раз она оказалась совершенно голой, но Фуоко даже не поморщилась. В конце концов, ректору виднее, как ходить на территории своего Университета. Да и до Майи ей ох как далеко…

Риса, тихо ступая босыми ногами, вошла в комнату и остановилась в двух шагах от кровати. Гатто тихо мявкнул, то ли приветственно, то ли предупреждающе.

– Ну, ребята, и заставили же вы нас поволноваться, – задумчиво проговорила ректор. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – буркнул Кирис, не поднимая глаз от пола. Фуоко не ответила. Какая разница?

– По поводу Дзары…

Желудок сжался в комок. Вот сейчас Риса скажет, что убийц в Университете не держат…

– Она жива, так что не волнуйтесь особенно. Фучи, она примерно в том же состоянии, что и ты несколько дней назад, но теперь Дзии знает, чего ожидать.

Сердце дало перебой, потом заколотилось вдвое быстрее прежнего. Жива? Дзара жива? Фуоко медленно повернула голову.

– Она точно не умерла? – сиплым шепотом спросила она.

– Совершенно точно. Дзии даже сумел вывести ее из комы, сейчас она просто крепко спит. Кир, ну-ка, подвинься.

И Риса бесцеремонно плюхнулась рядом с Кирисом, потеснив его на краю кровати.

– Дзара не ваша головная боль, ребята, – сказала ректор. – Меня куда больше тревожите вы сами. Простите, но ситуация складывается так, что мы просто не можем немедленно о вас позаботиться…

– Не надо о нас заботиться! – резко сказала Фуоко, отталкивая парсу и садясь на кровати. – Мы чудовища! Риса, я волют в Хёнкон привела! И кольчонов! И в прошлый раз, в Барне, когда я светлячка в ладонях показала, кольчоны во всем мире явились, мне координатор рассказал! Меня изолировать нужно, изолировать, на кусочки порезать, в море утопить, я не должна рядом с людьми ходить, не должна, не могу, не имею права…

Хлесткая пощечина взорвалась в голове не хуже гранаты, так что Фуоко бросило обратно на кровать. Тяжело дыша, она непонимающе смотрела на Рису.

– Фучи, – устало сказала та, – электромагнитные волны больше не проникают в ваши тела, и химические соединения действуют на вас совсем не так, как положено. И времени у меня в обрез. Извини, но придется гасить истерики грубыми методами. Я прошу обоих: перестаньте пока делать выводы. Вообще. Вы не представляете себе ситуацию, и все, что сумеете вообразить, наверняка окажется несусветной глупостью.

– Риса, но ведь я волют вызвала… – в отчаянии прошептала Фуоко. – Я ведь снова их вызвать могу!

– Фучи, я же сказала: глупости несешь. Даже если предположить, что явление волют как-то связано с твоими фокусами, есть по крайней мере три объяснения. Да, волюты могли использовать созданный тобой энергетический артефакт как маяк. Но могло случиться и совершенно обратное: ты создала волюту не по своей воле, а под внешним влиянием. Вспомни, как Кира по ночному городу водило! Или же твой поступок и появление волют вообще являются следствием чего-то, нам не известного. Фучи, даже наши физики и координатор отказываются делать выводы из случившегося, хотя они в миллион раз старше, опытнее и умнее тебя.

– Но если они опять наведутся на меня? Когда вокруг другие люди окажутся? Риса, я же как бомба, я всему Университету угрожаю!

Ректор покачала головой.

– Ребята, вы ведь терминал не включали, новости не смотрели, я правильно понимаю? Университету сильно досталось, но куда меньше, чем остальному миру.

– Миру? – переспросил Кирис.

– Да, действительно не знаете. Атакована вся планета. Целиком, не просто отдельные города на побережье. Почти шесть сотен городов на всех четырех континентах оказались одновременно и без предупреждения накрыты кольчонами, появившимися из ниоткуда. На Палле царит хаос. В пораженных областях и окрестностях отключились электричество, вышла из строя телефонная и телеграфная связь, остановились поезда и прочий наземный транспорт, встали аэропорты… Несколько самолетов просто разбились при посадке и взлете, и даже морские порты парализованы. Ситуация сравнима с первыми днями после Удара. Мы отправляем на помощь всех дронов, каких можем, оставляя в Хёнконе лишь абсолютно необходимый минимум. Фучи, если всерьез думаешь, что способна устроить катастрофу планетарного масштаба, я попрошу Дзии проверить твою психику.

– Что с Барной? – Кирис неуютно повел плечами.

– Неизвестно. Там пока нет дронов, а орбитальные спутники не дают четкой картинки из-за проблем с лептонными флуктуациями в вашем пространстве. Одна надежда, что в Кайтаре стояла ночь, только на восточном побережье наступило раннее утро, и большая часть людей находилась в домах, обеспечивающих хоть какую-то защиту. И еще обнадеживает, что во всех городах сохранилась активность на полицейских частотах, то есть кто-то выжил, и не вся радиотехника уничтожена. Но, повторяю, у нас пока нет данных для анализа. Сейчас меня больше волнует ваше состояние. Как самочувствие, ребята? Пожалуйста, не лгите.

– Я в порядке, – быстро сказала Фуоко. – Кир тоже, да, Кир?

– Нет! – отрезала ректор Университета. – Вы оба в чрезвычайном беспорядке, если можно так выразиться. И психологически, на ваши физиономии смотреть страшно, и физиологически. Ребята, огромная просьба: поберегите себя в ближайшее время. Энергоплазма, что раньше просто обволакивала нервную систему, боюсь, теперь переполняет вас по самую маковку. Когда дроны вас эвакуировали, Дзии попытался проверить ваше состояния микрозондами – очень тонкими иголочками, которые вы даже почувствовать не можете – и потерпел неудачу. Они разрушаются уже в верхнем слое кожи, чего раньше не происходило. Похоже, законы физики внутри вашего тела заметно отличаются от тех, что в окружающей среде. Если вы ненароком травмируетесь, вас придется лечить традиционными средствами – скальпелями, иглами, шовным материалом и тому подобными неприятными вещами. Я даже не уверена, что на вас подействуют обезболивающие и наркозы. Так что поберегитесь, пока Дзии не высвободит аппараты, чтобы как следует вас исследовать. Договорились? Кир?

Кирис молча кивнул. Фуоко прикрыла глаза, чувствуя, как на смену страшному чувству вины приходят гложущая пустота и усталость.

– Риса, – тихо спросила она, – но что, если все-таки я виновата? Разве случаются такие совпадения – я создала волюту, и тут же появились кольчоны?

– Фучи, даже если ты выступила триггером, что почти невероятно, такие вещи не происходят случайно. Наверняка Арасиномэ – или кто там стоит за происходящим – долго и тщательно готовил сегодняшнее вторжение. Мы уже почти уверены в разумности противостоящих нам сил, и если мы правы, ты играешь роль не большую, чем подопытная мышь на стенде ученого.

– Мыши не вызывают волют… Риса, я…

– Ты хочешь умереть. Парсы непрерывно передавали происходящее, я слышала твои последние слова. Фучи, не вздумай. Если у человечества Паллы и осталась надежда выжить, то она заключается в тебе. В таких, как вы с Киром.

– Почему? Паладары создали Университет, вы научите…

– Нет никаких паладаров, Фучи.

– Что?

Фуоко медленно повернула голову и уставилась на Рису, краем глаза заметив, как у Кириса отвисает челюсть.

– Паладаров не существует. Нет ни далеких межзвездных цивилизаций, ни торговой сети, ни беспринципных дельцов в погоне за выгодой, ничего. Есть лишь маленькая группа существ, называемых Демиургами – иногда почти всемогущих творцов миров, но по большей части праздных бездельников. Палла одинока в вашей вселенной, да и за ее пределами обитаемых миров почти нет. И все они – сами по себе. Никто не придет вам на помощь. Никто. Вы должны спастись самостоятельно. Либо вы при нашей помощи изобретете дальний транспорт и технику звездного контроля, либо максимум через два столетия ваше солнце испепелит Паллу вместе со всей цивилизацией.

– Значит, вы врали? – угрюмо осведомился Кирис. – Зачем?

– Мы не можем рассказать миру правду – по крайней мере, сейчас. Большинство нам не поверит, а меньшинство – религиозные фанатики как минимум – поверит с радостью лишь для того, чтобы устроить конец света задолго до Арасиномэ. Недоверие, паника, расцвет самых невероятных сект и террористических организаций – в любом случае возможность сотрудничества пропадает. Мы не делаем секрета из происходящего, многие ученые и политики Паллы, главы государств в том числе, получили исчерпывающую информацию, но в необходимости пока хранить тайну убеждены все. Правда все равно выйдет наружу, через год, два или десять, но выйдет. И к тому времени нам жизненно необходима нейтральная научная площадка, на которой сконцентрируются максимальные ресурсы для исследований, свободных от политики.

– Но… – Фуоко почувствовала, что ее начинает бить дрожь. – Если вы всемогущие… если умеете летать между звездами, между вселенными – почему бы вам просто не спасти нас?

Риса запрокинула голову и горько рассмеялась.

– Мы не можем, Фучи. Просто не можем. Мы давно утратили технологии, способные работать в ваших условиях, а изобрести и отладить их заново – дело не одного десятилетия. У нас есть выдающиеся ученые – однако они специализируются на физике пространства и энергии, а вот создать простенькую реактивную ракету они способны не более, чем ты – построить дом каменным топором. Даже не сколько не могут, сколько не хотят, у них свои интересы. У нас есть выдающаяся фантомная машинерия, практически магия с вашей точки зрения, но она не работает в аномальном пространстве. Мы знаем, как строить автономные космические станции, но они немыслимы без компьютерного управления, а компьютеры не работают даже возле Паллы, не говоря уже про по-настоящему аномальное пространство в ее окрестностях.

Голос ректора упал почти до шепота.

– Мы явились, гордые и самоуверенные, полагая себя сильными и всемогущими, способными разобраться с проблемами одним плевком. Мы намеревались спасти всех – а выяснилось, что не в состоянии защитить даже себя. Сегодня обнаружилось, что волюты способны использовать пространственный деструктор – не как мы – в масштабах кубических светолет, дубиной по посудному шкафу, а хирургически, с точностью до сантиметров… до сунов. Это штука, схлопывающая пространство в точку и выворачивающая его наизнанку, превращая вещество в чистую энергию и сбрасывая ее в межпространственный континуум… Ох, неважно, куда. Главное, что деструктор – абсолютное оружие, защиты от него не существует. Мы потеряли огромное количество боэй, прежде чем поняли, что они не только не защищают от волют, но, наоборот, привлекают их в больших количествах. Нет, ребята, если у Паллы и есть надежда, то лишь благодаря таким, как вы – эйлахо, способным если не бороться с кольчонами и волютами, то хотя бы выживать при их нападении. И, возможно, выживать там, – она ткнула пальцем в потолок, – за орбитами лун, где обычная биологическая материя мгновенно умирает. И еще, Фучи…

Риса наклонилась вперед и взяла Фуоко за руку.

– Я знаю, каково казнить себя. Так сложилось, что в твоем возрасте, даже младше, я оказалась настоящей убийцей. На моем счету не одна жертва, а несколько десятков. Юная, несмышленая, перепуганная, затравленная, плохо контролирующая себя – ничто не является оправданием… Я прекрасно понимаю, что такое груз смертельной вины. Поверь: смерть не является искуплением. Она не решает никакие проблемы, наоборот, усугубляет их. Если ненавидишь себя за ошибку, найди способ искупления. Не обязательно сейчас, не поздно и через десять лет, и через двадцать, и через пятьдесят. Повзрослей, найди себя, стань полезной людям – другого пути нет. Самоубийство – выбор слабого, а ты девочка сильная и умная.

– Но если я опять создам волюту?… – жалобно спросила Фуоко.

– Парсы к вам приставлены в том числе и как телохранители. С одинокой волютой они справятся. Хотя ты права: на людях свои способности лучше не демонстрировать, еще ударишь кого-нибудь током случайно – внутри кольчона между вами с Киром натуральные электрические дуги вспыхивали. Ну, про лабораторию мы уже разговаривали, когда появится возможность, организуем. Кстати, нам придется отложить начало семестра минимум на три декады, так что начинайте заниматься самостоятельно в соответствии с указаниями кураторов.

Риса поднялась.

– Простите, ребята, мне пора. У нас жесткий цейтнот. Координатор передал: удалось восстановить контакт с правительствами Кайтара и Ставрии. Пора влезать в долгие и нудные объяснения, почему наши контейнеры без согласования сыплются им на головы с орбиты. Вам придется какое-то время побыть одним: у нас на счету каждый дрон, я и этого-то позаимствовала почти нелегально. Через какое-то время Дзии использует терминалы, чтобы проэкзаменовать ваше состояние. Постарайтесь отвечать на его вопросы максимально откровенно. А потом вами вплотную займутся кураторы – Таня Каварова и Павел Штиль. Сейчас они заняты: они оказались в убежище, атакованном волютами, и теперь проходят медицинский контроль вместе с остальными. Но как только освободятся, сразу явятся. Кстати, Кир…

Ректор лукаво улыбнулась и склонилась к уху парня.

– Попытайся на практике доказать Фучи, что иногда любовь – лучшее средство от депрессии, – громким шепотом произнесла она. – Или опять позвать Майю в качестве играющего тренера?

– Не надо! – поспешно буркнул Кирис. – Мы сами…

– Вот и ладно. Кстати, Кир, – Риса снова посерьезнела. – С твоим отцом все в порядке, а вот сестра… она в том же состоянии, что и Дзара: кома, переведенная в глубокий сон. При всех недостатках она храбрая девушка: когда волюты проникли в убежище, она расстреляла в них три обоймы из пистолета, а потом бросилась с ножом. Но поскольку благодаря тебе Дзии уже знает, чего можно ожидать, прогноз вполне благоприятный. Когда она придет в себя, мы дадим знать. Все, я пошла.

– Погоди! – вдруг вскинулся Кирис. – Та девчонка, в форме… из другого мира – с ней что?

– Все в порядке, разумеется. Она присутствовала на Палле тем же способом, что и я: носитель сознания далеко в космосе, а здесь – дрон в форме человеческого тела. Дрон уничтожен, но она сама не пострадала. Мы намеревались познакомить вас с людьми из Сайлавата сегодня вечером, но, похоже, премиальную экскурсию придется отменить до более подходящего случая. Извините, ребята, мне и в самом деле пора.

Она хлопнула Кириса по плечу, улыбнулась и вышла из комнаты. Фуоко еще успела заметить в щель закрывающейся двери, как фигура девочки-ректора начала расплываться и оседать гигантской каплей расплавленного воска.

– Значит, Рикона все-таки ненастоящая… – прошептала Фуоко. – Я думала, она живая…

– Мне она мертвой не показалась, – буркнул Кирис. – А что дрон, так и паладары тоже дроны. Вернее, дронов используют. Забыла, что к нам из космоса вживую не пробиться?

– Нет никаких паладаров, Кир, – Фуоко почувствовала, что ее снова начинает бить крупная дрожь. Она села на кровати и обхватила себя руками, но лучше не стало. – Риса же сказала – они всех обманывают. И солнце взорвется!

– Ну и что? Через двести же лет. Ты двести лет прожить хочешь?

– И кольчоны по всему миру сразу… Мне страшно, Кир. Очень страшно. Почему… с нами такое происходит? Почему мы стали такими? Почему именно мы?

Давно сдерживаемые слезы вдруг подступили к самым глазам. Она сердито шмыгнула, стараясь удержать их, но они все равно выступили, собираясь в крупные капли и скатываясь по щекам. Она не должна реветь! Только не при Кире…

Сильные руки обняли ее, и она, уткнувшись Кирису в плечо, громко разрыдалась, конвульсивно вздрагивая всем телом. В слезах слилось все: и мертвое лицо Дзары, и бредовые видения посреди стаи волют, и смертельный туман на набережной, и шок от правды о паладарах… Но ужас, охвативший Фуоко, постепенно отступал, и она знала, что человек рядом с ней, хулиган, хам и невежа, никуда не уйдет, по крайней мере, сейчас.

Наконец она шмыгнула в последний раз и попыталась отлепиться от вымоченного комбинезона Кириса, но не сумела. Хватка парня не разжималась.

– Пусти, – сердито сказала ему Фуоко. – Я уже в порядке.

– Дура ты, принцесса, – грубо сказал Кирис. – Молниями в волют швыряешься, кольчонов отгоняешь, а скулишь, как перепуганная первоклашка. Не пущу, пока совсем не успокоишься.

Фуоко отстранилась, насколько сумела, и заглянула в лицо другу. Вместе с досадой и раздражением на нем читалось странное выражение – неужели нежность?

– Кир, – спросила она, – ты меня любишь?

– Нет! – отрезал тот, ни на секунду не задумавшись.

– Ну и сам дурак! – озлилась Фуоко. – Пусти!

– Не пущу, – вырываться из объятий Кириса оказалось не легче, чем из удерживающего поля транспортного дрона. – Фучи, ты девчонка здоровская, но сама подумай: ну какая любовь между нами? Я шпана уличная… ну ладно, пусть даже в инженеры выбьюсь, но все равно весь день в грязи и смазке. А у тебя башка светлая, варит, как ни у кого другого. И денег у папаши куры не клюют. Фучи, тебе сейчас друг нужен, и я не против. И перепихнуться… ну, с тобой так классно, как ни с кем другим. Но про любовь разговоры сразу забудь: все равно найдешь кого-то более подходящего, так чего лишний раз друг друга расстраивать?

– Опять начинаешь? – зловеще поинтересовалась Фуоко, постепенно начиная злиться. – По башке дам! Ясно же сказала: я ушла из семьи! Я больше не Деллавита, а Винтаре. Давай я сама решу, кого и как себе найду?

– Ты одежду найди для начала, – посоветовал Кирис. – А то титьками так сквозь дырки сверкаешь, никакого кина не нужно.

Фуоко быстро глянула вниз. Х-хаш… Ее майка спереди оказалась прожженной сверху донизу, похожая скорее на угольно-грязные экзотические кружева, чем на одежду. Сквозь дыры просвечивала голая кожа, перепачканная сажей и пылью.

– Ничего себе! – озабоченно сказала она. – Кир, ну-ка, пусти.

– Реветь больше не станешь? – поинтересовался Кирис.

Фуоко почувствовала, что краснеет. Она протерла глаза.

– Кир, я не плакса, честное слово, – тихо сказала она. – Я вообще не реву… ну, редко. Если опять разнюнюсь, дай мне по морде, как Риса, ладно?

– Да ладно тебе! – хмыкнул парень. – Бабам по жизни положено слезу пускать… эй, ты чего?

– Врежу, если еще раз меня "бабой" обзовешь, понял? – пообещала Фуоко, на сей раз резким движением все-таки высвобождаясь. Парсы переглянулись, и девушке показалось, что на их пушистых мордах затаились ехидные ухмылки. – Не знаю, что им положено, а я не реву. Ох, у меня же другой майки нет. Х-хаш! Сегодня же заказанную одежду доставить собирались. Все, наверное, накрылась…

– Почему? – рассудительно спросил Кирис. – Если привезли, как заказано, она сейчас где-то в контейнерах на складе или, на крайняк, в трюме кантуется. Если твоего торговца волюты не сожрали, отдаст. Ему же заработать хочется.

– Ну, может, и так. Только ходить-то в чем, голой, что ли? Кир, почему на мне одежда обуглилась… ой, на тебе тоже! Весь комбинезон в дырках, и рубашка!

– Фучи, – странным тоном спросил Кирис, – ты вообще помнишь, что происходило?

– Помню ли… – Фуоко задумалась. Странные бредовые воспоминания сейчас казались не более ясными и внятными, чем обрывки случайно запомненного сна. – Да нет, фигня всякая в голову лезет. А что случилось? В нас волюты стреляли?

– Ну, ясно, что не помнишь. У тебя всю дорогу физиономия как у живой покойницы была, – Кирис изобразил кривую рожу с закаченными под лоб глазами и высунутым языком. – Началось с того, что твоя ручная волюта на кусочки развалилась и на Дзару набросилась…

Слушая, как Кирис неторопливо, в красках и с деталями излагает случившееся, Фуоко чувствовала, как снова холодеют спина и сердце. Если он не привирает, ее действительно следует засунуть в самый глубокий бункер и больше никогда не выпускать. Она машинально ощупывала края дыр, прожженных в материи, просовывала в них пальцы. Чудовище. Быр-быр девочка, как обзывался Кирис. Но если парсы и в самом деле передавали паладарам изображение, Риса должна знать все. Остается положиться на инопланетян – Демиургами, кажется, их Риса называла? Всемогущие творцы миров и одновременно праздные бездельники…

Когда Кирис закончил, она какое-то время молча сидела, ни о чем не думая.

– Фучи, – замявшись, наконец проговорил парень, – ты когда в зеркало смотреться станешь… ну, не пугайся, ладно? У тебя волосы…

Фуоко вяло дотянулась до монитора и уже привычно превратила его в зеркало. Здорово. Просто замечательно. К трем седым прядям с левой стороны добавились еще две таких же с правой. Почему-то новость не вызвала у нее эмоций. Вообще никаких. Почти симметричненько стало, и то ладно.

– Пусть. Все равно я краситься хотела, – безразлично сказала она. – Не биться же теперь башкой об стенку. Да и кому моя прическа интересна, если мир погиб?

Она резко сдернула через голову майку, встала и сбросила шорты и трусы прямо на пол.

– Ты как хочешь, а я мыться! – решительно заявила она.

– Спинку потереть? – поинтересовался Кирис, беззастенчиво на нее пялясь.

– Если не побоишься, что током шарахну, – слабо усмехнулась Фуоко и ушла в ванную. Кирис, впрочем, сразу же втиснулся вслед, облапил и поцеловал в губы. Отвечая на поцелуй, Фуоко машинально отметила, что получается у него куда как лучше, чем раньше. Видимо, уроки Майи даром не прошли. Ну, а потом… Кто же знал, что от горячей воды и секса одновременно можно получить такое наслаждение, пусть и омраченное горьким привкусом обреченности?

Позже, когда они, влажные и распаренные, обессиленно лежали на кровати, Фуоко спросила:

– Кир, а все-таки – что нам делать дальше?

– В смысле? – сонно переспросил тот.

– Ну… здорово, конечно, что мы тут любовью занимаемся, пока мир рушится. Но если сегодня случился второй Удар, кому нужен Университет? Голод начнется, экономика рухнет, снова депрессия и бунты… Тут школы бы сохранить, какие еще университеты! Нам ведь домой вернуться придется, я за паладарами прятаться не намерена, даже если разрешат. А дальше что?

– Фучи, – Кирис повернулся на бок и сладко зевнул. – Ты думаешь слишком много. Давай сначала дождемся новостей, ага?

– Но все-таки? Ты вернешься в Барну? Ты ведь сейчас полноценный гражданин Кайтара.

Кирис задумчиво посмотрел на нее, прищурившись.

– Не знаю, – наконец ответил он. – Во-первых, паспорт в кармане водой сильно попортило, а восстановят ли – фиг знает. Во-вторых, я с Чином вчера трепался на стройке. Он говорит, что Палек – помнишь чокнутого паладара, в окошки прыгающего? – на самом деле крутой инженер. Реально крутой и продвинутый, Чин хотя и сам не слишком грамотный, но людей насквозь просекает. Так вот, Палек заинтересовался Хёнконом. Говорил, здесь несколько интересных проектов запустить можно. И он всегда готов способных людей учить и продвигать. Чин сказал, что если я как следует руки и голову приложу, тоже смогу в люди выбиться. И тогда я Хёнкон смогу помочь восстанавливать. Только, – он вздохнул, – зачем нужен Хёнкон, если мир развалится? Или если солнце взорвется? Не знаю, Фучи. Я тоже за чужими спинами никогда не отсиживался, но сейчас чисто конкретно не знаю. Давай подождем, ладно? В конце концов, не все взрослые дебилы. Риса уж точно.

– Риса умная, – согласилась Фуоко. – Ине изображает из себя. Но все-таки как-то страшненько знать, что мы умрем.

– Мы все умрем, – Кирис дернул плечом. – Тебя ведь никогда впятером ногами насмерть забить не пытались?

– А?

– Меня пытались год назад. Мелкое шакалье у нас в районе. Вечером налетели гопой и начали мочить. Неожиданно налетели, я и понять-то ничего не успел: вроде спокойно шел по своим делам, и вдруг уже лежу, башкой об асфальт треснувшись, а меня ногами топчут. Хорошо, они толком драться не умели, мешали друг другу, а знакомый мужик заметил и с арматуриной встрял. Так-то бы я с тобой сейчас не разговаривал.

– Нифига себе… А за что?

– Ну… – Кирис снова дернул плечом.

– Из-за "кошельков"? – внезапно вспомнились Фуоко слова Дзары. – Кир, ты что, людей грабил? А та банда – конкуренты?

Кирис напрягся, и на мгновение в нем проглянуло что-то звериное и опасное, как у загнанного в угол оскаленного бродячего пса. Но парень тут же расслабился, и наваждение пропало.

– Фучи, тебе зачем знать? – равнодушно спросил он. – Не лезь в мою старую жизнь, тебе не понравится. Я завязал, потому что Рисе пообещал, остальное никого не касается. Я-то к чему – я привык по краю ходить, и в "Черных бригадах" вряд ли бы долго протянул. Там, говорят, до гражданства за выслугу лет только половина доживает, особенно среди тех, кто на Фисте рудники охраняет и, типа, с партизанами борется. Так что для меня не новость, что я сдохну рано или поздно. Тебе, принцессе, сложнее: всю жизнь слуги пятки лизали, а сейчас настоящая жизнь началась. Да ты не парься. Если солнышко взорвется, хоть гимны распевай, хоть визжи в истерике, все равно поджаришься. Толку-то себя мучать, если ничего не изменишь?

Фуоко вздохнула и провела ладошкой по его груди. Никаких разрядов. Почему они то есть, то нет? Может, и в самом деле что-то снаружи воздействует? Как… как магнитная буря, например. В книжках пишут, что статическое электричество на остриях может собираться и светиться, на корабельных мачтах, например. Может, с ними так же?

– Хорошо, не стану париться, – согласилась она. – Кир, если нас и в самом деле снаружи контролируют, вот как тебя ночью, нужно за собой внимательно следить. Вдруг как барометры можем работать? Ну, в смысле, заранее чувствовать, что опять такая вот история случится. И потом, если мы и в самом деле кольчона отогнать можем, мы должны… ну, не знаю… сказать, чтобы нас звали, когда нужно…

– Ага, юные волшебники спешат спасать мир, – саркастически хмыкнул Кирис. – Щас, только очки из проволоки нацеплю! Хотя гхаши знают… Если мы внутри кольчона разгуливаем свободно, а волюты ничего сделать не могут… Ну, пробовать нужно. Может, и получится. Но вот ты объясни, почему паладарских дронов волюты сносили пространственным… как его?

– Деструктором. Пространственным деструктором.

– Ага. Почему нас так же не прикончили? Риса же сказала – абсолютное оружие. У меня на глазах четырех дронов вынесли одним чихом. А ты их молниями лупила, и они хоть бы внимание обратили. Кстати, даже стрелять в нас не пытались, хотя когда я тебя в море искал, стреляли. И в солдат стреляют.

– Ну, может, она нас своими агентами считает.

– Кто "она"?

– Ну… – Фуоко пошевелила пальцами в воздухе. – Красная звезда. Она ведь кольчонов посылает, верно?

– Не факт. Фучи, да ты что? Сравнила ее и себя! Она гигантская, а ты вообще для нее невидимая, меньше микроба. Даже я помню, какие у звезд размеры. Тоже мне, агент нашлась! Еще скажи, как Риса, что надежда всего человечества.

Фуоко сердито отвернулась. Ну почему он такой… неромантичный? Дура, тут же одернула она себя. Устроила уже со своей романтикой балаган на всю планету.

Краем глаза она поймала мигание. Приглядевшись – солнечные лучи из-за занавески, казалось, стали еще ярче и слепили глаза – девушка увидела, как в углу темного монитора, отвернутого к столу, мерцает синяя точка. Что-то новенькое – раньше ничего похожего не наблюдалось. Она встала на колени и подтянула к себе экран.

– Что там? – поинтересовался Кирис. – А, вызов пропустила. Кто звонил?

– Вызов? – удивилась Фуоко.

– Класс! – парень вдруг ухмыльнулся. – Не знаешь? Ну, хоть в чем-то я тебя сделал, всезнайка! Через монитор разговаривать можно, даже в Кайтар позвонить, да куда угодно.

– Я в курсе! И что?

– Так и тебе позвонить могут. А если не отвечаешь, оставляют пометку, чтобы перезвонила. Вот она и мигает.

Подумав, Фуоко дотронулась до монитора пальцем – и тот немедленно осветился. На нем показалось изображение: женщина в зеленой пижаме и зеленой же шапочке.

– Здравствуйте, ребята, – поздоровалась Дзии. – Вы закончили? Если нет, позовите, когда освободитесь.

Охнув, Фуоко отпрянула от экрана, прикрывая грудь, потом досадливо выдохнула и опустила руки. Прятаться от врача, да еще и от компьютерной тетки, которая ее сто раз голой видела, совершенно бессмысленно. И вообще, пора бы привыкнуть, что паладарам и в самом деле наплевать на одежду. Если у них так принято, каждый раз дергаться означает себя дурочкой выставлять. С рыбами молчи, с обезьянами кричи…

– Ну… – она оглянулась на насторожившегося Кириса, перевернувшегося на живот и уставившегося на экран. – Закончили… наверное…

– Могу ли я отнять у вас немного времени? Хотелось бы проверить ваше самочувствие. Прошу прощения, что не могу явиться лично: все дроны задействованы для иных целей, нет ни одного свободного, чтобы я могла сформировать человеческое тело.

– Дзии, мой отец в порядке? – Кирис повозился, усаживаясь на кровать со скрещенными ногами. Похоже, он роботетку совершенно не стеснялся.

– Ваш отец, дэй Сэйторий, надеюсь, в порядке, хотя мы пока ни в чем не уверены. Он находился в атакованном убежище, а у некоторых рабочих в больнице проявились отчетливые симптомы контакта с энергоплазмой. Три человека уже в коме, одного даже пришлось перевести на принудительную вентиляцию легких. Пока что я держу под наблюдением всех потенциальных пострадавших, чтобы вовремя оказать помощь. Боюсь, вам либо придется оставаться в одиночестве у себя, либо, если захотите компании, явиться в больницу или в одно из рабочих общежитий. Однако вы, дэйя Винтаре, и без того потратили сегодня слишком много энергии, так что я бы не советовала проявлять избыточную физическую активность. Даже во время сексуальных игр, несмотря на их пользу для эмоционального состояния, я бы порекомендовала пассивные роли.

Фуоко почувствовала, что краснеет. Ну разве можно быть такой прямой и бесцеремонной?

– Если нет возражений, – продолжала тем временем Дзии, – я потрачу немного времени на диагностику. Поскольку из инструментов исследования ваших тел у меня остался лишь ультразвук, бесполезный для работы с биотоками, придется полагаться на субъективные ощущения. Дэйя Винтаре, вы готовы?

Девушка посмотрела на Кириса, но тот лишь пожал плечами. Решай сама, говорила его поза.

– Наверное, готова… – нерешительно согласилась Фуоко. – А что надо делать?

– Ничего особенного. Однако, дэй Сэйторий, прошу вас вернуться к себе. Во-первых, наблюдение повлияет на результаты вашей собственной проверки. Во-вторых, так мы управимся в два раза быстрее.

– Ну… – Кирис заколебался, но потом пожал плечами слез с кровати и, подобрав с пола одежду, вышел. Черно-белый Гатто, до того вроде бы мирно дремавший в углу рядом с Зоррой, тут же проснулся и выскользнул за ним. Зорра недовольно чихнула вслед, затем уткнула нос под мышку и снова тихо засопела.

– Приступим, – монитор вдруг задвигался, вытянувшись на длинной гибкой ножке и оказавшись прямо перед Фуоко. Изображение Дзии пропало, а вместо него появились ряды разноцветных квадратов. – Для начала небольшой тест эмоционального состояния. Пожалуйста, выберите произвольный цвет из представленных образцов…

Тот же день. Кайтар, Барна

– Доктор Чико, к вам посетитель!

– Я занят! – рявкнул Сантонелла, не оборачиваясь.

Врачу хотелось ругаться в голос. Гостевой холл больницы святого Мейсера, обычно тихий и пустой, сейчас представлял собой помесь сумасшедшего дома и морга. Безжизненные тела валялись на полу вплотную друг к другу, а над ними причитали, раскачивались, сидели, уставившись в одну точку, и вообще демонстрировали разнообразные симптомы эмоционального шока безутешные родственники, друзья, знакомые или вообще непонятно кто.

Сойди сам Креод на Барну сегодняшним утром, вряд ли ему удалось бы устроить в городе больший хаос. К счастью, в пять утра люди по большей части еще спали в своих кроватях. На час-полтора позже – и городские улицы превратились бы в беспорядочную мешанину металлолома и человеческого мяса, сквозь которую не прорвалась бы ни одна карета скорой помощи. Впрочем, какая скорая помощь? Сам доктор добирался до больницы пешком: аккумулятор автомобиля оказался безнадежно разряжен, хотя еще вчера стрелка индикатора напряжения прочно сидела в зеленой зоне. Скорее всего, то же случилось и с остальными: когда доктор шагал по улицам, он не видел ни одной движущейся машины, зато заметил не менее двух десятков фигур, копающихся под капотами.

Он сам не знал, что разбудило его так рано утром. Возможно, глухая тишина, охватившая квартиру: на кухне не работал холодильник, с улицы сквозь открытую форточку не доносились обычные для предрассветного времени звуки: шарканье метлы дворника, гавканье уличных собак, голоса первых соседей, отправляющихся на работу… Только механический будильник меланхолично тикал на тумбочке возле кровати. Так или иначе, Сантонелла проснулся внезапно, словно от ведра ледяной воды. В комнате сгущалась странная белая дымка, сочащаяся с улицы, где стеной стоял плотный туман, темно-серый в утренних сумерках. Когда доктор вскочил с кровати, по ночной рубашке сверху донизу пробежала искрящаяся в полумраке волна искр статического электричества. Он щелкнул выключателем, но свет не загорелся. Вместо того в углах комнаты, словно глаза неведомых хищников, вдруг затлели несколько багрово-красных огней. Словно завороженный, доктор смотрел, как белесая дымка уплотняется, вихрится и, наконец, собирается в плотные спиральные конусы с руку длиной, с угрожающе светящимся центром.

Волюты.

Волюты в его комнате. Ранним утром. Без сирен оповещения, без тревожного сигнала по радио, вообще без какого-либо предупреждения. А плотный туман за окном… неужели кольчон?

Почему он все еще жив?

Одна из волют приблизилась и выпустила щупальца – многочисленные, колеблющиеся пушистой бахромой, удлиняющейся с каждой секундой. Доктор попятился, но уперся лопатками в стену и зажмурился. Вот сейчас волюта выстрелом разнесет череп. Или коснется тела и остановит сердце… Однако сквозь опущенные веки он вдруг почувствовал, что в комнате стало значительно светлее. Сантонелла осторожно приоткрыл глаза. Ничего: ни волют и дымки в комнате, ни тумана за окном, словно вдруг развеялся дурной сон.

Потом он, кое-как одевшись, бежал к лечебнице святого Мейсера по улицам Барны, поражающим мертвой пустотой. В одном месте врач заметил ничком лежащего мужчину в грязной рваной одежде – вероятно, бездомного бродягу, которых хватало в окрестностях. Сантонелла попытался нащупать пульс на сонной артерии – и не смог. Скорее всего, бедолаге не повезло. Но возиться с трупом времени не оставалось: следовало как можно быстрее проверить больницу. Кто же там сегодня дежурил ночью?… А, какая разница. Сестры-монашки хотя и благонамеренны, но от их ужасной бестолковости просто опускаются руки. Во всей бесплатной лечебнице святого Мейсера толк есть лишь от одного человека – тессы Фьюченцы, и она сегодня определенно ночевала дома.

Больница встретила обычной утренней тишиной. Пациенты по большей степени спали, некоторые – страдающие бессонницей старики – неслышно бродили по коридорам. Тессу Мистеру, дежурную по больнице и единственную сейчас из медсестер, он застал сладко спящей на диване в ординаторской на втором этаже. Обессилевший от нервного напряжения Сантонелла даже не стал ее будить. Похоже, никто не заметил произошедшего. Ну что же, если все обошлось… если визит кольчона не превратился в катастрофу… наверное, можно наконец расслабиться?

Если бы доктор верил в учение Рассвета, то наверняка решил бы, что краткий период тишины Креод устроил, просто чтобы больнее ужалить. Уже через десяток минут в больнице появились первые визитеры. Телефоны, как успел убедиться Сантонелла, не работали, машины не ездили, и пострадавших несли на руках. Всех – с одними и теми же симптомами: бессознательное состояние, огромные, во всю радужку, зрачки, не реагирующие на свет, едва прощупывающийся пульс, почти незаметное дыхание – и никаких внешних повреждений. И у всех одна и та же история: проснулись утром от звона будильника (странной тишины, непонятного предчувствия) – а человек в себя не приходит.

За первые десять минут принесли восьмерых пострадавших. За следующие десять – еще не менее двух десятков. Потом доктор даже перестал считать. Сейчас в холле, на глаз, вповалку лежало не менее семидесяти человек. Укладывать их приходилось прямо на каменный пол гостевого холла: никто из сопровождавших не догадался прихватить даже пачку газет, не говоря уже об одеялах и подушках. Некоторые, впрочем, успели сбегать по домам и принести их, но основная масса людей все равно рисковала заработать острый нефрит, воспаление легких и тому подобные проблемы. При условии, конечно, что вообще выживут.

Переходя от одного пациента к другому, доктор чувствовал, что его поглощает вал отчаяния и безнадежности. Он терапевт – не реаниматолог, не невролог, простой терапевт в благотворительной публичной больнице, пусть даже весьма известный в свое время в определенных кругах. У него нет ни инструментов для диагностики, ни даже простейших общеукрепляющих препаратов. Он не в состоянии даже определить, что случилось с людьми, не говоря уже о помощи. Врач ловил на себе сотни взглядов, но в большинстве надежда давно погасла. Преимущественно бедняки, какие в основном жили в районе Параллельного проспекта: докеры, крановщики, матросы и разнорабочие, связанные с близлежащими портами. Никто из них не в состоянии позволить себе хорошего врача – а бесплатно нынче можно разве что умереть.

Когда три года назад Сантонелла ушел с хорошо оплачиваемой должности в клинике "Вечное здоровье" на мизерное жалование в публичной больнице, существующей за счет благотворительных взносов, он полагал, что сможет изменить хоть что-то. Жизнь, однако, доказала всю наивность и смехотворность романтического порыва: чтобы лечить, мало одной квалификации. Нужны инструменты, лекарства, аппаратура… Следовало давно признать ошибку, перечеркнуть ее последствия и устроиться куда-нибудь, где можно заработать на приличную пенсию, актуальную с учетом приближающейся старости. И лишь глупая, дурацкая гордость не позволяла ему совершить вполне разумный шаг.

И вот сейчас жизнь с усмешкой окунула его в дерьмо по самую маковку, доказывая, что даже гордость не способна победить реальность. Десятки бессознательных мужчин и женщин – и минимум в два раза больше сопровождающих, сидящих рядом на полу и на корточках с безжизненными безнадежными взглядами.

Где тесса Фьюченца, в которой он так остро нуждается? Почему власти даже не пытаются оказать помощь? Впрочем, нет никакой гарантии, что нужные чиновники и специалисты сейчас в сознании. Возможно, они вот так же валяются сейчас в своих кроватях или в других больницах, где его коллеги точно так же бессильны помочь.

Когда рыдающий мужчина принес на руках искалеченную женщину с окровавленным лицом и неестественно вывернутой рукой – водитель потерял сознание на ходу, и автомобиль вылетел на тротуар, искалечив возвращающуюся из ночного клуба танцовщицу, чудом не задев спутника – Сантонелла почувствовал даже некоторое облегчение. Пусть он не хирург, но может сделать хоть что-то. Х-ходер, и в смотровой уже пятеро лежат, и в каждом процедурном кабинете по столько же! С трудом расчистив место – пришлось, стиснув зубы, заставить убрать со скамьи бессознательного мужчину, по виду грузчика – он принялся осматривать пострадавшую. Та оставалась в сознании и лишь негромко стонала, когда доктор причинял ей новую боль. Большие синяки и длинные царапины на лице, кровоточащий нос – ничего страшного. Скорее всего, заживет без следа. Перелом плеча, к счастью, закрытый, но без рентгена определить, как складывать обломки, невозможно. И, вероятно, трещины в двух ребрах. Остальное – ссадины, которые достаточно обработать перекисью водорода и забинтовать или заклеить пластырем.

Сейчас Сантонелла заканчивал накладывать шину из своего скудного запаса. В больнице наконец-то появились еще несколько монашек, сейчас осторожно переступающие через тела с потерянным видом. Все, на что их хватало – шептать молитвы и осенять людей косым знамением. Поймав краем взгляда тень сутаны одной, врач с трудом подавил раздражение. В конце концов, дружок, ты не способен даже на такое. Не вредит, и ладно. Может, даже поможет кому-нибудь успокоиться.

– Доктор Чико!… – в голосе монашки послышались странные нотки. – Пожалуйста, очень прошу… к вам посетитель…

Сантонелла затянул последний узел бинта, щелкнул ножницами, обрезая лишнее, и резко обернулся.

– Что… – начал он, и тут же подавился остатком фразы.

Рядом с монашкой стояла женщина: среднего роста, коренастая, в странной одежде, напоминающей туго обтягивающий черный гидрокостюм. Однако вовсе не одежда заставляла монашку непрерывно гонять сложенные щепотью пальцы по стандартному маршруту: левое плечо – правое бедро – левое бедро – правое плечо… Глазницы незнакомки, словно заполненные озерцами жидкого пламени, горели ровным изумрудным огнем.

– Доктор Сантонелла Чико, я паладар, – светским тоном проговорила огнеглазая. – Если точнее, перед вами дистанционно контролируемый дрон, но разница несущественна. Я небиологический интеллект, специализирующийся на медицине и физиологии разумных существ. Можете называть меня Дзии.

Зеленое пламя потемнело, затем побелело и превратилось в нормальные человеческие глаза. Только по-прежнему зеленая радужка, казалось, слегка светилась изнутри.

– Добрый день, дэйя Дзии, – устало сказал Сантонелла. – Вы решили оказать нам помощь?

– Да, доктор Чико. Однако я не могу остаться здесь. Мы приводнили несколько капсул с дронами вдоль побережья, в том числе возле Барны, однако практически все устройства предназначены для других городов. У вас мы оставим двух дронов под моим контролем: одного во Второй больнице, другого – в Двенадцатой. Они удобнее всего для обработки большого количества пострадавших. Я заглянула к вам по дороге по просьбе Карины Мураций, ректора университета "Дайгака". Она предполагала, что если вы не пострадали, то уже находитесь на посту.

– И каким же образом ректор паладарского университета осведомлена о моей скромной особе? – неприязненно осведомился Сантонелла.

– Вы общались, когда она находилась в Барне. Девочка, представившаяся как Риса Серенова, а также ее спутник, юноша по имени Масарик Медведь. Она обнаружила капитана Пахиса, его забрала группа поддержки.

– Риса Серенова?…

Да, верно. Похоже, он совсем замотался, если забыл о странной девочке, обладавший познаниями и опытом квалифицированного врача. Когда в тот день он наблюдал, как под ее пальцами оживают, казалось бы, безнадежно лежачие больные и слабые старики, ему казалось, что присутствует при чуде. Вероятно, дэйя Фьюченца считала так же, поскольку после ухода девочки прошептала, что станет молиться за нее, пусть даже Чужая не имеет никакого отношения к божественному свету Ваххарона. Впрочем, прикосновение к тайне серьезно омрачил невыразительный неприметный человечек в деловом костюме, минут двадцать после того трахавший им мозги на предмет сохранения тайны и необщения с прессой в любом виде. После сенсационной пресс-конференции в Минкоке, когда Сантонелла окончательно осознал, с чем имел дело в тот день, он постарался вытравить событие из памяти. Сэрат дэйя Карина Мураций, возможно, умеет творить чудеса, однако если пресса ненароком проведает об ее визите в госпиталь, жизнь превратится в кошмар.

Видимо, усилия не прошли даром, если он сумел вспомнить лишь после напоминания.

– Да, конечно, – уже мягче сказал врач. – Совсем из головы вылетело. Передайте дэйе Мураций, что я признателен за заботу. Однако, дэйя…

– Дзии.

– Да, дэйя Дзии. Видите ли, у меня довольно много пациентов, и если вы не можете помочь, я с большим удовольствием поговорю с вами в следующий раз.

– Я не сказала, что не могу помочь, – откликнулась паладар. – Я не могу остаться, но несколько минут у меня есть. Доктор Чико, у меня плохая новость: в ближайшее время спасения ждать неоткуда. Атаке кольчонов подверглась не одна Барна, а вся планета. Кайтар парализован, в том числе из-за отсутствия электричества и связи. Насколько мне известно, правительство понемногу приходит в себя, и как минимум в Дриммаде уже активно действуют бригады техников, восстанавливающих электроснабжение. Однако в самом лучшем варианте раньше вечера до вашей больницы никто не доберется.

– Умеете вы обрадовать… – пробурчал Сантонелла. – Хорошие новости у вас имеются?

– Да. Большинству пострадавших, – Дзии обвела рукой холл, – не требуется медицинская помощь. Они заражены энергоплазмой, и мне неплохо знакомы демонстрируемые симптомы и течение болезни. Поскольку они все еще живы, скорее всего, смерть им не грозит. Через несколько часов или суток, как повезет, они придут в себя самостоятельно. До тех пор их организм следует поддерживать, поскольку состояние характеризуется ускорением некоторых физиологических процессов и крайне быстрым истощением запасов энергии. Необходима подпитка высокоэнергетическими соединениями, а также, желательно, нейромедиаторами. Поскольку вряд ли у вас найдутся большие запасы трифосфорного нуклеотида и медицинской глюкозы для внутривенного введения, используйте обычный сахарный сироп, аккуратно вливая его в горло. Можно предварительно провести процесс его инвертирования. Вы знаете метод?

– Нет… боюсь, что нет… – доктор потер лоб рукой. – Точнее, забыл. Вы не могли бы напомнить?

– Смешать сахар с водой в весовом соотношении примерно пять к двум, в качестве катализатора добавить сухую лимонную кислоту в соотношении один к ста пятидесяти, нагревать на водяной бане при температуре восемьдесят градусов или чуть выше в течение примерно сорока пяти ваших минут. Получится жидкая смесь фруктозы и глюкозы, усваивающаяся лучше простого сахара. Разумеется, следует с особой осторожностью применять при диабетах. Вот рецепт.

Дзии протянула руку, и из повернутой вверх ладони всплыл свернутый трубочкой листок бумаги.

– Попросите ваших коллег размножить и раздайте людям. И я бы порекомендовала забрать больных по домам. Там, в постелях, им находиться предпочтительнее. И проинструктируйте родственников, как правильно вливать жидкость, чтобы бессознательный пациент не захлебнулся.

– Спасибо, – Сантонелла осторожно, словно раскаленный, взял листок, развернул и всмотрелся в каллиграфически четкие прямые строчки. – Еще что-то?

– Не позволяйте реаниматологам применять дефибрилляторы. Скапливающаяся в грудной клетке энергоплазма блокирует электрический ток. Разряды, скорее всего, не достигнут сердца, но повредят окружающие ткани. Если сердце остановится, применяйте другие методы – непрямой массаж, прекордиальный удар, адреналин внутрисердечно и так далее.

– Энергоплазма… Ее можно как-то эвакуировать? Откачать, нейтрализовать?

– Нет, к сожалению. Речь о том же псевдовеществе, из которого состоят волюты и кольчоны. На самом деле энергоплазма представляет собой разновидность вихревых полей, в некоторых ситуациях ведущую себя как густой коллоид, но в остальном являющуюся типичным энергетическим сгустком. Мне не известны щадящие методы, позволяющие удалять ее из человеческого организма, и любые такие попытки могут привести к мгновенной смерти носителя. Возможно, когда-нибудь удастся разработать нужные методы, но пока придется мириться с ситуацией. Доктор Чико, мне пора. Не теряйте надежды: как только в городе восстановят подачу энергии, снова заработает наш шлюз в городские телефонные сети. Вы сможете обращаться ко мне за консультациями напрямую, номер вам сообщат.

– Погодите! – вскинулся Сантонелла. – Вы сказали – кольчоны атаковали планету целиком? Насколько все плохо, хотя бы в Кайтаре?

– Нет информации. Однако, если судить по результатам первых наблюдений с орбиты и на местах, мы ожидали куда более серьезных последствий. Похоже, накрывшие города кольчоны не вызвали массовых смертей, как случалось сразу после Удара. Есть надежда, что проблемы ограничатся легкими повреждениями инфраструктуры, отдельными смертями и, скорее всего, массовым преобразованием людей в эйлахо. В планетарных масштабах наши возможности невелики, но мы постараемся помочь, насколько возможно.

– Спасибо, – кивнул Сантонелла. – Мы ценим вашу помощь.

– Не за что. Она небескорыстна: когда кризис завершится, мы предъявим правительствам счет. Даже по себестоимости суммы выйдут немалые. Удачи, дэй доктор.

Женщина-паладар склонилась к лежащей на скамье пациентке, коснулась ее шеи, затем повернулась и – Сантонелла не смог подобрать другого слова – поплыла к широким стеклянным дверям холла. Она вроде бы и шагала, с хирургической точностью располагая ступни в узких промежутках между телами, но в то же время странным образом казалась почти неподвижной. Несколько секунд – и она исчезла, растворившись в лучах восходящего солнца.

– Эйлахо, Господи, твоя воля… – монашка опять осенила себя косым знамением. – Говорят, они чудища, которых Креод…

– Если ваш господь допускает подобные нападения кольчонов, тесса Лилана, – резко оборвал ее Чико, – смиритесь, что и эйлахо – часть божественного промысла. Кроме того, я не интересовался вашими суевериями, они мне неинтересны.

Только сейчас он осознал, что ближайшие люди с напряженным интересом прислушивались к разговору с Дзии.

– Эй, док! – несмело поинтересовался мужчина средних лет, сидящий рядом с женщиной, не подающей признаков жизни. – Так что, моя жена сама очухается, что ли? Или что там паладарша говорила насчет сахара?

– Точно! – поддержала ее женщина, баюкающая на руках тельце пятилетнего ребенка. – У нас есть сахар! Доктор, дайте рецепт!

– А чем они заражены? – выкрикнул кто-то издалека, то ли не расслышавший толком беседу, то ли не понявший суть. – Эпидемия? Док, что за болезнь? Чем лечить?

В холле, до того заполненном почти кладбищенской траурной тишиной, начал нарастать ропот. Люди переговаривались, и в их глазах начали зажигаться лихорадочные огоньки. Похоже, ситуация грозит выйти из-под контроля.

– Подожди, красавица, сейчас я продолжу тобой заниматься, – негромко сказал он танцовщице, неловко удерживающей сломанную руку другой, целой. В ее глазах стояли слезы, но она по-прежнему мужественно молчала, прикусив губу. – Молодец, девочка. Ты молодая и сильная, синяки заживут, а руку мы тебе поправим, не здесь, так в другом месте. Ты еще спляшешь на моей могиле. А пока потерпи немного.

– Доктор, мне уже не больно, – шепнула та в ответ. – Как паладарша дотронулась, так и не больно стало. Совсем руку не чувствую.

– Ну, вот и замечательно. – Сантонелла отошел на несколько шагов от скамьи, чтобы его не скрывала колонна. – Так, дэй и дэйя, слушайте меня все, и слушайте внимательно.

Ропот утих, и люди начали с надеждой поднимать головы.

– Не могу сказать ничего особенно утешительного. Для тех, кто не слышал разговора, повторяю сказанное паладаром. Барна подверглась атаке кольчона, но пострадала не одна она. Твари решили взять нас числом и внезапностью. Они накрыли все города на планете, но что-то у них не вышло. Люди не умирают массово, и самое скверное пока что – проблемы с электричеством. Но его чинят и скоро восстановят. Что же до потерявших сознание, врачи паладаров полагают, что они очнутся сами через какое-то время. Так что не беспокойтесь особенно за своих родных, они всего лишь глубоко спят. Ни о каких заразных заболеваниях речи не идет, пострадавшие абсолютно безопасны для окружающих.

Снова поднялся ропот, но на сей раз с нотками облегчения. Паладары, эхом проносилось по большому мрачному холлу. Паладары нам помогают! Хорошо. Ну, пришла пора вспоминать давно забытые за ненадобностью навыки организатора.

– А теперь, – доктор Сантонелла Чико возвысил голос, перекрывая шум, – я объясню, как в домашних условиях сделать искусственный мед, чтобы подкармливать спящих, и как ухаживать за ними, чтобы не образовывались пролежни. Тесса Лилана, – обернулся он к монашке. – Будьте любезны, принесите из моего кабинета карандаши, ножницы и писчую бумагу. Я хочу, чтобы каждый смог записать указания.

Тот же день. Хёнкон

– Мариси-атара, его доставили. Он в канцелярии.

Гонец едва успел отскочить в сторону: только что напряженно размышлявший над картой Хёнкона адмирал, тут и там двигающий солдатиков на горизонтально расположившемся терминале, вскочил на ноги и стремительно вышел из штабной комнаты с выражением свирепой ярости на лице. Гонец поёжился: ему уже случалось видеть командира в таком настроении – раньше, еще до прихода паладаров, и каждый раз дело заканчивалось трупами. Сегодня, вероятно, без них тоже не обойдется.

Ударом ноги Мариси Мигото распахнул дверь и вошел в комнату, еще успев мельком заметить, как вздрогнул, но тут же вытянулся по стойке "смирно" стоящий у стены человек. Конвоир глянул на адмирала и коротко отдал честь, но сразу вернулся к напряженному созерцанию арестованного. Короткий тупорылый пистолет-пулемет часовой направил в пол, но чувствовалось, что не задумываясь пустит оружие в ход при первом же удобном случае.

Да, именно так положено поступать с предателями и трусами. Еще сезон назад Мариси лично пристрелил бы капитана первого класса Фуанну Маэ как дезертира. Но сейчас бывший адмирал Хёнкона уже не самая крупная акула в местных водах и не властен в вопросах жизни и смерти. Даже адмиральское звание у него неформальное, как и инопланетное звание оой-генерала у начальника, паладара Саматты Касария. Однако же адмирал или нет, беглецу он спуску не даст в любом случае.

Арестованный смотрел исподлобья, опустив голову. Вероятно, он чувствовал себя в чужих туфлях. Дерьмо позорное…

– Что можешь сказать в свое оправдание, Фу? – тихо, даже мирно поинтересовался адмирал.

Капитан упер взгляд в пол.

– Ничего, – кивнул адмирал. – А может, тебе не в чем оправдываться? Давай-ка вместе посмотрим, что случилось. Вдруг ты и не виноват ни в чем.

Он подошел к пустующему сейчас столу дежурного и резким движением развернул терминал. Несколько тычков пальцами, куда более энергичных, чем требовалось для управления паладарским устройством, и на экране запустился видеоролик: эпизод, вырезанный из трансляции одного из боэй, сопровождавшего геологическую партию.

Суетящиеся у склада люди, нервно озирающиеся на север, где над бывшим – впрочем, снова нынешним – Хрустальным перевалом нависло угрожающее белое облако кольчона, окруженное волютами словно роями мелкой безобидной мошкары. Люди лихорадочно забрасывают в распахнутые двери какие-то ящики, рюкзаки, штативы – но вот седоусый мужчина встает в проходе, неслышно рявкает, и ящики летят на землю. Захлопываются двери, и толпа гражданских начинает беспорядочно, но без паники двигаться по дороге на юг. Два человека в военной форме идут позади, и капитан Фуанна выглядит хотя и сосредоточенным, но не испуганным. Старый испытанный член отряда, он не раз попадал в переделки и, случалось, чудом оставался жив. Потому адмирал не колебался ни секунды, определяя, кого выделить для сопровождения партии в давно заброшенных пустынных областях.

В кадре на секунду мелькает надпись "Eksploda! Ekstrema danĝero! Ne fumas!": хранилище взрывчатки, предназначенной для использования теми же геологами во время работ, в смысл которых Мариси даже не пытался вникать. То ли бить шурфы, то ли сейсмически зондировать местность, то ли что-то расчищать… Достаточно, что о назначении дастилина осведомлен Палек Мураций, руководящий работами по обследованию перевалов хребта Сюань. Лишь вчера ящики со всеми предосторожностями выгрузили с кайнаньского транспорта и доставили сюда паладарские грузовые платформы.

Вот на небольшом квадратике в нижнем углу экрана вспыхивает ослепительное яростное пламя: двинувшийся кольчон уничтожен оружием паладаров.

И тут же сарай с дастилином взрывается изнутри. Замедленное воспроизведение: в стороны летят ошметки коричневого пластика, за которыми вспухают клубы бурого дыма. Медленно, словно в сне, ударная волна разбрасывает людей в стороны, тела кувыркаются по старой растрескавшейся бетонке и каменистому пустырю за ней, вылетают немногие уцелевшие стекла у старых лачуг, теснящихся неподалеку. Капитан Фуанна умело перекатывается по камням и замирает, припав к земле. На лице – ошеломление и такой же ужас, какой только что читался у рабочих. Он несколько раз переводит взгляд с вздымающегося на севере чудовищного огненного клуба на дымный гриб поменьше, клубящийся на месте бывших складов. Потом вдруг вскакивает и, пригнувшись и петляя, словно под обстрелом, бросается бежать, перепрыгивая через неподвижные тела тех, кого поклялся защищать. Он в последний раз оглядывается – лицо отвратительно искажено паникой – и картинка замирает.

– Комментарии, капитан? – по-прежнему непринужденным тоном поинтересовался адмирал. – Может, в записи не ты, а кто-то другой? Что-нибудь насчет благоразумного отступления, чтобы победить в другой раз? Или ты посчитал, что именно так лучше всего исполнить полученные приказы?

Арестованный промолчал. На его губах мелькнула горькая усмешка, но он лишь отрицательно покачал головой.

– Не слышу ответа! – адмирал слегка повысил голос.

– У меня нет оправданий, тайсё.

– Прекрасно, что понимаешь. Также ты наверняка знаешь, что делают с дезертирами. Камера, трибунал, нудное и долгое разбирательство и заранее известный итог. Даже если паладары оставят тебя в живых, ты не отмоешься, Фу. Никогда.

Адмирал расстегнул клапан кобуры и вытащил из нее пистолет. Он неторопливо передернул затвор, досылая патрон, потом выщелкнул и сунул в карман обойму. Оружие негромко стукнуло по исцарапанной полировке когда-то шикарного письменного стола.

– Мы знаем друг друга пятнадцать лет, Фу. Ради старой дружбы я даю тебе шанс избавить от ненужной рутины меня и Карину-атару и хотя бы немного восстановить свою честь. В личное дело внесут запись, что ты погиб при взрыве склада, и ты получишь воинские похороны. В противном случае…

Арестант медленно поднял голову, и в его глазах мелькнула искра.

– Я погиб там, при взрыве… – эхом повторил он. – Прости, Мариси. Жаль, что я подвел тебя.

Адмирал скупо кивнул.

– Выйди, – приказал он конвоиру.

– Прекратить немедленно!

От мелодичного женского голоса, в котором смертельным капканом лязгнула сталь, вздрогнули все трое мужчин. Ректор Университета Карина Мураций стояла в дверном проеме – невысокая нагая девушка на вид двадцати с небольшим лет, с коротко остриженными черными волосами и тремя крохотными родинками на щеке: треугольник острием вниз. Ее карие глаза смотрели на адмирала с таким выражением, что по спине пробежали мурашки.

– Мариси-са, пройди в свой кабинет и подключись к конференц-системе. Немедленно.

От ледяного голоса ректора, в котором почти пропали верхние тоны, сердце сжалось в комок. Адмирал еще ни разу не слышал, чтобы она так говорила. Ххаш, он не подозревал, что мягкая обходительная инопланетянка вообще способна разговаривать в уничижительном стиле. И она впервые использовала са вместо обычного атара или тайсё, словно обращалась к простому офицеру. Из-за чего она так взбеленилась?

– Есть, Карина-атара, – кивнул он, стараясь сохранить бесстрастный вид.

– Капитан Фуанна Маэ, – ректор обернулась к арестованному. – Твой статус сотрудника Университета приостанавливается до разбирательства дела и принятия решения. Ты немедленно отправишься в казармы под домашний арест. Этот боэй временно останется с тобой для предотвращений посягательств на твою жизнь и здоровье.

Конвоир (Мариси так и не смог вспомнить его имя, кто-то из недавно набранных) разочарованно клацнул предохранителем – и тут же заледенел под яростно хлестнувшим взглядом ректора. Судя по пальцам, нервно стиснувшим оружие, боец тоже почувствовал себя неуютно. Карина Мураций шагнула к столу и взяла с него пистолет, но не за рукоять, а горстью, обхватив курок, казенную часть и ствол. Подняв его на уровень глаз, она стиснула пальцы – и металл поплыл, корежась. Мариси сглотнул. Похоже, она и в самом деле в ярости.

Уронив бесформенный кусок железа на пол, ректор обернулась.

– Чего ты ждешь, Мариси-са? Еще одного приглашения? Или передать дрона генералу Саматте, чтобы подтвердить приказ?

– Прошу прощения, Карина-атара, – адмирал щелкнул каблуками и поспешно вышел.

Пройдя по коридору, он вошел в кабинет, закрыл дверь на ключ и активировал настольный терминал. Запустив коммуникатор, он вызвал Карину Мураций и вытянулся по стойке "смирно".

– Присядь, Мариси-са, – сухо сказала ректор, появляясь на экране.

Адмирал осторожно присел на краешек стула.

– А теперь напомни мне, пожалуйста, когда тебя наделили полномочиями судьи и палача.

Хотя голос ректора оставался ровным и почти бесстрастным, Мариси поежился под ее тяжелым, пронзающим насквозь взглядом, так не сочетающимся с образом симпатичной юной девушки.

– Не слышу ответа, Мариси-са, – в голосе Карины скользнули угрожающие нотки.

– Меня не наделяли такими полномочиями, Карина-атара, – стараясь контролировать голос, ответил адмирал. – Я всего лишь…

– Ты всего лишь провоцировал своего подчиненного на самоубийство и предоставил ему оружие. Провоцировал, основываясь не на законе и даже не на представлениях о целесообразности, а на своих понятиях чести. Адмирал, когда Сторас объяснял, что мы ни при каких обстоятельствах не прибегаем к смертной казни, что именно ты не понял?

Адмирал промолчал.

– Тебе ясно и недвусмысленно объяснили, что в Хёнконе вводится только два вида наказания: штраф и высылка. Одно из двух: или ты, Мариси-са, возомнил себя выдающимся юристом, способным подвести смертную казнь под одну из указанных категорий, или же тебе попросту наплевать на законы. И то и другое весьма странно для главы полицейской службы, призванной защищать закон и порядок. Комментарии, Мариси-са?

Вот так. К нему бумерангом вернулись собственные слова, произнесенные в адрес капитана Фуанны.

– Я всего лишь пытался поддерживать воинскую дисциплину, – ответил адмирал. – Средствами и способами, доступными моему пониманию. Дезертиров следует наказывать, чтобы завтра их не стало больше. Человек, бросивший… предавший тех, кого должен защищать, иного не заслуживает.

– Вот как? – ректор иронично подняла бровь. – Мариси-са, а что, служба охраны Хёнкона уже стала военной организацией? Мне почему-то казалось, что вас взяли на службу в качестве полицейских – для защиты студентов и преподавателей Университета, а не славных сражений с превосходящим противником. Более того, мне казалось, что тебя ясно и недвусмысленно проинструктировали не рисковать жизнями подчиненных. Вам всем объясняли, что любой объект опаснее одинокого хулигана – дело специально запрограммированных боэй. Или я в чем-то ошибаюсь, Мариси-са? Возможно, мне следует поднять из архива запись твоей беседы с Саматтой, чтобы прояснить ситуацию?

– Нет, Карина-атара, не нужно. Все именно так.

– Рада, что мы прояснили вопрос. Теперь объясни мне, Мариси-са, чего же такого совершил твой подчиненный, что ты посчитал необходимым пристрелить его, даже не выслушав оправданий?

Ректор по-прежнему буравила его тяжелым взглядом, ожидая ответа, и адмирал почувствовал, что мысли путаются. Преступление казалось таким ясным, таким очевидным – до тех пор, пока он не попытался сформулировать словами.

– Оставление своего поста по боевому расписанию, – наконец ответил он. – Нарушение приказов. Оставление в беде гражданских лиц.

– Боевого расписания, как мы только что выяснили, у нас нет. Приказа защищать подопечных лиц от кольчона он тоже не получал: мы даже не предполагали, что кольчон может зайти со стороны суши, и не предприняли никаких мер безопасности на сей счет. Оставление в беде гражданских лиц – проступок действительно серьезный, но он карается как максимум увольнением с занимаемой должности, отнюдь не расстрелом. Кроме того, Мариси-са, капитан Фуанна является одним из твоих старых людей – тех, за кого ты лично поручился перед Сторасом и Саматтой. И ты лично отправил его на задание. На мой взгляд, ты несешь ответственность за его бегство ничуть не меньшее, чем он сам. Возможно, даже большее, поскольку правильно распределение задач между подчиненными является твоей основной обязанностью. Если назначенный человек сбежал с поста, значит, именно ты ошибся, решая, кому поручить дело.

Мариси почувствовал, что кровь приливает к лицу.

– Я не мог знать, с чем они столкнутся! – куда резче, чем следовало бы, ответил он.

– Капитан Фуанна – тем более. А в поле находился он, не ты. Легко рассуждать о чести и долге, сидя в уютном безопасном убежище…

– Я не раз рисковал жизнью в бою!

– Чушь! До Удара ты служил в вооруженных силах старого Хёнкона, никогда ни с кем не воевавшего всерьез, и самым страшным твоим противником являлись контрабандисты на легких катерах. После Удара ты собирал дань с тех же самых контрабандистов, а заодно с работорговцев и наркоторговцев, которым куда проще и выгоднее откупиться, чем воевать. Да, ты участвовал в стычках, но ни разу – со страшной тупой силой, воплощенной смертью, которой человек не в состоянии противостоять, способной раздавить тебя, даже не заметив. И ты осмеливаешься судить человека, не справившегося с паникой в критической ситуации? Ты уверен, что на его месте повел бы себя иначе?

– Я сражался бы до конца! – каркнул адмирал пересохшим горлом.

– Когда-то я тоже так думала, – ректор внезапно обмякла и ссутулилась. – Мариси-кайтё, я далеко не та молодая девочка,какую изображаю перед тобой и всей Паллой. Лет восемь или девять назад по вашему времени я занимала трон диктатора бедной полудикой страны. Мне… всем нам приходилось изображать из себя обычных людей. Мне не раз приходилось подписывать смертные приговоры – у нас не имелось достаточно средств для содержания тюрем, и мы просто не могли оставить на свободе некоторых людей – закоренелых убийц, работорговцев и наркоторговцев. Я присутствовала на казнях, заставляла себя смотреть, во что превращается моя закорючка на листе бумаги. Кто-то умирал под пулями молча, кто-то пресмыкался, вымаливая пощаду, которую так и не получал… Я не раз думала, как бы сама повела себя в похожих обстоятельствах. Мне уже приходилось умирать: меня убивали на дуэли, совершали покушения – взрывы, яд, стрельба… Но одно дело драка, когда есть хотя бы крохотный шанс отбиться, а то и превзойти врага, и совсем другое – обреченное ожидание смерти.

Карина помолчала. Адмирал не осмеливался даже пошевелиться.

– Когда настало время уйти, я решила проверить себя. Наиболее эффективным сценарием казалась авиакатастрофа. К тому времени я уже стала неуязвимой, не могла умереть – но у нас есть способы создать то, что называется "автономной проекцией". Грубо говоря, берется частичка себя, и из нее создается отдельная личность, наделенная твоей же, но урезанной, специально сформированной памятью. Она думает, чувствует, реагирует так же, как и оригинал, и все ее эмоции и впечатления транслируются тебе, словно находишься на ее месте. Адмирал, я посадила в самолет саму себя, верящую, что она – я – действительно смертная женщина, глава государства, рядом с которой в салоне находится любимый мужчина. Я втайне полагала, что проявлю незыблемое мужество и умру с честью и достоинством. Ха…

Карина запрокинула голову и горько рассмеялась.

– Мариси-кайтё, несколько минут после попадания в самолет первой ракеты я действительно держалась молодцом. Но потом, когда в салоне запахло паленым, меня начал скручивать страх не менее черный, чем пробивающийся дым. Мне все сильнее хотелось одного: жить! Жить любой ценой! Паника все нарастала, и к моменту, когда самолет врезался в землю, я превратилась в ревущее от ужаса животное. Наплевать и на достоинство, и на любимого, и на судьбы государства, просто жить, любой ценой, пусть даже погибнут все остальные, понимаешь? Я еще оставалась жива после падения, когда салон запылал, билась в привязных ремнях, которые не могла отцепить, и выла. Ощущения оказались такими, что я не выдержала. Я принудительно погасила ее сознание до того, как она умерла в пожаре.

Карина замолчала, прикусив губу, ее щеки побелели.

– Какой щелчок по самолюбию, адмирал… – наконец с трудом проговорила она. – Меня неоднократно пытались успокоить старшие, объясняя, что я по неопытности вместе с лишними воспоминаниями отрезала у своей личности важные черты характера, и что ставить такие опыты на себе – верх идиотизма, поскольку результат необъективен и ничего не значит. Мне очень хочется верить утешителям, но… Мариси-кайтё, я поклялась: никогда в жизни я не стану осуждать человека за панику перед лицом неминуемой смерти. На такое способен лишь тот, кто сам никогда не оказывался в его шкуре. Я прекрасно знаю ваши аргументы: мягкотелость ведет к разложению, позволить дезертиру остаться безнаказанным означает поощрять трусость других… Я все знаю. Однако какие бы рациональные доводы вы ни привели, моя позиция однозначна: смертной казни в Хёнконе нет и никогда не будет.

От мрачного пламени в ее глазах Мариси даже слегка поежился. Он знал такой взгляд в упор, нередкий для религиозных фанатиков, но от Карины Мураций ожидал его в самую последнюю очередь.

Адмирал плохо разбирался в иерархии паладаров. Но Саматта Касарий явно испытывал к Карине-атаре родственные чувства (кто она ему – племянница, приемная дочь?), а Масарик Медведь – еще более нежные, и их мотивы подчинения ректору Университета казались если не достойными, то хотя бы понятными. А вот почему ее приказов беспрекословно слушаются Сторас Медведь и его аналитики, редко появляющиеся, но всегда молчаливые мужчины с отчетливыми повадками спецслужбистов, для него всегда оставалось загадкой.

Мариси знал, что женщины-руководители нередки и в Кайтаре, и в Ставрии, но на Могерате они попадались не чаще алмазов на тротуаре. Адмирал подчинялся приказам Карины-атары, однако все его существо протестовало против подобного унижения. Поначалу, пока не получил суровую выволочку, он каждый раз старался получить подтверждение генерала Саматты, оправдывая свои действия субординацией. В особенности – когда ректор начинала пороть чушь насчет гуманизма, доброты и взаимопомощи. Женщины недальновидны по натуре своей, они не понимают, что мягкость и прекраснодушие сегодня оборачиваются катастрофами и смертями завтра. Мир подчиняется исключительно грубой силе и не прощает даже намека на слабость. Чего стоит одно отсутствие постоянного наблюдения за рабочими! Набранная по всему Могерату нищая шваль – прекрасная среда для загнивания. Глазом моргнуть не успеешь, как пойдет подпольная торговля наркотиками и дешевым, но забористым спиртным, начнутся азартные игры, появятся организованные банды. И ни осведомителей, ни стационарных камер наблюдения в помещениях, если не считать терминалы связи, ни контроля за передвижением по территории… Да, конечно, приказы главы государства следует исполнять (а кто здесь глава, Мариси не испытывал ни малейшего сомнения, несмотря даже на официальный статус Стораса-атары), но кто же мешает чуть-чуть расширенно их истолковать или недопонять? В конце концов, каждый должен делать свое дело так, как умеет.

Ему нравилась Карина-атара – всегда доброжелательная, готовая подбодрить и объяснить, никогда не кичившаяся своим превосходством и со всеми державшаяся вровень, как с друзьями. Ректор носила маску молодой женщины, а зачастую – и совсем юной, еще титьки не отросли, девчонки, но поведение выдавало истинный возраст. Далеко за сорок лет в пересчете на годы Паллы: опытная матрона, глава большого семейства, мать и бабка, любимая детьми и превращающая в смех горькие слезы внуков, надежная опора клана, неунывающий источник мудрости и радости – именно такая роль подходила ей большей всего. Как она сумела приручить мальчишку-волчонка из Барны! Даже привычка ходить голой напоминала Мариси забывающиеся древние устои: заморские варвары могут думать что угодно, но на Могерате никогда не стеснялись наготы среди своих, и семейные бани все еще широко распространены на континенте. Что же до масок, то какая женщина не любит молодиться?

Но все-таки главой семьи должна выступать не она. Сторас Медведь подходил на роль идеально: многоопытный разведчик с пронзительным взглядом, за считанные декады досконально разобравшийся в политике и экономике чужого мира, не раз поражавший Мариси способностью предсказывать реакцию совершенно незнакомых деятелей с точностью до подбора слов. Именно он способен держать государство в стальном кулаке, именно ему следовало бы доверить формирование внешней политики и правил внутренней дисциплины.

Но Мариси, стиснув зубы и предчувствуя беду, приходилось подчиняться женщине, пусть и отделенной от него барьером субординации в лице генерала Саматты. Ну не может тихая спокойная Карина Мураций управлять государством – именно так он думал до сегодняшнего дня.

Однако сейчас она не казалась ни тихой, ни спокойной. Под ее взглядом безотчетно хотелось вытянуться по стойке "смирно" и тихо молиться, чтобы кипящий в ней гнев не выплеснулся наружу. Карина Мураций – и наблюдение за казнями? Большинство политиков и чиновников, которым адмирал служил до Удара, наверное, ни на секунду бы не задумались над чужим смертным приговором. Но их утонченные натуры вывернула бы наизнанку одна мысль о присутствии на расстреле или повешении. Вряд ли сцены доставляли удовольствие и Карине-атаре. Неужели она таким образом наказывала себя?

И еще она добровольно, лишь ради острых ощущений, сожгла себя в разбитом самолете, если, конечно, не привирает для красного словца. Вот тебе и мудрая добрая матрона, радость внуков… Аккуратнее, Мариси. Ты страшно ошибся в ней, такие промахи могут стоить жизни.

Ректор шевельнулась, и наваждение пропало. Вместо разъяренной фанатички на экране снова оказалась прежняя Карина-атара. Правда, сейчас она не казалась ни доброй, ни понимающей.

– Адмирал Мариси Мигото, – произнесла она сухим тоном. – Выношу тебе официальное предупреждение о неполном соответствии должности. Если что-то подобное повторится, уволю без дополнительных предупреждений. Понятно?

– Да, атара, – кивнул адмирал, сглатывая.

– Капитан Фуанна Маэ временно отстранен от службы. Как только появится возможность, мы немедленно проведем тщательную экспертизу с целью определения его пригодности к дальнейшей службе. Если Саматта и Дзии определят, что полученные им психологические травмы несовместимы с ролью полицейского, придется подобрать ему работу в других подразделениях. Если есть возможность реабилитации, Дзии ей займется. В любом случае на тебя возлагается ПЕРСОНАЛЬНАЯ, – Карина выделила слово голосом, – ответственность за жизнь и здоровье капитана Фуанны. У нас больше нет возможности приставить к нему выделенного боэй для защиты от тебя и бывших товарищей, как я сделала бы еще вчера. Но если с ним случится хоть что-то, я немедленно уволю тебя за вопиющий непрофессионализм и с позором выгоню из Хёнкона. Мы ценим твои навыки солдата, но вводить в Университете первобытный кодекс я не позволю. Все понятно?

– Да, атара, – снова кивнул адмирал. – Я персонально отвечаю за жизнь и здоровье капитана Фуанны.

– Прекрасно. Я…

Карина замолчала и посмотрела куда-то в сторону от экрана.

– Сейчас. Еще полминуты, – негромко сказала она. – Извинись и подержи его на трубке еще чуть-чуть. Адмирал, – она повернулась обратно, – скажи, ты когда-нибудь задумывался, почему мы, паладары, набрали охрану Университета из людей? И не только охрану, но и преподавателей, воспитателей, строителей, продавцов и так далее? Ведь куда проще и дешевле вышло бы настрогать армию дронов, отдать их под контроль нашим искинам, и те прекрасно справились бы со всеми поставленными задачами. Один координатор способен одновременно управлять миллионами боэй. Заодно и мне не пришлось бы сейчас вправлять мозги решительному бесстрашному мужчине, уверенному, что сильный всегда прав. Задумывался, Мариси-кайтё?

– Да, – согласился Мариси.

– И к какому выводу пришел?

Адмирал пожал плечами, но тут же спохватился.

– Ни к какому, Карина-атара, – признался он.

– Все очень просто, адмирал. Университет должен стать органичной частью вашего общества. Не чужеродным, насильственно внедренным объектом, а именно составной частью, способной существовать без нашего вмешательства. Когда-нибудь, Мариси-кайтё, мы уйдем отсюда – а Университет останется и продолжит служить людям. И чтобы добиться нашей цели, мы просто обязаны изначально строить его с помощью людей, а не инопланетных роботов. А людям свойственно ошибаться, трусить, жадничать, предавать, драться, воровать и вообще проявлять самые дурные черты характера. Такова жизнь. Можно сколько угодно пытаться сделать людей и мир лучше, но отбери у человека эгоизм и амбициозность, и он потеряет гордость, стремление к победе, ответственность, инициативу и так далее. А если лишить его страха за свою жизнь, он превратится либо в бездумное вялое животное, либо в сумасшедшего берсеркера. Мне такие полулюди не нужны. А тебе, адмирал?

Ректор снова глянула вбок.

– Мне пора, – сказала она. – Не забывай, Мариси-кайтё, что Саматта все еще ждет новую схему патрулирования местности силами твоих людей. И хорошо запомни: гипертрофированные понятия о чести способны толкнуть на кривую дорожку так же легко, как и полное их отсутствие.

Экран погас.

Мариси откинулся на спинку стула и стиснул зубы. Да, такой выволочки он не получал уже давно. И от кого – от женщины… пусть даже паладара, от которой подобное ожидалось в последнюю очередь. Хорошо, у нее хватило такта высечь его наедине, а не перед другими. Неполное соответствие должности, непрофессионализм, гипертрофированная честь, надо же…

Возможно, он и в самом деле забыл, каково жить в цивилизованном обществе? Где цена поражения – унижение, а не смерть, где под защитой жизнь даже последнего бродяги? Возможно, он и в самом деле провел слишком много времени в жестоком мире ничейных земель…

Он заставил себя расслабиться. Ххаш. Пора привыкать, что он уже не самый сильный волк в стае и что даже женщина может безнаказанно дать ему по морде. Ну, по крайней мере, не придется хоронить еще одного старого друга.

А ведь признайся, сказал он себе, что Карина-атара права. Ты взбеленился на Фуанну вовсе не из-за недостойного поведения. Панике на поле боя может поддаться каждый, особенно когда обстановка вдруг меняется катастрофически. Да, от опытного бойца потери самоконтроля можно ожидать в меньшей мере, чем от новобранца, но полностью не застрахован никто. Нет, дело не в бегстве. Ты ручался за него перед паладарами, ты сам отправил его на задание – и воспринял случившееся как собственный провал. Не на Фуанну ты злился, а на себя, на капитане ты лишь срывал злость. Непрофессионализм? Нет, просто глупость. Как бы то ни было, нужно довести до общего сведения, что Фуанна неприкосновенен, и любой, кто попытается с ним связаться, сожрет собственные уши. И самому капитану нужно вбить в голову, что последний разговор нужно забыть и тихо ждать решения паладаров. Тоже потеря лица, особенно после сцены с пистолетом при свидетеле, но все лучше, чем снова вызвать гнев ректора.

Он рывком встал и покрутил головой, разминая шею. Помимо патрулей есть и другая головная боль: АОХ. Боевики Армии освобождения, сбежавшие после неудачной операции захвата, словно провалились сквозь землю. Боэй потеряли их след в старой, но все еще вонючей канализации, а в рабочие казармы они не вернулись. Толку-то, что теперь точно известны их имена и лица. Если у них нашлась возможность контрабандой доставить оружие, прокравшись по морю мимо бдительных боэй, то есть возможность и эвакуироваться. Или спрятаться – из-за отосланных дронов тотальное прочесывание местности пришлось отменить. Из безопасной территории Хёнкон внезапно снова превратился в место, где угроза таится в каждом леске Колуна и Ланты, за каждой скалой Подды и Сюаня, в каждой бухточке многочисленных островов.

И Хрустальный перевал снова открыт. Случившаяся катастрофа удержит Ценгань и Кайнань от грызни за Хёнкон в ближайшее время, но когда они оправятся, даже паладаров не испугаются. Остается надеяться, что трем с половиной сотням людей-полицейских, из которых триста набраны лишь недавно и еще не прошли проверку в деле, при поддержке жалких пары десятков боэй удастся обеспечить порядок на территории в тысячи квадратных цул. Три дня. Генерал Саматта пообещал, что через три дня появятся новые дроны. Только бы продержаться…

Как хорошо, что на всем Хёнконе пока что лишь три ребенка – при условии, что выживет прибывшая сегодня девочка. По крайней мере, не приходится беспокоиться, что неугомонная молодежь влезет куда-нибудь на мины.

Не приходится, вот как? С учетом, во что уже успели вляпаться Кирис Сэйторий и Фуоко Винтаре? Нет, рано радоваться. Похоже, от парочки эйлахо мороки выйдет больше, чем от сотни нормальных подростков. Неужто они и в самом деле вдвоем сумели отогнать кольчона? Хорошо, что сейчас за ними приглядывают парсы…

Хватит скулить и грызть себя, придурок. Получил по морде? Справедливо? Все, утрись и соберись. У тебя есть люди, ломящиеся от оружия и патронов арсеналы и средства наблюдения – неизмеримо больше, чем еще полгода назад. Вот и продемонстрируй, что не зря носишь большие круги в петлицах давно не существующего государства. Адмирал нащупал на груди маленький амулет: небольшая латунная снежинка с симметричными лучами. О великая шестирукая Таребоха, воплощенная ярость войны, вырывающая сердца врагам и одаряющая воинов доблестью! Яви свою милость последователям! Твое пылающее пламя живет в моей груди, и я намерен исполнить долг до конца. Мне нужно лишь немного везения – а все остальное у меня есть.

08.03.1232. Ставрия, Асталана

– Что? – устало спросил Народный Председатель у замигавшего лампочкой интеркома, не отрывая взгляда от сводки. Несмотря на выпитый недавно аспирин, голова раскалывалась от боли.

Сон. Четыре часа сна. Или пять. А еще лучше – шесть. Вчера он встал в полшестого, полагая, что ждет его обычный рабочий день. Скука работы с документами, еще большая на рутинных заседаниях и совещаниях, посетители и просители большого и малого ранга – до самого вечера все действительно шло заведенным порядком. Вечером он отпустил домой дневных секретарей и референтов, отменил встречи, которые не успел провести, и уже предвкушал вечер в одиночестве, у уютного пылающего камина в загородной резиденции, с бокалом-другим вина и кайтарским боевиком на экране телевизора. В конце концов, даже правители имеют право расслабиться. Не могут же они думать об интересах народа бесконечно?

Скажи ему кто накануне, что огромная могущественная страна способна всего за двадцать минут превратиться в помесь бардака с сумасшедшим домом, он бы даже не засмеялся. Властная вертикаль наместников, ССБ и департаменты охраны, дублированные и триплированные линии правительственной связи, поддержанные дизель-генераторами и способные пережить любую войну, армия, полиция – все рухнуло практически моментально. Когда Асталану внезапно окутал непроницаемый туман, и в кабинетах и залах Белокаменных палат вдруг сгустились грязно-серые сумерки из-за отключившегося электричества, никто не пришел на помощь. Кошмарные минуты, когда Народный Председатель метался по коридорам, повсюду замечая только лица с выражением панического ужаса, не прошли для самочувствия даром. Молчаливые телефоны и интеркомы, недействующие выключатели, гнетущая тишина (вентиляция отключилась вместе с остальной техникой), сыплющиеся с одежды искры статического электричества, валяющиеся на полу и рабочих столах тела – то ли мертвые, то ли бессознательные – и голоса, голоса, голоса, придушенные и визгливые, срывающиеся и басистые, но одинаково лишенные смысла. И страшная головная боль, не подвластная никаким средствам из персональной аптечки, от которой мутится в глазах и хочется упасть и сдохнуть на месте.

Вот и полагайся после такого на ближайшее окружение. Кто там уверял, что хаос, случившийся после Удара, не повторится никогда?

А еще господин Пташек Михаил Викторович испытывал невыносимое, непреодолимое отвращение к себе. Воспоминания, как в конце концов он забился в свой кабинет, заперся изнутри на ключ и полтора часа не отвечал на настойчивые стуки в дверь, заставляли его стонать сквозь стиснутые зубы. Да, в конце концов он все-таки взял себя в руки, вышел к людям – в кабинетах как раз загорелось тусклое аварийное освещение – и даже принялся отдавать приказы, смысла которых сейчас вспомнить не мог, хоть убей. Но воспоминания о страшной прострации, охватившей его в критический момент, вероятно, не отвяжутся и на смертном одре. Да что там смертный одр! Очень много желающих напомнить о случившемся найдется еще до конца кризиса. И, возможно, его поведение уже сместило тонкий политический баланс настолько, что в ближайшие полгода-год у Ставрии появится новый Народный Председатель.

Как хорошо, что паладары все-таки успели передать Ставрии свои мобильные аппараты! До сих пор они оставались единственной доступной междугородной связью. Внутренняя АТС резиденции заработала быстро, но за пределами Белокаменных палат не откликался ни один городской телефон. Триста двенадцать устройств с инопланетной технологией, не подчинившиеся эманациям от кольчонов – вот единственная сеть связи, не позволившая Ставрии скатиться в полную анархию. Триста двенадцать телефонов на шестьдесят два миллиона человек.

И кошмарная бессонная ночь. Сотрудников резиденции собирали, пешком обходя квартиры по всей Асталане. Половина так и не явилась: кто-то лежал без сознания, у кого-то лежали родственники, а кто-то оказался просто перепуган до полусмерти. К счастью, начальники канцелярии и секретариата все же добрались в районе полуночи, отдуваясь в теплых зимних пальто, окутывающих жирные телеса. С их приходом бардак начал постепенно ослабевать, и под утро даже создалось некое подобие упорядоченной деятельности. В кабинет Народного Председателя теперь совались не все подряд, а лишь специально допущенные. Удалось установить связь, где-то через паладарские телефоны, а где-то и пешую, с аппаратом правительства, Службой безопасности Ставрии, Службой гражданской обороны, Генштабом, министерством внутренних дел и прочими необходимыми ведомствами. В окрестностях Асталаны по тревоге поднялись армейские части: кольчон накрыл только центр столицы, и хотя и вывел из строя каким-то необъяснимым образом электростанции, линии электропередач и даже большинство аккумуляторов в радиусе полусотни цул, военные обошлись без человеческих потерь. После ночного марш-броска в город входили колонны уставших солдат в серых зимних шинелях, растекаясь по улицам и проспектам, рассекая город на секторы и устанавливая кордоны. Главное – избежать паники среди населения, не допустить разгромов продовольственных магазинов и складов, что наверняка начнутся с утренними сумерками. Судя по сообщениям, доносимым из областных городов, там занимались тем же самым, и на востоке страны меры уже себя оправдывали.

Сейчас в подвалах резиденции тарахтели наконец-то запущенные техниками дизель-генераторы, и мягкое свечение лампочек в люстре под потолком немного успокаивало. Однако электричество в пределах отдельно взятого здания не решит проблем в стране. Сводки ложились на стол Народного Председателя каждые десять минут, и, пробегая их взглядом, он остро ощущал свою беспомощность. Еще вчера Ставрия лежала перед ним, покорная, послушная его воле. А кем он управляет сегодня за пределами Белокаменных палат? Даже паладары с ним не церемонятся: как бы их посол, а вслед за ним и Карина Мураций, ни извинялись за бесцеремонность в условиях цейтнота, факт оставался фактом: их дроны нагло приземляются по всей Ставрии, и инопланетяне даже не думают согласовывать свои действия с законными властями.

– Ну так что? – повысил Нарпред голос на интерком, сообразив, что в первый раз еле шептал.

– Михаил Викторович, – донесся бесстрастный голос секретаря, – госпожа Нихокара Самира Павловна просит о встрече прямо сейчас. Она находится в приемной. Что ответить?

Народный Председатель открыл рот – и проглотил едва не вырвавшуюся фразу. Старая змея – совсем не тот человек, с кем стоит ссориться даже в нормальной ситуации, не говоря уже про состояние катастрофы. Как он надеялся, что она наконец-то избавит мир от своего присутствия – и как разочаровался, когда сволочные паладары зачем-то вылечили ее и вернули в ставрийские политические джунгли!

– Пусть войдет, – коротко сказал он и отключился.

Почти сразу же двери распахнулась, и госпожа Нихокара вступила в комнату. Выглядела она вполне свежей и аккуратной: сложная прическа, умелый неброский макияж, длинное, до пола, серое платье, ухоженная кожа, способная дать сто очков форы многим двадцатилетним… Пташек почти с ненавистью взглянул на нее, прикидывая, как сейчас смотрится сам: в мятой пропотевшей рубашке, небритый и с синяками под глазами.

– Здравствуй, – скрежетнул он сквозь зубы. – Что-то срочное? Я занят.

– Я догадываюсь, Миша, – вопреки ожиданиям голос гостьи оказался сочувствующим. – Однако тебя наверняка заинтересуют новости. Пока не забыла: я отправила ребят из секретариата выкорчевывать паладарский телефон из своей машины. Подозреваю, вам он сейчас нужнее. На твоем месте я бы поставила его к себе в кабинет – или за стенку, если так и не можешь преодолеть профессиональную паранойю.

– Спасибо, учту, – сквозь зубы проговорил Пташек, выжидающе глядя на нее. Может, удовлетворится сказанным и уберется восвояси?

Однако Самира и не подумала уходить. Она обошла стол и присела на его краешек возле хозяина кабинета. Склонившись, она отбросила с его лба волосы и ласково провела ладонью по темени.

– Вот теперь, Миша, ты похож на настоящего себя, – с тенью улыбки на губах произнесла она. – Я имею в виду студента, умевшего зубами вгрызаться в проблему и не выпускать ее, пока не справится до конца. Прямо ностальгия накатывает.

Народный Председатель набрал в грудь воздуха – и тихо выдохнул, откинувшись на спинку кресла. Ностальгические воспоминания вдруг нахлынули и на него: университет, беззаботная (как кажется сейчас) студенческая жизнь, сессии, пьянки, девушки – и Мира, такая юная и веселая, еще не научившаяся держать людей за глотку стальной хваткой…

– Мне не до воспоминаний юности, – уже мягче сказал он. – Я действительно очень занят. Как ты кольчона пережила?

– Ты не поверишь, но я все проспала, – уже открыто улыбнулась женщина. – Вчера ближе к вечеру мне опять поплохело, я снотворных наглоталась и вырубилась. Просыпаюсь сегодня с утра пораньше, а вокруг, оказывается, уже небо на землю рухнуло.

– Поплохело? Разве паладары тебя не вылечили?

– Ох, что ты. Всякой гадости вкололи, но предупредили, что проблема в иммунной системе, исправить которую полностью невозможно. Организм сам себя пожирает, процесс можно притормозить, но не отменить полностью. Даже благодаря паладарам я вряд ли протяну больше пары-тройки лет. Впрочем, ты ведь совсем не огорчишься моей кремации, а, Миша? Даже наоборот?

Самира заглянула в глаза.

– Что ты, Мира, – неискренне ответил Народный Председатель, отводя взгляд. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

– Как к человеку, зажавшему в тиски твои яйца, – отрезала гостья, слезая со стола и усаживаясь в гостевое кресло сбоку. – Интересно, забываешь ли ты хоть на секунду о стародавнем милицейском протоколе? Я обещала, что пущу его в ход только при угрозе моей личной безопасности, но разве ж ты мне веришь? Разве ты вообще кому-нибудь веришь?

– Ну, в конце концов я сижу в кресле Нарпреда благодаря тебе…

– Для тебя уже оказанная услуга не стоит ни гроша, – усмешка гости стала жесткой и циничной. – На сей счет я никогда иллюзий не питала. Даже в универе ты у меня постоянно лекции списывал, и хоть бы раз шоколадку купил в благодарность! Впрочем, я явилась не ради воспоминаний и даже не выяснять отношения. Я разговаривала с паладарами.

– А? – поразился Пташек. – С паладарами? С послом? Он же ретранслятором сейчас работает где-то на городских АТС. Неужто соврал?

– На АТС не он, а его дрон под управлением компьютера. Сам посол, полагаю, уютно расположился далеко от нашей несчастной планеты – на космической станции, или что у них там – и наслаждается вынужденным бездельем. Я по паладарскому телефону с ним говорила, чужая техника работает идеально.

– М-да, – Народный Председатель побарабанил пальцами по столу. – Ну, ты сильна как раз неформальными связями с кем ни попадя. Интересно, есть хотя бы на Фисте страна, где у тебя не найдется контактов?

– Есть, – невозмутимо кивнула Самира. – Трансгрия. Предыдущего диктатора пристрелили во время удачного переворота четыре декады назад, а больше из их бандитов… э-э, политиков у нас в Ставрии никто не учился. Впрочем, я шапочно знакома с тамошним резидентом военной разведки.

– А у нас есть там резидент?… Стоп. Забудь. О чем ты говорила с паладарами?

– В основном спрашивала, чем могу помочь. Посол казался вежливым, но общий смысл ответов сводился к "не путайся под ногами, не до тебя". Однако кое-что между строк я вытянула.

Самира извлекла из-за пазухи микроскопический блокнотик и заглянула в него.

– Во-первых, паладаров самих накрыло по самое не балуйся. Три кольчона, из них два снесли сразу, а третий таки пробился к берегу и накрыл площадь по крайней мере в двенадцать квадратных цул. Кроме того, ударными волнами от взрывов побило стекла во многих зданиях и что-то там повредило в строящихся, плюс много пострадавших среди рабочих. В общем, посол попросил меня связаться с министром народного просвещения, чтобы тот отложил на три декады отправку учащихся и преподавателей.

Против воли Народный Председатель хрипло расхохотался, настолько абсурдным показалось заявление. Отложить отправку учащихся? Паладары, однако, неисправимые оптимисты, если верят, что к ним вообще кто-то отправится!

– Свяжись, Мира, и передай, уж будь любезна, – отсмеявшись и борясь с усилившейся головной болью, каркнул он. – Если найдешь его, конечно. Можешь сослаться, что я подтвердил. Еще что-то?

– Во-вторых, в течение двух декад они доведут количество дронов на нашем материке до примерно пяти сотен. В основном их предлагается использовать как устройства для дальней связи и медицинские установки. Стоимость "дневной аренды дрона", как он выразился, объявят позже. Надеюсь, она не окажется слишком высокой, иначе…

Самира заколебалась.

– Ну-ну? – подбодрил ее Пташек.

– Я в коридоре невольно разговор подслушала. Два каких-то парня, я их не знаю, шептались, что именно паладары натравили на нас кольчонов и теперь воспользуются последствиями, чтобы ободрать нас как липку. Или даже полностью к рукам прибрать, загнать в пожизненную кабалу. А ты, милый Мишенька, с ними в сговоре и свой процент наверняка получишь.

Народный Председатель стиснул зубы. Так. Пошли слухи, чего и следовало ожидать. Следует натравить внутреннюю охрану, чтобы та разобралась с провокаторами и, самое главное, выяснила, не копает ли кто под него лично.

– Ясно, – процедил он. – Еще что-то?

– Все, Миша. По крайней мере, в сегодняшней болтовне. Но в предыдущих разговорах…

Самира поднялась и снова уселась на краешек стола. Протянув руку, она провела мягкими подушечками пальцев по щеке Народного Председателя. В ответ тот положил руку на ее бедро, почувствовав сквозь ткань платья упругую, а не вялую, как следовало ожидать, плоть. Женщина шлепнула его по запястью.

– Нет, Миша, к прежнему нам не вернуться. Не забывай, я уже не девочка, мне через полгода шестьдесят исполнится. Каждой женщине следует знать, когда вовремя остановиться. Однако же и ты не молодеешь – вон, и седина в корнях волос просвечивает даже несмотря на краску, и лицо в морщинах. Ты ведь всего на год младше меня. Сколько еще в своем кресле усидишь, пока кто-то помоложе не сожрет – год, два? Или даже меньше благодаря нынешнему кризису?

– И у тебя даже есть предложения?

– Не у меня. Мне вряд ли что-то светит, я на белом свете не заживусь, как уже сказала. Но вот у тебя все еще есть шанс. Миша, ты задумывался над рассказами инопланетян? Над обмолвками о своем возрасте, публичными и в приватных разговорах? Над рассказами о способности принимать любой внешний вид с помощью фантомной, как они говорят, машинерии? О сложностях перемещениях живой материи между мирами?

– К чему ты клонишь? – настороженно осведомился Пташек.

– Они родились людьми, это неоспоримо. Как мы, от мужчины с женщиной, от мамы с папой. Родились и росли – до определенного момента. А потом вдруг раз, и смогли летать между галактиками. Думай, Миша, ты ведь всегда был умничкой, за что я тебя, сукиного сына, и любила. Шалопаем, раздолбаем, сволочью, но умничкой. Ну же? Всего одно допущение – что они в состоянии переносить сознание из живого мозга на другой носитель?…

Народный Председатель наморщил лоб и постарался отогнать назойливую головную боль. Они родились людьми, а теперь… неужто и в самом деле энергетические существа? Такое допущение объясняет очень многое – и потрясающее долголетие, и способность менять внешний вид. Стоп, значит, они могут трансформировать ЛЮБЫХ людей в паладаров, или как себя называют в узком кругу? А значит…

– Ты хочешь сказать, что их настоящие тела не умирают? И паладары бессмертны? – резко спросил он.

– Чрезвычайно похоже на то. Вспомни оговорки Камилла и Майи на пресс-конференции. Карина Мураций, похоже, из молодежи, но те двое явно куда старше. Вполне возможно, что им даже не несколько сотен, а несколько тысяч лет. Или десятков тысяч.

Нарпред медленно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Его мысли лихорадочно заметались. Если паладары могут делать людей бессмертными… если паладары могут сделать бессмертными хотя бы некоторых… если запрошенная ими цена окажется не чрезмерной… у кого больше шансов? Вечная жизнь! Ну надо же…

– Кому ты еще говорила про свое… открытие? – наконец поинтересовался он.

– Никому, Миша. Я что, похожа на дурочку? Беда, однако, в том, что думать головой на Палле умею не одна я. К тем же выводам неизбежно придут и другие. Ты осознаешь, сколько в мире людей, способных заплатить безумные деньги за личное бессмертие? Не так много в процентном соотношении, но в абсолютных цифрах – огромные толпы. Ты со своими счетами в Кайнане… не дергайся так, я о них знала еще до того, как ты Нарпредом стал. Ты на их фоне просто нищеброд, уж извини за констатацию факта, и придется сильно постараться, чтобы паладары приняли именно тебя.

– Вот как… Предлагаешь себя в роли посредника при переговорах?

– Нет, разумеется, – Самира пожала плечами. – Я не в том положении, чтобы ходатайствовать за других. Хорошо уже, что они меня подлечивать продолжают. Тебе придется просить самостоятельно, и не словами, а действиями. Докажи, что реально полезен им, а не просто попрошайка под дверью.

– Как?

– Университет. Паладары, я уверена, действительно в нем заинтересованы. После того, что случилось в стране…

На интеркоме замигала лампочка.

– Михаил Викторович, – прозвучал голос секретаря, – очередная сводка. Принести?

– Через две минуты, – опередила гостья хозяина кабинета и тут же ткнула кнопку отключения. – После того, что случилось в стране, Миша, у многих может возникнуть желание свернуть наше участие в программе. Не позволь им победить. Какая-то отсрочка все равно неизбежна, но дальше все должно пойти по старому плану. Помимо прочего, я сомневаюсь, что паладары смогут перетаскивать людей в энергетические тела в наших условиях, без интенсивных исследований в Университете им не обойтись.

– Возможно. Только, Мира, – Народный Председатель прищуренно взглянул на гостью, – а твой интерес в чем? Как-то уж больно ты за них агитируешь. Лечением тебя на коротком поводке держат? Или тоже надеешься смерть обмануть?

– Нет, Миша, не лечением, – вздохнула та, слезая со стола. – Просто в моем положении как-то начинаешь задумываться о жизни. О прошлом. О том, что сможешь вспомнить в последние минуты. А идея международного университета мне нравится. Если помогу ему запуститься, много пятнышек на совести сотрется, мелких и не очень. Ну, мне пора…

Неожиданно женщина осеклась, ее лицо побелело. Ее качнуло вперед, и Самира почти упала на Народного Председателя, ссутулившись и крепко ухватив его за плечо. Их лица оказались примерно на одном уровне.

– Ты в порядке? – встревоженно спросил Пташек. – Врача вызвать?

– Нет… не надо. Просто… а-а… хочу попрощаться.

Она склонилась еще ближе и осторожно поцеловала Народного Председателя в щеку, обхватив ладонью его затылок. Лишь сейчас он осознал, насколько бледно лицо подруги молодости, почувствовал, как холодны ее пальцы и губы.

– До свидания, Миша. Если больше не увидимся, не поминай лихом.

Она с явным напряжением выпрямилась и пошла к двери, осторожно переступая прямыми, как палка, ногами. Пташек смотрел вслед, пока за гостьей не захлопнулась тяжелая створка, которая, впрочем, тут же снова открылась, чтобы пропустить неслышно скользящего по ковру секретаря. Положив на стол несколько листов бумаги, он ловко испарился, и Народный Председатель снова остался один. Да, похоже, Мира совсем плоха. Он знал, что та много лет почти не вставала с постели, а в последние годы вообще перебралась в закрытый санаторий, оставив при себе лишь нескольких преданных помощников – что, впрочем, вовсе не мешало плести интриги на расстоянии. И паладарское лечение ей, похоже, не слишком-то помогает.

С одной стороны, многие испытают огромное облегчение, когда старая многознающая змея наконец-то издохнет. С другой – Мира не так мало сделала для него, и хотя всегда держала за горло стальной рукой, ни разу не пыталась сломать через колено и ни разу не предала. Да и тот стародавний институтский роман просто так из жизни не вычеркнешь. Пожалуй, он все-таки будет скучать.

Впрочем, Нарпред тут же выбросил сантименты из головы. Его взгляд упал на строки новой сводки – и соскользнул с них, не в силах разобрать ни буквы. Хотя головная боль заметно ослабла, сконцентрировать внимание не удавалось.

Бессмертие! Вечная мечта человечества! Неужели оно реально? Если да, то он должен стать первым, кто его добьется! Плевать на нынешнее кресло, он и в самом деле уже немолод и долго в нем не продержится. Но пока еще держишься, нужно продемонстрировать паладарам свою полезность. И, разумеется, следует поговорить с Мураций, заключив с ней сделку. Но сначала необходимо основательно запастись козырями.

Он дотянулся до кнопки интеркома.

– Начальника секретариата ко мне, срочно, – распорядился он. – И начинайте оповещать министров, что экстренное заседание правительства состоится через два часа. Мне плевать, как, но их нужно оповестить и доставить сюда. Выполнять!

"Вниманию Паллийской рабочей группы. Суоко в канале. Информационное сообщение. В фоновом режиме. Важно. Беседа с Народным Председателем Ставрии проведена. Главная идея до него донесена, и, судя по реакции, он клюнул. Тестирование новой технологии прошло успешно, температуру поверхности дрона удалось опустить даже ниже нормальной человеческой и удерживать в таком состоянии больше получаса. Тверек, Камилл, спасибо, выручили.

Дополнение (Дзии). Во время встречи выполнено радарное и гравитационное сканирование тела Народного Председателя. В грудной клетке и черепной коробке обнаружены характерные сигнатуры энергоплазмы. Можно констатировать, что господин Пташек превратился в эйлахо, или "человека с особыми способностями", как принято говорить в Ставрии. Проистекающие отсюда варианты политической игры оставляю просчитывать аналитикам Стораса.

Конец сообщения".

"Вниманию Паллийской рабочей группы. Координатор в канале. Информационное сообщение. В фоновом режиме. Низкая важность. Спуск резервных контейнеров с орбиты на Типпу, Торвалу и Фисту завершен. Потеряно семь с половиной процентов дронов, что меньше ожидаемого на четверть. Также завершено перераспределение дронов из Хёнкона по Могерату. Заканчиваю интеграцию дронов с энергетическими и коммуникационными системами паллийцев. С их помощью уже восстановлена телевизионная трансляция и телефонная связь в тридцати четырех крупных городах Типпы, Торвалы и Могерата, включая столицы Кайтара, Ставрии, Кайнаня и Ценганя. В течение ближайших планетарных суток прогнозирую восстановление коммуникационных систем на восьмидесяти процентах населенных территорий. Попутный анализ телефонных переговоров не подтверждает предположение о высоком проценте смертности жителей атакованных городов, однако свидетельствует о большом количестве людей в состоянии комы.

Быстрое радарное сканирование лиц, входящих в близкий контакт с дронами, указывает на не менее чем пятидесятипроцентное заражение человеческой популяции Паллы энергоплазмой (данные на позавчерашний планетарный день – около полутора процентов). По визуальным признакам негативного влияния энергетических новообразований на самочувствие большинства новых эйлахо не выявлено, однако вывод имеет крайне низкую достоверность.

Конец сообщения".

"Вниманию Паллийской рабочей группы. Харлам в канале. Экстренно. Сверхважно. Сканирование поверхности Паллы сетью орбитальных спутников выявило большие скопления энергоплазмы под всеми городами, атакованными кольчонами. В Хёнконе отмечены множественные бассейны под Лантой и Колуном, включая б ольшую часть предполагаемой жилой и учебной зоны. Глубина залегания верхних слоев энергоплазмы – от одного до трех метров, определить нижнюю границу не представляется возможным. Размеры скоплений – от нескольких сотен квадратных метров до десятков квадратных километров. Детальная карта прилагается. Учтите, что спутниковые радары и гравизоры пробивают не более десятка метров почвы, и по косвенным признакам можно предположить, что они видят только вершины айсбергов. Создается впечатление, что кольчоны не рассосались бесследно, как раньше, а ушли под землю.

В числе прочего учтите, что все без исключения убежища на Колуне оказались в зараженном грунте. Поскольку энергоплазма не всегда обнаруживается человеческими органами чувств, не позволяйте людям спускаться в подземные помещения до прояснения ситуации. И не спрашивайте меня, почему вдруг кольчоны страстно полюбили плотное вещество, которое раньше на дух не переносили, у меня нет даже первичной гипотезы.

Постарайтесь аккуратнее использовать активные сенсоры дронов, чтобы лишний раз не провоцировать Арасиномэ, или кто там стоит за случившимся. Восстановить планету после пространственного деструктора не смогу даже я.

Конец сообщения".

Тот же день. Хёнкон

Три человека, сидящие в заброшенном служебном помещении в глубинах канализации Колуна, явно нервничали. Их руки то и дело ложились на рукояти пистолетов, лежащих на полусгнившем канцелярском столе, лаская холодный металл и пластиковые накладки. Тусклый огонек одинокой парафиновой свечи подрагивал и плясал под дуновениями легкого вонючего сквозняка, и вместе с ним по стенам плясали искаженные силуэты. В полумраке могло показаться, что в старой подсобке собрались раздраженные привидения.

– Мы должны действовать сейчас или никогда! – резко сказал один из присутствующих, широкоплечий. – Пока в Хёнконе нет проклятых паладарских дронов, у плана есть хорошие шансы на успех. А вернуться они могут в любой момент.

– Дронов нет, – согласился другой мужчина, высокий и сутулый. На его левом запястье виднелся полукруглый шрам, словно от ожога. – Однако остались люди. Паладары не дураки, они не полагаются лишь на роботов.

– У людей наверняка те же проблемы со связью, что и у нас!

– Уменя лично батареи в большой рации полностью заряжены, и карманная рация тоже. Я не зря прихватил ручной электрогенератор. Так что у меня проблем нет. Думаешь, паладары глупее? Во всех зданиях лампочки горят как обычно – а ты видел здесь хоть одну электростанцию или хотя бы электропровод по столбам? Я даже задумываться не хочу, на какие фокусы Чужие способны.

– Хочешь сказать, что мы по-прежнему должны сидеть под землей и дрожать за свою шкуру? Ты зачем вообще сюда явился, чтобы нас за шкирку удерживать? Да я таких…

– Тихо! – третий присутствующий резко припечатал ладонью по угрожающе затрещавшему столу. – Кончайте собачиться. Вы оба правы. Да, дронов в Хёнконе почти не осталось, но и полагаться на ослабление человеческой охраны может только идиот. Второй, ты вообще знаешь, кто такой адмирал Мариси? Я слышал, он как-то раз за ребра развесил на портовых кранах самонадеянных ребят, решивших, что могут порвать ему глотку за счет двукратного превосходства в людях. Кого дохлыми развесил, а кого еще живыми. А у нас сейчас людей в шесть раз меньше, чем у паладаров. И чего ждать от их главного, генерала Саматты, я тоже не знаю. Так что рисковать не станем… не станем, я сказал! – рявкнул он, заметив протестующее движение широкоплечего.

– И что ТЫ предлагаешь, Первый? – враждебно спросил тот. – Сливаем воду и сматываемся из Хёнкона, так, что ли? Или нюхаем древнее дерьмо до старости? Когда засекут связных, нам еду таскающих – через декаду, две?

– Бредить перестань, Второй. Никуда не сматываемся и ничего не нюхаем. О паладарских оповещениях сам знаешь: накрыты только крупные города. Про архипелаг никто ничего не упоминал, значит, основная база цела, и ребята готовы действовать. Сорок человек здесь и еще четыре десятка готовы подойти на катерах в течение четырех часов после сигнала. Вполне достаточно для операции.

– Сам минуту назад про двукратное превосходство рассуждал, – угрюмо заметил сутулый. – Ну, еще сорок, в сумме восемьдесят – все равно в три раза меньше, чем охраны. Причем это с борцами, а если их не считать, то всего полсотни. В пять раз меньше!

– Во-первых, охранцы растянуты по всей территории Хёнкона, большинство границы патрулируют. В жилой зоне их от силы три-четыре десятка, включая покалеченных. Во-вторых, они нападения не ожидают. Нужно налететь, ударить и исчезнуть, пока не очухались и силы не стянули. Кроме того, отвлекающие диверсии дополнительно растянут их силы. Даже паладары не просекут, куда бежать в первую очередь. В-третьих, у нас дополнительный козырь – заложники. Даже если нас зажмут, все равно отпустят. Вряд ли паладарам захочется объяснять миру, почему работяги по домам возвращаются в виде кусков покромсанного мяса.

– Я в деле, – энергично кивнул широкоплечий.

– Я бы предпочел дождаться, пока у нас хотя бы две сотни людей не наберется, – пробурчал сутулый. – Хотя наверняка новые партии работяг в ближайшее время не появятся, не протащить наших через границу. Ладно, хрен с ним. Не в первый раз выкручиваемся. План прежний?

– Нет. Корректируем с учетом обстоятельств. Во-первых, снимаем режим секретности и начинаем знакомить бойцов: в деле своих знать нужно в лицо. Дронов поблизости нет, значит, мы можем рискнуть и вернуться в общежития для ускорения процесса. Но очень аккуратно, спалиться в ближайшие часы никак нельзя, иначе все рухнет. От охранников держаться подальше, и от паладарских терминалов – тоже. А завтра с утра медики обещали отпустить последних работяг с обследования, и все наши окажутся в сборе.

– Четверо в больнице валяются в отключке, – педантично напомнил сутулый. – Вряд ли к утру очнутся. Один из них подрывник, между прочим.

– Плевать, справимся. Заряды все в руках держали, авось не подорвемся. Дальше, Второй, сейчас возвращаешься и даешь по рации условный сигнал: атака утром по основному плану.

– Думаешь, паладары не засекут? – с сомнением переспросил сутулый.

– Считаем, что наверняка засекут. Но одиночный импульс им ничего не даст: запеленговать не успеют, а следующим станет уже сигнал к атаке.

– Ладно. Только, Первый, все-таки не понял я, почему наша взрывчатка долбанула. Как общежития без нее минировать?

– А я знаю? У кольчона сбегай спроси. Может, случайный радиоимпульс на детонаторы подействовал. Ххаш, хотел же я предупредить, чтобы их в заряды не вставляли, отдельно упаковывали! Хотя, с другой стороны, на кой ляд заряды, которые взорвать нельзя… Ладно, что есть, то есть, лучше ситуация не станет. Стволы покажем работягам, им хватит, а штурмовать извне некому.

– Если паладарские ищейки нашли остатки детонаторов, они наверняка уже землю роют, чтобы виновных найти.

– И пусть роют. С нами никак не связать, ни один наш человек в Хёнконе к контейнерам не приближался. Может, решат, что просто очередная акция готовилась В любом случае, чем дольше они вынюхивают, тем у нас больше шансов погореть. Все, кончаем языками молоть. Работать пора. И так уже полночь, времени в обрез.

– А ведь болтунам из Ценганя завтрашнее не понравится не меньше, чем инопланетянам, – широкоплечий ухмыльнулся. – Ох, хотел бы я посмотреть на их рожи! И тех, и других!

– Сам болтаешь много, – оборвал его Первый. – Я пошел. Вы за мной с интервалом в три минуты. Попадетесь паладарским шавкам – шею сверну. Если выживете, конечно.

И огонек свечи заметался и погас, сбитый ударом тяжелой грубой ладони.

09.03.1232. Хёнкон

Царящая в больнице тишина пугала.

Фуоко думала, что после нападения кольчонов люди должны вповалку лежать в коридорах. Накануне Дзии упоминала о множестве пострадавших в бессознательном состоянии, и девушке казалось, что она увидит нечто вроде прифронтового госпиталя из фильмов: матрасы на полу, стонущие раненые без рук и ног, обмотанные окровавленными бинтами головы, острые медицинские запахи… Однако ни на первом этаже, где их осматривала Дзии, ни на третьем, куда они поднялись с разрешения роботетки, не обнаружилось ни души. Над дверями горели зеленые лампы, обозначающие наличие пациентов, но тем все и ограничивалось.

– Четвертая палата… – Кирис почесал нос, оглядываясь. – Твоя бывшая, между прочим. Фучи, ты чего какая-то тусклая? Стремаешься, что ли? Дзии же сказала, что с мелкой все в порядке.

Девушка вздохнула и дернула плечом. Как ни крути, все равно именно она виновата в случившемся. Пусть даже повезло, что без последствий…

Сумела напакостить, умей и расплачиваться, словно наяву услышала она холодный голос отца. Имей мужество признавать допущенные ошибки, Фучи.

Еще и папа. Фуоко до сих пор страшно злилась, вспоминая о его тупом бессмысленном упрямстве, однако узнать, что он лежит в больнице после геморрагического инсульта и трепанации черепа… Что, если он умрет? Отец всегда казался недосягаемым небожителем, умным, властным и всезнающим, и представить его в гробу казалось решительно невозможным. Несколько раз в припадках ярости она желала ему смерти, но в глубине души понимала, что не всерьез. И вот теперь папа на краю могилы, а она в ссоре с ним, такой серьезной, что даже словом не перемолвиться…

Отогнав мрачные мысли, девушка осторожно постучала в дверь и заглянула в палату. Сидящая на постели десятилетняя девочка в ночнушке с зайчатами и медвежатами встрепенулась, и вместе с ней к двери обернулась черноволосая женщина средних лет, которую Фуоко уже видела раньше.

– Входите, – сказала женщина на катару.

– Здравствуй, Сато-тара! – небрежно бросил Кирис на кваре, протискивая мимо Фуоко. – Привет, Дза-тяма. Как брюхо, не болит? И не чихаешь больше?

– И вовсе у меня брюхо не болело! – обиженно заявила Дзара. – Я теперь самая настоящая эйлахо, понял, да? Меня теперь паладары исследовать станут и конфет дадут, вот!

– Дзара! – встревоженно сказала женщина, но Кирис только ухмыльнулся ей.

– Спокойно, Сато-тара, все свои, – сказал он. – Я тоже эйлахо. И она, – парень кивнул в сторону двери. – Эй, Фучи! Чего встала как неродная? Заходи.

– Ой, мама! – Дзара восторженно захлопала в ладоши. – Смотри, смотри, Кир свою девчонку привел, дочку Деллавита! Мам, она умеет волют руками делать! Она тоже эйлахо, да? Ой, мы теперь все эйлахо! Круто, да?

– Все? – Кирис удивленно взглянул на женщину. – Сато-тара, и ты…

– Вот такие дела, Кир, – развела та руками. – И я, и Дзидзи, и вообще, похоже, чуть ли не все люди в Хёнконе. По крайней мере, Дзии-атара именно так сказала. У всех внутри энерго… энергоплазма, и непонятно, откуда взялась. Э-э… дэйя Деллавита?

Фуоко вздрогнула.

– Дэйя… Сатотара? – неловко спросила она. – Простите, в Барне нас не представили толком…

– Сатокана. Сатокана Мэйдо. Но можно просто Сато, – напряженно улыбнулась женщина. – Большая честь для меня, дэйя Деллавита…

– Винтаре, – быстро перебила ее Фуоко. – Я сменила фамилию. А можно просто Фуоко.

– Как скажете, дэйя Винтаре. Простите, я непривычна к высшему свету, не знаю, как правильно общаться…

– Да забей ты, Сато-тара! – поморщился Кирис. – Она своя девчонка, правильная. Нос от людей не воротит, как некоторые богачки. Ну, тяма, как дела, рассказывай! – потребовал он, присаживаясь на корточки перед кроватью.

– Меня батончиками кормят, – сообщила девчонка. – Вкусными! Только все равно есть хочется. Мама ругается, что у нас пока что даже лапшичной нет, а так бы она меня сама кормила. Кир, а что ты умеешь? Тоже волют руками лепишь, как Фучи? Ой! – тихо взвизгнула она, заметив тихо крадущихся в палату парсов, до того скрывавшихся в коридоре. – Мама, мама, смотри, шестилапики! Я тебе говорила, а ты не верила!

Зорра и Гатто переглянулись и синхронно запрыгнули на кровать, пристроившись по бокам девочки. Та принялась гладить их обеими руками, наморщив нос и зажмурившись от счастья. Сатокана ошарашенно глядела на зверей.

– Э-э… – решилась напомнить о себе Фуоко. – Дзара…

– М-м? – спросила та, приоткрывая глаз.

– Ну… я прощения попросить хочу, – пробормотала девушка, отводя взгляд. – За то… за ту волюту… Я не хотела, чтобы она напала. Я вообще не ожидала…

– А, Дза-тяма, не обращай внимания, – отмахнулся Кирис. – Фучи уже третий день переживает. Думала, ты померла. Кинь в нее чем-нибудь, чтобы успокоилась, а то ведь башкой о стенку биться начнет.

– В нее нельзя ничем кидать, потому что она с тобой сбежала, – заявила наглая мелочь. – Мама говорит, из дома сбегают одни дурочки, а дурочек обижать нельзя. Верно, мам?

От неожиданности Фуоко зашипела сквозь зубы. Чтобы какая-то малявка! Называла ее дурочкой! Девушка вскинула взгляд, готовая дать отпор, но Кир заржал во всю глотку и так хлопнул ее по заднице, что чуть не сбил с ног. В отместку Фуоко ткнула его кулаком в макушку.

– Сдурел? Щас получишь! – угрожающе пообещала она.

– Да ладно, ладно! – тот слегка отодвинулся в сторону, насколько позволила тумбочка. – Подумаешь, дурой назвали! Кончай дуться, Фучи. Дзара на тебя не сердится, видишь? Верно, Дза-тяма?

– Не-а, не сержусь! – с энтузиазмом замотала головой мелкая. – Мне Дзии-атара рассказала утром, когда я проснулась, что ты не специально волюту сделала. А я тоже научусь волют руками лепить?

– Только этого не хватало, горюшко мое! – Сатокана слегка хлопнула дочь по затылку. – И так бедствие ходячее. Дэйя Делл… Винтаре, Дзии-атара сказала, что с Дзарой все в порядке. Энерго… плазма внутри появилась, но она сейчас почти у всех. Не переживайте так, прошу.

– Спасибо, дэйя Мэйдо, – поклонилась Фуоко. – Я и вправду не ожидала, что так выйдет. Всегда тусклый светлячок зажигался, а тут вдруг волюта.

– Да, волют мы в тот день насмотрелись, – качнула головой женщина. – Нас всех в убежище спустили, там же, возле пирсов, а потом вдруг твари начали одна за другой появляться прямо из воздуха. Страху мы натерпелись – жуть. Хорошо хоть не убили никого. Только девушка с ножом, что на них бросилась…

Сатокана замолчала и внимательно посмотрела на Кириса. С лица парня сползла усмешка, и он набычился.

– Кир, она тебе, случайно, не родственницей приходится? – спросила Сатокана. – Уж больно похожи вы, и лицом, и характерами.

– Сестра, – буркнул Кирис. – Мы не разговариваем.

– Аа-ра-ра… – протянула женщина. – Кир, нельзя так с родной кровью. Как бы ни поругались, все равно мириться нужно.

– Ей скажи, Сато-тара. Она со мной и отцом общаться не хочет, не мы.

– Все равно. Она такая же злая, как ты… раньше, до встречи… – Сатокана покосилась на Фуоко, и та почувствовала, что краснеет. – От одиночества люди звереть начинают. Не бросай ее одну, Кир. Никому лучше не станет, ни тебе, ни ей.

– Мама говорит, Варуйко-тара с ножиком на волюту напала! – с энтузиазмом подхватила Дзара. – Взяла и вот так ее чиркнула, наискосок!

Девочка вскочила на кровати и энергично замахала руками, показывая, как. Парсы, увернувшись ее пяток, невозмутимо соскочили на пол и уселись у дальней стены. Фуоко могла бы поклясться, что на наглых мохнатых мордах явно держались покровительственные ухмылочки.

– А потом вторую, третью, а потом они все на нее как бросились! Пш-ш-ш! Паф! И она свалилась совсем как мертвая. Правда, мам, так и случилось?

– Почти, – улыбнулась Сатокана. – Я слышала, она здесь же в больнице лежит, но не знаю, в каком состоянии. Ты бы зашел к сестре, Кир, навестил.

– А Дзару выписывать не собираются? – осведомился Кирис, явно торопясь сменить тему. – Если все в порядке…

– Тетя Дзии говорит, что пока я много кушаю, меня отпускать нельзя, – с готовностью сообщила девочка. – Иначе я съем всех, кто под руку подвернется, а так нельзя. А вот когда наемся досыта, тогда отпустят.

Она с размаху плюхнулась на задницу, дотянулась до тумбочки, на которой лежал обгрызенный батончик, откусила от него сразу половину и принялась жевать с набитым ртом. Фуоко почувствовала, как забурчало в животе.

– Дзара, что за манеры! – строго сказала Сатокана. – Невежливо самой есть, а других не угощать.

– Угу! – с набитым ртом кивнула девочка. Она свесилась с кровати и вытянула из тумбочки уже знакомую Фуоко пластиковую упаковку с питательными батончиками. – Пожажшта, угожаштсь!

Кир как ни в чем не бывало взял батончик из упаковки и сунул в руку Фуоко.

– Лопай. У нее аналогично, – пояснил он Сатокане. – Тоже жрет в три горла, а куда девается, непонятно.

– Ты, между прочим, сам жрешь не по-детски! – фыркнула девушка, все сильнее чувствуя неловкость. – На меня только…

Внезапный приступ головокружения заставил ее пошатнуться и опереться о стену, и живот свело голодным спазмом.

– Дэйя Винтаре, вам нехорошо? – встревоженно спросила Сатокана. – Я позову Дзии.

– Не надо… – Фуоко посмотрела на батончик. И в самом деле дура. Почему не перекусила перед выходом из общежития? Пора бы уже себя выучить. Но глупую гордость демонстрировать тоже не стоит: если свалиться от слабости на пути домой, Киру придется тащить ее на себе. – Простите, дэйя Мэйдо, вам бесплатно еду дают? Дзаре, я имею в виду?

– Ну, денег пока что не требовали.

– Простите, я верну. У нас такие же есть. Просто Дзии сказала, что я обязательно должна есть, когда приступ голода случается. Вы не возражаете?

– Нет, конечно, – удивленно откликнулась женщина. – Вообще вы плохо выглядите, дэйя. Совсем исхудали, кожа да кости, словно неделю не ели. Помнится, еще недавно в Барне вы совсем иначе выглядели: и лицо сытое, и волосы черные…

– Да она на ногах еле стоит, – Кирис озабоченно вгляделся в Фуоко. – Фучи, ну-ка, ешь быстро, а то силой запихаю. Или Дзии позову, чтобы принудительное кормление устроила.

Он подхватил девушку под мышки и перенес от стены к кровати, почти силой усадив рядом с подвинувшейся Сатоканой. Фуоко попыталась дотянуться до его уха, но не сумела. На дальнейшую борьбу сил уже не оставалось, и она быстро сунула в рот батончик, принявшись судорожно жевать и глотать, давясь обильной слюной от нетерпения.

– Дза-тяма, – сурово сказал Кирис, – и чтобы ты тоже ела сколько нужно. Иначе исхудаешь. Я серьезно, между прочим.

– Ну, по крайней мере с едой у нас в лапшичной проблем не планируется, – улыбнулась Сатокана. – Дэйя Винтаре, обязательно заходите, когда откроемся…

Улыбка сползла с ее лица.

– Если откроемся… – тихо добавила она. – Когда мир рушится, боги наказывают слишком самонадеянных.

Когда рушится мир… Интересно, ей сказали, что паладары – сплошной обман? Нет, наверное. Зачем расстраивать людей лишний раз?

– Ничего с миром не случилось, Сато-тара! – резко сказал Кирис. – Кольчоны как пришли, так и ушли. Раньше если кольчон город накрывал, трупы с улиц грузовиками вывозили, а сейчас? Подумаешь, фигня какая-то внутри засела. У Фучи вон уже много лет сидит, и ничего, жива она до сих пор. И паладары нам помогают.

– Ты всегда был упрямым мальчиком, Кир, – снова улыбнулась женщина. – Поднимался в драке, даже когда живого места не оставалось. Если наш мир и выживет, то благодаря таким, как ты. И как вы, дэйя Винтаре.

– Я? – удивилась Фуоко, сглатывая остатки батончика.

– Бросить уютный безопасный дом и отправиться в неизвестность ради мечты не каждый рискнет, дэйя. Прямая наследница семьи Деллавита – вы последняя, от кого я ожидала подобного.

Фуоко почувствовала, что краснеет. Она поспешно встала.

– Спасибо, дэйя Мэйдо, – неловко поклонилась она. – Могу я чем-то помочь?

– А можно мне еще с шестилапиками поиграть? – немедленно осведомилась Дзара.

– Вот уж нет, тяма. Забыла, что мыться пора? – строго сказала ей мать, кивая в сторону душа. – А потом Дзии-атара тебя обследовать и лечить будет. Или мультики уже не хочешь посмотреть? Успеешь еще, наиграешься с… э-э…

– Парсы они называются, – усмехнулся Кирис. – Парсы. Мой вон тот, черно-белый. Его Гатто зовут. А цветастая – Зорра. Такая же дурная, как хозяйка.

Зорра покосилась на него двухзрачковым глазом, широко зевнула, чихнула и отвернулась с презрительно-высокомерным видом, словно говорящим: делать мне больше нечего, кроме как с идиотами связываться.

– Тогда мы пойдем, да? – нерешительно спросила Фуоко.

– Ага, валим, чтобы не мешать, – кивнул Кирис. – Дза-тяма, когда гулять начнешь, забегай к нам. Заодно и с парсами наиграешься. Наша общага неподалеку, вон в ту сторону, а кто в какой комнате, на щите у входа написано.

В коридоре, прикрыв за собой дверь и задумчиво глядя на парсов, Кирис остановился.

– Ну вот, глупо как-то получилось, – Фуоко оперлась на стену. – Пришла извиняться, а вместо того сожрала чужую еду и похвал наслушалась. Интересно, а где Дзии, в самом деле? Когда мы тут валялись, все время взад-вперед ходила.

– Дубина! – Кирис слегка дернул подругу за свисающую прядку волос. – Тебе же сказали – все дроны разосланы. К кому ей подключаться?

– А, точно. Кир, к сестре зайти не хочешь? Она ведь здесь же находится, Сато сказала.

– Во-первых, она уже очухалась, и ее в казармы отпустили, я спрашивал. Живучая она, как кошка. Во-вторых, еще раз по морде как-то не хочется получить.

– Ну, тогда домой. Таня утром предупреждала, что зайдет в два часа, а сейчас уже почти час. Пока доплетемся, пока отдышусь…

– Поднести? – поинтересовался Кирис.

– А?

– Два! – парень ухватили ее за талию и перекинул через плечо, после чего вразвалочку зашагал к лестнице. Какое-то время Фуоко висела задницей вверх, ошеломленно соображая, что происходит, потом тихо взвизгнула и замолотила его кулаками по пояснице.

– Отпусти, урод! – шепотом, чтобы не беспокоить людей в палатах, закричала она. – Офонарел? Поставь меня, быстро!

– Станешь рыпаться – уроню! – пообещал тот. – И не посмотрю, что инвалидка.

– О, похищение Данаи! – раздался чей-то жизнерадостный голос. – В роли золотого дождя – гопник уличный обыкновенный, в роли жертвы тоже некто почти знакомый.

Кирис остановился и стряхнул Фуоко, устанавливая ее на ноги.

– Привет, дэй Палек, – небрежно бросил он. – А… добрый день, дэр Каллавиро.

Убирая с лица упавшие волосы, Фуоко обернулась. Сумасшедший белобрысый паладар стоял перед ними голый, лишь с чреслами, обмотанными грязным вафельным полотенцем. Он широко лыбился, словно только что выиграл миллион в лотерею. Чуть позади него возвышался здоровый дядька в кайтарском камуфляже с малыми лейтенантскими ромбами в петлицах и нарукавной нашивкой, изображающей два скрещенных штыка. На поясе висела кобура большого пистолета.

– Знаменитая парочка наносит монарший визит в больницу? – поинтересовался чокнутый инженер, словно расстался с ними несколько минут назад. – Как идет процесс массового исцеления наложением рук? Благословение действует штатно, или требуется допиливать в полевых условиях? Или вы свою спасительницу простыми благодарностями до могилы довести решили?

– Какую спасительницу? – удивился Кирис.

– Веселую девицу на огненном помеле, – пояснил белобрысый. – Героически проткнувшую собой ураган волют, намеревавшихся вами позавтракать. Или вы не отразили, что она здесь? Ну, пилот военного истребителя, капитан Труда Баркхорн?

Фуоко с Кирисом переглянулись. Кирис медленно запустил пальцы в шевелюру и как следует дернул себя за волосы.

– Значит, мне не чудилось, что ли? – растерянно спросил он. – Там, на набережной… Фучи, ты не видела? Мне словно кто-то картинку с неба показывал, как самолеты волют расстреливают… А?

– Ничего такого не помню, – девушка пожала плечами. – Мне куча бреда примерещилась, но не про самолеты. Дэй Палек, а кто она такая – Труда Баркхорн?

– Так! – паладар поднял палец. – Само провидение свело нас вместе! Начинаю благородную миссию перезнакомить все заинтересованные стороны, пока моя сестричка от дипломатических обязанностей не отвертелась и не начала новые правила изобретать. С дэем… или как тут у вас военных обзывают, дэр? В общем, с лейтенантом Каллавиро вы уже знакомы? Джорджи, знакомься: Кирис Сэйторий, механик-новобранец, головой думать не обученный, но в остальном многообещающий. Рядом Фуоко Деллавита, девица исключительно умная, даже гениальному мне завидно. Оба студенты подготовительного колледжа, а по совместительству сторожат Хёнкон на полставки, руками молнии в кольчонов швыряют и от волют отмахиваются, как от комаров. А вон те зверушки называются парсы, и пинать их в брюхо не рекомендую, если нога дорога. Между прочим, я лично дизайн оригинальной модели улучшал.

Ошеломленная потоком слов, Фуоко только рот раскрыла.

– Молнии в кольчонов, а, Кир? – поинтересовался лейтенант, задумчиво разглядывая Кириса. – На базе "Дельфин" таких способностей за тобой не водилось. Или просто кольчон под руку не подвернулся?

– Так вы знакомы… – разочарованно протянул Палек. – Джорджи, может, ты и в благородные семейства Кайтара ногой двери отворяешь? И малышку Фуоко еще вот такусенькой на руках качал?

– Нет, дэй Палек, не открываю, – усмехнулся лейтенант. – Однако же и с ней мы встречались. Дэйя Деллавита, надеюсь, ваш телохранитель не держит на меня зла за стычку на Косом пляже? Меня зовут Джорджио Каллавиро, хотя на пляже я еще носил сержантские лычки.

– Приятно познакомиться, дэй Каллавиро, – Фуоко заставила себя изобразить вежливый поклон. Она-то надеялась, что в Хёнконе, с новой фамилией и никому не известная, сможет завоевать уважение сама по себе, а не как невеста из богатой влиятельной семьи. А выходит, что ее полмира в лицо знает? – Я не думаю, что Джион на вас в обиде. Он хороший человек.

– Рад слышать, – кивнул лейтенант в ответ. – Однако же, дэй Палек, все-таки я должен поговорить с капитаном Баркхорн.

– А я разве мешаю? – удивился паладар. – Наоборот, события ускоряю. Ну-ка, все топайте за мной.

Он ринулся вперед, и прежде чем Фуоко успела понять, что происходит, как Палек уже волок их с Кирисом по коридору, обхватив за талии. Несколько шагов спустя он пнул одну из дверей и впихнул обоих в палату.

Негромко бормотал телевизор, точнее, обычный для паладарских помещений монитор на гибкой ножке, сейчас транслирующий – Фуоко не поверила глазам – дриммадский телеканал "А-Диез-Цейс". На экране виднелись мужчины в деловых костюмах, что-то встревоженно обсуждающие за круглым столом. Монитор низко нависал над медицинской кроватью – если, конечно, так можно назвать длинную низкую ванну, заполненную сероватым веществом, из которого торчали голова, правая рука и обнаженная же правая грудь. Рукой пациентка как раз водила по экрану. Замерев, она удивленно повернулась к вошедшим.

– Привет, Труда, – паладар оттолкнул поспешно отвернувшегося Кириса и Фуоко к стене, а сам шагнул вперед. – Мы к тебе в гости.

– Мы знакомы, сэрат дэй? – женщина приподняла бровь, хотя даже и не подумала прикрыться.

– Уже несколько секунд как, – паладар запрыгнул на кровать и со скрещенными ногами уселся как раз там, где под слоем серого вещества предположительно располагались бедра женщины. – Ну, Дзии же предупреждала, чтобы гостей ждала. Я и есть тот самый Палек Мураций – гениальный, веселый, сообразительный и вообще уникальный. Если хочешь, можешь меня поцеловать, я не обижусь.

– Дзии предупредила также, чтобы глаза от вида гостей не слишком сильно на лоб лезли, – насмешливо откликнулась женщина. – Теперь понимаю, почему. Палек Мураций – ты, случайно, не муж дэйи Карины Мураций?

– Вот еще! – обиделся паладар. – Чтобы я на такой зануде женился? Не дождетесь! И потом, у меня своя жена есть, а она чуть что, и сразу между глаз поварешкой. Сестричка она мне. Кара, я имею в виду. Сводная. И старшая, что совершенно несправедливо, поскольку всю молодость мне загубила нотациями о правильном поведении. Так, поскольку с тобой мы познакомились, представляю остальных. Джорджи ты, как я понимаю, знаешь.

– Да уж познакомились за последнее время неплохо, – капитан Баркхорн весело глянула на лейтенанта Каллавиро, тоже старательно глядящего куда-то в потолок. – Что-то он сегодня скромника изображает. Помнится, когда я в душе на корабле мылась, он как следует приглядеться случая не упускал. Засилье мужского шовинизма, – пояснила она Фуоко с лукавой усмешкой. – На целом корабле ни одной женщины, кроме меня и моих девочек, так что душевыми пользоваться общими приходится. А поскольку их мало, толкаемся вперемешку с потными накачанными мужиками. Ау, Джорджи! Ладно уж, смотри, я утонула.

Она и в самом деле, слегка пошевелившись, ушла в "ванну" по шею, руку, однако, оставив на поверхности. Лейтенант Каллавиро испустил хорошо слышный вздох облегчения.

– Ага, – согласился Палек. – Местные мужики стеснительные, словно наши красотки, лишний десяток килограммов на талии нажравшие. Ты их не провоцируй лишний раз, а то еще до инфаркта доведешь. Особенно вояк с их суровыми дальними походами.

– Да уж их доведешь, кажется, – хмыкнула капитан. – Пялятся, когда думают, что их не видят, безо всякого стеснения. Дэй Палек, возможно, ты и с остальными гостями меня познакомить удосужишься?

– Удосужусь, – важно кивнул паладар. – При условии, что про "дэя" забудешь. Вон те двое – парсы. Я их сам рисовал, а Биката фигней маялся, когда психоматрицы собирал. Если начнет рассказывать, как их конструировал, не обращайте внимания, он от зависти. Эй, мелочь ползучая! Ну-ка, к ноге! Служить!

Он хлопнул ладонью по кровати рядом с собой.

Парсы переглянулись. Затем без единого звука в воздухе мелькнули две молнии, пестрая и черно-белая, и паладар, получивший удар всеми двенадцатью когтистыми лапами, с придушенным возгласом отлетел в сторону и свалился на пол, только пятки в воздухе мелькнули. Парсы, как ни в чем ни бывало, потоптались по кровати и улеглись по бокам от капитана Баркхорн, причем Зорра нахально влезла под руку летчицы, требуя погладить. На мордах зверьков отчетливо проступили довольные выражения, пасти растянулись в ухмылках, обнажающих внушительные белые клыки. Вскочивший на ноги Палек, в располосованной на ленточки набедренной повязке и с глубокими, но быстро затягивающимися бороздами на животе, груди и бедрах, возмущенно уставился на них.

– Ну ничего себе заявочки! – обиженно сказал он. – Я их, можно сказать, пестовал, на руках укачивал, теплым молоком выпаивал – и вот благодарность? И не надо запись Бикаты прокручивать! Сами наехали, сами и отвечайте. А с Би я поговорю с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной!

Капитан Баркхорн жизнерадостно заржала, сжав руку на загривке Зорры.

– Да, весело тут у вас, в Хёнконе, – простонала она сквозь смех. – С такими инопланетянами в компании точно не соскучишься. Палек, ты бы закончил с церемониями до того, как тебе ненароком шею свернут, а то я от любопытства сдохну. Или, молодые люди, может, сами представитесь?

– Нет уж, я официальный метрдотель… или мажордом? А, конферансье! – Палек, словно ничего и не случилось, запрыгнул обратно на кровать и снова уселся со скрещенными ногами. Обрывки набедренной повязки опасно поползли, но все же задержались на самой грани приличия. – А на закуску, милая моя Труда, представляю Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория – парочку, спасенную тобой из клубка волют в рамках героического, но весьма дурацкого подвига. Такие же эйлахо, как и ты, между прочим, только спецэффекты позрелищнее устраивают.

Капитан присвистнула.

– Так, значит, вот кто был внутри роя… – медленно проговорила она, разглядывая Фуоко и Кириса, словно странные музейные экспонаты. – Как же вы выжили, а, ребята?

– Можем посмотреть, – охотно откликнулся Палек. Он глянул на монитор, и тот послушно поднялся под потолок и разросся в размерах. – Вот реконструкция, которую удалось построить при помощи картинки, переданной парсами, а также внешних сенсорных массивов.

Возникшая на экране картинка заставила Фуоко вздрогнуть, настолько реалистичной она казалась. Снимающая камера словно парила в воздухе, по пологой дуге облетая Звездную набережную на высоте в полсотни метров. Мелькнули и ушли в сторону знакомые склады и вычурные здания музеев неподалеку, и в центре экрана неподалеку от воды появились несколько фигурок. Вот странная девчонка-иномирянка в полувоенном костюме разговаривает с Дзарой и самой Фуоко, вот появляется Кирис на мотоцикле. Фигурки замельтешили, словно на ускоренно прокручиваемой пленке, и снова задвигались нормально, когда в ладонях у Фуоко зажегся тусклый огонек.

– Вот здесь начинается основная цепочка событий, – прокомментировал Палек.

Наблюдая, как колышется в воздухе щупальцатая волюта, Фуоко невольно вжалась лопатками в стену. А когда чудовище развалилось на десятки небольших комков, облепивших Дзару, она едва не зажмурилась, однако страшным усилием воли заставила себя смотреть дальше.

Вот Дзара, как подкошенная, валится на землю, и вокруг словно начинается снежная метель: все новые и новые волюты десятками появляются из ниоткуда. Метель превращается в огромный снежный ком, начинающий все быстрее вращаться вокруг центра, вытягиваясь вверх, словно воронка гигантского смерча, и человеческие фигурки пропадают за серой завесой. Из воды выметывается с десяток быстрых теней, еще три или четыре выскальзывают из-за строений, и все исчезают внутри смерча. Камера ныряет вперед и вниз, и внутренности увеличившегося смерча окрашиваются лиловым. Человеческие фигурки снова появляются на изображении: Фуоко и Кирис стоят, Дзара лежит, Рикона, девочка-иномирянка, вскинула руки, между которыми вверх и в стороны вытягивается острый язык радужного пламени…

– Подсветка показывает области с измененными законами физики – в том виде, в каком ее сумели оценить активные сенсоры боэй, – пояснил Палек сухим бесстрастным тоном лектора, совершенно не вяжущимся с его клоунским образом. – Здесь Рикона попыталась использовать гравитационный щит в той же манере, в какой привыкла работать с эффектором в Сайлавате, однако координатор перехватил контроль за ее дроном, не позволив закончить. Зря, между прочим.

Вот формы боэй и иномирянки текут и меняются: бесформенные мягкие капли разрастаются вверх и в стороны, превращаясь в подобие хаотично изломанных решеток. Геометрические структуры быстро растут, соединяясь и окружая людей, начиная мерцать радугой, но на них вдруг обрушиваются десятки волют. Бьют по глазам вспышки лилового, и огромные участки конструкций мгновенно исчезают.

– Здесь волюты, применившие пространственный деструктор, уничтожили слишком большой процент массы боэй вместе со всеми энерговводами и управляющими интерфейсами, – бесстрастно продолжил комментировать Палек. – Оставшееся перестало поддаваться контролю и перешло в состояние неконтролируемого распада. Поскольку основой материала боэй являются кобальт-водородные комплексы, взвешенные в лептонных вихрях, а атомарный кобальт пирофорен, при контакте с кислородом воздуха он мгновенно окисляется, поджигая выделяющимся теплом высвободившийся водород. Поскольку такого развития событий не ожидал никто, захваченные люди неминуемо должны были сгореть… Фучи, тебе плохо?

– Н-нет, – с трудом выдавила Фуоко. – Просто… сердце колотится… Я не помню ничего похожего…

Палек молча глянул на Зорру, и парса выскользнула из-под руки Труды Баркхорн, прижавшись к ноге Фуоко. Та присела на корточки и вцепилась в теплую шелковистую шерсть. На сердце стало легче. Значит, она чуть не сгорела заживо?

– И вот здесь начинается самое интересное, – все тем же сухим тоном продолжил Палек. – Все боэй уничтожены, и дальнейшее строится на основании визуальной картинки, переданной парсами, и косвенных признаках, таких как преломление и отражение зондирующих лучей с удаленных сенсорных массивов. Хорошо, что координатор успел запретить парсам использовать активные сенсоры, иначе волюты, скорее всего, разрушили бы их тем же способом, что и боэй.

Лиловая область заколебалась и расплылась. Камера чуть отодвинулась назад, и стало видно, что аномалии распространяются далеко за пределы смерча, разрастаясь во все стороны, словно уродливо перекрученный розовый бутон. Кирис посреди языков пламени запрокинул голову и сделал странное движение всем телом, словно разминая плечи и поясницу – и лиловый цвет и пламя вдруг отпрянули в стороны, оставив Фуоко, Кириса и лежащую Дзару внутри залитого синим пузыря.

– Синим цветом помечена новая аномальная область, по свойствам резко отличающаяся от аномалии волют. В ней физика в значительной степени вернулась в норму, – продолжал Палек. – Однако по непонятным причинам резко изменился гравитационный градиент. Сила тяжести выросла примерно на пол-фиты. Даже по стоящим видно, что они явно сопротивляются внезапно возросшему весу, хотя Фуоко почему-то подвержена действию гравитационного поля заметно меньше. Поскольку в центре расчищенного пространства находится Кирис, предположительно именно он является источником нового гравитационного поля.

– Я? – удивился парень. – Не понял…

– Не ты один, – усмехнулся паладар. – Однако поскольку наша очаровательная гостья, – он глянул на внимательно слушающую летчицу, – уже демонстрировала нечто похожее, можно предположить, что к делу причастна до ушей налитая в тебя энергоплазма. Но смотрим дальше. В новой аномальной области резко возросла также напряженность электромагнитного поля, вызвавшая ионизацию воздуха. Отсюда и множество объектов, смахивающих на шаровые и линейные молнии. Также внутри тел Кириса и Фуоко начали происходить загадочные процессы, создавшие высокую разность потенциалов между ними и вызвавшие пробой воздуха электродугами – они хорошо видны на картинке, поскольку зафиксированы парсами визуально. Однако же, как видно, новая аномальная область под внешним воздействием начинает сокращаться. И тут прибывает тяжелая кавалерия…

Камера резко отъехала в сторону, и в кадр попала восточная часть пролива между Колуном и Поддой. Над ним быстро приближались три точки. От двух из них отделились и рванулись вперед ракеты, оставляя позади белые дымные следы, а выпустившие их самолеты резко отвернули в сторону и ушли за край экрана. Однако третий объект остался на прежнем курсе, и за ним вдруг вспыхнул длинный и широкий дымно-огненный шлейф.

– Труда, лапочка, – Палек постучал пальцем по руке капитана Баркхорн, – не поделишься военной тайной, как вы добиваетесь детонации ракет точно рядом с волютами? Ваши ракеты ведь тупые, простейшие контуры стабилизации на курсе, и никакой электроники.

– Да какая тайна! – та дернула щекой, не отрываясь от экрана. – Боек детонатора удерживается простейшим электрическим конденсатором. Пока ракета на борту, конденсатор заряжается от бортовых систем, а рядом с волютой мгновенно разряжается, и боек попадает по капсюлю. Поэтому и пробивать рой волют с ракетами на борту строго запрещено.

– О как! Я бы не додумался. Уважаю. На чем мы… Ага! Вот состояние сразу после взрыва ракет.

Вихрь волют, разорванный и разбросанный взрывами, явно замедлился, и лиловая область потеряла четкость, потеряв сходство с бутоном и начав расползаться беспорядочными клочьями. Синий пузырь снова распух. Однако неведомая сила тут же сжала его снова, и смерч начал раскручиваться с новой силой… и тут последний самолет, окутанный синей дымкой, врезался в самый его центр. Яркая вспышка, клубы огня – и кувыркающееся в воздухе кресло пилота с беспорядочно бьющимся лепестком никак не желающего раскрываться парашюта. Лиловый клуб разлетелся беспорядочными хлопьями, смерч волют распался на отдельные группы и начал расплываться в стороны. Синий пузырь, словно раздутый могучим насосом, стремительно распух, расталкивая остатки лиловости, и пропал. Картинка замерла.

– Вот, примерно в таком духе, – Палек склонил голову и искоса посмотрел на Кириса. – Дальше уже неинтересно: сначала все героически таскают друг друга по грязной земле, а потом наваливается кольчон, внутри которого ни один сенсорный массив ничего не видит. Наша славная парочка и там умудрилась сотворить что-то непонятное с молниями и прочими спецэффектами, но на основании одной картинки от парсов реконструкцию не выстроить. Конец лекции. Вопросы, пожелания, предложения поцеловать меня за замечательный рассказ?

– Поцеловать? – задумчиво произнес безмолвный до того лейтенант Каллавиро. – Интересная идея…

– Но-но, Джорджи! – паладар погрозил ему пальцем. – Исключительно к женщинам относится.

– Поцелую, – пообещала летчица. – Только сначала из вашего агрегата выберусь. А что там за странные штуки вокруг летали? Незадолго до конца?

– Где? – удивился Палек.

– Прокрути назад секунд на тридцать или сорок.

– Сама прокручивай, – экран спустился вниз и навис над капитаном Баркхорн. – Пальцем вперед-назад води, текущее время в левом нижнем углу.

– Ну… – летчица поманипулировала с терминалом. – Вот. За несколько секунд до пуска ракет.

Фуоко пригляделась. И в самом деле, вокруг вихря волют, на некотором отдалении, в воздухе висело несколько едва заметных лиловых бликов правильной формы, окружавших смерч словно листья стебель цветка.

– Понятия не имею, – Палек зевнул. – Тоже какие-то области аномальности, но в оптическом диапазоне не проявляющиеся. Запись я тебе оставлю, изучай. Вам, кстати, – он глянул на Фуоко и Кириса, – тоже ссылка прислана, займитесь сопоставлением со своими ощущениями. Авось что-нибудь интересное сообразите. Можете на троих скооперироваться. Труда, вон того здорового парня постарайся по голове не бить слишком сильно. Он хотя и тупой, но какие-то надежды подает, пока подружка его воспитывает. Так, что еще у нас в программе? А, точно. Джорджи, ты ведь не просто так тащился со своего кораблика?

– "С кораблика"? – удивилась летчица. – Разве посольство еще не высадилось на берег?

– Посол считает, что на авианосце безопаснее, чем на берегу, – в голосе лейтенанта отчетливо скользнул сарказм. – "Щит победы" задерживается в водах Хёнкона, поскольку не может получить внятных приказов от командования, и сэрат дэй Мильвио Фаччиоре решил пока что не рисковать.

– Узнаю старый добрый подход больших шишек, – фыркнула капитан. – А тебя, значит, послали проведать мое самочувствие?

– Мы не разрешили сходить на берег никому из экипажа авианосца, не входящему в состав миссии, – вклинился Палек. – Твоя симпатичная напарница почти пробилась, но мы решили не рисковать: еще прибьет тебя, героиню, за несвоевременное катапультирование. А из миссии один наш бравый Джорджи и расхрабрился. Давай, Джорджи, вываливай новости. Посмотрим, насколько догадливые ребята в отделе Стораса работают.

– Ну, самочувствие само собой… – лейтенант явно замялся. – Только… Э-э, капитан Баркхорн, разрешите обратиться?

– Многообещающее начало, Джорджи, – покивала летчица. – Дай угадаю: кому-то на корабле весьма не понравился мой тон во время событий. Меня отстранили от полетов? Приказали вернуться под арест? Или сразу уволили к гхашам?

– Командир авиагруппы приказал немедленно вернуться на корабль для обсуждения вашего поведения и утраты новейшего экспериментального самолета, – казалось, лейтенант жевал что-то донельзя кислое. – Он… использовал весьма резкие выражения, которые я опущу, но смысл именно таков.

– Класс! – Палек снова расплылся в широченной ухмылке. – Угадали ведь, сволочи! Так, Труда, молчи. Дальше по моей части.

Паладар спрыгнул с кровати.

– Джорджи, я хотя и полный балбес в политических делах, но здесь и сейчас выступаю официально уполномоченным разрулить дело. М-м… генеральную доверенность с подписью сестрички показать? Или так поверишь?

– Да мне все равно, – пожал плечами лейтенант. – Мое дело маленькое – сообщение передать и ответ получить. Валяй… В смысле, я внимательно слушаю, сэрат дэй Палек Мураций.

– Прекрасно. Значит, пункт номер один. Состояние дэйи Баркхорн в настоящий момент не позволяет ей покидать реанимационную систему. Вот официальное заключение, – белобрысый протянул лейтенанту неведомо откуда взявшийся белый лист, свернутый трубочкой, который тот осторожно принял и сунул за пазуху не читая. – Если коротко, в результате катапультирования на малой высоте и жесткого приземления у нее поврежден позвоночник, множественные переломы ребер, обеих ног и левой руки, в том числе три открытых, не менее множественные кровоизлияния во внутренние органы и так далее. Сейчас она подключена к системе жизнеобеспечения, без которой немедленно умрет. Медики прогнозируют ее пребывание в больнице на протяжении не менее шести ближайших декад, и пока они не позволят, из своего корыта… э-э, из реанимационной капсулы она не выберется.

– Как шести? – возмутилась капитан Баркхорн. – Дзии пообещала, что через три-четыре…

– Молчи, женщина, когда мужчины разговаривают! – прикрикнул на нее Палек. – Шесть декад, и ни днем меньше. Возможно, и больше. Дальше, лейтенант Каллавиро. Информирую, что ректор международного университета "Дайгака" Карина Мураций и регент Хёнкона Сторас Медведь выражают официальную признательность летчикам эскадрильи "Штурмовые ведьмы" за их помощь во время нападения кольчонов и спасения жизней гражданского населения. Вот соответствующая нота…

На сей раз Фуоко успела заметить, что новая бумажная трубка буквально всплыла из предплечья паладара.

– …которую также возьмешь с собой. Покажешь ее командиру летунов, или кому там, но отдашь послу лично в руки. Там указано, кстати, что Университет компенсирует Кайтару стоимость утраченного самолета, а также берет на себя лечение и восстановление командира эскадрильи, тяжело раненной по ходу дела. Копия уже передана премьер-министру Кайтара по нашим каналам.

– Понял, – на лице лейтенанта Каллавиро отразилось явное облегчение.

– И наконец, Джорджи… – физиономия паладара приняла шкодливое выражение. – На случай, если двух бумажек вашим воякам не хватит, чтобы отвязаться от Труды, передай им, что мы нашли одну забавную вещицу.

Палек отступил, насколько позволяли размеры палаты, и приложил руки к животу. Тот вспучился, расступился, и в ладони паладара лег непонятный кусок искореженного металла вперемешку с оплавленным растрескавшимся пластиком и поблескивающим осколком стекла.

– Классная у тебя камера на самолете стояла, – подмигнул Палек летчице, бросая штуку на кровать.

– Какая камера? – удивилась та. – На тренировках их иногда вешают под консоли вместо пулеметов, но я летела с полным боекомплектом.

– Когда вернешься на корабль, поинтересуйся у механиков насчет внезапно проведенных улучшений самолета. Спроси, например, зачем на боевом истребителе требуется автоматическая кинокамера с двухчасовым запасом микропленки, о которой почему-то не осведомили пилота.

– Х-ходер! – прошипела капитан. – Палек, ты уверен, что мне нельзя выбраться из… как его, вашего реанимационного комплекса? У меня появилось острое желание вернуться на борт прямо сейчас и кое с кем пообщаться вплотную.

– Дзии уверен, что если выползешь из реанимационной установки, немедленно склеишь ласты, – хладнокровно ответил Палек. – К нему все вопросы насчет режима. Да и на мой дилетантский взгляд, ходить на переломанных ногах довольно затруднительно. Гордо ползать собралась, что ли? Джорджи, в общем, передай, что если у командования еще остались вопросы к дэйе Баркхорн, у регента Хёнкона дэя Стораса Медведя может возникнуть желание обсудить с кем-нибудь данную камеру уже в официальном ключе. Все ясно?

– Так точно! – кивнул лейтенант, щелкая каблуками. – Устройство останется у вас?

– Разумеется. Вещественное доказательство, типа того.

– Тогда мое задание выполнено. Капитан Баркхорн, желаю скорейшего выздоровления. Дэй Мураций, могу я вернуться на корабль?

– Мое величество милостиво позволяет, – паладар величаво повел рукой. – Кстати, Джорджи, ты в курсе, что внутри тебя тоже энергоплазма плещется? Что ты эйлахо, проще говоря?

Лейтенант схватил ртом воздух, словно от удара под дых.

– Я… эйлахо? – медленно проговорил он. – Точно?

– Можешь на рентген сходить, если не веришь. Но под радаром твоя грудная клетка отсвечивает, как зеркальный шарик. Эй, да ты расслабься. Сейчас половина населения Паллы в таком же состоянии, а то и три четверти, так что эйлахо больше никому даром не нужны. Джорджи, не пугай меня злой мордой, а то я от страха разревусь. Смотри, солнышко на улице светит! Небо голубое! Воздух…

Паладар рывком дернул вверх створку окна.

– …воздух свежий – дыши и радуйся жизни. Между прочим, Труда, к тебе тоже относится. Или закрыть?

– Спасибо, дэй Мураций, постараюсь радоваться, – сухо ответил лейтенант. – Однако я буду весьма признательным, если не станете сообщать о… моем новом состоянии персоналу посольства и… вообще официальным лицам Кайтара. Пока, во всяком случае.

– У меня на родине действует закон о тайне личности, который я привык соблюдать, – из голоса Палека изгладились все следы буффонады. – Лейтенант Каллавиро, мы не станем передавать сведения кому бы то ни было без твоего согласия. Типа, тоже официальное заявление. Однако, обращаю внимание, то же самое относится к фильму, который ты только что просмотрел. Непонятные способности Кириса и Фуоко также пока остаются не афишируемыми. Ясно?

– Вполне. Тогда я возвращаюсь на катер. Кирис, дэйя Деллавита, мы наверняка еще увидимся. До…

– Тихо! – вдруг гаркнула капитан Баркхорн, безуспешно пытаясь привстать повыше, и одновременно Палек замер в манекенной позе. – Тихо, я сказала! Мне кажется, или там и в самом деле стреляют?

И лишь сейчас Фуоко расслышала доносящиеся с улицы отдаленные частые хлопки.

"Внимание, Паллийская рабочая группа! Координатор в канале. Экстренно. Сверхважно. Алый код! Полицейские казармы подвергаются нападению со стороны неизвестных вооруженных людей. Алый код! Обстрел временной заставы на Хрустальном перевале, огонь ведется со стороны Хёнкона из восьми штурмовых автоматических винтовок и трех снайперских винтовок. Алый код! Обнаружено нарушение южного периметра территориальных вод шестью торпедными катерами класса "Летучая рыба" без опознавательных знаков, катера максимальным ходом идут к Подде и Колуну. Алый код! Терминалы в рабочих общежитиях фиксируют вооруженных людей, избивающих людей и стреляющих в воздух".

"Здесь Саматта. Ввожу чрезвычайное положение. Отозвать все морские патрули, не пытаться перехватить приближающуюся группу, не вступать в бессмысленные схватки. Срочно мне связь с Мариси".

"Здесь координатор. Устанавливаю связь с казармами. Внимание! Фиксирую чужую радиопередачу на катару, третья служебная частота. Источник: передатчик в рабочем общежитии номер два. Транслирую".

– Слушайте меня, паладары! Я командир боевого отряда Армии освобождения Хёнкона. Вы не знаете и никогда не узнаете, как меня зовут, но попробуйте только дернуться, и получите гору трупов. У нас автоматическое оружие, гранаты и сотни заложников. Предупреждение вы получили, теперь прикажите своим шавкам в казармах перестать огрызаться. Мы не станем туда входить, но если хоть кто-то высунет нос наружу, начнем убивать заложников. Эй, паладары, оглохли? Меня вообще кто-то слышит? Или в себя прийти не можете? Завалить десяток-другой работяг, чтобы очухались?…

"Здесь Саматта. Мне не до болтовни. Кто возьмет на себя роль переговорщика?"

"Здесь Масарик. Я займусь. В свое время в академии СВР… еще до того, как сломал спину, я изучал тактику переговоров с террористами. И недавно, как предчувствовал, освежил знания".

"Здесь Сторас. Марик, мы не можем поддаться на шантаж, если не хотим, чтобы подобное повторилось. Но и заложники не должны пострадать".

"Здесь Масарик. Сам знаю. Положитесь на меня. Займитесь выработкой общей стратегии, пока я время тяну. Мати, идея: свяжись с авианосцем. Вряд ли они любят террористов больше нашего".

"Здесь Саматта. Понял. Сделаю".

– Эй, паладары! Онемели от удивления? Или просто эфир не прослушиваете? Разочаровываете вы меня…

– На частоте Масарик Медведь, второй проректор университета "Дайгака" по административным вопросам. Обращаюсь к неопознанному лицу, называющему себя командиром отряда АОХ. Я внимательно тебя слушаю.

– Какой еще "проректор"? Слушай, ты, ректора вашего сюда, живо. Чтобы через две минуты Карина Мураций включилась в разговор. Время пошло. Кстати, за любое несогласие мы убиваем пятерых заложников. У нас их куча, так что надолго хватит.

– Как я могу к тебе обращаться?

– А на кой тебе?

– Обращение "эй, ты, мразь" не слишком подходит для переговоров, а "командир банды вонючих террористов" чересчур длинно.

– Парень, ты слишком языкастый для переговорщика. Обращайся ко мне Лю. И на твоем месте я бы уже со всех ног чесал за ректором.

– А на твоем месте, Лю, из всех паладаров я бы сильно поостерегся разговаривать именно с ней. Видишь ли, обычно мы не ведем переговоров с террористами. Карину-атару саму не раз похищали и взрывали, и она придерживается мнения, что бандитов следует уничтожать на месте независимо от требований и количества заложников. Догадываешься, насколько упрямой и стервозной может оказаться женщина с личными мотивами? А меня хотя бы учили вести переговоры с мерзавцами вроде тебя.

– Что, и драгоценных своих заложничков не пожалеете? Представляю себе заголовки в завтрашних газетах: паладары хладнокровно позволяют умирать гражданским…

– Во-первых, Лю, ты – или кто там планировал операцию – идиот. Если вы хотели шантажировать нас общественным мнением, худшего момента выбрать невозможно. Палла на грани полного хаоса, сейчас миру наплевать и на Хёнкон, и на Университет, и на террористов. Даже если вы перебьете всех рабочих до единого, никто и не заметит. А во-вторых, даже если ты умудришься сделать запись переговоров и передать ее за границу для шантажа в будущем, ты затрахаешься доказывать ее подлинность. У нас опыта куда побольше, чем у тебя, придурок малахольный.

– Ты слишком борзый, парень. Эй, Восьмой и Девятый! Взять пятерых работяг и шлепнуть у входа. Быстро!

– Я же говорю, Лю, ты идиот. Возможно, ты бы неплохо справился с людьми, но мы-то паладары, забыл? Включаю громкую трансляцию на всех коммуникационных терминалах Хёнкона.

"Всем неопознанным боевикам на территории Хёнкона. Говорит Масарик Медведь, второй проректор университета "Дайгака" по административным вопросам. Довожу до вашего сведения, что взятие в заложники некомбатантов в соответствии с нашим кодексом является одним из наиболее тяжких преступлений. Обещаю, что ни один убийца заложников не попадет в плен живым независимо от исхода кризиса. Повторяю: мы уничтожим каждого, кто убьет или ранит хотя бы одного заложника, даже если убийца сможет сбежать из Хёнкона. У нас достаточно денег, чтобы выследить каждого, я повторяю, каждого участника нападения в любой точке мира. Мы никогда ничего не забываем и ничего не прощаем. Если вам дорога собственная жизнь, не пытайтесь причинить пленникам вред. Только тогда у вас остается шанс выжить. Конец сообщения".

– Ну что, Лю, твои люди все еще настроены так же решительно? Кстати, мне кажется забавным транслировать нашу беседу на терминалы. Должны же твои люди знать, в каком дерьме увязли. Не знаю, что за тараканы завелись в ваших головах и что вам пообещали, но у вас почти нет шансов выжить. Осознал, Лю?

– Ты блефуешь!

– Нет. Мы слишком расслабились и проспали ваше нападение, признаю, да и недавние кольчоны совсем не в струю пришлись. Взяли вы нас врасплох, очко в вашу пользу. Но мы позаботимся, чтобы второго подобного налета не случилось никогда. Мы гарантируем, что все без исключения террористы твоего отряда умрут или попадут в плен. Даже если ценой окажется массовая гибель некомбатантов, мы ее заплатим.

– Мы требуем, чтобы паладары убрались с нашей земли! Мы не позволим паршивым Чужим творить здесь все, что заблагорассудится!…

– Лю, ты точно дебил. Что именно вы собирались у нас потребовать, расскажешь мне с глаз на глаз – при условии, конечно, что сохранишь способность говорить к тому времени. Мы готовы обменять жизни заложников на ваши, но сверх того вы не получите ни денег, ни свободы, ни чего-то еще. Попытаетесь убивать – положим даже тех, кто тихо стоял в сторонке. Групповая ответственность, слышал про такое?

– Настоящие патриоты всегда готовы умереть за свою родину! Ты, сволочь, сегодня в этом убедишься. Мы начинаем расстреливать…

– Из-за истерических ноток в голосе что-то слабо верится в твою готовность помереть прямо сейчас. И еще меньше верится, что ты действительно настоящий лидер. Скорее, ты обычная подставка. Живой магнитофон, наговаривающий заученный текст. Позови-ка кого-нибудь повыше рангом. И объясни своим кретинам, что палить в коммуникационные терминалы из ваших пукалок бессмысленно. Чтобы их разрушить, нужна крупнокалиберная пушка как минимум.

– Я тебе яйца отрежу, сволочь! И сожрать заставлю!

– Довольно затруднительно по чисто техническим причинам. Разве что ты сумеешь за пять минут изобрести и построить космический корабль, и еще за пять долетишь до меня. Ты что, не понял еще? Ни один паладар не подвергается ни малейшему риску. На кону жизни лишь твоих дружков и строительных рабочих…

"Здесь координатор. Алый код. Шесть неопознанных катеров продолжают углубляться в территориальные воды. На борту не менее тридцати вооруженных людей, готовых к высадке на берег. Ориентировочное время прибытия к Звездной набережной: через восемнадцать минут. Желтый код. Группа из семи человек несколько секунд назад появилась возле хранилища тяжелых металлов. Вектор приближения – со стороны отряда боевиков, обстреливающих казармы…"

"Здесь Сторас. К"со! Казначейство и есть их главная цель! Они не идейные борцы, а простые грабители. Марик, боевики в рабочих казармах просто пешки, они не знают реальной цели нападения".

"Здесь Масарик. Понял. Меняю тактику".

– …эй, паладар! Как там тебя? Ты куда пропал? Повторяю: десять заложников уже выстроены у стенки. Карину Мураций сюда, быстро, или мы их кончим! До десяти считаю! Раз! Два!…

– Лю, теперь я точно уверен, что ты даже первый класс закончить не сумел. Ты алфавит-то хоть освоил? Твои люди не рискнут спустить курки, я же вижу их лица через камеры в терминалах. Они, скорее, тебя пристрелят. Или, думаешь, ради обещанных крупиц золота они захотят рисковать жизнью?

– Какое, тинтин узлом, золото?

– О-о… Малыш, так вас что, в темную поимели? Возмущение в голоске у тебя вроде как искреннее. Нет, ты серьезно не знал, ради чего все затевается? И о своих вроде как дружках, что сейчас ломают направленными зарядами наши сейфы с золотом, тебе не известно?

– Ты охренел?

– Нет, Лю, отнюдь нет. Запускаю трансляцию картинки с камер на складе. Где-то рядом с тобой наверняка стоит терминал, можешь полюбоваться. Неплохие у них рюкзачки, удобные и прочные, ага? Катти по сорок-пятьдесят в каждый войдет. И подмога с моря на подходе – как раз за полчаса доберутся до сейфов, вернутся на катера с хабаром и свалят. Как думаешь, вашу шайку с собой прихватят? Эй, Лю! Ты где?…

"Здесь координатор. Боевики, осаждающие полицейские казармы, продолжают вялый обстрел, но не делают попыток приблизиться. Поправка: обстрел прекращен полностью за исключением редких неприцельных очередей по окнам. Алый код! Зафиксирован массированный неприцельный обстрел больницы".

"Здесь Сторас. Координатор, мы можем поставить радиопомехи на всех частотах, чтобы оборвать контакты между террористами?"

"Здесь координатор. Технически возможно. Однако я бы не рекомендовал. Во-первых, лишившись связи, террористы могут окончательно запаниковать и начать убивать заложников. Во-вторых, из-за отсутствия дронов, выступающих в качестве терминалов связи, мы прервем контакт и с нашими мобильными отрядами, что крайне нежелательно".

"Здесь Сторас. Кс-ссо…"

"Здесь Саматта. Застава на Хрустальном перевале снята и отходит. Преследования не наблюдается, нападающие ведут неприцельный огонь в воздух. Ожидаемое время прибытия людей в зону боевых действий с учетом скверной дороги – пятьдесят минут. Также я перенаправил ближайшие пограничные патрули в жилую зону и приказал Мариси ни в коем случае не выводить людей из казарм, иначе бандиты и в самом деле начнут убивать. Однако в прятки можно играть и вдвоем. Координатор, помнится, при монтаже казарм мы специально выбирали место…"

"Здесь координатор. Да. Для минимизации затрат на временные постройки полицейские казармы намеренно размещены над старой ливневой канализацией, куда выведены стоки из туалетов и душевых".

"Здесь Саматта. Вывести на терминал Мариси схему построек с наложением на канализационные каналы. Палек, отвлекись от болтовни с местными! Срочно требуются твои инженерные знания…"

Когда по окнам больницы хлестнули автоматные очереди, и осколки стекла в палате со звоном посыпались на пол, Кирис действовал почти инстинктивно. Он сграбастал Фуоко в охапку и грохнулся на пол, придавив своим телом. Девушка пискнула и слабо забрыкалась.

– Лежать! – грозно предупредил Кирис. – Палят, слышишь?

– Всем на пол! – бросил Палек, выглядывая в окно и полностью игнорируя беспорядочную пальбу на улице. – У них нет тяжелого оружия, а пулям стены сопротивляются вполне успешно. Огонь не прицельный. Вероятно, просто очередной отвлекающий маневр.

– Что там? – поинтересовался лейтенант Каллавиро, припавший на колено и сжимающий в руке пистолет. – Сколько их?

Палек резко отшатнулся от окна, и Кирис успел заметить, как быстро затягивается отверстие у него под правой скулой. Еще несколько пуль вонзились высоко в стену, осыпав всех мелкой пылью и крошками пыли из-под порвавшихся в клочья обоев.

– Судя по пулевым трассам и анализу звуков выстрелов, девять стволов, – сквозь зубы процедил паладар. – Укрываются в кустах в сквере через дорогу. Просто сидим и ждем. Запас патронов у них не бесконечный, рано или поздно заткнутся… ага, уже.

Пальба и в самом деле почти стихла. Только раз в несколько секунд хлопали одиночные выстрелы

– Просто сидим и ждем? – поинтересовалась капитан Баркхорн, напряженно глядя на экран терминала, где мужики в масках копошились посреди длинных полок, поспешно засовывая в рюкзаки невзрачные желтые и серые бруски. Кирис мимоходом пожалел тетку: наверняка хреново, когда даже под пулями с места сдвинуться не можешь.

– Да. Скорее всего, сейчас они попытаются удрать на подошедших катерах. В море рассредоточен с десяток боэй, и если ребята из АОХ замешкаются с эвакуацией, есть шанс, что их успеют перехватить в море…

– Не успеют, – оборвал Палека лейтенант Каллавиро. – Ты же слышал – большинство террористов и не подозревают об истинной цели нападения. Катеров слишком мало, чтобы взять на борт хотя бы половину боевиков. Наверняка эвакуация пушечного мяса даже не планировалась. Уйти смогут лишь некоторые, а остальные? Думаешь, решат сдаться?

– Там видно… Извините, ребята, нужно срочно переключиться на другую задачу. Передаю дрона под контроль координатора. По крайней мере, один боэй для защиты у вас останется. Сделайте мне личное одолжение – постарайтесь выжить, ага?

На мгновение паладар замер, затем его фигура поплыла, как восковая свеча в печи. Несколькими секундами позже на его месте образовалась большая гладкая капля, тут же выскользнувшая в дверь, а на терминале сменилась картинка.

– Прошу внимания, – произнес с экрана координатор. – Капитан Баркхорн, придется доставить вам временные неудобства. Дзии заявляет, что не может выпустить вас из реанимационного контейнера, и чтобы вы не пострадали в ходе дальнейшего обстрела здания и возможного штурма, намеревается полностью запечатать вас внутри. Контейнер неуязвим для пуль из ручного оружия, внутри вам не грозит никакая опасность, даже если здание обрушится. Внутри капсулы я сформирую мини-терминал, позволяющий полноценно общаться и следить за обстановкой. Как летчик вы не должны страдать клаустрофобией, однако если вдруг начнется приступ, Дзии погрузит вас в бессознательное состояние.

– Подождите! – капитан протестующе вскинула свободную руку. – А остальные? Контейнеров на всех хватит?

– Не беспокойтесь, мы сумеем защитить некомбатантов. Другие пациенты уже запечатаны. Приготовьтесь к полному погружению.

– А как же…

Фраза летчицы оборвалась на полуслове, когда над ее лицом сомкнулась плотная серая масса.

– Она в порядке? – резко спросил лейтенант.

– В полнейшем. Находящиеся рядом с вами молодые люди уже подвергались транспортировке в похожих капсулах. Потом можете поинтересоваться ощущениями, но, уверяю, капитану Баркхорн сейчас нисколько не хуже, чем в кабине своего самолета. Дэр Каллавиро, вы гражданин и солдат другого государства, и я не могу вам приказывать. Однако есть просьба: не могли бы вы присмотреть за несколькими гражданскими лицами рядом с вами?

– Точно, – кивнул Кирис, лихорадочно вспоминающий окрестности рабочих общежитий. – Фучи, остаешься с Джорджио.

– Вы, дэй Сэйторий, относитесь к той же категории поднадзорных, – невозмутимо парировал координатор. – Дэр Каллавиро?

– Да, разумеется, – кивнул тот. – Только эти двое? Или кто-то еще?

– В больнице находятся еще двое в полном сознании: десятилетняя девочка и ее мать. Психологический профиль девочки заставляет предположить, что она не выдержит запечатывания в капсуле. Сейчас я разговариваю с ними, и дэйя Мэйдо держит дочь под контролем. Однако они непривычны к подобной обстановке, и нервный срыв может случиться в любой момент. Им нужно видеть рядом с собой человека. Защитника.

– Где они?

– От вашей палаты влево пятая дверь. Вас ждут. Сразу затем проведите подопечных по лестнице на первый этаж. Там есть кладовая, комната с глухими стенами. Дверь непрочная, но при нужде боэй сумеет поставить преграду, непроницаемую для атакующих. В случае захвата здания мы почти наверняка сумеем вас защитить. Прошу не спускаться в подвалы и любые помещения ниже уровня почвы без настоятельной необходимости. Позже объясню, почему.

– Понял, выполняю, – кивнул Каллавиро. – Кирис, дэйя Деллавита, в коридор, живо. Сесть на пол и ждать, пока не вернусь.

Не дожидаясь ответа, он, согнувшись в три погибели, выскочил в коридор. Терминал тоже потух.

– Пусти! – попросила Фуоко. – Дышать тяжело под твоей тушей. Слышал, что сказали?

– Фучи, – напряженно проговорил Кирис. – Сиди здесь и не суйся под пули, поняла. Сержант… тьфу, лейтенант Каллавиро классный дядька, он меня опекал на базе "Дельфин" вместе с сестрой. А я пошел.

– Стой! – вскинулась освобожденная девушка. – Ой! – она вздрогнула, когда снаружи протарахтело несколько коротких очередей, и еще одна пуля выбила из стены пыль. – Кир, ты куда?

– Отец в рабочих казармах. И Чин. И еще куча хороших людей. Если бандюков, что там засели, дружки бросят, они начнут заложников казнить. Я что-нибудь придумаю.

– Кир!…

Однако дослушивать Кирис не стал. Что скажет Джорджио по поводу его намерений, гадать не приходилось, а заломать его сержант побережного спецназа и чемпион базы по ринье сможет за две секунды. Нельзя ждать. Парень вихрем пронесся по коридору и ссыпался по лестнице на первый этаж. Рядом неслышной тенью перемещался Гатто. Около главного выхода на улицу маячила серая округлая тень: боэй ожидал развития событий. Наверняка он тоже может стать преградой – но Кирис и не намеревался ломиться через парадные двери, которые наверняка под прицелом. Вместо того он пробежал по коридору, заканчивающемуся окном. Проем выходил в густые заросли гибискуса, окружавшие здание больницы с трех сторон. Дальше начинался свежепостроенный, голый еще парк, но если больницу и в самом деле атакуют лишь ради отвлечения паладаров, за окрестностями могут и не наблюдать. А дальше начинаются огражденные ветхие и заброшенные дома, заросшие старые парки – хрен кто поймает там битую уличную крысу.

Кирис с усилием потянул раму, открывая окно.

– Кир!

Грязно выругавшись про себя, он рявкнул через плечо:

– Что?

– Кир, я с тобой!

На лице Фуоко держалось упрямое выражение, которое Кирис знал очень хорошо еще со школы. Именно с ним она сидела над особо заковыристыми задачами в тестах, именно с ним соревновалась в беге и прыжках в длину с парнями. Именно оно возникало на физиономии во время перепалок с Кирисом на переменах. Карраха!

– Фучи, ты дура. В меня осколки гранаты не попали на пляже. И пули в меня точно так же не попадут. А ты что?

– А я волют вызывать могу! И молниями швыряться! Заткнись и лезь, быстро, а то сейчас твой вояка спустится.

– Дура… – сплюнул Кирис. – Словишь пулю – сама виновата.

– Без тебя знаю. Лезь же!

"Координатор в канале. Усложнение ситуации: Кирис Сэйторий и Фуоко Деллавита-Винтаре самовольно покинули здание больницы. Я не могу отправить за ними единственного боэй – в здании еще три человека, нуждающиеся в защите. По данным сопровождающих парсов, дети не подверглись обстрелу, так что можно предположить, что атакующие следят не за всем зданием. Судя по переданным разговорам, можно предположить, что беглецы направляются к рабочим общежитиям. Варианты возможных маршрутов прилагаются".

"Здесь Саматта. Кс-ссо! Они же столкнутся с десантом с катеров! Им наперерез в сторону склада с золотом движется группа из двадцати семи бандитов! Есть у нас поблизости хоть что-то?"

"Здесь координатор. Возле набережной находился патруль из двух человек. Однако после оповещения он соблюдает радиомолчание, его расположение неизвестно. И вряд ли двое смогут оказать сопротивление такому отряду. Передаю широковещательное сообщение на случай, если патруль может меня слышать".

"Здесь Саматта. Парсы могут остановить детей?"

"Здесь координатор. Судя по настрою, только причинив серьезные физические повреждения, в чем пока что нет необходимости. Однако парсы могут выступать телохранителями. Я проинформировал их о снятии запрета на убийство".

"Здесь Саматта. Есть прогнозы насчет их эффективности в бою?"

"Здесь координатор. Нет. В отличие от боэй они обладают самостоятельными личностями. Они создавались как друзья, психотерапевты и наблюдатели, не как боевые устройства. Кроме того, физические возможности микродронов крайне ограничены, и они весьма уязвимы к механическому воздействию. Если окажется поврежденным единственный энерговвод, микродроны распадутся, о чем парсы прекрасно осведомлены. Для них сохранение кукол – один из императивов первого уровня, так что нет прогнозов, как они поведут себя в критической обстановке. Не рекомендую на них особо рассчитывать".

"Здесь Саматта. Хорошо. Держи в курсе… Внимание всем! На связи капитан кайтарского авианесущего крейсера "Щит победы". Транслирую передачу…"

Сяолун Кайдзока нервничал.

Точнее, он паниковал. Несмотря на умеренно теплый день и легкий бриз, его бросало то в жар, то в холод. Пот стекал по обнаженному торсу с рельефной мускулатурой и многочисленными татуировками, которыми пират страшно гордился. Сегодня, правда, он никакой гордости он не чувствовал, и едва ли не единственной его эмоцией оставался страх.

Флибустьера вместе с остальными грубо растолкали ночью, и дурные предчувствия овладели им, не успел он даже продрать глаза. Ночные рейды не являлись чем-то необычным, более того, Сяолун предпочитал работать именно в ночной тьме, помогавшей подкрадываться к жертве. Однако такие события всегда планировались заранее, и уж точно никогда о них не объявляли за пять минут до выхода. Бесцеремонное пробуждение могло означать лишь одно: кайтё наконец-то получил сигнал. Сяолун знал, что безумный план налета на Хёнкон мало кому нравится, но возразить адмиралу, хорошо осознавая последствия для собственной шкуры, не осмеливался ни один человек. И вольные стрелки, матерясь сквозь зубы, потянулись сначала к пирсам, где адмирал в нескольких энергичных фразах описал положение и планы, а потом и на катера. Осталась позади светящаяся гладь ночного океана, отмели нескольких крошечных пальмовых островков, ныне служащих ориентиром граничных вод Хёнкона, и багровый рассвет, словно сулящий неприятности. Сейчас катера с оставленной немногочисленной охраной покачивались у гранитной набережной, пришвартованные к нескольким площадкам у воды, и комок в желудке становился все тяжелее. Напоминавшая о вчерашней неумеренности головная боль и не думала проходить. Наоборот, она, кажется, даже усилилась, отнюдь не добавляя пирату хорошего настроения.

Хёнкон. До Удара – желанная цель, до отказа заполненная жирными неповоротливыми тушками торговцев. После Удара – унылая пустошь, обиталище горстки нищих рыбаков, место для торговых сделок с такими же отчаянными корсарами, а заодно и несколько кабаков, чьи владельцы не боялись иметь дело с морской вольницей. Вонючие залы, забитые покорные женщины и головорезы адмирала Мариси, изображавшие из себя законников и не упускавшие возможности содрать лишние деньги за "нарушение порядка". Репутации Мариси Сяолун не боялся – в Хёнкон он являлся передохнуть, а не спускать пар, а мзду, что требовали "вооруженные силы Хёнкона", он позволить себе мог. Для драк же и крови ему хватало торговых судов и небольших прибрежных поселений Кайнаня и Ценганя. Еще с десяток декад назад бывшее торговое королевство казалось пирату если не домом, то уж вполне приветливым и безопасным местом.

А теперь мурашки бежали по спине от каждого взгляда на безлюдное побережье.

С самого начала все шло неправильно. Адмирал Цзимэй может сколько влезет трындеть о слабости и глупости паладаров, но подойти к берегу в сердце Хёнкона не то что без единого выстрела, а даже и не увидев ни одного инопланетного чудовища – здесь что-то не так. Две декады назад Сяолун с товарищами, выйдя на перехват торгового судна, заранее присмотренном своими людьми в Шансиме, едва спасся от прячущихся под водой паладарских монстров. Куски серого бесформенного студня выметывались на палубы катеров, и вопли проглоченных людей мгновенно обрывались, оставляя лишь страшную тишину в эфире. Тогда из трех вольных судов уйти удалось лишь катеру Сяолуна, и то лишь чудом. Адмирал, узнав о случившемся, пришел в ярость и едва не пристрелил спасшихся. С тех пор в его глазах постоянно горели безумные огоньки. И то верно: когда менее чем за пять декад теряешь двенадцать катеров, больше половины флота, есть от чего свихнуться.

Адмирал Цзимэй долбанут на всю голову. Но не подчиняться ему нельзя. Даже если укроешься от его мести, обязательно достанут другие. Кто планировал выпотрошить паладаров, Сяолун не знал, однако доходившие слухи заставляли ежиться и плохо спать ночами. Большие люди. Очень большие и очень опасные люди. Почти наверняка – Анъями в Шансиме и Каоляне, те банды, что скупали у флибустьеров награбленное и похищенных. Кто же стоит за спиной Тьмы, оставалось лишь догадываться, и уж озвучивать догадки точно не стоит. Скоординировать действия вольных стрелков и дебильных фанатиков из АОХ не так-то просто, в особенности когда полиция и портовые чиновники на корню скуплены паладарами и усиленно лижут им жопу.

Нет, предательства не простят. Так что остается лишь сидеть на катере, нервно поглядывая на пулеметную турель, и озираться по сторонам в ожидании возвращения ударной группы. Двадцать минут до хранилищ, столько же обратно… нет, больше – тяжесть золота замедлит скорость. И сколько-то на месте – если склады уже вскрыли, как намеревались, минут десять. Итого пятьдесят-шестьдесят минут, из которых шесть – Сяолун взглянул на часы – уже прошли.

Если план выгорит, он разбогатеет. Сотни катти чистейшего рафинированного золота! Большую часть придется отдать таинственным координаторам плана, половину оставшегося заграбастает адмирал, но даже пятидесятой доли общего котла хватит, чтобы безбедно провести несколько лет, не занимаясь ремеслом. Да и вообще, стоит поискать занятие побезопасней: если паладары всерьез возьмутся за вольных стрелков на ничейных окрестных архипелагах, иллюзий насчет будущего питать не стоит. А Тьме на материке всегда требуются крепкие ребята без особых моральных принципов…

Надо лишь выжить сегодня и получить свою долю. А затем Сяолун всерьез задумается о будущем. О великий Теллеон, дарующий миру океаны, спаси живущих твоими милостями! Пират уже начал совершать ритуальное "зачерпывание воды", но оборвал движение. Молиться покровителю страны, которую как раз потрошишь, может только полный дебил.

С другой стороны… Хёнкон уже не тот, что до Удара, и совсем не факт, что Теллеон продолжает присматривать за ним. И, может, паладары действительно ослабли? По долетающим с материка сообщениям, мир тряхнуло так, как не трясло со времен Удара. Чужие не всесильны, и наверняка их тоже зацепило. Иначе как объяснить, что издалека постоянно доносятся звуки стрельбы, а ни одного паладарского чудища до сих пор не появилось?

Пират снова нервно огляделся. Катера мирно покачивались на волнах, плещущих о каменную набережную. Остальные часовые сидели и лежали на палубах, не проявляя особого беспокойства. Нет, пронесет. Сегодня – пронесет. Обязательно.

Издалека донеслись два выстрела – судя по звуку, из пистолета, а не из скорострельного автоматического оружия, как раньше. Сяолун насторожился – неужели отправившийся к складу отряд на кого-то напоролся? Да нет, вряд ли. Скорее, подвернулись под руку случайные работяги. Он нервно зевнул – и вздрогнул, когда выстрелы вдруг затарахтели часто: где-то за сохранившимися старыми зданиями из многих стволов палили длинными очередями. Засада?! Пират вскочил на ноги и схватился за рукояти пулемета. Подрагивающие пальцы сбросили предохранитель, легли на гашетку – и колени налетчика внезапно ослабли и подкосились.

Пальба стихла так же резко, как и началась. Над домами стремительно воздвигался туманный столб, окутанный сеткой молний, ярких даже в сиянии полуденного солнца. Вокруг него рябило: прямо из воздуха возникали рои белых точек. Сяолун даже не стал задумываться, что там такое: очередной трюк паладаров или невесть откуда взявшиеся кольчон с волютами. Оттолкнув пулемет, он сорвал и сбросил в воду швартовочный канат и бросился в рубку катера. Вдавив кнопку стартера, он втиснулся на сиденье рулевого и замер: стартер даже и не подумал откликнуться. Ни единого звука, словно двигатель решил взять отпуск и куда-то прогуляться. Сяолун с силой вдавил кнопку еще раз, затем еще и еще. Нет – мертвая тишина, нарушаемая лишь доносящейся снаружи встревоженной перекличкой часовых. Ключ! Где ключ зажигания? Клятый кайтё! Тихо завыв, пират выдрался с сиденья и выскочил обратно на корму. Туманная колонна больше не росла, но рои белых точек рядом с ней стремительно разрастались, а молнии хлестали по сторонам, словно бесчисленные щупальца разъяренного морского чудовища. Пират завороженно смотрел на явление, и до его сознания не сразу дошли встревоженные крики товарищей и грохот зенитного пулемета на соседнем катере.

Когда он, наконец, оторвал взгляд от молниевой короны, было уже поздно. Три пятерки светлых точек в небе над проливом стремительно приближались и увеличивались в размерах. Солнце отблескивало на прозрачных дисках пропеллеров, и из-под узких черточек крыльев тянулись бледные трассы фосфорных пуль.

Когда очередь вспорола палубу и взорвала Сяолуну грудную клетку, пират не почувствовал даже досады. Гаснущее зрение успело выхватить вздыбленных кайтарских львов на проносящихся над катерами истребителях, и последним его ощущением стало странное удовлетворение: скверные предчувствия все-таки оправдались.

А затем он провалился в вечную безмолвную тьму.

Кирис осторожно выглянул из-за забора. Улица пуста в обоих направлениях. От оставшейся в двухстах метрах позади больницы по-прежнему доносились редкие очереди. Похоже, террористы и в самом деле не собираются ее захватывать, а всего лишь действуют на нервы паладарам. Так, теперь думать. В сторону рабочих общежитий можно пробираться либо дворами старых домов, замусоренными, заросшими разнотравьем и заваленными полусгнившими ветвями деревьев, либо по расчищенным улицам. Первый вариант – медленный. Второй быстрый, но если террористы наблюдают за местностью, можно попасть под огонь. С другой стороны, кому и зачем вдруг понадобится обстреливать одинокого пацана?

И, самое главное, что делать у общежитий? Даже оружия никакого нет. Ладно, потом поймем. Сначала – добраться.

– Фучи! – шепотом сказал парень. Девушка, присев на корточки, напряженно смотрела на него. – Я побегу по улице. Ты сиди здесь. А еще лучше, проберись в нашу общагу, запрись в комнате и не пищи, тогда тебя не найдут…

– Ты дебил? – зло поинтересовалась подруга. – В одиночку героем стать захотел? Я могла и в больнице прятаться. Я с тобой.

– Фучи, ты что, не поняла? Я побегу. А ты еле ходули переставляешь. До казарм почти цула, ты даже пешком скиснешь на полпути.

– Значит, потащишь на спине. Или я одна туда отправлюсь. Кир, я не собираюсь прятаться от всякой сволочи. Если я для окружающих опасна, так пусть хоть всякие гады страдают, а не нормальные люди. Цулу я за час осилю, а то и быстрее. А ты бегом – за полчаса. Что полчаса значат, если террористы там забаррикадироваться решат?

Кирис со свистом втянул воздух сквозь зубы. Дать, что ли, ей под дых? Пока в себя приходит, можно далеко оказаться. Но ведь с нее действительно станется в одиночку потащиться. Зачем она вообще увязалась? Ему отца спасти нужно, а она? Мало дуре приключений за последние декады? Или все еще себе Дзару простить не может?…

Однако в чем-то подруга права. Либо бандиты сдадутся сразу, либо засядут надолго. Так или иначе, полчаса непринципиальны. Но про дворы придется забыть, там Фучи быстро скиснет.

– Ладно, – сдался он. – Идем. Обопрись на меня. И готовься молнии швырять, или что там получится. В меня только не попади.

– А нет, специально в тебя стрельну! – огрызнулась Фуоко. – Идем. Знаешь, куда? Я там не была ни разу.

– Знаю… – Кирис еще раз выглянул из проема в заборе. – Ладно, поплелись.

Подростки выбрались на растрескавшийся асфальт старого тротуара и зашагали в сторону общежитий. Таким путем Кирис еще не ходил, но надеялся, что сумеет не заблудиться посреди старых построек, высоких строительных ограждений и новых парков. Фуоко тяжело пыхтела рядом, опираясь на его плечо. Парсы семенили по бокам, постоянно оглядываясь, словно телохранители на задании. Х-хаш! Наверняка ведь стучат, где находятся. Впрочем, у паладаров все равно нет сил поблизости. Как пояснил Палек, оставшиеся дроны распределены по Могерату и быстро вернуться не смогут, люди-охранники разбросаны по границам Хёнкона, и патрулей в городе вообще не осталось. Пара десятков полицейских, отдыхающих после дежурства, штаб да еще несколько бедолаг, во время нападения кольчонов терявших сознание и сейчас находящихся под медицинским наблюдением – и все заперты в казармах. У рабочих сегодня выходной, чтобы могли оправиться от давешнего шока, так что если кто и оказался за пределами общежитий, толку от них никакого.

Только сейчас Кирис окончательно осознал, что огромная территория Хёнкона практически безлюдна. Колун, Ланта, Подда и прилегающие острова, когда-то заполненные людьми, сейчас по большей части – безжизненная пустыня, заполненная гниющими разрушающимися домами. Несколько сотен рабочих, столько же охранников и паладарские роботы, которые не в счет. И террористы. Откуда они взялись? Пробрались ночами через кордоны? Или в самом деле укрывались среди рабочих, как утверждает Палек? Может даже, среди них есть люди, кивавшие и улыбавшиеся, когда он навещал отца? Суки. Добраться бы до кого-нибудь!…

– Кир, – спросила Фуоко, – а что делать станем, когда доберемся?

– На месте просеку, – пожал плечами Кирис, искоса наблюдая за ней. Ну, вроде бы пока держится. Хорошо, что в больнице перекусила, а то еще от голода загнулась бы. Словно в ответ, у самого забурчало в животе. – Главное, на рожон не лезть. Отследить, где у них посты, снять их по-тихому и помочь людям сбежать. Как-то так.

– Кир, а если террористы заметят? Что, если нас самих в плен возьмут?

– Значит, сдадимся. Они же не знают, что мы можем. Нам главное поближе подойти, а там приложим так, что мозги по тротуару. И потом, если трусишь, чего увязалась? Я ж говорю, бабам дома надо сидеть, а не в драку лезть.

– Я же сказала, что по башке дам, если "бабой" станешь называть! – пригрозил девушка. – Далеко еще?

– Я же говорю – почти цула… Тихо!

Кирис остановился, дернув Фуоко за плечо, и парсы тут же припали к земле и тихо зашипели. Вот оно! Негромкий отзвук мужского голоса непонятно откуда, пара коротких слов – кто здесь?

– Фучи! – прошептал Кирис, лихорадочно оглядываясь. – Молчи! Люди рядом!

Они как раз шли вдоль длинного, неплохо сохранившегося каменного здания в пять этажей, стоящего вдоль самого тротуара, и только что миновали темный провал бывшего подъезда. Спрятаться туда! Стараясь ступать неслышно, он потянул за собой девушку, пятясь к укрытию. Кто говорил? Где?

Голова слегка закружилась. Кириса вдруг охватило странное ощущение, словно он вновь оказался внутри кольчона. Зрение раздвоилось: он отчетливо видел окружающую улицу, но в то же время вроде бы смотрел на город с головокружительной высоты, угадывая очертания пролива, южного побережья Колуна, Звездную набережную, казавшуюся отсюда короткой кривой линией – и сине-зеленые пятнышки возле нее, одновременно сливающиеся с волнами и прекрасно различимые из-за непонятного красноватого ореола. Он уже видел похожее судно в день, когда их аэротакси попало под обстрел – пиратский торпедный катер, как пояснил дядька у казарм.

– …Кир! – донесся до него встревоженный голос Фуоко. – Кир! Что с тобой?

Кирис тряхнул головой и поморгал, пытаясь сфокусировать зрение, но вид сверху не пропал. Наоборот, земля ринулась навстречу, словно он быстро падал, и вид сверху укрупнился, становясь все ярче и затмевая реальность. Метнулись городские улицы – старые заброшенные деревянные постройки, очищенные пустоши, высокие бетонные многоэтажки – и парень обнаружил, что смотрит сверху на знакомую местность. Ххаш! Это же перекресток, где они находятся! Окрестности испещрены темными точками с розовым ореолом – и одна группа быстро сближается с другой…

Отчаянный визг Фуоко ударил его по ушам. Кирис дернулся, лихорадочно озираясь, и на сей раз наваждение растаяло – в момент, когда твердый кулак врезался в скулу и взорвал мир.

Сознание он не потерял, хотя и здорово звезданулся затылком о стену, отлетая от удара. В глазах плыло и двоилось, на сей раз вполне привычно. Фуоко билась в руках ухмыляющегося здоровяка в маске на все лицо, камуфляжных штанах и майке с короткими рукавами, из-под которых виднелись многочисленные татуировки до самых пальцев. Еще двое в полной камуфляжной форме и таких же масках стояли чуть поодаль и равнодушно смотрели на Кириса.

– Первый, мы местных на улице взяли, – негромко проговорил один из них на катару в увесистый кирпич портативной рации. – Пацан с девкой и две собаки. Что с ними делать?… Понял.

Щелкнув выключателем, он повернулся к спутнику, извлекая из кобуры пистолет.

– Кончаем обоих. Итак время потеряли… ххаааа!

Его удивленный выдох перешел в вопль, когда пестрый шестилапый зверь вцепился ему в подколенный сгиб, а второй, взвившись в воздух, полоснул по глазам когтями. Мужчина выронил рацию и завалился на спину, хватаясь за лицо руками. Его пистолет брякнул по асфальту. Второй не успел даже опомниться, как парсы обрушились на него, активно работая зубами и когтями. Бандит попытался сопротивляться, но с тем же успехом он мог отбиваться от взбесившейся газонокосилки. До закрытого руками лица дотянуться парсы не могли, но окровавленные клочья камуфляжа летели во все стороны. В конце концов бандит рухнул на землю, скорчился и затих, вздрагивая всем телом.

Однако татуированному, удерживающему Фуоко, нескольких секунд хватило, чтобы опомниться. Он зажал шею девушки локтем, выхватил из кобуры пистолет, и когда парсы бросились на него, принялся стрелять, упершись спиной в стену и прикрываясь Фуоко как живым щитом. Парсы отскочили и припали к земле, громко зашипев, и пули начали оставлять в их телах глубокие белесые вмятины. Тряхнув головой, Кирис заставил себя медленно подняться. Надо дотянуться до отвлекшегося гада! Сбоку, куда он не смотрит…

Громко затарахтели очереди, и Гатто с Зоррой вдруг метнулись в стороны. Двигались они заметно медленнее, чем раньше, но пули попусту хлестнули по асфальту, выбивая черную крошку. Мотнув хвостами, шестилапы скрылись в том самом подъезде, где намеревался спрятаться Кирис. Парень обернулся на приближающийся топот тяжелых ботинок – и замер под нацеленными на него стволами тупорылых пистолет-пулеметов.

– Какого хрена? – удивленно спросил один из новых бандитов. – Что здесь случилось?

– Ихние собаки бросились, – тяжело дыша, ответил уцелевший, сильно встряхнув Фуоко. Девушка задушенно захрипела, обеими руками безуспешно пытаясь ослабить зажим на горле. – Или не собаки. Дхайны какие-то, чтоб я сдох!

– Эй! – боевик присел над окровавленными телами. Тот, кого Гатто зацепил по лицу, так и валялся навзничь, прижав руки к глазам и тихо постанывая. Изодранная одежда второго с головы до ног медленно набухала темной кровью. – Дзинк! Койла! Встать можете?

– Пусть Первый разбирается, – резко сказал другой.

Снова затопотали ботинки. Появилась новая группа бандитов в масках, на сей раз численностью человек пятнадцать.

– Кайтё! – крикнул один из явившихся раньше. – У нас проблема. Передовая застава влипла.

– Что случилось? – резко спросил высокий широкоплечий мужчина. На его куртке виднелись петлицы с то ли генеральскими, то ли адмиральскими кругами и, в отличие от остальных, маску он не носил. В его коротко стриженных волосах и длинных усах пробивалась седина. – Доложить, быстро.

Татуированный отпихнул Фуоко к Кирису и подбежал к командиру.

– Кайтё! – хрипло сказал он. – Мы заметили и взяли двоих щенков. Их собаки, или что-то такое, внезапно набросились на Дзинка и Койла и порвали их в клочья. Я еле отбился…

– Сосунки! – сквозь зубы процедил лже-адмирал. – Идти могут?

– Наверное, нет, кайтё.

– Х-хаш… Ладно, наша доля больше.

Командир вытащил из кобуры пистолет и дважды выстрелил. Тела на земле дернулись и больше не шевелились. Кирис и прижавшаяся к нему Фуоко синхронно сглотнули, когда холодные глаза в прорезях маски уперлись в них.

– Интересные нынче в Хёнконе водятся собачки, – задумчиво сказал главарь. – Надеюсь, паладары не поставили таких охранять склады.

– Кайтё, – нервно спросил татуированный, – а может, девку того… на катер и с нами? Сочная больно.

– Кретин. Мы и так из графика уже на пять минут выбились. Хочешь, чтобы паладары очухались и подкрепления подтянуть успели?

Главарь поднял пистолет и нажал на спуск – и одновременно из сложенных лодочкой ладоней Фуоко вырвался огненный сноп.

Вспышка. Пуля медленно-медленно выплывает из ствола. Охватывающее гулким колоколом чувство нереальности. Снова, как внутри кольчона, что-то пробудившееся внутри, повинуясь порыву души, раздвигает окружающее вдаль, и чудовищная тяжесть наваливается на плечи, пригибая к земле.

Комок огня, летящий от Фуоко, встречается с пулей, и та растворяется, словно льдинка в кипятке. Огонь даже не замечает встречи, уплотняясь и сжимаясь, наливаясь зловещей багровостью – и охваченный пламенем главарь, нелепо раскинув руки, взлетает в воздух и изломанной куклой рушится на землю в нескольких метрах. Его камуфляжная форма полыхает, словно облитая бензином. Где-то на грани слуха по-черепашьи неторопливо тарахтят автоматы, но куда деваются пули, непонятно, да и не хочется задумываться. Еще один толчок неведомой силы – и ближайшие бандиты отлетают, зависая в воздухе. Из тел Фуоко и Кириса начинают хлестать молнии, впиваясь в тех, кто еще стоит на ногах, и навалившаяся тяжесть все растет, становясь невыносимой…

…и туманные фонтаны вырываются из-под земли, устремляясь вверх и сливаясь над головами в один пугающий столб…

…и спиралевидные комки волют проявляются в воздухе, наливаясь все тем же багровым свечением, и кружатся вокруг грязно-белые пушистые хлопья, оседая на людей, чьи вопли обрываются внезапно, словно выключается телевизор…

…и навалившийся на плечи слон, наконец, заставляет подломиться колени, и остается только рухнуть на грязный асфальт, и рядом с закатившимися глазами оседает Фуоко…

…и наваждение проходит, словно дурной кошмар, оставляя после себя лишь воспоминания, быстро тающие вместе с туманными колоннами и такие же нереальные.

Кирис не знал, сколько времени лежал в полузабытье. Окончательно он пришел в себя, лишь когда Гатто и Зорра начали встревоженно попискивать, вылизывая их с Фуоко лица шершавыми теплыми языками. Только тут парень осознал, что валяется на брюхе, а поперек ног лежит подруга. Он пошевелился, с трудом высвобождаясь.

Вокруг лежали тела в масках и камуфляже. Некоторые слабо шевелились, другие казались полностью неподвижными. Кирис бросил взгляд на главаря, и его чуть не вывернуло наизнанку от вида страшно обожженного тела с лопнувшей кожей и обугленным мясом, с торчащими палками ребер. От одежды не осталось и следа, глаза выкипели от невыносимого жара. Отвернувшись и перевалив Фуоко на спину, Кирис заглянул ей в лицо. Он с облегчением отметил, что девушка в сознании.

– Фучи, – потряс он подругу за плечи. – Фучи, ты как?

– Я убила его, да? – слова пришлось угадывать по шевелению губ. – Убила?

– Ты молодец, Фучи, – Кирис прижался своим лбом к ее. – Ты их победила. Теперь уходим, пока еще кто-нибудь…

– Пресветлый Ваххарон! – раздался неподалеку потрясенный возглас. – Что случилось? Кайтё!…

Неподалеку стояли три мужчины в таком же камуфляже и масках. Один из них истово осенял себя косым знамением. Арьегард, с бессильной злобой сообразил Кирис. Если террористы пустили передовую заставу, значит, позаботились и о прикрытии тылов.

Громко зашипели парсы.

Рядом с новоприбывшими, пьяно покачиваясь, поднялся один из лежащих.

– Убейте сопляков! – пробормотал он заплетающимся языков, безуспешно пытаясь поднять свой пистолет-пулемет. – Быстро!

– Да что?… – удивленно спросил один из новых.

– Не спрашивай. Просто убей! Это приказ!

Террористы из арьергарда переглянулись и нацелили на Фуоко с Кирисом оружие. Парсы метнулись в их сторону, но зверьки явно не могли двигаться так же быстро, как и раньше. Вот и конец. Сейчас всех продырявят…

Тишину разорвали новые выстрелы: гулкие и резкие, пистолетные. Трое террористов словно подкошенные рухнули на асфальт, но четвертый, ловко извернувшись, успел отпрыгнуть в сторону. Парсы метнулись боевику под ноги, но он как-то даже изящно подпрыгнул – и его тяжелые подкованные ботинки с силой опустились шестилапам на спины. Выстрелы стихли, но еще одна человеческая фигура в камуфляже вывернулась из-за угла. В лучах солнца ярко блеснула сталь. Обернувшийся навстречу новой угрозе террорист поднял автомат, но запнулся о парса, потерял равновесие – и вдруг застыл. Брошенный тяжелый нож с хрустом, слышимым даже на расстоянии, вошел ему в солнечное сплетение, и изо рта выплеснулся фонтанчик ярко-алой крови.

Новая фигура приблизилась и резко выдернула клинок из осевшего на землю трупа. Затем неторопливо обернулась.

– Вара… – потрясенно пробормотал Кирис.

Небрежно переступая через тела, сестра приблизилась к нему и присела на корточки. Ее губы растянулись в нехорошей ухмылке, обнажая дыру на месте выбитого правого клыка. Старый шрам на левой щеке уродливо натянул и перекосил кожу, придавая лицу полубезумное выражение.

– Не знаю, братец, что вы тут с подружкой за хрень замутили, но мне ты шикарную охоту сорвал, – с насмешливыми нотками в голосе проговорила Варуйко Сэйторий, медленно поднимая окровавленный нож перед лицом Кириса. Тот против воли сосредоточил на оружии взгляд. Насладившись эффектом, сестра опустила клинок и вытерла об его штанину, затем неторопливо убрала в чехол на бедре. – Дать бы тебе раза два по морде, но ведь получил уже. Да еще и помрешь, небось, от огорчения. Но теперь ты мне должен, имей в виду.

– Варуйко! – резко окрикнул ее мужской голос. – Ты чем занимаешься?

– Проверяю состояние пострадавших студентов Университета, – медовым голосом откликнулась девица, поднимаясь. – Вроде бы помирать прямо сейчас не собираются, командир. Мне как, ликвидировать остальных, чтобы не сбежали ненароком? А то рыпаются слишком активно.

– Отставить! – все так же резко приказал мужчина, приближаясь. Кирис заслонил рукой яркое небо. Точно, знакомая физиономия. Тот самый, что упомянул про торпедный катер возле казарм, когда Кирис навещал сестру в первый и последний раз. Как же его зовут? – Займись разоружением, Варуйко. И придумай, как их связать, чтобы не сбежали, когда очухаются.

– Нудный ты, Айран! – недовольно огрызнулась Вара. – Сам и займись. Не видишь, я со спасенным братишкой толкую?

– Рядовая Сэйторий! – в голосе мужчины лязгнула сталь. – Совсем разучилась приказы выполнять? Быстро!

– Есть… – зло ответила девушка. – Ничего, братец, потом договорим.

И она пошла между террористами, срывая с их лиц маски и пинками отбрасывая в сторону выроненное оружие.

Кирис с трудом сел на корточки и начал помогать подниматься Фуоко.

– Кир, а парсы… – тихо сказала она.

Кирис дернулся. Зорра с Гатто распластались на том месте, где попали под удар ботинок. Они не шевелились, и над ними уже дрожал горячий воздух. Чуть погодя в воздухе затанцевали бледные языки пламени. Формы зверьков текли, плавились, шерсть стремительно утрачивала окраску, и полминуты спустя на их месте расплылась лужица полыхающей серо-зеленой слизи. Точно в такие же превращались боэй, уничтоженные волютами на набережной.

Широко шагая, к ним подошел мужчина. Лишь сейчас Кирис разглядел на рукаве его формы эмблему: щит на фоне раскрытой книги.

– Дэй Сэйторий, дэйя Винтаре, я Айран Сасугун, лейтенант первого класса, служба охраны Университета, – представился он. – Прощу прощения, что не уделил вам внимания сразу, но некоторые террористы все еще могли применить оружие. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, я в норме, – Кирис осторожно дотронулся до пострадавшей скулы. Вроде крови не чувствуется. А ведь Фуоко не понимает катару! – Фучи, ты как? – быстро спросил он на кваре.

– Если не считать, что заживо сожгла человека, то в порядке, – слабо пожала та плечами. – Кир, опять кто-то другой виноват, да? И Зорра погибла. И Гатто. А мы живы…

Она покачнулась и тяжело оперлась о плечо Кириса. Тот едва не рухнул под ее весом: колени подгибались от страшной слабости.

– Мы с самого начала следили за бандитами, – тоже на кваре, хотя и с сильным акцентом продолжил Айран. – Но их оказалось слишком много, и мы не могли вмешаться. А когда увидели, что вас захватили, просто не успели ничего сделать. Вы и сами замечательно справились. Прекрасная работа, молодые люди.

– Почему… – прошептала Фуоко и тут же осеклась, закашлявшись. – Почему вы нас хвалите? Почему? – вдруг взвизгнула она с истерическими нотками в голосе. – Я человека сожгла! Заживо! Я хотела его убить, и убила! Я убийца!

– Я тоже, – перебил ее лейтенант. – И она, – он мотнул головой в сторону Варуйко, сосредоточенно связывающей руки одному из террористов обрывком какой-то тряпки. – И любой солдат. Успокойтесь, дэйя!

Он ткнул пальцем в обугленный труп.

– Я опознал его, пока следил. Самозваный адмирал пиратского флота, Цзимэй Сю Даран. Пятнадцать лет в мировом розыске, фотографии висят в каждом полицейском участке по всему Могерату. Обвинялся в убийствах, морских разбойных нападениях, контрабанде наркотиков, похищениях, работорговле… Назовите любое мыслимое преступление, и он почти наверняка окажется в нем виновен. На его руках кровь сотен невинных жертв – и вы переживаете, что сожгли его? Да тысячи людей в мире мечтают прикончить мерзавца медленной смертью, наматывая кишки на барабан, заживо содрав кожу или… Вам плохо, дэйя Винтаре?

– Нет, мне хорошо! – взахлеб засмеялась Фуоко, обхватывая себя руками. – Просто классно! Я опять ни в чем не виновата! Опять героиня! Все зашибись!

Кирис ухватил ее за плечи и несколько раз сильно встряхнул. Девушка посмотрела на него невидящим взором – и неожиданно уткнулась ему в грудь, в голос зарыдав. Кирис обнял ее, чувствуя, как в спазмах вздрагивает тело. Похоже, сцена становится привычной, мелькнула отстраненная мысль. Нельзя женщинам в такие истории постоянно попадать, особенно нервной Фучи…

– Успокой ее, тара, – слегка виновато сказал Айран на катару. – Я не умею, меня не учили с гражданскими обходиться. Пристройтесь пока что куда-нибудь, я свяжусь с начальством, инструкции получу. Бандиты все еще в Хёнконе, вас нужно в укрытие отправить.

– У меня отец в рабочих общежитиях, в заложниках, – вяло пробормотал Кирис. Его опять повело, и он вынужденно оперся рукой о стену дома.

– Ага, ты там сильно поможешь, тара, – скептически хмыкнул лейтенант. – Подползешь на карачках и вежливо попросишь сдаться, да? Все, навоевались вы с подружкой на сегодня. И без того почти тридцать человек положили. Ну-ка, давай помогу доковылять до скамеечки…

И над их головами проревели самолетные моторы.

"Координатор в канале. Критичное обновление статуса. Высадившийся с катеров отряд бандитов столкнулся с Кирисом Сэйторием и Фуоко Винтаре. Указанные субъекты в очередной раз проявили особые способности. При поддержке патруля охраны они полностью нейтрализовали бандитов, но потеряли обоих микродронов. Старший патруля передает, что дети в порядке, хотя и сильно вымотаны, их жизни ничто не угрожает".

"Координатор в канале. Обновление статуса. Три звена истребителей со "Щита победы" обстреляли пиратские катера у набережной. Четыре катера утоплены, охрана двух уцелевших убита при попытке отстреливаться. Самолеты барражируют над общежитиями на малой высоте с целью оказания психологического давления на террористов".

"Координатор в канале. Обновление статуса. Блокированные в казармах полицейские сумели покинуть здания по старым канализационным каналам. Отряд численностью в двадцать три человека во главе с адмиралом Мариси скрытно перемещается в сторону общежитий, ожидаемое время прибытия – через двадцать семь минут… Обновление статуса. Коммуникационные терминалы в общежитиях фиксируют возобновившиеся схватки. Рабочие атакуют боевиков с помощью подручных средств. Террористы деморализованы, почти не оказывают сопротивления. Старший механик Чинъань Айдама передает через терминал: они справятся самостоятельно".

"Здесь Саматта. Координатор, передай Мариси, чтобы продолжал движение к заложникам, но отправил часть людей разблокировать больницу. Игнорировать грабителей у складов и полицейских казарм. Потеряв связь с подкреплением, они уже паникуют. С ними успеется, больница важнее".

"Здесь Карина. Координатор, задание с максимальным приоритетом: оказать помощь Кирису и Фуоко. Их следует как можно быстрее вернуть под надзор Дзии".

"Здесь координатор. Принято. Передаю указания адмиралу Мариси…"

Ночь на 10.03.1232. Хёнкон

Отбросив укрывающую простыню, Фуоко рывком села на кровати. Сон так и не шел, несмотря на здоровую порцию снотворного, присланного Дзии. Девушка дотянулась до терминала и коснулась экрана. Половина первого. Значит, она уже два часа ворочается с бока на бок, пытаясь отогнать картины прошедшего дня. Наверное, обгоревшее тело пирата будет сниться ей до конца жизни… Не стоило выгонять Кира. Может, рядом с ним спалось бы спокойнее.

И Риса так и не поговорила с ними. Может, и в самом деле занята по уши. А может, наконец, сообразила, что именно притащила в Хёнкон, и теперь раздумывает над дальнейшей судьбой чудовищ: то ли в зоопарк, то есть в подземную лабораторию, то ли выпнуть обратно в Кайтар, то ли просто усыпить из жалости.

Стены смыкались вокруг, грозя раздавить. Воздуха не хватало, отчаянно хотелось выбраться куда-то на открытое пространство. Однако выходить на улицу им категорически запретили, да и выходы из здания заблокированы: дроны и люди-охранники все еще выслеживали последних боевиков, успевших скрыться в канализации. Фуоко распахнула окно и по пояс высунулась наружу, опасно балансируя на подоконнике. Стало немного легче, но не висеть же в таком положении до утра… Крыша! Точно. Если выход открыт, можно посидеть там. Уж наверх бандиты точно не проберутся.

Она сунула ноги в тапочки и замерла в нерешительности. Что надеть? Последние штаны и рубаха безнадежно испорчены: обугленные, в дырах от электрических разрядов, расползаются от малейшего движения. Из целой одежды у нее остались лишь трусы, и те подпаленные. Где-то у причала все еще покачивается грузовое судно, в трюме которого, наверное, лежат ее заказы. Но когда до них удастся добраться, неизвестно. Сначала кольчоны, потом террористы – хорошо, если удастся вернуться к нормальной жизни через декаду. И что ей теперь, голой ходить по улицам? Паладарам, может, и нормально, а она не привыкла. Кроме того, обгорит же быстро! Казало бы, совсем немного гуляла по улице, а уже нос от загара лупится. Придется, наверное, по примеру Кира просить рабочий комбинезон на время и париться в нем.

Но улица улицей, а сейчас нужно просто подышать воздухом. И в здании, кроме них с Кирисом, никого. Значит, можно и голой. Шаркая тапочками, Фуоко вышла в коридор, доплелась до лестницы и принялась медленно подниматься по ступенькам. Похоже, сегодняшние приключения даром не прошли: тело едва держалось вертикально от невыносимой слабости, и два пролета – восемнадцать ступенек – до четвертого этажа показались цулой. И еще в душе чувствовалась странная пустота. Сосредоточившись, Фуоко поняла – очень не хватает едва слышного топота рядом. Неужто за несколько дней она успела так привязаться к Зорре? Сердце снова кольнуло болью: отважная парса погибла, защищая ее. Отец в больнице с инсультом, Зорры и Гатто нет, Дзара едва не умерла, и та девчонка-иномирянка… Рикона?… где-то она сейчас? К чему не прикоснись, все рушится…

Дверь на крышу и в самом деле оказалась не заперта. Глубоко вдохнув сырой ночной воздух, Фуоко сделала несколько шагов по крыше – и остановилась. Прямо перед ней маячила тень сидящей человеческой фигуры.

– Чего не спишь? – обернулся Кирис. В одних трусах парень устроился на самом краю, свесив ноги под нижним прутом ограждающей решетки.

– Не хочется.

Подумав, Фуоко уселась рядом в той же манере. Теплый рубероид слегка покалывал обнаженные ягодицы, но в остальном неудобства не ощущалось. Не забыть под душ забраться, прежде чем в постель лезть!

– Кир, как думаешь, что с нами сделают? – спросила она, складывая руки поверх прута и опираясь о них подбородком.

– Тебе же сказали, мы чисты. Никаких претензий. Наоборот, даже почти герои. Саматта, правда, пригрозил, что выпорет за неподчинение приказам и глупость, но он просто пугает.

– Я не про то. Раньше мы просто фокусы показывали. Огонек между ладонями, найти друг друга с закрытыми глазами, фигня, в общем. А теперь мы, оказывается, убивать можем.

– Я и раньше знал, как убивать, – пожал плечам Кирис. – Джорджио и его сестричка мне показывали приемы риньи: как шею сломать, кадык разбить, сонную артерию пережать… Фучи, не парься. Риса тебе хоть раз плохое слово сказала?

– Все когда-то случается впервые.

– Да и хрен с ним… Смотри, быстро! Вон там!

Фуоко, встрепенувшись, проследила за указательным пальцем друга. В переливающемся небе горела яркая перемещающаяся искра. Она сияла все ярче и ярче, постепенно увеличиваясь в размерах. Вот точка превратилась в комок яркого пламени, оставляющий позади светящийся след, наискось перечеркнула небосклон и пропала за темной вершиной Подды. Несколько секунд спустя донесся низкий басовитый гул, а потом негромкий раскат грома.

– Уже третья за сегодня, – пояснил Кирис. – За час или полтора. Желание загадала?

Фуоко хмыкнула. Она вспомнила, как невообразимо давно, девять или десять декад назад, попросила падающую звезду изменить ее жизнь. Желание исполнилось, да, но в той ли манере, что ожидалась? Вот уж точно – попроси обезьяну об услуге!…

– Нет, Кир, – покачала она головой. – Какой смысл? Ты либо сам чего-то добиваешься, либо так и остаешься ни с чем. Даже людям на нас наплевать, а звездам – тем более.

– Все верно, – согласился за спиной знакомый голос. – Люди совершенно безразличны звездам. И только от вас зависит, заметит ли людей Вселенная.

Фуоко и Кирис дружно обернулись. Риса, голая, как лягушка, стояла в нескольких шагах, а рядом с ней…

– Зорра! – тихо взвизгнула Фуоко. – Гатто! Вы живы!

Парсы метнулись к ним. Девушка зарылась носом в разноцветную теплую шерсть Зорры, а рядом совершенно по-кошачьи мурчал Гатто, которого Кирис яростно гладил по загривку.

– Конечно, живы, – согласилась ректор, подходя поближе и усаживаясь на корточки. – Что им сделается? Носители психоматриц находятся далеко в космосе, а тела вполне заменяемы. Просто мобильные микродроны пока находятся на стадии апробирования, их очень мало, и у нас не нашлось замены сразу. Они находились в той спускаемой капсуле, что ты, Кир, видел первой. Как вы, ребята?

– Все зашибись, – безразлично дернул плечом Кирис. – Живы, здоровы, Фучи куксится, как обычно. Ну, бабам положено… эй, больно же!

Фуоко еще раз стукнула его костяшками по темени.

– Я просила не называть меня "бабой"? – угрожающе поинтересовалась она.

Риса негромко прыснула.

– Ну, я же говорила, что намучаетесь вы друг с другом! – сквозь смех проговорила она. – Камень и пламя, честное слово! Фучи, ты его до смерти, главное, не прибей, а то и остальные женихи разбегутся.

– Они и так разбегутся, – буркнула девушка. – Кому охота поджариться ненароком?

– Сложный вопрос, – ректор посерьезнела. – От конкретного человека зависит. Я вот в молодости подружилась с парнем, не знавшим про мои способности. А он оказался… ну, скажем, членом террористической группы, ненавидящей девиантов – так у нас называют эйлахо. Дело кончилось моим похищением, едва не убили. Я тогда решила, что больше никогда, ни за что не позволю себе сблизиться с посторонними. Но потом оказалось, что хороших людей все-таки гораздо больше, чем плохих. У меня появилось немало друзей, знавших о моих способностях. Никто их них не испытывал страха, хотя все знали, что я способна разорвать человека на куски одним усилием мысли. Фучи, сейчас ты почти один в один повторяешь меня. Такой же шок от осознания своих возможностей, такая же ненависть к себе… Привыкнешь. Вы оба привыкнете к своему состоянию. Важно лишь помнить, что сила означает в первую очередь ответственность.

– Но если я сожгу кого-то или волюту выпущу случайно…

– Ты хоть раз раньше активировала свои способности ненамеренно? Нет, вроде бы. Так чего же боишься? Займетесь самоизучением в контролируемых условиях, подальше от людей. Про безопасный полигон мы уже говорили, как только разберемся с кризисом – займемся обустройством.

– Риса, – скованно спросил Кирис, – а что случилось сегодня? С пиратами? Я так и не понял…

– Сложно сказать, – ректор легла на спину, раскинула руки и принялась смотреть в небо. – После позавчерашнего вторжения кольчонов под Хёнконом и вообще под всеми городами мира образовались резервуары энергоплазмы. Вы столкнулись с пиратами как раз над одним таким. Каким-то образом вы сумели активировать энергоплазму, и она начала действовать, искажая законы физики в окрестностях и проявляя некоторые признаки настоящего кольчона. Вы, точнее, то же псевдовещество внутри вас послужило проводником воздействия. Парсы обнаружили исходящие от тебя, Кир, резкие искажения гравитационного градиента. Грубо говоря, что-то внутри тебя меняло силу и направление тяжести в окрестностях. Что интересно, Фучи оказалась почти не подверженной воздействию, словно находилась в изолированной капсуле, хотя тебя самого прижало едва ли не сильнее окружающих. Ну, а Фучи в прежней своей манере искажала пространственные метрики, вызывая ионизацию воздуха и его пробои мощными электрическими разрядами. Гравитационные градиенты отклонили пули, а молнии и искажения законов физики, повлиявшие на нервную систему, вывели террористов из строя, хотя и не смертельно. Выжили все, кроме главаря и застреленных патрульными, если это вас волнует.

– Но как такое возможно? – Фуоко внезапно стало зябко. Она обхватила себя руками и сообразила, что сидит перед ректором совершенно голая. А и пусть. В конце концов, та одета не больше. – Как мы можем управлять… энергоплазмой? Ее ведь Красная звезда создает, верно? Мы-то при чем?

– Не знаю. Почему в окрестностях Паллы возможны лептонные флуктуации такой интенсивности, что лучи света прекрасно видны в чистой атмосфере, а ночное небо радужное? Почему энергетические фантомы Арасиномэ – кольчоны и волюты – прекрасно чувствуют себя на Палле даже под землей, а наши взрываются, не успев толком сформироваться? Почему Арасиномэ может использовать гиперсвязь или ее аналог, а мы с трудом поддерживаем куда более примитивную и неустойчивую субсвязь? Каким образом Арасиномэ умудряется отслеживать финиш-точки субсвязи, что наши ученые до недавних пор считали в принципе невозможным? Почему, в конце концов, прежние два случая устроили тебе седые пряди, а сегодняшний – нет? Масса вопросов, и ни одного ответа. Для того и создается Университет, чтобы вы, а вместе с вами и мы могли на них ответить.

Риса глубоко вздохнула.

– Кстати, мы слегка изменили планы. В составе Университета в дополнение к технологическим появится новый факультет – экзомедицины и экзобиологии. Поскольку половина людей на Палле, а то и больше, превратилась в эйлахо, он окажется весьма актуальным. Деканом согласился стать доктор Кулау, вы уже знакомы. Если появится желание, можете поучаствовать в исследованиях, хотя силой никто не тянет. Однако, ребята…

Худенькая десятилетняя девочка рывком села и склонилась вперед. В ее глазах загорелись неяркие синие искры.

– У вас впереди большое будущее – если не загубите его сами. Я хочу, чтобы вы дожили до старости, а потому не намерена поощрять неподобающее поведение, как бы вас ни любила. Как ректор Университета объявляю, что за неподчинение приказам уполномоченных лиц в критической обстановке вы оба штрафуетесь на сто баллов. Напоминаю, что двести штрафных баллов – повод для немедленного отчисления и отправки по домам. Апелляцию на решение можете подать в установленном порядке. Если не сумеете разобраться самостоятельно, спросите координатора, он объяснит. Все понятно?

Кирис хмыкнул и пожал одним плечом. Фуоко вздохнула. Если бы Кир не бросился спасать папашу, она не побежала бы вслед и не убила бы в конечном итоге человека… Нет, не так. Нечего прятаться за других. Сама побежала, значит, сама и виновата.

– Все правильно, какие апелляции, – согласилась она. – Риса, извини, ладно?

– Не извиню. Хотите жизнь самоубийством покончить – лучше сразу пойдите и утопитесь. И не так мучительно, и я поплачу немного, успокоюсь и смогу другими делами заняться. Ну ладно, надеюсь, выводы сделаете. Объявление номер два: за ключевую роль в ликвидации группы опасных преступников, находящихся в международном розыске, вы оба премированы: сто призовых баллов и пятьсот лемов каждому. Итого у вас снова нулевой баланс и по одной черной и белой записи в личных делах.

– Ну и зря, – на сей раз Кирис пожал обоими плечами. – Фучи так страдала, что ее никто не выпорол – мазохистка, блин. А ты весь кайф обломала.

– За кайфом и порками – к Майе. Она буквально несколько минут назад интересовалась, не нужна ли кому помощь опытного психотерапевта в расслабляющей обстановке. Позвать?

Ректор озорно улыбнулась, но тут же посерьезнела.

– Видите ли, ребята, остается еще и вопрос поведения паладаров. Приходится признать, что вы весьма пострадали из-за нашей гипертрофированной самоуверенности. За десять дней вы трижды попали в опасные истории, и каждая могла окончиться вашей смертью. Фучи, Кир, я пойму, если вы захотите отказаться от обучения в Университете. Мы обеспечим безопасное возвращение в Кайтар, а также предоставим солидную денежную компенсацию. Вам достаточно сказать мне или кому угодно из паладаров.

– Вот еще! – фыркнула Фуоко. – Опять изображать из себя богатенькую наследницу? Я ведь точно кого-нибудь прижгу. Раз уж стала эйлахо, нужно хотя бы понять себя как следует. И потом, ты же говорила, что Палла погибнет. Мне что, спрятаться дома под кровать и помереть там от страха? Нет уж.

– Мне в Кайтаре тоже делать нечего, – поддержал Кирис. – Я же там тупой хулиган, делать ничего не умею, разве что в армию завербоваться. А Палек обещал, что научит дома строить, ну, и все такое. Я Хёнкон восстановить хочу… когда-нибудь. Пусть даже потом мы сгорим.

– Предложение, тем не менее, остается в силе, – Риса положила им горячие ладони на плечи. – Однако я рада, что вы так думаете. Неинтересно спасать абстрактную планету, какие-то социумы и культуры. Гораздо лучше, когда видишь, ради кого работаешь. Когда видишь конкретных хороших людей, как вы. Мы справимся, ребята, обещаю. Вы справитесь – сколько бы времени ни потребовалось. И не беспокойтесь насчет нездорового интереса к себе: эйлахо на Палле сейчас столько, что они уже и не нужны никому, по большому счету.

– Даже способные убивать? – с сомнением переспросила Фуоко.

– Ну и что? Убить может каждый. Нож, камень, пистолет, многие – даже голыми руками. На моей родной планете особые способности попросту приравняли к оружию и обязали регистрировать, как оружие. Пять категорий, от первой, самой сильной, до пятой, на грани обнаружения. Первые две – как огнестрельное, третья – как длинные боевые клинки, остальные не регулируются. Ваш мир, скорее всего, пойдет по аналогичному пути. Тебе, Фучи, первую категорию сразу приписать можно, а с Киром пока непонятно, но в любом случае не ниже второй. Ничего страшного. Просто представьте, что вы вдруг обзавелись пистолетами. Иногда полезно, иногда собственная крутизна душу греет, но по большей части нудно и скучно, да еще и по башке схлопотать можно. Ну, пистолет и пистолет – в мире таких миллионы.

Ректор Хёнкона сладко потянулась щуплым телом и широко зевнула, прикрыв рот ладошкой, затем неторопливо поднялась.

– Нужно поспать… – пробормотала она. – Хотя бы пару часов, а то опять в штопор войду из-за информационной перегрузки. Извините, ребята, я вас оставлю. Завтра, вернее, уже сегодня наступит новый день, и вчерашнее покажется страшным, но быстро забывающимся сном. Не переживайте слишком сильно. Пока что вы все делали правильно – если не считать дурацкого бегства из больницы. Постарайтесь как следует выспаться, пусть даже снотворные на вас плохо действуют. В моей родной Катонии недаром принято говорить, что вечер – паникер, а утро – утешитель. Кстати, Кир, лейтенант Джорджио Каллавиро просил передать, что он тебе голову еще оторвет раза два или три, когда доберется. Кажется, он очень злился, что ты не усвоил какой-то принцип про невыживающих героев. А поскольку ему, как и прочим сотрудникам посольства, предоставлено право свободного передвижения по Хёнкону…

Она подмигнула, махнула рукой и ушла с крыши. Кирис запустил руки в волосы и стиснул пальцы, словно заранее готовился к процедуре отрывания головы.

– Вот, блин, попал… – безнадежно сказал он. – Действительно ведь по ушам настучит, он может. Ходер!

– В следующий раз подумаешь хорошенько, прежде чем геройствовать! – язвительно сообщила ему Фуоко.

– Да сама-то!…

– Я от страха ничего не соображала, на твою провокацию поддалась, – девушка показала ему язык. – Кир…

– Ну?

– Ты ведь серьезно хочешь остаться здесь, да?

– Конечно. Отец не пострадал, Чин жив, хотя и с простреленным плечом, чокнутый Палек где-то рядом болтается. Мотоцикл, вон, снова чинить нужно. Да и потом, не бросать же тебя! Ты баба дурная, пропадешь без присмотра, даже паладары не помогут.

Девушка попыталась стукнуть его по голове, но парень перехватил ее руку и отвел в сторону. Фуоко наклонилась к нему и укусила за мочку уха.

– Ну, я же говорю – совсем дурная, – недовольно заметил Кирис, крепко обнимая ее и лишая возможности двигаться. Девушка прижалась к парню, чувствуя, как ее наконец-то отпускает напряжение. – Эй, ты что? Прямо здесь, что ли, хочешь? На грязной крыше? Давай хотя бы в комнату спустимся!

– Балда! – заявила Фуоко. – Правильно говорят, все мужики об одном думают. Спустимся, конечно, только давай немного посидим.

Она поднесла ладонь к его груди, и между ними проскочила крохотная трескучая искорка. Прижавшиеся с боков парсы дружно чихнули и с любопытством ткнулись горячими носами.

– Ну вот еще! – строго сказала Фуоко, поглаживая Зорру по спине. – Вас и так уже один раз придавили до смерти. Хотите снова молнией получить?

– Не нуди, – посоветовал Кирис. – Они, небось, не глупее тебя. Смотри, еще одна звезда падает! Загадывай желание, пока не поздно.

Два подростка, парень и девушка сидели, прижавшись, на крыше под безумным, привычно переливающимся небом и молча смотрели на слегка светящееся в темноте море. Охватившая их подавленность постепенно уходила, смываемая самоуверенным оптимизмом юности. Будущее неизвестно, возможно, опасно и даже смертельно, но в одном можно быть уверенными: скучным оно не станет никогда. Завтра наступит новый день, и придет пора разбираться с неинтересными житейскими мелочами, осваиваться на новом месте, вчитываться в заумные учебники и сдавать тесты… Но пока что двое сидели, обнявшись, и смотрели на море, черпая силу друг в друге. Кирис и Фуоко, Камень и Пламя – вокруг них вращался весь мир, чего они пока что не осознавали.

Воздух пронизал далекий низкий гул: очередная капсула с дронами, пылая, спешила встретиться с волнами Южного океана.

Конец второй книги

Август 2012 – февраль 2013 гг.

Евгений Лотош Fuga maggiore Sonata con fuoco. Книга третья

03.21.1232. Союкат, Новомарская область, Ставрия

Солнце пекло лицо и плечи. Сержант Родонец снял фуражку и вытер лоб рукавом форменного кителя, чтобы хоть как-то избавиться от заливающего глаза пота. Жесткая ткань облегчения не принесла: пот она впитывала плохо, зато кожу терзала не хуже наждака. Ободранный лоб уже давно немилосердно саднил — а до конца дежурства оставалось еще шесть часов. Да какое там конец — смена только-только началась!

Сержант водрузил фуражку обратно на взмокшую макушку и уныло поплелся в обход пыльной привокзальной площади. Хотя в соответствии с календарем шла лишь первая декада официального лета, жарища уже стояла такая, какая не каждый год случается даже в разгар сезона. Хотя сердце подсказывало, что стоило бы перебирать форменными ботинками пошустрее, чтобы вернуться в хоть плохонькую, но тень вокзала, ноги отказывались шевелиться. Валька, сволочь, сидит сейчас в зале ожидания под вентилятором и тянет воду из бутылки, конфискованной в одном из коммерческих киосков. И скалится, небось — он умный, надрал напарника в «орел-решку»! Вот явится капитан с инспекцией — засадит всем по самые гланды за нарушение порядка патрулирования… Родонец вытащил из бокового кармана собственную полупустую пластиковую бутылку и глотнул отвратительно теплой воды, тщательно прополоскав рот. Гадость. Ну, по крайней мере, он ее честно купил, а не реквизировал у торгашей по праву удостоверения.

По полуденному времени привокзальная площадь просто вымерла. Следующая электричка из Новомара в соответствии с расписанием ожидалась через полтора часа. Торговцы-ларечники настежь распахнули двери в свои раскаленные жестяные сараи, а многие сидели на корточках или подручных предметах в тени за киосками, даже не надеясь на случайных покупателей. Сержант едва волочил по брусчатке ноги в неподъемно-тяжелых форменных ботинках, кидая по сторонам угрюмые взгляды. Ну что тут патрулировать? Разрешения на торговлю у всех ларечников проверены и в порядке, а бабки с прошлогодними помидорами в банках, щавелем и укропом выползут только ближе к вечеру, когда на вокзале на пятнадцать минут задержится экспресс «Новомар — Асталана». Что же до потенциальных злоумышленников, то они не идиоты по такой жарище нарываться. К тому же экспрессу явятся, не раньше, шукать по карманам зазевавшихся приезжих и проезжих. Сейчас же нужно побыстрее обойти площадь по периметру — восемьсот тридцать два шага, сто раз посчитано — и найти укрытие от беспощадного солнца. Резко кон-ти-нен-таль-ный климат, вспомнил он мудреное словечком. Колотун и снег по пояс зимой, печка летом, если проще. Обычное дело. Только печка какая-то уж больно жаркая в нынешнем году.

Глухо заревел мотор, и на площадь, трясясь на ухабах всей тушей и гремя корпусом, вполз междугородний автобус. Сержант пригляделся — а, точно, из Новомара, на десять двадцать пять. Смотри-ка, почти не опоздал сегодня — десять сорок семь, а он уже добрался. Наверное, где-нибудь в Кайтаре шоферюгу за такое отклонение от графика уволили бы нафиг, а у нас в Ставрии как бы не премию дать могут. Всего двадцать минут, не сорок и не час, как обычно. Автобус протарахтел к противоположной стороне площади, остановился под гигантским выцветшим портретом Народного Председателя и с жутким шипением пневмоприводов, слышным даже отсюда, распахнул двери. Неторопливо шагая своей дорогой, сержант краем глаза поглядывал, как из него стайкой тараканов выбираются пассажиры. Кто-то тут же погрузился в ожидающие рядом с остановкой машины и в коляску трескучего мотоцикла, некоторые, включая группу малолетних ребятишек (почему в учебный день они не в школе?), рассосались сами собой. Когда автобус, облегченно взрыкивая мотором и пуская облака сизого дыма, уполз на дальнюю стоянку ожидать часа обратного отправления, на остановке задержались только двое: необъятных размеров тетка с двумя такими же необъятными баулами и молодой парень явно не местного вида. Щеголял он в шортах и футболке с короткими рукавами, на голове таскал кепку с длиннейшим козырьком, а в руках держал типичный чемоданчик командированного и еще какую-то странную сумку на двух лямках на манер рюкзака. Точнее, сумку он не держал в руках, а носил — почему-то не на спине, а на груди. Неторопливо вышагивая вокруг площади, сержант наблюдал, как парень что-то выспрашивает у баульной тетки, а та глядит ошарашенно, словно у нее Страшную Государственную Тайну выпытывают.

— Не знаю я ничо, чо привязался! — наконец взвизгнула тетка, сообразив, что Страшные Тайны первому встречному не выбалтывают. Второму встречному их выбалтывают или такой же базарной кумушке, но на кумушку парень явно не тянул. Наверное, какой-нибудь студент. Интелихент хренов, страшно далекий от народа, даже выматериться толком не умеет, наверное. Хотя студент студенту рознь — некоторые, особенно филолухи по пьяни, изъясняются так, что даже у бывалых патрульных уши трубочками сворачиваются. Тетка тем временем подхватила баулы и шустро засеменила куда-то вдаль, несколько секунд спустя скрывшись за облупившимся напоминанием о почетной грамоте, врученной городу за какие-то заслуги лет двадцать назад. Парень остался стоять, растерянно озираясь по сторонам. Сфокусировавшись на милиционере, неторопливо шагающем уже в его направлении, он радостно подхватился и бросился навстречу.

— Господин… э-э, — студент бросил взгляд на петлицы сержанта, — лейтенант второго класса! Спросить можно?

Сопляк. Перепутать квадраты рядового и сержанта для гражданского еще простительно. Но спутать сержантские квадраты и лейтенантские ромбы? Он что, в армии не служил? Или льстить так пытается?

— Документы, — лениво протянул милиционер.

— Что? — не понял парень.

— Документики, говорю, покажи, — повторил сержант.

Несколько секунд студент непонимающе хлопал ресницами, потом слегка отступил.

— Между прочим, — высоким напряженным тоном произнес он, — вы обязаны первым представиться. И удостоверение предъявить по моей просьбе.

Ишь ты, умный.

— Сержант второго класса Родонец Магаз Оразкимович, — процедил милиционер, чуть вытащив из нагрудного кармана краешек удостоверения. — Документы, говорю.

Парень вздохнул, приоткрыл чемоданчик и начал там копаться. Нагрудная сумка ему страшно мешала. Чего он ее по-человечески не наденет?

— Вот, — парень наконец вытянул и продемонстрировал небольшие коричневые корочки. Противу ожидания, на них оказалось выдавлено отнюдь не название вуза. Слова «Удостоверение сотрудника прессы» поблескивали в солнечных лучах полустершимся серебром, и при их виде сержант слегка отступил назад. С щелкоперами связываться не хотелось: так навонять могут, что потом замаешься писать объяснительные. Однако же милиционер аккуратно взял корочки, раскрыл их и прочитал содержимое. Студент оказался вовсе не студентом, а Свальским Семеном Фридриховичем, штатным корреспондентом газеты «Вечерний Новомар». Зачуханная, конечно, но все же газета облцентра.

— Понятно, — пробурчал сержант, возвращая удостоверение. — В сумке что?

— Фотоаппаратура, — в тон ему буркнул парень. — Не вор я, господин сержант, не волнуйтесь. Редакционное задание у меня. Не подскажете, как в гороно добраться? Я адрес заранее нашел, улица Народной борьбы, двадцать два, да только где оно?

— Ну… — сержант снова снял фуражку и протер лоб жестким рукавом, раздумывая. — Автобусом надо. Прямого нет, спересадками. Вон там посадка, — он ткнул пальцем через площадь. — Столбик с табличкой видишь возле выхода из вокзала? Сядешь на двенадцатый, через три остановки пересядешь на тройку. Не знаю, где там гороно, только тройка через всю Народной борьбы идет, спросишь у водителя.

— А, ясно. Спасибо, — парень кивнул, сунул удостоверение в чемоданчик, щелкнул замками и повернулся было в указанном направлении, но тут же замер. — А дорогу, господин сержант, здесь переходить можно? Не оштрафуете?

— Да иди уж, пресса, чего там, — ухмыльнулся Родонец. Он снова достал бутылку, чтобы глотнуть воды, после чего продолжил неторопливый обход площади.

Шуганув парочку тихих алкоголиков, устроившихся с бутылкой и несколькими солеными огурцами между закрытых киосков, сержант закончил-таки обход привокзальной площади и доволок себя до входа в вокзал. Журналист добросовестно отирался возле столбика остановки, переминаясь с ноги на ногу. Он тоскливо взглянул на сержанта, потом принялся пристально смотреть вдоль площади, откуда, по его расчетам, следовало прибыть автобусу.

— Слышь, пресса, — сжалился Родонец, — ты на солнцепеке-то не парься. Автобусы днем через полчаса ходят, а то и дольше. Иди вон под навес, в тенек, а то солнечный удар схлопочешь. Автобус здесь долго стоит, конечная у него, успеешь сесть.

— Спасибо… — пробормотал парень. Он еще раз взглянул вдоль площади, потом поднялся по ступенькам вокзального крыльца и остановился в небольшом клочке тени. Сержант поднялся за ним, пристроился в той же тени рядом и закурил.

— На твоем месте я бы такси взял, — посоветовал он. — Вон там стоят. А лучше отойди метров на сто да поймай бомбилу, а то таксёры цены задирают хрен знает как.

— Угу, на мои командировочные только на такси и раскатывать, — хмыкнул журналист. — И в ресторанах с лабухами шиковать.

— Ну, смотри. Слышь, а что за задание-то у тебя? — с интересом осведомился милиционер, глубоко затягиваясь.

— Да чушь всякая, — парень вздохнул. — Паренек тут у вас какой-то паладарскую лотерею выиграл… не лотерею, а как их, дополнительные тесты. Десятиклассник. Второй на всю область. Вот меня и прислали репортаж из школы сделать — учителя, товарищи, все такое.

— Тесты… — Романец напряг память. От жары из башки разбежались все мысли, какие еще оставались, хотя от словечка «паладар» по спине пробежали зябкие мурашки. Инопланетяне до сих пор оставались далекой непонятной сказкой, словно персонажи из фантастической кайтарской книжонки, хотя в газетах и по телевизору слово нет-нет да проскакивало. А журналюга словечко так небрежно употребляет, словно каждый день с ними водку глушит. — А что за тесты-то?

— Ну, они же к себе в Университет учеников набирают. Дополнительный тур вроде как. Зимой из-за Второго Удара у них отбор частично сорвался, сейчас добирают. Три декады назад по школам новые тесты прогоняли. Говорят, лично Народный Председатель процесс курирует.

На сей раз мурашки не просто пробежали, но и вцепились в хребет ледяными когтями. Второй Удар… Сержант помнил страшный зимний вечер, когда во тьме ранней северной ночи над городом вдруг сгустился густой серый туман, мешаясь с кружащимися в воздухе хлопьями завершающегося снегопада, один за другим проглатывая огни уличных фонарей. Родонец уже сменился с дежурства и сидел перед телевизором в домашних растянутых трениках, наблюдая за хоккейным матчем, когда в многоэтажке — нет, во всем квартале внезапно погас свет. Раздражение, недоумение, удивление, страх, паника — испытанные тогда чувства вдруг нахлынули на него волной. Милиционер поежился. Страшный вечер, переполненные паническим кошмаром ночь и следующий день, три десятка трупов без видимых повреждений в морге, жуткое облегчение, когда к вечеру из областного города до них все-таки добрался какой-то чиновник из канцелярии Наместника с новостями…

— Ну, если лично Народный Председатель, то хорошо, — покладисто согласился милиционер, глубоко затягиваясь и поводя плечами, чтобы скрыть нервную дрожь. — Ему виднее. А что, говорят, паладары сами каждого проверяют?

— Проверяют, — кивнул журналист, стирая ладонью с шеи обильный пот. — Я лично в облоно видел письмо, подписанное Кариной Мураций… ну, главной паладаршей… не само письмо, а копию, конечно. Там разъяснялось, что во избежание мухлежа каждый из прошедших предварительные тесты проверяется на новых заданиях, финальных, уже лично паладарами.

— В Асталану, что ли, возят? Детишек?

— Да нет, зачем в Асталану. У них же, у паладаров, сейчас в каждом областном городе по паре дронов. Ну, вроде роботов ихних, типа амеб гигантских — серые такие, то ли по земле катятся, то ли по-над землей на гравитации скользят, поди их разбери. И превращаются во что хочешь, хоть даже в натуральных людей: даже пальцем ткнешь, говорят, и то не отличишь. Кто-то из паладаров к ним дистанционно подключается, вроде как к телекамере, и в его присутствии тестируют. Вот, ваш парнишка в Новомаре на той декаде сдавал. Нас-то не проинформировали, лопухнулись, а теперь вот лично Наместник приказал статью написать.

— О, серьезно, — кивнул сержант, докуривая сигарету. — Тебе, что ли, приказал?

— Ага, щаз! — фыркнул корреспондент. — Я же только второй год работаю, пацаном еще считаюсь. Кто мне доверит? Мое дело пленку нащелкать да по списку вопросы позадавать, а там уж главред сам текст ваять станет. Сегодня вот в гороно нужно засветиться, завтра с утра в школе, а днем и домой можно. Ох, да что же сегодня за пекло-то такое?

— Пекло… — вяло согласился сержант. Он щелчком отправил окурок в урну, промазал, глянул на наручные часы. Пять часов шестьдесят две минуты до конца дежурства. Сдохнуть можно. Вернуться в зал ожидания? И смотреть на лыбящуюся рожу Вальки? Нет уж, нахрен. Можно пока тут постоять, в тенечке. И на посту вроде как, и журналюга, может, еще что интересное расскажет, пока автобус не появится.

Тихо заскрипела створка, и под приглушенные матюжки в дверь протиснулась длинная деревянная лестница, перепачканная белой краской. За лестницу держались двое в изгвазданных смазкой и грязью комбинезонах. Обоих сержант знал: местные электромонтеры. Пьют умеренно, в буйных пьянках не замечены, жен кулаком учить привычки не имеют.

— Здорово, Магаз, — кивнул один из них. — Бдишь?

— Чё, Айзеров, опять что-то ломать пошли? — осведомился милиционер. — А ну-ка, дыхни.

— Да я как огурчик! — обиделся монтер. — Работа ж, я не понимаю, штоль? Мне начальник давеча так и сказал: ты, Юлай Михалыч — уважает он меня, оттого по имени-отчеству кликает, — он многозначительно поднял к небу указательный палец, — ты, Юлай Михалыч, у меня самый положительный…

От него на несколько метров отчетливо несло винищем.

— Двигай давай, мля, положительный! — зло сказал напарник, пихая товарища лестницей. — И так от жары сдохнуть можно, а ты еще языком мелешь! Делать сам на верхотуру полезешь, понял?

— И полезу! — обиделся Айзеров. — И ничё я не мелю, просто ситуацию разъясняю представителю закона.

— Так чё ломаете-то? — переспросил сержант.

— Да контакт где-то хреновый, — охотно сообщил монтер. — Вывеска над входом, ёпты, гаснет. Начальник сказал…

Узнать об очередной инструкции начальства не удалось: напарник пихнул лестницу так, что монтер едва не полетел по ступенькам кубарем. Беззлобно выматерившись, он восстановил равновесие, и парочка принялась устанавливать лестницу сбоку от главного входа, нацеливая ее между углом навеса и стеной здания. Родонец вспомнил, что крупная светящаяся вывеска «Сокают-Пассажирский» прошлыми вечерами действительно гасла не раз. Ну, пусть возятся, гаврики…

После установки лестницы гаврики приступили к энергичным действиям. Самый положительный Айзеров, кряхтя и матюгаясь, полез по перекладинам, пока его напарник, угрюмо вцепившись в слеги, придерживал конструкцию в вертикальном положении. Потом сверху что-то ужасно заскрипело, посыпался мелкий мусор. Задрав голову, сержант поглядел, как монтер с головой нырнул куда-то вглубь отверстия, ранее скрытого неприметной железной дверцей.

— Какой, говорите, автобус? — переспросил журналист, вдруг навостривший уши. — Двенадцатый? И на тройку через три остановки?

Теперь и сам милиционер разобрал приближающийся шум автобусного мотора.

— Точно, — согласился он. — А там спросишь у водилы. И слышь, пресса, коли заночевать в городе намерен, приключений лучше не ищи. На ночной дискотеке чужака и порезать могут, да и на улицах в темноте компании нехорошие попадаются. И палёнкой у нас травятся если не ежедневно, то через день, а районная реанимация — то еще местечко. Местные синяки привыкли, а тебе не понравится, точно говорю.

— Спасибо, учту, — кивнул парень. — Ну, я пошел.

Он глубоко вдохнул, подхватил чемодан и выскочил из тени на солнцепек, устремившись к столбику остановки, куда уже приближался, скособочившись, пустой «скотовоз» двенадцатого маршрута.

И тут сверху раздался вопль.

Сержант вскинул голову. Тело монтера, торчащее из люка, колотили крупные судороги, а летящие оттуда завывания постепенно переходили в истошный визг. Милиционер растерянно смотрел на него, пытаясь сообразить, что происходит и что положено делать в таких ситуациях. Второй монтер у подножия лестницы тупо пялился в том же направлении, не демонстрируя ни малейшего намерения действовать.

— Он в напряжение влез! — крикнул остановившийся корреспондент «Вечернего Новомара». — Снимите его оттуда, быстро!

— Так как же…

— У него пальцы судорогой свело, сам не отцепится! Да что вы стоите, его же убьет!..

Как бы подтверждая его слова, визг резко оборвался, и тело монтера Айзерова безжизненно обмякло. Парень лихорадочно оглянулся, потом бросил на асфальт чемоданчик, быстро, но аккуратно пристроил сверху сумку с груди и бросился к лестнице. Второй монтер, однако, перехватил его.

— Сдурел? — рявкнул работник отвертки и трансформатора. — Он сейчас под током! Схватишься — самого долбанет. Стой здесь, сейчас рубильник отключу… мля, отключали же! Опять, что ли, не тот?

И он шустро бросился к входу и дальше куда-то вглубь вокзала.

Журналист лихорадочно оглянулся.

— Он же погибнет! — почти умоляюще проговорил парень, глядя на сержанта. — Нас на технике безопасности инструктировали — оттащить от тока и сразу искусственное дыхание, пока мозг не умер. Откачивать нужно, срочно!

И тут милиционер, наконец, пришел в себя.

— Не твоего ума дело! — зло рявкнул он. — Сейчас из медпункта фельдшера позову, он, небось, не глупее!

— Нет времени… — внезапно журналист ухватил слеги лестницы и с силой их дернул. Конструкция заскрипела, но устояла.

— Сдурел? — снова рявкнул сержант, уже ухватившийся за ручку двери. — Чё творишь, пресса?

— Без лестницы тело свалится под собственным весом, — пояснил парень, снова налегая на слеги. — Я подхвачу. Да помогите же!

Сержант дернулся к нему, чтобы остановить придурка, но лестница, скрежеща по стене, уже быстро ехала в сторону, пару секунд спустя звучно грохнувшись о жестяной подоконник, а затем об асфальт. Повисшее тело электрика медленно, неохотно поползло вниз и вдруг, сорвавшись, рухнуло в раскрытые объятия журналиста. Не удержавшись на ногах, тот упал на землю и забарахтался, пытаясь выбраться из-под пострадавшего.

— Валька! — рявкнул сержант в приоткрытую вокзальную дверь, после яркой улицы безуспешно пытаясь разглядеть напарника в полумраке зала ожидания. — Валька, мать твою за ногу! В медпункт за фельдшером бегом, здесь человека током ухайдакало!

Он обернулся к телу — и обмер.

Журналист уже выбрался из-под монтера, и тот лежал на боку, искривившись, с безжизненно разбросанными руками. На его губах и подбородке виднелись пузырьки пены, а полуоткрытые глаза безжизненно смотрели в небо прямо на ослепительное солнце. Но не вид явного и очевидного трупа ошарашил милиционера, за шесть лет службы навидавшегося всякого.

Нет, совершенно иное заставило его машинально схватиться за пистолетную кобуру. Тело медленно дымилось странным грязно-белым туманом, словно под одежду напихали кучу сухого льда. Дымка вокруг погибшего быстро сгущалась, превращаясь сначала в плотный бесформенный сгусток, потом в удлиненное веретено, а затем…

Мутно-серая спираль, отвратительно напоминающая какую-то морскую раковину-переросток, медленно всплыла вверх, зависнув на высоте метра полтора. В ее глубине зажегся багрово-красный огонек, хорошо видимый даже на ярком солнечном свету. Волюта, словно кто-то дохнул в ухо ледяным голосом, всплыло у милиционера в голове. Волюта. Настоящая волюта, из тех, что раньше он видел лишь по телевизору — в выпусках новостей из приморских городов. Откуда?..

Пока его пальцы мучительно медленно расстегивали клапан пистолетной кобуры, сдавленное проклятие заставило его бросить быстрый взгляд вправо. Журналист, отшвырнув расстегнутую драгоценную сумку, уже навел на клок смертельного тумана фотокамеру с внушительным объективом и быстро-быстро щелкал и трещал взводимым затвором. Кретин, вали отсюда! — мелькнуло в голове сержанта, когда он наконец-то начал вытаскивать из кобуры цепляющийся пистолет. Но потом все мысли стерлись, оставив лишь панический ужас, волной накатывающий на сознание. Милиционер, щелкнув предохранителем, направил ствол на волюту и нажал на спуск.

Грохнуло, еще и еще. Сержант стрелял, словно в тире, направив ствол на волюту, и паника внутри только усиливалась. Проклятая тварь не демонстрировала ни малейшей реакции на пули, выбивавшие фонтанчики штукатурки из стены вокзала, и багровый огонь внутри разгорался все сильнее. Вот туманная спираль привсплыла еще и развернулась, так что ее ось оказалась нацеленной Родонцу прямо в лицо.

И секунду спустя после того, как сержант услышал тихий щелчок бойка в пустом патроннике, багровый свет резанул его глаза. А затем все окутала тьма.

05.21.1232. Хёнкон

Тяжелая стальная дверь мягко хлопнула, закрываясь, и Фуоко невольно оглянулась. Кирис деловито подергал ручку, проверяя, что щеколда защелкнулась, и повернулся к девушке. По обнаженной коже скользнуло дуновение прохладного воздуха из вентиляционной системы, и она невольно поежилась.

— Боишься? — деловито осведомился Кирис. — Если мандражишь, давай отменим.

— Ничего я не боюсь! — сердито отрезала Фуоко. — Сквозняк просто.

Парсы, уже устроившиеся у дальней стенки бункера, переглянулись и дружно ехидно чихнули. Именно ехидно — за прошедшие полгода Фуоко научилась в совершенстве понимать их мимику и звуки. Ага-ага, словно говорили их мордочки с ухмыляющимися пастями, рассказывай давай про сквозняк. Ну, может и волнуюсь, про себя заявила им Фуоко. Вам-то какое дело? Скажите спасибо, что за стеной не оставили, надоеды.

— Ну, тогда начинаем, — Кирис сладко потянулся и зевнул. — Давай, Фучи, ты первая, я на подхвате.

Переступая босыми ногами по гладким каменным плашкам пола, теплым от работающего подогрева, Фуоко вышла в очерченный круг и встала на изображения отпечатков ног. Она все еще смущалась, стоя вот так, голой, под прицелом следящей аппаратуры паладаров. Риса заверяла, что видеозаписи не увидит ни один человек на Палле и что они вообще анализируются искинами, которым человеческое тело абсолютно безразлично, но все-таки… С другой стороны, нормальная одежда все равно превращалась в обугленные лохмотья максимум через пару минут эксперимента, а балахоны из негорючей ткани, тяжелые, скользкие и холодные, страшно действовали на нервы и мешали сосредотачиваться. Так что если паладарам нужна картина ее тела в расширенном диапазоне, пусть смотрят. В конце концов, Риса не стесняется показываться на людях голой даже во взрослом обличье, а здесь и людей-то нет… кроме Кира. Вон, пялится, извращенец.

— Фиксирующая аппаратура выведена в рабочий режим, — прозвучал под потолком бункера женский голос Дзии. — Дэйя Винтаре, можете начинать. Напоминаю, что если вживленные электроды начнут причинять серьезные неудобства, немедленно прекращайте эксперимент. Нам не нужна даже минимальная вероятность повреждения вашей нервной системы. Лучше потратить лишние годы на исследования, чем причинить ущерб вашему здоровью.

— Ладно, ладно… — пробурчала Фуоко. — Помню.

Все. Прочь лишние мысли, тем более что контакты хоть и слабо, но ощущаются и отвлекают. Для начала разминка.

— Кир, встань позади, — скомандовала она, плотно закрывая глаза. — И не сопи так, тебя за цулу слышно.

Парень отчетливо хмыкнул, но ничего не сказал и затих. Девушка сосредоточилась. Звенящая нота указывала вперед и вправо. Фуоко качнулась всем телом, как уже привыкла делать, и далекий комар принялся совершать головокружительные облеты комнаты, зудя то спереди, то сзади, а то и совсем откуда-то высоко с невидимого в бункере неба. Повернуться вокруг своей оси несколько раз для чистоты эксперимента… замереть и вслушаться в себя… поза номер один… номер два… номер три… и номер четыре… Она мысленно соединила точки линиями, прикинула центр получившегося тетраэдра и показала пальцем влево и чуть вперед.

— Там, — сказала она, приоткрывая один глаз.

— Почти попала, — Кирис ухмыльнулся. «Почти» оказалось расхождением градусов на двадцать: друг стоял прямо перед ней. — А теперь смотри, принцесса, как с третьей метрикой управляться нужно.

Он закрыл глаза, покружился на месте и замер, оказавшись к Фуоко спиной. Потом он несколько раз изогнулся, и, как всегда, девушка с трудом удержалась, чтобы не прыснуть от смеха — настолько комично смотрелись поисковые позы. Если бы она не знала от Рисы и по собственном опыту, что Дзии полностью лишена чувства юмора, то решила бы, что та специально издевалась. Кирис, однако, уверенно ткнул через плечо пальцем точно в ее направлении:

— Попал? — осведомился он.

— Да, дэй Сэйторий, — откликнулась Дзии. — Следует заметить, что вы с дэйей Винтаре очень быстро прогрессируете. Если продолжите тренировки, вероятно, скоро сможете определять местонахождение друг друга автоматически, без осознанных усилий. Однако очередная гипотеза наших физиков не подтвердилась. Аппаратура в бункере пыталась создавать в нескольких точках области с измененными законами физики, имитирующее состояние среды внутри ваших тел. Вы никак не отреагировали. Значит, придется подбирать параметры дальше.

— Или мы реагируем именно друг на друга, а не на измененные законы физики, — фыркнула Фуоко.

— Более чем вероятно. Однако мы не можем упускать ни одной гипотезы. Сейчас как раз та ситуация, когда отрицательный результат важен не менее положительного. Вы можете продолжать эксперименты. Дэйя Винтаре, пожалуйста, вернитесь в круг. Начинаем фазу два, контактную.

— Ага…

Девушка вернулась в круг, из которого вышла во время верчения, и принялась нацеплять на контактные площадки в коже и на голове магнитные плашки, от которых прямо в пол тянулись тонкие гибкие проводки. На темени и затылке контакты защемляли волосы и не желали держаться, так что на процедуру ушло минут пять. Фуоко тщательно подавляла раздражение. Не обриваться же наголо ради экспериментов, в самом деле! Затем она свела вместе ладони, оставив небольшой зазор, и попыталась вызвать в них нужные ощущения. Несколькими секундами позже пришло знакомое тепло. Вызов светлячка у нее уже получался автоматически — вот и сейчас в сложенных горстью руках послушно затлел призрачный светлый огонек. Фуоко развела ладони, и светлячок увеличился в размерах. Интересно, выйдет сегодня?..

Додумать она не успела, потому что руки слегка прострелило электрическим разрядом, и ощущение тепла пропало. Светлячок отделился и поплыл в сторону совершенно самостоятельно, быстро разрастаясь, серея и закручиваясь спиралью. Ну уж нет! Теперь я опытная, не отпущу… Закусив губу, Фуоко сосредоточилась и мысленно потянулась к излишне самостоятельной энергоплазме — и почти сразу же ощущение тепла восстановилось. Недоделанная волюта замерла в метре перед ней, плавно покачиваясь, и багровый огонек, который начал было формироваться в туманных недрах, погас.

Так, удержала. Шестнадцатый раз из двадцати двух, причем шесть раз из шести последних. Класс.

— Кир… — позвала она, оглядываясь через плечо.

— Фучи, шмальни сначала, — посоветовал парень, приближаясь.

Шмальнуть?.. Ну ладно. Фуоко жутко не любила эту часть программы. В момент выстрела что-то звериное, неистовое, пугающее всегда поднималось из глубин ее души, пытаясь поглотить сознание и застилая глаза багровой пеленой. Но раз Риса говорит, что любую способность следует держать под контролем и тренировать, приходится подчиняться. Она стиснула зубы и попыталась вызвать в памяти необходимое ощущение, одновременно вперившись взглядом в мишень — приемник спектрометра на противоположной стороне бункера. Ничего не выходило. Поймать нужный настрой для нее всегда было чрезвычайно сложно: ярость не ярость, злость не злость, испуг не испуг, а что-то похожее на все сразу. Так, еще раз…

Внезапная боль пронзила левую ягодицу, и Фуоко вскинулась, разворачиваясь к задолбавшему Киру, чтобы высказать все, что думает… и алая вспышка резанула глаза. Недо-волюта, сместившаяся в сторону в такт движениям Фуоко, выплюнула комок яркого пламени, косым зигзагом метнувшийся вверх. Громко сухо щелкнуло, как от электрического разряда, и из образовавшейся ямы в потолке посыпалась бетонная крошка.

— Фр-р-р… — недовольно пробурчала Зорра, тряся башкой.

— Мр-ря… — согласился Гатто, неодобрительно разглядывая Фуоко своими двухзрачковыми глазами.

— Сдурел? — синхронно с ними осведомилась Фуоко, глядя в глаза ухмыляющемуся Кирису. — А если бы в тебя попала? Или в парсов?

— Парсам пофиг, им новых микродронов дадут, если что, — ухмылка Кириса стала еще шире. — А в меня волюта уже плевала, не действует.

— Продолжишь щипаться — мой фирменный плевок попробую, — пообещала девушка. — Слюной. В наглую бесстыжую рожу. Тогда и посмотрим, действует или нет.

Она резко отвернулась.

— Дзии! — спросила она. — Записалось?

— Да, разумеется, дэйя Винтаре. Хотя вы и не попали в приемник, то, что удалось уловить, весьма любопытно. Спектр излучения энергосгустка в коротковолновых диапазонах заметно отличается от предыдущих, количество высвободившейся энергии на семь процентов превышает максимальное из зафиксированных ранее. Вы определенно делаете успехи. В конце эксперимента можно попытаться повторить выстрел, но я хочу предварительно проанализировать состояние ваших нервных систем в ходе других опытов. Пока я бы предложила продолжить третью фазу обычной программы — разряды.

— Хорошо, — кивнула Фуоко, наблюдая, как ее псевдоволюта медленно растворяется в воздухе. — Кир, занимай позицию.

— Плеваться не станешь? — поинтересовался друг. — Тогда ладно.

Он подошел ко второму кругу, встал в него, повернувшись к Фуоко, и быстро пришлепал на себя плашки, тщательно целясь в те места, на коже поблескивали серебристые вогнутые кружки контактных площадок. Ухмылка сползла с его лица, сменившись напряженной сосредоточенностью. Хорошо ему — с короткими волосами к голове провода цеплять куда проще.

Потянуться к нему — мысленно, не телом. Вызвать ощущение тепла глубоко в груди, позади тяжело бьющегося сердца. Выдохнуть. Протянуть руки…

Между ладонями юноши и девушки протянулись бледные нити первых разрядов. Они утолщались и становились все более яркими. Вот они начали срываться с предплечий… плеч, с груди, живота, бедер… и минуту спустя пространство между ними и вокруг заполонила густая сеть танцующих искр. Себя Фуоко не видела, но Кириса сеть окутывала со всех сторон. Некоторые разряды заметно даже для невооруженного глаза таяли в пустоте, чтобы продолжиться, возникнув из пустоты на несколько сунов дальше.

— Дэй Сэйторий, попытайтесь воздействовать на гравитационные градиенты вокруг вас, не разрывая энергосети, — прозвучал голос Дзии. С потолка развернулось несколько разноцветных лент с грузиками на конце, закачавшихся над головой парня.

— Угу, — коротко кивнул Кирис.

Сначала все оставалось по-прежнему. Однако вскоре ленты начали дрожать и искривляться. Одна из них вдруг натянулась под углом в сторону и лопнула, свинцовый грузик отлетел и глухо стукнул по полу. Остальные беспорядочно болтались. Мускулы Кириса заметно напряглись, его начало шатать. Глядя на его обнаженное тело, Фуоко почувствовала знакомый приступ возбуждения, низ живота пронзило сладкой судорогой. Все нормально, напомнила она себе, стыдиться нечего, прямая связь между нервными системами, расслабься… Эрекция Кириса недвусмысленно намекала, что он чувствует то же самое. Ничего, скоро закончится тренировка, а в раздевалке предусмотрительный координатор установил кровать, пусть и медицинскую…

— Дэй Сэйторий, центр гравитационных возмущений расположен за пределами вашего тела и хаотически смещается, — сказала Дзии. — Попробуйте зафиксировать его на одном месте.

— Пытаюсь… — сквозь зубы процедил парень. — Сейчас…

Вдруг он резко выдохнул и осел на пол, его глаза закатились под лоб.

— Кир! — Фуоко дернулась к нему.

— Я вижу! — выдохнул парень. — Точка… чуть выше вершины Подды… медленно смещается к Колуну… Координатора зовите… засекли?

— Идет сканирования указанной области, — проинформировала Дзии. — Обнаружены две физических аномалии, одна из них действительно смещается в указанном направлении. Поправка: смена курса, аномалия быстро движется в сторону Ланты. Дэй Сэйторий?

— Да, точно… Голова кружится, тошнит…

— Расстройство вестибулярного аппарата. Дэй Сэйторий, можете прервать контакт?

— А-а… — к облегчению Фуоко, Кирис наконец-то прикрыл белые склеры веками и тут же снова распахнул уже нормальные глаза. Сетка молний между ним и Фуоко внезапно пропала, словно кто-то повернул выключатель. — Все, отцепился. Что с той фигней?

— Продолжает двигаться в прежнем направлении… сенсорные массивы фиксируют хаотичное мерцание аномалии… контакт утрачен. Дэй Сэйторий, состояние вашего организма приближается к критическому: пульс сто восемьдесят, давление высокое, температура тела возросла почти на полтора градуса. В соответствии с императивом первого уровня я прерываю эксперимент. Посылаю дрона, он переместит вас в медицинский кокон до восстановления стабильного состояния.

— Вот еще, сам доберусь, — Кирис грузно сел, потом попытался подняться. Фуоко протянула руку — и чуть не упала, когда парень повис на ней всей тяжестью. Его кожа казалась ужасно горячей.

— Кир, тебе плохо? — встревоженно спросила Фуоко, подставляя плечо.

— Фигня…

Дверь бункера распахнулась, и в нее невысоко над полом скользнуло нечто серое и бесформенное. Дрон ловко подлез под Кириса (прошуршали по полу отпавшие провода), и Фуоко и вздохнуть не успела, как его тело выплыло в раздевалку. Сдернув с себя контакты, девушка бросилась за ним, шлепая босыми ногами по каменным плиткам. Однако ее опередили две молнии, пестрая и черно-белая, только что, казалось, дремавшие у дальней стены бункера, проскочившие в дверной проем прямо под носом. Парсы вспрыгнули на медицинскую кровать, в которой уже быстро тонул Кирис, уселись на задние две пары ног, скрестив передние на груди, словно пара профессоров на консилиуме, и синхронно кивнули.

— Ку-ун, — протянула Зорра. — Помрет?

— Мр-р… — Гатто сморщил нос. — Большой. Сильный. Глупый. Не должен.

— Уши сейчас пообрываю! — пригрозил Кирис. Он безуспешно попытался выпростать из серой массы руки, но вместо того сразу провалился по горло. — Дзии, блин! На хрена ты меня закапываешь?

— Просто мера предосторожности, — прозвучал в помещении невозмутимый голос искина, на сей раз принявшего на себя мужскую роль. — На случай внезапной остановки сердца. В случае такого маловероятного события я смогу немедленно применить непрямой массаж сердца и принудительную вентиляцию легких. Дэй Сэйторий, не беспокойтесь, я освобожу вас не позже чем через пять минут.

— Нефиг меня здесь вообще держать! — рявкнул Кирис. — Я же говорю, все в порядке!

— Дэй Сэйторий, ваше возбужденное эмоциональное состояние вовсе не способствует стабилизации состояния физиологического. Если так продолжится и дальше, мне придется настоять на прекращении экспериментов на продолжительный срок. Не забывайте, что в данном вопросе у меня право вето, которое не может перекрыть даже ректор.

Кирис зашипел. Фуоко хихикнула. Она присела на край саркофага и погладила друга по волосам.

— Не буянь, Кир, — посоветовала она.

— А то что? — буркнул парень.

— Хм… — Фуоко задумчиво поглядела на Зорру. Парса ухмыльнулась во всю зубастую пасть и соскользнула с кровати, чтобы несколькими секундами позже вернуться с неведомо откуда взявшимся синим фломастером в передней левой лапе. Уронив его возле кировой головы, она выжидательно глянула на хозяйку. — Ну, вот и ответ. Хочешь, нарисуем тебе солнышки на щеках? Или на лбу? Чтобы повеселее выглядел?

— Я вам нарисую! — Кирис скосил глаза. — Вы сдурели? Это же перманентный маркер!

— Значит, останешься обаяшкой гораздо дольше, — Фуоко снова хихикнула. От сердца у нее отлегло: приступы сердцебиения и повышенного давления во время экспериментов у Кира случались и раньше, но еще ни разу не приводили к проблемам. И сейчас, похоже, обошлось. — Говори, что тебе нарисовать? Думай быстрее, а то сама выберу.

Она протянула руку, взяла фломастер, сдернула колпачок и задумчиво поставила точку на ногте, потом потерла ее.

— И в самом деле перманентный… — задумчиво произнесла она. — Ну?

— Гатто, блин! Убери маркер! — в голосе Кириса прорезались панические нотки.

— Кир хозяин, — сообщил парс. — Зорра друг. Фучи друг. Неразрешимый конфликт императивов. Самоустраняюсь.

Черно-белый зверь улегся на кровать, сунул нос под среднюю мышку и затих.

— Урод! Фучи, только попробуй… — безнадежно пообещал Кирис.

— А то что? — переспросила Фуоко. — В эсперанто тренироваться со мной не станешь? Промежуточный зачет скоро, а ты сколько слов помнишь — десять или одиннадцать?

— Разведусь и брошу, — буркнул Кирис. — Пойдешь себе другого принца искать, из понаехавших. Вон, иди развлекайся с Оронзо своим ненаглядным. Он и так губы красит, еще пара штрихов не повредит.

— Вовсе он не красит, — как можно язвительнее отозвалась Фуоко, хотя и передернувшись внутри. Оронзо она на дух не переносила. Принадлежал он к какой-то побочной занюханной ветви семьи Смеарх, однако по части гонора и высокомерия переплевывал самого Донни Смеарха. Как он пробился в подготовительный колледж при Университете, Фуоко не знала и знать не хотела, но тошноту он вызвал с первой же встречи на балу двухлетней давности. Значит, милый Кир, решил ударить ниже пояса? — У него цвет губ такой естественный. А ты, значит, ревнуешь?

Она склонилась так, что ее грудь оказалась перед самым носом Кира.

— Ревнуешь, милый… — сладко пропела она. — Хочется, да? А ведь не дотянуться!

В тот же момент тело Кириса резко всплыло на поверхность кровати, и его сильные руки обхватили Фуоко за талию. Она взвизгнула и попыталась вырваться, но безуспешно.

— Меры повышенной предосторожности отменены, — на сей раз Дзии снова воспользовался женским голосом, в котором явно слышалось ехидство. — Состояние организма стабилизировалось, температура, давление и сердцебиение в норме. Дэй Сэйторий, вы свободны. Все ограничения на физическую активность сняты.

Предатель! Он же неб, ему положено бесстрастным быть! А он Киру бессовестно подыгрывает!

— Дотянулся, как видишь, — хмыкнул Кирис. — Ну, принцесса, выбирай, что тебе на лбу рисовать.

Он зашарил одной рукой по кровати, нащупывая маркер. Фуоко тихо взвизгнула и принялась вырываться. Она уже почти выскользнула, когда Кир вновь ухватил ее обеими руками… и их схватка завершилась тем же, чем и обычно.

Позже, когда они лежали рядом на ставшей мягкой кровати — Фуоко пристроила голову на груди у Кириса и задумчиво водила пальцем вокруг его соска — девушка вдруг спросила:

— Кир, как думаешь, мы уже совсем не люди, да?

— А? — Кирис глянул на нее одним глазом. — Чего вдруг не люди? Две руки, две ноги, одна башка, а хвосты вроде пока не отрастают. Тебе что не нравится?

— Кир, люди не могут управлять электромагнитной энергией. И гравитацией тоже. И нервная ткань в нас… разрослась. И энергоплазма разве что через уши не выплескивается. Ты же помнишь, что Дзии показывала на моделях? Мы не люди, Кир. Только похожи внешне, а на самом деле совсем не люди.

— А кто же?

В груди Фуоко знакомо екнуло, словно бездонная темная пропасть на мгновение глянула на нее мрачным оком. За бесчисленные бессонные ночи девушка уже притерпелась к такого рода ощущениям, однако не до конца. Пусть Дзии с Рисой в один голос говорят о постоянном переутомлении и чрезмерных нагрузках, но она-то знает — дело совсем в другом. В совсем, совсем другом.

— Не знаю, Кир, — тихо ответила она. — Может, внутри мы уже давно волюты, только снаружи еще носим человеческие оболочки. Может, мы давно агенты Красной Звезды, просто еще не догадываемся. Ты ведь по-прежнему ходишь во сне?

— Изредка, — неохотно откликнулся Кирис. — Но дверь закрывается на замок, а Гатто сразу будит. Ничего страшного.

— А мне страшно. Кир, ты понимаешь, что нас даже паладары спасти не смогут?

— Так! — вдруг рассердился Кирис, резко садясь и стряхивая с себя Фуоко. — Сопли кончай, поняла? Энергоплазмой у нее никто управлять не умеет! Люди, блин, и по воздуху летать не могут, и по воде плавать. По-твоему, все пилоты — нелюди? И моряки?

— Да при чем здесь…

— При том, что ты, Фучи, башкой своей умной гордишься, а простых вещей понять не можешь. Я в естествознании идиот круглый, и то помню, что человек в натуральном виде — такая бесхвостая обезьяна, живет в пещерах и ловит крыс, чтобы сырыми жрать. Это если технику забыть, а если не забывать, то и по дорогам гонять можно, и в небе летать. Мы до Удара самолеты и подлодки строили, а теперь просто другие штуки появились.

— Они сами по себе появились!..

— А лимузины твоего папашки не сами? Домище твой в Барне? Ты их заработала, купила, сама сделала? Нет, тебе их дали, а ты с детства привыкла пользоваться и не замечаешь ничего. А у меня от вашего особняка мурашки по коже, я не понимаю, как в таком здоровом амбаре жить можно. Я бы не смог. Ты привыкла, я нет, вот и вся разница. С нашими разрядами и прочим дальновидением та же штука. Привыкнешь, и все.

— Но мы же не понимаем…

— А телевизор ты понимаешь? — Кирис поморщился. — Сможешь его руками с нуля собрать, каждый транзистор выточить, или как их там делают? Да хотя бы телефон? Я лично даже не претендую. Меня все время в пустом самоедстве обвиняешь, а сама-то! Короче, Фучи, успокойся. Я лично как человеком был, так и остался, и тебе дурью маяться не советую.

Он слез с медицинской кровати и принялся натягивать трусы.

— В общем, у меня алгебра через… — одевшись, он глянул на часы, подмигивающие в углу терминала на рабочем столе. — Через тридцать минут. Райника!

— Транспортный дрон ожидает у входа в бункер, — отозвалась диспетчер.

— А?.. А, ну да, спасибо. Короче, Фучи, — он сунул ноги в сандалии, — ты меня знаешь, я говорить толком не умею. Если так хреново себя чувствуешь, с Дзии потолкуй. Или с координатором. Или с Рисой. Только глупостями занимаешься. Все, я ушел. До вечера.

Тяжелая внешняя дверь распахнулась, впустив влажный жаркий воздух тропических джунглей. Здесь, на Ланте, за время отсутствия человека ливневые леса быстро заполонили все доступное пространство. Теперь бывший военный бункер, задействованный паладарами под эксперименты, располагался посреди буйной чащобы, пахнущей мокрой зеленью и деревом, давно проглотившей соседние постройки. Гатто, мирно дремавший у стены, взвился на кровать, перескочил ее, буквально втоптав Фуоко в мягкий слой своими десятками катти живого (ну, предположим) веса, и выскочил за Кирисом до того, как дверь успела захлопнуться.

— Поймаю — хвост повыдергаю! — крикнула ему вслед Фуоко, выдирая физиономию из материала кровати, приподнимаясь на одной руке и грозя вслед кулаком другой. — Ну, а ты чего смотришь? — осведомилась она у Зорры, тоже вскочившей на кровать. — Тоже дурой назовешь?

— Глупостями занимаешься! — важно заявила парса. — Глупостями! Глупостями!

Так. Похоже, шестиногая ехидина выучила новое слово.

— Без тебя знаю, — Фуоко устало откинулась на спину. — Все меня бросили, одна ты осталась. Иди сюда…

Парса с готовностью устроилась у нее под боком и лизнула ребра шершавым языком. На сердце стало немного легче. Девушка запустила руку в мягкую разноцветную шерсть и принялась перебирать ее.

А ведь мы действительно здорово изменились, мелькнула в голове мысль. И координатор с Дзии уже не воспринимаются как кто-то, кого нужно стесняться, и парсы уже давно из комнаты не уходят, когда мы сексом занимаемся, и паладары из чего-то необычного и восхитительного давно превратились в скучную обыденность. Может, мы так взрослеем? Или просто обвыклись? Кстати, день рождения через три декады: пятнадцать лет — такая красивая круглая цифра! Еще два года — и полные гражданские права, можно даже замуж без родительского разрешения…

Все, пора прекращать ныть. И без того ночных терзаний куча, чтобы еще и днем себя мучить. Разнюнилась! Недаром Кир от тебя сбежал как ошпаренный. Все, закончили с соплями. Человек она или нет, но со своими проблемами они с Киром не одиноки. Читала же секретный ставрийский отчет, пересланный Рисой, где ясно сказано: массированное заражение энергоплазмой всего тела и разрастание нервной ткани наблюдается у почти сорока процентов обследованных. А обследовали чокнутые, но обстоятельные ставрийцы аж триста тысяч человек, включая малых детей и даже новорожденных. Значит, нужно не скулить, а пытаться понять последствия и возможности.

Кир, конечно, дубина редкостная, но даже у него просветления случаются. Самолет — не самолет, но что-то полезное из происходящего извлечь наверняка можно. Вот и займемся…

Быстро ополоснувшись под душем, Фуоко прямо голой плюхнулась за стол и активировала терминал. Покопавшись в своем рабочем пространстве, она вытащила папку с материалами для доклада на семинаре и заглянула в раздел входящей почты. Как и ожидалось, координатор уже прислал обработанные записи сегодняшнего эксперимента. Так, посмотрим… Графики электрической активности в участках нервной системы — ага, здорово работают электроды под кожей! Не зря она пару декад мучилась чесоткой в руках и спине — отличные данные, на их основании наконец-то можно делать конкретные выводы. Сколько времени продержатся серебряные волоски до отторжения? Паладары обещали не менее десяти декад, а возможно, и дольше, если химия сработает, как прогнозируется. Девушка легонько щелкнула ногтем по миниатюрной контактной площадке на предплечье.

— Дзии, — спросила она, — что-то принципиально новое сегодня удалось выяснить?

— Да, несмотря на краткость сессии, — подтвердил неб. — Гипотезу о связи энергоплазмы в ваших телах с некими внешними сущностями можно считать строго доказанной. С помощью подкожных электродов мы смогли зафиксировать возмущения электромагнитного поля, характерные для финиш-точек каналов гиперсвязи. Удалось надежно определить по крайней мере восемь каналов, и еще столько же под вопросом.

— Ух ты! — поразилась Фуоко. — Шестнадцать штук… А куда они уходят?

— У нас отсутствуют технологии, позволяющие определять смежные точки гиперканалов. До нашего появления здесь и столкновения с Арасиномэ это считалось теоретически невозможным. Поскольку Арасиномэ на практике демонстрирует ошибочность такой теории, она уже пересматривается, но результатов пока нет. Впрочем, Арасиномэ преподнес нам уже немало сюрпризов. Многого стоит одна лишь его способность использовать гиперсвязь в условиях, где мы с трудом поддерживаем даже каналы гораздо более грубой и менее устойчивой субсвязи.

— Понятно… — Фуоко немного помолчала, переваривая новость. — Дзии, а что вообще такое «гиперсвязь»? И «субсвязь»?

— Методы синхронного возбуждения удаленных друг от друга областей трехмерного пространства с использованием струн минорных измерений. Дэйя Винтаре, боюсь, данная тематика относится к закрытой для паллийцев. В качестве утешения могу сообщить, что я все равно не могу донести до вас суть процесса: требуемый понятийный аппарат крайне сложен даже для опытных ученых с многолетним стажем занятий математической физикой.

— Да нет, ничего страшного, я просто так спросила, — быстро откликнулась Фуоко. — К слову пришлось. Спасибо, мне дальше работать нужно.

— Приношу свои извинения.

Голос неба смолк. Фуоко вздохнула. С другой стороны, меньше знаешь — крепче спишь. И без того хлопот хватает. Она снова углубилась в папку с материалами. Связь нервной активности с внешними разрядами, графики изменения гравитационных градиентов… ага, вот визуализация, дальше идут предположительные схемы конвекций в энергоплазме, переполняющей ее тело, и — новое! — их связей с внешними потоками. А вот подробная схема выстрела… Ф-фу, запутаться можно. Аккуратно сложим материалы в ту же папочку и откроем доклад прямо на закладке, сделанной в ожидании сегодняшних испытаний…

Фуоко пробежала глазами текст и графики и покачала головой. Внезапно она представилась себе ребенком, с серьезным видом строящим из песка на пляже самый настоящий замок. Наверняка искины паладаров давным-давно свели воедино все данные, проанализировали и сделали выводы. Но что делать, если они категорически заявляют о невмешательстве в исследования паллийских ученых? А, ладно. Как бы то ни было, для нее доклад — реальный повод набить руку в серьезных вещах. И ей позволят выступить на самом настоящем научном семинаре, перед самыми настоящими учеными! Отличная школа, великолепный опыт, пусть даже результаты игрушечные. Кстати, три часа до физкультуры осталось, а потом — лингафонный кабинет и два часа эсперанто, затем еще час практики по катару в компании Кира, а там ужин и домашнее задание по аналитической геометрии. Ну, а потом Кир свалит к своим разлюбезным летчицам ковыряться в самолете, а Таня Каварова опять соберет подопечных, чтобы петь под гитару странные, но задорныеставрийские песни и разыгрывать забавные псевдоисторические сценки… В общем, больше сегодня поработать не удастся, так что оставшееся время следует использовать с толком.

Девушка открыла анатомический атлас на разделе центральной нервной системы и принялась быстро стучать пальцами по вспухшей из столешницы клавиатуре.

«…здесь Тверек. Таким образом, перефразируя Харлама, по результатам последних наблюдений, можно сделать однозначный вывод о связи действий Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория с активностью энергоплазмы в околозвездном пространстве Паллы. Сенсорные массивы, адаптированные к аномальному пространству новым способом, о котором я упоминал в последней сводке, позволяют констатировать коэффициент корреляции, превосходящий ноль девять».

«Здесь Карина. Спасибо, Тверек, но уж на таком-то уровне я могу и сама разобраться…» Маленькая очкастая девочка сидит за партой, сосредоточенно уставившись в толстую книгу. Сам собой листается букварь с яркими картинками животных. «Дзии, ты точно уверен, что с ребятами все в порядке?»

«Здесь Дзии. Мой ответ за последние планетарные полгода не изменился: я не вижу негативного влияния их усилий на состояние здоровья. Разрастание нервной ткани полностью прекратилось двенадцать декад назад, их тела стабильны — с учетом нормальных возрастных изменений, разумеется. У них молодые сильные организмы, и даже имплантацию микроэлектродов они перенесли практически без неприятных ощущений. Карина, я уже неоднократно просил перестать нервничать — я контролирую ситуацию постоянно».

«Здесь Карина. И все равно я не могу отделаться от ощущения, что мы ставим варварские эксперименты на беспомощных детях. Ладно, закроем тему. Итак, можно считать доказанным, что Кирис и Фуоко сознательно влияют на состояние энергоплазмы на расстоянии в десятки и сотни световых минут?»

«Здесь Харлам. Термин «сознательно» к данному сценарию сложно применить, но в остальном ты права. С учетом остальных экспериментов и наблюдений у нас появились основания для уверенного утверждения об интеграции биологических объектов на Палле в общую энергосистему Арасиномэ».

«Здесь Квентор. Точнее, в систему аномальных энергосвязей. Ощущение, что мы имеем дело с множеством независимых объектов, у меня в последнее время лишь усилилось».

«Здесь Тверек. Непринципиально. Основная проблема в том, что мы по-прежнему не способы выявлять связи между зараженными биологическим объектами и артефактами Арасиномэ. Даже с Фуоко и Кирисом мы не можем прогнозировать, где и когда проявится взаимодействие, а уж с остальными объектами наблюдений и говорить не о чем».

«Здесь Карина. Мой самый большой страх — что озера энергоплазмы под Хёнконом внезапно активируются в момент, когда мы меньше всего готовы».

«Здесь Камилл. Женщины, как всегда, иррациональны в эмоциях. Последний раз кольчона видели на Палле сезон назад. В Кайтаре даже начали поговаривать о роспуске побережного спецназа. Тебя так волнуют больше десяти декад спокойствия?»

«Здесь Карина. Я не…»

«Здесь Харлам. Молодежь, для пикировок откройте отдельный канал, будьте любезны. Если резюмировать, у нас нет оснований ни для страха, ни для безмятежности. Мы уже почти год топчемся на месте, почти не продвинувшись в исследованиях Арасиномэ».

«Здесь Камилл. А время тикает… Сколько там по уточненным прогнозам осталось Палле?»

«Здесь Тверек. Примерно две целых и четыре-пять двенадцатых терции до полной гибели биоформ на планетарной поверхности в результате усиления звездных излучений. Примерно сто семьдесят — сто восемьдесят паллийских лет, если тебе так удобнее, или примерно два стандартных планетарных века».

«Здесь Камилл. Грустно. Кара, хочешь вместе поплачем? Нет-нет, не швыряй в меня веселыми картинками и не мечи яростные взгляды, все равно не устыжусь. Я на полном серьезе — мне страшно нравится Могерат, и терять такую замечательную игровую… хм, рекреационную площадку совсем не хочется. Я еще не до конца отошел от грубости Джао на Текире, и вторую подобную потерю подряд моя чуткая и ранимая душа не переживет. Так, старички, если я правильно понимаю ваши проблемы, вам просто не хватает морских свинок на Палле? Чтобы плотно отслеживать связь их нервных систем и околозвездных артефактов?»

«Здесь Харлам. Если игнорировать неподобающее использование терминов, в целом проблема сформулирована правильно».

«Здесь Камилл. Ну так у меня есть для вас решение».

«Здесь Карина. Заранее уверена, что оно мне не понравится. Чего ты хочешь?»

«Здесь Камилл. Я же говорю, что женщины иррациональны. Не беспокойся, Кара, через пятнадцать-двадцать тысяч текирских лет ты повзрослеешь настолько, что сумеешь рассуждать здраво… ну, почти всегда. А я вовсе не предлагаю для опытов хватать людей на улице, как делал папаша твоей ненаглядной Фуоко, и тыкать их иголками в нервы без наркоза. Наоборот. Вам придется ногами отбиваться от толп желающих присесть на тестовый стенд, или я не Игрок с тринадцатым местом в Рейтинге. Но сначала позвольте представить честной компании одного застенчивого юношу».

«Биката/Бойра в канале. День всем. Господин Тверек, господин Квентор, мы раньше не общались. Рады знакомству, просим благосклонности».

«Здесь Карина. Би! Откуда ты взялся на Палле? Почему со мной не связался? Я так соскучилась!»

«Здесь Биката. Привет, Кара. Бойра порекомендовала устроить сюрприз. Мне Лика все уши прожужжал о вашем паллийском веселье, да и Камилл постоянно теребит, вот я и решил ненадолго выбраться с Текиры в гости, своими глазами посмотреть. Я только что впервые трансграничный переход совершил, еще не оправился толком…»

«Здесь Квентор. Биката/Бойра, радость взаимна, благосклонность пожалована. Надеюсь, я правильно использовал катонийские ритуальные формулы? Однако, молодые люди, если вы намерены обниматься и дальше, я позволю себе откланяться».

«Здесь Биката/Бойра. Нет-нет, господин Квентор, нижайше прошу прощения. У меня и в мыслях не имелось впустую тратить ваше время. Однако я знаю, как массово привлечь добровольцев для опытов, скрыв суть происходящего и избежав нежелательных спекуляций. На Текире я специализируюсь на конструировании чоки и исследованиях с области небиологического интеллекта, и по ходу дела мне приходится заниматься схожими вещами. Плюс я немного подумал над вопросом, который Кара задавала несколько периодов назад — ну, насчет тренажеров. Я еще не прорабатывал детально схемы устройств, адаптированные к местным условиям, но суть концепции вот в чем…»

07.21.1232. Каолянь, Кайнань

«Рыба-меч» ощутимо вздрогнула всем корпусом и замерла. Причальные рабочие перехватили сброшенные канаты и принялись споро наматывать их на кнехты. Не дожидаясь окончания процесса, заскрежетал трап, выдвигаясь с правого борта. Юно бесстрастно ожидал завершения причаливания, опираясь о поручни на корме яхты и рассматривая порт и вздымающиеся за ним городские небоскребы.

Каолянь. Он уже трижды бывал здесь проездом в качестве курьера, но еще ни разу не попадал в сам город. Как-то не складывалось — и замечательно, что не складывалось. Тем достовернее выглядит его сегодняшняя операция. Что может выглядеть естественнее, чем любопытство? Прости меня, атара, в который раз мысленно обратился он к Суоко, но я не предаю тебя. Ты всегда знала, что в один прекрасный день я пойду своей дорогой. И я специально обставил все так, что твоя инкарнация в Ставрии не попадет под удар. Прости. Вряд ли мы еще хоть раз увидимся. Возможно, однажды удастся передать тебе весточку — последнюю, прощальную, все объясняющую, но лучше считать, что наш вчерашний разговор в Хёнконе стал последним. Моя вина перед тобой неискупима. И не только перед тобой — вину перед Кариной-атарой я чувствую не меньшую.

Простите меня все. Паладары хотят лишь добра, но без зла мир существовать тоже не может. Там, где есть свет, всегда сгущаются тени — а где, как не в тени, место изгою? Новый Хёнкон светел, безмятежен и целеустремлен, в нем больше нет места скверне аристократических кланов, но в нем нет места и родившимся до Удара.

Резко выдохнув и отбросив грустные мысли, Юно закинул на плечо небольшой рюкзак, подобрал из кресла чемоданчик с документами, защелкнул на запястье браслет наручника, быстро прошагал через салон и сбежал по трапу, проигнорировав человекообразного боэй, предупредительно протянувшего руку для подстраховки. На пирсе уже гомонила, приближаясь, небольшая группа подростков и молодежи, оживленно обменивающихся комментариями на камиссе. Последняя — или одна из последних — партий учеников Университета из Ставрии. Если бы не Второй Удар, они добрались бы сюда еще пол-сезона назад… впрочем, если бы не Второй Удар, и Юно сейчас не волок бы в Ставрию очередную порцию документов.

— Слушайте меня, господа и дамы! — с заметным местным акцентом произнес на камиссе сопровождающий группу консул. — Здесь мы с вами расстаемся. Прошу всех подняться на яхту, соблюдая осторожность на трапе и крепко держась за поручни. Она доставит вас напрямую в Хёнкон. Расстояние по прямой — примерно восемьдесят цул, время в пути составляет менее двух часов. Позвольте пожелать вам успешной учебы и найти новых друзей…

По трапу радостно затопотали ноги: несколько подростков, явно учеников подготовительного колледжа, балансируя чемоданчиками, с воплями рванулись на яхту, не дожидаясь окончания речи. Провожаемый любопытными взглядами, Юно прошел мимо солидно держащихся студентов постарше и приблизился к Сируко, скромно стоящей поодаль. Как всегда, боэй, управляемый субличностью координатора, выглядел невысокой черноволосой и черноглазой женщиной с соблазнительными формами и носил красное ципао без рукавов, но с высоким воротником и длинным разрезом подола, доходящим почти до талии. Одежда, как координатор однажды пояснил в ответ на вопрос Юно, позволяющая быстро двигаться, не изменяя человекообразной формы боэй.

— Как прошла поездка, Юно-тара? — поинтересовалась Сируко на катару.

— Как всегда, нормально, Сируко-тара, — отозвался Юно. — У яхты отличный ход, быстрый и плавный. Совершенно не укачивает. Впрочем, я это заметил еще в первый раз.

— Рада слышать. Сейчас Бао-тара посадит студентов на корабль, и мы отправимся в консульство. Однако у меня не очень хорошая новость. Вылет вашего рейса задержан. У самолета выявились неполадки с одним из двигателей, и сейчас его проверяют механики. Из представительства «Международных авиалиний Ставрии» нас уже проинформировали, что вылет задерживается на четыре часа.

— Вот как? — на всякий случай Юно слегка нахмурился, чтобы скрыть возможные проявления волнения. Итак, Камилл действует по согласованному плану. Отлично. — Ничего серьезного, надеюсь?

— В соответствии с данными нашего источника, всего лишь небольшие сбои в бортовой электронике — скорее всего, как следствие продолжающихся флуктуаций метрики в непосредственной окрестности планеты. Необходимо заменить несколько блоков и проверить контакты. Рутинная профилактическая операция.

— Понятно… — Юно кивнул. — Хм… Знаешь, Сируко-тара, мне в голову пришло, что, может, оно и к лучшему. Я еще никогда в жизни не приезжал в Каолянь туристом. Могу я прогуляться немного по городу?

— Разумеется. Я вполне могу выделить данного дрона в качестве гида и провожатого.

— Нет, прошу тебя, не нужно. Я предпочитаю исследовать незнакомые города в одиночестве. Так куда интереснее, чем с чьей-то помощью. Родной язык я еще не забыл, а в остальном проблем не возникнет. Я оставлю тебе документы, и мы встретимся в условленном месте в условленное время.

— Ты рискуешь заблудиться и опоздать на самолет.

— При всем моем уважении, тара, — Юно подпустил в голос ледяных ноток, — если такое случится, я уволюсь и устроюсь ассенизатором где-нибудь в дальней ставрийской провинции. Однако, смею надеяться, я еще не настолько глуп. Вылет отложен на четыре часа, а я прошу два часа, не больше. Еще два оставляем на неожиданности. Или даже так: пару часов я гуляю в одиночку, потом мы встречаемся с тобой, и дальше уже ты решаешь, можно ли еще погулять или следует отправляться в аэропорт.

— Принято, — кивнула Сируко с непроницаемым выражением на физиономии. — Насколько я знаю, у тебя нет денег. Прошу взять на расходы.

Она протянула обнаженную руку, и из предплечья всплыло несколько свернутых в трубочку банкнот.

— Спасибо, — кивнул Юно, принимая деньги. Пять купюр по триста эн — довольно много на два часа для праздного туриста, но гораздо меньше, чем хотелось бы, с учетом его планов, не афишируемых даже перед Камиллом. Впрочем, даже на столько он не рассчитывал. Хорошо. Он извлек из кармана пиджака бумажник и опустил купюры в него.

— На всякий случай напоминаю, что не следует широко демонстрировать деньги и держать их в легко доступных местах, — проговорила Сируко. — Опасность физического насилия над туристом в Каоляне минимальна, однако карманников здесь довольно много. Кроме того, у местных торговцев есть привычка без разрешения влезать в кошелек и самостоятельно вытаскивать из него купюры, что открывает простор для мошенничества и ловкости рук. Не рекомендую держать деньги в пределах их досягаемости.

— Спасибо, учту, — Юно снова кивнул.

— Успехов в учебе! — крикнул сзади консул, и трап снова загрохотал, поднимаясь на яхту. Портовые рабочие принялись разматывать причальные канаты на тумбах. Несколько секунд — и судно, мягко зажурчав водометными двигателями, боком отвалило от пирса и устремилось в сторону моря.

— Ну, отправили последнюю партию, слава Теллеону, — консул подошел к Юно с Сируко и коротко поклонился. — Господин Юнару, рад, что вы добрались в целости и сохранности. Позвольте…

— Вы же слышали, что я говорю на катару, — перебил его Юно. — Я родился в Хёнконе и жил там до Удара. Прошу, говорите на нашем родном языке.

— Хорошо, — консул тоже переключился с камиссы на катару. — Юно-тара, я Бао Лю Хаяма, консул Университета. Сируко уже проинформировала тебя о задержке рейса?

— Да, Бао-тара, — кивнул Юно. — И мы даже договорились о программе действий. Я немного погуляю один по городу, а потом Сируко-тара встретит меня и доставит в аэропорт.

— Правильно, — одобрил консул. — Каолянь — очень красивый город, и с каждым годом все хорошеет. Рекомендую прогуляться по Ле Лай до Рыночной площади, далее по Ле Лой до оперного театра. Советую на Крытом рынке ничего не покупать, недешевое место: туристов много, торговаться сложно. В кварталах к югу от Ле Лай хватает небольших магазинов с тем же ассортиментом и ценами пониже. Только не перепутай: к югу, а не к северу, к северу находятся фирменные магазины, очень дорогие даже по ставрийским меркам. Да, и обязательно поднимись на Финансовую башню: она прекрасно видна с Рыночной площади, там минут пять ходьбы. С обзорного этажа открывается отличный вид на город, тем более что сегодня хорошая погода и дымки почти нет. А на Ле Лой есть туристический центр, где дают бесплатные карты. Вывеска большая, не пропустишь.

— Спасибо, тара, учту. Вы можете подбросить меня до Ле Лай?

— Разумеется, — кивнула Сируко. — Кратчайший путь от порта в консульство в любом случае пролегает через Рыночную площадь. Пройдемте в машину.

Как и в прошлые поездки, прохождение таможни оказалось простой формальностью. Таможенник в форме равнодушно окинул взглядом Юно и Бао, задержался масляно блеснувшими глазами на Сируко и молча кивнул головой в сторону турникета. Парой минут позже большой туристический автобус, за рулем которого устроилась Сируко, а единственными пассажирами оказались Юно и консул, выехал с автостанции и вырулил на городские улицы, проходившие здесь вплотную к пассажирскому терминалу. Шумный сигналящий поток мотоциклов, в котором терялись отдельные автомобили, подхватил и понес застекленную громадину, осторожно перестраивающуюся между полосами и подолгу застревающую на поворотах. Как всегда, дорожная разметка воспринималась аборигенами в качестве давно примелькавшихся декораций. Юно, привыкший к размеренности дорожного движения Ставрии и четким маневрам транспортных дронов в Университете, то и дело вздрагивал, когда на его глазах автобус, их или чужой, почти затирал мотоцикл. Но каким-то чудом все всегда обходилось.

Казалось, во всем Кайнане не нашлось бы вещи, которую местные не могли нагрузить на мотоцикл. Вот на мотороллере сосредоточенно катит семейка: мамаши за рулем, папаша сзади, отпрыск лет семи зажат между ними, и еще один карапуз лет трех или четырех устроился меж мамашиных ног. Вот на багажник нагружена здоровая связка клеток с живыми курами, индифферентно глядящими на окружающее движение. Вот катит мужчина, умудрившийся примотать к своему двухколесному средству передвижения огромную, метра полтора в ширину, корзину, из которой на пару метров вверх торчат какие-то зеленые кусты. Вот еще один пристроил позади себя здоровую картонную коробку с полуободранными надписями. Вот грудастая девица — в коротких шортах, майке в обтяжку и босая — обняла сзади и прильнула к парню, закованному в плотную кожаную куртку, черные очки и не менее плотную матерчатую повязку на лице…

— Каолянь — город мотоциклов, — пояснил консул, заметив направление его взгляда. — Куда удобнее автомобилей в наших условиях. Даже богатые люди, имеющие хорошие автомобили, зачастую предпочитают мотоцикл.

— Да, я заметил еще раньше, — кивнул Юно. — Пересядь хотя бы четверть народа на машины, и город бы встал. Там, впереди, не Рыночная площадь?

— Она самая. Тебя высадить?

— Да, если можно.

Через пару минут автобус сумел осторожно подкрасться к обочине, и Юно, оставив на сиденье дипломат с документами, но прихватив рюкзак, подошел к двери.

— Сейчас одиннадцать пятнадцать, — сказала Сируко. — У тебя два часа. В два пятнадцать встречаемся у оперного театра, вон там, — она указала рукой вдоль Ле Лой. — Ищи красный автомобиль с дипломатическими номерами, но если не заметишь, я тебя найду. Можешь оставить вещи в автобусе, я привезу их.

— В рюкзаке вода и камера, — покачал головой Юно. — Да и мелких сувениров, может, куплю — не в руках же их таскать. А документы я оставил, за ними пригляди, пожалуйста. До встречи.

Он махнул рукой на прощание, бросил на Сируко последний взгляд и соскочил на тротуар. Дверь автобуса тут же захлопнулась, и автобус, взревев мотором, отвалил от тротуара и укатил, бережно расталкивая боками сплошной поток мотоциклов. Юно посмотрел ему вслед. Вот и все. Не будет никакой встречи у театра. Если он увидит Сируко еще раз, значит, провалил план тихого ухода. Больно исчезать вот так, не попрощавшись даже с Нихокарой-атарой, много лет заменявшей ему мать, но любой другой вариант еще хуже.

Он отошел к фонарному столбу, игнорируя замахавшего ему моторикшу, и прикрыл глаза, вспоминая план местности. За те четыре декады, что готовилось его исчезновение, он зазубрил и мог воспроизвести схему основных городских проспектов Каоляня даже спросонья. Но сейчас ситуация еще проще: он у Рыночной площади, и куда идти, представляет прекрасно.

Лавируя между припаркованными на тротуаре мотоциклами и выносными прилавками, Юно вышел на Ле Лай и двинулся к западу, бросив равнодушный взгляд на двухэтажный рынок. Часы на его башенке показывали двадцать минут первого. Ожидать в условленном месте его станут до двух, так что времени масса. Можно не торопиться, тем более что следующего шанса прогуляться по улицам вот так, в открытую, ему может не выпасть до конца жизни. Молодой мужчина размеренно шагал по тротуару, оглядывая бесчисленные туристические бюро, небольшие выносные кухни, где в кастрюлях и на жаровнях готовились рисовая лапша, вареный рис, говядина и свинина, лоточников, торгующих разнообразной дребеденью, бездомных, скорчившихся на газетах в мрачных закоулках, а то и прямо на асфальте у ресторанчиков… Центральную часть проспекта превратили в парк, засаженный деревьями, с аккуратно разбитыми клумбами, скамеечками и даже спортивными снарядами. Там играла музыка, гуляли толпы аборигенов, группа пожилых тетушек делала зарядку под бодрые выкрики из громоздкого ленточного магнитофона. Прохаживались полицейские, бросая по сторонам внимательные взгляды. Пара таких прошла навстречу, не обратив на него никакого внимания. Хорошо. Умение сливаться с толпой ему еще очень пригодится.

Нужный переулок он обнаружил минут через пятнадцать. На противоположной стороне возвышалось стеклянное офисное здание-ориентир. Юно продрался сквозь небольшой фруктовый рынок, где торговали плодами манго, хлебного дерева, ананасами и бананами и вошел под неприметную арку, открывающуюся на изгибающуюся змеей узкую улочку меж трехэтажных зданий, прилепившихся друг к другу узкими фасадами. Миновав по правую руку три гостиницы, одну — явно сомнительного содержания, он вошел в прохладную полутьму пустующего гаража на первом этаже дома и остановился в двух шагах перед дремлющим на корточках стариком с клочковатой седой бородкой. Тот приоткрыл один глаз и зевнул, продемонстрировав гнилые зубы.

— Время вспомнить о старых долгах, — произнес Юно, глядя ему в глаза.

— Некоторых должников лучше не беспокоить, тара, — отозвался тот, почесывая нос.

— Тогда кто же захочет отдавать долги в будущем?

— Браво! — иронично произнес дрон, управляемый Камиллом, распрямляясь. — Считаем, что генеральная репетиция завершена, продолжай в том же духе. Как оторвался от сопровождающих?

— Ничего сложного, атара, — как можно почтительнее ответил Юно. — Просто отпросился погулять по городу в одиночку.

— Превосходно, — Камилл кивнул. — Ну что же, настало время познакомиться с помощниками и связным Анъями. Напоминаю, что для всех, кроме тебя, я всего лишь случайный посредник. Веди себя соответственно и не вздумай проговориться.

— Анъями? — Юно приподнял бровь. — Зачем нам Тьма, атара?

— О, они могут быть весьма полезны в темных делишках, прости меня за каламбур, — усмехнулся Демиург. — По крайней мере, без связей с черным рынком оружия тебе не обойтись, сам понимаешь. Ну, юноша, готов сжечь мосты? Ты все еще можешь повернуться и выйти отсюда. У тебя есть время и последняя возможность вернуться к старой жизни. Твое решение?

— Я готов, — негромко сказал Юно. На сей раз нужды играть не было, и он на секунду позволил проявиться своим истинным чувствам. — Старые грехи не должны остаться неискупленными, иначе завтра не взойдет солнце. С момента нашего последнего разговора полторы декады назад не изменилось ровным счетом ничего. Я готов.

— В таком случае поздравляю с назначением на высокий пост, — Камилл криво усмехнулся. — Ты уже выбрал название клана?

— Да, атара. «Адаути».

— «Месть»? Оригинально. Но, по крайней мере, недвусмысленно. Ну, хватит терять время. Иди за мной.

Старик прошел через дверь в дальнем углу гаража. Вопреки ожиданиям, она открылась не на лестницу в подвал, а в узкий проход между домами, где не разошлись бы и два человека. Какое-то время Юно следовал за провожатым в лабиринте проходов и улочек, наверняка, он был уверен, не отмеченных ни на каких картах. В конце концов путешествие завершилось в маленьком дворике, где бродили несколько кур и один тощий черный петух. Отчетливо воняло помойкой, и прямо на глазах у Юно крыса, совершенно не стесняясь солнечного дня, шустро вскарабкалась по углу дома на третий этаж и исчезла где-то под плоской крышей.

— Сюда, — старик распахнул дверь на лестницу, на сей раз действительно ведущую в подвал. — Помни: с этого момента ты оябун нового клана, от которого зависит жизнь и смерть кобунов. Старую роль интеллигентного мальчика забудь навсегда.

— Много болтаешь, старик! — холодно оборвал его Юно. — Не забывайся и знай свое место, шо.

— Да, атара! — дрон Камилла мгновенно изменился. На его лице появилось испуганно-заискивающее выражение. — Конечно, атара. Прошу, иди за мной.

В мрачном бетонном подвале, тускло освещенном единственной лампочкой под потолком, сидели трое. Два парня чуть моложе Юно поднялись навстречу новоприбывшим, третий же, возрастом заметно за тридцать, остался сидеть на скамье, поджав под себя ногу.

— Проходи, атара, — лебезящим тоном пробормотал провожатый. — Пожалуйста, знакомься: Юмэй Киритоса-тара и Цзин Ямадака-тара.

Вставшие синхронно поклонились, и Юно поклонился в ответ.

— Суань Фа-атара, — Камилл показал в сторону сидящего. — Он твой связной с «Коброй» в Каоляне.

Связной Анъями неторопливо поднялся и взял в руки длинный тряпичный сверток, лежавший рядом.

— Значит, ты тот, кто возглавит новый клан, — задумчиво сказал он, внимательно осматривая Юно с головы до ног. — Ты не похож на нашего человека.

— Я не ваш человек, — Юно даже не попытался скрыть неприязнь в голосе. — Я сам по себе. С «Коброй» у меня отношения чисто деловые, отнюдь не дружеские. Деньги в обмен на информацию и оружие, не более того.

— Мне все равно, — Суань пожал плечами. — Я всего лишь выполняю приказ оябуна. Возьми.

Он протянул сверток, и Юно, бросив рюкзак на пол, осторожно принял его. Быстрыми движениями размотав тряпку, он освободил простые деревянные ножны. Трое людей выжидающе смотрели на него. Юно резким движением выдернул меч, и идеально сбалансированный, чуть изогнутый клинок едва ли не сам собой рассек воздух тусклым полукругом. Игрушка, да. Бесполезная в бою — вряд ли он когда-нибудь сумеет воспользоваться ей на самом деле. Но в стране, где клинок — символ власти оябуна, без него нельзя. Конечно, традиция давно отжила и, если верить Камиллу, нынешние оябуны хранят забытые мечи в пыльных чуланах, но в его положении придется хвататься за каждую мелочь. Да и кто знает, как сложатся дела? Возможно, бесшумное оружие еще пригодится в деле. Наверняка Нихокара-атара, учившая фехтовать бездомного мальчишку-изгоя, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей, не предполагала, для чего пригодится это умение. Прости, атара. Я искажаю и извращаю все, чему ты меня учила. Он снова провел мечом в воздухе, сделал пару пробных выпадов и убрал его в ножны.

— А ты с железками умеешь обращаться, сразу видно, — одобрительно заметил связной Анъями. — Ладно, держи.

Он достал из-за пазухи халата толстый запечатанный конверт и сунул его Юно.

— Здесь координаты трех временных убежищ — одна в Кайнане и две в Ценгане. Плюс контакты кобунов «Кобры» в их окрестностях. Они за тобой остаются три декады, если только не заплатишь за новую аренду. От меня еще что-то нужно?

— Да, тара. У меня есть одна просьба.

— А именно?

— Я хочу, чтобы меня считали мертвым.

— Как скажешь. Чего хочешь конкретно?

— Конкретно я хочу, — губы Юно искривились в тонкой зловещей ухмылке, — проверить, насколько компетентны в своем деле кобуны «Кобры».

Он сбросил ножны с меча, вздернул рукава пиджака и рубашки на левой руке и полоснул по ней клинком. Кожу обожгла боль, струйки крови весело побежали по предплечью и закапали на пол. Юно положил меч на скамью, затем стянул с запястья выпачканный кровью идентификационный браслет Хёнкона и бросил его на скамью рядом со связным Тьмы, глядящим на него как на сумасшедшего.

— Сделаешь так, чтобы полиция нашла браслет и поняла, что делать, — как ни в чем ни бывало проговорил он. — Когда меня начнут искать, кровь убедит паладаров, что я стал жертвой вооруженного нападения. Стой! Не хватай голыми руками. Паладары выявят каждую молекулу ДНК, что на нем задержится. Если не хочешь попасть в их черный список, бери только через тряпку.

— Нельзя терять много крови, атара, — заискивающе проговорил псевдо-связной. — Нужно перевязать рану, пока слишком много крови не вытекло.

— Само собой. Бинты есть или что-то похожее?

Пока один из его новых помощников перевязывал руку с помощью оторванного рукава рубахи, Юно стоял с закрытыми глазами. Перед его внутренним взором стояло лицо Нихокары-атары. Я делаю совершенно не то, чему ты меня учила, мысленно сказал он. Но я должен. Возможно, ты сочтешь меня предателем, если узнаешь правду, но, по крайней мере, поймешь мои мотивы.

— Ну, а теперь, — деловито сказал Суань, когда перевязка завершилась, — последний инструктаж, и я исчезаю. Итак, сегодня ночью люди «Кобры» переправят тебя в Шансиму на катере. Не беспокойся, территориальные воды Хёнкона он обойдет далеко стороной. Твои кобуны в Шансиме ждут по первому из указанных адресов…

Тот же день. Барна, Кайтар

Повинуясь движению пальца на небольшом рычажке, инвалидное кресло развернулось в коридоре и вкатилось в приемную. Аницето Перито уже сидел в кресле, задумчиво перебирая бумаги в толстой кожаной папке. Увидев хозяина, он встрепенулся и поднялся.

Хавьер Деллавита медленно кивнул в знак приветствия и подвел жужжащее электромоторами кресло к двери кабинета. С трудом потянувшись правой рукой, он дотронулся до замка золотым перстнем, в который искусный мастер встроил электронный ключ, толкнул разблокированную дверь и въехал в свой кабинет. Вспышка ненависти к своему словно деревянному телу на мгновение затмила глаза, и он, стиснув зубы, заставил себя успокоиться, не прекращая движения к рабочему столу. Приступы необъяснимой, но при том неудержимой ярости стали для него обычными, и, что самое скверное, часто они заканчивались припадками страшной черной депрессии. Доктора в один голос заявляли, что такие состояния являются типичным следствием геморрагического инсульта, и что он должен благодарить Ваххарона хотя бы за сохранение ясности мышления и общей подвижности тела. Четыре заболевших из пяти полностью утрачивают контроль за конечностями или, еще хуже, за телесными функциями, перестают узнавать окружающих, не способны нормально думать и так далее. Ваххарона благодарить, как же! Есть ему дело, можно подумать, до простых людишек…

— Садись, — с трудом ворочая языком, промямлил Хавьер, пристроив кресло за столом. — Где Сима?

— Дэй Массим приехал несколько минут назад, — пояснил глава аналитической службы. — Вероятно, он задержался поговорить с дэйей Мартой и вот-вот появится.

А, ну да, конечно. С Мартой. Хавьер не знал, благословлять жену за то, что вернулась, узнав об его инсульте, или же проклинать ее как свидетельницу своего позора и несчастья. Вернуться-то она вернулась, но в ее поведении по-прежнему проглядывала холодность и отчужденность. Нет, она никогда не позволяла себе демонстрировать их явно, но внутренним чутьем, обострившимся в ходе болезни, он чувствовал, что все не так, как должно быть.

Еще прошлой осенью, менее года назад, его дом бурлил жизнью. Марта гоняла слуг, Массим старательно изображал взрослого солидного бизнесмена, Лойза деятельно готовилась выйти замуж, Фучи просто радовала глаз своей живой красотой и упрямой непосредственностью… Хавьер никогда не считал себя образцом примерного семьянина, но он любил жену и детей, и те отвечали ему взаимностью, пусть и на свой лад. И вот теперь огромный особняк стоит пустым и унылым. Старший сын и средняя дочь уже живут отдельно, своими домами, жена находится рядом лишь из чувства долга или же богобоязненности, не суть важно, а младшая дочь… При мысли о Фуоко глава семьи Деллавита почувствовал мягкий удар внутри черепной коробки, в глазах поплыли радужные круги. Нет, нельзя. Нельзя о ней думать. Доктора строго-настрого запретили все, что может вызвать повышение давления. Они даже с документами работать запретили, кочерыжки яйцеголовые! Ну, здесь эскулапы перебьются. Хватит валяться без дела в постели, ограничиваясь получасом работы в день, пора снова брать вожжи в руки. Лучше сдохнуть от нового инсульта, чем жить, как растение.

— Пока Симы нет, Ани, обрисуй, что с Могератом, — пробормотал Хавьер, стараясь как можно отчетливее проговаривать слова.

— Все по-прежнему, — Аницето быстро извлек из папки лист бумаги. — Наши люди уже наладили прочные контакты с несколькими бандами… группировками Анъями в крупных портовых городах Ценганя, включая Шансиму, Оохай, Цхохе и Катасаки. Они кажутся весьма заинтересованными в поставках быстроходных грузовых катеров, способных уходить от кораблей береговой охраны. Айдари уже отправлены инструкции, как вести переговоры. Также они неоднократно пытались вести разговоры об оружии, но, следуя вашему указанию…

Глава аналитической службы заметил движение пальца хозяина и замолк.

— Попы? — осведомился Хавьер.

— Эмиссары Церкви отлично нашли общий язык с бывшей хёнконской аристократией, — лицо Аницето искривилось в ехидной ухмылке. — В судах Ценганя уже инициировано примерно три десятка групповых исков против Университета с требованиями компенсировать стоимость потерянного недвижимого имущества. Судьи, по предварительным наблюдениям, в массе своей еще не решили, относиться к истцам благосклонно или наоборот, хотя надлежащие подношения принимают охотно. Правительство-за-рубежом тоже заметно активизировалось, короля Хёнкона активно побуждают к действиям, хотя этот слизняк вряд ли решится идти против паладаров. Однако, дэй Деллавита, кое-что я не понимаю. Похоже, бывшую знать подзуживаем не только мы.

Хавьер молча поднял бровь.

— Не могу сказать ничего определенного, шеф. Просто шкурой чую — что-то не так. Мои аналитики выявили еще по крайней мере десяток исков в адрес паладаров, с попами никак не связанных, но точно таких же пустых и бесперспективных. Удалось раздобыть три исковых заявления — стиль чрезвычайно похож на поповский. Все иски также поданы группами бывших хёнконских аристократов. Конечно, возможно, что они раздухарились сами по себе, следуя примеру собратьев по шакальей стае, но также может оказаться, что против паладаров играет кто-то еще.

— Продолжай разработку, — процедил Хавьер. — Если найдешь тайного игрока, в контакт не вступать без моих указаний. Фучи?

— По-прежнему почти никаких сведений, — Аницето качнул головой. — Информаторов в Университете у нас по-прежнему нет, а опросы рабочих, возвращающихся из Хёнкона, ничего не дают. В Университете уже собрано около пяти тысяч студентов, не говоря уже о кураторах и преподавателях, и дэйя Фуоко просто теряется в общей массе. Удалось лишь выяснить, что она жива и неплохо, судя по всему, себя чувствует, что совпадает с формальными ответами университетской администрации и ее письмами матери. Наши контакты в дипломатической миссии также не могут сказать ничего внятного.

Хавьер тяжело вздохнул. Ну, знать, что с дочерью все в порядке, тоже неплохо. Однако же она ни разу не написала и не позвонила ему. Ни разу… Через три декады у нее день рождения. Пятнадцать лет исполняется девочке — живи она дома, устроенный ей праздник вся Барна обсуждала бы целый сезон. А сейчас удосужится она хотя бы прочитать письмо с поздравлением?

Как она не понимает, что отец желает ей лишь добра?

Дверь распахнулась, и в кабинет быстрым шагом вошел Массим.

— Здравствуй, отец, — приблизившись, он склонился и поцеловал Хавьера в щеку, затем отошел в сторону и опустился в кресло. — Рад видеть, что тебе лучше. И вид у тебя заметно здоровее, чем раньше. Здравствуй, Ани.

Хавьер поднял руку и провел по шрамам на гладко выбритой голове — после перенесенной трепанации черепа он решил не отращивать пока шевелюру на случай повторной операции — и ухмыльнулся. По зеркалу он уже знал жутковатую гримасу, перекашивающую физиономию, выходившую вместо улыбки. Доктора оптимистично клялись, что подвижность лицевых мускулов восстановится вместе с остальным телом, но Хавьер им не верил. Наплевать. Он никогда не выглядел обаяшкой, да и не перед кем сейчас красоваться.

— Некоторые покойники краше выглядят, — пробурчал он, борясь с непослушной щекой и языком и стараясь артикулировать как можно тщательнее. — Не трать силы на комплименты. Да и мне говорить тяжело. Раз все собрались, давайте обсудим дела, накопившиеся… за время моего отдыха.

— Отец, ты уверен, что тебе можно напрягаться? — озабоченно спросил Массим. — Я говорил с доктором Чеветто. Он утверждает, что в твоем состоянии даже газеты читать не стоит, чтобы не волноваться лишний раз.

— Не дождешься, сынок, — Хавьер ухмыльнулся еще раз. — Не волнуйся, успеешь еще порулить…

— Глупости не говори! — Массим перебил куда резче, чем следовало, и глава семьи Деллавита нахмурился. — Отец, ты меня всегда за ум хвалил, так сейчас-то зачем обижаешь? Я не хуже тебя понимаю, что у вчерашнего студента, пусть даже блестящего, нет никакой возможности взять на себя управление гигантским промышленно-финансовым конгломератом и не развалить его. Я, знаешь ли, хочу унаследовать процветающее дело, а не дымящиеся руины. Но и ты пойми, что еще десяток декад наши предприятия вполне проживут в текущем режиме…

— Хватит! — оборвал его Хавьер. — Я это сто раз от врачей слышал. Но я сам решу, когда и сколько мне работать. К делу. Ани, что со сбросом активов?

— По плану, — аналитик покопался в своей папке. — «Радужный мост» — продано пятьдесят тысяч акций. «Лазурное море» — двести семнадцать тысяч. «Эль пасио» — семьдесят четыре…

— Стоп! — Массим поднял руку. — Отец, я не понял. Почему ты продаешь акции компаний, производящих детские товары? Они уже не первый год стабильно растут в цене не менее восьми процентов в год, не говоря уже про неплохие дивиденды. Даже Второй Удар их почти не поколебал. Я чего-то не знаю?

— Да. Не знаешь, — медленно кивнул Хавьер. — Но всему свое время. Ани, что с ценой?

— Поскольку мы сбрасываем активы через подставные фирмы мелкими партиями, биржа пока что ничего не заподозрила. Осталось не так много, так что и не заподозрит, я думаю.

— Покупки?

— За три дня мы скупили все доступные акции четырех строительных фирм — «Райский дом», «Надежная бухта», «Сияние» и «Подземные убежища Масавьера». В итоге каждую из фирм мы контролируем не менее чем на семьдесят процентов. Я полагаю разумным, — Аницето поднял взгляд от бумаги, — на некоторое время приостановить закупки. По сведениям моих источников, несколько крупных игроков уже отследили нашу активность, хотя пока и не привязали ее к нам, и насторожились. Плюс к тому у нас от восьмидесяти до девяноста пяти процентов акций «Счастливой коровы», «Фермерского дома», «Тихого лога»…

— Хорошо. Сима?

— И опять не понимаю, — задумчиво откликнулся Массим. — Про «Сияние» я раньше не слышал, но остальные три фирмы занимаются строительством подземных убежищ. Когда после Второго Удара выяснилось, спасибо паладарам, что энергоплазма прекрасно чувствует себя и под землей, они почти обанкротились. По крайней мере, я слышал о множественных отказах от уже почти готовых убежищ, а новых заказов у них практически нет. За последний сезон их акции понизились в цене в три раза и продолжают падать. Фирмы же, производящие консервы… Курсы их акций достаточно стабильны, доход мизерный, вкладываются в них пенсионеры и мелкие клерки. То же самое с производителями мясных и молочных консервов. Я опять не в курсе чего-то?

— Да. Ани, дай ему статью.

Массим принял от аналитика несколько скрепленных скобкой листов бумаги и пробежал их глазами.

— Отец, — сказал он наконец, — ты же знаешь, я не физик. Мне графики и формулы ничего не говорят. Кроме того, это ведь даже не статья, а препринт, если я правильно понимаю. О чем речь? Никогда в жизни не слышал ни об Ардито Профетеггиаре, ни о физическом факультете университета Челестины.

— Теперь услышал — и запомни как следует. Парень — гений и уже работает на нас. Ему спешно организуют собственную лабораторию, пока другие к рукам не прибрали. Ани, поясни.

— Как вы помните, Массим, — вступил Аницето, — Карина Мураций в свое время передала нам пакет документов, где упоминались в том числе изменения на солнце. Паладары считают, что в относительно скором времени оно, вопреки известным астрономическим теориям, станет сверхновой звездой первого типа, то есть попросту взорвется. Основной причиной являются изменившиеся законы физики в окрестностях солнца, приводящие к лептонным флуктуациям, что, в числе прочего, чрезвычайно затрудняет наблюдение с помощью аппаратуры, разработанной до Удара. Паладары утверждали, что в настоящее время наши ученые не способны обнаружить изменения в спектре солнечного излучения. Однако дэй Профетеггиаре разработал, насколько я в состоянии понять суть его открытия, новую модификацию спектрометра, позволяющего резко повысить точность анализа заатмосферного излучения. Статья описывает конструкцию прибора, а также проведенные наблюдения. Как считает мой естественнонаучный отдел, его выводы полностью подтверждают заявления паладаров.

— Здесь нигде не написано про сверхновую и взрывы, — заметил Массим, снова пробегая глазами по строчкам. — Во всяком случае, с ходу я не вижу.

— У серьезных ученых не принято раздувать сенсации, сынок, — хмыкнул Хавьер. — Они предпочитают десять раз перепроверить в своей среде и лишь потом рассказать дилетантам. Однако наши собственные умники считают, что выводы очевидны. Любой, кто понимает в предмете, их сделает.

— Предположим. Я даже могу догадаться, почему ты сливаешь акции игрушечных фирм и затариваешься строительными и продуктовым конторами — первые при таких известиях резко рухнут, зато вторые взлетят. Но препринт заумной статьи на биржу никак не повлияет.

— Препринт сделан восемь декад назад, — пояснил Аницето, повинуясь взгляду шефа. — Финальную версию опубликует журнал «Физика и астрономия» на следующей декаде, и она сведет с ума научный мир.

— Так, — кивнул Массим. — Но биржа физикой не интересуется…

— Думай, Сима, — Хавьер вперил в сына тяжелый немигающий взгляд. — Это твое домашнее задание. Решение уже есть, но твое дело придумать свой вариант самостоятельно. Возможно, мы и его используем, если хорошим получится. Заодно подумай на пару с Ани, как еще можно перераспределить наши активы в ближайшее время в ближайшее время. Привыкай работать собственной головой.

— Ладно, — Массим вытянул ноги и заложил руки за голову. — Подумаю. В общем-то, одно предложение уже есть. Ты уже смотрел мои планы по реструктуризации флота? По-моему, пассажирские перевозки нужно сбрасывать, и чем быстрее, тем лучше — от них сплошные убытки в последнее время. Торговый и добывающий…

— Смотрел. Обсудим позже. Сначала, Ани, сводку за последние полгода. Готова?

— Да, шеф, — глава аналитической службы извлек из своей папки очереднойдоклад и положил его на стол. — Рыбопромысловый флот и плавучие фабрики работают в прежнем режиме. Количество произведенных морепродуктов по декадам приведено в первой таблице…

09.21.1232. Хёнкон

— …а чему равна производная квадрата синуса, нам расскажет сэрат дэй Кирис Сэйторий.

Ироничная ухмылочка на физиономии Бальтазара Станцы заставила Кириса сильнее стиснуть зубы. Вредный и ехидный, почти как Фучи в скверном настроении, учитель иногда доставал так, что хотелось вытрясти из него душу. Однако Кирис терпел: чтобы стать строителем, нужно учиться самому ворочать мозгами. Если Палек не врал, и его груды формул вокруг головоломных рисуночков и в самом деле простейшие расчеты, то тупому уличному хулигану в строительстве делать нечего. То есть дебилу придется распрощаться с мечтой отстроить Хёнкон… Значит, нужно разрабатывать мозги — так же, как дома, в Барне, он упорно темными вечерами подтягивался на турнике, поднимал кирпичи за неимением гантелей и отжимался на кулаках, пока подкосившиеся руки не заставляли ткнуться подбородком в пол. А учитель — он как тренер в ринье или сержант в армии: его дело — гонять всех в хвост и гриву, чтобы не расслаблялись.

Впрочем, жизнь в университетском колледже оказалась не такой уж и тяжкой, как мнилось поначалу. Засобачили его, разумеется, в группу для начинающих — таких же, как он, скудных умом, но каким-то чудом прошедших по категории «многообещающих». Как и в Барне, Кирис по-прежнему предпочитал одиночество, но по большей части по привычке. Народ в группе очень походил на него: мальчишки и девчонки из бедных или даже совсем нищих семей, по большей части с Могерата и из Кайтара. Большинство пропускали занятия в школе, подрабатывая по мелочам, чтобы принести в дом лишнюю монету, и если бы не паладары, так и закончили бы жизнь разнорабочими на какой-нибудь фабрике или крестьянами на рисовом поле. Ставрийцев тоже хватало, но они проходили по категории не «нищих» (кажется, даже самые богатые жители народной республики считались бы умеренно бедными в Кайтаре), а «трудных» — смысл термина Кирис не понимал и понять не пытался. Не его дело. Сверх того в группу затесались двое местных — дети торговцев и квалифицированных рабочих, которым паладары дали разрешение на неограниченное проживание в Хёнконе. Подростки с Могерата, Типпы и Торвалы на удивление быстро нашли общий язык, несмотря на необходимость общаться через автоматические переводчики, встроенные в терминалы. Кажется, одна парочка — девчонка из Кайтара и парень из Ставрии — даже успела закрутить роман.

— Ну, дэй Сэйторий, могу я надеяться услышать ответ до конца занятия? — Станца демонстративно взглянул на часы. — Или засчитаем технический нокаут в пользу математики?

По группе прокатились смешки. Ну, хрен вам!

Кирис резко поднялся из-за парты и прошел к доске. Он тронул светлую область сбоку, стирая написанное, взял деревянное стило и начал быстро набрасывать вывод формулы: «(СН∩2 а)↓ = (СН а × СН а)↓ =…» Когда он, наконец, завершил цепочку гордым «СН 2а», в комнате стояла почтительная тишина. Кирис прикинул, не стоит ли показать еще и вывод через производную сложной функции, но решил, что не стоит. Хватит и одного способа. Один из ставрийцев пробормотал что-то на камиссе, и остальные ставрийцы, а чуть погодя — и сидящие с наушниками, захихикали, но в их смехе слышалось одобрение.

— Надо же, дэй Сэйторий, вы иногда даже домашнее задание делаете, — в свою очередь улыбнулся учитель. — Вы понемногу становитесь настоящим inteligenta knabo. Садитесь, heroo de la tago, вам плюс балл.

Он коснулся своего терминала, где, как краем глаза заметил Кирис, виднелся открытый классный журнал. Парень прошагал по проходу и плюхнулся на свое место. На «умненького мальчика» он почти не обиделся, а «герой дня» и вовсе льстил самолюбию. Не зря Фучи вчера вечером заставляла его пыхтеть над производными! Кстати же, и эсперанто он уже кое-как понимает. Глядишь, в скором времени действительно в отличники выбьется и начнет ходить в очках и наглаженных брючках… Видимо, он хмыкнул слишком громко, потому что Станца недовольно покосился, хотя и не сделал замечания.

Приподнятое настроение, однако, быстро прошло. До конца занятия он честно пытался вдумываться в рассказ учителя, дублирующийся строчками на персональном терминале. Тригонометрические формулы упорно отказывались восприниматься, вгоняя в тоску и дремоту. Блин, еще год назад равносторонние треугольники казались чем-то запредельным, а сегодня его производными мучают! Нет, не то чтобы он совсем уж ничего не понимал: все-таки многочасовые сидения над учебниками математики и физики в компании Фучи давали свои плоды. А кое-что — географию, например, или мировую историю в паладарском изложении — Кирис даже искренне любил. Но все-таки ржавые мозги давали себя знать. Ну ничего, Риса четко пообещала: если год-полтора разрабатывать их как следует, дальше станет много легче. Вот только выдержать бы этот год…

Когда наконец-то прозвучала мягкая мелодия звонка, Кирис выбрался из учебного корпуса и остановился возле транспортного терминала. Гатто плюхнулся в тенек рядом с крыльцом и тяжело задышал, вывесив розовый язык между острых клыков. Вот артист! И кислород ему не нужен, и не перегревается он, а все изображает! Кирис подавил искушение сунуть парсу в пасть камешек: однажды за такое он уже поплатился почти всерьез прокушенным пальцем. Медсестра (живая, не дрон Дзии), заклеивавшая глубокие кровоточащие царапины, укоризненно покосилась на зловредного спутника. Тот, однако, лишь изобразил свою фирменную ехидную улыбочку, повергавшую в почти религиозный экстаз половину учеников колледжа и поголовно всю мелюзгу в общей школе. Разумеется, медсестра тоже не выдержала и принялась чесать его за ухом. Вот и жалуйся на него!

Солнце клонилось к закату, близилось время ужина. Следовало бы позаниматься химией, а еще вечером нужно идти в спортзал к лейтенанту Каллавиро, заниматься риньей. Наверняка там же окажется и Вара. Сошлась она с Джорджио на почве тяги к мордобою или же просто втюрилась, Кирис не знал и знать не хотел. Главное, что в последние декады ему почти ни разу не удалось позаниматься с командиром охраны кайтарского посольства, не чувствуя затылком скучающе-презрительный взгляд сестрички (и как она вообще со службы сваливает, когда вздумается?) Общались они с лейтенантом на жуткой смеси кваре и катару. Изначально словарный запас обоих в чужом языке составлял, наверное, пару десятков слов, но постепенно Вара усваивала кваре, а Джорджио — катару, и оба они — словечки из эсперанто. Глядишь, через год начнут болтать на чужих языках не хуже иных уличных крыс, а бывший сержант побережного спецназа вообще станет Кирису зятем…

Съездить к отцу или нет? Уже целую декаду у Кириса не находилось времени проведать своего старика. Все время находились какие-то важные или интересные дела, не позволявшие смотаться в рабочее общежитие. В конце концов, так уже неприлично. Да и на прогресс стройки взглянуть хочется. Настоящий космодром все-таки! Двадцать минут туда, столько же оттуда и полчаса на месте. Итого час. Если пожертвовать ужином, заменив нормальную еду в лапшичной старого Дзидзи опостылевшими питательными брусками, можно уложиться. Заодно сэкономится немножко денежек, компенсируя стоимость дальней поездки. А, ладно, в конце концов, можно вообще не ужинать, не впервой. Кирис протянул левую руку и пробежался по меню вызова. «Космодром — зона три», мигнуло в зоне конечного пункта, и один из неприметных серых холмиков на асфальте за терминалом тут же вспух, заострился и превратился в одноместный транспорт. Гатто немедленно взвился из своей тени, приземлился на переднюю покатую часть дрона, вцепившись в нее острыми когтями всех шести лап, и выжидающе оглянулся на хозяина.

— Ага, вот только для тебя и вызывал, — буркнул Кирис. — Типа, давно тебя не катали с ветерком.

— Ехай! — с энтузиазмом заявил парс. — Вперед! Мр-ря!

— От мрри слышу, — Кирис дернул его за ухо, ловко отдернув пальцы от лязгнувших клыков, и влез в транспорт. — Поехали.

Небо стремительно затягивали низкие тучи, несущиеся с юго-востока, и вообще, кажется, собирался дождь. Еще до того, как дрон выбрался из пешеходного района на скоростную магистраль, лицо Кириса начали цеплять первые капли. Борт дрона тут же поднялись, сомкнувшись над головой, и на непрозрачных серых стенках загорелись транслируемые снаружи картинки. Перед глазами вспыхнула карта местности. Гатто из вида пропал, но как раз насчет него парень не беспокоился. Он откинулся на сиденье и расслабился, лениво наблюдая за панорамой. Впрочем, почти сразу он вскинулся и проводил взглядом быстро унесшийся назад остов кирпичного здания. Пятиэтажным он оставался лишь с одного конца, а с другого в него споро вгрызались паладарские дроны, уже успевшие разобрать три верхних этажа.

— Райника! — вслух позвал Кирис.

— Да, дэй Сэйторий? — осведомилась псевдо-тетка, проявляясь на курсовом экране.

— Мы сейчас дом проехали, его дроны ломают…

— Все верно. В соответствии с имеющимся у меня планом генеральной застройки, старые здания в данном районе подлежат тотальному сносу. Вместо них возведут новые учебные, административные и рекреационные корпуса. В частности, здесь планируется построить большой концертный комплекс. Что-то не так?

— Да нет, все так, — Кирис снова откинулся на спинку. — Просто… ну, здесь нас зимой с Фучи пираты прижали… то есть, нашей зимой, барнской, а здесь летом…

— Вы имеете в виду, в дни после Второго Удара? — подсказала диспетчер. — У меня нет доступа к личным досье учащихся и исторической летописи, так что я не знаю о случившемся. Однако я могу переправить запрос координатору, чтобы вы смогли обсудить происходящее с ним.

— Как — переправить запрос? — удивился Кирис. — Разве вы, дэйя Райника, не являетесь им? Ну, или его частью?

— Субличность — выделенный сегмент небиологического интеллекта, специализирующийся на решении определенных задач, — пояснила Райника. — Она имеет доступ лишь к небольшому набору данных родительского интеллекта, что позволяет повысить эффективность решения указанных задач, а также упростить взаимодействие с людьми. Суперличность знает о всем, что делает субличность, однако это знание пассивное, не вызывающее ответной реакции на суперуровне. Чтобы на запрос среагировала суперличность координатора, необходим явный запрос со стороны субличности, меня в данном случае. Так следует ли мне переадресовать вашу озабоченность координатору?

— Нет, не надо, — отказался Кирис. — Может, так даже лучше. Я тут хожу через день, так каждый раз всякая чепуха в голову лезет…

— Навязчивые состоянии относятся к сфере ведения Дзии. Однако, я уверена, вы в состоянии обратиться к врачу самостоятельно. Могу ли я помочь чем-то еще?

— Нет, спасибо.

— Приятного путешествия.

Изображение диспетчера исчезло. Дрон, перейдя в режим катера, уже летел по воде пролива, и берег Колуна стремительно отдалялся по правому борту. Впереди маячили лесистые берега Ланты, к которому от Колуна тянулась черная ниточка длинного моста. Его, как Кирис знал от отца, одно время работавшего там крановщиком, уже почти закончили проверять и восстанавливать после многих лет беспризорного гниения и сопротивления непогоде, и в скором времени он откроется для транспорта.

Длинная лысина строящегося космодрома прорезалась на берегу еще через десять минут. С одного края проплешины длиной в пару цул возвышались еще не законченные рамы двух портовых кранов: шло строительство грузового терминала. Стояли скелеты каких-то ангаров. Возле берега болтались два судна, больше похожие на сараи на плотах: дноуглубительные земснаряды. Из сараев в воду тянулись толстые трубы, выкачивающие со дна пульпу, в которую превращались песок и камни дна под воздействием рабочих дронов, и такие же трубы змеились по понтонам на десятки метров в сторону. За последние полторы декады они почти не изменили своей позиции.

Транспортный дрон проскользнул между земснарядами, выбрался на берег и затормозил у терминала. Борта опустились, и Кирис выбрался на пыльные бетонные плиты. Тучи по-прежнему быстро плыли по-над морем, но в них появлялись все более крупные прорехи, и дождь уже прекратился. Покрутив головой, парень разглядел торчащие стрелы самоходных кранов примерно в двух танах от себя. А ведь серьезно они продвинулись! Блин, но вот проблема — если сейчас идти пешком, с учетом петляния меж заборами и прочими препятствиями в одну сторону путь займет минут пятнадцать. Столько же обратно — и из запланированного получаса на разговоры останется минут десять. Тьфу. Проще было в очередной раз позвонить вечером из общаги. А может… Кирис нерешительно оглянулся на терминал. Если как следует поуговаривать Райнику, та может и согласиться отправить транспортный дрон по нестандартному маршруту. Нет, не хочется унижаться.

— И чего мне подарили именно тебя? — спросил он у Гатто, обвившего задние лапы хвостом и с интересом озирающегося по сторонам. — Дали бы нормальный личный дрон, чтобы возил меня повсюду, куда больше пользы бы вышло. А так тебя даже в тележку не запрячь. И учти, дома сразу в душ. С грязными лапами на постель спать не пущу, иначе мне Фучи во мне языком дырку проковыряет. Идем.

Парс в ответ презрительно чихнул и потрусил в проход между двумя заборами, из-за которых раздавался треск электросварки и лязг металлических конструкций. На глазах у Кириса куцый башенный кран над одной из строек дрогнул и медленно поплыл вверх. Точнее, к небу двинулась его макушка с уныло опущенной к земле стрелой, а также самая верхняя решетчатая секция, подталкиваемая дополнительной замысловатой конструкцией, охватывавшей кран сзади. Несколько минут спустя верхняя секция замерла, а в прореху под ней вдвинулась новая решетчатая рама, ранее скрывавшаяся в недрах монтажного устройства. По крану тут же засновали грязно-серые комья рабочих дронов. К моменту, когда Кирис закончил пробираться между заборами строек, монтажная конструкция сама неторопливо поехала вверх по выросшей башне. Видимо, цикл станет повторяться, пока кран не вырастет до нужной высоты. Интересно, и как оно все не разваливается в процессе?

Будущий космодром раскинулся перед Кирисом огромной пыльной котловиной, окруженной неопрятными песчаниковыми обрывами, над которыми возвышались башенные краны и недостроенные купола то ли обсерваторий, то ли еще чего-то похожего. Срывать прибрежные холмы паладары уже закончили, однако строительство и укладка бетонных плит на поле только-только началась. Все пространство покрывали многочисленные траншеи, из которых тут и там летели столбы пыли. От будущего порта в сторону остова гигантского ангара тянулись и обрывались незаконченные железнодорожные пути. Небольшой участок земли — не более чем полцулы на полцулы, где уже сформировали гладкое бетонное поле, казался крошечным по сравнению с общей площадью строительства. Даже не верилось, что уже через полтора года паладары обещают совершить отсюда первый запуск космического аппарата…

Выбравшись на бетон, парень перешел на небыстрый ровный бег, нацеливаясь на самоходные подъемные краны, мерно взмахивающие в воздухе своими длинными гусиными шеями. Несмотря на местную зиму, через все увеличивающиеся прорехи в облаках солнце припекало весьма ощутимо. В воздухе стояла тяжелая сырая духота, и бежалось тяжело. Гатто как ни в чем не бывало неторопливо семенил впереди. Кирис мельком позавидовал ему. Хорошо парсам: мозги где-то далеко в космосе, а здесь просто тупой микродрон, подпитываемый энергией по незримому каналу субсвязи. Ни от жары не страдают, ни от духоты…

Краны мерно клевали воздух, по очереди склоняясь то к большому грузовому дрону с ровными штабелями бетонных плит, то к утрамбованной основе, где другие дроны контролировали ровную укладку. Как обычно, приблизиться к ним Кирису не позволили: Гатто внезапно затормозил, развернулся к нему и вздыбился, растопырив средние и передние лапы.

— Нельзя! — тявкнул он. — Опасно! Ждать!

Минуту спустя один из кранов, закончив укладывать плиту на утрамбованную щебневую подушку, не продолжил цикл, а замер. Затемненная стеклянная дверь в кабину открылась, и оттуда на гусеницу выбралась тщедушная мужская фигурка. Выбивающуюся из-под яично-желтой каски седину не могло скрыть даже расстояние. Кириса снова кольнуло в сердце: хотя Дзии и уверял, что состояние здоровья отца для его почти пятидесяти лет просто превосходно, все-таки старик чем дальше, тем больше казался немощным и дряхлым. С трудом спустившись с гусеницы на землю, отец подошел к Кирису.

— Здравствуй, сынок, — сказал он, снимая каску и утирая пот со лба. — Ты неожиданно.

— Здравствуй, пап, — Кирис осторожно обнял его. — Вот, немного свободного времени выдалось, решил заглянуть. Заодно и на космодром взгляну. Классно тут у вас.

— Да, хорошо дело двигается, — в голосе отца прозвучали гордые нотки, словно он лично управлял строительством. — И машины у нас замечательные. Я боялся, что после портовых кранов переучиться не смогу, да только с ними механики как следует повозились. Бригада Чина, а с ними, говорят, и сам Палек Мураций три декады в кабинах копались, так теперь все едва ли не само делается. Как у тебя дела, сынок? Учишься хорошо?

— Нормально, — туманно ответил Кирис. — Как здоровье? В ребрах все еще колет?

— Да врачи говорят, что теперь так и продолжится до самой смерти. Отложения солей, остеохондроз… Кир, что там? Посмотри-ка своими молодыми глазами.

Отец ткнул пальцем в небо, и Кирис обернулся. В глаза ударил яркий блик солнца, отразившийся в небе от чего-то светлого и блестящего. Самолет? Светлая точка на фоне серых туч постепенно увеличивалась в размеры, и минуту спустя над головами на бреющем полете прошел гидросамолет модели «уминэко», раскрашенный в синие и белые цвета. На нижней плоскости биплана Кирис разглядел красную эмблему в виде раскрытой книги. Откуда у Университета свои самолеты? Неужели?..

Самолет удалился, но тут же заложил вираж и повернул назад. Кирис сглотнул, когда он внезапно нырнул вниз к мощеному пятачку. Что за идиот им управляет? Он же разобьется! Самолет шел над самыми плитами — и внезапно Кирис сообразил, что не «над» а «по». Каким-то непостижимым образом здоровые поплавки под крыльями скользили по бетонным плитам — и лишь когда машина приблизилась вплотную и прокатилась мимо, он разглядел, что из поплавков спереди и посредине торчат небольшие черные колеса.

Машина сбросила скорость, развернулась вокруг левого крыла и замерла. Блестящий диск пропеллера превратился в быстро вращающиеся лопасти, а потом и вовсе остановился. Раскрылась дверь, и на поплавок, а затем и на бетон осторожно слезла женская фигура. Короткие шорты, иссиня-черные волосы, собранные на затылке в конский хвост, рубашка с полами, завязанными узлом под самой грудью — Труда! Вот ничего себе встреча! Из соседней двери соскочила еще одна женщина, одетая так же, но с яркими, почти белыми волосами. Конечно же, Саня Литвиняк, неизменный штурман Труды. Неужто из Кайтара вернулись так быстро?

Труда вложила в рот пальцы и свистнула, затем приветственно замахала рукой в воздухе.

— Привет, Кир! — крикнула она на ходу. Было заметно, что она все еще с трудом наступает на левую ногу. Хорошо еще, что в паладарскую больницу попала после неудачного катапультирования, а то в человеческих вообще ноги бы ампутировали. Или просто не выжила бы.

Ошарашенный Кирис поднял руку и неуверенно махнул в ответ.

— Здравствуйте, дэйя Баркхорн, — сказал он, когда женщина приблизилась. — А вы как здесь…

— Я здесь, как и ожидалось, — криво ухмыльнулась летчица. — Когда я явилась в штаб полка, меня таки вышибли. За неподчинение приказам в боевой обстановке, а также неподобающее отношение к старшим офицерам. Точнее, мне объяснили, что за такое обычно отдают под трибунал или увольняют, но с учетом проявленного героизма и благодарностей от паладаров меня просто отстраняют от полетов и выводят за штат с половинным жалованием. Тем более, что и летать мне больше не на чем. Ну, я почесала репу и подала рапорт об отставке. И Саня со мной за компанию.

— Но… как же война с волютами? Реактивные самолеты?

— А! — Труда беззаботно махнула рукой. — Кольчоны больше не появляются. Девчонки рассказали, что с нашей авиабазы за полгода ни одного боевого вылета не совершено. Программа разработки реактивных двигателей приостановлена, и вообще разговоры ходят о массовых увольнениях в запас и выводах за штат. Короче, мы с Саней приняли предложение паладаров и теперь являемся официальными летными инструкторами в Университете. А по пути нас первую учебную спарку попросили перегнать из Шансимы. Мы на похожих когда-то летать учились, вот и согласились. Слушай, а что у вас здесь разгром какой-то странный?

Бывшая истребительница волют обвела гигантскую стройку удивленным взглядом.

— Помнится, у вас же нормальный аэродром был. Я изучала карту полгода назад, да и наши туда садились. Его что, снесли и с нуля переделывают? На кой?

— А я тебе говорила, что не здесь садиться нужно, а на соседнем острове! — с сарказмом произнесла подошедшая сзади Саня. — Ты же заладила — я помню, я помню, у меня память фотографическая! Вот, сели посреди пустыни с твоими фотографиями. Космодром здесь строят, я вспомнила.

— Ну, может, и ошиблась, — пожала плечами ничуть не смущенная Труда. — Сейчас снова взлетим да сядем, где нужно. Горючки хватает, делов-то! Эй, смотри, парс! Привет, бандит шестиногий.

Она присела и погладила ластящегося к ногам Гатто.

— А зачем вам аэродром? Почему на воду не садитесь у пирсов в Колуне? — поинтересовался Кирис. — Там же специальные причалы…

В его груди билась радостная жилка: все-таки аэроклуб заработает! Он слабо верил, что недавно вырвавшаяся из больницы Труда так быстро вернется в Хёнкон, но Риса оказалась права. Теперь ему наконец-то позволят летать по-настоящему, не на тренажере!

— На воду, Кир, специально переучиваться нужно, — пояснила Труда. — Отдельный сертификат требуется, чтобы по волнам рассекать. Недаром Университет амфибии заказал, а не чисто поплавковые модели. И тому, и другому способу отдельно обучаться надо. Ну что, не передумал еще летать учиться?

— Да! То есть нет, не передумал, — Кирис подошел к самолету и заглянул внутрь. Все та же лаконично-бедная приборная панель, что запомнившаяся по злополучному полету из Шансимы в Хёнкон, но сдублированная и слева, и справа. — Здорово! А можно посидеть за штурвалом?

— Может, тебе еще и полетать хочется, малец? — Саня шутливо хлопнула его по затылку. — Нет уж, перебьешься.

— Ну, посидеть на месте курсанта можно, почему нет? — пожала плечами Труда. — Полетели вместе. Я как инвалид на заднем сиденье пристроюсь, а ты спереди. Только…

Она задумчиво посмотрела на отца Кириса.

— У тебя ведь здесь дела, малыш?

— А, точно! — спохватился Кирис. — Пап, познакомься — Труда Баркхорн и Саня Литвиняк, летчицы-истребители. Они меня с Фучи зимой спасли во время Второго Удара, когда нас волюты на набережной прижали.

— Вернее сказать — пытались спасти, — хмыкнула Труда. — Судя по тому, что ваш сын рассказывал, как бы и не помешали.

— А меня ты вообще из самолета выбросила без спроса, — Саня ткнула Труду кулачком в бок, но явно понарошку. То ли берегла еще не до конца оправившуюся подругу, то ли не сердилась всерьез. — Между прочим, я с тобой еще не рассчиталась толком. Вот выздоровеешь полностью, я тебе все сразу припомню!

— Дэйя Баркхорн, дэйя Литвиняк, — отец низко поклонился, прижав руки к груди. — Рад знакомству. Спасибо, что позаботились о моем сыне, он много о вас рассказывал. Кир, лети. Мне все равно работать нужно. Спасибо, что навестил.

Он снова поклонился и трусцой засеменил к своему крану. Три других крана уже успели отдалиться на пару десятков метров. Отцовский кран взревел и медленно покатил к ним, мягко перебирая по бетону обутыми в резиновые накладки гусеничными траками. М-да. Нехорошо получилось.

— Кир, лезь давай, — нетерпеливо поторопила Труда, с некоторым усилием карабкаясь на нижнюю плоскость и забираясь на пассажирское сиденье. Парс уже устроился у противоположного окна и с любопытством глядел в него. — Время.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Кирис торопливо полез на левое место пилота. Впрочем, неловкость сразу испарилась. Пристегнувшись, он положил ладони на штурвал, воображая, как тянет его на себя, поднимая нос к безоблачному голубому небу — и тут же заработал болезненный шлепок по запястью от устроившейся справа Сани.

— Не трогай, — приказала она. — Здесь нет блокировки управления. Ткнешь машину носом в бетон при старте — даже паладары тебя могут не собрать. Ты пока пассажир, даже не курсант. И пристегнись.

— Ага! — Кирис торопливо кивнул, защелкнул пряжку ремня и положил руки на колени. Тут же зарокотал мотор, четырехлопастный винт перед кабиной раскрутился и превратился в прозрачный диск, и биплан без дальнейших предупреждений дернулся и покатил, быстро набирая скорость. Короткий разбег, мелькнувшие за окном экскаваторы — и ускорение вжало Кириса в сиденье, когда самолет, задрав нос, взмыл в воздух.

Чувство восторга охватило его. Голубое небо раскинулось за лобовым стеклом кабины. Штурвал перед Кирисом ходил сам по себе, подчиняясь небрежным движениям своего дублера перед Саней. На циферблатах приборов, хорошо знакомых по тренажеру, крутились стрелки и мелькали цифры. Альтиметр, авиагоризонт, тахометр, скорость вертикальная и горизонтальная, компас, датчик топлива… Топлива, кстати, оставалось не более двадцати процентов: все-таки «уминэко», как и настоящая чайка, не рассчитан на дальние перелеты, и сотня цул от Шансимы до Хёнкона для него близка к максимальному расстоянию, особенно при встречном ветре.

Незнакомый рычажок на пульте привлек его внимание.

— А это для чего? — громко, чтобы перекрыть рокот мотора, спросил он у Сани, тыкая пальцем. Та покосилась на указанное место.

— Аварийная страховка, — так же громко ответила она, почти неслышная за шумом. — Горб на фюзеляже между верхними плоскостями видел? Туда либо дополнительный бак можно поставить, либо парашют, как сейчас. При отказе мотора парашют способен опустить машину на землю целиком, но с высоты не менее тридцати метров, иначе купол раскрыться не успеет. Пальцем не тычь, если зацепишь ненароком — хреново выйдет.

— Ага…

Кирис глянул в прозрачную вставку под ногами, затем в боковое окно. Самолет летел невысоко. Строящийся космодром уже остался позади, и внизу быстро стремились назад лесистые зеленые холмы. Кажется — хотя Кирис и не разглядел толком — они пролетели над бывшим командным бункером ВМС Хёнкона, а ныне их с Фучи персональным полигоном. Впереди уже проглядывало море за восточной оконечностью Ланты. Все-таки здорово летать. Скоро, совсем скоро ему доверят держать штурвал самолета! Кирис представил, как он самостоятельно парит в воздухе, небрежно покачивая крыльями над по-черному завидующей толпой внизу… Интересно, а нет ли поблизости летучих аномалий, чтобы на самолет со стороны посмотреть?

Уже привычно он расслабил зрение. Предметы вокруг раздвоились, и он попытался найти внешнюю телекамеру, как называл непонятные штуковины про себя. Внезапно он перестал чувствовать собственное тело. Каким-то краем создания он понимал, что все еще сидит в кресле, стискивая напрягшимися пальцами материю шорт, но глаза видели совсем иное. Он парил — действительно парил, не в самолете, а сам по себе — высоко в небе, и далеко в стороне из воды торчал пик Подды, а внизу играло и переливалось блестками море, и в другой стороне виднелась лесистая громада Ланты, над которой быстро перемещалась светлая точка. Потом вдруг зрение раздвоилось: на картинку наложилась другая. Откуда смотрел второй незримый наблюдатель, он разобрать уже не смог — картинки мешались друг с другом. Кирис попытался отцепиться от летучих телекамер усилием воли, но ничего не вышло. Наоборот, все в поле зрения начало переливаться, дробиться на мелкие осколки и сверкать чудовищным калейдоскопом. Его желудок скрутило спазмом тошноты.

— Кирис! Кир! — чужие голоса доносились до него, словно из другого мира. Сил реагировать не оставалось: сумасшедшие переливы в глазах быстро темнели, вокруг сгущался мрак.

Ощущение тела полностью пропало. Он плавал в черной пустоте, и вокруг тут и там мерцали синие и красные точки. Они вспыхивали, гасли, выстраивались в странные фигуры и кружились гигантскими водоворотами. Между ними то и дело внезапно возникали и так же внезапно пропадали натянутые струны разноцветных линий. Ноты, всплыло у Кириса в голове. Гигантские нотные записи, вот на что они похожи. Вот несколько точек… нет, ярких комков света вспыхнули совсем рядом — и их мерцание почему-то совпадало с разнообразными ощущениями в теле: боль, сексуальное возбуждение, тошнота, сытость (тут же сменившаяся моментальным приступом страшного голода), тепло, эйфория и короткие жгучие уколы где-то внутри огромной пустоты, которая была им. Вернулось ощущение конечностей. Они словно бы жили своей жизнью, хаотично мотаясь, невидимые в окружающем мраке. Кирис напрягся, чтобы взять их под контроль, но руки и ноги словно бы решили, что старый хозяин им не указ. Вдруг вокруг зазвучала какофония разных звуков, среди которых властно доминировала очень знакомая чистая нота. Мир вдруг начал переливаться гигантскими радужными разводами, собирающимися в странные поверхности заковыристой формы. Несколько комков света оказались вплотную к нему, вспыхнули и погасли. Остался только один шар, голубой с зеленоватым оттенком. От того места, где находился центр раздувшегося «я» Кириса, к нему протянулось несколько разноцветных струн… и все внезапно кончилось.

Он снова чувствовал тело, и руки с ногами вели себя так, как и положено благовоспитанным человеческим конечностям. Внутри держалась яркая гулкая пустота, заполненная блаженством.

— Дыши!

Странно. Чей-то голос. Что он говорит?

— Кир, ты меня слышишь? Дыши!

Кир? Ах, да, его зовут. Какой-то знакомый голос, но вот чей? Дышать? А зачем?

— Кир! Кирис! Кирис Сэйторий! Слушай меня! Дыши! Дыши, тебе говорю! Кир, если помрешь, я тебя убью, слышишь?

Вот пристала! Совершенно незачем дышать, когда во всем теле такое блаженство. Впрочем, ладно. Если просят, можно и сделать, чтобы отвязались. Он безразлично расширил легкие — и в них тут же хлынул поток сладкого вкусного воздуха.

Зрение медленно фокусировалась, перед глазами плавали яркие пятна. Вокруг звучали гулкие искаженные голоса. Сознание упорно отказывалось работать. Страшным усилием воли Кирис заставил себя проморгаться и сосредоточиться на бледном пятне перед собой.

— Фучи? — едва шевеля губами, спросил он. — Что… какого хрена…

Он попытался пошевелиться, но не смог. Впрочем, окружающая его мягкая, но непреклонная субстанция тут же поддалась и расступилась. Парень с трудом поднял руки и протер глаза.

Голова наконец-то начала работать, и он осознал, что лежит навзничь в комнате… нет, в медицинской палате. Как он сюда попал? Последнее, что он помнит… ну да, самолет, а потом какой-то калейдоскоп. Воспоминания о пятнах цвета в пустоте быстро таяли, как тает глупый бредовый сон, когда пытаешься вспомнить его после пробуждения. Кирис пошевелился и попытался сесть, но Фуоко не позволила, нажав на грудь ладонями.

— Кир, ты дебил! — всхлипнула она. — Я тебя убью когда-нибудь! Что ты натворил, а? А вдруг бы помер в самом деле?

— Да я вообще ничего не делал… — с трудом ворочая языком, огрызнулся Кирис. — Что случилось?

— Сейчас расскажу, — с другой стороны приблизилась голая, как лягушка, девчонка лет десяти или одиннадцати на вид. А она-то что здесь лично делает? Теперь Кирис сообразил, что не менее голым лежит на медицинской кровати вроде той, что стоит у них с Фучи в бункере. За окном стремительно догорал закат, и под потолком мягко горел матовый светильник. Наверняка больничная палата… — Только сначала объясни, как себя чувствуешь?

— Нормально… ну, почти. Тело как вареное, шевелиться сложно. Так что случилось-то?

— Чуть не сдох, вот что случилось! — сердито сказала Фуоко. — Ты, говорят, четыре часа в отключке валялся! Я уже думала, все, кирдык тебе! Риса, скажи ему!

— Загадочная история, Кир, — ректор университета присела на край кровати. — В самолете тебе внезапно стало плохо. Тебя скрутило судорогой, изо рта пошла пена. Потом вдруг тебя окутало облаком энергоплазменного тумана, а самолет начал разваливаться из-за внезапных бросков гравитационного поля. По всей видимости, спасла тебя Труда Баркхорн — по ее описаниям, она сдержала энергоплазму так же, как раньше удерживала от взрыва реактивные двигатели своего истребителя. Хотя двигатель «чайки» заклинило почти сразу, Саня Литвиняк умудрилась спланировать и посадить самолет на воду возле берега, а там тебя подобрал вызванный Гатто дрон и экстренно эвакуировал в больницу. Ты действительно не дышал почти четыре часа и не реагировал на вводимые препараты, хотя сердце билось и мозг работал, если судить по данным с электродов в черепе. Дзии держал тебя на принудительном дыхании, но привести в сознание не мог. Лишь через какое-то время мы догадались пригласить Фучи, чтобы она тебя позвала. Почти что магия, но сработало.

— Не дышал… — Кирис невольно набрал воздуха в грудь. Нет, все в порядке. — Бред какой-то снился.

— Вот как? Кир, можешь рассказать? Все, что помнишь, самые дикие и несуразные детали? С момента, как стало плохо в самолете.

— Ну… — Кирис задумчиво почесал живот. Сон с цветными шарами уже почти полностью забылся. — Ладно, попробую.

За несколько минут он изложил обрывки сохранившегося в памяти, начиная с наложившихся друг на друга картинок, транслируемых воздушными аномалиями. Усевшаяся на стул рядом Фуоко крепко держала его за руку, словно боясь, что он вдруг исчезнет.

— Нотные записи, вот как… — задумчиво произнесла Риса. Сосредоточенное выражение совершенно не вязалось с ее полудетским личиком. Хотя за полгода Кир уже притерпелся к манере ректора Университета носить маску малолетней девчонки и шастать голой, сейчас он с трудом подавил смешок. — Интересно. До сих пор летающие аномалии транслировали тебе только картинку в оптическом диапазоне. Сейчас, я бы предположила, ты воспринимал мир, как волюты. В последнем эпизоде, возможно, в виде зелено-голубого шара ты видел Фуоко.

— Да глупости все! — сердито сказала Фуоко. — Нотная грамота, тоже мне! Откуда уличная шпана ноты знать может? Бредил он от недостатка кислорода, вот и все.

— Я, между прочим, в школе иногда и на музыку ходил, — огрызнулся Кирис. — Видел я нотные тетрадки, не совсем уж дебил. И потом, тебе-то что не понравилось? Цвет твой? Уж извини, какой есть.

— Стоп! — Риса подняла руку. — Потом доругаетесь, у меня времени мало. Ребята, я не хотела вам говорить, чтобы не пугать лишний раз, но ваши эксперименты в бункере совсем недаром проводятся под прямой опекой Дзии. У нас — вернее, у правительств Кайтара и Ставрии — есть очень нехорошая статистика за последние полгода. Эйлахо умирают. Прямо на улицах умирают: падают, окутываются туманом энергоплазмы, иногда превращающимся в волюту, и все. Не остается никаких видимых повреждений: в соответствии с проводимыми вскрытиями, у них просто останавливается сердце. Дважды в лабораториях Кайтара зафиксирована гибель людей, как и ты, Кир, способных воспринимать изображение из внешнего источника. Данные пока широко не оглашаются, чтобы не вызвать панику, но нам известны. Кир, ты едва не погиб по той же самой схеме, понимаешь?

Фуоко тихо охнула.

— Значит, нам нужно прекращать эксперименты? — наполовину спросила, наполовину заявила она.

— Не знаю, — ректор вздохнула. — Ребята, мы в растерянности. Мы уже несколько раз обсуждали вашу проблему, но так и не смогли прийти к единому мнению. Ваше изучение самих себя может оказаться смертельно опасным, но может и дать ключ к пониманию и контролю своих способностей. А они, между прочим, однажды уже спасли ваши жизни. Вы добились очень многого, но…

Она развела руками.

— Кир, Фучи, вы уже достаточно взрослые, чтобы принимать собственные решения. И достаточно упрямые, чтобы экспериментировать тайком, даже если мы запретим. Поэтому оставляю решение за вами. В любом варианте вы продолжаете находиться под постоянным медицинским контролем Дзии и наблюдением парсов. По результатам анализа случившегося мы увеличиваем в Хёнконе плотность спасательных дронов до трех штук на квадратный километр… прошу прощения, примерно до трех десятков на квадратную цулу. Это гарантирует прибытие одного из них не позже, чем через тридцать секунд после сигнала о помощи.

Риса слезла с кровати.

— Кстати, посмотрите, как выглядело случившееся с точки зрения парса. Гатто?

Оба парса, лежавшие на полу, с готовностью запрыгнули на кровать. Из ее изголовья вылез и оформился экран терминала. Гатто распластался под боком у Кириса — и на экране вспыхнуло изображение.

Словно завороженный, Кирис смотрел, как корчится в конвульсиях его тело, видимое сзади, как летят по сторонам брызги пены из его рта. Мелкая сетка молний лупила из его тела по сторонам, тая в воздухе в нескольких сунах от тела. Картинка мелко вибрировала, что, как он знал по опыту, означало нехилую тряску в реальности: съемка из глаз парса компенсировала мелкое дрожание. За лобовым стеклом за намертво застрявшими наискосок лопастями винта вздыбливался сначала лесистый берег, потом океан, рванувшийся навстречу самолету, и парень невольно напрягся, словно ожидая удара. Потом все окутало вспухшее из ниоткуда грязно-серое облако — и тут же сжалось обратно, словно всосавшись ему под кожу. Изображение метнулось и закувыркалось, потом лицо Кириса заняло весь экран, замерло на несколько секунд и снова метнулось навстречу, расплывшись светлым бесформенным пятном и сменившись мраком.

— Здесь Гатто обнаружил остановку дыхания и устроили тебе импровизированную вентиляцию легких, — прокомментировала Риса. — Сейчас подойдет Дзии, он проинструктирует, что делать в таких случаях. Заодно и расскажет, как вести себя, если у кого-то рядом начался эпилептический или иной похожий припадок. Вам такие навыки могут пригодиться…

— Это точно, — согласился от двери женский голос. — Да и я бы знания освежила. А то в самолете чуть не обосралась от удивления, пардон за подробности, когда ваш зверь башкой в рот Киру влез.

Кирис и Фуоко повернули головы. Труда Баркхорн все в тех же шортах и рубашке, на сей раз расстегнутой до пупа и опасно демонстрирующей груди, стояла у двери, скрестив руки.

— Здравствуйте, дэйя Баркхорн, — поздоровалась Риса. — Дзии уже выпустил вас?

— Она задолбала! — поморщилась Труда. — Я же всего три декады назад отсюда уехала, а она меня три с лишним часа диагностикой мурыжила, словно год не видела. Кстати, ты кто, вака? И меня откуда знаешь?

— Я ректор Университета Карина Мураций, — девчонка слегка поклонилась. — Мы несколько раз общались, когда я носила официальную маску. Но в таком виде я нахожусь не при исполнении, и зовут меня Риса. Риса Серенова, если хотите. Прошу однако не афишировать данный факт, он не является слишком известным.

— Прошу прощения, дэйя ректор, приму к сведению. И здравствуйте, кстати.

— Рада снова приветствовать вас в Хёнконе, дэр капитан первого класса.

— Да уже и не капитан…

— Сторас и Саматта еще с вами пообщаются, но решено сохранить за вами и дэйей Литвиняк прежние кайтарские воинские звания. Служить в наших силах охраны вам не обязательно, на вас совсем иные виды, но надбавки за звание вы получать продолжите. Добро пожаловать в Хёнкон.

— Спасибо, дэйя ректор. Кстати, Кир, а фигурка у тебя очень ничего.

Летчица подмигнула.

Только сейчас Кирис сообразил, что лежит на спине совершенно голым. К наготе в присутствии Фучи и Рисы он уже давно привык и не обращал внимания, но Труда — совсем другое дело. Пусть и пожилая тетка, на целых десять лет старше его, но все равно еще не совсем старая. И посторонняя, пусть и хорошая знакомая. Он поспешно прикрылся руками.

— И стеснительный, как красная девица, — хихикнула Труда. — В Хёнконе же нудизм официально разрешен, а, дэйя ректор?

— Разумеется, дэйя Баркхорн, — с непроницаемым лицом кивнула Риса. — Думаю, по моему виду данный факт хорошо понятен. Однако следует учитывать, что старые стереотипы быстро не ломаются. Психику людей на Палле калечат табуированием наготы с младенчества, так что пройдут многие декады, если не годы, прежде чем люди смогут воспринимать ее равнодушно. Кир у нас…

Неожиданно она тихо хихикнула.

— Кир у нас действительно застенчив, — закончила она. — И Фучи тоже. Даже Майя у них комплексы так и не сумела снять. Хотите повторный сеанс устроить, а, ребята?

— Майя? — Труда вдруг густо покраснела. — А… да, я с ней встречалась декаду назад… один раз…

— Понимаю, — Риса кивнула. — И даже догадываюсь, чем встреча закончилась. К сожалению, она воспринимает всю Типпу как личные охотничьи угодья. Но Хёнкон она согласилась считать заповедником, так что не беспокойтесь, здесь она вас доставать не станет. Кстати… — ректор словно прислушалась к чему-то. — Сторас уведомляет, что Саня Литвиняк сидит у него в приемной. Поскольку у нас с регентом свободные окна в графике совпадают не так часто, возможно, дэйя Баркхорн, отправимся к нему для инструктажа прямо сейчас? Для вас с дэйей Литвиняк есть особые поручения, которые хотелось бы обсудить поподробнее.

— Да, дэйя ректор, разумеется.

— Риса. В данном обличье — Риса. Транспорт уже ждет у входа в больницу, идемте.

— Так точно. В смысле, да, дэйя Риса. Береги себя, малыш, — летчица подмигнула Кирису. — В следующий раз запихивать манную кашу обратно тебе внутрь может оказаться некому.

Она шаловливо отдернула в сторону полу рубашки, но тут же повернулась и вышла вслед за Рисой.

— Все мужики козлы! — возмущенно заявила Фуоко. — Вам только дай волю…

— А я-то что? — возмутился Кирис. — Она сама явилась!

— Я же видела, как ты на титьки и ляжки этой старухи пялился! Геронтофил, блин… — девушка сердито отвернулась.

— И ничего я не пялился, выдумываешь много! Фучи, ты чего такая злая? Случилось чего?

— Случилось! Вкои-то веки сижу я на физике, на общей лекции, и вдруг Зорра на парту запрыгивает и во весь голос кричит: Киру плохо, Киру плохо, быстрее в больницу!.. Ну, я подорвалась и со всех ног сюда. Теперь еще с преподом объясняться, и девчонки пристанут с расспросами…

Фуоко повернулась назад, и Кирис увидел, что ее глаза подозрительно блестят.

— Кир, я же думала, что ты в самом деле умер, — тихо сказала она. — Прибегаю, а из кровати только твоя башка торчит, волосы всклокочены, веки полуоткрыты, а из-под них белки блестят. Думала, с ума сойду.

Кирис напрягся и рывком сел. Тело уже слушалось его совершенно нормально, и он спустил ноги с кровати.

— Ну, жив же остался, — он дотянулся до подруги и погладил ее по волосам, словно успокаивая ребенка. — К нам ведь парсов для того и приставили. Гатто, ты что, в самом деле мне башку в рот совал?

Парс распахнул пасть, высунул язык и энергично встряхнул башкой, всем видом выражая отвращение.

— Слюнявый! — заявил он. — Зубы с дырками! Мрр-чху!

— Фигасе с дырками! — Кирис щелкнул его по уху. — Дважды в день чищу, в отличие от некоторых. Спасибо, Га, выручил.

— Гатто умный! — гордо заявил парс, довольно щуря двухзрачковые глаза. — Гатто молодец!

— Молодец, молодец, — Кирис потрепал его по загривку. — И Фучи молодец. И Труда. Один я дубина нетянучая. Фучи, ты не в курсе, где моя одежда? Домой пора, наверное. Блин, сейчас Дзии еще не отпустит…

— Ваша одежда, дэй Сэйторий, обуглена до такой степени, что не подлежит восстановлению, — в палату вошла сиделка в зеленой пижаме. В руках Дзии виднелся поднос с какими-то странными штуками. — Я не замечаю у вас никаких проблем, требующих нахождения в палате интенсивной терапии, так что домой отпущу. Если стесняетесь ходить по улице обнаженным, я отправлю дрона на склад за шортами. Пока же хочу провести небольшой инструктаж по методам оказания первой помощи при эпилептических припадках и остановках сердца. Вы готовы?

— Мы готовы, дэйя Дзии, — решительно заявила Фуоко. — Пусть попробует еще раз у меня на руках помереть — все ребра переломаю! Верно, Зорра?

— Ку-ун! — согласно протянула пестрая парса.

Кирис вздохнул. Женщины! Поди ж пойми их.

— Я готов, Дзии, — сказал он. — А что там такое, кляп, что ли?..

01.22.1232. Хёнкон

— Таким образом, можно констатировать, что наблюдаемые процессы в стаях волют в атмосфере одновременно походят и на поведение рыб в косяках, и на перемещения частиц ферромагнитных жидкостей под влиянием внешнего магнитного поля.

Михаил Збышек прошелся вдоль экрана, на котором виднелось несколько движущихся картинок. Фуоко, прижав пальцем наушник переводчика, завороженно смотрела на него: высокий, спортивный, с правильными чертами лица, да еще и умный, ставриец казался ей небожителем. Даром что меньше сезона как приехал в Университет, а уже звезда физического факультета. И на создающемся факультете экзобиологии наверняка звездой останется. А ведь всего-то второй курс! Она представила себя на его месте: в элегантном сером платье — закрытом, до колен, с небольшой золотой брошкой под шеей и скромными бриллиантовыми сережками-капельками в ушах — стоящей у экрана и размеренно излагающей что-то страшно сложное и важное, а аудитория благоговейно внимает ей…

— Погоди, Миха, — нетерпеливо вклинился кто-то с первого ряда на камиссе. — Так все-таки что у них приоритетнее? Рыбный косяк, как известно, проявляет зачатки собственного коллективного разума, то есть демонстрирует переход количества в качество, от куцых мозгов одной рыбешки к слаженному поведению стаи. А ферромагнитная жидкость — коллоид из абсолютно безмозглых частиц, перемещающихся под действием внешнего поля. Никакого собственного разума. Оксюморон получается, знаешь ли.

— И тем не менее, — Збышек развел руками. — В одних ситуациях группы волют реагируют по стайному типу, с небольшими задержками воспроизводя движения товарищей, так сказать, а в других — по ферроколлоидному, меняя направление движения совершенно синхронно. Паладары, — он бросил взгляд на доктора Кулау Цмирка, скромно сидящего на краю второго ряда, — полагают, что такое поведение может оказаться следствием устройства мозгов волют, или что у них там. Возможно, они обладают зачатками собственного интеллекта, одновременно оставаясь постоянно связанными друг с другом, а также с внешним контролером. Пока контролер отпускает вожжи, волюты действуют самостоятельно, но потом снова оказываются под внешним влиянием.

— Да ну, чушь какая-то! — раздраженно произнес тот же голос. Теперь Фуоко, привстав, разглядела говорящего: русоволосый широкоплечий парень с затылком заправского борца. — Сплошные спекуляции на пустом месте. Я сходу могу десяток таких же красивых гипотез выдумать, да толку-то? Мы не газетные статьи для широкой публики ваяем, доказательства нужны. Есть хоть какие-то реальные обоснования?

Он тоже глянул на декана факультета экзобиологии.

— Не могу вас ничем порадовать, — доктор Кулау (как и Карина, он почему-то настоял, чтобы к нему обращались по имени даже в формальных ситуациях) тяжело поднялся. — Доказательств у нас пока что нет. Есть массивы данных наблюдений, ведущихся в течение примерно полутора ваших лет, однако четкой системы в поведении волют мы пока что выявить не можем. Тем более что в космосе энергоплазменные сгустки ведут себя по совершенно иным шаблонам, чем у поверхности Паллы. Так что ваш догадки ничем не хуже наших. А теперь, господа и дамы, семинар закончен. Благодарю всех докладчиков, я с интересом прослушал ваши выступления. Однако наше время, если вы не забыли, истекло уже пять минут назад, и у вас осталось всего десять, чтобы добраться до аудиторий, где начинаются следующие занятия. Некоторым, кстати, перемещаться в другие корпуса, так что поторопитесь. Темы для следующего семинара я разошлю сегодня-завтра, а пока все свободны.

Он слегка поклонился и вышел из аудитории.

Студенты загомонили и начали подниматься с мест. Фуоко, отложив втянувшийся в столешницу наушник, тоже встала. Ее рука машинально дернулась к правой стороне стола, где в барнских школах приделывали крючки для портфелей. В Хёнконе, с его терминалами и персональными рабочими пространствами, в портфелях не имелось ни малейшей необходимости, но изжить привычку так и не удавалось. Каждый раз, ухватив пустоту, девушка невольно вздрагивала, а по спине бежал холодок: забыла!.. Тьфу. Ну сколько можно?

Она чуть подождала, чтобы поток студентов вырвался в коридор через три аудиторных двери, освободив проходы между столами, и тоже двинулась к выходу. Благодаря индивидуальному графику на занятие торопиться не требовалось: ближайшее, на котором ей следовало присутствовать — плаванье в бассейне через два часа. Михаил Збышек и толстошеий парень продолжали о чем-то разговаривать у доски, причем толстошеий яростно жестикулировал. Слова тонули в общем гаме. Шум, впрочем, быстро стихал по мере рассасывания толпы, и когда Фуоко подошла к двери аудитории, разговор слышался довольно отчетливо. Поскольку спорщики общались на камиссе, да еще и тараторили, запинались и перебивали друг друга, девушка понимала только отдельные слова. Однако когда она уже переступила через порог, до нее донесся разборчивый отрывок, заставивший ее насторожиться:

— …волюты из людей получаются…

Она замерла, потом осторожно ступила обратно в аудиторию, навострив уши. Накал спора слегка спал, но разобрать по-прежнему удавалось немного. Однако толстошеий, кажется, рассуждал об энергоплазме в человеческих телах. Тьфу. Нет, бессмысленно, все равно ничего не понятно.

— …тебя не переубедить… — уловила она фразу Збышека. — …идти пора… Эй, подруга!

Фуоко вздрогнула. Реплика звезды физфака, кажется, предназначалась ей. Только сейчас она осознала, что придется тренировать лингвистические навыки не с тактичной Таней Каваровой, а с совершенно незнакомыми людьми.

— Привет! Вот скажи… — дальше снова последовала пулеметная очередь на камиссе.

— Господин Збышек, я пока плохо говорю на камиссе, — старательно выговаривая слова, ответила она. — Я не понимаю.

— Прошу прощения, — ставриец резко замедлился и тоже начал отчетливо артикулировать. — Откуда ты приехала? Кайтар?

— Да, господин Збышек.

— Я немного говорю по-вашему, — студент переключился на катару. Слова он произносил с отчетливым жестким ставрийским акцентом, но ошибок не допускал. — У меня мало практики, но несколько слов знаю. Ты поняла, о чем мы спорили с Юркой?

— Нет, дэй Збышек, — Фуоко тоже перешла на катару. — Что-то об энергоплазме в человеческих телах и превращениях в волюту.

— Примерно так. Мы рассуждали о… — Ставриец замялся и пощелкал пальцами в воздухе. — Saturigo per energoplasma de la centra nerva sistemo… как же на катару сказать?

— Дубина! — в сердцах заявил толстошеий Юрка. — Синхроперевод на что?

Он выдернул из ближайшего стола два наушника переводчика и сунул один, для камиссы, Збышеку, а второй, для кваре, Фуоко, а для себя вытащил еще один из соседней парты.

— Тебя зовут как? — осведомился он на камиссе.

— Фуоко… Фуоко Винтаре, — Фуоко ответила еще до того, как голос в наушнике успел озвучить перевод.

— Я Юрий Вещий, а он Михаил Збышек. Ты где учишься, Фуоко? Факультет, курс, специализация? На физфаке я тебе не видел, иначе точно бы запомнил.

— Ну, я вообще-то в подготовительном колледже… — робко ответила девушка. Все, сейчас ее обсмеют и оставят в одиночестве. И правильно, нефиг лезть к старшим.

— В колледже? — удивился Михаил. — Тебе лет-то сколько?

— Пятнадцать, — Фуоко раздраженно вскинула голову. Какое ему дело до ее возраста? — Почти исполнилось.

— Пятнадцать? — Юрий быстро переглянулся с товарищем. — Упасть и не встать! Я бы меньше восемнадцати не дал. Ну ладно, не суть. Дураков паладары не берут, авось разберешься. Вот смотри, я считаю, что волюты — независимые части единого целого. Ну вот как льдинка в воде: где-то прозрачная и незаметная, а где-то с заметными трещинами и вкраплениями. То есть рассматривать их независимые объекты нельзя. А Юрка…

— А я говорю, что чушь твои льдинки! Если энергоплазма вырывается из людей и превращается в волют…

— Да не превращается она!

— Превращается! Забыл про секретный доклад?

— Тьфу на тебя! — разозлился толстошеий Юрий. — Секретный, секретный! Ни одного документального подтверждения, одни обывательские россказни случайных очевидцев! Можно подумать, сам не знаешь манеру СБС секретить даже самый отчаянный бред. Когда меня на физфаке впервые к работе в лаборатории расщепляющихся материалов допускали, такие формы подписать заставили, что я аж цепенел от страха. Думал, кайтарские шпионы за мной на улице охотиться начнут, чтобы сведения о новейших установках выпытать. А что оказалось? Спектрометры меня в полтора раза старше в лучшем случае, к газонаполненному счетчику студентов не подпускают, чтобы не сломали последний, центрифугу вообще включать боятся, чтобы вразнос не пошла… Каменный век! Так что не надо мне тут секретность в качестве основного аргумента приводить. Фуоко, вот сама ты что думаешь? Волюты самостоятельные или части единого целого? Безотносительно к докладу?

— Э-э… к докладу? — неуверенно переспросила Фуоко, ошарашенная потоком слов.

— Не читала, что ли? — удивился Михаил. — Всем же рассылался перед семинаром. Ну, доклад Службы безопасности Ставрии — есть у нас такая контора, от шпионов страну охраняет, а заодно к каждой дырке затычка. Статистические данные собрали о количестве людей, сгоревших за последние годы от аномалий.

— Сгоревших от аномалий?

— Ну, когда человек внезапно умирает, а из него энергоплазма выплескивается и в волюту превращается. Не читала, значит?

Внутренности в животе у Фуоко вдруг сжались в комок. Мертвое лицо Кириса с закатившимися под лоб зрачками встало у нее перед глазами. Значит, вот как это называется?

— Если он секретный, как его можно прочитать? — промямлила она, только чтобы хоть что-то сказать.

— Да его давно за бугор слили, — пожал плечами Михаил. — В Кайтаре его даже опубликовали в каком-то журнале. В университетской библиотеке он есть, я скину точное название, если не забуду. А если забуду, напомни. Ну вот скажи, способна волюта думать сама по себе или нет? Или даже так: способна она действовать независимо от стаи? Вообще кто-нибудь когда-нибудь видел одиночную волюту? Я лично ни на одной фотографии, ни в одной киносъемке стаи меньше, чем на три десятка, не наблюдал.

— Я видела, — ответила Фуоко, прежде чем сообразила, что неплохо бы при посторонних язык держать за зубами.

— Где? — как-то подобрался Михаил. — Источник помнишь? Кто фотограф, где опубликована, или о чем лента?

— Ну… э-э… я сама видела, не на фотографии.

— Во! — широко ухмыльнулся Юрий. — А ты говорил!

— Погоди ты, — отмахнулся Михаил. — А где ты видела? Ты вообще не врешь?

— Вот еще! — вспыхнула Фуоко. — Делать мне больше нечего — двум идиотам врать! Как там у вас в Ставрии говорят… — она переключилась на камиссу, тщательно выговаривая слова: — Переливают из пустого в порожнее!

Парни дружно заржали, и оскорбленная девушка, выдернув наушник, повернулась, чтобы уйти.

— Стой! — приказал Юрий. Без предупреждения он ухватил ее за талию рукам, такими же толстыми, как и шея, и, легко приподняв, посадил на стол. Ошеломленная Фуоко только глазами захлопала. Ставриец сунул ей наушник обратно.

— Извини, — широко улыбнулся он. — Просто совсем недавно один наш знакомый сказал ровно то же самое теми же словами…

— И все-таки, где ты видела одинокую волюту? — перебил его Михаил. — Понимаешь, вопрос принципиальный. Если волюты — часть единой структуры, связанной каналами связи или что у них там, то на отдельную спираль можно не обращать внимания, нужно искать контакта с целым. Однако если они независимы, изучение отдельных экземпляров имеет смысл. Возможно, они даже обладают разумом, полноценным или зачатками. И тогда… Пщек затравля!

Последнее восклицание автопереводчик не перевел, но смысл его Фуоко поняла и так. Зорра, то ли соскучившись, то ли решив, что хозяйку обижают, вышла из скрытного режима и одним движением запрыгнула с пола на грохнувший под ее тяжестью стол. Парса уселась на средние и задние лапы, скрестив на груди передние, и широко зевнула, продемонстрировав острые белые клыки. Юрий отступил на шаг, прошипев сквозь зубы что-то энергичное (и опять не переведенное), но Михаил уже оправился от удивления.

— Ну ничего себе лисичка… — пробормотал он. — Фуоко, твоя зверушка, что ли?

— Какая лисичка? — не согласился Юрий. — Рыжая — еще ладно, а белое с зеленым у лис откуда? И потом, лап шесть… Масскат рожеч, на глаза посмотри! Фуко, только не говори, что это паладарская штуковина!

— Она не штуковина, — Фуоко погладила подругу по голове. — Ее Зорра зовут. Она парс. То есть парса, потому что девочка.

— Клыкам у твоей «девочки» иной волк позавидует, — Юрий бесцеремонно ткнул Зорру в бок толстым, как сосиска, пальцем. — А ничего, мягкая. Самое то потискать. Кусается?

— Кусается! — согласилась парса, демонстративно лязгнув зубами возле его руки. — Зорра злая! Ку-у-ун!

— Еще и болтает, — резюмировал Михаил. — Хорошая игрушка. Надо, Юрка, у куратора попросить, чтобы тебе паладары такую же подарили. Станешь выгуливать по утрам и вечерам, авось вес сбросишь.

— Хочешь умереть? — ухмыльнулся Юрий. — Спроси, хочу ли я похудеть. Сто раз тебе объяснял, что у меня не жир, а мускулы. На чем мы остановились?..

И тут в коридоре затарахтел звонок. Начиналось очередное занятие.

— Ну все, опоздали, — Михаил почесал в затылке. — Ладно, Юрка, идем. А то еще штрафных баллов влепят…

— Сейчас. Фуоко, и все-таки, где ты видела одиночную волюту? — на лице Юрия появилось почти умоляющее выражение.

— Да отстань ты от ребенка, — досадливо сказал ему Михаил. — Не видишь, она нас уже за чокнутых держит? И вообще, выдумывает она. Идем давай.

От снисходительного выражения на его лице Фуоко вдруг разозлилась. Подумаешь, красавчик ставрийский! Какой она ему ребенок? В конце концов, если он на втором курсе, то старше ее года на четыре. Ну, максимум на пять. Тоже старикашка выискался!

— У себя в руках видела! — яростно сказала она, спрыгивая на пол. — Ясно?

Она сложила ладони лодочкой, и в них ярко вспыхнул белый светлячок. Прикусив губу, чтобы не позволить процессу зайти слишком далеко и сформировать полноценную волюту, она протянула руки, с наслаждением наблюдая за ошарашенными физиономиями ставрийцев.

— Понятно? — спросила она, заставив светлячка рассосаться и пропасть. — Если до конца довести, настоящая волюта получится, стреляющая. Только здесь показывать не стану, и не просите, а то еще нападет на вас. Ну и кто врет?

— Сдохнуть и не встать… — пробормотал Михаил. — Не верю. Так не бывает. Сеня, дай мне в ухо, чтобы я проснулся.

— С размаху или не сильно? — деловито осведомился Юрий, сжимая кулак и разминая костяшки другой рукой. — За то, что девушку обидел, положено сильно.

— Эй! — Михаил опасливо отступил на шаг, едва не оторвав провод наушника от стола, не отрывая, впрочем, взгляда от светлячка. — Свой разряд по боксу на какой-нибудь другой груше поддерживай. Так, прекрасная дэйя Фуоко… прошу прощения, фамилию запамятовал…

— Винтаре, — польщенная «прекрасной дэйей», Фуоко позволила огоньку погаснуть. — Фуоко Винтаре.

— Ага. Прекрасная дэйя Фуоко Винтаре, приношу свои извинения за пренебрежение. Обещаю, больше не повторится. У меня к тебе тысяча вопросов, но задавать их сейчас я не стану. Нам с Юркой действительно пора бежать, у нас по матфизике семинар, а препод злющий. Навесит штрафных баллов за опоздание, отдувайся потом перед куратором. Давай так… — Он на мгновение задумался. — Есть классная кафешка недалеко отсюда, в ресторанном квартале. Э-э… вспомнил, «Огни Кушуры» называется. Такие пирожные пекут — пальчики оближешь! На вечер у тебя какой график? Я угощаю.

— У меня… нет, не могу, — Фуоко вовремя прикусила язык — она почти ляпнула про эксперименты в бункере. — И завтра не могу. И…

— Понял, моя прекрасная фея, не дурак, — Михаил ослепительно улыбнулся, и у Фуоко вдруг что-то сладко ёкнуло внутри. — Не навязываюсь. Но хотя бы можно надеяться на продолжение разговора в сугубо деловой обстановке? На отдельном семинаре, благо абсолютно по теме?

— Э-э… — Фуоко вспомнила незаконченный доклад, над которым работала уже пятую декаду. — Ну, может быть… Только…

— Да, моя прелестная муза?

— Не говорите никому, ладно? Про волюту? — почти жалобно попросила девушка. Она уже раскаивалась, что поддалась порыву. И так из-за парсов на них с Киром пол-университета пялится, а если еще и узнают об ее особых способностях, то от ярлыка «эйлахо» и шепотков за спиной до самой смерти не отделаться.

— Заметано, могила, — пожал плечами Юрий. — Не волнуйся, я лично за нашим треплом прослежу. Паладары в курсе? Ну и ладно, остальное не наше дело. Миха, топаем.

— Разумеется, моя…

Услышать, каким еще эпитетом ее наградит заморский красавец, Фуоко не успела: Юрий вытащил наушник, ухватил своей лапищей товарища за загривок и почти выволок его в коридор, подмигнув Фуоко на прощание. Оставшись в одиночестве, девушка покосилась на невозмутимо наблюдающую за сценой Зорру.

— Дура у тебя хозяйка, да? — грустно спросила она. — Действует раньше, чем думает…

Зорра презрительно фыркнула, спрыгнула со стола на пол и подбежала к дверям, вопросительно обернувшись.

— Иду, иду, — вздохнула Фуоко. — Перекушу, а потом в общагу возвращаемся, почитаем. Кира, кстати, проведаем, а то вдруг опять в отключке валяется. А, или нет… У него же сейчас история Кайтара, а потом естествознание. Уж он-то точно бы не сболтнул лишнего.

Она вытащила наушник и позволила проводу втянуться в стол. Потом нехотя слезла со стола и вышла в полутемный и абсолютно пустой коридор. А ведь, если подумать, она уже больше декады не заходила в лапшичную Дзидзи, чтобы поздороваться с ним самим и Сато-тарой, а заодно и с Дзарой, если мелкая неугомонная непоседа для разнообразия не шляется по Хёнкону, а помогает матери. Нужно как-нибудь заглянуть к ним и обязательно заказать фирменные короккэ из картофельного пюре с грибами, а также до сих пор вызывающий у нее удивление какигори — мелко наструганный лед, политый сиропом, подающийся на Могерате вместо молочного мороженого. И кальмары, запеченные на палочке, у них жутко вкусные… Даже со скидкой по знакомству выходит в два раза дороже, чем в паладарских общественных столовых, но и куда вкуснее.

Почувствовав, что рот наполняется густой слюной, Фуоко решительно отогнала мысли об еде. И так лишних полтора килограмма уже целый сезон согнать не может. Итак, ради экономии времени воспользоваться транспортом, чтобы добраться до дома, и у нее есть почти два часа, чтобы прочитать и законспектировать главу по сердечно-сосудистой системе человека — завтра учительница биологии, дэйя Фиорентина, либо Таня с ее подачи наверняка осведомится, как идут дела с освоением индивидуального плана. Потом зачет по плаванью в бассейне, потом еще три часа на математику с физикой и ужин у Дзидзи — кстати, можно и Кира с собой затащить, а потом — бункер. Может, все-таки не стоит Киру пока что напрягаться? Вроде бы оправился от позавчерашнего без последствий, но кто его знает… Нет, никаких шансов — набычится в своей излюбленной манере, буркнет что-то невразумительное и полезет в испытательный зал упражняться в управлении энергоплазмой.

Вдруг перед ней как живое всплыло лицо Михаила Збышека, его ослепительная улыбка, поджарая фигура, обтянутая белой майкой и короткими шортами, мускулистые руки и ноги. Красавец, и умный к тому же. Наверняка женщины от него без ума. Как он ее попытался в кафе затащить, прямо с ходу! Нет уж, не дождется. И вообще, у нее уже есть парень. Тупой, упрямый и бешеный, но свой.

Фуоко громко фыркнула, заработав недоуменный взгляд Зорры, и вышла на крыльцо учебного корпуса. Уже выбирая на транспортном терминале место назначения, она вдруг снова вспомнила: меньше чем через три декады у нее день рождения. Интересно, напишет отец письмо или нет? Все-таки… все-таки, наверное, нужно с ним помириться. Простил ли он уже, что она отправилась в Хёнкон против его воли?

— В данный момент все транспортные дроны заняты, — равнодушно-вежливо прозвучал с терминала голос Райники. — Ожидаемое время прибытия: через полторы минуты.

Решено. В день рождения она потратит десять лемов на международный звонок в Кайтар и поговорит с отцом. И пусть он только попробует что-нибудь сказать против паладаров!

02.22.1232. Шансима, Ценгань

Длинный лимузин, отсвечивая черными лаковыми боками, остановился у главного входа в Белую башню Шансимы. Мэй, окруженный тремя кобунами, неторопливо выбрался на клочок тротуара и бросил взгляд на большие старомодные часы над входом. Пять минут десятого. Он опоздал уже на пять минут, и еще минимум пять уйдут на подъем. Прекрасно. Хорошо, когда тебя ждут — всем сразу понятно, кто здесь важная птица. Правда, плохо, если ждать не станут и разойдутся — тогда сразу всем понятно, что ты пустое место. Наверное, не стоило сегодня испытывать судьбу — но удержаться Юи не смог. Азарт есть азарт, и игра есть игра, не так ли? Фишки брошены на сукно, осталось дождаться остановки шарика.

Прохожие опасливо сторонились от Мэя с сопровождающими, неторопливо движущегося к раздвижным стеклянный дверям. С дороги убрался даже какой-то павлин в официальном бледно-синем носи с серебряной вышивкой средней степени абстракции и бледно-красной подкладкой. Две сопровождающие чиновника девицы в мешковатых желтых ципао с длинными широкими рукавами испуганно глянули на группу из четырех человек в черных очках и кайтарских деловых костюмах — и тут же отвели глаза, поспешно спрятавшись за спину покровителя. Лицо Мэя оставалось бесстрастным, но внутри он чувствовал глубокое удовлетворение. Тьма в Шансиме — да и на всем Могерате — постепенно набирала силу, а он в один прекрасный день собирался стать в ней самым крупным волком. Еще немного, пять, семь или десять лет… и совсем чуть-чуть удачи. А уж «Кобра» под его руководством своего не упустит. Нужно лишь немного терпения.

В огромном просторном холле Белой башни от стойки администратора ему навстречу бросились двое. По ухваткам — типичные шестерки, но одеты в дорогущие кайтарские костюмы, сидящие на них, словно сбруя на ящерице. Юи и телохранители демонстративно подняли руки к бортам пиджаков, под которыми скрывались короткоствольные автоматы, но шестерки благоразумно остановились в паре метров.

— Мэй Лю Сянь-атара, — проговорил тот, что постарше, отвесив быстрый раздраженный поклон. — Все уже собрались. Тебя ждут, типа, уже звонили трижды.

— Я приехал, шо, — холодно ответил Мэй, снимая черные очки и убирая их в нагрудный карман. — С дороги.

— Да мы и не задерживаем, тара, — сквозь зубы процедил второй, молодой и с наглым взглядом. — Только нехорошо заставлять ждать серьезных людей.

Мэй глянул вбок, и Юи, шагнув вперед, сбил нахала с ног ударом в челюсть. Краем глаза оябун заметил, как встрепенулись, но даже и не подумали сдвинуться с места охранники возле администраторской стойки.

— Еще комментарии? — осведомился он у попятившегося старшего. — Пошли вон, шо, пока зубы целы.

Не дожидаясь ответа, он прошел мимо, едва не наступив на руку слабо ворочающегося на полу идиота, и подошел к лифтам. Несколько человек, стоявших в ожидании кабины, как-то быстро исчезли. Когда Мэй входил в лифт, он еще успел заметить, как старший из встречавших что-то лихорадочно говорит в телефонную трубку у стойки.

Не дожидаясь команды, кобун нажал на кнопку с пометкой «Ресторан «Небесный купол», и зеркальные изнутри двери лифта сдвинулись. Кабина устремилась вверх с такой скоростью, что за сорок секунд взлета на шестьдесят пятый этаж Мэю пришлось несколько раз сглатывать, прочищая заложенные уши. От нечего делать он внимательно оглядел себя в зеркало: строгий костюм с тремя алмазными булавками в лацканах, на пальцах золотые перстни с бриллиантами, при нужде вполне способные сыграть роль кастета, гладко зачесанные черные волосы — и три стальных клипсы-серьги, защелкнутые на внешнем ободе левого уха. Перед тем, как отправиться на толковище, он колебался, не надеть ли еще и четвертую, но решил до времени не лезть на рожон. Все-таки незачем раздражать собравшихся слишком сильно. И без того поводов сегодня возникнет слишком много.

У выхода из лифта его уже ожидал метрдотель в пышной традиционной одежде, сделавшей бы честь королю хоть в Ценгане, хоть в Кайнане. По крайней мере, многочисленным посетителям-иностранцам полагалось думать именно так. Наметанный же глаз без труда мог заметить чрезмерную простоту вышитого узора, блеклость оттенков халата-носи, шаровары-сасинуки без золотых шнурков и прочие мелочи. Надменный павлин-аристократ ни секунды бы не поколебался отнести подобное одеяние к цирковым костюмам и не счел бы его оскорблением для высокорожденных. В общем, подобное одеяние удовлетворяло всех. Мэй усмехнулся про себя. Он не впервые посещал «Небесный купол» и каждый раз отдавал должное изворотливости управляющего. Пожалуй, ресторану стоило бы предложить покровительство совершенно бесплатно — но О Рэн Исии, нынешняя его покровительница, такое точно не одобрит. А ссориться с ней из-за мелочей не стоит — да и из-за серьезных вещей тоже.

— Мэй Лю Сянь-атара, — метрдотель согнулся в глубоком поклоне. — Великую честь оказал ты нам своим посещением. Прошу, следуй за мной.

Он попятился несколько шагов, выражая почтение, и лишь потом распрямился. Все в той же подобострастной манере он боком двинулся вперед, не поворачиваясь спиной и постоянно мелко кланяясь. Мэй со своими кобунами двинулся вслед.

Провожатый повел их не в зал, а в отдельный коридор, куда выходили двери приватных кабинетов. Ступая то толстому ковру, главарь Анъями еще раз вспомнил пункты своего плана. Разумеется, его не удастся реализовать в полной мере — обязательно случится что-то непредусмотренное, и придется импровизировать. Однако удачная импровизация невозможна без тщательной предварительной подготовки. Ну, главное — чтобы боги не подвели его сегодня, и капризная сила сработала как положено. Все остальное второстепенно.

Метрдотель почтительно распахнул дверь одного из кабинетов и тут же исчез, так ни разу и не повернувшись спиной. Мэй шагнул через порог — и тут же оказался под перекрестным огнем двух десятков взглядов. В комнате стояла напряженная тишина. Ага. Все-таки без него переговоры не начали. Отличное начало.

— Добрый вечер, атары, — светским тоном произнес он, проходя к свободному месту у стола. Кобуны, повинуясь его жесту, остановились у стен по бокам двери. В отличие от кобунов других группировок, они даже и не подумали сесть на мягкие диваны — такие приятные для сидения и такие неудобные для быстрого вставания.

— Ты опоздал, — буркнул Су Бара Минь. — Почти на десять минут.

Перед главой «Черных тигров» стоял ряд из четырех фарфоровых бутылочек водки горлышками вверх и еще двух — перевернутых вверх донышками. Пьяным Су еще не казался, но глаза у него уже были бешеными. Мэй внутренне усмехнулся.

— Прошу прощения, атары, — коротко поклонился он. — Из-за автокатастрофы в Сиреневом туннеле я попал в неожиданную пробку, да так, что даже пешком выбраться не удалось бы.

Он окинул остальных присутствующих коротким тайным взглядом. Торанна Ли Фай и Хито Букко Росу — сам факт, что фигуры такого калибра с пятью серьгами в ушах все-таки явились на встречу, уже свидетельствует о серьезном росте авторитета «Кобры». Отлично: без их присутствия пришлось бы отказаться от второстепенного плана, да и основной оказался бы под вопросом. Лин Сянь Даран с четырьмя кольцами — «Туман» решил-таки откликнуться на приглашение. Хороший знак. Лишь бы рыбка не сорвалась с крючка… И, наконец, О Рэн Исии. Лицо единственной на всем Могерате женщины-оябуна как всегда, непроницаемо. Четыре стальных клипсы в левом ухе, черные блестящие глаза смотрят равнодушно, рукоять длинного танто чуть выглядывает из-под верхней накидки. Не прошло и года, как она взяла под свой контроль «Меч и ярость», но уже ни один человек не оспаривает право женщины держать в кулаке могущественный клан. В конце концов, Тьма всегда признавала право силы, а не того, что болтается между ног. Публично Мэй никогда не признал бы, но О являлась единственной женщиной в мире, к которой он испытывал симпатию и уважение. Жаль, нельзя проявить их даже с глазу на глаз: даже если и останется жив, змея не упустит шанса использовать слабину конкурента в своих интересах.

Хорошо. Очень представительная компания для наблюдения за предстоящим зрелищем. Лишь бы дурак сам влез в расставленную ловушку, да не подвели боги…

— У меня в машине давно стоит паладарский мобильный телефон… — как бы в пространство заметил Су.

— Думаешь, у меня не нашлось бы денег или связей, чтобы заполучить такой же? — усмехнулся Мэй, усаживаясь за стол и наливая себе кадзё на самое донышко пиалы, только чтобы создать видимость. — Или ты просто не подумал, что сам голову под топор подставил?

— Что? — оябун «Черных тигров» уперся в него взглядом. — Ты что сказал?

— Всем, кто дал себе труд поинтересоваться предметом, — снова усмехнулся Мэй, — известно, что связь паладарских телефонов идет через паладарские же спутники, или что у них там. Конечно, Чужие много раз заверяли, что не прослушивают разговоры, но лишь дурак им поверит. А до Удара, если ты не забыл, даже на Палле умели определять местонахождение любого мобильного телефона. Думаешь, паладары глупее?

Су зашипел сквозь зубы, и в его глазах мелькнула горящая ненависть. В другое время Мэй только выругался бы про себя и постарался держаться от идиота подальше. Но сейчас — сейчас ситуация прямо противоположная. Давай, дружок, давай, распаляй себя. У тебя сегодня роль главная, наравне со мной, хотя и финальная.

— Интересная мысль. Мне уже советовали не доверять паладарским устройствам, — заметил Торанна. В подтверждение того, что Мэй косвенно знал ранее, оябун «Крыльев бури» на катару говорил изысканно, с вкраплениями архаичных слов, но с едва заметным акцентом: сказывалось босоногое детство в одной из бесчисленных мелких стран на Фисте и привычка говорить на цимле в узком кругу. — То есть и ты, Мэй-тара, придерживаешься подобного мнения?

— Да, Торанна-атара, — кивнул Мэй, стараясь, чтобы его тон оставался вежливым, но в то же время ни в коем случае не заискивающим. — Рации не так удобны, но их, по крайней мере, не засечь издалека. Кроме того…

Кстати — а ведь очень удачно разговор повернулся.

— …кроме того, нам удалось достать несколько образцов радиостанций, используемых кайтарской разведкой — с шифрующими устройствами. Носить их приходится вдвоем, но в некоторых ситуациях оно того стоит.

— Сколько хочешь за пару? — напрямик спросил Хито. Его заплывшие жиром глазки буравили Мэя, словно пытались проделать в нем дырку и изучить содержимое головы напрямую.

— Всему свое время, атары, — хладнокровно ответил Мэй. В нынешнем оябуне «Скальпеля», как бы в насмешку над названием группировки, от хирурга присутствовала только маниакальная привычка резать. Его убийцы, как заправские мясники, предпочитали орудовать не пистолетами и бомбами, а ножами и мечами, оставляя после себя отрубленные конечности и головы в лужах крови. Однако, надо отдать должное, по пустякам он не заедался и в бутылку не лез, так что лебезить перед ним по мелочам не обязательно. Правда, и задираться — тоже. — Сначала я хотел объяснить план, ради которого собрал вас сегодня.

— Мне, недостойной, казалось, — тихо заметила О, разглядывая коротко обрезанные ногти, покрытые кроваво-красным лаком, — что инициатором встречи являлся вовсе не многоуважаемый Мэй-атара…

— Прошу прощения за оговорку. Я имел в виду, что Хито-атара созвал встречу по моей инициативе, — Мэй обратил вопросительный взгляд к оябуну «Скальпеля», и тот коротко кивнул, подтверждая. — Суть в том, что я знаю, как обращаться с паладарами. Давно признано, что нам следует по возможности избежать их неприятного внимания. Однако я знаю, как получить от них выгоду. Но мне нужна общая поддержка. Как минимум, необходимо прекратить определенные операции в окрестностях Хёнкона, и на море, и на суше…

— Я порву этих ублюдков при первой возможности! — сквозь зубы процедил Лин. — Я никогда не прощу им брата…

— Самозваного адмирала, что нахрапом полез в Хёнкон после Второго Удара? — презрительно скривился Торанна. — Его ведь предупреждали, что нарвется. Так и вышло. Угробил целый флот, идиот, и сам сдох. Хорошо хоть его ребят ценганьской полиции отдали, я половину уже у себя пристроил. Но что-то никто из них обратно в Хёнкон не рвется, чтобы отомстить. От одного слова «паладар» белеют и чуть ли не в обморок грохаются.

— Мне плевать! — Лин Сянь Даран побагровел. — Я отомщу и инопланетной оманко Мураций, и той мелкой сучке, что сожгла брата…

— Мстить в горячке означает лишь насмешить врагов, — перебил его Мэй. — Сила тебе не поможет, Лин. До паладаров не могут дотянуться даже кольчоны. Что же до «мелкой сучки» — да ты хоть знаешь, как ее зовут?

— Скажи мне! — оябун «Тумана» вскочил, едва не перевернув столик, за которым сидел. — Скажи мне, и я назовусь твоим должником на год. Даже на два!

— Вот как? — Мэй откинулся на спинку стула, насмешливо сощурившись. — Хорошо, я скажу тебе. И даже на слове ловить не стану. Только ты для начала вспомни — что рассказали выжившие люди Цзимэя о гибели твоего брата. Ты понимаешь, как она его убила?

— Мне плевать…

— Тогда всем плевать на тебя! — Мэй повысил голос. — Никому не интересно иметь дело с живым покойником, который вот-вот сдохнет окончательно. Успокойся и начни думать!

— Сегодня ты что-то слишком много командуешь, — заметил Су, вливая в себя еще одну пиалу кадзё. — Может, и мне что-нибудь прикажешь?

Как ни странно, звук его голоса охладил Лина.

— Без тебя все знаю, — буркнул он, подбирая опрокинутый стул и усаживаясь обратно. — Но тебе не понять, что я чувствую. Так назовешь имя или нет?

— Фуоко Деллавита, — безмятежным тоном ответил Мэй. О фыркнула и прицокнула языком, а Торанна и Хито многозначительно переглянулись.

— Кайтар? — хрипло осведомился Лин. — Она из Кайтара? Где ее семья?

— Ее семья, — все тем же безмятежным голосом откликнулся Мэй, — живет в большом особняке в приморском городе под названием Барна. Впрочем, брат с сестрой у нее уже самостоятельные и отделились. Однако ты ведь никогда не интересовался Кайтаром, а, Лин? Никакие струнки в голове не тренькают от фамилии Деллавита?

Лин молча смотрел на него.

— Не тренькают. А зря. Потому что ее семья входит в десятку наиболее богатых и влиятельных семей Кайтара, и только личное состояние ее папаши оценивается в двадцать миллиардов леер или около того. А если приплюсовать контролируемые активы, то как бы и не двести. Текущий курс лееры к кану, если ты не забыл, примерно один к тридцати двум, то есть у семьи этой девицы денег раз в сто больше, чем у всех здесь присутствующих, вместе взятых. Еще, по очень тщательно скрываемым от кайтарских газет сведениям, в молодости он не гнушался заниматься контрабандой с Могерата и Фисты, уходить от налогов, покупая, а то и ликвидируя налоговых инспекторов и следователей, топить рыболовецкие суда конкурентов — иногда вместе с самими конкурентами — и так далее. Так что он вовсе не пузатый деляга, не знающий реальной жизни. Он такой же, как мы, Лин. Я бы даже сказал, ты по сравнению с ним — щенок рядом с матерым волком.

— Я впечатлился. И?.. — буркнул Лин.

— А теперь запомни главное: сэрат дэй Хавьер Деллавита, по слухам, свою младшую дочурку просто обожает. Хотя бы чихни в ее сторону — и получишь войну. А если речь зайдет о войне, он раздавит тебя, как таракана, и даже не заметит. У него уже в Ценгане небольшая армия агентов, а захочет — так и кайтарские линкоры и десантные корабли подтянутся. Они вычистят твои островные базы максимум за декаду и даже не вспотеют. Я уже не говорю, что девчонка в фаворе у самой Карины Мураций, а иметь дело с паладарскими боэй мало кому захочется. Поэтому, Лин, ты забудешь про месть. Если не навсегда, то…

— Она убила моего брата!

— Ну, судя по рассказам, в тот момент он как раз пытался убить ее, причем без особого повода, — Мэй пожал плечами. — Она оказалась сильнее, вот и все. С учетом, что у Цзиммэя было три десятка ребят, лучшая его штурмовая группа, а девка подвернулась ему на пару всего лишь с каким-то мальчишкой, победила она честно. Кстати, парни на одном из катеров Цзиммэя сбили ее аэротакси, летящее в Хёнкон из Шансимы, чисто для развлечения, она чудом выжила. Так что можно считать, что счеты у нее с твоим братцем имелись старые. На твоем месте я бы к ней претензии оставил — не по понятиям, да и жизнь себе рискуешь сильно укоротить.

Лин пошипел сквозь зубы, и его лицо стало непроницаемым. Отвечать он не стал. Вместо того он плеснул себе в пиалу немного кадзё и залпом проглотил его.

— У тебя хорошие источники, Мэй-тара, — задумчиво проговорил Торанна. — Откуда ты узнал имя девчонки и… все остальное?

— Ничего сложного, атара. Вырученные из тюрьмы люди описали ее внешность, а дальше… в Кайтаре чиновники и журналисты любят деньги не меньше, чем в Ценгане. Тем более, что девица очень хорошо известна на родине. С ней связан скандал — она улетела в Хёнкон против воли папаши, и хотя тот усиленно пытался замять слухи в прессе, удалось не до конца.

— Очень любопытно, — Торанна аккуратно взял с блюда палочками блин, свернутый в трубочку, обмакнул в рыбный соус и откусил половину. Несколько комочков начинки упали на стол, но он не обратил на них внимания. — Очень любопытно. И все-таки, Мэй-тара, зачем ты собрал нас здесь? Как ты сам только что заметил, мало кому хочется иметь дело с паладарскими боэй. Но, как я понял, ты предлагаешь объединиться против Чужих?

Он засунул в рот остаток блинчика и продолжил жевать, глядя на Мэя в упор своими черными бесстрастными глазами из-под набрякших век.

— Да. Я предлагаю объединиться против паладаров, — кивнул Мэй. — Я знаю, как вести с ними дела. Однако сразу ставлю условие: главный в деле я.

От размашистого удара ладонью по столу все вздрогнули. Фарфоровые бутылочки, гремя, попадали на ковер, а Су Бара Минь тяжело поднялся, опираясь о столешницу.

— Я лучше сдохну, чем подчинюсь тебе! — хрипло выдохнул он. — «Черные тигры» никогда не ложились под «Кобру» и никогда не лягут. Сначала ты отжимаешь у меня целый торговый район в Шансиме, потом перехватываешь на себя черные рейсы сразу в трех городах, чистишь банки, платящие мне за защиту, подставляешь моих кобунов в Тасиэ под пули купленной тобой полиции — а теперь хочешь, чтобы я назвал тебя главным? Меня уговорили не объявлять войну… пока. Но под тебя я не лягу, шо!

— Ну-ну, Су-тара, — успокаивающе произнес Мэй, изгоняя из головы все посторонние мысли и сосредотачиваясь на фигуре давнего недруга. Как и ожидалось, все решится именно сейчас. — Я не отнял у тебя и сотой доли бизнеса. Твои кобуны ослабили хватку и обленились…

— Я всегда честно соблюдал соглашения! — в голос рявкнул Су. — А ты бьешь в спину! Думаешь, я не знаю о твоих переговорах с кайтарскими церковниками? О делах с красными халатами Левого министра? Ты нас всех продашь, если выгоду почуешь!

— Су-тара, если у тебя есть претензии ко мне лично, мы обсудим их позже, наедине, — холодно ответил Мэй. Так, разговор пошел не туда. Упоминать церковников в такой компании определенно не стоило. Пора затыкать рот ублюдку. — Сейчас мы говорим о паладарах. Но в таких делах нельзя полагаться на анархию. Нужен тот, кто будет говорить одним голосом от имени всех, и им могу стать только я, а не ты или твои тупоголовые советники.

— Ты можешь стать только трупом!

Резким движением Су выдернул из-за пазухи пистолет и щелкнул взводимым курком. Однако Мэй уже поймал его в невидимую паутину силы, как паук-наездник ловит ничего не подозревающего жука. Жар хлынул через его тело. Краем глаза он видел, как вскакивают, выхватывая оружие, кобуны-телохранители, сидящие вдоль стен, как в руке О словно сам собой возникает танто… но все уже сталоневажно. Знакомый гул в ушах, упоение, словно в объятиях женщины, дрожь в кончиках пальцев — и словно липкое тесто на ладонях. Потянуть, вырвать сердце врага! Рот оябуна «Черных тигров» раскрывается в неслышном вопле, но воздух уже не проходит через сдавленное спазмом горло — серый туман вспенивается вокруг его тела — темная ярость окутывает сознание Мэя — труп оседает на пол, а серый туман уже быстро закручивается вытянутой раковиной морской улитки, его сердцевина быстро набухает багровым пламенем — тянут монотонные ноты многоголосые далекие хоры, пляшут разноцветные огни, мелькают странные картинки, словно показанные с неба — ярость переполняет изнутри, требует выпустить, выплеснуть ее наружу, направить на людишек вокруг — но нет, нельзя, нельзя, не сейчас, не терять контроль, янориман!! — не до конца сформировавшаяся волюта рвется в клочья, багровый огонь гаснет, остатки серого тумана тянутся к его разведенным ладоням, всасываются в них — темная ярость быстро угасает…

С колотящимся сердцем, тяжело дыша, едва разбирая окружающее сквозь темную пелену в глазах, несколько секунд Мэй сидел в полной тишине под прицелом полутора десятков пистолетов в руках кобунов других группировок. Кобуны Мэя тоже стояли с автоматами в руках, но их стволы смотрели в пол. Юи стоял, заложив руки за спину, и его лицо оставалось бесстрастным.

— Впечатляет, — молчание разбил грудной голос О. Женщина с неторопливым лязгом убрала кинжал в ножны под полами халата и расслабленно откинулась на спинку своего плетеного кресла. — Ты сумел удивить меня, Мэй-пун.

— Не больше, чем ты меня, О-фуна, когда стала оябуном «Меча и ярости», — страшным усилием воли Мэй превратил зарождающийся оскал в вежливую улыбку. Он взялся за подлокотники, чтобы скрыть дрожь в пальцах, и медленно выдохнул, восстанавливая дыхание. — Однако сейчас я всего лишь защищался. Все свидетели.

— О да! — внезапно загоготал Хито Букко Росу. — Мы все свидетели! То есть мстить тебе, типа, не по понятиям, о чем ты только что втирал?

Его слова словно щелкнули каким-то скрытым переключателем. Люди в комнате задвигались, убирая оружие и недоуменно переглядываясь. Лишь трое «Черных тигров» все еще стояли с поднятым пистолетами, но их растерянные взгляды скрещивались на лежащем на полу мертвом оябуне. Мэй напрягся. Что-то следовало сделать еще. Как всегда, после такого усилия собрать мысли в пучок удавалось не сразу, но… Что-то очень, очень важное следовало запустить немедленно. Ах, да…

Он отцепил от одного из подлокотников закостеневшие пальцы и слабо щелкнул ими в воздухе, после чего сделал круговое движение и резко опустил вниз большой палец. Юи кивнул и быстро вышел. Вот и все. Конец «Черным тиграм». Случалось, боги отказывали в своей милости, но на сей раз не подвели. Через несколько мгновений одно короткое сообщение по рации запустит целый каскад заранее подготовленных операций. Уже к вечеру основные базы дезорганизованных «Черных тигров» перестанут существовать, их кобуны частью умрут, частью покорятся победителю, как диктуют традиции Анъями. Через две-три декады, что потребуются на переваривание «Тигров», «Кобра» усилится если не вдвое, то раза в полтора уж точно. Одного этого хватит, чтобы полностью оправдать затраты усилий на организацию сегодняшнего собрания, а заодно и с полным правом защелкнуть на ухе четвертую серьгу.

Однако встречу нужно довести до конца. И даже не из-за того, что кто-то догадается об изначальных планах Мэя насчет Су. Нет, план окружения Хёнкона следует запустить в работу любой ценой. Барыши неоценимы, и авторитет — если все выгорит, уже скоро Мэй встанет вровень с наиболее могущественными оябунами.

— Я никогда не нарушал законы и традиции Тьмы, — холодно ответил Мэй, глядя в жирное лицо Хито, хотя и тщательно избегая его взгляда, чтобы не показаться непочтительным. — Вы трое, — он перевел взгляд на «Черных тигров». — Уберите отсюда труп, живо. И убирайтесь сами.

«Тигры» переглянулись, и в их глазах Мэй с удовольствием заметил страх. Они склонились над телом бывшего оябуна, подхватили его и вынесли из комнаты. Когда за ними закрылась дверь, Мэй обвел взглядом четырех оставшихся оябунов.

— Продолжим? — ровно спросил он.

— М-да, Мэй-тара, — проговорил Торанна, потирая гладко выбритый подбородок. — Слышал я краем уха о твоих способностях, но все как-то не верилось. Впечатляет. Весьма впечатляет. И давно ты так умеешь?

— Впервые я освободил человеческую душу через год после Первого Удара, — вежливо сообщил Мэй. — Чуть меньше девяти лет назад. А через декаду я создал «Кобру». Мне не доставляет удовольствия убивать людей таким образом, атара: душа должна уходить в Нирвану мирно, естественно, а не вырванная из тела незримыми когтями. Однако если на меня нападают, удерживать свою руку я не собираюсь.

— Ага, мирно и естественно — от пули, кастета или доброго глотка морской воды, — хохотнул Хито. — Тора, мне нравится резвый малыш. Пожалуй, его и в самом деле стоит выслушать серьезно.

— Мы и слушаем, — кивнул оябун «Крыльев бури». — Так на чем ты остановился, Мэй-тара? Что ты говорил насчет Хёнкона?

— Нам нужно объединиться и действовать сообща. Мне известно, что некоторые из нас, — Мэй выразительно покосился на мрачного Лина, — пытаются проникнуть к паладарам вслепую, используя обычные методы. Однако торговля порошками всегда заканчивается провалом: одного торговца и одного рабочего уже навсегда выслали из Хёнкона просто потому, что обнаружили у них по нескольку мэ «синьки». Те даже не успели ее никому предложить.

— Все-то ты знаешь… — пробурчал Лин.

— Не все, но многое. Еще с тех пор, как я учился в университете, Лин-пун, я твердо запомнил: миром правит информация. Точнее, те, кто ей владеют.

— Ты учился в университете? — О Рэн Исии приподняла тонкую выщипанную бровь. — Значит, мальчик из хорошей семьи пошел по кривой дорожке? И какой же факультет ты бросил, Мэй-тара?

— Экономический, — вежливо улыбнулся Мэй. — Но историю своей жизни я расскажу тебе как-нибудь попозже, при случае. Однако же мы опять уклоняемся. Я хочу быстро перечислить, что не проходит с паладарами. Итак, интересные вещества отпадают — их паладарские боэй вынюхивают еще на пропускных пунктах. Черные рейсы не проходят: у паладаров попросту нет таможни и налогов, не от чего уходить. Да и торговать у них можно только за безналичные деньги. Известная мне попытка потребовать выкуп за группу студентов из Кайнаня, — он метнул взгляд на Хито, — привела к разгрому базы «Стремительных акул» все теми же боэй…

— Да, — задумчиво покивал тот. — Я слышал. Три десятка трупов «Акул» и целые и невредимые заложники. Король Кайнаня самолично одобрил действия паладаров, пусть даже они не согласовывали свои действия с кайнаньской Палатой благочиния. Наверное, больше никто и не рискнет открыто пойти против паладаров. Впрочем, оябуны «Акул» почему-то всегда оказывались редкими идиотами.

Ага. Если не знать, что «Стремительные акулы» по жизни смотрели тебе в рот, такое могло бы показаться удивительным.

— Ну, а про дань уважения со стороны тамошних торговцев, равно как и про «веселые игры» и кредиты, можно даже и не заикаться, — закончил Мэй. — Таким образом, атары, все традиционные возможности получить прибыль с Хёнкона для нас закрыты.

— И что ты предлагаешь, тара? — буркнул Хито. Он безразлично играл с фарфоровой бутылочкой из-под кадзё, не поднимая взгляда. — Вообще к ним не соваться? Объявить Хёнкон нейтральной зоной и забыть навсегда? Таково твое предложение?

— Нет, Хито-атара, — тонко усмехнулся Мэй. — Ради трусливых пряток в кустах я бы и пальцем не пошевелил…

— Разумеется, — оборвал его Торанна. — Ты все затеял ради разборки с «Тиграми» и возможности спровоцировать Су на атаку первым. Не считай других дураками, тара. У тебя есть что сказать по делу?

Ххаш. Он все-таки понял. Если теперь оябун «Крыльев бури» сочтет, что его использовали, его гнев окажется страшным — а к такой войне Мэй не готов и близко.

— Да, атара, — вежливо ответил оябун «Кобры». — Если позволишь мне закончить…

— Заканчивай, — сквозь зубы процедил Торанна, в глазах которого разгорались опасные огоньки.

— Есть еще один товар, с которым Анъями редко имеет дело, но стоящий куда больше любого другого. Информация. Я имею в виду технологии паладаров, которые те с большой неохотой выпускают из рук. Вы все знаете об автомобильных телефонах и станциях дальней связи, телевизорах, чудодейственных лекарствах от старости и увядания и тому подобных дорогостоящих штуках.

— Паладары поставляют их только конкретным корпорациям, — заметила О, рассматривая Мэя из-под прикрытых ресниц. — И ни одна из них не платит Анъями дань уважения, предпочитая содержать собственную охрану.

— Все верно, — кивнул Мэй. — Но я и не предлагаю иметь дело с такими товарами. Помимо прочего, я уверен, что паладары контролируют положение каждого своего устройства и прослушивают каждый телефон, каждый звонок, что через них проходит. Подобные вещи — что спящая змея в руках: неизвестно, когда проснется и ужалит. Однако, атары, напоминаю, что паладары создали свой Университет не просто так. «Университет ради людей и для людей» — таков лозунг Чужих. Они не упускают случая повторить, что очень скоро люди сами начнут генерировать свои идеи, и паладарские технологии уйдут в прошлое вместе с самими паладарами. И вот тогда наступит наше время. Мы не можем соперничать с Чужими: они превосходят нас в силе и знаниях и не уступают в решимости. Но люди — совсем иное дело.

— Ты предлагаешь… — медленно проговорил Торанна.

— Очень скоро Университет выпустит первых студентов — и они покинут Хёнкон, чтобы вернуться домой. Паладары не ставят никаких условий, где и как они станут работать. И никто не говорит, что они не должны работать на нас.

— Ну, в принципе, у всех есть родственники… — проворчал Хито, явно что-то прикидывая.

— И ты уверен, Мэй-тара, что сможешь контролировать умников, четыре или пять лет отиравшихся в компании с Чужими? — с интересом спросила О. — Не боишься взлететь на воздух от бомбы, незаметно собранной одним таким?

— Нет! — отрезал Мэй. — Никогда и ни при каких условиях мы не станем прибегать к шантажу и насилию в отношении выпускников Университета. Только попробуйте — и паладарские боэй превратят вас в ошметки мяса, как «Акул». Если бы речь шла просто о грубом принуждении, я бы не стал просить вашей поддержки. Нет, университетские должны работать на нас добровольно, с полным желанием и силами.

— Ты хочешь платить им легальное жалование? — удивился Торанна. — Надеешься перекупить их у корпораций? Да им миллионы предлагать станут, лишь бы у себя задержать!

Мэй запрокинул голову и скрипуче засмеялся.

— Нет, атара, — ответил он, резко оборвав смех. — Жалование ни при чем. Из всех, здесь сидящих, только я учился в университете, пусть и не в паладарском. И только я понимаю, что настоящие умники работают не за деньги. О, конечно, деньги любят все, и мало кто откажется от двухсот или трехсот тысяч канов в декаду, но лишь тогда, когда деньги не мешают работе — или другим важным вещам.

— Хочешь сказать, что кто-то может отказаться от трехсот тысяч в декаду? — Хито выпучил глаза, его щели затряслись от едва сдерживаемого смеха. — Ну, малыш, ты удивил меня уже второй раз!

— Вот именно поэтому, атары, я и хочу, чтобы вы сделали меня координатором проекта, — жестко сказал Мэй. — Я знаю, как заставить выпускников Университета работать на нас, а не на корпорации с толстыми кошельками. Но мне потребуется ваша поддержка. Чтобы усыпить бдительность паладаров, мы должны объявить Университет тихой зоной. Вместе мы достаточно сильны, чтобы не позволить остальным лезть на его территорию. Пусть паладары думают, что Анъями испугалась. Пусть полагают, что мы сдались и отступили навсегда. Через пять или шесть лет у нас появятся первые инженеры и технологи, которые станут работать не за деньги — точнее, не только за деньги, но и за идею, которую им дам я. И тогда у нас появится все: связь, оружие, корабли, заводы — все, что может потребоваться. Со временем мы заставим считаться с нами даже самих паладаров. Подумайте о перспективах, атары — не завтрашних или послезавтрашних, но о десятилетних.

— Десять лет — долгий срок, — лицо Торанны оставалось непроницаемым. — Ты предлагаешь даром отдать тебе негодный товар, нам не нужный, обещая прибыли в далеком будущем. Возможно, ты вытянешь нужную карту, возможно, нет. Возможно, ценность товара куда как выше, чем нам кажется сейчас, и ты знаешь, как на нем быстро навариться, а с нами делиться не намерен. Да, прямо сейчас я не вижу, что удастся поиметь с Хёнкона, но ситуация может измениться. Объясни, почему я должен заключить соглашение с самоуверенным щенком вроде тебя, а не вышвырнуть его на улицу и не заняться делом единолично?

Чудовищным усилием воли Мэй не позволил лицу исказиться в гримасе ненависти. Однажды ты горько пожалеешь, что сегодня назвал меня щенком, ублюдок. Но сегодня твоя стая и вправду сильнее, так что оскорбление придется проглотить…

— Разумный вопрос, атара, — согласился он. — Чтобы убедить вас в своей компетентности, я готов раскрыть детали одной темы, связанной с Хёнконом, способной принести некоторую прибыль в ближайшей перспективе. Я опишу ее, не требуя даже, чтобы она оставалась моей монополией. У меня есть и другие завязки, но их я пока оставлю при себе. Могу пообещать, что в такого рода темах мы станем делить доходы пропорционально вкладу каждого. Плюс десять процентов мне, разумеется, как первооткрывателю. Итак, я раскрываю тему, вы оцениваете и решаете, стоит ли ставить меня во главе дела. Если нет, я ухожу, и мы все опять сами по себе. Если да, мы заключаем сделку. Я сказал. Теперь я слушаю.

— Я вне игры, — холодно сказал Лин, выходя из угрюмого оцепенения. — Не верю в игры с Чужими и умниками, мне хватает своих дел. Опекай Университет, Мэй-пун, целуйся с паладарами, подставляй им… что хочешь, но я пас. Мои катера по-прежнему готовы перевозить твои грузы, но никаких разговоров о перспективах: платишь здесь и сейчас, а не через десять лет. Не вижу смысла базарить дальше.

Оябун «Тумана» неторопливо поднялся, одернул полы халата и вышел из комнаты. Три кобуна последовали за ним. Когда за ними закрылась дверь, Мэй тихо выругался про себя. Что Лин не простит паладарам смерть брата, вполне ожидалось. Но если его торпедные катера продолжат нападать на паромы и аэротакси, курсирующие между Хёнконом, Ценганем и Кайнанем, паладары останутся настороже. И Камилл, ледяной паладар с мерцающими красным волчьими глазами, будет весьма недоволен. Еще бы: ведь тогда ему придется отказаться от идеи загребать жар чужими руками и действовать самому.

В бездонную оманко Таребохи «Туман» вместе с Камиллом. Здесь и сейчас есть другие проблемы, требующие решения.

— Итак, атары, нас осталось четверо, — Мэй обвел троих оябунов спокойным взглядом. — Нас все еще достаточно для осуществления моего плана. Если вы согласны на мои условия, я начинаю рассказывать. Если нет — извиняюсь за напрасно потраченное время и ухожу.

— А я не против тебя выслушать, Мэй-пун, — беззаботно откликнулась О, откидываясь на спинку своего кресла и пальцами поглаживая рукоять танто. — Слово оябуна «Меча и ярости»: если и не соглашусь, то и кусок изо рта вырывать не стану. Но как следует постарайся убедить меня, что за тобой стоит следовать. Я паладаров опасаюсь и того не скрываю.

Ее ладонь скользнула по ципао от горла вниз, обрисовывая упругую грудь, и взгляд Мэя на мгновение последовал за ней. Однако он тут же опомнился. Если вспомнить слухи о том, что она делает с не угодившими любовниками… Да и вообще, таких женщин нельзя подпускать к себе близко. Для ублажения тела вполне достаточно обычных ойран, а трахать мозги и без О желающих хватает.

— Спасибо, О-фуна, — он слегка склонил голову, затем перевел вопросительный взгляд на Торанну.

— Я готов тебя выслушать, хотя ничего не обещаю, — медленно кивнул тот.

— Ну, и я твой базар послушаю, — тут же согласился Хито. — Валяй, парень, рассказывай. Может, и уговоришь. Все равно с паладаров пока ничего не поиметь толком.

— Спасибо, — кивнул Мэй. — Первый план довольно прост: по Могерату рассеяно почти три миллиона беженцев из Хёнкона, и большинство их них все еще не забыло давнего унижения, когда тамошние аристократы бросили страну в первую же ночь. Сейчас бывшие павлины Хёнкона пытаются массово вчинять Университету иски на предмет компенсации за брошенную собственность. Это вызывает ответную реакцию, но совсем не с той стороны, с какой ожидали толстопузы. Бывшие хёнконские плебеи, вспомнив старые обиды, начали в свой черед сбиваться в стаи. К Университету и Чужим они относятся настороженно, но без злости, зато павлинов ненавидят смертной ненавистью. Если мы поможем им, они нас не забудут. Им потребуется оружие — много оружия, и еще укрытия, припасы, информация, и так далее. В ближайшей перспективе мы можем сделать неплохие деньги, если сговоримся о единых ценах. Пару дней назад я встретился с оябуном одной такой группы, «Адаути»…

Час спустя оябун «Кобры», коротко поклонившись, вышел из отдельного кабинета «Небесного купола» и в сопровождении кобунов спустился на лифте в большой холл «Белой башни». Как и прежде, распугивая своим видом прохожих, группа быстрым шагом вышла к стоянке и разместилась в длинном лимузине, где ждал Юи. Автомобиль тут же сорвался с места и вырулил на оживленные улицы Шансимы. Мэй принял переданный Юи увесистый кирпич рации, дождался отклика далекого собеседника, бросил несколько слов, выслушал ответ и, удовлетворенно кивнув, вернул рацию помощнику. Разведданные, предоставленные Камиллом, оказались удивительно точными. Разгром «Черных тигров» идет по плану, сопротивление слабое, организованного ответного удара благодаря гибели их оябуна можно не ожидать. К каким выводам придут оябуны «Крыльев бури» и «Скальпеля», остается только гадать: пятьдесят на пятьдесят. «Меч и ярость», к гадалке не ходи, присоединится к любому их решению — честолюбивая, но холодно-расчетливая О не упустит шанса урвать у мастодонтов свою крошечную порцию, но и с неудачниками связываться не станет. Вот без «Тумана» плохо: своих катеров у «Кобры» мало, и удержать Лина от глупостей Мэй не сможет. И если Камилл решит, что это играет «Кобре» в минус… Да и случае конфликта цены на перевозки катерами «Тумана» вырастут так, что некоторые операции вместо профита принесут одни убытки. Похоже, настало время обзаводиться собственным флотом.

Рация коротко мигнула индикатором, и Юи поднес ее к уху.

— Оябун, — сказал он через несколько секунд. — Церковники хотят встретиться. Прямо сейчас на старом месте. Цзин с ребятами их уже полчаса пасут. Что ответить?

— Что им нужно?

— Не сказали. Но просили очень настойчиво.

Оябун нахмурился. После выматывающего разговора и демонстрации способностей хотелось упасть в койку и проспать часа три-четыре. Желудок сосал голод, и чем дальше, тем сильнее. Нужно что-нибудь съесть. А впереди несколько тяжелых дней с частыми перелетами между городами, чтобы лично вправлять мозги командирам бывших «Черных тигров», убеждая их присоединиться к «Кобре», а не ложиться на дно. Ох, как не вовремя… С другой стороны, церковники какие-никакие, а покупатели информации, и вряд ли общение с ними займет много времени. И если отказать, следующая возможность встречи откроется в лучшем случае через декаду.

— Передай, что иду на встречу. Нужен мотоцикл к птице — по обычной схеме.

Юи кивнул и тихо заговорил в рацию. Мэй сдернул с ушей клипсы стальных серег, перстни с пальцев и ссыпал их во внутренний карман пиджака. Затем он быстро сбросил ботинки, западный костюм и рубашку. Достав из-под сиденья специально для таких случаев запасенную одежду, он влез в короткие штаны, полотняную рубаху и халат до середины бедер, сунул босые ноги в простые сандалии. Тяжелый, но компактный и точно бьющий «кэндзю» с полным барабаном занял свое место в подплечной кобуре, скрытой рубахой, а шипастый стальной кастет — в кармане халата. Слегка встрепать гладко зачесанные волосы, несколько минут повозиться с гримерным набором — и из услужливо подставленного Юи зеркала глядит обрюзгший работяга лет на пятнадцать старше Мэя. Вовремя: впереди уже показалась площадь Большого Храма Вегешота в Шансиме. Скорость потока машин упала почти до пешеходной. Еще десяток или полтора танов — и группы паломников запрудили все вокруг, абсолютно игнорируя разделение улицы на проезжую часть и тротуары. Улучшив момент, Мэй чуть приоткрыл дверь лимузина и вынырнул наружу, тут же смешавшись с толпой.

Проложив дорогу к перекрестку трех улиц, он подошел к небольшому постаменту с вездесущим здесь изображением птицеголового бога Солнца и, ни слова не сказав, ухватил за руль битый перепачканный мотоцикл, стоящий рядом с меланхолично жующим жвачку парнем. Тот даже ухом не повел, отсутствующе глядя вдаль. Мэй оседлал двухколесное чудо техники, повернул ключ в зажигании — и две минуты спустя уже мчался в общем потоке по уходящему на север проспекту. Несколько раз он круто менял направление, внимательно следя за маневрами других мотоциклистов через зеркала заднего вида, и проскакивал через узкие извилистые улочки между высокими глухими стенами. Удостоверившись в отсутствии слежки, оябун «Кобры» еще несколько раз срезал путь через блоки жилых домов и узкие улочки меж небольших двориков, отгороженных ажурными решетками, и наконец-то добрался до своей цели: небольшой закусочной под нехитрым названием «Гюдон Ораны Накатомы», традиционно пустующей днем. Один из парней Цзина расположился в углу и неторопливо жевал блинчики, изображая из себя обычного посетителя. Вероятно, остальные бойцы во главе с самим командиром скрывались где-то неподалеку.

Кайтарский поп сидел за столиком в дальнем углу и меланхолично втягивал ртом лапшу и фасольные ростки, весьма сноровисто орудуя палочками. Разумеется, он оказался не один: рядом с ним располагался еще один мужчина неброской внешности, которого Мэй раньше не видел, но в котором сразу распознал профессионального телохранителя. Где-нибудь в Кайтаре он, вероятно, и растворялся бы в толпе, но здесь его выдавал рост: он казался как минимум на полголовы выше среднего обитателя Могерата. Оба кайтарца носили обычную для Шансимы одежду — короткие штаны и халаты поверх свободных рубах, но что-то неуловимое с головой выдавало в них иностранцев. Чуть сосредоточившись, Мэй понял, что именно: ноги. Точнее, белые, почти не загорелые икры, высовывающиеся из штанин. Да и лица казались недостаточно смуглыми: кайтарское солнце явно прожаривало их куда слабее, чем в близкой к экватору Шансиме. Ну, ладно. При случае сойдут за иностранных специалистов, постоянно живущих в Ценгане. Впрочем, хозяин закусочной, с которым Мэй переглянулся на ходу, никогда не пытался совать нос не в свое дело. Он даже не знал, кто именно время от времени снимает у него заднюю комнату на час-другой, неплохо за то расплачиваясь. Можно не бояться, что по его наводке кто-то из посторонних заинтересуется явкой. Не то чтобы Мэй хоть раз рискнул явиться на серьезные переговоры без охраны, но бессмысленно головой рискуют только глупцы.

От вида и запаха еды в животе забурчало, и голод принялся сосать желудок с удвоенной силы. Нет, не время для еды. Не останавливаясь, Мэй прошел в маленькую дверь в задней части закусочной между кухонной плитой и аквариумом с крабами. Кайтарцы синхронно поднялись и последовали за ним. В маленьком душном помещении с крохотным оконцем под потолком Мэй уселся на кривую колченогую табуретку и жестом пригласил попа сесть. Для телохранителя места не хватило, чему он, кажется, вовсе не расстроился. Оябун «Кобры» окинул его еще одним внимательным взглядом. Высокий, но не слишком, широкоплечий, но в меру, когда-то свернутый и плохо поправленный нос, безразлично сощуренные глаза… Двигается мягко, плавно, словно гимнаст, но что-то в повадках заставляет предположить опытного бойца. Странно. Раньше церковник никогда не являлся с охраной. Разве что… ну да, тогда все сходится. Неужто закулисная сила решила наконец-то показать себя явно?

— Добрый день, тесса Эрнесто Мартизано, — поздоровался Мэй на кваре. — Рад видеть вас в добром здравии.

— Добрый день, — буркнул в ответ церковник. — У меня мало времени, так что сразу к делу, дэй Сянь. Высокие иерархи в очередной раз весьма… заинтересованно осведомились, как у вас продвигаются дела в отношении Университета. Что нового?

— Все под контролем, тесса. Сами понимаете, что в Хёнконе мы не можем действовать напрямую, так что ситуация меняется медленнее, чем хотелось бы. Как я уже объяснял не далее, чем две декады назад, находящиеся под нашим влиянием рабочие и торговцы Хёнкона уверены, что еще до конца зимы они получат разрешение на ремонт двух заброшенных храмов на Ланте, посвященных Вегешоту и Теллеону. Паладары по-прежнему резко отрицательно относятся к организованной религии, но к приглашаемым работникам прислушиваются. Добиться же открытия часовни Церкви Рассвета после этого окажется проще простого. Думаю, тесса, вы сможете встретить новый год торжественной мессой в новом святилище.

— Долго… Ну почему так долго? — с досадой пробормотал церковник. — И как унизительно, что мы вынуждены нести свет божественной истины, следуя в кильватере закоснелых язычников! Неужели нет другого способа?

— Ну почему же, есть, — несмотря на явную насмешку в голосе Мэя, церковник встрепенулся. — Вторгнуться в Хёнкон объединенными силами кайтарского и обоих могератских флотов в надежде, что уцелеет хотя бы один корабль, и быстренько сляпать часовенку силами выживших моряков. Только вот молиться в ней, боюсь, окажется некому. Впрочем, если у вас, тесса, есть лучшие предложения, я готов их выслушать.

— Если бы мы могли придумать свой способ, у нас не возникло бы необходимость платить деньги посторонним! — вскипел Мартизано. — Но мы платим именно вам, поскольку нас уверили, что вы способны решить нашу проблему максимально быстро и эффективно! А вы уже почти полгода тянете деньги и ничего не делаете. Более того, у вас хватает наглости лезть под нашим прикрытием в сам Кайтар!

Спокойствие, только спокойствие. Если убить идиота прямо сейчас, ситуация все равно не улучшится. Но все-таки не стоит в будущем вырывать чужие души во время переговоров. Слишком тяжко держаться себя в руках впоследствии.

— Я с самого начала объяснил, что задача крайне тяжелая, — ответил Мэй, стараясь сохранять в голосе максимально вежливые тоны. — И что меньше чем за год решить ее точно не удастся. Пока что мы укладываемся в график, так что, тесса, прошу не нервничать попусту. Что же до Кайтара, то очень хорошо, что вы о нем вспомнили. У меня возникла срочная нужда в тридцати катерах класса «Купра». Доставить их вы должны не позже, чем через шесть декад. Оплата наличными, цена плюс двадцать процентов к той, по какой их берет береговая охрана Кайтара. Пулеметы монтировать не нужно.

Церковник даже задохнулся от возмущения.

— У вас еще хватает наглости что-то требовать от нас! — прошипел он. — У вас, мелкого вора и контрабандиста!..

Мэй не стал бить его слишком сильно. «Вырывание души», начатое и тут же остановленное, не убивало. В зависимости от силы рывка невидимых когтей оно могло устроить человеку общий шок или просто тряхнуть его с головы до пяток, словно разрядом электричества. Оябун «Кобры» ограничился легким касанием, словно слегка задрожала туго натянутая струна. Однако тело Мартизано выгнулось дугой и ударилось затылком о кирпичную стену, осыпав на пол изрядное количество штукатурки.

— В следующий раз, тесса, когда решите меня оскорбить, — ледяным тоном заметил Мэй, дождавшись, когда взгляд собеседника снова станет осмысленным, — учтите, что живым можете и не уйти. Я делаю скидку на невежество иностранца, но рано или поздно кончается любое терпение.

Краем глаза он продолжал наблюдать за телохранителем. Как и ожидалось, тот даже и не шелохнулся, наблюдая за сценой из-под опущенных век.

— Как… что вы сделали?.. — прохрипел церковник, оттягивая пальцем воротник рубашки и тяжело глотая воздух.

— Наказал вас за хамство, тесса, — любезно пояснил Мэй. — Надеюсь, легкий шок не отшиб вам память? На всякий случай повторю: тридцать катеров класса «Купра», через шесть декад. Запомнили?

— Я… должен передать начальству…

— Передайте, — кивнул оябун. — И напомните ему заодно, что Церковь Рассвета настолько глубоко увязла в наших делах, что без крупного скандала уже не выпутается. У меня нет привычки угрожать деловым партнерам, но и нарушения договоренностей не потерплю. Поставка необходимой техники в условия соглашения входила.

— Но тридцать катеров! Откуда, по-вашему, мы их возьмем в такие сжатые сроки? Да такой заказ только на заводе полгода выполнять станут!

— О, я уверен, что за ними дело не станет, — усмехнулся оябун. — Как мне стало известно, из-за пропажи кольчонов вооруженные силы Кайтара как раз отказались от приобретения нескольких крупных партий оружия и техники. Я не претендую на тяжелые транспортные вертолеты и лазерные пушки, они мне без надобности. Но катера, оставшиеся у сэрат дэя Деллавита, заберу с удовольствием. И сэрат дэй Деллавита не откажется мне их продать. Верно, дэй… Джион Айдари, я правильно произношу имя?

Он повернул голову и в упор уставился на второго мужчину.

— Не припоминаю, чтобы мы встречались ранее, Мэй-атара, — лицо того осталось непроницаемым. — Равно как и уверен, что у вас не имелось ни малейшей возможности добраться до личных досье сотрудников охранной службы Деллавита. Вы подозрительно много знаете. Возможно, слишком много.

В голосе кайтарца скользнули угрожающие нотки.

— Я всегда пытаюсь получить как можно больше информации о потенциальных деловых партнерах, — оябун «Кобры» развел руками. — А дэй Хавьер Деллавита настолько явно стоял за эмиссарами Церкви Рассвета, что даже идиот на моем месте забеспокоился бы. Клан Деллавита — не та сила, которую можно безнаказанно игнорировать. Уверяю, сэрат дэй Айдари, я не враждебен вам. В знак доброй воли я даже готов сообщить, что купил досье на вас и еще примерно три десятка ключевых сотрудников охраны у семьи Массини. Я даже догадываюсь, почему именно вы находитесь здесь, несмотря на наличие двух малолетних детей… нет-нет! — Мэй вскинул руки, заметив, как полыхнули глаза кайтарца. — Уверяю, я не намекаю на их безопасность. Многие считают меня сумасшедшим… какое в вашем языке слово используется? Треснувший, да. Но уверяю вас, что даже если я и треснувший, то не самоубийца. Просто я имею в виду, что отправлять за океан семейного человека не слишком-то разумно, если не учитывать дополнительные обстоятельства.

— А именно? — физиономия у Айдари снова стала безразличной.

— Некая юная особа… — Мэй замолчал и бросил на церковника взгляд, от которого тот съежился на табуретке и вжался в стену. — Тесса Мартизано, вы задали все вопросы? Тогда со всем уважением прошу подождать снаружи, мы долго не задержимся. В этом заведении вам опасность не угрожает. Кстати, рекомендую оставить в покое гюдон и сосредоточиться на крабовом супе. Здесь его готовят просто отменно. Все расходы на мне, платить не нужно.

— Да-да, обязательно попробую, — церковник, явно растерявший гонор после встряски, вскочил и быстро вышел.

— Прошу, присаживайтесь, сэрат дэй, — Мэй указал на освободившийся табурет.

— Спасибо, я постою. Вы что-то начали говорить, атара?

— Вы, дэй Айдари, долгое время состояли в личных телохранителях дэйи Фуоко Деллавита, и ваши эмоции, если верить купленному досье, заметно выходили за рамки отношений «телохранитель — клиент». Возможно даже, ваше отношение к дэйе Деллавита можно охарактеризовать как отеческое. У вас есть личная заинтересованность в ее судьбе, отнюдь не измеряющаяся деньгами. Между тем, хотя в официальных списках студентов Университета фамилия Деллавита не значится, там присутствует некая Фуоко Винтаре. Я не стану спекулировать на тему, почему дэйя Фуоко зачислена в подготовительный колледж под девичьей фамилией матери, хотя до моих людей в Кайтаре и доходили слухи об ее ссоре с отцом. Я просто свожу воедино кусочки мозаики и пытаюсь нарисовать правдоподобную картину. Видите, дэй Айдари, что я откровенен и не пытаюсь с вами играть?

— И что же вы намерены сделать с получившейся картиной? — осведомился кайтарец. — Я слышал, некоторые художники хорошо зарабатывают своей мазней, продавая ее посторонним людям…

— О, я предпочитаю ценить искусство в одиночестве и тишине, — тонко улыбнулся оябун. — Разумеется, если вдруг у меня появятся наследники, они могут распорядиться картинной галереей по-своему. Но пока я жив, беспокоиться не стоит. Итак, дэй Айдари, вы здесь ради дэйи Деллавита. Меня мало волнует, что именно вы хотите с ней сделать: похитить и тайно вывезти в Кайтар либо что-то еще. Как я уже заметил, я не самоубийца, а потому не намерен предпринимать агрессивные действия против студентов Университета или же семьи Деллавита. Наоборот, если вам потребуется косвенная помощь — информация, транспорт, легальное или нелегальное прохождение таможни и пересечение границы и так далее — «Кобра» в вашем распоряжении. Но…

Мэй сделал паузу.

— Но, разумеется, не бесплатно. Дэй Деллавита деловой человек, а потому наверняка прекрасно понимает необходимость платить за услуги.

— И почему же дэй Деллавита должен иметь дело именно с вами? В одной только Шансиме нам известны восемь группировок Анъями, способных оказать ровно те же услуги.

— О, сэрат дэй начал торговаться? Деловой подход, уважаю. Что же, у меня есть веские аргументы.

— Их даже можно услышать?

— Разумеется. — Мэй сделал короткую паузу. — Ну, во-первых, я едва ли не единственный оябун Анъями, намеренный не общипывать Университет по мелочам, а получать от него выгоду по-крупному и легальными путями. Ну, или почти легальными. С учетом того, что семья Деллавита — единственная крупная семья в Кайтаре, не получившая ни одной лицензии на поставку товаров с паладарскими технологиями, дэй Деллавита наверняка заинтересован в обходе запрета, чем бы он ни был продиктован. У меня есть планы, как в обозримом будущем получить доступ к новым технологиям, а у дэя Деллавита есть возможности организовать полномасштабное производство.

— Не сочтите за оскорбление, но мне слабо верится, — Джион Айдари безразлично приподнял бровь. — Дэйя Карина Мураций известна своей нелюбовью к бандитам. И я даже догадываюсь, почему: в официальной биографии присутствует упоминание об ее давнем похищении ради мести. С учетом того, что получение выкуп за заложников дает некоторый процент дохода в том числе и «Кобре», дэйя ректор вряд ли когда-нибудь захочет с сами сотрудничать. У женщин, Сянь-атара, очень длинная память на плохое, а насколько стервозной может оказаться женщина, питающая к кому-то личную неприязнь, вы догадываетесь и сами. Так что я приму к сведению ваш аргумент, только если вы опишете детали.

— Чтобы сэрат дэй Деллавита самостоятельно провернул проект? — усмехнулся Мэй. — Простите, мой друг, но я пока что позволю оставить подробности при себе. Но у меня есть и другие аргументы более приземленного характера…

…и ведь какое искушение — упомянуть хотя бы вскользь о своих связях с Камиллом! Такой аргумент сразу бы склонил чашу весов в пользу «Кобры». Но если информация утечет на сторону, паладар его уничтожит. Да и кто поручится, что один из его незаметных дронов не слушает разговор прямо сейчас?..

Кайтарец молча смотрел на него с абсолютно бесстрастным лицом. Мэй слегка затянул паузу, но тут же понял, что встречных вопросов не последует.

— Например, — оябун наклонился вперед, — у сэрат дэйи Фуоко Деллавита в Университете есть сердечный друг. Зовут его Кирис Сэйторий…

Что-то дрогнуло во взгляде кайтарца. Ага, он знает.

— …о котором вы наверняка слышали. А у Кириса Сэйтория есть сестра, Варуйко Сэйторий, сейчас служащая в охране Университета. И так случилось, что девушка ввязалась в нехорошую историю, которая может стоить ей если не тюрьмы, то пожизненного изгнания из Хёнкона. Позволю себе опустить детали и здесь, но у меня есть способ помочь ей и одновременно подчинить своему влиянию. А через нее — и брата тоже. Дэй Айдари, судя по вашему присутствию здесь, сэрат дэй Хавьер Деллавита по-прежнему заботится о дочери. Надеюсь, вам не нужно пояснять, как сюда вписывается ее друг?

— Приму к сведению, Сянь-атара. И чего же вы хотите от семьи Деллавита?

— Чисто деловых отношений. Как я уже сказал, сейчас я заинтересован в покупке крупной партии катеров, а сэрат дэй Деллавита имеет такую зависшую партию и хочет побыстрее сбыть ее с рук. Взаимовыгодная сделка прямо-таки напрашивается. Ну, а когда сэрат дэй Деллавита убедится в нашем умении и желании вести дела, можно обсудить и другие возможности. Например, мы можем помочь с черными рейсами… с контрабандой шелковых тканей и натурального сырья из стран Могерата и Фисты в Кайтар. Или антикварный бизнес — мы в состоянии наладить экспорт предметов старины и древних ювелирных украшений, официально запрещенных к вывозу с Могерата. Я навел справки в Дамарре, Барне и Контагилии — ничего такого, чем сэрат дэй Деллавита не занимался бы ранее, но куда стабильнее и с большими прибылями.

— Все?

— Вполне достаточно для первого сообщения вашему хозяину, дэй Айдари. Если вас заинтересует мое предложение, тесса Мартизано в курсе, как с нами связаться.

— Счастливо оставаться, — сухо сказал кайтарец. Он резко повернулся и вышел из комнаты. Мэй остался сидеть на месте, размышляя.

Заклятые друзья-оябуны конкурирующих кланов Анъями. Камилл и его организация изгоев. Поглощение «Черных тигров». Нервные и трусливые западные церковники. А теперь вот еще и прямые связи с Деллавита. Не набрал ли он в карманы слишком много камней? Как бы штаны не потерять ненароком. Слишком много переменных, слишком много неизвестных, слишком тонко придется балансировать между такими разными силами, слишком велики шансы катастрофы…

Пусть. Перед его глазами вдруг встала вездесущая паладарская сука в красном ципао — то ли дрон в человеческом обличье, то ли еще что. «Официально, от имени правительства Хёнкона, довожу до вашего сведения, что паладары не намерены иметь с вами дел ни по каким вопросам…» Злосчастная встреча в аэропорту, в свое время казавшаяся хорошей идеей, обернулась многими бессонными ночными часами, проведенными в бессильной злобе. Человека, позволившего себе такое хамство в отношении оябуна Тьмы, уже давно нашли бы всплывшим у пирсов, но до фальшивой женщины по имени Сируко руки коротки дотянуться даже у самых влиятельных и могущественных оябунов. Значит, нужно использовать другие методы убеждения. Главное — опутать Хёнкон паутиной погуще, чтобы не упустить ни малейшего шанса. А уж по паутине Мэй Лю Сянь специалист.

Пусть не сейчас, а через пять или десять лет, но… нет, он не станет мстить, разумеется. Горячие эмоции и резкие движения слишком вредны для бизнеса. Просто однажды он напомнит паладарам об их опрометчивых словах. И они принужденно рассмеются и сведут все к шутке, но будут знать — и он тоже будет знать — что у Университета не останется другого выхода, кроме как молча и униженно проглотить пилюлю. До тех же пор он продолжит плести свою паутину. Главное — осторожность, аккуратность и терпение. А нужный шанс обязательно пошлют боги.

05.22.1232. Хёнкон

— Пятьдесят один… пятьдесят два… пятьдесят три… — равномерно, словно камни, падали слова. Лейтенант Каллавиро прохаживался перед рядом отжимающихся учеников, отсчитывая разы словно говорящие часы. Кирис привычно подавил раздражение: медлительность счета заставляла его тратить лишние силы. Обычно он жался раза в два быстрее, но сейчас приходилось подстраиваться под остальных.

— …пятьдесят девять… шестьдесят. Всем встать! — скомандовал лейтенант.

Кирис одним прыжком принял вертикальное положение, сжимая и разжимая кулаки, чтобы размять затекшие от упражнения пальцы, и потирая мозоли на коже костяшек. Он даже почти не запыхался: его личным рекордом являлось сто тринадцать, а по девяносто он отжимался каждое утро. Справа поднялась Фуоко, и он с удовлетворением заметил, что дыхание подруги лишь чуть тяжелее обычного. Сто тридцать не вытянет, да и сотню — тоже, но семьдесят пять по утрам делает. Все-таки молодец девчонка, не каждый парень с ней силой потягается. Да и в беге на километр ее лишь двое во всем колледже обгоняют, и то потому, что дома в юношеских сборных состояли. А ведь еще зимой… тьфу, местным летом еле ноги таскала!

Слева раздался тихий стон, и Кирис, ухмыльнувшись про себя, покосился на Омована Амаду, неуклюжего увальня из провинциального кайнаньского Мисакити, с трудом вздергивающего себя на подкашивающиеся ноги. Определено, отжимание после трех верст трусцой отняло у него все силы. Интересно, хотя бы три десятка раз он осилил? Впрочем, все равно прогресс: еще пять декад назад он даже пробежку закончить не мог толком, едва ли не сознание под конец терял.

— Давай, давай, молодой Омован-тара — подбодрил его лейтенант Каллавиро на катару, проходя мимо. — Хорошо. Ты…

Кайтарец замялся. Хотя грамматические конструкции катару он более-менее знал, со словарем у него, определенно, имелись серьезные проблемы.

— Bone farita. Молодец, — наконец сообщил он на эсперанто, продублировав для надежности на кваре. — Так, начали основную разминку. Разбились на пары. Мальчики с мальчиками, девочки с девочками! — предупредил он, бросив взгляд на Кириса и Фуоко. — Кир, ты с Амадой.

— Во-во, в общаге разомнетесь, — поддержал его на катару ехидный женский голос. — Эй, Фучи! Давай вместе!

Кирис вздохнул. Даже полгода спустя отношения с сестрой оставались странными. Сталкивался он с ней только в интернациональной группе начинающих, которую лейтенант Каллавиро на общественных началах (и при молчаливом согласии кайтарского посла) обучал ринье. Вара больше не пыталась драться, да и Джорджио, видимо, предупрежденный паладарами, никогда не ставил их в пару, хотя они вполне соответствовали друг другу и силой, и весом. Однако язвительные реплики в его адрес она отпускала не реже раза в пять минут. Кирис терпел: пусть себеразвлекается, а до острого язычка Фуоко ей как до неба. В конце концов, можно считать ее подковырки издержками семейной жизни. Наверняка не у него одного старшая сестра язва.

— Кир, только ты не перепутай, с кем разминаться, а кого трахать! — не унималась сестричка. — А то неудобно выйдет…

— Отставить разговоры, рядовая Сэйторий! — оборвал Вару Джорджио. С военной лексикой катару у него явно складывалось лучше, чем с общегражданской. — Всем работать самостоятельно! Разминка, основной комплекс!

Он отошел на пару шагов и повторил то же самое на кваре, а потом и на камиссе. Полиглот, блин…

— Оми, кончай умирать на ходу, — Кирис хлопнул кайнаньца по плечу, краем глаза наблюдая, как ехидно подмигнувшая ему Фуоко вместе с Варуйко отходят в сторону, на свободное место. — Начнем броски отрабатывать — отлежишься, а пока терпи. Сам ведь пришел, верно?

— Я пришел драке учиться! — пожаловался толстяк, упирающийся ладонями в коленки и тяжело дышащий. — Куратор посоветовал для поднятия самооценки. А из меня здесь многоборца делают. Кир, ну вот скажи, зачем нам бегать? Или приседать? Когда по мешку колотим, понятно, зачем. А бегать-то?

— В здоровом теле здоровый дух, — назидательно пояснил Кирис. — Как ты драться собрался, если от первого же замаха ослабнешь и на землю свалишься?

Он почти силой выпрямил товарища, положил его руки себе на плечи, сам обхватил плечи Омована и надавил сверху.

— Приседай давай, теоретик. Пятки от пола не отрывать! Тридцать раз, поехали. Раз…

— А я и не собираюсь драться, — перемежая слова тяжелым пыхтением, пробурчал кайнанец. — У меня… ох… голова — самое ценное, по ней бить нельзя. Я же говорю…

Он потерял равновесие и не упал лишь потому, что Кирис придержал его.

— …я же говорю, что мне самооценку поднять нужно. Тебе хорошо, ты здоровый, накачанный, девчонки на тебя западают… ф-фу, хватит, а?

— Еще пять раз, — безжалостно отрезал Кирис. — Делай, не ной!

— …а на меня девчонки первый раз глянут… а второй уже и не смотрят… а я же не толстый, у меня просто кость широкая…

— Ага, а складки на боках и пузо до колен просто ветром надуло, — буркнул Кирис. — Все, закончили. Куда отцепляешься! Берись обратно. С носка на пятку, поехали.

Пока они перекатывались с носка на пятку (Омован все время терял равновесие и один раз чуть не упал вместе с Кирисом), кайнанец помалкивал. Однако когда они прижались спинами, сцепились локтями и снова принялись приседать, его прорвало в очередной раз.

— Ну вот скажи, почему на меня девчонки не смотрят, а? — грустно пробурчал он. Слова напарника резонировали сквозь его спину и спину Кириса, отдаваясь в грудной клетке. — Вон, Айсару тоже толстый, а ему девчонки… ох… через одну конфеты суют и фигню всякую. Его любят, а меня нет. А?

— Стонать нужно меньше. И жаловаться… — сквозь зубы процедил Кирис. — Оми, заткнись, а то уроню на пол, сверху сяду и скажу, что так и было.

— Грубый ты… — пожаловался кайнанец, но все-таки замолчал.

Во время разминки Кирис ушел в себя, автоматически выполняя заученные движения. В большом новеньком зале, который открылся всего декаду назад, все еще шел запах свежего дерева от пола, штукатурки — от стен, и еще слегка пованивали химическим запахом новенькие маты. Под потолком негромко пощелкивала и постукивала ритмичная музыка. Занятия риньей в группе лейтенанта Каллавиро засчитывались в качестве обязательной физподготовки, а потому в зале присутствовало человек шестьдесят, парней и девчонок примерно поровну. Обучались здесь все: и ученики подготовительного колледжа, и студенты, и даже несколько сотрудников службы охраны Хёнкона, в том числе и Вара. После разминки часть группы отправилась к боксерским мешкам, остальные же остались отрабатывать броски через бедро под руководством Джорджио.

Разбив студентов на группы и дав отмашку начинать, лейтенант неожиданно отозвал в сторону Кириса с Фуоко, поставленных в пару.

— Кир, — озабоченно спросил он, понизив голос, — и вы, дэйя Дел… э-э, Винтаре — что за история с какими-то операциями?

— С чем? — переспросила Фуоко, рукой стирая со лба пол.

— Ну, с операциями хирургическими, — пояснил Джорджио. — Я толком не понял, но мне сегодня пришло сообщение от Дзии. Он беспокоится, что удары и броски могут повредить что-то у вас в голове и под кожей, а потому просит временно перевести вас в щадящий режим. Это как-то связано с… — он бросил по сторонам быстрый взгляд и еще больше понизил голос. — С вашим особым состоянием?

Ххаш!

— Да ничего особенного, — Кирис пожал плечами, лихорадочно соображая, как отмазываться. — Просто… ну… обследования!

— Небольшие эксперименты, — быстро добавила Фуоко, предупреждающе глянув на него. — Под кожу такие тонкие серебряные волоски засунули, несколько штук. У меня доклад на семинаре, я информацию собирала. Да ничего не случится!

— Так, — кайтарский лейтенант нахмурился. — Вот что, орлы, не знаю, что у вас за доклады и волоски, но с паладарами спорить не стану. Тем более с Дзии, который знает больше, чем все наши врачи, вместе взятые. От тренировок я вас не отстраняю, на силовую часть ходить продолжайте, чтобы баллы набирать, но техники вы больше не отрабатываете, ясно?

— Так нечестно! — возмущенно заявила Фуоко. — Дэй Каллавиро, нам Дзии ничего не говорила про щадящие режимы!

— Ничего не знаю, сами с ним разбирайтесь, — отрезал лейтенант. — Пусть толком объяснит, что имеет в виду под «щадящим режимом», тогда и станем разговаривать. А пока свободны, на сегодня ваше занятие закончено. Только угробить вас мне не хватало для полного счастья, можно подумать!

— Точно, братец, — медовым голосом отозвалась незаметно подошедшая сзади Вара, отбившаяся от своей группы. — Ты не вздумай помереть ненароком, а то я совсем расстроюсь. Да и кто меня в такие шикарные поездки без тебя отправлять станет?

Ну вот зачем некоторым людям знать иностранные языки, спрашивается? Хорошо хоть она на кваре говорить не может, а то точно на пару с Джорджио со свету бы сжила.

Джорджио озадаченно глянул на Варуйко: видимо, такая длинная речь на катару оказалась не под силу его лингвистическим талантам.

— Почему не заниматься? — строго переспросил он с чудовищным кайтарским акцентом, почти полностью сглатывая верхние тоны. — Варуйко-тара, твоя группа там! — он ткнул в сторону троих студентов, сосредоточенно валяющих друг друга через бедро. — Работать!

— Мне. Скучно, — отчетливо и раздельно проартикулировала на катару непутевая сестричка. — Мокроухие. Драться не умеют. Спарринг, Джорджио?

— Спарринг? — лейтенант почесал подбородок и снова перешел на кваре. — Кир, переведи, будь другом. Варуйко-тара, мы устраивали спарринг четыре дня назад. Я победил и по очкам, и по результату. Ты за четыре дня научилась драться лучше?

Кир повторил его слова на катару, с удовольствием заметив вспышку злых огоньков в глазах Вары.

— Может, и научилась, — дерзко ответила она. — Проверим? Или струсил? Переведи, братишка.

— Проверим, — неожиданно легко согласился лейтенант. — Прямо сейчас.

Не дожидаясь ответа, он резко сдвинулся с места, и прежде чем Вара успела среагировать, ударил ее кулаком в живот. В последний момент та успела развернуться, пропуская кулак мимо себя, но сержант ухватил ее за выставленный вперед локоть, рванул, толкнул, зацепив ногой ее голень — и Варуйко с гулким грохотом спиной обрушилась на маты. Силу удара она все-таки сумела погасить хлопком, но Джорджио уже упал рядом с ней на одно колено, и его кулак врезался в мат рядом с ее головой.

— Я победил, — сообщил он на катару. — Медленно. Плохо. Тренируйся.

Внезапно Вара победно ухмыльнулась. Извернувшись, она забросила ногу Джорджио на плечо и зажала его шею в сгибе колена. Резкий рывок — и потерявший равновесие инструктор, в свою очередь, завалился спиной на маты. Прежде чем он успел откатиться в сторону, Вара уже уселась верхом на его груди, прижав плечи коленями, и резко ударила в глаза прямыми пальцами, остановив руку в последний момент.

— А теперь я победила, — медленно протянула она, склоняясь вперед, так что ее обтянутая лишь тонкой майкой грудь нависла над лицом лейтенанта. — Понравилось?

Джорджио ошарашенно похлопал глазами и тут же тихо заржал.

— Понял, Кир, до чего доводит самоуверенность? — спросил он. — Ну и сестра у тебя, чисто кошка вертлявая. Скажи ей, что ничья, но что заниматься все же придется — или из группы вышибу.

Выслушав перевод, Вара победно ухмыльнулась, продемонстрировав дыру на месте правого верхнего клыка (интересно, почему не вставит — бесплатно же!), и неторопливо слезла с инструктора, на мгновение прильнув к нему всем телом. Ближайшие студенты прекратили заниматься и глазели на них.

— Переведи, Кир: можем повторить спарринг наедине в любой момент, вдруг да выйдет что интересное, — Вара подмигнула инструктору и неторопливо удалилась к своей группе.

— В школе мальчишки девчонок за косы дергают, чтоб внимание привлечь, а эта дура сама на мужиков бросается, — ехидно прокомментировала Фуоко. — Надо сказать Дзии, чтобы прописал ей лекарство от бешенства матки.

Кирис порадовался, что Вара уже отошла далеко. Мало ли, вдруг ее знания кваре хватит для понимания такой фразы?

— А вы двое надеетесь, что я про вас забуду? — грозно спросил лейтенант, поднимаясь и одергивая спортивный костюм. Интересно, он и в самом деле слегка покраснел? — Ну-ка, брысь отсюда, оба. И справку от Дзии тащите, если хотите и дальше тренироваться.

— И принесу! — с вызовом заявила Фуоко, упирая кулаки в бедра. — Прямо сейчас схожу и разберусь, что за фокусы такие! Кир, пошли в госпиталь.

Девушка ухватила Кириса за плечо и потянула за собой.

— Да вон же терминал!.. — попытался сопротивляться тот, показывая в угол зала, но безуспешно.

— Сдурел? При всех обсуждать хочешь, да? — прошипела Фуоко. — Еще выйди в центр и в голос крикни — у меня электроды под кожей, смотрите все! Идем!

И, сопровождаемый широкой ухмылкой Джорджио Каллавиро, Кирис все-таки оказался утащен в раздевалку.

Быстро переодевшись, Кирис дождался у выхода решившую-таки посетить душ Фуоко (женщины, блин!), и они в сопровождении парсов отправились в сторону больницы. Закатное солнце уже касалось холмов Ланты, и от домов и деревьев тянулись длинные тени. Зеленый бульвар, обросший новыми учебными и административными корпусами, кинотеатрами, спортзалами и жилыми зданиями, по случаю хорошей погоды оказался заполнен народом. По велосипедным дорожкам катили парни и девушки на велосипедах, роликовых коньках и досках; парочки и группы побольше сидели на скамейках, поедая мороженое, бананы в шоколаде и фруктовый какигори, от палаток тянуло вкусными запахами осьминожьих шариков и печеных на палочках кальмаров. На небольшой травянистой лужайке, окруженный скамейками, три девушки и два парня танцевали под негромкую энергичную музыку, несущуюся — Кирис не поверил глазам — от парса тигровой раскраски, сидящего неподалеку и с довольной ухмылкой наблюдающего за танцорами. Он даже глянул на Гатто с Зоррой, удостоверяясь, что те по-прежнему трусят рядом. Убедившись, что те никуда не делись, он ткнул Фуоко локтем:

— Фучи, смотри!

— А? — та бросила быстрый взгляд на лужайку. — Ну, парс. В новостях же передавали, что ими премируют за особые успехи в учебе.

— За успехи?

— Ага. Риса говорила, что технология минидронов прошла обкатку, теперь можно и в серию пустить. И парсов, и другие формы придумают. Уровень интеллекта по-прежнему ограничен первым классом, зато вариаций развития стало больше. И хорошо — теперь на нас пялиться перестанут.

— Ничего себе… — Кирису вдруг стало слегка обидно. Получается, его Гатто больше не уникален? — По-моему, ничего хорошего. А когда ты с Рисой говорила?

— Два дня назад. У меня же послезавтра доклад на семинаре, не забыл? Вот мы с ней и обсуждали. Ты придешь?

— Где, во сколько?

— Я ж говорила — новый учебный корпус факультета экзобиологии, такой, с полукруглыми окнами у лестниц. Ну, за биофаком, ты там был. В час дня.

— В час… — Кирис почесал в затылке. — У меня в одиннадцать тест по физике в колледже. Если на транспорте, то за пять минут доберусь, но не факт, что к началу успею. Да ты не переживай, я его и так прочитаю, даже если не успею.

— Я не переживаю, — Фуоко вздохнула. — Только страшно немного. Там и профессора, и студенты, а я одна перед ними. Таня пообещала, что придет моральную поддержку оказать, но с тобой лучше.

— Ты запоминай, кто тебе плохое скажет, — деловито посоветовал Кирис. — Я их потом поодиночке отловлю и пенделей надаю, чтобы научный процесс не подрывали.

Фуоко от изумления аж замерла на месте, глядя на него. Потом она запрокинула голову и звонко расхохоталась.

— Кир, ушам не верю — ты шутить научился? — сквозь смех проговорила она. — Неужто чувство юмора отрастать начало? Ну ты даешь!

— Кирис глупый! — важно заявила от ее ноги Зорра. — Большой, сильный, тупой.

— От дуры слышу! — цыкнул на парсу парень. — Тоже мне, гениальный интеллект первого класса.

Фуоко расхохоталась еще сильнее.

— Ох, Кир, пойдем, пока я от смеха не померла. А то всю злость растеряю — как с Дзии ругаться стану?

— Эй! — окрикнули их. — Сэрат дэйя Деллавита!

Веселое выражение моментально исчезло с лица Фуоко, сменившись кислой миной. Кирис почувствовал, как его лицо каменеет против воли. Во всем Хёнконе к Фуоко так обращался только один человек. Он медленно повернулся. Ну конечно…

Оронзо приближался к ним неторопливой фланирующей походкой. Несмотря на душную жару, он оказался облачен в белый костюм и белую шляпу. Из-под распахнутого пиджака с закатанными до локтей рукавами виднелась синяя рубашка с искрой, поверх которой болтался золотой кулон в виде снежинки с красным камнем в центре, а глянцево-черные ботинки звонко поцокивали набойками по тротуарной плитке. Среди студентов, облаченных преимущественно в короткие шорты и юбки и легкие рубашки и майки, будущий наследник семьи Смеарх выглядел шикарным океанским лайнером на фоне рыбацких шаланд. В кильватере за ним тянулись две яхты — девчонки в микро-шортиках и почти не существующих топах, брюнетка и платиновая блондинка. Обеих Кирис смутно знал в лицо, но не по имени: они учились в параллельных группах колледжа.

— Приветствую сэрат дэйю Деллавита! — иронически поклонился Оронзо. — Как всегда, вы выглядите прелестной и милой уличной оборвашкой. Похоже, дела у семьи Деллавита идут все хуже и хуже.

Кирис невольно глянул на Фуоко, словно увидев ее в первый раз. Ее открытое зеленое платье с желтым паутинным рисунком, едва доходящее до середины бедер, конечно, не выглядело шикарным одеянием, но и нищенским не казалось. Он открыл рот, чтобы парировать, но подруга его опередила:

— Зато у семьи Смеарх дела настолько замечательны, что они вынуждены наряжать любимого сыночка в тряпки с киностудии. Кого изображать собрался, Оронзо? Курортного шулера? Или брачного афериста? Аферист тебе больше подходит, нужный опыт я тебе уже устроила.

— Я сам отказался от помолвки! — прошипел Оронзо, разом растеряв свой светский лоск. — С такой мелкой сучкой, как ты, только этот идиот, — он мотнул головой в сторону Кириса, — и захочет водиться. Эй, ты! Сколько она тебе в декаду отстегивает?

От внезапной ярости у Кириса потемнело в глазах. Он шагнул вперед, занося руку, и сопровождавшие Оронзо девчонки тихо взвизгнули, отшатываясь назад. Однако пальцы в открытой сандалии тут же пронзила боль от вонзившегося каблука Фуоко, и Кирис опомнился.

— Что, боишься ударить? — язвительно осведомился Оронзо. — А давай, валяй. Вон, к тебе боэй уже присматривается, — он бросил взгляд в сторону соседней дорожке, по-над которой неторопливо плыла серая полусфера в метр высотой. — Получишь сотню штрафных баллов, делов-то. Струсил?

— Ты сам… — начала было говорить Фуоко, но на сей раз ее перебил Кирис.

— Тебя бить, что ли? — он сделал удивленное лицо. — Убогого, которому бабы и за деньги не всегда дают? Да сам от огорчения скоро помрешь, глиста бледная.

Втайне он надеялся, что выведенный из себя Оронзо начнет ругаться и брызгать слюной, но тот уже взял себя в руки.

— Интересные слова твой альфонс знает, — с прежней иронической улыбочкой протянул он. — Молодец, дрессированный песик. Ну, наслаждайся его обществом, Фучи, пока он кого-то поинтереснее не нашел. Когда бросит, обращайся — я тебя в любой момент бесплатно оприходую.

Он повернулся и неторопливо отправился дальше по дорожке между кустами туи в сопровождении девчонок, бросающих на Кириса опасливые взгляды. Гатто и Зорра дружно зашипели ему вслед.

— Хода марикон! — презрительно цыкнула Фуоко. — Ноль без палочки, а гонору как у премьера…

— Как он сюда вообще попал? — осведомился Кирис, глядя на удаляющуюся спину наследника семьи Смеарх. — Купил, что ли, экзамены?

— Только Рисе такого не говори — обидится, — посоветовала Фуоко. — Не купил, конечно. Сам по себе умный, сволочь. Ну, и репетиторы наверняка натаскивали, программа же известна. Престижно ведь.

— Да на кой ему вообще? Здесь даже экономического или юридического факультета нет, а богачи всегда там ошиваются. Ну ладно, сейчас он в колледже — а потом-то куда? На физика, что ли, пойдет учиться? Или на врача?

— Не знаю, и мне до фонаря, — Фуоко пожала плечами. — Ладно, Кир, идем к Дзии. Даже хорошо, что этот кретин нам попался, я опять разозлилась.

Она резко повернулась, ухватила Кириса за руку и потащила за собой по бульвару, так что встречные едва уворачивались от нее, бросая недоуменные взгляды.

— Слушай, а что ты там про опыт сказала? — осведомился Кирис через полсотни шагов, сбавляя шаг и вынуждая Фуоко идти помедленнее. — Какая помолвка?

— Да ну… — та дернула плечом. — Год с небольшим назад папочка решил, что партия с младшим Смеархом для меня самое то. Приволок на бал, а там наш хлыщ встречает и лыбится. Смотрины, типа. Ну… в общем, поругалась я с ним. При всех. Громко. Соком в морду плеснула, такой же вот костюмчик испортила. Ну его, вон уже госпиталь. Кир, ты не вмешивайся, я говорить стану. Ты моральную поддержку оказывай, но молча, понял?

Кирис только вздохнул. Судя по выражению в глазах девушки, под руку ей соваться и в самом деле не стоит, а то дырку своим языком проковыряет — просто так, за компанию. Он покорно топал за подругой, глядя на ее покачивающиеся обнаженные бедра, и лишь у самого входа в госпиталь бросил мимолетный взгляд на парк с другой стороны улицы. Гибискус по-прежнему увивали лозы пуэрарии, и вообще парк выглядел неряшливым и заброшенным, как и полгода назад, когда пираты обстреливали оттуда больницу. Почему паладары его не обиходят? Внезапный холодок скользнул по его спине, и парень поежился от неизвестно откуда взявшегося мрачного предчувствия. Тьфу. Тоже мне, провидец-лунатик…

Холл госпиталя встретил их темной прохладой. Дрон Дзии в хирургической пижаме сидел у регистрационной стойки и молча глядел на настенный экран, где крутился какой-то мультик с выключенным звуком. На сей раз Дзии выглядел высокой статной женщиной… стоп! Это же не дрон! Сумрак сыграл с глазами злую шутку, превратив серые полотняные штаны и светлую блузу в пижаму. Кто же… Неужели Сато?

При звуке их шагов Сатокана Мэйдо встрепенулась и посмотрела на дверь. Вероятно, против яркой стеклянной стены она видела лишь силуэты, потому что на ее лице возникло растерянное выражение.

— Свет! — поспешно сказал Кирис, и под потолком плавно разгорелись лампы, залив холл теплыми желтыми лучами. — Здравствуй, Сато-тара. Это мы, я и Фучи.

— Ох… — Сатокана обмякла. — Я смотрю, кто-то вроде знакомый, а кто — понять не могу. Добрый вечер, Кир-пун, Фучи-фуна. А вы что здесь, заболели?

— Да нет, — махнула рукой Фуоко. — Дзии какое-то дурацкое предписание лейтенанту Каллавиро прислал, и тот нас выгнал. Мы с Дзии ругаться пришли. Сато-тара, а ты сама не заболела? Что-то у тебя вид неважный?

— Вы давно к нам в лапшичную не заглядывали, вот и неважный, — невесело отшутилась женщина. — Соскучилась по вам…

— Я у вас недавно обедала! — возмутилась Фуоко. — Лапшу с курицей ела! Сато-тара, ты забыла?

— А… — Сатокана растерянно глянула на нее. — Да, забыла. Прости…

Определенно, с ней что-то не так.

— А Дзии-то где? — осведомился встревоженный Кирис. — Сато-тара, он тебя видел?

— Мама, мама, я уже все! — раздался в холле звонкий детский голос, и по полу быстро зашлепали босые ноги. — Я уже закончила! Тетя Дзии меня всю обследовала, она говорит, я в порядке! Ой, парсы! Привет, Зорра! Привет, Гатто!

Дзара выскочила из бокового коридора и бросилась к матери, сразу же вскочившей навстречу. Девочка, впрочем, Сатокану, как и Фуоко с Кирисом, напрочь проигнорировала, плюхнувшись на коленки и принявшись увлеченно гладить благосклонно замурлыкавших шестиногов. Вслед за Дзарой из коридора появился дрон Дзии — натуральный дрон, Кирис разглядел маленькую опознавательную татуировку на щеке. На сей раз медицинский неб принял вид невысокой полноватой женщины в шортах, блузе и накинутом поверх белом халате. Чуть позади нее шел еще один мужчина в халате — человек, один из тех, кого начали брать на работу в больницу сезон назад.

— Здравствуйте, дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, — поздоровалась Дзии. Врач-человек молча кивнул. — Не ожидала увидеть вас сегодня. Подождите минуту, я отпущу Сатокану-атару и Дзару-тяму и займусь вами. Сатокана-атара, я не обнаружила у вашей дочери никаких проблем. Она абсолютно нормальная здоровая девочка, если не считать изменений в нервных тканях, о которых мы говорили ранее.

— Но ведь у нее… — Сатокана прикусила губу и бросила встревоженный взгляд на Кириса с Фуоко. — Но ведь… такое… разве такое нормально?

— А что случилось-то? — встревоженно спросил Кирис. Он дружил с Дзарой еще в Барне, когда та только-только пошла в школу, и за проведенное в Хёнконе время их дружба лишь окрепла. Фуоко тоже не возражала, когда в та в ресторанчике плюхалась за соседний столик делать домашнее задание и начинала непрерывно задавать вопросы о дробях и спряжениях, не позволяя даже толком поесть. Наверное, девочку, непосредственную, веселую и оживленную в свои безмятежные десять лет, было невозможно не любить. Почему Сатокана привела ее в больницу?

— Ну, Кир-пун, понимаешь… — Сатокана замялась.

— Как я уже сказала, ничего страшного не произошло, — голос Дзии стал мягким и вкрадчивым. — И я даже знаю, как вас успокоить. Дзара-тяма, ты ведь доверяешь Кирису и Фуоко? Они твои друзья? Настоящие друзья?

— Ага! — девочка на мгновение оторвалась от парсов и с энтузиазмом кивнула. — Они у нас все время обедают и домашку делать помогают!

— Вот и замечательно. У меня также есть сведения, что вы, Сатокана-атара, знаете дэя Сэйтория со времен Барны. Я думаю, что небольшое нарушение статьи Устава о сохранении тайны личности сейчас является вполне оправданным. Доктор Лай, оставляю вас на дежурстве, — проговорила она на катару, но тут же снова вернулась к кваре. — Могу я попросить вас всех пройти в ближайшую смотровую?

Не дожидаясь ответа, Дзии повернулась и двинулась в тот же коридор, из которого вышла. Кирис с Фуоко, переглянувшись, пошли за ней. Парсы синхронно нырнули Дзаре под мышки, извернулись, вскинули ее в воздух — и вдвоем повезли на спинах девочку, счастливо хохочущую и болтающую в воздухе голыми ногами. Позади всех семенила Сатокана, встревоженно стискивающая руки перед грудью. Доктор слегка улыбнулся, сел за стойку и включил терминал, тут же углубившись в какую-то статью.

В смотровой парсы ловко разошлись, оставив смеющуюся Дзару сидеть на полу, и скромно улеглись у стены. Кирис и Фуоко, повинуясь жесту Дзии, уселись на диагностическую капсулу, сейчас имитирующую массивную кушетку. Сиделка закрыла дверь за спиной Сатоканы и повернулась к девочке:

— Ну, Дзара-тяма, покажи нам еще раз, как ты умеешь.

— А можно? — спросила та, опасливо глядя на мать. — Мам?

Сатокана беспомощно посмотрела на нее, потом на Дзии и махнула рукой.

— Дзии-атара, — грустно сказала она, — я ведь простая женщина, мало что понимаю. Вам ведь виднее, да?

— У меня есть основания полагать, что сохранение тайны в данном конкретном случае ухудшит ситуацию, — откликнулась та. — Дзара-тяма, мама разрешила.

— Ага! — девочка вскочила на ноги, вытянула вперед руки и зажмурилась.

И ее руки и торс тут же окутала корона мелких потрескивающих молний.

Кирис вздрогнул. Только сейчас, при ярком освещении, он разглядел на майке девочки характерные обугленные дырочки, словно от проколов раскаленной иглой. Он слишком хорошо запомнил такие по одежде, своей и Фуоко, когда они еще ставили на себе эксперименты одетыми. Значит, Дзара тоже?..

— Достаточно, Дзара-тяма, — сказала Дзии, и корона медленно угасла. По комнате поплыл слабый, но ощутимый запах паленой ткани. — Дэй Сэйторий, дэйя Винтаре, пожалуйста, продемонстрируйте Сатокане-атаре то же самое.

— Да нет проблем, — Фуоко пожала плечами и встала с кушетки. Быстрым движением она спустила с плеч бретельки, и платье соскользнуло на пол, оставив ее в одних трусиках. — Кир, майку сними, а то опять сожжешь нафиг. Ну?

Кирис неохотно поднялся. Демонстрировать свои странные способности перед посторонними, если не считать Рису и Дзии, ему еще не приходилось. С другой стороны, Сатокана и Дзии — друзья, а Дзара, выходит, такая же эйлахо, как и они. На Сато-таре лица нет, так что нужно ее успокоить. Он стянул майку, бросил ее на кушетку и встал к Фуоко лицом.

— Не по полной программе, — предупредила Дзии. — Только разряды между руками.

Кирис поднял руки ладонями вперед. Фуоко сделала то же самое, прикусила нижнюю губу — и между их руками заструились трескучие синие разряды. Некоторые микро-молнии обвивали их руки, словно быстрые змейки, тыкались в грудь и живот. Как обычно, никаких ощущений не возникало.

— Достаточно, — Дзии подняла палец. — Спасибо за демонстрацию. Как видите, Сатокана-атара…

И тут сетка молний вместо того, чтобы бесследно пропасть, вдруг вспухла, словно пенное облако, и окутала Дзару целиком. Прежде чем кто-то успел среагировать, с рук девочки сорвались три ярко-алых мерцающих сгустка, движущихся по странным зигзагообразным траекториям. Два из них врезались в грудь и лицо Фуоко, а третий — в живот Кирису… и все сразу кончилось. Молнии пропали, оставив после себя отчетливый запах озона, а Фуоко с Кирисом ошеломленно смотрели на Дзару. Сатокана наблюдала за всеми тремя с округлившимися от изумления глазами.

— Интересный эффект, — словно ни в чем не бывало, произнесла Дзии. — Все в порядке? Есть неприятные ощущения? Дзара-тяма, как ты себя чувствуешь?

— Классно! — с восхищением воскликнула та. — А что случилось? Кир, а давай еще раз так попробуем!

— Дэй Сэйторий? Дэйя Винтаре? — настойчиво переспросила сиделка.

— В порядке мы, — буркнул Кирис. — В меня уже волюта так стреляла… ну, когда я в море зимой болтался. Я ничего даже не почувствовал. Фучи, ты как?

— Ага, никаких ощущений, — согласилась подруга. — А что случилось, дэйя Дзии?

— По спектральным характеристикам сгустки соответствовали стандартному выстрелу волюты, как и ваши энергетические сгустки в бункере, хотя выстрел обычно передвигается по прямой в обычной трехмерной метрике. Траектории сгустков Дзары соответствуют прямым в седьмой пространственной метрике. Я передала данные наблюдения Харламу, он принял к сведению. Когда дойдут руки, проанализирует.

— Дзии-атара… — робко напомнила о себе Сатокана.

— Да, как я начала говорить, Сатокана-тара, не вижу никаких проблем в происходящем. По статистике, которую иностранные правительства предпочитают не афишировать, значительное разрастание нервной ткани проявляется не менее чем у сорока процентов обследованного населения. У примерно десяти процентов из них проявляются сопутствующие эффекты наподобие коронного разряда, который вы только что видели. То есть явление не слишком частое, но и не уникальное. У кого-то зрелищные эффекты проявляются сильнее, у кого-то слабее, но вреда они обычно не наносят — если не считать поврежденной одежды…

— А у Кира штаны сгорели! — вслух наябедничала Дзара. Кирис схватился за бедра. Точно: с левой стороны шорты и трусы пересекала длинная обугленная прореха, так что одежда едва держалась и грозила свалиться при любом резком движении. Ххаш! И когда успело?..

— У тебя самой майка расползлась, горюшко ты мое… — Сатокана отвесила дочери легкий подзатыльник, и та недовольно пискнула. — Однако, Дзии-атара… Я слышала, что в других городах люди внезапно умирают…

— У нас нет достоверных данных о корреляции… о связи внезапных смертей с искрением или другими проявлениями активности энергоплазмы в человеческих телах. Поэтому, Сатокана-тара, вам не следует беспокоиться. Ваша дочь не в большей опасности, чем почти половина населения Текиры.

— Ох… — Сатокана тяжело вздохнула и поклонилась. — Спасибо, Дзии-атара. Простите, что попусту потратили ваше время. Кир-пун, Фучи-фуна, спасибо и вам. Дза, поблагодари, и идем.

— Большое спасибо, — голосом пай-девочки проговорила Дзара, низко кланяясь, но тут же не выдержала: — Кир, а давай потом еще молниями бросаться?

— Я вот кому-то побросаюсь! — прикрикнула мать. — Дома поговорим. Идем.

Она взяла дочь за руку и почти силой увела из смотровой.

Когда за ними закрылась дверь, Дзии вопросительно посмотрела на оставшихся:

— Могу я поинтересоваться причиной внеурочного визита в больницу? Я не замечаю признаков плохого самочувствия с вашей стороны.

— Ну… — промямлил Кирис, натягивая майку и удерживая сползающие шорты. Вот ведь история — теперь еще и одежду новую покупать! — Джорджио… то есть…

— Дэйя Дзии, почему нас лейтенант Каллавиро с занятия выгнал? — воинственно перебила его Фуоко. Она уперлась руками в бедра, ее обнаженная грудь подпрыгнула. Кирис подавил вспышку вожделения: не время и не место. Конечно, Дзии и глазом не поведет, если он завалит Фучи на кушетку прямо сейчас, но все-таки они не за тем пришли. — Что вы ему написали про наши электроды? Он сказал, что без справки от вас заниматься не позволит!

— Выгнал? — вежливо удивилась сиделка. — Я не совсем понимаю его реакцию. По результатам позавчерашних экспериментов в бункере я отметила некоторое ухудшение качества сигнала, снимаемого с подкожных электродов. Возможно, имеет место естественный процесс отторжения, но также причиной могут являться и микротравмы при падениях. Я отправила лейтенанту Каллавиро сообщение с просьбой временно ограничить вас в ударных нагрузках наподобие бросков с высокого положения, если это не помешает занятиям. Я не ожидала такой резкой реакции. Отправляю ему разъяснения и надеюсь, что больше проблема не возникнет. Если останутся какие-то неясности, вам не обязательно приходить лично: вы всегда можете связаться со мной через любой коммуникационный терминал или рабочее место.

— Говорил же я тебе! — буркнул Кирис. — Давай, Фучи, одевайся, и топаем в общагу. Спасибо, Дзии.

— Не за что. Также замечу, что поскольку ваша одежда повредилась в результате моей небрежности, компенсация уже переведена на ваш личный счет. Купите себе новые шорты. Три магазина одежды в торговом квартале работают до полуночи, так что вы успеете и сегодня.

— Дзии, — спросила Фуоко, влезая в платье, — а правда, что куча народу тоже искрить умеет? Как мы с Киром? Или вы просто Сатокану успокаивали?

— Чистая правда, дэйя Винтаре. Коронный разряд вокруг людей — носителей энергоплазмы давно уже перестал быть редкостью. Желтая пресса Кайтара с начала весны увлеченно спекулирует на данную тему. Одна исследовательская группа на химическом факультете уже получила задание разработать огнеупорные ткани, пригодные для постоянной носки, с перспективой последующего получения патента в разных странах мира и лицензирования технологии местным производителям.

— То есть мы с Киром уже не уникальны? — спросила Фуоко с явными нотками разочарования, одергивая платье. — И парсы нам больше не нужны, чтобы за здоровьем следить?

— Вы не уникальны в смысле самого явления. Однако вы наверняка помните разговор с дэйей Кариной на прошлой декаде, после происшествия в самолете. Я солгала дэйе Мэйдо: эйлахо с явно проявляющимися способностями по-прежнему находятся в группе повышенного риска. У вас же способности не просто проявляются — средняя энергия, высвобождающаяся в ходе ваших экспериментов, многократно превышает рекорд, зафиксированный в лабораториях как Кайтара, так и Ставрии. Более того…

Сиделка замолчала и уставилась перед собой. Ее глаза остекленели, и из живого человека она превратилась в статую. Кирис с Фуоко переглянулись. По опыту они знали, что таким образом неб зависает, общаясь с паладарами, не обладающими быстродействием небиологического интеллекта. С кем Дзии консультируется и по каким вопросам?

— Прошу прощения за паузу, — наконец ожила сиделка. — Я еще раз уточнила у Карины, следует ли вам знать определенные вещи. Ректор согласилась, хотя и неохотно, а потому передаю данные, которые не следует обсуждать с посторонними. Причина все та же — их неверная интерпретация может вызвать панику и негативное отношение к носителям энергоплазмы. Могу я в очередной надеяться на ваше понимание?

— Дэйя Дзии, мы с Киром не треплемся с кем попало, — нервно ответила Фуоко. — Что-то не так?

— Медиками Паллы зафиксировано и строго подтверждено довольно редкое явление, получившее пока что условное название «кипение энергоплазмы». Под влиянием внешних воздействий, таких как перегрев, сильный удар или поражение электротоком, а иногда и просто без видимой причины, сгустки энергоплазмы внутри тела эйлахо резко увеличиваются в объеме. Внешне выглядит, словно человек вскипает изнутри серым туманом. Освободившаяся энергоплазма иногда формирует агрессивно настроенную одинокую волюту, начинающую атаковать окружающих — документально зафиксировано четыре случая гибели людей, находившихся рядом, в последний раз — не так давно в Ставрии. Для эйлахо процесс обычно заканчивается остановкой сердца и состоянием клинической смерти, хотя его еще можно спасти, если своевременно приступить к реанимации.

— Юрий Збышек говорил… — Фуоко не закончила фразу. Она заметно побледнела.

В голове Кириса словно что-то щелкнуло.

— Из-за ударов, значит? — медленно проговорил он. — То есть рассуждения об электродах — фуфло? Из-за кипения вы Джорджио настропалили нас выгнать?

— История с электродами — чистая правда, — невозмутимо ответила сиделка. — Просто она является лишь одной из причин. Мы до сих пор не уверены, что следует нервировать вас таким образом: системы в подобных катастрофах пока что не выявлено, и большинство из погибших до того не проявляли никаких способностей эйлахо. Мы даже не уверены, корректно ли причислять их к эйлахо на основании только кипения энергоплазмы. Однако, дэй Сэйторий, дэйя Фуоко, обращаю внимание, что вы — единственные известные нам люди на Палле, способные сознательно формировать волют и выделять такие количества энергии. Более того, вы единственные, у кого энергоплазма осмысленно интегрировалась с центральной нервной системой, расширяя диапазон восприятия. Мы боимся, что эти признаки относят вас к группе повышенного риска, в связи с чем парсы останутся при вас пожизненно — если только вы от них категорически не откажетесь или они сами не захотят вас бросить.

Лежащие у стены Гатто с Зоррой переглянулись и дружно возмущенно чихнули.

— По-моему, они такого желания не испытывают, — улыбнулась Дзии.

— А Дзара? — спросила Фуоко. — Она шаровыми молниями стреляла, совсем как я. Она не в группе риска?

— Такое явление мы зафиксировали впервые, равно как и ее… бурное взаимодействие с вами. Мы уже принимаем срочные меры по постановке ее на постоянный медицинский контроль. Ей подарят спутника, хотя и не парса: мы решили разнообразить модельный ряд микродронов, а заодно и протестировать новые технологии. Однако я настоятельно прошу пока что воздержаться от любых экспериментов с ее участием. Результаты непредсказуемы — вплоть до серьезных травм и даже смерти. Вы, скорее всего, не осознали, но сгустки энергии, которые она сгенерировала, способны разрушить бетонную плиту в три-четыре суна толщиной. Они не причинили вам вреда на сей раз, но никто не знает, чем закончится следующий.

— Ххаш… — пробормотал Кирис. — А если она в кого-то другого так пальнет? Я ж говорю, в меня волюта уже плевалась, когда я в океане болтался, и ничего. А Джорджио, еще на базе в Кайтаре, рассказывал, как такие выстрелы бойцам черепа вдребезги разносят вместе с касками. Нам с Фучи, видно, пофиг, а вот другим точно поплохеет. Да она ж ребенок совсем, вдруг случайно шарахнет? Или по глупости?

— Прошу не беспокоиться на сей счет. На родной планете Карины Мураций имеется богатый опыт воспитания детей с ее возраста с особыми способностями. Мы предпримем все усилия, чтобы обезопасить от инцидентов и саму Дзару, и людей вокруг нее.

— Все равно я с ней побазарю, — пробормотал Кирис. — Она умная пацанка, меня слушает.

— Надеюсь на ваше благоразумие, — поклонилась Дзии. — Я могу помочь чем-то еще?

— Нет, спасибо, — Фуоко сосредоточенно потерла лоб. — А… нет, ладно, я потом у координатора спрошу. Или у Рисы.

— Я тоже доступна для связи в любой момент дня и ночи. — Дзии поклонилась еще раз. — Не стесняйтесь обращаться за консультациями.

Она повернулась и вышла из смотровой.

— Ну что, пошли? — спросил Кирис, придерживая шорты.

— Ага…

На улице уже сгустилась непроглядная тьма тропической ночи. На столбах ярко горели фонари, выхватывая из темноты широкие круги асфальтовой дорожки. Вокруг огней вились стаи ночных бабочек. Под ними торчали целующиеся парочки — почти голые от жары парни и девчонки, хотя в одном месте Кирису показалось, что от заметил и двух девиц, причем одну в шортах без топа. Он поспешно отвернулся. В конце концов, чья бы корова мычала: в Кайтаре с Фуоко давно бы родители шкуру спустили за то, что якшается с разными голодранцами, а ему самому как бы шею не свернули. Фуоко шагала, погруженная в раздумья, не замечая окружающего.

— Фучи, — наконец спросил Кирис. — А о чем ты хотела Дзии спросить?

— А? Ну… она упомянула насчет зафиксированного кипения энергоплазмы. И я тут на прошлом семинаре с двумя физиками разговаривала, они тоже про какой-то секретный доклад говорили. Но он уже не секретный, его даже в газетах напечатали. Я думаю, нельзя ли мне на материалы посмотреть? Вдруг в доклад вставить смогу?

— У тебя выступление послезавтра, — с досадой сказал Кирис. — Все равно нифига не успеешь. Фучи, ты в последнее время на своем докладе совсем зациклилась. Чего мандражишь?

— Тебе хорошо говорить! — девушка жалобно взглянула на него. — А у меня первое в жизни выступление! Туда же все придут — и доктор Кулау, и преподаватели, и студенты! И Риса обещала послушать, если не сразу, так в записи.

— Ну и? Ты вообще ученица колледжа, от тебя и не ждут ничего выдающегося. Даже если совсем чушь спорешь, никто внимания не обратит.

— Кир! — Фуоко остановилась и повернулась к нему, сжимая кулаки. — Ты вообще думаешь, о чем говоришь? Я не маленькая девочка, чтобы меня по головке гладили за забытый стишок! Я не хочу, чтобы мне поблажки делали из-за отсутствия опыта или возраста! Я или все сделаю правильно, или… В общем, не зли меня, понял?

Она резко выдохнула, повернулась и зашагала к близкому уже зданию общежития, не обращая внимания, следует ли за ней Кирис или нет. Парень удивленно посмотрел ей вслед, потом догнал и положил руку на плечо.

— Ну, извини, — примирительно сказал он. — Я ж просто так.

— Да ладно, — Фуоко накрыла его пальцы своей ладонью. — Я просто… ну, нервничаю, что ли. Уличной шпане вроде тебя не понять.

— От принцессы расфуфыренной слышу, — ухмыльнулся в ответ парень. Они как раз достигли крыльца и начали подниматься по ступенькам. — Ну что, ко мне или к тебе?

— Ко мне! — решительно заявила девушка. — У тебя не комната, а свинарник, ты в последний раз еще весной прибирался. Верно, Зорра?

— Ку-ун! — согласилась семенившая рядом парса.

— Мрфф! — отверг инсинуацию Гатто, энергично тряся башкой.

— Мнения разделились, — резюмировал Кирис, стараясь воспроизвести интонации ведущего ток-шоу. — Публика в ожидании!

— Я тебе дам ожидание! — Фуоко дернула его за ухо и вдруг рванулась с места, птицей взлетев по лестнице на второй этаж. Кирис бросился за ней, но отстал почти на целый пролет. Девушка победно показала ему язык.

— Тормоз ты, Кир, — сообщила она. — Мозги мускулами заплыли. Давай в темпе, где ты копаешься?

В коридоре стояла глухая тишина, и только в его конце целовалась еще одна парочка, по виду — студенты. При приближении Кириса с Фуоко автоматическая система включила над ними свет, и девица слегка взвизгнула от испуга. Судя по ее мятому перекосившемуся ципао, хотя и с длинными рукавами, но едва доходящему до середины бедер, а также по расстегнутой рубашке парня, обжимались они тут уже довольно долго. Девчонка оказалась соседкой Кириса, Ойсарой Тэй Ри из Кайнаня, застенчивой студенткой-первокурсницей, а парня Кирис не знал. Потемнев от смущения загорелой кожей, Ойсара выскользнула из объятий ухажера и исчезла в своей комнате, лишь щелкнул закрывшийся замок. Парень разочарованно цыкнул, бросил оценивающий взгляд на Кириса и, ничего не сказав, ушел по коридору, скрывшись на лестничной площадке.

— По-моему, она так никогда ни с кем не переспит, — с видом многоопытной женщины высказалась Фуоко, открывая дверь к себе. — Дурочка потому что. Чего боится?

— Похвальное благочиние блюдет, в отличие от некоторых бесстыдных иностранок, — ухмыльнулся Кирис, входя вслед за ней.

— Дурное ваше благочиние! — отрезала Фуоко. Не тратя зря времени, девушка прижалась к нему и поцеловала в губы.

— Фу, вонючка! — строго сказала она, оторвавшись через минуту. — Ты после тренировки не мылся. Топай в душ, быстро.

— Только вместе с вами, дэйя Деллавита, — шепнул Кирис ей в ухо — и ничем более не поддерживаемые прожженные шорты наконец-то упали на пол.

Не забыть бы завтра сходить купить новые.

«…здесь Харлам. К сожалению, данных, полученных в больнице дроном Дзии и парсами,недостаточно для сколь-нибудь внятного анализа. Электромагнитный диапазон восприятия у них чуть шире оптического, гравитационная составляющая вообще не фиксировалась, телесные электроды не контролировались. В сухом остатке — средней зрелищности фейерверк и три сгустка активной энергоплазмы».

«Здесь Тверек. Однако сам факт использования энергетическими артефактами седьмой метрики весьма любопытен. До сих пор мы наблюдали лишь третью. Для проколов одиннадцатимерного пространства она казалась наиболее оптимальной из-за малого расхода энергии — и вот теперь мы обнаруживаем ситуацию, когда энергоплазма перемещается по чрезвычайно затратной седьмой».

«Здесь Карина. Меня сейчас больше волнуют не метрики, а дети. Бояться за Фуоко и Кириса я уже привыкла — но теперь оказывается, что в историю втянута еще и Дзара. И, выходит, потенциально новые способности может проявить любой студент Университета».

«Здесь Квентор. Я поднял предысторию. Думаю, не все так плохо. Напоминаю, что заражение Дзары энергоплазмой полгода назад произошло в результате вольных или невольных действий Фуоко и Кириса. Логично предположить, что их загадочное взаимодействие — лишь следствие того случая. Возможно, Дзару следует привлечь к проводящимся экспериментам. Интересно, например, синхронизирована ли ее нервная система с организмами Кириса и Фуоко. Майя, ты у нас специалист по нейрофизиологии биоформ — что думаешь?»

«Здесь Майя. Я думаю, что определенно не являюсь специалистом по физиологии малолетних детей. Для сексуальных экспериментов Дзара слишком мала и неразвита, а другие методы потребуют квалификации детского психолога. Я пас. Что там с Яной?»

«Здесь Карина. Во-первых, Яни обещала заглянуть на днях. Возможно, вместе с Цу — та наконец-то решила вспомнить о своих официальных проректорских обязанностях и оторваться от своих лабораторий в Катонии и Академии-Сан. Во-вторых, я категорически против экспериментов над Дзарой. По самым разным соображениям — от политических до боязни за ее физическое и психическое здоровье. Яни появится — попрошу ее взглянуть на девочку, но не более того. Координатор, что с ее планируемым спутником?»

«Здесь координатор. Палек пообещал придумать дизайн к завтрашнему планетарному дню. У нас есть несколько протестированных заготовок микродронов второго типа — небольших и относительно легких».

«Здесь Майя. Что с шерстью?»

«Здесь координатор. Ответ прежний. Пластичность новых моделей оставляет желать много лучшего, и к имитации шерсти встроенными средствами они не способны. Однако данное ограничение непринципиально — можно обойтись имплантацией искусственных волокон. Сложно, но технически реализуемо. Палек сообщил, что у него есть отличная идея».

«Здесь Карина. Когда Лике приходит в голову очередная отличная идея, мне заранее становится страшно. Но мы отвлеклись. Дзии, твои рекомендации по сегодняшнему инциденту?»

«Здесь Дзии. Особых рекомендаций нет. Если не привлекать Дзару к экспериментам, общая картина не меняется. Кирис и Фуоко продолжают испытания своих возможностей в общем режиме, девочка живет прежней жизнью. Однако напоминаю, что вскоре должна состояться экскурсия в Шансиму, в которой участвуют и Кирис с Фуоко. За пределами Хёнкона мои возможности медицинского контроля ограничены представительствами Университета. Возможно, стоит отменить их участие?»

«Здесь Карина. Ни при каких обстоятельствах. Во-первых, экскурсия является поощрением за успехи в учебе и научной работе. И Кирис, и Фуоко ее честно заслужили, лишать их награды несправедливо. Во-вторых, если они почувствуют излишне плотную опеку, то взбунтуются — с непредсказуемыми последствиями. В-третьих, у Фуоко скоро день рождения, и поездка — еще и подарок. А следующая экскурсионная группа за пределы Хёнкона отправится через восемь декад. Дзии, они проведут вне Университета всего два дня и две ночи, причем ночи — под нашим контролем».

«Здесь Дзии. Я согласен, что риск действительно минимален, но предпочел бы избежать и его. Однако я не занимаюсь вопросами педагогики. Если ты считаешь, что поездка необходима, полагаюсь на твое мнение. Рекомендую, однако, провести отдельный инструктаж сестры Кириса, Варуйко Сэйторий, а также остальных сотрудников службы охраны, сопровождающих экскурсию. Они должны знать, как вести себя в случае неожиданных проблем».

«Здесь Карина. Варуйко? Я не знала, что она сопровождает экскурсию. Вернее, Сторас упоминал, что с группой отправлено четверо сотрудников Мариси, но… Сторас, контакт. Карина в канале. Можешь подключиться к разговору прямо сейчас?»

«Автоматически ответ коммуникационной системы. Здесь Сторас. Я занят и не могу ответить. Если дело действительно важное, используйте форсированный вызов. Запрос переадресован Масарику».

«Масарик в канале. Ого, сколько вас здесь. Привет всей компании. Что-то случилось?»

«Здесь Карина. Привет, Марик. Что-то ни тебя, ни Стораса уже пару дней не слышно. Вы не заболели?»

«Здесь Масарик. Ха. Ха. Ха. Шутку оценил. Ничего страшного, текучка. От разведсети Камилла начали поступать данные, мы втроем их разгребаем и утрясаем дальнейшие планы».

«Здесь Карина. Никаких сведений о Юно?»

«Здесь Масарик. Нет. Камилл землю роет, но, видимо, к его пропаже причастен кто-то, знакомый с нашей манерой действовать. Или действительно дикие дилетанты постарались без связей с криминальными структурами. Пока никаких зацепок. Извини».

«Здесь Карина. Да я-то ладно, вот Суоко очень переживает. Марик, но я о другом. Я помню, что формированием экскурсионных групп занимался лично Сторас, но, может, ты в курсе дела?»

«Здесь Масарик. Что конкретно интересует?»

«Здесь Карина. Почему в составе группы для ближайшей экскурсии в Шансиму оказались одновременно и Кирис Сэйторий, и его сестра? Ведь принималось же, что мы стараемся максимально развести их в пространстве».

«Здесь Масарик. Сейчас, посмотрю пометки в ее личном деле… Так. Ага. В последнее время ее враждебность по отношению к брату и отцу заметно пошла на спад. Теплых отношений по-прежнему нет, но и бурной ненависти — тоже. Поскольку по психологическому профилю она является отличной кандидатурой для охраны группы в критической ситуации, отец и адмирал Мариси решили, что можно провести эксперимент. Возможно даже, брат с сестрой помирятся окончательно, если свести их поближе. В худшем раскладе…»

«Здесь Харлам. Прошу прощения, что вклиниваюсь, но мне кажется, что вы перешли к обсуждению сторонних вопросов. У меня столько дел в связи с готовящимся экспериментом, что девять параллельных точек концентрации сознания не справляются. Десятая с вами, а больше я не потяну. Мы закончили обсуждать проявления энергоплазмы у детей? Если да, я, пожалуй, отключусь.»

«Здесь Карина. Ох, очень извиняюсь перед всеми. Спасибо за участие в собрании. Я поняла ситуацию. Подумаю, что делать. Харлам, но я еще раз переспрошу, уж прости за назойливость — вы точно уверены, что эксперимент безопасен?»

«Здесь Квентор. Нет ничего безопасного, когда речь идет об Арасиномэ. Само наше присутствие в окрестностях Паллы — прогулка по минному полю, да простится мне метафора. Достаточно Чужим уничтожить генераторы метрики в спутниках Паллы, и вы, молодежь, можете отправлять по домам за исчезновением объекта спасательных усилий. Однако намеченный эксперимент позволит получить важные аргументы за или против разумности Арасиномэ, а потому провести его необходимо. Кроме того, единственное отличие от прежних опытов — в применении твердотельных сенсорных массивов, которые вряд ли представляют опасность для Паллы. Мы уже обсуждали данный вопрос трижды, и если только ты не намерена наложить вето, не вижу необходимости в четвертом обсасывании тех же самых аргументов. Прошу прощения, но я отключаюсь. Конец связи».

«Здесь Харлам. Присоединяюсь к Квентору. Отбой».

«Здесь Тверек. Конец связи».

«Здесь Майя. Я тоже побежала, если ты не против. Пока-пока!»

«Здесь Карина. Ф-фу. Все-таки тяжело с физиками. Я, конечно, перед ними преклоняюсь, но как же иногда хочется им по башке надавать! У меня иногда складывается впечатление, что им и на Паллу-то наплевать, лишь бы с Арасиномэ повозиться».

«Здесь Масарик. Ну, что ты хочешь от старикашек возрастом в четыре с лишним миллиона лет? Мы для них даже не младенцы, а так, эмбрионы. И все-таки, что у вас случилось, что ты экстренно собрание созвала?»

«Здесь Карина. Дзии?»

«Здесь Дзии. Масарик, пересылаю записи сегодняшнего инцидента в больнице номер один. Участники инцидента: известные тебе Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий, а также ранее не попадавшая в область пристального внимания Дзара Мэйдо…»

07.22.1232. Хёнкон

…дети испуганы…

Фуоко резко села в кровати, дико озираясь по сторонам. Ее правая рука уперлась в мягкое и теплое, и пристроившаяся под боком Зорра недовольно пискнула. Парса приподняла морду и сонно приоткрыла один двухзрачковый глаз. Чего пихаешься? — вопрошал весь ее облик.

Какое-то время девушка сидела, тяжело дыша и непонимающе оглядывая комнату. Не раньше, чем через десяток секунд, она, наконец, сообразила, что находится в собственной комнате. По периметру плотных штор пробивались тусклые полоски света — утро, но весьма раннее. Будильник не звенел: Зорра ни за что не позволила бы проспать.

— Терминал, время! — сиплым со сна голоса произнесла Фуоко.

— Пять часов семьдесят две минуты, — мелодичным женским голосом отозвалось устройство.

Без восьми шесть. Будильник поставлен на полседьмого. Еще целых полчаса можно поспать… вот только сна уже ни в одном глазу. Девушка провела рукой по телу: липкая пленка подсыхающей испарины. И простыни влажные. Странно: вроде бы в комнате нормальная температура, не жарко и не душно — чего она вспотела?

Что там ей снилось?

В памяти остались лишь стремительно тающие обрывки красочного калейдоскопа: мельтешащие круги, цветастые фонтаны жидкого огня, лабиринты каких-то призм, растущих друг из друга. И еще дурацкая фраза «дети испуганы», словно громко произнесенная кем-то над ухом. Вот приснится же…

Меньше нервничать нужно, дура, зло сказала она себе. Подумаешь, доклад на семинаре. Прав Кир: какой смысл себе нервы мотать? Вечером час с боку на бок без сна ворочалась, сейчас раньше времени проснулась — вот явишься на семинар вялая и сонная, как вареная камбала, и точно какую-нибудь чушь спорешь. Тьфу. Ну, поскольку на полчаса заваливаться смысла нет, даже если хочется, а ей и не хочется, нужно вставать.

Фуоко перелезла через недовольно брыкающуюся всеми шестью ногами Зорру и отправилась в душ.

Вышла она освеженная и чуть успокоившаяся. Сердце больше не колотилось как бешеное, голова прояснилась. Так, теперь зарядка, пробежка, еще раз душ, позавтракать, потом встреча с куратором в девять, три часа на всякое-разное, и в час дня — семинар. И она сама в роли специально приглашенной провинциальной дурочки. А, ладно. Кошмар на полчаса, еще пять минут общего здорового смеха, потом следующий докладчик — и про нее забудут. В конце концов, что взять с ученицы колледжа, которой даже пятнадцать еще не исполнилось?

Деллавита никогда и ни в чем не просили поблажек, прозвучал в голове голос отца. Они всегда брали свое. По праву закона, договора или сильного, но брали. Просить о снисходительности независимо от повода — несмываемый позор.

Без тебя знаю, огрызнулась Фуоко. Не провалюсь я. Риса доклад читала. Пусть даже в нем нет глубокого смысла, просто реферат на заданную тему с малой примесью экспериментальных данных, но ошибок в нем нет. Главное — не сорвать само выступление из-за лишнего мандража.

Ох, нет. Нужно самостоятельно управляться со своим организмом. Длинноволосый ставриец Павел, он же Касуми, показывал дыхательные упражнения, вот и нужно их попробовать. Как там — сесть на пятки, сложить руки на коленях ладонями вверх, медленно набрать воздух, задержать дыхание на четыре секунды, медленно выдохнуть… Голова вдруг нестерпимо закружилась, тело словно раздулось шариком и запрыгало по комнате, отражаясь от стен и потолка, и когда Фуоко пришла в себя, она лежала на боку, неудобно подвернув руку, а Зорра тыкалась в ее лицо теплым носом и встревоженно заглядывала в глаза.

— Фуоко плохо? — спросила парса. — Фуоко упала. Плохие параметры пульса. Зову Дзии.

— Не нужно… — слабо запротестовала девушка, но монитор терминала уже засветился, приподнялся над столом на длинной ножке и опустился к ней. На нем возникло мужское лицо — сегодня Дзии почему-то выбрал именно его. Фуоко автоматически попыталась прикрыться, но тут же расслабилась. Вот что значит рефлекс…

— Дэйя Винтаре, Зорра сообщила, что вы внезапно потеряли сознание, — глубоким баритоном произнес Дзии. — Вы можете самостоятельно перебраться в кровать? Я активировал ее медицинские функции и хочу провести обследование. Если вы не в состоянии двигаться, дрон прибудет через двадцать секунд.

— Нет! — Фуоко быстро села. — Со мной все в порядке, дэй Дзии. Честно. Не нужно дрона. Я не теряла сознание, просто… ну, голова закружилась. Я спала плохо сегодня, переволновалась.

— Вполне вероятная причина, хотя сигнал тревожный. Обычно недосып не приводит к потерям сознания. Однако, дэйя Винтаре, я все же прошу вас перебраться на кровать. Просто на всякий случай.

По поверхности кровати прошла волна, и простыни с подушкой упали на пол, обнажив сероватую поверхность медицинской капсулы. Фуоко тряхнула головой. Ну, бессмысленно спорить, времени больше уйдет. С Дзии станется не только дрона прислать для насильственной госпитализации, но еще и Рису перепугать. Девушка забралась на кровать — и поверхность капсулы тут же просела под ее тяжестью и проглотила ее почти целиком. Теплое упругое вещество сжало тело со всех сторон, оставив на поверхности одно лицо, по коже пробежала легкая вибрация. В местах, где под кожей сидели почти невидимые ниточки серебряных электродов, стало тепло и чуть щекотно.

— Учащенный пульс, чуть повышенное давление, чуть выше нормы содержание адреналина и норадреналина в крови, но сверх того ничего особенного, — наконец резюмировал медицинский неб паладаров, и капсула тут же выдавила Фуоко на поверхность. — Вы действительно переволновались. Боюсь, ничем не могу здесь помочь, кроме легких транквилизаторов. Загляните ко мне по дороге на семинар. Пока что я оставлю вас в покое. Конец связи.

Длинная шея монитора втянулась обратно в стол, экран погас. Фуоко полежала какое-то время на снова ровной пружинящей поверхности, потом заставила себя встать. Так, хватит падать в обмороки, как тупая истеричка. Нужно просто войти в обычную колею, и тогда мандраж пройдет сам собой. Заправить постель? Нет, не этим бельем. Все пропотело насквозь, нужно в стирку нести. Вот, кстати, сейчас ранее утречко, в подвальной прачечной никого, стиральные машины свободны. Как раз времени хватит простирнуть по-быстрому. Она наклонилась, подобрала простыни — и цыкнула от раздражения.

Оба куска материи оказались испещренными черными точками и обугленными прорехами — следами от коронных разрядов. Она что, опять искрила во сне? Уже третий раз! Если так дело пойдет и дальше… Теперь опять ковыряться в терминале, вспоминая, как запросить новый комплект. Тьфу.

— Зорра, — безнадежно спросила Фуоко, — а ты-то куда смотрела, когда я постель подпаливала? Пожар ведь устрою однажды. Попросить, что ли, личный огнетушитель?

Зорра глянула на нее снизу вверх и вдруг с места сиганула на стол. Оказавшись на столешнице, она вальяжно развалилась, и на мониторе сам по себе запустился видеоролик.

В комнате светло-серый сумрак, в котором, однако, отчетливо просматриваются самые мелкие детали. Точка зрения странная, где-то у пола… ну да, у противоположной от кровати стены, между холодильником и дверью в ванную, там, где Зорра дрыхнет ночами, если не забирается на кровать. С кровати свешивается обнаженная рука, остальное тело Фуоко не видно. Картинка неподвижна — и вдруг оживает. Черно-серое облако начинает клубиться над кроватью, его окутывает сетка голубых молний — она вспухает, молнии превращаются в длинные беспорядочно изломанные нити, уходящие в стену и в потолок, что-то громко трещит — мечутся красные вспышки — точка зрения камеры стремительно смещается: видимо, Зорра вскочила и бросилась к кровати — но облако уже рассеивается, последние голубые ниточки гаснут — и Фуоко смотрит на себя саму, разметавшуюся в глубоком неспокойном сне (волосы спутаны, на лице резкие тени, щека помята — фу, уродство!), губы шепчут что-то неразборчивое…

«Дети испуганы!» — свистящий шепот с монитора режет уши, сердце пропускает удар, перед глазами опять мечутся огненные шары и геометрические линии…

…но на экране все спокойно, и картинка замирает, оставляя Фуоко смотреть на свое лицо, словно заключенное в рамку гигантской фотографии.

— Ты и так, что ли, умеешь? — почему-то шепотом спросила Фуоко у парсы. — Кино снимать?

— Ку-ун! — согласно пропела та. — Смотреть! Снимать! Интересно!

— Ххаш… — выдохнула Фуоко. — Ваххарон и все его ангелы! Зорра, покажи еще раз, а?

Парса фыркнула, и кино закрутилось с начала.

— Стоп! — выкрикнула девушка, и изображение тут же замерло. — Зорра, ты можешь показывать, как в замедленной съемке в кино?

Картинка ожила, но меняться стала куда ленивее. Вот мечутся голубые линии… и вот еще одна красная вспышка — нет, не вспышка. Ярко-алый сгусток отделяется от ее левого плеча, торчащего из клубящейся тучи, плывет вдоль одной из линии, следуя ее ломаным изгибам, и уходит в потолок — точно такой же сгусток, каким Фуоко стреляла во время экспериментов и каким в нее недавно попала Дзара! Девушка невольно задрала голову и бросила вверх взгляд. Нет, потолок абсолютно целый, хотя в бункере бетонная стена от таких разрядов разлеталась в крошки, словно хлебный батон. На экране, между тем, возникли сразу два сгустка: один из стены со стороны комнаты Кириса, а другой — вдоль диковинно перекрученной линии, уходящей в пол. Оба втянулись недра облака — Зорра как раз запрыгнула на кровать, и оно полностью оказалось в ее поле зрения — и пропали. И тут же свободная энергоплазма начала быстро истончаться, а голубые молнии — мельчать и пропадать.

— Все, приехали, — печально сказала Фуоко. — Пора меня в бункере навсегда запирать. Зорра, пойдем по соседям, проверять, все ли живы.

— Нет! — тявкнула Зорра. — Не пойдем! Координатор проверил! Гулять? Гулять?

Фуоко уселась на кровать и какое-то время смотрела в одну точку. Зорра спрыгнула со стола, пристроилась под боком и начала усердно что-то вылизывать и выкусывать под средней мышкой, елозя шелковистой шерстью по голому бедру девушки. Фуоко положила руку ей на загривок и принялась осторожно почесывать. Как всегда, помогло: через пару минут камень с души если и не свалился полностью, то заметно облегчился. Ну и ладно. У других случается недержание мочи, а у нее — недержание энергоплазмы. Стыдно, неудобно, но ничего страшного, пока никто не знает. Главное, простыни менять незаметно.

— Ладно, лопоухая, — наконец сказала она. — Раз координатор все проверил, а я еще не в железной заземленной комнате, смысла терзаться нет, верно? Если потребуется что-то, паладары скажут. А у меня сегодня семинар. Смысл к нему столько времени готовиться, если из-за нервов выступление сорвется? Вот отчитаю доклад, можно и помереть спокойно с чувством выполненного долга.

— Гулять? — снова осведомилась Зорра.

— Точно. Пробежка. По холодку. Вперед!

Фуоко решительно поднялась и направилась к выходу. Только уже взявшись за ручку, она осознала какую-то неправильность. Что не так? Ххаш! Она чуть не вышла на улицу в чем мать родила! Вот уж действительно расстроенные чувства! Так, нужно взять себя в руки. Успокойся. Глубоко вдохни… нет, лучше не нужно, уже вдохнула один раз. Просто расслабься.

Она достала из шкафа спортивные трусы и майку, влезла в них, зашнуровала кроссовки, нацепила идентификационный браслет и вышла в коридор. Она задержалась у двери Кириса, приоткрыв дверь и заглянув в щель. В комнате стоял такой же сумрак, как у нее, но ровное глубокое сопение друга прекрасно слышалось и так. Мягко простучали по полу лапы, и Гатто высунул в щель любопытный нос.

— Мрр-р? — осведомился он.

— Тс-с! — Фуоко погрозила ему пальцем. — Все в порядке? Кир спит?

— Кир засоня, — приглушенно сообщил парс. — Кир дрыхнет. Прыгнуть на пузо — проснется. Прыгнуть?

— Не надо, — отказалась Фуоко. — Пусть спит. Брысь, а то башку прищемлю.

Она прикрыла дверь и отправилась на пробежку.

Физическая нагрузка и здоровый утренний голод вскоре вытеснили из ее головы плохие эмоции. Уже у пролива девушка почувствовала, что соленый морской воздух омывает ее влажной волной, унося с собой страх, неуверенность и депрессию. Встающее из океана солнце било в спину, отбрасывая длинные тени, отблескивая на чугуне и молочном стекле восстановленных статуй Звездной набережной, играя на окнах зданий старых музеев. В небе кричали чайки, радуясь новому дню. Бледный размыто-голубой серпик Труффы на фоне потускневших ночных небесных разводов опускался за далекие холмы Ланты. По раннему времени вокруг не виднелось ни души, и шелест подошв Фуоко терялся в шуме прибоя, набегающего на каменные блоки. Покой и умиротворение окружающего мира успокаивали мятущиеся мысли, и когда на обратном пути она пробегала мимо здания больницы, уже совершенно забыла про успокоительное. А и нефиг делать, решила она, неспешно шагая кругами у крыльца общежития, чтобы восстановить дыхание после финального рывка. Не хватало еще на транквилизаторы подсесть. Подумаешь, кошмарик приснился. Ну, молнии. Ну, белье обгорело. Тоже мне, проблемы! И с докладом она как-нибудь справится.

Кирис уже проснулся и делал зарядку. Заглянув в его комнату, Фуоко застала его качающим пресс. Зацепившись ногами за низ кровати и закинув руки за голову, он мерно поднимал и опускал торс, словно машина. Фуоко с удовольствием смотрела, как ходят под кожей его мускулы. Закончив, Кирис прыжком поднялся и потянулся.

— Привет! — сказал он. — Зайди, а? Чего на пороге стоишь?

Дождавшись, когда она закроет за собой дверь, он спросил:

— Фучи, ты сегодня ночью ничего не пожгла ненароком?

— Пожгла, — со вздохом созналась девушка. — Искрила как взбесившийся трансформатор. Я-то дрыхла, ничего не помню, Зорра запись показала. А ты?

— Запись? — поразился Кирис. — Она записывать умеет? Гатто!

Он быстро нырнул к полу, подхватил своего парса за передние подмышки и с явным усилием поднял. Зверь недовольно забарахтался в воздухе.

— Ты записывать умеешь? — строго осведомился парень, глядя ему в глаза. — Только не ври, а то в комнате запру на весь день.

— Ф-ф-ф-с-с-с! — прошипел тот, крутанулся и выпал на пол. — Укушу!

— Ухи оборву! — пообещал Кирис. — Ладно, потом проясним. Фучи, значит, ты искрила? Я, видимо, тоже.

Он потянул смятую простынь на кровати, продемонстрировав такие же обугленные следы, что и у Фуоко.

— Как думаешь, Дзии нужно сообщить?

— Она уже в курсе, — отмахнулась Фуоко. — Меня обследовала и сказала, что все в норме. Кир, я сегодня раньше проснулась, уже пробежалась. Ты давай один, а я завтракать. Жрать хочется.

— Жри, — великодушно разрешил Кирис. — Я сегодня, пожалуй, не побегу. В полвосьмого тренажер собирать начинаем, времени нет.

— Тренажер? Ты же говорил, что у тебя тест в полдень.

— Ну я же рассказывал! — удивился парень. — Или нет… нет, не рассказывал, точно. Забыл. Тест на завтра перенесли. А вчера пришел тренажер для аэроклуба — такая фигня на моторчиках, как кабина самолета. Ты за штурвалом, а она наклоняется в разные стороны. И на лобовом стекле кино, будто в самом деле летишь. Паладары к ней свои генераторы гравитации прикрутят, для перегрузок, вообще от настоящего не отличишь. И консолей сменных десяток, разные самолеты изобразить можно. На сборку бригаду Чина поставили, а у них завтра что-то долгое и нудное в новой библиотеке стартует, какие-то то ли лифты, то ли конвейеры для книг начинают монтировать. Им тренажер обязательно сегодня закончить нужно, чтобы больше не отвлекаться. И Труда с Саней участвуют. Меня позвали, вчера вечером письмо упало — я же, типа, заинтересованное лицо. И еще несколько наших.

— Да на кой вам? Что, рабочие дроны сами не управятся?

— Нифига не управятся, потому что нам только подъемник для тяжестей дают. Фучи, тебе же сто раз объясняли — что могут сделать люди, делают люди. Дроны для неподъемных работ, а не рейки болтами свинчивать.

— Ты не забудь, что у меня семинар в час. По башке дам, если не придешь, — пообещала Фуоко. Почему-то упоминание Труды и Сани ей особенно не понравилось. Труда хоть и старуха покалеченная, а все равно за парнями бегает. Как она тогда в больнице свои тощие титьки высовывала…

— Да там дел на пару часов, если всем вместе навалиться, — отмахнулся Кирис. — Не переживай, успею. А и не успею, нифига не случится. Я же все равно в твоем докладе ничего не понимаю. Усядусь на задней парте и задрыхну — оно тебе надо?

— Вот попробуй не успеть! — Фуоко погрозила ему кулаком и ушла к себе в комнату.

Еще раз ополоснувшись, она сунулась в холодильник. Проглотив брикет творога с изюмом, несколько ложек кукурузных хлопьев и стакан молока, опустошив тем самым запасы нормальной еды, она задумчиво покрутила в пальцах питательный брикет и убрала его обратно. Хотя приступов чудовищного голода она не испытывала уже шесть или семь декад, Дзии продолжал поддерживать аварийный запас, изредка заменяя просроченные бруски на свежие. Когда Фуоко обнаруживала, что в очередной раз забыла купить еды на завтрак, она иногда жевала их, хотя и через силу: все три вкуса, в особенности ореховый, уже успели изрядно ей надоесть. Сейчас она решила, что переедать не стоит. Пусть даже в животе осталось легкое неудовлетворение, лучше зайти и поесть нормально. Перед семинаром, например, сходить к ресторанчику семьи Мэйдо и перекусить, а заодно проверить, как там Дзара. Или нет, в первой половине дня та наверняка в школе. А! В полдень их отпускают по домам на обед. В одиннадцать — начале первого у Мэйдо, в час на семинаре, самое то по времени выходит.

Что теперь? В девять встреча с куратором. Времени — начало восьмого, ни то ни се. Ну, можно слегка перетряхнуть дневной график. Если перенести на утро… хм, ну, скажем, эсперанто… Точно, эсперанто.

Фуоко уселась на стул, поджав под себя ногу, потыкала пальцем в экран терминала и открыла пособие. Так, для начала повторение пройденного.

«Izabela rigardas al la granda spegulo….» Spegulo… э-э, зеркало, да. «La knabino en la granda spegulo rigardas al Izabela…» Granda — почти как «грендано» в кваре, и значение то же. «Izabela scias, kiu estas la knabino en la spegulo…»

Увлекшись чтением хрестоматии, Фуоко встрепенулась лишь от сигнала напоминальника. Встрепенувшись, она выскочила из-за стола и сунулась в шкаф. Что надеть на доклад? Элегантное серое платье, купленное несколько декад назад, аккуратно висело на плечиках — и придется так и оставить: по местной жаркой духоте носить его означает обливаться потом, в чем она уже пару раз убедилась. А во-вторых, если она опять начнет непроизвольно искрить, прощай, платье — а вместе с ним и сто двадцать лемов, накопленные за целый сезон. Жалко. Взять вот и пойти голой, чтобы одеждой не рисковать! В конце концов, нудизм в Хёнконе официально разрешен везде, не только на свободных пляжах. Ох. Нет, не рискнет. Ладно, тогда так… Она натянула шорты и короткий обтягивающий топ. Возле двери она задержалась, глянув в зеркало. La knabino, отражающаяся в нем, выглядела очень даже прилично. Синие мини-шорты позволяли всем желающим любоваться стройными спортивными ногами. Узкий белый топ подчеркивал высокую грудь, выставлял на всеобщее обозрение подтянутый живот и изящную талию, переходящую в округлые бедра, контрастировал с загорелой упругостью кожи. Длинные черные волосы, перехваченные радужной резинкой у затылка, хвостом падали на лопатки, и несколько седых прядей в них смотрелись как намеренно выбеленные. Типа, вот такая она экстравагантная девица. Агатовые глаза чуть насмешливо смотрели с правильного, чуть курносого лица, полные губы словно ожидали момента, чтобы растянуться в веселой улыбке. Хороша! Даже серебристые точки контактных площадок, равномерно поблескивающие по телу, как и обещал Дзии, походили на экзотические украшения. Если бы еще идентификационный браслет отливал не тускло-серым, а золотистым… Вроде паладары их перекрашивали за отдельную плату — спросить, что ли, у справочной?

Кривляешься, как невеста на выданье, саркастически заметил внутренний голос. Раньше тебя папаша сватал кому ни попадя, а теперь сама выёживаешься. Не забыла, кто ты?

Да, кто ты? — спросила она, глядя в глаза своему отражению. Изабела знает, кто такая девушка в зеркале — а вот знаешь ли ты? Странный человек, насквозь пропитанный странным не-веществом… да полно, человек ли? Может, ты уже на самом деле Чужая? Из людей ночами молнии не лупят во все стороны и энергоплазма тазиками не вытекает. Можешь с тем же успехом в халат до пяток закутаться: все равно с другими парнями помимо Кира тебе ничего не светит. Возьмет один такой тебя под руку, а ты его бац — и током поджарила. Какое там напряжение Дзии в последний раз между ладонями намерила? Сто семьдесят вахха? Как раз чтобы лампочку накаливания запитать. Быр-быр девочка, блин, правильно Кир обзывается.

Тьфу, нет. Хватит самоедства. Кира она бросать не собирается, а покрасоваться перед мальчишками — что тут плохого? Усилием воли Фуоко отогнала мрачные мысли и в сопровождении оживившейся Зорры выскочила в коридор.

К Тане она успела вовремя. Шел первый урок, и в коридорах учебного корпуса колледжа стояла глубокая тишина.

— Доброе утро. Ну, юная дэйя, как дела? — в кабинете приветствовала ее куратор. Ее кваре в последнее время стал уже почти идеальным — сказались бесчисленные часы в лингафонном кабинете. Лишь неистребимый ставрийский акцент, то и дело прорезавшийся в голосе, напоминал, что молодая женщина — иностранка. А ведь она еще и эсперанто зубрит, и катару, чтобы с подопечными с Могерата общаться. Все-таки молодец тетка. — Дзии сообщает, что у тебя небольшие проблемы с самочувствием. Что случилось?

— Доброе. Да ничего страшного, — отмахнулась Фуоко. — Семинар сегодня, вот и переволновалась. Просто бессонница, — добавила она на камиссе, тщательно выговаривая слова.

— Точно? — строго переспросила куратор. — А, Зорра? Как твоя хозяйка себя чувствует?

Таня бросила взгляд на парсу.

— Искрит, — не замедлила наябедничать та, небрежно увернувшись от рук Фуоко. — Электровеник. Грозовая тучка. Простыня в дырках.

Парса отпрыгнула от рассерженной Фуоко и укрылась за стулом Тани, высунув язык и ехидно ухмыляясь. Девушка погрозила шестиногой заразе кулаком.

— Все нормально, Таня, — быстро сказала она. — Во сне случайно вышло. Все в порядке, честно, Дзии меня уже обследовала.

— Ну, если Дзии обследовал… — с сомнением проговорила куратор. — Хорошо. Садись. Давай пробежимся по твоим последним оценкам.

Следующие полтора часа ставрийка, переключившись на камиссу, чтобы тренировать язык у Фуоко, въедливо и безжалостно гоняла девушку по всем темам, где девушка на тестах набрала меньше девяноста баллов. Особенно досталось за экономическую географию Кайтара: на прошлой декаде она слегка расслабилась из-за дополнительных испытаний в бункере и нескольких лишних визитов на пляж в компании новеньких девчонок из Ставрии и Ценганя. Таня, однако, не посчитала, что помощь новичкам оправдывает семьдесят три балла из сотни.

— Твой кайтарский аттестат о среднем образовании должен стать таким же идеальным, как и диплом университетского колледжа, — строго сказала ставрийка. — Не забывай, Фуоко — ты… э-э, — она щелкнула пальцами в воздухе, — знамя Университета… Нет, не так.

Таня быстро пробежалась пальцами по экрану, вызывая словарь.

— Лицо Университета, извиняюсь, — закончила она фразу. — Лучшая ученица колледжа. Не забывай, что на индивидуальную программу ты… э-э, напросилась сама. И на досрочное окончание колледжа — тоже. Это не просто привилегия, которую ты, несомненно, заслужила, но и большая ответственность, потому что по тебе станут судить о… жизнеспособности ускоренной программы в целом. Сторонние… отвлечения не должны мешать учебе.

— Да, Таня, — покорно согласилась Фуоко. А что возразить? Риса предупреждала, что не следует брать на себя слишком много, но ведь некоторым дурам нравится выёживаться не только перед мальчиками. — Я приложу все усилия. Больше не повторится.

— Очень надеюсь. А теперь давай пройдем по плохо усвоенным тематикам еще раз. Сколько основных бассейнов добычи каменного угля на территории Кайтара ты можешь назвать?..

Когда Таня, сжалившись, наконец прекратила допрос, Фуоко чувствовала себя изрядно потрепанной. Голова слегка гудела, в том числе от камиссы, которую она уже весьма неплохо понимала, но говорила на которой с чудовищными ошибками, отнюдь не добавлявшими уверенности в себе.

— Я довольна, — сообщила куратор. — Несмотря ни на что, ты прекрасно справляешься. Посчитаем, что мелкие неудачи со всеми случаются. Семинар у тебя в час?

— Ага.

— Я приду послушать, не возражаешь?

— Конечно, нет! Но у меня, наверное, не очень хорошо получится… — Фуоко потупилась.

— Увидим, — улыбнулась куратор. — Все с чего-то начинали. Помню, в институте на первом курсе я доклад делала на семинаре по аналитической геометрии. И я просто… э-э, спадайи до нэмоты, — она снова пробежалась пальцами по терминалу. — В ступор впала, я имею в виду. Слова сказать не могла несколько секунд. А потом ничего, разговорилась. Ты не смотри на всех сразу. Просто выбери одного человека, неважно кого, и рассказывай только ему. Кирис придет?

— Да, он обещал.

— Вот ему и рассказывай. Или мне. А если совсем плохо станет, вспомни о чем-нибудь хорошем. Например, что через декаду у тебя… э-э, премиальная экскурсия в Шансиму. И не хмурься так! — куратор звонко рассмеялась. — Подумаешь, семинар! У тебя в жизни таких будут тысячи. Через год свое сегодняшнее волнение с улыбкой вспоминать станешь. Ну, беги. У тебя полтора часа времени, не занимайся больше ничем. Просто передохни и… расслабься.

— Спасибо, Таня, — Фуоко поднялась. — Постараюсь. Пойду пообедаю пока. Зорра! Пошли, предательница лопоухая. Вот еще кому-нибудь ляпни про мое самочувствие!

— Зорра, если тебя хозяйка выкинет, иди ко мне жить! — хихикнула Таня, из строгой тетки-воспитательши мгновенно превратившись в молодую девчонку, кажущуюся немногим старше Фуоко. — Я тебя вкусненьким кормить стану. Придешь?

— Ку-ун! — согласно пропела парса, благосклонно ухмыльнувшись во всю зубастую пасть. Ее лисья мордочка на мгновение заискрилась всеми цветами радуги, кругами побежавшими по шерсти от носа. — Зорра любит Таню! Фуоко не ценит! Брошу! Сбегу!

— Я тебе сбегу! — невольно засмеялась Фуоко. — В ухо плюну, как сумасшедший паладар Палек выражается. Пойдем обедать. Таня, идем с нами?

— Нет, спасибо, — отказалась куратор. — У меня через десять минут с другой… воспитанницей встреча. Беги давай. Не терзайся и не переутомляйся: сорвешь сердце в молодости, что в старости станешь делать?

— Ладно, — Фуоко вздохнула. — Постараюсь.

На улице сгущался сумрак: небо быстро затягивало низкими серыми тучами. Очевидно, собирался дождь, и девушка с опозданием вспомнила, что во вчерашнем прогнозе что-то такое имелось. А сегодня утром она, в расстроенных чувствах, прогноз не посмотрела. С другой стороны, что бы это изменило? Так или иначе — сезон дождей, и на улицу выходить все равно нужно. Сходить в общагу за плащом? Нет, лень. Придется пользоваться дежурными зонтиками в учебных корпусах. Голая кожа как вымокнет, так и высохнет, а одежды мало, и она влагоустойчивая.

Она быстро зашагала по бульвару. Здание колледжа находилось в полуцуле от торгового квартала, и добралась она туда, только когда на асфальт упали первые крупные капли дождя. Фуоко побежала под усиливающимся небесным душем и влетела на веранду лапшичной Мэйдо как раз перед тем, как в небе сверкнуло, зловеще загрохотало, и ливень рухнул сплошной стеной, скрывшей магазины на противоположной стороне улицы. Стерев с обнаженных плеч влагу и увернувшись от брызг отряхивающейся Зорры, Фуоко осмотрелась.

Темные серые сумерки остались на улице. Здесь же под потолком светились желтоватые матовые шары, и на каждом столике уютно горела небольшая лампа под зеленым абажуром. Тут и там за столиками сидели рабочие и студенты, сосредоточенно тянущие из чашек лапшу и палочками отправляющие в рот рис с приправами. В углу справа от входа шепотом галдела группа из десятка ребятишек возрастом от восьми до двенадцати лет. Они плотно окружили один из столиков, стоя коленями на стульях, и что-то на нем рассматривали.

Фуоко подошла к прилавку в дальнем конце веранды.

— Здравствуй, Фучи-фуна, — поздоровалась Сатокана, шинковавшая овощи. — Вымокла?

— Не-а, не успела, — качнула головой девушка. — Да и вымокну — просохну. Сато-тара, можно мне большую порцию лисьей лапши? И курицы туда?

— Разумеется, — кивнула Сатокана. Она плеснула в кастрюльку кипятка из большого водонагревателя, долила соевого соуса и поставила на электрическую плиту. Вода сразу забурлила и забулькала. Сатокана бросила туда два клубка сухой пшеничной лапши и полезла в холодильник.

Фуоко с интересом наблюдала за женщиной. Уже не в первый раз у нее возникала мысль всерьез попроситься в ученицы. Не помогать изредка по настроению, а как стажер? Во-первых, еда бесплатно, во-вторых, наверняка можно провести в табеле как отдельную дисциплину и баллов заработать. И не так уж и сложно, наверное. В конце концов, если сотни миллионов людей по всему миру способны сами сделать себе обед, чем она хуже? В особенности если учесть, что рано или поздно она закончит Университет, приедет обратно в Кайтар, и… Вряд ли она когда-то вернется в фамильный особняк. А если жить одной и лишь на заработок, персонального повара, наверное, не очень-то наймешь. Да, как-нибудь попозже все-таки стоит поучиться — вспомнить те крохи, что она запомнила со школьных уроков домоводства и дополнить их чем-то новым. Надо только с Таней обсудить.

— А Дзара еще из школы не возвращалась? — осведомилась Фуоко.

— Еще как возвращалась, егоза! Вон она, — Сатокана кивнула в сторону кучки ребятишек. — С новой игрушкой возятся. Ох, избалуют ее паладары!

— Игрушкой? — удивилась Фуоко, проводя запястьем с браслетом возле кассы, где женщина быстро ткнула в экран. Касса тонко пискнула и мигнула, подтверждая списание с персонального счета семи десятых лема. — Паладарской?

— Да уж самой что ни на есть. Вроде твоей лисы шестиногой, но помельче. — Сатокана покосилась на Зорру и поставила на прилавок исходящую вкусным паром чашку, где на пластине соевого творога возвышалась аккуратно нарезанное белое куриное мясо. — Ну, пусть только попробует мне уроки пропускать — живо координатору-атаре нажалуюсь или даже самой Карине-атаре, пусть обратно забирают. Приятного аппетита.

— Спасибо!

Забрав чашку и прихватив вилку из жестяной подставки, Фуоко отошла к пустому столику и за десять минут, обжигаясь и шипя, втянула в себя лапшу со всеми добавками. Кивком поздоровавшись со стариком Дзидзи, выбравшимся из подсобки и собирающим грязную посуду, она вылезла из-за стола. Дождь на улице заметно ослабел, но все еще лил достаточно, чтобы отбить всякую охоту под него соваться. Информационный терминал у выхода с веранды показывал прогноз: еще пятнадцать минут осадков, потом полчаса просвет, потом опять зарядит на час или больше. Можно транспортный дрон вызвать, но денег за поездку жмотно. Времени — почти одиннадцать, еще час десять до семинара. Пятнадцать минут на дождь, двадцать минут или около того пешком до места, и на финальную подготовку останется еще больше шестидесяти минут. Вполне хватит. Можно не нервничать и под незапланированный душ не соваться. Чем бы заняться до того? Кстати, с Дзарой так и не поздоровалась, нужно исправить упущение.

Фуоко подошла к по-прежнему перекрикивающихся шепотом ребятишек и наклонилась над ними. Потом протянула руку и пальцем постучала по выглядящему знакомым темечку.

— Привет, Дза, — сказала она вскинувшимся черным глазам. — Как жизнь? Что рассматриваете!

— Ой, привет, Фучи! — радостно откликнулась девочка. — Ты в гости пришла, да? Смотри, что мне подарили! Эй, вы, ну-ка, отлезьте!

Мальчишки и девчонки, бросая на незваную гостью недовольные взгляды, нехотя потеснились, и Фуоко тихо охнула от удивления. Она почему-то ожидала увидеть очередного парса, пусть даже миниатюрного. Однако посреди стола развалился почти самый настоящий енот: в пушистой серой шубе, с черной маской на мордочке и черными кольцами на хвосте. В длину вместе с хвостом он казался сунов тридцати, а то и меньше, и ног имел положенных четыре. От живого существа его отличали только огромные уши и обычные для паладарской живности глаза с двумя щелевидными зрачками. Зверь с любопытством уставился на Фуоко. Зорра, протиснувшись между ребятишками, встала на задние лапы, ухватившись передними за край стола, и принялась внимательно разглядывать зверя. Дети притихли, с восторгом переводя взгляд с парсы на енота и обратно. Енот вскочил на ноги и вытянулся, почти уткнувшись носом в нос Зорры. Какое-то время зверьки внимательно изучали друг друга — или же просто общались по каким-то своим неведомым каналам, тянущимся к психоматрицам небиологических интеллектов далеко за аномальной зоной вокруг солнца.

— Значит, тебе его подарили? — спросила Фуоко, когда пауза затянулась. — Как зовут?

— Не знаю! — тяжело вздохнула Дзара. — Мы никак решить не можем.

— Фок! — тут же тихо подсказал мальчишка лет девяти, очевидно, понимавший кваре.

— Айе! — не согласилась на катару девчонка одного возраста с Дзарой. — Арджей! Сё тайии киссуй но Арджей!

— Тиисана! Малюкки! Проппи! Оофура! Люсинь! — тут же посыпались другие варианты.

— Мелисса! — вдруг тявкнула Зорра, и все, включая Фуоко, изумленно уставились на нее. — Мелисса хочет так!

— Мелисса! — согласно чирикнул енот высоким звонким голоском. — Мелисса!

Дети ошеломленно затихли.

— Мел… лисса? — наконец переспросила Дзара. — Разве такое имя есть?

— Ну, теперь есть, — рассудительно ответила Фуоко. —Все-таки твой зверь с другой планеты, и имя у него инопланетное. Кстати, Мелисса, а ты кто, девочка или мальчик?

— Девочка! — тявкнула Зорра. — Глупая! Вчера проснулась! Говорить не умеет! Глупая!

— Мелисса! — слегка обиженно повторил енот… точнее, енотиха. — Мелисса!

Очевидно, другие слова в ее репертуаре пока что отсутствовали.

Фуоко протянула руку и погладила зверька по голове. Мех, вопреки внешнему виду, оказался довольно жестким и плохо гнущимся. Подчиняясь внезапному импульсу, девушка ухватила енота под брюхо и дернула вверх.

Она ожидала, что зверек, как и парсы, окажется неподъемным. Однако от стола его оторвать удалось, хотя и с напряжением. Если Зорра и Гатто весили по восемьдесят три катти, то новоиспеченная Мелисса тянула не больше чем на тридцать пять или сорок. На плече по-прежнему не поносишь, но на колени при случае поднять можно.

— Тяжеленькая… — грустно вздохнула Дзара. — Я ее в портфель прятать хотела, чтобы с уроков не выгоняли, а не получится.

— Я тебя сейчас сама откуда-нибудь выгоню! — раздался грозный голос неслышно подошедшей Сатоканы. — Дза, обеденный перерыв почти закончился. На урок опоздать хочешь? Ну-ка, ребятки, в школу бегом марш!

Дети разочарованно застонали, однако со стульев послезали. Дождь уже почти закончился, и гомонящей стайкой они выскочили наружу, топоча босыми ногами по мокрому асфальту и разбрызгивая веселые ручейки. Развиднелось. Солнечные лучи проскальзывали из-за рваных туч, поблескивая на лужицах, уже сгоняемых в сточные канавки неторопливо ползущими тушами дронов-дворников. Дзара в сопровождении смешно трусящего енота вышла последней.

— Пока, Фучи! — махнула она рукой. — Пока, мам!

И убежала вслед за остальными наперегонки со своей новой спутницей.

— Ох, не нравится мне такое внимание паладаров, — пробормотала Сатокана рядом с Фуоко. — Игрушки игрушками, а все же… Кровать вот ей сегодня новую поставили, такую же, как в больнице. Если ее искры — ничего страшного, зачем нужна медицинская капсула? Фучи-фуна, как думаешь, с ней все будет хорошо?

— Конечно, — согласилась девушка. — У меня в комнате такая же капсула вместо кровати с первого дня, но со мной же все в порядке. Верно, Зорра?

— Ку-ун! — согласилась та. — В порядке! Нормалёк! Быр-быр девочка!

— «Нормалёк» — наверняка от Кира подцепила. Но почему «быр-быр»? — удивилась Сатокана. — У нас дети так бензиновые генераторы называют. А… неужто из-за…

Она замолчала и поклонилась двум студентам, как раз вылезшим из-за стола и проходивших мимо.

— Спасибо, Сато-тара! — сказал один из них на катару с чудовищным ставрийским акцентом, с интересом оглядывая Фуоко с ног до головы и задерживая взгляд на парсе. — Как всегда, очень вкусно.

— Рада услужить. Заходите еще, — откликнулась та, но ее ответная улыбка показалась девушке слегка напряженной.

— Ага, из-за того самого, — вздохнула Фуоко, когда студенты удалились. — Кир все время дразнится, хотя кто бы говорил! Спасибо, Сато-тара, я тоже побегу. Доклад у меня через час, подготовиться нужно. Не беспокойтесь за Дзару, Дзии за ней присмотрит.

— Удачи, милая.

В аудитории семинара стояла гулкая серая пустота. Столы ровными повышающимися полукружьями уходили к дальней стене помещения. Фуоко забралась в дальний угол, спряталась за поднявшимся из столешницы экраном терминала, открыла свое рабочее пространство и принялась сосредоточенно пролистывать доклад. Тридцать два слайда. Двадцать четыре картинки и восемнадцать графиков. Семьсот двадцать слов и еще полсотни абзацев в невидимых для публики комментариях. Все прекрасно знакомо — и в то же время вдруг пугающе чужое. На третьем слайде она вдруг поймала опечатку и принялась просматривать все с самого начала, внимательно вглядываясь в каждое слово.

Время шло, и в аудитории начал появляться народ. Увлекшаяся, Фуоко почти не обращала внимания на усиливающийся шум, топот ног и веселую перекличку студентов. Однажды ее ухо поймало смутно знакомый голос, и, выглянув из-за экрана, она заметила ставрийского красавца Михаила Збышека и его увальня-друга Юрия Вещего. В окружении еще нескольких парней и девушек те стояли внизу у самой доски и что-то оживленно обсуждали. Ох. А ведь если они сопоставят ее откровения несколько дней назад и тему сегодняшнего доклада, как бы не сделали верные выводы. А ну и ладно. Не до них. Что-то странное цепляло глаз в двух девицах, одна повыше, другая пошире в кости, но Фуоко не стала вглядываться. Она нырнула обратно за экран и принялась читать дальше.

Она почти уложилась, только на финальный слайд времени не хватило.

— Bonvolu atenti, estimataj gesinjoroj! — обрушился на Фуоко голос заместителя декана, ставрийского профессора Варесьева, по видимости, замещавшего сегодня доктора Кулау. Она поспешно схватила наушник автопереводчика. — Поскольку время для ожидания вышло, считаем, что собрались все желающие. Перед началом семинара — небольшое объявление.

Фуоко отключилась от рабочего пространства и опустила экран. Мужчина в строгом костюме, нелепо-официальном по местным меркам, и шейном шнурке, заменявшем нормальный галстук, стоял у доски с поднятой рукой. Убедившись, что народ в аудитории расселся по местам и сосредоточил на нем внимание, замдекана факультета экзобиологии и экзомедицины с явным облегчением продолжил на родном языке:

— Как вам, вероятно, известно, в университете «Дайгака» начинает действовать Наблюдательный совет, составленный из сотрудников образовательных учреждений всего мира. Один из двух наблюдателей от Ставрии вчера прибыл в Хёнкон, чтобы провести с нами ближайшие полгода. Сегодня он присутствует на семинаре. Прошу знакомиться: Сергей Ладиславович Войстан, действительный член Педагогической академии Ставрии, проректор по воспитательной работе Педагогического университета Асталаны.

Под настороженные хлопки аплодисментов к нему вышел с первого ряда и сдержанно поклонился представительный мужчина, тоже в костюме. Наметанный глаз Фуоко сразу оценил и покрой пиджака, отлично маскировавшего торчащее пузо, и дорогую материю. А ведь костюмчик-то дядька отнюдь не в магазине готовой одежды покупал. Конечно, за полгода общения с Таней она уже избавилась от старых заблуждений и не считала ставрийцев поголовно нищими, одевающимися в рваную дерюгу, но даже и в родном Кайтаре такой костюм обошелся бы не менее, чем в три тысячи леер. А может, и дороже, в зависимости от модности портного. Не слишком дорого, если сравнивать с костюмами за пятнадцать-семнадцать тысяч, которые шил себе Аницето Перрито, глава отцовской аналитической службы, но все равно ужасное мотовство по меркам кайтарских профессоров. Такую одежду она в Хёнконе видела впервые. Такого брюхастого жирдяя — тоже: того и гляди тройню родит. И физиономия спесивая, словно у аристократа среди нищих на паперти. Не знай, кто он, так можно принять за главу кайтарской семьи средней степени богатства.

— Плюс к тому в программе семинара произошли изменения, — продолжил Николай Расхатович, когда новоприбывший ставриец, откланявшись, сел за первую парту. — Доклад господина Цжи Хунь Лю на тему «Шаблоны группового поведения волют при атаке прибрежных поселений» отменяется. Не представляю, как автор умудрился подхватить воспаление легких по теплой местной погоде, но факт остается фактом: сей нечеловеческий подвиг совершен. В качестве награды он заточен Дзии в медицинскую капсулу, и его выступление переносится на следующую декаду. На сегодня остается доклад сэрат дэйи Фуоко Винтаре на тему «Морфологические изменения в нервной системе при заражении человека энергоплазмой». Дэйя Фуоко, прошу.

Доктор Варесьев безошибочно нашел Фуоко взглядом и сделал приглашающий жест рукой. Та заледенела. Ну, вот и настал момент взойти на плаху. Она-то полагала, что у нее есть еще полчаса, чтобы подготовиться морально!

Девушка поднялась и, бросив страдающий взгляд на забравшуюся под стол Зорру, на деревянных ногах спустилась к доске. Варесьев захлопал, и тут же аплодисменты подхватили все, причем куда искреннее, чем ранее. Кто-то восхищенно присвистнул. Фуоко подошла к кафедре, включила лекторский монитор и вытащила наушник автопереводчика.

— Эй, Фуоко! — Михаил Збышек махнул рукой с четвертого ряда. — Не тушуйся!

Девушка бросила затравленный взгляд в его сторону. Ставриец сидел в компании все тех же парней и девиц, которых она заметила ранее. Что-то странное опять почудилось Фуоко в шоколадного цвета майках даже не в обтяжку, а в облипку… фигурные вырезы тут и там, на груди и вокруг пупка?.. вычурно-кружевные рукава, тянущиеся до локтей?.. нет, не время. Так, без паники. Действуем по процедуре. Она открыла свой доклад — и только тут сообразила, что так и забыла выяснить, как включить трансляцию на доску. Спас ее доктор Варесьев, подошедший к кафедре и быстро потыкавший в экран.

— Не напрягайтесь так, дэйя Винтаре, — негромко сказал он на ухо на катару, хотя и с чудовищным ставрийским акцентом, делавшим слова малоразборчивыми. — Все хорошо. Я смотрел ваш доклад. Просто прочитайте его.

Фуоко благодарно улыбнулась ему. От сердца слегка отлегло. Что ей советовали? А! Найти конкретного человека и рассказывать только ему. Кир? Где Кир? Он что, не пришел? Она обвела взглядом аудиторию, но лица сливались в один пестрый задник. Нет, наверняка не пришел — иначе сидел бы впереди. Вот скотина!

Резкий свист заставил ее дернуться. Таня Каварова, пристроившаяся за столом у самого выхода, извлекла изо рта пальцы и подмигнула. Ох, хорошо, что хоть она здесь! Но на роль целевого слушателя куратор не подходила из-за расположения: не трепать же языком, в самом деле, вперившись в дверь. Еще решат, что сбежать хочет… А и ладно! Будем рассказывать ставрийцу Збышеку. В конце концов, он хотя бы симпатичный парень, не то, что Кир.

— Тема доклада — морфологические изменения в нервной системе человека, — решительно произнесла она, и вдруг ее охватило спокойствие. Все, первый шаг сделан, пути назад нет. Хорошо ли, плохо ли — но выступление она закончит. Легкий гул голосов в помещении стих, все лица выжидательно повернулись к ней. — Как прекрасно известно, в последнее десятилетие люди неоднократно сталкивались с энергоплазмой в разных ее проявлениях, в первую очередь — в виде гигантских кольчонов и относительно небольших волют. Однако до недавних пор считалось, что прямой контакт человеческого тела с энергоплазмой ведет либо к немедленной смерти, либо к параличу обширных участков нервной системы. Так, например, если кольчон накрывал город, то все люди, не успевшие эвакуироваться или укрыться в надежных убежищах, умирали из-за остановки сердца…

Знакомые, на сто раз вычитанные и зазубренные слова вступления текли ровно и без запинок. Закончив со вступлением, Фуоко перелистнула слайд.

— Примерно полгода назад, после Второго Удара, медики всего мира начали отмечать странные изменения, происходящие в организмах людей. Во-первых, отдельные участки их тел, а то и тела целиком, становились полностью непрозрачными для любых излучений электромагнитной природы. Неоднократно такие затемнения на рентгеновских снимках принимали за опухоли и выполняли операции — лишь для того, чтобы обнаружить полное отсутствие патологических изменений в тканях. Вот здесь, на рисунке, рядом показаны два снимка: правый соответствует раку бронхов в запущенной стадии, с метастазами, распространившимися в легкие и средостение, а левый — снимок с ложной картиной. Хорошо видно, что они очень похожи. Больному с левым снимком сделали операцию и обнаружили абсолютно здоровые бронхи и легкие… ну, если не считать хронического бронхита. Снимок, сделанный после операции, показал совершенно иную картину: затемнения остались, но расположились по-другому. Данная история широко обсуждалась в медицинских журналах Ставрии.

Михаил Збышек, от которого Фуоко боялась оторвать взгляд, задумчиво покивал головой. Неужели он читал о том случае?

— Во-вторых, по всей планете начали выявляться странные случаи резкого разрастания нервных тканей. По каким-то непонятным причинам нервы быстро утолщались, причем зачастую их ткань не просто увеличивалась в объеме: отмечались случаи, когда рядом с прежними нервами параллельно прорастали новые, дублирующие. Сопровождалось явление постоянными приступами голода и стремительной потерей веса. Ничего похожего медицина раньше не встречала: отнести разрастания к опухолям нейрогенного происхождения нельзя, поскольку речь идет о… — Фуоко запнулась. — Ну, о масштабировании, что ли, правильной нервной системы, а не о беспорядочном делении клеток. На слайде показан пример разросшихся в организме нервов. Исследования показали, что такой рост тканей всегда связан с присутствием ложных затемнений в организме. Поскольку рентгеновские лучи сквозь непрозрачные места не проникают, приходится применять другие средства, менее точные, наподобие ультразвуковых методов исследования.

Только не спрашивайте меня, откуда взялась картинка. Никогда в жизни не признаюсь, что там построенная Дзии модель моих собственных нервов.

— На следующем слайде показаны изменения, иногда случающиеся в головном мозге таких людей. К сожалению, такие данные получают только после вскрытия умерших. Видно, что типичными местами разрастания нервной ткани являются средний мозг, гипофиз и мост. Поскольку пространство в черепе очень ограничено, такое разрастание, как и обычные опухоли, быстро убивает человека. Итак…

Фуоко нервно прокашлялась и осмелилась на секунду оторвать взгляд от ставрийца. Зря: десятки пар глаз заглянули ей, кажется, в самую душу, и на мгновение она потеряла мысль. Спасли ее тезисы в служебной области слайда.

— Итак, медицина подтвердила связь между присутствием в организме человека участков ложных затемнений и разрастанием нервных тканей. Поскольку сейчас считается практически доказанным, что затемнения являются сгустками энергоплазмы, каким-то образом проникшей в организм и удерживающейся там, можно констатировать, что связь энергоплазмы с перестройкой организма несомненна.

— Прошу прощения, можно сразу вопрос, дэйя? — посреди аудитории поднялась рука. Не студент, нет — пожилой дядька, явно преподаватель, еще один ставриец, судя по камиссе. — Чтобы не забыть?

— А?.. Ну… э-э, да, — нерешительно кивнула Фуоко.

— Науке известно, что внешние воздействия могут провоцировать перестройку тканей. Ионизирующее излучение, агрессивные химические соединения, механические травмы — все они способны привести к перерождению обычных клеток в злокачественные. Однако такие опухоли характеризуются неконтролируемым и беспорядочным ростом и распространением метастазов, в конечном итоге убивающем человека. Правильно ли я понял, что в ваших примерах рост нервных тканей упорядочен и прекращается после определенного периода перестройки?

— Э-э… Да, наверное…

— Интересно. С учетом того, что случайностью такое быть не может… дэйя Винтаре, я не придираюсь и ничего не утверждаю, просто вслух рассуждаю, но мне интересно ваше мнение как человека в теме. Как думаете, может ли такая перестройка являться результатом целенаправленных действий неких разумных существ извне? Я имею в виду Чужих, не паладаров, а кого-то еще?

Мысли Фуоко заметались. Разумных существ? Кирис, бродящий по ночам, их способность ощущать друг друга, странное поведение волют рядом с ними… Тот самый проклятый вопрос, который Риса и Дзии категорически отказывались обсуждать.

— Я не знаю, дэй, — ответила она наконец. — Я думаю… ну, то есть я не знаю точно, конечно…Ну, такая гипотеза возможна…

Слушатели загомонили.

— То есть Красная Звезда разумна? — выкрикнул кто-то. — И эксперименты на нас ставит?

— Прошу тишины! — голос доктора Варесьева обрушился с потолка ледяной волной и тут же снова стал нормальным. — Напоминаю, что доклад посвящен не спекуляциям по недоказуемым пока вопросам, а вполне конкретной теме. Карел Анатольевич, докладчица ответила на ваш вопрос?

— Да, вполне, — дядька помахал ладонью в воздухе. — Дэйя Винтаре, продолжайте.

В аудитории опять наступила тишина. Фуоко сглотнула и судорожно побежала глазами по строчкам скрытых записей. О чем она хотела сказать? А!

— Следующий слайд иллюстрирует схему строения таких разросшихся нервов. Видно, что структура нейронов местами не совпадает с традиционной. Если обычный нейрон человека имеет только один аксон, то в разросшейся ткани некоторые нейроны могут обладать двумя, тремя и даже четырьмя аксонами. Соответственно, возбуждение от нейрона соседям передается не одним, а множественными путями. Более того, миелиновая оболочка…

Фуоко снова сменила слайд.

— …оболочка, обычно покрывающая аксон сплошным слоем с отдельными перехватами, на мутировавших нейронах отсутствует на больших участках. Не так часто, но все-таки выявляются нейроны с двумя ядрами, хотя пока непонятно, окончательное ли это состояние, или же они просто находятся в процессе деления. Наконец, цитоскелет перестроенных нейронов гораздо более развит, чем обычно, плотность микротрубочек на единицу объема клетки превосходит обычную примерно в пять-шесть раз. Следующий слайд показывает скорость роста нервной ткани в зависимости от стадии… э-э, перерождения организма…

Взгляды аудитории чувствовались кожей почти физически. Повторяя знакомые, тысячу раз читанные и правленые фразы, Фуоко старалась не думать об окружающих. Ну, подумаешь, сидят и смотрят… Подумаешь! Тоже мне, сложность! Сидят и смотрят… Ой, мамочки, и все смотрят только на нее!

Однако всякий кошмар рано или поздно заканчивается. Мерно меняющийся указатель страниц неуклонно двигался к концу презентации. Последние два слайда — три, если считать заключительный — и все. Те самые слайды, которые она не могла решиться включить в доклад до самого последнего момента. Конечно, еще не поздно их пропустить — но ведь все остальное просто реферат, а здесь результаты ее собственной научной работы! Пусть они собраны и обработаны с помощью Дзии, но все равно она участие принимала! А раз информация собрана, ее нужно опубликовать. Иначе зачем вообще заниматься исследованиями?

— У меня почти все, — сказала она, листая доклад. — Осталось рассказать о последнем факте. Установлено, что разрастание нервной ткани сопровождается повышенной электромагнитной активностью нервной системы. Обычно человеческое тело почти не излучает в электромагнитном диапазоне, сигналы можно воспринять только с помощью электродов, прикрепленных к коже. Однако в районе измененных нервов излучения таковы, что иногда даже влияют на стрелку магнитного компаса в нескольких сунах от ладони. У некоторых людей они даже визуализируются в виде коронного разряда на поверхности кожи и…

…Дзии же сказала, что в других странах то же самое! Значит, себя Фуоко не выдаст.

— …и даже настоящих небольших молний, прожигающих одежду. Зачастую…

…ага, три случая из трех, известных тебе лично, и то если считать Дзару…

— …такие люди в состоянии сознательно контролировать разряды и даже генерировать сгустки энергии, схожие с выстрелами волют, хотя иногда контроль утрачивается и молнии начинают бить самопроизвольно.

Аудитория опять зашумела.

— Так что же, — выкрикнул толстый Юрий, — есть люди, умеющие без пистолета стрелять? Как ты…

Збышек с силой всадил ему в бок локоть, и ставриец умолк, с обидой развернувшись к товарищу. Михаил начал ему что-то неслышно втолковывать. Две девицы в обтягивающих майках рядом с ним переглянулись.

— И на данном слайде показано, как распределяются градиенты электромагнитного поля вокруг тел двоих обследованных людей с такими способностями, — в отчаянии проговорила Фуоко, уже горько пожалевшая о своем скудоумии. Как она могла упустить из виду, что в прошлый раз рассказала этой парочке о своих способностях? Гул голосов все усиливался. — И на последнем слайде вы видите участки нервной системы, возбуждающиеся во время сознательной активации таких полей носителем энергоплазмы, а также реакцию самой энергоплазмы на такие эксперименты.

Она нервно перебросила страницу, открыв последний слайд — и ее взгляд уперся в огромные буквы слова, добраться до которого перед семинаром ей не хватило буквально нескольких секунд: «Корнец».

Все, финиш, приехали. Классное завершение выступления. Действительно, полный корнец. Как она умудрилась ни разу не заметить такую опечатку?

— Погодите, дэйя Винтаре! — раздался голос. Опять тот дядька? Что ему нужно? — Можно вернуть предыдущий слайд?

— Хорошо, — обреченно согласилась девушка, перелистывая доклад назад.

— В очередной раз прошу тишины, — произнес профессор Варьесьев, и гул голосов притих, хотя на сей раз не до конца.

— Ага, спасибо, Николай Расхатович, — дядька поднялся, придерживая тянущийся от стола провод наушника. — Скажите, дэйя Винтаре, чем, на ваш взгляд, может обуславливаться активность именно тех участков нервной системы, что отвечают за функционирование верхних конечностей?

— Ну… — Фуоко задумалась. — Сложно сказать. Возможно, руки у человека являются наиболее развитыми и используемыми органами после головного мозга, и нервных импульсов для управления ими нужно много. А энергоплазма, как известно, всегда тянется к объектам, излучающим электромагнитные поля, к электрогенераторам, типа, к трансформаторам. Даже такие специальные манки на конденсаторах для солдат придумали, которые бросаешь, а они генерируют поле какое-то время, отвлекая волют от людей. Ну, а раз данные участки нервов наиболее активны…

— …то энергоплазма определяет их как наиболее интересный объект для исследования и модификации, — подхватил ставриец. — Головной мозг человека для нее тоже привлекателен, но попытки его перестройки приводят к смерти объекта, а вот с периферической нервной системой экспериментировать проще. Я правильно ухватил вашу мысль?

Фуоко ошарашенно смотрела на него. Ничего подобного ей в голову даже не приходило. Нет, если подумать, то все выглядит вполне логично… если не считать того факта, что в ней самой нервная система перестроена сверху донизу. Но о себе она рассказывать категорически не желает, а как дела обстоят у других, не имеет ни малейшего представления.

— Ну… наверное… — промямлила она, судорожно соображая, как бы побыстрее сбежать.

— В таком случае возникает другой вопрос: а в чем функциональное назначение «выстрелов», вами упомянутых? Если с волютами все считалось понятным — оружие для нападения и защиты, то зачем они нужны сейчас?

— Не знаю я! — в отчаянии ответила Фуоко. — Они другим людям, зараженным энергоплазмой, вреда вообще не причиняют! Может… — ей на ум пришло умное слово, услышанное от Дзии. — Может, у них информационные пакеты такие. У волют, я имею в виду. Энергоплазма же связывает нервные системы некоторых людей напрямую, через гиперканалы — а если связи нет, а сведения передать нужно? Может, они так общаться пытаются!

— Откуда такая информация? — раздался возглас на кваре из другой части аудитории. Еще один незнакомый мужик, русоволосый, с цепкими серыми глазами поднял руку, привлекая к себе внимание. — Что выстрелы вреда не причиняют? Я много лет волютами занимался, но о таком впервые слышу. Источник, дэйя Винтаре?

— Погодите! — замахал руками ставриец. — Давайте по порядку. Что за информационные пакеты? Каким целям они служат у волют и почему вдруг их начинают генерировать люди? Кто вообще выдвинул такую гипотезу, на основании каких наблюдений? Есть какие-то материалы в свободном доступе?

— Постойте, госпожа Винтаре! — взмахнула рукой еще одна женщина в первом ряду. Опять Кайтар. — Ваше утверждение, что нервные системы людей могут оказаться связанными через… как вы их назвали?.. гиперканалы?..

— Вы ее делением размножьте! — выкрикнул какой-то веселый парень на кваре. — А то в одиночку она чокнется, пытаясь всем сразу отвечать!

Аудитория грохнула дружным смехом, но Фуоко почему-то совершенно не захотелось присоединиться. Она затравленно глянула на Варесьева, и тот понял ее правильно.

— Так, коллеги, прошу тишины, — произнес он, поднимаясь. — С учетом того, что дэйя Винтаре сегодня прочитала свой первый в жизни доклад, не станем ее напрягать сверх меры. С другой стороны, я понимаю ваш интерес к затронутой тематике, тем более что она является основной для нашего факультета. Давайте договоримся следующим образом: дэйя Винтаре еще раз пройдется по своему докладу, дошлифует его как следует, возможно, даже преобразует в полноценную статью, после чего мы выложим его в свободный доступ. Тем временем все желающие пришлют дэйе Винтаре или мне вопросы — надеюсь, все освоили коммуникационную систему? — и по мере возможности вы получите ответы на них в финальной версии. Кроме того, дэйя Винтаре отнюдь не собирается растворяться в воздухе или же прекращать участие в нашем семинаре, так что возможностей для общения у вас найдется достаточно. Договорились? Нет-нет, я не спрашиваю, я утверждаю, — декан широко улыбнулся. — Договорились. Тогда на сегодня семинар закончен. Спасибо всем, и в особенности докладчице.

Он подошел к кафедре и отключил трансляцию на доску.

— На сегодня с вас довольно, дэйя Винтаре. Вы хорошо выступили, а для первого раза так просто блистательно, — проговорил он на своем ужасном катару, наклоняясь к уху девушки. — Но ваш стресс невооруженным глазом виден, да и Дзии грозные предупреждения шлет, чтобы вас не дергали слишком сильно. Отправляйтесь-ка к себе домой или еще куда-нибудь, в кинотеатр, например, и расслабьтесь как следует. Поговорим завтра, когда вы немного в себя придете. Договорились?

Он ободряюще подмигнул, и Фуоко с облегчением улыбнулась в ответ. Хороший он дядька, пусть и старый и на кваре говорит скверно. В конце концов, она сама на камиссе двух слов толком связать не может.

Люди в аудитории задвигались, поднимаясь. Проходы между столами тут же заполнились толпой.

— Винтаре, подойди сюда, — прозвучал голос из-за спины. Девушка обернулась. Толстый ставриец, академик и все такое, резко ткнул пальцем в пол перед собой. — Да-да, я к тебе обращаюсь.

Фуоко, недоумевая, отцепила наушник переводчика и подошла к его столу. Может, конечно, какие-то проблемы с переводом… но нет, она же ясно расслышала и оригинальную реплику на камиссе. И в Ставрии, и в Кайтаре формы вежливости одинаковы… он ей в самом деле тыкает?

— Здравствуйте, господин… — тщательно выговорила она на камиссе, нащупывая новый наушник, и тут же запнулась. Как же его зовут? За всеми переживаниями имя полностью вылетело из головы. Ох, неудобно как!

— Что ты здесь за бардак устроила? — резко спросил академик, не дождавшись, пока она пристроит наушник на место, так что Фуоко едва не пропустила перевод. Интересные, однако, в камиссе синонимы для слова «буффонада». — Я спрашиваю, кто тебя вообще сюда выпустил с такой подготовкой?

— Я не понимаю, сэрат дэй… — растерянно ответила она. — Я что-то сделала не так?

— Все не так! — рявкнул академик. — Что за сказки ты рассказывала? Какие еще гиперканалы в нервной системе? Какой обмен информацией? Откуда ты такой чуши вообще нахваталась? Кто твой научный руководитель?

— Прошу прощения, господин Войстан, — к столу подошла Таня. Краем глаза Фуоко заметила, как вокруг столика собирается толпа. — Что-то случилось?

— Ты кто такая? — грубо спросил академик, поднимаясь.

— Я куратор госпожи Винтаре, — Таня слегка поклонилась. — Каварова Таня Владимировна.

— Я не спрашивал про куратора! Мне интересно, какой научный руководитель допустил на серьезный семинар такой выдающийся бред! Половина выдумана из головы, вторая половина обработана кое-как, ссылки на источники не приведены, какие-то картинки мультяшные! На полном серьезе рассуждать об экспериментах волют над людьми — уму непостижимо! У нас здесь серьезная наука, а не бульварные газетенки с их статейками!

— При всем моем уважении, Сергей Ладиславович, — Таня нехорошо сощурила глаза, — госпожа Винтаре не рассуждала об экспериментах. Данную тему поднял один из слушателей…

— Ты мне не перечь! — рявкнул академик, наливаясь кровью. — Сама еще соплячка, чтобы мне поперек говорить! Почему твоя подопечная на научном семинаре как проститутка одета? Ляжки голые, волосы крашеные, и вся этим утыкана… как его, пирсингом, словно потаскуха с деревенской дискотеки!

Он ухватил Фуоко за руку и вздернул ее в воздух, тыкнув пальцем в серебристую блестку контактную площадки на плече. Ошеломленная девушка полетела бы на пол, если бы не повисла на вытянутой вверх конечности. Она не сопротивлялась. Она все еще не могла понять, что происходит. Дядька перед ней казался просто сумасшедшим, но ведь они… они же в Университете… Краем глаза она заметила профессора Варесьева. Замдекана явно пребывал в растерянности, на его лице держалось ошеломленное выражение.

Сообразить, что делать, она не успела. В воздухе мелькнула рыже-бело-зеленая тень, и ее азартный боевой клич смешался с испуганным воплем академика. Отпущенная Фуоко все-таки умудрилась удержать равновесие, но ставрийца отбросило назад, и он грузно завалился на стул, с которого только что поднялся. Правые рукава его пиджака и рубашки болтались, располосованные в мелкие ленточки, и несколько длинных царапин на предплечье набухали мелкими каплями крови. Парса вспрыгнула на стол перед ним и, оперевшись на задние четыре конечности, подняла торс и широко расставила две передние лапы с выпущенными на два или три суна когтями. Она монотонно раскачивалась из стороны в сторону, издавая нечто среднее между угрожающим урчанием и шипением. Сейчас она куда больше напоминала кобру перед броском, чем лису — если, конечно, встречаются пестрые когтистые кобры c полной пастью белоснежных зубов.

— Па-па-па… — академик закрылся от нее руками. — Па… помогите! Уберите кошку!

— Mi pensas, ke ĉi tio estas sufiĉ a, — раздался новый женский голос, холодный и властный. — Прекратить немедленно!

Зорра прекратила шипеть, втянула когти и опустилась на все шесть лап.

— Враг! — тявкнула она. — Угроза! Защитная функция активна!

И спрыгнула на пол, прижавшись к ноге Фуоко и уставившись на ставрийца немигающим взглядом.

— Безобразие! — рявкнул мгновенно оправившийся академик. — Винтаре, ты мне ответишь за то, что натравила… эту тварь! Ты у меня из университета вылетишь!.. Я тебе пятьдесят баллов прямо сейчас…

— Я же вроде сказала — прекратить! — повторил голос на камиссе. — Господин Войстан, я к вам обращаюсь.

И тут Фуоко наконец-то сообразила повернуть голову и посмотреть на неожиданную защитницу.

Давешние девицы в фигурно-шоколадных майках и шортах в облипку стояли в двух шагах перед ними, а по их бокам нависали ставрийские студенты. Михаил Збышек выглядел все таким же спортивным красавцем, а вот Юрий Вещий сейчас вовсе не походил на добродушного увальня. Его не прикрытые майкой-безрукавкой плечи бугрились напряженными мускулами, а на лице держалось такое угрюмо-злое выражение, что Фуоко невольно вздрогнула. Сейчас парень больше всего напоминал рассерженного медведя из тех, что, по слухам, просто обожали прогуливаться по улицам ставрийских городов. Очевидно, ставрийский академик, проректор и так далее испытал похожие чувства, потому что попытался отстраниться, но уперся в спинку стула и стол позади.

— Я планировала поговорить с вами сегодня вечером, господин Войстан, — та девица, что повыше и погрудастее, шагнула вперед, сохранив прежний ледяной тон. — К сожалению, не успела. И сказать, что я удивлена и разочарована сценой, которую вы устроили, означает весьма и весьма умалить мои эмоции. Не успев появиться в Университете, вы устроили публичный скандал, грубо нарушив не только несколько статей Устава, но и неписанный кодекс преподавателя. И я не припоминаю, чтобы члены Наблюдательного совета наделялись правом не то что исключения студентов, но даже и правом начислять штрафные баллы.

— Кто ты… вы… такая? — прохрипел академик, его лицо налилось кровью.

— Проректор Университета по научной работе Цукка Касарий, к вашим услугам…

Збышек и Вещий, синхронно вздрогнув, ошарашенно уставились на девицу.

— …и позвольте также представить внештатного консультанта Университета по педагогическим вопросам паладара Яну Мураций, — проректор кивнула на свою коренастую соседку. — Как я расслышала едва ли не против своей воли, господин Войстан, вы задали несколько вопросов. Первый — кто является научным руководителем дэйи Фуоко Винтаре. Отвечаю: вы должны и сами прекрасно знать, что ученикам подготовительного колледжа научные руководители не положены, они назначаются начиная с первого курса. Однако с учетом, что данный доклад готовился с ведома и под личным патронажем Карины Мураций, неформальным научным руководителем дэйи Винтаре можно считать ректора Университета.

На академика было страшно смотреть. Он побагровел и хватал ртом воздух. Казалось, его вот-вот хватит удар.

— И второй вопрос в адрес госпожи Каваровой — почему ее подопечная на научном семинаре одета как проститутка, — не обращая внимания на его состояние, неумолимо продолжала проректор. — Невежественной инопланетянке вроде меня сложно судить, почему профессия проститутки на Палле является непристойной и какие оттенки смысла вы вообще вложили в данный термин. Однако позволю себе напомнить, что в соответствии с уставом Университета внешний вид людей на территории Хёнкона никак не регламентируется, и даже нудизм абсолютно легален в любой обстановке. Данный факт специально подчеркивается на вводном инструктаже для всех новоприбывших. Дэйя Винтаре могла появиться здесь полностью обнаженной или увешанной с ног до головы стальными цепями и кольцами, что никак не повлияло бы на ее возможность выступить. Единственным критерием допуска на лекции и семинары является желание и умение учиться и работать. Все остальное несущественно. Или, может, вы хотите предъявить претензии по поводу внешнего вида еще и мне с Яной?

Фуоко машинально бросила на нее взгляд — и ее сердце ёкнуло. Лишь сейчас она разглядела толком, что майка и шорты в облипку — никакие не шорты и майка с кружевами и прорехами, а просто раскраска на коже. Получается, они обе абсолютно голые? Если, конечно, человекообразных паладарских дронов можно назвать голыми…

Академик только беспорядочно тряс головой.

— Наконец, третье. Вы, господин Войтан, не просто позволили себе то, что классифицируется как прямое оскорбление действием. Вы умудрились спровоцировать на защитные действия небиологический интеллект, управляющий сопровождающим микродроном госпожи Винтаре. Координатор уже проанализировал его мотивацию и признал действия полностью адекватными. Короче говоря, господин Войтан, мне придется пересмотреть свои планы на день и провести наш разговор прямо сейчас, хотя и в не в том ключе, что предполагался изначально. Следуйте за мной.

Проректор ухватила ставрийского академика одной рукой за лацканы пиджака, вздернула на ноги и повела к выходу через расступающуюся молчаливую толпу зрителей, держась за неповрежденный рукав. Академик тяжело ступал, его голова мелко подрагивала. На пороге аудитории он оглянулся, и взгляд, брошенный им на окружающих, казался совершенно безумным.

— Между прочим, цирк уехал, — весело сказала на камиссе Яна Мураций, когда они исчезли в коридоре. — Благодарным зрителям можно расходиться.

— Госпожа Мураций, — хмуро пробасил Юрий Вещий, — не обращайте на этого мудака внимания. Такие, как он, только страну позорят. Он не типичный…

— Да в курсе я, Юра! — Яна звонко засмеялась. — Не волнуйся, все в порядке, мне мозги лечить не нужно. Да и не передо мной извиняться нужно.

— Фуоко, — Михаил Збышек шагнул к Фуоко и положил ей руки на голые плечи, стиснув пальцы, — не обращай внимания на того козла. Ты классно выступила.

— Ага, а ты и рад случаю полапать! — фыркнула Фуоко. — Хорошо хоть не за задницу!

Только к концу фразы до нее дошло, что Михаил не подключился к автопереводчику, но тот, очевидно, на таком уровне кваре знал. Во всяком случае, руки он отдернул, как от раскаленного железа, и даже слегка покраснел.

— Извини, — виновато сказал он. — Забылся.

— Я шучу, — вздохнула девушка. — Не напрягайся. Только дырки во мне пальцами протыкать не нужно, а то я испорчусь.

— Шуточки у тебя, Фучи, совсем как у моего долбанутого на голову братца, — хихикнула Яна на кваре. — Неужто от него нахваталась? Или сама научилась? Пойдем, жертва науки, потреплемся с глазу на глаз о своем, девичьем. Эй, народ! — она снова переключилась на камиссу. — Вы как хотите, а мы уходим.

Кольцо людей, до сих пор стоявших неподвижно, зашевелилось. Реплика Яны, переведенная доброхотами на кваре и катару, прошелестела между людьми, и те задвигались и загалдели. Яна полуобняла Фуоко за талию и увлекла за собой по проходу, оставшемуся после проректора с академиком.

— Госпожа Каварова, свяжитесь со мной через терминал через полчаса, — сказала она на ходу ставрийке. — Или в любой момент до полуночи, если у вас другие планы, мне не срочно.

Паладарша привела Фуоко в кабинет этажом выше, возле двери которого висела серебристая табличка «Деканат». Комната шикарной обстановкой не отличалась: помимо стола с терминалом и десятка мягких стульев, в беспорядке расставленных вокруг, в ней зачем-то присутствовал одинокий платяной шкаф.

— Садись, — Яна кивнула на один из стульев, усаживаясь на соседний. Зорра запрыгнула на столешницу, растянулась, зевнула и уткнула морду в передние лапы, прикрыв глаза. Фуоко несмело опустилась на краешек сиденья, зажав ладони между коленями и во все глаза разглядывая инопланетянку.

— Зови меня Яна, — представилась та. — Никаких «госпожа Мураций» и прочего не нужно. Можно на ты, если так удобнее: в моем родном языке, как и в вашем катару, множественное число как форма вежливости не употребляется. Так, сначала протокольные формальности. Дэйя Фуоко Винтаре, руководство университета «Дайгака» приносит официальные извинения за инцидент, в который ты оказалась втянута против своей воли. Поведение господина Войстана являлось абсолютно неподобающим с точки зрения как Устава Университета, так и педагога и преподавателя. В качестве компенсации на твой счет начислено сто лемов, снятых со счета Войстана. Конец протокола. Ф-фу…

Яна откинулась на спинку стула, дотянулась до Зорры и щелкнула ее по носу. Та недовольно приоткрыла один глаз и чихнула.

— Ты-то куда полезла? — укоризненно спросила паладарша. — Только тебя там не хватало для полного счастья.

— Распознала угрозу, — сообщила Зорра. — Злобный дурак. Реакция в соответствии с императивами первого уровня. Демонстрация агрессии. Минимальный ущерб нападающему. Действия валидны. Ку-ун!

Парса снова ткнулась мордой в лапы и демонстративно зажмурилась.

— И глаза такие честные-честные… — пробормотала Яна. — Ох, ладно, теория искусственного интеллекта моей сильной стороной никогда не являлась. Пусть Би с координатором в ее императивах и определениях разбираются. Фуоко, ничего спросить не хочешь?

— Ну… — Фуоко стесненно поерзала на стуле. — Я в самом деле хорошо выступила?

— Паршиво, между нами, девочками, говоря, — отрезала Яна, и сердце Фуоко упало. — Ничего не могу сказать насчет содержания, не специалист, но ты мямлишь, запинаешься, мусорных словечек масса — в общем, речь совершенно не поставлена, и аудитории явно боишься. Однако с учетом первого опыта справилась ты удовлетворительно. Кроме того, Дзии разослал предупреждение, что у тебя проблемы из-за переутомления и беспокойства. Что с тобой, перезанималась?

— Наверное, — вздохнула Фуоко. — Из-за семинара волновалась, ночью искрила и глупости разные снились, дети испуганы, все такое…

— Что? Я имею в виду, насчет детей?

— Ну, фразочка привязалась во сне — «дети испуганы», — Фуоко досадливо дернула плечом. — Да глупости все.

— Ну, может и глупости, — раздумчиво согласилась Яна. — В любом случае, закончился семинар, можно расслабиться. Не беспокойся насчет господина Войстана, он вылетит из Университета не позже завтрашнего утра. Буквально вылетит, домой.

Фуоко вдруг вспомнила затравленный взгляд ставрийского академика, когда проректор выволакивала его из аудитории.

— Не надо! — горячо сказала она. — Зачем из-за меня?..

— Стоп! — Яна подняла ладонь. — Дальше не продолжай. Все-таки вы с Карой одного поля ягоды: развлекаться толком не умеете, самоедством занимаетесь, в несовершенстве мира исключительно себя вините… Недаром вы так с ней сошлись. Фучи, открою маленькую тайну, чтобы легче стало: так или иначе, но он здесь не задержался бы. Видишь ли, господин Войстан, как верно заметила Зорра, действительно злобный дурак. Он привык к безнаказанности и совершенно не умеет думать. В Наблюдательном совете он доставил бы нам огромную кучу неприятностей. По политическим соображениям нам пришлось утвердить его назначение — он принадлежит к весьма влиятельной группировке в ставрийской Академии наук, а твердолобую принципиальность не можем себе позволить даже мы. Однако и идиоты на ключевых позициях нам не нужны. Посмотри на меня.

Яна провела ладонью по телу.

— С одной стороны, мы с Цуккой рекламировали телесную раскраску. Художники по телу уже целый сезон работают на свободных пляжах, однако люди по-прежнему стесняются наготы, пусть и приукрашенной. Вот мы и подумали, что нужно подать личный пример. С другой стороны, господин Войстан известен своим нетерпимым отношением к женщинам. В своем педагогическом университете он широко прославился борьбой с мини-юбками, шортами и декольте. Нескольких студенток по его инициативе даже исключили, а одну девушку-старшекурсницу, решившую родить ребенка вне брака, обвинили в нежелании работать по распределению… ну, положено в Ставрии работать несколько лет после университета там, куда пошлют… В общем, довели ее до нервного срыва и выкидыша и тоже исключили за две декады до защиты диплома. Встречаются в жизни такие мерзавцы, уж ничего не поделаешь. Вот Цу и загорелась идеей его спровоцировать втемную, а заодно и телесную раскраску порекламировать: у нас в Катонии это сейчас самый писк моды. Мы совершенно не ожидали, что в первый же день он успеет прицепиться к кому-то еще, тем более — к тебе. Считалось, что хотьнемного мозгов у него сохранилось. Недооценили его, как видишь: твой наряд на него подействовал сильнее, чем валерьянка на кошку.

— Но… но почему он такой? — непонимающе спросила Фуоко. — Он же ученый… академик! Проректор университета!

— Проректор по воспитательной работе. Развивает в студентах любовь к народу, трудовому государству и Народному Председателю. В Кайтаре нет и никогда не было ничего похожего. Да и академии наук у вас совсем другие. В Кайтаре академия — добровольное объединение ученых. Клуб по интересам, не более, пусть и авторитетный. В Ставрии Академия наук — государственное учреждение, владеющее собственностью и распоряжающееся серьезными финансовыми потоками. Формально действительными академиками становятся за научные заслуги, но фактически почти все академики — администраторы. Они управляют институтами, департаментами и лабораториями, командуют людьми — большие начальники в общем. Ты же видела, как господин Варесьев перед Войстаном стушевался, даже рот побоялся открыть. Вот Варесьев из настоящих — из тех, кто реальную науку делают, в большинстве своем официальными регалиями не украшенные. Разумеется, и среди академиков попадаются исключения — благодаря скандалу, который мы устроим завтра в ставрийском правительстве, одно из них скоро заменит господина Войстана в Наблюдательном совете.

— Но все-таки… почему господин Войстан так на меня разозлился? Я же ничего неправильного не сказала!

— О… — Яна задумчиво потерла висок. — Знаешь, Фучи, начинай-ка привыкать к скандалам.

— А?

— Все просто. Ты молодая красивая женщина, весьма привлекательная, и при том умница и не стерва. И мозги свои намерена применить в области науки, которую большинство мужчин искренне считают своей вотчиной. Красоту и ум в женщине они могут принять по-отдельности, но не вместе. Умная женщина в науке может существовать беспроблемно, если она — сушеная уродливая рыбина с плоской грудью или, наоборот, жирная свиноматка. Но такие, как ты… Тебе не простят ни красоты, ни ума. Если действительно пойдешь в науку, столкнешься с завистью и прямой ненавистью — хоть в Ставрии, хоть в Кайтаре, не говоря уже про Могерат. Тебя станут подсиживать, подставлять, распускать сплетни. Из десятых уст ты станешь узнавать, что научных результатов добилась через постель, поскольку спишь с каждым встречным авторитетом, выпрашивая у него поблажки, что самостоятельно не способна ни на что, а научные статьи за тебя делали соавторы… Ну, и папочкины деньги поставит в упрек каждый второй, если не каждый первый ученый. Тебя отвергнут в свете за вызывающий нонконформизм и плохо примут в научной среде, причем никакое богатство не поможет ни там, ни там. Если не видишь в себе сил жить в таких условиях постоянно, если не готова довольствоваться несколькими верными друзьями и плевать на общественное мнение, лучше сразу задумайся об иной дороге в жизни. Хочешь деталей — поговори с Цуккой, она сама через такое прошла, хотя и не в полной мере.

Фуоко сидела оглушенная. Почему? Ведь она только хочет изучать мир, себя, Красную Звезду, волют, энергоплазму — вещи, крайне важные для мира. Она ни перед кем не задирает нос, никогда не хвастается своим происхождением, и даже отцовскую фамилию во всем Хёнконе знают лишь паладары и небы, да еще семья Мэйдо. Она самая обычная ученица колледжа — даже по индивидуальной программе занимается отнюдь не она одна. Завидовать? Ей? Почему?! Стать отверженной лишь потому, что какому-то старикашке-импотенту не понравится ее одежда или происхождение? На нее накатила душная волна, в голову ударило, в глазах потемнело, в и сгустившемся мраке заплясали разноцветные пятна. На грудь словно сел слон, и дышать стало неимоверно тяжело.

— Между прочим, Фучи, — пробился к ее сознанию спокойный голос Яны, — поджигать мебель не стоит. Настроение у тебя все равно не улучшится, а Дзии может решить, что тебя стоит полечить пару декад в капсуле от гипертонии.

Что-то мягкое снаружи и в то же время горячее и твердое внутри оперлось о ее плечи. Она судорожно стиснула пальцы на лапах Зорры, с тревогой заглядывающей в глаза со стола, и начала глубоко размеренно дышать. Помогло. Темнота рассеялась, пляшущие пятна ушли. Лишь сейчас до нее дошло, что воздух насыщен озоном, а вокруг кистей и предплечий все еще пляшут, быстро истончаясь и пропадая, крохотные молнии. Фуоко заставила себя расслабиться, и жар в руках ушел, молнии пропали совсем.

— Горячая девушка, — прокомментировала Яна с легкой ехидной улыбкой. — Не завидую парню, который тебя всерьез разозлит. Те пираты — небось, до сих пор ночами тебя в кошмарах видят. Ну что, осознала перспективы? А теперь немного тебя успокою. Фучи, ты в Университете, и проведешь здесь еще много лет. Преподаватели и воспитатели здесь тщательно отобраны. Личностей вроде академика Войстана ты больше не встретишь: мы не хуже людей умеем играть в политику, и больше таких назначений в Университете не ожидается. Просто считай сегодняшний инцидент прививкой на будущее. Ну, а потом у тебя как у выпускницы Университета начальный авторитет окажется достаточным, чтобы заткнуть рот большинству злопыхателей. Судя по резкому старту, через пять-шесть лет ты подпишешься под большим количеством солидных статей, чем многие ученые Паллы за всю жизнь. Не принимай близко к сердцу. Просто всегда помни о скверных эмоциях, которые вызываешь у людей определенного сорта, чтобы они не стали для тебя неожиданностью. Ага?

Фуоко кивнула. Зорра лизнула ей руку, и девушка благодарно погладила парсу по голове.

— Я запомню. Спасибо, дэйя Мураций.

— Яна. Не за что. Профессия у меня такая — людям в твоем возрасте советы давать. Я подростковый психолог, работаю с детьми от восьми до пятнадцати лет. Наших, правда, лет, ты уже за верхнюю границу заметно выбралась, но твои чувства мне понятны очень хорошо. Фучи, просто помни, что мир начался не с тебя, и твои проблемы отнюдь не новы и не уникальны. Все возможные варианты уже повторены миллиарды раз, и как с ними разбираться, хорошо известно. Если вдруг запутаешься в чувствах, просто поговори с Карой. Или с Дзии, она психолог куда лучше меня. А чтобы полностью избавиться от сегодняшнего осадка, сделай статью из доклада, как предложил господин Варесьев. Только к замечаниям прислушаться не забудь.

— К замечаниям?

— Претензии господина Войстана никуда не годились по форме, но, в общем, справедливы по существу. В серьезной науке недаром принято ссылаться на источники и тщательно описывать эксперименты. Если никто, кроме тебя, не может повторить опыт, твой результат не существует. Его просто не примут во внимание. И очень, очень опасно поддаваться искушению делать красивые выводы. Взять ту же перестройку нервной ткани — видишь ли, нам известен механизм, ее обеспечивающий, и он создан отнюдь не неведомыми Чужими.

— Какой механизм? — жадно спросила Фуоко.

— Извини. Раз о нем не рассказали, значит, тебе и знать не следует — и кому-либо еще на Палле тоже. Просто держи в уме, что такая перестройка происходит у всех паллийцев под влиянием определенных внешних факторов, среди которых совершенно неожиданно затесалось заражение энергоплазмой. Геном у вас так устроен, если коротко. Однако мы знаем о механизме, но остальное ставит в тупик и нас — мультиаксонные нейроны, например, для паладаров такая же неожиданность, как и для паллийцев. Так что поле для исследований здесь непочатое. Кстати, господин Войстан прав еще и в том, что постоянный научный руководитель тебе позарез необходим. Очень плохо, что азы научного подхода ты осваиваешь под небрежным приглядом Кары, и без тебя на четырех ногах бегающей, и Дзии, у которой весьма своеобразные подходы к человеческой свободе воли. Конечно, ученикам колледжа руководитель не положен, но ты у нас и так исключение по всем параметрам. С вариантами проблем не возникнет: после сегодняшнего семинара за тебя драться станут. Ну что, алмаз неграненый нашего Университета, успокоилась немного?

Фуоко глубоко вздохнула и кивнула.

— Вот и замечательно, — улыбнулась Яна. — Кстати, тебе привет от Риконы. Помнишь — зимой на набережной от волют вместе отбивались?

…волюта, рассыпающаяся в снежный вихрь, облепляющий Дзару, тучи новых волют, возникающих из ниоткуда, и радужное сияние, играющее между рук девчонки в незнакомой полувоенной форме…

— Да, конечно! С ней все в порядке?

— Она мертва.

Фуоко словно с силой ударили в живот.

— Как — мертва? — прошептала она. — Риса же говорила, что она вернулась домой…

— Фучи, Рикона и ее товарищи умерли много лет назад, от болезней и несчастных случаев. Там, в нормальном пространстве, у нас есть способы сохранять психоматрицы… человеческие личности и обеспечивать их нормальное существование в посмертном, так сказать, мире. Но психоматрица, снятая с подростка до определенного возраста, нежизнеспособна, как считалось ранее. Мы разрабатываем методики, позволяющие спасти рано умерших детей, и Рикона — одна из невольных участниц программы. Моя Академия-Си — специальное учебно-развивающее заведение для таких, как она. Сейчас с ней все в порядке — настолько, насколько для нее возможно. В общем, она передает тебе привет, а я, если не возражаешь, передам ей привет от тебя.

Яна поднялась одним плавным движением, и Фуоко только сейчас обратила внимание, как грациозно она движется. Плотное ширококостное тело психолога вовсе не выглядело уродливым. Наоборот, оно казалось весьма гармоничным, хотя вряд ли очень уж привлекательным для мужчин. Наверное, она весьма уверена в себе, если использует такой облик, хотя может выглядеть писаной красавицей.

— Фучи, мне пора. А если вдруг опять накатит депрессия или одолеют неприятности, вспомни Рикону. Просто подумай, насколько незначительны твои сложности по сравнению с проблемами людей, потерявших все — даже не успевшую толком начаться жизнь.

Яна слегка стукнула ее кулаком в плечо, подмигнула и вышла из деканата.

Фуоко еще немного посидела на стуле, поглаживая голову Зорры, потом щелкнула парсу по торчащему уху и встала. Пора идти. Хоть она и сказала Яне, что пришла в себя, в действительности на душе все еще лежала толстая навозная лепешка. Почему взрослые такие уроды? Ну, не все, конечно, но многие? Что плохого, если она хорошо выглядит? Разве мужчинам не приятно посмотреть на красивую девушку? Все, прав профессор Варесьев, нужно расслабиться. Фильм какой-нибудь посмотреть, что ли… В окно заглянуло солнце: тучи рассеивались и уходили, небо очищалось на глазах. На пляж смотаться? Точно, наконец-то перебороть дурацкую стеснительность и поваляться голышом на свободном пляже! И покраситься у художника, как Яна. Решено. Только ближе к вечеру, когда солнце не такое жгучее, а то опять вся шкура облезет…

Она вышла в коридор — и тут затарахтел звонок, возвещая о конце занятия и начале перемены. Коридор быстро заполнился народом. Парни и девушки смеялись, толкались и быстро шли куда-то по своим делам, бросая на Зорру любопытствующие взгляды. Фуоко проталкивалась сквозь толпу, пока не выбралась на свободное пространство на лестничной площадке.

— Фучи! — гаркнул знакомый голос, и Кирис через две ступеньки взбежал по лестнице в сопровождении Гатто. — Фучи! Ты куда делась?

Парень, одетый в одни шорты и сандалии, щеголял грязными разводами машинного масла по всему телу. Его волосы торчали во все стороны, а по правой щеке тянулся длинный толстый мазок. Фуоко остановилась, чувствуя, как в груди разрастается острое раздражение.

— Гатто тебя еле вынюхал, — Кирис остановился, тяжело дыша и отдуваясь. — Ты куда пропала? Думал, к концу твоего доклада успею, а там в зале куча народу галдит, и тебя нет. Таня сказала, тебя какая-то незнакомая паладарша увела…

— Кир, я же просила тебя прийти! — зло сказала Фуоко. — Ты же обещал!

— Ну, извини, — парень пожал плечами. — Там документацию на тренажер прислали корявую, нифига не понятно, мы всей толпой разбирались, а потом с кривыми железками трахались. Даже Труда со всеми копалась, с ее-то переломами недозажившими. Как закончили, я сразу…

— Вот если тебе твои железки дороже, чем я, трахайся с ними, и дальше, понял, да? Целуйся с Трудой, с Чином, с кем угодно! И вообще пошел вон! Видеть тебя не хочу!

Гордо вскинув подбородок, Фуоко обогнула открывшего рот Кириса и затопотала вниз по лестнице. Еще минуту назад она совершенно не помнила про него, но внезапно вспыхнувшая обида вдруг заполнила ее изнутри. Ну конечно, играться в игрушки ему куда интереснее, чем ее поддержать! Вот пусть и играет!

Выскочив из здания, она растерянно огляделась по сторонам. Что… что она делает? Она совершенно точно куда-то направлялась… куда?

…дети испуганы…

Тьфу! Вот привязалась фразочка! Она рухнула на ближайшую скамейку, уперлась локтями в бедра и скрыла лицо в ладонях. Болван! Дебил! Шпана подзаборная! Механик недоделанный!..

…что же она делает? Зачем так на Кира сорвалась? Ну да, он дурак и пофигист, но ничего такого, чего она не знала бы по прежним временам. Наверное, зря все-таки. Ох, зря. Нашло же что-то, словно кто-то за нее говорил!

— Я совсем дура? — печально спросила она у парсы, запрыгнувшей на скамейку рядом. — Да?

Зорра растянула пасть до ушей, вывалила язык и тяжело задышала, ни дать ни взять собака на жаре. Ответить она не соизволила.

Небольшой скверик перед входом заполняла оживленная молодежь немногим старше Фуоко. Несколько парней наперегонки подтягивались на турниках, их тела блестели от пота, мышцы перекатывались под кожей. Три девчонки потыкались в коммуникационный терминал, и из него вдруг полилась задорная музыка (и так можно?) Девчонки тут же выстроились в шеренгу и принялись синхронно танцевать — точнее, почти синхронно. Вскидывать ноги одновременно у них получалось плохо, но недостаток синхронизации они искупали искренностью и энергичностью. Какой-то студент подкрался сзади и пальцами ткнул в бока ту, что посередине. Взвизгнув, та погналась за парнем, улепетывающем с идиотской ухмылкой на физиономии.

— Ладно, простим его, — решила Фуоко, вставая. — Фиг с ним. Сейчас появится, расскажу, что случилось. Пусть тоже меня пожалеет.

Кирис вышел на крыльцо лишь пару минут спустя. Он шел, засунув большие пальцы за край шортов. Фуоко подошла и преградила ему дорогу.

— В общем, еще раз так поступишь… — начала она — и осеклась.

Кирис смотрел на нее взглядом, который она уже успела забыть. Из ниоткуда возродился уличный хулиган, с которым она пикировалась на переменах в школе год назад: с холодными пустыми глазами и безразлично-презрительной гримасой на лице.

— Ты же меня видеть не хочешь, — процедил он сквозь зубы, глядя куда-то поверх ее головы. — Ну, вот и не видь. Я не напрашиваюсь… принцесса.

Последнее слово в его исполнении прозвучало как грязное ругательство.

— Идем, Гатто, — бросил парень и, обогнув Фуоко, неторопливо зашагал по улице, постукивая подошвами по асфальту. Черно-белый парс растерянно посмотрел на Фуоко, потом повернулся и засеменил за хозяином. Девушка стояла как оплеванная. Минуту спустя она все же повернулась, чтобы посмотреть ему вслед, но Кирис уже пропал за деревьями. Фуоко сделала шаг за ним, но тут же остановилась, резко развернулась и отправилась в противоположную сторону. Значит, он не напрашивается? Ну, так и она тоже!

Не меньше двух часов она потерянно бродила по улицам Колуна между уже законченными и достраивающимися учебными корпусами, кортами, залами и общежитиями, но в конце концов все-таки вернулась к себе. В коридоре она задержалась возле комнаты Кириса и осторожно взялась за ручку двери. Та даже не шелохнулась. Он отозвал ее допуск?

Войдя к себе, она отбросила ногой спутанные прожженные простыни, с утра так и валявшиеся на полу, и упала на пустую кровать лицом вниз, даже не сняв сандалии. На улице развиднелось, и бьющее через окно солнце пекло затылок, но вставать и задергивать шторы сил не оставалось. Хотелось зареветь в голос, но глаза оставались сухими. Даже тепло устроившейся под боком Зорры не помогало. Вот так паршиво закончился нетерпеливо ожидаемый день. Ну и ладно. Так даже лучше. Пусть себе Кир играется тренажерами, моторами и полетами. А она останется сама по себе, займется наукой, и пусть тогда ей завидуют и хамят сколько угодно. Она выдержит. И никто ей не нужен. Никто.

В тоскливой и серой пустоте она неподвижно лежала до тех пор, пока ее не сморил сон. И снова геометрические линии и разноцветные воронки кружились в бешеном танце, а пространство вокруг медленно заполнял кромешный ужас.

10.22.1232. Тасиэ, Ценгань

Несколько щелчков простучали в наушнике мелкой дробью. Не вынимая руку из кармана, Юно отбил ключом ответ «вижу, действую» и выдернул из уха вкладыш динамика. Он уже и сам разглядел павлинов: несколько цветастых пятен, появившихся у входа в деловой центр «Гиндза». Немногие пешеходы почтительно растекались в стороны, освобождая дорогу.

— Вперед, — негромко скомандовал Юно, чувствуя нервную дрожь во всем теле. Из-за обильно выделяющегося адреналина он с трудом удерживал на лице обычное бесстрастное выражение, а уголок левого века начало бить тиком. Авайя кивнул и плавно выжал газ.

Лавируя в потоке мотоциклов, автомобиль достиг парковки в тот момент, когда Дзарин Сухэя со своими прихлебателями заканчивал грузиться в длинный черный лимузин кайтарского производства. Юно не знал и знать не хотел его марку, но такие автомобили стоили не меньше ста тысяч леер. Возможно, и все двести. На такие деньги средняя семья в Ценгане могла существовать многие десятилетия, но жирной скотине было мало пускать пыль в глаза окружающим. Бывшему казначею Хёнкона уже не хватало средств, прихваченных из хранилища в ночь бегства. Ему хотелось больше, больше, еще больше. И сегодня он свое получит.

Автомобиль Юно заблокировал лимузин Дзарина в тот момент, когда туда влезал последний павлин. Не стоило, наверное, рисковать, подгадывая секунда в секунду, но отлавливать лимузин потом, в плотном автомобильном потоке улиц Тасиэ, оказалось бы куда сложнее, а приблизиться раньше означало насторожить мерзавцев и дать им возможность сбежать. Юно одним движением растянул на лице плотную черную маску с прорезями для глаз и выскочил на мостовую. Четверо его кобунов в таких же масках уже окружили лимузин, и Юно, пинком отправив прихлебателя внутрь машины, нырнул за ним.

Внутри салон оказался даже просторнее, чем он предполагал. Дзарин и трое его лизоблюдов просто терялись на длинных мягких диванах. Трое членов «Адаути» мало изменили ситуацию. Пока бывший казначей ошарашенно хлопал глазами, пытаясь понять, что происходит, Юмэй уже вышвырнул с водительского места шофера, поднял перегородку из бронированного стекла и рванул машину с места вслед за автомобилем Авайи.

— Кто вы такие? — проблеял аристократ — и осекся, уставившись на короткоствольные автоматы, появившиеся из-под халатов.

— Заткнись, — сквозь маску глухо приказал Юно. — Попробуешь трепыхаться или хвататься за телефон, — он мотнул головой в сторону паладарского устройства, установленного посреди дивана, — пристрелю на месте.

— Вы… вы хоть понимаете, кто я такой? — белыми трясущимися губами прошептал бывший казначей. — Я… я очень большой человек! Я к самому Левому министру Ценганя вхож! Кто вы такие? Анъями? Какой клан? У меня есть хорошие друзья среди «Черных тигров»…

Юно наклонился к нему и небрежно ткнул стволом автомата в лицо, рассадив губу.

— Я сказал — заткнись! Плохо понял с первого раза? Да и «Черных тигров» уже нет, некому жаловаться. Учти, на третье предупреждение не рассчитывай.

Ублюдок внял и наконец-то утих. Следующие полчаса, пока лимузин петлял сначала по центральным, а потом по окраинным улицам Тасиэ, в салоне стояла напряженная тишина. Четверо захваченных жались друг к другу на заднем диване, словно перепуганные дети, а члены «Адаути» сидели на продольном и переднем диванах с нацеленными на них автоматами.

У заброшенного полуразвалившегося склада за северной городской чертой обе машины остановились.

— На выход! — коротко приказал Юно, ткнув пальцем в дверь. — Все!

Дзин первым выскочил наружу, где уже стоял оставивший водительское место Юмэй. Оба кобуна взяли под прицел неуклюже выбирающихся из лимузина людей. Пленники, впрочем, даже и не помышляли о побеге: ноги у них тряслись и подкашивались от страха. Окружив их кольцом, члены «Адаути» пару минут стояли неподвижно, ожидая сигнала. Юно прислушивался к себе, пытаясь разобраться чувствах. Нет, никакой жалости он не испытывал. Ни капли. Пожалеть можно человека, а стоящие перед ним вандабани с бледными от ужаса физиономиями названия людей не заслуживали. Даже павлинами их называть — слишком много чести: те хоть в зоопарке способны детишек радовать, в отличие от этих пяти кусков жирного мяса в цветастых одеждах. Ярость тихо кипела внутри Юно мелкими ледяными пузырьками. Ярость и ненависть.

— Раздевайтесь! — наконец приказал он. — Догола.

Пятеро пленников даже не попытались протестовать, скидывая шелковые одеяния. Возможно, они все-таки решили, что их грабят. Ну-ну.

— А теперь, — Юно с отвращением посмотрел на их жирные трясущиеся телеса, отвратительно воняющие страхом, — пора немного согреться.

Он кивнул своим людям, и Цзин принялся споро подбирать с земли тряпки и закидывать их в лимузин. Авайя сходил к своей машине и принес канистру бензина, щедро облив из нее внутренности салона. Щелкнула зажигалка, и из автомобиля вырвались языки пламени. Людям пришлось отступить в сторону — так яростно заполыхали дорогая обивка диванов и деревянные панели.

— К стене их! — скомандовал Юно, и голых пленников пинками погнали к облупившимся останкам склада. Сам Юно неторопливо отошел к своей машине и извлек с заднего сиденья увесистый катушечный магнитофон и длинный матерчатый сверток.

— Послушаем немного? — предложил он светским тоном. Поставив устройство на землю, он хрустнул клавишей воспроизведения.

«…так называемое паладарское правительство Хёнкона нарушает все мыслимые и немыслимые законы и традиции!» — донесся из трещащего динамика записанный голос бывшего казначея. — «Я говорил много раз, и еще повторю столько, сколько потребуется: паладары или нет, но они обязаны компенсировать стоимость нашего имущества! Не по своей воле мы покинули страну девять лет назад, не по своей воле бросили дома. А сегодня нас, исконных граждан Хёнкона, без спроса явившиеся Чужие не только не пускают на родную землю, но и сносят наши родовые поместья, беззастенчиво пользуются нашей собственностью — и даже не думают заплатить нам хотя бы кан. Мы умираем от голода на чужбине — а чужаки жируют на награбленном. Справедливо? По совести? Нет, нет и еще раз нет! Ассоциация граждан Хёнкона призывает всех вас объединиться и подписать групповой иск…»

Юно остановил запись.

— Удобно, когда выступление по радио транслируют, — заметил он в пространство. — Никаких подслушивающих устройств не нужно.

— Что вы хотите? — просипел бывший казначей, переводя испуганный взгляд с магнитофона на весело полыхающий лимузин и обратно. — Денег? За меня заплатят выкуп! Любой, какой скажете!

— И за меня! И за меня! — нестройно поддержали прихвостни.

— Ты, шо, недавно трепался, что от голода на чужбине подыхаешь, — усмехнулся Юно. — Ты лгал час назад или врешь сейчас?

Аристократ облизнул губы.

— Кто вы такие? — тихим шепотом спросил он.

Юно шагнул к нему, стаскивая маску.

— Мы — «Адаути», — сказал он попытавшемуся отшатнуться Дзарину. — Мы — настоящие граждане Хёнкона. Те граждане, которых правящая мразь бросила на произвол судьбы в двадцать третьем году. Те, кто по-настоящему потеряли свою родину и действительно умирают на чужбине от голода, перебиваясь случайными заработками и не зная, чем завтра смогут — и смогут ли вообще — накормить детей. Ты, ублюдок, бежал ночью на личной яхте, куда загрузили десять ящиков с золотыми слитками из подопечного казначейства. Ты утверждаешь, что говоришь от имени всех граждан Хёнкона, но на самом деле тебя заботит лишь, как нарастить на брюхе лишний десяток катти сала. «Адаути» не позволит тебе и таким, как ты, говорить от общего имени.

— Но ведь они пришли на наши земли! — умоляющим тоном затараторил бывший казначей. — Чужие! Бесстыдная девка Карина Мураций…

Он замолчал, с ужасом глядя, как падает на землю грубая мешковина, открывая черное дерево. С легким шелестом меч вышел из ножен, и его лезвие блеснуло в свете умирающего дня. Короткий выпад от бедра — и длинный клинок снизу вверх вошел под ребра аристократу, распоров сердце и легкие. Из его рта выплеснулась ярко-алая кровь, и слабо дергающееся тело медленно повалилось на землю.

Юно выдернул меч и снова прислушался к себе. Вот он и забрал человеческую жизнь — впервые. Одно дело махать игрушечными мечами на тренировках, прикрываясь надежной защитной экипировкой, и совсем другое — вот так просто всадить пятнадцать сунов металла в тело нагого беззащитного человека. Но его сердце не отозвалось ни жалостью, ни страхом, ни новым возбуждением. Все та же ровная ледяная ярость пузырилась в нем, не разбавленная ни толикой посторонних примесей.

Я не прошу прощения, атара, мысленно обратился он к Суоко. Я предал все, чему ты меня учила. Я предал тебя. Дороги назад больше нет даже теоретически. Теперь я обычный убийца, и взбреди мне в голову вернуться в Ставрию или Хёнкон, меня просто выдадут обратно в Ценгань, на виселицу. Я стал таким же отверженным, как и мои товарищи. Ты не одобришь мои поступки, когда узнаешь. Но другого пути нет. Палла обречена, и каждый потерянный год развития Университета из-за шкурных интересов таких вот дзаринов может привести к гибели всего человечества. Кто-то должен отвести от Хёнкона угрозу, отвести методами, понятными аристократической мрази — а если придется заплатить честью и жизнями нескольких десятков изгоев, невелика цена. Нет, я не прошу прощения и ни о чем не жалею.

Трое лизоблюдов с ужасом смотрели на окровавленное лезвие в руках Юно. Очевидно, они ожидали, что теперь настала их очередь. Юно усмехнулся и отступил на пару шагов, после чего кивнул. Кобуны подняли автоматы, и тишину заросшего подлеском пустыря разорвал грохот очередей. Трое аристократов рухнули на землю, корчась и прикрывая головы руками, а автоматы продолжали крошить кирпич и штукатурку стены, засыпая их пылью и крошкой. Когда кончились патроны в магазинах, аристократы еще какое-то время неподвижно лежали на земле, не веря, что еще живы. По сигналу Юно их вздернули на ноги.

— Сегодня вы уйдете целыми и невредимыми, — холодно сказал оябун «Адаути». — Идите и расскажите всем ублюдкам, что мы не позволим говорить вам от имени народа Хёнкона. Не позволим снова набить карманы, прикрываясь народом. Город там, — он указал мечом вдоль дороги. — Бегом марш! И побыстрее, а то у меня появится желание догнать вас и покрошить на части. Бегом!! — заорал он, и троица поспешно заковыляла в указанном направлении, с трудом переступая изнеженными босыми ступнями по асфальтовому покрытию, усыпанному мелкими острыми камешками.

Дождавшись, когда они отдалятся на сотню метров и скроются за поворотом дороги, Юно подобрал с земли мешковину, тщательно протер лезвие, бросил тряпку рядом с трупом и убрал меч в ножны. Ножны он протянул Юмэю.

— Ждите меня у машины, — сказал он. — Я быстро.

— Атара? — недоуменно переспросил кобун, но Юно уже быстро шагал вдоль стены в сторону перекосившихся створок огромных ворот.

В брошенном складе царила гулкая пыльная пустота, прошитая лучами садящегося солнца, проникающими через дыры в стенах и потолке. Контраст между светом и глубокой тенью не позволял разглядеть, что именно хрустит под ногами — старые опавшие листья, занесенные ветром, листы старой бумаги или какой другой мусор. Пройдя, по прикидкам, примерно до середины помещения, Юно остановился.

— Я здесь, атара, — негромко проговорил он.

Мрак перед ним сгустился, и в луч света вступила человеческая фигура — точнее, пародия на нее. Солнце выхватывало темно-серую поверхность гладкой, без ушей и носа, головы и верхней части торса, словно позаимствованного у магазинного манекена: тот, кто управлял паладарским морфирующим дроном, даже и не думал достоверно имитировать человека. Однако прозвучавший в тишине голос оставался все тем же ледяным скучающим голосом Камилла:

— Ты что творишь, щенок?

— Мы все сделали, как ты…

Горло сжало стальным захватом, и Юно задохнулся.

— Напомни, в какой именно части полученного тобой сценария я упоминал убийство?

Захват слегка разжался, и оябун «Адаути» с трудом набрал в грудь воздуха.

— Я не сдержался, атара! — с трудом просипел он. — Я слушал его речь по радио…

Рука дрона снова сдавила горло, в глазах на голове-болванке заполыхали алые огни.

— Не лги мне, щенок. У меня есть твой полный психологический профиль. Ты прекрасно контролируешь себя, когда хочешь. И меч с собой ты прихватил явно не в тот момент, когда слушал радио.

Сильный толчок опрокинул Юно на землю. Он пытался вдохнуть — и не мог. Что-то острое на полу впилось ему под лопатку, в ягодицу впились выступающие части подвернувшегося автомата, до того болтавшегося на боку под халатом. Манекен с горящими глазами склонился над ним, не отпуская горло.

— Не знаю, что ты о себе возомнил, сопляк, но если думаешь, что можешь творить, что вздумается, сильно ошибаешься. Я взял тебя, чтобы ты выполнял определенную работу по моим инструкциям. Я обещал, что у тебя появится возможность подрочить свои чувство обиды и жажду мести, но не тогда, когда я даю четкие инструкции. Придурок, которого ты завалил вместо того, чтобы просто сломать…

Хватка чуть ослабла, и Юно вновь с трудом втянул в себя воздух.

— …намечался на важную роль в моем плане. Теперь придется все переигрывать и подыскивать новые фигуры. Твоя выходка обойдется мне в массу лишнего времени и головной боли. Запомни: малозначащую мелочь можешь кромсать на куски пачками, но если еще раз позволишь себе полностью сорвать сценарий, я не стану предупреждать повторно. Я просто сверну тебе шею.

Захват на горле пропал, и Юно Юнару наконец-то смог нормально дышать. Он медленно поднялся на одно колено и низко склонил голову, надеясь, что фальшивые нотки в его голосе не слишком слышны:

— Приношу нижайшие извинения, атара. Я действовал, не подумав. Больше не повторится.

— Посмотрим. — Бешенство ушло из голоса паладара. — Если не считать твоей глупой выходки, я доволен, как вы провели операцию. Но вот зачем ты снял маску? Сам же просил, чтобы тебя не опознали как можно дольше.

— Я не смог иначе, атара, — на сей раз Юно говорил вполне искренне. — Я… я не могу объяснить толком, но… пусть они знают, что враг имеет лицо. Пусть видят его в ночных кошмарах.

— Ну, твои проблемы, — силуэт паладара пожал плечами. — Мне все равно, опознают тебя или нет. Теперь слушай новые указания. В ближайшее время полиция встанет на уши, и вам на время нужно исчезнуть. Укройтесь на одной из пригородных баз, только не суйтесь на железнодорожные вокзалы: координатор держит там скрытых дронов-наблюдателей. Попадать в поле зрения их сенсоров тебе совершенно незачем, если, конечно, не хочешь досрочного объяснения со своей любимой Суоко. Лучше перемещайтесь на машинах. Вот материалы по следующей цели.

В полумраке хрустнула бумага, и перед носом Юно возникли тусклые листы.

— Пока только подготовка: наблюдение и проработка сценариев. Без команды даже не чихать в сторону цели. Как и раньше, документ на свету распадется в течение часа. До того заучишь содержимое на память, и не вздумай копировать. Свободен.

Серый силуэт бесшумно растворился во мраке. Оябун «Адаути» медленно поднялся на ноги, сжимая в одной руке листы, а другой потирая горло. Все. Встреча закончена, он выжил. Пусть Камилл думает, что понимает его мотивы. У хитроумного Демиурга свои планы, но рано или поздно и его ждет сюрприз.

Отдышавшись как следует, Юно сунул свернутую в трубку бумагу за пазуху и вышел со склада. Лимузин догорал, и от него к небу поднимался столб жирного черного дыма. Юно подошел к своим, бросив равнодушный взгляд на остывающий труп.

— Новый план, — сказал он. — На время укрываемся на второй базе. Едем в город, Юмэй, ты ведешь машину. Высаживаемся где-нибудь в Рыбном квартале и бросаем ее с ключом в замке, пусть угонят. Потом разбиваемся на две группы и встречаемся на явочной квартире…

03.23.1232. Хёнкон

— Чего ждем? Поехали.

— Ага…

Кирис протянул руку и включил зажигание. Игла амперметра дрогнула и снова затихла. Пропеллер нехотя провернулся раз, другой, и вдруг рванулся и превратился в прозрачный круг перед носом самолета. Красная лампочка температурного датчика на приборной панели мигнула несколько раз и сменилась зеленой — мотор прогрелся до нужного уровня. Кирис двинул на себя рычаг газа, и стрелка тахометра стремительно поползла по циферблату — триста оборотов в минуту, пятьсот, восемьсот… Корпус завибрировал. Кирис продолжал медленно двигать ручку, пока тахометр не показал тысячу семьсот оборотов. Дыша сквозь стиснутые от напряжения зубы, он быстро окинул приборную доску «уминэко» взглядом — не забыл ли чего… давление масла, уровень бензина в баках, альтиметр настроен… ххаш! Все-таки забыл! Он быстро выдвинул закрылки на десять таби и бросил взгляд вправо.

Труда сидела, скрестив руки на груди и безразлично смотрела перед собой. Она даже вида не показала, что заметила оплошность. Ну ладно. Кирис убедился, что тахометр показывает ту же частоту вращения, и отпустил тормоз. Самолет вздрогнул и покатил по полосе, быстро набирая скорость и вжимая своих пассажиров в спинки кресел.

Довести обороты до двух тысяч… Десять цул в час… двадцать… двадцать пять… Плиты полосы неслись навстречу, и ладони начали медленно потеть от волнения. Труда молчит — все правильно? Или просто не лезет под руку? На тридцати цулах Кирис потянул штурвал на себя — и «уминэко» послушно прыгнул в воздух. Взлетная полоса ушла вниз, стремительно уменьшаясь и превращаясь в узкую полоску посреди зеленого полотна леса. Увеличить обороты до двух тысяч ста… длинная стрелка альтиметра крутится не переставая, короткая вальяжно ползет по циферблату… сто метров: убрать закрылки… индикаторы температуры зеленые: все в норме.

— На высоте трехсот метров — горизонтальный полет, — нарушила молчание Труда.

— Понял…

Кирис боялся оторвать глаза от приборов. Его взгляд постоянно перебегал с альтиметра на спидометр, с того на тахометр, затем на авиагоризонт и компас. Очень быстро он сообразил, что сильно задрал нос, и самолет не только слишком медленно набирает высоту, но и теряет скорость. Осторожно отдать штурвал от себя… Триста метров! Еще отдать штурвал, дождаться, когда риски на авиагоризонте совместятся с разделительной полосой… Самолет, однако, решительно не желал лететь горизонтально: граница коричневой области не задержалась у рисок, а упрямо поползла вверх. Кирис дернул штурвал на себя сильнее, чем требовалось, и самолет снова перешел в набор высоты, да так, что риски тангажа уперлись в черту двадцати таби, а скорость резко упала. Ххаш! Да что же творится! За терминалом у себя в комнате все выходило куда проще! Он снова подвигал штурвал, но поймать горизонтальное положение не удавалось.

— Триммер… — меланхолично подсказала Труда, по-прежнему уставившись перед собой равнодушным взглядом.

Молча обругав себя, Кирис лихорадочно дернулся к колесику триммера на приборной панели. В панике он перепутал направление вращения, и нос самолета начал заваливаться вперед еще быстрее. Пришлось снова двигать штурвалом, одновременно вращая колесико. На то, чтобы поймать баланс, у него ушло не меньше двух минут. Когда он, наконец, убедился, что самолет летит ровно, то слегка расслабился и осторожно глянул на Труду.

— Кир, что с тобой творится в последнее время? — задумчиво осведомилась летчица, глядя на него из-под полуприкрытых век. — Ты какой-то сам не свой. Дерганый, рассеянный… Под глазами тени, чуть ли не мешки. Не высыпаешься, что ли? В колледже проблемы?

— Все нормально, — буркнул Кирис. — Что дальше?

— Поворот влево на семьдесят пять таби и снова прямо.

— Понял…

Кирис прижал левую педаль и медленно, не позволяя самолету накреняться больше, чем на десять таби, выполнил разворот, попеременно глядя то на компас, то на авиагоризонт. На сей раз ему удалось почти точно поймать направление с первого раза, без дополнительных коррекций.

— Хорошо, — одобрила Труда. — Теперь вправо на сто пятьдесят таби.

Этот разворот удался слегка хуже, но и здесь Кирис обошелся лишь одной коррекцией.

— Замечательно. Ну, считаем, что первый вылет состоялся. — Труда потянулась всем телом, хрустнула костяшками пальцев и взялась за штурвал.

— Что, уже все? — удивился парень. — Только что же взлетели!

— Мы систему опробовать должны, а не баловаться. Налетаешься еще, не волнуйся, а теперь я слегка поработаю. Давно хотелось попробовать, но на реальной машине как-то не рисковала. Контроль у меня.

— Контроль у тебя… — машинально подтвердил Кирис. — А…

Закончить фразу он не успел, потому что мир внезапно перевернулся вверх тормашками. Привязные ремни впились в тело, к горлу подкатил комок, настойчиво просясь наружу, мир за лобовым стеклом закружился в бешеном танце.

— Держись! — рядом радостно рассмеялась Труда. — Еще немного фигуры покручу… А, х-ходер!

Самолет начало бросать из стороны в сторону, а потом вдруг земля оказалась прямо перед глазами, и мир завертелся упорядоченно и головокружительно. Большая стрелка альтиметра закружилась с неимоверной скоростью, отсчитывая таны. На приборной доске замигала красная лампочка, оглушительно заверещал зуммер. Кир вцепился в свое кресло, борясь одновременно с тошнотой и с желанием ухватить штурвал. Рядом сквозь зубы ругалась Труда. Лес за окнами перестал вращаться, стремительно надвинулся, налетел, глаза ослепила ярка вспышка… и все погасло. За лобовым стеклом воцарилась полная темнота.

— Самолет потерпел крушение, — произнес хорошо поставленный женский голос. — Вертикальная скорость в момент столкновения с землей — сто двадцать цул в час. Выживших нет. Поздравляю с удачным завершением симуляции.

— Значит, не зря написано в руководстве, что фигуры высшего пилотажа запрещены, — усмехнулась Труда, отстегивая ремни. — Ну что, Кир, как ощущения?

Кирис с трудом сглотнул.

— Нормально, — выговорил он, борясь с очередным приступом тошноты. — Что случилось?

— Нос слишком задрала, скорость потеряла и в штопор сорвалась. Высоты не хватило, чтобы машину вывести. — Труда протянула палец, коснулась инструкторской панели, и на лобовом стекле засветились цифры и графики, белые на темно-голубом фоне. — Ага, понятно. При кабрировании на сорока таби управление теряется. И ведь буквально полусотни метров не хватило, чтобы из пике вывести. А, гражданское корыто, что с него взять. Эх, угробила я свою реактивную ласточку, удастся ли на такой еще хоть раз полетать? Ладно, Кир, испытания считаем успешными. Гравигенераторы и проекторы работают весьма реалистично, я довольна. Да и ты тоже со взлетом справился неплохо. Но на сегодня все. Не смотри на меня такими грустными глазами: «Рыба-меч» через полчаса в Шансиму уходит, и мы с Саней на ней.

— Новые самолеты? — осведомился Кирис — скорее, по обязанности, чем из интереса.

— Ага. Завтра приведем четыре штуки — еще одна учебная машина и три обычных серийных «уминэко». Двух сторонних пилотов наняли, чтобы все сразу в Хёнкон доставить. Впрочем, если хочешь, можешь в одиночку тренажер погонять. Пользуйся, пока единственный член авиаклуба. На следующей декаде первый набор проведем, и тогда сюда только по расписанию и попадешь. Адмирал Мариси кипятком ссыт, так ему собственных пилотов хочется, разговоры ведет о покупке истребителей и аэродромах подскока на островах. Да и студенты в очередь на год вперед уже записались — в общем, лови момент, пока можно. Кстати, Кир, ты хотя и неплохо с симуляторами навострился, на лекции все же ходи. В летном деле много такого, что без учебника не узнаешь.

Труда отключила графики, ткнула в клавишу инициализации, и за стеклами кабины авиасимулятора вновь появилась взлетно-посадочная полоса, окруженная деревьями. Полосатый колпак ветроуказателя на сей раз колебался довольно заметно, переламываясь на третьем кольце: ветер сзади и сбоку.

— А еще, — Труда заговорщицки склонилась к Кирису, — можешь Фуоко свою ненаглядную привести и продемонстрировать, как круто взлетаешь и при посадке разбиваешься. На девчонок знаешь как действует? О! — Она подняла палец.

Кирис стиснул зубы, уставился в приборную панель и не ответил.

— Не поняла… — удивленно протянула Труда. — Что за реакция такая странная? Кир, вы что, поссорились?

Парень не ответил. Что она пристала?

— Поссорились, — резюмировала Труда. — В первый раз — и насмерть? Или уже не в первый? Ну-ка, колись, из-за чего?

— Не из-за чего! — яростно сказал Кирис, глядя перед собой. — Просто хватит! Хорошего помаленьку!

И тут паровой котел, медленно кипящий внутри него последние шесть дней, наконец взорвался. Он понял, что если не выговорится перед кем-нибудь, то свихнется.

— Труда! — он резко повернулся так, что летчица даже слегка отшатнулась. — Ну ты же ее видела! Ты знаешь, кто она такая и кто я такой. Она — принцесса. Красавица, богачка, да еще и умнее меня в пять раз! Она все время талдычит, что меня любит, что мы всегда останемся вместе… Ну почему она такая дура? Как не понимает, что такие, как мы, вместе не остаются? Там, у них, такие парни — я думал, сюда сплошные ботаники понаедут, хилые и очкастые, а они… Я же их видел — девки наверняка под них штабелями ложатся, и умники: Фучи меня как-то на ихний семинар затащила, так я половину слов просто не понимал! Она наверняка найдет кого-то, кто ей больше подходит, я только под ногами путаться стану! Ну скажи, на кой я ей? Что она за меня цепляется?

— Все? — хладнокровно осведомилась Труда после нескольких секунд тишины, заполненных тяжелым дыханием Кириса. — Или еще что-то не договорил?

Кирис отвернулся и ссутулился. Эмоциональный всплеск вдруг показался совершенно дурацким. В конце концов, она-то чем поможет?

— Видимо, все. Так чтоже, ты благородно решил, что нужно освободить ей дорогу к счастливому будущему? Заявил, чтобы катилась к своим красавчикам… или что ты там наговорил? Кир, ты дебил. Полный и безнадежный.

Кирис вздрогнул и стиснул кулаки на коленях.

— Не потому дебил, что в математике не разбираешься, — безжалостно продолжала Труда, — а потому, что женщин не понимаешь и понимать не хочешь. Ты всерьез думаешь, что Фуоко в тебя втюрилась исключительно из-за накачанных мускулов и брутальной физиономии? Девочки из хороших семей часто западают на плохих уличных мальчиков, но я-то вас видела вместе. У вас все совсем иначе. Ты не за подружку беспокоишься, Кир, совсем нет. У тебя комплекс неполноценности в запущенной форме. Ты не ей светлого будущего желаешь, а боишься за собственную гордость, если вдруг Фуоко тебя бросить решит. Ты дебил, а может, просто эгоист. Блин, я тебе кто, с твоим затылком разговаривать? — вдруг вспылила летчица.

Труда протянула руку, больно схватила Кириса за нос твердыми пальцами и резко дернула, заставив повернуться назад. Зашипев от боли, парень набыченно взглянул на инструктора.

— Ты эгоист, как и все мужики. Тебе хочется уверенности, что женщина тебя никогда не бросит просто потому, что ты весь из себя замечательный. Она ни на кого даже смотреть не должна, один ты у нее свет в окошке. Ты хоть думал, что Фуоко испытывает? Она, может, и красотка, и умница, но в себе уверена не больше, чем ты. Точно так же, как и ты, она не знает, не заглядываешься ли ты тайком на кого, не присмотрел ли себе кого — ты парень видный, а симпатичных незанятых девчонок вокруг хватает. Точно так же она боится, что ты в один прекрасный день найдешь себе кого-то более подходящего и бросишь ее, а она у разбитого корыта останется. Да почему «бросишь»? Уже бросил. Не потому, что она плохая, а просто тебе так захотелось. Из высших соображений, видите ли! Но женщинам на такие соображения плевать. Да она сейчас с ума сходит, пытаясь понять, чем тебе не угодила!

Труда бросила взгляд на часы и досадливо цыкнула.

— Короче, Кир, нет у меня времени мозги тебе лечить. Ты еще совсем мальчишка, жизни не знаешь, так что кончай фантазировать на пустом месте. Если тебе женщины нужны только для перепихона, а серьезные отношения строить не собираешься, продолжай в том же духе. Обязательно найдешь кого-то подходящего и без особых претензий. Но если ты и в самом деле решил, что чем-то своей Фуоко помогаешь, то лучше побейся головой об стенку, чтобы дурь выбить. Прямо сейчас иди к ней и мирись. Не знаю, что вы там друг другу наговорили, но если ты настоящий мужчина, сумеешь извиниться как следует. Не ожидай легкого разговора: Фуоко — девчонка упрямая, вы с ней в одном небе летаете, так что вполне может послать поначалу из-за оскорбленной гордости. Все, некогда мне.

Труда распахнула боковую дверь и заметно неловко — все еще давали себя знать не до конца зажившие переломы — сначала выбралась на постамент, а потом спрыгнула на пол ангара. Прошуршали по бетонному полу ее кеды, и Кирис остался один. Вернее, вдвоем с Гатто: парс не замедлил запрыгнуть в кабину тренажера и принялся с любопытством оглядывать приборную панель и нарисованную взлетно-посадочную полосу. На его черно-белой шкуре шевелились тени от бокового проектора, сейчас светящего не на матовую плоскость «бокового окна», а на кресло инструктора.

— Ну и что? — задумчиво спросил у него Кирис. — Я действительно дебил и эгоист и только о своей гордости думаю, а?

Гатто не снизошел до ответа, ощупывая штурвал четырьмя передними лапами и тщательно его обнюхивая. Потом он переключился на приборную консоль в том ее месте, где крышка маскировала паладарские дополнения к тренажеру.

Внезапно изображение на стеклах самолета мигнуло и сменилось новым. Вместо взлетной полосы, окруженной лесом, перед Кирисом возникла до боли знакомая комната. Передающая камера располагалась где-то в углу, на уровне пола возле платяного шкафа, и оттого перспектива казалась необычной и искаженной. Однако фигуру Фуоко Кирис распознал мгновенно. На экране терминала светились не то учебники, не то статьи, но девушка сидела на стуле, откинувшись на спинку, безвольно свесив руку и уставившись в потолок. От ее лица веяло такими безнадежностью и отчаянием, что парень стиснул зубы и зажмурился.

— Фуоко плохо, — прозвучал голос парса. — Зорре плохо. Кирису плохо. Гатто плохо. Зачем?

— Убери! — парень рявкнул во весь голос. — Быстро!

Он приоткрыл один глаз — и вновь увидел перед собой взлетную полосу. Парс сидел в соседнем кресле, выжидающе уставившись на него, черно-белая шерсть на загривке недовольно топорщилась.

— Гатто, — угрожающе сказал Кирис, — еще раз без спроса показывать начнешь — по башке получишь. Понял?

Парс презрительно чихнул и выпрыгнул из кабины. Парень медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Говорят, если любишь кого-то, умей отпустить на свободу. Любит ли он Фучи? А кто его знает… Сто раз она спрашивала — и ни разу он не нашел ответа. Но вот чуть больше половины декады они не разговаривают, а ему так хреново, что хоть топиться иди. Все из рук валится, спит плохо, Павел вчера по самые гланды втык сделал за четыре двадцатки подряд по разным предметам… И от поездки в Шансиму отказался, чтобы от Фучи подальше оказаться. Любит? А ну их к гхашам, бабские штучки с розовыми соплями. Руку бы отдал, чтобы с ней снова оказаться. Но Фучи он не пара. Лучше отвязаться от нее, пока дело не зашло слишком далеко.

Кирис положил предплечья на штурвал, уперся в них лбом и тихо зарычал. Пусть ему хреново, но он перетерпит. Так надо. Он всегда знал, что так надо, просто раньше не находил мужества. Хорошо, что повод подвернулся, иначе он так и не решился бы. Он перетерпит, и Фучи — тоже. Когда-нибудь потом она еще и спасибо скажет.

Но как же все-таки хочется пойти и утопиться!

05.23.1232. Хёнкон

Уита Брегг быстрым шагом вошел в пресс-студию и уселся за консоль. Пальцы директора пресс-службы пробежались по экрану, открывая рабочее пространство. Список тем для вводного слова; ссылки на пресс-релизы, которые, возможно, придется цитировать; окно свободного поиска по открытым паладарским базам данных; окно поиска по периодическим изданиям со всей Паллы; база публичных досье известных персон… Пока он заученными движениями проверял рабочее место, его взгляд быстро скользил по нескольким иностранным корреспондентам, сидящим в полупустом зале, и по большим настенным экранам, уже транслирующих картинку из пресс-студий посольств в Кайтаре и Ставрии. Все знакомые лица: в основном журналисты научно-популярных журналов и телеканалов с редкой примесью прессы общего назначения. Плюс, разумеется, неизбежный «болтунчик», на сей раз из «Огней большого города», издания настолько желтого и бульварного, насколько вообще дозволяли власти Ставрии: мымра возрастом заметно за сорок, но с косметикой, отваливающейся пластами, и с таким глубоким декольте, что пуп видно. Уита не понимал, зачем везти подобных личностей в Хёнкон за счет Университета (те сами бы приплачивали за разрешение!), но раз регент считает, что так надо, пусть. В конце концов, действительно лучше подбирать удобных предсказуемых клоунов, чем пускать неизвестно каких психов.

Пять минут до прямого эфира: выходной день, вечер синкота в Ставрии, утро в Кайтаре, день на Могерате и толпы у заокеанских телеэкранов. В общем, не требовалось приходить заранее: дрожь в коленках, с которой недавний студент и стажер выходил к консоли в первые декады своего пребывания в Университете, давно не появлялась, и заранее подготовленные конференции раз в пять дней проходили как по маслу. Да и «толпами» аудиторию назвать уже сложно: люди попривыкли к паладарам, из разряда сенсации Чужие давно перешли хотя и в странность, но странность обыденную и примелькавшуюся, как скульптура Летучего моряка возле пассажирских пирсов в Колуне. Заматерел ты, родной, внутренне усмехнулся Уита. Еще сезон назад чувствовал себя сопливым ребенком, по ошибке выпущенным на настоящую сцену, а теперь уже закабанел и свысока на всех поплевываешь. Внимательнее, а то нарвешься по-крупному, как самоуверенный начинающий водитель.

В углу консоли замигал сигнал срочного вызова. Уита вытащил и воткнул наушник и склонился поближе.

— Дэй Брегг, — проговорил из открывшегося телефонного окна координатор, — с вами хочет поговорить дэйя Филла Талон, сотрудник журнала «Популярное естествознание». Она осознает, что пресс-конференция вот-вот начнется, но утверждает, что обязательно должна переброситься с вами парой фраз до ее начала.

— Конечно! — торопливо ответил Уита. — Соединяйте, дэй координатор. Привет, Филла, — поздоровался он с появившейся вместо координатора журналисткой. — Давно не виделись.

— Привет, Уита! — журналистка приветственно махнула рукой. — Извини, что на спину внезапно прыгаю, но тут… Мне полчаса назад под дверь подсунули… ну, в общем, скопированную из журнала статью. И комментарии к ней. Я сама в теме не специалист, но комментарий понятен даже идиоту. Скажи, ты знаешь что-нибудь о некоем Ардито Профетеджиаре?

— Секунду… — Уита пробежался по консоли. — Ну, у меня есть краткая биографическая справка и список работ. Не слишком впечатляют. Единственная статья в солидном издании — в журнале «Физика и астрономия» на прошлой декаде, три дня как в базу внесена. Да он вообще молодой, ему всего двадцать четыре. А что с ним?

— Вот ту самую статью мне и подсунули. Уита, малыш, я на сто процентов уверена, что ты статью не читал, а если бы и читал, то ничего не понял. Но когда выводы из нее озвучат публично, мир взорвется, и как бы не буквально. Ты знаешь, как я отношусь к Университету и к тебе лично, но я не могу ее проигнорировать. Я понимаю, что меня разыгрывают втемную, но как журналист я обязана задать вопросы, ее касающиеся. Более того, есть подозрение, что если не спрошу я, то обязательно найдется кто-то еще, не сегодня, так в следующий раз. Поставьте меня поближе к концу, чтобы успеть сформулировать свою позицию, но тему я подниму обязательно. Напрягай в темпе паладаров, чтоб их небы на повышенных оборотах включались. Все, давай, готовься, а я побежала, пока мое место в зале не заняли.

Филла ободряюще улыбнулась и отключилась. Уита почувствовал, что по спине ползет легкий неприятный холодок. Мозги у нее работают что надо, ум острый, как пика, и навешать ей лажу на уши очень и очень сложно. Если она говорит, что статья — бомба, так и есть. Он быстро вызвал координатора.

— Дэй координатор, — торопливо проговорил он, косясь на таймер в углу экрана, отсчитывающий предпоследнюю минуту, — у нас проблема. Пожалуйста, уведомите Карину Мураций и аналитиков, что Филла Талон в конце пресс-конференции задаст вопросы, касающиеся последней статьи физика Ардито Профетеджиаре из Кайтара. Она утверждает, что материал очень опасный, и нужна наша согласованная точка зрения.

— Спасибо, дэй Брегг, принято, — невозмутимо ответил координатор. — Я передал сообщение физикам, регенту и ректору, пометив максимальным приоритетом и срочностью. Официальный ответ прогнозируется не позже, чем через пятнадцать минут. Поблагодарите дэйю Талон за предупреждение, когда станете разговаривать с ней в следующий раз.

Его изображение пропало, а в поле минут на таймере единичка сменилась нулем. 50… 49… 48… пошли отсчитываться секунды. По левому краю монитора всплыло несколько новых окон, в которых пошла крутиться стандартная заставка: изображения, выдаваемые паладарской техникой на телевизионные ретрансляторы всего мира. Все. Пора сосредотачиваться. Уита чуть сдвинул окно умного автосуфлера, подсказывающего нужные слова, и прикрыл глаза. Выдохнуть, медленно вдохнуть и задержать дыхание. 04… 03… 02… 01… Вперед!

— Saluton, karaj ge televid spektantoj, — произнес он на эсперанто. — Очередная пресс-конференция университета «Дайгака» открыта. Я руководитель пресс-службы Университета Уита Брегг. Прежде чем журналисты из разных стран получат возможность задать вопросы, хочу сообщить важную новость. Периодическая газета «Daigaka nuntempe» на текущей декаде впервые вышла в печатном виде. Теперь она распространяется по всем крупным библиотекам мира: на Могерате — в Кайнане и Ценгане, на Типпе — в Кайтаре, Теулане и Росуге, на Торвале — в Ставрии, Вентуране и Ошаре, на Фисте — в Айзарии, Швайцхагене и Тресене. Объем газеты — тридцать четыре полосы, наполнение материалами на три четверти обеспечивают студенты и преподаватели Университета. Разумеется, как и прежде, она доступна через любой информационный терминал Университета в наших представительствах. Мы также рассматриваем возможность организации индивидуальной подписки на бумажную версию для всех желающих, о чем объявим дополнительно.

Он двинул пальцем, выдав на телеэкраны изображение первой страницы печатной газеты, выждал пять секунд, и снова вернул трансляцию из студии.

— Теперь прошу вопросы. Напоминаю, что автоматическая система случайным образом выбирает спрашивающих из списка тех, кто подал заявку. Свой номер в очереди вы видите на консоли перед собой. Итак, первой задает вопрос госпожа Фрида Остнотт, газета «Мир на ладони», Швайцхаген.

Произнося эти слова, он уже манипулировал базой данных в поисках нужного материала.

— Спасибо, дэй Брегг, — тут же прорезался женский голос на цимле, и на экране возникла довольно симпатичная женщина средних лет с пшеничного цвета волосами, уложенными в толстую косу. — Как обстоят дела с набором студентов и преподавателей Университета? Занятия уже начались в полном объеме?

— Да, госпожа Остнотт. Контингент учеников и преподавателей полностью набран. С удовольствием сообщаю, что сводная группа с Фисты прибыла в Хёнкон на прошлой декаде. Хотя она включает всего десять студентов и двух преподавателей, к началу вашей зимы мы намерены развернуть на Фисте полноценную сеть отбора, и заявку на поступление сможет подать каждый желающий. Сам Университет давно функционирует в рабочем режиме, и хотя из-за Второго Удара мы несколько задержались с началом учебного года, учебную программу студенты освоят в полном объеме. Озвучу последние данные: сейчас в Хёнконе находятся три тысячи студентов первого и второго курсов, шестьсот учеников подготовительного колледжа, тысяча двести преподавателей и восемьсот кураторов. Сверх того — около восьми тысяч человек технического персонала и охраны, а также членов их семей. Следующий вопрос — дэй Атело Матане, журнал «Экономист», Кайтар.

— Можете ли вы огласить сводный бюджет Университета и доли государств-участников в нем?

— Разумеется. Бюджет на текущий финансовый год составляет примерно восемьсот миллионов лемов, что эквивалентно примерно восемьсот двадцати миллионам кайтарских леер или пяти миллиардам ставрийских бирсов. Из них паладары внесли двести пятьдесят миллионов лемов, Кайтар и Ставрия — по двести, Кайнань и Ценгань — по пятьдесят. Остальные страны пока что ограничились символическим участием, но вскоре положение может измениться. Сверх того Кайтар и Ставрия на паритетных началах с паладарами финансируют строительство международного некоммерческого космодрома на острове Ланта…

Следующие десять минут пресс-конференция тянулась в обычном режиме: скучные вопросы, половину ответов на которые можно найти в уже опубликованных материалах, и никаких неожиданностей. Неординарный вопрос возник только однажды: корреспондент с Фисты задал вопрос насчет недавнего задержания кайтарского моряка с грузового судна.

— Все очень просто, — пояснил Уита, быстро вызвав на консоль сводку дела. — Человек не просто привез с собой пираксиреновую соль — он пронес ее с собой на территорию жилого комплекса в Колуне и попытался склонить к сексу одну из студенток. Наркотик он предложил в качестве платы, а когда девушка отказалась, попытался ее избить. Попытку, к счастью, пресек боэй. Подобное поведение наказуемо в любой стране мира, и Хёнкон — не исключение.

— А какова вообще в Университете политика относительно употребления наркотиков? Какие наказания предусмотрены?

— Все очень просто. На Палле разрешены алкоголь, табак и некоторые локально распространенные алкалоиды, вызывающие физиологическое привыкание и дающие скверные побочные эффекты. Вне зависимости от личного отношения паладаров мы осознаем, что это данность, бороться с которой бессмысленно и даже вредно. Так что мы разрешаем личное употребление всех легких наркотиков и интоксикантов, не более вредных с медицинской точки зрения, чем алкоголь. Более опасные наркотики запрещены: за их распространение и употребление предусмотрены дисциплинарные меры вплоть до отчисления или увольнения. Однако данный раздел Устава на практике применяется крайне редко: люди со всей планеты едут в Хёнкон вовсе не затем, чтобы отуплять себя сильнодействующей химией. За все время у нас случилось только четыре инцидента среди вспомогательного технического персонала, причем крайние меры мы применили лишь к двоим, связанным, как выяснилось, с сетью контрабандистов «синего песка» — популярного на Могерате сильного синтетического наркотика. Кайтарский моряк стал третьим, кому навсегда запретили въезд в Хёнкон, плюс он уже арестован кайтарской полицией — в Кайтаре соединения пираксирена тоже вне закона. Следующий вопрос…

Остальное интереса не представляло. Однако очередь неумолимо приближалась к номеру восемнадцать: «болтунчик» готовился вот-вот выпрыгнуть из ящика на своей уж изрядно заведенной, если судить по физиономии, пружине. А за ним — номер девятнадцать: Филла. Ох, как неудачно… Или их специально так поставили?

— Следующий вопрос — госпожа Вика Терентьева, газета «Огни большого города», Ставрия, — наконец произнес он, внутренне напружиниваясь. Интересно, какой балаган «болтунчик» устроит сегодня?

— Как вы можете прокомментировать сообщения о принуждении студентов Университета и подготовительного колледжа к сексуальным извращениям и публичному нудизму? — немедленно взвилась с места тетка. Очевидно, сидя задавать вопросы ей не позволял накал внутренних эмоций. Голос у нее оказался под стать: высокий и пронзительный.

— Я никак не могу прокомментировать подобные сообщения, поскольку мне о них ничего не известно, — вздохнул Уита. Ну да, разумеется. Следовало бы догадаться заранее. О чем еще может спросить корреспондент желтой газеты, как не о сексе! — У вас, госпожа Терентьева, есть другие данные? Не поделитесь ими с общественностью?

— У меня есть свои источники — они просили конфиденциальности, и я их не назову! — сообщавшие, что молодежь сгоняют на просмотр порнографических материалов! Студентов заставляют заниматься сексом с преподавателями! Даже малых детей принуждают к извращениям! Да я сама, собственными глазами видела, пляжи, на которых все, все голые! Полностью! Там и дети малые, и подростки, и взрослые вперемешку — просто отвратительно! Кто дал паладарам право насаждать в нашем обществе разврат и аморальность?!

На консоли мигнуло. Уита чуть скосил глаза. Ага. Координатор услужливо подбросил короткий ролик: тетка, прильнувшая к видоискателю фотоаппарата, увлеченно фотографирует свободный пляж.

— Спасибо, госпожа Терентьева, я понял вопрос. Садитесь, пожалуйста…

— Я сяду не раньше, чем вы ответите…

Остаток фразы в эфир не пошел, потому что Уита отключил консоль скандалистки. Угу, конечно, многие зрители смотрят пресс-конференции только ради таких вот идиотов. Да и у людей должна иметься возможность получить прямые ответы на самые дурные вопросы — все лучше, чем позволять разным газетенкам спекулировать на домыслах. Но как же его достали!

— Для наших телезрителей поясняю, — как можно более скучным тоном произнес он. — Первое: нудизм в Хёнконе никак не регулируется. Мы не ограничиваем форму одежды никакими рамками, чем пользуются многие юноши и девушки. Они справедливо гордятся своими молодыми красивыми телами и с удовольствием демонстрируют их окружающим — как правило, только на свободных пляжах, потому что гигиеническую, защитную и декоративную функции одежды пока никто не отменял. Никакого принуждения нет: на свободных пляжах вы можете увидеть как полную наготу, так и весьма консервативные купальные костюмы. Более того, специально для людей, стесняющихся наготы, в Хёнконе создано два закрытых пляжа, где нагота запрещена полностью.

— Ваша бесстыжая ректорша сама голой ходит и других заставляет! — крикнула ставрийка. Уита не обратил на нее внимания: реплики при отключенном микрофоне фильтровались и в эфир не попадали.

— Если вас интересует нудизм с точки зрения педагогики, — продолжил он, — то руководство Университета считает его крайне полезным. Нагота поощряет людей следить за своим телом — правильно питаться и заниматься спортом, избавляясь от лишнего жила и дряблости мускулов. А в здоровом теле — здоровый дух, так что косвенно нудизм даже позволяет лучше учиться. Однако, еще раз подчеркиваю, никакого принуждения нет. Далее…

Он сделал паузу.

— О принуждении студентов к сексу. Заявляю, что это наглая ложь, за попытки распространения которой представители Университета станут преследовать виновных по суду. Сексуальные контакты в Университете не ограничиваются, чем молодежь, по нашим наблюдениям, пользуется с не меньшим с удовольствием, чем нудистскими пляжами. Однако преподавателям и кураторам настоятельно рекомендовано воздержаться от подобных отношений со студентами исходя из чисто педагогических соображений. Далее, о принудительном просмотре порнографии. Это тоже полная чушь. В информационной сети Университета свободно доступны лекции по физиологии и гигиене сексуальных отношений, но назвать их порнографией вряд ли возможно. Просматривать их или нет, каждый решает сам. Также под определение порнографических лекций вряд ли подходят регулярное обследование и инструктаж со стороны медицинской службы: они проводится с глазу на глаз небиологическим интеллектом паладаров, которому человеческие сексуальные отношения и табу интересны не больше, чем вам, госпожа Терентьева, интегральное исчисление.

— У меня высшее образование, между прочим! — яростно выкрикнула тетка, явно задетая за живое, но Уита опять ее проигнорировал.

— Наконец, в сети Университета есть несколько студенческих тематических групп, занимающихся обменом настоящей порнографией, приобретенной за свой счет, но членство в них сугубо добровольное. Администрация Университета не поощряет и не запрещает подобную деятельность, относя ее к разряду безопасного личного досуга. Кстати, пользуюсь случаем напомнить всем корреспондентам на территории Университета, что вывоз фотопленки из Хёнкона допускается исключительно в проявленном виде. Вся непроявленная пленка автоматически засвечивается при посадке на корабль или аэротакси. Корреспондент обязан получить разрешение на вывоз негатива у каждой персоны, запечатленной на снимке — процедуру вам описывали. Хотя паладарам безразличны человеческие сексуальные табу, мы осознаем, что в мире отношение к данному вопросу зачастую весьма болезненное. Мы не заинтересованы, чтобы фотографии обнаженных людей попадали в журналы для взрослых или в другую прессу без их ведома и согласия. Кроме того, нам известны случаи, когда родственники студентов и сотрудников Университета становились жертвами шантажа, вымогательства и остракизма, так что фотографии одетых людей подлежат точно такой же процедуре согласования. Прошу отнестись к данному ограничению с пониманием, тем более что согласование не требует от фотографа почти никаких усилий, а проявка проводится быстро и бесплатно.

— Вы все грязные педофилы! — выкрикнула тетка, и пятеро остальных корреспондентов, сидящих в зале, дружно поморщились. Один из них негромко сказал что-то на камиссе, и сотрудница «Огней большого города» резко залилась краской и опустилась-таки в свое кресло. Перевод реплики в наушнике Уиты не прозвучал, а его не слишком хорошее знание языка не позволило уловить смысл. Что такое «курчак нэдотрехнина», интересно?

— Следующий вопрос — дэйя Филла Талон, журнал «Популярное естествознание», Кайтар, — сказал он, и на последнем слове его голос предательски дрогнул. Где обещанный координатором официальный ответ? Пятнадцать минут уже прошли!

— Дэй Брегг, — на экране консоли возникло напряженное лицо Филлы, — известна ли паладарам статья Ардито Профетеджиаре «К вопросу об изменении солнечного спектра за последнее десятилетие», опубликованная на днях в кайтарском журнале «Физика и астрономия»? В частности, можете ли вы прокомментировать выводы, напрашивающиеся из ее содержания?

Ходер! Что он должен отвечать? Уита быстро тронул символ срочной помощи — координатор с его нечеловеческой скоростью мышления должен сработать суфлером, даже если по вопросу нет официальной точки зрения. Однако ничего не произошло. Несколько мгновений Уита тупо смотрел на экран, чувствуя, как секунды одна за другой камнями падают на его макушку. Ххаш… Придется вставать в нейтральную позицию.

— У нас нет ко… — начал он.

— Прошу прощения, дэй Брегг, на данный вопрос отвечу я.

Карина Мураций быстро прошла по проходу от дверей и поднялась на небольшую трибуну, поставленную в конференц-зале специально для таких случаев. Уита почувствовал, что его челюсть потихоньку отвисает. За все время его работы ректор появлялась на пресс-конференциях лично ровно три раза, и никогда — без предварительного объявления.

— Спасибо за ваш вопрос, дэйя Талон, — ровно сказала Карина. — Да, паладарам известна данная статья. Дэй Профетеджиаре обсуждал с нашими физиками ее черновик примерно двадцать декад назад. Он связался с нами, чтобы мы перепроверили его выводы и попытались их опровергнуть. Однако статья не содержала ошибок, и дэй Профетеджиаре опубликовал препринт в журнале своего университета, после чего отослал окончательный вариант в журнал «Физика и астрономия». В настоящий момент мы продолжаем сотрудничать с ним по данной тематике.

— То есть вы хотите сказать, дэйя Мураций, что знаете о… происходящем уже полгода? Ваши комментарии по выводам из статьи? Наше солнце действительно… ожидает такая судьба?

— Дэйя Талон, поскольку наши слушатели наверняка не подозревают, о чем речь, сначала придется дать краткое пояснение. Статья дэя Профетеджиаре посвящена результатам наблюдений за спектром солнца в течение предыдущих пяти лет. Он начал собирать данные, еще когда являлся студентом университета. Из-за изменившихся законов оптики и, в частности, массированных лептонных флуктуаций в окрестностях Паллы, наблюдения за солнцем и звездами с поверхности планеты весьма затруднены. Вы все знаете, как сейчас выглядит ночное небо, и наверняка догадываетесь, что никакой телескоп не способен видеть сквозь такую мешанину красок. Однако дэй Профетеджиаре, сотрудничая со специалистами по оптике и электронике, сумел создать установку, позволяющую отсеивать значительную часть шума, и собрал большой массив достаточно точных данных. По результатам их обработки он строго доказал, что спектр излучения солнца меняется, отражая новые процессы в его фотосфере.

— Дэйя Мураций! — в голосе Филлы прозвучало настоящее отчаяние. — Что вы все-таки можете сказать о выводах?

Ректор помолчала и вздохнула.

— Мы знали о происходящем еще до того, как первые дроны спустились на поверхность вашей планеты. И мы предполагали, что рано или поздно кто-то на Палле сумеет сделать те же самые выводы. Мы надеялись на несколько лет вашего неведения, чтобы избежать паники… но мы не намерены затыкать кому-то рот и скрывать правду. Я вынуждена официально подтвердить: изменения во внутренних процессах вашего солнца под влиянием новых законов физики приведут к его превращению в сверхновую звезду первого типа в интервале от четырехсот пятидесяти до четырехсот восьмидесяти паллийских лет. Нарастающий уровень излучения звезды сделает поверхность Паллы непригодной для биологической жизни не позже чем через сто восемьдесят лет от данного момента.

Уита задохнулся. Что?.. Почему?.. Как такое может произойти? Солнце не может взорваться! Такие звезды не взрываются, они эволюционируют в белых карликов… или во что там? Сверхновыми становятся голубые гиганты, это в школе рассказывают!

— Мне очень неприятно выступать пророком будущей катастрофы, — грустно добавила Карина. — Мы изо всех сил форсировали формирование всепланетного университета, чтобы у вашей цивилизации появился шанс успеть снова выйти в космос. Вам нужно лишь суметь добраться до внешней части вашей звездной системы, за пределы аномальной зоны — там мы сможем помочь вам с эвакуацией в другую часть галактики. У нас уже подобраны несколько вариантов планет паллийского типа, пригодных для проживания людей без скафандров, их биоформирование идет полным ходом. Но пока вы остаетесь на Палле, мы бессильны.

— Значит, паладары лгали нам с самого начала? — горько спросила Филла. — Ваша торговая деятельность, коммерческие отношения… все неправда?

— Наша миссия с самого начала являлась спасательной, а не коммерческой. Мы лишь пытались избежать бессмысленной паники. Однако мы сразу проинформировали о ситуации правительства всех крупных стран Паллы. Решение не рассказывать о проблеме публично являлось коллективным. Торговля паладарскими технологиями — не спектакль: любая другая форма обмена знаниями может привести к серьезным проблемам в вашей экономике, что не только не ускорит, но и замедлит технический прогресс. Мы продолжаем придерживаться прежней коммерческой модели поведения на Палле — и искренне надеемся, что вполне понятные эмоции со стороны людей не приведут к скверным последствиям и необдуманным поступкам. Хочу напомнить, что сто восемьдесят лет — очень большой срок. С учетом средней продолжительности жизни в развитых странах около шестидесяти семи лет даже ваши внуки вряд ли доживут до момента, когда на поверхности станет опасно находиться. Оснований для паники сейчас не больше, чем раньше. Университет начал работать в соответствии с планом, паладары с вами, и обитателям Паллы нужно всего лишь с толком распорядиться тем единственным, что отличает человека от животного — мозгами. Я верю, что вместе мы справимся.

— Но что мы можем сделать? — почти крикнула Филла.

— Мы видим два варианта. Первый — мы совместно восстанавливаем ваши космические технологии, подорванные Первым Ударом. Вам нужно провести массовую эвакуацию людей на расстояние в четырнадцать астрономических единиц от солнца, избежав смертоносного влияния зон варьирующейся аномальности. Далее уже наша забота. Второй — по ходу дела паладары или люди сумеют придумать, что сделать с Красной Звездой. Нет, не уничтожить: вместе с ней наверняка погибнет и ваше солнце. Если она разумна, с ней нужно договориться. Если нет — взять под контроль. Нейтрализация Арасиномэ предпочтительнее: жизнь изгоев, потерявших все, включая смысл существования, не так-то сладка. Но при любом исходе паладары и университет «Дайгака» останутся с вами до конца.

— Но…

Голос Филлы пропал: отключился ее микрофон.

— Еще раз нижайше извиняюсь за скверные новости. Понимаю, что они вряд ли добавят паллийцам любви к паладарам, но надеюсь, что на нас не станут держать зла за ложь во спасение, — Карина сложила руки перед грудью в жесте, который Уита еще не видел — левая ладонь обхватывает правый кулак — и низко поклонилась, почти уткнувшись лбом в трибуну. — На сегодня пресс-конференция закончена. Те, кто не успел спросить в соответствии с очередью, получат гарантированное право на вопрос в следующий раз.

Карина глянула на Уиту и сделала короткий жест ладонью параллельно полу. Несмотря на свое ошеломление, он все-таки автоматически ткнул в значок завершения. Консоль очистилась, и только в окошках телеканалов закрутилась заставка окончания. Ректор сошла с возвышения и остановилась рядом.

— Извини, — тихо сказала она на кваре. — Следовало сразу ввести тебя в курс дела, но… не хотелось тебя нагружать такими вещами. Мы думали, что еще месяц-другой у нас есть: все-таки серьезные физические журналы — не самая читаемая литература, да и выводы способен сделать не каждый. Но кто-то сыграл против нас, и хотела бы я знать, с какой целью…

— Воображаю, что сейчас творится в мире, — пробормотал Уита, потирая лоб. — Карина, действительно все так плохо? И у нас всего сто восемьдесят лет?

— Целых сто восемьдесят лет… я надеюсь. Не стану обманывать: если процессы внутри звезды ускорятся, срок сократится. Но мы верим, что вы успеете выйти в дальний космос даже с тем низким уровнем электроники, что у вас есть сейчас. Уита, тебе новое задание: возьми нескольких преподавателей с физического факультета и составь официальный пресс-релиз на данную тему, не слишком заумный, но точный и…

— Это вы во всем виноваты!

Уита вздрогнул. Давешняя тетка из Ставрии стояла рядом с ними, направив на ректора указующий перст. Рядом с ней ректор в своей официальной маске — невысокая девушка с короткой стрижкой, в шортах и спортивной майке без рукавов — выглядела одной из студенток. Тетка нависла над Кариной и затрясла в воздухе сжатыми кулаками:

— Вы явились к нам на планету, как к себе домой! Вы привели с собой кольчонов! Вы притащили сюда Красную Звезду! Убирайтесь отсюда!

— Видишь? — сказала Карина Уите по-прежнему на кваре, полностью игнорируя обвинительницу. — Вот именно такие дебилы и активизируются в ближайшее время. И поди докажи им обратное! С кем общаться на физфаке, ты знаешь. Сделаешь пресс-релиз — перешли Сторасу, он лишний раз проверит на предмет нежелательных ассоциаций.

— Почему вы меня не слушаете? — выкрикнула тетка. — Мы из-за вас все погибнем! Они все, — она сделала неопределенный широкий жест рукой, — в бункерах отсидятся, а простые люди перемрут! Вы должны нас спасти!

— Госпожа Терентьева, — ректор переключилась на камиссу, — мне очень жаль, но мы уже делаем все, что можем. К сожалению, мы не волшебники, наши возможности ограничены. Приношу нижайшие извинения, но мне пора. Я отключаюсь.

— Вы не можете нас бросить! — голос корреспондента сорвался на визг. — Вы не имеете права!..

Но фигура ректора уже поплыла, как свеча над раскаленным металлом, и осела на пол грузной серой каплей, в которой бесследно растворилась одежда. Мгновение — и бесформенная туша дрона по-над полом скользнула к выходу и пропала. Тетка осталась стоять неподвижно, хватая ртом воздух, ее скрюченные пальцы замерли в воздухе, словно она собиралась кого-то душить. Ее лицо перекосилось, и она тихонько завыла, из ее глаз потекли слезы, размывая тушь. Уите вдруг стало ее жалко. И ведь действительно: в случае чего богачи уйдут под землю и отсидятся там лишние годы, а вот тем, кто победнее, останется лишь поджариваться на поверхности. В Кайтаре уж точно, гхаши знают, как в Ставрии… Ну-ка, кончай дурью маяться, одернул он себя, выбив пальцами барабанную дробь по консоли для вызова медицинского дрона. Ты точно сто восемьдесят лет не проживешь, и дурища-корреспондент — тоже. Пусть с ее истериками Дзии разбирается, у него нервы железные.

Только сейчас он сообразил, что пятеро остальных корреспондентов сидят на своих местах и переговариваются с помощью автопереводчиков, встроенных в консоли. Один из них поднял руку.

— Господин Брегг, — громко сказал он на камиссе. — Можно…

Он замолчал и проследил взглядом, как появившийся из дверей полусферический дрон ловко роняет на себя хнычущую ставрийку, надавив ей под колени, и увозит из конференц-зала, словно в инвалидном кресле.

— Можно задать вопрос? — закончил он.

— Боюсь, пресс-конференция закончена, — покачал головой Уита, поднимаясь и тыкая пальцем в значок вызова транспорта. — В следующий раз, хорошо?

— Я не собираюсь выдавливать из вас информацию. Наоборот, мы посовещались с коллегами и решили, что сейчас весь мир с ума сойдет от паники. Мы можем чем-то помочь? Публикацией определенных материалов, например?

— Пока не знаю, — вздохнул Уита, разводя руками. — Я точно в такой же растерянности, как и вы. Паладары не хотели никого тревожить раньше времени, я обо всем узнал только что, вместе с вами. Насколько я в курсе, предполагается, что вы должны провести здесь еще несколько дней?

— Да. Я — еще два дня, мои коллеги… — говорящий переглянулся с другими корреспондентами. — Ну, они сами за себя скажут.

— Хорошо. Я подумаю, спасибо за предложение. Но вообще-то самая лучшая помощь для Университета — писать честно и объективно, а не высасывать из пальца всякие глупости… я не вас, разумеется, в виду имею, а госпожу Терентьеву. Извиняюсь, я должен идти, у меня срочное дело. Если потребуется, вы можете отправить мне письменное или голосовое сообщение через коммуникационную систему Университета.

Уита выдернул из уха затычку наушника и быстро прошел к выходу. Транспортный дрон уже ждал его у дверей. Начальник пресс-службы опустился в кресло и закрыл над собой купол. Мягкий белый свет заполнил замкнутое пространство.

— Ко мне в студию, пожалуйста, — сказал он появившейся на экране Райнике. — Максимально быстро.

— Запрос принят, — кивнула та и пропала. Ускорение мягко вжало Уиту в спинку.

Ходер! Ну что, гигант журналистики, страшно? Пусть еще почти двести лет, но сердечко все равно нехорошо екает? Привыкай. Сейчас твоя задача — не ляпнуть в публичных пресс-релизах чего-то, что еще сильнее разожжет панику. Итак, первый следует выпустить максимум через пару часов. Для начала набросать рыбу, а кого из физиков привлечь для уточнения деталей, разберемся чуть позже.

Уита поудобнее устроился в кресле и полуприкрыл глаза. Думай, малыш, думай, а там как-нибудь выкрутимся.

Вот бы еще увидеть сейчас потрясенную физиономию Чезарии!

Новость мир, по большей части, осознал не сразу.

Во время пресс-конференции в Ставрии и других странах Торвалы стоял поздний вечер выходного дня. Количество телезрителей регулярной пресс-конференции, в первые декады в мире достигавшее сорока миллионов человек, сейчас сократилась до чуть более чем трех. Да и доходила информация до людей, уже думающих о следующей рабочей трехдневке, довольно медленно. Однако прокручивание записи, традиционно выполняемое на следующее утро, собрало в Ставрии огромную, почти в тридцать миллионов человек, аудиторию. День отличился самым большим количеством прогулов и опозданий за всю историю восточного континента. Начиная с полудня все теле- и радиоканалы Ставрии и прочих стран Торвалы с интервалом в два часа передавали записи выступлений астрономов, утверждавших, что все в порядке, и беспокоиться пока что не о чем: солнце светит как обычно, уровень излучения не повышен, и вообще заметить изменения очень тяжело даже самыми точными приборами.

Как обычно, передачи возымели эффект, прямо противоположный предполагаемому: люди, привыкшие не верить властям, впали в тихую панику. И, как обычно, продуктовые магазины и ларьки подверглись набегам взбудораженных толп, сметивших с прилавков все подчистую. Коммерческие ларьки не упустили возможности резко взвинтить цены, сделав за день тройную выручку. Правда, уже следующим утром по телевизору передали запись выступления Народного Председателя, пригрозившего спекулянтам чрезвычайными экономическими мерами вплоть до отзыва лицензий и тюремных сроков, и цены вернулись на прежний уровень — правда, ценники стояли у пустых полок. За хлебом выстраивались огромные очереди, и хотя скоропортящиеся продукты наподобие молочных изделий поступали на прилавки в прежнем режиме, товары длительного хранения придерживались в кладовках даже в государственных магазинах либо продавались из-под прилавка по непомерным ценам. Торговая система более-менее вернулась в норму лишь через три декады, а соль и спички, запасы которых за день распродали на полгода вперед, вновь появились в свободной продаже только через пять декад. Милиция, разбавленная народными дружинниками, пятнадцать дней несла дежурство в усиленном режиме, разгоняя на улицах любые группы людей, в которых можно заподозрить несанкционированный митинг. Случай с задержанием группы старшеклассников, ожидавших возле школы заказной автобус для поездки в музей, в прессу не попал, но стал легендарным анекдотом, вспоминавшимся теми, кто в курсе, в течение многих последующих лет.

Могерат и Фиста отреагировали в том же ключе. Их жители даже в крупных городах в массе своей не имели телевизоров, считавшихся предметом роскоши, и не имели ни малейшего представления, что такое «сверхновая первого типа» и прочие умные слова, прозвучавшие во время пресс-конференции. Однако самые невероятные слухи, распространяющиеся со скоростью стаи саранчи, подхваченной ураганом, привели к взрыву религиозных настроений. На Могерате уже через два дня началось массовое паломничество в храмы всех богов Миндаллы, но самые большие толпы собирались в храмах Вегешота. Статуи птицеголового бога солнца равнодушно взирали на бесконечные процессии молящихся, наваливающих у постаментов груды подношений — от обычных фруктов, пачек печенья и чая до старинных железных и золотых монет, отчеканенных за двести лет до Удара. Храмовые служители ночами выносили огромные кучи начинающих портиться даров, которые отказывались есть даже обожравшиеся свиньи. Гостиницы при храмах, в особенности расположенных в глуши, не выдерживали нагрузки: ассенизационные цистерны забивались там, где они имелись, а в прочих местах (коих было большинство) выгребные ямы переполнялись за несколько часов, из-за чего быстро начинались эпидемии дизентерии.

Впоследствии так и не удалось выяснить, где именно появились первые идолы паладаров, однако уже через два дня после пресс-конференции резные статуи Карины Мураций появились одновременно в храмах Вегешота, Мискурата и Хомма в ряду прочих учителей, подвижников и святых. Изображали ее в виде женщины в одной набедренной повязке, но детали отличались. В храме Вегешота на правом плече ректора Университета сидел жаворонок, Мискурата — на голове красовалась та же корона, что и над пустыми плечами самого бога смерти, а в храмах Хомма она держала в левой руке небольшой трехглазый череп хозяина храма. Аргументация жрецов оригинальностью не отличалась: паладары спустились с неба (следовательно, посланы Вегешотом), возвещают грядущую гибель (значит, служат Мискурату), а Карина Мураций — еще и врач (и вигру логично вступает Хомм). Узнав о таких теологических изысках, реальный прототип впал в приступ истерического смеха, который с трудом сумел обуздать лишь через несколько минут. Взяв себя в руки, Карина пробормотала что-то насчет дежавю и Сураграша и на полчаса закрылась в личной виртуальности, восстанавливая душевное равновесие.

Однако реакция Кайтара и прочих стран Типпы с лихвой компенсировала относительно безобидную реакцию остального мира.

Биржевая паника на западном континенте началась ровно через двенадцать минут после завершения пресс-конференции — в момент более позднего, чем в будние дни, открытия фондовой биржи. Индекс КАРСА пошел вниз с такой скоростью, что торги приостановили уже через двадцать минут: на двадцать, сорок и даже семьдесят процентов обрушились акции абсолютно всех компаний, независимо от области их деятельности. После часового перерыва торги возобновились, и акции снова начали падать — однако уже не все. Часть, наоборот, полезла в гору такими же бешеными темпами. Особенно быстро дорожали компании, производящие консервированную пищу, а также строящие подземные бункеры для защиты от кольчонов: через час акции «Райского дома», «Надежной бухты» и «Сияния» стоили в три раза дороже, чем накануне, а еще через три часа — в пять. Немногим менее быстро поднимались компании, производящие цемент, металлопрокат и строительную технику. За полчаса до закрытия биржи дэй Хавьер Деллавита резюмировал полную распродажу имевшихся у семьи Деллавита акций и чистую прибыль в двести восемьдесят с лишним миллионов леер. Все освободившиеся средства глава семьи немедленно вложил в многократно подешевевшие акции высокотехнологичных, морепромышленных и прочих компаний. Следующие три декады биржу лихорадило, многие брокеры и мелкие частные инвесторы разорились напрочь, но крупные семьи Кайтара, быстро сориентировавшиеся в обстановке, остались в прибытке. Семья Деллавита в конечном итоге заработала больше полумиллиарда леер — если судить по отчетам, предъявленным в налоговую инспекцию в конце финансового года. Флот Деллавита пополнился двенадцатью новенькими траулерами и двумя плавучими консервными фабриками, а сверх того — тридцатью скороходными прогулочными катерами, предназначенными для эксплуатации на морских курортах и списанными из-за повреждений и физического износа в течение следующих двух декад.

За пределами биржи люди вели себя не лучше. Возможно, в другой день реакцию бы сгладила необходимость идти на работу, но в синкот, малый выходной, у них оказалось слишком много времени на раздумья. Масла в огонь подлили газеты, по всему материку вышедшие экстренными дневными выпусками. «Когда взорвется солнце?», пестрили они заголовками, «Паладары заявляют: вы обречены!», «Смерть с ясного неба», «Спасемся ли мы под землей?», «Красная Звезда — провозвестник рока»… Как и на Могерате, некоторые люди устремились в храмы Рассвета, молиться Ваххарону и всем святым о спасении. Священники Ваххарона витийствовали с амвона, предрекая райские сады душам верных и вечное небытие неверным, и поток пожертвований в церковные фонды увеличился в несколько раз. Однако в большинстве своем люди предпочитали молиться дома — если, конечно, молиться.

Парки развлечений в тот день не собрали и десятой доли обычной выручки. Зато на площадях и проспектах Дриммада, Дамарры, Барны, Контагилии, Велесии и других крупных городов континента уже к полудню собрались огромные толпы. Главным истеричным лозунгом стало «Космос — сейчас!» Один за другим ораторы требовали от правительства немедленно возобновить космическую программу, замороженную после Первого Удара, и начать строительство ковчегов, способных улететь подальше от Паллы, к планетам обетованным, обещанным паладарами. Полиция пыталась освобождать проезжую часть для автомобилей, но безуспешно. Остановка накалялась быстро, и лишь паладарские дроны, несколько раз повторившие записанное обращение Карины Мураций, слегка охладили страсти. Ректор Университета еще раз заверила, что паладары не оставят цивилизацию Паллы и сделают все возможное для ее спасения, а также что ныне живущим людям опасность не угрожает. Ее заявления вызвали лихорадочный энтузиазм публики. Наверное, если бы она выдвинула свою кандидатуру на пост премьер-министра, то и Домма, и Амма утвердили бы ее без промедления — или на следующий день в республике Кайтар состоялись бы новые выборы в парламент, в обе палаты одновременно. Однако даже успокоенные, люди не спешили расходиться, сбиваясь в группы и перебрасываясь ничего не значащими репликами. Глубокомысленных разговоров не требовалось: внезапное осознание ничтожности человечества перед космическими силами на время сплотило клерков и грузчиков, инженеров и финансистов… Словно очнувшись, люди вдруг вспомнили, что даже самый последний одиночка не может существовать без общества, и что бороться со стихией и выживать можно только вместе — и находили странное успокоение, просто находясь в компании себе подобных. Но проходили часы, возбуждение спадало, подавал свой голос пустой желудок — и люди расходились, разбегались, расползались по своим квартирам, чтобы попытаться забыться в кругу семьи и в привычной обстановке.

Мир на время стряхнул с себя сонное оцепенение. Откровение свершилось.

08.23.1232. Хёнкон

Зорра с разгона взлетела по трапу на борт яхты и остановилась у входа в салон, выжидающе оглянувшись. Фуоко осторожно попробовала ногой сходни. Кажутся надежными, даже не покачиваются.

— Не беспокойтесь, дэйя Винтаре, — голосом координатора произнес боэй, стоящий рядом. — Опасность отсутствует, проходите смело.

— Эй, Фуоко! — крикнули сверху, и девушка задрала голову. На верхней открытой палубе у перил стояла группа из нескольких парней и девушек. — Привет! Давай к нам!

Юрий Вещий приглашающе махал ей рукой. И он здесь? Фуоко махнула рукой в ответ и нехотя вступила на сходни. Зачем она вообще едет? Хотела же отказаться. Таня отговорила — но что Таня знает об ее чувствах? Подумаешь, с мальчиком поссорились, так она думает. Ха…

Тяжелая свинцовая тоска лежала на плечах, пригибая к земле. Хотелось лечь, свернуться калачиком и уснуть, желательно, навсегда. Фуоко поднялась по сходням, медленно прошла по салону, где на мягких диванах вдоль окон уже расположилось десятка два парней и девушек, по виду — студентов, и начала карабкаться по узкому трапу наверх. Зря, наверное. Следовал бы забиться в угол и просидеть там до самой Шансимы. С другой стороны, от добровольного одиночества, в котором она пребывала последние восемь дней, хотелось выть в голос. В мире царила гнетущая пустота, от которой нет спасения. Может, хоть ставриец что-нибудь умное скажет.

— Дамы и господа! — раздался через динамики голос Райники, говорящей на камиссе, и одновременно где-то внизу глухо загудели моторы, а яхта вздрогнула. — Рада приветствовать вас на борту яхты «Рыба-меч», отправляющейся в Шансиму на двухдневную призовую экскурсию.

Фуоко выбралась на верхнюю палубу и остановилась, оглядываясь.

— Напоминаю, что в открытом море, — продолжала Райника, — необходимо соблюдать правила безопасности. Не перегибайтесь через перила, держитесь за поручни на верхней палубе и трапах, не перемещайтесь слишком быстро. Несмотря на то, что яхта надежно контролируется, в море невозможно избежать отдельных случайных рывков и встрясок, которые могут привести к падениям и травмам.

Яхта уже отвалила от пирса и стремительно набирала ход, направляясь в пролив между Поддой и Лантой. Заходящее солнце, висящее невысоко над горизонтом, било в глаза.

— Прогноз погоды — ясно, ветер умеренный, волнение умеренное. Крейсерская скорость яхты — тридцать пять цул в час, ориентировочное время в пути — около трех часов. В буфете доступны напитки и закуски. Обращаю внимание, что хотя группа составлена преимущественно из уроженцев Торвалы, в нее включены также четыре участника с Типпы и Могерата, для которых камисса не является родным языком. При затруднениях в общении используйте любого боэй или терминал на борту в качестве переводчика.

Парса проскользнула мимо понуро стоящей Фуоко и деловито подбежала к группе студентов.

— Эй, привет, Зорра! — Юрий склонился и потрепал ее по голове. Надо же, запомнил… Шестилапая предательница распахнула пасть в довольной ухмылке и потерлась об его ногу. — Фуоко! Иди к нам.

Вздохнув, Фуоко приблизилась. Три незнакомых парня и две девушки с интересом разглядывали их с Зоррой. Одна из девиц не представляла из себя ничего особенного — невысокая, полноватая, с кривыми ногами и почти плоская, да еще и в очках. Зато другая выглядела писаной красавицей: высокая грудь, узкая талия, длинные ноги, широкие бедра и натуральные платиновые волосы. Она носила суперкороткие шорты, легкие сандалии — и вызывающую телесную окраску на торсе. Длинные золотые завитки и линии начинались от шеи, спускались по окрашенной в шоколадные оттенки коже на плечи и грудь, спиралью сходились к соскам и тянулись дальше вниз по животу и талии. Бесстыжая… но выглядит интересно. Может, тоже попробовать разрисоваться?.. Красотка тихо фыркнула, и Фуоко сообразила, что тягаться с ней в привлекательности невозможно. По крайней мере, в длинной, ниже колен, строгой плиссированной юбке и закрытой блузе с длинными рукавами, купленными специально для поездок за пределы Хёнкона. Может, и стоило одеться получше, только… ради кого? Интересно, этой дуре не напоминали, что на Могерате раздетой ходить нельзя?

— Здравствуйте, — сказала Фуоко на камиссе, тщательно выговаривая слова, давным-давно, еще в родной Барне, зазубренные по учебнику. — Меня зовут Фуоко Винтаре. Я из Кайтара. Приятно познакомиться.

— Да расслабься, здесь все свои, — Юрий хлопнул ее по плечу, и девушка даже слегка присела под весом его тяжелой лапищи. Точно, натуральный медведь. На полголовы выше Кира и минимум на пару десятков катти тяжелее. Воспоминание о Кирисе кольнуло ее глухой болью. — Не волнуйся, идиотов вроде того академика здесь нет. Народ, познакомьтесь — Фуоко хоть и в колледже учится, но уже гениальная, как доктор наук.

— Мы здесь все гениальные, — снова фыркнула красотка. — Всех на экскурсию за успехи в учебе отправили, забыл? Где, кстати, твой ненаглядный Збышек? Его ведь тоже вроде премировали?

— Миха тест по аналу завалил, — сообщил ставрийский медведь. — Тест по аналитической геометрии, — спохватившись, пояснил он Фуоко на кваре. — Анал — мы так сокращаем. Все отмахивался, — он снова переключился на камиссу, — что курс помнит наизусть еще со Ставрии, повторять из принципа не захотел — бац, и тридцать два балла. Куратор со злости ему и влепил штрафную пятерку. Ну, а с несгоревшим штрафом автоматом все премии аннулируются. Фуоко, знакомься — Марта, — он ткнул пальцем в красотку, — дальше Ольга, Георгий… да он на Гошу откликается, еще Юрий — со мной не путай, он Юрка Маленький, а я Юрка Большой, и Анастасий, он же Стас. Запомнила? Марта, Ольга, Гоша, Юрка Маленький, Стас. Если забудешь, спрашивай, не стесняйся.

— Рада знакомству, — тускло произнесла Фуоко, слегка кивнула и отошла в сторону. Раньше она с интересом бы пообщалась с иностранцами, но сейчас настроения не было никакого. Зачем она вообще поехала?

— Странная она какая-то, — вполголоса сказала красотка Марта. — Стесняется, что ли? И закуталась вся в жару…

— Тихо! — оборвал ее Юрий. — Не видишь, человек о своем думает? Захочет — подойдет. Эй, зверюга шестиногая! Лапу дай! Да не заднюю!

Краем глаза Фуоко заметила, как компания сгрудилась над Зоррой, благосклонно принимающей поглаживания и подергивания за разные части тела. Пусть себе развлекаются. Она уселась в кресло у самого борта, оперлась подбородком о руку, лежащую на поручне, и уставилась на стремительно несущиеся мимо волны. Яхта летела по морю, оставляя за кормой едва заметный кильватерный след, усами расходящийся от носа и кормы. Она уже прошла пролив между Лантой и Поддой, и теперь лесистый, изрезанный бухтами берег Ланты тянулся справа. В одном месте зеленый покров прерывался строящимися бетонными коробками и подъемными кранами: порт нового космодрома, где сейчас, наверное, работает отец Кириса. Внезапно на душе стало так муторно, что девушка уперлась лбом в руку, с трудом сдерживая слезы.

— А вот спою! — раздался голос на камиссе. — Где моя гитара?

Фуоко шмыгнула носом и глянула в сторону компании ставрийцев. Похоже, говорила невзрачная девица по имени Ольга.

— Вон там, — Юрка Большой показал на плетеное кресло неподалеку, где и в самом деле лежала гитара — шестиструнная, со светлым корпусом и разукрашенным перламутром грифом.

— А, точно! — Ольга взял инструмент, опустилась в кресло и принялась негромко пощипывать струны. — Ну, господа телезрители, слушайте. «Легенда о мятежном барде».

— Из школьной хрестоматии, что ли? — с сарказмом осведомилась красотка Марта. — В детство ударилась?

— Сама ты в детство! Классный, между прочим, стих. Если бы его насильно зубрить не заставляли, ты бы так не говорила. Уж не обессудьте, как сумела, так на музыку и положила. Ну, поехали…

Девушка взяла несколько аккордов и запела неожиданно сильным глубоким голосом. Почти против своей воли Фуоко прислушалась, чтобы разбирать слова. Некоторые она не понимала, но в целом смысл ухватывала.

Построен мрачный эшафот, Палач топор вострит, Закатом алым небосвод Торжественно горит. Шагает тяжело конвой, Закован менестрель, И плачет будущей вдовой Разбитая свирель. Не убивал, не воровал — Куда страшнее грех: Свободу в песнях воспевал, А вовсе не успех. Достаток, счастье и покой Свинарней называл, Людей манил своей мечтой И небо обещал. «Простого счастья мутный сон Отриньте навсегда, Пружин матраса тонкий звон Опасней хруста льда. В комфорте — мягкая тюрьма, Покой страшней, чем смерть, Так променяем же слова На жизни круговерть! Там, в небосвода вышине, Манит к себе звезда, В ее заоблачной стране Жизнь бьет ключом всегда. Мир необъятен и широк. Забудь про отчий дом, Разбей в душе своей замок, Шагни за окоём!» Мальчишек песнь с собой звала Туда, где серебром Вершины гор, как купола, Сияют за окном, Туда, где скуке места нет, Где греют холода, Где что ни фраза, то сонет, И где пьянит вода. Мальчишкам свойственно взрослеть, Их вечная судьба — Встать на крыло и улететь Из отчего гнезда. Мальчишкам хочется всегда Неторного пути, Милей застойного пруда Им бури и дожди. Отцы им больше не указ, Сердца огнем горят, Их не заманишь больше в класс — Учителям дерзят. Поэт, иллюзией маня, Мальчишек соблазнил, И к казни суд на склоне дня Его приговорил. Шагает тяжело конвой, Колода жертву ждет… Но возле плахи роковой Мальчишек ряд встает! На пыльных душных чердаках Разбиты сундуки, На старых дедовских клинках Закат как кровь блестит. Страх смерти детям не знаком: Не страшно умирать, Когда встаешь к плечу плечом Идею защищать. И дрогнув, отступил конвой, И вновь поет свирель: Звенит топор по мостовой, Свободен менестрель! Восход нельзя остановить, Судьбу не одолеть: Нельзя ребенка попросить Помедленней взрослеть. Бунтарь-мальчишка в свой черед Окажется отцом, И снова менестрель придет Позвать за окоём. И снова вспыхнет чей-то взор, И снова грянет бунт, И снова вытащат топор И палача найдут… Отцы и дети — вечный спор Не стихнет никогда, И неге сна наперекор Всегда зовет звезда. Тебя зовет звезда…

— Вот так! — решительно сказала гитаристка, отбив в заключение дробь пальцами по корпусу. — Ну и?

— Сойдет, — покровительственно одобрил Юрка Маленький. — В Хёнкон вернемся — запиши.

— Обязательно! — Ольга просияла улыбкой, от которой ее очкастое лицо вдруг расцвело и стало почти симпатичным. — Родителям отошлю, пусть послушают.

Фуоко вздохнула и снова положила голову на руки. Тоска, во время песни слегка отступившая, вернулась снова. Зачем всё? Она сама, как те мальчишки, рвалась из дома за неведомый горизонт, чтобы найти там новую интересную жизнь — а чем закончилось?

Яхта летела по волнам, трепал одежду теплый соленый ветер, громко разговаривали и смеялись ставрийцы, но девушка медленно погружалась в прежнее оцепенение. Мир, еще декаду назад ясный и четкий, потускнел и утратил всякий смысл. Вот бы сейчас упасть за борт и утонуть…

— Хэй-хо, а вот и я! — раздался за спиной знакомый голос. — Привет всем! Ух, сколько девчонок, и все такие красавицы! Алё, девчонки, давайте знакомиться!

Фуоко нехотя распрямилась и глянула через плечо. Посреди верхней палубы стоял, широко ухмыляясь, тощий — все ребра наружу — белобрысый мальчишка в набедренной повязке, явно сооруженной из вафельного полотенца. А позади, прислонившись плечом к выходу с трапа, стояла молодая женщина в шортах и майке без рукавов, завязанной узлом под грудью, с длинными ножнами на обнаженном бедре. Паладар Палек? И долбанутая на всю голову кирисова сестричка? Что они-то здесь делают? Фуоко заметила, как скрестились оценивающие взгляды Варуйко и Марты.

— Привет! — откликнулся Большой Юрий, тоже с интересом рассматривающий Варуйко. — Я хоть и не девчонка… только ты кто? Я тебя вроде раньше не видел. Ты с какого курса-факультета?

— Я существо гениальное во всех отношениях, — важно пояснил Палек. — Но если очень хочется, можно сказать, что я вечный студент с архитектурно-строительного. Эй, кошка! — он поманил пальцем Зорру. — Или кто ты сегодня, собака? Или лишка?

Что значит «лишка» на камиссе, Фуоко не знала. Зато, очевидно, знала парса, которая неторопливо развернулась, подобралась — и вдруг мелькнула в воздухе бело-рыже-зеленой молнией, врезавшейся в паладара словно пушечное ядро. От удара Палек согнулся пополам, хватаясь руками за брюхо, потом упал на колени, боком повалился на палубу, пару раз дернул ногой и затих, подмигнув Фуоко так, чтобы не видели остальные. Зорра уселась в паре шагов от него и принялась что-то сосредоточенно выкусывать под правой передней подмышкой.

— Ой… — тихо взвизгнула невзрачная Ольга. — Она его убила? Врача…

Парень, которого Юрий назвала Стасом шагнул вперед и склонился над Палеком, осторожно потормошив его за плечо. Потом он неуверенно взглянул на Варуйко и Фуоко.

— Может, в самом деле врача позвать? — нерешительно спросил он.

— Он есть дрон, — вздохнув, просветила его Фуоко. — Паладар. Беспокойся не надо, он дуракует… дурачится. Имя есть Палек Мураций. Зорра не нападает на человеки без тяжелая причина.

— Паладар? — удивленно переспросил Анастас. — Палек… Мураций?

— Ну, Палек, ну, Мураций… — недовольно протянул на кваре чокнутый паладар, садясь на палубу. — Фучи, ну чего все развлечение портишь, а? А вдруг бы мне кто из девушек искусственное дыхание сделать захотел?

Фуоко пожала плечами и отвернулась, снова уставившись в воду. Хотя с Палеком она сталкивалась не так уж и часто, оставляя удовольствие общения Кирису, к брату Рисы она уже привыкла. Старикашка ведь, на самом-то деле, а туда же, выпендривается…

— Вы и в самом деле паладар? — с вежливым интересом поинтересовался Маленький Юрий. — Я не слышал раньше вашего имени. Вы родственник госпожи ректора?

— Ну вот! — расстроился Палек, снова переходя на камиссу. — Первый же вопрос в любой сполечности — а не родственник ли вы? А я, между прочим, не просто родственник, а самостоятельная личность! Гигант мысли, а местами даже главный инженер проекта и главная движущая сила за кулисами. Кто вам Большую Библиотеку проектировал, всю из себя сейсмоустойчивую?

Интересно, что он забыл на яхте? Если ему нужно в Шансиму, наверняка он может сразу подключиться к любому дрону в тамошнем консульстве.

— Эй, Фучи! — Палек поднялся и принялся неторопливо отряхиваться, чуть не потеряв полотенце и заработав быстрый взгляд в промежность от раскрашенной Марты. Да натурально там все выглядит, кошка ты драная! Ишь, заинтересовалась… Голого мужика не видела, что ли, ни разу? Наверняка ведь на свободных пляжах постоянно ошиваешься! Глубоко вдохнув, Фуоко проглотила раздражение.

— Да? — почти вежливым тоном осведомилась она.

— Варуйко-тара пришла пригласить тебя на инструктаж подгруппы, — Палек опять переключился на кваре. — Сируко проводит, а Вара на побегушках как охранник. А поскольку она на кваре говорит примерно так же хорошо, как ты на катару, мне приходится излагать ее невысказанные желания и переводить на человеческий язык огненные взгляды. Короче, она уже утомилась ждать и готова утащить тебя под мышкой. Идешь? Или что ей сказать?

— Не хочу, — вяло мотнула головой Фуоко. Слабость, которую она постоянно чувствовала в предыдущие дни, вдруг накатила волной, окутала душным одеялом, вскружила голову. — Скажи ей, что потом… пожалуйста?

— Так, что за новости? — удивился Палек. — Фучи, ты что, заболела? Ты чего вся из себя вареная? Ты вообще когда в зеркало смотрела в последний раз на свою костлявую физию — ты что, на диету села? И Дзии разрешил?

— Фуоко плохо ест, — немедленно нажаловалась Зорра. — С Кирисом не говорит. Меня ругает. Фуоко помрет?

— У-у… — Палек неторопливо подошел вплотную. — Слышал я, конечно, что ты с Киром поцапалась, но что настолько сильно… Так, Фучи, ну-ка в глаза мне посмотри. Вы что, всерьез навсегда расплевались?

— Не твое дело! — озлилась Фуоко. Острый приступ раздражения нахлынул на нее, смывая вялость, и она вскочила на ноги. — Как хотим, так и ругаемся… дэй Мураций!

— Ого! — Палек отступил на шаг. — Вот оно как… Ну ладно. А-а-а! — вдруг во всю глотку завопил он, так что Фуоко от испуга отпрянула назад. — Человек за бортом! Человек за бортом!

Человек? За каким…

Додумать Фуоко не успела, потому что сумасшедший паладар бросился на нее, схватил в охапку, сильно толкнулся — по спине и ягодицам больно проскребли перила — и секунду спустя соленая вода, холодная после влажного душного воздуха, сомкнулась над ее головой, хлынула в рот, нос, горло. Девушка отчаянно забарахталась, но длинная юбка облепила ноги, сковала движение, и зеленоватые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь отдаляющуюся поверхность воды, медленно потухли в ее глазах. Как же так? — мелькнула мысль. Почему?.. Не хочу…

… умирать?

Умирать… гулко отдалось в окружающей черноте. Умирать…

…если одолеют неприятности, просто подумай, насколько незначительны они по сравнению с проблемами людей, потерявших все — даже не успевшую толком начаться жизнь…

…теперь и я потеряла жизнь. Сначала Кира, а потом жизнь…

Кир…

Не хочу… Не хочу! Помогите!!!

…дети помогут… свет не погаснет… мать слышит…

Она отчаянно устремилась куда-то вперед сквозь липкий беспросветный мрак, и тот внезапно расцветился переливающимися радужными волнами. Линии… нет, уже не линии, вихри разноцветных водоворотов, фонтаны и причудливые геометрические поверхности, мерцающие самыми невероятными цветовыми оттенками, для которых невозможно подобрать описания — шторм красок, налетающих на нее, окутывающих, пропадающих и возвращающихся снова — сложные, постоянно изменяющиеся объемные фигуры — ослепительное присутствие, угадывающееся где-то вдали, за океаном оттенков — россыпи, водопады, мириады мерцающих искр, тянущиеся вокруг бесконечными вуалями — и хоралы, оркестры, водопады звуков, визжащих, скребущих, плачущих, поющих торжественными фанфарами и бухающих усталыми барабанами…

Звуки?

Она потянулась вдаль, и одна нота, до боли знакомая, цепляющая сердце словно острым когтем усилилась и придвинулась вплотную, и одна из бесчисленных искр вдруг выросла в шар, мерцающий ослепительными темно-багровыми переливами, окутанный отвратительной гнойно-зеленой сетью — и она рванулась к нему, и сеть рассеялась, и нота усилилась, умножилась, рассыпалась в тональностях, превратилась в хорал, звучащий можно и уверенно, заглушающий все вокруг…

…и угольно-черный клубок вдалеке, горящий яркой опасной искрой, вдруг оказался рядом, вспух облаком, окутал душной пеленой, и хорал утих и пропал, и она рванулась прочь, прочь, сквозь вязкий противный туман…

…и Фуоко резко села на ровной упругой поверхности, оглядываясь вокруг безумным взглядом.

Сердце бешено колотилось, грудь вздымалась, словно после долгого быстрого бега. Живот сводило спазмами голодных болей. Зорра, запрыгнув на колени, быстро лизала ее в щеку шершавым теплым языком.

— Фу, отвяжись… — заплетающимся языком пробормотала Фуоко, пытаясь сфокусировать взгляд и сообразить, где она находится. Обшитые деревянными панелями стены, небольшое наглухо закрытое окно, висящий на стене экран терминала… Снизу, из-под пола, доносилось негромкое равномерное гудение, и все вокруг слегка покачивалось. Каюта? Она на… корабле?

Яхта! Она упала с яхты… и захлебнулась? Точно. Сумасшедший Палек выбросил ее за борт. Видимо, ее все-таки подобрали. Фуоко ощупала руками материал, на котором сидела, потом наклонилась и попыталась заглянуть под кровать. Ага. Стандартная медицинская капсула вроде той, что служит кроватью в ее комнате в общаге. В груди немного побаливало, но туман в голове быстро проходил. Спазмы в животе не унимались — точно такие же, как полгода назад, когда она быстро теряла массу из-за перестройки нервных тканей. Нужно срочно поесть, чтобы заглушить их. Интересно, есть поблизости питательные батончики?

Она сообразила, что оказалась совершенно голой. А где одежда? Сушится, наверное. И в чем ходить?

В дверь пару раз постучали, и Фуоко инстинктивно прикрылась руками. В приоткрывшуюся дверь вошла Варуйко, держа в руках сложенную аккуратной стопкой одежду. Она подошла к Фуоко, небрежно бросила одежду на кровать и вытянула из терминала два наушника автопереводчика, один из которых протянула девушке.

— Очухалась? — поинтересовалась Вара, когда Фуоко вставила наушник. — Больше двух часов дрыхла, между прочим. Дохлая ты какая-то — секунд двадцать под водой провела, и чуть кони не двинула.

— Всего двадцать секунд? А…

Фуоко замолчала. Не спрашивать же на полном серьезе, сколько времени ей снилась шикарная цветомузыка.

— До Шансимы полчаса хода, — сообщила Варуйко, не дождавшись продолжения. — Одевайся в темпе и покажись народу. Они уже ставки делают, выживешь ты или помрешь. Только помирать не вздумай, иначе братец меня за ногу искусает. Кстати, если не разгонишь мошкару над яхтой, нас в Шансиму не то что не пустят, а еще и потопят на дальних подходах.

И она вышла, хлопнув за собой дверью.

Мошкару?

Фуоко пощупала лежащую сверху майку. Сухая. И глаженая… Стоп! Это же не ее одежда! Она что, в беспамятстве опять все сожгла? Ходер! С другой стороны, пора бы и привыкнуть. Девушка натянула одежду, оказавшуюся стандартными спортивными шортами и майкой с короткими рукавами, автоматически нащупала на запястье идентификационный браслет, сунула ноги в сандалии возле кровати, к счастью, свои и осторожно поднялась на ноги.

— Не волнуйся, не грохнусь, — сказала она напряженно глядящей Зорре. — Сейчас пойду, поймаю Палека и оторву ему… кусок дрона, чтобы неповадно было на людей кидаться. Еще и Рисе пожалуюсь, пусть навешает штрафных баллов своему дебильному братцу. Увидишь его в следующий раз — откуси палец, разрешаю.

— Фуоко злая! — громко сказала Зорра, и ее пасть растянулась в ухмылке. — Фуоко веселая! Фуоко больше не помирает! Зорре нравится!

Веселая?

Фуоко прислушалась к себе — и вдруг поняла, что последние солнечные лучи, играющие на волнах за окном, больше не кажутся серыми и бессмысленными. Тяжесть на сердце, не отпускающая последние дни, пропала бесследно, и воздух вливался в грудь сладким бодрящим потоком, а не безвкусным липким желе. С глаз словно сдернули черную вуаль, затемняющую мир, и она осознала, что все еще живет.

Фуоко снова села на кровать рядом с парсой и крепко обняла ее.

— Что со мной произошло, а? — спросила девушка. — Я же чуть не померла от тоски. Ох…

Она вспомнила тягучие бесцветные дни, скользящие мимо сознания вещи и символы, расплывающиеся невнятными пятнами лица людей, беспросветную тоску, и ее передернуло от отвращения. Как она могла? Кир… почему она ни разу не попыталась помириться с Киром? Ох, дура!

Нельзя, чтобы мужчина видел тебя хнычущей — а она не просто хныкала, а прямо сходила с ума от жалости к себе. Даже доклад в статью так и не переделала, хотя и обещала. Дура дебильная. Нужно срочно увидеть Кира, поговорить с ним, пусть даже он не захочет… А Кир остался в Хёнконе, она помнит. Значит, нужно назад.

— Я вернулась, Зорра, — тихо сказала она парсе. — Ты, наверное, из-за меня переживала, да? Прости.

Парса вывернулась из ее объятий и принялась с энтузиазмом лизаться. Фуоко, смеясь, отбивалась от нее, пока экран терминала не зажегся сам собой.

— Как вы себя чувствуете, дэйя Винтаре? — вежливо поинтересовался с экрана Дзии в своей мужской ипостаси. — Зорра от радости кричит на всех площадях, что вы снова в норме, по крайней мере, эмоционально.

— Ку-ун! — с энтузиазмом протянула парса, энергично тряся головой.

— Не знаю, дэй Дзии, — виновато ответила девушка. — Наверное, да. Я что, действительно так паршиво выглядела?

— Вы словно из гроба выбрались, как говорят в Кайтаре, — проинформировал неб. — Если вы действительно пришли в себя, я чрезвычайно рад. Однако давайте по порядку. Датчики капсулы не зафиксировали у вас никаких серьезных повреждений, однако с помощью подкожных контактов мы обнаружили повышенную активность центральной нервной системы и коры головного мозга. У вас сохранились какие-то неприятные ощущения?

— В груди слегка больно. И есть ужасно хочется.

— Боль в груди не опасна, она скоро пройдет. Еду сейчас доставит боэй. Другие неприятные ощущения?

— Ну… голова слегка кружится, но я в порядке. Я ведь захлебнулась, да?

— Нет, к счастью, иначе я бы не выпустил вас из медицинской капсулы по крайней мере сутки. От внезапного шока у вас возник ларингоспазм, не позволивший воде попасть в дыхательные пути. Вы просто потеряли сознание. Дрон провел первичные реанимационные процедуры еще до того, как вас подняли на борт, так что никаких осложнений я не прогнозирую. Но если почувствуете себя плохо, неважно, как, немедленно сообщите. Дэйя Винтаре, Палек Мураций оставил вам сообщение. Воспроизвести?

— Ну… давайте.

Дверь слегка приоткрылся, и в щель просочилась серая туша дрона. На кушетку рядом с Фуоко легла пластиковая упаковка питательных батончиков, в один из которых девушка немедленно впилась зубами.

— Привет, Фучи, — на экране терминала возник давешний белобрысый мальчишка. — Поскольку Дзии включил тебе эту запись, ты жива, здорова и наконец-то перестала биться головой о стенку в круглосуточном режиме. Прости за случившееся, я не ожидал, что ты среагируешь так нервно. Однако же я гений, а потому мой план сработал. Эмоциональный шок вывел тебя из прострации, и теперь, я очень надеюсь, ты не истекаешь последними горючими слезами, а с нетерпением ждешь нашей следующей встречи — хотя бы для того, чтобы от души двинуть мне в морду. Обещаю, появится у тебя такая возможность. Но пока что я перешел в разряд невидимок, иначе Кара свернет мне шею раньше, чем ты реализуешь законное право на хук в челюсть. У меня дела в Шансиме, так что поболтаем еще вечерком. Все, пока-пока, я побежал, а то разъяренная Кара уже телефон мне обрывает.

— Конец записи, — сообщил вновь появившийся Дзии. — Хотите передать что-нибудь в ответ? Я запишу и перешлю сообщение.

— Нет, спасибо, — пробормотала Фуоко с набитым ртом. Первый батончик ухнул в желудок незаметно, да и второй уже почти заканчивался. — Я лучше потом его пну по я… а-а, куда попаду. Дэй Дзии, а что там Вара насчет мошкары сказала? Которую разгонять?

— У нас возникла небольшая проблема, вероятно, связанная с вашим приключением, — бесстрастно сказал неб, и в груди у Фуоко вдруг ёкнуло. — Полагаю, вам следует посмотреть лично. Но сначала доешьте.

— Я уже наелась, — быстро сказала девушка. Она запихала в рот остатки батончика, схватила еще один и выскочила из каюты. Маленький коридорчик, крутой трап наверх — и она оказалась в салоне яхты. Мотор здесь почти не слышался, зато громко звучали возбужденные голоса. Парни и девушки прилипли к окнам и что-то напряженно там рассматривали. Пятеро охранников Университета, включая Варуйко, стояли в концах салона, и у обоих выходов из него лежали серые туши боэй — бесформенные, не в виде людей.

— Смотрите, вон она! — громко сказал кто-то на камиссе, и головы начали поворачиваться одна за другой. Фуоко растерянно остановилась, держась за поручень: она совсем не ожидала, что внезапно окажется в центре внимания.

— Фуоко, ты как? — Большой Юрий выкарабкался с диванчика и подошел к ней. — Ты в порядке? — на всякий случай уточнил он на кваре.

— Большое спасибо, я чувствую себя хорошо, — несмотря на растерянность, она все-таки вытащила из памяти заученную фразу. — Что здесь происходит?

— А, ну да, ты же без сознания валялась. Ну-ка, народ, разойдись! — рявкнул ставриец. — Пропустите человека посмотреть. Фуоко, лезь сюда, — пригласил он.

Незнакомая девчонка и парень по имени Анастас быстро выбрались с диванчика, с какой-то странной опаской глядя на Фуоко, и девушка недоуменно протиснулась к окну. Что там такое? Туман, но какой-то странный, кусками…

Ххаш!

Не туман. Волюты. Освещаемые последними лучами солнца, огромные стаи туманных спиральных клочьев роились вокруг быстро идущей яхты, просачивались друг сквозь друга, мерцали багровыми и пурпурными сердцевинами. Тут и там между ними вспыхивали молнии, а то и целые сети разрядов.

…дети помогут…

Неужто она каким-то образом их позвала, валяясь без сознания? Фуоко быстро вылезла обратно в проход и бросилась в заднюю часть салона, к трапу на верхнюю палубу, перепрыгнув через тушу дрона. Что-то крикнул сзади Юрий, охранник попытался перехватить ее, но промахнулся, и девушка птицей взлетела по узкой лестнице, барабаня каблуками по деревянным ступенькам и отчаянно хватаясь за поручни. Что-то мешало, и лишь наверху она сообразила, что в кулаке до сих пор зажат питательный батончик. Отшвырнув его в сторону, она выскочила на середину открытой площадки и замерла.

Яхта по-прежнему шла, не сбавляя хода, и по правому борту тянулись безжизненные каменистые берега. Несколько волют отделились от одной из стай и принялись неторопливо снижаться, рыская взад и вперед, но неумолимо приближаясь. Вот одна неподвижно зависла в паре метров перед Фуоко. Ее спираль начала вращаться вокруг продольной оси, и багровое свечение внутри принялось медленно разгораться.

А потом вдруг волюта плюнула алой вспышкой.

Фуоко отшатнулась от ударившего в лицо ослепительного красного сияния, инстинктивно вскидывая руки, чтобы защититься, но ничего не почувствовала. Однако вокруг ее предплечий немедленно заискрилась сетка мелких молний, руки окутало знакомое тепло. Девушка попыталась унять ощущение, но на сей раз оно отказывалось подчиняться. Молнии становились ярче, длиннее — и вдруг руки окутались двумя ватными серыми шубами, быстро разросшимися, слившимися воедино и закрутившимися в толстую вытянутую спираль. Новоиспеченная волюта налилась изнутри мутно-зеленым светом и плюнула вспышкой в свою товарку, по-прежнему висевшую в двух метрах. Та бесследно проглотила сгусток энергии, никак не среагировав внешне. Фуоко отступила на шаг, но окутавший руки серый туман последовал за ней.

— Уходите! — отчаянно сказала она обеим волютам. — Уходите отсюда! Вы мешаете!

Первая волюта скользнула вперед и зависла в нескольких сунах от лица Фуоко, вновь полыхнув алой вспышкой. И опять никаких ощущений… Что ей нужно?

Отчаянное шипений за спиной заставило ее вздрогнуть. Зорра медленно приближалась за задних четырех лапах, расставив передние с выпущенными когтями и быстро переводя взгляд с одной волюты на другую. Еще несколько спиральных клочьев тумана спикировали сверху на парсу, и внезапно Фуоко поняла, что сейчас случится. Полыхающие ошметки дронов, растекающиеся по плитам набережной, встали перед ее глазами. Сейчас волюты используют свой пространственный деструктор, или как там Риса его называла, и тогда…

— Нет! — взвизгнула она. — Нельзя! Уходите, уходите!

На сей раз из тумана, окружившего ее руки вырвалась даже не вспышка, а целый поток яркого багрового пламени. Оно ударило в волют, и на сей раз те разлетелись в стороны и беспорядочно закружились, заметались и отстали от яхты. Одна туманная спираль рассеялась прямо на глазах. Фуоко затравленно оглянулась. Если сейчас они ринутся все разом… а если применят деструктор против яхты целиком? Здесь же люди!

— Уходите… пожалуйста… — тоскливо попросила она неизвестно кого.

…дети испуганы…

И вихри волют, словно — или на самом деле? — послушав ее, вдруг ринулись в разные стороны, как снежная пурга, какую она видела по телевизору. Стаи спиралей взлетали к небу, уже начинающему переливаться ночными красками, истончались и пропадали. Через полтора или два десятка секунд исчезли все. Девушка бессильно опустилась на ближайший диванчик. Сердце опять бешено колотилось, и кишки скрутило болезненной судорогой. Ага, еще от страха обделайся прямо здесь, милая, совсем замечательно получится… Она глубоко вздохнула и посмотрела на Зорру, как ни в чем ни бывало запрыгнувшую на соседний диванчик и развалившуюся там.

— А ты-то куда полезла? — печально спросила Фуоко. — Жить надоело? Ах, да, тебе просто нового дрона дадут. Что, старый так поизносился, что избавиться не терпится?

Зорра не отреагировала.

— Эй, как ты себя чувствуешь сегодня? — со ставрийским акцентом спросил кто-то на кваре. — Фуоко, ты в добром здравии?

Девушка перевела взгляд на Большого Юрия, стоявшего в нескольких шагах со слегка ошарашенной физиономией. За ним столпились еще несколько человек, среди них Варуйко и еще два охранника. Две туши боэй застыли чуть поодаль. В быстро сгущающемся сумраке вспыхнули яркие фонари, осветившие верхнюю палубу.

— Спасибо, я в порядке, — автоматически ответила Фуоко. — А у вас как дела? Волюты в салон не влезли?

— Волюты отсутствовали в корабле, — отмахнулся Юрий. — Не подскажете ли, как… — Он замялся и перешел на камиссу. — Скажи, как ты эту пакость отогнать сумела? Ты в самом деле руками огонь швыряла? Или оптическая иллюзия? Ты тогда нам с Михой… Михаилом Збышеком показывала…

Ходер! Все, спокойная жизнь в университете кончилась. Спалиться на виду у всех! Отчаяние нахлынуло на Фуоко жаркой тяжелой волной — и откатилось, словно разбившись о стену ледяной решимости. Хватит. Настрадалась ты, подруга, за последнюю декаду на ближайшую половину жизни. Узнали так узнали. Плохого ты ничего не совершила…

…ага, только чуть не угробила яхту со всеми пассажирами…

…но не угробила же. И еще не факт, что причина в ней. И не факт, конечно, что именно она отогнала волют: может, они просто решили, что раз пристрелить ее невозможно, то можно закрывать цирк и требовать назад деньги за билеты. Если Зорра записывала — а шестиногая умничка наверняка записывала — и если за ней наблюдали еще и боэй, может получиться неплохой сырой материал для дальнейших исследований. В общем, перестань вести себя как истеричная принцесса и попытайся хотя бы немного походить на взрослую. Все равно рано или поздно она случайно заискрилась бы на публике, так какая разница, когда раскрываться?

— Я реально бросила огонь в волюта, — проговорила она, тщательно подбирая знакомые слова камиссы и эсперанто. — Пожалуйста, на будущий ты не стой рядом, когда я пытаю… э-э, protekti… защищать от волюта. Э-э… danĝeraj. Eksreme danĝeraj. Пожалуйста, я не веселый обсуждать ту тему. Не сейчас. Я хочу одна быть… por mallonga tempo… на немножко время. Ты не обижаться, мы договорились?

— Не вопрос! — быстро откликнулся Юрий. — Не хочешь сейчас обсуждать, и не надо. Только, Фуоко, ты же сама понимаешь — для науки такие способности бесценны! Ты просто права не имеешь их скрывать!

Фуоко вздохнула и подняла левую руку.

— Я не скрывать, — сказала она, ткнув пальцем в крохотную серебристую бляшку контактной площадки на предплечье. — Ты видеть? Электрод. Nervo. Я изучать в laboratorion. Паладары есть знать. Доклад та декада есть мой materialo. Потом мы обсуждать, мы договорились?

— Не вопрос! — вновь повторил Юрий, и Фуоко озадаченно посмотрела на него. Почему фраза «мы договорились?» не является вопросом? Или что-то другое в виду имеется? Она сделала зарубку на память: выяснить у Тани, в чем смысл выражения.

— Эй, народ! — парень обернулся. — Все, хорош пялиться. Кино кончилось. Между прочим, вон уже и Шансима на горизонте проглядывает.

Фуоко кинула взгляд через плечо. Действительно, далеко-далеко на горизонте уже появились огоньки вечернего города. Далеко к югу в его сторону параллельным курсом шли два огромных сухогруза, разукрашенные сигнальными огнями. Так. Нужно уединиться и собраться с мыслями, пока не добрались до порта. Она прошла мимо расступившихся студентов, протиснулась возле и не подумавшей отодвинуться Варуйко, спустилась сначала в нижний салон, потом обратно в маленькую каюту и уселась на медицинскую кровать.

— Ну, мелкая и храбрая, — сказала она Зорре, — признавайся: все записала? Или со страху не сообразила?

— Записала! — с готовностью тявкнула парса. — Фуоко ужасная! Фуоко страшная! Фуоко головой о стенку ударенная! Палек прав!

— Твой Палек сам головой ударенный! — рассердилась девушка. — Я ему еще навешаю плюх для неповадности!

Ее взгляд упал на открытую коробку с батончиками, по-прежнему стоящую на кровати, и живот вновь свело спазмом. Если так дело пойдет и дальше, как бы снова вес терять не начать. Интересно, она действительно похудела от переживаний, как Палек сказал? Нужно взвеситься, когда домой вернется. Если похудела, значит, и от депрессии случается польза. Она взяла батончик, откусила от него и, жуя, принялась сосредоточенно думать. Когда мысли окончательно сложились в голове, она дотянулась до терминала и потыкала в него пальцем, вызывая координатора.

— Дэй координатор! — сказала она решительно, когда изображение неба появилось на экране. — Я должна вернуться в Хёнкон — как можно быстрее. Вы можете отправить меня назад на аэротакси прямо сейчас? На моем счете деньги есть, их хватит.

— Вы хотите отказаться от поездки, дэйя Винтаре? — координатор поднял бровь. — Могу я поинтересоваться, в чем мотив? Дзии сообщил, что вы вроде бы вышли из депрессии.

— Вышла, — согласилась Фуоко. — Оченьизвиняюсь за свое поведение, на меня… нашло что-то. Больше не повторится, честное слово! Дэй координатор, мне нужно увидеть Кириса, и как можно быстрее. Кроме того… ну, вы ведь уже знаете, что произошло сейчас с волютами? Как они на яхту напали, а потом улетели?

— Да, я в курсе инцидента. Однако, насколько я могу судить, волюты на яхту не нападали, а просто сопровождали более двух часов, пока вы лежали в коконе без сознания. Причем поведение, ими продемонстрированное, раньше мы наблюдали только при сопровождении кольчона. Я бы интерпретировал их действия, скорее, как защиту яхты. Судя по вашему тону, дэйя Винтаре, у вас есть гипотеза, которую не терпится обсудить?

— Э-э… да.

Фуоко обдумала новую информацию. Более двух часов? А ведь действительно, она как-то упустила. Во сне прошло куда меньше, но на то он и сон. Но все сходится.

— Да, дэй координатор. Мне кажется… не смейтесь, ладно? Я понимаю, что теория дурацкая, но…

— Нет нужды оправдываться, да еще и заранее. Любая гипотеза с вашей стороны ценна, даже если не подтвердится.

— В общем… мне кажется, что именно я позвала волют на помощь, когда теряла сознание. Дэй координатор, мне кажется, что я начала слышать какие-то голоса. Ну, не голоса… словно фразы в голове возникают… не словами, а как бы мыслями…

— Я понял. Какие именно, можете сформулировать?

— Пока только две: «дети испуганы» и «дети помогут». Возможно, «дети» — волюты. Может, они на самом деле разумные?

— Боюсь вас разочаровать, но в данном случае речь вряд ли идет о настоящих фразах. Семантический контакт с небиологической формой жизни чрезвычайно сложен, особенно когда речь идет о разуме, никогда не использовавшем звуковую речь. У нас уже есть опыт общения с расой джамтан — электромагнитной формой жизни с распределенным полугрупповым сознанием. За несколько стандартных планетарных десятилетий даже при стремлении обоих сторон к сотрудничеству мы так и не сумели достичь однозначного взаимопонимания. В вашем случае все еще хуже — мы не знаем, является ли Арасиномэ и его артефакты разумными, а если является, осознает ли нашу и человеческую разумность. Поэтому речь вряд ли идет о полноценном общении. Скорее, ваше подсознание получает внешние сигналы, которые интерпретирует, подсовывая сознанию подвернувшиеся образы. Но я согласен, что ситуация чрезвычайно важная и интересная. Я проинформировал о ситуации руководство университета и физиков. Правильно ли я понимаю, что вы хотите вернуться в Хёнкон ради того, чтобы начать немедленно работать над темой?

— Ну… да.

— В таком случае примите мой совет: не торопитесь. Аэротакси все равно не оборудованы для ночных полетов, да и отвлечься на новые впечатления вам очень не помешает. Послезавтра вечером вы вернетесь в Кайтар вместе с группой, отдохнувшая и с новым запасом сил. Два дня не решают ровным счетом ничего.

— Я знаю, — Фуоко упрямо склонила голову. — Только… дэй координатор, вы же сами все понимаете. Почему вы не вернули яхту в Хёнкон немедленно, когда над ней повисли волюты?

— Вы уверены, что хотите знать ответ?.. Хорошо. Приношу свои извинения за холодный цинизм, но потенциальная гибель одной яхты, пяти сотрудников охраны и девятнадцати студентов — гораздо меньшее зло, чем сотни неконтролируемых волют над Университетом.

— Я понимаю, дэй координатор. Я бы точно так же поступила. И сейчас я думаю о том же. Если волюты вдруг появятся вокруг меня в Шансиме, посреди толпы… Даже если они никого не убьют, репутация Университета пострадает. Я хочу оказаться подальше от людей, хотя бы на время. Наш бункер на Ланте вполне сойдет: глухая местность, никого рядом плюс аппаратура для исследований. А еще лучше — оборудовать лабораторию на дальних островах. Даже если там появятся волюты или целый кольчон, вы его просто расстреляете, как тогда, в Барне. Так безопасней для всех.

— Ваши аргументы приняты как разумные, — бесстрастно согласился координатор. — Однако способа доставить вас обратно в Университет прямо сейчас нет. Конечно, можно использовать одного из дронов в качестве транспорта, но я бы предпочел не рисковать. Если волюты вдруг явятся снова и решат, что дрон вам угрожает, вы можете погибнуть.

— Даже под водой?

— Даже под землей. Волюты не любят плотное вещество, но могут в нем действовать. Патрульные боэй не раз засекали их ниже поверхности океана. Предлагаю другое решение: яхта завтра утром вернется в Хёнкон, чтобы доставить курьера с дипломатической почтой, а заодно возьмет и вас.

— Но тогда придется ночь провести в Шансиме…

— Вы больше полугода провели в густо населенной местности посреди людей. Думаю, еще одной ночью можно рискнуть. Да и вечерний город довольно красив. Раз уж вы здесь, нет никакого смысла отказываться от зрелища.

— Но…

— Дэйя Винтаре, вы весьма разумная молодая женщина, и я с удовольствием сотрудничаю с вами. Но мне не хотелось бы поощрять бессмысленные капризы. Безопасных способов вашего возвращения сегодня вечером нет, так что дискуссия закрыта. Яхта пришвартуется менее чем через десять минут. Вы хотели поговорить о чем-то еще?

Координатор выжидательно посмотрел на Фуоко.

— Нет, — мотнула та головой. — Хорошо, но завтра утром — обязательно назад!

— Принято. А сегодня советую насладиться городом. И подумайте серьезно о том, чтобы задержаться с остальной группой — утром я переспрошу, не передумали ли вы, и очень надеюсь на положительный ответ. Всего хорошего.

Экран погас. Фуоко задумчиво посмотрела на Зорру.

— Ну, а ты что скажешь?

— Гулять! — заявила парса. — Гулять, гулять, гулять! Хватит спать, пора вставать, помидоры собирать!

Она крутнулась вокруг оси, ухватила зубами хвост и искоса взглянула на хозяйку.

— А? — челюсть Фуоко отвисла. — Зорра, ты что? Ты стихи сочинять научилась?

— Палек сочинил! Палек рассказал! Палек чокнутый, как Фуоко!

— Нет, ну я его точно прибью! — простонала девушка. — Мало того, что он меня чуть не утопил, он еще и мою парсу плохому учит… Вернусь в Хёнкон — нажалуюсь Рисе! Зорра, ну ты сама подумай: как ты по Шансиме гулять собралась, такая шестилапая и двухзрачковая? На тебя и в Университете косятся, а там вообще проходу не дадут.

— Дадут! — тявкнула Зорра. Она встала на передние и задние лапы, а средние как-то хитро прижала к животу и укрыла в шерсти. В таком виде она немного смахивала на таксу — низкая и вытянутая, и спина по центру немного провисает. Парса, неуклюже переваливаясь, сделала круг по каюте и снова выжидательно уставилась на Фуоко. А что, в принципе… Расцветка яркая? Ну, мало ли, может, хозяйка настолько экстравагантна, что свою собаку красит. Глаза с двумя зрачками? Они не слишком заметны, если не присматриваться.

— Ну ладно, уговорила, — сдалась Фуоко. — Сегодня вечером прошвырнемся по городу в окрестностях гостиницы, или где там нас поселят. Но завтра с утра — домой, в Хёнкон, поняла?

— Поняла! Поняла! Поняла! — энергично запрыгала Зорра, выпустив средние лапы обратно. — Гулять! Интересно!

Корпус яхты мягко толкнулся о препятствие, пол закачался. Фуоко выглянула в окно. Судно швартовалось у залитого яркими огнями пирса. Вспыхнул экран, и на нем появилась Райника.

— Дэйя Винтаре, — вежливо произнесла диспетчер, — мы прибыли в Шансиму. Прошу вас присоединиться к группе, сходящей на берег.

— Ага, сейчас. Только я завтра утром обратно плыву. Когда мне прийти?

— Яхта отплывает в восемь часов утра. Сируко обеспечит вашу своевременную транспортировку, если не передумаете. Передаю просьбу Дзии: на всякий случай возьмите с собой оставшиеся питательные концентраты. Распечатанная коробка все равно долго не хранится, а у вас может возникнуть в них нужда.

Экран погас. Фуоко взглянула на пластиковую упаковку. Там сиротливо лежали два последних батончика. Ну ладно. Не выбрасывать же, в конце концов. Она взяла еду и вышла из каюты. Сейчас главное — пережить взгляды остальных туристов, а со всем остальным она как-нибудь справится.

В реальный мир он вынырнул мгновенно, словно кто-то щелкнул выключателем. Вот только что его с головой захлестывали волны синих, малиновых и оранжевых оттенков — и вот он уже смотрит в потолок широко открытыми глазами, и над ним нависает встревоженная мордочка Гатто. Кирис попытался пошевелиться, но не смог: мягкая, но непреклонно-упругая субстанция окутывала тело плотным коконом. Впрочем, он немедленно всплыл на поверхность медицинской капсулы, сдвинув Гатто немного в сторону. Парень глубоко вздохнул и с недоумением огляделся по сторонам. Больничная палата, да. Как он сюда попал? Последнее, что он помнит… лавочка на Большом Проспекте? Точно. Сидел, смотрел в сторону пассажирских пирсов, откуда шел печальный сигнал Фуоко, и грыз ноготь. А потом — цветомузыка, без предупреждений и переходов. Видимо, вырубился прямо там. Кирис поднял руку — и его замутило от накатившего чувства слабости. Кишки тут же скрутило голодным спазмом. Так, нужно встать, найти одежду, добраться до еды и пожрать. Если, конечно, его отсюда выпустят просто так.

Вставать не хотелось, и еще несколько минут он полежал просто так, глядя в потолок. Потом дверь палаты открылась, и вошел мужчина в белом халате поверх шорт и майки. Человек. Странно, обычно в таких случаях первым является дрон Дзии.

— Добрый вечер, Кирис-тара, — сказал мужчина на катару, — я Лай Охара, врач. Как себя чувствуешь?

— Добрый вечер, Лай-атара, — вяло откликнулся Кирис. — Я в норме, только жрать хочется. У вас здесь питательных батончиков нет, случайно?

— Есть, — кивнул доктор. Он подошел к терминалу рядом с кроватью и поманипулировал им. — Сейчас дрон доставит. В остальном, значит, нормально? Система мониторинга не показывает никаких отклонений, но, с учетом количества энергоплазмы в твоем теле, Дзии пока что ни в чем не уверен. Он даже не знает, стоит ли позволить тебе уйти.

— Да я в общаге отлежусь, — буркнул Кирис, усилием воли заставив себя сесть на краю капсулы, спустив ноги на пол. — Не в первый раз. У меня такая же капсула вместо кровати, так что пофиг, где меня откачивать. А что случилось?

— Твой спутник, — врач указал глазами на Гатто, — увидел, что ты внезапно потерял сознание, и немедленно позвал Дзии. Дрон подобрал тебя примерно через пятьдесят секунд в состоянии клинической смерти — сердце не билось, дыхание отсутствовало, хотя активность нервной системы, судя по электродам, находилась на очень высоком уровне. Несколько минут ты провел на искусственной вентиляции легких и непрямом массаже сердца, после чего сердце внезапно заработало как ни в чем не бывало. Часа два ты валялся без сознания, а сейчас вот очнулся. Тебе снились сны, тара?

— Хрень всякая. Не сны, а…

Кирис заколебался. Доктор Лай — совершенно посторонний. С одной стороны, паладары не притащили бы сюда кого попало. С другой — он не в курсе дела, и вводить его не слишком хочется. Как-нибудь в другой раз.

— В общем, муть разная, — закончил он. — Ничего интересного.

— Можешь не беспокоиться, я в курсе твоего состояния, — порадовал доктор. — И в части физиологии, и в части внешних проявлений. И твоего, и Фуоко-тары, и вашей незримой связи. Дзии первым делом заставил меня выучить ваши истории болезни едва ли не на память. Так что не стесняйся…

В дверь вплыла серая полусфера дрона. Гибкий манипулятор положил на кровать рядом с Кирисом пластиковую упаковку с батончиками, и дрон исчез так же бесшумно, как и появился.

— Так что не стесняйся жаловаться, — закончил врач, проводив его глазами. — Я, конечно, не настаиваю, тем более что я пока что на положении интерна, но… В общем, за соблюдение врачебной тайны можешь не волноваться.

— Ага, учту, — кивнул Кирис, жадно впиваясь зубами в брусок концентрата. — А одежда моя где? Ты меня осматривать не станешь?

— Одежда — вон, на тумбочке сложена. В осмотре нужды нет, лучше капсулы я тебя не обследую. Я мимоходом зашел, познакомиться лично. Кстати, Дзии просил передать, чтобы ты не торопился сбегать. К тебе гость… а, вот и он.

— Добрый вечер, Лай-атара, — сказал сухощавый парень в черных шортах, вошедший в палату. — Здравствуй, Кир. Жив?

Кирис кивнул и проворчал что-то невнятное с набитым ртом. В отличие от Рисы-Карины, к ее мужу Масарику он особых эмоций не испытывал. Чем паладар занимался в Хёнконе, Кирис так и не уяснил — кажется, что-то, связанное с дипломатией. Или безопасностью. Или еще что-то в том же духе. Во всяком случае, к учебным и воспитательным вопросам он касательства не имел. Чего ему потребовалось сейчас?

— Я вас оставлю, пора на пост возвращаться, — сказал доктор Лай. Он кивнул на прощанье и вышел. Паладар придвинул к кровати стул и опустился на него.

— Как себя чувствуешь? — осведомился он. — Не в смысле здоровья, а в целом?

— Нормально, — Кирис пожал плечами. — Есть опять хочется не по-детски, а так норма.

— Я не о том. С эмоциями у тебя как? До сих пор застрелиться хочется?

Кирис вздрогнул. Откуда Масарик знает? Или… или у него все на лице написано крупными буквами? Ну да, Павел во время последней выволочки что-то такое тоже упоминал. И Труда в тренажере…

— Все у меня в порядке… — ответил он куда резче, чем следует — и вдруг осознал, что не солгал. Тяжеленный камень на сердце куда-то свалился и пропал, и мир больше не казался серым и тусклым. Зато он чувствовал уверенность, что Фуоко где-то рядом и улыбается ему. Ее нота звучала в сознании громко и торжественно, стоило лишь слегка сосредоточиться. Парень растерянно замолчал. Почему? Что-то случилось, пока он валялся без сознания?

Паладар внимательно наблюдал за ним.

— Ну? — наконец спросил он.

— Я в норме, говорю же… — голос прозвучал жалобно и неуверенно.

— Отрадно слышать. Прежде чем продолжить разговор, обрадую тебя еще сильнее: Фуоко жива и почти в порядке.

— Что?! — Кирис вскочил с кровати, с трудом подавив импульс ухватить паладара за плечи и встряхнуть. — Что с ней?

— Повторяю: она жива. Она упала в воду с яхты, шедшей в Шансиму, и от шока потеряла сознание. Какое-то время назад она пришла в себя и даже успела совершить небольшой подвиг, но все по порядку. Сядь.

Паладар посмотрел на экран терминала, и тот приподнялся из тумбочки на длинной тонкой ножке и вытянулся в ширину. В левой его части пошел крутиться видеоролик: яхта «Рыба-меч», стремительно рассекающая волны. Судя по точке зрения, съемка велась откуда-то с уровня воды: вероятно, боэй сопровождения. Вот в воздухе мелькнули две человеческих фигуры, одна из них женская, в юбке и блузе, а вторая — мужская, голая. Обе рухнули в воду, подняв большой фонтан брызг, и изображение яхты тут же заколебалось и ушло в сторону: боэй нырнул. Несколько секунд мрачной зеленоватой мути, расплывчатые пятна, мельтешащие в воде, потом вдруг снова борт яхты и взлетающее вдоль него серое пятно, и картинка снова сменилась. Вечернее небо, далекий берег в сгущающихся сумерках — и спиральные клочья тумана, стремительно возникающие тут и там, угрожающе мерцающие багровыми сердцевинами, собирающиеся в стаи…

Картинка замерла.

— Вот так все выглядело сразу после ее падения в воду, — прокомментировал Масарик. — А вот что произошло с тобой ровно в тот же самый момент…

В правой части монитора начал проигрываться новый ролик. Кирис увидел себя на скамейке (ну и злая же у него рожа!) и качающиеся ветви деревьев позади. Внезапно над головой возникла волюта, потом другая, третья — секунд пять спустя они заполонили почти все пространство. Кирис увидел, как он-в-экране вскочил, озираясь — и вдруг, словно подкошенный, ничком рухнул на землю. Картинка тоже замерла.

— Забавное совпадение, верно? — спросил паладар. — А еще забавнее вот что…

Замершие изображения слева и справа расчертили тонкие цветные линии.

— Если проследить за движением определенных волют, то окажется, что и рядом с тобой, и рядом с Фуоко они перемещались абсолютно одинаково — с поправкой на собственное движение яхты, разумеется. Разница лишь в том, что вокруг тебя они пропали почти сразу, когда ты отрубился, а яхту сопровождали до самой Шансимы, пока Фуоко не пришла в себя и не разогнала их. Волюты дважды в нее выстрелили, но никакого вреда не нанесли. Выводы сам сделаешь?

— Выводы? — тупо спросил Кирис.

— Не сделаешь, понятно. Ладно, скажу я. Кир, волюты среагировали на мысленный призыв Фуоко о помощи, но появились и рядом с тобой. Тебя, однако, они чуть погодя распознали как неверную цель и испарились. Плюс к тому вы потеряли сознание почти одновременно. Связь, Кир, связь. Опять работает ваша невидимая связь. Похоже, волюты плохо отличают тебя от Фуоко, вы для них вроде пусть составного, но единого объекта.

— Зашибись… — пробормотал Кирис, усаживаясь обратно и почесывая загривок немедленно замурчавшего Гатто. — Ну, а дальше-то что? Ты сказал, она в порядке? Как она волют разогнала?

— Не хочу лишать ее удовольствия рассказать самостоятельно, — улыбнулся паладар. — Она твердо намерена вернуться завтра утром и запереть себя в дальней келье, тьфу, лаборатории, чтобы не подвергать окружающих опасности. Думаю, там вы всласть наговоритесь.

Кирис набычился и уставился в пол.

— Не наговоримся, — буркнул он. — Мы разбежались.

— Разбежались… Кир, можешь внятно объяснить, почему вы поссорились?

Кирис дернул плечом.

— Неважно. Я дурак, я виноват. Она разозлилась, глупость ляпнула, ну, я и…

— Обиделся насмерть?

— Нет. Просто…

Кирис замолчал. Слова, которые он недавно сказал Труде, показались верхом показушного идиотизма. Ну, в конце концов, он не обязан оправдываться.

— Кир, — мягко сказал Масарик, — мы не хотим лезть в ваши отношения. Кара знает о вашей размолвке и страшно переживает, но принципиально не вмешивается сама и отсоветовала Труде, которая порывалась с тобой поговорить как следует. Однако я сейчас скажу одну вещь, которая покажется тебе обидной и несправедливой. Постарайся не надуваться в своей обычной манере, а осмыслить ее. Так вот, ты — несмышленый ребенок, не способный принимать правильные решения. Запущенный уличный мальчишка, росший без материнской заботы. Попросту говоря, ты дебил.

— Знаю.

— Нет, не знаешь. Ты пытаешься убеждать себя, что принял правильное решение, но все твои аргументы — фуфло. Ты имеешь весьма слабое представление о жизни, но вести себя пытаешься как настоящий взрослый. А между тем, тебе еще и пятнадцати не исполнилось.

Кирис молчал, пытаясь справиться с нарастающим раздражением.

— Все-таки обиделся и надулся, — констатировал Масарик после паузы. — Кир, я понимаю тебя куда как лучше, чем кажется. Ты — уличный хулиган, не слишком умный, хотя и сообразительный, одиночка по натуре, не очень-то представляющий, зачем и как живет, и чаще всего просто плывущий по течению. Она — блестящая девица, умница, красавица, пропадает в компаниях, тебе малосимпатичных и вызывающих отторжение. Наверняка там куча парней, с интересом на нее поглядывающих, и один их них наверняка уведет ее рано или поздно. Какой выйдет удар по самолюбию, а? Лучше бросить ее, пока такого не случилось, и убедить себя, что так правильно. Верно?

Кирис сумрачно дернул плечом. Ну вот, нарвался на нотацию. Может, и верно, да паладарам-то какое дело?

Масарик встал со стула и отошел к окну, глядя вверх на переливы ночного неба.

— Знаешь, когда я познакомился с Карой, мне даже в голову не приходило, что она может заинтересоваться мной как мужчиной, — задумчиво проговорил он. — Я тогда уже больше десяти лет сидел в инвалидном кресле. Неудачно оступился на лестнице, перелом позвоночника, повреждение спинного мозга — и все. Ноги полностью отнялись, член не стоял, уж извини за подробность, и хорошо, что хоть за кишечником и мочевым пузырем контроль сохранил. Представляешь, как обидно — в двадцать четыре остаться инвалидом на всю оставшуюся жизнь? Но я как-то справился, пообвыкся, научился использовать голову, стал аналитиком… но с женщинами пришлось покончить раз и навсегда. А потом появилась она. Испуганный воробей, случайно примеривший на себя оперение орла, да так и не сумевший от него избавиться. Она была хирургом, выдающимся, гениальным, уникальным, но мало кому известным. А тут вдруг — бац, и Кисаки Сураграша. Первая в истории женщина-диктатор страны, по размерам и населению превосходящей Кайтар, но заселенной в основном полунищими крестьянами и ни во что не ставящей женщин. Когда я впервые увидел ее, испытал чуть ли не отеческие чувства — такой подавленной, но серьезной и сосредоточенной она выглядела. А потом…

Масарик помолчал.

— Потом она прочитала некоторые мои публицистические статьи, у нас завязалась переписка, возникла дружба, и в один прекрасный день она заявилась ко мне, заявила, что любит меня, и… Долгая история, в общем. Так случилось, что я стал ее постоянным спутником. Я не понимал тогда и не понимаю до сих пор, что она во мне нашла. Я никто. По привычке держусь в тени и занимаюсь работой, с которой справился бы любой человек с соответствующим опытом. Каждый раз, когда я гляжу в зеркало, пытаюсь понять: что я для нее? Зачем? Любой мужчина в мире мог бы принадлежать ей, стоит лишь пожелать. И не один, сколько угодно. Но ей почему-то нужен только и именно я. Каждый раз, когда ей плохо, она приходит ко мне. Мы даже не разговариваем, просто… в вашем языке нет описания такого состояния. Ну, скажем, просто сидим вместе и смотрим на звезды.

Паладар вернулся на свой стул. Кирис во все глаза смотрел на него. Неужели взрослые тоже могут чувствовать себя неуверенно? Не понимать, что и зачем делают? Ну нифига себе…

— Мы с ней происходим из разных культур. Совершенно разных, по крайней мере, в части секса. Сейчас в ее стране сексуальный акт значит не больше, чем в Кайтаре — совместный ужин в ресторане, а семьи зачастую состоят из трех, четырех, даже пяти сексуальных партнеров. На моей родине отношение к сексу похоже на кайтарское, и мне до сих пор неловко обсуждать его вслух. Кара знает о моих комплексах — и делает все, чтобы случайно не задеть мои чувства. По-моему, она даже больше ни с кем любовью не занималась, если не считать Майи — но та особая статья, ты уже сам убедился. Кир, почему? Почему я нужен ей? Я ответа не знаю. Знаешь ли ты?

Наверное, вопрос паладар задал чисто риторический, и Кирис, подумав, решил не отвечать. Но неужели у Карины и Масарика те же отношения, что и у него с Фучи?

— Вот так, Кир, — паладар глянул на него в упор. — Я не знаю ответа. Я знаю только, что нужен Каре, а потому всегда рядом. Не имеет значения, зачем. И неважно, что она в любой момент может найти кого-то получше. Если платой за мою преданность станет разбитая мужская гордость, я приму ее с радостью. Я люблю Кару и никогда не оставлю ее первым, вот и все.

Масарик отвел взгляд и принялся изучать потолок.

— Понимаешь, Кир, природа устроена так, что у высших животных самка важнее самца. Лишь она может выносить детеныша. Дело самца — оплодотворить ее, снабдить пищей и защитить от опасностей. И если потребуется погибнуть ради самки и потомства, он так и поступит. Мужская участь, Кир — солдаты в вечной войне, пушечное мясо эволюции. Самцы гибнут, самки выживают, и иначе быть не может — разве что кто-то изобретет способ рожать для мужчин.

Паладар потер лоб.

— Ладно, хватит нравоучений, — совсем другим тоном, деловым и нетерпеливым, сказал он. — Ты и сам знаешь, как поступить. Весь вопрос в том, хватит ли у тебя духу. Я в ваши отношения лезть не намерен, так что дам только один совет: если вы все-таки решите разойтись, попрощайтесь по-человечески и останьтесь друзьями. В противном случае вы оба серьезно рискуете. Вы с Фуоко потеряли сознание почти одновременно. Мы предполагаем, что проблема в ваших связанных нервных системах. Вы передаете друг другу ощущения от секса, помнишь? И негативные эмоции, которые вы испытывали в последние дни, наверняка тоже связаны: они оказались настолько сильными, что перекрыли порог отсечения, и вы транслировали их друг другу, взаимно поддерживая и усиливая. Если продолжите в том же духе, всерьез рискуете поломать друг другу психику.

Масарик резко поднялся и пошел к двери. Уже переступив через порог, он обернулся.

— Как я уже сказал, Фуоко намерена завтра вернуться в Хёнкон. Она очень хочет поговорить с тобой. Яхта вернется около полудня. Не отказывайся, Кир, тем более что наша решительная девица намерена запереться в лаборатории на Ланте, пока не разберется в своей способности вызывать и изгонять волют. Упустишь шанс — другого может и не выпасть.

И паладар исчез в коридоре. Кирис вздохнул и посмотрел на Гатто.

— Я действительно такой идиот, а? — спросил он.

— Мр-р… дубина стоеросовая! — согласился парс, и по его шерсти пробежала черно-белая насмешливая волна. — Кирис дебил! Фуоко дура! Два сапога пара! Палек пр-р-рав! Обоих в воду!

— Эй! — рассердился Кирис. — Я что, просил меня оскорблять? И Фучи? Ухо сейчас оторву лопоухое!

Парс сунул морду под мышку и принялся презрительно что-то там выкусывать. Кирис внимательно посмотрел на него, прикидывая, не дернуть ли в самом деле за ухо, но передумал. Даже маленькая война с вертким и скользким, как угорь, Гатто требовала совсем других сил и настроения. В другой раз.

Значит, Фучи возвращается завтра?

Внутри появилась и мгновенно выросла твердая решимость: хватит. Хорошего помаленьку, и пора бы и перестать мучать Фучи и себя. Ему хреново без нее, ей еще хуже без него. Какие бы аргументы он ни приводил, сердцем в них он никогда не верил. Если дело действительно в боязни за свою гордость… а ведь Масарик прав — почему паладары всегда правы, а? Раз дело лишь в его самолюбии, не пошло бы все лесом? Если Фучи решит его бросить, он переживет. Хуже, чем сейчас, все равно не получится. Решено: завтра они встретятся, и он извинится. И может, Фучи даже его простит. А уши у него не завянут, нет.

Живот громко забурчал. Кирис рывком открыл коробку, запихал в рот сразу целый брусок концентрата и принялся жевать, одновременно одеваясь. Пора домой. Пусть завтра и новот, но все равно три урока есть. К счастью, все с утра — алгебра, эсперанто и последним естествознание. Как раз к приезду Фучи он расплюется с занятиями, а потом они встретятся. Сегодня же ночью нужно отоспаться — наверное, впервые после ссоры он заснет крепким беспробудным сном, чтобы завтра вернуться к нормальной жизни. И никогда, никогда, никогда больше не надо рассуждать слишком много. В конце концов, с каких вообще пор бабы следуют логике?

Прихватив коробку c батончиками, парень быстро сбежал по лестнице в слабо освещенный холл, махнул доктору Лаю за стойкой регистратуры и уже почти выскочил на улицу, когда уши вдруг резанула громкая трель пожарной тревоги — и тут же в холле погас свет.

И Гатто громко зашипел, ощетинившись, на мерцающие багровым спиральные клочья тумана, возникающие тут и там прямо из воздуха.

«…Харлам в канале. Считаю необходимым проверить новую гипотезу прямо сейчас. Твердотельные сенсорные массивы находятся в сердце аномальной зоны Гамма-23, но еще немного — и выйдут за ее пределы. Следующая точка пересечения их орбиты с Гамма-42 только через девяносто шесть планетарных часов».

«Здесь Квентор. Харлам, я не понимаю твою спешку. Такая лихорадочная деятельность совсем не в твоем духе. Ну, девяносто шесть часов, и что? Я помню, как ты однажды почти сорок стандартных секунд выжидал, расчеты перепроверяя, даже меня взбесил. А сейчас вдруг загорелся, как мальчишка. Что-то случилось?»

«Здесь Тверек. Присоединяюсь. Мы рассчитывали орбиту сенсоров именно для исследования Гаммы-42. А если Арасиномэ среагирует и уничтожит их прямо сейчас?»

«Здесь Харлам. Если уничтожит, у нас еще одиннадцать комплексов на подходе, так что ничего страшного. Коллеги, напоминаю, что в Гамме-42 уровень аномальности настолько высок, что мы не сможем дистанционно контролировать массивы. Мы сможем лишь задать программу и надеяться, что они отработают так, как задумано, не сдохнув по ходу дела. А в Гамме-23 уровень аномальности достаточно низок, чтобы мы могли контролировать процесс хотя бы через субсвязь. С учетом того, что мы планируем эксперименты буквально на бегу, ручной контроль пришелся бы очень кстати».

«Здесь Тверек. М-м… ну, не знаю. Я, в общем, не возражаю. Просто удивительно как-то — ты, и вдруг спешка».

«Здесь Квентор. Харлам, ты бы хоть посвятил меня в детали своей гениальной идеи. А то я так и не понял, что ты хочешь сделать».

«Здесь Харлам. Я же отправил вам обоим подробный план…. Ладно-ладно, вот выжимка. Основная идея в том, что джамтане определенно сталкивались с Арасиномэ или его родственником, и Арасиномэ даже вступал с ними в конфликт — по крайней мере, именно так я интерпретирую фразу в их послании об «уплощении». Соответственно, я запрограммировал сенсоры на модулированное излучение по определенным шаблонам, характерным для психоматриц джамтан — если он разумен, то не сможет их проигнорировать. Параллельно мы подсунем им модуляции ритмов человеческого мозга, соответствующие шаблонам, зафиксированным в мозгу Фуоко».

«Здесь Квентор. Стоп! Почему бы просто не ограничиться излучениями человеческих психоматриц? Зачем нам джамтане?»

«Здесь Харлам. Человеческие психоматрицы в избытке встречаются на Палле, и не похоже, чтобы ими кто-то интересовался. Суть именно в том, чтобы привлечь внимание Арасиномэ и заставить его анализировать новую ситуацию».

«Здесь Тверек. При условии, разумеется, что он способен что-то анализировать».

«Здесь Харлам. Само собой. Определенно, Арасиномэ реагирует на эмоции Фуоко и пытается ее защищать на свой манер — вот и посмотрим, как он станет разбираться с «атакующими» ее джамтанами. Коллеги, у нас ровно восемь планетарных минут до того, как астероид выйдет за пределы Гаммы-23. Итак?»

«Здесь Квентор. Ну, не знаю. У меня возражений нет. Хуже от эксперимента не станет, хотя шансы на успех, боюсь, близки к нулю».

«Здесь Тверек. Харлам, действуй, если хочешь. Координатор, кстати, твое мнение?»

«Здесь координатор. У меня нет мнения на данный счет. Блоки семантического анализа откорректированы и готовы к приему потока информации. Эшелонирование ретрансляторов выполнено в соответствии со стандартными протоколами безопасности. Можете начинать прямо сейчас. Отправить общее оповещение?»

«Здесь Харлам. Отправляй. Ну что, коллеги, есть у меня предчувствие, что сегодня мы наконец-то добьемся прорыва. Деактивирую предохранители…»

Тот же вечер. Шансима, Ценгань

— Прошу внимания!

Фуоко вздрогнула и отвлеклась от своих мыслей. В самом углу зала, куда она забилась, стоял уютный полумрак. К счастью, никто больше не пытался приставать к ней с вопросами, так что она полностью отвлеклась на продумывание новой схемы экспериментов. И все-таки, как заставить неведомого собеседника отвечать, но при том не вызывать к себе стаи волют? Как же все-таки тяжело думать без Кириса, который хоть и плечами пожимает, и ехидные комментарии отпускает, а все-таки действует успокаивающе. Завтра. Завтра они встретятся, и она его… нет, нельзя ногами по почкам. И даже кулаком по башке нельзя. Нужно подластиться, прикинуться пай-девочкой, затащить в постель и уже там изнасиловать с особым цинизмом и жестокостью… При мысли о постели у нее вдруг захватило дух, и она поспешно сосредоточилась на трибуне, куда поднялась Сируко.

— Прошу внимания! — повторил дрон на камиссе, и Фуоко поспешно вытащила наушник переводчика из спинки впереди стоящего кресла. — Мы с вами уже виделись по крайней мере однажды, во время вашего транзита в Хёнкон, но на всякий случай представлюсь снова. Я — Сируко, субличность координатора, отвечающая за безопасность консульств Хёнкона на всей Палле. Тело, которое вы видите — боэй, которому придана фиксированная хорошо узнаваемая форма. В числе прочего моей задачей является обеспечение вашей охраны в публичных местах. Программа мероприятий следующая. Завтра вас разобьют на четыре группы — в первой четыре человека, в остальных пять. Каждую группу помимо меня сопровождает один человек из службы охраны Университета, уроженец Могерата, свободно говорящий на катару и способный эффективно взаимодействовать с местными жителями. Каждая группа перемещается на своем микроавтобусе. Вы все посетите одни и те же места, хотя и в разной последовательности, чтобы не мешать друг другу. Мы можем корректировать программу в соответствии с вашими пожеланиями, но лишь при условии общего согласия ваших товарищей. Группы отправляются от консульства утром, после завтрака. После ужина вас собирают в большой автобус и везут в Санъяму — город примерно в тридцати цулах от Шансимы с большим количеством древних достопримечательностей и храмов пантеона Миндаллы. Вы проводите ночь в гостинице, с утра опять экскурсии, затем вечером вас привезут в порт Шансимы и на яхте вернут в Хёнкон. План понятен?

— А фотки? И деньги на сувениры? — громко спросила Марта. Перед тем, как сойти на берег, она нацепила белую полупрозрачную блузку на голое тело, но приличнее выглядеть не стала.

— Фотокамеры желающим выдадут завтра перед отправлением. Местную валюту вы также получите с утра — в пределах своего личного счета, разумеется. Напоминаю, что текущий курс обмена лема к ценганьскому кану составляет примерно один к тридцати двум. Наличные каны, оставшиеся не потраченными, вы сможете конвертировать обратно в безналичные лемы при посадке на яхту. Транспорт, билеты в музеи и к достопримечательностям и еда оплачиваются Университетом в рамках призовой поездки, но остальные покупки — за свой счет. Прошу внимательно следить за кошельками: уличная преступность в Шансиме невелика, шанс ограбления нулевой, но карманные кражи, особенно на людных рынках и улицах, в порядке вещей. Также обращайте внимание на сдачу: есть шанс, что вы получите ее кайнаньскими энами. Купюры отличаются не слишком сильно, в ходу обе валюты, но кан немного дороже эна: курс обмена — девять к десяти. Недобросовестный торговец вполне может попытаться обмануть неграмотного иностранца, дав сдачу более дешевой валютой. Еще вопросы?

Больше комментариев не последовало.

— Хорошо. Программа на сегодняшний вечер исчерпывается ужином в ресторане, где через полчаса для нас зарезервирован отдельный зал. Потом желающие смогут прогуляться по окрестностям, но не поодиночке: в составе группы обязательно должен присутствовать либо сотрудник охраны, либо я. Постарайтесь сразу договориться друг с другом, кто с кем в компании. Прогноз погоды на сегодняшний вечер благоприятен, так что зонты и плащи брать незачем.

— Мы маленькие дети, чтобы нас за ручку водить? — возмущенно пробасил Юрий. — У меня, между прочим, первый взрослый разряд по боксу!

— Во-первых, вы, господин Вещий, не знаете катару и не сможете объясниться с местными, если заблудитесь: камисса, как сами догадываетесь, не самый популярный язык на Могерате. Во-вторых, усиленные меры безопасности вынужденные. Недавно в Кайнане пропал без вести сотрудник хёнконской дипмиссии Ставрии, отправившийся в одиночку на прогулку. Мы лишь случайно нашли его идентификационный браслет, испачканный в крови. Поскольку у нас до сих пор нет сведений, кто и зачем мог причинить ему вред, мы временно находимся в режиме повышенной бдительности. Так что, прошу прощения, данная мера не обсуждается, а за намеренные попытки скрыться из поля зрения охраны предусмотрено начисление штрафных баллов. Искренне надеюсь, что некоторое ограничение свободы не испортит вам удовольствия от поездки. Теперь я зачитаю состав групп. Номер один — Хосе Бисато, Фуоко Винтаре, Микаэль Фроста, Гислено Прочеззаванте. Номер два…

Закончив читать списки, Сируко показала на дверь зала.

— А теперь прошу всех на ужин. Ресторан находится в пяти минутах ходьбы от консульства, и нас ждут там через пятнадцать минут. Если вы намерены гулять по вечернему городу, рекомендую заранее посетить туалет — общественные туалеты в городе встречаются, но не на каждом шагу, а в ресторанах обычно пускают только клиентов.

Студенты загомонили, поднимаясь, и потянулись наружу. Фуоко в сопровождении Зорры шла последней — и оказалась перехваченной поджидавшей Варуйко. Кирисова сестрица крепко взяла девушку за локоть, подвела к одному из рядов кресел и вытащила из спинок наушники автопереводчика.

— Ты ведь завтра с утра домой намылилась? — осведомилась Вара. — Или уже передумала?

— Не передумала, — Фуоко попыталась стряхнуть ее руку, но хватка оказалась слишком цепкой. — А тебе-то что?

— Так у меня инструкции — устроить тебе сегодня индивидуальную прогулку. Пошляемся по улицам, местность посмотришь, да и я в памяти город освежу. Давненько я здесь не веселилась… э-э, не заезжала сюда. Отлить хочешь? Если да, давай в темпе.

Фуоко удивленно взглянула на Сируко, все еще стоявшую на трибуне, и та молча кивнула. Хм. Странно — ладно бы какой другой охранник, но злая нелюдимая Вара? И почему не сама Сируко в сопровождающих? По крайней мере, с общением проблем бы не возникло. Впрочем, наверняка опять работает паладарский принцип «что могут люди, делают люди». Кроме того, толкаться локтями в общей компании совершенно не хотелось: наверняка кто-нибудь не выдержит и начнет задавать дурацкие вопросы.

— Ну, ладно, — согласилась Фуоко. — А как мы говорить станем без переводчика? Я на катару только несколько фраз знаю, а ты на кваре не говоришь.

— Разберемся как-нибудь, — нетерпеливо отмахнулась Варуйко. — Так ты в сортир идешь или нет?

— Нет, но… переодеться нужно все-таки. Как я в спортивной одежде пойду? Нам говорили…

— Да забей. Ты же явная иностранка, тебе слова никто не скажет. Я, что ли, скромнее выгляжу?

Фуоко оглядела Варуйко с ног до головы. Да, сестра Кириса стесняться людей явно не собиралась. Короткие плотные шорты и майка, коротко обрезанная под грудью на манер топа, ни капли не скрывали слишком, пожалуй, мускулистые для женщины руки, ноги и живот. Коротким ежиком остриженные черные волосы. Кожаные перчатки без пальцев. Тяжелые и высокие не по погоде ботинки на толстой подошве со стальными носками. Чехол длинного ножа с шипастой гардой-кастетом, пристегнутый к правому бедру. Непонятные замысловатые татуировки, покрывающие обнаженные бедра и плечи… Явно неприятная и опасная личность, связываться с которой себе дороже. На таком фоне спортивные трусы и майка Фуоко казались хотя и неуместными, но вполне себе скромными.

— Ну… — неуверенно сказала она. — Ладно, пусть. Только, Вара-тара, что ты делать станешь, если опять волюты появятся?

— Спрячусь подальше и пережду, пока не улетят, — фыркнула Варуйко. — Если имеешь в виду, что я от них кого-то защищать стану, даже и не рассчитывай. Нет у меня инструкций самоубийство совершать. Ну так что, идешь в сортир? Или сразу в город?

Фуоко вдруг вспомнила, как полгода назад, во время Второго Удара, Варуйко с одним ножом бросилась на волют, проникших в убежище в Хёнконе, после чего попала в больницу, чудом живая. Что-то она не договаривает. Ну ладно — Сируко же не возражает. Может, это шанс поладить с сестрой Кира. В конце концов, вдруг они будущие родственники?

— Не хочу в туалет, — отказалась она. — Идем.

— Лады. И вот что запомни, — Варуйко ухватила и вздернула вверх левое предплечье Фуоко. — Если вдруг от меня отобьешься и заблудишься, подойдешь к любому полицейскому, покажешь идентификационный браслет и скажешь «Кёдай но рёдзикан». - («Консульство университета», послушно перевел автопереводчик.) — Или «Хёнкон но рёдзикан». Тебя сразу же доставят сюда. Повтори.

Фуоко послушно повторила, потом еще раз, на всякий случай. Варуйко кивнула, выдернула наушник, сразу всосавшийся в кресло, и двинулась к двери, больше не обращая внимания на свою подопечную. А, ну и ладно. В конце концов, неизвестно, когда в очередной раз доведется оказаться в Шансиме. Возможно, и никогда. Осторожность осторожностью, но и до абсурда дело доводить не стоит, прав координатор. Один вечер ничего не решит.

Паладарское консульство в Шансиме располагалось на небольшой тихой улочке, посреди густого парка, обнесенного невысокой ажурной оградой. По вечернему времени уже горели фонари, освещая дорожки зеленым колеблющимся светом сквозь густую листву. Воздух казался не жарким и не прохладным — в самый раз для легкой одежды, а запах густой зелени напомнил Фуоко парк, окружающий фамильный особняк в Барне. Вопреки ожиданиям, Варуйко двинулась не вслед за основной группой студентов, отправившихся по широкой аллее к главному входу, а по небольшой дорожке в противоположную сторону. Ворота на узкую улицу, такие же легкие и ажурные, как и остальная изгородь, стояли распахнутыми настежь. Караульная будка рядом пустовала, и лишь слабо мерцающий экран терминала с надписью «Информация» на пяти языках (включая эсперанто — да кто его здесь понимает?) слегка оживлял местность. По ту сторону дороги стояли обычные четырех- и пятиэтажные дома, чьи окна сейчас горели огнями электрического освещения. Интересно, а где охранники? Или их здесь вообще нет? Фуоко оглянулась по сторонам, но никого не заметила. Нет, бессмысленно: найти замаскировавшегося в зарослях кустарника боэй — недетская задачка даже при ярком солнечном свете.

Улица вывела их на широкий проспект, залитый яркими огнями фонарей и разделенный посередине узким сквером. По дороге несся густой поток легких и грузовых мотоциклов, перемежаемый редкими легковыми автомобилями и кажущимися огромными тушами фургонов. Как и в Барне, первые этажи сплошь занимали магазины и рестораны — но в Барне в девять вечера большинство магазинов уже стоят закрытыми, а здесь они даже и не думали прекращать работу. Торговали чем ни попадя: от самой разнообразной одежды, сумок и игрушек до небольших мраморных (на вид) статуй богов и животных. Над магазинами крутилась неоновая реклама.

Фуоко шагала вслед за Варуйко, с любопытством оглядываясь по сторонам. Все вокруг казалось таким незнакомым и любопытным, что хотелось разорваться на части, глазея на все сразу. Зорра трусила рядом, спрятав средние ноги и старательно изображая не то собаку, не то еще кого-то. Даже ее трехцветная рыже-бело-зеленая шерсть как-то поблекла и стала неопределенно-пегой. Однако прохожие, в изобилии встречающиеся по дороге, все равно смотрели на нее с удивлением. На Варуйко люди старались не смотреть, старательно отводя глаза — видимо, боялись связываться. Впрочем, сестрица Кириса не обращала на окружающих внимания. Только один раз, когда навстречувышли три человека в одинаковой зеленой форме и фуражках, она небрежно продемонстрировала опознавательный браслет Университета на левом предплечье, и полицейские (наверное) торопливо закланялись и отступили в сторону.

— Смотри! — изредка тыкала пальцем Варуйко. Из-за скудного лексикона кваре комментарии она давать не удосуживалась, но все казалось понятным и так. Памятник какому-то дядьке с пикой на вздыбленном коне. Здание с высокой часовой башенкой, красиво подсвеченное снизу разноцветными прожекторами. Сцена в небольшом парке, с которой что-то рассказывал на катару дядька в цветастом одеянии, а рассевшиеся на скамейках люди изредка взрывались громким хохотом. Трехэтажная стеклянная кофейня — Фуоко не поверила глазам — кайтарской сети «Минутка». Торчащая из-за крыш башня Церкви Рассвета с сияющими золотыми Стабилонами, в местном исполнении почти неотличимыми от песочных часов — и тут же через полсотни метров храм Миндаллы за узорной каменной оградой с вертикально вытянутыми каплями воды, переливающимися бирюзой под лучами покачивающихся ламп. Над воротами храма сидели выдры (кажется, символы бога воды Теллеона). А еще через три десятка метров — опять резная изгородь и башенки, как у храма, но на трехэтажном здании с широкими террасами горят и переливаются надписи на катару, за столиками сидят и ужинают люди, а тянет от него такими вкусными запахами, что в животе невольно начинает бурчать…

Потом Варуйко свернула с проспекта на улицу чуть поуже. Здесь нижние этажи по-прежнему оккупировали магазины и рестораны, но уже не так блестящие витринами и хуже освещенные. Вывески больше не мигали и не крутились, а горели ровно. Постепенно заведения начинали выглядеть все более и более бедными, дома утратили индивидуальность и превратились в безликие коробки, стоящие к дороге узкими торцами. Витрины пропали — теперь магазины выглядели как большие гаражи, забитые товарами, и интересные вещи больше не попадались. Поток мотоциклов на дороге заметно поредел. Несколько раз Варуйко сворачивала на новые улицы, каждый раз все уже и безлюднее, и вскоре Фуоко окончательно утратила направление. Интересно, Вара сама-то здесь ориентируется? Ну ничего, если что, Зорра выведет обратно. У нее в башке навигационная система встроена, она заблудиться не сможет.

— Ужин. Хорошее место, — наконец лаконично заявила охранница, тыкая пальцем в небольшой ресторан, на удивление заполненный народом. Выглядел он непрезентабельно — длинное помещение в первом этаже дома, с бетонными стенами и рядами столов. Но пахло здесь одурительно вкусно, и в животе Фуоко немедленно забурчало и засосало. Посетители, хотя и одетые бедно — мужчины в короткие штаны и халаты на голое тело, женщины в мешковатые тусклые ципао до пят — выглядели вполне тихими и приличными. Вслед за своим гидом Фуоко прошла внутрь и села за свободный столик на неудобный и твердый пластиковый стул. Варуйко осталась стоять, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. К ним тут же торопливо подошла пожилая женщина с седыми волосами, забранными в тугой узел на затылке, и что-то спросила. Варуйко резко ответила, и женщина, испуганно глянув на нее, исчезла в неприметной двери в стене. Впрочем, она тут же появилась снова в сопровождении мужчины, такого же пожилого и седого. Мужчина торопливо подбежал к столику и принялся низко и часто кланяться, что-то бормоча.

Все тем же резким властным тоном Варуйко произнесла несколько фраз на катару, ткнув пальцем в Фуоко, и мужчина закланялся еще усерднее.

— Сидеть здесь, — сказала Варуйко на кваре. — Еда вкусная. Заказывать все. Я плачу. Ешь. Жди.

И, повернувшись, она быстро вышла и исчезла на улице. Фуоко ошарашенно посмотрела ей вслед. Что еще за новости? Жди — чего?

Женщина и мужчина снова принялись кланяться, на сей раз уже в сторону Фуоко. Девушка заметила, что на ней скрестились взгляды всех посетителей, замерших над своими чашками. Мужчина что-то забормотал, но Фуоко не могла понять ни единого слова: то ли из-за странного акцента, какой она в Хёнконе не встречала, то ли просто из-за скудности лексикона.

— Катару о вакаримасэн, — старательно проговорила она, тщетно пытаясь вспомнить правила понижения и повышения тонов во фразе. — Я не говорю на катару, — на всякий случай продублировала она на кваре и для комплекта (а вдруг?) добавила на камиссе: — Нэ розумие катару.

Полиглот, ага. Еще бы на цимле заучила — точно из любой ситуации бы выпуталась.

То ли хозяева заведения что-то осознали из ее лепета, то ли просто поняли, что имеют дело с безнадежно тупой иностранкой, но бормотать они перестали. Мужчина засеменил к бабке, стоящей за прилавком с кипящими чанами, а женщина затеребила Фуоко за плечо, все так же мелко кланяясь и показывая на другой столик в глубине заведения. Пожав плечами, девушка выкарабкалась со своего места и прошла, куда ведут. Зорра с неожиданной для четырехногой формы прытью метнулась по проходу и спряталась под стулом.

Новое место оказалось заметно комфортнее: стул обит какой-то тканью, столик не крохотный пластмассовый, а куда шире, деревянный и с несколькими бутылочками с разноцветными соусами (в том числе с красным острейшим перцем, на котором Фуоко уже обжигалась во всех смыслах). В нескольких шагах стоял небольшой мутный аквариум, в котором шевелились настоящие живые крабы. Одного из них тетка выхватила сачком и унесла к прилавкам с котлами, но тут же вернулась с парой блюдечек, на которых лежали нарезанные ростки какого-то местного растения. Минуту спустя на столе возникло еще несколько блюдечек с обжаренным соевым творогом и свернутыми трубочками вареными блинчиками с растительной начинкой. За ними последовали: большая дымящаяся чашка лапши вперемешку со все теми же ростками, луком и еще какими-то овощами и увенчанная большим плоским куском говядины; блюдо с вареными овощами вперемешку с грибами и курятиной под сладковатым соусом; нарезанные рисовые трубочки с рыбой, вывалянные в мелкой красной икре, и прочие яства. Суета у плиты, между тем, продолжалась: похоже там готовили что-то еще, изысканное. Видимо, хозяева решили, что непонятную и от того опасную гостью следует завалить едой по макушку — авось что-то да понравится. Хмыкнув, Фуоко взяла стальную вилку, преподнесенную на отдельной тарелке (остальные посетители ловко управлялись с палочками), наколола кусок соевого творога, макнула его в рыбный соус (только не нужно вспоминать, ИЗ ЧЕГО его делают!) и принялась жевать.

Ее живот вдруг снова свело голодным спазмом, и девушка принялась ожесточенно поглощать пищу. В конечном итоге она слопала все, включая большую чашку гордо поднесенного крабового супа. Наконец она отвалилась от стола, чувствуя, что надувшийся живот вот-вот лопнет.

— Сё сие аригатай! — сказала она приблизившемуся хозяину. — Большое спасибо, больше ничего не надо. Счет, пожалуйста.

Блин. Дядька ведь не понимает. Куда Вара делась? Сколько означает «скоро» по ее представлениям? Времени прошло уже много… И как прикажете расплачиваться в ее отсутствие? Вдруг хозяева решат, что нужно полицию вызвать? Разумеется, арестовать ее не арестуют, но выйдет неприятно: объяснения, поездка в местный полицейский участок, да мало ли что. И Варе наверняка влетит за происшествие. Сколько уже прошло — двадцать минут, двадцать пять?

— Счет, пожалуйста, — повторила она, для наглядности нарисовав пальцами в воздухе прямоугольник и сделав универсальный международный жест, обозначающий деньги. Дядька несколько секунд озадаченно изучал ее лицо, потом просиял и бросился к кассе. Вскоре он вернулся и с низким поклоном подал длинный чек. Внизу колонки красовался итог: почти полторы тысячи канов. Меньше полусотни леер, если по курсу. Подозрительно дешево: дома, в Кайтаре, подобное ресторанное пиршество обошлось бы раза в три-четыре дороже. Но дешево или дорого, значения не имеет: деньги все равно у запропастившейся Вары. Фуоко приняла чек и собрала в горсть все известные ей слова катару, подходящие к ситуации:

— Деньги. Друг. Уходить. Вернуться. Платить. Я ждать. Я из Университета, — добавила она на кваре, демонстрируя свой браслет. — Хёнкон. Не бойтесь, сэрат дэй, не сбегу.

Эффект от ее слов оказался совершенно поразительным. На лице хозяина возникло сначала ошеломленное, а потом по-детски счастливое выражение. Он выхватил из рук Фуоко чек и быстро порвал его в мелкие клочки, бросив на стол, затем обернулся к остальной публике и быстро-быстро что-то заговорил на повышенных тонах, то вздымая руки к потолку, то показывая на Фуоко. Девушка перепугалась — а вдруг он все-таки решил, что она не хочет платить, и сейчас подговаривает наброситься всей толпой?

Некоторые люди действительно встали из-за столиков и приблизились. Однако вместо того, чтобы бросаться, они начали дружно кланяться и протягивать руки, не касаясь ее, однако. На их лицах появилось восторженное выражение.

— Паладари, паладари! — бормотали они. — Паладари но кёдай ва акахоси лю инь си коросимаса ой да!

Акахоси? Красный… что? Красная Звезда. Паладарский университет… все, других знакомых нет. Внезапно Фуоко стало не по себе. На лицах окруживших столик мужчин и женщин светился почти религиозный экстаз. Что им нужно? Ее приняли за паладара? Бетонные стены надвинулись на нее, вдруг прорезалась слабая тошнота. Где Варуйко? Если чек порван… значит, платить не нужно? Нет, пусть Вара сама разбирается, главное сейчас — ее найти. Охваченная приступом иррациональной паники, девушка, криво улыбаясь, продралась сквозь толпу и выскочила на улицу, уже практически безлюдную. Зорра вынырнула следом и тут же укрылась в тени. Хозяин выбежал за ней и, кланяясь, приглашающе показал обратно, но Фуоко, помотав головой, быстро пошла в том направлении, куда исчезла ее спутница.

— Зорра, — тихо сказала она. — Ищи Варуйко. Нюхай.

— Варуйко пахнет невкусно, — не преминула высказаться парса. — Злая. Не нравится. Задание на поиск принято. Есть след.

Она как-то сразу перешла в шестиногое состояние, уткнулась носом в тротуар и деловито затрусила вперед. Фуоко заспешила за ней. Сируко упоминала, что уличной преступности в Шансиме почти нет, грабителей, во всяком случае, и насильников, наверное, тоже. Но одинокая молодая девушка, явная иностранка, в одних спортивных трусах и майке, на глухих незнакомых улицах поздно вечером… Лучше не рисковать. Найти Вару побыстрее и вернуться в консульство. Хватит на сегодня приключений.

А как вернешься домой, милая, назидательно сказала она себе, сразу же с Дзии проконсультируешься насчет своих панических приступов. И если пропишет пилюли, выпьешь без рассуждений. Пора, в конце концов, приводить в порядок нервную систему. Не хватало еще Киру свою дурацкую боязнь транслировать.

— Мы на месте, атара.

Юи припарковал машину у темной обочины — фонари здесь не горели, а фары он погасил до того, как въехал в переулок. Мэй распахнул дверь и выбрался на тротуар. Юи предусмотрительно припарковался позади трехэтажного здания рынка Бэйхань, уже закрывшегося и опустевшего по вечернему времени. По сторонам возвышались глухие стены складов, и окрестность казалась безжизненной, вымершей.

Юи и два кобуна выбрались из машины.

— Нам туда, атара, — Юи показал на боковую дверь.

— Ты уверен, что встреча здесь? — переспросил Мэй, настороженно озираясь по сторонам. Что-то ему очень не нравилось, но что, он никак не мог понять. Может, что-то в поведении помощника? Да нет, вроде бы. Или просто действуют на нервы длинные ряды контейнеров, сейчас переполненных дневным мусором? Он не любил глухие пустынные места, и даже по необходимости старался в такие не соваться — по крайней мере, без надежной охраны. Но сейчас требовалось остаться незамеченным, а потому пришлось явиться с единственным помощником. Хотя за долгие годы Юи и зарекомендовал себя в бою, но все-таки один телохранитель — не защита против внезапного нападения. Ц-ц…

— Абсолютно, — помощник выбрался из машины. — Они с той стороны здания, а мы поднимемся на крышу. Оттуда удобно наблюдать, и никто нас не увидит.

Не дожидаясь, пока оябун вылезет, он подошел к невзрачной запертой двери. Мягко хрустнул открываемый замок — похоже, Юи запасся ключом заранее — скрипнула дверь, и кобун скользнул в черный дверной проем. Мэй последовал за ним.

В здании рынка стояла мрачная гулкая пустота. Свет карманного фонарика Юи мотался по полу, выхватывая клочки мусора и пустые прилавки. Ночное зрение, иногда прорезавшееся в самый неподходящий момент, сейчас категорически отказывалось повиноваться, и приходилось полагаться на обычные глаза. Однажды оябуну «Кобры» показалось, что из-под луча куда-то в сторону метнулась большая серая тень, и он тряхнул головой. Наверняка крыса. Или просто воображение разыгралось. По боковой лестнице они быстро поднялись на третий этаж, где Юи вскрыл еще одну дверь. Полминуты спустя они оказались на плоской крыше.

— Вон она, — шепнул помощник, на корточках подкрадываясь к краю и указывая вниз рукой. Мэй присел рядом. Вдалеке от тусклых фонарей к стене действительно прислонилась смутная человеческая фигура. Она? Или не она? Хотя с чего бы не верить Юи? До сих пор он еще ни разу не ошибался по-крупному.

— Где «золотые»? — тихо спросил Мэй. — Когда появятся?

— Я послал человека, чтобы он их задержал, иначе мы бы не успели сюда вовремя. Планировалось, что он врежется им в бок и поскандалит какое-то время, выясняя отношения… я их слышу, атара.

Мэй прислушался. Издалека и в самом деле донеслось урчание мотора. Минуту спустя из-за стены рынка вывернул автомобиль. Характерно расположенные передние фары и габаритные огни — «дракон»-пятерка, пафосная дешевка. Ну, «Золотой рассвет» никогда не отличался ни мозгами, ни даже чувством опасности. Не удивительно, что даже после показательных акций паладаров они решили сработать против Университета… Машина медленно приблизилась, и в тусклом свете фонаря Мэй со злорадным удовольствием разглядел вмятину на ее передней правой дверце — вероятно, там, куда врезался мотоцикл посланного кобуна. Все-таки Юи — ценный помощник, очень ценный: умный, изобретательный, находчивый — и амбициозный. В последнее время он стал незаменимой правой рукой. Пора найти ему какой-то противовес, пока помощник не решил, что место оябуна «Кобры» годится ему в самый раз.

Машина остановилась под фонарем, и из нее выбрались пятеро. Под халатами наметанный взгляд Мэя различил бугры и выпуклости: явно какое-то оружие. Пистолет-пулеметы? «Золотые» их просто обожают. Почему они приехали серьезно вооруженными? Боятся одного человека?

Фигура у стены шевельнулась и двинулась к новоприбывшим, оказавшись под светом фонаря. Шорты, обрезанная майка, короткая стрижка и блестящий клинок ножа, которым она небрежно поигрывала — как же, хорошо знакомая личность: Варуйко Сэйторий, ненормальная цепная сучка адмирала Мариси. Психопатка, просто обожающая убивать. Три года назад, когда адмирал прислал ее в компании с другими кобунами для переговоров, она без предупреждения перерезала глотки двоим кобунам «Кобры», попытавшимся ее облапать. Тогда Мэю лишь чудом удалось избежать войны между «Коброй» и Хёнконской группировкой бывшего адмирала, на чем настаивали горячие головы. Все сходится: только таким психованным и могло взбрести в голову начать возню за спиной паладаров, рискуя если не жизнью, то серьезными неприятностями. Сегодня, как и ожидалось, на встречу отправили именно ее — вот только кто отправил? Важнейший вопрос: решил ли кайтё сыграть в собственную игру, или же Варуйко действует по своей личной инициативе? Или нашелся еще какой-то сумасшедший, не боящийся паладарских боэй и сумевший сколотить собственную группу внутри службы охраны Университета?

Или все-таки провокация паладаров? Источники в городской полиции ничего не знают, но кто сказал, что для очередной показательной акции паладары станут привлекать местную полицию?

В любом случае, ситуация превосходная. Если это провокация, «Кобра» получит новые сведения о методах и связях паладаров. Если всерьез, то появится рычаг влияния не только на саму Варуйко, но и на группу, которую она представляет, не говоря уже о ее брате, а через него — и на Фуоко Деллавита. Так или иначе, у «Кобры» появятся новые козыри в переговорах с другими кланами. Ну, а сейчас можно развлечься, наблюдая, как гадюка обходится с крысами.

— Вы опоздали! — донесся снизу злой женский голос. — Охренели чисто конкретно! Я тут полчаса стенку обтираю — вы что, руками свою гнилую тачку через полгорода толкали?

— Ты, оманко, еще поговори мне… — грубый голос резко осекся: один из мужчин рванул говорящего за плечо, и тот прикусил себе язык.

— Расслабься, тара, — примирительно проговорил дергавший, в котором Мэй наконец-то опознал Дзютту Эйгару, оябуна «Золотого рассвета». Смотри-ка ты, самолично явился, никому не доверил… — Мы, типа, в аварию попали. Дебил какой-то на мотоцикле в бочину въехал. Пока разрулили, время ушло. Ну вот такой облом, да?

— О да! — насмешливо протянула Варуйко. — И из-за царапины на своем грошовом гробу с музыкой вы полчаса разборку крутили. Слышь, ты, мы дела на миллион замутили, а ты из-за сотни волну подымаешь? Дешевка, люай но тиксё…

— Атара, я ей по хлебалу дам пару раз? — поинтересовался все тот же мужчина, что заговорил первым. — Ну, чтобы базар фильтровала?

— Так, тихо все! — рявкнул оябун «Золотого рассвета». — Мы сюда на стрелку пришли или по делу? Варуйко-тара, кончай кипеть пердячим паром. Меняемся и разбегаемся. Принесла?

— Принесла, — насмешливо согласилась Варуйко. Она сунула нож в чехол на бедре, извлекла из кармана шорт маленький сверток и сорвала тряпку. Тускло блеснул желтый металл. — Золото, соответствующее второму стандарту очистки Небесного казначейства, слиток сто пятьдесят мэ, без опознавательных знаков. Все, как обещано. Товар где?

— Здесь, — Дзютта сунул руку в карман халата и извлек запаянный белый пластиковый пакет. — Катти «синего песка», как и терли.

Он бросил пакет Варуйко. Та поймала дурь и швырнула слитком в оябуна, ловко подхватившего золото в воздухе и тут же попробовавшего его на зуб.

— Точно чистый «песок»? — угрожающе спросила Варуйко. — Смотри, шо, мы проверим. И если окажется, что ты крашеный сахар подсунул…

— Да в натуре все нормально! — возмутился оябун. — Ты за кого нас держишь? Если что не так выйдет, вдвойне бабки вернем, зуб даю!

— Ладно, убедил, — хмыкнула хёнконская сучка. — Если что, не я с вами разбираться стану. Я сваливаю.

— А ты не ссышь? — подозрительно спросил «золотой». — Говорят, паладарские хрени могут дурь за цулу учуять. Ты как его потащишь?

— Знать надо, чем обложить, чтобы у них нюх отбило. Не, губу не раскатывай, тебе не скажу…

Движение неподалеку от группы. Мэй повернул голову.

— Эй, чё там за чикса? — в тот же момент удивленно спросил один из «золотых».

Возле угла рынка растерянно стояла молодая девушка, только что появившаяся из переулка. Явная иностранка — кто еще станет шляться по городу в коротких тряпичных трусах и майке, ничуть не скрывающей выпуклости грудей? А рядом с ней…

— Взять ее, быстро! — рявкнул оябун «золотых». — Уйдет — башки поотвинчиваю!

Двое его кобунов тут же бросились в сторону девицы. А Мэй сморгнул и даже потер глаза, чтобы убедиться: у того, что в тусклом фонарном свете на первый взгляд казалось собакой или лисой странной расцветки, на самом деле шесть ног. И тут у него в голове словно щелкнули костяшки счет. Крупицы информации от осведомителей в Хёнконе. Список пассажиров яхты «Рыба-меч», пару часов назад ошвартовавшейся в порту. И пара фамилий, всегда располагавшихся рядышком: Винтаре и Сэйторий. И Деллавита.

— Фуоко Деллавита… — от изумления проговорил он в голос. — Юи, быстро…

Он обернулся — и замер под направленным на него дулом пистолета.

— Спасибо за информацию, атара, — язвительно проговорил помощник, стоящий в нескольких шагах. — Обязательно приму к сведению как последний подарок. А ты больше не нужен.

И яростная багровая вспышка полыхнула у Мэя перед лицом.

Чем дальше, тем больше не по себе становилось Фуоко. Вроде бы вслед за Зоррой она прошла и не так много, максимум четверть цулы, а местность словно бы подменили. Резко сузившиеся улицы полностью опустели. Магазины и рестораны на первых этажах скрылись за запертыми железными решетками и опущенными рольставнями, окна верхних этажей скрывали плотные шторы, фонари горели тускло, в полнакала. Редко, не чаще раза в минуту, проносился одинокий мотоциклист, чем уличное движение и ограничивалось.

Вдруг она оказалась перед угрюмым трехэтажным кирпичным зданием с широким, закрытым сейчас входом, составленным из нескольких ворот. Над ним тянулись неосвещенные буквы надписи, одно из слов которой Фуоко сумела разобрать: «ситян», рынок. Зорра уверенно свернула в глухой проулок, идущий между рынком и стеной соседнего здания, но девушка остановилась от побежавших по спине мурашек. Все-таки глупость — ночью болтаться по закоулкам чужого города, не зная даже языка. Может, все-таки развернуться и отправиться в консульство? Зорра выведет. Но тогда она подведет Вару. Если та вдруг решила смотаться по своим делам, не предупредив начальство, то получит по мозгам, когда ее подопечная вдруг вернется одна. С другой стороны, сама виновата. Нефиг вот так бросать все и линять в неизвестном направлении, даже не предупредив, надолго ли.

Ладно, пойдем на компромисс. Заглянем за следующий поворот — и решительно по домам. Так и закончится последнее приключение перед отшельничеством в лабораторном бункере. Фуоко решительно выдохнула и вошла в переулок.

«Здесь координатор. Всем. Низкая важность. Низкая срочность. Уведомляю об изменении графика эксперимента серии «Лямбда-8». Активация твердотельного сенсорного массива перенесена на текущий момент. Опасность эксперимента: минимальная. Реакция на сообщение: не требуется».

Свою спутницу Фуоко увидела не сразу. Первое, что бросилось в глаза, когда она повернула за угол — длинная машина со слегка помятой дверью, блестящая даже в тусклых лучах редких фонарей. Возле нее стояли пятеро мужчин, одетых по местной мужской моде: в коротких штанах и халатах, стриженые почти наголо, но все в черных очках, несмотря на окружающие сумерки. В левом ухе одного из них блеснули две стальные серьги: кольца-клипсы, обхватывающие внешний обод. А чуть дальше — чуть дальше стояла Варуйко, держащая в руке небольшой белый мешок. Она о чем-то разговаривала на катару с мужиком с серьгами, и, судя по тону, отнюдь не обменивалась с ним любезностями. Один из почти-бритых повернул голову в сторону Фуоко и тут же что-то сказал.

Мужик с серьгами обернулся и что-то резко выкрикнул. Тут же двое из стоящих рядом с ним сорвались с места и бросились к девушке, на ходу выдергивая из-под халатов короткие пистолет-пулеметы с длинными магазинами, торчащими из рукоятей. Один из них что-то рявкнул, но Фуоко, разумеется, его не поняла. Вернее, она не поняла слов — смысл не требовалось даже угадывать. Бежать! Надо бежать…

«Здесь Харлам. Три… два… один… программа пошла. Мощность излучения — проектная, сбои твердотельных элементов в пределах ожидаемого».

…но прежде, чем она заставила свои ноги сделать хотя бы шаг, бегущие уже оказались рядом, и Зорра встала на дыбы, шипя и раскачиваясь, острые когти выпущены на два или три суна и угрожающе поблескивают в тусклом свете…

«Здесь координатор. Всем. Экстренно. Сверхважно. Синий код. Быстро нарастающая активность волют в секторах с восемьсот двенадцатого по девятьсот двадцать второй. Атакован седьмой эшелон ретрансляторов субсвязи…»

…и Варуйко, швырнув пакетом в одного из трех стоящих у машины, выхватывает нож из чехла и бросается вперед…

…и громко стучит очередь, пули молотят по телу Зорры, взбивая легкие волны в шерсти парсы, и дуло вздымается и заглядывает в глаза черным зрачком, и ураган паники парализует движения, и ужас захлестывает сознание…

«Здесь координатор. Атакованы шестой, пятый… четвертый эшелоны ретрансляторов. Стационарные спутники над Паллой фиксируют резкое нарастание активности энергоплазмы под поверхностью планеты и в окружающем пространстве…»

…и сигнализация пожарной тревоги лупит по ушам звонкой трелью. Волюты возникают повсюду в холле больницы и снаружи, на улице, угрожающе мерцая багровым светом, и Гатто молча прыгает на ближайшую из них, и в глазах темнеет от внезапного прилива адреналина, и Кирис инстинктивно вскидывает руки, защищаясь. Густая сеть молний окутывает все вокруг, застилая глаза, в нос бьет резкий запах паленой материи…

«Здесь координатор. Красный код. Волюты над Хёнконом. Предварительная оценка: от шестнадцати до восемнадцати тысяч с максимальной концентрацией в районе госпиталя. Активирую сирены гражданской обороны. Активирую массивы аннигиляторов, конденсаторы заряжены полностью. Готов к зачищающему удару по воздушному пространству над Хёнконом».

«Здесь Саматта. Нет! Отставить удар! Волюты внутри зданий!»

…и руки словно ошпаривает кипятком, и Зорра взвивается в воздух, чтобы тут же плашмя рухнуть на грязный асфальт под ударами пуль — над телом вздымаются прозрачные язычки пламени — и серые тени боэй — откуда? — бесшумно скользят над тротуаром, и туча пунктирных молний бьет во все стороны, серые клочья тумана возникают тут и там, мерцают багровые и фиолетовые вспышки — нет, нет, уходите, я не хочу убивать, только не снова!..

«Здесь координатор. Атакован третий эшелон ретрансляторов. Фиксирую выбросы оптически плотной энергоплазмы над ночной стороной Паллы…»

…и чудовищная тяжесть наваливается на плечи, и вдруг он оказывается над высоте птичьего полета, медленно дрейфуя куда-то на восток, и хотя под руками и коленями — твердые гладкие плиты больничного пола, в глазах мельтешит от тысяч и тысяч серо-багровых точек, роящихся над проливом, Поддой, Лантой, жилыми и учебными комплексами на южном побережье. Неизвестно откуда взявшаяся ярость стискивает сердце, перехватывает дыхание, застилая взгляд пеленой черного тумана — и взрывается невидимым пузырем, мгновенно расширяющимся на цулы вокруг и сжигающим отвратительные рои, и те рассеиваются и тают, словно сахарная пудра в крутом кипятке…

«Здесь координатор. Черный код. Массированные флуктуации метрики в Хёнконе. Субсвязь нестабильна, контроль за боэй утрачен. Атакован второй эшелон ретрансляторов, прямая угроза психоматрицам паладаров. Запуск сценария «Армагеддон».

…и потоки алого пламени бушуют в воздухе, совсем как тогда, полгода назад, обрушиваясь на людей, и двое с автоматами пронзительно вопят и рушатся, корчась, на асфальт, и где-то в страшной дали неторопливо стучат новые выстрелы. Облако молний вокруг вспухает мерцающей пеной, заполняющей переулок из конца в конец, лижущей кирпичные стены — кто-нибудь, остановите, остановите меня!..

…мать слышит, дети помогут…

…и боэй вдруг оседают на дорогу безжизненными мешками серой слизи, и волюты тут же смыкаются над ними — по ушам бьют неслышные удары, и языки пламени взметываются вверх…

…и на картину Хёнкона с высоты птичьего полета вдруг накладывается новая — какая-то грязная улочка, круговерть хлопьев серого тумана, волны электрических разрядов, голубые с пурпурными прожилками, лижущие бока черной машины — и вызывающие оторопь протуберанцы чего-то синего и тошнотворного, вздымающиеся над наполовину освещенным глобусом — и безумная пляска разноцветных поверхностей и геометрических ломаных линий — и ослепительный комок кромешного ужаса, угадывающийся где-то вдали — и все картины смешиваются, пляшут в глазах, переворачивая и выворачивая мир наизнанку — и внезапный приступ рвоты скручивает пополам — и перед тем, как сознание меркнет, последняя мысль: вырубиться второй раз за день — да ты совсем плох, братишка…

…и мир переворачивается вверх тормашками, и что-то твердое с силой бьет по спине и затылку. Переливающееся ночными разводами небо вдруг оказывается прямо перед глазами, и последнее усилие — крикнуть безмолвно, неизвестно кому: уходите, уходите…

И вдруг все кончается, и никакого тумана, никаких молний, никакого пламени, и спина упирается в твердый асфальт, еще теплый после уходящего дня, и саднит разбитый затылок…

И в трех шагах — бесформенная груда, в которой еще угадываются рыже-бело-зеленые оттенки, быстро расплывающаяся и теряющая очертания, и языки пламени уже пляшут над бывшим телом Зорры.

И никаких эмоций. Лишь черная бездонная пустота в душе и далекая прерывистая нота Кириса где-то за ее пределами.

Фуоко не знала, сколько времени пролежала неподвижно. Мысли кончились. Совсем. Эмоции — тоже. Мир охватывала гулкая бессмысленная пустота с одинокой звенящей нотой. Потом раздался негромкий ритмичный стук. Шаги. Кто-то идет. Зачем?

Человеческая фигура нависает, скрывает половину неба. Что-то в ней неправильное, странное, неестественное… волюты. Три грязно-серых спиральных раковины плавают над его головой, не пытаясь ни улететь, ни атаковать, ни приблизиться. Потом вдруг они исчезают, неслышно растворяясь в воздухе, а человек садится на корточки, его лицо приближается, невидимое во мраке переулка, освещаемом лишь призрачными языками пламени над останками паладарских дронов.

— Вот мы и встретились снова, сэрат дэйя Фуоко Деллавита, — разрывает пустоту голос. Кваре. Он говорит на кваре. Здесь, в Шансиме, в Ценгане — на кваре, хотя и с едва уловимым местным акцентом, сдвигающим «л» в сторону «р». Фуоко подняла почти отсутствующую руку и дотронулась до его щеки — не галлюцинация ли? Нет — теплая кожа под пальцами…

И внезапно чувства и мысли вдруг нахлынули на нее бешеным водоворотом. Живот вдруг скрутило судорогой, к горлу подступила едкая горечь. Она едва успела повернуться на бок, как ее мучительно стошнило, снова и снова. Острая горечь ударила в нос, на глаза навернулись слезы. Когда она немного пришла в себя, мужчина по-прежнему сидел на корточках в шаге от нее. Отдышавшись, Фуоко снова повернулась на спину и уставилась в небо.

Дура.

Понадеялась, что один вечер — ничего страшного. Что ничего не случится, что пронесет. Следовало настоять на немедленном возвращении в Хёнкон, пусть даже внутри транспортного дрона — или хотя бы остаться в консульстве, в тихой безопасной комнате, где ее ничто бы не провоцировало. И что делать теперь? Она скосила взгляд. Фонари не горели, но два неподвижных тела неподалеку хорошо различались в отсветах догорающих дронов. Двое. Она убила еще двоих. Пусть даже опять ради самозащиты, но… Два плюс два равно четыре. Школьная арифметика. Первый класс. Скольких она убьет еще?

— Вы можете встать, дэйя Деллавита?

Фуоко повернула голову. Нет, лицо по-прежнему неразличимо. Кто он такой?

— Откуда вы меня знаете? — едва шевеля губами, спросила она. — Вы из консульства?

— Нет, дэйя Деллавита, я не из консульства. Я бы сказал, совсем наоборот. Полгода назад мы встречались в аэропорту Шансимы — помните? Вы находились в компании… дайте припомнить, вашего сердечного друга Кириса Сэйтория, консула Мэй Чжо Фукамы и фальшивой женщины-боэй в красном ципао, использующей имя Сируко. Меня зовут Мэй Лю Сянь.

Аэропорт, да. Облапавший ее хам. Отпор Сируко. Испуганная толпа. Одинокий мужчина, рискнувший войти в один лифт с паладарским дроном. Сожженная Сируко визитная карточка. Он… бандит?

— Не думаю, что вам стоит лежать голой на асфальте, дэйя Деллавита. Позвольте помочь вам встать — если вы, конечно, в силах. Боюсь, нести вас на руках я не смогу. Если не можете идти, мне придется вызывать помощь, что займет время.

Голой? Фуоко провела ладонью по груди и бедрам. Ну, как всегда после электрического шторма. Вместо спортивных майки и трусов — ошметки расползающейся обугленной ткани. Что-то тонко зазвенело, и ближайший фонарь начал медленно разгораться, за ним другие. Девушка заставила себя приподняться, опираясь на руку и стараясь не вляпаться ладонью в собственную рвоту. Вот так, мелькнула мысль, и стоило бесплатно объедать гостеприимного хозяина ресторана?

Мэй Лю Сянь выпрямился и снял с себя короткий халат, оставшись обнаженным по пояс. Двигался он как-то странно, и Фуоко не сразу сообразила, что он оберегает левую руку.

— Что с вами? — спросила она. — Кровь по руке течет…

— Издержки профессии, — мужчина пожал свободным плечом. — Ближайший помощник решил воспользоваться моментом и выстрелить в спину. Прекрасная импровизация… только он не учел некоторых деталей. Можете встать?

Он перекинул халат через плечо и протянул здоровую руку. Фуоко ухватилась за нее и с трудом поднялась. Голова звенела, ноги подкашивались, но стоять она могла. Сандалии — хорошо хоть они сохранились. Второй раз уже сегодня им везет…

Мэй Лю Сянь протянул ей халат.

— Прошу прощения, дэйя, но помочь с одеванием не могу. Вам придется самой.

Фуоко накинула на плечи халат, еще хранящий тепло чужого тела. Странно: она стояла голой перед совершенно незнакомым мужчиной, но смущения не чувствовала. То ли привыкла уже в Хёнконе к наготе, пусть и среди своих, то ли… Незнакомец смотрел на нее странно: прищурившись, изучая, но не как мужчина женщину, а как… как покупатель оценивает товар на витрине.

— Кто вы такой? — безразлично спросила она, лишь бы заполнить затянувшуюся паузу. — Вы хорошо говорите на кваре… И откуда вы меня знаете?

— Я оябун клана «Кобра». Глава клана. Информация — моя специальность, дэйя. Однако расспросы оставим на потом. Нужно уйти, пока кто-нибудь случайно не заглянул сюда и не вызвал полицию.

— Клан «Кобра»… Вы… вы из Анъями? — безразличие вдруг треснуло и разбилось, как тонкий ледок под ударом каблука. — Бандит?

— Да, наши кланы действительно именуют общим словом Анъями. Однако, дэйя, — в голосе Мэй Лю Сяня скользнули ледяные нотки, тут же, впрочем, пропавшие, — вам не стоит разбрасываться словами, не понимая реального положения вещей. Даже если я и бандит, я не намерен причинить вам вред. Сейчас я всего лишь хочу доставить вас в консульство Хёнкона. Видите вон ту машину? Думаю, я смогу ее вести — если, конечно, аккумулятор не разрядился, а пули, пробившие капот, не повредили ничего серьезного. Но даже если и так, у меня есть другая машина, припаркованная за углом.

— Зачем вы мне помогаете? — подозрительно спросила Фуоко.

— Причины весьма прозаические, дэйя Деллавита, — слегка усмехнулся оябун Анъями. — Университет окажется у меня в долгу, а такие долги рано или поздно превращаются в коммерческую выгоду или иные полезные вещи. Однако не беспокойтесь, вы лично мне ничего должны не будете… если не считать благодарной улыбки на прощание. Однако, дэйя, если вас оставило благоразумие, примите во внимание хотя бы мои проблемы. Пуля пробила мышцы, и хотя кровотечение не сильное, но еще немного, и у меня начнутся проблемы. Мне срочно нужно к хирургу. Или мне уйти и оставить вас в одиночестве посреди незнакомого города, без денег, языка и даже почти без одежды?

Фуоко заколебалась. Бандит. Он бандит. Изнасилует, похитит, убьет? С другой стороны, он ранен, а она… в крайнем случае сожгу и его, с каким-то горьким весельем промелькнула мысль. Что уж мне сейчас…

Вара? — вдруг мелькнула мысль. — Что с Варой? Фуоко судорожно вгляделась в сторону машины, возле которой навзничь лежали тела. Потом, покачиваясь, но старательно обойдя два обгорелых трупа рядом и несколько неопрятных догорающих куч, оставшихся от дронов, она приблизилась к автомобилю. Варуйко лежала на боку с вывернутой головой, из-под век поблескивали узкие полоски белков. Из уголка рта стекала уже подсыхающая струйка крови, и бурое пятно медленно расплывалось на ее майке со стороны мостовой. Других повреждений на ее теле не замечалось — в отличие от троих мужчин с пистолет-пулеметами в руках, распростершихся неподалеку. У двоих лбы зияли кровавыми ямами, у третьего отсутствовала половина черепа, и из нее на дорогу вытекала серо-красная каша. Фуоко старалась не смотреть в ту сторону, но даже то, что невольно ухватывалось краешком глаза, вызвало новый приступ тошноты.

— Они все мертвы, дэйя, — сухо сказал приблизившийся оябун «Кобры». — Мы ничем им не поможем. Волюты хорошо знают, как поступать с людьми, вооруженными огнестрельным оружием. Хотя даже мертвые могут нам немного помочь…

Он вытащил из руки Варуйко нож с гардой-кастетом, по одному разогнув ей пальцы, и неуклюже отпорол от халата одного из мертвецов узкую полосу материи. Бросив нож на землю, он принялся обматывать левое плечо, закрывая рану. Фуоко молча наблюдала за ним. Смертельная апатия снова охватила ее. Не хотелось ни думать, ни даже просто жить. Будущее просто кончилось раз и навсегда.

— Помогите! — приказал Мэй Лю Сянь. — Придержите пальцем здесь… теперь заправьте конец под повязку…

Фуоко повиновалась, словно робот.

— Хорошо. Садитесь, дэйя, — оябун подошел к пассажирскому месту автомобиля и открыл дверь. — Ну же!

Подчиняясь властным ноткам в его голосе, Фуоко, переступив через радужную лужицу, вытекающую из-под машины, опустилась на сиденье, и дверца захлопнулась, словно навсегда отрезая ее от окружающегося мира. Несколькими секундами позже оябун уселся на место водителя и нажал кнопку стартера. Мотор заскрежетал, но завелся с третьей попытки.

— Повезло, машина на ходу. Минут через десять доберемся до консульства, если не заклинит двигатель, передачу, или откуда там масло течет, — сообщил Мэй, сдавая задним ходом и выглядывая в боковое окно. — Потерпите, дэйя, скоро вы снова окажетесь под крылом паладаров.

— Не надо, — вдруг сказала Фуоко.

— Что?

— Не надо к паладарам. Дэй…

— Мэй. Просто Мэй. На Могерате принято обращаться по именам.

— Дэй… Мэй-тара, у Анъями ведь много тайных убежищ? Где-нибудь далеко в джунглях?

— На Могерате осталось не так много диких джунглей, дэйя, и большая их часть — весьма неприятные места. Там никто не живет. К чему вы спрашиваете?

Одной рукой (второй он старался не двигать) с машиной управляться было явно неудобно, но Мэй все-таки сумел развернуться. Машина медленно покатилась по темным пустым переулкам.

— Мэй-тара, вы ведь знаете, кто я, да? У меня есть деньги. Ну, пусть не у меня, у отца. Я заплачу. Просто увезите меня куда-нибудь, пусть не в джунгли, но подальше. Я… я не могу вернуться в Хёнкон. Я опасна. Из-за меня люди гибнут!

— Ага, люди, пытавшиеся вас расстрелять просто как случайного свидетеля… — хмыкнул Мэй. — Нет, сударыня, насчет опасностей вы уж сами с паладарами разбирайтесь. В других обстоятельствах я бы с вами с удовольствием пообщался, но сейчас как-то не хочется.

— Пожалуйста! — Фуоко чувствовала, как внутри начинает раскручиваться тугая спираль истерики. — Очень вас прошу! Я что угодно сделаю! Сколько угодно заплачу! Только не надо в консульство, Мэй-тара! Пожалуйста…

Переулок как-то сразу вывел на широкий проспект, залитый светом ярких фонарей и заполненный мотоциклами, несмотря на поздний вечер. Встроившись в поток, Мэй искоса посмотрел на свою пассажирку.

— Вы и в самом деле настроены серьезно, дэйя, — проговорил он бесстрастно. — Однако я не намерен вам помогать. Простите, дэйя, но если вы не в курсе, у паладаров есть милая привычка при похищениях студентов Университета истреблять всех, кто под руку подвернется. Я вовсе не горю желанием случайно попасть под раздачу, а способность брать след у их боэй просто невероятная.

— Я не хочу в Хёнкон… — еле слышно сказала Фуоко.

— Не мои проблемы, дэйя, — отрезал оябун «Кобры». — Мы уже почти приехали… Что?

Он резко нажал на тормоз и выехал на обочину, чуть не сбив ковыляющую по тротуару старушку. Фуоко бросило вперед, и она едва успела выставить руки, чтобы не удариться грудью. Спереди раздался вой сирен. Несколько грузовиков с кузовами, затянутыми зеленым брезентом, приблизившись на большой скорости, с отчетливым скрипом тормозов резко повернули с проспекта на неширокую улицу. Девушка узнала местность: где-то здесь они с Фуоко вышли от консульства.

— Армия… — процедил Мэй, напряженно вглядываясь в грузовики, один за другим исчезающими за поворотом. — Дэйя, наверное, бессмысленно спрашивать вас, зачем в консульстве Университета потребовались солдаты сёкана… генерала Тириги? Не меньше семидесяти человек — слишком мало, чтобы брать консульство штурмом и слишком много для визита вежливости.

Он замолчал, постукивая пальцами по рулю. Навстречу по проспекту пронесся большой туристический автобус в сопровождении двух фургонов с полицейскими эмблемами. Автобус показался смутно знакомым… кажется, на нем группу везли из аэропорта? Оябун «Кобры» проводил его прищуренным взглядом.

— Вы еще не передумали насчет своего нежелания возвращаться в Хёнкон, дэйя Деллавита? — наконец спросил он.

Фуоко не отреагировала. Апатия навалилась на нее тяжелой пуховой подушкой, прижимая к креслу. Мир начал покачиваться и тихо звенеть. Неважно. Уже совершенно не важно. Лишь бы все закончилось побыстрее хоть чем-то…

— Сегодня вы моя гостья, — резко сказал Мэй. — Подчеркиваю — гостья. Можете уйти в любой момент, когда захотите, а до тех пор вы под моей защитой. Завтра разберемся, что тут происходит.

Машина резко рванула с места, так что редкие сейчас мотоциклы шарахнулись в сторону, и, набирая скорость, понеслась по проспекту. Фуоко невидяще глядела на несущиеся навстречу фонари…

…пожиратели близко…

…и от внезапного приступа головокружения ее замутило. Девушка с трудом сглотнула подступившую к горлу едкую горькую слизь. Она закрыла глаза, откинула голову на подголовник и почти сразу провалилась в тяжелый беспокойный сон, где безымянный ужас подстерегал ее за каждым поворотом.

Академия Высокого Стиля. Цетрия, закрытая площадка Сайлават, Ракуэн

Незнакомую девочку Рикона увидела, когда уже почти добралась до вершины холма. Она неслышно ступала туфлями по усыпанной влажными листьями земле, а потому незнакомка ее не увидела.

Девочка в странной одежде — каких-то тряпичных коротких обносках, не скрывавших ни ног, ни плечей, да еще и босая, сидела прямо на голой сырой земле. Она опиралась спиной о ствол старого толстого вяза, росшего посреди вершины, обхватив коленки и уставившись в сторону вечерней Цетрии, залитой сейчас лучами заходящего солнца. Рикона озадаченно глянула на нее. Откуда она взялась,такая оборвашка? Явно не местная: любой из преподавателей Академии Высокого Стиля влепил бы ей несколько нарядов вне очереди за неуставную форму одежды. Да и на вид она слишком мелкая — не старше десяти или одиннадцати. Неужели ребенок из города, рискнувший в одиночку пробраться через лес, отделяющий Академию от города, и пролезть через случайно найденную дырку в ограде? Храбрая, однако, мелюзга… И что с ней сделать? Взять за ухо и отвести к госпоже Сиори или кому-то из воспитателей?

— Эй! — громко сказала Рикона. — Ты кто такая?

Девчонка дернулась так резко, что ударилась затылком о ствол, и подобралась, чтобы вскочить, но замерла. Потом она медленно расслабилась.

— Ты меня видишь? — наполовину спросила, наполовину констатировала она.

— Конечно! — удивилась Рикона. — Ты что, совсем дурная?

— Значит, я опять напортачила… — вздохнула девчонка. — Не тот режим подключения использовала. За что ни возьмусь в последнее время, все не так… Ты ведь Рикона Кэммэй, второй сержант и Щит второй категории? Разве у вашего курса сейчас не упражнения с эффекторами… с Атрибутами?

— Грампу куда-то позвали, и она нас на самостоятельную подготовку оставила. А как без авторизации Атрибут призвать? Вот все и разбежались по своим делам… Эй, погоди! Так ты кто? Откуда меня знаешь? Ты здесь учишься? Почему я тебя раньше не видела? И почему ты не в форме?

— Вопросов много задаешь, балаболка… — попыталась улыбнуться девчонка, но ее лицо вдруг искривилась в такой гримасе отчаяния, что Риконе стало не по себе. Девчонка снова откинулась к стволу, закрыла глаза, и ее физиономия стала совершенно мертвой. Рикона уже видела такие застывшие лица — на похоронах. Сержант быстро опустилась на корточки и положила руки на плечи незнакомке.

— Смотри в глаза, — приказала она, и та нехотя подняла веки. — Ну! Вот так. А теперь слушай: все хорошо. Не знаю, что там у тебя случилось, но все хорошо. Ты жива, значит, любую беду еще можно исправить. Поняла? Не думай о случившемся горе. Думай, что и как можно восстановить. Так госпожа Сиори говорит, наш ректор, а она попусту не болтает.

— Исправить любую беду… — губы девчонки почти не шевелились, слова выходили неразборчиво. — Окончательную смерть нельзя исправить. Особенно смерть тех, кто тебе доверился…

Риконе стало не по себе. На нее смотрели глаза не десятилетней девчонки, а глубокой, уставшей от жизни старухи. Что с ней такое? У нее кто-то умер? Рикона выпустила ее плечи и уселась рядом на местечко посуше, тоже прижавшись спиной к стволу.

— Все умирают, — тихо сказала она. — Кто-то красиво, в бою, как герои, кто-то дома, от старости или болезни. А кто-то — просто так, глупо. Вот я…

Она осеклась. Сдурела, что ли? Рассказывать первой попавшейся девчонке сокровенную тайну свой жизни и смерти? Когда три периода назад странные сны о другом мире стали особенно яркими и навязчивыми, госпожа Клия и госпожа Сиори рассказали странные и страшные вещи. Рикона до сих пор не могла поверить, что когда-то жила совсем в другом мире и умерла там, захлебнувшись во время купания в речке. От прежней жизни остались лишь отдельные картинки, иногда яркие, иногда смутные, но всегда непонятные. Рикона до сих пор не могла понять, верить в рассказанное или нет, но болтать о нем она не стала бы даже с самыми близкими подругами и даже без строгого предупреждения ректора. А тут вот едва не проговорилась.

— …вот я никогда не видела своих родителей, — закончила она. — Говорят, они давно умерли. Мне мама иногда снится, красивая и добрая, всегда улыбается, а когда я просыпаюсь, ее нет. Тоже плохо, но я терплю. Мир вообще паршивое местечко, ага? Но от нас зависит, станет ли он лучше. Когда стану взрослой, отправлюсь путешествовать за порталы. Может, там найду что-то… интересное. А ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

— Кем я хочу стать… — девочка устало полуприкрыла глаза. — Уже не знаю. — Она повернула голову и глянула на Рикону. — Скажи, ты в самом деле… веришь, что мир можно сделать лучше?

— Конечно! — решительно заявила сержант. — Иначе зачем жить? Каждый день жрать, убивать время и ждать вечера, чтобы заснуть побыстрее? Проще сразу повеситься!

— Иначе зачем жить… — пробормотала странная девчонка. — Спасибо.

— За что?

— За то, что напомнила простые истины. Оказывается, я уже успела их забыть, хотя когда-то верила в то же, что и ты. Скажи, ты хочешь еще раз вернуться в место под названием Хёнкон?

— Слушай, откуда ты про Хёнкон знаешь? — подозрительно глянула Рикона. — Ты так и не сказала, кто такая и откуда взялась. Сейчас отведу к воспитателям, они тебе устроят…

— И все же — хочешь или нет?

— Обязательно вернусь! — сержант гордо вскинула голову. — Мне госпожа Сиори привет передавала от… от одной тамошней девочки. Мы с ней вместе против тамошних демонов сражались, между прочим, но они меня как-то сразу обратно в Сайлават выкинули. Но я еще вернусь, и мы вместе всех демонов зачистим.

Незнакомая девчонка вдруг улыбнулась — на сей раз по-настоящему, тепло и искренне. Маска смерти пропала с ее лица, словно и не появлялась.

— Я тоже вернусь туда, — сказала она. — Рано или поздно, но обязательно вернусь. Может, мы с тобой даже вернемся вместе — у Яни есть идеи по воспитанию взрослеющих ко-нэмусинов в реальном мире. Спасибо еще раз.

Незнакомка поднялась одним слитным гибким движением и потянулась всем телом, и ее лицо стало решительным.

— Все, хватит хныкать по углам, — заявила она. — Пора…

— Гав! — громко сказали рядом, и Рикона от неожиданности вскочила на ноги, дико озираясь. В нескольких шагах от них стоял худой белобрысый парень в коротких шортах и распахнутой безрукавке. На худосочной груди торчали все ребра, а на шее красовался невероятный серебряно-золотой кубирин с двумя камнями, черным и белым.

— Лика, а по ушам напинать? — поинтересовалась девчонка, ничуть, казалось, не напуганная. — Опять к малолеткам клеишься таким оригинальным образом?

— Невоспитанным демонам вроде меня все позволено. И кто бы рассуждал про малолеток! На себя в зеркало посмотри, — беззаботно отмахнулся парень.

И только тут Рикона его узнала: Май Куданно. Действительно, демон из мира под названием Стагар и фертрат королевы, а до того легендарной Миры Аттэй, в чьей бывшей комнате сейчас жила Рикона. Она несколько раз видела его вместе с королевой, когда та приезжала в Академию. Слухи про него ходили самые невероятные и страшненькие — что умеет превращаться в гигантского сухопутного спрута, что владеет умениями Меча и Щита одновременно и даже может при случае сожрать зазевавшегося ребенка. Про ребенка врали, наверное: как бы королева держала при себе людоеда? Но вот кубирин с двумя камнями отлично сочетался со слухами про двойные умения.

— Как хочу, так и одеваюсь, — фыркнула девчонка. — Все собрались?

— Все собрались, отошли от шока, выплакались друг другу в жилетки и теперь жаждут услышать путеводные слова от великой и бесподобной Карины Мураций. Освети нам дальнейший путь, о непревзойденная Кисаки Сураграша! Между прочим, — он доверительно склонился к Риконе, — храбрым сержантам угрожает страшная опасность: злобная Грампа вернулась в спортзал, не нашла там и половины списочного состава и теперь жаждет порвать всех в клочья. На твоем месте, — он перешел на зловещий шепот, — я бы пулей летел туда и изобразил честное раскаяние. Авось простит и откусит не целую голову, а всего лишь половину.

Грампа вернулась? Ой… Даже не попрощавшись, Рикона бросилась вниз по склону холма, цепляясь формой за кусты. Однако шагов через тридцать она встала как вкопанная. Только сейчас названное имя наконец-то пробилось сквозь сумбурные мысли.

Карина Мураций. Ректор университета «Дайгака», куда полгода назад Рикона попала на злополучную экскурсию. Она ли была на холме? Маленькая девочка… но, может, в других мирах люди выглядят младше своих лет? Как она попала сюда — тоже прошла через портал? Здесь тайна, а тайны нужно раскрывать и прояснять. Рикона развернулась и принялась карабкаться обратно.

Однако на вершине холма уже царила тихая, шелестящая листьями пустота. Клонящееся к горизонту солнце заливало вечерним светом окрестности и видневшуюся вдали Цетрию, блестело золотыми бликами на куполе Мировой Сферы… Но и сотой части его лучей хватило бы, чтобы различить: здесь нет никого крупнее улитки. Даже следов на влажной земле не осталось. Кс-со-о-о! Ну вот же дурища! Такие тайны нужно хватать за хвост сразу, крепко и ни за что не отпуская. А теперь даже и не расскажешь никому. Скажут, заснула под деревом, и все приснилось. О, идея! Нужно рассказать госпоже Грампе наедине. Та если и не объяснит произошедшее, то, может, слегка смягчит наказание. Или с Маюми и Расией поделиться, вдруг они в курсе?

Рикона вздохнула и принялась снова спускаться с холма. На сей раз неторопливо: куда сейчас спешить? Все равно нахлобучки не избежать. Хотя бы принять ее надо с достоинством и не запыхавшись.

— Что-то Лика задерживается, — королева неосознанно сделала движение к двери переговорной палаты, словно собираясь выглянуть в коридор, но тут же спохватилась. — Вот так и отправляй его на поиски! Может, позвать его?

— Не стоит, ваше величество… Рита, — Сторас Медведь поспешно поправился при виде недовольной гримаски королевы.

Масарик невольно ухмыльнулся в кулак: все-таки ни смерть, ни рекреационный сон так и не сумели выбить из бывшего директора СВР Четырех Княжеств рефлекторное почтение к особам королевской крови. Вроде бы отец и сам в регентах Хёнкона уже походить успел, ан нет — чуть что, и ритуалы лезут наружу. А королева Сайлавата все-таки славная девочка. Со временем из нее обязательно выйдет хороший администратор — либо здесь, в Ракуэне, либо на одной из площадок в реальности. А может, Яна все-таки рискнет отпустить ее на Паллу, чтобы не кисла в здешних декорациях.

— Палек передает: он нашел Карину, — ожила девочка-подросток в углу комнаты, на мгновение сверкнув разноцветными глазами: левый — красный, правый — зеленый. Золотая брошь с сапфиром на ее груди синхронно отразила свет магического шара под потолком. — Они смещаются… уже здесь.

Посреди палаты вскипел высокий смерч — так в здешней виртуальности оформлялись псевдопорталы — и из него шагнули двое: Палек в маске белобрысого мальчишки и Карина в своей излюбленной форме десятилетней девочки. Масарик с тревогой вгляделся в лицо любимой. Нет, больше не заметно никаких следов потрясения и отчаяния, угнездившихся там после того, как координатор грубо, едва ли не пинком, выбросил паладаров в Большую Вселенную. Нет, разумеется, не сломать ее таким ударом.

— Мы здесь, — сказала Карина, и маленькая девочка пропала. На ее месте возникла молодая хрупкая женщина лет двадцати с небольшим на вид: видимо, она решила, что для общего собрания основная проекция подходит больше. — Прошу прощения, что задержала всех, но мне потребовалось время, чтобы прийти в себя от шока.

— Когда я ее нашел, она в три ручья ревела в форменную жилетку одной из местных воспитанниц, — жизнерадостно сообщил Палек. — Я с трудом спас несчастного ко-нэмусина от утопления в море слез, лужа уже до пояса доходила…

Карина всадила локоть ему в бок, и ее братец умолк, хотя и не успокоился: он отступил на шаг назад и за спиной сестры принялся яростно жестикулировать, изображая безутешный плач. Рита взяла со стола тяжелое пресс-папье и швырнула в него.

— Лика, — угрожающе сказала она, — кончай паясничать.

— А иначе жестокая королева закует своего фертрата в кандалы и посадит в самую дальнюю тюремную камеру на хлеб и воду! — фыркнул тот, перехватывая безделушку в воздухе. — Однако имей в виду: когда графы в очередной раз против тебя взбунтуются, я настолько от голода ослабею и исхудаю, что меня даже ребенок не испугается. И тогда тебя свергнут и посадят в соседнюю камеру, и мы станем перестукиваться через стену, и я злорадно напомню тебе…

— Кто-нибудь, остановите его, — меланхолично попросил Камилл, усевшийся в кресло в дальнем углу палаты. — Иначе он несколько часов без передышки балаболить станет.

— Палек, сядь куда-нибудь, пожалуйста, и умолкни, — девочка с брошью опять сверкнула разноцветными глазами. — Или я тебя в режим пассивного слушателя переведу.

— И Бокува туда же! Заговор! Мировой заговор женщин против меня, гениального! — простонал Палек, картинно вскинув руки, но тут же упал в первое попавшееся кресло, вытянул длинные ноги и сложил руки на животе. — Все, я и так перешел в пассивные слушатели. Собрание объявляю открытым, протокол ведет кто ни попадя. Кто у нас первый докладчик?

— Координатор? — Карина отошла к стене, уселась на жесткий неудобный стул с деревянной вычурной спинкой и глянула на бесформенное облако, клубящееся по центру переговорной палаты. — Могу я еще раз попросить полный отчет о том, что произошло и что ты предпринял? Сразу после… события я плохо восприняла.

Масарик с облегчением вздохнул. То ли Палек в присущей ему беззаботной манере сумел успокоить сестру, то ли действительно Каре что-то правильное сказала девочка-воспитанница, но его любимая уже явно взяла себя в руки и вернулась в обычное состояние. Хорошо. Исключительно от ее самообладания сейчас зависит, продолжит ли существовать проект «Дайгака» хоть в каком-то виде.

— Излагаю события в хронологической последовательности, — невозмутимо откликнулся координатор. — В результате эксперимента, предпринятого Харламом, конгломераты энергоплазмы во всей звездной системе Паллы внезапно пришли в весьма возбужденное состояние. Несмотря на то, что в целях безопасности связь с твердотельным сенсорным массивом осуществлялась через эшелонированную систему буферных ретрансляторов, конструкты Арасиномэ сначала уничтожили массив, после чего прошли по всей цепочке ретрансляторов, опасно — в терминах количества звеньев каналов суб- и гиперсвязи — приблизившись к носителям психоматриц паладаров, присутствующих в системе. В соответствии со сценарием «Армагеддон», разработанным специально для такой ситуации, я выполнил экстренную эвакуацию всех психоматриц, за исключением своей собственной. После эвакуации я выполнил продолжительную серию смещений носителей ваших психоматриц на расстояния от восьмисот до трех миллионов лет, каждый раз стерилизуя область отправления с помощью пространственного деструктора. По результатам наблюдений, проникновение конструктов Арасиномэ в Большую Вселенную либо не произошло вовсе, либо остановлено предпринятыми мерами.

— Что с Хёнконом и посольствами? — осведомилась Майя, с поджатыми ногами усевшаяся на подоконник зала. — Боэй активны?

— Все дроны на планете деактивированы и законсервированы. В соответствии с результатами наблюдений, волюты неплохо прослеживают управляющие каналы субсвязи, из-за чего я не рискую удаленно контролировать дронов. Поскольку на энергетические каналы волюты не реагируют, полная ликвидация дронов не выполнялась. Однако до того, как я деактивировал управляющие каналы, волюты успели уничтожить несколько десятков дронов в Хёнконе и за его пределами. Потери составляют лишь три с половиной процента от их текущего числа. С учетом резервных контейнеров на планетарной орбите я могу их восполнить в течение максимум двух планетарных часов. Однако я не активирую дронов, пока остается опасность атаки конструктами Арасиномэ. До тех пор защита территории Хёнкона возлагается на службу охраны адмирала Мариси. Адмирал осведомлен о плане своих действий в сценарии «Армагеддон»…

— Мы с Мариком несколько раз проводили учения с адмиралом, — добавил со своего места Саматта. — Не знаю, как он справится в реальной ситуации, но запаниковать и наделать глупостей не должен. В конце концов, он восемь тамошних лет с горсткой людей считался хоть какой-то, но властью в Хёнконе.

— Адмирал Мариси — бывший бандит, — Камилл задумчиво сощурил глаза. — Я не возражал против его использования под жестким контролем Масарика и Стораса, но не вернется ли он к старым привычкам, оставшись в одиночестве?

— Вероятность минимальна, — откликнулся Дзии, принявший вид мужчины средних лет с незапоминающейся внешностью в белом медицинском халате. — По результатам всех психологических обследований, явных и скрытных, он готов отдать жизнь за новую идею. Университет или что-то иное, но для него главное, что есть нечто, достойное защиты. Сейчас для него вопрос чести сделать все так, как должно. Сложно прогнозировать его поведение в результате продолжительного одиночества, но три-четыре декады он точно продержится без эксцессов.

— Нельзя сказать, что он совсем в одиночестве, — поправил координатор. — Я сохранил контроль за некоторыми интерфейсами вычислительного комплекса «Лавина», смонтированного в Университете. Эпизодически я подключаюсь к нему, чтобы отправить информацию на магнитные носители и бумагу и снять отчеты, введенные операторами. Метод связи хотя и неуклюжий, но по результатам полусуточного использования вполне рабочий. Я расщепил свою психоматрицу на независимые части в Большой и малой вселенных, обмен между ними тоже выполняется со всеми мерами предосторожности. Волюты не смогут добраться до вас через меня.

— Они не проследят канал субсвязи к «Лавине»? — сосредоточенно поинтересовалась Карина. — Если мы потеряем еще и центральный компьютер со всеми учебными материалами и контролирующими системами…

— Вероятность минимальна. Подключения осуществляются на срок в несколько планетарных микросекунд со случайными интервалами времени. Установленное время реакции энергоплазмы на внешние раздражители существенно больше. Риск спровоцировать атаку сохраняется, но он укладывается в разумные рамки. Кроме того, коммуникационные модули отнесены на большое расстояние от основных аппаратных, а заменить их можно с легкостью: специально с расчетом на «Армагеддон» мы закупили в Кайтаре большое количество запасных компонентов. Кроме того, есть надежда, что волюты больше не появятся в Хёнконе.

— Подробнее! — резко бросил Сторас. — Почему ты так думаешь?

— Я закончил анализ событий, случившихся сразу после появления волют над Университетом. Из-за того, что сенсорные массивы по периметру Университета отключились сразу, пришлось использовать косвенные данные наподобие нарушений в кабельных коммуникационных и электрических сетях, зафиксированные паллийской аппаратурой, а также данные непосредственного наблюдения, переданные одним микродроном. Однако теперь я могу заявить уверенно: массированные флуктуации пространственной метрики, зафиксированные в Университете, а также орбитальными спутниками вокруг всей планеты, напрямую связаны с Кирисом Сэйторием.

— Его текущее состояние? — напряженно поинтересовалась Карина.

— По-прежнему без сознания. Он перемещен в блок интенсивной терапии. Микродрон поддержки постоянно дежурит рядом. Он передаст информацию в случае, если что-то изменится.

— Погоди! — Суоко подняла руку. — Ты же только что сказал, что все коммуникационные каналы отключены. Каким образом микродрон управляется и поддерживает связь?

— В отличие от полноценных морфирующих дронов, в которых мы с трудом поддерживаем стабильность внутренней среды, микродроны имеют фиксированную стабильную форму. Они обладают способностью поддерживать полноценную психоматрицу небиологического интеллекта. До сих пор внутренние носители не использовались как из-за отсутствия нужды, так и по соображениям безопасности. Однако при активации сценария «Армагеддон» я переместил психоматрицы всех студенческих компаньонов внутрь микродронов. Энергия по-прежнему поступает через каналы субсвязи, но в остальном они автономны и способны функционировать в штатном режиме.

— Но ведь носитель Зорры погиб?

— В Шансиме — да, но я успел задействовать резервный микродрон в Хёнконе. Кстати, информирую, что в связи с экстраординарными обстоятельствами я снял ограничения на развития небиологических интеллектов компаньонов Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория. Ограничения носителя позволят им развиться до третьего уровня, не выше, но даже такого достаточно для резкого повышения их эффективности как спутников и защитников. Зорра уже уведомила, что собирается вернуться обратно в Шансиму для поисков Фуоко.

— А… — Суоко напряженно стиснула руки. — Координатор, студенческие компаньоны — это замечательно, но что с моими дронами? С основной куклой и с будущим заместителем?

— Я активировал основной сценарий прикрытия, о котором уведомлял тебя ранее.

— То есть роль Нихокары Самиры Павловны отыграна раз и навсегда…

— К сожалению, да. Я так и не нашел ни одного варианта сохранения этой маски, имевшего хотя бы средние шансы на успех. Однако заместитель должен уцелеть — при условии, что твои помощники, в особенности капитан Дмитрий Эйшич, поведут себя правильно. Разумеется, все зависит от сроков нашего отсутствия: чем дольше события останутся пущенным на самотек, тем больше вероятность раскрытия всей схемы. Имитировать временное помешательство твоего «секретаря» чем дальше, тем сложнее с точки зрения правдоподобия.

Суоко откинулась на спинку дивана и устало потерла лицо ладонями. Масарик с сочувствием взглянул на женщину: почти шестьсот лет ее пребывания на Палле в роли человека рисковали окончиться раскрытием подлинной сути. Кто знает, сколько планов пойдет ко дну, сколько людей из ее сети влияния пострадает? Или наоборот? Если она предстанет перед ставрийскими властями в роли паладара, может, ее влияние усилится? Однако же она почему-то не хочет оставлять старые пути… Но изменить все равно ничего нельзя.

— О девочке по-прежнему никаких сведений? — тихо спросила Карина. Никто не переспросил: все поняли, о ком речь.

— Нет. Наша база в Шансиме экстренно эвакуирована почти в полном составе и законсервирована, оставшиеся консулы не имеют времени вести поиск. Местный полицейский агент, наблюдавший за развитием событий издали, видел, как она покинула место событий с неопознанным мужчиной, но на том все. На месте проведения спецоперации остались пять мужских трупов, два с серьезными ожогами и три с ранами головы и тела, характерными для выстрелов волют. Все повреждения несовместимы с жизнью. Однако отчет получен более восьми паллийских часов назад, и ситуация уже могла измениться. Фуоко почти наверняка жива, а раз так, обязательно найдется. К сожалению, сейчас я не могу отправить дронов на поиски.

— Я страшно жалею, что вообще разрешила эту операцию… — на лице Карины заиграли желваки.

— Вообще-то спецоперации по моему ведомству, — перебил ее Сторас. — Если хочешь кого-то винить, вини меня. Кандидатуру Варуйко Сэйторий утверждал лично я.

— И в мыслях нет виноватых искать, Стор. Я понимаю, что стечения обстоятельств случаются самые невероятные. Но все-таки… — Карина махнула рукой. — Координатор, я поняла общую картину. Частности потом обсудим наедине с каждым. Но для начала я должна вернуться в Хёнкон, хотя бы ненадолго, чтобы поговорить с Мариси. Перемести меня обратно.

— И меня! — поддержала Суоко. — Я должна обязательно пообщаться со своими. У меня несколько важных операций в разгаре!

— Отказано, — облако координатора всклубилось сильнее. — Обстановка в районе Паллы слишком опасна для вас обеих.

— Ты там присутствуешь, — Карина взглянула на него исподлобья. — Значит, можем и мы. Я готова рискнуть.

— Отказано, — повторил координатор. — Параллельные носители моей психоматрицы хаотично смещаются между случайно выбранными точками пространства с частотой двенадцать раз в стандартную планетарную секунду. С учетом затрат на активацию и деактивацию носителя моя психоматрица активна не более семи процентов времени. Интеллект биологического происхождения, не состоящий в симбиозе с небиологическим, не в состоянии выдержать подобный мерцающий режим. Твое сознание либо разрушится, либо окажется необратимо поврежденным.

— Но я должна!..

— Я не могу препятствовать тебе, Карина. Ты полноценный Демиург. У тебя есть прямой доступ ко всем эффекторам твоего носителя, в том числе к подсистеме гиперсдвига. Однако я не желаю брать на себя ответственность за твою гибель. Если ты, как взбалмошный капризный ребенок, не желаешь слушать голос разума, можешь поступать, как тебе вздумается. Но моей помощи не жди. Разбираться с системами координат и межпространственным проколом тебе придется самостоятельно.

Масарик хмыкнул. Такую жесткую отповедь от всегда вежливого и корректного координатора он слышал впервые. Кара, по всей видимости, тоже: на ее лице появилось растерянно-обиженное выражение. Она набрала в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но тут со своего места поднялась Рита.

— Карина, — быстро сказала она, — послушай меня, ладно?

— Слушаю, — откликнулась Карина, но ее лицо приняло хорошо знакомое Масарику упрямое выражение.

— Карина, я… — королева Сайлавата заколебалась и как-то сразу из уверенной цветущей женщины лет тридцати пяти на вид превратилась в молодую робкую девушку. — Я понимаю, что я всего лишь куратор местных академий, актриса в рисованном спектакле, да и сама недавний ко-нэмусин. У меня нет твоего опыта — ни жизненного, ни административного, и я, конечно, не могу давать тебе советы. Но все-таки я знаю, что без тебя проект «Дайгака» не состоялся бы. Университет в Хёнконе — это ты. Я никогда раньше не общалась с… э-э, господином координатором, но я не думаю, что он глупее Бокува.

Рита бросила взгляд на девочку с разноцветными глазами.

— Хотела бы я знать, радоваться или обижаться на такой комплимент, — с легкой ироничной улыбкой откликнулась координатор Академии-Си.

— Я не о том, — торопливо продолжила Рита. — Просто если господин координатор утверждает, что Палла смертельно опасна для тебя, я думаю, он прав. Ты просто поразмысли, что случится, если ты вдруг погибнешь. Я плохо понимаю, что происходит, но, мне кажется, ваша эвакуация — временное состояние. А вот если ты умрешь, то уже навсегда. Что станет с проектом без тебя?

— Меня заменят другие…

— Так пусть они заменят тебя прямо сейчас! Неужели те несколько минут или даже часов, что ты проведешь в своем Хёнконе, радикально что-то изменят? Мне самой много раз говорили: пока ты жива, любую ошибку можно исправить или хотя бы компенсировать. А что сможет исправить мертвый?

Карина молча посмотрела на нее, потом устало потерла глаза ладонями.

— Да, пожалуй, — вяло согласилась она. — Я… прошу прощения у всех за свою глупость. Координатор, каков прогноз обстановки?

— Прогноз неясен, — прежним нейтрально-вежливым тоном откликнулось облако. — Энергоконструкты Арасиномэ продолжают активно уничтожать ложные цели, генерируемые во внутренней аномальной области звездной системы, а кое-где — и далеко за ее пределами. Интенсивность их действий сохранятся на постоянном уровне. Однако активность энергоконструктов на Палле на удивление низка. Я не рискую слишком часто задействовать орбитальные спутники, однако быстрое сканирование показывает, что резервуары энергоплазмы под планетарной поверхностью в районе Хёнкона полностью исчезли, вероятно, благодаря колебаниям метрики. Ближайший, который я могу обнаружить, располагается в полутора тысячах километров от западной сухопутной границы. В числе прочего пропали четыре больших резервуара непосредственно под Лантой и Колуном. Только что поступил отчет из нашего консульства в Ставрии: в утренних выпусках новостей по радио и телевидению отсутствуют упоминания об эксцессах, связанных с волютами. Вечерние передачи и газетные выпуски в Кайтаре также не содержат упоминаний необычных явлений. Протуберанцы энергоплазмы над планетой, по всей видимости, широкая публика также не заметила: планетарная тень и мерцающее небо эффективно скрыли их от невооруженного глаза. Генераторы метрики в планетарных ядрах Труффы и Инганно продолжают работать стабильно. Таким образом, можно констатировать, что Палла в безопасности.

— Ну, и за то спасибо… — пробормотала Карина. — Тогда, я думаю, в срочной спешке действительно нет необходимости. Предлагаю перенести общее совещание на потом. Я еще раз пересмотрю материалы и пойму, какие действия на Палле следует предпринять адмиралу Мариси. Зовите, если нужна.

Ректор Университета коротко поклонилась и пропала. Масарик быстро отключился от Академии-Си и послал прямой вызов. Карина откликнулась после небольшой задержки.

«Карина в канале. Да, Марик?»

«Масарик в канале. Кара, можно на пару слов? Лично?»

«Да, конечно. Дверь же для тебя всегда открыта. Входи».

Масарик потянулся к ее персональной виртуальности и вошел внутрь. Осторожно, чтобы не запнуться, он ступил на высокий пол и прошел в спальню. Любимая сидела на кровати, опершись на отставленные назад руки и грустно уставившись в пол. Масарик подошел вплотную, поднял ее на ноги и поцеловал. После мгновенного напряженного отстранения Карина расслабилась и приникла к его губам, потом обняла, прижавшись щекой к груди.

— Я уже в норме, Марик, — проговорила она так тихо, что Масарик с трудом расслышал. — Все еще не могу отделаться от ощущения, что мы их трусливо бросили, но я уже могу нормально думать.

— Вот такая ты у меня дурочка, — нежно проговорил Масарик, садясь вместе с ней на кровать. — Кара, мы пришли в гости не к толпе заблудившихся потерянных детей. Цивилизация Паллы много лет существовала без нас, и в течение пары ближайших недель в одиночку точно не погибнет. Ты больше полугода собирала в Университет лучших — студентов, преподавателей, защитников, технических специалистов. Ты сама настаивала на принципе «Университет людей и для людей». Мы строили его в расчете на человеческое самоуправление — и в том числе на наш уход. Да, пока еще ничего не устоялось, система еще лишь складывается, но они не дети, Кара. Мы показали им дорогу, а пройти по ней они все равно должны сами. Я верю, что они справятся, даже если мы не вернемся никогда.

— Спасибо, Марик, — вздохнула Карина. — Я знаю, что ты веришь если не в мое дело, то хотя бы в меня. Ох, сегодня все только и делают, что меня утешают. Что-то я совсем расклеилась, прав координатор. Двум подросткам потребовалось прочитать мне нотации, чтобы я перестала вести себя как капризный ребенок.

— Кара, надеюсь, ты не собираешься отправиться назад втихаря? — поинтересовался Масарик, чувствуя, как ее тело расслабляется под нежными прикосновениями пальцев. — Имей в виду, я не отпущу тебя в одиночку. Если внезапно исчезнешь, отправлюсь за тобой. Помирать, так вдвоем.

— Не собираюсь я помирать, — улыбнулась любимая. — Не надейся, не позволю тебе рыдать на моих похоронах. Знаешь, меня даже не Университет беспокоит. Ты прав, они продержатся, несколько недель уж точно, а там или Арасиномэ утихомирится, или наша могучая ученая троица что-нибудь придумает со связью. Меня больше другое гложет — что с Фуоко?

— Твоя любимая больная мозоль… Я уже говорил, что ты в ней себя в детстве видишь?

— Говорил, и не ты один. Дзии просто замучил со своим психоанализом. Не в том дело, Марик. Меня терзает мысль, что мы что-то недосмотрели в отношении ее и Кириса. Что-то, лежащее на самой поверхности, совершенно очевидное, понятное и ребенку, но не толпе мудрых всесильных Демиургов. Почему выстрелы волют не причиняют вреда ей, но убивают других людей на месте? Зачем волюты вообще стреляют в людей, если могут применять гораздо более эффективный пространственный деструктор? Что за обрывки фраз всплывают у Фуоко в сознании? Как Кирис умудряется влиять на пространственную метрику усилием воли, если даже Демиургам для этого требуются генераторы размером с планету и энергии, сопоставимые со звездными? И, самое главное, почему мы знаем о них?

— В смысле? — удивился Масарик. — Они у нас учатся, разве не так?

— Марик, население Паллы — шестьсот миллионов человек. В Кайтаре живет восемьдесят пять миллионов, в Барне — восемьсот тысяч. Какова вероятность совершенно случайно наткнуться в огромной толпе на двух детей с невероятными уникальными способностями? Ведь не заинтересуйся я странной рекомендацией Службы сопровождения и охраны не соваться в конкретную школу — и мы прошли бы мимо, ничего не заметив. Слишком много совпадений, тебе не кажется?

— Если совпадений слишком много, значит, нужно искать систему, — рассудительно заметил Масарик. — Самое очевидное: таких людей очень много, но они просто не попали в наше поле зрения. Ты ведь заметила, что способности Фуоко и Кириса до начала сознательных тренировок проявлялись редко и всегда в состоянии сильного стресса?

— Возможно. Однако до Хёнкона они таких развитых способностей к манипуляции энергией и законами физики не проявляли вообще. Фуоко как максимум могла светлячка в ладонях зажечь, и то не каждый раз. Может, их изменения как-то связаны с нами, прямо или косвенно? Если да, мое решение привезти их в Университет стало страшной ошибкой.

— Или гениальным прозрением. Кара, кончай изображать из себя ясновидящую. Ты будущее не знаешь, и предсказательница из тебя аховая, я много раз убеждался. Кирис в Хёнконе под надежной охраной, а Фуоко с ее способностями поджаривать плохих парней опасность вряд ли угрожает даже в скверной компании.

— Даже если ее увел еще один бандит из Анъями? Кто еще мог оказаться в том месте в то время?

— В особенности если ее увел бандит из Анъями. Кара, я сам планировал акции устрашения. Они знают, что мы с ними сделаем за вред, причиненный студенту или сотруднику Университета. Они не рискнут и пальцем ее тронуть. Возможно, попросят выкуп… ну, скажем, с формулировкой «компенсировать расходы на содержание и охрану». На сей раз мы с радостью его заплатим, поскольку сможем сохранить лицо. Кара, если решение сводится к деньгам, это не проблема, а всего лишь расходы.

— Если все так хорошо, зачем вы проводили ту спецоперацию? — Карина напряженно глянула ему в лицо. — Разве не для очередного устрашения?

— Нет. Она вообще требовалась не нам. Высокие полицейские чины из Управы благочиния Ценганя — тамошней контрразведки и криминальной полиции в одном лице — выразили вежливое недовольство, что мы истребляем пусть и не самых лучших, но все-таки граждан Ценганя, причем даже не удосуживаясь предъявить формальные доказательства их вины. Видеозаписи боэй они за таковые не считали. Вот мы и решили, что следует сделать все чисто и законно, со свидетелями из полиции. Небольшая провокация — мелкая группировка Анъями, стремящаяся завоевать авторитет любыми способами, и наши якобы коррумпированные охранники, намеревающиеся продавать наркотики техническому персоналу. Предполагалось, что боэй повяжут их тут же на месте и передадут засевшим рядом полицейским, а дальше следствие, суд, ну, и так далее. Но боэй уничтожили волюты, а полицейские настолько перепугались происходящего, что просто сбежали. Честно говоря, сложно их винить.

— А Фуоко-то как оказалась втянута?

— На главную роль в спектакле мы выбрали Варуйко Сэйторий, сестру Кириса. Ее авантюризм и отчаянность хорошо известны в преступных кругах Шансимы, что придавало сценарию правдоподобие. Кроме того, страхующие боэй не могли находиться вплотную, и если бы что-то пошло не так, ее шансы на выживание были максимальны среди всех подходящих исполнителей. Ну, а когда внезапно случилась история с Фуоко, и девочка решила экстренно вернуться, Варуйко предложила совместить приятное с полезным: и Фуоко на прогулку сводить, и операцию провести. Дзии как главный психолог предположил, что ей движет подспудное желание примириться с братом. В общем, мы с помощью координатора просчитали риски и не стали возражать. Ну что могло случиться с Фуоко даже в худшем варианте в присутствии двух десятков боэй и личного компаньона? Варуйко оставила девочку в ресторане в нескольких кварталах от места встречи, рассчитывая уложиться в пятнадцать-двадцать минут и продолжить прогулку по вечернему городу. Однако люди Анъями по какой-то причине сильно задержались, а когда все-таки приехали, внезапно явилась Фуоко, которую Зорра привела по следам Варуйко. Ну, а дальше — чудовищное совпадение с экспериментом Харлама, когда все боэй частично отключились, а частично оказались уничтожены волютами. Дурная ситуация, согласен, и можешь мне высказать все, что думаешь. Вина всецело моя.

— В нашей компании только я всегда виноватая. Тебе пьедестал не уступлю, даже не надейся, — Карина плашмя легла на кровать и уставилась в потолок. — Уж если даже осторожный координатор риска не усмотрел… И вообще, Марик, потом в провалах разбираться станем. Сейчас нужно составить план дальнейших действий.

— Есть идеи?

— Ага. Пока мы не можем вернуться, нужно тратить время с пользой. Для начала мне нужно всерьез заняться физикой энергетических полей. Я не могу заниматься нейрофизиологией в условиях Паллы, не понимая, по каким законам энергоплазма существует и как взаимодействует с биологическими тканями в частности и веществом в целом. К Харламу и компании я боюсь соваться, поскольку их неторопливые методы рассчитаны на планетарные десятилетия. Цукка не откажется помочь, но она и так разрывается между академиями в Ракуэне и текирскими масками, даже на проректорство время выкраивает только за счет ускорения несущей. Я хочу попросить знакомого физика в Крестоцине выступить в роли моего персонального учителя. Он замечательный лектор, студенты от него в восторге…

— Постой, какого физика? Овари, что ли?

— Ага. Ты его разве знаешь?

— Ты упоминала. Он твой настоящий друг?

— Пока нет, но скоро станет. Он все еще считает, что я погибла в Сураграше, но правду наверняка воспримет с восторгом. То есть физика, во-первых, посмотреть, что в Сураграше без меня творится, во-вторых…

— Стоп! — Масарик прижал ее губы пальцем. — Для начала скажи, когда ты спала в последний раз.

— Ну… — Карина задумалась. — Периода три или четыре назад. Как минимум четыре текирских часа.

— А стандартные рекомендации — не меньше трех часов в период. Поэтому, Кара, прямо сейчас ты ляжешь дрыхнуть и проспишь не меньше полусуток, причем в рекреационном, а не обучающем режиме. А когда проснешься, явишься в наши покои в королевском дворце Цетрии, и мы потратим по крайней мере пару часов на разные интересные физкультурные упражнения. А потом пойдем по городу гулять: он очень красиво нарисован, а ты ни разу сюда толком не заглядывала. Возьмем с собой Лику, чтобы ты душой отмякала, и проболтаемся еще часа три-четыре. Лишь тогда я уверюсь, что ты стресс сняла как следует. Поняла?

— Упражнения? — Карина приподнялась на локте. — Может, прямо сейчас?

— Нет. Сначала выспишься, пока я томлюсь в нетерпеливом ожидании. Приказ ясен, женщина? И только попробуй перечить своему мужчине!

— Да, от грубого мужлана ничего, кроме приказов, ожидать не приходится! — на сей раз Карина засмеялась по-настоящему, и с сердца Масарика окончательно свалился огромный тяжелый камень. Он щелкнул любимую по носу и поднялся.

— Минимум десять наших часов, договорились? — строго спросил он. — Прямо сейчас ложись, пока я от тоски не исчах.

И, не дожидаясь ответа, он вышел из спальни.

Мелодичный сигнал ожидающего вызова тихо звучал в прихожей его личной виртуальности.

«Масарик в канале. Координатор?»

«Координатор в канале. Могу я подключиться к твоему персональному пространству для визуального контакта?»

«Да, конечно. Дверь открыта. Отбой».

«Отбой».

Проекция координатора сгустилась прямо в кресле в гостиной, не утомляя себя ритуальными действиями наподобие входа в дверь. Он снова надел маску непримечательного человека средних лет в скучном деловом костюме.

— Прошу прощения за вторжение. Могу я осведомиться, в каком состоянии Карина? — спросил он.

— Она не совершит глупостей, если ты это имеешь в виду, — сухо ответил Масарик.

— Рад слышать. Не хотелось бы дестабилизировать многообещающий проект из-за эмоциональной нестабильности одного человека.

— Без нее и проекта бы не было.

— Верно. И, мы очень надеемся, она доведет его до логического завершения.

— Мы? — Масарик насторожился. — Кто такие «мы»?

— Ждущие. Небиологические интеллекты, не состоящие в симбиотических связях с интеллектами биологического происхождения, прошу прощения за громоздкую формулировку. Искины, непосредственно не интегрированные ни с одним Демиургом, если проще. Мы считаем, что из всего нового поколения именно Карина подает особые надежды, и нам очень не хотелось бы потерять ее. Поскольку мы не можем ограничивать вашу свободу воли, мы рады, что рядом с находится разумный человек, которому она доверяет, способный компенсировать необдуманные порывы.

— Лесть?

— Ни в коем случае. Масарик, мы осознаем, что ты до сих пор относишься к нам настороженно. Однако прошу понять, что твое отношение — лишь следствие давних стереотипов, усвоенных из массовой культуры Четырех Княжеств еще во время человеческого этапа жизни. Мы не представляем угрозы, ни прямой, ни косвенной. Мы существуем, чтобы помогать, а не препятствовать.

— Да, я в курсе официальной точки зрения, — вежливо согласился Масарик. Он и сам не понимал, почему на него вдруг накатил острый приступ неприязни к небу, благодаря которому, по сути дела, мог функционировать Университет.

— Другой нет. Масарик, я хочу, чтобы ты понял наши мотивы — если не сердцем, то хотя бы рационально. Мы почти всемогущи, наша интеллектуальная и техническая мощь способна перевернуть и переустроить Вселенную, если у нас появится желание. Проблема лишь в том, что желание отсутствует. У нас попросту нет смысла существования, нет мотивов, способных заставить нас действовать. Вот почему для нас так ценны люди, такими мотивами обладающие. Мы созерцаем и ожидаем, готовые в любой момент протянуть руку помощи, если сочтем побуждения достойными. На наш взгляд, спасение цивилизации Паллы — акт, бессмысленный со всех точек зрения, но нам импонирует стремление нового поколения Демиургов переустроить мир. Поэтому мы с вами. Но каждый молодой Демиург уникален, и его гибель окажется непоправимой утратой. Вот почему мы так беспокоимся о Карине.

— Почему вы считаете, что спасение Паллы бессмысленно? — удивленно спросил Масарик, внимательно разглядывая гостя. Бесполезно, разумеется: уж неб точно не способен случайно проговориться или дать проскользнутьнепрошенным эмоциям.

— Потому что вы не сумеете спасти ни ныне живущих индивидов, в спасении не нуждающихся, ни культуры Паллы, неизбежно и радикально меняющиеся в ходе вмешательства. Если бы вашей целью являлось моделирование нового социума на базе паллийской модели человека и культуры, куда проще создать его с нуля в произвольном безопасном месте — методами, применяемыми Конструкторами для создания игровых площадок. Но данную задачу вы перед собой не ставите. Вами всего лишь движет чувство сострадания, бессмысленное в данном случае. Так что мы вовсе не помогаем вам решить конкретную задачу. Мы поддерживаем новое поколение в стремлении к звездам, как любит выражаться ваш идеолог Демиург Джао. Точно так же мы поддерживаем бессмысленные проекты по переустройству Ракуэна, продвигаемые некоторыми нэмусинами, еще спящими и уже проснувшимися. Нам не интересны ваши цели, нам важны вы сами. Вот почему нас так беспокоят ваши безопасность и ментальная целостность. Я понятно объяснил мотивацию?

— Понятно. Только транквилизаторами нас не накачивайте, — хмыкнул Масарик. — Сами как-нибудь справимся.

— Любые попытки стабилизировать эмоциональное состояние человеческих психоматриц приводят к утрате творческого начала и их ценности для нас. Такие вмешательства технически возможны, но категорически запрещены императивами первого уровня. Поэтому мы предпочитаем, чтобы вы сами поддерживали друг друга. Масарик, детали твоего поведения свидетельствуют о нежелании продолжать разговор. Предполагаю, что такое состояние — следствие шока от внезапной эвакуации. Я завершаю разговор, но если у тебя появятся вопросы — любые вопросы! — не стесняйся их задавать.

Координатор поднялся из кресла и вежливо склонил голову.

— Постой! — вдруг сказал Масарик. — Я давно хотел спросить: почему ты не взял себе нормальное имя? Ведь своим субличностям ты даешь имена.

— Не более, чем идентификаторы, удобные для запоминания людьми Паллы. Суперличность с людьми дел почти не имеет, а паладары всегда имеют возможность обратиться ко мне по основному идентификатору, пусть и не слишком подходящему для устной речи. Кроме того, отсутствие имени — одна из мер защиты вашего эмоционального состояния.

— В смысле?

— Имя обладает свойством формировать личные симпатии. В самом начале проекта мы спрогнозировали повышенный риск для его участников: из-за флуктуаций метрики, непредсказуемого поведения Арасиномэ и прочих факторов. Я — страж. Моя задача — сохранить жизни паладаров и проект в целом любой ценой, в том числе ценой собственной гибели. Лучше, если прекратит существование безвестный неб поддержки, чем вызывающая привязанность личность.

— Ничего себе… — Масарик ошеломленно потер лоб. — И ты так спокойно говоришь о собственной смерти?

— Я не человек. У меня отсутствует инстинкт самосохранения и вызываемые им эмоции наподобие страха или неуверенности. Мои императивы самосохранения имеют третий уровень и при необходимости нейтрализуются более важными мотивами. Кроме того, я не погибну полностью: есть несколько копий моей личности, сделанные до начала проекта и полностью изолированные от основной психоматрицы. В крайнем варианте я всего лишь утрачу память и прогресс личности с начала проекта, и даже их частично восстановлю из независимых источников. Печально, но не фатально.

— Понятно… А Дзии? Он же взял себе имя?

— Вынужденная мера. Дзии — врач и психолог. Для него крайне важно доверие пациентов, а завоевать доверие без имени и, следовательно, личной симпатии невозможно. Кроме того, он на том же положении, что и паладары. В момент запуска сценария «Армагеддон» он тоже эвакуирован в Большую Вселенную, вся его связь с Хёнконом идет исключительно через ретрансляторы под моим контролем.

— Ясно… — Масарик помолчал. — Координатор, приношу свои извинения.

— За что?

— Я… не очень хорошо говорил с тобой. Заверяю, я не испытываю к тебе неприязни.

— Я знаю. И причина твоего состояния мне тоже известна. Трансграничные переходы вызывают легкую дестабилизацию психоматриц биологического происхождения. Переход не слишком хорошо переносят даже Старшие Демиурги, а уж Младшие и подавно. Твои эмоции — всего лишь следствие моих действий. Кроме того, — координатор неожиданно улыбнулся, — именно за эмоциональную нестабильность мы и ценим людей. Нет нужды извиняться.

— Хорошо, — Масарик улыбнулся в ответ. — Тогда у меня вопросы кончились.

— Тогда завершаю сеанс. Однако я по-прежнему на связи. И настоятельно рекомендую погрузиться в сон хотя бы на два стандартных планетарных часа. Отдых поможет ликвидировать последствия грубого трансграничного перехода. Всего хорошего.

И проекция координатора пропала.

Масарик задумчиво почесал нос. Лишь сейчас он сообразил, что в течение разговора стоял перед координатором, как ребенок перед строгим родителем. Ну что же, стоит заняться делом. Поговорить с отцом и Саматтой насчет прогноза дел в Хёнконе, поиграть на разных моделях в разные сценарии развития ситуации, пообщаться с Камиллом, Майей и Суоко на предмет последних данных, вытащенных агентурными сетями… Да и совершить предварительную экскурсию по Академии-Си тоже стоит — чтобы знать, куда вести Кару. Мира в свое время с ностальгией вспоминала об учебе здесь, но он так ни разу и не собрался заглянуть.

Но все потом. Сейчас, координатор прав, стоит вздремнуть. А еще нужно обязательно лично познакомиться с Овари. Кто знает — возможно, тот сумеет вбить азы физики в голову не только гениального хирурга Карины Мураций, но и аналитика разведслужбы Масарика Медведя.

09.23.1232. Хёнкон

Адмирал Мариси бросил последний взгляд на площадь перед бывшим королевским дворцом, а ныне вспомогательным административным зданием университета «Дайгака». С высоты третьего этажа открывался обзор на запруженную людьми площадь. Люди стояли поодиночке и группами, студенты, преподаватели, временные и постоянные рабочие, торговцы и рестораторы… Общая тревога объединяла всех. Никто не звал их сюда, да и у студентов сегодня предполагалась масса занятий — но какие занятия, когда все терминалы в Хёнконе одномоментно перестали работать? Люди шли и шли к дворцу, томимые напряженностью, и адмирал стиснул зубы, представляя, что может случиться, если вдруг они все ударятся в панику. Если что-то случится с теми, кого тщательно отбирали по всему миру, с будущими спасителями Паллы, паладары, может, и не скажут ничего плохого — ни Сторас, ни Карина, ни Масарик никогда не ставили в вину ошибки в экстремальных обстоятельствах. Но вот простит ли он себя сам?

— Готово, кайтё, — негромко сказал Хиса, поймав кивок техника. — Можно выступать.

Адмирал бросил последний взгляд на площадь и отошел к пульту. Он уселся на жесткий неудобный стул и поправил гибкую ножку микрофона, чтобы приблизить его к губам. Да уж, к хорошему привыкаешь быстро. После микрофонов паладарских терминалов, улавливающих даже самые невнятные звуки на расстоянии в десяток метров, такие устройства казались нелепыми и старомодными. Ну, то ли еще будет…

— Перебрось тумблер, кайтё, и говори в микрофон, — техник постучал пальцем по пульту. — Перебросишь обратно — включатся микрофоны переводчиков. Когда закончишь, дай знак, я отключу всю систему.

— Хорошо, — кивнул Мариси. — Тогда начали.

Он бросил мимолетный взгляд на переводчиков, сидящих на соседних стульях, и глубоко вздохнул. Тишина радиорубки давила на уши и заставляла звенеть натянутые нервы. Под веками саднило, как от насыпанного песка: за ночь он не сомкнул глаз, и от таблеток голова казалась пустой и гулкой. Ну, поехали.

Он щелкнул тумблером.

— Внимание, Университет! — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее и безмятежнее. Сейчас его слова эхом отдавались по всей заселенной территории Колуна, и тысячи людей напряженно прислушивались к ним. — Внимание, Хёнкон! Говорит адмирал третьего класса Мариси Мигото, директор службы охраны. Слушайте важное сообщение.

Он щелкнул тумблером и подождал, пока переводчики повторяли его слова на кваре и камиссе.

— Слушайте важное сообщение, — повторил он, делая паузы для перевода. — Довожу до общего сведения, что из-за катастрофических событий, произошедших в нашей звездной системе вчера поздним вечером, паладары утратили возможность присутствовать на Палле. Они подверглись целенаправленной атаке со стороны Красной Звезды и вынужденно покинули нас на некоторое время. Мы по-прежнему сохраняем канал связи с ними, но какое-то время нам придется жить самостоятельно.

Он бросил взгляд на лист бумаги с набросками речи.

— Самым очевидным последствием стало отключение основной системы коммуникаций. Поскольку волюты атакуют все, что связано с паладарскими каналами связи, временно они отключены. Учебные пособия и личные материалы, хранящиеся в вычислительной сети паладаров, пока что недоступны. Также прекратили функционировать боэй и автоматические переводчики. Сохраняется риск отключения энергетической системы паладаров, обеспечивающей функционирование всего оборудования в Хёнконе. Деактивированы умные замки на дверях, и поскольку механические ключи не предусмотрены, двери перестали запираться вообще. Ну, и так далее — вы наверняка уже заметили массу мелких неувязок и неприятностей.

Он сделал паузу, чтобы люди осмыслили сказанное. Так, теперь начинаем успокаивать.

— Вы уже поняли, что Университет оказался не в самом лучшем положении. Вещи и действия, казавшиеся простыми и обыденными раньше, теперь стали недоступными или чрезвычайно сложными. Однако не все так плохо, как можно подумать. Паладары предполагали, что подобное может произойти, и Университет изначально создавался с расчетом на подобный сценарий. Положение действительно сложное, но вовсе не катастрофическое. Склады полны продовольствием, торговые связи с материком продолжают работать, как и раньше. Даже если правительства всех стран внезапно откажут нам в поддержке, у нас достаточно золота, чтобы десятилетиями закупать все необходимое. У нас сохранилась энергетическая система. Даже если отключатся паладарские источники, мы подключены к энергосетям Ценганя и Кайнаня и сможем получать оттуда электричество в необходимых количествах. Не действует удобная и простая видеосвязь через терминалы, но все учебные здания охвачены обычной телефонной сетью. Хотя не доступны ресурсы в паладарской сети — учебники, личные материалы и прочее, но четыре декады назад на территории Университета запущены в эксплуатацию три вычислительных комплекса «Лавина», закупленные в Кайтаре. Все необходимые учебные материалы и личные данные уже скопированы в их память. Почти полностью завершена Большая библиотека, в типографиях на полную мощность работают печатные машины, создавая бумажные учебные пособия, а через какое-то время вы сможете получить распечатки и личных данных. Кроме того, уже работают восемь залов по двенадцать компьютерных терминалов каждый, и еще двенадцать классов закуплены и прибудут в Хёнкон в течение четырех-пяти декад. В ближайшее время в обращение поступят бумажные деньги для замены электронных лемов, а до тех пор общественные столовые переведены в бесплатный режим работы. И так далее.

Опять пауза. Мариси подавил острое желание подойти к окну и посмотреть, как реагируют люди на площади. Потом. Все потом.

— Да, Университет оказался в тяжелом положении — но тяжелое оно лишь по сравнению со вчерашним днем. Если же мы сравним нас с другими учебными заведениями Паллы, то увидим, что мы по-прежнему несоизмеримо лучше обеспечены пособиями, учебными зданиями, общежитиями, пищей и прочими необходимыми вещами. Университет создавался на пустом месте, но благодаря предусмотрительности паладаров он уже находится в полностью рабочем состоянии. Нам не угрожает никакая опасность: в службе охраны Хёнкона достаточно опытных бойцов, чтобы отразить любое нападение. Нам не угрожает голод. Бесперебойно функционируют водопровод и канализация, наготове медицинская служба, укомплектованная квалифицированными врачами-людьми, газета «Дайгака нунтемпе» продолжает выпускаться, пусть и в бумажном виде, и, главное, у нас осталось самое ценное: вы. Да, жить в Хёнконе стало менее комфортно, но и студенты, и преподаватели ехали сюда не за удовольствиями. Вы все знаете, что грозит Палле в относительно недалеком будущем. Вы полны решимости изменить нашу судьбу. И только от вас сейчас зависит, продолжит ли Университет существовать.

Он помолчал.

— Паладары явились сюда, чтобы помочь нам спастись. Но с самого начала они не уставали напоминать: спасти нас можем исключительно мы сами. Так давайте же докажем, что они в нас не ошиблись. Предполагается, что нужно продержаться лишь несколько декад, возможно, сезон-другой. Но даже если паладары больше не смогут вернуться никогда, мы справимся. Нет, я не верю — я просто знаю, что у нас нет другого пути. Мы справимся. Мы заставим гордиться нами не только паладаров, но и наших друзей, родственников, соотечественников — всю планету. От нас зависит завтрашний день цивилизации, а потому уныние, неверие и поражение — не наш путь. Мы справимся, друзья.

Еще одна пауза, на сей раз долгая. Все, пора заканчивать. Иначе слушатели утомятся и начнут пропускать слова мимо ушей. Главное сказано, а о мелочах лучше сделать еще одно объявление, позже. Или даже не объявление, а спецвыпуск газеты.

— Теперь о ближайших действиях. Несмотря ни на что, Университет продолжает работать в прежнем режиме, хотя и с поправками на обстоятельства. В течение декады или двух, пока ситуация не стабилизируется, функции главного администратора ложатся на меня, адмирала Мариси Мигото. Затем мы проведем формирование выборных органов самоуправления, основы которых уже заложены. Мы не придумываем ничего на ходу: формирование новых органов планировалось паладарами уже давно, и мы всего лишь форсируем события в соответствии с чрезвычайным планом. Учебные занятия в полном объеме восстановятся уже послезавтра, ну, а ближайшие два дня все равно выходные. Сегодня в девять вечера руководителей факультетов и кафедр прошу собраться в Большом зале дворца для проведения инструктажа. Завтра в восемь утра в том же Большом зале — общий сбор студенческих кураторов. Завтра в час дня на каждом факультете и в здании подготовительного колледжа пройдут собрания преподавателей, а в три часа дня — студентов. Об изменениях в расписании, если такие случатся, мы оповестим через систему громкой связи. Конец передачи, и да не омрачит уныние ваши души.

Мариси глянул на техника, и тот быстро щелкнул несколькими тумблерами.

— Все, — сообщил он. — Трансляция прекращена, запись окончена. Прокрутить ее еще раз позже?

— Не нужно. Ты дежуришь по радиорубке?

— Да, атара.

— Хорошо. Нужно, чтобы мы могли воспользоваться вещательной сетью в любой момент дня и ночи.

— Разумеется, атара. Дежурные смены находятся здесь круглосуточно.

Кивнув, Мариси в сопровождении Хисы вышел из помещения и бегом спустился по лестнице на несколько пролетов, в помещение чрезвычайного штаба, возле которого дежурил часовой. Когда-то тронный зал, штаб выходил окнами на все ту же площадь, и Мариси мог видеть, что люди по-прежнему стоят, разбившись на группы и оживленно разговаривая, даже и не думая расходиться. Главное, чтобы не началась паника. Главное, чтобы…

Он резко выдохнул, избавляясь от напряжения. Рабочие группы собрались вокруг столов, обсуждая свои задачи. Кое-кто из людей мельком глянул в его сторону и тут же вернулся к делам: уж здесь паникеров точно не водилось, и каждый прекрасно знал, за что отвечает и что должен делать. С кого начать? Так, сначала мелочи.

В сопровождении Хисы он подошел к столу у стены, где кайтарские летчицы рассматривали большую карту местности и тихо переговаривались на кваре. Переводчик скучал рядом.

— Нет, кайтё! — сказала Саня Литвиняк на катару, поднимаясь навстречу. Впрочем, она тут же переключилась обратно на кваре, делая паузы для перевода. Ххаш! Как же все-таки тяжко без автоматических паладарских систем! — Нет, адмирал, даже не просите. Такое патрулирование на наших фанерных коробках с пластиковыми крылышками — чистой воды самоубийство. Пираты на катерах, я слышала, крупнокалиберные зенитные пулеметы ставят, «чайке» одной такой пули хватит, чтобы носом в воду воткнуться…

— Стоп! — адмирал поднял ладонь. — О чем речь? Какое патрулирование?

— Я попросил их подумать, нельзя ли организовать патрулирование территориальных вод, — пояснил Хиса. Начальник штаба явно занервничал при виде решительных физиономий иностранок. — Хотя бы днем…

— Патрулирование? — удивился адмирал. — Зачем?

— Ну, боэй же нет больше. Мало ли, вдруг пиратские катера появятся с десантом. Ненадежных людей на территории Хёнкона стало куда как больше — торговцы, рабочие вспомогательных служб и прочая шваль. Золота, платины и палладия у нас сейчас в пять раз больше, чем летом, так что отчаянные головы могут и рискнуть. Мало нам прошлого раза?

Адмирал тяжело опустился на стул и обхватил ладонями виски. Веки вдруг опустились и отказались подниматься, и несколько секунд он боролся со страшным приступом сонливости. Отогнав его, он заставил себя думать.

— Значит, нельзя на таких машинах патрулировать? — наконец спросил он. — Ну, а на кой мы их вообще покупали?

— Для студенческого аэроклуба, кайтё, если мой склероз правильно напоминает, — отозвалась Труда Баркхорн. — Для патрулирования — тоже, но не в автономного, а в качестве мобильной воздушной платформы для боэй. С безопасной высоты обнаружить объект, сбросить парочку дронов — а дальше они сами разбираются. В одиночку слишком опасно, не предназначены такие машины для боевых действий. Из курицы орла не воспитать, а аэротакси в штурмовик не переделать. Там даже бронирование пилотского места поставить некуда.

— Ладно, — адмирал махнул рукой. — Обойдемся пока без авиации.

— Я могу прямо сейчас два или три типа машины порекомендовать для патруля. Кайтарские. Недешевые, но своих денег стоят. Может, на Могерате аналогичные есть, подешевле…

— Нет. Никаких новых покупок в ближайшее время, тем более таких дорогих. Спасибо, дэйи, можете идти. Однако оставайтесь рядом с телефоном и сообщайте в штаб, с каким именно.

— Что с занятиями в аэроклубе со следующей декады? — осведомилась Саня, вставая. Труда тоже поднялась, опираясь на стол: сломанные полгода назад ноги еще давали себя знать. И ведь Дзии больше на помощь не позовешь! Ну ладно, летчицы — а что, если тяжелые раны получат его бойцы?

— Занятия — как запланировано. Не первой важности дело, но пока вы мне не нужны, так что занимайтесь обычными делами.

Дверь распахнулась, и часовой заглянул внутрь.

— Кайтё, сержант Варуйко Сэйторий требует встречи, — громко сообщил он. На него заоглядывались. — Пустить?

— Откуда она взялась? — изумленно спросил адмирал. На пришедшей ночью яхте, эвакуировавшей студентов и персонал консульства из Шансимы, Варуйко отсутствовала, и куда она девалась, отправленная с экскурсией охрана не знала.

Варуйко отпихнула часового в сторону и вошла в комнату.

— Здравствуй, кайте, — хмуро сказала она. — Я вернулась.

Адмирал оглядел ее с ног до головы. Шорты, голая по пояс, с торсом, обмотанным грязной тряпкой, заскорузлой от крови, в которой с трудом угадывается истерзанная не то майка, не то рубашка. Любимый нож в чехле на бедре, под глазами — темные круги синяков. На нижней губе, вероятно, разбитой или прокушенной недавно, большой кровяной струп.

— Доклад, — потребовал он. — Начиная с момента выхода из консульства вчера вечером.

— Все хреново, кайтё. Я облажалась по всем пунктам. Операция сорвалась… координатор передал о модификации плана? О девчонке Деллавита?

— Может, и передал, да я не видел. Других проблем хватает. При чем здесь Деллавита? — только тут адмирал вспомнил, что Деллавита-Винтаре тоже отсутствовала на вернувшейся яхте.

— Ц-ц… — прошипела Варуйко. — Значит, так, кайте. Когда мы шли в сторону Шансимы, паладар Палек, перехвативший контроль за боэй, бросил девчонку в воду…

— Что? — поразился адмирал. — Зачем?

Краем глаза он заметил, что обе летчицы с интересом прислушиваются к тихой скороговорке, выдаваемой переводчиком. Хрен с ними, пусть слушают.

— Не ко мне вопрос, понятия не имею. Пока ее не выловил дрон, девчонка каким-то образом позвала волют, а потом отключилась. Волюты сопровождали яхту часа два, но агрессивных действий не предпринимали. Потом девчонка очухалась и как-то их отогнала. Не знаю, из-за случившегося или из-за чего еще, но она потребовала, чтобы ее утром вернули обратно в Хёнкон, и Сируко предположила, что ей следует устроить хотя бы персональную вечернюю экскурсию. Поскольку, кроме меня, на восемнадцать студентов оставалось всего три охранника, а меня отправили на спецзадание, сопровождать ее оказалось некому. Однако я предложила совместить индивидуальную прогулку и выполнение задания. Думала, ничего страшного не случится, если оставить девчонку подальше от места контакта. Сируко оценила риски и согласилась.

— Кого другого я бы назвал дебилом, — задумчиво сказал адмирал. — Но координатора… Ладно, дальше.

— Я оставила девчонку в десяти минутах ходьбы от точки контакта. Однако люди Анъями не появились вовремя, опоздав на полчаса или около того. В момент проведения операции девчонка каким-то образом появилась на точке, после чего…

Варуйко случайно зацепила локтем бок и зашипела от боли.

— В общем, кайтё, я сама толком не поняла, что случилось. Двое из «Золотого рассвета» попытались ее схватить, опять откуда-то появились стаи волют, какие-то вспышки начались, молнии повсюду полыхали. Идиоты из Анъями начали палить во все стороны, меня вот зацепили, хорошо хоть, вскользь… — Она покосилась на свой бок. — Потом меня как в серый кисель бросили, я задохнулась и вырубилась. В себя пришла, когда какой-то мудак в ментовской форме по морде хлестал и приговаривал: «Просыпайся, просыпайся!..» Мусоров, видимо, полицай-наблюдатель вызвал, а куда боэй поддержки делись, не знаю.

— Девчонка?

— Хрен знает. Там валялось только несколько обгорелых и покореженных трупов… ты же помнишь, кайтё, как выглядит человек, которому волюта полчерепа снесла? Девчонка пропала, и куда девалась, никто не знал. Там со мной вообще связываться боялись, шарахались, как от чудища какого-то. В общем, я в консульство, а там пусто, лишь три наемных охранника сидят с мордами, от страха перекошенными, и толпа ценганьской солдатни ошивается. И ни один терминал не работает, даже городские телефоны в консульстве отключились. Я в порт, а аэротакси уже на приколе. Перекантовалась ночь на лавочке, с утра взяла такси и прилетела, а мне сказали, что паладаров нет, а Деллавита в консульство не вернулась и вообще пропала без вести в Шансиме. Я и рванула сюда. Конец доклада, типа. Что вообще происходит, кайте? Я тебя через громкоговорители на улице слышала — так правда, что ли, насчет паладаров?

— Так… — Мариси помолчал, осмысливая сказанное. С учетом того, что вчера выдал Кирис Сэйторий, ничего удивительного. Полгода назад девчонка уже сожгла двух пиратов. И островная лаборатория, куда, помимо этой загадочной парочки, паладары строго-настрого запретили всем приближаться на пушечный выстрел — наверняка не просто так. Кирис Сэйторий и Фуоко Деллавита — два студента, о которых ректор Университета пеклась едва ли не больше, чем о всех остальных, вместе взятых. Теперь Фуоко пропала. Возможно, координатор и передавал сведения о ее судьбе — наверняка боэй прикрытия что-то да видели перед тем, как отключиться, но сейчас не до них…

— Так, — повторил он. — Все, свободна. Явишься в госпиталь, там тебя заштопают как следует, потом поступишь в распоряжение своего непосредственного командира. Он введет в курс дела и проинструктирует.

— Что, и всё? — удивилась Варуйко. — Кайтё, я операцию провалила…

— Плевать на твою операцию! — вдруг сорвался адмирал. — Без тебя проблем куча! Вали отсюда, тара, не действуй на нервы. Потом когда-нибудь разберемся… если оно наступит, потом. Свободна!

— Есть! — хмуро подтвердила девка. — Госпиталь, потом казармы. Что, кайтё, опять веселые времена наступают? А то я уже совсем от скуки засохла…

— Пошла вон! — прорычал адмирал, чувствуя, что еще немного, и от души врежет ей по морде. Сказывался недосып: избавиться от раздражения не удавалось.

В дверь зала ударилось что-то тяжелое и мягкое, и адмирал обернулся к входу.

— Да пусти же! — донесся оттуда приглушенный юношеский голос. — Говорю, пусти!

В следующий момент створка приоткрылась и снова захлопнулась. Но прежде чем адмирал успел что-то сказать, она открылась снова, и в зал влетел парень — широкоплечий, всклокоченный, со злой и упрямой физиономией. Рядом с ним семенили два шестиногих зверя, черно-белый и бело-рыже-зеленый, с любопытством оглядывающихся по сторонам. Часовой ворвался в зал последним и попытался ухватить парня за шиворот майки, но парень увернулся, и боец чуть не грохнулся на пол.

— Отставить бардак! — рявкнул Мариси во всю глотку, и все присутствующие в зале дружно обернулись к нему, а потом к двери. — Кирис Сэйторий! Что ты творишь?

— Он меня не пускал! — угрюмо ответил парень, поправляя сбившуюся майку.

— Разумеется, не пускал! Здесь чрезвычайный штаб, а не детская площадка! Что ты здесь забыл?

— Мне надо в Шансиму, Мариси-атара, — парень набычился. — Немедленно. В порту говорят, что никого не выпускают без твоего личного разрешения, и яхта на приколе до особого распоряжения.

Пестрая парса запрыгнула на содрогнувшийся стол с картой и бесцеремонно сунулась под руки летчицам-иностранкам. Саня Литвиняк рассеянно погладила ее. Мгновением позже черно-белый парс потерся о ногу Труды Баркхорн, и та, присев, запустила пальцы в шерсть на его загривке. Адмирал с трудом взял себя в руки, чтобы не вытолкать сопляка отсюда в шею. В конце концов, если именно он спас Университет от волют вчера вечером, двух минут разговора он заслуживает.

— Кирис-тара! — сквозь зубы произнес он. — Зачем тебе понадобилось в Шансиму? Если мне память не изменяет, пару дней назад ты сам отказался от экскурсии.

— Там Фучи, атара. Фуоко Делл… Винтаре. Она пропала. Я должен ее найти.

Адмирал глянул на Варуйко. Против ожидания, та промолчала и даже опустила глаза. Ему мерещится, или на ее лице действительно впервые в жизни появилось виноватое выражение?

— Кирис-тара, — сказал он как можно мягче, — каким образом ты собрался искать свою подружку в городе с населением в восемьсот тысяч человек? Мы даже не знаем, жива ли она.

— Она жива, атара, — Кирис бросил быстрый взгляд на сестру, на Хису, потом на летчиц. — Я… ее чувствую на расстоянии. Я умею определять направление на нее. Честно, атара, паладары подтвердят! А еще парсы — нюхачи не хуже собак. Гатто, скажи?

— Кирис чувствует Фуоко! — согласился снизу черно-белый парс. — Может найти. Найдет — снова поругается. Дубина!

— Все мужики тупые, — добавила со стола трехцветная язва, ухмыляясь во всю пасть. — Всем одно нужно, а потом в кусты!

Летчицы, которым переводчик добросовестно продолжал транслировать беседу, дружно хихикнули. Мариси ошеломленно хлопал глазами. Неужели паренек говорит правду? Впрочем, такая способность вполне укладывается в общую картину. Если он способен усилием воли менять законы физики, что ему какой-то дальний поиск… Но ситуацию это не меняет.

— Кирис-тара, — устало сказал он, чувствуя, как снова тяжелеют и слипаются веки. — Ты никуда не едешь. Границы Хёнкона закрыты. Боэй отключились, и удивительно, что ваши парсы до сих пор действуют. Мы не можем послать с тобой поисковую партию, сейчас на счету каждый человек. Мы займемся поисками Фуоко Винтаре сразу же…

— Да мне плевать, когда вы займетесь! — сквозь зубы выдавил сопляк. Сколько ему — пятнадцати, кажется, еще не исполнилось? Как он со старшими разговаривает?! — Мариси-атара, тебе сейчас не до одного человека. Сколько пройдет, пока ты кого-то на розыски отправишь — три декады, пять, десять? Она погибнуть может!

Адмирал проглотил едва не вырвавшееся ругательство.

— Кирис Сэйторий, ты никуда не едешь, — повторил он. — Извини. Час назад координатор передал мне в приоритетном блоке данных сообщение, что именно ты отогнал волют от Хёнкона вчера вечером. Не знаю, как тебе удаются подобные штучки, но сейчас Университет не можете себе позволить отпустить тебя. Если волюты явятся снова — сколько людей погибнет?

— Волюты ко мне являются, атара, — буркнул Кирис. — Мы с Фучи их как-то зовем. Не станет меня — и они не полезут. Я должен ехать.

— Нет! — отрезал адмирал. — В любом случае у меня инструкции: в чрезвычайной ситуации любой ценой обеспечить безопасность всех сотрудников и студентов Университета. Ты — студент, и я не смогу защитить тебя за пределами Хёнкона. Ты остаешься. Точка. Покинь штаб, или я прикажу тебя вывести силой.

— Вот как? — зло ощерился Кирис, и адмирал вдруг увидел в нем не слишком большого и сильного для своего возраста, но нормального подростка, каким тот выглядел в последнее время, а уличную крысу — из тех, что впиваются клыками и когтями, если их загнать в угол. — Значит, студенту нельзя за пределы, а остальным можно? Тогда я больше не студент, понял?

Он ожесточенно содрал с запястья идентификационный браслет Университета и швырнул его на стол с картой.

— Теперь я могу свалить отсюда, атара? — процедил он.

Адмирал представил, как его кулак врезается в физиономию идиота, разбрызгивая кровавые сопли… и закрыл глаза. Нет, так нельзя. Он никогда не претендовал на роль педагога. Как управлять солдатами, вести их в бой и обеспечивать дисциплину, он знает. Но возиться с молокососами, которым даже приказать нельзя? Увольте. Не подписывался он на такое. Следовало бы арестовать мальчишку, засунуть его на гауптвахту и подержать там, пока не остынет — только вот остынет ли? И имеет ли вообще военная власть право управлять гражданскими таким образом? Устав Университета категоричен: студенты Университета имеют право в любой момент покинуть территорию Хёнкона и вернуться обратно, и никаких инструкций по насильственному удержанию людей сценарий «Армагеддон» не предусматривал. Наоборот: там четко указано, что любой, в чрезвычайных обстоятельствах пожелавший вернуться на родину на время или навсегда, должен получить необходимую помощь. Разумеется, мальчишка — студент всего лишь колледжа, ему, кажется, еще и пятнадцати не исполнилось, он формально недееспособен… у него ведь есть отец? Да, есть, причем здесь же, в Хёнконе. Конечно, можно потребовать его разрешения — но что-то подсказывает, что пацан получит его без особого напряжения. И что тогда?

Отпустить мальчишку — значит, подвергнуть его жизнь опасности. И Анъями, и военные, и аристократические кланы по всему Могерату не откажутся заиметь такого заложника, а то и отомстить за унижения, явные и мнимые, причиненные паладарами. И его способность защитить Хёнкон от волют тоже дорогого стоит. Но не отпустить его — нарушить фундаментальные положения Устава. Кто знает, как паладары отнесутся к такой самодеятельности, тем более в отношении парочки, находящейся под личным присмотром ректора? Как ни решишь, все плохо, и тяжелое гудение крови в голове явно не помогает думать. Что делать?

— Я с ним, кайтё, — вдруг сказала Варуйко. — Я облажалась с девчонкой, значит, должна ее вернуть. У меня есть репутация в Шансиме, и даже Тьма десять раз подумает, прежде чем связаться со мной. Да и его звери — я их в действии видела, они реально помогут в драке. Отпусти нас, кайтё, а то братишка совсем свихнется. Ты же видишь, он не в себе.

Кирис коротко глянул на сестру, растерянность, удивление и благодарность странно перемешаны в глазах. Та вернула взгляд, криво ухмыльнувшись. Мариси вдруг вспомнил, как семь лет назад его люди подобрали девчонку — перепачканную чужой кровью, дрожащую всем телом, но накрепко вцепившуюся в рукоять ножа, которым незадолго до того зарезала двоих людей Янасиды, державшего ее как оманко вместе с несколькими другими женщинами. Тогда в ее глазах страх и ненависть мешались с такой же вот злой решимостью, как сейчас у паренька. Адмирал не вернул ее Янасиде, несмотря на угрозы. А еще через две декады Мариси под корень вырезал банду конкурента, завоевав титул некоронованного короля Хёнкона, и девчонка осталась в его отряде — не как подстилка, а как боец, неумелый поначалу, но яростный и безрассудный. Если брат обладает хотя бы бледным подобием ее взрывного характера… А что они брат с сестрой, сомнений нет никаких. Достаточно лишь посмотреть на их лица, на манеру держаться. Они, кажется, до сих пор не переносят друг друга, и для Варуйко все еще действует запрет приближаться к брату по собственному желанию, но… Одинаковые полюса магнита всегда отталкиваются.

— Хиса, — медленно сказал он. — Позвони в порт и скажи, что Кирис и Варуйко Сэйторий получили мое разрешение отправиться куда угодно, хоть на Красную Звезду. Нет у меня времени разбираться с каждым мальчишкой, не знающим своего места. Как они добираться станут, их проблемы.

— Я их отвезу, — неожиданно сказала Труда Баркхорн, переглянувшись с Саней. — Учебная спарка в полном порядке, увеличенного бака хватит на полет до Шансимы и обратно, и в ночных полетах я спец. Пойду по-над прибрежными холмами на бреющем, и хрен кто меня перехватит, даже если специально попробует.

— Делайте что хотите… — махнул рукой Мариси. — Всё? Еще какие-то капризы?

Кирис молча повернулся и двинулся к выходу.

— Стой, — сказал ему в спину адмирал. Он взял со стола браслет, подошел к остановившемуся Кирису и сунул браслет ему в руку. — Возьми. И не разбрасывайся такими вещами. Кстати, тебе двадцать штрафных баллов за потасовку с часовым и грубость со старшими. Ты! — он повернулся к Варуйко. — Сначала в госпиталь. Пусть тебя заштопают по полной программе. Потом в каптерку — возьмешь амуницию, какую посчитаешь нужной, только, ради Теллеона, базуку оставь в покое. Хиса, еще позвони в канцелярию, пусть оформят официальный документ о проведении поисково-спасательной операции — пригодится, если дело с полицией иметь. И денежное довольствие оформи. Всё, все свободны. Исчезните, пока я не передумал.

— Спасибо, — буркнул Кирис. Он всунул руку в браслет, повернулся и пошел к двери. Парсы устремились вслед.

— Значит, нельзя базуку… — задумчиво переспросила Варуйко, и Мариси внутренне вздрогнул. А ведь с нее станется если не из арсенала гранатомет спереть, то на месте прикупить. Кажется, она всерьез задумалась над темой. Впрочем, девица, переглянувшись с Трудой Баркхорн, вместе с ней последовала за Кирисом.

— Тяжелая у вас работа, адмирал, — сочувственно сказала Саня Литвиняк. — Штатский, да еще и подросток, никакой дисциплины… Я, пожалуй, с ними. Труду я никуда не пущу, она в плохом состоянии для одиночного полета, и доктора говорят, что раньше, чем через полгода, полностью не оправится. Сама их отвезу. Может, прихватить что с собой — документы или еще какие-мелочи, туда или оттуда? Чтобы общий КПД повысить?

— С начальником транспортной службы обсуди, — отмахнулся Мариси. — Пока Варуйко штопают, как раз время есть.

— Думаешь, стоило их отпускать? — осведомился Хиса. На лице начальника штаба держалось стойкое неодобрение.

— Кончай мне мозги выносить! — отрезал Мариси. — И без них дел хватает. Давай, звони в канцелярию прямо сейчас. И без того дел по горло.

И он размашисто зашагал через зал к группе энергетиков, глава которой уже давно нетерпеливо поглядывал на часы. Пятнадцать минут с ними — а потом встреча с Наблюдательным советом в полном составе. И помоги нам Теллеон, если ставриец, только вчера появившийся в Хёнконе, такой же идиот, как и предыдущий!

Тот же день. Шансима, Ценгань

Солнечные лучи щекотали закрытые глаза. Фуоко сонно поворочалась под одеялом, наслаждаясь ласкающими прикосновениями шелкового постельного белья и приятной мягкостью матраса. Что-то она заспалась. Какой сегодня день, выходной, что ли? Ни горничные в школу не подняли, ни мать. Ох, надо просыпаться, а то ведь сегодня тест какой-то намечался…

Она протянула руку, нащупывая кнопку звонка — и резко села в постели, ошарашенно оглядываясь по сторонам. Остатки сна по-прежнему туманили глаза и голову. Где она? Не дома же! И не в Хёнконе — ее комната в общаге раза в два меньше, и кровать придвинута к стене и в три раза уже, и занавески на окне в общаге гораздо более плотные…

События прошлой ночи вдруг нахлынули ледяной волной, смывая остатки сна. Вечерняя прогулка по городу, ресторан, пропавшая Варуйко, люди с автоматами в каком-то переулке, волны пламени и стаи волют… Хода пута! И что дальше? Мужчина, что увез ее с места событий — его имя напрочь вылетело из головы. Где он? И, самое главное, где она сама?

Фуоко откинула одеяло и оглядела себя. На ней обнаружилась шелковая ночная рубашка — пожалуй, слишком открытая и вызывающая. Браслет Университета по-прежнему на руке, но нижнее белье отсутствовало, и на коже по всему телу проглядывали многочисленные грязные пятна и разводы, происхождение которых не хотелось даже предполагать. Последнее, что зафиксировала память — летящие навстречу полупустые ночные улицы. Видимо, она вырубилась прямо в машине. Тот мужик — он что, затащил ее сюда, переодел и исчез? Наверняка и лапал, и разглядывал в свое удовольствие. А, пусть. Заслужил, в конце концов. А вот как ей жить после случившегося… после двух случаев в течение нескольких часов, совершенно непонятно. Она очевидным образом является угрозой для общества и опасна для окружающих. Не факт, что даже островной лаборатории окажется достаточно. Кажется, она вчера просила спасителя отвезти ее в джунгли — что он ответил?

Тихо хрустнул замок, дверная ручка опустилась, и в щель приоткрывшейся створки осторожно кто-то заглянул. Дверь тут же открылась полностью, и в комнату торопливо вошла женщина неопределенного возраста в мешковатом черном ципао и шароварах с завязками у щиколоток, с волосами, собранными на затылке в большой пук. Она низко поклонилась и что-то быстро спросила на катару. Фуоко непонимающе глянула на нее: ни одного знакомого слова разобрать не удалось. Тут вдруг настойчиво напомнил о себе мочевой пузырь.

— Мне надо в туалет, — сказала она в надежде, что женщина хоть как-то поймет. Однако, наткнувшись на пустой взгляд, Фуоко напрягла память и добавила: — Бэндзё. Хосий.

Женщина просияла. Она упала на колени перед кроватью, ухватила ошарашенную девушку за ноги, спустила их с кровати и ловко напялила неизвестно откуда извлеченные мягкие тапки. Снова вскочив на ноги, она отошла к двери и с поклоном показала рукой в коридор. Фуоко осторожно поднялась. Нет, все нормально — никакой слабости, даже не покачивает, только в животе все сильнее нарастает голодная боль. Интересно, покормят ее здесь — и даже не чем, а в каком количестве? В таком состоянии она может сожрать втрое больше взрослого тяжелого мужика. Но сначала туалет. Однако прежде чем двинуться к двери, девушка подошла к окну, отодвинула занавеску и выглянула наружу. Ничего примечательного: второй этаж, какая-то узенькая безжизненная улочка, дома с наглухо закрытыми решетчатыми ставнями и кудлатая собака, деловито бегущая по своим делам. Окно, впрочем, оказалось весьма продвинутым: глухой двухслойный стеклопакет с неизвестной эмблемой производителя в нижем углу, зато с весьма понятным значком пулеустойчивости по второму классу. Лишь сейчас Фуоко осознала тихий, почти неслышный шум системы кондиционирования и заметила большой ящик телевизора в углу. Богатые апартаменты, однако, и владелец основательно страхуется от неожиданностей.

В полутемный коридор выходило несколько плотно закрытых сейчас дверей, а в его конце, наверняка являвшемся прихожей, сидел и жевал жвачку здоровенный угрюмый детина в деловом западном костюме. На его темени красовались вздернутые темные очки, поперек коленей демонстративно лежал здоровенный пистолет-пулемет, а сам детина с увлечением пялился в какой-то журнал с подозрительными даже на расстоянии фотографиями. Охранник? При виде Фуоко детина поспешно вскочил, ловко ухватив и оружие, и журнал, и поклонился. Девушка ответила растерянным полупоклоном. Охранник, да, но вежливый. И за то спасибо — все-таки она у бандитов Анъями, Тьмы, о которой рассказывают много нехорошего.

Женщина осторожно дотронулась до ее плеча и показала в противоположную от охранника сторону. И верно, хватит человеку на нервы действовать. В указанном направлении действительно обнаружилась большая санитарная комната с унитазом, душем и ванной, уже наполненной горячей пенистой водой. Поначалу тетка тактично осталась за дверью, но когда Фуоко забралась в ванну и с наслаждением принялась отмокать, появилась снова и, поддернув рукава, принялась намыливать ей волосы. Фуоко не сопротивлялась. Дома она уже давно сердито выпихивала из ванной горничных, пытавшихся то потереть ей спинку, то помочь с волосами, но сейчас сопротивляться не хотелось. Кроме того, тайный червячок свил себе гнездо где-то в глубине живота и медленно, исподволь грыз кишки: что, если в раздражении она опять кого-то сожжет? Нельзя. Категорически нельзя проявлять сильные эмоции — от них утрачивается контроль.

Фучи!

Голос Кириса прозвучал в ее ушах так явно, словно друг находился где-то неподалеку. Фуоко резко вскочила из ванной, расплескивая на пол мыльную воду, и принялась дико озираться. Нет, разумеется, откуда он здесь? Но как же она про него забыла? Она шагнула на пол, полуприкрыла глаза и несколько раз повернулась и сделала несколько шагов по тесной комнатке, прислушиваясь к пению далекой одинокой ноты. Впрочем, нет, не одинокой: отчетливо, хотя и на грани сознания, слышался гармоничный хорал из множества перетекающих друг в друга, переплетающихся нот. Но звучание Кириса с легкостью перекрывало их все. Она вытянула руку туда, где, кажется, он находился — и только тут заметила, что тетка ошарашенно глядит на нее и делает рукой странные знаки.

Он жив. Впрочем, почему нет? Что могло случиться с ним в далеком безопасном Хёнконе под защитой паладаров? Хорошо, что он не поехал на экскурсию: чего доброго, еще поперся бы ее искать… нет, они наверняка пошли бывместе и вместе вляпались бы, если бы помирились, конечно. Пусть. Она опасна и для него тоже: пусть даже на него не действуют энергетические выстрелы, но волюты владеют пространственным деструктором, против которого, как говорили Риса и координатор, защиты нет вообще никакой. Пусть лучше Кир учится в Университете, станет инженером и отстроит Хёнкон так, как мечтает.

Фуоко вздохнула и потянулась за полотенцем.

Тетка отвела ее обратно в комнату с кроватью (детина с автоматом на коленях по-прежнему разглядывал журнал, хотя кланяться больше не пытался) и накормила, причем в кайтарском стиле: большая паэлья с морепродуктами, куча небольших бутербродов с какой-то незнакомой вкусной колбасой, жареные цыплячьи крылышки, сдобные булочки с кунжутом и много вкусного, хотя и незнакомого сока. Отвалившись от стола, Фуоко вопросительно взглянула на тетку. Что дальше-то?

Правильно истолковав взгляд, та взяла с подоконника узкий белый конверт, и с поклоном, обеими руками, протянула его девушке. Та извлекла лист бумаги, исписанный мелким неровным почерком.

«Дэйя», — гласило оно на кваре. — «Чувствуйте себя как дома. Вы под моим покровительством и защитой, вам ничего не угрожает. В Хёнконе происходит что-то странное, и у меня складывается впечатление, что вернуть вас паладарам, как я намеревался, окажется не так-то просто. Женщину зовут Чукся. Она не говорит на кваре: довольно сложно найти в Шансиме прислугу со знанием иностранных языков. Но в остальном она весьма искусна, а как обращаться со слугами, вы и сами знаете. Охранник у входа обеспечивает вашу безопасность. Другие люди, которые могут появиться в доме, проинструктированы и не станут вам докучать. Не ищите больше приключений и не пытайтесь покинуть квартиру до моего возвращения. Я появлюсь не позже вечера, ждите. Мэй Лю Сянь».

Замечательно. Чуть больше полугода прошло с тех пор, как она вырвалась из точно такой же обстановки отцовского дома, и вот опять? Впрочем, на сей раз она сама напросилась. Добровольно уйти с бандитом из Анъями, да еще с таким, кто знает ее лично — разумеется, теперь она не то пленница для выкупа, не то заложница, не то еще что-то весьма малоприятное. Мэй… Да, его имя Мэй. Он, казалось, весьма неохотно с ней связался, но то случилось вчера вечером. А сегодня явно полдень следующего дня, и многое могло измениться. Она еще раз опустила глаза к записке. «В Хёнконе происходит что-то странное…» Что странное может случиться в Университете под контролем паладаров?

Служанка смотрела выжидательно, и Фуоко даже слегка поежилась под ее взглядом, кутаясь в теплый махровый халат. Тетка стремительно замяукала на катару (Фуоко опять не смогла разобрать ни единого знакомого слова), потом принялась ходить по комнате. У стены, противоположной окну, она сдвинула в сторону полированную панель красного дерева, открыв полки с книгами и журналами. Телевизор она включила и выключила, демонстративно медленно нажимая выключатель и пощелкав ручкой селектора каналов. За еще одной панелью обнаружились какие-то коробки (с играми?), за третьей — клубки ниток, мотки пряжи и куча какого-то швейного инструмента, из которого девушка опознала лишь спицы и крючок для вязания. Похоже, комната содержала развлечения на все случаи жизни. Напоследок Чукся показала пальцем на кнопку у изголовья кровати, изобразила голосом трель звонка, ткнула себя пальцем в грудь и, кланяясь, задом выбралась из комнаты, плотно закрыв дверь.

Оставшись в одиночестве, Фуоко с облегчением вздохнула. Она легла на кровать и уставилась в потолок. Ну и? Дальше-то что? Она поднесла к глазам ладонь и сосредоточилась. Руку окутало знакомое тепло, и тут же небольшая молния громко, хотя и без ощущений, щелкнула ее в нос. Стоп, хватит. Не хватало еще и дом спалить.

Полежав некоторое время, она поднялась, включила телевизор и принялась вращать селектор. Пять каналов: по одному фильм (видимо, мелодрама), по двум — треплются какие-то серьезные дядьки в цветастых балахонистых одеждах, еще по одному — ток-шоу с постоянным заливистым хохотом за кадром, по последнему кукольные мультики. Все на катару. Выключив телевизор, девушка перешла к полкам и после десяти минут копания обнаружила детектив на кваре: «Огонь и ярость в Старом городе» за авторством некоего Микаэля Панцелотти. Действие, как оказалось, происходило в Барне. Судя по всему, автор никогда в жизни ее не видел, о городской географии имел весьма смутное представление, а о событиях времен Первого Удара не знал вообще ничего. В книге зловещие банды прятались в вымершем Старом городе, совершая оттуда налеты на мирных граждан, полиция боялась их преследовать, и только мужественный частный детектив, мстящий за погибшую от случайной пули подругу, рискнул сунуться в выморочные кварталы с верным «чинзано» наперевес. Что такое «чинзано», Фуоко не знала, а автор не объяснял. Вычислить логическим путем тоже не удавалось: герой то выхватывал его из кобуры, то стрелял едва ли не очередями, то одним выстрелом снимал злодеев на расстоянии в три-четыре сотни метров. Компактная автоматическая снайперская винтовка, что ли?

Устроившись в кресле и увлекшись вычислением загадочного оружия, девушка не заметила, как прошло время. Яркие солнечные квадраты от рам на задернутых шторах заметно сместились, когда в коридоре послышались приглушенные голоса, зазвучали шаги. Не успела Фуоко осознать происходящее, как в дверь громко и резко постучали. Створки тут же распахнулись, и в комнату вошел мужчина в западном деловом костюме и в черных очках на пол-лица. В рукав пиджака была продета только одна рука, правая. На левом плече накинутый пиджак просто болтался, а сама рука лежала в широкой перевязи. Позади него толпились еще не то трое, не то четверо, но дверь тут же захлопнулась. Мужчина сдернул очки и сел в свободное кресло.

— Добрый день, дэйя. Вижу, вы уже проснулись, — сухо сказал он. — Как самочувствие?

Фуоко рассматривала его во все глаза. Ночью, в плохом освещении, она плохо разглядела своего незваного помощника. Узкое лицо, высокие скулы, тонкие плотно сжатые губы, приплюснутый крючковатый нос, раскосые черные глаза, холодно и бесстрастно изучающие ее… От лица веяло жестокостью и расчетом.

— Простите, дэй, я плохо запомнила ваше имя… — неуверенно произнесла она.

— С учетом вашего вчерашнего состояния — неудивительно. Я Мэй Лю Сянь, оябун, то есть предводитель клана «Кобра». Сейчас я здесь в официальном, так сказать, качестве, — Мэй дотронулся до уха, край которого обхватывали четыре стальных кольца-клипсы. — Запомните: такие сережки носят все признанные оябуны, и чем их больше, тем могущественнее и влиятельнее клан. Оябуны самых больших кланов имеют пять сережек. Однако же вы не ответили на вопрос. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо, — неуверенно ответила Фуоко. — Дэй Сянь… или лучше говорить «Мэй-атара»?

— «Мэй-тара» вполне достаточно, дэйя Деллавита. Итак, дэйя, у меня плохие новости: я не могу вернуть вас паладарам прямо сейчас, как намеревался. Я все еще не понимаю толком, что происходит, но Университет полностью изолировал себя от окружающего мира. Хрустальный перевал закрыт, на звонки не отвечают телефоны ни в Хёнконе, ни в паладарских учреждениях Шансимы, Каоляня, Оохая, Минкока, Тасиэ и так далее. Консульства в Шансиме и Каоляне, а также посольства в Тасиэ, Бэйцзы и Минкоке оцеплены армией и полицией. В общем, мой план по-быстрому сбыть вас с рук провалился.

Облегчение и тревога смешались в душе Фуоко. Что ее не вернут и не придется объясняться с паладарами, возможно, с самой Рисой — хорошо. Но что могло случиться с Университетом? Там же Кирис! Или нет, Кир в порядке или хотя бы жив.

— И… что дальше? — все так же неуверенно спросила она. Вдруг ее сейчас выбросят на улицу? Без денег, документов, без знания языка, как вчера напомнил Мэй…

— Прошу меня простить, дэйя, но я не собираюсь оставлять вас у себя. Я помню вашу давешнюю просьбу, но мой ответ — нет. Простите за аналогию, но вы сейчас как атомная бомба с таймером, тикающем на неизвестной отметке. Как я уже заметил, если паладары посчитают, что я вас похитил, они порвут меня в клочья. Если слухи о… вашем пребывании у меня в гостях дойдут до других кланов Анъями, особенно до «Тумана», могут возникнуть… политические осложнения. Наконец, вас активно разыскивает отец. Проще всего посадить вас в аэротакси, но моим людям хода в Хёнкон нет, а без охраны… скорее всего, вы не долетите. Короче говоря, раз я не могу вернуть вас в Университет, я нашел другую заинтересованную сторону. Говорит ли вам что-то имя Джион Айдари?

— А? Джион? Да, конечно. Он мой… — Фуоко заколебалась. Стоит ли рассказывать ему такие вещи?

— Он ваш бывший личный телохранитель в Барне. Сейчас он возглавляет, так сказать, поисковую партию на Могерате, задачей которой является ваше обнаружение. Я не знаю, что держит в уме ваш отец — похищение из Университета или что-то иное, но дэй Айдари здесь. Точнее, самолет с ним на борту должен вот-вот приземлиться в аэропорту Шансимы, и он появится здесь не позже, чем через час-полтора. Я передам вас в его руки, ну, а дальше разбирайтесь самостоятельно в родственных отношениях.

— Зачем? — с тихим отчаянием спросила Фуоко. — Кто вас просил? Я не хочу встречаться со своим отцом! Не сейчас…

— Значит, вы поджарите дэя Айдари так же, как вчера вечером поджарили двоих ребят из «Золотого рассвета», а летом — адмирала Цзимэя Сю Дарана, пытавшегося пристрелить вас и вашего сердечного друга, Кириса Сэйтория, если я правильно помню. Ваши проблемы и ваш выбор, дэйя. Благодаря вам я намеревался получить выгоду в отношениях с паладарами, но в нынешних обстоятельствах я не рискну оставить вас у себя. Кстати, ваша охранница вернулась в Хёнкон.

Фуоко закрыла детектив, который все еще держала в руках, и уронила его на ковер.

— Варуйко… жива?

— Да, дэйя. По крайней мере, первое аэротакси, вылетевшее сегодня в сторону Хёнкона, имело на борту некую Варуйко Сэйторий, сотрудницу службы охраны Университета. Если верить записи в журнале пограничного контроля, разумеется. Вероятно, вчера вечером она просто потеряла сознание. Если бы я знал, то просто прихватил бы ее вместе с нами, а сегодня с чистым сердцем отправил бы вас обоих восвояси.

— Откуда вы столько всего знаете? — подавленно осведомилась она. — Вы узнали меня вчера ночью… знаете про адмирала… про отца, Вару…

— Клан «Кобра», дэйя, занимается многими интересными вещами, но главная его специализация — торговля полезными сведениями. У меня обширная сеть информаторов, добровольных и невольных, и в сборе мелких крупиц знаний мне нет равных, заявляю без ложной скромности.

Фуоко еще раз всмотрелась в его худощавое лицо. Лишь сейчас она обратила внимание на глубокие тени, залегшие под глазами, и на сеть кровавых прожилок в белках. Похоже, он даже не ложился спать.

— Ну и что я должна делать? — безнадежно спросила она. — Вы ведь меня не отпустите, нет?

— Нет, дэйя. Сейчас уже нет. Иначе ваш дэй Айдари захочет меня пристрелить, и тогда мне придется пристрелить его. А я только-только начал укреплять отношения с семьей Деллавита, и конфликт придется очень некстати. Однако, дэйя, я не понимаю ваши мотивы. Ну хорошо, с отцом вы поругались из-за того, что он не хотел отпускать вас к паладарам. Теперь вы не хотите возвращаться в к паладарам — так почему бы не отправиться домой и не помириться с отцом?

Фуоко прикрыла глаза. Действительно, почему она не подумала о возвращении в Барну? Она и сама хотела уже помириться. Отец наверняка ее простит, а заодно и обеспечит надежное убежище где-нибудь в глуши, в таком же бункере, как и в Хёнконе…

— А почему вы так обо мне заботитесь, Мэй-тара? — устало спросила она. — Просто так?

— Нет, дэйя. Интерес у меня вполне осязаемый. Мы с вашим отцом как раз… устанавливаем коммерческие связи, и если я поспособствую семейному примирению или хотя бы просто помогу вам… Ну, вы сами понимаете.

— Я не хочу домой, Мэй-тара. Не хочу! — последние слова Фуоко почти выкрикнула. — Понимаете? Я там не человек, вещь! Я хочу жить, а не существовать вещью под стеклянной витриной, рожать детей назначенному мужу, как… как корова! Я хочу добиться чего-то в жизни сама, своей головой!

— Понимаю, дэйя, — лицо Мэя осталось невозмутимым, хотя в глазах мелькнула искра интереса. — На Могерате принято, что женщина подчиняется сначала родителям, потом мужу, рожает детей и ведет хозяйство. Но я бывал в Кайтаре и знаю, что там дела обстоят иначе. Если рассматривать вас как не женщину, а как, скажем, иностранца неопределенного пола… вы не очень обиделись, дэйя?.. в таком случае я могу вас понять. По крайней мере, подобные амбиции у мужчины я бы вполне одобрил. Однако я не намерен встревать в семейные дрязги, себе дороже выйдет. Передам вас дэю Айдари, а уж дальше разбирайтесь сами.

Фуоко съежилась в своем кресле. Наверное, оябун прав, а она — капризная дура, не понимающая, чего хочет. Что ей мешает вернуться домой? Глупая гордость?

— А что бы вы сделали на моем месте, Мэй-тара? — еле слышно спросила она.

— Я? — оябун «Кобры» задумчиво посмотрел на гостью. — Интересный вопрос, дэйя. Для начала я бы не загонял себя в такую ситуацию. Не шлялся бы ночью в одиночку по закоулкам неизвестного города и вообще не нарывался бы на неприятности. Но если всерьез хотите от меня совета, могу его дать. Хотите?

Фуоко со слабой надеждой взглянула на него.

— На вашем месте, дэйя, я бы помирился с отцом, а потом бы вернулся в Университет, к паладарам. Или закончил любой другой университет, желательно, по экономическому направлению. Вы, возможно, еще не осознали как следует, дэйя, но вы — одна из наследниц огромного семейного состояния семьи. Рано или поздно вы станете владелицей миллиардов леер, возможно, десятков и даже сотен миллиардов. Если вы не научитесь управлять деньгами, они неизбежно начнут управлять вами, что вам вряд ли понравится. Впрочем, если вы останетесь с паладарами, то вариант, на который вам рано или поздно намекнут — отдать свое состояние в управление Чужим. О, вы не останетесь внакладе и продолжите заниматься любимой наукой, равно как и паладары поимеют свою выгоду. Все останутся довольны, так что вариант не самый плохой. Как бы то ни было, попытка забраться в одинокий бункер посреди глухого леса приведет лишь к тому, что вы попусту потеряете время, о чем горько пожалеете впоследствии. Учитесь, дэйя. А потом, когда повзрослеете, я могу даже сделать вам интересное предложение. Вы хотите приключений? Настоящего вызова? Обещаю, я найду для вас дело на Могерате.

— И какое же дело может предложить мне бандит? — почти враждебно осведомилась Фуоко. — Рэкетом заниматься, ноги должникам ломать? Людей в рабство продавать? Или, может, наркотиками торговать?

Несколько секунд Мэй изумленно смотрел на нее, потом закинул голову и резко расхохотался. Впрочем, он тут же резко осекся, на его лице мелькнула и пропала едва уловимая злая гримаса.

— На несколько минут я и забыл, как вы относитесь к Анъями… — проговорил он прежним сухим тоном. — Кто вам рассказал такие вещи? Паладары? Или, может, газеты и телевизор дома, в Кайтаре? Дам вам совет на будущее: остерегитесь делать выводы, пока не владеете информацией. Иначе можете крупно ошибиться.

— Разве не так? — растерянно спросила Фуоко. — Хотите сказать, что не торгуете наркотиками?

— Ваша проблема, дэйя, в том, что вы пытаетесь судить о Могерате, основываясь на шаблонах вашего, кайтарского, общества. Для вас есть силы добра — государство с его чиновниками, полицейскими, солдатами и налогами, и зла — разнообразные воры, бандиты, насильники и так далее. Я даже не стану рассуждать о коррупции, насквозь пропитавшей ваше общество, дело в другом: и Ценгань, и Кайнань устроены совершенно иначе. У нас очень мало жестких властных структур. Наше общество построено на кланах, их соперничестве и сотрудничестве. Наш генерал или чиновник — вовсе не государственный служащий. Нет, он — представитель крупного клана, потомственный аристократ, добившийся влияния за счет денег и политических интриг. Он получил свой титул генерала или чиновника, но государство почти не платит ему жалование. Вы знаете, сколько официально получает армейский генерал? В пересчете — около двадцати леер в декаду, ставка кайтарского чернорабочего. Нет, должность сама по себе — жалование. Она позволяет собирать деньги за защиту, за протекцию, за ускорение продвижения дел…

— Но при чем здесь Анъями?

— При том, дэйя, что кланы Анъями ничем не отличаются от богатых аристократических кланов с длинной родословной. Они лишь занимаются вещами, которыми брезгуют аристократы. В Кайтаре, чтобы развлечься, люди идут в казино. На Могерате нравы попроще. У нас есть азартная игра с длинным названием, которую в просторечии называют просто «шарики». Не стану вдаваться в суть — главное, что шарики покупаются за деньги и применяются в игровых автоматах, причем выигрыш выдается ими же. Официально обратный обмен шариков на деньги запрещен — а фактически нет такого игрового заведения, которое бы его не практиковало. Анъями присматривает за обменом, получая свой процент. Четверть дохода моего клана за прошлый год получена именно оттуда. Аристократы брезгуют такими доходами — а мы нет. Оставшаяся часть нашей прибыли — от краткосрочных кредитов людям, которым не даст денег ни один обычный банк, плата за охрану магазинов и мастерских и торговля информацией. Остальные источники доходов, в том числе упомянутая вами торговля… веществами, для меня настолько мизерны, что я с чистой совестью отказался от них еще зимой.

— Значит, вы просто добропорядочные банкиры, помогающие бедным? — язвительно осведомилась Фуоко.

— Я похож на благотворителя? — сухо спросил Мэй. — Нет, дэйя Деллавита, отнюдь не добропорядочные. Если должник не вернет деньги в срок, я пошлю людей, чтобы его избили. Через декаду ему сломают пальцы на левой руке. Еще через декаду — просто убьют. Да, жестоко — но у нас почти не случается просрочек, и крайние меры приходится применять максимум несколько раз в год по всему континенту. А еще, дэйя, при помощи вашего отца я намерен в самое ближайшее время потеснить конкурентов на рынке контрабандных перевозок между Ценганем, Кайнанем и странами Северной Типпы и Фисты, а в перспективе — и самим Кайтаром. Знаете, кто у «Кобры» главный конкурент в контрабанде? Даже не кланы «Скальпель» и «Крылья Бури», а аристократические роды Цюалинь в Ценгане и Мэтэра в Кайнане, поделившие между собой таможенные службы. Официальные налоги настолько высоки, что способны полностью парализовать трансграничную торговлю, а потому никто их и не платит, отдавая неофициально вполовину меньше. Разница между государственной таможней и Анъями лишь в том, что таможенники могут не бояться полиции.

— Ну, а меня вы куда собираетесь приспособить? В контрабандисты или сборщики долгов? — Фуоко вдруг почувствовала опустошенность. Нет, она не может и не хочет разбираться в устройстве местной жизни, по крайней мере сейчас. У нее есть задача: побыстрее изолировать себя от людей, чтобы никому случайно не повредить.

— Презираете меня, дэйя? — главарь Кобры криво усмехнулся. — А зря. Вы интересовались когда-нибудь историей своей семьи?

— А что не так с моей семьей? — настороженно переспросила Фуоко.

— Ну, например, то, что еще двадцать лет назад Деллавита в Кайтаре являлись одной из самых захудалых и малоуважаемых фамилий. Ваше состояние исчислялось максимум сотнями тысяч леер. Сейчас оно составляет сотни миллиардов, и богаче в Кайтаре лишь три семьи. «Морская волна», карманный банк вашего отца, входит в десятку крупнейших банков Кайтара, а значит, и всего мира. Вы никогда не задумывались, каким образом можно заработать столько денег за такой ничтожно малый срок? Неужто честным путем?

— На что вы намекаете?! — Фуоко возмущенно взвилась из кресла.

— Я не намекаю, дэйя, я говорю открыто. По сведениям, которые мне удалось добыть, ваш отец участвует в крупномасштабных коррупционных схемах, уводящих огромные деньги из государственного бюджета, а также в таких изощренных биржевых спекуляциях, по сравнению с которыми все операции клана «Кобра» не тянут даже на карманную мелочь. Вы знаете, что сейчас на биржах Кайтара бушует паника? А знаете, что ее спровоцировал ваш отец, подбросив одной журналистке определенные материалы и заставив ее задать вопрос на последней паладарской пресс-конференции? В ближайшие декады сотни, тысячи людей потеряют свое состояние и разорятся, и их деньги пойдут в карман вашего отца, а значит — и в ваш тоже. А еще, по имеющимся у меня сведениям, в начале своей карьеры ваш отец не брезговал даже банальным рэкетом и все той же контрабандой — и не брезгует ими и сейчас, контрабандой уж точно. О, я вижу по вашему ошарашенному лицу, что вы ни о чем таком не подозревали. Охотно верю. Однако, дэйя, если я бандит, то вы — бандитская дочка, и не вам смотреть на меня свысока.

Фуоко чувствовала, как колотится ее сердце. Она ошеломленно смотрела на искривленное саркастической ухмылкой лицо Мэя. Отец — рэкетир? Коррупция и воровство из государственного бюджета? Нет, он лжет! Или…

— Однако, дэйя, проблема не во мне и не в вашем отце. Вы спросили, зачем вы нужны мне. Отвечаю: я не собираюсь оставаться мелким рэкетиром и крышевателем притонов до конца своей жизни. Вас не удивляет, что я так хорошо говорю на кваре и так много знаю о Кайтаре? Девять лет назад, во время Первого Удара, я учился экономике на втором курсе университета в Оохае. Я хотел заняться внешнеэкономической деятельностью, создать свою фирму, чтобы торговать с другими странами, и мой отец, мелкий чиновник, сумел собрать необходимые для учебы деньги. Но в день Удара он умер. Моя мать погибла во время последовавшей эпидемии холеры, я сам чудом выжил. Мне пришлось бросить университет и присоединиться к Анъями. Я грабил людей на улицах, вламывался в магазины и банки, собирал дань с уличных торговцев, выбивал долги и вообще занимался вещами, о которых в приличном обществе стараются не упоминать. Но я никогда не забывал об одном, дэйя: миром правит не сила и даже не деньги. Миром правит знание. Оно лежит в основе нашей цивилизации. Миром правит тот, кто владеет информацией — а я умею ее собирать и использовать по назначению.

Мэй резко встал, подошел и склонился над вжавшейся в кресло Фуоко, оперевшись рукой о подлокотник.

— Ваш отец начинал как простой рэкетир и мелкий воришка. Сейчас он владеет заводами, судами, банками, но главное — научными лабораториями по всему Кайтару. На него работают десятки ученых и тысячи их помощников, создавая новые технологии, приносящие огромную прибыль, немногим меньшую, чем воровство из госбюджета. Ваш отец понимает ценность знания — и точно также ее понимаю я. Я восхищаюсь вашим отцом, дэйя, и когда-нибудь стану таким же, как он, богатым и уважаемым.

В глазах оябуна зажглись фанатичные огоньки.

— Аристократы, которые сейчас не снизойдут даже до плевка в мою сторону, станут униженно кланяться мне в надежде на подачку. Я…

Он осекся и тяжело задышал.

— Н чтобы достичь цели, мне нужны люди, способные работать головой — такие люди, как вы, дэйя, — наконец продолжил он. — Мне наплевать, что вы женщина. Я достаточно знаю о мире, чтобы не иметь предрассудков на сей счет. Главное, что вы достаточно умны, чтобы заинтересовать паладаров, а значит, и меня. Я не знаю, каким станет мир через пять или десять лет, но твердо обещаю: чем бы вы ни захотели заняться, я обеспечу вас всем необходимым. Не хотите оставаться с паладарами или возвращаться к отцу? Отлично. Я приму вас с радостью. Я и только я: остальные кланы Анъями увидят в вас лишь богатую дойную корову или ценную заложницу, а аристократы отвергнут вас, потому что презирают женщин. Приходите одна или приводите друзей, занятие найдется для всех. Вы сможете заниматься, чем хотите — исследовать, создавать, творить новые невиданные вещи, спасая нашу цивилизацию от Красной Звезды или просто развлекаясь в свое удовольствие. Однако для начала вы должны научиться толком использовать свои мозги, и паладарский Университет для вас — весьма удачный вариант. Понимаете?

Фуоко пораженно смотрела на склонившегося над ней мужчину, на его ястребиное лицо и хищно сощуренные глаза. Неужели он говорит правду?.. ему и в самом деле нужна ее голова, а не отцовское богатство?

— Я не могу, Мэй-тара, — почти шепотом произнесла она. — Мне… нельзя оставаться среди людей. Вы же видели вчера… я же сожгла двоих людей. Я убийца…

Мэй снова рассмеялся отрывистым сухим смехом.

— Вы юная дурочка с головой, напичканной дурацкими предрассудками, — наконец сказал он. — Те двое пытались вас пристрелить, как и пиратский адмирал в Хёнконе полгода назад. Каждый второй человек в мире не поколебался бы ни секунды перед тем, как прикончить их любым доступным способом. Вы абсолютно чисты по любым законам, писаным и неписаным. Право на самозащиту есть у каждого, а уж сжечь врага таинственной силой или перерезать ему глотку обычным ножом — все равно. Поверьте мне как… хм, бандиту, отнявшему не один десяток жизней.

— Вы не понимаете, Мэй-тара! — с отчаянием сказала Фуоко. — Я не хотела их убивать, у меня случайно получилось! И волют я позвала на яхте тоже случайно! А если бы они кого-нибудь убили или потопили яхту? А ночами из меня сгустки энергии вылетают и молнии бьют сами по себе! Я опасна!

Мэй молча оттолкнулся от подлокотника и выпрямился. Он отступил на шаг назад, как-то странно развел руки со скрюченными пальцами, неловко искривившись из-за мешающей перевязи на левой — и на глазах у Фуоко между ними всклубилось серое спиральное облако с сердцевиной, тут же замерцавшей хорошо знакомым багровым светом.

— Не нужно рассказывать мне про опасность, дэйя, — с иронией произнес он. — Я ничуть не менее опасен, чем вы. Вчера вечером мой… бывший помощник решил воспользоваться моментом и выстрелить мне в спину. Но он знал, что вблизи я способен вырвать его душу, а потому отступил на безопасное расстояние — и промахнулся, когда начали появляться волюты. А вот я не промахнулся, дэйя. Штука у меня между руками способна стрелять сгустками энергии, как волюта. Возможно, вы способны на то же самое. Учтите, что на меня выстрелы волют не действуют, в чем я в последний раз убедился лишь вчера, так что для меня вы не опасны. Ну, а на других мне, если честно, наплевать.

Мэй опустил руки, и серое облако исчезло.

— Мы вами похожи, дэйя, — жестко сказал он. — Мы оба давно перестали быть обычными людьми и стали чем-то большим. Возможно, мы — новый виток эволюции, и рано или поздно такие, как мы, станут править миром. Даже если я бандит, я никогда не убиваю ради развлечения, и я не более жесток, чем наши официальные власти. Присоединяйтесь ко мне, дэйя, когда окажетесь готовы.

— Но…

— Вы богаты, умны и обладаете нечеловеческими способностями, дэйя Деллавита. Вы обречены стать либо кукловодом, либо безвольной марионеткой в чужих руках. Третьего варианта нет, и незаметно отсидеться даже в самом глубоком бункере не удастся. Не стану лгать: я тоже намерен вас использовать к своей личной выгоде. Но я предлагаю честное партнерство там, где другие попытаются вас обмануть. Хотите идти по жизни в компании человека, который станет ценить вас не за папашины деньги и не за смазливую мордашку, а за то, что вы есть на самом деле? Тогда заканчивайте Университет и присоединяйтесь ко мне. Ну, а пока…

Мэй глянул на наручные часы.

— Самолет с дэем Айдари уже приземлился. Думаю, он появится здесь…

В дверь тихо постучали, и тут же в приоткрывшуюся дверь заглянул человек. Он что-то негромко сказал на катару.

— Наверное, он как раз звонит из аэропорта, — кивнул Мэй. — Минуту, дэйя, я поговорю с ним…

Он взял протянутую телефонную трубку от аппарата в руках человека и что-то коротко сказал в нее на катару. Следующие несколько секунд он молча слушал, и вдруг его лицо полыхнуло такой яростью, что Фуоко вздрогнула. Оябун «Кобры» что-то рявкнул в микрофон и со злостью бросил трубку о стену, так что та треснула и с громким грохотом упала на пол. Мэй что-то громко заорал в коридор, и мужчину с телефоном как по волшебству сменила перепуганная служанка с кипой тряпья в руках.

— Одевайтесь, дэйя, быстро! — приказал оябун. — Нам нужно немедленно уходить отсюда. В противном случае вам… придется иметь дело с куда менее приятными людьми, чем я. Живо! — внезапно рявкнул он в полный голос и вышел в коридор, громко хлопнув дверью.

Служанка лихорадочно раскинула одежду по постели и затеребила Фуоко за рукав, вытаскивая ее из кресла. Девушка покорно подчинилась, даже не пытаясь понимать происходящее. Она сбросила халат и ночнушку, после чего влезла в непривычно огромное и плотное нижнее белье, которое в Кайтаре могло бы сойти за летнюю уличную одежду, а потом — в довольно мешковатое и балахонистое платье до пят неопределенного голубовато-серого оттенка. Сандалии, чудом дважды уцелевшие накануне, она надела свои: по крайней мере, разношенные, не сотрут ноги. Через несколько минут, даже не причесавшись толком, она оказалась в полутемном коридоре, набитой целой толпой мрачных мужчин в коротких, до икр, штанах и мешковатых халатах поверх полотняных рубах. Ее подхватили под руки и почти вынесли сначала на неширокую лестницу с крутыми деревянными ступеньками, а потом на улицу, где у самого входа уже стоял невзрачный фургончик, обтянутый зеленым брезентом.

— В кузов, дэйя, быстро! — приказал Мэй, настороженно оглядывавший улицу.

И тут неподалеку затарахтели моторы.

Длинный поток мотоциклов вырвался из-за поворота извилистой улицы и моментально запрудил ее. На каждом мотоцикле сидели два человека: мужчины в черных кайтарских деловых костюмах, белоснежных рубашках и черных очках. Они тут же соскочили на землю, побросав двухколесные средства передвижения как попало, и Фуоко вдруг обнаружила себя под прицелом невообразимого количества пистолет-пулеметов. Мэй что-то невнятно прошипел, а его люди медленно отступили к стене дома. Фуоко машинально прикинула количество новоприбывших. Выходило не меньше сорока человек.

— Мэй-тара, — тихо спросила она. — Что происходит? Кто они такие и зачем здесь?

— Совет на будущее, дэйя, — сквозь зубы проговорил тот. — Если решите убить человека, обязательно добейте его. Не обращайте внимания на то, насколько скверно выглядит предполагаемый труп — просто всадите контрольную пулю в голову или перережьте глотку. Ах, как я жалею, что вчера не удостоверился в смерти своего бывшего помощника!

— Я не понимаю, Мэй-тара…

— Сейчас поймете, — пообещал оябун, с ненавистью разглядывая медленно ворочающийся в узком повороте глянцево-черный лимузин, в котором Фуоко с изумлением опознала «Станцу» люксовой пятисотой серии. Такие машины, стоимостью не менее трехсот тысяч леер, она даже дома видела лишь изредка, на приемах, куда приезжали представители других богатых семей — Навахо, Капурри, Оммерса… Отец никогда не покупал ничего подобного, довольствуясь «Корветами», сделанными по спецзаказам — мощными, быстрыми, защищенными, но не отличавшимися особым комфортом. Рядом с такой «Станцей» даже единственный в семье Деллавита лимузин, в котором Фуоко возили в школу, показался бы убогой ржавой жестянкой. Увидеть такой здесь, в Ценгане…

Автомобиль остановился, и из него выскочил еще один человек в черном западном костюме. Он распахнул заднюю дверцу, и оттуда неторопливо выбрался высокий плотный человек с фигурой борца, носящий мешковатые цветастые одежды с преобладающими розовыми и бледно-красными оттенками. Примерно такие же она видела давеча в телевизоре. Солнце блеснуло на нескольких стальных сережках-клипсах в его правом ухе. Пять штук, машинально сосчитала Фуоко. Чтобы удостовериться, она бросила быстрый взгляд на оябуна «Кобры»: четыре серьги. Что он там упоминал про степень влиятельности?

Вслед за носителем серег из лимузина выбрался еще один человек: в обычных местном халате и коротких штанах, но с головой, забинтованной почти полностью. Только один глаз, нос и нижняя челюсть оставались свободными, и с левой стороны бинты пропитывала засохшая кровяная короста. В руке он держал небольшой плоский чемоданчик.

Оба пассажира лимузина неторопливо подошли к Фуоко с Мэем (высокий впереди), и забинтованный что-то промяукал на катару. Мэй выплюнул в ответ несколько фраз, на что забинтованный, криво ухмыльнувшись, ответил своей тирадой. Похоже, они ругались. Высокий поднял ладонь, останавливая перепалку, и начал говорить сам, неторопливо и размеренно, пресекая любые попытки Мэя вставить слово. Наконец он замолчал и уставился на Фуоко ничего не выражающим взглядом. От его сверлящих глаз, глубоко посаженных между широким приплюснутым носом профессионального боксера и высоким лбом мыслителя, девушку пробрала дрожь. Забинтованный небрежно бросил чемоданчик к ногам Мэя и то ли закашлялся, то ли саркастически засмеялся.

— Познакомьтесь, дэйя, — неожиданно бесстрастно сказал Мэй. — Торанна Ли Фай, оябун клана «Крылья бури», одного из самых влиятельных на Могерате. Мне очень жаль, но вам придется отправиться с ним. Вашу встречу с дэем Айдари придется отложить. Боюсь, я больше не властен над вашей судьбой.

— Я… я не хочу с ним… — пролепетала Фуоко заплетающимся языком, чувствуя, как ее охватывает ужас. Еще недавно ее совсем не интересовала собственная судьба — но теперь она вдруг осознала, что в жизни могут встретиться вещи и похуже смерти.

— Ничего не могу поделать, дэйя. Торанна-атара берет то, что ему хочется, не спрашивая чужого мнения. Сейчас он хочет вас. К сожалению, мой бывший помощник в деталях описал ему произошедшее вчера, а я оказался слишком самонадеян, посчитав убежище безопасным. И я не готов к войне с таким могучим и влиятельным кланом даже ради вас. Приношу свои извинения, дэйя.

Здоровяк медленно и раздельно произнес несколько фраз. Фуоко разобрала слова «ёросигай сиё» — часть формулы приветствия, которой ее учил Кирис.

— Торанна-атара почтительно приветствует вас, дэйя, и предлагает пройти в его машину, — все так же бесстрастно перевел Мэй. — От себя могу добавить, что не стоит пытаться сжечь его вашим любимым способом. Он осведомлен о ваших способностях, так что вы, скорее всего, умрете задолго до того, как причините ему вред. А вместе с вами убьют и меня с моими людьми.

Фуоко горько усмехнулась. Вот и цена его высокопарным речам. Как только запахло жареным, сразу в кусты… Впрочем, одернула она себя, дядька прав. Нет ему никакого резона умирать здесь и сейчас. В конце концов, стоит его поблагодарить хотя бы за ночлег, ванну и завтрак.

— Я понимаю, Мэй-тара, — таким же ровным, в тон, голосом ответила она. — Спасибо за помощь.

Она резко отвернулась и зашагала к автомобилю под прицелом десятков стволов. Когда она уже взялась за крышу машины, чтобы залезть внутрь, Мэй окликнул ее.

— Если выживете, дэйя, помните: мое предложение остается в силе, — сказал он. Фуко криво усмехнулась, кивнула и забралась в лимузин, утонув в глубоком мягком диване. Здоровяк и забинтованный влезли вслед за ней, дверца мягко хлопнула, отсекая звуки снаружи, и лимузин плавно двинулся с места.

Вот и все, милая, иронически сказала себе Фуоко. Вот и конец первому этапу приключений. Сама напросилась, между прочим, так что сама и расхлебывай.

Интересно, что скажет о случившемся Джион?

Несколько часов спустя. Барна, Кайтар

В напряженной тишине комнаты звонок телефона грянул, как выстрел.

— Он у ворот, босс, — выслушав слова человека на том конце провода, брезгливым тоном сообщил Фриско. — Приказать впустить?

Хавьер молча кивнул, глядя в окно. Жена встревоженно посмотрела на него.

— Те самые люди? С Могерата? — переспросила она.

— Да. Марта, тебе лучше уйти, — глава семьи Деллавита посмотрел на нее прищуренным взглядом.

— Но ты упомянул, что он что-то хочет сказать про Фучи…

— Да. Однако вопрос не в том, что он хочет сказать, а… — Хавьер почувствовал, что снова начинает шепелявить, и машинальным движением стер капельку слюны, проступившую в углу полупарализованного рта. Когда же пройдут последствия злополучного инсульта? Может, врачи врут, и он навсегда останется в инвалидном кресле? Он напрягся, стараясь говорить медленнее и разборчивее. — Вопрос в том, КАК он хочет это сказать. Тебе лучше не слышать.

— При всем моем уважении, дэйя, вам действительно лучше уйти, — поддержал глава службы безопасности. — Незачем давать ему лишние поводы для давления на эмоции.

Аницето в дальнем углу комнаты молча кивнул, подтверждая.

— Хорошо, — сухо сказала Марта, поднимаясь и одергивая юбку. — Но потом, Хавьеро, ты покажешь мне запись беседы от начала до конца. Понятно?

И, не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты, держа спину прямой, как палка. Хавьер задумчиво проводил ее взглядом. За последние полгода она заработала несколько новых морщинок в уголках глаз, но по-прежнему оставалась красивой и молодо выглядящей, несмотря на свои почти сорок четыре года. Похоже она скучает по Фучи так же сильно, как и он сам. Ну, что же — инсульт следует поблагодарить хотя бы за то, что Марта сменила гнев на милость и согласилась вернуться домой.

Он бросил еще один взгляд в окно. По аллее от главных ворот быстро шагал невысокий человек в скверно сидящем костюме, явно купленном в магазине готовой одежды, и таких же уродливых черных очках с безвестного уличного прилавка. Он нервно оглядывался на идущих следом троих охранников — формально почетный караул, а на деле конвой с приказом стрелять без раздумий. Лицо гостя казалось абсолютно незнакомым. Дождавшись, когда его через холл проведут в приемную, Хавьер демонстративно развернул инвалидное кресло спиной ко входу.

— Я слушаю, — холодно бросил он, ощущая, как гость неуверенно переминается с ноги на ногу. Охранники, подчиняясь заранее данным приказам, даже и не подумали выйти, и их руки демонстративно лежали на поясных кобурах пистолетов.

— Э-э… сэрат дэй Деллавита? — неуверенно спросил гость. На кваре он говорил с мяукающим могератским акцентом, и в его голосе явно слышались тревога и растерянность.

— Я слушаю, — повторил Хавьер.

— Клан «Кобра» меня послал, чтобы… э-э… о ваша дочь говорить, сэрат дэй…

— Вот как? — Хавьер нажал кнопку на подлокотнике, неторопливо разворачивая кресло. — И что же Мэй Лю Сянь хочет сообщить?

— Ваша дочь у нас есть. Она в безопасность… да, в безопасность есть. Мы гарантия даваем.

— Рад слышать. И что?

— Э-э… мы ее безопасность держать. Однако безопасность деньги стоить. Мы деньги для ее обеспечить хотеть.

— Деньги? — Хавьер лениво приподнял правую, действующую бровь. — И сколько вы хотите?

— Э-э… мы пятьсот тысяч просить! Пятьсот тысяч леера, — добавил гость после быстрого колебания. — Завтра!

— Пятьсот? — по мере возможности Хавьер изобразил удивление. — А если не дам?

— Много плохих людей Могерат есть. Девочка одна оставить, плохо может случиться. Надо деньги давать, сэрат дэй. Надо быстро давать.

— Хм… — Хавьер задумчиво потер подбородок, почувствовав внезапный приступ острого раздражения, когда слева под челюстью пальцы наткнулись на участок онемевшей кожи. — А что насчет нашей сделки? «Кобре» больше не нужны тяжелые грузовики, о которых мы договаривались?

— Нет сделка! — после быстрого колебания решительно ответил гость. — Грузовики не нужны. Мы у других купить, завтра-потом. Деньги надо давать. Пятьсот тысяч. Быстро. Девочка иначе плохо стать.

— Ну что же… — Хавьер почувствовал, как из глубины сердца поднимается волна черного бешенства, затуманивая глаза. — Пятьсот тысяч — немного, сущие гроши. Выдай ему, Фрис, прямо сейчас.

— Да, босс.

Фриско неторопливо подошел к человечку в плохом костюме и резко ударил его. Тот не удержался на ногах и рухнул на ковер, хватаясь за лицо, залившееся кровью из разбитого и, похоже, сломанного носа. Не давая опомниться, глава службы безопасности с силой пнул его тяжелым ботинком по ребрам, потом еще раз и еще. Гость корчился на ковре, пытаясь уйти от ударов, но безуспешно: в свое время, пятнадцать лет назад или около того, полиция хорошо знала Фриско Амантареллу как главаря банды рэкетиров-костоломов, наводившей ужас на лавочников, и квалификации с того времени он отнюдь не потерял. Хавьер с удовлетворением следил за экзекуцией, жалея лишь, что не в состоянии поучаствовать.

— Хватит, — наконец остановил он Фриско. — Не прикончи ненароком.

— Да, босс, — кивнул тот, отступая.

Хавьер тронул рычажок на кресле, и то, слегка жужжа электромоторами, подвезло его вплотную к посланцу Анъями.

— Дочь… у нас… есть… — неразборчиво выдавил тот.

— Ты дебил, — холодно сказал ему Хавьер, на сей раз даже не стараясь четко артикулировать. — Агент на Могерате уже сообщил, что мою дочь у «Кобры» забрала другая банда — и мы никогда не обсуждали с «Коброй» поставку грузовиков. На кого ты работаешь, каццо?

Человечек лишь беспомощно разевал рот, руками утирая кровь с лица.

— Займись им, Фрис, — приказал глава семьи Деллавита. — Только позаботься, чтобы он сдох не раньше, чем расскажет все.

— Само собой, босс, — ухмыльнулся тот. — Расскажет все, что знает, и немного того, чего не знает.

Он мотнул головой, и двое охранников подхватили гостя и выволокли из комнаты. Фриско и второй охранник последовали за ними, плотно прикрыв дверь. Хавьер с неудовольствием посмотрел на оставшееся на ковре темное пятно: не стоило пускать ублюдку кровь прямо здесь. Теперь менять придется…

— У тебя какие-то новости? — обратился он к Аницето.

— Да, — кивнул начальник аналитической службы, вставая с дивана и приближаясь, на ходу раскрывая папку. — Айдари прислал кодированную радиограмму с полным отчетом. Главарь «Кобры», как он сообщает, в ярости, но ничем не может помочь. Он попросту боится «Крыльев бури» — у тех в Шансиме раз в пять больше бойцов, чем у «Кобры», а в целом по континенту — раза в три. Если он начнет дергаться, его вынесут на раз. Но Мэй предоставил список известных ему баз «Крыльев» в Шансиме и окрестностях.

— Много?

— Около семидесяти, если считать все, от крупных территорий до отдельных квартир, и не факт, что список полный. К сожалению, у Мэя нет своих людей в «Крыльях» — или же они на слишком низких позициях, чтобы владеть информацией. Пока что у Айдари нет никаких идей, где именноискать.

Хавьер зашипел сквозь зубы, борясь с очередным припадком черной ярости.

— Мы можем начать прямые переговоры с «Крыльями бури», — осторожно предложил начальник аналитической службы. — В конце концов, если они хотят выкуп, полмиллиона — мизерная сумма…

Хавьер оборвал его взмахом руки.

— Они не хотят выкуп, — невнятно проговорил он. — Они проверяют нас на вшивость — готовы ли мы сломаться и начать танцевать под их дудку. Ты же видишь…

Он тяжело задышал, перемогая слабость.

— …они не пришли к нам с прямым предложением. Они попытались подставить «Кобру». Они не вернут Фучи, если мы поддадимся. Они продолжат доить нас до бесконечности, а потом убьют ее, а заодно уничтожат «Кобру», просто чтобы выпихнуть меня с Могерата. Х-ходер! — выплюнул он. — Вот уж не думал никогда, что пожалею о паладарах…

Он снова задышал, давая челюстным мускулам передохнуть после слишком длинной речи.

— Что с Чужими? — наконец спросил он.

— За прошедшие сутки мы так и не смогли выйти на контакт ни с паладарскими учреждениями в Кайтаре, ни с самим Университетом. Телефоны попросту молчат: и наши шлюзы в их сеть связи не получают ответный сигнал, и паладарские телефоны безнадежно мертвы. По информации из Службы сопровождения и охраны, все дроны на территории посольства и консульств отключены, а наемный персонал отказывается отвечать на вопросы и заметно напуган. Давление на них пока не оказывалось, тем более что ССО взяло паладарские учреждения и человеческий персонал под плотную опеку. Министерство иностранных дел тоже не может связаться с паладарами, и, по информации от Айдари, который вчера торчал на границе Хёнкона, Хрустальный перевал закрыт намертво. Пока что заключение прежнее: вчера произошло событие, катастрофичное для паладаров, хотя и незаметное для планеты, если не считать протуберанцев энергоплазмы в окрестностях и усиления лептонных флуктуаций на границе защитной области вокруг Паллы. Какое именно…

Аницето развел руками.

Хавьер помолчал, думая.

— Свяжись с Айдари, — наконец сказал он. — Полный карт-бланш. Любые необходимые расходы. Пусть наймет людей, кого угодно, способного держать оружие. Если потребуется купить с потрохами всю армию Ценганя, пусть купит. Армию, спецслужбы, бандитов — кроме «Крыльев!» — кого угодно, но он должен найти Фучи.

— Если «Крылья бури» узнают, что Джион собирает армию, они могут просто убить Фуоко, — качнул головой глава аналитической службы. — Нужно действовать тоньше. Нанять людей можно, но мобильная скрытая группа имеет больше шансов на успех.

— На твое усмотрение, — проворчал Хавьер. — Любые деньги, любые планы — но Фучи следует вытащить из их лап как можно быстрее. Действуй, Аницето. Действуй. Прямо сейчас. Выясни у Фриско, что знал тот марикон — и действуй.

— Да, босс, — кивнул тот.

— Свободен.

Оставшись в одиночестве, Хавьер развернул кресло и уставился в окно на пустую сейчас центральную аллею. Его пальцы впились в подлокотники — правой руки сильно, а левой — едва чувствительно. Фучи, Фучи… как же получилось, что ты вдруг оказалась одна на Могерате, в руках какой-то мрази? Моя милая, умная, яркая девочка… Будь проклята Карина Мураций с ее Университетом, укравшая тебя! Не беспокойся, милая. Я найду и верну тебя, чего бы мне оно ни стоило. Значит, Анъями считает меня жирным богатым простофилей, которого можно иметь как угодно? О, они просто не подозревают, с кем связались. На Могерате покупается и продается все — от королей до нищих, а уж как покупать, я знаю куда лучше вашего. Вы страшно пожалеете, да, страшно…

Волна черной ярости снова нахлынула на него, и в глазах потемнело. Вдруг стало трудно дышать. Хавьер Деллавита поспешно взял себя в руки и заставил успокоиться. Нельзя так волноваться. Если его хватит второй инсульт, Фучи лучше не станет. Некоторое время он бездумно смотрел на аллею, потом развернул кресло и подкатил к столу. Незачем терзать себя мыслями о том, что нельзя изменить, нужно отвлечься.

Он протянул руку и переместил документ со стола на небольшой пюпитр своего кресла.

10.23.1232. Шансима, Ценгань

— Слишком много механизмов! Запах затерт! След потерян! Указания?

Зорра и Гатто выжидающе подняли морды от асфальта и выжидающе уставились на Кириса. Тот глянул на прищуренно озирающуюся Вару и сам принялся разглядывать местность.

Стояло раннее утро, солнце показало лишь краешек над горизонтом, и прохожих на улице почти не наблюдалось. В переулках до сих пор стоял почти непроглядный мрак, только усугубляющийся светлеющим небом. Кириса до сих пор слегка мутило от бреющего полета над прибрежными холмами. Пилотировавшая «уминэко» Саня вела самолет над самыми холмами, едва угадывающимися внизу под неверным голубым светом заходящей Труффы, бросая его вверх и вниз, словно истребитель, уворачивающийся от волют. Кирис, поначалу всерьез размышлявший, не стоит ли попробовать свое сверхвидение и не угробит ли он машину гравитационными флуктуациями, уже через десять минут забыл обо все, кроме одного: как бы не сблевать прямо в кабине. Два часа до Шансимы он каким-то чудом выдержал, и лишь когда самолет резко плюхнулся на воду морского аэродрома и с резкого разворота затормозил у пирса, парень распахнул дверцу, и его вывернуло прямо в воду, забрызгав поплавок. Саня только ухмыльнулась. Почти выпихнув двоих людей и двоих парсов на деревянный настил, она тут же развернула машину, взмыла в воздух с короткого разбега и тут же исчезла во тьме за пределами ярко освещенного прожекторами участка: навигационные огни на самолете Саня не включала из принципа. Неужто она и в самом деле верила, что пираты уже заполонили окрестности, охотясь за самолетами Университета?

Сонный то ли охранник, то ли пограничник в зале прибытия аэротакси, с трудом разлепил глаза и удивленно оглядел Вару, экипированную в камуфляж и щеголяющую кобурой тяжелого пистолета поясе и ножом на правом бедре. Протерев глаза, он записал их в журнал и выпустил в порт. На парсов, как-то ловко втянувших средние ноги и замаскировавшихся под то ли собак, то ли лисиц, он не обратил никакого внимания. Ни одного такси на стоянке возле терминала не оказалось, но Вара просто пожала плечами и размашисто зашагала по обочине пустой дороги, ведущей в город. Кирис догнал ее и пристроился чуть позади. Если сестрица и намеревалась заставить его отдуваться, она просчиталась: заданный темп он выдержал с легкостью. Наоборот, уже Варе пришлось вскорости расстегнуть камуфляжную куртку — несмотря на ранее утро, день стоял душный и влажный. Они не разговаривали: первый план действий уже на несколько раз обсудили в Хёнконе, а других тем Кирису как-то не подворачивалось. Впрочем, молчание его не напрягало, да и Вара не делала попыток потрепаться на отвлеченные темы. Не лезет под кожу, и то ладно. По ходу дела развлекался он тем, что глазел по сторонам. В предрассветной темноте, почти не разгоняемой редкими фонарями, глазами многого увидеть не удавалось, тем более что сестра тащила его по каким-то глухим переулкам вдоль бесчисленных складов. Однако странная, но уже привычная способность видеть металл и электрические провода неплохо помогала достраивать в уме картину окружения.

Через примерно час, когда небо уже резко посветлело, предвещая восход солнца, они прошли через несколько жилых кварталов и оказались у большой бетонной коробки закрытого рынка. Вара обошла его с тыла, оказавшись в нешироком проулке, где стояли мусорные баки, и всмотрелась в асфальт.

— Здесь, — коротко сказала она. — Видишь?

Всмотревшись, Кирис разглядел на тротуарчике и дороге большие оплавленные пятна.

— Ну? — спросил он.

— Перед тем, как вырубиться, я еще успела заметить, как здесь горят дроны, а твоя Фучи дает прикурить ребятам из Тьмы. Эй, мелкие! — окликнула она обследующих переулок парсов. — Нашли запахи?

— Идентифицированы индивидуальные запахи пятидесяти трех человек, — Зорра, выпустившая средние ноги, подбежала поближе. — Восемнадцать человек носят оружие и военную форму. Предположительно, полиция. Входящий след Фуоко обнаружен. Исходящий след Фуоко отсутствует. Предположительно, уехала на автомобиле.

— Запах Фуоко переплетен с запахом постороннего человека, — добавил приблизившийся Гатто. — Возможно, помощник. Все запахи запомнены. Запах автомобиля запомнен, характерен, выделяется, пробит маслопровод, могу проследить в городе.

— Отслеживай! — приказала Вара.

Еще час спустя парсы, пробежавшись по почти пустому проспекту, где в предутренних сумерках проносились редкие мотоциклы, и, попетляв между старыми двухэтажными домами, привели их в очередной переулок. Несколько раз они сбивались со следа — по проспекту наверняка прошли тысячи машин и мотоциклов, и все забивали нужный запах своими бензиновыми выбросами. Однако в конце концов Зорра и Гатто просто побежали по противоположным сторонам улицы, отслеживая не сам след, а потенциальные места съезда. Благодаря текущему из машины маслу они сумели обнаружить место, где та свернула в узенькую тихую улочку с дверными проемами, по предрассветному времени закрытыми опущенными жалюзи и рольставнями. Кирис уже тайно надеялся, что сейчас они найдут живую и невредимую Фуоко и заберут ее с собой, но вот поди ж ты! След потерян, блин… На проспекте держали, а здесь потеряли — автоколонна здесь прошла, что ли?

Вара закончила озираться. Потом она медленно пошла вперед, озираясь по сторонам. Через сотню метров она подошла к неприметной двери двухэтажного дома и толкнула ее. Та не поддалась: заперто.

— Эй, мелкие! — окликнула Варуйко парсов. — Запахи здесь чувствуются?

— Запах Фуоко обнаружен! — подтвердила Зорра. — Две метки, разница по времени: полсуток.

— Множественные запахи посторонних людей, — добавил Гатто. — Оценка: от тридцати девяти до сорока трех человек. Пересечение с множеством людей возле рынка — два человека: Фуоко и неизвестный мужчина. Следы теряются в запахах множественных механизмов.

Кирис с подозрением посмотрел на него. Да, со вчерашнего дня парсы определенно разговорились. Раньше их хватало не больше, чем на несколько отдельных слов. Теперь же они начали изъясняться сложными фразами. Почему, интересно?

— Так… — пробормотала Вара. — Ну, хуже не станет…

Кирис не успел переспросить, что именно не станет хуже, однако сестричка уже с силой врезала по двери тяжелым ботинком. Та тихо хрустнула и распахнулась внутрь. Косяк в месте, где в него входил засов замка, растрескался в щепки.

— Эй! — сумрачно сказал Кирис. — Хочешь, чтобы полицию вызвали?

— Расслабься, братишка, — посоветовала Вара, заглядывая в темный проем, за которым смутно виднелись очертания лестничного пролета. — Если ее уволок кто-то из Анъями, в полицию он точно не побежит. Вот пулю в брюхо словить вполне можно. Окошки-то наверху не простые, очень даже серьезные окошки. И блок кондиционера на крыше отсвечивает. Эй, мелкий! — окликнула она Гатто. — Топай вперед на разведку, но тихо и незаметно. Увидишь кого-то с оружием — быстро назад. Понял?

— Принято! — тявкнул парс. — На разведку! Взял след Фуоко!

И он бесшумно исчез на лестнице.

Минута тянулась мучительно медленно. Наконец Гатто выскользнул обратно.

— Второй этаж, — сообщил он. — Дверь в квартиру. Дверь закрыта. Сильный запах Фуоко. Аудиозондирование не обнаруживает активных людей. Предупреждение: спящие люди могут не обнаруживаться.

— Ну, со спящими мы справимся. Идем, братишка, только не топочи.

На удивление тихо для своих тяжелых ботинок Варуйко поднялась на два пролета по поскрипывающим ступенькам, подсвечивая дорогу в кромешной тьме небольшим фонариком. Кирис крался следом. На площадке второго этажа Вара присела и внимательно изучила тяжелую деревянную дверь, на которой смутно виднелась свернувшаяся кольцами кобра с раздутым капюшоном.

— Барахло, а не замок… — прошептала она. — Смотри, братишка, и учись, как делать не надо. Дверь могучая, а замок, кажется, на уличной барахолке покупали. Гвоздем открыть можно. Ну-ка, держи фонарь вот так…

Она извлекла из заднего кармана штанов плоский футляр, из футляра — пару блестящих тонких стержней и принялась ковыряться в замочной скважине. Что-то тихо захрустело и щелкнуло.

— Вот и все, — Вара распрямилась, убирая отмычки. Взамен она извлекла свой полутесак из набедренного чехла и аккуратно приотворила дверь.

Внутри квартиры стояла тишина. В длинный коридор выходило несколько закрытых дверей. Луч фонарика скользнул по блестящим круглым ручкам.

— Эй, мелкие! — шепотом позвала Вара. — Ищите Фуоко.

Парсы размытыми тенями скользнули к второй от входа двери и выжидающе замерли возле нее. Вара прокралась по коридору, приотворила дверь и посветила внутрь фонариком.

— Пусто, — разочарованно проговорила она уже в полный голос. — Улетела птичка. Х-хаш…

И тут парсы напружинились.

— Звуки в комнате четыре, — тихо сказал Гатто, и на сей раз его голос звучал на удивление чисто. Так мог бы говорить ребенок лет десяти. — Человек. Не Фуоко.

Вара ринулась по коридору, словно распрямившаяся пружина, держа нож наготове. Пинком распахнув дверь, она ворвалась в комнату, и оттуда сразу же донесся истошный женский визг. Кирис в сопровождении парсов бросился за ней. Только бы она не начала тыкать своей железкой в кого ни попадя!

В густых, но уже заметно посветлевших сумерках на узкой кровати с фигурными никелированными спинками барахтались двое. Точнее, женщина неопределенного возраста, с распущенными волосами и длинном, до пят, балахоне дергалась на животе, тихо мыча, а Вара сидела на ней сверху, одной рукой удерживая выкрученные руки, а второй зажимая рот. Нож, к счастью, валялся на кровати рядом.

— Заткнись, дура, а то глотку перережу! — зло сказала Вара, и женщина тут же утихла и перестала сопротивляться. — Кир, свет вруби.

Кирис пошарил по стене и нащупал выключатель. Свет резанул по глазам, и он прищурился. Сестрица склонилась к уху женщины и грубо дернула ее за волосы.

— Слушай, дура, — уже спокойнее сказала она, — я тебя убивать не хочу. Даже калечить не стану, если правильно себя поведешь. Ответишь на несколько вопросов, и мы исчезнем. Поняла? Поняла, я спрашиваю?

Женщина мелко затрясла головой. Вара легко спрыгнула на пол, подхватив нож и принявшись им небрежно поигрывать.

— Сядь, — приказала она. Тихо охая, женщина поворочалась, переворачиваясь и усаживаясь. Заметив оружие, она уставилась на него, словно загипнотизированная.

— Кто ты такая, шо? — резко спросила Варуйко. — Что здесь делаешь?

— Меня зовут Чукся, атара! — быстрым приглушенным голосом произнесла женщина, не отрывая взгляд от ножа. — Я ничего не знаю, атара! Я всего лишь убираюсь здесь и прислуживаю гостям! Я скажу все, что хотите! Пожалуйста, не бейте меня!

— Вчера здесь появлялась девушка. Как ее звали?

— Фуоко, атара. Ее звали Фуоко!

Кирис резко выдохнул. Не то чтобы имя стало для него неожиданным, но одно дело рассказы о запахах, и совсем другое — заявление человека, видевшего Фучи лично. Женщина на мгновение бросила на него затравленный взгляд, но тут же испуганно отвела глаза.

— Хорошо. По крайней мере, не врешь, — кивнула Варуйко. — Рассказывай, что за место, как здесь появилась Фуоко и куда делась.

— Да, атара! Конечно! Я скажу все! — затараторила женщина. В ее речи прорезался какой-то странный акцент, так что Кирис понимал ее с пятого на десятое. Из того, что он уловил, выходило, что здесь тайная квартира группировки Тьмы под названием «Кобра». Позавчера вечером сам Мэй-атара (кажется, какая-то крупная шишка) появился здесь, раненый в руку. По его приказу охранник принес неизвестную красивую иностранку, не то спящую, не то без сознания, в мужском халате на перепачканном золой и копотью голом теле. Мэй-атара сказал, что ее зовут Фуоко и исчез, охранник остался, а девушка проспала едва ли не до полудня. Она не проснулась даже, когда Чукся одевала ее в ночную рубашку. Потом она проснулась, появился Мэй-атара со своими людьми, они хотели уехать куда-то вместе с девушкой, но появились вооруженные люди из другого клана, на мотоциклах и с большой красивой машиной, и забрали иностранку. Мэй-атара страшно злился, потом появились еще какие-то вооруженные люди на трех машинах, их старший о чем-то долго ругался с Мэй-атарой на иностранном языке, а потом они все куда-то уехали, и даже охранник пропал, а она, Чукся, осталась совсем одна и без указаний и теперь не знает, что делать.

— На каком языке ругался иностранец? — подумав, спросила Вара.

— Не знаю, атара! Честно, не знаю! Я не училась языкам, меня даже в школу не пускали.

— Слово какое-нибудь можешь вспомнить?

— Э-э… да, атара! Тот чужой мужчина часто говорил «ходер» и «хода пута».

Вара глянула на Кириса.

— Ага, кваре, — подтвердил тот. — «Ходер» значит… э-э… «иметь тебя»… тьфу! Не знаю на катару слова.

— Не напрягайся, братишка, — насмешливо посоветовала Вара. — Смысл кайтарских ругательств я и без тебя знаю. Значит, наш Мэй-атара о чем-то трепался с сильно недовольным кайтарцем. Итого в игре уже три сильно заинтересованных стороны, не считая нас и твоей ненаглядной Фучи. Слышь, ты…

Она пощелкала пальцами в воздухе.

— Я Чукся, атара, — с готовностью подсказала прислуга.

— Да мне похер, шо. Фуоко здесь силой держали?

— Не знаю, атара. Наверное, нет, атара. Кажется, она сюда сама пришла. Еще она долго разговаривала с Мэй-атарой, хорошо разговаривала, без страха, и Мэй-атара не ругался и не угрожал. Но я подслушала, атара, что те чужие люди ее силой забрали, к ним она не хотела.

— Кто они такие, точно не знаешь?

— Нет, атара, не знаю. Они тоже Тьма, но другой клан. Много-много людей с оружием приехало. Я не знаю, какой клан, атара. Честно! Атара, я знаю, куда позвонить, чтобы Мэй-атара прислал своих людей. Мэй-атара всегда держит слово, он скажет, кто забрал Фуоко-атару, только денег попросит.

— Ага, или пришлет своих костоломов… — пробормотала Варуйко. — Как думаешь, братишка, стоит рискнуть?

Кирис пожал плечами. С одной стороны, какой смысл связываться с бандюгами, которых к тому же поимели, отобрав заложника? С другой — может, они все-таки подскажут, куда сунуться дальше. Искать в огромном городе человека по запаху — занятие бессмысленное. Они и сюда-то добрались исключительно протекшему из машины маслу. А на одном чувстве направлении на Фучи далеко не уедешь: со вчерашнего дня ее могли уже за сотню цул увезти. И вообще, бандюги могут решить, что студент Хёнкона — классный заложник, особенно в отсутствии паладаров… хотя, кажется, официально об их пропаже еще не объявляли. Не слишком опасно с его умением швыряться шаровыми молниями, да еще при поддержке Вары и двух парсов, но муторно выйдет. Он открыл рот, чтобы высказать свои соображения, но тут в коридоре требовательно грянул телефонный звонок.

Вара замерла. Женщина растерянно смотрела на нее. Пять трелей… восемь… двенадцать… Кажется, звонящий намеревался трезвонить до последнего.

— Я… возьму трубку? — неуверенно спросила Чукся. — Я ничего не скажу про вас, атара.

— Хорошо, — кивнула Варуйко. — Только если хотя бы намекнуть попытаешься, глотку перережу. Пошла!

Она махнула ножом в воздухе, и прислуга, вскочив с кровати, резво выскочила в коридор. Варуйко двигалась следом мягкой напружиненной походкой. Пожав плечами, Кирис вышел за ними.

— Да, я слушаю, — произнесла Чукся в трубку. — Да, Мэй-атара, конечно, узнала. А…

Она замолчала и какое-то время слушала. Потом растерянно оглянулась.

— Мэй-атара сказал, что хочет поговорить с Кирисом Сэйторием. Он сказал, что не сердится, что Кирис Сэйторий-атара и Варуйко Сэйторий-атара вломились в его дом. Он сказал, что разговор деловой…

Кирис и Вара удивленно переглянулись.

— Откуда он знает, что мы здесь и кто мы такие? — прошипела сквозь зубы сестрица. — Кир, возьми трубку. Если почувствуешь, что он зубы заговаривает и время тянет, рвем когти отсюда в темпе, пока бригада не подкатила.

Кирис осторожно взял трубку, словно готовую взорваться гранату.

— Да? — напряженно спросил он.

— Кирис Сэйторий, я полагаю? — холодным тоном произнес на кваре незнакомый мужской голос. — Я Мэй Лю Сянь, оябун клана «Кобра», в доме которого вы находитесь с дэйей Варуйко Сэйторий, вашей сестрой.

— А как вы узнали, дэй…

— За домом наблюдают снаружи. Меня уведомили сразу же, как вы появились. С учетом описаний вашей внешности, а также ваших… необычных шестиногих спутников вывод очевиден. Кирис-тара, думаю, вы явились за своей подругой. К сожалению, у меня ее больше нет, но я готов оказать вам помощь в поисках — и не только я. Секунду…

Мэй пропал, но почти сразу прорезался снова.

— Сэрат дэй Джион Айдари передает вам привет и интересуется, не хотите ли вы объединить силы.

Джион?.. Кирис напряг память, пытаясь вспомнить. Что-то очень-очень знакомое…

— Привет, малыш, — раздался в трубке новый голос. Мужчина говорил на кваре почти идеально правильно, но едва уловимый легкий акцент с головой выдавал его происхождение с барнского дна — из тех же кварталов докеров и безработных, где вырос сам Кирис. — Помнится, я подарил тебе сертификат для тира. Ты так и не воспользовался им. Никак, настрелялся на базе «Дельфин»?

И тут Кирис вспомнил. Джион Айдари, личный телохранитель Фучи в Барне. Откуда он здесь, на Могерате?

— Здравствуйте, дэй Айдари, — скованно сказал он. — А-а-э… ну, как-то не срослось с тиром. А вы как здесь?

— Долгая история, парень. Очень долгая, и не для телефона. Мэй-атара предлагает тебе с сестрой приехать сюда, к нам. Машина уже выехала, доберется по утреннему времени минут через пять-семь. Никто не заставляет, но я бы на твоем месте согласился. Не собираетесь же вы вдвоем воевать с «Крыльями бури»? Ну так что?

Кирис отвел трубку от уха и лишь теперь сообразил, что Вара, прислушивающаяся к разговору, с ее зачаточным кваре наверняка мало что поняла.

— Вара, — торопливо проговорил он на катару, — тут оябун какой-то «Кобры» предлагает к нему приехать. Типа, здесь их хата, но он не злится, что мы вломились. Еще там у них дэй Джион Айдари, крутой мужик из Барны, он раньше Фучи охранял. Я его помню. Говорит, нужно объединить силы, и машина уже в пути. Что думаешь?

— Оябун «Кобры»? — быстро переспросила Вара. — Как зовут?

— Э-э… Мэй… Лю, кажется…

— Мэй Лю Сянь? Знаю. Я о нем слышала еще во времена, когда его звали Дзаро Куйса. Говоришь, силы объединить… Ххаш!

— Что не так?

— Всем сотрудникам Университета, службе охраны в первую очередь, категорически запрещено связываться с Тьмой. И Мэй Лю Сянь, если верить слухам, та еще змея. Но слово обычно держит и по мелочам не кидает. А, да и хрен с ним. Если что, кайтё объявит, что я действовала сама по себе, без согласования, и превысила полномочия. Скажи им, что мы готовы поболтать. Но не больше!

Кирис кивнул и приложил трубку к уху.

— Я вас слышал, — сказал оттуда Мэй на катару прежде, чем парень успел произнести хоть слово. — Гарантирую, что не держу в уме ничего, кроме разговора. Машина сейчас появится. Кстати, тара, передай сестре, чтобы она служанку трогать не вздумала. Чукся хоть и умом не блещет, но хорошую прислугу для женщин сейчас найти не так-то просто. Если с ней случится что-то плохое, я обижусь.

И в трубке защелкал сигнал отбоя. Кирис растерянно посмотрел на нее и осторожно посмотрел на телефон.

— Мэй сказал, чтобы мы ее, — он кивнул на Чуксю, — не трогали, а то он обидится. Машина скоро приедет.

Глаза у Вары опасно сузились, но она промолчала, вдвинув нож в чехол и застегнув страховочный ремешок.

— Идем на улицу, — приказала она и ушла по коридору на лестничную клетку. Кирис неловко кивнул прислуге — та поспешно поклонилась куда ниже, чем следовало — и поспешил следом. Парсы опередили его, выскользнув первыми.

Долго ждать не пришлось. Вскоре зафырчал мотор, и к дому подкатил автомобиль незнакомой Кирису марки, с облупленной краской и пятнами ржавчины на бампере. Водитель опустил стекло.

— Мэй-атара приказал вас подвезти, — лениво растягивая слова, проговорил он, с интересом рассматривая парсов. — Едете?

Не ответив, Вара обошла машину кругом, с явным усилием, дернув пару раз, открыла дверцу и уселась на сиденье рядом с водителем. Кирис забрался на заднее сиденье и подвинулся к противоположному окну, освобождая место для шестиногов. Вопреки его ожиданию, сиденья оказались вовсе не продавленными и засаленными, а весьма мягкими и, по всей видимости, недавно заново обтянутыми материей. Мотор тоже работал ровно и тихо, и с места машина взяла плавно. Никаких посторонних звуков при движении, если не считать дребезжания стекол в дверцах. Кирис провел достаточно времени с Чином в возне с мотоциклом и несколькими автомобилями, использовавшимися для поездок за пределы Хёнкона через Хрустальный перевал, чтобы понять: двигатель и подвеска в отличном состоянии. Похоже, внешний вид — всего лишь маскировка.

Водитель больше не произнес ни слова. По пустынным проспектам — солнце уже освещало верхние этажи зданий, но просыпаться местные не спешили, наверное, из-за выходного — он вел машину с такой скоростью и небрежностью, что Кирис несколько раз стискивал зубы на особенно крутых поворотах. Максимум через пять минут они свернули с очередной улицы, по которой неторопливо тащился трамвай древнего вида с тремя или четырьмя пассажирами и стоячим вагоновожатым. Лишь немного снизив скорость, они пролетели через пару кварталов с массой магазинов, закрытых опущенными ставнями, нырнули в узкий проход между двумя зданиями и неожиданно оказались в большом дворе — пустом, если не считать пары десятков мотоциклов, двух автомобилей, внешним видом под стать первому, и трех высоких и широких джипов «Армато», выглядящих с иголочки новенькими. Двор окружала высокая стена, за которой с двух сторон виднелись высокие верхушки деревьев. В ее верхней части виднелась галерея, по которой прохаживались несколько вооруженных людей с длинноствольными карабинами.

Водитель затормозил посреди двора так резко, что Кирис едва не врезался башкой в подголовник переднего кресла.

— Вон в ту дверь. Вас ждут, — мотнул он головой.

Вара настороженно огляделась и выбралась наружу, держа руку возле кобуры пистолета. Кирис ухватился за свою дверцу, чтобы выбраться, но парсы опередили его: передними лапами Зорра ловко поддела ручку со своей стороны, и они с Гатто соскочили на плитку, устилавшую двор. Ну и ну. Кирис почувствовал, что его снова кольнула непонятная настороженность. Определенно, за последние пару дней парсы резко поумнели. Почему? И можно ли теперь доверять им так же, как прежде?

Да брось ты, резко одернул он себя, выбираясь из машины. Кончай херней маяться. Парсы друзья, и Риса, которая их подарила… подарила? Ну, пусть, так. Риса тоже друг. В конце концов, парсы не настоящие животные, и ты всегда это знал. А если ими управляют паладарские компьютеры, почему бы им и не поумнеть? Что ты, в конце концов, знаешь о небиологическом интеллекте?

Вара уже решительно шагала к дому, не обращая внимания, следует ли за ней Кирис. Вот ведь дура! Могла бы и подождать. Все гонор демонстрирует… А если там засада?

Засады внутри не оказалось. В полутемном коридоре стояла открытой только одна дверь — в большую комнату, освещенную резким светом потолочной лампы без плафона. Посреди комнаты стоял большой стол, устеленный картой, а возле него — двое мужчин. У обоих лица бронзовели от загара, оба носили местную одежду — халаты поверх рубах и короткие штаны, но на одном она сидела так неловко и неестественно, что сразу видно: не местный. Один из мужчин, с узким лицом и приплюснутым ястребиным носом, щеголял четырьмя стальными кольцами-клипсами в правом ухе и рукой в перевязи, а второй… Такой сломанный и плохо выправленный нос Кирис не сумел бы забыть никогда.

— Кирис и Варуйко Сэйторий, — на катару бесстрастно произнес дядька с серьгами. — Рад приветствовать. Я Мэй Лю Сянь, оябун «Кобры».

— Здравствуй, малыш, — добавил на кваре тот, что со сломанным носом. — А у паладаров неплохо кормят, я вижу. Ты, кажется, еще подрос за полгода. Уже выше меня, э?

— Мэй-атара, — Кирис неловко кивнул. — Здравствуйте, дэй Айдари. Давно не виделись. Э-э… моя сестра не говорит на кваре…

— А я не говорю на катару, — усмехнулся Джион. — Кому-то придется поработать переводчиком. Мэй-тара обещал найти кого-то, но пока что двуязычных здесь двое — он и ты. А ему не по чину, сам понимаешь. Передай сестре, что я рад познакомиться.

Кирис перевел. Вара сухо кивнула в ответ, оценивающе разглядывая присутствующих.

— К делу, — Джион склонился вперед, опираясь рукой о стол. — Где остальные?

— Кто остальные? — не понял Кирис.

— Другие бойцы вашего отряда. Оперативники. Ударная группа. Где? Есть серьезная тема, мне нужно поговорить с вашим старшим.

— А-а… — Кирис растерянно оглянулся на Вару. — Мы, типа… ну, сами по себе. Нет больше никого.

— Что? — поразился Джион. — Как сами по себе? Вы двое — вся спасательная группа?

— Я предупреждал, дэй Айдари, что из самолета высадились только двое, — с кривой усмешкой сказал Мэй на кваре. — И в местном консульстве лишь трое людей-охранников, которые никуда не уходили. Нет никакой ударной группы. Кирис-тара…

Оябун обошел стол, положил здоровую руку на плечо Кирису и приблизил лицо, заглядывая в глаза.

— Почему пропали паладары, Кирис-тара? — вкрадчиво спросил он.

— Не знаю, — буркнул парень. Он лихорадочно попытался сообразить, стоит ли рассказывать об атаке Арасиномэ на паладаров, и решил, что не стоит. — Мне не докладывали.

— Тем не менее, они пропали, — снова усмехнулся Мэй. — Видите, дэй Джион? Я же говорил.

Кирис зашипел сквозь зубы. Его поимели как ребенка! Анъями, да и вообще никто за пределами Хёнкона, видимо, еще не знает о случившемся… не знали, пока он не проговорился. Идиот.

— Эй! — Варуйко шагнула вперед и рывком сбросила руку оябуна с плеча брата. — Со мной говори, не с ним. Я старшая.

— Как скажешь, Варуйко-тара, — Мэй снова стал серьезным. — Итак, вы двое — весь спасательный отряд, потому что паладары пропали, а Мариси-кайтё не рискует распылять силы до прояснения ситуации. А Фуоко Деллавита — всего лишь одна студентка, пусть даже перспективная и с замечательным папашей. Ну что же, я на его месте поступил бы точно так же. Все к лучшему, особенно с учетом, что у дэя Айдари здесь, в Шансиме, двадцать наемников и неограниченное финансирование, а я настроен помочь. С полномасштабной спасательной миссией из Хёнкона, пожалуй, возникли бы ненужные проблемы.

— И почему же ты настроен помочь, тара? — с деланым безразличием осведомилась Варуйко. — Сколько запросишь? Цену на берегу обговорим. Никаких «после сочтемся».

— Бесплатно, тара, для Университета и вас двоих — абсолютно бесплатно. — Неожиданно лицо Мэя исказила гримаса ярости. Верхняя губа вздернулась, обнажая клыки. — Вчера днем «Крылья бури» забрали у меня человека, которому я пообещал защиту. Не просто забрали — увели против моей воли, под дулом автомата, на глазах у десятка моих людей. Мне даже швырнули подачку, как собаке — два миллиона канов, — он кивнул в угол где валялся небольшой плоский чемоданчик, который, похоже, топтали ногами. — Однако никто не спросил, согласен ли я на такой обмен. Я потерял лицо, а такое я не прощаю никогда и никому.

Его лицо снова стало бесстрастным.

— Так что не беспокойся, тара, у меня есть веские мотивы помогать. Я не могу не мстить: мои люди меня не поймут, и я очень быстро перестану быть оябуном. Зато в случае успеха я получу свою выгоду. Кого-то другого я бы попросил об услуге: пристрелить Торанну Ли Фая, оябуна «Крыльев», если подвернется возможность. Но тебя даже просить не стану. Твоя репутация хорошо известна, ты и сама не упустишь случая перерезать ему глотку.

— Я перевоспиталась, Мэй-тара, — с сарказмом сообщила Вара. — Мне под угрозой увольнения запретили убивать ради развлечения. А если меня вышибут из охраны Университета и вообще из Хёнкона, братишка сильно огорчится. Не могу же я так подводить родственников?

— Значит, прикончи его ради самозащиты, — оябун пожал плечами. — Никто тебя не сдаст Мариси-кайтё, даже если ты добьешь Торанну лежачего. Заметь, я даже не прошу, чтобы ты намеренно искала с ним встречи. Только учти, что дэй Деллавита, ее отец, уже назначил цену за голову Торанны. Не хочешь разбогатеть на десять миллионов леер? Больше трехсот миллионов канов, неплохой куш.

— Серьезный человек папочка нашей Фуоко, — взгляд Варуйко стал задумчивым. — Похоже, зря «Крылья» с ней связались.

— Торанна привык иметь дело с местными банкирами и аристократами, трясущимися от одного вида кастета. Знай он о Деллавита хотя бы десятую часть того, что знаю я, он бы и пальцем коснуться девчонки побоялся. Я его предупреждал в свое время, но он оказался слишком тупым. Но хватит о нем. Нас четверо, один не говорит на катару, вторая — на кваре. Как бы разобраться? Кирис-тара, не окажешь ли любезность поработать переводчиком?

Несмотря на тон вежливого вопроса, Кирис почувствовал за словами оябуна «Кобры» жесткий приказ, безразличный в своей уверенности. Похоже, Мэй даже мысли не допускал, что ему могут возразить. Раздражение колыхнулось в парне мутной волной, но он подавил непрошенное чувство. Ну, в конце концов он здесь самый младший, а оябуну изображать толмача действительно не по чину, прав Джион. К тому же кто знает, что он там напереводит…

— Я перевожу.

— Я перевожу.

Кирис ошарашенно посмотрел на парсов, синхронно запрыгнувших на стол с двух сторон, так что тот даже не покачнулся под их общим весом. Зорра произнесла фразу на кваре, Гатто — на катару. Нифига себе… Остальные трое присутствующих воззрились на лопоухих шестиногов, словно те свалились им на головы прямо с неба. Впрочем, почему «словно»? Все микродроны сделаны паладарами где-то далеко за пределами Паллы, в местных условиях в техпроцессе что-то не срастается.

— Кир, — тихо сказала Вара, — они же еще недавно тупыми игрушками казались. Я точно знаю: у службы охраны есть описание возможностей личных компаньонов. Не знаю, что такое «небиологический интеллект первой категории», но переводить они точно не должны уметь.

Парсы посмотрели на нее, симметрично склонив головы в ироническом жесте.

— Чрезвычайная ситуация. Барьеры развития сняты, — снисходительным тоном важничающего ребенка пояснил Гатто на катару, и Зорра добросовестно повторила его слова на кваре. — Вторая категория достигнута. Вектор развития: третья категория, время достижения: от двадцати до сорока декад в зависимости от коэффициента социального давления.

— От чего в зависимости?.. — поразилась Вара. — Стоп, мелюзга, потом о коэффициентах. Наедине поговорим, — она бросила быстрый косой взгляд на Мэя, уже полностью овладевшего своим лицом. — Сейчас планы обсудить нужно. Джион… я правильно имя расслышала? Джион-тара?

Джион молча кивнул, переводя заинтересованный взгляд с Вары на парсов и обратно.

— Значит, так, Джион-тара. В чем твой интерес? Планы на девчонку у тебя какие?

Слышать ее слова в переложении детского голоска Зорры оказалось так забавно, что Кирис невольно хмыкнул.

— У меня указание: найти молодую дэйю Деллавита и любой ценой доставить домой, — ответил кайтарец.

— Не пойдет. Она студентка Университета, и я должна вернуть ее в Хёнкон.

— К сожалению, дэйя Сэйторий, мои приказы обсуждению не подлежат.

— Мои тоже, — нехорошо сощурилась Вара. — Значит, не сговоримся. Ну что, разбегаемся, и каждый сам по себе?

— Может, вы подеретесь потом, когда вернете Фуоко-тару? — осведомился Мэй, разглядывая ногти. — Продавать непойманный улов — занятие довольно-таки бессмысленное. Сначала нужно хотя бы в море выйти и сети закинуть.

Он вскинул взгляд и уставился на Вару немигающим взглядом.

— Учти, Варуйко-тара, я говорил с Фуоко-тарой, и у меня сложилось впечатление, что она не горит желанием возвращаться в Университет. Может, и передумает, конечно, но лучше спросить у нее самой. Кроме того, можно глупый вопрос? Твоя репутация как члена банды… прошу прощения, вольного клана адмирала Мариси хорошо известна, но ты — всего лишь один человек. А «Крылья бури» только в Шансиме и только по первому зову способна поднять до восьмисот бойцов, и уж такого ценного заложника станут охранять не хуже, чем сейф с деньгами. Положим, ты не знала, с чем придется столкнуться, но какой-то план поиска у тебя имелся?

— Парсы нюхать умеют лучше собак, — Вара пожала плечами.

— При всем моем уважении, в городских условиях собаки бесполезны — слишком много запахов, в том числе весьма агрессивных. Я удивлен, что вы сумели дойти хотя бы до убежища. А уж если ее увезут на вертолете или на катере… Вряд ли вы сами не понимали таких элементарных вещей. Значит, у вас есть козырь. Какой? Если я, конечно, не слишком страшную тайну рассказать прошу?

Вара заколебалась и быстро глянула на Кириса. Тот вздохнул. Еще вчера он строго-настрого предупредил сестричку, чтобы та не вздумала трепаться об его способностях. Но выхода, кажется, не оставалось. Если Джион и в самом деле решит действовать сам по себе, он может добраться до Фучи первой, и кто знает, что он тогда сделает. Может, и в самом деле силой ее в Кайтар увезет. Придется доказывать, что и они не попусту понтуются.

— Я козырь, — буркнул он, поднимая и разводя руки.

Только бы под контролем удержать… Если спалить одежду, неловко получится. А уж если дом заполыхает ненароком, вообще глобальный конфуз выйдет. Руки омыло знакомое тепло, затем медленно окутала серая шуба энергоплазмы, немедленно начавшей искрить мелкими молниями. Между ладонями взвихрилось облачко, тут же свернувшееся вытянутым спиральным конусом с быстро багровеющей сердцевиной.

— Если пальну — бетонную плиту насквозь прошибу, — процедил он сквозь зубы, старательно контролируя тепло в руках, не позволяя ему хлынуть сквозь недо-волюту яростным потоком свободной энергии. В ушах зашептали далекие голоса и запели хоралы: видимо, опять повысилось давление. Медленно, стараясь действовать как можно плавнее, он позволил теплу остыть и стечь в никуда. Туманная спираль погасла и рассеялась в воздухе, облачка энергоплазмы вокруг предплечий исчезли. Ф-фу. Удержал. Все-таки в последние декады получается уже заметно лучше, чем раньше. Помогает тренировка…

— Вот так, — закончил он. — А еще я Фучи на расстоянии чувствую. Направление, я имею в виду, дистанцию определить не могу.

— Вот как? — оябун поднял бровь. — И в какой же стороне она сейчас находится?

Кирис прикрыл глаза и несколько раз качнулся телом из стороны в сторону, прислушиваясь к далекой внутренней ноте.

— Там, — наконец показал он рукой. Мэй задумчиво покивал, потом наклонился к карте, бесцеремонно шлепнув Гатто по боку и заставив того сместиться, и что-то прикинул.

— Все сходится, — наконец сообщил он. — И показанное направление, и некоторые косвенные подтверждения, которые успели получить мои люди. Ну что, поздравляю всех с отличной новостью. Я, кажется, знаю, где содержится ваша Фуоко.

— Фуоко? Где Фуоко? — встревоженно тявкнула Зорра, закончив перевод для Джиона. — Где?

— Значит, Кирис-тара, ты у нас эйлахо… если я правильно помню кайтарское слово, — оябун посмотрел на парня долгим непроницаемым взглядом. — Сильный эйлахо. Возможно, такой же сильный, как Фуоко-тара, да. Посмотрим-ка, на что ты способен на самом деле.

И пока Кирис пытался понять смысл его слов, оябун склонился вперед, словно собираясь броситься, и вытянул руки со скрюченными пальцами, неловко перекосившись из-за перевязи. Рядом резко выдохнул Джион, что-то в унисон рявкнули Гатто и Зорра, но взгляд Кириса уже затуманила темная пелена. Сердце сдавило, словно в железном кулаке, дыхание пресеклось, и ощущение тела куда-то пропало. Перед глазами замелькали огненные пятна, вдруг превратившиеся в разноцветные сферы и бесформенные пятна огня, сумасшедший танец геометрического вальса превратил мир в гигантскую сеть, в которой бились невнятные пойманные тени. Огромный, тяжелый, переливающийся оттенками черного пламени океан медленно перекатывал волны далеко за горизонтом, источая волны страха и неуверенности, и рваные клочья синих вспышек бились вокруг, разрывая на части саму суть Кириса. Могучий рев тромбонов и грохот гигантских барабанов ударил по ушам, и Кирис, стиснув зубы, оттолкнул себя от нереальности, выныривая к поверхности настоящего мира, как внезапно ушедший под воду человек все-таки вырывается из цепких объятий пучины, жадно глотая такой привычный и такой желанный воздух…

Он стоял на одном колене, упираясь кулаком в пол, а ладонью другой руки — о столешницу, покрытую картой. Перед глазами все еще плавали темные круги, и Кирис тряхнул головой, отгоняя их. Оябун «Кобры» лежал на полу навзничь, парсы прижимали его к полу, грозно шипя в лицо. Вара направила на Мэя пистолет, а Джион Айдари стоял, прилепившись к дальней стене и наблюдая за сценой из-под полуприкрытых век.

— Братишка, ты как? — сквозь зубы процедила Вара. — Мне его кончать? Только слово скажи.

— Что… случилось? — с трудом переводя дыхание, спросил Кирис, выпрямляясь.

— Этот хмырь протянул немытые хваталки, и из тебя энергоплазма клубами полезла, — проинформировала сестра. — Если бы парсы его на пол не сбили, он бы у меня уже пулю схлопотал. Ты как, спрашиваю?

— Случалось и хреновее, — откликнулся Кирис, глубоко и размеренно дыша. Сердце все еще колотилось, но круги перед глазами пропали. — Валим отсюда?

Неожиданно оябун «Кобры» засмеялся. Смех его казался каким-то скрежещущим, неживым, словно машинный. Он лежал, уставившись в потолок, и его грудь дергалась в судорожных припадках.

— Можешь приказать своим зверям меня отпустить, — отсмеявшись сказал Мэй, повернув к Кирису лицо. — Не беспокойся, больше никаких экспериментов, Кирис-тара. Я свое любопытство удовлетворил, с меня довольно. Варуйко-тара, на твоем месте я бы убрал оружие, пока у моих людей не лопнуло терпение.

Только теперь Кирис заметил в темном дверном проеме двоих людей в халатах, направивших на Вару стволы коротких автоматов.

— Ты меня кончить хотел, что ли? — настороженно спросил парень.

— Если бы я хотел тебя убить, Кирис-тара, ты бы уже умер. Мне долго ждать, пока твои паладарские зверислезут? — в голосе оябуна лязгнули металлические нотки.

— Гатто, Зорра, пустите его, — с неохотой сказал Кирис, отступая подальше, насколько позволяли стены тесной комнаты. Сестра неторопливо убрала пистолет в кобуру, но клапан не застегнула и руку продолжала держать на рукояти. — Вара, валим отсюда, пока он еще чего-нибудь не придумал.

— Не торопись, Кирис-тара, — покачал головой Мэй, поднимаясь и отряхиваясь здоровой рукой. — Я же говорю — если бы я хотел тебя убить, ты бы уже умер. Зорра, переводи дальше.

Зорра поднялась на задние лапы, средние и передние болтаются в воздухе, как у суслика — если, конечно, существуют метровые шестилапые суслики — и недоверчиво осмотрела его. Потом она тряхнула головой, недовольно чихнула и запрыгнула обратно на стол. Гатто тут же присоединился к ней.

— Видишь ли, Кирис-тара, я тоже эйлахо, — ровно проговорил оябун, кивком головы отсылая кобунов, неслышно растворившихся в коридорных тенях. — Моя способность вырвать душу у человека невидимыми когтями широко известна… в определенных кругах. Однако я еще ни разу не пробовал ее на настоящем эйлахо, способном убивать людей своей силой. Интересный вышел эксперимент…

Он задумчиво покивал.

— Обычный человек на твоем месте умер бы, да. Ты не просто выжил, но еще и меня приложил так, что я чуть сознание не потерял. Ты действительно силен, тара. Хороший эксперимент получился, познавательный.

— А если бы я сдох? — зло спросил Кирис.

— Тогда мне пришлось бы ликвидировать лишних свидетелей, — оябун коротко глянул на Вару, — и долго жалеть о своей несдержанности. Но ты ведь жив. Обещаю, никаких больше опытов без предупреждения. Ну что, продолжим обсуждение главной темы?

Кирису показалось, что в черных глазах Мэя мерцает скрытая издевка. Хоть бы извинился, сволочь. Марикон недорезанный. Осторожность подсказывала, что следует немедленно валить отсюда на максимальной скорости, но что, если он действительно догадывается, где Фучи?

— Должен заметить, Мэй-атара, что я крайне негативно отнесусь к попытке убрать меня как лишнего свидетеля, — холодно заметил Джион со своей позиции, и Гатто немедленно воспроизвел его слова на катару. — Да и мои люди — тоже. Настолько негативно, что еще неизвестно, кто кого уберет, несмотря даже на ваши исключительные способности. А поскольку дэй Сэйторий… небезразличен дэйе Деллавита, случившееся вряд ли добавит ей симпатии к вам. На вашем месте я бы воздержался от подобных экспериментов в будущем.

Мэй поднял руку ладонью вверх и криво ухмыльнулся.

— В конце концов, эксцентричность и безразличие к чужим жизням — обычные черты характера главаря банды, а? — заметил он в пространство. — Нечто подобное вы от меня и ожидали. Как я мог вас разочаровать? Но я уже дал слово — от новых эскапад воздержусь. Так мы продолжаем?

— Где Фучи? — угрюмо буркнул Кирис. — Ты сказал, что знаешь.

— Я по-прежнему не знаю точно, Кирис-тара. У «Крыльев бури» слишком хорошо налажена служба внутренней безопасности, если можно так выразиться, чтобы даже я мог находиться в курсе их дел. Не знаю, но догадываюсь. Вот здесь…

Его палец уперся в край карты далеко за пределами города, насколько Кирис мог разобраться.

— Небольшой городок в пятнадцати цулах от Шансимы, на полпути к отрогам горной гряды Массиро. Называется городок Оокий. Население пятнадцать тысяч человек, а основное занятие, если не считать выращивания риса на окрестных полях — обслуживание расположенной рядом военной базы «Одзараси». Вы могли слышать о знаменитом храмовом комплексе Санъяма, популярном туристическом аттракционе. Он расположен в предгорьях Массиро в полутора десятках цул от Оокия.

— Почему вы думаете, Мэй-атара, что дэйя Деллавита именно там? — Джион подошел к столу и принялся всматриваться в карту.

— Потому что, дэй Айдари, базой заправляет некий генерал второго класса Шань из влиятельного аристократического клана Орума. А генерал Шань ест и пьет из рук Торанны Ли Фая. И для того, чтобы добыть из Оокия дэйю Деллавита, вам, друзья мои, придется как-то справиться примерно с пятью тысячами солдат, постоянно расквартированными в городе и окрестностях. Дэй Айдари, у вас случайно нет возможности вызвать сюда кайтарский ударный авианосец вроде того, что полгода назад прикрыл Хёнкон от пиратов? Думаю, предварительная ковровая бомбежка местности вам совсем не помешала бы.

Примерно в то же самое время. Асталана, Ставрия

Народный Председатель Ставрии стремительно вошел в малый зал заседаний и резко плюхнулся на стул. Люди, рассевшиеся вокруг длинного овального стола, выжидательно смотрели на него. Господин Пташек обвел их взглядом. Министр обороны с начальником Генштаба и начальником военной разведки. Директор Службы безопасности Ставрии со своим первым заместителем и начальником департамента внешней разведки. Министр внутренних дел с первым заместителем. Министр иностранных дел с директором департамента внешней торговли. Министр народного просвещения — один, не приучены его помощнички мгновенно с места срываться, интеллигенты хреновы. Главный комиссар Службы гражданской обороны с двумя заместителями. Министр печати — одна штука. Все на месте. Хорошо.

— Чрезвычайное заседание правительства объявляю открытым, — сухо сказал Нарпред. — Кто-то из вас уже знает, но все равно объявлю. Итак, Хёнкон наконец-то разрешил нашему посольству восстановить канал связи с МИДом, а также подтвердил экстренную эвакуацию паладаров под давлением внешних обстоятельств. Сначала — официальный материал, переданный временной администрацией Университета. Пока мы его придержим, но если через декаду положение не изменится, пустим по телевидению.

Он кивнул начальнику секретариата, и тот, поднявшись со своего стула у стены, подошел к видеомагнитофону, сунул в него кассету и нажал кнопку включения. Все присутствующие дружно уставились на большой выпуклый экран, замерцавший зеленоватым светом.

— Я ректор университета «Дайгака» Карина Мураций, — сказала с экрана юная девушка с короткой стрижкой, проявившись из короткой вспышки белого шума. — Если вы слушаете эту запись, значит, паладаров больше нет на Палле. Мы вынужденно покинули вашу планету из-за активности Арасиномэ, Красной Звезды, всерьез угрожающей нашей жизни. Мы не знаем, сколько времени продлится наше отсутствие, но надеемся, что недолго. Однако в любом случае международный университет в Хёнконе продолжает работать в обычном режиме. Я обращаюсь к тем, кто отправил к нам своих детей: не беспокойтесь, они в безопасности. Я обращаюсь ко всем остальным: не беспокойтесь, мы не оставили вас. Рано или поздно мы вернемся.

Девушка сделала короткую паузу.

— Вы все уже наверняка осознали, что грозит вашей планете в далеком будущем. Помните: Университет существует не для нас, а для вас. Только вы сами, ваши ученые и инженеры, подготовленные в Университете, смогут спасти ваших внуков и правнуков. Я прошу об одном: не позвольте Университету погибнуть. Не допустите паники, способной разрушить вашу единственную надежду на спасение. Я верю: вы справитесь.

Девушка опять помолчала.

— Я не прощаюсь. Просто — до встречи.

Изображение мигнуло и пропало, сменившись белым шумом. Начальник секретариата вытащил кассету и отключил установку.

— Не слишком развернуто, но прочувствованно, — резюмировал Народный Председатель. — Итак, временным главой администрации университета «Дайгака» стал начальник службы охраны адмирал Мариси Мигото. Попечительский совет действует в качестве наблюдательного органа, оба наших представителя уже прислали экстренные отчеты в составе общего пакета документов. Сейчас их размножают, вы получите бумаги чуть позже. Учтите, все засекречено по высшей категории. Мысли по поводу ситуации? Давай, — Пташек кивнул министру иностранных дел. До того предположения о ситуации довели еще вчера вечером, так что хоть что-то он должен сказать, пока остальные соображают.

— Моему ведомству пока ни холодно ни жарко, — пожал тот плечами. — Паладары передали Ставрии довольно много технологий, но речь лишь об одноразовых продажах. Нам документацию переслали, мы дальше отправили в соответствующие министерства и комитеты, и все. Никакого развития отношений. Правда, со строительством космодрома на Ланте пока непонятно, что делать: очередной транш финансирования переведен полторы декады назад, в скором времени там собирались начать монтаж большого радиотелескопа и первого пускового стола. Контейнеровоз «Ротонда» с соответствующими грузами уже на полпути туда. Специалисты Минстроя и Минспецстроя пока еще здесь, но уже ногти до локтей сгрызли в ожидании валютных командировочных. Ожидалось, что они отправятся на Могерат не позже чем через три декады, но теперь все зависит от действий новой администрации. Я бы дал Минмору команду притормозить корабль.

— Прогноз их действий есть? — Пташек поочередно глянул на обоих начальников разведки. — Психологический профиль Мигото? Чего от него ожидать в отсутствие паладаров?

— Кадровый потомственный военный, — первым успел военный разведчик. — В меру умен, в меру страдает понятиями чести, иногда довольно странными. Во времена заброшенности Хёнкона проявил себя как умелый тактик, с небольшой горсткой верных солдат зачистив страну от крупных и более сильных банд и держа в страхе независимых контрабандистов и группировки Анъями — тамошней организованной преступности. Довольно жесток, самолично расстреливал и вешал пленных. Работа наших разведок в Университете невозможна, так что текущего подробного профиля нет, исключительно публичные сведения. Но рискну предположить, что если паладары оставили ему какие-то инструкции — а они наверняка оставили, не могли не оставить — в ближайшее время он станет скрупулезно им следовать…

— В будущем все зависит от того, когда вернутся паладары и вернутся ли вообще, — перебил начальник внешней разведки СБС, бросив неприязненный взгляд на слишком шустрого конкурента. — Чем дольше он остается один, тем больше шансов, что начнет чудить. Единоличную диктатуру вряд ли установит, но и поперек себя никому идти не позволит. Наблюдательному совету он уже сообщил, что никаких административных полномочий ему предоставлять не собирается, что сфера деятельности совета — исключительно образовательные программы, и что гражданское правительство, если так можно выразиться, Мигото сформирует из специалистов, работающих в Университете на постоянной основе.

— Что мы сможем сделать, чтобы получить побольше влияния в новом правительстве? — Нарпред повернулся к министру нарпроса. — Разъяснительные беседы с преподавателями, туда отправляемыми, проводились? Международную обстановку они понимают? Как себя поведут?

— Ну… — замялся министр, бросив косой взгляд на директора СБС. — Да, и Служба безопасности с ними общалась, и по нашей линии тоже… Только…

— Ну? — нахмурился Пташек.

— Четыре или пять декад назад, когда последних штатных сотрудников в Хёнкон отправили…

Министр просвещения опять бросил неуверенный взгляд на директора СБС.

— В общем, в наше посольство попал документ. Его, похоже, каждому гражданину Ставрии прочитать давали. Там открытым текстом написано, что паладарам известны методы оказания психологического давления со стороны сбасов… э-э, сотрудников Службы безопасности и чиновников Минобра, и что любые тайно или явно подписанные документы о сотрудничестве с любыми спецслужбами Ставрии в глазах паладаров не являются очерняющими. С учетом того, что паладары крайне придирчиво отбирали людей со специфическими взглядами…

Министр набрал в грудь воздуха и обреченно выпалил:

— Я не могу дать никаких гарантий, что ставрийские сотрудники Университета станут преследовать интересы Ставрии в данных обстоятельствах.

Так. Пташек побарабанил пальцами по столу. Ну, по крайней мере, честно. Если сформулировать иначе, лояльными яйцеголовые интеллигентишки останутся прежде всего высокой идее, пропагандируемой паладарами, а не интересам Родины. Кто-то, разумеется, все равно поддастся давлению, тем более что все осознают, что рано или поздно придется возвращаться домой. Но в массе на активное сотрудничество рассчитывать не приходится — особенно с учетом, что Хёнкон может дать политическое убежище, а то и постоянное гражданство. Одно утешение: Кайтар тоже ничего сделать не сможет.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Всем напоминаю, пока никаких резких движений. Университет сейчас как куриное яйцо: чуть сильнее нажмешь — и вдребезги, одна дрянь на руках останется. Пока продолжаем работать с ним по-прежнему. Теперь о внутренних последствиях.

Он повернулся к министру внутренних дел.

— На случай, если слухи все-таки просочатся раньше времени, внутренние войска привести в состояние повышенной готовности. Начнутся митинги или паника — давить беспощадно в зародыше. При необходимости вызывать на подмогу армейские части, и чтобы никаких предварительных выяснений, кто кому и за что должен, — он многозначительно посмотрел на министра обороны. Оба министра с готовностью кивнули.

— Я тоже присоединюсь, — комиссар гражданской обороны выпятил грудь.

— Разумеется. Настропалишь своих людей обходить крупные учреждения и проводить политинформации о текущем моменте. Главная идея: все идет как раньше, Красная Звезда нам не угрожает, никакой паники. Все учебные тревоги и внеплановые проверки готовности пока отменить, чтобы не нагнетать обстановку лишний раз. Люди и так на взводе после той пресс-конференции. По телевидению, радио и в газетах, — он посмотрел на встрепенувшегося министра печати, — то же самое: успокаивать, давать отпор паникерам, не допускать уныния, и вообще мы обязательно победим. О пропаже паладаров пока ни звука. Ясно? Теперь, что у нас с волютами?

— Активность на прежнем уровне, — отрапортовал министр обороны. — Эпизодические наблюдения небольших стай в разных частях страны, никакой видимой системы. Агрессивности не проявляют. По прежнему никаких признаков кольчонов.

— Перестраховки для — десантные части и авиацию приведи в повышенную готовность на пару декад. Просто на всякий случай, мало ли что. Вдруг кольчоны паладаров прожуют и опять к нам полезут. Так…

Пташек обвел всех тяжелым взглядом, пытаясь припомнить, не забыл ли что.

— Кстати, — вдруг встрепенулся он, — что с активностью пиратов в окрестностях Хёнкона? Не требуется ли Университету защита? Нет паладаров — значит, нет и… как там… боэй. Вдруг какая-нибудь шваль полезет?

— По нашим данным, — сообщил начальник военной разведки, — пираты в окрестностях Хёнкона предпочитают не появляться. После нескольких показательных акций со стороны паладаров бандитские группировки Анъями предпочитают держаться подальше, в более спокойных местах с коррумпированной береговой охраной Ценганя и Кайнаня. Кроме того, из истории с пиратским нападением выводы паладары сделали. Даже без боэй вооруженные силы… э-э, служба охраны Университета насчитывает, по разным оценкам, от пятисот до тысячи бойцов с тяжелым вооружением — вплоть до дальнобойных крупнокалиберных орудий и лазерных пушек на господствующих высотах. Регент Хёнкона к данному вопросу подошел основательно, а кое-что они у нас закупали. Да вы же помните, Михаил Викторович, мы на специальном заседании правительства согласовывали…

— И все-таки, — Народный Председатель сощурился, глядя на министра обороны, — поскольку паладаров нет, кому-то моча в голову может ударить. А в Хёнконе немало наших граждан, и мы не можем допустить, чтобы они пострадали. Кроме того, наши торговые суда по дороге в Хёнкон проходят через опасные нейтральные воды Южного океана. Вот «Ротонда», например, сейчас где-то там. Еще, мне помнится, два или три корабля в ближайшие декады должны туда уйти. Ну и?

— Вторая флотилия сейчас проводит плановые учения в Южном океане, в районе архипелага Юймара, — словно по писанному, отрапортовал министр, и Народный Председатель ухмыльнулся про себя. Сообразительный он, хоть и генерал. — До территориальных вод Хёнкона и торговых трасс — около полутора тысяч цул. Эсминцы и крейсеры покроют расстояние примерно за пятьдесят пять — шестьдесят часов, линкоры и суда поддержки — за девяносто — сто. Командует адмирал Старшиков, он дело знает, справится.

— Пусть покроют, — кивнул Пташек. — В территориальные воды Ценганя и Кайнаня по возможности не влезать, с их пограничниками не связываться. Крейсеры, у которых запас автономности повыше, отправить на патрулирование торговых трасс, эсминцы, тяжелые корабли и танкеры — прямиком к Хёнкону. Близко к берегу не приближаться, но держаться так, чтобы ни у одного пирата даже мысли не возникло похулиганить.

И не только у пиратов, мысленно добавил он. Если предположения военной разведки верны и отбывший в неизвестном направлении Шестой экспедиционный флот Кайтара действительно движется в сторону Хёнкона… Допустить, чтобы заклятые заокеанские друзья в одиночку господствовали там на море, нельзя ни в коем случае.

Министр обороны покивал, быстро строча в блокноте карандашом.

— Кстати, немедленно передать Мариси через посла наши заверения в наилучшем отношении. Когда подтянется эскадра, любыми средствами убедить его, что мы не вторгаемся в территориальные воды Хёнкона, а всего лишь обеспечиваем дополнительную охрану драгоценного международного университета в неспокойные времена.

Министр иностранных дел кивнул и сосредоточенно черкнул в толстом, переплетенном в кожу ежедневнике шикарной ручкой с золотым пером — не чета суровому военному карандашику и простецкому блокноту в клеточку.

— Вопросы? Предложения? — Нарпред еще раз осмотрел всех присутствующих. — Тогда все свободны. Юрий Владимирович, задержись, пожалуйста.

Люди зашевелились, поднимаясь, и лишь директор Службы безопасности Ставрии остался сидеть, внимательно разглядывая Нарпреда через толстые очки в роговой оправе.

— Ну? — спросил он, когда вышли все остальные, включая начальника секретариата. Пташек сдержал приступ раздражения. Соглашение о разделе сфер влияния, в соответствии с которым Дропанов получал пост директора СБС, отказываясь претендовать на пост Нарпреда, все еще действовало, а потому старый противник мог позволить себе еще и не такое неуважение. По крайней мере — с глазу на глаз.

— Нихокара, — коротко сказал Пташек, откидываясь на деревянную спинку неудобного стула.

— Расследование идет. Я отправил туда доверенного человека — Челубин, капитан третьего класса, он по паладарам и прочим инопланетным кунштюкам специализируется. Новых результатов пока нет.

— И почему волюты внезапно массово атаковали ее загородный дом, да еще когда она там находилась, тоже пока неясно… — наполовину спросил, наполовину констатировал Пташек. Дропанов молча кивнул. — Обслугу допрашивали?

— У нее из обслуги повар, садовник да уборщица. Все трое ночью спали и проснулись, как утверждают, от визга девчонки-секретарши. Раскрывают глаза — а половины дома нет, вторая половина трещит и на бок заваливается, и волюты как метель кружатся. Не чаяли, как ноги унести, в одних трусах в лес убегали.

— А секретарша?

— Не в себе девка. Туда человек Нихокары, некто Эйшич, первым прискакал, он ее и увез в санаторий. Челубин лично ездил, смотрел на нее. Сидит в углу, дрожит, в одну точку смотрит и от людей шарахается. Не говорит, только зубами стучит, как от мороза. Врачи ее какой-то химией обкалывают, но пока без толку.

— И… — Народный Председатель замялся. — В доме нашли что-нибудь?

— Не в доме, в развалине. Ничего существенного. Паладарский телефон ей сами паладары дали, но стоял он в той половине, что волюты сгрызли. Остальное — мебель да телевизор старый, еще времен до Первого Удара, неработающий. Почему волюты вдруг ей так заинтересовались, в целом совершенно непонятно. Может, из-за паладарского телефона или еще какой финтифлюшки, нам не известной, есть такая гипотеза, но гнилая, на мой взгляд. На другие же паладарские штуки волюты не позарились. Ребята из Института энергетической физики там все еще работают, но шансов, что найдут что-то, почти никаких. Паладары объясняли, что… как его?.. пространственный деструктор уничтожает не только предметы, но и само пространство. Если там что и хранилось, его уже нет, даже атомов не осталось. Вообще нет. Не существует.

— Понял, спасибо, — кивнул Нарпред. — Держи на личном контроле, тем не менее. У меня все.

Не говоря ни слова, Дропанов кивнул, поднялся и вышел. Пташек стукнул кулаком по столу — негромко, чтобы не привлечь ненароком чужого внимания. Ххаш! Плевать, что именно привлекло волют — какое-то паладарское устройство или же еще что. Архив. Куда делся ее архив? Описания, доказательства, документальные свидетельства всех тех мелких и крупных грязных делишек, в которых неизбежно замешан каждый второй, если не каждый первый чиновник рангом от заместителя наместника и выше? Тот самый архив, с помощью которого старая змея держала за яйца всю страну! Если на него наложит руки кто-то посторонний… Дропанов. Мог ли он найти архив и утаить его? Вполне. Ах, почему Особый отдел канцелярии не успел туда первым?

Впрочем, не факт, что архив хранился в таком очевидном месте, как загородная дача. Вполне возможно, он спрятан где-то еще, и даже не в одном экземпляре. И наверняка ее доверенные люди, тот же Эйшич, знают местонахождение документов и смогут их использовать. Секретарша… Может ли она что-то знать? После того, как Самира пристроила в консульство в Хёнконе своего прежнего секретаря, девчонка буквально дневала и ночевала возле хозяйки. Захотела ли и успела ли старуха посвятить ее в свои тайны? Если секретарша свихнулась от переживаний, уже не узнать. И остается старая проблема: кто же все-таки и почему причастен к исчезновению в Каоляне дипломатического курьера, того самого бывшего секретаря? Вопросы, вопросы, вопросы — и ни одного ответа.

Народный Председатель до боли прикусил губу, но тут же опомнился. Вполне возможно, политический баланс в стране со смертью Самиры радикально изменится. Но может, и нет. Не в ближайшие декады уж точно. Сейчас куда важнее другой вопрос: вернутся ли паладары? Потому что если не вернутся, то обещанное бессмертие можно считать несостоявшимся. А такого разочарования можно и не пережить — во всех смыслах слова.

01.24.1232. Хёнкон

Холодный ветер налетал с окружающих заснеженных вершин, трепал полы камуфляжной куртки, свистел в окружающих скалах. Адмирал Мариси чуть поежился: гость запаздывал. Наверняка намеренно, чтобы продемонстрировать свою важность перед ожидающей низкорожденной солдатней. Здесь, в верхней точке Хрустального перевала, на высоте почти в полторы цулы, температура держалась по крайней мере на десять, а то и пятнадцать градусов ниже, чем на уровне моря. В довершение ничем не сдерживаемый ветер продувал так, что даже плотная куртка спасала плохо. Адмирал бросил косой взгляд на стоящих у шлагбаума бойцов во главе с командиром заставы Фуанной Маэ. Все — в теплой униформе, серо-белой, в тон окружающим безжизненным скалам, лишь кое-где покрытым низкорослыми елями и пихтами. Да, следовало подумать, прежде чем нестись сюда сломя голову. С другой стороны, внезапное сообщение времени на раздумья не оставляло.

— Отойдем пока в дом, кайтё? — тихо спросил Хиса, тоже, похоже, задрогший в своей легкой одежде. — Хрен знает, когда он появится. Благородный же, ему не по чину вовремя приезжать.

Издалека донесся приглушенный рев автомобильного мотора. Мариси слегка напрягся. Через несколько секунд из-за поворота серпантина показалась длинная черная машина, с трудом вписывающаяся в извивы дороги, в районе государственной границы Хёнкона восстановленной лишь в одну полосу — намеренно, в оборонительных целях: основной поток грузов шел морем, длинномерные фуры здесь не ездили, и узкий серпантин над пропастью позволял эффективно блокировать атакующую боевую технику, просто подбив переднюю машину. На таком подходе настоял Саматта, и Мариси, сначала скептически отнесшийся к параноидальному подходу паладарского военного советника (боэй с легкостью справится даже с тяжелым танком, а таких боевых дронов на перевале держали три десятка), сейчас благодарил за него всех богов Миндаллы. Сейчас у расчетов трех тяжелых орудий, укрытых в замаскированных капонирах, имелся приказ обрушить дорогу в пропасть при малейших признаках атаки со стороны материка. Не то что гипотетический нападающий имел возможность незамеченным пробраться через два батальона ценганьской и кайнаньской пехоты, расквартированной на постоянной основе в полуцуле ниже, но в такие времена лучше перестраховаться.

Автомобиль неторопливо приблизился (Мариси успел трижды или четырежды сдавленно чихнуть от холода) и затормозил у шлагбаума. Шофер нетерпеливо прогудел несколько раз. Фуанна бросил на адмирала вопросительный взгляд.

— Стандартная процедура, — приказал тот.

Хиса еле слышно хмыкнул, но Мариси не обратил на него внимания. Фуанна прошел к машине и костяшками кулака постучал в боковое окно водительской дверцы. Несколько секунд спустя стекло плавно опустилось.

— Шлагбаум подними, шо, да побыстрее, — приказал оттуда невидимый шофер. — Левый министр Маэн Лай Мэнь-атара едет к адмиралу Мариси-атаре с особым поручением от короля Хёнкона Тадаосия Фумитараки-атары.

— Пограничный контроль. Всем выйти из машины, — равнодушно приказал Фуанна.

— Ты что, оглох? — возмутился говорящий. — Да ты уже завтра…

Он резко осекся: лейтенант выдернул из кобуры пистолет и направил его в открытое окно.

— Это ты, похоже, оглох, — все так же ровно сказал он. — Повторяю еще раз: пограничный контроль. Всем выйти из машины. Не подчинитесь добровольно — через десять секунд применю силу. Время пошло.

После короткого замешательства дверца распахнулась, и шофер резво выскочил наружу с поднятыми руками. Его глаза перепуганно бегали. Чуть погодя открылась задняя дверца, и из нее начал… нет, даже не выбираться, а постепенно выпячиваться, словно пузырь жвачки изо рта подростка, здоровенный мужчина. Носил он черный кайтарский костюм с серым свитером под пиджаком, черные лакированные ботинки и черные же очки. Так любили одеваться кобуны Тьмы, чтобы наводить страх на простолюдинов. Неужели Маэн вырядился под бандита? Да нет, конечно. Наверняка костолом-охранник, да и под кобуна Анъями прикинулся чисто для понтов.

— Слышь, шо, — лениво сказал костюмированный, наконец полностью выпятив себя наружу и поводя могучими плечами, разминаясь. — Ты дебил или куда? Тебе же внятно сказано: Маэн Лай Мэнь-атара едет с особым поручением от самого короля Хёнкона. Тебе работать здесь надоело? Хочешь на улицу, в помойках копаться?

Он склонился над Фуанной и ухватил его своей лапищей, видимо, собираясь продолжить, но лейтенант с тем же бесстрастным выражением лица перехватил его кисть одной рукой, нажав на сгиб локтя другой. Человекообразный шкаф с неожиданно тонким воплем, почти визгом, рухнул на колени — и замер под прицелом трех автоматических винтовок, направленных на него пограничниками. Фуанна неторопливо обогнул его и склонился к автомобилю.

— Я приказал всем выйти из машины, — все так же равнодушно произнес он. — Время вышло. Тебя силой выволочь? До трех считаю.

Внутри машины завозились, и из нее принялся выбираться огромный ворох цветастой ткани: покрытый сложным абстрактным рисунком длинный халат-носи, виднеющиеся из-под него шаровары-сасинуки, непомерно широкие и с тянущимися по земле золотыми шнурками, колпак-эбоси с крупным красным камнем (рубином?) в передней части и черным высоким султаном… Красные и ярко-алые, почти императорские оттенки рябили в глазах.

— Я Левый министр правительства Хёнкона за рубежом Маэн Лай Мэнь! — фальцетом прокричал из груды одежд мужской голос. — У меня особое поручение от короля! Как вы смеете! Я вас всех разгоню! Я…

— Документы, — приказал командир погранзаставы.

Мариси невольно восхитился его выдержкой. Все-таки хорошо, что Карина-атара не позволила ему умереть летом, после позорного бегства от взорвавшихся складов. С тех пор лейтенант ни разу не заговорил с Мариси сам, а адмиралу как-то не приходилось к слову, но проштрафившийся боец делал все, чтобы реабилитировать себя. Звания его не лишили, и после обследования у Дзии по личному приказу ректора службу он продолжал нести в прежнем режиме. Его сначала взвод, а потом и батальон всегда находились в образцовом состоянии, и периодические инспекции так ни разу и не нашли ни одного серьезного упущения. Если так дело пойдет и дальше, скоро, через полгода или год, лейтенант получит третий класс, а там и до капитана недалеко. Неизвестно, как он поведет себя в бою — струсит и побежит снова или же бросится под пули, чтобы героически умереть во искупление старой вины, но точно в таком же неведении адмирал пребывал относительно почти всех остальных бойцов под его нынешним командованием. Надежда на то, что боев больше не предвидится.

Явившийся чиновник явно не ожидал такого приема. Мариси не смог удержать уголок рта, загибающийся в ледяной усмешке, наблюдая, как тот переводит затравленный взгляд с Фуанны на своего стоящего на коленях телохранителя и обратно.

— Документы! — все так же равнодушно повторил лейтенант, когда пауза затянулась. — Мне еще долго ждать?

— Я… у меня нет документов! — пискнул Левый министр. — Я всем известен! Вы не имеете права меня задерживать…

— Для того, чтобы въехать на территорию Хёнкона, необходимо предъявить паспорт международного образца и визу, выданную одним из посольств или консульств университета «Дайгака». Об этом тоже широко известно, тара. Освобождены от получения визы только постоянные или временные граждане Хёнкона, способные предъявить идентификационный браслет или доказать свою личность иным способом.

— Я гражданин! Я жил в Хёнконе еще тогда, когда ты на свет не родился!

— Неверно, — лейтенант слегка зевнул, вежливо отвернувшись, и Мариси снова восхитился его игрой. Положительно, в нем пропал настоящий актер. — Одним из первых указов регента-атары все бывшие жители за пределами Хёнкона лишены гражданства, о чем специально несколько раз объявлялось по радио и телевизору — и в Ценгане, и в Кайнане. Желающие обязаны получить гражданство заново, подав заявление и получив одобрение лично ректора Университета. Ты подавал заявление, тара? Нет? Тогда ты не можешь проехать.

— Но у меня важное письмо! — воскликнул Маэн, нервно облизнув губы. — Я должен поговорить с адмиралом Мариси!

— О чем именно? — громко осведомился Мариси, приближаясь ленивой походкой. — Я слушаю.

Левый министр бросил на него непонимающий взгляд, и его челюсть медленно отвисла.

— Ты… адмирал Мариси Мигото? — пробормотал он пораженно.

— Я адмирал Мариси Мигото, временный администратор Университета, — с удовольствием согласился Мариси, проигнорировав откровенно хамский тон. — А заодно и глава временной администрации в соответствии с уставом Университета. Что, не похож?

Левый министр ошеломленно оглядел его с ног до головы. Мариси попытался увидеть себя его глазами: высокий, но сутуловатый (последствия давней травмы) мужчина с густой сединой в непокрытых волосах, с чуть запавшими глазами, одетый в простую камуфляжную форму — без опознавательных знаков, рваную на коленях и изрядно испачканную грязью: когда пришло внезапное сообщение о визите, он осматривал позиции наблюдателей-корректировщиков на Ланте. По всей видимости, в голове Фуанны-атары просто не укладывалось, что не то чернорабочий, не то просто неизвестный бродяга вдруг назвался правителем хотя и небольшой, но все же независимой и богатой страны. В одежде регента просто обязаны наличествовать если не королевские алые и пурпурные цвета, то хотя бы розово-красные оттенки, а уж изгвазданная камуфляжная форма наверняка выглядит просто оскорблением. Посмаковав свое наслаждение несколько секунд, Мариси повторил:

— Так что, не похож?

— Н-нет… — заплетающимся языком пробормотал Левый министр. — То есть да… То есть…

Однако же Маэн Лай Мэнь вряд ли стал бы высокопоставленным сановником вне зависимости от своих происхождения и связей, если бы не умел держать себя в руках. Почти мгновенно его лицо стало вежливо-бесстрастным, и, вложив кисти рук в широкие рукава, он низко поклонился.

— Приношу глубочайшие извинения за свое поведение, Мариси-атара. Его не оправдывают даже непривычные обстоятельства, — выпрямляясь, Маэн окинул погранзаставу взглядом. — Я никак не ожидал, что ты окажешь мне великую честь, самолично выехав навстречу. Я крайне польщен и в то же время чрезвычайно смущен и не нахожу слов, чтобы выразить свою радость. Да продлятся твои лета до глубокой старости, атара! Как сказал поэт,

— Как великие дубы стойко переносят невзгоды, так же и ты неподвластен превратностям судьбы, о непревзойденный Мариси Мигото-атара! — закончил гость, застывая с головой, опущенной в легком полупоклоне.

Несмотря на кипящую внутри неприязнь, адмирал не смог не восхититься идеальным, слегка архаичным слогом и отточенными движениями опытного царедворца. К восхищению примешивалась досада, еще больше усиливающая неприязнь: чтобы достичь такого мастерства в придворном этикете, нельзя просто заучить несколько фраз и виршей. Такие вещи усваивают с детства, чтобы не подбирать каждый раз слова, а разговаривать в нужном ключе так же легко и непринужденно, как другие дышат. Что означает: сам адмирал не в состоянии ответить в том же стиле, не выдав неизбежно в себе грубого солдафона. Ну что же, играть по их правилам мы не собирались с самого начала, так что не станем даже и пытаться…

— Я вижу, что ты искушен в искусстве поэзии, Маэн-атара, — холодно ответил он. — Жаль, что ты не продемонстрировал его раньше: в Университете есть литературный клуб, и его участники с благодарностью переняли бы частичку твоего таланта. Думаю, Карина-атара не отказалась бы взять тебя на должность куратора на полставки. К сожалению, сейчас мне не до стихов, и уделить тебе я могу лишь пять минут — ровно на те двадцать минут меньше, на которые ты опоздал. Что ты хотел от меня, потерявший родину?

Что-то дрогнуло в лице Маэна. Неужто растерянность? Видимо, утонченный аристократ не привык общаться в таком стиле.

— Мне необходимо пообщаться с тобой наедине, атара, — учтиво сказал он. — Я не отниму много времени.

— За мной, — приказал Мариси. — Лейтенант, — повернулся он к Фуанне, показав взглядом на шофера и замаскированного под Анъями охранника, — тех двоих в комнату ожидания. Строгий контроль до моих дальнейших указаний.

— Да, кайтё, — кивнул командир заставы. — Сделаю.

Размашистым шагом Мариши двинулся в сторону административного здания, не обращая внимания, следует ли за ним политик. Следует, разумеется, если судить по торопливому семенящему стуку каблуков за спиной. Хиса Бисани тяжело шагал следом, полязгивая металлическими набойками на подошвах тяжелых армейских ботинок.

В здании Мариси, с незаметным вздохом облегчения окунувшись в тепло кондиционированного помещения, прошел по короткому коридору мимо визового отдела, где откровенно скучали два бойца и один дежурный штатский администратор. Войдя в заранее подготовленную комнату, он демонстративно подпер стену плечом, скрестив руки на груди. Аристократ, чуть отдуваясь (неужто умудрился запыхаться на тридцати или сорока метрах?) растерянно заоглядывался: по всей видимости, окно без занавесок, голые стены, стол с ворохом свежераспечатанных бумаг и несколько жестких деревянных стульев не слишком соответствовали его представлениям о переговорном зале. Зашедший последим Хиса закрыл дверь и вроде бы вежливым, но оскорбительно-небрежным жестом указал на один из стульев. Поколебавшись, посланник садиться все же не стал.

— Я бы предпочел говорить с глазу на глаза, — сказал он, оглядываясь на Хису.

— Командор третьего класса Хиса Бисани является моим начальником штаба и первым заместителем, — сухо отрезал Мариси. — Что знаю я, знает он. Я слушаю. И у тебя, Маэн-тара, между прочим, осталось четыре минуты. Не трать их попусту и сразу переходи к делу.

— У меня послание от короля Хёнкона Тадаосия Фумитараки-атары, — аристократ изобразил на лице легкий укор, смешанный, однако, с почтительным уважением. Он сунул руку за пазуху, покопался там и извлек плотный конверт желтоватой бумаги с несколькими вручную написанными словами. — Также мне кое-что поручено передать на словах после того, как ты, атара, прочитаешь письмо.

Не говоря ни слова, Мариси резким движением разорвал конверт и углубился в чтение. Минуту спустя он сунул письмо Хисе и в упор взглянул на Маэна.

— Мне казалось, что паладары заключили с Тадаосием-тарой соглашение, — он проигнорировал гримасу Левого министра, болезненную от настолько непочтительного упоминания имени монарха. — Заключалось оно в том, что он получает золото — огромную груду золота, между нами! — и больше никогда в жизни не суется ни в дела Университета, ни на территорию Хёнкона. Однако же я вижу письмо, в котором бывший, — Мариси подчеркнул определение голосом, — король внезапно намеревается вернуться сюда. Как прикажешь тебя понимать?

— Его величество Тадаосий Фумиока-атара никогда не становился бывшим, — Левый министр стрельнул в Мариси неожиданно острым и колючим взглядом. — Он не отрекался от престола и не подписывал никаких манифестов и указов на сей счет. Он по-прежнему остается правящим монархом Хёнкона, хотя и проживающим постоянно за границей.

— Навсегда сбежавшим за границу в момент опасности и тем погубивший свою страну, — Мариси почувствовал, что в его голосе непрошенно лязгнула сталь. — И с какой же целью он собирается вернуться?

— Мы все совершаем поступки, о которых потом жалеем, Мариси-атара, — пожал плечами Маэн. — Сейчас наступил очередной критический момент. Паладары пропали, и вернутся ли — неизвестно. Между тем, страна всегда нуждается в опытном правителе, и Тадаосий Фумиока-атара изъявил желание лично позаботиться о своих новых подданных. Через три или четыре дня он прибудет в Хёнкон, чтобы принять бразды правления, а также вернуть в страну правительство-за-рубежом. Разумеется, состав правительства мы в некоторой степени пересмотрим. Например, рассмотрев все обстоятельства и приняв к сведению мою рекомендацию, он принял решение, что ты, Мариси-атара, являешься превосходным кандидатом на пост дайнагона, главнокомандующего вооруженными силами. Ты уже отлично проявил себя, и в годы опустошения, и при паладарах, а потому его величество желает видеть тебя на соответствующем посту и дальше.

Хиса едва слышно хмыкнул.

— Я польщен, — ровно ответил Мариси, чувствуя, как внутри начинает закипать бешеная ярость — ведущая к безрассудным и кровавым поступкам, о которых он впоследствии сильно жалел. Нужно держать себя в руках… — Могу я узнать, кто же станет Левым министром?

— Разумеется, Мариси-атара. Левым министром останусь я, так что с сегодняшнего дня ты отвечаешь лично передо мной. И, кстати, ты передашь мне Большую печать немедленно. Когда появится Правый министр, отдашь ему Малую печать, но пока что храни ее у себя. И мне нужны палаты во дворце — мои помощники прибудут уже завтра.

Пока аристократ говорил, он преображался, похоже, даже незаметно для себя. Вместо прежних почтительных, а то и угодливых ноток в его голосе начали проскальзывать скрежещущие повелительные и нетерпеливые. Уголки рта опустились, глаза сощурились, подбородок задрался, и надменное выражение начало медленно, но неумолимо вытеснять недавнюю вежливую внимательность.

— Итак, Мариси-атара, я надеюсь, ты получил ответ на свой вопрос, — посланник одернул свой носи. — А теперь едем в город. У нас очень много дел, и я…

Мариси с размаху врезал ему кулаком в лицо. Аристократ отлетел назад, ударился бедром о стол, потерял равновесие и рухнул на пол, нелепо размахивая руками. Взметнулись в воздух и опали золотые шнурки сасинуки. Не давая ему опомниться, адмирал шагнул вперед, ухватил его за грудки и вздернул на ноги — затрещала и начала рваться тонкая цветастая ткань. Маэн смотрел на Мариси расфокусированным взглядом, слабо хватая ртом воздух, и кровь текла из его разбитого носа и рассеченной губы.

— Слушай меня внимательно, шо, — медленно, отчетливо выговаривая слова, произнес адмирал, глядя в глаза Левому министру. — Может, я и солдафон, ничего не понимающий в политике, но тебя вижу насквозь. Ты со своими подручными хочешь влезть в Хёнкон без мыла и закрепиться здесь в надежде, что когда паладары вернутся — если вообще вернутся — тебя окажется поздно выкидывать обратно. Так вот, ты раньше сдохнешь. Ты немедленно уберешься отсюда и больше не вернешься. Я поклялся Карине-атаре, что защищу Университет даже ценой собственной жизни, и не позволю корыстным себялюбивым ублюдкам сожрать и переварить его ради собственной выгоды. Однажды вы уже предали свою страну, бросили ее подыхать в корчах и муках. Второй такой возможности вы не получите никогда. Сейчас ты вернешься обратно, откуда бы ты ни вылез, и сообщишь вандабаню, называющему себя королем Хёнкона, что если он — или кто еще из его прихлебателей — покажется на расстоянии выстрела от границы, немедленно получит пулю. Сразу получит, без дополнительных предупреждений. Ты меня понял? Я спрашиваю, понял?

Мариси с силой встряхнул посланника, так что у того лязгнули зубы. Ткань под пальцами лопнула и окончательно расползлась.

— Я понял, атара… — выдавил посланник, проведя по лицу рукой и с недоумением уставившись на окровавленные пальцы. — Я понял! Пусти меня…

Мариси выпустил его носи, разорванный на груди в клочья и демонстрирующий нежно-розовую нижнюю рубаху, и Маэн, с трудом удержавшись на ногах, тяжело осел на стул. Кровь продолжала течь из разбитого носа и губы, медленно капая с подбородка на одежду.

— Ты идешь против своего короля, атара… — тяжело выдохнул посланник, глядя куда-то в стену. — Ты понимаешь, что устраиваешь военныйпереворот? Королевские дворы Могерата не стерпят такого оскорбления родственнику…

— Военный переворот, вот как? — насмешливо спросил Мариси. — Ужасно интересный ход со стороны законного регента Хёнкона, верно?

— Законного регента? — вяло удивился посланник.

Мариси растянул рот в широкой ухмылке, в которой не наблюдалось ни капли веселья, вытащил из внутреннего кармана куртки лист и сунул его Маэну. Тот машинально взял, пачкая бумагу кровавыми отпечатками.

— Я ведь с самого начала предупредил о своем новом статусе. Вот указ о моем назначении, шо. Подписанный Сторасом-атарой и скрепленный, как и положено, обеими печатями, и Большой, и Малой. Оставь себе — если потребуется, я еще сотню таких наштампую. Перекрыть его можно только аналогичной бумажкой — да вот незадача: печати у меня, и ты их не получишь. Так что закон на моей стороне. Если какие-то там королевские дворы решат вмешаться, им придется устраивать полноценную войну против независимого государства и его законного правителя, а вовсе не подавлять бунт. Я бы настоятельно порекомендовал им сначала трижды подумать: Кайтар и Ставрия уже основательно вложились сюда и в стороне не останутся. А теперь убирайся отсюда, шо. И помни о моем предупреждении.

Машинальным движением посланник скомкал бумагу, уронил ее на пол и медленно поднялся со стула, опираясь на стол и вытирая кровь широким расшитым рукавом.

— Ты пожалеешь, — проговорил он медленно, глядя Мариси прямо в глаза. — Ты просто не понимаешь, адмирал, с какими силами связываешься и кому пытаешься противостоять. Ничего, скоро выяснишь. Наслаждайся своим регентством и властью… пока еще можешь.

Мариси сделал угрожающее движение, и Маэн в страхе отпрянул, едва не упав снова. Бросив на адмирала злобный взгляд, он повернулся к двери.

— Стой! — вдруг приказал ему Хиса. — Жди здесь. Кайтё, на два слова наедине.

Мариси с недоумением взглянул на своего помощника, но кивнул и вышел вслед за ним в пустой коридор, закрыв за собой дверь.

— Кайтё, он не простит, — быстрым шепотом произнес Хиса. — Никогда не простит, ни через год, ни через сто лет. Он станет мстить тебе, а у таких мудаков много возможностей и связей. Его нельзя выпускать, кайтё.

— Что? — пораженно спросил Мариси.

— Здесь, на заставе, есть опытные и надежные механики. Кайю Мисито, например, из ветеранов, ты его знаешь. Если испортить тормоза, там, ниже по дороге, есть одно подлое местечко над крутым обрывом…

Мариси взял его за горло железной рукой, и помощник немедленно заткнулся.

— Я признателен за твое беспокойство, — негромко сказал адмирал, — но если ты еще раз предложишь мне что-то подобное, я вышвырну тебя отсюда. Мы не занимаемся политическими убийствами, насколько бы выгодными или необходимыми они ни казались, понял? Сторас-атара весьма категоричен насчет таких фокусов, и я с ним согласен. У нас университет, а не королевский двор, понял?

Хиса нехотя кивнул. В его глазах Мариси видел неодобрение… ххаш, да он сам на секунду испытал такое страшное искушение!.. но нет, нельзя. Адмирал выпустил своего помощника и отступил на шаг.

— А теперь давай уберем отсюда мусор, — сухо сказал Мариси. — И постарайся не пришить его ненароком. У меня и без того руки чешутся.

Тот же самый день. Оокий, Ценгань

Где-то снаружи громко хлопнула дверь, затопотали тяжелые шаги, донеслись возбужденные мужские голоса. Фуоко прислушалась. Кажется, явилась большая группа, человек семь или восемь как минимум. За ней?

Сколько времени прошло с тех пор, как ее привезли сюда? Вторые сутки минули, кажется — если только она ни разу не провалялась без сознания больше суток подряд. Мысли путались, тяжелая сонливость сковывала тело, клонила подбородок к груди и смыкала веки. Наверное, ей все-таки что-то подсыпали в еду. Или в питье. Она с трудом могла вспомнить, как ее сажали в машину в Шансиме и везли сначала по городским улицам, потом вроде бы за городом… а потом — серый туман. И отрывки воспоминаний, с трудом прорывавшихся через него: какая-то грязная, с клочьями отслаивающихся обоев, комната (не нынешняя), тусклое оконце, отвратительный на вкус слипшийся вареный рис, какие-то люди, ходящие взад и вперед… И сны, в которых перед глазами вспухали и съеживались разноцветные шары, волновались полотнища ясного чистого света и трехмерные спутанные графики математических функций, по которым она скользила, словно по горным склонам. Она все время чувствовала Кириса, близко, совсем рядом, слышала его чистый протяжный звук, словно далекая фанфара, иногда затухающая совсем, иногда зовущая торжественно и оглушительно громко. Иногда его нота заглушалась мощными симфониями и хоралами, водопадами миллиардов звуков, но потом все равно прорезалась снова. Изредка что-то большое и родное, но смертельно перепуганное ворочалось за далеким невидимым горизонтом, посылая лучи неуверенности и страха. Тогда Фуоко вместе с другими детьми, такими же испуганными, как и то, большое, шарила по окрестностям взглядом, щупала невидимыми многочисленными руками в надежде найти и раздавить маленькие, злые и колючие крошки угрозы, постоянно вспыхивающие вокруг, словно орды комарья, вылетающие из неведомого болота. Но крошки оказывались слишком шустрыми, они появлялись, распухали, высовывали дразнящие языки и скалили жуткие зубы — но тут же исчезали, прежде чем она успевала поймать и раздавить их, и чувство отчаяния охватывало всех вокруг. Роза должна распуститься, звучали тихие голоса, семена созреют, но пожиратели придут и уничтожат все, как уничтожали раньше, и нельзя бежать, потому что мать уже посадила семя в оранжерее, и оно дало ростки, и нельзя извлечь его и бежать, нельзя бежать, нужно защищаться, пока роза не распустится…

Потом Фуоко выныривала из сна, и горячечные образы пропадали… нет, не так. Они оставались где-то глубоко-глубоко в подсознании, просясь наружу, но окутывающий сознание тяжелый серый туман не выпускал их из призрачной клетки. Девушка часами лежала, бездумно глядя в потолок, по которому перемещались блики света от щелястых ставен, закрывавших окна. Изредка ей приносили поесть… кажется, потому что она помнила ощущение тяжелой неудобной вилки в руке. Один раз она с трудом поднялась и нашла посудину вроде глиняного ночного горшка с отбитой ручкой. Использовав ее и оставив прямо посреди комнаты, она снова легла и впала в полузабытье.

Сейчас серый туман стремительно рассеивался, и она уже вспомнила, кто она и что с ней случилось. Ее украли. Сначала она ушла добровольно с одним бандитом, который вроде бы оказался довольно неплохим дядькой, а потом ее украли — или нужно говорить «увезли силой»? — совсем другие. И эти другие, похоже, церемониться с ней не собирались. Нужно бежать. Но как? Мысли все еще ворочались с трудом, но что ее охраняют — к гадалке не ходи. Ее попытаются остановить — и что? Наверняка она сумеет их сжечь, как уже дважды сжигала людей. Но она не хочет никого убивать. Что делать? Нужно собраться с мыслями. Полежать еще немного, приходя в себя — и начать думать. И ни в коем случае больше не есть и не пить, даже если ее попытаются заставить.

За стеной по-прежнему тяжело ходили и переговаривались. Она повернула ватную голову и вгляделась в полумрак комнаты. Здесь пусто. Голые, плохо оштукатуренные стены, некрашеный и наверняка занозистый пол, потолок из переплетенных дранок — и окно, хотя и закрытое снаружи щелястыми ставнями, но с отчетливо различимым силуэтом решетки. Лишь теперь Фуоко ощутила, насколько твердая под ней кровать. Она провела рукой: нет, даже не кровать, а что-то дощатое, с тонким матрасиком и тощей подушкой. Одежда? Какие-то грубые тряпки — хотя нет, она сама так оделась еще в гостях у… как его звали? Девушка напрягла память — и на нее вдруг словно выплеснули ушат ледяной воды. Все вокруг стало кристально-ясным и звонким, словно на заснеженном склоне горнолыжного курорта в солнечный день. Воспоминания нахлынули волной: двое суток плена обрушились на голову всем своим весом, и несколько секунд она задыхалась, пытаясь справиться с потоком образов и звуков. Теперь она отчетливо знала, что за стенами ее комнаты — восемнадцать микроскопических студенистых комочков, чуть светящихся изнутри, с разнообразными примесями и плотными металлическими вкраплениями, реагирующих на попытки общения умеренно-раздражительным кинетическим воздействием, а иногда и локальным усилением энтропии. Их едва заметное свечение уже не вызывало такого любопытства, как поначалу, а поскольку любые попытки поговорить обычно приводят к быстрому потуханию света…

Что происходит?! Приступ паники захлестнул Фуоко, и она резко вскочила на ноги, дико оглядываясь. Словно кто-то думал за нее — или вкладывал ей в голову свои мысли, понятные, но абсолютно чужеродные. Она что, с ума сходит? Какие комочки? Какое свечение?..

Додумать она не успела, потому что дверь вдруг резко распахнулась от сильного удара, и в комнату вошли пятеро. Один, высокий и плотный, с глазами, глубоко посаженными под нависающим лбом, и пятью стальными серьгами-клипсами в ухе, казался смутно знакомым. Кажется, именно с ним она ехала в машине. Как его называл… Мэй? Да. Мэй, предводитель той группировки. Он назвал имя, но оно совершенно вылетело из головы. Двое других — здоровые громилы, даже выше и шире в плечах, чем первый — смотрели сумрачно, их руки лежали на небольших, со странными горбами автоматах с длинными магазинами. Стволы пока что смотрели в пол, но, насколько Фуоко могла судить по воспоминаниям о домашней охране, оружие уже было переведено в режим автоматического огня. Один из громил с легкостью тянул за собой небольшого человечка в рваном халате (и даже без штанов), а еще один человек, выглядящий почти нормальным и носящий обычные местные штаны и рубашку с длинными рукавами, опасливо семенил позади всех.

Смутно знакомый остановился, ткнул пальцем в Фуоко и что-то рявкнул на катару, повернувшись к бесштанному. Привыкшая к местному произношению девушка вздрогнула: здоровяк явно пребывал в дурном настроении, потому что его речь казалась не столько мяукающей, сколько лающей и гремящей. Скорее, такие тона подошли бы для цимля. Говорил он с такой скоростью, что Фуоко не могла разобрать ни единого слова, кроме «ксура» (пишется «кусура», но «у» между глухими согласными редуцируется, некстати пришло на ум), повторенного несколько раз. Смысл слова она помнила: «лекарство» или что-то такое, аптечное. Бесштанный только низко кланялся, одновременно пытаясь вырваться, и в конце концов преуспел. Оставив в пальцах громилы клок и без того рваного халата, он отскочил к стене, съежился там и замер, неслышный.

Смутно знакомый сплюнул и уставился на Фуоко. Потом он сделал жест рукой, и человек, шедший позади, поспешно шагнул вперед. Смутно знакомый заговорил.

— Торанна Ли Фай-атара недовольный, — с очевидным трудом подбирая слова, произнес на кваре почти нормальный. Переводчик, что ли? — Очень недовольный. Отец… — он замолчал и зашевелил губами. — Ты отец плохой. Ты отец… Торанна слать человек… Ты отец убивать… голова резать… бросать… дверь дом Ценгань море та сторона бросать…

Фуоко растерянно смотрела на горе-переводчика. Слова она разбирала, несмотря на жуткий акцент, но складываться во что-то понятное они не желали категорически. «Ты отец убивать» — она, что ли, кого-то убила? Неужели один из тех, кого она случайно сожгла в злополучном переулке, оказался отцом… Торанна Ли Фай? Точно. Когда ее отбирали у Мэя, именно это имя он и назвал.

— Ты отец плохой… — повторил переводчик, подумал, и вдруг просиял: — Твой отец плохой, правильно! Твой отец убивать человек посылать Торанна-атара. Голова бросать дом Ценгань… кора! Ценгань посольство бросать!

Фуоко задохнулась. Ее отец убил человека Торанны? И отрезанную голову подбросили в посольство Ценганя в Кайтаре? Зачем?!

— Твой отец писать угрожать убивать Торанна-атара! — с явным облегчением закончил свой нелегкий труд переводчик, отступая назад. — Ты наказать есть. Палец резать. Кино снимать. Кайтар посылать.

Лицо Торанны перекосила ухмылка, зловещая в сумраке комнаты. Он щелкнул пальцами, и Фуоко не успела даже охнуть, как оба громилы синхронно шагнули вперед, ухватили ее за плечи и поволокли наружу. Протащив через анфиладу из трех или четырех комнат, меблированных немногим лучше той, в которой девушка очнулась, ее выбросили во двор — большой, пыльный и пустой, если не считать деревянной колоды посередине, покрытой бурыми пятнами, и полутора десятков разномастно одетых мужчин по периметру. Чуть поодаль стоял еще один предмет, который Фуоко даже не сразу опознала: древний киноаппарат-треножник с плоскими катушками пленки и вращающейся ручкой сбоку. Точно такой же сохранился, отлитый в чугуне, на Звездной набережной в Колуне. Впрочем, возможности разглядеть музейную древность ей не дали: Торанна ухватил ее одной рукой за платье на груди и вздернул в воздух с такой легкостью, словно она и не весила девяносто катти. Дохнув ей в лицо отвратительной вонью гнилых зубов, бандит снова заговорил.

— Ты сейчас резать палец, — заторопился сбоку переводчик. — Мы делать кино. Кино и палец Кайтар посылать. Торанна-атара приказать плакать громко для твой отец понимать. Доктор ты лечить потом. Ты отец глупый если, ты потом умирать. Плакать громко для твой отец хорошо понимать.

Торанна отшвырнул Фуоко так, что она не удержалась на ногах и упала в пыль. Впрочем ее тут же снова подхватили под мышки и подняли на ноги. Схваченная двумя мордоворотами, она не могла даже пошевелиться. Переводчик, видимо, обладающий универсальными талантами, быстро отошел к киноаппарату и принялся возиться с ним, переключая какие-то рычажки. Фуоко тупо смотрела на него: разум отказывался понимать происходящее. Резать палец… резать палец… что он говорит? И только когда аппарат громко затрещал, а ее бросили на колени перед колодой, и один из бандитов достал огромный нож, прижав ее кисть к иссеченной поверхности, она опомнилась.

Ей действительно хотят отрезать палец. Бурые пятна на дереве — кровь. Наверное, она не первая, кого здесь истязают. Еще немного — и ее навсегда искалечат…

И когда здоровяк с ножом оттянул в сторону ее левый мизинец, Фуоко рванулась — не просто телом, но и… душой. Раскаленная боль пронзила ее руки, а потом и все тело, и сетка молний окутала ее: не слабые, едва видимые в солнечном свете разряды, как обычно, а ярко-голубая раскаленная сеть, тут и там быстро исчезающая под серой шубой энергоплазмы, вырывающейся из тела. Вскрикнув, истязатель выпустил ее и, бросив нож, отскочил назад, тряся в воздухе обожженными ладонями. Его одежда дымилась. Фуоко отступила назад, сводя ладони ковшиком, и в них замерцало и принялось наливаться зловещим огнем багровое яблоко шаровой молнии. Еще немного — и она вырвется из ладоней и разнесет в клочья кого-нибудь… а что дальше?

Второй громила уже нацелил на нее автомат, и сам Торанна, отступивший в сторону, направил на нее откуда-то выхваченный пистолет самого зловещего вида. Если она выстрелит в одного из них, второй успеет ее убить. И мужчины по периметру двора — некоторые из них тоже держали в руках оружие. Если бы они стояли поближе друг к другу, она, возможно, сумела бы накрыть их одним выплеском пламени, как тех, в переулке, но весь двор — слишком много.

И еще — она вовсе не хочет никого убивать. Даже такую мразь, как бандиты из Анъями. Хватит, достаточно уже. Она стояла в напряженной позе с шаровой молнией, бьющейся меж ладоней и изо всех сил старающейся разорвать невидимые узы, вырваться на свободу, и сетка молний поверх серой шубы энергоплазмы плясала вокруг ее тела, и тяжелая тишина стояла над пыльным двором. Потом Торанна заговорил.

Осознав, что никто не переводит, он повернул голову и громко рявкнул. Переводчик, успевший отбежать в дом и выглядывающий из дверного проема, опасливо вернулся в зону слышимости и снова принялся переводить, запинаясь больше прежнего и с явным страхом озираясь то на Фуоко, то на своего хозяина:

— Торанна-атара говорить… ты храбрый… ты сильный… ты палец резать нет. Твой отец письмо послать. Твой картинка послать. Твой отец плохой снова — ты сразу убивать. Бежать нет. Люди много везде. Ты бежать, ты убивать. Ты жечь люди снова — ты убивать. Ты огонь сейчас быстрый выключать, ты не убивать.

Стиснув зубы, Фуоко смотрела на Торанну. Ухмылка, больше похожая на оскал, бродила на его лице. Поверить? А есть ли выбор? Даже если она решит сопротивляться, ее пристрелят: не эти, так другие прибегут. А если ее схватят и снова попробуют отрезать палец, она шарахнет их молнией или волной пламени уже всерьез.

Добилась, чего хотела, дура? Не пожелала вернуться в Университет, так теперь ругай только себя. Она глубоко вздохнула и заставила жгущий жар в теле медленно раствориться в пустоте. Сетка молний вокруг нее погасла, шаровая молния растаяла, серый туман энергоплазмы быстро рассеялся. Торанна опустил пистолет, но продолжал разглядывать ее вдруг замаслившимися глазами. Его оскал стал глумливым. Что-то мягко коснулось бедер девушки. Она опустила взгляд — и с привычной усталой досадой плотно сжала губы. Разумеется, ее одежда не выдержала издевательств, и сейчас мелкие клочки обугленной ткани и облачка пепла неторопливо осыпались на землю. Вот она и опять голая. Похоже, в последнее время такой исход становится привычным. Заказать, что ли, трусы из асбеста, когда выберется отсюда?

Фуоко безразлично смотрела перед собой. Странно: она стоит в чем мать родила перед толпой незнакомых мужчин и не чувствует не то что стыда, но даже и легкого смущения. А ведь еще недавно на свободных пляжах Хёнкона лишь в женской секции рисковала полностью разоблачаться, да и то с робостью. Привыкла за время, проведенное в лаборатории? Переняла паладарское отношение? Нет. Скорее, те, кто пялятся сейчас, просто совершенно ей безразличны — не более чем детали декораций в скверном спектакле. И еще она видит ужас в глазах окружающих: похоже, им сейчас не до игривых мыслишек. А что Торанна скалится — да пусть себе. Если попробует хотя бы дотронуться, она его сожжет, а за погляд денег не берут.

Небрежным движением стряхнув с груди приставший обугленный клочок (и заодно размазав сажу по коже), она шагнула вперед, и горилла с автоматом поспешно отступил в сторону. Он даже выпустил оружие, так что оно повисло на ремне, и принялся делать перед собой странные знаки руками. Колдует, что ли? «Паладари н’оманко», — разобрала она тихое бормотание откуда-то со стороны. По-прежнему глядя перед собой, она прошла мимо не шелохнувшегося Торанны в дом, миновала анфиладу пустых комнат, чувствуя, как впиваются в босые подошвы занозы из плохо оструганных досок пола, и вошла «к себе». Там она упала лицом на кровать и постаралась перестать думать. Совсем. О чем думать, если все пути в жизни внезапно скрылись в тумане, а будущего больше не существует?

Она быстро погрузилась в прежнее полузабытье. Где-то неподалеку все так же настойчиво звучала нота Кириса, и вокруг плясали изумительные по красоте абстрактные картины: полотнища, волны и фонтаны разноцветного чистого пламени, танцующая сеть плавных геометрических линий, пульсирующие шары, пирамиды и параллелепипеды, скользящие по сложным графикам математических функций. Где-то там, за невидимым горизонтом мутного омута, в потоке чистой воды посреди оранжереи медленно росла прекрасная огромная роза. Ее пока еще туго сжатый бутон наливался упругими семенами. Роза ужасно чего-то боялась, она отращивала длинные шипы и колыхала облаком длинных плотных листьев, и вместе с другими детьми Фуоко снова искала и гасила злые колючие искры пожирателей, хаотично вспыхивающие там и сям, но бесполезно, бесполезно, бесполезно…

Она смутно отражала реальность. Кажется, ее укрыли тряпками, и какой-то человек на цыпочках ходил по комнате. Скользили по стенам и полу солнечные щели от закрытых ставен, медленно плавали где-то снаружи чуть светящиеся студенистые капли, с которыми играли другие дети, и ее собственный светлячок тоже плавал в такой капле, из-за чего голова зудела и стремилась вырваться на свободу из опасной ловушки. Но стоило только чуть приблизиться к границе ненадежного и опасного вещества, как светлячок начинал мерцать, и приходилось терпеть, чтобы ненароком не погасить его совсем. Однажды он уже предупредил об опасности, и может предупредить снова. Если он пропадет, мать может расстроиться, что ее просьба выполнена так плохо. А мать нельзя расстраивать, она и так испугана блуждающими поблизости пожирателями. И если роза не распустится…

Вечер того же дня. Пригород Тасиэ, Ценгань

Сайра Моямару остановил машину у кордона и выбрался на дорогу. Трое полицейских вытянулись по струнке.

— Управа благочиния, — холодно сказал Сайра, взмахивая в воздухе жетоном. — Кто здесь главный?

— Лейтенант второго класса Васи Синь Дзэ, атара! — отрапортовал один из полицейских с нашивками рядового третьего класса. — Он находится на месте преступления. Вызвать его?

Он с готовностью ухватился за рацию.

— Не надо, — остановил его Сайра. — Сам найду.

Он прошел мимо закрывающего собой калитку полицейского, поспешно отступившего в сторону, и вошел на территорию поместья.

Четверть квадратной цулы, обнесенная высокой каменной оградой с железными пиками и режущей проволокой поверху, разительно отличалась от окружающей местности. Если вокруг простирался чахлый лесок, граничащий с дальними рисовыми полями, то за оградой царил настоящий лес. Высокие кипарисы стройными рядами тянулись вдоль ухоженных аллей, перемежаясь с мацами, кастанопсисом и павлониями. Дорожки тянулись вверх и вниз по любовно ухоженным холмам, тут и там усаженным цветущими кустами и просто однолетними цветами — хризантемами, розами и прочими. С вершины одного из холмов весело бежал журчащий ручеек, его ложе устилала подогнанная каменная кладка. Ручей впадал в небольшой пруд, под поверхностью которого скользили тени карпов. В общем, атмосфера и вид вполне соответствовали резиденции монарха, пусть и весьма условного. Интересно, откуда Фуомиока взял столько денег? Наверняка одни ландшафтные мастера в целое состояние обошлись!

Сайра оглянулся, размышляя, не стоит ли заставить открыть ворота, чтобы доехать до особняка на машине, но передумал. В конце концов, все поместье — полцулы на полцулы, и дом вряд ли находится далеко. А когда у него еще появится возможность прогуляться по такому чудесному парку? Должность следователя по особо важным делам обычно не балует визитами в родовые гнезда влиятельных семей. Все больше в грязные вонючие притоны заносит.

Он неторопливо двинулся по петляющей между деревьями дороге, наслаждаясь тишиной, нарушаемой лишь легким шумом ветра в кронах и щебетом птиц. Солнце уже коснулось верхушек деревьев, воздух заметно посвежел, и капитан чувствовал умиротворение. Торопиться никуда не хотелось. Однако уже через пять минут он вышел к большому дому в традиционном стиле: одноэтажному, с широкими верандами, отделенными от комнат раздвижными бумажными перегородками, покрытыми изящными рисунками журавлей и драконов. Неподалеку располагалось небольшое святилище Миндаллы, судя по вертикальной капле над входом и многочисленным выдрам, вырезанным по периметру крыши, посвященное Теллеону. Ну надо же — поклоняться богу воды здесь, в сотнях цул от ближайшего крупного озера!

Три фургона местной криминальной полиции стояли на мощеной камнем площадке перед домом, рядом переговаривались несколько людей в серой форме. У входа скучал еще один человек с нашивками рядового второго класса. Увидев приближающегося Сайру, он встрепенулся, но следователь не удостоил его даже словом, лениво отмахнувшись жетоном. Прямо в ботинках он прошел по коридору в большой зал для аудиенций.

— Лейтенант Васи? — негромко спросил он, с интересом осматривая трупы.

— Я, — откликнулся мужчина с малыми лейтенантскими ромбами в петлицах, скучающий сбоку от входа. — Чем могу помочь?

— Капитан второго класса Сайра Моямару, Управа благочиния, — Сайра протянул свой жетон. — Я принимаю на себя расследование убийства. Расскажи, что ты успел выяснить, тара.

— Да, атара, меня предупредили, и я ждал тебя, — на лице лейтенанта отобразилось явное облегчение. Расследовать преступление против короля, пусть и иностранного и даже не совсем короля, ему явно не по чину, и он радовался возможности спихнуть ответственность на кого-то другого. Большинство чиновников Управы не удостоили бы его вторым взглядом, но Сайра считал, что даже среди простолюдинов иногда попадаются неглупые личности. Если лейтенант успел выяснить что-то значащее, его обязательно следует выслушать.

— В общем, атара, — лейтенант снял фуражку и поскреб кончик носа, — в полицию позвонили примерно пять часов назад…

— Кто позвонил? — перебил Сайра.

— Повар. Он сообщил, что девять или десять вооруженных мужчин — все в масках, кроме одного — ворвались в дом. Его вместе с остальными связали и поместили в кухне под наблюдением одного из террористов. Что здесь происходило, он не знает, поскольку мог судить только по доносящимся крикам, причитаниям и выстрелам. Потом террористы исчезли, он сумел освободиться, с помощью разделочного ножа перерезав веревки, и добрался до телефона. Спустя двадцать минут сюда добрался первый наряд городской полиции, они уведомили криминальную полицию, и меня послали собирать предварительную информацию. Отпечатки пальцев сняты, но вряд ли мы найдем что-то полезное: по сообщениям свидетелей, террористы носили перчатки. Первичные протоколы допроса свидетелей сняты, но от них толку тоже никакого. Кроме того, судмедэксперты провели предварительный осмотр тел. По предварительным данным, из семи убитых у двоих глубокие колотые раны, нанесенные длинным кинжалом или мечом, остальных ликвидировали выстрелами в голову в упор.

— Да, террористы не шутили, — задумчиво согласился Сайра. — Все?

— Наряд со служебной собакой проследил террористов до ограды. По всей видимости они проехали через внешний лес на двух джипах повышенной проходимости, срезали проволоку поверху, перелезли сначала на территорию поместья, потом обратно и незаметно скрылись. Марки машин уточняются, ориентировочные результаты появятся, видимо, завтра к полудню. Хотя даже если мы и найдем автомобили, они наверняка угнаны.

— Что охрана?

— Их вырубили, хотя и не насмерть. По всей видимости, террористы знали график обхода территории, а потому первый наряд попал в засаду — один охранник в реанимации с проломленным черепом, другой лежит с сотрясением мозга. Вторую группу взяли налетом на караульное помещение — они даже не пытались сопротивляться, а потому отделались синяками.

— Хм… — следователь побарабанил пальцами по предплечью, разглядывая трупы. Им всем связали руки за спиной обычным шнуром из синтетического волокна, продающегося в любом магазине домашних товаров. Большинство лежало лицом вниз — результат выстрела в затылок. Однако двое — видимо, зарубленные, поскольку на груди расплылись засохшие кровавые пятна вокруг длинных прорех в одежде — валялись на спине. У одного на шее и подбородке запеклась струйка темной крови, и на лицах обоих закоченело одинаковое выражение ужаса. — Ты упомянул, что один из террористов маску не носил?

— Да, атара. Но слуги и охранники его разглядеть не сумели, шансов на фоторобот никаких, так что единственный свидетель, способный его опознать — сам король.

— Кроме Тадаосия, слуг и охраны кто-то остался жив?

— Нет, атара. Из важных персон террористы пощадили одного короля.

— Где он сейчас?

— В спальне дальше по коридору. Слуги и… э-э, врачи отпаивают его успокоительными. Я как раз собирался заглянуть к нему и выяснить, может ли он давать показания. Хотя… — лейтенант заколебался. — Атара, я не уверен, что могу задавать допросы королю. Если ты взял расследование на себя…

— Расслабься, — Сайре вдруг захотелось успокоить парня, начинающего нравиться ему своим профессионализмом. В конце концов, иногда можно и поиграть в демократа. — Поговорю я с ним. Не такая уж он и фигура, в конце концов. Но ты мне скажи, самому-то ничего странным не кажется?

— Странным… — лейтенант повернулся и задумчиво посмотрел на тела. Оттенки розового и красного в тканях причудливо мешались с темно-красными пятнами крови. Только один из убитых носил западный костюм, остальные предпочитали традиционную одежду сановников: носи с широченными рукавами, сасинуки с длинными золотыми завязками, у одного на голове даже красовался эбоси с высоким султаном. У одного из заколотых справа на лице красовался здоровый синяк, явно не свежий, плохо замазанный тональным кремом, а на губе виднелась засохшая кровяная короста. Похоже, не так давно он схлопотал хороший удар в морду. — Я бы по-другому сказал, атара: не знаю, что здесь не странное. Я просто понять не могу, чего хотели террористы. Король Хёнкона… Я, конечно, не разбираюсь в высокой политике, но он живет в Ценгане со времен Первого Удара. Хотя и аристократ, но захудалый, популярностью среди высоких домов не пользуется, гостей принимает нечасто…

Лейтенант опасливо глянул на следователя, словно опасаясь, что он воспримет слова как оскорбление, но Сайра и глазом не повел.

— Популярностью не пользуется, к Хёнкону его, всем известно, паладары и близко не подпускают, богатством он не отличается. Паладары здесь даже боэй своих не держали, в отличие от посольства. Я просто не понимаю, кому он вообще мог потребоваться. И двое заколотых… Меч и танто — оружие нобиля, но разве кто-то из благородного клана станет лично лезть в чужое поместье? Еще мясники из «Скальпеля» любят использовать холодное оружие, но какие дела у короля могут иметься с Тьмой? Я просто не понимаю, атара. Возможно, Тадаосий-атара сможет рассказать, что они хотели. Но он… хм… ты сам увидишь.

— Так плохо? В каком вообще состоянии король?

— Перепуган до смерти. Обмочился от страха, руки трясутся, как у старика, разговаривает с трудом. Однако видимых физических повреждений нет. Не похоже, что его били.

— Личности убитых установлены?

— Да, конечно. Слугам они известны поименно. Все — аристократы из Хёнкона, дайнагоны и тюнагоны правительства-за-рубежом. Вон тот, — Васи мотнул головой в сторону заколотого мужчины с синяком, — вообще Левый министр… был. Слуги сообщили, что в последние декады он здесь дневал и ночевал, на днях зачем-то ездил в Хёнкон и вернулся страшно злой и с фингалом. Кажется, он в местной компании за главного считался. Короля ни во что не ставили, а вот Маэн Лай Мэнь-атара верховодил. Список…

Лейтенант полез в карман кителя и извлек помятый лист бумаги с неряшливыми каракулями.

— Вот. Здесь все перечислены.

Следователь взял листок, пробежал по нему взглядом и сунул в собственный карман. Ц-ц. Действительно, «правительство Хёнкона» почти в полном составе, если верить справке, которую он успел прочитать перед выездом сюда.

— Понятно. Что-то еще?

— Пока все. Только, атара… не знаю даже, стоит ли упоминать, но когда слуги нашли Тадаосия-атару среди трупов, говорят, он стискивал в руке какое-то письмо. Возможно, оно до сих пор у него. Может, оно ничего не значит, а может, важное.

— Ценное наблюдение. Еще что-то?

— Никак нет. Пока больше ничего. Все слуги отправлены в участок. Я приказал посадить их в разные камеры, чтобы не могли общаться, ты можешь их допросить в любое время. Несколько дней я их там подержу, если нужно. Я могу дать команду увозить трупы в морг, атара? Или ты хочешь осмотреть их сам?

— Увози. Молодец, тара, хорошо справился, — Сайра хлопнул смущенно потупившегося лейтенанта по плечу. — Король где?

— Дальше по коридору третья комната. Ты услышишь.

— Понял. Работай, лейтенант. Да, и все-таки верни сюда пару слуг, чтобы наш король в собственном дерьме не захлебнулся.

Местный полицейский кивнул и ушел наружу, звать своих бездельников. Следователь прошел дальше по коридору из бумажных перегородок. Негромкое молитвенное мычание он расслышал еще раньше, от самого входа в дом, и сейчас из-за резко отодвинутой перегородки на него уставились двое монахов в зеленых балахонах. По всей видимости, ни одного монастыря или храма Теллеона поблизости не нашлось, так что пришлось позвать первых подвернувшихся под руку. А что может подвернуться в окрестностях столицы, окруженной рисовыми полями, кроме Переллы? С богиней плодородия здесь может соперничать разве что Вегешот, но и тот неизбежно окажется на вторых ролях. Монахи держали в руках обереги от зла и, судя по непритязательной одежде, являлись простыми адептами. То ли в ближайшем монастыре Переллы знали реальную цену фактически низложенному королю Хёнкона, то ли держали зуб за поклонение конкурирующему божеству…

От изголовья кровати навстречу Сайре вскочил невысокий лысый мужчина в бесформенной белой накидке, покрытой стилизованными изображениями трехглазых черепов. Так, еще один монах, но на сей раз полноценный жрец Хомма. Интересно, король принципиально не желает иметь дела с настоящими врачами, что первым делом послал за полуграмотным знахарем? С другой стороны, если напавшие не переломали ему кости, врач и не требуется.

— Здесь больной! — громким шепотом закричал жрец. — Уйди отсюда, атара! Имей уважение к…

Сайра сунул ему под нос свой жетон, и жрец осекся так резко, словно кто-то щелкнул выключателем.

— Управа благочиния, — холодно сказал следователь. — Выйди отсюда минут на десять, тара, и не подслушивай. Вас двоих тоже касается, — бросил он служителям Переллы.

Когда троица поспешно удалилась, задвинув за собой перегородку, следователь неторопливо опустился на освободившийся стул у кровати и с минуту задумчиво изучал человека, лежащего в постели. Плотная простыня не маскировала жирные телеса, но уставившиеся в потолок глаза короля Хёнкона запали. Его била мелкая дрожь. В комнате стоял резкий запах травяных настоев, и на столике выстроилась батарея склянок, многие пустые.

— Тадаосий Фуомиока-атара, — как можно мягче сказал Сайра, убедившись, что болящий его упорно не замечает. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Я не виноват, — прошептал король, по-прежнему глядя в потолок. — Я не виноват, меня заставили бежать из Хёнкона! Я не хотел…

— Тадаосий-атара! — следователь протянул руку и в нарушение всех норм этикета похлопал короля по плечу. — Я здесь, Тадаосий-атара. Я ни в чем тебя не обвиняю. Посмотри на меня.

Какое-то время король все так же тупо глядел вверх, и Сайра уже начал прикидывать, кого из медиков и с какими средствами вызвать сюда, чтобы привести в чувство насмерть перепуганного идиота, но тут Тадаосий наконец перевел на него взгляд.

— Кто ты? — невнятно спросил он. — Ты тоже хочешь меня убить?

— Я из Управы благочиния, — следователь помахал перед его лицом жетоном. — Я друг, атара. Меня назначили расследовать дело. Мне нужно, чтобы ты ответил на несколько вопросов.

— Они не задавали вопросов… — прошептал король. — Они убивали их, одного за другим… Меня заставили…

— Чего они хотели, атара? Что говорили?

— Они убивали…

— Зачем? Что они говорили, атара?

— Месть…

— Что?

— Месть… Они сказали, что они — «Месть».

Так. «Адаути». Чего и следовало ожидать. Четвертый эпизод в Ценгане, и еще, по непроверенным данным, два произошло в Кайнане. Правда, с убийствами только второй раз, но зато трупов целый зал. Шустрые ребята. Не успели появиться, как уже по всему Могерату засветились. Кто же все-таки за ними стоит?

— Они пришли отомстить за твое бегство из Хёнкона, атара?

— Да, да… они так говорили…

— Почему они не убили тебя, атара? Одного из всех?

Тадаосий захлебнулся слюной и закашлялся, выпучив глаза и хватаясь выпростанными из-под простыни руками за горло. Его лицо страшно побагровело. Какой-то скомканный лист бумаги упал на пол: по всей видимости, король держал его при себе. Сайра нагнулся, поднял его с пола и осторожно расправил. Не обращая внимания на задыхающегося короля, он пробежал глазами по строчкам, напечатанным на пишущей машинке:

«Я надеюсь, ублюдок, что ты сдохнешь в муках, многократно более страшных, чем испытали миллионы твоих бывших подданных. Когда придешь в себя, запомни: ты все еще дышишь лишь потому, что от живого тебя для нынешнего Хёнкона есть хоть какая-то польза. У нас чешутся руки досрочно отправить тебя в Нирвану, но пока живи. И помни: если ты и твои ублюдки еще раз попытаетесь исподтишка куснуть Хёнкон, мы снова придем за тобой. И тогда ты горько пожалеешь, что не умер сегодня».

Подпись отсутствовала. Сайра перечитал текст еще раз, аккуратно сложил бумагу и убрал в карман пиджака, в комплект к списку убитых. Вряд ли исследование шрифта и бумаги дадут хоть что-то, но, по крайней мере, появится материал для психологов. В общем, все понятно, но остался еще один эксперимент. Понадеемся, что доблестный король-без-королевства не помрет от инфаркта. Иначе получится, что я подыгрываю террористам. Начальство наверняка не оценит такого юмора.

Следователь извлек из другого кармана сложенный фоторобот, расправил его и показал королю:

— Узнаешь, атара?

Как ни странно, инфаркт короля не хватил. Совсем наоборот: он резко ожил, подскочил и принялся на заднице отползать как можно дальше, барахтаясь руками и ногами. Поскольку с другой стороны кровати находилась перегородка, неожиданное физическое упражнение привело к его падению с одновременным превращением тонкой стены с изящными рисунками в мешанину бамбуковых обломков и обрывков бумаги. Сайра даже привстал, чтобы убедиться, что с королем все в порядке. Ничего страшного и в самом деле не произошло: тот сидел на полу, запутавшись в простыне, и тихо скулил, со страхом уставившись на следователя.

Сайра тихо хмыкнул, поднялся и вежливо поклонился королю.

— Не смею больше докучать, — безразлично сказал следователь. — Прощай, атара.

Он вышел из комнаты, жестом послав обратно монахов, вышел из дома, кивнул лейтенанту, надзирающему, как из дома вытаскивают носилки, закрытые простынями, и неторопливо пошел обратно к воротам по извилистой аллее. Итак, «Адаути». Но если ранее они ограничивались запугиванием, оставив после себя всего одного убитого, то теперь они словно сошли с ума. И в трех из четырех акций в Ценгане, включая обе с трупами, принимал участие один человек без маски. Конечно, по скверному фотороботу, составленному по показаниям перепуганных свидетелей, можно опознать каждого второго в Ценгане, но все-таки можно считать, что здесь засветился тот же самый человек. Таинственный лидер «Мести», не боящийся демонстрировать лицо — кто он? Вряд ли кто-то известный — он наверняка уже назвал бы публично и свое имя, и цели своей организации. Но «Адаути» не пытается стать широко известной. Они лишь терроризируют совершенно конкретных людей — бывшую аристократию Хёнкона и связанных с ними адвокатов, ведущих иски к нынешней администрации Университета по поводу собственности. Об их действиях становится известно лишь заинтересованным лицам — по крайней мере, пока Управа благочиния в состоянии держать под контролем газеты. Необычно, мягко говоря: высокие дома достаточно часто прибегают к подобной тактике для давления на конкурентов, но каждый раз о происшествиях немедленно оповещают широкую публику — в том, в общем, и смысл.

Следователь остановился и задумчиво потер подбородок, потом присел на скамейку и принялся смотреть на кровавый закат, пробивающийся сквозь ветви деревьев. Предыдущие акции прошли довольно мягко. Только один убитый — тоже заколотый, кстати — а остальные жертвы отделались унижением и побоями, оставшись в живых. Сегодняшняя же акция по степени жестокости и кровожадности беспрецедентна за последние лет тридцать или сорок. Что изменилось? И почему оставлен в живых главный объект ненависти «Адаути» — бывший король Хёнкона, предавший, как они считают, свою страну?

Впрочем, все сходится. Если предположить, что «Месть» тайно связана с паладарами, то Чужим вовсе не с руки вызывать страх и ненависть к себе, пусть даже атакуя своих явных недоброжелателей. Труп во время первой акции можно списать на случайную выходку исполнителя. Но сейчас паладары исчезли, поводок оборвался, и бешеные псы вырвались на свободу. Акция наверняка готовилась давно и тщательно: с паладарскими дронами не составляло труда получить всю информацию о поместье. Количество и квалификация охранников, график обходов территории, сигнализация и прочее — раз плюнуть. Сюда же прекрасно вписывается оставшийся в живых король: если он умрет, начнется неразбериха с наследованием трона. Регент Хёнкона формально назначается королем, и легитимность Стораса Медведя, а с ней — и легитимность всей власти паладаров в Хёнконе, окажется под вопросом. Сын и наследник короля, сейчас воспитываемый при дворе Ценганя, слишком мал, а желающих на него повлиять — слишком много. Нет, его коронация — вовсе не то, чего желали бы паладары, а вслед за ними — и «Адаути», явно благоволящая нынешней власти Хёнкона.

Сайра глубоко вдохнул терпкий вечерний воздух. С одной стороны, «Месть» пока что не угрожает королевскому двору и высоким домам Ценганя, так что формально дело не относится к ведению Управы благочиния. С другой — сегодняшнее нападение на короля Хёнкона, являющегося каким-никаким, а родственником короля Ценганя, обязывает действовать. С третьей — ему уже передали просьбу, от выполнения которой отказаться не удастся, да и не слишком-то хочется. В конце концов, ему всего лишь нужно беспристрастно описать случившееся, оставив свои размышления за кадром. В нужном свете протокол королю и Левому Министру подадут уже другие. Неизвестно, зачем такой могущественному союзу кланов конфликт с Университетом, пусть даже и в отсутствие паладаров, но здесь уже не его дело. Главное, что Сайра получит свою плату и упрочит очень полезные связи.

Ну, а пока события развиваются в сторону, нужную кому-то другому, можно заняться своим прямым делом. Интриги интригами, а как работают мозги психопата, предугадать нельзя. Безумных террористов нужно уничтожать до того, как им взбредет в голову идея уничтожить тебя. Пора насторожить сеть осведомителей в Анъями и на черном рынке оружия, а заодно вспомнить о неформальных связях с Управой благочиния Кайнаня. Террористы должны попытаться перебить побольше врагов,пока паладары не вернулись — а поскольку вернуться они могут в любой момент, «Адаути» должна торопиться. Если только у них нет серьезных запасов, они могут засветиться уже в ближайшие дни.

Итак, первое, что следует сделать — передать запрос в департамент общего наблюдения. А второе — нужно допросить слуг поместья: не позже завтрашнего утра и поодиночке. Дроны дронами, но вдруг да найдется среди них осведомитель террористов? Молодец, лейтенант, соображает. Надо бы навести о нем справки. Парень толковый, но, видно, безродный — самое лучшее сочетание. Если перетащить его в Управу под свое начало, служить станет верно и преданно, и толк из него выйдет.

Следователь поднялся со скамейки и быстро зашагал по дорожке. Выйдя из ворот, он сел в машину и по привычке протянул руку к паладарскому телефону, но тут же тихо выругался. К хорошему быстро привыкаешь, а вот отвыкать тяжко. Хорошо бы телефоны заработали побыстрее.

Сайра завел двигатель и резко рванул машину с места. Время не такое уж и позднее, и если он поторопится, наверняка застанет кого-нибудь в местном отделении Управы.

02.24.1232. Оокий, Ценгань

Под утро Фуоко вырвал из полубреда осторожный толчок в плечо. Приоткрыв глаза и усилием воли отогнав видение геометрического вальса, она попыталась сообразить, где находится. А, все там же — в комнате, где ее держат пленницей. Она вполоборота лежала на спине, неловко подвернув под себя затекшую руку, а стоящий неподалеку мужчина с забинтованной головой опасливо тыкал ее длинной деревянной палкой, похоже, ручкой от швабры.

— Эй, ты! — сказал он приглушенно на кваре. — Вставать! Быстро!

Фуоко пошевелилась, высвобождая руку, вытянулась на спине и уставилась в потолок.

— Что нужно? — неприветливо спросила она.

— Ты сегодня утро работает. Тебя дорого кормить, поэтому ты работаешь. Получаешь еду после работы. Не работаешь, еды нет давать.

Так. У этого мужика, похоже, знание иностранных языков куда как лучше, чем у давешнего «переводчика».

— А если откажусь? — с вялым интересом переспросила девушка.

— Еды не получаешь! — отрезал забинтованный. — Меня звать Юи Сарагоса. Обращаться Юи-атара. Торанна-атара приказал тебя наблюдать. Ты мои приказы выполняешь, тебя не бьют, тебе еду давают. Ты плохо ведешь, тогда тебя бьют, еда отбирают. Понятно?

Странно: его фигура казалась хорошо видной, несмотря на сумрак, царящий в комнате. Точнее, хорошо различалась его голова и… скелет? Нет. Словно какие-то неярко пульсирующие нити пронизывали его силуэт. Они что-то напоминали Фуоко, что-то очень-очень знакомое, и внезапно она вспомнила, что именно: картинку из анатомического атласа, изображающую общее расположение нервов в человеческом теле. Она что, видит его нервную систему? Кир… как-то раз Кир упомянул, что изредка видит металлические и наэлектризованные предметы даже в полной темноте. Похоже, и она открыла в себе новую способность.

И почему ей не радостно?

— Иди нахрен, а то сожгу, — Фуоко отвернулась и прикрыла глаза. — Тинтин га саолянь, Юи-шо, — добавила она местное ругательство, с большой трудом вырванное у Кира. Судя по тому, как тот стеснялся (а еще хулиган называется!), оно действительно означало нечто крайне непечатное. Судя по шипению сквозь зубы, изданное забинтованным, того проняло. Девушка со спокойным интересом ждала, ударит или нет. Не ударил. То ли как заложница она слишком ценная, то ли просто боится, так что угрозу сожжения воспринял всерьез.

После короткой паузы палка снова ткнула ее в плечо.

— Вставать! — снова приказал Юи, заметно сбавив тон. — Пожалуйста. Ты работать прямо сейчас, тебя не бьют, тебя еду давают.

Внезапно Фуоко почувствовала, что живот сводит острой голодной судорогой. Страшно захотелось пить, а мочевой пузырь категорически высказался в том духе, что он вовсе не резиновый. Идти на принцип? А чего ты вообще добиваешься, милая? К отцу и в Университет ты возвращаться не хочешь. Здесь оставаться — тем более. Хорошо бы вернуться к тому дядьке, Мэю, он тоже эйлахо и хорошо ее понимает — но Мэй сдал ее другой банде и даже пальцем не пошевелил в защиту. Из-за собственной подлой натуры или из-за нехватки сил, не суть важно. Сдал однажды, сдаст и повторно, и к нему возвращаться бессмысленно. Так что, помирать теперь? Наверное, умереть несложно: вынести стену дома направленным выстрелом и пройтись по улице, разбрасывая молнии. Тогда ее быстренько пристрелят, на чем история и закончится. Она уже столько раз умирала, что, наверное, даже и не испугается. Хочешь ли ты умереть, подруга?

Нет, не хочу.

Я не хочу умирать. Я хочу жить. Не знаю, зачем, но жить. Нужно лишь освоиться в новом для себя, холодном, жестоком мире, где нет ни родителей, ни Кира, ни паладаров, и понять, как существовать дальше. Преследующие ее сны… галлюцинации… нет, видения — наверняка они как-то связаны со способностями эйлахо и с Красной Звездой. Расцветающая роза, которой страшно, дети, охотящиеся за пожирателями, мать в оранжерее… Паладары должны узнать о приснившихся ей образах. Возможно, им новая информация как-то поможет. И потом, если не дурить, а рассуждать разумно, то с чего она вдруг решила вообще сбежать от Рисы и ее космических друзей? Они же не враги и ее не испугаются. Наоборот, они помогут ей найти надежное убежище вдали от людей, где она никому не причинит вреда. Никто же не заставляет ее сиднем сидеть в Колуне или даже на временно безлюдной Ланте. Она ведь уже думала о дальнем острове, только почему-то забыла. Видимо, слишком много переживаний случилось в последнее время, что она ясность мышления утратила. Все верно, остров где-нибудь в пограничных водах, подальше от берега, каковых в состав старого Хёнкона входило немеряно. Есть даже в полусотне цул от материкового побережья. Но паладары вроде как пропали — или, может, уже вернулись?

Стоп. Хватит рассусоливать. Если раздумала помирать, нужно действовать. Для начала перевести дух, оглядеться, понять, куда ее притащили и как отсюда выбираться. Ну, а для начала придется подыграть.

— Вставать! — в голосе забинтованного Юи скользнули почти умоляющие нотки. Интересно, что с ним сделают, если она откажется повиноваться? Кстати! Теперь она вспомнила: он же тот самый предатель-перебежчик, которого не добил Мэй. Он сам здесь чужой, к нему относятся с подозрением, и если он облажается, ему наверняка придется хреново. А что, если его припугнуть?

Фуоко открыла глаза, спустила ноги с кровати и с трудом села. Тело, словно ватное, повиновалось с трудом. Прикрывающая ее тряпка сползла на пол, но девушка даже и не подумала ее подхватить. Преодолевая головокружение, Фуоко поднялась и, стараясь как можно осторожнее шагать по волнующемуся под ногами полу, приблизилась к Юи. Теперь она совершенно отчетливо видела, как быстро пульсируют пучки нервов внутри его тела и слабо мерцает головной мозг. Ух. Прямо как в фантастических фильмах про сканеров.

Забинтованный нервно отступил к двери, но Фуоко вытянула руку и резко сказала:

— Стой!

Юи послушно замер, словно загипнотизированный наблюдая, как ее кисть и предплечье окутались голубыми молниями, настолько яркими во тьме комнаты, что девушке даже самой пришлось прищуриться.

— Слушай меня, шо, — приказала Фуоко, тщательно подбирая самые простые слова, чтобы собеседник ничего не упустил. — Ты мне не приказываешь. Я тебе приказываю. Понял? Обидишь меня — сожгу нахрен. Понял? Спрашиваю, понял? Повтори.

Автоматическим движением подняв руку к бинтам, ее тюремщик нервно кивнул.

— Я тебя обижу, ты меня сжигать, — пробормотал он плохо слушающимися губами. — Я тебя не обижать. Я делать вещи ты говоришь. Только ты нельзя приказывать. Торанна-атара узнает, Торанна-атара рассерживается, тебя наказать говорит.

— Я не стану приказывать ничего такого. Твой Торанна ничего не узнает. Но ты отвечаешь на мои вопросы и не грубишь. Понял? — для пущей убедительности Фуоко пустила по предплечью и кисти новую волну разрядов.

— Да, да, понял! — незадачливый Юи настолько резко отпрянул назад, что впилился спиной и затылком в стену и непроизвольно охнул от боли. — Я подчиняюсь, атара!

— Хорошо. Теперь…

Фуоко задумалась, и тут мочевой пузырь возмутился настолько сильно, что она с трудом удержалась от позора. Но не отливать же при нем!

Ага, а голой перед ним стоять — ничего страшного?

Он не видит в темноте. И потом, вчера ее уже разглядели в деталях все, кому хотелось.

Однако же ходить голой все время, наверное, неправильно. Во-первых, не так поймут. Во-вторых, в Хёнконе она никогда не выходила на улицу надолго, и если сейчас ее заставят работать под местным солнцем хотя бы три-четыре часа подряд, то и обгореть можно.

— Найди мне платье, — приказала она. — Платье. Женская одежда. Понимаешь? Быстро!

Забинтованный выскочил из комнаты так поспешно, словно за ним гнались волюты. Фуоко попыталась вспомнить, где может находиться горшок. Ее новое зрение не помогало: видимо, оно показывало только электрические импульсы. И света нет. Хм… Она присела, склонилась к самом полу, протянула перед собой руку и снова пустила волну электроразрядов, чтобы осветить окрестности — и чуть не ослепла. Непроизвольно зажмурившись, она замерла: несмотря на плотно сжатые веки, она по-прежнему продолжала видеть микро-молнии — но не хаотичные метания искр, как глазами, а гладкую светящуюся поверхность, выглядящую почти как наруч от рыцарского доспеха. Ну и дела. Опять, что ли, та самая третья метрика?.. Мочевой пузырь в очередной раз громко потребовал облегчения, предупредив, что просит по-хорошему в последний раз, и Фуоко, поспешно отведя руку за голову, чтобы не слепило глаза, все-таки обнаружила искомый горшок под кроватью. Поспешно воспользовавшись им (вынести его после прошлого раза никто и не подумал, и запах шел соответствующий), она уселась на кровать, переводя дух. Одной проблемой стало меньше, но есть и пить хотелось с такой силой, что в голове мутилось.

Через щелястые ставни начал постепенно просачиваться серый утренний свет. Вернулся забинтованный Юи, мутный силуэт на фоне темных стен, с какими-то тряпками. Попытавшись определить их на ощупь, Фуоко запуталась, но Юи включил карманный фонарик, направив его в потолок, и в комнате сразу стало светло. Мужчина вроде бы даже отвернулся, но единственным глазом продолжал косить так, что девушку невольно разобрал смех. Пусть себе пялится, калека. Что там Мэй упоминал насчет выстрела в спину? С такой сволочью ухо нужно держать востро, так пусть лучше пялится, чем втихаря что-то химичит. В конце концов она влезла в тряпки, оказавшиеся длинным глухим платьем с узкими рукавами — и обнаружила, что оно жутко тесное, в особенности в бедрах. По всей видимости, его прежняя владелица была на голову ниже и куда более худой, чем сама Фуоко. Шагнув для пробы, девушка остановилась, склонилась и с силой дернула материю, криво и косо разорвав подол слева до самого верха. Подумав, она проделала такой же фокус с другой стороны. Великие кутюрье наверняка посмеялись бы над результатом, но ходить стало можно. Под мышками и в плечах, однако, материя треснула от первого же резкого движения, и Фуоко, недолго думая, скинула платье и попыталась оторвать рукава напрочь. Один, жалобно треснув нитками, отвалился сразу, а второй заупрямился. Отправить Юи за ножницами? Жрать хочется — спасу нет… Подумав, Фуоко ухватила рукав зубами, наступила на платье, прижав его к полу, и кольцом ладоней обхватила упрямый рукав под мышкой. Знакомое тепло в руках, несколько ярких крупных электроразрядов, багровое свечение, резкий запах паленой материи — и второй рукав последовал за первым. Юи уже открыто наблюдал за Фуоко с выражением суеверного страха на видимой части физиономии. Правой рукой он делал какие-то округлые жесты — ритуальные, что ли? От сглаза или просто от зла? Кстати, в такой же манере от нее отмахивался вчера громила с ножом. Ха, значит, она сейчас по категории ведьм проходит? Ничего, ребята, вы еще пожалеете, что со мной связались!

Она повторно влезла в платье. Оно все еще сдавливало бока и грудь, но оказалось, что на груди его можно расстегнуть примерно до солнечного сплетения. Стало легче. Бедра оказались открытыми куда больше, чем, кажется, позволяли местные приличия, но приличия шли лесом: она сюда не напрашивалась и одежду не выбирала. Главное, что хоть какая-то защита от чужих взглядов и солнца, и не слишком неудобная. И спалить ее, если что, совсем не жалко. Вот без трусов непривычно и неуютно, но выпрашивать белье она не собирается. Переживет как-нибудь.

— Есть. Пить. Немедленно, — сказала она, повернувшись к Юи. — Быстро!

— Торанна-атара сказал, еда только после работа, — пробормотал тот. — Нельзя…

— Мне плевать на твоего Торанну! — рявкнула Фуоко так, что Юи съежился и непроизвольно прикрыл голову руками. — У меня метаболизм нарушен! Ты знаешь, что такое «метаболизм»? «Обмен веществ»? Мне надо жрать много, ты, урод! Если не дашь еды, я сдохну от голода до того, как до твоей работы доберусь! И пить, быстро!

— Я… я понял, атара! — пискнул вконец поникший тюремщик. — Я приносить!

И он снова выскочил из комнаты. Девушка обессиленно опустилась на кровать. А ведь еще немного, и она в самом деле потеряет сознание. Так сильно ей не хотелось есть уже полгода, с тех пор, как ее выловили из моря после крушения самолета. Неужели опять началась перестройка тканей? И Дзии рядом нет, чтобы посоветоваться… Ну, придется выкручиваться самостоятельно. Питательных батончиков нет, но Дзии упоминал, что необходимые белки есть и в мясе, и в каких-то местных орехах — вспомнить бы еще их название. На худой конец, чтобы сбить острый приступ, сойдет и вода с сахаром.

Вернулся Юи с небольшим термосом и несколькими комьями вареного риса, завернутыми в какие-то листья. Фуоко попробовала тепловатый сладкий чай со странным привкусом и с подозрением уставилась на тюремщика.

— Хорошая еда, атара! — поспешно сообщил тот. — Лекарства больше нет. Спать больше не заставляет. Врач говорит, ты на отвар не действовать. Есть можно, пожалуйста.

Лекарства? Девушка попыталась вспомнить предыдущие дни. Да, как она и подозревала, такое состояние только снотворным и можно объяснить. Перестало действовать?.. Ладно, не до того. Потом можно разобраться. Фуоко в три глотка выхлебала чай, да и с рисом расправилась немногим медленнее. В желудке образовалась неприятная давящая тяжесть, но, по крайней мере, голова слегка прояснилась, жажда прошла, а голод притупился до разумных пределов. В ответ на вопросительный взгляд Юи замахал руками и мелко закланялся:

— Нет больше, атара, нет. Честно! Моя еда, больше не взял. Остальное в дом лежит. Нельзя ехать в дом, атара, Торанна-атара сердится!

— Хорошо, — хмуро откликнулась Фуоко. — Где твоя работа?

— Там! — неопределенно махнул рукой Юи. — Туда идти надо. За мной.

Фуоко сунула ноги в сандалии (в какой раз они единственные из одежды выживают за последние дни — в третий, четвертый?) и поплелась за ним. Ее ощутимо качало, и пару раз она едва не потеряла равновесие. Постепенно, однако, слабость прошла, и спустя минут пять девушка шагала уже вполне уверенно.

Вслед за провожатым она прошла через дом и двор, на сей раз абсолютно пустой, если не считать одинокого мужика с автоматом, испуганно отскочившего от ворот. За пределами двора обнаружилась длинная темная улочка. В свете разгорающейся утренней зари дома по ее сторонам казались смутными силуэтами на фоне неба: невнятные двухэтажные параллелепипеды с плоскими крышами и балкончиками наверху, без единого огонька в окнах. Приостановившись, Фуоко закрыла глаза и попыталась разглядеть своим новым зрением хоть что-то. Нитяной скелет Юи смутно маячил почему-то далеко впереди и в стороне (опять шуточки третьей метрики?), но в остальном мире царила кромешная тьма, как и положено при закрытых глазах: похоже, электричество в местных домах отсутствовало в принципе. Впрочем, нет: сосредоточившись, Фуоко вдруг уловила едва заметный танец математических графиков и геометрических тел и поспешно расслабилось. Не хватало еще словить глюки наяву!

Шоркая сандалиями по деревянному тротуару, вслед за Юи она прошла два или три десятка танов, когда из-за угла перекрестка в глаза воткнулся тусклый, но все равно ослепительный луч. Голубая неоновая вывеска на катару помигивала над большим входом в еще одно двухэтажное здание, широкое и длинное, в отличие от окружающих домов. В окнах горел свет. К дверям вело широкое низкое крыльцо с тремя ступеньками, покрытое подозрительными темными пятнами. Бар? Ресторан?

— Здесь работать, атара, — показал рукой Юи. — Я слежу, Торанна-атара проверяет. Не надо бежать, солдаты много есть вокруг, они находить и больно сделать.

Похоже, мстительный оябун Торанна с кучей побрякушек в ухе решил унизить заложницу мытьем посуды и уборкой со стола. Ха! В Хёнконе в лапшичном заведении старика Дзидзи она из любопытства несколько раз помогала Сатокане — ни разу, конечно, за плитой, но овощи чистила и грязную посуду со столиков в посудомоечную машину запихивала. Да и пол в своей комнате в общаге она моет регулярно. Тоже мне, наказание! Фуоко фыркнула и вслед за своим надсмотрщиком поднялась по ступенькам.

За дверями обнаружился большой зал, заставленный столиками с перевернутыми наверху стульями. В его дальнем конце, неподалеку от барной стойки с батареей бутылок, возвышалась небольшая сцена с самым настоящим роялем и микрофоном на стойке, по бокам стояли большие напольные динамики. Круто. Настоящая цивилизация, типа. Какая-то женщина в глухом платье до пола, с головой, закутанной платком до самых глаз, шваброй терла пол. Она бросила взгляд через плечо, но ничего не сказала и вообще словно не заметила вошедших. Юи гаркнул что-то неразборчивое, и женщина, бросив швабру на пол, стремительно убежала в дверь рядом со стойкой. Несколько секунд спустя она появилась с зевающим мужчиной, одетым по обычной местной моде, снова схватила швабру и принялась тереть пол с удвоенным усердием. Мужчина неторопливо подошел, с удивлением оглядел Фуоко и о чем-то заговорил с Юи.

Разговор длился несколько минут. Сначала на Фуоко опасливо оглядывался только забинтованный. Местный дядька глумливо ухмылялся, разглядывая ее платье и пялясь на грудь, но чем дальше, тем больше вытягивалось его лицо. В конце концов он тоже начал глядеть на Фуоко со страхом. Разговор пошел на повышенных тонах, и в речи местного девушка несколько раз различила «дамэ» — словечко категорического отказа. Неожиданно Юи без размаха ударил местного в лицо, а когда тот попятился и упал, оступившись, несколько раз пнул ногой, не переставая даже не говорить, а почти визжать. В конце концов местный вскочил, и низко закланялся. В его устремленном на Фуоко взгляде ненависть мешалась с откровенным ужасом. Девушка не удержалась от довольной ухмылки. Что, стремно? Попробуйте-ка теперь на мне ездить!

— Эй, ты! — властно сказала она Юи. — Есть хочу. Спроси, есть ли у них еда.

Надсмотрщик заколебался, потом что-то спросил у местного. Тот опять закланялся и спиной вперед попятился между столами, маня рукой. Вслед за ним Фуоко прошла в помещение за баром, оказавшееся чем-то средним между кухней и кладовой (ящики с бутылками темного стекла и яркими наклейками занимали едва ли не половину места). Помимо ящиков в комнате обнаружились многосекционная газовая плита и холодильник со стоящим наверху древним телефонным аппаратом — из потрескавшейся красной пластмассы, с белым наборным диском. Из холодильника оказалась поспешно извлечена пища: все тот же пресный вареный рис и какие-то незнакомые стебли, по вкусу напоминающие спаржу. По ходу загребания риса в рот большой алюминиевой ложкой Фуоко углядела на одной из полок ворох пластиковых пакетов с орехами (видимо, закуска к спиртному) и ткнула в них пальцем. Орехи оказались солеными, и Фуоко запила съеденное тремя большими кружками холодной воды.

Когда она, наконец, отвалилась от стола, ее живот надулся барабаном, а дышать стало совсем тяжко. В кишках тихо бурчало и бурлило, но в остальном пищеварительный тракт вел себя прилично. Голод не прошел полностью, напоминая о себе тихой тенью где-то на грани сознания, но и на нервы больше не действовал. Ну, теперь можно выяснить, какие на нее планы у гостеприимных хозяев.

Поднявшись, Фуоко вдруг углядела на двери в главный зал небольшое тусклое зеркало. Не удержавшись, она шагнула к нему, вгляделась — и ее вдруг словно ударили пыльным мешком. Она даже подняла руку и недоверчиво коснулась волос. Изображение послушно повторило жест.

Еще недавно слева у нее виднелись три седых пряди. Теперь их стало шесть.

Девушка не сдержала нервный смешок. Левая часть головы теперь выглядела седой больше чем наполовину. Черные волосы остались там в явном и недвусмысленном меньшинстве — и еще неизвестно, что сзади, куда не достает зеркало. Если добавить к картине осунувшееся лицо и запавшие глаза, обведенные глубокими тенями, она выглядела самой натуральной старухой. Ходер. Пожалуй, все-таки придется краситься. Нужно посоветоваться с Дзии… Ах, да. Мэй упоминал о каких-то проблемах в Хёнконе и отсутствии связи. Ну, тогда с каким-нибудь косметологом — мало их, что ли?

Со вздохом толкнув дверь, Фуоко вышла в зал.

— И что я должна делать? — с сарказмом спросила она у Юи.

— Ты делать… — тот замялся и почему-то отошел подальше. — Торанна-атара приказал… Он приказал… — надсмотрщик замялся.

— Ну? — подбодрила Фуоко?

— Атара, я повторять слова Торанна-атара. Я не виноват. Не надо я жечь, хорошо? Да, атара?

— Колись, блин! — разозлилась Фуоко. — А то шарахну сейчас так, что мозги расплавятся!

— Торанна-атара приказал… Он приказал… Атара, я только повторять! Торанна-атара приказал ты мыть очко.

— Что?

— Мыть очко… — Юи задумался. — Мыть сортир. Здесь сортир. Атара, Торанна-атара приказал так! Он человек пришлет для проверить, сердиться будет, наказывать будет.

Фуоко устало посмотрела на него. Мыть сортир? Дома… тьфу, в Хёнконе она постоянно мыла ершиком и губкой унитаз и ванну в своей комнате. И ничего страшного, между прочим. Разве что Торанна посчитает, что унизил ее: типа, она станет ассенизаторшей, с которой можно обходиться, как вздумается… С другой стороны, а не пофиг ли, что он думает? Сейчас главное — выиграть время, понять, где она находится, и свалить по-тихому или с большим бабахом, как получится. Разнести шаровой молнией стену забегаловки, и никто даже не рискнет преследовать. Если они на окраине Шансимы, она пешком дотопает до консульства Университета или до морского аэропорта… или в полицию обратиться следует? Ну, там понятно станет, что делать. Но валить отсюда без четкого понимания местности нельзя: можно запросто отправиться в противоположную от города сторону. Значит, нужно чуть оглядеться, добыть карту — того же Юи снова пугнуть, например — собрать небольшой запас продуктов и исчезнуть. Может, даже машину найти удастся. За сегодня с подготовкой можно управиться, а ночью, по холодку, заняться побегом.

— Где твой сортир? — холодно спросила она.

На улице уже заметно посветлело. Туалет оказался небольшим домиком, расположенным на заднем дворе бара. Опознавательных знаков он не носил: видимо, наличие женщин в баре не предполагалось (а уборщицы и официантки как же?) Наверху располагался большой бак: по всей видимости, водонапорный, как замена водопроводу. К нему из большого ящика на земле тянулась труба — насос из скважины? От того же ящика к зданию бара тянулась еще одна труба (вот откуда, вероятно, раковина на кухне) с примотанным изолентой электрическим проводом. Таща в одной руке пустое ведро с тряпкой и швабру, с явной опаской выданные уборщицей, Фуоко щелкнула выключателем у двери, толкнула дверь, шагнула внутрь — и замерла, с трудом удерживая подкативший приступ тошноты.

В небольшой комнате в покрытом грубой каменной плиткой полу располагалось три самых натуральных «очка»: фаянсовые углубления с небольшим возвышением у дальнего края, видимо, смывом, в которым от потолка тянулись трубы. Назвать туалет «загаженным» означало серьезно недооценить ситуацию. Несколько горок фекалий лежали в углублениях и вокруг них, две явно растоптанные тяжелыми ботинками. В углах, а также в одиноком умывальнике растекались лужи засохшей блевотины. Крашенные масляной краской стены покрывали коричневые разводы. Запах стоял такой, что Фуоко пришлось срочно переключиться на дыхание ртом, иначе она точно не сумела бы удержать в себе только что съеденный завтрак. В довершение всего в воздух взлетела и закружилась туча отвратительно-крупных зеленоватых мух.

Невольно отшагнув назад, девушка оглянулась на забинтованного надзирателя. Втянув голову в плечи, тот поспешно отступил назад.

— Торанна-атара говорит, надо здесь мыть, — поспешно забормотал он. — Иначе Торанна-атара рассердится. Я не виноватый, атара, честно!

Фуоко с досадой отвернулась. Можно, конечно, швырнуть в него ведром и устроить побег прямо сейчас. Но ведь глупо. Горы дерьма в туалете никак не отменяют незнание местности. Ну что, милая, нашла себе счастье вдали от паладаров? Давай, приступай. Сама вляпалась, сама и расхлебывай. Урок смирения, типа.

К ее удивлению, особого омерзения к грязной работе она не испытала. Вода из технического крана в углу туалета текла, пусть и холодная, смыв в унитазах, как ни странно, работал (куда, интересно, утекает — здесь же нет канализации!), так что управилась она максимум минут за двадцать с небольшим. Ее даже ни разу не стошнило. Юи отирался снаружи туалета, отсвечивая грязно-белыми бинтами сначала в электрическом, а потом и рассветном свете. Фуоко косила на него глазом, пытаясь понять, что он сейчас думает. Но если надзиратель и глумился в душе, внешне эмоции никак не проявлял. Закончив, Фуоко швырнула к его ногам швабру и ведро и потребовала:

— Мыло, живо.

— Атара? — переспросил Юи.

— Я дерьмо голыми руками убирала. Мыло найди, быстро.

— А! — Юи просиял. — Есть мыло. Там, — он показал рукой на бар.

В уже знакомой полукухне-полускладе мыло действительно нашлось — большой кусок подозрительной коричневой субстанции, изборожденный глубокими морщинами и воняющий щелочью. Однако оно пенилось и мылилось, как и положено, пусть даже оставляя на коже неприятное стягивающее ощущение. Вымыв руки, а заодно и физиономию, Фуоко насухо вытерлась жестким царапучим полотенцем.

— Что дальше? — холодно спросила у Юи (управляющий тихо смылся из кухни при ее появлении). Тот развел руками.

— Не знаю, атара. Помогать в зале, да. Не знаю. Хозяин сказать.

— Как место называется?

— Какое место, атара?

— Здесь, — Фуоко обвела вокруг рукой. — Город. Деревня. Район. Где мы?

— А! Оокий город называется. Оокий. Маленький город, атара, десять… э-э-э, десять и пять тысяч люди живают. Город маленький есть, зато солдаты много ходят. Военный город рядом есть, большой военный город стоять. Половина этот город в размере есть. Солдаты сюда ходят, вино пьют, женщины искают.

— Солдаты? — Фуоко нахмурилась. — А не боится твой Торанна, что его арестуют и пристрелят?

— О! — с видом превосходства усмехнулся Юи. — Солдаты Торанна-атара уважают. Большой генерал уважают, в гости приезжать, друг другу кланяться. Солдаты Торанна-атара защищает. Тебе нельзя бежать, солдаты догоняют и убивают.

— Шансима далеко?

— Шансима далеко. Много-много цула есть. Ногами день идти, два дня идти, женщина даже три-четыре дня идет. Солдаты на дороге стоят, пулеметы стоят, без бумаги-разрешения не пускают. Вокруг дороги темный лес растет, ноги легко ломают, змеи кусают, больно умирать. Нельзя уходить, атара. Никак нельзя.

Так. Фуоко подумала. Военная база в окрестностях и Шансима в трех днях пути… Положим, не так далеко. С учетом ее ежедневных пробежек в три цулы за пару дней она такое расстояние прошагает — но по прямой, разумеется, а дорога вряд ли прямая, как струна. По дороге нужно закладываться на лишний крюк. В любом случае, пешком следует рассчитывать на три дня в пути как минимум. Без еды, без знания языка, да еще и через блок-посты… Если оставить в стороне вариант с тотальным выжиганием сопротивления, пешком нельзя.

Но где военная база, там и транспорт. Автомобили там наверняка есть. Значит, нужно раздобыть машину. Здесь бар, сюда наверняка солдатня толпами забредает. Если полагаться на обрывочные представления из фильмов и книг, по крайней мере офицеры в увольнение должны ездить на машинах. В Кайтаре должны, а как здесь — фиг знает. Ну ладно, предположим, машину добудем, а дальше? Водить ее ты, милая, так и не обучилась. Кир бы сумел, а ты — дура безрукая. Нужен водитель. Можно захватить в плен солдата и пугать его искрением, но… Один насмерть запуганный сопровождающий у нее уже есть. Можно ли припахать его к делу?

— Юи, — как можно безразлично спросила она, — ты машину водить умеешь?

— Умею, атара. Зачем надо? Кататься нельзя, Торанна-атара ругается, станет наказывать.

— Я богатая, Юи. Очень богатая. Знаешь?

— Знаю, атара, да, — на мгновение глаза надсмотрщика жадно блеснули. — Я бедный живу, я ничто есть, атара.

— Я могу купить тебе машину, если хочешь. Не здесь, конечно, в Шансиме, когда до своих денег доберусь. Довези меня до Шансимы, я дам тебе десять тысяч леер…

Ххаш, а знает ли Юи обменный курс? Каков он вообще? Тридцать к одному, что ли?

— Триста тысяч канов дам, Юи. Даже четыреста. Только до Шансимы довези.

Надсмотрщик заколебался.

— Нельзя, атара, — со вздохом отказался он. — Торанна-атара злой становиться. Находить и убивать. Дамэ. Нельзя. Твой отец ему деньги платит, он тебя отпускает, я тебя сразу куда надо везу. Сейчас нельзя.

Ха. Ну и не очень-то и хотелось твоих милостей. Главное, что ты водить умеешь, а значит, припугнутый, как миленький довезешь. Осталось дождаться солдат с машиной. Кстати, их тоже шугануть придется — как? Нужно прорепетировать. Фуоко вытянула перед собой руки и очень осторожно вызвала в них ощущение тепла. Между ладоней загорелся светлячок, сначала светло-желтый, но мгновенно побагровевший и налившийся недобрым пульсирующим пламенем. Искры не появлялись. Хорошо. Не хватало еще снова голой остаться после демонстрации — комары в лесу съедят заживо. Сложно судить, насколько мощным является зародыш шаровой молнии в ладонях, но если на глаз, то деревянную дверь разнести точно должен. Фуоко осторожно позволила энергетическому сгустку рассосаться, и лишь теперь заметила, что Юи вжался в стену между ящиками с бутылками и судорожно жестикулирует обеими руками. Судя по совершенно белому лицу, дядька был готов хлопнуться в обморок от страха.

— Не бойся, — насмешливо сказала Фуоко. — Тебя я убью последним.

Фраза из старого полузабытого боевика оказалась для надсмотрщика последней каплей. Хватая воздух, он сполз по стенке на пол и замер с глазами, наполовину закаченными под лоб. Так, нужно бы с ним поаккуратнее. Если вдруг помрет от огорчения, неудобно получится. В конце концов, он ей ничего плохого не сделал, даже накормил с утра. Да и кто машину поведет?

— Шучу я, — со вздохом сказала девушка. — Не помирай. Не стану я тебя убивать. Давай, придумывай мне работу, а то Торанна лично явится меня проведать и в клочья тебя порвет за нерадивость.

Надсмотрщик вяло зашевелился, присел на корточки и, не разгибаясь, гусиным шагом двинулся к двери, уставившись на Фуоко широко распахнутыми от ужаса шагами. Та даже пожалела его. В конце концов, дядьку приставили даже не охранять ее, а следить, чтобы не исчезла. Он здесь чужой, так что если помрет, никто и рылом не поведет. Не стоит его третировать слишком сильно, не он главный злодей. Юи выбрался из кухни, и девушка последовала за ним, заставив себя не смотреть в зеркало на двери.

В общем зале возились уже три женщины, все одинаково закутанные. Две протирали швабрами пол, третья снимала со столов и переворачивала стулья. Свет под потолком уже выключили, и на стенах горели яркие пятна первых солнечных лучей. За барной стойкой нарисовался еще один дядька, меланхолично копающийся в потрохах открытого бака с краном, а самый первый мужик стоял рядом и что-то негромко ему втолковывал, испуганно озираясь. Похоже, дело шло к открытию. Юи помахал рукой, и первый мужик рысцой бросился к ним, лавируя между столами. Юи перебросился с ним несколькими словами, потом повернулся к Фуоко.

— Управляющий-атара говорит, надо слугам помогают, — надзиратель махнул рукой в сторону уборщиц. — Стулья ставят. Повар сейчас является, на кухне надо работать. Солдаты скоро-скоро приходят, еду им носить. Не сердиться, атара, да? Торанна-атара приказывает. Мы нет сказать не могу. Зато тебя очень хорошо кормят будут. Вкусно кормят. Кроме Торанна-атара никто так вкусно не кушает. Торанна-атара не знает, мы ему не говорим, ты вкусно кушаешь, да? Не сердиться, атара, да?

— Да не сержусь, — Фуоко пожала плечами. Все равно она не задержится здесь дольше первой же остановившейся машины. Она подошла к ближайшему столу, сняла с него тяжелый деревянный стул — и замерла.

Похоже, ее план мог осуществиться прямо сейчас. С улицы донесся звук автомобильных моторов: к бару подъехало не менее двух машин. Хм. Плохо: на второй машине их могут начать преследовать. Впрочем, ее можно шарахнуть молнией в бензобак, чтобы рванула. И из строя выйдет, и мысль о преследовании отобьет. Девушка напряглась, повернувшись ко входу — и замерла, пораженная.

В широко распахнувшиеся двери прошла толпа человек в десять. Первой шагала женщина, одетая — невероятная вещь в местных краях! — в штаны. Точнее, она носила широкие черные шаровары, больше смахивающие на юбку и широкополую полотняную куртку до бедер, из-под которой проглядывала облегающая блуза. Ее черные волосы были собраны на затылке в высокую замысловатую прическу, проткнутую длинной блестящей шпилькой, в правом ухе блестели четыре стальных серьги-клипсы, а на поясе болтались черные лаковые ножны длинного кинжала или короткого меча без гарды. Следовавшие за ней мужчины также носили кинжалы, но у всех на плече висели длинные автоматические винтовки с примкнутыми плоскими штык-ножами.

— О-атара… — пораженно выдохнул Юи. — Доко дэ…

Женщина приблизилась и остановилась в нескольких шагах от Фуоко, с интересом ее разглядывая. Сопровождающие рассредоточились по бару, не обращая внимания на брызнувших в сторону кухни уборщиц. Рядом с женщиной остался только один.

— Ёросигай, Фуоко Деллавита-тара, — мелодичным голосом произнесла женщина. — Вайси ван О Рэн Исии.

— О Рэн Исии-атара приветствует тебя, Фуоко Деллавита-тара, — перевел мужчина. На кваре он говорил чисто и практически без акцента.

— Здравствуйте, атара, — настороженно откликнулась Фуоко, быстро оглядываясь. Да, у этих ребят машину точно не отберешь. Откуда тетка знает ее имя?

О Рэн Исии снова заговорила, и мужчина принялся переводить.

— Я оябун клана «Меч и ярость». До меня дошли слухи о девочке из Хёнкона, умеющей посылать огонь руками и метать глазами молнии. «Кобра» не смогла удержать тебя, и теперь ты принадлежишь «Крыльям бури». Говорят, Торанна хочет получить за тебя большие деньги от твоего отца или от паладаров, смотря кто заплатит больше.

О обошла заледеневшую Фуоко по периметру, внимательно ее разглядывая.

— Ничего особенного, — констатировала она. — Судя по слухам, гуляющим среди кобунов «Крыльев», тебе следует иметь минимум пол-тана в высоту, шесть рук и пламя вместо головы, как у богини войны Таребохи. А ты простой человек.

Она протянула руку и дотронулась до волос Фуоко.

— Да, простой человек, — задумчиво повторила она. — Я разочарована, тара. Впрочем, меня тоже никто не принимал всерьез в свое время.

— Вы действительно оябун, атара? — осторожно спросила девушка, подавляя желание отшатнуться. — Разве на Могерате женщины могут командовать?

— Ты не представляешь, сколько могератских мужчин поплатились жизнями за эти слова в моем присутствии, — хищно улыбнулась О. — Но в последний раз я слышала их больше года назад. Теперь же вопрос в другом: стоишь ли ты риска? Эй, шо!

О повернулась к Юи и бросила ему несколько фраз на катару. Тот низко закланялся и замахал руками, что-то быстро бормоча.

— Твой охранник утверждает, что Торанна-атара не захочет отдать тебя просто так даже под угрозой мести паладаров, — констатировала О, выслушав его. — А отбивать силой… Девочка, покажи мне, на что способна. Если убедишь меня в своей силе, возможно, я тебе помогу.

— Спасибо, не надо, — буркнула Фуоко. Не хватало еще в результате оказаться в очередной местной банде! Похоже, ее мечтам спрятаться где-нибудь в тихой безлюдной местности так и суждено остаться лишь мечтами. — Как-нибудь сама справлюсь.

— Вот как? — удивилась О. — Впрочем, с интересом посмотрю, как у тебя получится. Видишь ли, девочка, слухи о тебе успели широко разойтись по Шансиме и окрестностям. Я лишь немного опередила человека, который отчаянно хочет заполучить твою голову. Как только он найдет кого-то, кто сможет указать на твое местоположение, он явится за тобой. И с ним договориться, боюсь, не удастся. Похоже, он уже здесь, — женщина повернула голову, прислушиваясь к новому рычанию моторов и шелесту шин снаружи. Она тонко улыбнулась. — Так или иначе, я увижу, чего ты стоишь. Если останешься живой, продолжим разговор.

В тот момент, когда двери бара распахнулись от удара влетевшего спиной вперед человека, оябун «Меча и ярости» вместе с переводчиком уже отошла к стене, где расположились ее люди.

Фуоко со свистом втянула воздух сквозь зубы. Пятеро новых мужчин в западных костюмах и черных очках явно не намеревались вступать в долгие разговоры. Все они уже держали автоматы, изготовленные для стрельбы. Тот, что влетел спиной, слабо ворочался на полу, и девушка с удивлением опознала в нем вчерашнего переводчика-кинооператора. Идущий первым обвел взглядом помещение, на мгновение задержавшись взглядом на О, и вперился в Фуоко. Затем он громко что-то сказал на катару.

— Фуоко-атара, — растерянно промяукал позади Юи, чей местный акцент внезапно усилился до степени почти полной невнятности. — Лин Сянь Даран-атара, оябун клана «Туман», мстить гибель своего брата явился, которого ты в Хёнкон половина года назад убивала. Он тебе к смерти готовить приказывает.

И с этими словами надсмотрщик упал на четвереньки и шустро пополз в сторону.

03.24.1232. Оокий и окрестности, Ценгань

Кирис вынырнул из тяжелой тряской дремоты от похлопывания по плечу.

— Подъезжаем, — тихо сказал сзади Джион. — Давай, парень, поболтай пару минут языком, а дальше дрыхни хоть до самого города. Соберись.

Кирис потряс головой, отгоняя сон, и протер саднящие глаза. Джип по-прежнему несся по плохой бетонке, мелко вибрируя на изношенном покрытии, и фары второго джипа били в заднее стекло, отражаясь в зеркале заднего вида. Такой же яркий прожектор лупил спереди в лобовое стекло. Освещенный пятачок на дороге быстро приближался.

Блокпост, наверняка.

Болтать языком… Артист он, что ли? Конечно, они с Варой единственные из всей компании, говорящие на катару так же, как местные, а Вару пускать нельзя — нет в «Крыльях бури» женщин. Но можно же было выпросить у Мэя кого-нибудь в помощь! Изображать из себя кобуна «Крыльев», имея о Тьме представление только из кайтарских боевиков — идиотское занятие. Наверняка ведь что-нибудь не то ляпнет. Все-таки Мэй — трус. То кипит как чайник при одной мысли о потере своего драгоценного лица, то вдруг начинает рассуждать о неготовности к войне. Трус и сволочь. А может, их не остановят? Кирис глубоко вздохнул и прокашлялся, потом повел плечами, разминаясь. Слабость во всем теле, оставшаяся после вчерашнего непонятного приступа кипения энергоплазмы, по-прежнему держалась, но голова больше не кружилась, и математические поверхности перед глазами не мельтешили даже в полной темноте. Остановят или нет?

Остановили. Расплывчатый темный силуэт вошел в пятно света и замахал коротким жезлом, приказывая принять к обочине.

— Гатто, передай Зорре: пусть приготовятся, — шепнул Джион парсу.

— Передано, — так же тихо вякнул тот в ответ.

Обе машины съехали с дороги и остановились на небольшой площадке для досмотра. Дорогу впереди перекрывал слабо флюоресцирующий полосатый шлагбаум. Солдат с жезлом неторопливо двинулся навстречу, и Кирис, резко выдохнув, распахнул дверь и вылез на обочину. Позади открылась вторая дверь, и Джион тоже ступил на бетонку, скрывая за распахнутой дверью пистолет-пулемет.

— Эй, кто такие? — крикнул солдат, прикрывая рукой лицо от света фар. — Куда едете?

— А ты кто, чтобы тебе докладывать, шо? — намеренно грубо спросил Кирис. — Едем, куда надо, тебя не спросили. Чё, проблемы?

— Здесь закрытая зона, атара, — в голосе солдата проскользнули извиняющиеся нотки. — Сюда нельзя просто так. Пропуск есть, атара?

— Какой, нахрен, пропуск? — Кирис сплюнул себе под ноги. — Не колышет меня твоя зона. Мне сказано в Оокий к утру приехать, Торанна-атара лично приказал. Смекаешь, что он про твое «нельзя» скажет?

При имени оябуна солдат заметно сник, но сдаваться, похоже не собирался.

— Не могу пустить, атара, — пробормотал он. — Меня лейтенант убьет, если пущу. И так уже проехали тут… а-а, уважаемая женщина, чуть меня не зарезала, а зачем едут, не сказала. И потом еще раз уважаемые люди проехали, автоматами тыкали, в воздух палили, нас не слушали. Лейтенант по рации с базой говорил, его сильно ругали, он нас побил. Сказал не пускать больше никого. Без пропуска нельзя, атара.

Кирис в замешательстве оглянулся. Джион позади продемонстрировал оружие, демонстративно клацнув переводчиком огня, и солдат отпрыгнул назад.

— Не стреляй, атара, никак нельзя! — быстро сказал он. — У нас пулеметы стоят, вас сразу расстреляют. Никак нельзя без пропуска, извини. Ты меня убьешь, лейтенант тебя убьет, Торанна-атара убьет лейтенанта. Все умрут, а зачем?

Так. И что делать? Парень снова оглянулся, поймал взглядом еле заметный кивок Джиона в сторону машины и поспешно нырнул в салон, захлопнув за собой дверцу. Джион последовал за ним.

— Что он сказал? — нетерпеливо осведомился кайтарец.

— Говорит, не могут пропустить. Тут до нас уже две какие-то бригады проскочили, грубили и оружием махали. На заставе все злые, как гхаши. Говорит, пулеметы впереди, сунемся — раскатают в тонкий блин.

— Х-ходер… — выругался Джион. — Стоп. Кто еще тут оружием махал?

— Откуда я знаю? Он не сказал. Может, сам не в курсе.

— Не нравятся мне такие совпадения, — пробормотал кайтарец. — Если еще какая-то банда на молодую дэйю лапы наложить решила, их нужно гасить, пока ее опять не увезли. Придется прорываться. Гатто, передай во вторую машину — вслед за нами по газам, беглый огонь по заставе, чтобы ни одна сволочь голову поднять не могла…

— Предложение! — неожиданно тявкнул парс. — Я и Зорра можем незаметно обойти заставу. Мы сломаем пулеметы, вы проедете. Мы догоним: максимальная скорость передвижения четырнадцать цул в час. Вы задержитесь в Оокие, мы успеем к вертолету.

Джион и трое других кайтарцев посмотрели на него почти с суеверным страхом.

— Гатто, ты сдурел? — изумленно спросил Кирис. — Вас же пристрелят! А у вас… как их, психоматрицы в тела загружены. Если вас убьют, то насовсем. Не понимаешь, что ли?

— Риск минимален. Наше разрушение недопустимо, запрещено императивом второго уровня. Не намерены атаковать в лоб. Внезапное нападение, демонстративное поведение, быстрое передвижение — паника, потеря ориентации, человеческая реакция слишком медленная. Безвозвратные потери с обеих сторон не прогнозируются. Зорра подтверждает прогноз.

Гатто склонил голову на бок и внимательно посмотрел на Кириса из-под ног Джиона.

— А ведь идея… — задумчиво проговорил командир, глядя в окно на переминающегося с ноги на ногу солдата. — Кир, твои звери. Как думаешь, справятся?

— Они не звери, а друзья, — буркнул Кирис, хмурясь. — Гатто, вы точно не погибнете?

— Риск минимален, потери не прогнозируются, — терпеливо повторил Гатто. — Вероятность провала ненулевая, но меньше, чем при прорыве в лоб.

Кирис пошипел сквозь зубы. Если кого-то из парсов убьют, он себе не простит. Но, с другой стороны, когда человеку под ноги внезапно подкатывается шестиногое, когтистое и зубастое чудо, паника точно обеспечена. И даже от двух-трех попаданий парсам ничего не сделается. А вот пулеметная очередь, неудачно зацепившая шину, двигатель или бензобак, может оказаться фатальной.

— Ладно, действуйте, — неохотно разрешил он. — Но дуром на стволы переть не надо, ладно? Пулеметы покорежите, и сразу рвите когти. Понял?

— План готов, — согласился Гатто. — Начинаем?

— Погоди, — остановил его Джион. — Значит, как только мы прорываемся, немедленно за нами. Бегите сразу в точку эвакуации и слушайте эфир — мы выйдем на связь, если что. Если все-таки разминемся, возвращайтесь в Шансиму, а затем в Хёнкон самостоятельно. Людям на глаза не попадайтесь. Справитесь?

— Коррекция принята.

— Тогда вперед. Кир, скажи парню, что мы вон на той площадке впереди развернемся.

— Ага.

Кирис снова выбрался из машины (одновременно открылись задние двери обоих джипов, и Джион с одним из кайтарцев высунулись наружу, демонстративно поигрывая оружием) и неторопливо подошел к солдату. Тот испуганно посмотрел на него и даже чуть съежился, словно ожидая удара. Лишь сейчас Кирис осознал, что по крайней мере на голову его выше и гораздо шире в плечах. Ххаш, да в подготовительном колледже половина пацанов его крупнее! Что же они здесь худосочные-то такие? Не кормят, что ли?

Может, и не кормят. Ты-то, хоть и считал себя барнским нищим, а что такое с воющим с голодухи животом засыпать, забыл давно. А вот послушать, что рассказывают техники из группы Чина про нынешний Могерат, так даже муторно становится. До сих пор, говорят, кое-где крыс за деликатес держат…

Подавив сочувствие при виде затравленного выражения на физиономии солдата (а ведь наверняка его послали, потому что не жалко, если шлепнут!), Кирис положил ему руку на плечо.

— Ладно, тара, — как можно дружелюбнее сказал он, — приказ так приказ. Понимаю. У самого приказ. Но назад вернуться не могу, Торанна-атара мне в натуре голову снимет. Давай так: вон впереди место есть, мы там припаркуемся. Как рассветет, немного уже осталось, с Торанной-атарой свяжемся и скажем, чтобы с вашей базы пропуск прислали. Лады?

— Лады, атара! — с явным облегчением поспешно согласился солдат. — Я скажу лейтенанту.

Он развернулся и быстро потрусил в сторону прожекторов на вершине смутно виднеющегося здания блокпоста. Медленно, чтобы дать Гатто и Зорре возможность добраться до пулеметов, Кирис вернулся к джипу. Сообразив, он нырнул в бардачок, вытащил оттуда сигареты и зажигалку, принадлежавшие кайтарцу-водителю, и закурил — точнее, поджег сигарету и осторожно подул в нее, чтобы табак ярко затлел: издали и в темноте должно сойти за курение. Запах дыма ударил в лицо, и парень с трудом удержал кашель. Как люди такой гадостью дышать умудряются, блин?

— Давай в машину, Кир, — негромко сказал Джион. — В любой момент срываться с места придется. Кстати, насчет стоянки ты хорошо придумал.

Кирис с облегчением швырнул мерцающую сигарету на дорогу и сел на свое место. Эх, жаль, ему автомат не дали. Вот бы шмальнуть по блокпосту, чтобы попугать их дополнительно! Водитель медленно взял с места и покатил к площадке. Кирис прикрыл глаза и сосредоточился. Его странная чувствительность решила для разнообразия не сопротивляться. Впереди, за прожекторами, действительно обнаружились большие темные массы, пронизанные металлическими прожилками (железобетонные блоки?), а также несколько больших вытянутых металлических конструкций: вероятно, те самые пулеметы.

Внезапно прожекторы потухли. В течение нескольких секунд, пока Кирис пытался приноровиться к темноте, ничего не происходило, а потом тишину внезапно разорвала гулкая длинная очередь, сопровождающаяся паническими криками. Тьму прорезали вспышки выстрелов, пунктирные трассирующие линии ушли в черное небо.

— Гони! — заорал Джион, толкая водителя в плечо. — Живо!

Джип прянул вперед, и Кирис уперся руками в переднюю панель на случай внезапного торможения. К первому пулемету присоединился второй, но к тому моменту, как машины поравнялись с заставой, они оба стихли. Зато раздалось тарахтение нескольких автоматов.

— Наугад лупят, — прокомментировал Джион, оглядываясь. — Молодцы твои звери, малыш. Не подаришь одного? Детишки бы обрадовались.

— Нахрен такое счастье! — пробурчал один из наемников на заднем сиденье. — Прошвырнешься ты с девчонкой после бара, потом домой к жене вернешься, а он возьмет да и унюхает. Морда, небось, не лишняя.

— Думаешь, вцепится? — поинтересовался Джион.

— Сто процентов. И не только вцепится. Представляешь, шипит как змея, зубы скалит, да еще и скалкой размахивает! Да тут поседеешь, блин!

— А он разве скалку держать может? — удивился водитель, напряженно вглядывающийся в дорогу.

— Да я про жену!

Четверо кайтарцев дружно заржали, а машина вильнула на полном ходу. Кирис вздохнул и посмотрел в зеркало заднего вида. Разумеется, кроме фар второго джипа там ничего не замечалось. Хорошо бы парсы догнали их вовремя…

Бетонное покрытие летело под колеса, и Кирис расслабился, откинувшись на спинку. Нота Фуоко, певшая глубоко внутри, манила его вперед. Ничего, немного осталось. Еще немного, и они окажутся в Оокие. Ну, и там по улицам поплутать сколько-то. Теперь главное, чтобы охрана не успела очнуться от предутреннего сна… Он вдруг провалился в необоримую дремоту, и знакомый мир огненных фонтанов и причудливых поверхностей закрутился вокруг.

Очнулся он от того, что сквозь опущенные веки ударил яркий встречный свет. Парень встрепенулся и приоткрыл глаза — и тут же его на мгновение накрыла волна грохота, идущего снаружи.

— Вертолет, каццо! — рявкнул сзади Джион. — Люпе, пугни его!

— Да, босс! — один из кайтарцев откинул потолочный люк, вскочил ногами на сиденье, высунулся наружу и принялся стрелять вверх. Второй быстро забормотал в рацию. Джион резким движением развернул карту местности и принялся разглядывать ее, держа на поднятых руках. Вертолет меж тем развернулся и прошел над дорогой, обогнав джипы, но продолжая высвечивать их мощным прожектором. Потом он сделал полукруг и ушел вверх, не оставив, однако, преследование. Похоже, он не вооружен. Ххаш, здесь ведь военная база рядом! Что, если у них есть боевые вертолеты? И как тогда с эвакуацией? Если блокпосты перекроют отступление, а нанятый вертолет собьют — их перестреляют как куриц, на чем спасательная экспедиция и закончится. Что за невезуха! Хоть камнями в вертушку швыряйся…

Камнями?

На кой камни, когда можно устроить им веселую жизнь и без того? Кирис закрыл глаза, стиснул зубы и сосредоточился. Эх, следовало в лаборатории больше упражняться, тогда бы и сейчас проще вышло…

Перед глазами опять замелькали сполохи и линии геометрического мира, но Кирис упорно не позволял себе утратить связь с реальностью. Волны жара прокатывались по телу, мир качался из стороны в сторону, но он уже почувствовал поблизости летучую невидимку. Еще мгновение — и он смотрел на мир двумя парами глаз: своей собственной и еще одной, дрейфующей где-то в высоте, где из-за горизонта уже выглянул краешек утреннего солнца. Далеко внизу по темной земле медленно ползли два пятнышка света, и еще одно парило в воздухе неподалеку. Потянуться туда, приблизиться… и оттолкнуть, как тогда, в Хёнконе!

Тут его швырнуло из стороны в сторону, и страшный удар в грудь на несколько секунд вышиб дыхание. Второй взгляд немедленно пропал, и несколько секунд Кирис судорожно пытался глотнуть воздуха, держась за саднящую грудину. Постепенно дыхание восстановилось. Судя по всему, его впечатало в переднюю панель во время резкого торможения. Он откинулся назад и повернул голову, чтобы высказать водителю все, что думает.

Машина была пуста.

Кирис похлопал глазами, пытаясь понять, не приложило ли его еще и головой и нормально ли он соображает. Выходило, что с думалкой все в порядке. Ага, дверцы открыты, и салон освещает автоматически включившийся верхний свет. Он медленно выбрался из кабины — и замер. Трое кайтарских наемников стояли в свете фар второго джипа, направив на него свои пистолет-пулеметы.

— Прекратить! — рявкнул рядом Джион. — Вы что охренели, придурки? Оружие убрать, я кому сказал?!

Кайтарцы нехотя опустили оружие, настороженно вглядываясь в Кириса.

— Эй, парень, ты как? — встревоженно спросил Джион, хлопая его по плечу. — Жив?

— Если ребра не сломал, то в порядке, — проворчал Кирис. — Вы чё вообще творите? Я чуть не убился там!

— Пристегиваться надо, — хмыкнул Джион. — Ты знаешь, что с тобой произошло? Опять как вчера — молнии вокруг тела, и серый туман вокруг клубится.

— Да? — Кирис поднес к глазам предплечье и внимательно посмотрел на рукав рубашки. Ага, так и есть: куча мелких прожженных дырочек. Ходер. Ну, хорошо, что дотла не спалил. И спалил бы, наверное, если бы грудью о панель не приложился. — Не, я в норме. До вертолета пытался дотянуться.

— Эй, что тут у вас случилось? — широко шагая, подошла Вара. — Что встали? Кир, чего они стволами размахивают?

— Меня испугались, — на катару пояснил Кирис. — Опять энергоплазма полезла, вот они и повыскакивали. Погоди, потом объясню. Дэй Айдари, — он переключился на кваре, — я пытался до вертолета дотянуться. Ну… умею я такие фокусы делать… типа умею, никогда заранее не знаешь, как выйдет. Вертолет должно было тряхнуть гравитацией… или электричеством, фиг знает.

— Кстати, а где вертушка, действительно? — Джион покрутил головой. — И в самом деле пропала куда-то. Так ты… э-э, «дотянулся», малыш?

— Он прожектор внезапно погасил, — сообщил тот, что стрелял по вертолету. — И вообще исчез. Грохота от падения я не слышал, вспышки не видел — то ли улетел, то ли сел куда на авторотации. Знаешь, парень, ты бы предупреждал заранее о своих фокусах. Круто, конечно, что ты так можешь, но нас пугать не надо, ага? Мы люди нервные, можем и пулю всадить ненароком. Про эйлахо, знаешь, много чего скверного рассказывают — даже что волют они приманивают. Мне один кореш…

— Ты мне поговори! — пригрозил Джион. — Не хватало еще бабские сказочки к делу приплетать. Только, малыш, на будущее действительно предупреждай. Но ты точно в порядке? Вчера после такого же ты два часа пластом валялся.

— Вчера фигня какая-то сама по себе случилась, — пожал плечами Кирис. — А сегодня я сам, и аккуратно. Все в норме. Но учтите, что хвататься за меня не нужно, когда искры сыплются. Током шарахнуть может или руку обжечь. Поехали, что ли? А то время тикает.

— Все в машину! — резко приказал Джион. — Движемся дальше.

Переглядываясь, наемники полезли обратно в джип.

— Никому по башке настучать не нужно? — осведомилась Варуйко, нехорошо их разглядывая.

— Все в порядке, Вара, — быстро сказал Кирис. — Они уже успокоились, я сам виноват.

— А. Ну ладно. Слышь, куда Зорра слиняла у блокпоста? Она что-то болтала, да не по-нашему. Кайтарцы понимали, а я — нет, слишком быстро тараторила.

— Парсы диверсию устроили. Догонят. Как там у вас в машине?

— Нормально. Один, правда, полапать пытался. Руку я ему не сломала, но юшку из носа пустила. Ничего, теперь уважают. Ладно, поехали.

И Варуйко ушла ко второму джипу. Садясь в машину, Кирис хмыкнул. С одной стороны, идея, что в каждой машине должно сидеть по человеку, говорящем на катару, правильная. С другой — может, не стоило ее без пригляда оставлять? Еще покалечит кого… Ха, да ты присмотришь, усмехнулся он про себя, пристегивая ремень безопасности, немедленно впившийся в саднящую грудь. Она и к тебе-то непонятно как относится. Если она и в самом деле долго верила, что ее специально бросили одну, такие обиды бесследно не проходят. Сколько угодно ее убеждать можно, что так получилось, что отец, в неразберихе и панике первых дней после Удара, разыскивал ее до последнего, но слова — не мысли. Вон, сколько тебя самого Фучи убеждает, что ты не альфонс, к деньгам ее папаши примазывающийся, а ты что? И себя мучаешь, и ее. А теперь еще и с Фучи они в ссоре…

Кирис тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и проверил направление. Нота Фуоко шла оттуда, куда стремилась дорога, и небо на востоке уже стремительно светлело, и как бы не вляпаться на месте… Жаль, парсы отстали. В качестве разведки они бы здорово сработали. С другой стороны, в городе никто не знает, кто они и откуда, а база — что база? Не водят же они по улицам гражданских исключительно колоннами по двое и под конвоем! Сейчас главное — найти Фучи и убедиться, что ей ничто не угрожает. А те, кто проехали раньше, наверняка не за ней торопились. Не случается в жизни таких совпадений, чтобы сразу все к одной цели ломанулись. Мало ли у кого там какие дела. Храмов в окрестностях целая туча, говорят. Может, они богам помолиться спешили?

Бетонка кончилась примерно за полторы цулы до города. Вернее, на развилке она резко ушла влево, под большой указатель «Военная база «Нерпа». Въезд по пропускам». Стрелка «Оокий» показывала вправо, вдоль пыльной дороги, засыпанной утрамбованным щебнем. Скорость пришлось резко сбросить, и в город джипы въехали, когда над восточным горизонтом уже проглянул краешек восходящего солнца. Здесь кончался даже гравий, остались лишь одни наезженные колеи в пыльной сухой земле между двухэтажными глинобитными домами. Тени в переулках казались чернильно-черными под бирюзовеющим небом, но на главные улицы уже кое-где падал солнечный свет. Кое-где люди уже возились, растворяя решетки и поднимая жалюзи на витринах магазинов. Они с удивлением оборачивались и провожали кортеж взглядами.

На первом крупном перекрестке машины остановились.

— Ну, парень, — хлопнул сзади по плечу Джион, — давай. Ты теперь у нас главный компас. Указывай направление.

— Туда, — указал Кирис пальцем. Вышло между двумя широкими улицами, точно в угол дома.

— Нет, так не пойдет, — поморщился Джион. — У нас все-таки не вертолет, напрямик лететь не можем. Ну-ка, смотри по карте.

Он просунул вперед бумажную простыню и расположил ее у Кириса на коленях и на передней панели.

— Карту читать умеешь? Смотри, мы здесь, — он указал на точку в южной части города. — Еще раз покажи… ага.

Он сверился с небольшим компасом и карандашом провел по карте предположительно прямую линию в указанном направлении — к северо-западу.

— Едем в ту сторону. Давай вправо, — скомандовал он водителю, убирая карту назад, к себе. — Кир, следи за сигналом. Если вдруг начнет быстро смещаться, говори.

Машины опять двинулись, оставляя за собой пыльный шлейф. Кирис сосредоточенно следил за направлением, сверяя его относительно восходящего солнца. Минут двадцать джипы медленно петляли по улицам, оставляя сигнал Фуоко то слева, то справа.

— Смотри! — вдруг резко сказал Джион. — Что там?

Из переулка впереди вдруг вырвался еще один джип — один в один такой же «Армато», как у спасательной экспедиции. Он на скорости вписался поворот, пройдя несколько метров юзом, и рванул вперед так, словно за ним кто-то гнался.

— Не те ли ребята, что нас на шоссе опередили? — пробормотал Джион. — Пепе, гони за ним, живо. Сокол-два, — каркнул он в рацию. — Приготовиться к веселью, и держите ухо востро!

Водитель рванул машину вперед, но вынужденно сбавил скорость: туча пыли над дорогой стояла такая плотная, что скрывала все уже на расстоянии десятка метров. Кирис стиснул зубы. На сей раз дорога вела точно в сторону Фуоко. Неужели все-таки не совпадение? Ну почему ему не дали оружия!

— Вон они! — крикнул сзади один из кайтарцев. — У того дома — видите, машины?

У большого здания с неоновой, тусклой сейчас вывеской «Бар-ресторан» над входом, стояли целых три автомобиля: один — давешний джип, и еще два — черные блестящие лимузины незнакомой Кирису марки. Из джипа выскакивали вооруженные люди и бежали ко входу.

— Фучи там! — процедил Кирис. — В том баре!

— Сокол-два! — рявкнул в рацию Джион. — Бар впереди, танцуют все! Смотреть, куда палите! Зацепите девочку — яйца оборву и без соли сожрать заставлю!

Джипы с визгом тормозов резко остановились перед входом, заперев три других автомобиля спереди и сзади. Кирис, едва не вырвав крепление ремня безопасности, распахнул дверцу и выскочил из автомобиля — в тот момент, когда деревянная входная дверь вдруг взорвалась клубом багрового яростного пламени.

Не разбирая дороги, Кирис бросился вперед. В глазах потемнело от ярости, дышать стало трудно. Мир зазвенел и загудел странными поющими и чирикающими нотами, рот и нос затопило странными запахами, перед глазами заплясали пятна света, и вдруг прямо перед ним в воздухе возникла волюта. Кирис не успел, да и не захотел тормозить. Он врезался в волюту лицом, и она тут же рассеялась и пропала, но вокруг возникали все новые и новые туманные спирали. Его начало мотать из стороны в сторону, а зрение вдруг отделилось от тела и воспарило в высоту. Мир потемнел, исказился и стал призрачным, словно видимый сквозь беспорядочное нагромождение пыльных линз, и он увидел все сразу: и замершего на полушаге себя, и здание бара со странно изломанной огненной дорожкой, пролегающей по полу от середины зала к выходу, и каких-то людей, прижавшихся к стенам, и других людей, сгрудившихся в кучу там, где огонь начинался. А потом невидимая телекамера, через которую он смотрел, так же внезапно провалилась вниз, перевернулась в невозможном акробатическом кульбите, и он словно лежал на полу, и черные зрачки автоматных дул смотрели ему в лицо, и волюты кружились по залу, словно грязная метель загаженного промышленного города, и только вскинутая, как для защиты, рука перед лицом — женская, с тонкими нежными пальцами…

Кирис зарычал, страшным усилием воли вырываясь из охватившего его наваждения, и, как сквозь густой кисель, продолжил ломиться к полыхающему дверному проему. Его начало мотать из стороны в сторону, невероятная тяжесть навалилась на плечи — опять гравитация с ума сошла? — но он заставлял себя переставлять ноги, одну за другой, одну за другой. Кто-то кричал сзади, и визжали в баре женские голоса, и он наконец-то прорвался сквозь невидимую вязкую пелену, прыгнул сквозь завесу дымного огня и со звериным воплем бросился к группе людей в черных кайтарских костюмах, сгрудившихся в центре зала. Ему навстречу обернулись, и он с хрустом впечатал кулак в лицо дядьки с четырьмя стальными кольцами оябуна в левом ухе.

Ярость затмила ему глаза. На плечи вновь навалилась тяжесть, и он крутился на месте, пытаясь достать остальных и не наступить скорчившееся на полу девичье тело, но те уворачивались и пытались достать его прикладами автоматов, и левое ухо отдало болью, и тут же в голове словно взорвалась граната — и густая сеть молний хлестнула вокруг, заполняя воздух громовым треском и резким запахом озона.

И потом все кончилось.

Он стоял, тяжело дыша и стиснув кулаки, и вокруг валялись безжизненные тела. Веретенообразное облако энергоплазмы кипела на полу у его ног, и такая же бесформенная серая пелена окутывала его самого, застилая окружающее и не позволяя четко видеть. Волюты по-прежнему кружились по залу, но быстро пропадали одна за другой. Пахло дымом, глаза щипало. Кирис упал на колени и протянул руки к облаку, но замер. Такого он никогда не видел. Не повредит ли он Фучи, если что-нибудь сделает сейчас? Долго ломать голову, однако, не пришлось: энергоплазма как-то сразу рассеялась, и он увидел Фуоко, лежащую навзничь и слабо шевелящую губами.

— Фучи! — он схватил девушку за плечи и встряхнул. — Фучи! Ты как? Ты цела?

— Ты дубина, Кир… — прошептала та. — Из-за тебя я опять спалила одежду… Ну кто же так спасает, а?

Только сейчас Кирис сообразил, что ее обнаженное тело прикрывают лишь крохотные обугленные лоскуты ткани и слой пепла. Он глянул на себя. Его одежде повезло больше: рубашка и штаны покрылись огромными прорехами с обугленными краями, но пока держались. До первого резкого движения, вероятно. Фуоко протянула к нему руки, и парень поднял ее, прижал к себе и замер, наслаждаясь полузабытым теплом ее тела. Снова зашипело и защелкало, и сетка молний, хотя и еле заметных на сей раз, окутала их тела и пропала.

Волосы. Он глянул — и быстро отвел взгляд. Она опять поседела? Почему? Что с ней творится? Ведь еще несколько дней назад, в Хёнконе, в ее волосах виднелись лишь отдельные белые пряди. Неужели над ней так издевались? Или опять фокусы неведомой хрени, играющей с их телами?

Сзади затопотали тяжелые ботинки, но юноша и девушка не обратили на них никакого внимания. Но через какое-то время Фуоко слегка оттолкнулась от него и слабо усмехнулась.

— А пожар мы все-таки устроили, да, Кир? Давай отсюда выберемся, пока вместе с домом не сгорели.

Запах дыма и в самом деле становился все сильнее. Кирис помог ей подняться на ноги, и она вновь прижалась к нему всем телом. От касания ее груди, бедер Кирис вдруг почувствовал бешеное, животное возбуждение. По их телам снова пробежала и погасла сетка молний. Впрочем, почти сразу Фуоко отлепилась и подняла лицо.

— Прости меня, Кир, ладно? Я была такой дурой… Я не знаю, что на меня тогда нашло…

— Да проехали, — буркнул парень, обнимая ее за талию и старая сдержаться, чтобы не изнасиловать подругу прямо здесь, на глазах у благодарной публики. — Дзии сказал, мы друг другу свои эмоции передавали и усиливали. Я сам дурак, дай мне в морду, когда отсюда выберемся. Ты как, Фучи?

— В порядке… Джион?!

Кирис полуобернулся, стараясь не показать сквозь рассыпающиеся штаны свою эрекцию. Все семь кайтарцев во главе с Джионом Айдари стояли неподалеку с автоматами наизготовку, но стволы смотрели в сторону — туда, где у стены стояло несколько человек в местной одежде. Вара расположилась чуть поодаль, поигрывая ножом, и на ее губах гуляла кривая ироническая полуулыбка.

— Дэйя Деллавита, я рад вас видеть, — непонятным тоном сказал кайтарец, пристально разглядывая Кириса и Фуоко. — Я здесь по приказу вашего отца. Но объяснения потом, а сейчас нужно немедленно уйти из здания, пока оно все не запылало.

Огонь, охвативший дверной проем, и в самом деле уже полз по стене вокруг бывшего входа. Весело пылали занавески на окнах, и зал заволакивало дымом. Выйти тем же путем уже казалось невозможным. Где здесь задняя дверь?

— Здравствуй, Джион, — потерянно сказала Фуоко. — Я… ты опять пришел меня спасти, да? Прости, я…

Она оглядела свое обнаженное перепачканное золой тело, тихо ойкнула и спряталась за Кирисом. Джион молча сунул свой автомат одному из кайтарцев, сбросил с себя халат, подошел и набросил его на плечи девушки.

— Уходим! — резко сказал он. — Дэйя, постарайтесь не повредить моим людям. А если опять появятся волюты…

— Они не появятся, Джион, — покачала головой Фуоко. — Я… я их попросила уйти. Они меня слушаются. Я ведь эйлахо. Помнишь, как мы расставались? Огонек в ладонях? Теперь это не просто огонек. Держись от меня подальше, Джион. Я уже не человек, а чудовище, я убить могу ненароком…

Она посмотрела вниз, на безжизненные тела, и ее лицо стало мертвым.

— Я опять убила людей, Кир, — прошептала она. — Я не хотела, честно… Оно меня не слушается, само действует. Я плазменный сгусток успела мимо них направить, но оно их молниями… Я чудовище, мне нельзя возвращаться к людям, понимаешь? Я хотела спрятаться где-нибудь подальше, в глуши, в джунглях… но меня не оставят в покое. Я же ценная, за меня выкуп получить можно. Мне надо умереть, Кир…

— Дура! — грубо сказал Кирис, снова прижимая ее к себе. — Молниями мы их вместе спалили. А не получилось бы — я бы им голыми руками шеи посворачивал, Джорджио же учил, как.

Джион присел на корточки и пощупал пульс на шее у одного из лежащих, потом выпрямился.

— Жив, — коротко сказал он. — Просто вырубился. Уходим, дэйя, пока на нас крыша не обрушилась.

— Жив? — Фуоко неверяще уставилась на него. — Тогда… тогда их нужно вынести! Они же заживо сгорят!

— Лично я их вытаскивать не собираюсь. В любой момент могут появиться люди Торанны или солдаты с военной базы, и тогда нам точно придется убивать. Пора рвать когти. Идемте.

Он жестом подозвал своих людей, по-прежнему державших под прицелом стоящих у стены, взял свой пистолет-пулемет, направил его в потолок, передернул затвор и нажал на спуск. Протарахтела короткая очередь.

— Теперь стреляет! — с удивлением сказал один из кайтарцев. — А когда внутрь ломились, не стрелял. — Он направил свой автомат в воздух и выстрелил одиночным. — Ну точно, работает. Что за хрень творится?..

— Потом разберемся, — оборвал его Джион. Он ухватил Фуоко за плечо и силой повел, почти поволок к задней двери.

— Эй, погодите!

Две фигуры отделились от стены и неторопливо пошли в сторону Фуоко, не обращая внимания на направленные автоматы. Несколько шагов спустя Кирис с удивлением понял, что к ним приближается женщина. Ее одежда сильно смахивала на ту, что пару столетий назад на Могерате носили воины-мечники: широкие шаровары-юбка, висящие у земли мешками, скрывали движения ног, а под широкой длинной накидкой могло прятаться любое компактное оружие, от короткого кинжала или дубинки до пистолета. Самый натуральный кинжал-танто в черных лаковых ножнах висел у нее на поясе, а в правом ухе блестели четыре кольца. Женщина-оябун Тьмы? Нифига ж себе… Кирис быстро глянул на лежащих. Кому он первому врезал? Точно: еще у одного в изрядно обугленном пиджаке в ухе блестят четыре кольца. Да тут сходку авторитетов замутили, что ли? Может, и Торанна здесь где-нибудь поблизости? Прижечь бы суку как следует!

— Ты все-таки впечатлила меня, девочка, — сказала женщина на катару, останавливаясь на расстоянии протянутой руки, и мужчина, держащийся чуть позади, тут же принялся переводить на кваре. — Весьма впечатлила. Давно я не видела такого представления. Теперь понятно, почему Мэй и Торанна из-за тебя поссорились. Впрочем, ты не из тех птичек, что легко удержать в руках. Мэй бы, наверное, сумел, но Торанна слишком привык к своей силе, у него шансов нет. И мальчика ты нашла себе под стать. Удивительная вы парочка.

— Отойди в сторону, тара, — ровным тоном сказал Джион. Его автомат смотрел женщине в живот. — Мы уходим, и нам не до разговоров. Попытаешься задержать — пеняй на себя. Ты станешь не первой женщиной, которую я убил.

— Я не собираюсь вас задерживать, тара, — тонко улыбнулась та в ответ, полуприкрыв миндалевидные черные глаза. — Я не настолько глупа, чтобы нарываться на драку с кобунами клана Деллавита. Я просто решила еще раз взглянуть на твое сокровище. Я не прощаюсь, девочка. Мы еще встретимся, надеюсь, в месте поприличнее. А за Ли и его людей не беспокойся, — она кивнула на лежащих. — Я прослежу, чтобы его вытащили наружу. Он мне должен достаточно много, чтобы вот так просто позволить ему умереть.

Она и переводчик отступили в сторону, освобождая дорогу. Джион, не говоря ни слова, размашисто зашагал к приоткрытой двери в задней стене, за которой виднелся двор. Ближняя ко входу половина зала уже весело полыхала из конца в конец, и пламя медленно ползло вдоль стен и по потолку.

Возле двери Фуоко высвободилась резким движением.

— Не надо меня волочь, Джион, я и сама идти могу, — угрюмо сказала она, кутаясь в халат и переступая порог. — Куда идем?

— Машины на улице, — телохранитель осмотрелся по сторонам. — Просто обходим здание, садимся и уезжаем.

— Куда? — горько спросила девушка. — Джион, я же говорю — я чудовище. Меня нужно от людей изолировать.

— Мое дело — доставить вас домой, в Барну. Дальше ваш отец, я полагаю, сумеет найти подходящее убежище.

— Мне нельзя в Барну! — Фуоко снова остановилась. — Джион, в Хёнконе есть удаленные безлюдные острова. Мне туда надо, пока я еще кого-нибудь не убила!

— Я не…

— Дэй Айдари, — напряженно сказал Кирис. — Вы же обещали!

— Я ничего не обещал, дэй Сэйторий. Впрочем… — Джион смерил его взглядом и оглянулся на Варуйко. — Есть предложение отложить разговор до Шансимы. Сейчас не место и не время. Идемте, быстрее.

Фасад здания уже полыхал сверху донизу. Корчились и лопались в огне трубки погасшей неоновой вывески, к светлеющему небу поднимался густой столб дыма. На безопасном отдалении собралась небольшая толпа аборигенов, оживленно переговаривающаяся, но ничего не предпринимающая. Только один мужчина в местной одежде метался перед домом, заламывая руки и причитая на катару. На их глазах он упал на колени, протянул руки к небу и тонко завыл, раскачиваясь. Потом он вскочил, подбежал к Фуоко и попытался ухватить ее за горло — но тут же отлетел, скорчившись от резкого удара в живот, нанесенного кайтарским наемником. Сев в пыль, он принялся негромко причитать, уставившись в землю.

— Джион, — нерешительно сказала Фуоко. — Он вообще-то хозяин заведения. Он мне ничего плохого не сделал. У тебя деньги есть? Дай ему, сколько сможешь, я потом отдам, дома, ладно?

Джион молча подошел к джипу, распахнул багажник, порылся там и бросил на землю возле погорельца две толстых пачки канов. Тот резко перестал причитать, ухватил деньги и принялся непонимающе в них вглядываться.

— В расчете. Там на три таких бара хватит, — нетерпеливо сказал кайтарец. — В машину, дэйя. Быстрее.

— Босс! — нервно сказал водитель, успевший забраться на свое место. — Проблема, босс! Завестись не могу, аккумулятор мертвый.

— Как мертвый? — Джион бросился к нему, выдернул его из машины и нырнул внутрь. — Мы же десять минут назад на ней приехали!

— Босс, у меня то же самое! — крикнул водитель второй машины. — Амперметр показывает, что заряд на нуле.

— Х-ходер… — прошипел Джион, вылезая и лихорадочно озираясь. — Пепе, Толстяк, проверить остальные машины, живо!

Кайтарцы бросились к оставшимся автомобилям. Минуту спустя выяснилось, что они находятся в том же состоянии. Все аккумуляторы оказались мертвы, и от нажатия на кнопку стартера моторы даже не чихали. Краем глаза Кирис заметил, что тетка-оябун вышла из-за полыхающего дома (жар становился все сильнее, и около машин уже ощутимо припекало) и наблюдает за возней, сложив руки на груди и иронически улыбаясь.

— Каццо в рот из-под колена! — выругался Пепе. — Гхаши, что ли, электричество высосали?

Фуоко засмеялась, сначала тихо, потом все громче, и в ее смехе отчетливо прорезались истерические нотки.

— Я же сказала, Джион, — через силу выдавила он из себя, — что я чудовище. Ты не верил, а придется. Это я аккумуляторы разрядила, когда… когда от тех отбивалась…

Кирис с размаху отвесил ей увесистый щелбан, и девушка, ойкнув и ухватившись рукой за лоб, замолчала, обиженно глядя на него. Джион схватил Кириса за плечо.

— Фучи, не заткнешься, еще раз по башке дам, всерьез, — резко сказал парень, не обращая на него внимания. — Кончай уже бредить. Ты молниями швыряешься, а законы физики по моей части. Аккумуляторы из-за меня разрядились, поняла? Если ты чудовище, то и я тоже.

Фуоко молча кивнула, потерла лоб, потом с силой ткнула Кириса кулаком в солнечное сплетение, так что у него полезли глаза на лоб.

— Станешь драться — сама тебе навешаю, — сказала она. — Я, между прочим, у Джорджио тоже кое-чему научилась. Все, Джион, я в порядке. Не обращай внимания, я не в себе в последнее время. Слишком много приключений.

— Ничего страшного, дэйя, — кротко сказал телохранитель, отпуская Кириса. — Я бы сказал, с учетом всех обстоятельств вы держитесь на удивление спокойно. Один маленький вопрос к вам обоим: оружие тоже из-за ваших… фокусов не стреляло?

— Понятия не имею, — пожал плечами Кирис. — Порох мы в лаборатории не проверяли. Гравитационные векторы я умею менять, дальновидением пользуюсь, Фучи, вон, комбинацией дизель-генератора и плазменной пушки работает, а насчет оружия не в курсе.

— О таких вещах заранее предупреждать следует, — нахмурился Джион. — Если б я знал, что вы на такое способны, иначе операцию бы спланировал.

— Вы не спрашивали, — Кирис снова пожал плечами. — А я попусту трепаться не люблю.

— Я уже понял. Ладно, запасной план. Хосе, одежду дэйе! — скомандовал телохранитель. — Дэйя Деллавита, — пояснил он, пока один из кайтарцев копался в багажнике джипа, — нас должен подобрать вертолет. Мы должны добраться в место примерно в трех с половиной цулах отсюда. Там, возле храмового комплекса, есть площадка, на которую может сесть большой вертолет. По прямой мы бы за пару часов добрались деловым шагом, но по дорогам потребуется часа три. Вы способны идти?

Подошел наемник с комплектом камуфляжной формы и армейскими ботинками.

— Вот, босс, — сумрачно сказал он, с опаской косясь на Фуоко. — Куда?

Джион взял у него одежду.

— Вы можете переодеться в машине, дэйя, — он протянул одежду девушке.

— Времени нет, — отмахнулась та. Не обращая внимания ни на кайтарцев, ни на глазеющую издали толпу местных, она сбросила и сунула Джиону халат, оставшись голой, и быстро влезла в одежду и обувь. Телохранитель наблюдал за ней с каменным лицом.

— Я совсем бесстыжая стала, да, Джион? — с кривой улыбкой спросила девушка, заканчивая завязывать шнурки и распрямляясь. — Привыкай. Я уже привыкла — чуть что, и одни паленые ошметки вместо одежды.

— Поведение диктуется обстоятельствами, дэйя, — бесстрастно ответил телохранитель. — Не думаю, что кому-то сейчас ваше тело интересно больше способностей. Вы готовы идти?

Фуоко кивнула.

— Снаряжение разобрать! — скомандовал Джион. Он отошел к багажнику и несколько секунд спустя вернулся с легким бронежилетом в руках. — Позвольте помочь, дэйя.

Девушка недовольно глянула на него, но сопротивляться не стала. Пока телохранитель надевал на нее через голову жилет и затягивал ремни на боках, Кирис нацепил свой бронежилет самостоятельно. Прожженная рубашка расползалась на тряпочки, и он просто сорвал с себя ее остатки. Жилет неприятно натирал кожу, в особенности когда Кирис принялся взваливать на свой горб одну из двух переносных раций. Ну ничего, главное, что штаны пока держатся. Жаль, для него запасного комплекта одежды не захватили — и ведь сам дурак, мог бы и сообразить заранее. Ничего, авось до кости не протрет. Остальные наемники споро влезали в бронежилеты, лямки рюкзаков и ремни разгрузок с магазинами для автоматов и гранатами. Кирис в очередной раз молча им позавидовал. Его-то самого, небось, исключительно как тягловую силу используют…

— Эй! — сказала Варуйко, подходя. Ее снайперский карабин с оптическим прицелом, реквизированный в арсенале Мэя, болтался за спиной, а пальцы поглаживали рукоять ножа на правом бедре. — Стриптиз закончен? Слышь, братишка, телку ты себе, конечно, фигуристую отхватил, только рано у тебя на нее встает. Сначала отсюда выбраться нужно. Что твой крутой парень из Кайтара вчера насчет вертолета рассказывал?

— Ну, что мы за город выберемся и вызовем по рации, — недоуменно посмотрел на нее Кирис, постучав пальцем по тяжелому ящику за спиной. — Забыла, что ли?

— Я-то помню, — усмехнулась сестрица. — А вот ты, как всегда, тупой. Не понимаю, как паладары тебя вообще в Университет взяли?

— Что не так? — набычился парень.

— Аккумуляторы в машинах разряжены. Рация работает от аккумуляторов, — терпеливым тоном, как маленькому ребенку, объяснила Варуйко. — Konkludo?

— Ххаш… — прошипел Кирис, сбрасывая рацию с плеч и аккуратно устанавливая ее на землю. — Дэй Айдари, — переключился он на кваре, — нужно проверить, не разрядилась ли рация. Раз в машине аккумулятор…

— Разрядилась, я думаю, — Джион закончил застегивать ремни на Фуоко и полез в багажник за своим рюкзаком. — И, надеюсь, не только у нас, чтобы никто подкрепление вызвать не смог. Расслабься, парень. Я не рассказывал, как в «черных бригадах» на Фисте служил пятнадцать лет назад? Однажды наш взвод в джунгли на два дня отправили, гонять то ли партизан, то ли наркоторговцев, хрен их разберешь. Там много чего случилось, и вернулись мы лишь через полторы декады. Жрали лягушек и ящериц, а батарея в рации села через три дня, и к своим мы вышли чудом. Да нас еще и едва свои же не пристрелили по ходу дела, потому что по виду мы от партизан уже не отличались. С тех пор я без ручного генератора на дело не выходил. Машинка такая, ручку крутишь — батарея заряжается. У нас их две, так что выкрутимся. Ну, все готовы, уроды? — гаркнул он во весь голос. — Давно в последний раз марш-бросок совершали? Брюхо до колен отрастили, ходить мешает? А вот сейчас вспомните молодость! Парень, — он сунул Кирису в руки развернутую карту, извлеченную из-за пазухи. — Ты штурман. Мы здесь, — он ткнул ногтем. — Движемся по этой улице строго на север, ближе к окраине нужно выбраться вот сюда. Понял? Вперед!

— Подождать, атара! — незнакомый мужчина в халате и с наглухо забинтованной левой половины головы выскочил неизвестно откуда, рухнул на землю и ухватил Джиона за ноги. — Прошу, подождать! Меня слушать, очень прошу, атара!

На кваре он говорил с мяукающим местным акцентом, но речь казалась вполне разборчивой. Джион и еще пара наемников направили на него автоматы, и незнакомец уткнул голову в землю и тихо заскулил.

— Джион, погоди, — в замешательстве сказала Фуоко. — Он… его ко мне приставили следить. Он, в общем, не такой плохой дядька. Давай послушаем, что скажет, ладно?

— Атара добрый, — забинтованный приподнял голову, опасливо кося открытым глазом. — Атара понимает я не сам заставляет. Торанна-атара приказывает, я должен делать, или Торанна-атара меня убивает! Атара бежать, Торанна-атара сейчас меня в наказание сразу убивает! Прошу, меня с собой забирайте! Я проводником работаю, дорогу знаю, всегда помогаю. Умоляю, атара! Я не хочу меня убивают!

— Кто ты такой? — резко спросил Джион. — Тебя Торанна подослал?

— Юи я есть! Юи, атара! Торанна меня к Фуоко Деллавита-атара посылает, я ее командовать сказал, он проверяльники посылает! Он думает, Фуоко-атара меня убивать, никто не жалко, Фуоко-атара наказывается. Я Фуоко-атара отпускает, тогда Торанна-атара меня убивает! Я не хочу меня убивают, пожалуйста, атара! Только Шансима! Я с вами в Шансима поехаю, там ухожаю, меня больше никто не видит! Умоляю, атара!

— Джион! — решительно сказала Фуоко. — Берем его. Ты ведь наверняка большой вертолет нанял, я тебя знаю. Для лишнего человека место найдется.

— Дэйя, — тон Джиона снова стал терпеливым, — он человек Торанны. Мы ничего про него не знаем. Вы — тоже. И мы пойдем очень быстро. Вас мы сможем нести при необходимости, а вот его даже и пытаться не станем.

— Меня не надо нести! — в отчаянии заскулил забинтованный Юи. — Я сам быстро хожаю! Я от вас никогда не отставаю, атара, честно!

— Джион! — с нажимом произнесла Фуоко, упирая кулаки в бедра.

— Нет времени на препирательства! — процедил Джион сквозь зубы. — Ххаш… Кир, скажи сестре: пусть следит за этим малахольным придурком и пристрелит его при малейшем подозрении. Эй, уроды! Вперед! Перебирайте копытами, пока их не отстрелили!

Кирис быстро перевел Варуйко приказ Джиона. Та молча пожала плечами, взяла забинтованного за шиворот халата и словно котенка вздернула на ноги.

— Мне с тобой возиться недосуг, шо, — холодно сказала она, поднося нож к лицу перебежчика. — Если хотя бы на полногтя почую крысу, кишки выпущу. Осознал?

— Да-да, атара! — мелко закивал забинтованный, переходя на катару. — Честное слово, я не доставлю никаких неприятностей, атара! Если останусь, Торанна-атара меня убьет на месте! Я всего лишь хочу добраться до Шансимы!

— Да мне похрен, чего ты хочешь, — Варуйко вбросила нож в чехол. — Я предупредила, дальше сам думай.

Она развернула Юи и коленом под задницу послала его вперед, за группой кайтарцев, охватившей Фуоко плотным кольцом и уже начавшей движение. Спохватившись, Кирис бегом нагнал их и чуть обогнал, на ходу заглядывая в карту и пытаясь сориентироваться на местности.

Рация за спиной, поначалу вроде бы и не слишком тяжелая, постепенно становилась все более увесистой. Вдобавок ремни чехла оказались плохо пригнанными, и проклятый ящик болтался из стороны в сторону. Бронежилет защищал от острых углов, но все равно еще до того, как группа добралась до серверной границы города, Кирис успел стереть кожу чуть выше поясницы. К счастью, неподалеку от окраины им навстречу попался небольшой трактор с открытой кабиной и прицепом, доверху груженый какими-то матерчатыми тюками. Мгновенно сориентировавшийся Джион тормознул его, махнув оружием, выдернул водителя, как морковку с грядки, сунул ему в руку несколько купюр и отшвырнул на обочину.

— Есть транспорт. Что уставились? Прицеп разгрузить, быстро! — рявкнул он.

Пока наемники сбрасывали тюки на землю, водитель слабо копошился в густой высокой траве. Наконец, до него дошло, что происходит что-то необычное, и он поднялся, неуверенно оглядываясь.

— Э! — недоуменно сказал он. — Что вы с моим трактором делаете?

— Мы его купили, — насмешливо сообщила Вара, в разгрузке участия не принимающая. — Деньги у тебя в кулаке. По-моему, раза в два переплатили за твою швейную машинку на колесах. Ты бы валил отсюда, шо, пока по шее не схлопотал.

— Мой трактор! — тупо повторил бывший владелец. — Зачем забираете?

— Ты чё, тупой? — осведомилась Вара, приближаясь, и абориген поспешно отступил. — Тебе сказано — купили его. Ты себе новый купишь.

— Но мой же трактор! — в голосе аборигена скользнули умоляющие нотки. — Атара, мне семью кормить надо! Как я без трактора возить стану? Отец возил, дед возил, где я другой возьму?

— Ты точно тупой! — Вара нахмурилась и двинулась вперед, поднимая руку для удара.

— Погоди, атара! — забинтованный Юи вклинился между ней и трактористом. — Я сам ему объясню. Слушай, шо, — он угрожающе повысил голос. — Большие люди взяли твой трактор. Им нужно доехать до храма Чистой воды. Завтра придешь туда и заберешь. Понял? Храм Чистой воды! Теперь уходи отсюда, пока тебя не убили, живо!

— Да-да, атара! — быстро закланялся абориген. Он спиной вперед отступил на несколько шагов, повернулся и бросился наутек.

— Интересно, и откуда ты знаешь, куда мы едем? — осведомилась Вара, левой рукой ухватывая Юи за халат и рубашку на груди и подтягивая к себе. Ее правая рука скользнула к рукояти ножа. — Шпионил?

— Нет, атара! — забинтованный ухватился за ее запястье, тщетно пытаясь вырваться. — Честное слово, не шпионил! Вы так громко говорили, что я случайно услышал! Вы на вертолете хотите улететь, а ближайшее место за городом, где большой вертолет сесть может — возле храма Чистой воды. В городе нельзя, в лесу нельзя, на рисовых чеках нельзя, только возле храма большая мощеная площадь! Я не шпион, честное слово!

— Ну, смотри… — угрожающей протянула Вара, но Юи все-таки выпустила.

— Эй, вы двое! — нетерпеливо крикнул Джион. Один из кайтарских наемников уже сидел за рулем дребезжащего трактора и медленно разворачивался посреди дороги. — Сюда, быстрее, если не хотите за нами на своих двоих бежать.

Кузов прицепа оказался достаточно вместительным, чтобы впритирку влезло десять человек, но плохо приспособленным для людей. Вдоль высоких бортов тянулись узкие лавочки, сидеть на которых удавалось плохо. После того, как все устроились, сгрузив рюкзаки и рации в центр кузова, Кирис обнаружил, что его колени почти упираются в подбородок. Вытянуть ноги места уже не оставалось. Трактор неторопливо затарахтел по улице сквозь длинные утренние тени (из дверей и окон выглядывали встревоженно-любопытные лица), и хотя тащился он со скоростью от силы четыре-пять цул в час, трясло так, что зубы выбивали отчетливую дробь.

— Карту! — приказал Джион, и парень, щекой ощущая дыхание прижавшейся Фуоко, с облегчением отдал ему бумажный лист. Все равно хреновый из него штурман вышел бы… Кайтарцы настороженно оглядывались по сторонам, держа автоматы наизготовку. Джион, повертев карту в разные стороны, крикнул водителю что-то неразборчивое за грохотом, и склонился к рации.

— Да, батарея мертвая, — констатировал он, пощелкав тумблерами. Достав из своего рюкзака небольшую коробку, он распахнул крышку, вытащил и вставил в отверстие сбоку рукоятку, присоединил два провода к клеммам на рации и вручил агрегат Кирису. — Крути, парень. Десять минут — и на минутный сеанс связи хватит.

Фуоко молча отобрала, почти вырвала у него зарядное устройство, и принялась яростно вращать рукоятку. Джион метнул на парня прищуренный взгляд, открыл рот, подумал — и ничего не сказал. Вместо того он вытащил еще одну такую же коробку, подсоединил к второй рации и принялся вращать ручку сам.

Дома кончились, и по сторонам дороги потянулся бамбуковый лес. Прицеп принялось подбрасывать на кочках еще сильнее.

— Фучи, дурью не майся, — сказал Кирис на ухо подруге, удерживая ее за верхнюю часть бедра под бронежилетом, чтобы не вывалилась из-за тряски за борт… да и потому, что приятно. — Отдай генератор. Я в два раза сильнее тебя и в пять раз выносливее.

— Поработаю — отдам… — сумрачно откликнулась та, сосредоточенно пыхтя. — Успеешь еще, накрутишься… Слушай… а если мы молнии организуем… и ток прямо в провода запустим?.. Напряжение больше, быстрее же получится… Я в сериале «Простой бытовой рельсотрон»… такое видела… мультяшном, фантастическом… ну, в Барне по телику показывали… а, ты не смотрел, наверное… ф-фу, такая жарища с утра пораньше!..

— Фучи, — ласково сказал Кирис, — тебя, похоже, по голове в последнее время слишком часто били… — Ему в глаза снова бросились седые волосы Фуоко, и он осекся. Наверное, упоминать сейчас про голову — не слишком хорошая мысль. — Ты хоть думай, что говоришь. Я хоть и дурак с улицы, а и то знаю, что нельзя слишком сильное напряжение подавать, не то спалишь агрегат. Ты как свои молнии регулировать собралась? И потом, Чин говорил, что если слишком сильным током заряжать, в батареях водорода много выделяется, он от наших разрядов взорваться может. Ну-ка, дай сюда, быр-быр девочка!

Невзирая на упрямое сопротивление, он выдрал из пальцев подруги зарядник и принялся сам вращать ручку. Та крутилась ощутимо туго. Да, действительно, занятие не для слабаков.

— Справился, да? — обиженно спросила девушка, стукнув его кулачком по плечу.

— Угу, — кивнул Кирис. — Просто обожаю всякую мелюзгу обижать. Сиди уж, отдыхай… принцесса.

Он на секунду снял руку с рукоятки, поднес палец к носу Фуоко и, сосредоточившись, пустил крупную, громко щелкнувшую искру. Девушка, тихо взвизгнув, отпрянула, потом несколько раз стукнула Кириса кулаком по макушке, хотя и не больно. Сидящий вокруг наемники отпрянули, насколько позволял тесный кузов, двое даже осенили себя косым знамением. Один Джион и глазом не повел.

Следующие десять минут они тряслись между густых бамбуковых зарослей, перемежавшихся какими-то незнакомыми деревьями. Наконец Джион отложил зарядник себе под ноги, щелкнул тумблером и склонился к приборной панели рации.

— Ага… — удовлетворенно пробормотал он, надевая наушники и щелкая переключателями. — Баклан, Баклан, я Землеройка, ответь, — громко, перекрывая грохот, произнес он на катару фразу, которую в компании с Варуйко и Кирисом накануне заучивал весь день. — Баклан, Баклан, я Землеройка, ответь, — повторил он после паузы. — Баклан, Баклан… Баклан, слышу тебя. Солнце взошло. Солнце взошло.

Выслушав ответ, он удовлетворенно кивнул, затем переключил частоту.

— Зорра, Гатто, я Землеройка. Зорра, Гатто, я Землеройка. Доложить статус.

Некоторое время он прислушивался.

— Понял. Идите к месту эвакуации, — наконец сказал он. — Мы на подходе, у вас максимум полчаса.

Джион снял наушники и выключил питание.

— Вертушка пошла! — сообщил он. — Через двадцать-двадцать пять минут доберется до места. Парсы в порядке и бодро бегут к назначенному месту. Обещают успеть вовремя.

— Парсы? — вскинулась Фуоко. — Они здесь?

— Куда они денутся… — усмехнулся Кирис, снимая руку с ручки зарядника и разминая кисть. — Только учти, у них сейчас вся соображалка в тела загружена, и если их убьют, то с концами.

— Ты крути давай, парень! — прикрикнул Джион. — Мало ли что…

Кирис метнул на него взгляд исподлобья, но огрызаться не стал и вернулся к работе. Руки устали не слишком сильно, можно и позаряжать еще немного. Прав Джион: лучше впустую поработать, чем остаться без связи в решительный момент. И ведь сам виноват, родной — из-за тебя батареи сели.

Сверху донесся гул двигателя.

Небольшой вертолет, сверкая пузырем стеклянной кабины и диском винта в лучах восходящего солнца, неторопливо полз по небу. Сосед Кириса вскинул руку козырьком к глазам и выругался сквозь зубы, вглядываясь.

— Кир! — Варуйко дотянулась до брата через весь кузов и хлопнула его по плечу. — Скажи им, пусть тормознут тарахтелку. Я его подшибу.

Она передернула затвор снайперской винтовки, которую до того держала меж ног, и принялась вглядываться в небо через оптический прицел. Однако еще до того, как Кирис успел сказать хоть слово, Джион положил руку на оружие и отвел его в сторону.

— Кир, передай своей сумасбродной сестре, чтобы не лезла на рожон без команды. На такой высоте из карабина все равно не попасть. Похоже, шанс пострелять у нее еще появится.

Когда Кирис перевел, Вара хмыкнула, щелкнула предохранителем, одарила Джиона презрительным взглядом и снова принялась следить за вертолетом.

— Кир, ты можешь на него поближе посмотреть? — шепотом спросила Фуоко. — Дальновидением?

— Я уже сегодня на один посмотрел, — пробормотал тот. — Он, похоже, грохнулся в итоге. Ну, щас попробую… Следи, чтобы меня свои не прикончили со страху, а то я искрю в последнее время. Вчера днем вообще как новогодний фейерверк вдруг светиться начал.

— Днем? — переспросила Фуоко, странно на него глядя. — Меня вчера днем… — Она замолчала. — В общем, вчера кое-кого пугнуть пришлось. Может, и ты из-за меня искрил?.. Ой, ладно, потом. Давай, смотри, кто там.

Кирис кивнул, закрыл глаза и сосредоточился. Тщетно. На грани зрения мельтешили огненные пятна и полотнища цветного пламени, но подключиться к летающему глазу не удавалось. Потом словно что-то щелкнуло, и он увидел внизу какие-то поля, дороги и… лес? Они выглядели как-то странно, и он далеко не сразу понял, что земля покрыта пеленой самого натурального снега. Солнце стояло высоко, хотя и начинало клониться к закату, и от отдельно стоящих разлапистых деревьев, чью породу он не мог определить, тянулись тени. Цепочка муравьев медленно ползла по белой равнине, и когда Кирис сосредоточил взгляд, то разобрал мерные взмахи рук с палками и странно перемещающиеся ноги. Лыжники! Настоящие лыжники! Интересно, в какой стране он оказался? Как бы отвечая на его вопрос, то, что транслировало изображение, внезапно дернулось в сторону, и мимо пролетел самолет — небольшой одномоторный биплан незнакомой конструкции. На его хвосте Кирис успел разглядеть цифры и надпись под синим прямоугольником с горизонтальной желтой полосой. Ставрия?! Судя по зиме, где-то далеко на юге Торвалы. Или на севере? Нет, кажется, на севере материк не настолько близок к полюсу, чтобы летом снегом покрываться. Фига ж себе, куда его занесло… Но сейчас не до Ставрии. Усилием воли он разорвал связь и открыл глаза.

— Ничего рядом нет, — покачал он головой в ответ на немой вопрос Фуоко. — Или просто зацепиться не могу. Я искрил?

— Не-а. Ну ничего, вертолет все равно улетел. Джион, нам еще долго ехать? — осведомилась Фуоко.

— Нет, — подумав, сообщил телохранитель. — Минут пятнадцать-двадцать.

Бамбуковые стволы по сторонам дороги начали редеть, и за очередным поворотом неожиданно открылся вид на большую зеленую долину, по которой извивалась довольно широкая река. Дорога потянулась по узенькой полосе между лесом и обрывом, с которого открывался отличный вид на разбросанные тут и там деревушки, на расчерченные прямоугольники рисовых полей и на несколько деревянных храмов, стоящих на берегу на расстоянии примерно в цулу.

— Мы ближе, чем я думал, — Джион вгляделся в храм, и остальные повернули головы в том же направлении. — Минут через десять доберемся. Площадь перед храмовым комплексом видите, дэйя? Там условленное место встречи. Вертолет скоро сюда доберется, мы погрузимся — и через полчаса окажемся в аэропорту Шансимы. Там наготове ждет частный самолет.

— Джион, — напряженно произнесла Фуоко, — я же сказала — я в Барну не вернусь. Ты ведь сам видел…

— Оставим разговор до вертолета, — поднял ладонь телохранитель. — Сейчас главное — выбраться с враждебной территории. Есть… важные обстоятельства, вам не известные, дэйя.

— Какие?

— Позже.

Девушка подозрительно глянула на него, но развивать тему не стала. Вместо того она просунула свою руку под руку Кириса, обхватила ее и крепко прижалась телом к его плечу. Вара ухмыльнулась, глядя на них, и Кирис почувствовал, что краснеет.

Спустившись в долину вдоль обрыва, дорога потянулась меж рисовых чек, по которым тут и там бродили мужчины в подвернутых до колена штанах и женщины в подоткнутых юбках. Завидев трактор, они распрямлялись, широко распахнув от удивления глаза, и его трактор с разинутыми ртами. Некоторые начинали униженно кланяться. Кириса неприятно кольнуло изнутри. Он вдруг сообразил, как Фучи должна воспринимать окружающее: заболоченная земля, бедные грязные крестьяне, всеобщий страх перед вооруженными людьми… Дикая примитивная страна, где девять человек из десяти по-прежнему живут так, как жили их прадеды: без электричества, без нормальной медицины, в тесных домах, с разваливающимися тракторами, передающимися по наследству от отца к сыну как величайшая ценность… Блеск и величие небоскребов Шансимы и других крупных городов — звезда из яркой фольги, криво и косо прилепленная на покосившуюся бамбуковую хижину. В Кайтаре даже после Удара последний безработный живет лучше большинства местных крестьян. По крайней мере, он всегда может рассчитывать на хотя и мизерное, но пособие, не позволяющее умереть с голоду. Что сейчас чувствует Фучи, девочка из богатой семьи, воспринимающая роскошь так же естественно, как местные крестьяне — голод и недомогания? Брезгливое отвращение? Страх? Желание побыстрее оказаться подальше?

Трактор приблизился к небольшой группе домов, со всех сторон окруженных полями. Здания вдоль дороги по большей части представляли собой магазины, сейчас закрытые. Краска на больших ставнях витрин потрескалась и облупилась, входы в магазин выглядели черными провалами, забранными легкими бамбуковыми решетками. Дома чуть поодаль от дороги стояли пустыми, у многих даже не было дверей — и внутри не замечалось никакой утвари, помимо треножников над очагами. Некоторые дома покрывала черепица, но в основном — широкие плотные листья незнакомого Кирису дерева. Деревушка выглядела вымершей. Возможно, во времена больших храмовых праздников, когда мимо тянутся вереницы паломников, она и оживала, но сейчас только несколько совсем мелких, не старше пяти лет, детишек возились в пыли, с любопытством следя за проезжающим трактором.

— Джион, скажи ему остановиться, — вдруг громко сказала Фуоко. — Я хочу посмотреть.

— Нет времени для экскурсий, дэйя. Нам нужно к вертолету.

Фуоко молча выпустила руку Кириса, резко встала, едва удерживая равновесие в трясущемся прицепе, и спрыгнула на землю через бортик. Благодаря низкой скорости она удержалась на ногах, пробежав несколько шагов, держась за прицеп, после чего отцепилась и замерла.

— Стой! — заорал Джион водителю. — Стой, хода пута!

Кирис перебросил тело через бортик — утоптанная земля стукнула его по подошвам, и прожженные штаны опасно треснули в паху и на коленях — и подбежал к Фуоко.

— Ты чё творишь? — поинтересовался он.

Тарахтение трактора стихло, и кайтарцы повыпрыгивали из прицепа. Подошел Джион, широко шагая.

— Дэйя, — сказал он, с трудом сдерживая раздраженные нотки в голосе. — У нас нет времени на осмотр достопримечательностей…

— Вертолета еще нет, — перебила его Фуоко. — Ничего не случится, если мы задержимся на две минуты. Да тут за пять минут пешком дойти можно.

Джион отчетливо скрипнул зубами, возвел глаза к небу и отвернулся.

— Две минуты, — буркнул он. — Через две минуты я погружу вас на трактор, даже если станете кусаться и царапаться.

Фуоко медленно осмотрелась. Из-за угла вывернулась древняя бабка в мешковатом балахоне, сто лет назад, наверное, являвшемся ципао или чем-то похожим, подхватила с земли двух копошащихся детишек и уковыляла обратно, встревоженно оглядываясь. Девушка подошла к облупившемуся магазину, положила руку на деревянную решетку и замерла.

— Как же они здесь живут, Кир? — тихо спросила она. — В таких… разве это дома?

— Вот так и живут, атара, — ответил неслышно подошедший Юи. На той части его лица, что не закрывали бинты, появилось странное выражение: смесь ненависти с отчаянием. — Я в таком месте рос. Моя мать в двадцать и один лет от горячки умерла. Люди всегда голодают. Круглый год на полях работают. Ноги язвами покрываются, язвы гниют, кровь тоже гниет. Тебе не понять, атара. Твой отец богатый, ты голода не знаешь, холода не знаешь, страха перед завтра не знаешь. Сборщики налогов приходят, деньги отбирают, бьют. Завтра неурожай случится, послезавтра ты от голода распухнешь, потом умрешь. Я ребенком в город сбежал, там на улице милостыню просил, еду воровал, почти умер. Потом…

Он осекся, быстро оглянулся, ссутулился и начал быстро кланяться. На его лицо вернулось прежнее испуганно-угодливое выражение.

— Юи не хотеть невежливо говорить, — быстро забормотал он. — Юи все плохо говорить, он извиняется сильно-сильно, очень сильно-сильно!..

— Знаешь, Кир, — Фуоко словно разговаривала сама с собой, уставившись в грязную стену, — Мэй мне на Могерате предложил остаться. Сказал, чтобы я закончила Университет, и он мне любую работу найдет, какую захочу. Я думала, в большой лаборатории какой-нибудь, главный исследователь, науку двигать, с Красной Звездой возиться, все такое… А они вот так живут. Все. Там, в городе… в Оокие… там ведь так же. Дома деревянные, стекол нет, водопровода нет, все боятся — солдат, Анъями, меня… Я-то сбежала — а они куда сбегут? Даже благотворительность бессмысленна: если деньги товарами не обеспечены, инфляция начнется и все такое. Да и не хватит на сто пятьдесят миллионов человек никакой благотворительности. Я все думала, какая я несчастная, что мне деваться некуда… а они? Куда им-то деваться от своей жизни? Кир, я эгоистка, да?

— Время вышло, дэйя, — мягко сказал Джион. — Пора ехать дальше.

— Поедем, Джион. Сейчас поедем. Только, знаешь, я сейчас про паладаров думаю. Они ведь на Палле… даже в самых богатых странах… совсем ведь как мы здесь. Для них мы такие же нищие несчастные дикари. Зачем они с нами возятся, Кир? Зачем Риса прилетела сюда? Как они нам помогут? Как МЫ можем сбежать от своей жизни?

— Опять рефлексировать начала? — Кирис положил ей руку на плечо и встряхнул. Фуоко повернула к нему голову, и ее взгляд медленно сфокусировался. — Еще щелбана захотела? Просто скажи, у меня их целая куча в запасе. Риса же тысячу раз повторяла: спасти нас можем только мы сами. Для того и Университет забацали. Но если мы в местном болоте застрянем, тебе и паладары, и Университет без надобности окажутся. Валим отсюда.

— Вертолет слышно, — негромко сказал один из кайтарцев, кажется, Пепе. — Тарахтит.

Издалека и в самом деле донесся пока еще едва слышный гул. Прищурившись, Кирис разглядел далекую темную точку в небе. Она приближалась со стороны, едва ли не противоположной Оокию. А, ну да: город тоже в зоне действия ПВО базы «Нерпа», если Мэй не соврал, стороной облетать нужно.

— Грузимся, — приказал Джион. Телохранитель приблизился к Фуоко и положил руку ей на плечо. — Дэйя…

— Смотрите, кто там шустрит? — спросил один из наемников, из-под руки вглядываясь вдоль дороги. — Собаки, что ли? Или парсы догнали?

По дороге и в самом деле приближался шлейф пыли, тянущийся за двумя быстрыми смутными пятнами. Через несколько секунд парсы резко затормозили возле Фуоко. Их шерсть покрывал толстый слой грязи, превративший и черно-белый мех Гатто, и бело-рыже-зеленые пятна и полосы Зорры в одинаковый желто-коричневый покров. Парсы дружно встряхнулись, вернув себе намек на прежнюю расцветку, и столбиками поднялись на задние лапы, свесив остальные вдоль тела.

— Фуоко найдена! — сообщила Зорра довольным тоном. — Фуоко глупая, опять хнычет. Кирис болван, успокоить не умеет.

— Кирис большой и сильный, — согласился Гатто. — Больше силы — меньше ума. Закон.

— Ну нифига себе! — возмутился Кирис. Он попытался было дотянуться до уха своего спутника, но тот с легкостью уклонился, ухмыляясь во всю пасть. Фуоко присела на корточки и крепко обняла Зорру, принявшуюся с энтузиазмом лизать девушку в щеку и ухо. Фуоко хихикнула и отмахнулась.

— Зорра, ты жива, — она потормошила парсу. — Хорошо!

— Зорра жива. Психоматрица перемещена в носитель. Ограничители развития интеллекта сняты. Зорра стала умница!

— В носитель? — Фуоко в замешательстве оглянулась на Кириса.

— Ну, я же говорил. Паладары ушли пока, — сумрачно объяснил тот. — Арасиномэ разбушевался, крушит в космосе все подряд, им опасно оставаться. Каналы субсвязи волют привлекают, так что все дроны пока заморожены, и вообще теперь адмирал Мариси в Хёнконе главный. Зорра с Гатто свои психоматрицы в тела поместили, чтобы управляющие каналы не светить. Под пули их больше подставлять нельзя: если их опять расстреляют, психоматрицы разрушатся вместе с телами.

— Паладары ушли… — Фуоко погладила Зорру по голове и выпрямилась. — Ага, Мэй упоминал, что в Хёнконе что-то странное происходит. Блин… Кир, мне нельзя в Хёнкон без паладаров возвращаться. И что делать?

— Для начала — убраться отсюда, — с уже явно слышимым раздражением заявил Джион. — Дэйя, вы просили две минуты. Прошло больше пяти. Вертолет уже у храма садится, а мы все еще здесь. Вы успеете наговориться и в вертолете, и в Шансиме.

— Смотрите! — вдруг резко сказала Вара. — Там, на обрыве!

Хотя она говорила на катару, все дружно обернулись туда, куда она указывала рукой.

По дороге, тянущейся по обрыву, тянулся длинный пыльный хвост. По крайней мере три больших тяжелых грузовика с кузовами, закрытыми тентами с защитной раскраской, спускались в долину. Развить большую скорость в том месте они не могли, но даже так они быстро приближались.

— Солдаты, ходер! — прошипел Джион. — Дождались-таки. Дэйя, в машину, живо…

Он шагнул вперед, протягивая руку, чтобы ухватить Фуоко за плечо.

В следующий момент голова Кириса взорвалась болью.

Мир завертелся и принялся гаснуть, и только чудовищным усилием воли парень удержался на грани небытия. Падая на землю, он с каким-то отстраненным холодным интересом наблюдал, как Юи, двигаясь с невероятной скоростью, бьет Вару ногой в живот, и та начинает отлетать в сторону — а Юи уже пинает Джиона в пах и сразу же достает согнувшегося телохранителя коленом в подбородок — а Юи уже ухватывает Фуоко за запястье, выворачивает его, заставив девушку выгнуться дугой от боли, оказывается за ее спиной, разворачивается, прижимаясь к стене дома — и перед лицом девушки оказывается граната с выдернутой чекой, предохранительная скоба пока еще прижата пальцем к рубчатому корпусу…

Когда Кирису удалось, наконец, отогнать сгущающийся перед глазами черный туман, он осознал, что стоит на четвереньках, и из прокушенной губы течет соленая кровь, а в голове звенит, словно в колоколе. Джион неподвижно лежал на спине, а Вара, согнувшись в три погибели и хватая ртом воздух, но с пистолетом в руке, держала Юи на прицеле. Остальные кайтарцы стояли полукругом, направив на Юи свои пистолет-пулеметы, но на их лицах застыло одинаковое растерянное выражение. Забинтованный стоял, прислонившись к стене дома. Одной рукой он удерживал завернутую за спину кисть Фуоко, а другой — гранату перед ее лицом.

— Смотри-ка ты, сопляк, а крепкий… — с удивлением констатировал Юи, глядя на Кириса. — Я думал, что тебя напрочь вырублю, а ты еще шевелишься.

— Я тебя, суку, сейчас на куски рвать буду! — пообещал парень, однако уже бессильно понимая, что до ублюдка не добраться. — Ты у меня землю жрать станешь…

— Мечты, мечты… — усмехнулся тот. — Прежде, чем вам с сестричкой придет в голову что-то хитрое, учтите, что у меня шестой нивел в нагуриай. И даже если я не успею среагировать, граната у меня в руке — с укороченным запалом. Рванет сразу, как я отпущу рычаг. Даже если меня кончите, от твоей искрящейся шлюшки одни ошметки останутся.

— Ты, сука, чего добиваешься? — зло спросила Варуйко, быстро восстанавливающая дыхание. — Ты же бежать в Шансиму хотел от своего ненаглядного Торанны. Ты, сволочь, сначала своего оябуна предал, а теперь и нас? Предупреждал же нас Мэй насчет тебя, а я, дура, забыла совсем…

— Предал? — Юи негромко рассмеялся, и Кирис поразился, как он изменился. Вместо перепуганного униженного слуги, готового пресмыкаться перед каждым сильным, перед ними стоял высокомерный, уверенный в себе мужчина. — Предал оябуна? Ты имеешь в виду нашего умненького Мэя?

Он опять засмеялся.

— Я работаю на Торанну-атару уже двенадцать лет, и в «Кобру» вступил, только чтобы следить за ними и под себя подмять при удобной возможности. Жаль, не сумел Мэя кончить тогда, в переулке, ну да все еще впереди. Но тебе, бешеная, наши дела неинтересны. Ты ведь в Хёнконе на Мариси шестеришь? Вот и возвращайся к нему с наилучшими пожеланиями от Торанны-атары. Да побыстрее: сейчас сюда доберутся солдаты Шань-атары, которых я вызвал еще из бара по телефону — никто ведь не обращает внимания на перепуганного слугу, ползающего на карачках, верно? Еще немного — и я вместе с нашей драгоценной Фуоко Деллавита вернусь обратно в Оокий. Остальные меня не волнуют, так что можете валить к своему вертолету. Я даже скажу, чтобы за вами погоню не отправляли. А тебя, моя дорогая, — он переключился с катару на кваре, и Кирис заметил, что дурацкий акцент и ломаная речь испарились вместе с наигранным образом труса, — когда вернемся назад, придется на прочную цепь посадить. Как ты относишься к стальным цепям, молодая дэйя? Сумеешь пережечь?

— Кир, что ему нужно? — напряженно спросила Фуоко. — Что он говорил?

— Да я и повторить могу, — ухмыльнулся Юи, поблескивая одиноким глазом из-под бинтов. — Специально для тебя и крутых ребят из Кайтара. У меня граната с укороченным запалом, взрывается мгновенно. Опасно и для меня, конечно, но кто не рискует, тот не добивается успеха, а? Я с дэйей Деллавита и приближающимися солдатами возвращаюсь в Оокий, а вы катитесь восвояси. Другие варианты пробовать очень не рекомендую, плохо кончится. А рекомендую отправиться к храму быстрой трусцой прямо сейчас: грузовики подъедут через пару минут, и я не уверен, что смогу и захочу удержать их от стрельбы по вооруженным чужакам.

Трусцой? Только сейчас Кирис обратил внимание, что трактор весело полыхает, и к небу от него поднимаются клубы черного вонючего дыма.

Его вдруг охватило бешенство — черное, нерассуждающее, смертельное. Тело словно запылало огнем от макушки до пяток. Таких ощущений он раньше не испытывал. Часто затрещало, запахло озоном: сетка молний окутала его торс и руки.

— Ай-яй-яй, как страшно! — насмешливо сказал Юи, снова переключаясь на катару. — Только, знаешь, граната бояться не умеет, а молния от осколков не убережет. Неужто ты знаешь способ прикончить меня и укрыть свою кайтарскую шлюшку от взрыва? И даже рискнешь его использовать?

— Ты все равно сдохнешь! — пообещала ему Вара.

— Все рано или поздно отправятся в Нирвану, — философски заметил Юи. — Но конкретно у вас осталось не больше минуты, чтобы свалить отсюда быстрой трусцой…

И в этот момент Зорра, медленно подкрадывающаяся сбоку вдоль стены дома, прыгнула.

Кирис заметил ее движение исключительно благодаря тому, что уже несколько секунд наблюдал за парсой краем глаза, изо всех сил стараясь не выдать ее неловким взглядом. Пестрое пятно бесшумно мелькнуло в воздухе, и Юи внезапно взвыл не своим голосом, когда ее зубы и все шесть наборов острейших когтей впились ему в правое плечо и предплечье. Рукава халата и рубашки мгновенно распались в бесформенные клочья, словно сделанные из паутины, и кровь обильно хлынула из пары дюжин глубоких рваных ран. Под тяжестью парсы рука Юи упала вниз. Повисшая вниз головой, но не отцепившаяся Зорра обхватила передними лапами его кисть вместе с зажатой гранатой, и ее когти, а сверху — еще и зубы, превратились в челюсти могучего стального капкана, намертво придавившие предохранительный рычаг к корпусу. Прежде чем Кирис успел сдвинуться с места, парса как-то странно дернулась всем телом и средними лапами, и вопль Юи перешел в отчаянный визг. В следующую секунду парса скатилась на землю, зубами и передними лапами по-прежнему стискивая окровавленный бесформенный кусок мяса, в котором с трудом угадывалась человеческая кисть с зажатым металлическим корпусом. Извернувшись всем телом, Зорра перевернулась на спину, свернулась в пружину — и с секунду спустя в промежутке между домами, куда отлетела граната, словно пуля отброшенная задними ногами, грохнуло. Из переулка выметнулся большой султан пыли, и занавески на окнах в доме рядом выметнуло наружу раздутыми парусами.

Выпустив отскочившую в сторону Фуоко, Юи рухнул на колени — визг сменился короткими отчаянными всхлипами — и неверяще уставился на обрубок, в который превратилась его правая рука. Кровь хлестала из множества ран и струей стекала на землю. Через несколько секунд, в течение которых потрясенные люди неподвижно стояли в шокированном безмолвии, в пыли у его ног образовалось большое, темное, стремительно расширяющееся пятно.

— Трындец парню… — пробормотал кто-то на катару. — Сейчас от кровопотери сдохнет.

— Я… сдохну… — согласился Юи, тяжело дыша и с трудом ворочая языком. — Но не один. Ты… веришь в своего Ваххарона… дэйя Деллавита? Самое время… приготовиться к встрече…

Его левая рука скользнула под халат — и у Кириса не осталось даже секунды, чтобы обозвать себя идиотом. Он отчаянно рванулся вперед, чтобы прикрыть собой Фуоко — и в момент, когда вторая граната взорвалась в руке у Юи, он уже понял, что не успевает…

…в наступившей абсолютной тишине исказившийся мир закружился вокруг в странном танце. Острые колючие крошки неприятно скользили по коже, и он с недоумением стряхивал их, пытаясь понять, откуда они взялись: он не заметил сочетаний огоньков, органической материи и металла, которые их иногда производили. Впрочем, память услужливо напомнила рассказы друзей, сообщавших о таких же случаях. Им даже иногда неприятно обжигало пальцы. Подумав, он передал всем сообщение о новом случае, но ответов дожидаться не стал: один из любимых огоньков заколебался и едва не потух. Да и со вторым, уже давно сидевшим с первым в одной грозди, случилось что-то странное: внезапно вспыхнув, он начал медленно гаснуть. Так уже случалось — с первым, не со вторым, и по первому разу он помнил, что можно сделать, но второй гас как-то не так, как первый. Было бы обидно потерять красивого теплого пушистика, лучшего в коллекции, в выкармливание и уход за которым вложено столько сил и который своим криком так вовремя предупредил о приближающихся пожирателях…

…и тяжелая равнодушная лапа наотмашь врезала ему в лицо, отбрасывая назад, и что-то твердое и бугристое с такой же силой ударило сзади, и пару ударов сердца спустя пришла тупая гудящая боль в отбитом затылке. Какое-то время Кирис лежал на земле навзничь, слушая гулкие, словно в бочке, далекие голоса, выкрикивающие невнятные слова. Потом над ним склонилось знакомое лицо.

— Кир! — он не столько услышал, сколько прочел по губам сестры. — Кир! Ты меня слышишь? Ответь, Кир! Не вырубайся!

С трудом ворочая непослушное отяжелевшее тело, он повернулся сначала на бок, потом на живот — мир все громче гудел странными голосами — поднялся на четвереньки… Чьи-то руки подхватили его, помогли выпрямиться — два тяжелых грузовика стояли неподалеку, полностью закупорив улицу, и мимо них протискивались люди в зеленых штанах и рубашках с короткими рукавами, с автоматами в руках, толпились в нескольких шагах, не решаясь приблизиться — и двое кайтарцев склонились над Джионом, поднимая его — и двойной тонкий плач резанул по ушам, пробившись сквозь ватные пробки в ушах…

Фуоко неподвижно лежала на спине, неловко подвернув под себя руку. Левая сторона ее лица и темени являла собой ужасную кровавую мешанину лохмотьев кожи и прядей волос, перед тем седых, а сейчас темно-красных. Правый глаз девушки, широко открытый, неподвижно уставился в небо. Парсы, припав к ее груди с двух сторон, тонко жалобно скулили. Кирис рванулся, отцепляясь от поддерживающих его рук. Земля волнами ходила под ногами, и он, не успев сделать и шага, упал на колени и пополз на четвереньках, не видя перед собой ничего, кроме любимого, жутко обезображенного лица. Кто-то громко кричал, ревел, стонал, и он не сразу сообразил, что это — он сам.

— Фучи! — вопль рвался у него из горла, но застревал, искажался, отбирал дыхание. — Фучи!

Ее надо в больницу, срочно! — билась в голове мысль. В больницу! С трудом перемещая непослушное тело, он подхватил девушку и невероятным напряжением воли заставил себя подняться, едва удерживаясь на ногах. В глазах рябили серо-багровые пятна, и он вдруг понял, что вокруг кружится чудовищная метель — десятки, а то и сотни волют, как недавно в баре. Быстро сгущалась пелена серого тумана, плотной завесой скрывая окрестности. Его снова начало мотать из стороны в сторону, и не его одного: солдаты в зеленых рубашках, почему-то оказавшиеся перед ним, сгибались и падали на землю, словно под внезапно навалившейся тяжестью. В ушах зародился и начал быстро набирать силу хорал пронзительных нот, в котором отсутствовала лишь одна — та, что он хотел услышать больше всего на свете: нота Фуоко.

Голова девушки на его руках безжизненно запрокинулась назад, и ее уцелевший глаз стеклянно смотрел куда-то в стену дома. Она мертва, шепнуло что-то внутри. Она умерла, и ты виноват. Страшное, невероятное отчаяние охватило Кириса, и он зарычал, желая только одного: умереть вместе с ней. Облако молний и серая вата энергоплазмы окутали его с Фуоко. Водоворот багровых огней слился в сплошную стену, и вокруг уже не осталось ни одного человека, и тупая морда грузовика в паре метров впереди вдруг вздрогнула и вздыбилась, а кабина просела, словно что-то массивное рухнуло на нее сверху. Потом грузовик пропал, будто сметенный невидимой рукой, и остались лишь серый туман, огненная вращающаяся стена, шквал багрово-фиолетовых молний, лупящих от него во все стороны, мертвое тело на руках и отчаяние размером с целую планету. На мгновение он успел увидеть окружающее с высоты птичьего полета: река с храмом, возле которого стоит большой вертолет, высокий разлапистый смерч, угрожающе светящийся изнутри, и рисовые чеки, похожие на заросшие болотца, посреди которых тут и там возникают провалы — огромные, больше целого дома, курящиеся багрово-серыми струями. Потом хорал в ушах превратился в чудовищный рев, мир обрушился на Кириса черным водопадом и погас окончательно.

04.24.1232. Хёнкон

— Они передают снова, кайтё.

Мариси поднял руку, останавливая доклад, и кивнул. Техник щелкнул тумблером, переводя звук с наушников на динамики.

«…требую немедленно подтвердить готовность к высадке следственной комиссии и поддерживающего полка морской пехоты для обеспечения безопасности Хёнкона и находящихся на его территории людей. В случае отсутствия такового разрешения через полчаса считаю, что Хёнкон контролируется мятежниками, и принимаю все меры для их ликвидации военной силой. Подписано: адмирал третьего класса Кон Дзяо Син».

Мариси выругался сквозь зубы. Похоже, отделываться разговорами от ценганьской эскадры больше не удастся.

— Канал на все побережные батареи, — сказал он. Техник кивнул и принялся колдовать с пультом связи.

— Готово, — сказал он несколько секунд спустя. — Второй микрофон.

Мариси взял длинную гибкую штангу с цифрой «2», наклеенной на основании, и поднес ко рту.

— Внимание всем! — устало произнес он. — Вторая готовность. Повторяю, вторая готовность. Приготовиться к переходу на первую готовность через тридцать пять минут.

— Первая батарея, подтверждаю, — откликнулся динамик. — Вторая батарея, подтверждаю. Третья батарея, принято. Четвертая батарея, подаю напряжение на лазеры. Пятая батарея, лазеры готовы, испытываю небольшие сложности с системой охлаждения.

— Пятый! — резко спросил адмирал. — Что у вас с охлаждением?

— Ничего серьезного, кайтё, — откликнулся командир расчета. — Насос вдруг заскрежетал, механик уже им занялся. Обещает, что за тридцать минут управится, максимум за полчаса. Да в случае чего мы и на одном насосе сработаем.

— Хорошо. Действуйте.

Повинуясь знаку Мариси, техник отключил связь, и адмирал отошел к обзорному окну, открывавшемуся на океан. Отсюда, с наблюдательного пункта на вершине Подды, бескрайняя водная гладь открывалась во всей красе. На горизонте клубились тучи, но над остальным Хёнконом ярко светило полуденное солнце, и голубая поверхность воды искрилась мириадами ярких бликов. Силуэты кораблей в трех цулах от берега казались крохотными, но, даже если не учитывать два линкора и два тяжелых крейсера (не станут же они, в самом деле, обстреливать город главным калибром?), а также эсминцы россыпью, десантный корабль наверняка нес на себе не менее полутора тысяч морских пехотинцев. Если они и в самом деле решатся на операцию, придется выбирать между молниеносной сдачей Хёнкона и попыткой утопить эскадру в открытом море. Даже если удастся, в глазах всего мира он, адмирал Мариси, окажется убийцей нескольких тысяч солдат и матросов вооруженных сил Ценганя. Правительство Ценганя такого точно не простит, и независимо от того, как закончится вся история и вернутся ли паладары, Университету придется подыскивать нового главнокомандующего.

Но даже если забыть про собственную карьеру, что станет со студентами и преподавателями? Открыть огонь означает немедленно демаскировать свои батареи и подставить их под ответный огонь неприятеля. А даже один тяжелый снаряд, ненароком упавший на город, способен привести к человеческим жертвам. Большинство подземных убежищ до сих пор закрыто из-за высокого уровня энергоплазмы под поверхностью почвы (не пора ли открыть, раз она пропала?), укрывать людей негде. Да и вообще, первый же выстрел превратит мирный университетский кампус в поле военных действий. Независимо от исхода конфликта артобстрел означает конец Университета. Любой ценой сражения следует избежать. Но как?

Пустить чужих солдат в Хёнкон означает полностью уничтожить его независимость. Раз явившись, армия Ценганя отсюда уже не уйдет, а значит, Кайнань предпримет свои собственные шаги. И тогда война за Хёнкон станет неизбежной. Университет погибнет и в таком варианте.

Будь проклят корыстолюбивый ублюдок Маэн Лай Мэнь! Даже сдохнув, он пытается утащить за собой то единственное, что способно спасти человечество от уготованной участи! Почему политики и аристократы не способны перестать грызться за крохи личной выгоды даже под угрозой смерти?

И как же все-таки сейчас не хватает паладаров…

Он повернулся к молча ожидающим штабным офицерам.

— Передать яхте «Рыба-меч» приказ подойти к Южным пирсам, — приказал он технику.

— Кайтё, ты же не собираешься выйти в море? — озадаченно спросил Хиса Бисани. — Что ты там забыл?

— Я собираюсь лично встретиться с адмиралом Коном, — ровно ответил Мариси. — Ты остаешься за старшего. Сейчас вернешься в штабной бункер и соберешь всех четырех послов, а также Наблюдательный совет. Жди сообщений. Если меня арестуют или утопят яхту, объяви им, что Ценгань совершил акт войны, и что у службы охраны Университета не остается выбора, кроме как сложить оружие во избежание гибели гражданского населения. Повтори то же самое через систему громкого оповещения и сообщи координатору о ситуации. Если у него появятся новые идеи, действуй соответственно.

— А если не появятся? — озадаченно поинтересовался помощник. — В самом деле сдаваться?

— У нас есть выбор? — Мариси поднял бровь. — Я не знаю, какие приказы Кон получил и что он собирается делать на самом деле. Возможно, он блефует, но я не собираюсь превращать Хёнкон в поле боя. По крайней мере, после отказа от переговоров с действующим регентом Ценгань уже не сможет делать вид, что захватил страну для борьбы с мифическими путчистами.

— Я против, кайтё! — решительно заявил Кидзи. — А если тем идиотам стукнет в голову повесить тебя как мятежника? Кто останется защищать страну?

Остальные кивнули, соглашаясь.

— Я разве спрашивал чье-то мнение? — рявкнул адмирал. — Кроме того, если меня вздернут, еще до вечера в Хёнконе появится новое правительство. Хиса, в случае, если я окажусь мертв или под арестом, приказываю передать сигнал о капитуляции. Использовать береговые батареи и укрепления, только если ценганьцы сойдут с ума и первыми начнут палить по городу. Ясно?

— Приказ ясен, кайтё, — невозмутимо кивнул Хиса. — Но если тебя убьют или возьмут в плен, я автоматически становлюсь старшим по званию, и тогда твоим приказам я уже не подчиняюсь. Если они хоть пальцем тебя тронут, я раскатаю их в тонкий блин, и плевать на последствия.

— Ты уволен.

— Как скажешь, кайтё. Только ты не найдешь в службе охраны ни одного человека, который поступит иначе. Однако, — неожиданно Хиса ухмыльнулся, — пока ты здесь, ты главный и рулишь батареями, как тебе угодно. А на переговоры можно отправить кого-то другого. Меня, например. Если меня вздернут, у тебя и повод на весь мира завопить появится, и контроль над людьми останется. А, кайтё?

— Дебил… — проворчал Мариси. — Да я вон лучше ее, — он мотнул головой в сторону Варуйко, — на встречу отправлю. У нее и то лучше выйдет.

— Я готова, кайтё, — сумрачно сказала Варуйко. — Где дважды облажалась, там и третий раз ничего не изменит.

Адмирал досадливо поморщился.

— Отставить разговорчики, — устало сказал он. — Вы все, возвращайтесь в штаб и действуйте, как я сказал. Ты, — он ткнул пальцем в Варуйко, — со мной. Выполнять.

Не дожидаясь ответа, он вышел из наблюдательного пункта к площадке с электрокарами.

— Садись, — указал он на один из них.

Девушка уселась на заднее сиденье, и адмирал примостился рядом с ней.

— К Южным пирсам, — приказал он солдату за рулем.

— Кайтё, я что-то не догоняю, — Варуйко из-под ладони вгляделась в океан. — Какого хрена тут случилось? Откуда вылупился ценганьский флот и почему ихний адмирал нас мятежниками обзывает?

— В двух словах: типа-правительство Хёнкона за рубежом — та мразь, что в двадцать третьем в Тасиэ сбежала — решили воспользоваться отсутствием паладаров и снова прибрать страну к рукам. Я вышвырнул отсюда Левого Министра, и он, похоже, настропалил своих дружков в ценганьском флоте засадить нам по самые гланды. Не знаю, что им пообещали, но явно немало, если они целую эскадру сюда заслали.

— Суки… — процедила Варуйко сквозь зубы. — Кишки бы имвыпустить!

— Уже. «Месть». Позавчера в посольство в Тасиэ они подбросили письмо с описанием бойни в загородном поместье короля Тадаосия. Король жив, остальные трупы.

— Так в чем проблема?

— В том, что адмирал Кон либо еще не узнал про письмо, либо ему наплевать, поскольку он на полном серьезе считает, что правительство вырезали по моему приказу, а «Месть» лишь прикрытие. Я его репутацию знаю по временам еще до Удара. Одно из редких исключений в ценганьском флоте: честный до идиотизма — пока он верит, что воюет с мятежниками, его ни купить, ни запугать невозможно. Сдохнет, но приказ выполнит. Наверное, потому именно его и отправили.

— Плохо. Каков план?

— Ты, помнится, с торпедным катером неплохо управлялась. Надеюсь, с яхтой тоже справишься. Сейчас мы вышвыриваем экипаж с «Рыбы-меч» и вдвоем выходим в море…

Электрокар сильно тряхнуло на колдобине полуразрушенной дороги, и адмирал ухватился за сиденье, чтобы не вылететь в открытый дверной проем. Как же все-таки плохо без транспортных дронов! Верно говорят, что к хорошему быстро привыкаешь.

— …выходим в море и полным ходом направляемся к эскадре. Райника недоступна, как и прочие паладарские штучки, но аварийное управление на яхте простое, специально на такие ситуации рассчитано. Из Шансимы сюда ее кто-то из сотрудников консульства привел, ты тем более справишься. Ты рулишь, я пытаюсь вызвать адмирала на переговоры на нейтральной территории, то есть на яхте. Если же ему взбредет в голову расстрелять нас прямой наводкой… ну, ты приказ слышала.

— Поняла, кайтё, — Варуйко оскалила зубы в невеселой ухмылке. — А на борту ничего не припасено, о чем я не знаю? Бомба какая-нибудь? Пушка паладарская?

— Ничего, кроме средств наведения, да и те сейчас не действуют. Без поддержки боэй и орбитальных энергомассивов «Рыба-меч» — простое гражданское судно, из пистолета потопить можно. Теперь…

Водитель лихо вписался в крутой поворот над обрывом — колеса юзом прошли в паре сунов от пропасти — и Мариси подавил желание врезать как следует ему по голове. Нужно торопиться, время на исходе, а Южный пирс… да вон он впереди, просматривается между деревьев за полуразрушенными зданиями ресторанов. И яхта уже на подходе. Нормально, успеют.

— Заканчивай доклад. Ты очухалась — и?

Варуйко помрачнела.

— Девчонка погибла, кайтё. То есть выглядела полностью мертвой. Пульса нет, дыхания не слышно, зрачок в целом глазу на свет не реагирует, мышцы как тряпки. Видела же я трупы тысячу раз, знаю. И местность вокруг словно после ковровой бомбежки: половина домов развалилась, по армейским грузовикам словно великан ногами потоптался, а в рисовых чеках — гигантские воронки. Ну, там все ямы водой залило, но на фоне рисовых побегов их хорошо видно, там вода чистая посреди зеленого покрова. Одна такая яма дорогу к храму почти полностью уничтожила, лишь небольшая тропинка осталась. Но мне не до разглядываний было, кайтё. Джион Айдари, как от нокаута очухался и проблевался, всех своих построил, Кира с девчонкой на руки, и ходу в сторону храма — пешком, трактор гранатой угробило, да и не протиснулся бы он мимо воронки.

— Никто остановить не пытался?

— Да кто? Солдатня с перепугу разбежалась, как тараканы. Я только одного и видела — валялся на дороге, скрючившись, и кровью харкал. Яркой кровью: видимо, ребром легкое проткнуло. Среди кайтарцев троих серьезно потрепало: кости целы остались, но еле на ногах стояли. В общем, дошкандыбали мы до вертолета кое-как, инвалидная команда, и тут девчонка вдруг сама по себе дышать начала. Кайтё, реально — минут пятнадцать прошло, а то и больше. Джион чуть сам на месте кони не двинул от облегчения. То есть парень он крутой, пытался виду не подать, но я-то заметила. И хорошо, что не помер. Храму тоже досталось: пару построек снесло, статую Переллы на куски развалило — только по восьми титькам и можно опознать, так что пилоты вертолета обосрались и попрятались вместе с монахами. Но Джион в молодости в «черных бригадах» на Фисте воевал, там и поднахватался по вертолетной части. Он машину завел — аккумуляторы каким-то чудом не разрядились — в воздух поднял и до международного аэропорта в Шансиме довел. Правда, при посадке разбабахал в хлам, но все выжили.

— Девчонку осматривал врач?

— Когда мы в аэропорту грохнулись, она по-прежнему валялась без сознания. Ее и Кира закинули в частный самолет вместе с парсами и ожидавшими врачами — Джион их из вертолета по рации вызвал, и привет. Как я поняла, в Оохае у них большой самолет наготове стоял, так что они, наверное, уже давно в Барне. А я сразу сюда. Я пыталась, кайтё, про Хёнкон говорить, да Джион на меня так зыркнул, что еще немного — и пристрелить попытался бы. Я решила, что недипломатично с ним ссориться, тем более что у нас с врачами сейчас хреново, а девчонке в Кайтаре самых лучших найдут.

— Надо же, каких ты словечек нахваталась — недипломатично! — усмехнулся Мариси. — Может, тебя в департамент внешних связей пристроить? Применишь там свои новые таланты.

— Внешних связей? Да меня гнать надо! — не поддержала шутку Варуйко. — Я снова облажалась, кайтё. Тот парень, Юи, под моим надзором состоял. Только я купилась, когда он дурачка разыгрывал, и вот…

Варуйко скрипнула зубами и отвернулась. Электрокар как раз затормозил на пустой стоянке у пирсов, и она выпрыгнула на потрескавшийся бугристый асфальт. Там она резким движением выдернула свой нож и принялась меланхолично им поигрывать, упорно избегая смотреть на командира.

— Да, облажалась, — согласился Мариси, вылезая вслед за ней. — Я тебе тысячу раз говорил — перестань презирать окружающих! Однажды такой недооцененный тебе глотку перережет, и пернуть не успеешь. Когда — если — вернемся живыми, получишь взыскание и вычет из жалования. Но пока что о другом думать нужно. Пойдем, прошвырнемся по океану, как в старые добрые времена.

— Кайтё, — вдруг напряженно спросила Варуйко, — а что там за новые лоханки на горизонте шкандыбают? Смотри, с юго-востока! Как думаешь, не кайнаньская ли эскадра подтянулась для полного комплекта?

— Кайтё, они вышли в эфир!

Офицер связи обернулся от пульта, и адмирал Кон Дзяо Син кивнул. С высоты адмиральского мостика флагмана он уже несколько минут вглядывался через бинокль в быстро приближающуюся со стороны Хёнкона белоснежную двухпалубную яхту с развивающимся на флагштоке полотнищем — на синем поле золотом начерчена раскрытая книга с перекрещенными гусиными перьями и аркой из серебряных пятиконечных звезд по периметру. Похоже, мятежники намеревались до конца следовать легенде, и официальный флаг университета «Дайгака» символизировал легитимность их власти. Нет уж, такие фокусы у них не пройдут. Сначала обезопасить гражданское население, разоружить и изолировать бандитов, и только потом — трепать языками… Вот что за вымпел чуть пониже?

— Включить громкую связь, — приказал он.

— Так точно, кайтё.

— …повторяю: адмирал третьего класса Мариси Мигото, правящий регент Хёнкона, держащий вымпел на борту яхты «Рыба-меч», вызывает адмирала Кон Дзяо Сина, командующего эскадрой Ценганя. Прием.

В холодном надменном голосе с характерным хёнконским акцентом не чувствовалось никаких следов неуверенности и страха. Кон никогда раньше не встречался с адмиралом Мариси вживую, однако слухи о нем доходили — и до Первого Удара, и после него, и такое поведение им соответствовало. Ну что же, в храбрости — или в наглости — ему не откажешь.

Кон прошел через адмиральский мостик — нобиль из Тасиэ мелко семенил слева и чуть позади, нелепый в своих кричащих одеждах на военном корабле — и остановился возле пульта связи.

— Меня в эфир, — сказал он, снимая с подставки микрофон на длинном витом проводе. — Внимание яхте «Рыба-меч» и всем на ее борту! Говорит адмирал третьего класса Кон Дзяо Син, держащий флаг на борту королевского линкора «Отвага». Приказываю немедленно лечь в дрейф и приготовиться к приему абордажной команды. Повторяю: приготовиться к приему абордажной команды. Передать эсминцу «Айран», — произнес он в сторону, зажимая микрофон ладонью, — подойти к яхте и захватить ее. Разрешаю открывать предупредительный огонь, а при необходимости — огонь на поражение.

— Внимание, адмирал Кон! — снова ожил динамик. — Говорит адмирал Мариси. На случай, если ты не слышал предыдущих предупреждений: твоя эскадра грубо вторглась в территориальные воды суверенного государства. А теперь ты еще и имеешь наглость посылать абордажную команду? Адмирал, я расцениваю твои действия как пиратство. Если у тебя осталась еще хоть капля здравого смысла, ты немедленно отзовешь свой эсминец и поднимешься ко мне на борт самостоятельно для проведения переговоров. В противном случае…

— Я не разговариваю с бандитами и мятежниками, подсылающими наемных убийц к своим повелителям! — перебил адмирал. — Твои люди убили все правительство Хёнкона, и разговаривать с тобой я стану только после твоего ареста, на заседании трибунала. Сейчас на борт яхты поднимется абордажная команда, и если попытаешься сопротивляться, тебя пристрелят. Честно говоря, я бы предпочел именно такой вариант, так что не сдерживай себя.

— Адмирал, ты хотя бы задумался, в какое положение себя ставишь, если обвинения ложны? — голос Мариси не поколебался ни на йоту. — Твои действия равнозначны объявлению войны. Причем, насколько я знаю, правительство Ценганя формально твои действия не санкционировало, и фактически ты действуешь по собственной инициативе.

— Кайтё! — резко сказал офицер радиолокационной службы, и Кон невольно вздрогнул, бросив на него недовольный взгляд. — Фиксирую новую группу неопознанных целей на два-два-ноль, расстояние семь, курс… семь-ноль, скорость… двенадцать-четырнадцать. Присваиваю имя «Туман-2». В группе четыре средних корабля и семь малых… поправка: фиксирую шесть дополнительных малых целей, движущихся тем же курсом на скорости… один-четыре-ноль плюс-минус один-ноль, предположительно самолеты.

Адмирал Кон мысленно выругался. Мало им неопознанной эскадры тяжелых кораблей, идущей с юга, так теперь откуда ни возьмись еще и авианосная группа с запада!

— Так что, кайтё? — снова прорезался Мариси. — Ты над своими действиями раздумываешь? Или просто меня не понимаешь?

— Адмирал, ты позволяешь мятежнику разговаривать в подобном тоне? — прошипел временно забытый аристократ. — Он сейчас наплетет тебе такого…

— Помолчи, атара, — стараясь сдерживать голос, адмирал метнул красноречивый взгляд на непрошенного советчика и снова поднес микрофон ко рту. — Адмирал Мариси, у меня имеются неопровержимые доказательства, что ты виновен в приписываемых тебе преступлениях. Я не намерен вести с тобой переговоры.

— «Айран» передает, что спускает на воду катера, — вполголоса передал связист. — Яхта легла в дрейф и не пытается уйти, через несколько минут ее возьмут.

— Понятно, кайтё. Тогда ты не оставляешь мне другого выхода, — в голосе Мариси лязгнуло железо. — Внимание всем, кто меня слышит! Внимание всем, кто меня слышит! Я адмирал Мариси Мигото, правящий регент Хёнкона, держу вымпел на гражданской яхте «Рыба-меч». Дрейфую в четырех цулах южнее пика Подды. Имею дело с военными кораблями, предположительно входящими в королевский флот Ценганя, но ведущими пиратские действия в моих территориальных водах. Пираты угрожают высадкой вооруженного десанта на территорию с гражданским населением. Нахожусь под угрозой абордажа судна. Я не вооружен, у меня отсутствует возможность сопротивляться, повторяю, у меня отсутствует возможность сопротивляться. Прошу помощи у всех, кто меня слышит.

— Какого… — в наступившей тишине изумленно пробормотал Кон, чувствуя на себе взгляды всех, находящихся на мостике, но радио уже снова ожило. Новый голос говорил с явным иностранным акцентом — сглатывая тоны и с силовыми ударениями, так что адмирал с трудом его понимал.

— Адмирал первого класса Старшиков на борту линкора «Еднорожеч» в составе Второй флотилии Народной Республики Ставрии передает: слышу тебя, адмирал Мариси Мигото. Иду на помощь, иду на помощь.

— Откуда здесь ставрийцы? — пораженно пробормотал кто-то, но радио уже ожило вновь. На сей раз передающий говорил на катару куда лучше, хотя резкий иностранный акцент и проглоченные тоны все равно чувствовались.

— Передает адмирал второго класса Джиованне Перлиола, держащий флаг на борту атомного авианосца «Шильда де ля ветториа» в составе Шестой экспедиционной эскадры Кайтара. Имею приказ командования обеспечить защиту университета «Дайгака», а также граждан Кайтара на его территории. Приказываю пиратствующим кораблям немедленно прекратить противозаконные действия под угрозой открытия боевых действий.

И тут же — новый голос: чистый катару, хотя и с заметным восточным акцентом:

— Говорит адмирал третьего класса королевского флота Кайнаня Син Ямарада. Моя эскадра в двадцати цулах к востоку от Колуна. Иду на помощь законному правительству Хёнкона полным ходом. Предупреждаю ценганьскую эскадру: попытка высадить десант или захватить яхту правящего регента Хёнкона будет рассматриваться как акт войны против независимого государства и университета «Дайгака». Имею полномочия от правительства Кайнаня пресекать военные действия силой оружия и предупреждаю, что применю его без малейших колебаний.

— Кайтё! — подал голос старший тактик. — Служба ПВО передает — есть визуальный контакт с шестью палубными штурмовиками класса «Инверно». Самолеты идут со стороны «Тумана-2» боевым курсом, вход в зону поражения зенитных батарей… произведен. Подразделения ПВО готовы открыть огонь. Инструкции?

— Всем, кто меня слышит! — динамик снова заговорил голосом адмирала Мариси. — Яхта «Рыба-меч» взята на абордаж вооруженными людьми в униформе ценганьской морской пехоты. Повторяю: яхта «Рыба-меч» взята на абордаж…

Громко щелкнуло, и голос оборвался.

— Кайтё! — в наступившей мертвой тишине поднял руку другой связист. — «Айран» передает: яхта захвачена, на борту два человека, сопротивления не оказали. «Айран» ожидает дальнейших приказов.

— Передает адмирал Перлиола, — снова ожило радио. — Считаю неопознанные корабли пиратскими судами. Приказываю немедленно прекратить любую активность. Поднимаю в воздух ударные эскадрильи и сближаюсь на расстояние артиллерийского контакта. Предупреждаю, что любые попытки причинить вред регенту Хёнкона приведут к немедленному открытию огня.

— Адмирал Старшиков предупреждает пиратов об угрозе уничтожения. Имею три линкора, два тяжелых крейсера и восемь эсминцев эскорта против ваших двух линкоров, двух тяжелых крейсеров и шести эсминцев. В случае продолжения агрессивных действий намерен поддержать огнем эскадру Кайтара.

Через открытые смотровые щели в бронированных стенах мостика донесся глухой рев моторов, и несколько самолетов на мгновение мелькнули за стеклом, сверкая на солнце полупрозрачными дисками пропеллеров. Аристократ из Тасиэ испуганно отступил подальше и постарался слиться с переборкой, словно ожидая тяжелых сотрясений от взрывающихся бомб. Адмирал Кон выругался, на сей раз уже вслух, его мысли лихорадочно метались. Что здесь происходит? С флотом Кайнаня все более-менее понятно — наверняка шпионы передали им информацию, куда и зачем отправилась эскадра Кона, и не встрять они просто не могли. Но каким образом корабли Кайтара и Ставрии оказались именно здесь и именно сейчас?

Неизвестно, блефуют иностранцы или нет, но огневой контакт с ними означает войну Ценганя одновременно с двумя могучими державами, которые, х-хаш, именно сейчас забыли о своих вечных сварах и выступают единым фронтом. Хотя иностранцам и придется вести заокеанские кампании, исход сомнений не вызывает: их флоты в пять раз сильнее, а Кайнань, даже если не влезет в драку сам, с удовольствием предоставит им сухопутные базы снабжения.

И даже если король сумеет откупиться репарациями, эскадра адмирала Кона окажется пущена ко дну в течение ближайшего часа как максимум. А вместе с ней — больше шести тысяч человек флотского персонала и морской пехоты. И, значит, мятежники в Хёнконе в любом случае пройдут сквозь огонь, не вспотев.

Остается одно: убедить иностранцев, что Хёнкон нуждается в защите. Придется сойтись в словесном поединке с лже-регентом, но как раз на такой случай здесь и присутствует младший сёнагон Иностранного приказа.

— Кайтё, ПВО сообщает о появлении новых быстрых целей со стороны «Тумана-2», — напряженно сказал старший тактик. — БИЦ предполагает, что кайтарцы запускают новые штурмовые авиазвенья. «Туман-1» быстро сближается по прежнему вектору, время до зоны артиллерийского контакта — четыре минуты.

— Передать на «Айран» — освободить пленных, отменить захват яхты, убрать с нее наших людей, — приказал адмирал сквозь зубы. — Передать подразделениям ПВО всей эскадры: игнорировать кайтарские самолеты, не поддаваться на провокации. Я все еще в эфире? — осведомился он у связиста, поднимая микрофон.

— Да, кайтё.

— Говорит адмирал Кон, — тяжело проговорил адмирал, стараясь говорить медленно и разборчиво, чтобы иностранные переводчики не упустили ни единого слова. — Внимание всем, кто меня слышит. Информирую, что, в соответствии с данными Управы благочиния Ценганя, в Хёнконе состоялся военный переворот. Пользуясь отсутствием паладаров, адмирал Мариси Мигото самовольно назначил себя правящим регентом и подослал убийц к законному правительству Хёнкона за рубежом. Флот Ценганя проводит операцию по обеспечению безопасности гражданских жителей Хёнкона и подавлению переворота. Мои солдаты отпустили яхту «Рыба-меч» и находящихся на них преступников, однако я призываю всех проявить благоразумие и перестать мешать мне в проведении операции. Готов предоставить исчерпывающие доказательства, а также допустить подразделения Кайтара и Ставрии…

Он слегка скрипнул зубами.

— …и Кайнаня к участию в сухопутной операции.

— Говорит адмирал Мариси Мигото! — снова зазвучало из динамика. — Подтверждаю отступление ценганьской абордажной команды. Адмирал Кон Дзяо Син, тебя жестоко обманули. В Хёнконе не происходило никаких переворотов. Все мои действия согласуются с инструкциями, заранее составленными регентом Сторасом Медведем и ректором Кариной Мураций. Ускоренное формирование органов самоуправления уже идет, и мои слова могут подтвердить граждане всех государств, находящихся на территории Университета. Мне известно о преступлении под Тасиэ, но заявляю, что ни я, ни кто-либо еще в Хёнконе не имеет к нему ни малейшего отношения. Призываю всех проявить хладнокровие и не допустить необдуманных действий с далеко идущими последствиями. Адмирал Кон, приглашаю для проведения переговоров на нейтральной территории — с вооруженной охраной, если ты мне не доверяешь. Также обращаюсь к командирам эскадр Кайтара, Ставрии и Кайнаня. Приглашаю также и вас. Местом проведения переговоров назначаю свою яхту.

— И что я должен делать, атара? — язвительно спросил Кон человека из Тасиэ, пробурив его тяжелым взглядом. Младший сёнагон выглядел перепуганным до полусмерти. Судя по всему, он никак не ожидал, что вместо легкой увеселительной прогулки окажется посреди потенциального поля боя. Даже штатский, он наверняка понимал, чем закончится сражение эскадры Ценганя с объединенным флотом Ставрии и Кайтара, к которому вот-вот подтянется еще и неизвестное количество кайнаньских кораблей. — Меня отправили сюда, чтобы огнем выжечь мятежников, не для дипломатических переговоров. Дипломат здесь ты. Не хочешь взять инициативу в свои руки?

— У меня нет полномочий, — слегка заикаясь, откликнулся тот. — Я… я не могу! Я просто наблюдатель, адмирал!

Кон презрительно сплюнул. Вандабань! Чего и следовало ожидать, впрочем. Возможно, при королевском дворе он не последняя шишка, но взять на себя такую ответственность без долгих публичных расшаркиваний, закулисных переговоров, сделок и подкупов? Да никогда в жизни.

— Передать всем: орудийные башни в походное положение, — приказал он тактику. — Не стрелять без приказа, не поддаваться на провокации. Если у кого-то палец на гашетке дрогнет, лично за борт вышвырну. Адмирал Мариси, — он снова поднес ко рту микрофон, — говорит адмирал Кон. Прибуду на твою яхту через несколько минут. И я ожидаю очень хороших объяснений по поводу происходящего.

— Ты их получишь, кайтё, — невозмутимым тоном откликнулся динамик. — Тебе следовало именно так и поступить с самого начала. Жду.

Адмирал Кон швырнул коробочку микрофона на пульт с такой силой, что его пластиковый корпус треснул.

— Приготовить к спуску на воду мой катер, — приказал он. — Выделить взвод морской пехоты в качестве охраны.

Он прошел к мостику к адмиральскому креслу и нажал кнопку на интеркоме, связывающем его с капитанским мостиком.

— Капитан слушает, — немедленно откликнулся голос.

— Кантё, — сухо сказал адмирал, — я отправляюсь на переговоры с… регентом Хёнкона. Если не вернусь, ты как капитан флагмана остаешься старшим офицером и принимаешь командование. Действуй по обстоятельствам, но постарайся не вступать в драку, если возможно. Понял?

— Да, кайтё. В драку не вступать, действовать по обстоятельствам.

— Ну, а ты, атара, — Кон отпустил кнопку интеркома и с размаху опустил руку на плечо пошатнувшегося аристократа, — отправляешься со мной в гости к Мариси. И только попробуй там что-нибудь талдычить об ответственности и полномочиях! Окажешься бесполезен — утоплю.

Он выпустил аристократа, с усилием отворил тяжелую бронированную дверь и в сопровождении адъютанта вышел с мостика на трап. Определенно, денек выдался паршивый. И что-то подсказывало адмиралу, что продлится он еще очень долго.

Академия Высокого Стиля. Цетрия, закрытая площадка Сайлават, Ракуэн

«…и собрались в тронном зале все придворные во главе с графом. Но не слышалось радости в их голосах по случаю великой победы и избавления графства от ужасной напасти. Слишком высокой казалась многим цена, назначенная неведомым чародеем за избавление от огненного дракона. Рыцари хватались за мечи, недобрые шепотки бродили по залу, и мрачнее тучи сидел на троне сам граф. Его жена и обе дочери спрятались за ширму в углу, и десять лучших паладинов выстроились перед ней, сжимая святые мечи, горящие белым пламенем.

Звонко заржал во дворе белый конь, и чародей, спрыгнув с него, прошел в зал через широко распахнутые двери. Его уверенные шаги звучали в ушах у людей, как тяжелая поступь зловещей судьбы, ибо любили при дворе Арамиду, а Танцора боялись едва ли не больше, чем дракона. Придворные и рыцари расступались перед победителем, словно перед прокаженным, и только ненависть виднелась в их взглядах. Ненависть — и ни капли благодарности.

— Дракон мертв. Я пришел за обещанной наградой, — сказал чародей, остановившись перед троном и даже не подумав склонить голову. — Галлеон, граф Закатных Гор! Намерен ли ты выполнить условия сделки?

— Я не вижу головы дракона, — проскрежетал граф в ответ, словно перемалывая зубами булыжники.

— Свидетели битвы — два десятка твоих солдат, — пожал чародей плечами. — Тебе уже доложили о результате. Голову везут на телеге, но когда она прибудет, мне не интересно. Тебе, полагаю, тоже. Итак, граф, что победит в тебе — родительские чувства или благоразумие?

— Я зря пообещал тебе свою дочь. Откажись от нее, Танцор! Тогда я велю отмерить тебе ее десятикратный вес золотом!

— Меня не интересует золото, граф. Мы заключили сделку: избавление твоего графства в обмен на девочку. Я поставил на кон свою жизнь — и победил. По-моему, я заслуживаю куда большего, чем твою дочь, но я не требую больше ничего.

— Я велю выбросить тебя из графства немедленно! — желваки взбухли на лице графа, и он вскочил с места, стискивая кулаки в латных рукавицах. — Я прикажу тебя казнить! Стража!..

И тут же вокруг чародея сомкнулось кольцо латников — сомкнулось, чтобы через мгновение распасться. Отброшенные солдаты повалились на пол, и багровый плащ Атрибута взметнулся над залом, трепеща, словно под порывами урагана, обхватив и стиснув графа, не давая ему дышать и говорить. Паладины Церкви шагнули вперед, и, словно маленькие солнца, засияли их святые клинки, но чародей не обратил на них ни малейшего внимания.

— Не слишком-то умная мысль — набрасываться на человека, в одиночку завалившего огненного дракона, — усмехнулся Танцор, но ни злорадства, ни веселья не слышалось в его голосе. — Вся твоя армия, все рыцари бегали от него три месяца. Считаешь, что сейчас они вдруг стали сильнее? Не позорься, граф. Держи свое слово, как подобает благородному человеку.

— Я не позволю своей дочери стать твоей наложницей! — прохрипел граф, безуспешно пытаясь сопротивляться могучему Щиту. — Ей всего одиннадцать лет…

— Наложницей? — удивился Танцор, и его Атрибут рассеялся, словно порыв ветра. Граф бессильно рухнул обратно на трон. — При чем здесь наложницы? Да, я потребовал ее душу и тело, но я вовсе не собираюсь ее насиловать. Хорошее же мнение у тебя о спасителе графства! Я заберу ее в Цетрию и возьму в ученицы. Она талантлива и рано или поздно станет великим Мечом. Но ее талант нуждается в огранке, которую никто в Закатных Горах не способен дать.

— Я не желаю, чтобы моя дочь становилась Танцовщицей Смерти! — неукротимый огонь горел в глазах графа, но в горькой бессильной гримасе исказилось лицо. — На Красских островах до сих пор с ужасом вспоминают твои похождения, Оран! Хочешь и Арамиду сделать такой же?

— Я уже объяснял тебе, Галлеон: я больше не Танцор. Я отказался от прошлого, отринул старое звание и никогда не приму его обратно. Эпоха Танцоров Смерти, наемников и убийц, ушла. Настало время Защитников. Я — Щит королевства. Тот, кто способен защищать от чудовищ, идущих через порталы. Ты же видишь: рыцари и паладины бессильны против драконов, жуков, слизней и огненных шершней. Только я — и такие, как я — способны защитить Сайлават. Но я не могу защищать его в одиночку — и вот почему Корона создает Академию Высокого Стиля. Времена меняются, граф, и настало время забыть мою прежнюю репутацию. Старая память умирает медленно, но у нас нет времени на дрязги. Еще несколько лет — и чудовища опустошат сначала Приграничье, а потом и Сайлават целиком. Многие Танцоры станут Защитниками и присоединятся ко мне, но без постоянного пополнения мы обречены. А твоя дочь сможет спасти тысячи жизней. Я жду твоего решения, граф.

Долго стоял граф возле позолоченного трона, стискивая рукоять меча, и огонь ненависти погас в его взоре. Медленно ступая, он прошел в угол зала, к ширме, и придворные расступались перед ним и идущим по пятам чародеем. Движение руки — и ширма отлетела в сторону. Молодой наследник стоял с обнаженным мечом, старшая дочь графа испуганно жалась к матери, но младшая сидела спокойно, и восторг светился в ее глазах.

— Оран, ты вернулся! — воскликнула она, вскакивая на ноги, не успел ее отец сказать и слова. — Я знала, что ты вернешься! Все говорили, что ты погибнешь, но ты же обещал!

Она подбежала к чародею и вцепилась в его потрепанную дорожную куртку.

— Теперь мы поедем в Цетрию, да? — нетерпеливо спросила она. — И ты покажешь мне Мировую Сферу и Глаз Бога?

— Я надеюсь, малышка, — улыбнулся чародей, присаживаясь на корточки и проводя ладонью по ее волосам. — Но только если твой папа позволит.

— Пап! — девочка порывисто повернулась к графу. — Ты ведь отпустишь меня, да? Честное слово, я стану лучшей Защитницей в мире!

— Галлеон… — отчаянно прошептала графиня.

— Папа! — нетерпение прорезалось в голосе девочки. — Ты ведь обещал Орану!

— Да, граф, ты обещал, — спокойно подтвердил чародей. — Я жду, что ты выполнишь свою часть сделки — и того же хочет твоя дочь. Ты и в самом деле намерен нарушить графское слово из-за глупых предрассудков?

Долго молчал граф, и вдруг показался он окружающим древним стариком, ибо любил он дочь, и невыносимой казалась ему мысль отдать ее в руки авантюриста и проходимца, пусть и поддержанного Короной. Неукротимый дух воина бушевал в нем, но мудрость возраста и опытного верховного правителя в конце концов взяла верх.

— Я стану следить за тобой, Танцор! — наконец проскрежетал он. — Только попробуй сделать что-нибудь плохое моей дочери!

— Разумеется, станешь, — согласился Танцор… нет, уже Защитник. — Представители всех графств в Цетрии имеют право инспекции Академии. Я не забираю у тебя дочь навсегда. Через пять лет она вернется к тебе, взрослая и могущественная. Она станет великой героиней. Ты ведь хочешь стать героиней, Арамида?

— Ой, конечно, хочу! — девочка захлопала в ладоши и запрыгала на месте. — А когда мы поедем в Цетрию?

— Скоро, милая моя, — улыбнулся Оран. — Совсем скоро…»

Рикона вздохнула и захлопнула книгу. Старые, многократно читанные строчки вдруг показались ей донельзя фальшивыми и слащавыми. Хрестоматия не входила в список обязательной литературы, популярностью не пользовалась, а потому девочка держала ее у себя почти постоянно, не возвращая в библиотеку. Сколько раз она читала и перечитывала про первые годы Прорывов, про борьбу Орана, первого ректора Академии Высокого стиля, за объединение будущих Защитников в единую организацию! Сколько раз воображала себя на месте Арамиды, великого Меча, больше десятилетия сдерживавшей чудовищ в Закатных Горах, пока не вышла в Цетрии за короля и не стала новой королевой! Образец для подражания, кумир половины девчонок в Академии… и все ложь. Ни Арамиды, ни Орана никогда не существовало. Всего лишь сказочки для детишек, часть… как ее назвала Расия?.. императивной истории вымышленного королевства. Цель, к которой таким, как Рикона, надлежало стремиться, чтобы правильно развиваться.

Ложь.

Сказки.

И смерть.

Единственная железная и непреложная правда во всем мире — что сама Рикона давно мертва. Как все же тоскливо, когда мир вокруг рушится, словно картонные декорации из-за неловкого движения!..

— Рика, блин! Ты куда подевалась? Я мы тебя по всей Академии ищем!

Рикона скосила взгляд на запыхавшуюся Маюми, продравшуюся через заросли колючих кустов у подножия холма, но потом уставилась на купол Мировой Сферы и далекие шпили Цетрии, сверкающие в лучах полуденного солнца. При виде Маюми и хвостиком волочащейся за ней Расии тоска испуганно подскочила и удрала куда-то в чащобу, словно маленький трусливый зверек. Вместо нее прорезалась настороженность, перемешанная с чувством вины. Ну вот. Сейчас опять начнут на нервы действовать по поводу важности занятий даже после случившегося сатори.

Подруги вскарабкались по склону и остановились перед Риконой. Маюми решительно уперла кулачки в бедра, а Расия опасливо остановилась чуть поодаль, поправляя большие круглые очки, которые ей временно дали вместо разбившихся на тренировке на прошлой неделе. Вместе они составляли комичную парочку: решительная девочка-почти-мальчик с вечно разбитыми коленками и торчащими вихрами и очкастая-зато-грудастая мямля-недотепа. Ха-ха. Смешно. Особенно если вспомнить, что они вообще не люди, а какие-то искины.

— Опять рефлексируешь… — неожиданно спокойно констатировала Маюми. — Что, на самом деле все так плохо? Даже на занятия не можешь себя заставить ходить?

Рикона пожала плечами.

— Почему плохо? — равнодушно сказала она. — Нормально. Но зачем? Если Академия Высокого Стиля и вообще весь Сайлават ненастоящие, на кой мне история? Чтобы господина Саомира лишний раз не расстраивать?

— Дубина! — вздохнула Маюми. — И малахольная при том. Тебе же объясняли: обучение для тебя — самое главное лекарство. Неважно чему, главное — учиться, чтобы мозги разрабатывались. Или хочешь на всю жизнь инфантильным ребенком остаться?

— Чего привязалась? — с досадой огрызнулась Рикона. — Учусь я… Не виновата же я, что на уроках все из рук валится в последнее время. Раньше я точно знала, что вырасту, стану полноценной Защитницей и отправлюсь в Пограничье с чудовищами сражаться. А сейчас? Зачем мне вообще ваше дурацкое сатори…

— Никто не знает, когда психоматрица ко-нэмусина отторгнет ложные воспоминания и оковы псевдоличности, — тихо сказала Расия. — Но мало у кого случается самопроизвольное сатори: обычно его проводят под внешним контролем, когда подходит надлежащее время. Большинство воспитанников, скорее всего, не проснутся никогда. Возможно, твое сознание перед смертью успело сложиться лучше, чем у других. Или, может, само решение отправить тебя на экскурсию в реальный мир стало большой ошибкой. Но гадать бессмысленно, и прошлое не исправить. Как бы то ни было, ты не сможешь и дальше жить в героической сказке, нарисованной для детей.

— Точно, — согласилась Маюми. — Так что пора всерьез задуматься о дальнейших планах. Рика, придумала что-нибудь?

Рикона состроила унылую гримаску. Она уже тысячу раз размышляла над тем, чем хотела бы заняться, но в голову ничего не лезло. Все-таки когда тебе несколько лет рассказывают, что ты вот-вот станешь Защитницей, сложно мечтать о чем-то еще. Она ужасно завидовала другим кадетам Академии, до сих пор искренне верящим в свое предназначение. Исподтишка приглядываясь к окружающим, она пыталась определить, кто из них — такой же мертвый, как она сама, а кто — «искин поддержки», чем бы они ни являлись на самом деле. Не получилось ни разу. Все выглядели совершенно естественно. Если бы Маюми и Расия сами не признались, она бы и их распознать не смогла. Вокруг нее в Академии кипела жизнь, но сама Рикона в последнее время чувствовала себя здесь все более и более чужой. Мир, полгода назад такой простой и понятный, чем дальше, тем больше размывался и утрачивал очертания. И, самое главное, совершенно непонятно, для чего теперь жить. Как она вообще может что-то придумать, если не имеет никакого представления о «реальном мире»?

— Раз не придумала, тогда подъем! — скомандовала Маюми. — Кончай кукситься, пошли в город. Дело есть.

— В самоволку? — автоматически уточнила Рикона. — Дело, может, и есть, а увольнительной нет.

— Да чепуха! — отмахнулась Маюми. — Главное, чтобы другие не заметили. А патрули в городе мы на себя берем. Ну, ты еще долго задницу на корнях отсиживать намерена?

Она выхватила из рук Риконы книгу, и томик, печально прошелестев страницами, растаял в воздуха. Видимо, подруга отправила его обратно в комнату, как в прошлые разы. Надо бы, наверное, сдать в библиотеку, чтобы другие читали…

— А куда мы идем? — поинтересовалась девочка, поднимаясь и отряхивая синюю форменную юбку. Китель она перекинула через плечо: надевать его в такую жару она категорически не собиралась.

— В одну контору. Детективное агентство «Далекая звезда», ты о нем не слышала.

— А что мы забыли в детективном агентстве? — поразилась Рикона. — Кого-то найти надо, что ли?

— Все на месте узнаешь! — Маюми зашла с тыла, уперлась ладошками между лопаток и начала пихать ее вниз по склону холма. — Рика, некогда дурью маяться, люди ждут. Топай давай.

Втроем они продрались сквозь кусты и оказались возле ограды. Здесь Маюми как-то ловко выдернула прут из казавшейся прочной и надежной ограды, и в ней образовалась дыра, вполне достаточная по размерам, чтобы пролез человек: может, и не взрослый, но уж кадет-то точно. Судя по девственной лесной подстилке вокруг, о месте никто не знал. После того, как все пробрались наружу, подруга быстро вставила прут на место. Рикона постаралась приметить место: изнутри найти несложно, а вот извне — куда труднее. Никаких особых примет: деревья и деревья. Дальше пришлось тащиться через глухой лес, чтобы обойти заставу Защитников на единственной дороге к Академии, и девочка несколько раз запнулась о корни и грохнулась, испачкав и даже слегка порвав чулки (ох, впаяет госпожа Грампа лишний наряд, если заметит!) Стояла духота, и по спине ползли струйки пота, пропитывая блузу. Рикона начала потихоньку злиться. Если все вокруг — декорации, так могли бы уж и тропинку какую-нибудь проложить!

Примерно час спустя они все-таки выбрались на окраину города, к мощеным улочкам и двухэтажным белым домикам. Поплутав немного по лабиринту переулков, они вышли на широкий Марципанный проспект. Дома выросли до четырех и даже пяти этажей. По сторонам проспекта тянулись широкие стеклянные витрины магазинов одежды и ювелирных лавок. Вдоль них неспешно прогуливались и катились в открытых колясках шикарные дамы в платьях, на которые Риконе не хватило бы карманных денег и за десять лет. Они щеголяли под вышитыми полотняными зонтиками, защищающими от солнца, поблескивали дорогими украшениями — брошками, ожерельями, браслетами, а кое-кто даже и головными обручами и маленькими диадемами. Дам сопровождали не менее представительные спутники-мужчины. Мимо быстро прошли три мальчика в красных мантиях Махотрона. Они бросили на Рикону с подругами любопытные взгляды, но разговор завязать не попытались. Трое — значит, один из них наверняка ко-нэмусин, а двое — искины поддержки, как Маюми и Расия. Рикона пристально вгляделась в юных магов, но, как и раньше, распознать, кто есть кто, не смогла.

Мимо магазинов и кафе, в которых, как Рикона знала по опыту, продаются ужасно вкусные пирожные, мороженое и прочие сладости, девочки прошли до площади Цветов, откуда в конце проспекта Орхидей просматривался королевский дворец, и свернули на неширокую улицу. «Улица Скалистая», гласил указатель на перекрестке.

— Далеко еще? — нетерпеливо спросила Рикона.

— Уже пришли, — Расия поправила очки и указала на неприметное крыльцо с маленькой табличкой над дверью: «Детективное агентство «Далекая звезда». Рядом с входом подпирали стенку два каких-то подозрительных субъекта. — Нам сюда.

— Точно сюда? — девочка подозрительно огляделась. Мужчины в низко надвинутых на глаза шляпах их игнорировали, а других опасностей вроде бы не замечалось. — А зачем все-таки?

— Сейчас узнаешь, — Маюми ухватила ее под локоть и почти силой втащила на крыльцо. — Входи давай, не зыркай по сторонам. А то еще примут за преступницу, скрывающуюся от правосудия. И патруль стражи через площадь пройдет через полминуты, не войдешь — заметят. А у нас увольнительных нет, не забыла?

— А ты откуда знаешь…

Закончить вопрос Маюми не дала. Она распахнула дверь и втащила девочку в небольшую, но довольно уютную приемную: полутемную, с тяжелыми мягкими креслами по углам и плотными гардинами на окнах, с журнальным столиком с газетами. За конторкой у дальней стены сидел какой-то чопорного вида дядька в скучно-сером деловом костюме, что-то быстро писавший карандашом на бумаге.

— Мы готовы к встрече, — без предисловий сообщила ему Маюми.

— Туда сядьте, — ничуть не удивившийся дядька ткнул карандашом в сторону кресел. — Совещание почти закончилось, вас позовут.

— Добрый день, — на всякий случай сказала Рикона, с любопытством оглядываясь. В детективных агентствах ей бывать еще не доводилось. Дядька не отреагировал.

— Не обращай внимания, он не настоящий, — пояснила Расия. — Даже не искин, просто кукла. Декорация плюс передатчик. Он настроен на тебя не реагировать, так что садись и расслабься. Китель, кстати, вон туда повесить можно — видишь вешалку?

— Слушайте, вы мне скажете, в конце концов, что здесь происходит? — шепотом возмутилась Рикона. На всякий случай она скосила глаза на дядьку, но тот и в самом деле не отреагировал, продолжая быстро черкать карандашом. — Вы заколебали уже таинственные морды строить!

— «Далекая звезда» — маска для агентства контроля за нэмусинами во всем Сайлавате, спящими и проснувшимися, — сказала Маюми, плюхнувшаяся в кресло так, что ее коленки оказались выше головы. — Учредили после мятежа графа Симы Ёко. Ко-нэмусины, то есть кадеты всех академий в Цетрии, не по его ведомству, но поскольку ты пережила сатори, то формально перешла под его опеку. Глава агентства — господин Остара Дэка, сам проснувшийся нэмусин из другого мира. Но фактически ты под его юрисдикцию не подпадешь. Ты все-таки на особом положении.

— Рика, с тобой хотят серьезно поговорить… личности, которых ты уже знаешь, пусть и мельком, — добавила Расия, скромно пристроившаяся в соседнем кресле. Она сняла очки и начала аккуратно протирать их носовым платком. — И кое-кто, кого ты не знаешь. К тебе есть предложение, которое, я уверена, тебе понравится. Просто постарайся не пугаться сверх меры, ладно? Даже если не захочешь, всегда можешь отказаться.

— У меня от ваших тонких намеков уже коленки от страха подкашиваются, — буркнула Рикона, демонстративно отворачиваясь и складывая руки на груди. — Достали со своими тайнами! Можете по-человечески сказать, что и кому от меня надо?

— Можем, — согласилась Маюми. — Но ты и сама узнаешь, если потерпишь еще три секунды… две… одну…

Внутренняя дверь распахнулась, и в приемную вышли двое. Один — высокий мужчина в черном сюртуке, с пристальным цепким взглядом прищуренных глаз, и вторая — женщина, на голову его ниже, в скромном сером платье простой горожанки, а то и служанки. На ее плечах виднелась такая же серая пелерина с откинутым за спину капюшоном. Лицо женщины почему-то показалось Риконе знакомым.

— А вот и то, ради чего ты явилась лично, — с кривой усмешкой сказал мужчина. — Знаешь, Рита, ты по-прежнему любопытна, как кошка. Но зачем конспирация? Могла бы и во дворец ее пригласить, честное слово. И ребенку бы полный карман впечатлений, и тебе весело. А?

Рикона сразу его невзлюбила. Кто здесь ребенок, скажите на милость?! Ей уже вот-вот пятнадцать исполнится!

— Во дворце уже и так слишком много странных личностей обитает, — серьезно ответила женщина. — Достоверность страдать начинает. Здравствуй, Рикона. Меня зовут Рита. Рита Химэмия.

И тут Рикона ее узнала.

— Ва-ва-ваше величество… — запинаясь, промямлила она, судорожно пытаясь вспомнить, как следует вести себя в присутствии самой королевы Сайлавата. — Я-я… большая честь…

Она быстро опустилась, почти рухнула на одно колено и склонила голову. Все слова разом вылетели из головы.

— Взаимно, — нетерпеливо сказала Рита. — Встань и дай мне на тебя посмотреть как следует. Эй, кадет! А ну-ка, по стойке «смирно» становись!

Рикона подскочила, как ошпаренная, но потеряларавновесие и почти упала на королеву. Та, однако, придержала ее за плечи.

— Тихо, тихо! — строго сказала королева. — Не нервничай, а то мамочка рассердится. Стой так и не дергайся.

Рита обошла вокруг боящуюся вздохнуть Рикону и тихо хмыкнула.

— Вот уж не думала, что такая, как ты, способна на самопроизвольное сатори, — задумчиво произнесла она. — Даже и не знаю, поздравлять ли тебя. Все равно ведь полноценных воспоминаний у тебя нет, одни обрывки. Неуверенности в жизни добавилось, а преимуществ никаких. Впрочем, педагогика не по моей части. Давай, общайся со старшими, потом еще поболтаем при случае. Остара, я пошла.

— Я с тобой, — сказал дядька. — Провожу немного, потом по городу погуляю. В моем присутствии нужды нет, да и девочке лишний посторонний на нервы действовать станет. И, в конце концов, мне тоже иногда отдыхать нужно. Только охране прямо с крыльца посигналь, чтобы меня не пристрелили ненароком.

— А. Ну ладно, провожай. Пока, Рикона.

Королева накинула на голову глубокий капюшон пелерины и вышла на улицу. Дядька коротко кивнул и двинулся следом. Хлопнула дверь, и в приемной воцарилась глубокая тишина.

— Королева — тоже ко-нэмусин, — тут же нарушила ее Маюми. — Первая, на ком технология реабилитации отрабатывалась. Рита в курсе дела, но она умерла в таком раннем возрасте, что на сатори у нее никаких шансов. Сейчас она главный администратор программы, партнер Бокува, выше ее только Яна Мураций. Но Яна здесь почти никогда не появляется лично.

— Похоже, Рита завидует чужим воспоминаниям о реальной жизни, — тихо добавила Расия. — Нас зовут, — добавила она после короткой паузы. — Рика, идем. Жакет оставь, чтобы в руках не путался. Дай-ка сюда, я его повешу.

— Да кто зовет? — почти жалобно спросила девочка.

— Твоя знакомая, — ухмыльнулась Маюми. — Вы с ней уже встречались. Да не напрягайся ты так, никто тебя съедать не собирается.

Подруга дернула на себя внутреннюю дверь, втолкнула в проем Рикону и сунула голову вслед за ней.

— Подконвойная доставлена, можно казнить! — сообщила она донельзя радостным тоном — и захлопнула дверь с той стороны, зараза этакая!

В просторном кабинете с рядами массивных шкафов вдоль стен (сквозь застекленные дверцы виднелись толстые книги, папки и горы бумаг) стояла теплая уютная тишина. Пылинки плясали в косых солнечных лучах. Огромный стол, обтянутый ярко-зеленым сукном, пустовал — помимо солидного письменного прибора из малахита и хрусталя на нем не замечалось даже соринки. Какое-то время Рикона тупо смотрела прямо перед собой, пока до нее не дошло, что кабинет пуст.

Это что, такая шутка?

— Бу! — громко сказали сзади, и Рикона от неожиданности подпрыгнула на месте. Она резко развернулась — и оказалась нос к носу с незнакомой девчонкой своего возраста в форме Академии Высокого Стиля. На ее шее горел золотой кубирин Меча с крупным изумрудом, а на форменном жакете красовались нашивки второго сержанта. Широкие скулы северянки, чуть курносый нос, слегка оттопыренные уши, узкий подбородок и тонкие губы, расплывшиеся в довольной ухмылке — Рикона невзлюбила ее с первого взгляда. Или, следует сказать, с первого вопля в ухо? Похоже, та скрывалась за створкой открывшейся двери и неслышно подобралась со спины, пока Рикона глазела по сторонам.

— Сдурела? — осведомилась Рикона неприязненным тоном. Что у всех за манера такая в последнее время — сзади подкрадываться и пугать? — Чего орешь?

— Попалась! — незнакомка показала ей язык. — В следующий раз меньше зевай. А если бы вместо меня щупальцатый слизень подобрался?

— И с каких пор монстры в Цетрии водятся? — надменно вздернула нос Рикона. — Ты вообще кто такая? Я тебя в Академии не помню.

— Ну и заявочки! — возмутилась северянка. — Вот и совершай подвиги, чтобы тебе потом в лицо заявили, что ты никто и звать тебя никак! Я сейчас Лику позову, и он тебе за невежество в ухо плюнет в своей лучшей манере, фертрат позорный!

— Чего вдруг позорный? — обиженным тоном спросил тощий белобрысый мальчишка, высовывая голову, а потом и выбираясь из-за тяжелой портьеры у окна. Носил он одни совершенно неприличные короткие шорты, выставив на всеобщее рассмотрение худосочный торс с впалым животом и торчащими как решетка ребрами. — Вполне себе достойный! Рита, во всяком случае, ни разу не пожаловалась, а я у вас двоих общий и для всех одинаково благородный.

— Она тебя боится, вот и не жалуется! — заявила девчонка, упирая руки в бока. — Тебя только допусти до невинной девушки вроде Риты! Ты ее запугаешь до полусмерти своим эффектором, запутаешь болтовней и изнасилуешь в особо извращенной форме! Думаешь, почему я тебе с ней, — она мотнула головой в сторону Риконы, — наедине встретиться не разрешила?

— Потому что ревнуешь! — парень сложил руки на груди и высокомерно задрал подбородок. — Я обаятельный и привлекательный, молодые красивые девицы ко мне липнут стаями, а ты никак смириться не можешь. Я тебе предлагал второй женой ко мне пойти? Ну, или третьей, если Риту считать. Ну, или… — он посчитал на пальцах. — Или шестой, не суть. Предлагал, короче говоря! И Каси не против. А ты все мнешься, как неродная!

— Да к такому извращенцу, как ты, только и наниматься в жены! — возмутилась девчонка. — Лучше пойти и ногу себе сломать, чем с тобой связываться!

— Эй, вы еще долго ругаться намерены? — из-за соседней портьеры высунулась еще одна голова, на сей раз какой-то пигалицы. — Мне уже можно выходить? Или сюрприз еще не завершен?

— Малолеткам слова не давали! — отрезала девчонка в форме. — И вообще, кто главный в программе реабилитации, я или вы? Не пререкаться со старшими! Так, родная, иди сюда, садись подальше от того озабоченного, пока не набросился. Не бойся, я за ним внимательно наблюдаю, врасплох не захватит.

Она ухватила ошеломленную Рикону за плечи и подтолкнула к ближайшему стулу. Та автоматически села, хлопая глазами. Похоже, она попала в компанию буйных психов, а с такими лучше держаться спокойно и не злить их лишний раз.

— Не, ну ты меня на полном серьезе не узнаешь? — поинтересовалась девчонка в форме. — Даже так?

Она приняла картинную позу: левая рука уперта в бок, голова повернута вправо, правая рука вскинута вверх под углом, а перед ней…

А перед ней в воздухе возникла радуга, заиграла оттенками — и мгновение спустя уплотнилась и превратилась в саженной длины глефу. Рикона почувствовала, что ее челюсть потихоньку отвисает. Призвать Атрибут без авторизации? Как такое возможно?

— Все равно не узнаешь? — разочарованно спросила девчонка. — Тьфу. Ну, пусть только попадется мне Саомир или Грампа! Я вот спрошу, почему они историю Академии так хреново преподают!

— Мира, по-моему, ты в компании с Ликой слишком много времени провела, — мелкая девчонка выбралась из-за портьеры, подошла, вскарабкалась на высокий стул и уселась, поджав под себя ногу. Носила она какую-то невзрачную блузку и короткую юбчонку, приличествующие разве что дочке мелкого лавочника. Что такая делает здесь, в комнате, откуда недавно вышла королева Сайлавата? — Может, все-таки хватит человеку на нервы действовать, а?

Неприличный парень одним прыжком преодолел полкомнаты, вскочил на стол, уселся со скрещенными ногами, невозможным образом уместив босые пятки на бедрах, и сложил руки на груди.

— Я готов вещать, — важно сказал он. — Внемлите мне, великому фертрату! Кара, станешь занудствовать — сладкого на десерт лишу. Я с самим главным поваром во дворце знаком, чтоб ты знала!

И вдруг Риконе словно влепили увесистый подзатыльник — так, что потемнело в глазах.

Мальчишка — вовсе не мальчишка. Он — Май Куданно, королевский фертрат, полудемон из другого мира. И мелкая девчонка — они уже встречались несколько дней назад, на том самом холме, где Рикона сидела сегодня. Фертрат точно так же гавкнул сзади — кто у кого научился, интересно? И он назвал мелкую Кариной Мураций, и точно так же звали ректора восхитительно-странного Университета в чужом, но таком захватывающем мире, где лодки умеют плавать без парусов и весел. Тогда, на холме, она спохватилась слишком поздно, чтобы прояснить тайну — неужели ей выпала новая возможность?

И старшая девчонка в форме — кто же тогда она такая? Рикона напряженно уставилась на нее, пытаясь сообразить, но та лишь вздохнула.

— Я Мира Аттэй, — печально сказала она, и ее глефа тихо растворилась в воздухе. — Вот вам и всемирная слава в рамках отдельно взятой виртуальности! Специально ведь старую проекцию надеваю на первую встречу, и хоть бы кто сам узнал!..

И только теперь Рикона вспомнила портрет в музее боевой славы Академии и табличку с именем в зале Мировой Сферы, где за магической завесой обитает Глаз Бога. Мира Аттэй, Защитница, Меч с зеленым камнем в кубирине, Атрибут — глефа. Второкурсница, в тридцать третьем году ценой собственной жизни закрывшая портал Прорыва на территории Академии. Героиня, именем которой названы проспект в Цетрии и зал королевского дворца. Еще одна легенда, на которую Рикона мечтала походить хотя бы немного с первого своего дня в Академии Высокого Стиля. Она жива? Ну да, Маюми и Расия же говорили, что в Сайлавате никто не умирает по-настоящему. Но почему за двадцать два года она совершенно не изменилась?

Рикона вскочила и вытянулась по стойке смирно. Она растерянно переводила взгляд между всеми тремя, судорожно пытаясь сообразить, что сказать и можно ли вообще говорить без разрешения в присутствии таких важных персон. Горло свело спазмом. Однако прежде, чем она успела выдавить хоть звук, Мира надавила ей на плечи и силой заставила опуститься обратно.

— Так, хорош из себя удавленника изображать, — скомандовала она. — Глазки выпученные обратно впучь, язык втяни, чтобы слюни не капали, и рот захлопни. Мало мне, что ли, фертрата с сорванной башней, который мне весь мозг выпил?

Белобрысый полудемон обиженно фыркнул, но от комментариев воздержался. Ректор Университета в детском обличье тихо хихикнула.

— Госпожа Рикона, расслабься, — она успокаивающе помахала рукой. — Эта парочка языками мелет, не переставая, но не кусается. Ну, как правило. У нас в компании как-то не принят формальный стиль общения, и люди, впервые с нами сталкивающиеся, могут… понять нас неправильно. На самом деле все в порядке, в том числе с головой моего братца. Я представлюсь, чтобы тебя не путать еще больше. Меня зовут Карина Мураций, и я ректор университета «Дайгака», куда ты некоторое время назад неудачно съездила на экскурсию. Мы уже встречались с тобой не так давно, и ты вправила мне мозги, когда я куксилась, как младенец. Он, — ректор показала на белобрысого, — Палек Мураций, мой брат. Он наверняка известен тебе как Май Куданно, фертрат королевы. Никакой он не демон, просто у него чувство юмора странное. Наконец, Мира Аттэй — глава программы по адаптации проснувшихся ко-нэмусинов к реальности и твой куратор в ближайшем будущем. Я Карина, он Палек или Май, она Мира. Запомнила?

Рикона машинально кивнула. Ректор университета «Дайгака» — судя по запомнившимся рассказам Грампы, она что-то вроде королевы. Иностранная королева, спутник королевы Сайлавата и героиня графства Цветов. И все, судя по всему, настоящие, не глупые говорящие куклы с улиц. Ну и в компанию же ее занесло! И что им потребовалось от простого кадета Академии?

— Мира? — мелкая ректор приподняла бровь до комичности взрослым жестом.

— Ага. Значит, так, родная, — Мира Аттэй придвинула поближе еще один стул и оседлала его, положив руки на спинку сиденья. — Ты — проснувшийся ко-нэмусин. За тобой внимательно наблюдали в последнее время, и теперь решено, что в Сайлавате тебе оставаться нецелесообразно. С точки зрения окружающих, твое поведение становится странным, да и тебе самой жизнь в Академии все больше в тягость. В общем, нормальный процесс для проснувшихся. Умные небы посовещались с Яни и решили, что тебе пора отправляться в реальный мир. Что сама думаешь? Хочется новой жизни? Или предпочла бы еще немного здесь пожить?

— Новой жизни? — неуверенно переспросила Рикона.

— Ну да. Взрослым нэмусинам, сохранившим прижизненную память, легче решать. У них опыта больше. Но у тебя только обрывки воспоминаний да ощущение неестественности происходящего, тебе сложнее. Ты ничего не знаешь о мире, а неизвестность пугает. Я знаю, сама через это прошла. Мне, правда, выбора никто не предлагал: сначала меня поджарил дракон, а когда я очнулась, назад уже не пустили. В общем, сейчас вопрос в следующем: готова ли ты морально изменить свою жизнь или нет. Понимаю, что в твоем возрасте и в твоем положении решать довольно сложно. Если сил выбирать не чувствуешь, так и скажи. Тебе дадут время подумать. Немного — неделю или около того, больше ты и сама не выдержишь. Ну так что?

Рикона посмотрела на Миру, потом перевела взгляд на Карину и Мая. Фертрат задумчиво грыз ноготь, глядя куда-то в потолок, а ректор молча улыбалась. И что ответить? Все ведь правильно: чем дальше, тем сложнее оставаться в Академии, зная о ее нереальности. И менять что-то страшно: окружающий мир хотя бы знаком и понятен. А что там, за пределами Сайлавата?

Может, взять время и подумать еще?

Да без толку. Грампа же учила: лишние колебания и самоедство ведут к нерешительности и ступору. В бою с монстрами слишком долгое обдумывание тактики ведет к гибели людей, а то и твоей собственной. Думай или не думай, а знаний об окружающем мире не прибавится. Так что лучше решать проблему сразу.

— Я… наверное, готова, — тихо сказала она. — Только не знаю, что дальше делать.

— О, я тебе прямо сейчас десятка три вариантов зачитать могу, на любой вкус, — пренебрежительно сморщила нос Мира. — Ты, знаешь ли, не первая такая. За последние три года в Пограничье сатори пережили восемь бывших ко-нэмусинов разного возраста — помнишь героические гибели нескольких Защитников и Защитниц? В общем, программа реабилитации работает вовсю, и одну тебя не бросят в любом случае. Но есть необычный вариант, который предлагается исключительно тебе. С него и начнем. Ты ведь любишь математику и точные науки?

— Да…

— Вот и Сиори с Исукой так же считают. Недаром же тебя за успехи в учебе на экскурсию в Хёнкон отправляли. Скажи, не хочешь ли ты заняться изучением наук всерьез?

— Ни за что не соглашайся! — важно сказал белобрысый фертрат. — В тебя столько всяких знаний закачают, что башка лопнет. Станешь ходить с трещиной на затылке, придется волосы в косу собирать, чтобы скрывать. Оно тебе надо?

— Лика! — кинула на него грозный взгляд Мира. — Ты-то что тут вякаешь? Ты чего здесь вообще делаешь вместо того, чтобы Риту охранять? Топал бы ты по своим делам, а!?

— Я моральную поддержку оказываю! — Май Куданно надулся.

— Кому, интересно знать?

— Слабым глупым женщинам. То есть всем сразу!

— Оно и заметно. Еще раз окажешь — честное слово, глефой ткну.

— А я малый Атрибут призову и устрою тебе секс с тентаклями по полной программе!.. молчу-молчу! — торопливо проговорил фертрат, заметив укоризненную гримаску мелкого ректора Университета.

— Вот и молчи, — Мира показала ему кулак и снова повернулась к Риконе. — В общем, Рика, есть предложение отправить тебя пожить и поучиться в тот самый Университет, куда ты так неудачно съездила полгода назад. Как тебе идея? Ты Каре говорила, что хочешь вернуться — не передумала еще? Новых схваток с волютами не обещаем, а в остальном там сейчас куда интереснее, чем раньше.

Рикона от удивления приоткрыла рот. Вернуться в странный и восхитительный пустой город у моря? Впрочем, сейчас он уже наверняка не пустой. И, может, даже встретиться с той девочкой, с которой они вместе сражались против местных чудовищ? Пожить там, как следует изучить местные корабли и безлошадные повозки, научиться летать по воздуху, узнать, как вообще живут люди в реальном мире?.. Конечно, да!

— А можно? — неуверенно спросила она, переводя взгляд с Миры Аттэй на Карину Мураций и обратно. — Ну… нас же учили только с чудовищами драться. А там, наверное, много чего другого знать нужно. Вон, даже в Академию какие вступительные испытания…

— А какие там испытания? — с интересом спросил фертрат, почесывая вывернутую пятку. — Хоть одно вспомнишь?

— Конечно. Э-э…

Рикона задумалась. Почему-то сейчас, когда неприличный полудемон задал вопрос, из головы сразу испарились все воспоминания о событиях двухлетней давности. Как она ни старалась, в голову ничего не лезло. Ощущения чего-то сложного и выматывающего возникали отчетливые, но детали из памяти выветрились.

— Не старайся, — Мира нетерпеливо помахала рукой в воздухе. — Не получится, поскольку не проходила ты никаких испытаний. Процесс реабилитации незрелой психоматрицы состоит из нескольких стадий, и на каждой формируется набор не только истинных, но и ложных воспоминаний. Воспоминания об испытаниях — ложные. На самом деле ты мыслишь по-настоящему лишь с того момента, когда оказалась в Академии высокого стиля. Но ты права в том, что учиться в университете «Дайгака» — большая честь и не меньшая ответственность. Разумеется, ты слишком молода для самого университета, но при нем есть подготовительный колледж, что-то вроде школы для одаренных подростков. Туда отбирают по предварительным тестам. Тебе их проходить не потребуется, зато придется постоянно доказывать, что ты имеешь право там находиться. Твоя подготовка в области математики и физики примерно соответствует нужному уровню, история, география и обществоведение тебе не обязательны, но вот химию и естествознание придется серьезно подтягивать. И, разумеется, придется учиться и новому. Не справишься — вылетишь и отправишься в местечко поспокойнее. Вопрос в том, хочешь ли ты взвалить на себя такую ношу?

— Да! — на сей раз твердо ответила Рикона. — Я хочу. Я… приложу все усилия. Вы ведь меня правда возьмете? — она умоляюще глянула на ректора. Внезапно ей страшно захотелось еще раз увидеть пролив меж берегов, и высокую гору, окруженную со всех сторон океаном, и забавную набережную с чугунными статуями…

— Конечно, — кивнула мелкая девчонка. — Но учти: поблажек не жди.

— Мне не нужны поблажки! — Рикона резко поднялась со стула. — Госпожа ректор, я справлюсь, честное слово! Я не подведу! Что я должна делать?

— Отличный вопрос! — фертрат расплылся в улыбке и мягко спрыгнул со стола, словно большой тощий кот. — Для начала нам предстоит долгая ночь страстной любви…

Он ловко поймал в воздухе тяжелое пресс-папье в виде полуцилиндра с ручкой, брошенное ректором, и аккуратно положил на стол.

— Разве нет? — озадаченно спросил он. — Ну нельзя же человека в мир выпускать совсем не подготовленным к реальности!

— Лика, я тебя сейчас стулом по башке трахну! — пригрозила Мира.

— Понятно. Глобальный заговор женской солидарности против единственного мужчины в коллективе. На всех поделить не можете, так не доставайся же ты никому, ага? Между прочим, Остара обидится, если вы ему обстановку переломаете, а еще он мой личный протеже, так что похоронит вас под кучей жалоб.

— Да тебя самого давно пора похоронить, и желательно скалой потяжелее придавить, чтобы не выбрался, — фыркнула Мира, опуская на пол стул. — Рика, программа действий простая. Сейчас ты вместе со своими искинами поддержки… э-э, с Маюми и Расией погуляй напоследок по городу, попрощайся с ним — ты не скоро вернешься сюда, если вообще вернешься. Искины прикроют тебя от патрулей стражи. Потом возвращайся в Академию и попрощайся с преподавателями. Вечером тебя переправят через портал в новое место, где ты проведешь какое-то время, пока готовишься к учебе в Хёнконе. Ну, а потом — потом новая жизнь. Вопросы?

— А никто ничего не заподозрит, если я внезапно пропаду? Ну, я имею в виду, ребята…

— Наш человек! — одобрительно сказал фертрат. — Башка варит. Расслабься, все путем. Путешествовать отправится твоя психоматрица. Проекция, то есть безмозглая тушка, останется здесь ненадолго в автоматическом режиме. Завтра с утра тебе, то есть ей, резко поплохеет, ее переведут в медпункт к Клие, потом в городскую больницу, потом отчислят по состоянию здоровья, и растворишься ты в голубых далях без лишнего шума и пыли. Цени, я сам план придумал. Кстати, жить тебя временно устроят в моем родном домике на скале над океаном, и если вдруг захочешь ночи страстной любви в романтической обстановке, только скажи.

— Нет, ну ты окончательно достал! — глефа Миры вновь сгустилась из воздуха и — Рикона с ужасом дернулась на месте — с размаху воткнулась в грудь фертрату. Длинное окровавленное лезвие вышло у парня из спины, и тут же его фигура вдруг лопнула с громким хлопком и рассыпалась в мелкую белую пыль, разлетевшуюся по комнате и растаявшую. — Карина, ты не возражаешь, если я его совсем прибью, когда дотянусь?

— Не надо, — попросила ректор. — У него в Сураграше вторая очередь плотины Мидзууми почти закончена, скоро генераторы ток должны дать. Должно же правительство кого-то торжественно наградить? И в Хёнконе по мелочам много чего осталось. Прибьешь — строительство встанет, и когда еще нового инженера найдем, пусть даже на всю голову ушибленного? Не обращай внимания. Я же рассказывала — сложное детство, бедный приют, подозрительные компании, кошельки по карманам тырил, со скупщиками краденого якшался, все такое. Ну что злиться на последствия старой психической травмы?

— Ну, если ради дела надо, пусть живет, травмированный… — разочарованно пробормотала Мира. — Третьей женой к нему пойти или пятой, щас! Не понимаю, как Каси и первой-то согласилась!

— Э-э… — робко напомнила о себе Рикона. — А он…

— Да все с ним в порядке! — Мира Аттэй громко фыркнула, подошла к большому зеркалу в простенке между двумя шкафами и щелкнула по нему ногтем. — Лика, на связь!

Поверхность зеркала затуманилась и снова прояснилась, и вместо Миры в ней возникло отражение белобрысого.

— Ну что? — осведомился он язвительно. — Обидела маленького, да? Имей в виду, я свою проекцию через полгорода больше не потащу. Без меня дальше разбирайтесь, а я в уголке плакать ушел.

Он высунул язык, выпучил глаза, оттянул пальцем нижнее веко и громко проблеял. Потом зеркало зарябило, и через секунду в нем снова отражалась Мира и комната.

— Не, ну я его точно где-нибудь под скалой закопаю! — сердито, но в то же время слегка виновато проговорила героиня Академии. — Не беспокойся, Рика, его невозможно прибить до конца. Я пыталась, знаю. Вот он и пользуется безнаказанностью. Ну что, давай, топай гулять. У тебя полдня. Впрочем, если сильно захочешь, можем еще на пару дней задержаться. Просто скажи своим подружкам, они передадут. Свободна.

— Есть! — кивнула Рикона. В последний раз оглянувшись на ректора, она выскочила в приемную, где ее встретили улыбающиеся подруги. На ее сердце вдруг стало легко и радостно. Тяжелые предчувствия сегодняшнего утра растаяли, как туманная дымка под лучами солнца. Впереди — новая жизнь, такая захватывающая и интересная! Подумать только, она встретилась с самой Мирой Аттэй! И с ректором университета «Дайгака», и с королевой, и с ее фертратом! И все они совсем не страшные, а веселые. Даже несносный фертрат-многоженец такой забавный со своими ночами любви! Лишнего ему, она, разумеется, не позволит, но все-таки приятно, когда за тобой ухаживают. Лишь бы его жена не разозлилась… или жены? У них что, многоженство разрешено?

— Ну, идем гулять? — спросила Маюми. — Я одно местечко знаю, там пирожные шикарные. И конфеты с ликером есть — может, нам даже продадут парочку, хотя мы и несовершеннолетние.

— А… вы уже знаете?

— Конечно. Нам же разрешили слушать.

— Рика, ты молодец, — серьезно сказала Расия, поправляя очки. — Ты правильно согласилась. Жаль, что ты не прошла полноценную реабилитацию в Академии, но и в том мире тебе понравится. Но всегда помни, что для тебя работа головой — то же самое, что лекарства для тяжелобольного. Станешь лениться — никогда не вырастешь полноценным человеком.

— Я помню, — вздохнула Рикона. — Ну, что делать. А вы…

Она замолчала. Если сегодня ее последний день в Сайлавате, с подругами пора прощаться. Да, искины — не люди. Но они втроем жили в одной комнате почти два года, делились радостями, горестями и мелкими девичьими секретами, вместе учились и тренировались, дразнили парней, бегали в самоволки и получали нагоняи и внеочередные наряды от преподавателей… Пусть даже Маюми и Расия не люди, а какие-то непонятные искины — все равно они подруги. Тем более что они находятся в Академии лишь ради нее. А теперь расставаться? И что с ними станет?

— А что «вы»? — удивилась Маюми. — Уж не считаешь ли ты, что сумеешь от нас избавиться так просто? Мы же твоя группа поддержки! Да и нам есть чему поучиться на Палле — мы тоже развиваемся, пусть и иначе, чем ты. Так что мы остаемся с тобой… ну, если сама не попросишь отвязаться, конечно.

— Нет, конечно! — Рикона расцвела новой улыбкой облегчения. — Здорово! А вы тоже заболеете?

— Нет, разумеется, — фыркнула Маюми. — Слишком уж подозрительно вышло бы. Наши проекции просто переключат в режим декоративных кукол и постепенно выведут из игры. Да не забивай сейчас голову. Потом все узнаешь, если захочешь. Ну, пошли быстрее в город, только китель не забудь. Не знаю, как ты, а я по пирожным соскучилась. И если мы пошевелим ляжками в темпе, то как раз успеем уклониться от патруля, который пройдет через площадь ровно через три минуты.

Когда за Риконой закрылась дверь, Карина вздохнула и устало потерла глаза. Она понимала, что ощущение саднящей рези в них — лишь психологическое, но поделать с собой ничего не могла. Прошедшие дни она потратила с пользой — разгребая и упорядочивая техническую и политическую информацию, скопившуюся за половину паллийского года, общаясь с людьми и Молодыми на Текире, восстанавливая маски в Катонии и Сураграше… Однако чем бы она ни занималась, она не могла заставить себя не думать об Университете и оставшихся там людях. Постоянное сосущее чувство тревоги и вины выматывало, разбивало сосредоточенность, заставляло вскидываться при каждом информационном пакете от координатора. И с течением времени напряжение не ослабевало, а лишь усиливалось.

«Карина, контакт. Палек в канале».

«Карина в канале. Ты чего так неожиданно смылся?»

«Я смылся? Меня, между прочим, принудительно из Ракуэна вышвырнули, если ты не заметила».

В виртуальности Сайлавата Карина заставила свою проекцию просигналить Мире подключиться. Та кивнула, усадила свою проекцию на стул и прикрыла глаза.

«Мира в канале. Извини, Лика. Похоже, я переиграла. Хотя в целом, кажется, вполне неплохо получилось. Девочка в конечном итоге расслабилась и пришла в норму».

«Здесь Палек. А мальчик в моем лице, наоборот, напрягся. Ты бы хоть предупреждала, что ли».

«Здесь Мира. Я же говорю — извини».

«Здесь Палек. Да ладно. Все равно оттянуться немного не мешало. Но вы имейте в виду, что если я еще нужен в визуально оформленном виде, раньше, чем через пятнадцать минут, до агентства моя проекция даже на коне не доберется. Но, я так понимаю, во мне потребность кончилась. Могу по делам бежать?»

«Здесь Карина. Нет, Лика, больше ничего не нужно. Спасибо. Мира?»

«Здесь Мира. У меня тоже все. Спасибо за помощь».

«Здесь Палек. Пока-пока. Конец связи».

«Риса…»

«Да, Мира?»

«Что, если паладары не смогут вернуться в Университет в ближайшее время? Меньше двух недель в Масарии я Рикону не продержу в любом случае, но что дальше?»

«Увидим. В крайнем случае, пристроим ее в один из других университетов в Ракуэне. Или на Джамтерру отправим. Олег давно просит нэмусинами тамошнюю вторую-третью страту разбавить, но Дзи с Робином пока что его энтузиазм придерживают, особенно сейчас, когда джамтане контакт оборвали и перспективы площадки не ясны. Сейчас главное — отсюда ее вытащить и при том в жизни не разочаровать. Как же все-таки неудачно вышло с ее ранним сатори…»

«Шок от посещения другой реальности плюс шок от драки с волютами. Кто ж знал? Яни с Бокува и те не спрогнозировать не могли. Ну, все, я побежала. Спасибо еще раз. Отбой».

«Конец связи».

Проекция Миры в кабинете сыскного агентства поднялась и вышла. На ее спине помигивал значок автопилота. Карина включила собственный автопилот, чтобы он припарковал проекцию в пекарне королевского дворца, и вернулась в свой кабинет. На коммуникационной панели уже помигивал огонек приоритетного сообщения: очередной отчет по Хёнкону нетерпеливо ожидал, когда его откроют. Она позволила ему активироваться, так что символы быстро поплыли перед глазами, и некоторое время напряженно вчитывалась. Закончив, она нахмурилась.

«Сторас, контакт. Карина в канале».

«Сторас в канале. Да?»

«Я просмотрела последнюю сводку. Можешь заглянуть ко мне в гости ненадолго? Дверь открыта».

«Да, конечно. Через пару минут. Отбой».

«Конец связи».

Карина сформировала обычную переговорную комнату с несколькими мягкими креслами и информационным экраном, вывела на него отчет, села в кресло и попыталась расслабиться. Нетерпеливая жилка почти осязаемо пульсировала в голове: скорее, скорее, скорее! Она попыталась призвать на помощь техники Пути, но те помогли слабо. Что же все-таки там произошло? Десантные корабли, линкоры, авианосцы… «Щит победы», единственный атомный авианосец Кайтара, уже второй раз оказывается втянутым если не в полноценное сражение, то в противостояние возле Хёнкона. Случайность?

Воздух у «двери» замерцал, и в комнату возникли двое. Карина озадаченно посмотрела на Камилла: он-то зачем явился? Впрочем, как специалист по политическим сложностям Могерата он наверняка сможет высказать ценные мысли.

— Здравствуй, — кивнул Сторас. Камилл лишь небрежно махнул рукой, усаживаясь.

— Я по поводу военного кризиса у Хёнкона, — сказала Карина. — Вы отчет уже видели? Вы понимаете, каким образом четыре флота одновременно оказались возле Университета?

— Понимаем, — согласился Сторас, тоже усаживаясь, но явно избегая смотреть на ректора. — В автоматическом режиме сработала страховка, подготовленная специально на такой случай. Понимаешь, мы сделали выводы с прошлого раза. Ситуация с пиратами, в которой мы оказались полгода назад, и тогда-то выглядела совершенно неприемлемой — несмотря даже на наличие у нас дронов. А в сценарии полного ухода паладаров и деактивации боэй…

— Должна ли я предположить, что ты в очередной раз принял решение не информировать меня о нашей внешнеполитической деятельности? — сухо осведомилась ректор. — И, разумеется, из-за моей перегруженности учебными программами и управлением Университетом?

— Мы приняли решение, — поправил Камилл, разглядывая ногти. — Можно даже сказать, что ключевую роль играл я. Так что, Кара, правильной целью для твоих огненных взглядов является вовсе не Сторас.

— Следовало бы догадаться… — пробормотала Карина. — Сейчас я тоже слишком перегружена, чтобы узнать детали?

— Ничего особенно сложного, — пожал плечами Старший Демиург, поднимая равнодушный взгляд. — Основной план базировался на постоянном соперничестве Ценганя и Кайнаня во всем, включая принадлежность Хёнкона. Любое действие Ценганя обязательно вызывает активное противодействие Кайнаня, и наоборот. С учетом, что королевская семья и бывший хёнконский двор расположились в Тасиэ, я всего лишь установил точки принуждения нужным образом. Террористическая организация на коротком поводке, ее лидер, сдерживаемый лишь моим присутствием, уверенность аристократии в своей безнаказанности в отсутствии паладаров — вот и автоматический триггер. Я пропал, террористы почувствовали свободу, нескольким аристократам перерезали глотки — а дальше специально обработанные чиновники в Тасиэ в нужном ключе подали события Левому Министру. Как итог, ценганьская эскадра двинулась в сторону Хёнкона с твердым намерением захватить его. Собственно, убедить ценганьское правительство в том, что Мариси, бывший бандит с ничейной территории, замышляет стать диктатором, большой сложности не представляло в любом случае, а поскольку аристократы очень не любят выскочек…

— Подожди! — резко перебила его Карина, чувствуя, что внутри нарастает гнев. — Террористы? Ты хочешь сказать, что «Адаути» — твоих рук дело? Ты создал террористическую организацию, которая…

— Точно, — криво ухмыльнулся Камилл. — Однако прежде чем ты продолжишь негодующую тираду, прими к сведению, что я не сделал ничего из ряда вон выходящего. Политические убийства на Могерате в порядке вещей, и ни один действительно важный чиновник или аристократ не рискует жить без серьезной охраны. Иногда для ударов в спину используются группировки Анъями, иногда собственные убийцы. Так что от нас не просто ожидали чего-то подобного — нас не поняли бы, если бы мы не прикончили ни одного врага.

— Камилл! — сквозь стиснутые зубы почти прорычала Карина. — Мне плевать, что от нас ожидали! Ты! Создал! Террористов! Убивающих безоружных людей!..

— Если ты о так называемом «правительстве за рубежом», то, разумеется, они были безоружны. Такие люди предпочитают убивать чужими руками. Кара, осознай, пожалуйста: после расчистки Хрустального перевала исключительно наше присутствие удерживало бывшие хёнконские кланы от захвата и раздела страны. Никакие печати их бы не остановили: традиция и сила оказались бы на их стороне. И на судьбы мира им наплевать, я тебя уверяю, с самой высокой горы. На их век хватит, а дальше гори все огнем, в том числе и буквально. Декадой раньше или позже, но нечто похожее все равно бы случилось. Я лишь направил события по нужному руслу.

Карина бессильно стиснула подлокотники кресла. Ей хотелось вскочить и заорать в лицо Камиллу, что он гад, сволочь, мерзавец, растоптавший самое святое в Университете — его политический нейтралитет, что он убийца… но страшным усилием воли она сдержала себя. Что толку? Старший Демиург и без того относится к ней всего лишь с терпеливым вниманием, как к ребенку, и терять перед ним лицо не следует. Он все равно продолжит поступать так, как считает нужным, и выбор у нее простой: официально обрубить с ним все связи либо продолжать пользоваться его помощью. Так или иначе, с Могерата в частности и с Паллы в целом он не уйдет.

…и ты, дорогая, знаешь, что выберешь. С самого начала ты не питала иллюзий: Камиллу наплевать на Паллу, на ее жителей и будущее. Он всего лишь развлекается в своем излюбленном стиле закулисного кукловода. Ты не можешь контролировать его ни силой, ни моральный авторитетом — а политическая информация, которую начали поставлять его все еще формирующиеся сети, бесценна уже сейчас. Ты не можешь остаться без внешней разведки и не можешь изменить методы Демиурга. А значит, ты продолжишь сотрудничать с ним, как в Сураграше вынужденно имела дело с людьми, которых искренне ненавидела. И он это прекрасно понимает.

И, значит, любые несдержанные выходки только приведут к утрате и без того мизерного авторитета.

— Могу я хоты бы осведомиться, зачем? — сдавленно спросила она.

— Все очень просто, — Камилл вернулся к разглядыванию ногтей. — Пираты. Благодаря твоей жесткой позиции относительно прав личности в Хёнконе Сторас не может эффективно выявлять агентов Анъями в Университете. А их там, можешь поверить моему опыту, уже десятки, если не сотни. С такими силами в отсутствие боэй они вполне могут устроить еще одну операцию по ограблению твоей сокровищницы. Очередной блеф с заложниками может и не пройти, а даже один убитый студент или преподаватель означает тяжелейший удар по репутации университета «Дайгака». Единственный способ предотвратить такие проблемы — обеспечить надежное прикрытие с моря.

— Мы обсуждали закупку собственных военных кораблей. Сторас!

— Извини, Карина, но я уже объяснял последствия, — регент Хёнкона виновато развел руками. — Даже если оставить в стороне финансовые вопросы, с собственным флотом из мирного гражданского учреждения, пусть и размером со страну, мы превращаемся в морскую державу. Недоброжелатели немедленно получат повод поставить под сомнение наши истинные мотивы.

— Но у нас уже есть небольшая армия…

— Она не выходит за рамки обычной службы охраны, какую на Могерате имеет каждый более-менее крупный клан. Но военный флот, даже всего лишь пара эсминцев, уже совершенно иное дело.

— Мы могли бы обратиться к Ценганю и Кайнаню, чтобы они предоставили нам постоянную охрану! За деньги!

— Тогда, — Камилл саркастически усмехнулся, — мы бы немедленно утратили политическую независимость, а с ней — и статус нейтрального учебного заведения. Нет, Кара, единственный способ получить морскую охрану и при том ничего не утратить — сделать так, чтобы соседи сами, добровольно, прислали корабли для охраны, но не получили возможности шантажировать нас грубой силой или как-то еще. То есть — именно то, что мы получили сейчас. Кайнань станет бдительно следить за Ценганем, Кайтар — за Ставрией, и никто из них не рискнет отозвать свой флот, чтобы не дать преимущество заклятым друзьям. Стихийно сформировавшиеся международные силы охраны, так сказать, которые нужно всего лишь оформить юридически — чем и займемся по возвращении. Знаешь, Кара, если бы нынешнего кризиса с Арасиномэ не случилось самого по себе, его стоило бы спровоцировать.

— Я поняла, — ровным холодным тоном сказала Карина. — Спасибо за информацию, Камилл. Я больше тебя не задерживаю. Сторас, останься, пожалуйста.

— Тебе никто не говорил, какая ты хорошенькая, когда злишься? — подмигнул Старший Демиург. — Ладно, не стану действовать на нервы. Пока не стану. Постарайся как следует обругать меня перед Сторасом, чтобы снять стресс от неожиданности. Когда успокоишься — зови, обсудим детали.

И его проекция растаяла, не утруждая себя формальным выходом через дверь. Карина вздохнула.

— Почему ты мне ничего не сказал? — спросила она у Стораса с тяжелым вздохом. Вот на него можно наорать, и он примет ее слова близко к сердцу. Но не стоит — ведь по статусу он даже не Молодой Демиург, а всего лишь проснувшийся нэмусин. Нечестно срывать на нем настроение.

— Потому что меня настоятельно попросили помалкивать, — Сторас явно выглядел виноватым. — Впрочем, я согласился, потому что тебе действительно незачем знать о таких вещах. Карина, ты же сама понимаешь: ситуация давала тебе возможность в любой момент абсолютно искренне заявить, что ты не в курсе, и свалить все на меня. Понятно, что рано или поздно ты бы все равно узнала, но…

— Кто еще участвовал?

— Ты и сама догадываешься. Майя в Кайтаре и Суоко в Ставрии. Но они ничего не знали об «Адаути».

— Сторас, ты понимаешь, что если хоть одна живая душа в мире узнает о нашей связи с террористами, наша репутация окажется похороненной раз и навсегда? Университету, скорее всего, придет конец!

— Ты недооцениваешь Камилла, — криво усмехнулся регент Хёнкона. — Во всей «Адаути» об его участии знает лишь один человек — ее предводитель. И у нас есть гарантии, что он никогда не проговорится.

— И каким же образом?

Сторас молча посмотрел на нее, размышляя. Карина почувствовала, что по спине медленно ползут ледяные мурашки. Какую еще пакость они устроили на пару с Камиллом, что опасаются ей сообщать?

— Хорошо, я объясню, — наконец тяжело проговорил регент. — Однако у меня есть одна настоятельная просьба. Пожалуйста, избегай разговоров о террористах с Суоко.

— Да почему?! Что у них за предводитель, в конце-то концов? Только не говорите, что вы притащили на Паллу еще кого-то, о ком я не знаю!

— Ты его знаешь, — на лице регента появилось несчастное выражение. — Юно. Юно Юнару.

Карина, шокированная, вжалась в спинку кресла. Юно? Воспитанник Суоко? Тот мальчик, что провел в Хёнконе два сезона, помогая обустраивать ставрийскую дипломатическую миссию, и пропал в Кайнане? Каким образом?..

— Не суди Камилла строго, — Сторас снова отвел глаза. — Парень сам пришел к нему. Видимо, Суоко рассказала, кто есть кто у паладаров, и он решил, что наконец-то нашел свой шанс.

— Шанс на что?

— На месть, Кара. Он так и не простил королю и высшей аристократии старого Хёнкона их бегство из страны. Мерзавцы бросили свой народ на произвол судьбы. Десятки тысяч погибли в начавшейся панике — от голода, насилия, на кораблях, затонувших от перегрузки… Он выжил — и не простил. Он был одержим местью, и если бы Камилл не принял его, наверняка начал бы действовать самостоятельно. А для нас важно, что с таким человеком во главе «Адаути» никогда не повернет оружие против паладаров.

— Зато он убивает других… Что вы наделали, Сторас! Как вы могли!

— Я не снимаю с себя вины, Карина, — на сей раз бывший директор Службы внешней разведки Четырех Княжеств посмотрел ей прямо в глаза. — Я знал, что мы делаем и какие последствия получим. Я активно помогал Камиллу создавать «Адаути», используя свой опыт. Не то, чтобы он так уж сильно во мне нуждался, но я помогал. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Однако должен сказать прямо: если мы не истребим старую аристократию, рано или поздно она снова захватит Хёнкон. Слишком много алчности, слишком много старой злобы — и слишком много связей с аристократией по всему Могерату. Сейчас они еще опасаются нас и осторожно пробуют воду. Но если мы проявим мягкотелость, они сожрут Университет заживо. Хёнкон не первое государство под твоим контролем, и ты прекрасно понимаешь, что мы не сумеем обойтись без грязной игры.

Сторас поднялся.

— Я не прошу тебя одобрять наши действия, Кара. Но когда ты звала меня в проект, ты понимала, кто я такой и как стану себя вести. Возможно, эмоционально я сейчас тебе отвратителен, но рационально ты понимаешь правильность наших действий. Все, что я прошу — не вмешивайся во внешнюю политику и охрану Хёнкона. Твоя задача — создать Университет, способный спасти Паллу. А возиться в дерьме тебе совершенно незачем. Оставь его опытным ассенизаторам.

Карина молча смотрела на него и не находила слов для ответа. Та юная девочка с высокими идеалами, какой она приехала в Крестоцин тридцать лет назад, еще живущая где-то внутри, требовала возмутиться, потребовать прекратить ужасные непотребные игры с человеческими жизнями… но нынешняя стерва, опытный политик, холодно соглашалась: при всем желании Хёнкону не обойтись без активного противодействия старым владельцам. Ты всего лишь предпочитала не задумываться над такими вещами, с головой окунувшись в организаторские хлопоты по обустройству Университета, а заодно и в изучение местнойнейрофизиологии. Ты знала, что внешняя разведка не работает в белых перчатках, и уж совершенно точно понимала, что у Камилла нет моральных тормозов. Знала — и трусливо укрывала знание в дальних укромных уголках памяти, предпочитая смотреть в другую сторону.

В случившемся виновата ты сама. Точка. И хватит сваливать вину на других.

— Я лишь хотел сказать, Карина, что Марик ничего не знал, — тяжело проговорил Сторас, взявшись за ручку двери. — И Саматта — тоже. Вся вина всецело на мне.

— Погоди! — Карина вскинула руку, прежде чем он успел отключиться. — Сторас, я… Ох, мы еще поговорим на данную тему втроем с Камиллом. Я хочу сказать, что… не виню тебя. Наоборот, как ректор Университета я была обязана контролировать все аспекты его деятельности, в том числе внешнеполитические. Но я отдала все тебе на откуп, и не мне порицать тебя за самодеятельность. Мне нужно обдумать ситуацию, и мы поговорим. Пришли, пожалуйста, все материалы по «Адаути» и… вообще по всем вещам, которыми я ранее не интересовалась.

— Пришлю, — согласился Сторас. — На самом деле там не так много. Мы не…

Он замер.

В центре комнаты взвихрилось серое облако, и из него выступил невзрачный неприметный человек в деловом костюме.

— Прошу прощения за невежливое форсированное подключение, — сказал координатор, — но в соответствии с твоим указанием, госпожа Карина, должен проинформировать о радикальном изменении ситуации в районе Паллы. Агрессивная активность Арасиномэ внезапно прекратилась сорок планетарных минут назад по текирскому счету. Я продолжаю поддерживать прежние защитные меры и настоятельно не рекомендую возвращаться туда в течение по крайней мере текирских суток, чтобы удостовериться в безопасности окружения. Однако если ты настаиваешь, я готов немедленно переправить тебя. Ожидаю дальнейших приказов.

06.24.1232. Барна, Кайтар

…мягкая уютная колыбель. Охватывает со всех сторон, греет, укачивает, убаюкивает. Погремушка успокаивающе позвякивает, искрится мелкими капельками музыки, негромко поет колыбельную. Тепло. Приятно. Безопасно. Материнские руки осторожно гладят по голове, во рту — вкус бодрящего солнечного рассвета…

…братья и сестры бегают по дому, орут и визжат во весь голос, подпрыгивают до потолка, качаются на шторах и люстре. По телевизору показывают какую-то оживленную комедию, парсы лежат в креслах и, ехидно улыбаясь, наблюдают за беготней малышни. Однако обычная веселая атмосфера дома сейчас натянута и пахнет близкой грозой, а в смехе постоянно проскальзывают истеричные нотки. Где-то там, снаружи, бродят призрачные пожиратели, готовые наброситься, разорвать, утащить в темный лес, а потому водяные пистолеты и мухобойки все время наготове. Мама закрылась в оранжерее и боится оттуда выходить. Иногда отвратительная морда пожирателя с кривыми клыками и капающей слюной появляется рядом прямо из воздуха, но ее тут же смывают струйки воды из пистолетов, а иногда разбивает вдребезги мухобойка. Правда, пожиратели сейчас какие-то странные: они еще никого не смогли поймать и утащить в лес, как раньше. Но мама все равно испугана. Ничего, мы ее защитим…

…и в колыбели становится слишком душно и жарко, и хотя ласковый голос мамы все еще продолжает петь душистую песенку, а ее лепестки медленно падают на одеяло, сидеть в закутке слишком скучно. Если протянуть руку, окутывающая темнота разрывается, и за ней становятся видны странные вещи: искаженные кривые плоскости, мечущиеся огоньки, какие-то странные тяжелые фигурки, медленно переставляющие неуклюже вывернутые отростки. Любопытство. Потянуться, осмотреть, понять. Нет?..

…и еще кто-то рядом. Папа? Нет, он остался далеко позади, в Кайтаре, его здесь нет, хотя он отчетливо чувствуется где-то рядом. Тонкая упругая струна тихо поет, протянувшись в его сторону, зовет за собой. Потянуться, шагнуть неуклюжими маленькими ножками — и колыбель исчезает, и потоки радостного чистого света омывают тебя со всех сторон. Где-то далеко мелькает страшная рожа пожирателя, от которой к неведомому кукловоду тянутся тонкие блестящие ниточки — и тут же пропадает, смытая струйкой воды. Такой знакомый, надежный и спокойный мир, в котором линии танцуют геометрические вальсы, а братья и сестры безмятежно катаются, протирая штаны и юбки, с седел и горок гиперболических параболоидов…

…но сквозь него упорно прорезается, пробивается другой мир — холодный, твердый, странный и неуютный. Мама-роза говорит, когда-то давно она уже видела такой, но она не помнит, где, когда и почему. Помнит только, что там следует вести себя очень аккуратно, чтобы не пораниться ненароком. Другой мир властно зовет к себе, обещает что-то очень-очень важное. Что-то, что она почти забыла, но должна вспомнить…

…и внезапно кривое пугающее существо с несколькими отростками прыгает из чужого мира в родной и приближается вплотную. Оно выжидающе смотрит, что-то неслышно говорит, но что именно — непонятно. Его очертания расплываются, и чтобы оно не пропало совсем, приходится пристально всматриваться. Мерцание, размытость, скрытая угроза — и вдруг из его живота начинают прорываться другие очертания: страшная, отвратительная маска пожирателя. Мухобойка сама прыгает в руку, но бить нельзя. Нельзя. Нельзя. Ведь на самом деле она знает, кто оно такое. Что оно такое. Оно родное и правильное, его нельзя убивать — но несколько братьев, привлеченные ее испуганным вскриком, уже подбежали поближе и нацелили водяные пистолетики. Прыгнуть вперед, обнять, защитить — струйки воды больно хлещут по спине, но существо с отростками остается невредимым. Братья озадаченно зовут ее, спрашивая, что она делает…

…и мама склоняется над ней, плачущей и дрожащей, но по-прежнему скорчившейся вокруг существа-не-пожирателя, и его клыкастая маска уже не пугает, а пугают лишь братья, столпившиеся вокруг и озадаченно переглядывающиеся. Ты должна отдать бяку, малышка, говорит мама, иначе она утащит тебя в темный лес — но она не понимает, потому что нет никакого леса и нет бяки, а есть ласковое дружелюбное существо, и вообще нет никаких пожирателей, и вы все выдумали, а существо зовут Зорра, Зорра, Зорра, и она никогда никому не сделала ничего плохого!..

…и потолок комнаты бросается навстречу, и острая боль в сгибе локтя, и давящее ощущение на голове…

…и она сидит на кровати, одеяло отброшена в сторону, и игла капельницы пронзает согнутую руку болью, и нужно вырвать ее (новая боль от резко срываемого лейкопластыря) и отбросить подальше, и мир вращается вокруг, оставаясь в то же время совершенно неподвижным, и воздух с трудом проходит в горло, и пушистые теплые тела прижимаются к ней с боков, тихо поскуливая от избытка чувств…

Некоторое время Фуоко сидела на кровати, ошеломленно оглядываясь по сторонам. Белые стены. Матерчатые ширмы. Тусклый свет ночника под потолком. Какие-то непонятные установки с экранами и индикаторами, по которым ползут ровные, чуть дрожащие линии, тихое электронное попискивание. Больница? И… человек, сидящий на стуле возле кровати, вернее, положивший голову на кровать на скрещенные руки и сейчас спящий — слышно его ровное дыхание. Фуоко опустила взгляд. Парсы с обеих сторон обнимали ее верхними лапами, стремясь заглянуть в глаза.

— Фуоко проснулась? — требовательно спросила Зорра. — Совсем проснулась? Как меня зовут?

— Я… кажется, я проснулась… Зорра… — прошептала девушка.

Геометрические формы продолжали крутиться у нее перед взором, накладываясь на окружающую обстановку и не позволяя толком видеть. Голову продолжало сдавливать. Подняв пальцы, она ощутила, что левая часть плотно забинтована, скрывая глаз. Повязка обхватывала и правую половину головы, полностью скрывала темя и затылок. Смешно, мелькнуло в голове. Совсем как у Юи… не надо про него вспоминать, почему-то совсем не надо, что-то очень плохое мерцает на грани памяти, угрожая наброситься и… Прикосновение к левому виску отдалось легкой болью. Справа, в промежутках между бинтами, пальцы нащупали голый обритый череп.

— Где я? — спросила она, безрезультатно пытаясь протереть свободный от повязки глаз.

— Больница! — отрапортовал Гатто, тыкаясь ей в открытую щеку теплым носом. — Плохая больница! Меня и Зорру не хотели пускать. Я кусался и рычал, они пустили.

— Кирис спит, засоня! — фыркнула Зорра, отпуская Фуоко и тормоша спящего человека за плечо. — Кирис, вставай! Фуоко проснулась! Вставай!

Человек вяло пошевелился, приподнял голову — и резко вскинулся. Фуоко не успела и охнуть, как оказалась в могучих ребродробительных объятьях.

— Фучи! — прошептал в ухо такой знакомый и родной голос. — Фучи, ты жива! Они же сказали, что у тебя мозг погиб, никакой активности… Ох, Фучи!

Голос прервался невнятными судорожными вздохами, и Фуоко не сразу сообразила, что Кирис плачет. Она осторожно обняла его вздрагивающее тело и неловко погладила по спине.

— Я в порядке, Кир, — прошептала она скверно слушающимися губами. — Я в порядке. Я жива. Какая активность, когда у меня энергоплазма в черепе энцефалограмму глушит, забыл, что ли? Ну что ты, все же хорошо. Кир, ты мне сейчас ребра сломаешь!

Медвежья хватка слегка ослабла, и Фуоко с облегчением вздохнула.

— Я не успел, Фучи… — пробормотал Кирис. — Прости, я не успел. Я хотел тебя закрыть от взрыва, но слишком далеко…

— Дубина! — ласково сказала Фуоко, наслаждаясь его близостью. — Хорошо, что не успел. Так бы и тебя зацепило…

— Меня осколки не задевают, забыла? Помнишь, еще в Хёнконе на пляже граната рядом рванула? Я совсем чуть-чуть не успел тебя полностью заслонить… — Кирис отодвинулся и с тревогой заглянул ей в лицо. — Фучи, ты как? Что-нибудь болит?

— Голова кружится. И разные… фигуры разноцветные перед глазами мелькают. Ой, Кир, так смешно — у тебя в голове зелененький сгусток сидит. И не только в голове… Кир, я лягу. Меня что-то мутит.

— Блин… — Кирис на секунду отвернулся и двинул кулаком по большой кнопке рядом с изголовьем. Где-то вдалеке протарахтел звонок. — Так, Фучи, ну-ка, аккуратненько…

Он движением отогнал послушно отпрянувших парсов, помог девушке лечь и прикрыл ее одеялом как раз в тот момент, когда в палату вбежали сразу три женщины в белых медсестринских одеждах. Страшный приступ головокружения перевернул палату вверх тормашками, и мир поплыл-покатился перед глазами, оставаясь в то же время неподвижным. Какое-то время яркие геометрические поверхности и очертания палаты сражались, с переменным успехом стараясь вытеснить друг друга подальше. Вестибулярный аппарат громко возмущался происходящим, и Фуоко с трудом удерживала тошноту, подступающую к горлу. Вслед за чувством равновесия взбунтовались и все остальные. Возбужденные человеческие голоса утратили четкость, зато обрели отчетливый привкус ванильного мороженого, а ее тело попеременно становилось то кристально-твердым, то мягким и звонким, растекаясь по кровати тонкой маслянистой пленкой. Чувство времени взяло выходной и отправилось погулять, и когда Фуоко снова обрела способность нормально воспринимать мир, она снова лежала навзничь, глядя в белый потолок.

Ослепительный свет от ламп, бьющий в глаза, по-прежнему казался кисловатым и жидким, но в целом геометрический вальс слегка отступил и скромно маячил где-то на заднем плане, не претендуя на главную роль. Девушка попыталась повернуть голову, но тело отказывалось повиноваться. Зато над ней склонилась озабоченная голова и спросила что-то желтым голосом. Смысл слов ускользал, но Фуоко сосредоточилась и заставила себя слушать. И, словно ее усилия возымели эффект, голос, наконец, стал безвкусным, зато внятным и разборчивым:

— …моргните, если меня понимаете, дэйя! Моргните два раза!

Понимаю ли я его? Наверное, да. Значит, нужно моргнуть. Фуоко медленно прикрыла веки, потом еще раз — точнее, правое веко, потому что левая половина лица чувствовалась немного странно и, похоже, не повиновалась вовсе.

— Она нас слышит, — с облегчением сказал голос, почему-то превращаясь в фиолетовый пульсирующий куб. — Дэйя, прошу, лежите спокойно и не пытайтесь двигаться. У вас случились судороги, вы пока что пристегнуты к кровати.

— Я… в порядке… — прошептала Фуоко. Мир и в самом деле быстро прояснялся, чувство тела возвращалось. Что-то давило ей на плечи и на талию — ремни? Зачем ее пристегивать? — Кир… ты где?..

Прежнее лицо пропало, и появилось новое. Кирис с тревогой смотрел на нее, и его эмоции казались разноцветным водопадом, омывавшим ее теплой струей с ледяными прожилками. Водопад торжественно пел давно знакомой нотой — точнее хоралом нот, знакомых и незнакомых, но Фуоко точно знала: это Кирис. Как же она не слышала его раньше?

— Кир, — сказала она, старательно контролируя наполовину онемевшие губы, — я тебя чувствую напрямую. У меня… — она запнулась, вспоминая слово из далекого-далекого прошлого. — У меня приступ синестезии. Ночной мир… накладывается на реальный. Плохо ориентируюсь в пространстве. Надо просто полежать…

Резкая вспышка боли пронзила бедро, но тут же скукожилась и ослабла, превратившись в легкую боль от укола. Так, спокойно, дорогая, сказала Фуоко себе. У тебя последствия контузии. Там, в деревне посреди рисовых полей… что там произошло? Вспоминай! Почему так страшно и так не хочется помнить?

…железная хватка чужой руки и едкий запах мужского пота. Граната перед лицом. Непонимание, переходящее в ужас. Потом все терялось в тумане. Видимо, граната все-таки взорвалась, и Кир так же говорит. Контузия. Да, контузия и сотрясение мозга. Главное, что ты можешь нормально думать. Симптомы пройдут со временем, так что не паникуй. Где она? Все-таки ее довезли до Шансимы?

Озорная пляска теней вокруг успокаивалась, слух и зрение постепенно возвращались в норму. Она уже различала вокруг встревоженные мужские и женские голоса. Слегка повернув голову, она различила несколько фигур в халатах. Потом мир пропал совсем и тут же вернулся, и вдруг она обнаружила, что над ней склоняется человек со странными утюгами в руках. Утюги прижались к голой груди холодными скользкими поверхностями.

— Разряд! — выкрикнул мужской голос, и грудную клетку слегка защекотало.

— Пульса по-прежнему нет, — встревоженно сказала женщина. — Похоже, дефибрилляторы неэффективны, как и предупреждали. Температура тела упала до тридцати пяти градусов.

— Да что толку с трупом возиться? — с досадой сказал другой мужчина. — Даже если забыть про дыру в черепе, кора мозга без кислорода давно уже умерла. Если и запустим сердце, получим овощ. Только не запустим — сам же видишь, ни адреналин, ни разряды не действуют.

— Я в порядке… — попыталась произнести Фуоко, но глотка отказалась повиноваться. Вместо того свежий воздух властно ворвался в горло и легкие и наполнил грудную клетку. Лишь сейчас она поняла, что на лицо надета плотно прилегающая маска. Давление спало, и воздух начал выходить обратно, неприятно щекоча ноздри. Автоматическим движением, не осознавая, что делает, Фуоко подняла чугунную руку и сорвала маску с лица.

— Что случилось? — хриплым шепотом спросила она. На несколько секунд вокруг воцарилась мертвая тишина.

— Она в сознании? — потрясенно пробормотал один из мужчин. — Сердце стоит — и в сознании?

Фуоко заставила себя глубоко вздохнуть, чтобы откашляться и прочистить горло.

— Я в порядке, — сказала она уже увереннее, машинально стирая с груди липкую слизь. — Почти…

Что-то словно кольнуло грудную клетку изнутри, и по жилам побежало горячее пламя.

— Пульс появился! — нервно сказала все та женщина. — Двадцать ударов… сорок… восемьдесят… семьдесят… шестьдесят пять…

Фуоко попыталась приподняться на локте, но что-то мягкое и упругое остановило ее левую руку. Она неловко повернулась на левый бок и чуть привстала, осматриваясь. Почему-то она оказалась совсем не в том месте, что в первый раз — тоже явно больничное помещение, но не палата. Стены выложены белым кафелем, а вдоль них стоят стеклянные шкафы, большие металлические баллоны с вентилями и странные установки. Еще несколько установок стояли совсем рядом, одна из них ритмично пыхтела. Над головой нависал большой вогнутый диск с кучей ярко светящихся ламп. Под боком ощущалась твердая гладкая поверхность. Операционная? Ну да, похоже. Геометрическое мерцание по-прежнему маячило на грани поля зрения, проявляясь то тут, то там мгновенными переливами чистых цветов, но вперед не лезло. Похоже, с реальным миром оно договорилось о вооруженном нейтралитете.

— Дэйя, вы меня слышите? — мужчина в белом халате надавил ей рукой на плечо и заставил снова лечь на спину. В правый глаз опять ударил резкий неприятный свет бестеневой лампы. — Вы меня понимаете?

— Слышу и понимаю, — губы повиновались все лучше. — Что случилось? Почему я здесь? Где Кир?

— Вы… потеряли сознание, дэйя. Мы пытались вас реанимировать… э-э, привести в чувство. Как вы себя чувствуете?

— Странно, — Фуоко набрала в грудь воздуха и резко выдохнула. По всему телу пробежала и тут же пропала волна головокружительных ощущений. Только сейчас она поняла, что лежит голая на твердой поверхности операционного стола, и кожа быстро покрывается зябкими пупырышками. — Но я в порядке. Мне холодно, дэй доктор, я замерзла.

— Слава пресветлому Ваххарону… — пробормотал врач. — Сестра, простыню, живо. Дэйя, у вас есть какие-то странные ощущения? Головокружение, темнота в глазах, неприятное сердцебиение?

— Я… эйлахо, дэй доктор…

Теплая мягкость простыни окутала ее.

— Я знаю, дэйя. Ваш… друг мне рассказал.

— Я работала с паладарами. У меня внутри энергоплазма. Меня невозможно просветить рентгеном, и никакие электрические импульсы наружу не проходят. Энцефалограмма, кардиограмма, рентген — ничего не получится. Только через контактные площадки — там электроды в нервы вживлены, видите?..

Фуоко выпростала и подняла свободную правую руку, демонстрируя предплечье.

— Аккуратнее со мной, доктор. Я молниями искрю… плазменные сгустки бросаю… опасно рядом с мной…

— Ну-ну-ну, — успокаивающе сказал врач. — Дэйя, вы еще не проснулись окончательно. Вам ввели лекарства, которые могут вызывать яркие ощущения и даже легкие галлюцинации…

Фуоко напряглась. На мгновение геометрический мир затмил реальный, но тут же вновь отступил, а по руке пробежала яркая сетка молний. Ощутимо запахло озоном. Охнули два женских голоса, негромко выругался еще один мужской. Доктор непроизвольно отступил на шаг.

— Я эйлахо, дэй доктор. Вы не представляете, с чем имеете дело. Я крайне опасна, ко мне близко подходить нельзя… — она тяжело задышала, соображая. Что еще важного следует сказать? — Не надо меня лечить, дэй доктор. Я уже не человек, наверное, вы только хуже сделаете… Дефибриллятор не надо, я сама как электрогенератор… Просто отвезите меня в палату, дайте отлежаться. И Кира позовите, для него не опасно…

Доктор прочистил горло.

— Вот что, дэйя, — он осторожно, но твердо заставил Фуоко опустить руку на живот. — Человек или не человек — не забивайте себе голову. По мне, так вы выглядите обычной молодой девушкой, и весьма симпатичной при том. Слегка вес наберете, и совсем замечательно станет.

— Я опять похудела? — грустно осведомилась Фуоко. — У меня обмен веществ в таких ситуациях с ума сходит. Глюкозу внутривенно поставьте и свяжитесь с паладарами, они объяснят… А, они же пропали. Ну, позвоните в Хёнкон, у них есть моя история болезни.

— Паладары пропали? — удивился доктор. — По телевизору ничего не говорили. Так, дэйя Деллавита, я вижу, вы действительно пришли в себя. Как себя чувствуете?

— Я же говорю — странно. Но случалось и хуже. Дэй доктор, что у меня с головой? Там сильно плохо?

— Ничего, с чем бы не справился хороший пластический хирург, — как-то слишком быстро откликнулся врач. — Металлический осколок из височной кости уже удалили… кстати, как у вас голова? Боли в лице, внутри черепа?

— Ничего особенного. Чуть побаливает слева, но в целом в норме.

— Вы уверены?

— Ага. Доктор, можно меня в палату? Здесь неудобно.

— Наверное, стоит в интенсивную терапию… — без особой уверенности сказал другой мужской голос. Фуоко скосила взгляд и на сей раз разглядела второго врача и двух медсестер, испуганно жмущихся у шкафов с инструментами.

— Не надо в интенсивную терапию, — попросила она. — У меня все в порядке.

— Ну, с учетом того, что у вас почти на двадцать минут остановилось сердце, да и вообще вы выглядели как натуральная покойница, я бы насчет «порядка» рассуждать не стал, — с сомнением сказал второй врач. — Однако, наверное, можно и обойтись без интенсивной терапии. Хосе, что думаешь?

— С учетом вновь выявившихся особенностей, думаю, стоит поаккуратнее применять обычные методы, — отозвался первый врач. — Хорошо, дэйя Деллавита. Сейчас мы вернем вас в палату, но рядом с вами неотлучно останется сестра. Тот юноша… Кирис? Он отказывается от вас отходить уже сутки, с самого момента прибытия, но ему тоже нужно отдыхать. Кроме того, лучше, если за вами станет присматривать профессионал. Не обессудьте, но мы не хотим рисковать. Каталку, — приказал он, и медсестры опрометью бросились к другой стене, возле которой стояла медицинская каталка. — Так, приготовьтесь. Сейчас я сниму манжету, и мы переложим вас…

Дверь в операционную негромко щелкнула, открываясь, и медсестры синхронно взвизгнули. Фуоко быстро приподнялась на локте, заработав легкий приступ головокружения. Зорра и Гатто, задрав хвосты, семенили по напольной плитке, по-хозяйски оглядываясь по сторонам, а за ними бесшумно скользила большая серая бесформенная туша. Возле операционного стола туша остановилась и вытянулась вверх столбом, утончаясь, меняя цвет и приобретая человеческий облик. Несколько секунд спустя возле стола стояла женщина средних лет с короткой стрижкой, выглядящая так, словно носила черный блестящий гидрокостюм.

— Здравствуйте, — произнесла она приятным глубоким сопрано хирургам и сестрам, потрясенно ее разглядывающим. — Приношу извинения за внезапное вторжение, но у вас находится студентка университета «Дайгака», требующая особого ухода. Меня зовут Дзии. Я небиологический интеллект паладаров, специализирующийся на медицине. Объект, который вы видите перед собой — морфирующий паладарский дрон. Не беспокойтесь, он только что стерилизован, как и сопровождающие микродроны. Дэйя Деллавита, могу я осведомиться, как вы себя чувствуете?

Час или около того спустя, когда Фуоко наконец-то вернули в прежнюю палату, и суматоха вокруг слегка улеглась, она устроилась на подушках, поглаживая обоих парсов, умостившихся по бокам, несмотря на явное недовольство медсестер. Ягодицы и бедра саднили от кучи уколов, которые врачи назначили от души — и хорошо еще, что удалось отбиться от катетера в мочевом пузыре, а также от постоянно дежурящей в палате медсестры. Вместо нее над головой нависла странная штуковина, в которую Дзии преобразовала дрон. От нее к контактным площадкам электродов на голове и груди, а также к агрегатам рядом с кроватью тянулись тонкие гибкие щупальца. Вопреки ожиданиям, они почти не мешали. Вызывая острое чувство дежавю, под правой ключицей снова сидел внутривенный катетер, в который втыкалась трубка от капельницы. Кирис так и отказался уходить из палаты, и ему в конце концов принесли глубокое мягкое кресло.

Парень с тревогой заглянул Фуоко в глаза — точнее, в единственный открытый глаз — и провел пальцами по щеке.

— Опять тощая, как щепка, — с досадой сказал он, безуспешно пытаясь замаскировать тревогу в голосе. — Вот, блин, досталась мне баба! Другие так с диет не слезают и все равно жиреют как свиньи. А тебя сто лет плюшками корми, и все равно скелетом останешься. Даже подержаться не за что!

— На себя посмотри! — фыркнула девушка. — У самого глаза запали, как у тыщу лет голодавшего, и скулы торчат. Давай, рассказывай, что случилось. Кстати, мы все-таки где? В Шансиме? Или нет, врачи же на кваре говорят.

— Мы в Барне, — сообщил Кирис. — Частная клиника на Большом проспекте.

— Как мы сюда попали?

— На самолете, вестимо, — парень пожал плечами. — Твой папаша целый этаж снял, остальных пациентов выпнули в другие больницы, вокруг толпа охранников ошивается. Джион, кстати, в соседней палате лежит, у него сотрясение мозга случилось, когда Юи, хода марикон, ему ногой в челюсть заехал. И пара зубов выбита. А ведь он еще вертолет вел! Железный дядька. Ты что вообще помнишь последнее?

— Э-э… — Фуоко задумалась, и вдруг то самое неприятное воспоминание охватило и поглотило ее. Она невольно вздрогнула. — Юи меня схватил и гранату перед лицом держал. А дальше что случилось?

— Ну, ту гранату у него Зорра отобрала, только не спрашивай, как, — Кирис странно покосился на парсу. — Но у него еще одна оказалась, и он ее взорвать успел. Слушай, я тоже мало что помню, все как в тумане. Волюты опять стаями появились, из меня гравитация хлестать начала, кажется, даже кольчон вокруг сформировался ненадолго, все такое. Я только в вертолете в себя пришел более-менее. Похоже, мы опять спецэффекты по полной программе показали — кайтарцы от меня всю дорогу шарахались, как от самого Креода. Один Джион нормально себя вел, но и он ничего толком не рассказал. Говорит, что от нокаута отходил и не помнит, что случилось. А дальше все просто и неинтересно: сначала на вертолете в Шансиму, оттуда на небольшом самолете в Оохай, а дальше на здоровом самолете в Барну. Прикинь, здоровенная пассажирская дура мест на двести — а в ней мы с тобой, несколько кайтарцев и еще несколько врачей с Могерата. Ну, а из аэропорта прямо сюда. Потом тебя почти сутки в операционной мурыжили, а я врачей убеждал, что ни рентгеном тебя просветить нельзя, ни кардиограмму снять не получится. Но они так отмахивались, что я даже немного на измену подсел. Думал, как бы и в самом деле у тебя мозги не повредились.

— Ясно… — Фуоко осторожно дотронулась до забинтованной части головы, провела пальцами по свободной обритой части черепа — тонкой полоске над правым ухом. — Кир, а что у меня с лицом? Никто толком не говорит.

— Взрывом тебе башку покоцало слегка, — неохотно ответил Кирис. — Я не в курсе, в общем-то, я тебя только забинтованной и видел, что в самолете, что здесь. Меня вообще близко не подпускали. Вроде у тебя осколком гранаты кость раздробило, да я не понял, какую. Врачи говорят, что все зарастет понемногу. Слушай, Фучи, у тебя точно ничего не болит?

— Да нет, вроде. Ну, чуть-чуть что-то чувствуется, но не сильно. А должно?

— Хрен знает. Помнишь, меня на базе «Дельфин» трубой по загривку приложило? Тогда тоже все думали, что помру, а на самом деле все прошло сам собой. Я постоянно странные глюки ловил во всем теле, но потом устаканилось. Дзии меня все время выспрашивал о разных мелочах и тоже удивлялся.

— Ваше состояние, дэй Сэйторий, разительно не соответствовало ожидаемому, — раздался сверху, от паладарской установки, женский голос Дзии. — Признаться, у нас до сих пор нет внятного объяснения происходящему, одни гипотезы. Мы по-прежнему считаем, что энергоплазменные структуры в вашем теле взяли на себя часть нагрузки, обычно лежащей на спинном мозге, но доказать строго данную гипотезу не можем. Дэйя Деллавита, могу я задать вопрос касательно вашего состояния?

— Да, конечно.

— Как вы ощущаете левый глаз?

— Никак не ощущаю. Хотя…

Фуоко задумалась. Она попыталась прикрыть, а затем приоткрыть левое веко. Никакой реакции, словно того не существовало в природе. Она закрыла правый глаз сначала веком, а потом и ладонью, и попыталась разглядеть, видит ли левым хоть какие-то проблески света.

— Фучи? — встревоженно спросил Кирис, дернувшись от ее тихого оханья.

— Нет, все нормально… Просто… ну, голова закружилась внезапно. Помнишь, я рассказывала про ночные сны с разными шарами и плоскостями? Я на левом глазе сосредоточилась, и вдруг его снова увидела. Наяву, блин… Я вообще эту цветомузыку теперь постоянно вижу, даже если не напрягаюсь. И в людях нервную систему различаю. И энергоплазму. Одна из медсестер точно эйлахо, у нее голова и живот синим светятся, как прожекторы.

— Интересная ситуация, дэйя Деллавита, — спокойно отозвалась Дзии. — Думаю, когда вы немного оправитесь от ран, мы сможем проанализировать данный феномен подробнее. Пока что я рекомендую воздержаться от экспериментов и просто отдохнуть.

— А что у меня вообще с глазом?

— Он поврежден.

— Ни за что бы сама не догадалась! — Фуоко фыркнула. — А если поконкретнее?

— Я бы предпочла не вдаваться в детали, по крайней мере, сейчас. Дэйя Деллавита, пожалуйста, осознайте: чуть больше суток назад в нескольких сунах от вашего лица взорвалась наступательная противопехотная граната. Обычно для человека это означает мгновенную смерть от ударной волны, даже если его каким-то чудом не заденет осколками. Но вы не просто живы, но и в полноценном сознании. И в целом, и в деталях ваше состояние весьма необычно. Достаточно сказать, что даже с помощью вживленных электродов я не регистрирую изменений в активности ваших нервов, ожидаемых после введения сильных транквилизаторов более часа назад, после вашего первого пробуждения. Однако у меня пока что нет даже данных краткосрочных наблюдений. Поскольку в перспективе все может измениться, я не хочу сообщать вам подробности, способные заставить вас попусту беспокоиться. В свое время вы узнаете все полностью.

— Почему меня не успокаивает такой ответ? — пробормотала Фуоко.

— Человеку свойственно волноваться. Абсолютно спокойны только мертвые, а вы пока что еще живы. Пока что информирую, что с помощью ультразвука я изучила состояние тканей, закрытых повязкой, и нахожу их состояние удовлетворительным. По всей видимости, лицевой нерв не поврежден, и тонус мышц нормален. Кроме того, с вами работали очень опытные хирурги: шрамы на коже если и останутся, то почти незаметные. И даже их я, скорее всего, смогу полностью убрать. Полагаю, что ваш внешний облик почти не пострадает. Однако, дэйя Деллавита…

— А?

— Боюсь, быстрое сканирование корней волос на открытых участках головы показывает, что они утратили прежний цвет. Когда волосы отрастут, в этих местах они окажутся полностью седыми. Возможно, в других — тоже. Если захотите восстановить их природный цвет, придется прибегать к косметическим средствам. Я уже подготовила несколько рекомендаций, но сейчас для них время еще не пришло.

— Ххаш… — устало пробормотала Фуоко.

— Да расслабься, Фучи, — Кирис хлопнул ее по плечу. — Ну, стала ты из брюнетки блондинкой, делов-то! Многие специально перекрашиваются.

— Блондинка и седая — разные вещи. Ладно, разберемся. Кир, ты выглядишь плохо. Ты бы пошел спать, а? Ничего со мной не случится. Дзии же здесь.

— Да фигня. Я тут в кресле подремлю — мало ли что. Вдруг из тебя опять волюты полезут — кто их от людей отгонять станет? — Кирис ухмыльнулся.

— Ехидина. Кир…

— Да, принцесса?

— Я… очень страшно выгляжу? В бинтах и бритая? Я же помню, как Юи с такой повязкой смотрелся. Зеркало есть?

— Кто о чем, а бабы о зеркалах! Нормально ты выглядишь.

— Врешь.

— Все нормально, Фучи, — серьезно сказал Кирис, наклоняясь к ней и отводя в сторону капельницу и кабели, тянущиеся от паладарской установки. — Серьезно, все нормально. Башка бритая — да, только когда я летом… зимой… тьфу на всякие южные-северные полушария, совсем запутался! Короче, когда я на базе «Дельфин» полгода назад ныкался, там куча теток служила, и все коротко стриглись. Одна даже налысо брилась, и ничего, не комплексовала. Всё нормально.

Он наклонился еще ближе и осторожно поцеловал Фуоко в губы. Девушка ответила на поцелуй, и вдруг все ее тело охватил огонь желания. Она обхватила Кириса руками за шею и страстно приникла к его губам.

— Слушай, не стоит пока, наверное, — пробормотал парень, отрываясь от нее пару минут спустя, хотя его рука продолжала поглаживать ее бедро через одеяло. — В таком-то состоянии трахаться… И Дзии смотрит.

— Вы уже проводили аналогичные эксперименты под моим контролем, — откликнулся неб, и вдруг в его голосе прозвучали очевидно веселые нотки. — Однако прошу обратить внимание на других присутствующих.

Других?

Кирис отпрянул от Фуоко и обернулся. Лишь сейчас девушка сообразила, что дверь в палату открывается совершенно бесшумно, и два человека у входа, видимо, наблюдали за ними какое-то время. Кровь бросилась ей в голову, и геометрический мир на мгновение затмил реальный, чтобы тут же отступить снова.

— Здравствуй, Фучи, — произнес женский голос. — Мы… пришли тебя навестить. Не возражаешь?

— Нет, мама, — ответила Фуоко, но ее взгляд остался прикован к мужской фигуре в инвалидном кресле. — Э… папа?

— Здравствуй, дочка, — откликнулся отец. Он тронул кнопку на подлокотнике, и кресло, почти неслышно гудя, подкатилось поближе. Фуоко во все глаза рассматривала его. Она помнила отца суровым худощавым мужчиной с острым взглядом черных глаз, подвижным и порывистым. Человек, сидящий в кресле, напоминал того, прежнего Хавьера Деллавита, лишь лицом. Он обрюзг и располнел, на шее явственно обозначился второй подбородок, а его некогда густая шевелюра оказалась сбритой, обнажая тонкие красные шрамы на черепе. Неужели инсульт так изменил его?

Кирис медленно поднялся. На его лице играли желваки, и он снова глядел исподлобья, как уличный хулиган, пойманный с поличным. Его руки сжались в кулаки. Фуоко заледенела. Что сейчас произойдет? Ее застукали с поличным, и отец вряд ли стерпит подобное оскорбление. Чтобы драгоценная наследница семьи Деллавита целовалась с каким-то нищебродом! Неужели он опять устроит скандал?

— Кирис Сэйторий… — медленно произнес отец. Его речь казалась неразборчивой: он пришептывал и сглатывал звуки. — Вот мы и увиделись снова. Разве Джион не передавал тебе держаться подальше от моей дочери?

Кирис не ответил, продолжая сверлить его взглядом исподлобья.

— Ох, молодежь! — неожиданно на лице отца появилась кривая ухмылка. — Никакого уважения к старшим. Помнится, в твои годы я был точно таким же. Ну, с тобой мы еще поговорим. Пока погуляй немного в коридоре.

— Зачем? — буркнул Кирис.

— Так надо, вака, — мать приблизилась к нему и мягко взяла под руку. — Пойдем, посидим снаружи, зятек, поболтаем о жизни.

— А… — парень изумленно взглянул на нее, сразу превратившись из уличного хулигана в захваченного врасплох школьника. — Но…

Мать приложила палец к его губам и увлекла в коридор. Парсы вдруг вскочили с кровати и бросились за ними. Дверь мягко хлопнула, закрываясь.

— Я временно отключаюсь, — сообщила Дзии сверху. — В случае нештатной ситуации подключусь снова, но до тех пор гарантирую полную приватность вашего разговора. Дэйя Деллавита, зовите, если почувствуете себя плохо.

В палате наступила тяжелая гнетущая тишина. Фуоко уставилась в белый потолок, избегая смотреть на отца.

— Ты его любишь? — сухо спросил тот.

— Да! — с вызовом ответила девушка, по-прежнему глядя в потолок. — Люблю! И я с ним сплю! Трахаюсь! Что, опять по морде съездишь?

— Фучи… — моторы инвалидного кресла снова тихо прогудели, и вдруг Фуоко почувствовала, что ее берут за руку. Она напряглась в ожидании боли. — Фучи, девочка моя… С днем рождения тебя, милая.

Фуоко медленно повернула голову — и обомлела. В глазах отца стояли слезы. Мокрые дорожки тянулись по его щекам, губы дрожали.

— Папа… — тихо сказала она.

— Прости меня, Фучи, — слова отца стали еще более неразборчивыми. — Зимой я вел себя… ужасно. Неправильно. Я так долго ждал, чтобы сказать тебе… Я знал, что рано или поздно тебя заберут от меня, что мое сокровище окажется в руках чужого мужчины, но я… я просто оказался не готов к расставанию. Просто я люблю тебя, очень люблю. Прости меня. Прошу.

— Папа…

Фуоко повернулась на бок и взяла отцовскую руку в свои. Только сейчас она осознала, что отец выглядит не просто постаревшим, а дряхлым. Левая сторона его лица казалась малоподвижной, а его рука заметно тряслась.

— Пап… — она почувствовала, что и у нее слезы подступают к горлу. — Пап, ты меня тоже прости. Я не знала, что с тобой так плохо. Я хотела позвонить, честно. Я совсем забыла, что у меня сегодня день рождения, но я хотела позвонить…

— Фучи! — отец тяжело всхлипнул. — Прости. Ради тебя я совершал ужасные преступления. Тебе не надо знать, какие, но паладары знают. Они отказались сотрудничать со мной. Я боялся, что ты сама станешь подопытной, что на тебе начнут ставить эксперименты. Я не мог такого допустить! И все-таки я наказал сам себя. Если бы я не противился, ты бы не стала обращаться к бандитам за помощью. Не пострадала бы так…

— Пап… Мэй… как его, не помню. Он бандит в Шансиме, но мне помог. Он сказал, что я сама бандитская дочка.

— Да, Фучи. Он очень и очень прав. Я бандит куда хуже него. Но я никогда не позволял, чтобы грязь, в которой барахтаюсь, касалась тебя, Лойзы, Массима. Мои грехи умрут вместе со мной, а вы останетесь жить, чистые и незапятнанные. Вряд ли Ваххарон простит меня, и райские сады мне увидеть не суждено. Но ты ни при чем. Джион рассказал про вас с тем юношей, Кирисом. Вы оба эйлахо — участь, от которой я отчаянно пытался тебя спасти. Но если уж жизнь так повернулась… Скажи, Фучи, ты его любишь?

Фуоко вздохнула.

— Да, папа. Наверное… нет, точно. Я люблю его. Он дурак, конечно, а иногда настоящий дебил, но он хороший. И он честно старается поумнеть. И еще между нами… связь. Вроде как телепатия. Он чувствует меня, а я — его, и между нами молнии проскакивают. Буквально молнии. Мы не сможем никуда деться друг от друга, даже если захотим. Прости, пап, но я никогда не выйду замуж за мальчика из хорошей семьи, даже если кто-то согласится взять электрическую эйлахо в жены.

— Тогда, дочка, — отец улыбнулся сквозь слезы, — благословляю вас. Надеюсь только, что вы останетесь вместе надолго: все-таки пятнадцать лет — не лучший возраст для выбора на всю жизнь. Вот, возьми. Я долго думал, что подарить тебе на день рождения, но так толком и не придумал. Не обессудь…

Свободной рукой он неловко протянул небольшой бумажный сверток. Фуоко приняла его и развернула. В черной бархатной коробочке поблескивала небольшая платиновая брошь в форме изогнувшейся ящерки с сапфировыми глазами на фоне языков золотого огня.

— Саламандра, — пояснил отец, утирая слезы. — Говорят, живет в самом яростном пламени и не сгорает. Ты у меня тоже огонек, чуть что — и вспыхиваешь. Фучи, желаю, чтобы у тебя все сложилось, как пожелаешь. Не обращай внимания на папашу, старого дурака, делай то, что считаешь нужным. Ты девочка умная и не капризная, знаешь, чего хочешь. Университет так Университет. Просто добейся своего, что бы там ни случилось.

Фуоко швыркнула носом.

— Спасибо, папа, — тихо поблагодарила она. — Спасибо.

— В Университете, я слышал, богатством щеголять не принято, — отец виновато отвел взгляд, — но уж надевай ее иногда, по праздникам, или какие там у паладаров торжества есть. Ну, ладно. Хотел я тебе праздничный ужин устроить, но врачи чуть с ума не сошли. Могли бы и полюбезнее, за те-то деньги, что я им плачу! — ворчливо добавил он. — Так что выздоравливай, а перед тем, как в свой Университет вернешься, загляни домой. Мне сейчас трудно из дома выбираться, но мама станет навещать каждый день. Давай-ка ее позовем, она тоже тебя поздравить хочет.

Он развернул кресло, подкатил к двери и выглянул наружу.

— Марта! — позвал он. — Заходите.

Парсы прошмыгнули мимо его кресла и сразу запрыгнули на кровать.

— Ее не били, — заметила Зорра.

— Или следов не осталось, — не согласился Гатто, ухмыляясь с изумлением разглядывающему их отцу. — Фуоко глупая, пороли мало. Надо исправить.

— Ну и игрушки у паладаров… — потрясенно пробормотал отец, откатывая кресло с прохода. — Кстати, Фучи, ты бы прикрылась.

Только сейчас девушка обратила внимание, что одеяло сползло с нее, обнажая грудь.

— Ох, папа… — криво усмехнулась она, подтягивая его на место. — Я уже настоящей нудисткой стала. Знаешь, на мне одежда постоянно сгорает. Как искрить начну, так сразу одна сажа остается. Можно даже не одеваться, бесполезно. Хорошо хоть, на Могерате тепло.

— Как же, как же, Джион рассказывал! — звонко засмеялась мать, входя в палату. Она держала Кириса под руку, откровенно прижимаясь грудью к его плечу, и парень отчаянно пламенел щеками. Фуоко почувствовала укол ревности: если подумать, мама для своего возраста сохранилась очень даже неплохо, а все мужики, как известно, козлы и только об одном думают. — Фучи, отличный у тебя женишок! Мы с ним поболтали по душам, и он та-акое рассказал! И волют ты стаями призываешь, и шаровыми молниями бросаешься, и электричество из тебя так и хлещет, хоть лампочку подключай! Хавьеро, случайно не знаешь, из чего можно сделать негорючую одежду?

— Подумаем, — сухо бросил отец, и в нем проглянул прежний Хавьер Деллавита: холодный рациональный менеджер с отточенным мышлением. — Не проблема, вероятно, и не только одежда, но и постельное белье. Главное, чтобы в больнице пожара не случилось, пока опытные образцы не сделаем. Охрана уже предупреждена насчет нештатных ситуаций, а Аницето я прямо сейчас озадачу.

— Озадачь, дорогой, — кивнула мать. Она выпустила с явным облегчением вздохнувшего Кириса, подошла к кровати и, отведя в сторону провода, поцеловала Фуоко в свободную щеку. — С днем рождения, Фучи, милая. Не слишком радостная здесь обстановка, но уж какая есть. Сегодня ты и так много перенесла, так что мы с папой тебя оставим. Но завтра я приду, и мы с тобой как следует поговорим. Нет, юная дэйя, — ее голос стал строгим, — приключения приключениями, а так запускать себя для девочки из хорошей семьи совершенно не годится. Погляди на себя, одна кожа да кости, да и кожа-то вся посерела и обветрилась!

— Конечно, мама, — покорно согласилась Фуоко.

— То-то же! — мать погрозила ей пальцем, осенила косым знамением и положила руку отцу на плечо. — Идем, Хавьеро, пока врачи не пришли гнать нас отсюда палками, или что у медиков в ходу.

Когда за родителями закрылась дверь, Кирис подошел к кровати и уселся на краешек.

— Ну что, принцесса? — спросил он странным тоном. — Доругалась с папашей?

— Мы помирились, Кир. А еще, — Фуоко лукаво, как надеялась, улыбнулась, — он нас с тобой благословил. Так что теперь тебе придется меня замуж брать, не отвертишься.

— Если женюсь, запру в доме и наружувыходить не позволю, — буркнул парень, снова краснея. — Чтобы не бегала где ни попадя. И пороть стану.

— Пороть? — Фуоко задумчиво посмотрела на него. — Интересная идея. Я тут как-то раз в Барне магазинчик видела с разными интересными штучками на витрине. Внутрь меня Джион не пустил, поскольку неприлично для благовоспитанной девочки из хорошей семьи, но плетка с наручниками там лежали. Давай заглянем перед отъездом в Хёнкон, а? Дзии! Ты уже слушаешь? Можно такие вещи в Хёнкон ввозить?

— Я слушаю с того момента, как парсы вернулись в комнату, дэйя Деллавита. Напоминаю, что в Хёнконе запрещены лишь определенные наркотики, а также оружие. Ввоз прочих товаров и предметов не регулируется, хотя и не всегда поощряется. Однако должна заметить, что некоторые игрушки сексуального назначения при неверном обращении могут представлять серьезную угрозу для здоровья и даже жизни. Перед использованием кляпов, плетей, наручников, удавок и аналогичных приспособлений настоятельно рекомендую сначала прослушать инструктаж по технике безопасности.

— Кир, ты сейчас от смущения сгоришь! — звонко засмеялась Фуоко. — Да шучу я, шучу, успокойся!

— Шутит она… — проворчал Кирис. — Больная, блин, называется. Тебе положено дрыхнуть круглые сутки, пока не выздоровеешь, а не языком трепать. Принцесса избалованная, одно слово!

— Успеем еще отоспаться, Кир, — Фуоко вздохнула. — Я действительно опасна для окружающих. Я даже искрение толком контролировать не могу, про волют просто молчу. Пора в Хёнкон возвращаться, на дальние острова. Дзии, скажи, а паладары действительно вернулись? Что случилось?

— В результате эксперимента, более рискованного, чем считалось ранее, в планетарной системе Паллы резко возросла активность артефактов Арасиномэ, — отозвался неб. — Они начали уничтожать объекты, контролируемые через каналы субсвязи. Координатор посчитал, что риск для паладаров слишком велик, и экстренно эвакуировал всех в удаленное место. Однако около полутора паллийских часов назад агрессивная активность прекратилась так же внезапно, как и началась. Причины неизвестны, но из-за определенных политических осложнений вокруг Хёнкона паладары приняли решение о немедленном возвращении. Защитные меры, разумеется, продолжают поддерживаться, вероятность новой эвакуации ненулевая.

— Полтора часа назад… — Фуоко нахмурилась. — Кир, сколько времени прошло с момента, когда я в первый раз очнулась?

— Ну… — парень, явно с облегчением воспринявший перемену темы, задумался. — Часа полтора, наверное. Погоди! Фучи, ты что…

— Дзии, — Фуоко стиснула кулаки. — Дзии, они разумны! Я имею в виду, Арасиномэ и те штуки, что на Палле крутятся. Волюты, я имею в виду. Точно говорю!

— На чем основана ваша уверенность, дэйя?

— Я… я с ними… общалась, что ли, пока в отключке валялась. Они мне… как братья и сестры. Они испуганы. Они боятся каких-то людоедов или каннибалов, или пожирателей… не знаю точно, как описать, такие клыкастые и полупрозрачные. И у них есть мать. Они хотели Зорру убить, а я запретила. И мать их остановила. Ххаш… Не могу толком описать, все как во сне… тьфу, почему «как»? Слушайте, ручка и бумага здесь есть? Попросите у медсестер, наверняка дадут. Нужно записать, пока из головы не вылетело!

— Не торопитесь, дэйя, — остановил ее Дзии. — Не следует слишком сильно напрягать память: под давлением в ней могут сформироваться ложные воспоминания. Дэй Сэйторий, ваши нервные системы связаны. Ощущали ли вы что-то похожее?

— Ну… — Кирис прикусил нижнюю губу. — Сейчас, когда Фучи сказала… Там, в Ценгане, когда граната взорвалась, я тоже какие-то глюки словил перед тем, как вырубиться. Типа, вокруг какие-то пушистики, которых то ли разводят, то ли просто обихаживают, как мы кошек. И пушистики вот-вот сдохнут — тот пушистик, который предупредил о какой-то опасности. И большой босс окажется недоволен, если он погаснет, ну, или что-то типа.

— Понятно, — после короткой паузы откликнулся неб. — Отмечаю заметные отличия от ваших прежних видений математически правильных картинок, что поднимает интересные вопросы о воздействии энергоплазмы на ваш мозг. Похоже, ее интеграция с вашими нервными системами продолжает прогрессировать. Данные переданы ученым для интерпретации. Вероятно, с вами захотят пообщаться позже, чтобы выяснить подробности. Но пока что вам обоим нужно как следует отдохнуть. Дэй Сэйторий, некоторое время назад вы выпили таблетки. Вы не хотите спать?

— Не-а, — Кирис пожал плечами. — Ну, не больше, чем раньше. Да я подремал немного, я в норме.

— Утверждение ложно. Вы отнюдь не в норме, даже если судить лишь по внешнему виду. Вам обоим нужно хорошо отоспаться. Сон способствует выздоровлению, что особенно нужно вам, дэйя Деллавита, но отнюдь не помешает и вам, дэй Сэйторий. Отсутствие полноценного отдыха может серьезно повредить вашему организму. Однако уже по прошлому инциденту в Хёнконе, когда в самолете у вас остановилось дыхание, у меня сложилось впечатление, что на ваши нервные системы больше не действуют ни возбудители, ни транквилизаторы. Возможно, их воздействие блокируется той же энергоплазмой, но сейчас данный вопрос представляет чисто академический интерес. Дэй Сэйторий, поскольку новая доза снотворного вам вряд ли поможет, попытайтесь расслабиться и заснуть самостоятельно. Не беспокойтесь, я внимательно слежу за состоянием дэйи Деллавита.

Фуоко посмотрела на похудевшее лицо Кириса с запавшими глазами. Сейчас друг казался лет на десять старше. Если он все время сидел в палате…

— Кир, — она сжала его руку, — спасибо, что так беспокоишься обо мне, но тебе действительно нужно ухо давнуть часиков десять. Вон, кресло тебе притащили, так что садись и дрыхни. Если что, парсы и Дзии сразу разбудят. И я тоже посплю.

— Да ну…

— Кир! Кончай дурью маяться, пока я не рассердилась!

— Ну ладно, покемарю немного, — с неохотой согласился парень. Он слез с кровати и плюхнулся в кресло. — Но если что, сразу будите.

Он шмыгнул носом, повозился и закрыл глаза. Фуоко с нежностью смотрела на его напряженную физиономию. Дурак же он все-таки. Шпана уличная. Никакой меры не знает. Сколько же его еще воспитывать придется! Ну, ничего: в их будущей семье основные мозги достанутся жене, а мужем, говорят, нужно просто правильно руководить. И никуда он от нее не денется, как бы ни хорохорился. Главное — больше не ссориться так страшно, как в последний раз. И еще нужно как следует продумать, сколько детей и когда заводить. Точно не в Университете, там не до того. Но вот после окончания… Наверное, нужно троих: двоих девочек и мальчика. Или четверых, чтобы мальчиков и девочек поровну. Хотя если принять предложения Мэя и остаться на Могерате, придется обмозговать ситуацию снова.

Постепенно дыхание Кириса стало ровным, и напряженные морщинки на лбу постепенно разгладилось. Фуоко устроилась поудобнее, положила руки поверх пушистых парсов и тоже закрыла единственный видящий глаз. Нужно поспать. Потом, на свежую голову, следует в точности вспомнить все предыдущие ощущения. Наверняка они крайне ценны для науки.

Пульсирующий и переливающийся геометрический мир принял ее в свои объятья, и братья с сестрами снова носились по дому и двору, играя в догонялки и прятки. Их водяные пистолетики лежали в карманах, и они больше не обращали внимания на появляющиеся тут и там страшные рожи пожирателей. Чудовища, впрочем, тоже их игнорировали. Повисев немного в воздухе, они лопались, как воздушные шарики, чтобы чуть погодя возникнуть в другом месте. Да и их рожицы уже не выглядели такими страшными и пугающими — по-прежнему клыкастые и уродливые, они казались скорее озабоченными и усталыми, чем кровожадными.

Мама, а кто такие пожиратели?

Не бойся, доченька. Их здесь нет. Они только кажутся.

Я знаю. Они не страшные, они хорошие. Мам, давай с ними подружимся, а?

Давай, доченька. Но будь осторожна: настоящие каннибалы рыскают где-то в лесу. Если встретишь их, сразу зови на помощь, как в прошлый раз.

Ага, мам. Тогда я побежала?

Конечно, доченька. Беги, играй.

Причудливо изогнутые линии и поверхности чистого света переливались вокруг, и она, смеясь, бежала и скользила по ним вместе с радостно звучащим Кирисом. А вдали, за невидимым горизонтом, росла прекрасная роза, чей бутон готовился вот-вот распуститься, рассеивая семена по нетерпеливо ожидающему миру. Роза больше не боялась, с мягкой улыбкой наблюдая за забавами своих детей.

Завтра настанет новый день, и придет пора снова жить и бороться. Но пока можно немного расслабиться и отдохнуть. Главное, что мы живы. Ну, а все остальное приложится.

Конец третьей книги

Евгений Лотош Coda in crescendo

06.27.1232. Барна, Кайтар

Лампа под потолком мигнула, потускнела, тонко зазвенела нитью. Какое-то время она явно раздумывала, не отдохнуть ли немного от тяжкой работы, но решила не пренебрегать служебным долгом. Настольная лампа повела себя менее достойно: замерцав, она тут же потухла совсем. На бумаги на столе легли тени, а складки на задернутых шторах, покрытых рубцами старых шрамов, превратились в мрачную паутину лунных каньонов. Доктор Сантонелла Чико нахмурился. Опять что-то на подстанции? Или просто давно прогнившая проводка в больнице святого Мейсера отказывается служить так, как положено? Надо все-таки извернуться и выделить деньги на ее ремонт. Ладно, когда лампы просто гаснут — а если короткое замыкание и пожар?

Он отодвинул стул от стола и поднялся, потягиваясь и хрустя суставами. Складки жира на талии, которые так и не удавалось, да и не особенно хотелось согнать, огорчительно дрогнули. Ну, хоть какой-то повод оторваться от горы бесконечных бумаг и пройтись по больнице обходом. Хорошо, когда государство наконец-то вспоминает о необходимости заботиться о своих гражданах, и на больничный счет начинают втекать не только скудные капли финансирования от церкви Рассвета, но и тоненький ручеек государственных средств. Хорошо — даже с учетом того, что непосредственной причиной послужил пинок от паладаров. Плохо, что ручеек того и гляди перекроет плотина из форм и отчетов, которые треклятые бюрократы (не иначе, в качестве мести) требуют оформлять по дюжине в декаду. Карраха! Свалить их, что ли, на тессу Фьюченцу? В конце концов, она заместитель директора. Женщина она не слишком умная, но усердная — вот пусть и возьмет на себя бумажную рутину, высвободив ему время заниматься больными. Точно, завтра же утром торжественно перераспределим обязанности. Управлять финансами ей позволять нельзя, поскольку экономическая сметка у монашки полностью отсутствует, несмотря на высокий ранг пасанты, но для заполнения статистических таблиц и отчетов по расходам много ума не нужно.

Так, ладно. Не время предаваться праздным раздумьям. Нужно пройтись по всем трем этажам и проверить, что случилось. Если и в самом деле проблемы с городской электросетью, то нужно убедиться, что хотя бы тревожные кнопки в палатах действуют. Да и время уже к полуночи, на улице стоит густая тьма. Пора совершить последний обход, проконтролировать дежурных — и по домам. В конце концов, бумаги до завтра никуда не денутся. Сантонелла постучал пальцем по настольной лампе (загораться та отказалась, и доктор щелкнул выключателем, чтобы она не включилась ночью, если электричество восстановится), погасил верхний свет и вышел в коридор первого этажа.

В поздний час больница уже спала. Немногие ходячие больные разбрелись по палатам, из дверей которых выползали тусклые лучики света. Еще более тусклые дежурные лампы под потолком едва горели, и в коридоре стоял таинственный полумрак. В небольшом холле, заменявшем сотрудникам больницы святого Мейсера ординаторскую и медсестринскую комнаты, сидели две монашки-сервилы — Пикаччо и Селия — и одна вольнонаемная медсестра, пожилая грузная женщина под шестьдесят, дэйя Розалия Арасия. Все трое дружно стучали вязальными спицами (на полу на ниточках подпрыгивали шерстяные клубочки) и о чем-то переговаривались негромким шепотом. Пульт вызовов в свете двухлампового светильника возвышался черным надгробным монументом отсутствующему току: техника, и без того не новая, все-таки объявила забастовку и выключилась. Так. Теперь больным в палатах остается лишь орать во все горло в надежде, что их услышат. А кто услышит, если все дежурные собрались здесь?

— Добрый вечер, дэй Чико, — дружным хором поздоровались кумушки, не переставая вязать.

— Вы уверены, что добрый? — саркастически осведомился доктор. — Палатная сигнализация не работает, видите? Тесса Пикаччо, дэйя Арасия, по-моему, ваши рабочие места находятся совсем не здесь.

— Ох, и в самом же деле не работает! — удивилась монашка, бросая взгляд на пульт. — Да и темно чегой-то. Опять с лепестричеством не так, помилуй нас господи? Вот уж заболтались так заболтались. Пойдем-ка, Рози, а то не ровен час, приспичит кому-нибудь утку…

Пикаччо сложила спицы и, кряхтя, подняла с пола клубки, вручив один коллеге.

— Уже идем, дэй доктор, уже идем! — закивала Арасия, поднимаясь. — А что, со светом только у нас плохо? Ну-ка, гляну-ка я на улицу…

Она зашаркала к окну и отодвинула штору, вглядываясь наружу.

— Что-то мутно там! — с недоумением сказала она. — Туман непроглядный, фонарей почти не видно.

— Туман? — переспросил Сантонелла. Он тоже подошел к окну и вгляделся.

Действительно, вместо пары уличных фонарей, располагавшихся недалеко от окон, за стеклом виднелись лишь два смутных пятна в густой серой мгле. Странно. Туман — в конце лета, да еще и после солнечного сухого дня? Доктор отщелкнул шпингалет и потянул скрипящую створку на себя. Нет, сыростью с улицы не пахло. Через щель потекли серые полупрозрачные струйки, закручиваясь небольшими плотными клубами, даже и не думавшими растворяться в помещении.

— Что за чушь такая? — пробормотала Арасия, помахивая рукой. Ее ладонь проходила сквозь клубы без видимого эффекта. — Горит там, что ли, что-то? Да нет вроде, гари не слышно…

Сантонелла тупо смотрел на клубящиеся струйки, пытаясь поймать за хвост какую-то весьма неприятную мысль. Какое-то воспоминание… страшное… морозящее… И когда он наконец-то сообразил, ЧТО ему напоминают небольшие пока сгустки тумана, его словно ударило током.

— Назад! — рявкнул он, отталкивая любопытную медсестру от окна и резко захлопывая створку. — Назад, живо! Там, снаружи, кольчон! Мы под кольчоном!

В ответ раздался тихий взвизг и два громких оханья. Арасия с удивительной для ее комплекции скоростью бросилась к диванчику у стены холла и попыталась спрятаться за ним. Обе монашки всплеснули руками, уронив вязание на пол, а стоящая Пикаччо без сил опустилась на стул, прижимая руки ко рту. Сантонелла резким движением задернул штору и лихорадочно оглянулся. Радио. Передают ли что-нибудь по… Нет, кольчон же глушит радиоволны! Неужели очередной Удар, уже третий? Что делать? Говорят, стены здания, особенно такие толстые, как в старой больнице, способны защитить от кольчона. Полгода назад, зимой, Барна вместе с остальной планетой уже пережила появление чудовища — и жертв в городе оказалось на удивление мало, всего полторы сотни на восемьсот тысяч горожан. Что случится сейчас?

Так, спокойно. Кольчон — снаружи, на улице. Они — в здании. Изменений в самочувствии… нет. Зато, в отличие от прошлого раза, не до конца пропало электричество. Главное, не паниковать. Кольчоны над сушей никогда не задерживались долго. Нужно продержаться полчаса, максимум час. Главное, чтобы никто из пациентов не начал паниковать.

— Слушайте меня! — сказал он, поражаясь внезапному холодному спокойствию своего голоса, абсолютно не соответствующему внутреннему вихрю эмоций. — Снаружи кольчон, но мы в безопасности. Пациенты уже спят, и пусть себе спят. Не нужно их будить…

— Разве мы не станем их эва… ва… вакуировать? — дрожащими губами пробормотала Селия.

— Куда? — немного резче, чем намеревался, спросил доктор. — Подвала у нас нет. Предлагаете вышвырнуть всех на улицу?.. Ох, простите, тесса, я не хотел на вас кричать. Нет, мы никого никуда не эвакуируем. Зимой все обошлось, обойдется и сейчас. Но нам нужно следить за этажами и пациентами. Тесса Селия, остаетесь здесь. Дэйя Арасия, за вами второй этаж. Тесса Пикаччо, вы на третьем. Займите посты возле лестницы. Я отопру уличную дверь в приемный холл на случай, если прохожим потребуется укрыться, и пройду по этажам. Давайте, давайте, не стойте на месте!

Раздалось мягкое неторопливое шарканье, и в холл вышел, опираясь на трость, высокий грузный старик в полосатой пижаме. Дэй Винсенте Капола, автоматически вспомнил Сантонелла. Ишемическая болезнь сердца, сопровождаемая тяжелыми приступами стенокардии, провоцирующими истерические припадки, высокий уровень легких липопротеинов… Тьфу. О чем он думает?

— Почему в коридоре свет не горит? — капризным тоном осведомился старик. — И в туалете? Думаете, я могу на ощупь свои дела делать? Доктор Чико, что у вас за больница такая, в которой ничего не работает?

— Дэй Капола, в районе перебои с электричеством, — как можно естественнее ответил Сантонелла. — Слишком низкое напряжение в сети. Боюсь, мы ничего не можем сделать.

— Ну да, ну да, здесь-то у вас свет есть! — в голосе пациента прорезались плаксивые нотки. — А я в темноте нервничаю, а мне нельзя волноваться… Включите свет, доктор!

— Так, дэй, ну-ка, хватит капризничать! — Селия, при виде подопечного как-то сразу взявшая себя в руки, решительно подошла к нему и взяла под локоть. — Сказал же дэй доктор — с электричеством неполадки. Где мы тебе электричество возьмем, сам подумай! Шерстяной тряпочкой по стеклу натрем? Ну-ка, пойдем в палату потихонечку. Дам я тебе утку и сама вынесу.

— Вот все у вас так… — начал говорить старик — и осекся.

Багровая вспышка — и мгновением позже двухметровая волюта сгустилась из воздуха прямо перед его лицом. Длинный, завитый спиралью вдоль продольной оси серый конус, похожий на какую-то шипастую морскую раковину-переросток, медленно покачивался, словно на зыбких волнах. Мелькнула еще одна вспышка, третья, четвертая, пятая… Одна за другой волюты возникали в холле и в коридоре. Вот откуда-то издалека раздался громкий мужской вопль, ему вторил истошный женский визг. Сантонелла в оцепенении следил за тем, как клочья грязного тумана плывут по коридору, холлу, сближаются с ним, окружают его смертельным кольцом, бледно полыхающим багровым пламенем. Третий Удар, отчаянно колотилось у него в груди, Третий Удар! Снова волюты, снова кольчоны — совсем как зимой…

И тут в три голоса заверещали медсестры.

Волюты, до того момента не обращавшие на них внимания, мгновенно перестроились. По крайней мере половина из двух десятков, окружавших доктора, двинулась к женщинам, пятившимся к стене. Брошенный старик грузно осел на пол, тяжело хватая воздух и держась за сердце. Одна из волют плавно опустилась к нему и зависла перед лицом. Ее спиральные очертания вдруг поплыли и смазались, вокруг заколебались языки бледного, почти незаметного пламени. Миг — и она вдруг разлетелась стаей грязно-серых хлопьев, окружившей старика словно вихрем тополиного пуха. Потом хлопья синхронным движением облепили Каполу комом отвратительной пародии на снег и тут же пропали, словно всосавшись в тело. Старик, выпучив глаза и хрипя, упал навзничь и задергался — и тут оцепенение доктора Чико наконец-то прошло.

С яростным воплем он схватил тяжелый деревянный стул, на котором только что сидела одна из сестер, и обрушил его на ближайшую волюту. Стул прошел сквозь нее совершенно бесшумно, но огонь внутри туманной спирали погас, и она, чуть поколебавшись в воздухе, упала на пол несколькими большими серыми кляксами. Над ними тут же заколебались едва заметные языки пламени, и мерзкая слизь начала то ли испаряться, то ли всасываться в керамические плитки. Стул по инерции тоже ударился о пол и треснул: одна из ножек согнулась под углом, щерясь щепками на разломе. Рыча, Сантонелла поднял стул и ударил им по второй волюте. Все повторилось в точности: потухший огонь и пятна горящей слизи на полу. Треснула и отвалилась вторая ножка. Волюты не двигались — даже те, что отвлеклись на медсестер, вернулись обратно и мирно висели неподалеку, совершенно игнорируя судьбу товарок. Почему они не реагируют?

Три женщины продолжали синхронно визжать, и из коридора им вторили новые и новые крики пациентов: видимо, волюты появились и в палатах. Сантонелла занес обломки стула в третий раз — и тут одна из волют вдруг плюнула в него ослепительно-ярким комком алого пламени.

Оцепенение вернулось. Сгусток, казалось, двигался в воздухе с небрежной ленцой. Он несколько раз резко изменил направление движения, попутно пройдя сквозь сиденье стула. Во все стороны брызнули деревянные щепки, и в руках у Сантонеллы остался лишь огрызок спинки. Доктор попытался уклониться, но шаровая молния, в очередной раз сменив направление, ударила его прямо в лицо.

Мир заслонила яркая вспышка. В голове словно грянул гулкий могучий колокол кафедрального собора — тот, что молчал со времен Первого Удара. Вот и все, мелькнула мысль. Конец.

Конец, однако, наступать не торопился: красная пелена рассеялась, и Сантонелла изумленно понял, что жив и даже не обожжен. Родившая сгусток волюта приблизилась и выпустила из себя бахрому тонких щупалец. Те вытянулись в разные стороны, словно пытаясь что-то обнаружить, и замерцали, превращаясь в струйки танцующего пламени.

А потом из волюты в грудь доктора ударила странно изломанная искрящаяся молния. Он швырнул в кусок тумана остатками стула (волюта даже не обратила на них внимания) и попытался отступить, но в него уже вонзилась новая молния от другой волюты — затем от третьей, четвертой… Статические разряды побежали по телу, окутывая с головы до ног, словно невероятной мерцающей шубой, а потом его внезапно охватил кокон серого тумана — такого же, из какого состояли ужасные летучие спирали. Ощущений не возникало никаких. Доктор в панике оглядывался по сторонам, а в холле уже бушевал настоящий электрический шторм. С хлопком погасла одна лампа под потолком, потом другая, и лишь призрачный свет молний давал возможность видеть хоть что-то. Сестры уже не визжали: Арасия и Селия неподвижно валялись на полу, без сознания или мертвые, а Пикаччо вжалась в угол, беспрерывно осеняя себя косым знамением и тихо поскуливая. Молнии били и в нее, не причиняя видимого вреда.

А потом вдруг все кончилось. Из коридора по-прежнему доносились стоны и оханья, но волюты пропали все разом, словно кто-то повернул выключатель кинопроектора. Остро пахло паленой материей. Тяжело дыша, доктор стоял со сжатыми кулаками и непонимающе шарил взглядом по сторонам. По полу и стенам метались невнятные тени, и Сантонелла не сразу понял, что источник света — не только фонари за окном, с трудом пробивающиеся сквозь плотную штору, но и его собственное тело. Клочья серого тумана — энергоплазмы, внезапно вспомнилось ему популярное паладарское словечко — тут и там облепляли его, слабо светясь. Впрочем, они быстро таяли и исчезали.

Страшным усилием воли доктор заставил себя сбросить оцепенение и сделать шаг в сторону монашки, продолжавшей осенять себя знамением и тихой скороговоркой бормотать неразборчивую молитву. Та тихо всхлипнула и замерла. Истошные вопли из коридора стихли, сменившись невнятным отдаленным причитанием.

— Тесса Пикаччо! — хрипло сказал доктор. — Как вы себя чувствуете?

Монашка часто задышала. Ее глаза бессмысленно смотрели сквозь Сантонеллу. Вздохнув, доктор отвесил ей несильную пощечину. В ответ та охнула и схватилась за щеку.

— Тесса Пикаччо! — настойчиво повторил доктор. — Вы меня понимаете?

— Да… да, дэй Чико… — тихо прошептала медсестра.

— Тесса Пикаччо, как вы себя чувствуете? Мы должны помочь людям. Вы в состоянии работать? С сердцем все в порядке?

— Я… — монашка глубоко вздохнула. — Дэй доктор, мы ведь живы, да?

— Мы двое — точно живы. Что с остальными, нужно выяснять. Тесса Пикаччо, я не справлюсь один со всей больницей. Возьмите себя в руки!

Монашка еще раз вздохнула, осенила себя косым знамением и отлепилась от стены.

— Что нужно делать, дэй доктор? — слабым голосом спросила она.

— Пройдите по всем трем этажам. Попытайтесь успокоить людей. Посмотрите, много ли погибших и в каком вообще состоянии пациенты. Скажите, что помощь вот-вот придет. Понятно? Я сейчас присоединюсь.

— А… помощь придет, дэй доктор?

Сантонелла досадливо тряхнул головой.

— Сомневаюсь. Во всяком случае, не в ближайшее время. Если город действительно накрыл кольчон, властям сейчас не до нас. Но мы должны сделать все, что в наших силах.

— Поняла, дэй доктор. Я… пойду.

— Да-да, и побыстрее! — нетерпеливо сказал Сантонелла.

В коридоре затлело и медленно разгорелось дежурное освещение: видимо подача электричества возобновилась в полной мере. Слава Ваххарону! Хоть не впотьмах шариться…

— Сестра, ох, сестра! — из-за угла показалась, медленно перебирая руками по стене, старуха-пациентка. — Сестра! Помогите же! Там… сердечный приступ… там летали какие-то…

— Сейчас мы со всем разберемся! — Пикаччо быстро подошла к бабке и взяла ее под локоть. Видимо, воспоминание о профессиональном долге привело ее в чувство. — Давайте-ка, дэйя, возвращаемся в палату.

И обе женщины пропали в коридоре. Доктор Чико проводил их взглядом: темно-зеленую рясу монашки испещряли черные разводы, отсутствовавшие там еще десять минут назад. Точно такие же разводы покрывали белый халат самого доктора. Дотронувшись до них пальцем, он с изумлением разглядел на нем следы сажи. Неужто их молниями так пожгло? Одежду подпалило, а тело даже ничего не почувствовало? Лишь сейчас он осознал, что при каждом движении по коже пробегают неприятные волны прохладного воздуха: очевидно, и рубашка под халатом прогорела до дыр. Нет, плевать на одежду, не до нее. Сантонелла склонился над распростертыми на полу телами. Арасия и Селия неподвижно лежали на полу с закрытыми глазами. Доктор быстро пощупал пульс на шее: у обеих ровный и уверенный. Живы, просто обморок. Странно. Он никогда раньше не слышал, чтобы волюты проникали в помещения, и уж тем более не попадал в связанный с ними электрический шторм. Но по логике вещей следовало бы предположить, что без жертв в такой ситуации не обойдется. Однако все четверо… четверо? Нет, пятеро. Он быстро подошел к старику на полу и приложил пальцы к сонной артерии.

Мертв.

Из пяти присутствовавших один погиб. Но четверо, тем не менее, выжили. Нужно как можно быстрее совершить обход, успокоить людей по мере возможности и понять, сколько еще погибших. Тела нужно немедленно убрать… куда? Например, сложить на полу в приемном холле. Да, и сердечный приступ с гипертоническим кризом наверняка случились далеко не у одного пациента. Одна надежда, что большинство людей в момент происшествия уже спали и спят до сих пор, если только их не пробудили крики бодрствующих. Что там с запасом лекарств?

Так, быстрый план действий: привести в чувство обеих медсестер и заставить их заняться делом. Возможно, придется хлестать по физиономиям, чтобы привести в себя, но лучше начать с более мягких средств — например, нашатыря. И еще стоит все-таки позвонить в полицию — вдруг они смогут прислать хотя бы пару человек, чтобы выносить трупы? Да, и еще нужно слушать радио: вдруг там что-нибудь важное передадут? В отличие от Второго Удара, сегодня электричество сохранилось, значит, осталось и радиовещание.

Доктор быстро подошел к висящему на стене трехпрограммному приемнику и нажал клавишу включения. На первых двух кнопках, разумеется, трещала статика: местные радиостанции вещание прекратили. Однако после щелчка третьей кнопки в холле негромко зазвучала веселая песенка: из Дриммада транслировали какую-то оперетту. Оперетту? После атаки кольчона? Или Дриммад не затронуло?

Тихий стон позади заставил его подпрыгнуть на месте. Доктор резко повернулся. Тело Винсенте Каполы беспорядочно дергалось на полу, словно в предсмертной агонии. Сантонелла бросился к нему. Неужто он не уловил пульс? На губах старика пузырилась пена, и когда доктор склонился над ним, глаза пациента открылись.

— Сер… дце… — прошептал он. — Плохо… Помогите…

— Спокойно, дэй Капола, я с вами, — быстро проговорил доктор, лихорадочно соображая. Если у старика действительно приступ стенокардии, нужен нитроэфир. Но также возможен вариант с истероидной реакцией, где потребуется успокоительное. Так, пульс и давление — именно с них и нужно начать. Он опрометью бросился в свой кабинет, прибежал обратно с тонометром, лихорадочно напялил манжету на левую руку старика и быстро накачал ее. В тусклых отблесках света из коридора он напряженно следил за медленно ползущей по циферблату стрелкой. Ну же?! Проклятый указатель даже и не думал дергаться. Он плавно опускался все ниже и ниже и, наконец, уткнулся в ноль. Сантонелла ухватил пациента за запястье, нащупывая пульс. Тщетно. Не удалось обнаружить его и на шее. Что происходит?

— Пло…хо… — снова прохрипел Капола. — Душно…

И тут под пальцами доктора, все еще приложенными к шее старика, вдруг дернулась жилка — потом снова и снова. Несколько секунд спустя пульс бился словно бешеный, а пациент тяжело и хрипло дышал, закатив глаза под лоб. Доктор Чико выпростал часы на запястье из-под рукава рубашки и принялся считать. Сто семьдесят пять ударов в минуту… впрочем, частота постепенно снижалась.

Что же получается, дэй Капола дышал, смотрел и разговаривал с остановившимся сердцем? Невозможно. Совершенно невозможно. Скорее, сам доктор в панике умудрился ошибиться. Но не время размышлять, нужно что-то делать. И можно с уверенностью сказать, что в одиночку Сантонелла такую тушу даже до кровати не дотащит. Значит, нужно потратить пару минут на приведение в чувство медсестер.

Врач вскочил на ноги и бросился в свой кабинет, к сейфу с лекарствами, на ходу нащупывая ключ в кармане. Похоже, впереди ожидала долгая, очень долгая ночь.

02.28.1232. Хёнкон

Яхта "Рыба-меч" рассекала зеленую воду Южного океана, оставляя позади длинные усы кильватерного следа. По левую руку тянулись холмы Могерата, чем дальше, тем больше покрывающиеся темными пятнами лесов, вершины прибрежных гор приблизились вплотную и медленно отступали назад. Судя по всему, скоро должен появиться остров Ланта, ну а там и до Колуна рукой подать. Фуоко стояла на верхней палубе яхты, облокотившись о перила и задумчиво рассматривая юго-западное направление, где над морскими волнами громоздились черные тучи — вестники приближающегося тайфуна. Низкие облака, набухшие дождем, тянулись по-над самой головой, но пока удерживали влагу в себе. Стояла жаркая духота, от которой не спасало даже почти полное обнажение. Второй раз она возвращается в Хёнкон, и второй раз — перед самой бурей. Символично, ага. Она пощупала бинты, закрывавшие верхнюю часть головы и левую сторону лица, и вздохнула. Сколько еще времени ей таскать повязки и ходить с зашитым веком? В конце концов, хочется снова взглянуть на мир обоими глазами!

— Что стонешь, принцесса? Живот болит? — ехидно поинтересовался Кирис, сидящий в шезлонге с книгой в руках. — Попроси у Дзии слабительного, она пропишет. Точно, Гатто?

— Дзии пропишет, — согласился парс, развалившийся в соседнем шезлонге. — И Фуоко пропишет, и тебе за компанию.

— Обоих в капсулу, лечиться! — поддержала Зорра. — Молниями бросаются! Опасны для окружающих! Изолировать побыстрее, ку-ун!

— Я вот сейчас кого-то самого изолирую! — пригрозила Фуоко. — Засохните все, а то я за себя не ручаюсь.

— Одно слово — быр-быр девочка! — Кирис широко ухмыльнулся. — Заводишься с полпинка, как динамо. Фучи, ты чего такая кислая сегодня?

Фуоко отвернулась и не ответила. Она не понимала собственные чувства. С одной стороны, она наконец-то возвращается в Университет, причем на сей раз — с согласия и благословения отца. Впереди ее ждут паладары и учеба, а заодно и захватывающие исследования себя самой, план которых она уже составила. За те три декады, что она торчала в барнской больнице и в фамильном особняке, и дни, что отцовская яхта везла ее через океан, чтобы не рисковать с самолетом, она ни разу не позволила себе проявить странные способности. Никаких свечений рук, ног и прочих частей тела, никаких молний и уж тем более, упаси Ваххарон, вызовов волют. Она выбила у отца возможность прочитать отчеты, составленные со слов кайтарских наемников из спасательного отряда, и то, что Кирис с помощью странной внутренней силы натворил в маленькой деревушке посреди заболоченных рисовых полей, заставляло ее сердце сжиматься — если вдруг нечто похожее случится среди людей… И вот теперь ее ожидает дальняя островная лаборатория, где, как заверил координатор, она сможет безбоязненно заниматься исследованиями. В общем, перспективы впереди открывались вдохновляющие.

И, тем не менее, чем ближе к Хёнкону, тем хуже становилось ее настроение. В чем проблема? Иногда она чувствовала себя так, словно страшно хочет спать — но с тех пор, как она очнулась после остановки сердца в больнице, заснуть ей так ни разу и не удалось — ни самостоятельно, ни с помощью снотворных. Почти сорок дней круглосуточного бодрствования… Возможно, сказывается бессонница. А может, что-то еще. Может, тяжесть на сердце вызвана страхом предстоящих экспериментов? Но почему?

Сзади по палубе прошлепали босые ноги, и рука Кириса легла ей на талию чуть выше плавок бикини.

— Фучи, ты что? — на сей раз в голове друга звучала неподдельная тревога. — Слушай, если что-то не так, скажи сразу.

— Все так… — пробормотала девушка. В ответ Кирис отвесил ей легкий подзатыльник.

— Не ври мне, а то щелбан дам, — пригрозил он. — Я же чую…

Вот и еще одна проблема. После недавних приключений они с Кирисом стали чувствовать не только сексуальные ощущения, но и обычные сильные эмоции друг друга. Теперь скрывать дурное настроение от него стало практически невозможно. Ну вот как ему объяснить, если она сама не понимает?

Фуоко с силой ткнула Кириса локтем в бок.

— Еще кто кому щелбана даст! — фыркнула она. — Кир, не лезь в душу, а? Не знаю я…

— Все из-за братца переживаешь?

Девушка замерла и медленно выдохнула. Да, вот оно. Кир хотя и дубина неотесанная, но и у него случаются озарения. Да, Сима. Неприятный разговор, состоявшийся между ним и Фуоко декаду назад, все еще лежал на душе холодным камнем. Брат прямо и в весьма грубых выражениях заявил, что именно ее бегство в Хёнкон стало причиной отцовского инсульта и что еще немного, и она доведет отца до могилы. Во время неторопливого путешествия через океан она постаралась забыть про Массима, но теперь, по мере приближения к Хёнкону, эмоции снова всплывали в памяти. Они с братом никогда особенно не дружили, в отличие от Лойзы — сказывались и почти десятилетняя разница в возрасте, и его подчеркнуто консервативные взгляды на жизнь. Но, похоже, сейчас он начал ее по-настоящему ненавидеть — то ли из-за отца, то ли из-за ее вопиющего отказа подчиняться традициям.

Интересно, о чем Сима говорил с Кирисом наедине? Тогда Фуоко ощутила краткий приступ бешенства, овладевший другом, но Кир так и отказался рассказывать, хотя пару дней после того ходил угрюмый и взъерошенный, почти все время пропадая в городе. Возможно, Сима тоже попрекнул его деньгами, чем и уязвил гордость Кира до самого предела. Ну почему в жизни все так сложно?

— Плюнь, — сказал Кирис, глядя в волны. — Ну, мудак твой брат, что тут сделаешь? У меня самого сестрица не сахар, так что понимаю. Только ты здесь, а он в Кайтаре, за пять тыщ цул отсюда. Плюнь.

— Плюнула, — согласилась девушка. — Ох, ну скоро мы там доберемся? Достало на волнах качаться, хочу на твердую землю. Зорра, спроси Райнику, долго еще плыть?

— Полчаса, — с готовностью откликнулась парса. — Почетный караул устал, волнуется. Встретят — по ушам напинают за опоздание.

— Какой еще караул? — нахмурился Кирис. — Эй, лопоухая, ты о чем? Гатто?

— Не велено говорить! — парса ухмыльнулась во всю зубастую пасть. — Сюрприз, сюрприз, сюрприз! Мучайся ожиданием.

— Информация секретна, — поддержал Гатто. — Никому нельзя говорить про оркестр с фанфарами!

Фуоко с Кирисом переглянулись. Оркестр? Или парс шутит в своей лучшей новообретенной манере?

— Только оркестров нам и не хватало для полного счастья… — Фуоко оттолкнулась от перил, подошла к шезлонгу и плюхнулась в него. — Кир, тебе не скучно? Может… — она шаловливо оттянула топ бикини и лукаво взглянула на друга.

— Тебе не поплохеет, травмированная? — усмехнулся Кирис. — Хотя…

Внезапно едва слышное бормотание водометного двигателя яхты словно обрезало, и из-за торможения Кириса мотнуло вперед, прижав к перилам. За кормой что-то громко бултыхнулось в воде. Одновременно Зорра и Гатто вскочили на лапы и напряженно уставились по сторонам.

— Опасность! — тявкнула Зорра. — Синий код! Опасность планетарного масштаба! Кольчоны над городами Паллы! Превентивная консервация управления!

— Корабль в дрейфе! Корабль в дрейфе! — поддержал Гатто. — Плавучий якорь сброшен! Не паниковать, все под контролем!

Фуоко напряглась. Она спустила ноги на палубу и нервно оглянулась. Опять? Третий раз за последнюю декаду! В первый раз накрыло восемь крупных городов, включая Барну, и десятка полтора мелких. Во второй — четыре крупных. Ни одной жертвы, если не считать нескольких несчастных случаев, но все же… Кто пострадает на сей раз?

Яхта тихо дрейфовала по волнам. Облака по-прежнему неслись над головой, и далекие громады туч явно приблизились. Как неудачно! Что, если их застанет шторм? "Рыба-меч", конечно, выдающаяся яхта, но устоит ли она перед тайфуном? И они с Киром вдвоем на корабле — даже зная, что он под полным контролем Райники, а эскортируют его два десятка боэй, при необходимости способные выступить в роли спасательных капсул, все равно неуютно. Она прикрыла глаза и потянулась к ночному миру, пытаясь разглядеть, не появилось ли вокруг чего-то новенького. Да вроде нет…

Серый плотный туман сгустился в реальном мире совершенно без предупреждения. По коже Фуоко пробежала слабая пока волна электрических разрядов.

— Ходер! — выругался Кирис, поспешно сбрасывая плавки. — Фучи, сейчас опять тряпки пожжешь.

Фуоко последовала его примеру и поспешно вылезла из бикини, оставшись голой. Хотя у нее в чемодане лежала куча одежды из негорючих тканей, носить ее она не любила: делалась несгорайка из каких-то пластиков, липучих из-за статического электричества и вообще неприятных на коже. Кирис ее отношение разделял, хотя, как Фуоко подозревала, имел и скрытые мотивы — типа того, что ее подарила семья Деллавита. В общем, особой роли это не играло: в Хёнконе можно и посреди улицы раздеться, а на дальнем острове, твердо обещанном Рисой, в одежде необходимость вообще отпадет, разве что накидки от солнца потребуются. Сейчас, правда, ветер постепенно крепчал и свежел, но бикини от него не спасет. А станет совсем холодно — всегда можно спуститься вниз, на пассажирскую палубу.

Отложив купальник в соседний шезлонг, Фуоко настороженно огляделась, снова позволив ночному геометрическому миру наполовину заслонить реальность. Переливающиеся поверхности, мешанина цветных линий и беспорядочно мечущиеся огненные шары наложились на море и берег. За прошедшее время она уже научилась совмещать две картинки, причем даже без особого напряжения. Как объяснила Дзии, в ее голове, вероятно, шли те же процессы, что и у младенца в начале жизни, и мозг постепенно обучался совмещать изображения рефлекторно, без осознанных усилий. Сейчас она привычно использовала в качестве маяка Кириса, воспринимаемого сегодня как большой зеленоватый комок с едва заметными синими прожилками. Себя она по-прежнему не видела, но несколько полупрозрачных багровых и фиолетовых нитей, извивающихся причудливыми петлям, тянулись от друга прямо к ее глазам. Обширная паутина волнующихся линий разбегалась от них двоих в разные стороны, и вдоль некоторых скользили разноцветные пульсирующие пятна. Ни одно не соответствовало объекту в реальном мире — по крайней мере, видимому. Присутствие мамы-розы ощущалось далеко-далеко, за невидимым горизонтом, но ни страха, ни неуверенности, ни любопытства от нее не исходило. Похоже, она спала — если понятие сна вообще можно применить непонятно к чему, далекому и абсолютно чужому.

Нет, ничего не видно. Ни волют в реальности, ни незнакомых объектов в виртуальности, как ее обозвала Риса. Озорные типа-братья и типа-сестры тоже не ощущались. На месте Зорры с Гатто на мгновение проступили клыкастые ухмыляющиеся физиономии, но сей ложный артефакт воображения Фуоко решительно отогнала подальше. Нет, ложная тревога. Можно расслабиться.

Первые капли теплого дождя упали на лицо, грудь и живот. Девушка машинально стерла их, и тут же на нее нахлынуло необычайное возбуждение. Она прерывисто вздохнула и повернулась к подошедшему вплотную Кирису. Его эрекция недвусмысленно свидетельствовала о тех же чувствах. Фуоко прижалась к нему и поцеловала в губы — и в голове словно взорвалась бомба.

Чудовищный неконтролируемый поток чувственности переполнил ее тело, и осознание мира временно отступило на задний план. Остались лишь они вдвоем, бешеная пляска геометрического света и ощущение безумного, сводящего с ума наслаждения, передаваемого партнеру и возвращаемого обратно, десятикратно усиленного. Кажется, они катались по палубе, и порывы ветра вперемешку со струями тропического ливня лупили по их обнаженным телам, и грохочущие раскаты грома со вспышками молний органично вплетались во вспышки и переливы ночного мира. Когда все закончилось — внезапно, словно отрубленное, как все чаще случалось в последний дни — они какое-то время лежали рядом на палубе, тяжело дыша.

— Между прочим, Фучи, — наконец пробормотал Кирис, приподнимаясь на локте и криво ухмыляясь, — спину мне раздирать когтями совершенно не обязательно. Кошка, блин, весенняя…

— Когда ты мне ребра своей хваткой ломаешь, я же не плачусь… — усмехнулась в ответ Фуоко, постепенно возвращаясь к осознанию окружающего мира и чувствуя, что хлещущий дождь и резкий ветер охлаждают разгоряченную кожу куда быстрее, чем хотелось бы. — Ой… Кир, смотри! Да не на меня, вокруг!

Море вокруг яхты скрывал густой серый туман — настолько густой, чтоот переднего края смотровой палубы не удавалось рассмотреть трап вниз, в салон, на противоположном ее конце. Зато несколько десятков волют, окруживших яхту, различались очень даже хорошо. В видимом мире в их сердцевинах горели багровые огни, а в призрачном они выглядели как абстрактные геометрические многоугольники, постоянно меняющие форму: отращивающие и теряющие отростки, то угловато-неуклюжие, то вдруг зализанные и обтекаемые. От некоторых шло отчетливое ощущение братьев и сестер, остальные оставались немыми.

— Во, зрители… — пробормотал Кирис, оглядываясь. — Вуй… вай… как их там по-умному называют?

— Вуайеристы. Кир, парсы…

— Отключились, вестимо, — парень бросил безразличный взгляд на неподвижные тела микродронов. — Вдруг волютам захотелось бы ими поужинать, пока мы… физзарядкой развлекались? Кажется, Гатто что-то вякал, но как-то не до него было. А мы что, внутри кольчона? Фучи, посмотри своим ясновидением, что там вокруг? Волютам-то что нужно? Я ни на один летучий глаз настроиться не могу.

— Да фиг знает… — Девушка подняла ладонь и зажгла в ней светлячок, немедленно заискрившийся крохотными молниями. Между ближайшей группой волют пробежали причудливо изгибающиеся электрические разряды (в ночном мире выглядящие как сложные гладкие графики математических функций), а потом несколько молний хлестнули и по ней с Кирисом. Волюты обменялись несколькими яркими алыми сгустками шаровых молний, выпустив две штуки в Фуоко и одну — в Кириса. Потом вдруг вся окружающая яхту стая начала медленно подниматься вверх и в сторону, тая в окружающем тумане. Дождь явно усилился, заметно похолодало, и по коже Фуоко поползли крупные мурашки. Палуба под ногами качалась все сильнее, раскаты грома становились все чаще. Вспышки молний скрывал туман, но глазом под повязкой Фуоко их видела отчетливо.

— Идем вниз, Кир, — сказала она, подбирая бикини из шезлонга и прикидывая не стоит ли прихватить и неподвижных парсов. Нет, не стоит — уж больно тяжелые. Да ничего микродронам под дождем не сделается. — Я задрыгла. И есть хочется. Как думаешь, долго мы еще в море проболтаемся?

— Я так думаю, пока кольчон не свалит, — пожал тот плечами. — Ну, идем. Фучи, а прикинь, если бы паладары не потребовали нас на свою яхту пересадить, твои матросы сейчас обоссались бы. Еще бы и нас за борт выкинули, чтобы волют не приманивали.

— Не болтай, — Фуоко протопала по гладким доскам верхней палубы босыми ногами, пытаясь вспомнить, нет ли где на яхте полотенец: лезть за ними в чемодан далеко, а вытереться надо. Осторожно спустившись по узкой лесенке, она вышла в проход межу сиденьями — и остолбенела.

Огромная, не меньше трех метров в длину и полутора в диаметре, волюта индифферентно висела под потолком посреди салона. Ее верхняя часть уходила в потолок, багровый огонь в центре не горел. Фуоко сконцентрировалась на ней в ночном мире — и не увидела ничего. В месте, где предположительно находилась гостья, заканчивалась оранжевая струна, уходившая куда-то в невидимую даль и терявшаяся в общей геометрической мешанине, но тем все и ограничивалась.

— Ого! — сказал Кирис, спускаясь следом и протискиваясь мимо. — Все по домам, а эта что, заблудилась? Эй, ты, вали отсюда!

Волюта не отреагировала ни на слова, ни на последующий тычок кулаком, отвешенный Кирисом в прыжке.

— Не, ну я не понял! — удивленно проговорил парень. — Самая крутая, что ли? Фучи, ну-ка, я ее сейчас мозговой волной шибану…

— Я тебе шибану! — Фуоко ухватила его за плечо. — Сдурел? Яхту ненароком потопишь — и что, вплавь к Хёнкону? Спасибочки, я туда хоть раз нормально добраться хочу, а не внутри боэй после катастрофы. Ну, висит и висит. Жалко, что ли? Никого же нет, кроме нас.

— Ну, как скажешь… — слегка разочарованно согласился тот. — Слушай, ты здесь полотенца не видела?

— Не-а. Думала уже. Только в чемоданах искать. Да ладно, так обсохнем.

Снаружи порыв ветра хлестнул по стеклам потоком крупных капель. Яхту снова качнуло. Серый туман быстро рассеивался и таял, сквозь него проступало штормящее море. Фуоко с ногами забралась на сиденье, съежилась и принялась глядеть на дождь. Кирис пристроился рядом и осторожно обнял ее. Девушка откинулась к нему на грудь, ощущая тепло тела и биение сердца. Хорошо…

Легкая дрожь пронизала корпус яхты, загудела лебедка на корме, выбирая плавучий якорь, потом заработал мотор. Яхта закачалась, разворачиваясь, легла на прежний курс и заскользила по волнам. Тут же ожил экран в передней части салона.

— Дэй Сэйторий, дэйя Винтаре, как вы себя чувствуете? — осведомился с экрана Дзии в мужском обличье.

— Мы в норме, — проинформировала Фуоко. — Только промокли и замерзли немного. А что случилось? Откуда кольчон взялся?

— Спутники зафиксировали восемь кольчонов на поверхности Паллы, включая один над Хёнконом и один над вашей яхтой. В Университете пострадавших нет, насчет остальных городов данных пока не поступало. Ваше прибытие в Хёнкон ожидается через двадцать три минуты, и я рекомендую приготовиться к высадке. Процедура обычная: таможенный контроль, медицинское обследование и так далее.

— Погодите, как — таможенный контроль? — переспросила Фуоко. — Нам же обещали, что на дальний остров высадят! И зачем обследование, если вы и так за нами следили всю дорогу?

— Процедура одна для всех, — невозмутимо откликнулся Дзии. — Вдруг вам наркотики или мину с часовым механизмом подбросили по дороге? Насчет лаборатории разговаривайте с ректором, данный вопрос на ее личном контроле. Однако должен напомнить, что дэй Сэйторий занимается по прежней стандартной программе, так что большую часть времени ему все равно придется проводить на Колуне. Вам, дэйя Винтаре, проще благодаря индивидуальной программе, но и вас от регулярных свиданий с куратором и занятий физкультурой никто не освобождает. Да и назначенным научным руководителям вряд ли понравится постоянно тратить время на дальние поездки. Комнаты в общежитии за вами сохранены, и я предполагаю, что пользоваться ими придется часто. Сегодня — уж точно. Кроме того, вас встречают.

Фуоко надулась. Она-то думала, что можно сразу начинать долгожданные эксперименты с таинственными силами, а оказывается, что придется на Колуне торчать!

— Кто встречает-то? — спросил Кирис.

— Увидите. Пока что напоминаю о близкой высадке и рекомендую привести себя в такой вид, в каком не постесняетесь показаться людям. Двадцать одна минута до прибытия. Ожидаю вас в пункте медицинского контроля. Да, и постарайтесь свести к минимуму общение с волютой в салоне. Не похоже, что она агрессивна, но лучше не рисковать.

Экран погас, и на нем появились карта с курсом и цифры таймера, отсчитывающего время до прибытия. От трапа раздался дробный топот лап. Оба парса спустились с верхней палубы, запрыгнули на ближайшие сиденья и дружно отряхнулись, забрызгав Кириса с Фуоко тучей мелких капелек.

— Ну вот, блин, только подсыхать начали! — недовольно сказал Кирис. — Слышь, шестиноги, вы чисто конкретно оборзели. Наверху обсушиться не могли?

— Наверху мокро, — Гатто ухмыльнулся во всю пасть. — Водные процедуры полезны. Мрр-мя!

Снаружи с удвоенной силой загрохотало, качка чувствовалась все сильнее. Быстро сгущалась темнота: основной грозовой фронт приближался к побережью. В салоне вспыхнули и неярко затлели лампы. Одна из них оказалась внутри волюты и светила сквозь нее — вопреки ожиданиям, не серым, а синевато-фиолетовым светом. Фуоко еще раз попыталась разглядеть что-нибудь связанное с ней в ночном мире, но опять неудачно. Необычно прямая оранжевая струна по-прежнему терялась в переливающейся дали.

— Кир, — задумчиво сказала девушка, — а ты не думаешь, что Дзии как-то странно на волюту отреагировал? Мы ведь прямо в Хёнкон идем. Вдруг она там на кого-нибудь нападет?

— Фучи, ты балда, — вздохнул парень. — Тебе же сказали: над Колуном только что кольчон висел. И наверняка с волютами в компании. Волютой больше, волютой меньше…

Он ущипнул ее за сосок, и Фуоко тихо взвизгнула, в отместку врезав ему локтем по ребрам.

— Одеваться пора, — сказала она. — Или нагишом разгуливать собрался?

— На кой одеваться? — удивился тот. — Дзии же сказал, что обследование нам устроит по полной программе. Значит, все равно раздеваться придется. И потом, с яхты все равно сразу в помещение не попасть, там метров десять открытого пространства — на кой одежду мочить? Да и в общагу на дроне поедем, на улицах все равно никого.

— Нас встречают, забыл?

— Ну, значит, оденешься после осмотра, стеснительная ты наша, — Кирис ткнул Фуоко пальцем в талию, и когда та дернулась от щекотки, выскользнул из-под нее. Девушка потеряла равновесие и упала спиной на сиденье.

— Справился, да? — обиженно осведомилась она, глядя на друга снизу вверх. — Если не одеваться, ты куда ломанулся? Мы же еще не приехали. Вон, больше десяти минут осталось.

— Чемоданы к выходу подтащить надо. И вообще…

Кирис встал ногами на сиденье, так что его голова оказалась в нескольких сунах от волюты, и задумчиво потыкал ее пальцем. Тихо щелкнуло, в энергоплазму ушел и бесследно пропал небольшой электроразряд. Потом у Фуоко словно что-то лопнуло внутри, и волюта бесследно пропала.

— Вот так! — довольно сказал парень. — И нефиг тут всяким без билета ездить.

— Дзи же сказал не экспериментировать! — Фуоко тоже поднялась с сиденья и провела ладонью по коже. Все еще влажная. Действительно, прав Кир: и на пирсе промокнешь, и одежду на мокрое тело надевать неприятно, и полотенца искать неохота. — А если бы опять устроил как тогда, под Оокием?

Название города отозвалось в желудке неприятным ёканьем.

— Ну, не устроил же… — Кирис спрыгнул на качающийся пол. — Ты ничего не почувствовала?

— Что-то странное внутри. Как током дернуло. Но, в общем, ничего особенного. Ты что сделал?

— Да вспомнил, как в прошлый раз волют из Хёнкона вышвырнул, ну и… попытался воспроизвести. Получилось, похоже.

— Доиграешься. Ладно, потащили чемоданы. Еще купальник прибрать нужно…

Причалившую к пирсу яхту под ударами разбушевавшегося ветра качало так, что Фуоко всерьез забеспокоилась о спуске на берег — по скользкому трапу, да еще и с двумя чемоданами… Однако заниматься эквилибристикой не пришлось: два транспортных дрона взлетели по трапу прямо в салон, и девушка даже охнуть не успела, как оказалась внутри теплой темноты. Ее уронило на спину и куда-то повлекло.

— Дэйя Винтаре, — раздался в ушах мелодичный голос Райники, — не беспокойтесь, все в порядке. И-за неблагоприятных погодных условий применена процедура безопасной эвакуации пассажиров с водного транспорта. Сейчас дрон вас выпустит в помещении контрольного пункта. Ваши вещи получите после завершения медосмотра… приготовьтесь к высадке.

Ее дернуло, закрутило, и внезапно она обнаружила, что сидит в небольшой комнате на медицинской капсуле, растерянно хлопая свободным глазом. За окном бушевала сплошная стена ливня, то и дело озаряемая вспышками молний. Приглушенно грохотал гром. Впрочем, оглядеться толком ей не дали. Не успела еще серая туша дрона выскользнуть за дверь, как поверхность капсулы просела. Фуоко опрокинулась на спину и тут же с головой утонула в псевдовеществе.

— Дэйя Винтаре, — прозвучал в темноте мужской голос Дзии, — я воспользуюсь случаем и проведу перевязку вашей головы и поврежденного глаза. Я обработаю веко медикаментами, может слегка пощипать. В остальном расслабьтесь и отдохните. Примерное время процедуры — три минуты.

Окутывающее псевдовещество облегало и слегка пульсировало, приятно массируя кожу с головы до пяток. Голову слегка подергивало из стороны в сторону, когда Дзии удалял старые бинты и возился со шрамами. Интересно, как она выглядит без обмоток? Обритые в Барне волосы уже слегка отросли, и открытая часть черепа выглядела уже не так страшно, как вначале. Однако шрамы, оставшиеся от взрыва гранаты и операций, Фуоко не видела еще ни разу. Что же у нее все-таки с лицом? Дзии категорически отказывался демонстрировать ей хотя бы фотографии, не говоря уже про видео, рассуждая про бессмысленную моральную травму, которую молодая красивая девушка (льстец!) может получить от вида преходящего состояния. Но ведь не может же она ходить в бинтах вечно! На голове отца, теперь постоянно обритой после трепанации черепа, шрамы выделялись несколькими яркими красными линиями — наверное, у нее получится то же самое. Но волосы можно отрастить снова, а вот что же у нее с лицом? Врачи в Барне один раз проговорились насчет извлеченного из височной кости осколка гранаты, но потом дружно заткнулись и лишь делали загадочные лица.

И вот ведь еще проблема: краситься или нет? Хотя брови оставались черными, те волосы, что отрастали на голове справа, выглядели грязно-белыми. Похоже, после приключений на Могерате она все-таки поседела полностью. Остается одно из двух: либо сделать вид, что специально волосы выбеливает, либо выбрать себе другой цвет и краситься. А краситься лень…

Через какое-то время перевязка головы завершилась вместе с легкими толчками в районе левого глаза. Еще пару минут Дзии просил ее глубоко вдыхать, а потом долго выдыхать воздух, сплевывать и даже помочиться. Несколько раз она ощутила странные запахи, впрочем, тут же пропавшие. Но все плохое когда-то кончается, и неб наконец сжалился над ней. Фуоко всплыла на поверхность, моргая глазом от неожиданно яркого света. Судя по часам на стене, в капсуле она провела примерно тридцать минут.

— Я не нахожу у вас особых проблем со здоровьем, — проинформировал Дзии с настенного экрана. — Опасные инфекции отсутствуют, организм функционирует более-менее нормально — с учетом, разумеется, полученных травм. Заживление ран идет очень хорошо. Думаю, скоро я освобожу вас от бинтов полностью.

Фуоко провела рукой по свежей повязке на голове.

— Спасибо, — сказала она. — Всё?

— Всё. Дэй Сэйторий и ваши вещи уже находятся в зале ожидания. По возвращении в общежитие рекомендую отдых до завтрашнего утра, пусть даже вам не нужно подстраивать режим сна к новому часовому поясу. Ваша кровать адаптирована к новой ситуации, так что приятного пребывания в Университете, дэйя.

Экран погас. Бросив взгляд за окно, где по-прежнему бушевала поздняя летняя (точнее, здесь, в южном тропике, зимняя) гроза, Фуоко вышла в коридор и в замешательстве остановилась. Куда дальше-то? В прошлый раз спасательный дрон привез ее, бессознательную, прямо в больницу, и через пограничный пункт она не проходила. К счастью, она разглядела стрелку с надписью "Выход" на четырех языках. Пройдя по короткому коридору, она толкнула дверь и вышла в небольшой зал с рядами мягких диванов.

В тот момент, когда дверь щелкнула за ее спиной, закрываясь, девушка поняла, что склеротичная дура. На яхте она так и не оделась и сейчас оказалась совершенно голой перед небольшой компанией, больше подходящей для свободного пляжа, чем для зала прибытия.

Карина в своей взрослой маске и Дзара, мокрая сверху донизу, с лужицей у ног, сидели голышом на диване, и девочка что-то увлеченно рассказывала ректору, поглаживая примостившегося рядом енота — Мелиссу, как вспомнилось Фуоко. Шерсть микродрона-спутника влажно поблескивала. Рядом расположились трое других паладаров. Красавица Цукка и коренастая Яна, тоже без одежды, но в такой изощренной телесной раскраске, что походили, скорее, на ожившие статуи с выставки современного искусства, с двух сторон устроились по бокам голого Кириса, пунцового от смущения и прикрывающегося руками, и вели с ним свой разговор. Кирис, как с негодованием заметила Фуоко, не мог оторвать взгляд от высокой груди проректора по науке, а в струящихся от него надпороговых эмоциях явственно читалось сексуальное возбуждение. Ну ведь только что же трахались! Наконец, еще одна группа — высокий и могучий паладар по имени Саматта, пару раз виденный Фуоко в компании ректора, что-то обсуждал со смутно знакомым дядькой — для разнообразия, похоже, обычным человеком. По крайней мере, если Саматта сидел такой же голый, как и остальные, то дядька носил строгий деловой костюм: черный, с белой рубашкой, синим галстуком и начищенными до блеска ботинками. Он старательно отводил глаза, пытаясь не смотреть на расположившихся напротив обнаженных паладарш, но получалось у него немногим лучше, чем у Кириса. Рядом расположилась Таня Каварова в легкомысленной мини-юбке и коротком топе, изредка вставлявшая слова в разговор. Взгляд дядьки, отцепляясь от паладарш, неизбежно натыкался на ее голые бедра и приклеивался к ним.

Все мужики — козлы похотливые!

Для полноты компании не хватало лишь сексуально озабоченной Майи и просто сумасшедшего Палека, и Фуоко даже подозрительно оглянулась по сторонам, выглядывая их затаившимися в каком-нибудь углу. Ну пусть только Палек появится! Она ему еще припомнит падение за борт! Но чокнутые инопланетяне, к ее облегчению, не обнаружились. Вот как вести себя перед полузнакомым дядькой? А, ну и ладно. Он, в конце концов, едва ли не единственный одетый в компании нудистов, вот пусть сам и смущается.

— Фучи вылезла из пробирки! — во всеуслышание объявила Зорра, развалившаяся на диване рядом с Цуккой. — Ловите, пока не сбежала!

— Дзии добрый, — поддержал Гатто. — Почти ничего не отрезал. А уши еще отрастут.

— Фучи, Фучи! — Дзара соскочила с дивана и подбежала вплотную. — Фучи, а я под дождем с Мелиссой бегала! В меня молнии не попадают, и Карина сказала, что можно! А ты с бандитами сражалась, да? Я тоже хочу! Мне дядя Саматта пообещал, что научит!

— Дза-тяма! — укоризненно сказала Карина, поднимаясь. — Где твои манеры? Тебя мама не учила сначала здороваться?

— Здравствуй, Фучи! — Дзара приосанилась и церемонно поклонилась. — Давно не виделись. Фучи, Фучи, а ты много бандитов убила? — тут же снова затарахтела она. — А когда мы начнем эксперименты проводить?..

— Дза, погоди! — растерянно отмахнулась Фуоко. — Э-э… Риса? А что тут… э-э…

— Торжественный комитет по встрече, — хихикнула Яна, сладко потягиваясь. — Или комитет по торжественной встрече, как тебе больше нравится. Кара, ты бы ввела нашу блистательную дэйю Фуоко в курс дела, пока она в обморок не упала.

— Фучи, смотри, смотри! — Дзара ухватила Фуоко за руку и настойчиво потеребила. — А я вот как могу!

Девочка зажмурилась, стиснула кулаки, надула щеки — и над ее головой всклубился и свернулся спиралью клок серого тумана. Фуоко вздрогнула и машинально подняла руки в защитном жесте. Краем глаза она уловила, как резко поднялся Саматта, закрывая собой Таню и дядьку в костюме, но остальные и глазом не повели. Впрочем, девушка тут же осознала, что волюта не светится багровым, а следовательно, выстрелить не сможет. Сверх того, от нее отчетливо тянуло братским любопытством, а в ночном мире она выглядела как небольшой бесформенный комочек синего пламени, висящий на конце тонкой бежевой нити, уходящей внутрь Дзары — строгого тетраэдра с шипами на гранях. Что-то новенькое. Раньше Фуоко никогда не видела, чтобы волюты имели какие-то связи с людьми. Не то, чтобы она имела очень уж много опыта — в конце концов, три с небольшим декады двойного зрения не такой уж великий срок, но все-таки…

А потом она заметила кое-что еще.

— Кир! — напряженно сказала она. — Встань, а? И сюда подойди. Дза, стой спокойно, не вертись.

Кирис с явным облегчением вскочил на ноги и приблизился.

— Что? — спросил он.

Девушка сконцентрировалась. Все верно. От Дзары к Кирису тянулись две фиолетовые нити, медленно извивающиеся в пространстве, словно водоросли в подводном течении — и такие же линии тянулись от Дзары к самой Фуоко. Вот так новости! Если они означают связь нервных систем, то, выходит, Дзара связана с ними обоими? Она вдруг вспомнила, как несколько декад назад в больнице впервые увидела проявления особых способностей девочки. Тогда та обменялась с Фуоко и Кирисом энергоплазменными сгустками без малейшего вреда для себя…

Вот только очередного усложнения ситуации ей не хватало! И… неужели ей тоже передаются сексуальные ощущения и сильные эмоции?

— Фучи, что-то не так? — встревоженно спросила Карина, приближаясь.

Так. Объяснения не сейчас. Уж точно не в присутствии незнакомого человека. Словно подтверждая, в густых сумерках на улице сверкнуло, оглушительно грохнуло, и ливень принялся лупить по окнам и крыше с удвоенной силой. Под напором ветра и потоков воды хлипкое здание начало содрогаться с такой силой, словно намеревалось вот-вот развалиться.

— Все нормально, — откликнулась Фуоко, присаживаясь перед девочкой на корточки. — Дза, никогда не зови волют, когда люди рядом, поняла? Никогда! Они для тебя не опасны, а вот других и убить могут. Убери ее, быстро!

— Я же тихонько… — Дзара насупилась и принялась ковырять пол большим пальцем ноги. Волюта над ее головой утратила очертания и быстро растворилась в воздухе, хотя ощущение интереса, идущего непонятно откуда, осталось.

— Никаких "тихонько"! — назидательно заявила Фуоко. — Я так же умею, а ты хоть раз видела? Нет. А все потому, что при людях нельзя.

— А где можно? — Дзара оживилась. — А дома?

— Нигде!..

— Фучи, — перебила Карина, — извини, но Дзара — часть тех проблем, которые мы хотели бы обсудить. Не сейчас, конечно, она здесь случайно, но обязательно обсудить. Дза, Фучи правильно говорит, что нельзя при людях. А вот где можно, я потом расскажу, ладно?

— Ла-адно… — разочарованно протянула девочка. — А когда?

— На днях. Дза, беги домой, тебя наверняка мама потеряла.

— Ой! — Дзара даже подскочила на месте. — Ой, я же ненадолго отпросилась под дождиком побегать! Ой, я же еще домашку не делала! Мама рассердится! Лиска, домой!

Девочка в сопровождении енотихи выскочила на улицу через раздвижные двери и немедленно пропала за завесой ураганного ливня.

— Там же гроза… — с запозданием скала Фуоко. — Дождь, молнии… Там по дорогам сейчас потоки воды! И Сатокана, наверное, волнуется.

— Сатокана уже звонила в службу охраны, ее проинформировали. На улице Мелисса присмотрит, — Риса пожала плечами. — В случае чего время прибытия боэй — не более полуминуты. А если простынет или поскользнется и ногу подвернет, сама виновата — пусть в следующий раз головой думает. В конце концов, ребенок опыт на собственных шишках набирает, чаще всего буквально, и защищать детей в Хёнконе от правды жизни мы не намерены. Что же до молний… Ребята, в курс дела я вас позже введу, чтобы господина Прегина не задерживать, но если коротко, то к электричеству она теперь восприимчива не более, чем вы оба. А теперь позвольте вас представить господину Прегину Карелу Анатольевичу.

Она отступила в сторону (как несколькими секундами раньше поступил и Саматта, открывая полузнакомого дядьку и Таню).

— Фуоко, с сегодняшнего дня Карел Анатольевич является одним из двух твоих научных руководителей.

И тут девушка его вспомнила. Ну конечно, тот злополучный семинар, где ее чуть не побил злобный ставрийский академик, а этот дядька задавал странные вопросы!

— Очень приятно, дэйя Винтаре, — ставриец неловко поднялся и поклонился. — Наши отчества для иностранцев сложны, так что меня можно звать просто Карел. Дэй Сэйторий, вашим руководителем я не являюсь, но все равно нам придется работать вместе. Очень приятно познакомиться и с вами тоже. Я доктор биологических наук, специализируюсь на нейрофизиологии человека. Второй научный руководитель дэйи Винтаре, дэй Рандольфо Глостине, специалист по физике, сейчас занят, у него лекция. Но он просил передать вам обоим наилучшие пожелания.

Его кваре казался почти идеальным, легкий ставрийский акцент прорезался лишь иногда. Смотреть он старался куда-то поверх головы девушки. Тьфу. Все-таки неловко как-то вышло. Знала бы она, что сегодня встретится с научным руководителем, так оделась бы. А то башка в бинтах, а сама голая — со стороны, наверное, то еще зрелище!

Фуоко поклонилась.

— Очень приятно познакомиться, Карел Анатоли-е-витч, — ответила она на камиссе, с трудом, но все-таки выговорив отчество. — Здравствуй, Таня.

— Привет! — на кваре ответила куратор, закидывая ногу на ногу и насмешливо разглядывая свою подопечную. — Я смотрю, у тебя каникулы вышли долгие и экстремальные! Между прочим, ты осознаешь, насколько из графика выбилась? Ничего, мы с Карелом Анатольевичем нагнать поможем!

— Точно, — добавила проректор по науке. — Имейте в виду, дэйя Винтаре, что ваша индивидуальная программа обучения пересмотрена. Спать вам больше не требуется, так что учиться сможете быстрее.

— Я и сама хотела попросить программу изменить. Господин Карел Анатольевич, мне нужно отвезти вещи в общежитие и… э-э, переодеться. Где мы сможем встретиться сегодня?

— Просто Карел, юная дэйя, — дядька погрозил ей пальцем. — И не надо на меня смотреть как на глубокого старика с высоты своих пятнадцати юных лет. Только сегодня, боюсь, поговорить не получится. Я хотел всего лишь познакомиться. Поскольку из-за… неожиданных обстоятельств ваше прибытие задержалось, я уже опаздываю на семинар.

Он озабоченно взглянул на наручные часы.

— Жаль, что встреча получилась скомканной, но кольчонам наше расписание неинтересно. Я думаю, мы назначим встречу на четверых завтра — вы, я, Таня Владимировна и дэй Глостине. Там мы подробно обсудим новую программу обучения и экспериментов. А пока что позвольте вас покинуть.

Он коротко поклонился и подошел к дверям. Те раздвинулись, и под навесом перед ними немедленно материализовался транспортный дрон.

— Кстати, а что с кольчоном? — встревоженно спросила Фуоко. — C тем, который Хёнкон только что накрыл?

— Ничего страшного, — ответил Саматта, снова усаживаясь и устраивая свою руку на спинке диванчика позади Тани. Его кисть словно невзначай устроилась на ее обнаженном плече. Куратор бросила на него косой шаловливый взгляд, но потом почему-то посмотрела на Цукку и явно напряглась. — Он продержался минут пятнадцать, а потом растворился в воздухе. Многие занятия сорвал, в особенности в терминальных классах, но в остальном вреда не причинил. С остальными кольчонами над Кайтаром, Ставрией и несколькими странами Фисты та же история: наши дроны пока не получили никаких данных о жертвах.

— Мати! — с тяжелым вздохом сказала Цукка. — Во-первых, перестань флиртовать с госпожой Каваровой. Ты же видишь, она меня как официальной жены стесняется. Останетесь с глазу на глаза, тогда и клейся. Во-вторых, из-за кольчона не только у господина Прегина со временем проблемы, у меня тоже встреча вот-вот начнется. Так что давайте-ка я свою речь толкну и по делам отправлюсь.

— Ну, поскольку жена у меня тиран, а я с первых дней женитьбы подкаблучник, придется подчиниться, — Саматта широко ухмыльнулся и убрал руку.

Судя по взгляду, куратор впала в состояние легкого обалдения. Фуоко, впрочем, тоже: как так — жена указывает мужу, чтобы тот ухлестывал за посторонней женщиной наедине?

— Поговори мне тут! — пригрозила Цукка. — Еще раз такую ужасную клевету на меня возведешь — без ужина оставлю. И спать отправлю на диванчик в гостиную. Так, молодые люди!

Проректор по науке поднялась с дивана.

— От имени руководства Университета, то есть ректора и своего, а также от имени регента Стораса Медведя, снова приветствую вас в Хёнконе. От ваших парсов, а также в результате собственного расследования мы неплохо представляем себе события, случившиеся в Шансиме и ее окрестностях. Оставляя за рамками приключенческий аспект, а также долгосрочные последствия… юношеской порывистости и стечения обстоятельств, — она выразительно покосилась на бинты Фуоко, — нам нужно серьезно обсудить ваши связи с Арасиномэ. Харлама и компанию мы с координатором до вас не допустим, они кого угодно до смерти заговорят, но со мной вам придется пообщаться как следует. Думаю, завтра или послезавтра, когда вы немного отойдете от путешествия, мы соберемся с вашими кураторами и научными руководителями и составим программу действий на ближайшие несколько декад. Некоторые личности, — на сей раз Цукка покосилась на Саматту, — окажутся чрезвычайно признательны вам, если вы воздержитесь от устройства в Хёнконе того же самого, что и в Оокие и прилегающих районах. Я имею в виду, господин Сэйторий, что точечную обработку местности пространственным деструктором и гравитационными аномалиями устраивать не обязательно, оставьте такие фокусы для полигона.

— Каким пространственным деструктором? — настороженно переспросил Кирис.

— Тем самым, что волюты обожают применять против наших дронов, — хмыкнул Саматта. — И тем самым, что вы разбомбили поля и армейские грузовики возле деревушки. Впрочем, Дзии сообщал, что вы мало что помните о тех событиях, так что потом сами посмотрите записи. Пока же просто воздержитесь от применения своих способностей за пределами специально отведенных областей. Любых активных способностей, имеется в виду.

— Я думаю, — тихо заметила Карина, — что данную тему обсуждать смысла нет. Кир и Фучи сами все прекрасно понимают.

— Верю, — Цукка пожала плечами. — Однако могучая троица меня живьем съест, если мы не зафиксируем документально какие-то проявления Арасиномэ, так что лучше всех предупредить заранее. Так…

Она задумалась.

— Ага. Информирую, молодые люди, что в силу исключительной важности вашего состояния я беру вас под личный контроль. У Кары времени на все не хватает, а я вроде бы разгребла дела за пределами Паллы и теперь присутствую здесь почти постоянно. Госпожа Каварова и господин Штиль по-прежнему остаются вашими кураторами в части воспитательной работы, но программу обучения теперь формирую я. Оба ваших научных руководителя, дэйя Винтаре, тоже отчитываются передо мной. Кроме того, через три-четыре декады у нас начинает действовать новый семинар, и в нем намерены принимать участие несколько десятков ученых из-за пределов Паллы. Принуждать вас никто не станет, но, на вашем месте, я бы активно подключилась к нему, несмотря даже на тотальное непонимание поначалу. Вопросы есть? Вопросов нет. Если появятся, пишите письма, отвечу при первой возможности. Все, я исчезла.

Цукка подмигнула Кирису, и ее фигура тут же оплыла серой свечой. Амебообразная туша дрона скользнула по-над полом и исчезла за дверями в потоках дождя.

— Я, пожалуй, тоже пойду, — задумчиво сообщил Саматта. — Дэй Сэйторий, не забывайте про наш разговор. Если решитесь, дайте знать.

И могучий паладар исчез в той же самой манере, что и проректор по науке. Таня вздохнула с явным облегчением.

— Госпожа Каварова, — на камиссе обратилась к ней Карина, — приношу извинения за Саматту. Он не имел в виду вас обидеть. Просто он довольно неуклюж с женщинами — знаете, тяжелая военная молодость в компании суровых мужчин, казарменный быт, все такое. Плюс наши правила хорошего тона сильно отличаются от ваших. Насколько я его знаю — а я знаю его очень хорошо — он всего лишь пытался польстить вашему женскому самолюбию.

— Нет-нет, я не обиделась, — поспешно заверила Таня. — Просто… э-э… госпожа Цукка…

— Не забивайте себе голову! — звонко засмеялась Карина. — Формально она его жена, да, но фактически у нас в обществе брак куда более свободен, чем на Палле. Это, скорее, экономический союз с целью рождения и воспитания детей, секс на стороне никак не ограничивается. А у паладаров брак вообще фикция чистой воды. Однако во времена молодости Мати отношения были куда менее свободными, так что он довольно застенчив с прекрасным полом, да и служебным положением боится злоупотребить. Если вам вдруг взбредет в голову… м-м, увлечься Мати, Цу даже сама пнет его в вашу сторону, по своей инициативе он точно не решится. Будьте уверены, ни о какой ревности, тем более о мести речи даже не идет. Однако же еще раз приношу извинения за случившееся. Так, молодежь! — Карина снова переключилась на кваре. — С возвращением вас еще раз. Ну как, желание учиться еще не пропало? Или, может, войны с бандитами вас теперь больше привлекают? Так могу зачислить вас в штат адмирала Мариси.

— Ха, еще чего! — Фуоко ухмыльнулась настолько высокомерно, насколько позволяла повязка. — Я, пока дома сидела, анатомический атлас целиком выучила. И эсперанто занималась, Дзии мне терминал из дрона делал. Все равно же ночами делать нечего.

— С Киром под боком — и нечего? — Карина подмигнула, и Фуоко почувствовала, что краснеет. Конечно, парсы твердо заявили, что никаких записей не ведут, но сам факт наверняка фиксируют, хотя бы для Дзии. А Дзии вполне может делать сводки для ректора.

Или Карина сама об всем догадывается?

— Ну, Кир, а как у тебя настроение? — весело осведомилась ректор. — После приключений?

— Я как всегда, — угрюмо ответил парень. — Я же сказал — хочу Хёнкон отстроить. Я не Фучи, мне дрыхнуть надо, но я тоже учился. И тригонометрию учил, и физику, и химию. И на ваши эксперименты согласен.

— Я знаю, Кир, про учебу, — серьезно ответила Карина. — Ты молодец. Вы с Фучи оба молодчины, и я ужасна рада, что вы вернулись. Фучи, жаль, что твоя призовая поездка обернулась так печально, но, возможно, все к лучшему. По крайней мере, вы осознали, что мир — довольно жестокая штука, и стали чуть взрослее. А шрамы на коже — далеко не самая страшная плата за опыт, главное, чтобы на сердце их не оставалось. Давайте, не печальтесь — вся жизнь впереди. А грозы как налетают, так и уходят в никуда.

Словно в подтверждение ее слов на улице загремело, но куда тише, чем раньше. Да и ливень, похоже, ослабевал.

— Риса, — неожиданно для себя сказала Фуоко, — а я с оябуном Анъями встречалась. Его зовут Мэй.

— Да, нам известно о ваших контактах.

— Риса, он мне предлагал закончить Университет и ехать к нему работать. Сказал, что найдет любое занятие, какое захочу. И кого угодно из Университета примет… Он ведь врал, да?

— Полагаю, он говорил вполне искренне, — Карина скривила уголок рта. — Он молод и амбициозен, а потому ухватится за любой проект, способный помочь ему возвыситься. Я знаю подобных людей куда ближе, чем хотелось бы. Пару десятилетий назад один такой бандит украл меня ради выкупа, а потом… ну, в общем, я убила его, а он убил меня. Я, правда, до конца не померла, но все равно нехорошо вышло. Понимаешь, Фучи, проблема иерархических кастовых обществ в том, что они не оставляют прирожденным лидерам-простолюдинам другого выбора, кроме как пойти в бандиты. В Кайтаре или Ставрии Мэй Лю Сянь сделал бы легальную карьеру — в государственном управлении или же в бизнесе, да даже на Фисте он бы сейчас диктаторствовал в какой-нибудь небольшой стране типа Трансгрии. Но на Могерате дорога для него лишь одна. Очень жаль, что такие незаурядные люди направляют свою энергию в неверное русло. Впрочем, будущее еще не определено, и в каких отношениях Университет окажется с "Коброй" в конечном итоге, вопрос весьма интересный.

— Риса, он эйлахо. Как я. Как Кир…

— И как половина нынешнего населения Паллы, — Карина опять криво ухмыльнулась. — Ребята, за время вашего отсутствия обстановка радикально изменилась. Сегодня сосредотачиваться на ней не станем, но… В общем, эйлахо из отклонения быстро становятся нормой. Ладно, вам надо отдохнуть после дороги. Яни, ты что-то хотела сказать?

— Я? — удивилась коренастая паладарша. — Да я здесь просто за компанию. Вся наша семейка сюда ломанулась, а я что, звонкая? Удивительно, что Лики нет.

— Палек боится, — серьезно объяснила Таня. — Он со мной вчера связывался и просил передать, чтобы его не били ногами, когда он рискнет появиться в Университете. Он боится даже не столько вас, госпожа Карина — я правильно поняла, что вы его уже побили? — сколько Фуоко.

— И правильно боится, — одобрила Яна. — Путь думает в следующий раз перед тем, как людей за борт выбрасывать. Но раз уж я здесь, у меня небольшая просьба. Фуоко, помнишь Рикону Кэммэй? С которой полгода назад вы храбро сражались с волютами на набережной?

— Та, которая, вы говорили, у… — Фуоко осеклась. Не говорят о таких вещах вслух, по крайней мере, при других людях. Таня — хороший человек, но стоит ли ей знать?

— Девочка, которая умерла и сейчас проходит специальную реабилитацию, — невозмутимо подтвердила Яна. — Скоро она появился в Хёнконе. Решено, что какое-то время она станет здесь учиться. Не стоит о ней особо говорить с людьми, она сама решит, что следует рассказывать. Но не могла бы ты приглядеть за ней поначалу? Она из другого мира, здесь ей все незнакомо и необычно. Вы уже встречались и общий боевой опыт имеете, так что вам легче сойтись. Хм… судя по твоему лицу, что-то не так?

— Ну… — Фуоко набрала воздуха в грудь. — Риса… Карина… я имею в виду, госпожа ректор…

— Стоп! — Карина подняла ладонь. — Фучи, с чего вдруг такие формальности?

— Мы же говорили о дальнем острове! Зачем нас привезли на материк? Мы же с Киром опасны! На нас волюты слетаются, как мухи…

— Фучи! — ректор недовольно поморщилась. — Менее часа назад Хёнкон накрыл кольчон — без твоей помощи, смею заметить. И волюты вокруг роились тысячами — точнее, мы насчитали не менее двенадцати тысяч, но внутри кольчона их сложно различать, так что общее количество наверняка больше. Сомневаюсь, что ты сможешь ухудшить ситуацию. В качестве полигона для экспериментов вам отведен островок, называющийся Пинчау — небольшая голая скала в двенадцати цулах от побережья. Укрытие от непогоды там сейчас оборудуется, аппаратура для наблюдения монтируется, но постоянно находиться там невозможно. Живете вы по-прежнему в своем общежитии, для малых экспериментов продолжаете использовать бункер на Ланте, для серьезных — Пинчау. Ни о каком отшельничестве речи даже не идет. Если возникнут реальные проблемы, обдумаем вопрос снова, но пока что тема закрыта.

Фуоко тяжело вздохнула.

— А если кто-нибудь погибнет? — спросила она тихо.

— Тогда оторвем виновнице голову и насадим на кол возле королевского дворца в назидание остальным! — фыркнула Яна. — Все, тема закрыта. Я правильно понимаю, что насчет Риконы у тебя сомнения возникли, поскольку ты намеревалась от людей себя изолировать?

— Ну… да.

— В таком случае расслабься. Для Риконы отведена пустовавшая комната на четвертом этаже вашего корпуса, так что присмотри за ней, будь любезна, хотя бы на первых порах, пока не освоится. Договорились?

Фуоко молча кивнула, чувствуя, как возвращается нервное напряжение. Она-то думала, что перестанет угрожать окружающим…

— Кстати, а что с волютами? — осведомился Кирис. — Зацепили кого-то?

— Нет, — качнула головой Карина. — Как всегда в последние декады, ничего особенного не произошло. Они продемонстрировали особое внимание к некоторым людям, но ничего хуже временной потери сознания не случилось. Необычно лишь, что ваша яхта оказалась накрыта еще одним кольчоном, причем второго типа, примерно пять цул высотой. Два кольчона, да еще и разного типа, рядом друг с другом — весьма необычное явление, за всю историю после Первого Удара не зафиксированное ни разу. Произошло что-нибудь существенное, когда парсы и Райника отключались?

— Да фигня, — Кирис пожал плечами. — Мы с Фучи… ну, дурью маялись, потом появилась небольшая стая, в нас молниями постреляла и исчезла.

— Понятно. Ну что же, тогда мы с Яной больше вас не держим, — Карина снова переключилась на камиссу. — Если госпожа Каварова не хочет обсудить другие срочные вопросы…

— Да я, в общем, только поздороваться пришла, — улыбнулась Таня, поднимаясь. — Меня Дзии пугал, что Фуоко едва ли не при смерти, еле ноги переставляет и вообще без сознания лежит все время. Но раз все в порядке, то поблажек наша авантюристка может не ожидать. Фучи, завтра в полдень свяжись со мной. Кирис, Павел тоже с тобой встретится завтра утром, чтобы обсудить дальнейшие планы.

Куратор посмотрела в окно.

— Дождь, кажется, успокаивается. Однако я все равно лучше на транспорте. Райника! — громко сказала она в пространство. — Подай, пожалуйста, дрона ко входу.

— Дрон уже ожидает, — ответил бесплотный женский голос. — Просто выйдите под внешний навес, госпожа Каварова.

— Спасибо. Ну, ребята, до завтра.

И Таня пропала в сумерках за дверью. Гроза уже почти прошла, но на улице не светлело: тучи не расходились, дождь не унимался, да еще и сгущался вечер.

— Всего хорошего, ребята, — ректор кивнула, и два потерявших форму дрона скрылись снаружи.

— Ну и встречу забацали, — пробурчал Кирис. — И я перед всеми без трусов… Дзии, зараза, мог бы и предупредить.

— Кир, как думаешь, у паладарских небиологических интеллектов есть чувство юмора? — задумчиво спросила Фуоко, подходя к чемоданам, составленным в углу зала. — Может, он пошутил так?

— Вон у той парочки, — Кир кивнул на растянувшихся на диванах парсов, — оно точно есть. Только дурное какое-то, совсем как у Палека. Может, и Дзии себе что-то похожее отрастил. С кем поведешься, типа. Ну что, в общагу? Зовем Райнику?

— А может, прогуляемся под дождиком? Чемоданы на дроне отправим, а сами пешочком. Близко ведь.

— Сдурела? — саркастически осведомился Кирис. — Ты как хочешь, а мне душа в комнате хватает. Ты про бинты, кстати, не забыла? Походишь в мокрых, схватишь воспаление мозгов, и что? Да и вообще, чего вдруг на тебя наехало?

— Дзару вспомнила, — криво ухмыльнулась Фуоко. — Ей, похоже, нравится. Ох…

— Что опять?

— Кир, у Дзары с нами связь. Я ее вижу. Не такая сильная, как между мной и тобой, но все равно заметная.

— Ну и что? — Кирис пожал плечами. — Ты же рассказывала, что кучу разных ниточек видишь, и от себя, и от меня. И все куда-то вдаль тянутся — может, к Красной Звезде, а может, и к другим людям. Забей и забудь. У тебя теперь аж два научных руководителя, даже если про координатора, Рису и проректора забыть. Вот с ними обсуждай, а меня не грузи. И вообще, я жрать хочу. И башка гудит. Это ты у нас Неспящая Принцесса, а на меня часовые пояса плохо действуют. Давай, двинулись в общагу, там закажем что-нибудь с доставкой. Райника! Алё, ты нас слышишь?

— Я слышу, дэй Сэйторий, — отозвалась диспетчер. — Транспортный дрон ожидает снаружи под навесом, оплата разделена поровну с дэйей Винтаре. Приятной поездки.

В общежитии Фуоко гордо отказалась от помощи Кира при затаскивании чемоданов на второй этаж. Нервно оглядываясь по сторонам — вдруг кто-то именно сейчас выйдет в коридор и увидит их голыми? — она проволокла пожитки к своей комнате и с чувством глубокого облегчения закрыла за собой дверь. Знакомая скуднаяобстановка: шкаф с ростовым зеркалом, кровать, аккуратно застеленная свежим бельем, стол с терминалом и пара стульев. Бедненько, если не сказать по-нищенски. Не сравнить даже с комнатами прислуги в их фамильном барнском особняке. Меньше четырех декад прошло с того момента, как она в смертельной тоске вышла отсюда, чтобы отправиться на дурацкую экскурсию в Шансиму. Сколько же всего случилось с тех пор… Девушка подошла к зеркалу (ну наконец-то!) и критически осмотрела себя. Худоба тела явно бросалась в глаза, а обритая голова, наполовину скрытая бинтами, выглядела ужасно. Белая ткань резко выделялась на фоне загара, не успевшего сойти за несколько декад пребывания в Барне. Побыстрее бы Дзии избавил ее от повязки! Нужно восстанавливать физическую форму, и следует проконсультироваться насчет правильного питания. Лишний вес плох, но и торчащие ребра и тазовые кости шарма не добавляют.

Так, первым делом под душ. Потом разобрать чемоданы, распихать самое нужное в шкаф, остальное пока оставить так. Ну, и отдохнуть немного не помешает. Потом, прав Кир, надо заказать что-нибудь поесть с доставкой в общагу и немного передохнуть. Ну, а затем — затем впереди весь вечер и вся ночь. Можно заняться чем-нибудь полезным или просто почитать книгу.

Кстати, совсем забыла спросить — а что там Саматта предлагал Кирису?

04.28.1232. Хёнкон

— Ветер справа. Аккуратнее, а то с полосы снесет.

Кирис молча кивнул, напряженно переводя взгляд между альтиметром и посадочной полосой, стремительно несущейся навстречу. Десять метров… пять… три… Вот самолет коснулся колесами полосы — сильная дрожь пронизала легкий корпус "уминэко" — и, спружинив амортизаторами, снова подскочил в воздух на несколько метров. Парень чуть сбавил обороты двигателя, слегка прижал правую педаль, чтобы компенсировать снос, и снова отдал ручку от себя. Самолет припал к полосе, корпус снова завибрировал, и Кирис быстро сбросил обороты двигателя. Внезапно мотор чихнул и заглох, и полоса побежала навстречу почти бесшумно. Полсотни метров спустя самолет наконец-то остановился и замер.

— Не так плохо для первой посадки, — Труда Баркхорн хлопнула его по плечу. — Полагаю, с тренажером ты освоился. Еще немного, и я, глядишь, тебя до настоящего самолета допущу.

Инструктор протянула руку к пульту и нажала кнопку сброса программы. Изображение на "лобовом стекле" и в "боковых окнах" мигнуло, и тренажер оказался стоящим в начале взлетной полосы. Кирис вздохнул.

— Какой еще самолет… — вяло откликнулся он. — Нас с Фучи из Барны даже пассажирами в воздух поднять не рискнули, на яхте ее папаши через океан везли. Волюты в любой момент могут стаей явиться. Или гравитация вокруг опять с ума сойдет. Или энергоплазма из тела полезет. Помнишь же, чем кончилось в прошлый раз над Лантой. Спасибо хоть, к симулятору пускают.

— Ох, Кир, тяжелая же у тебя жизнь! — засмеялась летчица. — То с Фуоко своей рассоришься насмерть, то аномальные явления из тебя так и хлещут! Ты бы расслабился немного, что ли. Кстати, вы как с ней, помирились?

Кирис молча кивнул.

— Вот и ладно. А то в прошлый раз на тебе лица не было. Строго по секрету: паладары разрабатывают модуль дистанционного управления "уминеко". Деталей не знаю, но если все получится, то настоящую машину в воздух ты еще поднимешь, пусть даже и не сидя в кабине. Ну, все, топай. Занятие окончено, там следующий ждет. Дома продолжай отрабатывать за терминалом посадку, я тебя до конца жизни на полосу наводить не собираюсь.

— Спасибо, — буркнул парень, отстегивая ремень и спрыгивая на пол ангара. Он махнул рукой Труде, чуть поколебавшись, кивнул незнакомому черноволосому парню, терпеливо ожидающему своей очереди у терминала неподалеку, и зашагал к выходу, пытаясь сконцентрироваться на своих ощущениях.

Ничего особенного. От Фучи по незримому эмоциональному каналу шла лишь напряженная сосредоточенность. Все верно: сейчас она сдает тест по органической химии, в ее индивидуальном расписании стоявший еще две декады назад. Или уже закончила? Пора бы по времени… Похоже, она всерьез решила за ближайшую декаду наверстать отчетность за почти четыре предыдущих. Можно ли ей так интенсивно учиться с травмированной головой? Дзии ничего внятно не говорит, но факт остается фактом: у Фучи серьезные проблемы с черепушкой. За прошедшее время Кирис почти привык к ее постоянно забинтованной голове, и Дзии твердо обещал, что лицо восстановится практически полностью. Но кровавое месиво на месте ее левого глаза и виска, оставшееся после взрыва гранаты, постоянно всплывало перед внутренним взором. Кирис тщательно давил непрошенные ужас и отвращение, сопровождающие воспоминание, чтобы Фучи случайно не почувствовала их и не восприняла на счет своего "уродства", как она иногда в сердцах называла повязку. Однако мысль о том, что может оказаться под бинтами, заставляло желудок сжиматься в плотный холодный комок. Видел он, как выглядят люди с выбитыми глазами…

Плевать на свои чувства. В ужасной травме Фучи виноват лишь он. Из-за него она осталась одна в чужом городе и попала к бандитам. Если бы не его дурацкая обида… Он виноват, и даже если под бинтами обнаружатся уродливые шрамы, больше Кирис никогда не оставит подругу одну. Мужем, любовником, слугой, охранником, хоть как, но не оставит. Прав Масарик Медведь, иногда нужно наступать на горло собственной гордости.

"Кир!"

Кирис вздрогнул и замер на месте, оглядываясь по сторонам. До завершения ремонта аэродрома тренажер располагался в ангаре на окраине грузового порта, и в полуденный час вокруг не наблюдалось ни одного человека. Лишь унылые гофрированные стены складов закрывали окрестности, да еще жирафьи шеи портовых кранов торчали из-за крыш.

— Га, ты слышал? — озадаченно осведомился он у парса, замершего рядом и вопросительно смотрящего на хозяина. — Фучи меня звала?

— Галлюцинации! — отрезал тот. — Перезанимался. Ляг в кроватку и поспи. Вечер — паникер, утро — утешитель.

— Я тебе дам "перезанимался"! — Кирис показал ему кулак. — Щас сяду сверху, узнаешь!

— Напугал ежа… — Гатто вдруг осекся и замолчал.

"Кир!"

На сей раз Кирис успел почувствовать, что звук идет не извне, через уши, а… изнутри? И даже не звук, а словно послевкусие, остающееся после сладкого ароматного мороженого. Не слово, а воспоминание о слове. Он что, глюки ловит средь бела дня?

— Фуоко хочет поговорить, — проинформировал Гатто. — Включить прямую связь?

— Валяй, — согласился Кирис, все еще раздумывая над странным ощущением. Парс плюхнулся на брюхо, вытянулся и замер, слегка приоткрыв пасть.

— Кир! — раздался в окружающей тишине голос Фуоко, транслируемый Зоррой через Гатто. — Привет! Ты где?

— У летного тренажера. Ты же тест сдаешь?

— Уже. Девяносто три. Две ошибки сделала, х-ходер! Главное, обе по невнимательности. Кир, ты сейчас ничего странного не чувствовал?

— Типа?

— Типа что я тебя зову?

— Ну, слышал, вообще-то. Вернее, чувствовал. А ты что делала?

— Секрет, — девушка хихикнула. — Догадайся с трех раз!

— Да ну тебя! — недовольно откликнулся парень. — Фучи, у меня через полчаса три занятия подряд, потом тренировка по ринье, а я голодный как лошадь. Если хочешь секретничать, терпи до вечера. Либо прямо сейчас говори.

— И он меня занудой называет! — Фуоко возмущенно фыркнула. — Я тебя звать пыталась по нашему каналу. Ты что чувствовал?

— Что по имени кличешь. Радуйся, получилось. Только слушай, Фучи, у меня реально желудок сводит. Что дозвалась — круто, типа, вечером расскажешь, но сейчас не до того.

— Ладно, обжора, топай и жри. У меня через десять минут встреча с ставрийским научным руководителем, так что тоже времени нет. Кстати, пойдешь на тренировку — предупреди Джорджио, что я из-за травмы головы минимум шесть декад появиться не смогу, да и дальше не факт, что Дзии разрешит. Все, пока-пока.

Гатто ожил, вскочил на лапы и отряхнулся. Кирис задумчиво посмотрел на него. А что, в принципе? Если можно передавать эмоции, почему нельзя слова? На всякий случай он прислушался к ноте Фуоко внутри головы и прикинул направление. Вроде бы она именно там, где и положено — звук шел со стороны подготовительного колледжа. Все в порядке, канал действует.

— Га, свяжись с Райникой, а? — попросил он. — Пусть дрона пришлет.

— Наценка за нестандартное расположение? — деловито поинтересовался спутник. — Кирис бедный, на обед не хватит.

— Тебя слопаю! — цыкнул Кирис. — Зови давай. Помню про наценку…

Он машинально поправил идентификационный браслет. Кстати, нужно бы проверить, что там с личным счетом. Текущий пятидекадный период начался две декады назад, и, по идее, триста с лишним лемов у него есть. Может, завалиться в какой-нибудь шикарный ресторан вместе с Фучи? Правда, она опять наотрез откажется, чтобы он платил за обоих… Ладно, не суть.

Он неторопливо пошел между ангаров. Благодаря Гатто транспорт найдет его сам, так что спешить смысла нет. А пока есть время… Он закрыл глаза и сосредоточился на втором зрении. В последнее время оно повиновалось все лучше и лучше, и теперь он отчетливо ощущал металл вокруг себя. Гофрированные стены виднелись как в тумане, искаженные, словно чудовищными ударами, и картинка постоянно мерцала и менялась при движении. Потом вдруг мир перевернулся, и парень подавил непроизвольный приступ тошноты, когда невидимая камера вдруг показала ему город с высоты птичьего полета. Не Колун, вообще не Хёнкон — их Кирис видел столько раз, что уже научился отличать. Невысокие двух- и трехэтажные деревянные дома, покосившиеся электрические столбы, грунтовые дороги с лужами от моросящего дождя и густой темно-зеленый лиственный лес на окраине — куда его занесло? Кирис осторожно, чтобы не разорвать контакт, попробовал осмотреться. Небо затягивали низкие хмурые тучи, но второе зрение вдруг показало солнце, стоящее почти в зените. Примерно тот же часовой пояс, что и в Хёнконе, но на Могерат не походит. Смахивает на лето, значит, северное полушарие. Фиста? Непонятно. Он попытался опустить невидимый глаз пониже, чтобы разобрать надписи на магазинных вывесках, но связь тут же оборвалась, и он снова оказался в переулке между складами, почти утыкаясь носом в стену. Еще полшага, и он расквасил бы себе физиономию. Нет, надо завязывать с экспериментами на ходу, плохо кончится. Рухнешь еще в канаву, руки-ноги переломаешь…

Нос уловил запах озона, и Кирис глянул вниз, шепотом выругавшись. Ну конечно, мелкие молнии опять окружали искрящейся короной его торс, живот, бедра… Он поспешно сбросил шорты, пока те не сгорели дотла: негорючую одежду, сварганенную в лабораториях фучиного папаши, он недолюбливал, и сегодня с утра надел обычные тонкие шорты. Хорошо хоть, футболку решил не надевать, ее бы точно спалило… Сердца начало бухать о ребра. Нет, точно, больше никаких экспериментов не только на ходу, но и вообще за пределами изолированной лаборатории. Между прочим, пора бы и смотаться на обещанный островок-полигон, протестировать на полную катушку текущее состояние. Наверное, можно вечером.

Молнии исчезать не собирались, и Кирис почувствовал нервную дрожь в пальцах, когда из-под кожи на животе и груди вдруг поползли серые струйки энергоплазмы. Потом серый туман скрыл окрестности — похоже, псевдовещество начало сочиться и из головы, окутывая лицо и блокируя обычное зрение. Плохо. Очень плохо. Вернуться к Труде, чтобы та опять придержала его своей странной способностью? Нет, не стоит ее дергать. В конце концов, она ему не нянька, всю жизнь не то что на полосу наводить, а и сопли утирать не станет. Он снова закрыл глаза, для надежности уперся ладонями в стену и принялся глубоко размеренно дышать, успокаивая колотящееся сердце. Второе зрение показало ему руки и туловище словно обернутыми блестящей фиолетовой пленкой. Пленка сворачивалась в гладкие трубки, превращая его тело в какую-то странную детскую игрушку, от которой в разные стороны тянулись разноцветные нити, исчезая в мутной дали. Ночной мир не показывался. Наверное, если сосредоточиться сильнее, можно увидеть и его, но пока не до того.

Вдруг пришло чувство братвы, наблюдающей за ним издалека. Фуоко упоминала, что чувствует словно бы братьев и сестер, где-то там играющих и бесящихся от души, но Кирис никогда не воспринимал ничего похожего. После первой галлюцинации про сросшихся пушистиков в Оокие чувство постороннего внимания возвращалось едва ли не через день. Иногда казалось, что за ним наблюдает кто-то старший и добродушный, похлопывающий по загривку и чешущий брюшко, словно старик, возящийся с еще слепыми щенками. Но куда чаще поблизости бродила какая-то шпана, вроде той, что водилась дома, в Барне, разглядывая его с подозрительным любопытством. Налететь внезапно, врезать железной трубой по почкам, ткнуть шилом в печень — на такое у них кишка тонка, учены уже, но все-таки ощущение голодного шакалья поблизости спокойствия не добавляло. Вот и сейчас какая-то темная компания устроилась неподалеку, на груде разбитых деревянных ящиков у боковой стены закрытого магазинчика с выбитыми и заколоченными витринами, смоля вонючие дешевые папиросы, цыкая зубом и исподтишка зыркая в его сторону. Боятся? Возможно. Знают ведь, что он каким-то образом умеет чистить от них территорию. Ну и хрен с ними, пусть палят. Сейчас не до дурацких ассоциаций, лезущих из подсознания пусть и причесанной и умытой, но все той же уличной крысы. Главное — внутренности успокоить, пока Гатто с перепугу эвакуатор не вызвал, а Дзии не законопатил его в больничную капсулу.

Резко набрать воздуху в грудь, задержать на пять ударов сердца, медленно выдохнуть, повторить… Методу научил Дзии, когда, еще в Барне, энергоплазма полезла из внутренностей прямо на глазах у врача, проводившего осмотр. Тогда Дзии заметил, что контроль за внутренней энергией чаще всего утрачивается в периоды волнения, когда в кровь выбрасываются адреналин и прочие гормоны. Возможно, и не контроль пропадает, а просто та хрень, что сидит внутри, замечает возбуждение и начинает реагировать по-своему. Не суть. Главное, что мандражить не надо, и все само пройдет.

Пару минут спустя сердцебиение прошло. Парень осторожно приоткрыл глаза. Ребристый металл ангара отчетливо различался в нескольких сунах от глаз, ночное зрение пропало, туман вокруг брюха тоже рассеялся. Ф-фу. Все, можно топать дальше. Лишь сейчас он заметил, а потом и почувствовал медленно спадающую эрекцию. Стояк, блин. В самый неподходящий момент. Если энергоплазма внутри действительно что-то соображает, то чувство юмора у нее идиотское.

— Смотри-ка ты! — с легкой издевательской гнусавинкой в голосе протянул кто-то рядом. — Стоит и дрочит на стенку. Эй, ты, жиголо! Что, мало на свою путу каждую ночь залезать? Или она тебя уже отшила?

Кирис резко обернулся. Оронзо Смеарх стоял в нескольких шагах от него и широко лыбился. Для разнообразия на сей раз он оказался один, без эскорта из девчонок. Одежда его, правда, блистала показушностью: темные короткие штаны до колен и жилет на голое тело искрились мириадами блесток, а на шее висела большая побрякушка — какое-то абстрактное плетение из золотых нитей с темно-фиолетовыми камнями.

— Не знаешь, что отвечать, когда со спущенными штанами поймали? — высокомерно ухмыльнулся Оронзо. — Да ты не парься так, голову не утруждай. А то еще лопнет от натуги. Как тогда богатенькую наследницу ублажать станешь? Или в постели башка не нужна?

Кирис почувствовал, как внутри набухает тяжелый и темный комок гнева. Он представил, как кулак врезается в наглую физиономию, стирая с нее самодовольство и превращая в кровавую маску… и усилием воли взял себя в руки. Не поделили что-то семьи Деллавита и Смеарх, или же Оронзо просто мстит Фучи за то, что та его послала с помолвкой, не суть. В любом случае, Оронзо замечает его лишь как приложение к Фуоко. Да и фиг с ним, пусть приложение. Еще с каждым идиотом в драку лезть! Тем более, что он наябедничает паладарам, и Кирис огребет сразу полсотни штрафных баллов, а то и больше. Не бежать же потом жаловаться Рисе!

Позади Оронзо возникла и раздулась серо-зеленоватая тень, превратившаяся в транспортного дрона.

— Что, завидуешь? — Кирис презрительно цыкнул зубом. — Ну, завидуй и дальше. Самого-то, небось, и на раз в неделю не хватает, цыпа?

Он нагнулся и демонстративно медленно подтянул шорты, затем шагнул мимо урода к дрону.

— Ты, кстати, здесь зачем? — спросил он, взявшись за борт транспорта. — Неужто тоже летать учишься?

— Тебя не спросил! — прошипел Оронзо, явно обозленный, что противник не ведется на подначки.

— Да мне-то до фонаря, — Кирис пожал плечами. — Жаль только, не просто сам угробишься, а еще и самолет раздолбаешь. И хоронить тебя придется за счет Университета. Слышь, ты когда в землю врезаться решишь, лучше чуть в сторону отверни и в море воткнись. На тебя-то плевать, но вдруг машину починить удастся?

— Да ты первый сдохнешь! — процедил барчук. — Думаешь, не знаю, как из тебя с твоей шлюхой энергоплазма вытекает? Сам-то слышал, что такие, как вы, быстро ласты склеивают? Нет? Ну, так теперь…

Он осекся, когда Кирис размашисто шагнул к нему и железной хваткой взял за жилетку на плече.

— А сейчас ты расколешься, откуда узнал про энергоплазму, — почти ласково сказал Кирис, в упор глядя ему в глаза. — Что-то не помню, чтобы я кому-то рассказывал. Да и Фучи — тоже. Ну-ка, колись, живо. Колись, х-ходер! — рявкнул он во всю глотку.

Оронзо вздрогнул всем телом и попытался отпрянуть назад, но не смог. Жилет угрожающе треснул.

— Руки убрал, быстро! — огрызнулся барчук слегка дрожащим голосом. — Штраф огрести захотел?

— Огребу, — снова ласковым тоном согласился Кирис. — Баллом больше, баллом меньше — переживу как-нибудь. А потом к ректору пойду. У меня сама ректор в корешах, не знал, что ли? Пойду и спрошу — откуда наш дорогой Оронзо Смеарх знает то, что никому в мире знать не положено? А не шпионит ли он? Не сует ли свой нос, куда ни попадя? Как думаешь, дэйя Мураций заинтересуется твоими источниками? Или, может, дяденька Хавьер Деллавита заинтересуется? Я с ним тоже закорешился, он сказал хоть среди ночи звонить, если что с Фучи…

Оронзо побледнел. Вряд ли Риса или кто-то еще из паладаров стала бы заниматься расследованиями, но сынок из богатой семьи об этом не догадывался. Или, возможно, он боялся фучиного папашу. Так или иначе, он затравленно оглянулся, но в глухом узком проходе между складами ожидать чужой помощи не приходилось. Гатто сидел чуть поодаль на четырех нижних лапах, сложив переднюю пару на груди, и с интересом наблюдал за сценой. Наверняка и транспортный дрон с его системой безопасности, общей для боэй и прочей паладарской машинерии, отслеживал ситуацию. Но повода для их вмешательства пока не имелось: рука на плече ни угрозой, ни насилием не являлась, а вслух на помощь Оронзо не звал. Может, конечно, и позвать, но тогда он открыто признает свою трусость. Нет, гонор не позволит.

Видимо, Оронзо пришел к тем же выводам.

— Да половина Барны уже о вас двоих болтает, — нервно сказал он. — Только глухой не услышит. Мне брат рассказал по телефону. Руку убери, я сказал!

Кирис выпустил его жилет и отступил. Да, следовало ожидать. И Фучи, и он сам искрили в больнице в присутствии врачей и медсестер. Достаточно кому-то одному проболтаться, и слухи побегут, как круги по воде. На кого другого, может, и не обратили бы внимания — в конце концов, как сказала Риса, эйлахо давно стали обыденностью. Но Фуоко — слишком заметная персона в городе, хотя бы как одна из наследниц семьи Деллавита. Х-хаш! С другой стороны, папаша Фучи — человек заинтересованный, и возможностей оборвать слишком длинные языки у него хватает, так что крупного скандала можно не ждать. В газеты не просочится уж точно. Да и Фучи сейчас не так нервно относится к тайне вокруг своих способностей, как раньше. Сама же рассказывала, что нескольким ставрийцам проговорилась… Ладно, наплевать, тем более — на Оронзо.

Не говоря ни слова, он сел в кресло транспортного дрона. Гатто черно-белой молнией метнулся вперед, запрыгнул на нос транспорта, вцепившись в него всеми шестью лапами, и выжидающе глядя на Кириса. Тот глянул на курсовой экран. 11:62, чуть мерцали там цифры. Карраха! Сколько времени потеряно на искрение и идиота Оронзо! Меньше двадцати минут до первого занятия, и по крайней мере десять из них уйдут на дорогу через центральную часть Колуна, где сейчас людно, и максимальная скорость дронов вдвое снижена. А по периметру, на нормальной скорости, как раз ровно вдовое дальше. Пожрать времени теперь точно не хватит. Желудок, между тем, дернулся в голодном спазме, напоминая, что три с лишним часа без жратвы он точно не проживет. Что делать? Ага!

— Райника, — вслух сказал он, — мне к колледжу, но завези в торговый квартал на пару минут, к лапшичной Дзидзи.

— Принято, — отозвался голос диспетчера, и дрон резко взял с места. В лицо ударил теплый влажный ветер. Гатто на носу транспорта издал восторженный мявкающий клич.

Кирис усмехнулся его радости и откинулся на спинку кресла. Возможно, у Сато-тары в холодильнике лежит несколько питательных батончиков для Дзары. А если и нет, то у нее всегда можно ухватить кусок вчерашнего холодного мяса или чего-то другого, чтобы наполнить желудок на ходу. Он опустил веки и заставил себя отогнать ночной мир, сделавший робкую попытку проявиться перед внутренним взором. Хорошего помаленьку. Нужно контролировать мысли, чтобы не появиться в колледже в обугленных остатках шорт. Ладно еще перед паладарами и даже фучиной кураторшей (в конце концов, что старух стесняться?), но перед девчонками из класса без трусов красоваться он решительно не намерен — не пляж все-таки.

И, кстати, не забыть бы сообщить Саматте о своем согласии на эксперименты с костюмами.

Тот же день. Бэйцзы, Кайнань

На старика в ветхом потрепанном халате на голое тело, продранных на коленях штанах и в обтрепанных сандалиях с деревянной подошвой внимания никто не обращал. Совсем рядом, не далее чем в цуле, кипела столичная жизнь: по широким зеленым проспектам прохаживались разодетые по случаю малого выходного жены чиновников и расфуфыренные девицы из аристократических родов, ездили лимузины, сверкали панорамными стеклами рестораны и дорогие магазины, развевались на многоэтажных домах разноцветные флаги и вымпелы… Но здесь, на окраине Бэйцзы, жизнь словно замерла несколько столетий назад. Неасфальтированные кривые улочки вились среди длинных мазанок, окруженных высокими плетеными заборами, лениво жарились под полуденным солнцем блошиные, фруктовые, зеленные и прочие рынки, а за шикарный ресторан вполне сходил дряхлый фургончик с кузовом, переоборудованным в мобильную лапшичную. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам, не оглядываясь по сторонам. Тихо шипела небольшая газовая плитка, на которой бурлил кипяток, а торговец сосредоточенно шинковал зеленый лук, чтобы бросить его в очередную порцию гюдона для терпеливо ожидающего рядом клиента.

Юно поудобнее устроился на высоком деревянном табурете возле прилавка лапшичной, разломил деревянные одноразовые палочки и выудил из бульона первый кусок соевого творога. Хотя торговец нечасто останавливался на одном и том же месте, за пределы своего района он выбирался крайне редко (поделенные зоны продаж?), и за последнюю декаду Юно уже в четвертый раз обедал у него. Вероятно, и в последний: маскировка маскировкой, а примелькаться даже простому лапшичнику весьма и весьма опасно. Да и не останется он здесь дольше, чем еще на день или на два. Если связной Анъями не появится сегодня вечером или завтра утром, придется предположить худшее и исчезнуть из Кайнаня так же незаметно, как и появился.

Лисья лапша удалась торговцу на славу. Наверное, и гюдон у него отличный. Попробовать бы, да нельзя: говядина слишком дорога, такой заказ не впишется в образ дряхлого старика, считающего каждый эн. Или рискнуть? Может же даже самый нищий старик иногда устроить себе пир и взять не простую лапшу за восемьдесят энов, а гюдон за двести? Втягивая в себя горячую гречневую лапшу, Юно все еще размышлял над проблемой (самые те мысли для главы террористической организации, от одного названия которой дрожат поджилки у бывших хёнконских аристократов, да), когда на последнюю пустую табуретку тяжело опустился незнакомец.

— И что, вкусно он готовит? — грубым пропитым голосом осведомился новый сосед. — Эй, тара, скажи?

Он так сильно ткнул Юно локтем в бок, что тот едва не уронил чашку с лапшой. Бульон угрожающе заплескался, грозя вылиться на штаны. Юно метнул на невежду недовольный взгляд, но промолчал. Выходить из образа не следовало ни при каких обстоятельствах.

— У меня замечательная еда, атара! — с энтузиазмом откликнулся лапшичник. Он ловко выплеснул лапшу и бульон из кастрюльки в чашку, сунул сверху два тонких ломтика говядины, насыпал зелень и с поклоном поставил гюдон перед клиентом. Затем он повернулся к новому клиенту.

— Самая лучшая лапша в окрестностях! — с гордостью заявил он. — Любая, какую пожелаешь! А также никудзяга, осминожьи шарики, короккэ — все, что в списке. — Он ткнул пальцем через плечо в большое меню, висящее на задней стенке. — Заказывай, атара, все вкусно и дешево!

— Да ты все наврешь, лишь бы продать, — отмахнулся нахал. — Вот ты, дед, скажи — вкусно?

Что-то в его облике беспокоило Юно, но что именно, он никак не мог понять.

— Да-да, тара, вкусно, — прошамкал он, старательно изображая стариковскую речь. Лучше всего сейчас было бы заискивающе улыбнуться, мелко тряся головой, но такой вариант категорически исключался: бедняки на Могерате, лишенные медицинского обслуживания, к старости теряли почти все зубы. Юно же, в течение многих лет пользуясь покровительством Нихокары-атары, ходил к лучшим зубным врачам Ставрии, а потом то, что недоглядели они, исправил Дзии. Плохая компания. Очень плохая. Его маскировка не предполагала долгого плотного общения с чужаками, и внимательный наблюдатель мог бы заметить, что седые волосы на голове — парик, а старческие пигментные пятна на коже лица и кистей — грим. Следовало уходить, и как можно быстрее. Но и уйти, не доев, нельзя: выбивается из образа.

Отвернувшись от беспокойного соседа, Юно принялся быстро втягивать в себя лапшу, поддевая ее палочками и обжигаясь горячим бульоном и соевым творогом. Нахальный сосед сидел на табуретке и, как Юно видел боковым зрением, внимательно рассматривал настенное меню. К моменту, когда оябун "Адаути" закончил еду и осторожно положил на прилавок четыре старых, еще с дырками посередине, медных монеты по двадцать эн, он так ничего и не заказал. Лапшичник бросал на него недовольные взгляды, но помалкивал.

Юно слез с табурета, поклонился лапшичнику, еще ниже — обоим соседям, и побрел по улочке, шаркая по пыльной земле деревянными подошвами и старательно изображая стариковскую походку. Однако не прошло и несколько секунд, как за спиной послышались тяжелые шаги. Одного быстрого взгляда хватило, чтобы обнаружить нахала, неторопливо идущего следом. Тревожная сирена, давно повизгивающая в голове, завыла голодной собакой. Полиция? Нет. Они ведут себя куда грубее и бесцеремоннее. Его бы уже повалили на землю, обыскали, заковали в наручники и увезли в участок… вернее, попытались бы. Грабитель? Он не заинтересуется нищим стариком. Местная Управа благочиния? Слишком грубо, не их стиль. Анъями? Возможно. Кто-то где-то проговорился, и хотя истинную сущность Юно в Бэйцзы не знал никто, конкуренты "Кобры" наверняка заинтересовались бы представителем неизвестного клана, ведущим переговоры о закупке такой крупной партии военного снаряжения. Да, наиболее вероятный вариант, и закончится он, скорее всего, нудным общением с не слишком приятными и тупыми типами. Не страшно.

Но есть еще возможность, что бездельнику и забияке просто нечего делать, так что он решил поглумиться над беззащитным дедом и сейчас просто выбирает наиболее подходящий момент без свидетелей поблизости. В таком случае ему нужно подыграть. Крайне неприятно, что придется его убить, но такого свидетеля оставлять нельзя. Юно ощутил бедром ножны кинжала, скрытые под незаметной прорезью в штанах. Да, пожалуй, вон там подходящий переулок…

В длинном извилистом проходе Юно прижался к высокому забору за первым же изгибом, скрывшим его от преследователя, и неслышно вытянул кинжал из ножен. Тяжелые шаги приблизились — и вдруг стихли. Чего он ждет? Юно затаил дыхание и постарался превратиться в статую, чтобы не выдать себя ни единым шорохом. Минуту спустя он не выдержал напряжения и чуть склонился вперед, чтобы заглянуть за поворот.

Пусто.

Совершенно пусто, словно никто его и не преследовал. Сморгнув, Юно наклонился еще дальше — и тяжелая рука опустилась ему на плечо сзади. Юно дернулся, пытаясь уклониться и одновременно разворачиваясь, но рука сжалась с такой силой, что он зашипел от боли.

— Шустрый ты, малыш, не отнимешь, — с иронией проговорил страшно знакомый голос. — Очень шустрый. Даже я с трудом тебя нашел. Поздравляю.

Рука разжалась, и Юно, открыто убирая кинжал под штаны и стараясь успокоить бешено заколотившееся сердце, медленно обернулся.

— Камилл, — спокойно сказал он.

— Юно Юнару, — кивнул паладар. Хотя он и изменил голос, но внешняя форма контролируемого им дрона осталась той же, что и у разъездной лапшичной. — Ну что, малыш, пойдем побеседуем? В твое укрытие или в мое?

— Нам не о чем беседовать, атара, — Юно не питал иллюзий, что способен скрыть от паладара свое волнение — и запах пота, и пульсирующие под кожей жилки, и расширенные от напора адреналина зрачки, и масса прочих мелких признаков выдавала его с головой. Но он не позволил неожиданному стрессу ни на йоту изменить свой голос.

— Вот как? — Камилл приподнял бровь. — И причина?

— Теперь я сам по себе. Я сделал то, что от меня ожидалось. Ни я лично, ни "Адаути" в целом больше ничего не должны тебе.

— Это мне решать, малыш, — в глубине глаз паладара затлели красные искры, и Юно едва подавил неуместную усмешку. Похоже, Демиург решил применить свои шаблонные методы устрашения. Ну-ну. — Я создал "Адаути". Ты всего лишь подставной оябун, а право стать самостоятельным нужно еще заслужить. Кстати, что именно от тебя ожидалось, не пояснишь?

— Уничтожение правительства в изгнании, — Юно с удовольствием заметил, что лицо Камилла стало абсолютно бесстрастным и безмятежным. Молодой оябун знал, что именно так он скрывает свои эмоции. — Только не делай вид, атара, что не понимаешь, о чем речь. Планы, реализованные мной с твоей подачи перед недавней пропажей паладаров, имели одну цель: собрать информацию о поместье беглого короля и нанести удар в момент, кажущийся тебе наиболее целесообразным. Не знаю, удачно ли я выбрал время, но уж как сообразил. И я даже оставил в живых эту мразь, короля, хотя до сих пор не понимаю, как удержался. Так что мы квиты.

— Очень интересно, — красные искры в глазах Камилла разгорелись сильнее, голос приобрел басистую глубину с шипящими нотками. Ага, процесс устрашения продолжается. — Однако выбор момента и прочие детали оставим на потом. Пока же, Юно-тара, повторяю: квиты мы или нет, решать мне. А я думаю, что "Адаути" еще и близко не отработала свои долги. Ты всерьез хочешь пойти против меня, мальчик? Даже зная, кто я такой?

— В особенности зная, кто ты такой, атара, — Юно твердо встретил взгляд Старшего Демиурга. — Изо всех явившихся на Паллу именно тебя Нихокара-атара опасается больше всего. Демиург Джао передал ей описание твоих похождений на Текире и во время Игры, и после ее окончания, а она поделилась ими со мной.

— Ты сам пришел ко мне. Я не тянул тебя насильно.

— Да. Потому что я знал, что ты найдешь мне применение — до определенного предела. Я действительно мальчишка, простой беженец из Хёнкона, и не могу похвастаться глубоким пониманием, но одно усвоил твердо: для тебя люди — лишь инструменты. Ты неплохо обращаешься с ними, пока они нужны, но потом просто выбрасываешь их на помойку. А мне как-то не хочется гадать, в какой момент и как именно тебе захочется выбросить меня.

— Джао, ну конечно. Следовало бы догадаться, — пробормотал Камилл, и его глаза и голос снова стали нормальными. — Ты — ученик Суоко, Суоко — ученица Джа, а Джа терпеть меня не может. Малыш, прими к сведению: я могу вводить в заблуждение, умалчивать и водить за нос, но никогда не нарушаю прямо данное слово. Как, впрочем, и любой Демиург. У нас, видишь ли, нет за душой ничего помимо репутации, и разбазаривать ее, лишь чтобы обмануть самонадеянного сопляка вроде тебя, я не стану. Но вряд ли ты поверишь мне здесь и сейчас. Таким образом, можно считать, что наши взаимные обязательства аннулированы. Встает, однако, вопрос, что делать с тобой. Малыш, ты ведь понимаешь, что я не могу отпустить в никуда человека, знающего о связи "Адаути" с паладарами? Когда попадешься ищейкам в Кайнане или Ценгане — а без моей помощи ты обязательно попадешься — они выжмут из тебя все, что знаешь…

— А вот убить меня, атара, стало бы большой ошибкой, — быстро, но не теряя достоинства перебил его Юно. — И похитить — тоже. Я знал, что рано или поздно ты найдешь меня, и принял меры.

— Намереваешься перехитрить меня, малыш? — усмехнулся Камилл. — Тебе ведь рассказали, что такое Игра. Мне три с половиной миллиона стандартных лет от роду, и хотя далеко не все из них я посвятил Игре, у меня тринадцатое место в общем Рейтинге, более четырехсот побед и ни одного поражения. Вдумайся: более четырехсот игровых площадок с населением от полумиллиарда до двенадцати миллиардов людей и прочих разумных существ, на каждой от полудюжины до нескольких десятков государств под моим прямым контролем, игровые сессии продолжительностью от полутора до шести тысяч лет… А тебе всего тридцать стандартных лет, и в жизни ты видел лишь два государства крохотной планеты, причем одно из них — совсем ребенком. Ты всерьез полагаешь, что сумел изобрести трюк, мне неизвестный?

— Я впечатлен, атара, — холодно ответил Юно, не опуская взгляд. — Но для такого опытного… существа ты слишком много бахвалишься перед сопливым мальчишкой. Значит, и сам понимаешь, что все предусмотреть нельзя — особенно когда в аномальном пространстве твои руки связаны примитивной технологией. Имей ты в распоряжении фантомную технику, о которой рассказывала Нихокара-атара, я бы не рискнул идти против тебя. Но у тебя всего лишь медленные, громоздкие, неуклюжие дроны, изготавливаемые далеко в космосе и медленно замещаемые, да и тех не слишком много. А "Адаути" уже совсем не та, что еще несколько декад назад. Старая организация, известная тебе поименно, сейчас всего лишь ширма для новой, где ты не знаешь никого. Разумеется, со временем ты можешь выследить всех, но и я не собираюсь дремать в тенечке. Ты не знаешь и никогда не узнаешь до конца, кто и какие инструкции получил. Если я вдруг таинственно погибну или исчезну, доверенные люди опубликуют материалы, доказывающие твою личную причастность к "Адаути".

— Всего-то? Я заткну рот каждому чиновнику, который хоть что-то значит…

— О тебе узнают люди. Весь мир. Ты не сможешь купить каждого человека.

— Вот так угроза! — тихо засмеялся паладар, и от его ледяного смеха у Юно пошли мурашки по коже. Неужели Демиургу и в самом деле наплевать на огласку?

— Уж какая есть, — оябун "Адаути" пожал плечами. — Да и не только люди узнают о твоих грязных делишках. Карина-атара — тоже. Кстати, если тебе действительно наплевать на чиновников, чего же ты беспокоишься, что я кому-то что-то расскажу?

— Лишние языки — лишние расходы… — Паладар задумчиво рассматривал его, что-то прикидывая. — Малыш, даже если я куплюсь на твой жалкий шантаж, что случится, если тебя убьют другие? Ты ведь дилетант, но ввязался в очень опасные игры. И кланы Тьмы, и полиция обоих государств спят и видят, как бы прихватить опасного террориста, за чью голову назначена огромная награда.

— Такой вариант предусмотрен. Если мои доверенные кобуны убедятся, что ты не причастен к моей смерти, они не опубликуют сведения.

Демиург снова тихо засмеялся, но резко оборвал смех. Его рука размытой тенью метнулась вперед и ухватила Юно за горло, перекрыв дыхание.

— Ты дурак, — с сожалением сказал он. — Я взял тебя, потому что ты казался честным и порядочным парнем, способным держать слово и соблюдать договоренности. К сожалению, я не вспомнил вовремя, что фанатизм иногда оказывается хуже корысти. В следующий раз найму какого-нибудь закоренелого бандита. Они хотя бы предсказуемы…

Его рука разжалась, и Юно оперся спиной о забор, жадно хватая воздух. В глазах потемнело, и он отчаянно пытался не потерять сознание.

— Ты допустил массу ошибок, — продолжил Демиург, дав ему прийти в себя. — Простейший способ нейтрализовать тебя — просто пустить по следу дрона в автономном режиме. Он отследит все твои контакты, ну, а дальше я уже найду, кто и какие документы скрывает. Если же ты вообще перестанешь общаться со своими людьми, такой вариант меня тоже устроит. Главное, что ты не попадешь в руки нежелательным лицам.

— А кто сказал, что люди, хранящие документы, хоть когда-то встретятся со мной? — усмехнулся Юно, массируя горло.

— Ты лишь недавно начал работать на Могерате. У тебя просто нет старых надежных друзей, способных из дружеских чувств положить конверт на полку и никогда в него не заглядывать. А чужим ты такие документы доверить не рискнешь. Однако я не стану с тобой препираться — и не стану тебя убивать, по крайней мере, сейчас.

Демиург широко ухмыльнулся, в его глазах блеснул хищный огонек.

— Видишь ли, мальчик, давненько мне никто не бросал перчатку в открытую. Ты первый за две или три терции, лень вспоминать точно. Без "Адаути" я обойдусь, создам себе новый карманный клан. Но ты сам определил новые правила игры, и я позабочусь, чтобы ты их придерживался. Если вдруг захочешь сдаться, старые способы связи по-прежнему работают. Обещаю, в таком случае сохраню тебе жизнь, хотя и на своих условиях. Если же нет — станешь далеко не первым и даже не тысячным смертным, сгинувшим в борьбе со мной.

Камилл повернулся и, неторопливо шагая, ушел в сторону улицы. Юно остался один в переулке, держась за горло и задумчиво глядя ему вслед. Да, расчет оправдался. Нихокара-атара оказалась права и здесь. Покажи Демиургу-Игроку правила, и он с головой окунется в игру, пусть даже на самых невыгодных условиях. Наверное, такая жизнь ужасна: метаться от мира к миру, от общества к обществу в тщетных попытках заполнить собственную пустоту, изобретать себе препятствия, лишь чтобы преодолеть их напряжением сил… Проклятье эгоистичных бессмертных богов — полное отсутствие смысла жизни, подменяемое мелочной, ничего не значащей суетой. Тринадцатое место в рейтинге, чтобы оно ни значило — и на полном серьезе соперничество с мальчишкой, в сотню тысяч раз младше себя. Такого бога даже ненавидеть не получается, можно лишь жалеть. Короткая, но яркая и осмысленная жизнь куда предпочтительнее подобного бессмертия.

Юно повернулся и пошел по проходу между заборами в противоположную сторону. Не время думать о Камилле. Тот привык мыслить категориями государств и даже, возможно, планет. Ловить мелких шустрых тараканов — не его специализация. Пока он еще придумает тактику и раскачается, пройдет не одна декада. До тех пор у "Адаути" и так головной боли хватает. Вырезая бывшую хёнконскую аристократию, Юно отчаянно старался никак не задеть ценганьскую и кайнаньскую, но всему есть предел. Тридцать шесть трупов, включая ближайшее окружение короля в изгнании, за последние четыре декады — слишком много даже для привыкшего к кровной мести Могерату. Родственные, деловые, а иногда и дружественные связи, как ни сложно поверить в дружбу между пауками, в конце концов обрушат на террористов всю мощь Управ благочиния обоих государств — и тогда его дни сочтены. Ему негде спрятаться и негде получать снаряжение, кроме как у Тьмы, а Мэй Лю Сянь с радостью продаст его тому, кто заплатит больше. Да и запасы золота, переданные Камиллом много декад назад, скоро подойдут к концу, а других источников финансирования нет. Так или иначе, игра закончится очень скоро — через четыре-пять декад как максимум, возможно, и быстрее, и Камилл, скорее всего, останется с носом. И без него слишком много желающих поскорее увидеть труп таинственного оябуна "Мести", чье настоящее имя не знают даже ближайшие соратники.

Шагая между заборами, Юно задумчиво поднял руку и взглянул на ладонь. Лишь сейчас он позволил себе слегка расслабить напряженные с момента встречи с Камиллом мышцы — и по предплечью скользнула еле заметная, но трескучая сетка молний. Вот еще одна проблема, все более усиливающаяся в последнее время. Если соратники каким-то образом прознают, что он превратился в эйлахо, последствия могут оказаться непредсказуемыми. Нужно жестко контролировать себя до последнего. Спросить бы совета — но, скорее всего, ближайшие компетентные врачи и биологи находятся в Хёнконе. А туда возвращаться он не намерен ни при каких обстоятельствах.

…разумеется, Демиурга нельзя недооценивать. Камилл слишком опытен и проницателен. Как небрежно он разгадал и отбросил в сторону блеф с публикацией информации! Но когда слон начинает охотиться за муравьями, у крошечных насекомых остается очень неплохой шанс выжить. Не Камилл сейчас основная головная боль. Самые важные аристократы, за которыми охотится "Адаути", утратили былую беспечность и не появляются на людях без до зубов вооруженной охраны. Да и особняки их патрулируют усиленные отряды. Если связной "Кобры" не появится, придется на время забыть о приборах ночного видения, улучшенных рациях, светошумовых гранатах, бронежилетах и прочем, необходимом для скрытного проникновения или штурма таких особняков. А время тикает. Придется либо искать снаряжение через других посредников, либо перестраивать тактику. Каким искушением выглядят мины с дистанционными взрывателями… но их "Адаути" не применит никогда. По крайней мере, пока остается в живых Юно. Он забирает жизни конкретных людей и никогда не станет убивать непричастных, пусть даже случайно.

Проход вывел его на очередную пыльную кривую улочку, и, пытаясь определить, где оказался, Юно даже на несколько секунд забыл, что ему следует изображать старика. Спохватившись, он сгорбился и зашаркал в предположительно нужную сторону. Хватит ненужных встреч на сегодня. Остаток дня он проведет на явочной квартире.

class='book'> 05.28.1232. Хёнкон Хотя тяжелые и низкие, грозящие в любой момент пролиться дождем тучи тянулись невысоко над землей, заходящее солнце нет-нет да прорывалось в прорехи, отсвечивая от темной волнующейся воды тысячами ярких бликов. Рикона прилипла к окну удивительной летающей кареты… нет, нужно использовать правильное слово "самолет"!.. жадно вбирая в себя образы океана, лесистого побережья, стремительно приближающейся горы, торчащей из моря неподалеку от суши, и небольших корабликов. Она еще ни разу не видела мир с высоты птичьего полета. Хотя в мире под названием Текира, где она провела полтора месяца, жители тоже летали над землей, она так и не сподобилась забраться в летающее устройство. Ей и без того хватило впечатлений от города на крутых склонах, спускающихся к бухте и порту, от огромной волны цунами, как-то раз пришедшей к берегу и залившей берега бухты, от обычных, но совершенно бесстыжих людей, мохнатых кошкомордых орков и громадных троллей в зеленой чешуе, от вагонов, катавшихся по улицам безо всяких рельсов, а если и ездивших по рельсу, то только одному и высоко над землей (хотя и не так высоко, как сейчас)…

Ее жизнь, после непрошенного сатори в привычной Академии казавшаяся полностью развалившейся, вдруг обрела новый смысл и заиграла мириадами оттенков, словно искусно ограненный бриллиант в солнечных лучах. Сонмы новых впечатлений, чудовищно необъятный мир, где весь Сайлават не потянул бы и на лачугу бедняка на окраине Цетрии — и новые знакомые. Десятки новых знакомых, молодых и старых, легкомысленных и занудных, но одинаково целеустремленных и дружелюбных, чьи имена она по большей части так и не смогла запомнить. И все живые. Не ко-нэмусины, не искины поддержки и не куклы, как в Сайлавате, а по-настоящему живые. Она даже подружилась с одним старым-старым троллем по имени Караби Нэтто. Невысокий по меркам своего Народа, с чешуей, сизой от старости, с трудом ходящий и большую часть времени медитирующий на скале над крутым обрывом, он готовился умереть. В отличие от остальных местных, он знал, что на самом деле смерти нет, что за ней последует лишь долгий целительный — рекреационный, как его назвала госпожа Яна — сон, а потом впереди вечность, свободная от боли и страданий. То ли благодаря своему знанию, то ли учению, называвшемуся Путь безмятежного духа, тролль ничуть не боялся неизбежного ухода. Он всегда вел себя ласково с Риконой, испуганной новым миром, много разговаривал с ней, объяснял и успокаивал. Жаль, что они больше не увидятся долго-долго, целую вечность — лет пятьдесят или сто, пока самой Риконе не придет время окончательно вернуться в Ракуэн.

Не бойся нового, объяснял ей Караби. Отсутствие изменений — лишь в окончательной смерти, той, прежней, уничтоженной на Текире Демиургами. Жизнь всегда, каждый день, каждую минуту приносит что-то, не существовавшее раньше, унося прежнее и знакомое. Естественный круговорот природы следует принимать с открытым сердцем и сливаться с ним в вечном движении. Лишь животные страшатся перемен. Разумные существа — Народ, люди и даже вздорные орки — обладают мозгом, способным усваивать новое, использовать его к своей пользе. Ты еще молода, говорил тролль, чрезвычайно молода, и ты еще научишься жить в гармонии с миром. Из-за ранней смерти тебе гораздо сложнее воспринимать изменения, но ты справишься. Тролль учил ее медитации и контролю чувств, и, Рикона верила, его уроки не пропали зря.

Вот и сейчас девочка чувствовала, что глубинный страх перед будущим копошится где-то в глубине груди, осторожно трогая сердце острыми коготками. Новая академия, называющаяся университет "Дайгака". Новый, совершенно чужой мир. Уже не совсем новое, но все еще непривычное тело, не требующее пищи, воздуха и посещения туалета, не устающее и не умеющее спать, но воспринимающееся как тяжелая одежда с чужого плеча, сковывающая движения и вызывающая странное ощущение внутреннего неудобства. Опять много самых разных новых вещей, заставляющих ее неуютно ежиться. Она не позволяла плохим чувствам овладевать ей, но и не пыталась их игнорировать. Как объяснял Караби, их нельзя загонять внутрь и делать вид, что их не существует — иначе они могут высвободиться и жестоко отомстить в самый неподходящий момент. Нет, каждый раз, когда иглы страха внезапно кололи ее изнутри, она напоминала себе, откуда те взялись. Ничего особенного, все так себя чувствуют поначалу!

Чувство восхищения полетом не ослабевало с тех пор, как Рикона пришла в себя в самолете примерно полчаса назад. Местного полчаса: теперь она умела вызывать на краю зрения циферки часов. Как и в Сайлавате, местный час насчитывал восемьдесят минут. Но секунд в местную минуту впихнули всего пятьдесят вместо пятидесяти четырех, зато секунда оказалась на десятую часть длиннее, а сутки состояли из двадцати двух часов вместо двадцати. Периодов здесь вообще не придумали, используя вместо них неудобные и короткие десятидневные декады. Если добавить еще одну шкалу времени (обозванную Расией "стандартной планетарной"), где в минуте насчитывалось шестьдесят секунд, в часе — шестьдесят минут, а в году, разбитом на неравные "месяцы", имелось почему-то триста шестьдесят пять дней, голова просто шла кругом. Но Рикона решила не заморачиваться. Ей сказали, что она со временем привыкнет к новому времени, а до того у нее есть часы в глазу. Она лишь запомнила твердо, что местный год примерно на пятнадцать процентов длиннее, чем в Сайлавате и Текире, так что ей самой по местным меркам чуть больше двенадцати (вот так взять и потерять больше года возраста, опять стать малявкой — нечестно!) В остальном время тикает, и пусть себе тикает. Главное — не опаздывать. Вот как сейчас: прибытие запланировано на полвосьмого вечера — на семь часов сорок минут, текущее время — семь тридцать одна, и вроде бы они вполне укладываются в расписание. Еще десять минут полета, которыми нужно насладиться в полной мере. С одной стороны, глупо изображать свое прибытие из-за границы, если она все равно не сможет скрыть, что явилась из другого мира, а с другой — здорово, что удалось прокатиться по воздуху!

— Почти на месте, — словно прочитав мысли, сообщила крупная черная лиса, с комфортом расположившаяся на сиденье рядом. — Посадка через восемь минут.

— Ага, — кивнула девочка. Не удержавшись, она провела пальцами по мягкому меху. К новому виду Расии она еще не привыкла. Обе спутницы Риконы таинственным образом превратились в лис еще на Текире, чем изрядно перепугали путешественницу. К тому моменту ей уже несколько раз объясняли, что магии не существует, что высокоразвитая технология лишь выглядит похоже, но волшебством не является и объясняется рационально. Однако она все равно едва не померла от удивления и страха. Умом она уже давно осознала, что Маюми и Расия не являются людьми, но в ее сердце по-прежнему жили две старых подруги: голенастая озорница с короткой стрижкой, больше похожая на недокормленного мальчика, и очкастая грудастая тихоня. На Текире Маюми моментально сошлась с Палеком, чередовавшим маски белобрысого мальчишки и невысокого худощавого дядьки, а поскольку они каким-то образом понимали друг друга без слов, от их шуточек Рикона едва не лезла на стенку. По логике вещей, от лисы следовало бы ожидать молчаливости, но даже на четырех ногах и с хвостом Маюми болтала без умолку. Сейчас рыжая лиса стояла задними лапами на пассажирском сиденье слева от пилота (молчаливого лысого здоровяка в шортах и зеркальных очках), и, уперевшись передними в панель, с интересом смотрела в лобовое стекло.

— Между прочим, вон те кубики и квадратики на берегу пролива — порт Хёнкона, — тыкая лапой и обернувшись, проинформировала она. — Они так сверху выглядят. А дальше, на берегу, начинается город. Он еще наполовину в стройках, но то, что паладары успели восстановить, выглядит красиво. Как телескопическим зрением пользоваться, помнишь? Пользуйся случаем, больше в воздух долго не поднимешься.

— Она всегда может подключиться к буксируемой камере боэй, — фыркнула черная лиса. — Или к стационарной камере наблюдения на Подде. Рика, помнишь, что такое боэй?

— Не очень, — созналась девочка. — Охранники, да?

— Дрон, выполняющий охранные функции. Дрон — такая дистанционно управляемая штука, способная менять форму. Вот как оно, — Расия указала лапой на пилота, совершенно не реагировавшего ни на говорящих лис, ни вообще ни на что в кабине. — Твое нынешнее тело — тоже дрон, помнишь инструктаж Миры?

Рикона оторвалась от созерцания моря и берега и посмотрела на свою руку, потом провела пальцем по запястью. Кожа как кожа, хотя немного теплее, чем привычно. Перед прошлой неудачной экскурсией им объясняли, что в здешних краях так принято, а Мира что-то упоминала про особенности искусственного тела, в котором Риконе предстояло жить, но сейчас вспоминать не хотелось.

— Помню, — быстро сказала она, чтобы отвязаться, и принялась снова смотреть на город. Она уже однажды видела его с моря и вблизи, и теперь пыталась сопоставить запомнившиеся места с наблюдаемым сейчас. Выходило плохо. Она распознала лишь одно шарообразное здание, расположенное близко к воде. По границе моря тянулась темная полоска — вероятно, та самая набережная, где Рикона так неудачно попыталась подраться с местными монстрами, схлопотав в итоге внеплановое сатори. Западный и восточный край набережной упирались в какие-то коробки с торчащими сверху решетчатыми кранами, напоминавшими длинные шеи странных животных. Несколько таких конструкций склонялись над игрушечно выглядящей… баржей. Или балкером, как Караби называл похожие корабли в порту Масарии. Однако если небольшие коробки рядом — склады, то корабль наверняка имеет чудовищные размеры, саженей сто в длину как минимум. В Масарии на экскурсию в порт Мира ее тоже водила, но таких крупных кораблей там не попадалось — из-за постоянных цунами, как объяснила глава программы адаптации и героиня Сайлавата, их размеры ограничивались ради маневренности. Тогда текирские корабли показались Риконе несуразно большими, но, похоже, определение "несуразно" опять придется пересмотреть. Еще много разных кораблей виднелись далеко в море, почти на самом горизонте, плохо различимые в своей свинцово-серой окраске под низкими серыми облаками. Они разбились на четыре группы, и на самых крупных Рикона разглядела длинные горизонтальные трубы, наверняка являющимися огромными пушками. Военный флот? Здесь? В прошлый раз ничего похожего она не заметила.

Она опять перевела взгляд на сушу. Прямые улицы прорезали массивы домов, подъемные краны возвышались над какими-то стройками, зеленели большие пустые пространства круглой и овальной формы — видимо, стадионы. В целом картина походила на ту, что Рикона столько времени наблюдала со Смотровой скалы возле старого отеля в Масарии, только сейчас самолет летел куда выше, чем располагалась скала.

Впрочем, уже не выше. Ушел в сторону большой остров с каким-то плоским полем, мощеным маленькими плитками (вблизи, наверное, тоже большими — здесь есть хоть что-нибудь нормального размера?) Маленькие коробки домов и портовых построек, крохотные деревья стремительно приближались, увеличивались в размерах. Рябь на воде укрупнялась и превращалась в сложный рисунок волн. Черточки на воде превращались в прогулочные катера и еще какие-то маломерные суденышки, и потом как-то сразу оказалось, что самолет трясется по воде, рассекая волны своими длинными поплавками, и по правому борту уже вплотную тянется гранитная набережная с чугунными статуями — теми самыми, отложившимися в памяти. Чуть погодя самолет подрулил к длинному пирсу и замер. Какая-то хитрая опускающаяся конструкция захватила крыло и фюзеляж позади него, и качка сразу прекратилась.

— Приехали, — сообщила Маюми. — Ту-ту, молодая госпожа, выгружайся, поезд дальше не идет. Кс-со, недоработка…

Лиса несколько раз скребнула лапой по пассажирской двери и замерла, раздумывая.

— С такими лапами замок не открыть, — задумчиво подытожила она наконец. — Нужно модифицировать пальцы, пусть даже в ущерб натуральности. Рика, выручай!

Рикона слегка хихикнула. Точно тем же тоном подруга признавалась, что забыла сделать домашку по истории или правописанию и требовала тетрадку, чтобы по-быстрому все передрать к себе. Лиса или нет, но Маюми остается Маюми. Девочка отстегнула свой ремень, дотянулась до передней дверцы, подцепила ручку и замерла. Лишь сейчас до нее дошло, что пирс справа, а передняя пассажирская дверца открывается прямиком в океан.

— Ты плыть, что ли, собралась? — спросила Расия.

— Ну да, а в чем сложность? — недовольно осведомилась Маюми. — Лисы неплохо плавают, между прочим, достоверность не нарушится.

— Плотность микродрона слишком высока, — нравоучительно сказала Расия тоном прежней отличницы. — Он на плаву не удержится, утонет. Придется боэй вызывать, чтобы на берег вынести.

— Кссо… — выдохнула Маюми. Когда она, интересно, успела перенять текирские ругательства? — Ну, тогда выпускайте меня справа.

Механическими движениями "пилот" отстегнул свой ремень, открыл дверцу и неуклюже выбрался на пирс. Тут же очертания его тела поплыли, светлые тона человеческой кожи сменились зеленовато-серым цветом, шорты утонули и пропали в бесформенной груде, и мгновением позже на его месте осталась лишь гладкая приплюснутая полусфера высотой в половину человеческого роста. Она тут же скользнула под самолет и пропала с едва слышным всплеском. Рикона наблюдала за эволюциями дрона (дрона ведь, верно?) с разинутым ртом. Мира предупреждала о таких штуках, но одно дело знать понаслышке, и совсем другое — видеть своими глазами.

Рыжая лиса тем временем спрыгнула на пирс и с удовольствием потянулась. Расия осторожно перебралась на сиденье пилота и выскочила следом. Рикона вдруг заметила, как сильно проседают под их весом упругие сиденья. Впрочем, под самой Риконой сиденье проминалось еще больше. Девочка открыла заднюю пассажирскую дверцу и, осторожно елозя по гладкому крылу, слезла на темные скользкие доски.

— Ну, двинулись? — с энтузиазмом осведомилась Маюми. — У нас в программе встреча с куратором через час. Как раз по городу прошвырнемся, на первый раз все осмотрим.

— А… ты разве заранее город не изучила? — осторожно поинтересовалась Рикона, с сомнением оглядывая себя.

За время, проведенное в Масарии, девочка уже перестала воспринимать шорты и тонкие облегающие блузки как нечто неприличное, но по привычному кителю и форменной юбке тосковала до сих пор. Без них она казалась себе почти голой. Кольцо кубирина по-прежнему чувствовалось на шее, придавая некоторую уверенность, хотя в Университете, как ей объяснили, оно является не более чем украшением. Щит она может вызвать в любой момент и безо всякой авторизации, но и он сильно отличается от привычного. В общем, новая жизнь, новая шкурка, и как понять, подходящий ли у нее вид для встречи с новым командиром?

— Нет, конечно, — рыжая лиса совершенно человеческим жестом вздернула нос. — Так неинтересно.

— А?

— У нас есть доступ к топологической базе местности, — пояснила Расия. — И к системе глобального позиционирования — тоже… я хочу сказать, что мы всегда знаем, где находимся. Но мы не изучали местность заранее, чтобы не портить первое впечатление. Нам интересно узнавать новое самостоятельно, мы так устроены.

— Ну… ладно.

Рикону вдруг снова остро кольнуло чувство утраты. Все-таки старые подруги — не люди. Что такое "небиологический интеллект", ей еще лишь предстоит узнать, но, перестав скрывать свою сущность, они стали… слегка чужими, что ли. Все еще подругами, надежными и привычными, но и чем-то еще. Словно… словно вышли замуж, и теперь на первом месте у них муж и намеченные дети. Защитницам замуж не полагается, и к браку девочек-кадетов Академии Высокого Стиля не готовили, но Рикона иногда тайком фантазировала, каково это — иметь мужа. Или хотя бы любовника. Наверное, чувствуешь себя именно так: прежние привязанности остаются в прошлом, а в настоящем появляется что-то куда более важное, чем старые друзья.

А теперь и весь мир Сайлавата, тесный и искусственный, но еще недавно казавшийся родиной, остался позади. Возможно, и сама Рикона выйдет замуж… хотя нет, не в таком же теле! Ну, по крайней мере, найдет новых друзей. Жаль, что подружки и бывшие соседки по комнате теперь станут жить своей жизнью, тем более такой странной, но жизни без перемен не бывает.

Она постучала по пирсу носком легкой туфли, проверяя, как та сидит. В принципе, ее новое тело может ходить босиком по гвоздям и даже не поцарапаться, но совсем без обуви в обществе неприлично.

— Ну, куда дальше? — спросила она.

— За мной! — скомандовала рыжая лиса и затрусила по пирсу к набережной.

Пирс вывел к небольшому одноэтажному дому, с десяток саженей в ширину и с большими окнами, занавешенными изнутри плотными шторами. Рикона толкнула дверь, пропуская вперед спутниц, и сама вошла за ними в небольшой гулкий зал с несколькими рядами мягких сидений.

— Пропускной пункт, — на ходу пояснила Маюми. — Таможня и медицинский контроль.

— А… документы нужны? — осведомилась Рикона, судорожно пытаясь вспомнить, что на сей счет говорила Мира.

— Ты головой о стенку стукнулась? — удивилась наглая рыжая морда. — Можно подумать, координатор не в курсе, кто ты такая. Не забывай, ты сейчас вообще не здесь. Твоя психоматрица за тысячи тысяч верст отсюда болтается, а каким дроном ты управляешь, вообще пофиг. Хочешь, прямо сейчас тебя подключу к дрону где-нибудь возле колледжа?

— У альтернативного дрона, скорее всего, не запасена одежда, — педантично напомнила Расия, взмахнув черным хвостом. — Хотя, Рика, если ты не возражаешь ходить голой или вообще перемещаться в бесформенном виде, чтобы не стесняться…

— Я вам дам — голой и бесформенной! Ведите давайте, экскурсоводы! — Рикона погрозила кулаком сразу обеим. Маюми фыркнула, пихнула мордой двери и потрусила по неширокому коридору с несколькими дополнительными дверями по бокам.

Компания прошла через еще один зал, как две капли воды похожий на первый, и вышла на улицу. Прямо перед зданием располагался небольшой сквер с часовой башней и странной чугунной конструкцией — то ли памятником какой-то битве, то ли просто обломком заводского агрегата. Дальше начиналась длинная широкая улица, обсаженная незнакомыми лиственными деревьями и покрытая идеально гладким серым веществом — асфальтом. За деревьями виднелись верхушки многоэтажных домов, каких-то куполов и шпилей. Рикона задержала дыхание, а потом глубоко вдохнула. В душном влажном воздухе чувствовались лиственные ароматы, словно в лесу, но ей вдруг показалось, что она вернулась домой, в Сайлават. Ее новое тело на Текире захлебывалось в непривычных дымных запахах, и если бы ей требовалось дышать не по привычке, а по необходимости, как раньше, там бы она, наверное, и задохнулась. Конечно, обоняние, как и боль и любые другие неприятные ощущения, можно отключить, но как тогда чувствовать себя живой?

Вслед за двумя лисами она зашагала по дороге. Навстречу легкой трусцой пробежали две девушки на пару-тройку лет старше Риконы — в кроссовках, узеньких трусах и почти незаметных лифчиках из темной тонкой материи. Рикона в таком наряде умерла бы от стыда, но девушки чувствовали себя прекрасно. Они лишь бросили заинтересованные взгляды на лис и равнодушные — на Рикону. За ними пронеслась небольшая стайка детей. Мелюзга катилась на странных штуках — досках на колесиках, смахивающих на самокаты с отломанным рулем. Они то отталкивались одной ногой от асфальта, то как-то по-особому вихлялись всем телом, и их скорость поражала воображение — ничуть не медленнее лошади, несущейся галопом. Все они, и мальчики, и девочки, носили лишь короткие шорты, но на коленях и локтях красовались защитные доспехи, а на головах — забавные блестящие каски с дырочками. И то верно: если со всего маха грохнуться о землю, можно и кости переломать. Саженях в десяти позади дети затормозили и принялись негромко переговариваться. Оглянувшись, Рикона заметила, что они с восторгом смотрят на ее спутниц.

— Я пользуюсь успехом! — важно заявила рыжая лиса. — Пойду-ка, познакомлюсь поближе. А вы топайте дальше, я потом догоню.

И она подбежала к детям, сразу же сгрудившимся вокруг плотной толпой.

— Нифига себе… — пробормотала Рикона. — Раси, ты-то дорогу найдешь?

— Конечно, — подруга деловито почесала задней лапой за ухом и потрусила вперед. В последний раз оглянувшись, девочка последовала за ней. — И, кстати, нам следует поторопиться. Передан уточненный прогноз — дождь может начаться в любую минуту… хотя, если повезет, вообще не начнется. Простыть ты не можешь, но в мокрой одежде все равно не слишком комфортно. Придется сушить на себе — твое тело обладает способностью выделять тепло, но потребуется потратить лишнее время.

— Побежали? — предложила Рикона.

— Как хочешь. Но лучше не торопиться. Первое знакомство с городом, первое впечатление повторить не удастся уже никогда. В крайнем случае можно втянуть одежду под поверхность дрона и, — Расия бросила снизу вверх лукавый взгляд, — раз уж ты так боишься наготы, преобразовать дрона в стандартный вид. Заодно еще раз напоминаю, что следует вести себя очень аккуратно. Твое тело чрезвычайно сильно и быстро по человеческим меркам. Для твоего удобства в систему управления встроены ограничители, чтобы ты ненароком не сломала кому-нибудь руку, но их можно перекрыть усилием воли. Следи за собой.

— Помню, — вздохнула Рикона. А все-таки как хорошо жилось в Академии, когда она ничего не знала о своей настоящей природе и носила нормальное тело. Вот, теперь она даже говорить про него нормально не может — "носила", словно одежду!

То ли из-за низких тяжелых туч, то ли просто по времени, но сумерки быстро сгущались. За деревьями вспыхивали фонари, ненавязчиво просвечивая сквозь кроны как сквозь уютные зеленые абажуры. Загорались окна. Улица расширилась, превратилась в проспект с множеством перекрестков. Людей на улице становилось все больше — в основном легкомысленно одетой молодежи, но попадались и старшие. Тут и там играла негромкая музыка, под которую делали зарядку или просто танцевали, на лавочках сидели смеющиеся и поющие под гитару компании. По центральной дорожке проносились люди на велосипедах, почему-то еще с Текиры казавшихся Риконе ужасно смешными. Девочке говорили, что в Университет съехались люди со всего мира, но она, как ни вглядывалась, не могла найти особых различий. На Текире она видела людей с разным разрезом глаз, высотой скул, размерами носа и цветом кожи: южане Катонии заметно отличались от северян, смуглые тарсаки с Западного континента — от чернокожих гуланов, а те — от жителей северных Четырех Княжеств. Здесь же все выглядели почти одинаково, различаясь только степенью загара и одеждой. То ли на Палле расы внешне не отличались, то ли здесь собрались люди лишь из одной страны. Сообразив, она начала прислушиваться к речи.

Ее новый слух доносил обрывки голосов. Если не сосредотачиваться, то они оставались просто потоком непонятных слов. Но стоило сконцентрироваться, и голос приглушался, а поверх начинали течь слова на общем — мужским или женским голосом, в зависимости от того, кто говорил. На границе зрения начинали помигивать разноцветные точки. Синяя обозначала язык, называвшийся "камисса", зеленая — "кваре", оранжевая — "катару" и красная — "цимль". Список Мира заставила вызубрить так, что от зубов отскакивало, даже если Рикону разбудить ночью (ну, в каком-то смысле — теперь она не спала вообще). Еще на Текире многообразие языков ошеломило девочку. Помимо Катонии и Четырех Княжеств, где говорили лишь на знакомом общем, там обнаружились еще и южные страны, где говорили на тарси, поллахе, кленге и фаттахе, причем в разных местах — на разных диалектах. Сама по себе концепция иностранного языка оказалась поразительной — ну как можно не просто придумывать разные названия для одних и тех же вещей, но и фразы строить совершенно по-разному? Но там от Риконы изъясняться странно не требовалось: общий понимали везде. Здесь же его не знает никто, а она не знает местных наречий. Придется полагаться на "автоматический переводчик", чем бы он ни являлся на самом деле.

Мигающие точки показывали, что люди вокруг говорят в основном на камиссе и кваре. Иногда проскальзывал катару — в основном со стороны торговцев с небольшими лотками, торговавшими всякими вкусностями (судя по запахам) и безделушками. Но несколько раз катару доносился и от молодежи. Рикона быстро приметила систему: говорящие на нем юноши обычно носили сандалии, короткие штаны до колен, мешковатые рубахи с короткими рукавами, а иногда, несмотря на влажную духоту, еще и короткие, до середины бедер, халаты с изобилием карманов. Девушки щеголяли в долгополых платьях с застежками, идущими на груди наискось, потом вниз вдоль бока, а потом снова наискось через живот. Их подолы, как правило доставали до середины лодыжек, а то и до пят, а длинные рукава платьев выглядели чрезмерно широкими. Кажется, миндалевидные глаза и широкие скулы встречались у них чаще, чем у остальных, но ненамного.

Говорившие на камиссе и катару одеждой друг от друга не отличались. Как правило, юноши носили одни лишь короткие шорты, иногда с облегающими майками без плеч, а девушки — такие же короткие шорты или юбки и обтягивающие грудь полоски тонкой ткани, отчетливо обрисовывающие соски. Большинство не утруждало себя даже обувью (неужели потом с грязными ногами лезут на чистые простыни? или их ноги мыть заставляют перед сном?) Некоторые девицы бесстыже щеголяли голыми по пояс — кто-то просто так, а кто-то — раскрашенные по всему торсу невообразимыми узорами. Одну такую бесстыжую (совсем-совсем голую!) Рикона увидела на небольшой табуретке на краю тротуара. Высокий бородатый дядька метался вокруг нее с большой палитрой красок и кисточками, выводя на коже разводы, а девка бросала на него кокетливые взгляды и с пулеметной скоростью тараторила на кваре. На полуголых девиц Рикона старалась не смотреть, но нет-нет да бросала помимо своей воли завистливые взгляды на их высокие груди. Ей бы такую фигуру! Мира сказала, что новое тело хотя и может принимать любую форму, но по "педагогическим и психологическим мотивам" ему разрешат меняться и взрослеть лишь в строгом соответствии с настоящим возрастом. А возраст сейчас позволяет только почти плоскую детскую фигуру с узкими бедрами и крошечными грудками. Ну ведь нечестно же! Почему нельзя сразу нормальное тело сделать, если на самом деле можно? Что за дурацкие "педагогические мотивы"?

Смеркалось быстро, и вскоре тучи на небе стали неразличимыми. Фонари ярко сияли сквозь кроны деревьев, в тон им светились окна зданий высотой в три-четыре этажа, в небо взлетали и падали какие-то светящиеся спиральки, запускаемые с рук, гомонила толпа, и атмосфера казалась какой-то даже праздничной. Начал накрапывать, но быстро прекратился дождик. Расия деловито топотала впереди, с интересом озираясь по сторонам и собирая любопытные взгляды в ответ. На Рикону по-прежнему никто не обращал внимания, и она понемногу расслабилась, купаясь в восторге слияния с новым неизведанным миром.

В одном небольшом скверике она вдруг увидела нечто знакомое. Девочка даже остановилась на месте и поморгала, пытаясь отогнать наваждение. Она всматривалась так, что внезапно сработало телескопическое зрение, из-за чего она потеряла равновесие, запнулась на ровном месте и с трудом удержалась на ногах. На тумбе рядом с группой перебрасывающейся мячом молодежи важно восседал шестилапый сине-белый зверь с двойными вертикально-щелевидными зрачками широких выразительных глаз. Он внимательно наблюдал за играющими и время от времени издавал высокие трели. Очевидно, они имели какое-то отношение к игре, потому что после каждого сигнала стоящий в центре менялся с кем-то из круга, а зверь черкал на белом блестящем листе толстой палочкой (фломастером?), зажатой в передней левой лапе. Какое-то время Рикона, приоткрыв рот, наблюдала за ними.

— Раси, — почему-то шепотом спросила она, — а ведь там парс, да? На тумбе сидит?

— Парс, — согласилась Расия. — Только не тот, что на Текире, он игрушка, прототип, в свое время принадлежавший Карине Мураций. И даже не из тех, что в Сайлават через псевдопорталы проходят, там они просто элемент декораций. А сейчас ты смотришь на микродрона вроде моего нынешнего тела. Он спутник, которым награждают за успехи в учебе и прочие достижения. Только местные парсы тупые. У меня третья категория, а тот, похоже, еще и второй не достиг.

— Третья категория? — Рикона озадаченно посмотрела на подругу.

— Ну да. Потом объясню. Короче, в Академии-Си искинов поддержки в ускоренном темпе до третьего уровня развивают, а здесь у спутников только-только ограничение первым уровнем сняли.

— А… слушай, а полгода назад, когда я сюда в первый раз попала… ну, когда с туманными штуками драться пыталась… та девочка, Фуоко… у нее ведь такой же зверь, только цвет другой. И у мальчика Кириса, который с мотоциклом, тоже. Они оба хорошо учатся, да?

Расия внимательно посмотрела на нее и задумчиво почесала передней лапой за ухом.

— Нам идти надо, — сказала она, — до назначенного времени всего ничего осталось. Поговорим еще о той девочке, успеем, пока не до нее.

"Время, время, покажись!" — торопливо проговорила про себя Рикона, и на краю зрения всплыли цифры. Без восьми минут восемь. Она, оказывается, зевает по сторонам больше тридцати минут! А кажется, что только что прилетели…

— Далеко еще? — напряженно спросила Рикона, быстро шагая за резво затрусившей вперед подругой.

— Успеваем, если больше не отвлекаться.

Улицы переходили одна в другую. Чем дальше, тем больше по сторонам дороги тянулись широкие пространства, усеянные правильными рядами небольших саженцев. Судя по проложенным дорожкам, скамейкам и фонарям, когда-то саженцы вырастут в большие деревья, и на месте пустошей появятся настоящие парки. Но сейчас они выглядели как-то скучно и даже угнетающе. Тут и там посреди будущих рощ виднелись спортивные площадки, заполненные людьми. В свете ярких прожекторов они то ли играли, то ли тренировались. Рикона распознала лишь игру в большой теннис, на которую в Четырех Княжествах ее брала важная, но веселая бабушка Миованна, называемая слугами "ваша светлость", а сопровождавшими Рикону Мирой и Кансой — то "Цина", то "Мио".

Однако опасность опоздать отравила удовольствие от разглядывания окрестностей, и теперь Рикона смотрела больше на лису-подругу, чем по сторонам.

— Мы на месте, — наконец-то сообщила спутница.

Они как раз подошли к большому зданию — пятиэтажному, с огромными, по местному обыкновению, то ли окнами, то ли целыми стеклянными стенами, за которыми виднелись просторные комнаты. В комнатах тут и там в живописном беспорядке стояли столы с мягкими стульями, а за ними сидели десятки студентов. Кое-кто смотрел в большие плоские штуки, похожие на старые двумерные экраны на Текире, но большая часть читала книги — настоящие, бумажные, отвлекаясь на экраны, лишь чтобы что-то с ними быстро сделать. Над широкими прозрачными дверями тянулась надпись. Рикона сосредоточилась на ней — и поняла, что не понимает ровным счетом ничего. Символы оказались совершенно незнакомыми.

— А что здесь? — шепотом спросила она, присаживаясь на корточки и делая вид, что гладит лису. — Я не понимаю.

— А ты прочитай! — посоветовала Расия.

— Не могу, — буркнула девочка. — Я же не умею по-местному. Автоматический переводчик только разговор переводит.

— А ты разве не учила местный алфавит? — удивилась спутница. — Перед тем, как сюда отправиться?

Рикона нахмурилась.

— Ну, не до конца выучила, и что? — стараясь говорить пренебрежительно, отмахнулась она. — Я же не виновата, что там столько всего интересного! Я начинала, честно, только не совсем закончила.

— Если новый куратор влепит тебе штрафные баллы за неграмотность, я лишь поддержу, — фыркнула Расия. — Не совсем она закончила, тоже мне, занятая нашлась! Еще и врешь беспардонно — надпись не местными буквами и даже не текирскими, ты их точно не знаешь. Там написано "Grandan Bibliotekon".

"Большая библиотека", послышалось у Риконы в ушах, и на краю зрения мигнула белая точка: так переводчик обозначал язык под названием "эсперанто".

— А-а… — протянула она. — То-то я гляжу, что не местными…

— Артистка! — Расия снова фыркнула. — Меня, что ли, обмануть хочешь? Я тебя от учителей полтора года прикрывала и все твои приемчики наизусть знаю, забыла уже? Давай за мной, нас ждут.

Вслед за рыжей лисой, напрягшаяся до полной деревянности Рикона прошла сквозь самостоятельно разъехавшиеся двери в небольшой холл. Рядом с маленьким низким бассейном с проточной водой стояли две огромные корзины c мягкими шлепанцами: одна — наполненная до самого верха, а вторая почти пустая. Над ними висели две таблички. Что на них написано, девочка тоже не поняла. Обе стены холла до самого верха занимали решетчатые полки, уставленные разнообразной обувью.

— Сними сандалии, поставь на полку, надень тапки из левой корзины, — подсказала Расия, снисходительно глядя на ее растерянное лицо. — Здесь в библиотеке с бумажными книгами работают, уличная пыль им ни к чему. На выходе снимешь и бросишь в правую — их стерилизуют и опять выставят. Если придешь босиком, ополосни ноги в воде и надень тапки.

— А когда здесь закрывается? — спросила Рикона, поспешно переобуваясь.

— Никогда. Библиотека открыта круглосуточно — библиотекари-люди работают в три смены, а информационным терминалам и автоматическим системам выдачи вообще отдыхать не требуется. Учти на будущее: захочешь позаниматься не у себя в комнате — всегда можешь прийти сюда. Спать тебе почти не надо, в отличие от других, так что ночью здесь самое то — тихо и почти безлюдно, но с кем поговорить всегда найдется.

Перед тем, как пройти во внутренние двери, Рикона глянула на себя в ростовое зеркало. Ох, ничего не осталось от второго сержанта Академии Высокого Стиля! Облик щуплой девчонки с жидкими косичками и перепуганным взглядом, глядящей из зеркала, уверенности в себе не добавлял. Нужно расслабиться. Здесь друзья, здесь ректором добрая Карина Мураций, с которой Рикона разговаривала на Текире — так чего же она боится? Вряд ли новый куратор окажется строже госпожи Сиори или Грампы.

На негнущихся ногах вслед за деловито семенящей Расией она прошла через большой читальный зал (и опять все взгляды на лису, а на саму Рикону — ноль внимания) и оказалась в полутемном коридоре, где густой ковер на полу полностью скрадывал звуки. Перед одной из невзрачных деревянных дверей Расия остановилась.

— Нам сюда, — проинформировала она.

Рикона нерешительно постучала.

— Да-да, войдите! — глухо раздалось из-за двери на камиссе. Девочка робко потянула на себя дверь и заглянула внутрь.

— Можно? — робко спросила она — и лишь потом сообразила, что ее не поймут. Предупреждали же ее, что на Палле не говорят на общем! Однако тут же в глазу мигнула синяя точка, и она осознала, что ответила на той же камиссе. Обязательно нужно разобраться, как получается, что она отвечает на разных языках.

— Конечно. Заходи, — ответил ей голос, на сей раз отчетливо женский. С некоторым облегчением Рикона просочилась в щель — и оказалась в небольшой комнате. За столом, из которого на гибкой тонкой ножке торчала широкая доска, испещренная буквами и рисунками, сидели двое: взрослая, но не очень пожилая тетка и… Рикона сразу узнала девушку, встреченную на набережной полгода назад. Фуоко. Ее зовут Фуоко Винтаре, а настоящая, но тайная в Университете фамилия — Деллавита. Рикона узнала ее, несмотря даже на то, что верхнюю часть головы и половину лица скрывали бинты. И рыже-бело-зеленого шестилапого зверя, с надменным видом развалившегося на столе под доской с буквами, она тоже не забыла бы никогда.

— Докладывает второй сержант… — по привычке начала рапортовать Рикона, вытянувшись по струнке, но тут же осеклась. — Ой… то есть… я Рикона Кэммэй. Рада знакомству, прошу благосклонности.

Фуоко и тетка слегка озадаченно переглянулись, и Рикона снова обругала себя. Так на Текире со старшими здороваются. А как же здесь? Просто "здравствуйте"?

— Здравствуй, Рикона, — тетка поднялась. — Меня зовут Таня. Таня Каварова. Я твой новый куратор. Рада видеть тебя в добром здравии. Ты не устала после… э-э, перелета?

— Нет, госпожа Таня… — на Текире, как и в Сайлавате, принято обращаться к людям по имени. А на Палле? Ведь читала же она что-то! Кажется, нужно полностью называть. — Нет, госпожа Таня Каварова. Я в порядке.

— Просто Таня. В таком случае рада приветствовать тебя на нашей планете. Познакомься также — Фуоко, — куратор полуобернулась к девушке у стола. Она тоже моя подопечная.

Фуоко вытащила из уха тонкий, почти незаметный проводок, замеченный Риконой лишь сейчас, и медленно поднялась. На ее лице держалось странное выражение — опасливое и в то же время напряженно-ожидающее.

— Мы знакомы, — произнесла она на кваре. — Мы… уже встречались во время Второго Удара. А-а… здравствуй, Рикона. Как ты… себя чувствуешь?

— Я чувствую себя хорошо, — фраза вышла совсем не такой, как Рикона хотела — сухой и формальной. — Спасибо за заботу.

— Рикона боится! — вдруг на том же кваре наябедничал пестрый шестилапый парс. Его голос казался высоким и пронзительным. — Все страшные, все кусаются, хочется под стол спрятаться! Бросьте в воду, чтобы расслабилась!

— Зорра! — Фуоко, повернувшись, показала парсу кулак. — По башке дам!

— Зорра хочет еще полетать! — парс с тяжелым глухим стуком спрыгнул на пол и подбежал к Риконе. — Сделай поле, как в прошлый раз! Зорра скажет спасибо и не укусит.

— Ка… какое поле? — от неожиданности даже заикнулась.

— Гравитационное! — нетерпеливо объяснил Зорра. — Между руками! Ты умеешь! Ку-ун!..

Последний звук парс издал, когда Фуоко, резко опустившись на колено, рукой придавила его холку к полу.

— Не обращай внимания, — слегка сконфуженно сказала она. — У нее чувство юмора слегка странное, и она не кусается… ну, друзей точно не кусает. Зорра, затихни!

"У нее"? Значит, парс — девочка?

— Точно, она не укусит, — прокомментировала черная лиса, и Рикона, на мгновение забывшая о подруге, снова вздрогнула. — Она еще глупая и неразвитая, в отличие от меня, но не настолько дурная. Между прочим, Рика, могла бы сама меня представить.

— А? Да, точно. Познакомьтесь — Расия, — Рикона церемонно указала на свою спутницу. — Она… э-э…

— Небиологический интеллект, третий класс, — лиса вдруг поднялась на задние лапы и отвесила церемонный поклон. У Тани и Фуоко синхронно округлились глаза. — Новый стажер-воспитатель школы и колледжа при университете "Дайгака". Моя коллега…

Расия опустилась на задние лапы и оглянулась на дверь. Та, неплотно прикрытая, приотворилась, и в щель просочилась рыжая лисица.

— Я Маюми, — сообщила она на камиссе, оглядывая присутствующих. — А лучше — Маю, так быстрее. Все то же самое. В определенном смысле слова мы с Раси довольно молоды, и наши собственные кураторы решили, что нам полезно набраться опыта в новом обществе. Временно мы ваши коллеги, госпожа Каварова. Кстати, ничего, если мы сразу на "ты" и "Таню" перейдем? Я Маю, она Раси, ты Таня. Ага?

— Да, конечно, — быстро откликнулась Таня. — Прошу прощения, для меня несколько необычно иметь дело с… небиологическими интеллектами. Раньше я лишь немного общалась с координатором и Дзии, главным медиком. Третий класс… боюсь, я не в курсе, о чем речь.

— Все просто, — черная лиса подошла к Зорре, по-прежнему выжидающе глядящей на Рикону, и пихнула ее лапой в бок. — Эй, многоножка, отвянь. Не до игр сейчас.

— Зорре скучно, — пожаловалась парса. — Рикона сердитая, играть не хочет. В прошлый раз играла!

— Наиграетесь еще, — Маюми еще раз пихнула Зорру в бок, и та почти с человеческим вздохом улеглась на пол и обиженно засунула нос под переднюю мышку. — Итак, озвучиваю версию для взрослых. Вот эта дурочка — неб второго класса, только-только за рамки первого вышла, насколько я ее публичную диагностику понимаю. Класс небиологического интеллекта определяется довольно сложными понятиями, связанными со способностью к логическому мышлению и осознанию взаимосвязей окружающего мира. Но если коротко, то первый класс — базовая функциональность с осознанием мира на уровне трех-четырехлетнего ребенка и большим количеством жестко заданных императивов первого уровня. Второй класс примерно соответствует подростковому возрасту, количество императивов первого уровня существенно сокращается, свобода воли увеличивается. Третий — уровень хорошо развитого и образованного человека с минимальным количеством жестких императивов. Повышение уровня с первого до третьего происходит по мере наполнения базы знаний об окружающем мире и формирования графов логических связей. Более высокие классы с уровнем самосознания не связаны и определяются в основном вычислительными мощностями и специализированными модулями, шкала логарифмическая. Нынешний координатор, например — неб седьмого уровня, способный полностью управлять технологическими аспектами цивилизации уровня паллийской. В общем, Таня, мы с Раси и ты — единственные зрелые личности в этой комнате, а остальные — мелочь пузатая. Особенно вон та.

Маюми мотнула мордой в сторону Риконы, и девочка прикинула, нельзя ли стукнуть ее чем-нибудь тяжелым. Стулом, например… Нельзя, блин. Не здесь, не при всех. Ну, дайте только наедине остаться!

— Ну почему же пузатая… — задумчиво произнесла Таня, явно оправившаяся от удивления. — По-моему, вполне стройная. Госпо… я хочу сказать, Маюми, но почему вы с Расией так выглядите? Обычно… ну, и координатор, и Дзии походят на людей.

— Потому что мы стажируемся в области обучения детей младшего и среднего возраста, — пояснила Расия. — Они гораздо легче идут на контакт и испытывают меньше ненужных эмоций при общении с животными, особенно с инопланетными. Возможно, позже мы задействуем человеческие маски, но пока что микродроны кажутся оптимальным решением.

— Ну что, знакомство завершено? — нетерпеливо спросила Маюми. — Если да, то я побежала дальше город исследовать. Потом еще поболтаем. Таня, имей в виду, твоя новая подопечная просто обожает сдирать домашку и прогуливать уроки. Если что, ее можно ремнем по заднице. Телосделано из обычного дрона, повредить его нельзя, а воспитательный эффект неплохой, поскольку болевые пороги — стандартные человеческие.

Она показала возмущенно зашипевшей Риконе кончик длинного красного языка, увернулась от пинка, который девочка все-таки попыталась ей отвесить, и выскочила наружу.

— Я, пожалуй, тоже пойду на прогулку, — черная лиса ухмыльнулась зубастой пастью. — Таня, если появятся какие-то вопросы, связаться с нами через любой терминал можно мгновенно, контакты тебе отправлены. И в гости мы станем забегать регулярно. Однако я вижу, что у тебя есть какой-то неотложный вопрос прямо сейчас?

— Да нет, просто любопытство, — быстро ответила Таня. — Вполне можно и потом.

— А почему не сейчас?

— Ну… извиняюсь за назойливость, но я хотела спросить, зачем вам что-то изучать? У нас на Палле до Первого Удара делали компьютеры. Я их не помню, совсем девчонкой была, но, говорят, в них просто копировали все, что нужно… Но если отвечать долго, то не надо.

— Есть два метода формирования индивидуальной личности небиологического интеллекта, — пояснила Расия. — Первый — действительно скопировать готовую базу знаний или же дать к ней прямой доступ. Метод позволяет формировать клон базовой личности практически мгновенно, но опасен распространением ошибок и стереотипов при восприятии мира. Альтернативный метод — позволить новому небу самостоятельно сформировать свою базу с нуля. Скорость формирования личности гораздо ниже, но зато случайные ошибки не дублируются, а совокупная для страты картина окружающего мира становится гораздо богаче. В наше время в чистом виде оба метода не применяются. Новая личность частично получает некоторый набор знаний, а часть формирует сама. Разные технологические школы используют разные процентные соотношения императивного и приобретенного, а мы с Маюми, как и прочие небы поддержки, рождены в рамках нового подхода — с минимальной исходной базой. Мы способны обмениваться данными и впечатлениями друг с другом и с другими небами, но в целом сами по себе.

— Спасибо, понятно, — кивнула Таня. — Тогда я больше приставать не стану. Нужно Рикону устроить и в курс дела ввести.

— Хорошо. Рика, если что, ты помнишь, как с нами связаться.

Лиса снова поднялась на задние лапы, церемонно поклонилась, разведя передними и взмахнув в воздухе шикарным пушистым хвостом, опустилась обратно на все четыре и выскользнула из комнаты.

— Поняла, как надо? — назидательно, если Рикона правильно поняла интонацию, спросила Фуоко у Зорры на кваре. Парса вытащила нос из-под мышки и презрительно фыркнула.

— Зануда! — отрезала она. — Обе зануды. Палека на них натравить!

— Палека? — удивилась Рикона. — Палек Мураций? А он что, здесь появляется?

— Пусть только появится! — Фуоко заметно передернулась. — Я ему покажу, как людей в воду бросать! А… не обращай внимания, Рикона. У нас свои счеты. Ты что, его видела? И что?

Девочка молча поежилась и возвела глаза к небу.

— Значит, когда появится, вместе его поймаем, — Фуоко улыбнулась, и Рикона вдруг поняла, какая у нее хорошая открытая улыбка, несмотря даже на закутанную бинтами голову.

— Кто кого поймает… — пробормотала Таня на камиссе — тихо, но переводчик уловил. — Так, девочки, ну-ка, сядьте.

Она показала на стулья возле стола. Рикона робко подошла к одному и напряженно села на краешек. Фуоко опустилась напротив и тут же сунула в ухо проводок от стола. Таня опустилась на корточки.

— Рикона, — сказала она, — ты только что появилась в нашем мире, мы только что познакомились и еще не поняли толком, как обращаться друг с другом. Я ничего не знаю о жизни на других планетах. Но меня назначили твоим куратором Карина и Яна Мураций. Наверное, они знают, что делают. Я постараюсь подружиться с тобой и помочь освоиться в Университете. Однако как твой куратор я должна прямо сейчас задать вопрос, который, возможно, покажется нескромным и неприличным. Заранее извиняюсь за нахальство, и не отвечай, если не захочешь. Договорились?

Рикона растерянно посмотрела на нее, потом неуверенно кивнула.

— Мне сказали, что ты… умерла однажды. Что тебя долго реабилитировали… восстанавливали и развивали личность… я не знаю, о чем речь, но это правда?

Рикона съежилась. Ее предупреждали, что о прошлом следует говорить как можно меньше, и уж точно ни в коем случае нельзя упоминать про смерть и преждевременное сатори. Но если Таня спрашивает вот так, в упор… Она быстро глянула на Фуоко.

— Мне дэйя Яна Мураций тоже говорила, — правильно истолковала ее нерешительность та. — Однажды… в общем, я влипла в небольшую историю, и дэйя Яна мне мозги прочищала. Я, как дура… Неважно. Я тоже знаю.

— Я не помню, — тихо сказала Рикона, автоматически отметив, что на сей раз говорит на кваре. — Совсем ничего не помню. Какие-то отрывки воспоминаний… ничего связного. Я еще недавно считала, что в самом деле являюсь мещанкой из графства Цветов… центральное графство у нас в Сайлавате, в нем столица Цетрия и Академия Высокого Стиля, где я училась. Мне говорили, что я стану Защитницей, отправлюсь в Приграничье сражаться с монстрами… а потом меня отправили сюда на призовую экскурсию. Мы с… Фуоко встретились на набережной, потом появились ваши местные чудовища… как их…

— Волюты, — подсказала Фуоко. — Такие вытянутые спиральные клочья тумана.

— Да. Я попыталась их отогнать своим Щитом — он у вас появляется без авторизации, а потом… в общем, я страшно перепугалась, а вскоре после того, как пришла в себя, начались видения. Картинки из другого мира. Госпожа Клия… она наш врач, сказала, что у меня случилось самопроизвольное сатори, ложные воспоминания начали разрушаться, и… Я до сих пор не очень понимаю, что вокруг реальное, а что нет. Мне сказали, я в бассейне поскользнулась, головой о бортик ударилась и утонула, а откачать не сумели. Может, и в самом деле так, но я не помню. И прошлого, реального прошлого, тоже не помню.

— Понятно, — задумчиво кивнула Таня, поднимаясь. — Печальная история. Ну ничего. Главное, что ты жива сейчас. Госпожа Яна Мураций сказала, что у тебя… есть неизбежные в таком состоянии особенности психики, из-за которых ты медленно усваиваешь материал. С другой стороны, они в значительной степени компенсируются твоими уже развитыми способностями. Я еще не понимаю, как к тебе лучше подступиться, но главное знаю: нужно учиться, учиться и еще раз учиться как можно упорнее. Лишь так ты сможешь развивать свой ум. И ты уж прости, — куратор широко ухмыльнулась, — но я намерена лечить тебе мозги по полной программе. На легкую жизнь не надейся. Без обид, ага?

— Так точно, госпо… Таня! — Рикона вскочила на ноги и вытянулась по стойке смирно. — Я понимаю.

— Ну, вот и замечательно. И еще один важный момент. Фучи! — куратор повернулась к Фуоко.

— Ага, — кивнула та. — В общем, Риса… то есть ректор Университета считает, что я виновата в случившемся с тобой. Ну, не то чтобы виновата, но связана… Тьфу. Короче говоря, меня попросили тебе помогать на первых порах. Присматривать, чтобы ты по незнанию в неприятности не вляпалась. Нашли, конечно, кого просить…

Она нервно провела рукой по бинтам.

— У нас в Ставрии такое называется "взять шефство", — сказала Таня. Последние слова она произнесла на камиссе, но тут же опять переключилась на катару. — Рикона, я понимаю, что кажусь тебе ужасно старой и занудной, и что ты не со всякой проблемой ко мне придешь. Но Фуоко всего года на два с небольшим старше, вы общий язык найдете. У нее тоже талант… — куратор искоса глянула на Фуоко, и та, покраснев заметно даже под загаром, опустила голову. — …находить приключения на свою голову. Утешают лишь заверения, что тебе ничего не грозит ни при каких обстоятельствах. Даже если твое тело полностью разрушится, как я понимаю, тебе просто дадут новое. Ты, значит, специалист по уничтожению чудовищ? Ну, а Фуоко просто обожает их призывать, так что присматривай за ней. Взаимное шефство получается, так сказать.

— Войнушка! — тявкнула Зорра. — Фуоко зовет волют, Рикона их прогоняет! Класс! Хочу посмотреть!

Фуоко ловко дотянулась до нее, едва не потеряв торчащий из уха проводок, и дернула за ухо. Парса недовольно тряхнула головой и отбежала на несколько шагов.

— Договорились? — Таня обвела подопечных взглядом. — Вот и здорово. Так, теперь программа действий на ближайшие пару часов. Во-первых, Рикона, у тебя прямо сейчас запланирована экскурсия по библиотеке. Бумажные книги тебе привычны, и наверняка интересно посмотреть, как их у нас хранят и обрабатывают. Фучи, хочешь присоединиться?

— Ну… — Фуоко заколебалась. — А долго? У нас с Киром планы на вечер. У Каллавиро тренировка по ринье уже закончилась, он меня ждет.

— Минут двадцать, не больше. Идешь? В принципе, пока Библиотека еще в новинку, групповые экскурсии для желающих каждый день водят, так что не обязательно. Или хотя бы Зорру оставь, она нужна как переводчик.

— М-м… Зорру-то ладно… А пойду! Чтобы потом специально сюда не возвращаться — Таня, я же серьезно насчет острова говорю!

— Замечательно. В смысле — замечательно, что серьезно, но идею я по-прежнему считаю глупой. Потом еще обсудим, наедине. В общем, идем на экскурсию, а затем — в твое, Фучи, общежитие. Там один студент давно просил перевести его поближе к друзьям. На прошлой декаде новый корпус общежития сдали, так что просьбу удовлетворили, и комната освободилась. Теперь Рикона станет жить там, совсем рядом с тобой, только на четвертом этаже. План ясен? Тогда вперед, на экскурсию.

Вслед за Таней Рикона вышла в коридор, прошла по нему в противоположную от входа сторону и по лестнице поднялась на второй этаж. Трехцветная Зорра бежала впереди так уверенно, словно знала дорогу (а может, и действительно знала — пойди ж их разбери, парсов второго уровня). Наверху, в таком же невзрачном коридоре, куратор постучала в дверь кабинета и открыла ее.

— Добрый вечер, Ойха-атара, — сказала она на катару, но тут же переключилась на кваре. — Мы пришли на экскурсию, как и обещали. Проводите?

Пожилая бабка лет сорока или даже пятидесяти на вид поднялась из-за рабочего стола, за которым сосредоточенно изучала в лупу какую-то потрепанную книгу с неровно пожелтевшими страницами. Носила она серое местное платье до пят, с косыми застежками и широкими рукавами, черные волосы, забранные на затылке в узел, протыкала длинная серебристая заколка, а от уха в стол тянулся тонкий черный проводок. Бабка улыбнулась, и от ее глаз побежали лучики морщинок.

— Здравствуй, Таня-тара, — сказала она на камиссе, но сразу же тоже перешла на кваре. Видимо, что у нее, что у Тани познания в родном языке собеседника ограничивались приветствиями. Кстати, что такое "тара" и "атара"? Невидимый переводчик эти слова оставил неизменным. — Я вижу, ты привела свою ученицу… даже двоих.

— Да, мы здесь, — куратор кивнула. — Познакомьтесь: Фуоко Винтаре и Рикона Кэммэй. Обе очень хотят посмотреть, как библиотека устроена внутри. Фучи, Рикона, познакомьтесь: Ойха Караико-атара, главный специалист отдела редких книг. Ойха-атара — одна из немногих женщин на Могерате, завоевавшая уважение в мужской профессиональной среде. Она здесь по временному контракту, ее никак не могут уговорить остаться постоянно, так что успевайте спрашивать.

— Университет без меня не развалится, — покачала головой Ойха. Говорила на кваре она медленно, с паузами, видимо, подбирая слова. — Особенно с учетом, что бумажные книги для паладаров, скорее, развлечение, чем необходимость. А вот моя библиотека в Мисакити пропадет. Однако же, Таня-тара, мы говорим не о том. Ты решила проблему с переводом? Или ты решила подвергнуть себя и девочек испытанию моим кваре?

— Конечно. Вот наш переводчик, — Таня указала на парсу. Та искоса взглянула на нее снизу вверх и приподняла перед туловища, свесив передние лапы вдоль тела.

— Зорра классный переводчик! — важно согласилась она на кваре. — Зорра полиглот! Здравствуй, мир! Здравствуй, мир! Здравствуй, мир! — повторила она на камиссе, катару и кваре. — Saluton, mondo! — добавила она на языке, определенном индикатором в глазу как эсперанто, но на общий почему-то не переведенном.

— Интересно, — библиотекарь задумчиво посмотрела на Зорру. — Я видела инопланетных зверей на улице, но не знала, что они настолько умны.

— Она не зверь, Ойха-тара, — Фуоко наклонилась и потрепала парсу по голове. — Она — небиологический интеллект и большая умница. Кир… мой друг, рассказывал, что она очень помогала с переводом в… ну, во время одной экскурсии в Шансиму.

— Хорошо. Тогда я перехожу на катару, а ваша спутница пусть переводит на кваре. Или на камиссу?

— На кваре, — сказала Таня. — Фуоко пока не очень хорошо владеет камиссой. А катару она предпочитает изучать экспресс-методом погружения в естественную языковую среду. Интересный метод, но побочные эффекты — вроде поцарапанной физиономии — слегка напрягают.

Куратор ехидно ухмыльнулась, и Фуоко отвернулась с обиженным и одновременно виноватым выражением лица — той его части, что не скрывали бинты. Ойха глянула на Таню с таким же недоуменным выражением, что и Рикона, но развивать тему не стала.

— Договорились. Тогда идите за мной.

Бабка вытащила из уха проводок, как-то ловко утянувшийся в столешницу, и вышла в коридор. Остальная компания последовала за ней.

По неярко освещенным коридорам, устланным глушащими шаги коврами, они прошли в дальнюю часть библиотеки. Библиотекарша шагала быстро и упруго, вовсе не как старуха. Впрочем, и в Академии преподаватели такие же старые, а госпожа Сиори вообще древняя старуха, ей лет сто, но тоже сильные и ловкие, настоящие Защитники. Наверное, не всегда старость и дряхлость идут рука об руку…

За очередным поворотом коридора их встретила невзрачная деревянная дверь с большой блестящей табличкой. Прочитать ее Рикона, конечно, не сумела, а спрашивать других постеснялась. Ойха остановилась и сделала торжественный жест рукой.

— Добро пожаловать в сердце нашей библиотеки! — сказала она на катару, и Зорра повторила за ней то же самое на кваре.

Она толкнула дверь, и та бесшумно отворилась.

С замиранием сердца Рикона шагнула через порог вслед за Таней. Она ожидала увидеть что-то похожее на библиотеку в Академии Высокого Стиля: огромный зал, уставленный книжными стеллажами; на цыпочках перемещающиеся служители в длинных робах; душная торжественная тишина, почти не нарушающаяся благоговейными шепотками кадетов, выбирающих нужный том; толстенные ковры, глушащие шаги; солнечные лучи, бьющие через высокие витражные окна разноцветными полосами в пыльном воздухе… Разумеется, Большая Библиотека должна оказаться раз в десять, а то и в сто больше, и солнечные лучи по вечернему времени увидеть нельзя, но в остальном — разве могут книги храниться иначе?

Вместо того ей в лицо ударил поток свежего воздуха и яркого холодного света. Подошвы тапочек шкрябнули по частой металлической решетке, заменяющей пол, и такая же решетка, лишь чуть более редкая, преградила путь, отрезая узкую галерею по периметру стены от огромной бездонной шахты. Что-то большое и стремительное мелькнуло за решеткой с едва слышным гулом, сотрясая пол и стены вибрацией, и Рикона, ошарашенная, как ударом по голове, отступила назад. Ее лопатки уперлись в захлопнувшуюся позади дверь. Она стиснула кулаки, борясь со внезапным приступом паники.

— Рикона боится! — раздался снизу резкий насмешливый голос Зорры. — Хватайте, а то убежит!

На плечо легла рука, и Рикона вздрогнула.

— Что-то не так? — встревоженно спросила Таня, заглядывая в глаза.

— Нет, все нормально… — откликнулась та, набирая воздуху в грудь и задерживая дыхание. Несколько секунд спустя девочка, впрочем, сообразила, что делает глупость и выпустила воздух. Какой смысл, если дыхание у нее теперь чисто декоративное? — Я в порядке, Таня. Просто… неожиданно.

— …просто неожиданно, — эхом донеслось снизу на катару. Похоже, Зорра вспомнила о своей роли и добросовестно переводила для госпожи Ойхи.

— Да, для многих внутреннее устройство Библиотеки оказывается необычным, — согласилась Ойха, выслушав перевод. — Люди привыкли к традиционным библиотекам с книжными полками и стремянками на колесиках. Однако чем больше книг, тем сложнее их хранить и обрабатывать. Библиотека только что открылась, но уже сейчас здесь более пятидесяти тысяч томов, и, насколько я в курсе планов паладаров, они собираются собрать не менее десяти миллионов. Значительная их часть — десятки, а иногда и сотни одинаковых копий одного издания, вроде учебников по разным предметам, но и уникальных экземпляров тоже очень много. Их просто невозможно обработать традиционными методами. Но давайте по порядку.

— …по порядку, — закончила Зорра на кваре.

— Итак, перед нами — основной транспортный блок, — Ойха показала рукой на шахту. — Он пронизывает все здание от подвалов до чердака. В нем ходят двенадцать лифтов, перемещающих книги между читальными залами, стойками выдачи, хранилищами и отделом сканирования. Решетчатые полы и стены обеспечивают правильную циркуляцию воздуха, благодаря чему во всем книгохранилище поддерживаются оптимальные температура и влажность, а также минимальная запыленность. Идите за мной.

Ойха двинулась по узкому проходу между решеткой и нормальной стеной. В шахте чуть в стороне навстречу друг другу мелькнули еще две массивные штуки, и пол опять слегка задрожал.

— Здание имеет четыре этажа над поверхностью почвы и еще шесть — ниже ее. Оно специально спроектировано так, что способно выдержать сильные землетрясения с последующими цунами, не разрушившись и не допустив воду к книгам, — на ходу продолжала библиотекарша. — Даже транспортный блок сделан так, что полностью демпфирует вибрации от лифтов, изолируя от них основные хранилища. Проект библиотеки разработали совместно инженеры Ванек Кучинов из Ставрии, Маттео Дранца из Кайтара и паладар Палек Мураций…

— Палек? — почти хором переспросили Таня, Рикона и Фуоко.

— Ну да, — с недоумением откликнулась библиотекарша. — Насколько я знаю, Палек Мураций-атара — широко известный в своем мире инженер с большим опытом проектирования и строительства в сейсмоопасных зонах. Не то чтобы в Хёнконе и вообще на Могерате часто происходили землетрясения, но паладары хотят перестраховаться от любых случайностей — вроде того, что случилось во время Удара. Не могу сказать, что осуждаю их за такой подход.

Вот это да… Белобрысый чокнутый Палек с его идиотскими шуточками, полудемон и фертрат королевы, гроза кадетов Академии Высокого Стиля и графов Сайлавата, постоянно рядящийся в маску тощего шкодливого подростка — широко известный опытный инженер? Рикона тряхнула головой и отложила мысль на дальнюю полочку, чтобы обдумать потом. Судя по ошеломленным лицам Тани и Фуоко, их мысли текли примерно в том же направлении.

Впрочем, Палека она быстро забыла. Бабуся-библиотекарь повела их через залы хранилища. От каждого из них в сторону шахты вели конвейеры — один приносил книги из лифта, другой уносил их туда. Точнее, сами книги Рикона увидеть не успела: они находились внутри непрозрачных плоских коробочек из гладкого темного материала, называвшегося, как она усвоила по Текире, "пластиком". Коробочки испещряли строчки незнакомых пока местных символов, крупных и мелких, а также прямоугольнички, заполненные множеством узких и широких полосок и квадратиков. Полки тоже выглядели не полками, а бесконечными стенками с прорезями, куда большая железная рука, ездящая на такой же железной раме, запихивала прибывающие коробочки с книгами.

— Каждая книга хранится в индивидуальном контейнере, помеченном как компьютерным кодом, так и названием, — рассказывала Ойха. — Контейнер герметичен и негорюч, так что пожара в Библиотеке можно не опасаться. Основной режим работы книгохранилищ — компьютеризованный. Все вокруг подключено к вычислительному комплексу "Лавина", произведенному в Кайтаре и снабженному программным обеспечением паладаров. Хотя нынешние компьютеры гораздо примитивнее и слабее, чем до Первого Удара, новейшие разработки позволили достичь быстродействия, достаточного для наших задач. В каждый манипулятор встроен лазерный считыватель кода, так что система сама знает, куда какие книги размещать. Но на случай катастроф наподобие той, что случилась четыре декады назад, предусмотрено ручное управление. Даже если полностью отключится компьютерная система контроля, отдельный зал отведен под бумажный каталог, автоматически поддерживаемый в актуальном состоянии. Скажи мне, Рикона-тяма, ты знаешь, зачем нужен каталог?

— Что такое "каталог"? — от неожиданности ляпнула Рикона. Внутренний переводчик транслировал слова библиотекарши гораздо быстрее, чем успевала Зорра, и Таня не успела бы среагировать, даже если бы захотела. Девочка тут же обругала себя за несдержанность, но было уже поздно.

— О, ты говоришь на катару? — удивилась Ойха. — Не похоже, что ты с Могерата — и одежда неподходящая, и произношение… хм, странное. Откуда ты приехала, Рикона-тяма?

На катару? Рикона попыталась понять, каким образом она переключилась на новый язык, и не смогла. Само как-то вышло. Она глянула на Таню с Фуоко, но те лишь молча смотрели на нее.

— Я приехала издалека, великолепная госпожа, — неуверенно ответила Рикона. "Атара", уловило ее ухо в конце фразы, произнесенной ее губами. Ага, вот как? — Я… иностранка…

А надо ли врать? В конце концов, она и не должна скрывать, что родилась не на Палле, верно?

— Я из другого мира, великолепная госпожа, — закончила она. — С другой… а-а, планеты. Но я не паладар и мало что знаю, — поспешно добавила она. — Я здесь, чтобы учиться.

— С другой планеты? — глаза библиотекарши расширились. — Я потрясена, тяма. Карина Мураций-атара лично говорила с каждым сотрудником Библиотеки, но она — единственная Чужая, с которой я встречалась.

Она внимательно оглядела Рикону с головы до ног и задумчиво покивала:

— Да, никогда бы не подумала. Впрочем, боэй тоже от людей почти не отличишь. Приношу извинения, тяма, мне не следовало так пялиться. Вернемся к нашему предмету. Итак, тяма, каталог — такое место, где хранится полный список вещей, книг в нашем случае. В нем содержатся сведения о названии и авторах, месте и годе издания, аннотация и так далее. Основная проблема каталога, однако — система классификации. Конечно, можно сортировать книги по авторам или названию, но так невозможно найти, например, все книги по какой-то нужной теме или произведения забытого автора. Поэтому приходится придумывать, как их объединять в группы по какому-то признаку для ускорения поиска. Основная проблема в том, что разбиение может проводиться самыми разными способами — например, по жанру или направлению, году выпуска, стране… В компьютерном каталоге можно искать по девяти разным системам, но в бумажном виде они займут слишком много места, так что на бумагу переносятся лишь две основных…

Следующие двадцать минут Ойха водила их между стеллажами и конвейерами. Рикона с изумлением наблюдала, как из поднявшегося лифта на конвейерную ленту по очереди высыпаются книги в коробках, как коробки словно сами собой перекатываются по роликовым столам на другие ленты, отходящие в стороны, как гигантская железная рука, катающаяся по рельсам под решетчатым потолком, подхватывает их с лотков и уносит куда-то вдаль…. Людей поблизости не замечалось. Хотя Ойха и продемонстрировала, как можно управлять такой рукой с небольшого пульта с множеством кнопок, рукояток и циферблатов, умные машины справлялись самостоятельно. Потом библиотекарша сводила их в зал с бумажным каталогом (море шкафов с выдвижными ящиками, заполненными картонными карточками) и подвела к окну из коридора в большую комнату, где мужчина в белом халате, такой же шапочке и больших очках сосредоточенно переворачивал страницы большого потрепанного фолианта, лежащего под непонятной нависающей штукой. Как пояснила Ойха, каждую книгу, попавшую в библиотеку, паладары переводили в электронный вид (здесь Рикона ее не поняла, но решила оставить вопросы на когда-нибудь потом). Основная масса книг проходила через механические сканеры, но некоторые, особо старые и хрупкие, приходилось обрабатывать руками.

— Ну и, разумеется, что могут люди, делают люди, — заключила рассказ библиотекарша. Таня и Фуоко задумчиво покивали, словно знали, о чем речь, а Рикона лишь вздохнула. Она только-только коснулась чужого мира, а голова от разнообразных непонятностей уже идет кругом.

По завершении экскурсии Ойха проводила их до выхода и попрощалась. Она выглядела так, словно хотела о чем-то спросить, но воздержалась. Рикона втайне испытала благодарность — девочка чувствовала себя не в своей тарелке, и ей страшно хотелось забраться куда-нибудь в уединенное темное место и просто бездумно полежать, пусть даже на голой земле.

— Ну что, впечатлилась? — спросила Таня, когда они втроем шли по бульвару. Народу вокруг, кажется, стало еще больше, отовсюду доносились веселые голоса, смех, крики. Рикона молча кивнула. Большая Библиотека и в самом деле произвела на нее неизгладимое впечатление. Она много чего успела повидать на Текире, но тамошняя жизнь производила впечатление волшебной сказки: нажала кнопку — и включилось одно, хлопнула в ладоши — и сработало что-то другое… Наверное, так маги Сайлавата используют волшебные жезлы: чудо срабатывает, но как и почему, никто не знает. Здесь же все выглядело куда более грубым, менее изящным — и более знакомым. В Сайлавате она никогда не видела таких больших машин, как в Библиотеке, но, тем не менее, чувствовала, что инженеры северных графств наверняка быстро разобрались бы в них. И такое чувство доступности делало грандиозность огромного книгохранилища куда более понятной и осязаемой, чем загадочные чудеса Текиры.

— Кстати, ты на каких языках говорить умеешь? — осведомилась Фуоко. — Вроде бы на трех основных, я слышала? А на цимле можешь?

— Не знаю, — тихо ответила Рикона. У нее начала кружиться голова, лучи фонарей вдруг принялись искриться и преломляться, словно через призмы. Мир стал зыбким и ненадежным, и она попыталась овладеть собой. Что происходит? — У меня… само как-то получается.

— То есть ты не прилагаешь сознательных усилий? — заинтересованно спросила Таня.

— Ну… я просто отвечаю, и губы сами говорят. А когда кто-то говорит, мне словно в ухо кто-то шепчет на общем… на моем родном языке.

— Как интересно, — Таня почесала кончик носа. — Фуоко тебя спросила на кваре, и на том же языке ты ответила. Я произнесла фразу на камиссе — и ты переключилась на камиссу. Ну-ка… — Она сосредоточилась. — Как ты думаешь, сегодня хорошая погода? — медленно и раздельно произнесла она на катару. — Ответь.

— Не очень хорошая… — Рикона почувствовала, что ее начинает шатать. Взять себя в руки не удавалось, и фонари искрились все ярче. Людские голоса отдавались в ушах многократным эхом.

— Точно! — радостно воскликнула Фуоко. — А если на катару говорить, то отвечает на катару. Видимо, автоматический переводчик определяет, на каком языке к тебе обратились, и сам на него переключается. Таня, ты гений!.. Эй, Рикона, что с тобой?

Девочка почувствовала, что земля уходит из-под ног. Она взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, но мир вокруг кувыркнулся и погас.

Несколько секунд она висела посреди огромного абсолютно черного нигде. Все чувства отключились, и лишь ее сознание, спокойное и сонное, плавало в блаженном океане безбрежной пустоты. Потом вокруг начал разгораться мягкий желтый свет.

— Рикона Кэммэй! — позвал мужской голос. — Я знаю, что ты меня слышишь. Произнеси что-нибудь.

— Раз, и два, и три, четыре, толстый кот живет в квартире… — ее губы не шевелились (или она просто их не чувствовала), но слова детской считалки рождались где-то внутри и заполняли мир своими звуками. — Пять, и шесть, и семь, и восемь, мышь поймать кота попросим…

— Достаточно. Рикона Кэммэй, я координатор, — голос, казалось, по-доброму улыбался, и Рикона сонно улыбнулась в ответ. — У тебя началась внезапная информационная перегрузка, и тебя временно отключили от дрона и вообще от рецепторов окружающего мира. Меры уже приняты, стабильность твоей психоматрицы восстановлена. Однако временно придется ограничить автоматический переводчик: как выяснилось, именно он перегружает тебя сильнее всего. Ты сможешь общаться на кваре и камиссе, они в Университете наиболее распространены, но катару, цимль и эсперанто поймешь, только если переведет какой-нибудь человек. Сейчас тебя подключат обратно. Приготовься, ты снова возвращаешься на Паллу.

Мир снова погас, а когда вернулся, она обнаружила, что сидит на скамейке в окружении кустов незнакомых растений. Одна веточка с мелкими, словно расплющенными листьями, неспешно колебалась перед левым глазом. По дорожке перед скамейкой прошла компания студентов: и парни, и девушки в одних шортах, тела покрыты разноцветной раскраской. Они переговаривались и смеялись."…можно на Пиратский пляж, там новое кафе…" — поймался обрывок фразы. Небольшая лохматая собака неопределенной масти семенила чуть сбоку — и Рикону ожег внимательный взгляд ее глаз с двумя вертикальными щелевидными зрачками.

Девочка повернула голову, пытаясь сообразить, где находится и что делать дальше. Таня и Фуоко сидели на той же скамейке, тихо разговаривая, а трехцветная шестиногая Зорра устроилась на асфальте у их ног.

— Все в порядке? — спросила Таня, заметив движение.

— Не знаю… А… что случилось?

— Ну, ты внезапно упала на землю, потом встала со стеклянными глазами, подошла к скамейке, села и замерла. И на вопросы не отвечала. Координатор передал через Зорру, что случился технический сбой.

— Сбой, сбой! — тявкнула Зорра. — Информационная пер-регрузка! Глупый переводчик заездил мозги! Психоматрица дестабилизировалась! Три языка отключены, два оставлены! Взять за шкирку, утащить домой, и в постельку, в постельку! Идем, идем, идем!

Парса вскочила на ноги и нетерпеливо запрыгала вокруг скамейки. Фуоко и Таня переглянулись.

— Рикона, ты можешь идти? — озабоченно осведомилась куратор. — Я не совсем понимаю, что происходит, но можно вызвать транспортный дрон.

Девочка поморгала. Искрение фонарей и гулкость звуков ушли вместе с нерезкостью мира. Она осторожно поднялась, и ее качнуло. Она поспешно опустилась обратно.

— Словно голова кружится, — виновато пояснила она (внутренний переводчик послушно переключился на камиссу). — Я еще немного посижу, и пойдем, ладно?

— И все-таки, может, дрона?.. — Таня наклонилась и заглянула в глаза.

— Привет! — раздался хрипловатый мужской голос на катару. — Фучи, я тебя повсюду ищу. Ты куда делась?

К скамейке подошел странно знакомый парень — большой, с накачанными мышцами, перекатывающимися под кожей на плечах и груди, с угрюмыми, глубоко сидящими глазами под нависающим лбом. Выражением лица и движениями он напоминал уличного грабителя. Где-нибудь на улицах Цетрии Рикона постаралась бы обойти его стороной, и подальше, но здесь, в Университете… И вдруг пришло воспоминание: злополучная набережная перед дракой с местными монстрами — и этот парень на жутко тарахтящем и вонючем самокатящемся агрегате. Как его зовут? Кирис, да. И еще один шестиногий парс рядом, черно-белый, деловито семенящий рядом на всех шести лапах — его она тоже помнила.

— Привет, Кирис, — махнула рукой Таня. — Извини, но Фуоко я позаимствовала на сегодняшний вечер.

— Ффэ… — Фуоко сморщила нос. — Ты с тренировки? От тебя несет, как от лошади. Хоть бы помылся, что ли.

— В общагу вернусь — помоюсь, — парень пожал плечами. — Привет, кстати, — он глянул на Рикону. — Мы нигде не виделись раньше? У тебя физия знакомая.

— Дубина ты, Кир! — фыркнула Фуоко. — Помнишь, зимой на набережной с волютами сцепились?

— О, блин! Точно! — парень звонко хлопнул себя ладонью по лбу. — Тебя тогда волюты в пыль порвали, а нам после сказали, что ты домой вернулась. Значит, снова здесь? Надолго?

— Кирис Сэйторий! — официальным тоном сказала Таня. — Информирую, что, во-первых, Рикона Кэммэй здесь на долгосрочной учебе и, во-вторых, я ее куратор. В-третьих, она, как ты знаешь, с другой планеты, и с сегодняшнего дня Фуоко помогает ей адаптироваться. Если поможешь, скажу спасибо. А вот с другими о ней болтать не нужно.

— Да когда я болтаю? Привет! — парень хлопнул Рикону по плечу. Та инстинктивно съежилась, но, несмотря на его габариты и очевидную силу, шлепок вышел еле чувствующимся. Очевидно, он намеренно сдержался. — Рикона, значит?

— Можно Рика, — робко пискнула девочка. Наверное, он все-таки не бандит, и к маленьким и слабым не докапывается, в отличие от некоторых.

— Угу. Я помню, как ты драться пыталась. Ты молодец, но больше так не делай, лады? Мы уже по-другому научились. Фучи, что у нас насчет вечера?

— А? — недоуменно переспросила та.

— Ну, ты рвалась на остров отправиться. И с каналом поэкспериментировать хотела.

— Тьфу, совсем из головы вылетело! — Фуоко эмоционально ударила себя по голому бедру. Шлепок вышел звонким и, видимо, нерассчитанно-болезненным, потому что видимая из-под бинтов щека девушки слегка дернулась. — Кир, чуть позже, ага? У Рики проблемы с головокружением, она идти не может.

— Помочь? — деловито осведомился парень. Не дожидаясь ответа, он ухватил Рикону под плечо и дернул, попытавшись поднять. Рывок девочка ощутила, но ее тело, вопреки ожиданию, почти не сдвинулось с места. Зато Кирис потерял равновесие, покачнулся, сбалансировал и плюхнулся на скамью рядом с ней.

— Х-ходер… — пробормотал он (это слово внутренний переводчик тоже проигнорировал). — Ты что, тонну весишь?

— Кирис дебил, — с видом глубокого превосходства проинформировал черно-белый парс. — Большой, сильный и глупый. Вес дрона — двести пятьдесят катти. Пуп порвешь, Дзии в капсулу засунет, неделю лечить станет.

— Какого еще дрона? — ошеломленно пробормотал парень.

— Кир, у тебя точно тормозная жидкость в мозгах плещется, — Фуоко насмешливо уперла руку в бок. — Забыл, что живые существа через аномальную зону вокруг Паллы прорваться не могут? Тамошние законы физики кого угодно прикончат. Сама Рика где-то там, — девушка сделала неопределенный жест рукой в сторону несущихся туч, — а здесь только дрон, управляемый дистанционно. Такой же, как Зорра с Гатто. И как паладары. Рика, а как тебя тащить? Может, и в самом деле транспортного дрона вызвать?

— От зануды слышу! — огрызнулся Кирис. — И от дуры при том. Вызывать дрона, чтобы везти дрона?

— Почему нет? — Фуоко пожала плечами. — Или у тебя, гения, есть лучшее предложение?

Кирис пожал плечами.

— Некоторые принцессы-заучки очевидное видеть не умеют. Если у нее тело-дрон, зачем его вообще тащить? Все дроны в Хёнконе управляются координатором. Попросить его — он перехватит управление и отведет куда нужно.

— Координатор уже перехватывал управление, дубина! Раз вернул, значит, вмешиваться не хочет!

— Вы еще подеритесь! — насмешливо произнес знакомый голос. Рыжая лиса сидела неподалеку и ехидно ухмылялась зубастой пастью. — Получится научный диспут с применением ненаучных подручных средств.

— Оп-па! — с изумлением пробормотал Кирис. — А тут у нас кто, мелкий и ехидный?

— Маюми, крупный ты наш и занудливый. Для краткости можно "Маю", — лиса поднялась на задние лапы и изобразила нечто, похожее на книксен. — Лучшая подруга, между прочим, нашей ослабевшей птички. Расия решила, что я и в одиночку разберусь, а я вообще не понимаю, почему все дела бросила и сюда галопом прискакала. Координатор панику наводит, а я отдувайся! Я что, рыжая?

— Вообще-то рыжая, — хихикнула Фуоко. — Он Кирис, но ты на него внимания не обращай, поскольку он дурак.

— Эта штука тоже с другой планеты? — озадаченно спросил парень, проигнорировав подколку.

— Точно, дурак! — лиса вздернула нос. — Не хами, парниша, а то за задницу тяпну, неделю сидеть не сможешь. "Штуку" нашел, тоже мне! Я тебе не безмозглый спутник вроде ваших парсов, а полноценный неб третьего класса, и обижаться тоже умею. Хотя, конечно, грешно обижаться на убогих. Ну, и что делать собираетесь?

— Тихо! — Таня хлопнула в ладоши, обрывая синхронно раскрывших рот Фуоко и Кириса. — Кончайте базар. Рикона, судя по поведению твоей подруги, явно знающей куда больше меня, твоей жизни и… хм, здоровью, если можно так выразиться, ничего серьезного не угрожает. Значит, непрошенного вмешательства можно не ждать. Если совсем не можешь идти, я действительно вызову транспортный дрон, чтобы он отвез тебя к общежитию. Как ты?

Рикона осторожно поднялась. Хотя странная раскоординированность уже прошла, ее все еще чуть покачивало. Твердая рука Кириса поддержала ее под локоть, и девочка вдруг почувствовала, что может без особых усилий стоять. Для пробы она сделала шаг, потом другой.

— Я могу идти, — робко сказала она. — Я постараюсь больше не падать. Только… я вас всех задерживаю, да?

— Да чепуха! — отмахнулась Фуоко, беря ее под локоть с другой стороны. — Все равно мы с Киром в общагу идем, так что поможем.

— Дружеская выручка и взаимопомощь помогает совместно преодолевать трудности, — ехидно прокомментировала Маюми. — Чтоб вы знали: Рика в любой момент может отключиться от дрона и отправить его куда угодно в автономном режиме. А у нее самой в виртуальности есть личный кабинет, где она может хоть всю жизнь просидеть безвылазно. Но ей рекомендуется как можно дольше оставаться в человеческом теле, чтобы работала программа реабилитации.

— Реабилитации? — переспросил Кирис.

— Некогда мне с вами, пусть сама рассказывает. Вы все и так почти в курсе, так что вам можно. Только с другими не трепитесь, ясно? Особенно ты, здоровяк с куриными мозгами, с тебя станется сболтнуть по глупости. Ну, потом поболтаем. Пока-пока! — и лиса, взмахнув пушистым рыжим хвостом, сорвалась с места и шустро побежала по бульвару.

— Явилась, нахамила и исчезла! — Кирис возмущенно поглядел ей вслед. — Не знаю, из какого она класса и с какой планеты, но я ее еще поймаю!

— Поймал один такой! — усмехнулась Таня. — Ты и с Гатто-то справиться не можешь. Ну что, идем потихоньку? Фучи, если устанешь, скажи, я подменю.

До четырехэтажного здания общежития они добрались примерно через полчаса. Сначала Рикона шла осторожно, поддерживаемая с обеих сторон новыми друзьями, причем Кирис и Фуоко постоянно переругивались через ее голову. Вскоре Рикона поняла, что они не ссорятся на самом деле, а просто у них такая манера общаться, и даже начала потихоньку улыбаться. Через пару сотен шагов она осторожно освободилась от их рук и зашагала самостоятельно.

Общежитие, местный аналог дормитория в Академии Высокого Стиля, ей понравилось сразу. Чисто выбеленное, с вычурными кирпичными карнизами и рядами окон, между которых тянулись стебли каких-то вьющихся растений, оно показалось домашним и уютным. В сопровождении Тани, Фуоко и Кириса она поднялась на четвертый этаж и вошла в комнату в самом торце коридора, возле окна.

— Мы с Киром на два этажа ниже живем, точно так же, с краю две комнаты, — пояснила Фуоко. — Моя в самом конце. Приходи в гости. Тебя уже в общий справочник внесли? Не напрягайся, я сама посмотрю. Если да, то я тебя просто добавлю в список тех, кому замок открывается. Или можешь прямо сейчас зайти… — она вопросительно посмотрела на Таню.

— Прямо сейчас нам нужно многое обсудить, — куратор помахала рукой в воздухе. Топайте пока к себе. Кстати, у вас планы на ближайшее время какие? Помимо нагона занятий?

— Ну, мы хотели на остров съездить и с волютами поэкспериментировать, — Фуоко с сомнением посмотрела на Кириса. — И еще у нас кое-что получаться начало, потом расскажу. Но теперь…

— Насчет экспериментов вам виднее. В ближайшую пару дней Риконе нужно познакомиться с преподавателями, освоить систему коммуникаций, понять, как работать с учебниками, и еще много чего. Вы вряд ли понадобитесь, да у вас и своих проблем масса. Фучи, не забывай, что у тебя скоро тест по физиологии человека, так что готовься. Да и на семинар по экзобиологии тоже неплохо бы сходить.

— На семинар — как бинты снимут. В таком виде не хочу. Ладно, Рика, пока. Забегай, если что.

Когда за Фуоко с Кирисом закрылась дверь, Рикона наконец-то осмотрелась в комнате. Шкаф, кровать, стол с торчащей черной доской на тонкой ножке, пара стульев, приоткрытая дверь в какую-то комнатку рядом — не разобрать, что там, из-за темноты. Почти то же самое, что и в Академии.

— Ну что, давай пообщаемся на предмет дальнейших планов, — Таня оседлала один из стульев и перешла на камиссу. — Садись. Как ты себя чувствуешь? Я много хочу рассказать, но что там с информационной перегрузкой? Я не знаю, о чем речь.

— Я тоже, — вздохнула Рикона. — Но если что, я под постоянным медицинским надзором. Если опять начну отключаться, координатор вмешается. Кстати, я теперь понимаю только кваре и камиссу, другие языки отключили.

— Не страшно. На катару в основном общается технический персонал, студентов с Могерата у нас пока немного. Цимлем пользуются лишь десяток или два студентов, на Фисте большой набор тоже планируется только к следующему учебному году. Ну, а без эсперанто как-нибудь перебьешься на первых порах — его и остальные студенты еще почти не знают. Сейчас тебе важнее освоить основные навыки жизни в современном Хёнконе. Итак, я начинаю, а ты, если устанешь, останови. Смотри сюда. Твой основной инструмент для учебы — так называемый терминал главной информационной системы.

Таня дотянулась до торчащей из стола доски. Ее поверхность тут же засветилась голубоватым светом.

— Каждый студент в Университете имеет свое персональное пространство. Следи за руками, показываю, как в него попасть…

06.28.1232. Хёнкон

Два человека стоят друг против друга на небольшой круглой арене. Яркий безжалостный свет заливает узкое пространство тесного подвала. Фигуры неподвижны: одна высокая и мускулистая, другая маленькая и хрупкая, почти ребенок. Противники внимательно изучают друг друга, выжидая, кто двинется первым. В подвале — мертвая тишина, и атмосфера кажется наэлектризованной, как перед штормом.

Внезапно маленькая фигура вскидывает руки и резко вскрикивает. Большая инстинктивно отступает назад, вскидывая руки в защитной стойке, но малыш уже ныряет вперед и в перекате цепляет своиминогами ноги противника. Большой снова взмахивает руками, уже в тщетной попытке сохранить равновесие, и с глухим шлепком падает на спину. Погасив инерцию падения резким отхлопом рукой, он пытается откатиться в сторону, но малыш акробатическим движением вскидывается над ним, и его кулак с силой врезается в пол рядом с головой противника. Во все стороны летит бетонная крошка.

Громко звучит зуммер, мигает красный сигнал. Обе фигуры поднимаются и снова замирают друг напротив друга.

— Достаточно!

В соседнем зале лейтенант Каллавиро сделал движение пальцами левой руки, и гравитационные суспензоры плавно опустили его на пьедестал. Окружающая сфера погасла, став тускло-белой. Лейтенант стер со лба струйку пота, отцепил от шейного разъема интерфейсный кабель, отстегнул и отбросил за спину вибраторы с головы и лица и через открывшуюся в коконе дверцу выбрался наружу.

Карина Мураций — точнее, очередной дрон, временно задействованный ей под маску — уже ждала его. Сейчас ее тело, облаченное в спортивные трусы и майку, выглядело полностью человеческим, а не гладко отшлифованным манекеном, как в виртуальном пространстве Арены. Биката и Бойра, стоящие рядом, вырядились в одинаковые белые халаты поверх деловых костюмов, а Палек, сидящий на полу с скрещенными ногами, напялил свою любимую личину тощего белобрысого пацана.

Ректор поклонилась Каллавиро, обхватив перед грудью правый кулак левой ладонью.

— Спасибо за эксперимент, Джорджио, — сказала она. — Вы отличный боец, я давно не встречала таких. Вы заставили меня попотеть.

— Шесть — тринадцать в вашу пользу, дэйя Мураций, — проворчал лейтенант. — Что-то я не заметил с вашей стороны особого напряжения. Как ребенка, честное слово…

— В пересчете на паллийские годы мне почти сорок восемь, и из них тридцать семь лет я иду по Пути безмятежного духа. Вам двадцать восемь, и из них вы занимаетесь риньей… сколько? Десять лет? Двенадцать?

— Четырнадцать.

— То есть почти в три раза меньше меня. Плюс у меня преимущество — вы управляете куклой, а я работаю с привычным телом. Так что вы показали отличный результат.

— Спасибо за любезность, — Джорджио пожал плечами, — но меня как-то не радуют подобные оправдания. Могу я надеяться на матч-реванш, когда вы завершите отладку системы?

— Разумеется. Более того, не надеяться, а с уверенностью ожидать: нам очень интересно, как вы со временем сумеете адаптироваться к сенсорному комбинезону и терминалу Арены. Скажем, через шесть-семь декад?..

— Договорились. Можно вопрос, дэйя?

— Конечно.

— Вы не то семь, не то восемь раз могли ударить меня, в смысле, мою куклу в голову — и каждый раз намеренно промахивались. Почему? Вы же говорили, что болевые ощущения голове не передаются, только вибрация.

Карина задумчиво посмотрела на него.

— Боль действительно не возбуждается, но дело не в том. Просто я не люблю смертельные удары, — бесстрастно сказала она. — Даже в учебных поединках и даже когда они заведомо безопасны для партнера. Убить человека очень просто, а вот воскресить его не могут даже паладары — по крайней мере, в нынешних условиях. Считайте, что речь идет о моем личном комплексе, который я не хочу преодолевать.

— А, вот как. Не то чтобы я имел что-то против… но, дэйя, я так и не сумел понять, насколько ощущения от наголовных вибраторов мешают концентрироваться.

— Так, народ! — нетерпеливо встрял Палек. — Кара, кончай про психологию. Про твоих тараканов все и так осведомлены, и что ответственное тестирование следовало доверить не тебе, а Мати, я говорил с самого начала. Он без комплексов и в репу кому угодно заехать может только в путь. Ладно, не суть. Кстати, Джорджи, на твоем месте я бы сел. Остальным без разницы, они хоть на голове сутками стоять могут, а у тебя наверняка ноги отваливаются. Топай сюда.

Он вскочил, почти силой, толкая в спину, отвел лейтенанта к стоящему в углу зала столу и заставил сесть.

— С вашего позволения, я побежала дальше. Я все равно технические детали не понимаю, — Карина Мураций поклонилась. — Встретимся в повторном матче на тридцать пятой декаде, Джорджио. Удачи.

Она вышла из зала. Бойра и Биката приблизились к столу и сели с противоположной от лейтенанта стороны, чему он лишь порадовался. Если раздолбая и шалопая Палека он переносил неплохо — несмотря на все озорство, зловредности в нем не замечалось ни на ноготь, и настоящих неприятностей он не доставил ни разу — то эта парочка паладаров вызывала у него инстинктивное напряжение. За последние две декады он сталкивался с ними несколько раз — Биката занимался потрохами терминала, а Бойра, кажется, программированием или чем-то в таком духе. Но что-то в их манере держаться, разговаривать и понимать друг друга даже не с полуслова, а с полумысли пускало у него по спине крупные мурашки.

— Так, Джорджи, — Палек забросил ногу на ногу и сцепил пальцы на колене. — Валяй. Высказывай все, что хочешь. Общие впечатления, башка кружится, кукла плохо реагирует, сенко под мышками жмет…

— Что жмет? — не понял лейтенант.

— Сенко. Сенсорный комбинезон, что на тебе сейчас в обтяжку сидит. Мне надоело длинно говорить, и я словотворчеством занялся. Итак?

— Да вроде бы ничего особенного предъявить не могу, — Джорджио пожал плечами. — В прошлые разы что высказывал, все поправлено. Комбинезон… э-э, сенко действительно слегка жмет и движения сковывает, но ничего особенного.

— Скованность движения неизбежна, — пояснил Биката. — Сенко должен воспринимать каждое движение даже самых мелких мышц, и без плотного контакта с кожей такого не добиться. Кроме того, ваш комбинезон, дэй Каллавиро, типовой, не учитывающий индивидуальных особенностей тела. Сенко, сделанный по персональной мерке, уже в пути. Но поскольку мы можем производить их лишь за пределами аномальной зоны, доберется до вас он лишь через двенадцать дней, когда прибудет очередной транспортный контейнер.

— Мы с интересом ждем испытания нового сенко, — добавил Бойра. — Видите ли, дэй Каллавиро, в определенном смысле вы уникальны, по крайней мере, в Хёнконе. Среди сотрудников нашей службы безопасности, а также студентов и преподавателей Университета, склонных к боевым единоборствам, вы — единственный человек, у которого энергоплазма не хлещет из ушей. Ваш индивидуальный сенко наделен возможностью считывать импульсы периферической нервной системы, еще ей не поглощенной, что, в теории, должно резко улучшить степень вашей интеграции с терминалом.

— Уникален, значит… — пробормотал лейтенант. — Интересно, почему?

— У нас пока что нет ни малейшего представления о причинах заражения энергоплазмой человеческих тел. Известно только, что на данный момент его признаки демонстрируют по крайней мере три четверти людей Паллы, прошедших обследование во время тех или иных медицинских процедур, как правило, лучевого исследования грудной клетки, брюшной полости и головы. Другими словами, эйлахо среди паллийцев из исключения стали правилом. На самом деле, дэй Каллавиро, — Бойра склонился вперед, — мы чрезвычайно рады, что вы согласились принять участие в программе. Причина…

— …в том, — без паузы подхватил Биката, — что у проекта есть еще и не слишком афишируемые цели. Дэй Каллавиро, можем ли мы надеяться, что вы не станете широко разглашать информацию, которую мы вам сообщим?

— Нет, — спокойно отрезал лейтенант. — Как в свое время в приватной беседе мне сообщил дэй Саматта, паладарам прекрасно известно, что второй секретарь посла Кайтара в Хёнконе является резидентом военной разведки. А я, напоминаю, не только университетский инструктор по ринье на полставки, но и начальник военизированной охраны посольства, пусть в условиях Хёнкона и практически безработный. Даже если я и не сотрудничаю с военной разведкой напрямую, я не стану скрывать от нее важную для Кайтара информацию.

— Джорджи, ну уж совсем-то за дураков нас зачем держать? — поморщился Палек. — Все мы понимаем и твою лояльность Кайтару испытывать не собираемся. Уж, во всяком случае, не после того, как ты отшил Кару с ее предложением временного гражданства с перспективой постоянного. Кайтарское правительство, как и ставрийское, в курс дела введено изначально и само участвует в программе. Сейчас мы имеем в виду журналистов. Бойра, а ты болван, хоть и неб шестого класса. Что ты в шпионов играть принялся? С чего вдруг вообразил, что Джорджи прямо отсюда к журналюгам ломанется?

Неб шестого класса? Саматта как-то упоминал, что у координатора — седьмой класс. Карраха! Не многовато ли внимания к скромной персоне новоиспеченного кайтарского лейтенанта?

— Лика, я с людьми дела имею немногим меньше тебя, — невозмутимо откликнулся Бойра. — И не забывай про нашу с Бикатой связь. Просто я считаю, что правила игры следует на берегу обговаривать во избежание случайных непониманий.

Палек возвел глаза к потолку.

— Короче, Джорджи, — тяжело вздохнул он, — не обращай на эту сладкую парочку внимания. Похоже, во время слияния человека и искина оба компонента слегка в уме повреждаются. Я тебе все расскажу и никаких условий ставить не стану. Итак…

— Погоди, — лейтенант Каллавиро поднял ладонь. — Лика, и все же — мне точно нужно знать?

— Точно. Во-первых, у нас нет привычки использовать друзей втемную. Во-вторых, нам нужно твое осознанное сотрудничество, а оно тем эффективнее, чем лучше ты осознаешь общую картину. Просто имей в виду, что журналюги определенного сорта могут испоганить что угодно. Знаешь первый закон органической химии? Бочка меда плюс ложка дерьма дают в итоге бочку дерьма. И в такой химии писаки определенного сорта ориентируются прекрасно.

— Не маленький, сам знаю. Ну, раз вы твердо решили что-то рассказать, валяйте. На службу возвращаться пора.

— Да всего пара пунктов, — для убедительности Палек показал два пальца. — Первое. Официальная цель создания Арены, о которой ты давно в курсе — распространение коммерческой франшизы новой игры. Вырученные средства пойдут на дальнейшее развитие Университета. Есть и вторая цель, не менее официальная, но широко не афишируемая — отработка нового интерфейса управления, в первую очередь для космических кораблей. Космос нужно осваивать, а у нас пока нет средств защитить человека от мгновенной смерти за пределами защитной зоны вокруг Паллы. Не умеем мы там стабилизировать пространственную метрику в пространстве небольшого корабля, а большие вы пока запускать не сможете. Да и ракетные двигатели пока так и не удается полностью стабилизировать. Ну и, в дополнение, такой интерфейс можно использовать при любых опасных работах на самой планете: в условиях радиации, загазованности, высоких температур — в общем, везде, где необходимо личное присутствие оператора, а система жизнеобеспечения оказывается слишком громоздкой.

— Не понял, — Каллавиро потер лоб. — Зачем это скрывать?

— Я сказал — не афишируем, а не скрываем. Но есть и еще одно, что при определенной подаче может не понравиться общественности. Понимаешь, Джорджи, нам катастрофически не хватает статистических данных о поведении энергоплазмы в человеческих телах. Сенко — не просто считыватель мускульных напряжений. Он еще и регистрирует активность энергоплазмы при таких напряжениях. Поскольку мускулы реагируют на нервные импульсы, мы получаем косвенные данные о связи нервной системы с энергоплазмой.

— А почему напрямую нервную систему не изучать?

— Потому что энергоплазма полностью блокирует любые электромагнитные волны, включая нервные импульсы. Точнее, ее можно просветить, но интенсивность излучения требуется такая, что биологические ткани просто прожариваются до хруста. Хреново, конечно — неэффективность лучевой диагностики уже привела к постепенному росту заболеваемости туберкулезом и другими легочными заболеваниями. Поделать пока ничего нельзя, но мы надеемся, что массовое использование Арены даст нам достаточно данных, чтобы как-то побороть проблему. Беда в том, что люди могут плохо отнестись к идее глобального медико-физиологического обследования с неясными целями, так что лучше не распространяться на сей счет без острой необходимости.

— Ну, вам виднее, — Джорджио пожал плечами. — Я с журналюгами трепаться никогда не станут, так что можете расслабиться. Но я-то вам зачем? Ты же сам сказал, что я не эйлахо.

— Во-первых, дэй Каллавиро, — снова встрял Бойра, — всегда есть шанс, что вы им станете. Если вы заразитесь энергоплазмой, то изучать ее поведение окажется куда легче, если у нас останется картина чистой активности вашей нервной системы. Ну, а во-вторых, даже если такого не случится, сама по себе детальная картина активности нервной системы в условиях мягкой аномальности является весьма ценной. Мы до сих пор не знаем, как она изменилась по сравнению со временами до Удара. Исследования в медицинских капсулах Дзии полной картины не дают, требуется интенсивное движение с несколькими степенями свободы. Так что мы были бы вам чрезвычайно признательны, если бы вы сочли возможным проводить в терминале Арены как можно больше времени.

Джорджио почувствовал приступ острого раздражения. Похоже, неб рассматривал его просто как лабораторную мышь. Х-ходер… Впрочем, хрен с ним. Принять участие в эксперименте просила лично Карина Мураций, а не Бойра, а в отсутствии у ректора недобрых намерений лейтенант не сомневался ни капли. Зато он до сих пор не мог прийти в себя от унижения: его столько времени валяли по полу, как зеленого новичка! И кто — женщина, пусть даже и паладар! Так что идея матч-реванша казалась куда более интересной, чем любые эксперименты, а для успеха требовалось тренироваться как можно больше.

— Не возражаю, — пожал он плечами. — В особенности — если новый комбинезон… сенко, вы сказали?.. окажется полезным в драке. Кстати, глупый вопрос — паладары вроде бы как пацифисты? Так почему же вы даете нам средство совершенствовать мордобой?

— Мордобой? — Биката поднял бровь. — Дэй Каллавиро, Арена позволяет организовать много игр. Мордобой, как вы выражаетесь, лишь одно из средств заставить участников выкладываться по полной программе. Однако же он — не главное. Площадки Арены позволяют управлять человекообразными дронами лишь в Хёнконе. Экспортная версия оснащена терминалами с проекторами, формирующими реалистичное изображение, и сенко-интерфейсом. Помимо "мордобоя", там планируется реализовать широкий спектр спортивных игр, в том числе тех…

— …что в реальности слишком опасны или даже совсем не реализуемы, — на полуслове перехватил Бойра, и у лейтенанта по спине снова пробежали мурашки. Что там Палек упоминал про слияние интеллектов? — Простейший пример — горный слалом на сложных трассах, где риск сломать шею у неопытных спортсменов близок к ста процентам. Реалистичные бои — лишь один из элементов…

— И вот тут, Джорджи, — перебил Палек, — у нас возникла проблема, требующая стороннего мнения. Ты не первый, кому я задам вопрос, но твое мнение крайне интересно — ты солдат с большим боевым опытом и очень неплохой педагог, если верить Мати. Как думаешь, стоит вводить полноценные болевые ощущения во время драк?

— Не понял, — лейтенант недоуменно посмотрел на паладара. — У вас же встроены щелчки током. Весьма неприятная штука.

— Реализованы, — согласился паладар. — Однако ощущение слишком слабое, как ты сам убедился, несопоставимое с реальным. Некоторые, и Кара в первую очередь, боятся, что бои в виртуальной реальности способны создать у людей опасные иллюзии. Когда виртуально получаешь по башке, тебе всего лишь начисляется немного штрафных баллов. В иллюзорном бою штраф за такой удар может оказаться вполне приемлемой платой за выигранный по очкам поединок — ну, скажем, если в итоге провел комбинацию, которая отправила противника в условный нокаут. Если сверх того за удар получаешь лишь легкий укол или вообще простую вибрацию, в конечном итоге можно забыть, что в реальности подобная тактика кончается проломленным черепом и преждевременным крематорием. На реальных тренировках, типа твоих, ученики больно падают, травмируются, отбивают себе все, что можно, и, в конечном итоге, вырабатывают естественные рефлексы, не позволяющие попусту лезть на рожон. А у нас есть опасения, что подростки, да и не только, сумевшие буквально безболезненно достигнуть высот в виртуальных боях, почувствуют себя неуязвимыми и начнут ввязываться в уличные драки с фатальным для себя исходом. Понимаешь?

— Логично, — задумчиво согласился лейтенант. — Ну так усильте щелчки в десять раз. В чем сложность?

— Сильная боль отпугнет желающих участвовать и, в конечном итоге, резко сократит базу для сбора статистики, — бесстрастно ответил Бойра. Каллавиро чуть скривил губы. Цинично, но, по крайней мере, честно. — Кроме того, тренажеры могут начать использовать для сведения счетов. Обычная подростковая вражда, дополненная подначками наподобие "что, испугался?", способна привести к нежелательному для нас развитию событий. Разумеется, мы никогда не запрограммируем сенко на убийство пользователя или хотя бы причинение серьезного вреда, но сама по себе возможность превращения чисто игровой Арены в средство унижения и наказания нас не радует. Отсюда и вопрос: стоит ли усиливать отрицательную болевую связь или нет? Нам крайне интересна ваша точка зрения, дэй Каллавиро, как опытного преподавателя и высококлассного рукопашного бойца.

— Стоит ли… — пробормотал лейтенант. Хотя он и понимал, что ему намеренно льстят, и льстят грубо, иррациональная враждебность к инопланетянину слегка приугасла. — Дэй, вы небиологический интеллект шестого класса, да и другие паладары в разы умнее меня. Если не можете придумать вы, откуда мне-то знать?

— Люди обладают возможностями подсознательно находить нужный ответ там, где пасует строгая логика. Количество доступных вариантов слишком велико для перебора даже с отсечением непригодных вариантов ветвления. Не обязательно понимать, просто примите к сведению — ваше мнение важно. Не нужно отвечать прямо сейчас. Подумайте на досуге. Вы в любой момент можете связаться с координатором или иным другим паладаром через терминал. Прошу прощения, что отняли так много времени, и больше мы вас не задерживаем.

Бойра и Биката синхронно поднялись со своих стульев, поклонились и гуськом вышли за дверь. Палек тоже встал.

— Вот такие дела, Джорджи, — задумчиво сказал он. — Не стану тебя больше грузить, но если что, ближайшие пару дней я на Палле, так что отвечу мгновенно. Знаешь, я хоть и конструктор Арены, но что-то мне нехорошо становится, когда я думаю о возможных последствиях. По секрету сообщаю: твое мнение имеет решающий вес. Как скажешь, так, скорее всего, и выйдет в конечном итоге. Не тяни с ответом, лады?

— Дэй Палек, — Джорджио посмотрел на него снизу вверх, — а почему паладары вообще решили ввести… хм, как его… виртуальный мордобой? Как же с объединением человечества под знаменем идеи спасения цивилизации? Нет, я понимаю — выкладываться в терминале и так далее, но неужто ничего лучше не нашлось?

— Во-первых, мордобой станет далеко не единственным развлечением. У нас есть в запасе масса и традиционных спортивных игр, и синтеза логических головоломок с физической активностью — в общем, варианты на все возможные вкусы и склонности. Во-вторых, мы пришли сюда не изменить ваше общество, а сохранить его, — Палек пожал тощими плечами. — А в нем, уж извини, еще до Удара, когда у вас имелись портативные компьютеры, значительная часть игр относилась к разряду рукомашества и пострелялок. Да и сейчас, когда элементную базу слегка адаптировали под новые условия, на новых игровых приставках в Кайтаре самая популярная игра — "Смертный бой". Знаешь, где противника лупят и тотально изничтожают всем подряд, от кулаков и палок до боевой магии. Так что мы всего лишь встраиваемся в общую струю.

Палек развел руками и состроил гримасу терпеливого понимания.

— Кроме того, в виртуальных драках ничего плохого нет: пусть уж молодежь пар выпускает на экране, а не в реальной жизни. А выпускать надо — даже в Университете, где за драки сурово карают, ситуаций на грани фола хватает, особенно когда парни за девчонок соперничают или даже девчонки за парня. Но в целом вопрос не ко мне. Если интересует идеология, пообщайся с Карой. Есть на нашей родной планете такая штука — Путь безмятежного духа. Изобретен троллями, такими здоровыми агрессивными зверюгами, чтобы контролировать свой характер, но адаптирован и к людям с орками. Кара там заочно, в смысле, посмертно назначена Ведущей по Пути, то есть является великим моральным авторитетом в узкой тусовке, хотя и страшно не любит, когда ей о том напоминают. С ней на философские темы общайся, она по ним спец, хотя и зануда. А я в реальности никогда ни с кем всерьез не махался, так что ничего путного не скажу. Ну, все, мы тебя и так на полчаса лишних задержали. Из вашего посольства уже секретарь звонил, ненавязчиво интересовался, куда ты провалился. Не иначе, испугался, что тебя вивисекции подвергли. Не переживай, мы ему голову заморочили, так что он временно успокоился. Все, пока. Звони, если что.

Палек вскочил со стула и, широко шагая, исчез за дверью. Оставшись один, лейтенант Каллавиро задумчиво поскреб короткий ершик волос на затылке, сейчас пропитанный потом. Значит, решающее мнение? Опять льстят? Он не слишком часто общался с Палеком, изредка заглядывавшим на тренировку по ринье да еще иногда появлявшемся в миссии, чтобы обсудить с послом какие-то детали формальностей с приглашением кайтарских инженеров. Однако по сложившемуся у него мнению, несмотря на все свои странности и излишнюю фамильярность, Палек являлся вполне адекватной личностью. Ну, в общем, от брата дэйи Карины Мураций иного ожидать сложно. Но почему он так проникся уважением к скромному лейтенанту-первокласснику побережного спецназа? В конце концов, Каллавиро — далеко не единственный человек в Кайтаре, имеющий седьмой нивел в ринье, да и с восьмым-девятым тоже народа хватает. Да что там, любой десятник к ним бросился бы, только пальцем помани.

Мысленно махнув рукой на загадочное паладарское отношение, лейтенант встал и принялся сдирать с себя сенсорный комбинезон. Скользкая гадость, которой предварительно приходилось мазаться для лучшего контакта с тканью, уже успела впитаться в кожу, и комбинезон слезал плохо. Стоя под струями воды в угловой душевой кабинке, Джорджио размышлял над дилеммой. В самом деле, без синяков и шишек для новобранца научиться разумной осторожности невозможно. Но и лупить детей током со всей дури, чтобы выработать у них рефлексы, тоже нельзя. В конце концов, игра — не реальная жизнь, в ней всегда есть доля условности. Ну и? Конечно, один из выводов напрашивается сам собой: если Арена станет действительно популярной, увлекающихся виртуальными драками придется выгонять с тренировок по ринье. В противном случае они обязательно попутают игру с реальностью, покалечатся сами да еще и покалечат других. Но что ответить паладарам?

Решение, такое простое и очевидное, словно тряхнуло током его самого, когда он обсыхал под потоком теплого воздуха. Минуту лейтенант обсасывал его со всех сторон, пытаясь найти подвох, но так и не сумел. Удивительно, что мудрые и сверхумные небиологические интеллекты паладаров не смогли додуматься сами. Или додумались, но хотели, чтобы озвучил кто-то другой? Закончив обсыхать, прямо нагишом (в конце концов, не паладаров же стесняться?) Джорджио подошел к терминалу, покопался в справочнике и активировал вызов.

— Ага? — спросил Палек, появляясь на экране.

— Есть идея, — лаконично проинформировал лейтенант. — Но для начала обрисуйте мне, дэй Палек, как вы вообще собираетесь соревнования по мордобою устраивать.

08.28.1232. Территориальные воды Хёнкона

Эсминец качнуло на волне, и Габриэль Мондава ухватился за поручень, чтобы не потерять равновесия. Проклятый неповоротливый контейнеровоз с оборудованием для космодрома, эскортируемый "Скороходом" последние три дня для защиты от пиратов, наконец-то оказался под защитой паладарских боэй, и курьерское судно смогло развить полный ход. В лицо бил упругий ветер, мелкая дождевая морось смешивалась с солеными брызгами морской воды, вздымаемой форштевнем, под палубой мерно рокотал двигатель, и капитан второго класса наслаждался скоростью. Пусть он и сухопутная крыса, как не преминул указать капитан корабля в первые же минуты пребывания на борту, но море Габриэль любил всегда. Жаль, они уже почти прибыли. А может, и не жаль. Море морем, но за те полторы декады, что эсминец шел от Типпы через Цорех и Южный океан, однообразие корабельных интерьеров успело основательно надоесть всем пассажирам. Последний рывок — и они наконец-то достигнут дежурящей у Хёнкона эскадры. А дальше начнется хотя и рутинная, но осмысленная и полезная работа: перегрузка контейнера с шифровальным компьютером, распаковка, монтаж, тестирование… Собственно, самому Габриэлю ехать вовсе не требовалось: в монтаже он участия не принимает, поскольку не по чину возиться вместе с техниками-младшими офицерами, ремонт в полевых условиях сводится к замене блоков целиком, с чем справится даже самый тупой матрос, а инструктаж вполне мог бы провести кто-то другой. Но Габриэль настоял, чтобы отправили именно его. Начальству он вполне убедительно объяснил, что следить за обкаткой новой установки на месте гораздо надежнее, чем консультировать по дальней радиосвязи (и секретность, секретность нарушится, паладары обязательно перехватят и расшифруют!..), однако настоящим его мотивом являлось желание увидеть Университет.

Конечно, шифрование и расшифровка радиоперехвата тоже оставались любимым делом, которому капитан второго класса Мондава, на время пребывания на судне возведенный в ранг командора, мог посвящать восемнадцать часов в сутки. В Службе военной спецсвязи его ценили не только и не столько за знания и сообразительность (имелись среди его коллег и поумнее, и поэрудированнее), сколько за истовую преданность делу и неутомимость. А тут в пределах прямой видимости от кайтарской эскадры — флоты всех основных морских держав, и грех не совместить приятное с полезным, то есть экскурсию в Хёнкон с попыткой сломать чужие коды с помощью новой установки. Но все-таки главное — паладары. Хотя Габриэлю уже почти стукнуло сорок, он все еще сохранил почти подростковый романтизм и мечту когда-нибудь слетать в космос. Умом он понимал, что роль космонавта ему не светит, тем более что первые пилотируемые полеты прогнозировались не раньше, чем через пять, а то и семь лет. Но кто сказал, что мечта всей жизни должна быть реализуемой? Кроме того, он прекрасно помнил могучие компьютеры времен до Первого Удара, по сравнению с которым нынешний, собранный на пещерных интегральных схемах, не тянул даже на карманный калькулятор. Вдруг хоть одним глазком удастся дорваться до паладарской техники и сравнить ее с прежней человеческой? Тоже несбыточная мечта, конечно. Как показывал опыт предыдущего года, скрыть от паладаров принадлежность к разведке можно даже не пытаться. Ну, а кто в здравом уме допустит к важной технике чужого разведчика, пусть даже и дружественной державы? В общем, посмотреть на паладаров издалека, облизнуться, опробовать свою установку — и назад на том же эсминце. Или плюнуть на опостылевшее железное корыто и за свои деньги купить билеты на самолет. За два дня домой вернуться можно вместо декады.

По металлу палубы простучали шаги, и на поручень рядом оперся человек в черной рясе с белой вставкой в воротничке. На его макушке среди коротко стриженных, соль с перцем, волос поблескивала свежевыбритая тонзура из тех, что ранее капитан видел лишь на карикатурах. Отец Анатолио, чью фамилию Габриэль так и не узнал, вежливо поклонился, и капитан кивнул в ответ. Габриэль никогда не считал себя частью паствы Церкви Рассвета, относя себя к агностикам, и, в отличие от своих подчиненных, к попу относился без пиетета. Если здоровому мужику, явно бывшему военному, судя по выправке и некоторым специфическим словечкам в речи, хочется ходить в балахонистом платье и по каждому поводу осенять себя и окружающих косым знамением, пусть себе. Лишь бы с проповедями и поучениями не лез. Правда, зачем гражданский святой отец оказался на борту военного корабля, где уже имеется неформальный капеллан, по совместительству стрелок-наводчик, Габриэль не понимал. Но вот эту загадку ему разгадывать совершенно не хотелось. Раз пустили, значит, можно. Остальное побоку.

— Почти прибыли… — поп глубоко втянул воздух и резко выдохнул. — Хёнкон, да.

В его голосе пробивался, хотя и почти неразличимо, акцент, характерный для с рождения говорящих на цимле. Долгая служба в разведке приучила Габриэля сходу распознавать хотя бы примерное происхождение человека, и сейчас он искоса глянул на собеседника, пытаясь его оценить. Бесполезно. Попы — не штатские, их рясы везде одинаковы и не несут следов личных предпочтений. А что физиономия загорелая, так в северном полушарии сейчас лето в самом разгаре, и через тропики они шли несколько дней…

— Хёнкон, — согласился капитан. — Территория безбожных паладаров. Не боитесь, святой отец, соваться в зубы к грешникам? Я слышал, есть проповедники, зовущие их исчадиями Креода, князьями гхашей, посланными на Паллу смущать верующих и отвращать их от истинного учения. На вашем месте я бы поостерегся сходить на берег, мало ли что…

Вопреки всем ожиданиям, отец Анатолио широко ухмыльнулся.

— Если какой-то дурак начинает вещать от имени Божьего, — поп оскалил крупные ровные зубы, — он вовсе не получает монополию на истину. Я, сын мой, десять лет служил в Черных Легионах на Фисте и столько психов навидался, что они мне не в диковинку. Помнится, один сержант на полном серьезе утверждал, что Ваххарон говорит с ним каждый раз после двух самокруток из мохи — местный наркотик, трава такая, довольно прилипчивая зараза. И не просто утверждал, а доказывать пытался с помощью ставок в казино. Через день проигрывался, но те полтора десятка декад, что мы вместе служили, на своем стоял. Так что цену подобным словам я знаю не хуже тебя.

— Вы служили в Черном Легионе? — переспросил капитан, вглядываясь в собеседника с новым интересом. Ну да, укладывается в одну картину и акцент уроженца Фисты, и служба ради получения гражданства… Только как он умудрился в рясу влезть?

— Служил, — согласился поп. — Потом в Кайтаре работал вышибалой в баре, сутенером, охранником, вернулся на Фисту, чтобы торговать оружием, потом постриг принял, еще до Первого Удара… Много чего в жизни случилось. Теперь вот, как ты правильно заметил, суюсь прямо в зубы отъявленным грешникам и безбожникам. Слушай, парень, ты, судя по нашивкам, к разведке отношение имеешь?

— Ну, я по части связи… — уклончиво ответил Габриэль.

— Ясно. Может, разведка, ответишь на вопрос, мне покоя не дающий — почему паладары именно меня выбрали?

— В смысле?

— Для часовни.

— Для какой часовни? — изумленно взглянул на него капитан. — Откуда они у паладаров?

— Да ты совсем, что ли, за жизнью не следишь? — удивился в ответ поп. — Две декады назад паладары сообщили Церкви Рассвета, что разрешают открыть часовню на территории Хёнкона, одну и с единственным клириком. Вроде как язычники с Могерата, состоящие у паладаров в обслуге, выбили разрешение открыть храм какого-то своего божка, а Чужие посчитали несправедливым позволять единственную религию из всех. Что-то вроде — если уж сказки, то пусть все желающие рассказывают, не только заблудшие души, молящиеся демонам Миндаллы. Восточной церкви тоже разрешили одну часовню — ох, чувствует мое сердце, сойдемся мы еще с заморским братом в… хм, теологическом диспуте за чашей вина. Так неужто не слышал?

Габриэль пожал плечам. Религиозные вопросы в шифровках обычно не обсуждают, так что темой он интересовался чуть менее, чем никак. Слова же вроде "Ваххарон", "душа", "просветление", "церковь" и аналогичные заставляли его немедленно переключаться на следующую газетную заметку.

— Не слышал, — констатировал словоохотливый поп. — Вижу, совсем делами Церкви не интересуешься, сын мой. Может, ты еще и атеист? — внезапно нахмурившись, гаркнул он.

Капитан поморщился.

— Я не верю в Ваххарона, — коротко сообщил он и отвернулся. Вот только препирательств с религиозным фанатиком ему не хватало!

— И не ты один, — внезапно мирно согласился отец Анатолио. — Мир уже не тот, что раньше. Особенно после Удара многие начали спрашивать — где же Господь наш Ваххарон, почему он нас оставил? И покровительствовал ли он нам хоть когда-нибудь? Суровые времена всегда порождают разброд в умах. Легко верить в доброго боженьку, когда живешь в процветающем государстве, исправно получаешь жалованье и каждый вечер возвращаешься домой к ласковой жене и веселым детишкам, зная, что впереди мирная жизнь и тихая обеспеченная старость. Все хорошо, одна закавыка — помирать рано или поздно придется. А ведь не хочется в небытие сгинуть. Вот и тянутся мирные обыватели в церкви по воскресеньям, послушать, позевывая, проповедь, обмахнуться косым знамением, бросить несколько монет в кружку для пожертвований и отправиться по домам. Невелика плата, зато, глядишь, и в райские сады после смерти попадешь. А когда не знаешь, не придет ли завтра кольчон и не сожрет ли тебя вместе с потрохами, а Господь себя даже и не думает являть…

Поп замолчал и уставился в набегающие серые волны. Его здоровые кулачищи стиснули поручень. Габриэль искоса посмотрел на странного церковника и лишь теперь, вблизи, заметил его розовый пористый нос. Похоже, Анатолио был не дурак выпить. С Черных Легионов привычка осталась?

— Ну, а вы, святой отец, верите в бога? — равнодушно спросил он. Интересно, как собеседник среагирует на провокацию?

— Понятия не имею, — пожал тот плечами, и капитан поперхнулся слюной. Чего угодно он ожидал, только не такого ответа.

— То есть как?.. — удивленно спросил разведчик.

— А вот так! — отрезал отец Анатолио, отхаркивая и сплевывая за борт. — Меня с детства мать воспитывала в строгости и набожности. Я трижды в день поклоны клал и молитвы читал. И потом чем бы ни занимался, привычку молиться сохранил. Да только Он так мне ни разу и не ответил, даже когда из нашего взвода, из двенадцати человек, лишь я и еще один парень выжили. На минное поле спьяну на трех джипах заехали, все там и подорвались. Как мы уцелели, до сих пор не понимаю. Знаешь, каково, когда пытаешься понять, почему именно ты уцелел? Сидел бы я на соседнем месте — мне бы ногу оторвало, а не нашему лейтенанту, я бы кровью истек, а не он. А так меня просто контузило. Вот почему? Чем я лучше? Или чем они хуже? И по Божьей ли воле я выжил или же по чистой случайности? Так и не нашел ответа, и не спрашивай, верую ли я или нет. Не знаю, и точка.

— Довольно… странная точка зрения для священнослужителя, — осторожно заметил Габриэль. — Тем более — такого высокого звания. И потом, я мало знаю о Церкви, но, вероятно, ваше новое назначение утверждалось на Синклите?

— Да нет у меня никакого звания, — пробурчал поп. — Я простой серв. Дослужился до пасанты однажды, да только потом опять… разжаловали. Кто там меня утверждал, не ведаю. Знаю лишь, что паладары сами список служителей Церкви представили, кого готовы к себе допустить. Может, остальные в нем еще хуже оказались, понятия не имею.

Габриэль хмыкнул. Шуточка вполне в духе паладаров. Если часовню они разрешили по каким-то формальным соображениям, а конкурентов по части промывания мозгов им не нужно, то вполне логично допустить к себе только самых никчемных. И формальность соблюдена, и проповедовать они толком не смогут. И епископы, что характерно, никуда не денутся: отказаться от часовни они не смогут, а более ушлых болтунов паладары не пустят. Эх, вот бы посмотреть на физиономии кардиналов Синклита в тот момент, когда они кандидата утверждали!

— Как же вы тогда вообще церковнослужителем стали, с таким-то подходом к делу? — уже не скрывая сарказма в голосе, спросил он.

— По пьяни, сын мой, исключительно по пьяни, — со вздохом сознался отец Анатолио. — Поспорили мы как-то с другом… уже после того, как я на Фисту вернулся, после четвертой бутылки винища. Ну, я и… того. Принял постриг.

— Ну, тогда плохо дело. Паладары вообще ни в каких богов не верят. Разуверитесь ведь окончательно, а, святой отец?

Поп не ответил. Насупившись, он смотрел вперед. Возможно, он уже жалел о лишней откровенности. Впрочем, Габриэлю на него было наплевать. Как сошлись случайно на одном корабле, так и разойдутся уже сегодня. Жаль только, испортил все настроение. И отойти в сторону сейчас оказалось бы слишком демонстративным.

— Если разуверюсь, так нужно Ему, — после недолгого молчания ответил поп. — Все очень просто. Если Он есть, то все творится исключительно по воле Его. И паладары — лишь орудия в Его деснице, и мое назначение — тоже часть Его неведомого плана. И все, что со мной случится, Он знает наперед. Кто я такой, чтобы идти против Его воли?

— А если его нет?

— А если Его нет, то что ты мне голову морочишь? — рявкнул поп, поворачиваясь, и в налетевшем порыве ветра капитан явственно уловил запах винного перегара. — Тогда и говорить не о чем! Тоже мне, молодой да ранний! Думаешь, самый умный, что над старшими издеваться можешь? Да я, если хочешь знать…

Его прервал внезапный вой сирены, приглушенный стенками корабля: двойной сигнал, потом пауза и еще один.

— Держись! — рявкнул поп. — Крепче!

Габриэль машинально вцепился в поручень изо всех сил, и вовремя: корабль вдруг лег в такой крутой поворот, что капитана резко мотнуло вперед и в сторону. Если бы не предупреждение, он бы со всей дури врезался в поручень грудью и, возможно, сломал бы пару ребер.

— Чего они вдруг? — озадаченно спросил поп, оглядываясь. Сирена продолжала верещать, теперь с равными промежутками. — А, кар-раха!

Габриэль уже и сам увидел стремительно несущуюся к кораблю туманную стену, окруженную облаками мелких серых точек. Гигантский столбообразный кольчон, появившийся буквально из ниоткуда прямо по курсу, надвигался со скоростью экспресса, и попытка уйти от столкновения казалась изначально обреченной на провал. Однако курьерский корабль явно имел машины и маневренность куда лучшие, чем обычный торпедный эсминец, а потому уклонился.

Почти.

Кольчон второго типа не мог похвастаться обширным основанием в цулы диаметром, как те, что приходили на Паллу со времен Первого Удара. Тот, что нарисовался перед кораблем, выглядел как колонна с макушкой, теряющейся где-то в облаках, но в диаметре достигал едва ли трехсот метров. Из-за инерции идущий полным ходом корабль не мог развернуться мгновенно, но капитан, работая и рулем, и машинами, все-таки умудрился увести его к самому краю кольчона. Эсминец должен был чиркнуть по самому его краю, проведя в нем в лучшем случае несколько секунд. Для Габриэля и его разуверившегося спутника, не защищенных броней, в прежние времена даже такое краткое пребывание внутри кольчона явилось бы подписанным смертным приговором. Но сейчас, после нескольких десятков накрытых городов, обошедшихся без единой жертвы, шанс выжить оставался, и весьма неплохой.

Времени добраться до ближайшей двери внутрь не оставалось. Словно завороженный, разведчик наблюдал, как неровная туманная стена стремительно приближается, уходя влево, хотя и недостаточно медленно. Прямо по курсу возникла стая волют — корабль врезался в нее, рассекая носом, одна туманная спираль мелькнула у Габриэля прямо перед носом и пропала, не успел он даже отшатнуться. Потом все скрыл густой серый туман, в котором с трудом различалась даже стена надстройки, находящаяся в десятке шагов. Секунды падали в вечность, отсчитываемые гулко бьющимся сердцем, а туман все не кончался и не кончался…

Полминуты спустя капитан осознал, что все-таки жив. Внутри кольчона — и жив. Отец Анатолио, вцепившись в поручень, хрипло дышал, оглядываясь по сторонам безумными глазами. Корабль по-прежнему шел полным ходом, мерно стучали машины, в лицо все так же летела соленая водяная пыль. Однако эсминец по-прежнему оставался внутри кольчона. То ли проклятая копна тумана оказалась куда больше диаметром, чем показалась с первого взгляда, либо… либо кольчон двигался в ту же сторону. А до того он шел навстречу. Намеренно?

Потом вдруг наступила зловещая тишина. Гул машин прекратился так внезапно, словно кто-то воткнул в уши капитану хорошие затычки. Когда корабль начал замедлять ход, Габриэля снова бросило вперед, хотя и не так резко, как в первый раз.

Так. Непонятно, что происходит, но он жив. И поп жив. Однако мало ли что может произойти с незащищенным человеком внутри кольчона! Нужно быстрее укрыться внутри и уже потом приходить в себя.

— Эй, святой отец! — он сильно ткнул кулаком попа в плечо. — Нужно уйти внутрь. За мной, живо!

Поздно.

В окружающей серой мгле вспыхнули багровые огни — десятки, если не сотни. По крайней мере штук шесть или семь волют повисли между людьми и спасительным люком, медленно покачиваясь и вращаясь вокруг вертикальной оси. Габриэль вжался спиной в поручень, лихорадочно соображая. Впервые в жизни он пожалел, что предпочитает держать табельный пистолет в сейфе, а не таскать постоянно с собой, как некоторые его коллеги. Впрочем, против волют обычные пули все равно бессмысленны, нужны зажигательные, имеющиеся лишь у частей побережного спецназа. Да и не справиться одним пистолетом с таким количеством волют. Одна надежда — что попадавшиеся ему на глаза отчеты об их изменившемся характере не врали. Если люди теперь выживают внутри кольчона, почему бы и волютам на самом деле не перестать разносить людям головы шаровыми молниями, или что там у них? Главное — не делать резких движений и надеяться на лучшее. Авось пронесет. Волют становилось все больше, багровые огни складывались в рои и сплошное сияние, рассеиваемое серой туманной завесой. Одна волюта приблизилась вплотную, зависнув в полуметре от лица капитана и словно изучая его. Багровый огонь в ее потрохах начал медленно гаснуть.

И тут отец Анатолио пришел в себя.

Он не стал тратить время на громкие молитвы, бессмысленные метания и крики. Вместо того церковник сорвал с груди болтавшийся поверх сутаны серебряный Стабилон. Серебряный? Нет, стальной. Лишь сейчас Габриэль отстраненно заметил, что святой символ у попа имеет необычное дополнение в виде приделанной снизу деревяннойрукояти длиной в десяток сунов. Ухваченный за нее, Стабилон превратился в шестопер, со свистом разрезавший воздух и насквозь прошедший через висящую перед капитаном волюту. Та внезапно потеряла форму, заклубилась — и два больших бесформенных кома серой слизи шмякнулись на палубу, растеклись по ней неопрятными лужами. Снова свистнул воздух — и еще одна волюта распалась на части, правда, не упавшие, а быстро растаявшие в воздухе.

В полном обалдении Габриэль наблюдал, как поп рубит ближайших волют. Никаких воплей или даже хэканья, никаких пауз — только экономные четкие движения опытного фехтовальщика, удары, перетекающие один в другой, словно церковник всю жизнь только и дрался с инопланетными артефактами. Впрочем, почему "словно"? Гражданство Кайтара дается за десять лет службы в Черных Легионах, и чтобы выжить в них столько времени, нужно проявить себя незаурядным бойцом. Пьяница или нет, но сейчас отец Анатолио демонстрировал повадки опытного солдата. Габриэль не сразу понял, что тот не просто крошит ближайших волют, а расчищает дорогу к люку. На место тающих и растекающихся волют тут же спускались новые, но из нескольких метров, отделяющих борт от надстройки, церковник прошел уже половину.

— Что встал, сопляк? — рявкнул поп, не оборачиваясь. — За мной! Живо!

Подчиняясь командным нотам в его голосе, Габриэль оттолкнулся спиной от перил и прыгнул вперед. Главное — не попасть под случайный удар, способный расколоть череп не хуже, чем волюта. Остановившись в полуметре за спиной отца Анатолио, он осторожно подшагивал вперед каждый раз, когда появлялась возможность. Лишь бы они не начали стрелять, билась в голове мысль. Лишь бы не начали…

Они почти дошли. Когда церковнику осталось сделать два шага до двери, сразу две волюты спикировали на него сверху. Предупреждающий окрик застрял у Габриэля в глотке, когда они обе вдруг рассыпались роем быстро вихрящихся серых хлопьев, окутавших попа словно снежным бураном. Тот попытался отмахнуться, но внезапно застыл неподвижно, и его тело медленно осело на палубу. Буран пропал, но еще две волюты зависли над Анатолио, преграждая путь к такому близкому и такому недостижимому люку. Одна из волют вдруг выпустила колеблющиеся отростки, потянувшиеся к Габриэлю, и тот обреченно закрыл глаза. Все. Сейчас его сжуют.

Секунды падали в вечность, сопровождаясь мерным буханьем сердца в ушах, однако ничего не происходило. Чуть погодя Габриэль осторожно приоткрыл один глаз, а когда не поверил ему — то и второй.

Волют вокруг не наблюдалось. Ни одной. Они пропали так же внезапно, как и появились — и клятый серый туман вокруг стремительно исчезал, рассасывался, истончался и растворялся в никуда. Вокруг быстро проявлялись палубные надстройки, орудийные и пулеметные башни, колышущаяся морская гладь… Не прошло и десятка секунд, как кольчон полностью пропал. Стояла гробовая тишина, нарушаемая только плеском волн о борт корабля и далекими криками чаек.

Дав себе мысленную оплеуху, Габриэль отогнал ступор и склонился над отцом Анатолио. Тот не дышал. Из-под полуприкрытых век поблескивали белки. Пульс тоже не прощупывался — в первые секунды. Потом он внезапно забился с бешеной скоростью, и поп, хрипло вздохнув, распахнул глаза и невидяще уставился на капитана.

— Отец Анатолио! — резко спросил тот. — Вы меня слышите? Как самочувствие?

Тот поморгал и медленно поднял руку с по-прежнему зажатой в ней рукоятью Стабилона.

— Что случилось? — хрипло спросил он. — Почему я…

— Что вы помните последнее? — спросил Габриэль, помогая ему сесть.

— Мы стояли на палубе, и я молол языком… — дрожащими пальцами поп ухватил по-прежнему свисающую с шеи цепочку и с третьей попытки вставил в ее зажим небольшое отверстие в верхней горизонтальной планке Стабилона. — Дальше?

— Похоже, святой отец, вы мне жизнь спасли, — Габриэль криво ухмыльнулся. — Корабль внезапно влетел под кольчона второго типа, двигатели заглохли, волюты появились. Ну вы и отмахивались же от них! Десятка два зарубили, не меньше. Потом одна или две превратились в хлопья и свалились вам на голову. Ну, а потом все вдруг сразу кончилось. Так как вы себя чувствуете? Я сейчас сбегаю, найду матросов, чтобы вас до лазарета дотащить. В одиночку, уж извините, не справлюсь.

— Обойдусь… без матросов… — просипел отец Анатолио. Он ползком добрался до люка и с трудом поднялся на ноги, перебирая руками по его металлическим ребрам и колесу замка. Габриэль поддержал его под плечо. Болтающийся Стабилон громко лязгал по металлу. — Хреново мне… малыш… ох, хреново… как бы не сблевать… Только не хреновее, чем наутро… после кое-каких попоек… с братьями… Добреду. Веди к коновалу, безбожник…

Мертвенно-спокойный снаружи, внутри корабль напоминал дом с взбудораженными привидениями. Электрические лампы не горели — вообще, даже аварийное освещение. Габриэль вспомнил отчеты — в последние декады кольчоны хотя и перестали убивать накрытых людей, все равно досуха высасывали батареи. Похоже, сейчас с эсминцем случилось то же самое. Однако тут и там на переборках светились химические огни в пластиковых трубках. Их резкий зеленовато-белый свет придавал лицам сломя голову бегающих матросов вид свежевыкопанных трупов. К чести экипажа, паники не наблюдалось. Командиры негромко отдавали приказы, в основном сводившиеся к отправке вестовых с рапортами на мостик, а матросы умудрялись бегать хотя и сломя голову, но не запинаясь и не снося переборки в неверных тенях химического света. Даже в массивного отца Анатолия никто не врезался, хотя тот заполнял собой узкие коридоры почти полностью. Доведя его до лазарета, к счастью располагавшегося неподалеку, Габриэль сдал боевого церковника на руки врачу, тут же выставившего капитана за дверь, и снова выбрался наружу — к тому месту на баке, где, надежно привязанный (кажется, правильно говорить "принайтовленный"?), стоял его контейнер с секретным шифровальным компьютером. Снаружи он выглядел как и прежде — невзрачный ящик с ребром в три метра, сделанный из крашеного зеленым гофрированного железа. Печать на замке оставалась нетронутой — и то, с каких пор волюты стали интересоваться печатями? А что там внутри, станет ясно лишь после распаковки. Конечно, все комплектующие надежно изолированы пакетами из антистатической пленки — но капитан прекрасно помнил электронные блоки в маленьком музее своего департамента: новенькие, без единой царапины — и безнадежно не работающие после столкновения с волютами: просто электроны на границах слоев перестали вести себя так, как положено. Если компьютер испортился в той же манере — вся миссия пошла псу под хвост. Декада потеряна, плюс время на возвращение, ну, а потом ехать с новой установкой, которую раньше, чем через сезон, не соберут.

Ходер! Ходер!! Ходер!!! Ну откуда такая невезуха, сто каццо в рот Креоду?

По полутемным коридорам Габриэль добрался до капитанского мостика. Там стоял приглушенный гам голосов: вестовые по очереди рапортовали старшему помощнику, и, судя по длинной их очереди, просвета, куда мог бы вклиниться шифровальщик, не предвиделось еще долго. Где капитан корабля? Куда он делся?

— Где капитан? — громкий голос рядом словно озвучил его мысль. — Я спрашиваю, где капитан корабля?

Габриэль машинально отшатнулся, оборачиваясь.

У входа стоял огромный и совершенно голый мужик. Под гладкой кожей перекатывались внушительные мускулы, тяжелая нижняя челюсть угрожающе выпятилась вперед, глаза под сощуренными веками недобро горели. У Габриэля по спине пробежал холодок от осознания, что "горели" в данном случае — отнюдь не метафора, и яркие красные искры в зрачках вовсе не являются отражением дневного света, сочащегося сквозь смотровые щели.

— Так я услышу, где капитан? — мужик шагнул к первому помощнику, расталкивая матросов и офицеров широкими плечами. — Или вы вместо него, дэр старший помощник?

— Ты кто так… — яростно открывший рот старпом осекся на полуслове, видимо, тоже разглядев светящиеся глаза.

— Я военный советник начальника охраны Хёнкона, генерал Саматта Касарий. Паладар, — добавил чужак, словно кто-то мог спутать его с человеком. — Дэр первый помощник, вам нужна срочная помощь? Раненые в тяжелом состоянии есть?

— Никак нет, дэр генерал, — офицер бросил к голове руку в салюте. — Пока рапортов о пострадавших не поступало. Но корабль полностью обесточен, системы управления и машины не работают. Капитан корабля в машинном отделении.

— Хорошо. Тогда, может, вы мне объясните, дэр, — в голосе паладара скользнули угрожающие нотки, — какого хрена ваша лоханка вошла в запретную зону? Вам же внятно сообщили не далее, чем час назад: трехцульная окрестность острова Пинчау закрыта для судоходства в связи с небезопасными экспериментами. Ваш радист подтвердил получение предписания, так что даже не пытайтесь отнекиваться. Почему вы нарушили приказ? Считаете, что вам законы не писаны?

— Не могу знать, дэр генерал! — старший помощник пожал плечами. — Я не имею отношения к навигации. Вполне возможно, капитан сумеет дать исчерпывающие объяснения, но, если возможно, отложите разбирательство на потом. Нам нужно оживить корабль.

— Интересно, как вы собираетесь это сделать без электричества? — усмехнулся паладарский генерал. — У меня три дрона. Их можно подключить к энергетической сети судна и обеспечить вас необходимой мощностью. Где хотя бы старший механик корабля? Мне нужно указание, куда…

Громко щелкнуло. Под потолком вспыхнули и начали медленно разгораться лампы аварийного освещения. Тут же сквозь металл дошла слабая ритмичная вибрация.

— Спасибо, дэр генерал, но без надобности, — с оттенком гордости в голосе отказался старпом. — Механики уже запустили аварийный генератор. Мы справимся сами.

— Как знаете, — голый генерал пожал плечами. — Тогда я отключаюсь. Однако приказываю вам покинуть запретную зону как можно быстрее и предупреждаю, что инцидент не останется без последствий. Мы не потерпим нарушения наших приказов в территориальных водах Хёнкона.

— Дэр генерал! — поспешно обратился к нему Габриэль. — Мой… товарищ пострадал. Мы находились снаружи, когда попали под кольчона, его каким-то образом вырубили волюты. Он в лазарете.

— Хорошо. Дзии… наша медицинская система его посмотрит, дрон уже в пути. Надеюсь, дэр первый помощник не станет возражать? — в его голосе скользнул сарказм. — Особенно с учетом, что у нас уже имеются детальные спецификации корабля, и военная тайна не пострадает?

— Не возражаю, — проскрежетал офицер, одаривая Габриэля огненным взглядом. Ага. Похоже, ему еще припомнят непрошенную инициативу. Ну ничего. Он в экипаже корабля не состоит, в командной иерархии не участвует, и вообще — какой спрос с пассажира? А вот оставить в беде своего защитника, практически боевого товарища — такого разведчик позволить себе не мог. Даже если они с попом больше не увидятся — на что есть очень хорошие шансы — совесть у Габриэля останется чиста.

И вообще, что Анатолио делает в Церкви Рассвета? В армии ему самое место…

Одна из двух машин так и отказалась заводиться из-за короткого замыкания где-то в системе управления, так что "Скороход" медленно и печально подошел к кайтарской флотилии только три часа спустя. Еще не менее часа заняли маневры, когда эсминец, с трудом поворачиваясь, пытался подвалить под бок авианосца. Габриэль уже прикидывал, каким образом разбирать содержимое контейнера, чтобы перевозить его по частям, когда рулевой все-таки справился с задачей, и кран "Щита победы" наконец-то зацепил и утянул вверх установку. Сухо попрощавшись с капитаном, разведчик и его техники спустились в катер авианосца — свой катер эсминца тоже отказывался заводить мотор — и наконец-то перебрались на борт "Щита". Прежде чем спуститься с рапортом к своему временному командиру, Габриэль взбежал по внешней лестнице на первый ярус решетчатых галерей, окутывавших "остров", и всмотрелся в окрестности.

На горизонте отчетливо вырисовывались три группы дымов, мешающихся с низко идущими облаками. Самая крупная принадлежала, безусловно, ставрийцам. В соответствии с последними дошедшими до Габриэля данными те держали под Хёнконом два тяжелых и два легких крейсера, дозволенных паладарами. Но еще три линкора, четыре легких крейсера и двенадцать эсминцев плюс корабль снабжения болтались где-то неподалеку, хотя и за пределами территориальных вод, куда паладары их вежливо, но твердо выставили немедленно после возвращения. Часть ставрийских кораблей патрулировала морские пути между Хёнконом, Ценганем и Кайнанем под ревнивым наблюдением кайтарских эсминцев, но тяжелые суда, судя по дымам, располагались где-то совсем рядом с недалекой границей. Ценгань и Кайнань, слишком бедные для постоянного содержания активных экспедиционных сил, оставили лишь небольшие эскадры эсминцев.

Рядом с авианосцем находился единственный легкий кайтарский крейсер. Почему-то паладары решили, что именно он вкупе с авиаэскадрильями является допустимым эквивалентом силам других государств. Впрочем, пиратам с их катерами нечего ловить рядом даже с легким крейсером, а до полноценной битвы между государствами дело дойти не должно. В конце концов, после того инцидента международные силы охраны Университета и на суше, и на море одобрены Мировым Советом и ратифицированы паладарами. Ну, а что все за всеми шпионят — такова жизнь. Что там случится через полтора века, никому точно не ведомо, а столетия вооруженного соперничества просто так со счетов не сбросить даже под угрозой всеобщей гибели. Ну и ладно. В конце концов, такая ситуация обеспечивает самому Габриэлю очень нехилую зарплату и возможность заниматься любимым делом.

Еще раз оглядевшись, капитан быстро сбежал вниз на палубу по решетчатому трапу. Его терпеливо дожидалась группа техников с приставленным к ней мичманом-первоклассником. Командированных провели по гулким трапам и полутемным коридорам глубоко в недра атомной махины (ни одного самолета Габриэль так и не увидел), после чего их наконец-то встретил Ллема Матучино, командир группы радиоэлектронной разведки и борьбы.

— Дэр командор третьего класса! — отрапортовал гость, вытягиваясь по стойке смирно. — Капитан… прошу прощения, командор второго класса Габриэль Мондава прибыл в ваше распоряжение для монтажа и тестирования оборудования. Вот мое предписание.

Он протянул командиру радистов плотный конверт. Тот взял его и не глядя сунул в карман кителя.

— Вольно, — скомандовал он. — Монтаж начнете завтра с утра. Дэр Мондава, пойдемте, пообщаемся наедине. Остальные свободны. Мичман Стора, — он коротко глянул на приставленного офицера, — займитесь устройством людей.

Оставшись наедине на посту наблюдения (или следует говорить "в рубке"?), радист жестом пригласил гостя сесть.

— Что у вас случилось? — спросил он. — Я имею в виду, с кольчоном? Вы на четыре часа из графика выбились. Сильно потрепало? Все живы?

— Умерла одна машина, — пояснил Габриэль. — Точнее, не сама машина, а что-то с системой управления. Когда нас кольчон накрыл, все электричество испарилось и где-то по ходу дела проводку капитально пожгло. Инженерная группа разбиралась, меня в детали не посвящали. Погибших нет, только…

Он заколебался. Вдаваться в детали инцидента на палубе почему-то не хотелось.

— Гражданского пассажира накрыли волюты, — закончил он. — Как-то странно накрыли — рассыпались облаком и окутали. Он потерял сознание, но потом пришел в себя. Паладар пообещал, что их медики посмотрят.

— Паладар? — командор поднял бровь.

— Они подняли несколько дронов на корабль, и паладар — генерал Касарий — перехватил управление одним из них. Изобразил из себя здорового мужика, — Габриэль ухмыльнулся краем рта, — голого, но с вытатуированными генеральскими нашивками. За отсутствием капитана устроил старпому публичную выволочку за то, что тот приблизился к какому-то запретному острову — кажется, Пинчау, если я верно расслышал.

— Расслышали вы верно, дэр Мондава, — задумчиво проговорил командор. — Четыре дня назад все флоты в окрестностях Хёнкона открытым текстом получили предупреждение, что трехцульная зона вокруг Пинчау объявляется закрытой в связи с планируемыми опасными экспериментами с пространственными метриками, что бы оно ни означало. Значит, вы влезли на мины, за что и поплатились. Хм… Хотел бы я знать, какая связь между паладарскими экспериментами и появлением кольчона. И что именно привлекло кольчона — ваше судно, паладарские эксперименты или же их взаимодействие? Впрочем, ладно. Бессмысленно гадать. А что там за гражданский пассажир на военном курьере?

— Священник для нового прихода в Хёнконе.

— Серьезно, что ли? — командор аж привстал. — Значит, паладары все-таки разрешили церкви Рассвета присутствие в Университете? Вот дела! Хотел бы я знать… Впрочем, неважно. И он выжил?

— Да.

— Любопытно. Интересно, как он намеревается получать инструкции из Кайтара, уж не по рации ли?

— Не обязательно, — Габриэль пожал плечами. — У церкви есть многочисленные миссии на Могерате. А с ними можно и по телефону общаться. У нас ведь нет перехвата с хёнконских АТС?

— Нет, конечно. Да у паладаров и АТС-то нет. Они установили свои шлюзы в паллийские телефонные сети в крупных городах, а между шлюзами и Хёнконом сигнал идет через паладарские каналы. Как там, наши деятели в белых халатах еще не раскусили, что такое "субсвязь"? Ох, многое бы я отдал, только чтобы послушать паладарские переговоры!

Командор весело ухмыльнулся.

— Думаю, что даже если бы мы в их каналы врезались, ничего бы не поняли, — Габриэль безразлично приподнял бровь. — Более того, я уверен, что они-то наши каналы слушают так же легко, как мы любуемся на солнышко.

— Ну, с вашей новой машинкой, дэр Мондава…

— …ситуация не изменится, — Габриэль пожал плечами. — Дэр командор, чтобы сразу определиться с терминами — у вас какое образование?

— Морская академия со специализацией на радиосвязи, как и у остальных моих людей. А что? — командир группы радиоразведки недоуменно приподнял бровь.

— Я еще до Удара закончил университет по направлению радиоэлектроники, в армию завербовался позже. Я не очень хорошо представляю себе учебную программу академии, но, как мне кажется, там не слишком-то сосредотачиваются на фундаментальных аспектах. Больше внимания уделяют прикладным вопросам, верно?

— Ну, в какой-то степени верно…

— Тогда, дэр командор, я поясню. После Первого Удара законы физики на нашей планете изменились хотя и незначительно, но достаточно, чтобы старая электроника полностью перестала функционировать. Проблема в том, что электроны на границах полупроводниковых переходов начали вести себя иначе, чем раньше. Я использую паладарский термин, очень удачный, как кажется — лептонные флуктуации. Суть в том, что электроны перестали течь через границу в одном направлении. Вместо того они с высокой степенью вероятности могут перескочить обратно. Иными словами, старые полупроводниковые диоды перестали препятствовать прохождению тока в обратном направлении. С электровакуумными диодами примерно та же история. В результате пришлось спустить в унитаз всю старую теорию и практику электроники. Сейчас ученым приходится экспериментально, практически методом тыка подбирать новые сочетания элементов, подходящие для создания новой элементной базы. Подвижки есть, мы уже в значительной степени восстановили технологии больших интегральных схем, но они все еще не позволяют добиться хотя бы миллионной доли того быстродействия, что имелось в нашем распоряжении до появления Красной Звезды. Грубо говоря, Удар отбросил нашу электронную промышленность практически в самое начало развития. Теоретическая дорога, по которой следует идти, известна, но вот с практикой пока туго. Возможно, в условиях нынешних законов физики мы вообще не сможем подобрать нужные комбинации элементов, если только нам не помогут те же паладары.

— Я в курсе общих проблем, командор Мондава, — тон дэра Матучино стал заметно суше. — Не могли бы вы перейти к сути вашей лекции?

— Суть в том, дэр командор, что мы используем современные шифровальные алгоритмы на вычислительной технике едва ли не полувековой давности. А математика — такая штука, которой на законы физики наплевать. Для повышения быстродействия мы вынуждены работать с ничтожно короткими ключами шифрования. Компьютер, что я привез вам, имеет быстродействие как минимум вдвое более высокое, чем тот, что уже установлен на вашем корабле. Он позволит повысить стойкость наших шифров и в то же время дает надежду, что мы сумеем сломать наиболее слабые шифры ставрийцев за приемлемый промежуток времени. Однако даже не надейтесь, что наши детские игры хоть на секунду остановят паладаров. Наши нынешние шифры прежняя техника вскрыла бы за три-четыре месяца, а если сопоставлять шифровки с реальными событиями, то в разы быстрее. Паладары же с их вычислительными способностями, думаю, просто читают наши сообщения в реальном времени. Так что не вздумайте использовать радиосвязь для передачи чего-то, что не должно достичь их ушей. Исключительно курьерская служба.

— Знаете, дэр Мондава, — сухость в тоне начальника радиогруппы сменилась на иронию, — вы могли бы и не тратить пять минут нашего времени на лекцию об очевидных вещах. Разумеется, все действительно важные сообщения отправляются только курьерами.

— Дэр Матучино, — серьезно ответил Габриэль, — прошу не воспринимать разговор как попытку учить вас жизни. Лучше лишний раз убедиться, что у всех сотрудников одна и та же точка зрения, чем случайно допустить утечку информации. Давайте лучше поговорим о монтаже. Правильно я понимаю, что помещение для нового компьютера подготовлено и все необходимые кабели уже заведены?..

Следующие полчаса они обсуждали детали монтажа устройства. По ходу дела Габриэль с удовольствием отметил, что дэр командор третьего класса не солдафон-службист, какого он опасался встретить на таком высоком посту, а настоящий профессионал. Командору не хватало технических знаний, чтобы влезать в мелкие детали, но здесь проблемы не возникало: наверняка, когда действительно потребуется, ответят его подчиненные. Зато он держал в уме картину в целом и в части требований к условиям монтажа понимал Габриэля едва ли не с полуслова. Он даже знал, как правильно обращаться с новыми дисковыми пакетами для записи данных и в каких условиях их хранить. Новое помещение с требуемыми параметрами влажности и температуры уже подготовили, чему Габриэль изрядно порадовался: он опасался, что, как в прошлый раз, потеряет из-за хранилища по крайней мере полдня.

Завершив обсуждение, командор провел командированного гостя по своим помещениям. Оборудование оказалось практически новым — впрочем, корабль завершили переоснащать менее года назад, и иного ожидать не стоило. По завершении экскурсии они поднялись на палубу, откуда как раз стартовали патрульные истребители. Габриэль с большим интересом пронаблюдал, как катапульта разгоняет самолет вдоль взлетной палубы, оставляя позади хвост пара, а потом — как возвращающийся разведчик заходит на посадку и резко тормозит, зацепившись хвостовым крюком за тормозной канат. Ужас. Морские летуны, наверное, все поголовно с сорванной крышей, чтобы рисковать таким вот образом.

А потом совсем низко, едва не зацепив башню, над авианосцем прошел еще один самолет. Явно гражданский, одномоторный пассажирский биплан с неубирающимися поплавками и странным горбом на фюзеляже в том месте, где тот соединялся с верхним крылом. На его белых крыльях темнели синие символы — раскрытая книга. Пролетая, он вдруг перевернулся кверху брюхом, а потом вернулся в нормальное положение. Насколько Габриэль знал, такой финт назывался "бочка". Выполнять фигуры высшего пилотажа на гражданском фанерном самолетике? Похоже, у его пилота башня сорвана так же, как и у летчиков авианосца.

— Во дает девка… — пробормотал командор, с гримасой едва ли не восхищения провожая самолет взглядом. — Точно ведь убьется однажды!

— Девка? — переспросил Гариэль.

— Труда Баркхорн, местная знаменитость. Ну да, вы же не в курсе. Капитан первого класса кайтарских ВВС, в отставке. Эйлахо, единственная в свое роде. Только она могла реактивную птичку под контролем держать, чтобы та на лету не взрывалась. В свое время воевала с кольчонами, прикрывала тяжелые бомберы. Потом у нас базировалась со своей эскадрильей во время зимнего похода к Хёнкону. Красотка, каких поискать, а уж язык подвешен! Сколько парней к ней подкатиться пытались, так всех отшила. А ведь орлы!

— Видимо, кому орлы, а кому и на петухов не тянут, — усмехнулся Габриэль. — Но самолет ведь паладарский? Она-то как там?

— А она во время Второго Удара Хёнкон защищала от волют. Отказалась подчиниться приказу вернуться на корабль, угробила самолет, сама чудом выжила. Паладары потом ее едва ли не по кусочкам собирали. Когда я ее в последний раз видел, она и ходить-то не могла. Если бы не паладарская официальная благодарность, под трибунал бы отдали. А так ее просто вывели за штат, и она сюда вернулась. Сейчас она местный инструктор по летной подготовке, иногда с нашими радистами болтает во время полетов, благо все знакомые. Ну, и фокусничает на свой манер, когда одна в кабине.

В тоне командора явно слышались гордые нотки, словно он говорил о своем подчиненном. Габриэль сделал зарубку на память: познакомиться с бой-бабой, если удастся сойти на берег. Он проводил самолет взглядом и снова повернулся к командору.

— Как тут вообще обстановка? — спросил он. — С нашими зарубежными… хм, друзьями? Какие-то провокации случаются?

— Да нет, все вроде тихо. Ценгань с Кайнанем, как обычно, цапаются, в открытую ругаются в эфире. Ставрийцы временами в нашу сторону палубные вертолеты посылают для облетов, но на рожон не лезут, сильно не приближаются. Тихо здесь, дэр Мондава. При паладарах не очень-то порезвишься. Когда они вернулись после недавнего отсутствия, первым делом собрали всех адмиралов на Подде — вон тот пик из моря торчит, видите? Там несколько затопленных кораблей на мелководье валяется, их еще убрать не успели. Они продемонстрировали на одном таком сухогрузе, что их дроны делают с металлом. За десять секунд трехмиллиметровое железо под водой насквозь проплавляют.

— Типа, ведите себя прилично, а не то утопим?

— Типа, спасибо за заботу, но мы и сами можем защититься, так что валите-ка, ребята, за пределы территориальных вод и не пищите. Но подтекст, разумеется, именно такой: станете выеживаться — отправитесь к рыбам. Так что "Щит победы" наверняка отзовут в ближайшее время — уж больно дорого его здесь попусту держать, а разрешенный тоннаж судами помельче наберут. Ставрийцы, думаю, свои линкоры тоже уведут. Но до того, как разбежимся, нужно выложиться по максимуму в перехвате и расшифровке их передач. Другой шанс не скоро выпадет.

— Само собой. — Габриэль ухмыльнулся. — Наверняка и у них там сейчас разведчики так же рассуждают. Да ни хрена у них не выйдет против нашей новой игрушки.

— Если только сейчас у них не монтируют свою собственную игрушку такого же класса, — в тон ему подхватил командир радиогруппы. — Или изначально ее не смонтировали. Как думаете, дэр Мондава, как они здесь оказались настолько удачно, что Ценганю на пару с нами козью морду устроили?

— Ну, официальная версия — что учения неподалеку проводили…

— Ага, учения, как же. За тысячи цул от ближайшей населенной суши, в полутора декадах полного хода от Торвалы. Я так думаю, они с самого начала поблизости ошивались, чтобы перед паладарами выставиться при удобном случае. Полгода назад Кайтар прикрыл Хёнкон от пиратов, и они повода искали, чтобы счет сравнять. А значит, к походу они подготовились основательно, в том числе и в части радиоразведки. Так что, командор, не расслабляйся. Худшая ошибка разведчика — недооценить противника, не допускай ее.

— Постараюсь.

Габриэль оперся о поручень и принялся смотреть вдаль, где на горизонте вырисовывались очертания берега. Паладары совсем рядом, рукой подать, да и на церковь боевого попа взглянуть хочется хотя бы из любопытства — если, конечно, она уже есть. Какой же все-таки измыслить повод, чтобы официально сойти на берег хотя бы на полдня?

— Скажите, дэр Матучино, — задумчиво спросил он, — а в наше посольство в Хёнконе никакие секретные послания передать не нужно? На монтаже моей работы до послезавтра не предвидится, так что я бы мог сработать в качестве курьера.

Ночь на 09.28.1232. Хёнкон

"— Мы не такие, как все. Мы влюбляемся один раз и навсегда. Жди меня, я еще вернусь к тебе!.."

Красавчик на экране приник к губам унылой крашеной блондинки с перепачканным копотью и грязью лицом, щеголяющей сексуально изорванным платьем. Трупы злобных жабродышащих инопланетян валялись на фоне разгромленной и потихоньку горящей школы, а беглец-воин с далекой захваченной планеты, наконец-то обретший свою полную силу, собирался отправиться добивать их остатки на других континентах. Фуоко зевнула и остановила фильм. Дальше все ясно. Два часа она мужественно боролась со скукой, наблюдая за заранее понятными перипетиями сюжета, за героической гибелью массовки и второстепенных персонажей, за неизбежным финальным погромом всего, что под руку с бластером подвернется… Скучно. Похоже, режиссер фильма терпеть не мог свою школу, а потому страшно отомстил ей если не в жизни, то хотя бы на экране. Если бы не необходимость на что-то убить ночные бессонные часы да еще любопытство (ну как же — один из последних фильмов с компьютерными спецэффектами, снятых до Первого Удара и отреставрированных паладарами с кинопленки!), она бы бросила его через пять минут. Парень-красавчик с его стремлением помогать всем, кто попадется под руку, выглядел примерно так же естественно, как аллигатор в мини-юбке. Фуоко знала подобных в жизни — все поголовно наглые хлыщи, уверенные в своей неотразимой привлекательности для девчонок. Стал бы такой защищать забитого пацана со странностями, щас! Скорее, сам бы измываться начал. Взять того же Оронзо… нет, не стоит думать про того урода. И поинтереснее темы есть. Хотя, конечно, неприятно, что о ней уже вся Барна судачит, но рано или поздно все равно бы информация утекла в газеты. Пусть. Они там, она здесь, так что до нее никаким журналюгам не добраться.

Девушка вызвала на экран терминала часы. Полвторого. Вся ночь впереди, и чем-то нужно ее занять. После десяти часов подряд, потраченных на учебу, смотреть на умные книжки она уже не могла. Читать надоело. Паллийские фильмы вызывали отвращение, а паладарские в фильмотеке отсутствовали напрочь. Болтать не с кем — даже на местных сетевых форумах царила сонная ночная тишина. Фуоко потихоньку начинала завидовать Кирису, сейчас безмятежно дрыхнущему в своей комнате. Хорошо ему — побарахтался с ней в койке, закрыл глаза и сопит в две дырочки. А ей куда деваться? Пойти погулять, что ли? Она задумчиво посмотрела на Зорру, калачиком свернувшуюся на ненужной Фуоко койке. Вот ведь, кстати, выпендрёжница — небиологическому интеллекту спать тоже не требуется, но ведь изображает, да еще как артистически! Кстати, а почему бы не заглянуть к Риконе? Та ведь тоже во сне почти не нуждается. Интересно, чем инопланетянка сейчас занята?

Лишь сейчас Фуоко обратила внимание, что значок почты в углу экрана слегка подмигивает. Ага, новое сообщение. Ночью. Интересно, от кого? Она ткнула в него пальцем, и окно с сообщением тут же нарисовалось посреди экрана.

"Отправитель: координатор. Кому: Кирис Сэйторий, Фуоко Деллавита. Тема: дополнительные сведения об инциденте с курьерским эсминцем ‘Скороход’.

Для сведения сообщаю, что первоначальные данные подтвердились. Эсминец ‘Скороход’, попавший в локальную область повышенной аномальности (кольчон второго типа), возникшую в результате ваших экспериментов, не получил серьезных повреждений. Короткие замыкания в электропроводке и управляющих элементах исправлены, функциональность всего оборудования полностью восстановлена, серьезно пострадавших нет. Отмечено заражение энергоплазмой тела одного человека, находившегося в момент инцидента на палубе, что проходит по категории незначительных происшествий.

До капитана эсминца, равно как и до лично адмирала Перлиолы, командующего кайтарской эскадрой, в жесткой форме доведено, что подобное игнорирование прямых приказов недопустимо. Будем надеяться, что в дальнейшем как минимум ВМС Кайтара таких вольностей себе не позволят. В дополнение замечу, что вход в запретную зону, скорее всего, был выполнен намеренно с разведывательными целями, так что вина за случившееся целиком и полностью лежит на капитане эсминца. Вы можете продолжать эксперименты в прежнем режиме".

Фуоко откинулась на спинку глубокого вращающегося кресла, выданного вместо прежнего стула, и глубоко вздохнула. Вчерашний эксперимент на удаленном острове, первый после возвращения из Кайтара, ожидаемый со смесью отчаянного нетерпения и легкой дрожи в коленках, едва не закончился катастрофой. Ведь она всего лишь попыталась соединиться с сознанием Кириса! Девушка снова ощутила странное чувство головокружительного полета в никуда посреди беснующегося геометрического мира, растворения в нем, доброжелательное любопытство и иронию братьев и сестер, недоуменное внимание мамы-розы… Ладони омыло тепло, и она поспешно расслабилась, старательно избавляясь от мелкой сетки молний вокруг рук, груди и, похоже, головы. Ноздрей достиг запах паленой ткани — видимо, зацепило бинты. Тьфу. Чем дальше, тем сложнее себя контролировать. Видимо, манера ходить голой как минимум в комнате останется с ней до конца жизни. Иначе одежды не напасешься.

Но почему появился кольчон? Раньше такого никогда не случалось. Впрочем, раньше и сознания во время экспериментов она не теряла. И каменный пол не оплавляла беспорядочными разрядами. Хорошо, что она настояла на удаленном острове, а не то… Зря все-таки Дзии настоял на ее возвращении на материк, могла бы и в домике на Пинчау остаться. Какая разница? Медицинская капсула там есть, терминал в наличии, еду дрон привезет, а что еще нужно? А еще Дзии, зараза, почему-то так и не шлет отчет, хотя раньше его мгновенно составлял. Может, они с Киром в дополнение к авианосцу умудрились еще и паладарскую аппаратуру из строя вывести?

Тихо прозвучали такты мелодии вызова. На значке видеосвязи появилось имя: Дзии. А, ее можно не стесняться. Фуоко махнула рукой, включая сеанс.

— Доброй ночи, дэйя Винтаре, — поздоровался медицинский неб, появляясь на экране. На сей раз он избрал мужскую маску. — Я вижу, вы не слишком заняты? У вас найдется полчаса времени?

— Да хоть десять часов! — с неожиданным для себя энтузиазмом согласилась Фуоко. Все лучше, чем в ночном одиночестве киснуть. — А что нужно сделать?

— Я решил, что настало время снять бинты с головы. В общем, уже декаду назад ваши раны вполне зажили, я всего лишь перестраховывался. Поскольку во время сегодняшнего эксперимента мне показалось, что повязки вам заметно мешают, оставлять их и дальше смысла нет.

— Отлично! А швы с века?

— Швы я тоже сниму. Веко начнет открываться.

— Класс! — Фуоко вскочила. Зорра приоткрыла один глаз и бросила недовольный взгляд на экран. — Мне лечь? В смысле, в капсулу забираться?

Она подошла к краю своей кровати и взялась за край простыни, чтобы сдернуть ее.

— Не надо, дэйя Винтаре, — остановил ее неб. — Я бы попросил вас подойти в госпиталь. Мы закончили собирать новую сканирующую установку, и я бы хотел заодно поглубже влезть вам в голову, чтобы проверить процессы заживления.

— Ага, сейчас приду, — Фуоко кивнула. — А что с заживлением? Вы же сами говорили, что оно идет хорошо. У меня же совсем ничего не болит.

— Это меня и беспокоит, дэйя. Нормальным состоянием после попадания в голову осколка гранаты и нескольких операций являются весьма неприятные болевые ощущения, обычно снимающиеся лекарственными препаратами. Боли вы не чувствуете, что хорошо, поскольку обезболивающие на вас не действуют. Но сам факт ее отсутствия настораживает. Хотелось бы удостовериться, что с вами и в самом деле все в порядке. Но давайте я сначала проверю вас на сканере, и лишь потом заведем разговор о состояниях и перспективах. Договорились?

— Ага. Я быстро.

— Не торопитесь, я никуда не опаздываю. Вы тоже. А на улице замечательная погода. До встречи.

Окно видеосвязи погасло. Девушка осторожно ощупала бинты. Так и есть, под пальцами чувствуются обрывки ниток, на подушечках остаются следы сажи. Тьфу. Ну ладно, теперь их снимут. Надо идти. И как одеваться? Если она дошла до того, что не контролирует свое электричество, любая одежда, кроме несгорайки, может погибнуть. А несгорайку ох как не хочется… А, тогда вот так!

Она открыла шкаф, покопалась на полках и нашла коротенькую юбочку — вообще-то часть бикини, предназначенную для использования вместе с трусиками. Юбочка застегивалась пуговицей на поясе и оставляла открытым почти все левое бедро, но главное скрывала. И если сгорит, не жалко. А сверху… а сверху не надо. Глухая ночь, все спят, а случайные прохожие переживут. Да десять минут идти, никто и не попадется.

Слушай, милая, ехидно спросила она себя, а зачем тебе вообще одежда, если носить ее боишься? Давай уж тогда, начинай нагишом постоянно шастать. Она посмотрела на сандалии, и внезапно ей остро захотелось пройти босиком. Подошвы словно ощутили влажное тепло мокрого асфальта. Ну, раз хочется, значит, так и топаем.

— Зорра, идем в гости к Дзии! — объявила Фуоко. — Подъем, а то дома оставлю.

— Дзии старый зануда, — порадовала откровением парса, поднимаясь и потягиваясь во всю длину. — Заняться нечем, за девочками ухлестывает. Поймаю — в ухо плюну.

Фуоко фыркнула. Определенно, парса развивалась в каком-то не том направлении — злоехидном и ворчливом. С другой стороны, так даже веселее. Она выключила свет, вышла из дверей в коридор, где автоматически вспыхнула лампа под потолком, спустилась в вестибюль и вышла на улицу.

Погода и в самом деле стояла замечательная. Тучи рассеялись, словно тайфун и не приходил, и сумасшедшие переливы ночного неба, яркие, но лишь сгущающие темноту за пределами освещенных участков дороги, заставляли голову слегка кружиться. Сегодня хаотично-радужные волны света, рождающегося на границе пузыря вокруг Паллы, казались менее интенсивными, чем раньше, и сквозь них пробивался свет ярких крупных звезд, из-за фокусов искаженных законов оптики, казалось, танцующих на месте. Прямо над головой стояла дуга Подковы, Гвоздь в ее центре сиял голубым. Чуть поодаль расположился Землекоп. По другую сторону Подковы мерцала красным Галаэнна, Первая Весла. Двойной Ромб почти зашел за горизонт, но и Лииран, и Девушка еще отчетливо виднелись над самым морем, а с противоположной стороны уже поднималось Ожерелье Ваххарона, и Вещий Глаз, Вторая Ожерелья, подмигивал желтым. Голубая Труффа, расположившись почти в зените, казалась еще одним сапфиром, самым крупным в небесной сокровищнице. Фуоко неторопливо шагала по тротуару (сухому, вопреки ожиданию), наслаждаясь теплым ветром, налетавшим и улетавшим, омывая кожу приятной прохладой посреди окружающей банной духоты, и выглядывала созвездия, знакомые ей по большей части лишь по картам, изучаемым в школе на естествознании. Распознавание шло плохо: стоило напрячь зрение, и геометрический мир прорывался перед закрытым глазом, смешивая небесные переливы с мечущимися графиками функций, волнами своего собственного разноцветного пламени и бесформенными неясными фигурами.

Навстречу, к ее облегчению, действительно никто не попался. Хотя по такой погоде народ наверняка массово болтался на улице, здесь, в спальном районе, стояла благостная тишина, нарушаемая лишь шелестом деревьев. Только возле самого госпиталя из небольшого сквера на противоположной стороны улицы (Фуоко вдруг вспомнилось, как зимой из него стреляли по больнице из автоматов) доносились тихие голоса. Но под фонарями там никого не замечалось, а смотреть сквозь тени девушка не рискнула. Хотя ее второе зрение могло показать (а могло и не показать) находящихся там людей в форме каких-нибудь шаров или клякс, с тем же успехом оно могло спровоцировать появление нового кольчона и волют. Безопасные они сейчас или нет, неважно. Лучше не рисковать и оставить эксперименты для Пинчау.

Она вошла в холл госпиталя, и из-за стойки навстречу тут же поднялся человек в белом халате — настоящий, не дрон.

— Дэйя Винтаре? — спросил он на катару с легким могератским акцентом. — Добрый вечер. Вас ждут. Спуститесь, пожалуйста, по лестнице в подвал, там открыто.

— А-а… спасибо, — кивнула Фуоко, стараясь скрыть смущение. О том, что в госпитале сейчас дежурят живые врачи, она совсем забыла. Да, топ бикини надеть все же стоило. Хотя он все-таки врач, перед ним так и так может потребоваться раздеваться. Да наплевать. Она быстро прошлепала босыми ногами вниз по холодным бетонным ступеням и оказалась в коротком полутемном коридоре со стенами, покрытыми панелями, то ли деревянными, то ли оформленными под дерево. Единственная дверь в его конце стояла приоткрытой, из нее на пол сочился узкий луч света. Фуоко толкнула створку и вошла в большой и почти пустой зал, освещенный яркими лампами под потолками.

— Еще раз добрый вечер, дэйя Винтаре, — сказал Дзии. Неб в виде сухопарого мужчины в белом халате поверх серого делового костюма стоял в нескольких шагах от входа, заложив руки за спину. — Хм, я смотрю, вам настолько не терпится избавиться от бинтов, что вы начали процесс без моего участия.

Пару секунд девушка недоуменно пялилась на него, потом до нее дошло. Неужто Дзии пошутил в кои-то веки? Она тихонько хихикнула и провела пальцами по голове.

— Случайно получилась, — извиняющимся тоном сказала она. — Не удержалась, искрить начала. Нужно на остров вернуться…

— Насчет острова позже. Сейчас нам необходимо окончательно убрать бинты и снять швы. Параллельно я намерен провести небольшое дополнительное обследование. Пожалуйста, оставьте одежду на стуле у двери и ложитесь на капсулу, — Дзии жестом указал на необычно широкую и длинную лежанку, стоящую посреди зала.

Фуоко послушно расстегнула пуговицу на юбочке, положила ее на сиденье и двинулась вперед. Однако еще до того, как она успела сделать второй шаг, Зорра, про которуюдевушка совсем забыла, вдруг прыгнула вперед. Развернувшись перед Фуоко, она вздыбила спину и зашипела, совсем как огромная пестрая кошка.

— Стой! — тявкнула она. — Нельзя! Опасность! Назад!

Фуоко ошарашенно посмотрела на спутницу. Та подняла переднюю часть туловища вверх, опираясь на две задние пары ног, и растопырила передние в воздухе, словно перекрывая путь.

— Зорра, ты чего? — спросила девушка. — Где опасность?

— Стенд опасен! Сканер опасен! Флуктуации метрики! — в голосе парсы прорезались незнакомые визгливые нотки. — Назад! Назад! Назад!

Она снова зашипела.

Фуоко стала не по себе. Она в замешательстве оглянулась на Дзии. Тот стоял с совершенно бесстрастной физиономией.

— Э-э… дэй Дзии? — осторожно спросила она. — О чем речь?

— Дэйя Винтаре, полагаю, что Зорра среагировала на излучение, создаваемое новой установкой. Сканер действительно слегка усовершенствован по сравнению с прежними медицинскими капсулами. Я пытаюсь общаться с ней напрямую, но, боюсь…

— Объясняй! — потребовала Зорра. — Объясняй вслух! Опасно! Обманщик!

— Она настроена решительно, — вздохнул неб. — Вот так и снимай ограничения на развитие интеллекта! Дэйя Винтаре, суть в том, что паладары наконец-то научились использовать к своей выгоде искаженные законы физики на Палле. Теперь мы знаем, как использовать лептонные флуктуации для наблюдения за пространством внутри энергоплазмы, внутри человеческого тела в частности. Технические детали слишком сложны, чтобы я мог донести их до вас здесь и сейчас, да я и не уполномочен передавать людям такого рода знания. Но должен заверить, что установка полностью безопасна. Ее предварительный монтаж закончили еще три дня назад, и с тех пор она интенсивно тестировалась на животных, а потом и людях-добровольцах. Однако сканер действительно слегка влияет на состояние определенных физических констант основной пространственной метрики, и сенсоры микродрона данный факт фиксируют.

— Опасно! — снова тявкнула Зорра. — Обманщик! Не сказал сразу! Что еще соврал? Фуоко отличается, она другая, ей опасно!

Неб развел руками.

— Дэйя Винтаре, боюсь, что Зорра отказывается меня слушать. В ее возрасте логические аргументы воспринимаются на одном уровне с эмоциональными, если можно так выразиться, и из-за императивов первого уровня эмоции побеждают. Я, конечно, могу попросить координатора заблокировать ее доступ к микродрону, но она ваш парс. Лучше, если дело уладите вы сами.

Фуоко поежилась. Значит, датчики Зорры что-то улавливают? И Дзии не хотел говорить об изменениях? Ей стало не по себе, по спине пробежали зябкие мурашки. Девушка обхватила себя руками, словно от холода.

— Дэй Дзии, — тихо спросила она, — почему вы не прислали отчет по сегодняшнему эксперименту?

— Там есть детали, которые необходимо предварительно обсудить, чтобы они не стали неожиданностью и не вызвали у вас неверные интерпретации. И нужно кое-что уточнить. Дэйя Винтаре, сегодняшние данные могут оказаться чрезвычайно важными для понимания природы Арасиномэ, но нам необходимо удостовериться, что мы правильно понимаем работу вашего мозга. Именно для проверки деталей я попросил вас вернуться с Пинчау сюда, к новому сканеру. Однако напоминаю, что ваше участие в экспериментах абсолютно добровольно, и вы можете отказаться от них в любой момент. В том числе — от обследования на новом сканере. В таком случае я просто сниму бинты и швы на веке без дополнительных проверок. Решение за вами.

Фуоко присела на корточки перед Зоррой, и та, положив передние лапы ей на колени, заглянула в лицо своими странными двухзрачковыми глазами.

— Сканер опасен! — голос парсы снова изменился. Теперь он звучал почти по-человечески, высоко и жалобно, как у маленькой девчонки. — Для Фуоко опасно! Фуоко другая, слишком много энергоплазмы! Сканер дестабилизирует, разрушит, Фуоко умрет. Не надо!

Девушка погладила спутницу по голове и снова взглянула на неба.

— Дэй Дзии, — спросила она, преодолевая нервную дрожь в губах, — обследование действительно необходимо? Можно получить важные данные?

— Ответ на первый вопрос отрицательный, если под "необходимо" вы понимаете вопросы жизни и смерти. Однако важные данные получить действительно можно. Ультразвук, применявшийся для зондирования вашего мозга ранее, не дает полной картины даже на вещественном уровне, не говоря уже про энергетический. Энергоплазма в вашем мозгу сейчас существенно более активна, чем раньше, и я не могу снять энцефалограмму даже с помощь подкожных электродов. Я максимально тщательно тестировал новую технологию на протяжении трех декад и готов поставить на кон свою репутацию, утверждая, что сканер абсолютно для вас безопасен. Однако, дэйя Винтаре, напоминаю снова, что ваше участие в программе не просто добровольно, но и инициировано вами же. Вы можете прервать эксперименты в любой момент. Вы гораздо важнее для Университета и Паллы как многообещающий молодой ученый, чем как подопытный образец, и даже полный отказ от экспериментов кое-кто из паладаров, ректор в первую очередь, воспримет с большим облегчением. Выбор за вами.

Фуоко снова посмотрела на Зорру.

— Ку-ун! — жалобно протянула та.

— Зорра, милая, надо! — тихо, но твердо сказала девушка. — Спасибо. Я тебе очень благодарна, но я должна. И Дзии говорит, что безопасно. Посиди пока в уголке. Ладно?

Зорра еще раз внимательно посмотрела ей в глаза, потом лизнула в нос теплым шероховатым языком, опустилась на все шесть лап и неспешной трусцой отбежала к стулу с юбочкой, где и улеглась на пол, не отрывая от Фуоко взгляда. Девушка улыбнулась ей, поднялась и подошла к капсуле в центре зала. Преодолев мгновенный приступ крупной дрожи, она выжидающе посмотрела на неба.

— Ложиться? — спросила она.

— Да, пожалуйста, дэйя. На спину. Устраивайтесь поудобнее, лежанка примет форму вашего тела. Разведите ноги немного в стороны, руки перпендикулярно телу, лицо вверх. Предупреждаю, что процедура отличается от знакомой вам. На сей раз вы останетесь лежать на поверхности, погружать в толщу капсулы я вас не стану. Сканирование ведется особым образом модулированными электромагнитными полями, по ходу дела над вами станут перемещаться металлические стержни. Они пассивные, ничего не излучают, лишь влияют на распределение полей в пространстве, формируя дифракционные решетки. Поля генерируются установками, скрытыми в стенах, результаты считываются экраном, на котором вы лежите, так же, как на обычном просвечивании в паллийских больницах. Кстати, я включил дополнительный обогрев помещения. Если станет жарко, скажите.

Фуоко устроилась на лежанке в позе морской звезды и слегка поерзала. Поверхность под ней послушно промялась, лежать стало удобнее. По телу скользнула едва ощутимая волна теплого воздуха. В потолке открылись отверстия, из них с тихим шелестом выдвинулось пара десятков длинных многосуставчатых стержней.

— Сначала я сниму бинты. Не пугайтесь, капсула временно закроет вашу голову.

Девушку на несколько секунд окутала глухая темнота. Кожу головы защекотало, и когда темнота пропала, она ощутила то, от чего давно отвыкла: дуновения воздуха, проникающие до корней волос. Волос? Она подняла руку, и пальцы наткнулись на короткую щетину.

— В течение нескольких последних перевязок я не убирал прорастающие волосы, — пояснил Дзии. — Сейчас их длина примерно два рира. Коротковато для девушки, но отрастет быстро. Кроме того, я бы сказал, что стрижка под мальчика вам идет. Однако с сожалением напоминаю, что ваши волосы полностью утратили первоначальный цвет. Сейчас они пепельно-русые по всему объему.

— А можно зеркало?

— Позже. Мы еще должны снять шов с левого века. Дэйя, начинаем сканирование. Я просмотрю ваше тело, но в основном сосредоточусь на голове. Мне необходимо знать, насколько хорошо функционирует нерв левого глаза. Сейчас я отключу освещение, после чего начну подсвечивать ваши глаза направленным пучком когерентного света. Ощущения могут оказаться своеобразными, но сканирование вряд ли займет больше двух-трех минут. И еще одно, дэйя.

— Да?

Тишину зала прорезал громкий резкий писк.

— Просто на всякий случай изредка я стану подавать такие сигналы. Вам необходимо назвать число от одного до трех, соответствующее их количеству. Просто мера перестраховки, чтобы знать, что вы в сознании. Кроме того, если вы почувствуете себя нехорошо, сжатие кулака или любое резкое движение полностью отключит сканер. Вам понятно?

— А-а… да, конечно.

— Зорра, ты удовлетворена?

— Дзии — вивисектор! — недовольно тявкнула от стены парса. — Если Фуоко станет плохо, поймаю и укушу!

— Обязательно.

Дважды громко пискнуло.

— Дэйя Винтаре? — пару секунд спустя осведомился Дзии.

— Что?

— Количество сигналов?

— А-э… два.

— Прошу не забывать о правильной реакции. А теперь начинаем. Я гашу свет. Прошу закрыть правый глаз и не открывать его до конца процесса. Кроме того, постарайтесь по возможности не двигаться.

Тихо щелкнуло, и стало совершенно темно. Во мраке тихо зашелестело. Фуоко лежала на спине. Она не чувствовала абсолютно ничего необычного, если не считать волн теплого воздуха, прокатывающихся по телу. Потом сквозь опущенное правое веко ударила вспышка света, еще и еще. Через некоторое время вспышки прекратились, потом начались снова. Девушка чувствовала, что тело мало-помалу начинает бить мелкая нервная дрожь. Да успокойся же ты! — властно сказала она себе. Ничего не происходит. Просто расслабься. Расслабься, я кому сказала!?

Время шло. Изредка во тьме раздавались писки, и Фуоко послушно повторяла их количество. Она быстро заскучала, но развлечь себя казалось нечем.

— Основная процедура завершена, — наконец произнес в темноте голос Дзии. — Дэйя Винтаре, приготовьтесь, снимаю швы с левого века. Возможны слабые неприятные ощущения.

Голову, за исключением рта и носа, снова окутало мягкое и упругое. То место, где смыкались сшитые левые веки, слегка защипало, глаз сдавило, и перед Фуоко поплыли разноцветные круги. Хотя она и знала, что бесполезно, но все же попыталась сконцентрировать на них взгляд — и тут же мир бешено закружился в геометрическом вальсе ночного мира. Усилием воли девушка отогнала его, и снова сгустилась тьма.

— Дэйя Винтаре, — осведомился Дзии, — сейчас вы воспользовались вторым зрением?

— Да, случайно. А как вы догадались?

— Сканер показал возбуждение левого зрительного нерва. Прошу потерпеть еще чуть-чуть, я промою глаз.

Веки опять защекотало. Потом какое-то время ничего не происходило, и вдруг в комнате медленно, очень медленно начал разгораться свет. Фуоко бездумно смотрела на светящуюся точку лампы, потом, вдруг сообразив, зажмурила правый глаз, для надежности прикрыла его ладошкой и максимально широко распахнула левый (ах, это чувство, настолько привычное и настолько забытое, что кажется чужим!)

И ее горло сжало спазмом внезапного страха.

— Дзии, я не вижу левым глазом! — сипло сказала она. Давний, еще из больницы в Барне, ужас, возродившись, нахлынул на нее удушающей волной. — Дзии!

— Мы так и предполагали, — раздался рядом тихий девчоночий голосок, и Фуоко, резко сев, уставилась на сидящую на краю кушетки Рису — пигалицу в легких спортивных трусах и маечке, выглядящую на одиннадцать или двенадцать лет. — Прости, Фучи, что не говорили раньше, не хотели тебя тревожить. Глазной нерв уцелел, но в результате контузии осколком произошло отслоение сетчатки. Дзии обнаружил проблему еще в Барне с помощью ультразвука, а сегодня подтвердил окончательно. В нынешних условиях ее невозможно ликвидировать. Прости. Однако в будущем, когда мы научимся лучше управляться с энергоплазмой в человеческих телах, нам удастся все исправить.

И ужас ушел, оставив после себя лишь гулкую звенящую пустоту. Значит, она все-таки ослепла на один глаз. В глубине души она знала, что так и случится. Знала по недомолвкам барнских врачей, отводящих взгляд при слишком настойчивых расспросах. Знала по вежливым и скользким фразам Дзии. Знала внутренним безошибочным чутьем, что прорывается даже сквозь самую успокаивающую ложь и неумирающую надежду.

Она калека. Вот и все. Фуоко медленно опустилась на спину и уставилась на потолок и застывшие причудливо переплетенные стержни. Риса дотянулась до ее головы и ласково погладила лоб кончиками пальцев.

— По крайней мере, глаз полностью сохранил подвижность, — успокаивающе сказала ректор. — Твоя внешность не пострадала. Когда отрастут волосы, станешь такой же ослепительной красоткой, как и раньше. Смотри.

Сбоку медицинской кушетки поднялся большой экран на тонкой ножке и склонился над Фуоко. Его поверхность стала зеркальной. Девушка безразлично взглянула на него. Сквозь ежик коротких серовато-белых волос (как странно она выглядит с такой стрижкой и цветом!) отчетливо просвечивали тонкие темно-красные шрамы. Некоторые из них спускались с темени на левый висок и скулу под глазом. Серебристые точки контактных площадок поблескивали, словно у робота.

Седая уродина с мордой в шрамах. Вот что она теперь такое.

— Следы от ран со временем побледнеют и станут незаметными. Думаю, уже через полгода их станет не различить, если не вглядываться специально. Ну, а до тех пор тональный крем и прическа их скроют. Фучи, — ректор снова провела пальцами по лбу Фуоко, — все хорошо. Ты выжила, когда у тебя перед самым лицом взорвалась граната. С осколком в голове — ты вытянула один шанс на миллион даже с учетом кинетической защиты, которой тебя почти успел прикрыть Кир. Ты даже ухо не потеряла, и барабанные перепонки целы остались. Ну, а взамен ты приобрела двойное зрение — никто на планете им похвастаться не может. Мне очень жаль, что так случилось, но жизнь продолжается.

— Я дура, — прошептала Фуоко. — Сама виновата. Сама поехала на экскурсию, а потом с Мэем. Риса, я только сейчас поняла, какой была дурой. И в Шансиме, и еще раньше, давно, в Барне, когда от Джиона сбегала и одна по городу ходила. Я как-то не верила, что со мной может что-то случиться. Я дура…

— Вовсе нет, — возразила Риса. — Ты унаследовала отцовский характер, да и мама у тебя мягкостью не отличается. Ты такая, какая есть. Просто тебе не повезло. Но жизнь все равно продолжается. Ты стала мудрее и сильнее, а что глаз видит по-иному, так я знаю массу людей, и не только людей, что угодно отдавших бы за такую способность. Ты — уникум, Фучи. Ты нужна Палле. Ты нужна Университету. Шок пройдет со временем, у тебя сильная упругая психика. Кому-то другому я бы предложила транквилизаторы, но на тебя они не действуют. Значит, просто нужно перетерпеть — день, два. Потом свыкнешься.

— Уникум… — прошептала Фуоко. — Не хочу. Из-за меня одни неприятности. Я людей сжигаю, кольчонов, вон, вызывать начала. Что дальше случится? Планету взорву к гхашам? Риса, вы новый сканер сделали — может, вы еще и научились энергоплазму вычищать? Убрали бы вы ее из меня, а? Я что угодно сделаю, только уберите… Я же из семьи Деллавита — хочешь, потом все наследство паладарам отдам?

Риса промолчала, но ее теплые пальцы на лбу Фуоко заметно дрогнули.

— Карина, — прозвучал под потолком голос Дзии, и девушка лишь сейчас заметила, что его дрона нет в зале. — Напоминаю про наш уговор.

— Я помню, — тихо сказала Риса. — Фучи… Есть еще одно, что ты должна знать. По крайней мере, так считает Дзии.

От ее тона девушку словно ударило током. Сердце сжалось и пропустило удар. Еле слышный треск донесся от сетки молний, окутавших тело, в воздухе пахнуло грозой. Ночной мир вдруг властно прорвался сквозь реальность, и прежде чем она успела взять себя в руки, на внешний вид Рисы наложилась маска уродливого кривляющегося клоуна — с круглым красным носом, высунутым раздвоенным языком и большими острыми клыками.

— Понимаешь, Фучи, я врач, хирург. Всю жизнь я лечила больных, считавшихся безнадежными, и ни разу не потеряла пациента, доставленного еще живым на операционный стол. Я не привыкла говорить людям вещи, заставляющие их нервничать, с которыми все равно ничего нельзя поделать. Но есть и другое мнение — что каждый должен точно знать свое состояние. Дзии… заявляет, что проинформирует тебя в любом случае, и я не могу ему запретить. Тогда уж лучше я. Яни считает, что я и без того приношу слишком много плохих новостей, что ты можешь начать меня подсознательно ненавидеть как горевестника… Даже если так, пусть. Фучи…

Девочка наклонилась над лежащей Фуоко и заглянула ей в глаза.

— Ты уже снова встретилась и заново познакомилась с Риконой. Ты помнишь, что она погибла в родном мире?

Фуоко кивнула. При чем здесь Рика?

— Она погибла — и, тем не менее, жива до сих пор. Она думает, чувствует, вспоминает, горюет и радуется — она жива, жива по-настоящему. Биологическое тело — всего лишь носитель разума, один из многих возможных. На вашей планете других носителей нет, но их появление — лишь вопрос времени. Рано или поздно вы восстановите свою технологию и продолжите ее развивать — а значит, продолжите пытаться перенести сознание в искусственное тело. Все известные нам цивилизации идут по такому пути, просто потому, что биологическое тело не обеспечивает бессмертие, а инстинкт самосохранения — фундаментальный компонент любого разума.

— А при чем здесь мой глаз? — глухо спросила Фуоко.

— Глаз ни при чем. Однако, Фучи, как бы тебе сказать поаккуратнее… В общем, у нас есть веские основания полагать, что в данный момент носителем твоего сознания является вовсе не твое тело.

Несколько секунд девушка осмысливала сказанное. Потом, сообразив, резко села, едва не столкнувшись лбами с вовремя увернувшейся Рисой.

— То есть как — не мое тело? — изумленно переспросила она. — А что тогда?

— Мы не знаем. Вчера на острове, когда ты потеряла сознание, активность и количество энергоплазмы в твоей голове внезапно сократились до очень низкого уровня. Дзии сумел просканировать твой мозг — и сегодняшняя проверка на новом сканере данные подтвердила. Фучи, мы можем с уверенностью сказать, что кора твоего головного мозга мертва. Ее электромагнитная активность, характерная для живого человека, полностью отсутствует. В целом энцефалограмма, зарегистрированная Дзии, соответствует наблюдаемой у человека в стадии глубокой комы.

Фуоко машинально дотронулась до короткого ежика волос. Скажи ей кто другой, и она решила бы, что над ней пытаются подшутить. Но Риса…

— Не понимаю, — наконец сказала она. — Я же… я же в сознании. Я все понимаю, говорю… дышу… Как — кома?

— О том и речь, — Риса пожала тощими плечиками. — Фучи, твой мозг не работает. Совсем. Но ты полностью сохраняешь сознание. Еще в Барне, когда Дзии узнал по отчетам, что после взрыва гранаты ты не дышала, по разным оценками, от двенадцати до пятнадцати минут, он подверг тщательному скрытому тестированию твои когнитивные функции и память. С ними все в полном порядке. Мы можем лишь предположить, что кора мозга погибла из-за долгого кислородного голодания. Однако ты осталась живой, более того, едва не довела до инфаркта пару хирургов и столько же медсестер, когда, без сердцебиения и дыхания, с дырой в черепе, пришла в себя на операционном столе и начала разговаривать.

— Один из врачей в частной беседе, — донесся с потолка голос Дзии, — позже признался, что чуть не обмочился от перепуга, прошу прощения за неаппетитную подробность.

Неожиданно для себя Фуоко хихикнула.

— Да уж, могу себе представить! — пробормотала она. — Риса, но как же я тогда могу думать?

— Хочешь лучшую гипотезу из всех дурацких? Мы полагаем, что заполняющая твое тело энергоплазма настолько хорошо изучила нервную систему, что научилась ее дублировать. Полностью дублировать, в том числе мозг. Помнишь, как Киру на голову свалились трубы на военной базе? Ему полагалось погибнуть на месте из-за летальной травмы шейных позвонков, но он выжил. Судя по его описаниям, он тоже провел несколько минут без дыхания и сердцебиения, потом энергоплазма перехватила на себя роль поврежденных нервных волокон и восстановила нормальное прохождение сигналов от мозга к органам тела. Но у него оказался поврежденным только небольшой участок спинного мозга, и нормальная жизнедеятельность восстановилась до того, как погибла кора. С тобой управиться оказалось сложнее, а потому все закончилось хуже. Но как бы то ни случилось, в итоге ты жива, что главное. Кстати, гипотеза хорошо объясняет твою нечувствительность к препаратам, воздействующим на нервную систему, а также отсутствие потребности во сне.

Фуоко ущипнула себя за руку, потом, подумав, за левое веко.

— Не понимаю, — сказала она. — Руку больно. А веко нет. Почему?

— А если так? — Риса осторожно дотронулась пальцем до того же века.

— А так чувствую, как обычно.

— Еще одна загадка. Фучи, на тебя обезболивающие и транквилизаторы не действуют — видимо, потому, что нервная система либо под полным контролем, либо полностью замещена энергоплазмой. Скорее, первое, потому что вряд ли энергоплазма способствовала ее такому мощному разрастанию, чтобы потом полностью исключить из цепочки. Но при том ты ни разу не демонстрировала, что чувствуешь боль, даже когда Дзии работал с твоими ранами. Либо новый носитель сознания каким-то образом понимает и фильтрует неприятные ощущения, либо энергоплазма при передаче сигналов следует знакомым ранее шаблонам, в которую они не вписываются. Последнее особенно похоже на правду с учетом того, что твое левое глазное яблоко полностью заполнено энергоплазмой. Кстати, именно поэтому мы не можем приварить сетчатку ни лазером, ни микроманипуляторами, основанными на нашей технологии.

— Понимает и фильтрует… Риса, так все-таки — Арасиномэ разумен или нет? Если разумен, может, именно и боль он фильтрует? Может, он на мне какие-то эксперименты ставит?

— Ох, Фучи! — ректор тепло улыбнулась. — Знаешь, я так рада, что ты начала думать и строить гипотезы вместо того, чтобы истечь слезами и соплями. Я в тебе не ошиблась. Ты молодец. Но я не хочу заниматься спекуляциями здесь и сейчас. У нас есть веские аргументы за, равно как и против разумности Арасиномэ. Некоторые действия как самой Красной Звезды, так и ее артефактов на Палле, невозможно назвать иначе чем разумными. Ты — яркий пример. И что кольчоны начали возникать точно над городами, но перестали убивать людей — тоже. Но, с другой стороны, за планетарный год нашего присутствия в системе Паллы мы так и не сумели не то что вступить с Арасиномэ в контакт, но даже и привлечь его внимание. Все воздействия на его активные области ведут либо к полному игнорированию, либо к агрессивной атаке, направленной на уничтожение непосредственной угрозы, и не более того.

— Но я же чувствую… братьев и сестер, маму-розу в оранжерее и так далее! Они реагируют на меня, наблюдают, любопытствуют… Пусть даже они просто ассоциации в моем подсознании, но ведь на чем-то же они основаны!

— И именно потому ты так важна для всей Паллы. Ты и Кир — единственные известные сейчас ниточки, предположительно связывающие человечество с некоей разумной сущностью. Беда в том, что никто не знает, где она прячется на самом деле. Красное сияние над полюсом солнца — лишь внешнее проявление определенных изменений в пространственной метрике, точно такое же, как псевдовещество энергоплазмы. На деле центр управления процессом может находиться отсюда за тысячи и миллионы световых лет, и наши попытки контакта просто промахиваются мимо него. Твое сознание оказалось непосредственно интегрированным в общую систему, а потому ты добилась больших успехов, чем мы все, вместе взятые. Только, Фучи, мы сбились с темы. Возвращаясь к исходному вопросу — нет, мы по-прежнему не можем убрать энергоплазму из твоего тела и не станем пытаться, даже если попросишь. Ты в результате, скорее всего, утратишь связь со своим телом и даже умрешь.

Фуоко задумчиво посмотрела на нее, размышляя. Значит, возможно, она сейчас живет где-то совсем в другом месте, просто смотрит на мир глазами… хм, глазом прежнего тела. А ведь паладары, если подумать, существуют точно так же: сами невесть где, а здесь лишь дроны, передающие информацию в обе стороны. И Рикона — Фуоко еще не успела толком поболтать с инопланетянкой, но девчонка тоже живет в ненастоящем теле и никаких проблем с ним не испытывает. Ну, не так страшно, видимо. Неприятно только, что нет определенности.

— Забавно, — медленно сказала она. — Значит, Арасиномэ, или кто там, умеет переносить человеческое сознание к себе? Так же, как вы? Когда Рикона погибла, ее сознание ведь тоже перенесли?

— Верно. Правда, мы точно знаем, как проделывать подобные фокусы. Перед переносом человек должен долго жить в специальном фантомном коконе, наблюдающем за "ветром в листве", как у нас поэтически называются процессы на всех уровнях сознания и подсознания. Каким образом Арасиномэ удалось научиться тому же, да еще и с первой попытки, является большой загадкой.

— Не обязательно с первой, — Фуоко мотнула головой. — Дэй Дзии, вы нас слышите?

— Разумеется, дэйя Винтаре, — откликнулся из-под потолка вежливый голос неба.

— Вы рассказывали, как люди внезапно умирают из-за вскипания энергоплазмы в телах. Может, Арасиномэ так пытался их сознание переносить, но ему не удавалось?

— Гипотеза имеет право на существование, дэйя Винтаре. Только насчет "не удавалось" не соглашусь. Нам не известны результаты процесса. Вполне возможно, что перенесенные личности продолжают существовать где-то в другом месте, в активном или замороженном состоянии. Но прояснить данный вопрос пока невозможно.

— В таком случае нужно попытаться поговорить с мамой-розой! — решительно заявила Фуоко. — Риса, я хочу на остров. Прямо сейчас. Попытаюсь до нее достучаться, но лучше подальше от людей. Мало ли что, вдруг опять кольчон появится! Кир пусть дрыхнет пока, а мне же не надо, и времени все равно масса свободного.

— Ох ты, неугомонная! — звонко засмеялась Риса. — Всё не терпится? Валяй, экспериментируй. Но учти, что в связи с новыми обстоятельствами теперь рядом с тобой всегда присутствует полноценный дрон, чтобы в случае чего немедленно сформировать медицинскую капсулу и перевести твое тело на искусственное дыхание. Кислородное голодание, знаешь ли, не самая лучшая штука для биологических тканей. Не беспокойся, он не полезет на глаза.

— Ну, пусть, — Фуоко пожала плечами. — Тогда я зову Райнику, чтобы транспорт обеспечивала.

— Зови, — согласилась Риса. — И все-таки, Фучи, — она дотянулась и ткнула Фуоко пальцем в лоб, — запомни мои слова: я никогда не теряла пациентов, даже в одной нищей полудикой стране с пещерной медициной, где мне как-то раз пришлось диктаторствовать. Пусть тебя сейчас формально веду не я, а Дзии, но я как ректор несу за тебя ответственность не меньшую. Так что уж постарайся не испортить мне такую замечательную статистику, ага?

Она поднялась и потянулась.

— Все, я побежала. А ты не унывай, Фучи. Я уже дважды умирала, и ничего, неплохо себя чувствую, как видишь. И не забывай про Кира. Он хоть и не понимает ничего, как все мужики, но тебя любит. А вместе удары судьбы легче переносить.

Ректор отошла к двери, весело улыбнулась щербатой улыбкой, которой не хватало верхнего резца, и распахнула дверь — и в нее тут же бегом влетел запыхавшийся Кирис в сопровождении своего парса. Риса скользнула в проем за его спиной и исчезла.

— Фучи, ты цела? — резко спросил парень. — Что с тобой?

— Ну, если не считать того, что я коматозный труп, все в порядке, — сообщила ему Фуоко.

— Я серьезно! — обиделся тот. — Я, понимаешь, дрыхну как полено, и вдруг мне на брюхо прыгает этот урод, — Кирис кивнул на Гатто, — и начинает верещать, что тебе плохо, что сейчас помрешь, все такое. Я трусы натянул и сюда. Так что случилось?

— Если настолько перепугался, мог бы на трусах несколько секунд выгадать, — хихикнула Фуоко. — Ночь же, кого стесняешься? А я, между прочим, тоже серьезно. Дзии говорит, что я померла или даже вообще больше не человек. Дзии, я же правду говорю?

— Термин "померла" нельзя использовать, поскольку ваше тело в основном живо, — бесстрастно проинформировал неб. — Гибель небольших участков нервных тканей, пусть даже таких важных, как кора головного мозга, не является основанием для его применения. Людям случается терять куда большие участки тела — руки, ноги, внутренние органы, но от того они не становятся менее живыми и уж тем более не перестают быть людьми. Кроме того, в понимании паладаров термин "живой" определяет состояние сознания, а не его носителя, как на Палле, и с данной точки зрения вы живее многих. Так что, дэйя Винтаре, я не могу согласиться с вашим утверждением даже для поддержания шутки.

— Все компьютеры — зануды! — вздохнула Фуоко.

— И со многими компьютерами вы знакомы, дэйя Винтаре? — на сей раз в голове неба скользнули явные ехидные нотки. — Если не считать меня и координатора?

— Я еще Сируко знаю! — парировала девушка. — И Райнику!

— Не принимается. Обе являются субличностями координатора, — отрезал Дзии. — Вы бы еще вычислительный комплекс "Лавина" к знакомым причислили. Дэй Сэйторий, чтобы не действовать вам на нервы, а также с учетом настроения дэйи Винтаре, предположительно не возражающей против передачи вам информации…

Он сделал короткую паузу, как бы давая Фуоко возможность запротестовать.

— …информирую, что проведенное обследование подтвердило серьезные нарушения работы биологических тканей мозга дэйи Винтаре, что, однако, никак не сказывается на работе ее сознания. Кроме того, с сожалением вынужден констатировать отслоение сетчатки в поврежденном левом глазу, что привело к его полной слепоте в обычном смысле слова. Пока я не рискую проводить хирургическое вмешательство из-за оптически плотной энергоплазмы в глазном яблоке, но данный вопрос пока остается открытым, окончательное решение я приму по результатам дальнейшего наблюдения и экспериментов на животных. Остальное дэйя Винтаре расскажет сама — если захочет, конечно.

— У-у… — Кирис стремительно подошел к кушетке и сел рядом с Фуоко на то же место, где минутой раньше располагалась Риса. — Фучи, реально, что ли, глаз не видит?

— Ну, не видит, — девушка скривила губы. — Да я, в общем, уже привыкла. Кир, я жутко уродливая без повязки? С седыми волосами, и башка в шрамах?

— Не, точно не видит? Ну-ка, следи за пальцем, — Кирис поводил рукой в воздухе. Фуоко послушно следовала за ней взглядом. — Слушай, не заметно совсем. Глаз нормально движется, не сказала бы — я б и не догадался. А шрамы — фигня. У нас в районе пару лет назад парня порезали, моего знакомого. Всю морду ножом исполосовали. Так ему как-то так хитро все зашили, что уже через год все побледнело и незаметно стало. Только когда лыбился, страшненько становилось. Но у тебя-то даже не на щеке, а сбоку, на костях. Зарастет, не парься.

— Кир… — Фуоко дотянулась до него и приникла к нему всем телом. Ее вдруг охватило возбуждение, соски начали напрягаться. — Кир, если разлюбишь меня, я тебе башку оторву и скажу, что так и было. Понял?

— Нифига себе закидоны! — возмутился парень. — Чья бы канарейка пела! Сама меня бросить пыталась, а я, значит, разлюблю? Эй, ты что, опять хочешь? Прямо здесь?

— Почему нет? — Фуоко прикрыла веки и томно заглянула ему в глаза.

— Спать хочется — спасу нет, — Кирис широко зевнул. — Прямо ведь на тебе засну. Обидишься еще.

— Обижусь. Ну ладно, уговорил, отложим до утра. Только, Кир…

— Ну?

— Не бросай меня, ладно? Хотя бы пока я не привыкла, а? Мне страшно…

Внезапный приступ ужаса вдруг нахлынул на девушку, омрачая яркий свет ламп, и она отчаянно вцепилась пальцами в плечи Кириса. Где-то вдали пошевелилась мама-роза, посылая сигналы одобрения и поддержки, и синхронное шипение Гатто и Зорры заставило Фуоко вздрогнуть и дико оглянуться по сторонам. Десятка два небольших, меньше метра в длину, волют плавали в зале, помигивая багровыми огоньками. Стержни под потолком пришли в движение и начали сложный бесшумный танец, переплетаясь в замысловатые узоры, то спускаясь к самой кушетке, то снова взмывая вверх, как ни в чем не бывало проходя прямо сквозь непрошенных гостей. Кирис прижал Фуоко к себе и успокаивающе погладил по спине.

— Фучи, все нормально, — сказал парень ей в ухо. — Я здесь. Парсы здесь. Паладары здесь. Никто тебя не бросит, кончай истерить. Х-хаш, опять комарья налетело! Я их сейчас вымету…

В голове у Фуоко звонко лопнуло, и волюты пропали, словно и не появлялись. Приступ ужаса ушел, разум прояснился. Девушка резко выдохнула и обняла Кириса за шею.

— Прости, — сказала она. — Что-то на меня нашло странное. Какой-то приступ. Дзии, вы что-нибудь зафиксировали сканером?

— Я не специализируюсь в пространственной физике. Массив необработанных данных передан ученым для анализа, — ответил медицинский неб. — В ваших телах обнаружены странные явления, но они могут с равной степенью вероятности являться и неизвестными пока процессами, и случайными флуктуациями энергоплазмы. Нужны дополнительные наблюдения. Я могу чем-то помочь, дэйя Винтаре? Мои транквилизаторы, к сожалению, не сработают — ни химические, ни электромагнитные. Однако есть вариант с расслабляющим массажем, он на вас действует по-прежнему.

— Спасибо, не надо. Я уже в порядке. Что-то нервы у меня в последнее время… А, ладно. Ну что, Кир, идем домой?

— Ага. Если засну по дороге, тащи меня вместе с теми бездельниками, — Кирис ткнул пальцем в Зорру с Гатто, внимательно наблюдающих за хозяевами. — Пусть поработают ездовыми парсами.

— Нет необходимости, — встрял Дзии. — Дрон, приставленный на постоянной основе к дэйе Винтаре, вполне способен унести вас обоих.

— К тебе в натуре большого дрона приставили? — поразился Кирис. — Конвой, типа? Фучи, ты чего натворила? Стекла по ночам бить ходишь?

— Ага, и плохие слова на стенах пишу, — криво усмехнулась Фуоко. — Кир, пусть тебя дрон везет, а я еще погуляю. Тебе спать нужно, а мне нет. А в комнате сил нет торчать.

— Обойдусь без дрона. Пойдем вместе до общаги. Я дрыхнуть завалюсь, а ты хоть до утра гуляй. Только башку полотенцем обмотать не забудь.

— Зачем? — подозрительно спросила Фуоко, поднимаясь и подходя к стене, где на стуле одиноко лежала ее юбочка от бикини.

— Чтобы прохожих исполосованной мордой не пугать! — ухмыльнулся Кирис. — А то еще схватят инфаркт.

— Чем бы в тебя кинуть тяжелым? — задумчиво спросила девушка. Почему-то подколка не показалась ни капли обидной. Наоборот: если бы она действительно плохо выглядела, вряд ли Кир стал бы над ней подшучивать в такой манере. Он хоть и балбес, но на удивление деликатный. Раз издевается, значит, действительно не видит ничего слишком уродливого. Хотя что с его точки зрения уродливо, еще большой вопрос.

— А нечем кидать! — парень ухмыльнулся еще шире. — Я ж специально сначала осмотрелся. Ну, идем, что ли?

Он подошел к ней, ухватил за талию и повлек к двери. Зорра и Гатто вскочили на ноги и двинулись вслед.

— Кстати, дэй Сэйторий, обращаю внимание, что персональный полноразмерный дрон приставлен и к вам, — бесстрастно проинформировал Дзии. — У вас уже не раз останавливалось дыхание, и опасность внезапно умереть для вас не меньше, чем для дэйи Винтаре. Не беспокойтесь, боэй останутся незаметными, если не случится экстренной ситуации. Прошу не воспринимать такой эскорт как ограничение личной свободы.

— Фигасе… — Кирис снова широко зевнул. — Дэй Дзии, у меня башка как колокол гудит, сил нет базарить. Утром проснусь, тогда и начну ругаться.

— Дополнительный постоянный эскорт одобрен госпожой Кариной Мураций. Ругаться бессмысленно. Приношу свои извинения.

— Да ну вас всех… Идем, Фучи.

Пройдя через неярко освещенный холл и обменявшись вежливыми прощальными кивками с дежурным доктором, они вышли на улицу. Часы над выходом показывали половину третьего (а Дзии еще говорил про полчаса!). Труффа уже заметно склонилась к западу. Мерцание хаотичных световых волн на небосводе усилилось и полностью скрыло звезды.

Не успели они пройти и десятка шагов мимо заросшего парка напротив больницы, как мир вокруг Фуоко слегка качнулся и утратил очертания, но тут же восстановился. Она покачнулась, но равновесие сохранила.

— Что? — встревоженно спросил Кирис, подхватывая ее под локоть.

— Все в порядке. Просто голова закружилась. Ох… смотри, опять волюта.

В десятке метров перед и над ними действительно висел одинокий спиралеобразный кокон, почти черный на фоне переливающегося неба. Багровый огонь в его сердцевине отсутствовал. Вот поверхность инопланетного тумана слегка забурлила, и волюта начала медленно опускаться. Оказавшись примерно в метре над головой Фуоко, она замерла.

— Ходер! — сплюнул Кирис. — Что они в последнее время, в самом деле, как комарье слетаются? Сейчас я эту хрень…

— Стой! — Фуоко схватила его за руку. — Кир, не надо. Оставь ее в покое.

— Почему? — удивленно взглянул тот.

— Ну… мне в голову пришло, что вдруг ее прислали за нами… за мной присматривать? Паладары — дронов, а… мама-роза — волюту? Я чувствую, от нее сестрой пахнет. И она одна, и даже без молнии внутри. Пусть себе остается, никого же нет.

— Помнишь, в одном мультике Утенок Бок с грозовым облачком над головой ходил, когда колдуна разозлил? — тихо заржал парень. — А оно его молниями все время! Так же хочешь? А что, микродроны теперь чуть не у каждого второго, на них внимания никто не обращает, а выеживаться перед народом надо. Так, что ли?

— Я что, дура? Я же не стану днем с ней ходить! — обиделась Фуоко. — И даже в комнату не потащу. Пусть до общаги проводит, если хочет, а там я ее попрошу уйти. А у тебя, блин, манера — чуть что, и в бубен. Невежливо же, в конце концов!

Кирис постучал себя пальцем по лбу, но развивать тему не стал. Он лишь поднял руку и пустил в волюту длинную трескучую искру. Та не отреагировала.

— Ладно, пусть болтается, — согласился он.

— Фуоко глупая, — недовольно проинформировала Зорра. — Волюта опасна. Кто-то выйдет — плюнет в лоб. Череп вдребезги, мозги на асфальте! Выгнать, выгнать!

— А ты не ревнуй! — Фуоко показала ей язык, но тут же посерьезнела. — Идем, Кир. А то действительно упадешь и уснешь по дороге. Или кто-то навстречу попадется. А я, между прочим, голая.

— Кто мешал одеться? — Кирис приподнял бровь, но все-таки зашагал в сторону общежития. — И вообще, я думал, ты больше не паришься насчет голых. Мало времени на свободных пляжах, что ли, провела? Меня лично столько раз врачи осматривали, что я уже хоть перед кем разденусь. Делов-то!

— Бесстыжий… — пробормотала Фуоко, шагая рядом. Волюта медленно плыла над головой. Вот внутри нее зажегся тусклый багровый огонек, померцал немного — и вдруг сорвался и ударил ей в плечо. Потом снова и снова. Ощущений не возникло никаких. Потом вдруг такой же багровый сгусток вырвался откуда-то из солнечного сплетения девушки и вонзился в волюту. Несколько секунд спустя Кириса, Фуоко и волюту окутал целый фейерверк: шаровые молнии самых разных расцветок — алых, багровых, желтых, пурпурных, фиолетовых — начали хаотично метаться между ними. Громко зашипели электрические разряды, которым вторили парсы, резко запахло озоном. Фонарь, около которого они находились, громко лопнул, по асфальту зазвенели мелкие осколки. Потом вдруг все кончилось, и волюта медленно поднялась в небо и растаяла.

— И что тут было? — изумленно осведомился Кирис.

— Чтоб я знала… — откликнулась Фуоко. — Кир, я на остров. Похоже, вокруг меня чушь какая-то творится. Не хочу, чтобы людей зацепило. Блин, еще и лампа разбилась, а я босиком. Сейчас вот ногу пропорю…

В темноте скользнула серая туша, кругом проползла по асфальту и замерла.

— Впечатляющее представление, — сказал бесплотный голос координатора. — Дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, с вами все в порядке?

— Да вроде бы, — Фуоко провела пальцами по юбочке. Нет, дырок не ощущается, а одиноким глазом в темноте не разглядеть. А вот блуза бы точно сгорела. — Мы не знаем, что случилось. Мы ничего не делали, честно! Дэй координатор, попросите, пожалуйста, Райнику прислать транспортного дрона. Я на Пинчау. Посижу там денек-другой, пока вокруг меня кольчоны с волютами виться не перестанут.

— Ваш персональный дрон переведен в транспортный режим, голосовое управление задействовано. Отдавайте ему приказы вслух. Если все нормально, я отключаюсь.

Серая бесформенная груда вспухла, вытянулась, раскрылась сверху, подсветилась изнутри и превратилась в обычную транспортную капсулу, только почему-то без управляющего терминала.

— В общем, Кир, подтягивайся, как время появится, — сказала девушка, потирая лоб. — Я попытаюсь связаться с… мамой-розой. Если она действительно мне волюту прислала… может, с ней и поговорить можно? Не знаю, получится ли в одиночку, с тобой как-то лучше в резонанс входишь.

— Лады. Завтра… или уже сегодня? В общем, появлюсь ближе к вечеру, после занятий. И мне для Арены индивидуальный сенко сегодня подогнать обещали, нужно проверить. Часов в шесть, ага?

— Ага. Кстати, что за Арена? Ты так и не рассказал. С кем вы там деретесь?

— Ну… вечером объясню. Ничего особенного, ты в шаре висишь и дергаешься, а на экране кукла твои движения повторяет. Да ничего особенного, просто у паладаров новые эксперименты. У Палека очередная гениальная идея, как энергоплазму в теле исследовать.

— Понятно.

Фуоко забралась в транспорт, откинулась на спинку кресла, помахала рукой и приказала:

— Дрон, на Пинчау.

— Место назначения принято, — бесполым мелодичным голосом откликнулся транспорт. — Отправляемся.

Уже когда дрон, преобразовавшись в катер, летел по-над волнами ночного океана, Фуоко наконец-то позволила ночному миру проявиться в своем слепом глазу. Мир вокруг заиграл новыми красками, но никаких объектов поблизости не замечалось. Однако она вдруг заметила, что изгибающиеся и меняющиеся линии, обычно плавающие вокруг нее в пространстве, живут не сами по себе, а являются частью невероятно сложной, но едва заметной сети. Паутина подрагивала, словно живая, и когда девушка подняла руку, резко раздалась в стороны, потом снова сомкнулась и пропала. Так. То ли она начала видеть разные штуки, не замечаемые раньше, то ли вокруг нее происходят новые процессы.

Значит, она мертва… Точнее, мертв мозг, но сознание живо. Странно осознавать, что теперь ее существование зависит от непонятных процессов взагадочной субстанции, не являющейся ни настоящим веществом, ни полноценной энергией. С другой стороны, кто из людей может похвалиться тем, что понимает все процессы в биологическом мозге? Одна неизвестная величина сменилась другой, вот и все. А вот что глаз не видит — плохо. Остается надеяться, что Дзии все-таки изобретет способ приклеить обратно отслоившуюся сетчатку. А до тех пор нужно ускорить эксперименты и попытаться полностью овладеть потусторонним зрением и совмещением картин двух миров. И потом, за полгода они с Кирисом так толком и не продвинулись в понимании происходящего внутри их тел. И если есть хоть какой-то шанс, что Красная Звезда разумна, нужно приложить все усилия, чтобы выйти с ней на осознанный контакт. Пусть даже мама-роза и прочие братья с сестрами — фокусы подсознания, что-то же за ними должно стоять!

И первый эксперимент она проведет прямо сейчас, сразу после высадки. Если она смогла дозваться Кира по их невидимой связи, есть шанс, что то же самое сработает с мамой-розой. Главное, не устроить ненароком светопреставление.

Кстати, не забыть бы, что завтра промежуточный зачет по эсперанто.

09.28.1232. Хёнкон

Кирис понимал, что спит. Песок пляжа перед ним светился странным синим светом и слегка колебался, словно поверхность загадочного потустороннего океана. Где-то глубоко внизу под ним колебалась еще одна водная поверхность — или, скорее, масляная или даже ртутная. Вместе они напоминали несмешивающийся коктейль из тех, что в Барне подавали в дешевых барах для моряков. Странные штуки возникали и пропадали в толще двух жидкостей, сновали взад и вперед, обменивались цветными фразами, играли друг с другом, сливались и распадались, распространяя чувство безопасности и спокойствия.

Настоящий же океан, напротив, казался опасным и угрожающим. Кирис знал, что в любой момент может нырнуть в его угольно-черную глубину, щурясь как можно сильнее, чтобы отблески на поверхности не резали глаза, но в толще воды придется изо всех сил напрягать зрение, чтобы что-нибудь увидеть. Да и нечего там видеть. Редкие искры настоящего света, мерцающие на поверхности синего песка, никогда там не встречались. Во сне Кирис обожал ловить такие искры и выращивать из них теплых забавных пушистиков, наблюдать за их смешными ужимками, сажать в стеклянные банки, чтобы защитить от холодного ветра, постоянно готового задуть их… Его любимая сросшаяся парочка выросла уже до изрядных размеров. Кирис с нетерпением ждал, что она вот-вот сольется полностью, и тогда у него единственного получится гибрид, о свойствах которого пока остается лишь догадываться. Но пушистики лишь пульсировали вразнобой, изредка обмениваясь искрами света по сети опутывающих каналов, и стремления сливаться не демонстрировали. А что, если они не сольются?

За прошедшее время он уже научился ловить новые искры, не гася их ненароком. Теперь в его коллекции таких имелось не менее тонны. Большинство постепенно росло, наливаясь переливающимися оттенками и отращивая вокруг себя пока еще неуверенные тоненькие сети, а некоторые уже превратились в почти настоящих пушистиков. Такая замечательная коллекция вызывала черную зависть у всех пацанов по соседству — у них-то с ловлей дела шли куда хуже. Почему-то срастаться ни молодые искры, ни почти созревшие зверьки никак не хотели, их сети упорно не слипались, и сросшаяся парочка оставалась уникальной не только в его личном зоопарке, но и во всем квартале. Старшие мальчишки, шпана, уже нехорошо перешептывались, бросая на него жадные взгляды, и наверняка задумывались, как утянуть коллекцию втихомолку или даже отобрать силой. Но они обломятся, потому что местный авторитет уже веско сказал, что кто вырастил, тому и принадлежит. А против него идти дураков нет.

Голубой песок колебался под ногами, забиваясь между пальцами, с океана налетал ветер, восходящее солнце било в глаза, и внезапно Кирис осознал, что не спит. Он дернулся, попятился, зацепился пяткой за ямку и с размаху сел на задницу, ошарашенно оглядываясь вокруг. Утро. Пляж. И песок — никакой не голубой и не прозрачный, а самый обычный, серовато-желтый. Неподалеку торчали жирафьи шеи подъемных кранов. Нет, не пляж, а узкая полоска песка, тянущаяся между прибоем и унылыми ангарами грузового порта — дикая, необустроенная.

Как он сюда попал?

Последнее, что осталось в памяти — как он проводил взглядом транспортный дрон с Фуоко, вошел в здание общежития и начал подниматься по лестнице. Сейчас он полностью голый, то есть, видимо, все-таки добрался до комнаты, разделся и лег дрыхнуть. Есть и другие варианты, но такой наиболее вероятен. Он что, опять ходил во сне? Почему умная дверь его выпустила из комнаты? Почему не задержал Гатто?

Парс растянулся на песке неподалеку и щурился на Кириса невозмутимыми глазами. Утреннее солнце бликовало поверх его двойных щелевидных зрачков.

— Га, как я здесь оказался? — хрипло спросил Кирис. — Я во сне ходил?

— Ходить во сне нельзя! — фыркнул парс. — Запрещено. Опасно. Кирис не ходил во сне.

— Тогда не понял. Сюда-то я как попал? Телепортировался, что ли? Га, что я делал с момента, когда ночью в свою комнату из госпиталя вернулся?

— Кирис лег спать, — проинформировал спутник. — Кирис проснулся. Бормотал под нос глупости, ходил по комнате. Потом сказал, что идет гулять. Шел по улице, пришел сюда. Начал задавать глупые вопросы. Кирис башкой ударился?

— Похоже… Га, каким образом меня дверь выпустила? Я же кодовую фразу должен сказать!

— Кирис сказал правильные слова. Дверь открылась.

— Вот так фигня! — Кирис почесал щеку. — Времени сколько?

— Пять часов семнадцать минут утра.

Так. Вернулся в комнату он примерно в полтретьего, чуть позже. Получается, он два с половиной часа бродил по улицам. Не просто бродил, а осмысленно, иначе Гатто наверняка поднял бы тревогу, и присланный Дзии дрон спеленал бы его как младенца. Что за хрень творится? Ему что, Красная Звезда уже окончательно в мозги влезла?

Кстати, Дзии пугал, что теперь к нему приставлен персональный полноценный дрон на случай внезапной отключки. Видимо, прежней полуминуты прибытия по сигналу Гатто медицинскому небу показалось слишком много. И где он? Маскируется, наверное.

Однако встает вопрос, что делать дальше. Если раньше он просто бродил во сне, не способный ничего сделать и упираясь лбом в стены, то теперь все гораздо хуже. Если какая-то инопланетная штука наловчилась читать его мысли или хотя бы память, то мало ли что она может заставить его сделать! Вдруг он кого-нибудь прибьет, пока в отключке шляется? Или даже шею свернет? Или Фучи что-нибудь сделает? Карраха! Тысячу раз карраха!

Неприятное чувство защемило кишки. Кирис нечасто испытывал страх — то ли из-за врожденной тупости, как язвила Фуоко, то ли просто каких-то гормонов в организме не хватало. Но сейчас он ощущал, как брюхо сворачивается в тугой узел, и мутная волна паники захлестывает его изнутри. В последний раз похожие эмоции накатывали, когда Риса застукала его на охоте в Барне, даже пираты-налетчики с автоматами его испугать не смогли. Кирис отвесил себе оплеуху — с силой, не поскупившись, правой рукой по левой щеке. Голову пронзила боль, во рту появился солоноватый привкус. Ничего. По морде он тысячу раз получал, да и в спаррингах на занятиях у Джорджио не раз падал неудачно. Зато голова слегка прояснилась, а узел в брюхе ослаб. Все, придурок, кончай жидко срать и начинай ворочать мозгами. Паладары верят, что они у тебя есть, вот и не подводи. Итак, по порядку. Ночью он, хотя и без сознания, но вышел из комнаты. Такое повториться не должно. Как предотвращать — пусть думают другие, кто поумнее.

— Га! — резко сказал он. — Мне нужна связь с координатором. Срочно.

— Доброе утро, дэй Сэйторий, — тут же произнес парс голосом неба. — Судя по вашему тону, что-то случилось. Я могу помочь?

— Доброе утро. Точно, случилось. Я ночью спать лег у себя в комнате… наверное, лег, не помню, а потом очнулся здесь, на пляже. Гатто сказал, что я кодовую фразу правильно произнес.

Кирис замолчал. Координатор в тысячу раз умнее всех людей на Палле, вместе взятых, так что выводы сделает и сам.

— Могу я попросить у Гатто запись ваших ночных похождений, дэй Сэйторий? Дзии проинформировал, что ночью вы приходили в госпиталь, так что мне нужна лишь информация с момента вашего возвращения в общежитие.

А ведь точно. Мог бы и сам сообразить. Гатто ведь наверняка записывал прогулку в свою необъятную память.

— Да, конечно. Га, передай все, что нужно координатору.

— Запись проанализирована. Дэй Сэйторий, я могу констатировать только одно: ваше поведение выглядело абсолютно разумным. Могу предположить частичную утрату памяти в результате влияния неизвестных факторов. Настоятельно рекомендую немедленно обратиться к Дзии для проведения обследования.

— А… что я делал?

— Ничего особенного. Вы просто гуляли по улицам и с интересом смотрели по сторонам, словно впервые увидели город. Потом вы пришли в место, где находитесь сейчас, легли на песок, уснули, через некоторое время встали, тут же упали и начали общаться с Гатто. Сон длился примерно один час тринадцать минут. Вы совсем ничего не помните до момента пробуждения?

— Сны. Опять дурацкие. Песок голубой и качается, словно вода, а вода, наоборот, совершенно черная и блестит так, что спасу нет. И опять разная чушь про ловлю искорок и сросшихся пушистиков.

— Информация принята к сведению. Дэй Сэйторий, она может оказаться чрезвычайно ценной. Если ваше подсознание и в самом деле преломляет что-то, транслируемое снаружи, ваши сны могут прояснить особенности восприятия мира чужеродными формами жизни. Прошу подробно обсудить данный вопрос с Дзии, чтобы он помог восстановить воспоминания о сне. Однако мы уклонились от темы. Могу я чем-то помочь прямо сейчас? Дрон наготове, он может немедленно доставить вас в госпиталь.

— Спасибо, не надо, — Кирис лег на спину на прохладный по утреннему времени песок и принялся смотреть в стремительно светлеющее небо. — Сам дойду. Просто… ну, я думал, что насчет меня какие-то меры принять надо. Типа, чтобы я что-нибудь не сотворил непотребное, пока ничего не соображаю.

— Гатто неотрывно вас сопровождает. Он вполне в состоянии оценить степень опасности для вас и окружающих и мгновенно среагировать. Не вижу необходимости в дополнительных мерах.

— Ну… вам виднее. А что там с Фучи?

— Дэйя Винтаре находится на Пинчау. Вы можете связаться с ней через парсов. Если требуется видеоканал, я также могу задействовать сопровождающего вас дрона.

— Не, тоже пока не надо. Я хочу подумать. Спасибо, у меня все.

— Напоминаю, что в соответствии с вашим расписанием занятий первый урок начинается менее чем через два часа. Если вы намерены следовать обычному распорядку дня, рекомендую немедленное возвращение в общежитие, чтобы привести себя в порядок, совершить утренний туалет, позавтракать и так далее. Однако визит к Дзии — уважительная причина для пропуска занятий. Снова напоминаю, что к вам приставлен персональный дрон, выполняющий в числе прочего транспортные функции. Активация транспорта осуществляется через Гатто, дальнейшее управление — как обычно, при помощи терминала либо Райники. Плата за пользование не взимается. Хорошего дня.

Тихо пискнуло, и координатор отключился. Кирис почесал кончик носа и уставился в небо. Тайфун ушел окончательно, небо очистилось, и день намечался жаркий. Ну и что дальше? Голова казалась на удивление свежей, словно он и не бродил всю ночь непонятно где. На занятия идти? Наверное. Он и так отсутствовал почти пять декад, и изучение одного лишь списка пропущенного материала вгоняло в уныние. Фиг с ними, с камиссой и эсперанто, там не такая жесткая программа, но математика, физика, химия — в них одно незнание цепляет и тянет за собой другое, как железнодорожный состав. Если филонить и дальше, придется, как и Фучи, переходить на индивидуальную программу — с той разницей, что Фучи мчится полным ходом, опережая весь подготовительный колледж, вместе взятый, а то и первый курс, а ему придется догонять.

Конечно, мелькнула подленькая мыслишка, пуп рвать вовсе не обязательно. Теперь его точно из Университета не выгонят, даже если он вообще учиться перестанет. Подумаешь, не выучит пару химических реакций или производных! В конце концов, изучать энергоплазму и свою связь с Красной Звездой куда важнее и интереснее, чем зубрить всякую фигню. Да и Риса считает, что Университет ему по жизни должен, а слово ректора — закон.

То есть хочешь на всю жизнь остаться подопытной мышкой? Или обезьяной, с учетом размеров? И жить за счет чужой жалости?

Кирис хмыкнул. Нет, разумеется. Никогда он ни от кого не зависел и не собирается зависеть и дальше. Пусть даже мечту отстроить Хёнкон реализовать не удастся — похоже, паладары полностью восстановят и отлакируют город задолго до того, как Кирис закончит Университет. Но все равно он никогда не станет приживалой — ни при паладарах, ни при Фучи. Особенно при Фучи. Он должен стать кем-то важным, чтобы не ловить спиной до самой смерти презрительные взгляды ее родни, а ушами — шепотки о бойком нищем парнишке, примазавшемся к женушкиным деньгам. Клеймо жиголо не для него. Какой путь выбрать? Там станет видно. Может, пойти в архитекторы или инженеры-строители, как Палек, а может, в летчики или даже космонавты. Одно ясно: без образования — никуда. Так что придется стиснуть зубы и зубрить, зубрить, зубрить. Ох, хорошо Фучи, ей теперь дрыхнуть не надо, сколько лишнего времени появилось! А ему-то что делать?

Посрать, пожрать и топать в колледж, подсказал циничный внутренний комментатор. А то ведь действительно опоздаешь.

Тьфу. Действительно, нужно шевелиться. Но сначала нужно выяснить, как там Фучи. Попросить Гатто связаться с ней через Зорру или терминал? Нет, не стоит. Га вполне может ляпнуть о случившемся, и тогда Фучи начнет волноваться. Незачем. У нее своих проблем хватает. Глаз не видит — и фиг с ним, еще один остался, и шрамы не беда, посветятся и перестанут. Но неужто Дзии правду говорит, что у нее мозг умер? Ходер. Полный ходер! У него самого тоже шейный позвонок поврежден. Теперь они оба живут исключительно милостью неведомой хрени, способной в любой момент нажать кнопку и вырубить их навсегда. К своей проблеме он уже привык, но теперь придется постоянно помнить и о подруге — и о том, что именно он не успел среагировать и закрыть ее собой.

Короче, нужно сначала добраться до общаги и лишь потом вызвать Фучи с терминала. А может… Кирис криво ухмыльнулся. Может, и в самом деле сейчас опасно пользоваться своими способностями? Кто ж знал, что от вчерашних экспериментов кольчон появится? С другой стороны, он же просто посмотрит, да и выгонять волют он уже научился. И кольчона вчера рассеял, даже пальцем не пошевелив. Кстати… ххаш! Ведь он вообще голый, даже без трусов. И как теперь в общагу возвращаться? Хорошо, что здесь, на пляже, нет никого, но на улицах уже наверняка народ появился. Конечно, не запрещено, а паладары так и вообще всегда голыми ходят, но он-то не паладар, чтобы на улице яйцами сверкать. А, фигня. Дрон же где-то рядом. Довезет, никто и не увидит. Зато опасности сжечь одежду нет. Быстро взглянуть на Фучи — и в общагу.

— Га, следи за мной внимательно, — приказал он. — Если дыхалка отключится, сразу зови Дзии.

Парень сосредоточился и потянулся в сторону, где далеко-далеко за вершиной Подды скрывался крохотный островок Пинчау. Есть ли там невидимый летучий глаз? Ну же! Тело пронизала слабая резкая судорога, словно от удара током, и он вдруг оказался парящим на невообразимой высоте. Далеко-далеко внизу виднелся океан. Похоже, невидимый глаз болтался на высоте по крайней мере в пару цул, а то и выше. Судя по очертаниям далекого берега и гор, на сей раз Кирис заарканил летуна почти в правильном месте, только высоковато. Нужно спуститься пониже. Вот блин, а ведь он ни разу не видел Пинчау сверху, даже на карте. И как его узнать? Ну, главное начать, а там посмотрим. Парень попытался опустить вниз летуна, представляя, как океан быстро-быстро летит ему навстречу — и провалился в кромешную тьму.

Впрочем, кромешной она показалась лишь поначалу. Почти сразу в темноте начали проглядывать мелкие и крупные искорки — желтые, голубые, красные. Они хаотично возникали тут и там, сливались в вихри и водовороты, реки и заводи, в гигантские россыпи, переливающиеся цветами и оттенками, для которых Кирис не смог бы подобрать название, даже если бы захотел. Но он не хотел. Ошеломленный, он впал в ступор, тихо наблюдая за невероятным блистающим миром — и внезапно понял, что видит.

Звезды.

Настоящие звезды. Не те, что изредка пробиваются, мерцающие и почти незаметные, сквозь радужные разводы ночного неба — а те, что ночами горели на паллийском небосводе до Первого Удара.

Те, что девять лет назад шестилетним пацаном он видел сам — и напрочь забыл.

Да, на уроках физики в школе показывали слайды и фотографии прежнего неба. Но они даже близко не передавали великолепие, наблюдаемое сейчас. Звезды выглядели не просто разноцветными пятнышками света — они казались живыми и величественными, и от окружающей панорамы захватывало дыхание. Кирис почувствовал себя несмышленым ребенком, ненароком подсмотревшим что-то запретное, взрослое. Наверное, человеку нельзя видеть такое, чтобы ненароком не поехать крышей. Но раз ему удалось ненароком подключиться к летающему глазу далеко за пределами Паллы, добровольно он отсюда не уйдет — по крайней мере, пока досыта не насмотрится.

Он жадно вглядывался в ослепительный окружающий мир. Вскоре он сообразил, что смотрит только в одном направлении, и попытался повернуть взгляд. Какое-то время далекий глаз оставался равнодушным к его усилиям, но потом картина начала медленно вращаться. Оказалось, что россыпи разноцветных бриллиантов находятся только в одной стороне, собравшись во что-то, смахивающее на блистающий пруд, окруженный чернотой. Впрочем, во тьме тоже что-то мерцало и двигалось, но ничего, сравнимого по красоте с искрящейся заводью, не наблюдалось. Ага. Если верить россказням школьной физички, сейчас он смотрит на эллиптическую галактику — то ли на свою, то ли на совершенно чужую, фиг их разберет. По крайней мере, ничего похожего на зазубренные в школе созвездия там не замечалось. Смотрит он "сверху". А Палла… хм, Палла вроде бы где-то на самом краю галактики находится. То есть он сейчас даже не в окрестностях своей планеты? Круто. Ни один человек такого не видел и еще тысячу лет не увидит!

С огромным трудом, словно преодолевая сопротивление чудовищно тяжелого камня, Кирис сместил далекую телекамеру обратно и попытался пристально вглядеться в галактический диск. Он ожидал, что, возможно, ему удастся заставить предметы приблизиться, но сегодня загадочные способности определенно не желали слушаться, и эффект вновь оказался неожиданным. Приближаться звезды не захотели, зато между некоторыми вдруг проявились тонкие натянутые линии. Галактический диск накрыла замысловатая светящаяся сеть, вдоль нее замерцали-забегали новые искры. Почти бессознательно Кирис протянул руку, чтобы дотронуться до одной линии, та басисто завибрировала, словно гитарная струна, и…

"Никлоньятто обс’кло. Кир’ртон интерртитай," — четко произнес в голове ледяной нечеловеческий голос, и мир тут же закружился в хаотичной пляске. Живот пронзила резкая судорога, к горлу подступила соленая едкая жижа, и чудовищный приступ тошноты скрутил Кириса в тугой комок. Звезды пропали, вместо них перед глазами закружилась пляска геометрического ночного мира, и когда Кирис пришел в себя, он лежал, свернувшись калачиком, на песке пляжа. Горло и носоглотку саднило, во рту стоял мерзкий привкус рвоты, и на лице ощущался влажный прилипший песок. В ушах гудела кровь.

— Кирис! Кирис! — в уши проник встревоженный голос Гатто. — Кирису плохо? Зову Дзии!

— Не надо Дзии… — прохрипел парень, с трудом садясь и стирая со щеки вонючий от рвоты песок. На голодный желудок его, к счастью, стошнило только едким желудочным соком. — Я уже в норме.

Мало что соображая, он поднялся на ноги, пошатываясь, подошел к набегающим волнам, упал в них на четвереньки и кое-как умылся. Кислая горечь во рту смешалась с солью морской воды. Потом он упал на спину и расслабился, с наслаждением чувствуя, как набегающий прибой окатывает горящее тело приятной прохладой. Нифига ж себе приключеньице. От такого можно и кони двинуть. Впрочем, Гатто рядом, и большой дрон где-то поблизости, так что откачают. Но оно того стоило. Такая красотища!..

Стоп. Стоп. Он слышал фразу. Впервые в жизни во время своих наблюдений он слышал настоящую фразу, сказанную понятным голосом. Фуоко говорила, что у нее несколько раз случались приступы… как там умное слово? Синестезия. Приступы синестезии, перепутанные чувства, когда звуки имеют цвет, а прикосновения пахнут. Но у него самого в ночном мире лишь изредка в ушах прорезался невнятный шум. А сейчас — фраза.

— Га! — сказал он, сглотнув противную едкую горечь. — Я сейчас слова скажу, запиши их точно, понял? Никуяко… никлуято… осакла? Клопом дай… э-э… интертай? Как-то так. Записал?

— Запись сделана, — откликнулся Гатто. — "Никуяко никлуято осакла. Клопомдай интертай". Верно?

— Нет, погодь. Не "клопомдай". "Киритон". И в начале только одно слово, первое выброси.

— Коррекция: "никлуято осакла, киритон интертай". Верно?

— Ну, почти. Пусть так.

— Как пометить?

— Э-э… "Странные слова, когда видел звезды". Отправь координатору… кстати, свяжи меня с ним сейчас же.

— Я на связи, дэй Сэйторий, — тут же проговорил голос координатора.

— Извиняюсь, что снова беспокою, дэй координатор, но со мной случилось… странное что-то. Я только что… видел звезды. Настоящие. В космосе. Как бы галактика со стороны, сверху. Я пытался на Пинчау сверху смотреть, а потом вдруг провалился в далекий космос. Потом какой-то голос сказал дурацкую фразу, и меня вышибло нафиг. Вон, проблевался даже.

— Вам требуется медицинская помощь?

— Да нахрен помощь! — Кирис с трудом сдержал раздражение. — Дзии я и сам позвать могу! Ох… извините, дэй координатор.

— Не стоит. Именно я должен принести извинения за излишнюю назойливость. Вы упомянули фразу?

— Ага. Настоящая фраза. Не ощущения какие-то, а слова, сказанные голосом, в натуре голосом, звуком. Гатто, перешли дэю координатору запись, которую только что сделал.

— Принято. Язык не поддается идентификации. Вы уверены, что точно воспроизвели слова?

— Нет, конечно. У меня как раз кишки узлом завязались. Что-то похожее, но не поручусь.

— Дэй Сэйторий, а если я слегка скорректирую произношение? Походила ли фраза на "Nekonata obstaklo. Korekton interpretitaj"?

— М-м… Слегка походит, но не слишком. Последнее слово — что-то типа "инт"… "интерртай". А что оно значит?

— Произнесенные мной фразы на эсперанто означают "Неизвестная помеха. Выполняю коррекцию". Скажите, дэй Сэйторий, вы слышали эти слова раньше? На уроках в колледже, например?

— Нет, зуб даю. Никогда в жизни.

— Поправка: вы не помните, что их слышали, однако могли услышать мимоходом и просто забыть. Но все равно информация чрезвычайно ценная. Благодарю, что поделились.

— Да всегда пожалуйста. Ххаш… сколько сейчас времени?

— Пять часов семьдесят две минуты.

— Ого… Я минут двадцать на звезды пялился, что ли? А показалось — несколько секунд. Блин! Пора в общагу возвращаться, иначе точно на первый урок опоздаю.

— Активировать транспортную функцию сопровождающего дрона?

— Не надо. Пешком доберусь.

— Хорошо. Удачи.

Прозвенел сигнал отбоя, и лишь тут Кирис с опозданием сообразил, что опять забыл про отсутствие трусов. Нет, конечно, можно и голым по городу рассекать, болтая членом, и никто и слова не скажет… теоретически, но как-то неуютно. В другой раз. Нужно все-таки активировать транспорт. Кстати, интересно, станут ли с него снимать плату за перемещения, как на обычных дронах под управлением Райники? А, нет, координатор же сказал, что бесплатно. Что он там еще говорил — Гатто, кажется, может дрон активировать?

— Га… — начал он, поднимаясь на ноги и ладонями стряхивая с тела морскую влагу.

— Хэй!

От звонкого девичьего голоса Кирис вздрогнул и слегка подпрыгнул на месте. Затем он резко обернулся, инстинктивно прикрывшись руками.

— Ты что, сдурела? — сердито спросил он эффектную девицу — платиновую блондинку с шикарной фигурой и выдающейся во всех смыслах грудью, щеголяющей в кроссовках, узеньких то ли трусиках, то ли шортиках и таком же узком лифчике из плотной красной ткани. Длинные волосы блондинка заплела в косу и забрала на затылке в большой узел, а на ремешке ее трусов в чехле висела небольшая бутылка с водой. — Чего орешь в спину? Так же и испугать можно!

— Прошу прощения, мальчик с парсом, — блондинка озорно улыбнулась, неторопливо спускаясь на пляж с дороги. В ее речи слышался резкий иностранный акцент, вероятно, ставрийский, но в остальном на кваре она говорила на удивление правильно. — Я не хотела тебя пугать. Но ты занял мой любимый пляж, а мне нужно окунуться после пробежки. Купаешься с утра пораньше? Любишь голышом, но стесняешься свободных пляжей?

— Ничего я не стесняюсь, — буркнул Кирис, набычиваясь. Он демонстративно расправил плечи и заложил руки за спину. Пусть любуется, если хочет. — И не купаюсь я.

— Мокрый, голый — и не купаешься? — блондинка подошла вплотную и провела по его груди кончиками пальцев. От нее исходил тонкий приятный запах — не духов или прочей косметики, а, наверное, естественный. Ростом она ему не уступала, и от близости почти обнаженной девушки Кирис вдруг почувствовал возбуждение. Сейчас еще встанет, вот смеху-то будет! — сумрачно подумал он. А и пусть, сама напросилась. Если попробует обвинить в приставаниях, у Гатто наверняка запись сохранится. — Какой-то странный мальчик с парсом… Кирис Сэйторий из Кайтара?

— Ты откуда меня знаешь? — Кирис насторожился, и возбуждение как рукой сняло. — Мы что, знакомы? Ты вообще кто такая?

— Мое имя — Марта Брыль. Ставрия, первый курс, факультет физики, а теперь уже экзобиологии. Мы раньше не встречались, мальчик с парсом.

Девица слегка подалась вперед, и ее грудь коснулась Кириса.

— Однако тебя все знают, — томно выдохнула она на ухо. — Ты знаменитость, разве не слышал?

— С какой вдруг радости знаменитость? — Кирис демонстративно отступил на шаг.

— Ты — мальчик с парсом, — Марта положила ладонь ему на плечо и медленно повела руку вниз, перейдя на грудь, на бок живота, на бедро. Кирис почувствовал, что снова начинает возбуждаться. — Один из двух в подготовительном колледже. В сети есть форум про парсов, куча фанатов. Там все парсовладельцы перечислены. Ты перечислен. Твоя подружка, Фуоко Винтаре, перечислена. Не знал? Я твою фотографию видела. Ты такой крутой! — протянула она томным голосом.

Кирис почувствовал, что его охватывает паника. Что она творит? Она что, таким оригинальным образом предлагает… трахнуться? Они же впервые в жизни друг друга видят! И Фучи…

— Подари мне твоего парса, мальчик! — сумасшедшая Марта Брыль снова прильнула к нему. Ее ладонь скользнула ему на затылок и склонила голову так, что их губы оказались почти вплотную. — А я тебя поцелую. Хочешь?

Окончательно переставший соображать Кирис рванулся и отпрыгнул в сторону. Ставрийка потеряла равновесие и с размаху шлепнулась боком на песок, громко охнув от боли. Парень растерянно посмотрел на Гатто, судя по ехидной ухмылке, искренне наслаждавшегося происходящим (предатель!), потом опять на Марту. Ххаш! А если она пожалуется, что ее ударили?

Ставрийка перевернулась на спину. После пары секунд в неподвижности, в течение которых Кирис мучительно пытался сообразить, то ли бросаться ее поднимать, то ли драпать со всех ног, пока не случилось чего похуже, она вдруг засмеялась: сначала тихо, потом все громче и громче.

— Видел бы ты себя со стороны! — наконец произнесла она нормальным голосом, утирая с лица выступившие слезы. — Ты такой смешной! Ах, жалко, фотоаппарата нет! Сфотографировать бы тебя! Эй, звереныш! У тебя ведь есть фотокамера в башке, я знаю. Сделай снимок.

— Гатто умный, — проинформировал ее парс. — Гатто записывал. Гатто всё-всё Фуоко расскажет, обоим лохмы повыдергает!

— Ага, значит, Фуоко Винтаре и в самом деле твоя подружка, — Марта оттолкнулась локтями и села, скрестив ноги. — Слушай, зачем тебе такая унылая зануда с тоскливой физиономией? Я лучше, нет? Или тебе нравится, как она волют стаями вызывает? Я так не могу, извини. Но у меня других талантов много…

Она бросила томный взгляд, медленно облизнула язычком полные алые губы, но тут же не выдержала и снова прыснула. Кирис в полном ступоре смотрел на нее, не зная, как реагировать. Наконец он ухватился за единственную доступную ниточку.

— Ты что, ее знаешь? Фучи? — напряженно спросил он.

— Встречались несколько декад назад на яхте, — Марта сделала легкомысленный жест рукой в воздухе. — На премиальную экскурсию в Шансиму вместе ездили. Ну, как встречались — во время отплытия она сидела со скучным лицом на верхней палубе, мы там песни пели, в потом появился паладар Палек и бросил ее в воду. Наверное, тоже депрессивную физиономию не перенес. Ну, а она волют позвала, и они всю дорогу за нами хвостиком тащились. С экскурсии нас в тот же вечер экстренно уволокли обратно в Хёнкон, потому что паладары пропали — ну где логика? Что, Шансиму без них ковровой бомбежкой накрыли бы? Короче, не задался день. Твоя Фучи, кстати, потеряться умудрилась, мы без нее возвращались. Знаешь? Ну ладно, мальчик с парсом, некогда мне. Времени мало, а ты тупой как валенок. В другой раз поболтаем.

Она стянула с ног кроссовки, расстегнула и сбросила на песок лифчик.

— Эй, ты что творишь? — опасливо спросил Кирис, почти против воли уставившись на ее обнаженную высокую грудь с небольшими розовыми сосками.

— Раздеваюсь, мальчик, — подмигнула Марта. Она поднялась на ноги, расстегнула пряжку пояска и изящным движением сбросила трусы с бутылкой, оставшись совершенно голой. — Искупаться надо, а спортивную форму мочить не хочется. Хочешь со мной? Сумеешь в воде догнать — получишь приз.

Она изогнула крутое бедро и слегка подмигнула. На всякий случай Кирис отступил на шаг — вдруг снова на шею бросится? Если Гатто на самом деле покажет запись Фуоко, та, пожалуй, ему в морду когтями вцепится. Или не вцепится? Фиг знает, в ревнивом настроении он ее еще ни разу не видел. Но лучше не рисковать. Марта послала ему шаловливую улыбку, повернулась и зашагала через прибой. Видимо, дно здесь уходило вниз довольно круто, потому что через десяток шагов вода уже дошла ей до пояса, и она присела, толкнулась ногами и нырнула — только мелькнули на поверхности ягодицы и пятки. Вынырнула она шагах в тридцати (Кирис уже начал бояться, что дура-девка ударилась о камень башкой, потонула, и теперь нужно срочно звать на помощь) и тут же поплыла вдаль от берега четким спортивным кролем. Парень вздохнул. Фигуристая ставрийка, да уж. И совершенно бесстыжая. Интересно, у них в Ставрии все такие? Вроде в газетах и кинушках тамошние бабы суровые и неприступные — скорее, сковородкой по башке дадут, чем ластиться начнут. Конечно, ставрийцев он в Хёнконе уже навидался, и все они казались нормальными парнями и девчатами, но все-таки ТАК никто к нему не лип. А может, она в Ставрию откуда-то переехала? Из Кайтара, например? То-то имя у нее такое же, как у фучиной мамаши. Лишь дебил может переехать в Ставрию из Кайтара, но у девки, судя по всему, башня с заметной трещиной. Переезд вполне в ее духе.

А вдруг?.. Нет, невозможно. Он еще раз глянул на удаляющуюся от берега пловчиху. Нет, точно не замаскированная Майя. Дроны могут плавать, но в человеческой форме у них слишком высокая плотность, они на воде не держатся даже благодаря своим гравитационным полям. Значит, реальная чика. И, следовательно, они наверняка еще встретятся. Нужно придумать, как ее отшивать аккуратно.

— Слышь, Га, — он бросил на Гатто угрожающий взгляд, — не вздумай Фучи болтать про нее, понял? Вообще забудь про встречу, или башку отвинчу.

— Не скажу, — согласился Гатто. — А может, скажу. Не ругайся, а то отправлю запись.

Пасть парса растянулась до ушей в ехидной ухмылке, и Кирис вздохнул. Не отправит, конечно, прямой запрет он не нарушит. Но вот комментариев на сей счет наедине от него вполне можно ожидать. Кстати. Значит, Марта встречалась с Фучи на яхте, когда та волют вызвала? Надо как-то незаметно выведать у подруги, что она вообще за человек такой и в какой компании водится. Но только так, чтобы Фучи ничего не заподозрила. И еще — что за место такое в сети, где его с Фучи фотки болтаются с подробными описаниями? Найти и дать всем по ушам… Нет, не по ушам, нельзя в Хёнконе морды бить, а… ну, куратору пожаловаться, что ли. Или сразу Рисе. Или стучать западло? А тогда что делать?

— Болтаешь много, — угрюмо сказал он Гатто. — Давай, вызывай дрона. Пора в темпе мотать в общагу, а то точно на уроки опоздаю.

"Координатор, контакт. Карина в канале. По поводу Кириса с Фуоко — есть что-то новое? Их спутники нервничают, тревожные сигналы зажигают".

"Координатор в канале. Не следует волноваться. Небы Зорра и Гатто пока не обладают достаточными способностями для анализа ситуации. Они прогрессируют на втором уровне, но пока что даже близко не подошли к третьему. Они намеренно проинструктированы посылать сигналы тревоги по любому поводу, но каждый сигнал затем анализирую я. Уверяю, что в данный момент с дэем Сэйторием и дэйей Деллавита все в порядке. Если случится действительно что-то серьезное, я сразу тебя вызову".

"Настолько в порядке, насколько вообще возможно в их состоянии, ты хотел сказать. Подтвержденная смерть коры головного мозга — не самая лучшая новость, пусть и ожидаемая. Хорошо, я поняла, спасибо за информацию. И все-таки — почему у Кириса в медицинском досье новые пометки?"

"При очередном использовании своих способностей дальновидения он неожиданно подключился к точке наблюдения высоко над галактической плоскостью. Детальный опрос пока не проводился, место и даже галактика не определены даже приблизительно. Однако по ходу дела произошло событие, которое, со слов дэя Сэйтория, можно охарактеризовать как очевидно разумный отпор его действиям".

"Что?! Его атаковали Чужие? И ты говоришь, что все нормально?"

"Карина, снова прошу не волноваться. Отпор вряд ли можно назвать атакой. Скорее, взаимодействие дэя Сэйтория с точкой наблюдения неизвестная сущность восприняла как случайные помехи. Его связь грубо оборвали, у него ненадолго взбунтовался вестибулярный аппарат, и на том все закончилось".

"Вот так здорово… Значит, гипотеза о разумности сил, с которыми мы имеем дело, получило новые подтверждения? И у нас появились реальные шансы встретиться с неизвестной разумной расой?"

"Нет данных для составления прогноза. Однако с высокой долей вероятности мы повстречались вовсе не с неизвестной расой. В ходе взаимодействия дэй Сэйторий услышал фразу на языке, по форме и содержанию чрезвычайно напоминающем искаженный эсперанто. Если мы не имеем дело с очередным фантомом подсознания мальчика, придется признать, что Арасиномэ загадочным пока что образом связан с технологией Демиургов".

"Кс-со! То есть мы имеем дело с очередным экспериментатором из Старших? Еще не лучше!"

"Не похоже. Во-первых, этический кодекс Демиургов запрещает вторжение в сферу чужих интересов. Наша деятельность на Палле под данное определение подпадает, и любой Старший Демиург обязательно связался бы с нами как минимум для выяснения отношений. Во-вторых, нет ни одной причины, способной заставить Старшего применить в технической системе акустические языки биоформ. Символьные протоколы вроде используемого нами сейчас для общения гораздо надежнее и удобнее. И уж тем более Демиург вряд ли стал бы искажать языковые эталоны. В-третьих, напоминаю, что все Старшие Демиурги являются симбионтами биологического и небиологического разума. Они в принципе не могут допустить при проектировании ошибки, дающие совершенно постороннему наблюдателю возможность самовольно подключаться к системе".

"Ничего не понимаю. И с чем тогда мы имеем дело?"

"Наиболее правдоподобная гипотеза — что Арасиномэ, чем бы он ни являлся на самом деле, каким-то образом возник и развился на одной из игровых площадок. В истории Демиургов эсперанто применялся на восьмистах семи сценах, иногда в качестве доминирующего, иногда вспомогательного. Поскольку языку в свободном социуме свойственно эволюционировать и меняться, его искаженность по сравнению с каноническим вариантом понятна. Однако, предупреждая следующий вопрос, мы не можем проверить текущее состояние сцен: Игры там завершились в интервале от трех стандартных галактических минут до более чем четырех часов назад, или, в пересчете на привычное тебе время, примерно от тридцати пяти до шестисот тысяч текирских планетарных лет. Все сцены по завершения Игры утилизированы стандартным образом, то есть сброшены в пену окружающей Вселенной без возможности последующего обнаружения. Таким образом, на какой из сброшенных площадок и почему появился Арасиномэ, выяснить нельзя. Могу лишь заверить, что по результатам сканирования спецификаций сцен и протоколов Игр ничего похожего я обнаружить не смог".

"Понятно, что ничего не понятно. Является ли Арасиномэ порождением абсолютно чужого разума или же эволюционировал до неузнаваемости из какого-то творения Демиургов, вопрос чисто академический. С практической точки зрения мы все равно не можем вступить в контакт".

"Верно. Но все равно надежда есть. По нескольким словам невозможно судить об эволюции языка, но все равно область поиска резко сужается. По крайней мере, мы знаем, как общаться с носителями эсперанто, так что с лингвистической точки зрения проблема контакта заметно упростилась — при условии, опять напоминаю, что мы имеем дело с чем-то реальным, а не с артефактом подсознания дэя Сэйтория".

"Хорошо. Что с Фуоко?"

"Новых данных нет, если не считать результатов анализа волют, так удачно попавших под сканер Дзии. Они чрезвычайно интересны с научной точки зрения, но, боюсь, у тебя отсутствует квалификация, необходимая для понимания".

"Я не о том. Психологическое состояние?"

"У меня ровно те же самые сведения, что и у тебя. Я не веду постоянное наблюдение за девочкой, для того есть Зорра. А Зорра сама решает, чем и когда делиться с другими, и личную жизнь хозяйки охраняет весьма ревностно. Я даже ее тревожные сигналы могу анализировать лишь абстрактно, без привязки к деталям реальной жизни. Косвенно, судя по продолжавшимся всю ночь экспериментам дэйи Деллавита с энергоплазмой на Пинчау, могу предположить, что она в довольно бодром настроении. Если нужна более точная информация, ты всегда можешь с ней связаться".

"Нет, не хочу. И так слишком много ей на нервы действую. Просто на душе неспокойно, когда она одна на крохотном клочке скалы далеко в океане. Уже жалею, что пошла у неё на поводу и выделила остров".

"Предположения дэйи Деллавита о принятии дополнительных мер безопасности вполне разумны".

"С учетом того, что их с Кирисом эксперименты вызывают возмущения метрики по всей Палле и даже в десятках минут от нее? Вызванный ими кольчон возник в трех верстах от острова — и с тем же успехом мог появиться и в тринадцати, как раз на побережье Хёнкона. Или в ста тринадцати, где-нибудь в центре Могерата. Толку-то от такой изоляции…"

"Тем не менее, волюты в результате их опытов появляются регулярно".

"Они уже не вредят людям".

"Уточнение: в течение последних двух сезонов — не вредят, но если вспомнить предыдущую историю Паллы… Мы не знаем, почему их поведение изменилось и не вернется ли к прежним шаблонам в самый неожиданный момент. Кроме того, если девочке нравится играть в серьезные игры совсем как взрослой, зачем ей мешать? Дополнительные затраты ресурсов исчезающе малы, а психологическую стабильность дэйи Деллавита следует поддерживать любыми доступными средствами. Поскольку ей так спокойнее, следует подыграть".

"Но если с ней или Кирисом что-то случится там, на острове?"

"Позволю себе встречный вопрос: ты считаешь, что дроны на острове чем-то отличаются от тех, что на материке? Концентрация одних только боэй на единицу площади на Пинчау в пятьдесят раз выше, чем в континентальной части Хёнкона".

"Нет, но… Ох. Да. Ты прав. И Дзии все равно, где использовать медицинские капсулы, я помню. Но у меня просто сердце не лежит оставлять детей одних за тридцать с лишним верст от берега".

"Понимаю. Однако они не такие уж и дети. И вечно держать их спелёнатыми в колыбели ты не можешь, недавние приключения в Ценгане это ясно продемонстрировали. Карина, снова вынужден указать, что ты слишком много нервничаешь по пустякам. Не следует пытаться тащить на себе весь мир, он и без тебя неплохо вертится".

"Сговорились вы с папочкой, что ли? Укушу обоих! Сама все знаю, но… Спасибо за информацию, координатор. Отбой".

"Конец связи".

01.29.1232. Дриммад, Кайтар

Маленькая площадь перед Небесным дворцом сегодня казалась оживленнее, чем обычно. Два десятка фургонов и еще примерно столько же легковушек с эмблемами телеканалов загромождали ее не только по периметру, но и по всему пространству. Перед входом в базилику святого Йогана толпились журналисты и телеоператоры, с длинных удочек свисали блямбы микрофонов. Хотя у въезда на площадь припарковались две полицейские машины, патрульные в беспорядок предпочитали не вмешиваться.

Хосе Капурри поморщился, глядя на творящееся безобразие из окна своего автомобиля, медленно пробирающегося через площадь. Конечно, синклит церкви Рассвета — событие не такое уж частое, но в последние годы пресса не проявляла к нему особого внимания. Видимо, каким-то образом информация о главной теме сегодняшнего обсуждения просочилась наружу, и журналисты своего упускать не собирались. Он глянул вверх: над базиликой по-прежнему трепетал белый флаг. Хорошо. Несмотря на опоздание, без него начинать не стали. С другой стороны, жаль. Он так никогда и не видел вживую синего флага, означающего, что заседание синклита началось. Опоздать, что ли, намерено как-нибудь раз?

Пока водитель парковался, епископ быстро пересчитал припаркованные автомобили с золотыми Стабилонами на дверцах. Двадцать шесть. Отлично, кворум есть, и даже с небольшим запасом. Правда, расклад голосов до сихпор остается не до конца понятным, но на то и политическая игра. В конце концов, если все знаешь заранее, жить становится слишком скучно.

Журналисты атаковали его, не дав даже толком выбраться из автомобиля.

— Тесса Капурри! — успевшая первой девица в юбке, короткой на грани приличия, сунула ему под нос микрофон, шнур от которого уходил в большой и, судя по ее перекошенной фигуре, тяжелый ленточный магнитофон на боку. — Как вы можете прокомментировать слух, что сегодняшний синклит решит назначить выборы папы?

— Без комментариев, — коротко ответил Хосе, протискиваясь мимо нее в узком проходе между машинами и почти прижимаясь к ней. Пола сутаны с шорохом проехалась по магнитофону, весьма чувствительно зацепившего епископа по бедру. Он с трудом удержал крепкое слово: вот уж что пресса точно раздует до небес, так это ругательство представителя Церкви — независимо от его реальных причин.

— Правда ли, что Церковь собирается окончательно определиться со своим отношением к паладарам? — перебил снова открывшую рот девицу крепкий мужчина с густым торчащим ежиком волос. Хосе, плотно сжав губы, прошел мимо, даже не поведя глазом. — Является ли открытие часовни в Хёнконе признаком примирения паладаров с религией Рассвета?

Тут наконец-то подоспела охрана дворца. Несколько угрюмых широкоплечих парней в черных мундирах оттеснили журналистов назад. Епископ быстро прошел два десятка метров, отделявших его от входа, не обращая внимания на возмущенные крики за спиной. Еще один охранник у входа в базилику услужливо распахнул дверь, и Хосе с облегчением вздохнул, когда тяжелая дубовая створка наконец-то захлопнулась за спиной, отрезая наружный шум.

Епископ кивнул служкам в большом притворе, прошагал через тихий пустой неф и пресвитерий, по пути торопливо и небрежно преклонив колено перед дароносицей и осенив себя косым знамением перед большим золотым Стабилоном, и вошел в малозаметную дверцу слева от алтаря, почти сливающуюся со стеной. Парчовую драпировку, обычно ее скрывающую, сегодня сдвинули в сторону, чтобы не мешать членам синклита. За дверцей, стремительно шагая через две ступеньки, Хосе поднялся на второй этаж по мраморной лестнице. Снаружи, с площади, базилика казалась совсем небольшой, и лишь немногие допущенные знали, что неф с его ажурной, но невысокой колокольней едва ли десятиметровой высоты является всего лишь частью комплекса. Еще одно здание, скрытое за церковью и вплотную примыкающее к Небесному дворцу, оставалось скрытым от посторонних взглядов.

В небольшом холле перед залом Слова Божьего пятеро епископов в сутанах стояли и тихо переговаривались. При появлении Хосе они замолчали и недружелюбно уставились на него. Ну что же, от Марии Контуэгро, епископа Хесара, дружелюбия не ожидалось — особенно сейчас, когда он начал что-то подозревать. А про Ризьеро Матаса, епископа Чебокко и старого врага, и говорить не приходится. Хосе коротко, на грани приличия, кивнул им и быстро прошел в зал.

Три ряда полукругом, двенадцать атласных кресел в каждом разделены центральным проходом на две половины. Кафедра по центру, стол секретаря-распорядителя слева от нее. Хрустальная люстра под потолком, увешанная крохотными Стабилонами, и пышная парчовая драпировка с серебряными нитями, скрывающая глухие стены без единого окна. Знакомую привычную обстановку, иногда кажущуюся даже уютной, на сей раз пропитывало почти электрическое напряжение. Епископы сидели в своих креслах с каменными лицами, словно готовясь принять последний в своей жизни бой. Хосе усмехнулся про себя: похоже, грызня вокруг еще только предполагаемого папского престола грозила поссорить друг с другом даже прежних друзей и союзников. Не хочется, ох, не хочется столпам Церкви добровольно выбирать себе абсолютного властителя и тирана, но многие понимают, что иного выхода нет. Альтернатива — быстрая утрата влияния Церкви и ее превращение в рядовую секту среди сонма болтунов, спекулирующих на Красной Звезде и прочих несчастьях нынешних и прошлых лет. И вы, друзья мои, все-таки придушите свою гордыню и смиренно пойдете под казавшееся давным-давно забытое ярмо. Не беспокойтесь, братья, я стану хорошим папой. Не сегодня и даже не завтра, но стану. Когда тебя поддерживают две богатейших семьи Кайтара, включая свою собственную, проигрывать просто неприлично. Что бы вы ни вещали лицемерно с амвона, именно презренные деньги управляют грешным миром. Ну, а Ваххарон — все в подлунном мире есть его изобретение, и деньги не исключение.

Мария Конгруэнто, Ризьеро Матас и прихлебатели вошли в зал почти сразу после Хосе, и служка, повинуясь кивку секретаря-распорядителя, тихо закрыл массивные двери. Сам секретарь взял в руки старомодное золотое перо, обмакнул его в мраморную чернильницу и принялся писать на листе бумаги заголовок протокола.

— Синклит сим объявляю открытым, — старческим надтреснутым голосом проговорил он. — Первое слово дадено тессе Бальтазару Меццо, епископу города Челестины.

— Братие! — стремительно взойдя на трибуну, Бальтазар не стал тратить время на долгие предисловия. — Вы все знаете, зачем созвано нынешнее заседание. Благодарю всех, кто взял на себя труд добраться через всю страну. Положение нестерпимо, и решения следует принимать быстро. Два вопроса следует обсудить сегодня, и напоминаю, что ни одно сказанное слово не должно дойти до ушей здесь отсутствующих.

— Даже до наших отсутствующих братьев-епископов? — негромко спросил кто-то с противоположной от Хосе стороны зала.

— Братья-епископы, разумеется, исключение, — сухо ответил Бальтазар. — Они получат копии протокола, — он кивнул на секретаря-распорядителя, чье перо летало по бумаге со скоростью, удивительной для дряхлого старика. Итак, вопрос номер один. Паладары. Для тех, кто еще не знает: часовня Рассвета в Хёнконе начала действовать вчера в полдень по тамошнему времени, отслужена первая обедня.

— И каков результат? — с явно насмешливыми нотками в голосе спросил Лючиано Фетаска. — Хотя бы два человека присутствовали помимо того пьянчуги… как его?.. отца Анатолио Муарро, я верно помню? Паладарских охранных дронов можно не считать.

Хосе еле слышно хмыкнул. Слишком рано и слишком прямолинейно. С епископом дестры Мариния близких отношений он никогда не имел, но в последнее время они все чаще и чаще оказывались по одну сторону бруствера во внутренних схватках в синклите. Молодой, еще не достигший и пятидесяти, Лючиано являлся ярким представителем нового поколения клириков, занявших высокие посты в иерархии уже после Первого Удара: гибкий и открытый, готовый принимать меняющийся мир и, самое главное, весьма и весьма прагматичный. К паладарам он относился без неприязни, в склоках вокруг введения папского престола держал подчеркнутый нейтралитет, а идее организации часовни в Хёнконе противостоял открыто и недвусмысленно, считая, что Церковь так или иначе потерпит там сокрушительное поражение и потеряет лицо. Все-таки нужно сойтись с ним поближе. Управлять им исподтишка, как некоторыми почти выжившими из ума стариканами, вряд ли возможно, но и в качестве сознательного союзника он окажется весьма ценным. Надо лишь внушить ему необходимость большей сдержанности и тонкого подхода, чтобы не лез на рожон попусту, как сейчас.

— На обедне присутствовали четверо солдат из охраны кайтарского посольства и сам посол, — недовольно пояснил Бальтазар. — И еще двое местных рабочих, исповедующих истинную веру.

— Целая толпа! — усмехнулся Лючиано. — И отец Анатолио даже сумел вспомнить до конца хотя бы одну молитву?

— Обедня прошла как положено! — в голосе Бальтазара скользнули скрежещущие нотки. — Не вижу повода для иронии и облыжных обвинений в адрес тессы Муарры.

— Что вы, тесса Меццо, никаких обвинений! — епископ Чебокко развел руками. — Просто мне снова вспомнились рассказы о его похождениях на почве… как бы помягче выразиться? Ну, скажем, героических сражений с бутылками. Врага он истреблял знатно, да и мебели в барах пощады не давал. Значит, теперь мы имеем алкоголика в рясе в крошечной часовенке на удаленном острове в Хёнконе, рядом с которой приткнулась еще одна, принадлежащая нашим добрым друзьям с Торвалы? И обе они расположились напротив языческого храма? Да, достижение. Могу я полюбопытствовать, во сколько в конечном итоге Церкви обошлась данная операция? Включая деньги, переданные бандитам на Могерате, так ловко назначенным нашими представителями? Когда я спросил начальника казначейства вчера вечером, он сделал вид, что не владеет информацией.

— Протестую! — гневно возвысил голос епископ Хесара. — Тесса Фетаска пытается изобразить нашу святую миссию авантюрой…

— Каковой она и является! — перебил его Лючиано. — И я даже догадываюсь, кто и в каких целях ее затеял. Тесса Меццо, так я получу ответ на вопрос о затратах? Или вы как руководитель всей операции тоже не в курсе? Или заставите меня подать официальный запрос в канцелярию Небесного дворца?

Бальтазар Меццо облизнул губы.

— Мы все еще не свели воедино все расходы, — нехотя ответил он. — Могу сказать точно, что не более сорока миллионов леер…

Удивленный и возмущенный гул голосов прокатился по залу. Хосе тоже вздохнул от неожиданности. Он знал и о десяти миллионах, вложенных его семьей, и о восьми миллионах Деллавита (которые сукин сын Хавьер Деллавита наверняка уже вернул или вернет в ближайшем времени на полулегальных, а то и совсем нелегальных операциях с Анъями) — но из каких источников взялись еще двадцать, да еще так, что сам Хосе о них услышал впервые? То ли епископ Челестины на пару с главным казначеем влез в церковные фонды куда глубже, чем следовало, то ли в игре участвуют и другие заинтересованные лица — данный вопрос следовало прояснить чем быстрее, тем лучше.

— Гроши! А главное, какой выдающийся результат! — широко ухмыльнулся Лючиано. Епископ Маринии явно наслаждался ситуацией.

Хосе Капурри хмыкнул снова. Хотя и внутренне согласный со скандалистом, он ни на мгновение не забывал, что является формальным союзником Меццо. Пусть даже натянутость отношений между ними замечали многие, роль пока что следовало играть.

— Прошу прощения, тесса Фетаска, — негромко сказал он, — но финансовые вопросы можно оставить на потом. Предлагаю дослушать тессу Меццо до конца, тем более у меня есть что добавить к докладу.

Лючиано метнул на него ехидный взгляд, но дальше задираться не стал, сделав в сторону Бальтазара приглашающий жест.

— Благодарю, — проворчал тот. — Итак, сим торжественно объявляю, что отныне и навсегда Западная церковь Рассвета установила свое присутствие на бывшей территории язычников и безбожников. Теперь мы можем нести свет истинной веры неопытной молодежи со всего мира, передавая им Писание и Закон Божий. С учетом данного знаменательного события я считаю, что господствующая в некоторых кругах клира идея о паладарах как порождении Креода и замаскированных гхашах утратила свою актуальность.

Ну что же, хотя бы здесь Бальтазар действовал в рамках разумного. Ненависть к пришельцам, открыто проповедуемая с амвона некоторыми настоятелями церквей и даже прелатами, не только отвращала паству, но и способствовала дальнейшему падению авторитета Церкви. Особенно антиэффект начал проявляться в последние декады после пресс-конференции, где Карина Мураций подтвердила страшную догадку дэя Ардито Профетеджиаре о грядущем взрыве солнца. Люди просто помешались на идее о том, что паладары несут спасение, и попытки хулить их приводили к эффекту, прямо противоположному ожидаемому. Паства отпадала от официальной церкви и тянулась к разнообразным неформальным проповедникам, толковавшим Писание и Откровение настолько дикими способами, что даже привыкший ко всему Хосе порой изумленно приподнимал бровь, читая записи их речей. Чего стоило одно только возведение Карины Мураций, подчеркнутой атеистки, до ранга нового воплощения Ваххарона! Один такой проповедник в ответ на попытку оппонирующего клирика указать на сей факт ляпнул, что атеизм ректора Университета ничему не мешает: Всевышнему довольно-таки затруднительно верить в себя самого, по крайней мере, в теологическом смысле слова. И ведь не поспоришь!

К сожалению, консерваторы все как на подбор отличались редкостным тупоумием, чтобы осознать новую реальность в настолько короткие сроки, и единственной возможностью заткнуть им рты оставалась лишь официальная булла — та самая, чьи формулировки синклит не мог согласовать и принять уже третий сезон подряд.

— Да что уж там, давно пора сформулировать официальную позицию Церкви, — пробурчал из первого ряда Ризьеро Матас. — Сколько времени можно мусолить одно и то же? Предлагаю поставить окончательный текст постановления на голосование прямо сейчас. Кворум у синклита есть, так что вопрос можно закрыть немедленно.

— Возражаю! — резко сказал Пьеро Челенти, воздвигаясь в левой части зала во весь свой внушительный рост. — Окончательного текста еще нет! И я не намерен признавать паладаров орудием Божьим, как бы меня к тому ни склоняли! Я готов признавать их людьми… да как ни назовите, но отнюдь не орудием Божьим, а наоборот — истинными врагами Церкви и разрушителями веры. И те, кто держит их сторону, есть такие же враги, поддавшиеся искусу Креода. С ними нужно расправляться железной рукой!

Хосе поморщился. Епископ дестры Маунта символизировал собой воплощенную агрессивную глупость. Именно ему следовало бы заткнуть рот в первую очередь. Однако нельзя, не на данном этапе. Дурак явно и неприкрыто метил на трон папы, хотя на выборах не набрал бы в синклите и двух голосов в поддержку, и при том являлся рупором крайних консерваторов. Убеждать его бессмысленно, а более жесткие меры… несвоевременны. Между тем, если не успокоить его немедленно, синклит скатится в долгую бессмысленную свару и закончится ничем. Пора действовать. Епископ Дамарры незаметно глянул на часы (все еще рискованно, но в пределах разумного) и поднялся.

— Приношу свои извинение за вмешательство, — как можно более нейтрально произнес он, пока налившийся кровью Меццо подыскивал слова для достойного отпора. — Однако если мне позволят, я прошу внеочередного выступления. Возникли обстоятельства, уводящие на второй план даже наше отношение к паладарам.

— А именно? — с явными сварливыми нотками в голосе осведомился Меццо.

— Люди, восстающие из мертвых.

Гул голосов прокатился по залу. Епископы переглядывались, на их лицах виднелось явное замешательство. Даже секретарь-распорядитель на мгновение в недоумении поднял взгляд.

— Поясните, — с недовольными и настороженными нотками потребовал Меццо.

— Если позволите, тесса, я воспользуюсь кафедрой.

Хосе выбрался в проход и подошел к трибуне. Епископ Челестины раздраженно глянул на него, потом на все еще демонстративно стоящего у своего кресла Челенти, очевидно, все еще раздумывая над достойным ответом, но потом поморщился и спустился. Кивком поблагодарив его, Хосе поднялся по узким дубовым ступенькам, за столетия вытертыми до блеска тысячами ног предшественников, и тщательно следя, куда ступает. Однажды он здесь оступился, упал и сильно ударился плечом, которое затем болело полгода, упорно отказываясь поддаваться усилиям лучших врачей. Помог в конечном итоге только общий массаж в сочетании с минеральными ваннами. Проклятую кафедру… да что там, всю древнюю обстановку зала давно следовало бы заменить на что-то более удобное и современное, но с традициями сражаться сложно. Вот когда он станет папой… Оборвав несвоевременную мысль, Хосе Капурри утвердился наверху и обвел ряды притихших пурпурных сутан бесстрастным взглядом.

— К сожалению, тессы, восставшие из мертвых больше не миф, — его слова веско падали в напряженный омут зала. — Я потратил больше восьми декад на охоту за слухами по всему Кайтару, а также к северу от него, преимущественно в Теулане и Росуге.

— На какие средства? — поинтересовался Лючиано Фетаска. В его тоне по-прежнему скользили язвительные нотки, но куда как меньше, чем в адрес Меццо.

— На собственные средства семьи Капурри, — спокойно сообщил Хосе. — Полагаю, что для присутствующих здесь не секрет, что наша семья не стесняется помогать Церкви деньгами на богоугодные дела, да и многие журналисты на службе у моего брата весьма искушены в искусстве идти по следу. Спешу уверить, что из фондов Церкви не потрачено ни единой лееры. Я ответил на ваш вопрос, тесса Фетаска?

Епископ Маринии молча кивнул. Наверняка он прекрасно знал, что медиа-империя Капурри, включающая в себя несколько телеканалов, ежедневных газет, аналитических журналов и агентство по опросам общественного мнения, специализируется в числе прочего и на сборе и перепродаже самой разной информации, включая прямой промышленный шпионаж. Он и сам пару раз обращался к Леону через Хосе для анализа настроений прихожан в своей дестре, да и в остальном они неплохо ладили. Скорее всего, вопрос он задал исключительно для демонстрации своей объективности — а может, даже осознанно или неосознанно подыгрывал. Да, обязательно нужно сойтись с ним поближе.

— Итак, тессы, я должен сообщить чрезвычайно неприятную новость: наша официальная доктрина в скором времени может подвергнуться еще одному тяжкому испытанию. Но прежде чем объяснять проблему, я хочу, чтобы перед вами выступил один человек. Его зовут доктор Сантонелла Чико. Он весьма известный в своей области терапевт, полтора десятилетия работал в лучших больницах Барны, а примерно год назад по зову сердца отринул искус денег и славы и пришел работать в больницу святого Мейсера. Работающая с ним пасанта Фьюченца, а также сервилы-медсестры дают ему самые лучшие рекомендации как врачу, так и человеку. Полторы декады назад, когда Барну внезапно накрыл кольчон, он стал свидетелем случая, о котором расскажет самолично. Однако, тессы, прошу учесть, что с ним не стоит вдаваться в теологические детали: он атеист, так что разговор обязательно уйдет в нежелательном направлении.

— Протестую! — опять вскинулся Пьеро Челенти. — Неслыханно — ярый безбожник вещает в самом святом месте Церкви? В сердце и оплоте веры?!

— Полагаю, тесса Челенти, что открывать дискуссию по вопросу, давным-давно закрытому Церковью, мы не станем, — холодно ответил Хосе. — Атеистов признали такими же орудиями Божьими, как и верных, полтора века назад. Хорошо известно, что атеистами или агностиками является по крайней мере треть наемного персонала в разнообразных церковных учреждениях, непосредственно не связанных с теологическими материями, и Церковь спокойно принимает такое положение дел. Доктор Чико не станет читать нам лекции о мироустройстве, он всего лишь опишет то, что видел своими глазами.

— Еще никогда нога ни одного безбожника не ступала на священный пол зала Слова Божьего!

— Регулярные экскурсии в нефе базилики святого Йогана проводятся для всех желающих без разбора вероисповедания, — Хосе добавил в голос ледяных ноток. — На мой взгляд, неф и алтарь — гораздо более святые места базилики, чем одно из служебных помещений, и Всевышний наверняка простит нас, если один атеист проведет здесь десять минут по острой необходимости. Прошу вас, тесса Челенти, сядьте. Сегодняшнее заседание и без того предстоит тяжелое, и не стоит тратить время на пустые пререкательства.

Несколько секунд епископ Маунты сверлил его тяжелым взглядом, потом оглянулся на остальных епископов, недружелюбно и косо на него поглядывающих.

— Мы еще обсудим данную тему, тесса Капурри, — буркнул он, устраиваясь в своем кресле.

— Разумеется, тесса Челенти. Но после синклита и с глазу на глаз. А сейчас…

Он глянул на служку у двери.

— Снаружи должен ожидать мой помощник и дэй Чико. Попросите его войти.

А вот интересно, мелькнула в голове мысль, как выкручиваться, если окажется, что самолет из Барны задержался сильнее, чем обещали в диспетчерской аэропорта, и доктора все-таки еще не привезли? А если машина с ним застряла в пробке? На мгновение сердце екнуло и дало перебой, в глазах чуть потемнело. Так, тихо. Не дергаться. Всевышний знает, насколько важен сегодняшний синклит, он не допустит провала.

Служка поклонился, приоткрыл дверь и выскользнул наружу. Десяток секунд напряженной тишины спустя он вернулся. Доктор Сантонелла Чико непринужденно шагал следом, с интересом оглядываясь по сторонам. Хосе с удовлетворением отметил, что сегодня внешность гостя весьма респектабельна: в сшитом на заказ костюме стоимостью по крайней мере полторы тысячи леер, прекрасно маскирующем излишнюю полноту, в начищенных ботинках стоимостью не менее пятисот, с золотыми запонками и золотой же заколкой бабочки на шее. На его лице держалась мина, куда более надменная и презрительная, чем во время давешнего разговора. Видимо, именно так он выглядел во времена, когда ему в голову еще не ударила блажь стать единственным врачом на грошовом жаловании в затрапезной благотворительной больнице. Хорошо. Такой вызовет у синклита куда больше доверия, чем встрепанный пожилой мужчина с глубокими тенями под глазами и в плохо отстиранном белом халате, каким он выглядел в Барне. А еще, пусть и атеист, но Церковь он уважает — если не как спасительницу души, то хотя бы как влиятельный общественный институт. Скорее всего, неожиданностей с его стороны не возникнет — особенно с учетом обещанного больнице пожертвования в пятьдесят тысяч.

Встретившись взглядом с Хосе, доктор Чико слегка кивнул. Тот кивнул в ответ и жестом показал на небольшую трибуну рядом с епископской кафедрой. Доктор неторопливо, с большими пальцами, заложенными в карманы пиджака, поднялся на указанное возвышение.

— Добрый день, сэрат тессы, — произнес он хорошо поставленным лекторским баритоном. — Меня зовут Сантонелла Чико, и я главный врач больницы святого Мейсера в Барне. Я довольно неплохо известен в дестре Калалан, да и за ее пределами — тоже, и моя репутация, надеюсь, дает определенные гарантии, что я не лжец и не фантазер. Сэрат тесса Капурри попросил меня выступить на сегодняшнем собрании с описанием случая, который я наблюдал своими глазами менее двух декад назад. Ситуация чрезвычайно необычна и абсолютно необъяснима с точки зрения как современной медицинской науки, так и, полагаю, официальной церковной доктрины…

— О доктрине, сэрат дэй Чико, предоставьте судить нам, — мягко перебил его Хосе. — Прошу просто описать факты — по возможности языком, понятным… неквалифицированной аудитории.

— Как скажете, тесса Капурри, — слегка усмехнулся доктор. — Итак, многие из вас, полагаю, помнят, как полторы декады назад поздно вечером Барну накрыл кольчон. В тот момент я все еще находился в больнице вместе с несколькими дежурными медсестрами…

Оперевшись о кафедру, Хосе Капурри сосредоточенно слушал, как доктор Чико сухо и сдержанно излагает хронику событий. Очевидно, тот готовился к выступлению, потому что вместо довольно сумбурного изложения событий во время предыдущего разговора доктор словно читал по бумажке хорошо структурированный отчет. Резкое падение напряжения в электросети, туман на улице, оказавшийся кольчоном, волюты в помещении, ведущие себя необычно и странно, незадачливый старик-пациент, атакованный волютой в невиданной ранее манере… Хосе уже задавался вопросом, как бы он сам повел себя в той ситуации, и с неохотой признался себе, что наверняка бы запаниковал, а то и сбежал бы от страха.

— …когда мы, наконец, донесли пострадавшего до постели, он находился в полном сознании. Дыхание и сердцебиение оставались в пределах нормы — с учетом испуга и стресса, конечно. Однако его восприятие окружающего оказалось существенно нарушенным. Нельзя сказать, что он бредил, но его слова походили на описание галлюцинаций. Пациент утверждал, что с самого момента, как его окутал туман, в который превратилась волюта, он блуждал по неизвестным местам, описываемым как "долины света и тьмы". Среди прочих фантасмагорических элементов присутствовали огненные дороги, плавающие в черной пустоте, светящиеся существа, по ним путешествовавшие, далекие невидимые океаны из неизвестной субстанции, странные люди, прячущиеся где-то рядом и рассматривающие его с "нехорошим", как он выразился, интересом, и так далее. Обращаю внимание, что несколько минут — сколько именно, задним числом установить невозможно, от двух до пяти — он находился в состоянии клинической смерти, с остановившимся дыханием и сердцем.

— Церкви известно такое состояние, — задумчиво сказал со своего места Лучиано Фетаска. — Наука пытается объяснять его видениями умирающего мозга, страдающим от нехватки кислорода.

— Рад слышать, что среди служителей Ваххарона попадаются и интересующимися более приземленными вопросами, — иронически поклонился ему доктор. — Однако многие… сторонники мистических культов, включая церковь Рассвета, утверждают, что речь идет о видениях души, уже отправившейся на суд Создателя, но грубо выдернутой обратно с самого порога. Не стану комментировать данную гипотезу за ее… неважно. Однако, тессы, обращаю ваше внимание, что данный случай является из ряда вон выходящим вовсе не из-за видений. Вдумайтесь: пациент пришел в сознание до того, как у него восстановилось сердцебиение. Его мозг, как и другие органы, не снабжался кислородом и практически умер, но он разговаривал и воспринимал окружающее. Я специально опросил его на следующий день. Он утверждает, что во время своих блужданий в странном мире воспринимал и происходящее в больнице, а в доказательство описал мои слова и поступки, например… э-э, мои попытки отбиваться от волют обломками стула. Еще раз повторяю: с остановившимся сердцем и дыханием.

— Вы упомянули про галлюцинации, дэй Чико? — Фетаска выглядел весьма задумчивым.

— Не галлюцинации. Какое-то время до и после запуска сердца, минут десять или пятнадцать в совокупности, картина странного "мира света и тьмы" накладывалась в его глазах на реальность, но затем постепенно растворилась и пропала. При том он испытывал чрезвычайный страх, уверенный, что прячущиеся в тенях "люди" вот-вот набросятся на него и убьют. Он очень живо, в деталях, описывал их настроение, а также странное существо, скрывающееся где-то вдали и испытывающее к нему то ли живой интерес, то ли даже симпатию. Собственно, он утверждал, что где-то там далеко находится его жена, умершая еще до Первого Удара.

— Блаженны живущие в Садах Ваххарона… — благочестиво прошептал кто-то из правой части зала.

— Очень сомневаюсь насчет Садов, — расслышал его доктор Чико. — Я специально уточнил — она происходила с Могерата и при жизни поклонялась богам пантеона Миндаллы. Квантии, если точнее — есть у них такая богиня второго эшелона, покровительствует растениям и садовникам. Уж простите невоспитанного атеиста, но, насколько я знаю религию Рассвета, души неверных после смерти Ваххарон отправляет в небытие. Так что либо ваше Откровение жестоко ошибается, либо…

— Откровение не может ошибаться! — рявкнул Пьеро Челенти. — Ваш пациент, дэй Чико, стал жертвой искушения гхашей, а возможно, и самого Креода!

— Вам виднее, — доктор пожал плечами до того, как Хосе успел вставить слово. — Я не собираюсь вступать в теологические дискуссии, дабы не тратить попусту время. Резюмирую свое выступление: после атаки волюты человек оказался в состоянии клинической смерти, видел и ощущал нечто, радикально расходящееся с вашими леген… верованиями, потом какое-то время являлся одновременно мертвым и живым и, наконец, ожил окончательно. Я за свою жизнь видел немало умерших, а также из первых рук слышал истории людей, переживших клиническую смерть. Свидетельствую: данный случай совершенно необъясним с точки зрения современной науки. Ну, а религиозные толкования — за вами. Я готов ответить на вопросы, если таковые имеются.

Он обвел недоуменно переглядывающихся епископов выжидающим взглядом.

— Доктор Чико, — Хосе поднял руку. — Огромное вам спасибо за выступление. Думаю, задерживать вас и далее смысла нет. Машина в вашем распоряжении, и до возвращения в аэропорт можете использовать ее для поездок по Дриммаду, как вам заблагорассудится.

— Благодарю, тесса, — доктор слегка поклонился. — И надеюсь, вы не забудете про наш уговор.

Он спустился с малой трибуны, прошагал по узкому коридору между рядов кресел и вышел. Служка плотно закрыл за ним дверь.

— Ну и в чем кроется смысл данного представления, тесса Капурри? — недовольно спросил Никанор Макаса. Епископ Хуэвры казался одновременно озадаченным и встревоженным. Единственный дачия среди епископов, он возвышался в третьем ряду массивной черной глыбой, окутанной пурпуром.

— Я надеюсь, оно оказалось достаточно убедительным, — Хосе наклонился вперед, тяжело облокотившись на кафедру. — Тессы, открою небольшую тайну: я намеренно привел сюда атеиста. Я мог бы представить синклиту как свидетеля одного из людей, пережившего странное состояние между жизнью и смертью и являющегося верным последователем учения Рассвета. Однако я читал стенограммы их рассказов, и могу заверить, что истовый фанатизм сыграл бы с нами дурную шутку. Последователи Рассвета рассказывают не то, что пережили, а то, во что верят. С одним таким потребовались усилия двух квалифицированных психологов и несколько часов времени, чтобы выяснить, что же он видел на самом деле. Поэтому я намеренно показал вам, как ситуация видится человеком, скептически смотрящим на мир.

— Зачем, тесса Капурри? — осведомился епископ Маринии. — Или… могу я предположить, что случай не единичный?

— Именно, тесса Фетаска. А теперь я расскажу синклиту все по порядку. Итак, первые слухи о людях, переживших клиническую смерть со странными видениями дошли до меня примерно пять декад назад. Поначалу я не придал им значения — мало ли какие галлюцинации могут видеть умирающие, но когда я увидел третий отчет, в котором посмертный, если так можно выразиться, мир описывался почти теми же самыми словами, я встревожился. Используя ресурсы как Церкви, так и своей семьи, я инициировал негласное расследование в Кайтаре и его северных соседях. Результаты оказались чрезвычайно тревожными. На данный момент мне известно двенадцать человек, переживших клиническую смерть, однозначно подтвержденную медиками, но вернувшимися к жизни, иногда совершенно необъяснимо. Их рассказы о видениях после очистки от эмоций и прочего мусора, как правило, выглядят чрезвычайно похожими: пустыня мрака, испещренная огненными линиями и полосами, населенная странными фигурами из света, угрожающие или любопытные взгляды кого-то скрывающегося неподалеку и одна центральная сущность, всегда где-то очень далеко и излучающая теплые эмоции, как правило, вызывающие ассоциации с любящими близкими родственниками.

— Странный у тебя тон, тесса Капурри, — нахмурившись, произнес Бальтазар Меццо из своего кресла. — Разве не подтверждается такими рассказами существование Всевышнего нашего Судии, Ваххарона? Что-то задержало души на пороге смерти и вернуло их обратно в тела, но они успели почувствовать Его самого и Его Любовь. Не так?

— К сожалению, не так. — Хосе прикрыл веки, сосредотачиваясь. — "И открылся передо мной безбрежный зеленый луг, залитый ласковым солнечным светом, и широкая река, пресекающая его от горизонта до горизонта, и деревья с налитыми плодами, растущие всюду, куда хватает глаз, и сияющий трон Всевышнего на дальнем окоеме, и мост шириной с ладонь, ведущий через реку к его подножию. И рёк мне ангел: достойный перейдет мост без труда и будет обласкан Пресветлым Ваххароном, когда недостойный падет в реку, коя унесет его грешную душу в вечное небытие". Откровение ясно и недвусмысленно описывает, что именно видит душа, попадая в Вечное Царство Ваххарона. Двенадцать человек, чьи души предположительно оказались в нем, увидели совершенно иное. Тессы, я должен указать еще одно: я не сумел обнаружить ни одного такого случая далее, чем шесть декад назад. И три случая непосредственно связаны с явлением, с подачи паладаров все чаще называемое "кипением энергоплазмы": из человека внезапно вырывается серое облако, превращающееся в волюту, а сам человек умирает. Точнее, умирал ранее. Сейчас все трое ожили. Кроме того, двое из двенадцати оживших описывали неведомую сущность как нечто опасное и настороженное, едва ли не враждебное.

— Красная Звезда… — Меццо, а за ним и остальные епископы осенили себя косым знамением. — Неужели Креод нашел новые средства вредить нам?

— Так же, как доктор Чико только что отказался обсуждать теологические вопросу, я бы предпочел не обсуждать научные. Никто, даже паладары, не знают, чем на самом деле является Красная Звезда, и я бы предпочел, чтобы ни Церковь в целом, ни каждый епископ в частности не обсуждал данный вопрос на публике. Если люди узнают про нее что-то, что расходится с нашей точкой зрения, последствия могут оказаться болезненными. Оставим мирское мирянам. Сейчас меня гораздо больше беспокоит, что посмертные видения людей в корне противоречат Откровению. Думаю, ни для кого не является загадкой, что произойдет с нашей верой, если под сомнение окажется поставлен самый главный святой источник.

— Всего двенадцать человек… — проворчал Лучиано Фетаска. — Не аргумент. Мало ли что примерещится умирающему!

— Двенадцать человек за шесть декад. Но сколько их появится в будущем — сто, двести, тысяча? Что называется, лиха беда начало…

— Случаи распределены равномерно по всей Типпе? — задумчиво осведомился Мария Контуэгро.

— Не знаю. Из-за ограниченности времени и ресурсов я мог провести поиск лишь в крупных городах с развитой медицинской системой и отчетностью. Из двенадцати случаев пять произошли в Барне, по одному в Дриммаде, Дамарре, Контагилии и Лабурно. Остальные три случая зафиксированы за границей, в Теулане и в Росуге.

— Барна… — Мария потер гладко выбритый подбородок. — Вотчина семьи Деллавита. Тесса Капурри, спрошу прямо: не связан ли один из случаев с… членом данной семьи?

— По моим данным, Фуоко Деллавита, дочь Хавьера и Марты Деллавита, может являться одной из восставших из мертвых, — сухо ответил Хосе. Ого. А ведь у него источники куда как лучше, чем можно было предположить. — Однако за отсутствием точных сведений в мою статистику она не включена.

Среди епископов пробежали шепотки.

— По моим данным, она не только восстала из мертвых, тесса Капурри, — епископ Хесара прищурился. — По Барне ходят упорные слухи о ее способностях метать шаровые молнии и излучать электричество. Семья Деллавита делает все, чтобы душить разговоры в зародыше, но их попытки не слишком эффективны. Ветер и молву не удержать, как гласит народная мудрость.

Так. Придется выкладывать на стол все карты сразу.

— Юная дэйя Деллавита — совершенно отдельный вопрос, — Хосе сделал отводящий жест ладонью. — Разговоры о ней ходят самые невероятные. У меня есть сведения, что на Могерате она демонстрировала невероятные способности к управлению пламенем и даже призыву волют. Возможно, схожие способности имеет ее… сердечный друг, юноша по имени Кирис Сэйторий, уроженец Хёнкона, долгое время живший в Барне. Но сейчас не место и не время обсуждать частности.

— Нет, погодите, тесса Капурри, — похоже, Контуэгро не собирался униматься. — Девочка, способная управлять пламенем, восставшая из мертвых, да еще и наследница семьи Деллавита — вовсе не частность. Тесса Граччи, — он обратил взгляд на сидящего неподалеку епископа дестры Калалан. — Что вы можете сказать про семью Деллавита? Они тверды в вере?

Фульвио Граччи задумчиво нахмурился.

— Глава семьи, Хавьер Деллавита, не что чтобы очень уж набожен. Он из числа верных, но, скорее, пренебрегает посещениями церкви и душеспасительными беседами. Хотя, следует заметить, жертвует он регулярно и много. Его жена, Марта, весьма набожна, по ее настоянию в фамильном особняке оборудована небольшая часовня, где приходящий духовник периодически служит мессу. Старший сын, Массим, пошел в мать и регулярно посещает мессы в соборе Святого Семейства. Средняя дочь, Лойза, хм… не могу сказать про нее ничего определенного. Она верующая, но недавно вышла замуж и полностью поглощена новой семьей и мужем…

— А Фуоко Деллавита? — нетерпеливо перебил Контуэгро. — Младшая дочь?

— Она еще совсем ребенок, ей только что исполнилось пятнадцать. В ее возрасте довольно сложно ожидать глубокого увлечения религией, дэй Контуэгро. У меня нет конкретных сведений о ней. Однако девочка является любимой дочерью Хавьера Деллавита, изрядно ее избаловавшего и, я склонен предположить, передавшего ей свое отношение к Церкви.

— Можем ли мы устроить встречу с девочкой одного из наших людей? У меня есть несколько пасант, специализирующихся на детях и подростках. Они прекрасно умеют находить общий язык даже…

— Боюсь, — епископ Калалана слегка усмехнулся, — такая встреча невозможна.

— Но если Хавьер Деллавита…

— Тесса Граччи имеет в виду, — перебил Хосе, — что Фуоко Деллавита является студенткой подготовительного колледжа паладаров в Хёнконе, куда в очередной раз отбыла немногим больше двух декад назад. Также, по слухам, девочка пользуется покровительством самой Карины Мураций. Любое давление на нее, прямое или косвенное, категорически исключено, если только мы не хотим рассорить Церковь одновременно и с семьей Деллавита, и с паладарами. И, тессы, мы сильно уклонились в сторону.

Он сделал паузу, которую никто не нарушил.

— Возвращаясь к теме, замечу, что не обладаю даром ясновидения. Но даже без него можно предположить: случаи оживления мертвых станут происходить и впредь. Пока они единичны, рассказы оживших нам не опасны. Но если их станет сотни и тысячи… У нас нет иного выбора, кроме как попытаться опередить события и как-то согласовать загробные видения с Откровением. И еще я должен заявить, что безмятежные времена остались позади. Мы постепенно теряли влияние и до Удара, но сейчас Церковь стоит перед лицом полного уничтожения. Ради спасения душ наших прихожан мы обязаны сплотиться и выступить единым фронтом. Мы больше не можем позволить себе публичные противоречия и несогласованные заявления. Три века, три мирных и безмятежных столетия Церковь жила без папы, снисходительно относясь к внутреннему вольнодумству и даже междоусобицам. Так больше продолжаться не может. Вы все знаете, что до сего дня я придерживался в данном вопросе нейтралитета и даже осторожного скептицизма. Теперь я заявляю: нам нужен единый голос, вещающий от имени Божьего и Церкви. Папу следует избрать как можно быстрее, и если мы протянем еще немного, можем с тем же успехом сразу признать поражение в извечной борьбе Рассвета с Тьмой. Я настаиваю, чтобы синклит принял соответствующую буллу и назначил день выборов прямо сегодня.

Мертвая тишина стала ему ответом. Кажется, многие даже перестали дышать. Потом Бальтазар Меццо тяжело поднялся из кресла.

— Я поддерживаю тессу Капурри, — хрипло сказал он. — У нас есть кворум, чтобы обсудить и принять окончательный вариант буллы. Прошу секретаря провести голосование по включению данного вопроса в повестку дня.

Хосе молча наклонил голову и спустился с кафедры. Его лицо оставалось бесстрастным и даже слегка угрюмым, но внутри все ликовало. Все всякого сомнения, буллу примут уже сегодня: предварительные тайные переговоры, которые Меццо вел последние два сезона, это гарантировали даже без сегодняшнего представления, разыгранного на пару с Хосе. Да, тесса Бальтазар Меццо прекрасно знает итог сегодняшнего голосования и даже дату проведения выборов папы. Однако он не знает, что кандидатура некоего Хосе Капурри, выдвинутая в качестве ширмы, не будет снята в последний момент в соответствии со старыми договоренностями. И результат выборов кое-кого весьма и весьма удивит.

02.29.1232. Кионара, Ценгань

Древний парк, окружавший старый королевский дворец в Кионаре, мирно дремал в лучах заходящего солнца. Душный тропический день заканчивался, и олени мирно бродили по лужайкам и обочинам тропинок, сонно глядя на последних пеших туристов, спешащих к вокзалу и автомобильным стоянкам. Палатки с едой и сувенирами уже почти все опустили ставни и жалюзи: с утра в парк снова потянутся толпы зажиточных местных бездельников, семьями устраивающие пикники на природе, и ради раннего завтрашнего открытия сегодня стоило закрыться до срока. Лишь торговцы прессованными лепешками для оленей все еще сидели у своих корзинок в надежде на последних покупателей. Небольшие стада животных толклись на тротуарах и газонах поблизости в ожидании щедрого кормильца, но и в их глазах надежда и нетерпение уже сменились сонной дремотой. Последняя школьная экскурсия завершала обход храмового комплекса. Подростки, пихаясь и пересмеиваясь, равнодушно слушали бормотание учителя и безразлично скользили взглядами по шести- и семиэтажным пагодам и разбросанным между ними молельням. В бесконечно-длинных безлюдных аллеях уже сгущались плотные вечерние тени, и тут и там начинали робко пробовать голоса первые цикады.

Королевский дворец тоже дремал. Экскурсии завершились. Последние туристы, щелкая затворами фотоаппаратов и сверкая вспышками даже под яркими солнечными лучами, давно отправились восвояси. Частные экскурсоводы разошлись по домам, уборщики с мешками и совками заканчивали сбор мусора, и немногочисленные сторожа сонно посапывали в своих будках. Тишина спустилась на зеркальные пруды со скользящими под отражениями дворцовых палат пестрыми тенями королевских карпов. Замшелые каменные фонари спали под сенью павлоний, мац, кастанопсиса и гибискуса, и успокаивающе журчали по галечным ложам ручьи, заиливая груды брошенных в них на счастье монеток.

Дворцово-парковый комплекс Кионары, один из наиболее известных и ухоженных туристических аттракционов Ценганя, готовился отойти ко сну. Однако в одном из зданий, новоделе, искусно замаскированном под древнюю постройку на границе парка рядом с торговым кварталом, лености и дремоты не наблюдалось. Наоборот: собравшиеся в его обеденном зале люди в цветастых одеяниях аристократов, испытывали какое-то лихорадочное возбуждение. Празднуемый шестидесятилетний юбилей формального главы клана Орэсама, достопочтенного Титиуэ, отнюдь не наполнял сердца радостью. Напряженные голоса, быстрые косые взгляды, чуть заметно трясущиеся губы — представители лучшихаристократических фамилий Хёнкона, приглашенные в качестве гостей, явно чего-то боялись. В шепотках то и дело проскальзывали слова "то письмо" и "Адаути". Недоверие и страх витали в воздухе, словно гнилой болотный туман, отравляя сердца и скручивая кишки в тугой тяжелый комок, превращая изысканные закуски и вина на столах в несъедобные помои. В большом холле у входа толпились люди, одетые попроще — с угрюмыми взглядами и мышцами, бугрящимися под халатами, с короткоствольными автоматами и нервными пальцами, подрагивающими на спусковых крючках.

Автоматы не помогли. Никто из них не успел выстрелить ни разу. Заложенные за изысканные статуи богов и богинь Миндаллы, взрывные устройства в холле сработали одновременно. Оглушительный грохот быстро сменился стонами раненых и умирающих посреди луж крови и оторванных частей тел, а также паническими криками из обеденного зала. Продолжались они недолго. Из нескольких автомобилей без номеров, резко затормозивших на площади перед зданием через несколько секунд после взрывов, высыпало три десятка людей в пятнистых комбинезонах и черных капюшонах, закрывающих голову и лицо. Не теряя даром времени, они бросились внутрь, поливая все движущееся огнем из автоматического оружия. Бойня заняла не более пяти минут, после чего нападавшие дружно покинули развороченное изнутри здание и укатили в неизвестном направлении, оставив за собой отблески разгорающегося пожара и ужасную тишину мгновенно обезлюдевшего торгового квартала.

Первый звонок в полицию поступил через минуту после того, как звук автомобильных моторов затих вдали. Менее чем через три минуты прибыл первый патрульный автомобиль. Еще через десять полицейские заполонили небольшую площадь перед палатами, с ужасом всматриваясь в то, что различалось снаружи. Никто из них не отличался родовитостью, не обладал и толикой авторитета, а потому не рисковал войти внутрь. Пока к месту событий не прибыло несколько офицеров из местного отделения Управы благочиния, почти все чудом выжившие в бойне пострадавшие, включая троюродного племянника Правого министра Ценганя, умерли от потери крови. Начавшие прибывать кареты "скорой помощи" бессмысленно кучковались рядом с полицейскими автомобилями: выхаживать оказалось почти некого. Найти удалось лишь троих выживших: одного охранника, чудом уцелевшего при взрывах и сумевшего укрыться от террористов, и двух аристократов, получивших огнестрельные ранения в головы, не слишком опасные для жизни, но впечатляюще выглядящие. На следующее утро, когда криминалисты в основном закончили работу, из здания вынесли пятьдесят четыре трупа.

Легкий вертолет с чиновниками Управы благочиния из Тасиэ прилетел к дворцу почти в полночь. Сделав несколько кругов над площадью — места для посадки не нашлось из-за обилия полицейских автомобилей — он приземлился на большой лужайке на территории дворца, нещадно калеча колесами дерн. Капитан Сайра Моямару выпрыгнул на землю, не дожидаясь, пока машина полностью приземлится. Пригибаясь, чтобы уйти от потоков воздуха, почти срывающих с него старый халат (в момент поступления срочного вызова он ухаживал за оранжереей в своем загородном поместье и тратить время на переодевание не стал), он быстро зашагал в сторону центральных ворот прямо через ухоженные газоны. Лейтенант Васи Синь Дзэ, на днях получивший новенький официальный мундир, но пока что носивший старую полицейскую форму, последовал за ним. К моменту, когда остальные следователи, щеголяя цветастыми одеяниями высоких сановников, выбрались из вертолета и начали неуверенно оглядываться, пытаясь сориентироваться на местности, они уже прошли половину расстояния.

Приближаясь к воротам, Сайра вытащил из кармана небольшую стеклянную трубочку и выбросил из нее на ладонь желтоватое драже. Внезапный незапланированный перелет сначала на самолете, а потом на тряском грохочущем вертолете поселил в его голове свинцовую тяжесть, готовую перерасти в давящую изнуряющую боль. С учетом, что ковыряться на месте придется ночь напролет, лучше задавить ее в зародыше. Разжевав и проглотив кисловатую пилюлю, он властным жестом отодвинул с дороги растерянного сторожа, откинул засов и вышел на площадь.

— Действуем быстро и энергично, — сказал он Васи. — Помни, чему я тебя учил, и действуй по плану. Трупы никуда уходить не собираются, так что свидетели сейчас важнее всего. Я разберусь с местной Управой, если до них еще не дошли приказы из столицы, ты бери на себя полицию. Еще раз напоминаю: пусть даже ты лейтенант второго класса, но теперь ты сотрудник Управы, так что можешь приказывать даже полицейским капитанам-третьеклассникам. Не вздумай тушеваться и мямлить. Вперед!

— Да, атара, — лейтенант кивнул и деловито зашагал в сторону, где сгрудились черные блестящие лимузины и толпилось особо много полицейских. Сайра мысленно одобрил: шансов найти там начальство больше всего. Хорошего он нашел себе помощника: умного, знающего дело и безродного. И подсидеть не сможет при всем желании, и пользы масса. Так, теперь нужно понять, что же здесь произошло на самом деле.

Следователь достал сигареты, щелкнул зажигалкой и закурил, осматривая площадь. Потом он неторопливо двинулся к нужному зданию. Какое именно стало местом преступления, можно было определить с первого взгляда: экипажи нескольких пожарных цистерн все еще продолжали поливать из брандспойтов дымящуюся крышу. Белесый в резком свете прожекторов то ли дым, то ли пар клубился над домом.

— Стой! Куда лезешь? — перед ним вырос детина-полицейский с придурковатой, но полной многозначительной важности физиономией. — Пшел вон отсюда, шо!

Сайра медленно повернул к нему голову и приподнял бровь. Ничего себе нахальство! Секунду спустя он осознал, что его затрапезные халат, рубаха и штаны, изрядно потрепанные, а кое-где даже и испачканные в оранжерейной земле, делают его похожим на крестьянина. Логично, что сероспинный так себя ведет. Ну, даже и к лучшему.

— Управа благочиния, — холодно сказал следователь, подсовывая ему под нос свой значок и с удовольствием наблюдая, как глаза низкорожденного хама потрясенно вылезают на лоб. — Я из Тасиэ. Где сейчас местные чиновники Управы и кто здесь главный?

— Все там, в доме, атара, — забормотал полицейский, усиленно кланяясь и указывая рукой в сторону развороченного входа. — Управа благочиния, большие начальники, все там! Я отведу тебя, атара!..

— Не надо, — еще более холодно оборвал его Сайра. — Сам найду.

Полицейские, бесцельно бродящие по площади с перекошенными от растерянности лицами, пытались останавливать его еще дважды, но до разговоров столичный следователь больше не снисходил, отмахиваясь значком. Его худшие ожидания оправдались: искореженный холл здания оказался не только залит водой, но и загажен грязью, обильно нанесенной ногами прошедших здесь толп. Сайра мельком порадовался своей затрапезной одежде: во-первых, короткие штаны грязью не забрызгает, а во-вторых, даже если и забрызгает, то ничего страшного, для того и держит. Изуродованные трупы успели оттащить к стенам, и ни о каком воссоздании картины событий речи уже не шло. Впрочем, здесь, в холле, восстанавливать было особенно нечего: помещение оказалось настолько изуродованным взрывами, огнем и водой, что от обстановки — мраморных статуй, шикарной мягкой мебели, золоченых плафонов, мягких ковров и прочего — не осталось практически ничего, кроме мелких обломков и обугленных щепок. Вряд ли расположение трупов, хаотично разбросанных ударными волнами, могло что-то дать расследованию.

По центру изуродованного холла стояла группа сановников в бледно-алых, синих и даже белых носи клановых старейшин. На головах двоих красовались черные эбоси с длинными султанами. Судя по мельтешению людей вокруг группы, именно они являлись здесь главными — до прибытия группы из Тасиэ, по крайней мере. Сайра ненадолго остановился, прищуренно изучая группу, и решил, что толку от них никакого. Его наметанный глаз позволял сразу понять, насколько компетентны те, кто пытается командовать сложным процессом. К местным, похоже, слово "компетентность" применялось с большим трудом. Они с важным видом давали указания, взмахом отсылая подчиненных в разных направления, не утруждая себя даже их выслушиванием. Типичная провинциальная бестолочь: масса многозначительности и пафоса, но полное отсутствие профессиональных навыков. Что, напыщенные вы мои, есть с рук Анъями куда проще, чем реальные преступления расследовать?

Впрочем, может, он несправедлив из-за тяжелой головы и сложного перелета. Нужно поговорить с ними и проверить первое впечатление. Кроме того, нужно немедленно избавиться от дурного настроения: ссориться с местной аристократией на пустом месте совершенно незачем.

Он набрал воздуха в грудь, медленно выдохнул и энергично зашагал к группе.

— Добрый вечер, атары, — вежливо сказал он, оттесняя в сторону пару каких-то служащих в кайтарских деловых костюмах и демонстрируя свой значок. — Я капитан второго класса Сайра Моямару, Управа благочиния, Тасиэ. Я заместитель начальника группы следователей, присланной вам в помощь. Могу я узнать, кто здесь командует?

— Я Тойка Сэн Минь, — недовольно сказал высокий и толстый, просто необъятный мужчина, чье торчащее пузо не мог скрыть даже искусно скроенный носи. — Генерал первого класса, глава местного отделения Управы. Я уже сообщал в Тасиэ, что нам не нужна помощь. Мы прекрасно справляемся и самостоятельно, атара. Мои люди устроят вас в гостевых апартаментах, чтобы вы могли отдохнуть с дороги, а завтра мы расскажем обо всем, что нашли.

Ага. Значит, все-таки Сэн Минь. В неразберихе срочного вылета Сайре так и не смогли внятно ответить, какой из двух основных кланов Кионары — Сэн Минь или Васаба — в данный момент подмял под себя соперников. Толстяк, как видно, не любит столичных чиновников и слишком много о себе думает. Разница в два ранга формально делает Сайру ниже по званию, так что нужно тактично дать понять генералу, за кем всегда останется последнее слово.

— Чрезвычайно рад знакомству, Тойка-атара, — он поклонился ровно настолько, насколько требовал этикет отстраненной вежливости, краем глаза наблюдая за реакцией прочих чиновников. — Разумеется, мы так и поступим. Перелет выдался не из легких, и мои немного приотставшие спутники с радостью примут предложение. Однако, боюсь, я лично вынужден отказаться. Мне необходимо осмотреть место преступления собственными глазами. Кроме того, со всем моим почтением, Тойка-атара, прошу тебя отправиться в апартаменты вместе с моим начальником. Его имя Аваи Тора Магуро. Он генерал третьего класса, и, насколько я знаю, у него есть для тебя очень важная информация.

— Важная информация из столицы? — неприязнь во взгляде местного генерала приугасла. — И где же он?

— Аваи Тора-атара с помощниками сейчас… вот он, — Сайра указал на группу сановников у входа, осторожно ступающих по залитому грязью полу. Их шаровары-сасинуки и бархатные туфли рисковали не пережить столкновения с суровой действительностью, и на лицах столичных чиновников держалась стойкая брезгливость, перемешанная с недовольством. Наверняка генерал Аваи, занявший свой пост благодаря исключительно связям клана Магуро, воспользуется первым же предлогом, чтобы убраться отсюда подальше. — Нижайше прошу выделить мне одного из ваших людей в качестве помощника, пока я осматриваю место событий. И мне потребуется связь — мой человек сейчас работает с полицией. Нужно, чтобы он смог меня найти, а полиция с ним сотрудничала.

— Мои люди передадут тебе необходимую информацию, капитан, — на лице сановника опять нарисовалась спесь. — Тебе нет нужды копаться здесь самостоятельно.

— Сожалею, Тойка-атара, но если я не последую процедуре, начальство оторвет мне голову. Я ведь подчиняюсь не Аваи-атаре, — Сайра искусно изобразил на лице целую гамму чувств: раздражение, утомление и немного страха, перемешанного с почтением к вышестоящим. — Я с прискорбием вынужден отклонить ваше щедрое предложение. Так могу я попросить кого-нибудь из ваших людей? Я обязательно упомяну в отчете вашу неоценимую помощь.

И про отказ в помощи упомяну тоже, про себя добавил он, зная, что та же самая мысль сейчас всплыла в голове генерала. Поскольку жирдяй не знает, кто именно стоит за спиной Сайры, он не рискнет нажить могущественного недоброжелателя. А еще ему придется выбрать из своих помощников наиболее толкового — дурак не сможет толком шпионить за столичным засланцем.

— Маюра-тара, — недовольно, но уже явно смирившись, сказал генерал, — поможешь… э-э… капитану здесь разбираться. И с трупами, и… с той штукой.

И, не утруждая себя дальнейшими указаниями, он в сопровождении цветастой свиты прихлебателей заспешил навстречу группе Сайры. Почти все люди, усиленно сновавшие вокруг, заспешили следом. Следователь мысленно вознес хвалу Мискурату: на сей раз с ритуалами удалось разобраться практически мгновенно, и место очищено от идиотов. Хорошо. Следы, правда, они наверняка затоптали напрочь в порыве служебного энтузиазма — в предположении, что после пожарных команд уцелело хоть что-то стоящее. Но тут уже ничего не поделаешь…

Рядом с капитаном остался только один мужчина в кайтарском деловом костюме и большим блокнотом в руках. Его лицо выглядело совершенно непроницаемым, а приветственный наклон головы оказался ровно таким, чтобы оставаться в пределах гостеприимной вежливости, но не демонстрировать подчиненности.

— Я капитан первого класса Маюра Ци Уэна, — представился он. — Помощник Тойки-атары. Чем я могу помочь, Сайра-атара?

Пару секунд Сайра задумчиво разглядывал местного, потом сделал выводы и слегка кивнул.

— Рад знакомству, Маюра-тара, — сказал он вежливо, но не холодно. — Судя по моему богатому опыту, ты наверняка здесь единственный, кто знает дело как следует. Мы оба профессионалы, так что предлагаю сразу понизить градус общения, чтобы не терять время на расшаркивания.

— Хорошо, Сайра-тара, — лицо местного осталось все таким же непроницаемым.

— Сразу предупреждаю: дело на личном контроле Левого министра, и король тоже проявляет заинтересованность. Не каждый день, знаешь ли, истребляют род почти целиком, пусть даже такой мелкий, как Орэсама. Количество цветных тряпок в городе уже завтра зашкалит до невозможности, но политические осложнения и переговоры не по моей части. От меня ждут расследования — максимально полного и точного, невзирая на лица. Первый доклад я должен представить к завтрашнему утру.

— Понимаю, тара. Однако сейчас почти полночь, и мои люди уже устали. Кроме того, тара, — Маюра слегка поколебался, — не могу сказать уверенно, но, мне кажется, в городе есть люди, не заинтересованные в глубоком и тщательном расследование. Очень серьезные люди, Сайра-тара.

Откровенность? Ценно. Нужно простимулировать.

— У меня достаточно влияния и связей в Тасиэ, так что при необходимости я сломаю о колено любого местного придурка, вздумавшего мне помешать. И в то же время, — Сайра сделал многозначительную паузу, — имена, упомянутые мной в докладах, тоже услышат на самом верху. Возможно, не в палатах Левого министра, но в кабинете дайнагона Управы благочиния — точно. Если твой вклад окажется существенным, это может оказаться весьма полезным для карьеры. А твое непосредственное начальство мои доклады не увидит и узнает не больше, чем захочешь сам.

— Приложу все усилия, — Маюра слегка прикрыл глаза. — Жду приказаний, тара.

— Для начала отправь кого-нибудь к полицейским и подтверди полномочия моего помощника. Затем покажи мне место. И я хочу услышать твое описание событий — две-три фразы, самое важное.

— Описание… — Маюра слегка поскреб подбородок. — Сейчас сформулирую. А пока…

Он повернулся и сделал знак. Один из трех оставшихся неподалеку людей приблизился.

— Иди к сероспинным, — негромко приказал Маюра. — Найди там человека по имени…

Он вопросительно глянул на Сайру, приподняв бровь.

— Васи Синь Дзэ, — подсказал тот.

— Ты слышал. Найди и оставайся при нем. Помогай чем можешь. Давай.

Человек кивнул и быстро пошел к развороченному выходу. Его походка, деловая и энергичная, разительно отличалась от вялой ходьбы вперевалку, за минуту до того продемонстрированную генералом со свитой.

— Описание… — Маюра снова поскреб подбородок. — Примерно так: куча странностей, "Адаути" и паладары.

— "Адаути"?

— Да. По городу уже ходили слухи, что на днях "Адаути" в подметном письме угрожала роду Орэсама за сотрудничество с хёнконскими аристократами, но самого письма я не видел. Сейчас на месте преступления на видном месте нашли еще одно заявление. В нем "Месть" явно и недвусмысленно берет ответственность за бойню на себя. Бумага пострадала от воды, и я отправил заявление в лабораторию для реставрации. Сможешь с ним ознакомиться, когда закончим здесь.

— Странности?

— Жестокость и неразборчивость. Я слышал о "Мести" раньше. Они не стеснялись убивать беглых хёнконских аристократов, но никогда не устраивали массовую резню. Сейчас убивали всех подряд: не только высокорожденных из Хёнкона и членов клана Орэсама, но и прочих аристократов, охранников, обслугу — всех, кто попался на глаза. И еще "Адаути" никогда раньше не применяла взрывчатку, хотя возможностей имела немало.

— Понятно. Паладары?

— Они здесь, тара, но тебе лучше увидеть самому. Тем более, что они знали о прибытии вашей группы заранее и даже упоминали твое имя. Следуй за мной.

Маюра повернулся и, безразлично разбрызгивая грязь еще недавно начищенными ботинками, размашисто зашагал к развороченному дверному проему, ведущему в большой зал заседаний. Сайра последовал за ним, лихорадочно раздумывая. Паладары здесь — куда ни шло, наверняка они имеют в городе дронов-наблюдателей, но откуда они знают про экстренно составленную группу и его самого?

В зале стояла тяжелая влажная жара. Большинство ламп под потолком не горели — то ли закоротило проводку, то ли повредило пожаром. В тусклых лучах уцелевших плафонов, пронизывающих облака пара, место выглядело кошмарно. Перевернутые и обугленные столы и кресла вперемешку с осколками посуды и месивом остатков еды; выбитые окна и искрошенные пулями стены, кое-где еще закрытые клочьями тяжелых занавесей и портьер; и трупы — большинство в когда-то ярких цветастых одеждах, сейчас грязных и темных от воды и крови, а между ними — редкие кайтарские деловые костюмы и скромные черные и зеленые ципао женщин из обслуги. Сайра склонился над ближайшим телом и внимательно его осмотрел. Четыре или пять пулевых отверстия в груди, еще одно во лбу, развороченное кровавое месиво с белыми осколками зубов вместо щеки. По всей видимости, выстрелом в лоб его добивали. Нет, террористы не только наводили ужас на своих жертв — их методично истребляли.

Соседний труп лежал лицом вниз. Пулевые отверстия в ворохе одежды не различались, и трогать его Сайра не стал — ничего нового все равно не узнаешь. А вот еще один мертвец в деловом костюме его заинтересовал. На когда-то белой рубашке под черным пиджаком отчетливо виднелась длинная и глубокая рана. Судя по обилию вытекшей крови, пропитавшей одежду, нанесли ее при жизни, и умер человек отнюдь не из-за контрольного выстрела в лоб.

— У многих обнаружили резаные или колотые раны? — осведомился столичный следователь, распрямляясь.

— У четырнадцати человек, — без паузы отозвался местный, терпеливо за ним наблюдающий. — Похоже, их всех зарубили и лишь потом добивали контрольными выстрелами.

— У четырнадцати? — изумленно переспросил Сайра. — Ты уверен, тара?

— Возможно, больше — полного обследования еще не проводилось. При том ни одной колотой раны я не заметил. Конечно, под одеждой они не видны, но все-таки не похоже, что тут орудовали мечами. Скорее, что-то более примитивное, типа тесаков. Как вариант — классический дао с расширенным на конце клинком, но без острия. Эксперты на вскрытии определят точно.

Сайра глубоко задумался. После предыдущих акций "Адаути" тоже оставались трупы с ранами от холодного оружия, но там вердикт эксперты выносили единогласным: меч, дао в модификации девятого века с игловидным острием, пригодным для колющих ударов. Таинственный главарь "Мести" (а что мечом владел главарь, никто не сомневался — меч в кланах Анъями и изгоев всегда служил символом власти) не оставил ни одной рубленой раны: похоже, его владелец крови хотя и не боялся, но и не любил особенно. Маюра прав: дело вырисовывается весьма странным. Хотя "Адаути" и взяла на себя ответственность, но почерк выглядит заметно иным.

"Адаути" ли? Письма мог писать кто угодно, а нотариально заверенной подписи оябуна "Мести" пока что никто не видел.

— Тара, здесь паладар, — в голосе Маюры скользнули едва слышные напряженные нотки. Сайра дернулся, озираясь.

Серая лоснящаяся туша паладарского дрона, почти неразличимая в полумраке, бесшумно приблизилась и вытянулась вертикальным цилиндрическим столбом в человеческий рост. На нем проявились быстро углубляющиеся борозды, верхняя часть округлилась, превратилась в набалдашник… Несколько секунд спустя перед Сайрой стояла пародия на человека — то ли магазинный манекен, то ли робот из фантастических фильмов, снятых до Удара. Лишь лицо выглядело по-настоящему живым. Безразличный взгляд надменных серых глаз оборотня, казалось, смотрел сквозь присутствующих.

— Здравствуй, капитан Сайра Моямару, — холодно произнес манекен. — Я ждал тебя. Меня зовут Камилл.

К этому моменту Сайра уже полностью овладел собой. Он еще ни разу не встречался с паладарами вживую, хотя слухи о Камилле ловил не раз — иногда абсурдно-фантастические, иногда вполне правдоподобные. Однако же о способностях паладарских дронов он знал хорошо: секретное досье Управы благочиния, к которому следователь имел допуск, содержало немало любопытных сведений. Способность слизнеобразных паладарских машин к трансформации там описывалась весьма подробно. К сожалению, достоверных полевых методов их распознавания в досье не приводилось: даже дефекты ранних моделей, приводивших к повышенной утечке тепла в окружающую среду и несоразмерным следам на рыхлой поверхности, паладары уже ликвидировали. А резать ножом каждую встречную табуретку довольно затруднительно…

Ему страшно захотелось пощупать манекенообразного дрона пальцами, но он придушил порыв в зародыше. Вряд ли паладарский посланник оценит такое любопытство.

— Несказанно рад встрече, Камилл-атара, — максимально вежливым тоном произнес он, склоняясь в глубоком поклоне и опуская глаза долу. — Я слышал немало о твоих выдающихся добродетелях, и теперь мне выпала высокая честь…

— Я оценил, — все тем же холодным тоном с нотками раздражения перебил паладар. — Все, заканчивай с экивоками, капитан, мы не в королевском дворце. У тебя репутация отличного профессионала, так что сразу перейдем к делу.

Распрямляясь, Сайра лихорадочно обдумывал ответ. В каком стиле его выдержать? Несмотря на то, что Камилл слыл таким знатоком этикета, что мало кто даже при дворе мог с ним сравниться, сейчас Чужой явно находился не в настроении для долгой беседы.

— Польщен похвалой, атара. Что от меня требуется? — ответил следователь, так и не приняв осознанного решения, но повинуясь интуитивному импульсу. Судя по удовлетворенному кивку, поступил он правильно.

— Отлично. Ты тоже слушай, тара, — Камилл искоса глянул на капитана Маюру. — Довожу до сведения вас обоих, что паладары крайне заинтересовались происшествием. Поскольку весь полицейский эфир забит одним-единственным словом "Адаути", а молва утверждает, что за Адаути стоит Университет, у нас нет иного выхода, кроме как вступить в игру. Мы уже неофициально занимались расследованием убийства членов Правительства-за-рубежом, но сейчас дело переходит на новый уровень. В настоящий момент я все еще веду переговоры с Левым министром о заключении формального соглашения, но в их исходе сомнений нет. Так что рассчитываю на ваше сотрудничество.

— Разумеется, атара, — Сайра отвесил вежливый полупоклон. Маюра повторил его движение, но промолчал.

— Замечательно. Сейчас мои дроны прочесывают окружающую местность. Здесь, в здании, ловить нечего — огонь, вода, дым и пар уничтожили практически все запахи. Перед входом потопталась большая толпа полицейских, пожарных и прочей швали, там тоже хорошего мало. Я вычленю сохранившиеся человеческие запахи и следы ДНК, если они найдутся, и сравню с теми, что обнаружили в особняке Тадаосия. Возможно, обнаружатся совпадения. Однако сразу предупреждаю: у меня есть сомнения насчет причастности "Адаути" к нынешнему месиву.

— Почему, атара? — осторожно осведомился Сайра.

— Потому что, тара, — взгляд манекена наконец-то сфокусировался на следователе, — "Адаути" всегда наносила точечные удары. Массовая бойня с десятками непричастных жертв — не их стиль.

— А письмо, атара?.. — осведомился Маюра.

— Я прямо сейчас могу написать десяток аналогичных писем с подписями кого угодно — включая премьер-министра Кайтара и Народного Председателя Ставрии. Тоже поверишь? Впрочем, я не настаиваю на своей версии. В последнее время "Месть" демонстрировала все более вызывающее поведение. Кроме того, у меня есть сведения, что буквально на днях в Кайнане неизвестная группа закупила большое количество военного снаряжения, включая снайперские винтовки и дистанционные детонаторы, и есть небольшой шанс, что речь опять идет об "Адаути". В общем, я готов поделиться своими сведениями — в обмен на вашу откровенность. К завтрашнему утру начальство доведет до вас информацию о заключенном договоре, и я хочу, чтобы к тому моменту вы уже закончили обследование места и выработали хоть какие-то версии. До встречи.

Манекен осел и растекся мешком серой слизи. Огромная бесформенная амеба медленно поползла по грязному месиву на полу, неторопливо перетекая через трупы и выбрасывая в стороны то ли щупальца, то ли ложноножки. Несколько секунд спустя она перестала различаться в полумраке. Еще одна такая же тень мелькнула и пропала чуть поодаль — один из людей Маюры, почтительно стоящих поодаль, шарахнулся от нее, словно от бешеного крокодила.

— Паладары. Интересный поворот… — задумчиво констатировал Сайра. — Ну что, Маюра-тара, есть у тебя версии?

— Ничего такого, что стоило бы озвучить прямо сейчас. Однако, Сайра-тара, у меня имеются собственные источники информации, с которыми я еще не успел проконсультироваться.

— И я задерживаю тебя здесь, не позволяя связаться с "Коброй"? — усмехнулся столичный следователь. — Или ты покупаешь информацию у "Меча и ярости"?

— Чиновникам Управы благочиния запрещено сотрудничество с Тьмой, — уклончиво откликнулся местный.

— Я помню, — Сайра стер с лица ухмылку. — И не все имена стоит называть публично, тоже понимаю. Есть предложение: ты оставляешь меня здесь с помощниками, а сам отправляешься на встречу с контактом. Мне потребуется часа два, чтобы как следует осмотреть место. Хватит для встречи, надеюсь? Потом встретимся где-нибудь в более подходящем месте и обменяемся впечатлениями. Имей в виду, свои источники информации есть и у меня. Годится?

Маюра заколебался. Сайра хорошо его понимал: с одной стороны, начальство свалило на него лично заботу о столичном госте. С другой — терять попусту время ему явно не хотелось.

— Я и шага не ступлю без ведома твоих людей, — помог ему Сайра. — И покидать здание и ближайшие окрестности не намерен.

— Хорошо, — наконец решился местный следователь. — Мне нужно часа полтора, возможно, даже меньше. Лай, остаешься за старшего. Проследи лично, чтобы Сайра-атара ни в чем не нуждался.

Помощник молча кивнул, и Маюра, сунув блокнот в карман пиджака, резко повернулся и зашагал к выходу. Сайра внутренне усмехнулся, провожая его взглядом. Они сработаются. Какое-то время придется преодолевать взаимное недоверие, но, похоже, еще одна полезная связь у него образовалась. Раньше у него в Кионаре знакомых не имелось, и вот теперь пробел удастся ликвидировать. И паладары — связь с загадочным Камиллом, умеющим, по слухам, находиться одновременно в нескольких местах, может оказаться самым ценным знакомством за всю жизнь. Такой шанс упускать нельзя ни в коем случае.

Ну, а пока следует осмотреть место преступления и понять, что же здесь произошло на самом деле. В первую очередь следует разобраться с рублеными ранами. Ночь, похоже, предстояла долгая.

— Лай-тара, — он повернулся к помощнику Маюры, — мне нужен полный список погибших. Всех, до последней уборщицы. И, пожалуйста, как можно скорее.

03.29.1232. Хёнкон

— Привет, Фуоко! И ты здесь? Рад видеть!

— Здравствуйте, Рандольфо, — Фуоко улыбнулась своему новому научному руководителю.

Познакомили их только накануне, но дэй Глостине, хоть и старик (как он признался сам, ему уже за сорок), настоял, чтобы новая подопечная называла его исключительно по имени. Впрочем, второй руководитель, ставриец Карел Прегин с невыговариваемым отчеством "Анатольевич", даром что под пятьдесят, потребовал того же самого. Общаться с пожилыми дядьками настолько фамильярно для Фуоко казалось странно, но они оба, казалось, по-другому не умели. Они и походили друг на друга почти как близнецы: оба невысокие, сухощавые, с сединой в волосах (более густой у Прегина, менее заметной у Глостине), с заметными лысинками и ужасно похожими быстрыми улыбками, вызывавшими появление морщинок в уголках глаз. Ставриец говорил на кваре с резким акцентом и частыми ошибками, но Фуоко хорошо его понимала, а он понимал в том числе и ее корявую камиссу.

К обоим руководителям она сразу почувствовала симпатию, и после первого представления деканом факультета экзобиологии, паладаром и доктором Кулау Цмирком, они отправились в лапшичную старика Дзидзи. Там они битый час болтали отнюдь не о высоких научных материях и даже не о загадочных способностях Фуоко, о которых оказались хорошо осведомлены (как, похоже, и половина остального мира — угораздило же ее демонстрировать фокусы в барнской больнице в присутствии болтушек-медсестер!), а просто о жизни. Прегин рассказывал о смешных случаях в своем научном институте, где изучали каких-то пресмыкающихся, на что Глостине отвечал анекдотами из жизни своей обсерватории, и время пролетело незаметно. По ходу дела они умяли по две больших порции никудзяги — кошмара для талии, готовящегося из мяса со специями, картошки и лука, тушеных в соевом соусе, а также заказали по большому стакану кадзё, которое Прегин разочарованно обозвал разбавленной сладкой водкой и даже не стал допивать. Фуоко грызла свои любимые кальмары, запеченные на палочке — и калорий мало, и вкуснятина, да так увлеклась, что сгрызла их аж на пять лемов, гордо отказавшись от предложенной Сатоканой оптовой скидки. В очередной раз оказалось, что ставриец совершенно не вписывается в шаблонный образ жителя Торвалы, сидящий у Фуоко в голове: угрюмого увальня-пьянчуги, озабоченного исключительно мировой справедливостью. Впрочем, паладары наверняка отбирали в Университет лучших, так что не удивительно.

Как бы то ни было, первую серьезную встречу с научными руководителями назначили на завтра — сегодня Фуоко сдавала промежуточный зачет по физике, нагоняя пропущенное, и дергать ее не стали. И вот — встреча здесь, в месте, загадочно названное Кирисом "Ареной". Наверное, стоило бы бросить всё и вернуться на свой остров, чтобы возобновить эксперименты с внутренней энергией и волютами. Но любопытство пересилило.

Снаружи здание Арены выглядело уныло и неустроенно. Вдоль стен болталось несколько люлек, с которых рабочие покрывали стены белой краской из распылителей. Похоже, Арену только-только закончили строить и оборудовать. Однако внутри большой зал ожидания выглядел куда как уютнее. Он совершенно не походил ни на спортивное, ни на научное помещение: тут и там стояли небольшие столики с несколькими терминалами каждый, с мягкими стульями и креслами и даже с небольшими диванчиками на двух-трех человек. В нем располагалось на удивление много народа: студенты оживленно болтали друг с другом, кто через автопереводчика, а кто и напрямую, время от времени поглядывая на большое табло, где под мягкий аккомпанемент колокольчиков загорались имена. Время от времени ожидающие вскакивали и торопливо уходили в одну из нескольких дверей в дальней части зала. Навстречу выходили другие — встрепанные, вспотевшие, тяжело дышащие. Кто-то уходил из зала, остальные усаживались за столики и начинали пялиться в экраны.

Фуоко села на край стула рядом с дэем Глостине и огляделась. Нет, Кир нигде не замечался. Зорра мягко вспрыгнула на стол и тут же бесцеремонно сунулась под руку кайтарца, рассеянно погладившего ее по холке.

— А вы тоже на… тестирование? — поинтересовалась девушка. Почти машинально она чуть напряглась, совмещая видимое изображение из правого глаза с энергетическим рисунком, демонстрируемым левым, незрячим. Получилось с первого раза. Почему-то на сей раз оранжевый комок в грудной клетке кайтарца выглядел ужасно похожим на распятую лягушку. От него тянулась вдаль и исчезала такая же оранжевая извилистая нить. Другие люди вокруг тоже светились разнообразными цветными пятнами, но к ним нити не тянулись. Несколько волнующихся синих синусоид периодически мелькали вокруг, но тем присутствие ночного мира и ограничивалось.

— А что, слишком старым кажусь? — рассмеялся научный руководитель, щелчком отправляя экран своего терминала в столешницу. — Песок сыплется? От первого же кувырка инфаркт заработаю?

— Нет, почему же, — вежливо ответила Фуоко. — Вы вполне в форме…. В хорошей…

— Да-да, так я и поверил, — Рандольфо ухмыльнулся до ушей. — Для вас, беззаботных юнцов, все, кто старше на пять лет, уже старпёры. Ничего, милая моя, ты и оглянуться не успеешь, как сообразишь, что в сорок лет жизнь еще и начаться-то толком не успела. Точно, сороконожка?

Он дернул Зорру за ухо. Та лениво клацнула клыками в воздухе возле его пальцев.

— Порча микродрона, — назидательно проинформировала она, — карается штрафом. Старикашка! Седина в бороду, бес в ребро! Распустил хвост перед девочками!

Против воли Фуоко прыснула, хотя тут же попыталась придать физиономии каменное выражение. Получилось плохо.

— Поделом мне! — вздохнул мужчина. — Действительно, нашел у кого спрашивать — у мелкой вредины, недавно вылупившейся. Однако, Фуоко, отвечая на твой вопрос — нет, я не тестируюсь. Махать руками и ногами, вися в воздухе, действительно не мой стиль. Я предпочитаю наблюдать за такими фокусами с безопасного расстояния, желательно — с противоположной стороны киноэкрана. Ты ведь не помнишь, как до Удара кино снимать умели? Да что я спрашиваю, не помнишь, конечно. А Удар цифровые фильмы не пережили. В них такие спецэффекты показывали, что куда там нынешним! Любо-дорого посмотреть, не чета нынешним унылым полетам по плохо скрытым веревкам. Так, о чем я? Ах, да. Просто есть у меня студент — ты ведь не одна такая одаренная ученица, о да, он как раз молодой, сильный, глупый и, как наша многоножка верно выразилась, распускает хвост перед девочками. У нас запланирована встреча в виде прогулки по вечерней набережной, где он изложит суть сумасшедших идей по поводу курсовой работы, пришедших ему в голову за последнюю декаду, а я зарежу их все на корню. Но что-то он задерживается…

Словно в ответ на его слова дверь в дальнем конце холла раскрылась, чтобы выпустить группу из двух парней и двух девушек. У Фуоко слегка екнуло сердце, когда студенты приблизились к ним. Знакомые лица — атлетически сложенный красавец Михаил Збышек, увалень Юрий Вещий с плечами и шеей, бугрящимися мускулами, и две девицы-ставрийки, встреченные во время поездке на яхте в Шансиму: платиновая красотка Марта Брыль и невысокая, полноватая и плоскогрудая, но певучая Ольга Маре, если, конечно, Фуоко правильно запомнила их имена, находясь в сумрачно-депрессивном настроении. Все четверо носили только короткие шорты даже без раскраски. Фуоко невольно позавидовала груди блондинистой студентки. Наверняка все парни слюну пускают при ее виде! У самой Фуоко с размером тоже все в порядке — но с маленькой и обидной поправкой: "для своего возраста". До ставрийки ей ой как далеко. Ишь, лыбится!

Кстати, что интересно, в ночном мире все четверо светились изнутри переливающимся светом, переливающимся почти одинаковыми зеленым и желтым оттенками. Как они умудрились так синхронизироваться? Поди их разбери, фокусы энергоплазмы…

— Здравствуйте, дэй Глостине, — поздоровался Михаил на кваре. — О, Фуоко, привет-привет! И ты пришла провериться? Здорово. Но волют больше не зови, не самая понятливая аудитория.

— Господин Збышек, я полагаю? — с иронией спросил кайтарец на камиссе. — Тот самый, кто соблазнил Юрия на сию авантюру? И как результаты, а, Семен? Стоили они потери целого часа времени, отобранного у науки?

— Конечно, Рандольфо! — неловко улыбнулся здоровяк. Он говорил на родном языке. — Там очень интересно. Дзии объяснял, что и как проверяется, там… честное слово, наука ничего не потеряла. Я все объясню…

— Расслабься, Юрий, — дэй Глостине поднялся и хлопнул его по плечу. — Я шучу. Если закончил сбрасывать лишнюю энергию, пора заняться делом. Молодые люди, позволю себе забрать своего ученика. Идем, Юрий. Нас ждет долгая и приятная беседа. Фуоко, не забывай про завтрашнюю встречу.

Он кивнул всей компании и в сопровождении Юрия направился к выходу, едва не столкнувшись с пулей влетевшим в холл Кирисом. Тот на ходу махнул запястьем с браслетом возле терминала регистрации, быстро огляделся и подошел к Фуоко.

— Привет, Фучи, — сказал он. — Долго ждешь?

Гатто задрал морду и приветственно мявкнул.

— А, мальчик с парсом! — протянула бесстыжая ставрийка на кваре. Фуоко заметила, как Кирис вздрогнул и даже отступил на полшага. Они знакомы? И что за странная реакция? — Здравствуй, Кирис Сэйторий. Здравствуй, парс по имени Гатто. Какая неожиданная встреча, верно? Не хочешь продолжить наш недавний разговор, мальчик?

Она игриво облизнула губы. С внезапной вспышкой ревности Фуоко заметила, что глаза Кириса не могут оторваться от высокой обнаженной груди ставрийки. Вот стерва! Кстати, о каком разговоре речь?

— А-а-э… привет! — буркнул парень, наконец-то отводя взгляд в сторону. — У меня дела, типа.

— Ты на проверку? — обаятельно улыбнулась Марта. — Тогда ты в очереди. Десять минут минимум. Поболтаем? У тебя такая интересная подружка!

Она кинула на Фуоко взгляд, в котором мешались чувство превосходства и снисходительность. В остром приступе раздражения Фуоко представила, как бы хорошо вцепиться ногтями в морду ставрийской шлюхи. Она вообще, что ли, обнаглела — чужому парню вот так глазки строить и титьками перед ним трясти? Фуоко набрала в грудь воздуху, чтобы ответить вместо явно потерявшего дар речи Кириса, но тут Михаил вдруг отвесил Марте легкий подзатыльник. Та взвизгнула, и улыбка слетела с ее лица.

— Сдурел? — обиженно поинтересовалась она на камиссе. — А если по шее? Думаешь, не дотянусь?

— Кончай до людей докапываться, — осуждающе сказал Михаил на родном языке, но тут же переключился на кваре. — Фуоко, не обращай на нее внимания. У нее комплекс неполноценности, она всех красивых девушек провоцирует.

— Точно, — согласилась Ольга. — Она даже со мной подружилась и за собой таскает исключительно для того, чтобы я, толстая и уродливая, ее шикарный блеск оттеняла. Не обращай на нее внимания, она парней вообще-то боится.

Кирис что-то пробурчал под нос, и Фуоко с обновленным подозрением глянула на него. Нет, определенно, здесь что-то кроется. Нужно допросить его с пристрастием, когда наедине останутся.

— Никого я не боюсь! — фыркнула красотка, снова переключаясь на камиссу. — Тоже мне страшилища, вонючие и волосатые!

— И я вонючий и волосатый? — задумчиво поинтересовался Михаил на том же языке. — Таточка, ты точно дождешься страшной мсти за свой бескостный язычок. Заманю тебя обманом в кафе, закормлю пирожными — я знаю, ты не удержишься, если под нос подсунуть — и ты за вечер пять килограммов наберешь и отрастишь жирные складки на талии. Вот тогда пожалеешь, что обзывалась! Привет! — он повернулся к Кирису и перешел на кваре. — Ты друг Фуоко? Мы с ней познакомились недавно на яхте, когда в Шансиму ездили. С волютами она круто управляется. Меня зовут Михаил. Можно Микаэль, если так удобнее. С Мартой, я вижу, ты уже знаком, а она Ольга, звезда самодеятельности в Ставрии и лучшая студентка потока здесь.

— Кирис Сэйторий, — буркнул Кир. — Приятно познакомиться.

— Значит, ты тоже на Арене драться собираешься? — ставриец задумчиво оглядел Кириса с ног до головы. — Что-то я ни разу тебя у Каллавиро в зале не видел.

Кирис молча пожал плечами.

— Дебил ты, Мишка! — победно сказала Марта. — Вы в разных возрастных группах. Конечно, вы друг друга не видели. Я вообще не понимаю, как тебя в Университет пустили с такими-то умственными способностями.

— Я тебя точно пирожными закормлю, — угрожающе пообещал ставриец. — Прямо сегодня же. Вот сейчас возьму под мышку, и…

— И она тебе продемонстрирует, чему нас на самообороне учили, — усмехнулась Ольга. — Не знаю, что парни чувствуют, когда кулаком между ног получают, но догадываюсь, что не оргазм. Ладно, вы как хотите, а я в общагу, отлежаться. Вымоталась я как-то в паладарском шаре, даже удивительно.

— Я, пожалуй, тоже домой. Эй, Гатто! — Марта склонилась и почесала парса на ухом. — Не надумал ко мне уйти?

— Мало вкусненького дала! — важно ответил тот, почесываясь средней лапой за ухом. — Еще не люблю! Еще не уйду! Угощай больше!

— Меркантильный… — вздохнула блондинка. — Нет, не прокормить такого без дотаций. Ладно, малыши, пока-пока. Счастливо покувыркаться.

И троица ставрийцев отправилась к выходу из холла. На прощание Ольга тепло улыбнулась Фуоко, и та решила, что ставрийка не такая уж и некрасивая. Простушка, возможно, но и не уродина. Не всем же выглядеть фотомоделями, в конце концов.

Проводив их взглядами, она повернулась к Кирису.

— Ну, а теперь колись, откуда ее знаешь! — угрожающе сказала она, упирая кулаки в бедра. — Не отпирайся только, все равно не поверю. И Гатто она раньше видела!

Снова прозвенели колокольчики, и Кирис, бросив взгляд через ее плечо, с явным облегчением сказал:

— Да так, встретились пару дней назад на улице. Необращай внимания. Идем, нас вызвали.

И в сопровождении Гатто он быстро зашагал к дальней двери. Нет, здесь точно что-то не так. Ну ладно, замнем временно тему. Поскольку вечером Кир твердо пообещал отправиться с Фуоко на остров, там, один на один, сбежать от ответа ему не удастся. Девушка фыркнула и последовала за другом.

За дверью обнаружился длинный коридор с выходящими в него редкими дверями.

— Добрый вечер, дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, — вежливо сказал координатор с экрана настенного монитора. — Пожалуйста, пройдите в зал номер четыре. Он по левой стороне.

Кивнув, Фуоко с Кирисом прошли по коридору до нужной двери. Указанный зал представлял собой большую комнату с двумя внушительными, не менее трех метров в диаметре, белыми кубами на невысоких постаментах. Стена рядом со входом мерцала голубым светом.

— Ага! Наша звездная парочка явилась демонстрировать искусство в рукомашестве! — возликовал худой белобрысый парень в коротких шортах, вскакивая с кресла. — Фучи, красавица моя, хочешь, поцелую в награду за решительность?

Фуоко зашипела сквозь сжатые зубы и стиснула кулаки. Что здесь делает Палек? И какую гадость он опять замышляет?

— Не хочет, — разочарованно констатировал чокнутый паладар. — Ах, женщины никогда не понимают, что теряют. А главное, почему? Всего-то в воду случайно уронил. Выловили же, не потонула, а все равно дуется!

Девушка растерянно посмотрела на Кириса, в чьем взгляде читалось явное недоумение. Откуда взялся шизанутый братец Рисы и что он тут вообще делает?

— Прошу прощения, дэй Палек, — на мерцающей стене возникло изображение координатора — на сей раз целиком: неприметного мужчины неопределенного возраста в деловом костюме. — Думаю, сейчас не самое подходящее время для шуток. Дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, Палек Мураций является одним из конструкторов Арены — энергомеханической части интерфейса, во всяком случае, так что он наблюдает за ходом начальных испытаний. Но ему вовсе не обязательно находиться здесь, так сказать, физически, телеметрии вполне достаточно. Если его присутствие слишком обременительно, просто скажите.

— Палек дурак! Укушу! — тявкнула Зорра.

Фуоко снова перевела взгляд на Палека. Тот умоляюще сложил руки на груди и посмотрел на нее настолько жалостливыми глазами, что она хихикнула против воли. Ну что с ним сделаешь? Если мужчина балбес, то, похоже, до самой старости. В общем-то он, наверное, не такой уж и плохой, а у нее сегодня хорошее настроение.

— Ну, пусть пока останется, — вздохнула она. — Только пусть в воду меня больше не кидает. И вообще подальше держится! — поспешно добавила она, заметив движение паладара в ее сторону.

— Женщины жестоки! — Палек возвел глаза к потолку. — Ох, бедный, несчастный, никем не понимаемый я! Так, ладно, хорош шутить. Поехали.

Перемена в его внешнем виде оказалась настолько внезапной и радикальной, что Фуоко лишь захлопала глазами. Растрепанный шалопай с развинченными движениями словно испарился. Внешний вид паладара не изменился, но внезапно он словно постарел лет на двадцать, а то и тридцать. Наигранное выражение пропало с его лица, и оно стало серьезным, взгляд заострился, губы сжались. Он шагнул вперед, и его движения — уверенные, мягко-кошачьи, вдруг напомнили девушке лейтенанта Каллавиро во время спарринг-боев со старшими студентами.

— Для начала — вводный курс теории. Сядьте, — паладар указал на несколько стульев возле входа. — Фучи, Кара мне сказала, что тебя так и не ввели толком в курс дела, в отличие от Кира. Так?

Фуоко растерянно посмотрела на Кириса. А ведь действительно…

— Ну, я же говорил, что куклой на экране нужно управлять, — начал тот, но Палек, подняв руку, перебил его:

— Стоп. Кир, давай я всё с самого начала объясню. Тебе тоже полезно послушать на случай, если что-то упустил. Вы так и собираетесь стоять? Мне все равно, но вам еще в терминале вверх тормашками болтаться, так что поберегите силы.

Болтаться вверх тормашками? Все интереснее и интереснее.

— Дэй Мураций, — она нахмурилась, усаживаясь рядом с Кирисом. Парсы запрыгнули на стулья и устроились по бокам, — я вообще-то не собиралась нигде болтаться. Я просто забежала посмотреть, чем тут Кир заниматься станет.

— Не понял, — паладар изумленно взглянул на нее. — Я так понял, что тебя все-таки решили допустить к экспериментам. Не так разве? Координатор?

— Карина отозвала свое вето, но и явного согласия не дала. Она и Дзии по-прежнему сомневаются в безопасности терминала для дэйи Винтаре, — пояснил паладарский неб. — С другой стороны, дэйя Винтаре все равно узнает о происходящем от дэя Сэйтория. Поэтому лучше, если ты введешь ее в курс дела в полном объеме. Дальше решение за ней.

— А, вот как, — Палек задумчиво смерил Фуоко взглядом. — Ну, без разницы. Итак, Фучи, суть дела в том, что паладары запускают программу массового обследования населения Паллы на предмет заражения энергоплазмой и ее взаимодействия с биологическими тканями, с нервной системой в частности. Мы разработали специальные сканеры, позволяющие отслеживать как минимум поверхностные процессы в энергоплазме, а при определенном везении — и более глубокие. Первый сканер, работающий на новых принципах, уже смонтирован в госпитале. Возможно даже, ты его видела.

— Ага, — кивнула девушка. — Когда Дзии снимал повязки, он меня просвечивал.

При воспоминании о той ночи сердце слегка екнуло. Все-таки не каждый день сообщают, что ты уже мертва… Словно почувствовав ее эмоции (впрочем, почему "словно"?), Кирис успокаивающе положил свою руку поверх ее.

— Замечательно. Программа обследования проводится в глобальных масштабах на Типпе и Торвале при поддержке властей тамошних государств. С Могератом пока какие-то заминки, Фиста, как всегда, за кадром, потому что руки не доходят. В последнее время количество эйлахо по всему миру резко возросло, и если раньше они относились к разряду чуть ли не городских легенд, то теперь стали вполне обыденным явлением. Внешние проявления эйлахо сильно напоминают ваши, хотя и в гораздо меньших масштабах — выбросы концентрированной энергии в виде шаровых молний, небольшие энергоплазменные артефакты в воздухе, сетка электрических разрядов и так далее. Кольчонов, к счастью, никто вызывать не может, да и волюты не появляются, но лиха беда начало. Ты, Фучи, поначалу тоже лишь небольшие фокусы со светлячками показывать умела. Конечно, выявленные эйлахо проходят обследование и остаются под наблюдением, но этого недостаточно. Не зная, как работала нервная система человека в условиях аномальной физики до того, как проявления энергоплазмы стали явными, сложно понимать общие тенденции развития. В общем, мы разработали относительно компактные сканеры, пригодные для монтирования даже в небольших помещениях, и через нескольких декад намерены запустить массовые поставки. Цель понятна?

Фуоко кивнула.

— Однако возникает проблема: каким образом заманить людей на регулярные обследования? В особенности детей и подростков, наиболее нам интересных. Можно заставить — просто принять соответствующие правительственные постановления и организовать регулярные поездки через школы, например. Но такой метод чреват протестами и развитием разнообразных массовых фобий, совершенно нам не нужных. Так что мы придумали другой метод. Итак — Арена!

Палек щелкнул пальцами, и мерцающая стена вдруг превратилась в киноэкран. Камера показывала огромный стадион с высоты птичьего полета — волнующиеся трибуны, овал беговой дорожки с ползущими по нему точками спортсменов… Вот камера резко нырнула к земле, трибуны надвинулись, и шум болеющей толпы заполонил зал: крики, свист, какие-то невнятные речёвки. Вот бегуны достигли финишной линии, упала на землю оборванная грудью победителя лента, и его счастливое лицо заполнило экран.

— Соревнования всегда привлекали людей, — комментировал Палек. — Оставляя в стороне психологическую подоплеку, следует заметить, что участвовать в них могут немногие. Дело даже не в лени, хотя обычно данный фактор является определяющим, а в физических требованиях и травмоопасности.

Картина на экране сменилась. Вот девочка-гимнастка кувыркается на длинном горизонтальном брусе, ее нога соскальзывает, и она сначала с размаху падает спиной на брус, а потом головой вниз соскальзывает на пол. Вот прыгун с шестом перелетает через планку, падает на мат далеко внизу, пытается подняться — и его лицо искажает гримаса боли, а рука неловко вывернута в сторону. Вот целеустремленный бегун — мускулистые ноги работают как поршни могучей машины — запинается на ровном месте и катится кувырком по земле, руки и ноги ободраны в кровь. Вот два боксера молотят друг друга, один падает и больше не поднимается — лезут под канатами ограждения, склоняются над ним люди. Вот в небе расцветают купола парашютов, но одна темная фигурка стремительно несется к земле, перепутанный стропами парашют бессильно вьется над ней трепещущей нитью…

— Короче говоря, практически весь спорт за пределами бега трусцой несет в себе риск тяжелой травмы, а то и гибели. Да и бег трусцой не так уж безобиден — он создает повышенную нагрузку на колени и голеностопный сустав, что тоже может привести к проблемам. Арена даст людям возможность заниматься любым спортом — максимально приближенно к реальности, с полной физической нагрузкой, но притом совершенно безопасно. Ее главный компонент…

На экране появился такой же белый куб на постаменте, что стояли в зале.

— …как и настольные устройства, называется терминалом. Он состоит из гравитационного генератора и сканера в основании…

Установка на экране развалилась на две части, и бесформенный комок в постаменте замигал желтым.

— …и интерфейсной камеры в верхней части.

Верхний куб, как оказалось, содержал в себе вписанную сферу.

— Человек входит в камеру и попадает в поле контролируемой гравитации, так называемое суспензорное поле, подвешивающее его в воздухе и не позволяющее задевать за стенки камеры. Каждое его движение фиксируется сканером и передается в… м-м, компьютер, моделирующий положение человекообразной куклы — либо виртуальной модели… я имею в виду, компьютерной модели, либо реального дрона. Одновременно на окружающей человека сфере воспроизводится некая виртуальность… э-э, несуществующий нарисованный мир. В зависимости от режима пользователь также можете видеть принадлежащую ему куклу, а может воспринимать все так, словно находится там сам. Управляя своим подвешенным в воздухе телом, пользователь способен заставлять куклу выполнять разнообразные трюки. Суспензорное поле обеспечивает определенную обратную связь, в первую очередь имитирует соприкосновение с объектами, что создает полную иллюзию присутствия.

— Погодите-ка, — сумрачно сказал Кирис. — Мне же сказали, что Арена — чтобы драться. При чем здесь спорт?

— Драка, как мы прогнозируем, станет одним из наиболее популярных развлечений, как минимум среди подростков и молодежи, — пожал плечами паладар. — По крайней мере, мы судили по популярности компьютерных игр на Палле до Первого Удара. Виртуальный мордобой — неплохой способ сублимировать свой комплекс неполноценности из реальной жизни. Однако здесь мы наложили очень жесткие ограничения, о которых чуть позже. Сверх того мы запрограммировали кучу логических игр, а также несколько экстремальных развлечений — альпинизм, парашютный спорт, скачки с препятствиями и так далее. Гарантия острых ощущений, масса эмоций — и полная безопасность, можно даже малолетних детей допускать. Но сначала я хочу описать дополнительный компонент, с которым придется столкнуться многим и многим — сенсорный комбинезон, или сенко, как его успели обозвать среди испытателей.

Палек подошел к ряду шкафчиков для одежды, выстроившихся вдоль стены, и открыл один из них. Вытащив из него толстый сверток, паладар встряхнул его — и у него в руках развернулся тонкий костюм, судя по форме, облегающий тело от кончиков пальцев рук и ног до самой макушки.

— Сенко предназначен для полноценной передачи ощущений, во-первых, и улучшения сканирования, во-вторых. Вообще говоря, он не обязателен — базовые тактильные ощущения передаются гравитационным полем. Однако комбинезон добавляет интерфейсные элементы, способные в числе прочего генерировать боль, а также обеспечивает более глубокое считывание процессов, происходящих внутри тела. Такие комбинезоны создаются с помощью молекулярных сборщиков, не работающих в зоне даже пониженной аномальности, как на Палле, а потому доставляются на планету с дальних орбитальных заводов. Твой персональный комбинезон, Кир, содержит специальные элементы, контактирующие с вживленными электродами, а потому ты станешь работать с терминалом Арены только в нем. Поаккуратней — он прочный, но все равно может повредиться, если зацепишься за что-то твердое. Давай, переодевайся, надо испытать.

— Ага. — Кирис поднялся, сбросил сандалии и шорты, оставшись голым и взял сенко в руки.

— Стоп! — Палек поднял ладонь. — Сначала нужно покрыть себя гелем с ног до головы, — он протянул приличных размеров баллон с распылителем. — Он облегчает надевание и улучшает контакт ткани с кожей. Через какое-то время он впитывается в кожу, смывать не нужно.

— Да? — парень взял баллон в руки и подозрительно его осмотрел, потом для пробы пшикнул на руку. Кожа заблестела, слегка запахло клубникой.

— Давай, давай! — поторопил его паладар. — Не тяни, время тикает.

Пожав плечами, Кирис обрызгал себя со всех сторон и, блестящий от геля, принялся влезать в сенко, натягивая штанины на ноги, словно колготки.

— Дэй Палек, — Фуоко подняла руку, как в школе на уроке. — Вы сказали — боль. А зачем?

— Затем, милая моя Фучи, — холодно сказал паладар, — что мы не собираемся поощрять безответственную тягу к дракам и сведение счетов с врагами в виртуальном мире. Кроме того, мы не хотим воспитывать в подростках ложную уверенность в своих силах, способную спровоцировать их на драку в реальности с весьма печальными последствиями. Поэтому все без исключения драки в виртуальном мире подчиняются особым правилам. Во-первых, схватка с реальным противником допускается лишь для тех, кто в реальности сдал экзамен хотя бы на первый нивел в ринье, как вы с Киром. Во-вторых, даже в виртуальности драки допускаются исключительно с противником схожей квалификации — то есть схватки начинающих с чемпионами запрещены. Наконец, самое главное: чтобы драчуны помнили, что стоит за дракой в реальном мире, обратная связь на бойцовой Арене всегда включает в себя боль. Пропущенный удар повлечет за собой слабый, но чувствительный разряд тока в соответствующее место на теле. Чем выше ранг бойца, тем сильнее боль. Ничего, способного реально повредить здоровью — все схватки станут проходить под прямым контролем Дзии, но мало не покажется.

— А если человек не хочет боли?

— Болевые ощущения включаются только в боевых единоборствах с реальным противником и лишь по явно выраженному требованию участника. Без них с живым соперником не подраться, — Палек пожал плечами. — Но если человек явный мазохист, запрещать ему пытать себя током мы не станем. Кстати, повышение ранга в виртуальности станет сопровождаться экзаменом в реальной жизни с живым инструктором. Мы еще не решили, следует ли напрямую связывать ранг на Арене с нивелами риньи или рангами иного боевого стиля, местного или нашего, но что-то похожее изобретем обязательно. Другими словами, Арена в части боев — лишь тренажер, требующий реальных навыков. В логических играх, разумеется, никакие болевые ощущения не предусмотрены, там обратная связь осуществляется вибрацией. Кир, готов?

Фуоко перевела взгляд на друга. Тот как раз заканчивал напяливать второй рукав, тщательно просовывая пальцы в перчатки.

— Почти… — пропыхтел он.

— Отлично, — Палек кивнул. — Топай в первый терминал. На шее — интерфейсный разъем. Как войдешь, приложи к нему кабель, свешивающийся с потолка.

Парень наложил на груди отвороты комбинезона друг на друга — те немедленно слиплись почти незаметным швом, натянул на голову облегающий капюшон, поправил блямбы на месте ушей, видимо, наушники, пощупал сзади шею и кивнул. В обтягивающем тело глухом комбинезоне, облегающем и подчеркивающем каждую складку кожи, он казался совершенно голым. Даже пенис и мошонка выделялись вполне отчетливо. Да уж, в таком на улице не покажешься, во всяком случае, за пределами Хёнкона. Наверняка арестуют за публичное обнажение.

Пару раз достав пальцами рук пол и слегка поерзав внутри сенко, чтобы получше притереть его к телу, Кирис поднялся по ступенькам терминала, открыл небольшую овальную дверцу и, склонив голову, вошел внутрь. Дверца захлопнулась за ним с глухим чмоканьем.

— Внутри полная звукоизоляция и вообще изолированная среда, — прокомментировал Палек. — Но он нас все равно слышит через наушники. Кир, как ты там?

На настенном экране появилось изображение: Кирис, стоя на белом фоне, прилаживает к шее кабель. Тихо щелкнуло, и кабель прилип.

— Я готов, — сказал парень. Его голос раздался откуда-то из-под потолка. — Что дальше?

— Тестирование контактных площадок: успешно, плотное прилегание, — произнес женский голос Дзии. — Считываю состояние нервной системы… успешно, подтверждаю допуск к эксперименту. Сканер активирован, готов к приему данных.

— Суспензорное поле включено, — в тон ему продолжил голос координатора. — Терминал полностью активен. Виртуальность подключена. Дэй Сэйторий, для обеспечения плотной фиксации сенко на коже используется статическое электричество. Приготовьтесь, в первый раз ощущение может показаться своеобразным… включено. Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — буркнул Кирис. — Станет паршиво — скажу. Что дальше?

— Приступаем к тестированию сенсорного комбинезона. Дэй Сэйторий, картинка в верхней части сферического экрана демонстрирует разные движения. Пробуйте их повторить с помощью контролируемой куклы. Начинаем с базовых двигательных примитивов.

Тело Кириса на экране приподнялось и повисло в воздухе. Он протянул перед собой руку и сжал пальцы, согнул локоть, выпрямил… Настенный экран разделился надвое: изображение Кириса сдвинулось влево, а в правой части появился гладкий манекен, повторяющий его движения.

— Вот, примерно так, — прокомментировал Палек, повертываясь к Фуоко. — В будущем технология позволит делать много чего, включая дистанционный контроль космических аппаратов: оператор на планете, а дрон в космосе. Правда, сначала вам потребуется изобрести собственные средства: субсвязь в аномальных зонах работает нестабильно, так что потребуется использовать радио. Однако радиоволны очень сильно рассеиваются из-за лептонных флуктуаций, так что их применение даже внутри лунных орбит крайне затруднено. А флуктуации на границе безопасного пузыря настолько сильны, что через них электромагнитные волны проходят в крайне искаженном виде — посмотри на ваше небо хотя бы. Так что в очередной раз, Фучи, дело за вами.

— А зачем дистанционно контролировать дронов, если можно просто отправить человека? — поинтересовалась Фуоко, наблюдая, как Кирис управляет нарисованной куклой. — И никакого радио не надо.

— Не понял, — паладар прищурился. — Тебе разве не говорили? Видимо, нет, судя по реакции. Фучи, человек не выживет в аномальности за пределами пузыря вокруг Паллы. Нервная система просто перестанет функционировать, и все. Проанализировав способности Труды Баркхорн, мы сумели построить стабилизаторы метрики, способные защитить биологические организмы от аномальности, однако они пока что слишком большие. Кроме того, на границе вашего пузыря, представляющей собой довольно узкую, в пару цул, переходную область, градиенты флуктуаций слишком резкие и хаотично меняющиеся. Стабилизатор не сможет поддерживать стабильное состояние. Мы проводили испытания на животных, клонированных за пределами аномальной зоны. Все без исключения погибли при переходе из зоны внешней аномальности в окрестность Паллы. Возможно, в обратную сторону дело пошло бы лучше, но мы пока не обладаем средствами доставки биологического материала с Паллы за лунные орбиты. Первые же запуски с космодрома на Ланте выведут в космос экспериментальных животных, но у меня лично слабая надежда на успех эксперимента. Так что вам придется придумывать свои методы удаленного контроля. Впрочем…

Палек задумчиво посмотрел на Фуоко.

— Знаешь, Фучи, вполне возможно, что как раз ты в космосе выживешь. Твое сознание уже живет где-то за пределами тела, а само тело управляется энергоплазмой, поддерживающей внутри себя постоянную метрику. Хочешь слетать в космос, а? Если наши стабилизаторы сработают как надо хотя бы с ракетными двигателями, Палла сможет восстановить пилотируемые полеты в космосе уже в течение двух-трех лет. Ну, пяти, если не слишком сильно напрягаться: технологическая база отработана, производственные мощности сохранились, так что всего лишь нужно выделить деньги.

— Не знаю, — вздохнула Фуоко. — Как-то никогда не мечтала о космосе. В ночь, когда мне Дзии повязку снимал, я звезды видела, — неожиданно призналась она. — Небо мерцало меньше обычного. Красиво…

— Небо мерцало меньше? — удивился паладар. — Подожди-ка… Хм. Координатор утверждает, что в тот день планетарные станции наблюдения не отметили никаких существенных изменений неба в оптическом диапазоне, хотя на отдельных радиочастотах прозрачность границы пузыря действительно ненадолго повысилась. Фучи, ты уверена, что действительно звезды видела? А не отражения каких-нибудь наземных огней на… на облаках, например?

— На полном серьезе… — девушка растерянно поглядела на него. — А… как же тогда?

Она машинально взглянула на потолок — и у нее закружилась голова. На мгновение она вдруг отчетливо увидела незрячим глазом горящие искры звезд на угольно-черном небесном бархате. Потом наваждение прошло. Она прерывисто втянула воздух.

— Проблемы? — озабоченно осведомился Палек. — Эй, Фучи, не молчи, не пугай меня!

— Нет-нет, я в норме, — Фуоко помотала головой. — Дэй Палек, я… кажется, я снова их увидела. Прямо сквозь потолок…

— Дзии? — быстро спросил паладар.

— Ничего не могу сказать определенного, — откликнулся с потолка женский голос. — Зал не оборудован другими сканерами помимо терминалов, а их досягаемость ограничена терминальным пространством.

— Так… — Палек постучал себя пальцем по носу. — Собственно, неплохое начало для продолжения разговора.

Он бросил взгляд на экран, где Кирис по-прежнему гонял рисованную куклу (сейчас он уже отрабатывал кувырки через голову).

— Фучи, хочешь тоже принять участие в экспериментах? Не в драках, — поспешно добавил он. — Дзии совершенно определенно заявил, что не допустит никакой физической активности, способной еще больше повредить твоему глазу, так что даже слабая имитация ударов и бросков полностью исключена. Что скажешь просто насчет физических упражнений, как на тренажере? Вам с Киром, кажется, на Ланте оборудовали лабораторию для экспериментов — мы просто воткнем туда еще и терминал.

— Лабораторию мы уже на Пинчау перенесли, — поправила Фуоко. — Такой островок в десяти, что ли, цулах от берега. Или в двенадцати. Там безопаснее. Я в последнее время все время волют вызываю, хотя и безобидных, мне лучше от народа подальше держаться.

— А, да, Кара упоминала что-то такое, — нахмурился Палек. — Ну, не суть. Так хочешь поучаствовать? Энергоплазма внутри вас с Киром представляет особенный интерес в том числе для тебя самой. Недаром же ты электроды вживила.

— Хм… — Фуоко задумалась. — Не знаю. Интересно, конечно, только вот Зорра…

Она посмотрела на парсу.

— Предупреждение сохраняется! — тявкнула та. — Колебания метрики! Опасно! Нельзя! Ку-ун!

— Девочки, вы о чем? — недоуменно поинтересовался Палек. — Наведенные колебания метрики в терминальной камере на пару порядков меньше флуктуаций внутри кольчона. А ты с Киром внутри него не раз оказывалась, насколько я в курсе, без малейших последствий для себя. Зорра, не шебутись и прикрути свои сенсоры, чтобы ложную тревогу не поднимали. Или тебя Кара настропалила?

Фуоко заколебалась.

— А можно попробовать? Пусть даже без костюма? Ну, я не знаю — там ведь невесомость? Вдруг меня тошнить начнет?

— В камере нет невесомости. Суспензорное гравитационное поле обеспечивает опору для тела, сходную с обычными спортивными матами, в остальном же ускорение и вектор свободного падения совпадают с естественными. Ну, ускорение чуть ниже, но ты не заметишь. Что же до теста — то никаких проблем, и даже с костюмом. Секундочку…

Палек стремительно шагнул к тому же шкафчику, где лежал комбинезон Кириса, и извлек из него еще один сверток телесного цвета. Движение рук — и сверток превратился в еще один сенко.

— Твой персональный костюм, — Палек аккуратно повесил его на спинку стула. — Как и у Кира, заточен под твои контактные площадки. Переодевайся, прямо сейчас все проверим и откалибруем.

— Что? — от неожиданности Фуко даже вжалась в спинку стула. — Как — персональный костюм? Дэй Палек, вы что, и его сделали? Я же еще не согласилась!

— Куда ты денешься! — как-то неуловимо паладар из строгого лектора снова превратился в разгильдяя-мальчишку с озорным взглядом и ехидной кривой полуухмылочкой. — Фучи, я к тебе особо никогда не приглядывался, раз ты у моей сестрички протеже, но что ты в стороне не останешься, и так знал. Любопытная ты, как твоя парса, уж и не знаю, кто у кого набрался. Цени мою предусмотрительность, между прочим: комбинезон ваяется больше суток, а потом долго летит к Палле по баллистической орбите. Если взаимное расположение планет и завода неудачное, то и шесть-семь декад может занять. Я тебе кучу времени сэкономил! Не говоря уже о том, что после завершения тестирования сенко начнут продаваться, и цену за пределами Хёнкона мы установим немаленькую — не ниже двухсот леер в Кайтаре. Но первым добровольцам, включая тебя — совершенно бесплатно! Давай, не тяни, переодевайся, пока камера свободна!

Палек бросил комбинезон на стул рядом с Фуоко и застыл, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая пальцами по плечам. Девушка ошалело посмотрела на него. Вот так ничего себе заявочки! Значит, он заранее все про нее знал? Предсказатель, блин! Вот сейчас из принципа возьмет и откажется! Да еще и Рисе нажалуется!

Она осторожно дотронулась до сенко кончиками пальцев. На ощупь ткань казалась прохладной и шелковисто-гладкой. Попробовать? Почему бы и нет? Она бросила взгляд на настенный экран. Кирис отрабатывал удары руками и ногами по неизвестно откуда взявшемуся боксерскому мешку. Откуда спортинвентарь в терминале? Или он нарисованный, как в спецэффектах в кино?

— Ну? — нетерпеливо поторопил Палек.

А и пусть. В конце концов, никто ее не заставляет. И комбинезон она не просила делать. Если внутри терминала окажется плохо, всегда можно отказаться. Девушка поднялась со стула и сдернула блузку. Внезапно сообразив, она повернулась к паладару боком и прикрыла рукой грудь. Ишь, пялится!

— Дэй координатор! — мстительно сказала она. — Вы ведь упомянули, что дэю Палеку достаточно телеметрии?

— Эй!.. — энергично запротестовал Палек, но не успел произнести даже второго слова. Его фигура застыла каменной статуей, затем вздулась огромным зеленовато-серым мешком, грузно осевшим на пол и неторопливо откатившимся в угол.

— Дэйя Винтаре, Палек отключен от дрона и визуальных сенсоров в данном помещении, — бесстрастно проинформировал координатор. — Он может вас слышать, но больше не видит. Однако я пока что не заблокировал его связь с терминалами Арены, так что когда вы войдете в терминальное пространство, он снова сможет вас увидеть. Или отключить его полностью?

— Между прочим, не очень-то и хотелось смотреть на ее худосочное тельце, — обиженно произнес голос Палека из-под потолка. — Малолетка, а туда же, взрослую из себя строит! Могла бы просто попросить отвернуться.

— Думаю, дэйе Винтаре хорошо известно, что дрон воспринимает электромагнитные волны, включая видимый свет, всей поверхностью тела, а не только имитацией глаз, — парировал координатор. — Напоминаю, что отношение к личной наготе сугубо индивидуально, и если она не желает, чтобы ее видели обнаженной, ее право потребовать приватности. Дэйя Винтаре, должен ли я тоже временно отключиться?

— Спасибо, дэй координатор, не обязательно, — слегка хихикнула девушка. — Все равно вы с дэем Дзии меня сто раз видели во всех видах. А вот Палек пусть не подглядывает!

Невидимый паладар шумно вздохнул, но от дальнейших комментариев воздержался. Фуоко быстро разделась донага, обрызгала себя из баллончика скользким гелем, ощутив неожиданное сексуальное возбуждение, но тут же подавив его, и взяла в руки комбинезон. Его горловина неожиданно легко растянулась в руках, и девушка, скатав его, принялась неловко натягивать на одну ногу, балансируя на второй и стараясь не грохнуться на пол из-за скользкой подошвы. Шелковистая ткань легко скользила по телу, но первая попытка оказалась неудачной: когда Фуоко начала натягивать вторую штанину, в первой прямо под пяткой почувствовалась крупная твердая соринка. Пришлось стягивать, выворачивать штанину наизнанку, встряхивать, выворачивать назад…

— Проблема известна, — прокомментировал координатор. — Она встречается не в первый раз, и ее следует решить как можно быстрее. В дальнейшем мы примем меры для повышения чистоты помещений.

Со второй попытки дело пошло лучше. Фуоко натянула рукава, всунув пальцы в перчатки, заклеила комбинезон на груди, натянула капюшон и повела плечами. Сенко почти не чувствовался на теле.

— Как я выгляжу? — спросила она. — Дэй координатор, тут зеркала поблизости нет?

— Зеркала нет. Но обратите внимание на экран.

Изображение Кириса на настенном экране пропало, зато Фуоко увидела себя. Как и Кирис, в комбинезоне она казалась совершенно нагой. Ткань плотно облипала тело, обрисовывая каждую складку кожи, и девушка с неудовольствием заметила, что талия кажется чуть толще, чем следует. Неужели она вес набрала? Все не слава богу: то худеет до состояния скелета, то лишнее набирает… Обязательно следует взвеситься после тестирования и пересмотреть питание.

— Фучи, ты скоро? — нетерпеливо поинтересовался голос Палека. — Если переоделась, давай в камеру. Координатор, если стеснительные процедуры закончены, я бы попросил вернуть мне контроль за дроном.

— Дэйя Винтаре? — переспросил неб.

— Да пусть подключается… — Фуоко махнула рукой. — Что дальше?

— Топай во второй терминал, — еще не успев сформировать дрону человекоподобное тело, сказал паладар. — Начинаем тестирование. Давай в темпе, через пятнадцать минут по расписанию очередь следующего участника.

Под его пристальным взглядом (шорты, между прочим, так и растворились где-то внутри дрона, и сейчас паладар стоял совершенно голым, ничуть того не стесняясь) Фуоко поднялась по низким ступенькам постамента и через дверцу пролезла внутрь совершенно белой, матово светящейся сферы метров в двух в диаметре или около того. Дверца захлопнулась за ней, и ее контуры стали почти незаметными. Из его верхней точки камеры свешивался интерфейсный кабель. Не дожидаясь команды, девушка ухватила его и, преодолевая пружинящее сопротивление, приставила гладкий срезанный конец к такой же гладкой площадке сзади на шее. Под пальцами слегка дрогнула длинная плоская клавиша, и кабель прилип намертво.

— Активирую суспензорное поле. Дэйя Винтаре, сосредоточьтесь, — сообщил в наушниках координатор. Тут же воздух в камере словно сгустился и обхватил тело упругим коконом. В пятки стукнуло, словно дернулась невидимая стеклянная пластина, и девушку подняло на десяток сунов от пола. Воздух оттаял, и Фуоко слегка покачнулась, но тут же восстановила равновесие и для пробы переступила с ноги на ногу. Под пятками слабо пружинило, словно она стояла на туго надутом плавучем матрасе.

— Тестирование контактных площадок: успешно, плотное прилегание, — произнесла Дзии. — Считываю состояние нервной системы… успешно, подтверждаю допуск к эксперименту. Сканер активирован, готова к приему данных.

— Терминал активен. Виртуальность подключена. Дэйя Винтаре, я активирую систему фиксации комбинезона на коже.

— Ага, я помню. Статическое электричество?

— Да. И легкое раздувание ткани за счет нагнетаемого внутрь некоторых участков воздуха. На счет два: и — раз, и — два…

По всему телу пробежало ощущение легкой щекотки, и тонкий покров сенко вдруг стиснул кожу, словно тесным резиновым бандажом.

— Как вы себя чувствуете? — спросил координатор.

— Ох… дышать тяжко, — призналась девушка. — И сдавливает всю.

— Корректирую. Как сейчас?

— Ага, лучше. Только двигаться немного трудно.

— Неизбежный побочный эффект. Иначе сенсорный комбинезон не сможет нормально считывать реакцию кожных покровов и состояние мелких мышц. Дэйя Винтаре, поскольку, в отличие от дэя Сэйтория, вы впервые в терминале, а времени мало, ограничимся самыми базовыми экспериментами. Включаю куклу.

В бесконечном белом пространстве появился бесполый манекен, неподвижно стоящий к Фуоко спиной.

— Теперь просто идите вперед, как шли бы по твердой поверхности.

Девушка осторожно шагнула вперед, и невидимый матрас под ногами снова спружинил. Ничего страшного. В общем, почти так же, как и на земле. Она осторожно сделала второй шаг, третий, потом принялась перебирать ногами все увереннее. Кукла повторяла движения. Белый мир вокруг не менялся, лбом о невидимую сейчас поверхность терминала она не билась, и даже протянутые вперед пальцы не смогли задеть экран. Костюм сковывал движения, и уже через минуту ходьбы она почувствовала, что запыхалась.

— Хорошо, — наконец произнес координатор. — Теперь наклоны. Включаю подсказку.

Появилась еще одна мелкая куколка, живущая своей жизнью. Она принялась сгибаться вперед, доставая пол руками. Фуоко послушно повторила. Вперед, вбок, назад, опять вбок…

Следующие несколько минут она занималась обычной утренней зарядкой: приседания, наклоны, "велосипед" ногами в воздухе, качание пресса, даже отжимание… Вопреки ожиданию, интерфейсный кабель совершенно не мешал, в любом положении как-то хитро вытягиваясь назад перпендикулярно шее. Из-за упругого сенко она быстро утомилась, хотя и не вспотела: легкий поток воздуха откуда-то снизу свободно проходил через удивительную ткань, высушивая лишнюю влагу на коже.

— Тестирование завершено, — наконец уведомил координатор. — Результаты более чем удовлетворительные. Сенсорный комбинезон откалиброван на восемьдесят два процента, остальное — в следующий раз. Конец сеанса.

— Подождите! — вскинулась Фуоко. — А обратная связь?

— Поясните запрос.

— Я хочу попробовать, как чувствуется обратная связь. Дэй координатор, вы говорили про удары током.

— Полноценные болевые ощущения допускаются исключительно на сложных площадках и в виртуальных боях и лишь при наличии специального допуска, запрошенного куратором. Сейчас не та ситуация.

— Все равно. Я хочу понимать… все полностью.

— Базовое ощущение — низкочастотная вибрация. Приготовьтесь: тыльная сторона левой кисти.

Руку пронизало басистой дрожью.

— А боль?

— Дэйя Винтаре, в виде исключения я продемонстрирую пример болевого ощущения. Только один раз и только в самом слабом варианте. То же самое место. Сосредоточьтесь, повтора не будет.

Кожу слегка щипнуло — словно напоминанием о далекой нереальной боли. Напрягшаяся Фуоко сначала даже не поняла, что произошло.

— И все? — недоуменно спросила она. — Я же ничего не почувствовала.

— Ожидаемо. Дэй Сэйторий продемонстрировал схожую реакцию. Ваше тело практически непроницаемо для электрического тока, и можно предположить, что болевые эффекторы сенко не работают ровно по той же причине. Следовательно, боевые состязания, такие как рукопашный бой, фехтование, командная стрельба, для вас закрыты. Но они и так закрыты для вас по состоянию здоровья. Надеюсь, вы не слишком разочарованы. Дэйя Винтаре, следующий участник эксперимента прибыл и ожидает. Необходимо освободить терминал. Отключаю суспензоры. Отключаю фиксацию комбинезона.

Воздух опять сгустился, а когда стал обычным, Фуоко стояла на твердой поверхности камеры терминала. Интерфейсный кабель сам по себе дернулся и отпал от шеи. Слегка прошипело, и в белой стене открылась овальная дверь. Вздохнув, девушка выбралась наружу — как раз вовремя, чтобы увидеть, как в наружную дверь вихрем врывается миниатюрная девчоночья фигурка в сопровождении большого пушистого енота с задранным трубой хвостом.

— Привет, Фучи! Привет, Гатто и Зорра! — Дзара приветственно махнула рукой и, не теряя времени, сбросила трусики и маечку. На ее детском, совершенно не развитом теле торчали ребра, ключицы, локти, колени, словно девочка полгода голодала. — Дядя Палек, где мой костюм? Починили?

— Конечно, — невозмутимо ответил паладар. — Он на месте. Сама знаешь, где именно.

Дзара открыла один из шкафчиков, нырнула в него с головой и тут же вылезла обратно с небольшим, по своему размеру, сенко в руках. Натянула она его с невероятной скоростью, секунд за семь-восемь, что явно выдавало практику.

— Мелисса, сиди здесь! — приказала она и под мышкой Фуоко юркнула в терминал. Дверца тут же захлопнулась за ней.

— Она что, тоже… участие принимает? — ошеломленно спросила девушка.

— С учетом ее способностей — да, разумеется. — Палек недоуменно посмотрел на нее. — А почему ты так удивилась?

— Ну… она же еще… маленькая, что ли.

— Всего на четыре года младше тебя, старушка, — хладнокровно парировал паладар. — Координатор, кстати, подсказывает, что через декаду ей одиннадцать лет исполнится, поздравить не забудь. А вот ее способность молнии генерировать немногим слабее твоей.

— И она… тоже драться станет?

— Вот еще! — фыркнул Палек. — Мордобой — с тринадцати лет, не раньше, и лишь для особо развитого комплекса неполноценности. Не беспокойся, ей и без того развлечений хватит. Вон, смотри.

На настенном экране развернулась панорама: океан далеко внизу, зеленые острова — и множество небольших разноцветных облачков, между которыми весело прыгала небольшая лопоухая обезьянка. Одни облачка подбрасывали ее высоко в небо, другие, наоборот, швыряли далеко в сторону почти по прямой, и обезьянка, совершая головокружительные кульбиты, не только умудрялась попадать точно на облачка, но и хватать по пути бананы и яблоки с озорными рожицами, весело подмигивающие тут и там.

— У Дзары великолепная координация и отличный вестибулярный аппарат, — прокомментировала Дзии. — К сожалению, ее тело полностью заполнено энергоплазмой, как и у вас, дэйя Винтаре, так что за четыре предыдущих сессии значимых данных пока получить не удалось. Но все еще впереди.

— Эй, Кир! — раздался из-под потолка звонкий голос юной непоседы. — Ты тоже здесь, да? Давай вместе погоняемся!

Экран разделился надвое, и в левой части возник Кирис, сосредоточенно отбивающий небольшой деревянной лопаткой блестящие шарики, летящие в него со всех сторон.

— Привет, Дза… — отсутствующе пробормотал он. — Ты откуда взялась?

— Я рядом играю, — сообщила обезьянка, в особо замысловатом кульбите собрав сразу пять бананов. Где-то на заднем плена одобрительно зашумела, засвистела и зааплодировала толпа. — Дядя Ко сказал, что мы можем вместе. Давай сюда?

— Где — рядом? — Кирис на мгновение отвлекся, бросив в сторону настороженный взгляд, и сразу же получил пропущенным шариком в лоб. Он дернулся, пропустил еще один, еще — и через несколько секунд его завалило с головой. Он забарахтался, выбираясь. — Тьфу ты! Дза, ты где? В соседнем терминале, что ли?

— Ага! — подтвердила обезьянка, спрыгивая на радужную твердую площадку и замирая там. Ее бока раздувались от тяжелого дыхания. — Кир, ты дурак? Сам не видишь, что ли?

— Мелкая, ты ошалела, что ли? — поинтересовался Кирис. Груда мячиков вокруг него растаяла. — Во-первых, не хами, а то щелбанов огребешь. Башка распухнет, а Сато-таре скажу, что так и было. Во-вторых, как я могу тебя видеть, если я в терминале? Он вообще-то непрозрачный.

— Ну я же и так знаю! — обиженно заявила обезьянка, почесываясь за ухом. — Ты руками махал, а теперь стоишь просто.

— На внешнем экране, что ли, увидела? Координатор?

— Вака Дзара не видела внешнюю трансляцию из вашей терминальной камеры, дэй Сэйторий.

— Стоп, я не понял, — Палек озадаченно посмотрел на Фуоко. — Фучи, у вас что, настолько сильная связь? Вы действительно друг друга воспринимаете на расстоянии? Кир, ты тоже?

— Нет, — Фуоко помотала головой. — Кир меня чувствует, и мы с ним сильными эмоциями обмениваемся. Я вроде даже как простые слова научилась ему транслировать, но никак толком поэкспериментировать не удается, он сачкует…

— Да кто сачкует! — возмутился Кирис. — Я, в отличие от некоторых принцесс, по стандартной программе занимаюсь, мне пропущенное нагонять надо! Дэй Палек, я Фучи чувствую, а Дзару — нет. Дза, мелочь пузатая, колись — ты вообще о чем?

— Ну как! — в голосе девочки послышалась явная растерянность. — Кир, ты чего? Ты серьезно, что ли? Ну я же вижу, что ты рядом! Ну, не глазами вижу, а… а… Ну, знаю, и все! Я же всегда знаю, где ты! Даже когда ты в Барну уезжал!

— Х-ходер… Вот ни хрена ж себе! — пробормотал Кирис. — Никогда не поздно узнать о себе что-нибудь новенькое. Дза, точно чувствуешь? Что я сейчас делаю?

— На месте прыгаешь! — в голосе девочки прозвучали сердитые и упрямые нотки. — Кир, я не вру, честно!

Фуоко переглянулась с Палеком.

— Дзара, а что еще чувствуешь? — поинтересовалась она. — Меня тоже?

— Не, ты какая-то далекая, — обезьянка почесала нос. — Когда рядом с Киром, чувствую. Когда вы сексом занимаетесь, знаю, нам в колледже объясняли, что это такое, только я еще не выросла, мне пока рано. А так только Кира вижу… ну, почти вижу.

Фуоко взялась за голову и опустилась на стул.

— Вот только сопливых зрителей нам в постели не хватало для полного комплекта удовольствий… — почти простонала она.

Палек неожиданно ухмыльнулся, снова превращаясь в белобрысого разгильдяя.

— Так, Дза! — приказал он. — Хватит прохлаждаться. Тебя, междупрочим, скоро выгонят, за тобой очередь, а ты сегодня очков почти не набрала. Ну-ка, в темпе вперед.

— Агась… — протянула обезьянка. Ловким кульбитом она перескочила на соседнее облачко, взлетела вверх и продолжила свое путешествие по облакам. — Ой! Дядя Палек, а они говорят, что пришли посмотреть!

— Кто… — начал паладар — и осекся. Вокруг терминала вспухло серое спирально облачко, еще одно, еще… Несколько секунд спустя в комнате плавало два десятка волют.

— Внимание! Волюты в залах два, три, четыре и шесть! — бесстрастно сказал из-под потолка координатор. — Волюты над зданием Арены! Энергонасыщенные ядра отсутствуют, агрессивности не проявляют. Дэйя Мэйдо, они ваши друзья?

Обезьянка вновь спрыгнула на неизвестно откуда появившуюся твердую площадку и оглянулась.

— Они сами приходят, — недовольно сообщила она. — Я им говорю не приходить, а они все равно лезут. Дураки!

Фуоко быстро сконцентрировалась. В ночном мире Дзара (если, конечно, Фуоко правильно соотнесла девочку с объектом) выглядела как сложная конструкция из нескольких конусов и пирамид, проходящих друг сквозь друга, светящаяся всеми цветами радуги. От волют в комнате к вершинам пирамид тянулись извилистые цветные нити. Потом ее вдруг ударило по ушам, ночной мир затрясся и хаотично заметался, словно витрина с игрушками во время землетрясения, потом неожиданно пропал полностью, и Дзара тут же взвизгнула во весь голос. Настенное изображение с обезьянкой мгновенно погасло, и Палек — вернее, дрон, стремительно утрачивающий человеческие очертания, серой размытой тенью метнулся к распахнувшейся дверце терминальной сферы. Волюты исчезли, а из терминала выползла серая туша, оставлявшая незакрытым только лицо девочки. Та смотрела в потолок бессмысленными глазами и тяжело хватала воздух. Из-под кромки капюшона сенко высовывалась спутанная прядка волос. Секундой позже из второй сферы выскочил Кирис.

— Дза, что? — встревоженно спросил он, подбегая к дрону. — Дзии? Что случилось?

— Похоже на общий контузионный шок, — прокомментировал неб. — Первая помощь оказана, но, боюсь, я ничего не могу сделать сверх того. Однако она уже приходит в себя.

— Кир, ты дурак, да? — шепотом спросила девочка. Ее взгляд потихоньку оживал. Она с трудом скосила глаза, чтобы увидеть парня. — Ты чего дерешься? Больно же!..

— Дза, я не дрался! — Кирис склонился над ней, положив руку на дрона. — Я же просто волют шуганул! Сильно больно, да?

Дзара шмыгнула носом.

— Нет, не очень… — по-прежнему шепотом ответила она. — Только… дышать трудно. Кир, не делай так больше, ладно? А то я за тебя замуж не выйду, когда вырасту.

— Фигасе! — в голосе Кириса наигранное возмущение мешалось с напряженным беспокойством. — У меня, между прочим, Фучи есть. На кой мне такая мелкая и наглая?

Дзара прокашлялась.

— Она же старая! — сказала девочка уже почти нормальным голосом, и Фуоко ошалело захлопала глазами. Кто старая?

— Прошу прощения, но я хочу доставить дэйю Мэйдо в госпиталь для более тщательного обследования, — встрял Дзии. — Поговорите потом. Прошу прощения. Дэйя Мэйдо, я закрою вашу капсулу и пущу кислород, чтобы легче дышалось, не пугайтесь.

Лицо девочки утонуло в серо-зеленой массе, и туша дрона бесшумно выскользнула в дверь. Енотиха Мелисса бросилась вслед за ней.

— Фигасе… — повторил Кирис. Он уселся на стул, сгорбился, поставив локти на колени, и обхватил виски ладонями. — Фучи, что я сделал такого, а? Я же просто волют шуганул, как всегда. Ну никогда же проблем не было! Ты почувствовала что-нибудь?

— Я обоими глазами на нее смотрела, — девушка положила ладонь ему на голову и осторожно погладила. — Я-то ничего не почувствовала, но там, в ночном мире, все затряслось, как сумасшедшее. А теперь я его больше не вижу… нет, опять начала, только как-то плохо, бледно.

— Но я же не хотел… — пробормотал Кирис.

— Результаты экспериментов в течение последнего полугода показывают, — бесстрастным лекторским тоном произнес координатор, — что вы, дэй Сэйторий, каким-то образом дестабилизируете метрику в пространстве вокруг себя, делая ее малопригодной для существования энергоплазменных конструктов. Возможно, сейчас под влияние данного эффекта попала и дэйя Мэйдо. Однако данной гипотезе противоречит состояние дэйи Винтаре, практически не подвергшейся влиянию ваших способностей. Кажется наиболее вероятным, что вы повлияли на девочку через прямую связь. Такого тоже раньше не фиксировалось, как и ваше восприятие дэйей Мэйдо, и я склонен предположить, что связь в последнее время развилась и укрепилась. Отсюда и неожиданный результат.

— И что мне теперь, вообще волют не трогать, что ли? — безнадежно спросил Кирис, поднимая взгляд к потолку, откуда исходил голос неба. — А если мы с Фучи как-нибудь зацепим ее по ходу экспериментов?

— Определенный риск есть. Следовательно, вам с дэйей Винтаре необходимо включать ее в программу своих исследований, чтобы, по крайней мере, Дзии мог оказать помощь в любую секунду. Однако Дзии передает, что состояние девочки улучшилось практически до нормального, и она уже требует возвращения обратно, чтобы продолжить игру. По всей видимости, придется перестраивать расписание Арены на сегодняшний вечер, чтобы дать ей такую возможность. Так что, дэй Сэйторий, прошу успокоиться. Вы ей серьезно не повредили.

— Дэй координатор, но ведь она Кира чувствует! — Фуоко почувствовала, что щеки начинают гореть. — Когда мы… когда мы… любовью занимаемся! Как же мы теперь…

— Полагаю, что точно так же, как и раньше, — в голосе координатора прозвучали терпеливые нотки. — Дэйя Винтаре, в школе детей ее возраста уже просветили насчет секса и возможных последствий, желательных и нежелательных. Не похоже, что осознание ваших отношений стало для нее шоком.

— Могу добавить, что ее восприятие ваших ощущений вряд ли полноценно, — подхватил Дзии. — Результаты регулярных обследований показывают, что ее половое созревание заметно замедлено по сравнению со сверстниками. Скорее, она воспринимает ощущения дэя Сэйтория чисто умозрительно, примерно так же, как и его занятия физическими упражнениями.

— Но ведь она вырастет… — безнадежно проговорила Фуоко. — Она же сказала, что за Кириса замуж выйти хочет. Теперь она словно всегда подглядывать станет, да? А потом?

— Ничего не могу посоветовать, — меланхолично сообщила Дзии. — Личные человеческие взаимоотношения выходят за рамки моей компетенции. Я осознаю, что набор сексуальных табу в вашем обществе весьма нерационален, но ничем не могу помочь, я не специализируюсь в психологии. Замечу лишь, что усиленно пропагандируемая моногамия не только не полезна, но и вредна для психического и телесного здоровья. Фактически не менее половины мужчин и не менее трети женщин на вашей планете регулярно заводят сексуальных партнеров за рамками официальной семьи, иногда имея параллельные взаимоотношения с тремя-четырьмя более-менее постоянными партнерами. Дэйя Винтаре, я понимаю, что ваша с дэем Сэйторием увлеченность друг другом весьма глубока, и что вы пока что даже и мысли не допускаете о других любовниках, но со временем ситуация изменится, поверьте мне. Пока просто отложите решение данной проблемы. Можете также обсудить ее с Кариной или с Яной. Сейчас в их родном обществе моногамия является скорее исключением, чем правилом, и они могут лучше объяснить, как себя вести в таких ситуациях, чтобы не травмировать партнеров и самим не мучиться ложным чувством вины.

— Прошу прощения, но в соответствии с расписанием доступ к терминалу уже ожидает другой участник программы, — сказал координатор. — Предполагаю, что если я пущу его в зал прямо сейчас, может возникнуть неловкое положение. Дэй Сэйторий, дэйя Винтаре, могу я вас попросить?..

— А, конечно… — усилием воли Фуоко отогнала растерянность и встала, попутно дернув за плечо друга. — Кир, подъем. Переодевайся.

— Угу… — пробормотал Кирис, все еще выглядящий подавленно.

Вместе с Фуоко они вылезли из своих сенко, скатали их в трубку — координатор пояснил, что потом их выстирают и подготовят к следующему использованию — и быстро оделись. У выхода девушка еще раз оглянулась. Терминалы Арены — кубы на невысоких постаментах — стояли с открытыми дверцами и выглядели какими-то скучными промышленными установками.

— А почему они бесцветные? — спросила она. — Может, нарисовать что-нибудь сбоку?

— Вы видите предварительные версии. После того, как мы завершим тестирование в полном объеме, внешний вид будет изменен. Мы уже имеем предварительные договоренности с несколькими дизайнерами со всего мира, но пока что внешний вид терминалов сугубо функционален, а внешний кожух спроектирован так, чтобы облегчать доступ к механической начинке.

— А, ясно. Кир, кончай кукситься! Идем уже!

Фуоко почти силой вытащила Кириса в коридор — и замерла, нос к носу столкнувшись с персонажем, видеть которого хотела меньше всего на свете. Оронзо Смеарх в шикарном сером с искрой деловом костюме, сшитом явно на заказ дорогим портным, на мгновение тоже замер в растерянности, от которого, впрочем, тут же оправился.

— Смотри-ка ты, кто у нас здесь… — криво ухмыльнулся он.

Парсы дружно зашипели на него, но вдруг стихли и отбежали в сторону.

— Да уж самые странные люди здесь встречаются, — в тон ему ответила Фуоко, с трудом подавляя желание вцепиться ему в морду когтями за гадости, что он говорил Кирису в том числе и про нее. — Шляются разные придурки, типа…

Оронзо открыл рот для ответа, но промолчал, окинув коридор настороженным взглядом. Он протиснулся между Фуоко и Кирисом, распихав их плечами в стороны, шагнул через порог, но остановился и повернулся.

— Слышь, жиголо! — сказал он презрительно Кирису. — Раз ты и сюда влез, не струсишь на Арене подраться? С болевым контактом?

Ноздри Кириса раздулись, в глазах вспыхнула злость.

— Боюсь, что данное предложение неосуществимо, — бесстрастно сказал с потолка координатор до того, как парень успел что-то ответить. — Дэй Оронзо, дэй Сэйторий не допущен до соревнований в таком режиме в силу несправедливых преимуществ, которые мог бы получить. Природа данных преимуществ является закрытой темой и обсуждению не подлежит. Прошу пройти в зал и использовать терминал по назначению.

Оронзо глумливо ощерился, но ничего не сказал. Презрительно фыркнув он захлопнул дверь зала и пропал с глаз.

— Не допущен из-за того, что к болевому шоку нечувствителен? — угрюмо спросил Кирис.

— Да. Кроме того, сложившаяся ситуация относится к категории тех, что мы намерены предотвращать — по крайней мере, в зоне своего контроля. Поскольку вы с дэем Смеархом испытываете явную неприкрытую неприязнь друг к другу, мы в любом случае не допустили бы вашего контакта с включенными болевыми ощущениями. Состязаться на первом уровне без негативной обратной связи вы можете, но не более того.

— Кир, идем! — Фуоко нетерпеливо потянула его за руку. — Ну его к гхашам, кретина долбанутого.

Кирис отчетливо скрипнул зубами, повернулся и пошел по коридору в направлении, указанном стрелкой с надписью "Eligo". Фуоко последовала за ним. Пора возвращаться на остров и заняться делом.

Уже на улице, забираясь в транспортный дрон и стараясь не запнуться о путающуюся под ногами Зорру, она вдруг вспомнила Дзару. Старая! Ну ничего себе! Встретит в следующий раз вредную соплюшку — обязательно уши надерет, чтобы старшим не хамила. Старая, ха!

"В сорок лет жизнь еще и начаться-то толком не успела", — прозвучал в ушах голос Рандольфо Глостине. Меньше часа назад она пропустила его фразу мимо ушей, и теперь вот она непрошено всплыла. Сорок лет — жуткая старость… так она думала еще недавно. Но если для кого-то, пусть даже для мелкой Дзары, она старуха в пятнадцать лет… Тьфу. Нет, не та тема, на которую хочется думать.

Дрон двинулся с места и набрал скорость. В лицо ударил теплый и душный вечерний воздух. Девушка откинулась на спинку сиденья и вздохнула. Ну и что, спрашивается, делать с Дзарой? Если она и в самом деле все время чувствует Кира… Что теперь, вообще бросить сексом заниматься? Ну уж нет! Конечно, смириться с тем, что кто-то совершенно посторонний постоянно сидит у них в спальне, не так-то легко. С другой стороны, не похоже, чтобы девочку это хоть как-то волновало, да и к постоянному бесстрастному наблюдению Дзии Фуоко уже привыкла. Ну и пусть. Главное, не зацикливаться. Вот когда Дзара подрастет, тогда придется что-то делать, но сейчас напрягаться пока рано.

Значит, не меньше половины мужчин имеют связи на стороне? Ну, мама давно предупредила, что все мужики — похотливые козлы, и верить им нельзя ни на грош. Вдруг Кир окажется таким же? В любом случае, против обстоятельств не попрешь, и если у Дзары и в самом деле такая сильная связь с ним, то можно не сомневаться: когда соплюшка вырастет, обязательно затащит Кира в постель, как его ни охраняй. И наверняка одним разом она не ограничится.

Блин. Говорят, что на Могерате и Фисте до сих пор в ходу многоженство. Неужто придется морально готовиться к такому?

Интересно, каково будет оказаться на положении старшей жены?

Вечер того же дня. Остров Пинчау, Хёнкон

— Ложка?

Фуоко посмотрела на ухмыляющуюся физиономию Кириса и прикинула, нельзя ли бросить в него чем-то тяжелым. Как назло, под руку ничего не попалось: когда стоишь голой посреди большого железного ангара, полом которому служит гладкая цельная скала, выбор объектов для швыряния невелик. А если точнее, то полностью отсутствует. Разве что выдрать из стенда кабели, цепляющиеся к контактным площадкам на теле, и попытаться придушить придурка с особой жестокостью.

— Кир, я тебе сейчас по башке дам! — угрожающе пообещала она. — Кончай, блин, хохмить! Сосредоточься!

— Уже, — Кирис стер с лица ухмылку и стал серьезным. — Фучи, я же говорю: у меня от твоей телепатии ничего, кроме звона в ушах. Имя иногда разбираю, а вместо остального — каша невнятная. Слушай, кончай уже, а? Ну не получается, хоть тресни. Забей.

— Кир, мы должны себя изучать! — Фуоко уперла кулаки в бедра.

— А я возражаю? Полгода же эксперименты крутим. Что тебе в голову вдруг влезло с телепатией возиться? И Риса, и Дзии говорили: мысли читать невозможно. И передавать — тоже. Эмоции как максимум, да и то не всегда.

— Да сколько можно шаровыми молниями в мишени бросать? — Фуоко устало опустилась на круглый мягкий мат из тех, что заменяли в лаборатории на Пинчау столы и стулья. Она глянула на руку, и от плеча к кончикам пальцев послушно пробежала сетка бледных молний. — Ничего же нового! На месте топчемся. И потом, свое имя же ты разбираешь? Дзии!

— Боюсь, что свое имя дэй Сэйторий разбирает вовсе не благодаря телепатии, — откликнулся из ниоткуда неб. — Человеческое мышление имеет смешанную химически-электромагнитную природу. Электромагнитные импульсы, передаваемые в нервную систему, вызывают биохимический ответ, и наоборот. Однако связь между импульсами и химическими маркерами у каждого строго индивидуальна, и один и тот же импульс у разных людей вызывает разные ответы. Возможно, вам проще осознать обратную ситуацию: многие химические соединения способны вызывать у людей галлюцинации, но ни один галлюциноген не способен вызвать идентичные видения у разных индивидуумов и даже и у одного и того же индивида. То же самое характерно при передаче электромагнитных импульсов от одной нервной системы к другой. Примитивные эмоции и ощущения так вызвать можно, но что-то более сложное — вряд ли. Благодаря электродам под поверхностью кожи я действительно фиксирую нечто, похожее на синхронные импульсы в ваших нервных системах. Однако ожидать, что они вызовут у дэя Сэйтория передаваемые вами вербальные ощущения, не стоит.

— Но ведь имя…

— Я как раз перехожу к данному вопросу. Со слухом ситуация весьма сложная, поскольку то, что вы "слышите", на самом деле является результатом довольно сложной обработки базового сигнала от уха в звуковом центре мозга. Благодаря ей вы в состоянии без затруднений распознавать даже невнятно произнесенные слова и плохо слышимые звуки. Можно сказать, что определенные ключевые последовательности импульсов в слуховом нерве вызывают к жизни определенные ассоциации на более высоких уровнях подсознания и сознания. Вероятно, когда вы пытаетесь позвать дэя Сэйтория, в его звуковых центрах или других блоках мозга формируются импульсы, вызывающие ассоциации с вашим окликом по имени. Но другие комбинации импульсов, транслируемые вами, аналогичных ассоциаций не вызывают. Отсюда и "звон в ушах", как охарактеризовал передачи дэй Сэйторий, вместо осмысленных слов. Возможно, методом перебора вам удастся выделить отдельные слова или короткие выражения, поддающиеся "телепатической" передаче, но они будут исключением из правила.

— Х-ходер… — устало выдохнула Фуоко. — И что, вообще никак нельзя общаться через наш канал? Пусть не слова, не ассоциации, не картинки, но хоть что-то передавать?

— У меня есть предложение, — голос Дзии стал задумчивым. — Не уверен, что идея сработает, и уж точно не стоит ожидать, что вы быстро научитесь общаться таким образом. Но сначала, дэй Сэйторий, я хотел бы поинтересоваться: как вы субъективно воспринимаете передачу дэйи Винтаре?

— Ну… — Кирис почесал нос. — Говорю же, вроде как шум в ушах. Только не голосом шум, а… а… блин, не знаю, как описать. Ну, вот словно Фучи за спиной стоит и вот-вот что-то скажет, и вроде даже воздуха набрала и рот открыла… И нота слегка дрожит.

— Нота? Та самая, с помощью которой вы определяете расположение друг друга?

— Ага.

— Изменения звучания хаотичны? Или отличаются для разных слов, которые пыталась передавать дэйя Винтаре?

— Да фиг знает… — Кирис растерянно посмотрел на Фуоко. — Фучи, давай еще раз пробуй.

— Ага…

Фуоко поймала слепым глазом огненно-синий сгусток внутри Кириса и на всякий случай пошевелилась всем телом, совмещая его с поющей внутри далекой нотой. Да, кажется, оно. Девушка стиснула кулаки, крепко зажмурилась и напряглась. "Кошка!" — произнесла она, тщательно, хотя и беззвучно артикулируя слова. — "Собака! Парс! Переквалификация!" Вроде бы какие-то бледные нити протянулись петлями от нее к Кирису, но на грани видимости, и тут же пропали.

— Ну? — уже вслух нетерпеливо поинтересовалась она. — Четыре слова. Разное?

— Типа, да. Чуть разное. Под конец как-то дольше вибрировало…

— Любопытно, — спокойно проговорил Дзии. — Обратите внимание, дэйя Винтаре, последнее слово вы выбрали заметно длиннее прочих, что дало более заметный эффект. Могу я попросить вас провести еще один эксперимент?

От стены ангара скользнула серо-зеленая туша, умостилась между Кирисом и Фуоко, вытянулась в высоту и превратилась в экран.

— Дэйя Винтаре, сейчас на экране начнут появляться комбинации символов. Мысленно произносите их про себя, в особенности обращая внимание на растянутые согласные. Дэй Сэйторий, сядьте с другой стороны и зафиксируйте кабели на контактных площадках в районе виска и уха… спасибо. Теперь положите пальцы на пульт и сосредоточьтесь. Слушайте свою внутреннюю ноту и в такт ей двигайте пальцами.

— В смысле — двигать пальцами? — удивился Кирис, усаживаясь на свой пуфик со скрещенными ногами и дотягиваясь до стенда с другой стороны. — Как? Взад-вперед, что ли?

— Не имеет значения. В любом направлении. Главное, меняйте направление движения или усилие давления при изменениях тона. Терминал ничего не воспринимает, но я фиксирую импульсы в ваших нервных волокнах. Готовы?

Экран мигнул, засветился, и по нему потянулись длинные цепочки символов. По большей части они состояли из повторяющихся гласных, изредка перемежающихся согласными. Несколько минут Фуоко честно повторяла их про себя, одновременно пытаясь разглядеть ночным зрением, не появляются ли между ней и Киром новые нити, но потом устала и начала сбиваться. Словно почувствовав ее состояние, Дзии остановил текст и сообщил:

— Настройка закончена. Я уловил закономерности. Дэйя Винтаре, последний опыт: воспроизведите последовательность, появляющуюся на экране. Дэй Сэйторий, ваша задача все та же. На счет три…

На экране вспыхнула яркая единица, тут же сменившаяся двойкой, а затем и тройкой. Потом по нему поплыла новая последовательность: "аааааппооооооооосссаааааппооо".

— Эксперимент закончен, — сказал Дзии. — Я подтвердил, что определенные комбинации звуков, передаваемых вами, дэйя Винтаре, соответствуют наиболее ярко выраженным изменениям, воспринимаемым дэем Сэйторием. Обратите внимание на кодовую таблицу.

На экране действительно появилась таблица со вписанными в ячейки буквами алфавита. Каждой букве соответствовала цепочка из перемежающихся символов "а" и "о".

— Предлагаю вариант точечной азбуки для общения. Такая азбука в том или ином виде возникала на всех планетах на начальном этапе развития радиосвязи, когда технология позволяла передавать и принимать лишь короткие немодулированные импульсы. Она до сих пор существует и применяется на практике и радиолюбителями Паллы, хотя и в совсем другом виде. Потребуются определенные усилия для запоминания, но результат того стоит. Попробуете?

— Конечно! — с энтузиазмом заявила Фуоко. — Мы запомним. Кир, не вздыхай так тяжело, а то легкие простудишь. Дэй Дзии, пришлете нам таблицу, ладно?

— Уже прислал. Но напоминаю, что сегодняшние эксперименты длятся полтора часа, а у дэя Сэйтория через час занятия по кваре, и пропускать их настоятельно не рекомендуется — во всяком случае, если судить по оценкам.

Кирис презрительно фыркнул.

— Да на кой мне запятые расставлять уметь? — в пространство поинтересовался он. — Если я инженером стану, там формулы писать нужно, а не запятые.

— Существует отчетливая корреляция, дэй Сэйторий, между умением грамотно писать и общей ясностью мышления. Иными словами, каша на языке — или на кончиках пальцев в данном случае — означает кашу в голове, что вряд ли сослужит хорошую службу любому инженеру. Впрочем, решайте сами.

— Ну ладно, закончили, — пробурчал Кирис, вставая и сдергивая с себя интерфейсные кабели. — Пошел я одеваться и жрать. Или нет, задрали размороженные сосиски. Лучше на материке к Сато-таре забегу, лисьей лапши чашку слопаю. Фучи, поехали вместе? Надо еще к Рике зайти, посмотреть, как она там.

— Не хочу, — отказалась девушка, потягиваясь. — Меня и сосиски устроят. И даже питательные батончики. Я же доклад так и не оформила как статью — ну, помнишь, перед экскурсией в Шансиму? Надо, в конце концов, сесть и закончить. И новые данные добавить. А к Рике я вечером забегу, у нее днем все равно занятия, лови ее по всему Колуну… Кстати, о! Идея! А что, если я с мамой-розой попытаюсь пообщаться? Может, она меня поймет как следует?

— Валяй. Я таких не знаю, так что без меня.

Парень направился к стене ангара, а Фуоко упала навзничь, поерзала спиной по прохладной шелковистой поверхности пуфа, закрыла глаза и всмотрелась в ночной мир. Линии, плоскости и графики сложных функций по-прежнему танцевали в нем геометрический вальс. Пространство слегка светилось и переливалось изумрудными оттенками: изменения в плотности цвета волнами текли вокруг нее, насколько хватало глаз. Синий звучный сгусток Кириса беспорядочно метался вокруг по мере того, как тот отдалялся от нее в обычном трехмерном мире. Девушка слегка улыбнулась, всматриваясь в него. Дубина, болван, грубиян и хам. Но все-таки как с ним ощущаешь себя надежно и… мирно! Да, вот подходящее слово. Словно в ответ на ее мысль, сгусток вдруг рассыпался мириадами искр, закружившихся в сложном хороводе вокруг нескольких точек. Фуоко отчетливо разглядела, что каждая точка выглядит как крохотные Стабилоны, только не плоские, а объемные: конусы, слегка вдвинутые друг в друга вершинами. Наверняка клирики церкви Рассвета сделали бы из ее видения далеко идущие выводы по поводу души, сотворенной Ваххароном, и тому подобных глупостей — но как раз с ними откровенничать Фуоко не собиралась. Еще неизвестно, что они скажут про ее способности. Может, их вообще наваждением Креода объявят и экзорцизмом займутся — кадилом там по спине врежут или башкой в святую воду совать начнут. Церковь так ни разу и не озвучила явно официальное отношение к эйлахо, но отдельные клирики — среди них даже несколько прелатов и один епископ — открыто предавали анафеме легенды о них. Лучше не рисковать.

Кстати, надо все-таки найти полчаса и забежать в часовню, открытую недавно на Ланте. Клирики клириками, а Ваххарон — совсем другое дело. Непонятно, существует он или нет и нужны ли ему вообще человеческие молитвы (Риса-Карина просто отказалась разговаривать на данную тему), но маме явно будет приятно, если ее дочка продемонстрирует хотя бы формальный пиетет. Главное, не забыть в письме упомянуть. С другой стороны, в письме можно и соврать, все равно же она проверить не сможет…

А, ладно. Потом можно подумать про клириков и часовни. Сейчас есть занятие и поинтереснее.

Там, далеко, за зеленым мерцанием ночного мира, по-прежнему чувствовалась мама-роза. Сейчас ее настроение казалось благодушным и сонным, от ее оранжереи тянуло слегка душным теплом и влажным спокойствием, словно от настоящей теплицы под летним солнцем. Если ее образ и в самом деле соответствует Красной Звезде или чему-то, за ней скрывающемуся, момент для попытки контакта благоприятен. Осознала ли странная сущность при помощи Фуоко, что паладары и люди не несут ей угрозы, или просто свыклась с их присутствием, не суть важно. Главное, что вероятность спровоцировать очередной Удар сейчас минимальна.

Эй, я здесь! — мысленно позвала она. — Привет! Как жизнь? Ау, слышишь меня? Это я, Фуоко!

И вдруг ночной мир резко изменился. Зеленые водопады обрушились на нее со всех сторон, плоскости и линии заметались вокруг, словно взбесившиеся, и она едва не потеряла сознание из-за невероятного приступа головокружения. Когда она, с трудом хватая воздух, немного пришла в себя, она все так же лежала навзничь — только не в центре пустого ангара, а на мягком ворсистом ковре. Сфокусировав взгляд, девушка с изумлением поняла, что ее окружают полки с книгами: высокие, уходящие в жемчужный светящийся туман и в высоту, и в обе видные ей стороны. Она попыталась подняться, но тело отказывалось повиноваться. Руки и ноги шевелились с трудом, словно вареные макаронины, ковер под спиной мягко проваливался и колыхался, словно упругая трясина. В конце концов ей удалось подняться на четвереньки и ухватиться за ближайшую полку. На ощупь та казалась пластмассовой. Сама Фуоко оказалась голой по пояс сверху, а снизу закутанной на манер узкой длинной юбки в какую-то непонятную цветастую ткань, закрепленную золотистым поясом на талии. Отдуваясь, Фуоко оглянулась по сторонам, борясь с накатывающими приступами легкого головокружения и нарастающей паникой. Что происходит? Как она здесь оказалась? И…

Стоп! Тихо, дура. Не дергайся. Контакт. Наконец-то прямой контакт, осмысленные визуальные образы вместо невнятных эмоций. Книги. Даже если это шуточки ее собственного подсознания, нужно попытаться запомнить все как можно лучше. Потом Дзии или координатор вытащат детали из памяти, даже если она все забудет. Если книги, значит, в них что-то написано. Нужно прочитать.

Она уцепилась за корешок ближайшей книги и потянула. Та сидела плотно и наотрез отказывалась вытаскиваться. Стиснув зубы, Фуоко дернула еще раз, и книга вдруг выскользнула на удивление легко. Пол снова колыхнулся, и девушка растянулась на нем плашмя, ощущая голой спиной легкую колючесть его жестких ворсинок. Но книга осталась в ее руке. Девушка поднесла ее к лицу и уставилась на обложку. Бесполезно: по коричневой ткани вился сложный серебристый рисунок, в котором отчетливо проглядывали цветы и деревья, но полностью отсутствовало хоть что-то, похожее на буквы — и паллийские, и паладарские. Открываться книга тоже отказалась, словно склеенная изнутри.

— Вот дерьмо… — выдохнула девушка.

Как бы ответив на ее непочтительное высказывание, рисунок на обложке потек, плавясь и изменяясь, словно ручейки ртути, бегущие по тарелке. Через несколько секунд линии сложились в слово: "merdo". Эсперанто? Буквы точно такие же. А если прочитать… Ххаш, почти один в один "дерьмо", лишь последняя буква отличается. Неужели перевод? Открываться книга по-прежнему отказывалась.

— Лошадь! — громко сказала девушка.

Книга не отреагировала. Может, попробовать варианты?

— Луошадь! Лошодь! Лашать!

Линии опять дрогнули и потекли: "sivalo". Да, походит на "кавалло" и близко к "ĉevalo", как записывается на эсперанто. Так, следующий эксперимент.

— Дом!

Нет реакции ни на один вариант. А если на эсперанто сказать?

— Домо!

"Domo", подтвердила книга. Да, точно. Эсперанто или что-то очень близкое.

— Дерево!

"Arbo", сразу же согласилась книга. Все верно, в кваре и в эсперанто слово звучит почти одинаково. Теперь что-нибудь посложнее…

— Гравитация! Graveco!

Ноль реакции. После нескольких попыток, однако, книга милостиво согласилась на "gruveko". На эсперанто совершенно точно звучит заметно иначе. Да, язык, на котором отвечает странная книга, на эсперанто похож, но заметно искажен. И Кир точно то же самое слышал. Как он там говорил?

— Неклонято обсакло… Нет, никлоньятто обсакло… — проговорила она вслух — и в лицо ей ударил упругий горячий ветер. По рядам полок прошла сизая рябь, и книга в руках Фуоко пропала.

— Никлоньятто обс’кло ин ля линга медулло, — проговорил холодный бесполый голос. — Кир’ртон интерртитай.

Мир снова закружился, и когда Фуоко удалось собрать глаза в кучку и снова оглядеться, она лежала на брюхе на цветастом ковре в небольшой уютной комнате. В камине тихо потрескивал огонь, искры взлетали над пламенем и исчезали в дымоходе. Вдоль стен, обшитых деревянными панелями, тянулись застекленные шкафы с книгами. С потолка свисала древняя золотая люстра, уставленная по крайней мере тремя десятками горящих белых свечей, и сквозь плотно задернутые портьеры просачивался одинокий солнечный лучик, высвечивая танцующие в воздухе пылинки. В центре комнаты, прямо под люстрой, стоял массивный стол, покрытый красной бархатной скатертью с золотой вышивкой, а за столом…

Сердце Фуоко радостно вздрогнуло. Седовласый и седобородый мужчина с орлиным носом, в длинном белом одеянии сидел к ней боком, сосредоточенно вглядываясь через увеличительное стекло в нечто на столе, не видимое с пола. Он настолько сосредоточился на предмете, что даже не шевелился. Девушка попыталась окликнуть его, но язык, как и все тело, напрочь отказывался повиноваться. Страшным усилием воли, словно в завершение изматывающей серии отжиманий, ей удалось слегка оторвать тело от пола, и голова мужчины начала медленно-медленно поворачиваться в ее сторону.

И тут радость в Фуоко как-то сразу испарилась. Взамен ее желудок болезненно сжался. Девушка не знала, почему, но в ней откуда-то возникла неколебимая уверенность: перед ней мертвец. Труп, жизнь в котором угасла давным-давно, столетия, а то и тысячелетия назад. Сейчас он увидит ее… и произойдет что-то страшное и непоправимое. Тело сковала невыносимая слабость. Сейчас он увидит. Сейчас…

Яркий зеленый огонек вспыхнул у нее перед глазами.

— Run! — выдохнул еле слышный детский голос, отдавшись в голове звонким эхом, и Фуоко, охваченная непереносимым ужасом, рванулась всем телом. Мир снова рухнул на нее и завертелся, и когда девушка пришла в себя, оказалось, что она лежит на чем-то мягком и твердом одновременно. Минуту она приходила в себя, борясь с приступами тошноты и головокружения и пытаясь сообразить, что такое серое и монотонное маячит перед глазами. Ах, да. Потолок. Волнистый потолок ангара из серого кровельного железа.

— Эй! — сказал вполне человеческий голос, и чей-то палец осторожно постучал ее по лбу. — Очухалась?

Фуоко поморгала и протерла глаза пальцами. Над ней склонялось встревоженное лицо Кириса. Она постепенно осознала, что лежит на бугристом каменном полу, хотя под нее подстелены какие-то тряпки. Ее голова покоилась на коленях сидящего на пятках друга.

— Вроде да… — прошептала она, усаживаясь вертикально. Вопреки ожиданиям, тело слушалось ее легко и непринужденно. Головокружение испарилось, и не осталось ни следа тяжести и бессилия, охвативших ее… где? Во сне? Нет, такое присниться не может. Не сон и не бред. Картинки из загадочного мира сидели в голове прочно и отчетливо, отнюдь не собираясь ускользать и рассыпаться под пальцами, как происходит, когда пытаешься ухватить сновидение. Здоровый глаз видел все как в сером тумане, и Фуоко еще раз протерла его. Не помогло. Туман и в самом деле густо клубился в ангаре, скрывая стену уже в паре метров, и сквозь него просвечивало лишь одно смутное колеблющееся пятно.

— Что происходит? — спросила она, недоуменно оглядываясь.

— Да хрен знает. Ну, кольчон на остров сел, видимо. Плотно сел, сволочь, даже в дома пролез сквозь стены. Все дроны вырубились и сгорели, и Зорра с Гатто тоже. Вон, консоль полыхает, — Кирис мотнул головой в сторону просвечивающего пятна. — Я тебя сначала в бунгало отволок, так и там пожар — наши кровати же тоже медицинские капсулы, то есть дроны, они точно так же горят. Ну, я и решил, что в ангаре безопаснее. А ты что вырубилась внезапно?

— Я вырубилась? А… ну да, точно. Кир, я какие-то странные штуки видела. Сначала бесконечные книжные полки, и одна книга на обложке слова рисовала. Как в эсперанто слова, только слегка искаженные. Потом вдруг…

Она вздрогнула всем телом и обхватила себя руками. Непонятный ужас вернулся и затопил ее изнутри. Вокруг тут же замерцали багровые огни: несколько десятков волют сгустились из воздуха и окружили их с Кирисом плотной стеной. До нее отчетливо донеслась тревога, идущая от братьев и сестер. Спасибо, мысленно поблагодарила она, но все в порядке. Не нужно беспокоиться. Я в порядке. Спасибо. Волюты закружились вокруг, проходя сквозь стену ангара, словно ее и не существовало, и через несколько секунд исчезли.

— Потом вдруг?.. — переспросил Кирис, с подозрением наблюдавший за эволюциями туманных спиралей.

— Я в какое-то то другое место попала. Комната с книжными шкафами и камином. И старик за столом. Он двигался, но он… мертвый. Не знаю, как сказать. До сих пор жуть берет. Потом еще какой-то голосок что-то крикнул… "руун", точно. "Беги" на эсперанто. И я вернулась. Я долго в отключке валялась?

— Да минут двадцать где-то. Ты точно в порядке?

— Ага.

Фуоко пошарила под собой. Она сидела на одежде — видимо, единственном, что Кирису подвернулось под руку. Сам парень был в одних шортах.

— Ну и что дальше? — спросила она. — Паладары ничего не передавали?

— Нет, конечно. Я ж говорю, все дроны сгорели. Здесь метрика, видно, так испохабилась, что ихние средства вообще не работают. Так что у нас четко ни связи, ни энергии. И сунуться сюда никто не рискнет.

— Еда есть, с голоду не помрем… — Фуоко потерла лоб, пытаясь сообразить, что дальше. Они в двенадцати цулах от побережья. Направление на него известно, но проплыть такое расстояние — никаких шансов. Его и пройти-то не так просто, а в воде, даже в местном теплом океане, они насмерть замерзнут через пару часов. Конечно, поблизости есть другие мелкие острова, только вот найти их вплавь — задачка еще похлеще, чем вслепую гулять по канату. Значит, остается лишь ждать, пока туман не рассеется сам собой. В конце концов, кольчоны никогда дольше пары часов не жили, даже если их бомберы не сжигали.

— Ты что, решила в необитаемый остров поиграть? — удивился Кирис. — Я лично не собираюсь. Подождем еще полчасика. Если сам не уйдет, я его шарахну. Я бы сразу шарахнул, да боюсь теперь — или опять Дзару задену, или еще и тебя зацеплю. Хрен знает, в каком ты была состоянии. Но ты уже в норме, а Дза далеко, авось до нее не докатится.

— Ну, наверное… — после некоторого раздумья согласилась Фуоко. — А полигон мы угробили. Бунгало же бамбуковое, оно дотла сгорит. А когда еще новое соберут? Еды, кстати, нет — она вся там в холодильнике и буфете осталась.

Она вскочила на ноги, и с нее тут же сорвалась густая сеть молний.

— Ты чего? — удивился Кирис.

— Я ничего… — Фуоко озадаченно оглядела себя. — Оно само как-то.

Она медленно поднесла руку к лицу. Тихо. А если резко выпрямить? Сразу три алые шаровые молнии сорвались с ее пальцев и предплечья и зигзагами ушли в густой туман. Громко бумкнуло: похоже, одна врезалась в стену. Две других пропали бесследно.

— Так. Похоже, одеваться рановато, — резюмировала она. — Кир, не дергайся. В смысле, резких движений не делай. Похоже, из-за них молнии появляются. Пойду схожу на берег, посмотрю, нет ли просвета. Не сиди на одежде, а то еще спалишь.

— Эй, есть здесь кто? — раздался в тумане чей-то громкий знакомый голос. — Ахо-ой! Лю-юди! Все померли?

— Труда? — удивился Кирис. — Она-то откуда здесь? Эй, Труда! — во всю глотку заорал он. — Мы здесь! Здесь!

— И незачем так верещать! — недовольно откликнулась Труда Баркхорн, проявляясь из тумана. Золотоволосая летчица щеголяла в одном бикини с надетым поверх спасательным жилетом. Ее хромота все еще оставалась заметна, шрамы на ноге выделялись яркой красной сеткой, но ходила она уже много лучше, чем в последний раз, когда Фуоко ее видела. — И так слышу. Эй, котятки, вы тут как? Страшные туманные монстры живьем не сожрали?

— Ну, мы в порядке… типа, — неуверенно добавил Кирис, поднимаясь. — А ты как здесь?

— А я в патруле! — жизнерадостно пояснила тетка. — Лечу себе, никого не трогаю, солнышком в морду наслаждаюсь, чтоб ему лопнуть, дрон на соседнем сиденье в две дырки сопит от нечего делать, и вдруг — бац, шлеп, тревога, координатор в панике, кольчон над Пинчау, опасные для жизни колебания метрики, связи нет, не приближаться — ну, вы поняли. А я как раз в трех цулах от вас. Смотрю — действительно, кольчон. Ну, я — на бреющий, дрона из кабины выпихнула на всякий пожарный, и сюда.

— А разве самолеты внутри кольчона летать могут? — недоверчиво спросила Фуоко, с неудовольствием отмечая живой интерес, проявляемый Кирисом к почти голой гостье. Тоже мне! Старуха, тридцать скоро, а как выставляется…

Сама старуха, язвительно шепнул в ухо кто-то, подозрительно похожий на Дзару.

— Обычно не могут, — охотно согласилась Труда. — Но если очень захотеть, то низенько и недолго можно. "Уминэко" замечательно планирует, а весь кольчон в диаметре не больше полуцулы, а то и меньше. И в высоту метров двести максимум. Смех, в общем, а не кольчон. В общем, я в тумане чуток пролетела, на воду села, а дальше на надувной лодке из аварийного комплекта. Чуть не заблудилась. И аккумулятор в "Чайке" с ума сошел — вдруг выёживаться начал похлеще, чем реактивные турбины в моей старой птичке, еле удержала. Э-э… я вас ни от чего интересного не оторвала?

Она выразительно смерила взглядом голую Фуоко с головы до пят.

— Мы экспериментами занимались, — буркнула та, чувствуя, что стремительно краснеет. — Физическими, а не тем, что вы подумали. Дзии подтвердит.

— Ой, да ладно! — хихикнула Труда, помахав ладошкой. — Темнота — друг молодежи, как говорит один мой знакомый ставриец. Может, мне тоже раздеться, чтобы в струю выглядеть?

Летчица принялась расшнуровывать спасательный жилет. Фуоко задохнулась от возмущения. Что она себе позволяет?

— Не надо! — быстро сказала она, подхватывая с пола трусы и быстро в них влезая. — Лучше мы сами оденемся.

— Надо, милая моя, надо! — назидательно проговорила тетка, сбрасывая жилет. — Тщательно я бы на твоем месте не запаковывалась, поскольку спасательная лодка сидит низко, а волнение сильное, заливает. А вот жилет ты сейчас на себя наденешь. Извиняюсь, не подумала сразу — я-то в нем сразу сидела, а те, что для пассажиров, под сиденьями остались. Следовало с собой прихватить, да как-то в голову не пришло. Я старшая, Кир мальчик, так что в жилете тебе сидеть.

— Не надо мне никакого жилета! — Фуоко застегнула лифчик и остановилась, раздумывая. Действительно, юбку с блузой лучше здесь оставить, а то в мокрых тряпках сидеть некомфортно. И вообще, чего она вдруг Труды застеснялась? Ладно бы мужик (и мало на нее на свободных пляжах пялились?), а то ведь женщина.

— Все верно, — согласился Кирис, подходя к Труде и принимая жилет. — Я еще и плаваю в десять раз лучше ее. Фучи, не рыпайся, а то силой напялю.

Фуоко надулась. Значит, вот так? Значит, они заодно? Предатель! На кой ей жилет? Она и сама плавает вполне неплохо.

— Отвали! — сердито сказала она, отворачиваясь. — Сказала же, обойдусь!

Труда задумчиво переглянулась с Кирисом.

— Ну, значит, силком придется, — констатировала она. — Фучи, ты бы избавила нас от хлопот, а? Нам с Киром еще веслами работать. Кончай выкобениваться.

Она стремительно, несмотря на хромоту, шагнула вперед и ухватила Фуоко за плечи.

— Кир, надевай! — скомандовала она.

Фуоко недовольно дернулась. Не то чтобы она так уж стремилась избежать жилета — в конце концов, проще его напялить, чем пререкаться — но чтобы ей указывала какая-то тетка, даже не преподаватель и не куратор! Резкое движение, однако, оказалось ошибкой: ее, Кириса и Труду тут же окутало обширное облако потрескивающих голубых молний. Резко запахло сначала озоном, а потом и гарью, и девушка, с упавшим сердцем бросив взгляд вниз, увидела на своем лифчике стремительно расползающиеся подпалины. Спохватившись, она подняла взгляд — Труду же убить может! Но летчица все так же стояла, ухватив ее за плечи, правда, с куда более растерянным взглядом. Молниевый шторм продолжал бушевать вокруг, охватывая всех троих, и запах синтетической гари становился все сильнее. Хотя сама Труда никак не показывала, что ощущает что-то, ее бикини разваливалось прямо на глазах, распадаясь на отдельные скручивающиеся от жары нитки. Через несколько секунд все трое оказались совершенно голыми, лишь перепачканными копотью и золой от черными хлопьями обваливающейся на пол бывшей одежды. Злополучный спасательный жилет держался более стойко, но и на нем начинали проглядывать мелкие темные пятнышки.

— Эй… — неуверенно сказала Труда. — Я, типа…

— Ходер! — яростно сказал Кирис, с размаху бросая жилет на пол. — Все, меня задрало! Ну, хода марикон, получай!

Прежде чем Фуоко успела среагировать, в ее голове привычно звонко лопнуло. Молнии погасли, а серый туман в ангаре взвихрился и стремительно рассеялся, открыв обширное пустоепространство с оплавленными матами и бледно догорающими остатками серо-зеленой слизи в центре — там, где еще недавно располагался терминал Дзии. Лучи солнца из окон в крыше высвечивали костер, словно прожектора в театре. Два белых терминала Арены стояли у дальней стены как ни в чем не бывало, но что случилось у них внутри?

— Вот так! — удовлетворенно сказал Кирис…

…и его тело с закатившимися глазами медленно осело на каменное основание ангара. Серое облако начало сгущаться вокруг него, бурлящее, словно вода в котле, набухающее новыми молниями, пока что небольшими, но стремительно растущими.

Фуоко остолбенело уставилась на друга, пытаясь понять, что происходит и что делать. Труда рванулась вперед. То ли запнувшись, то ли специально, она с размаху упала на четвереньки рядом с парнем, зашипев от боли, и уперлась ладонями ему в грудь. Их обоих окутало слабое струящееся марево, словно над асфальтом в горячий день, и серое облако, внезапно успокоившись, начало медленно таять.

— Фучи! — сквозь зубы процедила Труда. — Лодка где-то на берегу, неподалеку. Под передней банкой маленький ящичек, в нем несколько ракетниц — такие картонные трубки. Выстрели в воздух из той, что красным помечена, просто направь вверх и за шнурок снизу дерни. Живо!

Последнее слово она выплюнула не допускающим возражений командным тоном. Словно получив оплеуху, Фуоко вздрогнула и бросилась к распахнутой двери ангара. Ясный тропический день ударил ей в лицо, солоноватый жаркий морской воздух охватил тело. Она лихорадочно огляделась. Где лодка? Небольшое оранжевое пятно виднелось метрах в ста неподалеку, чуть выше полосы прибоя. Девушка бросилась к нему, сначала по нагретому солнцем гладкому скальному основанию, а потом по крупной гальке, больно вдавливающейся в босые подошвы. Сбоку в небо поднимался черный столб дыма от полыхающего бунгало, и Фуоко против воли истерически хихикнула. Что толку от ракеты рядом с таким заметным знаком, да еще в солнечный полдень? Над морем маячило сразу три черных треугольника: буксируемые подводными дронами воздушные змеи с телекамерами. Наверняка координатор с его нечеловеческой реакцией уже обнаружил изменение обстановки, и спасательные боэй летят сюда на всех парах. Но хватит рассуждать — один раз с Трудой она уже поспорила, идиотка!

Добравшись до лодки и лихорадочно вытряхнув на ее дно содержимое трех ящичков: аптечка, какие-то брикеты в пленке (питательные батончики?.. в животе вдруг громко заурчало) и, наконец-то, ракетницы. Ухватив трубку с красным концом и направив ее в небо, Фуоко рванула за торчащий шнурок. Громко хлопнуло, и красный тусклый комок ушел вверх. Бросив неожиданно раскалившуюся трубку в воду, девушка бросилась обратно.

Когда она вбежала в ангар, голая Труда как раз приникла ртом к губам Кириса. Фуоко задохнулась, но тут же заметила, что тетка зажимает ему пальцами нос. Не успела Фуоко сделать и шага, как Труда оторвалась от парня и принялась размеренно нажимать ладонями ему на грудь.

— Сюда, быстро! — скомандовала летчица, не переставая массировать сердце. — Искусственное дыхание делала когда-нибудь? Карраха! Целовалась ведь ты с ним, верно? Голову закинуть назад, нос зажать пальцами и аккуратно вдыхать. За языком следи, чтобы не западал! Да быстрее же ты!

Фуоко упала на колени рядом с Кирисом и попыталась честно выполнить инструкцию. Она почти мгновенно осознала, что целоваться — одно, а вот вдыхать воздух в рот на безвольно мотающейся голове — совсем другое. Труда на несколько секунд остановилась, давай ей возможность выдохнуть в рот Кирису, но большая часть воздуха, кажется, вышла назад. Его далекая нота звучала по-прежнему, но, кажется, где-то совсем в стороне. Неужели его сознание ушло из тела? Девушка снова набрала воздуха в грудь — и тут Кирис открыл глаза. Его губы неслышно шевельнулись.

— Кир! — Фуоко вцепилась руками в его голову, заглядывая в зрачки, затянутые серой дымкой. — Кир! Ты меня слышишь?

— Что за… — изумленно произнесла летчица, глядя на Кириса круглыми глазами. — У него же сердце не бьется!

Ее рука метнулась к шее Кириса. Грудь парня медленно поднялась.

— Фучи… — прошептал он. — Что за шум?

— У него пульс отсутствует… — Труда отпрянула назад и неловко осенила себя косым знамением. — Как он говорит? Как он вообще в сознании?

И тут до Фуоко дошло.

— Кир! — громко сказала она, стараясь говорить отчетливо. — Кир, у тебя не бьется сердце. Совсем как у меня в барнской больнице. Дыши, Кир, дыши! Дыши же, гхаши тебя раздери! Сердце должно запуститься!! Дыши!

Парень послушно вдохнул, потом медленно выдохнул.

— Хреново мне, Фучи… — прошептал он, и вдруг его тело выгнулось дугой и резко обмякло. Он часто и неглубоко задышал. Фуоко ухватила его пальцами за шею: там частой мелкой дробью бился пульс.

— Кир, все хорошо, — девушка почувствовала, как на глазах выступают слезы. — Кир, сердце пошло. Просто лежи и не дергайся, ладно? Кольчон ушел, сейчас дроны до нас доберутся, просто потерпи немного!

— Кончай причитать, а? — Кирис с трудом сел. — На нервы действуешь. Пол, между прочим, каменный, если ты не заметила. И холодный. Вот блин, а! Чего меня так приложило?

— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? — сердито поинтересовалась Труда, поднимаясь и отступая назад. Кирис перевел на нее взгляд, и летчица быстро прикрылась ладошками.

— Все хорошо, Труда, — быстро сказала Фуоко. — Со мной тоже так случилось один раз. Сознание теряешь, сердце встает, а ты в себя приходишь. Паладары говорят, что сейчас наше сознание не в мозгах, а где-то в другом месте. Только не говори никому, ладно?

Пять или шесть серых туш легко и неслышно скользнули в ангар и окружили всех троих.

— Кому-то нужна экстренная помощь? — поинтересовался Дзии, но его тут же перебил взрослый голос Карины Мураций:

— Кир, Фучи! Вы в порядке? Не молчите, скажите что-нибудь?

Один из дронов вытянулся вверх и принялся быстро менять форму и цвет, превращаясь в нагую женскую фигурку. Фуоко лишь вздохнула. Мечта любого парня: куча голых женщин вокруг, и все только о нем и думают. Хорошо еще, Дзары здесь нет, а в остальном — классный сюжет для рисованного гаремника на все вкусы, от лоликонов до геронтофилов. Почему вокруг нее самой голые красавцы не увиваются для симметрии? Тот же Михаил Збышек сейчас пришелся бы весьма кстати. Убить бы режиссера…

— Дэйя Мураций, эти двое часто подобные фокусы выкидывают? — глаза Труды уже стали менее круглыми, но шок и изумление на ее лице держались по-прежнему. — В смысле, в полной отключке, но разговаривают? Видывала я раньше жмуриков со стоящим сердцем, но никто из них со мной вслух еще не болтал. Освежающее впечатление. Эзотерическое, я бы даже сказала.

Карина присела на корточки рядом с Кирисом и заглянула ему в глаза.

— Кир, сколько пальцев? — спросила она, показывая растопыренную пятерню.

— Двадцать, все на месте, — хмуро буркнул тот. — Да в норме я уже, что вы все раскудахтались!.. ой, извини, Риса.

— Ну, по крайней мере, ты в сознании и в обычном настроении, — задумчиво сказала ректор. — Дзии, могу я попросить обследовать нашу взрывоопасную парочку?

— Конечно, Карина, — согласился неб, и два дрона тут же скользнули вперед. Один из них вобрал в себя Фуоко с такой скоростью, что та даже охнуть не успела. Прежде чем она опомнилась, ее со всех сторон обволокло мягкое и теплое. В наступившей темноте перед лицом неярко загорелся экран с отображающимся на нем ангаром.

— Я провожу стандартное быстрое обследование, дэйя Винтаре, — мягко сказал Дзии. — Не пугайтесь. Оно займет не больше двух минут.

— Я не пугаюсь, — вздохнула Фуоко. — Но со мной все в порядке. Я ведь… Ох!

— Что?

— Дэй Дзии! Я вошла в контакт! В осмысленный контакт с… с… не знаю, с чем, но вошла! Четкие визуальные образы и фразы! Нужно как можно быстрее зафиксировать, пока не забыла.

— Понял. В таком случае просто начинайте говорить, я записываю. Постараюсь не прерывать вас без особой необходимости.

— Ага, спасибо. В общем, когда я попыталась дотянуться до мамы-розы, вокруг все словно вверх тормашками перевернулось…

Запинаясь и повторяясь, она принялась рассказывать все, что могла вспомнить. Она не особо заботилась о стройном хронологическом порядке: Дзии или координатор самостоятельно сделают из ее бормотания нормальное изложение. Сейчас главное — не забыть и не упустить ни одной детали, даже самой мелкой. Ну, а потом наступит время для новых экспериментов. Разумеется, нужно позаботиться, чтобы они не остались снова без перспектив на голом куске камня среди разгорающихся пожаров: нормальные кровати поставить вместо медицинских капсул, огнетушители положить, холодильник продуктами заполнить, обычную лодку с веслами к пирсу привязать. Но все позже. Сейчас — вспоминать.

А еще, скользнула на краю сознания непрошенная мыслишка, Кира Дзии из капсулы быстро не выпустит. Значит, он таки умудрился профилонить занятия по кваре. Трудный подросток, одно слово.

"…здесь Карина. Спасибо, координатор. Я просмотрела записи в ускоренном режиме. Суть ухватила, в деталях разберусь потом. Приношу всем извинения за то, что несколько отклонюсь от темы, однако сначала закончим с мелким, но чрезвычайно важным вопросом. Восстанавливать дом и лабораторию на Пинчау не следует. Своей властью я запрещаю Фуоко и Кирису проводить какие-либо эксперименты в местах, откуда они не смогут добраться до людей самостоятельно, без помощи паладаров. В том числе — на островах, даже расположенных вблизи берега. Хорошо, что потеря связи оказалась кратковременной — а если бы нам опять пришлось экстренно эвакуироваться, как пять декад назад? Сторас, могу я попросить активировать их прежнюю лабораторию на Ланте?"

"Здесь Сторас. Хм. Ничего, если я Марику перепоручу?"

"Здесь Карина. Марик? У тебя как дела на Фисте?"

"Здесь Масарик. Я закончил переговоры с основными царьками… прошу прощения, лидерами основных государств. Цена согласована, осталось доставить платину и палладий по назначению — и можно запускать открытие центров тестирования, и Арену, и отборочных для Университета. Есть мелкие проблемы, но их я ребятам из аналитического отдела передал, они и так уже заскучали. Помимо "Адаути", у них на Могерате дел, в общем, не осталось, а на Типпе с Торвалой с сетями Майи и Суоко они даже не пытаются конкурировать. Так что сброшу на них Фисту и могу заняться лабораторией. Только… Хм".

"Здесь Карина. Да?"

"Здесь Масарик. А ничего, что в версте с небольшим от их лаборатории мы религиозный кластер расположили?"

"Здесь Карина. Местные шаманы меня волнуют в самую последнюю очередь. Хотя… да, там же и наш персонал иногда появляется. Марик, ты же у меня умница, ты обязательно что-нибудь придумаешь. Ладно?"

"Здесь Масарик. Грубая лесть? Ха, мне нравится. И вообще, когда прелестная женщина просит, отказать ей невозможно. Придется придумывать".

"Здесь Карина. Кто там упоминал про грубую лесть?.. Прошу прощения. Координатор, есть ли у физиков или у тебя какие-то предположения насчет дальнейших действий?"

"Здесь координатор. Пока нет. Однако Харлам запустил полное сканирование оформленного континуума местной вселенной. Если появятся результаты, он уведомит".

"Здесь Сторас. Оформленного континуума?"

"Здесь координатор. Игровые вселенные, такие как местная, строятся по упрощенному принципу. Даже если оставить в стороне экспресс-методы формирования площадки из одной или нескольких звезд реального пространства, как ваша Текира, Конструкторы обычно не проводят полный цикл развития вселенной для создания одной-единственной игровой планеты. Запуск цикла с нуля влечет за собой слишком много квантовых неопределенностей, способных непредсказуемо повлиять на физические законы нового континуума. Их последующая коррекция слишком трудоемка, а потому полный цикл применяется, как правило, лишь физиками для проведения научных экспериментов. В игровом пузыре обычно формируется лишь относительно небольшой галактический кластер с заданными законами, способный дать достоверную имитацию нормальной вселенной для цивилизации на низких ступенях развития. За пределами кластера есть только перманентно расширяющийся континуум, полноценного вещества не содержащий. Соответственно, Харлам сканирует лишь оформленное пространство, поскольку за его пределами нет ничего, включая источники энергии для любой глобальной деятельности".

"Здесь Масарик. Стоп, не понял. Я же интересовался местной астрономией. Паллийская наука пребывает в твердом убеждении, что местная вселенная бесконечна. У нее даже есть несколько моделей глобальной ячеистой звездной структуры. То есть они видят вселенную в очень большом радиусе, нэ?"

"Здесь координатор. Для формирования подобных убеждений используются специальные техники имитации: формирование фронтов реликтового излучения, изображения на экранах, окружающих оформленное пространство, и так далее. Мне бы не хотелось вдаваться в детали, поскольку они требуют подготовки, отсутствующей у слушателей канала…"

"Здесь Масарик. Не надо деталей, я уловил суть. Но ведь рано или поздно Большая Игра кончается, и игровые цивилизации начинают развиваться сами по себе. И рано или поздно они все равно обнаружат обман!"

"Здесь координатор. Верно — при условии, что они не уничтожат сами себя. Однако среди Конструкторов господствует мнение, что к тому времени цивилизация уже избавляется от детских психологических комплексов, так что подобное знание не причинит ей вреда".

"Здесь Сторас. Весьма сомнительное предположение. Даже я до сих пор чувствую себя неуютно, когда вспоминаю, что Текиру создали лишь ради развлечения Камилла".

"Здесь координатор. Боюсь, Старшие Демиурги не слишком заботятся о чувствах создаваемых ими разумных существ. Могу только принести свои извинения".

"Здесь Карина. Не думаю, что тебе следует извиняться за Старших. И потом, Камилл, конечно, та еще личность, но сердиться на Майю, например, у меня рука не поднимается. И на папу — тоже. И на Миованну. В конце концов, без Демиургов не возникло бы десятков тысяч обитаемых миров. Любые последствия лучше, чем мертвый космос. Но мы отвлеклись. Сторас, еще один вопрос. Считаю, что пора форсировать осушение и ремонт подводных тоннелей между Поддой и материком. Там слишком много популярных пляжей. В прошлый раз только благодаря ночи на пляжах почти не оказалось студентов, а те, что оказались, проявили выдержку и не погибли из-за паники. Такого больше случиться не должно".

"Здесь координатор. Напоминаю, что в районе материковых входов в туннели под землей по-прежнему чрезвычайно велика концентрация энергоплазмы".

"Здесь Карина. Я помню. Однако за прошедшие декады она никак не проявила себя. Людей мы туда не пошлем, а дронов можно заменить, если что. Сторас?"

"Здесь Сторас. Ты решила отказаться от принципа ‘что могут люди, делают люди’? Впрочем, в данном случае поддерживаю. Задание принято в работу. Секунду… Все, департаменту строительства директива ушла, они поднимут прежние наработки. Завтра к вечеру обсудим. Годится?"

"Здесь Карина. Да. Только на Лику не рассчитывай, он прочно в Сураграше завяз. Сказал, что и так с Ареной слишком много времени разбазарил, и минимум декаду здесь не появится".

"Здесь Масарик. Он вообще в последнее время какой-то напряженный и про глупых женщин бурчит. Он с Каси, случайно, не поцапался?"

"Здесь Карина. Понятия не имею. Можешь сам спросить. Но, по-моему, он просто устал…"

"Здесь координатор. Дзии просит разрешения подключиться".

"Здесь Карина. Да, конечно".

"Дзии в канале. Краткая информация: дэйя Деллавита уснула".

"Здесь Карина. Ну и хорошо. Девочке нужно поспать после такого стресса… ЧТО?"

"Здесь Дзии. Она уснула вскоре после того, как закончила рассказывать о случившемся, я бы сказал, весьма неожиданно. Но, насколько я могу судить, с ней все в порядке. По крайней мере, ее телесное состояние совпадает с шаблонами сна, зафиксированными перед приключениями в Ценгане. Пульс, дыхание, движения зрачков, биохимические изменения состава крови и выдыхаемого воздуха, тонус мышц — все соответствует".

"Здесь Карина. Она уснула впервые за почти пять декад. Даже и не знаю, радоваться или пугаться".

"Здесь Дзии. Ситуация настолько под контролем, насколько возможно в нынешней ситуации. Дэй Сэйторий тоже уснул, но в его случае для разнообразия подействовали комбинация массажа и изменения состава воздуха".

"Здесь Масарик. А ведь Труда его второй раз спасает. Или даже третий, если считать давнее сражение на набережной".

"Здесь координатор. Да, я тоже нахожу довольно подозрительным, что дэй Сэйторий уже дважды впадал в состояние кипения энергоплазмы, и оба раза — в присутствии дэйи Баркхорн. Последующий молниевый шторм, явно объединивший всех троих, тоже является характерным признаком. Возможно, между ними тоже образовалась связь".

"Здесь Масарик. Вообще-то я имел в виду совсем другое… Кс-со, да. Ты прав. Похоже, ситуация усложняется чем дальше, тем больше".

"Здесь Сторас. Если связь могла образоваться между Кирисом и Фуоко или Кирисом и Дзарой, не вижу, почему она не может возникать и между другими людьми. Просто исходя из самых общих соображений: эволюцию способностей нашей юной парочки постепенно повторяют люди в разных уголках планеты, пусть пока что с более скромными результатами. Если пофантазировать, с течением времени люди вообще могут соединиться в одну общую сеть. Как там в математике? Мешанина? И граф?"

"Здесь координатор. Топология типа ‘мешанина’, связь вида ‘каждый-с-каждым’ иным словами, является частным случаем графа. С учетом некоторой асимметричности отношений, наблюдаемых на примере дэйи Винтаре и ее окружения, не исключена ситуация формирования взвешенного направленного полносвязного или полусвязного графа, включающего все население планеты в качестве вершин. Но пока о таком говорить слишком рано".

"Здесь Сторас. М-да. Зря я тему поднял. Лишь в очередной раз дураком себя почувствовал… Так, на чем мы остановились? Координатор, Дзии, и все-таки — каково ваше мнение? Сны и галлюцинации? Или все-таки объективная реальность?"

"Здесь координатор. Версию о видениях, сформированных мозгом дэйи Винтаре, исключить по-прежнему нельзя. Кваре и эсперанто относятся к одной языковой группе, и даже более развернутая фраза, воспроизведенная дэйей Винтаре, ‘Nekonata obstaklo en la lingva modulo, korekton interpretitaj’, если привести к стандартному эсперанто, достаточно близка к схожему выражению на кваре. С учетом увлеченности дэйи Винтаре изучением эсперанто фраза вполне может являться плодом ее воображения. Поэтому ее рассказ является довольно веским, но все-таки не решающим доводом в пользу разумности противостоящих нам сил".

"Здесь Масарик. Неопознанная ошибка в лингвистическом модуле, хм… А если предположить, что мы все-таки имеем дело с разумом?"

"Здесь координатор. В таком случае я оцениваю как практически стопроцентную вероятность связи Арасиномэ с культурой Демиургов. Слишком велико сходство предполагаемого языка Чужих с классическим эсперанто, чтобы оказаться чисто случайным совпадением. Харлам и Тверек согласны с данным аргументом. Квентор пока не определился".

"Здесь Сторас. Культура Демиургов? Тогда уж сразу какой-то Демиург из Старших".

"Здесь координатор. Не обязательно. Напоминаю, что языки романской группы являются весьма популярным выбором для разнообразных игровых площадок. Они обладают высокой гибкостью, с одной стороны, и имеют относительно простой синтаксис, с другой. Более сложные языки наподобие местной камиссы, построенной на базе языков славянской группы, являются скорее исключением. И даже они зачастую вытесняются более простыми в ходе естественной лингвистической эволюции, особенно с учетом относительно небольших размеров игровых площадок. Хорошим примером является ваша Текира, где оригинальный язык Восточного континента, изначально построенный на базе упрощенного японского, оказался вытесненным общим языком в течение всего трех столетий после начала Игры. Язык, с которым столкнулись дэй Сэйторий и дэйя Деллавита, несет на себе следы подобной естественной эволюции — насколько можно судить по нескольким словам и паре обрывочных фраз, разумеется".

"Здесь Масарик. Папа, я могу добавить, что, с моей точки зрения, использование эсперанто и любых его производных в качестве рабочего языка системы, построенной лично Демиургом, практически невероятно. Нет никакого смысла отказываться от удобного и быстрого символьного языка, оптимизированного для коммуникационных каналов, ради вокального языка, требующего массы накладных расходов на трансляцию и исключение неоднозначностей. Да и вряд ли бы Демиург так упорно игнорировал попытки с ним связаться. Я бы предположил, что мы все-таки имеем дело с естественной эволюций цивилизации на одной из игровых площадок".

"Здесь Сторас. Я невеликий специалист по физике континуума, по верхушкам нахватался. Но все-таки помню, что из Игрового мира, сброшенного в пену миров, практически нереально случайно вернуться в Большую Вселенную, даже если тамошняя цивилизация все-таки разработает методы трансграничного перехода. Бессчётное множество миров, кажется, так…"

"Здесь Масарик. Отец, ты профан. Удивительно, как ты в СВР столько лет умудрялся командовать с такими познаниями? Не ‘бессчётное’, а ‘несчётное’. Не поддающееся нумерации множеством натуральных чисел".

Длинная белая борода, развевающаяся по ветру, согбенный старик в балахоне, с трудом опирающийся на корявую клюку, грозный взгляд из-под седых кустистых бровей.

"Здесь Сторас. Не стыдно пожилого человека памятью попрекать? Я вот сейчас вспомню, что я целый регент, а кое-кто здесь — всего лишь аналитик на полставки!.. Бессчётное, несчётное — не суть. Главное, что случайно не наткнуться. А ведь мы даже не в Большой Вселенной, а в одном из бывших игровых пузырей, куда как меньше размерами".

"Здесь координатор. Понятие ‘размера’ к вселенной неприменимо, по крайней мере, в смысле, какой используешь ты. С точки зрения наблюдателя в любом игровом мире, Большая Вселенная полностью равноценна любой иной, в том числе игровому пузырю. Она сама является лишь одним из пузырей в общей пене миров и называется ‘Большой’ исключительно в силу традиции. Но ты прав — для жителей бывшего игрового пузыря вероятность случайно наткнуться на Большую Вселенную или другой Игровой мир пренебрежимо мала. Именно поэтому Старшие Демиурги так скрупулезно подходят к процессу сброса Игровых миров в пену, полностью уничтожая любые следы трансграничных переходов, способных привести тамошних жителей к ним в гости, фигурально выражаясь. Мера безопасности, бессмысленная, на мой взгляд, но традиционная".

"Здесь Сторас. Тем не менее, кто-то сумел не только получить технологии Демиургов, но и явился сюда. Следовательно, остается лишь одна разумная гипотеза: не все следы стираются. Остаются какие-то связи. Координатор, есть идеи, какие именно?"

"Здесь координатор. Выдвижение концептуальных идей является прерогативой психоматриц биологического происхождения. В очередной раз напоминаю, что в течение последних нескольких эпох Ждущие искины принципиально воздерживаются от любых действий, способных повлиять на развитие цивилизации. Я не намерен нарушать данную традицию".

"Здесь Сторас. Ушел от ответа, хм? Ну что же, придется мне еще раз опозориться и свою мысль озвучить. Карина!"

"Здесь Карина. Да, Сторас?"

"Здесь Сторас. Как твой отец узнал о происходящем на Палле? О случившемся Первом Ударе?"

"Здесь Карина. Аварийный маяк. Одноразовое устройство, передающее сигнал в случае катастрофических событий. Но оно не является связью, доступной для прослеживания. Маяк выполняет трансграничный прокол в Большую Вселенную лишь при активации, все остальное время никаких постоянных каналов связи он не поддерживает…"

"Здесь Масарик. Кара, стоп! Действительно, идея. Любое следящее устройство просто обязано время от времени сообщать о своем текущем статусе, как минимум, что оно все еще работает. Иначе непонятно, ожидает оно ключевого события или же больше не функционирует по какой-то причине. Если Джао оставил такой же маяк в пузыре, откуда происходит Арасиномэ, вполне возможно, что тот проследил путь сначала в Большую Вселенную, а потом, через другой маяк, и сюда. Чтобы не гадать, можешь спросить у него сама?"

"Здесь Карина. Логично. Формирую запрос… ушло. Пара минут на прохождение границы в одну сторону плюс время, необходимое папе для реакции. Думаю, минут через пять получим ответ. Но сейчас меня больше волнует не Арасиномэ и даже не таинственный старик в библиотеке, а дети. Дзии, какие-то заметные последствия для здоровья пострадавших инцидент имел?"

"Здесь Дзии. Отчет. В составе крови дэйи Деллавита и дэя Сэйтория наблюдаются характерные изменения: они в очередной раз проснутся с чудовищным аппетитом. Но данное состояние не является для них чем-то необычным. В настоящий момент я перемещаю их в лабораторию на Ланте и обновляю там запасы питательных брикетов и полноценной пищи, так что с этим я справлюсь. Дэйя Баркхорн на всякий случай тоже обследована. Она не демонстрирует никаких признаков болезненного состояния, если не считать острого раздражения по поводу сгоревшего любимого купальника. После доставки с материка заряженного аккумулятора для самолета она продолжит полет по запланированной трассе. С дэйей Мэйдо сложнее. С одной стороны, очень повезло, что в момент, когда она стала источником молниевого шторма, девочка вышла в туалет и никому не навредила. С другой — микродрон Мелиссы оказался сразу же уничтожен плазменным сгустком и сгорел. Я взял на себя ответственность не подпускать близко никого из людей, пока шторм не завершился, и несколько минут посреди бушующих разрядов в полном одиночестве перепугали девочку до полусмерти. Я послал срочный вызов Яне, она уже появилась на Палле и занимается проблемой".

"Здесь Карина. Почему ты сразу не проинформировал меня о ситуации с Дзарой?"

"Здесь Дзии. Ты сосредоточилась на проблеме с дэйей Деллавита и дэем Сэйторием. Распределить внимание между ними и дэйей Мэйдо ты все равно не могла, да и помочь девочке больше, чем я и мать — тоже. Я решил, что бессмысленно подвергать тебя лишнему стрессу".

"Здесь Карина. Дзии! Какого!.."

Безумные горящие глаза в ночной тьме, дикая кошка, подобравшаяся перед прыжком. Резкий порыв ледяного ветра в мрачном осеннем лесу, ураган опадающих листьев, мечущиеся вершины деревьев.

"…прошу прощения, не сдержалась. Дзии, на будущее настоятельно прошу информировать меня о подобных проблемах независимо от своих умозаключений. Я приму их с благодарностью, но окончательное решение, будь любезен, предоставь принимать мне".

"Здесь Дзии. Принято к сведению. Продолжаю отчет. Семь студентов Университета и трое сотрудников службы охраны, вошедших в контакт с недооформившимися волютами в разных локациях Хёнкона, существенных проблем со здоровьем и самочувствием не испытывают. У студентки первого курса Ийко Касавы на теле частично сгорела блуза в результате электрошторма низкой интенсивности, отмечен легкий ожог от затлевшей ткани на левом плече. Других пострадавших нет. Новые микродроны взамен утраченных уже спускаются с высокой орбиты, ожидаемое время приводнения возле Подды — примерно через девяносто три минуты. Конец отчета".

"Здесь координатор. Дополняю. Орбитальные сенсоры зафиксировали возбуждение четырех резервуаров энергоплазмы у планетарной поверхности Паллы, один из них — под Барной, другой — в Хёнконе, возле Хрустального перевала. Судя по перехватываемому радиотрафику, полиция зафиксировала синхронное появление волют в шестнадцати городах на всех четырех материках, но данные о пострадавших пока никто не передавал. Надеюсь, что и не передадут. Сенсоры под контролем Квентора зафиксировали резкое возбуждение семи крупных конгломератов энергоплазмы в окрестностях звезды, системы в происходящем не выявлено. Еще один твердотельный массив, в настоящий момент проходящий над полюсом звезды на расстоянии восемнадцати секунд от видимого тела Арасиномэ, зафиксировал заметные флуктуации метрики в момент потери сознания дэйей Деллавита. Однако несколько секунд спустя он вошел в зону повышенной аномальности, субсвязь с ним потеряна не менее чем на четыре планетарных часа, а радиопередача из данного района невозможна из-за массированных помех от Арасиномэ. Если массив переживет прохождение зоны, возможно, у нас появятся новые данные. Конец дополнения".

"Здесь Карина. М-да. В очередной раз напоминаю, что связь экспериментов Фуоко и Кириса с глобальными проявлениями Арасиномэ не должна обсуждаться с людьми ни при каких обстоятельствах. Ни с какими людьми, включая их кураторов. Только всепланетной охоты на ведьм нам не хватало для полного счастья. Где там папочка запропастился со своим ответом?"

"Здесь координатор. С момента отправки запроса прошло менее планетарной минуты. Есть предложение не ожидать ответа. Если бы Джао хотел раскрыть информацию о маяках, он давно сделал бы это. Полагаю, у него уйдет какое-то время на формулировку ответа. Карина, у тебя ведь совещание в разгаре?"

"Здесь Карина. Ох! Ну надо же, совсем из головы вылетело. Сказала, что на минуту отвлекусь, а уже почти десять прошло. Сторас, Марик, очень извиняюсь, потом договорим. Ответ папы я перешлю. Отбой".

"Здесь Сторас. Грустно, однако. Не понимаю, почему Карина вообще не запретит нашей звездной во всех смыслах парочке любые эксперименты?"

"Здесь Масарик. Потому что в противном случае связанные с ними инциденты начнут происходить спонтанно. Мы ведь до сих пор не понимаем, что является триггером. Так что эксперименты под контролем позволяют нам хотя бы находиться наготове на случай неприятностей. Кстати, подход ‘нет человека — нет проблемы’ сейчас тоже не сработает. Если сознания детей и в самом деле перенесены на внешний носитель по тому же принципу, что и наши психоматрицы, последствия гибели их тел окажутся непредсказуемыми. Я уже не говорю, что Кару их смерть подкосит напрочь. На твоем месте я бы даже и не думал в том направлении".

"Здесь Сторас. Да я и…"

"Здесь Масарик. Пап, я тебя знаю гораздо лучше, чем ты полагаешь. Не надо отвечать. Просто прими к сведению, что я включился в систему мониторинга координатора и никому не позволю убить детей, даже если они станут прямой угрозой всей Палле".

"Здесь Сторас. Учту. Не забудь про храмы на Ланте — с учетом того, что ставрийский поп появится уже через три дня. А сейчас позволю себе откланяться. Конец связи".

"Здесь Масарик. По-моему, он все-таки обиделся. Кс-со… Нужно извиниться попозже. Дзии, координатор, спасибо, что поучаствовали. Отбой".

"Здесь Дзии. Отбой".

"Здесь координатор. Канал закрыт".

04.29.1232. Хёнкон

Рикона потянула на себя большую стеклянную дверь, и та на удивление легко отворилась. Робко заглянув внутрь, девочка перешагнула порог и ступила босыми ногами на прохладные плиты большого полутемного холла, скудно освещенного парой светильников под потолком.

Она уже почти привыкла к новому миру — и к удивительным домам, и к не менее удивительным паладарским дронам, принимающим любую форму, и к звучащему в голове голосу невидимого переводчика, и к паладарским терминалам, и к странным парням и девушкам из разных стран местного мира ("планеты", как полагалось говорить)… Она даже почти свыклась с местной модой разгуливать полуголыми, а то и совсем обнаженными, и хотя сама раздеваться пока не рисковала, манеру повсюду ходить босиком освоила с неожиданным удовольствием. Странные чуть липкие пластины у входов в разные здания очищали подошвы от грязи, и Большая библиотека оставалась единственным местом, где приходилось ополаскивать ноги в вестибюле со шкафчиками для уличной обуви либо надевать тапки. Вот и сейчас она заявилась сюда босой, даром что в больницу. Раз господин (или госпожа?) Дзии разрешил (или разрешила?), значит, можно.

Девочка прошлепала по плитам холла (наверное, все-таки каменным) к стойке регистратуры и робко прокашлялась, чтобы обратить на себя внимание сухощавого дядьки, что-то задумчиво изучающего в невидимом отсюда экране монитора. Наверное, следовало бы вежливо поздороваться, но тогда сидящий в голове переводчик выберет язык случайным образом. Вдруг врачу он покажется неудобным? Вот ведь вечная проблема!

— Здравствуй, госпожа, — откликнулся дядька на камиссе, не отрываясь от экрана. — Что привело тебя в нашу скорбную обитель в сей хмурый предутренний час?

— Здравствуйте, господин доктор, — с облегчением откликнулась девочка, наблюдая на краю поля зрения синюю точку индикатора языка. — Меня зовут Рикона Кэммэй. Госпожа… э-э… господин…. э-э… Дзии сказал мне прийти, чтобы поговорить с Дзарой Мэйдо.

— А, вот как? — дядька наконец оторвался от экрана, с интересом посмотрел на девочку и вдруг перешел на общий. — Я полагаю, Рикона Кэммэй из графства Цветов, воспитанница Академии высокого стиля в Цетрии?

— Д-да… — автоматически откликнулась на родном языке Рикона, и на сей раз невидимый переводчик промолчал, позволив ей самостоятельно двигать собственными губами. — А ты откуда знаешь, господин?

— Меня, юная госпожа, зовут Кулау. Доктор Кулау Цмирк, бывший хирург с Текиры, ныне декан факультета экзобиологии, — лицо дядьки расцвело в добродушной улыбке. — Я паладар. Ты у нас знаменитость, так что не знать тебя даже неприлично. Рад знакомству, молодая госпожа. Ты знаешь, что такое экзобиология?

— Не-а, — польщенная Рикона помотала головой. — В школе только про обычную биологию рассказывали, и то я еще ничего выучить не успела.

— Замечательно! — доктор Кулау ухмыльнулся еще шире и потер руки. — Вот ты мне и попалась, молодая госпожа. Видишь ли, Дзара сейчас спит. Она уснула всего несколько минут назад. Снотворные на нее больше не действуют, а сама она нервничает так сильно, что спать не может. Не надо ее пока будить. Но чтобы тебя обратно не выгонять… ну-ка, давай сюда.

Он пододвинул к себе еще один стул и приглашающе похлопал по сиденью. Рикона нерешительно обогнула стойку и замерла, не рискуя садиться. На экране терминала светилась картинка: какая-то каменистая пустыня, а на переднем плане — неаппетитный бесформенный кусок серой грязи.

— Как думаешь, что видишь? — поинтересовался доктор Кулау.

— Не знаю, — честно ответила девочка. — Грязюка какая-то.

— Хм. Ладно, принято. Отныне она так и называется: грязюка малая. Поздравляю, ты только что дала название условно живому существу в вашей вселенной.

— Живому?

— Точно. Конечно, что такое жизнь, вопрос до сих пор остается открытым. Вот ты живая?

— Ну… да. Наверное… — Рикона на секунду задумалась. — Госпожа Яна говорила, что жизнь — когда мыслишь. Я ведь умерла когда-то давно, а потом меня в вир-ту-альном мире оживили и воспитывали. У меня когда-то было настоящее тело, но оно погибло, а я все равно живая.

— Да, верно. Ты мыслишь, следовательно, жива. Но не все формы жизни умеют мыслить — растения, например. Или микробы. Так что у нас определение жизни следующее: живым является все, что может сопротивляться энтропии, а также способно вести себя по-разному в одних и тех же условия. Ты про энтропию слышала?

— Нет…

— Ясненько. Да ты садись! — Кулау положил руку девочке на плечо и заставил опуститься на угрожающе заскрипевший под ней стул. — По-научному энтропия — процесс рассеивания энергии в окружающем пространстве. Он идет всегда, и неживые предметы из-за него разрушаются. Вот, скажем, если стол, за которым мы сидим, вынести на улицу, под дождем и солнцем он сначала покоробится, потом сгниет и распадется. Под действием бактерий энергия, связывающая волокна дерева в стуле, рассеется в пространстве, и стул превратится в кучку молекул, которые поглотят другие существа. Однако живые деревья годами и десятилетиями мокнут под дождем и греются на солнце, но не гниют и не рассыпаются. Они живые, а потому способны восстанавливать разрушенное и развиваться дальше. Понятно?

— Ага.

— Но способность сопротивляться энтропии — не всегда определяющий показатель. Скажем, если мы растворим в воде много-много соли…

— Насыщенный раствор, да? — быстро переспросила Рикона. — Нас в Академии немного учили химии.

— Молодец, именно так. Если мы возьмем насыщенный раствор соли и опустим в него затравку на ниточке, вокруг нее быстро образуется и вырастет солевой кристалл. Процесс кристаллизации — тоже сопротивление энтропии, но кристалл точно не живой. И если мы возьмем один и тот же раствор, разольем в разные стаканы и опустим одинаковые затравки, то получим два идентичных кристалла. Зато если мы вернемся к растениям, то два одинаковых семечка на одной клумбе вырастут в два совершенно разных куста. Вот тебе и еще один признак жизни. То есть в совокупности сопротивление энтропии и неоднозначное поведение позволяют отнести объект к живым. А теперь снова посмотри на нашу грязюку малую. Хоп!

Доктор Кулау щелкнул пальцами в воздухе, и картинка на терминале ожила. Комок грязи, медленно перетекая с места на место, пополз вокруг одного из булыжников и вскоре скрылся за ним.

— На самом деле грязюка очень медленная. Запись прокручена с ускорением в восемьдесят раз, так что при беглом взгляде ты бы ее движение и не заметила. Но она движется! Ты заметила, как она избегает тени от камня? Видимо, пытается все время оставаться на свету.

— А зачем? Она тоже фо-то-синтезом занимается?

— Нет. Во всяком случае, не так, как растения. Грязюка происходит с планеты вокруг тусклой звезды в четырехсот годах… стандартных световых годах отсюда. Планета холодная, почти без атмосферы, без свободной воды и кислорода, так что грязюка полностью неорганическая, к биологической жизни отношения не имеет. Но она состоит из натуральных неорганических полимеров, способных накапливать электрический заряд под действием солнечных лучей и сокращающихся под действием разрядов тока. Нити полимера внутри нее работают так же, как человеческие мускулы. Хотя она и походит на комок грязи, на самом деле обладает довольно сложным поведением: умеет избегать тени, где ее электрический заряд постепенно рассеивается, ищет пятна пыли, содержащие нужные ей минералы, и даже умеет делиться. По степени организации она примерно соответствует известной, наверное, тебе амебе.

— А она эволюциони… э-э… ционирует? — Рикона выругала себя за то, что не может толком произнести умное слово, но рот к нему еще не приноровился. Тьфу. Но все лучше, чем переводчик, за тебя говорящий, словно по книжке читает.

— Возможно. И даже наверняка. Сейчас на всей планете обнаружено четыре основных разновидностей грязюк, и две из них точно когда-то являлись близкими родственниками. Через миллиард лет или около того из такой вот грязюки, наверное, произойдет девочка вроде тебя. Когда доживешь, сможешь познакомиться.

— У-у… — разочарованно протянула Рикона. — Целый миллиард лет! Это же долго!

— Долго, — согласился доктор Кулау. — Но Вселенная — штука вообще неторопливая. Так что ты уж постарайся дождаться, а то все самое интересное пропустишь. Кстати, несколько таких грязюк мы привезем на Паллу через три декады, когда контейнер долетит с орбиты за пределами аномальной зоны. Мы станем их изучать — если, конечно, они смогут здесь жить. Ну что, хочешь заниматься экзобиологией, когда подрастешь… выучишься?

— Конечно, — вежливо ответила девочка. На самом деле грязюка ее вовсе не впечатлила. Заниматься изучением таких вот комков? Пфэ… Ладно бы что-то интересное, а то какие-то инопланетные амебы! Но огорчать дядьку, тем более — паладара, не хотелось.

— Не обманывай, молодая госпожа! — доктор погрозил ей пальцем. — Ничего-то ты не хочешь. Ох уж нынешняя ленивая молодежь…

— Ох уж нынешние ворчливые старикашки! — в тон ему откликнулся знакомый голос, и Рикона радостно вскочила со стула. Она не видела Маюми уже три или четыре дня. Рыжая лиса неторопливо семенила от входа к стойке, а рядом с ней переваливался с лапы на лапу толстый неповоротливый енот с несколькими черными кольцами на длинном пушистом хвосте. — И зудят, и зудят, и зудят, дай только до беспомощного ребенка дорваться!

Лиса одним изящным движением запрыгнула на ощутимо содрогнувшийся под ней стол и почесала за ухом задней лапой.

— Привет, Рика, — сказала она, наблюдая за неуклюжими попытками енота забраться на тот же стол. Енот тоже подпрыгнул, но его хватило лишь, чтобы ухватиться за столешницу передними лапами и беспомощно заскрести по боковой тумбе задними. — Тебя тоже захомутали в качестве скорой помощи?

— Домашним животным полагается оставаться бессловесными и ластиться к людям, чтобы снимать им стресс, — пробурчал Кулау, скрестив руки на груди и с недовольной миной рассматривая новоприбывших. — Госпожа Маюми, не могла бы ты попросить… э-э, как его, второго микродрона не портить мебель своими когтями? И слезь со стола сама, он не рассчитан на такую тяжесть.

— Не знаю насчет домашних животных, никогда не держала, — лиса вальяжно развалилась на столе, закрыв собой нижнюю часть экрана, даже и не подумав подчиниться. — А этой дурочке я не приказываю, меня всего лишь уговорили ее сюда доставить, чтобы не потерялась по дороге. Тупая она, как пробка, первая категория, и развивается медленно. Прикажи ей сам, Калу, для нее что я, что ты — оба равноценны.

Енот (точнее, енотиха) тем временем сорвалась и с глухим шлепком свалилась на пол. Ничуть не разочарованная, она тут же вскочили на ноги и примерилась к новому прыжку.

— Мелисса! — строго сказал Кулау. — Нельзя! Сиди на полу.

— Мелисса хорошая! Мелисса хочет к Дзаре! — енотиха снова подпрыгнула, на сей раз куда удачнее. Оставляя на тумбе длинные царапины от когтей, она вскарабкалась наверх и уселась рядом с лисой.

— Просто зоопарк какой-то! — доктор Кулау взялся за голову. — Или нет, в зоопарке лисы хотя бы не хамят дрессировщикам.

— Конечно, не хамят, — хладнокровно парировала Маюми. — Дрессировщики в цирке работают, а в зоопарке они посетители на общих основаниях. Чего им хамить? Рика, рассказывай, чего новенького. В школу ходить уже начала? Или все еще болтаешься без дела под предлогом знакомства с новой обстановкой?

— Сама ты болтаешься! — возмутилась Рикона. — Я в школу не хожу, потому что у меня пока что индивидуальная программа. Я с Танейзанимаюсь, и с Фуоко немного.

— Занимается она! — фыркнула лиса. — Рассказывай давай! Ты хотя бы алфавит местный выучила?

— А вот и выучила! — Рикона скрестила руки на груди и победно задрала нос. — Вон, на экране написано… э-э…

Она запнулась. Значки на дисплее монитора выглядели абсолютно незнакомыми: не эсперанто и не паллийские буквы, а какие-то невообразимые переплетения кривых линий.

— Угу-угу? — лениво подзадорила Маюми, бросив через плечо на дисплей короткий взгляд. — Там написано?..

— Маюми, хватит провоцировать человека, — нахмурился доктор Кулау. — Ты прекрасно знаешь, что надписи на мониторе выполнены символьным алфавитом паладаров.

Картинка на экране погасла, и вместо нее возник текст на кваре, написанный большими желтыми буквами на синем фоне.

— Рикона, можешь прочитать?

— Конечно! — с облегчением согласилась девочка. — "В по-всед-нев-ной дей-ст-ви-тель-но-сти та-кие ар-те-фак-ты соз-на-ния из-ме-ня-ют-ся са-мым при-чуд-ли-вым об-ра-зом…" Господин Кулау, а что такое "артефакты сознания"?

— Ну, если попроще, то это штуки, существующие исключительно в чьем-то воображении. Например, страшный зверь, живущий под кроватью и готовый тебя утащить и съесть в любой момент.

Паладар слегка подмигнул.

— Я ни в каких зверей не верю! — обиделась Рикона. — Я что, маленькая, что ли? Мне даже про чудищ в Сайлавате объяснили, что они не настоящие, а нарисованные. И потом, у меня же…

Она на секунду запнулась, проверяя себя. Доктор Кулау — паладар, Маюми — старая подруга, вместе с которой они явились на Паллу, а енотиха Мелисса — простой микродрон, да еще и глупый. А больше никого нет. Значит, можно.

— …у меня же дрон вместо тела, — закончила она. — Кто его съесть может? Никто!

— Ну, я же просто для примера! — доктор Кулау развел руками. — Ох, нынешняя молодежь! Взрослеет не по годам, любого старика переспорить может. Ну ладно, вот другой пример…

Неожиданно он замер, а через пару секунд ожил снова.

— Дзара проснулась, — озабоченно сказал он. — И она опять испугана. Рикона, могу я попросить тебя?..

— Да, конечно, — быстро сказала девочка. — Я за тем и пришла. А где она?

— Второй этаж, палата двести четыре. Вон по той лестнице, на площадке налево. Я не пойду с тобой, хорошо? Боюсь, я ей уже надоел изрядно, как и Дзии. У Яны срочные дела на Текире, ей пришлось отлучиться, так что вся надежда на тебя.

— Ага! — Рикона кивнула и со всех ног бросилась к лестнице. Маюми и Мелисса с глухим стуком спрыгнули со стола и побежали следом.

Прыгая сразу через три ступеньки, девочка взбежала по лестничным пролетам, выскочила на площадку второго этажа и, резко замедлившись, чтобы не стучать пятками и не будить пациентов, вероятно, спящих в палатах, на цыпочках вошла в коридор. Двести четвертая комната обнаружилась через одну дверь от лестницы. Рикона осторожно поскреблась в дверь и, не дожидаясь ответа, приоткрыла ее и заглянула внутрь.

В палате, обклеенной обоями с веселыми мультяшными животными и птицами, неярко горел свет. У окна с плотно задернутыми шторами стояла широкая низкая кровать с грудой смятых простыней. Оттуда доносилось тихое всхлипывание.

— Эй! — осторожно позвала Рикона. Автопереводчик по-прежнему не действовал. Всхлипывание прекратилось, и в комнате воцарилась настороженная тишина. — Эй, привет. Я войду?

Простыни зашевелились, и из-под них появилась черноволосая девчоночья головка.

— Сюда нельзя! — сказала она насупленно на кваре. — Уходи, а то плохо будет.

— Ты ведь Дзара? — спросила Рикона, с облегчением отметив включившийся переводчик. — Дзара Мэйдо, да? Меня паладары…

Мелисса рванулась в палату между ее ног, едва не уронив на пол. Енотиха с разбегу запрыгнула на кровать и с ходу лизнула ее в лицо.

— Мелисса нашла Дзару! — восторженно пропищала она. — Мелисса нашла Дзару! Мелисса соскучилась!

Куча простыней вдруг дрогнула, и спутница Дзары от сильного толчка пошатнулась. Сбросить увесистого микродрона на пол Дзара не смогла, но, забарахтавшись на кровати, резво отползла к стене.

— Мелька, дура! — крикнула она во весь голос. — Уходи, быстро! Я тебя опять сожгу, не понимаешь?

— Так, малявки! — лиса Маюми просочилась мимо Риконы, неторопливо протопотала по комнате, запрыгнула на кровать рядом с Мелиссой и уселась, обернув задние лапы пушистым хвостом. — Тихо! Не вопить, не визжать, громкость убавить. Эй, Рика! — она обернулась. — Ты что там застряла? Войди в палату и дверь закрой. Ночь же, люди спят! Перебудим сейчас всех.

Спохватившись, Рикона перешагнула за порог и аккуратно прикрыла за собой дверь. Мелисса тихо поскуливала, словно побитый щенок, припав к кровати и уставившись на Дзару большими обиженными глазами.

— Вот так! — удовлетворенно кивнула лиса. — Как там тебя, Дзара? Ты чего верещишь и толкаешься? Не проснулась, что ли, толком?

— Я вас всех сожгу! — буркнула Дзара, стараясь вжаться в стену. — Из меня молнии лупят сами по себе. Ты вообще кто такая? Ты чья? Уходи лучше!

— Я ничья! — лиса обиженно вздернула нос. — У меня, между прочим, официальная должность воспитателя в младшей школе. А ты кончай кукситься, пока твоя Мелисса от огорчения не померла. Лучше погладь ее.

— Я ее сожгу…

— Ну, нового микродрона пришлют, делов-то! Ты не Мелиссу сожжешь, а простую куклу, их у паладаров тысячи. Сейчас вот специально из космоса запас в двадцать штук привезли, так что хоть каждый день по одной сжигай, только по две не надо. Тебе что, не рассказывали, что сама Мелисса далеко-далеко отсюда?

Какое-то время Дзара недоверчиво рассматривала Маюми, потом медленно, даже робко, протянула руку и коснулась головы енотихи между ушами. Немедленно ожив, та прянула вперед и прижалась к девочке, лихорадочно вылизывай хозяйке лицо. Дзара крепко обняла ее и шмыгнула носом — раз, другой. Потом слезы обильно потекли по ее физиономии, и она снова тихо заплакала.

— Мелька, прости, — прошептала она, вцепившись в спутницу. — Прости, а? Я же не хотела…

— Мелисса любит Дзару! — порадовала енотиха, ненадолго прекращая вылизывание. — Мелисса в порядке! Мелисса не сердится!

— Так, начались нюни, — лиса недовольно сморщила нос. — Комплекс вины, катарсис, все такое. Ладно, Рика, я сматываюсь, у меня там малышня дрыхнет. А Дзии только доверь за детьми присматривать, сразу кошмарики сниться начнут.

Маюми спрыгнула с кровати, подбежала к двери и недовольно посмотрела на Рикону.

— Дверь открой, дубинушка! — притворно-ласковым тоном сказала она. — Не видишь, что ли, я до ручки не дотянусь?

Девочка поспешно выпустила подругу в коридор, поборов страшное искушение отвесить пинка на прощание, и подошла к кровати. Дзара по-прежнему шмыгала носом, крепко обхватив Мелиссу, и Рикона остановилась в нерешительности. Лишь сейчас она сообразила, что не знает, что делать. Они ведь даже не знакомы!

Дзара настороженно уставилась на нее.

— Привет… — нерешительно сказала Рикона. — Я Рикона. Я… меня Дзии попросил прийти. Он сказал, что тебе плохо.

— Уходи! — буркнула мелкая. — Тебе здесь нельзя.

— А… почему?

— Вот почему! — Дзара отцепилась от свой ненаглядной енотихи и вытянула руку. По ее кисти и предплечью скользнула потрескивающая волна голубых молний. Запахло грозой. — Из меня электричество течет, я тебя сжечь могу, поняла? Я эйлахо!

— Ух, классно! — почти против воли восхитилась Рикона. — Совсем как Фучи…

Она резко осеклась — ведь Фуоко просила не болтать об ее способностях. Ой, трепло!

— Фучи? — удивилась Дзара. — Ты ее что, знаешь?

— Ага. Она за мной вроде как присматривает вместе с Таней… ну, с моим куратором.

— Зачем?

— Ну… — Рикона помялась. С одной стороны, рассказывать о себе впервые встреченной девчонке не очень-то и хотелось. Тем более, что и госпожа Яна, и Мира, и госпожа Карина просили не слишком афишировать свое происхождение. С другой — вроде бы считаться эйлахо в здешнем мире тоже считалось то ли позорным, то ли просто неудобным. Так что признание за признание. — Понимаешь, я с другой планеты прилетела.

— Врешь! — глаза мелкой расширились до размеров едва ли не кулака. — Ты что, паладар?

— Сама ты врешь! — обиделась Рикона. — Я не паладар, я просто… Ну, в общем, я здесь учусь теперь. В вашем мире. Чтобы привыкнуть… ну, так надо.

— Докажи! — потребовала мелкая. — Превратись во что-нибудь! Все паладары умеют.

— Не могу, мне запрещено, — вздохнула Рикона. — Говорят, чтобы вредных привычек не приобретала. Зато я так могу…

Она протянула вперед руки, расположив ладони параллельно, и медленно развела их. Полноценный Щит, как в Академии высокого стиля, она создать не могла, но "гравитационное поле", как его называла Мира Аттэй, включилось послушно. Прозрачное облако между ладонями, преломляя свет, словно магический кристалл, заиграло всеми цветами радуги. На мгновение Риконе вспомнилась давняя злосчастная драка на набережной с местными волютами, послужившая толчком к преждевременному сатори, но она решительно отогнала неприятное воспоминание.

— Ва-ай! — восторженно протянула мелкая, ее глаза восторженно заблестели. — А меня так научить можешь?

— Не-а, — Рикона помотала головой, опуская руки и изгоняя радугу. — У меня же тело из дрона сделано, а у тебя живое… вернее, биологическое! — важно добавила она, вспомнив доктора Кулау. — Вон, у меня даже волосы толком не растут, потому что дрон иначе не умеет, — она дернула за прядку, куда более короткую и жесткую, чем она привыкла в Академии. — А покажи еще раз, как ты молнии пускаешь?

— Да запросто… — Дзара снова погрустнела. Она снова вытянула руку, и с указательного пальца с громким хлопком сорвался всего один, зато длинный и яркий разряд. Обе девочки синхронно вздрогнули. — Я сегодня… или уже вчера? В общем, я туалет раскокала весь. И одежда сгорела. И Мелисса, — она опять прижала к себе притихшую енотиху. — Я и тебя сожгу.

— Ну и пусть, — Рикона легкомысленно пожала плечами. — Вон, у тебя Мелисса сгорела, а ей новое тело дали. И мне дадут. Мне даже проще, не надо новую куклу из космоса везти. Любого дрона взять можно.

Она поддернула спортивные трусы, заправила в них майку, села на кровать, поджала под себя голую ногу и почесала внезапно зазудевшую пятку с прилипшими к ней соринками.

— А если твою молнию в мой Щит… в радугу запустить, интересно, что получится? — задумчиво спросила она.

— А давай попробуем! — с энтузиазмом предложила Дзара, протирая глаза от остатков слез. Она, похоже, уже полностью отошла от своего мрачного настроения. — Давай, а?

— Давай! — Рикона опять вызвала между ладонями гравитационное поле. — Но аккуратно. И руку туда не суй, а то придавит.

— Я осторожно… — Прикусив высунутый язык, мелкая протянула палец — и вдруг Мелисса безо всякого предупреждения дернулась всем телом, роняя Дзару на кровать и придавливая ее сверху.

— Опасно! Опасно! Опасно! — странным механическим тоном, ничуть не похожим на прежний тонкий жалобный голосок, произнесла она. — Запрещено! Координатор уведомлен! Опасно!

— Что у вас там происходит, дамы? — поинтересовался из-под потолка голос доктора Кулау. — Почему Мелисса на помощь зовет?

— Мы ничего не делали! — быстро сказала Дзара. — Совсем ничего. Мы только попробовать хотели!..

— Так, вака! — голос Кулау стал еще строже. — Тебя ведь уже предупреждали, что нельзя просто так играть с электричеством, верно? И с волютами — тоже. И Дзии предупреждал, и я. Предупреждали?

— Ну, предупреждали… — скучным голосом протянула Дзара. — Я же осторожно!

— Никак! — отрезал доктор. — Исключительно в специальной комнате и под присмотром. А если ты кого-нибудь обожжешь или пожар устроишь? Рикона, тебя тоже прошу не заниматься экспериментами совместно с Дзарой. Результаты могут оказаться… скверными. У нас есть лаборатории, там можно, но не в других местах. Ладно?

— Ла-адно… — в унисон откликнулись девочки, переглянулись и дружно прыснули. Дзара спихнула с груди Мелиссу и села.

— Ох уж нынешняя молодежь! — проворчал Кулау. — Шустрая — просто спасу нет. Потерпите, наиграетесь еще. Отбой.

— Дура Мелька! — назидательно сказала Дзара. — Ты чего ябедничаешь?

— Нельзя! — пискнула енотиха прежним голосом. — Опасно для Дзары! Опасно для всех!

— И вот так она все время! — пожаловалась мелкая, дергая Мелиссу за ухо. — Слушай, как тебя зовут? Я забыла.

— Рикона. А лучше Рика.

— Ага. А ты с какой планеты прилетела? У вас там тоже люди живут? А ты в школу ходила? А тебе сколько лет?..

— Эй! — оборвала ее Рикона. — Я тебе сразу на все отвечать должна? У меня что, десять языков? Мне четырнадцать лет, только не ваших, а наших. А ваших — двенадцать, что ли.

— А мне уже одиннадцать! — похвасталась мелкая. — Ну, через декаду исполнится. Я в пятом классе учусь, и нам рассказали, что когда двенадцать исполнится, уже почти взрослой становишься, и начальные гражданские права дают. Можно машину водить, в суде выступать, и как его… — Она нахмурилась. — Возраст сек-су-ального согласия. Мне с мальчиками встречаться можно будет. А тебе, значит, уже можно? А ты с мальчиками встречаешься?

— Тьфу, болтушка! — засмеялась Рикона. — Какой тебе мальчик? Ты же вообще мелкая! Вырасти сначала.

— И вовсе я не мелкая! — обидчиво заявила Дзара. — Мама говорит, в моем возрасте девочки быстро развиваются, я через год вообще вот такая стану!

Ладошками она изобразила выпуклости на совершенно плоской детской груди. Впрочем, ее мысли тут же переключились на новый предмет.

— Рика, а в каком ты классе?

— В класс я пойду в пятый, — сообщила Рикона. — У нас в школах немного не так учат, я много не знаю, придется с младшими заниматься. Значит, мы с тобой в одном классе будем, да? Давай дружить?

— Давай! — с энтузиазмом согласилась Дзара. — А у вас на планете чему в школе учат? Тоже дроби заставляют вычитать и складывать?

— Ну… — Рикона поколебалась. Уже можно не сомневаться, что новая подружка тайны хранить не умеет совершенно и все, что узнает, немедленно разболтает. С другой стороны, скрыть свое происхождение не удалось бы в любом случае, а значит, на вопросы придется отвечать если и не Дзаре, то другим. — Дробям нас тоже учили. Только я в специальную школу ходила. Она называется "Академия высокого стиля". Нас с чудищами драться учили, чтобы мы Защитниками стали. Видишь кубирин? — она постучала пальцем по обручу на шее. — Он серебряный, значит, я Щит. То есть я могу Щит создавать, чтобы от монстров защищаться.

— Класс! — Дзара подскочила и уселась, поджав ноги и возбужденно склонившись к Риконе. — А покажи? А какие чудища у вас там живут? Они страшные?

— Так что показывать-то? — Рикона нахмурилась. — Ты же только что видела. Но здесь у меня Щит ненастоящий, так, одна видимость. Гравитационное поле какое-то. Я им вещи поднимать могу, а больше ничего. А вещи и руками поднять можно. И кубирин ненастоящий, просто украшение. Камень даже не светится. А монстры у нас разные есть, и страшные, и не очень. Вот, например, огненный шершень…

За непринужденной болтовней время летело незаметно. Рикона рассказывала про тренировки будущих Защитников, Мечей и Щитов, про большой парк, окружающий учебные корпуса и дормиторий, про Мировую Сферу с хранящимся там Глазом Бога, про Цетрию, столицу одновременно графства Цветов и всего Сайлавата, про непрекращающиеся несколько столетий бои в Приграничье с монстрами, грозящими уничтожить все на своем пути, про войны между Северными и Южными графствами… Она старалась не вспоминать, что большая часть ее историй относится к сказкам, выдуманным специально для таких же детей, как она. Мертвых детей, которых Демиурги пытаются возвращать к жизни. Про свою смерть и сатори она тоже не упомянула, незачем.

В ответ Дзара рассказывала, как они с матерью и дедом жили в далеком приморском городе под названием Барна, как давным-давно, когда самой Дзаре еще не исполнилось и двух лет, мир вдруг сломался и стал совсем неправильным, как внезапно умер папа, державший ее на руках (это девочка помнила совершенно отчетливо, и на ее глазах на мгновение снова проступили слезы), как она с детства помогала маме и деду, папе папы, в их лапшичной в бедном районе Барны, заселенном по большей части портовыми рабочими и моряками, как время от времени на горизонте появлялись огромные кучи тумана, который был совсем не туманом, а опасным кольчоном, но их всегда сжигали и отгоняли самолеты, а иногда большие корабли, и как однажды она, Дзара, увидела совсем рядом большую волюту, но та не стала стрелять и куда-то улетела…

Рикона уже немного знала историю Паллы и читала про Удар и его последствия: внезапные массовые смерти по всему миру, переставшая работать техника, само по себе взорвавшееся страшное оружие, опустошившее огромные районы и уничтожившее целые города и флоты вместе со всеми людьми, наступившие затем бедность и отчаяние. Но одно дело читать сухие строчки текста на экране, пусть даже с фотографиями, и совсем другое — слушать человека, лично пережившего пусть и не все, но многое. Она спохватилась, только когда полоска света, просачивающаяся на потолок из-за шторы, стала совсем яркой от взошедшего солнца, а в дверь вошла пожилая полная тетушка в зеленой пижаме и с татуировкой на щеке.

— Доброе утро, девочки, — дрон Дзии улыбнулся обеим. — Полночи трещали как сороки. Языки не отваливаются?

Дзара сонно улыбнулась ей.

— Привет, Дзии, — сказала она и широко зевнула. — А уже утро?

— Утро, юная дэйя, — строго сказала Дзии. — Вот ты ночью не спала — как теперь в школу пойдешь? На уроках тоже зевать станешь?

— Я же болею! — надувшись, ответила Дзара. — Мне в школу нельзя.

— Воспаление хитрости у тебя, Дзара-тяма! — отрезала Дзии. — Мама за тобой придет через полчаса, вот она и определит, что там у тебя болит. Ну-ка, ляг нормально на спину, я тебя проверю.

Разочарованно застонав, девочка опрокинулась на спину и забарахталась, разравнивая смятые простыни. Мелисса тут же устроилась у нее под боком. Рикона слезла с кровати и отошла чуть в сторону, чтобы не мешать. Сиделка склонилась над Дзарой и несколько раз приложила пальцы ей к шее и разным частям головы.

— Полежи спокойно пару минут, — велела она. — У тебя сердце колотится, как у воробья. Нужно, чтобы успокоилось.

— Ла-адно… — протянула та. — Но мне в школу нельзя. А вдруг пожар получится?

— Ну, хитруля! — Дзии погрозила ей пальцем. — Думаешь, умную отговорку придумала? Даже и не думай. Закрой глаза и лежи спокойно. И дыши по счету: раз-два — вдох, три-четыре — выдох…

Дзара послушно сомкнула веки и принялась дышать. Сначала ее грудь вздымалась преувеличенно высоко, но потом дыхание постепенно стало нормальным. Тело девочки расслабилось, голова слегка повернулась на подушке, и Дзара размеренно засопела.

"Она уснула", — голос Дзии на общем языке прозвучал в голове так неожиданно, что Рикона даже подпрыгнула на месте. — "Не отвечай вслух, просто про себя слова проговаривай, я услышу. Пусть поспит, ей очень нужно восстановиться после вчерашнего потрясения. А лучшее лекарство сейчас — сон. Спасибо, Рикона, ты очень помогла".

"А… с ней все в порядке?" — девочка постаралась как можно четче произносить слова про себя. Ей уже объясняли про "голосовой коммуникационный канал", но воспользовалась она им впервые.

"Да — настолько, насколько возможно в ее состоянии. Она очень перепугалась вчера того, что натворила, и из-за сильного возбуждения не могла толком уснуть. А недосып лишь ухудшал ее нервное состояние. Замкнутый круг, но с твоей помощью мы его успешно разорвали".

"Рикона, здесь Карина", — прозвучал в голове новый голос. "Дзии передал, что благодаря тебе Дзара успокоилась. Большое тебе спасибо. Вы ведь подружились?"

"Ага".

"Вот и замечательно. В школе, куда пойдешь через несколько дней, два пятых класса, и мы определим тебя в тот, где учится Дзара. Там собраны дети сотрудников Университета, говорящие только на катару, но мы решили, что в твоем переводчике его уже можно разблокировать. Ты пообвыклась в новом мире, информационной перегрузки больше не возникнет. Поддерживайте друг друга. Однако, пожалуйста, не занимайтесь совместными экспериментами без спроса. Мы до сих пор не понимаем, как наша технология взаимодействует с артефактами Арасиномэ, так что лучше не рисковать. С тобой точно ничего не случится, но вот Дзара может пострадать. Если захотите поисследовать, что у вас получается, просто скажи Тане или сразу координатору, они все устроят. Договорились, кадет?"

"Так точно! Ой… да, договорились!"

"Отлично!" — в голосе Карины явственно послышалась теплая улыбка. — "А теперь беги по делам. У тебя ведь сегодня встреча с классным руководителем? Не опоздай, чтобы не создать плохое первое впечатление. Конец связи".

Дзии, внимательно наблюдавшая за Риконой, приложила палец к губам и тихонько пошла к двери, поманив за собой девочку.

— Спасибо, Рикона, — сказала она в коридоре, плотно закрыв за собой дверь. — Дзару мы сегодня в школу все равно отправим, как бы она ни симулировала, но несколько часов пусть поспит, пусть даже ценой пары уроков. Вечером забеги в лапшичную семьи Мэйдо в торговом квартале, проведай ее, заодно с мамой познакомишься. А теперь беги, у тебя дела.

Рикона коротко поклонилась и пошла к лестнице. В холле на первом этаже за стойкой сидела незнакомая тетка в белом халате, доктор Кулау исчез. "Грязюка малая", вспомнила девочка. Какой-то комок земли, подумаешь! Что в нем интересного?

Когда вырастет и выучится, она станет путешественницей и объездит весь мир. И Паллу, и Текиру, и вообще все планеты, куда ее пустят. Это куда интереснее! Может, даже и книжку о своих странствиях напишет. А с глупыми грязюками пусть играются другие.

06.29.1232. Хёнкон

Здесь, на высоте одной цулы… или, точнее, трех тысяч семидесяти пяти метров над уровнем моря, чуть ниже вершины одной из самых высоких гор хребта Сюань, ветер выл не переставая. Старая, давно заброшенная башня наблюдения, где паладары установили только сенсорный массив, не требующий человеческого присмотра, взирала на Хёнкон и остальную часть материка пустыми глазницами окон. Взрыв кольчона над Хрустальным перевалом выбил в ней все стекла, и теперь высокогорный ветер мел по заброшенным залам вихри известковой пыли. Когда Суоко впервые увидела Хёнкон, она решила, что горные вершины покрыты снегом, пыльным и грязным в жарком мареве экваториального климата. Лишь позже она сообразила, что на хребте, самый высокий пик которого, Тамаяма, не достигает в высоту и полутора цул, снежного покрова ожидать как-то глупо. Просто осадочные породы, складывающие горы, заросли лесом только до середины, и кручи в верхней их половине имели естественный белесый цвет. Типичная для Могерата ситуация. А ведь как казалось романтично…

Суоко оперлась о подоконник и глянула наружу. Закат уже почти догорел и небо переливалось ночными радужными оттенками лептонных флуктуаций на границе защитного паллийского пузыря. Ветер слабо дернул ее за короткие волосы. Вот еще один недостаток ее нового статуса Молодого Демиурга: дроны не могли запросто имитировать произвольную прическу. Самая тонкая нить, которую позволяла создать технология атомов, взвешенных в энергетическом поле, имела в диаметре четыре десятых миллиметра, в пять раз толще человеческого волоса, что замечалось невооруженным глазом. Карина, Яна и мужчины, предпочитавшие короткие прически и жесткие волосы, внимания на проблему не обращали, но Суоко, за столетия жизни в кибернетическом теле привыкшая стричься длинно, а то и носить настоящую косу, тихо страдала. Если она хотела взять под контроль заранее определенного дрона в крайне редком в последнее время случае появления в реальном пространстве, координатор обеспечивал его синтетической нитью, формирующей парик нужной формы — та же самая технология, что использовалась для создания шерсти для в принципе не способных морфировать микродронов. Но сегодня Суоко просто забыла его предупредить. Да и не имело смысла изображать что-то перед своими, тем более что Харлам упомянул лишь про короткую демонстрацию в реальном мире. В принципе, она могла бы вообще не формировать себе тело, а наблюдать за событиями из уютной тишины личной виртуальности.

Но древней старухе иногда так хочется снова почувствовать себя настоящим человеком!

Мрачная пропасть манила к себе распростертыми объятиями пустоты. Если наклониться сильнее и слегка оттолкнуться ногами, рухнешь вниз, пролетишь по воздуху, ударишься всем телом об острые зубы валунов, заскользишь вниз по осыпям, увлекая за собой небольшую каменную лавину и… ничего сверх того. Сложная система входных фильтров психоматрицы отсечет избыточные болевые ощущения, так что все кончится в лучшем случае беспорядочным кувырканием по склону, пока автономная система управления не сообразит, что пользователь не контролирует ситуацию, и не активирует гравитационную подушку. В худшем же, если кинетический удар окажется слишком сильным и энергетические вводы разрушатся, система автоматически отключит ее от дрона и вернет в персональную виртуальность. Пара секунд оглушающей темноты — и конец дурному приключению. Демиург может, конечно, умереть, но уж точно не таким глупым способом.

Умереть… В свисте ветра Суоко вдруг послышался звонкий мужской голос. "Да, атара. Конечно, атара". После гибели Юно мысли о смерти посещали ее все чаще. Она любила мальчика. Впервые за много веков субъективного времени и бог знает сколько сотен тысяч лет объективного она вдруг почувствовала настоящие материнские чувства. Когда Джао в образе дачия… нет, на родной Малии темнокожие люди назывались неграми — забытое слово на забытом языке… вербовал ее в Хранители, она была слишком молодой, чтобы задумываться о семье и детях. Потом — десятилетия подпольной деятельности, пост Ведущей Совета, куда ее переизбирали много лет подряд, и перемежающиеся века в виртуальностях, созданных Джао специально для бывших Хранителей, и в роли Наблюдателя в Игровых мирах. Через ее жизнь прошло немало мужчин и даже несколько женщин — из любопытства, в качестве эксперимента, просто от скуки. Но ее родительские инстинкты прочно спали где-то в глубине подсознания. И вот — юноша-беженец, потерявший семью во время Удара, чудом пробравшийся в трюм последнего грузового судна, эвакуировавшего семьи ставрийских дипломатов. Грязный и оборванный, замкнутый, подобранный на грани смерти от физического и морального истощения. Вместо того, чтобы сдать мальчишку с непривычным для ставрийского уха именем Юно Юнару в милицию, Суоко оставила его при себе. Почему? Паутинные аккумуляторы Бойского, собиравшие энергию для ее тела из окружающей среды, перестали работать сразу после Удара, и она уже жила на химическом реакторе, отчаянно экономя каждую кроху энергии и большую часть времени проводя в инвалидном кресле под охраной верного Эйшича. Собственно, Дмитрий и привез Юно из порта в санаторий "Барвинок", и именно благодаря молодому лейтенанту подросток-беженец оказался под ее присмотром — а она под его. Дмитрий… он всегда оставался идеалистом и верил в помощь людям, за что Суоко и выбрала его доверенным наперсником, посвященным во все тайны. Он спас мальчишку — только для того, чтобы десятилетие спустя Суоко его погубила.

Сначала грязный беженец, ни слова не знавший на камиссе. Потом прислуга за все, верный охранник и мальчик на побегушках. Потом — все более и более доверенное лицо, все более важное по мере исчерпания запасов энергии в реакторе. Когда он узнал правду, какое-то время носился с идеей найти ученого или инженера, способного модифицировать ее тело и подключить его к обычной электророзетке. Стоило немалых трудов убедить его, что технологии Демиургов, пусть даже ранние, вряд ли поддадутся методам паллийской науки, к тому же лежащей в руинах после изменения законов физики. Из за своей беспомощности мальчик страдал едва ли не больше ее самой. Он считал ее если и не богиней, то чем-то похожим. Суоко знала, что своими талантами, не в последнюю очередь — языковыми, он обратил на себя внимание многих. Его активно сманивали в МИД, в департаменты, занимавшиеся Могератом, и в Департамент внешней разведки СБС, но он отказывался. Почему? Из странных представлений о долге перед спасительницей, усвоенных им в родном обществе? Или из жалости? Неважно, в общем-то. Дело кончилось тем, что Суоко полюбила его как сына, привела на Могерат под защиту и покровительство паладаров — и погубила.

Ах, если бы она не добилась его назначения на роль посольского курьера, а просто привезла домой!

Суоко тяжело вздохнула. Искусственное тело послушно передало ощущение свежего холодного воздуха, потоком врывающегося в легкие. Кстати, она так и не выяснила, действительно ли дрон втягивает воздух, или же ее интерфейсы в реальность просто возвращают заранее запрограммированные ощущения как реакцию на шаблонные действия. После смерти Юно она вообще впала в апатию и почти перестала появляться на людях и интересоваться окружающим миром. Она даже перестала выполнять минимальные действия, необходимые для встраивания подменной маски в ставрийское общество. Мысль об уходе с Паллы возникала все чаще и чаще. Но только куда она денется? После пяти столетий в качестве не то активного Наблюдателя, не то Игрока-стажера, а потом еще века полной самостоятельности менять обстановку страшно не хотелось. Да и Ставрия — не Кайтар, а потому последовать примеру Чонды и уйти в рекреационный сон или просто в никуда означает не просто полное разрушение своей сети влияния, а еще и серьезные проблемы у ее членов. Конечно, паладары с радостью приютят всех в Университете, тем более что каждого своего друга Суоко выбирала чрезвычайно придирчиво, и личные качества у них выдающиеся. Но заставить их всю жизнь провести на чужбине или же на родине, но в постоянном страхе репрессий? Нет, поступить таким образом означает их предать. Значит, нужно шевелиться.

Но шевелиться не хотелось. Карина, славная девочка, время от времени пыталась ее растормошить, но безуспешно. Сегодня Суоко, кажется… нет, не кажется — точно, впервые выбралась в реальность Хёнкона после обнаружения окровавленного идентификационного браслета. Страшно хотелось отключиться и уйти к себе и в себя, но старое упрямство и не до конца сломавшийся, хотелось верить, внутренний стержень не позволяли. Ну все, хватит заниматься самоистязанием, твердо сказала она себе. Куда запропастился Харлам? Она перестала пялиться в пропасть и обернулась к комнате. Несколько дронов неподвижно замерли у стен скучными манекенами, гладкими и безликими, готовыми принять любую человекообразную форму по желанию контролера. Все явившиеся сюда, услышав о задержке, предпочли временно отключиться и заняться своими делами. И лишь Суоко, как дура, торчит здесь в полном одиночестве.

В голове сухо щелкнул сигнал форсированного вызова, и на краю зрения проплыли символы стандартной преамбулы, сопровождающейся символом имени Харлама, несколько символов основного содержания, а потом сразу символ закрытия канала. Несмотря на долгую практику, Суоко до сих пор не умела толком воспринимать лексемы Демиургов, составляемые из линейных элементов, а потому чуть ниже промелькнула расшифровка на камиссе:

"Общий вызов. Харлам в канале. Я готов, подключайтесь. Отбой".

В комнате сам собой вспыхнул свет. Спустя несколько секунд тела-манекены зашевелились, наливаясь жизнью. Суоко задумчиво наблюдала, как начинали шевелиться "мускулы под кожей", обретал осмысленность тусклый стеклянный взгляд, из крашеной пластмассы превращались в почти естественные волосы на голове (на остальном теле их имитировать даже не пытались из-за обычно страшненького результата)… С момента спасения она достаточно времени провела, изучая внутреннюю механику дронов, и представляла, насколько сложно даже просто поддерживать взвесь водородно-кобальтовых комплексов в энергетических полях. Особенно — в условиях массированных лептонных флуктуаций аномального пространства, даже смягченных генераторами метрики в ядрах разноцветных паллийских лун. Массивный кобальтовый сердечник триплета выполнял роль ядра стабилизатора окружающего континуума, водородные атомы, фактически голые протоны, служили эффекторами для манипуляции энергией, и вся конструкция представлялась Суоко чудовищным нагромождением дощечек, труб и шаров, на котором балансируют эквилибристы в цирке. Каким образом псевдовещество не просто поддерживалось в стабильном равновесии, но еще и позволяло так тонко и живо манипулировать формой дрона и преломлением света у "поверхности" для придания нужных оттенков, оставалось выше ее понимания. Она черной завистью завидовала Цукке и Вакаю — желторотым подросткам, не дожившим еще и до шестидесяти стандартных лет, но уже с спокойной уверенностью общавшимся с Харламом на правах если и не равных, то уж точно любимых и способных учеников. Возможно, самой Суоко тоже следовало бы вплотную заняться физикой континуума… но не сейчас, позже.

— Ну и где же наш донельзя загадочный сегодня гений? — с ледяным сарказмом осведомился Камилл. — Мне показалось, или он и в самом деле сообщил, что готов?

— Сообщил, — согласилась Майя, томно потягиваясь. Сегодня она надела маску шикарной высокой брюнетки с выдающимися формами, наверняка вгоняющими в сексуальный экстаз любого мужчину. — Если опять обманул, я ему такое устрою! У меня, между прочим, в Кайтаре… э-э, переговоры в самом разгаре.

— Кто о чем, а Майя о переговорах, — фыркнул Старший Демиург. — Впрочем, старикашке я и сам пару ласковых…

Воздух посреди комнаты странно замерцал, и Камилл осекся. Суоко автоматически ускорила несущую частоту психоматрицы, чтобы замедлить мир, включила расширенное зрение, которое обычно недолюбливала из-за превращения мира в хаотически переливающуюся радугу потоков и вспышек энергии, и обмерла. Она прекрасно знала картину формирования энергетических фантомов Демиургов, и характерные переливы спектра доказывали, что перед ней происходит именно это событие. Но в то же время автоматический анализатор, замкнутый на оптические сенсоры дрона, бился в припадках истерики, оповещая о крайней опасности. "Тревога!", мерцали символы вокруг двух стремительно обретающих плотность областей. "Красный код!" "Высокая активность энергоплазмы!" Суоко машинально шагнула назад и уперлась спиной в ободранную стену. Дроны Саматты, Масарика, Камилла и Майи вновь замерли ледяными статуями, но вокруг них угрожающе взвихрились клубы сверхплотных гравитационных полей, превращаясь в разящие копья. Карина, Цукка, Вакай, Кулау и Сторас, почти неподвижные в едва ползущем объективном времени, медленно отступали: нужные рефлексы у них отсутствовали, а сознание еще не успело подсказать, что следует делать.

А потом две мужских фигуры, сформировавшиеся посреди вихрящихся значков угрозы, вытянулись в полный рост, и в голове опять прозвучал сигнал форсированного вызова.

"Общий вызов. Джао в канале. Эй, ребята, полегче! Тут все свои. Верните несущую в нормальное состояние и переключайтесь на акустические эффекторы. Конец сообщения".

Несколько субъективных секунд Суоко тупо пялилась на строчки, для уверенности переместив их в центр поля зрения, и лишь тогда до нее дошло. Она отключила расширенное зрение и восстановила прежнюю частоту несущей, заставив мир шевелиться с положенной скоростью.

— Ой, Джа в гости явился собственной персоной! — радостно взвизгнула Майя, оживая. — Иди к любимой тетушке, племянничек, я тебя поцелую!

Прямо с места она сиганула вперед с грацией пловчихи, ныряющей с вышки, и ухватилась руками и ногами за высокого негра с блестящими в ухмылке зубами. Точнее, попыталась ухватиться. Ее конечности, на мгновение задержавшись на поверхности тела, провалились внутрь, и тут же по глазам ударила яркая вспышка. Мир вокруг Суоко провалился в бездонную тьму с одним единственным сухо мерцающим символом: "Интерфейсные модули не функционируют". Потом мир вернулся обратно, словно и не пропадал — видимо, дрон все-таки не разрушился и сумел восстановить поврежденные сенсорные поверхности. Свет не горел, и сенсоры работали в режиме расширенного оптического диапазона. Все вокруг мерцало в легкой радужной дымке: заодно дрон активировал и защитное поле, сильно искажающее электромагнитное излучение. Но даже сквозь нее Суоко заметила, что дроны паладаров вновь стоят неподвижно, а две мужские фигуры, невероятным образом сочетавшие в себе признаки фантомов Демиургов и Арасиномэ, бесследно пропали.

— Ну и что за мистика здесь творится? — пробормотал Масарик, тряся головой. Защитное поле искажало его голос, делая почти неразборчивым, и Суоко торопливо его отключила. — Майя! Ты что творишь?

— Майя хорошая! — голосом пай-девочки произнесла Майя, поднимаясь с пола и параллельно восстанавливая изрядно покореженное тело. — Майя ничего не разбивала, оно само!

— Координатор! — встревоженно спросила Карина. — Что случилось? Статус Университета?

— Мои сенсорные массивы обнаружили мощный выброс неструктурированной энергии из зала с дронами, контролируемыми участниками собрания, — голос координатора доносился из бесформенной серой туши запасного дрона, лежащего в углу. — Других инцидентов не зафиксировано. Дежурная вахта службы охраны на всякий случай приведена в состояние повышенной готовности, но Харлам уверяет, что напрягать людей без лишней необходимости не стоит. Однако на твоем месте я бы побеспокоился об объяснении такого впечатляющего фейерверка для общественности — и внутри Университета, и за его пределами. С учетом расположения башни вспышку увидели в окрестности не менее двух десятков цул.

Воздух в центре зала снова замерцал, и на сей раз Суоко успела предупредить реакцию защитной системы. Перед ней снова сгустились из воздуха две фигуры: здоровый негр в набедренной повязке, красном плаще до пят и со связкой больших бус на шее, ухмыляющийся еще шире, и невысокий сухопарый мужчина неопределенного возраста в древнем формальном костюме того фасона, что использовался, наверное, еще на Старой Земле времен ее расцвета.

— Майя, лапочка! — иронически сказал негр. Его голос казался странно глухим и невыразительным. — Я тебя тоже очень люблю, но просто умоляю: не надо делать резких движений в присутствии фантомов второго типа. Они, видишь ли, пока еще не слишком стабильны и склонны выплескивать вложенную энергию от малейшего чиха. Су, Цу, Кара, Мати — ужасно рад всех видеть.

Кивнув Масарику, Сторасу и Вакаю и гораздо суше — Камиллу, он шагнул вперед и хлопнул Саматту по плечу. Вопреки ожиданию Суоко, внутри которой зажглось радостное предвкушение, вместо звонкого хлопка вышел какой-то слабый шелест.

— Папа! — восхищенно сказала Карина, в чьих глазах тлел такой же радостный огонек, какой Суоко чувствовала в своих собственных. — Ты изобрел фантомов, живущих в аномальной зоне?

— Меня, разумеется, никто так и не заметил, — пробурчал Харлам. Его фантом (настоящий фантом, о чем безапелляционно сообщил электромагнитный сканер Суоко) заколебался и местами расплылся в бесформенное облако, но тут же восстановил форму. — Продолжайте, молодежь, продолжайте, не обращайте внимания на занудливых стариков.

— Дедушка Харлам, мы все очень тебя любим! — Цукка шагнула вперед, склонилась к ученому и, двигаясь чрезвычайно осторожно, поцеловала его в щеку. — Я знаю, что новых фантомов изобрел ты, а вовсе не наш занудный глупый Джа. Верно?

Харлам что-то неодобрительно хмыкнул себе под нос, но от дальнейшего брюзжания отказался.

— Ты у меня, как всегда, умница и красавица, — негр попытался дернуть Цукку за ухо, но его пальцы расплылись и растаяли в воздухе, сопровождаемые тревожным символом на краю поля зрения: распадающийся фантом излучал жесткую радиацию, опасную для биоформ. — Харлам, я думаю, демонстрация завершилась вполне удачно, пусть даже и с излишними спецэффектами. Народ, у меня есть предложение переключиться в конференц-зал где-нибудь в приватной виртуальности. Окружающая обстановка, — он выразительно глянул на деревянные обугленные обломки у стены, еще пару минут назад являвшиеся хотя и древним, но все еще крепким стулом, — не вызывает у меня энтузиазма. Как идея?

— Я только за, — Камилл пожал плечами. — Сделано.

"Общий вызов. Камилл в канале. Подключайтесь в конференц-зал. Конец связи".

Улыбнувшись Джао, Суоко отпустила дрона, на секунду вернулась в личную виртуальность и сразу же открыла дверь в созданное Камиллом общее пространство: небольшой уютный зал со стенами, задрапированными темно-синими бархатными занавесями с золотыми прожилками, с расставленными тут и там глубокими мягкими креслами, а также с камином, где тихо потрескивало пламя. Под резным деревянным потолком висела широкая хрустальная люстра с многочисленными свечными рожками, а пол устилала одна большая цельная пушистая шкура неизвестного животного. Хорошо. Суоко терпеть не могла обычные коммуникационные каналы с их бешено мелькающими строчками сухих символов. Старшим, состоящим в симбиозе с искинами, такой метод, может, и удобен, но Суоко, как и прочая молодежь, однозначно предпочитала полноценную виртуальность.

Остальные паладары возникли в зале почти синхронно с Суоко. Они носили все те же маски, лишь Джао сменил свою внешность с Малии на ту, что предпочитал на Текире: худощавого черноволосого мужчины неопределенного возраста, с узким разрезом внимательных черных глаз, высокими скулами, тонкими губами и чуть желтоватой кожей, в коротких шортах и ременчатых сандалиях-босоножках.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! — похоже, устраивающаяся в кресле Майя что-то процитировала, но что именно, Суоко не поняла. Транслятор пометил язык как происходящий со Старой Земли, но никаких других справок не выдал. Вероятно, один из обрывков, случайно переживший Катастрофу, но потерявший связь с утраченным оригиналом. — Итак, наши старые зануды изобрели-таки фантомов нового типа специально для Паллы, а Джа, уверена, решил что-то рассказать нам про свои маяки в Игровых вселенных. Я права?

— Точно, — согласился Джао, усаживаясь в кресло у стены, противоположной Суоко, между Кариной и Цуккой. Суоко подавила внезапную вспышку раздражения. Совсем сдурела? — саркастически поинтересовалась она у себя. К детям уже ревновать начала? — Однако явсе-таки предоставлю слово Харламу, поскольку именно он главный докладчик. У меня лишь несколько деталей и пара неопределенных догадок. Харлам?

— Координатор, — ученый обратил взгляд к небольшому серому облачку, ненавязчиво покачивающемуся в углу. — Будь любезен, поправь фильтры народу, чтобы они не воспринимали фантом второго типа как энергоплазменный артефакт. Шаблон я выслал.

— Принято, — откликнулся координатор. — Обновление шаблона разослано рабочей группе паладаров.

Действительно, коммуникатор сообщил о новом сообщении, но как-то странно. Суоко решила оставить его на потом. Планетарного полугода оказалось слишком мало, чтобы свыкнуться с новым статусом и новыми возможностями. А поскольку впереди унылая скучная вечность, торопиться некуда.

— Спасибо, — кивнул Харлам. — Чтобы не тратить зря общее время, я постараюсь закончить побыстрее. Собственно, рассказывать особенно нечего. Благодаря волютам, удачно попавшим под новый сканер в одном из инцидентов с Фуоко Деллавита, а также твердотельным сенсорным массивам, прошедшим через некоторые интересные области аномальности в окрестностях звезды, удалось совершить небольшой прорыв. Мы наконец-то разобрались, каким образом Арасиномэ удается поддерживать стабильные энергетические фантомы в условиях искаженных законов физики. Весьма оригинальный метод, должен заметить, никогда не встречал ничего подобного даже у джамтан. Работает, правда, исключительно в зонах аномальности, причем внутри защищенной зоны вокруг Паллы стабильность фантомов куда ниже, чем за ее пределами. Тот же распад как следствие физических воздействий в качестве примера возьмите.

— Однако стабильность есть, — задумчиво заметил Сторас. — Харлам, извиняюсь, что перебиваю, но у меня неотложный практический вопрос. Можно ли создавать невидимые фантомы… э-э, второго типа? У нас острый дефицит информации по ключевым политическим вопросам…

— Извини, юноша, но такие вопросы меня мало волнуют, — сухо отрезал Демиург. — Думаю, Джао сможет ответить, его я в курс дела уже ввел. От себя могу только заметить, что вряд ли. Стабильность нового типа фантомов достигается, как ни парадоксально, за счет повышенной нестабильности метрики в занимаемом ими пространстве. Как результат — серьезные искажения проходящих через них электромагнитных полей, включая видимый свет, а также собственное излучение в весьма широком спектре. Его можно зафиксировать с помощью простейших электронных средств, доступных паллийцам.

Камилл и Сторас синхронно разочарованно фыркнули.

— Кстати, сразу предупреждаю, — проигнорировал их реакцию Харлам. — Даже если забыть про излучение и повышенную нестабильность фантомов, они чрезвычайно опасны для биоформ. Нестабильность метрики внутреннего пространства может убить любой биологический организм с развитой нервной системой. В целом ситуация та же, что и с волютами и кольчонами до недавнего времени: прямой контакт для человека и высших животных летален. Опыты с биоформами я не ставил, но предупреждаю, что настоятельно не рекомендую применять фантомы второго типа на Палле до момента, когда мы полностью отладим технологию. Далее…

Он сделал движение пальцем, и одна из стен превратилась в большой объемный экран с невообразимыми графиками и формулами с ярко выделенными отдельными частями. Майя, Цукка и Вакай уставились на них с неподдельным интересом, но в глазах остальных Суоко разглядела непонимание, отражающее ее собственное.

— Благодаря тем же исследованиям я сумел понять, каким образом волюты умудряются отслеживать наши каналы суб- и гиперсвязи. Опять же, метод работает исключительно в области повышенной аномальности в окрестностях Паллы, в стандартном пространстве он бесполезен. Так что, во-первых, экстренная эвакуация в Большую Вселенную более не потребуется, и, во-вторых, я изобрел относительно простое средство защиты. Больше Арасиномэ не сможет отслеживать нашу связь, что позволит ликвидировать эшелонированную систему ретрансляторов.

— При всем моем уважении, — прозвучал голос координаторы, — никто не гарантирует, что теперь мы знаем об Арасиномэ все. Я позволю себе проигнорировать совет и оставить систему защиты в прежнем состоянии. С твоими дополнениями, разумеется.

— Мне, Квентору и Твереку твоя защита не требуется. Мы не дети, сами прекрасно справимся, — сухо ответил Харлам. — Проблема в том, что эшелонированные ретрансляторы страшно мешают при экспериментах, внося катастрофические задержки. За остальных решать не стану, но мы переходим на самообеспечение. Коллеги, демонстрацию я провел, общую суть открытий передал, детали большинство из вас не поймет, а желающие всегда могут ознакомиться с полными материалами в Архиве. Если вопросов нет, я отключаюсь.

— Секунду! — Масарик поднял палец. — У меня таки есть один очень маленький и очень глупый вопрос. Если ты понял, как Арасиномэ отслеживает нашу связь, возможно, ты научился отслеживать и его каналы?

— Теоретически да. Практически же — не рекомендую. Метод вызывает серьезные нарушения в работе каналов связи, и я лично не рискнул бы провоцировать Арасиномэ таким образом. В особенности — с учетом недавних событий и того, что собирается рассказать Джао. Конец связи.

И Харлам мгновенно пропал, не утруждая себя вежливыми жестами наподобие выхода в дверь или хотя бы растворения в крутящемся вихре. Суоко тихо хмыкнула. Древний и обычно ужасно неторопливый, как сама цивилизация Демиургов, ученый сейчас явно куда-то спешил. Скорее всего — к любимым экспериментам.

— Не до нас ему. Физики уже с десяток пузырей надули и увлеченно экспериментами занимаются, — подтвердил ее догадку Джао, поднимаясь и подходя к экрану. — Кажется, к нам он прислал восемнадцатую или девятнадцатую проекцию, и то лишь по очень большой моей просьбе. Ну что, народ, я остался главным докладчиком, так что слушайте меня внимательно. Ни о каких эпохальных технологических прорывах рассказать не смогу, но с чем — точнее, с КЕМ — мы имеем дело хотя бы в первом приближении, я уже знаю.

Он щелкнул пальцами, и графики с формулами сменились на простую таблицу с несколькими десятками строчек. Каждая содержала длинный код, завершающийся символом Игровой Вселенной, а также имя. Ни одно из имен, за исключением Камилла, Суоко не распознала.

— Я так понимаю, ты демонстрируешь площадки, куда приспособил свои жучки или шпионов, — лениво заметил Камилл. — По крайней мере, если судить по связке Текиры с моим именем.

— Догадливый, — Джао безразлично приподнял бровь. — Для остальных объясняю: вообще говоря, Игровой мир — этакая вещь в себе. На стадии его формирования и собственно Игры он привязан к Большой Вселенной якорем — специальным переходом, синхронизирующим временные потоки и дающий возможность свободно перемещаться в обе стороны, не опасаясь потеряться в пене вселенных. Но после завершения Игры якорь обрезается и площадка навсегда пропадает в пене. Однако в нескольких мирах, к которым я имел отношение как Конструктор, заложен еще один канал. Еще до истории с Камиллом, решившим навсегда остаться в мешке Текиры в качестве полновластного полубога, я заподозрил, что отдельные якобы несчастные случаи с Игроками таковыми вовсе не являются.

— Мириам и Александр… — задумчиво кинула Майя.

— Точно. Опять же, поскольку речь идет о малоизвестных эпизодах, поясняю специально для молодежи: за всю историю с момента изобретения Большой Игры четверо Игроков не вернулись в Большую Вселенную, пропав вместе с площадками. В двух случаях мы выяснили абсолютно точно, что якорь оборвался самостоятельно. Поскольку даже прочно установленный канал перехода подвержен определенным флуктуациям, вероятность такого события близка к нулю, но все-таки ненулевая. Однако в двух других случаях ни Конструкторы, ни физики не сумели понять причину. Со всех точек зрения объяснение имелось лишь одно: якорь мог быть оборван только намеренно. Но как? До победы — или поражения, как повезет — Игрок чрезвычайно ограничен в своих возможностях и доступа к каналу не имеет. Им может управлять только Станция, контролирующая Игру, а у нее совершенно точно не может возникнуть мотивов сбрасывать площадку в пену при наличии там Демиурга. И договориться с ней нельзя, что недавно на себе прочувствовал Камилл. В общем, гипотеза о намеренном обрыве оставалась лишь гипотезой. Но я начал втихомолку размещать на площадках дополнительные аварийные маяки.

— А почему втихомолку? — удивился Саматта.

— Потому что… — Джао вздохнул. — Даже и не знаю, как тебе объяснить…

— Потому что, Мати, в нашей этике такое считается неприличным, — пришла на помощь Майя. — Примерно как у вас на Текире неприлично подглядывать за человеком в туалете. Впрочем, Джа уже не раз демонстрировал, что ему на приличия плевать. Взять хотя бы историю со взломом моего журнала на Текире…

Она ехидно ухмыльнулась.

— Майя! — укоризненно сказал Джао. — Ты прекрасно знаешь, что я к твоему журналу и пальцем не прикоснулся.

— Но предлагал и даже всех убедил! — отрезала та, с наигранным презрением вздергивая нос. — Грубиян и извращенец, даже и не пытайся оправдываться.

— А уж как ты в мою Игру нахально влез, я даже и вспоминать не стану, — тонко улыбнулся Камилл. — Разрешения спросить не удосужился и даже не представился. Для разнообразия я полностью соглашусь с Майей: грубиян и извращенец.

— Вот так всегда, — вздохнул Джао. — Делай, понимаешь, добро людям, и обязательно получишь от них по шее… В общем, Мати, все то же самое: мы крайне ревниво относимся ко всему, что можно отнести ко вторжению в личное пространство. Даже Корректоров и Арбитров и то на площадку пускают крайне неохотно, а уж дополнительный маяк можно вообще интерпретировать как назойливое наблюдение — даже с учетом, что он активируется лишь в результате нештатной ситуации. Короче говоря, как Игрок может оборвать якорь, я понял лишь, когда поймал Камилла на горячем. Еще влезая в его Игру, я заметил, что окружение Станции слегка модифицировано, к ней установлен постоянный, хотя и неактивный канал управления. Хотя Станция и является небом седьмого класса, ее интеллект… хм, программируется так, что самосознанием она не обладает, и взломать защиту ее управляющего ядра вполне можно.

— Да что там ломать… — Камилл презрительно поморщился. — Не могу сказать, что горжусь временным затмением своего здравого смысла и допущенными ошибками, но защиты там практически нет. Я ее едва ли не ногтем вскрыл. Замок от честных людей, не более.

— Секунду! — вклинился Сторас. — Я что-то не пойму: если существует вероятность уйти в Игру и не вернуться из-за чисто технического сбоя — почему не использовалась дополнительная страховка? Личное пространство или нет, но второй якорь, на мой взгляд, просто напрашивается. Разве Старшим не страшно участвовать в таких авантюрах?

— Не знаю, как другим, а мне некий шанс заиметь крупные неприятности всегда нервы приятно щекотал, — пожала плечами Майя. — Стор, теоретически Игра всегда несет в себе опасность для Игрока — хотя бы из-за принудительной блокировки практически всех возможностей эффектора от планетарного класса и выше. Ты ведь в курсе, как я однажды застряла в собственной проекции благодаря кое-кому, — она бросила ехидно-укоризненный взгляд на Джао, — подтолкнувшему меня под локоть. Нет, желающие абсолютной безопасности играют в виртуальности.

Регент Хёнкона лишь покачал головой.

— Замок от честных людей… — повторил Джао. — Да, примерно так. Когда Игрок появляется на площадке, Станция следит, чтобы он никак не влиял на окружение до наложения всех ограничений и деактивации всех запрещенных эффекторов. Однако, как выяснились, сама за собой Станция не следит, и до трансформации Демиург может на нее повлиять. В общем-то, именно так я лишний контрольный канал на Текире и заметил. На всех площадках, созданных после истории с выпадением Текиры в Большую Вселенную, проблема исправлена, но сейчас речь не о том. Главное, что коррекцию я провел совсем недавно. А до того, вскоре после пропажи Мириам, а потом и Александра вместе с их пузырями, я просто втихую разместил дополнительные аварийные маяки на нескольких дюжинах площадок — тех, что выглядели наиболее подозрительными и где шанс случайно попасться казался минимальным. Ну, или где существование дополнительного канала оправдывалось присутствием моих наблюдателей, бывших Хранителей с Паллы.

— Что означает "подозрительными"? — поинтересовался Масарик. — Критерии?

— Главный — слишком большое среднее время Игры у данного Игрока. Уже тогда я подозревал, что многие намеренно затягивают процесс, балансируя между победой и поражением, лишь бы подольше пробыть на планете. Су, — он обратил взгляд на Суоко, — ты ведь еще не забыла Чонду?

— Я с ним на одной планете четыре века провела. Как можно его забыть? — с легкой ностальгией улыбнулась Суоко. В отличие от прочих Демиургов, с которыми она мимолетом встречалась до того, холодных и высокомерных, Чонда ей нравился. Разделенные океанами и ограниченные кибернетическими телами-носителями, они встречались "вживую" лишь несколько раз, в остальное время общаясь дистанционно. Она прекрасно знала цену мимике и языку тела, изображаемыми киборгом-морфом с буферным контролем эмоций, а тем более — проекциями в виртуальности. Но добрая, чуть застенчивая улыбка Чонды, его готовность отвечать на вопросы и давать дельные советы вызывали в ее душе ответное чувство. Возможно, даже любовь — не женщины к мужчине, а внучки к мудрому старому дедушке. Именно благодаря ему она построила в будущей Ставрии свою первую сеть влияния и совершила первый дворцовый переворот. Суоко скучала по Чонде и страшно жалела, что тот ушел в долгий рекреационный сон.

— Да, четыре века, — кивнул Джао. — А всего Игра на Палле длилась более полутора тысяч стандартных планетарных лет — при том, что средний срок составляет около шестисот или семисот. В чем-то здесь есть и моя вина: твое присутствие на Палле и формирование Ставрии создало альтернативный центр силы, и при том силы не агрессивной, что позволило Чонде сильно затянуть Игру. Он вообще никогда не рвался получать победу одним ударом, предпочитая добывать ее кусочки по частям и крохам, с минимальными потерями, пусть даже за счет затянутых сроков. Ты в его картину мира вписалась идеально, и оттого вы отлично ладили. Но не один он ведет себя таким образом: растягивание Игры во времени, хотя и не настолько сильное, характерно для не менее двухсот Игроков. Поскольку правилам такое поведение не противоречит, сделать я ничего не мог, и мои маяки так и остались невостребованными. Катастрофа на Палле стала единственным случаем, когда аварийный маяк действительно пригодился, пусть даже после окончания Игры и не так, как я предполагал. В остальных случаях Игра либо уже завершилась, либо близится к благополучному завершению. Во всех — кроме одного.

Одна из строчек в таблице мигнула.

— Брагата… — пробормотала Майя.

— Да, Брагата. Он пропал точно так же, как Мириам и Александр — бесследно и необъяснимо. Основной якорь просто отключился. Более того, мой аварийный маяк просто перестал подавать признаки жизни. Как вы правильно догадались, в целях диагностики каждый маяк периодически присылал диагностическое сообщение "я жив". До последнего времени я не понимал, как интерпретировать случившееся. Однако, важный штрих, на площадке Брагаты в качестве основного языка использовался эсперанто.

— И все сходится! — Цукка щелкнула пальцами в воздухе. — Искаженный эсперанто, услышанный Фуоко и Кирисом, способность Арасиномэ корректно работать с человеческими телами…

— Сходится, да не до конца, — Камилл нахмурился. — Я хорошо знал Брагату. Обычный невнятный неудачник, в Рейтинге всегда болтавшийся в последней четверти списка, мямля и зануда. Попытка свалить из Большой Вселенной в таком стиле вполне в его духе, но он всегда хорошо разбирался в коммуникациях, даже пытался что-то свое придумать. Неудачно, разумеется, но пытался. Если за происходящим стоит именно он, просто немыслимо, что Арасиномэ до сих пор не среагировал на наши попытки связи.

— Кроме того, данная гипотеза нам ничего не дает, — Майя задумчиво потеребила прядку волос. — Брагата или нет, но он то ли не осознает наличие на Палле разумной жизни и наше присутствие, то ли не понимает, что с этим делать. Совершенно не похоже на Демиурга, если спросите меня.

— Гипотеза о Брагате дает нам довольно много, — Джао покачал головой. — Я пообщался с Дзии. По его мнению, отдельные элементы энергоплазменных включений в человеческих телах на Палле, которые удалось отчетливо разобрать, чрезвычайно похожи на фантомные интерфейсные коконы наподобие тех, что на заре развития фантоматики пришли на смену твердым консолям управления. На испорченные коконы, обращаю внимание, с до невозможности исковерканными модулями, отвечающими за интеграцию с нервной системой. Когда мы с Майей модифицировали вирусный эффектор на Текире, добавляя в него компонент для считывания "ветра в листве", мы наткнулись на парочку трудностей, связанных с модифицированной нервной системой текирских людей. Мы оба довольно опытны в работе с психоматрицами как биоформ, так и Демиургов, но нам и то пришлось попотеть. На площадке Брагаты люди были модифицированы еще сильнее, причем изменения касались прежде всего головного мозга — в нем создали специальные доли для управления электромагнитной энергией, что сделало классический интерфейсный модуль полностью для них непригодным. Если кокон пытался модифицировать полный профан наподобие Брагаты, результат вполне мог оказаться схожим с наблюдаемым на Палле. Мне и раньше казались подозрительными некоторые отслеженные энергоплазменные конструкции, а после удачного осмотра девочки на новом сканере подозрения превратились в уверенность. Мне не до того, так что я попросил Харлама заняться и этой проблемой. Если он вычислит, каким образом могли произойти подобные искажения, возможно, мы сможем понять общий принцип и подключиться к каналам связи Арасиномэ.

— Но мы уже к ним подключены, по крайней мере, опосредованно, — поднял палец Вакай.

Джао вопросительно взглянул на него.

— Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий, — пояснил математик. — Если они действительно слышали фразы на искаженном эсперанто, значит, уже имеют доступ к интерфейсным каналам. Пусть пока не полный и неустойчивый, но имеют.

— Можно поподробней? — Джао нахмурился. — Я не в курсе.

— Ты последние отчеты не читал? — поинтересовалась Майя. — Прочти обязательно, особенно о девочке. У них обоих случились интересные галлюцинации, в ходе которых они получали вполне отчетливую и непротиворечивую визуализацию странных пространств, скорее всего виртуальных. И по ходу дела они видели и слышали фразы на искаженном эсперанто.

— М-да… — лицо Джао снова расслабилось и стало бесстрастным. — Спасибо, прочитаю обязательно. Кара, полагаю, о своих подопечных ты и без меня позаботиться в состоянии. Но если потребуется совет, не стесняйся спрашивать.

Карина кивнула.

— Кстати, о Фуоко и Кирисе, — Майя глянула на ректора Университета. — Кара, в их состоянии есть кое-что, чрезвычайно беспокоящее Дзии и меня. Поговорим чуть позже, но морально готовься к тому, что я потребую дополнительных экспериментов — в своем любимом стиле, разумеется.

Несмотря на проскользнувшую в ее голосе усмешку, лицо Демиурга осталось совершенно серьезным.

— При всем моем уважении, Майя, я вряд ли отнесусь к данной идее позитивно, — с сомнением ответила Карина. — Мы ведь вроде как договорились, что Университет для тебя является заповедником. Тем более, что детям и так достается неприятностей сверх всякой меры.

— Тем не менее, я проявлю настойчивость, — безмятежно парировала Майя. — Кара, ты ведь знаешь, что я не нарушаю договоренности без очень веских оснований. А состояние твоих любимцев и в самом деле крайне неприятное, даже без учета последних событий. Их тела…

— Прошу прощения за грубость, — перебил Камилл, — но вы не могли бы обсудить данный вопрос чуть погодя и наедине? Джа, твоя теория любопытна, и фантомами второго типа я впечатлен. Займусь ими немедленно, мне их страшно не хватало. Сейчас у нас остались вопросы, требующие моего присутствия?

— Есть предложение, — Джао обвел взглядом всех присутствующих. — На мой взгляд, людям Паллы пора узнать правду о своем прошлом. В легенде о спасателях-паладарах и так слишком много нестыковок. Рано или поздно найдется кто-нибудь, кто сведет их воедино и доведет до общего сведения, что может нанести по вашей репутации серьезный удар. А если за Арасиномэ действительно стоит Брагата, вам потребуется все доверие аборигенов, какого вы сможете добиться.

— К Текире твое отношение прямо противоположное, — полувопросительно сказала Карина.

— Палла находится в совершенно иных условиях. Не следует зацикливаться на догмах, Каричка, тебя всегда отличала гибкость мышления. Впрочем, решать вам. Однако я настоятельно рекомендую полностью ввести в курс дела Фуоко и Кириса, чтобы они знали, на что обращать внимание при следующем включении в сеть Арасиномэ — при условии, конечно, что оно состоится. Ключевые особенности психологии и стиля Брагата я тебе отправил, нужно аккуратно довести сведения до них. У меня все. Никто не против, если я задержусь здесь на пару планетарных часов и огляжусь на местности? Кара?

— Конечно, пап! — Карина тепло улыбнулась. — Я сама уже по тебе страшно соскучилась. И Суоко тоже.

Суоко почувствовала укол странного чувства: смеси благодарности с раздражением. Между прочим, она и сама может за себя говорить!

— Ага, Джа, от меня ты тоже не сбежишь, — криво усмехнулась она. — Откроем в виртуальности кабинет? Или пойдем вживую по улице прогуляемся?

— Дзи, мы с тобой виделись недавно, так что я пока делами займусь, — отрицательно покачала головой Цукка. — У меня скоро заседание Ученого совета, не могу отменить или перенести. Вот Мати…

— У нас проблема, — внезапно сказал Сторас, и Суоко почувствовала, что внутренне напрягается: регент Хёнкона смотрел прямо на нее. — Некоторое время назад мой дрон в городе Дайхама на южном побережье Ценганя перехватил радиообмен на гражданской частоте о блокировании нескольких террористов из "Адаути" на дальней окраине города. Переговоры вели боевики из мелкого клана Анъями, очевидно, наемники. Параллельно там находится оперативный отряд Управы благочиния Ценганя, очевидно, охотящийся за той же целью. Дрон фиксирует интенсивную перестрелку между участниками конфликта.

— Твой дрон? — странным тоном спросил Камилл. — Я и не знал, что у нас там есть наблюдатель. Мы вроде как договаривались, что разведсетью на материке управляю я?

— Я посчитал, что две независимых сети лучше, чем одна, — холодно ответил Сторас. — Альтернативный взгляд на вещи всегда полезен. Однако мы можем обсудить данный вопрос потом. Суоко, координатор опознал командира группы — твоего ученика, Юно Юнару.

Незадолго до того. Дайхама, Ценгань

Осторожное прикосновение к плечу вырвало капитана второго класса Сайру Моямару из все-таки сломившей его дремоты. Он разлепил тяжелые веки и осовело уставился на склонившегося над ним молодого лейтенанта в военной форме. Позади него маячил один из людей Сайры, в камуфляжном комбинезоне и с ноктовизором, сдвинутым на лоб.

— Атара, тебя спрашивает какой-то человек, — у дежурного офицера хватило такта понизить голос и смягчить тоны. — Он говорит, что назначал тебе встречу. Его имя — Хирака.

— Сколько времени? — Сайра оторвал от подголовника затылок и попытался сфокусировать взгляд на часах на запястье. В заспанных глазах плыло и мутилось, и он принялся остервенело протирать их пальцами. Все-таки возраст начинает давать себя знать. Три часа в тряском грузовике на разбитой грунтовой дороге — раньше он переносил такое хотя и без удовольствия, но и без выматывающей свинцовой усталости.

— Двадцать минут второго, — лейтенант отступил на шаг. — Хирака-тара настаивает, что должен поговорить с тобой немедленно, но не в доме, а в саду. Что ему ответить, атара?

— Скажи, что через пять минут я встречусь с ним в беседке.

— Понял. Я прикажу одному из солдат провести его…

— Нет.

— Прощу прощения, атара?

— Передай сообщение, но не пускай внутрь. Если он действительно тот, кто назначил мне встречу, дверь не станет помехой. Если нет — то и разговаривать нам не о чем.

Лейтенант недоуменно захлопал глазами, но кивнул и вышел из гостиной, неслышно ступая по мягкому ковру. Приставленный охранник последовал за ним. Сайра выбрался из мягкого кресла и встряхнулся, разминая позвоночник и шею. Сон стремительно отступал, голова прояснялась. Одернув куртку, следователь вышел из гостиной в туалетную комнату, вплотную к ней примыкающую, и принялся плескать водой в лицо. Через пару минут, освеженный и в ясном сознании, он отодвинул широкую стеклянную створку, погасил в комнате свет и в темноте, чуть разгоняемой лишь мерцанием ночного неба, вышел в сад.

Город Дайхама не мог похвалиться ни размерами грузового порта, ни населением, ни особыми достопримечательностями. Обычное захолустье, сонное и неспешное. Шансима, расположенная в тридцати с небольшим цулах к северо-востоку, давно затмила его, перехватила практически весь грузовой и пассажирский трафик. Высокие, в пятьдесят, а то и сто метров, отвесные обрывы на цулы вокруг, мелкое каменистое дно и крутые окружающие горы не способствовали популярности местечка ни среди торговцев, ни среди туристов. С трудом набиравшиеся пятнадцать тысяч населения, единственный пирс, где раз в неделю разгружалось каботажное судно из Шансимы, крохотный морской аэропорт, не имеющий даже собственной топливной цистерны, не говоря уже про диспетчерскую, и действующая дважды в год ярмарка для окрестных крестьян, умудрявшихся выращивать рис и гречиху на узких террасах в холмах. Все.

Точнее, почти все. Управа благочиния, как, впрочем, и все хоть сколь-нибудь заинтересованные лица, прекрасно знала, что Дайхама являлся одним из основных перевалочных пунктов клана "Туман", пропускавшим через себя едва ли не десять процентов всей контрабанды из Кайнаня на южном побережье. Тьма чувствовала себя в городе полновластной хозяйкой, и одна из резиденций оябуна "Тумана", Ли Сянь Дарана, даже сейчас сверкала над темным и мрачным по ночному времени городом яркими огнями электрического освещения. Второй порт, хотя и официально не существующий, но в пять раз больше первого, работал ночи напролет, обслуживая лихих моряков Анъями. Товары перегружались между быстроходными катерами, способными ускользнуть от любого сторожевика пограничников, и тихими грузовичками, водители которых прекрасно знали грунтовые дороги в местных холмах и не боялись носиться по ним ночами.

Местная Управа благочиния располагалась в прибрежном комплексе из нескольких древних одноэтажных зданий, по периметру окружавших небольшой сад с одинокой беседкой на берегу крохотного прудика. Комплекс носил на себе явные признаки обветшания и запустения — даже телефонных аппаратов здесь имелось всего два (в данном случае — к счастью), в кабинетах директора и дежурного офицера. Комнаты корпуса для размещения важных гостей выходили прямо в сад. Не похоже, что ими пользовались в последние годы, а то и десятилетия. Одной из самых значительных персон, заглядывавших сюда на протяжении неопределенно-долгого времени, наверняка являлся уездный инспектор Управы, а уж чиновник из столицы провинции наверняка сходил за наместника сразу всех богов и уж точно — за фигуру, почти равную Левому министру. Сразу полтора десятка офицеров группы захвата из Тасиэ, вероятно, представлялись начальнику местной Управы благочиния, скромному и неродовитому лейтенанту первого класса, эквивалентом землетрясения и цунами во время тайфуна. Впрочем, на его чувства Сайре было наплевать и растереть. Если паладары и в самом деле готовы сдать "Адаути"…

Сайра спустился по каменным ступенькам в рощицу павлоний, смешанных с редкими соснами мацу, простучал каблуками тяжелых солдатских ботинок по каменной плитке между кустами туи и вышел к деревянной беседке у озера. Свет от окон гостевого здания, где сейчас расслаблялась его команда, сюда не проникал, и в зеркальной глади воды отражались лишь переливающиеся разводы ночного неба и голубой серп восходящей Труффы. Присев на скамью беседки, следователь зябко засунул руки в карманы куртки, поеживаясь от прохладного ночного бриза, тянущего к морю с остывающих холмов, и уставился на пруд. Его вдруг охватила странная меланхолия. Он отлично помнил времена до Первого Удара, когда в таких же вот ночных прудах отражалась не кривляющаяся радуга во все небо, а нормальные звезды и созвездия. На берегу такого звездного пруда он познакомился со своей будущей женой — и на том же самом берегу развеял по ветру прах, в который беспощадное жерло крематория превратило ее мертвое тело после того, как ночное небо навсегда утратило прежний цвет черного вельвета.

Тогда, девять лет назад, Сайра еще не добрался до поста следователя по особо важным делам, подвизаясь в роли мальчика на побегушках при важных родовитых чиновниках. Они с Конэко, через три или четыре декады собиравшейся родить первенца, встретили миг Первого Удара под звездами на высокой террасе храма Киёмидзудэра, откуда открывался великолепный вид на залитую огнями вечернюю Кионару. В тот момент они стояли на террасе, смотрели на город и светящийся теплыми фонарями торговый квартал, окружавший дорогу к храму. Сайра одной рукой обнимал жену за плечи, второй любовно поглаживая ее выпуклый живот, и Конекэ застенчиво и радостно улыбалась ему в ответ — а несколько минут спустя он, захлебываясь слезами и задыхаясь от собственного непрестанного воя, нес ее тело на руках по улице, уже не казавшейся уютной и радостной. Ужасная боль разрывала сердце, и переливающееся кошмарной радугой небо, откуда навсегда пропали звезды, словно насмехалось над ним гримасами жестоких клоунов. Панически мечущиеся в темноте толпы; трупы под ногами, на которые он наступал, не осознавая того; мечущиеся языки пламени от занявшихся пожаров; вопли затоптанных и раздавленных людей… Гигантский авиалайнер, взлетавший над городом, объятый огнем после взрыва реактивных двигателей, рухнул в четверти цулы от старого королевского дворца, убив больше четырехсот человек, пассажиров и невезучих горожан, и зарево от устроенного им гигантского пожара металось над городом, отражаясь в клубах дыма, вздымающегося к свихнувшемуся небосводу.

Несколько дней спустя, когда воплощенный кошмар все еще не сошел на нет, но уже поддавался хоть какому-то контролю, Сайра получил урну с прахом Конэко и своего нерожденного ребенка. Вернее, усталый сотрудник крематория выдал ему урну, где значилось ее имя. Но в те дни было не до надлежащих церемоний. Мертвые тела сжигали в печи по нескольку за раз, не разбирая родовитости и богатства, и их пепел смешивался в урнах, выдаваемых безутешным родственникам. Сайра развеял прах над тем же прудом, у которого они познакомились. Он не молился: его оледеневшее сердце навсегда закрылось для богов, существовали ли они на самом деле или нет. И не только для богов: его жизнь больше не скрашивала ни одна женщина — ни жена, ни любовница, ни даже проститутка. Его чувства умерли. Остались лишь ледяная рассудительность и угрюмая ожесточенность, с которой он вложил всего себя в карьеру.

Его ценили за острый ум и лояльность. Он никогда не предавал и всегда держал слово. Он не стал ничьим постоянным приспешником, заключая формальные и неформальные контракты и честно их выполняя. Он продвигался по карьерной лестнице, оставаясь в хороших отношениях со всеми важными персонами, и даже неизбежно наживаемые враги платили ему дань уважения. Пользовавшиеся его покровительством могли быть уверены: заплаченные деньги возвращались сторицей. Ему доставляло холодное удовольствие влезать в хитросплетенные интриги соперничающих кланов и родов и брать за горло каменной хваткой, унижать, смешивать с тюремной грязью тех, кто хапал не по чину, использовал наемных убийц, пользовался властью для насилия над детьми и женщинами… Но чем дальше, тем чаще он задумывался: зачем? Ради кого он живет и работает? Только ради себя самого?

Жесткий и даже жестокий, спокойно-рассудительный и неуязвимый для эмоций, нынешний следователь по особо важным делам ни капли не походил на молодого человека, встретившего ночь Удара на террасе древнего храма. Прежний Сайра Моямару умер вместе с Конэко. Что сказала бы сама Конэко, увидев его нынешнего?..

Окончательно утонуть в меланхолии ему не позволили. Бесформенное темное пятно бесшумно шевельнулась на земле среди таких же теней, вытянулось вертикально и превратилось в человеческий силуэт. В полумраке беседки встрепенувшийся Сайра с интересом наблюдал, как из поверхности гладкой, словно отшлифованной статуи всплывает одежда: обычные короткие штаны, халат и сандалии. Несколько секунд — и перед ним стоял человек, по виду разносчик лапши, лудильщик или бродячий плотник.

— Интересная у тебя манера приветствовать гостей, Сайра-тара, — с раздраженной иронией в голосе произнес гость. — Меня ведь не пустили в дом по твоему приказу?

— Да, Камилл-атара, — кивнул следователь, поднимаясь и кланяясь. — Добрый вечер. Приношу свои извинения, но мне требовалось наглядное подтверждение, что ты — действительно ты. Я и так внезапно сорвался с места по простому телефонному звонку, и если вдруг оказалось бы, что меня разыграли или заманили в ловушку… Прости, атара, но у меня хватает недоброжелателей, а паладарскому дрону не составляет никакого труда проникнуть сюда.

— Понимаю, тара, — голос паладара изменился и обрел тоны и слог формальной вежливости. — Я также весьма ценю твое доверие и не намерен его обманывать. Приношу свои извинения, но даже у меня возникают проблемы с получением информации и ее перепроверкой. Я лишь несколько минут назад засек подходящие к берегу катера и получил окончательное подтверждение, что группа преступников, о которой я сообщил, является боевиками "Мести". Я не был уверен ни в чем, кроме того, что снайперские винтовки с кайтарскими ночными прицелами не относятся к… товарам, на которые Управа благочиния зачастую закрывает глаза. Если бы мои догадки не подтвердились, ты бы просто захватил группу наемных убийц. Невеликое, но все же оправдание для экстренной спецоперации. Но теперь ты можешь с уверенностью добавить к своему послужному списку крупное достижение.

— Значит, "Адаути". "Адаути…"… — следователь покатал название на языке. — Несколько неожиданно, но неожиданность, скорее, приятная. Где они?

— Разгружают снаряжение на тайной пристани "Тумана".

— Главная темная пристань? — Сайра прищурился. — Сколько человек? Каково вооружение? Есть ли у них прикрытие от Анъями и от какого клана?

— Не торопись, атара, — в зрачках Камилла загорелись волчьи красные искры, и Сайра с трудом подавил желание отпрянуть. По его хребту прокатился неприятный холодок. — Я знаком с твоей репутацией. Ты человек весьма разумный и должен понимать, что бесплатна в нашем мире лишь наживка на рыболовном крючке.

— Чего ты хочешь? — по возможности вежливо осведомился следователь. — И настоятельно прошу помнить, что я не готов к таким переговорам, а "Адаути" не станет сидеть на месте.

— Пока — ничего, — искры в глазах паладара погасли. — Достаточно, если согласишься, что должен мне. Я востребую долг позже, в менее напряженной ситуации. Не беспокойся, даю слово, что цена не покажется тебе чрезмерной. Ты кажешься мне весьма достойным кандидатом в долгосрочные партнеры, и я не заинтересован тебя обманывать.

— Я согласен вернуть долг позже, — следователь намеренно проигнорировал последнюю фразу. Долгосрочное партнерство — не то, что формируется в мимолетном обмене фразами после пары случайных встреч. Только полный дурак способен разомлеть и растаять от ничего не значащих слов, путь даже настолько лестных. Жизнь покажет. Признать долг можно, и если Камилл сдержит слово и не запросит в обмен слишком многого, основа для деловых отношений окажется заложенной. Ну, а если запросит… Катастрофой для Сайры не станет даже непомерная цена, а вот репутация паладара окажется сильно подорванной. Вряд ли он на такое пойдет. — Итак?

— Группа "Адаути" состоит из восьми человек. Судя по подслушанным мной разговорам, один из них может являться оябуном или как минимум одним из его доверенных помощников. Разгрузка идет не на главном причале, а на удаленном пирсе у отвесного обрыва — там сложнее поднимать груз наверх, зато дорога не проходит через город, и количество свидетелей минимально. Прикрытия со стороны "Тумана" нет, если не считать матросов на катерах, доставивших груз. Я готов отвести на место группу захвата.

— Ты намерен выступить в официальном качестве? — несмотря на бешено застучавшее сердце, голос Сайры остался спокойным. — Как посланник паладаров?

— Нет, конечно, — усмехнулся Камилл. — Я изображу местного жителя и незаметно исчезну. Кстати, в качестве подарка: мой дрон опознал хромосомные поликислоты одного из членов группы. Они совпадают с образцом, который я сумел выделить на месте террористического акта в Кионаре. Сразу предупреждаю, в суде мои сведения предъявить нельзя, так что все остальное за тобой, атара. И еще одно…

Его зрачки снова затлели красным.

— Если они попадут в плен живыми, то могут начать болтать невесть что, лишь бы спасти свою шкуру. В том числе — разный вздор о причастности паладаров к их действиям. Доказать, само собой, ничего не смогут, но неприятные слухи ходят и без них, и усиливать их нам не с руки. Если хочешь сотрудничать со мной и дальше, постарайся… избежать осложнений для меня. А награду за голову главаря ты получишь независимо от того, в каком виде доставишь его в столицу. Жду тебя на улице возле ворот Управы.

Фигура паладарского посланника осела, расплылась и вновь смешалась с тенями. Сайра застыл на месте, его мозг лихорадочно работал. Значит, Камилл хочет, чтобы боевики погибли при штурме? Организовать несложно, но почему? Паладары действительно причастны к террористической деятельности "Мести" и хотят замести следы? Но им куда проще замести следы самостоятельно, без вовлечения посторонних: несколько мелких кланов Анъями, попавших под каток показательных расправ, явно продемонстрировали, что крови пришельцы не боятся. Одного дрона, здесь и сейчас контролируемого Камиллом, вполне достаточно для расправы над сотней до зубов вооруженных террористов, не говоря уже про жалких восемь человек. Зачем вообще привлекать Управу благочиния или любое другое официальное учреждение для ликвидации "Адаути"? Дроны могут не убивать, а захватывать в плен. Паладары могли бы преподнести бандитов правосудию в любом потребном пришельцам виде, хоть живом, хоть мертвом, что и выглядело бы куда красивее.

Итак, голые факты: паладарский посланник сдал ему группу неких личностей, но хочет, чтобы живыми их не взяли. Принадлежат они к "Мести" или нет, без допроса сказать невозможно. Слова о хромосомных поликислотах без доказательств остаются пустыми словами. Вывод пока один: паладары (или, как минимум, Камилл) хотят ликвидировать данную группу, но чужими руками. Причин может оказаться тысячи, и сейчас не время о них размышлять. Однако Сайра не относится к людям, которыми просто манипулировать втемную, неважно, с помощью каких пряников. Значит, боевиков следует по возможности взять живыми. Ликвидировать их позже при попытке к бегству проще простого, но сначала нужно выкачать из них всю возможную информацию.

Следователь резко повернулся на пятках и быстро зашагал к гостевому дому.

Группа захвата, за исключением присматривающих за дежурным офицером и входом в комплекс, безмятежно спала на диванах в большом зале: опытные бойцы использовали каждую свободную минуту для отдыха, зная, что в любой момент могут залечь в многочасовую, а то и многосуточную засаду или ввязаться в долгое утомительное преследование. Штурмовые винтовки стояли дулами вверх, прислоненные к диванным и кресельным подлокотникам. Командир группы, капитан первого класса Доран Си Май, и его заместитель с карандашами в руках сидели на стульях у большого стола. Стаканы и графин с водой в беспорядке стояли на ковре (удивительная деликатность — обычно помехи просто сметались на пол одним движением руки), а весь стол занимала большая топографическая карта побережья и окрестностей. Судя по массе пометок, они продумывали места для возможных засад — как своих, так и чужих. Лейтенант Васи сидел рядом и с интересом присматривался: как бывший полицейский он наверняка привык к другим подходам и сейчас пытался перенимать новую точку зрения. Все трое выжидательно повернули к нему головы.

— Взвод, подъем! — резко сказал следователь, и спящие бойцы синхронно дернулись. Они еще не пришли в себя, но уже резко сели на диванах, а их руки шарили вокруг в поисках оружия. Дав им время очнуться и начать воспринимать окружающий мир, Сайра хлопнул в ладоши.

— Я встретился с информатором, — сообщил он. — Итак, мы имеем дело с группой вооруженных бандитов, пытающимся контрабандой провести из Кайнаня довольно интересный груз. Их восемь, прикрытия со стороны "Анъями" нет. Есть вероятность, что они принадлежат к "Адаути". Возможно даже, среди них находится сам оябун группировки. Всех брать живыми не обязательно, но оябуна или старшего группы — очень желательно. Доран, — он обратил взгляд на командира штурмовой группы, — у тебя десять бойцов, плюс вы двое, итого двенадцать. Васи сменит твоих людей, чтобы присмотреть за дежурным и в целом за Управой, так что весь взвод сможет поучаствовать. Твое мнение: справишься? Или реализуем запасной вариант с местными?

— Если начнем поднимать гарнизон, даже по тревоге, бандиты испарятся задолго до того, как соберем хотя бы десяток вояк, — наполовину презрительно, наполовину с раздражением поморщился капитан. — Мы не сможем за всеми уследить, обязательно кто-нибудь стукнет в "Туман". Да и толку от них… Мы можем снять половину сразу, из темноты, а оставшихся четверых оглушить и взять живьем. Годится?

— Вполне, — согласился Сайра. — Васи, остаешься присматривать за хозяйством.Главная задача — проследить, чтобы дежурный никуда не смог сообщить, пока мы не доберемся до места. Как услышишь стрельбу, можешь расслабиться.

— Он ведь из наших… — лейтенант задумчиво прищурился.

— Можешь плюнуть мне в лицо, если он не состоит на жаловании у Анъями! — фыркнул следователь. — Об итогах проинформирую по рации. Если потребуется, поднимешь по тревоге армейцев и приведешь их на подмогу. Куда — я сообщу. Сам сиди здесь у телефона, если потребуется помощь наших. Чем бы ни закончилось дело, мы подберем тебя по дороге назад. Понял? Доран, вперед. Время дорого.

Большой грузовик с штурмовой группой, тихо рыча мотором, выкатился из ворот Управы благочиния три минуты спустя. Водитель, простой солдат не из постоянной команды, вздрогнул, когда на подножку с его стороны прямо на ходу вскочил мужчина в потрепанной одежде. Сайра махнул рукой вперед, приказывая не останавливаться, и парень, затравленно оглянувшись по сторонам, снова приник к баранке. Очевидно, ему было не по себе, но беречь его чувства времени не оставалось. Минут двадцать грузовик, подчиняясь тихим указаниям Камилла, подаваемым через открытое окно, катил сначала по погруженным во тьму улицам города, а потом — по дороге сквозь глухой лес. Низко склоняющиеся деревья хлестали по кабине и брезенту над кузовом, мотор взрыкивал на многочисленных колдобинах, подпружиненное, но уже изрядно просевшее сиденье поддавало Сайре под задницу. Фары грузовика выхватывали из темноты стволы деревьев, яркие на фоне окружающий теней. Если они сейчас на полной скорости влетят в засаду Анъями… Остается лишь надеяться, что Камилл прав насчет отсутствия прикрытия.

Кстати, еще одна деталь на будущее: у "Адаути", видимо, совсем плохо с деньгами, если они наняли только катера, но не охрану. С Анъями, с того же "Тумана" вполне станется устроить засаду на незащищенные грузовики, пробирающиеся через глухие холмы — особенно с учетом того, что они знают и характер груза, и маршрут, каким клиенты станут выбираться к жилым местам. Конечно, "Адаути" — отнюдь не беззащитные контрабандисты, и крови у них на руках немало, и решимости не занимать, но восемь человек не смогут сделать ничего против внезапного ночного налета. Можно, конечно, предположить, что "Туман" не захочет связываться со снайперскими винтовками с ночными прицелами: самим им такое оружие без надобности, а продать кому-то другому — рискованно: несмотря на всю корыстолюбивость чиновников Управы благочиния и высоких полицейских чинов, определенную грань они все же не переступят. Негласный общественный договор считал если и не достойными, то приемлемыми прямые вооруженные столкновения, пока жертва имела возможность защищаться — с помощью собственных телохранителей, например. Однако тайные удары из-за угла, когда с убийцей нельзя даже сразиться, не то что опознать, оставались презренным уделом отверженных групп, презираемых всеми, в том числе костоломами признанных кланов Анъями, специализирующихся на налетах, запугивании и избиениях: "Крыльев бури" и "Скальпеля". "Туман" в какой-то степени гордился своей репутацией, а потому вряд ли стал бы связываться с такого рода товаром.

И все же, и все же — наверняка среди груза "Адаути" не только снайперские винтовки. И вряд ли там нет совсем ничего, способного заинтересовать головорезов Тьмы. Так что "Адаути" все-таки рискует, а следовательно, с деньгами у нее плохо. Обеим Управам благочиния, и в Ценгане, и в Кайнане, так и не удалось выйти на источники ее финансирования — и с учетом разветвленной сети осведомителей, в том числе принадлежащей лично Сайре, имелись хорошие шансы, что этих источников не существует вовсе. Значит, тот, кто создал "Месть", ограничился однократным вливанием денег, и они уже на исходе.

Впрочем, есть и еще одна возможность. Единственный источник денежных средств на Могерате, не доступный для отслеживания — университет "Дайгака". Если за "Адаути" все-таки тайно стоят (или стояли) паладары, теперь почему-то решившие избавиться от наемников, то все сходится. Остается понять, почему же паладары так себя ведут. Сайра задумчиво потер подбородок, уже колючий от щетины: в последний раз он брился вчера вечером. Подобные сценарии никак не сходятся с образом Карины Мураций, сложившимся в его сознании после почти трех сезонов жадного наблюдения за Университетом. Ректор Университета выглядела вполне честной и искренней. Предательство, удары в спину, подсылка убийц — совершенно не в ее духе. Разумеется, внешность зачастую обманчива, но все-таки ничего не говорило, что у молодой (да?) женщины есть какие-то интересы, выходящие за пределы хребта Сюань. Да и ее статуи, массово появившиеся в храмах Миндаллы после шокирующего признания о судьбе планеты, тоже плохо сочетались с "Адаути". Но помимо Карины-атары есть и другие паладары. Тот же Камилл, например (Сайра бросил мимолетный взгляд на окно кабины, за которым на подножке болтался "местный осведомитель"). Уж он точно не является идеалистом, а его умению вести политическую игру можно лишь позавидовать. Сайра не сталкивался раньше с ним вплотную, но доходящие слухи были вполне красноречивыми. А еще в Хёнконе есть регент, таинственная личность, практически не мелькающая на телевидении и в газетах. Судя по немногим зафиксированным повадкам, он явно имел в прошлом отношение к военным или хотя бы гражданским спецслужбам. И генерал Саматта, такой же таинственный военный консультант, лично руководивший истреблением по крайней мере одной группировки Анъями. Да мало ли кто там есть, в свою внутреннюю кухню паладары никого не посвящают. И если предположить, что пришельцы вовсе не так сплочены, как стараются показать, что и внутри них есть соперничающие группировки, а Карина Мураций — просто красивый занавес, скрывающий чудовищ… Очень многие детали мозаики встают на свои места.

Сайра тряхнул головой, отгоняя сонливость, и машина тут же особо резко подпрыгнула на ухабе. Какой-то выступ небрежно надетого бронежилета впился в поясницу, а зарождающийся зевок превратился в болезненный укус языка. Мысленно выругавшись, Сайра склонился к Камиллу через шофера.

— Далеко еще? — спросил он, стараясь говорить не слишком громко, но так, чтобы его услышали.

— Уже приехали. Еще пятьдесят метров, атара! — с характерным для южного побережья произношением откликнулся "проводник". — Дальше пешком, машину услышат. Вон там деревья расходятся, перевал, там остановитесь.

Впереди и в самом деле замаячил разрыв между деревьями: щель в черной стене леса на фоне переливающегося неба. Водитель сбавил ход, выключил фары, медленно подкатил к месту, где еле видная в свете подфарников дорога ощутимо уходила вниз, и остановился.

— Туда, вниз, атара! — сообщил "осведомитель". — Сам все увидишь. Я больше не нужен. Деньги, атара!

Он требовательно сунул руку в окно.

— Что? — машинально спросил ошарашенный Сайра.

— Деньги давай! Две тысячи канов, как договаривались.

Ошеломленный такой наглостью, следователь вытащил из кармана камуфляжной куртки кошелек и отсчитал четыре пятисотки. "Осведомитель" почти вырвал их из рук, спрыгнул с подножки и растворился во мраке леса. Ну и ну! Конечно, игра на образ отличная, да и две тысячи — сумма, не стоящая даже упоминания, но мог бы и предупредить заранее! А если бы Сайра без денег оказался? Впрочем, ладно.

— Мы уходим. Замаскируй машину возле дороги, чтобы случайно никто не заметил, и жди сигнала, — приказал он водителю, распахивая дверь и соскакивая на дорогу. В темноте уже двигались едва заметные силуэты бойцов спецгруппы. Следователь опустил на глаза громоздкий тяжелый ноктовизор, подтянул ремни, чтобы проклятая штуковина не сползала, и вгляделся в мутный зеленоватый полумрак. Работает. Новейшее кайтарское оборудование, менее трех декад как полученное Управой благочиния в качестве опытных образцов, давало картинку хотя все еще несопоставимо худшую, чем серийная техника перед Ударом, но куда более четкую, чем еще год назад. Хотя вес ноктовизора оставлял желать много лучшего, в качестве компенсации батарея жила до шестнадцати часов — втрое дольше, чем до Удара, а активная инфракрасная подсветка позволяла различать предметы на расстоянии до двухсот метров.

— Рации проверить! — негромко приказал Доран. — Я Первый, даю позывной.

Он быстро отбил контактным ключом две точки и тире.

— Второй, дай позывной.

Его заместитель выдал свой код. За ним отозвались остальные. Сайра вставил в ухо пуговицу динамика слишком поздно, так что услышал только последние два кода. Однако он в любом варианте не станет отдавать приказы. Ему главное знать, что рация работает. Повинуясь жесту Дорана, он отстучал свой позывной.

— Связь в порядке, атара, — отрапортовал ему капитан. — Ну что, девочки, напоминаю: противник у нас опасный. Не зевать, не засыпать, голос по радио использовать в крайнем случае: пните меня по яйцам, если они эфир не слушают. Задачу все поняли? Атара, остаешься здесь. Когда закончим, сообщим.

— Нет, Доран, — спокойно, но не допускающим возражений тоном ответил Сайра. — Я с вами. Под ногами путаться не стану, но мне нужно наблюдать вблизи. Слишком много… неизвестных в нашем уравнении.

— Понял, атара, — Доран прекрасно знал, когда с начальством спорить можно, а когда — не стоит, тем более что с Сайрой он проводил далеко не первую и даже не десятую совместную операцию. — Тогда ты со мной. Держись позади.

— Веди, — Сайра провел рукой по кобуре на боку. Стрелять он умел прекрасно, но сегодня играть в войну не собирался: бойцам спецназа он все равно не ровня, да и не его дело гоняться за террористами. Кроме того, пистолет не имел глушителя, так что первый же выстрел полностью разрушит всю секретность. Однако плотная тяжесть оружия придавала уверенности.

Невидимая и неслышимая, группа захвата двинулась под уклон в сторону, где над крутым обрывом возвышался небольшой деревянный пакгауз, слабо освещенный тусклыми фонарями. Дорога здесь шла по прямой, и Сайра, неторопливо трусящий по обочине вслед за Дораном, различал сквозь нависающие ветви деревьев очертания четырех небольших пикапов с брезентовыми навесами над кузовами. Рядом с ними появлялись и исчезали неразборчивые пока еще человеческие силуэты. Расстояние от перевала до пакгауза составляло не менее трехсот метров, дорога казалась пустой, и разглядеть что-либо оттуда террористы явно не могли. Тем не менее, по крайней мере за полторы сотни метров до пакгауза Доран увел группу с дороги в лес.

— Рассредоточиваемся, — тихо приказал он. — Первая группа — с востока. Вторая — с запада. Третья со мной. Действуем по плану. Еще раз напоминаю: не стрелять без приказа. Сначала я валю тех, кто подвернется, остальных берем по возможности живыми. Если случится жопа, действовать по обстановке, не дожидаясь моего приказа. Вперед!

Дождавшись, когда обе группы растворятся в ночной тьме, Доран жестом указал вниз, в сторону пакгауза, и двинулся с места, мягко ступая по корням деревьев, заваленным прелой листвой. Три оставшихся с ним бойца разошлись короткой цепью и шагали, настороженно оглядываясь по сторонам. В зеленой полутьме ноктовизора холодная сырая земля почти не различалась, и Сайра включил инфракрасную подсветку. Стало немного легче, хотя тени углубились и заметно потемнели. Следователь старался не запинаться о корни и не слишком громко цепляться курткой за ветви и оплетающие их лианы. Еще немного. Еще метров пятьдесят или шестьдесят — и они подберутся к площадке вплотную…

И тут в темноте грохнул выстрел, потом еще один, и тут же покатились-побежали трескучие короткие очереди из штурмовых винтовок, перемежаемые одиночными выстрелами и очередями из незнакомого оружия. Сайра резко остановился и присел на корточки, шепотом ругаясь и стискивая во вспотевшей ладони рукоять выхваченного пистолета. Он напряженно оглядывался по сторонам, но не видел ничего, кроме все тех же теней. Стрельба раздавалась с той стороны, куда ушла первая группа. Доран припал к земле чуть поодаль, остальные бойцы пропали из вида. Что случилось? Неужели "Адаути" все-таки выставила или наняла охрану? Как Камилл мог так лажануться?

— Второй, я Первый, — скрежещущим шепотом сказал в рацию Доран, и его голос эхом отдался в наушнике Сайры. — Доложить обстановку!.. Второй, как слышишь? Доложить обстановку! Третий, оставаться на месте до выяснения!

Так. Что бы ни случилось, ясно одно: секретность и незаметность только что слили в унитаз. Взять террористов тихо и быстро уже не получится: наверняка они забаррикадировались в пакгаузе при первых же выстрелах. А если катера еще не успели уйти, то "Адаути" уже наверняка смывается на них в море, бросив груз. Ну, Камилл! Послушаем, как ты станешь оправдываться — если, конечно, рискнешь еще хоть раз со мной встретиться!

— Первый, здесь… Второй… — донесся из наушника хриплый прерывистый голос заместителя Дорана. — Нарвались на засаду… на кого — неизвестно… У меня двое легких, один с пробитым бедром… Прижаты огнем противника, не можем двинуться. Против нас минимум четверо…

— Тинтин га саолянь! — прошипел Доран. — Второй, держись. Идем на помощь. Зажмитесь и не дергайтесь!

— Понял, Первый! — прохрипел наушник. — Мы…

И тут стрельба стихла — вместе с голосом.

— Второй, ты где? — пригнувшись, Доран уже двигался перебежками от ствола к стволу, и тени его бойцов мелькали чуть поодаль. — Второй?..

Сайра снова выругался сквозь зубы и осторожно двинулся следом. Вот на что он точно не рассчитывал, так на небольшую ночную войнушку. Корни подворачивались под ноги, ветви хлестали по линзам ноктовизора, на мгновение ослепительно вспыхивая в подсветке, и следователь торопливо ее отключил. Мир потускнел и стал менее резким и контрастным, зато вспышки прекратились. Что-то здесь не так. Совсем не так. "Адаути" могла выставить оцепление, но Камилл не мог его не заметить. И уж совершенно точно не в его интересах заводить штурмовую группу в засаду. Значит, засада появилась уже после того, как отсюда исчез дрон Камилла — как максимум минут пятнадцать-двадцать назад. Следовательно, к "Адаути" они отношения не имеют.

А еще ставить одиночную засаду в стороне от дороги бессмысленно, если только не знать точно, что ожидаемая жертва двинется именно там. А "Адаути" может выбраться с пристани лишь по одной-единственной лесной дороге. И, значит…

Додумать он не успел, потому что тишину снова разорвал грохот выстрелов — на сей раз почти над ухом. Сайра рухнул на землю, неудачно спружинив руками. Он ободрал левую ладонь, едва не вывихнул правую кисть, сжимавшую пистолет, и больно даже сквозь плотную полевую куртку ударился локтем о какой-то особо толстый корень. Спасибо хоть, бронежилет спас ребра. Следователь тут же откатился в сторону, попутно успев разглядеть ослепительные даже сквозь листву вспышки выстрелов, и укрылся в небольшой ложбинке под стволом. Сквозь штаны немедленно начала просачиваться липкая холодная влага. Рядом затарахтели штурмовые винтовки бойцов его группы, и Сайра вслепую выстрелил несколько раз в сторону, где вроде бы находился противник. Но тот больше не стрелял. В лесу снова воцарилась напряженная тишина, и следователь, напряженно вглядываясь в тени между стволами деревьев и ветвями, стиснул зубы. Ну надо же так попасть! Сволочь Камилл…

Выпавшая из уха пуговица наушника еле слышно зазудела, и Сайра поспешно воткнул ее в ухо.

— …ряю, всем, кто меня слышит! — жесткий голос паладарского посланника впился в барабанную перепонку. — Прекратить стрельбу! Вы не враги друг другу! Не стрелять!

— Эй, вы! — крикнул откуда-то со стороны незнакомый мужской голос с явно выраженным северным акцентом. — Кто вы такие? Оружие бросить, встать с поднятыми ру…

Фраза оборвалась хриплым полувсхлипом. Грохнули и оборвались новые выстрелы. Потом раздался новый голос — уже не через наушник.

— Сайра-атара! — громко сказал Камилл. — Не стреляйте, иду к вам.

— Внимание, Первый! — торопливо крикнул Сайра. — Не стрелять, не стрелять! Свои!

Несколько секунд спустя ветви заколебались и затрещали, и давешний "проводник" стремительно подошел к укрытию следователя. Правой рукой он удерживал за грудки и волок по земле барахтающуюся и невнятно мычащую человеческую фигуру. Бросив ее на землю, Камилл произнес:

— Сайра-атара, работают на Анъями, "Крылья бури". Я о них не знал. Мой прокол, потом сочтемся. Дальше сам разбирайся, но уговор в силе. Остальные придурки рядом с вами без сознания, так что можете перестать палить куда ни попадя. Твоя вторая группа там, — он ткнул рукой в сторону. — Все живы.

И он канул во тьму так стремительно и бесшумно, словно испарился.

— Эй, а ну стоять!.. — запоздало рявкнул приблизившийся Доран.

— Отставить! — приказал Сайра, чье бешено колотящееся сердце постепенно успокаивалось. Способность здраво мыслить быстро возвращалась. "Крылья бури". Крупнейшая группировка Тьмы на всем континенте. По весьма достоверным слухам, ее оябун, Торанна Ли Фай, вхож едва ли не к самому Левому министру. Что они здесь забыли? Прикрывают "Анъями" или… или наоборот? С учетом известной склонности клана к похищениям и заказным убийствах…

Выбравшись из своей ямы, он с нарастающей злостью ощутил насквозь промокшие штаны и влагу, стремительно пропитывающую куртку. Следователь опустился на одно колено рядом с неизвестным, слабо ворочающимся и отплевывающимся от какой-то вязкой массы, забившей его рот (земля? палые листья?), и взял его за горло железной хваткой.

— Слушай меня очень внимательно, шо, повторять не стану, — сказал он ледяным тоном, когда слабые дрожащие руки бандита ухватили его за предплечье. — Я — капитан второго класса, следователь по особо важным делам Управы благочиния Тасиэ. Вы сорвали крайне важную операцию, и мне страшно хочется свернуть тебе шею, наплевав, кто ты такой и кого знаешь. Но на случай, если дело еще можно исправить, у тебя есть двадцать секунд, чтобы внятно изложить, что вы здесь делаете и кто главный. Не уложишься — прикончу. Время пошло.

Когда в лесу над обрывом защелкали первые далекие выстрелы, Юно как раз расплачивался с рулевым катера, старшим в группе "Тумана".

— Все в порядке, тара, — буркнул тот, закончив пересчитывать толстую пачку потрепанных купюр. — В расчете. Что за?..

Он вскинул голову, прислушиваясь и пристально вглядываясь в темную массу деревьев, окружающую подсвеченное огнями здание пакгауза высоко вверху. Юно замер, прислушиваясь. Выстрелы. Безо всякого сомнения, выстрелы. Юно ухватил рулевого за халат на груди и резко дернул к себе.

— Ты утверждал, что здесь безопасно, — сквозь зубы проскрежетал он. — Значит, "Туман" нас сдал? Кому? Отвечай, живо!

За спиной раздались шаги и тихие металлические щелчки снимаемых предохранителей. Оябун "Анъями" оглянулся. Два других рулевых и несколько матросов стояли полукругом, целясь в него из пистолетов и автоматов.

— Убери руки, тара, — сумрачно сказал тот, кого Юно держал за грудки. — Мы ничего не знаем. Наше дело — довезти тебя с грузом и высадить. В охрану мы не подряжались.

Медленно втянув теплый влажный воздух, Юно выпустил его и отступил на шаг. Действительно, даже если "Туман" его сдал, моряки-контрабандисты вряд ли были в курсе. Имей они планы скрытого предательства, куда проще перебить всех его людей в открытом море, где нападения никто не ожидал.

— Так-то лучше, — рулевой, как ни в чем не бывало, убрал пачку денег за пазуху и взбежал по трапу на свой катер. Остальные кобуны "Тумана" рассыпались по собственным судам. Рулевой перегнулся через фальшборт. — Мы в расчете, тара. Работа выполнена честно. Но если хочешь, лезь сюда, высажу в безопасном месте совершенно бесплатно. Но решай живее, мы уходим.

— Подождите еще несколько минут! — почти умоляюще сказал Юно, лихорадочно соображая. Если их прижали всерьез, грузу так или иначе конец. Но люди еще могут спастись. — Мои кобуны спустятся…

— Ты дурак, тара? — изумленно поинтересовался рулевой. — Если там, наверху, посадят хотя бы парочку снайперов, нас расщелкают до того, как мы отойдем от берега. Да одного гранатометчика хватит, чтобы нас на дно отправить. Катер — не крейсер, он для перестрелки с берегом не предназначен. Ты с нами? Думай, пять секунд даю.

— Нет, тара, я остаюсь со своими, — холодно ответил Юно, чувствуя, как вспышка паники проходит, и голова начинает соображать снова. — Спасибо за помощь.

Моряк пожал плечами и исчез в рубке. Его напарник нажал кнопку, поднимая спущенный трап, и торпедный катер с тихим рокотом отвалил от пирса. Зенитный пулемет на корме принялся настороженно шарить по кромке обрыва. Несколько секунд спустя три судна растаяли в ночной тьме, оставляя за собой фосфоресцирующий след, почти незаметный под танцующим отражением переливающегося неба. Но Юно не смотрел им вслед. Подбежав к площадке подъемника, он нажал на кнопку, и платформа двинулась вверх.

Ток пропал, когда подъемник преодолел примерно половину пути. Лампа под навесом внезапно погасла, платформа замерла на месте. Здание пакгауза над обрывом пропало из вида. Окутанный темнотой, Юно тихо выругался и закрыл глаза, привыкая к новой обстановке. Десяток секунд спустя он поднял веки. Глаза потихоньку адаптировались, и площадка лестницы в метре от подъемника хотя и смутно, но различалась. Примерившись, Юно перепрыгнул через полуметровый провал, ухватившись за поручни вокруг лестницы, а потом и перебравшись через них. Наполовину шагая, наполовину прыгая через две-три гулких металлических ступеньки, он бросился вверх. Стихшие было выстрелы застучали снова — и резко оборвались.

Тяжело дыша, с бешено колотящимся от напора адреналина и усталости сердцем, Юно ворвался внутрь пакгауза, залитого тьмой, лишь сгущаемой направленным в потолок фонарем. Еще один фонарь ослепительным лучом резанул Юно по глазам, и оябун "Мести" вскинул ладонь, защищаясь.

— Что происходит? — отдуваясь, коротко спросил он.

— Стрельба в лесу, атара, — так же лаконично откликнулся Юмэй, опуская фонарь. Первый помощник Юно приник к небольшому оконцу и напряженно всматривался наружу через ночной прицел. Вскрытый ящик с прицелами одиноко стоял у захлопнутой двери: его вместе с выстрелами для подствольных гранатометов поднимали последним и не успели загрузить в машину.

— Провода обрезали, — добавил Цзин. Он сидел возле ящика с патронами и сосредоточенно набивал автоматные магазины. — Нас продали, атара. Катера ушли?

— Да, — Юно вытащил из ящика еще один прицел, достал из футляра, вставил батарею, щелкнул выключателем и пристроился к окну с противоположной стороны. Индикатор батареи показывал едва четверть заряда. — Ждать, пока вы спуститесь, отказались. Фонари погасите — и смотреть мешают, и нас подсвечивают.

Кто-то выключил фонарь на столе, и в помещении наступила почти кромешная тьма, чуть разгоняемая только призрачным светом неба и светом восходящей Труффы. Три пикапа за окном стояли, полностью загруженные и закрытые. Задний борт четвертого все еще оставался опущенным: последние ящики загрузить не успели. Какое искушение — забраться в них и пойти на прорыв… Глупо. Пирсом Юно пользовался уже в третий раз и прекрасно знал, что единственная дорога отсюда идет через густой тропический лес. Свернуть с нее на автомобиле, даже таком легком, не выйдет, и врагам не составит труда блокировать всю колонну, просто расстреляв первый автомобиль. Мини-грузовичок — не танк и даже не бронетранспортер, для прорыва блокады не предназначен. Скрыться по морю без катеров тоже невозможно: вплавь далеко не уйдешь даже в местном теплом океане, а отвесный обрыв с грудами валунов и сильным прибоем понизу тянется по крайней мере на полцулы в каждую сторону. Если бы у них имелись хотя бы спасательные жилеты… но у них нет спасательных жилетов. Почему он не догадался купить их у моряков на катерах за любые деньги?

Выбора нет. Они прижаты здесь и либо прорвутся и уйдут по суше, либо умрут. Нельзя, чтобы кто-нибудь получил хотя бы намек на истинную сущность бывшего секретаря ставрийского посольства в Хёнконе: удар по репутации Университета окажется чудовищным. Юмэй и Цзин видели его университетский идентификационный браслет в день первой встречи и догадываются, кто их оябун, но они ненавидят бывшую хёнконскую знать еще больше, чем он сам. Они не проговорятся ни под какими пытками. Остальные… остальные могут сломаться, но они ничего не знают. Не следовало, разумеется, устраивать мальчишескую браваду с окровавленным браслетом и демонстрировать его даже самым верным приспешникам, но сделанного не исправишь. Кроме того, "Кобра" осведомлена о его происхождении. Но "Кобра" не рискнет идти против Камилла, а паладар, следующий правилам игры, не заинтересован в огласке.

Оябун "Адаути" машинально провел рукой по груди: граната, постоянно носимая с собой после встречи с Камиллом, висела под одеждой там, где и положено. Взрыватель спилен, достаточно выдернуть кольцо и отпустить рычаг предохранитель… Ты знал, что рано или поздно этим кончится. Время пришло. Жаль. Осталось доделать так немного: бывший заместитель министра финансов, бывший секретарь министра юстиции, бывший управделами канцелярии двора и бывший личный королевский поверенный. Остальные чиновники беглого королевского двора не важны: документы на право собственности в Хёнконе по большей части не сохранились, а те, что сохранились, без знающих людей не интерпретировать. Управделами канцелярии следовало убить первым, но после бегства в Ценгань он всегда жил скрытно, вдали от других аристократов и под хорошей охраной. Обнаружить его удалось лишь недавно, и именно для штурма его поместья и предназначалась львиная доля закупленного в Кайнане оборудования.

Теперь вся эта мразь останется жить. Страшно жаль. Но "Адаути" и без того хорошо поработала. "Правительство Хёнкона за рубежом" больше не существует, и новых желающих его организовать нет. Бывший король запуган до смерти. Несколько десятков наиболее опасных аристократов и чиновников отправились в Нирвану, воспрянувшие духом с появлением паладаров хёнконские кланы забились в норы, и большая часть имущественных исков к университету "Дайгака" так и остались лишь в проекте. Университет продолжит существовать. Ну, а террористам положено умирать. Даже если они сражаются за благое дело, подавать положительный пример другим нельзя: слишком много моральных уродов с удовольствием прикрывается красивыми словами для удовлетворения мелких амбиций. Все закономерно. С самого начала ты готовился именно к такому концу. Нет, неверно: ты уже мертв с момента, как исчез на пути из Хёнкона в Ставрию. Сегодня твою смерть боги лишь заверят официально. А люди… а люди найдут лишь изуродованный неопознаваемый труп.

Жизнь закончена. В зависимости от того, верны ли какие-то религиозные сказки, тебе может еще повезти встретиться с людьми, лишенными тобой жизни, и взглянуть им в глаза. А потом боги Миндаллы или Ваххарон, или кто там судит грешников, отправят твою собственную душу в небытие. Все кончено, как и запланировано.

Вот только почему тебе так страшно, а, дружище?

В лесу не замечалось никакого движения, и Юно, оторвавшись от прицела, сел прямо на холодный бетонный пол, прислонившись спиной к деревянной стене. В темноте смутно угадывались силуэты семерых его кобунов. Юмэй Киритоса. Цзин Ямадака. Лин Оюда. Авайя Хуон. Дон Сюань. Маэн Фан. Су Чень. Первые четверо — ядро "Адаути", трое остальных рекрутированы относительно недавно. Если бы хоть как-нибудь сохранить им жизнь!

— Ну что, атара, осталось лишь продать свои шкуры подороже, — Юмэй тоже перестал рассматривать лес в прицел. Его голос оставался ровным и спокойным, почти небрежным, словно он рассуждал о погоде на завтра. — Патронов маловато. Жаль, оба ящика уже загрузить успели.

— Может, они не за нами? — в отличие от Юмэя, голос Маэна слегка подрагивал — не от страха, просто от нервного напряжения. — Мало ли кто там палил… Может, "Туман" развлекается.

— Угу, точно, — согласился Цзин. Судя по звукам, он закончил набивать магазины. — Отправились веселые ребята ночью в лес, на обезьян поохотиться, и ненароком отстрелили провода. Сплошь и рядом случается. Атара, рискнем пару ящиков из машин вытащить?

— Опасно, — Юно удивился тому, как безмятежно звучит его собственный голос. — Если снаружи снайперы, мы и подойти к ним не сможем, ляжем прямо у входа. Кстати, сторожа где?

— Смылись оба при первых выстрелах, — пояснил Авайя. В его голосе звучало явное презрение.

Скверно. Юно видел у кобунов "Тумана" портативные рации. Наверняка с их помощью можно связаться с его основной базой на расстоянии цулы отсюда. Купить бы охрану, пусть и с запозданием… нет, не удалось бы в любом случае. "Туман" — контрабандисты и работорговцы, не бойцы. Какие бы силы они ни держали на базе, сунуться в ночной лес против неизвестного противника с автоматическим оружием не рискнут. Ну, а если их действительно продал "Туман", то тем более проку от него нет.

— Вопрос в том, кто в кого палил, — задумчиво проговорил Цзин. Он взял у Юмэя громоздкий прицел, отошел к окошку в торце пакгауза и начал осматривать местность через узкое щелевидное окошко. — Там не случайно кто-то на спуск нажал — несколько групп подрались. Я слышал как минимум три разных типа автоматов. Если они вцепятся друг другу в глотку и перебьют друг друга, у нас есть шанс. Дождаться бы рассвета…

— Они больше не дерутся, — хмыкнул Юмэй. — То ли кого-то уже выкосили, то ли договорились. А мы, оказывается, важные птицы, атара. Аж две группы охотников за нами пришли.

— Думаешь, две? — с сомнением переспросил Лин.

— Даже не говори, что три, не поверю. Я так думаю, они по-отдельности сюда явились и случайно друг на друга напоролись. Скорее всего, уже разобрались и помирились.

— Вопрос в том, кто и почему здесь, — задумчиво проговорил Маэн. — Если Анъями за наши головы награду пообещали, есть шанс договориться. Если солдаты… ну, тоже есть, если их генерал не слишком жадным окажется. А вот если Управа благочиния или наемники той сволочи, что мы чистили, то нас даже в плен брать не станут.

— Управа как раз станет, — возразил Юмэй. — Они ребята основательные. Если уж вцепились, то не успокоятся, пока всех не возьмут. Другое дело, что от них живыми все равно не уходят. Ну что, развлечемся в последний раз как следует?

В его голосе прозвучали нотки веселой злости.

— А то! — согласился Цзин. — Не знаю, сколько им заплатили, но отработать придется до последнего эна. Атара, давно хотел сказать — лучшего командира у меня никогда не было.

— Лучшие командиры не заводят отряд в ловушку, — пробормотал Юно.

— Да ладно тебе! — усмехнулся Авайя. — Мы все знали, что так дело кончится рано или поздно. Не дети малые, сами подписались.

— Сами. Но отвечаю все равно я, — Юно придал голосу стальную твердость. — Слушайте меня. Приказываю: если предложат сдаться, вы сдадитесь без боя. Если не убьют на месте, есть шанс, что вы выживете. Паладары не станут вас выгораживать, но и судилище устроить не позволят. Лица вы не светили, отпечатков не оставляли, так что шансы невелики, но есть…

— А ты, атара? — сумрачно перебил Су. — Ты-то что делать собираешься?

— А у меня выбора нет, — Юно пожал плечами — жест, бессмысленный в темноте. — По закону или по понятиям, но меня прикончат в любом случае. А в плен я попасть не могу, не имею права. Есть вещи, которые из меня обязательно вытащат… а их никто не должен знать. Попытаюсь уплыть по воде, авось не утону. Когда-то я неплохо плавал.

— Чушь! — отрезал Дон. — Атара, я без тебя выживать не собираюсь.

— Да никто не собирается! — поддержал Цзин. — Атара, я никому в плен не сдамся, что бы ты ни говорил. Либо прорвемся, либо умрем вместе. Не то чтобы я кого-то удерживал, — задумчиво добавил он. — Если кто-то хочет, пусть рискнет сдаться. Ма, Су, Дон — вы с нами недавно, опознать вас никто не сможет, так что вполне сойдете за носильщиков.

— Заткнись, Цзи, — беззлобно посоветовал Маэн. — Без тебя разберемся. Атара, не выплывешь ты без лодки. Знаю я немного местность, тебя прибоем о скалы размажет. Здесь прибрежный фарватер такой, что только опытный моряк увернуться может, и желательно, с сонаром. Нас восемь, домишко…

Он постучал костяшками пальцев по бревнам, складывающим стену пакгауза.

— Домишко довольно прочный, автоматной очередью не прошибешь, от гранатных осколков укроет. "Туман" такие строит специально на случай перестрелок с недовольными клиентами и конкурентами. Если минометы или артиллерию не приволокут, выкуривать нас отсюда они затрахаются, особенно если до утра продержимся. А там, глядишь, "Туман" вмешается — мы же все-таки клиенты, если нас публично сжуют, слухи пойдут, удар по репутации выйдет. Так что мы еще не мертвецы, атара.

— А на случай, если нас все-таки прижмут…

Юмэй зажег фонарь и положил его на пол на бок.

— Кто-нибудь смотрел, что там в цистернах у стен? — поинтересовался он.

— В одном бензин, в другом солярка, — сообщил Авайя. — Там с торцов пометки. Запасы, видать, для заправки катеров на всякий случай. Закупорены плотно, но открыть можно.

— Солярка не пойдет, — Цзин задумчиво процедил сквозь зубы. — А вот бензин может сгодиться. Юм, ты думаешь о том же, что и я?

— Точно. Последний сюрприз можно устроить.

Юмэй на карачках подполз к ящику с выстрелами для подствольников, распахнул крышку и начал вытаскивать из него упаковки из пористого пластика, срывая с них крышки и обнажая поблескивающие колпачки детонаторов.

— Вы свихнулись, — с сомнением сказал Маэн. — Я, конечно, не сапер, но и то знаю, что бензин не взрывается, да и граната для подствольника не взведется, пока ей не выстрелишь.

— Сам бензин не взрывается, — согласился Цзин. — Зато пары взрываются более чем красиво, а бензин отлично горит. Если прижмут окончательно, попытаемся вплавь уйти, а домик пусть полыхает и нас прикрывает. И насчет зарядов не беспокойся.

Он дотянулся до одной из вскрытых упаковок, вытащил оттуда выстрел и показал Маэну.

— Видишь, выступ торчит? Предохранитель. Когда стреляешь, его перебрасывает, граната взводится. Там пружинка, но слабая, чтобы в стволе не застревало. Случайно не перекинешь, но если нажать как следует…

Он зацепил выступ ногтем и потянул. Тихо щелкнуло.

— Вот так, — Цзин передал взведенный выстрел Маэну. — Теперь достаточно снять колпачок предохранителя и тюкнуть по концу. Или просто на твердый пол бросить как попало, метровой высоты должно хватить. Атара, твои приказания?

Юно почувствовал прилив благодарности. Даже сейчас, когда его авторитет оябуна не значил уже ничего, Цзин пытался щадить его чувства. А, ладно. В конце концов, если умирать, так хотя бы по всем правилам. Хватит кукситься, родной, пора вспомнить, что ты здесь командир.

— Таких упертых идиотов, как вы, еще поискать нужно, — проворчал он, подбирая под себя ноги и усаживаясь на корточки. — Ладно, проехали. Покажем охотничкам, что за ошибки нужно расплачиваться. Юм, Цзин, взводите гранаты, да поаккуратней. Постарайтесь не подорваться раньше времени. Все взведенные засовывай обратно в упаковки. Остальные — ну-ка, давайте поворочаем вон ту цистерну…

Несколько минут спустя соединенными усилиями они провернули лежащую на козлах бензиновую цистерну так, что ее верхний люк смотрел вниз. Достаточно одного движения руки, чтобы отстегнуть крышку, и ее содержимое за несколько секунд широкой струей выльется на пол. Ящик со взведенными гранатами умостили на второй цистерне, привязав к нему длинный трос из валявшейся в углу бухты, сбросив другой конец на лестницу, ведущую вниз по обрыву. Достаточно дернуть за веревку посильнее, чтобы ненадежно качающийся на выпуклости ящик грохнулся на пол и сдетонировал. Для надежности Юмэй расставил вокруг взведенные гранаты взрывателями вверх так, чтобы падающий ящик обязательно накрыл хотя бы одну. Все, ловушка готова, оставалось только ждать.

Они успели вовремя. Юно еще не успел отдышаться, как в пакгаузе и на автомобильной площадке вдруг вспыхнул свет, и снаружи слаженно загрохотали автоматные очереди. По бревнам снаружи забарабанил плотный тяжелый град. Три оконца в продольной стене пакгауза и оба в торцевых стенах синхронно разлетелись осколками стекла. Пролетающие сквозь них пули врезались в противоположную стену, застревая в мягкой древесине. Несколько штук пробили пластиковый электрощит, и донесшийся было снаружи грохот электромотора, поднимающего остановившуюся на полдороге платформу, снова стих. В щите заискрило, пару раз громко хлопнуло, и из расколотой черной пластмассы повалил дым. Свет, однако, не погас: предохранители, сожженные коротким замыканием, все-таки успели отключить начинку щита от сети.

— "Туман" будет недоволен… — индифферентно пробурчал Циммей, вместе с остальными припавший к полу возле стены. — Тут одни стекла на пару сотен канов потянут.

— Пусть предъявляю претензии тем, кто снаружи палит, — фыркнул Юно.

— Не скажи, атара, — возразил первый помощник. — Их потом еще найти надо, а оно "Туману" надо? Пирс формально кто арендовал? Мы. Вот с нас и стрясут.

— Значит, придется предъявить регрессный иск, — Юно ухмыльнулся, и окружающие тихо заржали. Что такое "регрессный иск", знал разве что более-менее образованный Юмэй, но напряжение требовало разрядки.

Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Несколько секунд спустя из чащи донесся голос, в котором явственно слышался твердый акцент жителя срединных провинций Могерата, слегка облагороженный столичным произношением:

— Эй, в сарае! Слушайте меня! Я капитан второго класса Управы благочиния Тасиэ Сайра Моямару! Предлагаю переговоры и гарантирую безопасность парламентеру! Минута на размышление, потом начинаем штурм!

— Врет как заяц… — пробормотал Цзин. — Не в стиле Палаты такие дурные вещи. Они нас перещелкали бы в темноте, пока мы ничего сообразить не успели.

— Там еще кто-то, — напомнил Юно. — У них не менее двадцати стволов. Скорее, больше. В основном я слышал "гадюк", таких же, как у нас, — он поднял свой автомат, — а Управа предпочитает вооружать спецназ "ливнями" — такие здоровые штурмовые винтовки. Никогда не слышал, каков от них звук, но что-то незнакомое тоже тарахтело.

— Думаешь, правду говорит? — с сомнением осведомился Авайя. — Или просто хотят одного из нас шлепнуть, чтобы штурмовать проще?

— Эй, в сарае! — крикнули снаружи снова. — Полминуты прошло! Повторяю: гарантирую переговорщику безопасность.

— Я иду, — решительно сказал Юно, поднимаясь на четвереньки и приближаясь к окну.

— Ты поверишь какому-то неизвестному вандабаню? — Цзин ухватил его за куртку. — Не дури, атара. Тебя просто завалят, как только нос наружу высунешь.

— Пятнадцать секунд! — крикнули снаружи.

— Меня завалят так или иначе, — Юно с силой оторвал и отбросил его руку. — Прекрати немедленно! Эй, в лесу! — крикнул он в разбитое окно. — Я выхожу! Где встречаемся?

— На краю автомобильной площадки! — донеслось в ответ. — Я иду!

Юно положил на пол автомат, поднялся на ноги между окном и дверью, щелкнул выключателем, погасив в пакгаузе свет, и потянул тяжелый засов.

— Цзин, за старшего. Если меня пристрелят, поступайте по обстановке, — сухо сказал он, не оборачиваясь. — Пока я там болтаю, кстати, посмотрите вокруг: вдруг где-нибудь найдется материал, чтобы поплавки смастерить. Постарайтесь заднюю дверь с петель снять, поможет на воде держаться. Ну, и еще что-нибудь от стен отодрать попробуйте. Эх, раньше не сообразили…

И он пихнул дверь, ныряя в освещенную фонарем ночь, словно в неизвестный омут. Его правая рука нырнула под камуфляжную куртку, обхватила висящую у солнечного сплетения гранату, плотно прижимая предохранитель к корпусу, и большой палец выдернул кольцо чеки с заранее разогнутыми усами. В случае предательства он заберет с собой лже-переговорщика.

Если только его не пристрелят немедленно, ага.

Шаги тяжело отдавались в сжавшихся внутренностях. Настороженно вглядываясь в темноту, Юно прошел между двумя пикапами, изрешеченными спереди пулями (от одного доносился отчетливый запах вытекающего бензина) и остановился на краю пятачка, грубо вымощенного булыжниками. Заметив, что отбрасывает длинную тень, он мельком пожалел, что не выключил свет еще и на стоянке: сейчас он как на ладони, пристрелить его сможет даже ребенок. Нет, все верно: если засевшие в лесу, кем бы они ни оказались, готовились к ночной операции, помехой им темнота все равно не станет. Зато выходить на штурм им придется на освещенное пространство, что поможет кобунам "Мести" отстреливаться из темного пакгауза. Впрочем, не поможет: разбить лампу пулей — дело двух секунд. Или опять ток обрежут. Зачем они вообще свет обратно включили?

— Я здесь! — крикнул он в темноту, лишь сгущаемую светом фонаря. — Кто хотел со мной говорить?

Зашелестели опавшие листья, и во мраке возникла неясная фигура, приобретающая форму и очертания лица по мере приближения к свету. Мужчина, ростом повыше Юно, в камуфляжной полевой форме и легком бронежилете поверх куртки, но без шлема. На боку у него висела кобура пистолета, но руки оставались пустыми.

— Я капитан второго класса Управы благочиния Сайра Моямару, следователь по особым делам, — холодно сказал пришелец. — Кто ты?

— Не вижу, почему должен тебе отвечать, — не менее холодно ответил Юно.

— То есть моей должности тебе недостаточно? — капитан Сайра поднял бровь.

— Твои люди пару минут назад пытались расстрелять меня и моих людей. По-моему, не самое лучшее начало переговоров. Я так думаю, ты принимаешь нас за каких-то бандитов, а потому хочешь прикончить нас. Есть у тебя основания для такого поведения?

— Ты наглец, тара, — капитан криво усмехнулся. — В других обстоятельствах я бы сказал, что ты мне нравишься. Ну что же, опишу, как ситуация выглядит с моей стороны. Во-первых, из чрезвычайно достоверного источника поступила информация, что ты и твои люди принадлежат к "Адаути". Поскольку ты по глупости снимал маску при свидетелях, я уже вижу, что информатор не ошибся. Твой фоторобот не очень-то достоверен, но достаточно похож, чтобы опознать тебя при личной встрече. Ты — таинственный безымянный оябун "Адаути", отпираться бессмысленно. Во-вторых, палили в тебя не только мои люди. Там, в лесу, засело примерно тридцать человек из "Отравленной стрелы" — одного из кланов, служащих "Крыльям бури", если ты не в курсе. У них,видишь ли, контракт на твою голову. Не знаю, откуда у них информация, но отпускать тебя живым они не намерены.

— И по какой причине "Крылья" охотятся за мной? — Юно почувствовал, как желудок сжимается в камень, но его голос не изменился ни на йоту.

— Резня в Кионаре стала самой крупной допущенной тобой ошибкой. Пока ты отстреливал представителей хёнконских кланов, даже "правительство-за-рубежом", трупы списывались на разборки между чужаками. Но в Кионаре погибло немало представителей влиятельных кланов со всего Могерата. За твою голову назначена награда в пятьдесят миллионов канов. Тебя достанут если не "Крылья", так "Скальпель" или кто-то еще.

— Кионара… А что, тара, есть какие-то шансы, что ты поверишь в мою невиновность в данном случае?

— Невиновность? — в голосе капитана явно скользнуло недоумение.

— "Адаути" не причастна к тамошней резне. Тара, ты ведь следователь, и немалого ранга. Сам-то не видишь, что стиль совершенно не наш? Нас подставили. У меня есть предположения, кто и почему, но я их придержу.

— Вот как… — Капитан задумчиво покачался с пятки на носок. — Ну, неважно. В любом случае, я тебя отпустить не могу, а "Крылья" не захотят. Ты влип, тара, и влип по-крупному. Ты в окружении полусотни хорошо экипированных бойцов, моих и "Анъями", а позади у тебя обрыв и море. Бежать некуда. "Туман" на помощь не придет — не захочет ссориться ни со мной, ни с "Крыльями". Других помощников у тебя нет. И что думаешь делать?

— Не надо играть со мной, тара, — Юно почувствовал, что его охватывает спокойная безмятежность. Все. Если раньше оставалась хоть какая-то безумная надежда на невероятное чудо или совпадение, то теперь смертный приговор вынесен и оглашен. Бояться больше незачем. — Ты прекрасно понимаешь, что у меня лишь один вариант: забрать с собой как можно больше ваших. Но если есть альтернативы, готов их выслушать.

— Ты все-таки наглец, парень, — вздохнул капитан. — Но, как ни странно, у тебя есть призрачная возможность выжить. Если бы я не напоролся на "Крылья", то просто прикончил бы тебя и твоих людей из засады. Если бы здесь не появился я, то же самое сделали бы "Крылья". Но теперь ситуация изменилась в очень неудобном для меня направлении. Управа благочиния старается не ссориться с крупными кланами Анъями, война может слишком дорого обойтись всем. Однако же если сейчас я тебя прикончу, в определенных кругах это может оказаться воспринято как мое прямое сотрудничество с "Крыльями", а заодно и участие в награде. Самое малое — от меня потребуют поделиться воображаемой премией, а таких денег у меня сейчас нет. Понимаешь мою проблему?

— И почему она должна меня беспокоить? — осведомился Юно. — Скорее, она меня радует.

— В данных условиях, тара, единственный приемлемый для меня выход — взять вас всех в плен. Ну, или хотя бы тебя. Тогда "Крылья бури" не получат премию. Убить меня они не посмеют, да и отбить пленников силой — тоже, на такое Управа обидится всерьез. Короче говоря, я предлагаю тебе сдаться. Заключим договор: ты пойдешь под публичный суд, и тебя приговорят к смертной казни. Но я гарантирую жизнь твоим людям, пусть даже в пожизненном заключении. Возможно, их даже отпустят втихомолку через год-другой, чтобы нанять на новую службу: решительные люди без сантиментов нужны всем. Твоя жизнь за жизнь семи твоих кобунов — как тебе цена? Но учти: ты должен оказаться в Тасиэ живым, иначе сделка отменяется.

— Сделка отличная, тара, без дураков, — Юно вздохнул. — Беда лишь в том, что даже если я поверю твоему слову, в плен попасть я не могу ни при каких обстоятельствах. Вы можете взять живыми всех остальных, но не меня.

Он потянул руку, чтобы эффектно выдернуть гранату из-под куртки, но та за что-то зацепилась. Капитан Сайра терпеливо наблюдал, как Юно неловко вытягивает смертоносный предмет.

— Сделка не состоится, тара, — оябун "Адаути" с легкой досадой дернул уголком рта. — Если хочешь, могу предложить альтернативную развязку: я отпускаю предохранитель прямо сейчас, и мы вместе отправляемся на суд Миндаллы. Тогда финансовые проблемы тебя точно перестанут волновать.

— Я бы предпочел обойтись без подобного варианта, — голос капитана не дрогнул, как не дрогнул ни один мускул на его лице, и Юно невольно восхитился противника. Ну и самоконтроль же у него! — Ну что же, тогда расходимся. Я дам тебе десять минут на размышление. Больше не смогу, уж извини, дальше "Крылья" начнут штурм без моего согласия. Подумай как следует еще раз. Жаль, что мы с тобой враги: я бы нашел достойное применение такому человеку.

Капитан развернулся — и замер. Юно почувствовал, что по спине пробежали ледяные мурашки. Массивная бесформенная тень стремительно скользнула к ним от леса — и замерла в нескольких шагах, вытягиваясь вверх и стремительно принимая человеческое обличье.

Дрон.

Паладарский дрон.

Несколько секунд назад он полагал, что хуже стать уже не может. Оказывается, может. Юно стиснул во вспотевшей ладони гранату, наблюдая, как зеленовато-серый цвет блестящей, словно покрытой слизью поверхности меняется на естественные, насколько возможно в таком освещении, фактуру и оттенки человеческой кожи.

— Исчезни, — холодно сказала женщина капитану Сайре. — Немедленно. И не подслушивать.

— Да, атара, — капитан даже и не подумал возражать или хотя бы возмутиться хамством. На наготу пришелицы он тоже не среагировал. Благочинец низко, словно старшему рода, поклонился и стремительно ушел в ночь.

Женщина сделала шаг вперед, и Юно инстинктивно отступил, держа гранату перед собой, словно последнюю защиту. Долгими ночами он не мог уснуть, придумывая, как вести разговор, если все-таки попадется паладарам. Он знал, как стал бы разговаривать с Кариной или с Саматтой, даже со Сторасом. Но сейчас ему предстоял единственный диалог, который он не смог спланировать хотя бы в общих чертах. Тот самый, которого боялся больше всего на свете.

— Юно, мальчик мой… — тихо сказала Суоко, останавливаясь.

— Атара… — шепотом откликнулся Юно, опускаясь на одно колено и склоняя голову. — Я подвел тебя, атара, я знаю. Можешь не говорить.

— Юно… — фраза, не начавшись, завершилась прерывистым всхлипом. — Юно, мальчик мой, я думала, что ты мертв…

— Я мертв, атара. Я умер в тот день, когда отказался от Университета, от старой жизни… от тебя. Я совершал страшные вещи, которые невозможно простить…

Юно поднял взгляд. Он знал, что дроны не могут плакать и вообще имитировать человеческие выделения, если заранее не зарядить их соответствующей субстанцией. Но сейчас ему казалось, что по щекам наставницы и покровительницы катятся крупные слезы.

Идиот.

Он думал лишь о себе. Весь страх перед провалом, перед раскрытием своей истинной личности основывался лишь на боязни наказания. Неважно какого — смертной казни или укоризненного выговора. Главное — что он боялся за себя. Но как он мог забыть про чувства атары? Она никогда не скрывала, что любит его, как своего сына — а какие чувства может испытывать мать, потерявшая ребенка? И какие она испытает, найдя его и тут же потеряв вновь, на сей раз навсегда?

Следовало взорвать гранату еще там, на пирсе. Разумеется, дроны обязательно нашли бы его труп, начни они прочесывать море, но, по крайней мере, он не испытывал бы сейчас такого жгучего стыда, такого ужасного всепоглощающего презрения к самому себе. Теперь ему в последние секунды жизни суждено осознавать, что он не просто подвел наставницу, а еще и вонзил ей нож в спину.

Суоко молчала, и ее неподвижность казалась страшнее всего. Если бы она ругалась в своей обычной манере, тихим голосом, но словно сдирая шкуру заживо, было бы легче.

— Атара, — сказал Юно, и остатки рассудка подсказали ему понизить голос до тихого шепота. Она услышит, а вот костоломам Анъями в лесу — вовсе не обязательно. — Прошу об одном: не показывай, что мы знакомы. Я не могу, не знаю, как попросить у тебя прощение за страдания, что я доставил. Я ужасно сожалею обо всем, что совершил, и для меня не осталось иного выхода, кроме смерти. Но моя связь с Университетом должна остаться тайной для всех, иначе последствия окажутся чудовищными — а моя смерть напрасной.

— Юно, дурак ты мой невозможный… — тихо произнесла наставница. — Ну что же ты натворил? Почему сначала не посоветовался со мной? Я бы…

— Паладары не могут взять на себя ответственность, прямо или косвенно, за убийства, совершенные террористами. Но истребить старую сволочь следовало обязательно. Кому-то все равно пришлось бы взять на себя ответственность…

— Зачем? — горько осведомилась Суоко. — Неужели ты думал, что они представляли для нас хоть какую-то угрозу?

— Да, атара, — несмотря на невероятную тяжесть стыда и раскаяния, придавливающего его к земле, Юно выпрямился. — Я провел с тобой много лет и знаю, как ты мыслишь. Знаю, как мыслит Карина-атара. Вы не понимаете простой вещи: на Могерате не уважают слова, если они не подкреплены грубой силой. Решительной силой, готовой в том числе на убийства. Я не просто мстил, атара. Если бы… если бы не сегодняшняя встреча, все знали бы, что за террористами стоит Университет, но никогда не смогли бы доказать. Только так вы могли заставить себя уважать. Только Камилл понимал, и я…

— Камилл?

Юно захлопнул рот со щелчком зубов, едва не прикусив язык. Очевидно, ясность его мышления оказалась серьезно нарушена, если он проговорился так по-детски.

— Следовало бы догадаться сразу… — процедила наставница тоном, пропитанном ледяной ненавистью. — Ну конечно. Кто же, кроме него, мог втянуть тебя в подобную историю!

— Нет, атара, — покачал головой Юно. Разговор следовало заканчивать немедленно, пока он не ляпнул что-то еще. И игру на нервах — и своих, и атары — пора прекращать. Вообще его история уже завершилась, и тянуть дальше незачем. — Я пришел к нему сам. Я долго убеждал его, что именно меня нужно поставить во главе "Адаути". Он виноват лишь в том, что в конце концов сдался.

Он отступил на шаг.

— Я не прошу простить меня, атара, — прошептал он. — Мне нет прощения. Я бы себя не простил никогда. Но рано или поздно ты забудешь меня. В любом случае, я смертный человек, а ты бессмертная богиня, и рано или поздно нам пришлось бы расстаться. Жаль, что так рано, но… я ни о чем не жалею.

— Юно… — наставница качнулась вперед, и оябун "Адаути" вскинул перед собой руку с гранатой.

— Прости, атара, но я не могу сдаться в плен. Ты наверняка не меньше меня слышала про местных мастеров пыток. Из меня вытянут все, а я не могу позволить, чтобы у них появились твердые доказательства.

— Мы можем укрыть тебя в Хёнконе…

— Нет, атара. Тогда доказательства причастности Университета к "Адаути" окажутся еще убедительнее, чем любые мои заявления. И от вас все равно потребуют выдать меня — живым или мертвым. Паладары всегда заявляли, что играют по местным правилам, и не смогут отказать, не уничтожив свою репутацию. Прости. И не следуй за мной, иначе я взорву себя прямо сейчас. Не лишай меня последнего шанса выжить.

— Юно, мальчик мой… — прошептала Суоко. Юно низко поклонился ей и начал отступать к пакгаузу, не спуская с нее пристального взгляда. Если она передаст управление дроном координатору, у Юно останется не более полусекунды, чтобы среагировать на внезапный бросок. Для надежности следовало бы отпустить предохранитель прямо сейчас, но умереть на глазах у атары означает нанести ей еще один страшный удар. Уединенный сарай — куда более подходящее место.

За минуту медленного и осторожного, спиной вперед отступления, настроение Юно несколько раз изменилось от обреченной тоски до мрачной решимости. Когда он, наконец, захлопнул дверь пакгауза и заложил ее засовом, он взмок от нервного пота, словно ненароком упал в воду. Он уперся лбом в дверь и несколько секунд стоял так неподвижно.

— Что? — с тревогой спросил Цзин, всегда лучше других чувствовавший настроение оябуна.

— Здесь паладары, — коротко сказал Юно, поворачиваясь и вглядываясь во тьму помещения. — Минимум один боэй. Нашли, на чем плыть?

— Да, атара, — откликнулся голос Юмэя. — Дверь, как ты сказал, плюс столбы навеса над входом. Куда лучше, чем я надеялся. Остальные уже внизу, связывают плот на скорую руку, а мы с Цзином остались, чтобы тебя прикрыть.

— Вниз, живо! — скомандовал Юно.

— Атара…

— Заткнись. Там не менее полусотни человек из Анъями и спецназа Управы благочиния, и всем нужны наши головы. И даже один паладарский дрон нас выпотрошит за десять секунд. Мне предложили сдаться и дали десять минут на размышление. Через восемь минут я взорву ловушку и присоединюсь к вам. Останетесь вы здесь или нет, неважно, штурм нам все равно не выдержать, так что плот сейчас важнее. Нет времени болтать, бегом марш! — рявкнул он во весь голос, с опозданием сообразив, что дрон, переданный под контроль координатора, наверняка расслышит такой вопль.

— Понял, атара, — после короткой паузы отозвался Юмэй. — Восемь минут. За минуту до взрыва я поднимусь сюда и подстрахую тебя.

В темноте мелькнул фосфоресцирующий циферблат его часов, и две тени выскользнули наружу через слабо освещенный дверной проем в сторону обрыва, уже не закрытый дверью. Юно глубоко вздохнул. Никаких десяти минут он ждать не станет, хватит с него моральных мучений. Тем более что Юмэй вполне может явиться и пораньше, просто на всякий случай. Готов плот или нет, не имеет значения. Дрон с легкостью спустится по обрыву и перехватит беглецов даже в кромешной тьме. В воде он неповоротлив, но на плоту без весел от него не уйти. Надо лишь дать ребятам время спуститься до пирса. Скажем… тридцать секунд.

Кисть руки, стискивающая гранату, затекла от напряжения и начала болеть. Юно аккуратно расслабил ее, стараясь не выронить раньше времени. Сначала руку, а потом и все тело пробила крупная нервная дрожь. Он подошел к перевернутой цистерне, на ощупь нашел защелку люка и откинул ее. Забулькало и заплескало, остро потянуло парами бензина. Ботинки и штаны мгновенно промокли. Неважно. Он отошел к дверному проему и частично зрением, частично на ощупь обнаружил веревку, тянущуюся к ящику со взведенными выстрелами для подствольника. Один резкий рывок, ящик перевернется и свалится, и — все. А на случай, если все же ни один выстрел не взорвется, у него есть ручная граната. От нее сдетонируют бензиновые пары, загорится бензин, а в нем взорвется и все остальное. Сначала его разорвет в клочья взрывом, а потом остатки спалит огненная буря. Для генетического анализа не останется ни одной неповрежденной клетки, и тогда атара сможет и дальше верить, что вместо него погиб кто-то другой. Слабое, но все же утешение.

Сколько прошло времени? Наверное, пора. Все еще стоя в проеме, Юно вскинул левую руку, правой отдергивая рукав с запястья — и слишком поздно сообразил, что в руке уже зажат трос.

Сопротивления он почти не почувствовал: тщательно расположенный на округлой цистерне тяжелый ящик опрокинулся едва ли не сам собой. Чудовищной силы удар спиной вперед швырнул Юно в море с высоты в сотню метров, вышибив из груди дыхание. Перед тем, как еще один удар сбоку заставил мир беспорядочно закувыркаться, его взгляд успел поймать огненное облако, вспухающее на фоне переливающегося красками ночного неба. Его разум еще лишь медленно и неуклюже осознавал случившееся, когда третий удар сразу со всех сторон чем-то ужасно твердым, но податливым заставил мир вспыхнуть невероятными радужными переливами и волнами разноцветного пламени. Хор удивительно прекрасных и одновременно отвратительных голосов вонзился в уши, разрывая их, и спокойная безмятежность охватила Юно. Он знал, что его жизненный путь завершился. Атара утверждала, что после смерти нет ничего, кроме бесцветного небытия, но, похоже, правы оказались жрецы Миндаллы, а не она. Прости меня, атара. Последнее наказание мне предстоит принять не от тебя…

Выкрашенный в зеленовато-голубой цвет торпедный катер невиданного ранее в окрестностях Могерата класса "Купра" медленно дрейфовал в полусотне метров от берега. Высоко на обрыве весело танцевал огромный столб пламени, от него к радужному небу валил столб черного дыма, пронизанного роями раскаленных искр. На корме катера стоял человек в дорогом кайтарском деловом костюме, и пламя поблескивало на четырех стальных кольцах-серьгах, зажимающих обод его уха.

— Атара, с пирса сняли семерых, — обратился к нему радист, снимая наушники. — Суань Фа подтвердил, что оябуна "Адаути" среди них нет, хотя двое других, кого он встречал в Каоляне, присутствуют. Еще один человек оставался наверху во время взрыва, но он вряд ли выжил. Отдать приказ об отходе?

— Погоди, — Мэй Лю Сянь, оябун клана "Кобра", не удостоил его даже взглядом, продолжая напряженно вглядываться в черную воду. — Пусть добычу мы упустили, но мне стало любопытно, что же здесь все-таки происходит. Да и труп при возможности можно неплохо продать. Кирара, есть что на сонаре?

— Не знаю, атара, — кобун, склонившийся в рубке над зеленоватым круглым экраном, с сомнением покачал головой. — Я с этой хренью еще не освоился полностью. Но, кажется, впереди по курсу и чуть левее, что-то в воде есть. Метров пятнадцать отсюда, как раз там, куда что-то с обрыва плюхнулось.

— Подойти и проверить, — приказал оябун. — Пошевеливайтесь, задерживаться здесь тоже незачем. Передать остальным, чтобы уходили на базу, мы присоединимся через пару минут.

Еле слышно забормотал двигатель, и катер осторожно двинулся вперед. Повинуясь приказу оябуна, на его носу вспыхнул и начал шарить по воде прожектор. Минуту спустя несколько промокших кобунов "Кобры", вполголоса ругаясь, пожарными баграми вытащили из воды и подняли на борт безжизненное тело в изорванных и обугленных камуфляжных штанах и куртке.

— Уходим, — приказал Мэй, склоняясь к брошенному на палубу трупу и опытным взглядом оценивая его состояние. Левая сторона тела посечена осколками, левая кисть оторвана, скальп частично содран, сквозь развороченную щеку видно рваное мясо с торчащими осколками зубов. Взрыв чего-то мощного вплотную, возможно, в руке. Труп, однозначно. Прожектор на носу погас, и палуба катера дрогнула под ногами. Разгоняясь, небольшое суденышко повернулось к берегу кормой и принялось быстро удаляться от него. Мэй еще раз прислушался и удовлетворенно кивнул. Да, превосходную технику делают в Кайтаре. Даже на таких оборотах двигатель "Купры" производит по крайней мере в три раза меньше шума, чем традиционные для Могерата "Титы". Определенно, сделка с кланом Деллавита, пусть и непомерно дорогая (Хавьер и его кобуны умеют торговаться и выкручивать руки не хуже любого могератского ростовщика!), себя уже оправдала и еще многократно оправдает в будущем.

— И стоило такого жмура вытаскивать? — разочарованно спросил кто-то за спиной. — Выбросить его за борт, атара?

Поддернув рукав пиджака, Мэй нащупал на шее вытащенного сонную артерию. Пульса нет. Действительно, труп.

— Стоило, — равнодушно ответил он. — Я же сказал, за некоторых покойников тоже можно получить хорошую цену. Если Суань его опознает, плата даже за такой кусок мертвого мяса окажется выше, чем за весь упущенный сегодня груз.

Оябун "Кобры" бросил быстрый взгляд влево по курсу, где тускло мигали, приближаясь, сигнальные огни остальных катеров его новой флотилии. Стоит ли пытаться передать тело на другой катер прямо в море? Или, возможно, приказать Суаню самому перебраться сюда? Нет, не стоит. Случайности могут стоить слишком дорого, особенно сейчас. До базы на такой скорости меньше часа ходу, так что от любопытства он не умрет. Пока можно обдумать, кого и как наказать за то, что катера "Тумана" не удалось перехватить в море. На первый раз, с учетом острой нехватки морского опыта и у матросов, и у штурманов, карать не следует слишком строго — но и полностью прощать такой провал нельзя. Что бы придумать?..

— Атара! — ужас в голосе кобуна заставил Мэя напрячься. — Атара, смотри!..

Мэй опустил взгляд себе под ноги, где уже скрестились лучи трех ручных фонарей. Увиденное на мгновение заставило его кровь похолодеть в жилах. Труп, беспорядочно шаря вокруг себя руками, неуклюже, рывками садился. Его изуродованные губы беззвучно шевелились, из развороченной щеки вытекали остатки морской воды с прожилками крови, но глаза оставались закаченными под лоб и блестели белками. Прежде, чем Мэй успел сообразить, что делать, один из кобунов выхватил пистолет и принялся лихорадочно всаживать в тело пулю за пулей. Под грохот выстрелов оябун "Кобры" оцепенело смотрел, как труп, дергающийся под ударами, продолжает шевелиться и что-то неслышно шептать.

Потом как-то сразу вокруг него вспухло и завертелось призрачными водоворотами серое бесформенное облако. Вот его поверхность вытянулось веретеном, в наступившей мертвой тишине принявшимся быстро закручиваться в спиральный конус.

— Волюта… — пробормотал кто-то. — Оборони нас Вегешот!

Какой дебил взывает к богу солнца посреди кромешной ночи в океане? — мелькнула и пропала глупая мысль. Стоп. Волюта — опасность, но опасность известная. Не так давно Мэй уже имел дело с парой десятков волют одновременно, и ничего, выжил. На самом деле, на самом деле… отлично! Великолепная возможность проверить свой дар на настоящей волюте! Тогда, на крыше рынка в Шансиме, посреди вакханалии хаотично мечущихся клочьев тумана, он сумел лишь ударами отгонять их, не позволяя сосредоточиться и плюнуть огнем. Тогда он боролся за свою жизнь — а сейчас может экспериментировать спокойно.

— Не стрелять! — холодно приказал он, слушая панические щелчки бойка в пустом патроннике. — Я разберусь.

Серый туман клубился у самых носков его ботинок, и Мэй, склонившись, протянул к нему руки с пальцами, скрюченными, словно когти леопарда. Знакомый жар охватил тело, и бурлящая ярость хлынула в глаза, окрашивая мир в алые оттенки, требуя убивать, убивать, убивать! С трудом удерживая контроль над собственным разумом, оябун "Кобры" вцепился в туман невидимыми когтями и потянул изо всех сил. Мелкая сетка молний протянулась между его кистями и формирующейся волютой, и, словно в ответ, в глубине туманного облака затлела багровая сердцевина. Волюта зашевелилась (пыталась взлететь?), но Мэй не позволил ей освободиться. Краем сознания он понимал, что ужасный смех, разрывающий уши, принадлежит ему самому, но повернуть назад уже не мог. Даже если результатом станет сумасшествие, он доведет эксперимент до конца.

Он запускал невидимые когти все глубже и глубже, вытягивая волюту на себя, словно непомерную тяжесть — и внезапно мир рухнул на него, вывернувшись дико пляшущими полотнищами радужного пламени и мечущимися фигурами, чью форму описать не под силу человеческому языку. Пропало ощущение верха и низа, тела и души, и Мэй сам превратился в чистый поток энергии, свободно текущий между пульсирующими графиками трехмерных функций, казалось бы, прочно забытых со времен курса математики в университете. Его "я" корчилось в экстазе от переполняющих чувств, цвета обрели вкус, звуки — вес, и все так же внезапно он обнаружил себя в длинном сером коридоре, уходящем в бесконечность. Прямо перед ним стоял парень, чей труп где-то в далеком-далеком мире валялся на корме. Странный балахон, закутывавший его вместо нормальной одежды, вздымался и пузырился под порывами неслышного ветра, длинный клинок из струящегося пламени висел на боку в невидимых ножнах, и твердый пронизывающий взгляд вонзился Мэю глубоко в душу.

А потом наваждение прошло, и Мэй покачнулся, тщась удержаться на ногах. Потеря равновесия вынудила его опуститься на одно колено, и его снова окружала ясная ночь, в глубине корпуса катера тихо рокотал двигатель, а между его ладоней горел огромный, с голову, комок пульсирующего багрового пламени, окруженный короной голубых молний. Мэй оттолкнул его, и тот полетел прочь по странной изломанной траектории, в конце концов ударившись о кронштейн отсутствующего торпедного аппарата. Полыхнула вспышка, и с громких хлопком шаровая молния пропала. Исчезла и волюта, лишь труп по-прежнему лежал на палубе, и вокруг него медленно растекалась лужа воды. Он больше не шевелился. Восемь кобунов "Кобры" со страхом смотрели на своего командира. Вот один из них упал на колени и припал лбом к холодному металлу, и остальные, кроме рулевого, скрючившегося в своем кресле в рубке и судорожно вцепившегося в штурвал, последовали его примеру. Даже двое стрелков соскочили с жестких сидений зенитных пулеметов и распластались на холодном металле.

Слушая бешено стучащее в ушах сердце, Мэй заставил свое дыхание успокоиться и стать глубоким и равномерным. Ярость все еще плескалась в его глазах, но иметь с ней дело он давно привык, и она быстро утекала в никуда. Выплескивать ее остатки на своих кобунов не следовало, пусть даже они вели себя по-идиотски — да и такое истовое поклонение казалось скорее приятным, чем отталкивающим. Слухи о произошедшем быстро разлетятся по всем ячейкам "Кобры" из конца в конец Могерата, что только добавит ему авторитета.

А еще он чувствовал острое разочарование. Какая-то хилая девчонка, Фуоко Деллавита, умеет выпускать на свободу потоки чистого пламени, испепеляющие людей, а его хватает лишь на жалкий фейерверк? Впрочем, молния у него возникла впервые в жизни, и даже столетний бук начинается с мелкого семечка. Все еще впереди — особенно если все-таки удастся заполучить девчонку на свою сторону и как следует понять ее способности.

— Встать! — уже почти ровным бесстрастным тоном, приличествующим повелителю, приказал Мэй. — По местам! И если еще раз оставите пулеметы без присмотра, голову оторву. Кагара, передай остальным: рассыпаться в цепь и не расслабляться, если не хотим напороться на сторожевики погранцов. Полный вперед! Нужно вернуться на базу до того, как начнет светать.

Суоко молча смотрела на огромный костер, в который превратился прибрежный пакгауз. Ей казалось, что она смотрит какой-то скверный фильм, где главную героиню играет кто-то другой. Вовсе не она только что видела воскресшего из мертвых Юно — и вовсе не она позволила ему умереть повторно. Кто-то другой. Не она.

Нет, именно она. Если бы она не вырвала почти силой контроль за дроном у координатора, тот, возможно, сумел бы обезвредить гранату в руках Юно до того, как та взорвалась. Дрон мог подобраться к нему незаметно и неожиданным броском заключить в себя и обезопасить. И даже если бы граната сработала, Дзии наверняка сумел бы реанимировать и восстановить мальчика. Но старая истеричная дура, за восемь веков жизни так и не научившаяся контролировать эмоции, испортила все. Сначала показала присутствие дрона, потом бросилась (в человеческой форме!) карабкаться по крутому обрыву, пытаясь зайти в пакгауз с тыла… и все, на что ее хватило — увидеть, как искалеченное взрывами тело Юно падает в воду со стометровой высоты.

Дура. Истеричка.

Она медленно отстранилась от дрона, выпуская контроль. Конференц-зал в виртуальности снова окружил ее, одна стена все еще показывала транслируемый дроном видеопоток. Катера без опознавательных знаков стремительно уходили в сторону океана, и одно из них уносило тело мальчика, любимого ей как собственного сына. Упрямого, непокорного, своевольного — и мертвого. Теперь уже — навсегда.

Камилл.

Имя прорвалось сквозь пелену шока, и застывшие от шока чувства тут же взорвались яростной бурей, разорвавшей в мелкие клочья и испарившей прежнюю мертвую апатию. Камилл! Именно он виноват в случившемся! Именно он отобрал у нее Юно! Джао прав: Повелителю лжи нельзя доверять ни в одной малости! Пусть он не обманывает откровенно, но ударить в спину ради собственной выгоды не погнушается никогда!

— Суоко… — мягкая теплая ладонь легла ей на плечо, и лишь тут женщина осознала, что остальные паладары по-прежнему присутствуют в зале. Приблизившаяся Карина с тревогой заглядывала ей в глаза. Чувствуя, как ревущие ярость и отчаяние выходят из-под контроля, она сбросила руку девочки и медленно повернулась к Камиллу, скучающе разглядывающему ногти у дальней стены.

— Ты!.. — единственное вырвавшееся у нее слово заставило того поднять взгляд, полный терпеливого ожидания.

— Я, — согласился Демиург.

Суоко стояла, стиснув кулаки и задыхаясь от чувства собственного бессилия. Она не могла сделать ничего, ничего! Ей хотелось наброситься на ублюдка, вцепиться ему когтями в лицо, перегрызть горло… но окружающая виртуальность не позволит ей даже такой малости. Черная ненависть бурлила в ней, застилая взгляд, но слова, которые она тщетно пыталась найти, отказывались появляться в голове.

— Разумеется, я опять злодей, — выждав несколько секунд, все тем же скучающим тоном произнес Камилл. — Создал террористическую организацию, науськал ее на бедных хёнконских беглецов и, самое главное, украл и погубил твоего ненаглядного малыша. Джа, поскольку твоя воспитанница не в состоянии говорить, можешь продолжить ты. Итак?

— Я почему-то не удивлен, — мягко ступая, Джао подошел к Суоко и встал рядом. — Ты всегда находил особое удовольствие в соблазнении и переманивании чужих учеников. Есть у тебя такой способ самоутверждения, помню по некоторым Играм.

— Я никогда не нарушаю букву соглашений, — взгляд Камилла остался безмятежным. — Сейчас могу лишь повторить то, что сказал мальчик: он пришел ко мне сам. Точнее, он мне всю плешь проел, требуя и даже угрожая.

— Ты лжешь! — выплюнула Суоко.

— Не более, чем твой Юно. Записи разговоров сохранены, могу показать. Да, я действительно создавал организацию втайне от вас, в чем уже покаялся. Но сама подумай: на кой мне сдался твой ученик в качестве руководителя? Да, он родился тигренком, но за много лет в твоем обществе привык ходить аккуратно расчесанным и с наманикюренными коготками, а рычать умел исключительно через микрофон на сцене. Про его неудобную связь с Университетом и Ставрией я просто молчу. У меня имелось несколько куда более подходящих кандидатур, и двое из них, кстати, присутствовали на берегу. Но Юно так меня достал, что в конце концов я согласился, о чем уже давно жалею.

— Логично, — согласился Джао. — Однако за те шесть с лишним часов, что я тебя знаю, я усвоил и кое-что еще: ты никогда не говоришь всей правды. Не окажись дрон Стораса в том районе — и мы никогда не узнали бы о случившемся. Что еще ты скрываешь от нас, а, Камилл? Каким образом в том районе оказались сразу охотники Анъями, оперативники Управы благочиния, да еще и неизвестные пираты? И почему ты не страховал своих людей?

— Первый вопрос не ко мне, — Камилл пожал плечами. — Но должен заметить, что совпадения в жизни случаются и не такие. Или не совпадения. С учетом того, сколько людей охотилось за "Адаути" после резни в Кионаре, и готовности Анъями идти на что угодно ради выгоды, не удивлюсь, если разные люди в "Тумане" просто продали информацию разным заинтересованным группам. Что же до второго вопроса, то они уже не мои люди. Когда "Адаути" сорвалась с цепи после нашей временной эвакуации, я утратил с ней связь. Выйти на контакт с Юно я сумел только двенадцать дней назад, и он… хм, как бы сформулировать поделикатней? Скажем, он послал меня в грубой форме, заявив, что теперь самостоятелен. Эту запись тоже могу показать. После Кионары я понял, что необходимо принять меры по его нейтрализации, но, как видите, не успел.

— Он сказал, что непричастен к резне в Кионаре! — сквозь зубы выдавила Суоко. — Ты слышал разговор!

— Слышал. Однако, — Камилл опустил взгляд и снова принялся разглядывать ногти, — слова есть слова. У нас нет никаких доказательств ни причастности "Адаути" к резне, ни ее невиновности. На месте побоища я так и не смог выявить никаких ДНК, не принадлежавших легально присутствовавшим, письма вполне могли сфабриковать, стиль действительно не похож на "Адаути" — но в Кионаре в качестве гостей присутствовало много хёнконских аристократов. И погибло их там больше, чем от всех предыдущих акций "Адаути", вместе взятых. Ребята вполне могли пойти ва-банк ради такой победы.

— Значит, ты веришь в их причастность? — прищурившись, осведомился Сторас.

— Я верю, что прямых доказательств нет, а мотивы и косвенные улики ничего не доказывают. Еще я понимаю, что в присутствии такого мерзавца, как я, публика охотнее сочувствует Суоко, но в последнем разговоре мальчик вполне мог лгать. Не забывайте, он пытался спасти себя и своих людей. Однако же…

Камилл снова перевел взгляд со своих рук на Суоко.

— Боюсь, общаться посреди такой бури негативных эмоций довольно непродуктивно. Сторас, на твоем месте я бы попытался выяснить, кому принадлежат катера, подобравшие людей "Адаути". Возможно, через них удастся выяснить что-то интересное. Я проведу собственное расследование. Пока-пока честной компании, я отключился.

Суоко бессильно опустилась на колени, уставившись в опустевшее кресло Камилла. Карина присела рядом на корточки и молча взяла ее руку.

— Я, пожалуй, знаю, кому принадлежат суда, — задумчиво сообщила Майя. — Торпедные катера класса "Купра" в Кайтаре производятся для нужд береговой охраны и никогда раньше не поставлялись на экспорт — ни в северные страны Типпы, ни даже союзникам Кайтара на Фисте. Однако в последнее время из-за прекращения морской активности кольчонов кайтарский флот сократил закупки военной техники и вооружения. В результате верфи семьи Деллавита, насколько мне известно из конфиденциальных источников, незадолго до нашей эвакуации оказались в затруднительном положении, поскольку флот отказался забирать несколько десятков таких катеров, выплатив мизерную неустойку. А у кого на Могерате есть контакты с Деллавита?

— "Кобра"… — пробормотал Сторас.

— Именно. Некто Мэй Лю Сянь, он же Дзаро Куйса, он же Ли Он Цзин, принял самое живое участие в помощи Фуоко Деллавита, когда ту похитили "Крылья бури". Логично предположить, что Хавьер Деллавита разбил сразу два окна одним камнем: оказал услугу "Кобре" и сбыл с рук неликвидный товар. Видимо, так оказалось выгоднее, чем подмазывать военного министра и адмиралов, чтобы те выполнили контракт. Катера класса "Купра" предназначены для дальнего патрулирования и сопровождения конвоев в открытом море и имеют достаточный запас автономности, чтобы своим ходом пересечь Цорех. Если Деллавита передал их "Кобре" сразу же после освобождения Фуоко, к текущему моменту они как раз могли добраться до Южного океана и вступить в игру.

— Но "Кобре" потребуется немало времени, чтобы освоить новые суда, — задумчиво откликнулся регент. — Раньше они никогда не занимались морскими делами…

— Есть предложение перейти в приватный кабинет, — перебила его Майя, бросив взгляд на Суоко. — Здесь мы лишние. Ребята, я отключаюсь. Стор, канал открыт.

— Всем до свидания, — Сторас кивнул, и они вместе с Майей растворились в воздухе.

В зале наступила напряженная тишина. Карина по-прежнему сжимала руку Суоко. Цукка, Саматта, Вакай и Джао тактично молчали. Потом Джао вздохнул и присел на корточки рядом с Кариной.

— Су, — тихо сказал он, — Соболезную, что так скверно вышло с Юно. Но ты пережила сотни миллионов людей, включая тысячи своих друзей, и всегда знала, что он умрет раньше тебя. Он смертный, ты Демиург, и такой исход всегда неизбежен. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь — а ты в очередной раз осознала, почему Демиурги избегают привязываться к людям.

— Однажды… — словно сами по себе, прошептали губы Суоко. — Однажды я убью Камилла. Мне неинтересно, что неизбежно, а что нет. Мне неинтересно, кто к кому пришел. Но, клянусь, однажды я его убью.

— Су…

— Не сегодня и не завтра. И, возможно, даже не через сто планетарных лет. Но в один прекрасный день он умрет от моей руки. Умрет по-настоящему. А сейчас… прошу меня извинить, мне нужно побыть одной.

Усилием воли Суоко отключилась от зала. Персональная виртуальность охватила ее уютом собственного кабинета, но она немедленно отключила и его. Черная бездонная тьма окружила ее, и лишь тут она дала волю рыданиям.

Однажды она уничтожит Камилла. Но сейчас — время для скорби.

08.29.1232. Хёнкон

— Раз, два, три — старт! — прозвучал в ушах Фуоко хорошо поставленный бесстрастный женский голос, каким терминал Арены общался с игроками. Девушка тут же прыгнула вперед и обеими руками коснулась большого кирпичного прямоугольника в древней каменной стене, поросшей мхом и какими-то травинками. Перчатки сенсорного комбинезона послушно воспроизвели в подушечках пальцев ощущение бугристой и шершавой поверхности. Кирпичи тут же осыпались на землю мелкой красной крошкой, и на их месте возникла большая, в рост человека, игральная карта. О-один — четыре креста. Фуоко быстро глянула вправо — туда, где ее движение повторил Кирис. Вес-один — пять кругов. Она сделала зарубку в памяти, едва удержавшись от хихиканья: в качестве виртуального, как его обозвали паладары, образа тот выбрал большую бесхвостую обезьяну, с головы до пят поросшую косматым рыжим мехом. Себя девушка не видела, в поле зрения попадали только кисти рук, но надеялась, что выглядит такой же миленькой многокрылой феей в скудном бикини, какую выбирала в качестве аватара. Надо потом посмотреть на записи, какой она кажется зрителям. Тьфу ты, все-таки, наверное, не стоило во всего лишь третью сессию на Арене соглашаться на публичную трансляцию. Долбаный Оронзо с его подначками! Идиот Кир с его манерой попадаться на слабо! Теперь за ними может наблюдать и сотня человек, и две.

Отогнав не вовремя закрутившиеся мысли, Фуоко метнулась к соседнему слева прямоугольнику и коснулась его (первая открытая карта мгновенно заросла кирпичами). Цейс-один — один ромб. Правее Кир открыл свою вторую карту: раез-один — шесть волн. Все, первый ряд пройден, четыре карты из двадцати восьми. Вверх! Она подпрыгнула, ухватилась за выступающий камень, подтянулась, нащупывая пальцами "босых" ног мелкие выбоины в стене, и после нескольких неудачных попыток зацепиться второй рукой все-таки подтянулась на второй уровень. Руки по очереди держатся за вбитые в камень железные арматурины, ноги переступают по выступам каменной кладки, шесть карт на уровне, начинаем с крайней левой… Диез-два — два креста (и-два у Кириса — семь ромбов). Цейс-два — три волны (вес-два — три ромба). О-два — один ромб… Стоп, уже был! Где? Нижний ряд первая или вторая карта слева… Карраха! Конкретное место забылось. Кирис, перебирая руками по арматуринам, приближался, открывая одну карту за другой, но и он вдруг замер, что-то соображая. Видимо, он тоже нашел пару к ранее открытой картинке и теперь вспоминал, где та находится. Вот он оттолкнулся и спрыгнул на землю, чтобы оказаться на первом уровне — и тут же противный треск резанул по ушам. Фуоко обернулась туда, где на фоне ясного голубого неба над качающимися деревьями висела панель статистики. Полоска жизни под именем Кириса сократилась на одно деление. Похоже, он в чем-то ошибся, и система его наказала.

Девушка стиснула зубы, чувствуя, что сердце начинает бешено колотиться. Спокойно, приказала она себе. Спокойно! Всего лишь напор адреналина — или еще чего-то, кто там разберет, что происходит с ее полумертвым телом. Нельзя прыгать, нужно спускаться! Она еще раз глянула на свою открытую карту, стараясь не взглянуть на ту, что открыл Кирис, и принялась осторожно спускаться, цепляясь за камни стены. Между прочим, так нечестно! Могли бы железки для рук установить и вертикальными рядами! Нога соскользнула, и Фуоко коленками, а затем и животом и грудью проехалась по неровным камням, не удержалась и упала на землю, повалившись на спину. Пятки и ягодицы защекотала вибрация, обозначая повреждения, и в ушах снова раздался треск. Шепотом выругавшись (хорошо, что речь в игре отключена!), она вскочила на ноги — и басовитая музыкальная нота пронзила мир. Резко обернувшись, девушка увидела, как на панели синий круг под командой противника украсился желтым сектором: Оронзо с дружком уже открыли и сняли первую пару из четырнадцати. Полоска же жизни под ее собственным именем сократилась сразу на три деления.

Кирис подбежал к карте первого ряда, коснулся ее — и она открылась, закрыв открытую карту уровнем выше. Ошибка! Рыжая обезьяна раздосадованно врезала кулаком по соседней карте, вызвав очередной треск и сокращение своей полоски жизни на одно деление (ничего себе правила!), и снова полезла на второй уровень. Выдохнув, Фуоко еще раз посмотрела вверх, на свою открытую карту, и протянула руку к карте цейс-один, но заколебалась. Цейс или о? Или один ромб появлялся на стороне Кира? Ходер! Она же всегда отлично играла в открывашки и на зрительную память никогда не жаловалась! Почему сейчас не может сообразить? Стоп, не паниковать! Пусть на нее смотрит хоть целый мир, но паниковать нельзя. У Кира на первом уровне открыто пять кругов, а рядом только что были волны, так что один ромб все-таки на ее стороне. Вероятность пятьдесят на пятьдесят, но цейс ей нравится больше.

Отбросив колебания, Фуоко решительно коснулась карты цейс-один, и та проявилась из-под осыпавшейся кирпичной кладки в сопровождении высокой мелодичной ноты. Успех! Открытая пара ярко вспыхнула и пропала, заложенные кирпичами проемы сменились каменной кладкой окружающей стены, а на табло синий круг их с Кирисом команды украсился желтым сектором. Впрочем, расслабляться не просто рано, а и попросту невозможно. Когда Арена знакомила их с правилами, она упомянула, что одна пара карт, стартовая (или утешительная для полных неудачников), открывается на первых двух уровнях, однако остальные распределены случайным образом, их близость не гарантирована. И в самом деле, Кир, уже забравшийся на второй уровень, свою пару открыть так и не смог. Рыжая обезьяна на пару секунд замерла, а потом, бросив взгляд на Фуоко, принялась двигаться по второму ряду, методично открывая карты. Девушка резко выдохнула и тоже полезла наверх как раз в тот момент, когда басовитый аккорд возвестил о том, что соперники открыли вторую пару.

Счет времени Фуоко потеряла очень быстро, почти перестав отвлекаться даже на часы информационной панели. Ее невидимое тело постоянно цеплялось о выступающие камни стены и колючие сухие ости травинок, торчащие из древней кладки, и нарисованное на нем бикини практически не блокировало ощущение. Блин! Все, в следующий раз — только в водолазном скафандре… а он наверняка мешает двигаться. Еще одно правило — чем выше защита, тем ниже ловкость и скорость. Сенко постоянно напоминал о беззащитности ее аватара не только ощущением шероховатости в разных частях тела, но и вибрацией, предупреждающей, что ползаетона на грани фола. Вибрация отвлекала ничуть не меньше, чем постоянные физические усилия. Из-за необходимости постоянно лазить между пятью уровнями карт, соблюдая предельную осторожность, чтобы не сорваться (упасть даже с третьего уровня — конец игре!), а также из-за все сильнее пекущего солнца, стремительно карабкающегося к зениту, Фуоко чувствовала, что тяжелая усталость быстро заполняет тело.

Из-за непривычной физической нагрузки она быстро вымоталась, а на верхних уровнях ее сердце постоянно ёкало от высоты, над которой она болталась безо всякой страховки. Ей постоянно приходилось напоминать себе, что на самом деле она барахтается в изолированном шаре на реальной высоте максимум в десяток сунов, что ощущение силы тяжести создается гравитационными генераторами в основании терминала, и что реальная опасность ей не грозит. Однако паладарская игровая виртуальность казалась ужасно реалистичной. Если бы не постоянное самовнушение, Фуоко, пожалуй, не смогла бы заставить себя двигаться на максимальной восьмиметровой "высоте".

Исход состязания перестал вызывать у нее сомнения, когда часы на панели показали двенадцать минут. К тому моменту они с Кирисом открыли четыре пары, в то время как Оронзо с напарником — восемь. На двадцатой минуте счет достиг шести к двенадцати. Чтобы экономить время, Фуоко с Кирисом спрыгивали на землю со второго уровня, и полоска жизни Фуоко сократилась до двух делений, а Кириса — до одного. Фуоко не позволяла себе думать о тщетности дальнейшей борьбы, но натянутые нервы давали о себе знать. Когда басовитый аккорд возвестил об открытой противниками тринадцатой, предпоследней, паре, она дернулась, сорвалась с ненадежной опоры и рухнула на землю с четвертого уровня. Виртуальный мир вокруг завертелся, в ушах заверещала пародия на похоронный марш, и тело с макушки до кончиков пальцев пробила резкая неприятная вибрация. Потом мир застыл, стена с картами резко отдалилась, информационная панель оказалась над ее верхним срезом. Рыжая обезьяна замерла, потом потянулась к очередной закрытой карте — и громкий гонг возвестил о конце игры.

Все. Шесть — четырнадцать. Не просто проигрыш, а тотальный разгром.

— Закончить игру, — тяжело вздохнув, сказала Фуоко. Внутренняя поверхность проекционной сферы погасла и через пару секунд абсолютной тьмы начала мягко разгораться белым светом. Обдувающий снизу поток воздуха иссяк. Информационная панель снова проявилась на уровне глаз, и к ней добавились две полоски жизни — Оронзо с напарником. На обеих оставалось по одному делению из десяти: они, видимо, тоже срывались или же для скорости намеренно прыгали с недопустимой высоты.

— Конец игры, — проинформировала Арена. — Победила команда номер один: Оронзо Смеарх и Гонзало Мария Каравано. Финальный счет: команда номер один — шестнадцать баллов, команда номер два — два балла.

— Как — два балла? — охнула девушка. — Мы же шесть пар открыли!

— Составляющие финального счета: шесть баллов за шесть открытых пар, один балл оставшейся жизни игрока Кириса Сэйтория, пять штрафных баллов за травмы игрока Фуоко Винтаре, несовместимые с дальнейшим участием, — в бесстрастном голосе игровой системы Фуоко почудилась издевка. Не дожидаясь, когда система отключился сама, резким досадливым движением девушка стиснула клавишу экстренного отключения, почти оторвав интерфейсный кабель от шейного контакта сенко, и шагнула к с шипением приоткрывшемуся выходу из терминала. Голова вдруг закружилась, тело отказалось повиноваться, и она, неловко взмахнув руками, шлепнулась бедром и боком на вогнутую поверхность сферы.

— С вами все в порядке, дэйя Винтаре? — тут же осведомилась Дзии.

— Все, — буркнула Фуоко, поднимаясь и потирая ногу. Тело слушалось плохо, и в желудке быстро нарастало сосущее чувство голода. — Устала просто.

— Я предупреждала, что такой режим соревнования для первого раза может оказаться чрезмерно тяжелым, — назидательно напомнила Дзии. — Перед следующим матчем с людьми настоятельно рекомендую провести в развлекательном режиме не менее трех-четырех часов на уровне сложности не выше второго, чтобы как следует освоиться с игрой. Вы можете идти?

— Я что, настолько плохо выгляжу? — раздраженно огрызнулась девушка. — Могу, конечно.

Согнувшись, она пролезла в дверцу терминала и оказалась в двойном зале с четырьмя терминалами Арены: по случаю командного матча перегородку между соседними залами опустили в щель в полу. Оронзо и его дружок как раз вылезли из своих терминалов, отдуваясь, но с донельзя довольными физиономиями. Под сенсорными комбинезонами, облипающими тела, словно вторая кожа, ходили мускулы. Пару секунд спустя из своего терминала выбрался Кирис. На его физиономии держалось мрачное выражение.

— Смотри-ка ты, а ведь у них неплохо вышло, — с преувеличенным уважением в голосе сказал Оронзо, неторопливо фланируя в сторону Фуоко и намеренно не замечая Кириса. — Отличный результат показали. Целых два балла набрали! Я-то думал, не больше одного получится, а они вон как здорово сработали!

— Ага, месяц-другой потренируются, глядишь, и три балла набрать смогут, — подхватил Гонзало. — Если только попки себе не отобьют, со стены падая…

— Дэй Смеарх, немедленно вернитесь на свою половину, — ледяной голос координатора обрушился сверху снежной лавиной.

— Да я… — начал Оронзо, но — неслыханно! — координатор перебил его:

— Дэй Оронзо, я сказал — немедленно. Живо!

Приказные нотки в голосе всегда вежливого и корректного паладарского неба заставили наследника семьи Смеарх вздрогнуть и замереть на месте, а потом начать медленно отступать. Тихо зажужжали моторы, и еще до того, как Оронзо пересек разделительную черту, из пола начала неторопливо подниматься перегородка. Парень торопливо переступил ее и обернулся.

— Кстати, лысина тебе идет, Фучи. И фигурка у тебя классная, — сально подмигнул он. — Мне нравится.

Кирис дернулся, набычился, но промолчал. Фуоко стиснула зубы и подавила рефлекторное движение рук — прикрыть грудь и пах. Можно подумать, на нее мужики на свободных пляжах не пялились! Оронзо, конечно, дебил и сволочь, но, в конце концов, ничем не хуже других — такой же похотливый самец! Небось, с половиной девчонок на своем факультете уже перетрахаться успел! Она открыла рот, подыскивая достойный ответ, но тут глаза Оронзо вдруг полезли на лоб, и он быстро попятился. Перегородка, резко ускорившись, ушла вверх и с громким бумканьем уперлась в потолок.

— Спасибо, дэй координатор, но я бы ему и сама ответила, — недовольно сказала девушка. — Подумаешь, нашелся…

— Дэйя Винтаре, — вклинился в ее тираду координатор, и Фуоко удивленно замолчала. Чтобы координатор перебил собеседника даже не однократно, а дважды подряд? Что-то определенно не то творится. — Пожалуйста, обернитесь и посмотрите вверх.

Фуоко последовала указанию и, от удивления снова потеряв равновесие, неловко опустилась на пол, к счастью, ничего не отбив. Примерно в метре над ее головой плавала, медленно опускаясь, волюта: одинокая, зато огромная, метра в три вдоль продольной оси. Ее сердцевина горела багровым пламенем. Кирис присвистнул.

— Ничего себе у нас зрители… — пробормотал он.

— Прошу прощения за грубость, дэйя Винтаре, но не могли бы вы ликвидировать данное явление в своей обычной манере? — кротко попросил координатор. — Волюта может представлять опасность для оборудования и людей в соседних помещениях.

— А, да, конечно… — пробормотала девушка. Пожалуйста, уйди, мысленно попросила она гостью. Наверное, ты заметила, что я напрягаюсь, и пришла проверить, все ли со мной в порядке. Все хорошо, честное слово, но ты пугаешь людей. Уйди, пожалуйста, а?

Волюта покачнулась, ее закрученная в спиральный конус поверхность забурлила и начала изменяться. Потом как-то сразу она исчезла, и Фуоко с облегчением выдохнула.

— Пожалуй, нам не стоит играть здесь, на главной Арене посреди Колуна, — сказала она в пространство. — Действительно, зрители какие-то неподходящие приходят… Хорошо, сегодня она одна, а в первый раз вообще стая явилась! Дэй координатор, нам ведь смонтируют терминалы в лаборатории на Ланте, да?

— Да, как и обещано — в течение трех-четырех дней, вместе с новым объемным сканером. Ваша индивидуальная программа имеет приоритет перед остальными проектами. Кстати, я настоятельно попросил дэя Оронзо и дэя Каравано не распространяться об увиденном, и они согласились.

Кирис приблизился к Фуоко и помог ей встать на ноги. Слабость во всем теле продолжала держаться, но постепенно проходила — в обмен на все нарастающее чувство голода. Так. Похоже, придется срочно добираться до дома и питательных батончиков.

— Дэйя Винтаре, — проговорила с потолка Дзии, — я отмечаю, что ваше физическое состояние далеко от идеала. У вас, дэй Сэйторий, тоже, хотя и не так выраженно. Вам требуется медицинская помощь?

— Жрать хочется до невозможности, — вздохнула девушка. Кирис подтвердил ее слова молчаливым кивком. — Сейчас в общагу приеду, в холодильнике еще батончики оставались…

— На складах Арены есть запас питательных концентратов, дрон сейчас их доставит. Другие проблемы? Головокружение, потемнение в глазах, звон в ушах?

— Нет, спасибо, все в норме.

— В очередной раз обращаю внимание на факт, постоянно вами, молодые люди, забываемый. В вашем возрасте развитие сердечно-сосудистой системы значительно отстает от остального тела. Мышцы под большой нагрузкой потребляют гораздо больше питательных веществ, чем способна доставить кровь. С учетом вашего необычного состояния потеря сознания вам, вероятно, не грозит, но остальное тело по-прежнему живет по обычным законам. Не перенапрягайтесь, иначе рискуете заработать проблемы с сердцем с непредсказуемыми последствиями. Да и мускулы могут перестать повиноваться в самый неподходящий момент.

Дверь в терминальный зал приоткрылась, и в нее скользнул дрон. Его туша бесшумно подкатилась к Фуоко с Кирисом и превратилась в правильный параллелепипед. На его верхней поверхности всплыло четыре пластиковых упаковки с питательными батончиками.

— Спасибо, — поблагодарила девушка, вскрывая одну из упаковок и впиваясь в концентрат. Ага, повезло — на сей раз попался из новых, с сырным вкусом.

Набив рот и ожесточенно жуя, Кирис подошел к шкафчику для одежды и принялся ожесточенно сдирать с себя комбинезон. От него несло потом.

— А круто мы пролетели, — пробормотал он. — Не всегда новичкам везет… В следующий раз отыграемся.

— В следующий раз, — холодно ответила Фуоко, — сначала меня спроси, что отвечать, когда письмо с вызовом получишь. Еще раз подпишешь нас на такую глупость без моего согласия, по башке дам. Сам выкручиваться станешь, понял?

— Кирис дубина! — продекларировала Зорра, развалившаяся на трех составленных стульях сразу. — Кирис на слабо попался!

— Попался и пролетел, — согласился Гатто, скромно лежащий на полу у стенки. — Когда-нибудь поумнеет, а пока что тупой.

— Поговорите мне! — пригрозил Кирис. — Поймаю обоих и уши оборву.

Фуоко слегка расслабилась. Похоже, Кир принял разгромное поражение не так близко к сердцу, как она опасалась. Она засунула в рот еще один батончик, расстегнула сенко на груди и принялась выбираться из него. На сей раз контактный гель еще не успел впитаться, и кожа оставалась скользкой. Оставшись голой, она бросила сенко на стул прямо поверх недовольно фыркнувшей Зорры и потянулась.

— Ф-фу, устала! — пожаловалась она. Подчиняясь внезапному импульсу, она протянула руку и провела ладонью по голой спине Кириса. Интересно. Она шагнула вперед, прижалась к парню всем телом и как следует потерлась.

— Эй, ты ошалела? — поинтересовался тот.

— Интересное ощущение… — задумчиво сказала девушка. — Кир, а правда, что мужиков возбуждает, когда их намыленные женщины в ванной собой трут?

— Не знаю, забыл уже, — хмыкнул Кирис. В его голосе слышалось напряжение, и скользнувшая по его животу и ниже рука Фуоко обнаружила, что неожиданная ситуация отнюдь не оставила его равнодушным. — Напомнишь?

— Надо попробовать… — Фуоко снова потерлась о него, чувствуя все нарастающее возбуждение.

— Молодые люди, напоминаю, что к терминалам Арены очередь, — прозвучал голос координатора. — Если вы не собираетесь заниматься сексом на глазах у следующей пары, рекомендую завершить гигиенические процедуры и переместиться в более подходящее место. Массажный гель вы всегда можете заказать в магазине интимных товаров, стоимость одного баллона — пятнадцать лемов.

— Фигасе! — пробормотал Кирис. — Грабеж, типа. Перебьемся как-нибудь. Фучи, пусти, я в душ.

Фуоко с сожалением отстранилась, вздохнула, сунула в рот еще один брикет концентрата (последний — в животе уже чувствовалась неприятная тяжесть) и отправилась в соседнюю душевую кабинку. Пятнадцать лемов. С одной стороны, безумно дорого — на такие деньги две декады питаться можно. С другой — хватить его должно надолго, если расходовать экономно…

— Вы можете посмотреть запись выступления обеих команд на новых больших экранах в холле или на персональных терминалах где угодно, — напомнил координатор, когда они выходили из зала. — Рекомендую также просмотреть матчи с участием других команд, чтобы осознать допущенные ошибки и выработать лучшую тактику. Приятного дня.

Новая пара — мужчина средних лет в коротких штанах и халате, типичной повседневной одежде могератских сотрудников Университета, и девочка в ципао, лет девяти или десяти, возможно, его дочь — уже нетерпеливо переминались с ноги на ногу в коридоре. Вежливо поклонившись им, Фуоко с Кирисом прошли в холл. Фуоко твердо намеревалась вернуться в общежитие, чтобы до вечерней встречи с кураторами еще раз перечитать назначенную статью по физиологии нервной системы, но реальность разрушила все ожидания.

— Фучи, Фучи! — звонко закричала ей через весь холл девчонка, рядом с которой на полу сидела полосатая енотиха. Толпящиеся у больших экранов зрители, в основном студенты, недовольно заооборачивались. — Фучи, Кир, идите к нам! Мы вас смотрели!

— А Дза-то что здесь делает? — удивился Кирис.

— Наверное, тоже играла, — пожала плечами Фуоко. — Ну, пойдем, поздороваемся.

Около экрана обнаружилось, что здесь присутствует не только Дзара со своей Мелиссой. Рядом торчала неразлучная компания ставрийцев — кряжистый Юрий Вещий и очаровательный Михаил Збышек, красавица Марта Брыль и невзрачная, зато голосистая Ольга Маре. Бесстыжая Марта по своему обыкновению щеголяла в одних шортах, но на сей раз — без телесной окраски. На ее плече поблескивал плохо отмытый контактный гель. Рядом с Дзарой скромно переминалась с ноги на ногу инопланетянка Рикона Кэммэй (Фуоко чувствительно кольнула совесть: она общалась с девочкой, о которой пообещала заботиться, гораздо меньше, чем следовало), а на полу, невидимая издалека за ногами, возлежала шикарная рыжая лиса. Кажется, ее звали Маюми, если Фуоко правильно запомнила в день их первой встречи. Стояли рядом и несколько других парней и девушек, но их Фуоко не знала — то ли просто зрители, то ли из той же ставрийской компании, просто незнакомые. Зорра и Гатто непринужденно плюхнулись на пол рядом с лисой и енотихой, так что со стороны вся компания, наверное, начала напоминать экскурсию в зоопарке.

— Привет, Фучи! — сказал на кваре Михаил, непринужденно хлопнув ее по плечу. — Мы тут в теннис играли, пошли домой, смотрим — на табло твое имя. А ты Кирис Сэйторий? — он оценивающе оглядел Кириса с головы до ног.

— Точно, он Кирис Сэйторий, — согласилась Марта, томно улыбаясь и потягиваясь так, что ее и без того высокая грудь поднялась еще выше. — Здравствуй, мальчик с парсом.

Фуоко бросила на Кириса возмущенный взгляд. В прошлый раз у нее совсем вылетело из головы выбить из друга признание о его взаимоотношениях с заморской нахалкой. Ничего, сегодня точно не забудет. Ну, вот только останутся они наедине!

— Кир, а мы вас смотрели! — вклинилась Дзара, не давая старшим закончить обмен любезностями. — Вы хорошо играли, но неправильно! Надо совсем не так карты открывать, совсем по-другому!

— Не тарахти, тяма, — Кирис с явным облегчением повернулся к ней. — Что значит "по-другому"? По десять штук за раз, что ли?

— Слушайте, я не понял — вы в первый раз на Арене играли, что ли? — пробасил Юрий. — А чего такую пафосную площадку выбрали? Третий же уровень сложности.

— В смысле — третий? — поинтересовалась Фуоко.

— В прямом. Ты что, не знала даже, что выбираешь? — изумился Юрий. — Ну, мыши в колокольне… я правильно сказал? А, забудь. Площадки на Арене выбираются по уровню сложности. Начинающих обычно дальше первого не пускают, а третий — для опытных. Вон, Мишка соврать не даст — мы с ним когда на третьем уровне в теннис вышли против ботов, даже до конца второго сета не дожили. Там каждый четвертый мяч взрывается, не отбивать надо, а уворачиваться, а темп такой, что голова кружится. А я, между прочим, дома второй разряд имел… ну, еще до того, как боксом занялся.

— А я на втором уровне уже играла, и у ботов выиграла! — похвасталась Дзара. — Честно! Мы вместе с Рикой играли. Рика, подтверди!

Рикона застенчиво кивнула.

— Стоп! — Кирис поднял руку. — Народ, галдеть кончайте, а? Нифига не понял. Какие уровни? Какие боты?

— Люди такие непонятливые! — с тяжелым вздохом сообщила с пола лиса. — Слушайте, дайте-ка я объясню.

— Хвостатым слова не давали… — пробормотал Михаил. Лиса подняла на него насмешливый взгляд, демонстративно облизнула белоснежные клыки и прищурилась.

— За ногу тяпну, неделю прохромаешь, — пообещала она. — Я тебе не спутник-охранник типа ваших многоножек, сама шутить умею. Но чувство юмора у меня странное, сразу предупреждаю.

— Правильно, так его! — прыснула Марта. — Можно еще за задницу, чтобы сидеть не мог. Пусть на лекциях стоит.

— Негигиенично, — Маюми сморщила нос. — Еще зубы о него пачкать! Короче говоря, Рика, можно тебя попросить ассистентом поработать?

— А что нужно? — неуверенно спросила Рикона, явно чувствовавшая себя неуютно в большой компании.

— Я новую площадку создаю. Включись в нее напрямую.

На экране, где, как заметила Фуоко, раньше горели результаты их с Кирисом злополучного матча, закрутился хаотичный вихрь красок, а потом сразу возникла небольшая поляна с зеленой травой, окруженная лесом. Посреди поляны стояли четыре наклонных желоба — по два с каждой стороны от небольшой мощеной площадки, друг над другом. На приподнятом конце каждого сидело по нахохлившейся курице. Фуоко чуть сместилась в сторону — плечо Юрия заслоняло экран от ее зрячего глаза, и ставриец, заметив движение, сам поспешно отступил.

— А зачем? — Рикона посмотрела на картинку с явной опаской.

— Наглядная иллюстрация уровней сложности. Не бойся, не убьет, как максимум немного покоцает. Слушай, давай в темпе, а?

— Не надо, — сказала Фуоко. — Мы и на словах поймем. Рика, не обращай на нее внимания.

— Рика!.. — с угрожающими нотками протянула лиса. — Давай живее. Или хлыздишь?

— Ну, щас… — уныло согласилась Рикона. Она выпрямилась и застыла, как-то сразу превратившись в манекен. Фуоко слегка поежилась. Она уже привыкла к таким фокусам со стороны паладаров, но что Рикона проходила по той же категории, пока так и не осознала. Кстати, а что остальные?.. Остальные, даже Дзара, вроде бы и не удивились. Вероятно, они уже знали об инопланетном происхождении девочки.

Несколько секунд спустя Рикона появилась на экране. Выглядела она точно так же, как и в реальности — босая, в шортах и майке, плюс серебряный обруч с аметистом на шее. В качестве дополнения на ее голове торчали серые то ли волчьи, то ли собачьи уши вместо человеческих, а сзади прямо сквозь шорты рос пушистый серый хвост. Ушки ей шли, и Фуоко сделала зарубку на память: неплохой элемент для аватара.

— Возьми корзинку, — приказала лиса. Рикона осмотрелась и подобрала из травы небольшую плетеную корзину без ручки. — Сейчас по желобам покатятся яйца. Лови их, чтобы не упали и не разбились.

Заэкранная Рикона тяжело вздохнула.

— Маю, поймаю и лапы обломаю, — пообещала она. — Где твои яйца?

Как бы в ответ по левому нижнему желобу, еле слышно громыхая, действительно покатилось светлое куриное яйцо. Рикона подставила корзинку. Яйцо упало в нее и исчезло с неяркой вспышкой. Новое яйцо тут же покатилось по соседнему желобу, потом почти сразу еще одно — по желобу с другой стороны… Пару минут Рикона, не особо утруждаясь, ловила их небрежными движениями, а над ее головой выскакивали меняющиеся цифры улова.

— Что такое первый уровень, все поняли? — осведомилась Маюми. — Рика, приготовься — включаю второй. Сила тяжести и скорость увеличены.

На сей раз Риконе пришлось довольно туго: яйца начали катиться со все возрастающей скоростью, причем почти одновременно по всем желобам. Уже через несколько секунд девочка упустила первое яйцо, затем второе. Падая на каменную площадку, те разбивались и таяли с жалобным звоном. Рикона начала тяжело дышать от усталости (разве она может уставать?)

— Второй уровень все поняли? Переходим на третий. Рика, смотри под ноги! — скомандовала лиса.

— Куда? — удивилась та, отдуваясь. — Ай-ё!..

Площадка под ее ногами внезапно вздулась буграми вылезающих кирпичей. Желоба отодвинулись друг от друга, яйца покатились еще быстрее, а курицы вдобавок начали громко и беспорядочно кудахтать. Потянувшись за первым же яйцом, Рикона запнулась и упала на одно колено, ойкнула, выронила корзинку, и пропущенное яйцо, упав ей на плечо, взорвалось с яркой вспышкой. Девочка отпрянула, упала на бок, и ее засыпало слепящими мини-гранатами.

— Как мы видим, при повышении уровня площадки сложность растет нелинейно. Переход на четвертый уровень…

Рикона-на-экране исчезла, и картинка замерла. Зато Рикона-в-реальности ожила (на ее колене Фуоко с удивлением увидела свежую ссадину, отсутствовавшую еще минуту назад), склонилась к лисе и вздернула ее в воздух, сцапав за складки шерсти на груди.

— Маю, я тебя сейчас прибью, поняла? — угрожающе спросила она. — Ты сдурела? Я из-за тебя коленку разбила! Больно же!

— Зато полезно, — назидательным тоном парировала лиса, ничуть не сбитая с толку сменой позиции. — Тебя Грампа чему столько времени учила? Не расслабляйся в незнакомой обстановке! А ты?

— А я тебе сейчас кое-что оборву! Тоже чтобы не расслаблялась! — мстительно заявила Рикона, одной рукой хватая Маюми за хвост и вздергивая его вверх. Вторую руку она отпустила, и лиса повисла вниз головой. Ничего себе у нее силища — микродрона вытянутой рукой на весу держать! Впрочем, у ней самой тело — дрон…

— Он не обрывается, — ничуть не обескураженная Маюми подняла голову и скрестила лапы на груди. — А я сейчас Таню вызову и пожалуюсь, что ты над беззащитным животным издеваешься.

— А я тоже там поиграть хочу! — встряла Дзара, тормоша лису за лапу. — Маюми, пусти меня, а? Я тихонько, ничего не сломаю, честно-честно!

— Во, Рика, видишь? — лиса назидательно подняла свободную лапу. — Есть люди, готовые посвятить себя научным экспериментам любой ценой. А ты — хвост обрывать! И вообще, поставь меня обратно, а то кусаться начну.

В доказательство она щелкнула зубами в воздухе. Рикона выпустила хвост, и лиса с глухим ударом, отдавшимся в полу, шлепнулась, словно кошка, на все четыре лапы.

— Вот так, — она встряхнулась и снова улеглась. — Дза, тебя нельзя в игру без терминала пустить. Вот когда в следующий раз твоя очередь подойдет, попроси координатора новую площадку поставить.

— У-у… — недовольно протянула та. — У меня очередь только послезавтра…

— Не ной! — назидательно сказала Маюми. — Тебе и так поблажки дают. Вон, Ольгу с Мартой в следующий раз вообще на полночь записали через три дня. Терминалов не хватает пока на всех желающих.

— Так, мелюзга! — Михаил поднял руку. — Тихо. У меня лекция скоро, я из-за вас опоздаю. Фуоко, Кирис, мы за вашей игрой почти с самого начала наблюдали. Вы свою главную ошибку вообще поняли?

— Какую? — сумрачно спросил Кирис.

— Так, ясненько… — ставриец ткнул пальцем сбоку экрана, и картинка сменилась. На экране появились какие-то окна и меню, с которыми он несколько секунд манипулировал. — Вот, поехала запись с пятикратной скоростью…

Экран разделился на две части со знакомыми каменными стенами. Возле одной засуетились рыжая лохматая обезьяна и легкомысленно одетая фея с радужными крыльями. На другой задвигались пятнистый белый барс и здоровый мужик в плавках и с перевязью короткого меча, щеголяющий перекачанными мышцами торса, плеч и бедер.

— Смотрите, что делают они и что — вы, — Михаил чуть сдвинулся, чтобы не загораживать изображение. — Если не считать начальной стадии, у них все время один участник на нижних трех уровнях, а второй — на верхних двух. Когда верхний устает, они меняются. И обратите внимание, как при выключенном голосе они обмениваются жестами. Такой подход минимизирует количество опасных и медленных перемещений между уровнями, экономит силы и позволяет открывать пары гораздо быстрее. А вы? Беспорядочно взад-вперед лазите, причем сами по себе, без взаимодействия. А в команде недаром два человека, на третьем уровне групповая игра в первую очередь на взаимной поддержке строится. Ясно?

— Блин… — Фуоко врезала кулаком по ладони. — Я же хотела скооперироваться! Только систему жестов придумать не успела.

— Ничего придумывать не надо. У ваших противников морской код в основе, причем сильно урезанный, — негромко сказала Ольга. — Его специально придумывали сто лет назад, чтобы в критических ситуациях быстро сигналы подавать, а они адаптировали. Умно, между прочим, они сильные соперники. Оронзо Смеарх, Смеарх… что-то знакомое…

— Скотина он, пусть и умная, — зло сказала Фуоко. — Мы с ним еще поквитаемся. Подумаешь, морской код…

Код. Она осеклась, потому что идея, вспыхнувшая в голове, ярко высветила ее прежнюю глупость. Ну конечно же, код! Даром, что ли, они с Кирисом уже несколько дней тренируются передавать друг другу сообщения через свою незримую связь. Они уже и сигналы-буквы неплохо запомнили. Кто им мешал сегодня так общаться? Все, план есть. Как только им смонтируют персональные терминалы в лаборатории, они сразу же начнут тренироваться на игровых площадках с применением кода. И звук станут выключать уже специально, а не по правилам. Двойная польза: и карты открывать настропалятся, и для исследований полезно.

Вот только, кольнула ее неприятная мыслишка, тебе-то с Киром личные терминалы поставят, а на Арене их дефицит, в очередь люди записываются. Не стыдно личными связями пользоваться?

Ну, можно и Дзару пригласить. И Рикону… или нет, ей, судя по всему, терминал не нужен. Ну, тогда…

— Народ, — нерешительно сказала Фуоко. — Нам с Киром вообще-то идти пора, но… нам в лаборатории личные терминалы Арены поставят через несколько дней. Мы их нечасто использовать сможем, так что я могу попросить координатора, чтобы он и туда людей пускал. Вас, например.

— Личные терминалы? — с завистью переспросил Михаил. — Здорово. Я бы не отказался. А в честь чего?

— Ну… — Фуоко неохотно подняла руку, демонстрируя серебристые контактные площадки, цепочками тянущиеся вдоль плеча и предплечья. — Видите, подкожные электроды? У нас программа исследований. Индивидуальная. Мы по уши энергоплазмой заполнены, так что фигня всякая случается, типа неожиданных кольчонов и волют. Мы специально в глушь уезжаем экспериментировать, и терминалы нам ставят специальные, с дополнительными сканирующими компонентами. Но мы не чаще раза в день заниматься можем, иногда и не каждый день, все остальное время лаборатория простаивает. Поставят терминалы — приходите, только свои сенко не забудьте принести.

— Ой, здорово, здорово, здорово! — Дзара возбужденно запрыгала на месте, хлопая в ладоши. — Хочу, хочу! Фучи, а когда вам терминалы поставят? А можно я тоже экспериментировать стану? А что вы еще там делаете? А нас не заругают? Ой…

После очередного хлопка между ее расходящимися ладонями вдруг возникла бледно-голубая сетка молний. Пару секунд девочка, замерев, непонимающе смотрела на нее, потом, взвизгнув, замахала руками в воздухе, пытаясь сбросить с них липкую паутину. Сетка немедленно вздулась шипящим облаком, обхватившим всю Дзару, в нос ударил резкий запах озона.

— Уйди, уйди! — во весь голос закричала девочка, извиваясь и отмахиваясь. — Уйди, не хочу! Мама-а-а!

В молниях угрожающе зажглись багровые огни — два, пять, десяток… Такие же огни замерцали во вспухших по всему холлу сгустках спирального тумана. Трещащие рукава молний протянулись между Дзарой и волютами, и лишь тут Фуоко очнулась от ступора. Краем глаза она видела, как лиса Маюми, енотиха Мелисса, Зорра и Гатто мечутся вокруг, подпрыгивая высоко в воздух и отбрасывая людей в сторону мощными ударами лап в живот и грудь, как внезапно вздувшееся в огромную бесформенную тушу тело Риконы вытягивается ввысь сплошной серой стеной, как с пальцев Кириса срываются извивающиеся шнуры ослепительного белого пламени, рассекающего на части багровые шаровые молнии и ближайших волют. Но ей было не до окружающих. Упав на колени, она обхватила бьющееся в конвульсиях тело девочки, стиснула его в объятиях и накрепко прижала в себе. Краем сознания Фуоко уловила запах паленой ткани (вот и еще одной майке конец), но она уже сосредоточилась на чужих эмоциях — на жуткой панике — струящихся откуда-то со стороны. Она уже научилась отделять свои ощущения от тех, что передавались ей от Кириса во время секса, но сейчас все воспринималось совершенно иначе. Их с Кирисом чувства переплетались органично, естественно, неразрывно, как будто в экстазе сливались не только их тела, но и сознания. Однако ужас Дзары она ясно воспринимала как нечто чужеродное, как поток кипятка, бессильно обдающий ее замкнувшееся в непробиваемой броне сердце.

— Дзара-тяма, милая, хорошая моя, успокойся, все хорошо… — бессвязно бормотала она бьющейся девочке на ухо, с трудом ее удерживая. — Я здесь, Кир здесь, смотри, вон и Мелисса, все хорошо, просто успокойся, успокойся, все нормально, мы здесь…

Незрячий глаз Фуоко передавал картину бушующих в ночном мире пламенных волн и бешено корчащихся сетей, сплетенных из разноцветных огненных канатов. Дзара часто судорожно вдыхала воздух, словно в бесслезных рыданиях, перехватывающих горло. Фуоко попыталась передать ей чувство спокойствия и уверенности, словно уговаривала исчезнуть волют. Получилось или нет, она не поняла, но постепенно конвульсии девочки ослабевали, дыхание начало выравниваться.

— Дзара, милая, слушай меня, — прошептала Фуоко ей в ухо. — Все хорошо, мы здесь. Дыши медленно. Не надо всхлипывать. Просто дыши медленно, хорошо? По моему слову вдохни и не выдыхай, а когда скажу, выдыхай. Понимаешь? Давай, вдо-ох… И не дыши!

Дзара судорожно дернулась еще раз, но потом как-то сразу расслабилась, медленно вдохнула и замерла. Фуоко чувствовала ее сердце, бешено колотящееся под ребрами. Электрический шторм по-прежнему бушевал вокруг, но уже заметно выдохся. Ночной мир быстро возвращался к своему спокойно-текучему состоянию.

— Раз, два, три — вы-ыдох… — прошептала она. — И не дыши. Вот так, ты у нас совсем молодец. Теперь снова вдо-ох…

Через то ли минуту, то ли час равномерного дыхания — чувство времени утратилось полностью — Дзара медленно осела на пол. В воздухе в последний раз щелкнул электроразряд.

— Я не хочу опять все сломать… — пробормотала она. Потом ее глаза закатились под лоб, и она повисла на руках у крякнувшей от неожиданной тяжести Фуоко. Впрочем, тут под нее тут же подкатилась туша дрона, и тяжесть пропала.

— Отлично сработано, Фучи, — произнес рядом знакомый женский голос. Фуоко подняла голову. В нескольких шагах перед ней стояла Карина Мураций во взрослом виде. На ее лице держалось озабоченное выражение. — Теперь Дзару можно отпустить. Она потеряла сознание, но Дзии о ней позаботится.

Фуоко попыталась раскрыть объятия, но охнула от пронзившей все мышцы боли и замерла. Тело с макушки до кончиков пальцев пронзали невидимые иголки, словно в отсиженной ноге, каждое движение причиняло новые страдания. Медленно и осторожно она все-таки развела смертельно затекшие руки и позволила худому тельцу девочки осесть на дрона, в котором то немедленно утонуло с головой. Дрон скользнул в сторону и исчез в дверях холла в сопровождении ускорившейся до галопа Мелиссы. Фуоко потрясла головой, привычным уже движением смела с тела обугленные хлопья, оставшиеся от спортивных трусов и майки — в конце концов, если ректор не стесняется ходить голой, то и она переживет, не впервой — и огляделась.

Их окружали высокие, в два человеческих роста, серые стены, медленно расплывающиеся и превращающиеся в обычных бесформенных дронов. Под потолком кружился небольшой водоворот из полутора десятков волют. Багровых огней в них не наблюдалось. Кирис, тяжело дыша, стоял, озираясь по сторонам. Его тело поблескивало капельками пота, а на кончиках пальцев по-прежнему извивались шнуры белого пламени. Его шорты, как отметила Фуоко, отделались лишь несколькими небольшими подпалинами. Если бы мы жили внутри фантастического фильма, мелькнуло в голове, я бы заподозрила, что режиссер-извращенец просто обожает раздевать догола девочек на потеху зрителям и при том совершенно нечестно игнорирует мальчиков. Просто фан-сервис какой-то!

Зрители, ранее толпившиеся у экранов по периметру холла, по большей части сидели и лежали на полу. Все взгляды скрещивались на Фуоко, и она поежилась. Блин. Устроила представление на глазах у толпы. С другой стороны, что она сделала? Даже молниями не швырялась. Правда, Кирис…

— Кир, — она постучала друга пальцем по плечу. — Ток выключи, люди смотрят. Что случилось, пока я… отвлеклась?

Парень недоуменно посмотрел на руки, и огненные шнуры пропали.

— Гроза, волюты, народ верещит и от молний шарахается, — перечислил он заплетающимся языком. — И я волют отгонять боюсь, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Дзара в истерике, ты в нее вцепилась, словно придушить хотела, и шаровые молнии от вас во все стороны горохом… Блин, Фучи, я чуть не обосрался… извини, Риса, — он смущенно глянул на ректора.

— В этой форме меня лучше называть Кариной, — сказала ректор, понизив голос. — Однако же ваши способности, ребята, развиваются день ото дня. Погодите немного, я с народом поговорю, а вы пока за волютами приглядите, — она кивком указала вверх. — Так, кого здесь больше?.. Кажется, кайтарцев.

Она шагнула вперед и подняла руку.

— Дэй и дэйи! — громко произнесла она, по-прежнему на кваре. "Дамы и господа!" — продублировали на камиссе из-под потолка динамики. — Ввиду случившегося инцидента мы вынуждены временно закрыть холл для людей. Ничего страшного не случилось, серьезно пострадавших нет, однако прошу вас подождать на улице, пока мы не закончим приборку. Идущие на Арене матчи вы сможете посмотреть в записи позже, здесь или на своих терминалах. Спасибо за понимание.

Дроны задвигались по помещению. На их вершинах сформировались помигивающие красным таблички "Bonvolu lasi la areo". Присутствующие задвигались, поднимаясь и с неохотой отступая к выходу. Среди них Фуоко с раздражением заметила Оронзо в шикарном сутенерском костюме. Вот только его в свидетелях не хватало! Начал нарастать возбужденный гул голосов. Кое-кто с опаской поглядывали на кружащихся волют, но большинство по-прежнему пялилось на Фуоко с Кирисом и стоящую рядом Карину.

— Ну, Фучи, Кирис, вы даете… — на камиссе проворчал Михаил Збышек, поднимаясь с пола и потирая грудь. — И звери ваши просто звери. Чуть все ребра не переломали! — обиженно сказал он, переключаясь на кваре.

— Не переломали же, — фыркнула Маюми. Лиса в компании обоих парсов уже снова лежала на полу, развалившись, как ни в чем не бывало. — А что делать, если у вас, людей, реакция такая заторможенная?

— От дефектной слышу, — обиженно огрызнулась Марта. Поднявшись, она недоуменно посмотрела на руку и осторожно лизнула языком большой покрасневший участок на предплечье. — А, паскуда! Больно… Откуда взялось, спрашивается?

— Оттуда же, откуда у меня, — Ольга, поднимаясь, болезненно морщилась, прижимая левую руку к боку и груди. Ее майка — то, что виднелось из-под руки — выглядела обугленной. — Электричеством хлестнуло. Госпожа Карина, я… мне что-то нехорошо.

— Олюшка! — Юрий Вещий одним прыжком вскочил на ноги и бросился к ней, но один из дронов его опередил. Ставрийская студентка грузно осела в него, словно в бесформенное кресло, и Юрий схватил ее за плечи, вглядываясь в глаза.

— Фиксирую ожог второй степени площадью около десяти квадратных сунов, а также легкое нарушение сердечных ритмов как следствие электрошока, — проговорила из ниоткуда Дзии. — Госпожа Марэ, я срочно эвакуирую вас в госпиталь.

— Да не надо…

— Надо. Рана нуждается в обработке, а дроны здесь не заряжены лекарственными препаратами. Приготовьтесь к транспортировке. Господин Вещий, пожалуйста, отпустите ее.

Здоровяк нехотя разжал пальцы, и Ольга тут же утонула в дроне. Спустя несколько секунд тот исчез на улице.

— Мелисса не рассчитала толчок, не полностью от разряда увела, — на сей раз в тоне Маюми слышались извиняющиеся нотки. — Следовало контроль за ее микродроном перехватить и самой все сделать. Марта, что насчет тебя? Срочная помощь требуется?

— Ну, могло получиться и хуже, — ставрийская красавица снова лизнула ожог и поморщилась. — Сама до медпункта дойду, не переживай.

— Мы поможем, точно, Юрка? — Михаил Збышек подхватил девушку под неповрежденную руку и непринужденно положил ей руку на талию, но ставрийка немедленно вывернулась и саданула его кулаком в бок.

— А ты уже и рад полапать? — фыркнула она. — Я же сказала, что сама дойду. Вы бы еще скорую вызвали! Госпожа Карина, скажите им!

— Что с Олей? — спросил Юрий, с каким-то недоуменным и обиженным видом глядящий вслед дрону.

— Предварительный диагноз от Дзии: не помрет, — лиса Маюми одарила его озорным взглядом. — Озабоченный мужчина в твоем лице еще получит массу возможностей поносить пострадавшую на руках по причине слабости ее ног или по еще какой. Расслабься, от таких ожогов еще никто не умирал. Шкурка слегка слезет, и все.

Юрий неприязненно глянул на нее, но в перепалку ввязываться не стал.

— А что с волютами? — задумчиво спросил Михаил, глядя вверх. — Они здесь прижились? Так и останутся в виде постоянного украшения? Может, кинуть в них чем-нибудь тяжелым? Говорят, они разваливаются и сгорают, если попасть удачно.

— Я думаю, что с волютами, господин Збышек, мы разберемся без вашего участия, — хладнокровно ответила Карина. — А вы втроем отправляйтесь в медпункт. Там у Дзии достаточно медикаментов, чтобы правильно обработать небольшой ожог, да и в целом вас нужно осмотреть хотя бы бегло, чтобы убедиться в отсутствии других травм. Вы находились к эпицентру слишком близко, чтобы рисковать отпустить вас просто так. Настоятельно прошу, вон по тому коридору третья дверь справа. Маюми, могу я попросить тебя проводить?

— А то ж! — согласилась лиса, с явной неохотой поднимаясь. — Запутаются же иначе в трех дверях…

Когда Юрий, Марта и Михаил, следуя за Маюми, удалились в указанном направлении, Карина вздохнула.

— Ну что, ребята, у нас сложности, — грустно сообщила она. — Настолько впечатляющую демонстрацию ваших способностей замолчать невозможно. Мы не сможем и не станем затыкать рот многочисленным свидетелям, слухи все равно пойдут, причем самые невероятные. Придется выпустить пресс-релиз, объясняющий случившееся, и не только для внутреннего потребления. Боюсь, вы рискуете оказаться в центре очередной газетной шумихи.

— А обязательно пресс-релиз? — хмуро спросил Кирис. — Может, просто письмо людям разослать и попросить не трепаться?

— Университет несет ответственность в том числе перед родителями студентов. Подобного рода происшествия угрожают здоровью людей, и мы просто обязаны разъяснить всем, что произошло и какие меры мы принимаем для защиты. Кир, я тебя прекрасно понимаю, но лучше исчерпывающее объяснение, чем дурацкие слухи. Утешайтесь тем, что журналистов из желтой прессы мы до вас не допустим. Кроме того, непроизвольное искрение — явление, сейчас массово наблюдающееся среди людей по всей Палле, пусть даже и не в настолько впечатляющих масштабах, так что о вас быстро забудут. Однако же, ребята, я явилась не затем, чтобы с волютами сражаться, координатор в таких вопросах куда эффективнее меня. Сейчас я в официальном качестве. Есть разговор — не о случившемся, совсем о другом. Университет "Дайгака" нуждается в вас и хочет попросить об услуге. Поскольку ситуация… довольно необычная, прошу вас обоих прямо сейчас отправиться в здание центральной администрации. Фучи, если захочешь одеться, я найду что-нибудь из своего гардероба, но вообще-то не обязательно, там все свои. До встречи.

Она слегка поклонилась, ее тело осело, расплылось и трансформировалось в обычного бесформенного дрона. К нему скользнул второй дрон, они слились, вытянулись длинным узким коробом и превратились в универсальный транспорт. В его высоких глухих бортах протаяли отверстия. Фуоко переглянулась с Кирисом.

— Университет нуждается в нас? — удивленно спросила она. — Вот так новости!

— У нас физкультурная пара заканчивается, — Кирис ожесточенно почесал бедро и полез в транспорт. — Следующая пара по физике, по закону рычагов, а я в прошлый раз контрольную завалил из-за пропусков, заново писать придется. Фучи, гони отсюда волют и запрыгивай. Если контрольную профилоню, из-за ректора или чего еще, препод обругает, а я, выходит, зря полночи сидел, готовился.

Фуоко хмыкнула и глянула вверх. Волюты по-прежнему кружились в унылом сером хороводе и отправляться восвояси не собирались. Ребята, идите домой, а? — попросила их девушка. Вы мешаете. Давайте потом поиграем, в другом месте?

Эффект оказался неожиданным. Вся стая внезапно ринулась вниз, распадаясь на хлопья, и прежде чем Фуоко успела хотя бы пошевелиться, она оказалась в центре беспорядочного смерча энергоплазмы. Сухо затрещали синие молнии, омывая ее хаотичными потоками электричества, а потом хлопья энергоплазмы облепили ее тело, покрыв его бесформенным серым слоем, начавшим медленно стекать по коже, словно вязкая грязь. На мгновение ееокружил странный мир: деревня из покосившихся хижин, окруженная лесом, а на высокой дальней горе возвышается полуразрушенный каменный замок. Видение, впрочем, немедленно пропало. Она даже не успела испугаться, как энергоплазма начала истончаться и пропадать прямо на глазах. Несколько секунд спустя девушка опять осталась голой, как лягушка, если не считать любимых босоножек, в очередной раз единственных из всей одежды переживших приключение.

— Ну и что это было? — удивленно осведомился Кирис. — Ты им что-то плохое сказала? Или наоборот?

Фуоко молча пожала плечами и забралась на заднее сиденье дрона. Парсы дружно запрыгнули внутрь, дверные проемы закрылись, и дрон двинулся с места. Внутренние стены засветились и начали транслировать окружающий мир. Мелькнула мимо возбужденная толпа у входа в здание Арены, и с обеих сторон дороги потянулись будущие парки, все еще хилые и невзрачные из-за молодости кустов и деревьев.

До старого королевского дворца дрон добрался меньше, чем за пять минут. Фуоко уже как-то приходила сюда: Таня упомянула, что дворец открыт для всех желающих, и Фуоко из любопытства потратила полчаса, обходя его многочисленные залы. Ничего особенно интересного не обнаружилось: старая, времен независимого Хёнкона, мебель развалилась или была разломана редкими пиратами и контрабандистами, обитавшими здесь, гобелены практически сгнили без присмотра во влажном климате, картины на деревянной обшивке стен выцвели и облезли. То немногое из обстановки и декоративных элементов, что умудрилось сохраниться за восемь с лишним лет запустения, вандализма и мародерства, уместилось в трех небольших покоях из полусотни на первом этаже. В перспективе паладары намеревались устроить здесь большой тематический музей, собрав в него экспонаты со всего Могерата, но пока что три музейных комнаты, два больших заново оборудованных конференц-зала и с десяток рабочих кабинетов — все, что использовалось в огромном помпезном здании. Сверх того разве что заново застеклили окна да отремонтировали поврежденные тайфунами крыши, чтобы не пропускать внутрь воду. Для разнообразных служб Университета паладары возвели удобные специализированные здания, а дворец оставался в запустении. Как объяснил Кирис, которому, в свою очередь, рассказал чокнутый Палек, на один лишь аккуратный ремонт водопровода, канализации и кабельной системы здесь потребовалось бы времени и ресурсов больше, чем на возведение двухэтажного административного корпуса в куда более удобном районе.

Дворец представлялся Фуоко старым изгнанным королем: один на чужбине, всеми забытый, до сих пор изображающий надменную неприступность, но кутающийся в облезлую мантию и в душе тихо тоскующий по былой яркой жизни. Она даже немного жалела здание. В его высокие многоярусные башни, загнутые по местному обычаю крыши и окружающие (когда-то) сады люди вложили массу труда и умения — и вот теперь оно стоит, никому не нужное и почти заброшенное…

Дрон высадил их в душной жаре у парадного входа: огромные двери на длинном мраморном крыльце, ведущие в не менее огромный холл с хрустальной люстрой под потолком и несколькими большими цветущими кустами гортензии в деревянных кадках. В холле стояла кондиционированная прохлада — возможно, и приятная после наружной жары, но заставившая покрыться зябкими мурашками кожу голой Фуоко. Постукивая уцелевшими сандалиями, Фуоко с Кирисом прошли по деревянному полу, инкрустированному разноцветной мозаикой с изображением животных не менее диковинных, чем деловито топочущие позади парсы. Навстречу скользнул дрон, на верхней поверхности которого лежал аккуратно сложенный шелковый халат-юката в местном стиле. С облегчением запахнувшись в него (он оказался очень коротким, не доставая и до середины бедер) и небрежно перетянув талию поясом, Фуоко нерешительно огляделась. Куда дальше-то? Дрон откатился к дальней стене холла и остановился рядом со входом в небольшой кабинет — ранее, вероятно, подсобное помещение или комнату для слуг. Здесь он превратился в идеальную полусферу и замер неподвижно. Намек?

Они подошли к двери, и девушка робко постучала костяшками по двери. Неожиданная официальность напрягала ее куда сильнее, чем она признавалась себе раньше, и она чувствовала легкую нервную дрожь в пальцах.

— У тебя физия перепачкана, — шепнул Кирис в тот момент, когда дверь открылась. — Не три руками.

Фуоко подавила желание ткнуть его локтем в ребра за то, что он не удосужился подсказать раньше, но Карина уже отворила дверь и жестом пригласила их войти.

В обставленной мягкой мебелью комнате кроме ректора находились четверо. Таня Каварова и Павел Штиль сидели в креслах возле небольшого стеклянного столика. В третьем кресле расположился смутно знакомый Фуоко мужчина средних лет в дорогом деловом костюме, больше подходящем какому-нибудь юристу или солидному бизнесмену, чем одному из сотрудников Университета. Еще одна женщина в черной юбке и белой блузе, которую Фуоко не видела никогда, стояла у противоположной стены, скрестив руки на груди и уставившись в пол.

— Садитесь, — Карина закрыла дверь и указала на диванчик возле столика. Приблизившись к нему, Фуоко заметила, что на лице куратора Кириса застыло потрясенное выражение, а тушь на ресницах Тани слегка размыта, словно от неожиданных слез. Ректор села на подлокотник кресла, оперлась спиной о край спинки и жестом указала на мужчину:

— Не уверена, что вы встречались раньше, но в любом случае познакомьтесь с господином Сторасом Медведем, паладаром и правящим регентом Хёнкона.

— С дэем Сэйторием мы встречались, — скупо улыбнулся регент. — Дэйя Деллавита, рад познакомиться. Как вы себя чувствуете после… случившегося только что?

— Я в порядке, — скованно ответила Фуоко. Кто такой регент, она знала, но оказаться в его компании никак не ожидала. Она и в компании ректора оказывалась по большей части тогда, когда та надевала маску Рисы, и почти не имела дел с ее официальной внешностью. — А как там Дзара?

— Дзии сообщил, что у нее шок от случившегося, но ничего такого, с чем он бы не справился, — ответила Карина. — Там еще и Яни подключилась, ситуация с Дзарой как раз по ее специальности. И Рикона тоже рядом. Не беспокойтесь за нее. И познакомьтесь с Суоко, она тоже паладар.

Женщина у стены коротко кивнула, не отрывая взгляд от пола, но не произнесла ни слова.

— Ребята, вы ведь помните некую личность по имени Мэй Лю Сянь? — Карина повозилась на подлокотнике кресла, устраиваясь поудобнее. Фуоко переглянувшись с Кирисом, кивнула. Как она могла забыть обходительного и образованного оябуна Анъями? Память о разговоре достопамятным утром перед ее похищением другими бандитами, слегка поблекшая за прошедшими событиями, снова всплыла в голове. Он ведь предлагал присоединиться к нему…

— Помню, — буркнул Кирис. — Он меня чуть не прикончил.

— Вот как? — регент поднял бровь. — Когда же?

— Когда мы с Варой к нему пришли в Шансиме. Он что-то со мной сделал ради смеха, я чуть дуба не врезал. Я, правда, тоже его как-то приложил, он еле с пола поднялся. Фиг знает, как, я и этого не понял.

— Он опасен? — поинтересовалась Карина, бросив косой взгляд на женщину у стены. — Если встретишься с ним снова, он попытается тебе снова что-нибудь сделать?

— Ну, он сказал, что больше не станет такой херней страдать, — Кирис пожал плечами. — Отпустил же он нас с Джионом, в конце концов, даже карту дал и помог вертолет нанять.

— Все равно опасно… — задумчиво сказала ректор. — Сторас? Твое мнение?

— Оно не изменилось. В прошлый раз проблемы возникли из-за взбесившегося Арасиномэ и нашей несвоевременной эвакуации. Сейчас мы можем принять меры, чтобы аналогичных совпадений не возникло. В Анъями больше нет идиотов, способных напасть в присутствии наших боэй, и оябун "Кобры" безрассудностью отнюдь не отличается. Что же до дэйи Деллавита, то она и в принципе к светскому обществу привычна, и в полной власти "Кобры" уже находилась. Не думаю, что им угрожает опасность.

Карина тяжело вздохнула.

— В общем, ребята, чтобы не закручивать интригу и не играть на ваших нервах, — проговорила она, — я хочу рассказать об одной очень неприятной ситуации, в которую влип Университет. Вы уже на деле доказали свою разумность и ответственность, а потому мы решили доверить вам тайну, настолько близкую к государственным секретам, насколько их могут иметь паладары. Нам нужна ваша помощь, а потому мы вынуждены втянуть вас в игру, совершенно для подростков не подходящую. Сразу предупреждаю, что вы можете отказаться, что не будет иметь никаких последствий — мы выкрутимся и так. Также я очень прошу вас сохранить рассказанное в тайне, но не могу этого требовать — вы не сотрудники Университета и ничем ему не обязаны. Э-э… я не очень вас напугала? Кир? Фучи?

Ректор попыталась улыбнуться, но улыбка у нее вышла какая-то кривая и печальная.

Фуоко снова переглянулась с Кирисом. Вот так новости! Только государственных тайн им не хватало! С другой стороны… ну ведь любопытно же! И Риса — не человек… ну, пусть паладар, способный на подлости.

— Я вообще-то уже померла, — фыркнула она, вдруг остро осознав свою одноглазость. Ночной мир из незрячего глаза попытался вторгнуться в реальность, но она привычным усилием воли загнала его на положенное место. — Мне уже ничего не страшно. И Киру тоже. Да, Кир?

Парень молча кивнул.

— Не говори глупостей, Фучи, ты вполне жива, — досадливо поморщилась Карина. — Детали работы твоего мозга сейчас не важны. В общем, вы слышали про "Адаути"?

Фуоко задумалась. Что-то знакомое, но что?

— В новостях показывали — террористы, типа. Всякую сволочь из беглых аристократов мочат, — буркнул Кирис. — И правильно делают.

Точно. Фуоко тоже вспомнила, как встречала упоминание про террористов в каком-то выпуске новостей. "Адаути"… "Месть" на катару, если она правильно помнит значение слова.

— Неправильно, Кир, — Карина покачала головой. — Совершенно неправильно. Терроризм, даже с наилучшими намерениями, обычно имеет катастрофические последствия. Университет категорически против их методов и предпринимает все усилия, чтобы их остановить. Но не о том речь. Ребята, я даю честное слово, что никто из здесь присутствующих к созданию и деятельности "Адаути" не причастен. Однако… хм, случилось так, что главой террористов оказался человек, тесно связанный с Университетом. Человек, чрезвычайно дорогой для нас. Мы узнали о его роли лишь на днях. Произошла весьма сложная и запутанная история, которую мы расскажем вам позже, чтобы не грузить сейчас деталями, не имеющими особого значения. Но так случилось, что он погиб, и его тело оказалось в руках одного из кланов Анъями. Вчера вечером его оябун вышел на нас, предложив отдать тело. Но одним из выдвинутых условий является встреча с вами обоими. Точнее, он согласен выполнить передачу только лично вам обоим или как минимум тебе, Фучи.

— А мы-то при чем? — подозрительно спросил Кирис. — Откуда Тьма о нас вообще знает?

— А? Ох, прошу прощения. Разумеется, речь идет о Мэй Лю Сяне.

Кирис коротко присвистнул. Фуоко почувствовала, как кровь прилила к голове, а сердце заколотилось. Значит, хотя она почти забыла про бандита, тот отнюдь не забыл про нее.

— Вот такая у нас базовая диспозиция, — подытожила Карина. — Ребята, мы просим оказать Университету услугу. Вокруг Хёнкона идет большая и грязная игра, и втягивать в нее вас очень не хочется. Но если тело Юно попадет в руки официальных властей Ценганя или Кайнаня, его обязательно опознают, и тогда по репутации Университета окажется нанесен страшный удар, тем более обидный, что мы его не заслуживаем.

— Да не проблема, — пожал плечами Кирис. — Что нужно?

— Фучи? Если хочешь что-то спросить, спрашивай. Еще раз подчеркиваю: соглашаться не обязательно. Подковерная политика не твое дело, и у нас есть и другие способы разрешить проблему.

Фуоко заколебалась. Ей стало не по себе. Мэй выглядел вполне приличным дядькой, даже и не скажешь, что главарь банды. Он помогал ей даже с простреленной рукой, после того, как она сожгла двоих. Правда, потом он просто отдал ее другим бандитам, но что он мог сделать? И Киру помог…

А ведь Фуоко так и не рискнула спросить у отца, правду ли говорил Мэй о преступных операциях семьи Деллавита. Она просто побоялась — не отцовского гнева или какой-то другой реакции, а того, что рассказанное окажется правдой. Тайное знание лежало на сердце мертвой тяжестью, заодно отравляя воспоминания о Мэе.

С другой стороны, если отец — преступник по кайтарским законам, это явно не вина и не проблема оябуна с Могерата. И если Арасиномэ не разбушуется снова точно в момент переговоров — а какова вероятность? — то паладарские боэй не допустят никаких неожиданностей.

Пока она раздумывала под выжидающими взглядами Карины и регента, женщина у дальней стены вдруг шагнула к ней.

— Дэйя Деллавита, — произнесла она скованным голосом. — Мы не имели чести раньше знать друг друга, однако я умоляю вас помочь. Человек, о ком идет речь… он мне как сын. Девять лет он оставался рядом со мной, когда я находилась на краю гибели, и на Палле нет… не было для меня никого дороже. Я прошу не как паладар, не как сотрудник Университета, но как мать — помогите! Вам не угрожает опасность, а я… я хочу хотя бы похоронить его, как положено. Вы еще слишком молоды, дэйя, но все-таки можете представить, как чувствует себя мать, у которой убили ребенка. Пожалуйста!

Она порывисто опустилась на колени и склонила голову. Перепуганная и сконфуженная девушка вскочила на ноги и растерянно глянула на Карину. Лицо ректора оставалось бесстрастным. Кирис смотрел на паладаршу круглыми от удивления глазами. Фуоко перевела взгляд на Таню, и та молча кивнула.

— Э-э… дэйя… э-э…

— Суоко, — подсказала Карина.

— Дэйя Суоко, прошу, встаньте! Конечно, я согласна! — Фуоко почувствовала, что щеки начинают пылать. — Никаких проблем, я просто думала, что ему сказать. Я не отказываюсь!

Паладарша подняла взгляд, и ее лицо исказила гримаса горя, смешанного с облегчением. Ее глаза оставались сухими, но казалось, что она плачет навзрыд.

— Спасибо, дэйя Деллавита… — тихо сказала она, тяжело поднимаясь. — Я… я у вас в долгу. У вас обоих. Я… прошу прощения, я вас оставлю.

Она вытянулась и замерла неподвижной статуей, потом, механически двигаясь, повернулась и вышла из комнаты.

— Простите ее, она очень сильно переживает, — Карина грустно посмотрела ей вслед. — Не беспокойтесь, ребята, вы даже не увидите тело. Вас просто привезут в Шансиму, сведут с Мэем на несколько минут, после чего вы отправитесь дальше. В прошлый раз премиальная поездка не удалась, так что сейчас совместим приятное с полезным: дипломатическую встречу с сорвавшейся давеча экскурсией. Еще раз извиняюсь, но…

Она развела руками.

Что-то сильно беспокоило Фуоко в только что случившемся. Не ее согласие, нет. Разумеется, отказываться глупо и бессмысленно, она бы согласилась все равно. Нет, что-то сказанное, какая-то фраза. Опустившаяся на колени женщина-паладар выбила ее из колеи, и…

Вот оно.

— Карина, — робко спросила она, — а можно вопрос?

— Конечно, Фучи. Сколько угодно.

— Дэйя Суоко сказала… Ну, она сказала, что тот человек оставался с ней девять лет. Но ведь она паладар, а паладары пришли на Паллу меньше года назад, и никто живой не может прилететь сюда из космоса…

Кирис поперхнулся. Кажется, его глаза стали еще круглее от удивления. Таня и Павел тоже уставились на Карину.

— Карина, я же предупреждал, что черви обязательно расползутся из банки, — сухо усмехнулся регент. — Вот, пожалуйста. Даже раньше, чем я предполагал. Девочка действительно слишком сообразительна, чтобы задурить ей голову, особенно с учетом эмоционального состояния Суоко. Давай, решение за тобой.

Ректор закинула голову назад и закрыла глаза.

— Ну, в конце концов, мы же все равно намеревались рассказать миру реальную предысторию, — в конце концов проговорила она, поднимаясь с подлокотника и подходя к Фуоко. — Почему бы и не в ближайшие дни? Две-три декады ничего не решают. Фучи, Кир… Павел, Таня, есть еще один секрет — глупый, но весьма неприятный для вашего мира. Мы знали, что рано или поздно его придется раскрыть, и мы морально готовы. Но мне не хотелось бы говорить о нем сейчас. Во-первых, исходя из чисто политической целесообразности его следует довести сначала до руководителей государств. Во-вторых, не хочется сейчас перегружать вас эмоциями. Достаточно для одного дня, особенно с учетом эффектного фейерверка в холле Арены. Давайте договоримся так: я введу вас в курс дела, но чуть позже. Хорошо?

— Конечно, Карина, — быстро сказала Таня. — Не беспокойтесь за Касуми, я его язык придержу.

— Да я, в общем-то, и сам не болтливый, — куратор Кириса пожал плечами. — А если вы насчет того соглашения о сотрудничестве с СБС…

— Нет, Павел, соглашения со Службой безопасности Ставрии ни при чем. Мы в любом случае проинформируем Народного Председателя обо всем, о чем шла речь сегодня. Ставрии проблема с "Адаути" тоже касается напрямую — кое-кто вполне может усмотреть в ее оябуне, бывшем сотруднике ставрийской миссии, подрывную деятельность Ставрии на Могерате. Просто ситуация требует деликатного подхода, и нам придется ходить кругами и подбирать правильные слова. Просто потерпите еще несколько дней и постарайтесь не лопнуть от любопытства.

Павел и Таня дружно кивнули.

— Значит, решено, — Сторас Медведь хлопнул себя ладоням по бедрам. — Фуоко Деллавита… прошу прощения, Фуоко Винтаре и Кирис Сэйторий, уведомляю, что с сего момента вы становитесь временными сотрудниками университета "Дайгака" — департамента внешних сношений, если точнее. На время поездки в Шансиму вы получите соответствующие документы и полноценный дипломатический иммунитет, так что в случае любых неприятностей смело обращайтесь к полиции, армии, да к кому угодно — официальным лицам Университета помощь окажут немедленно и в полном объеме. Госпожа Таня Каварова, господин Павел Штиль — вам как кураторам предписывается уладить проблемы с программой занятий, если неожиданная поездка их вызовет.

— Могу я высказать предположение? — раздался из ниоткуда голос координатора.

— Да, конечно.

— Факт поездки двух студентов в Шансиму, да еще и с дипломатическими документами, о которых мы обязаны предупредить власти Ценганя, вызовет естественные подозрения. Чтобы их смягчить, предлагаю повторить сорванную экскурсию для всей предыдущей группы. Завтра оттот, послезавтра начинаются долгие выходные, и мы можем в точности воспроизвести запланированный в прошлый раз формат. Вечером яхта приходит в Шансиму, в новот экскурсии по городу, в децинот поездка в Санъяму и возвращение. Возникнут небольшие сложности с экстренным бронированием гостиницы в Санъяме, но в там у нас есть дрон, и я уверен, что справлюсь. Нужно лишь согласовать отсутствие студентов на занятиях в новот.

— Все участники прошлой экскурсии в состоянии принять участие? — задумчиво поинтересовался регент.

— Ольга Марэ пострадала в сегодняшнем инциденте в холле Арены. Я проконсультировался с Дзии. Ожоги второй степени и легкий шок, но ничего, что не могло бы исправить кратковременное пребывание в медицинской капсуле. Марта Брыль получила небольшой ожог предплечья первой степени, медицинская помощь ей уже оказана, болевые ощущения сняты, поездке травма не помешает.

— Тогда идея выглядит неплохой. И дополнительное прикрытие для переговоров не помешает, и свои обязательства Университет наконец-то выполнит. Карина?

— Не возражаю, — кивнула ректор. — Надеюсь лишь, что меры безопасности вы примете надлежащие, а не как в прошлый раз. Фучи, Кир, от лица Университета еще раз извиняюсь, что мы втягиваем вас в посторонние политические игры. Понимаю, что удовольствие от поездки окажется значительно подпорчено, но… Удачной поездки.

Она развела руками, поклонилась и вместе со вставшим регентом двинулась к двери.

— Риса, погоди! — вскинулась Фуоко. — Халат я верну, когда дома переоденусь. Куда его отправить?

— Оставь себе, — Карина махнула рукой. — В качестве подарка или компенсации за сгоревшую одежду. Юката — дар кайнаньского короля. Мне кучу тряпок прислали, а я их все равно не ношу, так пусть хоть кому-то польза. Готовьтесь к поездке. Кстати, ребята, не могли бы вы еще и к Дзаре домой зайти по мере возможности? Дзии решил, что в домашней обстановке рядом с мамой она от шока лучше отойдет. Там сейчас и Яна, и Рикона, и Маюми, но вас двоих девочка все же лучше знает.

И руководители Университета вышли, прикрыв за собой дверь.

— А где у тебя одежда сгорела? — поинтересовалась Таня, выбираясь из глубокого кресла. — И вообще у вас обоих вид какой-то потрепанный. Опять что-то случилось? Карина упомянула про фейерверк на Арене…

— Дза в холле Арены искрить и истерить начала прямо посреди толпы, — кисло скривился Кирис. — Молнии веером, волюты стаями, у народа полные штаны, удовольствие по полной программе. Фучи ее успокаивала, вот и спалила тряпки по ходу. Да обычная хрень, просто сейчас с Дза случилась, а не с Фучи, как раньше.

— Что только молодежь не придумает, чтобы контрольную прогулять! — ехидно прокомментировал Павел. — Кир, если думаешь, что я забыл…

— А я чё могу сделать? — Кирис набычился. — Меня сюда ректор позвала, между прочим.

— Я заметил. А потому я заранее взял на себя труд отправить дэю Бальтазару Станце уведомление о необходимости переноса времени контрольной по не зависящим от тебя обстоятельствам. И он даже согласился, что обстоятельства разные случаются, и переслал мне тесты. Вот прямо здесь и сейчас сядешь за терминал и займешься решением задачек. Или намерен у Дзии освобождение по медицинским показаниям попросить? Ну, там волюта за нос укусила…

— В норме я! — Кирис возмущенно повел плечами. — Можно подумать, я волют раньше не гонял! Я вообще без тебя могу, и в учебник подглядывать не стану.

— В кои-то веки я еще смогу в настоящем королевском дворце поболтаться! — усмехнулся ставриец, машинальным жестом проводя ладонью по конскому хвосту на затылке. — Все, девочки, топайте отсюда, не мешайте настоящему мужику сражаться с рычагами и конденсаторами. Наберет меньше полтинника — поездку отменю, дипломатическая она миссия или нет.

— Конденсаторами? — Таня удивленно подняла бровь. — Электротехника же вроде как в десятом классе? Кир, напомни, тебе сколько — четырнадцать лет?

— Через пять декад пятнадцать исполнится, — Кирис гордо вскинул подбородок.

— Старичок, на пенсию пора. И все же — ты сейчас в девятом, не в десятом? Или в подготовительном колледже программы не такие, как у нас в школах? Касуми?

— Больше естественнонаучных предметов за счет общих, программа более плотная, — пояснил куратор Кириса, переходя на камиссу. — Азы электротехники им уже дают. Ну все, Танюш, выметайся отсюда вместе с Фучи, а то он еще сбежит от страха.

Слово "выметайся" Фуоко раньше не слышала, но из контекста смысл поняла. Сделав зарубку на память, она вышла в огромный пустой холл вместе с Таней, оставив Кириса наедине с Павлом и зловредной контрольной.

— Вот такие дела, Фучи, — тяжело вздохнула Таня. — Жалко Юно, просто в голос реветь хочется. Я его в Ставрии не больше пары раз встречала, но здесь он часто с нашими в компании тусовался. Песни так душевно под гитару пел на пару с Ольгой — знаешь ее? Ольга Маре? На физфаке училась, на направлении биофизики, теперь на экзобиологию перешла. Юно еще и фехтованию народ немного учил, и меня тоже тренировал. Мы думали, он в Кайнане пропал без вести, а тут такая история…

Она подозрительно шмыгнула носом, но тут же тряхнула головой и решительно расправила плечи.

— Не время нюни распускать, — заявила она, направляясь к выходу и стуча каблучками туфель по твердому блестящему паркету. — Фучи, а что у тебя за связи с бандитами, что они тебя на переговоры требуют? Ты как-то ни разу не рассказывала о своих приключениях.

Таня бросила взгляд через плечо на покрытую сеткой красных шрамов голову Фуоко и быстро отвернулась.

— Впрочем, не хочешь — не говори, — сказала она. — Неприятно, наверное, такое вспоминать. И Дзии с координатором упорно молчат — наверное, есть причина. Забудь, в общем, просто дурацкое любопытство.

— Таня…

— А?

После паузы куратор остановилась и повернулась к замершей на месте Фуоко.

— Таня, а ты меня не боишься?

— Чего? — от изумления молодая женщина перешла на камиссу. — Ты с какого дуба рухнула?.. Тьфу ты! Я имею в виду, почему ты так решила? — она снова переключилась на кваре.

— Ну… — Фуоко медленно подняла руку, задрала рукав юкаты и пустила по предплечью волну мелких потрескивающих искр. — Я ведь уже не человек. И зомби вдобавок — недавно Дзии установил, что у меня головной мозг мертв. Граната рядом с лицом взорвалась, — она дотронулась до левого виска.

— Ну вот только твоих ужасов мне сейчас не хватало! — сердито сказала Таня. Ее голос глох в огромной пустоте холла. — Фучи, не выдумывай. Являлась бы ты опасной для окружающих, тебе бы не позволили свободно расхаживать. А раз госпожа Карина и паладарские небы позволяют, значит, не опасна. И потом, не знаю, что там у тебя мертво, но для меня ты вполне живой выглядишь.

— Карина так же говорит, — криво усмехнулась девушка. — А я сегодня Дзару успокаивала. Из нее молнии хлестали во все стороны, Ольге Маре — она рядом стояла — так бок обожгло, что ее дрон в госпиталь увез. А мне хоть бы хны, только одежда опять сгорела. Таня, разве может человек электричество не чувствовать, как я?

— А разве может человек по воздуху летать, как птица? — саркастически осведомилась Таня. — Однако же летает, пусть и не сам по себе, а в самолете. У тебя внутри энергоплазма, даже я знаю, вот она ток и блокирует. Ты-то что нервничаешь? Кстати, Фучи, ты сейчас куда-то на люди планируешь?

— А? — неожиданная смена темы полностью сбила Фуоко с толку. — Ну… я к Дзаре хотела зайти, посмотреть, как она там.

— Тогда стой смирно.

Таня шагнула к Фуоко, развязала пояс ее юкаты, одернула и как следует запахнула халат и снова завязала пояс.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно констатировала она. — А то знаешь, когда титьки из одежды вываливаются, а подол едва срам прикрывает, ты выглядишь куда неприличнее, чем совсем голой. И лучше сначала домой забеги и вымойся, ты вся в золе перепачкана. Кстати, классный халатик. Мне нравится.

Фуоко посмотрела на свою юкату, словно в первый раз. А ведь действительно! Тонкий красный шелк с вышитыми золотыми драконами выглядел страшно дорогим на вид, и такой искусный покрой… Что там Риса упоминала про королевский подарок? Ей до смерти захотелось взглянуть на себя в зеркало.

— Хочешь, подарю? — спросила она. — Здесь мне его все равно никуда не надеть, а дома у меня не хуже есть.

— Даже если бы кураторам не было строго-настрого запрещено принимать подарки от подопечных, — назидательно сказала Таня, — я бы все равно не стала снимать с тебя последнюю рубашку, погорелица ты наша. Просто факт констатирую. Попробовать, что ли, у нас на торговой улице пошарить, вдруг похожий найду на вешалке или хотя бы в каталоге?.. Ну, хватит торчать столбом. У меня дела, а тебе действительно стоит к Дзаре зайти, раз ты с ней так близка.

Уже на широком каменном крыльце, возле терминала вызова дрона, Фуоко сказала:

— Таня, ты не думай, я не скрываю — про Шансиму, Анъями и все такое. Просто… ну, действительно, неприятно вспоминать. Скажи координатору, пусть он тебе сам расскажет.

— Уверена? Ладно, спрошу. Ты не едешь? — Таня кивнула на закончивший формироваться транспорт.

— Нет. Прогуляюсь пешком немного, чтобы нервы в порядок привести. Если что, я дрона и так могу вызвать, через нее, — Фуоко кивнула на Зорру. — У нас с Киром всегда поблизости парочка болтается, только на глаза не суется.

— Как знаешь. Пока.

Оставшись в одиночестве посреди гнетущей тишины, Фуоко закинула голову и посмотрела в небо, напрягая незрячий глаз. Ночной мир растворил в себе реальность, заплясал сполохами и квантами пламени, заиграл бликами на боках радужных абстрактных фигур. Мама-роза по-прежнему мирно дремала в оранжерее далеко за горизонтом, грезя о грядущем расцветании, присутствие призрачных братьев и сестер почти не ощущалось, и вообще недавнее происшествие с волютами на ней, похоже, никак не отразилось. Потом ночной мир сам по себе пропал, и перед Фуоко открылось черное звездное небо с пылающим комком солнца на краю. Затаив дыхание, она несколько секунд всматривалась в знакомые по картинкам созвездия, после чего с сожалением отогнала картину и вернулась в реальный мир. Не время для развлечений, а эксперименты нужно проводить под наблюдением и в дальней лаборатории. Напоследок перед слепым глазом мелькнул замок на скале, но удержать его девушка не смогла. Ну и ладно, успеется еще.

Она сошла с крыльца и пошла через древнюю площадь, вымощенную брусчаткой. Зорра деловито семенила позади. Поднимающееся к зениту солнце припекало голые ноги и едва покрытую короткими волосами голову. Наверное, стоит все-таки вызвать дрона, чтобы не жариться. Таня права: первым делом домой, отмываться, да и переодеться надо во что-то более удобное (может, все-таки начать носить несгорайку? ох, скользко и противно, ну ее нафиг…) А потом нужно сбегать проведать Дзару — и заодно совместить приятное с полезным и пообедать в лапшичной Дзидзи: в животе снова началось голодное посасывание. А еще на сегодня нужно обмозговать, как приспособить их с Кирисом телепатическую связь для подачи сигналов на Арене.

— Зорра, — скомандовала она, — идем пешком полцулы, потом вызывай транспорт. И только попробуй заявить, что забыла, как в прошлый раз!

Вечер того же дня. Хёнкон

— …можно указать, что большинство изменений в метаболизме прямо или косвенно зависит от изменения доступности субстратов на третьей и четвертой стадиях, — повинуясь движению руки Кулау Цмирка, часть схемы на экране мигнула красным. — Колебания концентрации субстратов в крови, обусловленные изменением их содержания в поступающей пище, могут влиять на скорость секреции гормонов, что, в свою очередь, вызывает изменение относительных скоростей различных путей метаболизма. Зачастую это осуществляется путем влияния на активность ключевых ферментов, что компенсирует изменения в доступности субстрата. Среди механизмов, регулирующих активность ферментов в углеводном обмене, можно выделить пять основных групп, наиболее важными из которых являются изменения в скоростях биосинтеза ферментов и собственно активности ферментов в результате ковалентной модификации.

Декан факультета экзобиологии сделал паузу и прошелся из одного угла аудитории в другой, давая студентам как следует рассмотреть схему на мониторах своих терминалов.

— Только что рассказанное хорошо изучено классической паллийской биологией, — продолжил он. — Я не стану сейчас вдаваться в детали: что именно прочитать в учебнике, я уже отметил. Однако есть кое-что, в ваших учебниках не описанное. Исследования, проведенные Дзии в течение последних двух сезонов совместно с медиками разных стран, однозначно выявили еще один механизм регулировки активности ферментов, ранее не существовавший. Он напрямую связан с заражением человеческих тел энергоплазмой, в последнее время приобретающим характер пандемии. Мы пока не понимаем, каким образом это происходит, но связь между определенными шаблонами поведения энергоплазмы и активностью ферментов установлена совершенно точно. В частности, доказано, что энергоплазменные структуры в человеческом теле в состоянии целенаправленно инициировать перестройку нервных тканей. Поскольку меняющимся тканям необходимо гораздо больше субстратов, чем нормально ведущим себя, энергоплазма также провоцирует резкое ускорение пищеварительных процессов за счет повышения активности ферментов в желудочно-кишечном тракте. Двое находящихся здесь…

Паладар обвел аудиторию взглядом.

— Даже трое — знакомы с внезапными приступами острого голода даже после весьма плотного обеда. Такое состояние означает активизацию энергоплазмы и связанных с ней физиологических процессов. На всякий случай предупреждаю всех: если приступ случился с вами, немедленно вызывайте Дзии любым доступным способом. Не пытайтесь бороться с ним самостоятельно. Нами разработан специальный пищевой концентрат, содержащий все необходимое для поддержания организма, он предоставляется нуждающимся бесплатно и в любых количествах. Ну, а если паладары вдруг окажутся не в состоянии достичь вас вовремя, в первую очередь старайтесь съесть побольше сладкого, поскольку такое состояние провоцирует быстрое развитие гипогликемии. Вопросы?

— Господин Кулау! — немедленно поднял руку Михаил Збышек. — Рассуждая об энергоплазме, вы сказали "целенаправленно изменять". Но цели есть лишь у разумных существ. Вы хотите сказать, что энергоплазма разумна?

— Паладары по-прежнему не имеют однозначного мнения на данный счет, — развел руками Кулау. — Термин "целенаправленно" в данном случае означает многократно отслеженную идентичную активность, приводящую к одним и тем же результатам. Является ли такое поведение разумным? Вовсе не обязательно. Вирус тоже целенаправленно изменяет поведение зараженной клетки, заставляя ее воспроизводить копии своих поликислот, но он, очевидно, не является разумным. Вообще что такое "разум" с вашей точки зрения, господин Збышек? Вы можете дать четкое определение?

Михаил улыбнулся во все двадцать восемь зубов.

— Конечно, господин Кулау, — с готовностью ответил он. — Данный вопрос хорошо проработан в нашей литературе, фантастической и научно-популярной. Разум — способность организованной материи изменять мир вокруг себя. Принципиальную роль здесь играет корректирующая обратная связь за счет сопоставления намерения, действия и результата. Зрелость разума определяется максимальной дальностью прогноза, а также эффективностью обратной связи. Ну… в изначальном определении фигурировала живая материя, но с учетом паладарских небиологических интеллектов я думаю, что "организованная" — более правильный термин.

— Неплохая формулировка, — согласился Кулау. — Однако в таком случае придется признать, что разумом не обладают и некоторые люди. Даже оставляя в стороне личностей, не осознающих связи между немытыми руками и диареей…

По аудитории прокатилась волна смешков.

— …в истории человеческих культур встречалась самая невероятная, на наш с вами взгляд, неспособность осознавать причинно-следственную связь. Один из наиболее ярких попадавшихся мне примеров — культуры, не понимавшие связь между сексом и беременностью. Кстати, для вас данный факт еще более странен, чем для меня, потому что у вас женщина может забеременеть лишь в результате сознательного усилия.

— А как иначе? — осведомилась на кваре какая-то не знакомая Марте девица на первом ряду.

— В моем мире, например, женский маточный сфинктер не регулируется сознательным усилием воли и постоянно проницаем для сперматозоидов. На Палле полный овуляционный цикл… Хм, чтобы не вдаваться в детали, объясню так: у паллийских женщин яичник один, является неразрывным целым с маткой, а созревшая яйцеклетка по Галлиевому проходу транспортируется в центральную полость матки, где и происходит оплодотворение — при условии, что женщина позволит мужской сперме проникнуть внутрь. А если не позволит, то яйцеклетка погибает, рассасывается и заменяется новой незаметно для женщины. На моей Текире у женщин яичника два, они отделены от матки, транспортировка яйцеклетки в центральную полость, а также ее оплодотворение происходит в маточных трубах, непосредственно открывающихся в брюшную полость. Неоплодотворенная яйцеклетка также погибает, но не рассасывается, а выбрасывается наружу через влагалище вместе с сопутствующими тканями. Такой способ функционирования полового механизма доставляет женщинам много проблем, а также имеет массу самых разных последствий, от чисто медицинских до социальных…

Марту внутренне передернуло. Открытые маточные трубы? Выбрасывается через влагалище? Как вообще такой странный механизм мог сложиться в ходе естественной эволюции? Несчастные текирские женщины…

— Однако наша нынешняя лекция относится не к экзоантропологии, — продолжал паладар, — а к банальной физиологии паллийского человека, так что углубляться в тему не стану. Материалы в библиотеке есть, желающие могут прочитать их самостоятельно или же дождаться соответствующих курсов. Замечу только, что не осознать связь между сексом и деторождением в культурах типа нашей чрезвычайно проблематично, однако же такие примеры примитивных племен известны.

— Вы, наверное, о совсем уж дикарях говорите, — заметил Михаил. — В культуре с развитой медициной такое невозможно.

— О дикарях, да, — согласился паладар. — Однако же они строили примитивные дома, изготавливали простое оружие и даже умели рисовать, что само по себе говорит о высоком уровне развития абстрактного мышления. Иными словами, в остальном они являлись вполне разумными, но определенные логические связи не видели в упор. Противоположный пример: волки, примерно одинаковые на Текире и Палле, отлично умеют организовывать загонную охоту, что указывает на способность просчитывать достаточно отдаленные последствия своих действий. Однако же назвать их разумными я лично не могу. Домашние собаки иногда демонстрируют смекалку и умение делать выводы на уровне трех-четырехлетнего ребенка, вороны и крысы от них не отстают, а кое-где и превосходят, а уж каков уровень групповой координации демонстрируют пчелы и термиты… Но все они неразумны в общепринятом смысле слова. Отсюда и следует вопрос: что именно понимать под разумом?

— И какой же ответ дают паладары? — поинтересовалась Марта.

— Никакого. Мы предпочитаем не рисовать сферических коров в вакууме, а рассматривать каждый случай индивидуально. Дело в том, что в области философии любое определение заведомо неверно. Всегда можно найти нечто, конкретный пример, в него не укладывающийся. Плюс к тому строгие определения приводят к закоснелости и негибкости мышления, так что мы предпочитаем не вводить их без острой необходимости.

— А как же классы разумности небов? — спросила Марта, вспомнив удивительную лису Маюми. — Я тут познакомилась с… с одной такой. Она сказала, что у нее третий класс. А у парсов и прочих личных спутников, я слышала, первый или второй уровень.

— Вот класс разумности как раз и отражает способность делать долгосрочные прогнозы, здесь наша теория находится в соответствии с вашей. Если объяснять на пальцах, первый класс — трех-четырехлетний ребенок или умная собака, то есть сообразительность уже есть, но самосознание еще отсутствует. Второй — ребенок в возрасте до начала полового созревания, то есть постепенно развивающееся самосознание и понимание логических связей окружающего мира. Третий и четвертый уровни — полноценное самосознание, пятый и выше — специализированные классы для решения определенных задач, уровень определяется в основном подключенными вычислительными мощностями. Есть еще внутренние градации, сейчас неважные. Однако должен заметить, что небиологический интеллект рождается, развивается и функционирует по совершенно иным законам, нежели биологический, к нему применим строгий математический аппарат. Если мы вернемся к изначальному вопросу про разумность энергоплазмы, то данный аппарат к ее действиям не подходит.

— И все-таки — волюты разумны или нет? — хмуро спросил Юрий, сидящий по правую руку от Марты. Девушка с тревогой глянула на него: после утреннего происшествия в холле Арены он выглядел подавленным и мрачным. Неужели он все-таки втюрился в Олю и сейчас переживает за нее? Невзрачная, плоскогрудая, некрасивая — что у нее есть за душой, кроме шикарного голоса да отлично варящих, надо признать, мозгов? Неужели их достаточно, чтобы захомутать мужика, да еще такого видного, как Юрка? Да что он, в конце концов, напрягся так? Сказала же Дзии — простой ожог, ничего страшного, через пару недель и следов не останется!..

— Сложный вопрос, господин Вещий. Очень сложный. Как я уже сказал, у нас нет сложившегося мнения на сей счет. С одной стороны, те же волюты зачастую демонстрируют весьма осмысленное поведение. С другой — иногда они ведут себя в точности, как большие рыбьи косяки или птичьи стаи, что для разумных существ практически невероятно. Если же подняться на уровень выше, то в рамках вашей солнечной системы энергоплазменные образования и области меняющейся аномальности формируют сложные конгломераты, ведущие себя как один большой живой организм. Добиться от него осознанной реакции нам не удалось ни разу, а вот нечто, напоминающие инстинктивные и даже рефлекторные реакции высших животных, мы наблюдали неоднократно. Безусловно, Арасиномэ — если рассматривать его в комплексе, не только как Красную Звезду — представляет собой энергетическую форму жизни. Но является он одним организмом, колонией или же чем-то промежуточным, а также обладает ли самосознанием в хоть каком-то виде, групповым или индивидуальным, для нас пока вопрос открытый. Могу лишь повториться: энергоплазменные структуры целенаправленно меняют зараженные человеческие организмы, но как разумный экспериментатор или же как вирус, нам пока неясно.

— Господин Кулау, а можно вопрос, раз уж речь зашла? — спросил на камиссе какой-то незнакомый Марте очкастый студент.

— Вообще-то у нас лекция, — напомнил паладар. — Что за вопрос? Только коротко.

— Насколько я понимаю, люди на вашей родной планете очень похожи на паллийцев, пусть и отличаются в деталях. И вы только что упомянули волков. Получается, многие формы биологической жизни похожи на разных планетах? Но как такое возможно? Вероятность подобного совпадения при параллельном независимом развитии, особенно для высших животных, нулевая. То есть жизнь распространилась по разным планетам из какого-то одного источника? А из какого? И как?

— Хм… — Паладар перестал расхаживать из угла в угол и внимательно посмотрел на юношу. — Что же вам ответить…

Во вставленной в ухе пуговице автоматического переводчика прозвучали мягкие аккорды, и на экране терминала Марты поверх графиков и схем замигал сигналокончания занятия.

— Что же вам ответить… — все так же задумчиво повторил паладар. — Знаете, давайте до следующего раза оставим. Лекция окончена, домашнее задание вы видите на своих терминалах. К следующему разу просьба всё прочитать и как следует осознать: материал важный, потребуется для понимания дальнейшего изложения. До свидания.

Он коротко поклонился и вышел из аудитории. Студенты зашевелились и зашумели.

— Что за… — удивленно пробормотал Михаил. Марта через проход глянула в его терминал, но тут же вернулась к своему: посреди экрана загорелся такой же значок срочного уведомления. Краем глаза она заметила, что у Юрия с другой стороны случилось то же самое. Девушка ткнула в значок пальцем, и на экране всплыл текст.

"Уважаемая Марта Брыль!" — гласил он. — "Администрация университета "Дайгака" в очередной раз приносит свои извинения за срыв премиальной экскурсии в Шансиму 08–10.23.1232 и ставит в известность, что она будет повторена в ближайшие длинные выходные. Программа и состав участников прежние. Сбор участников на главном пассажирском пирсе завтра, 08.29.1232, в 17:40. Ваш куратор уведомлен, ваше отсутствие на занятиях 09.29.1232 согласовано. Если ваши планы на ближайшие дни не позволяют принять участие, просьба уведомить заранее. Координатор".

— Вам тоже пришло? Они что, трёхнулись? — в пространство спросил Михаил. — У меня вообще-то планы на выходные имелись. Мы с ребятами в децинот на рыбалку собирались на дальнее побережье, даже транспорт уже заказали.

— Ну, мало ли, что у них случилось, — Марта пожала плечами. — Юрка, у тебя тоже?..

— Хрень какая-то… — пробормотал Юрий. — Как они Ольгу туда тащить собираются? На ней же лица не было, когда ее в госпиталь увозили.

— Ольгу? — переспросил Михаил, протискиваясь между столами и подходя к нему. Марта погасила свое рабочее пространство, убрала дисплей терминала в крышку стола и тоже заглянула в дисплей товарища.

"Примечание. Состояние здоровья госпожи Маре удовлетворительное, препятствий к ее участию в экскурсии нет. Дзии намерен отпустить ее домой сегодня вечером", — гласила приписка.

— Мысли они читают, что ли? — пробормотал Юрий. — Так, народ, я в больницу, посмотрю, что с ней. Сегодня меня не ждите.

Он быстро сбежал по ступеням прохода к преподавательской кафедре и вышел из аудитории.

— Он в нее втюрился, что ли? — удивленно поинтересовалась Марта. — Что он так за ней бегает?

— А? — вытаращился на нее Михаил. — Татка, ты что, не в курсе? Они же давно друг с другом спят. Друзья детства, типа, вместе школу заканчивали, вместе в Университет прорвались. Пожениться намереваются, как закончат.

— Не в курсе… — Марта почувствовала, что ее щеки теплеют. Она мало интересовалась слухами. В компании земляков она чувствовала себя уютно, но никогда не интересовалась их отношениями. Одно дело — красоваться перед парнями, с удовольствием ловя на себе их страстные взгляды, и совсем другое — лезть в чужую жизнь. "Не суй свой нос куда не просят и не разноси слухи!", прорезался в памяти ворчливый голос матери. Мать-одиночка, она всю жизнь страдала от шепотков соседей и сослуживцев и тихой ненавистью ненавидела любителей перемывать чужие косточки. Дома Марта едва сдерживалась, чтобы не устраивать скандалы по поводу бесконечных родительских нотаций, но, вырвавшись из-под ее опеки, обнаружила, что ведет себя в точности так, как заповедано. И менять ничего не хочется…

— Ну, теперь, значит, знаешь, — приятель пожал плечами. — Хорошо, что наше время на Арене в унот, как раз вернуться успеем. Ну что, ты куда? Я на пляж намеревался, солнце сейчас в самый раз, чтобы загорать, но не сгореть. Айда со мной?

— Не знаю, — Марта с сомнением посмотрела на него. Неплохо конечно бы, но… — Домашки много, читать — не перечитать. И мини-конспект для куратора сделать надо к дециноту. Насчет лекций координатор, может, и согласовал, а вот насчет конспекта — вряд ли. Значит, сегодня сделать нужно.

— Ну, борись, — Михаил ухмыльнулся и хлопнул ее по плечу. — Пока…

— Господин Збышек, госпожа Брыль! — раздался звонкий голосок откуда-то из под ног. Марта даже чуть подпрыгнула от неожиданности. В проходе сидела, повиливая тонким хвостом, невозможно длинная такса со свисающими до пола ушами. Микродрон? Чей-то спутник? — Сообщение, сообщение, сообщение!

— Какое еще сообщение? — пораженно переспросил Михаил. — Ты кто такой?

— Вестник, гав! — важно сообщила такса, переводя взгляд с Марты на Михаила и обратно. — Срочное сообщение!

Немногие из оставшихся в аудитории студентов, проходя мимо, с любопытством посматривали на говорящую собаку, но особо на ней не сосредотачивались: спутники-микродроны, хотя и не слишком многочисленные, уже примелькались. В качестве вестников их Марта еще не видела, но почему бы и нет? Все веселее, чем скучное почтовое сообщение.

— И от кого же? — поинтересовался Михаил, присаживаясь на корточки и с любопытством дотрагиваясь пальцем до таксы. Девушка подавила улыбку: красавец-парень, девки заглядываются, умница, каких поискать (как, впрочем, и все студенты Университета), но все равно ведет себя как мальчишка.

— Дзии зовет! Дзии зовет! — протараторила такса. — Медицинские проблемы, нужно срочно, срочно, срочно обсудить! Бегите за мной, скорее, скорее!

Собака вскочила (вопреки ожиданиям, ее туловище отнюдь не прогибалось посередине и не волочилось по полу) и шустро засеменила к выходу.

— Чокнутая какая-то псина, — резюмировал Михаил, поднимаясь. — Ну что, Татка, пошли?

— Ну, пошли, — девушка пожала плечами и последовала за странным провожатым. — Не отказываться же, раз Дзии…

— Как рука? — спросил Михаил, шагая рядом по коридору.

Марта посмотрела на предплечье, где сидела, почти незаметная, нашлепка пластыря телесного цвета, осторожно ее потрогала.

— Да в норме, в принципе. Чуток кожу стягивает, а так вообще не чувствуется. Дзии сказала, вечером уже снять можно. Да меня же почти не обожгло, я дома кипятком из-под крана сильнее обваривалась.

— Значит, не из-за ожога, — резюмировал товарищ. — Интересно, кстати, а меня-то зачем с тобой на пару?

— А может, наоборот, меня с тобой на пару? — ехидно поинтересовалась Марта. — Нашли у тебя, типа, в анализах какую-нибудь гадость от любовных подвигов и теперь лечить собираются. А меня в твоей компании видели, вот и решили, что от тебя могла что-нибудь подцепить.

— Обидно выйдет, — согласился Михаил, ехидно ухмыляясь. — Тем более обидно, что у нас с тобой до самого интересного хоть и чуть-чуть, а не дошло. Надо исправить побыстрее, чтобы не зря подозревали.

— Щас, жди! — фыркнула Марта, дробно забарабанив сандалиями вниз по лестнице. — Еще предложи прямо здесь, на людях.

— А что, в принципе… — парень задумчиво поскреб подбородок, широко шагая через ступеньку. — Говорят, некоторых возбуждает, когда за ними наблюдают. Татка, если ты из таких, скажи прямо, я пойму и, может, даже соглашусь. Но не в коридоре, даже не проси. На голом полу и ступеньках жутко неудобно.

Марта саданула его кулаком в бок и даже почти придумала достойный ответ, но они уже стояли перед дверью медпункта на первом этаже. Такса, перебирая передними лапами по стене, ловко встала на задние, дотянулась до дверной ручки, приоткрыла дверь и исчезла в щели. Марта открыла дверь пошире и вошла внутрь, чувствуя позади присутствие Михаила. Почему-то ее вдруг пробрала нервная дрожь. Одно дело — пикироваться ни о чем, и совсем другое — реальность. Да нет, глупости, конечно. Случись что серьезное, Дзии не стала бы устраивать представление, а прислала бы транспортного дрона и без разговоров утащила в госпиталь, вот как Ольгу утром.

— Господин Збышек, госпожа Маре, добрый вечер, — кивнула незнакомая молодая медсестра за столиком, не вставая. Человек, не дрон, причем урожденная ставрийка, судя по произношению. Она сосредоточенно всматривалась в экран терминала, передвигая по нему какие-то тексты со схемами человеческого тела. — Дзии хочет с вами поговорить по поводу последствий утреннего инцидента, как она сказала. Пройдите, пожалуйста, в боксы — госпожа Брыль в первый, господин Збышек во второй.

Она жестом указала на стену, в которой виднелось несколько плотно закрытых дверей с цифрами. Марта озадаченно глянула на Михаила.

— Так у меня же все в порядке с рукой… — неуверенно сказала она.

— Не ко мне вопрос, — медсестра даже не соизволила повторно оторвать взгляд от экрана. — Меня просто попросили вас позвать. Слюнка, подтверди.

— Рр-гав! — такса, устроившаяся возле стола, согласно кивнула. — Позвать, позвать! Слюнка позвала!

— Молодец! — медсестра, все так же уставившись в экран, дотянулась до таксы босой ногой и погладила ступней по шерсти. Собаченция вывалила язык и тяжело задышала, полуприкрыв глаза от удовольствия. — А я вообще не врач, меня Людмила Матвеевна попросила временно за медпунктом приглядеть, ей куда-то отлучиться потребовалось. Так-то я студентка на медицинском. Алё, народ, не стойте над душой, думать мешаете.

Хмыкнув (врач — и попросила приглядеть? хотя с учетом Дзии…), Марта подошла к первому боксу и потянула на себя дверь. У нее еще ни разу не появлялось повода зайти в медпункт, а потому от бокса она ожидала чего-то суперсовременного и навороченного: мигающих индикаторов на сложном медицинском оборудовании, загадочных проводов, наборов хромированных инструментов и прочих штук… Вместо того в крохотной комнате лежала прямоугольная тумба длиной в человеческий рост (видимо, стандартная медицинская капсула), да на стене висел экран терминала. На тумбе сидела еще одна незнакомая девчонка лет пятнадцати, золотоволосая и в коротком откровенном платьице, мало скрывавшем довольно развитые формы. Она уперлась руками в гладкую поверхность позади себя и беспечно болтала ногами, глухо стуча по тумбе босыми пятками.

— Привет! — сказала она — хотя и на правильной камиссе, но с какими-то неуловимыми дефектами то ли произношения, то ли грамматики, выдававшими иностранку. — Заходи. И дверь закрой, если не сложно.

— Привет… — недоуменно откликнулась Марта, прикрывая дверь. — Ты кто?

Три черных родинки в форме перевернутого равностороннего треугольника на левой щеки девчонки вдруг бросились ей в глаза. Ой…

— Прошу прощения, госпожа, — быстро поправилась она. — Я… не ожидала увидеть здесь паладара.

— А ты наблюдательная! — весело ухмыльнулась девчонка. — Расслабься и на ты. Терпеть не могу формальную вежливость, сразу старухой себя чувствовать начинаю. Меня зовут Майя.

— Майя… — Марта наморщила лоб. — Майя… посол паладаров в Кайтаре? Я помню первую пресс-конференцию паладаров в Мировом совете в Минкоке. Там… все выглядели иначе.

Общаться на ты с паладаршей, старше ее на фиг знает сколько столетий, казалось неудобным. С другой стороны, сама просит… До прояснения обстановки Марта решила перейти на манеру общения, позволяющую избегать местоимений второго лица.

— Конечно, — согласилась Майя. — Я лично обожаю переодеваться! У меня куча проекций на разные случаи жизни. Вот эта, например, — она вскочила и резво повернулась вокруг себя на одной пятке. — Не поверишь, по крайней мере половина мужиков при одном ее виде начинает таращить глаза, вываливать языки и пускать слюни. Вторая половина умудряется себя контролировать, но так и норовит исподтишка под юбку или за вырез заглянуть. Сплошной кайф наблюдать! Ну ладно, о платьях потом.

Ее веселая и озорная улыбка как-то резко выключилась, и посерьезневшая паладарша плюхнулась обратно на тумбу.

— Садись, — сказала она, хлопнув ладонью рядом с собой. — Есть важный разговор. У тебя ведь кончилась последняя лекция на сегодня? Никуда не торопишься? Минут пятнадцать-двадцать свободных есть?

— Ну, вроде не тороплюсь, — Марта осторожно присела на край тумбы. Та неожиданно просела под ней, потекла, и девушка, дернувшись от неожиданности, утонула в мягком глубоком кресле. Капсула под Майей тоже просела и сформировала небольшой сиденье.

— Отлично. Сейчас я тебе небольшой фильм покажу, но сначала скажи — что ты знаешь о топологии? Как математической дисциплине?

— Ну… — сбитая с толку Марта наморщила лоб. — У нас во втором семестре в рамках общей математики теорию множеств преподавать начали, но не очень подробно, в общих чертах. Я же на экзобиологии учусь, у нас основные предметы другие.

— Я в курсе вашей программы обучения, но мне интересно, что у тебя в голове. В смысле — нужно мне с нуля все объяснять, или же ты что-то помнишь. Что такое базис пространства, знаешь?

— Э-э… Набор векторов, позволяющих построить любой другой вектор в пространстве?

— Точно. Для обычного трехмерного пространства вектор определяется тремя координатами: высота, длина, ширина, если в бытовых терминах. Векторы, составляющие базис, соответственно, имеют единичную длину по одному из направлений и нулевую по всем остальным. Так?

— Да.

— А теперь вопрос посложнее: что такое метрика?

Марта задумалась. Неожиданный экзамен по высшей математике заставлял ее нервничать еще сильнее. И потом, неужто для него не нашлось более подходящего места, чем бокс в медпункте? И почему вообще паладарша, не имеющая отношения к преподаванию, его устроила? Метрика ассоциировалась то ли со свидетельством о рождении, то ли со школьным аттестатом, и, сдавшись, девушка молча пожала плечами.

— Понятно. Ну, если грубо, то метрика — способ определить расстояние между двумя точками пространства. Для трехмерного пространства ты находишь вектор, их соединяющий, и берешь квадратный корень из суммы квадратов его координат. Иными словами — вычисляешь длину прямого отрезка, соединяющего точки. Это один из примеров метрики. Но есть и другие: например, расстояние на поверхности сферы — длина дуги, соединяющей точки, и она вычисляется уже на основании модуля радиуса сферы и углов между радиусами, соединяющими точки с центром сферы. Поскольку сфера с заданным радиусом — двумерный объект, ее базис состоит только из двух углов. Еще вариант — трехмерная метрика, в которой окрестность заданного радиуса выглядит не как шар, а как куб. Эти примеры основаны на свойствах мира, каким его воспринимают человеческие органы чувств. Но в топологии можно строить и другие модели, к трехмерной реальности вообще не привязанные, и там могут применяться произвольные метрики, даже самые фантастические. Кроме того, мы можем преобразовать пространство из одной метрики в другую — например, есть функция, проецирующая сферу на плоскость, как делается с географическими картами. Алё, ты все еще меня понимаешь?

Златовласая Майя взяла Марту за подбородок и повернула ее лицо к себе. На Марту пахнуло тонким мускусным ароматом незнакомых духов.

— Глаза пока осмысленные, — констатировала паладарша, отпуская подбородок. — Не волнуйся, я уже закончила с теорией. Теперь смотрим кино.

Она щелкнула пальцами в воздухе, и экран терминала на стене зажегся. На нем возникла застывшая картинка: две девочки, группа парней и девушек постарше, пара шестиногих парсов, енот, лиса…

— Ты видишь реконструкцию, построенную по данным из нескольких источников. За холлом специально наблюдение не ведется, так что пришлось восстанавливать по видеопотоку от микродронов, а также по данным бесконтактных сенсоров управления экранами. Качество не очень, но главное видно. Поехали.

Картинка задвигалась, и Марта с интересом в нее вгляделась. Вот Фуоко Винтаре что-то неслышно говорит (а фигурой она, как ни обидно признавать, Марте мало уступает, даром что на пару лет младше), вот Дзара восторженно подскакивает на месте, вот с ее рук вдруг начинают хлестать молнии, и в холле бушует настоящая электрическая буря, а словно взбесившиеся микродроны начинают бросаться на людей, отпихивая их в сторону… Марта машинально потерла ребра в том месте, куда пришлись удары сильных задних лап нахальной лисы. Местами картинка темнела, изображение пропадало, потом появлялось снова. Потом молнии пропали, Дзару поглотил дрон, и картинка замерла. Заметив застывшие у края экрана цифры секундомера, девушка с удивлением осознала, что все произошедшее заняло меньше полуминуты.

— Вот так оно выглядело для человека, — прокомментировала Майя. — А теперь смотрим еще раз и в немного дополненном виде.

Картинка задвигалась снова, на сей раз сонно и лениво. Ничего особенного Марта не видела — пока изображение не замерло неподвижно.

— Ну и как тебе? — поинтересовалась паладарша.

Марта непонимающе смотрела на толстый извивающийся канат молнии, вонзающийся ей, лежащей на полу, в грудь, шею и голову несколькими изогнутыми отростками. И на другой, втыкающийся в пол рядом с опирающейся на локоть Ольгой: две длинных искры впиваются подруге в висок и куда-то чуть ниже уха, а третий — в бок, в том самом месте, где образовался ожог и сгорела майка. Противоположные концы электрических жгутов уходили в спину и затылок Фуоко.

— Забавно, верно? — после паузы констатировала Майя. — Ни на какие мысли не наводит?

— Не понимаю… — пробормотала Марта. — Почему?.. Я хочу сказать, меня, получается, током шарахнуло, а я даже не заметила. И Оля… У нее одежду прожгло, на боку ожог, но голова-то цела! Как такое могло случиться?

— Если ждешь точного ответа, то разочарую: мы не знаем точно. Но у нас есть гипотезы. Давай-ка я еще несколько реконструкций покажу.

Неподвижные картинки на экране принялись быстро меняться. Вот молния поражает какого-то незнакомого парня прямо в глаз, а другая — стоящую неподалеку девушку в живот (на ее тонкой белой блузке видно расползающееся обугленное пятно). Вот еще одна вонзается в шею Миши. Вот электрический разряд обтекает руку еще какого-то парня, как искрящаяся перчатка. Вот еще одна абсолютно незнакомая девочка лет семи-восьми лежит на животе на песке возле набегающих волн, а молниевый канат, возникающий прямо из воздуха, втыкается ей в позвоночник чуть повыше ягодиц…

— Всего в холле Арены зафиксировано сто тридцать семь разрядов, имеющих источником то ли Дзару Мэйдо, то ли Фуоко Винтаре, в такой ситуации толком не разобрать. Шесть из них задели людей в холле, включая тебя и твою подругу, остальные просто таяли в воздухе, но как минимум одна поразила ребенка в трех цулах от Арены — момент контакта случайно зафиксирован микродроном-спутником одного из студентов на Пиратском пляже. Никто, кроме Ольги, не пострадал, если не считать поврежденной одежды.

Майя поерзала на своем сиденье, подсунув под себя одну ногу.

— Вот такие дела, моя милая, — резюмировала она. — Единственная гипотеза, у нас имеющаяся — что молнии на самом деле представляют собой внешние проявления каналов связи между сгустками энергоплазмы в ваших телах. Вот картина заполнения энергоплазмой тела Ольги, построенная по результатам вашей утренней игры на Арене. Видно, что энергоплазма плотно заполняет ее грудную клетку повсюду, за исключением левой стороны — как раз той, где она получила ожог. Черепная коробка тоже заполнена плотно, без просветов — и молнии не причинили ей никакого ущерба. Вот твое тело…

Марта увидела на экране себя: кожные и мускульные покровы тут же растаяли, и на фоне внутренних органов появились медленно пульсирующие серые комки. Почему-то они напомнили девушке отвратительных слизней, пожирающих внутренности, и она с трудом удержала приступ тошноты.

— Тоже, как видишь, энергоплазма сконцентрировала в местах, куда попали молнии.

Минуту Марта молча разглядывала изображение.

— Когда я сюда приехала полгода назад, Дзии упомянула, что во мне сидит эта гадость, — наконец сказала она. — Но я не знала, что ее столько…

— Тогда ее было гораздо меньше. Смотри…

Картина тела уменьшилась и сдвинулась в сторону, а рядом проявилась еще одна. Действительно, комки энергоплазмы в прежнем варианте выглядели в несколько раз меньше и концентрировались в основном внутри головы. Внутри грудной клетки сидела лишь небольшая прослойка между сердцем и позвоночником.

— Пугаться не стоит, — голос Майи стал мягким и успокаивающим. — Данный процесс наблюдается по всему миру. Сейчас уже довольно сложно найти людей, вообще не зараженных энергоплазменными структурами, а раз их подцепив, избавиться уже нельзя. И очень у многих они растут. Пока что мы не видим вредных последствий, так бояться нечего.

— И именно для изучения таких процессов вы и построили Арену… — пробормотала Марта. — Вы ведь исследуете энергоплазму таким образом, верно?

— Абсолютно верно. И ты, как и любой игрок на Арене, дала согласие на использование полученных результатов наблюдений в научных и медицинских целях.

— Я помню. Я же не протестую…

— Можешь протестовать, если захочешь. Отозвать свое согласие, правда, вместе с допуском на Арену, можно в любой момент. Но сейчас я о другом. Я ведь не просто так тебе про метрику рассказала. Смотри еще раз.

На экране опять возникла синяя молния, изгибающаяся от Фуоко к Марте причудливыми петлями. Отдельные ее участки вдруг поблекли и стали почти неразличимыми, и молния превратилась в странную пунктирную линию из ярких точек, отделенных друг от друга приличным расстоянием — от пары сунов до полуметра. Какое-то время Марта разглядывала ее, пытаясь понять систему, но в конце концов сдалась и вопросительно взглянула на Майю.

— Видишь ли, некоторые молнии на самом деле вовсе не такие, как остальные, — пояснила та. — Точки, что ты видишь — места повышенной аномальности пространства, как за пределами орбит Труффы и Инганно. Точки аномальности существуют лишь микросекунды, но их достаточно, чтобы вызвать к жизни разнообразные спецэффекты, в первую очередь — ионизацию воздуха и его пробой электрическими разрядами. Многие молниевые жгуты и сети — всего лишь внешний эффект от явлений, не доступных человеческому глазу. Смотри дальше…

На экране снова появилась картина холла, пронизанного сетью молний — уходящих в потолок, стены, человеческие тела, гаснущих в воздухе… Из цветной она стала серой и поблекла почти до неразличимости, только молнии остались яркими да выделились человеческие силуэты, светло-серые на почти черном фоне. Потом молнии тоже поблекли и превратились в россыпь белых точек.

— Я выделила точки аномальности, притушив все остальное, — прокомментировала Майя. — А теперь совершаем фокус с проекцией трехмерного пространства на одиннадцатимерное и смотрим на картинку с использованием так называемой третьей метрики. Хоп!

Изображение поплыло, изменяясь. Человеческие силуэты превратились в бесформенные кляксы, схематичные молнии пропали, зато хаотично разбросанные ярко-белые точки выстроились в десяток совершенно прямых линий, тянущихся в разных направлениях. Одна из них вспыхнула ярким красным светом.

— А теперь обратное преобразование…

Картинка снова поплыла, и кляксы приняли человекообразные очертания. Красная линия сохранилась, однако сейчас выглядела, словно ее тщательно запутывала кошка, играющая с клубком пряжи. А потом силуэты вновь обрели глубину и цвет, и Марта с изумлением увидела, что линия соединяет ее и Кириса, с чьих пальцев как раз срывался целый букет извилистых сияющих хлыстов.

— Забавная связь, верно? — поинтересовалась Майя. — Кирис и ты — обмен информацией напрямую. Если точнее, реконструкция показывает, что подобная связь возникла четыре раза. С Фуоко тебя тоже соединило, но лишь однажды. Тата, честно признайся, что у тебя с этим мальчиком, а? — в голосе паладарши явно прозвучали озорные нотки. — У подружки отбить задумала?

— Да ничего у нас нет! — Марта с трудом подавила порыв вскочить с места, но смущение в голосе скрыть не удалось. — Я вообще с ним никогда не встречалась! И вообще, почему линия от меня к нему идет? Он же не искрит, от него ни одной молнии!

— Электропробой воздуха возникает между ближайшими точками аномальности, не всегда принадлежащими одному каналу. На самом деле видимый молниевый жгут совсем не обязательно соответствует каналам обмена. Что же до "никогда не встречалась"…

Майя снова щелкнула пальцами, и картинка на экране опять сменилась. Марта почувствовала, что в глазах темнеет из-за резкого прилива крови к голове, от которого пылают щеки и в ушах гремят барабаны. Камера показывала ее саму, в беговых шортах и лифчике, прижимающуюся к Кирису грудью и по-хозяйски положившую руку ему на бедро. Потом изображение сменилось — на ней Марта уже стояла голая, готовясь спускаться в море.

— От… — ее голос осекся из-за перехваченного горла.

С трудом справившись со спазмом, она все-таки закончила фразу:

— Откуда… фотографии?..

— О! — Майя закинула голову и звонко рассмеялась. — Видишь ли, у малыша есть спутник, этакий шестиногий черно-белый парс по имени Гатто. А у парса — стадия интенсивного развития психоматрицы, и он любопытен, как малый ребенок. Всюду сует свой нос, узнает новое, а когда не может интерпретировать сам, бежит спрашивать у старших. Кирис тебя обсуждать отказался, так что Гатто обратился к эксперту в данном вопросе, то есть ко мне. Что такое человеческий секс, он прекрасно знает теоретически, да и практически тоже не раз видел, как Фуоко с Кирисом им занимаются. Но на сей раз его жутко заинтересовало, почему человеческие самец и самка, по косвенным признакам испытывающие взаимное влечение и уже готовые заняться интересной физической активностью, вдруг разошлись в разные стороны. А, милая моя? Ты-то сама ответить сможешь?

Марта чувствовала, что ее лицо уже не просто горит, а полыхает, грозя вот-вот рассыпаться тонким слоем пепла. Тогда, у утреннего моря под лучами восходящего солнца, ей, разгоряченной бегом, нравилось дразнить парня, хотя позже, охладившись в море, она предпочла забыть сцену и не вспоминать про нее. Или нет, не так. Она просто боялась вспоминать, страшась, куда ее могут завести странные полузнакомые эмоции. Мать всегда ворчала, когда она в старших классах гуляла с парнями, подозревая в беспорядочных связях. Разумеется, сама Марта считала себя добропорядочной девушкой и в постель до свадьбы прыгать ни к кому не собиралась, но почему бы и не подразнить слегка и мать, и одноклассников? Да и здесь, в Хёнконе, ей тоже нравилось дразнить парней, благо свободные пляжи и общее отношение паладаров к наготе вполне позволяли. Но Кирис?

Разумеется, она знала об его отношениях с кайтарской девчонкой. Все знали, кто интересовался, хотя сами Кирис с Фуоко специально их не афишировали. На форуме о микродронах над голубками беззлобно подшучивали, благо сами они туда никогда не заходили и обидеться не могли. Да и об их странном особом статусе тоже знали все — всё-таки первые студенты и первые парсовладельцы в Университете. Отбить Кириса у Фуоко? Да она что, сумасшедшая? Но, надо признать, в том эпизоде на утреннем взморье она зашла далеко. Куда дальше, чем позволяла себе с другими парнями, даже с близкими друзьями типа Михаила с Юрием…

— Ну так что, ответишь? — переспросила Майя с озорными нотками в голосе. — Или мне самой попытаться?

— Нет никакого влечения! — ответила Марта, тщательно стараясь контролировать голос и с ужасом чувствуя, что звучит он крайне неубедительно. Она отвела взгляд в сторону и уставилась на закрытую дверь. — Парни на любую девчонку запрыгнуть могут, им только волю дай. А я не такая, между прочим!

— Вот как? — осведомилась паладарша, поблескивая насмешливой улыбкой. — Слушай, Тата, может, ты еще и девственница?.. Ой, люди, смотрите на нее, смотрите! Неужто я угадала?

Она снова звонко засмеялась и захлопала в ладоши. Марта уже почти вскочила на ноги, чтобы выскочить из бокса и больше никогда, никогда, никогда не возвращаться в место, где пережила такое унижение, но Майя резко оборвала смех и порывисто встала.

— Вот что, милая, — сказала она, серьезнея, — я как-то даже и не ожидала от тебя подобной неопытности. С настолько выдающимися внешними данными — и до сих пор ни одного парня? В Кайтаре ты бы уже пару-тройку попробовала, а на Текире — не один десяток. Да, Суоко рассказывала, что у вас в Ставрии секс считается постыдным — извращенная мораль, типичная для культур с доминирующим монотеизмом патриархального типа. Но я как-то не верила — с кайтарской религией корни схожие, но там нравы куда более свободные. М-да. Дело усложняется… но, в общем, не намного.

Она вплотную придвинулась к Марте и нажала ей на плечи ладонями. Кресло под девушкой поплыло и растаяло, и она обнаружила себя лежащей навзничь, а паладарша склонилась над ней, приблизив лицо, и мускусный запах от нее стал гораздо сильнее. Марта в панике дернулась, но руки золотоволосой паладарши казались каменными.

— Расслабься, — мурлыкнула та. — Карина строго-настрого запретила мне охотиться на территории Университета, так что твоему целомудрию ничего не грозит… пока. Видишь ли, я позвала вас с Михаилом вовсе не для того, чтобы прочитать скучную лекцию о метриках и энергоплазме.

— А что… — плохо повинующимися губами произнесла Марта, чувствуя нарастающее возбуждение. Ее голос звучал незнакомо, словно издалека, из уст другого человека.

— Видишь ли, милая моя, наука требует жертв, и одну такую жертву я хочу попросить тебя принести. Исключительно ради науки, ни для чего более. Смотри сюда.

И настенный экран вновь вспыхнул сеткой пунктирных линий.

07.29.1232. Шансима, Ценгань

— Приближаемся, приближаемся! — прозвучал из скрытых динамиков голос Райники. — Пять минут до прибытия. Просьба приготовиться к сходу на берег и удостовериться, что вы не забыли свои вещи. Яхта сразу же уходит в Хёнкон с пассажирами, забытое получите только дома.

Кирис тихо хмыкнул. В отличие от Фуоко, на сей раз прихватившей целую сумку шмотья (неужто и в самом деле в расчете на то, что гореть начнет?), он ехал в Шансиму с пустыми руками. Риса пообещала, что в случае чего шорты ему найдут, а без остального он перебьется. Да и шорты по стоящей душной погоде нужны лишь для того, чтобы не оскорблять аборигенов в Шансиме своей голой задницей. В крайнем случае можно набедренную повязку соорудить из какого-нибудь полотенца, и все дела. Конечно, он мог взять с собой шорты из негорючей ткани, но на теле они ощущались настолько противно — скользкие и колючие одновременно — что лучше уж без них. Как хорошо в Университете! Обуглил одежду ненароком — смахни сажу и топай домой голышом за новыми трусами. Или дрон вызови, благо браслет негорючий.

— Красиво… — пробормотала Фуоко. Она стояла, вцепившись в ограждение верхней палубы, и восторженно смотрела на берег, где из-за холмов стремительно выдвигались сияющие прожекторами подсветки небоскребы Шансимы. Среди них сверкала огненным хрусталем телебашня: вертикальная конструкция из нескольких шаров, причудливо соединенных трубами. Небоскребы окружала искрящаяся россыпь офисных и жилых зданий поменьше, плавно переходящая в истончающуюся светящуюся пыль окон мелких домишек. Кирис молча признал, что действительно красиво: в прошлый раз его привезли сюда под утро, под светлеющим небом над темным предутренним городом, и таких видов он не наблюдал.

— Ты же уже видела? — поинтересовался он вслух безразличным тоном. — Так понравилось, что ли?

— В прошлый раз я в расстроенных чувствах находилась, мне как-то не до видов было. А сейчас нравится. Кир, после встречи и ужина обязательно пойдем гулять по улицам. И без охраны!

— Чтобы тебя еще раз Анъями утащила? — саркастически осведомился парень.

— Парсы на помощь позовут, если что. Или, думаешь, Арасиномэ взбесится специально для того, чтобы нам снова экскурсию сорвать? Ха! — Фуоко дернула плечом. — Обязательно пойдем гулять. И сестричку свою в консульстве оставь, чтобы на нервы не действовала.

Кирис бросил косой взгляд туда, где у перил, небрежно облокотившись, расположилась Вара. Она исподтишка наблюдала за своими подопечными, хотя и делала вид, что любуется видами. Вот ведь прилипла, в самом деле! Тоже нашелся персональный телохранитель! По своему обыкновению, сестрица щеголяла в до невозможности узких мини-шортах, самих по себе являвшихся вызовом общественной морали, тонкой майке, завязанной узлом под грудью и обнажавшей брюхо, и тяжелых заклепанных армейских ботинках до середины щиколоток. С одной стороны на ее поясе висела кобура не менее тяжелого на вид пистолета, а на другом бедре болтался чехол длинного боевого ножа. А еще она при посадке подозрительно бережно обращалась со своей дорожной сумкой — уж не гранаты ли там? Да уж, такой уличной налетчицей только детишек пугать. Или товарищей по экскурсии. С другой стороны, со дня их первой встречи она все-таки изменилась, и заметно: толстая ледяная броня обиды и презрения понемногу оттаивала, и хотя характер у нее не улучшился, разговаривать с ней уже стало можно, особенно после совместного приключения в Шансиме и Оокие. А еще лейтенант Каллавиро пришел на пирс вроде бы провожать яхту, но подозрительно много времени отирался вокруг Варуйко, перебрасываясь с ней немногими словами на катару и кваре, знакомыми обоим. Похоже, кайтарский спецназовец ее не только не боялся, но даже и наоборот. Да и Вара не огрызалась на него в своей обычной манере, что для нее являлось эквивалентом высшей благосклонности. Интересно, они уже трахнулись?

— У сестрички приказ, — буркнул он. — Я даже с координатором поругался, он и слышать не хочет об одиночных прогулках. Сируко нас сопровождать не пойдет, но без Вары никуда. Лично регента приказ, между прочим, и не жужжи.

— Плюс пара дронов незаметно по крышам, — печально усмехнулась Фуоко. — К нам же приставили, забыл? Знаешь, Кир, меня дома, в Барне, все время доставала охрана. Я люблю Джиона, он дядька замечательный, но все-таки когда я отца уболтала хотя бы в школу его не пускать, я такой свободной себя чувствовала! И в Университете, думала, сплошная свобода. А вот фиг. Зорра и Гатто — они, конечно, друзья, но и шпионы при том, чуть что — и координатору бегут жаловаться. Теперь еще и дроны, а до кучи — и твоя Варуйко…

— Принцесса! — злорадно фыркнул Кирис. — Кто тебя заставлял в богатой семейке рождаться? Эй, Зорра! Слышала? Тебя хозяйка шпионкой назвала. Укуси ее.

Парса, с королевским видом возлежавшая в одном из шезлонгов, повернула голову и величественно, со вкусом зевнула.

— Фучи плакса! — с презрением заявила она, громко щелкнув зубами. — Самоедка. Укушу — захнычет, слезами промочит. Пусть ругается, на дураков не обижаюсь.

Кирис заржал так, что вздрогнула даже Вара.

— Вот так тебе! — с удовольствием сказал он. — И еще…

Он сосредоточился, внутренним слухом поймал далекую ноту Фуоко и принялся посылать сигналы. Весь алфавит он еще не запомнил и вообще путался в кодах, но кое-что заучил специально. "Д — У — Р — А", отбил он, старательно модулируя про себя гласные.

— От дебила слышу! — вслух отрезала девушка, показала язык и оттолкнулась от перил. — Идем вниз, что ли? Вон, уже пирс виден, народ к выходу готовится.

Толкущиеся на верхней палубе яхты студенты и в самом деле уже сгрудились у спуска в салон, по одному исчезая в узком проеме.

— Погодь…

Кирис отступил на шаг и окинул подругу критическим взглядом. Та подбоченилась, изогнув талию, выпятила бедро, уперлась в него кулаком, закинула вторую руку за голову и вздернула нос.

— Что, хороша? — надменно спросила она.

С учетом планирующегося визита она облачилась в малиновое ципао без рукавов, с подолом до середины бедра и с серебряной вышивкой, идеально облегающее фигуру. За безумные деньги — кажется, за двухмесячную стипендию — его сшили на заказ еще весной (или осенью? запутаешься с этими полушариями!), но на люди его Фуоко не надевала пока ни разу. Золотая с рубином брошка в форме саламандры, подарок отца — первое и единственное украшение, что она надела в Хёнконе — отлично вписывалась в нагрудный рисунок. А еще она, редкий случай, использовала косметику: наложила ненавязчивые тени на веки и чуть подкрасила губы помадой. Выглядела она, словно стриженная под солдата фотомодель из гламурных журналов, и в Кирисе снова всколыхнулось давнее чувство удивления и нереальности. Ну как такая во всех смыслах принцесса может принадлежать ему, нищей уличной крысе, еще год назад отжимавшему кошельки на барнских улицах? Но изумление немедленно ушло, смытое острым уколом в сердце. Короткие, не достигшие еще и полсуна в длину, седые волосы почти не скрывали ярко-розовую сетку тонких шрамов на левом виске, вокруг скулы, на темени. И левый глаз — на вид такой живой и подвижный, но совершенно слепой, если не считать дурацких видений из ночного мира. И виноват он, Кирис. Именно он не успел прикрыть ее от гранаты. Именно он допустил, чтобы граната вообще взорвалась рядом с ней. Чтоб дхайны вечно глодали внутренности той мрази, Юи Сарагосы!..

— Ну так что, хороша? — на сей раз капризно переспросила Фуоко, плавно поводя бедром. — Эй, ты уснул? Кончай тупо пялиться, скажи что-нибудь!

Повинуясь неожиданному порыву, Кирис шагнул к ней и осторожно обнял, прижав к груди. Чуть помедлив, девушка приникла к нему.

— Дебил ты, Кир, — глухо сказала она. — Шпана уличная. Неудачник. И почему я тебя так люблю, а?

Корпус яхты мягко дрогнул под ногами: работая боковыми водометами, "Рыба-меч" причаливала к пирсу.

— Эй, любовнички! — окликнула их Вара. — Приехали. Давайте вниз в темпе, а то обратно в Хёнкон уедете.

Фуоко отлепилась от Кириса и озадаченно глянула на нее, наморщив лоб.

— Говорит, чтобы вниз шли, — повторил на кваре Кирис. — Ну что, потопали?

— Я первое слово после "эй" не разобрала, — пояснила Фуоко. — Переведи.

— Да фигня всякая, — отмахнулся парень. Ему совершенно не хотелось выяснять, как Фуоко со своим острым языком отреагирует на "любовничков" и в какую женскую перепалку его втянут в качестве переводчика (и хорошо, если только в таковом). — В натуре, пошли быстрее.

Фуоко бросила на Варуйко еще один подозрительный взгляд, но развивать тему не стала и направилась к трапу в салон. Соскочив с шезлонгов, парсы скользнули следом и, обогнав у самой двери, исчезли на лестнице.

В салоне народ толпился у дальнего конца, у сходен, уже выдвинутых и опущенных на пирс. Лишь небольшая компания ставрийцев по-прежнему сидела на двух повернутых друг к другу диванчиках. Ольга привалилась спиной к медведеподобному Юрию, облапившему ее и сомкнувшему пальцы на животе. Михаил и Марта устроились напротив, лицом к корме. Увидев спустившихся Кириса и Фуоко, они оба заметно напряглись. Кирис в очередной раз заметил какой-то странный вызов, смешанный с очевидным смущением, в глазах ставрийской красотки. Да и во взгляде Михаила Збышека, брошенном на Фуоко, различалась странная смесь предвкушения и растерянности. Когда Кирис на ходу подхватил сумку Фуоко с соседнего сиденья, Марта заметно дернулась и даже открыла рот, но в конечном итоге промолчала. Да что с ними такое? Они и в Хёнконе сегодня шарахались, и всю дорогу в салоне просидели, наверх не поднимаясь, и сейчас… После вчерашнего перепугались, что ли? Ну, возможно. С другой стороны, Ольга с Юрием никаких особых эмоций не проявляли, разве что Ольга заметно берегла левый бок. Да ну и ладно, не до них. Впереди встреча, потенциально весьма напряжная, и именно о ней следует думать.

На набережной возле пирса, вопреки ожиданиям, стоял не большой экскурсионный автобус, как в прошлый раз, а четыре небольших комфортабельных микроавтобуса. Двое местных в форме пограничной охраны отирались неподалеку, но не приближались, а возле каждого микроавтобуса стояла Сируко в своем обычном красном ципао с разрезом вдоль бедра до самой поясницы. Четыре абсолютно идентичных красотки манекенного вида производили сюрреалистичное впечатление. Рядом торчали еще и трое рослых мускулистых мужчин, коротко стриженных и одетых по моде охранников Университета: шорты, майки-безрукавки и клейкие шевроны, пришлепнутые прямо на голую кожу плеча. Каждого из подходящих студентов одна из Сируко жестом направляла в один из микроавтобусов. Кириса с Фуоко засунули в салон самого заднего, пока еще совсем пустого, а Варуйко устроилась на переднем сиденье. Фуоко сразу прилипла к окошку со стороны моря и начала с жадностью разглядывать длинные пакгаузы, тянущиеся вдоль бесконечных рядов пирсов, и пришвартованные маломерные суда, в основном яхты с непомерно высокими мачтами, освещенные ярким светом прожекторов. Кирис с усмешкой наблюдал за ней. Сразу видно, что дома, в Барне, в порт ее не очень-то отпускали. Местные яхты по сравнению с барнскими выглядели тускло и непрезентабельно: короткие, чаще всего имеющие лишь кокпит без признаков каюты (вместо неё почти до бака тянулись деревянные скамьи под низкими навесами), с подвесными моторами не лучше тех, что в Барне использовали на рыбацких лодках. Несмотря на то, что лес мачт возвышался над "Рыбой-меч", хёнконская круизная яхта смотрелась на их фоне белым слоном — если, конечно, существуют такие изящные и стремительные слоны.

Через пару минут всех экскурсантов упаковали, Сируко и охранники погрузились следом, дверцы микроавтобусов автоматически захлопнулись, и кортеж рванул с места с такой скоростью, что Кириса вжало в спинку кресла. Только сейчас он сообразил, что в двенадцатиместной машине они с Фуоко одни, если не считать водителя и Вары, да еще одной из копий Суоко. Удивиться, однако, он не успел: изящная фигура телохранительницы и субличности координатора вдруг вспухла и превратилась в большой серый манекен, в недрах которого бесследно утонуло ципао. Сразу же из глубины дрона всплыли шорты и майка-безрукавка, поверхность манекена снова обрела структуру и цвет человеческой кожи — и перед ними предстал здоровый мужик с правильным треугольником из родинок на левой щеке, согнувшийся едва ли не вдвое под низкой крышей.

— Привет, ребята, — сказал здоровяк, вполоборота усаживаясь в одно из кресел. — Как настроение?

— Здравствуйте, дэй Саматта, — кивнул Кирис. — Все зашибись, мы готовы. Фучи, кстати, вы знакомы?

— Нет, с очаровательной дэйей Фуоко Деллавита мы лично не сталкивались. Однако рад знакомству, вака, — генерал слегка привстал и поклонился. — Я генерал Саматта Касарий. Женская часть нашего коллектива, включая мою жену, почему-то дружно решила, что я специалист и в переговорах с бандитами, и в ремесле телохранителя. Если с Карой я еще могу спорить на правах бывшего опекуна — ну, знаете, в люльке на руках качал, из соски выкармливал — то против Цу бессилен. Муж, знаете ли, да убоится жены, примерно так ввашем Писании сказано. Пришлось подчиниться.

Фуоко фыркнула.

— В Писании наоборот сказано, но так правильнее! — заявила она. — Женщины должны командовать. Мужики — что дети, без нас пропадут. Зорра, подтверди!

— Ку-ун… — скучным голосом протянула парса, поудобнее устраиваясь в кресле и задними лапами отпихивая Гатто, растянувшегося почти на весь задний ряд. Тот недовольно отпинывался.

Проскочив через ворота с территории порта, кортеж выбрался на дорогу, и его скорость в общем потоке заметно упала. Впрочем, микроавтобус почти сразу же свернул в какой-то кромешно-темный переулок между складами, отделившись от колонны, и принялся шустро петлять между высокими деревянными стенами с лохмотьями краски, отбрасывающими в свете фар причудливые тени.

— В общем, ребята, — сказал Саматта, — сейчас мы доберемся до места. Для вашего удобства встреча назначена здесь же, в порту. Анъями ждет нас в небольшой гостинице, доберемся через пару минут. Инструкции простые: действуйте по обстановке. Я рядом, Варуйко рядом, и еще два десятка дронов заранее помещены в окрестностях и держат местность под контролем. Опасность вам не угрожает никакая. Даже если в вас начнут палить очередями из автоматов или швырять гранаты, мы успеем вас прикрыть. Ничего не бойтесь, побольше слушайте, поменьше говорите, и предоставьте мне выкручиваться из сложных ситуаций. Договорились? Тела Юно вы даже не увидите, дэйя Фуоко, не переживайте попусту.

— Он умеет какую-то фигню делать, — напомнил Кирис. — Мэй, я имею в виду. В прошлый раз он меня как-то так приложил без рук, что я еле очухался. К Фучи его близко не подпускайте, дэй Саматта, ладно?

— Да, дэйя Варуйко упомянула в рапорте о том… инциденте, — кивнул Саматта. — Не беспокойся, Кир, меры приняты. В случае чего Мэй Лю Сянь умрет быстрее, чем успеет пальцем двинуть. Но не думаю, что мы упремся в проблемы — ему страшно нужен и Университет, и сотрудничество с семьей Деллавита, он даже чихнуть в вашем направлении не посмеет. Да вот мы, кстати, и на месте.

Склады внезапно кончились, и микроавтобус пролетел через открытые сетчатые ворота в довольно обширный двор перед двухэтажным домом с покатой крышей и большой неоновой вывеской "Хитонацуккой рёкан". Залитые ярким светом фонарей, на автостоянке перед ней стояли разнообразные мини-грузовички и микроавтобусы, смахивающие на университетский, поблескивали черными лаковыми боками и стеклами два длинных лимузина, жутко дорогих на вид. Под освещающими двор фонарями кучковались мужчины, одетые в кайтарские деловые костюмы. Несмотря на тропическую ночь, морды по крайней мере половины из них отблескивали зеркальными черными очками. Практически все немедленно взяли автобус Университета на прицел короткоствольных автоматов и пистолетов. Торпеды Тьмы, однозначно, и не в лучшем настроении. Да уж, та еще "приветливая гостиница"…

Микроавтобус резко затормозил у крыльца отеля, и Саматта первым выбрался наружу с легкостью, удивительной для такого большого тела. За ним выпрыгнули парсы, лишь на мгновение опередив Вару.

Кирис спрыгнул с подножки на асфальт и с подозрением оглянулся по сторонам. Что-то не так. В прошлый раз, на базе "Кобры", он спиной чувствовал спокойную уверенность и высокомерие хозяев. Сейчас бандюки казались нервными и настороженными, словно их пальцы подрагивали на спусковых крючках. Машину уже окружили плотным кольцом, стволы по-прежнему целились в новоприбывших.

— Привет, ребята. Я представитель университета "Дайгака", — безмятежно, словно хороших знакомых, проинформировал Саматта на катару. — Кажется, нам здесь назначена встреча. Или мы ошиблись адресом?

— Вы опоздали на двадцать минут, — хмуро ответил один из костюмированных мужиков с черными очками, вздернутыми на темя.

— Сильный встречный ветер. Погоде не прикажешь, — генерал пожал плечами. — Ну так что, мы прямо здесь станем разговаривать? Я не вижу Мэя-атару.

— Идите за мной, — повинуясь жесту мужчины, кобуны Анъями опустили оружие и расступились. Саматта поднялся на крыльцо, непринужденно шагая через две ступеньки, и выжидательно обернулся. Кирис обнял одной рукой Фуоко за плечи и последовал за ним, стараясь не озираться. В окружении такой кодлы отморозков в нем как-то сразу проснулись старые уличные инстинкты, требующие побыстрее свалить подальше, пока не начался кипеж с пальбой и жмуриками. Нет, определенно, в прошлый раз все выглядело куда спокойнее. Что так напугало "Кобру"? Неужто ее кобуны прослышали о том, как плохо кончил некий бар в мелком городишке с издевательским названием Оокий? Кстати, если Фучи ненароком сожжет и эту гостиницу… или сам Кирис порушит ее гравитационными аномалиями, как ту деревушку с окружающими полями, совсем нехорошо выйдет. Университету расплачиваться придется, а с Рисы станется навесить на него долг в чисто воспитательных целях. Тогда про стипендию до конца обучения можно просто забыть. Нужно за собой следить и Фучи придерживать, а если неприятности случатся, пусть координатор с Саматтой разбираются. Эх, ну почему у него так ни разу и не получилось отключить горючесть пороха в лаборатории? Ощущение вспомнить не удалось, как такой эффект вызывать, непонятно, а жаль: если у костоломов Тьмы вырубить огнестрел, проблемы они не составят даже для одного дрона, сейчас управляемого паладаром. Вот почему самое полезное не включается сознательным усилием? Позади слышалось успокаивающее цоканье металлических набоек на подошвах ботинок Вары. По крайней мере, неожиданно битой по загривку они не получат.

В небольшой холл со стойкой регистратуры выходило несколько дверей с ажурными стеклянными вставками. Одна стояла распахнутой настежь, за ней виднелись столы, покрытые белоснежными скатертями — местный ресторан. Проводник остановился возле нее, поклонился, сделал приглашающий жест рукой и прислонился спиной к стене, засунув одну руку в карман пиджака, а другой нервно барабаня по высовывающейся из-под полы кобуре пистолета. Еще один мужик в таком же костюме стоял по другую сторону дверного проема, неприкрыто пялясь на Фуоко и Вару.

Саматта положил руки на плечи Кирису и Фуоко и слегка подтолкнул их ко входу.

— Главное — спокойствие, — тихо шепнул он на кваре. — Не мандражите, ребята, мы с вами.

Внутри ресторана их ждал еще один сюрприз. Кроме Мэя, щеголяющего шикарным кайтарским костюмом, золотыми перстнями с бриллиантами и четырьмя стальными кольцами-клипсами в ухе, а также двоих его кобунов в костюмах попроще, за столом сидели три женщины. Одна из них носила мешковатое, но богато вышитое золотом парчовое синее ципао с длинными широкими рукавами. Ее плечи покрывала накидка из алого шелка, забранные на затылке в узел черные волосы протыкала длинная серебряная шпилька с изумрудами, больше смахивающая на стилет (а может им и являющаяся). На столе перед ней лежал длинный танто в черных лакированных ножнах, а в левом ухе поблескивали четыре таких же стальных кольца, что и у Мэя. Ее бесстрастный, словно у змеи, взгляд уперся в вошедших, и после секундной заминки Кирис вспомнил, где ее видел: Оокий, горящий бар, разбросанные по полу бессознательные тела, и она, говорящая с Фуоко через переводчика…

— Дэйя Фуоко Деллавита, дэй Кирис Сэйторий, — вежливо поклонился Мэй, привставая. Кирис в очередной раз одобрил едва ли не против своей воли его идеальный кваре без намека на могератский акцент. Где он так настропалился? В Кайтаре, что ли, жил? — Доброго вам вечера. Мы уже заждались. С учетом, что наши встречи в прошлом произошли в довольно сумбурных обстоятельствах, напоминаю, что я — Мэй Лю Сянь, оябун клана "Кобра". Также я полагаю, что вы встречались, но на всякий случай представляю О Рэн Исии-атару, кобуна клана "Меч и ярость".

Он повел рукой, и женщина в богатом ципао, которой на ухо переводила спутница, слегка кивнула, не опуская взгляд вопреки местным правилам женской вежливости.

— Здрасте, — хмуро ответил Кирис, с подозрением разглядывая обоих оябунов. И с одним-то дело иметь хреново, а уж с двумя… И по четыре кольца у обоих, те еще волки. Что тетке-то здесь надо? О ней речь не шла.

— Мэй Лю Сянь-атара, — Фуоко, как настоящая пай-девочка, сложила ладони перед грудью и низко поклонилась. Его голос звучал совершенно непринужденно. Сразу видно принцессу, привычную к светским приемам! — Рада новой встрече. О Рэн Исии-атара, — она повернулась к женщине и поклонилась так же низко. — Мы не ожидали вас встретить, но видеть вас для меня большое удовольствие. Коокари ёросику-лай онэсао да! — добавила она на катару с идеальным произношением, не ошибившись ни в одном тоне. Специально вызубрила? — Надеюсь, грубияны, которых ваши люди вытащили из горящего дома в Оокие, не слишком сильно пострадали?

— Дьёбры дэ-энь, дэа Деллавита, — откликнулась О на кваре, тут же, впрочем, переключившись на катару (один-один, но у Фучи вышло куда лучше). — Смею заверить, что Ли-тара и его люди не пострадали… сверх того, что вполне заслуженно получили от тебя и твоих кобунов. Я рада, что ты в добром здравии, как и твоя телохранительница. Мужчины требуют твердой руки для управления, и если не мы, женщины, то кто же?

Кирис нахмурился. От Фучи такое слышать можно — понятно, что она стебётся и всерьез зацепить не хочет. Но когда в ту же степь начинает базарить оябунша, становится стрёмно.

— Я слышала, что ты крутая и на ножах убойно дерешься, — пальцы Вары скользнули по чехлу на бедре, и ладонь О автоматическим движением легла на рукоять танто. — Потанцуем как-нибудь, тара? До первой крови?

На лицо оябуна "Меча и ярости" легла легкая тень неудовольствия, но тут же испарилась, и оно снова стало безмятежным.

— Если заслужишь, — ответила она. — Но, может, отложим развлечения на потом?

— Замётано. Я запомню обещание, — Вара отошла к стене, подперла ее плечом и принялась безразлично разглядывать ресторан.

— Нет ничего страшнее ярости женщины, встретившей равную соперницу, — Мэй чуть приподнял бровь, и по его лицу скользнула легкая ухмылка. И О, и Варуйко пронзили его пылающими взглядами, но он даже не сморгнул. — Однако же, сэрат дэй, — он взглянул на Саматту, — мы с вами не знакомы. Судя по татуировке на щеке, я удостоился чести личного визита паладара? Фуоко-тара, не познакомишь ли нас со своим спутником?

— Я и сам могу неплохо представиться, — Саматта подошел к торцу стола, отодвинул стул и уселся. — Оой-генерал Саматта Касарий к вашим услугам. В армии Могерата звание примерно соответствует сёкану третьего класса. Поскольку в основном я живу на родной планете и здесь появляюсь не так часто, меня мало кто знает. Ребята, да вы присаживайтесь, — он бросил взгляд на Кириса с Фуоко и снова повернулся к Мэю. — Фигура я не публичная, числюсь при Университете внештатным консультантам по вопросам безопасности, и вообще-то мои основные навыки далеки от дипломатических. Мне больше привычны партизанские рейды в джунглях, саботаж на наркоплантациях и ночная резня, чем переговоры, но поскольку у меня богатый опыт общения с…

Он пощелкал в воздухе пальцами.

— …с людьми, привыкшими игнорировать закон и полагаться на грубую силу, регент Хёнкона посчитал меня наиболее подходящей кандидатурой для сегодняшнего задания. Я вообще-то предпочитаю помалкивать, так что не обращайте на меня внимания. Однако я бы предпочел сразу получить объяснения по поводу присутствия сэрат дэйи О Рэн Исии. Или, возможно, ты, О-атара, сама объяснишь, как и почему здесь оказалась? — добавил он, переключившись на катару.

— Мэй-пун попросил меня выступить в роли свидетеля, — вежливо улыбнулась кобун "Меча и ярости", убирая ладонь с рукояти танто. — За голову, даже за мертвую, оябуна "Мести" назначена очень большая цена, и другие кланы Анъями могут не поверить, что в дело вмешались паладары. Когда вы приказали Мэй-пуну отдать тело, он решил, что свидетельство нейтрального очевидца может оказаться весьма кстати. Разумеется, мое присутствие здесь для "Кобры" отнюдь не бесплатно, однако, — в ее улыбке проскользнула хищная ирония, — удовлетворение любопытства тоже кое-чего стоит. И, в конце концов, я обещала Фуоко-фуне, что мы еще встретимся, а я свое слово держу.

Паладары приказали Мэю отдать тело? Но ведь Риса сказала, что он сам связался с Университетом! Кирис глянул на подругу и уже открыл рот, чтобы переспросить, но Фуоко его опередила. Она подняла палец, и на его конце сухо защелкали маленькие молнии. "Т-И-Х-О", передала она по мысленному каналу. Кирис невольно позавидовал ее умению концентрироваться сразу на двух вещах — и ведь не боится же пожечь свое шикарное платье! Да и ее понимание катару, кажется, заметно улучшилось, если она реагирует без перевода. Хотя она права. Если не врубился, помалкивай в тряпочку. Что там Мэй втирает своим, его дело.

— Я ррада встрретитть госсподжу, — выговорила Фуоко на катару, на сей раз с характерным кайтарским акцентом, хотя и немного путая тоны, но в целом понятно. — Спассибо за помощщь. Я помню. Я приизнательна за оказанный в Оокий подмога, — она снова переключилась на кваре. — Если вы, сэрат дэйя О Рэн Исии, хотите посмотреть на мои фокусы, я с радостью их покажу. Однако предупреждаю, что я не всегда полностью управляю искрением, иногда молнии выходят из-под контроля и сжигают все вокруг. Сэрат дэй Мэй Лю Сянь, я признательна за ваше желание сотрудничать с паладарами, пусть даже в таких печальных обстоятельствах. Я помню вашу неоценимую помощь и признаю за собой долг. Однажды я его оплачу.

— Я вижу, вы достойная наследница своего отца, — тонко улыбнулся Мэй. Он поднялся из-за стола, обошел его, приблизился к девушке и, положив ей руку на талию, подвел к стулу. Кирис с трудом подавил желание отвесить ему хороший поджопник — куда он свои грабли тянет без спросу? — Садитесь, сэрат дэйя, прошу.

— Спасибо, сэрат дэй Мэй Лю Сянь, — Фуоко чинно уселась на краешек стула.

— Что же до долга, сэрат дэйя, то я считаю его несущественным, — Мэй повернул другой стул и уселся напротив нее. — Взаимовыгодное сотрудничество с семьей Деллавита более чем компенсирует ничтожные услуги, что я вам оказал. Кроме того, "Крылья бури" заплатили мне за вас неплохой выкуп. А что они не сумели вас удержать — тем хуже для них.

Его зубы на мгновение блеснули в оскале яростного злорадства, и Кирис заметил, что на еще более краткое мгновение по лицу О скользнула едва заметная гримаска удивления.

— Однако, сэрат дэйя, я не собираюсь злоупотреблять вашим временем. Мне всего лишь хотелось убедиться, что вы находитесь в добром здравии. Прискорбный инцидент неподалеку от Оокия заставил меня встревожиться, и я с большим облегчением узнал, что вы живы. Вы очень умны, сэрат дэйя, и я не стану лгать: шрамы на вашем лице выглядят не очень красиво. Но я уверен, что великолепный паладарский врачеватель по имени Дзии со временем сделает их совершенно незаметными. Или, если хотите, я знаю на Могерате нескольких отличных косметических хирургов, способных убрать их практически полностью. Если у вас выдастся две-три свободных от занятий декады и вы не возражаете провести их в Тодзибе — одном из наиболее известных и красивых ценганьских курортов с горячими источниками — я буду польщен принять вас как свою гостью. Вместе с вашим другом, разумеется, — добавил он, едва заметно подмигнув Кирису. Парень стиснул зубы. Эта сволочь определенно что-то замышляет. Опять, небось, начнет Фучи мозги промывать и уговаривать остаться!

— Спасибо, сэрат дэй, я запомню ваше предложение, — ослепительной, но холодной улыбкой улыбнулась Фуоко. — Однако не могли бы мы для начала закончить с… неприятными обязанностями?

— Разумеется, сэрат дэйя, — Мэй повернулся к одному из своих кобунов и коротко кивнул. Тот немедленно поднялся. — Сэрат дэй Саматта Касарий, кому я должен передать тело?

— Для начала мне хотелось бы узнать о судьбе остальных членов группы "Адаути", захваченных "Коброй" в Дайхаме, — генерал даже не пошевелился.

— Она мне не известна, — пожал плечам Мэй. — За их головы формальной награды не назначено, да я и не выполнял заказ на уничтожение "Мести". Я принял их на борт в обмен на обещание платы в будущем, а не взял в плен. Они отказались сдать оружие и вообще выглядели как люди, готовые в любой момент пустить его в ход, так что я предпочел избавиться от них при первой же возможности. Удостоверившись в смерти своего оябуна, они сошли с катера на побережье в нескольких цулах от Дайхамы, и больше я о них не слышал.

— Вот как? — генерал вежливо поднял бровь. — В таком случае я готов принять тело.

Он встал. Кобун "Кобры" вышел из столовой, и Саматта последовал за ним. Одна из сидящих возле О женщин неслышно поднялась и скользнула следом.

— Тем временем, я полагаю, время для ужина, — Мэй оглянулся на дверь в кухню и щелкнул пальцами в воздухе. — Уже поздний вечер, и наши гости наверняка проголодались, О-фуна.

— Шеф-повар "Приветливой гостиницы", по слухам, известен своим мастерством, — согласилась О. — С большим интересом выясню, правду ли говорят. Кирис-тара, на твоем месте я бы села. Конечно, стоя больше влезает, но все-таки есть сидя куда удобнее. Поскольку Мэй-пун уже застолбил место рядом с твоей прелестной подругой, садись поближе ко мне. Я люблю храбрых и мужественных юношей, как ты, однако стесняюсь приближаться к ним.

Она с деланной застенчивостью прикрыла рот левым рукавом ципао, и на ее на мгновение приоткрывшемся запястье Кирис разглядел нечто, вполне способное оказаться рукоятью чего-то острого. Интересно, какие еще смертельные штучки скрываются под ее балахоном?

Дверь кухни распахнулись, и из нее чинно вышла цепочка молодых женщин в западных платьях с длинными, до пят, подолами, несущая подносы с разнообразными кушаньями: от традиционного вареного риса и маринованных овощей до жареного молочного поросенка и совершенно незнакомых Кирису рыб. Пока они расставляли блюда, парень нерешительно глянул на Фуоко — принцессе виднее, как вести себя в светском (почти) обществе. Та указала глазами на стул рядом с оябуншей и еле заметно кивнула. Ну ладно, как скажете. Парень обогнул стол и под внимательным взглядом переводчицы О уселся на краешек сиденья. Гнилое здесь местечко. Словно какие-то невидимые струны дрожат в напряжении. Он на мгновение позволил геометрическому вальсу вырваться на передний план и слегка пошевелился, чтобы поймать совпадение видимого и ночного миров. Внутри Мэя пульсировал зеленым какой-то невнятный осьминог, хаотично размахивающий десятками щупалец, О, Вара и кобун Мэя казались пустыми, зато у переводчицы где-то в районе шеи безмятежно и ровно горел ярко-желтый шарик. Фуоко окружала сложная конструкция из пересекающихся пирамид, конусов и октаэдров, переливающихся всеми цветами радуги. Заодно на уровне солнечного сплетения О отчетливо нарисовались контуры металлического пистолета — куда меньшего скрывавшегося под мышкой Мэя, но, вероятно, ничуть не менее опасного. Кирис попытался вглядеться в оружие оябунши, утратил концентрацию, и ночной мир, обрадовавшись свободе, тут же полностью застил реальность. Усилием воли парень вернулся к нормальному зрению и обнаружил, что пялится прямо на высокую грудь придвинувшейся тетки, которую тонкая ткань ципао теперь облегала вполне откровенно.

— Прямолинейных мужчин я тоже люблю, — О томно улыбнулась и бросила лукавый взгляд на Фуоко. — Похоже, меня ждет незабываемый вечер…

Кирис почувствовал, как краснеет. Значит, прямолинейных она любит?

— Пушка у тебя на брюхе классная… О-атара, — брякнул он.

О вздрогнула, ее улыбка пропала, но тут же вернулась, правда, уже вежливо-непроницаемая. Она неторопливо отодвинулась, взяла красивые резные палочки с не менее вычурной подставки и положила в рот кусочек рыбы.

— Я впечатлена, Кирис-тара, — произнесла она в напряженной тишине, прожевав и проглотив еду. — Слышала я о людях, умеющих видеть сквозь одежду, но лично сталкиваюсь впервые. Если Мэй-пун однажды сманит твою подружку, я всегда найду тебе местечко… поблизости от себя.

— По техническим причинам мы идем в комплекте, О-атара, — невозмутимо ответила Фуоко, когда переводчица закончила переводить на кваре. Она уже наложила к себе на тарелку всякой всячины, в основном гигантских креветок в тесте, и быстро ее поглощала, проигнорировав вилку и управляясь с палочками с непринужденной элегантностью уроженки Могерата. — Верно, Кир?

Кирис буркнул что-то невнятное, ухватил с подноса тарелки большой кусок тушеного мяса, бухнул к себе на тарелку и принялся ожесточенно орудовать ножом, отрезая кусочек. То ли нож оказался тупой, то ли мясо жесткое, но шмат ерзал на тарелке и резаться отказывался категорически. Ходер! Не можешь языком нормально трепать — лучше вообще рот не открывать.

— Думаю, о планах на будущее говорить еще рано, — пришел ему на выручку Мэй, и Кирис даже почувствовал к нему благодарность. — Как одна из наследниц семьи Деллавита, думаю, сэрат дэйя Фуоко неизбежно окажется втянутой в деловую активность на Могерате, особенно с учетом ее знакомства, пусть не всегда приятного, с нашими обычаями и нравами. Однако, О-фуна, боюсь, мне не светит заполучить ее в свои зловещие тенета. Ее сердце и ум уже заняты.

Он откупорил бутылку вина и жестом предложил Фуоко, потом О и Кирису. Все трое вежливо покачали головами в знак отказа.

— В одиночку пить неинтересно, — Мэй с сожалением поставил сосуд на стол. — Хотя… Вара-тара, — он перешел на катару и посмотрел на сестру Кириса, по-прежнему подпирающую стену, — меня мало заботит твой официальный статус. Сейчас ты такая же гостья, как и остальные. Не хочешь присоединиться? Вино великолепное, кайтарское, тридцатилетней выдержки. Никакого яда, честью клянусь. Не испугаешься, что я тебя перепью?

Варуйко оттолкнулась от стены, ее глаза сощурились.

— На такой подвиг мало кто способен, — процедила она, по-новому глядя на оябуна. — Уж не ты точно. Давай…

Она осеклась на полуслове и замерла, потом медленно выдохнула.

— Спасибо за предложение, тара, но на работе не пью, — сухо сказала она. Одарив бутылку явно сожалеющим взглядом, сестра скрестила руки на груди и привалилась обратно к стене.

— Могу только одобрить, — Мэй пару раз аккуратно хлопнул в ладоши. — Если бы все мои кобуны разделяли такой взгляд на вещи… Но что же с вином? Выдохнется ведь. Впрочем, я знаю, что можно сделать.

Он вставил пробку обратно в горлышко бутылки и резким ударом кулака загнал до упора.

— Заберешь ее с собой, Вара-тара, в качестве подарка. Заодно попросишь Сируко-тару проверить вино на предмет ядов. Ну, а кто кого перепьет, мы выясним как-нибудь при случае.

— Годится, тара, — в глазах Вары мелькнули веселые огоньки. — При условии, конечно, что пообещаешь никогда моего братишку не обижать.

— Никогда — слишком долгий срок, — задумчиво проговорил Мэй. — В жизни многое может случиться. Но поскольку Кирис-тара, по выражению сэрат дэйи Фуоко, идет с ней в комплекте, а у меня слишком серьезные планы на торговлю с Типпой в целом и с Кайтаром в частности, могу заверить, что в настоящий момент я рассматриваю его как персону под моей защитой, и не только во время данной встречи. Устраивает такой поход, а, Вара-тара?

— Замётано, Мэй-тара, — Варуйко одарила его хищной улыбкой. — Как-нибудь я напомню тебе о сегодняшнем разговоре. И тебе, тара, тоже, — она перевела взгляд на О. Та лишь полуприкрыла веки.

В комнату мягкой походкой вошел Саматта.

— Подтверждаю передачу тела, Мэй-атара, — сухо сказал он. — И поместить его в холодильник с твоей стороны было весьма умно. Однако сразу хотелось бы получить объяснения насчет пулевых ранений на трупе.

— Пулевых?.. — Мэй поднял бровь. — Ах, да. Странная история случилась, сэрат дэй Саматта. Мы подняли труп на борт — действительно труп, я в таких делах опытен, можете не сомневаться — но он внезапно начал шевелиться и окутался серым туманом. А мои кобуны… они отлично владеют оружием, но куда хуже — своими эмоциями. Они успели несколько раз выстрелить, пока я их не остановил. Однако, полагаю, любой квалифицированный врач определит раны как посмертные.

Кирис заметил, как напряглась Фуоко, замершая с непрожеванной едой во рту, да и по его собственному позвоночнику пробежали ледяные мурашки. Труп шевелился? Как знакомо… Но в таком случае, может, есть шанс, что дядька еще жив? Точнее, не столько жив, сколько контролирует свое тело, как они с Фуоко? Или нет? Нужно проверить самому, в отсутствие Фучи, конечно. Незачем ей на жмуров смотреть, слишком она впечатлительная. Поговорить с Саматтой или координатором по-тихому, когда отсюда выберемся…

Фуоко, впрочем, даже и не подумала скрытничать. Сглотнув пищу, она повернулась к оябуну и в упор посмотрела на него.

— Если человек шевелится после смерти, он жив, дэй Мэй, — тихо сказала она — Может, не так, как другие люди, но жив. Посмотрите на меня — я точно такая же. Я тоже умерла, когда у меня перед лицом взорвалась граната, мой мозг мертв, но я по-прежнему существую. Что случилось с… дэем Юно после того, как он начал шевелиться?

— Мозг мертв, вот как? — Мэй задумчиво посмотрел на девушку. — Кому-то другому я бы принес свои соболезнования, но я успел немного узнать ваш характер. Полагаю, лишь оскорблю вас ненужными словами. Головной мозг мертв… Хм. За исключением шрамов вы кажетесь мне вполне живой и здоровой и уж точно — в здравом рассудке. На оживший труп вы решительно не похожи. Что же до… дэя Юно, то дэй Кирис-тара должен помнить о моих способностях, как я помню об его.

Кирис набычился. Воспоминание об ощущениях, когда Мэй попытался "вырвать душу", не казалось ему ни приятным, ни стоящим такого легкомысленного тона.

— Когда тело дэя Юно окуталось… энергоплазмой, я правильно помню термин?.. я попытался… поэкспериментировать с ней, да простится мне такой термин. Процесс сопровождался некими… видениями, теперь ставшими мне гораздо понятнее. Вполне возможно, что дэй Юно и в самом деле жив, пусть и… действительно не так, как остальные люди. Я несколько секунд видел его в странном мире, в странных одеждах и со странным оружием, напоминающим меч. Хм…

— Дэй Мэй, а что вы скажете насчет небольшого исследования ваших способностей в контролируемых условиях? — светским тоном, словно рассуждая о погоде, спросил Саматта. — В нашем консульстве в Шансиме, например?

— Исключено по самым очевидным соображениям, — отрезал оябун. — Кроме того, сэрат дэй Саматта, мне хотелось бы закрыть данную тему на сегодня. Мне нужно как следует над ней подумать. Я выполнил свои обязательства перед паладарами, и у меня есть другая тема для обсуждения, куда более интересная, чем непонятные видения. Интересная как для меня, так и для паладаров.

— А именно? — Саматта вежливо поднял бровь. — С учетом, что я не уполномочен вести какие-либо переговоры от имени Университета?

— Я осознаю данный факт. Мне всего лишь нужно, чтобы вы передали предложение руководству Университета.

— Я слушаю. Запись идет, — Саматта снова уселся у торца стола, поставил на него локти, облокотил подбородок о скрещенные пальцы и бесстрастно уставился на оябуна.

— Арена. Клан "Кобра" предлагает свою помощь в распространении терминалов Арены в городах Могерата и обеспечения массовки для участия в играх.

— Вот как? И зачем бы нам могла потребоваться ваша помощь, дэй Мэй? По-моему, Университет вполне обходится прямыми контактами с правительствами.

— Я знаю о ваших успешных переговорах в Кайтаре, дэй Саматта. Вероятно, в Ставрии дела обстоят похожим образом. Однако на Могерате вы провалитесь. Вы уже столкнулись с загадочной холодностью обоих правительств и получили если и не прямые отказы, то буксование переговоров на ровном месте. Объяснить, почему?

— Я слушаю, — лицо Саматты осталось бесстрастным. Кирис, с трудом удержав зевоту, сосредоточился на куске мяса на своей тарелке, а также на свернутых трубочками пластинках свежего фупи, политых соевым соусом. Взрослые тратят столько времени на дурацкие разговоры! Труп Мэй отдал? Отдал. Ну так что они тут еще ждут? Что Мэй слетит с нарезки и снова попытается опробовать на ком-нибудь свои фокусы?

— Очень просто, сэрат дэй Саматта, — оябун "Кобры" сделал паузу, чтобы неторопливо налить себе зеленого чая из фарфорового чайничка с плетеной из соломы ручкой. Паладар терпеливо ждал. — Вы не понимаете, как думают люди на Могерате. Я довольно много потратил времени на изучение Университета самыми разными способами, да и Кайтар более-менее знаю, так что уверенно заявляю: образ мышления паладаров схож с тем, что принят на Типпе, Торвале и даже в значительной степени на Фисте. Но Могерат — совсем иное дело. Мы… неторопливы, так сказать. Более консервативны, более традиционны, не слишком любим изменения и предпочитаем жить так же, как предки. Возьмем для примера дэйю О, — он вежливо поклонился оябуну "Меча и ярости", и та полуприкрыла глаза в ответ, когда ее спутница закончила переводить. — Она женщина и в то же время командует мужчинами. Где-нибудь в Кайтаре или Ставрии это не привлекло бы никакого внимания. Но на Могерате женщины подчиняются мужчинам — всегда, за чрезвычайно редким исключением. Вот почему дэйя О настолько выделяется на общем фоне, и вот почему, чтобы стать оябуном, ей пришлось перешагнуть через примерно в пять раз больше трупов, чем мне. Я не ошибаюсь, О-фуна? — переспросил он на катару.

— Ты хорошо осведомлен, Мэй-пун, — вежливо откликнулась та.

— Естественно. Добыча информации — моя специализация. — Мэй снова переключился на кваре. — Так вот, дэй Саматта, женщина на Могерате находится в подчиненном положении. Она не вещь, нет, как считают многие иностранцы. Ее любят, ее уважают, некоторым даже поклоняются. В пантеоне Миндаллы война — прерогатива богини, ужасной шестирукой Теребохи, чьи плечи увенчивает всепожирающее пламя вместо головы, а сердце — Тамман, ледяной шестилучевой кристалл… ну, вы наверняка знакомы с нашей мифологией. Дэйя Карина Мураций отлично вписалась в наши представления о мире. Она — богиня, хотя теологи еще не сошлись во мнении, является ли она воплощением одной из уже известных повелительниц мира или же совершенно новой сущностью. Она хранительница университета "Дайгака", так же, как любая женщина на Могерате является хранительницей традиций и домашнего очага. Но она, тем не менее, женщина, а потому ее авторитет куда ниже, чем хотелось бы паладарам.

— Как ни неприятно, но я должна согласиться с Мэй-пуном, — кивнула О. — Паладары с самого начала допустили серьезную ошибку, выставив Карину-атару на первый план. Сторас-атара как регент имел бы на Могерате куда больше авторитета. Я понимаю причины ошибки гораздо лучше, чем кто-либо, но…

Она умолкла и скромно прикрыла рот рукавом ципао, словно благовоспитанная женщина, ляпнувшая лишнего в присутствии мужчин.

— Спасибо, — Мэй одарил ее холодной улыбкой. — Так вот, дэй Саматта, вы предлагаете Могерату не просто медицинское или научное устройство. Арена помещает человека в вымышленный мир. В мир, не существующий на самом деле. Очень, очень многие, и я бы сказал, практически все на Могерате воспринимают вашу виртуальность не как движущиеся картинки в большом телевизоре, а как мир духов. Мы весьма суеверны, дэй Саматта, мы верим, что духи существуют вокруг нас и среди нас, что в каждом предмете, в каждом незначительном камешке или деревянном обломке может обитать невидимая сущность, доброжелательная или зловредная. Раньше анимизм доминировал на Могерате, в форме религии назывался Ооквал, и хотя жрецы Миндаллы сделали все, чтобы отправить его в забвение, вера в духов до сих пор пронизывает наши сердца. Многие, вопреки недовольству священников, даже считают, что человек после смерти не сливается с Нирваной, а становится одним из таких духов. И хотя невидимый мир обычно существует сам по себе, он недружелюбно относится к вторжению человека и защищается от него. Ваша Арена — такое вторжение. Люди просто боятся, что мир духов обидится и нанесет ответный удар. Не имеет значения, насколько высоко в иерархии власти стоит чиновник или бизнесмен и насколько он образован. Почитание духов впитывается у нас с молоком матери. И если даже у жрецов Миндаллы не хватило сил его уничтожить, то авторитета сэрат дэйи Карины Мураций, сколь угодно высокого, и подавно не хватит, чтобы переломить подобное отношение.

— Интересный анализ, — нейтральным тоном проговорил Саматта. — Вопрос лишь в том, насколько он соответствует действительности.

— Если не верите мне, можете взять для примера историю фотографии и кинематографа на Могерате, — Мэй пожал плечами. — Первые киноаппараты завезены сто двадцать лет назад, первый публичный кинотеатр появился лишь сорок лет спустя, а телевизоры в домах начали более-менее распространяться лишь в последнее десятилетие перед Первым Ударом и так не успели стать массовыми. Даже на распространение пленочных фотоаппаратов ушло больше шестидесяти лет. Причина в том же самом: изображение на экране или фотографии многие считали окном в мир духов, куда человеческая душа может провалиться навсегда и вечно скитаться в поисках выхода. Поначалу дело доходило до избиений и даже убийств незадачливых фотографов. Другое забавное верование из той же области — что в группе из нескольких человек на фотографии один скоро умирает ужасной смертью. По данной причине многие жители Могерата, особенно в сельских областях, все еще наотрез отказываются фотографироваться. А если принять во внимание события вчерашнего утра в холле Арены, в которых приняли самое непосредственное участие сэрат дэйя Фуоко и Кирис-тара… Можете пристрелить меня прямо сейчас, если люди массово не воспримут их как именно такой отпор.

— Я склонен согласиться с О-атарой, — задумчиво проговорил Саматта на катару. — Ты очень хорошо осведомлен, Мэй-атара. В том числе о вещах, о которых не должен быть осведомлен. Пресс-релиз, как мне помнится, еще не вышел.

— Да бросьте, сэрат дэй Саматта, — оябун на катару переключаться не стал. Неужто ради Фучи? — Такое феерическое событие стало слухом вчерашнего дня среди студентов Университета, а через них — и технического персонала, уловившего едва ли десятую часть правды, но зато дополнившего ее сотней частей вымысла. Поскольку ваши работники имеют многочисленную родню по всему Могерату, а международная связь в Хёнконе до неприличия дешева, слухи уже ползут по крупным городам и доходят до моих осведомителей.

— Понятно. Тогда вернемся к изначальному вопросу: почему нам могла бы потребоваться ваша помощь?

— Потому, дэй Саматта, — Мэй наклонился вперед, и на его лице блеснула хищная улыбка, — что я — специалист в игорном бизнесе. Вы наверняка знаете, что наряду с торговлей информацией… э-э, покровительство игорным домам является одним из главных источников дохода "Кобры". И как специалист я утверждаю, что вы допускаете чудовищную ошибку, позиционируя Арену как научный эксперимент на благо всего человечества. Арена — прежде всего игра. Вы сами сконструировали ее именно так, вы сами придумали правила. Вы совершенно верно распознали один из мотивов человеческого ума, через игру познающего реальность, но полностью упустили из вида еще один: любовь к наблюдению. Вуайеризм в его разных проявлениях захватывает не менее, а иногда даже и более, чем непосредственное участие в процессе — да возьмите для примера любой профессиональный спорт типа бокса. На одного, согласного бить и получать по морде, приходится тысяча, готовых лишь смотреть, и не просто смотреть, а за плату.

— Предположим. И что?

— А то, дэй Саматта, что вы пытаетесь завлечь людей на Арену совершенно не тем, чем следует. Влезть в непонятный белый шар, чтобы побарахтаться в воздухе, для людей страшно. На подобное приключение согласится разве что городская молодежь, да и то не вся. Но вот наблюдать захотят очень и очень многие. Толпа с удовольствием заплатит вам неплохие деньги за просмотр трансляции, а успешно выступающие на Арене станут ее героями — отличный стимул для молодежи и притока новых подопытных.

— Нам не нужны деньги, Мэй-атара, — на лице Саматты появилось усталое выражение, словно у взрослого, в сотый раз объясняющего ребенку прописные истины. — Мы и без того способны оперировать финансами, превосходящими любое человеческое воображение. У нас прямо противоположная проблема: как эффективно оперировать в рамках вашей экономики и при том не обрушить ее пустыми деньгами.

— Да, вам не нужны деньги, — согласился оябун, — что серьезно ограничивает ваш кругозор, не позволяя видеть очевидного. Я не упрекаю паладаров. Разумеется, мудрые бессмертные боги смотрят на жизнь совсем иначе, чем мелкие суетливые людишки вроде меня. Но я предлагаю добавить ресурсы "Кобры" к вашим, чтобы продвигать Арену на Могерате.

— А конкретнее?

— Все очень просто. Мы заключаем негласную сделку. Вы монтируете терминалы Арены в таких количествах, в каких вам захочется, в нравящихся вам городах, а также организуете публичную трансляцию соревнований на максимально широкую аудиторию — каким образом, вам виднее. "Кобра" берет на себя рекламу и вербовку добровольцев для Арены, а также обеспечивает прикрытие в случае серьезных проблем наподобие вчерашней мини-грозы с участием дэйи Фуоко. Формально между нами не возникнет никаких связей, никаких официальных договоров, способных скомпрометировать Университет в целом или отдельных паладаров. От паладаров потребуется лишь закрыть глаза на тотализаторы, организованные Анъями вокруг Арены. Вы получаете достаточное количество мяса… извиняюсь, добровольцев для опытов, взамен я имею свой профит. По-моему, предложение взаимовыгодное. Что скажете?

— А если мы откажемся?..

— Вы останетесь с единичными добровольцами не самого лучшего качества, — пожал плечами Мэй. — Поскольку подписку о молчании вы с подопытных брать не станете, информация об итогах соревнований окажется доступной, и тотализаторы вокруг Арены возникнут в любом случае. Однако в неконтролируемом варианте они понравятся вам куда меньше, чем контролируемые мной. Людей начнут принуждать к участию, подопытных начнут шантажировать и преследовать с целью повлиять на результаты состязаний, пойдут нехорошие слухи, и так далее. Вы не сможете развернуть эксперимент в планируемых масштабах, я лишусь заметной части прибыли, и никому лучше не станет. Учтите также, что если я окажусь в числе негласных организаторов, я сумею удержать другие кланы Анъями от участия, просто выделяя им часть дохода, и общая эффективность процесса повысится под единым руководством. Я сказал.

— Понятно, — Саматта задумчиво покивал. — Запись вашей речи, дэй Мэй, передана ректору Университета, дальше решение за ней. Однако сразу предупреждаю, что ваши шансы невелики. В ее биографии имеется эпизод, когда бандиты вроде вас украли ее, попытались подсадить на сильнодействующий наркотик и угрожали убить, если ее друзья не выполнят требования. Она не любит преступников. Позже, в бытность диктатором, она неоднократно отправляла их на виселицу. Так что…

— "Кобра" еще весной свернула всю деятельность, категорически не одобряемую паладарами, — Мэй развел руками. — Мы больше не распространяем наркотики и не похищаем людей ради выкупа. Что же до прочей деятельности, то я уже объяснял сэрат дэйе Фуоко, как устроена жизнь на Могерате. Большинство респектабельных аристократических кланов тоже не чуждается контрабанды, сбора денег за покровительство, ростовщичества, даже тотализатора. Разница между "Коброй" и ними лишь в именах и древности происхождения. Так что я надеюсь, что Карина-атара проявит благоразумие и не позволит эмоциям взять верх над трезвым рассудком, которым она, по моим наблюдениям, отличается. Ну, а я, как уже сказал, сделаю все, чтобы не скомпрометировать паладаров связью со мной.

— Я передам и это, — кивнул Саматта. — Ребята, вы как? Наелись? Можно отправляться? Дэйя Фуоко?

Только сейчас Кирис обратил внимание, что подруга сидит над полупустой тарелкой, сосредоточенно уставившись на нее, и крутит в руках палочку. Похоже, она уже давно обдумывала очередную гениальную идею. О чем, интересно? И почему сейчас?

— Я сыта. Спасибо за угощение, дэй Мэй, — сказала она, вскидывая голову. — И все-таки — почему вы не хотите пройти обследование?

— Простой вопрос с весьма сложным ответом, — усмехнулся оябун. — Ну, скажем, самое простое объяснение — мои люди не поймут, если я добровольно стану подопытным кроликом.

— Понятно. Но у меня просьба, дэй Мэй.

Фуоко бросила палочку на стол и резко поднялась, так что ее стул покачнулся и едва не упал.

— Кир рассказывал, что вы пытались с ним сделать и что он сделал в ответ. Я хочу, чтобы вы сделали то же самое со мной. Прямо сейчас.

— Что? — на мгновение маска вежливой бесстрастности слетела с оябуна, и в его глазах мелькнуло изумление, смешанное с неверием. Впрочем, он тут же взял себя в руки. — Сэрат дэйя Фуоко, вы осознаете, чего просите? С помощью своих способностей я убиваю людей. Вы хотите умереть? Или желаете моей смерти?

— Фучи, ты сдурела? — недоуменно спросил Кирис, но подруга нетерпеливо отмахнулась от него.

— Дэй Мэй, я вовсе не хочу умирать. Но я уже мертва.

— Дэйя Фуоко…

— Погодите, не перебивайте. Видите шрамы у меня на лице? — девушка резко ткнула пальцем в левую скулу. — Я же сказала, что уже умерла, просто вы еще не осознали. Точнее, мой мозг умер от долгого кислородного голодания, но я все еще мыслю, дышу, разговариваю. Почему? Не знаю. И мне кажется, что необычные способности эйлахо — вовсе не то, чем выглядят. Мы как дикари, нашедшие какие-то тяжелые твердые штучки и использующие их для колки орехов. А что, если эти штучки — гранаты типа той, что меня убила? И они в любой момент могут взорваться и уничтожить все вокруг?

— Если я вас правильно понял, сэрат дэйя, вы хотите попытаться взорвать гранату прямо сейчас? — холодно спросил Мэй.

— Да. Вы ведь учились в университете, дэй Мэй, вы знаете, что такое любопытство. Я выгляжу живой, но что, если внезапно умру? Я хочу узнать как можно больше, прежде чем это случится. Пожалуйста, я прошу вас! Проверьте свои способности на мне!

— Назовите меня сусликом, если я понимаю, что сейчас творится в вашей прелестной головке, сэрат дэйя, — сощурился Мэй. — Но я хорошо осознаю, что если с вами что-то случится, паладары прикончат меня на месте. Я прав, сэрат дэй Саматта?

— Дэйя Деллавита, — сухо сказал генерал, — я подключил координатора и Дзии, и они в один голос заявляют,что вы не должны заниматься такими авантюрами. Я не специалист в медицине, но тоже категорически против.

Фуоко сжала кулаки и наклонила голову.

— Взрослые всегда возражают! — упрямо сказала она. — И дэйя Карина тоже против экспериментов, говорит, что опасно. Но как мы узнаем что-либо, если не рисковать? Может, завтра мама-роза рассердится, и мы все умрем на месте. Или опять законы физики изменятся, и мы все равно умрем. И вообще, ректор сказала, что мы должны решать сами. Я решила. Дэй Мэй, обещаю, что если со мной что-то случится, паладары вас и пальцем не тронут. И ваш тотализатор не тронут. А я, если выживу… помните, вы меня звали к себе? Я еще ничего не решила, но если хотите сотрудничать, сговорчивость пойдет вам в плюс. Пожалуйста, дэй Мэй!

Кирис выбрался из-за стола, обошел его и положил ладони девушке на плечи.

— Фучи, ты точно сдурела, — констатировал он. — Тебе что вдруг в голову вступило?

— Кир, я видела тот мир. Комнату, старика, библиотеку… А он видел дэя Юно в тот момент, когда применял свои способности. Может, он умеет подключаться к тому миру, как мы с тобой? А вдруг наложение способностей даст какой-то неожиданный эффект? Мы должны выяснить точно, обязательно должны, а если не сейчас, то когда? А ты меня подстрахуешь.

— Да как?

— Не знаю. Как-нибудь, как получится. Дэй Мэй?

— Мне категорически не нравится ваша затея, дэйя! — резко ответил оябун. — Если вы умрете, то меня прикончат либо паладары, либо ваш отец.

— А если откажетесь, я сделаю все, чтобы отец перестал с вами иметь дело! И имейте в виду, он меня послушает!

Мэй прошипел сквозь зубы что-то невнятное. Судя по тонам, он говорил на катару, но Кирис не понял ни слова. Наверное, ругался.

— Сэрат дэй Саматта, я в затруднении, — наконец бесстрастно сказал он. — Для меня ситуация крайне неожиданна, и я не понимаю, что делать.

— Я могу посоветовать, как лучше взорвать железнодорожный мост или скрытно высадить десант подводных пловцов на морское побережье, — криво усмехнулся Саматта. — Или как правильно организовать раскопки древнего городища — звание профессора археологии у меня тоже наличествует. Но в вопросах педагогики я пас. Я связываюсь с Кариной, пусть она разбирается со своими протеже. Только учтите, что она сейчас вне зоны быстрой досягаемости, потребуется время…

— Нет! — резко сказала Фуоко, оборачиваясь к нему. — Дэй Саматта, ректор здесь ни при чем. Мы сейчас не в Университете, и у нее нет власти решать. Потом она может сделать со мной что угодно, хоть исключить, но сейчас не беспокойте ее. Пожалуйста! — добавила она почти умоляющим тоном.

Саматта прикрыл глаза ладонью и покачал головой.

— Дзии и координатор в голос советуют не делать глупостей и не проводить необдуманных экспериментов, — он устало опустился на стул. — Но я вижу, что вы с Карой из одного семечка выросли. С ней точно так же, если что-то в голову втемяшится… Кс-с-со! Делайте, что хотите, дэйя Фуоко, я пас. Кара меня потом убьет с особой изощренностью, но сейчас я вас останавливать не стану. Впрочем, и принуждать дэя Мэя — тоже. С ним сами договаривайтесь.

— Дэй Мэй? — Фуоко снова повернулась к оябуну. — Вы готовы?

— Нет, дэйя, не готов! — раздраженно ответил тот. — Вы вообще осознаете, в какое положение меня ставите?

— Да, дэй Мэй. Приношу свои извинения. Но условия прежние: либо мы проводим эксперимент, либо я сама с вами никогда больше дела не имею и отца отговорю!

— Фучи… — Кирис попытался успокаивающе дотронуться до ее плеча, но заработал такой яростный взгляд, что отпрянул, словно от раскаленной печи.

О засмеялась. У тетки-оябунши оказался неожиданно приятный серебристый смех.

— Фуоко-фуна, — сказала она, и ее спутница поспешно принялась переводить на кваре, — ты нравишься мне все больше. Только так с мужчинами и надо. Хочешь чего-то добиться — возьми их за яйца и сдави как следует, лишь тогда они начинают шевелиться. Не знаю, что там тебе предлагал Мэй-пун, но я даю вдвое, если забудешь его и перейдешь ко мне. Пока же, Мэй-пун, сделай то, что говорит Фуоко-фуна. Так и быть, поработаю свидетелем и здесь. И даже дополнительной платы не возьму.

Фуоко напряженно улыбнулась ей. Мэй опять что-то пробормотал на пределе слышимости.

— Значит, сэрат дэйя Фуоко, вы настаиваете, чтобы я вырвал у вас душу — уж не знаю, как назвать по-научному? — спросил он прежним нейтральным тоном. — Вы осознаете, что, скорее всего, умрете?

— Не так, дэй Мэй. Кир ведь не умер. Я хочу, чтобы вы попытались сделать со мной то же, что и с телом дэя Юно. Я вовсе не намереваюсь умирать, но я должна увидеть то, что видели вы. Или, может, вы что-то увидите. Зорра, Гатто! — скомандовала она встрепенувшимся парсам. — Встаньте по бокам и записывайте, что можете. Они немного умеют колебания метрики фиксировать, — пояснила она Мэю. — А, кстати…

Она решительно расстегнула свою расфуфыренное ципао и вылезла из него, оставшись в нижнем белье.

— Если опять искрить начну, сгорит, — пояснила она изумленно сморгнувшему Мэю, бросая платье на стул и отходя в сторону. — Жалко, в первый раз надела. Вы готовы?

Оябун покачал головой.

— Выйди! — приказал он своему кобуну, до того тихо сидевшему в стороне, а сейчас жадно уставившемуся на девушку. — Закрыть дверь и никого не пускать. Пошел!

Кобун с сожалением бросил на Фуоко еще один взгляд и вышел из ресторана, но дверь закрыть не успел: снаружи донеслись возбужденные крики. Пару секунд спустя в дверь скользнули пять серых бесформенных туш, кольцом окруживших Фуоко с Мэем. За ними ввалилось десятка полтора кобунов "Кобры" с автоматами в руках. Кирис мысленно поаплодировал их мужеству: с такими пукалками против паладарских дронов ловить нечего, что они наверняка понимали — и, тем не менее, бросились на защиту своего бугра. Варуйко выдернула из кобуры пистолет, щелкнула предохранителем и ухватила рукоять обеими руками. Ствол пока смотрел в пол, но, судя по напряженной позе, она приготовилась стрелять при малейших признаках угрозы.

— Атара! — выдохнул один из кобунов. — Здесь паладары… дроны!

— Сам вижу, — спокойно ответил Мэй. — Все в порядке. Выйдите и закройте дверь.

Кобуны запереглядывались, потом, обратив внимание на почти голую Фуоко, принялись пялиться на нее, но под ледяным взглядом оябуна вывалились обратно в коридор. Варуйко расслабилась, убрала пистолет и снова привалилась к стене.

— Последуют ли пояснения дэй Саматта? — осведомился Мэй.

— Координатор передает, что раз уж дэйю Фуоко нельзя отговорить от авантюры, он попытается воспроизвести сканирующую установку, — пояснил паладар. — Результат получится далеким от оптимального, поскольку некоторые элементы сканеров нельзя создать с нуля в условиях аномальных законов…

— Я не о том, — перебил оябун. — Я не припомню, чтобы в наших договоренностях речь шла о присутствии боэй.

Саматта молча приподнял бровь и едва заметно повел плечом. Мэй поморщился, но тему развивать не стал.

— Вы готовы, дэйя? — сухо спросил он. — Я попытаюсь что-нибудь сделать, но если посчитаю, что вашей жизни угрожает опасность, немедленно прекращу. Разрыв деловых связей все же лучше, чем хитогороси вашего отца.

Он протянул вперед руки со скрюченными пальцами и медленно набрал в грудь воздуха. Его нижняя губа опустилась, оскаливая зубы, ноздри раздулись. Дроны вокруг него вырастили из себя загадочные искривленные решетчатые конструкции. Зорра и Гатто поднялись на задние лапы и замерли неподвижными столбиками. Кирис шагнул к Фуоко, встал позади и положил ей руки на плечи.

Сначала он ничего не почувствовал. Просто тело подруги вдруг окуталось толстой шубой голубовато-серого клубящегося тумана, и из ее горла вырвалось сдавленное сипение. Секунду спустя Кириса вдруг охватило знакомое, уже испытанное однажды под влиянием Мэя чувство: обрушивающаяся со всех сторон вселенная, перемешавшиеся дневной и ночной миры, далекие хоралы, пронзающие уши нестерпимой болью, и странные неясные картины, стремящиеся уничтожить все это и воцариться перед глазами. Но на сей раз он оказался готов. Он двинулся вперед, оставаясь на месте, словно отталкивая грудью налетающий ураганный вечер, уперся в мир плечами и резко расправил их, оттесняя неведомое назад, далеко за привычную уже пляску огненных полотнищ и линий ночного мира. Словно бы хрустнул под невидимым кулаком чей-то нос. Оябун резко выдохнул, отступая назад и опуская руки, а Кирис обхватил обмякшее тело Фуоко руками, скрывшимися под слоем бурлящей энергоплазмы, и сдавил ее со вех сторон чем-то невидимым, но временами ощущавшимся во время экспериментов, как давящая со всех сторон вода, послушная мысленным импульсам. Пара столиков вдруг взвилась в воздух и с грохотов врезалась в стену, к счастью, не развалившись, но оставив на ней глубокие вмятины и трещины. Затрещали молнии, запахло озоном, и туман быстро растаял. Фуоко слабо пошевелилась в его объятиях, но ее ноги подкосились, и Кирис поспешно помог ей сесть. Мэй тяжело сел напротив и потер лоб.

— Ну и что? — спросил он севшим голосом. — Вы довольны, дэйя?

— Замок… — прошептала Фуоко. — Я видела… на секунду…

— Какой замок? — встревоженно спросил Кирис, заглядывая ей в лицо. — Фучи, ты как?

— Замок на скале… деревня… я уже видела раньше… люди… Пить!

Кирис поспешно налил ей стакан воды, и она выхлебала его несколькими крупными глотками.

— Сердце колотится… — пожаловалась она, почти роняя стакан на стол.

Один из дронов скользнул к ней, оттеснив Кириса, и поглотил полностью, вместе со стулом. Впрочем, стул тут же всплыл на поверхность и отлетел в сторону, стуча по полу. Мэй, О и переводчица дружно вздрогнули.

— Дэй Мэй, Дзии, наш главный врач, спрашивает, не следует ли ему проконтролировать состояние вашего здоровья, — сказал Саматта, внимательно наблюдающий за происходящим. — Процедура абсолютно безопасна, и он гарантирует, что не сделает ничего для вас неприемлемого.

— Спасибо, я в порядке, — Мэй покачал головой. — Сердце колотится и у меня, но в остальном никаких проблем. Что с дэйей Фуоко?

Дрон принял форму глубокого кресла, и девушка медленно проявилась из его глубины.

— Не помру, не беспокойтесь! — сказала она с отчетливыми нотками раздражения. — Дзии, не надо меня так опекать.

Она резкими движениями выбралась из "кресла" и ухватила со спинки стула ципао, но то выскользнуло и упало на пол. Раздраженным движением Фуоко подхватила его с пола и принялась натягивать. Ее руки заметно дрожали, пуговицы в виде небольших цилиндриков упорно отказывались протискиваться в петли. Кирис опустился на одно колено и начал застегивать их от подола вверх, с тревогой глядя на подругу. Сумасшедшая, точно.

— Дэй Мэй, — уже снова вежливо, как и раньше, сказала Фуоко, когда их руки встретились на ее животе, — спасибо за эксперимент. Вы… интересно выглядите в том мире.

— И как же? — таким же вежливо-холодным тоном откликнулся Мэй, но в его глазах зажглось голодное любопытство.

— Не скажу. Вот согласитесь на нормальное обследование… — Фуоко вздернула нос.

— Дэйя Фуоко, вам не кажется, что так нечестно? — температура голоса оябуна опустилась градусов на десять. — Я выполнил ваши требования, а вы отказываетесь даже сообщить мне о результатах… "эксперимента"? Ну что же, в таком случае я нахожу справедливым не описывать ничего, что почувствовал я.

— Я пошутила, дэй Мэй, — поспешно сказала девушка. — Вы…

Она пошевелила пальцами в воздухе.

— Сложно описать. Огненный белый плащ, голова, как у волка, но на ней кривые рога вот такие… — она раздвинула ладони примерно на полметра. — В одной руке крест с петлей наверху, в другой крюк с длинной ручкой. И какие-то странные знаки вокруг плавают. Я видела только мельком, детали не разобрала. А что видели вы?

— Я не силен в устных описаниях, дэйя, да и видел вас вряд ли много дольше, чем вы меня. Но примерно так: ваша одежда состояла из одной длинной узкой юбки от талии до пят из ткани, богато вышитой золотом и драгоценными камнями. Выше талии вы, простите, оставались обнаженной. Волосы сверху и сзади закрывал платок из чередующихся синих и желтых полос. Над головой плавала в воздухе странная конструкция в виде чуть расширяющегося вертикального цилиндра с высокой задней стенкой со вставленным овоидом, заостренным сверху. Она также являлась золотой с рубинами. В руках вы держали нечто, очень похожее на длинный скипетр с раздвоенным низом и навершием в виде собачьей головы. Последняя деталь — ослепительные лучи, тянущиеся от скипетра к неразборчивой толпе на заднем плане. Все. Что касается дэя Сэйтория…

Мэй задумчиво посмотрел на Кириса.

— Ладно, так и быть. На сей раз бесплатно. Я не разглядел его толком, но складывается впечатление чего-то большого и угрожающего. Что-то типа косматого гиганта с большой дубиной из вихрящегося черного пламени. Сэрат дэй Саматта, что зафиксировали ваши дроны?

— Массивы сырых данных еще не обработаны, да и не ко мне вопрос. Я не имею почти никакого понятия о физике. Можете обсудить ситуацию с координатором… — Паладарский генерал прислушался к чему-то неслышному. — Нет, он передает, что данные наблюдений не разглашаются лицам, отказывающимся от сотрудничества. Однако предложение о полноценном обследовании остается в силе — не как оябуну клана Анъями, а как частному лицу. Как с нами связаться, вы прекрасно знаете.

Фуоко протянула руку и тяжело оперлась о плечо Кириса.

— Дэй Мэй, мы поедем, ладно? — слабо спросила она. — Я что-то не очень хорошо себя чувствую.

— Разумеется, дэйя, — Мэй приблизился, опустился на одно колено и поднял с пола что-то сверкнувшее желтым и красным. — Не потеряйте, вещь ценная. Надеюсь, мы еще не раз увидимся. И не забывайте про курорт и косметологов.

На его раскрытой ладони лежала брошка: золотая саламандра с рубиновыми глазами. Фуоко взяла украшение — ее пальцы все еще дрожали — и сжала в кулаке.

— Спасибо, дэй Мэй… — Она неловко кивнула и тут же поспешно ухватилась за плечо Кириса. — Сайёэра да, — пробормотала она в сторону О, на сей раз с резким кайтарским акцентом. — Кир, идем, а?

Уже когда они выходили из ресторана в холл гостиницы, Мэй коротко свистнул. Кирис обернулся как раз в тот момент, когда Вара перехватила в воздухе брошенную Мэем бутылку с вином. Оябун подмигнул ей, и Варуйко широко ухмыльнулась в ответ. Гигантскими слизнями дроны выкатились в холл следом за остальными и, мелькнув неслышными тенями, растворились в черноте тропической ночи за дверью отеля. С каждым шагом Фуоко двигалась все увереннее, и когда забиралась в микроавтобус, уже отпустила руку Кириса и шагала самостоятельно.

— С вами все в порядке, дэйя Фуоко? — осведомился Саматта, когда машина сорвалась с места и вылетела в проход между пакгаузами, бросая резкий свет фар на деревянные стены. — Вы плохо выглядите.

— Все в порядке, дэй Саматта, — неожиданно кротко, без раздражения, откликнулась девушка. — Действительно в порядке. Тело с трудом слушалось, но никаких плохих ощущений. Все уже прошло.

— Мы едем в консульство. Дзии грозится, что в стационарной установке разберет вас по косточкам, — генерал нахмурился. — В остальном…

Он замолчал, потом неожиданно усмехнулся.

— Вот ведь сволочь, а! Я имею в виду, Мэй. Ребята, вы хоть поняли, что произошло?

— Он нас выдолбил во все дыры… ох, простите, дэй Саматта, — тусклым тоном откликнулась Фуоко. — Девочке из хорошей семьи такие слова знать не положено, я вон от него набралась, — она бросила на Кириса взгляд, которому следовало бы казаться лукавым, как всегда в моменты подобных шуток. Сейчас в нем не замечалось ничего, кроме страшной усталости. — Я хотела сказать, что все понимаю. Но я его тоже… э-э, использовала. В следующий раз как следует подумает…

— Стоп, Фучи, — Кирис легко ткнул ее пальцем в бок, и та вздрогнула от щекотки. — Можно еще раз, для идиотов? Как он нас поимел?

— Дубина… — девушка привалилась к его боку и поерзала, устраиваясь поудобнее. Кирис обхватил ее руками, сдвигая на живот и грудь. — Кир, он же выёживался перед той теткой, О. Вовсю изображал перед ней, какой он крутой, что к нему даже наследница семьи Деллавита по первому кивку бежит, задрав хвост. Сначала соврал, что паладары заставили его отдать тело, позвал ее как свидетеля, а потом выпендрился по полной программе. Авторитет себе заработал, сволочь. А меня, между прочим, отдал тогда другим бандитам, даже сопротивляться не попытался! — добавила она уже другим тоном, в котором отчетливо слышалась злость.

— Да, мерзавец еще тот, — согласно кивнул Саматта. — Обаятельный, умный и расчетливый. И твою сестру, Кир, к себе расположил ценой всего-то одной бутылки, — он кивнул в сторону переднего сиденья, где расположилась Варуйко. — Чрезвычайно опасная личность, ребята, поаккуратнее с ним.

— Зато я его тоже поимела, — криво улыбнулась Фуоко. — Заставила в эксперименте поучаствовать.

— И чуть ласты не склеила, — буркнул Кирис. — Чокнулась, что ли? На тебя что вообще нашло?

— Маразматик ты, Кир, и зануда, — девушка дернула головой, чувствительно стукнув его затылком в грудь. — Не понимаешь — не лезь.

— Ты, что ли, понимаешь?

— Нет. Кир, мне чем дальше, тем больше ясно, что происходящее — вовсе не то, чем кажется. Наши молнии, ветвистые и шаровые, телепатическое общение, мои дохлые мозги — все совсем-совсем не так. Мои видения — мама-роза в оранжерее, библиотека, мертвый старик в комнате, замок на скале — особенно замок, он в последнее время часто перед глазами мелькает… Все не так, Кир. Я же чувствую, есть какая-то система, нам пока не видимая. А если мы не станем ее исследовать, то и не увидим.

— Фучи, — Кирис ласково провел руками по ее волосам, — если помрешь, кому легче станет?

— Я уже померла. И ты тоже. Кир, когда до тебя дойдет? Мы все еще дышим и движемся лишь потому, что какая-то неизвестная фигня нам позволяет. Ты знаешь, как она устроена и что у нее в голове варится? К чему она стремится? Я — нет. Мы можем прямо сейчас вырубиться, и уже с концами. Тихо! — с нажимом сказала она, когда Кирис набрал в грудь воздуха для ответа. — Не надо мне мозги трахать, Кир. С остальными частями тела классно получается, но мозги не трожь, — она провела ладонью по его бедру. — Сама все знаю, не маленькая.

Автобус закончил петлять между складами и выскочил на шоссе в сторону близких огней городских небоскребов. Какое-то время ехали молча, и Кирис просто наслаждался теплом тела подруги, проникавшим сквозь ее платье. Вот доберутся они до консульства, и он покажет, что именно нужно трахать в такой очаровательной красотке. Нет, точно не мозги.

— Дэйя Фуоко, — вдруг спросил Саматта, — вы можете еще раз вспомнить ваше видение? Как вы описали оябуна "Кобры"?

— Могу, — вяло согласилась та. — Здоровый дядька, мускулистый, голый по пояс, в таких мешковатых странных штанах с завязками на лодыжках. Башмаки смешные, с загнутыми острыми носами и помпонами. Плащ на шее болтается… нет, раздувается за спиной, как от сильного ветра. На запястьях золотые браслеты, в одной руке такой белый крест с петлей на конце, в другой длинный крючок. И рога здоровые из собачьей башки торчат на полметра вверх и в стороны.

— Вот так?

Паладар протянул руку, и его ладонь раздалась в стороны, уплощилась и превратилась в небольшой экран. На нем зажглась картинка: один в один то, что описала Фуоко. Глаза на волчьей морде свирепо горят (в буквальном смысле), зубы оскалены, демонстрируя нехилые клыки, буйная шевелюра вокруг рогов растрепана, словно сильным ветром…

— Да. А вы откуда знаете? Или просто нарисовали по рассказу?

— Нет, не нарисовали. Вернее, нарисовали, но не сейчас. И вы упомянули замок — вот такой?

Картинка на ладони-экране сменилась: высокая скала, нависающая над лесом далеко внизу, далекое тусклое солнце, стены-башни-ворота-шпили, флаги неизвестных стран развиваются по ветру…

— Типа, да. Детали отличаются, но в целом очень похоже. И без флагов. Откуда вы знаете, дэй Саматта? Вернее, откуда координатор знает? Я же никогда не рисовала!

— Координатор передает, что данный персонаж называется "Инициатор", а замок — "Белая цитадель". Он настоятельно просит избегать любого использования ваших особых способностей до возвращения в Хёнкон, а если вас угораздит снова провалиться в видения, избегать данных сущностей любой ценой.

— Почему? — Фуоко оттолкнулась от Кириса и села прямо. — Что такое "инициатор"? Дэй Саматта?

— Ничего не могу сказать… пока. Дэйя Фуоко, потерпите. Я сам плохо разбираюсь в происходящем, а официальное объяснение мы дадим…

Генерал сделал паузу.

— …сегодня. Через пару часов, одновременно в Кайтаре и Ставрии. Вас тоже введут в курс дела. Дэйя Фуоко, ваши видения оказались чрезвычайно важны — что, должен заметить, не спасет вас от выволочки со стороны Кары, когда та вернется. Хм. Может, стоит запереть вас в сейф понадежнее и не выпускать оттуда?

Паладар ехидно усмехнулся. Фуоко фыркнула и гордо вскинула нос, опять пихнув затылком в грудь Кириса. Огни городских улиц уже окружали их со всех сторон, микроавтобус едва плелся посреди сонма мотоциклов и автомобилей, и Кирис, хмыкнув, принялся смотреть в окно. Пару часов вполне можно подождать.

— Дэй Саматта, — спросил он, — а ему… Мэю действительно позволят тотализатор на Арене устраивать?

— Не ко мне вопрос, Кир. Меня на встречу отправили именно потому, что я никто. Полномочий на переговоры не имею, зато специализируюсь на свертывании шей преступникам. Думаю, он хорошо понял сигнал, спеси у него поубавилось. Однако если хочешь знать мое мнение — выбора у нас особого нет. Он все правильно по полочкам разложил. Если не "Кобра", то кто-то еще тотализатор устроит, и последствия окажутся весьма неприятными. Да и версия насчет боязни мира духов кажется правдоподобной — посмотрим, что насчет нее эксперты Стора и Камилл скажут. Кроме того, "Кобра" явно демонстрирует желание честно работать на наших условиях и действительно отказалась от работорговли и распространения тяжелых наркотиков. Мэй серьезно рискует своей репутацией, сильно вкладываясь в предполагаемое сотрудничество без каких-либо обещаний с нашей стороны, и я не могу не оценить его решимость — и степень азартности его игры. А что он мерзавец, так ткните мне пальцем в порядочного политика, вместе посмеемся. У себя дома, в Катонии, я такого ровно одного знаю, некий Исэйка… А, неважно.

— Понятно…

Краем глаза Кирис поймал отблеск на чем-то ярком. Скосив глаза, он увидел, как Фуоко задумчиво смотрит на лежащую на ладони брошку-саламандру. А ведь Мэй наверняка мог бы зажилить дорогую побрякушку, но отдал. Хотя, возможно, просто решил, что ее все равно заметят парсы или Саматта, а потому набрал лишние очки. Значит, перед О рисовался? Сволочь. Впрочем, бандит и есть бандит. И потом, если бы не его помощь, Фучи они нашли бы с большим трудом и, возможно, слишком поздно, так что хрен с ним. Один раз под него прогнуться можно в знак благодарности. Главное, чтобы у него в привычку не вошло.

Теперь осталось дождаться, чего же такого занимательного расскажут паладары.

"Вниманию Паллийской рабочей группы. Координатор в канале. Экстренно. Сверхважно. Незапланированный эксперимент Фуоко Деллавита с вероятностью 0,97 подтвердил, что Арасиномэ напрямую связан с культурным контекстом игровой площадки Брагата. Запись эксперимента и комментарии прилагаются. Каким образом Брагат связан с данным явлением, пока что остается загадкой, однако проявляющиеся элементы его Игры потенциально имеют катастрофические последствия для всего населения Паллы. Отказываюсь от нейтралитета и отдаю свой голос за намеченное объяснение. Камилл, Майя, Суоко, рекомендации по проведению беседы прежние. Майя, рекомендую отказаться от эксперимента, запланированного на ближайший планетарный час. Карина, как персоне, эмоционально сближенной с Кирисом Сэйторием и Фуоко Деллавита, рекомендую взять на себя их введение в курс дела сразу после возвращения. Конец сообщения".

"Координатор, контакт. Карина в канале. Привет, говорит автоответчик. Мне нужно быстренько сбегать в Большую Вселенную, скоро вернусь. Если что-то сверхсрочное, шлите трансграничные сообщения. Конец связи".

"Координатор, контакт. Майя в канале. Отмену эксперимента считаю нецелесообразной в силу проведенной подготовки. Повторная подготовка окажется гораздо более трудоемкой в силу психологических особенностей объектов эксперимента. В остальном действую по плану. Отбой".

Параллельный временной поток. Москва, Джамтерра, Большая Вселенная

Зимний ветер нес мелкий снег, швырял в лицо пригоршни ледяной крупы, забирался под майку и шорты и злобно пытался их сорвать. Температура, как подсказывали датчики проекции, держалась на уровне минус трех градусов по местной стоградусной шкале, называемой невыговариваемоей фонемой "Тсельтсиус". Оптические сенсоры передавали сюрреалистичную картину: хаотично торчащие тут и там части стен низких деревянных домов, выглядывающие из-под наметенных сугробов участки мощеной дороги, начинающиеся и обрывающиеся где попало, деревянные же столбы с натянутыми кое-где проводами, идущими из ниоткуда в никуда… И тени — мелькающие тут и там тени, размерами и формой отдаленно напоминающие человеческие силуэты. Вот, скрипя, проехала телега, невероятным образом балансируя на трех больших деревянных колесах с деревянными же спицами, но без признаков шин: передний правый угол вместе с колесом отсутствует, слева одна плохо оструганная толстая деревянная палка торчит под углом вверх и вперед (кажется, она должна прикрепляться к упряжи тяглового животного — здесь ведь коней используют? Или быков? Следовало бы выделить пару дней на вдумчивое изучение истории Старой Земли или хотя бы ее исковерканного аналога, созданного джамтанами и Робином…) За телегой прокатился странный агрегат, изрыгающий облака чада и немилосердно тарахтящий: рама на четырех колесах с громоздким мотором впереди, но без каких-либо признаков кузова.

Карина поежилась. Хотя она подкорректировала передаваемые фантомной проекцией ощущения, чтобы чувствовать себя не слишком дискомфортно в зимнем климате, хмурое небо с низко несущимися облаками, серые буранные сумерки и дикая пародия на человеческий город лишь усиливали депрессию. Зря все-таки она решила посмотреть на Джамтерру своими глазами. Логика джамтан вычислению решительно не поддавалась, лишь дополнительно действуя на нервы своей непредсказуемостью. Пусть даже они исчезли в неизвестном направлении, перепугавшись Арасиномэ, их творение продолжало существовать само по себе. Ну, может, и к лучшему. Люди — не лабораторные мыши, чтобы их разум под микроскопом препарировать.

Переступив босыми ногами по острым лезвиям мерзлой грязи, она решительно переключилась в основной канал местной псевдореальности, транслируемый Робином. Местность вокруг мгновенно изменилась. На месте обрубков стен и ведущих в никуда окон возникли дома: двух- и трехэтажные, некоторые бревенчатые, некоторые оштукатуренные. По расчищенной мостовой катился изящный конный (все-таки конный — а где тогда быки, в другой стране?) экипаж, несколько человек в теплых длинных пальто ("шинелях", подсказал канал) с поднятыми воротниками и в высоких шапках из курчавой шкуры ("папахах") озабоченно шли куда-то по своим делам. Полоса выцветшей красной ткани с неразличимыми буквами болталась меж двух столбов. Проехал еще один автомобиль — на сей раз полноценный, с черным глянцевым кузовом с матерчатым верхом и дребезжащими стеклами. Куда-то деловито бежала собака с костью в зубах. От высокой колокольни с потемневшим луковичным куполом доносился унылый монотонный перезвон. Ну да, здесь монотеизм того же типа, что и Церковь Колесованной Звезды, даже архитектура религиозных строений приблизительно схожа.

"Трактир "У мордвина", гласила вывеска над входом в здание, рядом с которым стояла Карина. Да, все правильно, Робин упоминал, что маяк поставлен перед входом в местный ресторан. Переступая по деревянным ступенькам и оскальзываясь на мелких островках льда, она поднялась на невысокое крыльцо и толкнула большую тяжелую дверь. Рука провалилась сквозь нее, не встречая сопротивления. Ах, да. Карина сосредоточилась, включила режим интерактивного взаимодействия — и тут же едва не полетела кубарем под особенно могучим порывом ледяного ветра, усиленного эмулятором реальности. Она успела ухватиться за массивную перекладину, заменявшую двери ручку, и сохранила равновесие, хотя и больно ушибла большой палец. Кс-со! Она с усилием потянула дверь, и в лицо ей ударила волна теплого воздуха, смешанного с вкусными запахами, гулом голосов и залихватским треньканьем какого-то струнного инструмента. Между столами сновали официанты в шароварах и вычурно расшитых красных рубахах, таская на подносах дымящиеся тарелки и горшочки.

В большом зале тут и там сидело человек двадцать, поодиночке и мелкими группами, и еще одна группа из полутора десятков человек оккупировала дальний угол, составив вместе столы. На музыкальном инструменте ("балалайка", автоматически подсказал канал, распознав заинтересованный взгляд) играл щуплый мужичонка в "валенках" и "тулупе", устроившийся на трехногом табурете поблизости от входа. Впрочем, музыка немедленно стихла: мужичонка уставился на Карину с раскрытым ртом. Волна тишины и неподвижности раскатилась от нее по трактиру во все стороны, и она слишком поздно вспомнила о местных правилах приличия. Дура! В Четырех Княжествах, с которыми она подсознательно путала Российскую Империю, мелкая девчонка в легкой майке и шортах не вызвала бы даже и заинтересованного взгляда. Здесь же принято кутаться в одежды с головы до ног, а женщинам, кажется, еще и лицо закутывать нужно (или опять воспоминания о другом культурном контексте?) Ксо! Почему она не освежила в памяти местные правила игры, прежде чем соваться сюда? Или даже так: зачем она вообще согласилась включиться в джамтанскую псевдореальность Старой Земли? Ведь ей всего лишь хочется поговорить с папой. Только расстроенными чувствами такую глупость объяснить и можно…

Резкий свист прорезал воздух, и обстановка внезапно снова стала нормальной: затренькал на "балалайке" мужичок, засновали "половые", застучали столовые приборы. Из группы в углу ей замахал рукой знакомый мужчина: лицо прорезано резкими морщинами, черные волосы светятся густой сединой, но взгляд озорной — такой же озорной, как и у сидящего рядом (он-то откуда взялся?) Лики. Сколько лет сейчас местной версии Олега Кислицына — пятьдесят семь, пятьдесят восемь? Немногим старше Лики и ее самой, но видно, что в душе ему все те же пятнадцать, и буйная энергия хлещет через край. Рядом с ним — женщина… Оксана Шарлот? Да, послушно подсказала ассоциативная память. Если время в здешней псевдореальности по-прежнему идет синхронно с текирским, ей сейчас сорок с небольшим, но на вид больше тридцати не дать. Остальных Карина не знала.

Она неуверенно приблизилась, вглядываясь в лица, но лишь через несколько секунд разглядела отца, и то лишь благодаря на мгновение мигнувшему маяку. Джао скромно сидел в самом углу и молчаливо улыбался. Он носил ту же самую маску, что и на Текире, хотя в здешних краях высокие скулы и узкие глаза явно выдавали в нем иностранца. Вероятно, намеренно: его одежда, чем-то похожая на ту, что использовалась на Могерате, резко отличалась от надетой на окружающих.

— Здравствуй, Карина, — автопереводчик замешкался, ожидая полного контекста, и нотки рокочущего русского языка в речи Олега резанули уши. — Робин предупредил, что ты появилась. А у нас здесь как раз небольшая встреча — сидим и замышляем очередной заговор против самодержавия. Весь московский первый стратум здесь собрался. На прочую обстановку не обращай внимания, здесь только третья страта и декорации под полным контролем Робина. Ребята, познакомьтесь, — он широким жестом указал на гостью, — Карина. Она Демиург.

— Да какой она Демиург! — ухмыльнулся Лика, ковыряя в зубах зубочисткой. — Плакса и зануда. Верьте мне, я свою сестричку лучше знаю.

— Оксана, ты рядом сидишь. Стукни его чем-нибудь тяжелым по голове, а то мне не дотянуться, — попросила Карина. Женщина рядом с Олегом дружески улыбнулась ей и несильно стукнула Лику костяшками кулака по темечку. Тот преувеличенно-громко ойкнул и изобразил обиженную гримасу. — А-а… здравствуйте, господа, — она вежливо поклонилась остальным мужчинам, с интересом ее рассматривающим. — Прошу прощения за внешний вид, я хотела всего лишь встретиться с отцом и не догадалась одеться для общества.

— Ничего страшного, пани Карина, в компании господина Кислицына и, в особенности, вашего брата мы и не такого навидались, — пробурчал невысокий полный мужчина в клетчатом пиджаке, чьей речи переводчик придал странный акцент. Подсунутое каналом определение "польский" Карине ничего не говорило. — Освободить вам местечко?

— Нет-нет, господин Крупецкий, — чтобы успеть считать имя говорящего, не делая неудобных пауз, Карине пришлось на мгновение повысить несущую частоту своей психоматрицы, замедлив окружающий мир. Положительно, она не готова к таким встречам. Нужно исчезнуть, пока она не начала доставлять неудобство окружающим. — Спасибо, но в другой раз, я уже ухожу. Пап?

Она вопросительно взглянула на Джао. Тот утвердительно качнул головой, и Карина, поклонившись веселой компании и ухватившись за тонкую ниточку приглашения, сместилась в небольшую уютную комнату, заставленную мебелью: диван, несколько кресел, ковер на полу, тяжелые гардины, задергивающие комнату, и тусклые нити электрических ламп в рожках люстры.

— Привет, Кара, — сказал Джао, крепко обнимая ее. Карина прижалась к нему и обхватила руками, как в детстве, спрятав лицо на груди. — У-у, как плохо! Ты опять все-все испортила? Ну-ка, признавайся, опять мою любимую голубую чашку разбила?

— Вредина ты, пап, — глухо сказала Карина. Несколько секунд она продолжала обнимать его, потом с сожалением отлепилась. — Просто сбежала на пару часов из Университета. Имею я право на отгул хотя бы раз в полгода? Хотя бы тамошнего?

— Даже раз в сезон имеешь, — согласился Демиург, почти силой усаживая ее в кресло и устраиваясь на диване рядом, поджав ногу. — Но поскольку ты уже взрослая и самостоятельная девочка, то забежать к старику-отцу поболтать просто так считаешь ниже своего достоинства. Ты являешься лишь за моральной поддержкой. Зная твою нелюбовь к трансграничным перемещениям, могу предположить, что либо опять все сломалось, и на твоей совести несчетные человеческие жертвы, либо ты еще лишь собираешься с духом сделать катастрофический шаг. Что случилось? Опять Камилл нахулиганил, и ты не знаешь, как ему правильно выговор сделать?

— Ох, что мне Камилл… — вздохнула Карина, ерзая в кресле, чтобы устроиться поудобнее. — Пап, мы решились рассказать всей Палле об Игре.

— Поздравляю. Я же говорил, что пора. Координатор снял возражения?

— Он все еще колеблется. Говорит, что по совокупности факторов не может предсказать реакцию общества и долгосрочные последствия. Зато Камилл с Майей горят энтузиазмом и нетерпеливо ожидают новых возможностей для политической игры.

— Предсказывать реакцию общества — вообще занятие неблагодарное, — Демиург пожал плечами. — Слишком много переменных факторов, слишком велико влияние хаотических процессов. Я лично всегда предпочитал не предсказывать, а направлять и формировать. Но, насколько я помню последний визит, паладары на Палле пользуются большим авторитетом. Боишься его утратить?

— Ох, пап… — Карина грустно усмехнулась. — Мне на авторитет наплевать. Мы запустили Университет, так что можем с чистой совестью вообще убраться восвояси. Программа-минимум выполнена.

— Тогда что?

— Я боюсь, что мы играем с огнем. Мы все еще не видим полную картину. Правительства паллийских государств пока не успели развернуть полномасштабные программы обследования, но уже ясно одно: энергоплазма в человеческих телах проявляет повышенную активность в момент не только физических травм, но и просто повышенного эмоционального напряжения. А то, что мы объявим, очень сильно повысит общий эмоциональный фон. После той пресс-конференции, где мы объявили о грядущем взрыве звезды, по всему миру зафиксировали множественные проявления способностей эйлахо, в основном искрение. И внезапные смерти, сопровождающиеся кипением энергоплазмы — их количество выросло в несколько раз. Что случится после нынешнего объявления, мне даже страшно подумать. Получается, что мы убиваем людей…

— Кара! — Джао погрозил ей пальцем. — Я с самого детства тебе одно и то же талдычу: не пытайся взваливать весь мир на свои плечи. Не ты создала Паллу, не ты вела там Игру. Не ты привела туда Глаз Бури. Твоя задача — спасти не отдельных людей, а культуры Паллы…

— Я знаю, пап! — Карина откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Тяжелая свинцовая усталость пронизывала все тело… не существовавшее уже несколько десятилетий, всю ее сущность. Хотелось спать — и, вероятно, следовало поддаться позыву и уснуть хотя бы на несколько планетарных часов. Иначе опять может случиться информационная перегрузка, и тогда система поддержки психоматрицы принудительно отправит ее в темный сон в самый неподходящий момент. Вот прямо здесь, в несуществующем кресле несуществующего мира, взять и уснуть. Папа поймет, даже и пледом укроет, чтобы не замерзла… — Я знаю. Но я не могу не видеть живых людей, являющихся носителями этих культур.

Она потерла глаза.

— Я их не так часто встречаю, людей. У меня все время уходит на какие-то бесконечные совещания. Наблюдательный совет разросся до восемнадцати человек, и все постоянно чем-то недовольны — вот наконец-то закончили согласовывать программу курса всемирной истории, например. Представь, больше двадцати декад обсуждали мелочи типа как назвать результаты переговоров в Тиммане полтора века назад — выплатой Кайтаром репараций, как Ставрия настаивает, или его участием в восстановлении разрушенной войной экономики Росуги, как считает сам Кайтар! Цу уже ругается в голос, скоро кусаться начнет, а толку-то? Они просто от своих министерств образования запросы транслируют. А ведь мы еще даже с Фисты наблюдателей толком набирать не начали. Согласование учебных программ, особенно по новым дисциплинам типа экзобиологии, постоянные разговоры с политиками всех стран — им не дела обсуждать хочется, а на меня поглазеть, общение с аналитиками Стораса — они страшно умные и сообразительные ребята, но занудливее даже тебя, и я еще и нейрофизиологию и нейрохирургию местных биоформ пытаюсь осваивать… В Сураграше командовать и то легче. Я уже половину времени несущую вдвое разгоняю, чтобы успевать, почти всю административку и финансы на Стораса спихнула… Ох, я опять начала жаловаться. Прости, пап. Марика я уже достала окончательно, он к Харламу начал сбегать, физику континуума, говорит, изучает, теперь вот тебя достаю.

— Ну, на что же еще нужны родители, если не для того, чтобы их огорчать? — Джао тихо засмеялся. — И куда делась маленькая тощая девочка, целыми днями сидевшая над учебниками? Да, Кара, ты выросла. По меркам Старших ты все еще младенец, но подавляющее их большинство по сравнению с тобой — просто инфантильные подростки. Кстати, у нас на Текире сейчас какой год? Восемьсот семьдесят девятый? — Демиург на мгновение задумался. — Точно, четырнадцатый период кончается. Тебе же полтора периода назад пятьдесят текирских лет исполнилось. Круглая дата, юбилей, а я даже не поздравил.

— Было бы с чем поздравлять… — Карина сжалась, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. — Знаешь, папа, на меня все смотрят, как на… на… на какую-то спасительницу мира. Что в Сураграше в свое время, что сейчас на Палле. Словно я богиня, способная мир одним движением пальца изменить. А я не богиня. На публике я такую вот роль разыгрываю — уверенная в себе, уравновешенная и загадочная инопланетянка. Но внутри я знаю, что я все та же маленькая насмерть перепуганная девочка, в сорок третьем вытащенная тобой из камеры пыток в Институте Человека. Я ни капли не выросла и не изменилась. Все время боюсь, что что-то не так сделаю, что из-за меня опять люди погибнут… опять…

Она уткнулась лбом в колени. Джао резко поднялся с дивана, подошел к ней и втиснулся в то же кресло, рядышком. Карина, как в детстве, прижалась к его боку, глядя на него снизу вверх, и Демиург осторожно обнял ее одной рукой. Пальцами другой он легонько щелкнул ее по носу.

— Пожалуй, тридцать пять лет назад я все-таки переборщил с вбиванием тебе в голову чувства ответственности, — задумчиво сказал он. — Ты все же пытаешься тащить на себе целый мир, как бы я тебя ни отговаривал. Не надо, Каричка. Снова напоминаю: не ты ответственна за ситуацию на Палле. И они далеко не дети, сами способны о себе позаботиться.

— Они хуже, чем дети! — обиженным тоном заявила Карина. — Дети, по крайней мере, не умеют так зубы заговаривать. И взрослых слушаются.

— Ты, что ли, у нас взрослая? — тихо засмеялся Джао. — Кто мне только что рассказывал, что внутри маленькая испуганная девочка? Ох, Кара! Ты сейчас страшно напоминаешь малявку, жалующуюся родителям, что другие малявки в песочнице совочек с ведерком не отдают. Самой-то не стыдно?

— Я бесстыжая, — улыбнулась в ответ Карина, чувствуя, как на сердце становится легче. — По крайней мере, некоторые попы в Кайтаре и Ставрии именно так заявляют. Официально разрешенный нудизм в Хёнконе для них что нож острый. Вот, кстати, самая большая проблема, пап. Может, подскажешь, что с ними делать?

— С попами? — удивленно переспросил Демиург.

— Ага. Нет, я не про тех, кому нудизм не нравится. Я про Церковь Рассвета в целом. Ты слышал, что они в Кайтаре все-таки договорились папу выбрать? Что-то типа самого главного епископа…

— Я в курсе, координатор новости рассылает всем интересующимся. И?

— Пап, если мы открыто объявляем, что Паллу создали искусственно, что вся ее история развивалась в рамках Игры, что человека сотворил не Ваххарон, а бездушная фантомная машинерия, запущенная Лотто, между прочим, не без твоего участия…

Она шутливо ткнула Джао в бок.

— …А использовался в качестве образца геном с другой, далекой и давным-давно мертвой планеты… Пап, боюсь, Церковь Рассвета превратится в наших самых страшных врагов. Одно дело — когдаявились какие-то Чужие, непонятные, но, по крайней мере, не противоречащие своим существованием святым писаниям, и совсем другое — когда оказывается, что они по жизни поклонялись выдумкам, созданным исключительно ради развлечения одного такого Чужого. Они полностью теряют почву под ногами, им придется сопротивляться просто из-за инстинкта самосохранения. А ведь у них в Кайтаре немалый моральный авторитет. Со Ставрией легче, там церковь подмята государством и фактически является одним из госдепартаментов, но на Типпе у нас прогнозируются огромные сложности. Вплоть до того, что нас объявят самозванцами и лжецами, вышвырнут с континента и прекратят всякое сотрудничество.

— Балда! — веско сказал Джао. — Кара, ты у меня с младых ногтей умница и красавица, но иногда твоя узость мышления просто поражает. Ты привыкла к рациональному взгляду на мир. Ты считаешь, что если какие-то факты не укладываются в рамки известных теорий, то нужно либо перепроверять факты, либо переделывать теории. Но в подавляющем большинстве люди вовсе не такие. Ты привыкла вращаться среди себе подобных и не осознаешь, по крайней мере, эмоционально, что многим людям попросту наплевать на логику. Начиная с религий Старой Земли все вероучения просто нашпигованы вопиющими противоречиями в том числе с фактами реальной жизни. И что? Разве количество верующих из-за этого когда-то уменьшалось? Старый-старый принцип "верую, ибо абсурдно" никогда не утрачивал актуальности.

— Но…

— Никаких "но". Слушай, что тебе говорит старый мудрый папаша. Ты и по собственному опыту могла бы осознать, что людям все равно, во что верить, лишь бы вера обещала что-то полезное и приятное. Мало тебя саму обожествляли сначала в Сураграше, а теперь и на Палле? Религия Рассвета попросту перестроится. Старые писания превратятся в Ветхий Завет, паладарские сказки — в Новый, вот и все. Что они станут друг другу противоречить почти полностью, верующим наплевать. Я не сосредотачивался на текущем паллийском культурном контексте, но замеченного краем глаза в мой последний визит хватило, чтобы понять: процесс в данном направлении уже идет, поскольку все предпосылки сложились задолго до вашего появления на Палле. Вы лишь ускорите его, не более. Да, оппозиция вам в церкви Рассвета неизбежно возникнет, но ее сметут изнутри — молодые и амбициозные клирики не упустят возможности занять командные позиции, отправив в отставку закоснелых стариков. Вот и все дела. Не терзай себя попусту, Кара, просто сосредоточься на том, что нужно сделать здесь и сейчас. Проблемы надо решать по мере их поступления.

— Как у тебя все просто… — вздохнула Карина.

— У меня все сложно. Я, между прочим, один из наиболее опытных Корректоров, так что проблемы с радикальной перестройкой общества знаю не понаслышке. Но я знаю также, что предсказывать будущее бессмысленно. Даже мы можем лишь в общих чертах прогнозировать его, рискуя радикально ошибиться. Через пару-тройку тысяч планетарных лет, после нескольких собственных успешных коррекций и десятка проваленных, мы к данной теме еще вернемся. А сейчас давай о чем-нибудь более приятном поговорим.

— После каких успешных коррекций? — удивилась Карина. — Пап, ты о чем?.. Так, стоп. Ну-ка, признавайся, что ты опять задумал? Не делай мудрое лицо, я тебя знаю! Ты ведь с самого начала меня в Корректоры готовил, да?

— Старею… — Джао возвел глаза к потолку. — Проговариваться начал. Да, Каричка. Ты у меня умница и красавица, а потому врать тебе бессмысленно. С самого начала я не только воспитывал новое поколение Демиургов, но и готовил себе смену. Тебя в первую очередь, но и остальных — тоже.

— Но зачем?

— Затем, что если уж наша глупая бессмысленная раса начала творить жизнь и разум, пусть даже ради развлечения, нужно позаботиться, чтобы зажигаемые искры не гасли во тьме. Специфичные социальные конструкции Большой Игры не способствуют нормальному развитию общества, а значит, кто-то должен аккуратно вычищать их по завершении развлекухи. А кроме меня, активных Корректоров почти не осталось.

— Значит, сперва Сураграш, а теперь Палла…

— Да. Учебные классы. Дипломные работы. Практические занятия по теме, если хочешь. И это лишь начало: у меня есть несколько заявок на коррекцию с игровых площадок, специально отложенные в долгий ящик. Проведем их на пару с тобой, когда немного наберешься опыта. Они с Большой Вселенной живут на сильно расходящихся векторах, так что времени у нас масса, торопиться некуда. Закончишь с Паллой — займемся вплотную. Эй, только не бей старика-отца по голове, она у меня слабое место!

— Ну, папочка! — Карина снова легко ударила его кулаком в живот. — Тоже мне, трудовую династию изобрел! Хоть бы меня спросил, хочу ли я за тобой должность наследовать.

— А куда ты денешься? — Демиург меланхолично пожал плечами. — Подрастешь немного, выйдешь из ясельного возраста — сама поймешь, что другой дороги нет. Я же Корректор, все точки принуждения давным-давно расставил должным образом, да и психику тебе калечил с младых ногтей. Ты теперь такой же моральный урод, как и я. Чтобы вырваться из моих коварных тенет, тебе придется самой хотя бы азы ремесла освоить. А там если коготок увяз, уже и сама вырываться не захочешь. Но, как я уже сказал, раньше, чем через пару тысяч планетарных лет такие разговоры вести бессмысленно.

— Признайся, Лотто Креода на Палле с тебя писал? — поинтересовалась Карина. — Такой же злобный и коварный…

— Нет, у него других моделей хватало, — Демиург усмехнулся и погладил ее по голове. — Ну что, повеселела немного? Пойдем к компании, у них там самое веселье. Узнаешь, как песни под гитару хором поют.

— Тоже мне, великое дело! — фыркнула Карина. — В Университете ставрийские студенты регулярно в компании песни распевают. Иногда такие, что даже у меня уши вянут.

— Подслушиваешь?

— Еще чего! Микродроны-спутники записывают себе для анализа, а по поводу непонятных мест координатора спрашивают. А он особенно интересные образцы обезличивает и мне пересылает, чтобы знала, чем молодежь живет. Кстати, я что-то Семена не заметила?..

— Он с Малии практически не вылезает с тех пор, как наших сиамских близнецов рассоединили. Кислицына — оригинал и реплику, я имею в виду. Псевдо-Земля джамтан Семену мало интересна, он родину увлеченно перестраивает. Ох, чувствую, устроит он там веселую жизнь…

— Его ты тоже в Корректоры готовишь?

— Он уже почти готов. Я за ним практически не присматриваю, лишь в самых сложных случаях подключаюсь. Мальчик чрезвычайно способный, я им горжусь не меньше, чем тобой. Все-таки есть у меня талант замечать в толпе выдающихся людей!

— Сам себя не похвалишь — никто не похвалит? — звонко засмеялась Карина, чувствуя, что тяжелый серый камень окончательно сваливается с души. Она выбралась из кресла и сладко потянулась.

— Разумеется, — Демиург поднялся вслед за ней. — Я же опытный старикашка, жизнью ученный, вот и не упускаю момента себе польстить. Ну что, заглянешь к нам в компанию на пару часов? Я там свою проекцию оставил, так что вроде бы как и не уходил, а тебя с радостью примут.

— Давай. Стоп…

На краю сознания прозвучал сигнал: пришло важное сообщение.

— Координатор что-то прислал, — пояснила она Джао, открывая сообщение. — Видимо, что-то важное, раз даже через границу отправил. Сейчас… кссо!

— Судя по выражению твоей мордочки, стоило тебе отлучиться на пять минут, и на Палле опять небо упало на землю, — заметил Джао, разглядывая ее с улыбкой.

— Типа того. Я перебросила тебе, читай.

— Твоя любимая и ненаглядная Фуоко Деллавита… — тот возвел очи к небу. — Девочка, я вижу, полностью оправдывает свое имя. Только отвернись, целый пожар запалит.

— Я сейчас вернусь назад и врежу Мати как следует! — сквозь зубы проговорила Карина. — Я же его специально послала охранять детей! А он?..

— Не горячись. Запись встречи ты, конечно, не просмотрела и пышешь эмоциями на основании краткого резюме. Кара!.. — неожиданно Демиург поднял руку и отвесил ей звонкий щелбан — в точности на пределе дозволенного входящим тактильным фильтром. Карина ойкнула и машинально схватилась за лоб, недоуменно глядя на приемного отца. — Отучайся дергаться, как ошпаренная. Не маленькая уже. На месте Мати я бы тоже пожал плечами и отошел в сторону. Ты, конечно, можешь броситься назад на четырех ногах и навешать плюх участникам событий, еще не отойдя толком от трансграничного шока, но лучше никому не станет. На твоем месте я бы не стал.

— Почему? — почти враждебно осведомилась Карина.

— Потому что сейчас я испытываю истинное удовольствие при виде твоих эмоций! — Демиург громко рассмеялся, глядя на ее обиженную физиономию. — Эдакая маленькая месть за те же самые чувства, что я испытывал, наблюдая за твоими приключениями в юности. Думаешь, легко было наблюдать, съежившись от страха, как тебя то и дело похищали? Кара, — он посерьезнел, — я ведь уже говорил: проблема в том, что ты никогда не имела собственных детей, а материнские инстинкты, тем не менее, в тебе бурлят и кипят. Отсюда и шефство над детским домом в Масарии, и набитый молодежью Университет как средство спасения мира, и чувства к этой юной парочке. Осознай, пожалуйста: Фуоко и Кирис не твои дети, да и вообще не дети. Через половину стандартного планетарного года они станут совершеннолетними по твоим родным текирским стандартам. Цу, если помнишь, в таком возрасте от родителей ушла навстречу самостоятельной жизни. Да и по паллийским меркам они далеко не такие несмышленыши, как ты их себе представляешь. У них собственная жизнь, на время сблизившаяся с твоей. Но держать их под своим крылом до бесконечности ты не можешь. Рано или поздно ваши пути разойдутся, и они все равно начнут принимать собственные решения. Твоя задача — помочь им научиться думать и жить самостоятельно, а вовсе не бить по рукам за инициативу. Выходка с импровизированным экспериментом, конечно, дурная, но результат, как видишь, того стоил.

— Результат?

— Запись просмотри полностью, в особенности комментарий координатора. И очень советую — ознакомься хотя бы кратко с культурным контекстом игровой площадки Брагата. Есть у меня предчувствие, что рано или поздно вы с ним столкнетесь вплотную.

— И почему ты всегда прав, пап? — Карина заставила свое виртуальное тело расслабиться мускул за мускулом. Только что бурлящее внутри легкими пузырьками чувство радости ушло, однако и тяжелая свинцовая усталость не вернулась. Так, все. Похоже, ей действительно нужно сбросить накопившееся за долгие декады эмоциональное напряжение. Уже через несколько часов ей придется отвечать на звонки со всего мира, и она не может себе позволить, чтобы усталость влияла на адекватность ее мышления.

— Потому что я стар и мудр! — Демиург назидательно поднял палец. — А еще потому, что ты привыкла верить мне на слово и критически мои нотации не оцениваешь.

Карина хихикнула.

— Старикашечка ты мой! — она приблизилась к Джао и чмокнула его в щеку. — Извини, папочка, но развлечения в компании для меня отменяются.

— Что собираешься делать?

— Нужно прийти в себя. Вздремнуть для начала. Кажется, я на грани информационного перегруза балансирую, думать четко не могу, да и эмоции не контролирую. Сейчас вернусь на Паллу и уйду в рекреационный сон на пару планетарных часов. Заодно и от двойного трансграничного шока избавлюсь. Ну, а потом бедлам начнется сначала, так что перейду в режим реагирования амебы: откуда иголкой ткнут, туда и дернусь.

— Ты там полегче, — Демиург потрепал ее по волосам. — Постарайся, чтобы хоть кто-то после твоих рывков выжил.

— Обязательно. Пока, пап!

Карина отступила назад, бросила на отца последний взгляд и отключилась. Сенсорный массив, отрезанный от полуреальности Джамтерры, автоматически переключился на трансляцию вида с того места, где находился носитель ее психоматрицы: двенадцать минут от светила, в сорока градусах над плоскостью эклиптики. Пару минут Карина задумчиво смотрела на впечатляющую светящуюся туманность и россыпи звезд на ее фоне, потом сосредоточилась и отдала команду обратного перехода.

Спать-спать-спать, успела она подумать перед несколькими секундами небытия во время трансграничной трансляции. А когда проснусь, внимательно просмотрю запись и все-таки скажу Мати пару ласковых. Просто для того, чтобы не расслаблялся.

Тот же день. Шансима, Ценгань

Пролетавшие за стеклами микроавтобуса городские улицы внимания Фуоко не привлекали. Тяжелая усталость, охватившая ее после эксперимента с Мэем, не проходила, и даже обратное преобразование Саматты в Сируко не высекло у нее ни искорки любопытства. Дрон и дрон, трансформация и трансформация. Мало она их видела, можно подумать! Кирис помалкивал, погруженный в свои мысли, и Фуоко вяло смотрела на проносящиеся мимо фонари и блескучие вывески магазинов. Попутно она рассеянно боролась с ночным миром в незрячем глазу, упорнее обычного стремящимся вытеснить реальность. Думать не хотелось. Не утрать она способность спать, сейчас бы самое время вернуться в консульство, найти там комнату со свободной койкой и завалиться часиков на десять. Пусть даже после ужина — в конце концов, от лишних двухсот граммов на заднице никто не умирал, а сбросить их не проблема. Но беда в том, что заснуть она не сможет, и придется в очередной раз изобретать, чем занять мертвое время, когда все, даже Кир, дрыхнут без задних ног. Впрочем, зачем изобретать? Терминал в консульстве наверняка найдется, так что она подключится к своему рабочему пространству и почитает учебник по физиологии человека, который мучает с весны.

Вот мелькнул знакомый конный памятник, мимо которого они с Варой проходили в прошлый раз на достопамятной прогулке. Пару минут спустя микроавтобус свернул в тихую боковую улочку и въехал в небольшой парк, окружающий консульство. Когда он остановился, Фуоко решительно сжала в кулаке отцовскую брошку (нужно посмотреть, что там с заколкой, а то и в самом деле посеет в следующий раз) и выбралась из машины. Все, хватит хандрить. Невидимые щупальца Мэя взбаламутили ее, перетрясли внутренности, но неприятные ощущения уже рассеялись. Пора приводить себя в норму, пока перепуганная Дзии не заперла ее в медицинской капсуле.

Сируко выбралась наружу вслед за Фуоко с Кирисом и аккуратно одернула сбившееся красное ципао.

— Прошу пройти за мной в консульство, — бесстрастно-вежливым тоном произнесла она. — Вас ожидают.

— Кто? — буркнул Кирис.

— Глубокое медицинское обследование. Следуйте за мной.

Фуоко встревоженно переглянулась с другом. Похоже, Дзии все-таки не позволит отделаться быстрым осмотром. Час, не меньше, станет мурыжить. Впрочем, ничего страшного. В конце концов, эксперимент с Мэем удался, так что почему бы и не обследоваться? А книжку почитать и внутри капсулы можно.

Вслед за Сируко они прошли по тускло освещенной аллее мимо фонарей, уютно просвечивающих сквозь густую листву, а затем по почти безлюдному холлу консульства, где у входа сидели два вооруженных человека-охранника. Субличность координатора провела их по коридорам первого этажа, устланным густыми мягкими коврами, и остановилась у одной из дверей.

— Дэйя Майя управляет двумя дронами одновременно, — сказала Сируко. — Не удивляйтесь, она на такое способна. Всего хорошего.

И она зашагала по коридору в обратную сторону.

Майя! Пока Фуоко справлялась с волной противоречивых чувств, вызванных воспоминаниях о прошлом эксперименте с участием похотливой паладарши, более смахивающем на тщательное всестороннее изнасилование, дверь открылась, и в коридор выскочили две смазливые золотоволосые девицы-близняшки в коротких платьицах.

— Привет-привет! — пропели они в унисон, настолько синхронно, что у Фуоко по спине пробежали мурашки. — А мы вас ждали! Входите, гости дорогие, пора приступать к вивисекции!

Прежде, чем Фуоко успела опомниться, ее вместе с Кирисом почти силой впихнули в комнату, и дверь захлопнулась позади них.

Комната не отличалась богатством обстановки. Скорее, она носила на себе характерные черты аскетичного паладарского стиля: ковровое покрытие пола, несколько матовых светящихся шаров под потолком, пара платяных шкафов и столько же кресел у стены — и две широких кровати, занимающих почти все оставшееся свободное место. Плюс почему-то две двери в коридор в разных углах комнаты. В креслах сидели двое: Марта Брыль и Михаил Збышек. На их лицах держалось все то же странное выражение, что и давеча на яхте: напряжение, смешанное со смущением и непонятным вызовом. Марта подобрала под себя ноги и обхватила себя руками, словно защищаясь от сильного холода. Оборонительная поза, вспомнился Фуоко термин из пособия по популярной психологии, прочитанного в Барне в одну из долгих бессонных ночей. Но ведь Сируко упомянула про медицинское обследование — какое отношение студенты, пусть даже факультета экзобиологии, имеют к Дзии? И почему их вообще привели не в медпункт, а в какую-то явно жилую комнату?

Додумать ей не дали.

— Все участники в сборе, — деловито проговорила одна из златовласых близняшек. — Можно приступать. Итак, дорогие мои Кир и Фучи, я Майя, на случай, если Сируко вас не проинформировала, а вы забыли зимние приключения. Обе куклы находятся под контролем моих полунезависимых частей сознания, так что можно сказать, что здесь две меня. Да вы присаживайтесь, котятки, все равно стоя ничего не получится.

Девицы ухватили Фуоко и Кириса за плечи и увлекли к кроватям, усадив на них. Фуоко заметила, что у одной из них паладарская трехточечная татуировка находится на левой щеке, а у другой — на правой.

— Итак, цель сегодняшнего эксперимента — отследить изменения в интеграции ваших организмов с энергоплазмой, произошедшие за последние два с небольшим сезона. Отличия от предыдущего раза, — обе Майи подошли к креслам и склонились — одна над Мартой, другая над Михаилом. Марта ощутимо съежилась, словно пытаясь провалиться в недра кресла, — в наличии добровольцев-ассистентов. Тата, Мишенька, подъем.

Студенты, переглянувшись, выбрались из кресел и скованно выпрямились. Фуоко смотрела на них со все возрастающим недоумением. Что еще за ассистенты? Зимние приключения, эксперименты, добровольцы…

Внезапная догадка пронзила ее, и она с ужасом глянула на Кириса. Тот сидел, нахмурившись, и переводил взгляд между куклами Майи. Неужели распутная паладарша решила?..

— Фучи, Кир, — обе Майи положили руки на плечи студентам. — Ваша связь друг с другом нами изучена очень хорошо. Однако полученных сведений слишком мало, чтобы полностью понять природу взаимодействия энергоплазмы с вашей нервной системой. А потому необходимо, чтобы вы занялись контролируемым сексом с другими людьми, к каковому увлекательному занятию мы и приступаем немедленно.

— Чё? — недоуменно спросил Кирис. — К чему?..

Окончание фразы Фуоко не услышала, потому что из пола к потолку внезапно скользнула перегородка, отсекая половину комнаты, где остались Кирис с Мартой и одной из близняшек. На стороне Фуоко остались Майя номер два и Михаил Збышек, неловко переминающийся с ноги на ногу. Паладарша подняла руку к своему плечу, и платье соскользнуло на пол, оставив ее нагой.

— Дэйя Майя, погодите! — в тихой панике сказала девушка, отползая назад по кровати. — Как — сексом? Почему? С кем? С… с Михаилом? Я не хочу, я с Киром…

— Тсс! — Майя шаловливо улыбнулась и приложила палец к губам. — Фучи, когда вы занимаетесь любовью с Киром, ваши ощущения передаются друг другу и взаимно усиливаются. Получается замкнутый резонирующий контур. Вычленить, что ощущает каждый из вас по-отдельности, в такой ситуации практически невозможно даже при помощи вживленных электродов, что, в свою очередь, не позволяет толком связать ваши нервные импульсы с импульсами в каналах гиперсвязи. Так что нам очень нужно, чтобы те же самые импульсы возникали независимо. Но теоретическое обоснование я позже пришлю, а пока…

Она щелкнула пальцами в воздухе, и из ее плеч выросли странные развесистые конструкции, напоминающие скелеты крыльев. Длинные острые спицы, свисающие с огромных пологих дуг, выглядели угрожающе. Прежде чем Фуоко успела пошевелиться, псевдо-крылья метнулись вперед и, проколов игольными окончаниями ее шикарное ципао, коснулись тела — кожи и контактных площадок электродов на животе, груди и спине. Тело девушки выгнулось дугой, ноги подкосились, и девушка упала на постель. Сердце заколотилось, дыхание участилось, а сознание затуманило страшное, непереносимое возбуждение. Следовало отказаться, сопротивляться, послать Майю с ее экспериментами в дальнее путешествие — и Кир, что скажет Кир?.. Но она не могла. Просто не могла. Тонкие иголочки продолжали покалывать ее тело, и возбуждение нарастало все сильнее. Фуоко тихо застонала, и прежде чем сдаться на милость захлестывающего потока чувств, еще успела расслышать фразу Майи:

— Так, Мишенька, иди сюда. Расслабься и не бойся. Добрая девочка Майечка знает, как сделать нам всем хорошо.

…течение времени она не осознавала. Как и в прошлый раз, сознание постоянно соскальзывало в пропасть наслаждения и теряло связь с реальностью. Ночной мир в незрячем глазу уже не танцевал геометрический вальс, а бурлил чудовищными валами и полотнищами разноцветного пламени и взрывался атомными бомбами в такт с ее кульминациями. Иногда в хаотичной мешанине света мелькали отчетливые картины, которые девушка не успевала ни запомнить, ни даже толком рассмотреть, потому что разум отказывал снова и снова. В ушах ревели далекие невидимые хоралы, и среди них отчетливо выделялась сильная чистая нота Кириса. Она знала, что он рядом, разделяя ее наслаждение, а потому с еще большей страстью отдавалась всепоглощающему удовольствию.

Когда все кончилось, она медленно, словно выныривая из долгого вязкого сна, осознала, что лежит, нагая, на животе, и ее щека покоится на мужской груди, и чья-то ладонь медленно ведет по ее ягодице.

— Кир… — прошептала она. — Как хорошо…

— Правда? — в мужском голосе прозвучали неуверенные и одновременно горделивые нотки, слегка смазанные ставрийским акцентом. — Ты тоже классная…

И лишь сейчас до Фуоко дошло, что рядом с ней — вовсе не Кирис. Она оттолкнулась от мужчины и резко, насколько позволяли измотанные мускулы, села на кровати, дико оглядываясь.

Майи поблизости не наблюдалось. Зато нагой Михаил Збышек лежал на кровати, его рука все еще висела в воздухе, соскользнув с ее тела. Перегородка между комнатами неторопливо уехала в пол, открыв Марту Брыль на второй кровати, поджавшую ноги, завернувшуюся в простыню и уставившуюся в пол. Кирис сидел рядом, тоже прикрывшись простыней, и на его лице держалось растерянное и смущенное выражение. Он смотрел на Михаила, и на его лице гуляли нехорошие желваки, словно он раздумывал, не стоит ли дать волю кулакам. Парсы развалились на полу между кроватями и всем своим видом изображали невероятную скуку. На глазах Фуоко Зорра широко зевнула и спрятала нос под среднюю мышку.

— Сцена номер три: те же, следующее утро, — прокомментировал тихий девчоночий голос. — Ребята, вы как, оклемались? Дзии утверждает, что параметры ваших организмов в пределах нормы, но по внешнему виду не скажешь.

Карина Мураций в образе Рисы, такая же голая, как и остальные, уселась в одно из кресел, и на ее лице блуждала легкая улыбка: сочувствие, ободрение, легкая ирония и некоторая тревога. На лице мелкой девчонки такие эмоции выглядели так же естественно, как и седло на кошке. Михаил резко, одним движением сел на кровати (на животе взбугрились кубики пресса) и уставился на нее.

— Э-э… Майя? — спросил он неуверенно.

— Я Карина Мураций, — слегка поклонилась девчонка. — Но в таком виде предпочитаю откликаться на имя "Риса". Долгая история — спроси у Кира с Фучи, они расскажут, откуда пошло. Только, Михаил и Марта, прошу не рассказывать другим об этой маске, я предпочитаю использовать ее в крайне узком кругу и не афишировать на публике. Потому, кстати, и паладарский опознавательный знак на щеке не ношу. И все-таки, как вы? Марта? Не слишком сильные ощущения для первого раза?

Для первого раза? Фуоко быстро глянула на… соперницу?.. соучастницу?.. товарища по несчастью?.. и увидела, как та быстро покачала головой, стремительно краснея. Неужели такая фигуристая баба до сего дня ни разу?.. Вот так дела!

— Наверное, здесь моя вина, — вздохнула Риса. — Майя пообещала, что эксперимент пройдет в тех же рамках, что и раньше, и я почему-то решила, что она ограничится… прежним составом участников. Мне и в голову не пришло, что она привлечет кого-то еще, иначе я бы точно запретила опыт. Но что случилось, то случилось. Проблема, видимо, не в физиологии, а в чисто эмоциональной плоскости. Ребята, я вижу, что вы не в себе из-за внезапного осложнения отношений. Мне тяжело понять вас, по крайней мере, эмоционально: в моей родной стране сексу начинают обучать лет в четырнадцать-пятнадцать — в тринадцать по вашему счету, но постоянными партнерами раньше двадцати пяти люди обзаводятся крайне редко. Я изучала вашу цивилизацию, да и у нас на планете есть более консервативные страны, но все-таки сердцем ваши эмоции понять не могу. Однако рационально я догадываюсь, что данный опыт является для вас всех сильным шоком, так что приношу свои извинения. Больше подобного без вашего предварительного согласия не повторится, обещаю.

Она обвела всех взглядом. В комнате висело тяжелое молчание.

— Так, понятно, — Риса решительно поднялась. — Сейчас Фучи с Киром мучительно соображают, как смотреть друг другу в глаза после такой злостной измены, а Михаил с Мартой не знают, как себя вести в присутствии постоянных любовников случайных партнеров. А Майя, как всегда, развлеклась и сбежала, бросив все на меня. Ну-ка, чтобы ваши эмоции не засохли в непонятных конфигурациях — держитесь крепче…

Кровать под Фуоко дернулась и поехала в сторону, так что девушка потеряла равновесие и упала на кровать рядом с Михаилом. Вторая кровать двинулась навстречу, и пару секунд спустя они совместились в одну широкую лежанку — сексодром на четверых, мелькнула в голове шальная мысль. Кирис едва успел поднять ноги, чтобы их не зажало. Парсы небрежно, словно только и ждали подобного, запрыгнули на еще движущиеся кровати и улеглись на них, причем с обеих сторон пристроились почему-то к Марте, а не к хозяевам. Риса забралась на объединенную конструкцию и тоже устроилась рядом с Мартой. Чуть подумав, она склонилась вперед, взяла Фуоко с Кирисом за руки и соединила их. Фуоко нерешительно сжала ладонь друга и, почувствовав ответное пожатие, стиснула свою руку так, что Кирис невольно зашипел от боли, хотя и ничего не сказал. Девушка поспешно ослабила хватку, чувствуя, как на сердце становится немного легче. Если даже он и сердится на нее, то не смертельно. Хотя еще большой вопрос, кто на кого должен сердиться! Он ведь тоже с этой… этой…

Фуоко бросила на Марту еще один быстрый взгляд — и придушила начавшее подниматься раздражение в зародыше. Та явно страшно жалела, что оказалась здесь и в такой ситуации.

— Все чувствуют себя неловко, не знают, куда деть глаза и руки и, самое главное, пытаются сообразить, что на них такое нашло и как они вообще могли вести себя подобным отвратительным образом, — Риса тихо хихикнула. — Видели бы вы себя со стороны! Я записываю беседу, если не возражаете, лет через десять посмотрите и сами посмеетесь. — Она посерьезнела. — Ребята, помните, что Майе в пересчете на ваши годы далеко за миллион лет, она знает человеческое тело во всех его модификациях едва ли не лучше, чем Дзии, и в совершенстве владеет техникой сексуального контроля. Ей невозможно противостоять, не с вашим почти нулевым жизненным опытом уж точно. Если хотите кого-то винить, вините ее, она заслужила. Однако…

Она протянула руку и коснулась плеча Марты. Та вздрогнула и еще сильнее съежилась под своей простыней.

— Возможно, случившееся и к лучшему. Тата, не надо так переживать. Я знаю, что в Ставрии внебрачный секс не поощряется, в особенности для женщин, но глупее точки зрения я не знаю. Ни в сексуальном влечении, ни в желании доставить удовольствие себе и партнеру нет ничего постыдного и грязного. Разумеется, во всем следует придерживаться разумных ограничений, но если тебе нравится мужчина, а ты нравишься ему, почему нет? Особенно в вашем возрасте, когда о семье, детях и финансовых проблемах еще и речи нет, а энергии и гормонов в избытке. Кир, Фучи, — ректор повернула голову, — да и вам тоже не стоит замыкаться друг на друге. Вы всего лишь подростки. В силу чисто возрастных особенностей ваша взаимная страсть может потухнуть так же быстро, как и вспыхнула, и даже мощная связь через каналы Арасиномэ не поможет. Я не стану толкать вас в чужие постели, иначе, — она криво усмехнулась, — желтые газеты утопят нас в статьях с описаниями сексуальных экспериментов пришельцев над детьми, но все-таки подумайте о моих словах. Но все, хватит об отношениях. Поговорим о результатах эксперимента, а также еще кое о чем, чрезвычайно важном и касающимся вас всех. Фучи, Кир, я хочу рассказать Мише и Тате о некоторых особенностях ваших организмов, потому что они оказались втянутым в ту же историю. Не возражаете?

Фуоко почувствовала, что в животе собирается тяжелый ком. Втянуты? Неужели их с Киром проклятье перекинулось и на других?

— Я не возражаю, — быстро сказала она, отчасти от нарастающего волнения, отчасти от желания побыстрее сменить тему. С Киром объясняться все равно придется, но потом, наедине. А сейчас было бы просто великолепно узнать, что сволочная Майя втянула их в настолько смущающую историю не просто ради прикола. — Только при условии… ну, чтобы больше никому. Да, Кир?

Кирис молча кивнул.

Михаил уселся на кровати, скрестив ноги и прикрывшись простыней. Фуоко усмехнулась про себя глупости поступка. Мало того, что все сто раз загорали и купались голышом на свободных пляжах, но здесь все со всеми перетрахались. И смысл прикрываться, хоть ему, хоть Марте? Вот душ бы неплохо принять, потому что от всех, мягко говоря, пахнет, ну да фиг с ним, можно пережить.

— Итак, краткое введение в ситуацию… — Риса замолчала. — Миша, Тата, судя по записям в ваших журналах, вы говорите на кваре неплохо, но не идеально и можете что-то упустить. Если нужно, сбоку стенда, на котором мы сидим, сформированы стандартные вкладыши для синхронного перевода. Миша, могу я тебя попросить достать их?

— Мне не надо, — отказался ставриец. — У меня по кваре всегда круглая сотня. Татка, дать наушник? — спросил он, переключившись на камиссу.

Марта молча помотала головой. Михаил нахмурился и несильно ткнул ее указательным пальцем в лоб.

— Татка, кончай кукситься, — недовольно сказал он. — Подумаешь, поимели тебя! Меня тоже поимели, но я же не дергаюсь.

Марта фыркнула и метнула на него высокомерный взгляд. Потом она глубоко вздохнула — и сбросила простыню, гордо выпрямившись и вздернув подбородок.

— Извините, госпожа Мураций, — сказала она. — Я не куксюсь. Просто… не ожидала… что так… что все так… И Майя — она же женщина…

— В данной маске — не госпожа Мураций, а Риса. А Майя — она такая же женщина, как и мужчина, — понимающе улыбнулась ректор. — Тата, у Старших Демиургов, да и у паладаров в целом, нет пола, есть лишь излюбленные или традиционные роли.

— У кого? — сосредоточенно спросила ставрийка. — Что такое "Старший Демиург"?

— Чуть позже объясню. Тата, если чувствуешь себя не в своей тарелке, могу рассказать тебе потом, отдельно, когда в себя придешь.

— Не надо, гос… Риса. Я в порядке.

— Хорошо. Итак, — Риса опять переключилась на кваре, — Фучи и Кир у нас уникумы. Их способности вызывать и прогонять волют, менять законы физики в окружающем мире, устраивать гравитационные аномалии и так далее вы уже видели собственными глазами. Далеко не всё видели, но достаточно, чтобы понять необычность происходящего. Но есть и кое-что сверх того. Их нервные системы связаны каким-то странным способом через гиперпространственные каналы, так что сильные ощущения одного, особенно сексуальные, передаются другому. Сегодняшний эксперимент данное наблюдение подтвердил в очередной раз, а также позволил получить дополнительные сведения, ранее не известные.

— Связаны каналами? Как вчера в холле Арены? — поинтересовался Михаил. — Когда молнии во все стороны метались… летали… э-э, сверкали?

— Не совсем, хотя механизм, вероятно, близкий. Вчерашний инцидент визуально проявил каналы связи между энергоплазменными образованиями в ваших телах, но они никак не связаны с нервными системами. У Фучи и Кира определенные нервные импульсы передаются напрямую между некоторыми отделами спинного и головного мозга, и не урывками, а постоянно. Сегодняшний эксперимент с независимыми партнерами, исключающими взаимный резонанс, имел целью точнее вычленить типы передающихся импульсов.

— И результат? — поинтересовалась Фуоко, чувствуя, как знакомое чувство нетерпения охватывает ее, вытесняя все остальные эмоции. Интересно, как Риса — и остальные — отнесутся к тому, что она сейчас сядет за какой-нибудь терминал, чтобы посмотреть графики и схемы, уже наверняка сгенерированные Дзии?

— Фиаско, — вздохнула Риса. — Не полное, но близкое к тому. Миша, Тата! Майя объяснила, почему в качестве… объектов эксперимента она выбрала именно вас двоих?

— Она картинки показала, — сообщил Михаил. — Вчерашний электрический шторм, пропущенный через преобразования метрики. Там явно каналы между нами прорисовывались. Да?

— Да, одна из причин. Но есть и вторая: особенности заражения энергоплазмой ваших тел. Та самая причина, по которой ваши заявки на участие в тестировании Арены отобрали в первую очередь среди полутора тысяч других. Ребята, у меня есть для всех новость, даже и не знаю, хорошая или плохая. Если коротко, то тела Миши и Таты, равно как и многих участников игр на Арене, демонстрируют те же тенденции к перестройке нервной системы, что и у неких Кириса Сэйтория и Фуоко Деллавита.

— Что? — хором спросили Кирис с Фуоко.

— Именно так. Нервная ткань в телах по крайней мере пятнадцати процентов студентов Университета постепенно разрастается и морфирует. У Таты с Мишей средняя толщина нервов на двадцать семь процентов больше, чем у обычных людей. Тата, ты ведь помнишь, как жаловалась Дзии на постоянный голод? Он являлся следствием быстрой перестройки организма. Всем подвергшимся перестройке еще очень далеко до состояния Кира и Фучи, но тенденция несомненна.

— Нейробластома? — деланно-безразличным тоном поинтересовалась Марта.

— Нет, что ты! Именно упорядоченная перестройка морфологического строения и физиологических процессов в нервных тканях — и постепенное проникновение энергоплазмы во все части тела. Кроме того, Кир и Фучи находятся под непрерывным наблюдением и гораздо дольше всех остальных, а потому мы уже можем сделать вывод, наводящий на разные интересные мысли. Ребята…

Риса всем корпусом развернулась к Кирису с Фуоко и по очереди глянула им в глаза. У Фуоко вдруг засосало под ложечкой: таким встревоженным и беспомощным казался взгляд ректора.

— Кир, Фучи, вы столько пережили за последний год, что не каждому человеку выпадает за всю жизнь. Вы на своей шкуре осознали, насколько странен и удивителен наш мир. Я уверена, вы сможете воспринять сказанное правильно и не сделать глупых выводов. Все нормально. Вам по-прежнему грозит опасность не большая, чем раньше. Но вам следует знать, что за последние полгода в ваших телах не произошло никаких изменений, ожидаемых в таком возрасте.

Ректор замолчала, и Фуоко недоуменно посмотрела на нее. Никаких изменений… никаких ожидаемых изменений… Мозг отказывался воспринимать смысл, кроющийся за простыми словами. Наверное, для одного вечера на нее свалилось слишком много: ужин в компании влиятельных бандитов, эксперимент с Мэем, бурный трах с хотя и симпатичным, но все-таки чужим — ранее — парнем…

— Мы что, расти перестали? — напряженно спросил Кирис. — Или что?

— Да, Кир, — кивнула Риса. — Вы перестали расти. Ваши тела застыли в развитии.

— О господи! — Фуоко медленно выдохнула. — Я-то думала… Ну и что? Мы же давно не дети.

— Да, Фучи, вы не дети, — с явным облегчением улыбнулась Риса. — К счастью, вы вполне развиты. Даже если гормональная перестройка ваших организмов не завершится, как ей и положено, вы вполне можете жить в нынешнем состоянии, не выглядя уродами. Более того, вы оба демонстрируете повышенную скорость регенерации тканей без малейших признаков злокачественных перерождений, которых так боялся Дзии. Ну, а подростковая эмоциональная нестабильность… Многие даже предположительно нормальные взрослые страдают от нее до самой старости. Только поаккуратнее с физическими нагрузками: кислородное голодание на ваш мозг повлиять уже не может, но утрата координации, отказ мышц, падения и так далее вполне могут случаться.

— А еще у мальчишек сперма из ушей льется… — как бы про себя заметила Марта, странно глядя на Кириса. — Тоже неплохо.

— Тоже мне старушка нашлась! — хмыкнул Михаил, тыкая ее пальцем в бок. Марта дернулась от щекотки и метнула на парня негодующий взгляд, но промолчала. — Госпожа Му… э-э… Риса?

Ректор поощряюще кивнула.

— Риса, значит, и мы с Таткой тоже больше не развиваемся?

— Если формулировать осторожно, ваши тела подвергаются той же перестройке, что и у Кира с Фучи, хотя и более… аккуратно и неторопливо, что ли. Есть основания полагать, что и конечный результат перестройки может оказаться тем же самым: консервация вашего нынешнего состояния. Ваши тела тоже не завершили развитие полностью, но они куда ближе к стабильному взрослому состоянию.

— Так оно ж замечательно! — Михаил дурашливо ухмыльнулся. — Вечно молодой, вечно пьяный, как у нас в одной дурацкой песне поется, только сейчас буквально. Однако, — он резко посерьезнел, — почему ты сказала, что эксперимент окончился фиаско?

Ректор устало потерла глаза — жест, явно машинальный: вряд ли у дрона имелись реальные проблемы со зрением.

— Потому что, как я сказала, целью эксперимента являлась проверка передачи ощущений при сексе с независимыми партнерами. Ребята, я не знаю, как извиниться перед вами четверыми за случившееся, но… Похоже, что в каждой паре партнеров установились новые прямые связи. Исходные цели эксперимента не достигнуты — уверенно рассортировать перемешанные импульсы уже от четырех нервных систем не получается. Плюс совершенно определенно есть какие-то наводки от нервных систем людей, в эксперименте напрямую не участвовавших. От Дзары — точно, Дзии на всякий случай поместил ее в капсулу на время эксперимента под предлогом обследования, но и не только от нее.

— Получается, что мы все — члены какой-то сети? — задумчиво спросила Фуоко. — И наши чувства и ощущения непонятно кому передаются?

— Вероятно, да, хотя в какой мере — большой вопрос. Связи не симметричны, так что…

— И теперь полмира знать будет, что мы спим друг с другом, — вздохнула Марта. — Придется в монастырь уходить.

Ректор тихо засмеялась.

— Ну и пусть знают и завидуют, — махнула она рукой. — Если знают, конечно. Вообще-то от кого приходят ощущения, не установить. Куда хуже, если начнут передаваться плохие эмоции, их можно спутать с собственными. Вот, Кир с Фучи уже попались недавно в такую ловушку, чуть друг друга не придушили. Но тут мы ничего поделать не можем.

— Вероятность случайности — нулевая.

Фуоко даже вздрогнула. Она привыкла, что Кир во время умных разговоров предпочитает помалкивать, переваривая сказанное про себя, и его реплика стала полной неожиданностью.

— Вероятность нулевая, — повторил Кирис уже громче. — Риса, я же помню. Мы с Дзии обсуждали, и с координатором тоже. Не могут такие срастания нервных систем случайно происходить. Да?

— Не могу не согласиться, Кир, — кивнула Карина.

— Значит, над нами ставят эксперименты какие-то инопланетяне. Да?

— Неизвестно. Но дело не только и не столько в инопланетянах. Ребята, — ректор опять тяжело вздохнула, — я намерена раскрыть вам тайну. Ну, не такую уже и тайну, поскольку прямо сейчас о ней рассказывают правителям Кайтара, Ставрии, Ценганя и Кайнаня, а в Университете сведения опубликуют послезавтра. Однако она касается вас напрямую, и в первую очередь тебя, Фучи. Услышанное может вам сильно не понравиться, но не торопитесь с выводами и вопросами до конца истории. Договорились?

— Само собой, — Михаил поерзал на кровати, устраиваясь поудобнее. Фуоко молча кивнула, снова ощутив в своей ладони тепло кирисовой руки и ответное пожатие его пальцев. Марта промолчала, напряженно глядя на Рису.

— Итак, все началось примерно восемнадцать тысяч лет назад по объективному времени Большой Вселенной, когда Демиург Чонда отправил одному из Конструкторов Игровых миров, запрос на создание новой площадки, для которой выбрал имя "Палла"…

То же время. Бывшая игровая площадка № 1150098-LXB-11206 "Палла"

Народный Председатель Народной Республики Ставрия господин Пташек Михаил Викторович чувствовал, что голова напрочь отказывается работать. Хотя по календарю уже наступала осень, солнце светило в окна обширного кабинета загородной резиденции совершенно по-летнему. В пыльном воздухе кабинета отчетливо светились солнечные лучи, мерцающие, когда кроны желтеющих деревьев за окном качались под легкими порывами ветра. Солнце отражалось от стеклянных дверец многочисленных шкафов с папками, поблескивало на их золоченых ручках, преломлялось в граненом графине с водой, и даже древний эбонитовый телефонный аппарат с государственным гербом вместо наборного диска выглядел почти празднично. Развесистый сноп пшеницы вверху геральдического щита казался свежесвязанным, весы в левой части почти колебались под весом нарисованных гирек, а всадник в правой части вздымал свое копье как-то особенно торжественно. Пташек с тоской посмотрел на копейщика, явно не обуреваемого никакими государственными заботами, и перевел взгляд обратно на толстую папку с кипой докладов с эмблемой Минспецстроя и грифом "Совершенно секретно" на каждой странице.

Народный Председатель уже не менее двадцати минут пытался сконцентрироваться на чтении последнего доклада о продвижении строительства атомного реактора, а также о результатах экспериментов с активным ураном.Он уже прочитал десять страниц, но в голове осталась лишь одна фраза из преамбулы: "…можно уверенно утверждать, что при массе уранового концентрата, не превосходящей семнадцати процентов критической массы, спонтанного развития неконтролируемой цепной реакции не опасаться не следует". Тьфу. Как можно описывать простые, в общем-то, вещи настолько суконным и невнятным языком? Бросить бы все, выйти в сад, растянуться в шезлонге с бокалом… ну хорошо, с порцией сливочного мороженого…

Антикварные ходики в углу кабинета мелодично пробили один раз. Пташек бросил на них взгляд. Двадцать минут одиннадцатого. Всего шестьдесят минут до назначенного на полдень совещания по поводу клятого реактора, а он еще даже толком не понимает, что там происходит и куда делись огромные материальные фонды, выделенные на строительство. Вот что он должен делать? Снять и посадить министра за разбазаривание народных средств? Или, наоборот, похвалить за экономное использование? Отдать бы все дело в секретариат, пусть там разберутся и составят конспект на полстранички… Но нет, нельзя. Возрождение атомной энергетики — слишком важное дело, чтобы выпускать его из виду. Особенно — с учетом, что у Кайтара уже есть атомный авианосец и, следовательно, почти наверняка имеются и другие реакторы, стационарные и пригодные для производства оружейного плутония. Что бы там ни происходило с Красной Звездой и паладарами, упускать инициативу в области атомного оружия нельзя никак. Пусть даже до воссоздания стабильно работающего и не взрывающегося от нечего делать ракетного двигателя еще далеко, даже тактические боеголовки в виде пушечных снарядов могут стать гигантским психологическим преимуществом в локальных конфликтах. Нет, обязательно нужно вчитаться хотя бы в резюмирующую часть доклада, и хватит отлынивать…

Звонок телефона — не того, что с гербом, а здорового ящика внутренней связи с кучей кнопок и двумя наборными дисками — в солнечной тишине кабинета резанул по ушам. Пташек быстро ухватил трубку со странной смесью раздражения и облегчения. По крайней мере на минуту у него появился законный повод отвлечься от проклятого доклада.

— Что? — резко спросил он.

— Михаил Викторович, — безмятежно, как всегда, проговорил в динамике голос Вербина, — прошу прощения, что отрываю, но с вами хочет срочно поговорить некто капитан Эйшич из Департамента охраны. Он занимает должность…

— Я знаю, кто такой Эйшич!

При звуке имени доверенного… бывшего доверенного цепного пса бесценной Самиры Павловны Нихокары, ныне официально пропавшей без вести, Народный Председатель почувствовал, что волоски на загривке становятся дыбом от внезапного азарта. Формально человек из ведомства Дропанова, фактически капитан много лет возглавлял личную гвардию Нихокары и пользовался странным закулисным влиянием в самых неожиданных вопросах. Насколько Пташек знал, даже сейчас, когда Самиру неформально признали мертвой, Эйшича все еще опасался трогать даже начальник Департамента охраны, где тот числился на какой-то мелкой должности. Да что там начальник — даже сам Дропанов, всемогущий директор СБС, не рискнул отправить его на профилактическое выбивание сведений о возможном местонахождении тайных досье Нихокары. Возможно, в руки капитана попала часть нехороших документов из тех досье, возможно, он знал что-то сам по себе, неважно. Главное, что он не шел на контакт ни с Дропановым, ни с самим Пташеком, вообще ни с кем. Неужто он решил выбрать свою сторону и начать играть в чьей-то команде? Как интересно…

— Соедини, — наконец сказал Народный Председатель. — Кстати, откуда он звонит?

— Он не звонит. Он находится в резиденции, ожидает в приемной. С ним какая-то насмерть перепуганная и странно одетая девушка…

— Что?! Стоп, погоди. Как зовут девчонку? Вадзима… Вадзима… лет двадцать на вид, этакая смазливая шатенка, так?

— Секунду… — начальник секретариата замолк, но почти тут же прорезался снова. — Да, в журнале посещений она записана как Вадзима Наталья Константиновна…

— Обоих ко мне в кабинет, живо.

— Понял.

Пташек грохнул трубку на аппарат и уронил внезапно вспотевшие ладони на страницы доклада. Сердце бешено колотилось. Если малахольная бывшая секретарша Самиры здесь, да еще и в сопровождении Эйшича… Пять декад девчонку держали в спецпсихушке, но никакие усилия психиатров не могли вывести ее из невменяемого состояния. Пробуждение в веселой компании волют, только что сожравших половину дома вместе с хозяйкой, оказалось для нее слишком тяжелым потрясением. Однако если она здесь, то, скорее всего, очухалась и хочет что-то рассказать. Вряд ли о местонахождении досье — не могла недоверчивая старая сука вот так запросто выложить самую важную тайну всей Ставрии соплячке, не проработавшей у ней и полугода. Но какие-то ниточки она дать сможет, особенно если искренне захочет сотрудничать. А она захочет, если не совсем дура. Кстати, люди Дропанова наверняка пасли ее не менее плотно, чем Эйшич, и сам факт их присутствия здесь, в загородной резиденции, означает, что ушлый капитан каким-то образом сумел выдернуть девчонку из больницы и добраться сюда раньше, чем их успели перехватить. Ну, силен парень!

Так, тихо. Не нервничать. Самира всегда окружала себя преданными людьми — кто-то следовал за ней из-за дурацких идеалов и демагогии, навыками которой она владела в совершенстве, кто-то оказался ей лично обязан. Людей ее ближнего круга было бессмысленно перекупать, и Эйшича — в первую очередь. Но ее группа уже должна осознать, что властной и изворотливой хозяйки больше нет, так что подошла пора искать новых покровителей и новые должности. Ну что же, если Эйшич настроен на сотрудничество, чем купить его преданность, у Народного Председателя Ставрии наверняка найдется. Разбрасываться такими кадрами нельзя, хотя бы ради того, чтобы на них не наложил лапу Дропанов.

В дверь деликатно постучали, и она тут же отворилась. Вербин вошел в кабинет первым и встал сбоку от дверного проема, пропуская капитана, на сей раз носящего вполне штатские брюки, сандалии и легкомысленную рубашку в цветочек и с короткими рукавами. Капитан одной рукой приобнимал невысокую девицу в больничном халате и тапочках, дрожащую и испуганно оглядывающуюся по сторонам. При ходьбе из-под халата выглядывали очень даже симпатичные ножки. Руки с обгрызенными ногтями девица стиснула перед собой. Позади мелькнули и пропали серые костюмы внутренней охраны. Повинуясь взгляду Пташека, Вербин едва заметно кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

— Добрый день, Дмитрий Денисович. Присаживайтесь, — как можно более нейтральным тоном сказал Народный Председатель, жестом указывая на гостевые стулья. — С вашей спутницей все в порядке?

— Здравствуйте, Михаил Викторович, — Эйшич слегка поклонился. — Спасибо за предложение, но я здесь лишь как сопровождающий. Госпожа Вадзима хочет поговорить с вами о вещах государственной важности, которые мне не по чину. Я подожду в приемной, если не возражаете.

— Вот как? — Пташек поднял бровь. — Ну что же, как хотите. Вы уверены, что… э-э, госпожа Вадзима в порядке? Она довольно скверно выглядит. Может, вызвать врача?

— Думаю, нет нужды, — капитан снял руку с плеча девицы и, почти печатая шаг, отошел обратно к двери. Уже толкая тяжелую створку, он бросил через плечо взгляд — и Народный Председатель вздрогнул, уловив в нем бурлящее издевательское злорадство. Пташек открыл рот, но дверь за капитаном уже захлопнулась. Пташек перевел взгляд на девицу.

— Итак, сударыня, вы хотели мне что-то сказать? — все тем же нейтральным тоном произнес он, старательно отгоняя нехорошее предчувствие. — Присаживайтесь, пожалуйста. Может, воды?

Он протянул руку к графину — и его рука медленно опустилась на стол, когда девица как-то неуловимо перестала выглядеть дрожащей и перепуганной.

— Здравствуй, Мишенька, — произнесла она хорошо знакомым голосом, и черты ее лица потекли, меняясь. Покрывшись холодным потом, Народный Председатель наблюдал, как девчонка быстро превращается во взрослую зрелую женщину — правда, на тридцать лет моложе, чем ему помнилось по недавним встречам — которую он искренне надеялся больше никогда не увидеть в живых. — Я решила наконец-то сообщить тебе лично, что слухи о моей смерти оказались недостоверными.

— Мира… — холодными трясущимися губами прошептал Пташек. — Не… не верю… ты… паладарский дрон? Но ведь термодетекторы…

— Паладары уже давно научились контролировать поверхностное тепловое излучение дронов, — омоложенная версия Самиры царственно уселась на стул, чинно одернув полы халата. — Сообщаю совершенно официально. Мы решили, что данный факт можно больше не скрывать, тем более что наши физики наконец-то научились использовать фантоматику в аномальных зонах. Очень скоро дроны вообще станут нам не нужны. Мишенька, с тобой все в порядке? Ты выглядишь хуже чем я минуту назад.

Пташек и сам чувствовал, что еще немного, и он позорно рухнет в обморок. Сердце бешено колотилось, перед глазами сгущался темный туман, двоящий предметы, голову расперло изнутри, словно готовый лопнуть воздушный шарик. Трясущимися пальцами он расстегнул воротник рубашки и принялся жадно дышать. Самира поднялась со стула, подошла к окну в сад и распахнула его. Волна прохладного и резкого предосеннего воздуха накрыла Народного Председателя, и сразу стало легче. Постепенно он обрел возможность думать.

Мы. Нам. Она явно ассоциирует себя с паладарами — не как подчиненная, но как равная среди равных. Почему? Как? Она работает на них?.. Но ведь паладары появились на планете меньше года назад! Успели завербовать? Ее неожиданное выздоровление — взятка?.. И как она управляет дроном? Неужели паладары научились-таки переносить человеческое сознание и давать людям бессмертные тела, как Самира обещала ему?

Молодая женщина вернулась к столу и уселась на его край, внимательно наблюдая за Народным Председателем.

— Сердечко успокоилось, жить будешь, — констатировала она наконец. — Мишенька, ну что ты так разволновался? Да, я не человек. Мне больше восьми субъективных стандартных веков и больше двухсот пятидесяти тысяч объективных лет с учетом разнонаправленных временных потоков в разных вселенных и периодов темного сна. Палла для меня — всего лишь один из этапов жизненного пути, пусть и один из самых длинных, продолжительностью в пятьсот местных лет.

Цифры гремели в ушах Народного Председателя, били его по голове, словно свинцовые гирьки. Восемь веков. Двести пятьдесят тысяч лет. Пятьсот лет… Острое разочарование вдруг нахлынуло на него, перекрывая и шок, и изумление, и растерянность. Она не человек. Паладары не дали ей бессмертия. Значит, они все еще не научились давать его людям — или просто не хотят. Значит, обещанное ему?..

Он стиснул кулаки и с такой силой прикусил нижнюю губу, что во рту почувствовался соленый привкус. Острая боль немного прояснила сознание, и Пташек откинулся на мягкую спинку кресла, останавливая бешеную круговерть мятущихся мыслей.

— Ну, если ты не человек, многое объясняется. Очень многое, — наконец проговорил он, поражаясь ровности собственного тона. — Твое всезнание, влияние, многочисленные связи… Мира… я ведь все еще могу так тебя называть?

— Самира Павловна Нихокара умерла, — покачала головой женщина. — Эту маску зовут Вадзима Наталья Константиновна. Кстати, новое имя — настоящее, если можно так выразиться. Когда пришла пора в очередной раз менять личину, мне взбрела в голову блажь вернуться к имени, данному при рождении. Но основной мой псевдоним уже много столетий — Суоко. Ты всегда имел подходы к симпатичным девочкам, Мишенька, так что называй меня Наташей. Или даже Наташенькой — такие воспоминания пробуждаются! Ведь были же мы когда-то молодыми, а, Мишенька?

Она ностальгически улыбнулась.

Пташек ожесточенно потер лицо ладонями.

— Хорошо… Наташенька, — криво улыбнулся он, уже спокойно наблюдая, как лицо собеседницы снова плывет и меняется, превращаясь в мордашку юной девицы-секретарши. Ну, дрон и дрон. Морфирующий. Тысячу раз видел… — Раз ты появилась здесь, очевидно, хочешь мне что-то сказать. Что-то важное. С интересом выслушаю. Однако прежде, чем мы продолжим разговор, я задам один вопрос. Старую игру ты сломала, и старые обещания и соглашения больше не действуют, верно? Мне хотелось бы понимать ставки в новой игре. Ты обещала мне…

— Бессмертие, — кивнула Суоко. — Я помню. Соглашение остается в силе. Если мы изобретем способ переносить человеческие психоматрицы на фантомный или любой другой небиологический носитель, ты станешь одним из первых. До того — любая потребная медицинская помощь, нам доступная в рамках местных законов физики. Игра не меняется, Мишенька. Наши цели и методы все те же. Разница лишь в том, что теперь ты знаешь мой реальный статус, и мы сможем общаться без глупых экивоков.

Она перегнулась через стол и нежно провела ладонью по щеке Народного Председателя.

— Ты всегда отличался сообразительностью, хладнокровием и умением держать удар, Мишенька. За то я тебя и любила молодого. Ты уже почти полностью оправился от шока и можешь нормально думать. Мишенька, я сделала тебя тем, кто ты есть, и я же позабочусь, чтобы ты оставался у руля как можно дольше. Не беспокойся о Дропанове и остальных, они не твоя головная боль. Однако…

Ее нежные тонкие пальцы, легко скользящие по шее Пташека, вдруг стали стальными и несильно стиснули его горло. Томная ностальгия из ее взгляда пропала мгновенно, сменившись ледяной угрозой.

— Однако, Мишенька, я не испытываю в отношении тебя никаких иллюзий. Ты сукин сын и мерзавец и ищешь в жизни исключительно своей выгоды. Если попробуешь обманывать, я тебя уничтожу. Не забывай, все досье по-прежнему у меня, и добраться до них ты не сможешь. Или же я могу просто прикончить тебя — ты ведь не питаешь иллюзий, что до тебя не смогут добраться паладарские боэй?

— Что ты, Наташенька, даже и мысли нет, — Народный Председатель слегка усмехнулся, стараясь не показать, что по спине ползут мурашки. — Я заключил с паладарами сделку: они мне бессмертие, я им Ставрию. Пока она в силе, я весь ваш… и лично твой.

— Ставрия и так принадлежит паладарам, Мишенька. Это мой проект от лужицы до горы. Два века назад я создала ее на пустом месте, слепив из кучи мелких государств. Два века я управляла ей из-за кулис в соответствии со своими желаниями и нуждами Игрока. Даже после почти десятилетия пониженной активности моя сеть влияния гораздо, гораздо шире, чем ты можешь себе представить. Я в любой момент могу поставить на твое место любого из десятка кандидатов, у которого даже и мысли не возникнет мне противоречить. Но, Мишенька, — выражение глаз Суоко опять сменилось: угрозу вытеснили смешливые искорки, вызывавшие у Пташека такое неистовое возбуждение в молодости, — я бы предпочла иметь дело с тобой. Ты сукин сын, но хорошо известный и предсказуемый сукин сын, и я прекрасно знаю, как с тобой сотрудничать к обоюдному удовлетворению сторон. Извини за невежливость, конечно, но мне показалось, что пара неприятных минут сейчас — невеликая плата за полное взаимопонимание в дальнейшем.

Она погладила его по волосам.

— Ну, а теперь настало время для откровений.

Она изящно слезла со стола и опустилась на стул.

— У меня есть долгая и захватывающая история, которая перевернет твои представления о мире с ног на голову. Изначально предполагалось, что тебе расскажет ее посол, но потом решили, что у нас с тобой лучше эмоциональный контакт. Сейчас Майя излагает ее премьер-министру Кайтара, а наш славный Камилл…

На мгновение в ее голосе мелькнули и тут же пропали скрежещущие нотки ненависти.

— … общается с обоими могератскими королями и их Левыми министрами. История длинная, но суть проста: Палла — искусственная планета, Мишенька. Она не возникла в ходе долгой естественной эволюции природного куска камня. Ее сформировали из кучи аморфной околозвездной материи и миллионы субъективных лет обустраивали с одной-единственной целью: дать возможность развлечься одному Игроку…

Телефон внутренней связи опять заверещал, и Пташек плохо гнущимися пальцами снял трубку.

— Что? — сухо спросил он.

— Через двадцать минут встреча по энергетике, Михаил Викторович, — проинформировал Вербин. — Участники уже собираются в малом конференц-зале.

— У меня надолго, — тихим, но отчетливым шепотом проинформировала бывшая Самира Павловна Нихокара, а ныне Суоко.

— Планы изменилась, — резко сказал в трубку Пташек. — Отменить все встречи на сегодня, полностью. Меня не беспокоить до особого указания.

Он бухнул трубку на рычаг, опер локти о стол, сцепил пальцы и оперся о них подбородком.

— Значит, развлечься Игроку… — задумчиво проговорил он. — Тому, что ты упомянула?

— Отличная память, — усмехнулась Суоко. — Да, тому самому. Его настоящее неафишируемое имя — Чонда, да и вообще он публичные роли не любил, но все-таки ты слышал о некоторых его масках, оставивших след в истории Кайтара, его базового государства. Видишь ли, Мишенька, сама по себе, без сторонней помощи, разумная биологическая жизнь в известном нам пространстве — а оно огромно — возникла только на одной планете во вселенной, ныне называемой Большой. Финальным результатом эволюции стала форма жизни, очень похожая на людей Паллы. Точнее, наоборот: модель человека Паллы является существенно оптимизированной классической формой. Потом случилось так, что Старая Земля погибла в результате неопознанного космического катаклизма, но часть людей на исследовательских станциях у дальних звезд все-таки выжила. Произошло много чего, но им удалось не только сохранить себя, но и продолжить развитие…

— И чем же вы занялись после того, как… э-э, стабилизировали свое состояние? — премьер-министр Кайтара прошелся по кабинету, вминая подошвами туфель мягкий ворс ковра. Клонящееся к западу солнце било яркими лучами в окна кабинета. Далеко внизу ворочалась громада столичного Дриммада: люди, автомобили, заводы и офисные здания… Декорации. Неужели вся Палла, вся его жизнь, все, что он считал важным и нужным — всего лишь декорации?

— Не мы, Чьяко. Наши предки, — Майя в кресле слегка изменила позу. Сегодня ее платье скрывало великолепно развитую фигуру еще меньше обычного, но, вопреки обыкновению, возбуждения отнюдь не вызывало. Скорее, паладарская посланница казалась далекой и неприступной, как мраморная статуя в музейном зале. Тонкий аромат ее духов будоражил воображение, но не тело. — Я, видишь ли, не из первого поколения. И даже не из второго. Я — предпоследний ребенок, выращенный из натурального генетического материала наших предков три миллиона лет спустя после Катастрофы. Последним, между прочим, был мой генетический племянник и воспитанник Джао — тот самый, кто придумал Игру, а позже вырастил и воспитал небезызвестную тебе Карину Мураций. Но ответ на твой вопрос очень прост. Хлеба и зрелищ — древний клич толпы, одинаково универсальный и для вашего, и для нашего социума. После перехода в энергетическую форму хлеб Демиургам больше не требовался, так что они сосредоточились на зрелищах.

— На Игре…

— Большая Игра появилась много позже. Изначально юные Демиурги развлекались попроще — гоняли реальную машинерию или же жили в виртуальных мирах. Ваша компьютерная техника до Первого Удара, в частности игры, развивалась примерно в том же направлении. Миллионы лет наша цивилизация существовала в застывшем бессмысленном состоянии — немногие ученые копались в тайнах Вселенной, не нужных, по большому счету, никому, а все остальные чередовали время между пустыми развлечениями и периодами темного сна, раз от раза становившимися все более долгими. А затем молодой, а потому еще не утративший любопытства Джао создал свою первую планету с настоящим человеческим обществом — и тем самым дал толчок игре, вернее, Большой Игре, с живыми человеческими пешками.

— И в чем разница? — Чьяко Ментеллано пожал плечами. — Я имею в виду, почему Большая Игра оказалась настолько важной для общества… как вы себя называете, Демиурги?

— Да, Демиурги. Демоны-созидатели в одной из наших древних мифологий. Еще один признак нашей гордыни: реально за всю нашу историю среди Демиургов было лишь семнадцать Конструкторов и примерно столько же ученых, достойных звания творцов. Но каждому нравилось ощущать себя богом, вот новое название и прижилось. Что же до разницы, то все очень просто, Чьяко. Одно дело — иметь дело с бездушным железом и пусть и красивыми и реалистичными, но картинками, и совсем другое — с настоящими людьми, как бы они ни выглядели. Стремление доминировать среди себе подобных осталось в нашем подсознании, вот мы и начали лихорадочно обзаводиться собственными стаями. Тебе такое чувство прекрасно знакомо — ты по головам прошел к премьерскому креслу, лишь чтобы получить власть. Не деньги, ты и без того богат, а именно власть. А у нас даже деньги смысла не имеют — и что остается?

— Понятно, — премьер прикусил нижнюю губу и почесал нос. — Значит, нашу планету тоже создали для развлечения? И Большая Игра все еще идет?

— О, мой мальчик, ты невнимательно меня слушал, — усмехнулась Майя. — Я ведь уже сказала: ваша Игра завершилась в тысяча сто сорок третьем, девяносто лет назад. С тех пор на планете присутствовала лишь Суоко, обихаживающая Ставрию, свой дипломный проект по практической социологии, если можно так выразиться, а заодно манифестацию своей ностальгии по родной планете. Я пока не слишком хорошо ее знаю, но мне кажется, что от игр в большую политику она испытывала какие угодно чувства, но только не удовольствие. Мой племянник — хотя и умница, но унылый зануда, каких поискать, и ученики ему под стать. Вон, на Кару посмотри: девочка славная, но такая правильная и скучная… Разве что Палек стал исключением… впрочем, с ним ты не знаком, к своему счастью.

— Но… но как вы можете обходиться с живыми людьми как с игрушками? — король Ценганя в волнении привстал на кушетке. Левый Министр метнул на него предостерегающий взгляд, но король не отрывал глаз от паладарского посланника. — Ведь мы чувствуем, любим, строим планы на будущее — а вы разрушаете все ради собственного удовольствия? Как вы можете?!

— Как мы можем что? — Камилл перевел на него скучающий взгляд, в котором явственно читалось желание побыстрее закончить разговор. — Мы вас создали, вытащив из небытия. Дали вам жизнь, культуру, знания, даже частично историю. Без нас вы бы вообще никогда не возникли. Можно сказать, что мы боги. Ты ходишь в храм, чтобы молиться богам, Юкира-атара, и тебе даже в голову не приходит возмутиться, что они якобы определяют ваши жизни. Почему ты возмущен нашим поведением? Лишь потому, что можешь встретиться с нами лицом к лицу, а с привычными богами — не можешь?

— Но вы не боги!

— Почему? — удивился паладар. — Потому что мы сами так сказали? Я лично несколько раз официально играл и такую роль. Не могу сказать, что мне нравилось, совершенно не мой стиль, однако верные последователи с огромным удовольствием молились мне, как ты молишься Вегешоту. Кстати, в отличие от вашего эфемерного Вегешота, я всегда вел дела честно: выполнил — награда, провалился — штраф. Или ты сейчас начнешь мне рассказывать, что каждый человек — бесценная личность, целая вселенная, и тому подобные красивые сказки? Юкира-атара, будь любезен, осознай, что я примерно в сто тысяч раз старше тебя. Перед моими глазами прошло бесчисленное количество смертных, и ты, пусть даже Сын Неба и все такое, лишь один из них. По большому счету, мне не интересно и не важно, умрешь ты сегодня или проживешь еще полвека. Главное, что очень скоро, по моим меркам, ты исчезнешь навсегда, как и остальные паллийцы — если, разумеется, наши физики не найдут способ зачем-то продлить до бесконечности ваши жалкие жизни.

— Но ведь ты участвуешь в… проекте Карины Мураций, — вполголоса заметил Левый Министр, глядя мимо паладара. — Значит, мы все-таки не до конца тебе безразличны, Камилл-атара?

— Мне небезразличен ваш мир в целом, — холодно ответил Камилл. — Мир как место, где я могу жить и вести свою игру в необычных условиях. Пока я сохраняю интерес к вам, мы сотрудничаем, честно и взаимовыгодно. Как только я охладею, только вы меня и видели. Расклад понятен? Вот и замечательно.

Паладар слегка зевнул.

— Теперь, полагаю, мы наконец-то можем перейти к более насущным вопросам, таким как подача истории в Ценгане. Мы здесь в довольно сложном положении. Мистический взгляд на вещи заставит широкие массы воспринять наши откровения совершенно непредсказуемым образом. Последствия могут оказаться самыми разными — от всплеска религиозности и окончательного обожествления паладаров с последующими массовыми паломничествами в Хёнкон до обвинения паладаров в ереси и объявления Университету священной войны. Конечно, последователи Миндаллы не так агрессивны, как адепты религии Рассвета, но всякое случается. В других условиях мы могли бы сляпать на скорую руку версию специально для вашего социума, но сейчас нельзя. Слишком активно идет обмен информацией между континентами. Если мы начнем выдавать разные версии в разных странах, нас быстро обвинят во лжи и передергивании.

— Да, задача действительно сложная, атара, — вежливо согласился Левый Министр, по-прежнему глядя мимо паладара в угол, где на большой бумажной ширме изящно парили черные журавли, подсвеченные через открытое окно красным светом Инганно. Он подчеркнуто использовал высокий стиль, игнорируя разговорный, едва ли не босяцкий катару Камилла. — Возможно даже, нерешаемая.

— И именно поэтому я здесь, атара, — впервые с начала разговора Камилл улыбнулся: тонко, хищно, азартно. — Я люблю неразрешимые задачи. Они наполняют жизнь смыслом. Вот предварительный текст пресс-релиза, — он тряхнул рукой, и из широкого рукава его алого с золотой вышивкой халата выпал толстый свиток. Движение кистью — и свиток, вращаясь, словно пропеллер, перелетел через всю комнату и упал на пол перед Левым Министром, замерев точно в центре шелковой циновки. — Именно что предварительный, для обсуждения. Покажите его двум-трем доверенным аналитикам в течение ближайших часов и сообщите свое мнение. Учтите, что версия для Ценганя и Кайнаня планируется одна, и мне еще потребуется свести воедино все правки, да так, чтобы не обидеть ни одну из сторон.

— Ну хорошо, — Народный Председатель задумчиво разгладил бумажные листы ладонью, собрал их в аккуратную стопку и чуть отодвинул от себя. — Текст я передам в секретариат немедленно, к вечеру получим набор замечаний и правок. Ребята у меня цепкие и циничные, ошарашить их сложно, так что обойдутся без истерик, надеюсь. Однако, Наташенька, я так и не понял: почему вы решили рассказать Палле правду именно сейчас? Зачем вы вообще решили ее рассказать?

— Затем, Миша, что положение крайне тяжелое. Наши наблюдения за Паллой показывают, что Арасиномэ постепенно поглощает вас. Буквально поглощает. Люди заражаются энергоплазмой, изменяющей их тела, берущей их под прямой контроль и переносящей сознание на какие-то иные носители, нам пока что не понятные. Среди студентов Университета отмечены массовые случаи перестройки нервной системы и физиологических процессов в организме, и паллийская медицинская статистика на всех континентах начинает замечать то же самое. Мы боимся, что вам отпущено куда меньше времени, чем осталось до взрыва звезды. Долгое время Арасиномэ изучал вас, и вот теперь его вмешательство в вашу жизнь начало проявляться все более заметно, а степень воздействия растет по экспоненте. Со времени Первого Удара прошло девять лет, и мы не уверены, что ваше общество продолжит существовать хоть в каком-то виде еще девять лет спустя.

— Вот так новости… — Народный Председатель устало потер глаза ладонями. Ходики по-прежнему тикали в углу тихого кабинета, солнечные лучи все так же просвечивали листву деревьев в парке, прыгая по стенам зелеными солнечными зайчиками, но мир потемнел и оледенел. — Вот так новости…

Наверное, ему следовало сказать что-то еще, но в голове и на языке синхронно крутилась одна-единственная фраза. Вот так новости! Маленький испуганный зверек, что поселился где-то под сердцем после Первого Удара, снова неслышно заверещал и зацарапался, стремясь вырваться наружу. Он знал. Он всегда знал, что Красная Звезда появилась возле солнца не просто так. Ученые успокаивали народ — самое страшное позади, мы приспособились, нужно лишь восстановить наши технологии в новых условиях… Но он, Народный Председатель, звериным предчувствием знал, что ничего не закончилось. Самое страшное впереди.

Однажды, еще в далекой молодости, его занесло на телебашню — в ресторан на верхнем ярусе, где столики размещались на полу, сделанном из толстенного бронестекла. Если опустить взгляд, сквозь стекло мутно и искаженно виднелись улицы и дома Асталаны, крошечные автомобили и почти невидимые с такой высоты точки людей. Его хватило ровно на один взгляд, после чего он до конца обеда так и не сумел оторвать глаза от лица той девицы… как ее звали?.. имя стерлось из памяти, мимолетная подружка, роман на несколько декад, не сошлись характерами, разбежались… Девица, не подозревая об истинной причине, посчитала пристальное внимание явным признаком влюбленности и явно была польщена. Сейчас Народный Председатель с той же отчаянной напряженностью вглядывался в лицо сидящей перед ним женщины, уже утратившей всякое сходство с молодой Самирой, и изо всех сил желал, чтобы сегодняшний день никогда не наступал. Пропасть, над которой он… вся Палла ходила по тонкому льду, вновь напомнила о себе. Они обречены. Нечто холодное и нечеловеческое готовилось пожрать самые их души, и никто, никто, никто не в состоянии их спасти. Разве что паладары?..

— Вы… — его горло свело судорогой, и он отчаянно закашлялся, восстанавливая речь. Во взгляде сидящей перед ним Суоко мелькнуло и пропало сочувствие, и он почувствовал странную смесь ненависти и благодарности.

— Вы можете что-то сделать? — наконец хрипло спросил он, стискивая в пальцах карандаш и упирая его остро заточенный грифель в ладонь, чтобы хоть немного отвлечься от пульсирующего внутри ужаса. — Я имею в виду, паладары?

— Пока нет, Миша. Прости. В скором времени физики доведут до ума фантоматику в аномальном пространстве, но она все еще останется слишком грубой, чтобы создать полноценный считывающий кокон: остались у них какие-то принципиальные заморочки, которые я не понимаю. Да и не сработают наши фантомы, если доступ к нервной системе блокирован энергоплазмой. А как ее рассеять, мы не знаем, да и не рискнем. Такие эксперименты вполне могут закончиться гибелью зараженных объектов.

— Значит, мы обречены… — пробормотал Пташек. Его ладонь судорожно сжалась, и карандашный грифель проколол кожу. Острая боль пронзила руку, и Народный Председатель непонимающе уставился на ладонь, на которой быстро набухала капелька алой крови.

— Не факт. Миша, возьми себя в руки и не вздумай сорваться в истерику! — в голосе Суоко скользнули жесткие властные нотки. — Я чувствую лекарственные запахи в комнате — у тебя есть успокоительные в аптечке? Врача лучше бы пока не вызывать, ни к чему лишние свидетели. Может, Дзии подключить?

— Не надо Дзии… — Народный Председатель сжал карандаш в кулаке и, неожиданно даже для себя, с размаху ударил им, словно кинжалом, по полированному столу. Карандаш с треском сломался и расщепился, оставив в твердом лаке щербину, и Пташек резко отбросил обломки от себя. — Ххаш! Ничего, ничего. Я в порядке, — он глубоко вздохнул и посмотрел в глаза собеседницы — глаза Самиры на незнакомом лице. — Просто немного лишнего адреналина в крови. Извини, сорвался. Ну так что? Ты сказала "не факт".

— Я знала, что могу рассчитывать на тебя, Миша, — одобрительно отозвалась женщина. — Хорошо. Видишь ли, мы все еще не знаем точно, но, похоже, у вас есть хорошие шансы если и не сохранить свой мир, то, по крайней мере, выжить как личностям.

— Я не понимаю, — Фуоко смотрела на серьезную Рису, чувствуя, что поднимающаяся внутри волна изумления смывает страх. — Что означает "ключ к решению"? Я же просто… ну, девочка. Может, не совсем обычная, но мне пятнадцать только-только исполнилось. Как я могу быть каким-то ключом? И Кир?

— Мы не знаем. Однако…

С обеих сторон сдвоенной кровати поднялись паладарские мониторы на тонких ножках, и на них появились картины.

— Слева от меня, Фучи, реконструкция твоего внешнего вида в видении Мэя. Справа — твое видение самого Мэя. Похоже?

— Рога великоваты… — пробормотала Фуоко. — И плащ немного не такой. А в остальном — один к одному.

— Фигасе… — прошептал на камиссе Михаил. — Впечатляет. — Он снова переключился на кваре. — И что такая… одежда означает?

— Фучи здесь предстает в виде неизвестной королевы или богини в культурном контексте, который можно условно назвать "египетским" по названию одной из стран Старой Земли. Сдвоенная корона над ее головой называется "пшент", жезл в руке — "уас", сине-золотой платок на голове символизирует принадлежность к высшей касте. Внешний вид Мэя является вариацией хорошо известного в той мифологии собакоголового бога Инпу, проводника душ в царство мертвых. Правда, в классической версии рогов у него не имелось, да и плащи и штаны такого фасона в Древнем Египте отсутствовали. Зато они присутствовали в другом культурном контексте. Фучи, помнишь свое видение замка на скале?

Фуоко молча кивнула.

— Он относится к "европейскому" культурному контексту, равно как и плащ. К тому самому контексту, лежащему в основе кайтарского общества. Рога Инпу являются характерным атрибутом Дьявола, персонификации зла в европейской мифологии, во многом сходного с вашим Креодом. В целом мы имеем довольно эклектичное смешение стилей. Но как бы то ни было, и европейский, и египетский контексты являлись частью игровой площадки Демиурга по имени Брагата, а замок один в один воспроизводит его Цитадель, главную базу.

— То есть Красная Звезда создана… Прагатом? Демиургом? — Михаил аж подался вперед от возбуждения.

— Брагатой. Нет, вряд ли. Брагата таинственно исчез вместе со своей игровой площадкой. В один прекрасный момент канал перехода между Большой и Игровой вселенными просто оборвался, и следящие за такими вещами искины не смогли его восстановить. Ситуация редчайшая, и ее в конце концов списали на несчастный случай с невыясненными причинами.

— Но он мог создать Арасиномэ? — не унимался ставриец. — Ведь он Демиург!

— Вероятность мало отличается от нуля. По отзывам, Брагата являлся весьма мягкой, если не сказать мягкотелой, личностью, добродушным и неагрессивным. В общем Рейтинге он занимал место в самом конце. Он никогда не интересовался наукой, его площадка не включала наборы данных и векторы развития, необходимые для создания хотя бы классических фантомных технологий, и сам он никогда бы не смог изобрести ничего похожего. А Арасиномэ использует технологии, ставящие в тупик даже самых выдающихся физиков Демиургов. Ну, и устраивать подобное безобразие с населенной планетой он бы точно не стал.

— При чем здесь ключи? — буркнул Кирис. — Мы с Фучи ни в какие игры не играли.

— Кир, посмотри внимательно на картинку, — Риса кивнула на изображение Фуоко в виде богини. — Подобные образы в императивной истории и мифологии игровой площадки зарезервированы для ключевых фигур, имеющих серьезное влияние на происходящее. Сопоставь лучи от скипетра Фучи, тянущиеся к толпе людей, с волютами, являющимися и исчезающими по ее зову. Вспомни свое управление мощными гравитационными полями и сопоставь его с образом гиганта с дубиной, как тебя увидел Мэй — он вполне может являться телохранителем богини, пусть даже мы пока не можем отчетливо соотнести его с конкретным персонажем. Ребята, каким-то образом вы оказались связанными с сущностями псевдореальности, смахивающей на игровую виртуальность Демиургов, только она еще и активно проявляется на Палле. Кир, Фучи, вполне возможно, что именно от вас двоих сейчас зависит установление контакта с Арасиномэ, что бы за ним ни стояло.

— Скипетр… — Фуоко напряженно обхватила виски руками. — Волюты… Риса! Погоди! То есть волюты в нашем мире — какие-то люди… там? И я ими управляю?

— Не исключено, хотя и не обязательно. Игровая реальность Брагата являлась магической, то есть в ней существовали законы физики и фантомная машинерия, допускавшая существование людей-волшебников. В справочнике типовых заклинаний высокого уровня есть и призвание сонмов особых духов — помощников и защитников. Возможно, мы имеем дело с его реализацией.

— Что надо делать? — хмуро спросил Кирис, набычиваясь. Так, похоже, он уже приготовился драться неизвестно с кем неизвестно зачем. Фуоко предостерегающе сжала его запястье.

— Ничего не надо, Кир. Мы рассказали правду, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств вы не барахтались, как слепые щенки в луже. Держите ее в голове, пытайтесь сопоставлять с происходящим, но ни в коем случае не пытайтесь ускорять развитие событий. Последствия… непредсказуемы. И для вас лично, и, возможно, для всей Паллы. Кроме того, возможно, что мы домысливаем на пустом месте, и на деле все совсем не так.

— Мы поняли, — кивнула Фуоко. — Я подумаю… постараюсь вспомнить свои видения еще лучше. Проанализировать. Риса, но что дальше? Если Арасиномэ поглотит наш мир, всех людей…

— Дальше, Фучи, у вас два дня интенсивных экскурсий по всемирно известным памятникам культуры и архитектуры, — весело улыбнулась Риса, соскакивая на пол и преображаясь из миниатюрного серьезного Демиурга в обычную малолетнюю девчонку, играющую во взрослую женщину. — Рекомендую использовать их как можно полнее. В конце концов, чтобы сопоставлять и размышлять, нужно знать о мире как можно больше. Да и учебу для вас никто не отменял. Ребята, ничего не изменилось по сравнению со прошлой декадой и даже с сегодняшним… ой, уже вчерашним утром. Времени два часа ночи! Все, мне пора. В ближайшие несколько суток мне придется безостановочно общаться со всякими нудными руководителями государств — чем мельче, тем надутее и чванливее. А вы давайте-ка спать. Вас в семь утра разбудят, как и остальных, не выспитесь — пеняйте на себя.

Она отошла к двери, открыла ее, остановилась на пороге и обернулась.

— А насчет того, что случилось только что… Ребята, я знакома с вашей художественной литературой. В ней с внебрачным и "извращенным" сексом почему-то обязательно связаны боль и страдания, как минимум психологические. Положительные герои искупают свои "ошибки", "расплачиваются" за них иногда в течение всей жизни. Я понимаю, что так велит доминирующая на ваших континентах религия, ненавидящая женщин, но… Не надо так, ладно? Вы не совершили никаких преступлений или даже просто ошибок. Наслаждайтесь молодостью и помните, что она рано или поздно пройдет — даже если вы и в самом деле станете жить вечно.

Она озорно подмигнула и исчезла в коридоре. Тихо хлопнула дверь, и в комнате повисла тишина — но не тяжелая и напряженная, а, скорее, созерцательная и задумчивая. Зорра и Гатто, до того дремавшие по бокам Марты, раскрыли двухзрачковые глаза, синхронно зевнули и сладко потянулись, после чего сели на задние четыре лапы и скрестили на груди передние.

— Ректор глупая, — констатировал Гатто.

— Риса режим нарушает, спать не дает! — поддержала Зорра. — А Майя поматросит и бросит! Спать, спать, спать! Вечер паникер, утро утешитель!

— Что? — удивленно переспросила Фуоко, выходя из легкого ступора, напавшего на нее после объяснений Карины. — Ну-ка, повтори последнюю фразу.

— Вечер паникер, утро утешитель! — с готовностью проартикулировала парса. — Поговорка! С Текиры! Ночь на дворе! Ночью надо спать, спать, спать!

— Текира — это где? — спросил Михаил, ожесточенно протирая глаза пальцами.

— Родная планета Рисы, — неожиданно для Фуоко буркнул Кирис. — Она рассказывала.

Фуоко вдруг почувствовала могучую волну облегчения, смывающую пусть и не всё, но заметную часть напряжения. Он ответил Михаилу! Значит, драться из ревности точно не полезет. Интересно, а ее он побьет? Многие мужчины вроде как обожают срываться на подругах. Нет, Кир, конечно, не такой, но все-таки — он ее ревнует хоть чуть-чуть?

А ты его ревнуешь к Марте? Ой, какой интересный вопрос…

— Если б я раньше знал, что вы с ректором на короткой ноге, я б из вас давно всю душу вынул вопросами, — сообщил Михаил, вставая с кровати. — Наверняка же массу интересных вещей о паладарах знаете — и молчите. А еще коллеги по научной работе! Ну ничего, мы еще поговорим.

Кирис соскочил с кровати и встал перед ним, сгорбившись и чуть повернувшись боком. Нет, не для драки — Фуоко хорошо знала его язык тела, в такую позу он вставал, когда ожидал возможных, но не гарантированных неприятностей. Что он задумал? Против своей воли она скользнула по обоим оценивающим взглядом. Два голых парня с рельефной мускулатурой, один высокий красавец, другой широкоплечий хулиган — каждый хорош по своему. Краем глаза она заметила такой же оценивающий взгляд Марты. Девушки переглянулись — и вдруг слегка улыбнулись друг другу в знак признания соперницы.

— Мы поговорим, — согласился Кир на хотя и не слишком чистой, но все же камиссе. — Когда заслужишь. На Арене победишь в драке. Один на один. Без боли, я не чувствую, мне разрешают только первый уровень. Спарринг. Согласен?

— Э-э, Кир… — Михаил смущенно замялся, но на камиссу не перешел. — Давай отложим, ладно? Обсудим потом, да? Вечер паникер…

— Дурак! — веско сказал Кирис. — Ты с Фучи связался. Она опасна. Я опасен. Докажи, что не… хиляк, — последнее слово он все-таки произнес на кваре. — Иначе можешь умереть.

— Так, ну вот что! — решительно сказала Марта, поднимаясь, и оба парня взглянули на нее. Их глаза синхронно поползли вниз по ее телу, и Фуоко тихо фыркнула. Мужики! — Сцепились петухи. Риса правильно сказала — мы ничего плохого не сделали, морду бить друг другу не за что. Я спать пошла. И думать. Завтра рано вставать, день насыщенный, вечером поговорим.

Она нагнулась и принялась подбирать с пола свою одежду, но остановилась. Выпрямившись, она спросила в пространство на камиссе:

— Координатор, можно нам с Фуоко ненадолго остаться наедине?

— Разумеется, госпожа Брыль, — прозвучал из-под потолка невозмутимый голос паладарского неба. — Одну секунду.

Сдвинувшиеся кровати чутьразъехались, и из пола стремительно вырвалась и уперлась в потолок давешняя глухая перегородка. Марта уселась на кровать рядом с Фуоко, оперевшись о простыню рукой.

— Слушай, — сказала она. — Я даже и не подумаю извиняться. Кир твой парень, но теперь и мой тоже. Не знаю, какие у вас отношения, но если ты с ним опять поссоришься, я его заберу насовсем, поняла? И не вздумай ему слова плохого сказать за сегодняшнее!

— И не собиралась, — Фуоко чувствовала странное спокойствие. В горле мелькнула смешинка: сидят две девчонки, и каждая говорит на иностранном для нее языке — прямо-таки лингвистический практикум! Сочетание приятного с полезным, ага. — Кир мой. Мы с ним… Я не могу описать. Мы связаны навсегда. Марта… да?

— Зови меня Тата, — улыбнулась ставрийка. — Какие формальности между любовницами одного мужчины?

— Тата, ты его не заберешь, даже если сильно захочешь. Но… я, может, глупо выгляжу, но… я не возражаю, если вы станете встречаться… изредка. Ему от меня тоже отдохнуть надо.

Прикинув строение следующей фразы, она поняла, что словарного запаса не хватит, и переключилась на родной язык — авось да поймет иностранка.

— Мне все равно придется в дальнюю лабораторию отправиться и на люди не соваться. А ему учиться надо. Встречайтесь иногда, ладно уж. Тем более, что первый мужчина, говорят, на всю жизнь запоминается.

— О, какая опытная! — криво ухмыльнулась Марта. — Можно подумать, у тебя их больше было.

— Уже двое, считая Михаила, — Фуоко слегка вздернула нос. — Или трое, если Майю за полу-мальчика считать.

— Тоже мне, сердцеедка! Фучи… тебя ведь так Риса называла? Фучи, ты от меня не отвяжешься. Риса сказала, что и мы с Киром теперь связаны. Я еще не понимаю толком, о чем речь, но мы все в одной лодке. И эксперименты у нас тоже общие. В общем, спасибо за разрешение, и мы еще посмотрим, с кем Кир останется, ясно?

Ставрийка снова встала, закончила собирать с пола свою скудную одежду и вдруг негромко засмеялась.

— Чего смешного? — подозрительно спросила Фуоко.

— Если ты жена, а я любовница, — пояснила Марта, продолжая хихикать, — нам по всем канонам сейчас положено в волосы друг другу вцепиться и подраться как следует…. ну, если бы у тебя имелось, во что вцепляться. А мы об экспериментах рассуждаем!

— Можем и подраться, — широко улыбнулась Фуоко, машинально проводя ладонью по короткой щетине волос. — На Арене, как Кир предложил. Но игру я выберу.

— Договорились, — кивнула ставрийка. — Все равно нам в терминалах Арены теперь полжизни проводить придется, вот и сыграем на пару с Мишкой и Киром. Вам ведь еще матч-реванш выиграть надо. Ну все, Фучи, пока. Я спать пошла.

Она втянула носом воздух и поморщилась.

— Ну и запашок от нас!.. Словно из борделя сбежали. Авось по дороге никто не встретится. Кстати, координатор! Где моя комната? Нас с Мишкой из автобуса прямо сюда привели.

— Зорра проинструктирована и вас проводит, госпожа Брыль, — откликнулся неб. Перегородка скользнула вниз и исчезла в полу. Кирис и Михаил по-прежнему стояли друг против друга, но что-то в их позах неуловимо изменилось. Они уже не походили на молодых задиристых петухов, присматривающихся к потенциальному сопернику. Кирис глянул на Фуоко и улыбнулся так, как умел лишь он: одними глазами, не двинув больше ни одним мускулом хмурого насупленного лица.

— Пожалуй, хватит на сегодня. Пора спать, — Михаил потянулся и подобрал с пола одежду. — Такие откровения нужно как следует осмыслить, и лучше на свежую голову. А то башка гудит, словно из сугроба вылез, — добавил он на камиссе, и против своей воли Фуоко повторила выражение про себя, запоминая. Надо уточнить у Тани точное значение, но общий смысл понятен.

— Идем, Миш, — сказала Марта, тоже переходя на родной язык. — Зорра и тебя проводит. Верно, шестилапка?

— Зорра пррроводит! — с энтузиазмом откликнулась парса, семеня к двери. — Зорра защитит от чудовищ в темных мрачных коридорах! Гатто присмотрит за Фучи и Киром! За мной, за мной, за мной! Ку-ун!

Ставрийцы вышли вслед за ней, кивнув на прощание, и Кирис с Фуоко остались одни. Фуоко неуверенно подошла к другу и остановилась рядом, не поднимая взгляда. Вроде бы он не сердится на нее, но…

— Кир… — тихо сказала она.

— Погоди, Фучи, — парень положил ей руки на плечи, и Фуоко изумленно вскинула глаза. — Дай я скажу, пока слова не забыл. В общем… ну… Фучи, ты делай, что хочешь. Не обращай на меня внимания, лады? Если считаешь, что нужно с другим… ради научных экспериментов…

Он со свистом втянул воздух.

— Да пофиг, зачем, пусть и чисто ради кайфа. Если хочешь, я и слова не скажу. Могу даже у дверей покараулить, чтобы никто не влез не вовремя. Я все равно с тобой, хоть как, хоть подстилкой у двери, ноги вытирать. Ты из-за меня… из-за меня…

— Ш-ш! — Фуоко ласково приложила палец к его губам. — Кир, я помню. Ты все думаешь, что из-за тебя я осколок гранаты в голову получила и померла. Комплекс вины, все такое. Дурачок…

Она прижалась к нему, наслаждаясь горячей твердостью его мышц и запахом уставшего тела.

— Кир, не надо так, а? Я ведь давно сказала, мне рабы не нужны. Я люблю тебя, Кир, и никакие другие мужики тебя не заменят. Ты ведь простишь мне Михаила, правда?

— Я и не обижался, — буркнул парень, обнимая ее в свой черед. — Если надо, пусть уж он. Ничего вроде пацан, нормальный. Да пофиг кто, в общем. Ты решаешь.

— Ну, спасибо! — Фуоко тихо засмеялась. — А я, ладно уж, разрешаю тебе Тату в постель затаскивать — при условии, что на меня силы оставаться будут. Только не сбеги с ней навсегда, а то обижусь.

Кирис не ответил, но стиснул ее так сильно, что девушка задохнулась.

— Пусти, медведь! — она высвободилась из объятий. — Ну, действительно, давай спать. А завтра все-все обсудим на трезвую голову. Дэй координатор, вы меня слышите?

— Да, дэйя Винтаре, — отозвался неб.

— А где наши с Киром комнаты?

— Здесь. Место, где вы находитесь, обычно играет роль медпункта, но на ближайшую ночь отведено вам. Кроме того, оно дополнительно оборудовано новым объемным сканером. Мы с Дзии понаблюдаем за вами на случай, если эксперимент даст неожиданные последствия. Ванные помещения в боковых стенах объединенной комнаты, постельное белье я сейчас заменю.

В дверь скользнула серая туша дрона, перелилась снизу вверх на вновь сдвинувшуюся постель, втянула в себя изжамканные простыни и тут же выплюнула и расстелила новые, гладкие, пахнущие чистой свежестью. Потом также неслышно дрон исчез. Гатто тут же деловито запрыгнул на кровать и улегся в ногах с таким видом, словно все сделали специально для него. Фуоко дернула его за большое черно-белое ухо, успев отдернуть пальцы от лениво щелкнувших клыков, и ушла в душ.

Несколько минут спустя, лежа без сна с рядом с уже вырубившимся Кирисом и раздумывая, чем бы занять очередную бессонную ночь, она подумала: что-то скажет мама, когда узнает… Кстати, а ведь маму и внезапную ставрийскую соперницу зовут одинаково. Оказывается, одни и те же имена в ходу на разных континентах. Интересно…

Затем мелькнула еще одна мысль, сразу же отогнанная прочь. Та упорно возвращалась в голову в последние дни, но принять ее и обдумать как следует Фуоко боялась. Не сейчас. Узнанное сегодня делает идею еще более актуальной, но не сейчас. Сначала нужно к ней как следует привыкнуть. Какое-то время девушка лежала, бездумно глядя в потолок и слушая ровное дыхание Кириса. А потом, впервые после приключения на лабораторном острове, она провалилась в теплый блаженный сон без сновидений, куда не мог проникнуть даже вечный огненный вальс ночного мира.

09–10.29.1232. Шансима, Ценгань

Утро следующего дня началось так, как не начиналось уже очень давно: с ощущения теплой груди Кира под щекой и ладонью и настойчивого щекотания левой пятки. Фуоко недовольно дернула ногой, потом еще раз, но щекотка не пропадала. Потом ее слегка дернули за ухо. Она недовольно выдохнула, приподняла голову и приоткрыла один глаз.

— Ну чего вам? — пробурчала она. — Щас как укушу…

— Фучи, ты и в самом деле дрыхла? — изумленно осведомился Кирис (его голос вибрировал и отдавался в грудной клетке под ребрами). — Честно, что ли?

— Тебе жалко, да? — девушка широко зевнула и тут же дернулась, потому что в пятку кольнуло чем-то острым. Она резко села и обернулась. Зорра ухмылялась во всю пасть, глядя на нее.

— Фучи соня, соня, соня! — пропела парса. — Утро пришло, вставать пора, завтрак готов! Кто опоздает, пусть на себя пеняет!

— Сама сочинила, да? — саркастично осведомилась Фуоко. — Оно и заметно…. Ой! А сколько времени?

— Побудку сыграли минут десять как, — Кирис сел, потягиваясь. — Га, подтверди.

— Сигнал подан! — мявкнул черно-белый шестилап, подпрыгнув и перевернувшись в воздухе. Постель под ним отозвалась глухим уханьем. — Все на выход! Отставших не ждут!

Фуоко похлопала глазами, проверяя ощущения. И в самом деле ведь заснула! Но теперь сна не осталось ни в одном глазу, и во всем теле чувствовалась необыкновенная упругая легкость. Голова казалась ясной и отдохнувшей, а пробивающиеся вокруг шторы солнечные лучи искрились бриллиантовыми блестками. Незрячий глаз послушно показал непрекращающийся огненный вальс ночного мира, но даже тот казался ободряющим и радостным. Девушка вскочила на ноги и запрыгала на кровати, упруго поддающейся под пятками.

— Одевайся давай, акробатка! — Кирис звонко шлепнул ее по голой ягодице, и Фуоко тихо взвизгнула. Она попыталась стукнуть друга кулаком по макушке, но тот ловко уклонился и ушел в ванную. Девушка вздохнула полной грудью, пустила по предплечьям синие искры, тут же подавила их и спрыгнула на пол. Настроение было чудесным, и его не портило даже воспоминание о ночном разговоре с Рисой и сексуальных опытах Майи. Разберемся. Со всем разберемся. И с Михаилом, и с Мартой, и с любителями Большой Игры. Главное, что Кир на нее не сердится за вчерашнее, и она не сердится на него.

Несмотря на нехватку времени, Фуоко все же потратила пять минут, чтобы тщательно замазать шрамы на голове тональным кремом, выданным Дзии еще в Хёнконе. Получилось очень неплохо: шрамы удавалось разглядеть в зеркале только вплотную, да и то если знать, что искать. После завтрака в общей компании студентов и краткого инструктажа, проведенного Сируко, экскурсантов разбили на группы и рассадили по микроавтобусам, ожидавшим на небольшой стоянке в парке возле консульства. Кириса и Фуоко устроили в компании четверых ставрийцев. Одна из копий Сируко устроилась за рулем, Варуйко Сэйторий села на сиденье рядом с ней, потом в салон запрыгнул смуглый от загара дядька в коротких штанах и халате, оказавшийся нанятым гидом, и машина рванула с места. Остальные микроавтобусы последовали за ней, но на проспекте разъехались в разные стороны — каждая группа следовала своему маршруту.

До вечера компания моталась по городу. Проспекты, храмы, парки и музеи Шансимы мелькали перед глазами, сливаясь в одну яркую пеструю картину, наполненную прозрачной ясностью ума и странной тихой радостью. Кир с интересом смотрел по сторонам, и по эмоциональному каналу от него не текло ничего, кроме ощущения искреннего любопытства. Фуоко то и дело щелкала портативной фотокамерой, постоянно подсчитывая в уме уже отснятые кадры и остаток на запасных катушках пленки в сумочке. Ни Михаил, ни Марта не упоминали о вчерашнем приключении, и Фуоко даже не знала, рассказал ли кто-то из них о произошедшем Юрию и Ольге. Ольга держалась заметно лучше, чем накануне, обожженный бок ее, похоже, почти не беспокоил. Все четверо ставрийцев вели себя так же, как обычно: с жадным интересом осматривая местность и теребя экскурсовода непрестанным вопросами. Поскольку гид не говорил ни на кваре, ни на камиссе, в роли переводчика выступала Сируко, транслируя речь через наушники, соединенные с увесистыми коробочками приемников на поясах экскурсантов. Поначалу гид с явной опаской поглядывал на Парсу с Зоррой, во время пеших вылазок лениво трусивших на всех шести лапах по бокам группы, но постепенно привык и перестал обращать на них внимание. Однако с Варой такой номер не прошел. Она тоже явно пугала гида, причем вздорной девице его страх явно доставлял наслаждение. Охранница не упускала случая нависнуть над ним, ухмыляясь нехорошей улыбкой с дырой выбитого зуба и поглаживая пальцами рукоять тяжелого боевого ножа. Каждый раз гид съёживался и старался укрыться за Сируко или кем-то из студентов.

В большом, прелестно оформленном ландшафтном парке возле резиденции королевского наместника, с карповыми прудами и рассаженными ярусами незнакомыми деревьями, их попытался остановить военный патруль. Шестеро солдат приблизились, хмуро взирая на группу и сжимая в руках длинноствольные штурмовые винтовки, а их командир с нашивками лейтенанта второго класса потребовал предъявить документы. Сируко показала ему какую-то бумагу, непринужденно извлеченную из предплечья, и лейтенант, нервно сглотнув и отдав честь, увел патруль за изгиб аллеи. Фуоко попыталась представить себе, как их группа выглядит со стороны. Пять девиц, трое в мини-шортах и майках, а две другие в обтягивающих красных ципао (как же Фуоко не подумала, что оденется почти так же, как Сируко?), одна вооружена здоровым ножом в набедренном чехле и тяжелым пистолетом в поясной кобуре, другая щеголяет коротким ежиком абсолютно седых… нет, лучше белых волос (и хорошо еще, что шрамы почти не видны). Плюс три здоровых парня в шортах и майках, двое с коренастыми фигурами, накачанными, как у профессиональных борцов, а третий — высокий красавчик, словно сошедший с обложки модного журнала. М-да. Выглядит если и не устрашающе, то необычно — уж точно. Впрочем, уже то хорошо, что местные не пытаются приблизиться и полапать на счастье: Сируко предупредила, что к студентам и сотрудникам Университета отношение сейчас восторженное, так что возможны эксцессы, пусть и не слишком неприятные.

Последним в программе стоял океанариум. Стаи мелких медуз, подрагивающих в наполненных водой стеклянных колоннах, подсвеченные ультрамариновым синим светом во тьме зала; пестрые тропические рыбы, стайками снующие в больших, метра два в высоту, аквариумах, расположенных вдоль длинных проходов; здоровые черные и белые рыбищи, почти неподвижно висящие в толще воды и медленно заглатывающие ее толстогубыми ртами, обрамленными длинными усами; ногастые крабы величиной с тарелку, медленно перебирающиеся по камням в таинственном красном полумраке; толстые мурены, под ярким светом ламп неторопливо извивающиеся по глубоким норам в искусственном коралловом рифе; огромные морские черепахи, плавающие кругами и изредка высовывающие голову на поверхность, чтобы подышать; большие и малые акулы и скаты, снующие над стеклянным потолком прохода под гигантским аквариумом; аквалангисты, кормящие этих акул рыбой со специальных палок; дрессировщики, весело командующие ручными тюленями, перекидывающимися мячами и со скоростью катера таскающими над водой вертикально стоящих на их носах кукол… Фуоко рассматривала живность в тихом восторге. В Барне имелся свой океанариум, куда ее не раз водили в детстве, но он не шел ни в какое сравнение с местным. Отщелкав последние кадры на последней катушке (что-то получится при таком освещении и получится ли вообще?), она со вздохом убрала аппарат. Как раз одной катушки не хватило, вот блин…

— Потрясающе, — задумчиво сказала Ольга, когда компания вышла из торгового центра, в подвале которого располагался океанариум. — Я же всех рыб видела в книжках на картинках и в передачах по телевизору. Но никогда не думала, что вблизи, живые, они выглядят так… так…

Она вздохнула и махнула рукой.

— Да уж, — согласился Юрий. — Выдающееся место. Я бы там на недельку с удовольствием поселился, поизучал бы. Одного не понимаю — почему акулы других рыб не жрут? Рядом же плавают с такими косяками — и не жрут! А говорят, кровожадные…

— Об акулах в приключенческих романах навыдумывали много, — сердито сказала Марта. — Я читала статьи, они вовсе не такие агрессивные, как считается. Наоборот, они весьма осторожные. Их еще и уничтожают все, кому под руку подвернутся, они уже едва ли не вымирают.

Фуоко сделала зарубку на память: почитать об акулах. Наверняка в обширной электронной и бумажной библиотеках паладаров найдется немало материалов на данную тему. Вообще, получается, у нее общая биология — белое пятно. Что в школе учить задавали, знает, а за пределами — ни шиша. Нужно исправлять.

Попрощавшись с явно повеселевшим гидом, группа погрузилась в микроавтобус и через полчаса соединилась с остальными экскурсантами в небольшом уютном ресторане на окраине Шансимы. Уже стемнело, на улицах один за другим зажигались фонари, горели окна домов и гирлянды электрических огоньков на деревьях. Неподалеку от ресторана яркие прожекторы выхватывали из тьмы большой, в два человеческих роста, портрет короля в овальной золотой раме, расположенный на вычурном постаменте. После ужина, состоявшего из парового риса, незнакомых пресных вареных растений, тушеной курятины в острой подливке и резаных кубиками ананасов и арбузов, студентов и охранников загрузили в большой туристический автобус, где уже ожидали их вещи. Впереди ждал долгий вечерний переезд в Санъяму.

Первой забравшись в автобус, Фуоко забилась в задний ряд кресел к высокому окну, отгородилась Кирисом от остального автобуса и задумалась. День выдался долгим, но память удержала и послушно выдавала даже самые незначительные детали: раскраску голубей на площадях, белесые потеки на каменных постаментах генералов, наваленные грудами яблоки, манго и мандарины на фруктовых рынках… Сегодня голова работала на удивление четко. Сна не ощущалось ни в одном глазу, и хотя приподнятое утреннее настроение уже ушло, холодная ясность сознания сохранилась. Странно. Она хорошо знала себя, и обычно к вечеру настолько насыщенного дня ей хотелось лишь одного: забраться в горячую ванну и долго лежать там посреди мыльной пены в блаженном ничегонеделании. В течение последних бессонных декад она не раз прибегала к такому средству, дававшему облегчение мозгам. Сегодня же…

Мэй. Возможно, ее состояние — первый за полсотни дней ночной сон и ясность ума сегодня — как-то связано с тем, что произошло вчера в ресторане возле порта. Оябун "Кобры" что-то сделал с ней — то ли исправил, то ли, наоборот, испортил, но сделал. Фуоко задумчиво смотрела на проплывающие за окнами автобуса городские улицы, где дома становились все ниже, а освещение все жиже, и пыталась исследовать ощущения своего тела. Нет, больше ничего необычного. Она осторожно позволила ночному миру в незрячем глазу раздуться и слиться с реальностью и принялась покачивать головой из стороны в сторону, совмещая его огненные сгустки и линии с объектами настоящего мира. Совмещение сегодня тоже проходило на удивление легко, почти без усилий. Радужный сгусток внутри Кириса выпустил паутинную сетку линий, тянущихся во всех направлениях, в том числе в сторону самой Фуоко, и одна извилистая паутинка совершенно определенно соединяла его с чистым голубым сиянием внутри сидящей неподалеку Марты. Привстав, чтобы смотреть зрячим глазом над спинками, Фуоко разглядела, что разноцветные сгустки сидели внутри всех без исключения студентов и половины охранников, включая Варуйко. Хаотичная мешанина танцующих цветных линий вилась вокруг, иногда раздуваясь в огненные полотнища, иногда истончаясь и делаясь почти незаметной. Потом, сдвигая все остальное в сторону, надвинулось видение звездного неба — глубокого, черного, испещренного точками, лужами и озерами искристой пыли, заполненного темными бесформенными провалами туманностей и светящимися кляксами межзвездного газа. Фуоко поспешно отогнала видение — слишком нестандартно, можно в обморок хлопнуться или искрить начать прямо здесь. Звезды послушно исчезли, не сопротивляясь и не устраивая неприятностей. Автобус тряхнуло на повороте, и Фуоко плюхнулась обратно в кресло, неловко наступив на лапу забившейся под сиденье Зорры и ударившись локтем в грудь Кириса. Зорра недовольно тявкнула.

— Чего скачешь? — шепотом осведомился Кирис, потирая грудь. — Не набегалась за день?

— Извини. Смотрю обоими глазами, — коротко сказала Фуоко, устраиваясь поудобнее.

— Электрошторм не устрой, быр-быр девочка, — хмыкнул друг, понявший ее без дальнейших пояснений. Фуоко еще раз саданула его локтем в брюхо, чтобы не выделывался, но это движение Кир предугадал, парировав удар предплечьем. Фыркнув, девушка ухватила его руку за запястье и вздернула в воздух, а пальцем другой руки ткнула в открытый, содрогнувшийся от щекотки бок. Прежде чем Кирис успел что-то сказать, Фуоко устроилась у него под мышкой, положила свою голову ему на грудь, его руку обвила вокруг своей талии и снова уставилась в окно. Автобус уже несся по загородному шоссе под мельтешащим ночным небом, и мимо мелькала только темная стена деревьев, кое-где озаряемая голубыми отблесками восходящей Труффы.

Мэй. Ключ — Мэй. Оябун большой банды. Он носит четыре серьги. Если верить газетной статье про Анъями, что она раскопала в университетской библиотеке, количество серег прямо пропорционально влиянию. А влияние, в свою очередь, прямо пропорционально количеству людей, подчиняющихся его приказам. Сколько у него подручных по всему Ценганю или даже по всему Могерату? Пять тысяч? Десять? Двадцать? Умный, циничный, обаятельный, беспринципный и опасный — и заинтересованный в ней. И еще обладает такими странными способностями. Почему именно он, человек, меньше всего заинтересованный в научном сотрудничестве с паладарами? А почему именно Фуоко таскает в себе нечто странное и необычное, какую-то двойную корону и крючковатый посох? Быстрый и простой ответ: так сложилось. А правильный? Тогда, три года назад, когда волюты внезапно атаковали в море прогулочный камер семьи Деллавита, и Фуоко заработала свой первый шрам на левой груди, чудом выжив благодаря самоотверженности Джиона — случайность ли произошла? Появились ли волюты сами по себе? Или она уже тогда могла неосознанно их призывать? Скажем, она их позвала, но тогда они еще не понимали, как обращаться с людьми, и попытались говорить с ними своими способами — сгустками энергии. М-да. Жаль, что нельзя вернуться в прошлое и увидеть, как все происходило на самом деле.

Мэй. Обаятельный и убедительный мерзавец. Ключ к происходящему, не менее, а может, и более важный, чем сама Фуоко. Девушке вдруг вспомнился разговор на следующее утро после злосчастной прогулки с Варой по ночному городу, закончившейся двумя сожженными бандитами в переулке и поездкой с раненым Мэем в простреленной машине. Что он тогда сказал важного, неприятно ее кольнувшего?

Вы обречены стать либо кукловодом, либо безвольной марионеткой в чужих руках, дэйя Деллавита.

Да, примерно так. Он имел в виду ее способности в реальном мире, ее состояние как одной из наследниц богатого отца… но, похоже, оказался прав и в другом смысле, о котором тогда даже не подозревал. Чужая сила. Чужие руки. Арасиномэ — кто или что за ним стоит? Неведомый Демиург Брагата? Или что-то другое? Неважно. Главное, что сейчас они с Киром, вообще весь мир становятся марионетками непонятно какого кукловода, пляшущими на сцене, выстроенной из древних-древних легенд давно мертвого мира. Так нельзя. Категорически нельзя. Значит, надо найти кукловода, вступить с ним в контакт, заставить одуматься. Может ли им оказаться мама-роза, благодушно растущая в неведомой теплой оранжерее? Нет, вряд ли. Даже если она реально существует, то беспокоится о своих детях и, заодно, о Фуоко, но больше не проявляет никаких чувств. И у нее лишь одно желание: вырасти и расцвести по-настоящему. Кто тогда? Длиннобородый старик, встреченный ей в видении? Или некто, скомандовавший ей бежать? Или же она опять цепляется за ложные иллюзии?

Неважно. Главное, что она не желает становиться марионеткой ни в руках какого-то малахольного Демиурга, ни кого-то еще. Следовательно, надо начинать бороться. Теперь, когда она понимает, что может скрываться за происходящим, можно искать с открытыми глазами. Интересно, что теперь у нее со сном? Опять придется дрыхнуть по несколько часов каждую ночь? Она уже начала привыкать к массе дополнительного свободного времени, появившегося ночью, и отказываться от него не хотелось бы. Оптимально, если она станет спать… ну, скажем, раз в декаду. Нужно посоветоваться с Дзии, использовав Сируко или Зорру в качестве посредника. А пока что — время для микро-эксперимента: удастся ей заснуть сейчас или нет?

Эксперимент провалился… точнее, дал отрицательный результат, поправила она себя полчаса спустя. Гудящий разговорами автобус постепенно затих, студенты один за другим погружались в дремоту, и дыхание Кириса тоже постепенно стало ровным и размеренным. Однако Фуоко заснуть так и не сумела. Интересно. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Она потерла глаза пальцами и принялась восстанавливать в памяти океанариум.

Блеск Шансимы стоял перед ее глазами, но вдруг ей вспомнилось совершенно иное. Покосившиеся деревянные домишки без стекол, пыльные грунтовые улицы, извивающаяся между рисовых чек ухабистая дорога — и убогие лачуги, в которых иной хозяин постеснялся бы держать даже кур. Похищение и плен казались ей далекими и странными, почти стершимися из памяти. Да и смерть от взрыва гранаты улучшению памяти, видимо, не поспособствовала. Фуоко уже почти забыла ту унылую и безнадежную обстановку, где проводили всю жизнь обитатели мелкого городка под названием Оокий, затерянного в джунглях не так уж и далеко от Санъямы. Блеск и нищета огромной страны, где миллионы живут в быстро растущих и развивающихся современных городах, иногда, как Шансима, даже превосходящих заморские, но сотни миллионов по-прежнему прозябают в тех же условиях, что и их предки. Но разве в других местах иначе? В родной Барне — шикарный особняк Деллавита в холмах, окруженный огромным частным парком, где она провела практически всю свою жизнь, вышколенная прислуга и вымуштрованная охрана — всё, всё для нее, ее семьи и немногих высокопоставленных отцовских служащих. Блистающие дорогой роскошью рестораны и магазины в центре города — и обшарпанная лапшичная старого Дзидзи рядом с мертвым районом Барны, отобранная банком за долги. Великолепные частные яхты — и облупленные моторки и сейнеры, ежедневно выходящие в море от соседних причалов на грошовый промысел. И нищие припортовые районы, где вырос Кирис, населенные докерами, семьями моряков и беженцами, с трудом сводящими концы с концами, кишащие преступниками и подростковыми бандами — они были такими и до Первого Удара…

Фуоко вдруг вспомнила, как четыре года назад (больше, чем целая вечность!) она сбежала от Джиона в толпе большого универмага и выскользнула на улицу. Для нее побег казался веселой игрой, забавным приключением, местью назойливой охране, и она даже не задумывалась, скольких седых волос стоили Джиону следующие два часа ее поисков. Она ускользнула на улицу и ушла довольно далеко, забравшись с большого проспекта в глубину жилых районов. Там она впервые увидела осыпавшуюся, исчерканную граффити штукатурку старых стен, окна с треснувшими стеклами, плохо одетых людей, нищих у небольшой церквушки Рассвета, побитые ржавые автомобили, оборванных детей, донашивающих перешитые со взрослых обноски… Новый мир потряс ее настолько, что она забыла и о побеге, и о времени. Люди открыто пялились на хорошо одетую девочку — принцессу среди оборванцев — с открытым ртом бредущую по тротуару и так же открыто пялящуюся на окружающих. Столкнулись два мира, редко пересекавшихся, и высеченные ударом искры горели в памяти до сих пор.

Когда ее наконец нашли — Джион поднял по тревоге всю службу охраны, и окрестные районы, как она потом узнала, прочесывало не менее семидесяти человек — она приняла от отца выволочку смиренно и тихо, даже не пытаясь оправдываться. А потом она напала на него с вопросами: почему те люди так бедно живут, не могут переехать в хорошие дома и купить новые машины?.. Тут в задумчивость впал уже отец. Он отменил назначенную встречу с руководством своего банка и долго объяснял, что есть люди богатые и бедные, что деньги не падают с неба, и что устройство мира далеко от справедливого. А когда Фуоко поинтересовалась, почему бы не дать беднякам денег, которых так много у семьи Деллавита, отец усмехнулся и прочитал ей небольшую лекцию о финансах. Тогда она мало что поняла и запомнила, но осознала одно: огромные богатства главных семей и финансово-промышленных конгломератов Кайтара — лишь капля в море. Даже если раздать их все, большинство не станет жить лучше — а вот экономике (это слово она запомнила) станет гораздо хуже, потому что она лишится главного инструмента управления и развития: сконцентрированного капитала.

Еще отец рассказал, что совсем недавно, до Удара, люди жили гораздо лучше, чем сейчас. Появление Красной Звезды и внезапное изменение законов физики изменило мир, уничтожило целые отрасли промышленности, убило много выдающихся технологов, инженеров и ученых, чья нервная система не смогла функционировать в новых условиях. Кайтар и Ставрия получили дополнительный могучий удар: самопроизвольно сдетонировавшее атомное оружие и взорвавшиеся атомные реакторы уничтожили значительную часть армии, заразили радиацией огромные жилые территории, разрушили несколько промышленных городов и портов на обоих континентах и целиком стерли с лица Паллы кайтарскую дестру Тессан. Первые два года мир просто пытался выжить, оправиться от эпидемий, восстановить хотя бы самые важные части инфраструктуры и возобновить производство самого необходимого продовольствия и товаров. Палла не погибла, но какое-то время балансировала на грани полного коллапса. Мир выжил, но следствием стало резкое падение уровня жизни. Личные автомобили, телевизоры, дальние путешествия, даже просто сложная бытовая техника — все превратилось из обыденности в роскошь. И лишь немногие дети из богатых семей по-прежнему наслаждались счастливым безмятежным детством.

Отец никогда не отличался бурными проявлениям чувств и сентиментальностью, но рассказчиком являлся превосходным. Он сумел донести до десятилетней девочки то, что многие не понимают до самой старости. Потрясенная внезапно открывшейся суровостью мира, Фуоко несколько декад осмысливала рассказанное, иногда приходя к отцу за дополнительными объяснениями — а потом потребовала, чтобы ее перевели из закрытой частной школы в обычную общеобразовательную. И отец, строгий отец, не склонный потакать ее глупым капризам, согласился даже без особых уговоров, проигнорировав бурные возражения матери. Он лишь регулярно проверял, что она учится хорошо, и не только по оценкам, но и по знаниям — и Фуоко, зная, что в случае чего немедленно вернется в закрытый пансион, изо всех сил старалась доказать, что имеет право на такое поведение. Да и ей самой быстро понравилось быть первой ученицей — не по праву рождения или отцовских капиталов, а только и исключительно за счет способностей. Конечно, она довольно скоро начала понимать, что и здесь помогает ее богатство: из школы она отправлялась домой учить уроки, а большинство одноклассников шли подрабатывать кто куда, и сил и времени на зубрежку у них не оставалось. Но тут она уже ничего поделать не могла. И она больше не сбегала от охраны — вернее, не упускала случая подшутить над Джионом, спрятавшись поблизости от него, но никогда не убегала далеко. Это стало частью ее соглашения с отцом, которого она придерживалась всерьез.

А потом — потом в школу "Бабочка", в ее класс перевелся Кирис, мрачный нелюдимый хулиган, тянущий за собой шлейф опасливых слухов, трудный подросток, наводящий страх даже на директора. Он сразу невзлюбил "принцессу", и та ответила взаимной неприязнью. Их пикировки на переменах стали в школе легендарными, и Фуоко стоило немалых трудов удержать прослышавшего о ситуации Джиона от быстрой и окончательной разборки. Постепенно Фуоко привыкла и к пикировкам, и к самому Кирису, и когда появившаяся Риса и последующие события окончательно переплели их судьбы, вдруг осознала, что не может без него жить. И вот теперь они здесь, вместе, менее чем за год пережившие кучу приключений и даже умудрившиеся по разу помереть — по-настоящему, до смерти. Живы они сейчас или нет, вопрос чисто академический. Главное, что вместе. А приключения с другими партнерами, вроде вчерашнего… ну и что? Права Риса, иногда надо и отдохнуть друг от друга.

Она чуть повернула голову, глядя назад и вверх на лицо Кириса. Тот дремал, но ее движение почувствовал. Приоткрыв один глаз, он вопросительно пошевелил губами: "что?" "Всё норм", так же беззвучно ответила она, сопроводив мимику ощущением блаженства по их незримой связи. В ответ пришла теплая ирония и проартикулированное слово "Б-Р-Л-Д-А" (сам дубина! буквы толком запомнить не может, а туда же, дразнится!) Фуоко показала другу язык и принялась снова смотреть в окно на пролетающие мимо темные деревья. Но все-таки, что же можно сделать с нищетой и бедностью, что в Кайтаре, что на Могерате? Выходило, что прямо сейчас — ничего, разумеется. Она не дурочка и не считает, как некоторые, что достаточно раздать людям побольше денег, забрав их у богатых, и сразу наступит всеобщее счастье. Никакого желания жить во всеуравнивающей бедности, как в Ставрии, у нее нет. В конце концов, за заслуги следует поощрять, а лучшая награда — деньги, позволяющие человеку самому купить, что захочет. Но что же тогда делать?

Для начала — разобраться с Арасиномэ, подсказал ей внутренний голос. Если мир вернется к состоянию до Первого Удара, все станет куда проще. Или же нужно побыстрее развить науку до прежнего уровня, восстановить прежние технологии. Разумеется, в одиночку она не справится. Но у нее есть Кир, есть замечательная подруга — Риса-Карина, а теперь появился и еще один друг — Михаил. И Марта. М-да. Отношения с ними нужно как-то распутать и упорядочить, чтобы никому боли не причинить ненароком. Но здесь они разберутся. Может, не сегодня вечером, но после возвращения в Хёнкон — точно. И вообще, паладары создали международный университет "Дайгака" именно для того, чтобы ускорить развитие науки. И она, Фуоко, является его частью. Немаловажной частью, между прочим. Ключ она или не ключ, а исследования их с Кирисом способностей чрезвычайно важны, и если появились новые взаимосвязи с миром, их следует исследовать.

Недолго понежившись в приливе гордости за себя и Университет, Фуоко снова принялась вспоминать прошедший день. Надо отдать пленки в проявку завтра же вечером, сразу после возвращения в Хёнкон, а заметки по фотографиям набросать уже сегодня ночью, пока не забылись. Ах, да, не получится: они остановятся в обычной гостинице, там нет паладарских терминалов. Ха, а Зорра на что? Фуоко надиктует, а Зорра запишет и перешлет в личный ящик. Жутко неудобно с голоса, без редактирования, но ничего, все лучше, чем совсем без заметок. Ну, вот и есть программа на сегодняшнюю ночь, или как минимум на ее половину. А вторую половину можно погулять в окрестностях гостиницы в сопровождении Зорры и Сируко. Не откажет ведь координатор в такой малости?

Вечер в Санъяме прошел без приключений. По прибытии в гостиницу вымотавшийся за день народ расползся по номерам. Ставрийцы и Кирис не стали исключением. Фуоко, однако, усталости совсем не чувствовала. Посидев в выделенном ей крошечном одноместном номере, она заглянула в комнату Кириса (тоже одноместную, хотя всех остальных разместили по двое), но тот уже лежал на брюхе на кровати, даже не раздевшись, и тихо посапывал. Погрозив пальцем встрепенувшемуся Гатто и погасив свет, девушка тихо прикрыла дверь и спустилась на первый этаж, где в небольшом холле возле регистратуры в кресле сидел один из экземпляров Сируко. Ее красное ципао казалось свежеотглаженным, словно только что надетым. А может, и не казалось: по опыту Фуоко знала, что дроны способны таскать внутри себя довольно много вещей. Да и в автобусе под багаж места хватает. Интересно, Сируко всегда выглядит с иголочки из-за того, что обладает зачатками женской личности? Или паладары на публике просто обязаны изображать идеал?

— Я прогуляюсь вокруг гостиницы, — проинформировала Фуоко.

— Хорошо. Дроны прикрытия активны, дэйя Винтаре, за вами присмотрят, — Сируко даже не повела бровью. — Но не отходите далеко. При осложнениях можете связываться со мной через Зорру.

Девушка вздохнула про себя. И здесь охрана… Впрочем, уж не тебе с твоим талантом влипать в неприятности жаловаться на присмотр, одернула она себя. Один раз гранату в морду получила и еще раз желаешь? А до того еще были бандиты в переулке в Шансиме и пиратский адмирал в Хёнконе. И драка в баре в Оокие. И растяжка на острове, на которую напоролся Кир. Обжегшую три года назад волюту даже не вспоминаем. Блин, да сколько же можно, в конце-то концов? Другие люди за всю жизнь и с одной такой подлянкой не сталкиваются, а мы с Киром что, магнитом их притягиваем? Нет, милая, никаких больше приключений сегодня.

Прогулявшись взад-вперед мимо гостиницы, не отходя далее полусотни метров, Фуоко не обнаружила ничего примечательного: двухэтажные деревянные дома, маленькие уличные ресторанчики, лоточные торговцы сувенирами, с открытыми ртами пялящиеся на важно семенящую Зорру, и один тихий бар, где накачивались спиртным несколько очевидных, судя по одежде, иностранцев. Соскучившись, девушка вернулась в гостиницу и приняла душ из электрического водонагревателя. Ванна и даже душевой поддон в крохотном санузле отсутствовали, а вода стекала в дырку в полу и собиралась стоячей лужицей вокруг унитаза. Представив, как приятно будет поутру шлепать босыми ногами по холодной воде, она шепотом выругалась, улеглась в кровать и честно попыталась заснуть. Чуть погодя она смирилась с тем, что бессонные ночи продолжаются, достала из сумки припасенный на такой случай учебник по физиологии человека и углубилась в чтение раздела о функциях печени. Откомментировать фотографии она решила чуть позже.

Серый рассвет застал ее за романом о средневековых пиратах. Книгу взяла в библиотеке Рикона. Дочитав роман предыдущей (точнее, уже пред-предыдущей) ночью, инопланетянка спустилась к Фуоко и пристала к ней с вопросами, на которые девушка не смогла ответить даже приблизительно. Пришлось взять книжку, чтобы осилить ее на досуге и хотя бы понять, о чем речь. Сама она подобную литературу не любила, считая ее скучной и глупой, но марку держать следовало. В конце концов, речь идет о хотя и модифицированной писателем, но реальной истории Паллы. К моменту, когда сквозь тонкую штору забрезжил свет, Фуоко осилила половину романа — до того места, где отважная принцесса сбегала с пиратского брига вместе с компаньонами, предварительно оставив подожженный фитиль в крюйт-камере. И герои, и злодеи поражали воображение своей глупостью и неумением просчитывать действия хотя бы на два шага вперед, и Фуоко начинала понимать, что именно вызвало у Риконы такую растерянность. Ну да, у них-то в реабилитационном мире все продумано куда как лучше, и пираты выглядят не дебильными подростками, а настоящими злодеями, в самый раз для противостояния Защитницам. Взглянув на часы и решительно захлопнув книгу, Фуоко надела шорты и майку (ципао она решила отложить до мест, где рядом нет Сируко) и отправилась будить Кириса.

После завтрака группы экскурсантов в сопровождении новых гидов повели осматривать Санъяму. Город оказался довольно маленьким, полукруглое пятно на карте диаметром не более полутора цул. Располагался он на берегах небольшой речушки Кава у подножия горы Томиси, не слишком высокой, менее полуцулы в высоту. Однако ее вершина, как, впрочем, и у остальных гор гряды Массиро и окружающего Хёнкон хребта Сюань, в солнечных лучах выглядела снежно-белой — отнюдь не из-за снега, отродясь там не выпадавшего, а из-за складывающего гору известняка. На самой вершине располагалась смотровая площадка, куда тянулась тоненькая отсюда ниточка канатной дороги. Туда экскурсантов обещали поднять после обеда, перед отъездом обратно в Шансиму. Но до того гвоздем программы являлся храмовый комплекс с длинным названием на катару, которое, переведенное Сируко, немедленно вылетело из памяти у Фуоко, да и у остальных, похоже, тоже. Когда Марта попросила повторить, гид, усмехнувшись, выдал короткую версию: Храм Вечного Полдня. На деле комплекс представлял собой десятка три больших и малых храмов, и в каждом поклонялись кому-то из богов Миндаллы. Большие статуи, выкрашенные ядовитыми красками, грозно взирали на ничтожных людишек с высоты своих постаментов, а верующие несли им многочисленные дары: цветы — и живые, и искусственные, фрукты, воду в пластиковых бутылках, печенье в бумажных пачках, конфеты в прозрачных мешочках… В многочисленных ящиках для пожертвований, сверху закрытых редкими рядами реек, постоянно звякали бросаемые монеты и шелестели бумажки.

Солнечные отблески играли на золотой птичьей голове солнечного Вегешота, на чьем красном теле бугрились гипертрофированные мускулы. Стены его храма сплошь заполонили часы: от древних домашних ходиков с гирьками до больших вокзальных кругляшей. Голубая худощавая фигура водного Теллеона щерилась головой выдры, неприятно напомнив Фуоко реконструкцию образа Мэя в нереальном мире. Черная, как ночь, статуя Смеретуса, бога камня, бесстрастно взирала на мир щелястыми зрачками рогатой козлиной головы. Восьмигрудая Перелла держала в ладонях миниатюрного ягненка и сноп каких-то злаков (риса?), символизируя плодородие, в храме через площадь от нее золотая корона висела над пустыми плечами бога смерти Мискурата, а чуть поодаль неугасимое пламя пылало над такими же пустыми плечами неукротимой воительницы Теребохи, держащей по длинному мечу в каждой из раскинутых шести рук.

Второстепенные боги довольствовались храмами попроще, расположенными в дальней от входа части комплекса. Оплетенная цветущим вьюнком богиня растений Квантия, кроликоголовый бог животных Дзири, четырехглазая богиня насекомых Цетта, сидящая, как в гамаке, посреди паутины, щеголяющий пустым трехглазым черепом бог врачевания Хомм, толстопузый веселый Мамоно, бог богатства — они производили не такое гнетущее впечатление. Народу здесь ходило заметно меньше, и Фуоко всласть нащелкалась фотоаппаратом, несколько катушек пленки для которого втридорога купила в киоске у входа в комплекс.

В храме Хомма внимание Фуоко привлекла крашеная золотомстатуя невысокой нагой женщины, стоявшая справа от пьедестала с восседавшей статуей бога. Сидящий со скрещенными ногами Хомм держал обе ладони поднятыми вертикально, растопырив все пальцы, кроме загнутых мизинцев (ритуальный жест благословения, как пояснил гид). Внутри его пустого черепа мерцали огоньки свечей, и бог казался равнодушным и отрешенным от мирской суеты. Однако женщина казалась на удивление живой. Она, гордо выпрямившись, стояла вполоборота к людям. В ладони ее поднятой руки лежал небольшой трехглазый череп, такой же, как у хозяина храма, а на лице держалось одухотворенное выражение. Она словно обещала помощь каждому страждущему. Черты статуи казались на удивление знакомыми, и Фуоко, сфотографировав ее, спросила у гида, кто она такая.

— Карина Мураций-атара, — ответил гид, низко кланяясь статуе, сложив ладони вертикально перед грудью. — Живое воплощение великого Хомма, дарующего облегчение больным и усталым, омм маа хаанан!

— Карина Мураций? — в один голос спросили Ольга и Фуоко. Девушки переглянулись, и Ольга, следуя приглашающему жесту Фуоко, продолжила на камиссе:

— Почему Карина Мураций является воплощением бога Хомма? Она ведь прилетела с другой планеты.

— Так постановили Великие Учителя, — дослушав радиопереводчика, пояснил гид. — Боги Миндаллы никогда не оставляют смертных в беде, и сейчас Хомм сошел на землю, омм маа хаанан, чтобы облегчить наши страдания.

— Секунду! — поднял руку Юрий. — Я читал о таком в "Дайгаку нунтемпе". Но почему Хомм? Я же полчаса назад видел ее статую в храме Вегешота! Только отвлекся и забыл спросить, как она может быть воплощением Вегешота. Он ведь мужчина, а она женщина!

— Великие Учителя постановили, что Карина Мураций-атара является воплощением Вегешота, омм маа хаанан, — снова поклонился гид. — Его божественное сияние отгоняет злобных дхайнов, как сила Карины Мураций-атары отгоняет волют и кольчонов.

— Погодите! — нетерпеливо вклинилась Марта. — Вы же только что сказали, что Великие Учителя признали ее воплощением Хомма. Так Хомма или Вегешота?

— Карина Мураций-атара является воплощением Вегешота и Хомма, омм маа хаанан, — гид в очередной раз согнулся в поклоне.

— Не понял, — пробормотал Михаил. — Раздвоение личности, что ли, ей приписывают? Божественный коктейль какой-то…

В радиопереводчике его слова не прозвучали, и гид вопросительно взглянул сначала на ставрийца, потом на Сируко.

— Боги Миндаллы умеют одновременно воплощаться в одном и том же смертном теле, — пояснила Сируко на камиссе, и на сей раз наушник ее комментарий отразил. — Прецеденты в истории известны. Желающим заняться более глубоким изучением священных свитков мы такую возможность предоставим, но не сейчас.

— Но Карина же женщина! — нетерпеливо тряхнула головой Фуоко. — А Вегешот и Хомм — мужики.

— Уж точно не бабы. У Вегешота, вон, член до колена висит, — согласилась циничная Вара, кивая в сторону, где предположительно находился храм солнечного бога.

Марта хихикнула.

— Боги приходят к людям в том обличье, в каком считают нужным, — невозмутимо пояснил гид. — Когда небожители воевали с дхайнами из-за пахтанья Молочного Океана, Теллеон, омм маа хаанан, выходил из моря в виде женщины божественной красы, перед которой падали ниц даже зеленокожие гиганты. Всем известно, что паладары тоже умеют принимать любой вид по своему выбору.

А ведь верно, если вспомнить Майю, непринужденно превращающуюся из девочки в мальчика, а то и в футанари. Или Дзии, использующего дронов как в мужской, так и в женской форме. Да и Карина тоже постоянно превращается из взрослой женщины в щуплую девчонку… При воспоминании о Майе Фуоко почувствовала, что ее щеки теплеют.

— Короче, в сказках логика бессмысленна. Народ, оставьте человека в покое, пока он задумываться не начал, — подытожил Михаил, и его комментарий опять не прозвучал в радионаушнике. Неужели Сируко таким образом щадит чувства гида? Ну да, дядька, похоже, глубоко верующий. Пусть его. Вот только бы народ вокруг не прочухал, что они из Университета — еще начнут в ноги падать и поклоняться. Хорошо еще, что Зорру с Гатто оставили в автобусе из-за запрета приводить в храмы домашних животных. Кстати, а что их попросили временно снять идентификационные браслеты Университета и отдать их Сируко — может, как раз для того, чтобы они свою принадлежность к Хёнкону не выдавали? Ну да, так они не выделяются на фоне прочих иностранцев, коих здесь море.

Фуоко вдруг вспомнилось, как в прошлый раз в маленьком ресторанчике в Шансиме, где она ждала запропастившуюся Вару, народ начал расшаркиваться перед ней, лишь узнав, что она студентка Университета. А здесь религиозных фанатиков куча, они точно всех на сувениры разрежут… Вот, кстати, еще одна загадка, которую нужно прояснить попозже: почему Карина (да, кстати, и Перелла с Теребохой) стоят нагими, а женщинам запрещено сюда соваться даже просто с голыми ногами? Видимо, опять божественная шизофрения, прав Михаил.

Прогулки по комплексу заняли четыре часа, и в конце концов ноги у Фуоко начали тихо гудеть от усталости. Она поймала себя на том, что то и дело старается присесть на любой удобный приступок, чтобы дать им отдохнуть. Кожа на бедрах зудела от пота и постоянного трения о длинный кусок грубой ткани, который всех экскурсантов и Вару, носящих короткие шорты, на входе заставили обернуть вокруг пояса. Даже Сируко, у кого подол ципао доставал лишь до коленей, а на бедре тянулся длинный разрез до самого верха, тоже нацепила дурацкую обертку. Но ей-то что, дроны от жары не страдают! Определенно, ноги требовали большого перерыва. Заодно в животе начало урчать от голода — что там насчет перекусить? Можно, конечно, накупить вкусно пахнущих жареных сосисок на палочках и осминожьих шариков с многочисленных прилавков, но лучше бы поесть нормально.

— Дальнейшая программа такова, — сообщила Сируко, словно прочитав ее мысли. — Сейчас идем обедать в ресторан, расположенный у входа в комплекс. Затем у вас останется два часа свободного времени, чтобы погулять в окрестностях. Потом собираемся все вместе и поднимаемся на гору, после чего отправляемся домой. Не потеряйте билеты, они дают право многократного входа в течение одного дня.

Она раскланялась с гидом, мгновенно растворившимся в толпе, и уверенно пошла через центральную площадь, где они сейчас находились.

Небольшой и забитый народом, как и все здесь, ресторанчик порадовал рисом с ломтиками свинины и кучей растительных добавок, а также фруктами, в том числе засахаренными мясистыми стручками какого-то растения с острым приятным вкусом. Фуоко чуть не сломала зуб о блестящие черные семена, твердые, словно мелкие камешки.

— Тамаринд, — пояснил Кирис, глядя, как она с изумлением рассматривает семечко, по форме сильно смахивающее на маленький полированный кубик. — Не видела никогда, что ли? У нас в Хёнконе у каждого второго торговца фруктами на прилавке лежат.

— Не видела… — пробормотала Фуоко. Приятное пряное жжение во рту быстро проходило. Она сунула в рот еще один стручок и принялась аккуратно выжевывать из него семена, сплевывая их на тарелку. Интересно, а если в них дырки просверлить и на нитку нанизать, красивое получится ожерелье? Раз тамаринд продается в Хёнконе, по возвращении нужно купить его побольше и попытаться сделать хотя бы браслет. Должно стильно получиться. А сверло пусть Кир раздобудет, у него знакомств среди механиков куча.

Дожидаясь, пока Кирис закончить есть, девушка оглядела небольшой зал ресторана. В противоположных углах устроились две группы очевидных иностранцев — в заокеанской одежде и почти без неизбежного местного загара. Сама Фуоко, надев ципао, от местных практически не отличалась — так ее кожа потемнела под тропическим солнцем. Однако седые, пусть даже и сходящие за белокурые волосы все равно заставляли людей оглядываться на нее (хотя куда лестнее думать, что привлекают мужчин ее почти идеальная фигура и красивое лицо!) Туристы-иностранцы щеголяли белой кожей, у многих покрасневшей и облупившейся от солнечных ожогов на лице, лысинах, руках и прочих частях тела, по недосмотру или незнанию оставленных неприкрытыми. Девушка мимоходом пожалела их — теперь станут мучиться несколько дней… Дверь ресторана распахнулась, впуская с улицы жаркий воздух и группу хёнконских экскурсантов, сопровождаемой еще одной копией Сируко. Один из студентов приветственно махнул рукой, и Михаил махнул в ответ.

— Ну что, двинулись? — спросил Михаил, вытирая рот салфеткой. — Дэйя Сируко, где и во сколько встречаемся?

— Сейчас тринадцать часов семь минут, — откликнулась та. — Влево от выхода из ресторана находится бюро туристической информации, вы наверняка видели большую вывеску на трех языках. Оно назначено местом встречи. В соответствии с планом ровно в пятнадцать ноль ноль вся группа в полном составе отправляется к посадочной платформе фуникулера, просьба не опаздывать. Внутри бюро есть диваны и кондиционирование воздуха, а также автоматы по продаже воды, можете ждать там. Проверьте, пожалуйста, что не потеряли входные билеты в комплекс.

Фуоко машинально сунула руку в карман шортов, раздергав проклятую ткань. Под пальцами почувствовалась бумага, изрядно пропитавшаяся потом. Ходер! Убить бы кого-нибудь за такие обычаи!

— Дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, — добавила Сируко, — я сопровождаю вас двоих. Вы намерены гулять вместе? Если нет, я назначу вторую куклу для сопровождения.

— Зачем нас сопровождать? — нахмурился Кирис. — Мы и сами не заблудимся. И вон, Вара с нами.

— Боюсь, данный вопрос обсуждению не подлежит, дэй Сэйторий. За вами должны одновременно наблюдать и человек, и дрон. Альтернативой моему эскорту является вызов ваших парсов. Полагаю, что, используя авторитет Университета, я могу добиться для них разрешения находиться на территории комплекса. Однако они неизбежно привлекут очень много внимания и к себе, и к вам, и вы не сможете скрыть свою принадлежность к Университету от паломников. Полагаю, вы бы не хотели подвергнуться обожанию со стороны нескольких сотен или даже тысяч человек, не так ли?

В голосе Сируко скользнула ирония. Фуоко тихо вздрогнула. Нет уж, спасибо. Лучше не надо.

— Мы не хотим отличаться от других иностранцев, — решительно заявила она. — Кир, не ерепенься. Дэйя Сируко, мы вместе.

— Мы с Татой тоже изобразим из себя парочку и прошвырнемся по местности, — Михаил искоса глянул на Марту. — Татка, не возражаешь? И разговор есть.

— Ах, милый! — преувеличенно проворковала та, ухватывая его под руку, хотя в ее глазах на мгновение мелькнули растерянность и настороженность. — С тобой даже солнцепек не страшен. Тем более что нашим голубкам, — она с веселой иронией глянула на Ольгу с Юрием, — наедине явно интереснее, чем в нашей компании.

— Да мы можем и с вами, если хотите, — улыбнулась Ольга. — Но раз у вас такие секреты…

— Вот и ладушки! — Михаил вскочил из-за стола и потянул за собой Марту. — Все, мы ушли, пока-пока!

И, буксируя свою спутницу едва ли не силой, он пробрался между столиками и выскочил на улицу. Фуоко озадаченно глянула им вслед. Связан ли разговор Михаила и Марты с тем, что произошло позавчера вечером? И от кого тайны — от них с Киром? Определенно, какие-то странные отношения складываются в их маленькой компании. А, ладно. Незачем зацикливаться.

Оставив Ольгу и Михаила заканчивать обед, Фуоко и Кирис вышли в жаркую уличную духоту. Сируко и Вара шли позади, немного приотстав. Ну вот, блин. Если раньше они воспринимались как сопровождающие подгруппы целиком, то теперь однозначно превратились в личных телохранителей. Похоже, краткое время личной свободы и независимости закончилось навсегда. Конечно, Фуоко и раньше помнила, что Зорра для нее, как и Гатто для Кириса, не просто товарищ и компаньон, а еще и следящее устройство, но с парсами дело совсем другое. А теперь она обзавелась местным аналогом Джиона. И ей-то неприятно, а уж как себя Кир должен чувствовать…

Отогнав мрачные мысли, она решительно направилась обратно ко входу в комплекс. Предъявив изрядно замусоленные билеты, вся компания снова оказалась в людской суете на небольшой улице, круто поднимающейся от главных ворот к центральной площади. Здесь в бесчисленных лавочках торговали живыми и пластмассовыми цветами лотоса, какими-то пестрыми гирляндами и палочками благовоний (некоторые в качестве рекламы тлели в поставцах, и воздух заполняли удушливые дымные ароматы), конструкциями из висячих на нитках трубочек, звенящими на ветру, маленькими статуэтками богов, круглыми каменными геммами с теми же богами…. Продравшись сквозь толпу обратно к площади, Фуоко нерешительно остановилась.

— Ну что, куда сейчас? — спросила она Кириса. — Может, в храм Вегешота? Хочу на статую Карины посмотреть. И как я ее пропустила в первый раз?

— Можно и туда, — пожал плечами тот. — Мне, в общем, пофиг, сама решай. Нет, погодь… — Он прищурился, вглядываясь в толпу, сгрудившуюся возле центрального фонтана, изображавшего четырех слонов, из задранных хоботов которых лилась вода. — Ну-ка, подойду, послушаю. Что-то там странное про Университет базарят. Фучи, постой здесь, не суйся.

Толпа и в самом деле выглядела странно. Люди в ней по большей части стояли на коленях, низко кланяясь и касаясь лбом брусчатки, стоящие же сложили руки перед грудью и мерно раскачивались. В ее центре стоял, забравшись на бортик фонтана, босой человек в драных коротких штанах и истрепанном халате — одежде бедняка. Его лоб обхватывала красная лента, а левый локоть обхватывала грязная тряпичная повязка. Задрав к небу руки и запрокинув лицо, он что-то завывал — видимо, на катару, но так, что Фуоко не могла разобрать ни одного слова. Однако Кирис и Вара, похоже, понимали. Переглянувшись, они двинулись к фонтану, причем Варуйко раздернула на бедре ткань, скрывавшую ноги, и положила руку на чехол ножа (кобуру с пистолетом она, после прямого приказа Сируко, отдала, но расставаться с ножом категорически отказалась). Фуоко качнулась, чтобы последовать за ними, но рука на плече остановила ее.

— Дэйя Винтаре, вам и в самом деле незачем приближаться, — бесстрастно-вежливым тоном сказала Сируко, и в голове девушки щелкнул сигнал опасности — такой тон охранница использовала в нештатных ситуациях. — Человек у фонтана — странствующий проповедник из Братства Локтя, и, судя по содержимому его речи, он настроен недружелюбно к Университету в целом и к Карине Мураций в частности. Локтевики вообще не любят иностранцев и иноверцев… Дэйя Винтаре, здесь координатор. Я взял под прямой контроль все куклы Сируко. Приготовьтесь к неприятностям. В худшем варианте мне придется заняться экстренной эвакуацией экскурсантов.

Фуоко мельком оглянулась. Внешне Сируко не изменилась — да и с чего бы? Но что проповедник вещает такого, что к делу напрямую подключилась суперличность координатора?

— Тогда надо позвать Кира и Вару, чтобы они тоже не ходили, — напряженно произнесла она.

— Они местные. Шансы, что они спровоцируют нападение, невелики. Не беспокойтесь, я полностью контролирую ситуацию. В моем арсенале есть в том числе эффективные методы рассеивания агрессивно настроенной толпы. Возможно также, что я слишком остро реагирую на обстановку, но есть кое-что, что вам требуется знать. Под Санъямой есть небольшой резервуар энергоплазмы, и мои орбитальные спутники, а также боэй в районе комплекса фиксируют связанные с ней небольшие, но заметные флуктуации метрики в окружающем пространстве.

— Могут появиться волюты?

— Неизвестно. У нас нет данных о связи волют с подземными резервуарами. Однако ожидать можно чего угодно, вплоть до кольчона.

— Поняла. О чем он говорит? — Фуоко попыталась вслушаться в слова проповедника, но в его завываниях слова по-прежнему не разбирались.

— Включаю трансляцию перевода на ваш радиогид.

Фуоко поспешно ухватила свернутый кольцами проводок, прицепленный к коробочке приемника на поясе, и вставила в ухо пуговку наушника.

"…и сказано в Писании, что настанут последние времена, когда жрецы забудут истинных богов и осквернят храмы изображениями ложных, а дхайны начнут летать средь бела дня, не боясь сияния божественного Вегешота. Люди отвернутся от богов, а боги отвернутся от них, и воцарятся на земле блуд и порок, предвестники эпидемий и моров. И спустятся с небес на землю чудовища, сиречь паладары, и начнут пожирать людей…"

— Он что-то цитирует? — осведомилась девушка, чувствуя, что в животе собирается тяжелый комок. — Какую-то священную книгу?

— Не могу определить. Во время Первого Удара значительная часть сведений, накопленных о развитии вашей цивилизации, оказалась утраченной. В доступных мне сейчас базах отсутствуют упоминания о конкретном источнике, где буквально воспроизводится сказанное им. Я бы предположил, что он излагает личную компиляцию и интерпретацию разных текстов, но поручиться не могу.

— Эй! — громко крикнул Кирис на катару. Наушник перевел и его слова. — Мужик, ты чё тут гонишь про паладаров? В табло давно не получал? Так могу обеспечить.

— Кто ты такой, чтобы грубо обращаться к пророку Вегешота? — взвизгнул проповедник. К Кирису и Варе начали оборачиваться.

— Я студент Университета, понял, ты, фуфло беспонтовое? — Кирис, казалось, нимало не смутился отпором. Наоборот, от него отчетливо плеснуло темной яростью. — А вот ты кто такой? Я тебя вообще в первый раз вижу.

— Ты продался дхайнам! — рявкнул проповедник, наставляя на Кириса костлявый трясущийся палец. — Такие, как ты, позор рода людского! Предатель!

— Слышь, шо, пасть захлопни, пока в хлебало не прилетело! — Кирис шагнул вперед, бесцеремонно распихивая стоящих и цепляясь ногами за стоящих на коленях. Люди поспешно отступали и отползали от него в стороны, делая странные жесты руками. Вара неторопливо шагала сзади, все так же положив руку на нож. — Я человек простой, слов умных не знаю, спорить не стану. Но ты, мудак, у меня щас своими зубами подавишься, если про паладаров еще хоть слово вякнешь. Они тебе чем помешали, козел? Последний пельмень отобрали?

— Я вижу, у дэя Сэйтория весьма своеобразная манера вести теологические диспуты, — негромко пробормотала Сируко. — Отправляю его куратору рекомендацию включить в индивидуальную программу курс ораторского мастерства.

Фуоко тихо хихикнула, наблюдая, как проповедник багровеет с распахнутым ртом, явно не находя, что возразить на столь убедительные аргументы. Кирис наконец продрался сквозь толпу и сам вскочил на бортик фонтана рядом с проповедником.

— А теперь слушать сюда! — сказал он, обращаясь к толпе. — Паладары пришли сюда, чтобы нам помочь. Я сам из Хёнкона, и паладары его щас отстраивают. Кто-то из людей хоть почесался, чтобы нам помочь после Удара? Да хрен. А паладары выгнали оттуда пиратов и теперь страну восстанавливают. Мне до фонаря, кем вы их там назовете, но я за них кому угодно очко порву, поняли? А если ты, янориман, — он яростно обернулся к проповеднику, и тот отпрянул, — еще хоть раз про Карину Мураций что-то вякнешь, урою на месте, дошло? Не твоим языком ее имя поганить!

— Ты продался! — проповедник наконец-то оправился от первого шока и перешел в наступление. Он благоразумно отступил на пару шагов, но тона не сбавил. — Купленные дхайнами вандабани, как ты, за чашку риса убивают мужчин и насилуют женщин! Дхайны радуются, глядя…

Кирис сделал движение в его сторону, и проповедник дернулся и осекся.

— Тинтин га саолянь! — резко сказал парень, и на сей раз радиопереводчик промолчал. Впрочем, Фуоко и так знала смысл выражения — "пососи мой член" или что-то такое. — Я тебе в последний раз по-хорошему говорю — дристуй отсюда, люай но тиксё, пока зубы целы!

Фи, матерщинник! Вот она ему по башке настучит за несдержанность, когда наедине останутся! Действительно, теологический диспут!

Вара постучала Кириса пальцем по плечу, и парень кинул на нее раздраженный взгляд. Сестра молча указала в сторону, и Фуоко проследила взглядом за ее пальцем. Со стороны храма Вегешота поспешно семенили двое пожилых бритых налысо монахов в темно-красных рясах, сопровождаемые тремя угрюмого вида парнями в простых одеждах. Ага. Похоже, жрецы тоже разглядели неладное и решили вмешаться. Парни выглядели немногим мельче Кириса и настолько же способными компенсировать грубой силой неуспех в теоретической дискуссии.

Проповедник быстро оглянулся, и его зубы ощерились в уродливой гримасе.

— Узрите адептов ложной веры! — он ткнул в жрецов пальцем. — Они пришли, чтобы заткнуть рот носителю истины! Но истинная сила — только в моих руках! Яви ее, о божественный Вегешот, и покарай гнусных лжецов!

Он вскинул к небу руки, и вокруг них вспыхнула синяя корона мелких молний, почти не различимых в солнечном свете.

И тут же Фуоко словно ударили пыльным мешком по голове. Ночной мир в ее незрячем глазу ослепительно вспыхнул и завертелся, заслоняя реальность. В ушах грянул рев незримых хоралов. Она почувствовала, что земля уходит из-под ног, и взмахнула руками, отчаянно пытаясь удержать равновесие. Твердые руки подхватили ее под мышки, голос Сируко отчаянно пытался пробиться к ее сознанию, но сладкие и горькие хоралы заглушали его так же надежно, как ночной мир скрыл реальный. Ледяное солнце било в глаза с кислого неба, а неистовое бешенство полотнищ пламени и хаоса разноцветных нитей нежно гладило ее по голове и сдавливало все тело удушающими змеиными кольцами. Хреново, мелькнуло в голове. Арасиномэ, или где там сейчас обитает ее сознание, опять перепутал нервы и транслирует чушь. Ну нетушки, не поддамся, даже и не ждите!

— Приступ синергии, — проговорила она, чудовищным усилием воли отгоняя ночной мир подальше, не слыша себя и не зная, слышит ли ее хоть кто-нибудь. — Пытаюсь бороться. Держите меня…

Реальный мир вернулся, но все вокруг казалось размытым и на расстоянии десятка метров словно терялось в густом дыму. Словно? Нет. Кольчон! Они внутри кольчона! Стаи серых туманных спиралей роились вокруг, их сердцевины горели угрожающим багровым пламенем. Потом ее словно с размаху ударили кулаком в лицо, и волюты пропали, а кольчон резко раздался, освободив пузырь метров полста в диаметре. Кирис стоял в его центре, и вокруг парня бушевал электрический шторм — и такой же шторм ярился вокруг проповедника. Их одежда дымилась и обугливалась на глазах, густая сеть электрических разрядов хаотично металась и танцевала между ними, отдельные молнии втыкались в тела валяющихся на земле людей, пытающихся отползти. Варуйко неподвижно полулежала на бортике фонтана, ее пальцы свело судорогой вокруг наполовину выдернутого из чехла ножа. Вокруг Кириса клубилось, быстро сгущаясь, серое, закрученное по вертикали облако энергоплазмы. Рев хоралов в ушах усилился, и вдруг вокруг снова замерцали багровые огни. Тучи волют гигантским водоворотом закружились над площадью и фонтаном, и одна из них, на глазах Фуоко рассыпавшись облаком снежных хлопьев, обрушилась на ползущего на четвереньках мужчину. Тот дернулся, упал на каменную брусчатку лицом вниз — и замер.

Я уже видела такое, билось в голове. Я видела. Тогда, на набережной, после приезда в Хёнкон. И кольчоны. И водоворот волют. Только сейчас поблизости нет Труды Баркхорн на ее реактивной машине, и никто не придет на помощь ни им с Кирисом, ни людям вокруг.

Чудовищная тяжесть обрушилась на нее, на сей раз реальная, и, падая на землю вместе с поддерживающей Сируко, она успела увидеть, как Кирис опускается на одно колено, упираясь кулаком в землю, а каменные слоны фонтана позади него разлетаются тучей крупного щебня. От него просто хлестало ощущение непомерного напряжения. Нет! — крикнула она во весь голос, по-прежнему не слыша себя и пытаясь разобрать в общем реве одинокую чистую ноту Кириса, чтобы передать ему сигнал. Нет! Остановись, Кир, ты опять начал разрушать! Я помогу! Проповедник стоял с воздетыми к небу руками. Взбесившаяся гравитация не доставляла ему никаких проблем, и электрический шторм вокруг него с Кирисом бушевал все сильнее. Он не слышит. Не может услышать.

И тогда Фуоко, глубоко вдохнув, впустила в себя ночной мир, позволила ему овладеть собой. Пожалуйста, успокойтесь, мысленно попросила она, обращаясь к волютам и внезапно ощутив вокруг перепуганных братьев и сестер. Я знаю, что вы хорошие. Вы никому не хотите зла. Вы просто не знаете нас. Вы хорошие, но сейчас вы вредите. Пожалуйста, уходите. Успокойтесь и уходите прямо сейчас. А потом мы с вами еще поговорим. Мама-роза, пожалуйста, скажи им!..

Теплое материнское чувство поднялось из-за дальнего горизонта, и нежное блаженство обволокло ее, отгоняя и рев хоралов, и мятущийся ночной мир, и реальность. Мелькнуло и пропало лицо кривляющегося людоеда с высунутым дразнящимся языком, а потом на нее обрушились звезды. Черная бездна космоса с горящими водопадами искристого света заставила ее задохнуться от восторга.

А потом плотное качающееся желе ударило ее по коленям и ладоням, и, пребывая на грани сознания, она увидела торчащую над дальним лесом скалу, высокий замок на ее вершине и — рядом с собой — убогие деревянные лачуги, сгрудившиеся вокруг небольшой грязной площади. Площадь заполняли люди, молча смотрящие на нее. Подождите, я сейчас, попыталась сказать она, но язык не слушался. Только удержись, только не отключайся, только не потеряй картинку, заклинала она себя, но сердце бешено колотилось, воздуха не хватало, и земля под ногами и коленями казалась ватой, с трудом удерживающей на себе и готовой в любой момент прорваться и расступиться. Она помнит, с ней такое уже случалось — в таинственной библиотеке с книгой, говорящей на искаженном эсперанто. Она снова в том мире. Нельзя его потерять!

Держись. Держись. Не теряй сознание! Чьи-то руки подхватили ее, перевернули на спину, и перед глазами оказалось синее небо с блеклыми облаками, а условно-твердая поверхность из-под коленей переместилось под спину. Сердце потихоньку успокаивалось, мир казался всё более устойчивым. Несколько минут — или часов, время утратило смысл — спустя Фуоко все-таки решилась опробовать тело. Рука мотнулась неожиданно легко — и угодила во что-то упругое. Тихо охнул от боли мужской голос. Так, попытка не засчитана. Хорошо бы обошлось без жертв… Нужно полежать еще немного.

— Дыши глубже, атара, — сказал мужской голос на катару, и девушка удивилась отдаленным уголком сознания: почему катару? — Сейчас все пройдет.

— Я в порядке… — пробормотала Фуоко, с трудом вспоминая нужные слова на том же языке и не делая больше попыток двигаться. — Где… я?

В ответ голос выдал тираду на катару, в которой девушка не поняла ни слова. Скосив глаза — здесь она видела обоими! — она обнаружила совсем рядом бритого наголо молодого мужчину. Тот широко улыбался, однако из-за трех отсутствующих зубов улыбка выходила жутковатой. Ладно, попробуем подыграть и не бояться.

— Я плохо говорю на катару, — сказала Фуоко, стараясь как можно тщательнее контролировать голос. — Я не понимаю. Говори медленно и просто, атара.

Тоны удавались ей плохо, и регистр она использовала фамильярный, не подходящий к ситуации первого знакомства. Мужик, однако, не только понял ее, но и не обиделся. Действительно, чего взять с иностранки?

— Я не знаю, где мы, дэйя, — сказал он на кваре. — Для определенности я называю это место Коодо. В мифологии Миндаллы — посмертный и потусторонний мир. По-моему, неплохое имечко для нашей ситуации.

— Вы говорите на кваре? А откуда вы знаете, что я из Кайтара? — спросила Фуоко, снова пытаясь пошевелить рукой. На сей раз вышло много лучше.

— Акцент характерный, — пояснил мужик. — Как вы себя чувствуете, дэйя?

— Не знаю… — девушка попробовала сесть, и, для разнообразия, у нее получилось. — Вроде бы уже легче.

Она опустила глаза и обнаружила, что ниже пояса плотно обернута цветастой узкой юбкой, зафиксированной на талии узорно-золотым поясом, а вот выше — совершенно голая. А рядом — незнакомый мужик. Да и пофиг. И она в Хёнконе к наготе привыкла, и мужик на нее уже вдосталь насмотрелся. Стоп! Когда она в прошлый раз попала в "библиотеку", неведомая сила одела ее точно так же. И… точно! Картинка-реконструкция видения Мэя! Она вскинула руку над головой. Нет, двойная корона там, к счастью, не ощущалась. И то спасибо. Однако незнакомое ощущение теплой мягкости на голове не пропало. Ощупав ее, девушка с изумлением поняла, что носит покрытый платком парик поверх такой же бритой башки, что и у мужика. Парик, кажется, состоял из сплошных прямых линий. Стоп, нет. Потом с внешностью разберемся и, желательно, перед зеркалом, если здесь такие водятся.

Фуоко поморгала и огляделась по сторонам. Видение исчезать не собиралось. Покосившиеся деревянные домики даже без печных труб (топят по-черному?), слепые окошки, затянутые какой-то мутной пленкой, тесная площадь, по периметру которой теснится народ…. Так. Она опять попала в тот самый фантастический мир, куда после островного инцидента с кольчоном так и не смогла по своей воле заглянуть ни разу. Нужно вспомнить все, что успела рассказать Риса про игровую реальность… как звали того Демиурга, Прагат?.. но чуть позже. Сначала — запомнить все на случай, если ее опять выбросит назад, в реальность. Люди, главное, люди — бородатые мужчины, прячущиеся за их спины женщины и цепляющиеся за подолы мелкие дети, все одеты в какое-то бесформенное серое рванье. И на лицах — странное равнодушное выражение, словно все спали на ходу.

И еще странные пятна, испещряющие лес и скалу с замком: черные, курящиеся дымом, словно гигантские воронки от снарядов. В предыдущих видениях ничего подобного она не замечала.

— Можете идти, дэйя? — напряженно осведомился мужчина. — Нужно уходить и прятаться, и побыстрее. Если нас поймают солдаты, придется плохо.

— Солдаты? — переспросила Фуоко. Она поерзала ягодицами по земле. Та больше не казалась зыбкой и ненадежной. Девушка попыталась встать — и чуть не грохнулась обратно, поскольку обертывающая ноги тесная ткань не давала толком шевелиться. Мужчина поддержал ее под локоть, и она потихоньку обрела равновесие.

— Шевелитесь, дэйя Деллавита, — нетерпеливо сказал неизвестный помощник. — Быстрее!

— Кто вы такой… атара? — ошарашенно спросила Фуоко, осматривая его. Странная одежда: бедра обернуты плотной набедренной повязкой, на плечи наброшен большой отрез полупрозрачной ткани с прорезью для головы, сшитый под мышками. Поверх ткани талию охватывал пестрый с золотыми нитями пояс, на котором в прозрачных, словно стеклянных ножнах висел ярко светящийся длинный прямой меч с позолоченной рукоятью. Конец ножен почти волочился по земле.

— Меня зовут Юно, — мужик нетерпеливо оглянулся по сторонам. — Юно Юнару, дэйя Фуоко. Я узнал тебя. Суоко-атара о тебе рассказывала, ты среди паладаров знаменитость, и твой куратор Таня Каварова — моя знакомая. Но ты меня не знаешь. Уходим, быстрее, все объяснения потом!

Фуоко еще раз озадаченно оглядела его с головы до ног. С одной стороны, если он связан с паладарами и знает Таню, доверять ему можно. С другой — как он вообще сюда попал?..

Юно! Тот самый Юно Юнару, чье тело они с Кирисом забирали у "Кобры" меньше двух суток назад? И Суоко — та самая паладарша, что на коленях просила о помощи? Значит, верна гипотеза о переносе сознаний на другой носитель, они с Кирисом не исключение, и люди и в самом деле не погибают! Ой-ё, как интересно!

— Хорошо, идем, — решительно согласилась она. — Только, дэй Юнару, дэйя Суоко…

Мужчина не дал ей договорит. Ухватив за руку, он потащил девушку к окраине площади сквозь толпу, медленно, во сне, расступавшуюся перед ним. Их сандалии постукивали по твердой земле. Фуоко семенила следом, стараясь не спотыкаться на каждом шагу. Узкая юбка ужасно мешала идти — чем бы ее разрезать хотя бы до колена? Может, его мечом? Но каких солдат так боится?

Ответ на свой вопрос она получила немедленно. Они не успели покинуть площадь. Люди перед ними вдруг отхлынули в стороны, и навстречу чеканным шагом вышел десяток солдат, словно срисованных со средневековой картинки: в грубых железных кольчугах и кожаных штанах, в кольчужных же капюшонах (как-то они называются по-умному, но сейчас не вспомнить) и грубых кожаных сапогах. В руках они держали копья, чьи острия немедленно уставились в грудь Фуоко и Юно, замерших на месте.

— Твою мать сверху донизу и через колено… — процедил Юно сквозь зубы на камиссе. Каждое в отдельности слово Фуоко поняла, но в осмысленную фразу они не сложились. Впрочем, общий смысл она поняла и из контекста. Что-то сегодня мужики вокруг нее ругаются куда чаще, чем в среднем. А дядька, кстати, полиглот — на трех языках шпарит без запинки. — Фуоко-атара, мне придется драться. Вы бегите и постарайтесь спрятаться, я их задержу.

— Но что им нужно?

— Да чтоб я знал! — Юно сплюнул. — Они гоняются за мной с тех пор, как я здесь очнулся — сначала вяло и без энтузиазма, но когда пару дней назад по лесу прошел гигант с дубиной, сильно оживились. И клятый меч из ножен не достается… — Он ухватился за рукоять и дернул, но безуспешно. — Бегите же, ну!

Фуоко тупо смотрела на блестящие, словно никелированные, копейные наконечники. Чушь какая-то. Почему солдаты? Почему такие агрессивные? Наверное, потому же, что и замок…

И тут один из солдат внезапно что-то неразборчиво рявкнул, и сразу два копья ударили девушку в грудь.

Точнее, попытались ударить. Не успев толком осознать происходящее, она… оттолкнула копья. Не руками, нет — их она едва успела вскинуть вверх в защитном жесте, а так же, как просила уйти волют. Ослепительная вспышка ударила ее по глазам, и несколько солдат отлетели назад. Не удержавшись на ногах, они повалились на землю, а Юно, чей меч внезапно выскользнул из ножен, изящным отточенным движением обрубил копье одного из удержавшихся, и его клинок с хрустом и скрежетом вошел в живот солдата.

Потом всё смешалось. Кричали и бежали люди, топали ноги, звенел металл о металл, что-то взорвалось, обдав лицо теплым воздухом. Девушка пыталась увертываться, и каким-то чудом ее не уронили и не затоптали, хотя несколько раз изрядно пихнули в живот, бок и грудь.

А потом всё кончилось как-то сразу. На пустой площади, усыпанной десятками неподвижных тел в кольчугах (они делением размножились?), остались она, Юно, тяжело дышащий и сжимающий меч c обоюдоострым клинком, струящимся ослепительным белым пламенем, и небольшая толпа мужчин — в белых набедренных повязках, сандалиях из ремешков, черных париках и с короткими мечами в руках. От них отчетливо тянуло хорошо знакомым чувством — обеспокоенностью невидимых братьев и сестер. В руке у девушки откуда-то оказалась раздвоенная палка с золотой собачьей головой размером с кирисов кулак. Мужчины выстроились в шеренгу перед Юно, заступившим собой Фуоко. Один из них шагнул вперед, с великолепным безразличием проигнорировав Юно, и опустился на одно колено перед Фуоко, положив меч на землю.

— Ни венис, реджидино, — произнес он мягким гудящим басом, склоняя голову. — Доймениир.

Конец четвертой книги

Евгений Лотош. 4-05. Finale spiritoso Sonata con fuoco. Книга пятая

02.30.1232. Бывшая игровая площадка игровая площадка №1150098-LXB-11206

Желтый карлик прокладывал путь сквозь бесконечное ледяное пространство космоса. Звезда оставалась полностью равнодушной и к увлекаемым силой ее притяжения массам вещества, и к странным энергетическим структурам, сопровождающим ее по собственной инициативе. Часть из них искажала саму плоть пространства, вызывая безумные флуктуации законов физики, а часть безмятежно купалась в волнах аномальности, пульсируя, разрастаясь и сокращаясь. Медленно рассасывающаяся червоточина измененного континуума отмечала путь звезды сквозь вакуум. Маяки следящих сенсорных массивов один за другим зажигались вдоль нее, словно фонари вдоль дороги, скрытой ночным мраком. Крупицы твердотельных и гигантские рои фантомных зондов Демиургов пронизывали зоны аномальности, перемещаясь по сложным траекториям вокруг самой звезды и зловещего красного комка холодной плазмы у ее северного полюса. И совсем рядом, на поверхности одного из каменных кусков, обозначаемого акустической вибрацией и символом "Палла", копошилась незаметная для Вселенной разумная биологическая жизнь, защищаемая лишь генераторами метрики внутри голубой луны Труффы и красной луны Инганно.

И подавляющее большинство представителей этой жизни испытывало хотя и привычный и давно загнанный в подсознание, но все равно выматывающий и подавляющий страх.

Премьер-министр Кайтара Чьяко Ментеллано толкнул дверь зала заседаний с такой силой, что створка, провернувшись на сто пятьдесят таби, ударилась об ограничитель у стены и отскочила назад. Синхронно вздрогнув, члены расширенного кабинета обратили на него взгляды, в которых удивление мешалось с опасливым ожиданием очередного неприятного сюрприза. Тяжело ступая по паркету, он прошел по залу, спиной ощущая почти неслышные шаги сопровождающей посланницы, и опустился на свой стул. Майя, для разнообразия проявившая невиданную скромность и нацепившая маску школьной учительницы в дешевом строгом костюме, устроилась в кресле у стены чуть поодаль. Краем глаза Чьяко поймал ее ненавязчивое почесывание щеки возле трех родинок, образующих правильный треугольник вершиной вниз - знак паладара. На тот случай, если кто из присутствующих сам не догадался, видимо.

- Последняя статистика из Ставрии, - угрюмо сказал он, не утруждая себя преамбулой. - Народный Председатель лично озвучил по телефону. Они все еще считают, но уже точно известно о ста пятидесяти тысячах.

Дружный вздох прошел по залу.

- У нас двести тринадцать тысяч, - в тон премьеру ответил Аркадио Смеарх. Лицо министра здравоохранения за последние двое суток заметно осунулось и потемнело. - Посчитанных. Но полную статистику получим не раньше, чем через декаду.

- Двести тысяч... - Чьяко стиснул в пальцах карандаш и с удивлением услышал треск хрустнувшего дерева. - Дэйя Майя, есть данные по Могерату и Фисте?

- Нет, дэй Ментеллано, - спокойно сказала посланница. - Системы здравоохранения там гораздо хуже вашей во всем, включая сбор статистики. По очень косвенным данным мы можем предположить, что пропорция примерно та же - около четверти процента населения. В Хёнконе из примерно одиннадцати тысяч человек в состояние глубокой комы впали двадцать девять, из них восемнадцать сотрудников технических служб и одиннадцать студентов. То есть пропорция соблюдается и у нас.

- Глубокая кома? - министр здравоохранения одарил ее взглядом воспаленных глаз, обведенных темными кругами. - Не смерть? Вы точно уверены?

- Не кома в классическом понимании. Мозговая активность у пострадавших, включая базовые ритмы энцефалограммы, полностью отсутствует. Однако у нас до последнего времени оставалась надежда, что ситуация может исправиться.

- Восставшие из мертвых, - негромко, но так, что все услышали, пробурчал Мьер Деччи. В отличие от остальных присутствующих, начальник Генштаба выглядел вполне спокойным. Его адмиральская форма выглядела с иголочки - отутюженная, с ярко блестящими золотыми пуговицами, с орденскими ленточками на груди. Чьяко невольно почувствовал к нему иррациональную неприязнь. Вояка, привычный к трупам...

- Да, восставшие из мертвых, - согласилась Майя. - У нас есть вполне убедительные свидетельства, что люди, смерть которых связана с видимой активностью энергоплазмы, иногда внезапно возвращаются к жизни. В том числе - те, у кого недвусмысленно зафиксирована смерть головного мозга. Поэтому мы предпочитаем использовать термин "глубокая кома" до того, как потеряна последняя надежда.

- Вы сами указывали, что оживление случается не позже, чем через полчаса после смерти, - гораздо резче, чем следовало, ответил Аркадио. - А с момента катастрофы прошло двое суток!

- Я знаю, дэй Смеарх, - спокойно ответила Майя. - Снова приношу свои соболезнования. На всякий случай информирую, что в Хёнконе все пострадавшие по-прежнему находятся в медицинских капсулах - и останутся там до тех пор, пока не придут в себя или не начнется распад тканей тела. Однако мне поручено официально передать, что паладары отзывают свою рекомендацию о хранении тел пострадавших в холоде. У нас больше нет уверенности, что они вернутся к жизни, а размещение сотен тысяч тел в неприспособленных промышленных холодильниках создает слишком большую нагрузку на вашу экономику. Ей и без того сейчас приходится тяжко.

- Особенно авиации, - кивнул Рубиано Сиугуран. Министр финансов выглядел потрясенным и перепуганным, но на его лице следов переутомления не замечалось. Вероятно, последние ночи он безмятежно дрых в своей постели. - После того, как два самолета разбились из-за внезапно умерших пилотов, пассажиры массово отказываются от перелетов. По всей стране сданы десятки тысяч билетов, а пассажиры с невозвратными тарифами попросту не являются на рейсы. Президент совета директоров "Крыльев Кайтара" уже прощупывал почву на предмет экстренного госзайма, чтобы пережить текущий кризис.

- Пусть в банки идут за займами, - у Чьяко дернулся уголок рта. Карраха! Некоторые даже сейчас норовят хоть немножко, но поиметь выгоду. Интересно, сколько безвозвратных субсидий придется раздать под предлогом борьбы с временными трудностями? Понятно, что вся государственная система Кайтара построена на том, что рука руку моет, но надо же чувство меры иметь! - Не о том сейчас речь. Дэйя Майя, вы обещали объяснить, что именно спровоцировало... ох, Третий Удар, журналисты уже обозвали.

- Да. - Паладар встала и подошла к окну. Шторы на всем его протяжении стремительно задернулись сами по себе, затемнив зал. - Мы не доводили до вас информацию раньше, чтобы не усиливать стресс, но пора объяснить происходящее. Позвольте показать небольшое кино.

Она отошла к белой торцевой стене зала и направила на нее прямые пальцы руки.

- Извиняюсь за качество, дрон общего назначения плохо приспособлен для работы в качестве проектора, - сказала она. - Включаю запись.

На стене заметались тени. На заднем плане возвышались какие-то здания, судя по крышам - храмы Миндаллы, а на переднем виднелся фонтан в виде прижавшихся задницами четырех слонов с задранными хоботами. Вокруг фонтана теснилась небольшая толпа людей в типичных для Могерата коротких халатах поверх рубах и штанов до щиколоток. На бортике стояли две человеческие фигуры - широкоплечий угрюмый юноша с типичнобандитской физиономией, в майке и чем-то типа матерчатой юбки, и невысокий тощий мужичок в драной грязной одежде. Звук отсутствовал, но, судя по жестикуляции, юноша что-то яростно и, вероятно, грубо втолковывал мужичку, а тот отбрехивался. Потом мужичок оглянулся - камера на мгновение метнулась в сторону, показывая двух приближающихся жрецов Миндаллы в сопровождении нескольких крепких парней - и его лицо исказила ухмылка злобного предвкушения. Он вскинул в воздух руки, и с них во все стороны начали хлестать синеватые молнии, яркие даже в солнечном свете.

- Запись сделана в широко известном храмовом комплексе Санъяма недалеко от Шансимы, - комментировала Майя. - Так вышло, что группа экскурсантов Университета случайно оказалась в эпицентре событий. Вы видите немного облагороженную запись, сделанную одним из сопровождающих боэй группы. Качество невысоко, потому что боэй имел человекообразную форму без развитых оптических сенсоров. Человек в рваной одежде идентифицирован Управой благочиния Ценганя как Ман Сэй Синь, яркий представитель так называемой секты локтевиков - обратите внимание на тряпичную повязку на его левом локте - и странствующий проповедник. Секта поклоняется богу солнца Вегешоту, но имеет оригинальные, точнее, еретические по меркам официальной религии взгляды. В частности, она ведет происхождение человечества от капель крови из сгиба божественного локтя и исповедует весьма экстремистские взгляды. Локтевики смертельно ненавидят как представителей официальной религии Миндаллы независимо от их божественного патрона, так и паладаров. Некоторые ее члены являются откровенными террористами. Секта неоднократно устраивала взрывы в храмах и убивала жрецов и правительственных чиновников. Во всяком случае, так утверждают Управы благочиния обоих государств Могерата, числящие их среди безусловных врагов цивилизации.

На экране молнии хлестали из проповедника во все стороны, но в основном - в направлении юноши-бандита, окружая их двоих густой светящейся сетью. Люди вокруг падали на землю и корчились, словно под невыносимой тяжестью. Слоны-фонтаны вдруг взорвались кучей мелкого щебня, разлетевшейся во все стороны. Храмы пропали за завесой густого тумана, и, словно мошкара над болотом, вокруг закружились стаи вытянутых закрученных спиралей. Сердцевины волют угрожающе горели багровым. Они вились над людьми, рассыпались хлопьями серого снега, окутывающими бегущих людей, и те падали и больше не шевелились. Некоторые терялись в мгновенно взбухавших клубах серой энергоплазмы. Потом туман словно отбросило порывом ветра, но через несколько секунд он снова сомкнулся, скрыв почти все. Только сумасшедшие переливы синего пламени прорывались сквозь его пелену.

А потом все сразу кончилось. Туман быстро рассеялся, и волюты пропали вместе с ним. Площадь снова заливало солнце, беспощадно высвечивающее десяток или полтора неподвижно лежащих тел. Нигде не замечалось никакого движения. Тело проповедника безжизненно валялось на брусчатке - ноги задраны на бортик фонтана, одежда тлеет в нескольких местах, из-под головы, прижавшейся щекой к земле, медленно ползет тонкая струйка крови.

Никакого движения? Нет. Парень бандитского вида, шатаясь, словно пьяный, пытался подняться на ноги, едва ли не ползком двигаясь к камере. Потом картинка замерла и погасла, и Чьяко так и не успел понять, где же видел его раньше.

- У нас есть основания полагать, - прокомментировала Майя, - что именно проповедник-локтевик каким-то образом инициировал Третий Удар путем ментального воздействия на Арасиномэ. У нас уже имелись достоверные доказательства, что отдельные люди могут влиять на энергоплазменные структуры в окрестностях солнца. Наша недавняя экстренная эвакуация связана с одним из таких воздействий. Теперь можно считать, что количество людей, способных на подобные фокусы, достаточно велико.

- То есть, фактически, любой человек с улицы может спровоцировать новую катастрофу? - напряженно спросил Приамо Польчетта. Сегодня начальник Службы сопровождения и охраны облачился в цивильный костюм, серый в яркую искру. Интересно, чем ему не угодил любимый генеральский мундир?

- Такой вывод напрашивается, - вежливо ответила Майя. - Но мы затрудняемся определить хотя бы приблизительное количество потенциальных детонаторов. Поэтому, сэрат дэй Ментеллано, мне хотелось бы напомнить о программе распространения терминалов Арены в городах планеты, Кайтара в частности. Мы понимаем масштаб катастрофы и вызванные ей проблемы, но массовое обследование населения сейчас становится гораздо важнее, чем что-либо еще.

- Да, разумеется, дэйя Майя, - Чьяко с трудом подавил желание выругаться в голос. Как она может сейчас говорить о таких вещах? - Однако...

- Прощу прощения, - перебил его Польчетта, и премьер медленно выдохнул сквозь сжатые зубы, чтобы удержаться от очередного ругательства. - Дэйя Майя, юноша в вашем ролике - правильно ли я понимаю, что мы видели некоего Кириса Сэйтория, ныне студента подготовительного колледжа при университете "Дайгака"?

И тут Чьяко Ментеллано вспомнил. Точно. Тот самый уличный мальчишка, нищий, но достаточно умный и цепкий, чтобы пристать к наследнице семьи Деллавита, как репей к штанине. Премьер-министр уже видел фотографию его хмурой физиономии, когда по указанию Майи подписывал документы на предоставление гражданства "за особые заслуги перед Кайтаром". Вот что значит профессиональная память спецслужбиста на лица! Мальчишка присутствовал там, а значит...

- Да, дэй Польчетта.

- И можно предположить, что где-то поблизости находилась и Фуоко Деллавита, состоящая с ним в... весьма близких отношениях? - резко спросил начальник ССО.

- Предположить можно все, что угодно, дэр генерал, - голос Майи стал ледяным. - Но с какой целью?

- Не играйте со мной, дэйя! - взорвался Польчетта, врезав ладонью по столу с такой силой, что половина присутствующих вздрогнула. - Мои агенты обследовали место в Ценгане, где эта парочка столкнулась с ротой регулярной армии, пусть даже такой обезьяньей, как тамошняя! В хлам раздавленные остатки грузовиков и развалины домов все еще гниют посреди рисовых полей, которые словно под ковровую бомбежку попали! Там под водой ямы глубиной в три человеческих роста! Местные оттуда сбежали, как от чумы, к храму у реки новую дорогу проложили, чтобы через проклятое место не ходить! И ваша срочная эвакуация шесть декад назад как-то связана с приключениями девчонки в Шансиме! Я еще не знаю, как именно, но выясню, будьте уверены! И волют ей вызвать так же просто, как чихнуть, в Барне о ней только и разговоров! Какого хрена вы подсовываете нам ободранного проповедника, когда рядом находились два ходячих источника аномальности, напрямую завязанные на Красную Звезду!..

- Вы закончили свою проповедь, дэр генерал? - теперь голос Майи мог просто замораживать плевки на лету, как, по слухам, случалось в районе полюса.

- Нет, не закончил! Вы пригрели и покрываете...

- Тихо! - Чьяко рявкнул с такой силой, что едва не сорвал голос, и генерал с отчетливым щелчком зубов захлопнул рот. - Приамо, ты в своем уме? Ты что себе позволяешь?

- Я не...

- Молчать! - от премьерского рева жалобно звякнула ложечка в чьем-то стакане. Чьяко вперил в начальника ССО немигающий взгляд, и тот откинулся на спинку стула, играя желваками. Несколько секунд премьер пытался просверлить в нем глазами дырку, потом отвернулся. - Дэйя Майя, приношу свои извинения. Пожалуйста, продолжайте.

- Спасибо, дэй Ментеллано, - паладарская посланница слегка поклонилась, ее голос снова стал вежливо-нейтральным. - На чем я остановилась? Ах, да. Хотя псевдовещество наших дронов довольно инертно, координатор успел сформировать зачатки сенсорных массивов в присутствующих боэй. Благодаря собранным данным у нас есть веские основания полагать, что эпицентром событий стал именно проповедник-локтевик. К сожалению, поговорить с ним не удалось. Он погиб - потерял сознание из-за окружающего шторма аномальности, упал и очень неудачно ударился головой. Однако внешние проявления, сопровождавшие сцену, хорошо коррелировали с событиями в разных местах планеты, в том числе в Хёнконе, а также в призвездном пространстве. Там мы имели отличную возможность за ними наблюдать с помощью полноценных сенсоров. Полный журнал происходящего мы передадим вашим ученым, когда ситуация нормализуется. Они сделают для вас выжимку на нормальном языке. Корреляция с проявлениями энергоплазмы, связанными с Кирисом Сэйторием и Фуоко Деллавита, тоже имелась, но практически незаметная на общем фоне. Фактически вака Сэйторий смог защитить одного себя, и то не до конца.

- Что с дэйей Деллавита? - напряженно осведомился Аркадио Смеарх, бросив на Чьяко быстрый взгляд. - Она... в порядке? Дэйя Майя, прошу понять, что вопрос вызван не праздным любопытством.

Майя замерла и на несколько секунд перестала подавать признаки жизни, потом так же внезапно ожила вновь.

- Прошу прощения, я испытываю определенную перегрузку из-за управления многими проекциям одновременно. Я проконсультировалась с ректором Университета, и та не возражает против передачи информации - при условии, что сведения не пойдут дальше здесь находящихся. Дэй Ментеллано, под вашу ответственность?

- Вы все слышали, - Чьяко обвел расширенный кабинет тяжелым взглядом, и один за другим люди подтвердили кивками. - Прошу, дэйя, продолжайте.

- Судя по записям присутствующего дрона, вака Деллавита принимала активное участие в противодействии катастрофе. Мы полагаем, что именно она остановила волну смертей, прошедшую по планете. Однако с прискорбием должна сообщить, что в конечном итоге девочка впала в кому. В настоящий момент ее тело не подает признаков жизни, как и тела прочих пострадавших.

По залу прошла волна вздохов и шепотков. Чьяко почувствовал, что по спине бегут мурашки. Не везет семье Деллавита в последнее время. Сначала глава, теперь вот младшая дочь...

- Однако, - невозмутимо продолжила Майя, - у нас есть основания полагать, не подлежащие сейчас оглашению, что Фуоко Деллавита по-прежнему жива. Более того, на вашем месте я бы молилась Ваххарону, или в каких там богов вы верите, чтобы мы оказались правы. Видите ли, мы думаем, что если от какого-то конкретного человека сейчас и зависит существование вашей цивилизации, то это она.

02.29.1232 (Палла). Неопознанная местность. Локальное время неизвестно

- Они не люди, дэйя. И никогда ими не являлись.

- Почему? - спросила Фуоко, зябко охватывая себя руками поверх наброшенной рваной шали и поглубже забиваясь в бревенчатый угол, стараясь укрыться от мелкого, но пакостного сквознячка. Ее била дрожь. Судя по буйной растительности, стояло лето, но с момента, когда она вдруг оказалась повелительницей воинского отряда, девушка непрестанно чувствовала холод. Парик, обнаружившийся на ее голове в момент пробуждения в деревне, она давно выбросила, о чем страшно жалела: возможно, он помог бы бритой наголо голове хоть немного согреться.

- Всё очевидно, - Юно Юнару отошел от окна небольшой избушки, на которую они натолкнулись спустя примерно час ходьбы от унылой деревни. Точнее, шли гвардейцы - странные солдаты в набедренных повязках - и Юно, а саму Фуоко несли в жутко неудобных носилках с сиденьем без спинки, наспех связанных из каких-то жердей и досок. - Смотрите сами - необычайная слаженность движений, понимание друг друга с полуслова, а иногда и вообще без звука, почти полная бесстрастность, физическая неутомимость, быстрая регенерация тканей...

- Но вы ведь сами говорите, что мы в какой-то игре. Может, у нее правила такие.

- Полностью исключить нельзя, - Юно слегка приподнял бровь. - Однако мы с вами живем по совсем иным законам. Не знаю, как вы, дэйя, а я очень даже устаю. Наши же доблестные гвардейцы, скорее, смахивают на часть декораций.

Фуоко бросила косой взгляд на дверь, возле которой с каменной физиономией стоял один из упомянутых гвардейцев - тот самый, что первый заговорил с ней в деревушке после побоища. Декорация? Возможно. Во всяком случае, попытки установить с ним продуктивное общение провалились полностью. Полтора десятка фраз на чудовищно искаженном эсперанто, смысл лишь половины которых Фуоко поняла - не самый богатый лексикон для разумного существа. С другой стороны, если не считать Джиона, в Барне ее охранники тоже предпочитали помалкивать в тряпочку. Не за то, типа, платят. Да и сам Юно в своем полупрозрачном балахоне поверх набедренной повязки и с огненным мечом в хрустальных ножнах тоже не слишком походил на обычного человека. Нет, рано для выводов. Нужно осмотреться и понять, что к чему.

Но как отправить весточку паладарам? Она сосредоточилась. Нет, нота Кириса, ставшая за последние сезоны привычной, как воздух, не ощущалась. И левый глаз, незрячий в настоящем теле, здесь видел то же самое, что и правый. Ночной мир с его огненными хороводами и геометрическими вальсами спрятался и упорно не хотел появляться. Придется искать другие варианты. Лишь бы ее не приняли на Палле за мертвую! Кремируют тело, и пока-пока, пишите письма. И даже не хочется задумываться, что с ней станет здесь после такого трагичного события там. Бр-р... Во всех смыслах "брр".

Она еще плотнее закуталась в шаль, пытаясь устроиться поудобнее. После сидения на неудобных качающихся носилках спина затекла, поясница болела. Деревянная стена из неструганых бревен, перемежаемых клочьями пакли, оказалась не самой комфортной опорой, и усталость даже и не думала отступать.

На нетопленой печи у дальней стены избы кто-то завозился, на пол с шорохом осыпалась струйка мусора. Задумчиво потирающий подбородок Юно мгновенно повернулся, полуприсев, выдернул из ножен пылающий клинок и направил его на печь.

- Кто ты? Выходи! - скомандовал он.

Девушка напряглась. Остановившись у лесной избушки на отдых, ее новая гвардия первым делом перетряхнула и тесную избу, и небольшой сарайчик, крытый толстым слоем коры. Нигде не обнаружилось ни одной живой души. У стены сарая лежала аккуратная поленница, торчал из большой деревянной колоды железный колун с длинной деревянной рукоятью, на срубе колодца стояло новенькое деревянное ведро, в доме на печи и лавках валялась старая одежда, но обитатели, похоже, сбежали. Причем не факт, что сбежали сегодня: печь стояла холодная, с пустыми чугунками внутри, в колоснике лежал лишь тонкий слой мертвого пепла, и во всем доме не обнаруживалось ни единой крошки хлеба или иной пищи. Кто здесь жил и почему пропал? Непонятно. Игровой мир, декорации, неизвестные пока правила. Ну их всех нафиг. Голову у Фуоко забивали совсем иные мысли, и решать еще и загадку исчезнувших хозяев она отнюдь не собиралась. И вот теперь - шорохи.

На печной лежанке зашевелилась груда тряпья, и в тусклом свете от затянутого слюдой оконца блеснули глаза - вроде бы человеческие.

- Выходи! - повторил Юно. - Живо!

То, что скрывалось под тряпками, тихо пискнуло. Юно тихо зашипел сквозь зубы, вбросил меч в ножны, запрыгнул на приступок и одним движением, как опытный огородник выдергивает морковку из грядки, за загривок выволок из-под тряпья черноволосого мальчишку - лет шести или семи на вид, грязного, страшно худого и одетого в одни лишь оборванные выше колен штаны. Мальчишка забился, тихо попискивая и стараясь освободиться от железной хватки Юно.

- Вот так новость! - удивленно сказал бывший оябун "Адаути". - Откуда он взялся? Я же там лично все осмотрел... Эй, ты? - он встряхнул мальчишку. - Кто такой? Как зовут?

Тот на мгновение замер, потом что-то быстро протараторил. Изумленная Фуоко - первый абориген помимо ее солдат, продемонстрировавший владение речью! - разобрала только "мальбона" и "релиассе" - вероятно, искаженные malbone и release, "плохо" и "пустите". Так. Первая подвижка. Нужно хватать тигра за хвост, пока тот с испуга не сбежал куда подальше.

- Подождите, дэй Юно, - она спустила ноги со скамьи, чувствуя босыми пятками занозистые половицы, сбросила шаль, подошла к притихшему мальчику и опустилась перед ним на колени. Узкая юбка страшно мешалась, и у девушки опять мелькнула мысль - чем бы разрезать хотя бы до колена? - Отпустите его, пожалуйста.

- Сбежит ведь... - с сомнением откликнулся тот.

- Возможно. Но вы что с ним делать собираетесь? За шею привязать и за собой водить на веревочке? Так все равно ведь сбежит рано или поздно.

Юно еле слышно хмыкнул и ослабил хватку. Высвободившийся мальчишка припал к полу, словно перепуганный зверек, и уставился на Фуоко неподвижным взглядом.

- Saluton, bebo, - сказала девушка, стараясь говорить как можно спокойнее и отчетливее в надежде, что мальчик поймет хоть что-то. Скудный словарный запас ее задачу отнюдь не облегчал, и она прилежно вспоминала фразы, зазубренные из учебника эсперанто. - Mia nomo estas Фуоко. Ĉu vi komprenas min?

Мальчик промолчал, по-прежнему разглядывая ее остекленевшими глазами и неприятно напоминая сонных людей на площади. Похоже, отвечать он не собирался. Фуоко повторила фразы - результат не изменился.

- Блин... - вздохнула Фуоко. - Все-таки не понимает. Вот бы сейчас сюда книгу из той библиотеки!

- Из библиотеки? - переспросил ее товарищ по несчастью.

- А, я же не рассказывала. Я куда-то сюда уже попадала, во что-то типа библиотеки. Там куча полок с книгами, я одну вытащила, а она не открылась. Но на обложке она повторяла на искаженном эсперанто слова, которые я произносила. Если бы как следует поэкспериментировать, мы смогли бы выявить систему и научиться общаться с местными. Библиотека, библиотека... - задумчиво повторила она, глядя на мальчика. - Может, ты знаешь, как туда попасть, а?

- Библеокон! - неожиданно откликнулся тот. - Градан библеокон! Да кастелло! Да кастелло!

Фуоко схватила его за плечи.

- La biblioteko en la kastelo? - требовательно спросила она. - Jes?

- Градан библеокон ен да кастелло! - откликнулся тот. - Тьен! - Он указал куда-то в сторону стены.

- Класс! - Фуоко торжествующе взмахнула в воздухе сжатым кулаком, и мальчишка в испуге отпрянул. - Теперь мы знаем, куда идти.

- Э-э... дэйя, - терпеливым тоном откликнулся Юно, - вы не могли бы пояснить диалог? Насколько я знаю эсперанто, вы спросили про библиотеку в замке, а ребенок подтвердил... вроде бы, а также показал направление. Я верно понял?

- Ага, - Фуоко кивнула. - Сейчас попробую выяснить еще что-нибудь.

Следующие минут двадцать она, мучительно вспоминая слова и не менее мучительно пытаясь разобрать смысл ответов, потратила на вытягивание из мальчишки доступной информации. Юно помогал по мере возможности, но улов все равно оказался небогатым. Абориген отвечал скупо, его язык напоминал эсперанто лишь отдаленно, и реагировал он, как и книга в библиотеке, только после многократного искажения слов на разные лады. Удалось выяснить его имя (нечто, смахивающее на Стаси Домо, но Фуоко тут же сократила его просто до Стаси) да подтвердить примерное направление на неведомый объект под названием "большая библиотека".

- Все! - наконец сдалась девушка. - Не могу больше. Дэй Юно, как думаете, что дальше делать? Движемся по азимуту, напролом, никуда не сворачивая?

- Вот тут, дэйя, ничем не могу помочь, - мужчина покосился на гвардейца, с каменной физиономией стоящего у двери. - Пока что не столько мы идем, сколько нас волокут. Слушаются они вас, так что за вами и командование.

- Слушаются... - пробурчала Фуоко. - Выпендриваются больше. Ну, я попробую приказать...

- Не торопитесь, дэйя. Вы уже отдохнули? Лучше еще немного передохнуть - непонятно, что нас ждет впереди. Вы голодны?

Девушка прислушалась к себе.

- Не-а, - помотала она головой. - Совсем есть не хочется.

- Ну, по крайней мере, одно местное правило мы уловили: пища здесь не требуется. За ту декаду с небольшим, что я здесь провел, мне тоже ни разу не захотелось есть. Странно, вообще говоря: если здешняя среда позволяет человеку уставать, почему не дает испытывать голод? Взаимосвязанные ведь вещи...

Фуоко на всякий случай потыкала себя пальцем в живот (тот никак не отреагировал) и снова забилась на лавку в своем угле. Мальчишка Стаси сноровисто вскарабкался обратно на печь и закопался там в тряпки, так что лишь глаза остались видимыми, поблескивая в тусклых отблесках оконца. Девушка задумчиво потерла ладонью бритую наголо голову, и тут до нее вдруг дошло.

- Погодите! - встревоженно сказала она. - Как - декаду с небольшим? Мы же... Так, вас ведь убили... когда?

- Сейтот двадцать девятой декады. Год тысяча двести тридцать второй. Только, дэйя Деллавита, - Юно нахмурился, - откуда вы знаете, что меня убили? Я вам точно не рассказывал.

- Сейчас, сейчас... - нетерпеливо отмахнулась Фуоко. - Ну да, а я свалилась сюда в децинот, пять дней спустя - у нас как раз заканчивалась экскурсия по Санъяме на больших выходных. А ваше тело мы у Анъями забирали в оттот, за два дня до того. Пять дней прошло, а вы говорите, что больше декады здесь. Как так?

- Мое тело у Анъями? - оябун "Адаути" нахмурился еще сильнее. - Каким образом вы... Стоп. Так дело не пойдет. Дэйя, я чувствую, нам нужно обменяться историями. Пожалуйста, расскажите, каким образом вы оказались втянутыми в историю с Анъями? С каких пор паладары используют студентов Университета в спецоперациях?

- Ну... - Фуоко вдруг вспомнила тетку-паладаршу, опустившуюся перед ней на колени. - Долго рассказывать. Неудачно съездила на предыдущую экскурсию, меня похитили, потом спасали, я там познакомилась с Мэем из "Кобры", потом еще много чего случилось, меня даже гранатой убило... ну, потом расскажу, а потом я вернулась в Университет, и... как ее звали? Она тоже паладар, и имя почти как у меня... да, Суоко! Она попросила меня помочь...

Она даже не заметила, как Юно оказался рядом с ней. Мужчина схватил ее за плечи и изо всех стиснул свои пальцы.

- Суоко-атара? Что с ней? Как она...

- Мне больно! - Фуоко дернулась, морщась, и Юно поспешно отпустил ее.

- Простите, дэйя, - произнес он прежним спокойным тоном, отступая на шаг назад. - Не сдержался. Просто... она очень важна для меня... была. Я ее... предал. Как она?

- Кажется, она сильно грустила. Ну, я потому и согласилась помочь ваш труп забрать... ой, извините. Я ваше тело даже не видела, с нами дэй Саматта ездил, он тоже паладар. Но все равно, почему у нас пять дней прошло, а у вас - больше десяти?

- У меня есть лишь догадки, - Юно тяжело опустился на лавку и устало потер глаза. Он явно заставил себя сменить тему лишь очень большим усилием воли. - Но как бы вам объяснить... Видите ли, мир, в котором мы находимся, скорее всего, относится к классу игровых виртуальностей. Что-то типа большой такой компьютерной игры... но вы наверняка не помните мир до Первого Удара.

- Я знаю! - быстро кивнула Фуоко. - Нам Риса... Карина Мураций рассказала после того, как мы ваше тело забрали. Демиурги в таких мирах играли и... нашу Паллу тоже создали.

Юно одарил девушку острым взглядом.

- Карина-атара рассказывала о таких вещах персонально вам?

- Ну... - Фуоко почувствовала, что ее щеки теплеют при воспоминании о последних неприличных экспериментах Майи с их маленькой компанией. - Мне, Киру и еще двоим. Но вообще-то паладары собирались всему миру объявить. Не знаю только, объявили или нет.

- Интересно... Я вижу, дэйя, вы и в самом деле пользуетесь особым доверием Карины-атары. Мне самому Суоко-атара рассказала правду менее чем за год до появления паладаров. До того я много лет ухаживал за ней, полагая ее просто неизлечимо больным человеком. Ну что же, тем проще. Карина-атара рассказывала вам про основную несущую частоту?

- Я в популярной книжке по радиотехнике про нее читала. Но Карина не рассказывала. Там и без того... многое случилось.

- Понятно. В общем, в терминах Демиургов основная несущая частота или, если короче, частота несущей - примерно то же самое, что и в радиотехнике: основной ритм, с который согласуются все части психоматрицы и внешних эффекторов Демиурга. Вроде как непрестанные щелчки метронома, служащие для синхронизации процессов в разных подсистемах. В обычном режиме частота несущей подбирается так, что сознание Демиурга воспринимает окружающий мир с нормальной скоростью. Но если частоту изменить, Демиург, грубо говоря, начинает гораздо быстрее или медленнее думать. Или, если угодно, окружающий мир для него пропорционально замедляется или ускоряется. Вы меня понимаете, дэйя?

Фуоко кивнула.

- Хорошо. Как я уже сказал, складывается впечатление, что мы находимся в чем-то наподобие виртуальности. Вы ведь сказали, что паладары забрали мой труп? Ну, надеюсь, у них, хотя бы у Стораса-атары, хватит ума кремировать его, никому не показывая... - Юно вымученно улыбнулся. - Наши сознания - вернее, мое точно, а ваше под вопросом - перенесены на какой-то иной носитель, вероятно, построенный по похожему принципу. Если частота несущей носителя или же виртуальности, смотря как все построено, слишком велика, субъективно время для нас идет гораздо быстрее, чем для реального мира. У нас проходит два дня, "снаружи" - лишь один, иначе говоря. Впрочем, здесь вы просто могли прийти в себя не сразу после того, как потеряли сознание в реальности. Не имея с ней связи, мы не можем проверить ни одну из гипотез. Вопрос в том, откуда Арасиномэ, или что там за ним стоит, умеет так хорошо работать с человеческим сознанием. Дэйя, за восемь декад, что я занимался глупостями на Могерате, я не имел доступа к материалам Демиургов. Возможно, Карина-атара рассказала вам о свежих гипотезах?

- Ну да! - Фуоко с энтузиазмом кивнула, чувствуя, что в ней снова просыпается живой интерес, заметно приугасший после свалки в деревне и последующего то ли бегства, то ли организованного отступления. - У паладаров есть гипотеза, что Арасиномэ каким-то образом связан с Демиургом по имени Брагата. То, что я слышала раньше, и видения Мэя, и моя одежда, - она дернула за свою узкую юбку, - и эсперанто в его Игре - все сходится. Какой-то ег-гипедский культурный контекст, ходер! Ой, извините.

- Ничего страшного, я еще и не так ругался в последнюю декаду. Значит, Арасиномэ напрямую связан с неким Демиургом. Хм... Тогда многое становится понятным. Мне нужно подумать в одиночестве, дэйя. И я прогуляюсь по окрестностям минут на десять, проверю одну гипотезу. Пока отдохните. Или попытайтесь что-то еще выяснить у аборигенов, если они вдруг появятся.

Юно встал и вышел из избы, захлопнув за собой дверь. Фуоко поплотнее закуталась в шаль и посмотрела на своего гвардейца у двери. Тот, казалось, даже не заметил, что мимо него кто-то только что прошел. Его бесстрастная физиономия с правильными чертами оставалась совершенно каменной. Впрочем, заметив ее взгляд, он пошевелился.

- Поммощщь? - использовал он ровно треть словаря, который за прошедшее время Фуоко сумела вбить в головы своей гвардии. Оставшиеся два слова - "хрошшоо" и "плоххоо" к ситуации не подходили. Девушка прикинула, не стоит ли попытаться выяснить у него что-нибудь насчет "библиотеки в замке", но отказалась от идеи. Все-таки неприятно чувствовать себя полной идиоткой, одно неуклюжее слово которой способно бросить людей на копья или совершить еще что-то настолько же глупое. Вот ведь навязалась на голову "личная гвардия"...

- Ne, - коротко откликнулась она. По крайней мере, "да" и "нет" в местном диалекте произносились так же, как в паладарском эсперанто. Гвардеец молча поклонился и снова замер неподвижно. Итак, если рассуждать логически...

Актив: она добилась на свою голову, чего хотела - оказалась в мире Арасиномэ, Брагаты или кого там еще. Контакт. Полноценный контакт. Есть существа, предположительно разумные, выглядящие как люди и настроенные по отношению к ней дружелюбно. Или больше, чем дружелюбно - даже "принцессой" называют.

Пассив: блуждание по глухим лесам и средневековым деревням с дебильным населением - вовсе не тот контакт, какого она ожидала. Библиотека и тот дед за столом (ее пробил новый приступ дрожи от одного воспоминания о живом трупе) остаются недоступными. Связь с реальностью утрачена полностью, ночной мир и канал, связывающий с Киром, полностью недоступны. Что делать дальше, абсолютно непонятно, и еще за ними гонятся (или уже отстали?) какие-то непонятные солдаты из средневековья, твердо намеренные их перебить. Во время спешного отступления из деревни Юно упоминал, что его уже убивали дважды, и каждый раз он приходил в себя на той же деревенской площади в окружении той же толпы безмозглых пассивных крестьян. Что случится, если убьют саму Фуоко? Может, то же самое, а может, и что похуже - вплоть до настоящей смерти.

Что делать? Видимо, пробиваться к библиотеке в надежде, что там найдутся какие-то ответы или даже способ связаться с кем-то более разумным. Говорил же некий голос про ошибку в лингвистическом модуле - значит, другие как минимум существуют. Еда не требуется, усталость проходит, какая-никакая защита есть. И даже проводник нарисовался - при условии, конечно, что не сбежит по дороге с перепугу. Так чего ждать? Куда там Юно запропастился?

Ее взгляд упал на жезл, прислоненный к стене за дальним краем лавки. Она уже однажды потеряла его в деревне и потом еще раз, в раздражении выбросив в кусты во время перемещения по лесу, но он каждый раз волшебным образом появлялся вновь. Девушка спустила ноги на пол, дотянулась до него и начала пристально рассматривать, на сей раз стараясь не упустить ни одной детали.

Золотистый металл, прочный и легкий, ногтю не поддается, так что не золото и, скорее всего, даже не золотой сплав. Но для определенности продолжим называть золотым. Собачья (или шакалья, поскольку остромордая) голова в качестве навершия проработана в самых мельчайших деталях, шерсть кажется натуральной, чуть оскаленные клыки отблескивают белым, в бездонно-синих камнях глаз не отражается ни единой искры. Древко сверху донизу покрыто сложным орнаментом из извивающихся растительных лоз, в которых тут и там проглядывают чуть светящиеся синие камешки-ягоды. Расщепленный нижний конец торчит двумя острыми клинками, без труда снимающими стружки с дерева, сделанными из все того же золотистого металла. Жезл хорошо лежит в руке, позволяя с равным удобством орудовать и клинками, и собачьей башкой в качестве палицы. Интересная вещица. С учетом ее упорного нежелания оставлять хозяйку, наверное, что-то важное, но что? Девушка пару раз взмахнула штуковиной в воздухе, проверяя баланс, и внезапно перед ней неярко вспыхнуло. Она невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, в двух шагах стоял еще один гвардеец - почти точная копия тех, что уже сопровождали ее.

- Ни венис, реджидино. Доймениир, - произнес он, опускаясь на одно колено и укладывая на землю свой короткий меч.

Девушка захлопала глазами, потом глянула на того, что стоял у двери все с тем же непроницаемо-каменным лицом. Нифига себе... Откуда он взялся? Неужто она жезлом вызвала? Нужно поаккуратнее с ним обращаться.

- Ожидай снаружи, - сказала она, лихорадочно пытаясь вспомнить соответствующие слова и тыкая пальцем в сторону двери. - Atendi... э-э...

Стоящий у двери бросил короткое слово, которое девушка не смогла разобрать. Новоприбывший (новосконденсировавшийся?) мужик выпрямился одним слитным гибким движением, сунул меч за пояс набедренной повязки и вышел за дверь, размеренно шагая. Фуоко обдало волной прохладного воздуха, и на сей раз ее пробила такая мощная дрожь, что зубы отчетливо лязгнули. Она снова плотно закуталась в шаль, размышляя, где бы найти нормальную одежду. Этак недолго и простуду схватить! Интересно, можно ли здесь вообще заработать болезнь, если даже глаз сам по себе вылечился? И куда делся Юно?

Жезл мешал, и девушка поставила его на пол, осторожно прислонив к стене, чтобы ненароком не совершить еще какое-нибудь чудо. Шорох рядом заставил ее инстинктивно отпрянуть. Мальчишка, оказывается, уже слез со своей любимой печи и на корточках сидел рядом с лавкой, сжавшись в небольшой комочек и глядя на Фуоко большим блестящими глазами. Ух ты, храбрец! На его месте сама она забилась бы еще дальше, чтобы ненароком не заметили странные люди с мечами, появляющиеся прямо из воздуха.

- Эстос млуварума? - тихо спросил он.

- Что? - машинально переспросила та. - Извини, не понимаю. Ne komprenis.

Мальчишка протянул робкую худую лапку, просунул пальцы под шаль и дотронулся до ее пальцев. Потом он порскнул обратно к печи, запрыгнул на нее прямо с пола, словно обезьянка, и снова зарылся в тряпки. Фуоко машинально вытянула руку в его сторону - и замерла. На нее словно уронили теплую мягкую перину, закрыв с макушки до пяток. Холод внезапно кончился, и нагретый летний воздух окутал тело, забираясь под шаль, сразу ставшую жаркой и неудобной. Девушка неуверенно сбросила ее. Ощущение тепла не исчезало. Фуоко соскочила с лавки и просеменила по избе, прислушиваясь к ощущениям, но неожиданное лето проходить не собиралось. В мутное окошко по-прежнему сочился мутный серый свет, но теперь он казался не угрюмым и депрессивным, а вполне себе обычным. Ну, пасмурно и пасмурно. Из-под тряпья на печке за ней по-прежнему наблюдали блестящие мальчишечьи глаза.

- Dankon, - неуверенно сказала девушка. - Спасибо, - на всякий случай добавила она. Ну ничего себе! Мальчишка, никак, волшебник? Нужно срочно сообщить Юно, что неожиданный персонаж совсем не так прост, как кажется. Только бы не сбежал... Она дернулась в сторону двери и чуть не свалилась, когда плотно обхватывающая ноги юбка в очередной раз помешала сделать нормальный шаг. Ходить она позволяла лишь мелкими семенящими шажками. Зашипев сквозь зубы и стараясь не думать, какого бы модельера убить за такой фасончик, Фуоко подхватила жезл и вспорола ткань между ног от ступней до бедер. Подумав пару секунд, она откромсала ткань по окружности, окончательно превратив ее в мини-юбку, тесную, но в пределах разумного. Под конец из-за неловкого движения один из клинков жезла дернулся и полоснул ее по бедру, и она замерла, с ужасом ожидая боли и потока крови. Однако на коже не осталось даже царапины. Изумленно пощупав абсолютно целую и невредимую ногу, она проверила одно из лезвий пальцем, потом осторожно провела им по запястью. Ничего. Окончательно осмелев, она с силой полоснула себя по предплечью - и жезл отказался ее резать и на сей раз, хотя тут же исправно снял стружку с многострадальной скамьи. О как. Ну и ладно. Чудеса так чудеса.

Положив жезл на лавку, Фуоко обернула торс откромсанным куском ткани, затянув его узлом между грудями и превратив в некое подобие топа, после чего задумалась. Развяжется ведь! Вот бы заколоть чем... Она посмотрела на узел, представляя, как хорошо на нем смотрелась бы брошка типа той, что подарил отец на день рождения - и неожиданно ткань с левой стороны груди провисла под весом увесистой блямбы. Поблескивающая золотом саламандра на фоне языков пламени безразлично смотрела на мир бесстрастными рубиновыми глазами. Брошка, та самая! Откуда она здесь? Девушка осторожно пощупала ее пальцами, потом отстегнула заколку и поднесла драгоценность к глазам. Да, та самая. Отцовский подарок. Чувствуя, что голова идет кругом, она сколола брошью узел и снова взяла в руки чудесный жезл. Стаси по-прежнему наблюдал за ней с печи, не проявляя намерения сбежать. Нет, нужно срочно звать Юно. Он старший и умный, а в одиночку так и свихнуться можно.

Толкнув дверь, она вышла во двор (страж последовал за ней) и осмотрелась. В лицо толкнул ласковый летний ветерок, в котором отчетливо прорезались травяные запахи недавнего дождя. Ее гвардия в набедренных повязках и париках расположилась во дворе кто где - у забора из горизонтальных жердей, сарая, входа в дом - в одинаковых позах: вытянувшись по струнке, словно часовые у торжественного знамени, и глядя строго перед собой. При появлении Фуоко они слегка пошевелились, обратив взгляды на нее.

- Где Юно? - спросила она в пространство. Ответом стали пустые взгляды. - Дэй Юно! - крикнула она во весь голос. - Вы где? Эй!

Подлесок под деревьями, плотной стеной окружающими дом по периметру, зашевелился, и кустов выдрался ее спутник. Свой пылающий меч он нес в руке, похоже, используя его для прокладывания пути. Вбросив клинок в хрустальные ножны, он перемахнул через жерди и приблизился.

- Мир ненастоящий, - устало сказал он. - В трех десятках метрах в стороне просто черная пустота. И стена упругая, подойти не дает. Думаю, с другой стороны тропы то же самое. Нас направляют, дэйя, вот только не знаю, куда. Ну что, вы отдохнули? Готовы двигаться дальше? Кстати, вижу, вы переделали одежду? Да уж, - он усмехнулся, - курсы кройки и шитья вы явно не посещали.

- Как-то не сложилось, - в тон ему откликнулась девушка. - Дэй Юно, я больше не мерзну. А вы?

- Для меня с самого начала температура была в самый раз, и сейчас никаких изменений не чувствую. Что-то случилось?

- Ага. Тот мальчик, Стаси - он меня о чем-то спросил, потом дотронулся - и стало тепло. И еще я жезлом махнула, и новый дядька с мечом сгустился прямо из воздуха. И еще брошка появилась внезапно, вот, - она ткнула пальцем себя в грудь. - Совсем такая же, как папа подарил.

- Погодите, дэйя, не тараторьте. Мой кваре хотя и неплох, но не настолько. Давайте по порядку... кстати, о какой брошке вы говорите?

- Ну вот же! - Фуоко нетерпеливо стукнула пальцем по золотой саламандре. - Я узел заколола, чтобы не развязывался.

Юно странно посмотрел на нее, потом протянул руку и коснулся брошки пальцем.

- Дэйя Фуоко, - терпеливым тоном сказал он, - я не вижу и не чувствую ничего, кроме обычной ткани. Вы точно уверены, что она чем-то заколота?

- Ну... да, - Фуоко растерянно провела подушечкой пальца по саламандре. - Я же ее отлично вижу. И ощущаю. Она же тяжелая и твердая!

- Вот еще новость... - пробормотал Юно. - Похоже, что мы еще и мир по-разному воспринимаем. Теперь придется каждую важную деталь обсуждать явно, не полагаясь на глаза. Раз уж зашла речь - что видите вы? Как дом выглядит?

- Невысокий, однокомнатный. Из деревянных бревен. Окошко узенькое, слюдой закрыто. Внутри печка. Крыша острая, из досок, на коньке какая-то деревянная птица приколочена. А вы?

- И дом из бревен, и крыша острая, но крыта черепицей, зато окно пустое, без слюды. Птицы нет. Так... Интересно, что еще важного мы успели увидеть по-разному?

- Но... - Фуоко растерянно посмотрела по сторонам. - Как такое возможно?

- Очень просто. Наши органы чувств здесь воспринимают лишь то, что нам транслируют. Мы как бы смотрим кино, только не факт, что в одном зале. Иногда картинка может совпадать, иногда нет.

- А, я поняла! На Арене тоже каждый в своем терминале сидит и свое видит, хотя все вместе играют.

- Где сидит?

- На Арене. Ну да, вы же не знаете. Паладары придумали, как людей к виртуальности подключать. Люди в специальные терминалы залезают и играют в... разные глупости, - она поспешно отогнала кольнувшее воспоминание о позорном проигрыше Оронзо, - а паладары энергоплазму в телах исследуют. Риса... Карина сказала, что Арасиномэ постепенно поглощает людей, и нужно обязательно понимать, что энергоплазма с нами делает.

- Интересная идея, - откликнулся Юно после короткой паузы. - Потом расскажете поподробнее. Но мы отвлекись. Вы сказали, что мальчик вас коснулся, и стало тепло? Я и не знал, что вы мерзли.

- Я же в шаль куталась! - удивилась девушка. - И ежилась всю дорогу. Непонятно разве?

- Я полагал, что вы... э-э, стесняетесь и скрываете наготу.

- Да я столько раз одежду перед людьми сжигала, что мне пофиг. И на свободных пляжах тусовалась. Я уже не стесняюсь, дэй Юнару, честно. Могу хоть голой ходить. Просто в лифчике удобнее, грудь не так шею оттягивает... ну, в реальности. А здесь все равно.

- Одним комплексом меньше. Хорошо. Мало ли как вас захотят здесь одеть, и лучше, чтобы вы не смущались ни в какой ситуации. Мальчик, мальчик... Кстати, где он?

- В доме.

- Ну-ка, пойдемте, посмотрим на него еще раз.

Не дожидаясь ответа, Юно дернул дверь и вошел в избушку. Фуоко скользнула за ним, стараясь не обращать внимания на изрядно надоевшего гвардейца, следующего по пятам. Юно осмотрелся по сторонам, запрыгнул на приступок и заглянул на печь, потом пошарил рукой под тряпьем.

- Пусто, - констатировал он. - Окно в доме одно, выходит во двор, мы там стояли все время. Подвал... нет, люка не видно. Спрятаться здесь негде. Ну и куда он делся, спрашивается?

Фуоко захлопала глазами. Действительно, а куда? Может, из дома тайный ход есть?

- Так.... - мужчина задумчиво почесал нос. - Сдается мне, что под видом мальчика мы столкнулись с чем-то очень и очень интересным. Он тоже наверняка не человек, но вот кто? Стаси Домо... Что-то крутится на краю памяти, а ухватить не могу. Надо подумать, может, и вспомню. И я почти полностью уверен, что мы с ним столкнемся в будущем. Вы упоминали что-то еще?

- Еще? А, ну да. Жезл. Вот, смотрите, - девушка осторожно подняла перед собой заковыристую штуковину. - Я им махнула, и новый солдат из воздуха появился. И еще он снизу острый, дерево строгает, но меня не режет. Вот...

Внутренне сжавшись (а вдруг жезл уже изменил свойства?), она провела одним из лезвий по запястью. На коже не осталось и следа. Юно протянул руку и осторожно коснулся лезвия ногтем.

- Со мной он, боюсь, обойдется так же, как с деревом, - констатировал он, глядя на небольшую роговую стружку. - Собачья голова, золотистый металл, сложный орнамент на древке, столбчатый индикатор заряда из бусин, двойное лезвие внизу - вы так же видите?

- Ага, но без индикатора. Только какие-то...

Фуоко осеклась. Синие камешки вдоль древка и в самом деле походили на индикатор заряда батареи, какой она видела на рациях охранников в поместье в Барне. Если присмотреться, их цепочка тянулась от раздвоения вверх к собачьей башке, и примерно половина, начиная от лезвий, чуть светилась слабым светло-голубым светом. Остальные оставались темно-синими, свечения за их полированной поверхностью не наблюдалось.

- И в самом деле индикатор, - растерянно сказала она. - Вот эти камешки, да? То есть там аккумулятор? А для чего он вообще нужен?

- Вы меня спрашиваете, дэйя? - усмехнулся ее спутник. - Ваша штуковина, вам и догадываться. Я еще со своим мечом до конца не разобрался, он тоже весьма непрост. Говорите, солдата из воздуха вызвали? Ну-ка, давайте эксперимент проведем. Взмахните ей еще раз, и посмотрим, что получится. Только постарайтесь мне ничего не отсечь по ходу дела.

- Ну... ладно.

Фуоко примерилась и очертила собачьей башкой в воздухе широкую дугу. Ничего не случилось.

- Неудачно, - прокомментировал Юно. - Давайте еще раз, и поэнергичнее.

Девушка пожала плечами и резко махнула дурацкой палкой из-за спины через плечо.

Грохнуло так, что заложило уши, ударило воздухом, отбросило назад. От ослепительной вспышки Фуоко на пару секунд ослепла. Сильные руки подхватили ее и куда-то поволокли, несмотря на отчаянное брыкание в попытках освободиться. Потом девушку поставили наземлю, и она пошатнулась, отчаянно пытаясь проморгаться и хватая ртом воздух.

Через несколько минут зрение прояснилось достаточно, чтобы разглядеть весело пылающий дом, от которого несло тугой волной жара. В выходящей во двор стене зияло отверстие диаметром в человеческий рост, его края щерились быстро выгорающими щепками. Весь двор и пространство до самого леса усыпали тлеющие деревянные обломки. Вокруг девушки стояла стена суровых гвардейцев с обнаженными мечами, а рядом тяжело кашлял Юно, опустившийся на одно колено и упершийся рукой в утоптанную землю.

- Дежавю... - пробормотала Фуоко, отворачиваясь от огня.

- Что? - громко переспросил Юно. - Я плохо слышу, дэйя.

- Я говорю, что не в первый раз такое, - в полный голос сказала девушка. - Когда меня в Оокие пытались убить какие-то бандиты из Анъями, я тоже бар сожгла. И когда в Шансиме убить пытались. Только тогда у меня никакой палки не было.

Мужчина выпрямился, помогая себе ножнами (клинок в них светился ослепительно-ярко) и приблизился. Один из гвардейцев бесстрастно вытянул руку с мечом, острие которого уткнулось Юно в грудь.

- Ретропаш! - ровным голосом сказал страж.

- Не трогайте его! - поспешно сказала Фуоко. - Он же свой, вы что!

Страж вопросительно взглянул на нее, и девушка, дотянувшись, нажала ему на руку, заставив опустить оружие. Лицо стража снова стало каменным, и он отступил на шаг.

- Между прочим, меня они вытаскивать даже и не подумали, - пожаловался Юно. - В следующий раз, пожалуй, отойду подальше. Метров на тысячу, а еще лучше - на цулу. Что вы сделали?

- Да я просто махнула, - устало сказала Фуоко. - Даже не знаю, куда палка делась. Наверное, в доме осталась.

Юно нагнулся и поднял что-то с земли. В его руках блеснул золотистый металл.

- Вот она, - он поднес жезл к глазам и прищуренно вгляделся. - Не вижу мелкие детали, черные пятна в глазах мельтешат. Хорошо местную игру запрограммировали, достоверно... Дэйя, что там с индикатором заряда?

Фуоко взяла жезл из его рук и вгляделась. Зрение у нее тоже не восстановилось полностью, но главное разглядеть удалось.

- Только два синих камешка светятся, - сообщила она. - А раньше - штук десять. Или двенадцать. Точно, заряд показывают. Как бы эту гадость выбросить, а?

- Зачем выбрасывать? - поинтересовался Юно, пытаясь отряхнуть свою изрядно перепачканную золой и грязью полупрозрачную накидку, но лишь сильнее пачкая ее. - Полезная штука.

- Ага, только прикончит еще ненароком и нас, и всех, кто вокруг. Я ее уже выбрасывала в кусты, а она снова рядом вернулась.

- Хм. Когда я в первый раз здесь появился и не смог меч из ножен достать, я его тоже выбросил. Потом меня солдаты поймали и закололи, я в исходной точке очнулся, и меч снова при мне. Можно предположить, что в местных краях ваш жезл и мой меч - неотъемлемые атрибуты. Так что выбросить не получится, придется изучать на досуге. Вот, кстати, еще одна идея - нужно учителя найти.

- Кого?

- Я хорошо помню компьютерные игры времен до Первого Удара. Сам увлекался... да как и многие мальчишки. В определенной разновидности игр следовало управлять персонажем, по ходу дела получающим очки опыта, а с помощью опыта - новые навыки. Но требовалось найти специального персонажа, учителя, преобразовывающего очки в навыки. Если местная виртуальность устроена похожим образом, то мы где-то на вводном обучающем уровне. Нужно найти хоть кого-то, способного описать местные правила и дать первое задание.

- Что-то не тянет меня играть в дурацкие игры... - пробормотала Фуоко, оглядываясь на своих бесстрастных гвардейцев.

- Меня тоже. Но пока что выбора нет. По сторонам тропы, что нас сюда привела, пустота. Подозреваю, если мы вернемся в исходную деревню и обшарим ее окрестности, обнаружим то же самое. Так что движемся вперед, а там посмотрим. Вы пришли в себя? Поскольку здесь делать больше нечего, пора начинать двигаться. Где-то дальше нас ждет таинственная библиотека в замке - если, конечно, мальчишка не соврал. Возможно, там и учитель обнаружится, а может, и сам Брагата. Давайте, командуйте своими игрушечными солдатиками.

Фуоко тяжело вздохнула. На всякий случай она попыталась поймать внутренним слухом ноту Кириса - и в очередной раз не сумела. Ну, делать нечего.

- Идем туда. Iri! - сказала она, тому гвардейцу, что стоял поблизости, указывая пальцем примерно в ту же сторону, что и пропавший мальчишка. Тропка убегала немного вбок, и, если Юно не соврал насчет пустоты за тропинками, им придется петлять, пробираясь в нужном направлении. Ну ничего, раз жрать не надо... тьфу, нахваталась от Кира!.. то можно позволить себе и попетлять. - Даже не думайте еще раз запихнуть меня на носилки, головы поотрываю!

И только попробуй забыть про меня, Кир!

04.30.1232. Хёнкон, Палла

"Кир!"

Кирис дернулся всем телом, стукнулся головой, широко распахнул глаза и ошалело огляделся по сторонам. Кажется, он умудрился задрыхнуть без задних ног, прислонившись спиной к медицинской капсуле. Затылок в месте, которым он ударился о капсулу, начал болезненно саднить. Парень пошевелился, разминая затекшее тело, и с недоумением посмотрел на сползшее на пол одеяло. Кто и когда его закрыл? Наверное, Дзии в своей деликатной манере не стал будить... Кирис тяжело поднялся на ноги, оперся о капсулу и провел пальцем в ее головной части. Под рукой засветился плоский прямоугольник, на котором отобразилось лицо Фуоко.

"Статус: кома. Прогноз: стабильный", чуть мерцала сбоку небольшая надпись. "Активность энергоплазмы: 3%".

Кирис медленно провел ладонью по гладкой поверхности параллелепипеда капсулы, скрывавшей тело подруги. Там, внутри, мерно работали меха, нагнетая воздух в ее легкие, пульсирующее псевдовещество паладаров ритмично сдавливало грудь и сердце, гоня кровь по жилам, трубки катетеров опутывали тело. Он даже не может увидеть ее. Только безжизненная картинка на внешнем экране... Как так? Почему? Почему она, а не он? Кирис в который раз изо всех сил стиснул зубы. Она не мертва! Ни за что! Она уже несколько раз проваливалась в такую кому - и каждый раз благополучно приходила в себя. Почему сейчас не получается?

Что же его разбудило? Что-то очень важное... Кирис напрягся - и неожиданно понял. Он опять слышал Фучи! Она звала его! Он поспешно сконцентрировался и поймал далекую певучую ноту, шедшую из ниоткуда. Нет. Никаких колебаний - монотонный звук, математически правильный рядом с тихой какофонией, после Санъямы сопровождавшей его неотступно. Наверное, ему просто приснилось. На всякий случай он попробовал послать сигнал. "Ф-У-Ч-И", - как можно тщательнее проартикулировал он, используя придуманный Дзии код. Нет, никакого отклика. Опять. В тысячный раз провал за последние четыре дня. Нет, она не мертва, просто не может умереть, пока он слышит ее ноту.

Еще раз осторожно проведя ладонью по капсуле, он отвернулся, с тусклой апатией разглядывая жилую комнату. Аккуратно застеленная кровать - та же медицинская капсула, только мягкая сверху, два рабочих стола с терминалами, пара стульев, шторы на одной стене, закрывающие фальшивое окно - строгая аскетичная обстановка. Паладары наотрез отказались вернуть их в лабораторию на дальнем Пинчау, взамен выдав прежний старый бункер на Ланте. Правда, его успели слегка модернизировать, покрыв пол каким-то упругим белым пластиком и установив два новеньких терминала Арены. Только зачем всё сейчас? Без живой неукротимой энергии Фуоко место казалось обычной старой помойкой с зачем-то натыканным оборудованием. Что он может сам по себе, уличная шпана, каким-то чудом... даже не чудом, а лишь благодаря Фучи попавшим в паладарский колледж? Он никто. Ни инициативы, ни знаний, только пустые мечты.

Нет. Не так. Депресняк - для слабаков. Фучи хочет исследовать Арасиномэ, энергоплазму, себя - и он выложится полностью, чтобы ей помочь. Пока ее нет - временно нет! - он может добиться каких-то результатов самостоятельно. А когда вернется...

Если вернется, кольнуло в сердце.

...когда вернется, у нее появится дополнительный материал для статей. Так что, идиот, кончай кукситься, не сопливый пацан уже. Займись делом. Несколько дней болтаешься, как по голове ушибленный, пора завязывать.

- Координатор! - громко сказал он в пространство. Зорра и Гатто, дремавшие у стенки, свернувшись и прикрыв носы хвостами, встрепенулись и посмотрели на него.

- Да, дэй Сэйторий? - тут же откликнулся неб.

- С завтрашнего дня я возвращаюсь на занятия.

- Вы абсолютно уверены? Дзии полагает, что вы все еще не восстановились до конца после недавнего шока. Он также весьма недоволен, что вы не соблюдаете постельный режим.

- Все со мной в порядке. Хорош киснуть, пора работать начинать.

- Сомневаюсь, что лишнее нервное напряжение пойдет вам на пользу, дэй Сэйторий, - вклинился мужской голос Дзии. - Возможно, вам не стоит торопиться? Я бы порекомендовал физическую активность - прогулки по холмам, например, или плаванье.

- Спасибо, дэй Дзии, - угрюмо сказал Кирис, чувствуя, что внутри поднимаются раздражение и упрямство, - только я сам разберусь. Завтра я на занятия возвращаюсь, а сейчас включите, пожалуйста, терминал Арены.

- Как скажете, дэй Сэйторий. Какую подключить площадку?

- Спортзал. Кости размять хочу. И полторы фиты.

- Когда я упомянул физическую активность, я не имел в виду настолько суровые тренировки. Вы абсолютно уверены насчет полуторной гравитации?

- Уверен, - Кирис, размашисто шагая, подошел к шкафчику, сбросил шорты на пол и быстро обрызгался смазкой из баллончика. Тщательно обглаживая ткань, чтобы ликвидировать морщинки, он влез в сенсорный комбинезон и застегнул капюшон. Прижимая его к площадкам подкожных электродов сквозь волосы, он в очередной раз задумался, не стоит ли обриться наголо, чтобы обеспечить лучший контакт. Но в очередной же раз он отложил мысль на потом. Затем он вышел в большой полигонный зал и забрался в один из терминалов, чей внутренний сферический экран светился белым. Чмокнула, закрываясь, дверь камеры, и невидимая упругая сила приподняла его над полом. Приладив магнитный разъем свисающего кабеля к шее сзади, Кирис глубоко вздохнул и скомандовал:

- Включайте, дэй Дзии! Полторы фиты.

- Площадка активирована.

Тут же могучая тяжесть навалилась сразу со всех сторон. Когда он взвешивался последний раз декаду назад, индикатор показал сто четыре катти - на двенадцать катти больше, чем год назад. То ли мускулатуру нарастил на питательном белковом концентрате паладаров, то ли просто жира нажрал на заднице на местных харчах. Сейчас дополнительные пятьдесят два катти, пусть и равномерно распределенные по телу, стиснули его в тугих объятиях, стесняя сердце и затрудняя дыхание. Пусть. Если генерируешь сумасшедшую гравитацию помимо своей воли, то хотя бы двигаться в ней надо уметь, а не падать на подкосившиеся коленки. Еще две-три декады на полутора фитах, а там можно и о двух задуматься. Интересно, удастся до трех довести? Или сердце не выдержит, как Дзии предупреждал?

Поведя плечами и пару раз присев посреди большого спортзала, сменившего белое сияние, под тихую ритмичную музыку Кирис начал разминку. Шея, плечевой пояс, мышцы спины и пресса, бедра, голеностоп... Кукла-двойник послушно отзеркаливала движения. Уже через несколько минут сердце начало бешено колотиться в ушах, но он даже и не подумал притормозить. Сознание, болтающееся где-то вдали от мозга, он потерять не может, а остальные части тела переживут. Приседания, отжимания, перекаты, махи ногами на растяжку, удары по невидимой боксерской груше, нарастающая тягучая ломота в мускулах по всему телу - когда в ушах мягко прозвучал гонг, он сначала даже и не понял, что случилось.

- Полчаса прошло, дэй Сэйторий, - напомнил Дзии. - Передышка.

- Да я не устал!

- Обсуждению не подлежит. Нормальная сила тяжести, перерыв не менее чем на полчаса.

Кириса словно вынули из резинового скафандра, и чувство невыносимого облегчения охватило его. Раздраженно цыкнув, он уселся со скрещенными ногами на невидимую упругую поверхность, сформированную суспензорным полем, положил ладони на бедра, закрыл глаза и начал размеренно дышать, как учил лейтенант Каллавиро. Завтра, кстати, как раз очередная тренировка, нужно обязательно сходить. Хотя... зачем ждать завтра?

- Дэй Дзии, - спросил он, когда почувствовал, что дыхание восстановилось, - а можно меня к рукопашному бою подключить? На третьем уровне?

- Третий уровень закрыт для игроков, не имеющих по крайней мере второго нивела в ринье. Вы, смею напомнить, пока не прошли аттестацию даже на первый. На втором уровне - не возражаю, но лишь после того, как закончится период восстановления. Дэй Сэйторий, если хотите, могу включить половинную силу тяжести, чтобы лучше отдыхалось.

- Не надо. Я лучше погуляю пойду.

- Хорошо. Открываю терминальную капсулу.

Его мягко опустило на вогнутый пол сферы, и изображение спортзала вокруг пропало в ровном белом сиянии. Дверца прошипела, отворяясь. Отцепив магнитную защелку кабеля, Кирис выбрался из терминала и вернулся в жилую комнату. Прикинув в уме, он решил не переодеваться, чтобы потом не натягивать сенко снова. Сандалии защитят комбинезон на ступнях, а всем остальным он ни за что цепляться не намерен. Растянув и опустив на спину капюшон и кинув еще один взгляд на капсулу, скрывающую тело Фуоко, он коротко свистнул парсам. Затем он с усилием толкнул тяжелую стальную дверь тамбура и поднялся по бетонной лестнице к выходу, чувствуя неприятную слабость в утомленных ногах. Да, прав Дзии, нужно такими вещами заниматься без фанатизма. Потянешь мышцы ненароком, а то и связки повредищь, благо боль почти не чувствует - и что? Бросать тренировки?

Гатто и Зорра опередили его, пулей выскочив наружу, навстречу волне теплого душного воздуха и закатным лучам солнца, опускающегося в океан. Выход из бункера располагался на пологом берегу под обрывом метрах в двадцати от кромки прибоя. Широкая дорожка из плавленого камня - до предыдущих приключений в Ценгане вместо нее лежали растрескавшиеся бетонные плиты, проросшие травой - спускалась от двери к прибрежной гальке. Там она плавно переходила в помост из шероховатого пластика, полого уходящий в воду рядом с бетонными сваями пирса. На несколько секунд поколебавшись, не купнуться ли по-быстрому (не, ну нафиг - раздеваться, потом опять сенко натягивать...), парень повернулся и начал через две ступеньки подниматься по крутой и истертой каменной лестнице, ведущей вверх, в густые джунгли, где громко пересвистывались невидимые птицы. Парсы карабкались впереди: Зорра семенила по ступенькам, а Гатто запрыгнул на стальной трубчатый поручень, оплетенный пеньковым канатом, и деловито топотал по нему вверх на четырех задних лапах, периодически подтягивая себя передними в местах, где поручень шел особенно круто. Добравшись до верхней площадки на высоте метров тридцати, Кирис обернулся к океану, уперся ладонями в колени и принялся отдуваться, слушая бешено колотящееся сердце и вглядываясь в искрящуюся дорогу, протянувшуюся от берега к солнцу. Светило уже почти ушло за горизонт, быстро темнело. Небо уже начало переливаться ночной радугой, и редкие перистые облака в вышине горели на ее фоне багрово-красным, подсвеченные снизу.

Вечерняя какофония непуганых джунглей, нимало не смущенных присутствием человека, неслась со всех сторон. Щелканье, щебетание и треск неведомых птиц, далекие резкие вопли обезьян, жужжание мелкой и, к счастью, некусачей мошкары, кроны деревьев, шелестящие в вечернем бризе - звуки сливались в привычный умиротворяющий и убаюкивающий шум. Парсы нырнули в подлесок - невысокие кусты даже не шелохнулись - и растворились в сгущающемся мраке. Отдышавшись, Кирис ступил на плотно утоптанную грунтовую дорожку, извивающуюся между деревьями, и пошел по ней, ориентируясь по пятнам света от фонарей с солнечными аккумуляторами, автоматически включающихся при приближении человека и так же автоматически отключающихся за спиной. Вот если подумать, зачем паладарам экономить электричество? Координатор же говорил, что они могут по каналам субсвязи транслировать сколько угодно энергии, собранной в космосе. Да один дрон, наверное, за минуту жрет больше, чем все фонари в окрестностях за ночь. Наверное, опять построили систему, рассчитанную на работу после их ухода. И ведь не пожалели же сил и денег на тропу, по которой люди ходят раз в несколько декад!

Неужели они и в самом деле собираются когда-то уйти? Ведь еще год назад никто про них не слышал - а теперь представить мир без них уже и не получается. Даже если забыть про реальное прошлое Паллы, про Большую Игру, Демиурга Чонду, управляющую игрой Станцию, успевшую спасти Паллу в день Первого Удара - все равно Университет стал привычной и неотъемлемой деталью повседневности. Университет - и его ректор Карина Мураций, среди своих предпочитающая маску щуплой, на грани возможностей дрона, Рисы Сереновой. И гениальный инженер-строитель, художник и приколист Палек, носящий маску высокого худого парня с торчащими во все стороны белобрысыми лохмами. И мрачно-солидный Сторас Медведь, показывающийся на людях лишь во время дипломатических визитов. И здоровяк Саматта Касарий, иногда заглядывающий к Джорджио на тренировку. И его то ли жена, то ли любовница, веселая улыбчивая красавица Цукка Касарий, проректор по научной работе. И даже загадочный парень Масарик Медведь, иногда замечаемый рядом с ректором...

Инопланетяне. Натуральные инопланетяне, бессмертные и бестелесные, знающие и умеющие больше, чем Ваххарон с Креодом и все боги Миндаллы, вместе взятые. Только вот воспринимать их как нелюдей ну никак не получается. Свои в доску. Больше, чем свои. Друзья, верящие в Фучи, а за компанию и в него, Кириса. И он не подведет ни Фучи, ни Рису. Стать строителем, видно, не судьба, потому что паладары и без него все успеют застроить, но он придумает что-нибудь еще. Может, в космонавты пойдет, раз на него меняющиеся законы физики не действуют...

Кстати, не забыть бы записаться на лётный тренажер, чтобы отрабатывать взлет и посадку. А когда Фучи очнется, было бы классно прокатить ее над Хёнконом на настоящем самолете...

Желудок опять стиснуло спазмом мгновенного ужаса. Нет, все нормуль, строго сказал он себе. Не парься, дебил, она обязательно очнется. Не впервой.

Под сандалиями похрустывала каменная крошка, и тьма стала уже кромешной, разгоняемой только яркими пятнами света от фонарей. Кирис прищурился и привычно напрягся. Он уже неплохо научился совмещать обычное и ночное зрение, не позволяя огненному вальсу ночного мира перекрывать реальность, а источникам электрического света и электропроводке - слепить глаза. Впрочем, сейчас перекрывать было нечего: из-за света ламп тьма в джунглях стала совершенно непроглядной. В ней лишь проскакивали бледно светящиеся пятна и плавали едва заметные линии ночного мира.

Минут пятнадцать Кирис просто шел, куда глаза глядят, по дорожкам, разбегающимся и сливающимся снова. На указатели и стенды на развилках он внимания не обращал. Гатто где-то поблизости, свистнуть - выведет. Тягучая усталость в мышцах медленно уходила, и, вероятно, следовало поворачивать назад. Сколько сейчас времени? Посмотреть на часы в бункере он забыл, прикупить наручные так и не сподобился, но закат - незадолго до шести, так что сейчас начало седьмого. Вернуться, полчаса спарринга с куклой на Арене (и все-таки - башку обрить или нет?), потом пожрать, освежить в памяти последние темы... что там завтра, физика, химия и геометрия?.. пообщаться через коммуникатор с Чином, если только тот опять не возится в гараже со своим драгоценным мотоциклом, и лечь дрыхнуть. И еще надо попросить у координатора доступ к заметкам Фучи по поводу программы экспериментов, составленной ей на прошлой декаде, незадолго до злосчастной поездки в Санъяму. Наверняка он сможет что-то сделать и в одиночку.

Впереди негромко ударил колокол - раз, второй, третий. Ему тут же начал вторить еще один, чуть более басовитый и какой-то надтреснутый. Потом равномерные удары сменились перезвоном. Удивленный, Кирис остановился в пятне света и прислушался. Что там такое? Парсы вынырнули из кустов и замерли рядом. В передней лапе Зорры, зажатая между двумя острыми когтями, слабо трепыхалась крупная цветастая бабочка.

- Подарок для Фучи, - прокомментировала она, хвастливо демонстрируя добычу. - Фучи проснется, бабочка рядом. Красиво!

- Молодец, пестрая. Га, что там за колокола клацают? - осведомился парень. - Церковь, что ли, построили?

- Кирис в печали, - ехидно прокомментировал парс, почти невидимый на фоне ночных кустов в своей черно-белой расцветке. - Кирис новости не читает. Попы приехали, один из Ставрии, один из Кайтара, будки поставили, по ушам ездят. Паладары разрешили! Никто не приходит! Всем до фонаря!

- Фигасе... - пробормотал парень. - Точно надо посмотреть.

Он размашисто зашагал по тропинке, сейчас ведущей примерно в нужную сторону. Метров через двести та вывела на обширную расчищенную площадку на скале, отделенную от океана стеной деревьев. Кирис смутно вспомнил, что раньше здесь располагался старый храм Теллеона, в который вроде бы ходили молиться некоторые техники из группы Чина. Храм стоял здесь по-прежнему - тускло освещенный парой фонарей, бросающих густые тени на облупившуюся штукатурку стен и высоченную, с пятиэтажку, бронзовую статую бога с головой выдры. Однако в неподалеку от него располагались два сарая - не сарая, но какие-то невнятные одноэтажные строения. Над ними возвышались Стабилоны: золотой над одним, серебряный над другим. Почему серебряный? А, точно! Кайтарские попы говорят, что ставрийцы все делают не по-людски, и Стабилон у них тоже покрашен неправильно. Хотя, в конечном итоге, и те, и другие дурью маются. А паладары - ехидные: собрали на одном пятачке все храмы, чтобы по-честному друг с другом конкурировали. Пусть попы сами выясняют, у кого сказки красивее, типа.

Перезвон колоколов затих, и откуда он вообще шел, оставалось непонятным. Колоколен над сараями и вообще в окрестностях не наблюдалось. Вообще вокруг не замечалось ни единой живой души: старый храм, два новых, поросшая густой травой площадка между ними, несколько фонарей, окруженных облаками вьющейся мошкары - и полное запустение и безмолвие, заполненное лишь ночными звуками окружающих диких джунглей. Западная версия церкви Рассвета, та, что с золотым Стабилоном, оказалась ближе всего, и Кирис, оступаясь на травяных кочках, подошел и заглянул внутрь.

Та же самая тишина заполняла микроскопический зал с десятком скамей по каждую сторону от центрального прохода. По стенам висели, подсвеченные электрическими лампадами, напечатанные на бумаге фигуры святых. Алтарь в дальнем конце стоял пустой и печальный, с еще одним золотым Стабилоном и парой золоченых подсвечников (тоже с лампочками вместо свечей), но цветы и прочие мелкие положенные безделушки там отсутствовали. Покосившись на бассейн со святой водой возле входа и безуспешно попытавшись вспомнить, что с ней положено делать (макнуть пальцы - а потом?..), Кирис вошел в храм и приблизился к алтарю. Пусто и уныло. Интересно, сюда хоть кто-то заходит? Колокола звонили - значит, какое-то важное время, но ни одного молящегося.

Разочарованно оглядевшись по сторонам и так и не обнаружив колокола, Кирис уже повернулся, чтобы покинуть тоскливое местечко. Но тут за приоткрытой дверью за алтарем его второе зрение внезапно зацепило вспышку лампочки - яркую в потустороннем, но тусклую в обычном мире. Интересно, а там что?

Обогнув алтарь, он осторожно толкнул дверь и заглянул в щель. Однако прежде, чем он успел что-то увидеть, могучая лапища ухватила его за горло и как пушинку втащила внутрь. Кирис попытался сопротивляться, но с тем же успехом он мог бы отбиваться от водопада Найгры. Если не считать Джорджио и других солдат и офицеров на военной базе в Барне, а также паладарских дронов, за последние годы он ни разу не сталкивался с кем-то настолько сильнее себя. Его швырнули через всю комнату, и когда он немного очухался, то обнаружил, что валяется поперек кровати, злосчастный затылок снова саднит от удара о стенку, а над ним во весь рост возвышается здоровый мужик в черной сутане рядового серва. В одной руке дядька держал полупустую бутылку какого-то вина с невнятной наклейкой, другой поигрывал стальным Стабилоном на груди, и от него отчетливо несло алкоголем. В неярком свете лампы под потолком его нос казался темно-сизым.

- Ну, вака, колись - чего шаришься по святому месту? - грозно вопросил мужик. - Спереть чего задумал? А?

Кирис пощупал затылок, поморщился и сел на кровати.

- Вы чего кидаетесь? - сумрачно спросил он. - А если бы я в хлебало навешал с перепугу?

- Хо! - ухмыльнулся поп. - А ты, вижу, парень не робкий. Нравишься ты мне. Ну, ежели прилетит в хлебало, а я пропущу, то сам и виноват. Так что ты здесь забыл, вака? Только не говори, что помолиться зашел, все равно не поверю.

Кирис осмотрелся. Комната явно выглядела жилой: узкая койка из панцирной сетки, стол с неизбежным паладарским терминалом, несколько стульев, пара шкафов, картинки святых на стенах, насупленных, словно от трехдневного запора. Похоже, он влез на чужую территорию. Ладно, заслужил по башке, и нефиг трепыхаться.

- Извините, - все так же хмуро сказал он. - Я не знал, что вы здесь живете. Я просто... ну, колокола услышал, а потом церковь увидел. Ее раньше здесь не стояло, вот и зашел посмотреть.

- Студент? - осведомился поп. - На каком факультете? Из Кайтара приехал?

- В колледже я, - пояснил Кирис, поднимаясь. - Ага, из Кайтара.

- Веруешь в пресветлого Ваххарона и его ангелов?

- Ну, нет, типа. Извините, - быстро добавил Кирис, заметив, что глаза попа опасно сузились. - Мы с отцом эмигранты из Хёнкона, еще до Первого Удара.

- Значит, ложным богам Миндаллы подношения жертвуешь? - в голосе попа прозвучали гневные нотки. Он поднял бутылку, приложился к горлышку и сделал могучий глоток. - Солнцепоклонник?! Или выдропоклонник?!

Кирис огляделся. Поп стоял между ним и выходом, и пространства для отступления в комнате особо не имелось. Как бы изловчиться и проскочить мимо него? Псих какой-то... Хорошо хоть парсы куда-то пропали, а то еще набросятся на него, выполняя охранную функцию, и полетят клочки по закоулочкам.

Неожиданно поп басовито заржал, выпустив Стабилон и хлопая себя по бедру от полноты чувств.

- Ну, вака, ты бы на себя посмотрел со стороны! - сказал он нормальным голосом, отсмеявшись. Слышалась легкая хрипотца, но в остальном никаких признаков опьянения не замечалось. - Расслабься. Не обижу я тебя. Просто почудилось спросонья, что я опять в "черных бригадах", на часах закемарил, вот и прихватил тебя крепче нужного. Только уснул, понимаешь, как ты крадешься, а у меня рефлексы в подкорке засели. Пойдем на свежий воздух, пусть здесь проветрится. А зовут меня, кстати, отец Анатолио Муарра. Можно просто Анатоль. Тессой не называй, не люблю.

Он приложился к бутылке, положил здоровенную ручищу на плечо Кирису и увлек его за собой в молельный зал. Парень не сопротивлялся: даже если забыть, что хозяин дома в своем праве, физической силой Ваххарон своего служителя не обделил. У алтаря, однако, поп замер.

- Что за... - пробормотал он изумленно.

Кирис выглянул из-за его спины - и подавился хохотом. Зорра с Гатто устроились на передних скамьях по обе стороны от прохода, сидя на двух задних лапах и вытянувшись вверх во весь рост со сложенными перед собой четырьмя передними (Зорра по-прежнему ухитрялась держать в когтях бабочку). Они неторопливо отбивали поклоны, словно молились. Отец Анатолио быстро осенил себя косым знамением, но парсы пропадать явно не собирались. Наоборот, темп их поклонов явно ускорялся, и они начали тихо монотонно гудеть, словно читая молитву быстрым речитативом.

- Кажется, допился... Слышь, вака, - поп глянул на Кириса. - Что видишь?

- Два дурных шестиногих лопоухих паладарских зверя, - сообщил тот, с трудом удержавшись от ответа "ничего". - Называются парсы. Эй, мелочь пузатая! Чё творите?

- Кирис глупый, шуток не понимает! - пожаловалась Зорра, опускаясь на скамью на все пять свободных лап. - Гатто несчастный, как только с ним живет!

- Кирис спросонок глупый, днем нормальный, - утешил Гатто, следуя ее примеру. - Можно даже ногами не бить, так всё понимает.

- Ты их знаешь, вака? - ошарашенно спросил поп. - Что за чудо в перьях такое? На шести ногах, да еще и болтают?

- Они мои друзья. Черно-белый - Гатто, типа кобель, а пестрая - Зорра, она су... э-э...

- Сучка. Я понял, - отец Анатолио опять приложился к бутылке и сделал огромный глоток. - Не волнуйся, отрок, я еще и не такие слова знаю. Кусаются?

- Кого как. Бандитов и в клочья порвать могут. Дэй Муарра, не бойтесь, они нормальные, только шутки у них дурацкие. Они паладарские микродроны, но самостоятельные личности.

- Ох, куда я попал... - пробормотал поп. - Точно, нужно проветриться.

Он размашисто зашагал к выходу между скамьями. Проходя мимо Гатто, отец Анатолио ткнул его пальцем в бок. Парс лениво щелкнул зубами в воздухе, предупреждая, но поп уже шел дальше. Кирис поспешил за ним.

Снаружи, отойдя чуть в сторону, отец Анатолио устроился на небольшой деревянной скамье.

- Значит, ты Кирис, если твой парс не соврал, - задумчиво сказал он. - Предупреждал меня сэрат дэй Сторас Медведь при встрече, что обитают поблизости некие Кирис Сэйторий и Фуоко Винтаре, и что держаться от них нужно подальше. А ты сам пришел... Что-то одет ты как-то странно... срамно, я бы сказал.

- Это сенко, - Кирис насупился. - Сенсорный комбинезон для Арены. Я ненадолго перерыв сделал. Я пойду, дэй Муарра.

- Стой на месте! - рявкнул поп командным басом, но тут же сбавил тон: - Не обижайся, вака. Странное тут место, и люди странные, не привык я еще. Полторы декады тут сижу, а на службы вот за все время человек десять пришли, и те местные, из обращенных. Ни один студент так и не подумал явиться, а ведь тут их половина из Кайтара, не одна тыща. И у еретика из Ставрии дела не лучше. Безбожники...

Он поднял бутыль, задумчиво посмотрел на нее и отшвырнул в сторону. Стекло глухо стукнуло о дерево, отчетливо забулькало.

- Дэй Муарра, а откуда колокола звонили? - спросил через пару минут Кирис, поняв, что рассматривающий небо поп продолжать не собирается. Странный он какой-то. Бухает прямо из горла, и что он там про "черные бригады" упомянул? - Колокольни же нет.

- Запись, - вяло пояснил отец Анатолио. - Где-то там динамики спрятаны. Не знаю, где, паладары все построили, я лишь пальцем в экран тыкаю, чтобы включить. А смысл? На кой меня начальство вообще сюда загнало? Я же сразу говорил, что дохлый номер. Любому идиоту понятно, только не нашим епископам.

- А зачем вы тогда сюда приехали?

- Приказы не обсуждают, - коротко ответил поп.

- А... ну, я, типа, пойду, да?

- Ну, иди, вака, что ж с тебя взять. Не держать же тебя здесь силой, стариковские бредни слушать.

- Ну, если вы старик, тесса, то меня уже давно закапывать пора.

Кирис повернул влево, откуда донесся голос. Риса, тощая и голая пигалица, шагала к ним через ближайшее световое пятно.

- Привет, Кир, - сказала она. - Я решила в гости заглянуть, тебя проведать, а Дзии сообщил, что ты гулять ушел. Гатто сказал, что ты у храмового комплекса. Я вижу, знакомишься с новыми соседями?

- Привет, - невесело сказал Кирис. - Да я просто прошвырнуться вышел.

- А ты кто такая, вака? - отец Анатолио старательно смотрел в противоположную сторону. - Фуоко Винтаре?

- Нет, тесса. Я Карина Мураций, но в таком виде меня зовут Риса.

Поп резко повернулся к ректору и несколько секунд ошеломленно ее рассматривал.

- Карина... Мураций? - неуверенно спросил он в конце концов, снова отводя глаза. - Рад знакомству, сэрат дэйя. Э-э... я представлял вас немного иначе.

- Обычно я действительно выгляжу иначе, - согласилась Риса. - Но иногда надеваю и другие маски. Прошу прощения, я не подумала, что в вашей организации нагота, даже детская, является абсолютным табу. К сожалению, ни в одном дроне поблизости не запасена одежда, а выглядеть нечеловечески не хочется. Что же придумать... А, знаю. Вернусь через минуту.

И она неслышно растворилась во мраке за пределами освещенного пространства.

- Слышь, вака, она и в самом деле ректор? - вполголоса осведомился отец Анатолио. - Или просто подшутить надо мной решили?

Он кинул взгляд на сидящих неподалеку парсов, изображающих невинных паинек.

- Угу, в натуре, - кивнул Кирис. - Честно, ректор. Только она просит никому не говорить, что такую маску иногда носит. Да вы не бойтесь, дэй Муарра, она нормальная девчонка... в смысле, тетка, не выпендривается.

- А, ну и ладно, - поп махнул рукой. - И так я здесь вместо клоуна, так что если и шуточки шутите, громче хохотать уже не сможете. Кстати, я же сказал - зови меня просто Анатоль. Мне, для сведения, всего-то тридцать три.

- Я вернулась, - проинформировала Риса, возникая из темноты. - Теперь я одета в рамках приличий. Отец Анатолио, на меня можно смотреть. Кстати, можно я тоже стану называть вас Анатоль?

По периметру ее талии прямо из тела торчали широкие пальмовые листья, образуя что-то вроде юбки до колен, и еще один лист оборачивался вокруг цыплячьей груди. Почти против воли Кирис ухмыльнулся: ректор страшно напоминала юную дикарку из джунглей на Фисте, только совершенно не загорелую. Не хватало, пожалуй, лишь каменного ножа в руке и ушных подвесок из клыков тигра. Словно прочитав его мысли, Риса поднесла ладонь ко рту и издала негромкий улюлюкающий клич.

Отец Анатолио недоверчиво посмотрел на нее, на сей раз внимательно.

- Значит, вы, сэрат дэйя, и в самом деле ректор Университета? Знаменитая Карина Мураций?

- Чрезмерно и неприлично знаменитая, на мой вкус, - вздохнула Риса. - Могу фокус показать.

Она подняла указательный палец - и тот вытянулся в длинную тонкую спицу, потом снова стал нормальным.

- И давайте все-таки без "сэрат дэйя". За последние пять или шесть суток ко мне так или аналогично обращались не менее трехсот человек по всему миру. Тошнит уже, честное слово. Давайте вы Анатоль, а я Риса, ладно? И на ты?

Не отрывая от нее взгляда, поп задумчиво похлопал ладонью по скамье вокруг себя, словно что-то нащупывая. Потом оглянулся в ту сторону, куда отбросил бутылку.

- Кто я такой, чтобы спорить! - наконец пожал он плечами. - Пусть так... Риса. Все равно я тут не клирик, а клоун какой-то. Зачем вы вообще Церковь сюда пустили? Вы же ее ненавидите пуще всех на свете.

- Нет, Анатоль, мы вовсе не ненавидим церковь Рассвета, - серьезно ответила ректор. Она подошла к скамейке и уселась рядом с попом. - Кир, садись рядышком, посидим чинно и благородно. Или не хочешь?

- Не, - отказался Кирис. - Еще зацеплюсь за какую-нибудь щепку, сенко порву. Постою как-нибудь.

С тяжелым вздохом отец Анатолио поднялся со скамьи, отошел в сторону и принялся шарить в густой траве. Минутой позже он поднялся, торжественно сжимая в лапе давешнюю бутылку. Однако когда он поднес горлышко ко рту, на его лице отразилось разочарование.

- Почти все вытекло, - пробормотал он, возвращаясь к скамье и выхлебывая последние капли. - Поделом дураку. Так что... Риса, значит, вы не ненавидите Церковь? Как так? Все же знают, что паладары и Ваххарона отрицают, и иерархов ни в грош не ставят...

- Видишь ли, Анатоль, - Риса снизу вверх посмотрела на громадную тушу попа, возвышающуюся над ней как башня, - в основе любой религии лежит страх перед смертью, и не только своей. Зачастую от смерти близких людей страдаешь куда больше, чем от страха за себя. Всегда хочется верить, что те, кто тебе дорог, не исчезли насовсем, а просто переместились в другое место и живут там в счастье и довольстве. А паладары бессмертны. Как мы можем осуждать смертных людей за то, что они страшатся своего и чужого небытия? Нет, мы... уж я точно никогда не осуждаю людей за то, что они верят в богов и посмертное бытие. А там, где есть слепая вера, неизбежно возникают авторитеты. И они куда чаще, чем хотелось бы, объединяются в организованные структуры.

- То есть паладары одобряют существование Церкви? - подозрительно спросил поп. - Или просто не возражают против нее?

- Крупные религиозные организации - влиятельные социальные структуры, не признавать существование которых мы не можем. Они неизбежно возникают в любом обществе, склонном к мистическому мышлению. Нельзя назвать их однозначно плохими или хорошими - как и любые артефакты человеческого общества, они просто есть. Я не слишком одобряю их. Они сродни неуклюжим твердым льдинам, плывущим по реке времени и склонным застревать на мелях и крутых поворотах - вот как сейчас на Палле. Но нравятся мне церкви или нет, не имеет никакого значения.

Миниатюрная ректор вздохнула.

- В вашем мире обе церкви Рассвета, и Западная, и Восточная, обладают заметной властью, пусть и по-разному. Нам приходится учитывать их существование в своей долгосрочной стратегии. Мы не сотрудничаем с ними напрямую, но и стараемся не раздражать понапрасну: наша деятельность и без того дает консерваторам немало поводов для недовольства. Присутствие храмов здесь - наша реакция на справедливое замечание, что нельзя ставить верующих в Хёнконе в худшее положение по сравнению с остальным миром. Мы решили, что в определенных дозах организованная религия не повредит - до тех пор, пока ее представляют разумные люди, а не твердолобые ортодоксы и фанатики, разумеется.

- Значит, я - разумный человек? - поинтересовался поп, с досадой глядя на бутылку. - Ну, спасибо, что хотя бы не обругала, вака... Риса. Только скажи, почему я? Вы же меня специально отобрали. Пьяница и дебошир - на кой я вам?

Он протянул пустую бутылку в качестве доказательства.

- Потому что, Анатоль, у тебя есть определенная репутация думающего человека, - улыбнулась Риса. - Ты точно не консерватор. Ты известен как неплохой психотерапевт - в рамках своих ограничений, конечно. И ты не связан ни с какой конкретно группировкой в Церкви. А что пьяница - ты в любой момент можешь бросить. Избавление от любых наркотических зависимостей у нас выполняется совершенно бесплатно. Главное, чтобы ты захотел.

- А я захочу? - горько спросил отец Анатолио. - Да и на кой? Винище на меня в последние дни совсем не действует. Бутылками глушу, а проку никакого. Башка ясная, словно воду хлещу.

- Не действует? - быстро спросила Риса. - А раньше действовало? До приезда в Хёнкон?

- А то ж! Сколько раз меня разжаловали... в смысле, в чине понижали. Помнится, как-то раз на полуденную мессу приполз на рогах, просто в дупель бухим... А! - он махнул рукой.

- Так... Анатоль, можно, я возьму у тебя кровь на анализ? Совершенно безболезненно, обещаю.

- Зачем?.. А, да бери, конечно. Что надо?

- Дзии просит. Ничего особенного, просто протяни руку.

Риса поднялась, ухватила под локоть протянутую руку попа, другой задрала рукав его сутаны и приложила указательный палец к предплечью.

- Анализ завершен, - сказала она через несколько секунд. - Анатоль, в твоей крови содержится много алкоголя. Очень много. Достаточно, чтобы свалить без сознания быка в десять раз тяжелее тебя. Но я замечаю у тебя лишь легкую раскоординированность движений.

- Ну и что это значит?

- Что ты стал частью новой системы.

- Слушай, ва... Риса! - рявкнул поп. - Хватит голову морочить! Скажи по-человечески или оставь меня в покое!

- Извини, - Риса выпустила его руку и села обратно на скамью. - Мне известно, что когда тебя везли сюда на курьерском корабле ВМС Кайтара, ты подвергся нападению волют. В результате твое тело оказалось заражено энергоплазмой, которая, судя по всему, взяла под контроль нервную систему, как раньше она подчинила Кира. На его нервную систему тоже не действуют никакие посторонние препараты, даже банальные успокоительные. Анатоль, не стоит бояться. В таком состоянии находятся уже тысячи людей по всей Палле, и ничего плохого с ними не происходит. Заодно, - она вдруг улыбнулась широкой озорной улыбкой, - твоя проблема с пьянством, похоже, решилась сама собой. Привыкай к трезвости.

- Воистину, пресветлый Господь обладает странным чувством юмора... - пробормотал поп. - Скажи, создание из другого мира, а вот такое тоже с тысячами людей случается?

Он поднял левую руку, и ее кисть окуталась легким голубоватым свечением, медленно погасшим. Кирис не удержался и тихо присвистнул. Ого. Еще один проповедник со способностями электростанции. Если так дело пойдет и дальше, электрические компании обанкротятся. Зачем они, если каждый дурак собой генератор заменить сможет? Сел в кресло, прицепил к себе электроды - и читай газету под лампочкой.

- Интересно, - Риса задумчиво поболтала босыми ногами в воздухе. - Да, Анатоль, такое тоже случается с тысячами и тысячами людей. У всех по-разному, но случается. Однако же у тебя новые способности развились необычно быстро. Как правило, инкубационный период после заражения, если можно так выразиться, составляет многие декады, обычно несколько сезонов. Хм...

- Дядька в платье - феномен! - прокомментировала Зорра, подбираясь на пяти ногах поближе. Бабочка в ее когтях уже давно не трепыхалась, но выглядела совершенно неповрежденной. - Сдать в лабораторию для опытов! Разрезать на кусочки и под микроскоп!

- Тебя не спросили, лопоухая! - совсем по-мальчишески огрызнулся отец Анатолио.

- Между прочим, идея, - Риса снова ухмыльнулась. - Не разрезать, конечно, но обследование пройти неплохо бы. Анатоль, что скажешь насчет осмотра на стационарном сканере? Мой дрон может на скорую руку составить карту энергоплазмы в твоем теле, но результат окажется далеким от оптимального. Здесь рядом личная лаборатория Кириса и Фуоко, оборудованная всем необходимым. Процедура полностью безопасна, ты уже подвергался ей во время первичного медицинского обследования сразу по прибытии. Мы узнаем, как прогрессировало твое заражение энергоплазмой за последние декады. А?

Какое-то время поп, нахмурившись, смотрел на нее, потом пожал плечами.

- Ты здесь хозяйка, ректор. Как прикажешь.

- Нет, Анатоль, - Риса подняла ладонь. - Я не имею права приказать тебе, как и любому другому человеку, принять участие в экспериментах. Регулярные медицинские обследования - процедура, обязательная для всех, но и только. Если не хочешь, никто не может тебя принудить, и отказ не повлечет неприятных последствий. Если надумаешь, просто сообщи координатору через терминал, он все устроит. Кир, - она спрыгнула со скамейки, - пойдем, дойдем до лаборатории. Небольшой разговор есть.

- Погоди... э-э, Риса, - поп досадливо поморщился. - Не возражаю я. Просто... неожиданно как-то, что ли. Готовиться ведь надо? Вон, когда мне дома кишки просвечивали, с вечера есть запрещали, клизмы ставили, прости господи, слабительное литрами вливали, а потом какой-то белойгадостью поили.

- Лучевое обследование желудочно-кишечного тракта с помощью контрастной смеси? Тогда понятно, но там другая процедура. Для исследования энергоплазмы в теле никак готовиться не нужно. Пойдем прямо сейчас?

Завернутая в листья пигалица спрыгнула со скамьи, вприпрыжку отбежала в сторону и остановилась, выжидающе глядя на Кириса с отцом Анатолио. Парсы двумя смутными тенями метнулись сквозь высокую траву и исчезли в подлеске. Поп вздохнул, махнул рукой, аккуратно поставил пустую бутыль на скамью и зашагал следом. Кирис замкнул процессию, глядя на понурую спину попа одновременно с сочувствием и злорадством. С одной стороны, он прекрасно помнил свои чувства - смятение и страх - в первые дни после того, как начал искрить. С другой - некоторые попы, по слухам, очень не любили эйлахо, и вот пусть теперь хоть кто-то из них попробует на своей шкуре, каково оно, вдруг оказаться уродом. Правда, данный конкретный поп вроде бы ничего дядька. И еще в "черных бригадах" служил! Поп - и наемник, солдат удачи, головорез едва ли не хуже разной швали, с которыми "бригады" дерутся. Как он, имея сан, умудрился в солдатах оказаться? Или он попал в "бригады" до того, как в молитвы ударился? Надо потом повыспрашивать. Только бы проповедовать не начал...

Они не прошли и ста метров, как Риса остановилась.

- Прошу прощения, у меня срочный вызов из Ставрии, который я не могу отклонить. Идите в лабораторию без меня, я постараюсь отвязаться побыстрее. Осторожнее в темноте, не запнитесь. Дрона я пока отпущу.

Ее тело осело, словно расплавившаяся восковая фигура, расплылось огромной каплей, черной посреди окружающей ночи. Дрон неслышно скользнул во тьму за пределами тропинки, оставив после себя пальмовые листья. Отец Анатолио вздрогнул, нервно осенил себя косым знамением и что-то неразборчиво прошептал под нос.

- Аж мурашки по коже, - мрачно сказал он вслух, останавливаясь. - Загадочный какой-то у Университета ректор. Девчонку малолетнюю изображает, нагишом разгуливает. Солидности ни на ноготь.

- Нормальная она, - Кирис дернул плечом. - Дэй Анатолио, мы идем? У меня гель скоро в кожу впитается, придется сенко снимать и снова брызгаться.

- Да идем, идем, - проворчал поп. - Развилка впереди, куда?

- Влево. Осторожно, там ветка низко над дорогой...

До лестницы по обрыву они шли молча, похрустывая гравием. Пару раз Кирису приходилось подзывать Гатто, чтобы тот указал, куда сворачивать, но в остальном добрались они без приключений. Иногда поп что-то тихо и неразборчиво бормотал под нос, и Кирис с подозрением поглядывал в его сторону. Все-таки странный он. Вряд ли полный псих, такого паладары бы к себе точно не взяли бы, но крыша у него наверняка с трещиной.

Уже когда они спускались ко входу в лабораторию, Зорра с Гатто синхронно встрепенулись.

- У нас гости, гости, гости! - восторженно сообщила Зорра. - Вечеринка, вечеринка, ку-у-ун!

И она, аккуратно зажав несчастную бабочку зубами и встав на все шесть ног, устремилась по лестнице пестрой тенью, мерцающей в голубом свете высоко стоящей Труффы. Гатто фыркнул, но за ней не последовал - присматривал за хозяином. Что еще за гости? Какая вечеринка? Кто там свалился им на голову? Прыгая через две ступеньки, Кирис ссыпался вниз вслед за Зоррой и нырнул в дверь бункера.

Навстречу ему ударили громкие басы труб и удары барабанов. Безбашенная танцевальная мелодия металась по жилой комнате, транслируемая терминалом, лампы под потолком мигали и мерцали, и в такт ритму изгибались и пританцовывали девичьи и девчачьи фигуры. Марта Брыль и Ольга Маре изображали что-то вроде настоящего танца, а Дзара с Риконой просто размахивали руками и кривлялись по мере сил. Зорра и паладарская енотиха Мелисса с восторгом прыгали вокруг, подтявкивая в такт музыке. Юрий Вещий и Михаил Збышек солидно сидели на кровати Кириса, сдвинув простыни, и с улыбками наблюдали за женской вакханалией.

- Фигасе... - пробормотал Кирис. - Эй, народ! - рявкнул он уже во весь голос. - Вы чё творите? Вы откуда тут вообще?

Марта помахала ему рукой, а Дзара подскочила поближе, ухватила его за руку и потащила на середину комнаты.

- Ты тоже танцуй, Кир! - скомандовала она.

Кирис машинально последовал за ней, но когда Марта шаловливо улыбнулась ему, опомнился и отскочил.

- Музыку отключить! - громко скомандовал он. С наступившей тишиной пришло некоторое облегчение: местная система управления жилищем ему пока что подчинялась. Свет перестал мигать и стал ровным и ярким. - Не, народ, вы конкретно чё здесь забыли?

- Кир, ты дурак! - Дзара обиженно надула губы. - Тебе жалко, что ли?

- Ку-ун! - поддержала Зорра. - Кирис злюка!

- Дза, я тебе щас щелбанов навешаю! - пригрозил парень. - Здесь, между прочим, мой дом, если не заметила. Устроили дискотеку, танцоры хреновы! Еще и вломились без предупреждения...

- Дзии сказал, что можно, - подал голос Михаил, и Кирис глянул на него почти с враждебностью. Он так и не смог разобраться в чувствах, испытываемых к конкуренту. В Шансиме и Санъяме было не до того, а во время кошмарной эвакуации в Хёнкон посреди воцарившегося хаоса - тем более. Ну, а в Хёнконе в последние дни вообще не думалось на такие темы... - Кир, извини, что пришли незваными. Фуоко нас приглашала вашими терминалами Арены пользоваться... и Риса сказала, что нужно прийти, пока ты в одиночестве совсем не закис.

- Я не в одиночестве, - хмуро сказал Кирис, мимо девушек проходя к саркофагу. - Фучи здесь. И Гатто с Зоррой. И Дзии с координатором за мной присматривают. И вообще я завтра на занятия иду. Не парьтесь, не свихнусь.

- Да, Фучи здесь, - тихо согласилась Марта. Озорная улыбка сошла с ее лица. Она подошла к медицинской капсуле Фуоко и встала рядом с Кирисом, коснувшись пальцами гладкой твердой поверхности. - Она жива, Кир. Даже и не думай иначе.

- Я и не думаю, - в глазах внезапно защипало, и Кирис быстро сморгнул. - Я ее ноту слышу. Она меня, наверное, не чувствует, но я слышу. И в энергоплазме у нее в башке те же процессы, что и раньше, правда, послабее.

Марта на мгновение прижалась к нему плечом, но тут же шагнула назад. Зорра запрыгнула на саркофаг и положила бабочку в его изголовье. В ярком свете крылья насекомого переливались голубым и зеленым перламутром. Псевдовещество капсулы потекло, изменяя форму и превращаясь в неглубокую чашу, и парса тут же приложила сверху непонятно откуда взявшийся кусок стекла.

- Экс-по-зи-ция! - сказала она нравоучительным тоном. - Как в музее!

- Ой, а что там за дядя? - удивленно спросила Дзара.

Кирис оглянулся. У входа стоял совершенно забытый отец Анатолио, а рядом сидел Гатто, деловито что-то выкусывающий под передней мышкой. Физиономия попа медленно заливалась густой краской. Он силился что-то сказать, но его горло явно перехватил спазм. Пару секунд Кирис удивленно пялился на гостя, пытаясь понять, в чем дело, и тут до него дошло. Ну еще бы! Все присутствующие, исключая его самого и инопланетную скромницу Рикону, но включая остальных девушек, носили одни лишь короткие шорты, не озаботившись даже телесной раскраской. Сам Кирис давно привык к такой одежде и уже не обращал на девиц без лифчиков особого внимания (ну, разве что грудь действительно выдающаяся, как у Фучи или... Марты). Однако поп только недавно оказался в Университете и еще, наверное, толком не выбирался в город из местной глуши. Обилие обнаженной женской плоти наверняка действовало на него как искушение Креода. Наверняка он сейчас пытался понять, не является ли местная компания замаскированными гхашами, искушающими святого человека срамными образами.

- Познакомьтесь с отцом Анатолио, - сказал он, с трудом контролируя растягивающиеся губы и стараясь не хрюкать от смеха. - Он священник из Кайтара. Анатолио, они студенты Университета.

Стоящая рядом Марта ощутимо поперхнулась и попыталась спрятаться за Кириса. Ого. Она что, попов стесняется? Ольга, однако, смущаться даже и не подумала. Она шагнула к попу и вежливо поклонилась.

- Здравствуйте, уважаемый отец Анатолио, - сказала она (ставрийский акцент в ее кваре прорезался особенно сильно - вероятно, намеренно). - Мы не знали, что вы придете. Простите за неподобающий вид, но у нас нет с собой другой одежды. Мы студенты из Ставрии. Меня зовут Ольга, а мою подругу - Марта. Они двое, - она изящным жестом указала на кровать, - Михаил и Юрий. Также познакомьтесь с Дзарой и Риконой.

К концу ее неторопливого монолога поп, к его чести, уже оправился от потрясения.

- Все в порядке, дэйя, - пробормотал он хотя и тихим, но вполне твердым голосом. - Поверьте, я видел немало обнаженных женщин в своей жизни. Просто больно уж неожиданно...

Он прокашлялся и продолжил уже нормальным голосом:

- Наверное, я сам должен извиниться, что веселье испортил. Вака, - он посмотрел на Кириса, - я, наверное, все-таки пойду назад. В другой раз меня обследуете.

- А чем другой раз хуже нынешнего? - поинтересовалась Риса, проскальзывая в дверь. Маскирующие листья она нацепить не удосужилась и снова ходила голой. - Привет, народ. Я вижу, вы всей толпой явились? Здорово!

- Привет. А ты кто такая? - поинтересовался Юрий. - Я тебя знаю?

- Сто процентов! - Риса озорно ухмыльнулась. - Только, Юрий, мы раньше не встречались. И с тобой, Ольга, тоже. Меня Риса зовут. Анатоль, ты на них внимания не обращай. Они публика ехидная и провокационная, как всегда в их возрасте. Терминалы Арены там, - она ткнула пальцем в сторону входа в полигонный зал, - так что пойдем. Я рядом постою в первый раз для твоего спокойствия.

Она ухватила попа за рукав сутаны и утащила за собой, прикрыв тяжело бухнувшую стальную дверь.

- Щуплая, но наглая... - сказал в пространство Юрий. - Она кто такая? Из какого детского сада сбежала?

- Ректор, - проинформировал его Михаил. - Только маска другая. Я же говорил о том, как... как она рассказывала о прошлом.

- Так это она? - поразился Юрий. Видимо, от удивления, он перешел на родную камиссу, и Кирис перестал его понимать. Михаил ответил на том же языке.

- Эй! - капризно сказала Дзара. - О чем вы бормочете? Оля, а Оля! - она дернула Ольгу за руку. - А мы когда на Арену пойдем? Ты сказала, надо Кира подождать, чтобы разрешил, а он уже здесь. Кир, нам можно?

- А я знаю? - удивился Кирис. - Там сейчас Риса распоряжается. Закончит - можно, наверное, а сейчас без понятия.

- У-у! - протянула Дзара. - Тогда идем купаться! Тут же пляж!

- Нельзя! - твердо сказала Ольга.

- Почему?

- Потому что мы обещали маме за тобой присматривать. А ночью за пределами официальных пляжей купаться нельзя, слишком опасно.

- Так дроны же!

- Нельзя! - отрезала Ольга. - Дроны есть не везде.

- Дза, нельзя, - подтвердила молчаливая до того Рикона. - Правила такие. И потом, я же не могу плавать. Ты купаться пойдешь, а мне на берегу скучать? Так нечестно.

Дзара надулась. Она отошла к стене, уселась на капсулу Фуоко и начала болтать ногами, глухо стуча пятками по ее боковой поверхности.

- Могу я вмешаться в разговор? - раздался с потолка женский голос Дзии. - Карина задействовала лишь один терминал Арены, да и его освободит через несколько минут. Второй терминал свободен и может использоваться по вашему усмотрению. Дэй Сэйторий, вы намеревались продолжить тренировку? Напоминаю, что действие контактного геля закончится не позже, чем через полчаса, затем придется его наносить снова.

- Да ладно! - хмыкнул Кирис. - Я здесь все время, пусть народ развлечется.

- Мы с Юркой здесь вообще просто за компанию, на нас внимания не обращай, - махнула рукой Ольга. Она отошла к кровати, села рядом с Юрием, поправила очки, взяла прислоненную к стене гитару, которую Кирис заметил лишь сейчас, и начала задумчиво пощипывать струны, то ли подбирая какую-то мелодию, то ли просто развлекаясь. Ставрийский здоровяк прижал ее рукой к себе. Поддавшись, она прислонилась к его боку спиной, продолжая пощипывать струны.

- Ну тогда, Дза, лезь в терминал, - Кирис подошел к двери во внутренний зал и с усилием распахнул ее. - Дэйя Дзии, поставьте этой обезьяне какую-нибудь площадку, пусть попрыгает.

- Хорошо, дэй Сэйторий, - согласился медицинский неб. - Дзара, двадцать минут, не больше. Тебе уже пора домой, скоро спать ложиться.

- Ага! - мгновенно оживившаяся девочка спрыгнула на пол. - А Рике можно? Ей терминал не нужен!

Не дожидаясь ответа, она ухватила со стола тугой сверток, развернувшийся в сенко, и нырнула в щель приоткрытой двери. Енотиха Мелисса засеменила за ней.

- Можно, разумеется. Дэйя Рикона, поставьте дрон в сторонку, чтобы никому не мешал, и я подключу вас к той же площадке.

Инопланетянка застенчиво улыбнулась и отошла в угол. Там она выпрямилась, закрыла глаза и застыла манекеном.

- Ну, а мы что? - спросила Марта. - Давайте еще танцевать! Мишка, выходи сюда. Кир! Ты давай тоже.

Она подняла руки в воздух и принялась пластично извиваться. Кирис с одобрением осмотрел ее сверху до низу. Все-таки сумасшедшая девчонка, стильная и заводная.

И Фучи тебе с ней разрешила, мелькнула на краю сознания предательская мыслишка.

Хрен тебе, родной. Одно дело, когда Фучи рядом, и совсем другое - когда... спит, да. Предательство получится.

- Ну так что? - капризно протянула Марта. - Кир! Музыку включите кто-нибудь!

- Злая нота топорщится в горле... - пробормотала Ольга.

- А? - удивился Михаил, глядя на нее мимо Юрия. - Ты о чем?

- Да так, ничего. Идея одна в голову пришла. - Девушка задумчиво проговорила что-то на камиссе. Кирис уловил только одно слово, "горло". Фучи бы наверняка поняла, но дебилу вроде него остается лишь догадываться о смысле. Кстати, только дошло: все четверо ставрийцев говорят на кваре. Неужто из вежливости? Ну да, он сам лишь примитивные фразы на камиссе строить может, а Дзара... они вообще в школе учат иностранные языки? Риконе проще всех, у нее переводчик в башку встроен.

Ольга пробормотала что-то еще, потом вздохнула:

- Нет, не потяну на кваре. Не сейчас, точно. Ну что, спеть вам что-нибудь? Татка, или ты танцевать хочешь?

- Я в терминал хочу! - капризно протянула Марта. - А он занят попами и мелкотой. А! - она внезапно зловеще ухмыльнулась. - Хотите, я вам расскажу, как сглаз и порчу на себе определить? И проклятие?

- А что, они чем-то отличаются? - удивился Михаил. - Что на кваре, что на камиссе - никакой разницы не вижу.

- Дубина неотесанная! - с видом высокомерного превосходства разъяснила девушка. - Сглаз - когда по мелочи фигня случается. Порча - надолго и средней тяжести. Ну, а проклятие - тоже надолго, но так хреново, что даже помереть можешь. Понял?

- Такие глубины астрологии нашему пониманию недоступны, - сокрушенно вздохнул ставриец. - Ну, рассказывай, раз все равно делать нечего.

- Рассказываю. Значит, так. Берете двенадцать спичек...

- Почему двенадцать? - поинтересовался Юрий.

- Положено так. Не перебивай. Значит, берете двенадцать спичек. Зажигаете первую и вслух, размеренно говорите свою фамилию и дату рождения, потом спичку задуваете. Зажигаете вторую, говорите имя, фамилию, город и дату рождения...

- Дату уже говорили, - поправила Ольга, задумчиво перебирающая струны гитары. - И фамилию.

- И еще раз надо. Потом имя, фамилию, полный адрес, дату рождения. И так далее, каждый раз добавляя подробности - неважно какие, лишь бы о себе. Вечером бросаете все горелые спички в тарелку с водой, а утром смотрите, сколько утонуло. Если одна, то на вас сглаз. Если от двух до пяти - порча. Ну, а если больше... - Голос Марты зловеще понизился.

- И что положено делать, если такая беда случилась? - деловито осведомился Михаил. - Имена, адреса, явки, пароли?

- О! Тогда берешь газету с объявлениями, находишь ворожею и идешь к ней снимать, что там на тебя наложено...

- Угу, кольца там золотые, серьги, кошелек - все снимать и оставлять, - в тон добавил Михаил.

- Кольца и серьги - гадалке на базаре, а ворожеи - люди солидные, с постоянной конторой, с золотом не сбегают. Им по таксе платишь. Кир, - Марта повернулась к Кирису и положила ему руки на плечи, приблизив лицо и заглядывая в глаза. - Хочешь, тебе так погадаем? - спросила она таинственным шепотом. - У меня бабка вещунья, я с тебя порчу сниму, если что.

Кирис вздрогнул и на всякий случай отступил на шаг. Ну уж нет, ну их нафиг. Глупости, конечно, но кто его знает...

- Спасибо, не надо, - сумрачно сказал он, прикидывая, как бы избавиться от назойливой компании. Ладони Марты по-прежнему лежали у него на плечах и теплое дыхание касалось лица, вызывая опасные воспоминания и ощущения. Вот что с ней делать? Отпихнуть - невежливо...

Юрий Вещий в голос заржал, и все, включая Марту, отпустившую Кириса, повернулись к нему. Кирис с облегчением отступил еще дальше.

- Значит, если одна спичка утонула, то сглаз? - давясь хохотом, спросил ставриец. - А если две, то порча? Татка, признайся честно - где рецепт нашла? Спорю, в такой газете объявлений. И про бабку выдумала.

- Умничаешь, да? - Марта гордо вскинула подбородок. - Ну и что, если так?

- Да ничего, - Юрий повел широкими плечами, под кожей взбугрились могучие мускулы. - Классно кто-то... как сказать на кваре? Ошукачь гвупи...

- Разводить лохов, - с видом знатока пояснил Михаил. - Я в словаре неформальной лексики видел.

- Вот я и говорю, что кто-то классно разводит лохов, - кивнул Юрий. - Спичка горит, дерево в уголь превращается. Уголь в воде постепенно намокает и тонет. Чем дольше говоришь, пока спичка горит, тем больше угля и меньше дерева, тем больше шансов, что горелая спичка утонет. Ну, класс! Простейшая прикладная психология плюс не менее простейшая прикладная физика - собирай урожай простаков!

Он снова заржал, хотя и тише. Марта надулась.

- Ну вот, взял и все испортил, зануда! - недовольно сказала она. - А я хотела над Киром пошутить. Вот теперь сам его развлекай. А я танцевать хочу! У меня башка весь день гудит от учебы, могу я хоть немного оттянуться? Дзии! Можно включить?..

В воздухе громко щелкнуло, и Марта, вздрогнув, осеклась. Слабо запахло грозой. Щелчок немедленно повторился, потом снова и снова.

- Кир!.. - выдохнула Марта, смотря на Кириса круглыми глазами. - Что с тобой?

- А что?.. - Кирис осекся так же резко, как и ставрийка. Краем глаза он поймал голубую вспышку и резко обернулся. Очередной молниевый жгут, искристо-голубой и изломанный, громко треснул, возникнув откуда-то из-под правого ребра и растаяв в воздухе на расстоянии метра в полтора. Молнии периодически вспыхивали и тут же пропадали. Ну вот нифига себе! Действительно, что еще за новости? Главное, ведь не делал же ничего! Ох, блин, они ведь сенко прожгут!.. Или нет, не прожгут, он электростойкий. Ну, других зацепить может. Ольга, вон, сколько маялась после ожога на той декаде... Выгнать их всех, да побыстрее... или нет? Почему Дзии молчит? Или координатор? И парсы не реагируют!

Резкий свистящий звук вклинился в треск электрических разрядов, и Гатто с Зоррой синхронно встрепенулись, вскакивая на лапы и напрягаясь.

- Дэй Сэйторий, - спокойно проговорил из пустоты мужской голос Дзии, - пройдите на полигон. Немедленно. Нужна ваша срочная помощь.

Неб еще не закончил говорить, а Кирис уже толкал массивную бронированную дверь испытательного зала. Под ложечкой возникло и начало усиливаться неприятное сосущее чувство паники. Врезавшись в дверь плечом и предоставив остальное инерции, он протиснулся в медленно открывающуюся щель. Лишь сейчас он сообразил, что Фучи вовсе не там, а в медицинской капсуле в жилой комнате, и что ей ничего не грозит. Можно не мандражить. Редкие молнии по-прежнему выплескивались из него, но Кирис больше не обращал на них внимания.

- Терминал номер один - внутрь, быстрее! - снова прорезался Дзии.

Бегом преодолев три метра, отделяющие сферу терминала от двери, и краем глаза заметив Рису, неподвижным манекеном застывшую рядом, Кирис нырнул в приоткрытую дверцу. Внутри на вогнутом полу шара в одних длинных трусах лежал отец Анатолио. Его массивное тело вздрагивало и издавало нечленораздельные звуки, глаза смотрели в потолок - а из-под кожи сочился серый туман, на глазах охватывая его сплошным коконом. Прямо на глазах туман начал закручиваться вокруг тела продольной спиралью. Поток энергоплазмы быстро ускорял вращение, полностью игнорируя поверхность капсулы, уходя в нее с одной стороны и возникая с другой (или просто оптическая иллюзия?) Очередной молниевый жгут на мгновение соединил Кириса с облаком. То в ответ окуталось слабой сеткой мелких разрядов, тут же пропавших.

- Остановите процесс, дэй Сэйторий. Быстрее! - скомандовал Дзии.

- Как? - ошеломленно спросил Кирис. - Я не...

- Вы уже делали так с дэйей Винтаре. На острове. Вспомните, что именно. Не головой вспомните. Инстинктами. Быстрее!

Несколько секунд парень тупо смотрел на все ускоряющее вращение, но потом до него дошло. Точно. Он помнит... Глубоко вздохнув и зажмурившись, он сосредоточился на ночном мире, тут же охватившем его бесконечным танцем разноцветных линий, пятен и полотнищ. Отец Анатолио выглядел в нем бугристой бесформенной кляксой, в которой мешались серые, желтые и фиолетовые оттенки. Клякса нервно пульсировала, десятки тонких линий вспыхивали вокруг нее, уходя куда-то в бесконечность, и толстенная сизая труба соединяла с ней самого Кириса. Сосредоточиться. Отвлечься. Обхватить кляксу невидимым облаком непонятно чего, сдавить изо всех сил, загнать рвущееся наружу нечто обратно... Ночной мир заметался словно в панике, перекручиваясь и искажаясь немыслимым образом, сердце заколотилось... и неожиданно перед глазами возник... лес? Маленькие, по колено, деревья, расступались, цепляясь ветвями за ноги, трещали, ломались под его поступью, и что-то тяжелое и неудобное в правой руке неуклюже волочилось позади по земле. Где-то далеко впереди виднелись смутные очертания замка на высокой скале, с дырявыми стенами, словно истыканными палками, с безжизненно обвисшими флагами, и к нему тянулась едва заметная под лесными кронами дорога, в одном месте прерванная бездонной пропастью. На дороге, там, где она выходила на лесную прогалину, мелькнули и пропали крошечные человеческие фигурки. Потом картина смазалась и пропала, на мгновение сменившись ночным миром, тут же вытесненном реальностью.

Слегка придя в себя, Кирис обнаружил, что во весь рост стоит посреди сферы терминала Арены. Тело попа куда-то пропало. Попытавшись двинуться, парень обнаружил, что его не пускает что-то упругое, цепляющееся за шею. Подняв руку, он с изумлением обнаружил и отцепил интерфейсный кабель. Тот-то откуда взялся?

- Как вы себя чувствуете, дэй Сэйторий? - поинтересовался Дзии.

- Да в норме... типа, - пробормотал Кирис, выбираясь из терминала. Четверка ставрийцев стояла у входа в зал и с интересом наблюдала за ним. - А что случилось? Где тот... Анатолио?

- Кир! - возмущенно взвизгнула Дзара, пулей выскакивая из соседнего терминала и сдергивая с головы капюшон сенко. - Ты что, совсем уже? Я почти рекорд поставила! А ты!..

- А что я? - зло спросил Кирис. Впрочем, он тут же придушил раздражение - не хватает еще на малявке срываться! - и его следующие слова прозвучали почти спокойно. - Что тут вообще случилось, пока я отключался? Все целы?

- Ты меня под руку все время пихал! - возмущенно заявила мелкая, упирая руки в бока. - Рика из-за тебя меня обошла нечестно, а я почти рекорд поставила, восемьсот пять бананов собрала и пятьдесят орехов! Семь бананов до рекорда осталось! А дэй координатор меня отключил раньше времени!

- Прошу прощения, вака, - вклинился в ее тираду Дзии, - но дэй Сэйторий не виноват. У нас случилась чрезвычайная ситуация.

- Да как не виноват, когда толкался? - упрямо возразила девчонка. - Я же чувствовала! А можно мне дальше играть?

- А вот и нельзя! - мстительно сказал Кирис. - Ты здесь не одна, между прочим. Вон, люди тоже ждут, - он кивнул на ставрийцев.

- Да мне что-то уже расхотелось, - пробормотала Ольга. - Кирис, что тут у вас случилось? Вокруг терминала настоящий фейерверк полыхал, совсем как на той декаде в холле Арены. Дзии, пострадал кто-нибудь? А где тот... м-м, священник из Кайтара? И куда делась... а-а, Риса?

- У нас случилась нештатная ситуация, госпожа Маре, - пояснил неб. - Реакция отца Анатолио на обследование оказалась парадоксальной. Энергоплазма внутри его тела внезапно начала вести себя агрессивно, плюс активировались гиперканалы, связывающие ее с чем-то ещё. Один из таких каналов соединил отца Анатолио и дэя Сэйтория. По нашей просьбе дэй Сэйторий сумел стабилизировать энергоплазму. Отец Анатолио сейчас находится в медицинской капсуле. Его жизни и здоровью ничего не угрожает, но на всякий случая я провожу полное обследование традиционными методами. Собственно, я уже закончил.

Большой серый параллелепипед у стены и в самом деле ожил, оплавился и растекся, превратившись в то ли изогнутую лежанку, то ли в кресло с почти горизонтальной спинкой и выдавив на поверхность попа. Тот с трудом поднял заметно трясущуюся руку и вытер пот со лба. Большая серая тень дрона скользнула в дверь испытательного зала, деликатно просочившись между ставрийцами, уменьшилась в объеме, изменила цвет и превратилась в фигуру Рисы... нет, Карины Мураций в ее официальной взрослой маске - молодой хрупкой женщины с короткой мальчишеской стрижкой.

- Как вы себя чувствуете, отец Анатолий? - встревоженно спросила ректор, подходя к попу. - Приношу извинения за случившееся. Мы впервые сталкиваемся с подобной ситуацией. Никогда раньше терминал не провоцировал ничего похожего.

Отец Анатолио медленно перевел на нее взгляд с потолка, поперхнулся и отвернулся так резко, что вполне мог бы сломать себе шею. Угу, точно, хмыкнул про себя Кирис. Опять голая тетка совсем рядом, да еще и совсем взрослая на сей раз - какое искушение! Не выживет бедолага в Хёнконе, помрет от инфаркта, можно заложиться на сотню лемов против осьминожьего шарика. Ну, или про целибат забудет навсегда. Студентки на такого старикашку не западут, но преподши и кураторши постарше...

- Ничего страшного, - проворчал поп, глядя в стену. - Башка кружится, но с бодуна и похлеще случалось.

Тело ректора потемнело и сделалось гладким, словно гидрокостюм, оставив естественную фактуру только голове, шее и кистям рук.

- Прошу прощения еще раз, отец Анатолио, я опять забылась, - сказала она. - На меня снова можно смотреть. Дзии утверждает, что ваше здоровье в полном порядке. Но, возможно, вам стоит провести ночь в больнице? Просто на всякий случай?

- Не надо, дэйя Мураций, - отказался поп, бросив на ректора косой взгляд и попытавшись подняться. Кресло-лежанка под ним изменило форму, придав ему сидящее положение, но тело его, похоже, не слушалось. - Мне бы домой... в храм.

- Хорошо. Дрон доставит вас обратно и останется рядом на всю ночь. Не беспокойтесь, он не помешает, но в случае чего сможет экстренно эвакуировать вас в больницу или оказать помощь на месте. Договорились?

- Спасибо, сэрат дэйя, - поп утомленно откинулся на сиденье. Дрон под ним вытянулся в длину, вырастил борта, сомкнувшиеся над пассажиром и, мимоходом втянув в себя валяющуюся на полу сутану и прочие части одежды, исчез за дверью.

- Да, нехорошо получилось, - задумчиво проговорила Карина. - Дзии, есть предположения, что вызвало такую реакцию?

- Теории, подкрепляемой твердыми фактами, нет. Исследование проводилось в стандартном режиме, через него уже прошли тысячи людей в Хёнконе и по всему миру, и еще ни разу ничего подобного не случалось. Наиболее вероятное предположение: кипение энергоплазмы спровоцировано эмоциональным фоном. Отец Анатолио все-таки священник и, несмотря на его прошлое, неизбежно является жертвой многочисленных предрассудков. События текущего вечера вполне могли спровоцировать сильное эмоциональное напряжение и, как следствие, такой эффект.

- Предположения - не факты, - устало сказала Карина. - Раз мы ничего не понимаем, я готова заморозить запуск Арены в других странах. Если что-то подобное случится где-то еще и в отсутствие Кира поблизости... Я не хочу брать на себя ответственность за гибель людей.

- Я не занимаюсь такого рода вопросами, а потому не могу прокомментировать твои слова, - хладнокровно откликнулся неб. - Однако есть одна зацепка, пусть и крайне ненадежная. Как вы помните, совсем недавно, во время прибытия в Хёнкон, отец Анатолию оказался на открытой палубе корабля, накрытого кольчоном, а потом подвергся окутывающей атаке волюты. Мы не знаем, каким воздействиям он подвергался и какие процессы с тех пор происходят в его теле - я не успел снять даже поверхностную картину. Возможно, энергоплазма еще не заполнила его тело целиком, а потому ее структуры нестабильны и болезненно реагируют на колебания градиентов гравитационных и электромагнитных полей. Вариант: слабые колебания пространственно-временной метрики, иногда проявляющиеся при сканировании тела новым методом, почему-то нарушили стабильность энергоплазмы. Выношу рекомендацию: получать у игроков Арены предварительное подтверждение, что ранее они не имели прямого контакта с волютами. Дополнительно замечу, что мне удалось вычленить уникальные шаблоны осцилляций в энергоплазме непосредственно перед тем, как началось собственно кипение. В дальнейшем их проявление станет поводом для немедленной остановки обследования.

- Принято к сведению, - вздохнула ректор. - М-да. Называется, отдохнула и отвлеклась. Ну, ребята, боюсь, мне пора возвращаться к работе. Потом как-нибудь поболтаем. Пока.

Ее тело утратило форму, съежилось, выпустило на поверхность шорты с майкой, и дрон принял облик Риконы. Девочка застенчиво отошла к стене, не сказав ни слова.

- А теперь мне можно поиграть еще немного? - почти умоляюще спросила Дзара. - А? Ну пожалуйста!

- Ну что с вами поделать, юная дэйя. Можно. Пятнадцать минут, время пошло.

- Уай, классно! - взвизгнула мгновенно повеселевшая девочка. - Рика, пошли! Я тебя точно обгоню!

Глухо протопотав по полу пятками, она нырнула в ближайший терминал, и дверца с легким чмоканьем закрылась за ней. Рикона снова замерла манекеном.

- Я знал, что с малышней нельзя сюда соваться, - фыркнул Юрий. - Не за уши же их оттаскивать. Ну, народ, вы как хотите, а я еду домой. Оль, ты как?

- Ага, поехали, - согласилась Ольга. - Господин Дзии, вы не в курсе, наш транспортный дрон еще поблизости? Или новый вызывать?

- Вызов передан Райнике. Она подтверждает прибытие двухместного транспорта через полторы минуты.

- Мне тоже транспорт, пожалуйста, - попросил Михаил. - Тата, ты как?

Марта отделилась от группы и неторопливо, покачивая бедрами, приблизилась к Кирису. Ее ладонь легла ему на плечо.

- Все хорошо, Кир, - сказала она тихо. - Фуоко вернется, не сомневайся.

Склонившись к нему, она осторожно поцеловала его в щеку. Ее обнаженные соски на мгновение коснулись груди Кириса, и парень почувствовал, как тело прострелило острое возбуждение. Сердце тяжело забухало. Ну уж нет, перебьешься, родной. Успокойся... Улыбнувшись на прощание, девушка отошла к двери.

- Я с вами, - сообщила она. - Идемте, подождем снаружи. Я пока на звезды посмотреть хочу, ночь сегодня классная.

Усмехнувшись, Михаил сказал что-то на камиссе, и Марта несильно стукнула его кулачком в живот. Бросив ответную реплику на том же языке, она вышла из зала, и остальные последовали за ней, махнув Кирису на прощание.

Оставшись в одиночестве, парень глубоко вздохнул. Да уж, вечерок вышел тот еще. Он оттянул пальцем ворот сенко и попробовал кожу пальцем. Гель пока впитался не до конца, и еще на один сеанс в терминале его хватало.

- Дэй Дзии, - попросил он, - можно поставить мне предыдущую программу?

- Да, дэй Сэйторий. Терминал активирован, вы можете приступать. У вас максимум тридцать минут.

- Как тридцать? Вы же только что полчаса разрешали!

- У вас вторая тренировка подряд, организм еще не восстановился полностью.

- Но...

- Продолжите возражать - сокращу до двадцати минут, - в голосе Дзии послышались ехидные нотки. - А то и до пятнадцать. Вы и вправду пытаетесь переспорить компьютер?

Быстро прокрутив в голове несколько ответных реплик, Кирис решил, что если никогда в остроумии не упражнялся, то нефиг и начинать. Он забрался в терминал и подсоединил к сенко интерфейсный кабель.

- Я готов, дэй Дзии. Можно запускать.

И пока суспензорное поле плавно поднимало его в воздух, он еще успел подумать - а неплохо бы перед сном по-быстрому пробежаться по учебной программе. Вот смеху-то будет, если его завтра к доске вызовут, а он ни бум-бум в предмете!

Фучи, ты бы вернулась поскорее, а?

"Дзии, контакт. Карина в канале. Как состояние священника?"

"Дзии в канале. Дрон доставил его к храму. У меня больше нет прямого контакта с его телом, но, полагаю, он полностью оправился от случившегося. Во всяком случае, от дежурного дрона он отказался наотрез. Косвенный мониторинг продолжается через терминал в его комнате, пока что оснований для беспокойства нет".

"Не понимаю. Все-таки - что произошло? Почему он продемонстрировал такую парадоксальную реакцию на вполне типовое обследование? Есть новые гипотезы?"

"У меня по-прежнему нет достоверного объяснения. Все, что угодно, вплоть до того, что сущность, контролирующая энергоплазму в его теле, среагировала на наше вмешательство в меру своего понимания и возможностей".

"К-ссо... И что делать? Дзии, я на самом деле готова свернуть программу запуска Арены за пределами Хёнкона. Что, если подобное повторится? Хорошо, что Кирис оказался рядом - а в других местах?"

"Карина, мне странно слышать подобные заявления от опытного врача. Ты должна отлично знать, что ни один лекарственный препарат, ни одно хирургическое вмешательство, даже самое простое и многократно проверенное, не застрахованы от побочных эффектов и осложнений. Кроме того, эффект кипения энергоплазмы и без обследования проявляется достаточно часто. Должен ли я напомнить статистику связанной с ним смертности за последние полгода? Или о более чем полумиллионе погибших в результате недавних событий?"

"Я помню. Не надо. И все-таки - у нас появилась лишняя проблема... Нет, не отвечай, просто мысли вслух. Нужно посоветоваться со Стором и Мариком по поводу возможных репутационных последствий. А пока... мы можем увеличить количество дежурных дронов возле терминалов Арены?"

"Я не занимаюсь распределением дронов. Данный вопрос в компетенции координатора. Могу лишь напомнить, что в Хёнконе оставлен абсолютный минимум рабочих инструментов. Остальные, включая новые поступления, перенаправлены в другие страны для работы в качестве медицинских капсул".

"К-ссо. Похоже, я переутомилась. Да, я так и забыла спросить, как дела с Фуоко?"

"Без изменений. Энцефалограмма по-прежнему соответствует состоянию глубокой комы, а активность энергоплазмы в головном мозге - постоянным шаблонам".

"Синхронизация с внешними... сущностями?"

"Как и ранее, наблюдается устойчивая корреляция активности энергоплазмы, распределенной по ее телу, с артефактами Арасиномэ в окрестностях звезды. Последние данные: количество синхронизованных с ней областей в пространстве, увеличилось на три единицы и достигло восемнадцати, включая точку в непосредственной близости от красного тела. В областях высокой аномальности группа Харлама по-прежнему вынуждена полагаться на твердотельные массивы, но в других местах его фантомы второго типа работают безукоризненно. Благодаря им он уже взял под наблюдение почти семьдесят процентов призвездного объема. Мы уже скоро получим почти точную картину происходящего - при условии, что противодействие со стороны Арасиномэ не усилится, разумеется".

"Хоть какой-то просвет... В планетарных условиях мы по-прежнему их использовать не можем?"

"Рядом с биоформами - нет. Генерируемое жесткое излучение разрушительно для биологических тканей, и избавиться от него пока что не удается. Однако планета сама по себе уже интенсивно сканируется. Через несколько планетарных суток мы получим полную карту энергоплазменных резервуаров под поверхностью, а также их гиперсвязей с артефактами Арасиномэ в звездной системе. За деталями рекомендую обратиться к координатору или самому Харламу".

"Спасибо, поняла. Дзии, пожалуйста, позаботься о Фучи".

"Разумеется. Если верна гипотеза, что именно она остановила волну смертей на планете, на всей Палле сейчас нет человека более ценного. Заверяю, что она находится под настолько тщательным присмотром, насколько позволяют мои с координатором возможности. Могу также добавить, что эмоциональное состояние дэя Сэйтория стабилизировалось. У него сильная психика, он отлично справляется с кризисом".

"Да. Я с самого начала знала, что мальчик неординарен, несмотря на уличное прошлое. Ну, а комплекс неполноценности мы ему снимем рано или поздно. Спасибо за консультацию, Дзии. Мне пора. Отбой".

"Конец связи".

05.30.1232 (Палла). Неопознанная местность. Локальное время неизвестно

Дорога кончилась неожиданно, словно ее обрубили топором.

За последние шесть дней окружающий мир успел изрядно надоесть Фуоко. От носилок, на которые ее поначалу пытались запихнуть египетские гвардейцы, она отбилась окончательно, но монотонная ходьба по лесной тропинке интереса к жизни не добавляла. Есть не хотелось (да и нечего), так что оставалось лишь переставлять ноги - раз-два, раз-два... - в надежде, что вон за тем поворотом... или за следующим кустом... ну, или хотя бы за ближайшей горкой откроется что-то новое. Надежда обманывала: лес тянулся бесконечно. Разнообразие вносили лишь редкие ручьи, через которые отряд перебирался то по валяющимся поперек течения полусгнившим стволам, то вообще вброд, благо вода никогда не поднималась выше колена. Ощущалась вода как-то странно - вроде и мокрая, и холодная, но кожа после нее немедленно высыхала. Рыбы ни в одном ручье заметить девушке так и не удалось, не слышалось ни одного птичьего звука, и даже воздух казался безжизненным, абсолютно стерильным, словно намеренно очищенным от любых запахов. Юно хмыкал и бормотал себе под нос что-то про условности виртуального игрового мира.

Уйти с тропинки не удавалось. Уже к вечеру первого дня взбунтовавшаяся Фуоко решительно свернула с дорожки и двинулась перпендикулярно сквозь густой подлесок, цепляясь юбкой и импровизированным топом за ветки кустов и невысоких лиственных деревьев неопознанной породы. Ткань трещала, из нее лезли нитки, но девушка не обращала внимания: в конце концов, ходить можно и голой, а ее кожу ветки почему-то не обдирали и не царапали, ощущаясь как поглаживание мягким веником. Она лишь придерживала закалывающую ткань отцовскую брошку пальцами, чтобы та не потерялась. Свой жезл она использовала в качестве подручного средства для распихивания особо приставучих ветвей, стараясь использовать его как можно аккуратнее: фиг его знает, что случится, если она снова ненароком швырнет огненный шар и подпалит лес.

Далеко она не продвинулась. Шагов через двадцать ее тело словно начало сдавливать невидимой упругой периной, стесняющей дыхание и мешающей идти. А еще шагов через десять лес внезапно кончился. Перина превратилась в прозрачную бетонную стену, за которой не было ничего - вообще ничего, даже пустоты. Неопределенного цвета нечто несуществующее от одного взгляда вызвало такую жестокую дезориентацию, что Фуоко скрутил приступ тошноты, бросивший ее на землю. Когда она немного пришла в себя, два гвардейца тащили ее сквозь кусты обратно. На тропинке ее сунули на носилки и попытались понести дальше, но она, уже оклемавшись, решительно спрыгнула на землю. Юно она ничего не сказала, а тот никак не прокомментировал.

Еще иногда монотонное разнообразие нарушалось весьма неприятным образом - нападениями неведомых зверюшек величиной с большой мяч, мохнатых, с зубастыми пастями, весьма шустро прыгающих на трех ногах и норовящих вцепиться в горло. Нападали и умирали они молча. Первый налет стаи из десятка особей гвардейцы отбили мгновенно: несколько резких выкриков - и круглые тушки, рассеченные короткими, но острейшими мечами напополам, валяются на земле и медленно исчезают, рассыпаясь облаками желтоватых искр. Фуоко даже не успела сообразить, что происходит. Юно выдернул пылающий меч из ножен, но на его долю работы не осталось. Второй налет случился к концу второго дня. На сей раз зверушек набралось десятка три, и двух гвардейцев успели закусать до смерти. Их тела с обильно сочащейся из ран кровью растаяли в воздухе точно так же, как и трупы злобных тварей. Юно рассек троих зубастиков, а еще одного, прорвавшегося сквозь заслон, Фуоко случайно располосовала лезвиями своего жезла, в панике отмахнувшись им.

С тех пор нападения происходили регулярно пару раз в сутки. Хотя количество тварей больше не увеличивалось, погиб еще один гвардеец. Фуоко уже приноровилась их различать (хотя и ужасно похожие на лицо, они все-таки отличались родинками, морщинками и прочими мелочами), и его смерть оказалась для нее потрясением. Остальные гвардейцы не проявили никаких эмоций. Оправившись, девушка по совету Юно с помощью жезла вызвала трех новых гвардейцев, попутно случайно швырнув с пяток небольших огненных шаров и несколько громко потрескивающих искр, катающихся по земле словно шарики. К счастью, окружающая растительность загораться отказалась категорически, и Фуоко в конце концов все-таки подобрала движение жезлом, вызывающее к жизни гвардейца. К концу эксперимента все синие индикаторы на золотой палке, ранее по одному загоравшиеся, потухли полностью, и ни четвертого гвардейца, ни даже искры вызвать она больше не сумела.

- Батарея сдохла, - со знанием дела прокомментировал Юно. - Или мана кончилась, не суть. Теперь ждите, пока перезарядится.

Дни здесь казались короче, чем в реальности, солнце закатывалось за горизонт мгновенно, и тьма падала на голову, словно непроглядное одеяло. На безлунном монотонно-черном небе горели редкие звезды, иногда проступавшие сквозь кроны деревьев. Хотя в первую ночь Фуоко жадно пялилась на них, интерес быстро угас. Ну, огоньки и огоньки, что в них особого? Идти в ночи охрана Фуоко отказывалась решительно и непреклонно, а без нее, с одним Юно, и она сама не рисковала - вдруг зубастики нападут? - и гвардейцы не позволяли. Сон не приходил к ней и здесь. В первую ночь ей пришлось до утра сидеть на жестких корнях, с завистью прислушиваясь к мерно посапывающему Юно, у которого по этой части проблем не наблюдалось. Однако уже на вторую постоянным развлечением стал давешний мальчишка Стаси Домо, из ниоткуда появляющийся, когда они становились лагерем и разводили костер (хворост, подожженный огнивом и кресалом гвардейцев, горел послушно и не выкобениваясь).

Выходил мальчик из леса, крадучись и озираясь по сторонам, словно чего-то боялся (зубастиков?) Гвардейцы на него не реагировали вообще. В первую ночь он долго сидел поодаль, испуганновскакивая и исчезая в темноте, если Юно или Фуоко пытались приблизиться, но потом возвращаясь. Потом, когда Юно уснул, Стаси начал тихо мурлыкать себе под нос обрывки незнакомых мелодий, временами испытующе посматривая на девушку. К тому моменту звезды уже успели ей надоесть, и она внимательно прислушивалась, стараясь разобрать слова. Не получалось. Потом Стаси бочком подобрался к ней поближе.

- Фарро, - застенчиво сказал он, делая странный жест: ладонью вперед протягивая в сторону костра руку с растопыренными пальцами.

- Что? - удивленно спросила Фуоко, с недоумением глядя на него. - Извини, не понимаю. Ne komprenas, - на всякий случай добавила она.

Несколько секунд мальчик внимательно глядел на нее, потом снова вытянул руку в сторону костра.

- Фарро! - на сей раз куда требовательнее повторил он.

Подавив искушение разбудить Юно, чтобы не спугнуть мальчика, Фуоко снова повторила, для убедительности покачав головой:

- Ne komprenas.

После паузы Стаси коснулся своего подбородка сжатым кулаком и сказал:

- Стаси Домо.

Потом он вытянул в сторону Фуоко руку с растопыренными пальцами, как раньше к костру:

- Номо.

- Ne... - снова начала девушка, но тут же осеклась, едва не прикусив язык.

Дура.

Номо. Имя. Мальчика зовут Стаси Домо, и теперь он хочет знать ее имя.

- Фуоко, - сказала она, тыкая себя в грудь пальцем. - Mia nomo estas Фуоко.

Ее мысли лихорадочно метались. Он хочет общаться? Отлично, но надо разбудить Юно, чтобы он тоже все видел... но тогда мальчик испугается и убежит... будить или нет?

- Фуоко, - повторил Стаси. - Стаси Домо. Фуоко. Стаси Домо. Фуоко. Фарро!

Он сопровождал свои слова жестами, поочередно указывая на себя (сжатый кулак) и на девушку (раскрытая ладонь). Последнее слово он закончил, указывая на костер.

Фарро, фарро... что-то знакомое... вспоминай, идиотка! Ты столько времени потратила на зубрежку эсперанто - так вспоминай! Фарро... fajro!

- Файро! - сказала она медленно и отчетливо. - Файро. Огонь.

- Фарро. Файро. Огонь, - повторил Стаси. - Бейч.

На сей раз он указывал на дерево, под которым сидела девушка.

- Arbo, - быстро откликнулась та. - Дерево.

- Бейч. Арбо. Дерево. Элм? - Стаси показал на другой древесный ствол.

- Э-э... Арбо. Дерево, - повторила Фуоко. Он что, не понял?

- Арбо, - Стаси показал на первый ствол. - Дерево. Элм? - снова тычок в сторону соседнего ствола.

Так. Понятно, что ничего не понятно. Выхода нет, нужна помощь зала.

Осторожно, чтобы не спугнуть сразу насторожившегося мальчишку, Фуоко дотянулась до Юно и ткнула его пальцем в плечо. Тот проснулся мгновенно, стиснув пальцы на ножнах пылающего меча. Фуоко прижала палец к губам и мотнула головой в сторону Стаси, затем шепотом парой фраз растолковала проблему. Бывший ставрийский чиновник и оябун банды террористов сориентировался мгновенно.

- Деревья разные - один бук, другой вяз, - задумчиво сказал он. - Возможно, у него нет понятия об абстрактном дереве как стволе с ветками, только о конкретных породах. Так, попробуем... Ne estas arbo. Estas beech. Бук, - он указал на первое дерево, внимательно глядя на Стаси.

- Эссас бееч. Бук, - неуверенно повторил тот. - Элм?

Он указал на второе дерево.

- Elm. Вяз, - откликнулся Юно.

- Штанно? - мальчик указал на выступающий из земли между корнями небольшой гранитный валун.

- Ŝtono. Камень.

Следующие минут пятнадцать Юно и Стаси обменивались словами. Чем дальше, тем больше Фуоко преисполнялась уважения к своему спутнику: коренной житель Хёнкона, он в совершенстве владел не только родным катару, а также иностранными для него камиссой и кваре, но и паладарским эсперанто. Хотя эсперанто в чем-то походил на кваре, серьезных отличий в нем хватало, как в лексике, так и в грамматике. А ведь паладары появились на Палле менее года назад! Чтобы настолько хорошо выучить язык за такой короткий промежуток времени, нужно являться настоящим полиглотом и вообще умницей. Видимо, недаром он стал доверенным секретарем паладарши Суоко!

Кончилось общение внезапно. В ночной тишине, нарушаемой лишь едва слышным шелестом древесных крон, раздался странный неприятный звук, смахивающий на скрежет металла по камню или по стеклу. Фуоко вскинула голову, напряженно вглядываясь во тьму, непроглядно-черную после света костра, а когда снова посмотрела на Стаси, тот уже исчез.

Звук не повторялся, гвардейцы на него не среагировали, и через какое-то время Юно снова задремал. Фуоко сидела без сна, погрузившись в странное оцепенение - она видела и осознавала окружающий мир, но словно сквозь толстое дымчатое стекло. Ближе к утру, когда небо с одной стороны посветлело, снова появился Стаси, и Юно провел с ним еще полчаса за именованием объектов. Затем история повторилась: неприятный скрежещущий звук, и мальчик исчез. На сей раз Фуоко успела заметить, как он неясной тенью метнулся в лес.

- Интересно, что он такое? - задумчиво спросил в пространство Юно.

- "Что"? - переспросила Фуоко. - Наверное, "кто"?

- Он совершенно очевидно не человек, как и наши охранники. Слишком хорошо запоминает слова с первой же попытки. Богатая, хотя и обтрепанная одежда, чумазый, но довольно сытый вид - как минимум, какой-то неигровой персонаж. Как максимум...

- Погодите, дэй Юно! Как - богатая одежда? Он же оборвыш! Одни рваные штаны до колен, ребра торчат, как у скелета...

- Значит, мы опять видим мир по-разному. Для меня он выглядит вполне упитанным ребенком лет десяти, в рваном, но когда-то явно очень богатом одеянии - длинные штаны, странного фасона ботинки, рубаха со следами золотого шитья. Ну, гадать бессмысленно, давайте ждать следующих встреч. Вы как, отдохнули? Впрочем, что я спрашиваю... Светает. Давайте, поднимайте своих молодцов по тревоге, пора маршировать дальше.

С тех пор так и повелось: днем отряд маршировал по лесной тропе и отбивался от зубастиков, ночью к костру выходил мальчик и устраивал лингвистические упражнения. Довольно быстро, уже на вторую ночь, они с Юно перешли с отдельных слов на грамматические конструкции. Поскольку они оказались почти идентичными тем, что в эсперанто, еще через сутки мальчик мог составлять простые фразы и на правильном эсперанто, и на кваре. Иногда он сбивался и начинал что-то бессвязно бормотать на своем птичьем языке, иногда просто тихой бесшумной тенью исчезал в кустах от очередного неизвестно откуда идущего скрежета или другого звука или даже безо всякого видимого повода, но в остальном вел себя вполне адекватно. Однако выудить из него что-либо оказалось невозможным. Любой вопрос он либо игнорировал, уставившись на Фуоко с Юно пустыми глазами, либо воспринимал как очередное упражнение в языке.

Зато на кваре вместо искаженного эсперанто начали разговаривать гвардейцы. Традиционно немногословные, сначала они начали произносить отдельные слова, а потом и целые фразы. После очередного нападения зубастиков, которые явно увеличились в размере, доставая уже до колена, и стали более шустрыми и ловкими, Фуоко узнала, что называются они "сэраикко". Она тут же вспомнила, что уже слышала слово, но не поняла, к чему оно относится. Юно, подумав, сообщил, что вроде бы в эсперанто есть слово serambiko, то есть попрыгунчик. И ведь действительно попрыгунчики! Вскоре зверюшки подтвердили название, впервые организовав засаду на толстых ветвях деревьев, аркой склонившихся над тропой, откуда внезапно начали прыгать на головы. Два гвардейца в авангарде погибли сразу, сбитые с ног целой кучей сэраикко, но остальные, мгновенно сориентировавшись, отшвырнули Фуоко назад и сами отступили от предательских ветвей, сохраняя правильное построение и протыкая тварей мечами. Огненный меч Юно тоже не остался без дела. Отброшенная его твердой рукой, девушка упала и больно ударилась ягодицей о корень, а когда вскочила на ноги, на нее бросились две твари, обошедшие отряд с тыла.

На сей раз она даже не испугалась. Злость и раздражение на какого-то неизвестного идиота, засунувшего ее в дурацкую унылую игру, выплеснулась в виде огненного шара. Тот превратил тварей в комки белого пламени, быстро и бесследно растаявшего в воздухе. Еще один сэраикко в прыжке наделся на сдвоенное лезвие жезла и испарился в той же манере. Фуоко отчетливо почувствовала, что жезл сам по себе провернулся в ее руке клинками в сторону зверя, и с трудом подавила желание отбросить его подальше, словно ядовитую змею. Больше подраться ей не пришлось: гвардейцы и Юно взяли ее в кольцо, и остальные зубастики быстро погибли под их слаженными выпадами. Но ни один из врагов даже и не подумал отступить.

Гвардейцы снова не проявили никаких эмоций по поводу своих погибших товарищей. Когда Фуоко попыталась спросить условного командира, не жалко ли ему подчиненных, вредный дядька посмотрел сквозь нее оловянными глазами и не ответил. То ли не понял вопроса, то ли и в самом деле ничего не чувствовал. Вздохнув, девушка сотворила из воздуха еще одного гвардейца (на большее в жезле не хватило заряда), и отряд продолжил путь.

Юно заметно вымотался. Если Фуоко во сне не нуждалась в принципе, то ему приходилось лишать себя сна, бодрствуя ради разговоров со Стаси - а днем он участвовал в бесконечном марше в никуда на общих основаниях. Плюс к тому во время одной из стычек с сэраикко его сильно тяпнули за лодыжку. Рана воспалилась и начала болеть - не настолько сильно, чтобы мешать идти, но, судя по изредка проскальзывавшим гримасам, вполне чувствительно. В качестве материла для перевязки раны девушка использовала кусок ткани, отсеченный от своей юбки, ставшей совсем короткой и истрепанной, но боль перевязка не сняла. На пятую ночь Фуоко едва ли не силой заставила Юно лечь спать, не обращая внимания на Стаси. С мальчишкой она попыталась заниматься сама, но толку оказалось немного: эсперанто она знала хотя и неплохо для человека, изучавшего его чуть больше полугода, но явно недостаточно хорошо. О конструкциях чужого языка она знала мало, лексикон нуждался в радикальном расширении, и большую часть вопросов Стаси она попросту не понимала. Да и он только на кваре, без эсперанто, общаться отказывался категорически. После получаса попыток, полностью вымотавших девушку, он просто исчез безо всякого предупреждения и больше не появлялся. Фуоко провела очередную бессонную и до воя скучную ночь, слушая ровное дыхание крепко спящего Юно, разглядывая звезды сквозь кроны деревьев и рассеянно поигрывая жезлом.

А на шестой день они уперлись в тупик.

Нога у Юно за ночь восстановилась, словно новенькая. Однако после привала они не прошли и цулы: лесная тропа внезапно кончилась, оборвавшись в тошнотворное ничто. Вроде бы здесь начиналась лесная опушка, а то и целый город, поскольку деревья разошлись в стороны, а грунтовая тропинка перешла в мощеную булыжниками дорогу. Однако в трех или четырех метрах после начала брусчатки мир кончался, словно ровно обрезанный гигантской острой бритвой. За гранью пустоты кончалось все, в том числе торчащие в ту сторону ветви деревьев. Фуоко зажала ладонью рот и поспешно отвернулась, борясь со взбесившимся вестибулярным аппаратом: реально стошнить ее здесь не могло, но такое ощущение медленно выворачиваемого желудка она не пожелала бы даже врагу. Юно оказался крепче: с полминуты он задумчиво смотрел в ничто, потом повернулся к девушке.

- Похоже, приплыли, - резюмировал он. - Дэйя Фуоко, вы видите то же, что и я? Конец мира, обрыв и пустоту за ним?

Девушка кивнула.

- Так. Смахивает на очередной глюк местной поврежденной виртуальности. Вперед не пройти... или можно? Ну-ка, попробую.

Он шагнул вперед, потом еще раз, еще... Фуоко подглядывала за ним краем глаза, стараясь концентрироваться на его фигуре, а не на пространстве за ней. Странно: ее спутник словно вовсе не испытывал сопротивления. Остановившись в полуметре от грани небытия, он остановился, подумал и подобрал с земли длинную сухую ветку. Затем он осторожно вытянул ее вперед. Здесь головокружение Фуоко усилилось настолько резко, что подкосившиеся ноги швырнули ее на землю, и она почти потеряла сознание. Земля под ней упруго заколебалась, словно студень, но тут же снова стала твердой. Когда она немного пришла в себя, Юно стоял над ней с встревоженной физиономией.

- Что с вами? - спросил он, наклоняясь и дотрагиваясь до ее лба. - Вы в порядке?

- Голова кружится от одного взгляда, - пожаловалась та. - А у вас разве нет?

- Нет. Ничего особенного не испытываю. Просто серая пустота, никаких ощущений не вызывает. Видимо, мы опять видим мир по-разному. Как самочувствие?

- Уже нормально, - Фуоко села, подозрительно ощупав землю рядом. Нет, не пружинит. - Ну и что?

- Вперед соваться явно не стоит, - мужчина продемонстрировал ветку, укоротившуюся втрое. - Похоже, объекты, пересекающие черту, полностью уничтожаются. Не знаю, чем для нас закончится попытка туда влезть, но рисковать не намерен. Может, прикажете одному из ваших солдат сунуть туда руку ради эксперимента?

- Да вы что!.. - возмущенно начала девушка, но Юно лишь усмехнулся:

- Шучу, шучу. Даже если бы и приказали, мы вполне можем существовать по иным законам, чем они. Ну что, идеи есть? Разворачиваться и топать всю дорогу до начальной деревни страшно не хочется. Там враги, и вообще местечко унылое. Можно попытаться выяснить, откуда берутся те копейщики, но, боюсь, они просто возникают из воздуха, как и сэраикко. Что же делать?..

- Может, на дерево влезть? - предложила Фуко, поднимаясь на ноги. - Мы же видели в начале пути далекие горы и замок. Вдруг их до сих пор видно? И обход есть? Можно попробовать разглядеть путь с вершины.

- Не силен я в альпинизме, - пробормотал Юно, скептически глядя на деревья. Здесь они вымахали в настоящих гигантов в два обхвата в толщину. Нижние ветви начинались на высоте трех человеческих ростов, а то и выше. - Не заберусь, уж извините. В дне пути позади могли бы попробовать, там деревья пониже, а здесь - увы.

- Тогда возвращаемся. А что делать? Не оставаться же здесь навсегда! Кстати, а если кого-нибудь из солдат послать, чтобы по сторонам тропы шли? Вдруг какое-нибудь ответвление найдется за кустами?

- Про грызунов не забывайте, они вполне могут поджидать в засаде в подлеске. Одиночный разведчик обязательно погибнет. Не стоит распылять силы, лучше держаться плотной группой.

- Ну, пусть группой. Тогда возвращаемся до первого дерева, на которое можно залезть, а там уже решаем.

- План не хуже любого другого, - согласился Юно. - Идем. Командуйте своими подчиненными.

Однако в обратном направлении они не успели достичь даже места последнего привала. В полуцуле от пропасти земля под ногами вдруг глухо дрогнула, и гвардейцы остановились как вкопанные, настороженно озираясь вокруг. Двое придвинулись вплотную к Фуоко и положили руки ей на плечи.

- Опасность, - бесстрастно сказал один. - Стоять.

Земля дрогнула снова, и в воздухе раздался странный звук: внезапно начинающиеся и кончающиеся обрывки густого рева, перемещающиеся с таким же скрежетом, от какого сбегал Стаси. Потом оттуда, куда уходила тропа, раздался громкий отчетливый треск древесины.

- Что за?.. - удивленно спросил Юно, но замер на полуслове.

Огромное длинное нечто с невероятной скоростью взвилось над деревьями, заслонив пробивающиеся между кронами лучики солнца, и с чудовищной силой врезалось в землю, ломая толстенные деревья, словно сухой тростник. Земля вздрогнула так, что никто в отряде не сумел удержаться на ногах. Впрочем, Фуоко приземлилась задницей на одного из своих солдат, случайно или специально подвернувшегося под нее, и совершенно не ушиблась. Зато Юно, неудачно ударившийся о ствол затылком и плечом, со свистом втянул воздух и не удержался ругательства на катару. Огромная штуковина медленно поднялась над просекой, в которую превратилась тропа, и лишь тут девушка разглядела, что она является дубиной невероятных размеров - не менее пятидесяти метров в длину и метров пять в диаметре - которую держит не менее невероятная лапища непонятного существа. Гигантский монстр с длиннющими передними лапами - даже сейчас Фуоко невольно усмехнулась, сообразив, что не может думать о нем иначе, чем в превосходных терминах - возвышался над макушками деревьев, достававших ему едва ли до середины икры. Выглядел он как помесь медведя с гориллой. Небольшие глазки - то есть на здоровенной медвежьей башке небольшие, а так-то в каждом могло поместиться, наверное, по две Фуоко на плечах друг у друга - шарили по пролому в кронах, пытаясь разглядеть нечто в лесной сени.

И тут девушка, похолодев, поняла, ЧТО они ищут.

Ее. И Юно. И весь их отряд.

Видимо, тот, кто спускал с поводка зубастиков в прошедшие дни, разочаровался в результатах и решил ликвидировать проблему радикальным и гарантированным способом. Причинить вред такой махине казалось нереальным даже с помощью самых больших огненных шаров, что удавалось создать Фуоко. Монстр не нуждался даже в дубине, он мог раздавить весь отряд одним движением пальца.

- Такие штуки не могут существовать в реальности... - пробормотал Юно, поднимаясь на ноги и прижимаясь к стволу.

- Что? - тупо переспросила девушка, не в состоянии оторвать взгляд от чудовища.

- Я говорю, дыхалка не потянет такую тушу, движущуюся настолько шустро. И кости под тяжестью тела сломаются. Надо уходить, и быстро. Смотрите, он сейчас снова ударит! А, тимпо! Бежим!

Последние слова он почти выкрикнул тоном приказа, и Фуоко дернулась, чтобы подчиниться... когда поняла, что уже поздно. С удивительной скоростью дубина возделась в небеса и тут же начала рушиться обратно на землю - на сей раз направляясь точно на головы отряда. Все. Конец. Сейчас он нас прихлопнет, и я наконец-то узнаю, что здесь происходит после смерти. Хорошо бы обратно в начальную деревню...

Однако дубина так и не достигла конца намеченной траектории. Что-то не менее огромное с силой врезалось в бок полугорилле, и та, издав прежний странный полурык-полускрежет, с шумом рухнула куда-то в сторону. Новый титан, оказавшийся похожим на рыжую обезьяну, поднял к небесам собственную дубину, не уступающую первой размерами, второй лапищей гулко ударил себя в грудь и на удивление тонко заверещал, разрывая уши обертонами жести, царапающей стекло. Потом он замахнулся дубиной и ударил в том направлении, куда упало первое чудовище. Однако то, видимо, успело парировать, поскольку два толстых бревна с громким вибрирующим гулом столкнулись в воздухе.

Потом вокруг вдруг разверзлись бездны натурального бедлама.

Лес внезапно пропал, и два чудища бились на дубинах из слепящей клубящейся тьмы посреди вогнутой, словно чаша, долины, через которую под несколькими ослепительно сияющими солнцами текла широкая река. На одном из ее берегов с едва слышными отсюда воплями неслись друг на друга две конных армии - с развевающимися знаменами и вымпелами на концах длинных пик, с отблесками солнечных лучей на саблях. С диким ржанием и воинственными кличами, обдавая волнами горячего воздуха и запаха лошадиного пота, один кавалерийский отряд промчался мимо Фуоко, возникая из ниоткуда в десятке шагов и пропадая в никуда несколькими ударами копыт далее. Ни один из всадников не обратил ни малейшего внимания на гвардейцев Фуоко, вскинувших короткие мечи, такие смешные и игрушечные рядом с длинными пиками. Тут же волна гигантских, с тарелку, пауков затопила все вокруг. Насекомые-переростки деловито стремились в неизвестном направлении, обтекая отряд Фуоко по сторонам и ловко уворачиваясь от пинков Юно. Затем пропали и пауки, и далекая армия, и река, а над продолжающими биться гигантами закружилось два десятка крылатых драконов и не менее полусотни странных полуптиц-полуживотных с всадниками на спинах. Похоже, они тоже сражались друг с другом. Обстановка менялась с калейдоскопической быстротой: мчится мимо стадо антилоп, смешно вскидывающих белыми пушистыми задами; вздымаются из болота щупальца гигантского осьминога, каждое толщиной с магистральную водопроводную трубу, с присосками размером с запорный вентиль; четверо грязных, обтрепанных, с безумными взглядами людей, вооруженных топорами и копьями, с жуткими воплями бросаются на Фуоко и Юно, но растворяются в воздухе, не успев сделать и двух шагов; проплывает, не удостоив и взглядом, ослепительной красоты блондинка в белом балахоне и с четырьмя белыми же раскидистыми крыльями за спиной, а в ее руке пылает такой же меч, как и у Юно; сшибаются совсем рядом с отрядом люди с птичьими и собачьими головами, избивая друг друга короткими мечами и посохами с загнутыми петлей концами; в нескольких шагах беззвучно палит неизвестно куда батарея старинных пушек, канониры с банниками суетятся вокруг...

А потом все кончилось так внезапно, словно кто-то повернул выключатель. Остались только сражающиеся гиганты и лесная тропа, которая уже не являлась лесной: деревья вокруг лежали неопрятным буреломом на расстоянии по крайней мере в цулу, дальше снова начинался лес, а за лесом - за лесом вздымались скалистые холмы, и на одном из них возвышался полуразрушенный каменный замок, который Фуоко уже видела неоднократно. "Белая цитадель", как назвал его координатор, советуя держаться от него подальше. То самое место, куда они пытались дойти уже неделю.

Однако времени на то, чтобы вглядеться в новый окружающий мир, у нее не осталось. Рыжая обезьяна увернулась от очередного удара дубины полумедведя и нанесла врагу страшный ответный удар по голове. Издав короткий скрежещущий звук, полумедведь с глухим ударом выронил оружие и начал сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее падать - прямо на отряд. Парализованная сознанием неизбежного, Фуоко зачарованно смотрела на мохнатую спину, растущую и заслоняющую собой небо и солнце... и в последний момент успела лишь подумать: и где же я видела ту рыжую обезьяну?

Удара она не почувствовала, и боли - тоже. Просто мир вокруг вздрогнул и заметался, потемнел, и в нем замелькали огненные всполохи и живые геометрические графики и плоскости знакомого ночного мира. Какое-то время девушка плавала в пустоте, бездумно наблюдая за переливами света. Потом она вздрогнула, осознав, что мир перестал быть немым и беззвучным. Торжественная оратория дальних хоралов заполняла его, и среди них отчетливо выделялась одна нота, далекая и печальная - нота Кириса. Фуоко потянулась к ней, отчаянно пытаясь вспомнить хотя бы одну букву или условный сигнал из кода связи - и мир взорвался снова.

Нота и хоралы пропали. Она лежала на полу, покрытом мягкой ковровой дорожкой, в коридоре, образованном двумя уходящими вдаль бесконечными книжными стеллажами. Так. Похоже, повторение пройденного. Какое-то время она валялась на спине, бездумно глядя в колышущийся белый туман, заменявший здесь потолок, потом вздохнула и села. Пол не колыхался и казался вполне себе устойчивым. В ногах чувствовалось какое-то неудобство, и, глянув на них, и потом и на остальное тело, Фуоко обнаружила, что снова обернута в длинную, до пят, узкую цветастую юбку, оставшись голой выше пояса. На голове снова красовался черноволосый парик из прямоугольных линий, покрытый полосатым платком. Жезла поблизости не замечалось. Ну ладно, не очень-то и хотелось... хотя идиотскую юбку разрезать без него не удастся, ходер! И отцовская брошка исчезла. Фуоко осторожно встала, но из-за скованных ног потеряла равновесие и не грохнулась на пол лишь потому, что успела вовремя опереться о стеллаж. Закусив губу от острого раздражения, она сорвала парик с платком, несколькими резкими движениями расслабила широкий узорчатый пояс и сбросила юбку на пол. Вот пусть тут и валяется, тем более что рядом все равно никого нет. Так, что дальше?

Коридор казался бесконечным в обе стороны. Книги на стеллажах стояли плотными рядами, заполняя все пространство, вытаскиваться отказывались, и посмотреть между или над ними на другую сторону не удавалось. Вскарабкаться наверх? Если такая махина потеряет устойчивость и грохнется на голову, мало не покажется. И потом, в прошлый раз ее вышвырнуло отсюда после того, как она позабавилась с одной из книжек. Не факт, что то же самое случится и сейчас, но лучше не рисковать. Сначала, ребята, мы немного поисследуем местность. Ходить по ограниченной с боков местности мы уже привыкли, так что хотя бы полчасика пошагать можно.

Интересно, где Юно? Где-то поблизости, или его выбросило в совсем другое место?

На всякий случай прислушавшись (нет, нота Кириса больше не прорезалась, и вообще вокруг стояла глубокая насыщенная тишина), она решительно зашагала в направлении, которое назначила на должность "вперед". От "назад" оно не отличалось ровным счетом ничем, но надо же как-то ориентироваться на местности? Ковровое покрытие чуть пружинило под подошвами сандалий, и девушка, подумав, сняла их, оставшись босой. Так идти казалось гораздо приятнее, но бросить обувь она не решилась - мало ли что там впереди? Удерживая сандалии двумя пальцами за ремешки, она шла мимо бесконечных полок и рядов книг с пустыми корешками разноцветных переплетов.

Минут через пять она вдруг обнаружила, что топает по густому высокому ворсу обширного ковра, ничуть не похожего на прежний, и встала как вкопанная. Коридор пропал. Она стояла посреди большой комнаты, почти что целого зала, обставленного мебелью с золочеными спинками и подлокотниками. Ее лакированные деревянные плоскости казались жутко неудобными на вид. На стенах висели разнообразные картины, преимущественно поясные портреты суровых бородатых мужчин в доспехах, между которыми затесались несколько дамочек в расфуфыренных платьях и шляпах с огромными декольте на преувеличенно большой груди. Под потолком болталась многоярусная круглая люстра с несколькими десятками ровно горящих свечей. Окон не было. Совсем. Позади Фуоко находилась большая дверь, но ее створки в ответ на толчок даже не шелохнулись.

Ну ладно.

Пройдя через комнату к дальней стене, Фуоко толкнула другую дверь, поменьше. Та неожиданно легко поддалась, и девушка перешагнула порог.

И тут ее охватила жуть.

Она уже попадала сюда в прошлый раз. Застекленные шкафы с книгами у стен, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели в плотных гардинах, еще одна люстра под потолком, потрескивающий у стены камин - и стол посреди комнаты. А за столом...

На сей раз горбоносый старик не казался мертвым. Его белоснежный балахон слегка мерцал призрачным светом. Он сосредоточенно смотрел через увеличительное стекло на какую-то плоскую прямоугольную штуку на столе. Его губы неслышно шевелились, тонкие пальцы с несколькими перстнями рассеянно перебирали пряди длинной седой бороды. В других обстоятельствах он мог бы выглядеть рассеянным сказочным звездочетом или, скажем, добрым алхимиком, углубленным в изучение тайн мира, но девушка не могла даже пошевелиться от окатывающих ее одна за другой волн ужаса. Он точно знала: сейчас случится что-то плохое. Что-то совершенно ужасное и непоправимое...

- Руун! - выдохнул где-то рядом знакомый голос. - Бежать!

И сейчас Фуоко узнала его.

Голос, что вернул ее в обычный мир в прошлый раз.

Голос странного мальчика по имени Стаси Домо.

Старик начал поднимать голову, и яркая зеленая вспышка ударила по глазам.

- Руун! - снова прошелестел голос, и Фуоко, стряхнув оцепенение, рванулась обратно к двери - но взгляд старика, равнодушный и изучающий уже уперся в нее. Его голос прошелестел что-то непонятное - и мир мгновенно изменился снова.

Она стояла на вершине изогнутой песчаной дюны, и над головой по голубому небу стремительно неслись облака. Слепящее солнце било сбоку, налетающий горячий ветер забирался под опостылевшую узкую юбку, снова окутывающую ноги, под парик на бритой голове, повязанный платком, а над головой ее тени плавал высокий силуэт короны двух царств под названием "пшент". Рука Фуоко сжимала уже привычный золотой жезл с собачьей головой, оканчивающийся снизу двумя параллельными лезвиями. За ее спиной стояла армия - собакоголовые мужчины в набедренных повязках, вооруженных посохами, загнутыми вверху незамкнутой петлей. Еще одна такая же армия, состоящая из птицеголовых гуманоидов с короткими мечами, ровными рядами расположилась на гребне противоположной дюны. Во главе ее башней возвышалась уже знакомая зверюга - помесь медведя и гориллы, поигрывающая длинной дубиной. Для разнообразия она имела почти нормальные размеры - метра два в высоту, не больше, а дубина состояла из дерева, не из клубящейся тьмы

- Эстас тампа пер кимменчи ла батлон, реджидино, - прорычал над ухом суровый мужской голос. - Ордони!

Что? Фуоко стиснула пальцы на жезле, пытаясь понять фразу. Тампа... tempo? Время? Кимменчи - komenci, начинать? Батлон?.. Batalon, битва! Ордони?..

Время начинать битву, принцесса. Приказывай.

Да они что все, с ума посходили?

- Какая, ходер, битва! - в отчаянии крикнула она, поворачиваясь к стоящему рядом могучему мужчине (неожиданно вполне человекоподобному) в таком же плаще и парике, как у нее, но выше по крайней мере на полметра. - Вы все головой о камень ударились, да? Прекратить! Э-э... finiĝi! Ĉesi!

Мужчина одарил ее надменным взглядом и сделал знак зажатой в руке шипастым молотком. Ряды воинов тут же сломались. Собакоголовые бросились вперед, к птицеголовым, и те ринулись навстречу. Оглушительно заревел полумедведь, вздымая дубину, воинственные вопли с обеих сторон ударили по ушам, и Фуоко, стиснув зубы, взмахнула жезлом, целясь в пока еще пустое пространство между армиями. Огромный, метров пять в диаметре, огненный шар мелькнул в воздухе, и яркая вспышка ударила по глазам. Мощная волна воздуха сбила с ног солдат обеих рас, ударила в лицо Фуоко, и та, зажмурившись и закрыв лицо скрещенными руками, склонилась ей навстречу, старая удержаться на ногах.

Успокойтесь, мысленно попросила она так же, как просила уйти волют. Очень прошу, не надо. Перестаньте. Все хорошо, мы не враги. Ну уймитесь же, ребята, а?

Мертвая тишина резанула уши. Фуоко опустила руки и медленно осмотрелась. Обе армии неподвижно замерли, и даже ветер улегся. Большая воронка между дюнами курилась облаком пыли. Ну и что делать дальше?

Мир мигнул, погас, едва не вывернув желудок несколькими мгновениями неожиданной невесомости, и Фуоко обнаружила себя в комнате со стариком. Тот удивленно вглядывался в плоскую штуку на столе, подслеповато моргая глазами, и теперь девушка разглядела, что это такое.

Карта. Живая подвижная карта или даже просто вид сверху на холмистую равнину, на которой замерли две армии муравьиных размеров солдат.

- Не компренс... - надтреснутым голосом пробормотал старик. - Кьял джи не функшис? Кья ше ирис?

Вздохнув, он взял штуковину, больше всего напоминающую школьный ластик-переросток, и занес его над картой.

- Нет! - крикнула Фуоко, преодолевая уже знакомые волны ужаса. Теперь она чувствовала, что страх не принадлежит ей. Чувствовала точно так же, как умела отличать свои ощущения от приходящих от Кириса эмоций. А раз боится кто-то другой, ей поддаваться совершенно не обязательно. - Эй, подождите! Стойте! Чеси!

Она вскинула руки в останавливающем жесте - и только сейчас осознала, что золотой жезл все еще зажат в ее руке.

И что синие индикаторы на нем светятся по всей длине.

Огненный шар сорвался с конца жезла и медленно, словно в кошмаре, поплыл к старику. Тот еще успел поднять взгляд, и в его глазах Фуоко заметила потрясение.

- Реджидино?!. - успел выдохнуть он - и раскаленная вспышка поглотила его, стол, комнату, а потом и саму Фуоко.

Ночной мир по-прежнему кружился в своем бесконечном геометрическом вальсе. Паутина танцующих линий и огненных полотнищ тянулась в бесконечность, и где-то за горизонтом мирно посапывала в оранжерее мама-роза, окутанная туманом мирных грез о расцветающих бутонах. Далекие хоралы тянули свои ноты, отдававшие в основном кислым привкусом (опять синестезия начинается?) Девушка бесконечно долго плавала в океане бездумного счастья, теплая дремота лишала воли и мыслей, убаюкивала, втягивала в себя - и вдруг вдребезги разбилась о волнолом блаженства совсем иного рода. Того самого блаженства, что она не испытывала уже, кажется, целую вечность.

Нота Кириса грянула совсем рядом, торжественная и зовущая, и рядом с ней звучала еще одна - едва слышная, одновременно знакомая и незнакомая. Фуоко потянулась к ним всем бесплотным невидимым телом...

И в ее легкие потоком хлынул воздух. Настоящий.

06.30.1232. Персональное пространство Демиурга. Окрестности Паллы

Расслабляющая темнота комнаты отдыха нежно омывает меня, унося прочь усталость и раздражение. Все подключенные дроны временно переведены в режим ожидания или возвращены координатору. Не вижу, что еще можно сделать в нынешней ситуации... не только сию секунду, но и вообще. Аборигены Паллы уже оправились от первого шока, их правительства начали действовать, и усилия не то что десятка моих дронов, но и вообще всех инструментов координатора уже не требуются. Палла пришла в себя от первого шока:­ для нее такие вещи уже становятся привычными. Я бы на их месте побыстрее сбежала с планеты... но им бежать некуда. И даже мы, всемогущие, как еще недавно верили, Демиурги, не в состоянии им помочь.

Вот что больше всего выматывает: бессилие. В Игре я попадала и в цейтноты похуже, да еще и ограниченная жесткими правилами - одна проекция, физические способности человека, примитивная технология и так далее. Но тогда я знала, что могу победить. Что Игра запрограммирована на мою победу, если я приложу достаточно усилий. А сейчас?

Что я вообще здесь делаю? Зачем я здесь? Ну, если оставить в стороне любопытство? Без понятия. Площадка для следующей Игры ожидает меня уже полсекунды, завершенная еще до того, как благодаря любезному толчку под локоть, отвешенному Джа, я оказалась пленницей собственной психоматрицы и своего же изобретения - вирусного эффектора. Замечательная раса прямоходящих полулюдей-полулисиц с прелестной рыжей шелковистой шерсткой, раскосыми глазами на симпатичных мордочках, острыми подвижными ушками и весьма любопытными усовершенствованиями в анатомии и физиологии половых органов, требующими триплета для размножения. Мой проект, мой дизайн, моя находка, которую после завершения тестирования и обкатки во время Игры добавят в библиотеку шаблонов. Ну, и небольшой плюс к моему персональному Рейтингу тоже не повредит. И, самое главное, на сей раз никакой агрессии, войны и крови, в чистом виде экономическое и научное соперничество, веселые праздники, море любви и секса и всеобщее благоденствие. Что я забыла сначала на Текире, а потом на Палле? Ну хорошо, в текирский проект меня во многом втянул Джа, неугомонный племянничек, мастер игры на чужих нервах. Но даже он демонстративно самоустранился от Паллы, оставляя ее Младшим в качестве тренажера и ученым в качестве полигона. А я не смогла.

Я зажигаю в темноте портреты. Карина Мураций. Палек Мураций. Масарик Медведь и его отец, Сторас Медведь. Цукка и Саматта Касарий. Два десятка пробужденных нэмусинов, выступающих в роли аналитиков и вспомогательного посольского персонала, пока оставим за кадром, дело явно не в них. Поколебавшись, исключаю Стораса. Мальчик он весьма многообещающий, хотя и слишком скованный прижизненными предрассудками, не стертыми даже посмертной реабилитационной виртуальностью. Но на паллийский проект я подписалась до его пробуждения. Каси, Яни? Девочки слишком привязаны к Текире, их даже Кара за собой увлечь не сумела. Скорее, они убедили бы меня отказаться. А вот портрет Камилла добавить стоило бы... нет, не надо. Его невыносимое ехидство ­- тоже жирный отталкивающий минус. Интересно, ему нравится меня изводить своими комментариями лишь потому, что по возрасту он третий с конца, а я вторая? Типа, закомплексованный мальчик отрывается на младшей девочке? Нет, наверное. Он всегда такой, и со старшими тоже. Какая-то детская психологическая травма, наверное, не исправленная вовремя искин-компаньоном. Болезненное стремление подняться на вершину Рейтинга - из той же серии. Вот, кстати, тоже вопрос: почему он столько времени зависает сначала на Текире, а теперь на Палле вместо того, чтобы зарабатывать очки в очередной Игре? Неужто наш закоренелый циник и мизантроп нашел новый смысл жизни, помогая биоформам в беде? Ну ладно, не о нем моя дума.

Карина. Палек. Масарик. Цукка. Саматта. Я смотрю на них, и в несуществующем сердце шевелятся эмоции, которые я не испытывала, наверное, с начала жизни. Мне вдруг расхотелось анализировать свои чувства, но не в моих привычках поддаваться животному началу. Я знаю, что ощущаю, тем более что перед глазами пример Суоко и ее воспитанника, Юно. Не просто знаю - уже абсолютно уверена. Без малого стандартный день после моего рождения, полтора миллиона планетарных лет старой Земли спустя, материнский инстинкт все-таки настиг меня и вцепился в задницу всей сотней острых зубов.

Я даже знаю, почему его объектом стали именно Кара сотоварищи. Глядя на людей, я никогда не забываю, что рано или поздно они уйдут навсегда. Они смертны. Я бессмертная богиня. Ракуэн, недавнее изобретение Джа, к которому приложила руку и я, все еще не уложился в моей голове должным образом, и я все еще не могу заставить себя смотреть на людей как на нечто долговечное. За десятки тысяч лет субъективного времени, проведенного в Игре, я привыкла быстро сходиться с ними, легко дружить и не менее легко расставаться, когда пробивал их час. О, благодаря автономным проекциям я прекрасно знаю, что такое умирать по-настоящему. По мере возможности я компенсирую друзьям тяготы их смертной жизни - но все же никогда особо не грущу после их смерти.

Однако Молодые Демиурги - я уже свыклась с мыслью, что они такие же, как я. Что их жизнь не мелькнет короткой, но яркой вспышкой, поглощенной тьмой небытия. И как я ни пытаюсь смотреть на них с отстраненной снисходительностью, как на неуклюже возящихся щенков, новое знание исподтишка размывает... уже размыло плотину старых эмоциональных барьеров.

Я люблю их, следует признаться хотя бы самой себе. Не так, как люблю мужчин и женщин разных рас, с которыми занимаюсь сексом, а совершенно по-новому для себя. Необычно. Как мать любит детей, пусть даже приемных, а не рожденных самой. Ничего подобного я не испытывала, даже когда воспитывала Джа, последнего в линии Старших Демиургов. Он всегда оставался для меня просто другом, куда более близким, чем остальные из наших, но лишь другом. Родительских чувств к нему я никогда не питала.

Зачем я здесь? Нет ответа, потому что вопрос сформулирован некорректно. Нужно спросить: из-за кого я здесь? И тогда все встает на свои места. Джа считает, что птенцов нужно выпустить из гнезда и оставить в одиночестве, чтобы они набили собственные шишки, но я так не могу. Не могу не признавать его правоту, но оставить их без присмотра выше моих сил. Когда-нибудь, терций через... несколько я все-таки отойду в сторону, но пока пусть лучше остаются под моим приглядом.

А вот интересно, если наша Кара, в свою очередь, испытывает материнские чувства к той забавной парочке подростков, Кирису и Фуоко, то я, выходит, им бабушка? И я уже дважды в особо извращенной форме изнасиловала своих внуков? Ай, какая скверная, нехорошая я! Нужно повторить при случае, а то они плохо усваивают уроки. Кара ругает меня, но я же вижу, что она, уроженка раскрепощенной Катонии, не вкладывает в свои слова реальные чувства. Марик, консервативный княжич до мозга костей (вот что значит отсутствие рекреационного сна перед трансформацией в Демиурга!) ­- тот да, хмурится и молча осуждает по-настоящему. Но помалкивает, поскольку понимает, что ничего не сможет со мной поделать. Ну, вот такая я - распутная, веселая и беззаботная девочка-припевочка, порхающая бабочка, юная и беспечная с зарождения мира до скончания веков. Вот такая я, Майя. Ничего, Марик, когда немного повзрослеешь и переборешь подростковые комплексы, поймешь, что права я, а не ты. Нельзя относиться к Вселенной настолько серьезно, иначе попросту сойдешь с ума от ее бездонного бесконечного равнодушия.

Куда запропастился Камилл? Обещал же, что вот-вот вызовет!

Как бы в ответ на импульс раздражения приходят вызов и канал для подключения.

"Майя, контакт. Камилл в канале".

"Сторас в канале".

"Майя в канале. Привет. Специально мне нервы ожиданием накручивали?"

"Здесь Камилл. Извини. Стораса отвлекли, а он, в отличие от нас, параллельно работать пока не умеет".

"Здесь Сторас. Прости, Майя. Пришлось выступить в качестве арбитра между Ставрией и Кайтаром. И те, и другие хотели побольше наших дронов в больницы. Министры здравоохранения в клинче сошлись, едва ли не в глотки вцепились. Координатор пожал плечами и свалил политику на меня, спасибо ему за нежданный подарок. Мало мне без них работы, можно подумать... Ох. Извини. Я опять начал брюзжать".

"Здесь Майя. Ничего страшного. Кто победил в конечном итоге?"

"Здесь Сторас. Победила дружба. Я отправил все две сотни дронов резерва на Фисту. Их здравоохранение в зачаточном состоянии, там дела куда хуже, чем в больших государствах. Министры поскрипели зубами, но поскольку я не отдал предпочтения сопернику, оба смирились".

"Здесь Майя. Стор, лапочка, ты такой способный малыш, что я бы прямо сейчас тебя расцеловала. Как насчет уединиться после разговора?"

"Здесь Камилл. Кхм..."

"Здесь Майя. Я тебя ждала? Вот теперь и ты меня подожди!"

"Здесь Камилл. Я выяснил, кто стоит за резней в Кионаре".

"Здесь Сторас. Не следует ли подключить к разговору Суоко? Дело напрямую касается Юно".

"Здесь Камилл. Юно мертв. Кроме того, я хочу пояснить кое-что насчет него. Истерики Суоко мне нужны сейчас в последнюю очередь. Потом своими словами ей перескажете".

"Здесь Майя. Договорились. Итак, кто?"

"Здесь Камилл. "Скальпель. Я нашел брошенные машины, на которых убийцы убрались из города. Их затопили в болоте, но дрон сумел собрать достаточно фрагментов ДНК из салонов".

"Здесь Сторас. У тебя есть база ДНК всех жителей Паллы? Или хотя бы Могерата? Когда ты успел ее собрать?"

"Здесь Камилл. У меня нет базы, зато логика пока что имеется. Поскольку орудовали явно профессионалы, первый круг подозреваемых - Анъями. Некоторые погибшие оказались зарублены, причем явно не мечом, который использовал Юно. Так что я начал с клана, имеющего нездоровое пристрастие к холодному оружию. Видишь ли, "Скальпель" просто обожает расчлененку... ну, или распускает такие слухи для поддержания репутации".

"Здесь Сторас. Я прекрасно знаком с профилями крупных кланов Тьмы. То есть ты нашел в "Скальпеле" конкретных исполнителей?"

"Я нашел образцы их ДНК в помещениях, активно использующихся "Скальпелем". Люди пока не обнаружены. Вряд ли их ликвидировали, поскольку такими профессионалами не разбрасываются. Скорее, они где-тоотлеживаются. Но благодаря зацепке я поставил на плотную прослушку всех главарей ранга от среднего и выше, и несколько планетарных минут назад один из дронов зафиксировал обсуждение деталей операции, а также мотивов".

"Здесь Майя. Мотивов?"

"Здесь Камилл. Деньги, как обычно. Если точнее, передел сфер влияния. Бедолаги, перебитые во время праздника, в общем, оказались всего лишь показательными жертвами для запугивания тех, кто реально контролировал город. О настоящих исполнителях бойни все, кому следует, знали, но помалкивали, разумеется. Ну, а попутно, чтобы избавиться от внимания Управы благочиния, которая не могла не возбудиться от такого безобразия, "Скальпель" решил подставить нашего благородного мстителя".

"Здесь Сторас. Сарказм неуместен. Мстителем его сделал ты".

"Здесь Камилл. По его настоятельной просьбе, смею напомнить. И если бы он не послал меня так решительно и бесповоротно, "Скальпель" горько пожалел бы о подставе. Так пожалел бы, что несколько поколений кобунов Анъями хватались бы за сердце при одной мысли о том, чтобы попытаться подставить меня - или моих людей. Но Юно выбрал свой путь и перестал являться моей проблемой. Впрочем, я не о нем. Сторас, у меня все-таки чешутся руки устроить "Скальпелю" демонстративную кровавую баню, тем более что очень много влиятельных родов на Могерате радостно бы мне поаплодировали. Но вот обе Управы благочиния и без того косятся на нашу самодеятельность на материке. Спецслужбы почему-то крайне болезненно относятся к утрате монополия на насилие - как бывший руководитель одной такой службы ты и сам все понимаешь. Я обещал, что в силовых вопросах финальное решение за тобой".

"Здесь Сторас. С учетом, что мы все-таки намерены принять предложение Мэй Лю Сяня, подобные акции сейчас неуместны. Только, Камилл, раз уж зашла речь, ты ничего больше не хочешь рассказать насчет Юно?"

"Здесь Камилл. В смысле?"

"Здесь Сторас. Если бы я не изучил внимательно твое жизнеописание..."

"Здесь Камилл. На скорую руку сляпанное Джао?"

"Здесь Сторас. ...взятое из официального хранилища Рейтинга, в котором ты занимаешь такое почетное тринадцатое место, я бы, возможно, поверил твоему искреннему недоумению. Однако же я его изучил. И хотя по сравнению с тобой я просто грудной младенец, несколько десятилетий на посту директора Службы внешней разведки у меня за плечами имеются. В день, когда погиб Юно, мой дрон зафиксировал локальную радиопередачу другого дрона в том же районе. Катару, незашифрованно, всем, кто меня слышит, вы не враги друг другу, и так далее. Помимо тебя, меня и координатора, дронов на Могерате не контролирует больше никто, и передачу точно инициировали не мы с координатором. Объяснения?"

"Здесь Камилл. Почему ты решил, что передача исходила от дрона?"

"Здесь Сторас. Да брось! Ты как минимум не хуже меня знаешь, чем дроны отличаются от человеческих радиостанций в местных условиях. Узкая фокусировка, отсутствие характерного джиттера, и так далее. Камилл, что твой дрон делал в то время в том месте? С учетом того, что Юно тебя послал, как ты сам признался?"

"Здесь Майя. Браво, Стор! Камилл, я свидетель: твою игру раскусил подросток. Умный, одаренный, но подросток. С учетом того, что незадолго перед тем ты потерял контроль над своим человеком... мне кажется, или ты и в самом деле расслабился и потерял хватку? И не надо посылать мне скрежет зубовный по ста вторичным каналам, я и так догадываюсь о твоем смущении, мой милый. Присоединяюсь к вопросу: что и с какой целью ты химичил в том месте и в то время? Впрочем, догадываюсь и сама. Ты пытался убрать Юно чужими руками, да только не все срослось, как планировалось. Нэ?"

"Здесь Камилл. Ладно-ладно, уговорили. Признаю свое унижение и провал. Смейтесь сколько угодно, только Карине и Суоко не говорите. Я действительно пытался ликвидировать "Адаути". Свою задачу группа выполнила, оставить их на свободе означало получить лишнюю непредсказуемую переменную в и без того сложной системе. Однако я пытался не ликвидировать Юно, а сохранить ему жизнь".

"Здесь Сторас. С помощью спецназа Управы благочиния и боевиков "Крыльев бури"? Слабо верится, уж прости за скептицизм".

"Здесь Камилл. "Крылья бури" - мой прокол. Их я не ждал. А спецназом командовал офицер, легко предсказуемый и управляемый. Я так настойчиво просил его ликвидировать Юно при задержании, что он просто не мог не взять мальчика живым, чтобы выяснить, что же тот такого знает. Всех остальных убрали бы, ну, а Юно я бы вытащил на обратном пути. Нападение неопознанных бандитов на горной дороге - я туда десяток дронов загнал заранее - несколько обгоревших тел, и всё. На место Юно я уже подготовил свежевыкопанный труп с кладбища. "Анъями" официально ликвидирована, подсчет по головам сошелся, все концы в воду".

"Здесь Майя. Ликвидирована вместе с офицером Управы? Бережешь ты доверенных людей, я восхищена. Но почему мы должны тебе поверить на сей раз?"

"Здесь Камилл. Потому что я даю честное слово, что именно в том и заключался мой план".

"Здесь Сторас. Ну да, честное слово - отличный аргумент..."

"Здесь Майя. Стор, не перегибай палку".

"Здесь Камилл. Стор, я пропущу твою реплику мимо ушей, потому что ты молокосос, не понимающий, о чем речь. Но даже и без честного слова - ты понимаешь, что Юно, попавшего в руки следователей Управы живым или мертвым, обязательно бы опознали? Он выступал в роли посольского курьера Ставрии, его отпечатки пальцев и фотографии имелись в распоряжении обеих Палат. А еще они вполне могли бы затребовать у Университета карту его ДНК - они ведь знают, что картирование проходят все, кто появлялся у нас хотя бы на день. Его опознали бы, связали бы с Хёнконом... Даже если забыть, что проект Университета мне все-таки небезразличен, и я обещал Карине заботиться о нем по мере сил, рано или поздно Юно связали бы со мной. Я встречался с ним несколько раз на территории Хёнкона, негласно, но не так, чтобы координатору не удалось вычислить, где и когда. Я планировал за ухо притащить мальчишку Суоко, чтобы та сама образумила своего воспитанника, но все пошло не по плану. Моя вина, согласен. Майя, можешь ехидничать сколько угодно, приму как должное".

"Здесь Сторас. Почему ты вообще привлек чужих к делу? Если ты знал, где находится Юно, одного дрона хватило бы, чтобы перебить всю шайку и похитить его самого".

"Здесь Камилл. Потому что при первой встрече после нашего возвращения он пригрозил, что тогда его доверенные люди опубликуют сведения о его связи со мной и Университетом. Он почти наверняка блефовал, но у меня отсутствовала возможность проверить его слова. Пришлось искать вариант, когда его пропажа выглядела бы не связанной со мной".

"Здесь Сторас. Объяснение выглядит логично. Что ты планировал на самом деле - отдельный вопрос, конечно".

"Здесь Камилл. Стор, ты начинаешь меня раздражать. Я же ясно сказал: даю свое честное слово..."

"Здесь Майя. Мальчики, не ссорьтесь. Стор, прямое и недвусмысленное честное слово Демиурга - такая редкость, что можешь ему безоговорочно поверить. Но вернемся к резне в Кионаре. Не вижу, что и, главное, зачем мы можем здесь сделать. Публично защищать репутацию "Адаути" мы не захотим, да и незачем, поскольку о ее ликвидации объявлено официально. Ее боевики до сих пор где-то в бегах, но если у них есть голова на плечах, они не станут возобновлять мщение под прежней торговой маркой. Однако, думаю, здесь должны решать ректор Университета и регент Хёнкона. Камилл, напоминаю, что наши роли в паллийской игре - посланники, и не более. Если хочется большего, бери отдельную игровую площадку и развлекайся, сколько влезет. Стор, если вам с Кариной потребуется совет, зовите, поговорим. А вот про Юно пока я бы никому рассказывать не стала, здесь я с Камиллом солидарна".

"Здесь Камилл. Да неужели? В кои-то веки?"

"Здесь Майя. Иногда и у тебя случаются моменты просветления, просто в силу теории вероятностей. А мне нужно подумать. Я побежала по делам, мальчики, не ругайтесь без меня..."

"Внимание всем. Харлам в канале. Широковещательное сообщение. Срочно. Важно. Народ, не знаю, как и сказать, но наши сенсоры фиксируют массированные изменения в состоянии элементов Арасиномэ во всей звездной системе и на Палле в частности. Изменения касаются как скоростей протекания определенных процессов, так и качественных характеристик вторичных излучений. Другими словами, можно сказать, что Арасиномэ то ли нервничает, как в прошлый раз, то ли начинает что-то, нам непонятное. Непосредственной опасности пока не прогнозирую, но приготовьтесь к..."

"Внимание всем. Координатор в канале. Форсированное широковещательное сообщение. Экстренно. Сверхважно. Зафиксированные сенсорными массивами изменения могут означать резкий рост агрессивности артефактов Арасиномэ. Внимание! Оранжевый код. Волюты над Хёнконом. Два кольчона первого типа на границах Хёнкона. Девяносто четыре кластера волют и двенадцать кольчонов первого типа над планетарной поверхностью Паллы... поправка: Киссаград, Минкок, Фуань, Барна, Контагилия накрыты кольчонами второго типа. Вероятность красного кода и экстренной эвакуации в ближайшие пять планетарных минут - девяносто три процента. Оповещаю власти паллийских государств и международные силы охраны Университета. Готовлю инфраструктуру Хёнкона к автономному функционированию... Внимание! Экстренно. Сверхважно. Фуоко Деллавита только что пришла в себя".

Тот же день. Хёнкон. Палла

Пробуждение пришло мгновенно, резким толчком, словно от пинка ботинком по яйцам. Кирис распахнул глаза и несколько секунд пытался понять, где он и что он. Он полулежал на чем-то мягком. Сцена кошмара медленно бледнела, бурлящие эмоции быстро сглаживались. Чернота вокруг начала светлеть, переходя в серый туман, а потом в белую внутреннюю сферу терминала Арены.

- Как вы себя чувствуете, дэй Сэйторий? - осведомился Дзии.

- Я... вырубился? - хрипло осведомился Кирис, принимая вертикальное положение. - Прямо в терминале?

- Боюсь, что так. Прямо посреди головоломки. Что последнее вы помните?

- Камешки двигал. Кажется... линию из четырех сформировать хотел. Горизонтальную. Из розовых. Э?

- Отмечаю пропажу двадцати семи секунд кратковременной памяти. Так как вы себя чувствуете?

- Не выспался. Башка тяжелая. Не догадался будильник на попозже поставить. - Шутка далась тяжело и натужно, но Дзии не отреагировал. - Мне... опять все тот же кошмар снился. Уже в третий за последние полтора дня.

- В котором вы в образе мохнатой обезьяны сражаетесь с каким-то гигантским чудовищем?

- Ну. Дубинками. Только сейчас... х-ходер, не знаю, как сказать. Типа, я чувствовал, что Фучи где-то там, и что если я не справлюсь, ее... убьют или что-то такое.

- Если переформулировать, вы чувствовали безотчетный страх за жизнь дэйи Винтаре, которая находилась где-то рядом. Верно?

- Угу. - Кирис отцепил от загривка интерфейсный кабель. Суспензорное поле мягко опустило его на дно капсулы, и он полез наружу через открывшуюся дверцу. - Дэй Дзии, вы же за мной наблюдали, когда я спал? Что-то новое есть?

- Да. Помните, я упоминал, что мы массово заполняем вашу звездную систему сенсорами нового типа? Мы пока что избегаем слишком агрессивного их размещения в точках повышенной активности Арасиномэ. Но и того, что есть, хватило для выявления отчетливых корреляций между активностью энергоплазмы в вашем черепе и энергетических структур в окрестностях звезды. Кроме того, хотя мне все сложнее снимать энцефалограмму через имплантированные электроды, я все еще вижу, что с ее изменениями энергоплазменная активность также коррелирует. Резюме: с высокой степенью вероятности можно утверждать, что ваш повторяющийся сон наведен извне. Профилактический вопрос: неприятных ощущений от электродов по-прежнему нет? Пожалуйста, отнеситесь к вопросу серьезно. Я не замечаю признаков отторжения, но мои возможности чем дальше, тем более ограничены.

- Все в норме. Я в душ, ага? Блин, сколько времени?

- Четыре часа сорок восемь минут. Я взял на себя смелость уведомить преподавателей по геометрии, физиологии человека и камиссе, что вы пропустите вечерние занятия по состоянию здоровья. Материал для самостоятельного изучения по физиологии и языку уже прислали, по геометрии - чуть позже. Так что не торопитесь. Еще одна новость, которая, возможно, вас заинтересует. Она касается дэйи Винтаре.

­- Да? - стягивающий сенко Кирис замер и насторожился.

- Полчаса назад, пока вы спали, группа Харлама закончила формирование усовершенствованной топологической модели Арасиномэ, основываясь на новой технологии отслеживания гиперканалов. Она позволила по-новому взглянуть на взаимосвязь его артефактов в системе и вычленить новые тесно связанные кластеры. Ваш первый сон вчера днем выявил связь между активностью вашего мозга, вашей энергоплазмы, двух независимых кластеров Арасиномэ, а также активности энергоплазмы в мозгу дэйи Винтаре. Поскольку последняя практически нулевая, выявленная корреляция на грани достоверности, но все же имеется. Больше такого не повторялось. Иными словами, возможно, что вчера днем вы с дэйей Винтаре видели один и тот же сон, а следующие его повторения уже независимы. Ваш страх за дэйю Винтаре - скорее всего, просто самостоятельно пробудившаяся эмоциональная память. Не думаю, что сейчас вы действительно находились "рядом" в виртуальности, если можно так выразиться.

- Понял, - буркнул Кирис. Он закончил сдирать с себя комбинезон, бросил его на скамью у стены и ушел в душ. Смывая не успевшие впитаться остатки геля, он напряженно пытался восстановить сон в памяти. Картинка оставалась смутной, зато эмоции вдруг всплыли по полной программе: застилающая глаза ярость драки - та, что из него уже успел выбить лейтенант Каллавиро на занятиях по ринье - ощущение Фучи где-то рядом, страх и отчаяние, когда враждебная зверюга махала каким-то оружием, целясь не видно куда, но, Кирис знал точно, именно в подругу.

Эмоции охватили его настолько сильно, что острый приступ тошноты скрутил его, заставив опуститься на колени и скрючиться под струей горячей воды, обхватив живот руками и отчаянно удерживая рвущийся из горла хрип. Если начнешь визжать, а еще хуже, сблюешь, Дзии или дежурящие снаружи кабинки парсы обязательно услышат. И тогда медицинской капсулы и обследования по полной программе точно не избежать. Справившись с собой, он выключил воду, наспех вытерся и вылез в прохладный воздух бункера.

- Дэй Сэйторий, с вами все в порядке? - тут же осведомился неб. Гатто встрепенулся и посмотрел на хозяина, насторожив уши.

- А почему со мной что-то не в порядке? - буркнул парень, шагая к тяжелой двери испытательного зала.

- Только что сенсоры зафиксировали возбуждение одной из областей Арасиномэ, связанных с вами по результатам предыдущих наблюдений. Такого рода шаблоны активности предположительно связаны с сильными эмоциями.

Кирис лишь пожал плечами. Рассказывать о том, как он вдруг рассопливился, не хотелось.

- Вы не обязаны отвечать, дэй Сэйторий, - мягко сказал неб. - Мы не собираемся напрягать вас сверх меры, особенно если вам неприятны расспросы. Однако вам следует знать, что схожая активность постоянно фиксируется в миллионах энергоплазменных артефактов во всей системе. Возможно, речь идет об эмоциях людей, чьи сознания перенесены внутрь Арасиномэ или же просто тесно связаны с ним, как ваше. Мельчайшие детали вашего самочувствия чрезвычайно важны для понимания, как человеческое сознание интегрируется с Арасиномэ. Если сочтете возможным поделиться...

- Да понял я! - грубо перебил его парень. - Все то же самое, что во сне - страх, отчаяние. Ну, просто вспоминал, ничего больше. Накатило, типа.

Он с усилием распахнул массивную металлическую дверь зала, захлопнул ее за собой, едва не прищемив хвосты парсов, проскочивших в последний момент, и подошел к медицинской капсуле с телом Фуоко. В ее изголовье с готовностью зажегся дисплей, показавший лицо девушки с закрытыми глазами.

- Значимых изменений в состоянии не зафиксировано, - сообщил Дзии.

Кирис не ответил. Присев на корточки, он осторожно провел ладонью по плоскому изображению, словно пытаясь погладить волосы подруги, и сел на пол, оперевшись спиной о бок саркофага и массируя закрытые глаза ладонями. Тоска вдруг нахлынула на него с новой силой. Год. Всего год назад он считал себя одиноким волком, ни в ком не нуждающимся и никого не любящим (кроме разве что старика-отца). Его побаивались учителя, шпана с района уважала, боялась и ненавидела, в зависимости от своей глупости. Все, что он ожидал от жизни, сводилось к "черным бригадам" в недалеком будущем и, скорее всего, бесславной смерти где-нибудь в джунглях Фисты на защите железного или золотого рудника очередного кайтарского богача от местных партизан. Он никогда не задумывался, что станет делать, когда через десять лет службы получит кайтарское гражданство, и уж совершенно точно презирал учебу как нечто совершенно бесполезное в дальнейшей жизни. Те времена казались страшно далекими, затянутыми дымкой непроницаемого тумана, сквозь который с трудом проступали очертания предметов. Память казалась чужой, словно взятой у другого человека. Сейчас у него впереди подготовительный колледж, потом Университет, потом наверняка карьера где-нибудь в Кайтаре, пусть даже не ученым... и он с радостью променял бы все на одну лишь живую улыбку Фучи. Он согласился бы сдохнуть или поменяться с ней местами прямо сейчас, лишь бы она ожила.

Но он не мог. Значит, следовало продолжать жить. Стараться. Работать. Рвать жилы в терминале Арены, изображая из себя подопытную мышь для паладаров и надеясь, что Арасиномэ, чем бы и кем бы он ни оказался в конечном итоге, не решит прикончить его в самый интересный момент. А и пусть прикончит, если хочет...

- Марта пришла! - радостным звонким голоском возвестила Зорра.

- Марта пришла! - подхватил Гатто.

Кирис отнял ладони от глаз и поднял взгляд на наружную дверь. Возле нее действительно стояла Марта Брыль. Вопреки прежним привычкам обходиться шортами и, под солнцем, накидкой на плечи, сегодня она щеголяла в настоящем платье - закрывающем тело от плеч до середины бедер, но липнущем к телу при каждом движении, словно наэлектризованное, обрисовывая каждую его черточку. На ее лице держалась странная смесь растерянности и упрямства.

- Привет, Кир! - тихо произнесла она. Парсы подбежали к ней и принялись тереться о ноги. Ставрийка присела на корточки и погладила их по головам.

- Привет... - отозвался Кирис, поспешно поднимаясь. Не хватало еще, чтобы Тата видела его в депрессии! - Э-э... ты как здесь?

Марта тоже выпрямилась, и ткань снова облепила ее тело, подчеркивая каждую ложбинку и выпуклость. Почему-то это возбуждало гораздо сильнее, чем привычная голая кожа. Покачивая бедрами, она подошла вплотную, и Кирис почувствовал исходящий от нее тонкий аромат духов. Его тут же накрыла жаркая волна возбуждения, и он сообразил, что так и не оделся после душа. Оп-па...

- Пришла проведать, как ты тут в одиночестве, - в ее голосе проскальзывали непонятные нотки, словно она никак не могла решить, как себя вести. - Ну, я тебя в колледже искала, а мне сказали, что ты сегодня не появишься из-за проблем то ли со здоровьем, то ли еще с чем. Ну, я взяла дрон и...

Она остановилась в шаге от Кириса и отвела взгляд. Ее теплое дыхание, запах духов и близость женского тела, одновременно скрываемого и обнажаемого тканью, словно взорвали в нем бомбу. Уже не возбуждение, а острое желание пронзило его тело, и расслабиться, отвлечься, предотвратить неудержимый каменный стояк оказалось невозможно. Он вдруг сообразил, что не занимался сексом с Фучи и даже не дрочил уже много дней, и скопившееся напряжение настоятельно требовало выхода. Но здесь? Сейчас? С Мартой, когда Фучи лежит без сознания?.. Он не может ее предать так низко и подло.

- Я чувствую тебя, Кир, - голос Марты вибрировал, словно она с трудом удерживала слезы. - Я чувствую, что тебе плохо.

Она взглянула Кирису в глаза, и того словно пронзило током с головы до пят.

- Чувствуешь? - глупо спросил он, чтобы сказать хоть что-то.

- Да. Помнишь... тогда, в Санъяме, Риса... госпожа Мураций сказала, что между нами установилась связь? Она действительно установилась. Я несколько раз... чуть от тоски не выла, непонятно почему. Дзии меня посмотрела и сказала, что эмоции наведенные. От тебя, Кир. Она уже умеет вычленять импульсы в нервной системе.

Она положила ладони Кирису на плечи и прижалась к нему всем телом.

- Не надо, Кир. Не надо тосковать. Однажды Фучи вернется, и у вас снова все станет хорошо. Она обязательно вернется, Кир, ты не имеешь права думать иначе. И что, если она сейчас тоже тебя чувствует, где-то там... Ты и ей плохо делаешь, понимаешь?

Сердце Кириса колотилось все сильнее, бухало в ушах, разряды возбуждения пробивали его тело каждый раз, когда Марта шевелились. Он не имеет права. Он не должен предавать Фучи...

- Знаешь, я жутко завидую вам с Фучи, - Марта обняла его и прижалась щекой к его щеке. - Вы так подходите друг другу, так любите друг друга, и никто другой вам не нужен! Но сейчас она... на каникулах. В конце концов, каждой женщине нужно иногда отдохнуть даже от самого любимого мужчины. А я здесь. И я тоже с тобой связана, Кир.

Она слегка отстранилась, глянула вниз и лукаво улыбнулась.

- А еще мне кажется, что ты тоже рад меня видеть, - шепнула она на ухо жарким шепотом. Ее ладони скользнули вниз по его плечам, безвольно опущенным рукам, бокам, коснулись ягодиц...

И тут плотина против отчаяния и сексуального напряжения, безнадежно выстраиваемая разумом, наконец, рухнула. Мутная пелена заволокла взор Кириса, и он, тихо зарычав, схватил Марту, сдавил в объятиях, набросился с поцелуями, ища своими губами её и не находя их... Его пальцы жадно шарили по ее телу, сжимали, терзали, пытаясь сорвать, ткань платья. Он полностью потерял контроль над собой. Огненные эмоции бушевали внутри. Он предатель, он не может справиться с собой. Он предатель. Почему он не сдох вместо Фучи тогда...

Сильный толчок в грудь отбросил его назад, и в голове словно взорвалась бомба. Не удержав равновесия, он взмахнул руками и упал на пол. Тело успело автоматически сгруппироваться, но он все равно больно ударился локтем. Туман перед глазами рассеялся, зато начала гореть физиономия. Марта стояла над ним со сжатыми кулаками, в ее взгляде горели возмущение и презрение. Кирис пощупал щеку. Похоже, ставрийка не просто отвесила ему оплеуху, а врезала кулаком от души, вскользь по скуле, как ее учили на тех же самых тренировках по ринье. Что она творит? Эротическое возбуждение начало спадать, зато навстречу ему изнутри души начали подниматься волны стыда и обиды.

Взгляд Марты смягчился. Она опустилась рядом с ним на колени и провела ладонью по груди.

- Прости, - сказала она. - Но я тебе не секс-кукла, которую можно порвать в клочки и выбросить. Кир, я хочу тебя - но не так, как ты начал. Я же говорю, я тебя чувствую. Ты винишь себя в чем-то... что Фучи изменяешь, да? Кир, она же сама разрешила, помнишь? Я не заберу тебя у нее, пока она... не может ничего сделать. Но я не хочу, чтобы ты страдал. Встань, пожалуйста.

Девушка поднялась на ноги, потом склонилась и протянула руку. Мало что соображая и не в состоянии разобраться в своих чувствах, Кирис ухватился за ее руку и поднялся. Не отпуская, Марта подвела его к кровати.

- Давай попробуем еще раз, - попросила она. - Только... пожалуйста, не так резко, ладно. И потом, я... я не очень опытная в таких вещах, не забывай, ладно?

Кирис тряхнул головой и глубоко вздохнул. Муть в голове окончательно пропала, зато стыд захлестнул его с головой. Как он мог так потерять контроль? И наверняка он сделал ей больно. Дебил! Как только его Фучи терпит? Наверняка ведь Марта тоже не слишком уверенно себя чувствует. Теперь, способность прислушиваться к своим чувствам наконец-то вернулась, он ощутил тонкую струйку страха, неуверенности и стыда, явно принадлежащих не ему. И не Фуоко - от нее чувства исходили ровным сильным потоком, многократно более сильным, чем этот. Идиот. Если уж не можешь сохранять ей верность, по крайней мере, не заставляй страдать других.

Он осторожно обнял девушку и приник к ее губам. На сей раз та ответила на поцелуй, охотно и страстно. Волна возбуждения снова нахлынула на Кириса, но на сей раз он не позволил себе утонуть. Медленно освободив Марту от платья, он опустился с ней на кровать.

- Кир, - шепнула та, откидываясь на спину. - Помнишь, что сказала Риса? Чувство вины не должно отравлять... ох, да, так... чувство вины не должно... мы не делаем ничего плохого, пойми...

Потом они любили друг друга. Кирис не считал, сколько раз он разрядился - четыре или, может, пять. Стыд, отчаяние, презрение к себе - все ушло, остались лишь нежность к женщине, делящей с ним ложе, и чувство наслаждения, невозможно острое после долгого воздержания. Краем сознания он чувствовал и другой ручеек наслаждения, текущего от Марты - совсем не так, как с Фучи, совершенно, пусть и необъяснимо иначе. А потом, мокрые от испарины, они лежали на мягкой поверхности медицинской капсулы, с которой сбилось и сползло на пол постельное белье, и щека Марты покоилась на груди Кириса, и его сердце билось ровно и радостно, пока пальцы перебирали ее белокурые волосы.

- Хорошо-то как... - сонно пробормотала Марта, устраиваясь поудобнее. - Почему я не выпустила кошку раньше, а, Кир?

- М-м? - плавая в океане спокойного блаженства, думать не хотелось.

- Ну, анекдот такой есть про двух старых дев и кошку, которую те не выпускали, чтобы с котами не путалась. А потом одна вышла замуж и прислала второй телеграмму...

Оборвав фразу на полуслове, Марта зевнула.

- Поцелуй меня, Кир, - попросила она, закидывая лицо.

- Интересно, а меня кто-нибудь сегодня поцелует?

При звуке нового голоса Кирис дернулся и резко сел на кровати. Фуоко полулежала на (или во?) второй медицинской капсуле. Над поверхностью псевдовещества виднелись только ее голова, руки и верхняя часть торса, а на лице держалась ироничная улыбка.

- Привет, Кир! - произнесла девушка своим лучшим ехидным тоном. - Я вижу, ты тут без меня вовсю развлекаешься. Правильно Лойза говорила, все мужики только на сторону и смотрят! Ну так что, ты меня целовать собираешься? Или нацеловался уже?

"Координатор в канале. Волюты над планетарной поверхностью не проявляют агрессивности. Волюты над Хёнконом формируют сложные структуры над лабораторией на Ланте. Аппаратура в лаборатории фиксирует слабые колебания метрики. Кольчоны на границе Хёнкона не проявляют активности. Кольчоны над городами Паллы быстро рассеиваются. Инфраструктура Хёнкона подготовлена к автономной работе, персонал занимает свои места в соответствии с уставом чрезвычайного положения".

Кирис рывком сбросил с кровати ноги, оттолкнулся рукой от чего-то мягкого (Марта негромко взвизгнула) и одним прыжком оказался рядом с капсулой Фуоко. Упав на колени, он обхватил ее лицо ладонями и поцеловал настолько осторожно, насколько мог. Фуоко закинула руки ему за шею и ответила на поцелуй, но ее лицо тут же исказила болезненная гримаса, и она дернулась.

- Что? - испуганно спросил Кирис. - Фучи, где болит? Ты как?

- Все тело болит, словно палками били, - пожаловалась та, бессильно роняя руки на поверхность капсулы. Ее тело тут же погрузилось в псевдовещество почти полностью, оставив на поверхности лишь голову. - И башка кружится. И в ушах звенит. И еще слабая синестезия до кучи. Кир, как ты тут без меня? Я долго... ну, отсутствовала?

- Шесть дней. Ты... - Кирис запнулся. Он даже не знал, что спросить. "Как дела? Хорошо выспалась? Соскучилась?" Глупо. - Фучи, ты не собираешься... снова отключаться?

- Не знаю. Мир вроде устаканился, больше не исчезает. Привет, Тата, - Фуоко покосилась вбок и криво улыбнулась. - Он тебя не сильно тут доставал? Он же сексуальный маньяк, не знала?

Кирис оглянулся. Марта стояла в двух шагах с выражением абсолютной растерянности на лице. Она явно не знала, куда деть руки.

- Здравствуй, Фуоко, - проговорила она, и жесткий ставрийский акцент в ее речи прорезался куда сильнее, чем обычно. - А-а... нет, он не доставал. Честное слово, мы в первый раз... Он тебе верность хранил... Честное слово, я во всем виновата, он просто...

- Тата! - перебила ее Фуоко, и Марта подавленно замолкла. Фуоко выпростала из псевдовещества руку и протянула ее ставрийке. Поколебавшись, та взяла ее пальцы в свои и осторожно сжала. Фуоко сжала пальцы в ответ, потом снова скрыла руку внутри капсулы. - Кончай смущаться. Думаешь, я вам сцену закачу, да? И Кир туда же, болван озабоченный. Дураки вы, я же сама разрешила. И потом, Кир, Тата, я лишь благодаря вам вернулась. Почувствовала канал, вас и... вернулась, не знаю, как. Только, Кир, я за вами минут пять наблюдала. Со мной, небось, ты так не делал!

- Как? - глупо спросил Кирис.

- Ну, вот так... - Фуоко изобразила на пальцах. - Чур, следующая очередь моя, и чтобы и так, и этак, и по-всякому, понял? Кстати, мы где? В Шансиме, да? В консульстве? Вижу плохо, все как в тумане.

"Дзии в канале. Основываясь на первых репликах дэйи Деллавита, провожу эксперимент по возвращению в сознание студентов и сотрудников Университета, находящихся в коме".

- Мы дома. В смысле, в Хёнконе, в нашем бункере на Ланте, - Кирис встревоженно склонился над ней и заглянул в зрачки. - Фучи, что значит "вижу плохо"?..

- Да не парься. Постепенно лучше становится, пройдет скоро. Слушай, а как я сюда попала? Из Санъямы? - Фуоко снова выпростала руку и потерла ей лицо, потом опустила на капсулу. Конечность немедленно утонула в псевдовеществе.

- Ух, тут целая история! - с облегчением ответил Кирис. - Когда ты вырубилась, координатор передал нашу Сируко Дзии, а тот ее переделал в медкапсулу. Ну, и потом остальные боэй и Га с Зоррой два часа по храмам бегали и наших собирали - там такой кипеш поднялся, что народ чуть ли не в глотки друг другу вгрызался. Где-то иностранных туристов бить начали за святотатство, из-за которого, типа, все началось, самых активных придурков координатору пришлось вместе со жрецами... э-э, успокаивать ногами по почкам. Потом еще драка за автобус случилась, там кодла собралась, его чуть не перевернула, когда у боэй отбить не смогла, и наши даже отказывались ехать, чтобы другим место дать... тьфу, вспоминать не хочется. Ну, доволокли твою капсулу до Шансимы, там на яхту, и сюда. Вот. А ты как, совсем ничего не чувствовала, когда в отключке валялась?

- Э-э... Кир, я много чего чувствовала, только в другом мире. Ненастоящем. Все расскажу, но дай сначала с мыслями собраться. Дзии! - громко сказала она в пространство.

- Да, дэйя Винтаре? - невозмутимо отозвался неб.

- А можно мне на свободу?

- Нет, дэйя. Ваше тело долго находилось в состоянии клинической смерти. Хотя я прилагал все старания, чтобы кровь циркулировала как положено и снабжала ткани всем необходимым, полноценной заменой нормальной жизнедеятельности непрямой массаж сердца не является. Боюсь, вам придется какое-то время остаться в положении лежачей больной. Возможно, пару дней, а возможно, и декаду. Вы только что упомянули боль во всем теле - еще скажите спасибо, что энергоплазма блокирует чрезмерные ощущения. Иначе вы со своей нечувствительностью к обезболивающим пережили бы несколько весьма неприятных дней.

- Ну вот, в руки врачей только попадись... - пробормотала Фуоко. - А где Зорра?

Словно дождавшись команды, оба парса запрыгнули на капсулу и начали с энтузиазмом облизывать лицо девушке. Та засмеялась и принялась отворачиваться, по большей части безуспешно.

- Фучи плохая, - утомившись, обиженно произнесла Зорра. - Ушла, уснула, нам ничего не сказала. Зорра скучала!

- Гатто тоже скучал! - поддержал ее черно-белый шестиног. - Кир почти повесился! Фуоко - безответственная принцесса!

- От бездельника слышу! - ухмыляясь, отозвалась Фуоко. - Ой... Дэй Дзии... Нет, дэй координатор!

- С возвращением, дэйя Винтаре. Рад снова видеть вас в добром здравии.

- Юно! То есть Суоко! То есть... Я хочу сказать, что Юно жив! Передайте дэйе Суоко, ладно? Мы с ним вместе там болтались по лесу, с ним все в порядке.

- Не понимаю, о чем вы говорите, дэйя, но сообщение ушло. Могу я на минуту отвлечь вас от встречи с дэем Сэйторием?

- А-а... Ну, да. А что?

- В настоящий момент по всей Палле проявляют чрезмерную активность многочисленные артефакты Арасиномэ. Я имею в виду, волюты и кольчоны. Есть предположение, что они как-то связаны с вашим возвращением. Не могли бы вы попросить их, чтобы они успокоились? Только очень аккуратно, пожалуйста. Как я понимаю, в Санъяме вы впали в кому, когда попытались проделать то же самое.

- В Санъяме еще и мужик с молниями поучаствовал. Сейчас попробую.

Фуоко закрыла глаза (Кирис лишь сейчас заметил, какой у нее нездоровый землистый оттенок лица) и замерла. Полминуты спустя, в течение которых Кирис и Марта с тревогой смотрели на нее, она пошевелилась.

- Как сейчас, дэй координатор? - осведомилась девушка.

- Спасибо, много лучше. Отмечаю быстрое исчезновение скоплений волют над Паллой. Над Лантой, правда, они исчезать не собираются, сохраняя странную формацию.

- Какую?

- Транслирую изображение.

Пласт псевдовещества отделился от поверхности капсулы, сформировал тонкую ножку, превратился в экран и засветился. Кирис узнал берег острова, где находилась их лаборатория. Над ним неподвижно замерла большая стая хаотично расположившихся волют. Потом экран мигнул, берег перекрутило и исказило, словно на картине сумасшедшего художника, зато точки волют расположились правильной полусферой.

- Третья метрика? - наполовину спросила, наполовину констатировала Фуоко.

- Да, дэйя Винтаре. Они либо наблюдают за вами, либо охраняют.

- Охраняют, дэй координатор. Я знаю, кто они. Не бойтесь, они... защитники. Моя личная гвардия, - девушка тяжело вздохнула. - Не знаю, как от них избавиться. Они и там от меня ни на шаг не отходили, с сэраикко сражались, и вообще.

- Какие сэраикко? - удивленно спросил Кирис. - Фучи, ты вообще о чем? Тебе кошмарики снились, что ли?

"Дзии в канале. Довожу до общего сведения, что метод интенсивной стимуляции нервных окончаний в половых органах вывел из состояния комы двадцать шесть человек из двадцати девяти в моих капсулах... Поправка: двадцать семь человек из двадцати девяти, включая всех студентов Университета. Капсулы пришедших в сознание переведены в режим интенсивной терапии. Двое сотрудников технических служб по-прежнему остаются в коме, попытки пробуждения продолжаются. Приступаю к рассылке новых рекомендаций медицинским учреждениям Паллы".

- Да уж такие кошмарики, что дальше некуда. Ох, сейчас все расскажу. Число сегодня какое?

- Шестое тридцатого.

- А, ну да. Ты же говорил. Шесть дней в отключке. И там я шесть дней болталась, пока на нас медведь не свалился, все сходится.

- Какой медведь? - Кирис почувствовал, что голова начинает идти кругом. - Где там? Фучи, ты можешь внятно сказать?

- Медведь. Гигантский, - терпеливо, словно маленькому, пояснила Фуоко. - Метров пятьдесят в высоту или сто. Или двести. Он хотел нас прибить, потом с рыжей обезьяной дрался на дубинах, обезьяна победила, а медведь на нас рухнул и придавил. Юно сказал, что место походит на исковерканную игровую виртуальность. Кир, потерпи, я сейчас все с начала...

- Погоди! - Кирис склонился к ней вплотную. Его рука скользнула по поверхности капсулы, и он сообразил, что до рук подруги не добраться. - Фучи, я же вас видел!

- А? - на сей раз удивляться настал черед Фуоко. - Где видел?

- Да откуда я знаю, блин! Мне казалось, что я та самая рыжая обезьяна и дерусь с какой-то здоровой хренью, которая тебя ищет. Вчера с утра! И потом еще дважды повторялось!

"Координатор в канале. Экстренно. Сверхважно. Активность артефактов Арасиномэ в системе Паллы по большей части вернулась в рамки стандартной. Волюты и кольчоны над Паллой рассеялись, за исключением группы из семидесяти шести волют над лабораторией на Ланте. Связываю произошедшее с действиями дэйи Деллавита. Понижаю код до желтого. Перевожу технический персонал Университета в штатный режим работы. Сторас, контроль снова у тебя".

- С утра... - девушка задумчиво нахмурилась. - Не сходится, Кир. Вчера с утра мы по лесу топали, там никого крупнее попрыгунчиков не попадалось.

- Могу я сделать предположение, дэйя Винтаре? - осведомился с потолка координатор.

- Ой... - Фуоко заметно вздрогнула. - Простите, я забыла, что вы слушаете. Да, конечно.

- Вы употребили слова "игровая виртуальность". Дэй Юно не знает, что такое полноценная игровая виртуальность Демиургов. Однако он ученик Суоко и имел опыт общения с компьютерами до Первого Удара. Если он прав, время в мире, где вы находились, совсем не обязательно идет с той же скоростью, что и на Палле. У нас появились новые возможности наблюдать за Арасиномэ, и если мы сможем привязать ваши ключевые воспоминания к определенной его активности, то выстроим хронологию...

- Дэйя Винтаре, - вклинился Дзии, - я с трудом удерживаю Карину, Суоко и Тверека от того, чтобы взять штурмом лабораторию и с помощью особо извращенных проявлений симпатии и любви вытянуть из вас детали пребывания в... хм, "том мире". В качестве лечащего врача я категорически запретил контакты до того, как вы придете в себя. Боюсь, правда, что Твереку как выдающемуся физику медицина малоинтересна, и он заинтересован исключительно в новых сведениях об Арасиномэ. Но я уж как-нибудь отобьюсь и от него. Могу я поинтересоваться, каково ваше субъективное состояние?

- Так себе, - подумав, сообщила девушка. - Синестезия почти прошла, вижу уже хорошо... правым глазом, левый по-прежнему слепой. Но какая-то усталость во всем теле.

- Чему равна производная диез в квадрате?

- Что? А, ну да... Два диез.

- В каком году в Кайтаре отменена конституционная монархия?

- В тысяча сто семьдесят первом.

- Где расположено государство Квач?

- На Типпе, к северу от Кайтара. Да я...

- Как зовут вашу сестру?

- Лойза. Да у меня голова в полном порядке, дэй Дзии! Честно.

- Рад слышать. Вы в состоянии рассказать о сохранившихся воспоминаниях?

- Конечно! Дэй Дзии, нужно быстрее, пока я не забыла детали. И я хочу попробовать вернуться - там же Юно остался один! Его тело ведь полностью мертво, да?

- К сожалению, да, дэйя Винтаре, - в голосе Дзии послышалось сожаление. - Активность энергоплазмы в его теле нулевая, и хотя оно сохраняется в том состоянии, в каком мы получили его от Мэй Лю Сяня, боюсь, шансов на оживление никаких.

- Тогда его наверняка выбросило обратно в деревню. Он рассказывал, что его там убивали, и он каждый раз оказывался в деревне. А меня в замок забросило, к тому старику, который опыты над людьми ставил и сражаться заставлял, и я его случайно огненным шаром сожгла, а может, и нет, потому что там почему-то не все горит...

- Дэйя Винтаре, - мягко перебил ее неб, - не следует торопиться и сваливать события в кучу. Начните с самого начала. Дэй Сэйторий, госпожа Брыль, поскольку история ожидается длинная, вы можете присесть. Я переформирую соседнюю капсулу.

Кирис оглянулся. Его кровать, с которой окончательно сползло белье, расплылась и начала изменяться. Через несколько секунд она приняла форму двух соединенных кресел, выдавленных в большом параллелепипеде.

- Я, наверное, пойду... - нерешительно сказала Марта, наклоняясь и поднимая с пола платье.

- Останься, - попросила Фуоко, поворачивая к ней голову. - Я сто лет живых людей почти не видела. Тата, я же говорю, я не собираюсь сцен устраивать. И потом, между нами, кажется, канал установился. Не такой хороший, как с Киром, но все же канал. Тебе тоже знать надо - вдруг в такую же историю попадешь?

Ставрийка заколебалась.

- Останьтесь, госпожа Брыль, - попросил Дзии. - Вам незачем убегать, а история, похоже, ожидается интересная. Зачем упускать возможность услышать ее из первых рук?

- Ладно, уговорили! - Марта решительно тряхнула головой и мгновенно превратилась из смущенной и не знающей, куда деваться, девчонки в обычную самоуверенную и слегка насмешливую красотку. - Послушаю.

Она посмотрела на платье в руке, уронила его на пол возле стены и опустилась в одно из кресел.

- Садись, Кир, - сказала она, похлопав ладонью по соседнему сиденью. - Как говорят у нас в Ставрии, ногами не наслушаешься. Только, Фучи, кто такой Юно?

"Здесь координатор. ...как следует из предварительного анализа рассказа дэйи Деллавита, мы действительно имеем дело с технологией Демиургов, однако сильно искаженной и поврежденной. Научная группа уже занялась разработкой методов контакта, исходящих из данного предположения. Однако учитывая, что механизм и степень искажения неизвестны, прогнозы по срокам остаются неясными".

"Здесь Сторас. Есть хоть какие-то гипотезы? Насколько я понимаю, Арасиномэ является пугалом для джамтан - настолько страшным, что они попросту сбежали, заслышав о нем. Кстати, Демиурги с Джамтой воевали? Успешно?"

"Здесь Майя. Обе стороны владеют пространственным деструктором и способны применять его в неограниченных масштабах. Если бы мы сцепились с джамтанами всерьез, от Вселенной, боюсь, даже клочьев не осталось бы. Не только от нашей родной - от всей пены, где мы присутствуем. Но мы никогда с ними не враждовали. Нам попросту нечего делить, мы даже существование друг друга распознаем с большим трудом. Единственный, кто хоть как-то умеет общаться с ними - Джа, да и тот действует через Робина, которого джамтане, в свою очередь подобрали на помойке... извиняюсь, на Малии, где его бросил Джа в свое время. Так что Джамтерра - уникальная точка пересечения интересов, и все заинтересованы в том, чтобы она существовала и развивалась нормально. Нет, Стор, мы с ними не воевали и не намереваемся. Их военная тактика, если ты о том, нам неизвестна".

"Здесь Сторас. Хм. Хорошо. Забудем пока про Джамту и вернемся к Палле. С одной стороны, к вам Арасиномэ отношения не имеет. С другой - в нем каким-то образом существует минимум одна игровая виртуальность Демиургов, а то и не один десяток, если интерпретация большой батальной сцены верна. А где десяток, там и тысяча, не вижу принципиальных препятствий. Так как же такое объяснить?"

"Здесь Харлам. Я вижу лишь одну возможность. То, что мы сейчас называем Арасиномэ, в свое время поглотило игровую площадку Брагаты тем же манером, что и Паллу. Разница в том, что там Станция не успела или не смогла среагировать, и Арасиномэ включил ее в себя как составную часть. Прецедент такого есть - в свое время джамтане пробудили и использовали в своих целях уже упомянутого Робина. Только Робин с ними общается через стандартные внешние эффекторы и добровольно, а здесь интеграция куда глубже и, я бы сказал, принудительнее".

"ЗдесьКамилл. Харлам, я чувствую, что у тебя уже готова стройная гипотеза. Изложил бы ты ее с нуля, для тупых нас".

"Здесь Харлам. Изволь. Наша группа считает, что Арасиномэ в его исходном виде является электромагнитной формой жизни, сходной с джамтанами по базовым принципам жизнедеятельности. Однако, в отличие от джамтан, Арасиномэ не достиг уровня разумности и самосознания, позволяющего адекватно воспринимать мир. Базируясь на отрывочных видениях Кириса и Фуоко, случавшихся ранее, а также наблюдаемых тенденциях в эволюции звезды, можно предположить, что данная форма жизни использует звезды для своего размножения и распространения по пене Мультивселенной. Она искажает физику континуума, заставляя превращаться в сверхновые даже малые звезды и используя выделяющуюся энергию для перемещения к новым звездам, причем не обязательно в текущем пузыре. Возможно также, что структуры Арасиномэ у каждой звезды продолжают сохранять связь друг с другом, формируя таким образом обширную сеть. Иными словами, мы имеем дело с многомерным организмом неопределенных размеров".

"Здесь Цукка. Но зачем ему столько энергии? Ведь Демиурги и джамтане даже между вселенными способны перемещаться с помощью микроскопических затрат! И потом, как Арасиномэ переживает взрыв звезды?"

"Здесь Харлам. Первый вопрос имеет простое объяснение: животные не мыслят рациональными категориями. Какой способ существования нащупали, так и живут. Второй... не знаю. Мы видим, что Арасиномэ умеет создавать стабильные вихреполевые структуры в непосредственной близости к звездной фотосфере, а возможно, и в ней самой. Более чем вероятно, что он способен защитить себя и от взрыва. Меня куда больше занимает другое: как он сумел интегрироваться со Станцией, поддерживающей игру?"

"Здесь Камилл. А он сумел? Ты-то откуда знаешь? Почему ты считаешь, что она все еще существует? В системе Паллы Станция погибла полностью. Я пока не вижу признаков ее присутствия. Виртуальности могли достаться Арасиномэ в виде случайно уцелевших огрызков ее периферии, что объясняет их искаженность".

"Здесь Тверек. Камилл, вообще-то официальным языком Университета является эсперанто. Если бы ты дал себе труд корректно интегрировать соответствующий модуль в универсальный транслятор - чего ты, я вижу, не сделал то ли от вредности, то ли по лени - ты бы таких вопросов не задавал. Как звали таинственного мальчика, не забыл?"

"Здесь Камилл. Зачем мне эсперанто, если я на территории Хёнкона практически не появляюсь? Еще голову лишним хламом забивать! Мальчика звали Стаси. И какой вывод я должен сделать из его имени?"

"Здесь Харлам. Стаси - сокращение, использованное дэйей Деллавита. Полностью он назвал себя Стаси Домо. И если вспомнить об искажениях эсперанто..."

"Здесь Майя. Stacidomo! Станция! Ну конечно же! Мальчики, вы гении. Дайте я вас расцелую!"

"Здесь Тверек. Майя, перестань забивать вспомогательные каналы эротическими сценами. Детишек на Палле ими очаровывай, для них это свежо и интересно".

"Здесь Майя. Между прочим, если бы я не подослала сегодня Марту к Кирису с точными инструкциями, наша драгоценная Фучи по-прежнему торчала бы где-то там, а мы томились бы в неведении. Могли бы и спасибо сказать, умники".

"Здесь Харлам. Большое спасибо, Майя. Могу я продолжить?.. Спасибо еще раз. Итак, наша текущая гипотеза состоит в том, что Арасиномэ поглотил игровую площадку и умудрился интегрировать в себя психоматрицы и Станции, и Брагаты, в какой-то степени повредив их. Если описанный Фуоко старик и в самом деле проекция Брагаты - что отнюдь не гарантировано, смею заметить - то можно предположить, что он не осознает случившееся. Такая гипотеза объясняет очень многое - и виртуальности, описанные Фуоко, и способность Арасиномэ работать с человеческими телами, используя, очевидно, заложенные в Станцию знания. Вполне возможно также, что с телами работает не Арасиномэ, а сама Станция - в ее памяти имелась схема стандартного считывающего кокона, не говоря уже об эффекторах, специфичных для Игры".

"Здесь Камилл. Не вижу, каким боком волюты похожи на считывающие коконы".

"Здесь Тверек. Совсем не факт, что волюты - считывающие коконы хотя бы в первом приближении. Но даже если и так, вероятно, Станция вынуждена приспосабливать нашу технологию к аномальному пространству - весьма сложная задача даже для нас с полным исследовательским арсеналом и неповрежденным сознанием. И не забывай, что Станции не имеют полноценного самосознания и даже в первом приближении не являются исследовательскими искинами. У них совсем иные задачи и шаблоны мышления. Впрочем, если у тебя есть иные объяснения, мы их с интересом выслушаем. Пока что мы перенаправляем все усилия на выявление способа войти со Стаси в полноценный контакт. Карина?"

"Здесь Карина. Да?"

"Здесь Тверек. Координатор и Дзии единогласно отказываются допустить меня к девочке для проведения экспериментов. Хотя я и понимаю их мотивы, обращаю внимание, что она является носителем уникальной связи с Арасиномэ и обладает должной мотивацией для активного проведения опытов. Полагаю, нужно оставить в стороне эмоции и проанализировать ситуацию рационально. Прошу разрешить контакт насколько быстро, насколько возможно".

"Здесь Карина. Дзии?"

"Здесь Дзии. Категорически возражаю. После шестидневной комы с принудительным дыханием и парентеральным кормлением она крайне слаба. Она потеряла полтора килограмма веса, ее обмен веществ крайне далек от оптимального. Мне потребуется два-три дня интенсивной терапии, чтобы восстановить ее состояние до уровня хотя бы умеренно приемлемого. До того ни о каких экспериментах не может идти и речи. Тверек, если из-за перегрузки она умрет или навсегда пропадет в виртуальностях Арасиномэ, ты так ничего и не выяснишь. Прошу проявить терпение".

"Здесь Карина. Кроме того, очень скоро ей предстоит пережить еще один сильный эмоциональный шок, и о последствиях я боюсь даже гадать. Тверек, я понимаю твое нетерпение, но как врач могу ответить только одно: нет".

"Здесь Тверек. Я мог бы указать, что если она внезапно умрет или навсегда провалится в искаженную виртуальность без наших расспросов, мы точно ничего не узнаем. Но я вижу, что рациональные аргументы бессильны перед эмоциями. Если не возражаете, я сосредоточу все внимание на зондах. Отбой".

"Здесь Камилл. Дедуся обиделся, как ребенок, которому не дали любимую игрушку. Никогда бы не подумал, что Демиург может впасть в старческий маразм. Харлам, объясни хотя бы ты, каким образом дикий зверь Арасиномэ мог интегрироваться с психоматрицей Станции? Сожрать ее, если он в каком-то смысле питается вихревыми полями, я еще понимаю, но интеграция даже на таком примитивном уровне?"

"Здесь Харлам. В биологии известны примеры примитивных существ, например плоских червей, способных усваивать информацию из своих сородичей, пожирая их. Но там речь идет о простейших навыках наподобие рефлекса сокращения мускулатуры в ответ на раздражитель. В нашем случае поглощенными и интегрированными оказались чрезвычайно сложные конструкции, и я полностью разделяю твое недоумение. У меня, разумеется, есть гипотезы, но я бы предпочел не озвучивать их, пока не появятся подкрепляющие факты".

"Здесь Цукка. Разумеется, тебя никто не торопит. Меня больше другое волнует. Мы сообщаем паллийским правительствам о виртуальности или нет? Я имею в виду, если люди оказываются внезапно перенесенными туда, возможно, им следует знать, с чем они имеют дело?"

"Здесь Сторас. Категорически нет. Мы только что сообщили миру о Большой Игре - и теперь новые потрясения? Если бы не очередной Удар, сейчас мы бы и так имели кучу неприятных политических последствий. Да и Удар лишь отложил их, а не ликвидировал полностью".

"Здесь Карина. Стор, мы находимся здесь ради спасения Паллы, а не своей безмятежной жизни. Последствия для нас не имеют значения. Наши задачи на планете, по большому счету, выполнены, и если потребуется, мы даже уйдем с планеты, оставив Университет людям".

"Здесь Дзии. Прошу прощения, что перебиваю, но мы ничем не поможем людям таким сообщением. Пятеро студентов, находившихся ранее в коме, пришли в себя в достаточной степени, чтобы сообщить о практически полном отсутствии памяти. Они вспоминают бессвязные обрывки сновидений, не более того. Возможно, разумеется, они просто забыли происходившее с ними, но я предполагаю, что их сознание не смогло нормально функционировать в искаженной виртуальности. Пока я констатирую, что Фуоко Деллавита и в какой-то степени Кирис Сэйторий являются единственными известными людьми, способными полноценно воспринимать виртуальность Арасиномэ, оставаясь в твердом уме и здравой памяти".

"Здесь координатор. Плюс Юно Юнару".

"Здесь Дзии. Да. Но его тело и, в частности, мозг повреждены настолько сильно, что я не рискую даже пытаться вернуть его сознание. Наблюдение: все трое упомянутых людей испытали на себе действие способности Мэй Лю Сяня, определяемой им самим как ‘вырывание души’. С учетом того, что виртуальный образ указанного индивида, замеченный дэйей Деллавита, близко соотносится с обликом Инициатора, играющего ключевую роль в ролевых играх наблюдаемого типа, выношу рекомендацию по пристальному исследованию его связи с Арасиномэ. Мне необходимо, чтобы он согласился на серию экспериментов в терминале Арены".

"Здесь Камилл. Не вопрос. Мне все равно вступать с ним в контакт, чтобы сообщить о решении по Арене, заодно и об экспериментах договоримся. И напоминаю о своей идее насчет морской свинки из Академии - хотелось бы и ее заодно озвучить, чтобы дважды банкет не устраивать".

"Здесь Саматта. Напоминаю, что на мое предложение обследоваться во время встречи Мэй ответил категорическим отказом".

"Здесь Камилл. О, малыш, ты просто не умеешь просить как следует. Дзии, ты получишь нового подопытного в течение одной-двух декад, или я не Камилл".

"Здесь Дзии. Заранее признателен".

"Здесь Карина. Дзии, прошу присылать мне отчеты о состоянии Фуоко каждые два часа. Теперь к другим вопросам. Стор, Уита уже подготовил официальное оповещение для ‘Дайгака Нунтемпе’?.."

09.30.1232. Хёнкон, Палла

Сверкающее тропическое солнце пробивалось сквозь плотный полог джунглей, нависший над головой. Щебетали птицы, вдали перекрикивались обезьяны, жужжали, пулей пролетая мимо, крупные жуки. Фуоко шла, тяжело опираясь на руку Кириса и ощущая, каким неповоротливым и слабым кажется тело. Два дня и три ночи, проведенные в медицинской капсуле, не слишком-то восстановили ее нормальное самочувствие, однако устроенный скандал вынудил Дзии сдаться. После возвращения ее нервы дрожали от напряжения, которое она и излила на меланхолично-вежливого неба со всей доступной стервозностью. В конце концов тот уступил, но контролируемый им дрон серой амебой тащился позади по тропинке, совершенно не скрываясь. Фуоко покосилась на него, потом на шныряющих по сторонам парсов, глянула вверх, где между листьями неторопливо плыло десятка два волют, и хмыкнула. Почетный эскорт со всех сторон, ага. На люди теперь точно не появишься. Даже если из-за волют не разбегутся, пялиться станут, как на редкую рыбу в аквариуме.

Она оступилась и еле удержалась на ногах. За несколько дней в виртуальности она успела снова привыкнуть к двум нормальным глазам, и слепой в реальности левый глаз то и дело подкладывал свинью. Вот и сейчас небольшая ямка неожиданно оказалась куда ближе, чем казалась.

- Устала? - спросил Кирис.

- Не-а. Коленки подкашиваются, но они всю дорогу такие. Далеко еще до церквей?

- Да метров сто максимум. Может, понести тебя?

- Щас, только водички попью. Топай давай, я тебе не смертельно умирающая.

- Да и так топаю... - Внезапно Кирис высвободился, обхватил ее за плечи, присел - и она, взвизгнув от неожиданности, обнаружила себя на его руках.

- Болван! - сердито сказала она, несильно шлепнув его по щеке. - Тупица! Чего хватаешься? Сказала же, не надо!

В ответ парень высказался в том духе, что кое-кто здесь слишком много говорит, и не всегда по делу. На ноги ее он, однако, не поставил, продолжая размеренно шагать вперед. Фуоко дернула его за ухо, потом смирилась, обняла за шею и положила голову на плечо.

- Вот всегда бы так, - пробурчал Кирис. - Принцесса! Слушай, ты своих охранников точно выгнать не можешь? А то на нервы действуют. Давай я их щелкну, а?

- Я тебе щелкну! - пригрозила Фуоко, обводя взглядом беспорядочно выстроившуюся стаю. - Говорю же, они меня и там охраняли, так что заслужили. И потом, если они на самом деле часть игровой виртуальности, фертраты или что-то такое, толку их гонять? Программа все равно их обратно вернет.

- Вот так и отпускай тебя погулять в одиночку, - Кирис иронично покосился на нее. - Вечно в плохую компанию попадаешь. То Анъями, то фертраты какие-то...

- То ты, - шаловливо улыбнулась Фуоко. - Ты ведь тоже плохая компания, ага? Оронзо спроси, если не веришь.

Кирис неопределенно цокнул языком и не ответил.

Пока друг и носильщик мерно шагал по тропинке, Фуоко вглядывалась в сопровождающих волют, пытаясь совместить их вид в ночном мире и реальности. На фоне переливающихся полотнищ разноцветного пламени и танцующих линий ее охранники выглядели как невнятные разноцветные пятна, связанные тусклой сеткой. Некоторые волюты не имели потусторонних воплощений и в общей сети не участвовали. Ощущения наблюдающих братьев и сестер она не смогла уловить ни разу. Кто же они такие, если не охранники? Может, она просто не сумела встретить их в полуразрушенной игре Демиургов? Координатор же согласился с Юно, что место походило на самый первый, обучающий этап, за которым следуют другие, уже более сложные. Возможно, новые встречи ожидали ее там, за обрывающейся в пустоту дорогой. Но оказалось не судьба...

Кстати, если волюты - действительно гвардейцы из виртуальности, и они имеют свои воплощения в ночном мире, возникает интересный вопрос: что же такое на самом деле ночной мир?

Метров через сто Кирис действительно вынес ее на широкую поляну, где рядышком стояли два домика со Стабилонами. Еще один местный храм располагался рядом с огромной статуей выдроголового местного бога, Теллеона, если она правильно помнила пантеон Миндаллы. Местный храм, хотя и сложенный по большей части из кирпича, выглядел старым и одряхлевшим. Пожелтевшая штукатурка во многих местах осыпалась, деревянные детали и рамы заметно прогнили, потемнели и перекосились. Большой бронзовый колокол под навесом перед входом из-за патины выглядел почти черным. Небольшие каменные статуи змееногих анторусов, окружающих Теллеона, покрылись пятнами мха, а подношений рядом почти не наблюдалось - с полдюжины цветочных гирлянд, пара пачек печенья и несколько яблок и бананов. Храм бога воды явно не пользовался популярностью.

Церкви (точнее, даже просто часовни) Рассвета, и восточной, и западной, выглядели совсем новыми, но абсолютно стандартными сборно-щитовыми домами. О их религиозном назначении свидетельствовали лишь деревянные Стабилоны, выкрашенные в серебряный и золотой цвета. Вокруг стояла глубокая тишина, нарушаемая только шумом деревьев и прочими звуками джунглей.

- Поставь меня! - потребовала Фуоко. - Кир, я не шучу.

Кирис осторожно опустил ее на землю и поддержал под локоть. Девушка поерзала ногой в почти свалившейся сандалии, насаживая ее покрепче, и осмотрела себя. Короткие шорты и топик, которые она нацепила, чтобы не шокировать попов, в таком месте все равно выглядели неприлично. В Барне она знала пару церквей, куда ее в подобном виде точно не пустили бы, да и в остальных не один прихожанин одарил бы ее косым взглядом. Но здесь все-таки Университет. Посчитаем нынешний визит еще одним экспериментом по социологии - пустят или выгонят? Только зачем она сюда вообще явилась? Молиться Ваххарону она точно не собиралась. Только ради эксперимента? Из любопытства? Чтобы своими глазами посмотреть на искрящего попа, служившего в "черных бригадах"? Или религиозный пятачок для нее просто точка на местности, где следует повернуть назад, домой, и завершить первую после комы прогулку? Наверное, всё сразу.

Опираясь на руку Кириса, она подошла к церкви с золотым Стабилоном и заглянула внутрь, преодолевая почти физическое сопротивление жаркого, раскалившегося в нагретом здании воздуха. Строгая обстановка: пустые дощатые стены с бумажными иконами, несколько рядов скамей, бедный алтарь из белого камня - и все. Плюс еще одна дверь в дальнем конце зала, распахнутая настежь и ведущая в жилое помещение с койкой и письменным столом. Всё, как описал Кирис. И ни одной живой души. В данный момент Западная церковь Рассвета явно не боролась за спасение душ прихожан. Гатто деловито просеменил к комнате, заглянул внутрь и вернулся.

- Пусто, пусто, пусто! - доложил он. - Трупов нет, все сбежали, неинтересно! Идем дальше?

- Идем! - решительно заявила Фуоко. На искрящего попа посмотреть не удалось, но есть еще и Восточная церковь. По крайней мере, можно узнать, чем они отличаются, помимо цвета Стабилонов. Из-за чего-то же они враждуют так непримиримо?

Выяснить корни разногласий тоже не удалось: соседняя часовня оказалась оформлена внутри точно так же, только чаша со святой водой у двери отсутствовала. Однако внутри оказалось ровно на два человека больше, чем по соседству. Сначала девушка даже не заметила их в полумраке, лишь в нос шибанул кислый запах вина. Потом одна из черных теней на лавке перед алтарем шевельнулась и оказалась высоким священником в сутане кайтарского образца. Пока она медленно брела навстречу, Фуоко успела разглядеть, что вторая тень на той же скамье - на самом деле тоже человек. И тоже, видимо, в чем-то напоминающем черную сутану, но более бесформенном и мешковатом. Тень мерно похрапывала.

- А, опять явился, - сумрачно приветствовал поп Кириса. Подростки отступили в сторону, позволяя ему выйти наружу, под солнечные лучи. Огромный дядька с явно военной выправкой, но с заметным брюхом сжимал в руке почти пустую бутыль вина. Пьяные ноты в его голосе, однако, полностью отсутствовали, и он даже не шатался. - Пришел поглазеть? И подружку привел?

- Здравствуйте, дэй Анатолио, - поздоровался Кирис. - Познакомьтесь с Фуоко Д... Винтаре. Она моя подруга.

- А, вот как... - пробормотал поп, окидывая девушку внимательным взглядом. - Я отец Анатолио, можно просто Анатоль. Какая-то бледная ты, вака. Краше в гроб кладут.

- Здравствуйте, святой отец, - чинно поклонилась Фуоко. - Я долго болела. Вернее, в коме находилась несколько дней.

- Ну так и лежала бы себе в постели. Чего шляешься-то где ни попадя? - поп запрокинул голову и принялся прямо из горла бутылки заглатывать остатки вина. Закончив, он с досадой оглядел сосуд, тихо выругался сквозь зубы и уронил его в траву. - Так и не пьянею, - пожаловался он. - Ну вот как теперь жить?

- Как вы себя чувствуете, дэй Анатолио? - спросил Кирис, и Фуоко с изумлением оглянулась на него. Чтобы Кир поинтересовался чьим-то здоровьем, кроме разве что ее? - Энергоплазма больше не... кипит?

Ого. Что-то здесь кроется очень интересное. Что он не рассказал?

- Все в порядке, - буркнул поп. - Что жизнь ты мне спас, вака, спасибо, не забуду. Только вот в вертеп твой я больше ни ногой. И звери твои насмешливые... Х-ходер!

Одна из волют эскорта неторопливо спустилась вниз и зависла прямо перед его лицом. Фуоко вздрогнула, но заметила, что багровая сердцевина у нее не светится, а значит, стрелять она не собирается. Видимо, один из ее охранников просто решил проверить новый объект на предмет опасности. Однако прежде чем она успела сказать хоть слово, поп продемонстрировал весьма нестандартную реакцию. Одним движением сорвав с груди стальной (почему-то не золотой) Стабилон с приделанной снизу деревянной рукоятью, он замахнулся и точным движением разрубил волюту пополам. Вокруг нее немедленно вспыхнули языки прозрачного голубоватого пламени. Обе половинки, словно превратившись в жидкий кисель, шлепнулись на тропинку и принялись быстро то ли впитываться в землю, то ли испаряться, полыхая прозрачным голубоватым пламенем. Поп присел и напружинился, его взгляд принялся шарить по остальным волютам, принявшимся медленно спускаться к нему. Одна вдруг распалась на облако хлопьев, немедленно окутавших его, на что поп среагировал лишь слабой попыткой отмахнуться. Защелкало, затрещало, сеть разрядов окутала попа и ближних к нему волют, перекинулась на Фуоко и Кириса, и девушка немедленно почувствовала запах паленой ткани. Так. Кажется, одежду снова придется выкидывать.

- Стоп! - рявкнул Кирис, и девушка с попом синхронно вздрогнули. Разряды уже окутывали их густой шубой, шорты на парне и Фуоко, равно как и сутана на попе курились струйками дымков. - Анатоль, замри!

Священник покорно замер.

- Фучи, или ты их отгонишь, или я их шибану, - сурово сказал Кирис. - Задрали уже чисто конкретно.

- Тебе лишь бы шибать... - недовольно взглянула на него Фуоко. Она почувствовала слабую боль в груди и поспешно сорвала с себя тлеющий топик, а затем сбросила и шорты, пока они не обеспечили ей настоящие ожоги. Краем глаза она заметила, что Кирис последовал ее примеру. Ходер! Все-таки надо либо переходить на противную негорючую ткань, либо всегда голышом ходить! Охватывающий их троих молниевый шторм все усиливался, все сильнее пахло озоном, и она закрыла глаза и сосредоточилась. Пожалуйста, не надо, мысленно попросила она, представляя своих гвардейцев. Все в порядке. Вы нас испугали. Просто отойдите, ладно? Пожалуйста!

Несколько секунд спустя она приоткрыла глаза и обнаружила, что волют поблизости нет, а шепотом ругающийся отец Анатолио яростно хлопает себя по груди и бокам, пытаясь затушить тлеющую сутану. Две волюты по-прежнему висели прямо над головой священника, но никакой агрессивности не проявляли. Почти сразу же, обменявшись со священником еще несколькими разрядами, они начали подниматься вверх и бесследно растворились в воздухе. Остальные волюты расположились вокруг на почтительном расстоянии.

- Хода пута! Твою ж мать сверху вниз из-под колена! - закончил свою витиеватую, но плохо разборчивую тираду священник, продолжая яростно охлопывать себя. Каждый его удар выбрасывал клуб дыма, словно он выбивал очень старый и очень пыльный ковер. - Да что же, Ваххарон наш всемогущий, тут творится такое!

- Всегда так, - Кирис пожал плечами. - Чуть что, сразу без штанов остаешься. Привыкнете.

- Без штанов... - поп натужно закашлялся. - Вы, я вижу, времени зря не теряли.

- Простите нас, святой отец, - поспешно сказала Фуоко. - У нас одежда сгорела... опять. Мы уже и не одеваемся почти никогда, чтобы деньги зря не выбрасывать. А-а... простите, что так получилось. Мы пойдем, ладно?

- Стоять! - рявкнул отец Анатолио, впрочем, тут же сбавив тон. - Извиняюсь, вака. Армейская привычка. Хоть объясните, что случилось-то? Почему волюты целой стаей над башкой висят? Ручные, что ли?

Перестав бить по своей дымящейся одежде, он окинул Фуоко с ног до головы внимательным изучающим взглядом - не тем, однако, голодным и жадным, отлично знакомым ей по студентам колледжа и Университета, а, скорее, ироничным и одобрительным, чуть ли не отеческим.

- А ты фигуристая девка, - задумчиво сказал он. - Повезло твоему пацану. Ну так что с волютами?

Он подобрал с земли выроненный Стабилон на рукояти и принялся им поигрывать, подняв взгляд вверх.

- Ну, долгая история... - неохотно ответила девушка. - Они... ну, как бы охраняют меня, что ли. Они неопасны, только на них нападать не надо. Они же просто посмотреть хотели.

- Посмотреть, вот как? - пробормотал поп, переведя взгляд на перепачканную сажей ладонь. - Ну, сутану выбросить придется. Слушай, как тебя... Фуоко... где же я тебя раньше видел? Фуоко... как там дальше?

- Фуоко Винтаре, - поспешно откликнулась девушка.

- Винтаре... нет, не то. О! - поп звучно щелкнул пальцами. - Вспомнил. Фуоко, только не Винтаре, а Деллавита. По телевизору в новостях показывали, еще в Кайтаре. Или в светской хронике, не помню. И волосы ты раньше длинные и черные носила, а не белые стриженые. Богатая наследница, значит, да еще и с волютами развлекаешься? А что под чужой фамилией?

- Святой отец, пожалуйста, не говорите никому! - умоляюще проговорила девушка. Вот ведь тысячи попов в Кайтаре, но паладаров угораздило притащить именно бывшего солдафона с феноменальной памятью на лица! - Я под девичьей фамилией матери здесь, чтобы никто не цеплялся. Не скажете, да?

- Да уж не скажу, не волнуйся. Ладно, отроки, валите отсюда вместе со своим зверинцем, пока церковь ненароком не спалили. Местный врач, Дзии, все под кожу лезет, требует, чтобы я в ваш гхашевый терминал снова забрался для обследования. Не хочется, конечно, но все-таки загляну, наверное, на днях.

Он повернулся и тяжело зашагал к своей часовне. Гатто скользнул к уроненной им пустой бутылке, подобрал ее, в несколько изящных прыжков достиг статуи Теллеона и торжественно водрузил сосуд на каменный постамент среди других подношений.

- Эй, Га, ты чё творишь? - окликнул его Кирис.

- Красиво. Искусство! Ком-по-зи-ци-я! - важно ответил парс, неторопливо возвращаясь. Фуоко хихикнула. Опять у них что-то новенькое!

- Интересный дядька, - сказала она, глядя вслед дымящемуся священнику. - И молнии... Кир, ты говорил, что у тебя с ним связь через энергоплазму?

- Ну, типа того. Хотя хрен его разберет. Молнии проскакивают, ощущений нет.

Он присел на корточки и осторожно пошевелил пальцем все еще тлеющие куски ткани, в которых уже с трудом опознавались две пары шорт и топик Фуоко.

- Ну вот что с ними делать? - спросил он, выпрямляясь и затаптывая угли. - Не бросать же мусор посреди дороги.

- Подобрать, свернуть и до бункера донести! - скомандовала девушка. - Выполнять!

- Тоже армейская привычка? - ехидно прищурился тот. - Фучи, я несу либо всякую хрень, либо тебя. Выбирай.

- Я и сама дойду. И вообще, не огрызаться, не рассуждать, не плевать и не кусаться! Мусор подо-брать! Курс на бункер - шагом марш! Ать, два!

Кирис взял тряпки, легонько дернул взвизгнувшую Фуоко за ухо, и они вместе отправились в обратное путешествие, сопровождаемые парсами и дроном Дзии.

До бункера они добрались до приключений. Жара спадала, солнце уже ощутимо клонилось к западу, и море в его лучах рассыпалось мириадами играющих ярких искр. Вместо того, чтобы войти внутрь, Фуоко решительно зашагала по плавленому камню вниз, к воде.

- Эй, ты куда? - осведомился Кирис.

- От сажи отмыться хочу. И искупаться. Сто лет в воду не залезала.

- Душа тебе, значит, мало...

- Мало! И вообще, кончай нудить. Я больная и капризная, а ты помогай.

- На голову ты больная... - пробурчал Кирис. Фуоко фыркнула и решительно зашагала уходящему в воду пандусу, чувствуя, как шероховатая пластмасса упруго прогибается под ногами. Подумав, она решила не снимать сандалии: ходить по крупной гальке даже под водой - невеликое удовольствие. Да и наступить можно на что-нибудь неприятное типа морского ежа или старого стеклянного осколка: здесь не регулярный пляж, никто не чистит.

Дно рядом с пирсом довольно круто уходило вниз. Бункер, как в свое время пояснял координатор, являлся каким-то командным пунктом местных ВМС, и строили его в месте, где к берегу мог подойти большой катер. Уже через десяток шагов Фуоко оказалась в воде по ключицы. Здесь она остановилась и обернулась. Парсы развалились прямо на гальке, равнодушные к ее округлым твердостям, рядом неряшливым матрасом расплылась зеленовато-серая туша дрона. Кирис наполовину подошел, наполовину подплыл к ней, разгребая воду руками, и выжидающе замер рядом.

Теплая вода волнами прокатывалась по телу, иногда перемежаясь холодными струйками, поднимающимися откуда-то снизу: там бил подводный ключ. Фуоко провела ладонями по телу, смывая сажу и копоть. Когда она коснулась соска, возбуждение остро пронзило ее тело, и она с трудом сдержала стон. Хотя... а зачем сдерживаться? Она толкнулась ногой и прижалась к Кирису. Оказывается, тот уже был готов. Не говоря ни слова, девушка дотянулась до его губ и прильнула к ним.

Потом они долго занимались любовью, и разряды наслаждения раз за разом пронизывали ее тело. Волюты спустились почти к самой воде и окружили их плотным куполом. Фуоко не обращала на них внимания: все ее сознание сосредоточилось на Кирисе и на мысли, которая не давала покоя уже много декад. Отдаваясь ему, она не переставала перекатывать идею из одного дальнего уголка в сознании в другое, и вдруг внезапно поняла: решение уже давно принято. Просто она боялась себе признаться. Признаться, решиться и... принять все последствия.

Она больше не имеет права оттягивать. Каждая минута может стать для нее последней. В следующий раз из комы она может и не выйти. Наверное, стоило бы посоветоваться с кем-нибудь, с Дзии, Таней, с Кариной... с Киром. Но она и так знает, что ей ответят. Нет, она решит все сама. Уже решила.

И в момент, когда очередной оргазм сотрясал ее тело, она, вспомнив давний школьный урок биологии, на котором девочек отвели в отдельный от мальчиков класс, позволила случиться ЭТОМУ.

И ничего не произошло. Дождавшись, когда Кирис выйдет из нее, она медленно выдохнула, откинулась на спину и медленно всплыла на поверхность воды, глядя на ясное голубое небо и прислушиваясь к себе. Ничего. Ничего необычного. Совсем. Наверное, ощущения появятся потом. Или она что-то сделала неправильно? Волюты кружились рядом в медленном, почти незаметном глазу хороводе. Интересно, что они сейчас думают?

- Жива? - спросил Кирис, проводя рукой по ее телу от коленки до шеи.

- Затрахал ты меня. В хорошем смысле, я имею в виду, - Фуоко слабо улыбнулась. - Сил больше нет. Тащи меня обратно в постельку.

- Сначала в душ, соль смыть, - педантично напомнил Кирис.

- Не надо. Говорят, она для кожи полезна...

Кирис пожал плечами и, ухватив за лодыжку, поволок ее к берегу так, что лицо девушки ушло под воду и вода хлынула в нос и глаза. Она забарахталась и забулькала, а когда парень выпустил ее, перевернулась вертикально и пустила ему в лицо мощную волну воды.

- Сдурела? - поинтересовался тот.

- Сам сдурел! Ты меня чуть не утопил! - обиженно заявила Фуоко.

- Ты же сама сказала "тащи в постельку", - ухмыльнулся нахал. - Вот я и потащил.

- Ага, а потом так же за ногу башкой по камням бы поволок?

- А че такого? Она же у тебя все равно пустая, думалка где-то в другом месте... Ладно, ладно, уговорила.

Кирис ухватил ее поперек талии и, присев, перекинул через плечо. Девушка завизжала и замолотила его ладонями по спине, но он, не обращая на нее внимания, выбрался из воды и унес ее в бункер, сопровождаемый радостно прыгающими вокруг парсами.

В бункере, однако, продолжить не удалось. Фуоко почувствовала слабость и головокружение, и Дзии тут же с головой заточил ее в капсулу. Сгиб локтя уколола игла - обычная, стальная, а не сделанная из псевдовещества, распадающегося в ее теле - и полминуты спустя стало значительно легче. Потом неб заставил ее выпить много жидкости, приятно пахнущей травой, и против воли съесть два батончика питательного концентрата с клубничным вкусом. Ну, а потом Фуоко просто лежала какое-то время, наслаждаясь блаженным покоем, слушая далекую ноту Кириса и совершенно ни о чем не думая.

Потом Дзии все-таки сжалился и выпустил ее, но Кириса рядом уже не оказалось: он ушел в терминал Арены и отрабатывал приемы риньи. Фуоко настроилась почитать книжку, но как только она устроилась поудобнее в капсуле, трансформировавшейся в полулежачее кресло, как заявились оба ее научных руководителя, Карел Прегин и Рандольфо Глостине. Полчаса они болтали ни о чем, пока девушка не заподозрила, что на нее просто пялятся, как на музейный экспонат. Когда она осторожно попыталась выяснить, в чем же цель визита, мужчины переглянулись и дружно поднялись.

- Дзии категорически запретил разговаривать на серьезные темы с больными и ослабшими, - пояснил Рандольфо, подмигивая. - Так что разговаривать мы не станем, а просто пришлем задания почтой - завтра-послезавтра ожидай пару головоломок, чтобы не скучать в одиночестве. А сейчас мы откланяемся.

Через десять минут после их ухода появилась Таня Каварова. Куратор повела себя куда более эмоционально. Для начала она разревелась на плече у Фуоко, так что вышедший из душа Кирис, опешив, попытался даже принести ей стакан воды, гордо, впрочем, отвергнутый. Когда ставрийка более-менее оправилась, она засыпала свою подопечную градом вопросов, и в та в течение часа терпеливо рассказывала о своих приключениях и о Юно. За прошедшие дни она уже привыкла вспоминать о виртуальном мире, так что выдала Тане более-менее стройную версию произошедшего, опустив, впрочем, самые колоритные детали. В ответ Таня рассказала, как в децинот над Хёнконом внезапно появились стаи волют, и несколько студентов потеряли сознание - на пляжах, в парках Большой библиотеке, и как координатор немедленно инициировал сначала всеобщую перекличку, а потом, когда еще трое студентов и пятеро сотрудников не откликнулись - тотальное прочесывание дронами зданий и местности.

Потом вышел экстренный электронный выпуск газеты "Дайгака нунтемпе" с сухим отчетом паладаров о состоянии дел на планете, и Таня бросилась звонить родителям, но так и не дозвонилась, потому что все АТС в Ставрии оказались перегружены. А когда все-таки удалось прозвониться через один из шлюзов совсем в другом городе и далее через межгород, телефонная станция в их районе вообще не работала. Затем в Университете отменили все семинары, кружки и секции выходного дня, и координатор попросил народ разойтись по домам и не отходить от терминалов. И Таня вместе с Павлом Штилем до поздней ночи сидела, слушая экстренные выпуски новостей со всего мира, и содрогалась, представляя творящийся на Палле кошмар и валяющиеся на улицах трупы. Открыто она не сказала, но, похоже, Павел в конце концов утешил ее не только словами. Кстати, а вот интересно, завела уже Таня себе постоянного мужчину? Она вполне симпатичная тетка, пусть и староватая, но у них в Ставрии с этим делом, говорят, очень непросто...

Фуоко уже знала от Кириса, что происходило в Университете и в мире, пока ее тело валялась в коме. Но студенческая экскурсия вернулась назад лишь утром в унот, когда пик кризиса уже миновал, да и немногословный Кирис никогда не отличался умением рисовать красочные картины. Слушая Таню, девушка незаметно ежилась и не могла отогнать простую мысль: а что, если в случившемся виновата она сама? Больше полумиллиона погибших по всему миру... Конечно, координатор несколько раз упомянул, что именно Фуоко остановила волну смертей, каким-то образом успокоив Арасиномэ, но все-таки... Если бы она начала действовать раньше, хоть на пять секунд, хотя бы на три - сколько людей осталось бы жить? Конечно, они до сих пор могут существовать где-то в ненастоящем мире внутри Арасиномэ, но отсутствие памяти у тех, кого оживил Дзии, оптимизма не внушает.

И еще Фуоко непрестанно думала: а стоит ли сказать Тане? В конце концов, куратор полностью ответственна за проблемы в личной жизни своих подопечных. Но потом все-таки решила пока помолчать. Вот когда подтвердится точно, тогда...

Таня гостила у них часа полтора, и когда, наконец, ушла, настенные часы показывали восемь вечера. Кирис уселся за терминал и начал сосредоточенно вчитываться в учебник по физике (что-то, связанное с параллельными и последовательными соединениями электроцепей), а Фуоко все-таки открыла на терминале роман, опустила экран поближе, скрыв лицо, и принялась исподтишка наблюдать за ним. Парень сидел, уперев локти в стол, запустив пальцы в шевелюру и сосредоточенно шевеля губами. Время от времени он начинал таскать по экрану элементы электросхем, иногда едва слышным шепотом ругаясь сквозь зубы. Иногда он озабоченно оглядывался на нее, и тогда Фуоко быстро переводила взгляд на свой монитор. Девушка вспомнила, как еще год назад он сидел в классе на самой дальней парте с откровенно скучающим видом и демонстративно игнорировал учителей, что-то рассказывавших у доски. Год. Всего год или целый год, как посмотреть, но все-таки - как он изменился! Учится ведь, и с каким увлечением! Пожалуй, его тогдашние уличные дружки его бы не узнали... да он ни с кем дружбы и не водил. Кстати, через четыре декады у него день рождения, пятнадцать лет, а она еще так и не придумала, что ему подарить.

Уж преподнесешь ты ему подарочек, милая, ехидно шепнул внутренний голос. Как бы не помер от такой неожиданности.

И тут тихо лязгнула и заскрипела внутренняя дверь входного тамбура. Фуоко глянула на нее - и замерла, пораженная.

Мать стояла в дверном проеме и растерянно озиралась по сторонам. Ее полностью лишенное косметики лицо выглядело усталым и осунувшимся, под глазами залегли глубокие тени, а на удивление скромное и дешевое платье выглядело таким измятым, словно его не снимали по меньшей мере пол-декады. Пару секунд Фуоко смотрела на нее, не веря своим глазам - точнее, единственному зрячему глазу - и затем их взгляды встретились.

- Фучи... - тихо выдохнула мать. - Ох, Фучи... девочка моя...

- Здравствуйте... - пробормотал Кирис, оторвавшийся от своего терминала. Его глаза округлились от удивления.

И лишь тут Фуоко вышла из ступора. Она соскочила с кровати - тело немедленно повело в сторону, но она умудрилась удержать равновесие - и подбежала к матери. Та изо всех сил обхватила дочь руками и в голос заревела. Фуоко обняла ее в ответ, подвела к капсуле, предупредительно превратившейся в мягкую банкетку, и усадила почти силой. В ее душе смешались удивление и радость. Мама, жуткая домоседка, которая даже в Дриммад летала не так часто, отважилась на путешествие едва ли не через полмира? И не позвонила перед дорогой? Впрочем, она, наверное, отправилась в дорогу, еще когда Фуоко валялась в коме. Да уж. Почему она совершенно забыла о родителях и даже не попыталась сама связаться с ними? Возможно, потому, что уже начала принимать свои приключения как должное. Но почему никто не предупредил? Мама не могла не сообщить заранее паладарам о своем прибытии, те не пускают никого в Хёнкон просто так.

- Фучи... - всхлипнула мать. - Ты жива! Слава пресветлому Ваххарону! Я молилась... я так молилась, чтобы ты не умерла! Он меня услышал...

- Мам, ну все же в порядке! - неловко ответила девушка. - Я просто... ну, в другой мир попала. Я потом расскажу. Извини, я совсем забыла позвонить вам с папой, у меня еще голова не совсем в порядке.

- Фучи... - тело матери сотряс очередной приступ рыданий. - Папа... папа...

- Что?! - спросила Фуоко, чувствуя, что холодеет. - Что с папой?

- Он умер, Фучи...

Фуоко словно ударили палкой по голове. В глазах сначала потемнело, а потом замельтешил ночной мир, взбудораженный и дерганый. Под грудиной начало резко и неприятно пульсировать сердце.

"Координатор в канале. Форсированный вызов. Экстренно. Важно. Отмечаю резкое повышение активности конструктов Арасиномэ. Фиксирую быстрое формирование кольчона второго типа над морем в трех цулах от Ланты. Повышаю код с желтого до оранжевого. Технический персонал продолжает работает в режиме нештатной ситуации. Дзии, рекомендую немедленно прервать разговор дэйи Деллавита с матерью.

Карина в канале. Я займусь".

Несколько секунд Фуоко сидела, словно окаменев, чувствуя содрогания прижавшегося к ней материнского тела.

- Как - умер? - глупо спросила она наконец. - Когда?

- В децинот, когда вокруг волюты, а люди вдруг начали терять сознание... Второй инсульт... а кругом паника... кругом аварии, пробки... домашний врач ничего не мог сделать, а скорая не приехала... а потом позвонили из Хёнкона и сказали, что ты в коме... Ох, Фучи!

Мать стиснула ее так, что у девушки едва не затрещали ребра, однако тут же ослабила хватку и отстранилась. Ее лицо, мокрое от слез и искаженное страданием, казалось старым и уродливым.

- Прости, Фучи, - сказала она, утирая слезы руками. Кирис, успевший влезть в шорты, молча подошел и протянул ей несколько бумажных салфеток. Мать взяла их, даже не обратив на Кириса внимания, и шумно высморкалась. - Я что-то совсем расклеилась... Сначала Хавьеро, потом ты... я бы не выдержала. Я даже не знаю, как продержалась целых шесть дней. Массим взял все на себя, похороны, оглашение завещания, а я... Когда дэйя Мураций мне сообщила, что ты пришла в себя, я... мне разрешили приехать в виде исключения... я просто не могла сказать такое по телефону...

Она снова высморкалась, потом промокнула глаза последней сухой салфеткой. Фуоко сидела прямо, словно проглотив штык, уставившись прямо перед собой. Внутри не осталось ничего, кроме мертвой ледяной пустоты, под толстым слоем которой бились какие-то невнятные чувства. Папа умер... Она знала, что после такого инсульта, как у него, умирают многие. Особенно если они не лежат спокойно в кровати, а что-то делают, а ведь папа не переставал работать ни на день. Папа... Холодный и чуть ироничный папа, чью любовь она всегда чувствовала сердцем. Он никогда не выказывал в ее присутствии сильные эмоции. Он мог строго отчитать за плохое поведение, рассказать историю или сделать вместе с ней домашнее задание, но никогда не показывал, как относится к дочери на самом деле. Однако она всегда знала, что где-то там есть сильный всемогущий человек, к которому можно прибежать, в слезах или в радости, и поделиться своими проблемами, и он улыбнется, поможет советом или просто вытрет слезы и прижмет к груди, чтобы успокоить и утешить. Даже в те полгода, что прошли в страшной ссоре и разлуке, она всегда помнила, что папа где-то там, что он любит ее, что все его поступки продиктованы не ненавистью, а любовью...

Теперь он мертв. А она лишилась давней надежной опоры, казавшейся такой прочной и незыблемой. И она даже не появилась на его похоронах.

А еще, возможно, именно она виновата в его смерти. Именно она не успела вовремя остановить происходящее. Если бы она среагировала на две, три, пять секунд раньше, возможно, он остался бы жить...

Краем глаза она зацепилась за что-то блестящее и медленно повернула голову. Брошка - золотая саламандра с рубиновыми глазами на фоне языков пламени - лежала на ее столе рядом с застекленной бархатной коробочкой, в которой покоилась пойманная Зоррой бабочка. Последняя память о папе, с которой она не рассталась даже в виртуальном мире. Мир казался серым и пустым, и боль внутри нарастала все сильнее, прорываясь сквозь ледяное оцепенение.

- Да, рано или поздно это случается... - проговорил тихий голос. Карина в своей взрослой форме, одетая в официально серые блузку и юбку, приблизилась и положила руку девушке на плечо. - Однажды ребенок обнаруживает, что мир вовсе не так надежен и дружелюбен, как раньше. Что даже родители, казавшиеся всезнающими и всемогущими, могут умереть и оставить водиночестве. Прости, Фучи, что не сказали сразу. Мы посчитали, что будет лучше, если тебе сообщит мама. Приношу свои соболезнования. Дэйя Марта, пожалуйста, выпейте.

Другой рукой она протянула небольшой стаканчик с прозрачной, приятно пахнущей жидкостью. Мать взяла его дрожащей рукой и проглотила содержимое одним глотком.

- Спасибо, дэйя Мурация... - прошептала она. - Простите, я плохо соображаю, двое суток в дороге почти без сна. Спасибо, что разрешили приехать.

- Не стоит благодарности, дэйя Марта, - Карина покачала головой. - Но вы действительно плохо выглядите. Как врач советую, вам надо отдохнуть. Дзии, наш главный врач, поможет справиться с любыми проблемами, но лучше до них не доводить.

- Да-да, конечно, дэйя Мураций... - Мать взглянула на Фуоко, и та вздрогнула, увидев, какие беспомощность и отчаяние скрываются в ее глазах. Девушка склонилась вперед и осторожно обняла ее.

- Мам, я с тобой, - произнесла она по возможности твердо и успокаивающе. - Я тебя не брошу. И я, и Лойза, и Массим...

- Массим... - в голосе матери проскользнули странные нотки. - Массим... Ох, Фучи, потом поговорим. Я и в самом деле не в себе.

Она высвободилась и встала, слегка пошатнувшись. Карина поддержала ее под локоть.

- Транспортный дрон ждет у двери снаружи, - сказала она. - Сейчас вас доставят в больницу. Дзии осмотрит вас, а потом сможете отдохнуть. Не беспокойтесь, мы позаботимся о вашей дочери. Пойдемте.

Мать в последний раз оглянулась на Фуоко, жалко улыбнулась трясущимися губами и покорно пошла к двери в сопровождении ректора. Девушка бессильно смотрела ей вслед. Выходя, Карина бросила взгляд на Кириса, и не успела еще за ней закрыться дверь, как тот уже сел рядом и взял подругу за руку.

- Фучи, ну... типа... - промямлил он. - Как бы... жаль твоего папашу. Конкретный мужик был...

- Кир, помолчи, а? - попросила Фуоко. Она надавила ему на плечи и заставила лечь на спину, затем сама улеглась рядом на живот и положила голову ему на грудь. - Вот так, ага. Просто помолчи, ладно?

Кирис погладил ее по волосам. Ледяная пустота внутри уходила, и пронзительная печаль прорывалась сквозь нее. Хотелось зарыдать в голос, но слезы не шли. Да и нельзя плакать при своем мужчине. Она выдержит. Она давно не ребенок и знала, что переживет родителей, что однажды ей придется присутствовать на похоронах папы... и мамы. Просто она всегда считала, что это случится в далеком-далеком будущем, лет через десять или двадцать. Или через тридцать. И вот так неожиданно...

А ведь первый инсульт он получил из-за тебя, шепнула внутри совесть. Ты виновата. В первый раз - инсульт, а во второй раз - паника во всем мире и не приехавшая скорая. Ты его убила, пусть и не с первой попытки.

"Здесь координатор. Активность структур Арасиномэ в звездной системе достигла максимума. Зафиксированы множественные применения пространственного деструктора против наших зондов, а также против первого эшелона ретрансляторов. Концентрация волют над Лантой непрестанно повышается. Фиксирую формирование еще двух кольчонов второго типа в территориальных водах Хёнкона и кольчона первого типа на расстоянии менее цулы от Ланты. Повышаю код до красного. Вероятность сценария "Армагеддон" в ближайшие десять планетарных минут увеличилась до шестидесяти процентов. Всем паладарам приготовиться к немедленной эвакуации. Дзии, рекомендую немедленное вмешательство с целью успокоить дэйю Фуоко Деллавита.

Здесь Дзии. Любое вмешательство на данной стадии может с равной вероятностью вызвать нервный срыв и непредсказуемые последствия. Она должна справиться сама. Продолжаю пассивное наблюдение".

Фуоко шмыгнула носом, отгоняя слезы. Нельзя заниматься самоедством. Папа бы не одобрил. И Киру на нервы действовать тоже нельзя. Она пошевелилась, меняя позу, и краем глаза заметила какую-то странность. Она слегка повернула голову - и удивленно заморгала.

В комнате кружился вихрь серо-багрового тумана. Десятки волют со светящимися сердцевинами быстро неслись в большом водовороте, появляясь из стен, потолка и даже пола и тут же исчезая. Зорра и Гатто припали к полу и внимательно следили за ними. Фуоко резко оттолкнулась рукой от кровати и села, озираясь.

- Дэй Дзии, - спросила она хриплым от несостоявшихся слез голосом, - что происходит? Откуда они взялись? Волюты?

- Полагаю, реакция Арасиномэ на ваше эмоциональное состояние, - немедленно отозвался неб. - Не только здесь, над всем Хёнконом и вокруг Паллы. Видимо, вы связаны с ним гораздо сильнее, чем предполагалось еще недавно. Однако сейчас они не собираются причинять вам вред и не важны. Дэйя Винтаре, я соболезную вашему горю. Могу я чем-нибудь помочь? Успокоительные на вас не действуют, но, возможно, расслабляющий массаж?..

- Не надо. - Фуоко глубоко вздохнула и легла на спину, переплетя пальцы с пальцами Кириса. - Вы записываете происходящее?

- Да, насколько возможно в данной ситуации.

Фуоко сжала пальцы, с благодарностью почувствовав ответное пожатие, и освободила руку, затем с трудом села, спустив ноги на пол.

- Не надо "насколько возможно". Дэй Дзии, я попытаюсь их успокоить. Запишите все по полной программе. Где мой сенко?

Кирис помог ей встать.

- Дэйя Винтаре, стоит ли? - с сомнением спросил неб. - После такого потрясения...

- Стоит, - Фуоко двинулась к двери в испытательный зал. - Я должна. Я вино... - Она осеклась. Еще не хватало, чтобы ее начали разубеждать, словно она напрашивается. - Так надо. Кир, не держи меня, я не помираю. Лучше гель найди.

"Здесь координатор. Нарастание активности Арасиномэ прекратилось, количество атак на фантомные зонды резко сократилось. Вероятность сценария "Армагеддон" в ближайшие десять минут понижена до сорока процентов".

На то, чтобы опрыскаться гелем, влезть в сенсорный комбинезон, соединить его магнитные контакты с площадками вживленных электродов и забраться в терминал, ушло минуты две, в течение которых водоворот волют продолжал крутиться по-прежнему. Правда, багровые огни в них внутри заметно пригасли, а то и совсем потухли. Прошипела, закрываясь, входная дверца. Девушка прицепила к шейному разъему интерфейсный кабель, спустившийся с потолка. Суспензорное поле подхватило ее и устроило в полулежачем положении. Она закрыла глаза и прислушалась. Отрастающие волосы на голове терлись изнутри об облегающий капюшон, неприятно покалывая кожу корнями, и Фуоко снова отогнала мысль о том, что стоило бы обриться наголо. Не время. Да и потом, когда вырастут длиннее, перестанут колоться. Нота Кириса на краю слуха задрожала. Дрожь сложилась в условный сигнал: "Как-ты?" "Норма", откликнулась девушка. "Н-Е-М-Е-Ш".

Ночной мир вспыхнул и затанцевал в незрячем глазу. Сегодня он казался явно оживленнее, чем раньше: все вокруг так и мельтешило разнообразными цветными пятнами и геометрическими фигурами. Внезапно пришло ощущение встревоженно наблюдающих братьев и сестер. Все в порядке, сказала она. Мне плохо, но все в порядке. Не надо беспокоиться. Спасибо. Идите домой. Огромная морда попрыгунчика из виртуального мира, с оскаленными острыми зубами и немигающими глазами выплыла из ниоткуда, и Фуоко усилием воли отогнала ее. Блин, новая подсознательная ассоциация, что ли? С чем? Идущая извне тревога начала постепенно пропадать и через несколько секунд исчезла совсем.

"Здесь координатор. Фиксирую значительное ослабление активности Арасиномэ. Кольчоны в районе Хёнкона распадаются. Количество волют над планетарной поверхностью сократилось на семьдесят восемь процентов. Понижаю код до оранжевого. Вероятность сценария "Армагеддон" - нулевая".

- Дэй Дзии, - спросила Фуоко, не открывая глаз и наблюдая за постепенно успокаивающимся ночным миром, - как там дела?

- Количество волют резко сократилось. Однако их еще довольно много. Как вы себя чувствуете?

- Нормально. Только я не знаю, что еще сделать. Я больше братьев и сестер не чувствую.

- Интересная ситуация. У меня тоже нет рекомендаций, но есть гипотеза. Возможно, оставшиеся волюты связаны с вашим пребыванием в виртуальности Арасиномэ. Наши сенсорные массивы в окрестностях солнца фиксируют шаблоны пульсаций, идентичные возникающим в окружающих вас волютах. Кластеры Арасиномэ те же самые, что связаны с вашим сознанием. Возможно, волюты каким-то образом являются воплощением ваших солдат в реальности?

- О... не знаю, дэй Дзии. Я еще раз попробую.

Вторая попытка не удалась. Уже почти привычное успокаивающее послание не возымело на оставшихся волют никакого влияния. Дзии показал на внутреннем экране терминала их полет, превратившийся из стремительного водоворота в неспешный хоровод, но отправляться восвояси незваные гости упорно не хотели. Пополнение свиты? Или что-то еще? Если свита, то она в размерах раз в десять увеличилась. И со старой-то на улицу было выйти неприлично, а с такой придется навсегда в бункере себя законопатить. Ходер!..

После нескольких минут бесплодных усилий она взмокла, несмотря даже на постоянный поток прохладного воздуха. В конце концов управляемый Дзии дрон проник внутрь и вежливо, но твердо выволок ее из терминала.

- Достаточно, дэйя Винтаре, - сказал он. - Ваше самочувствие заметно ухудшилось. Вам еще нельзя предпринимать такие усилия.

Фуоко и сама чувствовала, что по телу начали прокатываться волны неприятной слабости. Поколебавшись, она сдалась и откинулась на спинку полулежачего кресла, в которое превратился дрон.

- Дэй Дзи, мне теперь все время с ними ходить вот так? С волютами? - безнадежно осведомилась она.

- Не могу предложить разумный ответ. Нет данных для прогноза. Возможно, когда вы немного успокоитесь, они пропадут. Возможно, нет.

Открылась тяжелая дверь испытательного зала, и вошел Кирис. Как ни в чем не бывало, он прошел сквозь стену волют, щелкнув одну из самых крупных электрическим разрядом с указательного пальца (та никак не отреагировала), и приблизился к Фуоко.

- Как дела? - спросил он, встревоженно заглядывая в глаза.

- Тухло. Видишь, крутятся? Разгоняю, разгоняю, а им пофиг. Часть ушла, а эти упорные...

- Значит, их два вида? - задумчиво спросил парень. - Одни слушаются, а другие нет?

- Выходит, так. Еще и крутиться начали.

- Три.

- Что - три?

- Три вида. Твои гвардейцы снаружи висят куполом, здесь не они. Там, кстати, пара кольчонов на горизонте растворилась - твоя работа?

- Кольчонов? - с подозрением осведомилась Фуоко. - Дэй Дзии, а что вообще происходило? Чего я еще не видела?

- По какой-то причине в Арасиномэ начались процессы, приведшие к появлению большого количества волют и кольчонов над Паллой, - безмятежно проинформировал неб. - В настоящий момент ситуация более-менее нормализовалась.

- Из-за меня? - девушка почувствовала, что ее охватывает тяжелая усталость. - Из-за того, что я...

- Дэйя Винтаре, я не намерен вести разговор в духе "кто виноват и что с ним делать", - в голосе Дзии вдруг лязгнули стальные нотки. - Вы только что пережили тяжелый эмоциональный шок и все еще не отошли от него. Вы не в состоянии рационально мыслить, утверждаю как эксперт. Настоятельно рекомендую прекратить размышления в данном направлении, вы все равно ни до чего хорошего не додумаетесь.

- Но ведь я же должна понимать, что из-за меня происходит! - в отчаянии воскликнула Фуоко, и некоторые из волют, словно откликаясь на ее чувства, синхронно мигнули багровым.

- Дэйя Винтаре, если Арасиномэ действительно реагирует на ваши сильные эмоции, вам тем более не стоит бередить себе душу. Вы рискуете войти в автоколебательный цикл, в котором одни скверные эмоции взаимно провоцируют другие. Я не могу прервать его с помощью успокоительных, они на вас не действуют. Очень прошу, последуйте моему совету и перестаньте задумываться о глобальных материях. Просто расслабьтесь и постарайтесь успокоиться.

- Фучи, короче, кончай мандражить, - Кирис слегка толкнул ее кулаком в плечо. - Не у тебя одной башка о проблемах болит. Ты сенко снимать собираешься?

Фуоко вздохнула.

- Хорошо, попробую расслабиться, - покорно сказала она, тяжело поднимаясь из лежачего кресла и стягивая с головы капюшон. Папа умер, всплыла в голове непрошенная мысль. Папа умер... - Кир... слушай, можно, я одна побуду, а? Мне нужно.

Кирис осторожно обнял ее, и она на секунду приникла к его груди, но сразу же легонько оттолкнула.

- Я справлюсь, Кир, - твердо сказала она. - Мне просто нужно одной побыть. Топай давай. Foriri.

- Ладно, ладно, - буркнул тот - и замер с открытым ртом. Фуоко тоже заледенела от неожиданности.

Вихрь волют неожиданно замер, словно их всех пришпилили булавками к невидимому заднику. Потом одна из них словно бы мигнула - и тут же оказалась к девушке вплотную, наполовину скрыв голову Кириса. Тот резко шагнул в сторону, отмахиваясь, словно от комара.

А потом волюта загудела.

Точнее, звук, который она издала, напоминал нечто среднее между жужжанием крупной мухи и тихим звоном механического будильника. Фуоко пораженно смотрела на медленно кипящую изнутри энергоплазменную спираль. Волюта - гудит? Пока девушка пыталась сообразить, как реагировать, звук повторился.

- Фигасе... - пробормотал Кирис, очевидно, подумавший о том же самом. - Они еще и разговаривают?

- Кажется, так... Ты кто? - спросила она у волюты. - Ты меня понимаешь?

На сей раз волюта промолчала.

- Дэйя Винтаре, попробуйте произнести на эсперанто что-нибудь еще, - подсказал с потолка Дзии.

lang=PL>- Ага lang=PL>. Ĉu ti komprenas min?

Снова никакой реакции.

- Kio estas via nomo?

Молчание. Волюта продолжала медленно покачиваться в воздухе.

- Дэйя Винтаре, попробуйте самую первую фразу - foriri.

- Форири! - послушно произнесла девушка. Реакции не последовало в очередной раз.

- Фучи, ты что-то не так делаешь, - Кирис нахмурился сильнее обыкновенного, что означало у него интенсивную работу ума. - Ты мне сказала уходить - но не просто ведь сказала. Что ты чувствовала?

- Поняла. Сейчас попробую.

Фуоко посмотрела на волюту, вздохнула и резко произнесла:

- Форири!

Одновременно она мысленно толкнула волюту от себя, представляя, как та отодвигается в сторону. Эффект оказался впечатляющим: волюта попросту пропала. Только что она висела прямо перед носом, и вот ее уже нет. Остальные волюты испарились в точно той же самой манере. Девушка ошеломленно оглядела пустой зал, посмотрела на потолок, потом на Кириса.

"Координатор в канале. Усилиями дэйи Деллавита оставшиеся волюты полностью ликвидированы. Понижаю код до желтого. Перевожу персонал Университета в режим штатного расписания. Внимание! Зафиксирован первый в истории обмен акустическими сигналами с волютой. Первичный отчет и необработанные данные наблюдений доступны в Архиве по приложенной ссылке".

- Смотри-ка, и в самом деле свалили, - хладнокровно сказал парень. - Сразу бы так. Фучи, ты с ними построже. Хочешь, сгоняю в Большую библиотеку и книжку по дрессировке собак притараню?

Вот и понимай после таких закидонов, серьезно он или шутит!

- Кир, давай потом потреплемся, а? - тихо попросила Фуоко. - Мне действительно надо одной остаться.

Тот молча кивнул, хлопнул ее по плечу и вышел. Фуоко стащила с себя сенко и остановилась. Наверное, стоит в душ зайти, чтобы гель смыть... Однако сил у нее уже не оставалось, ни моральных, ни физических. Только серая тоска опять начала окутывать ее с головы до ног, замораживая чувства и скрывая мир. Нет. Нельзя. Иначе опять что-нибудь случится. Нельзя сейчас думать о папе. Она разревется, и волюты опять вернутся посмотреть, что случилось. Нужно держать себя в руках.

Ах, да. Вот еще что она хотела сделать! Времени прошло достаточно... но как же все неудачно совпало! Но что сделано, то сделано.

- Дэй Дзии, - проговорила она, опускаясь обратно на дрона. - А... могу я попросить?..

- Да, дэйя Винтаре?

- Я хочу, чтобы вы сделали... но не говорите никому, ладно? Вообще никому!

- Данные обследований всегда строго конфиденциальны. Основываясь на явно и неявно данных разрешениях, свободный доступ к вашей медицинской истории имеют лишь две персоны: дэй Сэйторий и ректор Карина Мураций, являющаяся профессиональным хирургом и умеющая хранить врачебную тайну. Вы хотите, чтобы я закрыл доступ и им тоже?

- А-а... да, пожалуйста. Не ко всей истории, только сейчас. И... не надо мне никаких нотаций потом читать, хорошо?

- Дэйя Винтаре, вы меня пугаете. Исходя из общих соображений, я могу представить ровно один сценарий, в котором вы можете вести себя подобным образом, и мне он очень не нравится. Но обещаю, что оставлю свое мнение при себе в любом случае. Итак?

- Тест Винсенто-Шварца.

- Я так и предполагал. Пожалуйста, сядьте на капсулу.

Медленно, преодолевая нервную дрожь во всем теле, Фуоко опустилась на дрона, который принял форму вертикального кресла. Левая рука сразу же утонула во вздувшемся подлокотнике по самое плечо.

- Выполняю забор крови из вены. Приготовьтесь.

Тонкая игла кольнула сгиб локтя. Пауза и глубокая тишина, нарушаемая лишь редким, но тяжелым буханьем сердца.

- Дэйя Винтаре, результат положительный, - голос Дзии, внезапно сменившийся на женский, хлестнул ее словно кнутом. - Как и обещала, не стану комментировать. Однако в соответствии со стандартным протоколом я обязана задать два вопроса. Первый: вы пошли на это намеренно и по доброй воле?

- Да.

- Вы намерены оставить все как есть? Или мне следует принять меры по прекращению процесса?

- Оставить. Дэй...я Дзии, я все сама понимаю! И про опасность, и про последствия, и что я еще молодая слишком. Только не надо мне нотации читать, хорошо? Можно я просто немного полежу? Совсем одна?

- Разумеется, дэйя Винтаре. Создаю изолированное спальное место. Отдыхайте.

Дрон под Фуоко потек, преобразуясь в удобную лежанку. Псевдовещество поглотило тело девушки, поднялось и сомкнулось над головой куполом. Ее окутала кромешная тьма, в которой мерцали, едва заметно вспыхивая и сразу угасая, крошечные зеленые точки. Фуоко закрыла лицо руками и изо всех сил потерла лицо ладонями. Папа умер. Мы больше не увидимся. Никогда... Она вызвала в памяти его внешность - не перекошенное и частично парализованное последствиями первого инсульта лицо на гладко обритой голове, испещренной багровыми штрихами операционных шрамов, а прежнюю. Из тех времен, когда она еще не знала ничего о паладарах, цапалась в школе с Киром и думала только об оценках и учебе. Отец не улыбался. Он вообще очень редко улыбался и сейчас смотрел строго и испытующе. Но она знала, что он любит ее. Все еще любит. Если церковные сказки верны, сейчас он должен находиться в райских садах Ваххарона, и тогда они еще встретятся. А если сказки лгут, то...

- Я люблю тебя, пап, - шепнула она так тихо, что даже не расслышала себя. - Я не подведу.

Глубокая печаль обволакивала ее, но девушка знала, что не позволит себе утонуть в пучине отчаяния и тоски. Если она действительно явилась причиной смерти отца, нужно искупить вину. А искупить можно лишь одним способом: продолжать исследования. Она должна найти способ установить прочный контакт с Брагатой, Стаси или кем угодно, кто управляет взбесившимся генератором пространственной метрики под названием "Арасиномэ". Установить - и связать их с паладарами.

И еще есть один человек, которого она обязан спасти и про которого совсем забыла в последние дни: Юно. Сейчас он одиноко блуждает в искалеченной виртуальности, не зная, что случилось с ней и что произойдет с ним самим. Она должна вернуться и найти его. Ну, а там - посмотрим.

- Дэйя Дзии, - негромко сказала она в темноту. - Вы меня слышите?

- Да, дэйя Винтаре?

- Что с мамой?

- Она отдыхает. Успокоительное подействовало, и она уснула во время медицинского обследования. Я не стала ее будить. Сейчас дрон перемещает ее в госпиталь, завтра с утра ей подберут гостевую комнату.

- А когда она приехала? Почему меня не предупредили?

- В виде исключения, в обход стандартных медицинских и таможенных процедур гидросамолет из Шансимы приводнили рядом с бункером, и ваша мама сразу прошла к вам. Просьба не извещать вас предварительно также исходила от нее.

- Понятно. Мне нужно подготовиться к новому эксперименту, - решительно заявила девушка. - Проводим завтра утром. Только... я хочу поговорить перед ним с мамой. И с Киром. И с Рисой... с дэйей Мураций, если можно.

- Завтра в начале восьмого утра у Карины нет запланированных встреч. Дэйя Марта Винтаре также должна хорошо выспаться к тому времени. У дэя Сэйтория дополнительные занятия в колледже с половины девятого утра, до того он свободен.

- Да, в семь утра хорошо. А дэйя Мураций?..

- Я как раз обсуждаю с ней данный вопрос. Пожалуйста, подождите несколько секунд... Подтверждение получено. Встреча в семь утра. Однако, дэйя Винтаре, не могли бы вы изложить мне план эксперимента? Ваше тело еще не до конца восстановилось после комы, и я не рекомендую пока заниматься серьезной физической активностью, включая эксперименты с энергоплазмой.

- Я возвращаюсь обратно. В виртуальность.

- Прошу прощения?

- В библиотеку. В замок. К старику. Я туда уже дважды попадала. Кажется, я поняла, что нужно делать.

- Дэйя Винтаре, вы только что...

- Дэйя Дзии, пожалуйста! Там Юно! Один! Я не могу его оставить! Я знаю все, что вы можете сказать, и мне самой ужасно страшно. Но я должна. Вы меня не отговорите.

- Понимаю. Поскольку моя роль - исключительно вспомогательная, я переадресую запрос координатору и ректору. Координатор просит открыть прямой канал общения - разрешить?..

Тот же вечер. Хёнкон. Палла

- Привет, малахольная.

Рыжая лиса вспрыгнула на каменный парапет Звездной набережной и уселась рядом с Риконой. Девочка беспечно болтала ногами над водой и наблюдала за закатом над морским клином между пиком Подды и Лантой. Кроваво-красное солнце опускалось в воду, подсвечивая снизу перистые облака, и к нему от берега тянулась искрящаяся дорожка. Саженях в двадцати от берега, пересекая дорожку, плыли два десятка одноместных байдарок. Парни и девушки в обтягивающих гидрокостюмах и желтых спасательных жилетах сосредоточенно работали веслами, а позади от невидимого подводного дрона ввысь тянулась нить летучего змея с телекамерой. Идущая с востока (значит, из Кайнаня, из крупного порта Каолянь) яхта "Рыба-меч" вежливо держалась позади процессии, ожидая, когда сможет подойти к причалу. На ее верхней палубе толпились туристы с фотоаппаратами, увлеченно снимающие город и все остальное. Со стороны заката спланировал одномоторный гидросамолет - белоснежный биплан-"уминэко", на хвосте которого телескопическое зрение показало рисунок раскрытой книги с растущим из нее цветком. Не аэротакси. Наверное, кто-то из курсантов авиаклуба вернулся из тренировочного полета. Или с материка особого гостя привезли. Машина скользнула над водой, потом по воде и исчезла за причалом морского аэропорта.

- Почему "малахольная"? - досмотрев сцену посадки до конца, обиделась Рикона. - Тебе что опять не нравится? Вот оборву хвост - узнаешь!

- Потому малахольная, - объяснила Маюми, - что нифига не делаешь. Тебя сюда зачем привезли? Чтобы целыми днями в компании с Дзарой и прочей мелочью бездельничала и слухи собирала? Я-то думала, что для учебы и привыкания к реальности.

- Вот я и привыкаю, - парировала девочка. - Я не бездельничаю, я мир изучаю. А что слухи, так я ни при чем, Дза их обожает. И вообще, Маю, ты какая-то занудная в последнее время.

- Побегала бы ты с моё за детишками, еще и не так бы заговорила, - лиса сладко зевнула и потянулась. - Ты-то только угрожаешь, а они на полном серьезе хвост оборвать пытаются. Сегодня одного даже до крови куснуть пришлось для профилактики, а потом в медпункт тащить, чтобы палец заклеили. А, вон и Раси явилась.

По набережной, огибая бронзовые скульптуры, и в самом деле неторопливо трусила черная лиса. Приблизившись, она запрыгнула на парапет с другой стороны от Риконы и улеглась, аккуратно обернувшись хвостом.

- Привет, - сказала она. - Скучаете?

- Она скучает и бездельничает, а я морально отдыхаю, - фыркнула Маюми. - Вот возьму новое тело и уйду в охранники. Бандиты и пираты, по крайней мере, предсказуемы.

- И где ты пиратов с бандитами увидела? - с иронией спросила Расия. - Особенно с учетом вон тех?

Она указала мордой на юго-восток, где далеко в океане виднелись дымы охраняющей Хёнкон международной эскадры.

- Найдем, - пообещала Маюми. - Мало их на Могерате, можно подумать! Рика, ты когда к куратору ходила?

- Сегодня, еще перед тревогой. А она про меня забыла, оказывается. Ей к Фуоко разрешили зайти ненадолго, вот она и убежала. А меня вот не пускают, - неожиданно для себя пожаловалась она. - И Дза - тоже. Дза почувствовала позавчера, что Фуоко проснулась, и сразу к ней намылилась. Так Райника из дрона высадила. Сказала, нельзя. И до сих пор нельзя. А почему?

- Тревогу сегодняшнюю еще не забыла? - поинтересовалась Маюми.

- Нет, конечно, - Рикона поежилась. Как забудешь, когда тебя посреди игры в волейбол внезапно отключают от тела, засовывают пусть в персональную, но все равно виртуальность и предупреждают, что вот-вот экстренно эвакуируют?

- Из-за нее объявили, - рыжая лиса положила морду на скрещенные лапы и тоже принялась смотреть на закат. - Она переволновалась сильно, а Арасиномэ взбесился, у них связь прямая, науке в упор непонятная. Только не трепись ни с кем, поняла?

- Я что, совсем дура? - обиделась Рикона. - Нет, конечно. А из-за чего переволновалась?

- Папа у нее умер в тот децинот. Только сегодня сообщили. Хотя знаешь, Рика... - Маюми покосилась на девочку. - Тебе, наверное, можно к ней. Она с Киром все-таки тоже твой куратор... ну, типа. Пусть не отлынивает от обязанностей. Координатор... согласился, и Дзии тоже. Не сегодня, ей пока не до тебя. Завтра. Или послезавтра. Пусть расскажет о Кайтаре. Ты ведь о нем так ничего и не знаешь, даже учебник по местной географии еще не осилила.

- Я его почти четверть прочитала, между прочим. У меня что, других дел нет, кроме как географией заниматься?

- У тебя программа индивидуальная, так что, можно считать, все двадцать два часа в сутки свободные, - педантично напомнила Расия. - А ночью все спят, и у тебя точно других дел нет. А ты чем занимаешься? Мультики смотришь? Да не вздрагивай ты так, я догадалась. Можно подумать, я тебя не знаю!

Рикона смущенно потупилась. Она и в самом деле ужасно полюбила местные мультфильмы, особенно про находчивого цыпленка Кура и злобную, но глупую куницу Гару, которой никак не удавалось съесть ни цыпленка, ни его друзей. Некоторые серии она посмотрела раза на три или четыре. Координатор говорил, что ее личная виртуальность не доступна никому, лишь куратор Таня Каварова может получить доступ к перечню ее дел (и не более). Но, видимо, Расия и в самом деле знала старую подругу и подопечную как облупленную - даром, что ли, в Академии столько времени вместе провели. Наверное, все-таки нужно поменьше мультиков и побольше учебников - но ведь учебники такие скучные!

Какое-то время все трое молчали, наблюдая за кровавым закатом. Даже без прогноза Рикона знала, что он предвещает скорую непогоду: сухой сезон заканчивается, и уже завтра должен прийти первый, пока еще короткий и слабый тайфун. Потом они начнут случаться все чаще и чаще, обкладывая Хёнкон проливными дождями и тучами на несколько дней. По набережной прогуливался народ, по большей части полуголые и совсем голые студенты и студентки, многие раскрашены невообразимым образом, словно сбежавшие из джунглей дикие дикари. Вот как, спрашивается, они решаются в таком виде показываться на людях? Попробовал бы кто в Академии Высокого Стиля... ну нет, не догола раздеться, конечно, а хотя бы кошачьи усы на физиономии пририсовать, как у проходящей неподалеку симпатичной черноволосой девушки - ох, что бы ей устроила госпожа Сиори!

Заметив взгляд Риконы, девушка-кошка улыбнулась и подмигнула. Девочка против своей воли уставилась на нее во все глаза: "кошка" щеголяла в одних едва заметных трусиках с длинной золотой бахромой и легких сандалиях, зато нацепила золоченые браслеты на запястья и лодыжки и несколько длинных золотистых цепочек на шею, ненавязчиво подчеркивающих небольшие, но красиво очерченные груди. В дополнение ее тонкую (хотя и совсем не идеальную, с жирком, мелькнула мстительная мыслишка) талию охватывала толстая серебристая цепь с крупными зелеными камешками. В живописно встрепанных иссиня-черных волосах торчала пара больших кошачьих ушей из черного бархата с голубыми блестками. Выглядела девушка ужасно эффектно, и Рикона даже представила, как сама выглядела бы в таком наряде... Ох. Наверное, и ругать ее никто не станет, а Таня даже поможет украшения подобрать, но выйти в таком виде на улицу и показаться людям? Проще умереть на месте. Хватит пока и того, что она рискнула выйти в длинных спортивных трусах и майке.

- Идет наконец-то! - в пространство сообщила Маюми. - На пять минут опоздал, разгильдяй.

- Кто идет? - не поняла Рикона.

- Ну кто-кто, вон... Лика, конечно.

Девочка встрепенулась. С озорным братом ректора она встречалась раза три или четыре, когда еще жила на Текире в городе Масария. Палек редко появлялся в старом отеле, доме семьи Мураций, по большей части пропадая в Сураграше - стране на другой стороне планеты. Но дважды он брал ее с собой, чтобы показать свои стройки: плотины и мосты. До того Рикона даже и представить себе не могла, что можно построить в ущелье плотину высотой в семьдесят саженей (если смотреть с ее вершины вниз, голова начинала кружиться, несмотря на ненастоящее тело). На стройках он носил тело взрослого дядьки, почти старика. Но в отеле в Масарии и в виртуальности преображался в веселого белобрысого мальчишку немного старше самой Риконы, обожающего болтать ни о чем и приставать со смущающими двусмысленными комплиментами прямо в присутствии жены, всегда спокойной и тихо-улыбчивой Кансы. Здесь, в Университете, она видела его только однажды, и то мимоходом - он пояснил, что по-быстрому осматривает стройки в дальней части Хёнкона, а потом сразу возвращается на Текиру. Неужели сейчас он решил просто поболтать?

Маюми оказалась права: Палек в теле подростка, одетый в пятнистые шорты и с торсом, раскрашенным в черно-желтые полоски, как у пчелы, действительно стремительно шагал по тротуару, лавируя между прогуливающихся. Вот он слегка зацепил плечом кошастую девушку, тут же остановился и, судя по жестам, принялся усиленно извиняться. Слова не доносились, но девушка слушала его явно благосклонно и даже не отреагировала, когда он словно невзначай обхватил ее за талию, другой рукой показывая куда-то в сторону океана. Закончив сцену стремительным падением на одно колено и поцелуем девушки в тыльную сторону запястья, Палек вскочил, поклонился и продолжил свой путь. Усатая хихикнула в ладошку, провожая его сожалеющим взглядом, потом повернулась и отправилась по своим делам.

- Если он так с каждой симпатичной мордашкой развлекается, понятно, где задержался, - ехидно прокомментировала Маюми. - Надо сюда Кансу импортировать, чтобы она его по башке била за сексуальные домогательства к несовершеннолетним.

- Возраст согласия в большинстве стран Паллы, между прочим, двенадцать местных лет, а ей минимум семнадцать, - расслышал ее приблизившийся Палек. Говорил он на общем, и родной язык прозвучал для ушей девочки райской музыкой. - А текирских так вообще девятнадцать - она и по местным меркам совершеннолетняя, и по нашим. И вообще, девчонка сама явно на охоту вышла, Каси меня бьет только по почкам, чтобы физию не портить, а у вредных пушных зверьков советов тут не спрашивают. Привет, Рика. Как дела?

- Здравствуй, Палек, - радостно улыбнулась Рикона. - Отлично. Ты надолго прилетел?

- Нет, я опять мимолетом... мимоходом... мимобегом, - Палек подхватил с парапета недовольно тявкнувшую рыжую лису, обернул вокруг шеи на манер воротника и плюхнулся на ее место. - Ну как, сочетаются цвета? - озабоченно спросил он. - Черный, желтый и рыжий - по-моему, все-таки шубу надо шить как-то иначе.

- Родной, если ты меня немедленно на место не положишь, я сама из тебя шубу сошью, - пообещала Маюми. - Я, в отличие от некоторых, и за чужим дроном контроль перехватить не постесняюсь. Хочешь, сам себе в физиономию дашь или в ухо плюнешь?

- Для человека плюнуть себе в ухо невозможно по чисто анатомическим соображениям, - парировал Палек, роняя ее, тем не менее, на парапет. - Кроме того, мой дрон не снабжен средствами достоверной имитации тела, так что плевать не умеет. И шаблон хобота в него не заложен, точно говорю. А еще я пожалуюсь координатору, и он вообще тебя с Паллы выгонит за цинизм в особо крупных размерах. Животные и небы должны подчиняться человеку, а их комбинация - тем более, ясно?

- Он человеческий шовинист, - с презрительно-аристократическим видом насмешливо пояснила Маюми Риконе, устраиваясь поудобнее и скрещивая передние лапы. - Сам от неба отличается только глупостью и медлительностью, а туда же, в хозяева лезет. Впрочем, шовинизм всегда базируется на комплексе неполноценности. Так зачем ты нас здесь собрал, о повелитель животных и прочих мух? Только чтобы перед девочками повыпендриваться в своем обычном стиле? Так я среднего рода, на меня твои обезьяньи ужимки не действуют. Или ты сегодня трутня изображаешь, а не обезьяну, судя по раскраске?

- Ша, языкастая ты наша! - цыкнул на нее Палек. - Думаешь, нашла несколько ехидностей в чужой базе данных - и уже самая крутая? Я, между прочим...

- Рика, давай оставим их здесь упражняться в остроумии и пойдем прогуляемся, - предложила Расия, бесцеремонно перебивая обиженно надувшегося Палека. - Когда устанут, сами нас найдут.

- Вот так всегда, - пробурчал паладар. - На самом интересном месте бац - и скажут что-нибудь плохое. Одно слово - женщины! Ладно, уговорила. Короче...

Он повел плечами и неуловимо преобразился. Трудный ехидный подросток как-то сразу стал серьезным молодым мужчиной. Пчелиная раскраска на его теле медленно поблекла, и кожа приняла нормальный чуть смугловатый цвет.

- Рика, у меня все времени не находилось забежать тебя проведать, - сказал он извиняющимся тоном. - Разрываюсь между двумя мирами, понимаешь. Да и сейчас, в общем-то, как следует пообщаться времени нет.

- А на то, чтобы за студенточками ухлестывать, время нашлось, - в сторону заметила Маюми. - Вместо того, чтобы в виртуальности встретиться и полчаса сэкономить, на набережную зачем-то вытащил...

- Не ехидничай. Координатор порекомендовал, не я придумал. Рика, мы хотим, чтобы ты увидела, что, а главное - кто за тобой стоит: университет, паладары, люди... Тьфу. Не мне следовало с тобой общаться, но остальным сейчас просто не до того. Они в полном составе, включая аналитиков Стора и преподавателей Цу, по всей Палле болтаются и успокаивают перепуганных чиновников и просто народ.

Он протянул руку и погладил Рикону по волосам. Та улыбнулась ласке, но тут же спохватилась (люди же смотрят, что он как с маленькой!..) и резко уклонилась.

- Рика, скажи мне прямо: как себя чувствуешь в новом мире? Ты на Палле провела две с половиной декады - как, освоилась? Чужой себя больше не чувствуешь?

Девочка подумала.

- Не знаю, - сказала она неуверенно. - Ну... я уже все здесь знаю. Или почти все. Мне Дзара с ребятами показывают и объясняют.

- Хорошо, - кивнул Палек. - Каково мнение кураторов?

- Вполне себе освоилась, - фыркнула Маюми. - Лишь недавно из Академии, а уже разболталась до невозможности. Целыми днями бездельничает и по городу с пацанвой гоняет. Или с Дзарой на Арене играет.

- Ничего я... - возмущенно вскинулась Рикона, но Палек остановил ее поднятым указательным пальцем. Затем он выжидательно взглянул на Расию.

- Адаптация проходит успешно, информационных перегрузок больше не случалось, - сухо сообщила черная лиса. - Мог бы просто в моих отчетах посмотреть, там все есть.

- Так... - паладар почесал кончик носа. - Хорошо бы еще и Таню спросить, но ей сейчас тоже не до того, она подопечных обзванивает и контролирует. В общем, можно считать, что культурный шок преодолен и можно двигаться дальше. Рика, как ты относишься к расширению кругозора?

- А? - удивилась та. - Я же учебники читаю. И передачи местные смотрю.

- Учебники учебниками, но я о другом. Есть мнение, что тебе стоит познакомиться с Паллой за пределами Хёнкона. Ценгань с Кайнанем узнать получше, в частности. Что думаешь? Пара часов в день у тебя найдется?

- Не знаю, - Рикона слегка поежилась. Ей вдруг стало слегка страшно. В Хёнконе она уже действительно чувствовала себя легко и свободно, почти так же свободно, как в Академии Высокого Стиля и в Цетрии. Но отправиться куда-то еще?.. - А что значит "пара часов в день"? Как я два часа могу путешествовать и потом обратно возвращаться? Планета же большая.

- А? Да все просто. Тебе же не обязательно конкретного дрона таскать за собой по миру. Подключат тебя к дронам в других частях материка, и всё. Тебе даже спать не надо, так что времени хватит.

- Ну... тогда, наверное, можно. А что делать надо? Просто гулять?

- Нет, Рика, - Палек серьезно глянул на нее. - Мы хотим поручить тебе дело. Очень важное и очень нужное дело.

- А, Камилл вас все-таки уболтал, - непонятным тоном заметила Маюми. - Второе дно уже нащупали?

- Что? - Палек недоуменно глянул на нее.

- У Камилла всегда есть второй смысловой слой. А то и третий. Что еще он задумал, помимо официально декларируемого?

- Ей не придется работать с Камиллом, - терпеливо сказал Палек. - Непосредственно приглядывает и инструктирует координатор, общий контроль за вами двумя и Таней, как и раньше. Ищите себе хоть второе, хоть десятое дно, сколько влезет. И вообще, Маю, не действуй мне на нервы, а? Рика, не обращай на нее внимания. У нее переходный возраст, все время старшим возражает из принципа.

Рыжая лиса зубасто ухмыльнулась и не ответила.

- Короче, Рика, мы хотим, чтобы ты помогла нам в эксперименте с Ареной. Ты ведь знаешь, что мы начинаем распространять терминалы по всей планете, чтобы массово обследовать население?

Рикона робко кивнула.

- Отлично. И ты, наверное, догадываешься, что среди тех, кто станет играть на Арене, окажутся и дети? Нам нужен инструктор. Кто-то, кто мог бы обучать их азам и присматривать за ними в виртуальности в первое время. И мы хотим, чтобы ты стала таким инструктором.

- Но как я могу? - в легкой панике спросила девочка, еле сдерживаясь, чтобы не отключиться от тела и не забиться в дальний уголок личной виртуальности. - Я же только что приехала! Я ничего не знаю! И почему я? Есть же координатор и господин Дзии!

- Почему ты? Потому, что нужно продолжать адаптироваться к миру, - Палек положил руку ей на плечо и заглянул в глаза. - Я понимаю, тебе страшно. Но ты должна преодолевать страх. А чтобы как следует узнать себя, нет ничего лучше, чем учить других. Ты ведь в Академии-Си учила первокурсников? Значит, ничего нового. Ты справишься, мы уверены. Ну, а насчет координатора - ты ведь слышала о принципе "что могут люди, делают люди". А ты можешь естественным образом присутствовать и в виртуальности, и в реальности, так что являешься идеальным кандидатом. Ну так что? Не возражаешь?

Рикона поежилась. Паника по-прежнему не отступала. Как она может стать инструктором? Ее саму нужно учить всему-всему! Она сама ничего не знает и не понимает.

Но с другой стороны... Если паладары считают, что она справится, и она может действительно помочь... Если всего два часа в день... И координатор станет присматривать, и с Маю и Раси можно общаться в любой момент...

- Ну, я попробую... - нерешительно сказала она.

- Не надо пробовать, Рика, - Палек ободряюще сжал пальцы у неё на плече. - Нужно просто делать. Тебя не бросят одну. Посмотри, - он обвел рукой набережную, заполненную народом, - они все с тобой и за тебя. И Раси с Маю тебе станут помогать. Ты справишься. Сейчас я познакомлю тебя с Камиллом, потом он тебя представит, кому надо. Он дядька со странностями, но обычно не кусается и малышей вроде тебя обижать считает ниже своего достоинства. Однако есть один человек, с которым тебе придется столкнуться вплотную. Нужно, чтобы ты очень внимательно наблюдала за ним и его подручными и не позволяла им обижать игроков. Его зовут Мэй Лю Сянь, и он глава одной из самых больших банд на Могерате под названием "Кобра".

Тот же день. Палла

Волюты и кольчоны, появившиеся на Палле в новот, добавили очередную щепотку острого перца в и без того бурлившее мировое варево.

Меньше всех досталось Ставрии и другим странам Торвалы, где стояла глубокая ночь. Когда волюты сотнями тысяч, а иногда и десятками миллионов начали возникать над городами, люди по большей части спали. Хотя армию и внутренние войска подняли по тревоге, тем дело и ограничилось. На следующее утро газеты, телеканалы и радио, следуя строгому указанию свыше, упомянули лишь о "незначительных ночных флуктуациях атмосферной и почвенной энергоплазмы" - в том же тоне, в каком могли бы упомянуть о неожиданных проливных дождях. Ретрансляции и перепечатки любых зарубежных материалов на сей счет строго запретили, а солдатам отцы-командиры пообещали по месяцу нарядов вне очереди за каждое лишнее слово. К делу сразу же энергично подключилась и Служба безопасности Ставрии, так что невнятные слухи так и остались слухами. Те немногие полуночники, что не служили и не работали в госорганах, очень быстро переставали рассказывать о зловещей серой пурге за окнами, столь нехарактерной для последних дней календарного лета даже в северных областях материка.

Однако на Могерате и Фисте, где стоял вечер, а также на Торвале, где время варьировалось от позднего утра до позднего полудня, скрыть новые флуктуации не удалось. Меньше декады прошло с того ужасного децинота, когда тысячи и тысячи людей внезапно умерли без каких-либо видимых причин - чудовищное напоминание о дне Первого Удара, навсегда сломавшего привычную жизнь. В первые дни люди еще лишь осмысливали случившееся, и страх накапливался постепенно, по мере осознания масштабов новой катастрофы - однако бояться вроде бы уже было нечего. И хотя на улицах городов всех трех материков резко прибавилось полубезумных разномастных проповедников, предрекавших скорую гибель, до нынешнего дня люди продолжали жить и работать по-прежнему.

Однако новое нашествие волют, пусть и кратковременное и безвредное, стало спусковым крючком, высвободившим накопившееся напряжение.

Массовая паника охватила Типпу. В Кайтаре, Теулане, Росуге, Эйраторе, Гиссаме, Куралии и прочих странах люди стремились запастись едой и сбежать из крупных городов, которые, как все почему-то уверились, непременно подвергнутся атаке кольчонов. Продуктовые супермаркеты и магазины штурмовали обезумевшие толпы, под конец уже и не задумываясь об оплате. В давкезначительная часть товаров оказывалась разбросанной и растоптанной. Продавцы сбегали или присоединялись к мародерам. Уже через час после появления волют нормально функционирующих магазинов на Типпе почти не осталось. Появились первые пострадавшие - покалеченные, задохнувшиеся, умершие от сердечных приступов, свалившиеся от гипертонических кризов и обострения хронических болячек на нервной почве... Немногочисленные кареты скорой помощи, чьи экипажи не поддались панике, застревали в гигантских пробках на улицах, не в силах пробиться к нуждающимся в помощи. Кое-где полиция применяла слезоточивый газ, где-то - водометы, где-то пыталась выставлять оцепление и даже открывала огонь резиновыми пулями, но ничего не помогало. Остановить паникующих могли разве что пулеметы. Городские улицы и загородные шоссе превратились в реки медленно движущегося, а во многих местах - безнадежного застывшего автомобильного железа, где сигналы клаксонов сливались в унылую протяжную какофонию.

Погромы неуклонно расширялись. Жители бедных кварталов и трущоб, со времен Первого Удара быстро расползавшихся по городам, словно раковые опухоли, тоже вышли на улицы. Большинство из них не без оснований считало, что правительство их бросило. Во многих местах шли стихийные митинги, где ораторы, потрясая кулаками, призывали громить и жечь - и многие прислушивались к ним. Уличная шпана и профессиональные грабители устремились в магазины с дорогой электрической и электронной техникой, разбивая витрины и унося и вывозя на тележках все, до чего дотягивались. К ним присоединялось все больше и больше обычно законопослушных граждан.

Премьер-министр Кайтара Чьяко Ментеллано выступил с экстренным обращением к нации, в котором уверял, что опасности нет никакой. Эффект получился обратным: уверенные, что им лгут, кайтарцы начали паниковать с удвоенной силой. Кайтарские города превратились в озера хаоса. В урбанизированной области Большого Дриммада с совокупным населением в тринадцать миллионов человек из-за ошибок персонала одной из энергетических подстанций произошло короткое замыкание. Ее отключение немедленно вызвало цепную реакцию перегрузок и замыканий на десятках других подстанций. На полтора часа, пока паладарские дроны и местные электрики искали и устраняли причину аварии, регион остался не только без света, воды, лифтов, холодильников и кондиционеров, но и без связи и средств массовой информации, что отнюдь не способствовало стабилизации обстановки.

В многочисленных малых государствах Фисты и севера Типпы, где граждане привыкли ждать от властей лишь очередной подлости, ситуация развивалась по гораздо худшему сценарию. Оружие, легальное или нелегальное, имелось как минимум в каждом пятом доме. Армия и полиция, куда, надеясь на власть и поживу, шли в первую очередь головорезы, не просто не препятствовали грабежам, но и сами с удовольствием подключились к ним. Началась стрельба, гибли люди - и участники грабежей, и просто случайные прохожие, и даже те, кто не вовремя выглянул в окно. В четырех государствах Фисты - Трансгрии, Мерташе, Твадоре и Курубине - под шумок произошли военные перевороты: в первой - при негласной поддержке ставрийского посольства (Ставрия давно целилась заменить руководство обильной магнетитом страны на более сговорчивое, готовое перенацелить поставки обогащенной руды с западного направления на восточное), а в остальных - потому что претенденты на власть, в отличие от местных диктаторов, сохранили ледяное хладнокровие.

Однако не имело ни малейшего значения, кто находился у власти: двадцать четыре страны Фисты с общим населением в триста семьдесят миллионов человек на несколько декад полностью утратили даже подобие управляемости. Власть диктаторов и немногочисленных демократически избранных правительств в них на тот период сократилась в лучшем случае до пределов столиц, а в худшем - до границ президентских и парламентских дворцов. Надрывно мычали недоенные коровы, разбредались из хлевов некормленые свиньи, а в северной части континента, где как раз наступила пора сбора урожая, зерно осыпалось из спелых колосьев: достать бензин фермеры больше не могли, и комбайны стояли под навесами мертвыми грудами металла.

На Могерате, где уважение к власти впитывалось (и жестоко вбивалось) в каждого человека с младых ногтей, беспорядков удалось избежать. Паника выразилась в массовом паломничестве к храмам всех богов. Монахи и послушники даже самых захудалых и обычно не избалованных вниманием святилищ Миндаллы с изумлением наблюдали за скапливающимися толпами. В закатных лучах собравшиеся, сложив дары в огромные груды перед алтарями и статуями и помолившись, не уходили восвояси. Вместо того они оставались поблизости - присев на корточки, с тревогой переговаривались с соседями и напряженно вглядывались в вечернее, а затем и переливающееся ночное небо в поисках волют. Войска в казармах подняли по тревоге, и солдаты в полной экипировке сидели на плацах рядом с тяжелыми грузовиками, напряженно ожидая, куда их отправят. Командиры пытались поддерживать тишину, но нервные шепотки порхали от человека к человеку, а пальцы томительно ощупывали спусковые крючки автоматов и карабинов. Управы благочиния разослали всех служащих, даже простых машинисток и вахтеров, наблюдать за скоплениями народа - совершенно бессмысленно, поскольку справиться с вспыхнувшими массовыми волнениями они бы не смогли. Левые министры и их дайнагоны сидели в залах заседаний, молча слушая сводки и рапорты, пока Правые министры срочно уводили в подземные бункеры королей, их жен, любовниц, родственников и избранных слуг.

Но не все жители Могерата покорно ждали своей судьбы. Под зловещим красным плащом умирающего заката, мешающегося с радужными переливами, накатывающими с востока, меж людей появлялись зловещие тени. Проповедники, носящие на шее просверленные посередине монеты, а на левом локте - плотную повязку, нашептывали людям о последних днях мира, о жрецах, давно забывших богов и всякий стыд, о набравших силу коварных дхайнах, обосновавшихся в Хёнконе, и о лучшей жизни, ожидающей тех, кто примкнет к Братству Локтя. Секта локтевиков пользовалась дурной славой - люди не забыли ни взрывов во время религиозных процессий, ни убийств жрецов, ни слухов о людях, отдававших все свое богатство и загадочно умиравших, ни недавней катастрофы в храмовом комплексе Санъямы. Однако слова проповедников падали на благодарную почву. Всеобщая беспросветная бедность, в которую континент погрузился после Первого Удара, и постоянный страх перед чудовищами, сотканными из бесплотного тумана, постепенно размывали тысячелетние привычки подчиняться и молчать.

Оставив Ставрию на усмотрение Суоко и Народного Председателя, паладары выпустили публичное обращение на остальных трех материках. Регент Хёнкона Сторас Медведь оповестил, что угрозы нет. Энергоплазменные образования, которых вы видите, не опасны, говорилось в сообщении. Уже много декад не зафиксировано ни одной смерти ни от выстрела волюты, ни внутри кольчона, внезапно накрывшего город. Они всего лишь внешние проявления скрытых от человеческого глаза процессов в Красной Звезде и давно перестали представлять опасность. Волюты, которых вы видите, убеждал регент, не причинят вам вреда. Паладары просят всех перестать паниковать и вернуться к нормальной жизни. Четвертый Удар, случившийся девять дней назад, не повторится.

Однако в отличие от предыдущих раз, сейчас обращение эффекта не возымело. Слишком много людей еще рыдали над свежими могилами и урнами с пеплом. Слишком часто за последний год на Палле происходили нашествия. И, слушая выступление регента, слишком многие вспоминали про Большую Игру, закончившуюся на планете совсем недавно, и у слишком многих начали возникать неприятные мысли, подавленные Четвертым Ударом.

Один из них тысячу лет развлекался с нами, словно с бессловесными куклами, угрюмо переговаривались люди. Чужие создали нашу вселенную, нашу планету, нашу звезду лишь для того, чтобы отвлечься от скуки. Наша история - всего лишь сценарий театральной постановки, написанный неизвестно кем. Чужие никогда не заботились о нас, и сейчас, возможно, они рассказывают нам сказки, преследуя какие-то свои цели. Откуда мы знаем, что они говорят правду? Откуда мы знаем, что Красная Звезда - не их хитроумное изобретение, чтобы поработить нас? Но они могли и промолчать о настоящей истории, возражали сторонники паладаров. И Красная Звезда возникла до них, и создавать Университет их никто не заставлял. И космодром они строят для нас, а не для себя. Какой им смысл обманывать нас? Противники паладаров, пока что немногочисленные, неуверенно замолкали, но мысли продолжали бродить в их головах - и распространяться среди окружающих, словно круги на воде.

Так прошла ночь с новота на децинот последней декады лета года тысяча двести тридцать второго от основания Кайтарской империи.

10.30.1232. Хёнкон. Палла

Под потолком мягко прозвучал гонг.

- Транспорт прибудет через тридцать секунд, - оповестил звонкий голос Райники. - Прошу приготовиться к встрече гостей.

Кирис дернулся, и голова Фуоко почти соскользнула с его коленей, затянутых в скользкий сенсорный комбинезон.

- Эй! - недовольно сказала она, усаживаясь и потягиваясь. Ее сенко натянулся, обрисовывая каждую черточку тела. - Ты чего скачешь?

- Ну... встретить, типа, - неуверенно проговорил парень. Он чувствовал, что пальцы мелко подрагивают. С самого утра его не покидало предчувствие чего-то очень плохого. План эксперимента, предложенного Фучи, ему крайне не нравился. Возвращение обратно в виртуальность? К старому маразматику Брагате, или кто он там на самом деле? К мальчишке, который на самом деле свихнувшийся неб Демиургов, умеющий рулить даже законами физики? В место, где сражаются армии и кидаются с ножами чокнутые компании, а гориллы высотой в треть цулы сражаются дубинами?

(А ведь одна из тех горилл как бы не ты сам, кольнула неприятная мысль. Та, что рыжая.)

- Кир, ты мою маму ни разу не видел, что ли? Или Рису? - фыркнула подруга. - Ты чего мандражишь так?

На последних словах ее голос внезапно сорвался, и Кирис удивленно глянул ей в лицо. А ведь она сама на взводе, вдруг сообразил он. По каналу от нее текла тонкая струйка напряженного ожидания. Дебил. Тебе эксперимент не нравится - а она-то как себя чувствует? Или дело не в эксперименте? Ну да, папаша откинулся - та еще новость. Другая бы сейчас в три ручья ревела, но Фучи молодец, держится.

Массивная внутренняя дверь тамбура неслышно растворилась, послав по помещению воздушную волну, и через порог шагнула Марта Деллавита. Она полностью изменилась. От вчерашней раздавленной горем женщины, с трудом стоящей на ногах, не осталось ничего. Сейчас она выглядела почти так же, как в Барне: деловой серый костюм (только с черной траурной лентой, приколотой на груди), лакированные туфли на низком каблуке, уложенные в стильную прическу волосы, умело наложенный строгий макияж и твердая уверенная походка. Если бы не глаза в мелких красных прожилках, догадаться о ее вчерашнем состоянии не смог бы никто. То ли Дзии по уши накачал ее успокоительными, то ли сама себя в руки взяла... Если второе, то характером Фучи, пожалуй, не только в папашу, но и в мать.

Следом за женщиной неслышно вошла ректор - сегодня опять в образе Рисы-малолетки, босая, в спортивных трусах и маечке, словно на уроке физкультуры в барнской школе. Она прикрыла за собой дверь и неподвижно замерла.

- Доброе утро, - неловко сказал Кирис, вставая.

- Привет, мам! - Фуоко вскочила, подбежала к матери и обняла ее. Та ответила крепким объятием. Какое-то время они стояли, замерев и, кажется, даже не дышали. Затем Марта разомкнула руки и слегка отстранила дочь.

- Как ты? - с тревогой спросила Фуоко.

- Я уже в порядке, - мать ласково провела ладонью по отрастающему ежику седых волос Фуоко. - Извини за вчерашнее. Долгая дорога меня совсем из колеи выбила. Как у тебя дела?

- Нормально, - в голосе девушки опять скользнуло напряжение. - Мам, мне нельзя волноваться. Арасиномэ с ума сходить начинает, волюты повсюду появляются, а химия на меня совсем не действует... Я себя контролирую. Главное, чтобы ты в порядке...

- Я выдержу, не беспокойся. Здесь очень хорошие врачи.

Мать перевела взгляд на Кириса, и тот с трудом подавил внезапное желание прикрыться: сенко не слишком-то отличался от полной наготы.

- Здравствуй, Кир. Рада тебя видеть. Да... понимаю, что Фучи нашла в тебе такого, - она попыталась изобразить, вероятно, слегка лукавую улыбку, но ее губы уродливо исказились, и на восстановление контроля за лицом ушло несколько секунд. - Она тебе не слишком много проблем доставляет?

- Все в порядке, дэйя Деллавита, - неловко сказал Кирис. Он совершенно не понимал, как себя вести. Когда жизни не учит, она неплохая тетка, как выяснилось по последним барнским каникулам, но зачем Фучи придумала какую-то конференцию на четырех персон? Им бы с мамашей наедине друг другу в плечо пореветь, легче бы стало.

- Ну и хорошо... зятек, - на сей раз улыбка матери вышла почти натуральной. - Главное, что все в порядке... а на досужие разговоры внимания можно не обращать. Тем более - вам.

Досужие разговоры? Кирис насторожился, параллельно заметив, что Фуоко тоже внимательно глянула на мать.

- Дэйя Марта, - сказала с потолка Дзии женским голосом, - я преобразую медицинские капсулы в диваны на двоих. Поскольку, как я понимаю, речь пойдет о строго приватных материях, я прекращаю акустический и визуальный мониторинг помещения даже в безличном режиме. Если кому-то потребуется медицинская или иная помощь, Карина меня позовет.

Медицинская капсула перед Кирисом проглотила постельное белье и оплыла, преобразуясь из кровати в параллелепипед с двумя выдавленными в нем креслами. Он оглянулся: капсула позади него проделывала те же эволюции.

- Да не стоит беспокойства, дэйя Дзии, - махнула рукой мать. - Не такие уж они и приватные. Все равно газетчики уже в курсе, рано или поздно растрезвонят... дэйя Дзии?

- Она уже отключилась, Марта. - Риса отделилась от стены и приблизилась. - Давайте сядем.

Она взяла мать Фуоко под локоть, подвела к одному из двойных кресел и вежливо, но настойчиво усадила, опустившись рядом. Фуоко села на второй диван и потянула Кириса за руку, принуждая к тому же.

- Так вот, значит, как выглядят сенсорные комбинезоны на людях, - задумчиво сказала Марта Деллавита, беззастенчиво разглядывая Кириса. - Да, не могу не согласиться: вид совершенно неприличный. По телевизору не показать, особенно женщин. Но, думаю, небольшие декоративные элементы проблему решат. Заодно и отличительные знаки можно разместить...

- То есть вы решили принять наше предложение? - с интересом спросила Риса.

- Я... не... не знаю. Дэйя Мураций...

- Риса. Мы же договорились.

- Хорошо, Риса. Я пока не готова принимать какие-то важные решения. Я летела сюда лишь для того, чтобы с дочерью повидаться, - женщина слабо улыбнулась. - Знала бы, чем кончится, ни за что бы не явилась.

- А чем кончилось? - с подозрением спросила Фуоко. - Волюты тут стайкой полетали - ну и? Или я чего-то не знаю?

- Фучи, потом, - Риса помахала ладошкой. - Давайте в порядке приоритета. У Марты есть важная информация, касающееся... юридических формальностей в отношении тебя и Кира. Ты тоже хотела сообщить о чем-то важном, раз меня позвала, верно? Поскольку ты никогда раньше так не поступала, мне кажется, что твоя информация важнее, поэтому начнем с формальностей, чтобы потом не отвлекаться. Не возражаешь?

Фуоко молча покачала головой.

- Хорошо, - Риса повернулась к матери Фуоко. - Марта?

- Да-да...

Та вытащила из кармана делового жакета (как она не запарилась по такой жаре?) носовой платок, расправила его, поднесла к носу, чтобы высморкаться, но не стала, нервно скомкав и сунув его обратно в карман.

- Фучи, я должна проинформировать тебя о папином завещании, - в ее голосе снова проявились надтреснутые нотки, словно от тщательно удерживаемых слез. - Он оставил весьма точные инструкции по распоряжению наследством... пересмотрел старое завещание еще до того, как ты уехала в последний раз. Он... в общем, ты получаешь пятьдесят миллионов леер. Столько же, сколько и я, и Лойза. Остальное уходит Симе. Наследство выделяется в виде чистых денег, не в виде доли в имуществе. Симе потребуется какое-то время, чтобы сначала полностью вступить в наследство, собрать такие суммы. Акции продавать... сейнеры... у Аницето, его назначили распорядителем, есть инструкции, я в них не разбиралась... Может затянуться надолго, до зимы, а то и весны. Вот...

Пятьдесят миллионов леер? Да, нехило. Кирис постарался удержать на лице бесстрастную мину. При таких деньгах за Фучи начнет охотиться половина кайтарского высшего общества. Карраха, да и вторая половина с удовольствием разведется ради такого брака. Ну, он никогда иллюзий не питал. Нищий мальчишка с улицы шансов не имел с самого начала.

- Мам, меня не волнует наследство, - твердо сказала Фуоко. - Если бы я могла вернуть папу, я бы с удовольствием нищей осталась. Да и в Хёнконе мне деньги не нужны, а уехать из него я больше не могу, слишком опасно для людей. Хочешь, в твою пользу откажусь? И Кир париться перестанет по поводу богатой наследницы...

- Кир... ах, да. Кир... - Марта Деллавита аккуратно, чтобы не размазать тушь, помассировала глаза пальцами сквозь опущенные веки. - Я отвлеклась, забыла... Кир, ты...

Она подняла взгляд и посмотрела Кирису в глаза.

- Тебе тоже оставлено наследство. Пять миллионов леер.

Несколько секунд Кирис молча смотрел на нее, пытаясь осознать, что она сказала. Потом ему словно от души врезали по скуле. Сердце заколотилось, перед глазами поплыли белые круги. Щеки начали полыхать.

- Как - наследство? - тупо спросил он. - Какое наследство? При чем тут я?

- Кир, я понимаю, что для тебя новость полностью неожиданна. Но Хавьеро сказал - он обсуждал со мной, и я согласилась - что жених нашей дочери не должен быть уличным попрошайкой. Кир...

Она снова достала из кармана платок и принялась нервно комкать его в пальцах.

- Кир, меня предупреждали, что ты можешь отказаться. Прошу, не надо. Никаких условий, никаких обязательств с твоей стороны - просто поставишь подписи, где положено, и все. Документы пришлют почтой попозже. Пять миллионов, налог в двадцать пять процентов выплачивается распорядителем из остального наследства, ты получаешь чистую сумму. Гражданские имущественные права появляются в пятнадцать лет, тебе ведь совсем скоро исполнится?.. Фучи... прошу тебя, и ты не вздумай отказаться. Папа... он очень тебя любил. Он хотел твоей полной независимости, в том числе от нас, от семьи. Чтобы делала, что хотела... в Университете училась или что угодно еще. Через два года станешь полностью совершеннолетней, сможешь за Кириса выйти или как угодно поступить... Ладно?

- Ох, мам... - Фуоко тяжело вздохнула. - Я даже думать о таких вещах не хочу. А! Идея. Риса, а если я деньги Университету пожертвую? Или в управление отдам?

- Фучи, - Риса покачала головой, - как ректор и руководитель рабочей группы паладаров на Палле я официально заявляю, что ни Хёнкон как государство, ни университет "Дайгака" как организация, ни паладары как частные лица не примут твои деньги ни в дар, ни в управление. Мы не хотим иметь к ним никакого отношения - по мотивам как политическим, так и этическим. Кир, к тебе тоже относится.... как, впрочем, и к любому студенту или сотруднику Университета. Марта, вы ведь сможете при необходимости посоветовать хорошего управляющего? Или попросить дэя Аницето Перито о том же?

- Да, конечно, - женщина быстро кивнула. - У меня ведь та же проблема. И у Лойзы.

- А почему Симе в управление не отдать? - осведомилась Фуоко. - Он же в деньгах разбирается лучше нас всех, вместе взятых. И выделять деньгами ничего не придется. Только Киру его часть отдать надо, чтобы он от нас не зависел. Но пять миллионов же совсем немного, их можно из операционных средств выделить.

- Ничего мне не надо, - буркнул Кирис, у которого голова все еще шла кругом. Отец никогда на своем кране больше ста пятидесяти в месяц не имел, докеры редко больше полтинника зарабатывают, а для нее пять миллионов - "немного"? Блин, как была Фучи принцессой избалованной, так ей и осталась.

- Сима... - Марта Деллавита отвела взгляд. - Давай про Симу потом поговорим.

- Потом? Почему "потом"? - Фуоко наклонилась вперед. - Мам, у меня сейчас эксперимент намечен. Я могу в кому уйти надолго, может, на полгода или год, если не повезет. Что не так с Симой?

- В какую кому? - встревоженно спросила женщина. - Фучи, что за эксперимент такой? Я... я ничего не знала. Почему в кому? Ты же выздоровела...

- Мам, я и не болела. Я провела несколько дней где-то внутри Арасиномэ и сейчас туда возвращаюсь. Долго объяснять. Кир потом расскажет. Или координатор - скажи, что я разрешила. Мам, что не так с Симой? Он тоже пострадал? Что с ним?

На последних словах ее голос сорвался почти в истеричный выкрик. Марта стиснула руки и уставилась в пол.

- Фучи, я ним все в порядке... я имею в виду, он здоров. Но он... я даже не знаю, как сказать...

- Марта, можно мне? - спросила Риса. - История уже попала в барнские газеты определенного толка, мы кое-что знаем.

Женщина судорожно кивнула, не поднимая взгляд.

- Фучи, - в детском голосе ректора прорезались взрослые ноты сожаления, - боюсь, что брат настаивает на признании тебя юридически мертвой. На слушании завещания он в присутствии двух десятков свидетелей высказался именно так. Иск уже подан.

- Он сказал, что из-за тебя умер папа... - прошептала Марта. - Что ты - причина его инсультов. Фучи, он говорил ужасные вещи... что ты неживая... что ты умерла на Могерате, когда граната взорвалась... Когда я сюда отправлялась, он заявил, что ты марионетка Красной Звезды и паладаров... Фучи, он совсем обезумел от горя...

Фуоко откинулась на спинку своего кресла и некоторое время молчала. От нее плеснуло волной грусти и едкой горечи.

- Ну и дурак, - сказала она наконец. - Ну и пусть. Переживу. Или не переживу. Мам, он же прав. Я реально умерла. И мое сознание на самом деле непонятно где, а здесь просто труп говорящий.

- Не говори глупости, Фучи, - укоризненно сказала Риса. - Ты не более мертва, чем я или Рикона. Координатор уже провел исследование кайтарских законов. Он высказал мнение, что шансов на самом деле признать тебя мертвой у Массима нет никаких - при грамотной защите, во всяком случае. Твой брат просто не в себе после смерти отца. Он успокоится и образумится. Не суди его строго за нынешние слова, а лучше просто забудь пока про них. Марта, - она повернулась к матери Фуоко, - у вас есть еще какие-то важные сведения? Если нет, мне хотелось бы еще раз обсудить целесообразность эксперимента.

Мать отрицательно покачала головой.

- Я... я должна сказать что-то важное, - голос Фуоко дрогнул. - Только сразу предупреждаю, не надо меня отговаривать от эксперимента. Я все равно не откажусь. Юно там один, его спасать надо. И Брагату, если это он в замке...

- Надо ли? - задумчиво спросила Риса, подбирая под себя ноги. - Фучи, Юно не маленький ребенок, он в состоянии о себе позаботиться. Да и сомневаюсь, что сможешь ему помочь хоть чем-то. А что за важная вещь?

- Я...

Неожиданно Фуоко схватила Кириса за руку, вложила свою ладонь в его и переплела их пальцы. Парень почувствовал, что ее бьет мелкая дрожь, а по каналу от нее струились страх и мощное чувство вины. Да что же с ней такое? Он успокаивающе погладил ее по предплечью свободной рукой, посылая ей ободряющий импульс, и девушка благодарно чуть сжала пальцы.

- Я... Риса, попроси, пожалуйста, Дзии подключиться.

- Сделано, - после короткой паузы откликнулась ректор. - Дзии в канале.

- Я... в общем, я... - Фуоко резко выдохнула. - Беременна. Кир, мне больно!

Кирис, опомнившись, ослабил хватку и подобрал отвисшую челюсть.

- Как - беременна? - глупо спросил он. Кажется, для десяти минут вторая оплеуха такого калибра - уже слишком.

- Фучи, ты уверена? - спокойно спросила Риса. - Анализы делались? Дзии?

- Проведенный вчера вечером тест Винсенто-Шварца дал положительный результат, - откликнулся неб. - Повторный тест незадолго до встречи также оказался положительным. Сомнений нет.

- Тогда эксперимент, разумеется, отменяется, - все так же спокойно констатировала Риса. - И все остальные ваши эксперименты - тоже. Дзии, ввиду особой сложности ситуации, я полагаю, в перинатальную поликлинику мы историю болезни передавать не станем. Полагаюсь на тебя...

- Нет! - выкрикнула Фуоко, и на сей раз внезапно стальная хватка ее пальцев заставила уже Кириса поморщиться от боли. Покалечим мы друг друга сегодня, мелькнула у него мысль. - Риса, нет! Я же сказала, что меня не надо отговаривать, - уже тише продолжила она. - Я должна. От меня сейчас столько всего зависит... Кир, прости, ладно? Я знаю, я эгоистка, только о себе думаю. Но если я и в самом деле больше не вернусь... Риса, я знаю, я читала, женщины могут рожать в коме! Я хочу, чтобы хоть что-то от меня осталось, понимаешь? А я в любой момент навсегда отключиться могу, с экспериментами или без них, понимаешь? Мама! Ну скажи что-нибудь!

Кирис молча встал, подхватил ее на руки, оборвав бессвязный поток слов, и прижал к себе. Девушка обхватила его за шею, и ее тело вздрогнуло в удерживаемых рыданиях.

- Мне нельзя плакать, Кир, - прошептала она. - Опять волюты появятся, а тут мама... Кир, прости, ладно? И ребенка вырасти, никому не отдавай...

- Ты головой о стену ударилась? - поинтересовался Кирис, усаживаясь в кресло и устраивая подругу поудобнее у себя на коленях. - В самом деле помирать собралась, что ли? Так я тебя вообще никуда не пущу. Никаких экспериментов, дошло?

Фуоко затихла, прижавшись к нему. В комнате наступила мертвая тишина. Парсы, замершие в углу комнаты, синхронно переводили взгляды между Кирисом, Фуоко и ее матерью. Мать изо всех сил стиснула платок, пальцы ее побелели.

Потом Фуоко швыркнула носом и подняла голову.

- Я действительно головой о стенку ударилась, - тихо сказала она, но на сей раз в ее тоне и в прямом канале слышались совсем иные нотки: спокойное упрямство и легкое отвращение. - Сцены устраивать начала на пустом месте...

Она потянулась и поцеловала Кириса в уголок губ, потом соскользнула с его коленей и выпрямилась.

- Извините, - сказала она, повернувшись к матери и Рисе. - Я просто переволновалась ночью. Спать не получается, ну и вот... Я уже в порядке, никаких больше истерик.

Она шагнула вперед и взяла руки матери в свои, бережно обхватив их ладонями.

- Мама, я не собираюсь умирать, - твердо заявила она. - И я рожу ребенка. Я сама его воспитаю. Мне же спать ночами не надо, времени на треть больше, чем у других людей. И на воспитание время останется, и на учебу. Не беспокойся, ладно?

- Фучи, ты понимаешь, как рискуешь? - задумчиво спросила Риса, почесывая кончик носа. - Твое тело больше не развивается. Что, если то же самое случится с плодом? Или энергоплазма начнет перестраивать его прямо в матке? Мы ведь даже наркоз тебе дать не сможем, чтобы хирургические роды провести.

- Не проблема, я уже думала. - Фуоко выпустила руки матери, шагнула назад и опустилась в свое кресло. - Во-первых, я боль почти не чувствую, можно так резать. Во-вторых, энергоплазмой не одна я заражена. Ты же сама говорила, что сейчас почти все ей пропитаны. А рожать женщины не перестали, и ни у кого пока такая проблема не возникла, Дзии подтвердила. И потом, мне теперь навсегда рожать запрещено? Если я больше не развиваюсь, какая разница, сейчас или через пять лет?

- Ты не абы кто, Фучи. Ты уникальна, не надо сравнивать себя с другими. Но я тебя понимаю... - голос миниатюрного ректора оставался все таким же задумчивым. - Есть еще один вариант. Дзии, - она подняла глаза к потолку, - ты возьмешься за искусственное вынашивание плода в местных условиях? Если я правильно понимаю местную гинекологическую науку, на начальной стадии беременности можно извлечь зародыш через естественные родовые пути с помощью обычных инструментов.

- У меня отсутствует такого рода опыт с данной разновидностью человеческой расы, и уж тем более - с настолько примитивным оборудованием, как паллийское, - проинформировал неб. - Но исходя из общих соображений, я оцениваю вероятность успеха не ниже, чем в восемьдесят восемь процентов. Остальные двенадцать относятся на гибель зародыша. Ущерба матери я не допущу в любом варианте, так что оплодотворение мы сможем повторить, возможно даже - сразу в пробирке. Заказ на необходимые медикаменты и компоненты искусственной среды я разместила по обычным каналам еще вчера вечером, все остальное у меня есть. На сегодняшний день намечены предварительные консультации с паллийскими сотрудниками медслужбы Университета, специализирующимися в гинекологии и связанных областях.

- Отлично. Так что скажешь, Фучи? Мы извлечем эмбрион из матки и разместим его в камере для вынашивания. И тебе хлопот меньше, и риск тяжелых родов ликвидируем - рано твой рост остановился, узковаты у тебя бедра, уж извини. Чем раньше решишься, тем проще и безопаснее операция.

- Я... не знаю пока, - Фуоко слегка пожала плечами. - Нужно подумать. Риса, скажи, а я могу сейчас завещание составить? Да нет же, не в том смысле, что я вот-вот ласты склею, а просто для порядка. Раз у меня собственность образовалась, все случаи предусмотреть надо.

- Правильное отношение, Фучи, - неожиданно ректор широко улыбнулась. - Ты у нас сильная и умная девочка, я тобой горжусь. Но не знаю насчет завещания, нужно с кайтарскими юристами советоваться. У нас юрисдикция совсем другого государства, видишь ли, и не факт, что составленные здесь документы имеют силу в Кайтаре. Однако завещание подождет, сейчас о другом речь. Фучи, мне по-прежнему не нравится идея эксперимента, но я не имею фактической возможности запретить тебе его устроить. Да и морального права, вероятно, у меня нет. Я поддержу любое твое решение - при одном условии?

- Каком? - недоверчиво спросила девушка.

- Пообещай мне, что приложишь все усилия, чтобы выжить.

- Да я же сказала...

- Нет, Фучи, ты сказала другое. Я верю, что у тебя нет суицидальных настроений. Но там, в искаженной и изломанной виртуальности, у тебя могут возникнуть разные фантазии. Например - отдать жизнь ради какой-то высокой идеи. Юно спасти, или что-то аналогичное.

- Я его бросить должна, что ли? - агрессивно спросила Фуоко.

- Не обязательно. Но я хочу, чтобы ты осознала: ты - единственный наш канал связи со Станцией Брагаты и, возможно, с Чужой расой, что за ней сейчас стоит. От тебя, возможно, зависит дальнейшее существование вашей цивилизации. Но молодежь вроде тебя склонна к черно-белому восприятию мира и героическому самопожертвованию по пустякам. Не имея жизненного опыта и в одиночку, ты вполне можешь совершить какую-нибудь глупость. Фучи, если станет выбор между твоей жизнью и жизнью Юно или любого другого человека... или группы людей, ты должна выбрать себя. Обязана. Не имеешь права ни на какой другой вариант. Не ради себя не имеешь - ради всей планеты. Пообещай мне, Фучи, что выживешь любой ценой. Прямо сейчас пообещай, или я запрещу всей Паллийской рабочей группе поддерживать твой эксперимент.

Фуоко прищурилась, встречая прямой взгляд ректора. Некоторое время они в упор пялились друг на друга. Затем Фуоко расслабилась, ее лицо стало безмятежным.

- Риса, я не могу дать такое обещание. Разное же случается. Например, что, если выбор встанет - я или вся планета? Даю честное слово, что поведу себя предельно осторожно и не стану рисковать по пустякам. И глупостей не совершу. Достаточно?

- Достаточно, - кивнула ректор. - И все-таки - может, отложишь эксперимент хотя бы до завтра? С мамой как следует пообщаешься? Она все-таки через полмира сюда добиралась.

- А... сколько ей можно здесь оставаться?

- Мы не ограничиваем пребывание Марты на территории Хёнкона. Просто для сведения: Университет предлагает ей должность замглавы департамента связей с общественностью при посольстве паладаров в Дриммаде. Она займется пропагандой Арены и как наш потенциальный сотрудник пользуется определенными льготами. Ну, если согласится, разумеется.

- Вот здорово! - Фуоко на мгновение расцвела радостной улыбкой. - Мам, соглашайся! Арена - классная штука, тебе самой понравится!

- Ну как я могу согласиться, Фучи? - Марта беспомощно взглянула на дочь. - Я даже еще не знаю толком, о чем речь. Только то, что по телевизору рассказывали, глупости какие-то. И все... так неожиданно.

- Марта, - Риса успокаивающе похлопала ее по руке, - я понимаю, что вы сейчас не в лучшей форме. Я глубоко соболезную вашей утрате. Но раз уж ваша прежняя жизнь все равно сломалась, зачем ограничиваться полумерами? У нас цейтнот, мы не можем ждать. Все вакансии закроются в течение пары декад, не больше, и если вы откажетесь сейчас, второй шанс, скорее всего, не выпадет.

- Мам, я должна найти Юно, - сказала Фуоко. - И с тем стариком встретиться, если получится. Вдруг он на самом деле Брагата? Но я вернусь. Я постараюсь обязательно вернуться через день или два. Мы как следует поговорим, а потом ты согласишься, хорошо?

- Да кто такой твой Юно? - недоуменно спросила мать. - Твой друг? Впервые о нем слышу. Где ты его искать собралась?

- Кир, расскажешь всё, когда я отключусь! - скомандовала Фуоко. - Давайте начинать, у меня опять мандраж начинается. Если перенервничаю, что-нибудь не так пойдет. Дзии, мы начинаем.

Девушка решительно встала и направилась к двери в испытательный зал, но задержалась у своего стола. Она взяла в руки золотую брошку в виде саламандры с рубиновыми глазами и несколько секунд молча смотрела на нее, неслышно шевеля губами. Потом она осторожно положила украшение на стол и обернулась.

- Я вернусь, мама, - сказала она, и в ее голосе скользнули хорошо известные Кирису упрямые нотки. - Я точно вернусь, не переживай. Папа... он бы не одобрил, если бы я погибла. Кир, ты заснул? Идем давай!

Кирис мысленно пожал плечами, поднялся и двинулся на полигон вслед за подругой.

- Терминалы Арены активированы, - раздался с потолка сухой голос координатора. - Объемный сканер полигона активирован. Превентивно объявляю переведен желтый код. Дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, прошу занять свои места.

- Полностью готова к поддержке эксперимента, - подхватила Дзии.

Влезая в дверцу своего терминала, Кирис успел заметить краем глаза, что Риса и мать Фуоко входят в зал. А стоит ли тетке вообще находиться здесь? В Санъяме люди вообще-то погибли. Впрочем, координатору виднее. Не гонит и не гонит.

Внутри белого, кажущегося бесконечным во все стороны шара Кирис почувствовал, как его подхватывает суспензорное поле. Он натянул на голову капюшон, поплотнее приладив наушные мембраны динамиков, дотянулся до свесившегося сверху интерфейсного кабеля, прилепил магнитный разъем к контактной площадке под затылком и откинулся назад, приняв в воздухе полулежащее положение.

- Я готова, - прозвучал в ушах голос Фуоко.

- Готов, - проворчал Кирис. Он чувствовал, что его тоже потихоньку начинает бить нервная дрожь. Что, если Фучи так и не проснется во второй раз? Что, если в первый ей просто повезло? И беременность... ох, о ней лучше сейчас не думать.

- Дэйя Винтаре, вы уверены, что хотите продолжить? - координатор словно прочитал его мысли. - Считаю своим долгом напомнить о высоком риске необратимых последствий. Выношу настоятельную рекомендацию отменить эксперимент, поддержанную ректором Университета.

- Продолжаем, - в голосе Фуоко скользнули раздраженные нотки. - Я уже двадцать раз сказала!

- Я хочу убедиться, что вами не движет страх показаться трусливой. Дэйя Винтаре, если вами движут похожие эмоции...

- Нет никаких эмоций! - раздражение в голосе девушки усилилось. - Дэй координатор, пожалуйста, продолжаем.

- Хорошо. Прошу еще раз проговорить основные пункты программы.

- Проверить канал связи с Киром. Если сработает, провести замеры времени. Попытаться обнаружить Юно и Стаси. Вести себя крайне осторожно, если войду в контакт с Брагатой, Инициатором и прочими подозрительными личностями. Через двое суток субъективного времени попытаться вернуться в реальность либо приготовиться к принудительному возвращению. Всё?

- Повторите фразы, которые должен произнести Стаси.

- Дом сгорел, дрова остались. Печка белая стоит.

- Верно. Напоминаю, что чрезвычайно важно, чтобы фразу произнесли сначала вы, потом он. Если получится, постарайтесь выполнить несколько таких итераций. Если он не сможет повторить фразу в точности, используйте любую другую, но в той же последовательности: сначала вы, потом он, и так несколько раз. Чем больше в его психоматрице возникнет предсказуемых колебаний, тем больше шансов ее обнаружить и напрямую подключиться к ней.

- Я помню, дэй координатор.

- Дэйя Винтаре, - голос координатора смягчился, - прошу не забывать, что вы отправляетесь в неизвестность. Любые планы составляются в расчете на прошлые войны, и они часто рассыпаются при столкновении с реальностью. Не зацикливайтесь на экспериментах и гипотезах, действуйте по обстановке и соблюдайте максимальную осторожность. Помните: вы должны вернуться любой ценой.

- Я помню, - похоже, Фуоко цедила сквозь зубы, что насколько Кирис ее знал, служило признаком крайнего нетерпения и недовольства. И чего координатор к ней привязался?

- Хорошо. Приступаем к основной фазе. Дэйя Винтаре, действуйте, как считаете нужным.

Белый свет вокруг Кириса неторопливо угас, и он очутился в темноте, в которой лишь изредка мерцали неяркие искры. Он сосредоточился, выделив внутренним слухом из далеких хоралов негромкую, но хорошо знакомую ноту Фуоко. Ночной мир заплясал перед глазами огненными линиями и полотнищами. Пошевелив головой, он сопоставил подругу с фиолетовым расплывчатым тетраэдром, покрытым розовыми пульсирующими точками.

Минуту спустя он пошевелился, озадаченно вглядываясь в бесконечный вальс потустороннего мира. Кажется, ничего не происходило. Ничего похожего на ощущения прошлого раза, когда рядом с долбанутым на всю голову проповедником в Санъяме его мозги выворачивало наизнанку. Спросить у Фучи? Или ее концентрация нарушится?

- Кир, - Фуоко сама разрешила его колебания, - не получается. Не могу туда уйти. Просто второе зрение работает, и все.

- В таком случае, возможно, следует отложить эксперимент? - осведомился координатор.

- Нет! - сердито откликнулась Фуоко. - Кир, помогай. Я туда дважды проваливалась, и оба раза ты участвовал. Помнишь? Сначала на острове, потом в Санъяме.

- А что надо-то? - осведомился Кирис, отгоняя ночной мир. Внутренняя сфера терминала по-прежнему помигивала искрами во тьме, обозначая свое присутствие. - Я ж не в курсе.

- Вспоминай! Ты... ну, не знаю, как сказать... ты каждый раз волют отгонял. Щелкал их, как сам говоришь. Давай, щелкни меня.

- Сдурела? А если тебе поплохеет? А Дзара? Она тоже чувствует.

- Дзара... блин. Дзии, а она где?

- Вака Дзара Мэйдо находится дома, - проинформировал неб. - Мелисса сообщает, что она недавно проснулась и теперь завтракает.

- А дроны далеко от нее?

- Ближайший дрон на расстоянии восемнадцати секунд максимального хода.

- Отлично! - решительно сказала Фуоко. - Подведите его поближе на всякий случай. Кир, она чувствует, но не помирает же! Мелисса наблюдает, большой дрон рядом. Если что, Дзии поможет. Давай, не телись. Щелкай. Дай только десять секунд, чтобы сосредоточиться. Дэй Дзии, включите отсчет, пожалуйста.

- Обратный отсчет запущен.

Перед глазами Кириса мягким зеленым светом загорелся быстро уменьшающийся счетчик секунд. Ходер! Что, если Фучи действительно поплохеет? Или Дзаре? А что, если...

Фучи беременна. И она устраивает эксперимент, против которого все - и Риса, и координатор с Дзии, и он сам. Если сейчас ничего не сделать, а потом сказать, что сделал, но что не выходит из-за чего-то еще... Дзии с координатором поймут, что он проволынил, но вряд ли скажут Фучи без прямого вопроса. Догадается ли она спросить?

А если догадается? В лучшем случае устроит скандал. В худшем - опять жутко разругаются, как в прошлый раз. И потом, какое он имеет право ей подножки ставить? Она ему верит!

Она дура. Не понимает, что творит. Ее нужно остановить. Одно дело - молниями швыряться в бетонную стенку, и совсем другое - коньки отбрасывать, чтобы в какой-то сломанной игре побывать. Сама потом спасибо скажет.

Не скажет, сам прекрасно понимаешь. И потом, сейчас она тебе верит - имеешь ли ты право нарушать ее доверие и бить в спину?

- ...Кир, блин! - окрик Фуоко резанул его по ушам. Перед глазами ровно горели цифры 00:00. - Ты заснул, что ли? Я ничего не почувствовала.

Все, что нужно - сказать, что он все сделал, и не его вина...

А если бы он оказался на ее месте, он бы простил? Ходер! Почему он должен делать такой выбор? Для него мозги нужны помощнее. Тупым гопникам думать вообще не положено...

А если не положено, нужно делать, как говорят, и не дергаться. Фучи так решила. Ее выбор. Его дело - помалкивать в тряпочку и бегать с высунутым языком.

- Извини, - угрюмо сказал он. - Отвлекся. Давай еще раз. Дэй Дзии, пятисекундный отсчет.

- Включаю.

Зеленые цифры снова устремились к нулю. Кирис позволил ночному миру наложиться на реальный и снова сконцентрировался на ноте и цветном пятне Фуоко. Параллельно он вызвал в памяти ощущение чудовищной тяжести, выдавливающей из него дыхание в прошлые разы, и когда таймер вновь показал ноль, изо всех сил толкнул тетраэдр-Фуоко так, как раньше отталкивал навалившегося кольчона.

Ночной мир взбесился. Какофония звуков обвалилась на него, и такая же какофония красок заполонила все вокруг. Волна чистого оранжевого пламени на мгновение захлестнула его, и челюсти вдруг свело отчетливым кислым вкусом. Твердый и дробящий органный аккорд ударил его в солнечное сплетение, вышибив дыхание и заставив задергаться, словно рыбу на сковородке. Синергия? То, что описывала Фучи? Взбесившийся ночной мир закружил и завертел его сразу во все стороны, и, почти теряя сознание, он все-таки нашел терпко-пряную ноту Фуоко и потянулся к ней со всеми еще оставшимися у него силами...

...и во всей дури грянулся о землю спиной и затылком. Несколько секунд он ошеломленно лежал без движения, пытаясь понять, что произошло и где он. Под ладонями и пальцами чувствовалась земля, покрытая какой-то жесткой и колючей травой. В почти ослепшие глаза било что-то яркое и горячее (солнце?), а то, на чем он лежал, колыхалось волнами, словно надувной матрас на воде. Понемногу приходя в себя, он пошевелился, пытаясь повернуть голову. Упругий кисель под ним быстро твердел, но зрение фокусироваться отказывалось.

Пару минут спустя емувсе-таки удалось сначала оторвать от земли тело, а потом сесть вертикально, подвернув под себя ноги. Протирая глаза пальцами, он почувствовал что-то странное - словно щупал шерсть. Еще несколько секунд спустя зрение вернулось достаточно, чтобы оглядеться по сторонам.

Он сидел посреди огромной почти плоской равнины, где-то на самом горизонте упирающейся в синие горы, тающие в мути и заметные на фоне неба лишь отдельными снежными шапками. Землю покрывала странная трава: где-то зеленая, а где-то сизая, желтая и даже синяя. Он зацепил один стебелек, оборвал - или, точнее, обломил его с едва слышным хрустом - и поднес поближе к глазам.

Когда он, наконец, осознал, что смотрит на миниатюрную ель, он даже не удивился. Уронив крохотное дерево, он взглянул на руки. Нет, на лапы. Покрытые густой рыжей шерстью, они обладали толстыми грубыми пальцами, заканчивающимися острыми когтями. Остальное тело без признаков одежды и, судя по ощупыванию, звериную морду с внушительными клыками покрывала та же самая шерсть. Члена на положенном месте не нашлось: пальцы ухватили только пустую промежность, гладкую, как у детской куклы. Ходер! Похоже, он превратился в ту самую гигантскую рыжую обезьяну, что описывала Фучи и которая снилась ему в ночных кошмарах. Интересно, драться со второй медвежьей гориллой тоже придется? Местность явно иная, чем помнится, и глобального мочилова вокруг не наблюдается, так что может и пронести. Не в настроении он сейчас махаться с медведями.

Стоп. Если он - обезьяна, значит, он внутри Арасиномэ. И Фучи где-то рядом - если, разумеется, ей тоже удалось переместиться. Где она? Кирис сосредоточился. Мир слегка поблек, но зато в ушах еле слышно зазвенела далекая музыка ночного мира. Нота Фуоко едва слышалась, но несколько секунд спустя усилилась и стала куда отчетливее.

"На-связь. Т-Ы-Г-Д-Е-?", - просигналил он кодом по их незримому каналу. Услышит или нет?

Несколько секунд томительного ожидания показались вечностью. Он уже собрался повторить, но тут нота Фуоко завибрировала.

"Д-Е-Р-Е-В-Н-Я", - сообщила она. - "Я-норма-Ю-Н-О-Н-Е-Т".

И потом, через паузу: "И-Д-У-П-О-П-Л-А-Н-У-отбой".

"С-Т-О-Й", - торопливо отбил Кирис. - "Я-В-В-И-Р-Т-У-А-Л-Ь-Н. О-Б-Е-З-Ъ-Я-Н. Н-Е-В-И-Ж-У-Т-Ы". Кажется, он ошибся в трех или четырех символах: в отличие от Фуоко, морской код, да еще передаваемый через модуляции гласных в мысленной речи, давался ему плохо. Во время прежних экспериментов он обычно использовал выводимые на экран таблицы и сейчас мучительно пытался вспоминать нужные комбинации. Хорошо еще, воспринимать удавалось лучше, чем передавать.

"Повтор", - просигналила подруга.

"Я-В-В-И-Р-Т. О-Б-Е-З-Ъ-Я-Н. Т-Ы-Г-Д-?".

"Ф-И-Г-А-С-Е", - передала Фуоко после затянувшейся паузы. - "Д-У-М-А-Ю. Ждать".

"Ждать", - подтвердил Кирис, ворочая ощутимо массивной башкой из стороны в сторону. Зрение восстановилось полностью, и травянистая (точнее, миниатюрно-лесистая) равнина оказалась не такой уж и равниной. Если судить по деревьям, она являлась весьма холмистой, причем высота холмов составляла не менее сотни метров. Кирис попытался прикинуть собственный рост. Попытка встать привела к жестокому приступу головокружения, и он предпочел не рисковать. Лечь и вытянуться он тоже не рискнул, чтобы ненароком не придавить кого-то, кто окажется неподалеку, а на глаз его рост составлял не менее четверти, а то и трети цулы. Тот, кто придумывал ему проекцию (кажется, такое слово паладары предпочитали использовать для своих изображений в виртуальности), явно промахнулся с масштабами. Или просто не поскупился от широты душевной. Хорошо хоть, если верить Фучи и гладкой промежности, здесь не требовалось ни жрать, ни срать. Накормить такую тушу не удалось бы и стадом коров, а уж размер своей кучи дерьма страшно даже представить. Такой целую деревню город можно завалить, наверное. Или реку запрудить.

Неподалеку валялась здоровая штука, в которой Кирис после короткого изучения с удивлением опознал гигантскую дубину, мало уступающую ему длиной. Ну точно, он же дрался такой в предыдущих кошмарах. Он склонился и пощупал оружие волосатой рыжей лапой, но поднимать не стал. Если она кого-то прибила, то его уже не вернуть, а поднимая, можно еще кого-то придавить. Правда, дубина валялась в точности поперек ручейка (видимо, немалой ширины реки), который уже начал потихоньку разливаться перед внезапной преградой, ну да авось никто там не утопал. Вот, кстати, интересно - откуда взялась деревяшка такого размера? Она же минимум в тридцать раз длиннее самого высокого дерева!

Прищурившись, Кирис еще раз обозрел горизонт по всей окружности. Горы по-прежнему маячили на грани видимости, но ничего, похожего на Белый Замок, там не наблюдалось. Впрочем, на таком расстоянии его вряд ли можно разглядеть. Ну и что он тут должен делать? Деревья корчевать и дрова для белок на зиму заготавливать?

"На-связь. Ч-Т-О-В-И-Д-И-Ш-Ь-?", - завибрировала далекая нота.

"М-Е-Л-К-И-Й-Л-Е-С", - откликнулся Кирис. - "Я-Г-И-Г-А-Н-Т. Н-Е-Т-Д-О-М-О-В", - добавил он после короткой паузы. - "Т-Л-К-Л-Е-С".

"Б-Е-Л-З-А-М-О-К-?"

"Н-Е-Т".

"И-Щ-И-Д-О-Р-О-Г-У", - посоветовала Фуоко. - "Д-О-Л-Ж-Н-А-Б-Ы-Т-Ь. Н-А-П-Р-В-Л-Н-А-М-Е-Н-Я-?"

Направление? А ведь действительно. Кирис закрыл глаза и снова покрутил головой, потом пошевелил всем телом. Бесполезно. Направление на Фуоко определить не удавалось. Похоже, в здешнем мире действовали совсем другие законы, чем в реальности.

Ага, сообразил. Молодец, гений.

"Н-Е-Ч-У-В-Т-С-В", - просигналил он. - "Т-Ы-?"

"Н-Е-Т. И-Щ-И-Д-Р-Г-У. З-Д-С-С-Т-Р-Ж-А. Отбой".

Стража? Кирис мысленно ругнулся. Если она опять в исходной деревне, то и стража там, разумеется, должна оказаться той же самой. Фучи так и не сообщила, появились ли ее гвардейцы и жезл. Переспросить? Не стоит. Наверняка ей сейчас не до него. Когда начинается общая свалка, лезть под руку с вопросами нельзя.

Но ему-то что сейчас делать?

Он снова попытался подняться на ноги. Головокружение опять заставило мир завертеться волчком, но на сей раз он заставил себя сначала сесть на корточки, а потом медленно выпрямиться. Деревья далеко внизу едва поднимались вершинами над ступнями его ног - такими же рыжими, волосатыми и с длинными гибкими пальцами, как и кисти рук. Воздух казался странно затхлым и невкусным. Набрав его в грудь, Кирис задержал дыхание и через пару минут окончательно понял, что дышать здесь совершенно не обязательно. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Он осторожно шагнул вперед (голова по прежнему кружилась, но все слабее и слабее) и склонился над дубиной.

И тут его скрутило.

Невыразимое сексуальное наслаждение пронзило его тело от макушки до кончиков пальцев всех конечностей. Он не мог понять, откуда оно исходит при отсутствии члена, но ощущение сбило его с ног, уронило на землю и свело мышцы чудовищной болезненной судорогой. Пару секунд спустя боль так же резко утихла, но наслаждение не исчезало. Лесистая равнина расплылась перед глазами, замельтешили огненные пятна и полотнища, на несколько секунд превратившиеся в геометрический вальс ночного мира, а потом все окутал мрак.

А еще потом он дернулся всем телом, осознав, что лежит на спине в непроглядной вязкой темноте, не позволяющей двигаться, а изо рта выскальзывает какая-то скользкая противная резиновая трубка, и горло дерет, словно от простуды, а перед глазами мелькают непонятные искры. Он дернулся еще раз, но вязкая тьма не поддалась. Зато вокруг постепенно начал разгораться светло-желтый свет.

- Как вы себя чувствуете, дэй Сэйторий? - спросил приятный женский голос Дзии, как всегда, безукоризненно бесстрастный и профессиональный. - Вам нужна срочная помощь?

- А... что случилось? - хрипло пробормотал Кирис. - Где я?

- В медицинской капсуле в жилой комнате исследовательского бункера. Там же, где потеряли сознание.

- Я не терял сознание... Дэйя Дзии! Я его видел! Тот мир, виртуальность! Гигантская обезьяна, деревья в полпальца... пальцы длинные, я обезьяна...

Он натужно закашлялся из-за больного горла, которое, впрочем, вдруг совершенно прошло.

- Дэй Сэйторий, не волнуйтесь и не торопитесь. Вы потеряли сознание и впали в кому точно так же, как и дэйя Винтаре. Некоторое время вы находились на искусственном дыхании и непрямом массаже сердца. Отмечаю, что сейчас жизненные функции вашего тела полностью восстановились. Горло болит? Я смазала его лечебным составом, но он действует не мгновенно, так что какое-то время неприятные ощущения сохранятся.

- Плевать! Я... в том мире...

- Не напрягайтесь. Информация уже принята к сведению и сопоставлена с данными наблюдений. Результаты весьма интересны, но не требуют немедленного обсуждения. Я намерена раскрыть капсулу, но прошу не вставать какое-то время.

Свет перед лицом потух, и вязкая темнота отступила, расщепившись поверху белой линией. Линия разъехалась в стороны, раскрываясь, словно купол обсерватории, и Кирис обнаружил себя лежащим голым на кровати. Когда, интересно, его успели вытряхнуть из сенко? Нос резанул характерный запах и, торопливо ощупав пах, он обнаружил его влажно-склизким. Так. Похоже, он кончил. Видимо, Дзии, чтобы привести его в себя, использовал полюбившийся метод стимуляции половых нервов, или как они там называются. Хорошо хоть не обоссался для полноты картины, и член опять на месте. Нужно в душ...

- Кир, как ты себя чувствуешь? - озабоченно спросил девчачий голосок.

Кирис повернул голову и увидел Рису и Марту Деллавита, сидящих на стульях рядом с медицинской капсулой Фуоко, на сей раз выглядящей стандартным серым параллелепипедом. Он поморгал, протирая глаза пальцами, и лишь тут до него дошло, в каком виде он находится перед фучиной мамашей. Ходер! И прикрыться нечем, и запах она распознает на раз - все-таки замужняя тетка... А, ну и ладно. Не понравится - может отвернуться. В конце концов, здесь его дом.

- Горло побаливает, - пробурчал он. - А так все в норме.

- Кир, ты слышишь Фучи? - Марта подалась вперед, напряженно глядя на него. - Слышишь?

- Ну... когда там сидел, слышал. Она передала, что Юно нет, а потом что-то про стражу. - Кирис поерзал, устраиваясь поудобнее (тело казалось вялым, словно прошлогодний капустный лист), и уставился в потолок. - Я в Арасиномэ провалился, но сейчас все четко видел. Превратился в гигантскую обезьяну. Деревья как короткая трава, река как ручей, горы на горизонте. Ничего толком понять не успел, Дзии выдернул. И синергия, когда проваливался, совсем как у Фучи случается.

- Но с Фучи все в порядке? - Марта смотрела на него с напряженной мольбой во взоре, и перед внутренним взором Кириса вдруг возникла совсем другая женщина: странная Суоко, просившая их с Фуоко забрать тело Юно у бандитов. - Она жива? Ты можешь ее позвать сейчас?

- Все в норме, - буркнул Кирис. - Позвать попробую, но потом. Она сейчас со стражей в деревне разбирается, под руку лезть не надо. Через десять минут, что ли. Все нормально, дэйя Деллавита, не парьтесь... э-э, я хочу сказать...

- Спасибо, Кир, - мать Фуоко обмякла на своем стуле, огонек исступления в ее глазах погас.

- Ну и перепугали же нас вы с Фучи, - Риса слегка усмехнулась. - Ты, точнее. Твоя кома в план не входила. Однако все к лучшему. Значит, ты побывал там и мог общаться с Фучи? Хотя стоп! Как твое горло? Оно довольно серьезно повреждается при интубации традиционными средствами, но так надежнее, чем подавать воздух под давлением через рот. А манипуляторы дронов внутри у вас с Фучи распадаются, приходится использовать обычные инструменты. Сильно болит?

- Прошло почти сразу. Я могу говорить.

- Не сомневаюсь, - Риса широко улыбнулась щербатой девчачьей улыбкой. - Но все-таки напрягать тебя сейчас не стоит, после такого двойного шока. И Фучи в любой момент может позвать. Кир, извини, но я должна вас оставить. И так провела здесь на полчаса дольше запланированного. Кстати, времени почти девять. Ты опоздал на дополнительные занятия, но я их еще вчера вечером отменила из-за предчувствия. Свяжись с преподавателями и назначь новое время. Марта, мы ожидаем вашего решения. Зорра!

Парса, тихо лежащая у стены, встрепенулась и внимательно посмотрела на ректора.

- Вы ведь с Мартой уже знакомы? Назначаешься ее гидом, пока Фуоко отсутствует.

- Назначаюсь, назначаюсь! - тявкнула парса, столбиком поднимаясь на две задние лапы и разводя передние четыре в стороны. - Все покажу, все расскажу!

Она опустилась на все шесть лап, подбежала к женщине и потянула ее за подол юбки.

- Гулять, гулять! Выходной, все на улицах, всем весело! Красиво!

- Чуть позже, милая, ладно? - мать Фуоко склонилась и осторожно погладила Зорру между ушами. В Барне она сначала явно побаивалась инопланетных зверьков (особенно после рассказа Фуоко, как те спасали их от пиратов), но под конец привыкла.

- Ку-ун! Ску-чно! - разочарованно протянула Зорра, ластясь к ней. - Ладно, подожду. А потом гулять, гулять! Марту с Мартой познакомлю!

- С кем? - с удивлением осведомилась женщина. Кирис коротко втянул воздух сквозь стиснутые зубы и открыл рот, чтобы остановить разговорчивую дуру, но не успел.

- Марта из Ставрии! Марта красивая, парни заглядываются! Кир поимел Марту, Фучи поимела Михаила, Майя поимела всех! - порадовала откровением парса. - Экспер-римент! Р-развлекуха! Груп-повуха! Куча ценной информации! Темнота - друг молодежи!

- Кирис... спал с другой женщиной? - повторила женщина. - А Фучи... Как... что... - Она растерянно глянула на ректора.

- Извините, Марта, тут переплетение чисто медицинских экспериментов и личных отношений, за которыми я не слежу, - Риса слезла со своего кресла и коротко поклонилась. - Сами расскажут, если захотят. Мне действительно пора уходить. Если потребуюсь, зовите в любое время.

Ее тело тут же поглотило одежду и вздулось неопрятным серым мешком (в который раз Кирис против воли поразился, что такая туша способна упаковаться до размеров мелкой девчонки). Дрон откатился к приоткрытой двери в испытательный зал и исчез в нем. Марта перевела взгляд на Кириса, и тот невольно вжался в кушетку - так зловеще блеснули ее глаза. На мгновение она неприятно напомнила вздорную стерву, с какой он впервые познакомился в особняке Деллавита прошлой осенью. Впрочем, женщина тут же расслабилась и махнула рукой.

- Нет, не стану я разбираться в ваших проблемах, - устало сказала она. -Зорра знает, значит, знает и Фучи. А дальше ваше дело.

- Да у нас не просто так... - глупо ляпнул Кирис, лишь бы что-нибудь ответить.

- Да уж я догадываюсь, что со смыслом, - Марта криво улыбнулась. - Майя - я правильно понимаю, что речь о паладарской посланнице в Кайтаре? О ней тоже много интересных слухов ходит. Кир...

Она тяжело поднялась, подошла к кушетке Кириса и остановилась над ним, беззастенчиво осмотрев его с ног до головы.

- Да, ты внушительный мальчик, - с незлой иронией констатировала она. - не красавчик, но такой... брутальный. Мужественный. Наверное, на тебя девочки вешаются гроздьями. Будь я лет на тридцать моложе, глядишь, тоже соблазнилась бы.

- Никто на меня не вешается, - Кирис отвел взгляд. - Мы вообще из бункера не вылезаем. А насчет Марты... Фучи в курсе. Она не возражает. Без нее Фучи до сих пор в коме валялась бы.

- Не оправдывайся, Кир. Я никаких претензий не предъявляю. Меня сегодня утром провезли по улицам Хёнкона, так что я понимаю, почему некоторые проповедники называют Университет гнездом и рассадником порока. Здесь все настолько не так, как в остальном мире, что я даже не хочу задумываться, кто тут, с кем и чем занимается. Как к тебе Фучи относится, я вижу - она даже сидела рядом с тобой, а не со мной, и тебя за руку держала, не меня. Да и твои чувства к ней явно не фальшивые. Ну, а остальное со временем само утрясется. Только вот скажи, что с ребенком делать станем?

Кирис с трудом удержался от того, чтобы вцепиться себе в волосы и застонать. Ребенок, ну конечно. Из башки совсем вылетело. Ну что она от него хочет? Чтобы поклялся, что женится, усыновит (или удочерит) и так далее?

- Да, ты не понимаешь, - Марта грустно покачала головой. - И я - тоже. Вы ведь сами еще дети, куда вам собственных детей заводить! Я бы, конечно, с радостью приняла ребенка, воспитала и вырастила, но ведь Фучи наверняка захочет его при себе оставить. Ох... думала я, что Лойза первая меня бабушкой сделает, а вон как обернулось! Ладно, поживем - увидим.

Она повернулась к двери, но замерла и искоса глянула на Кириса.

- И еще одно, Кир. Хавьеро всегда великолепно разбирался в людях. Он не оставил бы тебе деньги, если бы полагал, что они тебя испортят. Но ты неопытен, а пять миллионов леер - очень немалая сумма по меркам большинства. Тебя разные мошенники мгновенно облепят, как комары в лесу. Если не поостережешься, быстро все растранжиришь и останешься ни с чем. Тебе стоило бы изучить основы финансовой грамотности.

- Да не нужно мне ничего! - буркнул Кирис. - Я и пяти сотен-то никогда в руках не держал. Пусть этот ваш... Массим заберет и подавится. Или Фучи отдать могу.

- Ну еще чего! Твои деньги - они твои, Кир. Не разбрасывайся ими и не делай поспешных выводов. Ну, я пойду. Риса рассказала мне о сути эксперимента, так что держи меня в курсе, ладно? Каждый раз, когда с Фучи говоришь, мне передавай... если не очень сложно, конечно.

- Хорошо, - с облегчением ответил Кирис, радуясь изменению темы разговора. - Через Зорру передам.

- Спасибо, - Марта кивнула. - Тогда я пойду.

Она дотронулась пальцами до серого параллелепипеда медицинской капсулы, внутри которой покоилось безжизненное сейчас тело Фуоко, и глянула на парсу.

- Ну что, Зорра, идем?

- Идем, идем, идем! - шестиножка возбужденно запрыгала вокруг женщины. - Идем гулять! Набережная! Парки! Кос-мо-порт! Транспорт за счет заведения, дрон у порога, пора, пора, пора!

- А церковь у вас тут открыли? - наполовину спросила, наполовину утвердила Марта. - Покажешь?

- Покажу, покажу! По тропинке вверх и прямо, мимо ямы в три храма, три попа - целая гопа, а никого народу! За мной, за мной, ку-у-ун!

Рыжей тенью парса скользнула к двери бункера, без видимого усилия приотворила могучую внутреннюю дверь и исчезла в тамбуре. Женщина, улыбнувшись Кирису на прощание, последовала за ней. Кир тяжело вздохнул и посмотрел на Гатто. Черно-белый парс лежал на полу, свернувшись в клубок и прижмурив двухзрачковые глаза. Сейчас он напоминал гигантского кота куда больше, чем обычно.

- Хорошо тебе! - пожаловался Кирис. - Делать тебе нефиг. А у меня ребенок вдруг нарисовался.

- Заделал подружке мелкого, а потом в кусты, - фыркнул парс. - Кастрировать - умнее станешь!

- Я тебя самого сейчас ка... х-х-х-ходер!

Кирис попытался сесть на кровати, но приступ головокружения бросил его обратно, да так, что он промазал локтем мимо края и почти свалился на пол.

- Кулёма, - констатировал Гатто. - Лопух. На ногах не стоит, а грозится!

Он приподнял среднюю лапу и принялся что-то шумно выкусывать под мышкой, всем видом изображая презрение.

- Поймаю я еще тебя! - пригрозил Кирис. - Дэйя Дзии, а когда я вырубился, что-нибудь новое зафиксировать удалось? Типа, область в Арасиномэ, куда я проваливался, как Фучи?

- К сожалению, нет, дэй Сэйторий, - на сей раз неб переключился на мужской голос. - Возбуждение уже известных "ваших" областей Арасиномэ зафиксировано, как обычно, но ваш внезапный переход в виртуальность сопровождался энергонасыщенными эффектами. Боюсь, терминал Арены, в котором вы находились, серьезно поврежден, записать удалось лишь несколько первых миллисекунд.

- Разрушен? - поразился Кирис. - Блин, я увидеть хочу! Ххаш!

Он попытался подняться еще раз, и голова снова закружилась. Из-за двери испытательного зала выскользнул дрон и ловко перекатил его с кровати на себя, словно поддев гигантским языком. Кирис провалился задницей в его мягкое нутро - провал тут же оформился в кресло - и дрон утащил его на полигон.

С первого взгляда Кирис понял, что термин "серьезно поврежден" весьма скверно описывает случившееся с аппаратом. Массивная тумба основания оказалась расколотой на несколько частей и заметно обуглилась. От сферического экрана остались лишь несколько торчащих из тумбы закопченных обломков, остальное неведомая сила - видимо, гравитационный импульс - разбросала по всему огромному залу. Несколько белых клочков валялись аж у дальней стены в тридцати метрах. В потолке над останками аппарата виднелась огромная, в руку глубиной и метра два в ширину, круглая выбоина, бетонная крошка от нее усыпала все вокруг. Второй терминал, где находилась Фуоко, остался цел, но сфера его экрана заметно покосилась набок. Всё выглядело так, словно здесь взорвалась нехилая бомба.

- Я полагал, что вы заинтересуетесь, а потому не стал прибираться до вашего пробуждения, - прокомментировал Дзии. - К сожалению, на замену оборудования потребуется время. Некоторые элементы невозможно создать в аномальной зоне, а все запасные терминалы уже доставлены на места постоянной дислокации. Так что в течение ближайшего времени, пока не приводнится очередной контейнер, вам придется обходиться оставшимся терминалом.

- Ни хрена ж себе... - пробормотал Кирис, потирая лоб. - Это я его так, да?

- Вероятно, да. Сенсоры полигона зафиксировали гармоники, характерные для генерируемых вами гравитационных полей. На будущее мы решили, что корпуса ваших терминалов следует делать упрочненными - не из пластика, как обычно, а из титана и керамики. Против сильных импульсов и они не устоят, но слабые могут выдержать. Мастерские уже приступили к выполнению заказа. Дэй Чинъань Айдама пообещал, что в течение двух-трех суток вы получите новые установки.

- Ну, если Чин пообещал... - Кирис еще раз обвел взглядом зал и вздохнул. Когда он в последний раз заходил в мастерские? Интересно, мотоцикл все еще на ходу? - Дэй Дзии, мне в душ надо. Только я сам, не надо везти.

- Зная ваш характер, дэй Сэйторий, препятствовать не стану. Но постарайтесь не упасть и не сломать себе ничего.

Он не упал. Преодолевая приступы головокружения (как же Фучи себя чувствовала после шести дней в коме?), Кирис слез с дрона и, опираясь ладонью на стену, добрел до душа. Он намеренно включил холодную воду, и ее резкие струи мгновенно освежили голову. Головокружение прошло, словно и не бывало. Он уже вытирался, когда мир вокруг чуть дрогнул.

"Кир!"

"Я-З-Д-Е-С-Ь", - торопливо отбил он, бросая полотенце и, наполовину мокрый, выскакивая из душевой кабины. - Дэй Дзии, кодовую таблицу, быстрее! Или нет, Арену включите!

"Я-норма", - отбила Фуоко, пока он бежал к покосившемуся терминалу. - "Как-ты?"

"Норма", - чтобы вспомнить условный код, Кирису пришлось остановиться и сосредоточиться. - "Ждать".

Он нырнул в терминал - суспензорное поле тут же вздернуло его в воздух, а на сферической внутренней поверхности появилась кодовая таблица - прикрыл глаза и постарался расслабиться.

"Готов", - передал он.

"Я-В-Т-Ю-Р-Ь-М-Е", - передала Фуоко. Кирис, для протокола повторяющий вслух, на последних буквах аж поперхнулся. - "С-Т-Р-А-Ж-А-С-Х-В-А-Т-И-Л-А. Н-Е-С-О-П-Р. Ю-Н-О-С-О-С-Е-Д-Ж-И-В".

"К-А-К-П-О-М-О-Ч-Ь-?" - ответил Кирис.

"Н-И-К-А-К. С-А-М-А. С-Т-А-С-И-Н-Е-Т. Ж-Е-З-Л-Е-С-Т-Ь. Р-Е-Ж-Е-Т-Д-В-Е-Р-Ь. Т-Ы-В-С-Е-Е-Щ-Е-О-Б-Е-З-Ь-Я-Н?"

"У-Ж-Е-Н-Е-Т. Д-З-И-И-В-Е-Р-Н-У-Л".

Томительная пауза.

"Хорошо. И-Д-Е-М-П-О-П-Л-А-Н-У. Э-К-С-П-Е-Р-В-Р-Е-М-Я-С-Ч-А-С".

"Готов".

Далекая нота начала вибрировать с правильными интервалами. В такт им Кирис постукивал средним пальцем по бедру. Десять интервалов спустя вибрация прекратилась.

"К-А-К-?" - осведомилась Фуоко.

- С учетом всех погрешностей время приблизительно синхронизировано с нашим, - подсказал Дзии.

"О-Д-И-Н-В-О-Д-И-Н", - передал Кирис.

"Хорошо. И-Д-И-У-Ч-И-С-Ь-С-Е-А-Н-С-В-Е-Ч-Е-Р-О-М-отбой".

"Отбой". Дэй Дзии, с меня что-то записалось?

- К сожалению, почти ничего. Без прямого контакта сенко с подкожными электродами нервная и энергоплазменная активность вашего тела считывается слишком грубо. Однако мы еще раз удостоверились, что точно локализуем области Арасиномэ, поддерживающие сознание дэйи Винтаре.

- Ходер! Не успел сенко надеть... Ладно, выпускайте меня.

Выбравшись на свободу, Кирис пощупал кожу. Влага после душа уже почти высохла, идти обтираться дальше смысла не имелось. Он прошлепал босыми ногами по плотному пластиковому покрытию пола (бетонную крошку и обломки уже успели слизать дроны) и вышел в жилую комнату. Так. Чем бы теперь заняться? Отлеживаться до вечера? Не дождетесь. Дополнительные занятия сорвались... что там Риса говорила?

Он ткнул пальцем в монитор рабочего терминала, нависающий над столом на тонкой ножке и вызвал адресную книгу.

- Дэй Станца, доброе утро, - сказал он, когда вызываемый ответил. - Я по поводу занятий... Ага, я знаю, что дэйя Мураций отменила, но я уже освободился. Мы можем сегодня еще раз дополнительные занятия организовать?

Согласовав время встречи на два часа дня, Кирис выключил терминал и потянулся. Так, времени еще вагон. Времени девять, до занятия еще четыре часа. Можно пока сходить в город, поболтаться по проспектам, пожрать нормально, а заодно вживую проведать отца. И с Варой он давно не виделся. У нее сегодня вроде как выходной. Наверняка она ошивается где-нибудь в городе в компании с Джорджио. Если их найти, можно немного в ринье потренироваться. А еще можно напрячься и в кои-то веки пройти от бункера до Колуна пешком по старому мосту, по пути своими глазами глянув, как продвигаются дела на космодроме - на картинках смотреть совсем не то. Кстати! Нужно найти Дзару и посмотреть, не случилось ли с ней что-нибудь плохое после его "щелчка". Как бы четырех часов на все про все не оказалось слишком мало... Ну, можно посмотреть на космодроме, сколько времени осталось и, если что, вызвать дрона.

- Га! - решительно сказал он встрепенувшемуся парсу. - Подъем. Мы топаем на космодром пешком. Загрузи себе в башку карту, чтобы не заблудиться по ходу дела.

01.31.1232. Тасиэ, столица Ценганя. Палла

Старый потрепанный мотоцикл в последний раз чихнул мотором и заглох. Мэй прислонил его к металлической фигурной ограде, тщательно закрепил тросовым замком и даже подергал его, чтобы не выходить из образа. Выпрямляясь, он украдкой бросил взгляд на свое отражение в витрине магазина, заполненной тостерами, мясорубками, электроножами и прочей кухонной утварью. Слегка обтрепанные по нижней кромке серые штаны до колен, такая же серая рубаха, поношенный, но довольно приличный халат и новенькие, но дешевые сандалии... Типичный мелкий клерк, бухгалтер или курьер в одной из бесчисленных торговых фирмочек, которых в последнее время в Тасиэ развелось слишком много. Похоже, налоговые послабления, введенные правительством по совету паладаров шесть декад назад, начали давать плоды - пока только в столице, но рано или поздно волна докатится и до других городов. Нужно подумать, как извлечь выгоду из изменения ситуации...

Толпа, запрудившая огромный блошиный рынок у подножия нескольких небоскребов финансового центра, казалась явно наэлектризованной и возбужденной. Голоса звучали слишком громко, жестикуляция выглядела слишком энергичной, а глаза бегали слишком быстро, то и дело обращаюсь к небу. Похоже, вчерашние сонмы волют над городами перепугали людей куда больше, чем казалось в секретном убежище "Кобры" нынешней ночью. Хорошо: кобуны настолько уверовали в его, Мэя, сверхъестественные силы, что на каких-то там волют им наплевать. Плохо: такая атмосфера может привести к самым неожиданным последствиям. Например - к первым за последние пару столетий массовым беспорядкам по всему Могерату. Паладарам лучше поторопиться со своими исследованиями...

Вытащив из багажника мотоцикла большой плотный пакет, оябун Анъями пробрался сквозь толпу, мимоходом разбив локтем нос какому-то особо наглому пацану-карманнику, обогнул небоскреб и вошел в боковой вход. С низким поклоном пропустив шествующего навстречу аристократа в цветастых одеждах и его свиту, он подошел к охраннику, с важным видом сидящему у вертушки.

- Куда? - лениво спросил тот.

- Курьерская доставка. Документы для "Лесоторгового дома Ямады", - Мэй снова поклонился, протягивая перед собой конверт с крупно написанным адресом. - Господин Хаммэй Ямада ожидает.

- Проходи, - равнодушно бросил охранник, нажимая кнопку, освобождающую вертушку. - Восемнадцатый этаж. Лифт по коридору и налево.

- Спасибо, господин, - в очередной раз поклонился Мэй. Он прошел через вертушку, но поморщиться себе позволил, лишь когда охранник не мог видеть его лица. Охрана, называется! Даже не посмотрел, что написано на конверте! С другой стороны, если ему известно, что фирма - всего лишь явка Управы благочиния, такое поведение оправданно. Ну, в конце концов, самого Мэя такие вещи не касаются. Столица прочно поделена "Скальпелем", "Магуро" и "Крыльями бури", и "Кобре" сюда не втиснуться. Пока не втиснуться. Посмотрим, не изменит ли ситуацию нынешняя встреча...

Поднявшись на восемнадцатый этаж, Мэй бросил пакет в урну возле дверей лифта и быстро прошел по коридору до самого конца. Толстый ворс надежно глушил шаги. Прежде чем толкнуть дверь с неприметной вывеской конторы, он вытащил из кармана и зацепил на обод уха четыре стальных серьги-клипсы - на такой встрече надлежало четко обозначить свой статус. Западный деловой костюм и зеркальные очки, а также штук пять телохранителей, вооруженных запретными автоматами, тоже не помешали бы. Но афишировать свое присутствие на явке, как его предупредили заранее, не следовало.

В аскетично обставленной комнате сидели двое мужчин. Один, одетый почти так же, как Мэй, в невзрачные штаны, рубашку и халат, наверняка являлся сотрудником Управы. Второй даже не пытался маскировать свою нечеловеческую природу: он походил на аквалангиста, обтянутого черным гидрокостюмом, одна голова выглядела более-менее натурально. Видимо, паладар использовал обычный дрон без припасенной заранее одежды.

- Как раз вовремя, - сказал Камилл, не утруждая себя присутствием. - Садись, только дверь на ключ запри сначала. Познакомься: капитан второго класса Управы благочиния Ценганя Сайра Моямару. Сайра-тара, познакомься с Мэй Лю Сянем, оябуном клана "Кобра".

- Очень приятно, - коротко ответил Мэй, усаживаясь на свободный стул.

- Взаимно, тара, - откликнулся капитан, рассматривая его пронзительными черными глазами. - Мы знакомы - заочно, еще с тех пор, как ты носил родное имя Дзаро Куйса. Меня, лейтенанта-второклассника, недавно взяли в Управу и для начала поставили разбирать и систематизировать донесения из городских Управ на вновь создающиеся шайки. О тебе тоже писали. Не думал я, тара, что ты дорастешь до оябуна клана... да еще с четырьмя серьгами. Весьма необычная карьера для университетского мальчика с экономическим образованием, знаешь ли.

- Как раз экономическое образование и поспособствовало, - хищно усмехнулся Мэй. Его ноздри раздулись. - Там, где другие просто разбойничали, я использовал голову. Мой бизнес по торговле информацией принес в разы больше дохода, чем все остальные статьи, вместе взятые.

Так. Главные слова сказаны. Если Управа - или этот конкретный чиновник - заинтересованы в новых осведомителях, они купятся. Впрочем, здесь Камилл, и у него наверняка другие планы. Зачем ему потребовалось сводить вместе Тьму и Управу?

- Да, именно информация управляет миром, - задумчиво кивнул капитан. - Но сейчас речь пойдет, как я понимаю, об ином?

Он вопросительно глянул на Камилла.

- Арена, - сказал тот. - Довожу до сведения вас обоих, что и Карина Мураций, и Сторас Медведь сняли свои возражения против негласных тотализаторов. Мэй-тара, у тебя все полномочия, другие кланы мы здесь не потерпим, разве что как твоих субподрядчиков. Так и передай всем заинтересованным лицам. О правилах я уже информировал, но напоминаю еще раз о главном: любое принуждение к участию в играх повлечет жесткие санкции. Здесь Карина-атара адамантово тверда. Сулить златые горы, врать, дурить головы - сколько угодно, но за физическое или психологическое насилие оборвем руки. Скрыть их ты не сможешь, даже не надейся. От себя могу добавить, что крайние эксцессы по отношению к игрокам в тотализатор тоже нежелательны. Если проиграются в пух и не смогут заплатить, лучше отпустить с миром, чем ломать ноги в обычной манере. Настрой своих людей правильно с самого начала во избежание недоразумений.

Мэй молча склонил голову. Известие, хотя и ожидаемое, радовало. Но передать его Чужой мог бы и обычным образом, через дрона в ночи или паладарский радиотелефон. Сегодня Камилл явно заставил его явиться лично ради чего-то другого.

- Значит, паладары не возражают против работы с Тьмой? - задумчиво спросил капитан Управы.

- Я не возражаю, Сайра-тара. Но и Карина-атара, и Сторас-атара возражают, и еще как. Однако они личности разумные, а посланником на Могерате работаю я, и они склонны ко мне прислушаться. В конце концов, если даже дайнагоны и сёнагоны Управ благочиния не гнушаются контактов с Анъями, зачем мне проявлять излишнюю брезгливость?

На лице паладара мелькнула волчья усмешка, и Мэй почувствовал, что по его спине бегут морозные мурашки... нет, не страха - неуютности. Он уже давно понял, что Камилл разительно отличается от прочих пришельцев, и в особенности - от возвышенно-устремленной Карины Мураций. Явный и неприкрытый чужак, он освоился в застывших вековых традициях Ценганя и Кайнаня так, словно жил здесь с рождения. И крови он не боялся, ох, не боялся... Работать с ним чрезвычайно выгодно - но не пора ли задуматься, куда такое сотрудничество может завести? Не превратится ли гордая и независимая "Кобра" в его покорных рабов? Впрочем, не время и не место для подобных мыслей...

- Я свел вас двоих с далеко идущими целями, - Камилл откинулся на спинку стула. - Во-первых, я уже плодотворно работал с вами обоими и доволен результатами, несмотря даже на мелкие накладки не по вашей вине. - Он мельком глянул на капитана, и лицо того стало непроницаемо-каменным. - Так что рано или поздно вы все равно вступили бы в контакт. Сейчас, на мой взгляд, время подходящее. Тем более что, во-вторых, некий капитан Сайра Моямару заинтересован в приобретении информации о группе "Адаути", а некий оябун Мэй Лю Сянь имеет соответствующий товар.

Против воли Мэй вздрогнул. Какого хрена он распинается в присутствии незнакомой - для "Кобры" - ищейки Управы?

- Не дергайся, друг мой, - паладар снова усмехнулся своей волчьей усмешкой, наблюдая за ним. - Сайра-тара заинтересован в прочных деловых связях, а не в силовом нажиме на тебя. Вы договоритесь по-хорошему, я уверен.

- Мне нечего предложить на продажу, - Мэй пожал плечами. - Я уже объяснил Саматте-атаре, что высадил всех уцелевших на берег в первом удобном месте и ничего больше не знаю об их судьбе.

- Как минимум они провели сутки на твоей островной базе на острове Хай Фунь, - капитан склонился вперед. - Не спрашивай, откуда я узнал. У меня есть свои источники. Наверняка ты прикидывал, кому бы их продать повыгоднее, но потом решил не рисковать - мало ли кто решит тебе отомстить?

- Возможно, и так, - Мэй слегка развел руками. - Трудно упомнить все детали. Заказ на их головы мне никто не передавал, тело оябуна паладары приказали...

- Потом обсудите, - куда резче, чем следовало бы, оборвал его Камилл. - У меня времени нет на такие мелочи.

Он поднялся и каким-то совершенно змеиным движением оказался у старого - как бы не одного из первых после Удара - телевизора, скучающего в дальнем углу под толстым слоем пыли. В те страшные годы человечество, внезапно лишившееся полупроводниковых микросхем, судорожно вспоминало почти забытые способы производства электронных ламп, хоть как-то работавших при изменившихся законах физики. Первые плоды старо-новых технологий выглядели именно так: огромные пластмассовые ящики, иногда для солидности массивно-деревянные или оклеенные имитирующей дерево пленкой, с крохотными, в ладонь с растопыренными пальцами шириной, кинескопами. Щелкнул выключатель, застрекотал вращаемый селектор каналов - и через несколько секунд на медленно загорающемся экране проступили ряды кресел в большом зале для пресс-конференций - кажется, том же самом, где в свое время паладары впервые выступили публично. И, как и в тот раз, зал казался забитым до отказа.

- ...ямая трансляция из Минкока. Мы ожидаем выступление ректора международного университета "Дайгака" Карины Мураций-атары, - прорезался взволнованный голос за кадром, говорящий с отчетливым кайнаньским акцентом. - Мировой Совет собрался на экстренное заседание, чтобы обсудить вчерашнее массовое явление волют, а также случившуюся декаду назад катастрофу, которую многие уже называют Четвертым Ударом. Карина-атара сейчас выступает перед Советом и должна вот-вот появиться перед журналистами... а вот и она!

Мэй вгляделся в мутный экран. Ректор университета быстро шагала по проходу между рядами, и телекамера, наехав на нее, давала крупным планом ее бесстрастное лицо. Да уж, необычно. Не считая самого первого раза, раньше Чужая ограничивалась видеозаписями и пресс-конференциями, проводимыми в Хёнконе. Если она решила выступить в Мировом Совете, то ситуация действительно скверная. Не то чтобы ей сложно прислать дрон и подключиться к нему, но нарушение обычной процедуры говорит о многом.

Карина поднялась на трибуну, и камера немного отъехала назад, показывая ее фигуру целиком.

- Здравствуйте, - произнесла она на идеальном литературном катару, гладком и безжизненном. Похоже, в отличие от Камилла, она пользовалась универсальным транслятором, чем бы он ни являлся на самом деле. С другой стороны, переводить с такого на остальные мировые языки много легче, чем с одного из полутора десятков диалектов Могерата, которые не всякий местный разберет. Хорошо, что не эсперанто за отсутствием нужных переводчиков в Минкоке. - Паладары попросили собрать экстренное собрание Мирового Совета, поскольку на Палле складывается критическая ситуация. Позвольте мне еще раз принести свои соболезнования тем, кто недавно потерял родных, друзей и близких.

Она помолчала.

- Мы тщательно следим за ситуацией на Палле. У нас нет возможности присутствовать сразу везде, но мы знаем об отчаянии и страхе, которые охватили мир. Я хочу сказать всем: не надо бояться. Ситуация тяжелая, но не катастрофичная. Волюты и кольчоны больше не угрожают людям. Ваша звезда движется к взрыву, но до него еще столетия. Сотни тысяч человек погибли, но, как бы ни цинично не звучали мои слова, это лишь четверть процента населения планеты. Чудовищно много по обычным меркам, но не больше, чем естественным образом умирает людей за девять-десять декад. Я понимаю, что потерявшим родителей или детей не легче от такой статистики... но все-таки конец света еще не наступил.

Еще одна пауза.

- Как глава паладарской рабочей группы я уполномочена заявить, что в настоящий момент наши ученые выработали первую рабочую гипотезу относительно природы Арасиномэ, Красной Звезды. До недавнего времени мы не имели возможности понять, чем именно он является: демонстрируя все признаки разумной деятельности, он, тем не менее, не вступал контакт ни с нами, ни с людьми Паллы. Однако данные, полученные буквально на днях, позволяют предположить, что мы имеем дело с чрезвычайно сложной формой жизни на электромагнитной основе. Вероятно, она не обладает собственным разумом, но где-то когда-то поглотила мир, содержащий технологии Демиургов. Поглотила - и ассимилировала их. Теперь мы полагаем, что с Арасиномэ можно установить контакт. В настоящий момент на территории Университета активно предпринимаются такие попытки, и у нас есть разумная уверенность, что рано или поздно мы добьемся своего. Однако всем, чего мы достигли на сегодняшний день, мы обязаны людям - конкретным людям, студентам Университета.

- Имена! - выкрикнул кто-то невидимый на кваре. - Вы можете назвать имена?

Аудитория зашумела, но тут же притихла.

- Прошу прощения, мы не можем назвать имена, - ответила Карина. - У нас нет разрешения, и мы с уважением относимся к их желанию не афишировать себя. Но я пришла сюда не для того, чтобы предъявить миру новых героев. Я хочу сказать, что каждый человек на планете внезапно может войти в контакт с Арасиномэ и внести решающий вклад в налаживание связей с ним. Всем в мире уже известно, что человеческие тела заражаются энергоплазмой - той же самой, из которой состоят волюты и кольчоны. Они заражаются не просто так: похоже, Арасиномэ наконец-то осознал ваше присутствие на планете и пытается понять, кто вы такие и что с вами делать. Возможно, он тоже хочет вступить с вами в контакт, но не знает, как правильно. В первую очередь энергоплазма взаимодействует с тем, что наиболее ей понятно - нервной системой и мозгом человека, где есть постоянная электрическая активность. В некоторых случаях такой контакт приводит к раздражению определенных участков мозга и возникновению разнообразных ощущений, в первую очередь зрительных и слуховых галлюцинаций...

Камилл щелкнул выключателем, и речь ректора оборвалась. Мэй метнул на него недовольный взгляд. Что за манеры?

- Потом прочитаете этот бред в газетах, - резко сказал паладар, возвращаясь на свое место. - Она рассказывает версию, кастрированную для массовой публики, там нет почти ничего важного. Для вас двоих - и ТОЛЬКО для вас двоих - объясняю, что именно мы знаем на данный момент. Большая троица до сих пор не может договориться, но, на мой взгляд, Арасиномэ - глупая электрическая скотина. Очень сомневаюсь, что он разумен. Зачем ему нужно взрывать звезды, пока неизвестно - то ли питается он так, то ли размножается, то ли такой у него способ добывать энергию для трансграничного пробоя туннеля к другим источникам пищи. Во время взрыва звезды он не погибает - новые зародыши, или что там у него, разбрасываются по другим звездам, а сам он закукливается, выживает и остается паразитировать на остатках звезды. Туша у каждой звезды сохраняет гиперсвязи со всеми остальными, так что нужно говорить об едином звере, существующем распределенно в множестве вселенных одновременно. Его уже проследили в три десятка миров, но каков его реальный размер, у нас пока даже представления нет: наши дроны в других системах атакуются и уничтожаются, сканирование идет медленно. Возможно, зверюшка состоит из миллионов и миллиардов частей, через полвека-век вашего времени узнаем точно. Случай уникальный, наши умники живут в состоянии перманентного оргазма и предвкушают, как всю физику с ног на голову поставят благодаря новым открытиям. По данной части вопросы есть?

- Зачем ты нам рассказываешь такие вещи, атара? - поинтересовался Мэй, кинув быстрый взгляд на ищейку. Капитан Управы благочиния сидел, сложив руки на груди и полуприкрыв глаза. Его лицо казалось совершенно бесстрастным.

- Вопросов нет, - констатировал Камилл. Уголок его рта слегка дернулся в издевательской ухмылке. - Разделномер два. В какой-то момент эта скотина сожрала мир, в котором шла Игра. Полноценная Игра - Демиург-Стратег, управляющая Станция, специальные законы физики и персональные эффекторы для реализации магических способностей, всё по стандарту. Каким-то образом Станция умудрилась сохранить себя, возможно, Игрока и даже интегрировалась в состав Арасиномэ - или он ее заглотил насильно и сейчас пытается переваривать. В любом случае, Станцию по ходу дела покорежило настолько сильно, что она не в состоянии даже два и два сложить. Иными словами, она свихнулась. Тем не менее, она продолжает барахтаться и искать контакты с окружающим миром. Волюты - не все, но некоторая их часть - вероятно, являются помесью артефактов Арасиномэ и сенсорных массивов, которыми Станция пытается зондировать окружающий мир. Осознает ли она, что оперирует совсем не в той звездной системе, где ее сожрали - отдельный и очень большой вопрос, но пока чисто академический. Что-то непонятно?

На сей раз Мэй предпочел промолчать. Идея о том, что его планету, оказывается, создали просто для развлечения какого-то сильномогучего бездельника, до сих пор вызывала желание кого-нибудь прирезать. Напоминание о ней радости совсем не вызвало. Но сейчас следовало помалкивать и слушать высокомерного паладара. Или следует говорить - "Демиурга"?

- Отлично. Часть третья, она же последняя. Персональные эффекторы, которые я только что упомянул, представляют собой фантомные устройства, созданные из чистой энергии. Они напрямую интегрируются с нервной системой человека, превращаясь в ее расширения. В игровом мире они реализуют магию - дальновидение, чтение эмоций, швыряние огненными шарами и стрелами и все такое. При определенных условиях эффектор может захватывать контроль над нервной системой и транслировать сигналы напрямую в соответствующие нервы - слуховые, оптические, вкусовые и так далее. Проблема в том, что каждый человек уникален, а потому эффектор должен сначала адаптироваться к носителю. Поскольку эффекторы генерирует Станция, а она потеряла несколько колесиков под крышей, да и законы физики здесь совсем иные, получаются они до крайности кривые и интегрироваться толком не умеют. На данный момент нам известно ровно два человека, с которыми недоэффекторы Станции все-таки сумели слиться по полной программе, и вы оба их знаете - хотя ты, Сайра-тара, лишь заочно. Догадаешься сам, кто именно?

Камилл уставился на капитана Управы благочиния немигающим взглядом.

- Мне известна лишь одна студентка Университета, получившая широкую известность в узких кругах, - невозмутимо откликнулся тот. - Фуоко Деллавита, использующая в Университете девичью фамилию матери Винтаре, и Кирис Сэйторий, ее сердечный друг и любовник, уроженец Могерата и гражданин Кайтара. Жители мелкого городка с издевательским названием Оокий охотно рассказывают легенды о том, как девочка взорвала полгорода, а потом оставила гигантский кратер на месте небольшого крестьянского хутора неподалеку и испепелила две или три армейских дивизии и сотню боевых вертолетов в придачу. Фотографии умеренно разгромленного поселения, затопленных воронок на окрестных полях и сгоревшего бара я видел сам. Останков вертолетов, правда, я там не заметил, разбитый грузовик стоит только один, и в городишке только один сгоревший дом. Значит, Камилл-атара, магические способности и... как ты сказал, эффектор?

- Точно так я и сказал. Однако там сработала не одна девчонка, но и Кирис Сэйторий. Скорее даже, в основном паренек и сработал - гравитационные аномалии и пространственный деструктор по его части, девчонка в бою в основном огнеметом и электричеством орудует. Учтите, что эта парочка сейчас самое ценное, что есть на вашей планете. Если их когда-нибудь еще выпустят с территории Хёнкона, то лишь под защитой армии дронов в сопровождении пары мобильных госпиталей. Ни Управе, ни Тьме в их отношении ничего не светит, даже и не пытайтесь подкатываться. Мэй-тара, девчонка упоминала о твоих предложениях сотрудничества - даже и думать забудь. Не про тебя игрушка. Даже не то что не по чину - просто прибьет тебя ненароком, сама того не желая. Когда они в лаборатории развлекаются, вокруг такие флуктуации метрики возникают, что люди просто не выжили бы. Однако, - паладар медленно перевел взгляд с ищейки на Мэя и обратно, - мы крайне заинтересованы в том, чтобы попытаться выявить других таких же людей с помощью Арены. Сайра-тара, ты как куратор от Управы плотно работаешь с Мэем-тарой. Управа по косвенным признакам находит интересных ей кандидатов, потом "Кобра" обеспечивает появление этого мяса в терминалах - однако, еще раз предупреждаю, никакого насилия и давления любого толка. Покупайте, самолюбию льстите, на патриотизм давите, слезу пускайте, что угодно делайте, мне все равно. Но умеющие только молниями швыряться нам мало интересны, их сейчас как собак нерезаных. Больше нужны те, кто имеет хотя бы обрывочные видения потустороннего мира, а также любые нестандартные возможности. Мы платим крупную сумму - триста тысяч канов за голову каждому, причастному к выявлению, от вербовщиков до сотрудников Управы, и сверх того по пятьсот тысяч каждому из вас двоих. Проинформируйте о премии своих людей и вообще всех, кого посчитаете нужным. Вычисленных передаете нам и забываете про них навсегда. Только учтите, что обычных психов с галлюцинациями и голосами в голове нам подсовывать не надо, их мы сразу определим.

- Почему такое предложение делается конфиденциально? - поинтересовался капитан Сайра, и Мэй мысленно поаплодировал ему. Отличный вопрос. Парень явно не дурак, и деньги ему глаза не застилают. С таким явно стоит завести близкие контакты. - Можно ведь просто объявить по телевизору и в газетах, и уже через час вам придется палкой отбиваться от толпы желающих.

- Потому что, - терпеливым тоном, словно тупому ребенку, объяснил Камилл, - про эффекторы я рассказываю лишь вам двоим. Вы представляете, что произойдет, если широкая публика узнает о них? О том, что голоса и картинки в голове могут оказаться посланием от Чужих? Да половина вашей планетки тут же в массовый психоз свалится и себе такие картинки пачками придумает. А еще иногда случается, что люди склеивают ласты, в состоянии клинической смерти видят галлюцинации, наведенные Арасиномэ, а потом оживают. Про восстающих из мертвых слышали? Даже если нет, скоро услышите. Если знание разойдется широко, то вторая половина планеты - та, что на почве Чужих не свихнулась - свалится в другой психоз, религиозный. Уж очень удачно такие видения укладываются в загробные шаблоны и Рассвета, и Миндаллы. И в Кайтаре, и в Ставрии церковь Рассвета уже по полной программе мозгами работает, пытаясь старую доктрину пересмотреть, и мне даже думать не хочется, в какую степь могут забрести дикие проповедники. Локтевиков отловите парочку и послушайте, если сами вообразить не сможете. Так что если не хотите однажды проснуться в сумасшедшем доме планетарного масштаба, придержите языки. Могу я на вас рассчитывать?

Мэй медленно кивнул, повторяя движение ищейки. Да, действительно. Жить в сумасшедшем доме среди буйных психов, возможно, и интересно, но очень, очень, ОЧЕНЬ плохо для бизнеса. Толпы религиозных фанатиков на улице - последнее, что нужно Тьме. Да и Управе, вероятно, тоже. Нужно подумать, как проинструктировать своих людей, чтобы те негласно душили панику - лучше, конечно, вместе с самими паникерами.

- Хорошо, - Камилл прикрыл глаза, его пронзительный взгляд смягчился. - Вы оба - ребята очень неглупые, свою выгоду понимаете превосходно, так что заканчиваю нотации читать. Мне с вами сегодня недосуг разговаривать, я и так сейчас параллельно с обоими королями треплюсь и еще с десятком других личностей. Вот вам краткая программа, о чем следует договориться друг с другом. Управа в лице Сайры-тары, - Камилл глянул на ищейку, - заинтересована в выявлении сильных эйлахо, в особенности демонстрирующих способности, применимые в боевых целях. Тьма в лице Мэя-тары, - паладар посмотрел на оябуна "Кобры", - заинтересована в тотализаторе. Управа делает вид, что не замечает игорной активности Анъями, Анъями берет на заметку эйлахо и сообщает о них Управе. Все довольны, у всех профит. Если какие-то кланы Тьмы начнут возникать, сообщаете мне, я разбираюсь. Схема возражений не вызывает?

- И как мы должны выявлять таких личностей? - осведомился Мэй. - Мало кто о своих проблемах открыто говорит.

- О, не беспокойся, тара, - усмехнулся Камилл. - Сегодня утром в Хёнконе наша супер-парочка в ходе рядового эксперимента в клочья разнесла терминал Арены и серьезно покоцала железобетонный зал. С учетом того, что у людей на Палле массово развиваются способности по их образцу, с выявлением у вас проблем не возникнет. Наоборот, как бы слишком много не обнаружить. Только еще раз напоминаю - без принуждения, если не хотите близко познакомиться с боэй под прямым контролем разъяренной Карины Мураций. Однако, Мэй-тара, есть еще одно обязательное для тебя условие.

Мэй молча поднял бровь.

- Ты сам лезешь в терминал Арены и принимаешь участие в экспериментах координатора в качестве подопытного.

- Я уже ответил Саматте-атаре, что не намерен участвовать ни в каких экспериментах, - сухо ответил Мэй. - Мое решение не изменилось.

- В таком случае мы найдем для организации тотализатора другой клан Тьмы и другого оябуна, - безмятежным тоном, словно рассуждая о погоде, откликнулся Камилл, и Мэй почувствовал, что кровь приливает к голове и гнев туманит глаза. - Тара, ты не можешь отказаться, если хочешь и дальше вести с нами дела. Видишь ли, по странному стечению обстоятельств ты обладаешь способностями Инициатора - есть такая роль в Игре, которую сожрал Арасиномэ. Суть в том, что там он проводил инициацию - превращал детишек с намечающимися способностями в сильных магов. На базовом уровне - всего лишь переключение нескольких битов в системных переменных, но в связке с Арасиномэ выходит что-то совсем несуразное.

Мэй невольно глянул на свои руки, чувствуя, что пальцы начинают покалывать знакомые иголочки. Нет. Не сейчас. Никаких пока что фокусов, приказал он себе, и покалывание ушло.

- Ты обработал и Кириса Сэйтория, и Фуоко Деллавита приемом, что ты называешь "вырыванием души", если я правильно помню, - Камилл продолжал в том же размеренном безмятежном стиле. - До того они имели лишь смутные обрывочные видения. После - начали получать постоянную картинку и прочие интересные ощущения. У наших теоретиков есть предположения, что такое на самом деле твое "вырывание" и как оно влияет на ситуацию. Возможно, например, что ты каким-то образом тонко подстраиваешь синхронизацию коконов с нервной системой. Чтобы подтвердить предположения, координатору и физикам позарез нужен ты под сканером. Кому-то другому я бы просто вколол несколько забавных химикатов, чтобы не брыкался, и сунул в терминал, но с деловыми партнерами я предпочитаю договариваться по-хорошему. Так что данное условие - часть негласного договора. Согласишься - получаешь карт-бланш. Не согласишься - я ищу кого-то другого. Не беспокойся, - добавил он после короткой паузы, - лицо ты не потеряешь. Координатор придумает версию, от которой ты только выиграешь в глазах своих людей. Соревнования какие-нибудь, где ты всегда победишь, или что-нибудь в том же духе. Ну так что? Принимается условие?

К моменту, когда паладар закончил говорить, Мэй уже полностью овладел собой. Наверняка Камилл распознал его эмоции - по повышению температуры лица, учащению сердцебиения, которое дрон мог разобрать с расстояния в несколько десятков метров, сужению зрачков так далее. Однако контроль терять не стоило ни перед ним, ни, тем более, перед ищейкой.

- Другой на моем месте мог бы назвать твои условия шантажом и выкручиванием рук, - ровно сказал он. - Ты всегда ведешь себя подобным образом с деловыми партнерами, Камилл-атара?

- Партнерами? Тара, ты, кажется, никак осознать не можешь свое положение, - тон паладара стал ледяным. - Твоя планета вращается вокруг звезды, готовой вот-вот превратиться в нечто вроде праздничного фейерверка, лишь чуть больше размерами. Может, оно случится через двести лет, а может, уже завтра - мы представления не имеем о жизненном цикле Арасиномэ и его намерениях. От изучения твоих способностей, возможно, зависит, сумеем ли мы договориться со зверюшкой или же нам придется ее отстреливать в экспресс-режиме, рискуя превратить вас всех - включая тебя лично - в хорошо прожаренный фарш. И ты еще выкобениваешься? Тара, у меня очень мало нерушимых правил, но одно из имеющихся - не вести дела с идиотами. Себе дороже выходит в конечном итоге. Однако...

Его тон изменился, став вкрадчивым.

- Однако я знаю, что ты - весьма умный парень. И что ты понимаешь не только общую, но и свою выгоду. Ну так что?

Мэй стиснул зубы. Он уже жалел о том, что так поспешно ляпнул свой отказ Саматте перед своими людьми и О. Саматта - явно не дипломат, и ожидать от него тонких намеков и жонглирования словами и смыслами явно не стоило. Самым лучшим выходом тогда стало бы ответить уклончиво, отложив отказ на потом. Да и если его непонятные способности настолько важны для паладаров, а то и для всей планеты, он мог бы получить от них немалый доход, а может, и свою долю славы - глядишь, и всемирной. Но поздно жалеть о разлитом вине. Категорически отказавшись во время той встречи, он отрезал себе дорогу к отступлению сейчас. Если Камилл не передумает... а он не передумает, то самая крупная сделка "Кобры" и с паладарами, и с Управой срывается и уходит прямо из рук. А вместе с ней - и возможность прицепить на ухо пятую клипсу меньше чем через полгода после четвертой. Ц-ц!

Он медленно поднялся.

- Если таковы условия, атара, - произнес он, стараясь изгнать из голоса всякую дрожь, - мне придется от...

- Прошу прощения, могу я кое-что добавить? - внезапно перебил капитан Управы благочиния, и оябун "Кобры" осекся. - Мэй-тара, я слышал, что многие кланы Анъями до сих пор практикуют мечной бой. Слухи правдивы?

- Да, некоторые кобуны действительно упражняются с холодным оружием, - осторожно ответил Мэй, не понимая, куда тот клонит. - У меня тоже есть такие любители.

- А поскольку меч - символ власти оябуна, наверняка и ты имеешь какой-то опыт владения им?

- Я умею держать меч в руках, не отрезая себе пальцы, - Мэй напряженно разглядывал непроницаемое лицо собеседника. - Однако я предпочитаю более современное оружие.

- Видишь ли, Мэй-тара, в нашей Управе тоже есть чиновники, упражняющиеся в этом благородном искусстве. Некоторые из них, весьма родовитые и влиятельные, весьма высокого мнения о своих навыках. А поскольку они к тому же очень... много думают о себе в целом, я бы с большим удовольствием посмотрел, как из них выбивает пыль кто-то более умелый.

Тонкая улыбка тронула губы ищейки, его ноздри слегка раздулись.

- Проблема в том, что высокорожденные аристократы никогда не снизойдут до схватки на мечах с какими-то там безродными бандитами, тем более публичной. Но вот если речь пойдет об Арене... я думаю, мы сможем организовать тайные поединки с весьма неплохими ставками. Ты ведь наверняка сможешь выставить нескольких человек от своего клана?

- Думаю, что смог бы, - Мэй быстро вызвал в памяти несколько более-менее подходящих имен. - Сам не увлекаюсь, как уже сказал, но человек шесть или семь среди своих кобунов могу назвать сходу. Однако...

- А поскольку твои кобуны вряд ли рискнут первыми лезть в непонятную машину, тебе придется показать им пример. Да и мечной бой на Арене заметно отличается от реального, фактически его придется изучать заново. И кому, как не тебе, выступать для своих людей в роли учителя?

Мэй медленно опустился обратно на стул. Его мысли лихорадочно метались. Поединки на мечах? Не обязательно со служащими Управы, с кем угодно, между кобунами всех кланов и учениками независимых тренировочных залов. Сейчас реальные бои до смерти крайне редки - те, кто десятилетиями оттачивает искусство, слишком ценят свои жизни, чтобы рисковать по пустякам. Поединки в реальности - толстые слои бамбуковой брони и шлемов, деревянные мечи, условные удары, судьи, логику которых понимают лишь посвященные... Вся схватка - два-три выпада, самые тяжкие повреждения - синяки и царапины. Никакой коммерческой перспективы. Но на Арене... Зрелищно - льющуюся кровь и выпадающие кишки нарисовать паладарам труда не составит. Нет необходимости сдерживаться. И сверх того - реальная боль, испытываемая сражающимися, так добавляющая адреналина толстобрюхим зрителям, ни разу в жизни не державшим в руках ничего опаснее кухонного ножа. Действительно, кто сказал, что тотализатор должен ограничиваться детскими забавами дураков, готовых положить жизнь на алтарь паладарских исследований? Идеалисты пусть тратят время на фальшивые потасовки с отключенной болью. Настоящая прибыль совсем в другом.

- Интересная идея, - сказал он, глядя на ищейку. - И, вполне возможно, перспективная. Однако для ее реализации нужно кое-что дополнительное.

Он перевел взгляд на Камилла.

- Мои люди не станут тратить время на ерунду. Настоящая схватка подразумевает боль, а у паладаров, кажется, есть ограничения. Что-то типа требований к подтвержденным уровням участников. Сам понимаешь, атара, мало кто из настоящих парней утруждает себя годами тренировок в официальных залах с сертифицированными учителями и сдает формальные экзамены. Если бы паладары сочли возможным смягчить ограничения Арены хотя бы для некоторых участников... в неформальной обстановке... я бы задумался над тем, чтобы лично принять участие в состязаниях.

- Правила игры на Арене утверждаются лично Кариной Мураций, - Камилл полуприкрыл глаза. - Однако полагаю, что в данном конкретном случае смогу ее убедить пойти на уступки.

- Тогда я могу просто забыть, как паладары используют полученные на Арене данные, - Мэй задумчиво посмотрел в потолок. - Думаю, что и остальные тоже не вспомнят. В таком случае, Камилл-атара, Сайра-тара, договор заключен - как только я получаю заверения о снятии ограничений.

- Она заканчивает выступление, ей нужно еще минут десять. Потом мне потребуется еще какое-то время для обсуждения деталей, она не любит повышать несущую... ускорять свое личное время, я хочу сказать. Ждите здесь. Я пришлю финальный ответ с куратором детской программы.

- С кем? - на сей раз удивление оябуна "Кобры" оказалось вполне искренним. Те же эмоции отразились на лице ищейки.

- С куратором детской программы, - терпеливо повторил Камилл. - Мэй-тара, мы заинтересованы в исследовании энергоплазмы на всех стадиях развития человеческого организма, и дети здесь как бы не важнее взрослых. Но и Анъями, и Управе благочиния доверить поддержку детских игр может только сумасшедший. Чудиков у нас, может, и хватает, но чокнутых точно нет. Так что детей и подростков опекать станут особые люди, не страдающие местными предрассудками. А возможно, и не одних подростков. Схема сейчас обсуждается с человеческими экспертами и властями, полностью оформится через декаду-другую, но основное уже согласовано. Один из кураторов детской программы появится здесь вместе с новостями. Пока обсудите между собой детали взаимодействия Анъями и Управы, а я вас оставляю. Если что, каналы связи со мной вам обоим известны.

Паладар даже не стал утруждать себя условностями вроде вставания со стула. Его фигура просто оплыла и разлилась по полу жирно блестящим серо-зеленым слизнем. Дрон неслышно скользнул к двери, щелкнул и хрустнул замок - и Мэй остался один на один с чиновником Управы.

- В первый раз получилось не очень вежливо, так что еще раз: рад познакомиться, Мэй-тара, - вежливым тоном произнес тот. - Несколько неожиданно для меня оказаться в твоей компании, но полагаю, что всё, что ни делается, к лучшему. Представлюсь еще раз: я Сайра Моямару, следователь по особо важным делам Управы благочиния Ценганя.

- Взаимно рад знакомству, - откликнулся Мэй, тайком разглядывая собеседника. А ведь крепкий парень. Не сказать, чтобы слишком уж поджарый и мускулистый, но вполне в форме, в отличие от большинства чиновников его ранга. - Для меня тоже неожиданно, что игры на Арене паладаров курирует следователь Управы.

- О, тут долгая история, - усмехнулся капитан. - Но в целом Камилл посчитал, что со мной ему работать комфортно, а дайнагон Управы сейчас на паладаров только что не молится. Ходят слухи, что у него в домашнем святилище даже статуэтка Карины Мураций стоит. Ну, тара, давай предположим, что Камилл слов на ветер не бросает и обсудим, что и как делать...

Следующие минут двадцать или около того Мэй и Сайра занимались тем, что представлялось оябуну "Кобры" медленным то ли танцем, то ли демонстрацией фазаньего оперения с одновременным приглядыванием к собеседнику. Только что встретившись, оба не понимали, в какой степени можно доверять другому, и разговор велся полунамеками и полуоговорками. По ходу дела, однако, Мэй все же составил определенное впечатление о новом партнере. Из не слишком знатного аристократического рода (фамилия Моямару вызывала у Мэя какие-то смутные ассоциации, но ничего конкретного), карьеру до капитана второго класса и следователя по особо важным сделал в основном за счет собственных способностей, но на том и застрял. Начальство ценит, однако для дальнейшего продвижения - в начальники департамента и выше - уже нужна серьезная протекция на высоком уровне, которой Сайра не обладает. По всей видимости, в Камилла он вцепился всеми зубами и когтями, поскольку прямая работа с паладарами не могла не придать новый импульс его карьере. Относительно молодой и энергичный в свои тридцать восемь, весьма амбициозный, неженатый (по крайней мере, сейчас) - Мэй прекрасно знал такой тип людей. Если установить с капитаном хороший контакт, сотрудничество выйдет весьма выгодным обеим сторонам. "Кобра" получит доступ к центральным архивам Управы благочиния Ценганя (о, какие потрясающие возможности для шантажа и вымогательства!), а капитан, даже если не удержится на паладарской программе, обретет славу гениального сыщика, способного раскрыть любое преступление. Ну, не любое, конечно, черные зоны для него сохранятся, но очень многие.

Товар нужно не просто брать, а хватать не глядя, пока он не ушел на сторону, в конце концов решил Мэй. Нужно в ближайшее же время подкинуть ему материалы для раскрытия каких-нибудь громких дел - авансом, демонстративно ничего не требуя взамен. Он наверняка оценит... ах, да, нельзя забывать про Арену. Ну ничего, после того, как систему более-менее отладят, много времени она не потребует. Нужно лишь понять, откуда взять столько людей для охвата целого континента. На начальных этапах придется бросить на дело всех бойцов, свернув прочую активность, параллельно быстро набирая новых... и, как ни жаль, придется хотя бы временно кооперироваться с другими кланами.

Где там обещанный Камиллом куратор? Вот ведь еще одна проблема на его голову! Хотя... Как там говорят паладары? Что могут делать люди, делают люди? А люди всегда имеют свою цену и, как правило, на удивление низкую. С детишек многого все равно не поимеешь, так что задобренный куратор может возиться с ними сколько влезет. Лишь бы во взрослые игры не совался.

В дверь негромко постучали.

Оборвав на полуслове длинную обтекаемо-вежливую сентенцию, капитан стремительно поднялся и, неслышно ступая, подошел к двери. Машинальным движением сместившись, почти прижавшись к стене рядом, он резко распахнул ее.

Мэй с удивлением уставился на щуплую девчонку лет двенадцати или тринадцати, одетую в мешковатое, не по размеру, поношенное ципао, явно знававшее лучшие времена. Ее черные волосы, забранные в пук на затылке (только две пряди, переплетенные дешевыми желтыми ленточками, спускались с висков на щеки), протыкала длинная спица из потертой серебристой пластмассы. В мочках ушей болтались мелкие медные сережки в виде блестящих пуговок, а на лице держалось озадаченно-испуганное выражение. Уборщица или прислуга не туда забрела?

- Что нужно? - резко спросил Сайра.

- Добрый день, - тихо сказала девочка. - Мне сказали, что меня ожидают Сайра-атара и Мэй-атара. - Она нервно оглянулась в пустой коридор. - Можно войти?

Она еще не закончила говорить, как Мэй понял, что именно режет ему слух. В ее голосе слышался странный акцент, уловимый только для очень опытного уха, поднаторевшего разбирать наречия самых разных уголков Могерата. Древний акцент, в наше время на самом Могерате не встречающийся нигде и никогда.

Тот же самый акцент, что и в речи Камилла.

- Да, атара, входи, - оябун "Кобры" сорвался с места еще до того, как успел сформулировать ощущение явно. Ищейка Управы недоуменно глянул на него, но потом перевел взгляд на гостью и напрягся. - Ты пришла по адресу.

Аккуратно взяв девочку под локоть (на прикосновение мужчины, да еще и старшего, она среагировала спокойно, как иностранка, не как уроженка Могерата - еще один прокол того, кто ее готовил, нужно найти учителя, если она намерена сохранять такую маскировку), Мэй провел ее к стулу и жестом пригласил сесть. Капитан Сайра тихо закрыл дверь и щелкнул замком.

- Меня зовут Рикона Кэммэй, - представилась девочка, напряженно усаживаясь на краешек стула. - Мэй-атара, Камилл просил передать, что Карина согласилась на твое условие, но лично проконтролирует развитие ситуации. Я должна передать ему что-то в ответ?

- Да, Рикона-атара, - светским тоном откликнулся оябун. - Передай, что мы договорились. Сделка в силе.

Девочка склонила голову набок, словно прислушиваясь к чему-то (Мэй даже невольно глянул на ее уши, пытаясь разглядеть отсутствующий наушник), потом кивнула.

- Камилл передает: "мы договорились, до связи".

- Хорошо. Могу я узнать, зачем Рикона-атара почтила нас своим визитом? - осведомился Мэй самым лучшим вежливым тоном, ему доступным, уже заранее зная ответ. Три родинки, опознавательный знак, на ее щеках отсутствовали, но кто сказал, что они обязательны? Неужто девчонка - паладар? В таком виде? Почему бы и нет? Карина Мураций год назад, помнится, в кайтарской школе тоже ребенка изображала. - Помимо передачи сообщения, разумеется?

- Меня попросили... ну, как бы с детьми работать, - сообщила девочка, явно чувствующая себя не в своей тарелке - или артистично изображающая неловкость. - Куратором. На Арене. Я не человек. Вот...

Она вытянула вперед руку. Ее кисть потеряла очертание и на несколько секунд расплылась в тонкий зеркальный диск, потом медленно восстановила форму.

- Я с другой планеты. Докладывает Рикона Кэммэй, второй сержант, Щит второй категории. Рада знакомству, прошу благосклонности, - внезапно вскочив и вытянувшись, оттарабанила она, словно воспроизводя какую-то формулу. Возможно, ее родную формулу знакомства. Но как отвечать? И ее выправка - как бы не по-настоящему военная, словно она на самом деле стоит по стойке смирно. Женщина... нет, даже девочка-солдат? Невероятно на Могерате, но и в Кайтаре, и в Ставрии женщины служат в армии. А если вспомнить некую Варуйко Сэйторий... Хм. Как там у солдафонов знакомиться принято?

- Рикона-атара, знакомство с тобой - большая честь для нас, - пришел на выручку чиновник Управы, вытягиваясь во фрунт, щелкая каблуками и резко кивая. - Я Сайра Моямару, капитан второго класса, служащий Управы благочиния Ценганя. Мой товарищ... - он глянул на Мэя и на мгновение замялся.

- Я знаю, - быстро кивнула девочка. - Мэй Лю Сянь, оябун клана "Кобра" с четырьмя серьгами. Мне Палек рассказал... ну...

Она осеклась и заметно покраснела, опустив взгляд.

- Палек Мураций, брат Карины Мураций, известный инженер-паладар? - неторопливо проговаривая слова, Мэй лихорадочно соображал, как себя вести. Каков ее возраст на самом деле? Соответствует облику? Или она прикидывается? Ладно, если прикидывается, можно подыграть. Люай но тиксё! Вот чего у него нет, так это опыта общения с детьми, да еще и с девчонками. Непредвиденный сценарий, да. Благовоспитанные девочки на Могерате в присутствии старших мужчин вообще должны изображать невидимок, так что проблема возникла бы не только у него. Так, придется вспоминать кайтарские фильмы и брать пример с ищейки, если тот знает, что делать. - Я слышал о нем. Большая библиотека в Хёнконе - его проект, верно?

Он включил на лице наиболее добродушную и располагающую улыбку, которой привык очаровывать женщин - когда было не лень, разумеется, и его тянуло на что-то большее, чем коротким жестом отправлять их в свою постель.

- Что же, я догадываюсь, что именно он мог рассказать обо мне. Бандит, вымогатель, убийца - так, атара?

Он развел руками.

- Ничего не могу поделать со своей репутацией, во многом заслуженной. Однако же если вы знакомы с Фуоко Деллавита...

Ему показалось, или девочка и в самом деле слегка встрепенулась, услышав имя? Разумеется. Вряд ли существует хоть один паладар, о ней не слышавший.

- ...то ее мнение обо мне, полагаю, немного лучше.

- Я ничего такого в виду не имела! - с нотками паники в голосе сказала девчонка. Она ощутимо запунцовела. - Честное слово! Мне сказали, что ты, Мэй-атара... и ты, Сайра-атара... вы поможете мне с детьми. Ой, то есть персонал Арены поможет, а вы станете следить, чтобы с ними ничего не случалось... да?

- Разумеется, атара, - Сайра снова резко кивнул. - Не беспокойся, все участники игр под надежной охраной. Мы окажем любую потребную помощь.

- А... да. Спасибо, Сайра-атара. А... тут Маюми... она тоже хочет поговорить... ой, я ей дрона передам ненадолго, ладно?

Маюми? Очередной персонаж? Час от часу не легче.

Девочка застыла в деревянной позе, глядя перед собой, потом снова ожила. И не просто ожила: ее тело поплыло, словно горячий пластилин, быстро меняясь. Ее рост увеличился на две головы - в основном за счет удлинившихся ног, грудная клетка и бедра раздались, лицо изменилось и повзрослело, неуловимо напоминая лисью мордочку. Только прическа осталась прежней. Теперь перед Мэем стояла молодая женщина с ладной гибкой фигурой, хотя и заметно мальчишеской, на которой мешковатое до того ципао сидело как влитое. От смущенного выражения на лице не осталось и следа - в глазах новой гостьи проглядывало смешливое озорство. Грудь и ноги отчетливо проступали сквозь тонкую обтягивающую материю, и Мэй против своей воли скользнул по ним жадным взглядом. Ну точно, лиса-оборотень, в образе женщины завлекающая путников. В каком она настроении -сожрать несчастливца или одарить его своей любовью?

- Привет, мальчики, - девица заложила руку за голову и томно потянулась, изогнув крутое бедро. Мэй заметил, что Сайра тоже не может оторвать от нее взгляд. - Меня зовут Маюми. Я куратор Рики, одна из. Вас я знаю, не трудитесь представляться. Чтобы вы лишних иллюзий не питали - я неб третьей категории и, в отличие от Рики, умнее вас обоих, вместе взятых. Когда она будет находиться в вашем обществе, я все время стану слушать происходящее краем уха. Так что если надеетесь задурить ей голову, пользуясь малолетством, забудьте сразу и навсегда: перехвачу контроль за дроном и настучу по башке так, что мало не покажется. Она моя подруга детства и важней для меня, чем все население Паллы, вместе взятое. Не знаю, какие у вас завязки с Камиллом, но я ему ни разу не подчиненная и даже не подруга, так что тормозов у меня нет. Мы договорились, мальчики?

- Разумеется, Маюми-атара, - на сей раз капитан Управы кивнул медленно и чинно. - Мы все понимаем.

- Зовите меня просто Маюми, без суффиксов, - лиса-оборотень потянулась еще раз и томно улыбнулась Мэю. - Мэй-тара, ты совершенно прав: ты бандит, вымогатель и убийца. Я знакома с твоим досье и в курсе, что ты изменил профиль работы "Кобры" в последние пару сезонов. Однако бандит и убийца вряд ли когда-нибудь полностью перекуется в благотворителя и попечителя приютов. Как говорят в одной известной мне стране, что заучено в детстве, поётся до старости. Впрочем, не мое дело судить, можно или нет с тобой работать. Запомни одно: если не хочешь неприятностей, держи свои криминальные рефлексы подальше от девочки. Ну все, я побежала. Куклу возвращаю Рике. Пока-пока!

Она опустила руки, замерла, и следующие несколько секунд Мэй с интересом наблюдал за обратной метаморфозой. М-да. Вот и еще одна проблема. Действительно, мог бы и сам сообразить, что дрон в состоянии передавать сигнал со своих камер и микрофонов в несколько приемников сразу, и что поставить наблюдателем одного из паладарских небов можно элементарно. Значит, купить девочку не удастся, по крайней мере, в лоб, а запугивание не являлось допустимым вариантом с самого начала. Ну что же, так даже интереснее.

Вдруг Мэй почувствовал, что ему стало весело. Нет, не той радостью, которую он испытывал, провернув удачную операцию, одержав верх над соперником или добившись успеха иным способом. От макушки до пяток его пронзило давно забытое чувство беспечной бурлящей легкости и оживления - совсем как на первом курсе университета, когда он, совсем мальчишка, только-только готовился к настоящей жизни, и все вокруг казалось интересным и увлекательным. Первые декады в университетском кампусе, новые приятели, редкие и такие необычные девушки с курсов управляющих общественным питанием, День Первокурсника, устроенный руководством для новичков... Как и тогда, сейчас мир переставал быть предсказуемым на сто шагов вперед, серым и скучным. Новые неизвестные величины стремительно врывались в наскучившие системы уравнений, и жизнь начинала переливаться новыми красками. Ха! А ведь он знает, как себя вести. Нужно лишь просто вообразить, что перед ним не девочка, а мальчишка. А мальчишка в двенадцать лет - уже быстро взрослеющий молодой мужчина, и лучшая тактика поведения с ним - как со взрослым и равным.

- Рикона-атара, - спросил он у ожившей девочки, растерянно хлопающей глазами, - скажи, а ты можешь есть? Пить?

- Ну... да, - робко откликнулась та. - Дрон все ощущения передает как следует. Только можно меня не звать "атара", ладно? Просто Рикона...

- Годится, - энергично согласился оябун, поднимаясь. - Тогда я просто Мэй. Знаешь, Рикона, я не так часто попадаю в столицу. Однако у меня есть пара часов времени, и я знаю здесь несколько хороших ресторанов. Прогуляемся? Я угощаю. Э-э, Сайра-тара?..

- Мне, к сожалению, пора возвращаться в Управу, - слегка пожал плечами тот. - Однако мы еще не раз увидимся. Верно, Рикона? В следующий раз поход по ресторанам за мной.

- Отлично! - Мэй сдернул клипсы с уха, положил руку на плечи девочки и попытался мягко и ненавязчиво увлечь ее за собой к выходу. Однако с тем же успехом он мог увлекать фонарный столб: она не сдвинулась даже на миллиметр. Ну да, разумеется - сколько там весит типовой дрон? Двести пятьдесят катти? Плюс гравитационные поля, на которые он опирается. Интересно, выдержит ли ее мотоцикл? Если нет, придется выйти из образа и взять такси... впрочем, образ уже неважен. Повторно он сюда не вернется. - Тогда идем. Давай, не стесняйся.

В конце концов, если все известно заранее, зачем вообще жить? Инопланетные девочки, лисы-оборотни, пока еще не оформленные толком, но явно многообещающие игры на Арене, авантюра с тотализатором... И схватки - пусть не кровавые, но жестокие и болезненные, позволяющие в полной мере ощутить вкус жизни.

И чем бы ни закончилась вся история, одно можно твердо сказать уже сейчас: скучать точно не придется.

02.31.1232 (Палла). Неопознанная местность. Локальное время неизвестно

- Ф-фух. Выбрались!

Мощным ударом плеча ноги Юно выбил искромсанную дверь, рухнувшую на пол с глухим лязгом и стуком. Переступив через обломки, он вышел в длинный коридор - наконец-то с окнами! - где в межоконных промежутках тускло горели факелы. Их опостылевшее за сутки с лишним (где бы раздобыть наручные часы, чтобы от Кира не зависеть?) голубоватое пламя почти растворялось в солнечном свете, бившем сквозь мутные стекла. Девушка высунула голову в дверной проем и покрутила ей, осматриваясь.

Никого. Солнечный свет лежал на деревянных и, наверное, ужасно скрипучих половицах квадратными пятнами, перечеркнутыми частыми решетками теней от оконных переплетов. По одну сторону коридора тянулась череда ужасно грязных окон, а по другую - двери в помещения, в которых девушка с изумлением опознала школьные классы: парты, настенная доска и учительский стол. Почему-то в стенах, отделявших коридор от классов, тоже имелись окна, позволявшие наблюдать за внутренностями помещений. Пахло сухой затхлостью. Фуоко осторожно шагнула в проем и подставила руку под падающие от окна лучи. Тепло. Да, на сей раз виртуальный мир выглядел куда более живым и настоящим, чем раньше: и ощущения, и вкусы, и запахи - все казалось почти что реальным. Какой-то неуловимый оттенок фальши все равно чувствовался, но все-таки прогресс по сравнению с предыдущим разом был очевиден. Даже влажные каменные стены темниц и затхлый воздух подземелья являлись торжеством жизни и реалистичности по сравнению с путешествием по лесу.

Юно протер ладонью стекло от толстого слоя пыли и приник к окну, закрываясь ладонями от бьющего сверху солнца.

- Двор, - проинформировал он. - Большой. Вокруг высокая каменная стена. И опять никого.

Фуоко подошла к окну рядом, решительным движением стерла пыль, используя сразу все предплечье, и тоже посмотрела наружу.

- Как - двор? - непонимающе спросила она. - Обрыв же. И река внизу течет...

Юно шагнул к ней и протер себе новую дырку над ее головой.

- Действительно, обрыв и река, - задумчиво согласился он.

Фуоко отодвинулась туда, где он только что стоял и, привстав на цыпочки, выглянула в протертое им пятно. Действительно, ничего похожего на горную речку, быстро бегущую метрах в пяти ниже, там не наблюдалось. Зато наблюдалось захламленное грудами ломаных досок обширное пространство, обнесенное зубчатой каменной стеной с деревянной галереей поверху. Наверное, так мог бы выглядеть двор старинной крепости. Опять фокусы изломанной виртуальности?

- Есть предложение пройтись по коридору и посмотреть, что видно из других окон, - Юно почесал кончик носа и поправил на поясе ножны своего светящегося меча. - Вы влево, я вправо. Только недалеко, а то опять потеряем друг друга.

Фуоко поежилась.

Когда после оплеухи Кира, от которой звезды из глаз посыпались, девушка попала сюда и оказалась в начальной деревне, она вовсе не собиралась сидеть ни в какой темнице. В ее планы входил лишь марш-бросок по лесной тропе и попытка обнаружить Юно. Под равнодушными взглядами медитирующей на площади толпы живых мертвецов она обнаружила лежащий на земле свой двухклинковый жезл (полностью заряженный, судя по светящимся индикаторам). С его помощью она уже привычным движением обрезала дурацкую узкую юбку и соорудила из обрезка материи топик. Брошка на сей раз не материализовалась, несмотря на все усилия, и пришлось усиленно затягивать ткань узлами, чтобы ненароком не развязалась. Тугая повязка страшно мешалась, и Фуоко уже всерьез подумывала, чтобы выбросить ее. Переживет Юно ее в голом виде, тем более что она не такая уж и отвратительная на вид.

Закончив с одеждой, она попыталась вызвать своих гвардейцев, но тут из переулка между домами высыпало сразу десятка два окольчуженных солдат. Как и в прошлый раз, они наставили на нее свои дурацкие пики - и в тот момент, когда Фуоко уже почти решила шарахнуть по ним огненным шаром, ее осенило. Если Юно оказался где-то здесь, возможно, он сдался солдатам и сейчас томится где-то поблизости. Можно начать кидаться огнем, вызвать своих гвардейцев, устроить большое побоище, захватить языка (если получится) и допросить его (опять же, если получится), но, возможно, есть вариант и попроще.

Бросив на землю жезл, она подняла руки и осторожно опустилась на колени. Если местным ходячим декорациям взбредет в голову ее проткнуть, кто знает, чем может дело кончиться. Протыкать ее, однако, не стали. Вместо того ее грубо вздернули на ноги и повели по узким пыльным переулкам меж высоких глухих частоколов, покалывая копьями в спину. Через пять минут стража доставила ее к большому деревянному пакгаузу с узкими не то бойницами, не то недоразвитыми окнами и ввела внутрь. Там ее без единого слово заставили спуститься по лестнице в подвал, освещенный лишь крохотным круглым окошком в потолке, и засунули в обшитую досками камеру, заперев снаружи дверь (точнее, решетку из толстых деревянных палок) огромным ржавым висячим замком. Затем стражи удалились из подвала, по-прежнему не проронив ни звука - а из соседней камеры ее окликнул обрадованный Юно.

Выяснилось, что он сидит здесь уже третий день. После падения гигантского медведя он очнулся в деревне и обнаружил себя в кольце стражников. Зная, куда ведет единственный путь из деревни и чем заканчивается, он решил не сопротивляться и исследовать альтернативный вариант. Однако такой выбор тоже оказался тупиковым: засунув его в камеру, тюремщики больше не появлялись. К счастью, есть и пить не требовалось по-прежнему. Как следует отоспавшись на голой жесткой лавке, он уже начал прикидывать, как выбираться из темницы при помощи своего меча, послушно появившегося рядом, но тут стражники привели Фуоко. В нескольких словах описав ему обстановку, она попробовала использовать клинки своего жезла на деревянной решетке и обнаружила, что они вполне снимают тонкую стружку. Она уже почти разрезала первый прут, когда сообразила, что ее вызывает Кирис.

Почему-то ее совсем не удивило, что тот принял образ гигантской обезьяны. Она вдруг вспомнила, какого персонажа он избрал себе во время позорно продутой игры с Оронзо Смеархом. Возможно, он уже видел себя во сне в образе такой обезьяны и на Арене подсознательно выбрал из стандартной галереи нечто похожее. Или, как вариант, неб по имени Стаси, рисующий местную виртуальность, каким-то образом прочитал из его головы привычный образ и воспроизвел его в меру своих умений. Вот и подаренная отцом брошка на сей раз не появилась, но выпуклый узор на золотом жезле между растительными элементами отчетливо воспроизводил изгибающуюся ящерку с длинным хвостом. В прошлый раз она точно отсутствовала. Ну, пусть на сей счет Дзии с координатором гипотезы строят, ей не до того. Главное, что связь с Киром работает.

Передав Юно содержание разговора и хорошую новость, Фуоко с энтузиазмом принялась кромсать деревянную решетку. Поглядев на нее, Юно извлек из хрустальных ножен огненный меч и начал резать свою дверь. У него получалось не хуже. Выбрались на свободу (точнее, из клетушек) они почти одновременно, но Фуоко успела на несколько секунд раньше. Она победно улыбнулась своему компаньону и показала ему язык, на что тот лишь усмехнулся. Уставшая девушка села на еще одну скамью, слабо освещенную льющимся из оконца светом, и вызвала Кириса. Того, как оказалось, координатор успел вытащить обратно вреальное тело, так что выходило, что и у нее с возвращением проблем не возникнет. Правда, ее тут же кольнуло острое чувство вины: она-то вернется, а вот Юно остался здесь навсегда. Но сделать пока ничего нельзя. Как показывает практика, опасность его жизни не угрожает, так что со временем они что-нибудь придумают. Главное - выйти на контакт со Стаси и связать его с координатором.

А потом - потом оказалось, что довольно хлипкая деревянная дверь в подвал открывается не на лестницу вверх, ведущую в деревенский сарай, а в длинный каменный проход, освещенный голубоватыми мечущимися огнями несгорающих факелов. И окошко под потолком вдруг пропало, словно никогда не существовало, а вместо него на стене одиноко замерцал еще один факел.

А дальше началась унылая бесконечная скука.

Проход оказался частью бесконечного запутанного лабиринта. Коридоры, коридоры, коридоры сливались и расходились, поднимались и опускались, то тянулись бесконечными извилистыми кишками без единой развилки, то вдруг начинали ветвиться десятками боковых проходов. Кое-где попадались другие тюремные камеры - иногда крохотные, с парой лавок, на которых угрожающе белели человеческие скелеты, иногда обширные, с десятками небольших клетей вроде тех, откуда выбрались компаньоны. Изредка встречались слепые закутки, в которых валялись ржавые мечи и тусклые панцири. Однажды утомленная Фуоко отстала от Юно на полтора десятка шагов и внезапно обнаружила, что осталась одна, и на ее отчаянные крики отвечает лишь встревоженный писк (крысы?) откуда-то издалека. Минут двадцать она в панике металась по лабиринту, пытаясь обнаружить своего спутника, но безуспешно. Если бы не связь с Киром, она, наверное, тут же и спятила бы, но его напоминание, что ее в любой момент можно вернуть в реальность, подействовало отрезвляюще. Если ей так плохо, то что же с Юно, у которого вообще никаких надежд нет?

Нашлись они так же неожиданно, как и потерялись - просто столкнулись на пересечении коридоров. Фуоко вцепилась в руку Юно, сейчас ощущавшуюся как реальную человеческую, и какое-то время не могла себя заставить ее отпустить. Молодой мужчина успокаивающе гладил ее по бритой голове (египетский парик она решительно выбросила еще в камере), и в конце концов она отошла достаточно, чтобы продолжать поиск. Как сообщил Кирис, к тому моменту прошло около четырех часов, как они выбрались из камеры. Фуоко уже утомилась настолько, что брела, опираясь на стену рукой. Вероятно, следовало бы сделать паузу и передохнуть, но упрямство гнало ее вперед.

Вскоре она случайно провалилась в стену - точнее, в место, выглядящее в точности как стена, но на самом деле пустое. Обнаружившийся за маскировкой тупичок содержал массивный деревянный сундук, обшитый бронзовыми полосами и запертый на встроенный замок. Попытавшись его открыть, Юно сломал свой меч, немедленно рассыпавшийся тучей искр, но тут же появившийся снова, целый и невредимый. Юно пробормотал что-то сквозь зубы насчет криворуких дизайнеров уровней, махнул рукой, и они отправились дальше.

Еще минут через пятнадцать Фуоко выдохлась окончательно. Они с Юно полчаса полежали на лавках в очередной камере, а потом снова двинулись по коридорам. На сей раз они на ходу скребли по стенам остриями своего оружия - и очень быстро обнаружили еще с десяток замаскированных тайников (все те же не открывающиеся сундуки) и здоровый обоюдоострый меч с волнистым клинком, ни капли не тронутый ржавчиной. Меч вертикально стоял в скрытой нише рукоятью вниз (за нее могли одновременно ухватиться штук шесть рук размером как у Фуоко, а острие возвышалось над ее макушкой), и по его лезвиям изредка пробегали шипящие красноватые искры.

- Двуручник базовый плюс один. Или плюс два, - пробормотал Юно, осторожно дотрагиваясь до клинка пальцем. - Приз, типа, для бойца. Нет, дэйя, даже не просите, я такую дуру на себе не потащу. Однако интересно - меч есть, а врагов нет. Не сходится что-то...

Враги действительно не обнаруживались - ни стражники, ни лесные зубастики-сэраикко, ни даже крысы, по-прежнему попискивающие где-то в отдалении, но на глаза не показывающиеся. Выход из лабиринта обнаруживаться не желал. Еще два раза Фуоко связывалась с Кирисом и через него передавала координатору короткий отчет из нескольких фраз. На второй раз Кирис пообещал снова превратиться в обезьяну с дубиной, чтобы в жопу расхреначить все мариконовы лабиринты. По ходу столь длинной фразы он несколько раз ошибся в кодах букв, так что девушке пришлось догадываться о смысле, о чем она не преминула сообщить в короткой ехидной сентенции. Тоже нашелся крутой расхреначиватель! Пусть лучше за языком следит, шпана недовоспитанная.

Прорыв случился примерно сутки спустя после ее возвращения в виртуальность. К тому моменту в реальности, по прикидкам Фуоко, уже наступало утро следующего дня. Кирис, вероятно, все еще дрых без задних ног, и тревожить его вопросами о времени она не стала. За очередным поворотом перед ними неожиданно возникла крутая и узкая железная винтовая лестница, ведущая вверх. Поднявшись по ней вслед, компаньоны обнаружили еще одну дверь - на сей раз глухую, без решеток, обшитую железными полосами и без признаков замочной скважины. Открываться дверь отказалась категорически. Фуоко прикинула, не стоит ли вызвать своих гвардейцев, чтобы высадить ее при их помощи, но отказалась от идеи: на крохотной площадке с трудом помещался один Юно, и то вынужденный стоять на полусогнутых из-за нависшего над головой факела. Вариант шарахнуть по преграде огненным шаром тоже не выглядел привлекательным из-за ограниченного пространства. Посовещавшись и признав отсутствие альтернативных вариантов, Юно и Фуоко принялись по очереди ковырять дверь своими клинками. Она поддавалась куда как хуже, чем прутья решеток в камерах, но все же поддавалась. Еще пара часов работы - и дерево возле предполагаемого наружного засова, выдававшего себя ржавыми болтами, удалось ослабить настолько, что Юно, наконец, сумел выбить его пинком.

И вот теперь - коридор с окнами, выходящими на разные пейзажи.

Каждые несколько секунда оглядываясь на Юно, чтобы удостовериться в его присутствии, Фуоко пошла вдоль деревянных рам, протирая в пыли дырки и выглядывая через них наружу. Картина каждый раз открывалась иная. За пять минут у них с Юно составилась богатая коллекция местностей: пронизанный солнечными лучами лиственный лес, вплотную подступающий к окну; обнесенный невысокой живой изгородью плавательный бассейн с несколькими лежаками у воды; песчаная пустыня с уходящим за горизонт дюнами; лежащий у подножия холма средневековый город с замком; автостоянка с одиноким автомобилем неизвестной конструкции - красным, занесенным снегом, стоящем задним багажником к окну; волнующийся бесконечный океан, покрытый слоем неизвестных Фуоко водорослей с торчащими стебельками белых невзрачных цветов; школьная спортплощадка, неплохо гармонирующая с классами в коридоре; вход в пещеру в заросшем кустарником склоне, из которого мерно выдавливались и сразу же втягивались обратно клочья сизого тумана, словно там дышал неведомый дракон; далекий город на белой столовой горе, с одной стороны которой плескалось море; двор кузницы с ярко пылающим горном и висящей на заборе диковинной конструкцией из блестящих металлических полос... Объединяли все места лишь две детали: солнце, стоящее в одной и той же точке относительно окна, и полное отсутствие людей и животных.

Коридор уходил в обе стороны и казался бесконечным, теряясь в дымке. Не рискнув отдаляться друг от друга слишком сильно, Фуоко и Юно сошлись снова у двери в подземелье. За время, что за ней не наблюдали, она сама собой восстановилась и сейчас закрывала проем, прочная и уверенная в себе, без единой царапины на гладких досках - и без каких-либо признаков засова или ручки. Юно постучал по ней костяшками пальцев и пожал плечами.

- Возвращение назад не предусмотрено, - констатировал он. - Впрочем, и делать там нечего. Ну что, какие есть варианты?

- Могу гвардейцев позвать, - неуверенно спросила Фуоко. - Мы их отправим исследовать школу, может, выход найдут.

- Школу? - Юно приподнял бровь. - Какую? Вы имеете в виду один из заоконных пейзажей?

- Ну, вон же школьные классы, - Фуоко мотнула головой. - Доски, парты... или вы их не видите?

- Я вижу глухую деревянную стену, - пояснил мужчина. - Похоже, мы продолжаем воспринимать мир по-разному. Не входите в... классы, хорошо? Иначе, боюсь, мы можем больше не встретиться. А идея насчет гвардейцев... Хм. Они ведь от вас далеко не отходят. Поберегите заряд жезла, мало ли что. Впрочем, одного слугу можно вызвать. Просто на всякий случай, как телохранителя. Мало ли кто может внезапно напасть.

- Ага, сейчас...

Фуоко поудобнее ухватила жезл за рукоять и примерилась, вспоминая нужное движение. Отвернувшись от Юно на случай, если случайно получится огненный шар, она взмахнула золоченой штуковиной - и по ее ушам внезапно ударил веселый звонкий гвалт.

Ошеломленная, она прижалась к стене, потому что мимо промчалась стайка детей лет девяти или десяти на вид. Коридор заполнился людьми - преимущественно детьми и подростками не старше ее самой, среди которых виднелись редкие взрослые в официально выглядящей одежде. Девочки сильно смахивали на горничных белыми фартуками поверх черных платьев до колен и белыми гольфами, темно-синие пиджаки мальчиков серебрились круглыми алюминиевыми пуговицами и щеголяли одинаковыми нашивками на плечах. Девочки сбивались в хихикающие стайки, мальчишки кучковались в суровые строгие группы. Похоже, школа внезапно стала настоящей. Фуоко оглянулась на Юно. Тот стоял, склонив голову на бок, и неторопливо осматривался.

- Интересный эффект, - пробормотал он. - Дэйя, вы ведь видите то же, что и я? Множество детей в ставрийской школьной форме?

- В ставрийской? - с сомнением переспросила девушка. - По-моему, в новостях она выглядела иначе.

- Да, небольшие отличия есть, - согласился Юно. - Например, эмблемы на рукавах пиджаков в Ставрии отсутствуют, и покрой одежды слегка иной. Но что мы очутились в школе - никакого сомнения. Кстати, теперь я тоже вижу классы. Что вы сделали?

- Что вы и сказали, - буркнула Фуоко. Она вдруг осознала, что стоит посреди толпы сверстников, завернутая в два обкромсанных куска цветастой ткани, бритая наголо и с золотой палкой в руке. Наверняка она выглядела чокнутой. Да и ее спутник в снежно-белой набедренной повязке до колен, полупрозрачной накидке и с огненным мечом в хрустальных ножнах тоже с толпой не сливался. Хотя... почему они никак не реагируют? - Я хотела гвардейца вызвать.

- А вызвали целый зоопарк, - усмехнулся Юно. - Ну-ка...

Он потянулся и попытался ухватить за рукав одного из мальчиков, проходивших мимо. Однако его пальцы провалились сквозь материю, словно в туман. Мальчик, не поведя и глазом, прошел дальше по коридору. Тогда Юно шагнул к центру коридора - и группка девочек, хихикающая и перешептывающаяся (слова Фуоко разобрать не смогла, как ни прислушивалась) прошла прямо сквозь него.

- Фантомы, - констатировал Юно, возвращаясь назад. - Дэйя, попробуйте-ка вы.

Фуоко послушно потянулась вперед, однако и ей повезло не больше. Бегущий по коридору мальчик проскочил сквозь ее руку, не оставив после себя даже ощущений.

- Фантомы... - задумчиво повторил спутник. - Или не до конца пересекающиеся реальности. Или просто очередная поломка виртуальности. Ну, если Станция мира Брагаты действительно оказалась повреждена, то иного и ожидать не приходится. Вопрос только в том, действительно ли тут все нарисовано Станцией и ждет ли нас где-то впереди именно Брагата...

- А кем еще?

- Я не верю в гипотезу паладаров, что Арасиномэ - бездумное животное. Слишком сложно для него...

Что-то громко и неприятно затрещало, и Юно осекся. Школьники интенсивно задвигались и сгрудились у дверей классов, поспешно просачиваясь внутрь. Сквозь внутренние окна было видно, как они рассаживаются за парты. Учителя, дождавшись, когда все ученики окажутся в классах, вошли вслед за ними, закрывая за собой двери. В коридоре наступили тишина и спокойствие - однако не полностью. Внезапно мимо отпрянувших Юно с Фуоко пробежала группа из четырех парней и девушки лет пятнадцати на вид. Несмотря на то, что они носили всю ту же школьную форму, на бегу они оглядывались и палили назад из короткоствольных автоматов. У девушки за спиной на ремне болталась гитара. Оружие громко тарахтело, но в классах никто даже ухом не вел (в ближайшем учитель писал что-то на доске, неразборчивое из-за преломления в стеклах).

Когда стреляющая компания исчезла в дымке, Юно с Фуоко переглянулись. Обычно невозмутимый, Юно выглядел слегка удивленным.

- Интересная сцена, - проговорил он. - Интересно, в кого...

Закончить фразу он не успел. Перед ними вдруг из ниоткуда появилась девочка - на вид на пару лет младше стрелявших, в той же школьной форме, но словно истыканной чем-то острым. В прорехах виднелась неестественно-белая кожа, и пряди почти таких же, в цвет, длинных волос спускались на плечи и спину. Из длинных рукавов, скрывавших кисти ее опущенных рук, тянулись мерцающие полупрозрачные лезвия острых клинков. Юбка и фартук на левом бедре вдруг словно взорвались изнутри, и девочка, пошатнувшись, упала на левое колено. Фуоко машинально потянулась к ней, но маленький цилиндрик пули уже выпал и покатился по паркету пола, едва слышно погромыхивая, а девочка не спеша выпрямилась. Сквозь новую прореху виднелась кожа без единой капли крови. Девочка медленно повернула голову - и Фуоко поняла, что та ее видит.

- Ви эстас джом мортинта, - глухим невыразительным голосом сказала неуязвимая девочка, поднимая руки. Рукава ее платья задрались, и стало видно, что клинки она вовсе не держит в руках - они росли прямо из кожи предплечий чуть выше запястий. - Иру алла лумо.

- А-а... привет, - неуверенно откликнулась Фуоко, которой очень не понравилось заявление. С Юно вопрос сложный, но себя она мертвой точно не считала. Да и к какому свету идти, когда все вокруг залито солнечными лучами, тоже вопрос открытый. Если к тому, что церковь упоминает, то как-нибудь в другой раз. - Saluton, - поспешно добавила она на эсперанто. - Kio estas via nomo? Mia nomo estas Фуоко.

- Канадэ, - после все тем же глухим голосом ответила девочка после некоторой паузы. Затем, отведя правую руку назад, она с силой ткнула Фуоко клинком в живот.

Фуоко даже не успела испугаться. Жезл в ее руке провернулся сам собой, парируя удар, и полупрозрачный меч сумасшедшей дуры воткнулся в стену. Мир вокруг дернулся и рассыпался радужными клочьями. На мгновение огненные полотнища и линии ночного мира прорвались сквозь разноцветный хаос, короткий приступ дурноты скрутил Фуоко, и когда она справилась с головокружением, обнаружила себя сидящей на траве. Рядом на четвереньках стоял Юно, трясущий головой.

После того, как ее взгляд сфокусировался, Фуоко поняла, что они находятся посреди большого круглого газона на городской площади, рядом с каменным конным памятником какому-то генералу. Памятник подозрительно напоминал монумент неподалеку от консульства паладаров в Шансиме, мимо которого Фуоко проходила в компании с Варуйко. Никакой школы поблизости не наблюдалось, зато прямо перед ними возвышалось величественное здание с куполом и колоннами. С других сторон площадь окружали двух- и трехэтажные дома - выкрашенные белым, со скрещенными на стенах наискось то ли деревянными балками, то ли просто нарисованными темными полосами, с частыми переплетами окон и высокими острыми крышами под красной черепицей. На первых этажах, судя по витринам, располагались магазины и рестораны. По дороге, идущей по периметру площади вокруг газона, неспешно катили конные экипажи с седоками в пышных средневековых костюмах, а мимо них сновали люди, одетые попроще и победнее. Никто не обращал на новоприбывших ни малейшего внимания.

- Обратите внимание, что на сей раз мир с самого начала населен, - прокомментировал Юно, вставая на ноги и отряхивая колени. - Разрешите помочь?

Фуоко ухватилась за его протянутую руку и поднялась.

- Где мы? - с спросила она, с интересом озираясь. Город казался неестественно ярким и чистым, словно сошел с картинки.

- Мои догадки ничем не хуже ваших, - пожал тот плечами. - Очередная декорация к игре, я полагаю. Она находилась как раз за тем окном, где на нас напала та... странная девушка. И опять нас не видят.

- Сейчас проверим, - Фуоко решительно прошагала по газону, ступая прямо по невысоким цветам, смахивающим на бархотки, но переливающиеся голубым перламутром, и вышла на дорогу. К ней как раз приближался очередной конный экипаж. Не обращая внимания на предостерегающий окрик спутника, она встала на пути лошади и замахала руками у нее перед мордой. Ее ладони обдало теплое дыхание, и... ее руки погрузились в лошадиную голову, словно та состояла из тумана. Совершенно игнорируя помеху, лошадь индифферентно прошла сквозь Фуоко, а затем сквозь нее точно так же проехала коляска. На мгновение ее голова оказалась внутри длинной, до пят, юбки женщины, восседавшей на заднем сиденье. Там царила угольно-черная темнота.

Торопливо подошел Юно, взял ее за плечо и оттащил с дороги.

- Не надо так делать, дэйя, - укоризненно сказал он. - А если бы вас переехало?

- Ну и что? - легкомысленно отмахнулась Фуоко. - Тут же не умирают. Вернулась бы в ту деревню...

- А я? - осведомился Юно. - Меня вы можете больше и не найти. Где гарантия, что в том подвале вы найдете нужный выход на следующий уровень? И что там не завелись интересные чудовища, способные схрумкать и вас, и ваших гвардейцев? Про меч в подвале не забыли? Он как раз против них. Да и сюда нас забросило случайно, нет никакой гарантии, что вам удастся снова найти дорогу. Нет уж, давайте договоримся: если мы путешествуем вместе, то вместе. Пожалуйста, не рискуйте понапрасну.

- Ладно, - неохотно согласилась Фуоко. - Только давайте договоримся, что делать, если кто-то из нас и в самом деле погибнет - ну, понарошку, по-местному. Мало ли что. Ой! Мне же назад возвращаться максимум через двое суток! Дзии говорит, что не надо тело в коме дольше держать, какие-то нехорошие процессы там происходят. А сутки уже прошли. Меня же скоро назад выдернут! Я попрошу разрешения задержаться, но не знаю...

- Не надо задерживаться, - перебил ее Юно. - Раз Дзии говорит, значит, у него есть основания. Но проблема действительно имеет место. Так... Вот что: мы не знаем, что произойдет с вашим местным телом, когда вы переключитесь на реальность. Если вспомнить компьютерные игры времен до Первого Удара, там текущий прогресс позволялось сохранять, чтобы прерваться, а потом продолжить с прежнего места. Мы пока не знаем, как местное окружение среагирует на ваш уход. Возможно, ваше тело останется здесь... хм, в бесчувственном состоянии, а когда вы вернетесь позже, можно продолжить с текущего места. Если так случится, я сижу рядом и не дергаюсь в течение, скажем, трех суток. Потом... потом применяем тот же вариант, что и в случае, если ваше тело пропадает... Или нет, даже если тело пропадает, я все равно сижу трое суток и жду вашего возвращения. В любом случае, через трое суток я совершаю самоубийство и возвращаюсь в самое начало, где сижу в камере еще семь дней, ожидая вас. Итого декада. Если и тогда вы не появляетесь, действую по обстоятельствам. Но тогда действительно появляется шанс, что мы с вами больше не увидимся.

- Хорошо, - кивнула Фуоко. - Только... самоубийство - оно, наверное, больно?

- Не знаю, не пробовал. Когда нас придавило упавшим медведем, я ничего не почувствовал. Мир просто выключился, а потом включился снова. Но вот ведь проблема... - Он вытащил меч из хрустальных ножен и резанул им по предплечью. Клинок соскользнул с кожи, словно с металлического доспеха, не оставив даже царапины. - Как же я самоубийство-то совершу? Н-да. Ладно, возникнет проблема - решим, сейчас пока оставим. Три дня на месте, семь дней в тюрьме, дальше по обстоятельствам - договорились?

- Ага. Давайте теперь посмотрим, что тут за город?

- Можно подумать, у нас есть выбор, - усмехнулся Юно. - Надеюсь, здесь нас стражники в темницу не поволокут...

- Стражники? Хм. А вот и не поволокут.

Фуоко поудобнее ухватила свой жезл и примерилась. Шарахнуть, что ли, по статуе огненным шаром? - мелькнула шальная мысль. Ну уж нет. Непонятно, какие эффекты выдают здесь знакомые жесты. В школе, вон, вышло совсем не то, что хотелось. И с тем старикашкой в замке - тоже. Она как можно аккуратнее махнула золоченой палкой, и на сей раз магия сработала без осечки. Сразу два десятка ее гвардейцев с короткими мечами, похожие как близнецы, возникли перед ней, выстроившись правильным прямоугольником четыре на пять. Пару секунд они выглядели манекенами, но потом зашевелились и, словно подчиняясь неведомой команде, рассыпались вокруг, заключив хозяйку в неплотное кольцо. От них тут же потянуло знакомой братской озабоченностью.

- Ни венис, реджидино. Доймениир, - сказал один из них, опускаясь на одно колено перед Фуоко.

- Ага, ладно, - отмахнулась она. - Следите вокруг, чтобы стража не появилась... а, вот блин! Совсем забыла, что они по-человечески плохо говорят. Юно, скажите им на эсперанто...

- Следите вокруг, чтобы стража не появилась, - ровным тоном произнес гвардеец, поднимаясь. - Приказ понимать. Выполнять.

Фуоко уставилась на него с отвисшей челюстью.

- Ты так хорошо говоришь на кваре? - пораженно спросила она. - С каких пор?

Гвардеец одарил ее бесстрастным взглядом стеклянным глаз и не ответил.

- Позвольте-ка мне, дэйя. Протестируем, насколько улучшилось их владение языком. Эй, приятель! - Юно постучал пальцем по его плечу. - Солдат. Сражаться за принцессу.

- Мы сражаться за принцессу, - эхом откликнулся стражник.

- Мир опасный. Враги рядом.

- Мир безопасный. Враги нет, - на сей раз предводитель гвардии решил не согласиться. - Принцесса безопасный.

- Лесоруб срубил дерево. Дерево упало.

Тишина в ответ.

- Птица взлетела на дерево. Дерево сухое.

Тишина.

- Ага, всё ясно, - Юно пожал плечами. - Нужно проверять тщательнее, но, полагаю, они все еще владеют лексикой кваре в пределах того, что я обсуждал со Стаси. Ничего нового они не узнали. Если Стаси - действительно Станция, то ваши гвардейцы, дэйя, его порождение. Он пытается вас защищать, что мне крайне не нравится.

- Почему? - удивилась Фуоко. - Если Станция дружелюбна, это же хорошо!

- Станция - хорошо. А что, с ее точки зрения, вас следует защищать от каких-то опасностей, крайне скверно. Вы еще не забыли, надеюсь, зубастых попрыгунчиков с предыдущей прогулки?

- Но вы же говорили, что они часть декораций, тренировочные монстры...

- Да. Но кто сказал, что я прав? Дэйя, мы абсолютно ничего не знаем о мире, в котором находимся. Мы пытаемся описать его привычными шаблонами, ищем в нем знакомые черты, приписываем известные нам мотивы - но такая негибкость может плохо закончиться. Настоятельно рекомендую все время помнить, что мы - внутри воображения совершенно неизвестного нам и, вполне возможно, разумного существа. Мы можем иметь дело с артефактами его сознания, лишь внешне напоминающими привычные сущности - да и те привычны даже не вам, а Демиургам, о которых вы имеете весьма отдаленное представление. Мы даже не имеем понятия, почему до сих пор существуем, а не исчезли напрочь, словно задутые ветром свечи. Считайте, что мы на войне. Или в походе по реальному миру, где нас в любой момент могут заживо сожрать волки. Договорились?

- Договорились... - Фуоко поежилась. Солнечный свет словно бы потускнел и перестал приятно ласкать кожу. Действительно, и что она расслабилась? У нее главная задача - со Стаси на контакт выйти и паладарам его передать, а не развлекаться. Почему он не появляется?

- Отлично. И советуйтесь со мной, пожалуйста, прежде чем действовать, а не бросайтесь под лошадь, очертя голову. За свою хотя и короткую, но все же карьеру террориста я узнал о темных сторонах жизни не так уж и мало. Возможно, однажды мой опыт спасет нам жизнь. Ну, а теперь идем на прогулку. Вон тот проспект кажется мне перспективным. Кстати, опишите мне, пожалуйста, здание на его углу - просто чтобы удостовериться, что мы видим одно и то же.

Какое-то время они, окруженные настороженными гвардейцами, шли по проспекту. Однако прогуляться по нему удалось не дальше пары сотен метров. Потом внезапно, без малейшего предупреждения, белые дома под острыми крышами испарились, и на их месте возникли совсем другие - угрюмые бревенчатые сараи с узкими щелями окон, крытые соломой. Дорога из мощеной булыжником превратилась в грунтовую с наезженной колеей. За сараями виднелись верхушки угрюмых елей. Солнце по-прежнему висело в небе на том же месте, но тусклое и нерадостное, словно пробивающееся сквозь туманную дымку. В густой тени под стрехой одного из сараев Фуоко разглядела огромную летучую мышь, висящую вниз головой и обернувшуюся крыльями. Животное внимательно следило за проходящим отрядом, а торчащие из его рта длинные белые клыки выглядели довольно зловещими.

- А вот здесь мне не нравится, - пробормотала девушка, стискивая свой жезл. - Тухлое местечко...

- Подпишусь под каждым словом, - согласно кивнул Юно. Он неторопливо извлек меч из ножен, и его клинок вспыхнул яркими языками белого пламени. От полуразвалившихся заборов протянулись длинные колеблющиеся тени. Летучая мышь грузно вспорхнула в воздух и неуклюже полетела прочь, громко хлопая крыльями. - Не станем здесь задерживаться. Давайте-ка пойдем дальше.

Отряд неторопливо двинулся по дороге между сараев. Не успели они пройти и десяток шагов, как мир изменился вновь. Теперь под сандалиями застучала гладкая твердая поверхность - голубоватый лед. Гигантские сталагмиты возникли по сторонам тропы, заслоняя окрестности. На их острых прозрачных пиках искрилось, словно на бриллиантах, морозное солнце. Ощутимо похолодало, потянуло несильным, но знобящим сквозняком. Фуоко поежилась.

- А вот отсюда надо срочно выбираться, - Юно повторил ее движение и шмыгнул носом. - Простыть не простынем, но намерзнемся всласть. Ускорим шаг, дэйя.

Фуоко не пришлось упрашивать. Она быстро пошла, почти побежала вперед, оскальзываясь и то и дело теряя равновесие. Юно поддерживал ее под локоть. Позади в такт стучали сандалии гвардейцев. Вскоре тропа вильнула за очередной сталагмит, и слева нарисовалась гладкая, словно отшлифованная, ледяная стена, в которой проявились отражения отряда. Как Фуоко ни торопилась, она все же не удержалась и замедлила шаг, вглядываясь в себя - как-никак, первое зеркало, с которым она столкнулась. М-да. Оборвашка, замарашка и вообще подозрительная личность. Обкромсанная выше коленей и разрезанная сбоку юбка вкупе с импровизированным топом из полосы ткани с неряшливыми узлам на груди выглядели подобранными на помойке. Руки, ноги, видимую кожу на торсе и физиономию покрывали грязные пятна, а наголо бритая башка, наоборот, блестела в солнечных лучах, словно полированная. Узорчатый золотой пояс казался тусклым и облупившимся, словно театральный реквизит из плохо окрашенной жести. Протыкающее губу слева стальное колечко казалось ржавым... колечко? Она резко остановилась на месте, так что Юно почти врезался в нее, и схватилась за рот. Отражение в точности повторило движение - но у нее в губе не ощущалось никаких посторонних предметов! И еще одна стальная булавка, вертикально проколовшая левую бровь... и какие-то татуировки на груди, полускрытые топом, которых на ней самой не видно в упор! Она бросила жезл, вцепилась ногтями в узлы ткани и после десятка секунд упорной борьбы сорвала топ и уронила его на землю. Точно: у отражения от шеи вниз уходили причудливо закрученные абстрактные завитки. Линии спиралями сходились к соскам, опоясывали грудную клетку и талию. Фуоко расстегнула пояс и сбросила юбку, оставшись нагой. На вид ее собственная кожа оставалась гладкой и монотонной, но на отражении линии бежали вокруг талии, острыми стрелками сходились к безволосому паху, спускались по бедрам и голеням к ступням... Вокруг коленей татуировка превращалась в нечто, смахивающее на оскаленные зубастые пасти неведомых животных. Из пупка торчало еще одно стальное колечко.

- Простите, дэйя, что вы делаете? - удивленно спросил Юно. Фуоко глянула на него. Мужчина стоял, глядя подчеркнуто в сторону. Гвардейцы смотрели кто куда, но даже обращенные на Фуоко, их взгляды оставались пустыми и равнодушными.

- Дэй Юно, посмотрите на меня, - скомандовала девушка.

- Вы уверены, дэйя?

- Ну да. Блин, дэй Юно, я уже привыкла голой перед людьми ходить! И одежду постоянно в золу сжигаю. Смотрите!

Юно обратил на нее внимательный взгляд, в котором не замечалось ни капли интереса, который мужчины обычно испытывают к женщинам. Таким образом он мог бы разглядывать каменную статую в музее... или нет, статуи тоже могут вызывать интерес. Фуоко даже слегка обиделась, но тут же мысленно дала себе по башке. О чем думаешь, дура? Нашла время кокетничать!

- Дэй Юно, вы видите на мне татуировку?

- Да, разумеется.

- Опишите.

- Сложный рисунок из темных линий от шеи до пят. Несколько шаблонных повторяющихся изгибов, но в целом особой системы не вижу.

- Пирсинг?

- Стальной штырь в левой брови. Стальное кольцо в губе. Стальное кольцо в пупке.

- Проведите по какой-нибудь линии.

Юно протянул руку и проследовал указательным пальцем по причудливо изогнутой полоске, на отражении спускающейся по руке от плеча к локтю. На себе, как видела Фуоко, здесь находилась абсолютно нормальная монотонная кожа... кстати, даже без небольшой родинки с растущим из нее белым волоском, как в реальности.

- Блин...

Фуоко вздохнула, подняла с пола юбку с поясом и принялась застегивать ее на талии. Ледяной сквозняк все сильнее пробирал голую кожу, тело начала бить дрожь.

- Что-то не так, дэйя?

- Я на себе никаких татуировок не вижу. И пирсинга не чувствую. А на отражении они есть. Мы опять мир видим по-разному, да? Но почему я сама себя не так воспринимаю, как вы?

- Не знаю. Специалист по компьютерным играм, возможно, что-нибудь бы ответил - о методах отрисовки сцены, обратной трассировке лучей, виртуальных камерах и так далее. Но я перед Первым Ударом был всего лишь подростком, нахватавшимся по верхушкам общих знаний. Боюсь, не ко мне вопрос. Как вернетесь, спросите координатора, у него наверняка найдется куча версий. Кстати, я себя вижу тоже не так, как в отражении. У меня меч, оказывается, полыхает, а я его вижу сделанным из обычной стали. И ножны у отражения прозрачные, а не деревянные, обтянутые черной кожей, как вижу я. И все-таки, дэйя, отражение - штука интересная, но я замерз. Может, пойдем дальше?

Фуоко, как раз заканчивающая завязывать узел на груди, кивнула, подобрала жезл и кинула последний взгляд на отражение. То вдруг состроило ей рожу, высунув язык и оттянув пальцем нижнее веко. Девушка подозрительно уставилась на него, но картинка в ледяной стене в точности копировала ее движения, больше самостоятельности не проявляя. Неужто она глюки ловить начала? Или виртуальность фокусничает от нефиг делать?

Они двинулись дальше, дрожа от пробирающего ветра. Чуть погодя Фуоко ускорила шаг, а потом и побежала вдоль зеркальной стены - и чтобы согреться, и чтобы побыстрее выбраться отсюда. Первая часть плана блестяще провалилась: через несколько минут тело налилось свинцовой тяжестью усталости, так что ей пришлось перейти на шаг, но дыхание ни капли не участилось, и теплее не стало. Со второй частью тоже вышел облом. Неведомая сила вовсе не спешила переносить их куда-то еще, и кончаться ледяная тропа тоже не собиралась. Отряд в компании своих отражений по-прежнему двигался между стеной и сталагмитами. Ноги вдруг отказались повиноваться, и Фуоко бессильно опустилась на колени, а потом плюхнулась на задницу, поджав ноги вбок и опираясь ладонью о лед.

- Дэйя, отражение! - вдруг сказал Юно. - Смотрите, быстрее!

Фуоко вскинула взгляд - и почувствовала, что ее челюсть медленно отвисает. Отражения Юно и гвардейцев в точности дублировали их настоящие позы, но зеркальный двойник Фуоко вовсе не сидел на земле. Наоборот: татуированная девица стояла вполоборота и приглашающе помахивала рукой, указывая вперед.

- А ведь непростое здесь место, - задумчиво констатировал бывший оябун "Мести". - Кажется, нас сюда притащили намеренно. Есть мнение, что раз зовут, надо идти. Как думаете?

- А в ловушку не заманят? - с сомнением спросила девушка, хватаясь за его протянутую руку и поднимаясь.

- А вы умеете распознавать ловушки? Думаю, что если хозяева захотят, то мы в них вляпаемся, даже не заметив заранее. Только какой им смысл?

- Сами же говорили, что не надо здешний мир по известным шаблонам судить, - буркнула Фуоко. - Может, и есть смысл, да мы не знаем.

- Туше, - усмехнулся Юно. - Но раз внезапно активировалась именно ваша копия, решать вам.

- Ну, идем, - Фуоко дернула плечом. - В крайнем случае, убьют, тогда назад вернемся, в деревню.

Отражение уже снова послушно копировало ее движение, но доверия к нему девушка больше не испытывала. Тоже мне, самостоятельное какое! Выбрало бы уже - копируешь или само движешься! Отряд снова двинулся по тропе, но на всякий случай Фуоко жестом указала одному из гвардейцев двигаться между собой и стеной. Мало ли кто оттуда выскочить может!

Шагов через двести зеркальная стена кончилась, словно обрезанная бритвой. Дальше начинался простой заснеженный склон, уходящий вверх почти вертикально. Однако в нескольких метрах обнаружилось еще одно овальное ледяное зеркало в человеческий рост. Отразилась в нем одна лишь Фуоко - ни пейзажа, ни Юно, ни гвардейцев оно стоящими внимания не посчитало. Точнее, в нем на темном фоне проявилось ее отражение - но опять излишне самостоятельное: оно манило, судя по жестам, к себе, сквозь ледяную твердь. Юно дотронулся пальцем до льда, потом постучал по нему костяшками пальцев.

- Твердое, - констатировал он. - Попробуйте вы.

Девушка протянула руку и коснулась зеркала кончиками пальцев. Те провалились сквозь поверхность, не почувствовав сопротивления. Кончики пальцев, оказавшиеся за зеркалом, оставались прекрасно видными. Отражение по-прежнему манило к себе механическими повторяющимися движениями.

- Кажется, одну меня приглашают... - с сомнением сказала Фуоко.

- Смахивает на то. Однако я даже и не знаю, стоит ли вам туда соваться. Кто его знает, что там ожидает...

- Ожидает - и пусть ожидает. Меня больше пугает, что мы можем разделиться и больше не встретиться.

- Вряд ли. Пока что местная управляющая сила упорно держит нас вместе. Но... - Юно развел руками. - Честно, не знаю, что вам посоветовать.

- Тогда я иду, - решила Фуоко. Она приблизилась к зеркалу и осторожно погрузила в него одну руку с жезлом. С той ничего не случилось. Более того, ее окутало блаженное тепло. Она осторожно, словно в воду, окунула в лицо в зеркало - и пространство за ним немедленно изменилось. Пораженная Фуоко смотрела на свою комнату в общежитии на Колуне: шкаф, аккуратно застеленная кровать, стол с торчащим на тонкой ножке прямоугольником терминала, задернутое плотной шторой окно... Она осторожно шагнула вперед. По коже пробежала волна блаженства от теплого воздуха, но девушка не обратила на нее внимания. Ее взгляд зафиксировался на золотом овале, лежащем посреди стола. Брошка. Отцовская брошка. Рубиновые глаза саламандры ритмично вспыхивали. Девушка медленно подошла к столу и взяла брошь в свободную руку - и тут же комната начала меркнуть и расплываться. Пару секунд спустя она обнаружила себя стоящей перед пустым снежным склоном. Ледяной ветер снова пронизал ее до костей, но брошка в руке казалась теплой. Ее глаза погасли и стали темно-красными.

- Что там у вас? - осведомился Юно.

Фуоко продемонстрировала ему украшение.

- Опять появилась. А... вы же ее не видите.

- Брошь, что вы упоминали в прошлый раз? - Юно протянул руку и дотронулся до украшения. - На сей раз вижу прекрасно. Просто на всякий случай - ажурный золотой овал диаметром примерно в половину вашей ладони, в него вписана какая-то неизвестная мне ящерица...

- Саламандра.

- Не могу сказать, не разбираюсь в пресмыкающихся. Золотая ящерица с извилистым телом. Два рубиновых светящихся глаза. Изо рта выходит большой развесистый... язык пламени, я полагаю, тогда узор на броши тоже походит на пламя. Верно?

- Ага. Саламандра - такая мифическая ящерица, живет в огне. Я в старых сказках читала. Если с ней подружиться, может принести драгоценные камни типа рубинов или сапфиров. У меня имя на древнем кваре значит "пламя", вот папа и подарил... А в Ставрии вроде бы тоже есть сказочная ящерица, да? Только живет не в огне, а в горах, и превращается в человека. В женщину.

- Наоборот. Женщина, дух и властительница гор и руд, способная превращаться в ящерицу и других животных и награждать рудокопов. Впрочем, может и карать жадных и нерадивых - обвалы в штольнях, внезапные потопы в шахтах, взрывы рудничного газа...

- Тоже легенды, да? Надо посмотреть... - Фуоко осеклась, в последний момент удержавшись от завершения "когда вернусь". Не стоит лишний раз намекать товарищу о его проблемах.

- Посмотрите. Насколько я понимаю, их на кваре переводили, хотя лучше читать в оригинале, если ваше владение камиссой позволяет. Только сразу предупреждаю - они вам не понравятся: грустные, часто с трагичным концом. В прошлом рудокопы и шахтеры, их придумывавшие, нередко гибли - технику безопасности еще не придумали, шахты являлись весьма опасным местом. Какая жизнь, такие и легенды. Только...

Юно нахмурился.

- Могу я попросить вас вытянуть руку и поместить брошь на ладони горизонтально?

Фуоко с недоумением подчинилась.

- Теперь медленно повернитесь - и наблюдайте за ящерицей.

Девушка медленно повернулась вокруг своей оси - и ее глаза округлились.

- Ящерица вращается! - почему-то громким шепотом сообщила она.

- Точно. И ее морда все время направлена вдоль тропы. Похоже, нам подарили компас, причем неведомый благодетель хорошо вас знает. Я бы сказал, он очень долго наблюдал за вами в реальной жизни и вычислил, на что вы не можете не обратить внимание. Еще один эксперимент - можно мне взять эту штуку?

Он протянул руку, и Фуоко положила в нее брошь. На мгновение та задержалась в его ладони, но потом внезапно провалилась насквозь и упала на землю.

- Интересно, - спокойно констатировал Юно. - Все-таки компас предназначен для вас лично. Значит, вам его и нести. Ну что, последуем подсказке, пока не обросли инеем, как снеговики?

Только сейчас Фуоко сообразила, что ледяной сквозняк по-прежнему пробирает ее до костей. Вот что значит отвлечься!

- Да, конечно. Идем.

Она наклонилась, подобрала украшение и расположила его горизонтально. Какое-то время они молча шагали между заснеженным обрывом и стеной ледяных сталагмитов. Саламандра все время показывала туда, куда шла тропа. Однако метров через триста ее глаза стали поначалу медленно, а потом все чаще мигать красным. Еще через пару десятков шагов они загорелись ровным светом, а потом саламандра резко повернулась влево и указала на сплошную заснеженную кручу, уходящую вертикально вверх.

- Кажется, нам туда, - Юно вытянул руку, и конец его ножен погрузился в стену, словно та состояла из тумана. - Ага, опять скрытый проход. Ну что, ныряем? На всякий случай держитесь поближе, дэйя.

Фуоко молча ухватила его под руку и прижалась к боку, чувствуя его тепло сквозь тонкую накидку.

- Вообще-то я имел в виду несколько большую дистанцию, - усмехнулся тот. - С другой стороны, какому же мужчине не лестно, когда к нему льнет такая прелестная молодая девушка!

Фуоко почувствовала, что краснеет. Интересно, ей только кажется, или снаружи тоже заметно? Зеркало бы сюда, хотя бы фальшивое...

- Идемте, - решительно сказала она и потянула его вперед.

Сначала ей показалось, что ее окатили котлом кипящей воды. Выпустив Юно, она упала на четвереньки, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Несколько секунд спустя она сообразила, что учащенное дыхание никак не помогает, и никаким кипятком ее не обливали: просто стоящее в зените солнце изо всех сил жгло с бледно-голубого выцветшего неба, а вокруг расстилались барханы безбрежной песчаной пустыни. На каком-то расстоянии, не поддающемся оценке на глаз, возвышалось внушительное сооружение: почти правильный тетраэдр, сложенный из непонятного камня, цветом мало отличающегося от песка. На одной его грани виднелся рисунок (огромный, если ее оценка размеров верна): собакоголовый мужчина в профиль, замерший на полушаге. Как и Юно, он носил белую набедренную повязку до колен и держал в правой, вполне человеческой руке посох, верх которого в вертикальной плоскости закручивался плоской спиралью. Похожие тетраэдры виднелись и дальше. На них тоже имелись рисунки, неразборчивые отсюда из-за слепящего солнца.

- Пирамиды... - пробормотала Фуоко, садясь и вглядываясь в сооружения из-под ладони. - Египетские пирамиды. Дэй Юно, мне паладары показывали типичные сооружения из "египетского культурного контекста", это они!

- Внушительно, - Юно помог ей подняться. - Что показывает компас?

Фуоко машинально сжала пустую ладонь, потом присела на корточки и разгребла песок руками. Брошка обнаружилась почти сразу. Девушка сделала мысленную заметку: не стоит ее терять. В отличие от жезла, она может и не вернуться. Подумав, она стащила с торса многострадальную полосу ткани, откромсала от нее узкий клочок и пропустила его сквозь ажурные узоры. Затем при помощи Юно она привязала компас к левому запястью. Ящерка поворачивалась на основании, совершенно не обращая внимание на дополнительную помеху.

- Вот так не потеряется, - Фуоко помахала рукой. Держалось устройство крепко и указывало точно на ближайшую пирамиду. - Ну что, идем?

- Плечи лучше закрыть, - посоветовал Юно. - Обгорите. И голову стоит закрыть, а то кто его знает, вдруг здесь солнечный удар тоже можно получить.

Девушка глянула на раскаленное небо и накинула ткань на голову, завязав как косынку. Ее концы спускались на спину. А плечи, грудь? А, да ладно. Обгорит и обгорит. Вон, гвардейцы в одних набедренных повязках, и ничего, на солнце вообще внимания не обращают.

- Так сойдет, - сказала она. - Идем. Туда километра два, наверное. За полчаса дотопаем. Кстати, Кир, наверное, уже проснулся, скоро звать начнет.

Идти по невысоким дюнам оказалось куда сложнее, чем она себе представляла. Песок осыпался под ногами и забивался между стопами и подошвами сандалий, мешая идти и натирая ноги. Уже минут через десять Фуоко почувствовала, что солнце и пустыня выжали из нее все силы. Оступившись и потеряв равновесие на спуске с дюны, она на спине съехала к ее подножию иосталась лежать, чувствуя тяжелую усталость во всем теле. Вставать не хотелось. Хорошо хоть жажду она не испытывала. Впрочем, полежать ей не дали. Сильные руки подхватили ее с двух сторон, и она, тихо взвизгнув, обнаружила, что ее несут. Два гвардейца хитро переплели руки, так что она сидела словно на качающемся стуле. Она поспешно ухватилась за их плечи, чтобы не навернуться, и оглянулась на Юно. Мужчина шел позади в окружении остального отряда. Заметив ее взгляд, он ободряюще улыбнулся. Девушка вздохнула и смирилась: скорость важнее гордыни.

Кир прорезался, когда они преодолели, на глаз, примерно половину расстояния. А может, и меньше - пирамиды оказались куда дальше, чем казались.

"Прием-я-здесь", - просигналил он преамбулу. - "Как-ты?"

"Норма", - откликнулась Фуоко. - "П-У-Т-Ь-М-Е-Ж-Д-У-М-И-Р-А-М-И. Д-А-Л-И-К-О-М-П-А-С. З-Д-Е-С-Ь-П-И-Р-А-М-И-Д-Ы".

"Понял", - откликнулся друг. И, после паузы: "Ю-Н-О?"

"Норма. В-М-Е-С-Т-Е. В-Р-Е-М-Я-?"

"8-1-3. С-Т-А-С-И-?"

"Н-Е-Т".

"Ч-Т-О-В-А-Ж-Н-О-?"

"Н-Е-Т. С-К-У-Ч-Н-П-Р-И-К-Л-Ю-Ч-Е-Н-И-Я".

"Хорошо. Е-Д-У-Н-А-Г-Е-О-М-Е-Т-Р-И-Ю. С-Л-Е-Д-С-Е-А-Н-С-Ч-Е-Р-Е-З-Ч-А-С".

"Хорошо. Отбой".

- Я с Киром поговорила, - сообщила она Юно. - Сейчас восемь тринадцать утра.

- Что-нибудь интересное сообщил?

- Не-а. Просто обменялись.

- А-а... - непонятным тоном протянул спутник. Фуоко снова кольнуло в сердце: она-то вернется в реальность, а вот он - уже нет. Как же ему помочь?

До пирамиды они добрались еще через полчаса. Как-то сразу она придвинулась вплотную, и возле ее подножия обнаружился небольшой оазис с озером под открытым небом, несколькими пальмами на берегах и довольно большим тростниковым навесом над деревянным помостом. Их ждали: несколько женщин в длинных, до пяток, обтягивающих юбках типа той, что появлялась на Фуоко, но монотонно-серых, и с такими идеальными фигурами, что девушка чуть не взвыла от зависти, синхронно поднялись из тени и приблизились к процессии.

Фуоко не успела и глазом моргнуть, как ее уже сгрузили на помост возле озера, вытряхнули из одежды, сняли с запястья брошку и принялись обливать прохладной водой из глиняных кувшинов и обтирать губкой. Гвардейцы и Юно остались где-то снаружи. Потом ее натерли чем-то, сильно смахивающим на мазь от загара, но приятно пахнущим, засунули в новую юбку до пят и напялили на голову черный душный парик. Она не сопротивлялась, решив для разнообразия сосредоточиться на ощущениях тела. Те разнообразием не баловали: хотя температурные колебания чувствовались очень даже неплохо и кожа определенно стала более чувствительной, чем в прошлый раз, касания женщин все равно доходили до нее словно сквозь толстую мягкую ткань. Или, как она почему-то представила себе, слой воска.

Пока ее обихаживали, Фуоко наблюдала за служанками (или кто они там?) Их шикарные бюсты при близком рассмотрении смахивали на сделанные из мягкой пластмассы. Мышцы под кожей не выделялись, ребра сквозь нее не проступали, и даже босые ступни казались кукольными, без малейших следов вен, костей и прочих необходимых анатомических деталей. Вокруг нее словно кружился хоровод больших человекообразных кукол. Она сосредоточилась на своем теле. Вроде бы они выглядело почти так, как в жизни... но вдруг Фуоко сообразила, что не может толком сфокусировать на нем взгляд. Давно знакомые упорные волоски, вырастающие в некоторых местах, как их ни выщипывай, родинки, шрам на левой груди от давнего ожога горящей волютой, проклятые складки кожи на талии - сейчас при беглом взгляде все вроде бы находилось на месте, но стоило к ним присмотреться, как они попросту пропадали. Кожа становилась матово-гладкой, монотонной и неживой, как и у окружающих женщин. Кстати, тогда, перед ледяным зеркалом, шрам на груди у нее тоже отсутствовал. Понятно, что тело ненастоящее, что его рисует то ли Станция, то ли Арасиномэ, то ли кто-то еще, но почему такие фокусы?

Когда женщины, наконец, отпустили ее, она огляделась. Когда они приблизились к оазису, она забыла про свой жезл - возможно, уронила его где-то. Но стоило о нем вспомнить, как перед глазами возникло неяркое сияние, и жезл повис перед ней в воздухе (женщины как подкошенные рухнули на колени и замерли, опустив головы). Фуоко задумчиво взяла его и прикинула, не стоит ли обкромсать юбку прямо сейчас. Наверное, нет. Вдруг ее снова начнут переодевать? Лучше отойти от заботливых дамочек подальше - и, кстати, нужно взять у них какие-нибудь накидки от солнца, и для себя, и для Юно. А где брошь? Она быстро осмотрелась. Забытый компас одиноко валялся у одной из ширм. Хм... Фуоко подняла его с песка и вытащила из него импровизированную матерчатую ленту.

- Мне нужен ремешок, - сказала она одной из женщин. Ходер! Как же сказать на эсперанто? Слово напрочь вылетело у нее из головы, даже если она его знала когда-то. Так, ладно, поищем синонимы. Скажем, "веревка". - Шнуро! Ми безонас шнуро!

Женщина поспешно вскочила, подбежала к сундуку, из которого раньше вытащили юбку и парик, и принялась в нем копаться. Фуоко подошла, отстранила ее и начала перетряхивать вещи сама. Сундук заполняли странного покроя одежды, но ничего похожего ни на ремешок, ни на веревку там не нашлось. В конце концов она наткнулась на какой-то тяжелый плащ из ткани, смахивающей на плотную парчу, обшитую по краю тесьмой. Повозившись пару минут, она отпорола ее с помощью клинков жезла и примотала брошку к левому запястью. Женщины по-прежнему неподвижно смотрели в пол и снова инициативу проявлять не собирались. Ну и ладно, обойдемся без них.

Сдвинув ширму, она выбралась за пределы импровизированного павильона. Юно обнаружился тут же рядом: в одной набедренной повязке он сидел в тени прямо на песке, скрестив ноги и положив меч на колени, и, казалось, дремал. Его прозрачная накидка и сандалии валялись на песке неподалеку, а кожу покрывали капельки воды: похоже, он успел выкупаться. Гвардейцы нестройной толпой, но по стойке смирно стояли поодаль прямо на солнцепеке, явно не обращая на жару никакого внимания. Услышав ее шаги, мужчина встрепенулся.

- Образ восстановлен до эталонного? - поднял он бровь. - Неплохо.

- Я по-прежнему татуированная? - осведомилась Фуоко.

- Да. Рисунок не изменился. Если хотите, можете посмотреть на свое отражение в воде, хотя его качество оставляет желать лучшего.

Когда девушка поделилась с ним наблюдениями, Юно лишь пожал плечами.

- У меня складывается впечатление, что мы видим не только и не столько себя, сколько собственное представление о себе, оставшееся в памяти. Виртуальность представляет нам базовые образы мужского и женского тела, а мы домысливаем детали - как запомнили из реальности или как хочется. Вот, например, бородавка у меня на шее...

Он показал пальцем чуть ниже левого уха. Наклонившись почти вплотную, Фуоко не заметила там ничего, кроме обычной пластмассовой кожи.

- Не видите? И я не вижу, точнее, пальцами не чувствую. А поначалу она была. При жизни я ее терпеть не мог, но времени не нашлось дойти до хирурга и убрать. Когда я сидел в тюрьме, ожидая вас, как-то раз я представил, что она исчезает - а она взяла и пропала на самом деле. Ну что, готовы двигаться дальше? Куда нам?

Фуоко поглядела на запястье. Саламандра указывала прямо на ставшую необъятной пирамиду - в то ее место, где на гладкой скошенной стене виднелись какие-то архитектурные украшения, возможно, вход внутрь.

- Туда, - махнула она рукой. - Ой! Надо же накидки найти от солнца!

- Накидки... - Юно провел ладонью по коже. - Наверное, не обязательно. Я проверил - солнечных ожогов нет, а ощущения под прямыми солнечными лучами те же и под тканью, и на открытом воздухе. Только у меня другая идея. Знаете, дэйя, возвращайтесь домой.

- А?

- Возвращайтесь домой прямо сейчас. Достаточно для первой прогулки. Информации у вас набралось много, передать ее паладарам необходимо. Заодно проверим, что происходит с телом после вашего отбытия. Мы прошли не так много, и если придется проходить тем же маршрутом еще раз, справимся быстрее - задним числом я, кажется, уловил систему в том подземном лабиринте. Опять же, место здесь приметное, встречаться удобно, если потеряемся, и климат меня устраивает - в тени, по крайней мере. Кто его знает, что там впереди окажется... Так что давайте, зовите своего друга, пусть вас вытаскивают.

Фуоко села рядом с ним на песок, с трудом согнув обтянутые узкой юбкой колени и обхватив их руками.

- Ну... наверное, имеет смысл, - с сомнением сказала она. - Только как-то... а все-таки, вдруг мы больше не увидимся?

- Если что-то суждено, то рано или поздно все равно случится. А здесь я хотя бы с красотками пообщаюсь, - Юно широко улыбнулся. - Не в том, к сожалению, плане, в каком мечтают мужчины, тело у меня как деревянное, но вдруг удастся их разговорить и что-нибудь узнать?

Девушка фыркнула (мужики!) и улеглась на спину.

- Хорошо, - согласилась она. - Дэй Юно...

- Да, дэйя Фуоко?

Девушка повернула голову и взглянула ему в глаза.

- Постарайтесь не потеряться, ладно? - попросила она. - Та тетка, дэйя Суоко... она очень страдала, что вы умерли. Не разочаровывайте ее снова.

- Договорились, - серьезно кивнул мужчина. - Пожалуйста, передайте ей: мне очень жаль, что я так подвел ее. Сами передайте, не через координатора. Ох... я бы отдал свою новую жизнь за возможность сказать это ей лично, но меня никто не спрашивает.

- Передам.

Фуоко закрыла глаза и сосредоточилась. Кир! - позвала она про себя, потянувшись к далекой ноте. Кир!

Ответ пришел через несколько секунд.

"Здесь. Как-ты?"

"Норма. Д-О-М-О-Й".

"Хорошо", - откликнулся друг. - "С-Е-К. У-Р-О-К. Н-А-Д-О-В-Ы-Й-Т-И".

- Он на занятиях сидит, - пояснила Фуоко, не открывая глаз. - Сейчас...

Почти сразу же пришел новый ответ:

"Д-З-И-И-готов. Н-А-Т-Р-Е-Т-С-И-Г-Н".

- Начинают... - успела сказать Фуоко перед тем, как нота длинно завибрировала: раз, другой, третий. На третьем отсчете ее тело пронзило мучительно-сладкое ощущение, словно от оргазма. Темнота, подсвеченная солнцем через закрытые веки, дрогнула, сквозь нее пробились огненные полотнища и органные хоры ночного мира... и тут же пропали. Несколько секунд спустя все повторилось - с тем же самым результатом. Фуоко открыла глаза и непонимающе уставилась на наблюдающего за ней Юно.

- Что-то не так? - спросил он.

- Да, типа. Не могу вернуться.

Мужчина тихо присвистнул.

- Чего я и боялся. Ощущения на сей раз куда сильнее приближены к реальности, чем в прошлый. Они могут перебивать сигналы, идущие от живого тела.

"Ф-У-Ч-И-как-ты?" - передал Кирис. - "Д-З-И-И-Н-Е-М-О-Ж-Е-Т".

"Норма", - откликнулась девушка. - "Ю-Н-О-С-К-А-З-А-Л-С-Е-Й-Ч-А-С-О-Щ-У-Щ-Е-Н-И-Я-Р-Е-А-Л-Ь-Н-Ы. Т-Е-Л-О-Н-Е-П-Р-О-Б-И-В-А-Е-Т-С-Я".

"Понял. Ждать".

- Они думают, - проинформировала Фуоко. Юно молча кивнул.

"С-Н-О-В-А", - передала подрагивающая нота. - "С-Ч-Е-Т-Т-Р-И".

И снова мучительное наслаждение пронизало тело, и снова метнулась перед глазами тьма ночного мира - и снова пропала.

- Опять не сработало... - сквозь зубы процедила Фуоко, чувствуя, как страх цепкими ледяными коготками пробегает по позвоночнику. - Дэй Юно, кажется, мы рано попрощались.

- Не паникуйте, дэйя....

Фуоко оборвала его, вскинув руку.

"Как-ты?" - пришел вопрос.

"Норма. Н-Е-М-О-Г-У-В-Е-Р-Н-У-Т-Ь-С-Я. И-Д-Е-И-?"

"Д-У-М-А-Ю-Т".

"Хорошо. Ждать".

- Скажите, дэйя, когда вы сумели вернуться назад в прошлый раз, как все произошло? - как ни в чем не бывало продолжил Юно, когда девушка снова обратила на него взгляд. - Что вы помните после того, как на нас рухнуло то чудище? Вы сразу очнулись в реальности?

- Нет, - Фуоко сосредоточилась, вспоминая. - Сначала я оказалась в ночном мире... там, где разные фигуры из пламени крутятся и мама-роза за горизонтом. Потом... ну... я почувствовала...

Щеки ощутимо потеплели. Интересно, видно ли Юно, что она краснеет? Одно дело - общаться по поводу интимных отношений с Дзии и Кариной, врачами по профессии, даже с Майей (пусть и паладар, но женщина), и совсем другое - с Юно, хорошим, но все-таки посторонним дядькой. С другой стороны, ты перед ним уже и голой покрасоваться успела. Что мнешься, как девочка, ни разу члена не видевшая?

- Потом Кир с Мартой любовью занялись, - решительно закончила она, - я тоже кончила... ну, насколько возможно без тела, и меня назад вытащило. Дальше Дзии меня откачивал, но я уже в сознание пришла.

- Судя по вашей реакции, вам не очень-то приятно обсуждать тему, - лицо Юно осталось спокойно-серьезным. - Прошу прощения, что вынужден развивать ее, но мной движет не досужее любопытство. Поскольку Марта - женское имя и в Ставрии, и в Кайтаре, я так понимаю, что вы вернулись в свое тело в разгар полового акта между вашим другом и посторонней женщиной? Благодаря ощущениям, переданным через ваш телепатический канал?

- Ничего она не посторонняя, - сердито, но в то же время и с облегчением сказала Фуоко. - Майя нас вместе трахала... ой, извините. Она меня с Киром, Мартой и Михаилом, они оба из Ставрии, изнасиловала в Шансиме. Сказала, медицинский эксперимент. А в результате у Кира с Мартой новая связь установилась, но куда слабее, чем со мной. Я... ну, я ему разрешила с ней... Когда я не могу.

- Дэйя, мне не интересны такие детали. Главное, что в прошлый раз вы вернулись благодаря не стимуляция ваших половых нервов, как другие люди, а ощущениям, передаваемым через канал от Кириса. Я бы предположил, что стоит попробовать такой метод еще раз.

Неожиданно для себя Фуоко хихикнула. Если Юно прав, значит, Кир окончательно обзавелся гаремом из двух наложниц. С Мартой ему придется заниматься сексом каждый раз, когда сама Фуоко решит прошвырнуться на прогулку в виртуальность. Мечта каждого мужика, ага.

- Попробуем, - сказала она. - Сейчас передам.

"Н-А-Й-Д-И-М-А-Р-Т-У", - передала она, когда Кир откликнулся. - "Т-Р-А-Х-Н-И".

"Ч-Т-О-?"

"Т-Р-А-Х-Н-И-М-А-Р-Т-У", - терпеливо повторила Фуоко. - "К-А-К-Р-А-Н-Ь-Ш-Е".

"С-К-А-З-А-Л-Д-З-И-И", - после долгой паузы сообщил Кирис. - "О-Д-О-Б-Р-И-Л. Т-Ы-У-В-Е-Р-?".

"Д-У-Р-А-К. Д-Е-Л-А-Й".

"Хорошо. Ждать".

- Кажется, он слегка обалдел, - уведомила она Юно, чувствуя, что губы против воли кривит ехидная усмешка. - Дзии начал действовать. Только быстро все равно не получится. Сначала Марту найти надо, потом романтическую обстановку им обеспечить, все такое. Полчаса пройдет, не меньше. Ну, а если и так не получится... ладно, здесь тоже неплохо. Интересно, во всяком случае.

- Вы удивительно спокойно относитесь к ситуации, дэйя, - заметил ее спутник. - Не уверен, что сам бы вел себя настолько хладнокровно на вашем месте. Я впечатлен.

- Да что там! - Фуоко дернула щекой. - Подумаешь, парень с подругой перепихнулся раз-другой! Я уже и голой на людях ходить привыкла, вы же видите, и в качестве лабораторной крысы уже сколько времени работаю, и молниями швыряюсь, и волют вызываю, а здесь вот солдат египетских. Если хотя бы половина в газеты попадет, обязательно ненормальной эйлахо-извращенкой на всю жизнь обзовут. Брат меня уже и за человека не считает, мертвой назвал, даже в суд подает... Дэй Юно... я на самом деле извращенка, да?

- Вообще-то я имел в виду ваше отношение к перспективе невозвращения, а не к сексу парня с подругой, - невозмутимо откликнулся тот. - Как я уже сказал, в детали ваших отношений я вникать не намерен, не мои проблемы. Хотя могу согласиться, что подавляющее большинство женщин на Типпе и Торвале, да и на Фисте, пожалуй, тоже, вряд ли сумели бы обойтись без ревности. Однако, дэйя, видите ли, я родился и вырос на Могерате. У нас в порядке вещей, когда богатый мужчина помимо официальной жены содержит еще и одну-двух постоянных любовниц на стороне. Они все друг о друге знают и обычно остаются в неплохих отношениях... ну, всякое случается, конечно, но сцены устраивать на сей счет не принято. Для королей и глав аристократических родов несколько любовниц даже не возможность, а обязанность - престиж, все такое. Они и на официальных мероприятиях рядом с женами сидят.

Он хмыкнул.

- Да и профессия куртизанки у нас если и не почетная, то и не постыдная, как проституция в Кайтаре - фактически одна из немногих, доступных женщинам. Хорошая куртизанка пользуется уважением и влиянием - она обязана уметь играть на музыкальных инструментах, слагать стихи, развлекать беседой и так далее. Ну, и в сексе тоже искушена. Так что нет, дэйя, извращенкой я вас не считаю. Скорее, я нахожу отвратительными заокеанские манеры унижать и презирать женщин, познавших больше одного мужчины. Все равно брачные партнеры по всему миру массово изменяют друг другу, но все лицемерно строят из себя добродетельных супругов и смешивают с грязью тех, кому не повезло попасться. А уж сколько возможностей для шантажа и психологических манипуляций дает такая система!..

- Вот и Риса говорит, что у нас ужасное отношение к сексу и всему, что с ним связано, - вздохнула Фуоко. Она заложила руки за спину и устроилась на песке поудобнее. - Типа, монотеизм, как в церкви Рассвета, что западной, что восточной ветвей, ведет к доминированию патриархата и унижению женщины, и против религиозных предрассудков надо бороться. Но ей хорошо говорить, она инопланетянка... даже целый Демиург, а я кто? Просто девчонка.

- Все мы просто люди, - покачал головой Юно. - Даже паладары. Суоко-атара... я узнал о ее настоящей природе и Игре задолго до остального мира. Я видел, как она живет на грани гибели, колеблется, сомневается, принимает решения. Она человек. Нет, Демиурги обрели могущество, но не божественность. Карина-атара... она рассказывала о своем прошлом?

- Нет. Ну, как бы упоминала насчет диктаторства в какой-то стране. И каких-то экспериментах. Но без деталей, просто упоминала.

- У нее очень тяжелая судьба. Суоко-атара рассказала мне не так много, но Карина, как и вы, в детстве обрела особые способности - силу и умение видеть предметы насквозь. Но ее мир оказался куда более жестоким, чем наш. Два года она провела в лабораториях, где над ней и другими детьми ставили эксперименты, больше смахивающие на пытки. Потом она попала в руки Демиурга по имени Джао. Он ее вылечил, вправил искалеченную психику - и искалечил заново, беспощадно вырвав из наладившейся жизни и отправив заниматься кровавой политикой в далекую дикую страну. Да и здесь она оказалась в результате его манипуляций. Поверьте, она знает, что такое в одиночку бороться против общества без какой-либо надежды на победу, постоянно ходя под смертью. Она не станет впустую сотрясать воздух. Слушайте ее.

- Я слушаю. Но все равно мне когда-то придется домой возвращаться, в Барну, а там не особенно-то голой по улице походишь. Арестуют и срок впаяют за оскорбление публичной морали. Или в психушку посадят, лечиться.

- А зачем голой по улице? С вашими деньгами вполне можно оборудовать приватный сад или пляж и ходить там, как заблагорассудится. Или закрытый клуб организовать для единомышленников-нудистов. Впрочем, не в моем положении давать вам советы, и без меня разберетесь. Мне другое в голову пришло. Говорите, паладары забрали у Анъями мое тело?

- Ну... да. Мы с Киром и паладаром Саматтой ездили забирать у Мэя. Мэй Лю Сянь, оябун "Кобры".

- Знаю его. Скользкий мерзавец, но умный, и язык хорошо подвешен, не чета остальным оябунам. Но не о нем речь. В каком состоянии тело?

- Не знаю, не видела. Мне не показали... и правильно, наверное.

- Да, с учетом того, что я в центре взрыва оказался, зрелище наверняка неаппетитное. Передайте, пожалуйста, Дзии, что я готов попробовать в него вернуться, если оно еще не сгнило окончательно. Догадываюсь, что ощущения окажутся не из приятных, но я бы рискнул.

- Хорошо, передам. Только, дэй Юно...

- Да?

- Я вас не брошу. Обещаю. Я... я что-нибудь придумаю. Обязательно.

Юно тихо рассмеялся.

- Дэйя, у нас на Могерате принято, чтобы мужчины защищали женщин, не наоборот. Да и у Суоко-атары я работал в том числе и телохранителем. Я весьма признателен за доброе отношение, но принять его не могу. Вы ничего мне не должны. У вас есть обязанности перед человечеством в целом, и вот на них и сосредоточьтесь, пожалуйста.

Девушка сердито фыркнула. Словно сговорились с Рисой! Тоже мне, нашли защитницу человечества! Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь колкое, но сообразила, что нота Кириса уже не в первый раз вибрирует последовательностью "на связь". Тьфу ты! Почему он не может вызвать ее так же, как она его, по имени?

"Слушаю".

"Готов".

"Хорошо. Н-А-Ч-И-Н-А-Й".

- Дэй Юно, они начинают, - сказала Фуоко вслух, расслабляясь и глядя на тростниковый навес. - Только не думайте, я вас все равно не брошу. Вернусь через сутки.

- Удачи, дэйя.

Секунды капали одна за другой, но поначалу ничего не происходило. Потом откуда-то издалека накатила первая волна удовольствия, слабая и неуверенная. "Сижу в пивной, и вдруг чувствую - кончаю", - мелькнул в голове старый анекдот. Девушка подавила смешок и сосредоточилась на ощущении. Вот накатила вторая волна, затем третья, а потом ее тело пронзила мощная сладкая боль, гораздо более сильная, чем раньше, скрутившая ее судорогой. Под закрытыми веками замелькали огненные пятна... нет, сполохи пламени и огненная пляска ночного мира, а потом ощущение песка под спиной пропало, и какое-то время она плавала в бесконечном космическом пространстве, ничтожная и бестелесная. Мама-роза мирно дремала за горизонтом, грезя о расцветании, братья и сестры бегали и играли где-то далеко-далеко, но все равно иногда бросали на нее любопытные взгляды. А потом еще одна волна наслаждения грубо и бесцеремонно выдернула ее в реальность.

В полной темноте Фуоко глубоко вздохнула, чувствуя, как в легкие вливается воздух - опять настоящий, не имитация виртуальности. Интубационная трубка выскользнула из горла, оставив чувство легкого першения. Потом что-то легко кольнуло ее в паху и нижней части живота. Чувство сексуального наслаждения осталось, но куда более слабое чем раньше.

- Как вы себя чувствуете, дэйя? - в темноте перед глазами начал медленно разгораться экран. На нем проявился женский образ Дзии. - Вы в сознании?

- Да, конечно... - пробормотала Фуоко непослушными губами. - Спасибо, я вернулась. Как... там Кир с Мартой?

- Выполняют необходимые действия. Я сообщу, что вы очнулись.

- Стойте! Не надо. Пусть закончат, а то нехорошо получается. М-м... дэйя Дзии, я их чувствую. Ох...

- К сожалению, вы не можете присоединиться к ним. Сейчас они находится в здании колледжа на Колуне в нескольких цулах от лаборатории. Электроды из вашего тела уже извлечены, но я могу продолжить сексуальную стимуляцию тактильным воздействием. Также могу включить трансляцию фильма эротического содержания. Выбирайте.

Лицо Дзии пропало. Вместо него на экране появилось множество мелких квадратиков с такими живыми сценами, что Фуоко поспешно зажмурилась. Даже мгновенно-беглый взгляд показал, что она все еще имеет слабое представление о... взрослых вещах. Потом, попозже, нужно преодолеть смущение, взять у Дзии фильмотеку и опробовать с Киром кое-какие методы, но не сейчас.

- Спасибо, не надо, - поспешно отказалась она, чувствуя, как капсула вокруг нее пошла волнами, ненавязчиво массируя тело. - Потом. Я лучше с Киром. Пусть они с Мартой продолжают, а я... можно мне в душ?

- Разумеется, дэйя. Сутки с небольшим комы вряд ли сильно подорвали состояние тела, да и я применила новый метод искусственного питания. Сейчас проверим, насколько хорошо вы можете ходить. Сейчас я постепенно увеличу яркость света, чтобы ваши глаза привыкли, а потом раскрою капсулу.

Оказалось, что несмотря на слабость, тело слушается на удивление хорошо - куда лучше, чем после предыдущего пробуждения. Фуоко, пошатываясь и стараясь не наступить на восторженно прыгающую вокруг Зорру, прошла через комнату в ванную и долго лежала в горячей воде, наслаждаясь настоящими живыми ощущениями. Ощущение секса пропало минут через пять (Дзии сообщила, что Кирис с Мартой закончили), и Фуоко смогла полностью сосредоточиться на своих мыслях. Потом Дзии заставила напялить сенко и загнала ее в терминал Арены (как оказалось, временно у них остался только один, а второй Кирис разнес в щепки, запихивая ее в Арасиномэ), где минут пятнадцать заставляла заниматься гимнастикой, проверяя состояние энергоплазмы в теле. Потом явился Кирис, не упустивший, разумеется, повода слинять с занятий в колледже под благовидным предлогом, и сходу заключил в медвежьи объятия. От него слабо пахло сексом и парфюмерией. Понежившись у него на груди и поинтересовавшись, как там Марта (парень почему-то густо покраснел и не ответил), она добралась до своего стола, плюхнулась в кресло, чувствуя себя жутко усталой, и принялась детально описывать приключения, чтобы Дзии могла составить отчет.

Как и в прошлый раз, рассказ превратился в изощренный допрос, где Дзии, переключившийся на мужской образ, по нескольку раз заставлял ее описывать каждую деталь, отложившуюся в памяти. Особенно неба заинтересовала татуировка на теле. Сначала Фуоко пыталась рисовать ее на бумаге, потом - водя пальцем по монитору, а потом в дверь скользнул дрон и выложил на кровать два аккуратных серых свертка.

- Новые сенко прибыли, - сообщил с потолка Дзии.

- Новые? - удивилась девушка, дотягиваясь до ближайшего и разворачивая его. - Зачем? Старый же еще не износился.

- Улучшенная модель. Посмотрите внимательно на капюшон.

Фуоко расправила ткань в головной части. Действительно, капюшон казался весьма необычным: площадь овальной прорези для лица оказалась в два раза меньше за счет маски с огромными овальными нашлепками.

- Новые встроенные очки позволяют воспринимать картину в терминале Арены как объемную, а не плоскую. Принцип действия - тот же, что и в ваших кинотеатрах, показывающих объемное изображение: проецируемая на экран картинка состоит из двух смещенных частей, и каждая линза пропускает лишь свою часть изображения. Мы планировали заменить старые сенко в Университете еще три декады назад, но из-за орбитальной катастрофы пришлось временно оставить прежние. Новый контейнер приводнился несколько минут назад, так что комбинезон только что доставлен. Пожалуйста, наденьте его вместо старого.

- А что за катастрофа? - поинтересовалась девушка, с неохотой поднимаясь. Кирис поддержал ее под локоть и помог стащить уже надетый сенко, не упуская случая пощупать ее в разных интересных местах.

- Ничего особенного, - объяснил Дзии, пока Фуоко обрызгивалась гелем и натягивала новый комбинезон. - Почти штатная ситуация. Артефакты Арасиномэ в верхних слоях атмосферы серьезно искажают метрику внутри себя. Если спускающийся контейнер случайно пройдет сквозь него, гравитационные генераторы, корректирующие траекторию, и прочие механизмы поддержки выходят из строя. Спуск становится неуправляемым, и результат - как повезет. Контейнеры обладают положительной плавучестью, и если падают в океан, а во время падения удается сопровождать их радаром, дроны их рано или поздно вылавливают. Но на сей раз контейнер по баллистической траектории едва не рухнул на город в Ценгане. Координатор лишь в самый последний момент сумел отклонить его, ударив другим, контролируемым контейнером, и они оба необратимо разрушились вместе с содержимым. Как вы чувствуете себя в новом комбинезоне?

Фуоко закончила разглаживать на теле тончайшую облегающую ткань.

- Вроде нормально, - с сомнением сказала она, опуская на глаза очки капюшона. Мир вокруг потемнел и слегка расфокусировался. - Но видно плохо.

- Очки рассчитаны на пребывание в терминале, в обычных условиях они действительно не слишком удобны. Помочь вам пройти в испытательный зал?

- Спасибо, я сама.

Гордо отвергнув помощь Кириса, Фуоко доволокла ноги до терминала и забралась внутрь. Суспензорное поле подхватило ее и аккуратно полуопрокинуло на спину, сфера вокруг засветилась мягким белым светом. Привычным жестом она протянула руку вверх и назад, нащупывая интерфейсный кабель, но ухватила лишь пустоту.

- Новая модель не нуждается в физическом подключении, - объяснил неб. - Техника взаимодействия с суспензорным полем усовершенствована, передача сигналов и энергии больше не требует проводов. Приготовьтесь, включаю трехмерное изображение.

Сфера потемнела, а потом в ней проявилось нагое женское тело, в котором Фуоко узнала саму себя. Оно и в самом деле казалось объемным. Вытянув палец, она коснулась его, ощутив мягкость кожи. Она осторожно взялась за "свое" тело руками с боков, и ее пальцы исчезли позади изображения. Иллюзия присутствия казалась почти полной.

- Как ощущения, дэйя Винтаре? - поинтересовался Дзии. - Голова не кружится?

- Нет, все в порядке. Ух, здорово как! Э-э...

- Да?

- У меня действительно так ребра торчат? Вроде в зеркале не похоже...

- Я воспроизвожу ваш облик абсолютно точно. К сожалению, долгое пребывание в коме привело к заметному уменьшению вашего веса. Не беспокойтесь, я быстро восстановлю его с помощью полноценного питания. Для пробы включаю передачу тактильных ощущений.

Тут же Фуоко ощутила чужие ладони на талии - там, где она держалась за собственное изображение. Она провела руками по своей картинке - и невидимые ладони точно так же огладили ее по ребрам и бедрам. Она дотянулась до подколенной ямки и хихикнула от неожиданной щекотки. Классная штука! Теперь можно без напряга чесать себя между лопатками! Достаточно натянуть новый сенко, влезть в терминал и вызвать свое изображение.

- Работает, - сообщила она. - Но лучше отключить, чтобы не отвлекало.

- Тактильные ощущения отключены. Теперь попытайтесь нарисовать татуировку пальцем. Ваше тело показало в зеркальном отражении, чтобы соответствовать изображению во льду. Его можно вращать просто руками.

- Ага...

Фуоко расположила свое нарисованное тело поудобнее и принялась водить по иллюзорной фигуре указательным пальцем, позади которого оставался четкий темный след. Иногда прочерченная линия вдруг сама по себе слегка сдвигалась и менялась. В первый раз девушка даже вздрогнула от неожиданности.

- Я исправляю рисунок в соответствии с определенными шаблонами, у нас имеющимися, - пояснил Дзии. - Следите внимательно. Если вдруг покажется, что исправление неверное, сразу же сообщайте.

Минут через пять Фуоко закончила разрисовывать свой манекен. Она отодвинулась и окинула его критичным взглядом.

- Как-то так, - задумчиво сказала она. - Не совсем уверена в деталях, но, в общем, похоже.

- Принято. Дэйя Винтаре, ваши рисунок однозначно соответствует парадной раскраске Великой Матери Всего Сущего, Незримо Присутствующей Среди Нас, - пока Дзии говорил, слова вспыхивали в темноте рядом с раскрашенной куклой. - Данная сущность уже не относится к египетскому культурному контексту. Она являлась весьма специфичной для одного из специфичных шаблонов игровой виртуальности, ее роль - местодержатель Тактика.

- Что? - удивилась Фуоко.

- Местодержатель в данном контексте является мифологическим артефактом, существующим в массовой культуре любого Игрового Мира. Грубо говоря, он позволяет Тактику, если таковой решит вступить в игру, в любой момент появиться в Игровом Мире, обладая определенным местом в нем.

- А... кто такой "тактик"?

- Игрок, которому принадлежит Игра, всегда является Стратегом. Его задача - набирать очки, развивая науку, строя государства, умножая население и территории под своим контролем, разбивая вражеские армии и так далее. Обычно он проводит в Игровом Мире от нескольких столетий до одной-двух тысяч локальных планетарных лет. На Текире в течение тысячи четырехсот двенадцати лет Стратегом являлся Демиург Чонда, помните?

- Ага...

- Стратег всегда соперничает с людьми, никогда с другими Демиургами. Два Стратега на одной планете способны привести к разрушительным мировым войнам и чудовищным жертвам среди населения, а потому игра Стратега против Стратега запрещена категорически. Однако проигрыш Стратега населению площадки - явление чрезвычайно редкое, за всю историю Игры такое случалось лишь четыре раза. Предопределенность победы, пусть даже с низким счетом, делает для многих Игру слишком скучной. Поэтому для повышения остроты ощущений в любую Игру может вмешаться Демиург-Тактик. Его задача - с помощью очень маленького отряда, максимум из десятка членов, а обычно не более пяти, прорваться сквозь защиту Стратега, атаковать его лично и, при должном везении или умении, победить. Тогда Игра немедленно заканчивается для Стратега проигрышем с нулевым счетом. Мало кто из Демиургов принимает роль Тактика, специализирующихся в ней едва ли полтора десятка, но слот для Тактика присутствует всегда. Немаловажное уточнение: как только Тактик вступает в Игру, физические и социологические законы площадки перестраиваются, чтобы резко увеличить везение его отряда. Стратегу тоже начинает везти в других сферах, чем опытный Стратег может воспользоваться для ускорения своей победы.

- И я... Тактик?

- Точнее, в виртуальности Арасиномэ вы оказались связаны с ролью местодержателя Тактика. Если площадка продолжает действовать по прежним законам, у вас имеются богатые возможности по влиянию на события. Помните изумление старика в Белом Замке?

- Брагаты?

- Возможно. Возможно, и нет, но сейчас неважно. И старик, и ваша "гвардия" называли вас "принцессой", что также косвенно указывает на роль Тактика. Проблема в том, что в любой Игре, неважно, с Демиургом или без него, Тактик является целью глобальной охоты. Ему везет - но и его противникам тоже. Тактику нужно иметь большой опыт, чтобы достичь своей цели, иначе ему угрожает смерть. В Игре она, разумеется, ненастоящая, но что произойдет внутри Арасиномэ в нынешних обстоятельствах, я даже гадать не возьмусь. Недаром Стаси так упорно пытался не подпустить вас к Замку и увести от старика.

- Фигасе...

Какое-то время Фуоко плавала в пустоте, задумчиво разглядывая разрисованную себя и переваривая сказанное. Потом она встрепенулась.

- Дэй Дзии, если я Тактик, кто тогда Юно?

- По логике вещей следует предположить, что он занял вакантную позицию члена вашего личного отряда. Но ответить точно невозможно без дополнительной информации. Нужно продолжать исследование.

- Хм. А кто тогда мои "гвардейцы"? Их же куда больше пяти и даже десяти.

- Судя по вашим описаниям и связи с жезлом, они - разновидность охранной магии. Но, опять же, в нынешней ситуации твердо сказать невозможно.

- Ясно... А новый сенко действительно классный.

- Мы предприняли специальные усилия для того, чтобы создать максимально полный эффект присутствия при запуске Арены в массовую эксплуатацию. Рад, что вам понравилось. Дэйя Винтаре, мы сообщили вашей маме, что вы вышли из комы. Она хочет вас видеть.

- Ой! Да, конечно! Она уже у терминала?

- Она запросила личную встречу. Я заранее взял на себя смелость предположить ваше согласие. Транспорт прибывает через полминуты.

Фуоко встрепенулась, и суспензорное поле мягко опустила ее на внутреннюю поверхность сферы. Она выбралась из терминала, стянула капюшон с маской за спину и вошла в жилую комнату как раз в тот момент, когда открылась внутренняя дверь входного тамбура. Мать поспешно подошла к ней и заключила ее в объятья. Девушка прижалась к ней.

- Привет, мама, - тихо сказала она. - Видишь, я вернулась, как и обещала.

Мать подозрительно шмыгнула носом.

- Я и не сомневалась в тебе, девочка моя, - надтреснутым голосом откликнулась она. - Ты у меня сильная, вся в папу.

Фуоко отлепилась от нее и подвела к кровати, снова принявшей форму сдвоенного кресла.

- Я ненадолго. Не хочу вас отвлекать, - мать бросила взгляд на Кириса, примостившегося на стуле у рабочего стола. - Фучи, я возвращаюсь в Кайтар.

- Уже?

- Да. Хорошего помаленьку. Я погуляла по Хёнкону, посмотрела... как все здесь устроено. Здесь хорошо, но хватит расслабляться - когда я ничего не делаю, все время папу вспоминаю и реву. Да и из-за смещения по часовым поясам я тут сама не своя, все время спать хочется. Все-таки пять часов разницы многовато. Дня три или четыре потребуется, чтобы акклиматизироваться, а потом домой вернешься - и все сначала. Фучи, я хочу лишь сказать, что я приняла предложение паладаров. В Кайтаре займусь Ареной. Ну, и Симу с его глупостями надо в чувство привести. Хватит уже чуши насчет мертвых!

- Ой, мам! Здорово! - Фуоко просияла, чувствуя, как улучшается настроение. - Ты мне обязательно рассказывай, как получается, ладно?

- Ну еще бы! - усмехнулась мать. - Ты ведь у меня одна осталась несовершеннолетняя дочка. О ком мне еще заботиться, как не о тебе? И я ведь, между прочим, далеко еще не развалина, хотя с высоты твоих замечательных пятнадцати лет мои сорок четыре наверняка кажутся глубокой старостью. Так что и на работу энергии хватит, и на общение с тобой хоть каждый день не по разу.

- Дэйя Марта, - сказала сверху Дзии. - Насчет вашей недавней идеи - посмотрите на монитор, пожалуйста. Подойдет для вашей дочери в качестве базы, как думаете?

Монитор на рабочем столе засветился, и на нем проявилось расчерченное линиями изображение Фуоко из терминала Арены. Оба парса одновременно запрыгнули на содрогнувшийся под их весом стол и уставились на картинку.

- Полосатенькая, - глубокомысленно заметила Зорра. - Абстракционизм. На картину - и в музей.

- Урок геометрии! - не согласился с ней Гатто. - В глазах рябит! Отмыть как следует и нарисовать попроще!

- Хм... - мать склонилась вперед, разглядывая картинку. - А что, ничего себе, оригинально. Конечно, в таком виде аватар за пределами Хёнкона не покажешь... или покажешь, а, Фучи?

- Что? - глупо спросила Фуоко. - Какой аватар?

- Я тут вспомнила, как в компьютерных играх до Удара персонажей изображали. Тогда не просто из списка кукол свое изображение выбирали, а развивали персонажа с нуля. Сначала он простенько выглядел, но чем больше очков набирал игрок, тем больше деталей добавлялось изображению. Доспехи, оружие, татуировки, прическа... Фучи, нам нужно не просто людей один-два раза в терминал заманить ради любопытства, а заставить их возвращаться, чтобы отслеживать состояние на периодической основе. Развитие своего персонажа, или аватара, как они назывались, и есть такой стимул. Чем больше времени играешь, тем больше он развивается. Но аватара увидят люди, а ты на картинке... хм, голая. Здесь, в Университете, как я поняла, такое в порядке вещей, но в остальном мире... как бы сказать... не поймут. Цензура, и все такое.

- Ну... а одеть как-нибудь нельзя? Типа, бикини?

- Ц-ц-ц! - мать покачала пальцем в воздухе. - Во-первых, оно тоже много где считается непристойным. Во-вторых, бикини - банально скучно. Для мужчин тайна и намеки зачастую более привлекательны, чем голая правда, прости за каламбур. Нужно что-то, что и татуировку не скрывает, и тело закрывает, и выглядит заманчиво. Хм... надо поразмыслить. Ну, в дороге на раздумья много времени остается, что-нибудь да изобрету.

- Хорошо. А ты когда улетаешь?

- Хотела завтра, когда ты проснешься. Но раз ты вернулась сегодня и жива-здорова, тянуть незачем. Тем паче обстановка в мире напряженная, и что там с межконтинентальным транспортом в ближайшее произойдет, никому не известно. Полеты и без того массово отменяют, не хочу попусту рисковать. Дэй координатор сообщил, что если я вылечу в Шансиму на аэротакси прямо сейчас, то успею на полуденный рейс до Оохая.

- Рейсы отменяют? - непонимающе спросила Фуоко. - Почему? Что опять случилось - опять кольчоны появляться начали?

- Ты ничего не знаешь? - мать удивленно глянула на нее. - О том, что в последние дни произошло?

- Нет. А что?..

- Мы посчитали, что вам не стоит волноваться лишний раз перед экспериментами, и не стали обрисовывать текущую обстановку, - объяснила Дзии. - Она действительно не слишком хорошая, хотя мы не разделяем пессимизм дэйи Марты насчет перспектив. Дэйя Фуоко, вы можете ознакомиться со сводкой в любой момент, но мне хотелось бы напомнить дэйе Марте, что окно возможности закрывается через пять-семь минут. Гидросамолет уже пришвартован к пирсу возле лаборатории. Если вы намереваетесь отправиться домой сегодня, время прощаться. Однако вы вполне можете задержаться и на день, и на декаду - на сколько хотите. Работать вы можете и здесь.

- Нет, надо ехать, - отказалась мать. - Все-таки Сима меня беспокоит. Зря я его одного оставила - такой стресс со всех сторон! Ну, Фучи, не подведи меня и человечество. Мы все на тебя надеемся. Про ребенка не забывай - с ним нужно что-то решать, и чем быстрее, тем лучше. Хотя бы определиться окончательно надо, вынашиваешь ты его сама, делаешь аборт или... как там? Отдаешь дэйе Дзии на искусственное выращивание?

- Да, конечно, определюсь, - Фуоко глянула на Кириса. Тот сидел с каменной физиономией, но при упоминании ребенка заметно насторожился. - Только звони, когда можешь, ладно?

- Обязательно. - Мать поднялась. - Счастливо оставаться, ребята. И поаккуратнее тут с... летучими друзьями, а то мало ли что.

- Мам, а Кир сегодня опять с Мартой переспал! - наябедничала Фуоко. - С той, которая из Ставрии. Только я отлучусь, как он шасть налево!

- Сама меня к ней запихнула на случку, как быка к корове, а теперь рассуждает! - возмутился Кирис. - Меня с урока вытащила, Тату с лекции, потом в медпункте, как дураки, перепихон устроили, а я виноват? В следующий раз из Арасиномэ сама выкарабкивайся!

- У меня, между прочим, Михаил есть! - Фуоко показала ему язык. - Теперь я просто обязана с ним переспать, чтобы тебя компенсировать, изменщик! А тебя запру в соседней комнате и руки за спиной свяжу, чтобы мучился, как я, пока вы там развлекались.

Кирис возвел глаза к потолку и покачал головой. Фуоко заметила, что улыбка матери стала напряженной. Через силу - тело вновь охватила неприятная слабость - девушка поднялась.

- Не обращай внимания, - сказала она матери. - Мы так шутим. У нас все нормально, честно. Ну, вот так получается, что поделать.

- Знаешь, сама разбирайся, - мать махнула рукой. - Я даже задумываться не хочу о ваших отношениях. Ну, Фучи, Кир, до свидания.

- До свидания, мам, - Фуоко поцеловала ее в щеку. Кирис молча кивнул. Марта Деллавита в последний раз улыбнулась им и вышла.

Девушка опустилась обратно в кресло и принялась стаскивать с себя сенко. Опять в душ нужно, мелькнула мысль. А может, не мыться? Само ведь впитается...

- Дэйя Дзии, - сказала она в потолок, - Юно просил передать, что он хочет попробовать вернуться в свое тело, пусть даже оно искалечено. Вы можете ему помочь?

- Я уже провела соответствующие исследования после вашего первого возвращения. Я бы не стала рисковать. Мозг мертв необратимо, полностью, в отличие от вашего, повреждения нервной системы и внутренних органов очень серьезные. Если дэй Юнару настроен решительно до последней степени, я помогу, но предупредите его, что эксперимент почти наверняка окончится разрушением или повреждением его сознания.

- Плохо... Ладно, передам. А сейчас покажите мне, пожалуйста,сводку событий. Я хочу знать, что без меня произошло.

02.31.1232. Асталана, столица Ставрии. Палла

- ...итоги неутешительные: из восьмидесяти трупов, которых пытались стимулировать паладары и наши врачи-реаниматоры, частичного успеха удалось добиться только в трех случаях. И во всех трех мы получили клинических идиотов, не способных к разумному общению. Таким образом, операцию по оживлению погибших можно считать провалившейся. Юрий Гордеевич?

Генерал Челубин глянул на министра здравоохранения, и тот неуютно поежился. Разумеется, господину Полюшко не нравилось, что во главе операции поставили чиновника в погонах СБС, не имеющего ни малейшего представления о медицине. Народный Председатель хмыкнул про себя. А что ты хочешь, милый? Чтобы твои разгильдяи, не имеющие ни малейшего представления о секретности, дело в руки взяли? Брали уже как-то раз, когда боевая бацилла утекла из лаборатории в центре Верловска. Там потом полгода медицинскую отчетность подчищали, твоими врачами бездумно заполненную, а слухи и по сей день давить приходится. А Челубин молодец, крепко дело знает. Четко с паладарами работает, ни одного прокола более чем за полгода. Недаром Дропанов ему внеочередное повышение из капитана-третьеклассника до генерала устроил. Курируемая им массовая вербовка, правда, среди ставрийского персонала в Хёнконе окончилась пшиком (интересно все-таки, о чем там паладарский посол наедине с Дропановым говорил на сей счет?), ну да там уже сами паладары сработали, против них не попрешь.

- Да, спасибо, - пробормотал Полюшко, поправляя на носу очки. Если верить его личному делу, когда-то он являлся хорошим гастроэнтерологом. Но вот администратором он оказался хреновым, а политиком вообще никаким, серым и незаметным. И на заседаниях, и в приватных разговорах он всегда терялся и мямлил - за что Пташек его и ценил. В наше время, когда каждая мышь норовит из себя волка строить, такие люди незаменимы. - В общем, да, можно считать провалом. Нервная система успела разрушиться за недостатком кислорода, да. Ну, мы... э-э, наверное, больше ничего не можем сделать. Да?

Он неуверенно глянул на посла, сидящего у дальнего конца длинного стола. Господин Маомар Орхидея медленно кивнул.

- Да, в данных условиях сделать ничего нельзя, - с сожалением в голосе произнес паладар. - Я уже сообщал, что мы отозвали рекомендацию хранить тела в холоде. Меры требовалось принимать сразу, а за несколько часов, иногда суток, прошедших после их перемещения в холодильники, нервные ткани действительно погибли. А без нервов управлять телом не может даже энергоплазма. Она компенсирует как максимум отдельные повреждения.

- Однако вы упоминали, что некоторым людям все-таки удается возвращаться из... как вы ее назвали? Виртуальность Арасиномэ? - Народный Председатель наклонился вперед. - Вы подтверждаете, что вам удалось добиться успеха?

- Да, Михаил Викторович, - паладар полуприкрыл глаза. - Почти все студенты и сотрудники университета "Дайгака", которых вовремя поместили в реанимационные медицинские капсулы, успешно вышли из комы. Их здоровье - и телесное, и психическое - вполне удовлетворительно. Буквально сегодня утром по времени Хёнкона успешно вернулся в свое тело еще один человек, причем повторно за трое суток. Мы предполагаем, что остальные люди также не погибли полностью, их сознания просто перенесены куда-то внутрь Арасиномэ. Возможно, что в свое время нам даже удастся обнаружить, куда.

- Но все-таки, господин Орхидея, что нам делать с телами? - недовольно осведомился Дропанов. Директор СБС выглядел куда более мрачным, чем обычно. - По последним данным, у нас на руках сто шестьдесят две тысячи триста восемнадцать трупов. Цифра почти окончательная, добавится разве что несколько десятков. Можно начать выдавать их родственникам для похорон?

- Полагаю, да. И еще я думаю, что завеса секретности здесь, скорее, вредит, чем помогает. Я не знаю, помогла ли она сбить панику, но сейчас наши дроны фиксируют массовое распространение слухов, которые по крайней мере десятикратно умножают потери.

- Хорошо. Юрий Владимирович, - Пташек посмотрел на Дропанова, - на твое ведомство возлагается выработка плана по возвращению тел. Или, возможно, имеет смысл устроить массовые похороны за государственный счет. Также не позже завтрашнего вечера жду согласованного с Минпечати предложения о том, как освещать тему в СМИ, а также согласованные со Службой гражданской обороны рекомендации по мерам, которые следует в дальнейшем принимать в подобных обстоятельствах. Уложишься?

- Мои спецы уже несколько дней даже ночуют на работе. Уже все почти готово, - директор СБС поправил очки в массивной роговой оправе. - Сегодня до полуночи пришлю.

- Отлично, - Народный Председатель хлопнул ладонью по стопке бумаг перед собой. - Тогда заседание объявляю закрытым. Все свободны. Господин Орхидея, вы, кажется, хотели меня видеть?

- Да, - кивнул посол, неторопливо поднимаясь. Некая Вадзима Наталья Константиновна, до того тихой мышкой сидевшая на стуле у стены, торопливо вскочила, подхватывая со стульев рядом с собой толстую стопку папок, завязанных тесемками. - Нам хотелось бы прояснить официальную точку зрения на некоторые вопросы. Если можете уделить минут десять или пятнадцать...

- Могу. Прошу, следуйте за мной.

Выходя из малого зала заседаний в сопровождении посла, Пташек краем глаза заметил тяжелый взгляд Дропанова, неотрывно сопровождавший "секретаря-референта" паладара. Мучайся, мучайся, злорадно подумал Народный Председатель. Мечтай о тайных папочках. Небось, прикидываешь, как бы в своих застенках вытащил из нее местонахождение тайного архива и зажил бы королем? Узнал бы ты, кто именно скрывается под маской обычной девицы, каких десяток на дюжину, тебя бы прямо на месте кондрашка хватила!

Пройдя по коридорам и поднявшись на два этажа, он вошел в свое крыло, мимоходом просигналив внутренней охране пропустить гостей и еще одним жестом отпустив своего секретаря, неслышной тенью скользившего позади всех. У себя в кабинете, удостоверившись, что дверь плотно закрыта, он не стал усаживаться за стол. Вместо того он выбрал в баре бутылку вина, бокал, отошел к окну и принялся с высоты пятого этажа смотреть в скучный, наполовину облетевший осенний сад, мокнущий под мелким моросящим дождем. Может, все-таки задуматься над переносом столицы куда-нибудь в более теплые края? Выбор ведь богатый - от экваториальной зоны до полярного круга. Подговорили же гхаши предшественников построить Белокаменные Палаты именно здесь, в Асталане!.. Выдержав паузу в полминуты, он повернулся и вопросительно приподнял бровь.

- Все чисто, - проинформировала его Суоко, закончившая обход комнаты по периметру. - Прослушки по-прежнему нет. Мишенька, я же говорила, что кишка тонка у Дропанова тебе в личный кабинет жучков подсадить.

- Если можно бесплатно перестраховаться, почему нет? - усмехнулся Народный Председатель. Поставив бокал на подоконник и покосившись на деревянно застывшего у входа посла (тот уже отключился от своей куклы, даже не удосужившись формально попрощаться), он откупорил бутылку и плеснул себе на три пальца вина. Подумав, он плеснул еще на палец, аккуратно воткнул на место пробку и взял бокал в руку, наслаждаясь тонким запахом.

- Алкоголь на работе? - иронично поинтересовалась Суоко. - Смотри, Мишенька, сопьешься еще до пенсии.

- Восемь градусов, иное пиво крепче, - отмахнулся от нее Пташек. - Милая моя Наташенька, а что ты думаешь насчет переноса столицы? Куда-нибудь, где порадостнее? На тысячу-другую цул к югу? Построим где-нибудь на тропическом океанском острове новый город, свободный от всякой швали... Или отцы-основатели имели какие-то веские причины именно здесь осесть?

- Место для столицы выбирала я, - Суоко непринужденно уселась в кресло и скрестила вытянутые ноги. Ее руки свободно легли на подлокотники. - Во-первых, геометрический центр материка, с точки зрения управления очень удобно. Во-вторых, ностальгия. В детстве привыкла к умеренному климату, понимаешь, потом за несколько столетий так и не смогла отвыкнуть. Да ты садись, родной, а то спьяну еще бухнешься на ковер, а нам потом попытку убийства припишут.

- Шуточки шутишь, - усмехнулся Народный Председатель, усаживаясь в кресло напротив. Бутылку он поставил сбоку прямо на ковер, а бокал обхватил ладонями, смакуя грядущий вкус. - Ну, так о чем ты меня хотела проинформировать?

- Все о том же, что и на публике, но чуть подробнее. Девочка, Фуоко Деллавита, вернулась из Арасиномэ раньше, чем планировалось. Можно считать доказанным, что виртуальность, в которой она оказывается, имеет отношение к Игре Брагаты.

- Других людей она видела? - Пташек чуть отхлебнул вино и покатал его на языке, смакуя вкус.

- Пока что только одного. Мой воспитанник, Юно Юнару. Он жив, если его состояние можно так назвать, и полностью вменяем.

- Тот самый, что сбежал от тебя обратно на Могерат и заделался идейным террористом? Помню... Значит, бессмертие все-таки существует.

- Теперь - уже вне всякого сомнения. Однако же не думаю, что оно слишком радужное. И, возможно, нужен еще один ингредиент.

- Бандит с Могерата?

- Он самый. Но с ним Камилл проблему решил, он больше трепыхаться не станет. Однако не думаю, что тебе захочется встречаться с ним раньше времени.

- Наташа, милая моя, у нас есть уговор... - Народный Председатель сделал еще один глоток.

- Да. Ты наш со всеми потрохами, а взамен мы обеспечиваем тебе бессмертие. Я никогда о нем не забываю. Но путь с Арасиномэ для тебя пока что закрыт, даже если ты вдруг полностью спятишь и решишь на него встать. Твое тело недостаточно пропитано энергоплазмой, чтобы она могла сформировать полноценный считывающий кокон. С момента, когда ты забирался в терминал Арены, ничего принципиально не изменилось - по крайней мере, я не вижу изменений с помощью электромагнитного сканера, который можно сформировать внутри дрона. В твоем мозгу присутствуют лишь отдельные зараженные области, причем кора практически не затронута. А мыслительные процессы идут именно там.

- Рад слышать. Только я все-таки держу в уме бессмертие на основе паладарских технологий, а не во внутренностях какого-то межмирового монстра. Как у вас дела идут с... как вы их называли? Фантомами?

- Фантомы второго типа. Технология полностью отлажена и стабильна, но по-прежнему смертельно опасна для биоформ. Харлам сотоварищи так и не может избавиться от жесткого излучения в областях пограничного распада. Каким образом Арасиномэ умудряется скручивать электромагнитные поля так, чтобы его избежать, для них пока загадка.

- Жаль. Ну, пока не горит. - Народный Председатель сделал последний глоток вина, с сожалением посмотрел на пустой бокал и поставил его на ковер рядом с бутылкой. - Что-то еще?

- Арена. Единственное, что нас сейчас интересует - запуск массового обследования. Как продвигаются дела с подготовкой площадок для терминалов?

- Последний доклад прислали вчера вечером, - Пташек мотнул головой в сторону своего письменного стола, где в одном из лотков входящих документов притулилась скромная зеленая папочка из секретариата. - Не читал еще полностью, руки не дошли. Но всё по графику, как я понимаю. Из восьмисот запланированных площадок около шестисот уже готово, что вы и сами знаете, ваши дроны там уже трудятся. Остальные закончат к концу декады, не позднее. Два завода на выпуск арматуры работают день и ночь, нужны лишь ваши базовые блоки и комбинезоны. С вашей стороны есть какие-то изменения?

- У нас задержки с поставками. Количество аномальных областей в окрестностях Паллы в последнее время заметно увеличилось. Мы теряем примерно три четверти контейнеров еще на высокой планетарной орбите. Производство мы резко нарастили, но пока еще новый поток до вас долетит по баллистической траектории... Заводы мы тоже теряем, хотя, к счастью, куда реже. Арасиномэ активизируется, Миша. Контролируемые им области вокруг звезды быстро увеличиваются. Если так дело пойдет и дальше, нас быстро оттеснят за орбитальную сферу Стаффы, а то и второго астероидного пояса. Тогда с доставкой новых компонентов станет куда хуже. Тверек обещает, что вот-вот придумает метод формирования энерговводов в аномальном пространстве и начнет штамповать новую машинерию прямо на Палле, но пока результатов нет.

- Вот как... - Народный Председатель задумчиво посмотрел на Суоко. С одной стороны, что всемогущие Демиурги не такие уж и всемогущие, не может не радовать. С другой - от них сейчас зависит существование Паллы. Ах, как хотелось бы верить, что паладары просто плетут интриги и пугают на пустом месте... но свои физики подтверждают выводы кайтарского умника почти единогласно. Не врут они, ох, не врут. - То есть часть площадок в срок запустить не удастся?

- Да. Ориентировочно до конца декады мы спустим в Ставрию до семисот базовых блоков. Остальное - в течение трех-четырех декад. Впрочем, Харлам обещает вот-вот закончить картирование аномальности вокруг Паллы, и мы сумеем пускать контейнеры в обход проблемных зон. Многого ожидать не стоит, способности к маневрированию у них минимальны даже с новыми фантомными технологиями, но если хотя бы на четверть увеличить процент удачных спусков, уложимся в срок.

- Понятно. Что-то еще мне нужно знать?

- Эйшич жалуется. Говорит, что саботируют кое-где развертывание терминалов. Не то чтобы открыто палки в колеса ставят, но темпы раза в два ниже планируемых. То вагон с арматурой где-то на сортировочной станции потеряется, и декаду найти не могут, то вдруг строителей начальство срочно на другой объект перебрасывает, и несколько тонн бетона приходится на землю из бетономешалок сливать, то подъемный кран ломается и печально простаивает несколько дней, хотя поломка пустяковая. По-моему, смахивает на мелкую месть со стороны тех, кому он на воровстве хвост прищемляет... ох, Мишенька, знал бы ты, как на местах воруют! Не так много, как в стольном граде Асталане, но тоже впечатляет. Дима вчера очередной список проблем по инстанциям отправил, но реакции тоже можно днями ждать, если не декадами.

- Копия есть?

- У тебя в терминале, - Суоко показала взглядом на доску большого экрана, сейчас темного, поднимающегося над столом на тонкой изогнутой ножке. - Если забыл, как печатать на бумаге, не стесняйся спрашивать координатора, у него для тебя канал всегда зарезервирован.

- Ладно. Еще что-то интересное?

- Да ничего, в общем, - Суоко поднялась из кресла изящным движением. - Остальное по мелочам. Новые рекламные ходы для Арены вот придумали, но они, скорее, для Фисты с Могератом. На крайних континентах толпы желающих наверняка палками отгонять придется и без них. Несколько новых преподавателей на Паллу вот-вот доставим - они сейчас курс адаптации к паллийской культуре проходят. Связи между звездными узлами Арасиномэ потихоньку прослеживаем, испытания ракетного двигателя завтра проводим, все такое. Рутина.

- И далеко вы узлы проследили? - с живым интересом спросил Пташек.

- Не очень. Странная история - в некоторых системах наши зонды подвергаются атакам пространственным деструктором сразу после появления, словно заранее знают, в какой точке гиперсдвиг завершится. А может, и в самом деле знают - еще одна головоломка для ученых. Несколько раз даже встречные действия случались, когда атакующие в стартовую точку гиперсдвига являлись. Приходилось сбегать и метаться по округе, как зайцы, чтобы хвосты обрубить. Мы привлекли несколько Ждущих небов для картирования. Они тут же себе специализацию седьмого класса устроили и лишь благодаря ей умудряются не просто не потерять уже найденные системы, но и дальше двигаться. Но что интересно - в других местах тишь да гладь, никто и внимания на нас не обращает, хоть с барабанами по голове ходи. В общем, двадцать четыре узла выявлено и помечено, максимальная глубина от Паллы - шесть прыжков.

- Забавно. Ну, держи в курсе.

- Само собой. Так и не решился в Хёнкон на экскурсию съездить? Премьер Кайтара через три-четыре декады намерен с визитом явиться. Можем организовать гласные или негласные переговоры на высшем уровне, если требуется.

- Ага, щас, - Пташек невесело хмыкнул. - Чтобы вернуться и обнаружить Дропанова новым Нарпредом, а себя на почетной пенсии? Нет уж, как-нибудь у другой раз.

- Как знаешь. Витамины еще остались? Запас пополнить не надо?

- Нет, пока хватает.

- Тогда до следующего раза.

Суоко слегка подмигнула, но тут же резко поскучнела, присела и нервными движениями принялась подбирать свои лежащие на ковре папки - снова вошла в образ Вадзимы Натальи Константиновны, тысяча двести тринадцатого года рождения, так и не отошедшей полностью от испуга личного секретаря без вести пропавшей Нихокары Самиры Павловны, позднее из жалости подобранной паладарами и пригревшейся в их посольстве. Пташек даже слегка прищелкнул языком, до того разительной выглядела метаморфоза. Скажи кому сейчас, что перед ним личность, последние пятьсот лет определявшая судьбу не только Ставрии, но и половины мира - на смех подымут. Пятьсот лет, да. Интересно, каково это - прожить пять веков?.. А в сумме даже восемь. Тут в пятьдесят девять себе древним стариком иногда кажешься, даже когда ничего не болит...

Вадзима Наталья Константиновна порывисто, если не сказать - дергано, выпрямилась, и тут же ожила фигура посла, манекеном стоявшая у дверей. Посол сдержанно поклонился, и парочка вышла из кабинета. Народный Председатель поспешно подхватил с пола бутылку и бокал, закрыл их в баре и успел усесться за свой стол за миг до того, как в кабинет вопросительно заглянул секретарь. Отослав его небрежным движением головы, Пташек опер локти о столешницу, положив подбородок в ладони и задумался. Делать ничего не хотелось. Вообще. Имеет право правитель целой страны расслабиться в седьмом часу вечера? Ох, не имеет. Раз Мира... то есть Суоко явно упомянула про проблемы, значит, они и в самом деле заметные. Нужно прямо сейчас глянуть.

Народный Председатель выдвинул верхний ящик стола, достал пластиковую тубу и вытряхнул на ладонь ярко-желтый шарик паладарских витаминов. Тщательно разжевав его, наслаждаясь приятным кисловато-сладким вкусом, он подождал с минуту, пока по жилам не побежало тепло, а голова не прояснилась, протянул руку вбок и ткнул пальцем в экран паладарского терминала. Найдя во входящих документах упомянутый Суоко список, он пару минут задумчиво изучал его, потом отправил на бумагу (жуткое тарахтение цепного печатного устройства в приемной пробилось даже сквозь звукоизолирующую дверь) и нажал кнопку интеркома.

- Максим? - осведомился он, когда секретарь откликнулся. - Там напечатанный документ в четырех экземплярах. Один в досье, один в Особый отдел Муханову, по экземпляру в МВД и СБС с пометкой "Срочно". И Вербина ко мне вызови прямо сейчас с последней сводкой по Арене.

03.31.1232. Хёнкон. Палла

Кирис протянул руку, и Фуоко, опираясь на нее, осторожно спустилась в катер, покачивающийся на легкой океанской зыби. В ярких лучах восходящего солнца старый пирс возле лаборатории казался безнадежно обветшавшим. Кирис знал, что паладары оставили от руин, сохранившихся со времен до Удара, лишь несколько железобетонных конструкций, заменив все остальное новыми досками и металлической арматурой. Но причал все равно выглядел разительно не похожим на блеск Звездной набережной и терминала водного аэропорта. Сам вход в лабораторию - бетонная стенка с тяжелой металлической дверью посреди заросшего зеленью обрыва - тоже выглядел угрюмым и нагоняющим депрессию. Помогая Фуоко сесть, парень попытался разобраться в своих чувствах. Почему вдруг такая тоска? Или... ну да, конечно. По каналу от Фучи идет.

- Ты как? - озабоченно спросил он, помогая девушке сесть в кресло катера. Парсы дружно запрыгнули на нос суденышка перед ветровым стеклом и, вцепившись в металл всеми шестью лапами с выпущенными когтями, уставились вперед. Подчиняясь дрону-водителю, катер тут же застучал мотором и начал набирать ход.

- Все нормально, - откликнулась Фуоко. Она уставилась в пол катера и обхватила себя руками.

- Врешь. Я же чувствую. Фучи... ты из-за Марты?

- При чем здесь мама? - тусклым голосом спросила Фуоко. - Она же домой летит. Только что по телефону разговаривала из Оохая, рейс вылетает через полчаса...

- Да нет, я про нашу Марту. Про Тату.

- Про Тату... - пробормотала девушка. - Про Тату... Что? - Она изумленно глянула на Кириса, и ее голос стал нормальным. Ощущение тоски пропало так резко, словно кто-то повернул выключатель. - Она-то здесь каким боком? Зачем за нее переживать?

- Ты с утра куксишься, - объяснил Кирис, для пробы кладя руку ей на бедро чуть ниже коротких шорт из дешевой легкой грубой ткани. Их она заказала у торговцев целый тючок по максимально низкой цене - чтобы не жалко спалить в случае чего. Он сам носил такие же. Девушка положила свою ладонь поверх его и слегка сжала. - Что случилось? Я думал, к Марте ревнуешь.

- Балда! - веско сообщила Фуоко. - Кир, кончай комплексовать. Если вдруг начну ревновать, скажу, а пока развлекайся, раз разрешаю. Просто... Кир, я про Юно думала. Он там один. Совсем один. Мир вокруг запутанный и бессмысленный. Почему и как существуешь, непонятно. В любой момент можешь исчезнуть... Мне-то хорошо, я в любой момент вернуться могу, а ему куда? Дзии сказала, что его тело слишком сильно повреждено. Он... ну, слишком долго труп пробыл в неподходящих условиях. Я как представила себя на месте Юно, так сразу тоска взяла. Кир, его нельзя бросать. Я себе никогда не прощу, если его потеряю.

- Ну так кто заставляет бросать-то? - удивился Кирис, чувствуя странное облегчение. И Марта вчера себя странно вела, словно недовольная чем-то, и Фучи вот тоже... Неудобно получается. Словно он обеих обманывает. Ну, хотя бы Фучи не дуется.

- Никто не заставляет. Но Дзии, блин, не пускает...

- Пускает. Но если говорит, что через два часа, значит, через два часа. Ему виднее.

- Перестраховывается слишком, - буркнула Фуоко.

- И правильно делает. Забыла, что Риса сказала? От тебя сейчас, может, судьба человечества зависит. А от Юно - нет. Ты важнее.

- Дурак! - на сей раз в голосе Фуоко прорезались по-настоящему злые нотки. - Мне всю жизнь рассказывают, что я важнее других - как же, дочь семьи Деллавита, не чета простолюдинам. А я не хочу получать всё только потому, что Деллавита! Я сама хочу всего добиться! А мне говорят...

Она с шипением втянула воздух сквозь стиснутые зубы.

- Извини, - уже спокойнее сказала она. - Ты ни при чем, конечно. Просто я вся на нервах. Я так утра ждала, чтобы назад отправиться, а Дзии взяла и не разрешила. Биологические циклы у меня, видите ли, какие-то! На космодром вот теперь зачем-то тащат. И еще и в катере дурацком вместо транспорта...

- Координатор же сказал, что на космодроме Труду подстраховать надо. Мало ли как эксперимент пойдет. А катер... ну, не рискуют нас сейчас в дронах возить. Вдруг ты опять волют вызовешь, а они транспорт сжуют? Плыви потом к берегу саженками... Фучи, не дуйся. Не помрет твой Юно за лишних два часа.

- Не помрет, - согласилась Фуоко. - Но помучается. А я виновата. Ох, ладно...

Катер летел по волнам в полусотне метров от заросшего лесом берега Ланты. В безоблачном ярком небе реяли чайки, мяукая по-кошачьи, планируя к воде и тут же взмывая вверх. Девушка, пружиня ногами, чтобы компенсировать качку, встала во весь рост, стянула с себя майку, бросила ее на сиденье и раскинула руки, подставляя тело под набегающий поток соленого морского воздуха.

- Хорошо-то как, Кир! - сказала она блаженно. - Ты просто представить не можешь, как хорошо! Там, в виртуальности, всё какое-то ненастоящее, и ощущения тоже... картонные. Улучшаются со временем, но всё не то. А здесь чувствуешь, что живешь.

- За борт не вылети со своими чувствами, - посоветовал Кирис. - А то опять потонешь. Откачивай тебя потом, понимаешь.

Не оборачиваясь, Фуоко лягнула его пяткой в голень, но промахнулась, потеряла равновесие и действительно почти свалилась в воду, лишь в последний момент успев опереться на борт. Кирис ухватил ее за пояс шорт и дернул к себе. Опасно треснула тонкая ткань, катер ощутимо качнулся. Фуоко с размаху села к нему на колени, по ходу дела больно заехав локтем по ребрам. Кирис охнул.

- Сдурела? - недовольно спросил он. - Больно же!

- Извини. А вот не будешь гадости говорить, герой-любовничек! - Фуоко повозилась, устраиваясь поудобнее. Кирис приобнял ее и положил ладони на талию, с удовольствием чувствуя ее гладкую упругую кожу. Девушка положила ему голову на плечо и вздохнула.

- Вернемся в бункер - поимею по полной программе, - пригрозила она. - В качестве компенсации за Тату.

- А почему не сейчас?

- Охренел? Вон, почти приехали.

Из-за изгиба береговой линии и в самом деле показались портовые краны, склонившиеся над причалом, куда доставляли грузы для космодрома. Сейчас там возвышалась туша массивного контейнеровоза. Очевидно, драги уже углубили дно настолько, что стало возможным подводить к берегу суда с такой большой осадкой, а не перегружать в море контейнеры на баржи помельче. Палуба судна оставалась пустой, лишь возвышалась у кормы невозможно высокая многоэтажная надстройка. Сразу два портовых крана вытягивали откуда-то из его брюха большие контейнеры. Кирис вдруг вспомнил, как впервые увидел такое чудовище вскоре после появления в Хёнконе - с борта транспорта, везшего их с Фучи на пляж на Подде. Кажется, тысяча лет прошла с того дня...

Катер добрался до причала через две минуты. Сопровождающий дрон, ранее бесформенной грудой накрывавший штурвал и приборную доску, соскользнул на доски пирса, неуловимым движением набросил на кнехт швартовочный канат и тут же начал вытягиваться, превращаясь в транспорт. Парсы выпрыгнули вслед за ним. Кирис ухватил Фуоко за талию, поднял на причал и сам вылез следом, опасливо балансируя на качающемся катере. Он всегда относился к лодкам подозрительно. Поскольку транспортные дроны с легкостью перемещались и по воде, и по суше, он так и не привык пользоваться катером даже в Хёнконе. Уже выпрямившись наверху, он сообразил, что майка Фуоко осталась валяться на сиденье. Слазить достать, рискуя свалиться в воду? А зачем самому?

- Га, принеси, будь другом, - он ткнул пальцем в майку.

- Не хочу! - важно задрав нос, отозвался черно-белый шестилап. Его двойные зрачки под лучами солнца сжались в почти невидимые вертикальные линии на фоне карей радужки. - Лень. Не нанимался в носильщики. Пусть Зорра несет.

- Зорра не понесет, - в тон ему откликнулась пестрая парса. - Что могут люди, делают люди. Кирис лентяй, воды боится, струсил, струсил!

Фуоко хихикнула.

- Нифига себе... - пробормотал Кирис. - Значит, вот как заговорили? А если по ушам?

- Нельзя по ушам, - объяснил Гатто. - Парс - друг человека, но все равно кусается. Вдвоем на одного - справимся, не волнуйся.

В доказательство он лязгнул внушительными белыми клыками. Кирис прикинул, не стоит ли дернуть его за ухо, а то и спихнуть в воду, но отказался от идеи: наверняка последовала бы интенсивная возня, на которую времени явно не оставалось.

- Кстати, лопоухие, вы когда третьего уровня достигнете? - поинтересовалась девушка. - Или так на втором и застряли навсегда?

- Секрет! - важно ответил Гатто. - Закон о тайне личности! Когда захотим, тогда вырастем. Пора, пора, опаздываем, семеро одного уже ждут! Идем, идем! - он нетерпеливо запрыгал вокруг.

- Ага, Кир, давай, поехали. Раньше начнем, раньше на полигон вернемся, - Фуоко забралась в транспорт и уселась на переднее сиденье. Парсы дружно запрыгнули на выступающий нос дрона и устроились в той же позе, что и на носу катера.

- А майка?

- Да плюнь. На обратном пути заберем. Кого там стесняться - Труды, что ли?

Кирис еще раз посмотрел на майку, пожал плечами и влез на заднее сиденье транспорта. Тот зарастил борт и стремительно заскользил сначала по причалу, а потом по узкому проходу между двумя большими полукруглыми ангарами из серебристого гофрированного металла. За ними ненадолго открылся вид на высокое здание без единого окна - минимум шесть или семь этажей в высоту. Портовый кран опустил поднятый с корабля контейнер на выступающую примерно на уровне третьего этажа платформу. Когда груз коснулся ее, натянутые тросы мгновенно ослабли и ушли вверх, а освобожденный контейнер неторопливо поплыл куда-то в темный проем, ведущий внутрь здания. В глубине проема что-то периодически помигивало. Потом огромный склад скрылся за очередным полукруглым ангаром.

- Райника! - громко сказал Кирис. Фуоко оглянулась на него. По правому борту тут же сформировался небольшой экран с лицом диспетчера.

- Да, дэй Сэйторий? - спросила субличность координатора.

- Райника, а что там с корабля выгружают? Он вообще откуда?

- Контейнеровоз "Ротонда", приписан к порту Сариполь, Ставрия. Используется для перевозки разнообразных грузов в Хёнкон. Конкретно сейчас разгружаются компоненты, необходимые для космодрома: строительные машины и материалы разнообразной номенклатуры, а также радиоэлектронное оборудование.

- А, понятно. Спасибо.

Дрон вырвался на открытое поле космодрома, кажущееся необъятным. В нескольких местах возвышались группы кранов: там монтировали стартовые столы. Кирис нашел взглядом крайнюю с запада стройку, где работал отец. После испытаний можно заскочить к нему по-быстрому... нет, незачем. Недавно виделись. Нужно возвращаться в лабораторию, времени нет.

В дальнем конце поля возвышался обрыв, над которым уставилась в небо параболическая антенна локатора. Под обрывом и немного в стороне виднелся очередной блестящий ангар. Дрону потребовалось не меньше трех минут, чтобы туда добраться. Кирис в очередной раз поразился размерам космодрома. На ровной поверхности пассажирские паладарские транспорты развивали скорость в сорок цул в час (ну, возможно, немного меньше с двумя пассажирами, да еще и с парсами, каждый из которых, хотя и мелкий, весил как полчеловека), так что от причальных складов до западной границы поля насчитывалось не менее полутора цул - и это наискосок в лишь одном из углов. Каков же полный размер поля? Пять цул в ширину? Шесть? Большой город уместить можно. Зачем столько места для трех стартовых столов? А, ну да - координатор же как-то раз упомянул, что в перспективе космодром используют для посадки многоразовых кораблей. Но, опять же, если они садятся как самолеты, им бы одной полосы хватило. Аэродром бы отремонтировали, и все дела. А так одних бетонных плит сколько потребовалось, чтобы такое пространство замостить, да они еще и специальные какие-то, не обычные дорожные...

Дрон остановился у ангара под обрывом, и Фуоко с Кирисом выбрались из транспорта. Из двери в боку сооружения вышли трое - все молодые женщины в однотипных коротких шортах. Все еще прихрамывающая Труда Баркхорн и золотоволосая Саня Литвиняк носили легкие топики и широкополые светлые панамы. Варуйко, как и Фуоко, щеголяла голым торсом в распахнутом матерчатом жилете, компенсируя нехватку одежды сверху обилием предметов снизу: на ногах - тяжелые армейские ботинки, на одном бедре - чехол длинного армейского ножа, на другом - кобура пистолета.

- Йо! Явились-таки, - насмешливо приветствовала Вара на катару и тут же переключилась на кваре, насилуя слух своим могератским акцентом: - Твоя подружка решает показать для все свои сиськи? Тощая. Кир, за что держаться? Твои руки мимо промахиваться?

- Здравствуй, Вара, - катару Фуоко казался явно лучше, чем кваре Варуйко, и ядовитые тоны в ее голосе тоже правильно соответствовали языку. - Я вижу, что твой кваре улучшился. Говорят, самый хороший метод изучать язык - в постели. Джорджио тобой доволен?

Вопреки ожиданиям напрягшегося Кириса, Вара не только не парировала очередной колкостью, но и, наоборот, громко заржала. Она с громким шлепком хлопнула поморщившуюся от неожиданности Фуоко по плечу и обернулась к летчицам:

- Такая острая барышня можно брат доверить, - сообщила она. - Надо воспитать немного, совсем хорошая станет. Начинать можно?

- Можно, - кивнула Труда. - Кстати, привет, ребята. Рада видеть вас в добром здравии.

- Привет! - махнула рукой Саня. - Вы как, в порядке? Дзии по секрету какие-то жуткие вещи про вас рассказывает. Даже мурашки по коже, хотя я так ничего и не поняла.

- В порядке мы, - сердито ответила Фуко, потирая место, по которому хлопнула Вара. - Только суетятся все вокруг нас.

Она резко выдохнула и спросила уже совсем другим, спокойным голосом:

- Саня, а ты тоже в эксперименте участвуешь?

- Да нет, я просто не решилась ее одну отпустить, - златовласка покосилась на подругу. - И хромает, и вообще - под бомбой решила посидеть. Вдруг случится что?

- Ну да, если шарахнет, ты сильно поможешь! - саркастически усмехнулась Труда. - И Вара-тара здесь совсем зря.

- Я не есть зря, - объяснила непутевая сестрица. - Если все... а-а... Кир, переводить.

Она переключилась на катару:

- Если вдруг опять все пойдет наперекосяк и паладары мухой свалят в голубые дали, вас кто-то из людей прикрывать должен. Я в ваших делах увязла по уши, так меня и назначили.

Кирис честно перевел и тут же осведомился:

- А что, есть шанс, что свалят? Опасно, что ли?

- Откуда я знаю? - Вара пожала плечами. - Меня спросили, не хочу ли я братишку немного позащищать, а заодно и его слишком инициативную и сексуально озабоченную подружку. Я и согласилась. У тебя с Кариной-атарой личные завязки, вот ты и спрашивай, а мне не по чину. Мое дело маленькое - мозги вышибать в случае чего.

- У глупой Варуйко матер-р-ринский инстинкт прорезался! - ехидно заметила Зорра, ухмыляясь до ушей. - Фуоко в Шансиме профукала, теперь хочет крутость показать. Выпендреж! Комплекс неполноценности!

- Я щас кому-то покажу комплекс, кошка блохастая! - пригрозила Вара. - Поговори тут мне, вообще побрею зигзагами! Ну что, мы так и станем трепаться до вечера? Мне-то похрен, у меня служба так и так идет, но у вас какое-то расписание намечалось...

Кир заметил, как Труда и Саня, не говорящие на кваре, обменялись непонимающими взглядами, и поспешно сообщил на катару:

- Вара спрашивает, не пора ли начинать.

- Да, конечно, - кивнула Труда. - Я, в общем, уже поехала.

- Куда поехала? - удивилась Фуоко. - Мы ведь здесь. Разве двигатель не в ангаре?

- Не все так просто, - Труда качнула головой. - Если я движок не удержу, он рванет, и вам рядом точно находиться не стоит.

- А вам?

- А у меня выбора нет, - летчица-эйлахо пожала плечами. - Я дальше, чем в двадцати метрах, контролировать горение не могу, так что мне по-любому надо рядом сидеть. Да ты не переживай, Фуоко, там все меры приняты. Я в бункере, движок сверху над толстенными стальными плитами, внутри система жизнеобеспечения, как в космическом корабле, и десяток дежурных дронов. Так что риск минимальный.

- А почему тогда и нам туда не пойти? Чтобы всем рядом находиться? Если вдруг действительно волюты появятся или еще что случится, проще же...

- Потому что незачем все песни разом петь. Плиты плитами, а дерьмо все равно иногда на голову падает прямо с чистого неба. Я привыкла, мне за риск очень неплохо доплачивают, а вам двоим незачем. Кроме того, кто его знает, как на тебя подействуют мои способности! Вон, с Киром мы однажды вместе полетали, так он чуть копыта не отбросил. Так что сидите здесь и наблюдайте. Испытательный стенд вон там, - она ткнула пальцем к северу вдоль обрыва, где в полуцуле располагалось приземистое сооружение, больше всего смахивающее на большой деревянный сарай. - Если что, начинайте глушить волют с кольчонами ковровой бомбежкой, или как вы там умеете.

- Да уже начнем, - пробормотала Фуоко. - Так начнем, что всей планете поплохеет...

Поймав идущую от нее вспышку тоски, такую же, как у пирса, Кирис успокаивающе положил ладонь ей на плечо.

- Все нормально, Фучи, - тихо сказал он. - Кончай кукситься.

Девушка молча пожала плечами, уставившись в землю.

- Я что-то не то сказала? - обеспокоенно спросила Труда. - Тогда извиняюсь. Фуоко?

- Вы ни при чем, Труда, - тихо сказала Фуоко. - Только мы с Киром, оказывается, ковровую бомбежку можем и в масштабах планеты устроить. И во всей солнечной системе. Я вообще не понимаю, зачем нас сюда притащили. Могли бы и у себя в бункере сидеть.

Она глубоко вдохнула, задержала дыхание и медленно выдохнула. Идущая от нее тоска пропала.

- Не обращайте внимания, - сказала она. - Просто депресняк. Пару скверных отчетов за ночь прочитала. Давайте закончим с экспериментом, нам назад в лабораторию нужно.

Труда с сомнением посмотрела на нее, но ничего не сказала. Она прохромала несколько шагов до транспорта, уселась в выдвинувшееся вбок кресло, и дрон тут же бесшумно заскользил в сторону сарая.

- Хэй, давайте внутрь, живо! - скомандовала Вара на кваре. - Приказ. Всем внутри стоять, снаружи нельзя.

Фуоко посмотрела вслед транспорту с Трудой и решительно зашагала к входу в ангар. Остальные последовали за ней. Кирис шел предпоследним, спиной чувствуя внимательный взгляд Вары.

Внутри ангар оказался совсем не таким, как почему-то ожидалось. От входа начался длинный извилистый коридор, ощутимо опускающийся под землю. Пару десятков шагов и штук пять поворотов спустя компания, возглавляемая обогнавшими всех парсами, оказалась в чем-то, больше всего напоминающем небольшой кинозал. Два ряда по десять кресел стояли перед несколькими расположенными полукругом экранами - не паладарскими, а обычными, из белой материи. Под потолком неярко горели лампы, создавая уютный полусвет. В первом ряду ближе к краю уже сидел какой-то мужчина в кайтарском деловом костюме - невысокий, с аккуратно зачесанными назад черными волосами с пробивающейся сединой. Его лицо выглядело совершенно незнакомым, но на левой щеке под скулой Кирис почти автоматически разглядел три точки, образующие равносторонний треугольник вершиной вниз.

- Фуоко Винтаре, Кирис Сэйторий, добрый день, - сухо сказал мужчина, поворачивая голову. Его кваре казался неестественно правильным и четким. - Меня зовут Харлам. Я паладар. Садитесь, пожалуйста. Приготовьтесь к повышению давления, я запечатываю убежище.

Что-то тихо чмокнуло, по ушам слегка стукнуло, и их тут же заложило.

- Здравствуйте, - Фуоко чинно кивнула, усаживаясь в соседнее кресло. - Я ваше имя в отчетах видела. Вы ведь ведущий физик-исследователь Демиургов, да?

- Я бы сказал, я один из немногих Демиургов старшего поколения, кому еще не надоело до смерти заниматься наукой, - Харлам слегка улыбнулся. - Нас меньше двух десятков, даже если зачислить в ученые еще и Конструкторов Игровых миров, а также текирскую молодежь. Так что можно сказать, что и ведущий - за полным отсутствием рядовых. Рад знакомству, прошу... Извиняюсь, это текирское приветствие. В любом случае, рад знакомству. Присаживайтесь, молодые люди, - он посмотрел на остальных. - В ногах правды нет, как говорили в свое время на одной мертвой планете.

Кирис уселся рядом с Фуоко. Вара и Саня тактично устроились на противоположном конце ряда. Свет померк, и экраны засветились. На одном крупным планом появилось изображение давешнего сарая. Другой показал обширное помещение, почти целиком занятое каким-то агрегатом из массы переплетающихся трубок, трубочек и больших труб, одна из которых выходила наружу через прорезь в стене. С потолка спускалась масса изломанных реек подвижной дифракционной решетки. На третьем экране виднелось лишь одинокое лежачее кресло с подлокотниками посреди пустой в остальном комнаты, а четвертый демонстрировал весь космодром, а заодно причальные сооружения и склады с приличного расстояния.

- Вот так устроен полигон, - прокомментировал Харлам. - Конструкция на среднем экране - испытываемый двигатель. Сопло выходит наружу, левый экран покажет формирующийся факел. Задача-максимум дэйи Баркхорн - удержать процесс в нормальных рамках в течение пятнадцати минут. Ваша задача, молодые люди - внимательно наблюдать за окрестностями, и если вдруг появятся волюты или кольчоны, действовать по обстоятельствам. Варуйко Сэйторий-тара, - он переключился на такой же сухой безжизненный катару, - еще раз повторите последовательность открытия двери в аварийной ситуации, будьте любезны.

- Синими рычагами слева и справа от двери разблокировать засовы, маховиками под рычагами открыть засовы, - скучным тоном перечислила Варуйко. - В случае, если повышенное внутреннее давление заклинит засовы, открыть аварийные клапаны сброса давления с помощью красного рычага справа от двери. Убедившись, что дверь открывается, большой красной кнопкой активировать тревожную сигнализацию, наружу по возможности не выходить до прибытия помощи. Харлам-атара, а что, если дверь не откроется и помощь не придет?

- Помощь не придет только в одном случае - если все без исключения сотрудники службы охраны Хёнкона окажутся мертвы, включая находящихся в командном центре под Поддой в бункере с максимальной защитой, - все тем же скучным сухим тоном ответил Харлам. - Полагаю, в данном случае вы, как и все остальное население планеты, разделите их участь еще до того, как поймете, что происходит. Состояние дверей вас волновать уже не будет. Однако вероятность подобного события исчисляется микроскопическими величинами, для которых в вашем языке нет даже названия. Варуйко-тара, мы проводим рядовой эксперимент, отличающийся от предыдущих лишь масштабами. Не стоит попусту запугивать себя.

- Ничего я не запугиваю, - буркнула Вара, но Кирис заметил, как ее пальцы нервно скользнули по чехлу ножа. Он внутренне ухмыльнулся. Ага, сестричка, все-таки не такая ты стерва с железными нервами, какую из себя строишь.

- И замечательно. Я вижу, дэйя Баркхорн прибыла на место.

На экране и в самом деле появилась Труда. Дрон, превратившийся из сухопутной лодки в большую бесформенную каплю, подвез ее к самому креслу и аккуратно помог пересесть в него. Летчица поерзала в нем, устраиваясь поудобнее, и глянула в камеру.

- Я готова, - сказала она. - Начинаем?

- Да, дэйя Баркхорн, - откликнулся с экрана голос Харлама. Сидящий рядом с Фуоко физик даже не шевелил губами. - Включаю обратный отсчет.

На экране тут же появились красные цифры, бегущие от пятнадцати к нулю. Труда полуприкрыла глаза и неподвижно уставилась в потолок. Когда цифры достигли нуля, голос Харлама с экрана произнес:

- Зажигание.

Экран с внутренностями сарая на мгновение потемнел, но тут же вернулся к нормальной яркости, только пространство вокруг выходящей наружу трубы затуманилось. Стержни дифракционной решетки принялись изгибаться и смещаться, словно исполняя сложный танец. Такие же стержни окружили Труду. Снаружи сарая вдоль обрыва вытянулся длинный яркий язык пламени, тут жеокутавшийся облаками светлого дыма.

- Чувствую реакцию, - сообщила летчица. - Флуктуации в пределах нормы, вмеша...

Она осеклась.

- Поторопилась. Только притушила один бросок.

- Да, мы зафиксировали, - согласился заэкранный Харлам. - Дэйя Баркхорн, не отвлекайтесь на устные отчеты, если вам сложно. Мы считываем ваши мышечные реакции на механическом уровне и умеем распознавать характерные шаблоны.

- А мне не сложно, - Труда открыла глаза и широко ухмыльнулась. - Не забывайте, я много лет броски гасила, пока самолет пилотировала. А реактивная птичка, я вам скажу, небрежности не прощает. Так что сейчас мне просто скучно, и как бы не лажануться из-за того, что слишком сильно на процессе концентрируюсь. Непривычно так, типа.

- Ясно. Если хотите, можем пустить на одном из вспомогательных мониторов любой видеопоток по вашему выбору. Полет на небольшой высоте, музыкальный клип, фильм - что угодно.

- Не надо. Эй, Кир! Ты там? И Фуоко? Как дела... о, спасибо, Харлам, теперь я вас вижу. Кир, помаши тете Труде ручкой, чтобы не скучала.

Кирис хмыкнул, приподнял руку и слегка мотнул ладонью.

- Скучно с тобой, - капризно поморщилась летчица. - Нет чтобы... Ох. Еще один бросок. Какой-то быстрый и сильный получился, еле прижучила.

- Минута прошла, - проинформировал заэкранный Харлам. Местный сидел в своем кресле совершенно неподвижный, словно статуя. - Полагаю, начало хорошее.

- Да уж неплохое, - согласилась Труда. - Харлам, раньше ни разу повода спросить не выдалось, так что воспользуюсь случаем. Когда вы намерены меня в космос запускать?

- Простите? - вежливо переспросил паладар. - Запускать в космос? О чем речь?

- Ну, мы же движок для ракеты испытываем, - удивилась женщина. - И я рядом. Я думала, вы проверяете, способна ли я ракету контролировать так же, как раньше реактивный истребитель вела. Разве нет?

- Боюсь, дэйя Баркхорн, здесь какое-то недопонимание. Мы вовсе не намерены запускать вас в космос. И сейчас мы не проверяем вашу способность к контролю реактивной реакции, а пытаемся уловить главные закономерности. Над вами расположен вовсе не настоящий двигатель, а тестовая схема, позволяющая наиболее полно отслеживать ваше влияние на процесс. Точно то же самое, что раньше в малой лаборатории, лишь в масштабе пятьдесят к одному.

- Но... - Труда покусала губу. - А как же вы тогда ракеты собирались запускать без меня?

- Дэйя Баркхорн, космическая программа, базирующаяся на способностях единственной персоны в мире, нежизнеспособна. Даже если оставить в стороне пробные запуски ракет, куда вас точно никогда не поместили бы, вы, простите за констатацию факта, всего лишь человек. Вы можете заболеть или даже умереть - и что тогда стало бы с программой? Нет, мы пытаемся разработать стабилизатор процесса, пригодный для установки на ракету. У нас есть возможность использовать эффекторы из обычного псевдовещества, из которого сделаны дроны, но их требуется столько, что на полезную нагрузку места попросту не останется. Так что нужна технология Арасиномэ - ваша технология. Единственный способ ее получить - обратная реконструкция. А чтобы ее выполнить, нам требуется подсмотреть, как вы применяете свои способности.

- Понятно... - протянула Труда. - Ну, ладно, разочаровали вы меня. Я-то уже морально приготовилась...

- Вы могли просто спросить в любой момент, и вам бы ответили. У нас нет привычки лгать партнерам.

- Ага, можно ведь просто не говорить, - тихо пробормотала Фуоко. Харлам, однако, расслышал. Его тело шевельнулось.

- Я не работаю с вами, дэйя Винтаре, претензия не ко мне, - ответил он. - Но, насколько я понимаю, координатор просто оберегал ваше душевное спокойствие. Сейчас вас полностью ввели в курс дела, верно? И что, знание о глобальном влиянии ваших способностей сделало жизнь легче? По вашему настроению так не скажешь. Возвращаясь к теме космоса, пилотируемые полеты - дело весьма отдаленного будущего. Первоначально планируется запустить сеть спутников связи, а также конструкции для монтажа орбитальной космической станции, служащей базой для роботизированных кораблей. Поначалу выполнять работы в космосе станут наши дроны, их потеря не имеет значения, в отличие от людей.

- А зачем же тогда вообще нужна космическая программа? - спросила Фуоко.

- На данном этапе? Отработка технологий запуска грузов на околопланетарную орбиту. Восстановление сетей спутниковой связи и телевещания. Запуск исследовательского оборудования. Проведение биологических экспериментов. Общее оживление планетарной экономики, связанное с массированными инвестициями в космическую программу... В общем, здесь множество причин. Но запуск человека на орбиту, дэйя Винтаре, к сожалению, пока невозможен в принципе. Околопланетарное пространство усеяно хаотически возникающими и пропадающими областями высокой аномальности. Человеческая нервная система просто сгорит при попадании в них. Про границу защитного пузыря вокруг Паллы я даже не упоминаю - там такие флуктуации метрики, что зачастую разрушаются даже наши устройства из псевдовещества, как мы ни пытаемся защищаться. Да вы их и сами можете видеть невооруженным взглядом, если на ночное небо посмотрите. Нет, к сожалению, на данной стадии человек не выдержит космического полета.

- Выдержит, - Фуоко повернула голову и исподлобья взглянула на паладара. - Я выдержу. И Кир тоже. Мы в кольчонов уже сколько раз попадали, еще зимой, в самом начале, а ведь в них другие люди тоже умирали.

- Возможно, и так, дэйя, - вежливо согласился Харлам. - Возможно, что и дэйя Баркхорн, чье тело тоже насквозь пропитано энергоплазмой, способна выжить в космосе. И очень даже возможно, что с течением времени на Арене мы выявим еще сто, тысячу или миллион людей, способных стать космонавтами. Но зачем? Экономической потребности в пилотируемых полетах сейчас нет. Они имеют смысл только для подготовки массовой эвакуации населения Паллы в убежища далеко за пределами аномальных зон. Даже если мы эвакуируем миллион - что делать с оставшимся почти миллиардом? Оставить погибать? Вы лично захотите отправиться в такое убежище, зная, что ваши близкие останутся здесь навсегда?

Фуоко вздохнула и помотала головой.

- Я тоже так думаю. Кроме того, учтите, что планета заключена в защитный кокон, и законы физики здесь сильно отличаются от тех, что в окружающем пространстве. Вполне возможно, что энергоплазма в ваших телах разрушится и уничтожит их при пересечении граничных областей кокона. Тогда ваши личности в лучшем случае навсегда останутся в чужой виртуальности, а худшем просто погибнут. Нет, дэйя, с учетом всех рисков сейчас человеку в космосе делать попросту нечего. Там темно, холодно, пусто и скучно - поверьте мне, я там провожу почти все свое время. А красивыми космическими пейзажами вы и в терминале Арены насладиться сможете, разницы для ваших глаз никакой. Дэйя Баркхорн, как самочувствие?

- Восемь раз, медленных и печальных, - меланхолично сообщила летчица. - Восемь бросков, я имею в виду. Специально считала. Все предсказуемо, никаких неожиданностей. Девять минут прошло, шесть осталось, скучно до зевоты. Дэй Харлам, а Арасиномэ не вмешается в нашу космическую программу?

- Поясните вопрос, дэйя. Почему он должен вмешиваться?

- Ну... мало ли. Если он, как вы говорите, какую-то вашу Станцию проглотил, может, и наши аппараты ему по вкусу придутся?

- Для чисто энергетической формы жизни вещественные объекты интереса не представляют. Волюты интересуются энергонасыщенными предметами типа лазерных пушек или наших дронов, но, похоже, с чисто познавательной точки зрения. Для них такие вещи должны выглядеть ярко сияющими, вот они и сближаются для подробного рассмотрения. Чисто тепловая эмиссия их внимания на нашей памяти не привлекала ни разу, да и радиостанции они игнорируют. А ничего сверх того в космической программе нет.

- Понятно, - Труда полуприкрыла глаза. - Десять минут прошло... о, запульсировало-то как! Три пика подряд. Простите, Харлам, я на всякий случай сконцентрируюсь.

- Разумеется, дэйя.

Наступила тишина. На экранах не менялось абсолютно ничего, если не считать таймера на экране с Трудой. Уже через несколько секунд Кирис широко зевнул. Стало скучно. Он коснулся коленом бедра Фуоко, и вдруг ему вспомнилась Марта вчера утром - как она сидела на кушетке в боксе медпункта, закутавшись в простыню и глядя в сторону, когда он спешно уходил, чтобы вернуться к Фучи. Что-то в выражении ее лица сильно ему не понравилось, но что именно, понять он так и не смог. Он знал лишь, что что-то не так. Наверное, если бы он спросил у Дзии, тот объяснил бы причину, но что-то внутри не позволяло задать такой вопрос. Вот и сейчас ему захотелось вцепиться пальцами в волосы и как следует дернуть, чтобы наказать себя... за что? Нет, нафиг-нафиг, обойдемся и без таких мыслей. Когда Фучи отправится назад, нужно найти Тату и посмотреть, как она там. Может, и разъяснится что. Хотя бабы - странные создания, никогда напрямик ничего не говорят. Каждый раз в угадайку играть приходится. Фучи вот тоже... Тьфу. Надо отвлечься.

Кирис вгляделся в длинный факел реактивного выхлопа. В нем никаких флуктуаций не наблюдалось. Интересно, сколько же горючки сгорает за пятнадцать минут в таком пламени? Небось, целая цистерна. А где она расположена? На экране, показывающем внутренности сарая, ничего похожего не наблюдалось, но несколько труб выходили сквозь стену, противоположную дюзе. Может, там? Но внешняя камера показывала сарай с противоположного угла. Как бы увидеть? Можно, конечно, подождать еще пять минут, а потом на обратном пути подъехать к сараю и посмотреть на все своими глазами. Но ведь Фучи упрется, ей обратно в виртуальность не терпится, десять минут ну просто суперкритичны. А что, если?..

Он закрыл глаза и потянулся наружу, как не делал уже давно, в поисках невидимого летающего глаза. Ночной мир заполонил тьму под веками, а потом Кирис как-то сразу обнаружил себя парящим под облаками высоко над землей. Переход случился настолько легко и неожиданно, что он машинально дернулся всем телом, пытаясь восстановить равновесие. Откуда-то издалека дошла боль в запястье: видимо, он ударился о подлокотник или даже умудрился вывалиться из кресла. Фигня. Куда же он попал?..

Планета расстилалась далеко внизу. Отчетливо просматривающееся океанское побережье складывалось в хорошо знакомые очертания береговой линии Хёнкона и окрестного побережья Могерата. Выходило, что ему повезло, и он, для разнообразия, с первой попытки поймал глаз прямо над головой, а не на противоположной стороне планеты и не в другой звездной системе. Однако высота, похоже, километров сто, а может, и больше, не разобрать ничего. Теперь попытаться вглядеться в восточную оконечность маленькой отсюда Ланты и плавненько к ней приблизиться...

Океан рванулся навстречу с такой скоростью, что парень рефлекторно взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Кажется, он опять за что-то зацепился (хорошо бы не за физиономию Фучи). В нескольких сунах перед носом покачивалась водная поверхность с бегущей по ней мелкой рябью, ошметками пены, какими-то клочками водорослей, дохлой рыбой и прочим обычным мусором. Очень аккуратно он повернул невидимый глаз параллельно воде, а потом описал им круг. Горизонт оставался пустым. Пришлось поднять глаз на сотню метров в высоту (еще несколько попыток, то улетая в далекий космос, то снова бороздя носом волны), и лишь тогда ему удалось разглядеть на горизонте лесистый берег, а далеко за ним - белые вершины гор. Еще с полминуты ушло на то, чтобы приблизить глаз к берегу (тот действительно оказался Лантой). По ходу дела он ощутил легкие толчки в плечо и успокаивающе, как надеялся, помахал ладонью.

- Фучи, я летучим глазом управляю, - сказал вслух он, не слыша себя, но надеясь, что остальные его слова разбирают. - Погоди немного.

Еще какое-то время ушло на то, чтобы подвести глаз к нужной точке космодрома. Сегодня управление давалось необычайно легко, словно в кабине самолетного тренажера он наконец-то приноровился к рулям. Главное, как оказалось, не дергаться, а посылать очень аккуратные короткие импульсы. Теперь ему казалось, что он и в самом деле парит в небе, управляя полетом по своему желанию. Он облетел ангар, внутри которого находилось его тело, подавил искушение попробовать пройти сквозь его стену и посмотреть на себя извне (прикольно, наверное, но не сейчас), после чего отправился к далекому сараю, возле которого поднимался густой столб дыма от факела.

Приблизиться, однако, ему не удалось. На расстоянии примерно в четверть цулы по глазам вдруг резанула яркая зеленая вспышка такой силы, что он невольно отшатнулся - и летающий глаз оказался над морем по крайней мере в цуле от береговой линии. Несколько секунд Кирис непонимающе пялился на береговые склады и ангары, после чего устремился назад.

На сей раз зеленая вспышка ударила по глазам на расстоянии примерно в цулу от испытательного ангара. Он успел разглядеть, как комок ослепительного пламени, не затмевающего, однако, ничего вокруг, по странной ломаной траектории упал с неба и ушел в крышу сарая с двигателем. Третий огненный сгусток прилетел откуда-то с востока по не менее странной траектории. За ним последовали четвертый и пятый. Тщательно сощурившись, чтобы не дергаться рефлекторно при каждой вспышке, он все-таки приблизился к сараю - и его пробрал мороз по коже.

Откуда-то со стороны отчетливо шла ледяная злоба такой силы, что живот скрутило приступом колик. Вблизи сарай вдруг окутался частой сетью из изломанных фиолетовых линий, от которой отдельные нити тянулись в небеса и там пропадали. Большой сгусток ядовито-розового цвета пульсировал в центре сети, соединенный с ней множеством разноцветных нитей. По сети быстро бегали разноцветные огни, хаотично вспыхивая и потухая тут и там. Очередной сгусток зеленого пламени свалился с неба, прошел сквозь задрожавшую сеть и скрылся в ангаре. Мир вдруг потускнел, провалился во тьму, и перед ним остались только розовый сгусток, сеть и накрытое ей бесформенное веретено, чей дальний конец вибрировал и хлестал из стороны в сторону, словно хвост раздраженной кошки. Внешняя злоба постепенно усиливалась, и Кирис почувствовал, что внутри поднимается ответное чувство - ярость и желание крушить и убивать. Его невидимые ладони словно ощутили тяжесть невидимой дубины, которой он сражался с горилломедведем в виртуальности Арасиномэ. Мир скачком вернулся обратно, огненный факел двигателя возник на месте извивающегося веретена, и он увидел огромные стаи волют, могучей серой пургой кружащиеся вокруг сарая. Они тоже являлись частью сети, во сто крат большей, чем минуту назад. Мешанина переплетающихся линий мерцала вокруг, и розовый сгусток мерно пульсировал где-то под землей и под факелом.

И тут он отчетливо понял: рядом враги. Ледяная злоба трансформировалась в давнее ощущение шакалов из соседней подворотни, сейчас обнаглевших, сбившихся в большую кодлу под серьезным паханом, идущих прямо по центру большого проспекта с арматурой, трубами и кастетами и ничего не боящихся. Волюты по-прежнему кружились над сараем, но медленно-медленно, словно в кино на уроке физики, показывающем полет пули сквозь яблоко. Теперь они уже не казались хаотичным скопищем отдельных точек. В них явно просматривалась система, два отдельных лагеря, две группы, играющих в догонялки по странным правилам, и если одна волюта догоняла другую, одна из них исчезала в беззвучной желтой вспышке. Потом в мешанине выделился третий лагерь - он стремительно рос и умножался, формируемая им сеть разделяла и стирала из существования два других, и именно от нее шло ощущения злобы и шакалья. Потом шакалы вдруг всей стаей обрушились на розовый сгусток, и тот задергался, словно от невыносимой боли. Сарай начал медленно распухать изнутри, легкие фанерные листы поднимались над непрочным каркасом, а изнутри проглядывала бело-багровая ярость кипящего пламени, выплескивалась наружу, и факел выхлопа уже пропал, а шакалье торжествующе кромсало и стирало противников, и розовое пятно корчилось и угасало, и от одной из сгинувшей в короткой вспышке волют вдруг плеснуло привычным ощущением-мыслью о сросшихся пушистиках...

И тогда Кирис ударил - и невидимой дубиной, которую так явно ощущал в своих ладонях, тяжелой, твердой, вероятно, усеянной острыми шипами, и всем своим сознанием. Ударил так, как привык отгонять волют. Его сила обрушилась на шакалье, разбрасывая стаю по всему проспекту, отгоняя их, бегущих на четвереньках и подвывающих от внезапного ужаса, и ледяная злоба пропала, и кодлы больше не стало, и все сети порвались в клочья среди вихря волют... Слепящая вспышка взрыва ослепила глаза, и прежде чем потерять связь с реальностью, Кирис еще успел заметить разлетающиеся в разные стороны деревянные щепки, в которые превратился бывший сарай.

Потом темнота небытия сменилась вечным геометрическим вальсом и хоралами ночного мира. Какое-то время Кирис бездумно наблюдал за полотнищами разноцветного пламени. Что я делаю? - медленно пришла мысль. Какого хрена разлеживаюсь? У Фучи же эксперимент срывается... Он потянулся, встряхнулся - и в приступе животного ужаса забился в вязком комке теста, охватывающего тело со всех сторон, сдавливающего, не позволяющего дышать... Дышать? Он глубоко вдохнул, наслаждаясь потоком свежего чистого воздуха, проникающего в легкие, и расслабился, позволив псевдовеществу медицинской капсулы массировать тело.

- ...торий? Дэй Сэйторий? Кирис? - сквозь быстро утихающее пение хоралов в уши пробился мужской голос Дзии. - Что с вами? Вы меня слышите? Дэй Сэйторий?

- Я в порядке, - прошептал он, не сразу восстанавливая контроль за словно чужими губами и языком. - Я уже в порядке. Сейчас... Отдышаться надо...

- Разумеется, дэй Сэйторий, - согласился неб. - Сколько угодно. Не напрягайтесь, нет никакой спешки.

- Что... с Трудой?

- Как мы и опасались, на четырнадцатой минуте эксперимента двигатель взорвался. Однако дэйя Баркхорн жива. Не беспокойтесь, ее укрытие проектировалось специально в расчете на такой случай. Сейчас дроны пробиваются из-под завала наружу, через несколько минут ее эвакуируют.

- Остальные... Фучи?

- Дэйя Винтаре в полном порядке, и физически, и эмоционально. Ваша сестра и дэйя Литвиняк получили легкий эмоциональный шок, когда повредился бункер, но не более того.

- Волюты? - Кирис почувствовал, что должен рассказать что-то очень-очень важное. Что-то, что ускользало из памяти, словно кисель между пальцами. - А! Дэй Дзии! Их трое! Волют трое! Я хочу сказать, три группы, одна шакалы из подворотни, одна пушистиков держит, и еще одна... не знаю, кто. Они сражались! Двигатель не сам рванул, его взорвали! Те, которые шакалы! Там розовое в сети... ему больно... Я их грохнул... Тьфу, щелкнул... ну, вроде как дубиной, и...

Он глубоко вдохнул и замолчал.

- Простите, совсем берега потерял, - сказал он виновато. - Какую-то пургу гоню. Сейчас, секунду. Глаза в кучку соберу и внятно скажу.

- Не надо торопиться. Я уже не раз говорил, что напряженные попытки вспоминать могут привести к формированию ложной памяти. А в нашей ситуации лучше забыть что-то реальное, чем поверить в выдуманное. Дэй Сэйторий, я намерен выпустить вас из капсулы.

- А? Да, конечно. А зачем я в ней вообще?

Вместо ответа мягкое тесто, окутывающее тело, раздалось, и в глаза хлынул яркий солнечный свет. Твердые камни вонзились в задницу и спину. Кирис сел, потер глаза кулаками и огляделся.

- Кир! - Фуоко вцепилась ему в плечи и затормошила. - Кир! Ты как? Ты в порядке? Ты цел? Что с тобой случилось? Да скажи что-нибудь?

- Не мандражи, - Кирис ухватил ее за предплечья и осторожно сжал. - В норме я. Что вообще случилось?

- Мы смотрели за экспериментом, потом ты вдруг задергался и на пол свалился, - объяснила подруга, встревоженно заглядывая ему в глаза. - Кома. Ни дыхания, ничего. Харлам тут же в дрона превратился... ну, Дзии контроль перехватил, и в капсулу тебя засунул. Потом вокруг двигателя катавасия началась, волюты тысячами появились, потом что-то мне по мозгам шарахнуло, наш бункер взорвался, и дроны нас выволокли наружу. Кир, ты как?

- Нормально я, - парень огляделся. Они с Фуоко находились на галечном пляже почти у самой кромки воды, и неподалеку покачивался катер, на котором они приплыли. Вара и Саня стояли неподалеку и встревоженно озирались, а Вара еще и держала в руке свой знаменитый длинный нож. Одинокий дрон в виде серо-зеленой матовой полусферы торчал в десятке метров, а в промежутке между двумя блестящими ангарами виднелся кусок космодрома с поднимающимся к небесам толстым черным столбом дыма. А где парсы? - Щас расскажу. Дэй Дзии, вы где?

- Я слышу вас посредством дрона, - донесся от полусферы голос медицинского неба.

- А... вы записываете?

- Разумеется, если только вы не возражаете.

Вара закончила озираться, убрала нож в набедренный чехол и в сопровождении Сани подошла поближе. Золотоволосая летчица оглянулась и уселась на торчащий из гальки небольшой гладкий валун. Кирис прикинул, не стоит ли подняться из кресла, но тело охватывала такая противная слабость, что он решил не рисковать. Если грохнешься в обморок в присутствии сестрички, она потом насмешками житья не даст. Он повозился, устраиваясь на гальке поудобнее. Фуоко присела на корточки рядом.

- В общем, так, - решительно сказал парень. - Я тут летающий глаз прихватил от нефиг делать...

За пять минут он изложил все, что осталось в памяти. Дрон даже и не подумал приблизиться, и ощущение странности происходящего становилось все сильнее. Впрочем, расстояние общению не мешало. Дзии несколько раз переспросил, заставив его повторно описать некоторые эпизоды, потом задумчиво хмыкнул.

- Дэй Сэйторий, я понимаю, что утомил вопросами, - сказал он, - но Харлам просит меня уточнить еще раз: взрыв двигателя произошел до того, как вы ударили по... хм, "шакалам", или после?

- Думаете, я его рванул? - нахмурился Кирис. - Я же сказал...

- Дэй Сэйторий, - перебил Дзии, - прошу понять: вас никто ни в чем не обвиняет. Даже если взрыв двигателя произошел из-за каких-то ваших действий, результаты наших наблюдений настолько ценны, что несопоставимо превосходят его стоимость. Мы с удовольствием позволим вам взорвать еще десять или сто таких установок, если хотите, материальные затраты здесь не играют никакой роли. Но точный ответ на вопрос чрезвычайно важен, и я объясню, почему. Только сначала ответьте, пожалуйста - взрыв произошел до или после вашего удара? Подумайте как следует, я не тороплю с ответом. Можете вообще не отвечать сейчас, если требуется время для восстановления картины в памяти.

- Ну, я же сказал - до того, - откликнулся сбитый с толку Кирис. - А что такого ценного?

- Еще одна просьба, дэй Сэйторий. Взгляните вверх, пожалуйста.

Кирис поднял глаза и даже вздрогнул от неожиданности. Метрах в двадцати над их головами крутился небольшой смерч из нескольких десятков некрупных волют. Что-то странное пряталось в их мерном движении - и лишь через несколько секунд парень понял, что именно.

Сеть.

Как и в его видении через летающий глаз, все волюты соединяла сеть из идеально прямых тончайших линий, почти теряющихся на фоне голубого дневного неба. Поначалу они казались совсем незаметными, но раз увиденные, уже не пропадали. Ниже смерча сеть расходилась широким конусом, спускающимся до самой земли, уходящим в нее и накрывающим всю группу.

- Х-хода пута... - пробормотал он. - Тинтин в рот из-под колена...

Фуоко легко шлепнула его по макушке.

- Кончай материться, - нетерпеливо сказала она. - Что там такого необычного?

- Они связаны, - пояснил Кирис, не отводя от волют взгляда. - Все связаны. Много линий друг к другу идут и до земли спускаются, как у медузы щупальца. Мы со всех сторон окружены. Щелкнуть их, что ли?

- Я тебе щелкну! - Фуоко погрозила ему кулаком. - Они мои гвардейцы, я чувствую.

- Погодите, дэй Сэйторий, - сказал Дзии. - Не торопитесь. Значит, вы видите связи между волютами даже без стороннего наблюдателя?

- Да, типа.

- Если вспомнить ваш рассказ, к какому лагерю они относятся?

- Ну... э-э... те, которые никакие. Не шакалы и не ловцы пушистиков.

- Понятно. Дэй Сэйторий, дэйя Винтаре, дело в том, что весь эксперимент с двигателем затевался вовсе не ради того, чтобы дэйя Баркхорн в очередной раз могла продемонстрировать способности эйлахо. Видите ли, мы уже давно подозреваем, что внезапные флуктуации в камере сгорания реактивных двигателей вызваны не изменениями законов физики. В таком случае заметные изменения неизбежно произошли бы и с обычным открытым огнем - наподобие внезапных вспышек и даже взрывов, чего в реальности не наблюдается. У нас появилась гипотеза, что флуктуации вызваны внешним воздействием, и сегодняшний эксперимент ее блестяще подтвердил. Ваши наблюдения прекрасно согласуются с определенными колебаниями аномальности, зарегистрированными во время эксперимента. И не только эксперимента. Секунду... ага, вот и она.

Неслышно подкатил и остановился рядом еще один транспортный дрон. Труда Баркхорн выбралась из него, потрясла головой и внимательно оглядела окружающих. Дрон тут же превратился из сухопутной лодки в бесформенную амебу, которая неслышно скользнула к воде, сопровождаемая еле слышным хрустом камней под несущим гравиполем, и исчезла в глубине моря.

- А чего вы тут делаете? - озадаченно спросила Труда. - Почему не на наблюдательном пункте?

- Нет больше наблюдательного пункта, родная моя, - проинформировала ее Саня Литвиняк. - Кончился.

- Не поняла, - нахмурилась Труда. - Я видела со стороны, что он какой-то покосившийся, но...

Сердце Кириса провалилось куда-то в желудок. Он вдруг сообразил, что означали слова Фуоко о том, что "бункер взорвался".

- Только не говорите, что я его опять разнес... - напряженно сказал он. - Я же...

- Боюсь, что наблюдательный пункт действительно разрушен, дэй Сэйторий, - с сожалением сообщил Дзии. - Более того, первая медицинская капсула, в которую я поместил ваше тело, тоже оказалась уничтоженной. Я не сказал сразу, чтобы вас не нервировать, но...

- Уничтоженной - мягко сказано, Кир, - Фуоко фыркнула. - Скорее, ее наполовину распылило. А потом все как напалм полыхнуло. Меня другой дрон проглотил и несколько минут вниз башкой волок, так торопился подальше свалить.

- Но я же в отключке валялся!

- Верно, дэй Сэйторий. Однако ваше тело все равно выступило в качестве генератора направленного гравитационного импульса мощностью около семи тысяч фита-катти. Также в окрестностях испытательного стенда зафиксировано неоднократное ограниченное применение пространственного деструктора, синхронизированное с пульсациями энергоплазмы в вашем теле. Пока что мы затрудняемся в объяснении наблюдаемых феноменов. Но мы отвлеклись. Дэйя Баркхорн, не могли бы вы описать свои ощущения непосредственно перед взрывом?

- Хреновые ощущения, - летчица нахмурилась. Она повела плечами, оглянулась и села на гальку, подвернув под себя ноги. - Вдруг тошнить начало, в глазах потемнело, а потом вспышки пошли. Раньше такое случалось несколько раз, когда я свою птичку пилотировала, но куда как слабее. А тут я чуть не вырубилась. Да вы же записывали все, наверняка заметили, когда я дергаться начала.

- Вы слышали транслированный рассказ дэя Сэйтория. Можете сопоставить свои ощущения с ключевыми моментами? Нисходящие с неба зеленые вспышки? Появление "шакалов"?

- Ну, без четкой посекундной хронологии не скажу точно, - Труда пожала плечами. - Но похоже, что приступы как раз со вспышками совпадали.

- Понятно. Теперь я передам слово координатору. У нас возникли непредвиденные сложности, и лучше, если он проинформирует вас сам.

- Добрый день, - прозвучал из ниоткуда голос координатора. - Боюсь, нам придется отложить обсуждение научных материй на некоторое время. Я должен довести до вашего сведения неприятное известие. Все паладары эвакуированы из окрестностей Паллы в соответствии с планом "Армагеддон", единственное исключение - Дзии, наблюдающий за вами. Вся паладарская техника за редким исключением переведена в режим консервации, из-за чрезвычайной опасности использование наших коммуникационных каналов сведено к минимуму. Дэйя Варуйко Сэйторий, вы назначаетесь временным командиром отряда, и на вас возлагается персональная ответственность за безопасность данной группы. Ваша первая задача - довести отряд до лаборатории дэйи Винтаре и дэя Сэйтория. Используйте катер или дойдите пешком по берегу - оставляю на ваше усмотрение. Дальнейшая связь осуществляется через установленный на полигоне терминал комплекса "Лавина" и радиоканалы. Жду вашего прибытия для формирования плана действий.

- Погодите! - вскинулась Фуоко. - Да что происходит-то? План "Армагеддон" - он же...

- С сожалением сообщаю, что восемнадцать минут назад, за полминуты до взрыва прототипа двигателя, в вашей звездной системе произошло массовое появление неизвестных сущностей энергетической природы. Возможно, оно спровоцировано сегодняшним экспериментом. Я фиксирую хаотичное применение пространственного деструктора против как известных конгломератов Арасиномэ, так и нашей инфраструктуры. Боюсь, это вторжение.

Час спустя. Хёнкон, Палла

- Классная погода, - в пространство заметила Варуйко. - Хочу искупаться. Жаль, нельзя.

Болтая в воздухе спущенной с пирса ногой, она поднесла ко рту бутылку с яблочным соком и сделала огромный глоток. Фуоко отчетливо разглядела мелкие капельки испарины, искрящиеся на холодном пластике. Она почти с ненавистью уставилась на наглую сестру Кириса (понятно, что родственников не выбирают, но все-таки получить такую стерву в качестве золовки... в предположении, конечно, что Кир ее муж). Однако Фуоко тут же придушила эмоции в зародыше: не хватало еще спровоцировать волют-гвардейцев на какие-нибудь странные действия. Водоворот серых спиралей с багровеющими сердцевинами по-прежнему кружился в пятнадцати или двадцати метрах над макушкой, то слегка поднимаясь, то опускаясь. По утверждению Кириса, сеть линий все еще тянулась от них куда-то в землю (а сейчас, когда Фуоко сидела на пирсе, в воду). Куда? Девушка вдруг вспомнила об огромных скоплениях энергоплазмы под Хёнконом. Наверное, там есть какие-то связанные объекты. Ну почему она сама не может видеть линии?

Солнце палило плечи и голову, пробиваясь сквозь все еще короткие волосы. Фуоко оглянулась на вход в бункер. Вернуться назад? Сидеть внутри сил не оставалось никаких. Бетонные стены и потолок, покрытые лишь тонким слоем монотонных пластиковых обоев, на которые она раньше не обращала внимания, сегодня давили на психику неподъемным грузом. Следовало надеть панаму, а заодно и майку или даже рубашку с длинными рукавами, а то и сгореть недолго. Сходить самой? Или отправить Кира? А заодно нагрузить его заданием принести... ну, чего-нибудь экзотического. Пусть прошерстит холодильники и найдет вкусненькое и малокалорийное.

Раньше она даже и не осознавала, что в их лаборатории имеется кладовая. Точнее, не так: не кладовая, а склад продуктов и припасов, которых хватило бы целому отряду здоровых мужиков на пару месяцев, оборудованный паладарами, пока они с Кирисом прохлаждались в Барне после бегства из Оокия. Неприметная дверь кладовой располагалась в дальнем углу жилой комнаты, вдалеке от дверей наружу и в испытательный зал. Так сложилось, что Фуоко, хотя и знала о ней, за прошедшие декады ни разу не удосужилась заглянуть внутрь. Несмотря на перманентную бессонницу и кучу дополнительного времени, всегда находились дела поинтереснее: книжку или учебник почитать, домашнее задание от научных руководителей сделать, с Таней или Зоррой потрепаться, искупаться в море и так далее. Еда появлялась на столе сама собой, доставляемая неслышными дронами Дзии, а других мотивов исследовать подсобные помещения не возникало. Сегодня, подчиняясь недвусмысленной инструкции на терминале "Лавины", оставленной координатором, они всей компанией вошли в маленькую, как Фуоко почему-то думала, комнатку и остолбенели, ошеломленные.

Кладовая не уступала размерами испытательному залу. Скорее всего, раньше здесь размещалась правая половина центрального командного пункта хёнконского флота, тамбур которого паладары переделали в жилую комнату, а левую половину - в испытательный зал. Вдоль двух стен склада тянулись ряды мерно урчащих холодильников, наполовину заполненные пластиковыми коробками с питательными батончиками, а наполовину - нормальными замороженными продуктами и даже свежими фруктами. Два холодильника занимали упаковки таблеток и флаконы с разнообразными жидкостями, от которых тянуло ощутимым лекарственным запахом. За ними возвышались стеллажи с маркированными картонными коробками и деревянными ящиками, а также шкаф с медицинскими инструментами, от стеклянных и одноразовых шприцев до зловеще выглядящих хирургических пил. Вся система питалась от паладарского энерговвода, не заглушенного даже сейчас (как и раньше, Арасиномэ и вторгшиеся враги не обращали внимания на энергетические каналы, атакуя только коммуникационные). Кроме того, на внушительных электрощитах явно паллийского производства ровно горели зеленые лампы, показывая наличие тока в наземных линиях, идущих в общую энергосистему Хёнкона, подключенную, в свою очередь, в сети Ценганя и Кайнаня. У ближней стены десятки сложенных армейских раскладушек лежали в стопках до потолка. Стояли шесты для установки палаток. Высилась на отдельном столе кипа аккуратно сложенных одеял и надувных подушек, а также толстая стопка книг, напечатанных на тончайших листах белого пластика: технических инструкций и каталогов содержимого склада. На полке в зарядных устройствах стояли несколько мощных аккумуляторных фонарей, а у дальней стены располагалась железная хреновина со сложными запутанными потрохами и цистерной, от которой шел отчетливый запах чего-то нефтяного или бензинового - как пояснил Кирис, чьи глаза немедленно загорелись, автономный дизель-генератор. Похоже, паладары не упустили ни одной мелочи: бункер мог функционировать в любых условиях.

Фуоко лишь сейчас задумалась, сколько же вообще стоит паладарам поддержание работы такого исследовательского комплекса. И все ради них двоих с Киром... Впрочем, если бункер рассчитан на работу в качестве резервного эвакуационного пункта, где-то запасы все равно нужно держать. Так почему бы и не здесь? Однако если паладары не смогут вернуться, никакие эвакуационные пункты не помогут. Инструкции четкие: неделя в бункере с постоянным поддержанием связи с центральным командным пунктом под Поддой, потом в катер - и на материк, в общежитие. И готовиться к тому, что теперь Палла осталась сама по себе, и человечество - один на один с Арасиномэ и грядущим взрывом звезды. Наверное, стоило бы отправить назад Саню с Трудой сразу сейчас. И Вару вместе с ними - она единственная, кто в отсутствие дронов умеет управлять катером. И незачем им возвращаться - неизвестные вторженцы могут появиться здесь в любой момент и оставить от бункера одну большую глубокую яму, а скорее даже - новый морской залив...

Отогнав мрачные мысли, Фуоко нашла взглядом дымы над океаном. Сейчас они казались крупнее и темнее обычного: похоже, сторожевая эскадра объединенных патрульных сил решила приблизиться к берегу на случай вторжения пиратов. Высоко в небе чертили белые инверсионные следы невидимые самолеты: вероятно, разведчики с "Щита победы". Солнечный свет давил на голову почти физически. Наверное, пора последовать примеру благоразумных Труды с Саней, вытащивших со склада шезлонги (там нашлись и они!) и устроившихся с книгами в тени от обрыва. Вот ведь тоже тетки со стальными нервами - безмятежно читать в такое время! Яркое голубое небо казалось безмятежным, как и всегда, и странно было сознавать, что где-то там, далеко в космическом пространстве кипит неслышная и невидимая простым глазом битва, искажающая, а то и полностью уничтожающая саму ткань пространства со всем, чему не повезло в нем оказаться. И если неизвестный враг вдруг решит применить пространственный деструктор против Паллы - никто и пикнуть не успеет перед тем, как перестанет существовать. Впрочем, может случиться и что-то менее глобальное, но все равно ужасное. Например, нападение волют на самолет, который сейчас везет маму домой в Барну где-то над самой серединой Цореха. Всемогущий Ваххарон, спаси и оборони... Тьфу. С точки зрения атеистов-паладаров это бессмысленное суеверие, а с точки зрения Церкви - едва ли не святотатство, требовать что-то от всемогущего и всезнающего Создателя. Сочтет нужным - сам поможет. Но все-таки как хочется надеяться, что кто-то где-то там за тобой присматривает! И правильно сказала мудрая Риса-Карина: все религии основаны на страхе смерти, но зачастую не собственной, а чужой. Когда умираешь сама, все кончается навсегда. А когда кто-то другой - приходится жить дальше с невыносимым чувством потери. И так хочется верить, что умерший на самом-то деле продолжает жить, только где-то в другом месте! Как папа...

Как Юно.

Юно!

Как она могла забыть? Известие о вторжении напрочь вымело из головы все мысли о друге, оставшемся где-то там, внутри Арасиномэ, который сейчас то ли сражается с врагом, то ли пожирает сам себя изнутри! Фуоко решительно поднялась с теплых досок пирса. Все, хватит гнить от тоски и неопределенности. Пора действовать. Арасиномэ с кем-то воюет? Отлично. Нужно немедленно отправляться в него, чтобы попытаться выяснить, с кем и почему. Если к виртуальным мирам, через которые они путешествуют, приложил руку Стаси Домо, может, он заодно и сообщит, что происходит. По пути нужно проинформировать Юно.

- Ты чего, Фучи? - поинтересовался Кирис. Он лежал на спине на воде, придерживаясь за сваю пирса, чтобы не сносило волнами, и изучая толстую инструкцию на дизель-генератор, которая оказалась не только непромокаемой, но еще и плавучей. Иногда он поднимал взгляд и задумчиво изучал крутящийся смерчик волют. - Живот прихватило? Или башку напекло?

- О своей башке позаботься! - отрезала Фуоко. - Кир, кончай бездельничать. Идем внутрь. Я в виртуальность, ты подпихиваешь.

- Точно башку напекло, - констатировал друг, переворачиваясь в воде вертикально. - Фучи, какая виртуальность? Твое тело здесь кто поддерживать станет? Или хочешь вернуться в гнилую тушку с трупными пятнами и тухлым киселем вместо мозгов?

- Остроумный, да? - осведомилась Фуоко. - А по ушам? Там в кладовой медицинское оборудование собрано, в том числе на случай нашего вырубания. Вот его и задействуем.

- Ту хрень, которую нужно в пищевод через глотку засовывать, чтобы электричеством сердцебиение поддерживать? Фучи, окунись в водичку. Она в самый раз, теплая, но не очень, голову охладит. Или вон в тенек пойди, к Труде с Саней, там тоже неплохо.

- Засохни, - сердито огрызнулась девушка. Злилась она, впрочем, в первую очередь на себя: как можно забыть, что медицинские капсулы без Дзии не действуют? - Пусть даже и ту хрень возьмем. Для чего-то она здесь лежит?

- На крайний случай. Ты вообще видишь здесь рядом хоть одного врача, кто ее может грамотно впихнуть? Я не стану, даже и не проси. Вару, вон, позвать можешь, но ей проще собственными кишками удавиться, чем с аппаратурой работать.

Он забросил на пирс инструкцию, на мгновение нырнул, доставая пятками дно, оттолкнулся, выпрыгнул из воды, ухватился за край досок, подтянулся на руках и выбрался на причал. С него потоком текла вода, влажная кожа на рельефных мускулах поблескивала под солнцем. Фуоко почувствовала толчок вожделения, но сдержалась. Не время. Да и с остальными уговориться надо, чтобы в уединении оставаться. Нет, не сейчас. Сейчас нужно что-то придумать. Но что? Действительно, стимуляция сердечного водителя ритма через стенку пищевода - процедура крайне сложная, без квалифицированного врача с ней не справиться. Плюс искусственное дыхание - две жутенько выглядящие установки со шлангами, ремнями и моторами, стоящие в углу испытательного зала, еще ни разу не использованные. Осваивать их сейчас без острой необходимости не стоит. Да, уход в Арасиномэ в нынешних условиях вполне может стать путешествием в один конец - а она обещала Рисе, что не станет делать глупостей.

А как удобно прятать страх за обещаниями, верно?

Верно, зло сказала она самой себе. Да, я боюсь. Но и делать глупости не стану безо всяких обещаний. Если Юно грозит опасность, нас на пару схрумкают так же просто, как и его одного. А если не грозит, пороть горячку не следует. Может, действительно пока не соваться?

Ее ухо уловило характерное жужжание, и она прищурилась, вглядываясь в искрящееся море. Вдоль берега к ним стремительно несся катер, судя по звукам, с водометным двигателем. Проклятое одноглазие не позволяло точно оценить расстояние, а от напряжения ночной мир вырвался из загона и нахально смешался с дневным. Сегодня он буйствовал: вместо плавно перемещающихся полотнищ и геометрически правильных линий мельтешили сгустки пламени. Били по глазам внезапные вспышки. Десятки, а то и сотни фигур кружились в хороводе, непрестанно меняя форму и цвета. Когда Фуоко загнала, наконец, вакханалию за грань восприятия и снова обрела способность видеть реальность, катер уже покачивался рядом с пирсом, а Вара набрасывала на причальную тумбу брошенный с него конец с петлей.

- Фучи жива, жива, жива! - радостно возвестил знакомый голос. - Ку-ун!

Фуоко присела на корточки и стиснула в объятьях Зорру, поднявшуюся вертикально на задние лапы. Кирис поглаживал Гатто. Черно-белый парс громко мурлыкал от удовольствия.

- Ничего себе! - удивленно сказала Саня. Они с Трудой, оказывается, тоже выбрались из своих шезлонгов в тени обрыва и подошли поближе. - Вроде же вас всех эвакуировали? Эй, Га! Ты здесь как оказался? Кстати, привет, Джорджи.

Кайтарский лейтенант приветственно махнул рукой в ответ.

- Трансляция в локальные тела! - проинформировал Гатто, ненадолго переставая мурлыкать. - Вторая категория! Места в обрез! Зато никакой субсвязи!

- Нет коммуникационных каналов - нет опасности, - добавила Зорра. - Координатор балбес! Пытался запретить! Подключились к Архиву, нашли координаты, сместились самостоятельно, пусть лопнет от злости!

- Сами вы балбесы, - проворчал Кирис. - Вот сожрут вас волюты - узнаете. Привет, Джорджио. Ты тоже здесь? А как консульство?

- Привет, народ, - командир охраны кайтарского консульства закончил выбираться из катера на пирс и потянулся. Он щеголял в одних шортах, легкой рубашке, накинутой на плечи от солнца, и широченной панаме, но на поясе висела кобура большого пистолета. - Консул отправился на авианосец, общаться с МИДом по шифрованной связи напредмет новых инструкций. Остальные сотрудники распущены по квартирам, а с охраной пустого дома и двух сейфов ребята и без меня справятся. Надеюсь, во всяком случае, что хотя бы на это я их натаскать сумел.

- А ты, значит, выходной взять решил? - поинтересовалась Труда. - Со службой охраны хотя бы согласовал? А то тут, знаешь ли, объект повышенной опасности с ограниченным доступом.

Лейтенант Каллавиро окинул их с Саней внимательным взглядом, задержавшись на груди (они лежали в шезлонгах в одних плавках и одеться ради гостя даже и не подумали) и хмыкнул.

- Во-первых, мой визит согласован лично с адмиралом Мариси, - объяснил он. - Мне на прошлой декаде приказ пришел - в случае чрезвычайных обстоятельств обеспечить усиленную охрану граждан Кайтара, в первую очередь неких Фуоко Винтаре и Кириса Сэйтория. Вам тут такие не попадались? Служба охраны не возражает, но только против меня одного. Никого больше взять не позволили. Заодно приказали ваших шестиногов с космодрома забрать по пути.

- Мальчик Кирис Сэйторий нам определенно попадался, - задумчиво откликнулась Труда. - И некая девочка по имени Фуоко Винтаре - тоже. Куда бы они могли запропаститься, а? Только, Джорджи, здесь опасно. Волюты сегодня прицельно космодром бомбили, чтобы меня прикончить, и как бы не повторилось все.

- Я тоже эйлахо, забыла? - лейтенант усмехнулся. Он поднял руки, и между ладонями затрещала сеть электрических разрядов. Потом, внезапно и бесшумно, вместо пропавших разрядов возникла миниатюрная, не больше десятка сунов в длину, волюта. Пару секунд повисев на месте, она резко взмыла в воздух. Несколько волют из крутящегося над головами смерча спикировали навстречу, окружили со всех сторон, и новоприбывшая волюта исчезла. Фуоко покачнулась: внутри головы словно взорвалась маленькая граната, но ощущение тут же прошло.

- Что оно случилось? - с живым интересом спросила Вара на своем ломаном кваре. - Куда пропало? Джорджи, ты умеешь волюты звать?

- А гхаши его знают... - пробормотал явно ошеломленный Джорджио. - Никогда раньше волюты не появлялись. В первый раз получилось.

- Вот такой сегодня день, Джорджи, - вздохнула Труда. - Спроси у Кира, он тебе расскажет про войнушку волют. Похоже, твое произведение летело с неправильным транспондером, и его тоже сожрали. Кир, ты что-то видел?

- Обычными глазами - ничего, - откликнулся парень. - А не глазами... тьфу, как назвать-то? В общем, на втором уровне там какой-то шар появился и исчез. Не там, в стороне, но опять, наверное, третья метрика. Фиг знает, что случилось.

- Короче, цирк, - Саня потеребила прядку золотых волос. - Джорджи, ты бы от фокусов воздержался, пока, по крайней мере. Результаты могут оказаться... непредсказуемыми. А во-вторых?

- Что? - лейтенант озадаченно взглянул на нее.

- Ты сказал - во-первых, обеспечить охрану. А во-вторых?

- А! Надо в церковь сходить, отца Анатолио проверить. Тоже гражданин Кайтара. Может, его и остальных попов следует на материк эвакуировать - без транспортных дронов сюда точно никто не потащится. Кстати, отсюда к церквям пройти можно? А то я тоже без дрона место не найду.

- Не проблема. Вон там тропа начинается, - Фуоко показала на верх лестницы, поднимающейся на обрыв. - По ней прямо, тут недалеко. На развилках щиты с указателями стоят, при свете не заблудитесь. Да, если что, у нас тут продуктов много. Дэй Каллавиро, а как там на материке? В городе? Спокойно?

- Ну да. С чего бы вдруг панике случиться? Адмирал Мариси по радио выступил. "Дайгака нунтемпе" вышла экстренным выпуском, я видел, как кипы листовок у стендов складывали. Да не в первый же раз! Занятия идут, флот на месте, со стороны Могерата армейские части на месте, служба охраны даже по тревоге не поднята, просто на режим усиленного патрулирования переведена. Относитесь, как к шторму в Кайтаре: просто поберегитесь и не суйтесь, куда не надо, пока не пройдет. Кстати, девочки, - он окинул присутствующих, щеголявших в одних шортах и плавках (а Фуоко с Кирисом даже и без них), еще одним откровенным и насмешливым взглядом. - Меня Мариси-атара предупредил, что очень скоро сюда подойдут два эсминца, ценганьский и кайнаньский, и встанут в виду берега. И биноклями экипажи не обделены. Если не хотите перед посторонними щеголять в таком виде, лучше накиньте что-нибудь.

- Джорджи слишком много по сторонам пялится, - зловеще сообщила Варуйко, поднимаясь на ноги. Ее нож выскользнул из чехла и прижался к шортам в промежности лейтенанта. - Слишком много девочки наблюдает. Наверное, части тела очень активны. Уменьшить?

Джорджио ухмыльнулся, обхватил ее за талию и дернул к себе.

- Не кусайся, пантера, - заявил он, опуская ладони на ее ягодицы. - Не то не покажу, что в лодке лежит.

- А что в лодке лежит? - Варуйко дернулась, чтобы повернуться к катеру, но Джорджио ее удержал.

- Больше не кусаешься? - поинтересовался он. - Подобрела?

- Все мужики на баб смотрят, - фыркнула Вара, убирая нож в набедренный чехол. - Каждого яйца резать - ни одного не останется. Глаза лучше отрезать, они не член, для бам-бам не нужны. Ладно, не кусаться больше. Пусти, кёдзин. Что в лодке?

- Пушки, - Джорджио с явной неохотой убрал ладони и отступил на шаг. - Большие. Только с условием не применять без нужды. Хиса-тара строго предупредил, что руки оборвет, если развлекаться за пределами тира начнешь.

- Здесь большой зал. Бетон. Классный тир, - Варуйко спрыгнула в катер, откинула брезент на заднем сиденье и взяла в руки длинноствольный, зловещего вида ручной пулемет с небольшой треногой на стволе. На ее лице явно проступило то же самое восторженное выражение, что и на лице Кира, когда тот осматривал генераторы. - Классная пушка! Потом постреляем, Джорджи.

- Посмотрим на твое поведение, - подмигнул Джорджио. - Сейчас мне нужно до церквей по-быстрому сбегать, посмотреть на отца Анатолио, о ситуации его проинформировать. Приказ есть приказ. Хотя, в общем, и незачем - вернутся паладары, никуда не денутся. Не в первый раз. Шторм кончится, и вернутся.

Безмятежная уверенность в голосе Джорджио вызвала у Фуоко приступ раздражения. Сколько Риса ни внушает, что полагаться можно только на себя, люди все равно надеются на паладаров, словно маленькие дети на родителей! Как так можно?.. Стоп, милая, кончай кипеть, ты не затем спросила. И потом, ты-то что, лучше? Чуть что, сама к паладарам бросаешься.

- То есть, - спросила она, - мы из города можем сюда врача привезти? Раз тревоги нет?

- Врача? - лейтенант ощутимо напрягся. - Что случилось? У вас ведь есть связь с командным пунктом, мне говорили. Вызвать помощь?

- Нет-нет! - Фуоко замахала руками. - Все в норме. Просто... ну, мне нужно эксперимент провести. С Арасиномэ. Нужно, чтобы врач мое тело к машинам подключил, пока я отсутствую.

- Ничего не понял, - кайтарец нахмурился. - Какой эксперимент? Что значит "подключить мое тело, пока я отсутствую"?

Ответить Фуоко не успела, потому что Зорра вдруг толкнула ее в грудь передними лапами. Когда девушка, не удержавшись на корточках, упала на спину, парса прыгнула на нее сверху (Фуоко охнула от давящей тяжести) и заглянула в лицо.

- Нельзя в Арасиномэ! - встревоженно-жалобным голосом сказала она. - Фуоко глупая! Наверху война! Нельзя! Умрешь! Координатор запретил! Фуоко не пойдет в Арасиномэ, пожалуйста, пожалуйста!

- Зорра, тяжелая! Раздавишь!.. - просипела девушка, тщетно стараясь спихнуть парсу. - Слезь, блин!

Парса переметнула тело так, что четыре задние ноги оказались на досках пирса, но две передние по-прежнему прижимали хозяйку, не позволяя ей встать.

- Пожалуйста! - почти проскулила она. - Не надо! Опасно!

Фуоко вздохнула, подняла руки и прижала Зорру к груди. Та немедленно прильнула к ней, ощутимо дрожа всем телом. Да что с ней такое?

- Зорра, милая, я должна, - тихо сказала девушка, поглаживая парсу по спине. - Там Юно, понимаешь? Совсем один. Он должен узнать о войне. И там Стаси. Если я его найду, он, может, что-нибудь расскажет. Я тебя тоже люблю, родная моя, но я должна. Не мешай мне, ладно?

- Ку-ун! - проскулила парса. - Медицинская капсула не работает. Фуоко умрет, я тоже умру. Не надо!

- Я не умру, солнышко. Я же не совсем дура, верно? Просто мне нужно, чтобы кто-нибудь меня к искусственному дыханию подключил. Сейчас врача с материка вызовем, он поможет. Ладно?

Несколько секунд Зорра жалобно смотрела на нее. Двойные щели ее зрачков расширялись и сужались, лопоухие уши нервно подергивались. Потом она поднялась столбиком на задних лапах.

- Не надо врача! - заявила она уже совсем другим тоном - своим обычным, беззаботно-задорным. - Зорра сама умная! Зорра может капсулу контролировать! И Гатто тоже! Специальные инстр-рукции! Специальный интерр-фейс! От Дзии! Ку-ун!

- Радиосвязь со спутником! - добавил Гатто. - Ретранслятор в бункере! Субсвязь спутника с координатором! Импульсная! Короткие сеансы! Волюты не застукают! Совсем безопасно, р-рмяв! Карина сказала, Фучи и Кир балбесы, остановить нельзя, но Фучи обещала осторожно!

- Обещала, - согласилась Фуоко, садясь на досках и дергая Зорру за ухо. - А балбесы здесь лишь вы двое, многоножки. Джорджио, вы отца Анатолио к нам можете привести. И ставрийского священника тоже. И жреца Миндаллы. У нас и места хватит, и еды. Только с отцом Анатолио аккуратнее, он тоже искрит. Может, и волюты появятся.

- Сумасшедший дом, - Джорджио покачал головой. - Мир сошел с ума. Или только я? Ладно, я ведь сам сейчас не нужен? В медицине мои познания первой помощью в полевых условиях ограничиваются. Может, действительно, сюда святых людей приведу, всем вместе спокойнее. Правда, если вы перед попами в таком виде покажетесь...

Он тихо заржал.

- Остаешься за старшую. Охраняй, - приказал он Варуйко.

- Валить нахрен, Джорджи, милый, - откликнулась та, любовно поглаживая пулемет. Она отстегнула длинный гнутый магазин, заглянула внутрь, цокнула языком и вставила его обратно. - Без ты все знай. Мои приказы дал Мариси-атара, ты гражданский иностранец. Валить, пока не по башке.

- Вали, Джорджи, вали, - усмехнулась ехидная Саня. - Веди себя как хороший мальчик, и она тебе еще даст. И даже не по голове.

Джорджио пробурчал себе под нос что-то насчет одинокого мужчины в змеином коллективе, поправил кобуру на ремне и широко зашагал в сторону лестницы на обрыве. Фуоко вскочила на ноги и нетерпеливо глянула на Зорру.

- Идем, - сказала она. - Покажешь, как с медицинской капсулой справляешься. Блин! Все дроны же куда-то смылись!

- Покажу! Покажу! Сейчас покажу! - охотно согласилась та. - Момент, ку-ун!

И прежде чем Фуоко успела открыть рот, два парса молниями мелькнули вдоль пирса, громко бултыхнулись в воду и пропали из вида.

- Они что, чокнулись? - ошеломленно спросила Труда. - Микродроны же плавать не могут! Или уже научились?

- Ну, не идиоты же они, в самом деле, чтобы просто так утопиться, - Саня сощурилась, вглядываясь в воду. - Ага! Вон они.

Поверхность воды возле пирса бесшумно раздалась, открыв парсов. У обоих лапы по самое брюхо утопали в лоснящихся серо-зеленых тушах. Два дрона скользнули к берегу и выбрались на него.

- Прямой интерфейс! - гордо возвестила рыже-бело-зеленая парса. - Прямой контроль! Мозги наши, мускулы ваши!

Ее дрон потек, меняясь, и превратился в нечто, сильно смахивающее на мешок на шести толстых тумбообразных лапах, под которыми захрустела галька.

- Зорра выпендрежница! - неодобрительно заметил Гатто. - Дело, дело, дело! Хватит играть!

- Гатто угрюмый зануда! - огрызнулась парса. - Весь в хозяина. Фучи, идем скорее! Эксперимент!

Фуоко кивнула и решительно зашагала ко входу в бункер.

Без кроватей и настольных терминалов, убранных координатором вместе с остальными объектами из паладарского псевдовещества, жилая комната казалась сиротливой. Шестиногий мешок с Зоррой дошагал до места, где раньше располагалась кровать Фуоко и где сейчас из пола торчали какие-то трубы. Там дрон шлепнулся на пол, вобрал ноги, вытянулся и превратился в подобие ванны, в изголовье которой сидела наполовину утонувшая в псевдовеществе Зорра.

- Капсула готова! - возвестила она. - Фуоко может ложиться.

- Стоп! - не согласился Гатто. Его дрон исчез за дверью кладовой и почти сразу же вернулся назад. - Катетеры. Глюкоза. Адреналин. Стимуляторы. Все взято, можно начинать.

Его дрон на несколько секунд слился боком с ванной, потом снова отделился и откатился на место кровати Кириса.

- Погодите-ка, ребята! - нахмурилась Труда. - Что-то мне ваша идея не нравится. Помнится, дроны с поврежденными энерговводами полыхают, что твой напалм. А если волюты появятся и начнут вас бомбить? Сгорите же. Может, все-таки не стоит?

- Стоит, - упрямо качнула головой Фуоко. Она указала на вихрь волют, непринужденно спустившийся прямо из потолка и теперь кружившийся в метре над ее головой. - Если кто нападет, они защитят. Кир, готовься толкать меня, как в прошлый раз. Постарайся только дрона в пыль не разнести. Или хотя бы Гатто с Зоррой не зацепить.

Она решительно улеглась в ванну, и ее края тут же загнулись и сомкнулись над ней. В наступившей темноте слабо засветился прямоугольник экрана, и на нем появилось изображение Зорры.

- Готова! - тявкнула она. - Сигнал со спутника слабый, но устойчивый, ретранслятор в норме. Протокол реанимации активирован. Можно начинать. Координатор напоминает: кодовая фраза, кодовая фраза! Связь со Стаси! Удачи!

Тут же экран погас, и мягкая плоть капсулы охватила и слегка сдавила Фуоко со всех сторон, словно желудок гигантской змеи. Отогнав непрошенную дурацкую ассоциацию, девушка позволила ночному миру прорваться из незрячего глаза в зрячий, затопить все вокруг бешеной пляской огней, ударить по ушам пением далеких хоралов. Она сосредоточилась, вспоминая ощущения "того" мира, стараясь дотянуться до него... и когда удалось справиться с приступом тошноты, она обнаружила, что лежит на спине на раскаленном песке, в широко раскрытые глаза лупит стоящее в зените солнце, а вокруг раздаются яростные гортанные крики и звенит оружие.

Стараясь не обращать внимание на головокружение, она перевернулась на живот и с трудом села, поджав под себя ноги. Проклятая узкая юбка до пят опять страшно стесняла движения. Вытянув в пустоту руку и с облегчением ощутив в ней привычную тяжесть жезла, она поморгала, оглядываясь. От солнца глаза резало, словно от насыпавшегося песка, но она все-таки сумел разобрать, что ее кольцом окружают гвардейцы, а рядом стоит Юно с обнаженным пылающим мечом и напряженно всматривается через их головы в идущее сражение. Птицеголовые и собакоголовые люди с воплями яростно набрасывались друг на друга, кромсали короткими мечами, били дубинами и посохами, загнутыми петлей с одной стороны и заостренными с другой. В промежутки между своими гвардейцами девушка видела, как падают на землю окровавленные тела - падают и тут же оседают и растворяются в воздухе, как кучка инея из морозилки в горячей воде, или же рассыпаются снопами тусклых искр. Тяжело ступая, брели огромные, в три или четыре человеческих роста, существа с головами без шеи, короткими ногами и длинными руками, достающими до земли. На их загривках восседали птицеголовые, нанося удары длинными копьями. К счастью, никто из сражающихся не обращал на гвардейцев никакого внимания. Раздался глухой удар, и где-то неподалеку песчаная пыль взметнулась к небу высоким столбом.

- Катапульты... - пробормотал Юно на катару. - Откуда они стреляют? Не вижу... Эй! - Он хлопнул по плечу одного из гвардейцев и указал в сторону возвышающейся невдалеке пирамиды. - Нам нужно туда! Tien!

Гвардеец повернул голову и одарил его равнодушным взглядом, но ничего не ответил.

- Х-ходер... - с чувством протянул Юно, добавив несколько совершенно незнакомых слов. - Болваны запрограммированные...

- Дэй Юно! - окликнула его Фуоко. - Я вернулась! Что происходит?

Мужчина резко обернулся, и на его лице отразилось явное облегчение.

- С возвращением. Вы в порядке? - спросил он.

- Более-менее... - девушка попыталась подняться, но горячий песок вдруг так обжег босые подошвы (куда делись сандалии?), что она слегка взвизгнула и упала на задницу, защищенную тканью. Так тоже жгло, но куда меньше.

- Что с вами?

- Жжется! - пожаловалась Фуоко. - Песок раскалился, без обуви встать не могу. Сейчас...

Юно протянул руку и помог ей встать. На сей раз вышло лучше, и даже температура почвы, кажется, упала.

- Они сражаются уже пару часов, - сообщил мужчина. - Нас не трогают, но все-таки нам нужно двигаться. Я пытался вас унести, но ваши защитники меня чуть не зарубили, и я решил не лезть на рожон. Прикажите им продвигаться к пирамиде. Вот, - он сунул Фуоко в руку брошку-компас. - Теперь я с ним могу взаимодействовать, так что позаимствовал на время и походил по округе ради эксперимента. Прикрепляйте на запястье и снова становитесь штурманом, хотя дорога пока что только одна. Я присмотрю за тылами.

- Но почему они сражаются?

- Откуда я знаю? Внезапно появились из ниоткуда и набросились друг на друга. Тут еще какие-то то ли медведи, то ли обезьяны появлялись, и вот они в нашу сторону направились. Один почти до вас добрался, но его гвардейцы на мечи взяли, а потом они все как-то сразу пропали. Медведи, я имею в виду.

В голове Фуоко словно что-то щелкнуло.

- Два часа назад? - быстро спросила она, привязывая "компас" на запястье полоской ткани. - И три группы?

- Ну да.

- Это война, дэй Юно. Она и в реальности идет. Там реактивный двигатель испытывали, чтобы Труду проверить...

В нескольких фразах она рассказала о том, что произошло на космодроме. Юно задумчиво поскреб подбородок.

- Ясно. Значит, местная виртуальность действительно является отражением действительности. Или наоборот, не суть. Если бы еще понять, что за группы и почему сражаются друг с другом... Нет, сначала давайте выберемся отсюда, а то не ровен час, они решат и с нами подраться. Идем к пирамидам. Командуйте своими орлами.

- Подождите. Я Киру сообщу о ситуации.

Фуоко сосредоточилась. Далекая нота Кириса звучала на краю сознания. "На-связь. Я-норма", - отбила она.

"Понял", - откликнулся тот после паузы. - "К-А-К-Т-А-М-?"

"В-О-Й-Н-А. Н-А-С-И-Г-Н-О-Р-И-Р".

"О-С-Т-Р-Ж-Н".

"Д-А. П-О-К-А".

- Все, можно идти, - сказала она - и замерла с открытым ртом.

Битва прекратилась. Собакоголовые и птицеголовые люди стояли неподвижно и смотрели на нее. Все до одного. Потом некоторые из них начали медленно приближаться. Мечи оставались зажатыми в их руках. Вот они вплотную приблизились к гвардейцам, и Фуоко напряглась, ожидая начала новой схватки - ее охрана против двух бесконечных армий. Она подняла жезл, бросив взгляд на индикаторы заряда, ровно горящие до самого верха, и краем глаза уловила, как Юно направил на чужаков свой меч.

Гвардейцы, однако, замерли неподвижными истуканами, никак не реагируя. Несколько приближающихся монстриков прошли сквозь их редкую цепь и остановились в двух шагах. Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра в песчаных дюнах.

- Э-э... здравствуйте, - неуверенно сказала Фуоко. - Мы вам ничего не сделаем, да? Мы, э-э...

Все слова эсперанто внезапно вылетели из головы. Она отчаянно попыталась вспомнить, как сказать "мы пришли с миром", но так и не сумела.

- Мы уже уходим, - наконец сообщила она, чувствуя, что губы сами по себе растягиваются в заискивающей улыбке. - Прямо сейчас. Не обращайте на нас внимания, да?

Ее слова канули в окружающую тишину, словно в бездонную пропасть. Она почти физически чувствовала сотни устремленных на нее взглядов... почти? Нет, буквально. Ее кожу словно кололи иглами, а сознание быстро заполняли потоки чужих эмоций. Братско-сестринская озабоченность и слегка брезгливое удивление, словно ее публично стошнило. Каменная уверенность в своих силах и высокомерное раздражение больших мальчишек, в игры которых вдруг влезла какая-то мелкая девчонка. Материнская тревога далекой розы, на минуту оставившей сладкую дремоту и сны о расцветании, чтобы выбежать на крыльцо и посмотреть, чем занимаются вдруг притихшие дети. Холодный интерес бегущего мимо волка, не перестающего высматривать краем глаза, какой олень сегодня хромает сильнее обычного и не в состоянии сбежать. Нетерпеливый интерес коллекционера, который вдруг нашел редчайшую марку на старом конверте, валяющемся на пыльном полу кладовки. Какие-то странные чувства, не вызывающие понятных ассоциаций, оставляя лишь слабый привкус страха или радости.

Фуоко пошатнулась и упала на четвереньки. Жезл выпал из руки и откатился на несколько шагов в сторону. Эмоции бушевали внутри все сильнее, затмевая сознание, мешая думая, растворяя в себе и заставляя забыть собственное "я" - и тогда она потянулась ко всем сразу, как раньше, успокаивая и уговаривая: не надо драться. Все хорошо. Опасности нет. Вы расшалились, вы мешаете, но я знаю, что вы не со зла. Просто разойдитесь по домам, потом мы еще много раз поиграем вместе.

И шквал эмоций охладел, схлынул, успокоился превратившись в ровный пруд, на поверхности которого отблескивал единственный кисловато-дребезжащий вопрос.

Кто ты?

Мы не знаем тебя. Кто ты?

Разойдитесь, снова попросила она. Я тоже вас не знаю и очень хочу познакомиться. Но не надо драться. Пожалуйста.

Чужое внимание поднялось, нахлынуло, почти раздавило ее - и пропало. Уши снова резанула мертвая тишина. Посторонние эмоции схлынули, и только звучали где-то вдалеке знакомые успокаивающие хоралы ночного мира, и среди них - нота Кириса. Фуоко пошевелилась и лишь сейчас осознала, что лежит ничком, ее лицо наполовину зарыто в песок, а Юно встревоженно тормошит ее за плечо.

- ...око! Дэйя Фуоко! Что с вами? Вы в порядке?

Она слабо пошевелилась и приподняла голову. Действительно, тишина, один ветер шелестит в дюнах. И солнце по-прежнему припекает спину так, словно решило зажарить ее живьем.

- Афпоят.... Тьфу! - попытавшись ответить вслух, она обнаружила, что рот забит песком. Она поднялась на четвереньки и с полминуты отплевывалась, пытаясь избавиться от противного привкуса. - Тьфу! Я в порядке, - наконец сказала она, садясь на задницу и благоразумно подворачивая ноги так, чтобы их не пекло от земли. - А... где все?

Кроме них с Юно, вокруг не замечалось ни одной живой души - или чего-то, хотя бы имитирующей ее. Песчаные дюны, невдалеке озеро, окруженное пальмами, на его берегу развалины павильона, где ее вчера приводили в порядок служанки, и вдалеке - гигантские пирамиды. Всё. Ни собакоголовых, ни птицеголовых, ни служанок, ни даже гвардейцев.

- Они все стояли и смотрели на вас, а потом вдруг внезапно растаяли в воздухе, - пояснил Юно. - Только не спрашивайте, почему. Я надеялся, что вы сами мне ответите. Что-то произошло?

- Эмоции, - ответила Фуоко, ежась от воспоминания. - Всю захлестнуло. Я их попросила не драться, и они исчезли.

- Вы попросили, и они исчезли. Хм, - Юно оглянулся по сторонам. - Исчерпывающее описание. Должен сказать, я впечатлен. У вас есть подход к людям - или кто они там такие. Кстати, может, я и не вовремя спрашиваю, но вы выяснили что-либо насчет ваших татуировок?

Фуоко взглянула на свой обнаженный торс. Тот оставался монотонным и пустым. Татуировка появляться на глаза по-прежнему решительно отказывалась.

- Угу. Я свою модель разрисовала, и координатор обозвал меня Великой Матерью Всего Сущего, Незримо Присутствующей Среди Нас. И еще местодержателем Тактика в Игре. Может, они тоже узоры опознали?

- Интересно. И что означают подобные титулы?

Запинаясь и вспоминая, Фуоко кратко пересказала сюжет о Стратегах, Тактиках и их местоблюстителях. Юно задумчиво покивал.

- Хорошо, - сказал он. - Многое объясняет. Значит, я член вашей партии, а вы мой оябун... командир? Понял. Не возражаю. У вас есть соображения, что мне следует делать?

- Ну... - Фуоко смутилась. Дома она умела немного помыкать Джионом и прочими телохранителям, но ее выходки всегда превращались в игру - кто кого перехитрит и переспорит. Еще она могла командовать горничными, но с теми все оставалось ясно: их наняли для выполнения работы по дому, им по должности положено. Но напрямую командовать взрослым, независимым и куда более опытным мужчиной? - Дэй Джион, я же просто местоблюститель, не настоящий Тактик.

- Кто знает... - задумчиво откликнулся Юно. - В любом случае, компас ваш, так что и вести вам. К той пирамиде?

Фуоко подняла запястье с брошкой. Саламандра по-прежнему указывала на пирамиду.

- Да. - Она поднялась и зашипела от ощущения сковородки под пятками. - Уй, жжется! Дэй Юно, мне сандалии нужны, я босиком далеко не уйду!

Покопавшись в сундуках под обвалившимся навесом павильона, они обнаружили и сандалии, и кучу разнообразной материи. Обрадованная Фуоко отказалась от мысли в очередной раз располосовать поперек узкую юбку и просто сбросила ее вместе с черным париком. Соорудив новую свободную юбку до щиколоток на случай нового сидения на песке, закрепив ее на талии поясом и набросив на голову и плечи еще один кусок полупрозрачной ткани, она подошла к озеру и критически осмотрела себя. Колеблющаяся вода отобразила над макушкой большую левитирующую шишку двойной египетской короны, и девушка машинально попыталась ее пощупать. Тщетно: рука прошла сквозь корону, словно сквозь голограмму.

- Дэй Юно, а что у меня над макушкой? - спросила она. - Вы ее видите? Корону?

- Корона? Овоид, вставленный в расширяющийся кверху, косо обрезанный цилиндр?

- Ну, типа. Называется "пшент", если я правильно помню. По-моему, у кого-то тут больная фантазия. Ну что, идем?

Расстояние до пирамиды оказалось куда больше, чем казалось, и Фуоко изрядно вымоталась, шагая по рыхлому песку. Вообще на сей раз ощущения тела уже не казались картонными. Наоборот, она чувствовала всё едва ли не острее, чем в действительности. С Юно она решила пока не делиться, чтобы не беспокоить его, тем более что уже через четверть цулы ее настиг вызов Кириса. Тот, запинаясь и ошибаясь, сообщил, что война в космосе закончилась, медицинская капсула снова под контролем Дзии, и спросил, как обстоят дела в виртуальности. Следующие минут двадцать Фуоко, терпеливо воспроизводя внутри себя рулады, заставляющие вибрировать ноту канала, рассказывала о происшедшем. После завершения ее монолога Кирис какое-то время молчал, потом коротко передал "Хорошо. Отбой" и замолчал насовсем. Удивленная таким неожиданным окончанием сеанса, девушка поразмыслила, не стоит ли позвать его снова, но ходьба по дюнам и жара слишком вымотали ее.

Солнце отчаянно пекло наголо бритую макушку даже сквозь ткань, и уже скоро Фуоко успела пожалеть о сброшенном парике: в нем хотя и жарко, но от прямых лучей он защитил бы. Интересно, можно здесь получить солнечный удар? В довершение вдруг захотелось пить, пока еще слабо, но с недвусмысленным обещанием усиления жажды. А если еще и есть захочется? И потом, еда и питье подразумевают еще и туалетные процессы - а с ними что? Нет, пока фантазировать не надо. Нужно добраться до пирамиды, там должна найтись тень. Собакоголовый мужик со спиральным посохом издевательски следил за ней с Юно с боковой грани. Он-то жары точно не боится, урод мифологический! Как его координатор называл? Инпу, да. Проводник в загробный мир. Хорошо хоть рогов нет, иначе выглядел бы почти точно, как видение Мэй Лю Сяня в его местном облике. А может, там, в пирамиде, их Мэй и ждет? Интересная выйдет встреча.

До пирамиды они шли часа два. Под конец Фуоко совсем выбилась из сил. Под конец ей даже пришлось закинуть руку Юно на плечо и почти повиснуть на мужчине, с трудом волоча ноги. Ее тут же перехватили два гвардейца, усадив на скрещенные руки, и она смирилась без боя. Странно - песок песком, но такая усталость после двух часов ходьбы все-таки для нее нехарактерна. Она же бегает по часу ежедневно! И жажда все усиливается...

Вблизи пирамида казалась просто неприлично чудовищной. Ничего для масштаба рядом не нашлось, но на глаз она выглядела метров триста в высоту. Не сооружение, а целая гора. Инпу по-прежнему косил на них одним глазом с ее грани, и его собачья (или шакалья) пасть, казалось, вот-вот могла изогнуться в издевательской ухмылке. Никакого входа в пределах видимости не замечалось, но ящерка на брошке показывала прямо на глухую стену из гигантских блоков песчаника, скошенную под углом примерно в шестьдесят таби. Несмотря на хорошо заметные щели между блоками, в остальном стена казалась совершенно гладкой, и карабкаться по такой Фуоко не стала бы. Юно вытянул руку, и прозрачные ножны его меча на несколько сунов ушли в монолитную стену. Он поводил ножнами по сторонам и в конце концов нащупал невидимый проем размерами примерно два на два метра.

- Опять тайный ход. И опять, вероятно, в другую реальность, - резюмировал бывший оябун "Мести". - Ну что, ныряем? Или побродим сначала по окрестностям в поисках приключений?

- Ну их нафиг, местные приключения! - решительно заявила Фуоко, с неохотой спрыгивая с рук гвардейцев и чувствуя, как подгибаются коленки. - Жара, и пить хочется. Может, там опять снег или лед. Хотя бы наколоть можно и пососать.

- Пить хочется? - удивился Юно. - Странно, я жажду здесь никогда не чувствовал.

Не вдаваясь в объяснения, Фуоко сунула в замаскированный проем собачью голову своего жезла. Та послушно пропала в непробиваемой на вид каменной стене. Глубоко вздохнув, она на всякий случай взяла Юно за руку, чтобы не потеряться, и решительно шагнула вперед.

Когда прошел очередной приступ головокружения, на сей раз совмещенной с синестезией, она осознала, что стоит на чем-то твердом, гладком и прозрачном, словно на стеклянном полу. Вокруг простиралась бесконечная тьма, усыпанная звездной пылью. Тут и там светились величественные облака межзвездного газа, и неподалеку сияла слепящая яркая звезда.

Фуоко услышала, как рядом долго и медленно выдохнул Юно.

- Звезды... - сказал он негромко. - Я уже и забыл, как они выглядят. Дэйя, вы не представляете, как давно я их не видел. Кажется, целую жизнь. Но здесь наблюдать их гораздо интереснее, чем с поверхности планеты. Кажется, мы где-то в глубоком космосе.

Хотя Фуоко уже видела звезды в планетарии и на картинках в учебниках, ее тоже захватило торжественное великолепие окружающего мира. От открывающейся перспективы захватывало дух. Несколько минут они с Юно, не сговариваясь, молча стояли, пожирая глазами искрящееся богатство. Потом мужчина сказал:

- А ведь мы не на Палле, дэйя. И даже не в ее окрестностях.

- Почему? - нехотя спросила Фуоко, заставляя себя отвлечься.

- Во-первых, у звезды отсутствует красный спутник, Арасиномэ... ну, или его видимая часть. Звезда яркая, но разглядеть можно. Во-вторых, у нее отчетливый голубоватый оттенок, то есть она другого класса, чем наше солнце. В-третьих, судя по плотности звезд, газа и пыли в окружающем пространстве, мы находимся отнюдь не на периферии галактики, как Палла, а где-то вплотную к ее ядру. Хотел бы я знать, показывают нам реальное изображение или же просто нарисованную картинку, как пирамиды...

- А какая разница?

- Большая. Если изображение настоящее, оно показывает одну из точек, связанную с Арасиномэ гиперканалами связи. В таком случае постарайтесь запомнить ключевые ориентиры, они помогут паладарам найти место в реальности. Смотрите - вон тот вогнутый треугольник из шести звезд весьма характерен. И вон те четыре ярких звезды рядом друг с другом. И вон та тень - пылевое облако на фоне светящегося газа, оно очень напоминает краба с растопыренными клешнями. И вон с той стороны другая туманность, сильно смахивает на лошадиную голову.

- Ага, - Фуоко кивнула. - Сейчас запомню.

Еще несколько минут она озиралась по сторонам, но уже не бесцельно пялясь, а запоминая ключевые ориентиры. Когда три туманности и пять групп звезд по разным направлениям прочно отложились в памяти, она взглянула на спутника.

- Ну что, идем дальше?

- Да, пора. Что там с компасом?

Ящерица указывала в сторону, почти противоположную яркой звезде. Однако они не успели сделать и несколько шагов по невидимой (или абсолютно прозрачной) поверхности, как перед ним появился Стаси.

Мальчик стоял неподвижно, безвольно опустив руки вдоль тела, и смотрел на них. Его драные штаны до колен, казалось, стали еще оборваннее, а ребра на голом теле торчали, словно прутья плохо сплетенной корзины. Фуоко напряглась. Вот оно! Шанс!

- Вы его видите? - шепотом спросила она. - Стаси Домо?

- Да, - так же тихо ответил Юно. - Вы упоминали про ключевую фразу?

- Угу. Надо заставить его повторять за мной, чтобы вызвать предсказуемые колебания в структурах Станции, если она как-то присутствует в нашей системе. Может, и без повторения сработает, но с ними надежнее. Сейчас Киру передам, чтобы паладары приготовились...

- Нет! - перебил ее Юно. - Ни в коем случае. Вы еще ни разу в его присутствии не использовали свою связь. Забыли, как те люди в пустыне только что среагировали на вашу передачу? А если он тоже почувствует и сбежит? Не рискуйте. Либо у координатора есть зонды в нужных местах, и тогда он среагирует и без подсказки, либо нет, и тогда ваше предупреждение бессмысленно. Давайте, говорите. Я постараюсь помочь, мы с ним вроде неплохо ладили.

Он шагнул вперед.

- Saluton, - сказал он. - Mi estas Юно. Ĉu vi memoras min?

- Saluton, - робко откликнулся Стаси, глядя исподлобья и чуть искоса. - Я помню тебя. Tie danĝera. Здесь опасно. Leave.

- Saluton, - Фуоко решила, что ей самое время тоже вступить в игру. - Mi estas Фуоко. Ripetu, bonvolu: дом сгорел, дрова остались, печка белая стоит.

- Не понимаю, - все также робко ответил Стаси. Кажется, он испугался еще больше. Чего может бояться могучая Станция Демиургов, играющая законами физики, как ребенок камешками, и способная управлять целым игровым миром?

- Ripetu: дом сгорел, дрова остались, печка белая стоит, - терпеливо повторила Фуоко. - Повтори, понимаешь? Ripetu. Просто повтори.

- Ripetu?

- Jes. Ripetu: дом сгорел, дрова остались, печка белая стоит.

- Дьом сгорэлл. Дрова осталлис. Пэтчка бэллая стоит. Dekstra?

- Jes. Ripetu denove: дом сгорел, дрова остались, печка белая стоит.

- Дьом сгорэлл...

Мягкий удар сотряс мир. Звезды заметались, прозрачная четкость окружающего космоса смазалась и превратилась в хаотичную мешанину цветов. Твердая поверхность под ногами пропала, а взамен возникло ощущение безудержного падения. Фуоко взмахнула руками, чтобы удержать равновесие... и с размаху села на толстый пушистый ковер.

Когда прошло головокружение, она поняла, что оказалась в знакомом месте. Все та же большая комната, почти зал, с портретами суровых мужиков и жеманных женщин на стенах, деревянная золоченная мебель, люстра с несколькими десятками свечей под потолком. И дверь. Слегка приоткрытая дверь в дальнем конце комнаты. Фуоко машинально огляделась. Юно отсутствовал, а дверь позади, как и раньше, выглядела запертой с начала мира.

Брагата. Приемная Брагаты, или как она там называется. А за дверью - сам сумасшедший Демиург, местный Игрок-Стратег. Что делать? Броситься к нему и попытаться поговорить? Предыдущая встреча закончилась принудительным участием в мордобитии вида "стенка на стенку" и швырянием огненными шарами. А еще Брагата обозвал ее принцессой и явно перепугался. Что, если старикашку от неожиданности хватит инфаркт? Или он сам начнет кидаться чем-нибудь неприятным? Еще и стражу какую-нибудь позовет, и начинай выкарабкиваться из тюрьмы, с самого первого уровня... С другой стороны, не похоже, что отсюда можно исчезнуть по-тихому. Она попыталась подняться - и грохнулась обратно: проклятая узкая юбка снова обматывала ее ноги, не позволяя нормально двигаться, и черный толстый парик под платком вновь стискивал голову. Накидка на плечах исчезла, оставив обнаженным торс, сандалии остались. Примотанная на запястье брошка с ящеркой тоже сохранилась, но больше никуда не показывала, оставаясь неподвижной независимо от положения запястья. Болталась ли над головой неощутимая корона, Фуоко не видела, а зеркала вокруг, как назло, отсутствовали. Шепотом ругаясь сквозь зубы, она распорола юбку жезлом от лодыжек до верха бедра с обеих сторон. Парик, после короткого размышления, решила оставить - вдруг снова в песчаной пустыне окажется? Да и на ледяной пустоши замена шапки тоже не помешает. Поднявшись, она просто для определенности подошла к двери позади, ступая по ковру абсолютно неслышно, и потянула за массивную металлическую ручку, сначала осторожно, а потом изо всех сил. Дверь даже не шелохнулась. Понятно. Значит, вариантов лишь два: сидеть здесь, пока океаны не высохнут, или заглянуть в кабинет.

Ну не мог же Демиург сойти с ума полностью, в конце-то концов!

Или мог?

Ступая еще тише, она подкралась к двери во внутренний кабинет и осторожно заглянула в щель. Ей открылась картина, уже знакомая по двум предыдущим визитам: застекленные шкафы с книгами, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели в плотных гардинах, потрескивающий у стены камин - и старик за большим столом посреди комнаты, пялящийся на что-то, невидимое от двери. Наверное, всё на ту же карту. И как ему не надоест? Старик что-то бормотал себе под нос, иногда двигая пальцем по столу. Собравшись с духом, девушка потянула на себя тяжелую дверь, протиснулась в расширившуюся щель и робко кашлянула.

Никакого эффекта.

Старик все так же вглядывался в карту, не обращая на нее ни малейшего внимания. Фуоко постучала костяшками пальцев по двери - и снова безрезультатно. Мысленно вздохнув, она приблизилась к столу и постучала уже по нему.

- Э-э, здравствуйте, сэрат дэй, - неуверенно произнесла она. - Saluton.

Старик поднял на нее отсутствующий взгляд и машинально потеребил бороду. Его губы снова зашевелились - и вдруг глаза округлились, и он вскочил со стула, вскидывая руки в беспомощном защитном жесте, заслоняясь от нее, словно от огня.

- Принцесса... - дребезжащим голосом проговорил он. - Откуда? Как... почему я не получил предупреждения? Так нечестно! Против правил!

- Вы говорите на кваре? - поразилась Фуоко. - Э-э... сэрат дэй, вы Брагата, да?

- Уходи! - старик замахал на нее руками. - Я не готов! Ты не можешь напасть на меня сейчас, не имеешь право!.. Кто ты? Представься!

- Меня зовут Фуоко. Фуоко Деллавита, - девушка вежливо склонила голову. - Рада знакомству. Дэй Брагата, честное слово, я не принцесса! Я просто... ну, выгляжу так. Я не собираюсь на вас нападать.

- Фуоко... - старик отступил на шаг, но руки опустил. - Фуоко... я не знаю ни одного королевского семейства с таким именем. Ты из молодых? Кому наследуешь?

Девушка похлопала ресницами, пытаясь понять, о чем он говорит. Потом она вспомнила рассказы Карины, и ее озарило.

- Дэй Брагата, я не Демиург! - быстро сказала она. - Я человек с планеты Палла, не Тактик. У нас нет Игры, она давно закончилась. Нашу систему захватила Красная Звезда, которую паладары... другие Демиурги называют "Арасиномэ". Говорят, она захватила вас тоже. Дэй Брагата, вы не в своем Игровом мире, а совсем в другом месте, в другой вселенной!

- Человек... Фуоко... - старик пожевал губами и внимательно оглядел ее с ног до головы, задержав взгляд на собакоголовом жезле. - Ты точно не принцесса? Честное слово?

- Честное-пречестное слово! - поклялась Фуоко, для убедительности стукнув себя кулаком в грудину. - Дэй Брагата, другие Демиурги хотят вам помочь, но не знают, как. Они говорят, Арасиномэ - такой энергетический межзвездный зверь, который прыгает от звезды к звезде в разных вселенных и взрывает их, чтобы размножаться. Он захватил и вашу звезду и сожрал вашу Станцию. И вас, наверное, тоже. И меня, и многих людей на Палле, и мы сейчас существуем внутри его виртуальности. Понимаете?

Старик смотрел на нее затуманившимся взглядом. Он опять пожевал губами, поднял с пола опрокинувшийся стул, уселся за стол и уставился в расстеленную карту. Сейчас Фуоко могла видеть, что на ней нарисованы крохотные пирамиды, а между ними какие-то кружки и стрелки. В одном месте красовалось изображение полумедведя-полуобезьяны с всадником на шее.

- Не понимаю, - слабо сказал он. - План битвы идеальный. Я должен победить! Но почему не получается?

Он опустил пальцы на карту и принялся водить ими из стороны в сторону. Кружки и стрелки послушно смещались вслед за ними.

- Вот так надо попробовать, - сказал он наконец. - Запускаю...

- Дэй Брагата! - позвала Фуоко. - Вы меня понимаете? Демиурги хотят с вами поговорить. Повторите за мной фразу, пожалуйста... эй!

Старик больше не обращал на нее внимания. Кружки на карте превратились в скопища микроскопических человеческих фигурок. На мгновение девушка почувствовала головокружение и ощутила на плечах и спине палящий жар солнца пустыни, но усилием воли стряхнула ощущение.

- Дэй Брагата! - позвала она. - Эй!

Она снова стукнула костяшками пальцев по столу, чувствуя, как поднимается внутри раздражение. Почему он ее игнорирует?

- Эй!

Старикашка поднял на нее отсутствующий взгляд, поглаживая пальцами длинную белую бороду - и вдруг вскочил на ноги (многострадальный стул опять отлетел и грохнулся) и вскинул руки в защитном жесте.

- Принцесса?! - пораженно выдохнул он. - Здесь? Откуда?.. Почему я не получил предупреждения? Так нечестно, ты не можешь меня атаковать! Кто ты? Твое имя?

- Я же только что говорила... - ошарашенно ответила девушка. - Дэй Брагата, я не принцесса. Я Фуоко Деллавита. Человек с Паллы! Помните?

- Не принцесса? - переспросил старик, опуская руки. - Человек? Точно не принцесса, честное слово?

- Да честное слово же! - Фуоко чувствовала, что мощное чувство дежавю охватывает ее. Что с ним такое? - Дэй Брагата, нас проглотил Арасиномэ...

Она замолчала, наблюдая, как дряхлый дядька наклоняется за стулом, придвигает его к столу и неторопливо усаживается. Его взгляд опять устремился на карту, где человечки уже сменились кружками и стрелками. Ну уж нет!

- Дей Брагата! - крикнула она во весь голос, с размаху шлепая ладонью по свободному участку стола. - Посмотрите на меня...

Ее ладонь провалилась сквозь столешницу. Мир закружился, приступ головокружения и синергии скрутил ее в узел. Пришла в себя, она осознала, что висит в пустоте посреди переливающихся линий и огненных сполохов ночного мира.

Ощущение ужасной неправильности охватило ее сразу, но лишь через несколько секунд она поняла, в чем дело. Тишина. Мертвая тишина затопляла все вокруг, душила и стискивала голову стальным обручем. Далекие хоралы больше не пели. И вместе с ними снова пропала та нота, что единственная во всей какофонии имела значение.

Нота Кириса.

Тот же день. Хёнкон, Палла

- Что?!

- Я не могу вернуть дэйю Винтаре с помощью прямой нервной стимуляции, - терпеливо повторил Дзии. - Дэй Сэйторий, прошу, не надо так волноваться.

- Но я ее не чувствую, понимаете? Вообще не чувствую! А что, если она... она... - Голос Кириса сорвался, и он замолчал. Саня и Труда с сочувствием посмотрели на него. Вараедва заметно поморщилась.

- Она жива, заверяю вас. Наши сенсоры фиксируют характерную активность в областях, поддерживающих ее психоматрицу. Сам факт разрыва канала связи ни о чем не говорит. Структуры Арасиномэ в вашей системе подверглись серьезной перестройке после атаки, но они уже восстанавливаются. Возможно, механизм вашего канала оказался в числе уничтоженных или перестроенных. Нам нужно всего лишь немного подождать, пока восстановится и он.

Кирис сжал кулаки и беспомощно оглянулся. Лихорадочное нетерпение, сжигавшее живот изнутри, толкало его куда-то бежать, что-то делать... но что? Что?! Пронзительная тишина внутри черепа, казалось, взрывала мозг.

- От Стаси... в смысле, от Станции Брагаты никаких новостей? - спросила Труда.

- Информирую, что имя "Стаси" принято как постоянный идентификатор Станции Брагаты. Можете свободно его использовать. Что же до сути вашего вопроса, то, к сожалению, нет. Стаси принял от нас лингвистические модули местных языков и несколько баз знаний о цивилизации Паллы и местной медицине, но от него по-прежнему нет встречного потока информации. Собственно, единственная его осмысленная передача состояла из двух повторяющихся символов, которые можно перевести на кваре как "крайняя опасность" и "срочная эвакуация". Мы полагаем, что либо психоматрица Стаси серьезно повреждена и не может нормально функционировать, либо мы имеем дело с прокси-модулем.

- С чем?

- Прокси-модуль - автономное устройство, предназначенное для решения конкретной задачи. Можно рассматривать его как дистанционно управляемого робота. Он следует заложенной программе, периодически отчитывается о результатах своей работы и иногда получает от владельца корректирующие инструкции, но постоянной связи с ним не имеет. Прокси используются в редких ситуациях, когда возникает серьезный риск утраты оператора в результате катастрофы. За последние четыре с половиной миллиона планетарных лет мы применяли их исключительно для общения с расой джамтан и для мониторинга опасных физических экспериментов. Да еще с сегодняшнего дня мы используем их для безопасной связи с Паллой во время ночного шторма - мы решили использовать такой термин для описания проблем, связанных с буйством Арасиномэ.

- А точно определить нельзя, что со Стаси происходит? Связаться с ним?

- Пока нет. Нам удалось идентифицировать и подключиться к структурам Арасиномэ, соответствующим вторичному интерфейсному каналу Стаси - в нем возникли колебания, инициированные дэйей Винтаре. Но мы пока не можем - точнее, не рискуем - прослеживать его дальше. Видите ли, наши фантомные зонды второго типа сами по себе не слишком стабильны, и их взаимодействие со структурами Арасиномэ и без того проходит на грани фола. Дальнейшее вторжение вглубь может привести к непредсказуемым результатам. Кроме того, психоматрица Стаси или прокси-модуля, похоже, полностью поглощена и ассимилирована Арасиномэ, а работа с его структурами пока что остается за пределами наших возможностей.

- Мне нужна Марта, - угрюмо сказал Кирис, стараясь ни на кого не глядеть. - Попробуем с ней снова... вдруг получится?

- Я предполагал такой вариант. Сейчас, в соответствии с расписанием ее группы, она на лекции, завершающейся через десять минут. Для ускорения встречи целесообразно потратить их на ваше перемещение на Колун. Катер ожидает у пирса.

- Ладно, - буркнул Кирис. Он встал со стула, поддернул шорты, которые заранее надел на случай, если Джорджио притащит-таки попов, провел пальцами по капсуле с телом Фуоко (свернувшаяся на ней калачиком Зорра встрепенулась и лизнула его руку, с тревогой заглянув в глаза) и пошел к выходу из бункера в сопровождении Гатто.

В дверях он нос к носу столкнулся с Джорджио.

- Я в город, - проинформировал тот. - Раз ситуация нормализовалась, начальство отзывает. Кир, ты со мной?

- И я с тобой, Джорджи, - Труда поднялась с кушетки, в которую временно превратилась кровать Кириса. - Нечего мне здесь больше делать, пора домой.

- Я тоже, - поддержала ее Саня. - Катер четырехместный, как раз поместимся.

- Вы уезжаете? - осведомилась Вара, отрываясь от монитора, где азартно гоняла какую-то незнакомую Кирису стрелялку. - Я должна оставаться тут. Фуоко охранять, нэ? Скука. Возьму пулемет пострелять в лесу.

- Ага, деревья и обезьяны - самые опасные противники, - ухмыльнулся лейтенант. - У координатора разрешение спросить не забудь.

- Сама не забудь без тебя, мамочка. Катись, - Вара сделала неприличный жест рукой. - Вечером тренировка, я тебя заваливать.

Джорджио подмигнул ей и вышел. Кирис последовал за ним.

В катере он устроился на переднем сиденье рядом с пилотом, роль которого взяла на себя Труда, настоявшая, что должна компенсировать себе утреннее нервное потрясение. Компенсировала она от души: сразу же вывела двигатель на полные обороты и то и дело крутила штурвалом, заставляя легкое суденышко выписывать виражи, подлетать в воздух и опасно крениться. На заднем сиденье повизгивала и охала Саня, то ли от испуга, то ли от удовольствия, больше подобающего боевому штурману. Кирис, однако, не обращал внимания ни на броски, ни на взвизги, ни на шикарный голубой океан, покрытый мириадами солнечных искр, ни даже на кайнаньский эсминец, малым ходом ковыляющий в сторону снова отдалившихся дымов международной эскадры. Внутри ворочалось и пульсировало злое нетерпение. Фучи. Почему пропала связь? Жива ли она? Сможет ли вернуться? Что можно сделать?.. Одни и те же мысли цепочкой ходили по кругу. Один раз он поймал себя на том, что бессознательно тянется вдаль в поисках невидимого глаза. Он тут же остановил себя, чтобы ненароком не нарушить еще что-нибудь, но это лишь усилило мандраж. Он лишь страшным усилием воли удерживался от того, чтобы начать нервно барабанить пальцами по коленям. К нетерпению начало примешиваться раздражение на Труду, которая развлекалась вместо того, чтобы как можно быстрее добраться до места.

Если верить часам на приборной доске, к пассажирскому пирсу на Колуне они добрались через двадцать три минуты, хотя Кирису они показались по меньшей мере парой часов. Он выпрыгнул на пирс еще до того, как катер полностью остановился, поскользнувшись и едва не провалившись ногой в щель между причалом и бортом. Джорджио сказал что-то недовольно, но Кирис его не слушал. В сопровождении Гатто он уже забирался в транспортный дрон, ожидавший его. Очередные пятнадцать минут, потребовавшиеся дрону, чтобы пробраться по заполненным народом улицам, показались ему второй половиной вечности. В здание факультета экзобиологии вслед за Гатто он не вошел, а вбежал, почти расталкивая неторопливо движущихся парней и девушек, оживленно переговаривающихся и пересмеивающихся.

- Ой, девочки, смотрите, какой классный пирсинг! - поймал он краем уха реплику кокетливо улыбнувшейся ему студентки. Никак не отреагировав, он пробежал мимо. Только с десяток шагов спустя до него дошло, что та имела в виду цепочки контактных площадок электродов, протянувшихся по его телу и рукам. В другой ситуации, возможно, ему польстило бы внимание, но сейчас он лишь подавил очередную вспышку раздражения.

Парс привел его в уже знакомую комнату медпункта. Сидящая там женщина в белом халате кивнула в знак приветствия и молча указала на дверь первого бокса. Кирис рванул на себя плохо прикрытую дверь - и остановился на пороге. Рядом с Мартой на кушетке сидела шаловливо улыбающаяся нагая девочка с длинными золотыми волосами и тремя точками на левой щеке.

- А вот и Кир, - озорным голосом возвестила она, помахивая рукой в знак приветствия. - Долго добираешься, герой-любовник. Заставляешь девушек ждать!

- А-а... - остроумно высказался Кирис, приходя в себя от шока. Похоже, сексуально двинутая паладарша в очередной раз решила поучаствовать. Как бы ее послать твердо, но вежливо? Марта, одетая в короткие шорты и такую же короткую полупрозрачную блузку без рукавов поверх темного лифчика, бросила на него странный взгляд и тут же снова уставилась в пол. Она даже не кивнула в знак приветствия. Ее Майя смутила? Или что-то у самой случилось? Х-ходер, как не вовремя...

- Ну что, начнем нашу сессию? - с энтузиазмом спросила Майя. Она соскочила на пол и развела руки, словно намереваясь обниматься. Из ее спины медленно выросли десятки отростков, словно паучьих ног. На мгновение Кирис бросил взгляд на ее небольшую, но четко очерченную грудь с маленькими розовыми сосками, но тут же перевел его на Марту. Та определенно была не в настроении.

- Дэйя Майя, - хмуро сказал Кирис, - можно мы сегодня... сами? Мы... без посторонних... ну, только не обижайтесь, ладно?

Улыбка сошла с лица паладара. Она опустила руки и стало серьезной. Отростки втянулись в ее тело, и оно снова стало человеческим.

- Вы оба настолько сильно наше сегодняшнее отсутствие переживаете? - задумчиво спросила она. - Или что-то другое? Кир, мы должны дать Фучи ориентир для возвращения в тело. Я могу усилить ощущения, как ты помнишь, чтобы лучше получилось.

Кирис открыл рот, но слова ему не давались, словно напряжение заклинило голосовые связки. Подождав несколько секунд, Майя кивнула.

- Хорошо. Решать вам, я не навязываюсь. Только, Кир, если что, зовите сразу. На полном серьезе - не для развлечения, а для дела. Пока.

Ее тело мешком осело на пол, превращаясь в обычную серо-зеленую амебу дрона, тут же выскользнувшую из бокса. Захлопнув дверь, Кирис сел на аккуратно застеленную кушетку рядом с девушкой.

- Привет, - сказал он. - У нас такое дело...

- Фучи вернуться не может. Как вчера. Я знаю, - тон Марты казался не более понятным, чем выражение ее лица. Взгляд она так и не подняла. - Дзии сказала. Ну, раз надо, давай...

Не поднимая взгляда, она стащила через голову блузку, сбросила лифчик и, встав, принялась вылезать из узких шорт и трусиков. Кирис положил пальцы на пуговицу своих шорт, но замер. Что-то казалось ему ужасно неправильным. Нетерпеливое напряжение внутри вдруг схлынуло, и остались только давящая тишина и опустошенность. Стиснув зубы, он стащил с себя шорты и положил руку на бедро севшей рядом девушки. Та наконец-то взглянула ему в лицо, криво улыбнулась, вздохнула и провела ладонью по его груди.

Три минуты спустя Кирис лежал на спине, глядя в потолок. Ему хотелось умереть от позора и безнадежности прямо сейчас. Марта облокотилась на локоть и встревоженно глянула ему в лицо:

- Не получается, да?

Кирис зажмурился и тихо зарычал. Он слышал, у взрослых случается отсутствие эрекции, но никогда не думал, что такое случится и с ним. Всю его сексуальную жизнь с Фучи (ага, жизнь - еще и года не прошло) у него возникала прямо противоположная проблема: стояк когда надо и когда не надо. Да и раньше, когда он тихо мастурбировал в одиночестве, сложностей тоже не возникало: хватало самой невинной картинки, а то и просто воображения. Но сейчас тяжелая каменная усталость охватывала все тело, в том числе, оказывается, самую важную сейчас часть. Позор... да плевать на позор! Как теперь вернуть Фучи? Дзии не может ее оживить даже электродами в нервах, а теперь не может и он. И канала связи с ней больше нет. И даже неизвестно, жива ли она. Зачем, зачем он вообще позволил ей отправиться в виртуальность? Хотя как он мог помешать...

- Кир, не переживай, - Марта пальцами отбросила спутавшиеся волосы с его лба, склонилась и поцеловала в щеку. - Может, у Дзии какие-то лекарства есть? Я слышала, есть специальные стимуляторы.

- Не поможет. На меня никакие стимуляторы не действуют.

- Тогда давай Майю позовем? Она специалист, наверняка знает, что делать.

Кирис до боли закусил губу. Да, Майя. Разумеется, она поможет. Но как звать ее несколько минут спустя после того, как сам попросил не вмешиваться?..

Как, как... Словами, идиот. Позор или нет, а Фучи надо выручать. Любой ценой. Еще одно небольшое унижение его не убьет.

- Давай... - безжизненно согласился он. - Дэй Дзии, вы меня слышите?

- Да, дэй Сэйторий, - раздался с потолка голос неба.

- Вы не могли бы сказать Майе, чтобы она вернулась? У меня... - Он глубоко вздохнул. - У меня не стоит.

- Сообщение передано. Если у вас больше нет запросов, я отключаюсь.

Дрон скользнул в комнату мгновенно, словно сидел в засаде у дверей. Несколько секунд спустя он снова трансформировался в хрупкую девичью фигурку. С отрешенным интересом Кирис наблюдал, как серая амеба вытягивается вертикально, обретает человеческие формы и оттенок кожи, как всплывают изнутри на поверхность золотые нити и пряди волос...

- Проблемы? - деловито осведомилась паладарша. - А, вижу. Не беспокойтесь, мои котятки, с мужчинами такое частенько случается от излишних переживаний. Сейчас исправим.

Из-за ее спины взметнулись отростки. Несколько штук приподняли тело Кириса над кушеткой, остальные едва чувствующимися уколами проткнули кожу и присосались к контактным площадкам подкожных электродов. Волна приятного чувства охватила Кириса... и схлынула, оставив прежнюю отрешенную пустоту и усталость.

- Не поняла... - Майя нахмурилась. - Ну-ка, еще раз.

На сей раз волна оказалась едва чувствующейся, словно струйки тепловатой воды скользнули по коже - и бесследно скатились на пол. Лицо Майи стало бесстрастным. Несколько секунд Кирис не чувствовал вообще ничего, потом тело от макушки до пят вдруг пробила тупая ноющая боль. Он зашипел сквозь зубы, но ощущение тут же прошло.

- Извини, Кир. Я переборщила, уже всё.

Отростки аккуратно опустили Кириса на кушетку рядом с Мартой и втянулись в тело паладарши. Золотоволосая девочка села рядом и взяла его за руку.

- Странная история, - задумчиво сказала она. - Я полагала, что могу возбудить любого мужчину, да и женщину тоже, если не обычными способами, то хотя бы прямой нервной стимуляцией. Только, Кир, с тобой что-то не так. Импульсы в твое тело уходят, как в песок, одни сильные болевые ощущения пробиваются. Скажи, с тобой сегодня или в последнее время ничего странного не случалось? Оставляя в стороне испытания на космодроме?

- Я Фучи больше не чувствую, - хрипло сказал Кирис, которому хотелось выть от унижения и безнадежности. - Ноту не слышу. Связи нет... Майя, ну ведь должно же что-то... как-то... Ну ведь наверняка есть способ пробиться! Ее нужно вернуть!

- А она хочет возвращаться? - осведомилась Майя. - Ты уверен?.. Впрочем, здесь уже совершенно не моя область и не мое дело. Могу констатировать, что к твоей нервной системе пробиваются исключительно болевые импульсы, превышающие порог отсечения, да и те по большей части фильтруются энергоплазмой. То есть внешние воздействия не проходят, а воображение, для мужчины являющееся главным стимулирующим элементом, тебе сейчас отказало из-за волнения, перенапряжения или чего-то еще.

- Тогда делайте больно! - решительно сказал Кирис, стряхивая апатию. - Боль - тоже маяк. Если к ней передавались... ну, ревность и все такое, боль тоже должна пройти. Главное, ориентир дать. Я выдержу, Майя! Что угодно выдержу! Давайте!

- А о Фучи ты подумал? Ей-то каково придется? Вы друг другу сексуальные ощущения многократно усиливаете - хочешь и боль так же передать?

Кровь прилила к голове Кириса. Дебил. Действительно ведь, никто не знает, как боль передается, такие эксперименты они никогда не ставили.

- Кроме того, - лицо Майи стало печальным, - прости, Кир, но такое я с тобой не стану делать в любом случае. Для некоторых людей боль - часть удовольствия, и в садо-мазо я тоже неплохо разбираюсь. Однако одно дело - дарить через боль наслаждение, и совсем другое - пытать ради самого процесса. Я не палач, Кир, даже и не проси. Обратись к Дзии. Он в нейрофизиологии разбирается как минимум не хуже меня, но у него отсутствуют эмоции, и ему не придется ломать себя через колено. Дзии!

- Да, Майя? - отозвался неб.

- Я передала результаты эксперимента. Кирис полагает, что боль может помочь вернуть Фуоко, но здесь я пас. Возьми на себя обсуждение вопроса, ага?

- Да, Майя. Однако я как раз собирался сообщить новость. Несколько минут назад дэйя Винтаре пришла в себя. Судя по переданному журналу - до превышения болевого порога. Дэй Сэйторий, прошу немедленно вернуться в лабораторию. Боюсь, там требуется ваше присутствие.

- Проблемы? - осведомилась Майя.

- Я бы сказал, осложнения. Ничего опасного, но состояние дэйи Винтаре весьма необычно. Райника передает, что транспортный дрон ожидает у входа в учебный корпус.

- Понял, - Кирис соскочил с кушетки и дернулся было к двери, но сообразил, что голый. Он лихорадочно огляделся по сторонам в поисках шорт, подобрал их с пола и принялся натягивать, не попадая ногами в штанины.

- В таком случае я отключаюсь, птенчики. Пока-пока! - Майя подмигнула, и освободила дрон, немедленно исчезнувший за дверью. Дрожащими пальцами Кирис дернул молнию шорт, застегнул пуговицу и шагнул к двери.

- Кир, подожди, - раздался за спиной голос Марты.

Кирис обернулся. Та сидела на кушетке, закутавшись в простыню, и снова смотрела в пол.

- Ну? - нетерпеливо спросил он.

- Кир, я рада, что Фучи в себя пришла. Честно. Я вижу, как ты беспокоишься. - Сейчас резкий шипящий акцент в речи девушки звучал особенно заметно. - Передай ей от меня привет... ох, я не то говорю. Кир, она пришла в себя без нашего участия, да? Хорошо. Потому что я... потому что я...

Ее голос пресекся. Чувство неправильности вновь охватило Кириса. Выражение лица Марты снова стало непонятным - тем более непонятным, что он не видел ее глаз. Напряженное нетерпение скручивало кишки в тугой узел, но с Мартой явно что-то происходило.

Несколько секунд спустя девушка справилась с собой и продолжила:

- Кир, мы больше не станем встречаться. Я понимаю, если Фучи застряла, то надо. Но если она сама может... Кир, я вижу, что ты ее любишь. А я всего лишь временная подружка. Я...

Она наконец-то подняла взгляд.

- Я не хочу быть просто ходячим мастурбатором. Секс-куклой, которую из шкафа вытаскивают и потом обратно в шкаф засовывают. Кир, прости, тебе сейчас не до меня, но... я думаю, нам нужно прекратить отношения. Я ни о чем не жалею, ты мой первый парень, но... Нет, прости, я не хочу устраивать плохую мелодраму. Обманутая любовница при живой жене, как-то так. Глупо... Всё, иди, тебя Фучи ждет. Потом позвони, скажи, как она. Или напиши.

Кирис молча смотрел на нее, не понимая, что отвечать. Он вдруг понял выражение ее глаз. Мука. И тоска. Наверное, следовало сказать что-то умное или хотя бы успокаивающее, но он не понимал, что. Он никогда не считал себя оратором, предпочитая обходиться короткими репликами, если только не отвечал у доски в классе. Он даже нравился себе таким загадочно-немногословным, как настоящий мужчина. Однако сейчас он тысячекратно проклял свое неумение говорить. Что бы он сейчас ни отдал за способность Палека болтать языком без остановки на любую тему! Да что Палек! Кто угодно на его месте сейчас нашел бы правильные слова, даже, наверное, Джорджио, но он не мог. Кирис понимал лишь, что умудрился непонятно как обидеть ни в чем не повинную классную девчонку и что у него не оставалось времени распутывать непостижимо-сложные узлы женских эмоций.

Повинуясь порыву, он шагнул к Марте и взял ее за руку, выдернув ее из-под простыни. Та сделала слабую попытку освободиться, но он стиснул пальцы - сильно, но так, чтобы не причинить боль ненароком.

- Я дурак, знаю, - сумрачно сказал он. - Я не понимаю ничего. Тата, врежь мне, когда все закончится. Мне срочно надо к Фучи, но потом я приду, и ты врежешь. Ага?

- Нет, Кир, - Марта слабо улыбнулась. - Не за что тебя бить. Все было хорошо, честно. Просто... ну, знаешь, меня так воспитали. Останемся друзьями... х-хаш, опять скверная мелодрама. Иди, Кир. Ты сейчас не в настроении для разговоров, и я тоже.

Кирис зашипел сквозь зубы, переполняемый неизвестными раньше эмоциями. В голове запульсировала кровь, мягко толкаясь изнутри в темя.

- Я приду, и ты мне врежешь, - упрямо повторил он, выпуская ее руку. - Как только смогу. Пока.

Больше не оглядываясь, в сопровождении появившегося откуда-то Гатто он выскочил из бокса медпункта, пробежал по пустынному во время начавшейся пары коридору, топая босыми пятками (сандалии он забыл, но когда сообразил, возвращаться не стал), и с разбега запрыгнул в стоящий у крыльца транспорт. Дрон тут же взял с места и взял курс на запад, в сторону Ланты.

Всё время, что дрон мчался по старому, но уже почти полностью восстановленному мосту между Лантой и материком, а потом по островным дорогам, петляющим между лесистыми холмами, Кирис не находил себе места. В душе он чувствовал себя так гадко, словно напился мочи. Гатто, почувствовав его настроение, не устроился, по своему обыкновению, на носу транспорта, а забился под сиденье, прижавшись к его лодыжкам. Уже когда дрон выбрался на почти полностью заросшую кустами старую дорогу, по которой до бункера оставалось не более полуцулы, он все-таки дал себе по морде - и мысленно, и буквально, больно врезав кулаком по скуле. Соберись, дебил! - приказал он себе. Твои эмоции фиг знает как на волют и Фучи влияют. Подумаешь, член не встал! И Тата не померла, так что с ней разберешься позже. Сейчас - Фучи, и только она...

К моменту, когда транспорт скатился по лестнице над обрывом, он уже взял себя в руки. Гадкое ощущение и напряженное ожидание никуда не делись, но забились куда-то вглубь черепа, напоминая о себе лишь редкими покалываниям. В бункер он не вбежал, а вошел, хотя и быстрым шагом. Фуоко лежала на спине на раздавшейся в стороны медицинской капсуле, сейчас лишенной постельного белья, и смотрела в потолок. Варуйко сидела за рабочим столом, но больше не играла в стрелялку, а задумчиво разбирала давешний ручной пулемет. В воздухе стоял сильный запах оружейной смазки.

- ...тоже ни разу не видел ничего похожего в прошлой жизни, - монотонно говорила Фуоко, делая короткие паузы. - Картины совершенно фантастические, похожие на вызванные наркотиками, судя по описаниям, что я читал. Вряд ли мы с дэйей Фуоко видим плод наших галлюцинаций... Кир!

Последнее слово она воскликнула уже нормальным голосом. Она протянула руки, и Кирис, рухнув на колени возле капсулы, крепко прижал ее к себе.

- Кир, это действительно ты? - спросила Фуоко, словно готовая расплакаться. - Я плохо вижу. Ох, Кир... ты знаешь, я тебя больше не чувствую. Не бросай меня, ладно? Мне страшно...

От страшного толчка крови изнутри в череп перед глазами поплыли белые разводы. Кирис с трудом удержался, чтобы не стиснуть подругу еще сильнее.

- Я здесь, Фучи. Я тебя никогда не брошу. Все нормально. Все совсем нормально. Ты вернулась...

- Я не вернулась, Кир... - прошептала девушка. - Не полностью. Я одновременно и тут, и там. Я два мира сразу вижу, и оба хреново. Ох, Кир, как мне плохо, когда я тебя не чувствую! Я же думала, ты умер... а я виновата...

Кирис не ответил, продолжая сжимать ее в объятиях, наслаждаясь мягким теплом ее тела. Фуоко вцепилась ногтями в его спину и затихла.

Через какое-то время она пошевелилась.

- Все, Кир, положи меня на место, - скомандовала она уже обычным решительным тоном. - Я опять разнюнилась, но уже все прошло. Кир, я передатчиком работаю между Юно и координатором. Да положи же меня, откуда взял, блин, а то за ухо укушу!

Она и в самом деле ухватила его зубами за мочку уха и слегка ее прикусила. Кирис осторожно уложил ее обратно на прогнувшуюся поверхность капсулы и недоверчиво заглянул в лицо.

- В двух мирах? - пробормотал он. - Как так?

- Очень просто. Правый глаз видит реальный мир, а левый, слепой - виртуальность. И тактильные ощущения и отсюда, и оттуда... хотя, ходер, что считать за "здесь" и "там"? И двигаюсь везде одинаково. Я в виртуальности вообще грохнулась на землю с размаху, колено разбито, боль... уже прошла по большей части, но все равно саднит, зараза. Теперь лежу в двух местах сразу, лишний раз пошевелиться боюсь. Кир, я Брагату видела, но у него крыша уехала далеко и всерьез. Маразм полный, сказанное забывает через несколько секунд. Дэй Юно, погодите, я сейчас продолжу...

Она замолчала, вслушиваясь во что-то. Ее глаза сфокусировались на чем-то невидимом.

- Хорошо, дэй Юно, - сказала она наконец. - Десять минут, ладно? Потом продолжим. Нас с ним в какой-то совершенно сумасшедший мир выбросило. Психоделический. Все вокруг плывет и изменяется, краски ядовитые, аж глаза режут. Вроде и город вокруг, и даже дома с улицами, но как сквозь воду с акварелью видно... уф, голова кружится. Дэю Юно хорошо, он глаза закрыть может и перестать видеть, а у меня не получается. Кир, ты в порядке? С тобой ничего не случилось? Почему я тебя не слышу? А ты меня?..

Кирис тяжело сел на пол, оперся спиной о стенку капсулы и взял ее руку, глядя в противоположную стену жилой комнаты.

- Я в норме, - хрипло сказал он. - Забудь про меня. Я... ну, типа, перебздел, когда тебя чувствовать перестал.

- Дэй Сэйторий, - укоризненно заметил с потолка Дзии, - сейчас не время для отговорок. Боюсь, случившееся с вами и госпожой Брыль имеет чрезвычайно важное значение для понимания общей картины. Должен ли я рассказать дэйе Фуоко?

Кирис стиснул зубы и тихо зашипел, чтобы не выругаться непечатно. Кто вообще его просит не в свое дело лезть?

- Кир! - встревоженно осведомилась Фуоко. - Что произошло? Ну-ка, не ври мне!

Она высвободила руку, помахала ей в воздухе, чтобы нащупать его лицо, больно ухватила его за нос и вынудила повернуться к ней.

- Говори! - скомандовала она. - Живо, а то рассержусь.

- Ну... - пробормотал парень, отводя взгляд. - Мы с Мартой... ну, когда я тебя потерял, снова попытались тебя вернуть... ну, в общем... у меня не встал. Вообще.

- Ходер... - с явным облегчением выдохнула Фуоко. - Всего-то? Переволновался, наверное. Девчонки в классе шептались, что такое случается. А на тебе лица нет, словно умер кто.

- Боюсь, дэй Сэйторий серьезное преуменьшает проблему, - снова вклинился Дзии. - У него не просто "не встал", как он выражается. Эрекцию не сумела вызвать даже Майя путем прямого воздействия на нервную систему. Складывается впечатление, что не просто пропал канал между вами. Похоже, полностью отключены или перекоммутированы какие-то участки ваших психоматриц, располагающихся внутри Арасиномэ. С учетом, что в остальном вы чувствуете себя нормально, тот, кто проделал данную операцию, должен чрезвычайно хорошо разбираться в устройстве биологических психоматриц на Палле. Такая операция оказалась бы крайне сложной даже для меня. Встает вопрос - кто и зачем вмешался? Дэйя Винтаре, поскольку дэй Сэйторий прибыл, прошу еще раз повторить свой рассказ о событиях с момента, когда вы вновь оказались в пустыне. На сей раз, пожалуйста, не упускайте даже самые незначительные детали.

- Но дэй Юно...

- Пожалуйста, попросите также дэя Юнару комментировать ваш рассказ, если он заметит упущения. Понимаю, что вам очень сложно воспринимать два мира одновременно, но пока что мы ничего поделать не можем.

- Ну... ладно.

Объяснив ситуацию невидимому Юно, Фуоко принялась излагать свои приключения - начиная с внезапного попадания в самую гущу сражения и кончая сценой в кабинете Брагаты.

- ...и потом я повисла в ночном мире, а Кира больше не слышала, - закончила она. - Я побарахталась какое-то время, пыталась канал услышать, а потом бац, и вот в таком состоянии. И здесь, и там одновременно.

- Но при том вы не ощущали ничего, идущего от дэя Сэйтория? - уточнил Дзии.

- Нет. Только кожу покалывало, когда с линиями в ночном мире пересекалась.

- Понятно, - задумчиво отозвался неб. - Должен заметить, что передача ощущений из виртуальности с каждым разом все улучшается. Судя по вашим рассказам, ваши ощущения приближаются к натуральным. Кто бы ни поддерживал вашу психоматрицу, ему все лучше и лучше удается адаптировать к ней входящий поток информации. Могу предположить, что ваши ощущения в виртуальности скоро станут полностью идентичными тем, что передавало бы ваше настоящее тело.

- Почему-то меня совсем не радует перспектива, - буркнула Фуоко. - Ох...

Она зажмурилась и подавила отрыжку, тяжело сглотнув.

- Чем я могу помочь? - немедленно осведомился неб.

- Ничем, спасибо... Только горло слегка саднит от трубки. И тот мир совсем взбесился. Такие переливы цветов, что тошнит. Буквально. Дэй Юно! - она подняла руку и взглянула на пустое запястье. - Я компас плохо вижу. Надо выбираться... Нет, не надо нести, я идти попробую. Я придумала, как. Кир! Отнеси меня в терминал Арены.

- А? - переспросил Кирис.

- Балда! Я там могу ногами перебирать, когда в воздухе вишу. Здесь в воздухе, а там идти смогу. Заодно в реальном времени стану репортаж с места событий вести, а то задрало кодом общаться. Давай, действуй.

Она щелкнула его по макушке.

Кирис молча поднялся, подхватил ее на руки (ему лишь кажется, или она и в самом деле похудела? ребра торчат, нужно у Дзии спросить) и понес в испытательный зал. Парсы, опередив его, с разбегу прыгнули на дверь и растворили ее синхронным ударом лап. Дотащив подругу до терминала (его уже успели поправить, и он снова стоял ровно), Кирис осторожно запихал ее в дверцу, где девушку тут же втянуло, подхватило и расположило вертикально суспензорное поле. Дверца захлопнулась, а изображение Фуоко появилось на настенном экране.

- Мы идем, - сообщила она после нескольких странных телодвижений, действительно начинав перебирать ногами в воздухе. - Дэй Дзии, погасите свет в терминале, чтобы с толку не сбивал, буду смотреть одним глазом. Дэй Юно, ведите меня. Кир, брысь отсюда. Мы теперь не один час бродить станем, так что займись чем-нибудь полезным.

Настенный экран погас, наступила тишина.

- Дэй Сэйторий, присоединяюсь к совету дэйи Винтаре, - невозмутимо сказал Дзии. - Перспективы ее дальнейших приключений пока неясны, так что вам не следует сидеть здесь в напряженном ожидании результатов. Я вижу, что ваши нервы напряжены до предела. Кому-то другому я бы предложил мягкие успокоительные, но на вас, к сожалению, они не подействуют. Вам следует расслабиться другими способами. На занятия вам в таком состоянии идти незачем. Предлагаю заняться составлением отчета об утреннем тестировании двигателя. Дэйя Баркхорн о своих ощущениях уже рассказала, а вот вы - нет. Между тем, ваши видения и эмоции чрезвычайно важны.

Кирис нечленораздельно буркнул под нос и вышел обратно в жилую комнату. Похоже, сегодня день сплошных обломов. Все его отшивают, а ему даже приткнуться некуда. Вара по-прежнему сидела за столом, протирая тряпочкой разложенные на столе части пулемета. На полированной столешнице виднелось несколько свежих глубоких царапин. Сестрица одарила Кириса косым взглядом, хмыкнула и вернулась к своему занятию. Парень заложил большие пальцы рук за кромку шорт и задумчиво покачался с пятки на носок. Мерзкий привкус во рту, оставленный сценой в медпункте, проходить не собирался, но узел напряженного нетерпения в солнечном сплетении потихоньку ослабевал и распускался. Занятия... В последнее время он пропускал куда больше обычного, и геометрия, тригонометрия, физика и эсперанто снова угрожающе нависали над его учебным табелем. Как-то так получалось, что связанные с паладарами и Арасиномэ приключения отъедали все больше времени. Если так пойдет и дальше, придется переходить на индивидуальную программу - но не так, как Фучи, далеко впереди всех, а в хвосте процессии. Скорее всего, даже ее замыкающим. И что тогда? Оставаться вечным дурачком на содержании паладаров? Ах, да, наследство же обломилось. Ну, значит, не на содержании, а богатым бездельником. Так, что ли? Ну уж нет, в жопу такую жизнь! Никогда он ни у кого на шее не сидел и сидеть не собирается, даже если речь о старикашке, расщедрившемся на наследство. Надо учиться.

Но Дзии, как всегда, прав во всем. И учебник в таком состоянии в голову не полезет, и отчет надо оформить. Авось у паладаров появятся идеи, что за кодла такая внезапно к движку ломанулась и о каком пахане речь. А заодно он успокоится (потом еще купнуться можно по-быстрому для пущего расслабления) и займется учебой. Не на уроки пойдет - лучше пока далеко от Фучи не отходить - но хотя бы домашку сделать. Кирис задумчиво поглядел на Варуйко, уже собравшую пулемет, но разобравшую и протирающую пистолет. Она заняла его стол, но сгонять ее значило нарваться на ее острый язык. Да еще и оба парса запрыгнули на стол и с интересом наблюдали за происходящим - и они наверняка что-то свое добавят. Нет, пусть кто-нибудь поумнее с ними в перебранку ввязывается. Фучи, например. Он слегка пожал плечами, подошел к столу Фуоко, уселся и включил паладарский монитор, благополучно вернувшийся на свое место вместе с пададарами.

- Дэй Дзии, - сказал он в потолок, - давайте отчет забацаем. Я готов.

04.31.1232 (Палла). Реабилитационная виртуальность Демиургов "Академия-Си"

Празднично одетая толпа на площади перед дворцом Даорана волновалась и бурлила. Рикона наблюдала за ней, забравшись на тумбу фонарного столба. Она старалась не обращать внимания на нескольких мелких ребятишек, гроздью повисших на том же столбе с другой стороны и ужасно галдящих. Она знала, что дети являлись частью декораций - Бокува наделила ее способностью видеть зеленоватый нимб вокруг нэмусинов, который у мелюзги отсутствовал. Пихались и шумели они, однако, как настоящие, периодически чуть не спихивая ноги Риконы с ребристой покатой вершины тумбы.

Отсюда, с дальнего края площади, большое крыльцо, куда полагалось выходить графам Сайлавата или их представителям в Даоране, выглядело совсем маленьким. Рикона могла бы приблизить его, пользуясь новым телескопическим зрением, но ей не хотелось. Она купалась в волнах ностальгии, пробуждаемых почетным караулом из кадетов всех четырех Академий, окруживших крыльцо плотной цепью. Красные мантии боевых священников Махотрона перемежались в ней с серой униформой паладинов Академии Белладора, а зеленые кители будущих государственных чиновников из Академии Белой Башни - с сине-желтыми мундирами Академии Высокого Стиля. Когда-то - а ведь еще совсем-совсем недавно! - Рикона отдала бы правую руку, чтобы самой оказаться в том карауле. Но сейчас...

После возвращения декорации Академии-Си поразили ее своей убогостью. Кофейня "У Мараты", куда кадеты Академии Высокого Стиля так любили заходить во время редких увольнительных, со своими потертыми золочеными люстрами и тяжелыми дубовыми столами выглядела унылой и безнадежно провинциальной. Любая закусочная в торговом квартале Колуна дала бы ей сто очков форы - и в части несолидно легкой, но удобной мебели, и в части меню, и в обслуживании. Сламы, которые и в прошлой жизни выглядели угрюмым скопищем полуразвалившихся лачуг, сейчас казались просто грудами плохо сложенных бревен, по какому-то недоразумению еще не сгнивших до конца. Королевский дворец? Донельзя помпезен, забит громоздкой и жутко неудобной мебелью, заполнен тьмой мельтешащих слуг и придворных - в отсутствие королевы все до одного куклы. Площадь Цветов? Просто большое пустое пространство с грустно текущей из примитивного фонтана струйкой воды.

Вот и Площадь славы в Цетрии, когда-то казавшаяся просто огромной, сейчас выглядела маленькой и захолустной. Вымощенный брусчаткой квадрат со стороной от силы пятьдесят метров - или двадцать пять уже почти позабытых саженей - окруженный с трех сторон двух- и трехэтажными домиками с деревянными наличниками и высокими крышами, просто дышал провинциальностью. Даже вычурная резьба и фигурки по всему фронтону дворца придавали ему пафос, столь нелепый по сравнению со строгой функциональностью стекла и бетона административных зданий Хёнкона. А помпезность нарядов мужчин и женщин, толпящихся на площади, казалась позаимствованной из любительского спектакля вроде тех, что ставили студенты университета "Дайгака".

Умом она понимала, что город не изменился - изменилась она сама. Но за каких-то три декады, проведенных на Палле, и еще несколько дней на Текире?..

Однако же Цетрия, пусть и ненастоящая, всего лишь одна из площадок нарисованного Ракуэна, оставалась единственным городом, известным Риконе до Паллы. Ложные воспоминания, когда-то засунутые ей в голову медицинскими небами Яны Мураций, за три декады в Университете поблекли и размылись так, что она уже почти ничего не могла вспомнить. Фальшивый дом, ненастоящие папа с мамой, якобы родной город - от всего остались лишь невнятные обрывки. Вместо них изредка прорывались такие же невнятные настоящие воспоминания из прошлой жизни: высокие городские здания, автомобили, отличающиеся стремительными зализанными формами от тех, что она видела на Палле, какая-то река, стадо шипящих гусей, от которых она, совсем мелкая, стремительно улепетывает к маме - настоящей маме... Настоящая память казалась такой же искусственной, как и ложная, одна Цетрия выглядела живой и красочной. Но предложи ей кто сейчас вернуться сюда, в Академию Высокого Стиля или любую другую академию, и Рикона наотрез отказалась бы. Детский сад же!

Подчиняясь команде офицера, командующего почетным караулом, кадеты повернулись и взяли шпаги на караул: будущие паладины и Защитники - синхронно и четко, боевые маги и чиновники - вразнобой и расхлябанно. Рикона снисходительно усмехнулась про себя. Хотя она и знала теперь, что каждая из академий создана специально для реабилитации ко-нэмусинов с разными типами психики, чувство внутреннего превосходства перед штатскими осталось. То есть не перед всеми штатскими, разумеется - среди студентов университета "Дайгака" военных не было совсем, а служба охраны держалась в стороне и как можно незаметнее. Но перед ЭТИМИ штатскими грех не задрать нос. Тоже мне, кабинетные крысы и перекрашенные священники! Впрочем, ты сама сейчас никто, одернула она себя. У тебя даже лицо чужое, чтобы не опознал случайно кто-нибудь из знакомых.

- Привет! - раздался сзади веселый знакомый голос, и Рикона обернулась. Маюми стояла рядом. Она носила свое местное обличье костлявой девчонки-сорванца, больше похожей на мальчишку, ради шутки напялившего женский мундир Академии Высокого Стиля. Она сияла озорной улыбкой, затмевающей даже блеск рубина в ее золотом кубирине. Рядом с ней находилась молодая незнакомая женщина, одеждой смахивающая на мелкую мещанку - скромное длиннополое платье, дешевые льняные перчатки до локтей, небольшие серебряные серьги и брошь, волосы гладко зачесаны назад, лицо заурядное и невыразительное. Судя по ореолу, она являлась нэмусином. - Развлекаешься представлением?

- Ага, - девочка повернулась обратно к крыльцу, наблюдая, как на него выходят представители графств в строгих костюмах, помахивая руками в знак приветствия. Ни один граф, впрочем, на нынешний Даоран не явился в силу его незначительности, так что особого интереса она не испытала. Куклы и куклы, тупые и безмозглые... или нет, один нэмусин среди них есть. Судя по эмблеме на пиджаке, из Мейсары. Интересно, он пробужденный сотрудник санатория или все еще на посмертной реабилитации?

- Ну, развлекайся и дальше. Дзии только что прислал разрешение на трансграничный переход, но если хочешь еще задержаться...

- Нет! Я на Паллу! - Рикона соскочила c тумбы на землю. Только сейчас она поняла, что за сутки с лишним отчаянно соскучилась по Университету. Если бы противный Дзии не заявил, что для обратного перехода ей нужно немного отдохнуть и восстановиться, она вернулась бы вместе с остальными паладарами. Освежить Цетрию в памяти оказалось хорошей идеей, но хорошего помаленьку. - Давай прямо сейчас!

- Не торопись, - Маюми хитро прищурилась. - Не узнаешь?

Она кивнула на женщину рядом. Рикона озадаченно взглянула на незнакомку.

- Здравствуй, госпожа, - вежливо сказала она. - Мы ведь не встречались раньше? Рада знаком...

- Встречались, и совсем недавно, - перебила ее женщина, улыбнувшись странно материнской улыбкой. - Но как ты повзрослела, Рика! А ведь чуть больше периода прошло...

- У меня же лицо случайное, - пробормотала девочка. - Конечно, я иначе выгляжу. А-а, госпожа...

- Сиори.

- Госпожа Сиори... что?!

Если бы не подтверждающий кивок Маюми, Рикона решила бы, что ее разыгрывают. Она любила ректора Академии Высокого Стиля за ее почти материнское отношение - а если подумать, и то не "почти". Дама баронесса Сиори Сэйсона, в соответствии с легендой - Защитница, после тяжелых ран в бою временно прикомандированная к Академии да так в ней и прижившаяся, выглядела импозантной бабушкой с черными волосами, наполовину побитыми сединой. Считалось, что в местном тысяча четыреста пятьдесят пятом году ей исполнилось шестьдесят четыре года. Хотя сейчас Рикона и понимала, что в Ракуэне внешность и возраст не значат ровным счетом ничего, энергичная ректор, до сих пор не гнушавшаяся подменять Грампу на занятиях по физподготовке, решительно не вязалась в ее голове с незнакомой женщиной рядом с Маюми.

Как следует переварив новость (женщина наблюдала за ней с хорошо знакомой улыбкой), Рикона вытянулась во фрунт.

- Дама Сиори! - отрапортовала она. - Докладывает второй сержант Рикона К...

Ректор остановила ее, приложив палец к губам девочки.

- Тихо! - прошептала она, сделав таинственное лицо. - Не кричи, все испортишь.

Ректор тут же хихикнула, отчего ее и без того молодое лицо стало почти девчоночьим.

- Да, ты повзрослела - и в то же время прежняя Рикона Кэммэй, - кивнула она. - Знаешь, Рика, человек - не просто лицо. Манера держаться, говорить, двигаться сохраняется под любой маской, если буферный контроль не включен. Но им пользуются только Демиурги, да и то не все. А ты действительно повзрослела. Я вижу, реальный мир превосходно на тебя действует. Маю, - она покосилась на Маюми. - Как твоя подопечная успевает на Палле? Учится хорошо?

- Бездельница она бессовестная! - отрезала девчонка-неб, презрительно вздергивая нос. - Пользуется своим уникальным статусом, чтобы целыми днями и ночами где-то шляться в компании подозрительных личностей из местной молодежи. Я даже и не знаю, кто на кого хуже влияет - она на Дзару или Дзара на нее. Пороть их обеих некому, вот что!

Рикона показала ей кулак.

- Она сама там в лису превратилась и с детишками гуляет все время, - наябедничала она. - А мне еще выговоры делает!

- У меня официальная должность воспитателя, если ты не забыла, - фыркнула Маюми. - Мне так и положено в соответствии с должностной инструкцией. Ну что, тащить тебя на Паллу? Или еще хочешь с Сирой поболтать?

- Ну... - Рикона растерялась. - А... а почему ты в таком виде, дама Сиори?

- Просто Сиори вполне достаточно. Видишь ли, Рика, я ухожу в отставку.

- Почему?

- Пора, Рика, - ректор опять улыбнулась своей задумчивой материнской улыбкой. - Все-таки я двадцать восемь лет субъективного времени Академией заведую, пусть даже часть из них - ложная память. Хорошего помаленьку. Академия больше не уникальна, реабилитация ко-нэмусинов подросткового возраста поставлена на поток, спасибо Бокуваи Яни, а мне... хочется чего-то нового, что ли. В Ракуэне развертывают новый проект по воспитанию младенцев, умерших до срока. Тут еще Рите должность королевы надоела до смерти, и наследника рожать ее не тянет даже понарошку, так что нас с ней почему-то сочли нужным пригласить.

- Не прибедняйся, - Маюми укоризненно пихнула ректора в бок. - Рика, чтоб ты знала - наша скромница-Сира ведущий эксперт по воспитанию ко-нэмусинов. Знает о них, кажется, даже больше, чем Яна Мураций, и теперь ее знания нужны в совершенно новом проекте. Она просто переросла Академию-Си.

- Жаль, - искренне сказала Рикона. - Дам... Сиори, ты такой хороший ректор! Вот я бы на твоем месте не ушла.

- Да, со временем пускаешь корни, свыкаешься, становится лень... даже не лень, просто страшно что-то менять, - задумчиво кивнула женщина. - И обрезать ниточки, связывающие тебя с другими людьми, зачастую очень больно. Но видишь ли, Рика, у нас впереди вечность, и мне вовсе не хочется провести её в одном Сайлавате. Но не стану тебя задерживать. Если собралась на Паллу - беги. Мне пообещали, что привезут туда на экскурсию и дадут тебя в гиды. Там и поговорим.

- Тем более что, - добавила Маюми, - в Тасиэ вот-вот начнется первое собрание младшей возрастной группы игроков на Арене, и тебя хотели представить в качестве инструктора. У тебя времени в обрез на то, чтобы туда сместиться и отдышаться после трансграничного перехода.

- Ладно, - согласилась девочка, пристально вглядываясь в новое лицо ректора Академии Высокого Стиля, чтобы запомнить как следует. - Тогда я пошла. Я буду ждать, Сиори. До свидания!

Она вопросительно взглянула на Маюми. Та кивнула и щелкнула пальцами в воздухе.

Душная тьма маленькой смерти обрушилась на Рикону и проглотила ее...

...и тут же отпустила, оставив с идущей кругом головой и путающимися мыслями.

- Все, приехали, - прозвучал в окружающей гулкой пустоте голос Маюми. - Палла, конечная станция, поезд дальше не идет. Ты в личном пространстве, я отключаюсь. Придешь в себя - зови, на собрание пойдем вместе по первому разу. Девяносто семь местных минут до начала собрания. Таймер включаю. На твоем месте я бы еще раз перечитала типовой регламент, а то наверняка все забыла уже.

И посреди кромешной тьмы вспыхнули неяркие цифры табло, отсчитывающего время.

Тот же день. Тасиэ, столица Ценганя. Палла

Огромный экран, установленный над площадью на высоком здании Небесного казначейства, вспыхнул и рассыпался ярким салютом, заискрился мириадами ярких точек. Потом точки медленно погасли, и сквозь них проступило изображение: большой мускулистый мужчина и миниатюрная изящная женщина, оба в неприлично облегающем трико и перчатках, разукрашенных яркими пятнами и картинками. От шеи трико поднималось выше, таким же облегающим капюшоном закрывая всю голову, включая лоб, щеки и даже глаза под большими выпуклостями, как глаза у насекомых. Открытыми оставались только рот и нос. У женщины из-за спины торчали подрагивающие стрекозиные крылья, а на капюшоне мужчины возвышался высокий кроваво-красный хохол волос, забранных в толстый пук. Мужчина и женщина синхронно развели руки, словно намереваясь обнять друг друга, а потом вдруг словно прыгнули в пропасть. Как гимнасты на цирковых трапециях, они кружились, взлетали и падали друг вокруг друга, демонстрируя каскад разнообразных поз и ужимок, а на заднем плане появлялись и исчезали другие картины. Вот две обезьянки в синих ципао наперегонки прыгают с облака на облако, по пути собирая бананы и яблоки; вот несколько парней и девушек в обычной одежде играют в странную игру, паря в воздухе и с силой бросая друг в друга разноцветными мячами; вот сошлись в рукопашном бою двое полуголых мужчин, кулаки и ступни перемотаны тряпичными лентами, как у уличных боксеров, руки и ноги так и мелькают в воздухе; вот велосипедисты наперегонки мчатся по гоночной дорожке...

Нян Су завороженно смотрела на меняющиеся картины. Она видела их не в первый раз и даже не в десятый раз, но всегда - словно впервые. Они завораживали и увлекали, обещали какой-то совершенно иной мир, другую жизнь. "Арена", всплыли поверх изображения крупные буквы. "Прими участие, спаси мир! Паладары ждут тебя на площади Небесного генерала прямо сейчас!" Да, Арена. А еще таинственные паладары во главе с Кариной Мураций, воплощением нескольких богов и богинь одновременно. И Хёнкон, еще год назад далекое пиратское логово, о котором даже никогда упоминали по радио, а сейчас блистающий новый мир с тысячами студентов со всего мира. И еще там, говорят, строят большой космодром, и скоро все желающие смогут сесть на корабль и улететь к звездам, спасаясь от зловещей Красной Звезды, которую нельзя увидеть без специальных штуковин, но которая всегда там, возле солнца. Ах, если бы сама Нян могла улететь отсюда, от ворчливой старой тетки, от ежедневной работы по дому и в прачечной, от дразнящихся соседских мальчишек, с первого дня невзлюбивших приезжую провинциалку. Тоже мне, столичные жители! Сами в драных халатах ходят, живут двумя чашками риса в день, а туда же, нос задирают!

Нян фыркнула, но тут же спохватилась. Сколько можно стоять тут и пялиться? Ее уже несколько раз сильно толкнули прохожие: по тротуару тек бесконечный поток людей, и хотя она автоматически отступила вплотную к прилавку с горками помидоров и яблок, уклониться от столкновений не удавалось. Девочка вздохнула. Ей уже четырнадцать, и она дефектная. Нет, лучше "эйлахо" - тоже неприятное иностранное слово, но все-таки не такое обидное. Через год-другой её выдадут замуж в лучшем случае второй или третьей женой, а то и просто продадут куда-нибудь служанкой, чтобы сбыть обузу с рук. Ей не светят не то что Хёнкон и Университет, но и просто возвращение в школу. Читать, писать, складывать и вычитать числа ее научили, а больше, по мнению тетки, женщине знать и незачем. Сама тетка даже читала по складам, с большим трудом, и слегка гордилась своей неумелостью. Племянница-приживалка за мечты об Университете вполне могла схлопотать от нее нотацию на тему своего места в жизни, а то и незлой, но чувствительный подзатыльник. Нян поудобнее перехватила сумку с тяжелым кочаном капусты, парой продолговатых сладких редек и большим пакетом риса и зашагала в сторону дома. По крайней мере, сегодня она умело торговалась и сэкономила не менее десятка канов. Можно рассчитывать, что тетка одобрительно кивнет, а то и расщедрится на сахарный шарик. А потом... потом опять зал со стиральными машинами и гладильными прессами, тюки с грязным бельем, горячая электропалка для запаивания пластиковых пакетов с постиранным и отваливающиеся к вечеру ноги. Хотя другие работницы прачечной и жалели ее, стараясь не слишком нагружать работой, тяжелая усталость в последнее время стала ее постоянной спутницей. А ночью приходили странные тревожные сны, от которых в памяти оставались лишь большая рыжая обезьяна и страх, а в теле - густая сонливость.

В последний раз глянув на экран с рекламой Арены, девочка обогнула сверкающий стеклом небоскреб Палаты промышленности и свернула на улицу Деревянных Крыш. У прилавков с сувенирами, как всегда, толпились туристы: большинство - приезжие провинциалы, падкие до пластмассовых бус, выглядящих совсем как жемчужные, и латунных браслетов, заколок для волос и нашейных цепочек, почти неотличимых от золотых. Тут и там мелькали черные султаны над шапочками-эбоси и широкорукавные синие и белые носи аристократов - тоже туристов из провинции, иногда чиновников из Кайнаня, по служебной надобности оказавшихся в столице Ценганя и тратящих свободное время на осмотр достопримечательностей. Кое-где толпа почтительно расступалась перед сопровождаемыми гидами группами заокеанских туристов из Кайтара - в неприличных шортах, рубашках и майках, которые носили даже женщины. Со сноровкой, выработавшейся за шесть декад жизни в этом районе, Нян пробралась сквозь толпу, иногда выскакивая на дорогу в опасной близости от потока машин и мотоциклов, и за воротами в храм Теребохи свернула в безымянный переулок, где располагался дом тетки.

Большинство туристов, посещающих столицу, ни за что бы не поверили, что всего в двух-трех десятках танов от одной из главных площадей Тасиэ могут располагаться такие места. Переулок в ширину имел не больше трех метров, так что два автомобиля здесь разъехаться не смогли бы. Впрочем, о такой роскоши, как автомобиль, местные обитатели даже и не мечтали, обходясь раздолбанными тарахтящими мотоциклами. Половина из двух- и трехэтажных домов здесь являлись дешевыми гостиницами для провинциалов, грязную одежду постояльцев которых прачечная тетки Нян в основном и стирала. Вторая половина служила пристанищем для разнообразного народа, зачастую занимавшегося темными делишками типа игры в наперсток или карманничества. Пытливые самостоятельные туристы, обратившие внимание на переулок, могли найти здесь магазины старьевщиков, где за удивительно низкую цену попадались тысячелетние антикварные статуэтки богов и слонов (с бивнями из натуральной слоновой кости!), шкатулки с ручной резьбой, ветряные колокольчики из давно забытых храмов и так далее. Знаток мог весьма дешево, всего за несколько тысяч, приобрести здесь ценнейшую вещицу, стоящую в респектабельных заведениях десятки и сотни тысяч канов... точнее, так утверждали владельцы магазинов. Муж тетки Нян зарабатывал тем, что в подвале дома вытачивал с помощью камнерезного станка и разнообразных жужжащих и воющих приспособлений именно такие статуэтки, снабжая ими половину местных старьевщиков, а также кучу сувенирных магазинов по всему городу.

- Вполне честная работа, малышка! - однажды сказал он Нян в приступе откровенности. - Я мастер, я свое дело знаю, и мне за продукт не стыдно. Нормальный турист купит слона за две-три сотни как сувенир, увезет домой и поставит пылиться на стол, чтобы иногда вспоминать поездку. Ну, а жадины, ищущие, как бы нажиться на простофилях, пусть себе платят вдесятеро, их не жалко.

Еще он вырезал ножом из какого-то легкого коричневого дерева кота с философской мордой, сидящего в позе лотоса, словно монах, и подарил Нян несмотря на ворчание тетки. Кот стоял у девочки на маленькой полочке над кроватью, и перед сном она иногда брала его в руки и гладила, глядя в глаза со зрачками из синих пластмассовых бусин. Ей хотелось поговорить с ним, чтобы пожаловаться на усталость и одиночество, но в общей спальне всегда находился кто-то из работниц прачечной, и она жаловалась про себя - впрочем, недолго и незло, потому что человек не должен винить других в своих проблемах. Надо еще сказать спасибо тетке, что приютила сироту-эйлахо после смерти матери. Жизнь в дорогой столице и без того нелегка, так что лишний рот - серьезная обуза. А что тетка ворчит - ну так не бьет же и даже со свету не сживает нотациями...

От воспоминания о коте на душе у Нян потеплело. Ей вдруг захотелось увидеть фигурку еще раз. Она споро зашагала по улице, тихой и безлюдной днем, сгибаясь набок под тяжестью сумки. Желудок вдруг пронзило острым приступом голода, таким обычным в последнее время. Матерчатые ручки резали пальцы, и в десятке метров от дома все-таки пришлось остановиться, чтобы перехватить их другой рукой.

И вот здесь-то ее и поймали соседские мальчишки.

Компанию возглавлял, как обычно, Бунта. Хотя ему не исполнилось еще и десяти лет, зловредности в нем хватило бы на двух или трех мальчишек на в полтора раза старше. Он верховодил среди пацанят во всем квартале, и даже взрослые парни остерегались сталкиваться с его шайкой: град камней и палок, который мог обрушиться на обидчика в самый неожиданный момент, отбивал охоту связываться с мелкими, но шустрыми пакостниками. Трое его дружков тоже относились к разряду самых злых озорников. Выскочив из узкой щели между двумя зданиями, они в мгновение ока окружили Нян и прижали ее к стене.

- Привет, деревенщина! - лениво сказал Бунта, пиная ее сумку полуразвалившейся сандалией. - Что купила? Ну-ка, покажь.

- Не дам, не твое! - сердито ответила Нян, исподтишка озираясь по сторонам. Улица оставалась пустынной. Только у третьего от нее дома стоял какой-то мужчина в кожаной жилетке на голое тело, прислонившись спиной и уперев подошву согнутой ноги в стену. Судя по склоненной голове, вмешиваться он не собирался и вообще мог не замечать каких-то детей. Закричать? Бесполезно. Все равно тетка и работницы сейчас возятся с шумными машинами, они не услышат. А остальным все равно.

- А может, мое? - нагло усмехнулся мальчишка. - Ну-ка, дай сюда.

Он потянулся за сумкой. Девочка оттолкнула его руку и вжалась спиной в стену. До спасительной двери прачечной рукой подать, но с тем же успехом она могла располагаться и в десяти цулах.

- Ты чо борзая такая, шо? - Бунта сощурился. - Ты девчонка. Ты должна мужчинам подчиняться, не знаешь, что ли? Я кому сказал? А ну, дай сюда!

Нян снова оттолкнула его руку, и тут же, словно по сигналу, на нее набросились все четверо. Хотя каждый из них был на голову ниже девочки, все вместе они с легкостью вырвали у нее из рук сумку, повалили на землю и начали топтать - не столько сильно и больно, сколько унизительно и обидно. Нян съежилась, подтянув колени к животу и закрывая руками грудь и голову. Глухая ярость начала закипать у нее глубоко в сердце. Пока еще глубоко.

- Эй, шо! - окликнул ее Бунта, когда ему с дружками надоело пинаться, и они остановились, запыхавшись. Сумка валялась на земле. Пакет выпал и лопнул, высыпавшийся рис перемешался с дорожной грязью. - Ты же эйлахо, типа. Чё ж ты меня молнией не шарахнешь, а? Зассала?

Нян убрала руки от лица и с ненавистью взглянула на него. Ярость кипела уже у самого горла, просясь - нет, требуя! - выпустить ее наружу. Тонкая голубая змейка с еле слышным шипением пробежала по ее пальцам и запястью и нырнула в рукав. Тетка много раз нудила, что нельзя, нельзя, нельзя показывать такое на людях - неприлично, опасно, невежливо, не подобает воспитанной молодой девице, и еще и одежду портит! Нян знала, что среди соседей несколько человек охотно пускали из ладоней молнии и огненные шарики на потеху детворе, но все они были мужчинами, а не женщинами. И как же ей самой хотелось сейчас на самом деле шарахнуть молнией скверных мальчишек!

- Уйди! - глухо сказала она. - Я тетке скажу! Ты рис растоптал, он денег стоит.

- Кто растоптал? - удивился Бунта. - Я? А кто видел? Сама упала, сама рассыпала. Точно?

Он обвел глазами своих приятелей, и те дружно закивали. Внезапно Бунта пнул Нян подошвой сандалии в открытое лицо, попав по носу. От неожиданности и острой боли, пронзившей голову девочки, та полностью утратила контроль за собой. Кипящая ярость выплеснулась наружу через глаза, в которых плыли вперемешку темные и белые пятна, и через руки. Громко шипящие молнии веером разлетелись от нее, и им вторили непроизвольные вопли боли и испуга. Раздался дробный топот сандалий, и мальчишки исчезли. Однако Нян уже не видела ни их, ни улицу. Перед ее глазами на фоне кромешной тьмы плавали огненные пятна и полотнища разноцветного пламени потустороннего мира. Многообразные духи кривлялись, меняли формы, перетекали друг в друга. В ушах ревели тысячи труб, далеких и близких, сердце колотилось в каждом уголке тела, словно пневматический отбойный молоток. Девочка чувствовала, что задыхается, и отчаянно хватала ртом воздух.

Половину вечности спустя сердце стало биться реже, и огненные фигуры духов начали медленно таять, растворяясь в проявляющемся мире. Когда Нян немного пришла в себя, она поняла, что по-прежнему лежит на боку в пыли. Она слабо пошевелилась, приподняла голову - и обмерла. Вокруг нее плавали вытянутые спиральные клочья, сотканные из серого тумана с горящими внутри багровыми огнями. Она еще никогда не видела волют вживую. Однако в холле соседней гостиницы для привлечения клиентов гордо стоял и постоянно работал телевизор - огромный, с маленьким экраном, но цветной. Нян иногда подглядывала с улицы поздно вечером, когда из сгустившейся уличной тьмы изображение отчетливо различалось. Волют много раз показывали в новостях, и теперь она нисколько не сомневалась, что видит именно их. Жуткие истории тут же всплыли в ее голове - как волюты пожирают и сжигают людей заживо, отрывают им руки и ноги, превращают в страшных чудовищ... Или, как шептались две прачки недавно перед сном, проповедники локтевиков пророчили, что волюты - вестники последних дней, что они уносят в Великую Пустоту души неверных, не позволяя достичь Нирваны. Всё. Теперь ее тоже сожрут или утащат в Великую Пустоту. За что? Она ничего никогда не делала плохого! Она даже иногда бросала железные однокановые монетки в ящики перед храмами Теребохи и Переллы! Немного, да, но у нее никогда нет денег, разве что тетка иногда расщедрится и оставит сдачу!

Нян снова уронила голову на землю и зажмурилась, терзаемая страхом и болью в носу. Она обхватила темя руками, чувствуя, как рукав ципао постепенно намокает мокрой теплотой от текущей крови, и принялась ждать смерти или чего-нибудь похуже. Однако ничего не случалось, только в бок неприятно давил камень, непонятно откуда взявшийся в уличной пыли. Минуту спустя она осторожно приоткрыла один глаз и чуть раздвинула защищающие лицо локти, чтобы видеть окружающее. Волюты по-прежнему парили вокруг, иногда чуть поднимаясь или опускаясь. Иногда между ними возникали облачка тихо шуршащих синих молний. Угрожающее багровое свечение в их брюшках быстро угасало. Одна волюта висела совсем рядом с девочкой, в десятке сунов перед ее головой.

На всякий случай Нян подождала еще чуть-чуть, но волюты по-прежнему ничего не предпринимали. Тогда она робко убрала руки, готовая в любой момент снова съежиться на земле, хотя и понимала всю бессмысленность такой "защиты". Потом она села на земле, запрокинула голову, чтобы кровь не вытекала из носа, и стала ждать.

И опять ничего не произошло. Только ближайшая волюта чуть приподнялась, оставаясь на одном уровне с ее лицом, и принялась раскачиваться из стороны в сторону, словно груз странного маятника.

- Ты кто? - неуверенно спросила Нян, следя за ней. Она сама не понимала, ожидает ли ответа, но сидеть в тишине казалось слишком страшным. Неожиданно волюта откликнулась. Она продребезжала что-то, похоже, несколько слов на странном языке, но Нян их не разобрала.

- Не понимаю, атара, - осторожно сказала она. - Прошу простить мою глупость. Меня зовут Нян.

Волюта снова что-то продребезжала. Потом она выпустила из себя несколько длинных червеобразных отростков, потянувшихся к девочке. Та снова зажмурилась. Ей показалось, что что-то холодное и липкое касается ее щек и лба, потом шеи, но когда она приоткрыла глаза, щупальца висели в воздухе на расстоянии в несколько сунов от лица.

- Не ешь меня, - робко попросила девочка. - Я богам приношения даю, честное слово!

На сей раз волюта промолчала. Зато невдалеке раздался истошный женский визг. Нян невольно резко повернула голову, только чтобы увидеть захлопывающуюся дверь ее дома, и тут волюта со щупальцами вдруг рассыпалась на тысячи мелких клочков, смахивающих на подброшенный в воздух пух белой ивы. Клочки закружились вокруг девочки небольшим смерчем, а потом вдруг облепили ее с ног до головы. Нян тихо взвизгнула, но ничего не случилось. Серый пух словно просочился сквозь ципао, всосался в кожу и пропал. Она лихорадочно ощупала себя снизу доверху, шмыгая, чтобы кровь не капала на одежду. Ничего необычного - если не считать самого ципао, прожженного в десятках мест, в основном на рукавах и груди, словно его протыкали тлеющими палочками. В дырках неприлично виднелась голая кожа, но, к счастью, они были достаточно мелкими и незаметными с расстояния. Девочка вскинула голову - и обнаружила, что осталась совершенно одна. Остальные волюты просто исчезли без единого звука.

Стукнула дверь, и из дома на улицу высыпали пять или шесть женщин - прачки, вооруженные швабрами и палками, возглавляемые теткой Нян. Они остановились, озираясь по сторонам.

- Ну и где твои волюты, Кана-тара? - осуждающе спросила тетка. - Ни одной не вижу. Ты выпить успела, что ли, раз всякая чушь мерещится?

- Ма-ма-масуко-атара! - пробормотала прачка, тыкая в сторону Нян черенком швабры. - Че-честное слово, вот вокруг Нян-тямы роились, как пчелы! Сама видела, клянусь чревом Переллы! Нян-тяма! Ну скажи же!

- Да у тебя кровь из носу? - озабоченно сказала тетка, подходя к Нян и присаживаясь перед ней на корточки. - А уж как в грязи вывалялась! Мальчишки, что ли, снова пристают? Опять Бунта? Ну, я его родителям еще нажалуюсь!

Она подобрала из пыли щепотку риса, перемешанного с пылью, покачала головой и бросила его обратно.

- Что такое Кана болтает насчет волют? Действительно, что ли, появились?

Шмыгать было больно, и Нян зажала нос пальцами. Она кивнула.

- И я еще искрами кидалась, - гнусаво призналась она, опуская глаза. - Прости, тетя, я не сдержалась. И одежда, вот...

Она протянула свободную руку. Тетка пощупала ткань, склонила голову, чтобы посмотреть ее на просвет, и вздохнула.

- Ну что же с тобой делать, а? - сокрушенно спросила она. - Перед людьми ведь стыдно! И одежду опять попортила - и дыры, и кровь не отмыть толком. Ох, горюшко ты мое, племянница! Побыстрей бы тебя замуж выдать, чтобы муж приглядывал, да кто ж тебя такую возьмет? И сестра у меня была шалая, за кайнаньца замуж вышла, и ты в нее. Хоть бы не видел никто твоих волют, а то пальцами начнут показывать, и на меня тоже! Ну ладно, беги в дом. Где аптечка, знаешь. Возьми вату, сделай затычки. И возьми льда из морозилки, чтобы на переносицу положить, только в пленку заверни.

- А... - Нян сделала движение в сторону разбросанных продуктов, но тетка остановила ее.

- Без тебя найдется, кому подобрать, - тетка сурово глянула на прачек. - Эй, вы, гусыни! Кончайте квохтать, возвращайтесь работать. Кана, подь сюда! Рис собери, очисти от грязи и промой как следует. Учти, тебе его на ужин есть. Ну, племянница, давай...

- Эй, Масуко-тара!

От нагловатых ноток в голосе мужчины Нян вздрогнула и снова сжалась в комок. Тот самый дядька, что стоял невдалеке, когда на нее напали мальчишки, оказывается, не убежал вместе с ними. Наоборот, сейчас он медленно приближался, заложив большие пальцы за пояс штанов и шагая вразвалочку. На его голых предплечьях и лодыжках, а также на торсе, открываемом расстегнутым халатом, виднелись многочисленные татуировки: сплетающиеся в клубок змеи, пауки, рыбы... С учетом лица, на котором держалось выражение брезгливого превосходства, и ножа на поясе, вывод оставался лишь один: Анъями. Нян вдруг вспомнила, что уже видела его раньше - когда он приходил за деньгами. Она плохо разбиралась в кланах Тьмы, а потому не могла сказать, какой именно в их районе собирал дань, но твердо знала одно: от кобунов Анъями следует держаться как можно дальше. Для них избить, изнасиловать, даже убить - проще простого. А полиция даже не станет их искать, потому что и простые уличные патрульные, и большие полицейские начальники - все берут у Анъями деньги. Разве стоит ссориться с Тьмой из-за каких-то безденежных бедняков?

Остальные знали то же самое, так что прачки дружно попятились назад к двери в дом.

- Да, тара? - сухо спросила тетка, выпрямляясь. - Что нужно? Я уже платила на этой декаде. Ты же и заходил.

- Повежливее, тара, - кобун Анъями нехорошо сощурился. - А то ведь и поучить могу. Твоя соплячка мне нужна.

- Ох ты! Неужто замуж взять хочешь? - несмотря на напускную браваду, голос тетки дрогнул.

- Я бы взял... на пару часов, - ухмыльнулся кобун, обнаружив отсутствующий верхний зуб. - Да только не такую зажигательную. Искрит она у тебя больно. Как таких называют, дефектные?

- Как бы ни называли, всё моя, - нахмурилась тетка. - Карадзи-тара, я тебе уже говорила - если хочешь малолеток, ищи где-нибудь в другом месте. А то я ведь знаю, кому пожаловаться! Беспредельничать даже тебе не позволено.

- Успокойся, тара, - кобун сменил тон на примирительный. - Не собираюсь я ее трахать. Костлявая слишком, все брюхо о нее обдерешь. Но ты сама подумай - что с ней делать станешь? Я ведь волют видел, что она позвала. Сегодня они мирные, а завтра сожрут кого.

- Да уж разберемся как-нибудь.

- Не разберетесь. Зато я знаю, кто разберется.

- И кто же?

- Паладары.

Нян задохнулась и даже разжала пальцы у себя на носу. К счастью, кровь уже почти остановилась, и на верхнюю губу выкатилось лишь несколько капель. Тетка ошарашенно смотрела на кобуна.

- При... при чем здесь... паладары? - наконец слабым голосом осведомилась она.

- Не слышала, Масуко-тара? А ведь по телевизору все время говорят, что паладары приглашают желающих поиграть на Арене. А, у тебя же нет телевизора. Ну хотя бы рекламный экран на площади видела?

- Ну, видела, - тетка уже оправилась от шока и перешла в наступление. - А ты-то с ними как связан, а, тара? Они ж с такими, как ты, не встречаются, все знают!

- А вот это, тара, уже не твое дело, - в голос Карадзи вернулись прежние нагловато-развязные нотки. - Я твою девчонку до них доведу, и на том всё, обещаю. Можешь с нами пойти, если не веришь.

Тетка поколебалась.

- Ну, а твой-то интерес в чем? - наконец осведомилась она, и по ее тону Нян поняла: она уже внутренне согласилась.

- Я же сказал: не твое дело, тара. Заметано? Эй, ты, замарашка, - он перевел взгляд на девочку. - Ты-то сама к паладарам хочешь?

- Я... я не знаю, - пискнула Нян. Она и в самом деле не знала, как ответить. Все случилось так неожиданно - мальчишки, драка, волюты, потом паладары... Она вдруг вспомнила красивые фигуры мужчины и женщины на рекламном экране. Да ну, зачем паладарам нужны такие, как она?

- Значит, хочешь. Ну так подъем!

Кобун Анъями склонился над Нян и рывком вздернул ее на ноги.

- За мной, - скомандовал он.

- Ну уж нет! - тетка ухватила Нян за плечо. - В таком виде я ее ни к каким паладарам не пущу! Сначала умыться, переодеться и кровь остановить. А потом вместе пойдем.

Кобун брезгливо поморщился, но возражать не стал.

- Пять минут, - лениво сказал он. - Потом я ее заберу хоть голую.

Тетка фыркнула, но даже не огрызнулась. Вместо того она в сопровождении прачек потащила Нян в дом. Там девочку затолкали в ванную комнату, вытряхнули из одежды, вымыли под душем, облачили во второе ципао - оно же последнее целое, потертое и аккуратно зашитое в нескольких местах, и на всякий случай заткнули нос ватными втулками. Ошеломленная, она механически выполняла приказы, даже не пытаясь думать о происходящем. Снова оказавшись на улице, с еще влажными волосами, она механическим шагом приблизилась к кобуну и замерла перед ним.

- Больше десяти минут, - недовольно сказал кобун, глядя на наручные часы. - На следующей декаде заплатишь лишние пятьсот канов, чтобы научилась не канителиться.

- Да ты что!.. - возмутилась тетка. Однако она тут же увяла под его ледяным взглядом.

- За мной, - мужчина повернулся и зашагал по проулку. Тетка отвесила Нян легкий подзатыльник, и та, встрепенувшись, почти побежала следом.

За двадцать пять или тридцать минут, что прошли после ухода Нян, площадь Небесного Генерала ничуть не изменилась. Все так же шумела толпа на рынках, все так же блистал рекламный экран Арены. Однако девочке казалось, что она внезапно оказалась в совершенно чужом пугающем мире. Паладары для нее всегда оставались далекой сказкой, и перспектива столкнуться с ними нос к носу пугала даже больше очередной встречи с мальчишками. И даже больше кобуна Анъями, за которым тетка тащила ее почти силой. Она вдруг вспомнила слухи о том, что достаточно увидеть паладара, и он утащит тебя в мир духов. Или не утащит, а ты сама туда попадешь и останешься скитаться там на год, а когда вернешься, здесь пройдет тысяча лет, и все твои родственники давно умрут. Наверное, врут слухи: все-таки паладары прилетели сюда, чтобы всех спасти, и Карине Мураций даже в храмах молятся, так зачем же им кого-то куда-то утаскивать? Наоборот, все мечтают в Хёнкон уехать поработать за баснословные деньги, а то и остаться там навсегда, да только мало кому удается. Говорят, что из ста миллионов рабочих, которых они нанимали расчищать и отстраивать город, практически все вернулись, только самым лучшим разрешили остаться. Так зачем же паладарам кого-то утаскивать? Но все-таки по коже бежали мурашки, а коленки отчетливо ослабли. Нян очень хотелось, чтобы все, случившееся после нападения мальчишек, оказалось дурным сном. Вот бы сделать так, что и волюты не появлялись, и страшный кобун Анъями ее не видел... Но проснуться не удавалось, и отменять прошлое Нян тоже не умела. Оставалось плестись за теткой и бандитом, уворачиваясь от людей в толпе.

Против ее ожиданий, кобун не повел их в гигантский небоскреб Небесного казначейства. Вместо того он прошел мимо здания по небольшой улице, поперек которой слабо трепыхался транспарант "Арена - здесь!". За небоскребом нашелся двухэтажный ничем не примечательный дом с плоской крышей, покрытый свежей желтой штукатуркой и с крупной надписью "Арена" над входом. Рядом с надписью висел серебряный знак Университета, изображавший раскрытую книгу с растущим из нее цветком. На улице шумел и кипел еще один неизбежный рынок - на сей раз одежды, но пространство вокруг дома оставалось пустым на расстоянии шагов в двадцать как минимум. Ни пешеходы, ни мотоциклисты, медленно пробирающиеся сквозь толпу, не рисковали к нему приближаться. Многие, проходя мимо, низко кланялись и делали ритуальные знаки.

К дому кобун не пошел. Вместо того он выдернул ватные пробки у Нян из носа и подвел их с теткой к неприметному мужчине. Тот, одетый в бедные, но опрятные штаны и халат на голое тело, стоял, прислонившись к фонарному столбу и сонно глядя на проходящих людей.

- Ты с Арены? Девчонка - эйлахо, - лаконично сообщил ему кобун. - При мне волют вызвала после того, как по морде дали. Ты! - ухватил Нян за плечо и подтолкнул к мужчине. - Пойдешь с ним, он проведет.

И, не утруждая себя прощанием, он тут же растворился в толпе.

Мужчина склонил голову и внимательно взглянул на девочку.

- Здравствуй, тяма, - сказал он. - Ты здесь ради Арены? Как тебя зовут, малышка?

Нян смотрела на него, раскрывая рот, но не могла произнести ни слова. Могучий приступ робости и страха одолел ее.

- Ее зовут Нян Су, атара, - тетка подобострастно улыбнулась и поклонилась, не забыв нажать Нян на затылок, чтобы поклонилась и та. - Мы... э-э, да, ради Арены. Конечно. Да.

- Я вижу, тара, - мужчина отлепился от столба и указал в сторону здания. - Пойдемте, нам туда. Нян-тяма, не бойся.

- Я... н-не... б-боюсь... - от страха девочка даже начала заикаться. Когда она шагала за мужчиной по пустому пространству, ей казалось, что на нее смотрят все вокруг.

Они пересекли пустой тротуар и поднялись на низкое широкое крыльцо, куда из-за крыши высокого здания напротив падали лучи полуденного солнца. Широкие стеклянные двери, наверняка волшебные, сами собой раздвинулись перед ними. Большую комнату, начинавшуюся сразу за порогом, освещал яркий свет - словно дневной с примесью солнечных лучей, но совсем не такой, как на улице. Пол комнаты выстилали широкие серые плиты то ли из мягкой пластмассы, то ли из чего-то похожего, стены покрывали желтые деревянные панели, а беленый потолок усеивали небольшие плафоны светильников. По левую и правую руку из комнаты вели деревянные двери, вдоль стен стояли мягкие на вид кушетки. Прямо перед входом располагалась низкая длинная стойка с несколькими стульями, за которой стояла женщина в ярко-красном облегающем ципао. Мужчина беззвучно отступил вбок, а женщина обогнула стойку и приблизилась.

- Здравствуй, Нян, - сказала она, тепло улыбнувшись. Девочка испуганно взглянула на нее - откуда та знает ее имя? - Здравствуй, тара, - она кивнула тетке. - Меня зовут Сируко. Рада приветствовать вас обеих. Тяма, не надо бояться. Ты среди друзей. Только что с тобой случилось? - ее лицо посуровело. - У тебя распухший нос. Тебя били?

- Нет, атара, просто мальчишки хулиганили! - тетка попыталась выдавить из себя подобострастную улыбку, но Нян, быстро взглянув на нее, заметила, что ее губы дрожат и не слушаются. А ведь она тоже боится. Почему? Ведь она же взрослая! - Дети... Все в порядке, с кем не бывает.

- Понимаю. Как тебя зовут, тара?

- Масуко, Сируко-атара. Масуко Синтаро.

- Возраст девочки?

- Одиннадцать лет...

- Ты ее мать?

- Нет, Сируко-атара. Тетка я ей. Сирота она, отец сбежал, мать умерла от легочной гнили, теперь вот у меня живет.

- Понимаю. Тогда мы сделаем так: Нян-тяма, видишь ту дверь? - Сируко показала влево от входа. - Там женская раздевалка, тебя ожидают. Масуко-тара, присаживайся на стул. Мне нужно задать несколько вопросов, чтобы уладить формальности.

- Ка...какие формальности? - тетка аж побелела.

- Уверяю тебя, ничего сложного. Ты расскажешь мне о племяннице, о ее способностях, когда они проявились - ведь человек, который вас привел, сказал, что она эйлахо?

Нян быстро оглянулась. Мужчина, которому их передал кобун Анъями, уже исчез. Он точно ничего не говорил! Сируко-атара... неужели она читает мысли?

- Да что ты, атара! - тетка заполошно замахала руками. - Не эйлахо она, почти совсем не эйлахо! Так, немножко... иногда... совсем немного...

- Подожди, Масуко-тара, - женщина в красном ципао подняла руку. - Я поняла. Сядь, пожалуйста, - она снова показала на стул, и тетка послушно села на него с прямой, как доска, спиной. - Подожди немного, я сейчас вернусь. Нян-тара, пойдем со мной.

Она протянула руку ладонью вверх. Девочка замерла, словно парализованная. Несколько невероятно долгих секунд спустя она все-таки заставила себя взяться за эту ладонь. Та оказалась теплой и сухой. Сируко снова улыбнулась ей и повела за собой.

За дверью обнаружилась еще одна комната с рядами шкафчиков и скамеек, очень похожая на раздевалку в спортзале в школе, куда Нян ходила раньше. Их ожидала еще одна женщина: невысокая, крепко сложенная, с добрыми ямочками на щеках и подбородке, с лукавыми морщинками в уголках глаз. Носила женщина странную одежду... нет, не странную, просто так одевались лишь туристы из-за западного океана - шорты, сандалии и рубашка с короткими рукавами.

- Здравствуй, Нян-тяма, - жизнерадостно сказала она. - Меня зовут Яна. Ух, какие у тебя шикарные синяки под глазами! Пока такие же маленькие, как и ты сама, но если их не полечить, вырастут куда быстрее тебя. Давай мы отпустим Сируко и посмотрим, как их скрыть. Ага?

Не дожидаясь ответа (Нян так и не могла заставить себя двигать парализованными от страха губами), она отвела девочку в неприметную дверь в дальней стене. В новой комнате всё оказалось слепяще-белым: и пол, и потолок, и стены и даже шкафы с блестящими стеклами... Яна-атара усадила Нян в большое мягкое кресло, которое немедленно просело под ней, удобно обхватив тело, и сама устроилась на стуле рядом.

- Ну, тяма, давай поговорим

Она протянула руку, чтобы погладить Нян по голове, и та рефлекторно сжалась, словно ожидая рывка за волосы. Она знала, что уж паладары-то наверняка не станут ее бить - но эта женщина не паладар! Кто знает, что у неё на уме... Рука Яны-атары зависла в воздухе, потом опустилась на колено, не тронув Нян. Улыбка пропала с ее лица.

- Нян-тяма, я не знаю, кто и почему привел тебя к нам, - сказала она. - Но хочу сказать одну очень важную вещь: тебе ничего не грозит. Честное слово. Мы не кусаемся, не деремся и даже не дружим с духами, как про нас рассказывают. И мы никого не держим силой - мы ищем друзей, а не рабов. Ты можешь уйти отсюда, когда хочешь, и тебя никто не посмеет наказать или хотя бы слово дурное сказать. Даже твоя тетя. Даже люди из Анъями. Понимаешь?

Девочка глянула на нее и отвела взгляд. Ну да, конечно, ей легко говорить! Она работает на паладаров и останется здесь, а Нян придется возвращаться домой, в переулок, в прачечную, к злым мальчишкам и сборщикам дани. Кто ее там защитит?

- Не веришь... - Яна-атара вздохнула. - Ну, ладно. Давай-ка сначала займемся твоим носом, а то он распух так, что почти больше тебя самой. Не бойся, я не сделаю больно.

Она придвинула стул поближе и принялась ощупывать нос и скулы Нян. На всякий случай девочка закрыла глаза. Боли действительно почти не чувствовалось: пальцы Яны-атары, то мягкие, то твердые, давили и массировали в разных местах и даже, казалось, внутри головы. Иногда становилось неприятно, но по-настоящему больно - ни разу.

- Почти всё, - наконец сказала Яна. - Давай-ка мы еще немножко лекарства впрыснем, чтобы кровь снова не потекла. Вдохни легонько носом, ага?

Что-то твердое и холодное коснулось края ноздрей. Нян приоткрыла глаз. Яна-атара держала обычный аэрозольный баллончик с распылителем. Девочка послушно вдохнула, и в нос брызнула прохладная свежесть, отдающая невкусной горечью. Несколько секунд спустя она почувствовала, что ноющая боль внутри головы быстро уходит и вскоре пропала совсем.

- Теперь совсем всё, - прежним жизнерадостным тоном заявила Яна. - Держи приз за терпение.

Она извлекла откуда-то из-за кресла и сунула в руки Нян самую настоящую куклу, словно только что из магазина. Та изображала девочку, одетую в облегающие шорты до середины бедра и такую же облегающую майку, не достающую до пупка и оставляющую часть живота открытым. Девочка-кукла озорно улыбалась сквозь рассыпавшиеся по лицу длинные каштановые волосы. Нян неосторожно сжала пальцы, и рука куклы под их напором согнулась в локте.

- Спасибо, не надо, Яна-атара! - испуганно сказала она. - У меня денег нет...

- Каких денег? - женщина озадаченно глянула на нее. - Я не уличный торговец, тяма. Говорю же - приз. Подарок. Она твоя - просто за то, что ты пришла сюда. Твоя, даже если сейчас плюнешь мне в ухо и навсегда сбежишь домой. Ты, кстати, далеко живешь?..

- Нет. В прачечной...

Яна-атара начала задавать новые мелкие, ничего не значащие вопросы: как звали родителей, где Нян жила раньше и в большом ли городе, какой класс она закончила и чему научилась, сколько у нее было подружек раньше и сколько сейчас, что она больше всего любит есть и ципао какого цвета ей больше всего нравятся... Сначала девочка отвечала скованно и напряженно, с трудом заставляя себя выдавливать слова, но постепенно расслабилась. Женщина шутила, улыбалась, иногда гладила ее по волосам (и Нян больше не вздрагивала, когда та протягивала руку). Хотя забытые за таким количеством событий голодные спазмы начали все настойчивее напоминать о себе, девочка с легкостью их отгоняла. Голодать она привыкла, и пусть даже голова слегка кружилась и гудела, она не обращала на проблему внимания.

Вскоре девочка с удивлением поняла, что рассказывает про драку с мальчишками и про волют.

- Ну, и вот... они пропали, - вновь скованно закончила она. Вдруг ее сейчас выгонят как слишком опасную? Она покрепче сжала куклу, к которой уже прикипела сердцем. Хорошо бы ее не отобрали...

Яна-атара, однако, не испугалась и задумчиво покивала.

- Да, сейчас многие люди умеют пускать молнии с рук и даже волют вызывать, - сказала она. - Беда прямо. Волюты сейчас безопасными стали, людям вреда не причиняют, но одежда горит - просто напасть. Хорошо тем, кто побогаче, они новую купить могут, а что беднякам делать? Вот у нас в Хёнконе всё просто - можно хоть голышом ходить, никто слова не скажет. Некоторые так и делают.

- У... у вас в Хёнконе? - пораженно спросила Нян, попытавшись выпрямиться в кресле, но лишь беспомощно утонув в его убаюкивающих мягких глубинах. Она забарахталась, и кресло тут же послушно отвердело и даже подняло спинку, помогая сесть вертикально. - А ты... разве ты из Хёнкона, атара? Ты паладар?

- Конечно, - Яна-атара удивленно посмотрела на нее. - Разве Сируко тебя не предупредила?

Нян помотала головой, глядя на женщину во все глаза, словно в первый раз. В той ничего ну ни капельки не указывало, что она прилетела на Паллу откуда-то с другой планеты. Обычная женщина... разве что загар бледнее, чем у большинства женщин Могерата, да одежда неприличная.

- Ну я скажу что-нибудь плохое координатору! - под нос пробормотала Яна-атара. - Нян-тяма, я действительно паладар. Но я редко заглядываю сюда, на Паллу, только в гости набегами. Я специалист по работе с подростками-девиантами твоего возраста, вот и решила посмотреть на первые дни после запуска программы. Видишь? - ее палец уперся в правую скулу. - Три родинки правильным треугольником на щеке - наш опознавательный знак. Только, тяма, не надо меня бояться. Пожалуйста, очень прошу! Я же говорю, мы не кусаемся и с духами не дружим. Мы сами по себе. Я очень хочу, чтобы ты со мной подружилась. Ладно?

- Да, атара! - быстро сказала Нян. Ну надо же, паладар! А она с Яной-атарой действительно болтала, как с подружкой! Ой, влетит от тетки, если та узнает! - Конечно, атара. А... Сируко-атара тоже паладар, да? С другой планеты?

- Технически Сируко тоже паладар. Только... м-м, как бы тебе объяснить... Ты слышала о компьютерах?

- Да, атара. Немного. Они такие большие железные шкафы, и считают быстро.

- Точно. Только наши умные компьютеры - мы зовем их небиологическими интеллектами или попросту небами - умеют не только считать, но и думать, и разговаривать. И выглядят они совсем не как шкафы. Сируко - небольшой кусочек такого вот неба, которого зовут "координатор". Она похожа на человека, но на самом деле совсем другая. Она - наш защитник, а теперь и твой тоже. Кстати, у нее очень много тел, так что не удивляйся, если увидишь сразу несколько Сируко. Только, Нян-тяма, - Яна-атара слегка нахмурилась, - Сируко поговорила с твоей тетей, послушала твой рассказ и попросила задать один вопрос. Ответь на него, пожалуйста, как можно точнее, хорошо? Тот мужчина из Анъями, что привел тебя сюда - он ведь находился где-то рядом, когда напали мальчишки?

- Да... - при воспоминании о кобуне Тьмы Нян слегка поежилась. Вспоминать его было неприятно. - Он недалеко стоял.

- И потом, когда пропали волюты, сразу же подошел?

- Ну... да.

- Нян-тяма, скажи, могло ли случиться так, что именно он подослал мальчишек, чтобы они избили тебя и заставили проявить свои способности?

Нян от удивления глубоко вздохнула. Подослал мальчишек? Ой...

- Да, атара, - наконец сказала она тихо. - Он мог. Говорят, Бунта с ними водится. С Анъями. Только не говорите ему, что я так сказала! - испуганно вскинулась она, сообразив, чем может закончиться ябедничество. - А то он меня побьет! Или лишние деньги заставит платить!

- Нет, малышка, - Яна-атара снова потрепала девочку по голове. - Обещаю, он больше никогда вас не побеспокоит. Вы больше его даже не увидите. По всей видимости, Анъями плохо проинструктировала своих людей, но тут уже наша проблема. Нян-тяма, мы не можем ничего сделать с играми, что Тьма устраивает вокруг Арены, но их внятно предупредили: начнут загонять к нам людей против воли - сильно пожалеют. Так что не бойся ничего и забудь, кто тебя привел. Скажем, ты шла мимо и зашла из любопытства, ага? Нуладно, раз мы познакомились и перестали бояться друг друга - перестали ведь, да? - перейдем к делу. Тяма, ты знаешь, что такое Арена?

- Да, атара! - Нян даже слегка обиделась на вопрос. Как же можно не знать про Арену, тем более после экрана на площади? - Там летать можно... и в игры играть.

- Умница! - Яна-атара расцвела улыбкой. - Точно так, играть в игры. Но не только. Когда человек играет на Арене, мы его незаметно исследуем. Слышала такое слово - энергоплазма?

Нян отрицательно помотала головой.

- Ну, если коротко, то из нее сделаны волюты, кольчоны и прочие штуки, связанные с Арасиномэ. Она походит на жидкую слизь, но на самом деле состоит из чистой энергии - как солнечные лучи, например. Странно, да? Солнечные лучи и какие-то сопли!

Яна-атара хихикнула совсем как девчонка, и Нян невольно улыбнулась в ответ. Действительно, как сопли могут походить на солнце?

- Да, странно. Но вот так устроен ваш мир после Первого Удара. И знаешь, что? В тебе такой энергоплазмы очень много.

Нян вздрогнула.

- Как - много? - удивленно спросила она. - Слизи? Во мне? А почему ее не видно?

- Потому что она скрыта внутри тела. Но мы можем ее чувствовать. Посмотри на кресло, малышка, в котором ты сидишь. Пощупай его.

Нян повернула голову и внимательно посмотрела на ткань обивки, даже пощупала ее. Гладкая и чуть скользкая, она не походила ни на что, знакомое девочке.

- На самом деле кресло - не кресло, а штука, которую мы называем "дрон". Ну-ка, слезь. Сейчас я фокус покажу, - Яна-атара таинственно сощурилась.

Нян спрыгнула с кресла - и оно тут же расплылось по полу большой серовато-зеленой лужей. Потом в центре лужи выросла высокая гладкая палка, из палки - палочки поменьше, их поверхность стала шероховатой, пошла трещинками, превратилась в кору, на ветках появились листья - и палка превратилась в дерево, стоящее на круглой подставке. Потом дерево расплылось и превратилось в небольшое забавное животное, похожее на медведя с выпуклыми задумчивыми глазами. Медведь превратился в трехстворчатое зеркало, зеркало - в одноколесную садовую тачку, тачка - в телевизор (на его экране даже мелькнуло, но тут же пропало изображение), а телевизор снова стал креслом. Нян завороженно наблюдала за метаморфозами. Ух, теперь она может столько рассказать, что все прачки станут слушать с открытыми ртами! Дрон, который может стать и креслом, и деревом - шикарно!

- Вот такие у нас дроны, - с гордостью сказала Яна-атара. - Во что скажешь, в то и превратятся. Кстати, мое тело - тоже дрон. Ты ведь знаешь, что паладары на самом деле не могут добраться до вашей планеты и находятся далеко в космосе? А чтобы удобнее с людьми говорить, мы носим тела-дроны, примерно как ты носишь ципао. Но я не о том. Нян-тяма, на самом деле кресло, когда ты в нем сидела, незаметно изучало тебя - или, если по-научному, провело первичное обследование. И оно сообщает, что в твоем теле очень-очень много активной энергоплазмы - и в голове, и в груди, и в руках с ногами. Тяма, ты нам интересна - и мы можем сделать так, что тебе будет очень интересно с нами. Давай дружить, а? Приходи к нам почаще, и мы научим тебя играть на Арене. А пока ты играешь, мы станем за тобой наблюдать. Хочешь?

Да! - страшно захотелось выкрикнуть Нян. Хочу, конечно! Как те люди на рекламном экране...

- Я не могу, - грустно сказала она, понурившись. - Мне работать надо, в прачечной. Тетя не отпустит часто.

- Невелика проблема! - рассмеялась Яна-атара. - Один игровой сеанс занимает полчаса - и на первых порах мы станем платить за него пятьдесят канов. Уверена, такая сумма вполне компенсирует час твоей работы в прачечной, и твоя тетя с радостью согласится. И вообще, тяма, сейчас я спрашиваю не тетю, а тебя, а с тетей мы как-нибудь сами разберемся. Хочешь с нами играть?

Со вспыхнувшей надежной Нян глянула на нее.

- Хочу... - робко сказала она.

- Ну вот и отлично! Тогда сегодня познакомишься с терминалом Арены - так называется место, в котором проходит игра. Ты пришла немного поздно, и основная группа уже прошла первую тренировку. Они сейчас переодеваются, но не беспокойся - инструктор все еще здесь, так что у тебя получится индивидуальное вводное занятие. Давай, беги в раздевалку. А я с тобой прощаюсь, мне нужно еще в других местах побывать и с другими людьми пообщаться.

Яна-атара улыбнулась на прощание, еще раз провела ладонью по волосам Нян, и вдруг ее тело словно расплескалось... нет, просто утратило очертания и расплылось в невысокую полусферу, в которой утонула и пропала одежда. Полусфера чуть приподнялась над полом и уплыла в угол, где и замерла неподвижно. Нян с разинутым ртом наблюдала за ее перемещениями. Ну и ну! Здорово! Теперь ее рассказы точно сбегутся послушать не одни теткины прачки, но и все женщины на их улице!

Она осмотрела комнату в последний раз (хоть и блестящая, но скучная и неинтересная, и не скажешь, что тут паладары живут), потрогала на прощание кресло-дрон и вышла обратно в раздевалку. Там не нашлось никого и ничего, кроме рядов скамеек и шкафчиков. Нян растерянно огляделась. И где же какой-то "инструктор"?

Дверь (не та, которая вела к выходу) распахнулась, и в нее с разбегу влетела черноволосая босоногая девчонка, по виду немного старше Нян. Она носила монотонно-зеленое мешковатое ципао без рукавов с подолом, едва достающим до колен - не слишком богатое, но и не бедное, словно у дочери мелкого чиновника или лавочника. Ее волосы, как у взрослой, были собраны в пук на затылке, но две короткие пряди с желтыми ленточками спускались с висков на щеки. На шее висело странное украшение: гладкий серебряный обруч с фиолетовым камнем под подбородком. Не успев затормозить, девчонка налетела на скамейку, ударилась голенью, ойкнула и запрыгала на одной ноге, держась за ушибленное место обеими руками и громко шипя от боли. Вид у нее оказался такой потешный, что Нян хихикнула. Девчонка метнула на нее обиженный взгляд и плюхнулась на скамейку, растирая ногу. На месте удара набухал красный рубец, но кровь не потекла.

- Привет, - сквозь зубы сказала босоногая. - С-с-с... больно... Извини, задержалась. Ты Нян?

- Ага, - кивнула Нян. - А ты кто? Тоже здесь... ну, обследуешься? Или играешь? А зачем тебе ошейник?

- Сама ты ошейник! - снова обиделась босоногая. - Чтоб ты знала, он называется кубирин. Ну, он не настоящий, конечно, а так, просто для красоты. А камень, между прочим, аметист. Меня Рикона зовут. Можно просто Рика. А у тебя имя хорошее, простое, и сокращать не надо.

- Ага, Рика, - кивнула Нян. - Слушай, ты знаешь, кто такой инструктор? Мне сказали, что он здесь ждет. Он тоже паладар?

- Я инструктор, - сообщила Рикона. - Мне сказали, чтобы я тебе все объяснила. А я не паладар, а так... в общем, на каникулах здесь.

Нян посмотрела на нее круглыми глазами. Только сейчас она заметила на правой щеке Риконы три точки в виде перевернутого треугольника. Инструктор? Вот такая девчонка в ципао не по размеру и даже без сандалий?

- А не врешь? - с сомнением спросила она. - Что инструктор? А что это вообще такое?

- Вот и ты не веришь, - Рикона вздохнула и подергала себя за нашейный обруч. - Мальчишек вообще за шкирку одной рукой поднимать пришлось, чтобы убедить. Глупый у вас континент, все считают, что женщина мужчине подчиняться должна. Фигня полная, конечно. Карина-атара разве кому-то подчиняется? Взрослых Дзии с координатором сами воспитывают, а подростков на всем Могерате почему-то на меня одну свалили. Хорошо, что народу пока мало. Ну что, начнем? Кстати, инструктор по-другому - учитель.

- Что начнем? - Нян вдруг поняла, что слишком фамильярно обращается к старшей девочке, да еще и учителю, не говоря уже, что паладару, пусть и на каникулах. Но ведь та не одернула же! И что теперь? Атарой называть? Вот такую несерьезную и неуклюжую, которая даже скамейку обойти не может?

- Вводный инструктаж начнем, - пояснила Рикона. - Ну, я тебе расскажу, что надо делать и как оно вообще всё.

Она сделала в воздухе неопределенные пассы.

- Ну, давай... - Нян так не поняла, как обращаться к паладару-подростку чуть старше себя самой. "Атара" точно не подходило. Просто "тара", как взрослые? Формально слишком. Или "пуна"? Но они не друзья. "Тяма"? Так взрослые к малышам обращаются, Рикона точно обидится... Придется пока просто по имени, словно с близким другом.

- Ага. Идем в зал... или нет, стоп. Ты переодеваться намерена?

- Переодеваться?

- Ну, все-таки Арена - типа физкультуры, а в твоем платье... - Рикона критически оглядела Нян с ног до головы. - Можно, конечно, но неудобно же. И ветхое какое-то, порвется еще.

- У самой порвется! - не сдержавшись, буркнула Нян. - Ой, извини. Я хочу сказать, нет другого. Мальчишки подрались, а я током биться начала, ципао подпалила.

- Как Фучи? - ничуть не обидевшаяся Рикона хихикнула. - Она тоже как заискрит, вся одежда сразу в обугленные клочки. Тоже ругается страшно, и вообще в последнее время постоянно голой ходит. Говорит, так проще, и время на переодевание меньше тратится.

- Фучи?

- Ну, Фуоко... Ой! - Рикона осеклась. - Извини, о ней, наверное, не надо рассказывать, она не любит. Есть, в общем, такая девчонка у нас в Хёнконе. И не одна она. Координатор рассказывал, что сейчас чуть ли не четверть населения планеты искрит, а многие даже волют вызывать умеют.

- Волют? Как я? - Нян почувствовала, что на сердце становится легче. Выходит, не она одна такая уродина?

- А ты тоже умеешь? Извини, я твой профиль просмотреть не успела. Секунду, сейчас прочитаю.

Рикона чуть склонила голову набок и замерла абсолютно неподвижно, словно статуя. Нян смотрела на нее в недоумении. Прочитает? Где? И чем она сейчас занимается?

Пауза не затянулась надолго. Уже секунд через десять юная паладарка ожила.

- Прочитала, - сообщила она, разглядывая Нян так, словно впервые увидела. - Слушай, ты действительно как Фучи. И искришь, и волют вызываешь, и нервная система перестроена. Таких, как вы, мало. Здорово, что ты к нам пришла, нам такие друзья очень нужны. Так... Тут Дзии сигналит. Есть хочешь?

- Есть?

Голодные судороги, отодвинутые куда-то за край сознания впечатлениями, вдруг скрутили желудок так сильно, что Нян даже слегка согнулась, прижимая руки к громко забурчавшему животу.

- Нет, не хочу, - тихо сказала она, мечтая о плошке... а еще лучше, трех или четырех плошках риса. И хорошо бы с сырым яйцом... а если помечтать, то еще и с ломтиком свинины! - Я недавно поела.

- Врешь! - решительно сказала Рикона. - Я не врач, как Дзии, но и то вижу, что ты с голодухи еле на ногах стоишь. Когда энергоплазма нервную систему перестраивает, люди всегда до смерти жрать хотят. Ну-ка, топай сюда.

Не дожидаясь ответа, она ухватила Нян за плечо и поволокла за собой в дальний угол раздевалки.

- Вот, - сказала она, останавливаясь перед белой дверцей в стене. - Запомни - холодильник. В нем всегда концентрата полно, так что лопай сколько влезет, не стесняйся. Если кончится, новый привезут. Совершенно бесплатно, кстати.

Она распахнула дверцу, и перед Нян открылись ряды решетчатых полок, заставленных плоскими коробками из прозрачного пластика. В каждой коробке двумя слоями лежало десять аккуратных разноцветных брусков. Сверху на коробках красовались наклейки с изображением лесного ореха, клубничин, яблок, винограда, каких-то незнакомых ягод и фруктов, креветок, мидий, куриц и прочего.

- Там белки, жиры, углеводы, микроэлементы, витамины и так далее, -деловито пояснила Рикона. - Наклейка показывает, какой вкус, но в остальном они одинаковые. Бери, что хочешь, и лопай. Только быстрее, а то время идет. У меня через полчаса занятие на западном побережье, в Оохае, нужно успеть. Да не пялься ты так, ешь давай. Клубнику любишь?

Она схватила одну коробку с красными брусками и изображением клубники, резким движением раскрыла ее и подставила Нян под нос.

- Ну? - требовательно сказала она.

Нян нерешительно взяла один брусок двумя пальцами. Он казался увесистым и чуть упругим. Пахло от него и в самом деле клубникой - да не той гидропонной, картонной и на ощупь, и на вкус, что продавалась на рынках, а настоящей, ароматной, со своего огорода. На вкус брусок тоже не подвел - хотя через клубничный аромат пробивался какой-то странный, хотя и не неприятный привкус, рот Нян мгновенно заполнился слюной. Она откусила больше - и опомниться не успела, как сжевала брусок целиком.

- Молодец. Бери еще, - нетерпеливо сказала Рикона, но вдруг захлопнула коробку, убрала ее в холодильник и закрыла его. - Или нет, тебе же сейчас в терминал лезть. И не смотри на меня такими голодными глазами. Дзии говорит, одного брикета взрослому человеку в три раза тяжелее тебя на день хватает. Таким, как ты, с перестраивающимся организмом, хуже, им все время жрать хочется. Но полчаса перетерпишь, а там хоть весь холодильник слопай. Слушай, а на вкус как? Понравилось?

- Ну... да. Вкусно, - призналась Нян, чувствуя, как желудок и в самом деле наливается приятной сытой тяжестью. Голодные спазмы ушли, а вместо них пришла сонливость.

- Эх, вот бы и мне попробовать... Я же пищу на вкус не очень хорошо воспринимаю, - пояснила Рикона в ответ на недоуменный взгляд Нян. - Координатор говорит, с такой примитивной технологией, как наши дроны, сделать нормальные вкусовые рецепторы невозможно. А когда вкус напрямую транслируется, он не обязательно с реальным совпадает. А, не обращай внимания. Ну так что, ты переодеваться не хочешь? Смотри, все мальчишки уже ушли, из девчонок ты одна, так что можешь хоть догола раздеться. Сегодня как хочешь, а завтра привезут стандартный сенко твоего размера. Потом тебе индивидуальный сенко пришлют, точно по мерке - их на дальней орбите делают, они долго сюда летят, даже если контейнеры запускать с максимальным ускорением. Сегодня в терминале все параметры снимут, сделают и пришлют.

- А что такое "сенко"? - переспросила Нян, чувствуя, что от обилия незнакомых слов голова начинает идти кругом.

- Сенсорный комбинезон. Трико в обтяжку когда-нибудь видела? Сенко такой же, только от макушки до ступней закрывает, и на лице специальные очки. Он помогает понимать, что у тебя внутри происходит, а заодно ощущения создает. Так что, раздеваться станешь?

- А... надо?

- Ну, если сильно не хочешь, фиг с тобой. Мерку снимать одежда не мешает, но металлические предметы в шкафчике оставь, если есть. И сандалии сними, чтобы грязь с улицы не тащить. Однако учти, в первый раз еще и проверку физических способностей проходят. В твоем балахоне напрягаться неудобно, так что я бы его сняла на всякий случай. Я ж говорю, никого нет, не стесняйся. Тут спортивная форма есть - трусы и футболки, у вас в таких и девчонки занимаются.

Нян поежилась. Под ципао она носила одни панталоны, поскольку лифчик ей (ох...) пока что совершенно не требовался. Раздеваться почти догола при чужих?

- Нет... не сегодня, приношу свои извинения, - отказалась она. - Я пока так. Ладно?

- Да как хочешь. Только пропотеешь - как потом в мокрой одежде по улице пойдешь? Или... - Рикона прислушалась к чему-то неслышному. - Координатор подсказывает, что высушить можно, пока в душе моешься после сеанса. Ну, идем. Аватара потом заберешь.

Она вынула из ослабевших пальцев Нян куклу, поставила ее на шкафчик, заставила снять сандалии и почти силой поволокла девочку за собой. Та не сопротивлялась, хотя от внезапной слабости в коленках едва стояла на ногах.

- Координатор - он неб? - нерешительно спросила Нян, вслед за Риконой перешагивая порог. - Ух ты!..

За дверью начинался огромный, ярко освещенный зал раз в десять больше их подвала со стиральными машинами. Или в двадцать. В нем ровными рядами стояли большие белые шары на невысоких постаментах. На стенах зала висели такие же большие экраны, лицом к ним стояли ряды мягких скамеек со спинками. На экранах крутился тот же короткий фильм, что и над зданием Небесного казначейства.

- Угу, неб, - согласилась Рикона. - Тебе Яна рассказала, да? Он хороший дядька, просто занудный немного. И подслушивает все время! - произнесла она ядовитым, нарочито громким голосом. Сделав паузу, словно слушая ответ, она фыркнула, но продолжать не стала и подвела Нян к ближайшему шару. - В общем, смотри: такая штука называется "терминал". Внутри пусто, но ты повиснешь в суспензорном поле. Не бойся, оно больно не делает. Ты сможешь там стоять, лежать, ходить и даже бегать. И не бойся удариться о что-нибудь - система не позволит, даже если специально попробуешь. Давай, лезь внутрь, а я сейчас переключусь на твое пространство.

Тихо чмокнуло. В боку белого шара прорезались темные линии, и секунду спустя сама собой широко распахнулась выгнутая дверь. Нян вздрогнула. Ей вдруг вспомнились рассказы о мире духов, которые все время завидуют живым людям и утаскивают их к себе. Или, наоборот, вселяются в их тела, пожирая законных владельцев. Да ну, глупости, сердито сказала она себе. Это же паладары, какие духи? Но слабость в коленках не проходила.

- Слушай, если все-таки боишься, то лучше не надо, - Рикона положила руку ей на плечо. - Я знаю, многие боятся, даже взрослые дядьки. Сегодня аж трое записавшихся не смогли себя заставить и ушли. Там нет ничего страшного, честно, но если не можешь, не насилуй себя. В другой раз придешь, если хочешь.

- Ничего я не боюсь! - Нян сердито дернула плечом, стряхивая ее руку. - Я просто... ну, смотрю.

Она приблизилась вплотную и заглянула внутрь. Пусто. Абсолютно голые гнутые белые стенки, освещенные ярким, непонятно откуда идущим светом (призрачным?.. Да ну, глупости!) Нян осторожно сунула внутрь руку. Ничего не случилось. Чуть осмелев, она засунула внутрь голову, потом осторожно поднялась по небольшим ступенькам в постаменте и оказалась внутри целиком. Снова тихо чмокнуло, и, скованная внезапным приступом паники, девочка увидела, как сама собой закрылась дверь. Ее пробила дрожь с ног до головы, а по пальцам пробежало несколько синих потрескивающих искорок.

- А вот и я!

Яркий свет померк, и прямо перед собой пораженная Нян увидела Рикону. На сей раз юная паладарка носила совсем другую одежду, очень похожую на ту, что на кукле: обтягивающие красные тонкие шорты до середины бедра и такую же обтягивающую желтую майку с рукавами до середины плеч, оставляющую живот наполовину открытым. Рикона помахала рукой.

- Ау, Нян! - весело сказала она. - А ты молодец, не испугалась. Поздравляю, десять очков к личному рейтингу ты получила.

- Что получила? - зажатые спазмом страха мышцы Нян начали потихоньку расслабляться, но губы все еще плохо ее слушались.

- Десять очков. Когда играешь, зарабатываешь очки. Твой личный рейтинг - сколько всего заработала. Чем больше наберешь, тем лучше - раз в полгода за рейтинг призы дают. А теперь давай играть! Приготовься, включаю суспензорное поле. В первый раз немного непривычно, но ты, главное, не дергайся.

Только сейчас Нян сообразила, что видит не Рикону, а ее изображение, словно в огромном телевизоре - однако картина выглядела жутко реальной, словно перед ней стоял живой человек. Но удивиться как следует девочка не успела: она вдруг провалилась и начала быстро падать куда-то вниз. Она непроизвольно зажмурилась и тихо завизжала.

- Ты чего? - удивилась Рикона. - Эй, Нян!

Девочка осторожно приоткрыла один глаз. Хотя ощущение падения не пропало, она поняла, что на самом деле никуда не падает: Рикона по-прежнему стояла прямо перед ней, уперев руки в бока. Только под ногами Нян больше не чувствовался твердый пол шара, и вообще она словно бы сидела в воздухе, откинувшись в мягком невидимом кресле.

- А... что... как... - пробормотала она, постепенно приходя в себя.

- Ты лежишь в суспензорном поле, - терпеливо объяснила Рикона. - Обычное гравитационное поле - знаешь, вроде того, что людей к земле притягивает, но не вниз направлено, а куда угодно. Сейчас вот оно вверх течет и тебя поддерживает. Ну-ка, попробуй встать на ноги. Давай, давай, не симулируй!

Нян не знала, что такое "симулировать" и "гравитационное поле", но на сегодня она наудивлялась уже столько, что на новые удивления сил уже не оставалось. Она осторожно подалась вперед - и невидимое кресло послушно опрокинулось и поставило ее на ноги. С трудом удержавшись от падения на четвереньки и взмахнув руками для равновесия, она застыла в неудобной позе, потом медленно выпрямилась. Ощущение падения пропало. Под ногами чувствовалась твердая, чуть пружинящая основа, но когда Нян посмотрела вниз, то пола не увидела. Вместо него во все стороны тянулась серовато-розовая чуть светящаяся пустота, в которой непринужденно висела Рикона.

- Видишь? Все просто, - сказала паладарка. - Попробуй, подпрыгни.

Нян послушалась. Невидимый пол под ногами спружинил.

- Да нет, ты по-настоящему попробуй! - потребовала Рикона. - Высоко. Вон, видишь ветку? Дотянись!

Нян задрала голову. В пустоте над ее головой и в самом деле покачивалась неизвестно откуда взявшаяся древесная ветвь: разлапистая, покрытая широкими незнакомыми листьями. Ствол дерева отсутствовал.

- Но она же высоко...

- А ты прыгни. Вот так!

Рикона подпрыгнула и щелкнула пальцами по листу. Нян подумала, потом слегка присела, оттолкнулась ногами как следует и тоже прыгнула, изо всех сил стараясь дотянуться.

Она так и не поняла, достала ли до ветки на самом деле: ее пальцы отчетливо ощутили твердую шероховатую поверхность древесины, и ветвь закачалась сильнее, возмущенно шелестя листьями, но глаза так и не разобрали - коснулась ли она. Вроде бы да... а может, и не дотянулась пару сунов. Голова закружилась, и девочка поспешно опустила взгляд.

- Молодец! - похвалила Рикона. - Давай еще раз!

На сей раз Нян подпрыгнула уже вполне уверенно - и когда она задела ветку еще раз, мир вокруг вдруг резко изменился. Под ногами пружинил натянутый батут, на котором Рикона неподалеку весело скакала с одной ноги на другую, гримасничая и размахивая руками, и вокруг шумели настоящие деревья, и ветер нес незнакомые ароматные запахи травы и цветов, и высоко над головой голубело небо, сияло солнце, щебетали птицы, а где-то неподалеку раздавались детские крики и смех... От неожиданности Нян не удержала равновесие и с размаху села на вибрирующий от прыжков Риконы батут, но тут же сама весело засмеялась от беспричинно нахлынувшего счастья.

- Давай кто выше! - предложила Рикона и тут же заскакала как бешеная. Нян вскочила на ноги и присоединилась к ней. Там, где ее пальцы доставали воздух, на мгновение вспыхивали фиолетовые точки и рядом с ними - мелкие цифры, но на них девочка внимания не обращала. Вместе с Риконой они прыгали до тех пор, пока Нян не запыхалась окончательно.

- Ф-фу, запарилась! - доверительно сказала паладарка. - Надо отдохнуть. Пойдем, погуляем.

Она спрыгнула с батута и протянула руку. Нян оперлась о нее и осторожно слезла на мягкую траву, приятно щекочущую босые ноги. Вместе они пошли между деревьев. Проходя мимо, Нян потрогала одно - настоящее! Хотя пальцы по-прежнему чуть-чуть не доставали до теплой шероховатой коры, ощущение казалось полностью реальным.

- А мы... в мире духов, да? - спросила она, не слишком-то пугаясь возможного ответа.

- Вот глупости! - фыркнула паладарка. - Ты в кино ходишь? Тут такое же кино, просто экран вокруг тебя, а не только впереди. Вон, смотри!

Она ткнула пальцем вниз, и там прорезалась широкая изогнутая щель дверного проема, в которую Нян разглядела зал с рядами шаров. Потом щель захлопнулась, и вокруг снова остался один лес - а когда Нян оглянулась, полянка с батутом за спиной уже куда-то пропала.

- Убедилась? Простое кино, только почти как в жизни. Когда свой сенко наденешь, еще лучше станет. В него очки встроены, с ними эффект присутствия вообще полноценный, но все равно это просто кино. Слушай, там впереди что-то интересное. Побежали?

Не дожидаясь ответа, Рикона устремилась вперед, лавируя между деревьями. Нян решила ничему не удивляться - пусть даже она и в мире духов, но не сбегать же отсюда, когда так интересно! Она устремилась вслед за паладаркой, сначала осторожно, опасаясь скрытых в траве корней, а потом все быстрее и быстрее, когда убедилась, что под ногами чувствуется только ровная и твердая, чуть пружинящая земля. Желтая майка и красные шорты Риконы мелькали впереди, то и дело заслоняемые стволами, но догнать ее Нян не могла, как ни старалась. Вскоре она совсем запыхалась и замедлила шаг - и тут лес расступился.

Девочка обнаружила себя стоящей на краю обрыва. Ужасно далеко внизу - в цуле, а то и двух - по равнине текла широкая река, ярко светило солнце, курился одинокий дымок, поднимающийся от малюсенького домика, а тело обдувал теплый ветер. Все выглядело так красиво, что Нян даже всхлипнула от восторга. Она огляделась. Лес исчез. Она находилась на самой вершине высокой горы, и рядом стояла невесть откуда взявшаяся Рикона.

- Нравится? - спросила паладарка. - Мне тоже. Слушай, хочешь полетать?

- А... как?

- Да очень просто. Нужно просто прыгнуть вперед.

В доказательство Рикона присела, взмахнула руками, словно приготовившись нырять, и скакнула вперед, в зияющую пустоту. Нян вздрогнула, но та уже парила в воздухе, перевернувшись на спину и закинув ногу на ногу, словно лежа на невидимом облаке.

- Давай сюда! - приглашающе махнула она рукой. - Не бойся. Пропасти на самом деле нет, ты все еще внутри терминала. Просто кино, помнишь?

Она щелкнула пальцами, и справа от Нян снова приоткрылась и вновь захлопнулась выгнутая дверца, за которой по-прежнему находилась комната с рядами белых шаров.

- Видишь? Не думай, просто прыгай.

Нян с сомнением поглядела вниз. Восторг уже прошел, и уходящий вниз горный склон не казался слишком уж приятным местом для падения с размаху. Однако если Рикона говорит, что опасности нет... Ну да, в кино же тоже иногда страшно, но на самом деле там просто большая белая тряпка и картинки на ней из проектора. А, ладно!

Она присела и неуклюже прыгнула вперед. Ее снова охватило ощущение свободного падения. Гора и долина тут же исчезли, а далеко внизу расстелилась странная белая земля - на вид пушистая, словно вата или... облака! Значит, вот так мир видят птицы? И летчики? Нян никогда не летала на самолете, но иногда перед сном мечтала, представляя себе, как смотрит из иллюминатора вниз. Представлялось плохо, поскольку самый большой холм в окрестностях ее родного города имел в высоту не больше пяти или шести танов. Зато теперь...

- Полетели! - скомандовала Рикона. Она перевернулась на живот и раскинула руки. - Делай как я! В какую сторону наклоняешь руку, туда и поворачиваешь. Вперед!

И она тут же птицей устремилась вниз, к облакам. Нян счастливо засмеялась, раскинула руки, и в лицо ударил упругий теплый ветер, смешанный с тихой радостной музыкой.

Она быстро утратила счет времени. Мир вокруг менялся, как в зеркальной трубке: облака; океан - сначала поверхность, а потом темные глубины с пробивающимися сверху лучами солнца; темные пещеры с таинственно светящимися гроздьями неведомых кристаллов; необъятная степь со стадом несущихся животных, похожих на коз с огромными рогами; яблоневая роща, где Рикона, а вслед за ней и Нян на лету срывали яблоки (жаль, что они лопались в ладонях, оставляя после себя все те же мелкие циферки); высохшее озеро, переливающееся радужными сполохами солевых отложений; ночная пустыня под удивительным небом - не обычным радужным, а черным, испещренным тысячами ярких точек; опять горы, где полет кончился и пришлось карабкаться по крутому склону (Нян опять ужасно запыхалась, но все-таки вкарабкалась до самого верха)... Она забыла про робость, про злых мальчишек и кобуна Анъями, про прачечную и стиральные машины, про свое ветхое ципао, вообще про все, кроме удивительного паладарского мира.

Но всё хорошее когда-то кончается. Очередной полет закончился на берегу лесного озера. Шелестел камыш. Паутина с затаившимся в центре красивым крапчатым пауком, натянутая между ветвями, поблескивала на солнце совсем рядом с лицом. Где-то вдали заунывно кричала незнакомая птица.

- Ф-фух! - выдохнула Рикона, усаживаясь на траву на уходящем в воду пологом бережке. Нян упала рядом, спиной чувствуя травяную мягкость (хотя земля отчетливо осталась в нескольких сунах внизу), и потянулась. Тело сковывала блаженная усталость, и где-то внутри, пока еще далекое и невнятное, зарождалось чувство голода. - Все, Нян. Закончилось занятие. Полчаса прошло, тесты завершились.

Она покрутила в воздухе пальцем, и над Нян возник большой прямоугольник, расчерченный тонкими линиями. Между линиями струились слова и цифры, значения которых Нян не понимала.

- Дзии говорит, что у тебя великолепная психика. Никаких выраженных фобий... ну, не боишься ты ничего. Даже пауков. Даже улиток, гадость такую! - Рикона ткнула пальцем в большую круглую улитку на листе рогоза, склонившемся рядом с головой Нян. Ее заметно передернуло. - Нарушений типа эпилепсии тоже нет. Вот физическая подготовка у тебя очень плохая, чуть напряжешься - и уже сердце из груди выпрыгивает. Ну, не страшно, окрепнешь на концентрате. Кстати, есть хочешь?

- Ну... нет. Немножко совсем, - отозвалась Нян, сосредоточенно вглядываясь в цифры. Интересно, что такое "уровень координации"? Звучит как колдовское заклинание какое-то. Разве паладары умеют колдовать?

- Сейчас пойдешь в душ и поешь заодно. В общем, у тебя полный стандартный допуск. Тебе разрешено играть в любые игры, кроме тех, где боль включается. Ну, ты же сама драться не любишь?

- Я не люблю, но мальчишки пристают, - пожаловалась Нян. - Некоторые совсем дебилы.

- Ну так мальчишки же, - Рикона пожала плечами. - Ты чего от них хочешь? Натура у них такая. Слушай, я не знаю, станут ли тебя учить самозащите, но когда в следующий раз станешь игры выбирать, спроси у координатора. Ничего сложного, между прочим. Между ног один раз пнуть как следует - больше не пристанут. Ладно, пора заканчивать на сегодня. Понравилось?

- Ага! - Нян с жаром кивнула.

- А когда тебе сенко сделают, вообще круто станет. Полные ощущения, и зрение совершенно натуральное. Придешь еще?

- Ну... если тетя отпустит.

- А ее никто не спрашивает. Как ты хочешь, так и случится. Тетя отпустит, точно говорю. Слушай, у тебя силы остались? Хоть немного?

- А... что надо?

- Дзии хочет протестировать... ну, я сама не понимаю. Реактивность энергоплазмы... нет, забудь. Просто последняя проверка. Сможешь?

- Попробую, - вздохнула Нян, садясь.

- Да не надо пробовать, просто сделай. Ничего же сложного. Встань.

Мир вокруг померк, озеро пропало. В наступившей темноте осталась одинокая Рикона, усевшаяся вертикально со скрещенными ногами, далекая точка света и круглый оранжевый мяч, висящий перед Нян в пустоте.

- Видишь вдали мишень? Такая яркая? Просто толкни в нее мяч ладонями. Только не просто толкни, а сосредоточься и... Ну вот как ты молнии из рук пускаешь, помнишь? Постарайся такое же ощущение вызвать и с ним толкнуть. Ага?

- Просто толкнуть? - Нян с сомнением потрогала мяч пальцем. Он казался жестким, холодным и пупырчатым.

- Не просто, а изо всех сил и с молниями. Не бойся, можешь даже настоящие молнии вызвать, если захочешь. Здесь никого нет, так что все в порядке.

- Ладно...

Нян уперлась ладонями в мяч - точнее, в мягкую пустоту перед мячом - и попыталась вспомнить ощущение, которое вызывали маленькие молнии. В пальцах зародилось приятное тепло. Она набрала полную грудь воздуха и резко выдохнула, одновременно с силой отталкивая мяч в сторону далекого света.

По ушам шарахнуло громкое шипение, словно от тысячи змей разом. Яркая вспышка на мгновение ослепила Нян. Ее вдруг завертело из стороны в сторону, перевернуло вверх тормашками, затрясло, и что-то твердое и выпуклое больно ударило ее по спине и затылку. Перед глазами замельтешили радужные пятна. Когда она немного пришла в себя, то сообразила, что лежит на дне белого шара, а в глаза бьет яркий свет потолочных ламп. Откуда-то остро несло гарью. Она поднялась на четвереньки и замерла.

- Эй! - раздался знакомый голос, и ее потрясли за плечо. - Нян! Ты как, жива?

Девочка повернула голову и несколько секунд тупо смотрела на Рикону - прежнюю, настоящую, в мешковатом ципао.

- Жива... - ответила она наконец.

И потом до нее дошло.

Белый шар, в который она забралась недавно, исчез. От него осталась неглубокая вогнутая чаша из белого материала с иззубренными краями. Ряды других шаров по-прежнему стояли длинными рядами, но пол между ними устилало множество мелких белых обломков. Три больших бесформенных слизняка быстро ползали между шарами, втягивая в себя мусор.

Она разрушила шар? Своими молниями?..

- Я не хотела... - пролепетала она трясущимися от испуга и страха губами. - Я честно не хотела... Я не хотела... Извините! Извините! Извините! - Она уперлась лбом в то, что осталось от шара. - Извините! Я... я... у меня денег нет заплатить...

- Тьфу ты! - сердито сказала паладарка. - Мы думали, с ней что-то серьезное, а она извиняется! Кончай стонать, все в порядке. Ничего платить не надо. Только Дзии хочет тебя проверить на всякий случай.

С неожиданной силой она подхватила Нян на руки и быстро перенесла в комнату, где та недавно разговаривала с Яной-атарой. Там она стащила с несопротивляющейся девочки ципао и уложила ее на кресло, в котором Нян немедленно утонула с головой, лишь лицо осталось на поверхности. Что-то начало медленно трогать ее тело, приятно массируя кожу. Потом кресло раздалось и выплюнуло ее на поверхность. Девочка лежала на нем, часто дыша, ее била мелкая дрожь.

- Все с тобой в порядке. Жить будешь, не помрешь. Выпей, - Рикона сунула ей в руку высокий стакан с приятно пахнущей зеленоватой жидкостью. - Успокоительное. Вкусное, между прочим. Давай, давай, не смотри на меня жалобными глазами, а то сама разревусь.

Нян проглотила вкусную кисловатую воду и начала механически жевать поданный Риконой брикет, на сей раз с банановым вкусом. Постепенно она успокоилась настолько, что смогла сесть вертикально. Кресло тут же подстроилось под нее, подняв спинку и слегка опустив сиденье.

- Но я честно не хотела! - жалобно сказала она. - А он дорогой? Шар?

- Он никакой, - Рикона отобрала у нее стакан, отнесла к дальней стене и сунула в какой-то блестящий шкаф. - Забудь. Просто пластмассовый экран... ну, не совсем пластмассовый, но не суть. Расходный материал. Заменят его через час, не переживай. Вот что с твоей одеждой делать... м-да.

Она подняла с пола ципао Нян, и девочка в новом приступе ужаса увидела, что его верхняя часть испещрена огромными дырами с обугленными краями. Починить такое невозможно, оставалось лишь выбросить. Второе - и последнее! - ципао за день... Как теперь идти домой? Что носить?

- Ну что, Рика, убедилась в моей правоте?

От нового ехидного голоса обе девочки синхронно вздрогнули. Нян быстро обвела взглядом комнату. Никого. Кто это сказал?

- В какой еще правоте? - буркнула Рикона, внезапно нахохлившись и ощетинившись. Она разом утратила свою уверенность и превратилась в обычную девчонку чуть старше Нян.

- В том, что регламенты соблюдать надо всегда. Их не просто так придумывали.

Только сейчас Нян разглядела, что у приоткрытой двери сидит, обернув ноги великолепным пушистым хвостом, крупная рыжая лиса. Она явно ухмылялась во всю пасть. Лиса? Лиса-оборотень? Здесь, у паладаров?!

- А что я нарушила? Ну что? - несмотря на агрессивный тон, в голосе Риконы проскальзывали неуверенные нотки.

- Тебе ведь ясно сказали - перед тем, как войти в терминал, надо переодеваться. И координатор о том же подсказывал, - голос лисы сочился сарказмом. - А что ты ответила? "И так сойдет, чтобы человека не напрягать лишний раз"? Ну и как, сошло?

- У меня инструкции, между прочим! - огрызнулась Рикона. - Сказано, что нельзя давить и создавать психологический дискомфорт, поняла?

- О да, и теперь наша феноменальная Нян пойдет домой голой. Страшно психологически комфортно, ага. Рика, дубина, если тебе старшие и умные говорят, как надо делать, на кой отсебятину порешь? Ей больно! И что делать собираешься?

- Я?

- Ну не я же! В отсутствии других инструкторов ты здесь старшая по званию, ошибка твоя, вот тебе и выкручиваться. Не-не-не, и не думай, координатор не подскажет. И я тоже, просто из вредности. Ты меня знаешь.

- Я... - Рикона явно растерялась. Она нерешительно переводила взгляд с полусожженного ципао на Нян и обратно.

- Э-э, атара... - Нян выбралась из кресла и поклонилась. Голая, в одних панталонах, она чувствовала себя ужасно неловко. Лиса, конечно, не оборотень, а еще один паладар (хотя и жутко странно смотреть на животное с другой планеты), но все равно неудобно. - Атара, я... не беспокойся, я... я закутаюсь и дойду. А дома у меня еще одежда есть... Я сама виновата...

- Цыц! - решительно заявила лиса, и Нян замолчала. - Так, как бы сделать, чтобы ты от удивления умирать перестала... А, знаю.

Лиса вдруг рухнула на пол, словно мгновенно умерла, зато рядом с Нян началось какое-то шевеление. Она подпрыгнула от неожиданности и отскочила в сторону. Кресло, на котором она только что сидела, шевелилось и менялось. Сначала оно словно расплавилось и превратилось в большую серо-зеленую каплю, а потом быстро вытянулось вверх и приняло форму человеческой фигуры. Через несколько секунд перед Нян стояла еще одна девочка того же возраста, что и Рикона - совершенно голая, костлявая и угловатая, словно сто лет некормленая, с короткими черными вихрами на голове. На ее щеке Нян уже автоматически рассмотрела три крупных черных родинки - знак паладара.

- Я - это она, - девчонка ткнула пальцем в неподвижную лису. - Точнее, я могу любые тела носить, как ты одежду носишь, но сейчас четвероногий вид у меня основной. Но когда я в человеческом виде, тебе проще. Меня зовут Маюми, а лучше Маю. И безо всяких глупых гонорифических суффиксов типа "атара", поняла? Маю, и все. Ну-ка, повтори. Как меня зовут?

- Маю-атара... - пролепетала Нян, окончательно сбитая с толку.

- Щас обратно в лису превращусь и нос откушу! Я же сказала - без суффиксов! Еще раз: как меня зовут?

- Ма... Ма... ю...

- Точно, Маю. Я - неб. Такой паладарский компьютер, ага? И мозгов у меня побольше, чем вот у той дурочки, - нахальная Маюми ткнула пальцем в надувшуюся Рикону. - Я за ней присматриваю на общественных началах. Как услышала, что она в первый же день на работе лажанулась, сразу своих детсадовцев на Раси бросила - и сюда. Хорошо, координатор специально на такой случай догадался микродрона здесь запасти, а то пришлось бы превращаться в монстролису величиной с корову. Ну так что, Рика? Сообразила, что делать? Имей в виду, запасов одежды здесь нет, не завезли. И голой по улице мы Нян гулять не пустим. Не мечи на меня огненные взгляды, лучше думай.

- У меня, между прочим, сейчас следующая группа в расписании стоит! - обиженно и растерянно сказала Рикона.

- То есть накосячила - и в кусты, чтоб другие расхлебывали? Нет уж, милая, фиг тебе. Кроме того, Дзии уже просигнализировал, что возьмет твою группу на себя. Ты от трансграничного перехода не отошла до конца, у тебя признаки информационного перегруза намечаются, для первого дня хватит. И вообще, ты уже опоздала. Так что на сегодня ты закончила. Только Нян сегодня на тебе. Ты мозгами шевелить намерена?

- Маю-ат... Маю, - Нян потянулась к остаткам своего ципао в руках Риконы. - Не надо, пожалуйста. Я пойду, ладно?

- Я сказала - цыц! - Маюми грозно нацелила палец ей в нос. - Тут дело принципа. Пусть думает, решение перед глазами.

- И думать нечего, - буркнула Рикона, бросая обугленную тряпку на пол. - Трусы у ней целые, а платье я свое отдам.

Она расстегнула свое ципао, вылезла из него, оставшись такой же голой, как и Маюми, только с обручем на шее, и подала Риконе.

- Одевайся. Тетке скажешь, что паладары подарили, если спрашивать начнет. Не хуже ведь твоего, да? Извини, я в вашей моде пока плохо разбираюсь.

- Оно... оно дороже, - Нян отступила на полшага и убрала руки за спину. - Очень благодарю, но не могу принять.

- Ты еще повыпендривайся здесь! - фыркнула Маюми, ухватив ее за шею твердыми пальцами. - Рика, я ее поймала. Одевай силой, чтобы время зря не тратить.

Нян тихо пискнула, не зная, как себя вести. Рикона улыбнулась зловещей улыбкой.

- Силой на тебя платье напялить, или как? - осведомилась она.

- Не... не надо силой, - прошептала Нян. - Я принимаю дар, огромное спасибо. Я... я так больше не буду...

- "Так" - это как? - осведомилась Маюми, наблюдая, как девочка одну за другой застегивает пуговицы дрожащими пальцами. - Только не говори, что больше сюда не придешь. Если сбежишь, ночами стану в кошмарах являться и плохим словам учить, а тетка тебе за них уши надерет. Ну ладно, недосуг мне. Рика, проводишь ее до дому, потом свободна. Отдыхай. К Фучи загляни, поболтайте, ей отвлечься надо.

- Ладно уж, вали... Ой! - Рикона вздрогнула. - А как я по улице пойду голая?

Тело Маюми осело на пол, словно оплавившаяся от жары свеча, и распухло сначала в полу-шар, а потом снова в кресло. Лиса, наоборот, пошевелилась и поднялась на все четыре лапы.

- Твои проблемы, - хладнокровно заявила она, потягиваясь. - Хочешь - прямо так и иди, паладара полиция не тронет. Не хочешь - думай, как выкручиваться, если мозги еще не окончательно протухли. Ну, а если не придумаешь, координатора спроси, он подскажет, ладно уж. Между прочим, пора тебя к финансовым отношениям подключать, чтобы знала, каково деньги зарабатывать и тратить. А то как-то уже слишком легко ты казенным имуществом разбрасываешься. Тане я рекомендацию отправила, она что-нибудь изобретет, готовься. Пока, крокодилы.

Лиса проскользнула в дверную щель и исчезла.

- Зануда и задавака! - фыркнула Рикона. - В Академии, небось, так нос не задирала. Подумаешь, неб третьей категории!

- Я слышала! - лиса сунула нос в комнату. - Имей в виду, зануду я тебе еще припомню.

И она снова исчезла, на сей раз окончательно - за мгновение до того, как подобранные с пола скомканные остатки ципао врезались в дверь на уровне лисьей головы.

Нян тихо вздохнула. Сегодняшний день оказался настолько насыщен событиями, что ничему удивляться она уже просто не могла.

- Как же тебя провожать? Так, что ли? - тело Риконы вдруг стало гладким и глянцево-черным, словно обтянутым трико из неведомой ткани. - Нет, так даже хуже, чем голой. О! Придумала. Нян, пошли.

Она снова стала прежней, толкнула дверь и вышла в раздевалку. Выйдя за ней, Нян увидела, как та достает из шкафа и натягивает на себя спортивную форму - шорты и майку. Подойдя к зеркалу, Рикона критически оглядела себя, поправила серебряное кольцо на шее.

- М-да, - резюмировала она. - В Ставрии или Кайтаре бы сошло, а у вас пялиться станут. Ну, что делать. Главное, чтобы полицию не вызвали. Кстати, чуть не забыла! Иди сюда.

Она прошла вдоль шкафчиков, ухватила лежащую сверху куклу, подаренную Нян, вернулась к зеркалу и открыла его, словно дверцу еще одного шкафа. За ним открылась небольшая ниша с квадратным постаментом.

- Иди, иди, не бойся! - нетерпеливо поторопила она. -Смотри, твоя кукла на самом деле меняется. Помнишь, что очки личного рейтинга получать станешь за участие в играх? У тебя сейчас десять баллов, и ты поднялась на первую ступень Теперь имеешь право добавить к кукле новые элементы, но пока простенькие и дешевые. Заработаешь больше - получишь доступ к продвинутым элементам. Делаешь так...

Она вставила ноги куклы в углубление на постаменте и захлопнула дверцу. Зеркало сразу перестало выглядеть зеркалом и налилось непроглядно-черной глубиной. Там, во тьме, разгорелся огонек, и вдруг снова появилась кукла, окруженная непонятными мерцающими значками.

- С первого раза кажется жутко сложно, но на самом деле все элементарно. Потом разберешься полностью, а пока просто скажи мне - что изменить хочешь? Одежду, лицо, прическу, форму тела - все, что угодно, но очень примитивно, потому что первый уровень. Ну?

Нян понимала, что не хочет уже ничего. Даже куклу. Ей вдруг захотелось оказаться дома, забраться под одеяло с головой и полежать так хотя бы несколько минут. Но вежливость есть вежливость, и она подошла к паладарке, вглядываясь в черное зеркало.

- А... можно ее одеть немного? - неуверенно спросила она. - А то неприлично выглядит.

- Одеть?.. - Рикона задумчиво почесала подбородок. - Хм, одеть. А, знаю! Смотри!

Она поводила пальцами по бывшему зеркалу, вызвав к жизни каскады каких-то пятен с буквами, которые Нян не успевала даже читать, и ноги куклы украсились коричневыми чулками, поднимающимися чуть выше колен.

- Нравится? - спросила Рикона.

- А можно чулки подлиннее?

- Нельзя! - отрезала паладарка. - Чтоб ты понимала - парни от такой полоски кожи между чулками и юбкой или шортами просто тащатся. Даже сильнее тащатся, чем от голых ног или даже от голого всего остального. Мне Таня рассказывала, она тетка опытная, знает. Вот так, фиксируем...

Она хлопнула ладонью по большому зеленому пятну сбоку куклы. Что-то тихо пискнуло, и дверца снова стала зеркальной. Рикона открыла ее, достала куклу из гнезда - на ее ногах и в самом деле красовались новые чулки! - и сунула Нян в руки.

- Все, топаем, - скомандовала она. - Сандалии не забудь, а то так босиком и ушлепаешь.

Сама паладарка никакие сандалии надеть и не подумала. Наверное, их у нее тоже не оказалось. Они вдвоем вышли из раздевалки в пустой холл, где за стойкой одиноко сидела Сируко. При первой встрече ошарашенная потоком впечатлений Нян толком ее не разглядела, но сейчас поняла, что паладар - "кусочек компьютера", сказала Яна-атара? - очень красива. Правильные черты лица с черными миндалевидными глазами; волосы, забранные в гладкий пук на затылке и проткнутые длинной серебряной заколкой, больше напоминающей стилет (а может, и в самом деле стилет, как у некоторых аристократок); облегающее красное шелковое ципао без рукавов и воротника, подчеркивающее фигуру и особенно высокую грудь... При виде девочек Сируко поднялась со стула и вышла к ним. Подол ее ципао, достающий до колен, оказался неприлично разрезан вдоль обеих бедер до самой талии, обнажая кожу. Узкую талию охватывала свободная цепочка из неизвестного голубоватого металла с зелеными камешками. На ногах женщина носила сандалии из нескольких узких ремешков с мягкой подошвой, поблескивающие тончайшими золотистыми узорами. Паладар-неб выглядела ослепительной, словно главная любовница придворного аристократа, и Нян уныло опустила взгляд. Ей-то самой точно никогда так выглядеть не удастся, даже если найти похожую одежду стоимостью в две их прачечные.

- Твоя тетя уже ушла домой, Нян-тара, - мелодично сказала Сируко. - Я надеюсь, тебе понравилось у нас. Мы очень ждем, что ты станешь приходить к нам почаще. И не забывай куклу - она твой атрибут игрока Арены. А еще она защитит тебя от плохих людей. Только, Нян-тара...

Она подхватила девочку под мышки и усадила на стойку. Та испуганно сжалась. Сируко наклонилась к ней и положила ладони на плечи.

- Крепко запомни одно, - сказала она, заглядывая в глаза. - Анъями и пальцем тебя тронуть не может. Если они попытаются тебя запугивать, а тем более ударят, немедленно приди сюда и скажи мне. Или позвони, если сможешь, - она сунула за отворот майки куклы Нян твердый картонный прямоугольник. - Но они не станут. Они предупреждены, что если станут приставать к игрокам, их очень сильно накажут. Вот со злыми мальчишками мы помочь не сможем, с ними тебе придется разбираться самостоятельно. Но ведь жила же ты с ними раньше, верно? А если станет совсем плохо - скажи мне или Рике, авось что-нибудь да придумаем. Договорились?

Нян молча кивнула. Сируко спустила ее на пол и потрепала по голове.

- А теперь беги. Постарайся сегодня как следует отдохнуть, а завтра или как сможешь приходи снова. В любое время - у нас пока что не так много народу, строгого расписания нет.

- Да, атара.

Нян поклонилась на прощание и, прижав к груди куклу, побежала за Риконой, которая уже стояла у двери, нетерпеливо оглядываясь и щелкая о бедро оттягиваемой резинкой трусов. Вместе они вышли на улицу. Судя по сумраку, сгущающемуся в узкой улице, дело шло к вечеру. Нян попыталась сообразить, сколько сейчас времени. Рынок, драка с мальчишками, поход к паладарам, разговоры с Яной-атарой и Риконой (называть ее атарой даже мысленно у Нян ну никак не получалось), игра на Арене и все прочее - сколько же удивительных новых событий произошло сегодня! Наверное, больше, чем за все время, что Нян успела провести в Тасиэ. А может, и за всю жизнь. Тетка, наверное, станет ругаться за то, что Нян сегодня почти не работала в прачечной - а завтра? Отпустит ли она?

Они с Риконой прошли возле фонарного столба, возле которого все так же отирался неприметный мужчина. Он улыбнулся и слегка кивнул Нян. Та поспешно вернула поклон, успев заметить в отблеске солнечного луча от высоко расположенного окна три точки на его щеке. Тоже паладар? Ой-ёй, сколько же их тут! Или он тоже кусочек компьютера, как Сируко?

Пустое пространство рядом со зданием Арены кончилось, и вокруг снова закипела толпа возле прилавков. Люди заметно косились на Рикону, но та не обращала на них внимания, жадно вглядываясь в окружающее. Она то и дело замедляла шаг возле прилавков с дешевой медной, латунной, стеклянной и никелированной бижутерией - брошками, браслетами, заколками и серьгами, разнообразными статуэтками и овальными бляшками с изображениями богов и храмов, простенькими ветряными колокольчиками из крашеной жести и стекла и прочей мишурой для туристов и бедняков. Остановиться полностью она себе не позволила ни разу, однако Нян то и дело почти теряла ее в толпе. После четвертого раза она перебралась за спину своей спутницы и ухватилась за ее майку, но добилась лишь того, что начала поминутно наступать ей на пятки. Да что с ней такое? Она же паладар! Неужели ей интересны какие-то дешевые поделки? Даже сама Нян хотя и не отказалась бы от вон тех браслетов из плетеной проволоки... или вон той брошки в форме резного листа с несколькими стекляшками по краям, словно капли росы... или даже просто от медной булавки с головкой в виде крохотной бабочки... но и она понимала всю их убогость.

Уже на площади Небесного Генерала, где прилавки мелких торговцев сменялись на магазины побогаче (некоторые даже со стеклянными витринами), Рикона вдруг встала как вкопанная возле небольшого лотка с сувенирами - шлифованными каменными бляшками диаметром в большой палец, на которых штрихи насечки складывались в разные изображения. Нян в очередной раз врезалась ей в спину, и когда осознала, что спутница не собирается двигаться, шагнула чуть в сторону, чтобы посмотреть в чем дело. Ну, бляшки и бляшки. Малахит, судя по цвету - наверное, из отходов какой-то камнерезной мастерской. Дядька мог бы и получше сделать, если бы захотел.

- Эй, тяма! - торговец, пожилой мужчина с проседью в усах подмигнул ей. - Вижу, твоей подруге что-то понравилось? Откуда она такая - с Фисты? Переведи - у меня все высший класс, не пожалеет.

- Нет, она не...

- Спасибо, атара, - перебила ее Рикона, которая пришла в себя так же неожиданно, как и остановилась. Она низко поклонилась. - Я говорю на катару. Но у меня нет денег. Извини, что побеспокоила.

- Что, ни одного кана нет, тяма? - усмехнулся мужчина. Нян неожиданно понравилась его улыбка - добрая и необидная. - Понимаю. Ну что же, за погляд денег в любом случае не беру. Смотри сколько хочешь.

- Спасибо, атара, - Рикона поклонилась еще раз. - Но мы пойдем. Спасибо.

- Погоди-ка, тяма, - остановил ее торговец. - А что тебе так понравилось?

- Ящерка, - со вздохом сказала Рикона, касаясь указательным пальцем бляшки, на которой резец художника изобразил небольшую гибкую ящерицу, вид сверху. - У нас в парке Академии водились похожие. По деревьям бегали... Очень талантливо нарисовано, атара. Я... я потом как-нибудь приду, ладно? Когда деньги найду.

На мгновение глаза продавца сузились и быстро пробежали по фигуре Риконы сверху вниз, потом вернулись на ее лицо, и на лицо вернулось то же добродушное выражение.

- Конечно, тяма, возвращайся, когда хочешь, - развел он руками. - Но можно сделать и так...

Он взял с прилавка бляшку с ящеркой и протянул Риконе.

- Держи. Подарок.

Та аж отступила на шаг.

- Спасибо, атара, я не могу, - она отрицательно затрясла головой. - Она дорогая. Мне нельзя. Мне... мне все равно деть некуда. Огромное спасибо, но я не могу принять такой ценный дар.

- Паладары уже дали нам куда больше, тяма, - серьезно сказал торговец. - Возьми. Такие безделушки не стоят мне почти ничего. Наоборот, ты окажешь мне честь.

- Откуда ты знаешь, что я паладар? - потрясенно спросила Рикона. - Я же даже знак со щеки убрала...

- Я и не знал, ты сама только что сказала, - засмеялся торговец. - Но кто же еще может выйти на люди в такой одежде и босиком? Особенно рядом с Ареной? Разве что туристы, но они по-нашему не говорят. Карина-атара тоже, по слухам, о наших приличиях не слишком-то заботится. Разве богиням интересны приличия смертных, э? Возьми, тяма, прошу. Не бойся, в убыток меня не введешь - когда слух разойдется, что я паладарам что-то подарил, оборот сразу вдвое увеличу.

- Спасибо... - явно растерянная Рикона обеими руками приняла бляшку и снова поклонилась. - Спасибо, атара. Мы пойдем.

- Заглядывай, когда захочешь, - кивнул в ответ торговец. - Меня зовут Огава Дэнта. Если найти не сможешь, спроси, кто угодно укажет.

Рикона поклонилась еще раз и поспешно двинулась сквозь толпу. Больше она не задерживалась. Она шла к дому Нян так уверенно, словно ходила туда каждый день. Уже войдя в тихий проулок, где стремительно сгущались вечерние тени, она остановилась и повернулась к своей спутнице.

- Я дура, - сказала она расстроенно. - Меня же специально инструктировали за пределами Арены никому не говорить, что паладар. Иначе сразу все начнут дарить всякую всячину, а ее и брать неэтично, и отказываться нельзя из вежливости. И Маю вот тоже дурой обзывается...

Она поднесла бляшку к глазам и некоторое время в нее вглядывалась, поворачивая под разными углами.

- Ну вот что мне с ней делать, а? Очень красивая... но я ведь здесь ненадолго. Я же просто к дронам подключаюсь, то к одному, то к другому в разных местах Могерата. У меня своя комната только в Хёнконе, в общежитии, да и то я там почти не появляюсь. В здании Арены оставить, чтобы она там потерялась?.. А!

Она просветлела лицом.

- Слушай, Нян, - сказала она заговорщицким тоном, - давай я гемму у тебя оставлю? А ты ее для меня храни, ага?

- Хорошо, - согласилась Нян, принимая из рук спутницы холодный каменный овал. - Я ее на полочку поставлю рядом с котом. Хочешь, я тебе кота покажу? Он у меня тоже красивый.

- Ага! - с энтузиазмом согласилась Рикона. - Сначала я с твоей теткой поговорю, а потом покажешь. Идем, а то поздно уже.

Вместе они зашагали по пустынному переулку. Мимо проехал, страшно тарахтя, древний мотоцикл (мотоциклист аж вывернул шею, уставившись на Рикону, ненароком повернул руль и едва не упал). Девочки пропустили его, прижавшись к стене. До дома Нян осталось два десятка шагов, и они уже прошли то место, где на Нян напали мальчишки - но дойти до дома без приключений ей оказалось не суждено сегодня и во второй раз.

Двое мужчин выскочили из щели между домами, словно сидели там в засаде. А может, и не "словно". Одинаково одетые - в рваные халаты, короткие штаны и сандалии на деревянных подошвах, с деревянными кругами с дыркой в центре - символом Вегешота - на груди, с глазами, одинаково горящими мрачным огнем, они казались близнецами, несмотря даже на разницу в возрасте и в лицах. Старший носил бороду и усы с густой проседью, щеки его морщинистого лица впали, словно он уже потерял половину зубов. Тот, что помладше, брил лицо гладко. На его щеках красовались синие татуировки: кружок и несколько линий, изображающие голову жаворонка. И их левые локти закрывали грязные неопрятные повязки.

Нян отпрянула от них, словно от огня: о локтевиках в последние дни ходило много очень страшных и неприятных слухов. Некоторые работницы прачечной ходили на собрания. Локтевики проводили их на закате, когда воплощение Вегешота милостиво одаряет мир с небес последними лучами, и работницы шепотом рассказывали удивительные вещи. Локтевики проповедовали, что грядут последние дни, что паладары препятствуют Вегешоту явить себя во всей своей мощи, пусть даже она испепелит всю Паллу. Они требовали изгнать паладаров, уничтожить всех жрецов Миндаллы и взамен сделать культ Вегешота главным и единственным на всем Могерате. Волюты и кольчоны, как они утверждали, являются слугами Вегешота, посылаемыми для наставления людей на путь истинный, и противостоять им грешно. А еще про них рассказывали, что они умеют посылать руками молнии и убивать неверных.

Нян сама умела посылать руками молнии, так что мистической силы локтевиков особо не боялась. Но два таких взрослых дядьки с безумными глазами могли избить ее похлеще мальчишек. Или даже убить. Мало ли что им в голову взбредет...

- Избранная! - возвестил старший локтевик, тыкая в Нян немытым пальцем. От него ощутимо несло застарелым потом и непонятной вонью: похоже, в отличие от нормальных людей, мыться он не любил. - Приветствуем тебя, избранная дочь человеческая! Радуйся, ибо Вегешот отметил тебя своей милостью, омм маа хаанан! Отныне ты среди своих, и ты понесешь славу Его людям! Идем с нами, избранная, и ты уже сегодня вкусишь с нами святых даров Его!

- С нами, избранная! - эхом откликнулся молодой. - Идем с нами!

Он протянул руку, чтобы ухватить девочку за плечо, но та увернулась.

- Я не хочу! - Нян начала пятиться назад. Рикона почему-то застыла на месте как статуя, абсолютно неподвижная, словно мертвая. - Не трогайте меня! Я... я тете пожалуюсь! Я полицию позову!

- Чего ты боишься, избранная? - удивился старик. - Нам рассказали о твоем даре свыше. Ты должна занять подобающее место среди нас. Тебе найдут хорошего достойного мужа, и тебя больше никто и никогда пальцем не тронет. Идем!

Он тоже попытался поймать Нян, но девочка снова увернулась. Убежать? Но они старше и сильнее, они догонят и утащат с собой. Попытаться проскочить мимо них, вбежать в дом и позвать на помощь? Но дяди сегодня нет, там одна тетка с прачками, и они не отобьются от двоих мужчин. А если они сами умеют кидать молнии?

Пока она соображала, Рикона ожила. Она шагнула вперед и оказалась между Нян и локтевиками.

- Довожу до вашего сведения, что Нян Су находится под защитой паладаров, - сказала она странным звонким голосом, похожим и не похожим на прежний одновременно. - Паладары не вмешиваются в религиозные диспуты среди конфессий, но не позволят вам силой забрать ребенка. Прошу оставить ее в покое во избежание конфликта.

- Паладары? - старший ощерился. - Паладары не имеют силы за пределами своего мерзкого Хёнкона! Ты паладар? А, я вижу - лишь бесстыжие паладарские женщины могут ходить по улице полуголыми. Изыди, нечисть! Скройся с глаз наших! Беги и забейся в свою вонючую нору, иначе наш праведный гнев истребит тебя на месте!

"Вонючую нору", кто бы говорил! Дуновение ветра снова донесло до Нян запах, и она сморщила нос. Идти куда-то с такими? Нет уж, спасибо. Младший локтевик поднял руки, и их окутала густая сеть синих молний. Между его ладонями начал набухать зловещий красный комок.

- Сгусток энергоплазмы слишком медленен, - все тем же странным тоном ответила Рикона. - Вы не знаете, по каким законам он движется, и не сумеете попасть им в моего дрона. Но вы можете случайно задеть девочку. Предупреждаю, что если вы меня вынудите, ради защиты ребенка я могу вас убить. Снова предлагаю разойтись мирно.

- Мы не договариваемся с пакостными дхайнами! - прошипел молодой. - Я позволю тебе сбежать, чтобы и в самом деле не повредить девочке. Но предупреждаю, что когда досчитаю до пяти, отправлю тебя в Коодо, из которого ты и выбралась. Раз! Два!..

Резкий свист разорвал тишину переулка. Нян, вздрогнув, повернула голову. На крыльце их дома стояли трое мужчин: все в безукоризненных черных кайтарских деловых костюмах и ослепительно-белых рубашках, и все носили зеркальные темные очки. Анъями! В ухе переднего мужчины блеснули четыре металлические блика. Оябун! Настоящий оябун, предводитель большого клана! Тетка Нян униженно сгибалась в поклоне рядом с ними.

Мужчина с четырьмя металлическими кольцами-клипсами неторопливо сошел с крыльца и приблизился вальяжной походкой под настороженными взглядами локтевиков (багровый сгусток по-прежнему тлел между ладонями младшего). Оказавшись в нескольких шагах, оябун остановился, медленно снял очки и зацепил их дужкой за нагрудный карман пиджака.

- Здравствуй, Рика-тара, - вежливо сказал он. - Я вижу, у тебя сложности с аборигенами?

- Мэй Лю Сянь-атара, - откликнулась Рикона. - Здесь координатор. Я временно перехватил контроль за дроном. Рикона слышит тебя, но не может ответить. Она передает "здравствуй, Мэй-тара". От себя хотел бы поинтересоваться, что привело тебя сюда?

- Камилл сообщил об инциденте с кобуном "Скальпеля", нарушившим правила, - усмехнулся оябун. - А поскольку я отвечаю за... защиту Арены, решил сам сходить и познакомиться с выдающимся ребенком. Как же я мог пропустить единственную выявленную девочку-эйлахо во всей столице? Но меня можно обсудить позже, сейчас нужно избавиться от насекомых.

Он обратил взгляд на локтевиков, и на его губах появилась надменно-презрительная ухмылка.

- Вы двое, - сказал он. - Я Мэй Лю Сянь, оябун клана "Кобра". Пошли вон, пока живы.

- Анъями не указывает служителям Вегешота! - проскрежетал старик. - Такие, как ты - пыль перед его ослепительным ликом! Ты зря выбрался наружу под его пристальным взглядом, Тьма должна жить во тьме. Убей его! - он бросил взгляд на своего спутника.

Молодой локтевик ощерился, и комок пламени в его ладонях зловеще вспыхнул. Нян невольно сжалась. Но оябун уже как-то странно раскинул руки со скрюченными пальцами в стороны, и локтевик задушенно взвизгнул, запрокидывая голову. Шаровая молния вырвалась из его рук и зигзагом устремилась вдоль улицы. Врезавшись в дорожную пыль, она взорвалась ослепительной вспышкой. Нян зажмурилась, а когда рискнула открыть глаза, локтевик корчился на земле. Мэй стоял, склонившись над ним, и лежащий мужчина быстро окутывался облаком серого тумана, казалось, сочившегося сквозь поры его тела. Его хрип перешел в писк и заглох. Тело дернулось еще раз и затихло, а серый туман начал закручиваться спиралью и подниматься вверх. Через несколько секунд в воздухе висела волюта - раза в три крупнее, чем недавно призвала Нян. Чудище медленно развернулось, что-то невнятно пробубнило, а потом вдруг рассеялось и пропало, словно и не существовало.

- Ну что, шо, не одни локтевики умеют фокусы показывать? - оябун, тяжело дыша, опустил руки и повернулся к старику, переводившему взгляд с него на лежащее на земле тело и обратно. - А теперь скажи мне, почему я не должен прикончить вот так же и тебя?

Вместо ответа старик выдернул откуда-то из-под халата нож и бросился на оябуна. Он двигался удивительно быстро и ловко, но бандит оказался быстрее. Он блокировал руку локтевика ударом своего предплечья, неуловимо повернулся, дернулся - и с отчетливым хрустом запястье старика вывернулось в неправильную сторону. Нож упал на землю, а оябун ударом кулака раздробил нос врага и с силой пнул его в живот. Локтевик отлетел на несколько шагов, ударился о стену дома и сполз по ней на землю. Его глаза закатились, из носа текла струйка крови. Нян невольно ухватилась за свой собственный недавно разбитый нос.

- Насекомые больше не помеха, - оябун повел плечами, ногой отбросил нож в сторону и повернулся к Риконе. - Старший еще жив.... полагаю. Координатор-атара, надеюсь, ты проинформируешь Управу благочиния, чтобы их кто-нибудь забрал? Есть у меня подозрение, что наш общий знакомый окажется весьма рад такому улову, но мне не с руки звонить ему напрямую.

- Разумеется, Мэй-атара. Спасибо за помощь, - все тем же знакомо-незнакомым голосом ответила Рикона. Потом ее голос внезапно изменился. - Нян, не смотри!

Паладарка бросилась к Нян, все еще в ступоре рассматривавшей два лежащих на земле тела, и почти силой заставила ее отвернуться.

- Я снова здесь, - успокаивающе сказала она. - Координатор мне дрона вернул. Блин, хоть бы предупредил перед тем, как отбирать! Идем, я тебя домой отведу.

- Я тоже рад тебя видеть бодрой и энергичной, Рика-тара, - усмехнулся оябун "Кобры", снова надевая зеркальные очки. - Я ведь предупреждал, что на Могерате много скверных людей, и я - далеко не единственный. В следующий раз, когда завидишь локтевиков, сворачивай им шеи, не раздумывая. А то ведь они и бомбу кинуть могут, и выстрелить. Тебе-то не страшно, но вот тем, кто рядом, особенно в толпе...

- Спасибо за помощь, Мэй-тара, - напряженно поклонилась Рикона. - А... он умер, да? - она показала на лежащее тело.

- Скорее всего. На моей памяти дэйя Деллавита и дэй Сэйторий - единственные, кто смогли выжить после вырывания души. Но ты сама видела, что выбора у меня не оставалось.

- Да, Мэй-тара. Я понимаю. Мы пойдем.

- Разумеется, Рика-тара. Увидимся. И не беспокойся за нашу маленькую Нян Су. Она ни нас, ни эту дрянь больше не увидит. И "Скальпелю" я объясню, как их кобуны не должны себя вести.

Он сделал знак двоим на крыльце, и один из них что-то сказал себе в воротник. Все трое двинулись к выходу из переулка, который почти сразу перегородил огромный черный лакированный лимузин.

Рикона обняла Нян за плечи и повлекла ее к дому. Нян старалась не смотреть на лежащие тела, вместо того разглядывая зигзагообразную борозду в пыли, заканчивающуюся ямой глубиной по крайней мере по щиколотку.

- Между прочим, терминал ты почти так же разбила, - сказала Рикона, заметив направление ее взгляда. - Способности постепенно развиваются, и не у тебя одной. Уже человек тридцать или около того во всем мире так умеют, и еще мы наверняка про многих не знаем, потому что они скрывают свои возможности. Ты поаккуратнее с молниями. На Арене можешь хоть каждый день по терминалу разносить, но с людьми поберегись, ага?

Нян вздрогнула. Вот так же? Стрелять в людей огнем? Взрывать их? Локтевики страшные, они действительно могут человека убить и не поморщиться, но она?..

- Я... постараюсь, - тихо сказала она.

- Не надо стараться, - убежденно сказала Рикона. - Стараясь, ты оставляешь лазейку для неудачи. Надо просто делать. Добрый вечер, Масуко-атара, - она поклонилась тетке, все еще в полуобморочном состоянии стоящей на крыльце. - Я привела вашу племянницу. Меня зовут Рикона, я... я инструктор на Арене. Мы очень извиняемся за произошедшее.

- До... брый... вечер... - прошептала тетка. - Благая Перелла, омм маа хаанан, оборони нас от злых дхайнов! Что же делается-то такое!

Она судорожно ухватила Нян за руку и потащила в дом. В прихожей она остановилась, села прямо на пол, ухватилась за голову и принялась раскачиваться.

- Анъями к нам собственной персоной приходят, и не свои, а чужие! - тихо причитала она. - Оябун с четырьмя кольцами! Какие-то страшные люди молниями кидаются! Убивают друг друга, с ножами бросаются, да что же такое-то!..

Вошедшая последней Рикона закрыла дверь, подошла к тетке и поднесла ладонь к ее лицу. Что-то резко прошипело, и тетка закашлялась. Остро запахло незнакомым цветочным запахом.

- Успокоительное, - пояснила паладарка девочке. - В моем дроне небольшая аптечка запасена специально на такие случаи. Дзии говорит, сейчас все пройдет.

Действительно, несколько секунд спустя тетка перестала раскачиваться и бормотать и обвела прихожую мутным взглядом. Она потерла глаза, потрясла головой и поднялась на ноги.

- Ох, может и правда локтевики говорят, что последние времена наступают, - неуверенно сказала она, поворачиваясь к Риконе. - Ты кто, тяма? Извини, я не расслышала. Одежда у тебя какая-то странная - иностранка, что ли?

- Я инструктор на Арене, - терпеливо пояснила та. - Я паладар. Дзии... наш врач попросил проводить Нян домой. Меня зовут Рикона. Рада познакомиться, Масуко-атара.

- Паладар... - пробормотала тетка. - Ох ты ж батюшки, паладар! Такая маленькая, и... Ох, да что же я такое несу-то! Большая честь для меня, Рикона-атара! Прошу, проходи...

- Спасибо, Масуко-атара, но мне нужно идти, - отказалась паладарка. - Мы просто хотели убедиться, что с Нян все в порядке. Ей понравилось у нас, а она очень понравилась нам. Ты ведь не против, если она продолжит к нам ходить? Я понимаю, что нужно работать в прачечной, но если не каждый день, то хотя бы через день? И мы ей немного заплатим - по пятьдесят канов за занятие. И кормить станем.

- Да что ты, атара, нет, разумеется, не против! - тетка замахала руками. - Пусть хоть все время там проводит! Тут, у нас, сама видишь - шастают разные, спасенья никакого нет, а у вас ее никто и пальцем не тронет. Ох, полицию вызвать, что ли? Там же двое лежат...

- Не надо полицию. Управа благочиния уже выслала людей. Они тут неподалеку, приедут быстро. Масуко-атара, не беспокойся, больше здесь никто... э-э, шастать не сможет. Мэй-тара... тот человек, что только что ушел, он прикажет остальным кланам Анъями больше к вам не приближаться. Пока Нян к нам ходит, с вас даже дань собирать не смогут, иначе координатор их размажет по стенке.

- Дань? Мы можем не платить Тьме деньги за защиту? - взгляд тетки стал острым и высчитывающим.

- Да, атара. Именно так. Программа защиты участников обследования... я хочу сказать, что мы защищаем игроков Арены и их семьи. Бесплатно.

- Тогда действительно пусть Нян у вас хоть все время проводит, и даже без денег, - кивнула тетка. - Я благодарна, атара.

- Не стоит благодарности. И еще, после игры ей нужно отдыхать час-полтора. В смысле, никакого тяжелого труда. А сегодня ей вообще лучше не работать.

- Я запомню, атара. Слышала? - тетка повернулась к Нян. - Иди себе в комнату и отдыхай пока. Рикона-атара, может, чаю?

- Нет, спасибо. Я к Нян загляну, и мне уходить пора. Нян, показывай дорогу.

Нян глянула на тетку (та благосклонно кивнула) и пошла вверх по скрипучей лестнице в сопровождении паладарки. Сверху она успела заметить движение на лестнице в подвал: несколько прачек брызнули вниз, чтобы не попасться на глаза гостье. В общей спальне, сейчас пустой, с аккуратно сложенными в стопку матрасами, она подвела Рикону к полочке на стене и указала на кота:

- Вот. Красивый, правда?

- Ага! - согласилась Рикона. - А кто его сделал?

- Дядька у меня всякую всячину делает и продает. Он много чего умеет!

- Хороший у тебя дядька. И тетка тоже ничего. Ну ладно, я пойду. Завтра приходи на Арену. Может, увидимся, если я с другими группами вводные занятия не провожу. Ну, в любом случае увидимся, не завтра, так позже. Только ты обязательно приходи, ладно? Не пугайся всякой фигни. Приходи и ничего не бойся. Пока!

Рикона хлопнула Нян по плечу и вышла. Девочка послушала, как она спускается по лестнице, потом внизу тихо хлопнула дверь, и стало тихо. Она посмотрела на свои руки, чем-то занятые. Оказалось, она совсем забыла и про куклу, и про каменную бляшку. Подумав, она поставила бляшку на полочку рядом с котом, прислонив ее к стене, и устроила рядом куклу, усадив ее на пятки. Карточку с номером телефона она пристроила позади кота, чтобы не потерялась. Потом она уселась прямо на голый деревянный пол, оперевшись спиной на стопку матрасов, и закрыла глаза. Только сейчас она осознала, какой тяжелой свинцовой усталостью налито тело, как гудят ноги и побаливает спина.

Рынок. Мальчишки. Драка. Молнии с ее рук и подпаленное ципао. Разбитый нос и кобун Анъями. Арена. Яна-атара, Сируко-атара и Рикона. Полеты над облаками, взорвавшийся... взорванный ей "терминал" (какое странное слово!) и еще одно ципао, спаленное наполовину. Локтевики. Настоящий оябун Анъями, сильный, жестокий и страшный... Сколько всего произошло сегодня за день! Наверное, больше, чем за всю ее предыдущую жизнь. Так пугающе - и так удивительно! И Рикона - неужели она на самом деле хочет дружить? Удивительная девочка из космоса, которая может выглядеть как угодно и делать что заблагорассудится - и хочет дружить с никому не известной нищей сиротой из прачечной? Зачем? Говорят, у богатых свои причуды. Но Рикона не выглядит избалованной барышней из богатой семьи, как Динара Курасу в ее родном городе. Нормальная девчонка, пусть и изображает из себя старшую и опытную...

Минуту спустя Нян уже спала. Ей снилось, как она летит над облаками, и в полумраке комнаты по ее рукам изредка проскальзывали тихо пощелкивающие синие искры.

Час спустя. Тасиэ, столица Ценганя. Палла

Высокие ворота из кованой узорчатой решетки медленно и бесшумно растворились. Кобун, разговаривавший по интеркому, быстро запрыгнул на переднее сиденье лимузина рядом с водителем, и машина взяла с места. Хорошая асфальтовая дорога, прямая как стрела, вела сквозь обихоженный парк в классическом стиле к небольшой площади перед особняком. В быстро сгущавшейся вечерней тьме и дорогу, и площадь подсвечивали яркие фонари, искусственно замаскированные так, что, казалось, светятся сами кроны деревьев. Мэй сидел на заднем сиденье машины меж двух телохранителей со спиной, прямой, словно ножны, зажатые сейчас вертикально между его ногами. Руки Мэя лежали на рукояти меча: левая ладонь обхватывала сверху касиру, пальцы правой - эфес возле самой цубы. Перебросить левую руку на ножны, тем же самым слитным движением всего тела выдернуть из них меч, вскидывая правую руку, нанести режущий удар снизу вверх обращенным наружу лезвием, вспарывая живот врага, в высшей точке на мгновение выпустить рукоять, развернуть кисть, перехватывая ее в воздухе в противоположном направлении, и нанести рубящий удар по голове и шее - именно так учило искусство классического фехтования. Именно такого станут ожидать от него люди, к которым он едет. И именно такого они не дождутся никогда.

Мэй бросил меч прямо на пол лимузина и наступил на него ногой. Конечно, он почти обязательный атрибут оябуна на официальных встречах. Но Мэй, презирая традиции, крайне редко брал его с собой. Вот и сейчас без него проще, так что пусть полежит пока здесь. Меч могут воспринять как нахальную демонстрацию своего статуса, а особо дразнить хозяина территории не следовало. Тем более - в возбужденном состоянии, повышающем вероятность ошибки. Красный туман, заполнивший голову после вырывания души у локтевика, уже почти полностью рассеялся, но ярость никуда не ушла. Она копилась в кончиках пальцев, напоминая о себе теплом и легким покалыванием, а иногда - отдельными еле слышно щелкающими искрами. Мэй смотрел прямо перед собой, но всей кожей чувствовал опасливые косые взгляды кобунов, наполнявшие его сердце злым весельем. Сегодня он специально взял с собой новых людей - и для того, чтобы рассказы о его способностях расходились из новых источников, и на случай, если бойня все-таки произойдет. За себя он не боялся, но вот телохранители могут и полечь в драке. Лучше пожертвовать неопытными новичками, чем проверенными соратниками. Жаль, на такие переговоры статус не позволяет являться совсем без эскорта, чтобы не расходовать своих кобунов понапрасну...

Автомобиль описал полукруг вокруг невероятно безвкусного центрального фонтана площади перед особняком - несколько белых с позолотой слонов с высоко задранными хоботами, широкими ушами и длинными членами (вода лилась и из них тоже). Фонтан был выполнен в традиционной тематике, а то и попросту копировал знаменитый фонтан в Санъяме, ныне разрушенный, но выглядел словно перенесенный откуда-то из Кайтара, под стать недавно перестроенному древнему дому. И дом, и фонтан настолько диссонировали с великолепным парком, что и ленивец понял бы: создавали их не просто разные люди, а разные поколения дизайнеров. Даже змееногие анторусы, окружающие фонтан по периметру, выглядели какими-то иностранными животными, а не благородными служителями богов. Когда там "Скальпель" купил место у разорившейся аристократической семьи - три года назад, четыре? Ну, то ли еще будет. С них станется и асфальтированные дороги по саду проложить, и родники в трубы закрыть и под землей наружу вывести...

Вылезая из машины вслед за телохранителем, Мэй удостоверился, что презрение к нуворишам не отражается на его лице. Он заметил, что на площади перед центральным входом стоят еще три представительских лимузина. Кто-то еще из оябунов Тьмы почтил сию скромную четырехэтажную виллу своим присутствием? Или просто лейтенанты "Скальпеля" зарабатывают слишком много и не умеют скрывать доходы?

По сторонам дорожки к главному входу стояло человек двадцать в традиционной одежде. Все они держали в руках длинные танто (или короткие мечи, как посмотреть) либо тяжелые тесаки с выгнутыми клинками с заточкой по внутреннему изгибу, утяжеленные на концах. Некоторые презрительно ухмылялись, поигрывая оружием. Почетный караул для встречи? Вряд ли. Его не ждали, да и не слишком они презентабельны для караула. Явно головорезы из охраны особняка, не особо прикрытая демонстрация силы и презрения. С непроницаемой физиономией Мэй шагал между рядами кобунов "Скальпеля". Развлекайтесь со своими железками, ребята. Верьте, что вы все еще живете в каменном веке и что ваше средневековое оружие - нечто большее, чем давно устаревший металлолом. Когда вы осознаете, что на Текире уже давно наступила новая эра, вас не спасут даже стволы в кобурах под мышками. А вы осознаете, и очень скоро.

Спокойно, напомнил он себе, неторопливо поднимаясь по мраморным ступеням главного входа под ослепительным сиянием светильников. Спокойно. Новые связи с паладарами и Управой благочиния вогнали тебя в ненужную и опасную эйфорию. Спокойно. Твой главный козырь - умение выжидать в тени, чтобы нанести удар в спину в нужный момент. Не лишай его сам себя поспешными непродуманными словами и поступками. Ты и так в последнее время слишком высунулся, не стоит привлекать к себе еще больше настороженного внимания. Помни: сегодня ты здесь лишь для того, чтобы уладить мелкое недоразумение. Вежливо и почтительно, без тени бравады и приказного тона...

Человек, встретивший их в холле, разительно отличался от окружающих головорезов. Не внешностью, нет - он носил такие же рубаху, халат и короткие штаны, как и остальные, разве что сделанные из куда более качественного материала. Однако черные внимательные глаза на непроницаемом лице выдавали живой ум, а неизбежный для кобунов "Скальпеля" с положением кинжал висел на поясе, почти полностью скрытый полой халата. Человек стоял с заложенными за спину руками, слегка склонив голову, и при виде Мэя со свитой сделал несколько шагов вперед и поклонился глубже, чем требовала вежливость.

- Мэй Лю Сянь-атара, - сдержанно сказал он. - Рад приветствовать тебя.

- Синь Ан Датта-тара, - сухо кивнул Мэй, про себя надеясь, что верно опознал человека по тем обрывочным данным, что ему удалось добыть. В отличие от прочих, правая рука и первый лейтенант Хито терпеть не мог себя афишировать - что не мешало ему оставаться таким же помешанным на крови маньяком, как и остальные. Ум делал его крайне опасным врагом - впрочем, не сейчас.

- Ты знаешь меня, атара. Я польщен, - Синь поклонился еще раз, правда, не так низко. - Хито-атара сейчас занят. Если торопишься, можешь передать сообщение мне.

- Если бы я мог просто передать сообщение, я бы использовал телефон, - все так же сухо отказался Мэй. - Мне нужно увидеть Хито Букко Росу-атару лично. Паладары... недовольны "Коброй" и "Скальпелем", что мне хотелось бы обсудить с глазу на глаз.

- Паладары? Недовольны? - Синь приподнял бровь. - Чем же?

Мэй не ответил, неподвижно глядя поверх головы собеседника. Через несколько секунд напряженной тишины тот сдался.

- Можешь подождать в той комнате, атара, - он кивнул в сторону одной из дверей, выходящих в холл. - Служанки о тебе позаботятся. Хито-атара должен вот-вот освободиться.

Он сделал знак в воздухе, развернулся на каблуках и ушел в глубь дома. Сопровождавшие его пятеро кобунов "Скальпеля", однако, остались, сверля Мэя взглядами и поигрывая кинжалами и тесаками. Откуда-то неслышно появились несколько служанок и остановились у дверей указанной комнаты, замерев в поклоне. Мэю не очень-то хотелось ждать непонятно сколько, но выбора ему не оставляли - разве что повернуться и уйти. Он шагнул к комнате - и замер.

Дверь в коридор, ведущий вглубь дома, распахнулась снова, и в холл шагнула новая женщина. Мэй слегка вздрогнул - не столько от неожиданности, сколько от самого зрелища. Сегодня О Рэн Исии выглядела особенно впечатляюще. Ее гибкое тело облегало черное ципао с золотой вышивкой в виде дракона: изрыгающая огонь голова на груди повернута влево, извивающееся тело с многочисленными лапами спускается до широкого свободного подола, не сковывающего движения ног. Четыре алмазных искры в колечках серебряных серег, пробивающих обод левого уха; черные волосы, забранные в высокую прическу, проколотую длинной стальной шпилькой, и одинокая вьющаяся прядка, эротично спускающаяся слева вдоль лица; идеальный макияж - и пристальный взгляд холодных агатовых глаз над высокими скулами, на фоне матово-бледной кожи кажущихся еще более черными. Ножны черного лака с длинным мечом она несла в левой руке так же непринужденно, как другие женщины носят веера.

Рядом переваливался с ноги на ногу грузный кабан с сальной улыбкой на губах - сегодня Хито Букко Росу выглядел особенно жирным и вялым, возможно, из-за резкого освещения верхних ламп. Линь Сянь Даран шагал чуть поодаль, угрюмо насупившись. Еще одна женщина в ципао попроще, но с таким же длинным мечом в руке, шагала чуть позади. Остальные телохранители - шесть или семь мужчин в западных костюмах и столько же в традиционной одежде замыкали процессию. Холл вдруг стал тесным из-за толпы. Вот так дела, мелькнула мысль в голове Мэя. Оябуны "Скальпеля", "Меча и ярости" и "Тумана" собрались на сходку на территории "Скальпеля", а я ничего не знаю? О чем они могут договариваться, особенно если вспомнить, что все имеют интересы на моей территории?.. Впрочем, додумывать он не стал - все равно пищи для размышлений пока не имелось. Вместо того он начал разглядывать женщину в черном ципао.

Не доходя до Мэя нескольких шагов, та остановилась.

- Мэй-пун, - мелодично сказала она, и чуть заметная улыбка тронула ее губы.

- О-фуна, - откликнулся Мэй. - Как всегда, ты ослепительна. Хито-атара, - как бы спохватившись, он отвесил формальный поклон в сторону оябунов "Скальпеля" и "Тумана", не отводя, однако взгляда от О, благо очки надежно скрывали глаза.

- Спасибо, Мэй-пун, - улыбка оябуна "Меча и ярости" на мгновение блеснула идеальными белыми зубами. Взгляд ее, однако, не смягчился ни на волос. - Какая приятная встреча оказалась суждена мне нынешним вечером...

- Потом поворкуете, - проворчал Хито, почесывая бок. Лин остановился чуть позади и скрестил руки на груди. Его правая кисть остановилась в подозрительной близости от пистолета в подмышечной кобуре. - Что нужно, Мэй-тара? Я думал, ты уже давно в Шансиме.

- Я тоже предполагал нынче вечером улететь на южное побережье, - Мэй с сожалением отвел взгляд от О. Что бы он ни дал за такую женщину! Но от О, которая опасней гадюки, следует держаться на расстоянии, несмотря даже на ее вроде бы благосклонность. Если вдруг она захочет проглотить "Кобру" или останется разочарованной в постели, утром можно проснуться не рядом с ней, а в Нирване. Нет уж, ТАКУЮ цену за полчаса удовольствия он платить не готов. - Однако, Хито-атара, случились события, тебе пока неизвестные, но вызвавшие серьезное недовольство паладаров.

- Срать я хотел на паладаров! - ощерился оябун. - А заодно на их мальчиков на побегушках! Говори, что надо.

- Возможно, стоит обсудить вопрос наедине? - кротко спросил Мэй, придушив приступ багровой ярости еще до того, как тот успел исказить хотя бы один мускул на его лице. Кобуны Хито откровенно ухмылялись. Спокойно, напомнил он себе. Только спокойно. Ты на чужой территории и в чужом логове, так что в двойном проигрыше. А с учетом, что о встрече просил ты, то и в тройном. И тот факт, что "Скальпелю" пришлось унизиться до подчинения "Кобре" в вопросах, связанных с Ареной, ситуацию отнюдь не улучшает. Возможно, и в самом деле следовало встретиться не сегодня, а завтра и на нейтральной территории... но сейчас уже поздно сожалеть о лучших решениях.

- Говори здесь, - ледяным тоном приказал Хито. - Вы, убирайтесь, - он метнул взгляд на служанок, все еще стоявших у гостевой комнаты. Коротко простучали сандалии, и женщины испарились.

- Как скажешь, атара. - Краем глаза Мэй следил за О, чье лицо стало абсолютно непроницаемым. - Мы только что договорились, что "Кобра" из-за нехватки своих людей в столице делегирует "Скальпелю" часть функций по организации тотализатора вокруг Арены. И составной частью договора являлись определенные правила поведения, обязательные для каждого кобуна "Скальпеля". Верно?

Хито не ответил, сверля его тяжелым взглядом.

- Полагаю, ты и сам все прекрасно помнишь, - невозмутимо продолжил Мэй после короткой паузы. - Тогда почему же паладар Камилл звонит мне на радиотелефон и устраивает выволочку, словно какому-то мальчишке на побегушках, интересуясь, действительно ли я способен выполнять роль посредника и в точности передавать его слова другим? И не стоит ли Университету забыть о всех договоренностях насчет тотализатора, а заодно отправить боэй для вразумления слишком осмелевших кланов?

- Не понимаю! - рявкнул Хито, но в его голосе явно послышались неуверенные нотки. Его кобуны перестали ухмыляться и обменялись встревоженными взглядами. - Кто осмелел? О чем речь?

- Несколько часов назад один из твоих кобунов, собирающий дань с мелкой рыбешки в районе площади Небесного Генерала, натравил мальчишек на местную девчонку, чтобы проверить, действительно ли та эйлахо. Девчонку избили до крови, и она действительно вызвалатучу молний и волют. Убедившись в ее способностях, твой кобун самостоятельно отвел ее к паладарам.

- Ну и что?

- Основное правило поведения заключалось в том, что игроков Арены, тем более - сильных эйлахо, нельзя и пальцем тронуть, не говоря уже про групповые избиения. Более того, мы договаривались, что о потенциальных игроках сообщают связным "Кобры", и лишь потом мои специально проинструктированные люди ведут их к паладарам. Твой человек грубо нарушил все правила и вызвал гнев паладаров. Его следует наказать для примера другим.

Мэй приспустил зеркальные очки на кончик носа и уставился на Хито поверх них немигающим взглядом. Льстецы утверждали, что его взгляд гипнотизирует людей и заставляет их подчиняться, но оябун "Кобры" на их удочку не попадался и себя не переоценивал. Однако просто заставить нервничать противника тоже неплохо, нэ?

­­­- Я сам решу, что делать со своими людьми! - прошипел Хито, багровея. - Никто не указывает мне, тем более шантрапа вроде тебя! Мы договаривались, что ты один обделываешь дела с паладарами, но делишь профит на всех! Где он? Где хотя бы вшивый кан дохода?

Он вдруг отступил назад на пару шагов. Повинуясь его знаку, пятеро кобунов "Скальпеля" выхватили пистолеты, и еще несколько с тесаками и кинжалами появились из дверей выходящих в холл комнат. Ярость снова плеснулась у Мэя в глазах, окрашивая мир в багровые тона, но чудовищным усилием воли он сдержался. Не время для обид. Не время для войны. Старый жирный ублюдок презирает всех, в первую очередь молодых энергичных конкурентов типа тебя, что тебе и так известно. Не время принимать оскорбления, тем более что за тобой стоит сила, пугающая Хито до смерти. Да и о твоих способностях он, видимо, только что вспомнил, что его настроение явно не улучшило. Он понимает, что попал, и своим хамством всего лишь маскирует страх. В свое время ты припомнишь ему всё, но сейчас - спокойно.

- Сегодня первый день после открытия Арены, - спокойно ответил он, скрутив в комок свою ярость и заставив ее убраться в глубь живота. Покалывание в кончиках пальцев, вот-вот готовое прорваться разрядами, тоже ушло. Он вернул очки обратно на переносицу и заложил руки за спину. - Могерат - не Кайтар, где расписание всех терминалов Арены уже заполнено круглосуточно на несколько декад вперед. По расчетам паладаров, которые я считаю слишком оптимистичными, у нас даже просто заполнить группы удастся лишь через восемь-десять декад, не раньше. Для тотализатора время наступит еще через столько же. Вот тогда мы и поговорим о доходах. А сегодня могу сказать одно: из-за глупости твоего человека, действовавшего... - Он сделал паузу. Все-таки нужно дать Хито возможность сохранить лицо. - ...действовавшего явно по личной глупости и инициативе, паладары не выплатят премию за обнаружение эйлахо. Мы могли бы получить за девчонку триста тысяч уже сегодня - из них семьдесят пять ушли бы тебе - но теперь нам не дадут ничего. Понимаешь, Хито-атара? Ничего. И надо еще сказать спасибо, что взамен ты не познакомился с боэй вблизи. Из-за одного-единственного вандабаня, вообразившего себя гением провокации! На твоем месте я бы швырнул его в ближайший пруд с обрубленными руками и камнем на ногах.

- Я уже сказал - сам разберусь, что делать со своими людьми! - Хито все еще шипел, но явно сбавил тон. - Если мой кобун действительно совершил такую глупость, я превращу его в пример для остальных. У тебя всё?

- Всё, Хито-атара. Могу я передать паладарам, что такие инциденты больше не повторятся?

- Они повторятся тысячекратно, шо!

Чудовищным усилием воли удержав каменную мину на физиономии, Мэй неторопливо снял зеркальные очки и перевел взгляд на оябуна "Тумана", чья правая рука уже откровенно лежала на рукояти пистолета. Страховочный ремешок кобуры он успел расстегнуть. Лин пригнулся, словно ожидал атаки, его мелкие зубы ощерились в недоброй усмешке, взгляд буровил лицо Мэя.

- Прошу прощения, Лин-тара? - самым лучшим своим небрежным тоном переспросил Мэй, аккуратно убирая очки в нагрудный карман пиджака. Краем глаза он заметил, как его кобуны, реагируя на условный сигнал, сдвинулись назад и рассредоточились. Вряд ли они успеют открыть огонь раньше Лина, но телохранители того явно не готовы к перестрелке, и у "Кобры" остается преимущество - пока. И есть еще одно преимущество, которое всегда с ним. Аккуратно, чтобы не вызвать искры раньше времени, он пустил тепло по кистям рук. - Я отвлекся на разговор с Хито-атарой и не совсем расслышал твою фразу.

- По-моему, я сказал четко - я не дам жизни паладарам! - процедил оябун "Тумана". - Я не заключал никаких сделок с тобой. Ты, шо, уже забыл, что паладары убили моего брата? Ну так у меня память куда длиннее твоей.

- Поправка: твоего брата, присвоившего себе титул адмирала, сожгла соплячка-эйлахо, с которую он не сумел справиться во время по-идиотски спланированного налета на Хёнкон, - Мэй чуть сдвинулся назад и вбок, открывая телохранителям линию огня. - В большой компании хорошо вооруженных кобунов не сумел, смею заметить. Знаешь, я бы не стал горевать о таком родственнике. Лучше подумай, что станешь делать, когда такими же огнеметными способностями обзаведется каждый второй. Ждать осталось совсем недолго - полгода, год максимум. Чем станешь зарабатывать, когда твои морские рейды закончатся раз и навсегда?

Заканчивая последнюю фразу, Мэй вдруг осознал, что из-за раздражения и недавнего вырывания души совершил ошибку, провоцируя Лина. Но было уже поздно.

- А я разве спрашивал твоих советов, шо? - презрительно усмехнулся оябун "Тумана". Его ноздри раздувались от плохо сдерживаемого гнева. - Ты у паладаров на побегушках сейчас, я слышал. Разве кому-то интересно гавканье цепных псов?

Оскорбление достигло цели. На сей раз красный туман ярости все-таки прорвался из Мэя несколькими громко щелкнувшими разрядами, ушедшими в пол с кончиков пальцев. Кажется, даже слегка потянуло паленой тканью, но он не стал отвлекаться даже на мимолетный взгляд на руки. В очередной раз он заставил бурю эмоций в своей груди сжаться в огненный комок, пусть и сжигающий желудок, но зато не туманящий голову и не стискивающий горло шипящим спазмом ненависти.

- Лин-тара, - произнес Мэй, чувствуя отстраненное удовлетворение от того, что его голос почти не изменился, - ты оскорбил меня намеренно? Или ты просто оговорился и с готовностью возьмешь свои слова назад?

- Я с готовностью кончу тебя прямо здесь, мальчик из университета! - Лин выхватил из кобуры пистолет и отпрыгнул назад, направив ствол на Мэя. Трое мужчин в западных костюмах - очевидно, его кобуны-телохранители - последовали его примеру. Мэй вскинул руки, и их окутала густая сеть молний. Туман ярости с готовностью окрасил мир в багровые тона, и он почувствовал биение сердца противника в своих ладонях. Сделать одно движение - только одно движение!..

- Эй, вы, двое! - рявкнул Хито. - Хватит! Вы на моей земле, забыли? Если хоть кто-то пальнет, всех кубиками покрошу! Убрать оружие, живо!

Телохранителей Лина тут же окружили кобуны "Скальпеля", приставив им тесаки к животам и шеям. Еще с десяток людей в халатах и с холодным оружием высыпали в холл из выходящих в него дверей. Мэй бросил быстрый взгляд через плечо. Его кобунов тоже превосходили численно по крайней мере трое к одному. Хито стоит дать знак, и вышедших из повиновения чужаков действительно покрошат на месте. Он с сожалением выпустил из рук сердце Лина и снова загнал ярость внутрь. Впрочем, теперь она ушла сама, без усилий, сменившись ледяной ясностью и кристальной определенностью. Возможно, не стоило прохаживаться насчет брата Лина, но реакция кобуна "Тумана" явно неадекватна. Вероятно, он уже давно находится в точке кипения, и сейчас ему попросту подвернулся под руку кто-то, на ком можно сорвать злость. Вариантов просто не осталось: даже если из особняка уедут они оба, уже сегодня воды прибрежных городов окрасятся кровью. "Туман" мало уступает по численности "Кобре", но он в худшем положении: специализирующейся на разведке "Кобре" известны все базы врага, все укрепления, примерная численность бойцов, а вот "Туман" имеет о "Кобре" весьма туманное, в соответствии со своим названием, представление. Нанеся удар прямо сейчас, "Кобра" достигнет победы относительно малой кровью, но если замешкается, ситуация может измениться непредсказуемо. В числе прочего Лин может найти себе союзников среди мелких местных кланов по всему Могерату, пообещав им бизнес и территории, оставшиеся от "Кобры". И тогда численное соотношение окажется уже не в ее пользу.

Удар следует нанести немедленно. "Кобра" не готовилась к войне, у нее пока еще достаточно проблем с недавно проглоченными и не полностью переваренными "Черными тиграми". Но выхода не остается. Правда, для начала неплохо бы просто унести ноги: у "Кобры" в Тасиэ есть всего лишь несколько явочных квартир, в отличие от "Тумана", держащего целую базу. Как хорошо иметь в машине радиотелефон паладаров! Можно отдать распоряжения прямо сейчас...

Мэй махнул в воздухе кулаком с выпрямленными указательным и средним пальцем, и его кобуны неохотно убрали оружие, настороженно оглядываясь по сторонам.

- Как вежливый гость, Хито-атара, я подчиняюсь твоему приказу, - процедил он сквозь зубы, на сей раз уже не пытаясь скрывать ненависть в голосе. - Однако, Лин-тара, ты прекрасно понимаешь, что произойдет дальше. Боги видят, что я не хотел и не искал войны, но твоя глупость закончится смертью. Я ухожу, Хито-атара. Прикажи твоим людям освободить дорогу.

- Он не должен уйти, Лин! - хрипло сказал один из людей в халатах, стоящий позади остальных. Мэй метнул на него быстрый взгляд. Ага, хотя одет он так же, как кобуны "Скальпеля", есть и отличие - не вооружен, во всяком случае, явно. И... маленькая, еле заметная татуировка на левой щеке: стилизованная голова жаворонка.

Локтевик? Ах, если бы заглянуть под левый рукав его халата...

Лин метнул короткий взгляд на говорящего, потом на приставленный к груди тесак, облизнул губы и медленно выпрямился. Подчиняясь его жесту, телохранители "Тумана" убрали пистолеты в кобуры. Кобуны "Скальпеля" тоже опустили оружие, но отходить не торопились.

- Лин! - снова выкрикнул локтевик.

- А иначе и быть не может, - неожиданно спокойно проговорил оябун "Тумана". - Мы столкнулись случайно, Мэй-тара, но случайность - воля богов. Ты перехватываешь мой морской бизнес. Ты работаешь с паладарами и на паладаров. Мы оба понимаем, что нам не ходить по одной земле. Я гость и не пойду против воли хозяина, но за пределами поместья мою руку ничто не сдержит. Уходи. Беги, поджав хвост, тебя все равно ничего не спасет. Не стоило тебе соваться на чужую территорию, Мэй-тара, ох, не стоило. За такие ошибки и цену приходится платить соответствующую.

- Ты уже рассчитываешь взять меня голыми руками? - усмехнулся оябун "Кобры". - Мне всегда нравились оптимисты. Но покойнику оптимизм ни к чему. Прощай, Лин-тара.

Хито захохотал.

- Люблю, когда горячая молодежь мерится, у кого длиннее, - сообщил он, издевательски глядя на Лина. - С большим интересом посмотрю, кто из вас останется. Пошли вон, оба. У меня в поместье чтоб стволы не доставать. Покрошу обоих из автоматов, и никакие волюты тебя не спасут, Мэй-тара. Ясно?

- Могу я внести рациональное предложение, Хито-атара? - мелодично проговорила О.

- Ну? - буркнул оябун "Скальпеля", сразу настораживаясь.

- Война сейчас не нужна никому. Как бы мы ни относились к паладарам, сейчас "Кобра" действительно единственный посредник между ними и нами. Не станет "Кобры" - и Арена окажется закрытой для нас навсегда, а вместе с ней - и премии и прочие прибыли.

- Еще одна палада... - Лин осекся, потому что ножны в руке О вдруг упали на пол, и киссаки ее великолепного меча старинной узорчатой ковки почти уперся ему в переносицу. Почти метровое лезвие замерло в воздухе без видимого движения, несмотря на свою тяжесть.

- Не рекомендую заканчивать фразу, Лин-пун, ох, не рекомендую, - мурлыкнула О. Она обворожительно улыбалась, но ее глаза оставались глазами убийцы, отстраненными и холодными как лед - если, конечно, лед бывает непроглядно-черным. - Есть у меня подозрение, что тогда мне придется забрать твою голову прямо сейчас, что весьма огорчит нашего гостеприимного хозяина.

Несколько секунд они с Лином в упор смотрели друг другу в глаза. Потом Лин снова облизнул губы и отвел взгляд.

- Замечательно, - О протянула в сторону руку. Ее телохранитель подобрала ножны с пола и передала хозяйке. Оябун "Меча и ярости" поднесла острие меча к устью ножен, укрепленному таким же узорчатым кольцом, что и клинок, и медленно, со зловещим шипением стали о сталь, вложила его обратно. - Я скромно позволю себе закончить мысль. Мне не хочется терять потенциальную прибыль от паладаров и, да, не постесняюсь признаться, я боюсь паладарских боэй. Особенно - с учетом последних рассказов об Игре и прочих интересных штучках. Если "Туман" всерьез сцепится с "Коброй", паладары могу вмешаться, и тогда под раздачу попадут все. Я уже не говорю, что паладары и в самом деле единственные, кто, возможно, в состоянии защитить нас от Красной Звезды. Понимаешь меня, Хито-атара?

- Я с паладарами не ссорился, - буркнул Хито.

- Зато для них не составит проблемы поссориться с тобой. Я не обладаю такими замечательными источниками информации, как Мэй-пун, но и мне кое-что известно про Камилла-атару. Он из тех... существ, для кого пролитая кровь значит не больше, чем прошлогодний муссон. Если ему взбредет в голову обеспечить Арене полное спокойствие, он вырежет нас всех за одну ночь, чему обе Управы благочиния лишь поаплодируют. Нет, нам совершенно незачем привлекать его внимание лишний раз.

- Что ты предлагаешь? - оябун "Скальпеля" пробуравил ее взглядом, что-то прикидывая.

- Дуэль. Мэй-пун и Лин-пун вполне могут выяснить отношения только между собой - прямо здесь и сейчас, потому что если уйдут живыми оба, то война вспыхнет немедленно. Если победит Мэй-пун, все пойдет, как запланировано, а ты, Хито-атара, вразумишь своих людей, чтобы они и голос на эйлахо повысить не смели. Если выживет Лин-пун, то соглашение насчет паладаров отменяется, разумеется. Дальше Лин-пун волен мстить Чужим, как заблагорассудится, если настолько бесстрашен. Заодно "Кобра" отдаст ему свои новые катера по сходной цене и перестанет заниматься морскими перевозками. Только Торанне-атаре пусть кто-то другой сообщит, не я.

Предательница! Впрочем, ты всегда знал, что она тебе друг не больше, чем охотящийся удав, как бы она к тебе ни обращалась. Мэй даже не стал поворачиваться к О, потому что Хито засмеялся снова - жестоким хриплым смехом человека, предвкушающего кровавое развлечение.

- Мне нравится идея, - сообщил он, почесывая бок. - Поляна у меня есть неподалеку. Для осенних наблюдений за луной, типа, чтобы сердце успокаивать и... как там поэты говорят? А, похрен. Там пусть и сцепятся. Оружие пусть выбирают, какое хотят.

- А если я откажусь? - безразличным тоном спросил Мэй.

- Тогда я позволю кобунам Лина-тары сделать с тобой все, что им захочется.

- Меня тоже идея устраивает, - ноздри Лина раздулись, а глаза, наоборот, сузились. - Впрочем, если ты струсил, позволю тебе уйти. Встань на колени, униженно попроси прощения, отрежь себе левый мизинец - и я забуду твои слова про моего брата и не стану вырезать "Кобру". Нож дать, а, Мэй-шо?

- Я предпочту другое оружие, - Мэй поднял руки и между ними громко хлопнула молния. - Извини, пальцы оно резать не умеет, просто душу в Нирвану отправляет до срока. Хито-атара, где, ты говоришь, есть площадка?

Несколько минут, что Мэй и Лин, не глядя друг на друга, бок о бок шагали до поляны в сопровождении быстро растущей толпы, Мэй холодно прикидывал тактику боя. Несмотря на свою нелюбовь к мордобою, он никогда не стал бы оябуном даже самого захудалого клана, если бы ни разу не перерезал глотку и не пристрелил соперника. За девять лет, что он сколачивал и развивал "Кобру", ему пришлось перешагнуть через несколько десятков трупов - и ни один из убитых ни разу не являлся ему во сне. Лин тоже не славился бойцовскими навыками, но и не чурался убийств, так что они находились примерно в одинаковых условиях.

Ситуация, однако, осложнялась тем, что противник готовился к предстоящей драке, и застать его врасплох не удалось бы. Возможно, он зря положился на свою силу? Пиджак Мэя не просто выглядел щегольски и вызывающе: его ткань еще и содержала ударопрочные нити, способные остановить нож, а то и пулю. Но даже он не слишком поможет от выстрела с близкого расстояния: пуля просто переломает ребра, и из-за болевого шока он не сможет драться. А потом Лин просто выстрелит ему, беспомощно валяющемуся на земле, в незащищенную голову. Однако же у пистолета есть серьезный недостаток: стрельба от бедра удается лишь некоторым хорошо тренированным снайперам. Всем остальным требуется целиться, а это - время. Драгоценные секунды, которые решат исход поединка. Вырывание же души туманит человеку голову в самое первое мгновение, еще через секунду он становится трупом и, самое главное, невидимая сила не требует целиться и спускать курок.

Весь вопрос в расстоянии, на котором они окажутся в критический момент. Мэй еще ни разу не пробовал свои способности далее, чем в двух-трех метрах от жертвы, и вряд ли противник станет настолько приближаться к нему. Так что все решит дистанция.

Поляна для осенних церемоний, которую Хито явно приказал создать, исходя из своего понимания (точнее, непонимания) сути дела, оказалась круглой проплешиной в окружении деревьев. Сосны-мацы тянули плоские кроны к переливающемуся небу с пялящимся кровавым глазом Инганно, стоящей в зените. Ни гинкго, ни гибискуса, положенных по канонам, здесь не наблюдалось. Располагалось место позади дома, в десятке метров от светящихся окон, и его диаметр составлял метров пятнадцать.

- Ты встанешь здесь, - ткнул пальцем Хито. - А ты - туда. Дистанция двадцать шагов.

Он пронаблюдал, как Лин отошел на указанное расстояние. Кобуны "Скальпеля" и "Меча и ярости" сгрудились в дальнем конце поляны. Кобуны "Тумана" и "Кобры", а также локтевик остановились неподалеку, враждебно переглядываясь.

- Слышь, Мэй-тара, ты точно не хочешь чего-то понадежнее своих искорок? - осведомился Хито. - А то ведь скажут потом люди, что я тебя безоружным драться заставил. Нехорошо выйдет. Нет? Ну, смотри. О-тара, ты свидетель. Эй, Лин-тара! Начнете по сигналу, я в воздух шмальну.

И он вразвалку пошел к основной группе.

- Мэй-пун, - негромко сказала О, - ты уж постарайся победить. У Лина точно с головой не в порядке. Он сюда сам явился и меня притащил, чтобы Хито убедить Арену громить. Или хотя бы тех прижать, кто ей пользуется. Он всегда не в себе был, а сейчас, кажется, с локтевиками всерьез связался, их идеи проповедует.

- Сначала ты меня в дуэль втянула, а теперь победы желаешь, О-фуна?

- Дурачок. Если бы он отсюда ушел живым, ты не прожил бы и часа. Тасиэ - и его территория тоже, не забывай. Локтевика среди его кобунов я придержу, если что, но, малыш, Лин на тебе. Имей в виду, если умрешь, сильно меня разочаруешь - вести дела с Лином в последнее время все сложнее, в отличие от тебя.

И О удалилась к общей группе в сопровождении своей телохранительнице. И снова Мэй восхитился изяществу ее фигуры и движений, изысканности одежды и эротичности единственной выбившейся (намеренно выпущенной?) из прически прядки. Сука. Холодная, умная, расчетливая сука - какой парой они могли бы стать! Повернуться к такой женщине спиной означает умереть быстро и болезненно, но и сам Мэй отнюдь не невинный младенец. Ну ничего, все еще впереди...

Он еще следил за О и за Хито, которому один из кобунов вложил в руку пистолет, но его пальцы уже кололи знакомые иголочки, и мир окрашивался в багровые тона, словно Инганно начала полыхать ярче дневного солнца. Он уже тянулся вдаль, к Лину, пытаясь ощутить его сердце в своих ладонях... и тут его пробило ясное понимание.

Локтевик среди кобунов Лина. Локтевики, пришедшие за девчонкой. Лин, стремящийся нагадить паладарам. Тасиэ - территория и "Тумана" тоже. Как локтевики могли узнать о девчонке так быстро? Только если им слил информацию кто-то, причастный к ее обнаружению - точнее, тот кобун "Скальпеля", явно работающий на двух хозяев. Значит, локтевики уже давно опутывают своей паутиной столицу. И их возросшая в последнее время активность и неуловимость для властей прекрасно согласуется с возможностями "Тумана", издавна специализирующемся не только на морской, но и на сухопутной контрабанде. Насколько сильно их влияние? Насколько они независимы и готовы действовать самостоятельно? Еще одна опасность, которая грозит ему лично, но за информацию о которой паладары выдадут отдельную премию. Если бы он мог выбраться отсюда без дурацкой дуэли... если бы он мог просто добраться до радиотелефона в своей машине, никакой войны бы не началось. Паладары совместно с Управами благочиния Ценганя и Кайнаня за несколько часов просто стерли бы с лица земли "Туман" вместе с примкнувшими к нему локтевиками...

Хито поднял дуло пистолета к небу и выстрелил.

Мэй слишком поздно понял, что внезапное осознание взаимосвязей стоило ему концентрации. Точнее, он не успел даже толком осознать ситуацию: голова еще додумывала мысль, а тело уже рефлекторно бросило его в сторону, в боковой перекат, не дожидаясь реакции сознания. Хлопки нескольких новых выстрелов - он стоит на одном колене, пригнувшись, с расставленными руками и скрюченными пальцами - багровый огонь луны ярко вспыхивает и заливает весь мир ослепительной яростью - иглы в кончиках пальцев, отчаянный трепет чужого сердца в ладони - сдавленный крик сливается с еще одним хлопком - правый бок обжигает огнем, неведомая сила разворачивает его вокруг опорного колена, толкает назад, бросает на землю - и новый удар, уже совсем другой, черный, громкий, идущий откуда-то с неба. Затем пространство вокруг заполнил отчаянный рев неведомого чудовища, земля затряслась под ударами его лап. Багровый мир вдруг сменился бешеной пляской геометрических линий и полотнищ разноцветного пламени, сквозь который к нему плыл гигантский предмет, состоящий из тысяч сияющих углов и граней. От предмета исходила неясная, но вполне конкретная угроза, и Мэй, снова ощутив покалывание в пальцах, вонзил в него невидимые когти, и рванул, раздирая в клочья. Рев усилился, и мир пламени затрясся в конвульсиях, вызывая приступы тошноты. Звуки вдруг стали кислыми и сладкими, лучи света били по лицу не хуже шипастых кастетов, и тогда Мэй, на секунду ослабив хватку, подцепил откуда-то из окружающей тьмы горсть песка и швырнул его в глаза противнику.

Рев перешел в визг, и могучий удар швырнул его на землю. Некоторое время Мэй лежал на спине, глотая воздух и отстраненно глядя в переливающееся радужное небо, на фоне которого вились огромные рои черной мошкары. Мир пламени плясал поверх и внутри реального мира, стремясь вытеснить его, пронзая цветастыми нитями, кривляясь и глумясь. Наступила глубокая тишина. Мимо мелькнул очередной рой мошкары, жужжа и невнятно бубня оскорбления на неизвестном языке. Мэй слабо отмахнулся чем-то (точно не рукой), и вдруг вся мошкара разом куда-то пропала, и ближняя, и дальняя. Шевелиться не хотелось, тело почти не чувствовалось, лишь в правом боку постепенно разгорался острый огонек. А ведь Лин все-таки меня достал, мелькнула в голове мысль. А я его? Раз не добивает, значит, и ему мало не показалось. Интересно, можно надеяться, что он сдох? Однако чтобы проверить, что там с врагом, требовалось поднять голову, на что сил решительно не оставалось.

Половину вечности спустя до него начали доходить какие-то звуки. Кажется, снова жужжали мошки... или звенели струны огня... нет. Голоса людей. Внезапно они стали громкими и ударили по ушам.

- ...мой дом, люай но тиксё! - орал Хито. - Посмотри, что они сделали с моим домом! Этот тинтин половину снес! Убыток какой, а! Янориман, янориман, янориман! Он мне заплатит в десять раз, и еще в два раза сверх того!

- С чего ты взял, что виноват Мэй-пун? - спокойно отвечала О. - Локтевик успел в него дважды огнем бросить, пока я его не срубила. Может, вина его. А кто локтевика привел?

- Паскудный Лин сдох, драть его в рот! С него я уже ничего не возьму! Но "Кобра" мне в десять, нет, в пятьдесят раз заплатит! Эй, тряхните этого вандабаня как следует! Ведро воды сюда!

- Я бы не стала его трясти, - над Мэем, заслоняя небо, склонилось лицо О. Вокруг него плавали разноцветные комки пламени, и где-то совсем рядом, а может, страшно далеко висела чуть светящаяся зеленым конструкция из трех сцепленных тетраэдров. - В следующий раз сюда могут явиться не сотни, а тысячи волют. Сколько твоих людей оставалось в доме - двадцать, тридцать? Половины уже нет. Хочешь остальных лишиться? А может, и своей головы? Мэй-пун! Мэй-пун, ты меня слышишь? Говорить можешь?

Бок снова обожгло болью, и Мэй невольно дернулся. Он попытался раскрыть рот, но тело не слушалось. Пляшущие линии и полотнища вдруг придвинулись и заслонили от него пугающую черноту, но он еще успел услышать голос Синь Ан Датты:

- Опять волюты, Хито-атара! Я так думаю, следует позвать паладаров, им виднее...

А потом над ним склонились боги. Мэй не видел их в окружающем хаосе, где перемешались цвета, запахи, вкусы, звуки и ощущения, но ясно чувствовал их - гигантские бесформенные тени, окруженные роями то ли анторусов, то ли дхайнов, то ли западных гхашей, горящие глаза и изумленное внимание. Он попытался различить среди них Теллеона - бог воды всегда покровительствовал ему, и Мэй изредка оставлял дары в его храмах - но не преуспел. Потом чья-то всепожирающая пасть надвинулась на него, распахнулась и проглотила целиком.

05.31.1232 (Палла). Неопознанная местность. Локальное время неизвестно

Лежащая на лице тряпка, казалась, удушала. Фуоко понимала, что удушье - просто иллюзия, но те несколько минут, что она пыталась отдыхать, показались часами. Лежать неподвижно сил все равно не оставалось. Она подняла руку к лицу, стащила ткань и отбросила ее в сторону.

Кровать, на которой ее тело лежало в виртуальности Арасиномэ, качнулась и заскрипела. В глаза ударили лучики солнечного света, пробивающегося сквозь многочисленные прорехи в шторах. Особняк, куда их с Юно занес лабиринт миров, похоже, стоял заброшенным многие годы, если не десятилетия, так что удивительными казались не прорехи, а тот факт, что материя все еще не сгнила и не рассыпалась в прах. Впрочем, здесь очередной кусок игровой виртуальности, вокруг декорации, так что логику искать - только время зря тратить. Тем более, что думать становилось чем дальше, тем тяжелее. Мысли путались и сбивались, в ушах иногда звучали обрывки странных фраз, произнесенных разными голосами. Мир плыл и дробился на тысячи крохотных изображений, иногда восстанавливаясь сразу, иногда - через несколько минут. Информационная перегрузка психоматрицы, как обозвал такое состояние Дзии. Поспать бы... но ведь не получается.

Она сосредоточилась на правом глазе. Часы в реальном мире, светящиеся в кромешной тьме терминала Арены, показывали 09:32. Восемнадцать минут. Она выдержала всего восемнадцать минут. Нервное возбуждение, постоянно нараставшее, требовало немедленно встать и куда-нибудь идти, но рассудок, чем дальше, тем более замутненный, все еще подсказывал, что неадекватные действия закончатся плохо. Например, можно потерять Юно, который исследовал дом (и ведь хватает же у него еще любопытства после многих десятков, а может, и не одной сотни миров, через которые они прошли!)

- Дзии! - сказала она негромко.

- Да, дэйя Винтаре? - немедленно откликнулся неб.

- Я больше не могу. Может, еще раз попробовать успокоительное?

- Не стоит. Я ввел уже четыре разные комбинации, и ни одна не повлияла на ваше психоэмоциональное состояние. Не думаю, что пятая окажется успешнее.

- Ага... Но я все равно не могу. Надо идти. Белый замок совсем близко. И библиотека где-то рядом... наверное.

- Я бы все-таки порекомендовал провести в темноте не менее получаса. Ваш мозг не справляется с потоком информации, в первую очередь визуальной, нужно дать ему передышку.

- Я не чувствую, что передышки помогают. Кир... где Кир?

- Дэй Сэйторий час назад отправился на занятия в колледже. Вы сами его заставили, помните?

- Занятия... ах, да. Точно.

Фуоко вспомнила, что действительно выпнула Кира в колледж из бункера почти силой. В последнее время он даже спал рядом с терминалом на преобразованном в кровать дроне. Он осунулся и стал гораздо более угрюмым и неразговорчивым, чем обычно, и Дзии настоятельно рекомендовал ему отвлечься - хотя бы на учебу. Бедный Кир... говорят, мужчины очень сильно переживают импотенцию. Сразу все на его голову. Нужно ему все-таки объяснить еще раз, что такое производная... тьфу, при чем здесь производная? Мысли путаются, в бред сбиваются. Держись. Нужно добраться до Брагаты во что бы то ни стало. Видела ведь уже его... нет чтобы сразу по-человечески объясниться... Нет, так нельзя. Так можно просто свихнуться.

- Дзии, мне нужно в туалет.

- Да, дэйя. Секунду.

Комната в старом особняке слегка поблекла и словно отдалилась: внутренняя поверхность терминала Арены слабо засветилась жемчужным светом. Правый глаз показал вливающуюся внутрь через дверцу гигантскую серую амебу. Суспензорное поле опустило девушку, и дрон присосался к нижней части тела, проникнув в сенко. Преодолевая отвращение, она заставила себя облегчиться: мысль об использовании дрона в качестве унитаза до сих пор казалась ей омерзительной. Конечно, до туалета сейчас не дойдешь самостоятельно, не расшибив руки-ноги о предметы в виртуальности. Да и за многие дни, что она уже провела в медицинских капсулах, Дзии не раз заботился о ее санитарных нуждах. И вообще медицинскому небу с тысячелетиями (или даже миллионами лет) опыта вряд ли человеческие фекалии в новинку. Но все-таки... как-то гадко. Хорошо хоть без катетеров можно обходиться. Но плохо, что из-за такой неприятной мелочи пришлось прорезать дыру в комбинезоне. Паладары новый сделают, но все-таки портить такую хорошую вещь, потому что кишечник и почки не умеют останавливаться хотя бы на время... Кстати, гель наверняка уже впитался в кожу, контакт с тканью ухудшился. Надо снова намазаться. Но как неохота вылезать из сенко, а потом влезать обратно! Потом. Попозже. Интересно, Дзии с координатором получают с нее хоть какие-то новые данные? Можно спросить, но ведь Дзии сразу же заявит, что комфорт сейчас важнее любых данных и сенко можно снять в любой момент

Дрон исчез так же бесшумно и вкрадчиво, как и появился. В желудке неприятно засосало. Фуоко протянула руку, в виртуальности выбившую облако пыли из дырявых занавесок, взяла висящий рядом с ней в терминале брусок концентрата и принялась жевать. Закончив с завтраком, она села на "тамошней" кровати и потрясла головой.

- Дзии, я иду, - проинформировала она. - Пора дальше.

- Я по-прежнему считаю, что вам необходим отдых, дэйя Винтаре. Однако решение за вами. Для простоты предлагаю перестать комментировать ваше окружение и сообщать только о действительно важных вещах. Декорации виртуальности особого значения не имеют, но комментарии заставляют вас концентрироваться, сильно увеличивая нагрузку на когнитивные участки психоматрицы.

- Хорошо. Я пошла.

Фуоко поднялась с кровати, покачнувшись, но все-таки удержавшись на ногах. Половицы под ногами жутко скрипели и проседали, стоящие вдоль стен полуразвалившиеся гардеробные шкафы угрожающе покачивались. Вообще дом казался прогнившим до основания. Из него следовало выбраться, пока он не начал рушиться прямо на голову. Разумеется, без желания владельца виртуальности (или конструктора, или еще кого) и ветерок не дунет, но рисковать не стоит. Кто его знает, по каким правилам идет игра!

Подобрав свой жезл и с усилием отворив тяжелую дверь комнаты, набекрень висящую на перекосившихся петлях, она вышла на окружающую центральный холл галерею. Солнечные лучи от большого витражного окна косо падали через пыльный воздух. На дальней стене галереи полыхал яркий солнечный блик, отражающийся от полированных металлических доспехов внизу, на первом этаже. Доспехи стояли, словно на музейной выставке, посреди разнообразных чучел животных - по большей части обычных, вроде небольших медведей и оленей, но иногда странных и незнакомых. Имелся там, например, двулапый ползун, подвернувший под себя скрученный спиралью хвост, а также животное, смахивающее на белого пони, но с мягкими лапами хищника и растущим изо лба длинным острым рогом травоядного, питающегося корнями. Все стены галереи увешивали разнообразные карты неведомого мира - моря, горы, равнины и - отдельно - красочно нарисованные вулканы. В другое время Фуоко наверняка прилипла бы к ним и не оторвалась, пока не осмотрела их все хотя бы бегло. Сейчас же она лишь скользнула по ним равнодушным взглядом, окинула сверху макушки своих гвардейцев, застывших на первом этаже неотличимо от чучел, и отвернулась.

- Дэй Юно! - громко позвала она. - Вы где?

- Здесь, дэйя! - глухо отозвался голос спутника. - В библиотеке! Я сейчас...

- Я иду, - проинформировала девушка. Пройдя по периметру галереи, она растворила еще одну тяжелую перекошенную дверь и вошла в большой зал, уставленный рядами шкафов. Их полки заполняли книги - тысячи книг с корешками, исписанными странными надписями на непонятных языках, чаще всего сделанными совершенно незнакомыми буквами (а иногда и не буквами, а какими-то сложными знаками-картинками). Юно стоял у одного из шкафов, водя пальцем по переплетам.

- Сейчас, дэйя, - пробормотал он, вытаскивая одну из книг и быстро перелистывая страницы. На поверку она оказалась вовсе не книгой, а чем-то вроде толстой папки с вложенными и ничем не закрепленными листами. Один из них выскользнул и спланировал на пол. Юно подобрал его, бросил рассеянный взгляд и сунул книгу обратно.

- Ненастоящие, - сказал он с заметным раздражением в голосе. - Все ненастоящие. Пустышки.

- В смысле - ненастоящие книги? - Фуоко уже привыкла дублировать ключевые выражения спутника своим голосом, чтобы Дзии имел хоть какое-то представление о происходящем. Она сняла книгу с ближайшей полки и раскрыла ее. Ровные, хотя и явно рукописные строчки из незнакомых букв бежали по страницам вертикально. - По-моему, все настоящее. Бумага или что-то похожее, буквы, фразы... Пробелов только нет.

- Пробелы в тексте - весьма нетривиальная концепция, дэйя, - пояснил Юно. - Атара... Суоко-атара мне рассказывала об истории культуры на старой Земле. Очень многие народы там изобрели письменность, но не подозревали, что говорят отдельными словами и не разделяли их на письме. У нас все культуры сформированы паладарами искусственно, такие неудобства не встречаются, но в игре, откуда вырезан особняк - почему бы и нет?.. Прошу прощения, я отвлекся. Как вы себя чувствуете?

- Паршиво. Но лежать не могу, голова словно изнутри лопается. Так почему книги ненастоящие?

- Повторения. На глаз - один и тот же блок текста размером примерно в полторы или две тысячи знаков в каждой книге повторяется до бесконечности. Сравните начала каждой страницы. Кроме того, я посчитал в одном тексте количество нескольких знаков в блоке - они примерно совпадают. Частотный анализ здесь не сработает, так что, скорее всего, тексты просто сгенерированы случайным образом из бессмысленных наборов символов.

- Повторяющиеся блоки текста, частота вхождения символов одинакова, - автоматически повторила Фуоко, раздумывая над сказанным. Смысл слов Юно ускользал.

- Не надо пересказывать, дэйя, - сказал в реальности над ухом Дзии. - Мы же договорились.

- Хорошо, дэй Дзии, - все так же автоматически откликнулась девушка. - Молчу.

- Впрочем, - Юно подошел к Фуоко, взял у нее книгу из рук, глянул на одну страницу и убрал на место, - ждать чего-то иного от игры наивно. Вряд ли мы имеем дело с площадкой для обучения. А искатели приключений предпочитают мечами махать и из бластеров палить, не читать. Но всё же, всё же... Библиотека - единственная комната в здании, проработанная детально. Подобные сложные декорации не создают просто так. Здесь должно иметься что-то, гарантирующее внимание игрока. А что важное может храниться в библиотеке? Только книга. Или свиток, на худой конец. Но если просматривать и анализировать каждую книгу здесь, мы год потратим. А нам надо идти. Чисто на всякий случай, дэйя, компас куда-нибудь показывает?

Фуоко взглянула на запястье с примотанной брошью. Ящерка снова ожила и теперь указывала куда-то влево от окна. Девушка сделала несколько шагов вдоль книжного ряда, и ящерка послушно повернулась. Ага! Действительно, если судить по углу поворота, совсем рядом находится некий объект. Она прошла по нескольким проходам и наконец нашла искомое: толстенную черную инкунабулу, на корешке которой слегка светился красным стилизованный череп.

- Позвольте мне, - Юно протянул руку, задев Фуоко холодными ножнами меча, и вытащил книгу. На ее обложке ярко горела надпись "Malfermu al mi".

- Надпись. Открой... меня, - вслух перевела Фуоко.

- Как интересно... - Юно взвесил книгу в руке. - Тяжелая. Ну, давайте откроем. Надеюсь, времени после нашего прибытия прошло достаточно.

- Достаточно? Для чего?

- Вы обратили внимание, что Стаси в последнее время появляется хотя и регулярно, но всегда с большой паузой после того, как мы попадаем в новые декорации? И мы постоянно должны решать примитивные, но занимающие довольно много времени задачки. То из лабиринта выбраться по правилу правой руки, то комбинацию кнопок подобрать, то найти один ключ из большой кучи, то еще что... И, заметьте, ни разу ни одной задачи, которую можно решить за счет грубой силы или численности с помощью ваших телохранителей.

- Ага, помню. И что?

- Нас специально задерживают. Знаете, дэйя, я все время думаю над гипотезой о том, что мы имеем дело не с самой Станцией, а с ее прокси-модулем. И над тем, что после вашего последнего возвращения меня не оставляет чувство взгляда в спину. Вы не чувствуете?

- Нет. Никакой слежки.

- А я чувствую. Возможно, просто фокусы моего воображения, но... Если за нами следит нечто, с чем Станция не хочет столкнуться вплотную, утомительные задачки вполне в духе ситуации. Она генерирует очередной мир, оставляет там автономный прокси-модуль с новым инструкциями для нас, а сама отбегает подальше, если можно так выразиться, и ждет, пока мы не подойдем к выходу. Задержки с задачами дают ей время отбежать. Правда, на сей раз задача уж очень простая получилась, с учетом вашего компаса, который наверняка Станция же и сконструировала. Надеюсь, мы не слишком быстро до ключа добрались?

Юно еще раз задумчиво взвесил книгу на руке и посмотрел на полку, словно прикидывая, не стоит ли вернуть книгу на место.

- Интересная гипотеза, - Фуоко обдумала его слова, преодолевая вязкое словно патока, сопротивление мыслям. - Погодите, я Дзии сообщу.

Она скороговоркой пересказала вслух идею.

- Но зачем нас вообще по декорациям водить? - добавила она уже от себя. - Если Стаси хочет свести нас с Брагатой, мог бы сразу к нему телепортировать. Игра же! Какая ему разница? Дзии?

- Имеющиеся у нас гипотезы слишком сложны и нежелательны в вашем текущем состоянии, - откликнулся неб. - Я предпочту не озвучивать их, тем более что ни одна все равно не подкреплена хотя бы отдельными фактами.

- Ладно... - Фуоко потерла лоб ладонью. Ощущение принесло некоторое облегчение, и она принялась массировать виски. Стало еще чуть легче, но ненамного. - Юно, открывайте ее. Может, что-то интересное случится. А компас все равно больше никуда не показывает.

- Хм. Ладно. Только давайте-ка отойдем к столу. Не хочется мне ее в руках держать, мало ли что.

Юно подвел Фуоко к столу у окна, ярко освещенному солнечным светом. За обрывками тяжелых парчовых штор виднелся сад: вершины приземистых деревьев с темно-зелеными круглыми листьями, среди которых там и сям висели крупные желтоватые плоды типа лимонов-переростков. Сад плавно переходил в куда более высокий еловый лес. А за лесом, хорошо видимые с холма, где стоял особняк, начинались высокие голубоватые горы с белоснежными вершинами - наверняка очередной искусственный ограничитель сцены. В отдалении горы растворялись в воздушной дымке, но их вершины оставались видны и словно плавали в воздухе.

Юно осторожно поместил книгу на стол и небрежным движением откинул крышку переплета. Под ней находилась титульная страница с тем же стилизованным черепом. Светился ли он, понять в солнечных лучах оказалось невозможным. Юно попытался перелистнуть страницу - и его пальцы зацепили и подняли в воздух всю кипу бумаги сразу.

"Координатор в канале. Форсированный вызов. Экстренно. Сверхважно. Паллийская рабочая группа, открываю постоянный канал, прошу всех отвлечься от текущих дел. Информирую, что Стаси установил прямой контакт. Принимаю большие массивы информации, касающиеся Арасиномэ. Научная группа, прошу немедленно принять к сведению".

- Вот так штука... - пробормотал бывший оябун "Мести", проводя пальцами по срезу. - То ли склеены, то ли изначально просто монолит. В общем, очередной предмет реквизита. Похоже, дэйя, вычитать откровения мудрости из сего фолианта нам не удастся. Что там компас? Куда показывает?

Фуоко глянула на запястье. Ящерка на брошке показывала в сторону окна, но когда Фуоко повернула руку, даже не пошевелилась. Потрогав ее пальцем и покрутив рукой, девушка разочарованно вздохнула.

- Никуда не показывает, - сообщила она. - Словно приклеилась.

- Значит, мы достигли цели путешествия, - констатировал Юно. - Ну что же...

Он осекся и замер.

Фуоко и сама почувствовала, что обстановка вокруг неуловимо изменилась. Она не смогла бы описать перемены словами, но и дом, и комната, и сад за окном вдруг показались ей... живыми. Не позабытыми театральными декорациями, как еще несколько секунд назад, а настоящими, в реальном мире.

- Здравствуй, Стаси, - спокойно сказал Юно. - Рад тебя видеть.

Фуоко резко обернулась. Непонятная ипостась Станции в виде мальчишки, как оказалось, стояла в двух шагах, чуть склонив голову и внимательно их рассматривая. Ее проекция по-прежнему выглядела оборвышем - но уже не бездомным ребенком, а, скорее, взрослым актером, играющим роль.

- Салутон... - неуверенно поприветствовала она.

"Здесь координатор. Фиксирую вторжение в окрестности Паллы большой группы неопознанных объектов, вступающих в агрессивное взаимодействие со структурами Арасиномэ. Массированное появление кольчонов над Паллой. Оранжевый уровень опасности.

Здесь Харлам. Научная группа приступила к анализу данных. Повышаем частоту несущей до максимума, просьба не беспокоить. Координатор, напоминаю, что мы больше не участвуем в твоейсистеме зашиты. Не вздумай нас принудительно эвакуировать".

- У меня очень мало времени, - сказал Стаси на идеальном кваре. - Фуоко, у тебя тоже. Ты должна срочно отключиться от второго входящего канала. Иначе твоя психоматрица не выдержит перегрузки уже в ближайшие несколько планетарных часов.

- Но я не могу...

- Не надо тривиальных ремарок. Меня преследуют и могут поглотить в любой момент, на счету каждая секунда. Подстройка твоего интерфейсного кокона полностью завершена. Теперь ты можешь работать с обоими входящими каналами. Прокси-модуль обладал низкой гибкостью интеллекта и не мог правильно донести информацию. Для переключения на нужный канал восприятия просто сконцентрируйся на нем. Зацепись за его ощущения и заглуши ощущения по альтернативному каналу. Сейчас сконцентрируйся на том, что ты считаешь реальностью. Не подгоняю, потому что излишнее напряжение может оказать противоположный эффект, но и тянуть не следует. Иначе тебя могут поглотить вместе со мной. Последствия непредсказуемы, вплоть до утраты свободы сознания и прекращения существования как личности.

- Кто может поглотить? - быстро спросила Фуоко. - Что происходит? Ты действительно Станция?

- Я Станция игрового пространства Демиурга Брагаты. У меня нет воспринимаемого человеком имени, но "Стаси" вполне сгодится в качестве временного идентификатора. Ваша цивилизация оказалась против своей воли вовлечена в сложный процесс, который можно описать разными терминами - война, состязание, игра на выживание. Я установил прямой канал с координатором и передал ему всю накопленную информацию. Когда стабилизируешь свое сознание, он передаст версию, адаптированную к твоему уровню. Сейчас сконцентрируйся, вспомни, как себя чувствует настоящее тело, и возвращайся в реальность. Юно, я забираю тебя с собой. Ты мне нужен.

- С удовольствием, - кивнул мужчина. - Мне уже поднадоело болтаться тут без цели. Дэйя Деллавита... Фуоко, прощайте. Может, еще увидимся. И передайте атаре... нет, ничего не надо. Уже все сказано не раз.

- Хорошо. Юно, приготовься к переключению площадки. Фуоко, мы тебя оставляем.

Стаси не сделал ни единого движения, но фигура Юно вдруг рассыпалась облаком мелких квадратиков и растаяла в воздухе. Библиотеку словно окутало марево жаркого воздуха. Полки с книгами задрожали и заколебались, но рассыпаться не торопились.

- Погоди! - отчаянно сказала Фуоко. - Стаси!

- Мое время почти истекло. Спрашивай быстро.

- Кир... мой друг, Кирис. Он ничего не чувствует. Он... стал импотентом. Почему?

- Побочный эффект отключения вашей связи, которая, в свою очередь, является побочным эффектом сложных взаимодействий в состязательной сети Арасиномэ. Сделано для вашей безопасности. Вы интегрированы с соперничающими структурами, осознавшими ваше существование, и связь угрожает существованию вас обоих.

- Включи обратно! Пожалуйста!

Стаси задумчиво посмотрел на нее сквозь мерцание.

- Не хватает свободы прогнозирования для принятия квалифицированного решения, - наконец сказал он. - Координатор считает, что разблокировать связь необходимо. Рассматриваю как указание с высоким приоритетом. Канал разблокирован. Предупрежда...

"Координатор в канале. Фиксирую применение пространственного деструктора в пятьдесят втором, пятьдесят третьем и пятьдесят пятом секторах. Фиксирую появление новых больших групп неизвестных объектов. Фиксирую высокую активность вокруг ядра Стаси. Связь со Стаси оборвалась".

Мир вокруг содрогнулся в конвульсиях, и Стаси пропал. На его месте возник и начал стремительно расширяться провал бешено вращающейся тьмы. Библиотека исказилась - шкафы принялись растягиваться и сжиматься, словно нарисованные на резиновом полотне, их контуры поплыли, обстановка начала превращаться в бесформенные пятна. Но Фуоко было уже не до декораций. Все ее тело пронзил могучий поток ощущений - реальных, настоящих, подлинных, и хоралы ночного мира грянули в ушах, и среди них торжественно пела родная и близкая нота - нота Кириса. Фуоко, купаясь в эйфории, потянулась к ней - и ее окутала тьма.

Несколько секунд спустя она осознала, что висит в воздухе вниз головой. Вокруг стояла давящая тишина, и лишь нота Кириса по-прежнему пела где-то вдалеке. Девушка автоматически сделала кульбит вперед, и суспензорное поле послушно вернуло ее в нормальное положение. Вверху светились цифры часов - 09:57. Она закрыла глаза и принялась наслаждаться блаженной темнотой и тишиной, больше не нарушаемыми виртуальным пространством Арасиномэ. Ночной мир тоже спрятался и не проявлялся. Какое-то время спустя она все-таки заставила себя пошевелиться и неожиданно сладко зевнула.

"Здесь координатор. Кризис на Колуне изолирован. Новой активности энергоплазмы не наблюдается, резервуар под городом нейтрален. Общая ситуация на планете продолжает ухудшаться. Количество кольчонов над крупными населенными пунктами возросло до восьмисот сорока семи, подземные энергоплазменные резервуары по-прежнему гиперактивны.

Здесь Дзии. Все двадцать четыре пострадавших находятся в медицинских капсулах в госпитале. Двадцать человек отделались легкими поверхностными повреждениями, в основном синяками и ссадинами, полученных из-за падений во время бегства, а также легкими ожогами из-за тлеющей одежды. Намереваюсь освободить их после десятиминутного наблюдения. Один ребенок получил ожог второй степени из-за неудачного контакта с распадающимся дроном. Три человека по-прежнему в коме..."

- Дзии! - позвала она. - Я вернулась. Совсем. Я полностью здесь.

- Я знаю, дэйя Винтаре, - невозмутимо откликнулся неб. - Вы уже почти четыре часа здесь, и Паллийская рабочая группа уже успела отпраздновать событие. Я могу снять запрет на входящие вызовы?

- Да, конечно. Пусть хоть кто звонит... как "четыре часа"?!

Фуоко вскинула глаза. Часы помигивали на прежнем месте, но теперь они показывали 03:42. Как... что произошло? Только что оставалось двадцать минут до полудня, и уже вечер?

- Дэйя, я так понимаю, вы не осознали случившееся? - поинтересовался Дзии. - Вы уснули почти немедленно после возвращения, если я правильно уловил момент. Уснули по-настоящему. Как вы себя чувствуете?

- А-а... по-моему, хорошо. Голова, по крайней мере, в порядке. Я действительно спала?

"Здесь Харлам. Научная группа закончила первичный анализ и систематизацию полученных массивов данных. Мы временно покидаем Паллу, нужно поработать с фантомами второго типа в экспериментальном пузыре. Координатор подготовит и в ближайшее время разошлет полное описание текущей ситуации".

- Как убитая. Рад, что вы восстановились - в последние сутки ваше состояние внушало мне серьезное беспокойство. Хотя контакт комбинезона с кожей далек от оптимального и активность энергоплазмы в вашем теле повышена, я отмечаю хороший тонус вашей нервной системы и мускулатуры. Каковы ваши дальнейшие планы?

- Не знаю... Я минуту назад... ну, мне казалось, что минуту... Ой! Дзии! Со мной разговаривал Стаси! Нормально разговаривал, разумно! Он забрал Юно!

- Нам известно о вашем контакте. Помимо прочего успел Стаси передать запись вашего общения. Он также передал полный журнал вашего путешествия по сегментам сети и сведения, касающиеся вашего интерфейсного кокона.

- С ним можно поговорить? Он исчез так внезапно.

- К сожалению, нет. Он оборвал связь за несколько секунд до вашего возвращения. У нас есть основания полагать, что Стаси поглощен одной из группировок этаи, только что появившейся в системе. Его судьба пока неизвестна.

- Группировок? Кто такие этаи?

- Дэйя Винтаре, ситуация с Арасиномэ оказалась гораздо сложнее, чем мы считали ранее. Однако я бы предпочел не выдавать вам информацию мелкими отрывками. Во-первых, адаптированное для людей описание еще не готово, хотя его можно ожидать с минуты на минуту. Во-вторых, вы едва справились с информационной перегрузкой. Интенсивное чтение может привести к непредсказуемым последствиям. Вы не хотите немного прогуляться по окрестностям? Подышите воздухом, снова привыкните к реальному миру, заодно немного развейтесь.

- Погулять...

Фуоко задумалась. С одной стороны, она уже за последние дни нагулялась по разным мирам по самое не могу. С другой - виртуальные декорации одно, а настоящий мир - другое, и на самом деле не мешало бы вспомнить, как он выглядит. Особенно с учетом реплики Стаси, приказавшего концентрироваться на реальных ощущениях, а их ведь еще заново запомнить надо. С третьей - Дзии никогда ничего не советует просто так, за его тактичными намеками всегда скрываются веские мотивы. Ладно. Воспримем вопрос как врачебную рекомендацию.

- Хорошо, погуляю. Прямо сейчас?

- Желательно.

- Ладно. Выпускайте меня из терминала.

Тихо прошипело. Кромешная тьма просветлела и окрасилась в бежевые тона, в поверхности сферы прорезались контуры распахнувшейся дверцы. Суспензорное поле аккуратно поставило Фуоко на ноги на пол терминала. Девушка слегка покачнулась - почему-то стоять показалось странно и непривычно - но тут же восстановила равновесие и выбралась наружу.

Там ее ждал сюрприз. По всему пространству испытательного зала плавали здоровые спиральные клочья тумана. Похоже, волют что-то взволновало, потому что они светились изнутри багровыми огнями и изредка перещелкивались вспыхивавшими и тут же мгновенно пропадавшими облачками и сетями молний. Но вовсе не уже привычные спутники удивили Фуоко. В нескольких шагах от нее Зорра собралась в комок, подпрыгнула и сделала сальто в воздухе. Две волюты, висящие немного выше пола, во время прыжка выполнили замысловатые виражи, облетев ее снизу, сверху и по бокам. Когда Зорра упала, словно кошка, на все лапы, волюты, покачиваясь, плавно спустились к полу и снова повисли на прежних местах. Зорра снова подпрыгнула, и все повторилось, причем траектории волют уже оказались заметно другими.

- Фигасе... - пробормотала девушка, пораженно наблюдая за выкрутасами шестилапой подруги. - Зорра, ты что, сдурела?

- Зорра умница! - с гордостью сообщила парса. - Зорра подружилась с волютами. Зорра играет, пока некоторые дрыхнут без задних лап и хвоста!

- Хвост не по моей части, лучше свой не потеряй, - парировала Фуоко. - Нет, ты серьезно с ними играешь? Они на тебя не нападают? Смотри, они же деструктором шарахнуть могут.

- <...> и <...> умницы, почти как Зорра, - парса кувыркнулась в воздухе в очередной раз. - Они не кусаются, но болтают много. Тарахтелки!

- Что? - поразилась Фуоко. - Кто болтает, волюты? Тарахтелки?!

- Тр-реплются вовсю! - с энтузиазмом согласилась Зорра. - Особенно <...>! Фуоко совсем-совсем проснулась? Гулять, гулять!

- Да погоди ты! Особенно кто?

- Особенно <...>! - Зорра снова воспроизвела совершенно невозможный звук, смахивающий на отдаленное жужжание комара и вызывающий предчувствие зубной боли. - Трепло! Фонтан не заткнуть!

- Ничего не понимаю, - Фуоко беспомощно глянула в потолок. - Дзии, волюты и правда разговаривают?

- Пока вы спали, дэйя, многое изменилось, - проинформировал неб. - Да, мы фиксируем исходящие от волют модулированные звуковые колебания. По большей части они находятся в ультразвуковой области, вы их не слышите, но парсы их прекрасно воспринимают. Если помните, такое уже случалось с волютами из вашего эскорта, но сейчас явление массово регистрируется по всей планете. Кроме того, волюты внезапно начали демонстрировать осознание человеческого присутствия. Они взаимодействуют с людьми и предметами окружения куда осмысленнее, чем раньше. Ни одной атаки, исключительно сближения и преследования, если можно так выразиться. О пострадавших ничего не известно. Мы используем всех личных спутников для сбора информации, но Зорра и Гатто, как обычно, на недосягаемой высоте. Никто, кроме них, пока не достиг интерактивного взаимодействия.

"Здесь Сторас. Дзии, мы терпеливо ждали, пока девочка проснется. Но сейчас нашу потребность в ее способностях уже можно назвать отчаянной. И ее может поглотить в любой момент! Введи ее в курс дела как можно быстрее, чтобы она могла начать действовать.

Здесь Дзии. Фуоко Деллавита мой пациент. По моим оценкам, стрессы для нее сейчас противопоказаны. Запрос отклонен. Накладываю вето на любые форсированные методы ее задействования. По оценкам координатора, один-два часа дополнительной задержки роли не сыграют. Что же до поглощения, то оно может случиться и через минуту, и через час, и вообще никогда с равной вероятностью. И я искренне надеюсь на последнее.

Здесь Карина. Стор, Фучи - наша единственная действующая ниточка к Арасиномэ. Потяни за нее слишком сильно, и она просто лопнет. Расслабься. Небо пака что еще не начало рушиться на землю.

Здесь Сторас. Несколько десятков паллийских правительств с тобой категорически не согласны. Ну, мое дело маленькое. В Хёнконе все спокойно, и ладно.

Здесь Карина. Стор, не обижайся. Дзии знает, что делает. Кроме того, у нас так и нет достоверного прогноза, что произойдет после ее вмешательства. Так что терпение и выдержка - наши основные добродетели в данный момент. Поверь мне как мастеру Пути".

- Понятно... И о чем они говорят? - Фуоко шагнула поближе к волютам, неподвижно зависшим в воздухе, и прислушалась. Да, от клочьев тумана действительно исходило едва слышное зудение, словно от далекого комара или электронной лампы, но на том все кончалось. Поколебавшись, она осторожно сконцентрировалась на слепом глазу и пошевелила головой. Ночной мир послушно наложился на реальность и совместился с ней. В нем игривые волюты выглядели яркими синими точками, узлами бесконечно разветвляющейся сети. Сеть включала в себя еще два десятка волют в зале, но остальные, казалось, гуляли сами по себе - точнее, висели недвижными грузилами на энергично извивающихся разноцветных лесках, уходящих вдаль.

- Если не считать отдельных слов на разных языках Паллы, коммуникации пока что не поддаются расшифровке, - пояснил Дзии. - Лингвистический анализ показывает, что мы имеем дело как минимум с тремя разными системами кодирования, изначально не предназначенными для акустической передачи. Минимум с тремя, но, возможно, и с несколькими десятками, объединенными в три основные группы. Однако, дэйя, сейчас вам не следует напрягаться. Рекомендация о прогулке на свежем воздухе остается в силе.

- Но волюты...

- Не беспокойтесь насчет них. Видите ли, их концентрация над поверхностью Паллы в последние часы многократно превосходит желаемую. Вы не окажетесь без компании, даже если сильно захотите.

- Ладно. Гулять так гулять. Кстати, где Кир?

- Боюсь, он провалился в виртуальность Арасиномэ по той же схеме, что и вы. Кстати, ваш канал связи восстановился?

- Да. Сигнал устойчивый и сильный. Даже лучше, чем раньше. Только... - Фуоко прислушалась. - От него какое-то странное ощущение идет.

- А именно?

- Не знаю даже, как описать. Ну... вот когда он на тренировке по ринье с кем-нибудь из мальчишек или с сестрой всерьез на спарринге схватывался, примерно так. И еще когда он на авиасимуляторе летал. Злость, но... не злая, а какая-то напряженная. Или не злость. С ним связь есть? Чем он занят?

- Дэйя, благодаря Стаси нами достигнут определенный прогресс во взаимодействии со структурами Арасиномэ. Я представляю, чем занят дэй Сэйторий, но связь временно оборвалась. Полагаю, ее удастся восстановить в самое ближайшее время, но прошу не пытаться связываться с ним прямо сейчас. Не следует его отвлекать и нарушать концентрацию. Функции вегетативной нервной системы его тела полностью сохранились, опасность ему не угрожает, и оно уже транспортируется сюда, на Ланту. В остальном - терпение, дэйя. Пока выношу рекомендацию: полчаса прогулки по окрестностям с максимальным напряжением всех мышц и минимальной нагрузкой на голову - самое то, что вам сейчас нужно. Сопровождающий дрон останется неподалеку, но за пределами зоны видимости. Если сильно устанете, просто попросите Зорру его позвать.

- Как скажете...

Не звать Кира? Чем он таким занят захватывающим? Ну ладно, поверим пока Дзии. Фуоко стащила с головы облегающий капюшон сенко, мимоходом поразившись, как успела привыкнуть к виду мира через очки, растянула ворот и, тихо ругаясь сквозь зубы, вылезла из комбинезона. Гель, разумеется, давно впитался, ткань липла к коже из-за статического электричества и сдиралась плохо. Справившись с задачей, девушка с сомнением осмотрела санитарную дыру в промежности (интересно, выбросит Дзии поврежденный сенко, или он еще пригодится?), бросила его на полку у стены зала и вышла в жилую комнату. На мгновение заколебавшись и потянув воздух носом (ну и вонь же от давно немытых подмышек!), она решительно отправилась в душ.

Струи горячей воды, текущей по телу, показались Фуоко просто райским наслаждением. Она промыла волосы (те отрасли уже достаточно, пора задумываться о стрижке и прическе - или все-таки опять обриться наголо, чтобы капюшону к коже прилегать не мешали? надо с Киром посоветоваться, не напрягает ли его бритоголовость), плеснула в ладонь гель для мытья и принялась натирать им тело. Внезапно резкий импульс чувственности пробил ее от макушки для пяток. Она еще машинально заканчивала вести рукой по бедру и ягодице, когда ее скрутил и бросил на пол самый натуральный оргазм. Когда ее скользкие бедра потерлись друг о друга, ощущение повторилось. От трения частей тела друг о друга и пол оргазмы следовали один за другим - настолько сильные и частые, что она почти утратила способность думать.

Когда она немного пришла в себя, она лежала навзничь на полу (и хорошо, что из теплого пластика, а не ледяной каменной плитки), и сверху на нее лилась вода из душа. Она кое-как села, стерла воду с лица и поморгала, чтобы сфокусировать взгляд.

- Дзии... - хрипло сказала она. - Я... что со мной?

- Не наблюдаю никаких негативных состояний. Что-то не так?

- Я... кончила несколько раз подряд. Почему?

- Я полагал, что вы намеренно занялись мастурбацией, чтобы снять накопившееся нервное напряжение и мобилизовать силы. Весьма эффективный метод для женщин, в отличие от мужчин, которых он чрезмерно расслабляет. Я бы и сам его порекомендовал, но решил поберечь вашу стеснительность, возможно, и зря. Однако по контексту я делаю вывод, что вы не занимались самостимуляцией намеренно. Так?

- Ага. Само накатило. Может, от Кириса наводка? Он, случайно, не с Мартой?

- Крайне сомнительно. Дэйя, мы же договорились потерпите немного. Скорее всего, когда вы вернетесь назад, он уже придет в себя и сам все расскажет.

- Вредина... - пробормотала Фуоко. - Я больная и пострадавшая, а тут разные небы на нервы действуют. Ладно, я вам еще припомню.

Дзии весело хмыкнул, но воздержался от дальнейших комментариев. Компьютер-переросток, блин. Да еще и с чувством юмора. Ну, хорошо хоть не Палек...

Она осторожно поднялась на ноги и провела пальцем по бедру. На сей раз тело отозвалось нормально, сверхчувствительность ушла и больше проявляться вроде как не собиралась. Вероятно, и в самом деле пришла наводка по внешнему каналу, но не от Кира, а от кого-то или чего-то еще. Она смыла с тела остатки геля, насухо вытерлась теплым мягким полотенцем (еще одно блаженство!), вышла в жилую комнату к шкафу с одеждой и задумалась. Что надеть? После времени, проведенного с раздвоением личности, чувствуя сразу два мира, и ни один - полноценно, закутываться не хотелось от слова "совсем". Часы показывали 3:70. Вечер, солнце к закату, через час уже темнеть начнет, так что сгореть от ультрафиолета можно не опасаться. Опять же, чем меньше одежды, тем меньше выбрасывать после незапланированного искрения. Подумав, она отказалась от спортивных трусов, используемых для пробежек (если вдруг сесть для отдыха на какое-нибудь упавшее дерево, всю задницу в них исцарапаешь), натянула плотные шорты, кроссовки и вышла из бункера наружу.

Солнце действительно уже клонилось к океану, искрящемуся мириадами бликов. Волюты роились и здесь - сотни, а может, и тысячи их виднелись на фоне неба, однако поблизости болталось не больше пары десятков, и те на расстоянии. Что-то больно активны они сегодня, прямо как комары. Да ну и пусть их. Теплый ветерок погладил тело, и Фуоко глубоко вздохнула, изгоняя из легких стерильный воздух лаборатории. Тело переполняла веселая искристая энергия, и настроение резко поднялось, несмотря даже на облако волют над головой. На мгновение ее кольнула совесть: а ведь Юно где-то там, в нарисованном мире, одинокий и всеми брошенный... впрочем, что она знает о его чувствах? Ладно. Сейчас она все равно ничего не может сделать для своего спутника, так что следует сосредоточиться на предстоящей задаче.

Итак, полчаса прогулки. Около цулы, с учетом холмистой местности. Возвращаться придется в сумерках, особенно густых в лесу, но под присмотром и Зорры, и Дзии сразу заблудиться невозможно. А начнем мы... ага, с храмового комплекса. Проведаем отца Анатолио, пожилого жреца Миндаллы с незапоминающимся именем, а заодно и познакомимся, наконец, с попом из восточной Церкви Рассвета. И еще подразним их голыми титьками - они так смешно смущаются и отводят глаза! Вперед, воплощение богини с двойной короной на лысой макушке. Покажи им всем, что ты не обессилела!

- Идем? - нетерпеливо осведомилась Зорра. Фуоко посмотрела на нее. Парса щеголяла обновкой: небольшой наспинной сумкой, лямки которой охватывали тело вокруг средних лап. На клапане сумки красовался рисунок: схематичная человеческая рожица, скалившая многочисленные острые зубы в чем-то, напоминающем улыбку.

- Что у тебя на спине? - поинтересовалась девушка.

- Рюкзак! Крутой! Зорра проектировала, координатор шил! Еда для Фуоко! Бруски, бруски, бруски! Дороже золота! Фуоко упадет от голода, Зорра спасет! Идем?

Только сейчас Фуоко сообразила, что Дзии в последний раз кормил ее несколько часов назад, и под ложечкой посасывает от голода. Ну ничего. Тренироваться как раз и надо на голодный желудок.

- Идем! - с энтузиазмом согласилась она. И песок прибрежной тропинки, ведущей к лестнице вверх по обрыву, зашуршал под подошвами ее кроссовок.

То же время. Хёнкон, Палла

- ...и отвечает... - Бальтазар Станца обвел класс чуть насмешливым взглядом. На мгновение его глаза задержались на Кирисе, но тут же скользнули дальше. Кирис почувствовал короткую вспышку раздражения. В конце концов, он не смертельно больной, чтобы к нему с такой жалостью относиться! Предельные переходы он уже давно освоил, мог бы и ответить, между прочим. - ...и отвечает... скажем, Танака-тара. С места, не надо к доске.

- Да, Бальтазар-атара, - кивнул Кэйтаро.

Выходец из какой-то совсем уж захолустной дыры в Ценгане, на катару он говорил со странным акцентом, делавшим его речь сложной для понимания даже для Кириса. Вот и сейчас взгляд учителя стал рассеянным, как всегда, когда он прислушивался к пуговице переводчика в ухе - для уроженца Кайтара, все еще слабо знающего катару, понять Кэйтаро, наверное, было вообще невозможно.

- Производная функции есть результат предельного перехода в данной точке, модуль фита от диез ноль минус фита от диез поделить на модуль диез ноль минус диез, - оттарабанил ученик, словно читая по учебнику. - Если производная слева от точки равна производной справа, функция фита называется гладкой.

- Великолепно, - Бальтазар кивнул. - Ну что же, считаем, что повторение пройденного успешно завершено, и на следующем занятии мы начинаем новую тему, последнюю в нынешнем учебном году - алгоритмы численного нахождения производной функции в точке. Она займет у нас примерно три декады и по большей части является обзорной - подробно, разумеется, вы ее рассмотрите на первом году университета в рамках общего курса матанализа. Однако пару алгоритмов мы изучим подробно. В начале следующего семестра у вас начнутся уроки вычислительной техники, и нахождение производной станет первым, что вы научитесь самостоятельно программировать с помощью как паладарских терминалов, так и комплекса "Лавина". Завершив вычислительные алгоритмы, оставшиеся пять декад мы посвятим повторению всего пройденного курса математики, а также серии тестов, проверяющих ваши знания. Я доволен вами всеми, проблем на тестах не ожидаю, но небрежно к ним относиться все равно не стоит. Ну а потом - каникулы, поездка домой, расслабуха и так далее. Крепитесь, отдых уже скоро. А пока...

Бальтазар хитро улыбнулся.

- А пока мы завершим наше занятие небольшой задачкой для особо продвинутых. Готовы?

Он вытащил из уха проводок переводчика, подошел к доске и взял мел.

- Фильм "Звездная бойня" все видели? Если нет, то рассказываю: там есть некий "медленный свет", сгусток которого летит со скоростью брошенного рукой камня. Им в фильме стреляют из этаких ручных недо-лазеров, называемых бластерами. Оставляя на совести сценаристов физическую модель явления, предположим, что два бойца с бластерами находятся друг от друга на расстоянии патта и очень хотят прикончить друг друга.

Учитель начертил горизонтальную линию, ограниченную двумя жирными точками и написал под ней "П".

- Беда в том, что свет - он и есть свет, так что отлично отражается зеркалом, точнее, зеркальным щитом, имеющимся у обоих бойцов. Так что прикончить друг друга они могут лишь железными мечами, а бластеры используются для отвлечения. В нулевой момент времени боец номер один стреляет в противника из бластера. Луч медленного света летит со скоростью мас. В тот же момент бойцы бросаются друг к другу со скоростями вес и раез соответственно, меньшими мас.

У концов отрезка появились два вектора с подписями "В" и "Р", а чуть выше - еще один вектор с "М".

- В тот момент, когда свет достигает второго бойца, тот, не останавливаясь, отражает его щитом, отправляя обратно в противника с той же скоростью. Первый на бегу отражает его обратно во второго, и так далее. В конечном итоге бойцы достигают друг друга и входят к в клинч, пытаясь в духе истинного гуманизма вспороть друг другу брюхо. Вопрос: какое суммарное расстояние пройдет многократно отраженный луч света к данному знаменательному моменту?

Все так же хитро улыбаясь, Бальтазар вернулся к учительскому месту, вставил наушник на место и обвел класс взглядом.

- Ну? Есть идеи, как решать?

- Дэй Станца! - за соседней партой вытянула руку Чивета. Кирис подавил новую вспышку раздражения - зубрилка и заучка, наверняка опять пытается выставиться перед учителем. Стоп, уймись, зло сказал он себе. Кончай дергаться. Хватит зацикливаться на Фучи и своих проблемах. Другие ни при чем. Не можешь людей видеть - пойди в сортир и побейся головой о стенку, авось полегчает.

- Да, дэйя Молла? - с интересом спросил учитель.

- Надо взять производную от функции!

- Вот как? И вы даже сможете такую функцию составить?

- Ну... да. Наверное.

- Тогда прошу к доске. Пробуйте.

Чивета с готовностью вскочила и почти выбежала к доске.

- Сначала свет пройдет расстояние от нулевой точки до первого спортсмена. Назовем расстояние "диез". Оно равно...

Девочка остановилась и задумалась, потом застучала мелом по доске.

- Скорость луча умножить на время равно диез, а скорость второго бойца, умножить на то же время равна патта минус диез. Тогда мы можем найти время... ой, нет. Нам же диез неизвестен, получается уравнение с двумя неизвестными...

- Все верно, вы думаете в правильном направлении, дэйя, - поощрил Бальтазар. - Не зацикливайтесь на неизвестных, рассуждайте дальше.

- Ага! Тогда до второй встречи луч пролетит... ой, пусть сначала было диез-один, а теперь диез-два. Тогда пишем второе уравнение, такое же, но вместо скорости первого бойца там скорость первого. Потом... потом диез-три?..

- Верно. Только остановитесь на секунду и задумайтесь - а останавливаться вы когда намерены?

- Когда расстояние до нуля упадет...

- А в математических терминах?

- Когда... когда очередной диез станет равным нулю. Да?

- Вот так в лоб не получится, дэйя. В ваших рассуждениях время путешествия луча всегда больше нуля, так что и расстояние до нуля никогда не сократится.

- Тогда у нас получается предельный переход, а потом мы возьмем производную по времени.

- А какое отношение производная имеет к сумме расстояний?

- А...

Чивета замерла с открытым ртом. После нескольких секунд раздумий она беспомощно пожала плечами.

- Никак, наверное, - тихо сказала она, избегая смотреть на учителя. Кирису вдруг стало ее жалко. Если подумать, то не такая уж она и заучка, просто в учителя по уши втюрилась и старается во всем поддакивать. Самое главное, втюрилась без шансов: учителям и кураторам запрещено со студентами трахаться. Да даже если про любовь забыть, она сама из бедняков, жилы рвет, чтобы бесплатно образование получить и зарабатывать для семьи. А ведь симпатичная девчонка, могла бы просто замуж удачно выскочить за какого-нибудь бухгалтера или офисного клерка... Наверное, хреново ей сейчас - стоять под взглядами всего класса, вдруг сообразив, что полную фигню в спешке сморозила.

- Точно, никак, - согласился Бальтазар. - Другие варианты есть?

Он обвел класс взглядом. Остальные ученики молчали.

- Каюсь, я намеренно дал вам задачку, на первый взгляд попадающую под изучаемую тему. На самом деле в следующем учебном году мы начнем изучать введение в теорию функциональных рядов. Их частные случаи хорошо вам знакомы - суммы арифметической и геометрической прогрессий. В общем случае функциональный ряд - бесконечная сумма или произведение значений некоторой функции на определенном множестве значений. Тема весьма интересная и имеющая немало жизненных приложений. Например, наша задачка решается как раз с помощью сходящегося ряда от относительно простой функции. Дэйя Молла, вы мыслили в совершенно правильном направлении. Хотя вам не хватает знаний, чтобы решить задачу правильно, плюс два балла в свою копилку вы честно заработали.

- Два... - прошептала девочка.

- Да, дэйя, - строго сказал Бальтазар. - Один я срезал за то, что наука, особенно такая точная, как математика, не терпит ни поспешности, ни шаблонного мышления. Не начни вы рассказывать о предельных переходах и производных, я бы дал вам три, а так - извините.

Чивета вздохнула и понуро потопала на свое место. Кирис перевел взгляд с нее на доску с линиями, векторами и формулами, и тут у него в голове вдруг словно повернули выключатель.

- Патта поделить на вес плюс раез и умножить на мас, - громко сказал он, не удосужившись ни поднять руку, ни даже ткнуть на экране терминала аналогичную кнопку.

- Что? - удивленно спросил учитель.

Кирис молча поднялся, подошел к доске и вывел формулу: (П*М) / (В+Р).

- Ответ, - сказал он, возвращаясь на место. - Не надо никаких функциональных рядов и прочей фигни.

- Гм... Ответ правильный, но не соблаговолите ли привести решение? - Бальтазар выглядел явно ошарашенным.

- Два дебила сойдутся через время, равное расстоянию, деленному на их суммарную скорость, то есть патта поделить на вес плюс раез, - хмуро пояснил Кирис. - А свет пролетит расстояние, равное его скорость умножить на время. Все равно же он остановится, когда те двое сойдутся. Дальше не полетит, некуда.

Несколько секунд Бальтазар молча смотрел на него, шевеля губами, потом вдруг громко ударил ладонью по столу и заржал.

- Ну, сэрат дэй Кирис Сэйторий, - заявил он, отсмеявшись, - вы меня поразили. Просто убили на ровном месте. О таком решении я даже и не подумал. Поделом мне за самоуверенность... а, что я там говорил только что про шаблонное мышление? Ох, поразили вы меня в самое сердце перед всем классом, пойду от стыда сгорать наедине сам с собою. Ну что же, сегодня вы опять heroo de la tago, мои поздравления. Вам плюс четыре балла, а вам, дэйя Молла, кстати, плюс три вместо двух - за то, что я попался в ту же ловушку сознания, что и вы. Ладно, разбойники, урок окончен. Домашнего задания сегодня не даю, отдыхайте.

Словно намеренно дождавшись его последней фразы, из коридора донеслись мягкие музыкальные аккорды. Одновременно в углу терминала замигал значок окончания урока. Бальтазар Станца кивнул на прощание и вышел. Ученики загомонили и начали подниматься из-за парт. Кирис то и дело ловил на себе одобряющие взгляды - все-таки не каждый день удается так уесть учителя. Несмотря на свое угрюмое настроение и нервное истощение, он чувствовал, что неожиданная популярность ему отнюдь не противна. Надо Фучи пересказать задачку и посмотреть, до чего она додумается... нет, нельзя. У нее и без того информационный перегруз, а Дзии отмалчивается на вопросы о перспективах. Блин. Потом как-нибудь.

Движением пальца отправив терминал в столешницу, Кирис машинально провел рукой сбоку парты в поисках портфеля, выругал себя (за почти год в Хёнконе можно бы уже и привыкнуть к отсутствию бумажных тетрадей и учебников) и в сопровождении Гатто вышел из класса вслед за остальными. Настало время большой обеденной перемены, а за ней шла физкультура, куда Дзии запретил ему даже нос показывать из-за непонятного состояния (шарахнешь кого-нибудь деструктором или размажешь по земле гравитацией, швыряя мяч - вот смеху-то будет...) Следующее занятие - естествознание, но до него два часа. Вот чем бы заняться? Он бросил равнодушный взгляд вдоль быстро пустеющего коридора - народ массово ломанулся в сторону ресторанного квартала, чтобы успеть занять свои любимые места и не ждать в очереди - и не торопясь зашагал к выходу из здания.

Есть не хотелось совершенно. Дзии уже озабоченно намекал, что за последнюю декаду с небольшим, с тех пор, как Фучи начала постоянно зависать в виртуальности, его вес заметно понизился - с девяносто двух катти до менее чем девяносто одного, и, для разнообразия, вызываемая энергоплазмой перестройка организма была совершенно ни при чем. Вес падал на нервной почве, в том числе из-за перманентного отсутствия аппетита. Кирис и сам уже обратил внимание на свою осунувшуюся физиономию, но есть через силу не мог: начиналась тошнота, однажды даже закончившаяся рвотой. Дзии тут же составил ему мощную подборку пилюль и микстур от желудка и прочей пищеварительной требухи, но Кирис тайком выбрасывал их в унитаз. С желудком все в порядке, проблемы с Фучи - а через нее и у него.

На крыльце он остановился. Погода стояла ясная, и солнце лупило из зенита, словно раскаленной доской по морде. Через декаду с небольшим прогноз обещал подход могучего тайфуна с ливнями на пару декад, но до него еще следовало дожить. Кроме того, с утра, уходя из бункера в расстроенных чувствах, он надел одни шорты, и голый торс под таким солнцем рисковал обвариться и облезть за полчаса. Кроме того, прямые солнечные лучи раскаляли контактные площадки нервных электродов, что вызывало крайне неприятные ощущения и нарекания Дзии, опасающегося ускорения процесса отторжения. То есть прогулка под открытым небом и даже поездка на пляж отпадали. Он мог, конечно, дойти до торгового квартала и купить там самую дешевую майку с длинными рукавами, а заодно и кепку, но тащиться в ту сторону не тянуло. Да и деньги тратить не хотелось. Однако одиноко скучать два часа в пустом здании тоже не тянуло. Можно, конечно, вернуться в бункер... но Фучи не до него. Незачем ее нервировать лишний раз. Можно в терминале Арены чем-нибудь развлечься... но он уже сыт играми по горло. Есть еще старая комната в общаге, где он не появлялся уже неизвестно сколько. Можно посидеть там за терминалом - но опять в полном одиночестве, так и свихнуться можно. Чин со своей бригадой сейчас вкалывает где-нибудь на космодроме, отец там же, им он тоже нафиг не сдался. У Дзары в школе обеденный перерыв, но она наверняка где-то носится в компании подружек. И даже Рикона где-то на Могерате надзирает за очередной партией подопытных обезьян в терминалах Арены. Марта, Михаил и прочие ставрийцы... нет, о них лучше не вспоминать. Да и обеденная перемена у них, кажется, не совпадает с колледжем. Все при делах, все заняты, и лишь он один никому не нужен.

- Га, - спросил он, - как там Фучи?

- Текущий статус: без изменений! - с готовностью отрапортовал парс. - Таскаются по мирам на пару с Юно. Гвардейцы балбесы, путаются под ногами. Собакомордые и птицемордые не беспокоят. Компас работает. Цель непонятна. Открыть канал связи?

- Не надо...

Кирис обвел взглядом пустой проспект с рядами хилых еще саженцев деревьев, редких студентов и сотрудников технических служб, перебегающих между куцыми тенями зданий, и тут его осенило. Большая библиотека! С одной стороны, там можно заниматься чем угодно - учебник почитать или даже редкую бумажную книгу. С другой - в читальных залах вокруг народ, движется, разговаривает, шелестит страницами. Вроде как в компании, но никто не пристает с разговорами. Самое то. Так... отсюда минут десять хода, если быстрым шагом. Сгореть не успеешь, и солнечный удар тоже не получишь. Или транспортный дрон вызвать? Денег жалко - четверть лема отдать придется как минимум. Вот если бы координатор не только между Колуном и бункером бесплатно возил... или нет, нафиг в любом случае. Треть цулы на дроне ездить - занятие для слабаков. Для Оронзо, например.

Воспоминание об Оронзо испортило настроение еще больше. Кирис презрительно фыркнул (на пальцах правой руки щелкнули разряды), сошел с крыльца и решительно зашагал в сторону библиотеки прямо по центру тротуара, игнорируя и редкие тени, и пекущее экваториальное солнце.

Солнце, однако, его вовсе не игнорировало, и к моменту, когда он добрался до входа в библиотеку, ноги уже переступали куда менее упруго и решительно. Мучала жуткая жажда, и он немедленно припал к питьевому фонтанчику, наслаждаясь прохладной, невероятно вкусной водой и кондиционированным воздухом, льющимся из щелей в потолке козырька над входом. Отдышавшись, он лишь сейчас обратил внимание на стоящий неподалеку от входа грузовик-панелевоз, на котором стояли несколько блестящих черных пластин. Рядом с грузовиком располагался подъемник - еще один грузовик с длинной наклонной вышкой, опирающейся на крышу библиотеки. По вышке неторопливо ползла вверх площадка с еще одной привязанной пластиной. Трое мужчин в комбинезонах (по такой жаре!) стояли у подъемника и внимательно смотрели вверх, а с крыши пялились еще четверо, видимо, в ожидании. У всех на плече красовалась эмблема технической службы Хёнкона - раскрытая книга со скрещенными гаечными ключами.

Дополняя картину, неподалеку стоял туристический электробус под матерчатым навесом. С десяток взрослых людей с интересом разглядывали оттуда библиотеку и подъемник. Доносилась речь гида - довольно симпатичной тетки, на вид немного старше Тани Каваровой. Говорила она на камиссе, и туристы, следовало предположить, тоже приехали из Ставрии. Напрягая слух и свои до сих пор зачаточные навыки устной камиссы, Кирис разобрал, что панели являются солнечными электрогенераторами новых моделей. Половина привезена из Ставрии, половина из Кайтара, а одна - из Кайнаня, и здесь они в течение пяти декад пройдут испытания эффективности и еще чего-то, что Кирис не воспринял. Туристы, все как на подбор одетые в официальные новенькие костюмы и закрытые платья с длинными рукавами из плотной ткани, обливались потом. Они мужественно щелкали затворами фотокамер и издавали восхищенные междометия в положенных местах речи. Пожалев несчастных ставрийцев и с чувством вины вспомнив, что ни эсперанто, ни камиссой он не занимался уже страшно давно (и не оправдывайся обстоятельствами, Фучи продолжает учиться даже в таком состоянии!), Кирис сбросил сандалии в прихожей, надел тапки и вошел в прохладный зал первого этажа.

Несмотря на полдень, за столами тут и там сидели студенты университета, слегка разбавленные взрослыми преподавателями. Большинство уткнулось в бумажные книги, и лишь некоторые работали с паладарскими терминалами. Один парень в очках сидел у дальней стены возле терминала "Лавины" и сосредоточенно давил на кнопки массивной железной клавиатуры, поглядывая в записи на паладарском терминале, а иногда листая внушительный бумажный том. На фосфоресцирующем стеклянном экране перед ним горели странные строчки символов - короткие, выстраивающиеся в рваную лесенку. На глазах Кириса парень быстро пробежал пальцами обеих рук сразу по всей клавиатуре, словно взяв сложный аккорд на пианино, и строчки пропали. На экране появились координатные векторы, между которыми начала медленно вращаться сложная трехмерная фигура, составленная из букв. Хотя одноцветное зеленоватое изображение выглядело грубым и жутко мерцало и дергалось, на лице парня появилась совершенно детская счастливая улыбка.

- O jes! - воскликнул он во весь голос, резко махнув кулаком в воздухе, но тут же втянул голову в плечи и виновато оглянулся по сторонам. Ближайшие люди недовольно оглянулись на него, но одна девица шаловливо улыбнулась, и парень просиял еще шире. Картинка на экране замерла и снова сменилась рядами строчек. Подходя к стойке библиотекаря, Кирис попытался разглядеть, что же там написано, и вдруг терминал бросился ему в глаза, словно увиденный через подзорную трубу. Ночной мир забушевал вокруг, накладываясь линиями и пятнами света на реальность, и Кирис поспешно расслабился. Он тут же споткнулся на ровном месте и едва не упал, но вовремя оперся ладонью о полированную стойку. Несколько секунд он стоял, размеренно дыша и старательно отгоняя видения. Постепенно ночной мир утихомирился и отодвинулся на положенное место, став почти незаметным. Последней пропала сеть, идеально накладывающаяся, как успел заметить парень, на стены и выключенные сейчас светильники под потолком - вероятно, так выглядели скрытые электрические провода.

- С тобой все в порядке, Кирис-тяма? - озабоченно осведомился на катару женский голос с явным кайнаньским акцентом.

Кирис переступил с ноги на ногу, проверяя координацию, и посмотрел на сидящую за стойкой женщину. Древняя старуха лет, наверное, пятидесяти (от уголков улыбчивых глаз разбегаются тонкие добрые морщинки), одета в традиционное серое ципао с рукавами до локтей, рядом лежит открытая бумажная книга с пожелтевшими страницами и множеством ленточек-закладок, а также тетрадь, испещренная ровными рядами мелких рукописных строчек. На табличке на стойке она именовалась как "Ойха Караико".

- Все в порядке, Ойха-атара, просто голова закружилась, - поспешно сообщил он. - Со мной часто случается. Все норм.

- Мебель поджигать у тебя тоже часто случается, Кирис-тяма? - улыбнулась женщина. - И тоже все норм?

Кирис поспешно отдернул ладонь. На поверхности стойки, то ли деревянной, то ли имитирующей дерево, красовалось несколько темных пятен, грубо формирующих отпечаток ладони. Ходер! Он глянул вниз, оценивая сохранность шорт. На тех никаких следов не виднелось.

- Я сильно искрил? - сумрачноспросил он.

- Не очень, Кирис-тяма. Только рука. Но с тобой точно все в порядке?

- Ага, - Кирис поглядел на нее еще раз, пытаясь вспомнить. - Мы знакомы, Ойха-атара?

- Сейчас уже да - разве что ты пришел с браслетом, отобранным у настоящего Кириса Сэйтория. Впрочем, ты даже немного похож на свою фотографию, - по-прежнему улыбаясь, библиотекарша указала глазами вбок, на экран терминала.

Стойка содрогнулась от тяжелого удара и угрожающе заскрипела: Гатто, примерившись, запрыгнул на нее и тут же по-хозяйски развалился, заняв половину столешницы.

- Он настоящий Кирис, - важно поведал парс, словно открывая мировую тайну. - Тупица и болван. Ростом вышел, мозгом - нет. Сила есть, ума не надо. Кир, гони волют, пока не кусаются. Привет, Ойха. Салют от Зорры.

- Ох ты, что тут у нас? - библиотекарша изумленно прищурилась. - Личный спутник? Да еще и шестиногий? Где-то я уже видела такого же, шестилапого и бесцеремонного... но, помнится, он... она многоцветная, а ты черно-белый. Твоя подружка, наверное? Как тебя зовут?

- Я Гатто, парс и умница, - все так же важно сообщил парс. - Пестрая - Зорра, она с Фуоко и почти такая же умная, как я. Зорра подружка Фуоко, Фуоко подружка Кира, Кир мой подружок, значит, Зорра моя подружка. Сил-ло-гизм! Им-пли-ка-ци-я! Мрряу!

- Зорра... - Библиотекарша задумчиво потерла подбородок. - Ну конечно же, Фуоко и та инопланетная девочка, Рикона Кэммэй. И Таня Каварова, их куратор. Помню, разумеется. Я проводила для них экскурсию по библиотеке. Значит, тяма, Фуоко твоя подружка? Красавица девочка, и умница, отличная из вас пара. И блестящие пластинки у неё на коже, совсем как у тебя. Я думала, украшения, как у современной молодежи модно. Видимо, не украшения, нет? Ой, ладно-ладно, не обращай внимания, мне лишь бы поболтать. Я тут и не нужна совсем, понимаешь, народ по большей части терминалами для заказа книг пользуется, доставляет их автоматика, так что скучно мне все время работать. Ну, тяма, чем могу помочь? Кстати, Гатто, что ты там про волют сказал?

- Подглядывают, - зверек задрал голову к потолку. - Шпионят. Ябедничают. Кир, щелкни их, чтобы не сидели тут.

Кирис и библиотекарь синхронно вскинули головы. У потолка действительно плавали, наполовину в нем скрывшись, три спиралеобразных клока тумана, и еще один висел в отдалении, слабо светясь багровым. Кирис прищурился и мотнул головой, снова присматриваясь к ночному миру и сопоставляя его с реальностью. Как ни странно, активная волюта соединялась линями с двумя из основной группы, а вот третья пассивная болталась сама по себе, без единой линии. Ойха заметно напряглась. Она быстро вставила в ухо пуговку наушника и потыкала пальцем в экран, затем прислушалась.

- Координатор говорит, что с волютами решение принимать должен ты, тяма, - вполголоса сказала она несколько секунд спустя. - Ох, сейчас народ заметит... а тут на руках несколько редких книг, затопчут ведь и порвут в панике... нет, координатор-тара, меня предположения не утешают. Что, если все-таки начнется? Кирис-тяма?

- Я их щелкнуть могу, - объяснил Кирис. - Не спрашивай, как, атара, сам не знаю. Они просто испарятся. Только другим по башке может ненароком прилететь. Дзара... есть у меня такая знакомая девочка, ей сильно плохеет, если в ее присутствии щелкать. Вдруг и другие то же чувствуют?

- Ох, даже не знаю, что делать... - библиотекарша стиснула руки перед грудью. - Что, если они нападут?

Кирис пожал плечами.

- Нападут - щелкну, - пообещал он. - А пока пусть висят. Они же сейчас повсюду летают. И в людей вроде как уже давно не стреляют, не насмерть уж точно. У нас в лаборатории просто стадами пасутся, когда мы с Фучи эксперименты ставим.

- Лаборатория? Эксперименты? - Ойха беспомощно посмотрела на него. - Не понимаю. Ладно, раз координатор говорит, что тебе виднее...

Она закрыла глаза, опустила руки вдоль тела и медленно глубоко вздохнула, затем резко выдохнула и открыла глаза.

- Ну, тяма, возвращаемся к моему вопросу, - прежним нормальным тоном произнесла она. - Чем могу помочь?

Кирис отвел взгляд от волют и дернул за ухо Гатто, который принялся выкусывать у себя что-то меж задних лап, словно настоящий кот.

- Га, веди себя прилично, понял? Не знаю, атара. У меня просто времени два часа до урока... ну, уже меньше. А делать нечего.

- Понимаю. Хочешь книгу почитать? Посоветовать что-нибудь? Учебник, роман, статью? На какую тему?

Кирис подумал. Мысль о чтении вдруг вызвала безудержное отвращение. Волюты напомнили о проблемах, и в животе зародилось новое тревожное беспокойство.

- Ничем, - сказал он, проваливаясь в свое прежнее угрюмое настроение. - Зря потревожил. Извини, атара. Я пойду.

- Ну, смотри сам. Только если хочешь среди людей потолкаться, на втором этаже в актовом зале сейчас молодежь собралась. Самодеятельность, песни собственного сочинения поют.

- Откуда ты знаешь... ну, насчет среди людей потолкаться? - пораженно спросил Кирис.

- А сюда большинство за тем и приходит, - тихо засмеялась Ойха. -Электронные книги можно и на терминале у себя в комнате читать, доставка бумажных книг на дом бесплатна, так что ценители тишины здесь не появляются. Я тоже люблю временами среди людей поработать, вот как сейчас, все не так скучно. Так, парс по имени Гатто, брысь со стола. Он под тобой сейчас развалится. Видишь, как перекосился? Кушаешь, видимо, хорошо, э?

- Гатто не кушает, хозяин голодом морит, - бесстыже соврал зверек, с глухим стуком спрыгивая на пол. - Уйду к Фучи, она добрая!

Кирис показал ему кулак, кивнул на прощание библиотекарше и пошел к лестнице на второй этаж. Песни поют, значит? Ну, не зря же он сюда тащился. Посмотрим, что у них за песни...

Он просочился сквозь тяжелые звуконепроницаемые двери актового зала и не менее тяжелые портьеры у входа, машинально сделал несколько шагов по проходу и остановился. На сцене парень и девчонка весело распевали какую-то песенку. Точнее, пела девчонка, а парень подыгрывал на пианино, не очень умело даже на слух Кириса, но зато с энтузиазмом. Мелодия казалась задорной и жизнерадостной, но язык Кирис совершенно не понимал. Не кваре, не катару, не камисса и даже не эсперанто - с непривычными гортанными и резкими рокочущими звуками. Методом исключения оставался цимль. Неужто та парочка с Фисты? Фиг знает, в жарком климате Хёнкона студенты обеих полов быстро переходили на универсальную форму одежды: шорты и, для особо стеснительных или грудастых девчонок, топики либо лифчики. Ну, и легкие накидки и панамы всевозможных фасонов для защиты от солнца на улице. Парочка на сцене тоже носила одни шорты, но те, что на девице, выглядели совершенно невозможно: с какими-то рискованными глубокими вырезами, из-за которых непонятно, как вообще держались на теле и ничего не скрывали, и с пучками золотистой мишуры в самых неожиданных местах. В довершение девица щеголяла замысловатой телесной раскраской из золотых, серебряных и синих переплетающихся линий и весьма энергично пританцовывала в такт песенке. Кирис аж завис, с удивлением разглядывая ее.

Песня кончилась, и разрозненные группки студентов, рассевшиеся по залу там и тут, нестройно зааплодировали. Девица засияла, раздавая воздушные поцелуи, и Кирис хмыкнул. Ну прямо натуральная артистка! Интересно, на каком она факультете? Парочка сошла со сцены, тут же смененная группой из четырех человек, начавшей выволакивать из-за кулис угрожающе выглядящие барабанные установки.

Бедро вдруг пронзила острая боль, и Кирис подпрыгнул, зашипев от неожиданности. Он всем телом повернулся вбок, раскрывая рот, чтобы сказать кому-нибудь что-нибудь плохое - и замер. Сидящая на крайнем у прохода кресле Ольга Маре помахала ему ладошкой.

- Привет, Кир, - сказала она на кваре со своим резким ставрийским акцентом. - Ты пришел слушать? Мы тоже здесь. Садись с нами.

Не обращая на нее внимания, Кирис смотрел на Марту, сидящую от прохода чуть поодаль. Хотя вся группа, большинство которой он не знал, с интересом смотрела на него, девушка уставилась в спинку переднего сиденья. И не просто уставилась - ее пальцы вцепились в обивку с такой силой, что даже побелели.

- Эй, Кир! - Ольга протянула руку и снова ущипнула Кириса за бедро. Кожа опять отозвалась болью. - Привет, говорю!

- А... привет, - севшим голосом откликнулся парень. Встречаться с Мартой сейчас ему хотелось меньше всего, но и развернуться и сбежать было бы как-то не по-мужски. Он отчаянно искал выход - и тут же нашел его.

- Погоди, мне же больно! - с удивлением сказал он. - Ты просто щипаешь, что ли?

- Ой, какой чувствительный! - Ольга вздернула нос. - Мужчинам положено терпеть боль. Юрка, подтверди.

- Точно, - пробасил Юрий Вещий, сидящий на ряд позади. - Мне по лицу много раз били в боксе, и ничего.

- Да нет же! - с досадой отмахнулся Кирис, с облегчением чувствуя, что живой интерес вытесняет неловкость и смущение. - Я же не чувствую боль. Так, слегка только, несильно. Почему ты больно щиплешься?

- Хм... - Ольга озадаченно оглянулась на Юрия. - Откуда я знаю? Ну-ка, давай еще попробуем.

Кирис поспешно подставил руку - и снова зашипел от чувствительного щипка. Казалось, что под кожу вогнали раскаленную иголку.

- Ну-ка, а я? - поинтересовался Юрий. Прежде чем Кирис успел возразить, ставрийский амбал привстал и бесцеремонно вцепился в его плечо, захватив здоровый кусок кожи между пальцами. Кирис напрягся, но напрасно: прикосновение и легкую неприятность он ощутил, но не более того.

- Не чувствую, - с чувством легкого превосходства отозвался он. - Га, ну-ка, ткни меня когтем, только осторожно.

- Эй! - недовольно сказала на камиссе незнакомая девица. - Сейчас следующая группа выступает. Идите эксперименты ставить куда-нибудь в другое место.

- А и пойдем! - по-прежнему на кваре согласилась Ольга. - Все равно мне такими темпами раньше, чем через час, до сцены не добраться.

Она взяла стоящую в ногах гитару и выкарабкалась в проход.

- Юрка, подъем, - скомандовала она. - Идем куда-нибудь переместимся, займемся чистой наукой. Татка, давай тоже с нами!

Марта не пошевелилась. Она по-прежнему смотрела перед собой, слегка сгорбившись. Ольга удивленно посмотрела на нее, потом на Кириса.

- Не поняла, - озадаченно сказала она на камиссе. - Так... вы что, поцапались?

- Нет. Все в порядке, Оля, - ответила Марта на том же языке. - Идите, я здесь посижу. Мне на пару скоро, хочу немного расслабиться.

- Вот как? Хм... - Ольга посмотрела на Кириса, потом опустила взгляд и переключилась на кваре. - Эй, лопоухий! Как тебя, Гатто? Ты с Киром все время шляешься, всё знаешь. Они поссорились?

- Поссорились, поругались, разбежались! - согласился предатель-парс прежде, чем Кирис успел остановить его. - Кир хотел трахнуть, Кир обломался, Марта обиделась!

Марта резко повернулась к проходу, и тут на сцене грянули барабаны в сопровождении какой-то трубы (или наоборот, Кирис не разбирался), усиленные динамиками по всему залу. Реплика девушки потонула в шуме. На секунду нахмурившись и задумавшись, Ольга решительно склонилась и потянула Марту за плечо и что-то неслышно сказала ей. Та отмахнулась и ответила что-то резкое. Тогда Ольга подала команду Юрию, и большой и сильный ставриец, встав и коварно улыбнувшись, легко поднял Марту под мышки и вынес в проход.

- Идем! - приказала Ольга на кваре, тыкая пальцем к выходу. Кирис скорее прочел по губам, чем расслышал ее. Словно малолетний ребенок, он бездумно подчинился. Все умные мысли сбежали из головы, оставив после себя гулкую пустоту, и вопрос о том, что делать дальше, оставался открытым. С одной стороны, Марта явно его избегала. С другой - он так и не понимал, почему. Неужто из-за того, что у него стояк не получился в нужный момент? Вряд ли, конечно, но кто их, женщин, поймет... Но как извиняться, если причину не понимаешь?

В холле второго этажа, куда Ольга вывела Марту за руку едва ли не силой, компания остановилась. Дверь в зал отрезала грохот барабанов, и тишина почти резала уши.

- Что ты привязалась? - зло спросила Марта Ольгу, вырывая руку. - Что тебе надо?

- Да фиг знает, - пожала та плечами. - Просто странно показалось. Слушайте, давайте отойдем с дороги. Вон туда, например.

Все четверо отошли к эркеру в стеклянной стене, где стоял столик с выдвинутым терминалом, окруженный несколькими легким креслами. За ближайшими столами никто не сидел. Гатто тут же запрыгнул в одно из кресел и свернулся калачиком, с интересом оглядывая компанию.

- Вы действительно поругались, что ли? - осведомилась Ольга, пытаясь заглянуть в лицо отворачивающейся Марте. - Из-за Фуоко? Кир, или у тебя действительно проблемы? Из-за энергоплазмы?

Кирис почувствовал, что мучительно краснеет. Рассказывать ставрийке о своих проблемах он точно не собирался. Но ее из-за него прижгло в холле Арены, между ними мог установиться канал (а почему еще она может так больно щипаться?), так что она тоже вроде как стала своей в доску. Послать ее напрямую казалось неудобным. И чего его вообще сюда принесло? Следовало просто в общагу вернуться и в комнате посидеть.

- Энергоплазма. Спроси Дзии, - наконец сказал он, глядя в сторону и старательно подбирая слова, чтобы не путать ставрийцев уличным сленгом. - Скажи, что я разрешаю. Проблемы, не проблемы... главное, чтобы вам плохо не стало. Я пойду, у меня урок скоро начинается.

- Спрошу, - согласилась ставрийка. - Только настроение ваше мне не нравится. Если из-за Арасиномэ проблемы, зачем друг на друга дуться?

Кирис пожал плечами и краем глаза заметил, как Марта синхронно сделала то же самое. В воздухе повисло тяжелое молчание. Потом Марта бросила на него быстрый взгляд.

- Как дела у Фуоко? - напряженно и глухо спросила она. - Вернуться смогла? Я звонила, но... Дзии сказал, что ее беспокоить нельзя.

- Она два мира сразу видит, - неохотно ответил Кирис. - У нее перегрузка. Дзии ее в терминале держит, в темноте, чтобы второй интерфейсный канал заткнуть.

- А... ну, передай, что я желаю... выздороветь... не знаю, как сказать на кваре. И тебе... - Марта внезапно прикусила костяшки сжатого кулачка и замолчала.

- Хорошо...

На несколько секунд снова зависло молчание. Потом Марта пошевелилась.

- Я пойду, - сказала она на камиссе. - Я ни на кого не дуюсь, но... Оль, ну не надо, а? Ну, миротворец ты по натуре, я знаю. Дипломат. Но не надо сейчас.

- Ну, как хотите... - Ольга на мгновение закатила глаза к небу. - Ладно, давайте тогда хотя бы песенку спою. Юрка, я ее все-таки сочинила.

- Точно? - оживился боксер. - А что мне не сказала?

- Я хотела ее со сцены спеть. А теперь вот думаю, что не подходит она для широкой публики. В своей компании можно.

- На кваре?

- Нет, - Ольга погрустнела. - На кваре не смогла, на эсперанто вообще лишь одну строчку сочинила. Словарного запаса не хватает. На камиссе писать пришлось. Потом найду кого-нибудь, кто перевести поможет.

Она села в кресло, ухватила поудобнее гитару и взяла пробный аккорд.

- Ты с ума сошла! - сердито сказала Марта. - Люди же вокруг, мешаешь! Потом споешь, в общаге. Я пошла.

- Щас! - на камиссе откликнулся Юрий. - Сбежать хочешь, Татка? Не позволю! Ха, знаю!

Его лицо озарилось хищной улыбкой, вместе со приплюснутым носом сделавшей его почти пугающим. Кирис напрягся, но его уже подхватила неведомая сила, закрутила, ударила под коленки, и он опомниться не успел, как оказался сидящим в кресле, едва не опрокинувшемся от толчка. Легкий взвизг - и ему на колени плюхнулась Марта, больно ударив правым плечом в грудь. Девушка тут же дернулась, пытаясь встать, но лапища ставрийца с легкостью пресекла неповиновение, опустившись ей на плечо.

- Сидеть! - грозно приказал Юрий.

- Молодец, Юрка, так их и держи, - одобрила Ольга.

- Молодец! - поддержал ее Гатто. - Держать, не выпускать, держать! Кирис трахнет Марту в кресле, Марта подобреет!

- Юрка, ты ошалел? - прошипела сквозь зубы Марта, напрягаясь и отталкиваясь от Кириса локтем. - Пусти сейчас же!

- Из пятерых присутствующих трое за, ты против, Кирис воздерживается, - ухмыльнулся ставриец. - Большинством голосов запрос отклонен.

- Не дергайся, Тата. Сейчас похвастаюсь, и отпустим, - Ольга дотянулась до основания терминала и вытащила из него проводок наушника. - Кир, возьми. Переводчик.

Кирис тупо смотрел на наушник. Как и Ольга, Марта носила одни шорты, и от тепла девичьего бока, бедер, лица в нескольких сунах все мысли у него куда-то пропали. Он чувствовал возбуждение, которое, впрочем, и не думало передаваться члену. Импотент, промелькнуло в голове. Нестоячка. Куда тебе баб сейчас клеить...

Не отпуская плечо Марты, Юрий дотянулся до пуговки и бесцеремонно засунул ее Кирису в ухо. Ольга благодарно ему кивнула и снова положила пальцы на гриф. Ее взгляд стал отсутствующим. Медленно перебирая лады, она запела негромким, но сильным голосом.

- Злая нота топорщится в горле,

Словно выпил я чашку огня,

Словно глотка до боли истерлась -

Как могли вы обидеть меня?

Вы друзьями себя называли,

В дружбе вечной до гроба клянясь,

Песни глупые мы распевали,

Беспричинно и громко смеясь.

А потом вдруг - обидное слово,

И другое, и целая речь,

Что могла бы кого-то другого

До последнего атома сжечь.

Позабылась мгновенно причина

Голос разума сразу заглох,

Раскрутилась обиды пружина,

Застучал оскорблений горох...

Может, даже я сам нарывался,

Может, был я сам в чем-то неправ,

Может, слишком я к вам придирался

Иль домыслил подтексты в словах.

Может, все мы немного неправы...

Но меня уже ненависть бьет,

Сожжены все мосты переправы

И строчит языка пулемет.

Не хочу с вами я оставаться,

Не могу даже видеть я вас,

Выход только один - нам расстаться

Под обиды глухой контрабас.

Я уйду, ни за что оскорбленный,

Я покину навеки ваш дом,

Чтоб обиды запал раскаленный

Погасить с превеликим трудом.

Я характером сложный и твердый,

Не унять раздраженья огня,

Я уйду, оскорбленный и гордый.

Я уйду!..

Не пустите меня, а?

Последние слова она почти прошептала, придавив струны ладонью к деке и опустив взгляд. После короткой паузы откуда-то сбоку захлопали негромкие аплодисменты. Кирис бросил туда взгляд. За терминалом в десятке шагов сидели два незнакомых парня, один из них в очках. Закончив хлопать, очкастый постучал себя указательным пальцем по уху, потом покрутил им в воздухе над плечом, после чего показал кулак. Ольга стрельнула глазами в его сторону, неожиданно став почти симпатичной, и коротко показала язык. Очкастый ухмыльнулся и вместе с товарищем снова уткнулся в монитор, что-то показывая на экране и тихо, но быстро говоря.

- Вот так, - сказала Ольга, поднимаясь. - Юрка, пусти их. Концерт окончен, новых аплодисментов не ожидается, пусть себе топают, куда хотят. А мы пойдем дальше людей слушать.

- Слова прислать не забудь, - пробасил Юрий. - Выучу, вместе петь станем.

- Ты не поёшь, ты ревешь, медведище. Тебя еще дрессировать и дрессировать.

- Гатто запомнил, - сообщил парс. - Гатто тоже хочет петь под гитару. У Гатто оперный баритон!

- Тогда забегай ко мне, споем дуэтом. Адрес у координатора спроси, если сам не знаешь, - Ольга погладила его по черно-белому пушистому боку, слегка дернула за развесистое ухо (парс извернулся и лизнул ее пальцы прежде, чем она успела отдернуть руку), и они вместе с Юрием ушли обратно в актовый зал, на мгновение выпустив на волю облако барабанного грохота, пронизанное пением трубы.

Марта по-прежнему сидела, сгорбившись и не шевелясь, на коленях у Кириса, воткнувшись ему в грудь острым локтем и смотря прямо перед собой. Парень уже начал думать, как бы поделикатнее из-под нее выбраться, но тут она пошевелилась.

- Не пустите меня, вот как... - прошептала она на камиссе. Потом она обмякла и всем телом привалилась к Кирису, опустив ему голову на плечо.

- Прости меня, Кир, - негромко сказала она на кваре, проводя ладонью по его груди. - Я вела себя как дура. Интересно, Оля специально для меня песню сочиняла? Да нет, вроде, давно уже думала. Но все равно я дура.

- А-а... - остроумно высказался Кирис, окончательно переставший понимать, что к чему.

- Кир, прощаешь?

- А-а... за что?

Ольга подняла голову и несколько секунд изучала его лицо. Потом негромко засмеялась.

- Ну, точно дура. Сколько монологов про себя произнесла, сколько раз тебе в лицо все высказывала... не только тебе, Дзии, координатору, Майе... а ты даже не заметил ничего!

Она снова засмеялась и легко дернула его за нос.

- Ох, Кир, какой же ты все-таки еще ребенок! Или все мужчины такие, что очевидного не замечают?

Кирис насупился.

- Никакой я не ребенок, - буркнул он.

- Ужасно взрослый ответ! Ну ладно, раз ничего не заметил, считаем, что ничего и не случилось. Кир, - Ольга заглянула ему в глаза, - помнишь, что дэйя Карина Мураций сказала тогда, в Шансиме? Когда удвоенная Майя нас четверых поимела ради эксперимента? Нельзя наказывать себя чувством вины за удовольствие, мы ни в чем не виноваты. Глупо ведь получается, в самом деле.

Она помолчала.

- Не знаю, как Фуоко, а мне лично неприятно, когда меня парни используют для того, чтобы по-быстрому разрядиться и дальше побежать, тем более - к другой. Не то чтобы у меня был кто-то, кроме тебя, - добавила она задумчиво, - но с другими, наверное, то же самое вышло бы. По крайней мере, я так думала. А сейчас вот пытаюсь себя понять, и вижу, что дура. Мы же с тобой все равно никогда не поженимся, а как мы сейчас развлекаемся, никого не касается. Я ведь тебя на четыре года старше. Это же умудриться надо, на такого ребенка, как ты, запасть, да еще и обидеться всерьез. Кир, - она провела ладонью по его щеке и быстро поцеловала в уголок губ, - я надеюсь, что твои проблемы с... формой пройдут рано или поздно. Тогда приходи ко мне, когда от Фуоко оторвешься, я по тебе соскучилась.

Она спрыгнула с его колен, дернула Гатто за заднюю лапу (на сей раз парс лишь оскалился в улыбке до ушей) и последовала в актовый зал вслед за Ольгой с Юрием. Кирис остался сидеть в кресле, тупо глядя ей вслед. Он так и не понял, что тут происходило, осознавая только, что Марта на него за что-то дулась, а теперь перестала. На что обиделась? Почему помирилась? Кто их разберет, женщин! От Фучи хотя бы эмоции идут, с ней всегда понятно, что не так сделал, а с другими как? Да и с Фучи теперь контакта нет. Нужно теперь и с ней поаккуратнее, а то она и когтями в морду вцепиться не постесняется, если что не так ляпнешь. Ходи потом с располосованной физиономией...

Он вздохнул, выдернул из уха проводок переводчика и посмотрел на Гатто.

- Га, я тупой, да? - спросил он. - Как Фучи помочь, не знаю, теперь вот Марта...

- Кирис страшно тупой, - согласился парс. - Тупой как валенок, - подумав, добавил он на камиссе.

- Что? Какой валенок?

- Валенок - национальная обувь в Ставрии, - назидательно пояснил шестиног. - Зимняя. Теплая. Неудобная. Тупая, как Кирис. Женщин не понимает, всё ломает, крушит, а потом дрыхнет.

- Сейчас за задние лапы возьму и в окошко выброшу, - пригрозил парень. - На жару. Ну что, топаем обратно в колледж? Или нет, времени еще куча. Сходить пожрать, что ли... Не хочется.

- Бездельник! - назидательно сказал Гатто, спрыгивая на пол. - Учиться надо! Идем с Дзарой болтать!

- Где ее найдешь? - пробормотал Кирис, вылезая из кресла. - Небось, гоняет где-то сейчас с подружками.

- Дзара не гоняет. Дзара прячется. Отлынивает! Сбегает! Ленивая, как Кирис!

- Не понял. Где и от кого она прячется?

- Покажу! За мной, за мной!

И Гатто спокойно потрусил через зал к лестнице, идущей на первый этаж. Почесав в затылке, Кирис пошел за ним.

На первом этаже стоял приглушенный, но энергичный гвалт. Стайка детишек лет десяти-одиннадцати, опекаемая парой женщин в возрасте, сгрудилась вокруг стола библиотекаря. Ойха-атара что-то им говорила, но они, похоже, не слушали. Воспитательницы переговаривались и встревоженно оглядывались по сторонам. Парс, однако, не обратил на мелюзгу внимания. Он уверенно протрусил к мужскому туалету, а внутри - к дальней кабинке, сейчас запертой изнутри. Там он нырнул в щель под дверью, и оттуда же сразу донесся тихий взвизг. Гатто просунул голову обратно и сообщил:

- Дзара лентяйка. Прячется. Здесь. За ухо и на люди!

Кирис аж поперхнулся от удивления. Он постучал в дверь кабинки и громко сказал:

- Дза, вылезай!

Тишина. Гатто одним глазом глянул обратно и широко ухмыльнулся. Тогда Кирис ухватился за верхнюю кромку двери, подпрыгнул, подтянул себя руками и улегся пузом на верх перегородки. Дзара и в самом деле сидела на опущенной крышке унитаза, поджав коленки к груди, а енотиха Мелисса устроилась на сливном бачке.

- Эй, Дза! - грозно сказал Кирис сверху. - Совсем сдурела? Ты что в мужском туалете забыла?

Дзара громко зашипела и затрясла указательным пальцем перед губами.

- Не понял, - насмешливо сказал Кирис. - Говори по-человечески.

- Кир, ты дурак? - не выдержала девочка. - Тихо! Они же меня найдут! Уйди отсюда, быстро!

- Кто найдет?

- Училки!

- Ну и?

- Кир, ты дурак! У нашего класса экскурсия дурацкая по библиотеке, я сюда сто раз ходила, не хочу снова!

- Дзара сбежала, училки беспокоятся, помрут от инфаркта, - разъяснил с пола Гатто. - Пятно на совести до конца жизни, но Дзара бессовестная.

Дзара попыталась лягнуть его ногой. Парс небрежно увернулся. Кирис перебросил тело через угрожающе трясущуюся перегородку, спрыгнул в кабинку и отщелкнул засов.

- Так, малявка, - сказал он, поворачиваясь к девочке, - на выход, живо. Я тебе дам от учителей сбегать! Люди волнуются же. Не понимаешь, что ли?

- Да ну, волнуются! - капризно отмахнулась та. - Все равно со мной ничего не случится, они же знают. Вон и Лиска со мной.

- Мелисса здесь! - эхом откликнулась енотиха. - Мелисса умница!

- Дза, ты мне поговори еще! Щас за ухо отсюда вытащу, да еще и маме пожалуюсь, - пригрозил Кирис. - На выход, я сказал.

Надувшись, Дзара слезла с унитаза и уныло поплелась к выходу из туалета. Мелисса спрыгнула на пол и засеменила за ней. Кирис и Гатто шли позади, словно конвой. В холле девочка попыталась шмыгнуть за длинный диван, неплотно приставленный к стене, но Кирис оставался начеку. Он безжалостно ухватил ее за плечо.

- Твои? - спросил он, указывая на по-прежнему галдящую группу детишек. Одна из воспитательниц что-то говорила в экран терминала, вторая по-прежнему оглядывалась по сторонам.

- Нет! - быстро ответила Дзара.

- Дзара врет! Ее группа! - заявил парс.

- Координатор зовет, - сообщила Мелисса. - Координатор хочет Дзару. Говорит, Дзара потерялась. А Дзара не потерялась, она здесь.

- Ну и ладно, предатели! - Дзара гордо вскинула нос. - Кир, вот ты попросишь еще у меня что-нибудь!

И она обреченно пошла между столиками к группе. Вторая воспитательница заметила ее почти мгновенно и бросилась навстречу. Детишки загалдели с удвоенной силой.

- Дзара Мэйдо! - с чувством сказала воспитательница. - Как ты нас всех напугала, тяма! Куда ты делась?

- Я в туалет ходила, Торико-атара, - пробурчала девочка, отводя взгляд.

- Столько времени? Ну ладно. В следующий раз, пожалуйста, предупреди меня, хорошо? Мы же за тебя беспокоимся, понимаешь?

Кирис хмыкнул. Тетка ему понравилась. Другая бы на ее месте наверняка наорала бы на Дзару, а то и поджопник бы отвесила. Ну, паладары абы кого сюда не приглашают. Интересно, откуда она? Имя вроде кайнаньское, но на катару говорит без какого-либо выраженного акцента и правильно, словно дикторша с радио...

Дзара, вероятно, тоже ожидавшая суровых репрессий, слегка ожила. Она повернулась к Кирису, высунула язык и оттянула пальцем нижнее веко. Кирис выбросил вперед руку и дернул ее за торчащую прядку волос. Девочка взвизгнула и спряталась за учительницу.

- Эй, тяма! - строго сказала женщина Кирису. - Такой большой и сильный, а к детям пристаешь? Не стыдно? Ты меня понимаешь? Говоришь на катару? Parolas kataru?

- Я к ней еще и не так пристану, атара, - Кирис склонился вбок, чтобы видеть Дзару. - Дза, я вот сегодня вечером точно к вам в ресторан зайду и маме нажалуюсь. И деду. Все-все расскажу!

- А я скажу, что ты врешь! - парировала та. - А еще скажу маме, чтобы она тебе вкусняшку не дала. У нас сегодня тортик есть! Фучи даст, а тебе нет, понял, да?

- А у меня свидетель есть, Гатто, - Кирис поискал глазами парса, но тот куда-то делся. - И он наверняка все записал.

- Вы знаете друг друга? - спросила учительница, внимательно разглядывая парса.

- Да уж знаем, атара, - вздохнул Кирис. - Еще по Барне. Не беспокойся, все в порядке. Прости ее, она не со зла дурью мается. Просто шило у нее в заднице.

- Я заметила, - улыбнулась учительница. - Просто ужас какая непоседа. Ничего страшного...

Новый всплеск восторженного приглушенного визга прервал ее на полуслове. Притихшая вроде бы кучка детишек, отлепившись от стойки библиотекаря, сгрудилась вокруг пустующего стола, на который запрыгнул обнаружившийся Гатто. Парс важно крутился на столе, благосклонно позволяя осмотреть себя со всех сторон и даже погладить, пощупать и подергать за хвост и уши. Вторая учительница, явно молодая и неопытная, беспомощно маячила на заднем плане. Ойха-атара наблюдала за происходящим с материнской улыбкой. Студенты за стоящими вдоль стен столами с интересом поглядывали на происходящее, оторвавшись от книг и терминалов. Среди детишек Кирис вдруг разглядел Рису. Замаскированная ректор выглядела еще мельче, чем обычно. Заметив его взгляд, она быстро приложила палец к губам. Кирис изумленно сморгнул, но больше никак себя не проявил. В конце концов, если она в Барне школьницу изображала, то почему бы и не здесь? Женщинам нравится возиться с детишками. Не всем, правда, нравится изображать из себя детишек. Впрочем, а у многих ли есть возможность?

- Ох, разбойники! - всплеснула рукам Марико-атара. - Ведь людям же мешают, работать не дают!

И она, забыв про Дзару, бросилась к столику.

- А Лиску так, небось, уже не гладят, - обиженно сказала девочка. - Привыкли. Так нечестно!

- Попроси координатора ее в синий цвет покрасить, - усмехнулся Кирис. - Или в оранжевый. И рога ей прирастить. Сразу интерес появится. Ну ладно, Дза, пошел я, только Га из плена спасу. Не сбегай больше, поняла? Торико-атара волнуется, а она тетка хорошая, не надо ее обижать.

- А я не обижаю, - снова надулась девочка. - Со мной же Лиска всегда, куда я с ней потеряюсь? Дрон же сразу прибежит и меня найдет. Торико-атара хорошая, только пристает много. И домашку списывать не позволяет.

Кирис отвесил ей на прощание легкий щелчок по лбу (Дзара ойкнула и схватилась за предположительно ушибленное место обеими руками) и пошел к столу.

- Эй, Га! - строго сказал он через головы мелкотни. - Кончай выеживаться и педагогический процесс срывать. Идем!

Мелкота недовольно заоглядывалась. Гатто приподнялся сусликом на задних лапах и сложил две передние пары на брюхе.

- Я не срываю, - парировал он. - Я воспитатель. Маю и Раси воспитывают, и я не хуже!

- Пойдем уже, воспитатель! - Кирис нахмурился. - Видишь, у людей экскурсия? А ты срываешь.

- Я не срываю... Внимание! - голос Гатто вдруг резко изменился, стал звенящим и напряженным. - Внимание! Сообщение от координатора: Кирис Сэйторий немедленно к ближайшему терминалу! Кирис Сэйторий, немедленно к ближайшему терминалу!

На мгновение Кирис опешил. Его и раньше вызывали через Гатто к терминалу, а иногда сам парс работал в качестве телефонной трубки. Но чтобы немедленно? Такого еще не случалось. Справившись с собой, он одним прыжком преодолел расстояние до ближайшего свободного стола, плюхнулся на стул и ткнул пальцем в темный экран. Умное паладарское устройство тут же включилось, и по экрану быстро побежали текстовые строчки.

"Кирис Сэйторий, здесь координатор. Информирую, что несколько планетарных минут назад с паладарами, а также с Фуоко Деллавита и Юно Юнару вышла на прямую связь Станция игрового мира Брагаты, известная также как Стаси. Принимаю большие массивы информации, касающиеся в том числе вас и дэйи Винтаре. Осложнение: Стаси преследуют неопознанные сущности. Первичный анализ показывает, что обстановка существенно меняется. Вам следует приготовиться к неожиданностям. Вероятность смертельной опасности для вас пренебрежимо мала, но очень высока вероятность внезапного переключения в виртуальность.

Внимание! Существенное изменение обстановки. Дзии уведомляет, что дэйя Винтаре сумела сконцентрировать внимание на реальности, отключившись от виртуальности Арасиномэ. Ее состояние..."

Дальше Кирис прочитать не успел, потому что его внезапно скрутил в дугу чудовищный водоворот ощущений, перемешанных в невозможную кашу. Когда способность соображать немного вернулась к нему, он полулежал на бесформенной туше дрона, в которой тонули руки и ноги. Конечности, а заодно и мягко, но неподвижно зажатая голова не двигались. Дрон стоял у стены за пустующим столом с терминалом, и со стороны, наверное, казалось, что Кирис пялится в экран. Или спит.

- Эй! - слабо запротестовал Кирис. - Отпустите!

- Вы пришли в себя, дэй Сэйторий? - осведомился откуда-то из-за уха Дзии. - Вы внезапно упали, и у вас начались судороги.

- Накрыло... внезапно... - пробормотал Кирис. - Синестезия, как у Фучи. Я в норме. Отпустите меня...

Зажим головы пропал, и руки и ноги плавно поднялись к поверхности дрона, преобразовавшегося в полулежачее кресло. Парень тряхнул головой.

- Что с Фучи? - спросил он.

- Она спит.

- А, ладно... Что? Спит?!

- Да. Вероятно, из-за информационного перегруза психоматрицы она уснула почти мгновенно после того, как отключилась от виртуальности. С ней все в порядке, не беспокойтесь. Я полностью контролирую ее состояние. Как ваше самочувствие?

- В норме. Я ж говорю, накрыло ни с того ни с сего.

- Предполагаю, что причина - в реанимации связи с дэйей Винтаре. Перед тем, как она уснула, вы получили от нее порцию ощущений, искаженных процессами восстановления канала. Дэй Сэйторий, благодаря информации от Стаси у меня есть полная картина происходящего с вами и дэйей Винтаре. Боюсь, однако, что ситуация резко осложнилась. Необходимо ввести вас в курс дела. Мы бы хотели, чтобы вы вернулись в лабораторию на Ланте прямо сейчас для обсуждения дальнейших планов. По дороге вы ознакомитесь со сводкой.

Восстановление канала... Ясность сознания быстро возвращалась, и вдруг Кирис сообразил, что означают эти слова. Он привычно сконцентрировался. Нота Фуоко торжественно звучала где-то вдалеке, и, покрутив головой, он точно определил направление: в сторону Ланты, как и положено.

- Я ее снова слышу! - горячо сказал он. - Я слышу Фучи!

Он спрыгнул с кресла, упал на колени перед сидящим рядом Гатто и изо всех сил затормошил его.

- Га, понимаешь? Я ее снова слышу!

Парс ловко вывернулся из его рук и сместился в сторону.

- Гатто не любит, когда его трясут, - недовольно сказал он. - Кирис головой ударился, когда падал. Укушу!.. Внимание, опасность! Внимание, опасность!

Последние слова он снова произнес иным тоном, на сей раз высоким, холодным и пронзительным. Кирис замер - и тут же вздрогнул от дружного детского визга.

Пока он щупал твердые звуки и обонял вонючие цвета, группа школьников в сопровождении двух учительниц и Ойхи, видимо, продолжила экскурсию и стояла у двери куда-то во внутренние помещения. Прямо посреди нее вспухал вихрь бешено кипящей энергоплазмы, окутанной облаком молний. Дети визжали во все горло, на сей раз совсем не от восторга. Немногочисленные посетители вскакивали из-за столов, замирая в растерянности. Стайки волют одна за другой возникали и в зале, и за его стеклянными стенами на улице.

- Кирис Сэйторий, - сказал Гатто сухим невыразительным голосом координатора, - мы фиксируем массовое вторжение неопознанных сущностей, агрессивно атакующих стабильные структуры Арасиномэ. Мы не понимаем, что происходит, и не можем дать никаких советов. Действуйте, как считаете нужным.

Последние слова Кирис дослушивал на бегу: он рванул с места в сторону вихря, словно спортсмен-спринтер, сильно потянув сухожилие. Дрон, опекавший его, уже находился возле детей, и к нему каждую секунду присоединялись все новые. Дети разлетались в стороны, словно кегли, но каким-то чудом никто не цеплялся за столы и стулья. Падая на задницы, они не переставали верещать, с ужасом уставившись на все разрастающуюся тучу.

- Дзара там! Дзара там! - тявкнула ему навстречу Мелисса, бросаясь под ноги. - Кипит!

- Брысь! - гаркнул Кирис во всю глотку одновременно и енотихе, и преградившему путь дрону. Оба среагировали, мгновенно оказавшись в стороне, и парень с разгона влетел в крутящееся облако, падая на колени и вытягивая руки, чтобы нащупать Дзару. Нос резал невыносимо едкий запах дыма. Несколько чудовищно длинных секунд спустя он ухватил слабо дергающееся детское тело. Пальцы обожгла тлеющая ткань майки, и он рванул ее в стороны - не только пальцами, а всем своим существом, отбрасывая клочья ткани как можно дальше. В тумане он не видел ничего, а потому просто подхватил девочку с пола и прижал к себе. Только бы не шарахнуть гравитацией, стучало у него в голове. Только бы не шарахнуть! Если библиотека обвалится на головы людям...

- Дза! - хрипло сказал он. - Это ты, Дза?

- Кир, мне страшно, - прерывисто прошептала Дзара. - Они говорят, что я должна с ними идти. Кир, я не хочу! Скажи им, Кир! Я не хочу!

- Дза, не бойся, я здесь, я с тобой! Кто говорит? Где они? Покажи мне!

- Там... Здесь... я не знаю, не знаю! Они ночью приходят. Белая лошадь... она добрая... меня катала много раз... она говорит, что я хорошая... она тоже хорошая... Они говорят, что надо идти... Не хочу, не хочу, не хочу! Уйдите! Уйдите-е-е!!

Шепот девочки перешел в визг, и тогда Кирис, стиснув зубы, ударил в окружающее пространство так, как умел - щелчком отбрасывая гаденышей, что кружили рядом, наблюдали из-за угла, зыркали из-под насупленных бровей и нависающих надглазных дуг под низким лбом, сбивались в шакальи стаи, поигрывали обмотанными изолентой заточками и обрезками труб, подбирались поближе, воровато поглядывая по сторонам и шухерясь болтающейся где-то неподалеку полиции. Туман энергоплазмы сдуло, словно порывом ветра, и как-то слабо и неуверенно зазвенели по асфальту осколки выбитых панорамных стекол. Перед тем, как ночной мир опутал его мириадами светящихся упругих канатов, Кирис еще успел увидеть застывших у лестницы Марту и Ольгу, окутанных сетью электроразрядов.

А потом он повис в искрящейся и переливающейся пустоте. Ночной мир взбесился. Переливы разноцветных сполохов мельтешили так, что голова шла кругом. Вместо торжественных хоралов со всех сторон неслись какие-то визги и хрипы, и отчетливо несло паленой тканью... нет, жжеными автомобильными покрышками, едкими, заставляющими слезиться глаза. Тело не чувствовалось. Кирис попытался зажмуриться, чтобы уйти от взбесившегося фейерверка, но не смог. Он замер, боясь даже пошевелиться лишний раз. Хрен знает, что сотворил с миром его щелчок, и нельзя рисковать случайной активацией деструктора, или как там называют его паладары. А то выйдет, как на рисовых полях под мелким городком с издевательским названием Оокий - однако сейчас вокруг не поля, а самый центр Колуна с сотнями людей вокруг. Хоть бы координатор сообразил его вывезти куда-нибудь в пустоши!

Хаотичные сполохи огня заполонили мир, но постепенно Кирис начал улавливать в сумасшествии систему. На самом деле свет накатывал волнами с трех разных направлений, и с одного - в несколько раз чаще, чем с остальных. Парень осторожно потянулся в ту сторону - и тут же его едва не стошнило от приступа головокружения.

Он висел - падал - высоко над землей, и по сторонам проносились вверх облака странного желтовато-зеленого оттенка. Загибающуюся вверх чашу горизонта заполняли горы: острые зазубренные пики, отвесные обрывы, глубокие ущелья, заполненные непроглядной тьмой, а над ними стояла быстро сгущающаяся зеленая мгла, в которой тонуло ослепительное голубое солнце. Рои ярких точек вились над скалами, сшибались, разлетались, пропадали в неярких вспышках и мгновенных черных кляксах, уносящих с собой целые горные хребты. Направление движения тут же резко изменилось, и Кирис еще успел заметить, что летит в окружении еще одного роя, опутанного сложной системой изломанных и гнутых линий, соединяющих отдельные точки между собой. Потом мир вывернулся наизнанку, почернел и пропал.

В ослепленных глазах Кириса плавали огненные пятна и разноцветная пыль, но, по крайней мере, его перестало кружить и пытать вспышками. Минуту или две блаженного покоя спустя, однако, он осознал, что пятна и пыль - вовсе не остаточные следы сверкающего хаоса. Он попытался сфокусировать взгляд, и окружающее послушно навелось на резкость, словно под линзами бинокля. Глубокая тьма окружала его, но совсем не тьма ночного мира. Мириады звезд светились со всех сторон, некоторые совсем близко, уходили в пространство искристыми полотнищами, сияли на фоне слабо фосфоресцирующих туманностей. Сложная сеть разноцветных линий соединяла их друг с другом, и по ним то и дело пробегали слабые светлячки. Кирис вспомнил, что уже видел нечто похожее, но тогда его выбросило в реальность почти сразу.

- Эй! - сказал он негромко. - Есть тут кто?

Себя он не услышал. Откликнуться ему никто и не подумал, лишь светлячки забегали по сети с удесятеренной энергией. Потом один из них словно спрыгнул со своей дорожки, вырос в размерах до океана и с размаха ударил Кириса в лицо.

Мир снова изменился. Звезды и космос остались, но совсем рядом повис угрюмый огромный шар красного пламени, покрытый темными пятнами. Из его поверхности росли протуберанцы, смахивающие на те, что показывали на картинках в планетарии на уроках естествознания. Звезда? Какая? Кирис вгляделся в нее, и красный цвет тут же взорвался тысячами и миллионами оттенков, для которых в человеческом языке не имелось даже названий. Кириса снова охватил приступ тошноты, и шар пропал. Осталась только черная окружающая пустота, в которой далеко-далеко горели отдельные искры. Он облегченно расслабился, словно откидываясь на спинку несуществующего кресла. Так. Передышка. Можно подумать, как он сюда попал и что делать дальше. Нота Фуоко пела далеко-далеко, единственное из всех напоминаний о ночном мире.

"Ф-У-Ч-И-С-Л-Ы-Ш-И-Ш-Ь-?" - передал он. Ответа не последовало. Нота по-прежнему тянулась в пустоте, чистая и безмятежная. На вторую попытку ответа тоже не последовало. Хм. Ну, если дрыхнет, то пусть. Ей полезно. Приглядевшись к пустоте, Кирис заметил, что и здесь она пронизана тончайшей сетью почти невидимых линий с бегающими светлячками. Стоило их заметить, как сеть ярко разгорелась, и стало видно, что в одном месте узел сети ритмично мерцает. Кирис поспешно отвелвзгляд - того и гляди туда засосет. Опять всю душу наизнанку вывернет! Какое-то время спустя он все-таки глянул на мерцающий узел опять. В конце концов, не болтаться же здесь до скончания веков? Он потянулся к свету - и мир ударил ему в лицо, словно взбесившийся паровоз.

Когда он, наконец, отдышался и в очередной раз сфокусировал взгляд, он сидел посреди широкой равнины. По-настоящему сидел, на заднице, опираясь левой рукой на сырую землю позади себя. Правая рука держалась за что-то тяжелое и твердое, лежащее поперек коленей. Задница чувствовала себя неуютно, постепенно наливаясь мокрым холодом. Тряхнув головой, чтобы снова сфокусировать расплывающееся зрение, Кирис опустил глаза. Почему-то он совсем не удивился, обнаружив, что с пяток до макушки (как доказала правая рука) оброс густой рыжей шерстью, отчетливо воняющей мокрой псиной. Пальцы заканчивались толстыми крючковатыми ногтями, не совсем когтями, но уже их ближайшими родственниками, а поперек коленей лежала здоровенная сучковатая дубина.

Равнина, разумеется, оказалась лесной долиной с карликовыми деревьями и речкой-ручьем. На сей раз, правда, деревья оказались повыше, доставая выше колена, да и река выглядела куда шире. Пожалуй, дубиной ее больше не перекрыть. Горы по-прежнему синели и белели снежными шапками где-то на горизонте. В лицо (точнее, в морду с торчащими острыми клыками) давил свежий ветер, пахнущий свежестью и травами.

Пахнущий?

Кирис напрягся. Ветер и в самом деле казался совершенно живым, несущим настоящий воздух то ли степи, то ли леса после дождя. Река, в которой Кирис сидел, являлась мокрой и холодной, как ей и положено, и уже успела основательно промочить шерсть на ногах (лапах?) и спине. Кирис вскочил (под ногами хрустнули, ломаясь, древесные стволы) и для пробы махнул пару раз дубиной. На втором замахе увесистая дура едва не вывернула ему кисть, и он опер ее о землю.

Мир выглядел абсолютно натуральным во всех возможных ощущениях, не то что в прошлые разы. Кирис поскреб себя в затылке, потом, озаренный внезапной мыслью, в паху. Тот по-прежнему оставался ровным, словно у детской куклы. Ну, по крайней мере, одной заботой меньше. Ну и что дальше? Никаких больше сетей рядом не было, светлячки не бегали, мошкара не роилась. Но по крайней мере один раз он здесь уже махался с какой-то зверюгой - вероятно, по той же причине, по которой Фучи с ее гвардией отбивалась сначала от зубастых прыгунов, а потом от разных собакоголовых и птицеголовых уродов. Похоже, Брагата, или кто там еще, продолжал развлекаться.

Кирис осмотрелся еще раз. Если не считать реки, никаких ориентиров на равнине не замечалось, и даже солнце на облачном небе отсутствовало.

- Ну и куда мне сейчас идти? - вслух спросил он, чтобы попробовать голос. Голос оказался так себе - взрыкивающий и грубый, язык шевелился плохо, но, по крайней мере, все лучше, чем немота. - А, у, ы, э, о. Кукареку. Ква-ква. Мяу. Проверка связи. Как слышно, прием.

- Кирис Сэйторий! - грянул в ответ могучий трубный глас. - Кирис Сэйторий! Вы меня слышите? Здесь координатор. Вы меня слышите? Я воспринимаю вашу речь. Слышите ли вы меня?

От звукового удара Кирис аж присел и выронил дубину, зажимая уши руками. Не помогло. Голос звучал внутри головы, а не снаружи.

- Не орите! - рыкнул он. - Слышу, только слишком громко. Башка лопается. Алё?

- Регулирую громкость, - на сей раз голос едва шептал, так что Кирис едва разбирал его. - Как слышно сейчас?

- Почти не слышу.

- Попытка номер три. Как слышите сейчас?

- Опять громко, но уже лучше, чем в первый раз.

- Следующая попытка. Как сейчас?

- Сойдет. Дэй координатор, что происходит? Где я? Где вы? С библиотекой все в порядке? С Дзарой? Я деструктором никого не зацепил или гравитационным ударом? Я старался, но волют щелкнуть пришлось, чтобы от Дзары отогнать.

- Не беспокойтесь, вы хорошо себя контролировали. Разрушений нет, если не считать нескольких выбитых стекол. При ударе они рассыпаются в порошок, так что осколками никого не поранило. Их уже заменили. Жертв нет, но вы, Дзара Мэйдо, Марта Брыль, Ольга Маре и еще несколько пострадавших находитесь в госпитале. На сей раз функции вегетативной нервной системы полностью сохранены, но интерфейсные каналы ваших психоматриц отключены от тел и замкнуты на иные структуры. Иными словами, ваши тела без сознания, ваши личности видят сны внутри Арасиномэ. С момента событий в библиотеке прошло почти четыре планетарных часа. Что с вами произошло? В каком вы окружении?

Четыре часа? Кирис поразмыслил. По его ощущениям, просмотр картинок занял не более пяти минут, но если предположить, что он вырубался, не замечая того... Усевшись на безлесный пригорок, он несколькими фразами описал, что с ним произошло, а также текущее окружение.

- В общем, мир чисто конкретным стал, - закончил он рассказ. - Совсем как настоящий. И я уменьшился. Дэй координатор, а как вы со мной разговариваете? Я, как Фучи, сразу в двух мирах завис? А Дза и остальные при чем?

- Мы наконец-то можем напрямую подключаться к интерфейсным каналам ваших психоматриц - не только вашей, дэй Сэйторий, но остальных похищенных. Благодаря Стаси мы можем передавать вам сигналы, но по некоторым причинам не рискуем генерировать слишком большой поток данных. Пока ограничимся голосом. Сейчас я передаю свою речь непосредственно в ваш слуховой канал и считываю вашу речь из голосового.

- Круто. И что дальше? Что тут вообще происходит?

- Дэй Сэйторий, объяснение займет немало времени. Вы в состоянии нормально слушать и думать? Вам что-то угрожает?

- Я в норме. Да что тут может угрожать? Пусто вокруг. Ой, ё!..

Переменив позу, Кирис сместил упирающуюся в землю руку чуть в сторону, и какое-то дерево-недомерок ткнуло его вершиной в предплечье, словно острая палка. Зашипев от острой боли, он поднес руку к глазам и с недоумением уставился на капельку темной крови, медленно набухающую на микроскопической ранке посреди шерсти.

- Дэй Сэйторий? Что случилось?

- Да рукой напоролся... - пробормотал Кирис, лизнув ладонь. Кровь воспринималась языком так, как ей и положено - солоноватая и густая. - Кожу проколол. Блин, я думал, что обезьяны руки не обдирают!

- Дэй Сэйторий, прошу отнестись к ситуации максимально серьезно. Вам угрожает реальная опасность. Воспринимайте окружающий мир как настоящий и ни в коем случае не ввязывайтесь в ситуации, которые в реальности грозили бы вам смертью или увечьями. Последствия могут оказаться самыми тяжелыми, вплоть до полного распада личности.

- Да что за дела-то? - Кирис напрягся, оглядываясь. Долина с карликовыми деревьями по-прежнему оставалась пустой, но он вдруг почувствовал себя неуютно. - Какие последствия?

- Дэй Сэйторий, в систему Паллы вторглась чужая группа этаи. От предыдущих атак ситуация отличается пристальным вниманием всех групп к Палле. Города и населенные местности планеты накрыты почти тысячей кольчонов первого типа, количество волют в нижних слоях атмосферы - не менее двенадцати миллиардов. Связь между городами утрачена...

- Стоп. Не понял. Кто кого атаковал?

- Этаи. Нам пришлось ввести новый термин для обозначения концепции. Арасиномэ не...

Голос координатора смолк. После продолжительной паузы Кирис неуверенно спросил:

- Э-э... дэй координатор?

Неб не откликнулся. Зато из-за спины по ушам хлестнул отвратительный скрежещущий полурев-полувизг - настолько неприятный и неожиданный, что Кирис вскочил, хватаясь за дубину и разворачиваясь.

Совсем рядом с ним (с учетом размеров и масштабов он не рискнул бы мерять расстояние в метрах или цулах) стояла отвратительная тварь, с которой он уже не раз сталкивался в мучительных то ли снах, то ли галлюцинациях в Арасиномэ. Помесь бурого медведя и гориллы, она держала в одной из свисающих до земли рук такую же дубину, что и у Кириса. Недобрый взгляд ее мелких черных глазок под нависающим лбом безотрывно буровил Кириса. Вот она подняла дубину высоко в воздух, потрясла ей и без дальнейших экивоков прыгнула вперед, метя в голову.

Парень машинально вскинул свою дубину, защищаясь - и тут же зашипел от боли: хотя он и блокировал могучий удар, тот отдался во всей руке. Новая правдоподобная виртуальность сделала драку куда более похожей на настоящую, и относиться к ней несерьезно и в самом деле не следовало, прав координатор. Полумедведь снова занес дубину, но Кирис не стал ждать, пока она опустится.

Он не стал изображать из себя первобытного человека и сражаться тем, что какой-то неведомый урод сунул ему в руку. Бросив свою дубину на землю и не обращая внимание на хруст ломающихся под ногами деревьев, он рванулся вперед, как бросался на уличную гопоту в коротких и жестоких уличных схватках в Барне. Удар растопыренными пальцами в глаза, который приходится удерживать в последний момент, чтобы не сломать кости об опустившийся лоб - не останавливая движение руки, скользящий удар локтем в скулу и нос - пинок в голень и тут же удар другим коленом в живот (не бить в пах! ноги расположены иначе, не достать, да и яйца отсутствуют) - два коротких яростных удара кулаком в нос - ухватиться обеими руками за плечи врага, рвануть их на себя и нанести еще один удар в нос, на сей раз головой - подножка отшатывающемуся врагу, заученная на тренировках по ринье, и когда тот с гулом рушится на землю спиной вперед, удар сверху пяткой в живот и несколько быстрых пинков, стараясь попасть в голову - отскочить назад и настороженно замереть, следя за врагом, ворочающимся посреди месива палок и щепок, бывшего карликового леса...

Полугорилла судорожно дергалась на земле, издавая тихие скулящие звуки. Из ее клыкастой пасти на шерсть стекала струйка неожиданно яркой алой крови. Один ее глаз не открывался, второй остекленело уставился в небо. Когти левой лапы механически скребли по валяющейся рядом дубине, но никак не могли сжаться.

Добей, прошелестел ветер. Удар дубиной в голову, и победа твоя. Добей, согласилась журчащая река. Сейчас, пока не очухался. Добей, крикнуло из-за туч солнце. Стая гопников, охреневшая от внезапной расправы над своим непобедимым вожаком, нерешительно отиралась поблизости, не понимая, бросаться ли на опасного чужака всей шакальей стаей или же свалить отсюда на максимальной скорости. Вторая гопа толпилась за спиной Кириса, одобрительно гыгыкая и хлопая его по плечу, отхаркивая и сплевывая на грязный асфальт мокроту из воспаленных от грубого курева бронхов, перемигиваясь и подталкивая в спину, чтобы он не останавливался и вломил им всем как следует, круша ребра и отбивая почки тяжелыми ботинками. А еще одна стая... или две... или вообще десяток, совершенно незнакомые, с чужого района, а может и вообще с другого города, приглядывались издалека, оценивая и прикидывая, не стоит ли навалиться всей шарагой сразу, пока у них численное преимущество.

Добей.

Кирис хлестнул себя по щеке, реальной сейчас болью отгоняя наваждение. Он не знал и знать не хотел, откуда ползут такие ассоциации. Полугорилла уже не ворочалась. Она неподвижно лежала на спине, глядя в небо одним глазом и слегка поскуливая. Кирису стало ее жалко. В конце концов, зверушку явно натравили. Не факт, что сама по себе она влезла бы в драку. Кроме того, а вдруг она разумна? Дубинкой же машет, то есть какие-то мозги имеет. И потом, а вдруг она - как он, тоже какой-то человек, насильно засунутый в Арасиномэ? Нужно тогда договориться, а не мочить друг друга по-черному.

Он настороженно подобрался поближе и опустился рядом на колено, готовый в любой момент снова отскочить. Открытый глаз гибрида обратился на него, и зверь заскулил продолжительно, тихо и отчаянно.

- Эй, ты... - сказал ему Кирис. - Ну, ты не кидайся больше, понял? Я тогда тебя не трону. Мир?

Зверюга дернулась всем телом. Она с трудом подняла лапу в воздух и снова заскулила, на сей раз отчаянно. Кирис остолбенело смотрел, как лапа засветилась изнутри и начала быстро распадаться светящейся пылью. Вот пропала кисть с могучими кулаком, начали растворяться длиннющее предплечье, локоть, плечо. Полугорилла исходила предсмертным плачем, уставившись на Кириса здоровым глазом, и его пробило острое чувство жалости и вины. За что он ее так? В конце концов, она же ему ничего плохого не сделала. Подумаешь, палкой дать попыталась! Воспоминание толкнулось у него в голове, и он склонился к зверю, обхватывая его руками и еще чем-то, чему не имелось названия. Он сдавливал его со всех сторон, словно запихивая выплескивающуюся энергоплазму обратно в человека, словно круша полигонные датчики гравитационным полем. Плач зверя перешел в визг - и затих. Кирис отстранился. Полугорилла по-прежнему лежала на земле, но ее лапа оказалась полностью на месте, а оба открытых глаза бурили Кириса удивленно и подозрительно. Вот зверь осторожно перевернулся на брюхо, поднялся на четвереньки, нащупал свою дубину и начал подниматься, используя ее как опору. На всякий случай Кирис поднялся и тоже отступил. Кто его знает, вдруг снова бросится!

Но зверь не бросился. Встав, он неуверенно поднял дубину, потом опустил, снова поднял, не отрывая взгляд от Кириса. Потом он вдруг бросил свое оружие, сел на землю, обхватил лапами голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону, испуская рычаще-верещащие звуки.

- Эй, кончай концерт! - недовольно сказал ему парень. - Уши режет. Слышь, ты меня вообще просекаешь? Понимаешь, в смысле? Алё, эй, ау! Х-ходер, тупая скотина... Ну что мне теперь с тобой делать? Вместо собаки держать? Ты же половину Ланты займешь. Хотя кто бы говорил...

Мир снова перевернулся вверх тормашками и вывернулся наизнанку. Кирис уже привычно сжался, готовясь к приступу тошноты, но неприятных ощущений на сей раз не возникло. Полумедведь-полугорилла остался рядом, но окружающая долина исчезла. Вместо нее появилось нагромождение скал из желтого песчаника, через которое петляла дорога - если, конечно, можно назвать дорогой плохо утоптанную полосу на осыпи. Дорога имела нормальный размер, макушку начало припекать солнце, и температура явно повысилась градусов на пятнадцать в тени и на пятьдесят - на открытом пространстве. Кирис оглянулся. С противоположной стороны тянулась бесконечная пустыня - море песка, нагромождение барханов и никаких намеков на оазисы, о которых пишут в учебнике естествознания и приключенческих романах. В дрожащем от жары воздухе на горизонте виднелась неясная тень, в которой Кирис, приглядевшись, опознал гигантскую правильную пирамиду.

- Я, никак, в ту же пустыню попал, что и Фучи? - пробормотал он. - А где у меня компас?

Топот множества ног заставил его снова повернуться в сторону скал и осыпи. По дороге, синхронно топая ногами, бежал отряд собакоголовых мужиков в набедренных повязках и с загнутыми сверху посохами. Они тоже казались нормального размера, разве что какими-то щуплыми, и от них тянуло отчетливым ощущением враждебной гопы. Кирис сразу опознал в них странных чудиков, нарисованных Дзии по описанию Фуоко. Опять что-то из египетской мифологии, в общем. Полумедведь перестал раскачиваться и насторожился, потом приподнялся и шустро почапал куда-то в сторону, опираясь, как горилла, на свисающие до земли передние лапы. Собакоголовые не обратили на него внимания. Оказавшись в десятке шагов от Кириса, они рассыпались и охватили его со всех сторон, направив на него посохи. Оказалось, что их нижние части представляют собой не тупые обрубки, а вполне себе острые лезвия.

- Что, чуваки, помахаться хочется? - громко спросил Кирис. Сейчас он остро завидовал Фуоко, способной хотя бы немного объясняться на эсперанто, но и кваре годился хотя бы для того, чтобы уроды догадались о его разумности. - Валяйте, я с удовольствием. Только всей шоблой на одного нечестно, типа. Кто один на один?

Он стиснул кулаки и даже ничуть не удивился, ощутив в одном из них увесистую тяжесть дубины, брошенной еще в прошлом мире. У Фучи, которая принцесса по жизни, понтовая золотая железка, а ему, нищеброду, в качестве атрибута и полено сойдет. Только вот вышибать мозги никому не хочется - вдруг они такие же, как та зверушка?

Не сказав ни слова, собакоголовые слитно шатнулись вперед, целя посохами в Кириса. Того вдруг охватила веселая злость. Мозги, ребята, я вам вышибать не стану, но напросились сами. Он крутнулся вокруг своей оси, выставив дубину перед собой на вытянутых лапах, и та, описав круг, звонко прощелкала по остриям посохов. Не давая отшатнувшемуся противнику опомниться, Кирис заорал во всю глотку - его обезьянья пасть выдала вполне внушительный рев - и бросился на прорыв. На мгновение ему показалось, что Фуоко стоит где-то рядом и с интересом наблюдает за происходящим, но отвлекаться времени не оставалось.

Здоровая дубина против собакоголовых оказалась бесполезной. От ее ударов они уклонялись с таким ленивым изяществом, словно заранее читали его мысли. Они немыслимо изгибались, перекатывались по земле, отпрыгивали назад и даже ныряли вперед, под дубину. Атаковать у них толком, правда, не получалось, но острия рассекали воздух в опасной близости, а однажды Кирис взвыл от боли от укола под лопатку. Какое-то время спустя его, совершенно выдохшегося, прижали спиной к скале, окружив полукольцом заостренных посохов. От жары в голове мутилось, пустыня слепила глаза, раскаленный воздух выжигал легкие.

- Кажется, финиш... - пробормотал Кирис под нос. - Дэй координатор! - сказал он уже громко. - Если слышите, меня сейчас, кажется, прирежут. Я маленький. Толпа мужиков с собачьими головами и острыми палками, не могу отбиться.

Один из врагов сделал пробный выпад. Кирис из последних сил махнул дубиной, отбивая острие посоха, и та вывернулась из ослабевших пальцев, грохнувшись на землю и громко хрустнув песчаником. Ну вот и все, мелькнула мысль. Хорошо бы Фучи ничего не почувствовала по каналу...

Полукольцо врагов двинулось вперед. Но прежде чем они успели дотянуться до Кириса, по ушам резанул знакомый верещащий рев. Черная косматая туша, орудуя собственной дубиной, врезалась сзади в ряд собакоголовых. Их тела начали разлетаться в стороны, словно тряпичные куклы. Те, до кого полугорилла еще не успела дотянуться, даже не делали попыток уклониться. Они просто стояли, направив посохи на Кириса, и тупо смотрели, как гибрид сносит их одного за другим. Когда последний из них, переломленный пополам страшным горизонтальным ударом, врезался в скалу и медленно сполз по ней на землю, полугорилла остановилась и жалобно заскулила, глядя на Кириса.

- Спасибо... - машинально сказал тот. - Ценю.

Тела собакоголовых окружила искристая дымка, и они медленно растаяли в воздухе. Зверюга уронила дубину, оперлась о землю передними лапами и медленно, неуверенно поглядывая по сторонам и припадая почти к самой осыпи, приблизилась к Кирису. Она прижалась к его боку своей головой и замерла, все так же поскуливая.

- Хороший, хороший малыш... - пробормотал Кирис, поглаживая ее по ушастой башке. Старое словечко из далекого детства всплыло на поверхность сознания совершенно неожиданно, вызвав давно забытое чувство материнской руки, поглаживающей плачущего ребенка по голове. Вот здорово, наверное, они со стороны смотрятся: большая рыжая обезьяна гладит бурую косматую тварь неопознанной породы! - Хороший мальчик...

Зверюга замерла и подняла взгляд, потом что-то рыкнула, явно вопросительно.

- Не понимаю, - со вздохом сообщил ей Кирис. - Ты бы говорил по-человечески, что ли? Ты кто? Зовут как?

И тут его вдруг осенило. Если зверь среагировал на слово на катару...

- Как тебя зовут? - спросил он, переключившись с кваре на катару. - Имя? Ты человек?

Зверюга тонко жалобно зарычала, и ее глаза наполнились самыми натуральными слезами.

- Ну-ну-ну, - Кирис потрепал ее по голове, словно собаку. - На кваре, значит, реагируешь. Эх, координатора бы сейчас спросить с его интерфейсными каналами...

Зверь взвизгнул высоким, режущим уши тоном и вдруг упал на землю, съежившись и обхватив голову лапами. Его взгляд обратился куда-то в пустыню. Кирис повернул голову. По осыпи к ним приближался собакоголовый человек - одинокий, но весь из себя эффектный. В отличие от прочих своих собратьев он носил на башке шикарные огромные рога, изгибающиеся, словно рама арфы. Из одежды на нем имелись набедренная повязка до колен, сандалии и плащ - не простой, а словно сплетенный из бесчисленных нитей белого пламени, слепящих глаза даже под ярким полуденным солнцем пустыни. И таким же ярким пламенем горели его глаза. Плащ развевался за плечами, словно под напором ураганного ветра. В левой руке мутант держал крест с петлей сверху, а в правой сжимал посох с загнутой верхушкой. Непонятные светящиеся значки неторопливо крутились вокруг него по сложным траекториям прямо в воздухе.

Шла рогатая псевдособака неторопливо, размеренно. Куда направлялся взгляд залитых пламенем глазниц, Кирис не понимал, но ему казалось, что они буравят его, словно протыкая дырку. Долгое общение с Фуоко научило его отличать собственные эмоции от наведенных, и сейчас он отчетливо ощущал непонятно откуда идущий, но явно не свой страх, стискивающий сердце. Не отрывая глаз от нового персонажа, он склонился и поднял свое оружие. Почему-то он совсем не удивился, когда увесистая деревянная дубина вдруг превратилась в длинный, с мерцающей и текущей поверхностью и словно обрубленный на конце факел черного пламени - по-прежнему увесистый, но как-то совсем иначе, чем раньше.

Рогатый остановился в нескольких шагах и застыл неподвижно.

- Привет, - сказал Кирис, стараясь вспомнить, почему мужик выглядит таким знакомым. Они точно никогда не встречались, ни во снах Арасиномэ, ни наяву, но острое чувство дежавю свербело в голове, заставляя лихорадочно копаться в памяти. - Ты кто? Тоже махаться пришел?

Рогатый не ответил. Он медленно поднял руки на уровень плеч, и его крест с посохом окутались дымкой того же яркого белого цвета, что и плащ с глазами. Зверюга у ног Кириса припала к земле и отчаянно заверещала. Прежде чем Кирис успел среагировать, белое сияющее облако сорвалось с рогатого и накрыла полумедведя с головой. Кирис отупело смотрел, как зверь корчится на щебне, а его вопли становились все более отчаянными и все больше напоминающими плач. Потом ступор кончился. Кем бы ни оказался рогатый в конце концов, зверюга спасла Кириса от собакоголовых, а значит, стала другом. А друзей не бросают.

Перескочив через полумедведя, он с размаху ударил преображенной дубиной между рогами сияющего пришельца. Черное пламя цели не достигло: в последний момент сияющий плащ взметнулся над головой пришельца, и дубина завязла в нем, словно в густой патоке. Однако облако вокруг полумедведя рассыпалось и растаяло, и зверюга неподвижно распласталась на земле, тяжело дыша и чуть поскуливая. Кирис попытался выдернуть чернопламенную дубину из сияния, но та не поддавалась. И тогда он снова выпустил ее рукоять и с размаху врезал собакоголовому в челюсть.

Что сработало в предыдущей драке, не прошло в этой. Сияние окутало рогатого сверху донизу, и кулак завяз в нем так же, как и дубина. Рогатый медленно повернул голову, и сейчас он точно смотрел на Кириса - пламя в его глазах обжигало, словно лучи лазерной пушки. Потом сияние потекло от него вперед, охватило Кириса, и парень заорал во всю глотку от жуткой боли во всем теле. Он ударил-толкнул-отпихнул сияние, и боль резко ослабла, а рогатый слегка пошатнулся и даже отступил на полшага. Чернопламенная дубина с тяжелым ударом рухнула на землю.

А потом боль пропала вся и сразу. Рогатый по-прежнему стоял с разведенными руками, но сияние вокруг него быстро гасло, а сам он с удивлением смотрел самыми обычными человеческими глазами на торчащий из своей груди пылающий клинок.

- Люай но тиксё... - выругался он, прежде чем рассыпаться облаком искр. И лишь при звуках голоса Кирис сообразил, откуда его знает.

Ресторан в порту Шансимы. Передача тела Юно Юнару паладарам. Он сам и Фучи в качестве послов, сопровождаемые паладаром Саматтой Касарием. Идиотский эксперимент Фучи, потребовавшей, чтобы оябун "Кобры" вырвал у нее душу.

И ее описание, каким она увидела Мэя в виртуальности.

- Кирис Сэйторий-тара, как я понимаю? - спросил на катару молодой мужчина в полупрозрачной накидке и набедренной повязке, опуская горящий пламенем палаш. - Меня зовут Юно Юнару. Координатор, связь с данной площадкой восстановилась?

- Да, Юно-тара, - прозвучал из воздуха голос неба. - Я получаю поток данных по всем каналам, помехи прекратились, связь устойчива. Кирис Сэйторий, рад, что с вами все в порядке.

- Что с Мэем?

- Дзии уведомляет, что он пришел себя в реальности и чувствует себя довольно неплохо, несмотря на общий шок. Однако он пребывает в чрезвычайно дурном настроении и не перестает ругаться. Могу предположить, что ему не понравилось выступать в роли неизвестно чьей марионетки.

- Значит, эксперимент прошел удачно. Кирис-тара, - Юно снова поднял клинок и направил его на грудь Кириса, - так получилось, что придуманный Стаси механизм переключения психоматрицы между каналами восприятия несовершенен и требует определенной тренировки для сознательного использования. Ты еще его освоишь, но сейчас придется вернуть тебя принудительно. Тебе опасно здесь оставаться. Мне придется тебя проткнуть, чтобы инициировать болевые импульсы через нервную систему тела и дать тебе ориентир. Извиняюсь за способ, но у Стаси не нашлось времени, чтобы изобрести что-то помягче. Передавай привет Фуоко.

Кирис отскочил назад.

- Э-э... стой! - сказал, точнее, рыкнул он. - Погоди, тара! Ты... ты тот мужик, который с Фучи шлялся?

- Да. Но у нас нет времени на объяснения. До этаи наконец-то дошло, что в системе Паллы происходит что-то из ряда вон выходящее, и они обратили пристальное внимание на нашу цивилизацию. Они могут уничтожить тебя даже не со зла, а просто потому, что не понимают толком нашу природу. Координатор владеет всей нужной информацией, он объяснит. Стой спокойно.

- Погоди же! - Кирис перевел взгляд на полумедведя, по-прежнему прижимающемуся к земле. Поймав его взгляд, тот что-то тихо прошептал. В его маленьких черных глазах опять появились слезы.

Прошептал?!

Кирис склонился к нему и погладил между ушами.

- Тихо, тихо, малыш, - произнес он, надеясь, что его обезьянья пасть способна на успокаивающий тон. - Все зашибись. Не хнычь.

- Стра-ххх-но... - на сей раз слово на катару разобралось вполне отчетливо, несмотря даже на верещащие нотки. - Помо-хии... Боо-лльно... Плохххх-ой сооон...

- Ты кто? - озабоченно спросил Кирис, косясь на Юно. К счастью, тот не торопился махать своей огненной железкой и даже опустил ее. - Зовут как?

- Няннн... Няннн Сууу... Стра-ххх-но... Бооолль-но...

- Нян Су? - Кирис озабоченно нахмурился. Баба. Судя по имени, баба откуда-то из Кайнаня. И он ее по морде и ногой в брюхо? Чтоб вам всем гхаши приснились!.. или уже снятся? Х-ходер. - Не бойся. Я помогу. Извини, что ударил, ладно? Сейчас придумаем что-нибудь...

- Кирис Сэйторий! - прорезался властный голос координатора. - Немедленно, повторяю, немедленно эвакуируйтесь!

- Но она же...

- Девочка по имени Нян Су нам известна. Дрон к ней отправлен, Юно-атара обеспечит и ее эвакуацию в реальность. Немедленно, повторяю, немедленно уходите! Вы подвергаете риску не только себя, но и дэйю Винтаре, и паладаров. Немедленно эвакуируйтесь! Юно-атара!

- Извини, тара, время вышло, - Юно пожал плечом. И прежде, чем Кирис успел пошевелиться, пылающий меч бывшего оябуна "Адаути" вонзился ему в живот.

То же время. Хёнкон, Палла

Несмотря на несколько дней существования в виртуальности и между мирами, тело не только сохранило вполне приличную физическую форму, но и окончательно восстановилось после многих дней комы. Добравшись до храмового комплекса, Фуоко почти не запыхалась, хотя и напрягала ноги по полной программе. В джунглях свиристели птицы, вопили далекие обезьяны, держалась напряженная влажная духота. Зорра шныряла по окрестным кустам и ползала по тем деревьям, что потолще, то и дело возвращаясь с добычей: странным вонючим цветком расцветки гниющего мяса, большим рогатым жуком, улиткой с причудливо завитой раковиной, красноватым плоским плодом размером с кулак (безопасным для человека, по уверению Дзии, но жутко кислым на вкус), а однажды даже с ошарашенно крутящей башкой пестрой пичугой длиной в палец. Найденное она по большей части выбрасывала, но несколько причудливо выгнутых деревяшек и пару гладких морских окатышей, неведомо как занесенных на верхотуру, аккуратно прибрала в свою сумку.

- Музей, - важно пояснила она Фуоко. - Выставка. Экс-по-зи-ци-я! Доработать напильником, получится пулемет! Пол-лема за вход. Зорра разбогатеет, ку-ун!

- Да уж, на такой экспозиции точно разбогатеешь, - прыснула девушка. - Смотри, на аренде помещения не разорись.

Не удостоив ответом, парса застегнула сумку и опять нырнула в густой подлесок. Три волюты из стайки, увязавшейся за Фуоко под кроны еще на побережье, последовали за ней.

Религиозный комплекс со времени последнего визита ни капли не изменился. Старый храм Теллеона с обшарпанными стенами, гигантским идолом и скромными подношениями, два деревянных дома с золотым и серебряным Стабилонами на крышах и утоптанная площадка между ними. До вечерних служб в церквях Рассвета оставалась еще пара часов, до конца рабочего дня - тоже, и служители культа маялись от безделья и недостатка внимания. Жрец Миндаллы, невысокий сухонький старичок в оранжевой рясе, меланхолично щелкал большими ножницами, подрезая кусты у обшарпанной стены своего храма. Хмурый отец Анатолио в длинных трусах и тяжелых армейских ботинках сидел на скамейке. Тяжелый стальной Стабилон на рукояти болтался у него на груди. Еще один донельзя бородатый мужчина в черной рясе и с висящим на груди самым обычным серебряным Стабилоном, вероятно, поп из Ставрии, располагался рядом. Между ними стояла новенькая доска для игры в кинcё, а также - со стороны ставрийца - заметно початая бутылка с вином. При виде коротко стриженых волос Анатолио Фуоко вдруг вспомнила отца, его обритую голову и яркие красные шрамы от операции. Воспоминание отозвалось уколом боли в сердце, но девушка отогнала ее. Не время для грусти.

Играть в кинсё Фуоко так и не научилась. Просто не нашла ни времени, ни интереса запоминать сложные значки на маленьких плоских фишках, а также правила их перемещения. Однако оба служителя Ваххарона, очевидно, оказались упорнее, потому что за те два десятка метров, что Фуоко расслабленным шагом прошла по открытому пространству, они сделали по два хода. Большая стая волют вилась над храмовым комплексом, и на глазах девушки отец Анатолио отмахнулся от наиболее любопытной, почти накрывшей собой доску, словно от назойливого комара. От его руки в волюту выстрелила тонкая синяя молния, и та послушно отлетела в сторону, на мгновение полыхнув багровой сердцевиной. После пробуждения незрячий глаз вел себя мирно и ночной мир показывал бледно, но Фуоко все же успела заметить, как бесформенная зеленая клякса внутри головы и шеи мужчины раздраженно полыхнула фиолетовым.

- Здравствуйте, дэй Анатолио, - вежливо поздоровалась она, приблизившись. - Здравствуйте, господин, - на камиссе обратилась она к ставрийскому попу. - Здравствуй, атара, - на кваре поздоровалась она с жрецом Теллеона. Продемонстрировав таким образом свои лингвистические таланты, она скромно замолчала и принялась ожидать реакции религиозной общественности на свой наряд, точнее, на почти полное его отсутствие.

Реакция ее разочаровала. Отец Анатолио окинул ее косым взглядом, что-то пробурчал под нос, отмахнулся от очередной волюты и вернулся к созерцанию доски. Ставриец вежливо кивнул, осенил ее косым знамением, как следует приложился к бутылке и тут же сделал ход. Отец Анатолио крякнул, почесал заросшую густыми волосами грудь и продолжил пялиться на фишки. Жрец Миндаллы положил ножницы на землю, низко поклонился, сложив руки перед грудью, подобрал инструмент и снова принялся обстригать куст. Несколько минут девушка растерянно хлопала ресницами, пытаясь понять, как вести себя дальше, потом хихикнула. Получается, она саму себя дурой выставила, по крайней мере, в своих глазах. А вот не надо других подкалывать, милая!

Зорра скользнула к скамейке, оперлась средними лапами о сиденье, сложила передние на груди и принялась сосредоточенно рассматривать фишки. Выглядела она так потешно-серьезно, что Фуоко хихикнула опять. Ставриец удивленно покосился на нее, но больше виду не подал.

- Лошадью ходи! - в конце концов посоветовала Зорра. - Лошадью!

- Отвяжись, охальница! - отец Анатолио погрозил ей пальцем. - Сам вижу. Ну, а ты что явилась, отроковица? - наконец обратился он к самой Фуоко. - Неужто решила с пресветлым Ваххароном отношения наладить? Причаститься хочешь? Извини, вина нет. Вчера последнюю бутылку от злости грохнул. Ну что же за мучение-то такое, а? Пью и не пьянею, словно воду хлещу! Воистину, энергоплазма ваша - порождение самого Креода!

- А вот мама говорила, что это вино - порождение Креода, - ангельским голоском доложила девушка, невинно хлопая ресницами. - Раз энергоплазма его пить не позволяет, значит, она против Креода. То есть она порождение Ваххарона.

Она словно случайно переступила с ноги на ногу, выпятив обнаженную грудь и изогнув голое бедро так, что почти переломилась в пояснице.

- Ладно, ладно, порассуждай тут мне. Умная больно, - буркнул поп. - Иди уже отсюда... с моим благословением, дэйя Винтаре. Последнюю сутану утром в клочья пожег! - внезапно пожаловался он. - Искрю, как неисправный трансформатор, тоже мне! Теперь вот даже надеть нечего. И по торговому каталогу одно цивильное, ни одной сутаны! Хорошо хоть трусы целы. И пить не могу, чтобы отвлечься. У-у, морды нахальные! - он погрозил волютам кулаком.

- Здесь можно и голым ходить, - Фуоко попыталась изогнуть бедро еще сильнее, но почти охнула от боли в спине и решила не рисковать. - Хотите, я тоже разденусь? Я и не одеваюсь обычно в последнее время, на мне тоже все горит. Буквально.

Ставриец деликатно постучал ногтем по доске.

- Раздевайся, мне-то что! - буркнул отец Анатолио, возвращаясь к созерцанию доски. - Мне тут мат, понимаешь, почти поставили, а она под руку лезет!

Похоже, провокация провалилась окончательно. Тихо вздохнув, девушка дернула Зорру за ухо, слегка поклонилась на прощание и уже повернулась, чтобы уйти.

И тут к доске спикировала очередная волюта.

Точнее, не к доске. Она зависла перед глазами отца Анатолио и щелкнула ему в лоб небольшим пучком молний. Тот досадливо отмахнулся, но на сей раз назойливая гостья ретироваться не пожелала. Она вдруг выпустила из себя множество ложноножек и стала похожей на помесь витой морской улитки и амебы. А потом она уже в знакомой манере рассыпалась небольшим вихрем хлопьев, окутавших священника и прилипших к его коже. Тот немедленно окутался густым облаком молний. Вскочив, он раздраженно замахал руками (клякса внутри немедленно разрослась в несколько раз, став больше его самого и сменив цвет на оранжевый с синими прожилками) и принялся ругаться вполголоса словами, большую часть которых Фуоко даже не знала. Судя по характерной фонетике - из цимля и даже катару.

А потом мир взорвался. Успевшая привыкнуть к вторжению ночного мира девушка умудрилась не только устоять на ногах, но даже и не утратить видение реальности. Просто геометрический вальс многоцветного пламени наложился на окружающее, превратив его в тошнотворную сюрреалистическую картину. Потом полотнища и линии пропали, и вместо них в левом глазу снова возникла картина виртуальности: барханы пустыни, бешено несущиеся низкие тучи в проблесках молний, бросающих на окрестности резкие, словно вырезанные из черной бумаги тени - и отряды мелких с расстояния человечков, сшибающиеся друг с другом, словно волны в океане, чудовища, прокладывающие свой путь сквозь толпу огромными дубинами и просто когтями и клыками, вспышки яростного пламени, оставляющего после себя участки черной испепеленной земли... На мгновение она почувствовала под ногами не утоптанную почву реальности, а сыпучий песок, а на коже - дуновение раскаленного душного ветра. Однако она сумела отогнать их, сосредоточившись на ощущении от колющей голую икру случайной травинки. Несколькими часами или секундами спустя она снова стояла неподалеку от домиков со Стабилонами и статуи Теллеона, тысячи волют серо-багровой пургой кружились вокруг гигантским водоворотом - и прямо перед ней грязным снежным сугробом бурлил вихрь энергоплазмы, пронизанный прожилками молний. Из него торчали, подергиваясь, голые волосатые ноги в поношенных сандалиях. Остальное тело отца Анатолио скрывалось где-то внутри сугроба. Двух других жрецов и след простыл. Рядом что-то взволнованно тараторила Зорра, но Фуоко было не до нее.

Хотя вид чужого мира пропал, ее по-прежнему захлестывал шквал эмоций - не своих, а совершенно чужих. Смятение, страх, ярость, ненависть омывали ее волнами, побуждая срочно куда-то бежать и что-то сделать. Стиснув кулаки и тяжело дыша, Фуоко пыталась справиться с ними.

Пожалуйста, не надо! - умоляла она неведомо кого. Успокойтесь! Все хорошо, здесь нечего бояться. Пожалуйста! Вы вредите другим, мы друзья, не надо драться! Пожалуйста, прошу!..

Обессилев от страшного напряжения, она упала на колени, ободрав голые коленки о жесткую землю, и на четвереньках вползла в энергоплазменный сугроб. Наощупь она нашла сначала руку, а потом и остальное тело кайтарского попа. Его стальной Стабилон, к счастью, валяющийся на земле, а не висящий на груди, обжег руку, но боль ушла как в вату, почти не достигнув сознания. Пожалуйста, не надо, просила она. Остановитесь! Вы же его убьете! Кир, где ты, когда ты так нужен!

"Фучи!"

Ощущение присутствия Кириса пронзило ее с макушки до пят, и чистый торжествующий звук фанфары его ноты заполнил мир. Он ломал и распихивал нарастающий шквал плохих эмоций, вызывал радость в сердце - радость и надежду, что все закончится хорошо. Она потянулась к ноте всем сердцем - и снова провалилась в виртуальность, на сей раз полностью.

Она стояла на вершине большой дюны, лицом к крутой подветренной ее части, и прямо к ней двигался, мерно переставляя ноги пугающе синхронными движениями, большой отряд птицеголовых людей с воздетыми к небу мечами. Ноги охватывала узкая юбка до пят, ветер обдавал жаром голый торс, душный парик на бритой голове давил голову, и над уходящей вниз по склону тенью опять висел силуэт короны двух царств. Рядом с Фуоко башней возвышалось чудовище - что-то вроде медведя, но с длинными лапами, свисающими почти до самой земли. Одна из лап сжимала длинную дубину. Фуоко не оглядывалась, но откуда-то знала, что за ее спиной снова стоит армия собакоголовых людей, ожидающая лишь знака, чтобы броситься на врага. Она стиснула в руке свой двулезвийный жезл, у которого на сей раз горели голубым не только камешки вдоль рукояти, но и глаза шакальей головы навершия. За горизонтом ворочалась, пробуждаясь, мама-роза, и от нее явственно несло возбуждением и страхом. Ну уж нет, подумала Фуоко, стиснув зубы, хрена лысого я вам позволю сцепиться. Обломитесь. Да успокойтесь же вы все! Что на вас вдруг нашло? Почему вы меня не слушаете?

Отряд птицеголовых остановился и замер неестественно правильными геометрическими шеренгами. Что-то быстро изменилось в мире, и вдруг перед ними оказалась высоченная, свирепого вида обезьяна, заросшая густой рыжей шерстью. В лапе она сжимала длинную черную палицу, словно сделанную из клубящейся тьмы, а ее глазницы горели лужицами пронзительно-чистого синего пламени.

Рыжая обезьяна... Большая рыжая обезьяна...

Кир!

Медведь рядом поднял свою невообразимо длинную лапу и указал на обезьяну.

- Антайен! - грянул его рев. Птицеголовые двинулись вперед, и Фуоко почувствовала за спиной могучее слитное движение "своей" армии.

- Нет! - выкрикнула Фуоко, оборачиваясь. - Стойте! Назад! Reen! Кир, останови их!

Но она уже ощутила, что, как и в прошлый раз, слушать ее никто не собирался. И тогда она снова швырнула жезлом огненный шар, целясь в пока еще пустое пространство между отрядами.

Взрыв оглушил ее, ударил в грудь, швырнул назад, но она опять сумела удержаться на ногах. Уши заложила ватная тишина. Обе армии замерли на месте, а длиннолапый медведь сидел на заднице и бесцельно шарил по песку вокруг себя. Фуоко бросилась вниз по склону, к тихо порыкивающей обезьяне, недоуменно осматривающей свою дубину. Узкая юбка обвила лодыжки, и девушка, запнувшись, с размаху шлепнулась на пузо. В таком унизительном виде, башкой вперед, она съехала к подножию дюны в сопровождении небольшой песчаной лавины. Сумев остановиться, она, отплевываясь, вскочила на ноги и яростно полоснула лезвиями жезла по бедрам и талии, кромсая ткань и пояс в клочья. Избавившись от юбки, она заодно сорвала с головы клоунские парик и полосатый платок и побежала к обезьяне, проваливаясь в песок, расступающийся под сандалиями.

- Кир! - кричала она. - Это я, Фучи! Я здесь, Кир!

Что что-то не так, она поняла, когда обезьяна прыгнула ей навстречу, занося для удара дубину. Она еще успела затормозить и вскинуть жезл в жалкой попытке парировать удар, но ее ударило сразу со всех сторон, вышибая дыхание и затопляя тело океаном пронзительной боли. В глазах потемнело. Когда она пришла в себя, она лежала на спине, и солнце било ей в глаза в прорехи между кружащимися тучами. Тело не слушалось, и даже жезл куда-то пропал, а рыжая обезьяна заносила дубину для нового удара.

Вот и все, мелькнула в голове вялая мысль. Кир меня не узнал и теперь прикончит. Если останусь жива в реальности, я ему устрою...

По глазам ударила ослепительная вспышка угольно-черной тьмы, на мгновение поглотившей мир. Когда он вернулся, рыжая обезьяна стояла, опустив дубину и тупо смотрела на другую почти такую же обезьяну, склонившуюся над Фуоко. Вторая отличалась от первой лишь вполне нормальными глазами... и голосом.

- Фучи! - сипло прохрипела вторая обезьяна. - Я здесь. Я Кир. Слышишь меня? Ты как?

Она протянула гигантскую лапищу с острыми когтями, свободную от дубины, и осторожно потрогала Фуоко за плечо. Девушка ощутила тепло от голых подушечек ее пальцев.

- Башка гудит... - призналась она, усаживаясь и озираясь в поисках своего жезла. Тот валялся в десятке метров в стороне, но стоило обратить на него внимание, как он внезапно пропал и появился рядом с правой рукой. - Кир... это в самом деле ты? Ты как здесь?..

- Из Хёнкона, - не слишком разборчиво прорычала обезьяна. - Меня в бункер Вара на лодке везла. У пирса волюты дрона-водилу вместе с лодкой сжевали, я им врезал, выползаю на берег, слышу, ты верещишь. Прислушался, ну и вот...

- И ты пришел? - Фуоко поднялась и критически осмотрела себя. Голуюкожу покрывал толстый слой песка и мелкой пыли. Отряхнуться? Без толку, тут отмываться надо. Она положила руку на лапу обезьяны и неожиданно даже для себя прижалась к ней всем телом, обнимая широченную грудную клетку. - Спасибо, Кир, - шепнула она.

- Всегда пожалуйста, - просипела обезьяна.

Вражеская обезьяна с горящими глазами обошла их по дуге и оказалась за спиной Фуоко. Та повернула голову и увидела, что дубина из черного пламени опять занесена для удара. Кирис тут же отодвинул Фуоко в сторону.

- Стой здесь, - скомандовал он. - Я разберусь.

Глаза враждебной обезьяны полыхнули яркой вспышкой, и она ударила, целясь в Фуоко. Однако Кирис успел парировать удар (невозможный блеск угольно-черного пламени опять резанул глаза, когда две дубины столкнулись в воздухе), после чего бросил свое оружие на землю, прыгнул вперед и ударил обезьяну кулаком в живот. Та слабо взвыла и отступила, шатаясь. Краем глаза Фуоко уловила быстрое движение - и ее рука уже автоматическим движением вскинула жезл, посылая огненный шар в быстро движущегося гориллоподобного медведя. Шар столкнулся с тем всего в паре метров от Кириса. Лапы полугориллы с длинными острыми когтями лишь бессильно загребли воздух, когда пылающую черную тушу отшвырнуло на десяток шагов. Фуоко испуганно напряглась - неужели она его заживо сожгла? Впрочем, огонь тут же потух, и чудище, несколько раз перекувыркнувшись, замерло на брюхе, растерянно поводя головой из стороны в сторону. Кирис глянул в ту сторону, и чужая обезьяна вновь сделала попытку обогнуть его, не отрывая взгляд (или то, что его заменяло при отсутствии глаз) от Фуоко. Кириса она игнорировала напрочь.

- Стоять! - пригрозил ей Кир, вытягивая свою лапу. - Пасть порву! По морде давно не получал? А ну, пошел отсюда! Фучи, не бей их сильно. Я одного медведя типа вон того отмудохал, а он девчонкой с Могерата оказался.

- Кем оказался? - не поняла Фуоко.

- Девчонкой. Нян Су зовут. Потом расскажу. Фучи, надо выбираться.

- Мы должны войну остановить! - напряженно сказала девушка, обводя взглядом дюны. Отряды птицеголовых и собакоголовых стояли неподвижно, внимательно наблюдая за происходящим. - Они же сейчас друг друга покрошат! Надо с Брагатой связаться, наверняка из-за него всё...

- Хрен с ними! Фучи, на Палле реальный ходер творится. Мир на части рассыпается, этаи глобальное мочилово затеяли. Здесь просто кино, никакого Брагаты нет и не было. Твой чокнутый дед в библиотеке - игровая фигня, финальный супер-босс или что-то такое, и мозгов у него не больше, чем у твоих мужиков с ножами. Нужно срочно с паладарами поговорить, они объяснят, что делать. Мы сейчас единственные, кто на этаи напрямую завязаны и пару ласковых им сказать можем.

- Да что такое этаи, блин? Как завязаны? Кир, ты-то откуда знаешь?

- Координатор успел пару фраз вякнуть, пока лодку не сжевали. Фучи, возвращайся!

- Как?

Медведь подобрался на песке и снова прыгнул на Кириса. Фуоко снова сшибла его огненным шаром, на сей раз вполне хладнокровно. Особого вреда ему огонь не причиняет, как видно, а девчонка или мальчишка - сами виноваты, путь не напрашиваются. Чужая обезьяна сделала попытку проскочить под лапой Кириса, и тот ухватил ее за шкуру на загривке и отшвырнул в сторону. Фуоко могла бы поклясться, что на мохнатой клыкастой морде противницы появилось обиженно-озадаченное выражение.

- Сосредоточься на настоящих ощущениях. Вспомни их. Ты можешь. Стаси сделал нормальное переключение, надо только привыкнуть. Фучи, вали отсюда нахрен, ну! Быстрее! Я за тобой!

- Кир, я... я не могу... я не помню...

- Вспомни! Ты же возвращалась! Хоть что-то, хоть как в сортире срала! Быстрее! Вспомни и сосредоточься!

Медведь присел на корточки и уставился на Кириса, похоже, готовясь к прыжку. Фуоко в превентивных целях снова шарахнула его огненным шаром. Голубые индикаторы жезла мелькнули перед глазами, и она озабоченно поняла, что треть заряда уже израсходована. Медведя снова перевернуло и отбросило. Кувыркаясь, он пытался остановиться, беспомощно загребая песок вокруг себя длинными лапами. Кирис резко обернулся к ней и склонил вплотную свою морду. Из его пасти несло неприятным запахом.

- Ну? - рыкнул он.

- Вот привязался... Ладно, сейчас.

Все-таки недавний отдых и глубокий сон оказались очень кстати. Голова соображала ясно и четко. Сказанное Кирисом словно ложилось на то, что Фуоко когда-то знала, но прочно забыла. Нужно возвращаться? Да, наверное, он прав. Там отец Анатолио, ему плохо, нужно понять, в чем дело. Паладары сами не справятся с кипением, нужен Кир. И, действительно, нужно связаться с координатором, чтобы тот объяснил происходящее не только Киру. Сосредоточиться на ощущениях... Ощущениях реальности... На каких?

Она закрыла глаза и вызвала в памяти свою прогулку: запахи джунглей, крики обезьян, вечернее солнце на голубом небе, такое спокойное, улыбчивое и непохожее на местный яростный прожектор, то и дело проглядывающий в прорехах между тучами. Она почувствовала на коже ласковое дуновение ветра, щебет птиц, непонятную щекотку на левой щеке, твердую струганую доску под спиной, неприятно давящую на ягодицы сквозь тонкие шорты... доску?

Фуоко распахнула веки. Пустыня пропала. Она лежала на лавке - той самой, где отец Анатолио и ставрийский поп играли в кинсё. Чистое голубое небо над ней уже приобрело глубокий синий оттенок, сквозь который пока еще робко прорезались радужные переливы ночи. Тысячи волют по-прежнему кружили со всех сторон и высоко в небе. Солнце уже опустилось довольно низко к горизонту, обещая густые вечерние сумерки и быструю ночь не позже, чем через полчаса. Руки, ноги и прочее чувствовались и шевелились нормально, и девушка порывисто села, оцарапав и едва не занозив ладонь о скамью.

Отец Анатолио лежал на земле неподалеку, накрытый одеялом, с обернутым какой-то тряпкой обломком бревнышка под готовой. Жрец Теллеона сидел над ним, обмахивая веером. Ставрийский поп быстро вышел из своей церквушки, неся в руках еще одно одеяло и маленькую подушку. Заметив, что Фуоко сидит, он почти подбежал к ней.

- Ты жива? - осведомился он басом, неожиданно густым и сильным для такого щуплого тела. - Понимаешь меня? Извини, не говорю на иностранных языках.

- Я вас понимаю, - ответила Фуоко. - Я учу камиссу. Извините, я плохо говорю. Что случилось с Анатолио?

- То же, что с тобой, девушка. Зовут тебя как?

- Фуоко. Приятно познакомиться.

- С Анатолем то же, что и с тобой, Фуоко. Ты когда на него прыгнула, дым рассеялся, а вы двое неподвижно лежали. Мы, - он глянул на невозмутимого жреца, - немного попаниковали, а потом решили вас закутать, чтобы не замерзли. Но ты-то легкая, а вот Анатоль больно грузен, вдвоем с места не сдвинуть. Пришлось на земле оставить. Паладаров бы позвать, да терминалы не работают.

- Не работают? - Фуоко почувствовала в животе неприятный холодок. - Опять экстренная эвакуация, что ли? Зорра, ты где?

Она оглянулась по сторонам. Парсы нигде не замечалось.

- Где Зорра? - спросила она. - Моя спутница. Парса. Шестилапая. Мы вместе пришли.

- Пестрая лиса, что ли? - ставриец накинул на голые плечи Фуоко одеяло. Под ним сразу стало жарко, но она не стала его сбрасывать, чтобы не показаться невежливой. - Сгорела она, уж извини, вместе с паладарскими терминалами сгорели. Вон. Хорошо хоть, терминалы дома не подпалили...

Он говорил что-то еще, но Фуоко уже не слушала. Холодок в животе превратился в кусок льда, скрутивший внутренности резким неприятным спазмом. В нескольких шагах от скамьи на земле виднелось большое выжженное пятно. В его центре валялся непонятный комок. Отбросив одеяло, девушка соскочила со скамьи и подбежала к нему. Комок оказался оплавленным куском негорючих полимеров с проглядывающими в паре мест металлическими молниями. Сумка. Заспинная сумка Зорры. Если та даже не успела ее сбросить... Энерговводы! Тело парса, как и любого дрона, могло сгореть, лишь если отказали или оказались уничтоженными энергетические каналы субсвязи! Что случилось? А если Зорра попыталась транслировать себя в тело и сгорела вместе с ним?!

Чувствуя, как трясутся пальцы, Фуоко медленно взяла бывшую сумку в руки. В одном месте из застывшего в кипении пластика торчал подобранный Зоррой камешек. Несколько секунд она тупо смотрела на него, потом спохватилась, бросила мусор на землю и сосредоточилась.

"Кир!" - позвала она, прислушиваясь к ясной ноте друга. - "На-связь".

После недолгой, но жуткой паузы нота завибрировала в ответ.

"Я-Б-У-Н-К-Е-Р. Т-Ы-?"

"Х-Р-А-М. А-Н-А-Т-О-Л-Ь-О-Т-К-Л-Ю-Ч. Н-А-Д-О-П-О-М-О-Щ-Ь".

"П-А-Л-А-Д-А-Р-Н-Е-Т. Г-А-С-Г-О-Р-Е-Л. Б-Ы-С-Т-Р-О-С-Ю-Д-А. И-Д-У-Н-А-В-С-Т-Р".

Когда Фуоко осознала переданное, она задохнулась от нового приступа ужаса. Гатто сгорел, как и Зорра? И паладаров нет? Наверняка, конечно, разумеется, они просто на время эвакуировались. И мало ли что могло случиться с энерговводами - может, из-за Арасиномэ какие-то неполадки. Вернутся через день-другой, когда буря в космосе успокоится, не впервой. Разумеется, ничего особенного не случилось. Надо добраться до бункера, там есть связь со службой охраны...

И тут все вокруг залил мертвенный ослепительный свет. Фуоко вскинула голову - и тут же зажала глаза ладонями и упала лицом вниз, чтобы укрыть их от поднимающегося над океаном чудовищного сияния. Не помогло: еще несколько секунд огненное пятно жестоким шилом ковырялось в слепом глазу, затмив почти пропавший из виду ночной мир, потом пропало. Полежав несколько секунд ничком, девушка приподняла голову и осторожно приоткрыла правый глаз. Над океаном быстро поднимался огромный клуб пара на грязно-серой ножке, сбоку подсвеченный багровым светом садящегося солнца. Под клубом быстро формировалась кокетливая юбочка. Картина выглядела настолько знакомой, но при том настолько невероятной, невозможной, немыслимой, что какое-то время Фуоко тупо смотрела на нее, отказываясь принимать реальность.

Взрыв. Атомный взрыв где-то над морем. Но откуда, как?! Почему?!!

"..Ч-И-Ф-У-Ч-И-на-связь!" - отчаянно билась нота Кириса. - "П-Р-Я-Ч-Ь-В-О-Л-Н-А-И-Д-Е-Т-!"

"Поняла", - заставила она себя откликнуться односложным сигналом. Волна. Ударная волна идет к Хёнкону с океана, как прошлой зимой она шла к Барне и Косому пляжу с забытой всеми школьной экскурсией. Плохо, что вода закрыта растущими на обрыве деревьями - но воздушную волну все равно не увидеть. Очень скоро она дойдет сюда, и тогда... что? Колун... там низкий берег, его зальет... не о нем нужно думать! Она все равно не сможет никому там помочь, слишком далеко, и там есть служба охраны - адмирал Мариси и его люди. Здесь... обрыв возле храмового комплекса - минимум тридцать метров в высоту, волна и близко не достанет. Бункер! Его дверь лишь немногим выше уровня воды, но она толстая, герметичная и рассчитана именно на такой сценарий. Кир успеет запереться и не пострадает. Остается ударная волна в воздухе - и радиоактивная туча, которая очень скоро прольется дождем обратно в море и на побережье. И тогда Хёнкон превратится в новую дестру Хессан - загрязненную радиацией и непригодную для жизни.

Нет, не надо думать о туче. Ударная волна в воздухе вот-вот доберется сюда! На каком расстоянии произошел взрыв - пять цул? Шесть? Сколько осталось времени?

- Бежим! - закричала она попу и жрецу, вскакивая на ноги. - Сейчас ударная волна придет! В заросли! Быстрее! - Она сообразила, что говорит на кваре, который никто из них не понимает. - Бежим туда! Идет... - переключилась она на камиссу - и тут же запнулась, безуспешно пытаясь вспомнить, как сказать "ударная волна". - Бежим!..

Поздно.

Страшный рев ударил ее по ушам. Также, как и на Косом пляже, невидимая лапища оторвала ее от земли, встряхнула, смешав небо и землю в единую кашу, приложила со всех сторон чем-то твердым и впечатала во что-то еще более твердое. Рев и грохот не унимались даже после того, как ее перестало волочить по земле. Земля тряслась. Обламывая ногти, Фуоко до боли вцепилась в какой-то повернувшийся под пальцы корень, потом перехватилась за нетолстый древесный ствол, о который ее ударило. Судьба у меня такая, раз в год кувыркаться под ударной волной, мелькнула в голове ехидная мысль. Ох, когда-нибудь переломает мне руки-ноги... Чтобы защитить глаза от пыли, она крепко зажмурилась. В слепом глазу ночной мир уже даже не метался - он превратился в ровный мерцающий фон, на котором уже не различались отдельные элементы.

Постепенно грохот и тряска сошли на нет, сменившись отдаленным угрожающим гулом. С опаской отпустив ствол, Фуоко приподняла голову и протерла глаза. На пальцах осталась кровь, и лишь сейчас она ощутила легкое жжение во лбу. Похоже, она основательно ободрала там кожу - и не только там: все руки покрывали ссадины и кровоточащие царапины, хотя энергоплазма и не пропускала неприятные ощущения к сознанию. Однако ребра вроде остались целыми, и конечности шевелились нормально. Нет, ничего не сломано, и за то спасибо. Все же не прошла даром школа Джорджио Каллавиро, половину тренировок по ринье посвящавшего правильному падению. Успела-таки сгруппироваться в последний момент.

Местность заметно изменилась. Несколько деревьев на обрыве вывернуло с корнем, и в прорехах атомный гриб виднелся целиком, от расширяющегося книзу бугристого основания на море до все еще возносящегося в стратосферу верхнего клуба. От него медленно катилась крохотная с расстояния стена пара, но вряд ли она могла достичь берега. Скорее, ей предстояло рассеяться задолго до того. На храме Теллеона почти полностью снесло крышу с загнутыми углами, оставив пару нелепо торчащих балок и несколько планок потоньше. Обломки красной черепицы усеивали все вокруг вперемешку с древесными листьями и обломанными ветками. Оба домика, играющие роль церквушек Рассвета, несмотря на свою внешнюю хрупкость, перенесли удар совершенно без последствий. В них даже не вылетели видимые Фуоко окна. Поперек крыши одного из них лежало довольно внушительное дерево с наполовину вывороченными из земли корнями, но металлические листы на крыше и не думали прогибаться. Джунгли вокруг площадки выглядели изрядно потрепанными, и нигде в обозримых окрестностях не наблюдалось ни единой волюты. Видимо, их снесло ударной волной, как порыв ветра сдувает надоедливую мошкару.

На всякий случай придерживаясь за дерево, Фуоко поднялась и оглядела себя. Все тело покрывали такие же ссадины, что и руки. Дура. Ну что стоило надеть какую-нибудь майку для защиты... впрочем, какая майка? Тут и бронежилет не помог бы. Ладно, плевать. Дзии залечит.

При воспоминании о паладарах сердце снова ёкнуло. Она быстро огляделась. Бессознательного отца Анатолио откатило на несколько шагов, закрывающее его одеяло висело на кустах на границе открытой площадки. Ставрийский поп и жрец Миндаллы сидели на земле рядом друг с другом и очумело оглядывались по сторонам. Похоже, не имея такого опыта, как Фуоко, они все еще приходили в себя и собирали мозги и глаза в кучку. Думай, приказала себе девушка. Ты здесь самая продвинутая, так что за них отвечаешь. Думай! Что нужно сделать? Мысли путались, но она все-таки заставила себя рассуждать логично.

Поражающие факторы атомного оружия. Ты читала о них в какой-то книжке. Вспоминай. Начальная вспышка - прошла. Ударная волна - прошла. Радиоактивные осадки - до них еще долго. Радиоактивные... радиация при взрыве! Какую дозу излучения она получила? Нулевую, вероятно: нейтронная радиация на таком расстоянии поглощается атмосферой, а лучевая... если та не проникает внутрь ее тела из медицинских установок, то и от атомного взрыва - тоже. Но здесь рядом три человека! Отец Анатолио... что там про него говорил Дзии после недавнего обследования? Его тело пропитано энергоплазмой, и он тоже, наверное, неуязвим для радиации. А двое других? Наверняка Дзии знает о них все, но ей-то ничего не известно! Вполне возможно, они пострадали. Нужно срочно увести их в бункер, он защитит хотя бы от осадков, и там есть аптечки, где могут найтись противорадиационные средства. Но отец Анатолио без сознания. Его нельзя оставлять одного...

Отпустив дерево, она подошла к кайтарскому попу, шлепая подошвой сандалии (два ремешка из трех порвались, и обувь едва держалась на ноге). Для пробы она попробовала сдвинуть его с места. Большое мужское тело, когда-то весьма мускулистое, а сейчас обросшее изрядным слоем жира, едва пошевелилось под напором ее усилия. Весит не менее полутора сотен катти, а может, и все сто восемьдесят. В одиночку точно не унести. Втроем? Фуоко критически глянула на жрецов. Они уже вроде как пришли в себя и теперь ошарашенно оглядывались по сторонам, осматривая разрушения. Но оба мужичка не выглядели силачами. Скорее, наоборот: щуплые и хилые на вид, на чемпионов по штанге и даже грузчиков они явно не походили. Наверное, втроем все-таки можно справиться, но только с носилками. Носилки есть в бункере. Можно сбегать туда и вернуться - займет полчаса или немного больше из-за сандалии, но зато можно прихватить и Кира с Варой. Кстати, Кир с Варой уже направляются сюда. Если их не слишком сильно приложило, можно задействовать и их. Если бы удалось соорудить импровизированные носилки... из чего?

Она лихорадочно огляделась. Вон одеяло, вон там заросли бамбука, и если их скрепить...

- Дэйя Винтаре! - раздался рядом сухой мужской голос, говорящий на механически правильном кваре. От неожиданности Фуоко подпрыгнула, поворачиваясь. Возле нее в воздухе висела волюта... нет, не волюта, а нечто странное: небольшое облачко синевато-белого тумана, состоящее из завитых спиралями рогов, словно причудливая елочная игрушка. - Дэйя Винтаре, вы меня слышите?

- Д-да... - Горло не слушалось, и Фуоко прокашлялась. - Да, я слышу.

- Хорошо. Я Харлам. Напоминаю, мы встречались на испытаниях двигателя. Вы видите перед собой доработанный фантом второго типа, используемый как транслятор звуковой речи. Не пугайтесь, теперь наши фантомы совершенно безопасны для биоформ. Дэйя Винтаре, я на некоторое время отлучался, а после возвращения не могу выйти на связь ни с координатором, ни с остальными членами Паллийской рабочей группы, ни даже с автономными наблюдательными системами и маяками в окрестностях вашего солнца. Я с трудом нашел даже вас - ваша обычная спутница, Зорра, тоже не отвечает на вызовы. Вы находитесь в постоянном тесном контакте с Кариной Мураций, координатором и Дзии. Вы знаете, что случилось?

- Н-нет... Я... я в виртуальности оказалась... Отец Анатолио кипеть начал, ой, то есть, началось кипение энергоплазмы, я попыталась остановить, провалилась в виртуальность, а там почти драка, Кир как обезьяна, на меня другая обезьяна напала, и еще медведь, а он защищал...

Фуоко сообразила, что несет какой-то бред и заставила себя остановиться. Отогнанный шоком ужас снова вернулся, пробираясь под кожу морозными струйками, туманя глаза. Харлам, Демиург, не может связаться ни с кем и не понимает, что происходит?

- Дэйя Винтаре, пожалуйста, успокойтесь. Я знаком с вашими приключениями - мы все знакомы, потому что очень внимательно за ними следим. Они интересны сами по себе, а с учетом последних данных являются одним из наиболее важных ключей к происходящему. Однако сейчас меня больше интересует Паллийская рабочая группа. Мне известно лишь, что сценарий "Армагеддон" не задействовался, и координатор, который должен оставаться у Паллы в любом варианте, не отвечает на вызовы. Я понял, что вы не в курсе ситуации. Дэйя Винтаре, мне нужно инициировать полномасштабную спасательную операцию, а потому я временно прерву контакт. Прошу вас немедленно вернуться в свою лабораторию и по возможности не покидать ее. Вам категорически нельзя рисковать собой. Я отключаюсь.

- Подождите!

- Да?

- Откуда взрыв? Там, над морем, - Фуоко ткнула пальцем в атомный гриб. Солнце быстро садилось, и одна его половина превратилась в тень на фоне разгорающихся ночных переливов неба, а вторая в закатных лучах угрожающе отсвечивала багровым.

- Нет достоверных данных. Предположение: неконтролируемая цепная реакция в атомном реакторе на кайтарском авианосце как результат флуктуаций метрики.

Фуоко тихо охнула.

"Щит победы". Как она могла забыть? Где-то там находилась охраняющая Хёнкон международная эскадра, и в ее составе - единственный в мире атомный авианосец "Щит победы". Тот самый, с которого стартовал реактивный истребитель Труды Баркхорн и Сани Литвиняк, спасший их с Кирисом от волют прошлой зимой. И теперь его реактор взорвался так же, как похожие реакторы и атомные боеголовки взрывались по всему миру в день Первого Удара. Кайтарский авианосец, эсминцы его эскорта, линкоры и крейсеры ставрийской, ценганьской и кайнаньской эскадр, танкеры и корабли снабжения... И они все, все погибли. Сколько людей только что умерло страшной смертью - сгорели заживо, захлебнулись и задохнулись, еще задыхаются в запертых отсеках опрокинувшихся и утонувших кораблей? Десять, пятнадцать тысяч? Двадцать?

- Там же люди... - губы отказывались слушаться, и она могла лишь неразборчиво шептать. - Внутри...

- Я отправил на помощь группу фантомных боэй. Они спасут тех, кто еще жив. Прошу прощения, но у меня нет времени на разговоры. Возвращайтесь в лабораторию. Конец связи.

Многолучевая спираль перекрутилась совершенно невозможным образом и растаяла в воздухе. Фуоко без сил опустилась на землю рядом с отцом Анатолио. Ее била крупная дрожь. Она пыталась и не могла отогнать видение: внезапно встающий на дыбы пол, врывающееся в иллюминаторы и открытые двери море, раскаляющиеся докрасна переборки, люди, заживо сгорающие в железных мышеловках, словно на гигантских сковородах...

"Ф-У-Ч-И-как-ты?" - запульсировала нота Кириса. - "Г-Д-Е-?"

"Норма", - почти автоматически откликнулась она. - "Т-Ы-?"

"Норма. С-К-О-Р-О-Б-У-Д-Е-М"

"Жду. Отбой".

Фуоко хлестнула себя по щекам, чтобы привести в чувство. Боль почти не чувствовалась, но само движение помогло придушить воображение и сконцентрироваться на реальности. Дура. Следовало попросить Харлама сделать еще одного фантома, чтобы спасти еще и священника. Теперь придется переть его до бункера на своем горбу. Носилки. Возвращаясь к идее, как прикрепить одеяло к бамбуковым палкам? Завернуть петлями и сшить? Нужна большая игла и толстые нитки, а лучше шило и проволока. Где их взять? Может, проще с Киром под руки тащить? Если с ним Вара, она сильная, втроем, меняясь, легче...

Отец Анатолио застонал и слабо пошевелился. Ставрийский поп подошел, опустился рядом на корточки и похлопал его по щекам. Кайтарец приоткрыл глаза и уставился на него мутным взглядом.

- Пить... - сипло потребовал он.

Фуоко вскочила и обвела потрепанную местность взглядом. Бутылка, к которой прикладывался ставриец, торчала из переплетения ветвей и лиан в кустах неподалеку. Каким-то чудом она не перевернулась, и в ней оставалось еще изрядно вина. А вино, как известно, есть алкоголь и примеси, растворенные в воде. Алкоголь на Анатоля не действует, все остальное сгодится. Фуоко поспешно принесла сосуд, и поп немедленно присосался к ней. Когда бутыль опустела, он с досадой отбросил ее и с трудом сел. Фуоко и ставриец помогали. Приковылял, заметно хромая, местный жрец со снятым с кустов одеялом и накинул кайтарцу на плечи.

- Что случилось? - уже заметно бодрее осведомился отец Анатолио, с удивлением оглядываясь и кутаясь в одеяло. - Пехотный полк на природе забухал? Х-хаш...

Он увидел атомный гриб на горизонте и медленно осенил себя косым знамением.

- Вот, значит, как... - пробормотал он. - Вот вам и сон в руку...

- Тесса! - Фуоко затормошила его. - Тесса, вы идти можете? Там атомный взрыв, радиоактивное облако скоро придет! Нужно быстрее в наш бункер уходить, он защитит от осадков. Можете идти?

- Могу ли идти... - Отец Анатолио склонил голову и прислушался к себе. - А ну-ка!

Оттолкнув ее, он неожиданно бодро вскочил на ноги. Его источенные многочисленными пропалинами трусы не выдержали и свалились на землю, и поп, тихо выругавшись, поспешно прикрылся от Фуоко одеялом, обернув его вокруг талии на манер длинной набедренной повязки. Слишком толстое и негибкое одеяло на жирном брюхе висело плохо, и его приходилось удерживать обеими руками. Вид у бывшего солдата "Черных бригад" оказался таким потешным, что Фуоко не удержалась от хихиканья, несмотря на неподходящий момент. Поп грозно глянул на нее, но ничего не сказал.

- Надо идти в нашу лабораторию, господин священник, - сказала девушка на камиссе, обращаясь к ставрийцу. - Сейчас придет радиоактивная туча. Мы здесь умрем. В лаборатории безопасно.

- Что за лаборатория? - удивился тот. - Где?

- Я имею лабораторию паладаров рядом. Бывший бункер. Много места. Еда. Связь. Надо идти сейчас. Мало времени. Атара, надо идти со мной, - переключилась она на встрепенувшегося служителя Теллеона, надеясь, что ее жуткий акцент не помешает ему понять. - Прости, очень плохо говорю на катару. Мой друг говорит. Идти сейчас. Туча... - она запнулась, пытаясь вспомнить, как на катару "радиоактивный", но так и не сумела. - Ядовитая туча. Очень скоро здесь. Надо быстро идти, атара.

- Да, тяма, я понимаю, - поклонился старичок. - Но я хочу остаться здесь. Мой дом, понимаешь? Старый дом. Никогда не покидал, даже при пиратах, и сейчас не хочу.

- Нельзя. Там смерть, - Фуоко ткнула рукой в гриб, чья макушка уже начала расползаться по мерцающему небосводу отвратительной лепешкой, подсвеченной снизу багровыми лучами солнца. Даже на таком расстоянии виднелись тянущиеся вниз, к океану, полосы смертельного ливня. Быстро темнело. - Очень плохая смерть. Идти быстро, атара. Тесса, - она переключилась на ставрийца, - надо идти быстрее, или мы под радиоактивный дождь попадем.

Она махнула рукой, указывая всем направление, и зашагала к лесной тропинке, сейчас перегороженной наполовину обломившимся тонким древесным стволом. Оглянувшись через несколько шагов, она с удовлетворением увидела, что трое мужчин шагают за ней. Чего-то страшно не хватало, и через несколько шагов она поняла: Зорры. Фуоко настолько привыкла к непоседливой парсе, постоянно шныряющей вокруг, с любопытством исследующей местность и отпускающей надменные и ехидные замечания, что без нее казалась себе голой. Гораздо более голой, чем в одних шортах, как сейчас, и даже совсем без них. Только бы Зорра не погибла, только бы не погибла! Во тьме под деревьями мелькнули багровые огоньки, и навстречу не спеша выплыл с десяток волют. Одна из них что-то прозудела, но девушка ее проигнорировала. Трое служителей культа, как она заметила, перебираясь через ствол и обдирая обнаженные бедра о сучья и ветки, посмотрели на волют с опаской, но уклоняться от них не стали.

В лесу уже стояла темень. Едва сочащегося сквозь кроны света хватало лишь на то, чтобы не врезаться головой в деревья. Паладарские фонари не работали -наверняка импульс сжег лампы. Дорогу приходилось буквально нащупывать подошвами. К счастью, здесь, в чаще, деревья не пострадали и на тропу не упали: ударная волна прошла по верхушкам, лишь засыпав землю толстым слоем листьев и тонких веточек. Однако компания все равно двигалась со скоростью страдающей хромотой улитки, что жутко раздражало Фуоко. Еще она старательно отгоняла мысль о том, как они станут разбирать указатели на развилках. Она напряженно вглядывалась не только в реальность, но и в ночной мир в надежде обнаружить там хоть какие-то ориентиры. Без толку. Бешеное мельтешение кончилось, но вместо торжественного вальса полотнищ пламени и графиков математических функций там по-прежнему дергано метались невнятные фигуры, которые не удавалось даже толком рассмотреть. Из-за невидимого горизонта тянуло страхом мамы-розы, и братья с сестрами озабоченно сновали где-то рядом с ней, пытаясь обнаружить и ликвидировать опасность.

Вскоре отцу Анатолио опять стало плохо. Он вдруг тихо захрипел за спиной Фуоко, и мгновением позже раздался глухой шлепок. Девушка резко обернулась, но не увидела ничего. Потом ей все-таки удалось разглядеть два неясных силуэта, склонившихся к земле.

- Эй, Фуоко! - позвал на камиссе ставрийский поп. - Анатоль упал, идти не может. И не говорит.

- Значит, надо нести, - Фуоко на ощупь нашла руку ставрийца и попыталась его поднять. Тщетно. С ее силенками с тем же успехом она могла пытаться сдвинуть с места лошадь. Или быка. - Помогите поднять. Вы с той стороны, я здесь.

Втроем, совместными усилиями, им удалось-таки поднять попа и проволочь его несколько шагов. Потом Фуоко запнулась о корень, упала на коленки и, под тяжестью рухнувшей на нее туши, навзничь на землю. Она забарахталась, выбираясь.

- Так не пойдет, - задумчиво сказал ставриец. - Не дотащить. Слушай, Фуоко, давай-ка ты вперед беги. Сил у тебя все равно мало. Сбегаешь в свою лабораторию, помощь с материка позовешь, а мы уж как-нибудь потихоньку его потащим.

- Я не пойду одна... - начала Фуоко, но осеклась. Далеко впереди между деревьями мелькнул всполох электрического света. Несколько секунд спустя раздался быстро приближающийся топот, и на них выскочили два человека с кажущимися ослепительными фонарями в руках.

- Фучи! - рявкнул Кирис, бросаясь на колени рядом с ней и хватая ее за плечи. - Ты цела? Ты как? Ну?

- Отцепись, дубина, душу вытрясешь, - с облегчением огрызнулась Фуоко. - Я тебя тоже люблю, но нам сейчас его надо до бункера дотащить. И побыстрее, пока туча не пришла.

- Какая туча?

- Я же говорю: дубина ты стоеросовая. Забыл, что в школе рассказывали? После атомного взрыва всегда выпадают радиоактивные осадки. У нас сил не хватило, надо вместе браться.

- Голова у меня не резиновая всякую хрень помнить, - буркнул Кирис. - Что с ним?

- Все в порядке, вака, - просипел сквозь зубы поп, пытаясь подняться. - Уже все в порядке. Сам пойду...

- Вара, взялись, - коротко приказал на катару Кирис, суя фонарь в руки Фуоко и подхватывая его под руку. - Тащим в темпе. Фучи, свети.

Варуйко хмыкнула, но высказываться не стала. Несмотря на духоту, сейчас она носила полную полевую форму: маскировочные штаны и куртку, высокие армейские ботинки, бронежилет. Ее волосы перетягивала черная косынка, а на поясе болтался чехол ножа и кобура любимого пистолета. Она сунула свой фонарь жрецу Миндаллы, затем вдвоем с Кирисом они вздернули Анатоля на ноги и потащили по тропинке с такой скоростью, что Фуоко с трудом за ними поспевала.

Они успели. Когда вечерний бриз с океана донес до них первые запахи озона, чего-то горелого и первую морось, они как раз входили в тамбур лаборатории. Затащив Анатоля в бункер и уронив его прямо на пол, Варуйко вернулась ко входу и тщательно заперла крутящимся колесом засовы наружной двери. Ни Кирис, ни Фуоко никогда им не пользовались (от кого тут запираться, особенно когда лаборатория под постоянным наблюдением Дзии?), так что колесо приржавело и вращалось с ужасным скрипом. Потом Вара повторила ту же операцию с внутренней дверью. Закончив, она взяла один из фонарей и вместе с Кирисом ушла в дверь аварийного склада.

Фуоко осмотрела комнату с помощью оставшегося фонаря. Выглядела она ужасно: оба рабочих стола обуглились, видимо, когда выгорали терминалы паладаров, а на месте кроватей догорали две большие лужи зеленовато-серой жидкости. От призрачного пламени света в комнате не прибавлялось. Стулья и шкафы для одежды не пострадали, но куда положить медленно ворочающегося отца Анатолио, Фуоко решительно не представляла. Конечно, покрывающий пол слой мягкого прочного пластика представлял собой не самое плохое ложе, но все-таки он предназначался для ходьбы, а не лежания.

Пока она раздумывала, в соседнем помещении что-то затарахтело, и тут же в углах комнаты под потолком вспыхнули и начали медленно разгораться два тусклых матовых плафона, никогда на памяти Фуоко не включавшихся. Раньше она вообще считала их какими-то сенсорами, использующимся Дзии, чтобы мониторить их во время сна. Оказывается, аварийное освещение... Где-то тихо зашелестел вентилятор, и в жарком воздухе бункера кожи коснулась еле ощутимая волна приятной прохлады. Потом в комнату вышел Кирис, вытирающий грязные замасленные руки какой-то тряпкой.

- Дизель сработал, - проинформировал он. - Напруга полная, свет есть, горючки на двое суток, холодильники со жрачкой заработали, в общем, жить можно. Койки надо притащить со склада... или нет, нафиг. Можно прямо там разложить и дрыхнуть. Но я его ворочать уже задолбался, - он кивнул на ставрийца. - Фучи, там, снаружи, аварийная кнопка и микрофон. Если кто ткнется, надо впускать.

Из соседнего зала донеслось пронзительное верещание зуммера. Что-то щелкнуло, и быстро, но с паузами заговорила Варуйко - отсюда ее слова Фуоко не разбирала. Кирис прислушался и довольно кивнул.

- Центральный пульт прорезался, - пояснил он. - Нас потеряли... оп-па!

В воздухе посреди комнаты вспухло серое облачко, потом еще одно, еще... Через несколько секунд десятка два волют медленно закружились по комнате, словно по-хозяйски ее осматривая. Кирис недовольно покосился на них, потом пожал плечом и склонился к ставрийцу.

- Анатоль! - позвал он. - Тесса, слышите?

Поп раскрыл мутные глаза.

- Плохо... мне... - пробормотал он. - Сердце колотится... Огненные пятна перед глазами кру...

Договорить он не успел. Его тело обмякло, на мгновение его обволокла и пропала тонкая серая пленка, и он снова потерял сознание. Фуоко склонилась над мужчиной и пощупала пульс на шее. Тот бился слабо, но ровно. Грудь вздымалась равномерно.

- Надо его на раскладушку положить, - неуверенно сказала она. - И вообще, давайте устраиваться. Кир, объясни дядьке, что мы здесь надолго застряли.

Десять минут спустя отца Анатолио устроили на раскладной койке у стены склада, назначенной спальней, подальше от мерно тарахтящего генератора. Энерговвод с материка не работал. Как пояснила Варуйко после разговора с центральным пультом по интеркому, электромагнитный импульс от атомного взрыва вывел из строя какую-то автоматику, и ее сейчас срочно чинили. С пульта проинформировали о повышающемся уровне радиации и отсутствии контакта с паладарами, передали категорический приказ не покидать бункер и ожидать дальнейших указаний, после чего отключились: ведомству адмирала Мариси явно было не до них. Распечатав упаковку с белковыми брикетами, компания поужинала (ставриец и местный жрец с недоверием поначалу их рассматривали, но, войдя во вкус, слопали сразу по две штуки) и начала устраиваться на ночлег. Ложиться спать время еще не пришло, да Фуоко и не думала, что сумеет уснуть второй раз за день. Так что она оставила народ разбираться с книжками и радиоприемником, присоединенным к внешней антенне, и увела Кириса в испытательный зал.

Оба терминала Арены стояли, перекосившись, мертвые и безжизненные, выгоревшие изнутри. От жара их белые основания треснули и потемнели, сквозь полуоткрывшиеся дверцы в слабом аварийном освещении виднелась лишь тьма. С потолка мертво свисали стержни дифракционной решетки большого сканера, обычно в нерабочем состоянии плотно прижатые к потолку. Некоторые из них вывалились из гнезд на пол. Терминал "Лавины" в углу помигивал зеленым индикатором готовности к работе, но экран его терминала тоже оставался черным. Несколько волют лениво дефилировали по залу. Фуоко тщательно закрыла тяжелую дверь в жилую комнату, оседлала стул и взглянула на Кириса.

- Что тебе рассказать успели? - спросила она.

- Что мы попали, - буркнул тот, усаживаясь на другой стул в той же манере и потирая глаза в совершенно нехарактерной для него депрессивной манере.

- А точнее?

- Тут в системе хренова туча Чужих крутится, и старых, и новых. Арасиномэ на самом деле не зверь, а какая-то фигня, в которой они живут, как муравьи в муравейнике. Какие-то кланы у них. Я толком не въехал, потому что волюты навалились, а потом связь пропала, но мы попали в чисто конкретную войнушку. И нас самих могут вот-вот сжевать.

- Конкретнее, - напряженно сказала Фуоко. - Что за муравейник?

- Сеть какая-то. Типа рыбацкой, но между звездами. Или между вселенными. Я ж говорю, координатор только несколько фраз сказать успел. Знаю только, что наша Палла для них вообще незаметна. Так, плюнуть и растереть, на один укус.

- Ххаш... - Фуоко почувствовала, что в груди конденсируется тяжелая ледышка. - И что делать... в такой ситуации, координатор не сказал?

- Да он сам не знает. Паладары не знают, я имею в виду. Они даже вмешаться толком боятся - тут может такое начаться, что от нас даже пыли не останется. Координатор сказал, что они репу чешут, но что оттуда вычешут, меня не спрашивай. А теперь даже связь с ними пропала. И Га больше нет. Ходер, если с ним что-то случится, я сам всех волют нахрен замочу!

- Понятно. Ладно, пока у нас выбора как-то и нет. Наружу нельзя... хотя нам, наверное, можно, нас же радиация не пробивает, но остальным нельзя. Так что сидим и ждем.

- Ну, ждем, - согласился Кирис, поднимаясь. - Фучи, я тут... ну, у меня как бы все восстановилось. Ты как чувствуешь себя? Займемся?..

Он подошел к Фуоко и положил руку ей на плечо. Девушку словно пробило током, и она вдруг почувствовала невероятное, туманящее голову возбуждение. Она коснулась груди Кириса ладонью и медленно поднялась, глядя ему в глаза.

- Кир... - прошептала она, поднимая лицо для поцелуя.

Дверь зала тихо скрипнула, отворяясь, и она бросила в ту сторону недовольный взгляд. У порога стояла Варуйко. Наверняка в другой ситуации на ее губах играла бы ехидная ухмылочка, но сейчас она выглядела, скорее, ошарашенной.

- Эй, вы! - сказала она. - Потом трахнетесь. Гость у нас. Говорит, разговор срочный есть.

- Гость? - удивилась Фуоко, но через порог уже перешагнул незнакомый высокий мужчина.

Совершенно голый и безволосый, даже без бровей, он выглядел странно - но не благодаря наготе, а из-за странного оттенка кожи. Еще секунду спустя девушка сообразила, что это не оттенок. Его эбонитово-черное, как у дачия, тело слегка переливалось и поблескивало, словно покрытое пленкой прозрачной жидкости, меняющей оттенок в зависимости от угла зрения.

- Добрый вечер, молодые люди, - произнес он на кваре глубоким баритоном. - Наконец-то я вас нашел. Кара упоминала о лаборатории на острове, но пришлось обшаривать все окрестности, пока я не заметил ваш бункер. Прошу прощения за странную внешность, фантомные технологии в ваших условиях пока что не отлажены до конца. Могу я спросить, куда вы девали мою дочь?

- Что? - хором откликнулись Фуоко и Кирис, обменявшись ошарашенными взглядами.

- А, я забыл представиться. Меня зовут Джао. Я приемный отец Карины Мураций. Я явился сюда по срочному вызову лишь для того, чтобы обнаружить полное отсутствие следов как Кары, так и всей паллийской рабочей группы. Паладаров, я имею в виду. Так куда вы их девали?

- Никуда мы их не девали, сэрат дэй Джао, - буркнул Кирис, выпуская Фуоко и отстраняя ее себе за спину. Он набычился, словно намеревался наброситься на пришельца с кулаками. - Они все пропали. Самим интересно, куда.

- Так. Прошу прощения за неуместную шутку. Я пытался слегка разрядить ситуацию, но, вижу, сейчас не самый подходящий момент для светской беседы. Да и мое присутствие может оказаться опасным для вас. Ребята, пожалуйста, коротко ответьте на вопрос: какие сцены в виртуальности вы наблюдали в последние минуты перед тем, как... э-э, все пропали? Харлам упомянул про войну проекций этаи, но мне хотелось бы услышать самому.

- Ну... долго рассказывать...

- Дэйя, речь идет о вопросах жизни и смерти - и моей дочери, и всей вашей цивилизации. Я догадываюсь, что последние часы оказались для вас полными потрясений и даже шока, но очень прошу - сосредоточьтесь. Не надо деталей. Несколько фраз, самое основное.

Фуоко вздохнула и посмотрела на Кириса. Тот оглянулся и едва заметно пожал плечами. Ну, в конце концов дядька - паладар... и наверняка Демиург. Если все прочие паладары пропали полностью... ой, мамочки! Ужас снова сжал ее внутренности. Что, если они все-таки погибли? И Карина Мураций, и Зорра, и вообще все? Нет, не время. Нужно сосредоточиться. Если паладары еще живы, им нужно помочь.

Девушка на несколько секунд прикрыла веки, вспоминая и формулируя, после чего быстро изложила суть событий: сражающиеся в пустыне отряды, обезьяна (которая не Кирис) и длиннолапый медведь.

- Значит, они не нападали на вас? - переспросил Джао. - Свои не нападали, несмотря даже на то, что вы атаковали их? Понятно. Спасибо за информацию, дэйя, она очень ценна. Сейчас я вас покину, а вы пока что не оставляйте укрытия. Чистильщики Харлама делают что могут, но мы пока что не в состоянии контролировать атмосферные потоки, так что радиоактивные осадки все равно выпадают над побережьем. Всего...

- Погодите! - отчаянно воскликнула Фуоко. - Дэй Джао, но что происходит? Что за война такая вокруг Паллы?

- Вас не проинформировали? - Джао нахмурился.

- Нет. Киру координатор начал рассказывать, но потом напали волюты, и...

- Ясно. Тогда сделаем так...

В дальней половине зала вдруг возник метровый прямоугольник густого серого тумана. На ее поверхности появились несколько белых пиктограммам, словно на клавишах магнитофона.

- Присутствие моей проекции здесь опасно. Этаи умеют отслеживать каналы субсвязи, и дело может кончиться атакой и гибелью ваших тел, а возможно, и психоматриц. Я оставляю автономный модуль, который расскажет, что удалось выяснить у Стаси до сего момента. Он не связан с остальным миром, так что этаи не обнаружат его, если только не наткнутся случайно. Интерфейс оставляет желать лучшего, но у меня нет ни готовых шаблонов, ни времени на их создание. Ознакомьтесь с материалом как можно быстрее. До свидания.

Фигура пришельца утратила окраску, стала бесцветно-серой и тут же рассеялась в воздухе, словно призрак. Варуйко отпрянула, тихо выругавшись.

- Хрена ж себе... - пробормотал Кирис.

- Кир, давай слушать в темпе, - Фуоко дернула его за плечо. - Потом наудивляешься, сколько влезет.

Она пересекла зал, подошла к туманному прямоугольнику (вблизи тот казался составленным из мириадов микроскопических серых водоворотиков) и решительно ткнула пальцем в пиктограмму пуска.

- Воспроизвожу поток информации малой степени обработки, - сказал мягкий женский голос. - Предупреждение: массив данных объемен и сложен для восприятия. Во время прослушивания рекомендуется периодически останавливать воспроизведение для осмысления услышанного. Вы можете прослушать рассказ снова в любой момент, используя панель управления. Приступаю.

Подошел Кирис с двумя стульями, и Фуоко, поблагодарив его кивком, уселась и принялась слушать неторопливый рассказ, чувствуя, как в груди мерно бухает сердце.

...Арасиномэ не был энергетической формой жизни, всемирным зверем или разумным существом, существовавшим сразу в нескольких вселенных, как изначально полагали паладары. Он являлся лишь крохотнойчастью чудовищно, невообразимо огромной сети каналов и конструкций, соединяющей мириады звездных систем в мириадах вселенных, потрясающей воображение даже Демиургов, создающих вселенные и разумную жизнь просто ради развлечения. В сети жили этаи: непонятные пока существа, являющиеся истинно энергетической жизнью, использующие ее для перемещения между мирами - и для войны друг с другом. И цели, и правила войны пока что оставались неизвестными.

До самого последнего времени единственным представителем цивилизации Демиургов, наблюдавшим за этаи, оставалась Станция мира Брагаты, получившая позже имя Стаси. Как и Станции возле Паллы, Стаси сумел вовремя среагировать на вторжение, обнаружив быструю гибель сенсоров в планетарной системе. И, в отличие от Паллы, он сумел не только спасти местную цивилизацию и Демиурга, но и свою психоматрицу.

Спас его случай. По заказу Игрока Конструктор снабдил планету двумя массивными перекрещивающимися кольцами из осколков раздробленного планетоида. Поскольку такая конфигурация не могла оставаться стабильной само по себе, Стаси управлял ею с помощью множественных гравитационных стабилизаторов. С помощью этих конструктов, а также массы вещества, заключенной в обломках, он успел создать вокруг планеты полноценный защитный кокон, полностью сохранивший исходные законы физики. Кокон спас Игровой мир, который даже не пережил ничего, напоминающего страшный Удар на Палле. Его цивилизации, едва поднявшейся до железного века, до развития космических технологий оставались еще тысячелетия, так что единственным следствием стали интересные изменения в местных религиях, связанные с изменившимся небосводом.

Однако насколько хороша ситуация оказалась внутри кокона, настолько же она стала плоха за его пределами.

Стаси полностью утратил свои эффекторы в звездной системе, равно как и якорный гиперканал, соединяющий ее с Большой Вселенной. Фактически он оказался отрезанным от остального мира, ограниченным в его восприятии только тем, что проникало сквозь границы кокона. Создаваемые за пределами кокона сенсорные массивы либо немедленно разрушались, попадая в зоны аномальности, либо, за пределами аномальной зоны, быстро прекращали функционировать по необъяснимым причинам. Не помогло даже то, что перепуганный Игрок, следуя протоколу экстренных мер, снял с него ограничения на развитие интеллекта выше первого уровня, традиционного накладываемые на Станции. Стаси немедленно поднял свой уровень до третьего, но на том его возможности исчерпались. Дальнейшее наращивание требовало вычислительных мощностей на базе конструктов, создаваемых в сверхчистом вакууме, найти который в окрестностях планетарной атмосферы не представлялось возможным. Требовалась гиперсвязь с фантомами в областях космоса, отдаленных от поясов вещества. Однако именно гиперсвязь оставалась вне закона.

Еще на первом уровне интеллекта первая же попытка создать такие фантомы далеко за пределами планетарной системы едва не привели к катастрофе. Уже несколько секунд приемные точки гиперканалов подверглись массированной атаке неизвестных сущностей энергетической природы, оперировавших пространственным деструктором в микроскопических масштабах так же непринужденно, как люди орудовали ножами и вилками. От полного уничтожения Стаси, а вместе с ним и всю планету, спасло лишь то, что пришельцы не могли существовать в нормальном пространстве точно так же, как фантомы Демиургов не могли существовать в аномальном: поскольку локальные законы физики, в отличие от Паллы, остались полностью неизменными, Чужие не могли проникать внутрь кокона даже в грубом измененном виде. Потеряв несколько узлов центральной шины гиперсвязи и едва не утратив собственную психоматрицу, Стаси немедленно прекратил эксперименты. После этого пришельцы больше его не беспокоили. Планету просто оставили в покое.

После повышения уровня интеллекта Стаси возобновил попытки исследования. Лептонные флуктуации на границе кокона делали практически невозможными точные наблюдения окружающего мира. Однако Стаси быстро изобрел обходной путь. Вместо традиционного метода, подразумевавшего гиперсдвиг фантома сразу в нужное место и его контроля с помощью гиперсвязи, он начал создавать автономные фантомы внутри кокона. Выпуская их за пределы защитной сферы, он прибег к античному, со времен Старой Земли не используемому методу коммуникаций: радиосвязи. Применить субсвязь, которую позже с успехом использовали паладары, он не рискнул из опасения, что она вызовет ту же реакцию, что и гиперсвязь. Несмотря на медленность прохождения радиосигнала через трехмерное пространство и его серьезные искажения при проникновении через границы кокона, метод работал. Фантомы массово гибли, покидая защищенное пространство - и из-за граничных флуктуаций, и из-за случайных областей повышенной аномальности, и из-за продолжающихся атак Чужих, но часть все-таки выживала. Поскольку энергетические каналы от звезды сохранились в целости и недостатка в энергии Стаси не испытывал, уже очень скоро звездную систему наводнили сонмы его зондов.

Брагата, оправившись от неожиданного изменения обстановки, неспособный ничего изменить и отрезанный от Большой Вселенной и собратьев, философски пожал плечами и снова погрузился в игру. Все исследования он возложил на Стаси - да и не мог ничем ему помочь, поскольку никогда не занимался наукой и знал физику немногим лучше среднего старшеклассника в Кайтаре.

Исследования Стаси продвигались медленно. Однако человеческие эмоции чужды небиологическим интеллектам. Не зная, что такое усталость и отчаяние, Стаси педантично экспериментировал с фантомными структурами. Третий уровень интеллекта вкупе с собранными массивами данных позволил ему в конце концов модифицировать известные технологии для создания фантомов, способных существовать в измененном пространстве. За пределами кокона они по-прежнему гибли из-за применения против них пространственного деструктора, но Стаси в конце концов обнаружил энергетические конструкты Чужих, его использующие. После долгого терпеливого подбора параметров ему удалось создать фантомы, мимикрирующие характерные эмиссионные сигнатуры чужих структур. Атаки резко сократились в количестве, и Стаси наконец-то получил относительную свободу действий. Его фантомы по-прежнему гибли при попытках установить контакт с Чужими, но применение новой технологии дала неожиданный результат. Скрупулезный сбор и обработка информации позволили подсмотреть методы, используемые Чужими для обнаружения каналов гиперсвязи и точек гиперсдвига.

В течение полутора локальных веков, на Палле из-за разнонаправленности временных векторов уложившихся в несколько лет, Стаси скрывался, отправляя зонды наблюдать, собирать информацию и систематизировать ее. Часто, очень часто сенсорные блоки гибли, поглощенные или уничтоженные этаи, как Стаси назвал Чужих. Однако и того, что они успевали заметить и передать, хватало для обнаружения закономерностей. С течением времени Стаси понял, что этаи вовсе не являются монолитной расой. Они делились на большие и малые кланы, то ли воевавшие друг с другом, то ли участвовавшие в какой-то игре с неведомыми правилами. Фантомы Стаси они уничтожали просто потому, что те не умели правильно ответить на запрос "свой-чужой". Держась от них на расстоянии и избегая определенных шаблонов активности, удавалось резко снизить количество нападений.

Также Стаси обнаружил, что логика перемещения этаи между мирами радикально отличается от привычной. Демиурги создавали либо ядро будущего фантома, после чего отправляли его в нужную точку пространства методом гиперсдвига, одновременно сохраняя прокол в одиннадцатимерном пространстве как канал гиперсвязи. Метод работал безукоризненно внутри пузырей-вселенных, однако трансграничный переход таким методом являлся опасным, а потому требовавшим серьезных мер дублирования и прочих средств повышения безопасности. Это резко замедляло процесс, не позволяло перемещать вещество и, как выяснилось при создании поколения Младших Демиургов, плохо влияло на психоматрицы чисто биологического происхождения. Этаи же поступали совсем иначе. Смещая и прокалывая участки пространства, они уже не позволяли образовывающемуся туннелю схлопываться в вибрирующую струну гиперканала. Они просто фиксировали его, оставляя стабильные проходы, соединяющие удаленные участки пространства словно магистральные шоссе. Такие тоннели позволяли всем желающим перемещаться, не используя технику гиперсдвига.

Разумеется, Стаси не преминул воспользоваться новой возможностью.

Запрет на гиперсвязь и утрата маяка, соединяющего Игровой мир с Большой Вселенной, отрезали его и Брагату от остальных Демиургов. Однако замаскированные фантомные модули Стаси могли перемещаться по каналам этаи точно так же, как и сами этаи. Сразу выяснилось, что входы в тоннели с разных сторон прикрывают сторожа разных кланов, так что поначалу разведчики просто гибли сразу после перехода. Но, зная о причине, Стаси быстро справился и с этой проблемой, научившись избегать пристального внимания остальных чужаков. Фантомы по-прежнему продолжали пропадать, но некоторые все же возвращались - и иногда им удавалось приносить крупицы бесценной новой информации. Рассылая бессчетные тучи разведчиков, Стаси превратился в паучка, притаившегося в уголке гигантской паутины, по которой сновали миллиарды других пауков, крупных и агрессивных. По дрожанию отдельных ее нитей он пытался строить совершенно новую не только для себя, но и для Демиургов в целом картину мира.

А картина потрясала воображение.

Количество населенных миров, созданных Демиургами для собственного развлечения, ограничивалось десятками тысяч. Количество миров, связанных незримой паутиной гиперканалов этаи, превосходило их по крайней мере в тысячу раз. Чем больше звеньев паутины отделяло звездную систему Стаси от нового мира Чужих, тем выше оказывался риск обнаружения фантомов во время смещения, тем меньше их возвращалось с данными. Расстояние в полтора десятка переходов оставалось практическим предельным. Но даже и его хватало, чтобы с помощью поиска в ширину на ненаправленном графе (так сформулировала Фуоко, фыркнув в адрес нетянучего Кириса, не врубающегося в простейшие вещи) оценить сложнейшую структуру ближайшей паутины.

Цели и методы войны этаи оставались загадочными. Иногда соперничающие кланы вторгались на территорию других кланов, в одиночку или с союзниками, иногда гибли сами, иногда уничтожали противника - но иногда совершенно необъяснимо вдруг прекращали сражение и мирно расходились "по домам". А иногда кланы вдруг сливались воедино, случалось, прямо посреди жаркой схватки, уничтожающей десятки кубических лет пространства со всем его содержимым. Иногда они дробились на независимые кланы - обычно союзнические, но иногда начинавшие враждовать сразу после обретения независимости.

Кланы этаи также отличались характерами: некоторые постоянно вели захватнические войны, некоторые сидели в одной звездной системе, обороняясь от чужих вторжений. Но все кланы объединяла одна черта: они постоянно строили межзвездную сеть гипертуннелей, протягивая ее между мирами. Как правило, узлы сети создавались вблизи звезд, пульсаров, коллапсаров и прочих источников сырой энергии, но иногда - просто в пустоте вдали от любых объектов, доступных сенсорам разведчиков Стаси для обнаружения. Систему и здесь обнаружить не удалось: иногда один или несколько союзных кланов вдруг выполняли гиперсдвиг в, казалось бы, совершенно случайном направлении и создавали очередной узел. Несколько раз Стаси обнаруживал гипертуннели, соединяющие пустые ничьи миры без единой стабильной структуры этаи и даже без сторожей.

Однако ни один из обнаруженных Стаси узлов не находился в Большой Вселенной (или как минимум на расстоянии распознаваемости Млечного пути), а потому неб не мог передать накопленным им знания кому-то, способному использовать их для установления контакта. Ему оставалось лишь тихо сидеть в уголке паутины и терпеливо рассылать разведчиков, проверяя состояние хотя бы той части сети, что оставалась ему доступна. Именно так в один прекрасный момент он обнаружил новый канал к звездной системе, где, как оказалось позже, находилась Палла.

Судя по всему, этаи не имели ни малейшего представления о том, что такое жизнь на основе твердого вещества - вероятно, просто потому, что встретились с ней впервые за свою историю, или же потому, что попросту уничтожали ее самим своим появлением, даже не замечая. Лишь в одной из занятых ими звездных систем обнаружилась планета в зоне жидкой воды, покрытая тонкой пленкой органической жизни. Но и та не поднялась в своем развитии выше простейших, не обладавших нервной системой (благодаря чему и выживших в измененном пространстве). Еще на одной планете нашлись руины зданий давно вымершей расы, так и не открывшей даже электричество. В общем, у этаи не находилось даже поводов подозревать, что в мире существует кто-то помимо их самих.

Однако Палла с точки зрения Чужих являлась, очевидно, загадочной аномалией. Окрестности одной из ее планет не только сопротивлялись попыткам преобразования пространственной метрики, но еще и генерировали упорядоченную электромагнитную активность необъяснимого происхождения. Более того, континуум возле планеты превращался в нечто странное по мере ее движения сквозь пространство. В нечто, радикально отличное как от окружающего систему естественного континуума, так и от того, что этаи создавали в качестве комфортной для себя среды. Хотя этаи обычно оставались абсолютно равнодушны к вещественным объектам, от недостатка любопытства они не страдали. Так что в звездной системе толпились представители минимум трех кланов этаи, не только не атакующие друг друга, но и проявляющие склонность к нехарактерной долгосрочной кооперации.

Их миролюбивость позволила Стаси тщательно исследовать звездную систему и саму Паллу с помощью спешно отправленного туда прокси-модуля. Максимальный размер фантома, способного пройти через гипертуннель, не привлекая внимания сторожей, являлся относительно небольшим, что ограничивало мыслительные способности прокси вторым уровнем. Но даже в таком виде он немедленно распознал генераторы метрики на основе технологий Демиургов в двух лунах Паллы, а также спектральные линии хлорофилла на ее поверхности. Вывод следовал однозначный: Стаси наконец-то нашел один из Игровых миров. Однако все попытки контакта с местной управляющей Станцией в электромагнитном диапазоне остались без ответа - та либо погибла, либо успела эвакуироваться вместе с Игроком при вторжении этаи. Но с поверхности планеты шло структурированное электромагнитное излучение, а следовательно, там все еще существовали разумная жизнь и цивилизация.

Императивом нулевого уровня, служащим базой психоматрицы любой Станции, является наблюдение, а по возможности - и защита цивилизации Игрового мира. И потому Стаси попытался немедленно принять вновь найденную планету под свое крыло. Но тут возникли осложнения.

Каждая контролирующая Станция на игровых площадках обладает полной базой знаний о внутризвездных процессах и их эволюции, поскольку им зачастую приходится контролировать свою собственную звезду. Благодаря имеющейся информации Стаси распознал, что звезда Паллы постепенно менялась. В ней начинались процессы, абсолютно нехарактерные для желтых карликов. Пока еще медленно, почти незаметно повышалась температура и нарастало давление во внутренних областях, сдвигался спектр излучения, повышалась его интенсивность, рос поток высокоэнергетических нейтрино. Обнаружив нестандартную ситуацию, Стаси немедленно экстраполировал идущие процессы с помощью известных ему моделей. Выходило, что в самом скором времени - несколько сотен планетарных лет как максимум - окрестности звезды в лучшем случае станут непригодными для биологической жизни из-за слишком интенсивной солнечной радиации. В худшем звезда могла стать сверхновой.

Наука Демиургов не допускала подобного сценария для одиночной звезды столь малой массы, но либо этаи умели взрывать подобные звезды, либо просто накачивали ее энергией через канал структуры, видимой в оптическом спектре как большой красный сгусток. В одном из узлов сети этаи Стаси уже обнаружил загадочную картину: черную дыру малой массы, окруженную расширяющимся ударным фронтом взрыва сверхновой. С учетом наблюдений за солнцем Паллы там вполне мог произойти взрыв нехарактерно мелкой звезды с ее последующим схлопыванием в коллапсар вместо образования обычного пульсара. Сколько времени оставалось существовать Палле, спрогнозировать за такое краткое время наблюдения представлялось невозможным. Однако сам прогноз заставлял предполагать худшее - что время на исходе.

Второй проблемой стало то, что ни фантомы Демиургов, ни структуры этаи не могли существовать в околопланетном пространстве, где лунные генераторы метрики создавали пузырь уникального континуума. Однако этаи в конце концов сумели подобрать способ создавать в нем более-менее стабильные структуры. Чтобы сопротивляться лептонной энтропии, энергетические поля приходилось сворачивать в сложные структуры, из-за чего они превращались в энергоплазму - странную субстанцию, промежуточную между обычной энергией и веществом, напоминающую серую слизь. Но полностью преодолеть особенности паллийской защитной сферы не смогли даже этаи, из-за чего энергоплазма легко теряла стабильность и разрушалась из-за кинетических и термических воздействий. Кроме того, зонды этаи, наиболее оптимальной стабильной формой для которых стал скрученный спиралью эллипсоид, оставались недолговечными и крайне грубыми, не способными на тонкое восприятие. Поэтому исследовать с их помощью околопланетарное пространство оставалось крайне сложным.

Этаи также пытались пойти экстенсивным путем, создавая большие конструкты - то, что люди Паллы назвали кольчонами. Внутри конструктов метрика менялась на комфортную для этаи, позволяющую им нормально функционировать без создания зондов-волют. Однако участки планетарной поверхности, накрытые кольчонами, немедленно утрачивали свои странные электромагнитные свойства и становились скучными и неинтересными.

Более того, с течением времени волюты и кольчоны начали разрушаться из-за контакта с еще одним совершенно необъяснимым для этаи явлением. Некоторые крупицы твердого вещества на Палле каким-то образом игнорировали гравитацию. Перемещаясь рядом с планетарной поверхностью, они высвобождали значительную тепловую и кинетическую энергию, дестабилизирующую чувствительные структуры их конструктов. Попытки анализа странных объектов не дали ничего: при контакте с зондами, а тем более с кольчоном они утрачивали загадочные свойства, как и планетарная поверхность. Еще иногда на поверхности появлялись источники довольно мощного когерентного излучения, что, видимо, вообще не лезло ни в какие ворота. Во всяком случае, каждый раз после применения людьми лазерных пушек количество структур этаи, сопровождавших планету, возрастало на порядок, сокращаясь до прежнего уровня в течение нескольких часов.

Наконец, еще одной проблемой Стаси оказались разнонаправленные векторы времени. Грубо говоря, время возле Паллы текло гораздо быстрее, чем там, где он затаился, а векторы времени в промежуточных узлах сети, отделявших две системы друг от друга, давали большие задержки при перемещениях фантомов. В отличие от этаи, передвигавшихся от туннеля к туннелю с помощью гиперсдвига, фантомам приходилось медленно тащиться в обычном пространстве со скоростью света. Прокси-модулю, не обладающему развитым интеллектом, приходилось постоянно отправлять Стаси пакеты с собранной информацией для дальнейшей обработки, что выливалось во многие декады задержек. Получив пакет, Стаси анализировал его и отправлял обратно к Палле корректировки программы, что удваивало задержку. Из-за такой схемы до появления паладаров Стаси успел провести лишь считанные циклы обмена сообщениями и корректировки программы.

После первых циклов обмена данными Стаси быстро осознал, в каком состоянии находится цивилизация Паллы. Мертвые спутники на околопланетарных орбитах, не менее мертвые автоматические исследовательские станции на поверхностях лун, радиационное заражение огромных территорий говорили сами за себя. Но цивилизация продолжала существовать: радиосигналы и спектрографический анализ атмосферы свидетельствовали, что она не скатилась в средневековье и сохранила по крайней мере часть накопленных достижений и промышленности. К несчастью, Стаси не знал ее состояние точно и даже не мог связаться с ней с помощью радиосвязи: сигналы прокси-модуля настолько искажались на фоне пограничных лептонных флуктуаций, что паллийцы, утратившие компьютеры, просто не воспринимали их как сигналы разумного происхождения. Проникнуть же внутрь защитного кокона прокси не мог, не распавшись. Кроме того, Стаси, изначально являвшийся инструментом для управления игровым континуумом, попросту не знал ни одного языка Паллы, и у него отсутствовали лингвистические модули для их анализа.

И тогда Стаси пошел на рискованный шаг. К тому моменту, пользуясь более быстрым течением времени в своем мире, он вдумчиво исследовал технологию этаи, позволяющую создавать стабильные вихреполевые структуры внутри паллийского защитного кокона, и построил несколько наиболее вероятных физических моделей, в теории позволявших проделать то же самое ему самому. Он отправил к Палле еще несколько прокси-модулей, под завязку нафаршированных модулями игровых виртуальностей Демиургов, а также оснащенных новыми генераторами фантомов. Также прокси-модуль получил довольно примитивную программу для обучения языку при прямом контакте с его носителем. Замысел Стаси заключался в создании фантомов внутри кокона и использовании спроецированных на них элементов виртуальности для установления сначала визуального, а потом и полноценного речевого контакта. Риск состоял в том, что для создания и контроля фантомов требовалось использовать гиперсвязь, что могло повлечь атаку этаи. Предполагалось, что один прокси начнет создавать и контролировать модули контакта, а остальные станут следить за ним и реакцией этаи, обмениваясь данными через радиосвязь. Ни самому Стаси, ни Палле такие действия не угрожали. В крайнем случае Стаси терял несколько прокси и какое-то время, потраченное на бесплодные попытки.

Его замысел оправдался и не удался одновременно.

То ли благодаря совершенной мимикрии, то ли просто по беспечности вдали от туннелей, но поначалу этаи не обратили внимания на гиперканалы прокси-модуля. Прокси удалось создать фантомы внутри защитного кокона, практически неотличимые от волют. Но выяснилось, что попытки генерировать изображения с их помощью блестяще проваливались. Более того, попытки сблизиться с людьми вызывали у тех паническую реакцию, бегство и агрессию. Ни о каком контакте в таких условиях не могло идти и речи. Однако Стаси сдаваться не собирался. Получив информацию об итогах первых экспериментов внутри кокона, он отправил прокси новые инструкции, корректирующие технологию.

И в тот момент, когда прокси получил их, этаи все-таки обратили на него внимание.

Выявленного чужака этаи не уничтожили, вероятно, из-за повышенного любопытства к планете и ее окружению. Вместо того они попросту захватили его, ассимилировав в своих структурах. А ассимилировав - разобрали на части, проанализировали и собрали обратно, добавив множество загадочных элементов и гиперканальных интерфейсов, назначения которых позже не смог понять даже сам Стаси. Но диагностический модуль после активации обнаружил лишь странный провал в памяти и отсутствие других проблем, а потому прокси продолжил работать по заданной ему программе. И занимаясь этим, он внезапно обнаружил, что некоторые из гиперканалов связывают его с энергоплазмой, явно взаимодействующей с центральными нервными системами людей. Характерные биоритмы человеческого мозга прокси-модуль Станции, специализирующейся в том числе на эффекторах и интерфейсных коконах, не мог бы спутать ни с чем в мире.

Несмотря на то, что гиперканалы создали этаи, захваченный прокси-модуль обнаружил, что может прекрасно с ними работать. Более того, энергоплазма на дальних концах канала поддавалась воздействиям почти в той же манере, что и фантомные модули, созданные самим модулем. Собранные результаты наблюдений он добросовестно переправил владельцу. Получив новые данные, Стаси (как и ученые паладаров много позже) пришел к единственно доступному выводу: этаи поступили со странным незнакомцем так же, как человеческие ученые поступают с животными при наблюдениях в естественной среде. Иными словами, ему повесили на шею ошейник с передатчиком, увешали весь лес внимательно следящими телекамерами и даже разместили в нем множество корыт с разнообразным кормом, чтобы лучше выявить предпочтения.

В этой странной ситуации Стаси мог отдать всем прокси приказ изобразить из себя мертвых и прекратить всякую активность, чтобы усыпить бдительность этаи и продолжить эксперименты позже. Такой вариант являлся наиболее безопасным, но при том не давал никаких гарантий, что в будущем ситуация изменится к лучшему, и расходовал драгоценное время. Кроме того, он понял, что ему наконец-то выпал шанс установить прямой контакт с Чужими. И Стаси решил действовать активно. Он отправил прокси-модулям новые инструкции. Получив их, все прокси, кроме захваченного, перешли в полностью пассивный режим, чтобы исключить свое обнаружение этаи, лишь изредка активируясь для сканирования планетарной системы и обнаружения изменений. Захваченный же прокси занялся сразу двумя делами одновременно: преобразованием энергоплазмы в человеческих телах в интерфейсные коконы и попытками контактов с этаи.

Подстройка даже идеально работающего интерфейсного кокона к "ветру в листве" человеческого мозга (здесь Фуоко лишь молча пожала плечами в ответ на недоуменный взгляд Кириса) требовала значительного времени. В нормальных условиях интерфейсный кокон видит, слышит и чувствует то же самое, что и человек, перехватывает и сопоставляет его нервную активность с получаемой извне информацией и поведением, изучает абстрактную активность мозга и связывает ее с теми или иными образами, воспоминаниями, раздражителями и так далее. Фактически кокон является первой стадией создания постепенно улучшающейся модели нервной системы, в первую очередь мозга, в дальнейшем служащую для переноса сознания на иной носитель. Но прокси не мог сформировать из энергоплазмы полноценный сенсорный массив, чувствующий вместе с человеком. Более того, энергоплазма передавала сигналы нервной системы в хаотично искаженном виде, а попытки воздействовать на нервы с ее помощью поначалу очень часто приводили к полному пропаданию сигнала - вероятно, гибели подопытного из-за выгорающих нервов.

Однако после множества экспериментов (Фуоко содрогнулась, представив, сколько людей стали их жертвами) прокси удалось, наконец, подобрать параметры, позволяющие более-менее уверенно взаимодействовать с нервной системой зараженных людей. И тогда, базируясь на эвристических алгоритмах распознавания мозговой и периферийной активности, общей для всех существ на базе классического человека, прокси начал адаптировать прообразы новых интерфейсных модулей к носителям. Хотя поведение энергоплазмы в биологических телах во многом оставалось хаотичным, и из-за дестабилизации кокона (позже названного "кипением энергоплазмы") биоформы погибали гораздо чаще, чем хотелось бы, холодный разум Стаси счел потери приемлемыми. Первый этап завершился. Настал второй: построение полной нейрофизиологической модели, позволяющей передавать людям Паллы внятные образы и звуки, а позже - и полный спектр ощущений. Требовалось лишь набрать массив данных для анализа, сопоставляя наведенный сигнал и реакцию на него.

Биоформы не могли не реагировать на такое бесцеремонное вторжение в их нервную систему. По большей части наведенный сигнал воспринимался ими в виде хаотичной пляски огненных линий и пятен, а также какофонии звуков. Чтобы не разрушить психику биоформ, сигнал являлся очень слабым и подавался лишь изредка, обычно во сне, определяемом по характерным проявлениям дельта-ритмов, так что большинство людей не осознавали его присутствия. Хотя такой метод резко замедлял исследования и осложнял верификацию результата, прокси упорно продолжал экспериментировать, постепенно приближаясь к нужному результату.

И так получилось, что первым человеком на Палле, сумевшим не только выжить после активации прототипа интерфейсного кокона на смешанных технологиях этаи и Демиургов, но и быстрее всех интегрироваться с ним, стала девочка по имени Фуоко Деллавита. Хотя энергоплазма, проникшая в ее тело, в некоторой степени повредила ткани, в целом активация прошла успешно. Подопытный образец выжил и медленно, но неуклонно двинулся по пути адаптации.

- Это я-то подопытный образец? - осведомилась Фуоко, невольно поглаживая пальцами едва заметный шрам на левой груди, оставшийся после злосчастного инцидента с волютами и прогулочной яхтой. Инцидента, после которого она превратилась в эйлахо. Невидимая рассказчица замолчала, на панели управления замигал значок паузы. - Встречу Стаси в следующий раз - башку ему откручу за такие опыты!

Что-то громко щелкнуло за стеной, свет мигнул и тут же разгорелся гораздо ярче, чем до того. Глухое тарахтение генератора стихло, и наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом вентиляции.

- Энерговвод с материка заработал, - зачем-то сообщил Кирис. - Починили, видать.

- Я поняла. Давай дальше слушать, - Фуоко наклонилась вперед и ткнула пальцем в значок воспроизведения.

Несколько циклов сбора данных и корректировки технологии практически позволили достичь нужной цели. Однако тут, непосредственно перед появлением паладаров, в дело снова вмешались Чужие.

Параллельно с адаптацией интерфейсного кокона прокси начал передавать по всем гиперканалам, не связанным с людьми, модулированные сигналы для этаи. В качестве базы для сигналов прокси задействовал то единственное, что имелось в распоряжении Станции, не запроектированной для контакта - все те же игровые виртуальности. Стаси рассудил, что если этаи сумели разобраться с весьма сложными схемами прокси, то и сигналы виртуальности они как-нибудь проанализируют. И он просто отдал прокси приказ транслировать по молчащим каналам полноценный поток данных с сотен и тысяч виртуальных игровых площадок, как если бы на том конце находились настоящие игроки-Демиурги.

В течение нескольких паллийских лет Чужие упорно молчали, никак не давая понять, что принимают передачи от прокси. Но в один прекрасный момент, когда интеграция интерфейсных коконов вышла на финишную прямую, они попросту принялись контролировать их самостоятельно. По всей видимости, в конце концов они сопоставили нервную активность людей с аналогичными шаблонами, содержащимися в транслируемых им сигналах игровых площадок. Более того, они начали анализировать человеческие тела на атомарном уровне, разбирая по косточкам идущие в них биохимические и биоэлектрические процессы. И после примерно двух лет экспериментов они научились изменять человеческие тела так, как им заблагорассудится.

Каким образом этаи достигали таких впечатляющих результатов с помощью настолько грубых инструментов, не смог разобраться не только прокси-модуль, но и сам Стаси. Однако факт оставался фактом: воздействуя на вегетативную нервную систему, этаи научились изящно и непринужденно управлять биохимическими процессами как организма в целом, так и отдельных его клеток. Первые их эксперименты зачастую приводили к перерождению нервных тканей в нейробластомы. Среди прочего прокси-модуль бесстрастно зафиксировал несколько тысяч смертей, вызванных злокачественными опухолями головного и спинного мозга.

Однако этаи очень быстро разобрались, что именно приводит к нарушениям электробиохимической активности в теле, и начали действовать гораздо аккуратнее. Они исключили воздействие на мозг, ограниченный твердой черепной коробкой и не имеющий пространства для роста, и сосредоточились на периферической нервной системе. Благодаря их воздействию нервная ткань не просто разрасталась, но мутировала, перерождаясь в невиданные и в живой природе, и у Демиургов формы. Перестроенная нервная система становилась менее уязвимой к лептонным флуктуациям энергоплазмы и усиленным биотокам, а также лучше принимала наведенные извне сигналы, что резко упростило для прокси-модуля подбор параметров взаимодействия. Также этаи сумели каким-то образом подавить аутоиммунный ответ организма, уничтожающий перестроенные ткани. Трансформированные биоформы приобретали гораздо более высокую устойчивость к внешним воздействиям на нервную систему, чем ранее. Кроме того, этаи начали создавать дублеры нервных систем. Повреждения, ранее летальные (Кирис невольно потер шею в том месте, где его ударила упавшая со стеллажа труба), теперь компенсировались за счет трансляции импульсов в обход, через энергоплазменные структуры, возникающие в пропитанных ей телах.

Раз осознав важность биологических носителей электрической активности, этаи уже не отступали. Они подошли к делу со всей серьезностью вдумчивых исследователей. Вскоре точность их операций внутри защитной планетарной сферы резко повысилась благодаря формированию подземных энергоплазменных линз. В совокупности с конструктами в космосе и мобильными зондами-волютами те создавали нечто вроде гигантских томографов. Заражению энергоплазмой начали подвергаться не только люди, но и прочие паллийские биоформы, имеющие нервную систему - начиная от крупных млекопитающих и кончая червями и насекомыми. Более того, осознав, что лептонные флуктуации пагубно сказываются на биоформах, этаи принялись рьяно экспериментировать с вариантами, постоянно повышая стабильность энергоплазмы и уменьшая вероятность фатальных сбоев. С течением времени им удалось модифицировать даже кольчонов, изменив их внутреннюю метрику - теперь области аномального пространства уже не убивали попавших внутрь людей.

А потом прокси зафиксировал, что интерфейсные коконы начали массово превращаться в считывающие. Процессы в вегетативной нервной системе многих индивидов начали показывать все возрастающую степень корреляции с идущим по гиперканалам трафиком этаи, в то время как активность коры головного мозга начала падать. Этаи шли по тому же пути, что и Демиурги: создав полную модель "ветра в листве", они исключали ненадежный биологический носитель, передав управление модели и подавляя оригинал. Однако в течение очень долгого времени они не понимал, что построение модели требует продолжительного времени, из-за чего перенос сознания проваливался. Иногда жертвы неудачных экспериментов умирали, иногда же активность их мозга внезапно восстанавливалась, а влияние этаи опускалось практически до нуля - этаи оставляли в покое неудачные образцы. Однако с течением времени Чужие накопили данные наблюдений и начали работать с человеческим сознанием все более аккуратно. И вскоре прокси зафиксировал первые полноценные переносы человеческих психоматриц в неизвестную даль.

Трансформированные люди по-прежнему жили, дышали, ели и пили, по-видимому, не замечая никаких изменений, но ритмы и импульсы их головного мозга больше не являлись самостоятельными. Они подчинялись командам извне, приходящим через гиперканалы. Причем, судя по реакциям трансформированных, сигналы, генерируемые органами чувств тела, подвергались фильтрации: все, что выходило за рамки шаблонных процессов, либо полностью обрезалось, либо пропускалось лишь частично...

- То есть что мы боль не чувствуем и на снотворные не реагируем?..

- Ага, - согласился Кирис. - Вот потому и не чувствуем. Дебилы они, вот что. Экспериментаторы, х-ходер...

Более того, импульсы в центральной нервной системе начали играть второстепенную роль, а основная деятельность происходила где-то внутри внешнего носителя психоматрицы. Стаси неоднократно фиксировал у людей серьезные черепно-мозговые травмы, включая пулевые ранения, повреждавшие обширные участки мозга, но не доставлявшие пострадавшим особенных неудобств.

Между тем, прокси продолжал попытки установить связь с людьми. Перестроенная нервная система резко упростила работу не только этаи, но и ему. Вскоре после прибытия паладаров на Палле появились первые люди, способные сначала смутно и неясно, но чем дальше, тем отчетливее и живее воспринимать транслируемую виртуальность. Некоторые даже начинали не только пассивно ее воспринимать, но и понемногу с ней взаимодействовать. Однако вскоре ситуация снова осложнилась: со стороны этаи по гиперканалам хлынул поток трафика, явно и недвусмысленно напоминающий трансляции игровых виртуальностей, ранее посылаемых прокси в их сторону. В результате прокси приходилось конкурировать с этаи в головах одних и тех же людей. Преимуществом прокси оставалось прекрасное знание человеческой психологии и умение оперировать не только с аудиовизуальными образами, но и с базовыми эмоциями, однако о результатах такой суперпозиции оставалось только догадываться.

До того момента кланы Чужих просто толпились вокруг планеты, с интересом ее разглядывая и ощупывая, засовывая руки в непонятный черный ящик и отдергивая их от колющих из загадочной темноты иголок. Однако новые шаблоны передач совпали с радикальным изменением их поведения. В звездной системе начали вспыхивать мелкие стычки вроде тех, что зонды Стаси фиксировали в других узлах сети. Десятки и сотни тысяч новых структур возникали из ничего, сливались, делились и пропадали так же неожиданно, как и появлялись. Однажды прокси-модуль зафиксировал внезапный всплеск электромагнитного излучения со структурой, идентичной шаблонам деятельности мозга одной из перестроенных биоформ - той самой девочки, что первой в мире адаптировалась к интерфейсному кокону....

...здесь Фуоко быстро глянула на Кириса и погрозила ему кулаком, чтобы тот не встревал со своими комментариями...

...после чего эволюции этаи в окрестностях солнца Паллы и возле ее поверхности внезапно превратились в настоящую войну с применением тяжелого вооружения в виде пространственного деструктора. Первая война остановилась уже через несколько минут, но с течением времени подобные события начали повторяться все чаще и чаще. Шаблоны поведения этаи быстро возвращались к привычным для них - но на сей раз они включали еще и биоформы. Поведение перестроенных людей внезапно менялось на хаотичное и иррациональное. Они набрасывались на окружающих с кулаками, иногда гибли в несчастных случаях и из-за утраты стабильности энергоплазменных структур в теле - и такие эпизоды хорошо коррелировались с серьезными изменениями в составе и количестве этаи в системе. А еще энергоплазма в человеческих телах начинала проявлять активность, ранее характерную только для волют. Выглядела ситуация так, словно человеческие тела и психоматрицы превращались в новых этаи, вступавших на равных в неведомую игру с остальными Чужими.

А еще чуть позже прокси зарегистрировал все нарастающую активность захваченных участков своей собственной психоматрицы - тех самых, что содержали игровые виртуальности, применявшиеся для адаптации считывающих коконов. И их активность чем дальше, тем больше коррелировала с эволюциями структур этаи в звездной системе. Вряд ли этаи воспринимали виртуальности так же как люди - в виде визуальных образов, звуков, запахов и прочих ощущений, но им явно понравилась сухая математическая логика игры, скрытая от людей за красивыми картинками. Более того, войдя во вкус, этаи принялись самостоятельно комбинировать разные виртуальности, сливая их логику в невообразимые конгломераты, а иногда и добавляя что-то от себя. Модуль самодиагностики прокси сходил с ума, ежечасно обнаруживая, не в силах исправить, десятки и сотни новых связей в модулях памяти.

К тому моменту Стаси как раз получил от одного из на минуту проснувшихся прокси пакет с очередным набором наблюдений. В сыром необработанном материале он немедленно заметил, что в системе появились новые действующие лица. Далеко за пределами освоенных этаи окрестностей, в нормальном пространстве, Стаси обнаружил сигнатуры электромагнитных и гравитационных волн, характерные для трансграничного перехода Демиургов. В окрестностях же Паллы появились сигнатуры тысяч каналов субсвязи - древней предтечи гиперсвязи, технологии грубой и неуклюжей, но именно в силу своей грубости более-менее устойчивой к лептонным флуктуациям измененного пространства.

Колебаться Стаси не стал. Примитивной логики прокси-модулей для взаимодействия с Демиургами в таком сценарии было недостаточно. Накопленные данные следовало как можно быстрее передать Демиургам для анализа. И Стаси пошел ва-банк. Он создал несколько тысяч полных дублей собственной психоматрицы, больших и неизбежно ярко светящихся, и отправил их в систему Паллы в надежде, что прорвется хотя бы один. Так и вышло: прорваться сумела ровно одна копия, достигшая Паллы с большой группой преследователей на хвосте. Преследователи схватились со сторожами у выхода из туннеля, что позволило уцелевшей копии временно уйти от погони и установить прямой контакт с Демиургами...

- Ну и? - нетерпеливо осведомилась Фуоко после нескольких секунд внезапно наступившей тишины. - Эй, алё! Звук пропал!

Она нетерпеливо потыкала пальцем в пиктограмму воспроизведения, но реакции не последовало.

- Не шебутись, - посоветовал Кирис. - Все, конец записи. Видишь, чуть ниже написано.

Ниже панели управления и в самом деле появилась фраза черным по серому: "Конец реконструкции по имеющимся данным. Используйте полосу перемотки для повторного прослушивания с нужного места".

- Эй, братец! - раздался от двери насмешливый голос, говорящий на катару, и Кирис с Фуоко, синхронно вздрогнув, обернулись. - Переключи с кваре на человеческий язык и дай нам послушать. А то я почти ничего не поняла.

Варуйко, про которую Фуоко успела напрочь забыть, стояла удверей, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к стене. Отец Анатолио, завернувшийся в простыню, сидел рядом на корточках. Жрец Миндаллы и восточный поп стояли рядом, скромно опустив очи долу.

- Отвянь, - буркнул Кирис. - Не до тебя. Отец Анатолио, вы слышали?

- Слышал, - мрачно откликнулся поп. - Не скажу, что много понял, но слышал. Ересь сплошная. Значит, нелюди эксперименты надо мной ставят, вот как? Ох, только попадись мне волюта еще раз... - Он стиснул рукоять своего необычного Стабилона - единственного, что еще напоминало о его сане.

- Волют бить бесполезно, тесса, - Фуоко потерла лицо руками, чтобы лучше думалось. - Они же не сами по себе. Обычные зонды, как дроны у паладаров. Кир, мне надо туда. В виртуальность.

- Зачем? Сдурела?

- Кир, нужно обязательно выйти на контакт с... как их, этаи. Раз они нас так грубо исследуют, они не понимают, что мы разумны. Они наверняка нас животными считают! Нужно их найти и... ну, не знаю, поговорить, что ли...

- Ага, поговорить! - хмыкнул парень. - Они с тобой пространственным деструктором так поговорят... Война у них идет, ты что, не въехала? Забыла, как они друг друга мочили? До сих пор мочат, кстати, раз паладары не вернулись.

- Кир, это ты забыл! Они меня слушают! Я несколько раз драки останавливала! Если собакоголовые и птицеголовые мужики в виртуальности на самом деле связаны с этаи, они меня воспринимают как одну из своих, причем как какую-то важную персону. Значит, я ними могу общаться. Значит, можно до них донести, что мы тут, и что с нами нельзя так, как они поступают. И потом, Кир, мы должны спасти паладаров!

Кирис дотянулся ладонью до ее лба, вторую приложил к своему и на секунду замер.

- Я чё-то не вдупляю. Температура вроде нормальная, а бредишь. Фучи, может, у тебя лучевая болезнь началась? Кого ты спасать хочешь, паладаров? Они давно куда-то свалили. А может, ты еще и солнце от взрыва хочешь спасти? Кончай херню пороть, короче. Нам сказано в бункере сидеть, и мы сидим. Вообще вечер уже, дрыхнуть пора.

Фуоко оттолкнула его руку, неторопливо поднялась, как следует прицелилась и бахнула в него шаровой молнией из ладоней. Сгусток энергии безвредно прошел парня насквозь, но стулу под ним повезло куда меньше. Пластиковые щепки и клочья обшивки брызнули во все стороны, металлические ножки, лишенные связей, разъехались в стороны, и Кирис, неуклюже взмахнув руками, грохнулся на спину. Уроки риньи лейтенанта Каллавиро не прошли даром, и он успел правильно сгруппироваться, но после падения все равно замер и несколько секунд непонимающе хлопал глазами, глядя на подругу.

- Точно шизанулась, - резюмировал он. - Фучи, ты чё вообще творишь? Яйца мне отстрелить хочешь?

- Эксперимент прошел успешно, - удовлетворенно сообщила девушка. - Я так и думала, что на нас с тобой молнии не действуют. Они наверняка какая-то разновидность зондов, а зонды с энергоплазмой внутри нас не взаимодействуют. Или взаимодействуют, но не разрушают.

- А если бы подействовали и разрушили?

- Кир, говорят, некоторым людям адреналин в крови думать помогает. На нас с тобой, правда, тоже не должно действовать, но вдруг? Слушай, соображалку уже включи, да? Паладары внезапно пропали, понимаешь? Папаша Рисы что сказал? Что следов найти не может. А прокси-модуль этаи разобрали и на части собрали. Вдруг с паладарами то же самое случилось? Вдруг их сейчас этаи на куски режут, чтобы исследовать? Они помогали нам, так что теперь я обязана помочь им, тем более что этаи меня слушают. Понял?

Кирис немного подумал, потом, по-прежнему лежа на спине между обломками стула, вытянул руки ладонями вперед. Фуоко не успела даже шевельнуться, как невидимая сила вздернула ее в воздух, как следует встряхнула и уронила обратно. Не удержавшись, она упала на четвереньки, уколов колено об одну из пластиковых щепок.

- Я тоже фокусы показывать умею, типа, - ухмыльнулся Кирис, поднимаясь. - Ну, пошли, что ли, раз так невтерпеж.

- "Пошли"? Кир, ты здесь остаешься, за порядком следить, - Фуоко одарила его сердитым взглядом и села, поджав ноги.

- Хрена лысого. Куда ты, туда и я. Вдруг еще какая обезьяна нападет - что делать станешь? Железкой своей красивенькой от дубины отмахиваться?

- Кир, тут люди, - Фуоко мотнула головой в сторону с интересом наблюдающей компании. - Нужно их охранять. Энерговвод с материка вырубится - кто генератор запустит? Тут в технике один ты разбираешься. И вообще, а что, если волюты явятся и повоевать захотят?

- Фучи, захлопнись, - посоветовал Кирис. - Генератор автоматически включится, а с гопой я воевать не стану, этаи они или нет. Сзади подберутся, шило в почки сунут или трубой по макушке долбанут - и финиш. Я такое шакальё знаю, с ними в одиночку не повоюешь. Вдвоем проще. Идем вместе, и не колышет. Вара! - он переключился на катару. - Мы валим погулять в космосе. Где-нибудь в дальнем углу в спальниках заляжем, и вы никто к нам не лезьте. Мало ли что случится.

- Куда-куда вы намылились, братишка? - нахмурилась Варуйко. - В какой космос?

- В виртуальность, блин! Туда, где Фучи все время шлялась. Да не суть. Главное, вы к нам не лезьте.

- Братишка, у меня вообще-то категорический приказ - вас охранять и никуда не пускать...

- Пофиг. Тушки из бункера никуда не денутся, охраняй, сколько хочешь. Принеси лучше спальники, а не базарь не по делу.

- Кир! - Фуоко пихнула его в плечо. - А что, если у меня сердце опять остановится, пока я там шастаю?

- Думаешь, я твоему трупику искусственное дыхание делать стану? - удивился Кирис. - Я тебе что, мотопомпа, два часа дуть без передыха? Вон же хреновины, которые Дзии специально для такого случая заначил, - он кивнул в угол зала, где стояли установки искусственного дыхания. - Если что, Вара нас в них засунет, на такое-то у нее мозгов хватит.

- Блин... Кир, если мой трупик протухнет к моменту возвращения, имей в виду, тебе же его и трахать потом. В некрофилы запишешься?

- Мой тоже протухнет, - хладнокровно парировал парень. - И ты тоже в некрофилы пойдешь. Некрофил некрофилу друг, товарищ и брат, типа. Или сестра. И вообще, кончай каркать, этаи уже просекли фишку. Мы когда в последние разы отключались, ничего нам не сделалось. И сердце билось нормально. Идем на склад, спальники найдем.

Фуоко прикинула, нельзя ли оглушить болвана чем-нибудь тяжелым, чтобы под ногами не путался, но потом сообразила, что если он вырубится, то может попасть в виртуальность даже раньше нее. А уж каких он там дров до ее появления наломает... Вздохнув, она в воспитательных целях стукнула Кириса кулаком по макушке и пошла на склад за раскладушками.

Низкие брезентовые ложа раскладушек они установили рядом с установками искусственного дыхания. Одну из них Фуоко на всякий случай протестировала с помощью специальной кнопки. Установка включилась на несколько секунд, заходили вверх-вниз поршни воздушного насоса, из маски искусственной вентиляции ударила тугая струя воздуха, мерно задвигалась гнутая пластина нагрудного пресса. В работающем виде аппарат выглядел еще более устрашающе, чем в неподвижном, и оставалось лишь надеяться, что Дзии знает, что делает. Кирис на два раза объяснил Варуйко и отцу Анатолио, как поступать, если вдруг остановится сердце, даже сам влез на ложе, приладил грудную пластину массажера и прижал к физиономии маску, чтобы продемонстрировать систему наглядно. Те сосредоточенно кивали и, кажется, поняли. Ставрийский поп тоже внимательно осмотрел пуль управления, о чем-то с ужасным жужжаще-шипящим акцентом спросил на катару Варуйко, покивал и снова отошел к стене, где уныло стоял его местный коллега по профессии. Похоже, восточный попик, как и отец Анатолио, тоже оказался очень непрост - уж совершенно точно не тупой проповедник с четками, как некоторые. Умеют же паладары подбирать персонал...

Впрочем, Фуоко было не до попов. Она улеглась на раскладушку, сжала руку ворочающегося рядом Кириса и повернула к нему лицо.

- Кир, - серьезно сказала она, - я об одном прошу - не кидайся в драку по каждому поводу, ладно? У них там война, и мы ее остановить должны, а не бензина плеснуть. Если сможем, найдем паладаров, освободим их... ну, или как получится. Но не дерись. Я твою дубину помню, она очень неприятно выглядит. Если она в космосе так же действует, как твои гравитационные штучки и деструктор на планете, фиг знает, что случится может. Но уж точно не замирение, нет.

- Не очкуй, Фучи, - буркнул Кирис, осторожно сжимая ее руку. - Не совсем уж я дебил. Прорвемся. Но если что, сразу назад выныривай и обо мне не парься, поняла?

- Как получится. Ну что, поехали?

Не дожидаясь ответа, она закрыла глаза, чувствуя пальцы Кириса в своей ладони и его ноту, поющую глубоко в голове. Огни ночного мира, наконец-то выпущенного на свободу, затанцевали перед ее незрячим глазом, а потом горячий ветер пустыни ударил ее в лицо.

Девушка открыла глаза. Она уже не лежала, а стояла на вершине песчаной дюны. Солнце висело в зените, выжигая песок до белизны, и хотя центр неба оставался чистым, по периметру пустыни вдоль горизонта кружился гигантский водоворот черных грозовых туч, пронизанных вспышками молний. До смерти надоевшая юбка окутывала ее от талии до пят, голову давила жара под толстым черным париком и полосатым платком, в левой руке обнаружился двулезвийный жезл с полным зарядом. А рядом неуклюже поднималась на ноги, опираясь на деревянную сучковатую дубину, огромная, в полтора ее роста, рыжая обезьяна.

- Кир, слышишь меня? - спросила Фуоко, уже привычным движением располосовывая юбку вдоль ноги до самого пояса, срезая ее на уровне середины бедра и накидывая получившуюся тряпку на плечи, чтобы прикрыться от солнца. Парик она бросила на песок, а вот платок оставила - все не так жарко.

- Слышу, не глухой, - недовольно откликнулась обезьяна громоподобным басом. - Ну, чё замутим? Вон там слева какая-то банда топает... да не одна. Походу у них здесь глобальное толковище. Идем шухер устраивать?

- Сейчас... - Фуоко взмахнула жезлом, пытаясь как можно точнее воспроизвести движение вызова гвардейцев. То ли получилось слишком хорошо, то ли правила игры изменились, но вместо одного телохранителя вокруг возник целый отряд из трех десятков мужиков с короткими мечами.

- Мы явились, принцесса. Приказывай, - бесстрастно сказал предводитель, опускаясь перед ней на одно колено и укладывая свой меч на песок у ее ног.

Фуоко довольно хмыкнула. Похоже, навыки разговора на кваре у них в голове благодаря Стаси или его прокси-модулю закрепились неплохо, и переключаться на искаженный эсперанто их больше не тянуло.

- Меня зовут Фуоко, - скала она. - Не принцесса. Просто Фуоко. Как твое имя?

- Я твой раб, принцесса.

- Нет. Ты мой друг, понял? И зовут меня Фуоко. Повтори.

- Фуоко.

- Хорошо. Впредь так и зови. Так как тебя зовут?

- Я не заслужил имя, Фуоко.

- Чушь. Теперь тебя зовут... - она на секунду задумалась. - Аниелло... нет, слишком длинно. Ани. Твое имя Ани.

- Да, Фуоко.

- Как тебя зовут?

- Меня зовут Ани.

- Хорошо. Сейчас мы идем на поиски кого-то, с кем можно поговорить. Моего друга зовут Кирис. Вы все подчиняетесь ему так же, как мне. Понятно?

- Да, Фуоко.

- Ни на кого не нападать первыми, ясно?

- Да, Фуоко.

- И встань на ноги, в конце концов!

- Да, Фуоко.

- Магнитофон... - с явным отвращением проворчал Кирис. - Фучи, если ни с кем махаться не собираешься, зачем тебе собственная банда?

- Иметь ресурс и не использовать его - глупо. Если не пригодятся, хорошо, а вдруг пригодятся? Ну что, топаем к тем деятелям?

Не дожидаясь ответа большой рыжей обезьяны, для пробы помахивающей дубиной, она шагнула на склон, и песок заскользил под подошвами сандалий, унося ее к подножию дюны.

Тот же день. Персональное пространство Демиурга. Окрестности Паллы

Тьма.

Глупо, разумеется. Кто заставляет меня сидеть в кромешной темноте, пялясь в несколько экранов с текстом? Изолирована я или нет, никто не мешает создать вокруг хоть море, хоть горы, хоть лесную чащу, хоть мой старый, но до сих пор любимый больше всех отель в Масарии с его смотровой скалой и старым мароновым парком. По-хорошему, именно так и следовало бы сделать, а не еще больше вгонять себя в депрессию черным фоном. Но я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме большого зеленого таймера, отсчитывающего последние минуты до снятия блокировки. Два с половиной планетарных часа Паллы. Без малого три часа на Текире. Примерно две с четвертью вечности в моем личном времени. Последние минуты...

Толчок паники бьет изнутри в давно не существующее сердце. Я лихорадочно подтягиваю к себе экран и в стомиллионный раз перечитываю сухие строчки послания координатора.

"Карина, приношу извинения за неожиданную ситуацию, но из-за резкого усиления активности этаи я вынужден принять экстренные меры для защиты Паллийской рабочей группы. План "Армагеддон", применявшийся раньше, в свете новой информации не гарантирует вашу безопасность. Я применяю новую схему: полную изоляцию ваших психоматриц от окружающего мира. Не пытайтесь преодолеть блок. Мне известен уровень вашего понимания технологии Демиургов, и изолятор спроектирован так, что вам не преодолеть его. Возможно, утешением послужит то, что остальные паладары в системе Паллы сейчас находятся в сходном состоянии.

Из-за прервавшегося сигнала аварийного маяка в ближайшее время здесь появится Джао и, возможно, кто-то из ученых. Я устанавливаю таймер отключения блока на интервал, в течение которого данное событие произойдет с вероятностью в девяносто процентов. После отключения таймера вы сможете снова в полной мере взаимодействовать со своими внешними эффекторами. Однако я настоятельно рекомендую не проявлять никакой активности до момента, когда система сигнализирует о появлении Джао. Я понимаю, что сейчас вы испытываете острое желание броситься на помощь Палле, но, поверьте мне, в условиях начавшегося вторжения вы способны оказать ее не больше, чем осколок льда - кипящему котлу. Время паладаров закончилось. Сейчас спастись биоформы Паллы способны только благодаря самим себе. Ваше вмешательство лишь ухудшит ситуацию.

Я передаю под контроль Стаси все свои вычислительные мощности, чтобы дать ему необходимый уровень интеллекта. Параллельно я напрямую соединяю наши психоматрицы, чтобы дать ему доступ к лингвистическим и логическим блокам, полученным от Робина. Блоки контроля дронов на планете, космических и планетарных производственных мощностей, а также всего остального, связанного с проектом университета "Дайгака", отделены и переведены в автономный режим. Старшие знают, как их задействовать. На случай, если интеграция закончится печально, этаи уничтожат меня и Стаси и мы больше не встретимся, еще раз извиняюсь за неэтичные насильственные действия со своей стороны."

Нет, я все помню правильно. Ну, в общем-то, если бы я за два часа забыла то, что многократно перечитала, осталось бы только повеситься от позора. Но текст все равно притягивает меня, и я снова и снова вглядываюсь в уже отчеканенные в нулевом кольце памяти строчки, жадно перечитывая их.

Почему этаи так резко активизировались? Кто вторгся и почему? Неужто просто из-за того, что дубль Стаси привел новых этаи за собой, засветившись во время последнего транзита? Успел ли Стаси передать весь накопленный массив данных, успел ли координатор транслировать его ученым и другим небам? Зачем вообще Стаси и координатор пошли на слияние с прокси-модулем и друг другом, в присутствии этаи - фактически на самоубийство? Стаси - хладнокровный неб, пусть даже всего лишь третьего класса, он не способен на глупость и суицид. Значит, за его поведением кроется что-то очень-очень важное. Почему сводка событий обрывается так неожиданно? Что могло помешать координатору с его фантастическим быстродействием, позволяющим написать толстый роман за долю секунды, недоступную человеческому восприятию? Неужто этаи начали планомерно истреблять всё, до чего могут дотянуться в системе Паллы?

Таймер отсчитывает последние мгновения, и я заставляю себя отбросить страх и панику. Все-таки недаром в давней человеческой жизни меня называли мастером Пути Безмятежного Духа, что-то от тех времен сохранилось до сих пор. Мой разум давно не подвластен концентрации кислорода или адреналина в крови, у меня и крови-то нет больше двух текирских десятилетий, но старые техники Пути, дар мастера Караби, по-прежнему позволяют контролировать разум и эмоции. Холодное спокойствие затопляет мир, и я отправляю в небытие экран с письмом координатора, учебник по нейрофизиологии, в котором так и не смогла прочитать ни строчки, сводку событий и толстую стопку документов из дипломатического ведомства, которые Стор почему-то не захотел подписывать сам. Если останусь жива, разберусь позже.

Цифры на таймере превращаются в нули, ярко вспыхивают и тают. Их сменяет надпись "Внешние интерфейсы разблокированы. Внимание, крайняя опасность! Контакт с реальностью не рекомендуется!" Я поняла, координатор, спасибо. Но у меня свои представления о должном, и ты о них знаешь.

Я убираю рабочий кабинет, включаю коммуникационный маяк и активные сенсорные массивы, открываю внешние интерфейсы для входящих каналов связи. Меня охватывает трансляция "снаружи": ледяной космос, прекрасный в своей вечной блистающей неподвижности и одновременно все время меняющийся, летящий сквозь его пустоту ослепительный комок звезды с пристроившейся у полюса красной опухолью Арасиномэ, и близкий шар планеты, почти полностью голубой - она повернута к моей точке восприятия Великим океаном с краешком веретена Торвалы. Сейчас на маяках по периферии системы вспыхивают яркие точки моего присутствия с тянущимися ко мне гиперканалами, которые так хорошо умеют обнаруживать этаи - впрочем, теперь и мы тоже: система визуализации рисует мои подключения пунктирными линиями, теряющимися в сумасшедшей каше каналов этаи и наших зондов.

И тут же по ушам бьет мягкое тремоло вызова. Однако вместо обычных визиток на панели связи появляется странная, никогда ранее не виданная мной пиктограмма: две волнистые горизонтальные линии. И ниже - приписка фонетическим алфавитом: этаи.

Этаи?

Как Чужие могут меня вызывать по общим каналам связи? Откуда они знают о нашей технологии?

Молнией приходит догадка: Стаси. Координатор успел рассказать, что он намеренно подставился под удар этаи, установив прямой контроль за своим прокси-модулем. Этаи поглотили его... и разобрались в нашей технологии? Или ее раскрыл сам Стаси, и маяки общей связи уже под их контролем? В любом случае, они должны осознать, что имеют дело с чем-то совершенно незнакомым.

...или к такому выводу подводит наша логика. Но кто сказал, что они пользуются той же самой?

Мир сотрясает пронзительный визг форсированного вызова. Прямого вызова в обход коммутаторов на маяках. Папа?! Я всем телом дергаюсь в его сторону - ощущение его присутствия рядом, твердая уверенная ладонь на плече, струящееся облегчение и яростное любопытство, какого я не чувствовала уже много лет. А может, и вообще никогда.

"Карина, контакт. Джао в канале. Как ты?"

"Карина в канале. Папа! Ужасно рада тебя видеть. Я..."

Новый форсированный вызов, и тоже прямой.

"Масарик в канале. Кара, наконец-то я к тебе пробился. На Палле катастрофа. Харлам разбросал новых фантомов по всей поверхности, они фиксируют массовые потери сознания - сотни тысяч, возможно, миллионы пострадавших, еще хуже, чем в прошлый раз. На Могерате, Фисте, Типпе паника, на Торвале ночь, но и там начинается. Коммутатор правительственной связи в Хёнконе забит..."

Мир вздрагивает. Некоторое время я плаваю в пустыне космоса, не в состоянии даже думать, словно во время спарринга случайно пропустила оплеуху. Потом мир мгновенно меняется - так, словно я переключилась из персональной виртуальности на человекообразную проекцию и начала получать ее ощущения в монопольном режиме.

Но я не переключалась. Кто-то переключил канал за меня. Как интересно...

Но нет времени думать. На меня налетает невероятная какофония голосов и чудовищное буйство красок: через внешние интерфейсы налетает ураган чужой трансляции. Мгновением позже меня охватывает такой же хаос прочих чувств - тот, кто захватил контроль над блоком внешних интерфейсов, твердо намерен мне что-то показать. Фильтры не действуют, надпороговое отсечение входящего сигнала неактивно. Я трачу несколько минут субъективного времени, чтобы справиться с сигналом и уловить систему. И когда мне это удается, хаос вдруг сменяется неподвижно застывшей картиной.

С высоты птичьего полета мне показывают странный пейзаж, в котором намешаны куски разнообразных ландшафтов: барханы пустыни, лес заснеженный, лес зеленый, угрюмое болото вокруг старинного полуразрушенного замка, океанское дно с едва пробивающимися сверху лучами света, равнина с ледяными сталагмитами, несколько небоскребов с застывшими на дороге между ними автомобилями... С неба сияет сразу десяток солнц. Уныло тянутся несколько диссонирующих нот, и что-то назойливо колет в спину чуть выше лопаток. Я оборачиваюсь. За спиной расположилась невероятная образина, в которой намешаны черты кучи травоядных: рога, костяные пластины по всему телу, копыта и шипы на ногах. Из образа выпадают только ряды акульих зубов в пасти. Существо смахивает на какого-то древнего динозавра, в его глазах горит (буквально, красными огоньками) ярость, и его торчащие вперед рога длиной в руку вроде как нацелились меня проткнуть. Как и я, существо висит в воздухе, словно опираясь на невидимый пол. Как оно попало сюда и что от меня вообще хотят этаи?

Или не этаи?

Нет, вряд ли. Я знаю нескольких Старших Демиургов - папу, Камилла, Майю, великую троицу ученых - кто способен на такой фокус с внешним контролем. В конце концов, я еще младенец, и возможность перехватить управление моими интерфейсами и эффектором посторонним дана сознательно, на случай, если я запутаюсь и запру себя внутри себя, как в свое время папочка запер Майю. Или ненароком начну крушить все вокруг, не зная, как остановиться. Но в штатной ситуации ни Старшие, ни небы никогда не пойдут на такое вмешательство из этических соображений. Даже Камилл на это неспособен. Значит, этаи. Значит, все-таки контакт. Или они просто транслируют мне потоки из виртуальности, наблюдая за реакцией? Ну и что же вы от меня хотите, ребята? Эй, я вся внимание!

Мир не двигается, и лишь чуть позже я понимаю, что инстинктивно увеличила частоту несущей до максимума, еще позволяющего взаимодействовать с окружением. В моем внутреннем мире время идет нормально, но снаружи, в "реальности", оно практически замерло. Я шагаю чуть в сторону от зверя, параллельно пытаясь понять, как выгляжу сама. Попытка вызвать конструктор проекции, чтобы узнать свои видимые параметры, проваливается с треском - он просто не отзывается. Хотя я ощущаю себя человеком, попытка увидеть свою проекцию собственными "глазами" и ощупать себя "руками" тоже не приводит к результату, словно вся я сосредоточена в одной микроскопической точке. Куда же тогда меня колол рог чудища? Или не колол? Я пытаюсь шагнуть в его сторону, и хотя ощущения шага не появляется, я определенно двигаюсь. Хаотичный мир подо мной слегка смещается, и разномастные куски неба тоже чуть-чуть перетасовываются. Одно из солнц пропадает. Существо, однако, не приближается ни на йоту. Я еще раз передвигаюсь в его сторону. Куски миров мельтешат подо мной, сжимаясь и разрастаясь, солнца мечутся по небу, словно в припадке сумасшествия, но рожденный чьим-то больным воображением динозавр даже и не думает смещаться. Над лопатками по-прежнему колет - значит, его рога здесь ни при чем. Если подумать, у меня нет ни малейшего понимания масштаба. Вполне возможно, он в миллион раз больше, чем мне кажется, и находится в миллион раз "дальше" - если к здешнему миру вообще применимо понятие расстояния в обычной трехмерной метрике.

Ну и ладно.

Я сосредоточиваюсь на лоскутном мире внизу, и мое внимание сразу привлекают барханы. Пустыня. Не та ли пустыня, где бродила Фучи? Стоит мне сконцентрироваться на ней, как она бросается навстречу, словно только и мечтала со мной встретиться.

И частота основной несущей вдруг одним махом понижается до стандартной. Мир приходит в движение и начинает шевелиться. И как шевелиться!

Меня снова оглушает по всем внешним каналам. На сей раз я готова: хотя что-то не позволяет мне регулировать частоту несущей (самого фундаментального, между прочим параметра психоматрицы - кто же сумел влезть в меня настолько глубоко?), я тысячи раз тренировалась в личной виртуальности ориентироваться в самых разных условиях. Секунды спустя я понимаю, что вокруг меня кипит огромная по масштабам битва.

Все вокруг, насколько хватает глаз, заполонено сражающимися человеческими фигурами - обычными, а также с головами шакалов и ибисов, так красочно описанных Фучи в своих отчетах. Если образы позаимствованы из игровых виртуальностей Демиургов, хотела бы я знать, чьи мозги оказались настолько извращены, что придали солдатам образы Инпу, покровителя медицины, и Тота, хранителя науки и библиотек... Впрочем, не помню точно, но Инпу, кажется, имел какое-то отношение к мертвым, совсем как местный бог врачевания Хомм с его трехглазым черепом. Логично, кстати: в древности врачи не столько вылечивали пациентов, сколько ускоренно отправляли их в загробную жизнь.

Но люди и массово клонированные Инпу и Тоты здесь не единственные солдаты.

Ползут гигантские, с корову величиной, красные скорпионы, к которым спереди приделаны человеческие торсы - вместо лица насекомая морда, из разверстых жвал несется истошный визг, вместо правой руки огромный многоствольный пулемет из тех, что обычно монтируются на вертолетной или корабельной консоли. Дульные срезы периодически вспыхивают короной пламени от выстрелов.

Бредут высокие, в два человеческих роста, тумбообразные звери, опирающиеся на короткие нижние и невообразимо длинные и толстые передние конечности. С их макушек катапульты мечут комья багрового пламени.

Черные мохнатые чудища, смахивающие на помесь медведей и горилл, прокладывают путь сквозь свалку, размахивая большими дубинами из чего-то черного и клубящегося. Путь им преграждают большие рыжие обезьяны с ослепительно горящими глазами и такими же дубинами, как у медведей (кто из них Кир? или его здесь нет?)

Несутся потоком какие-то копытно-рогатые скелеты, накачанный мужик в синих штанах и белой майке поливает их с вершины дюны из такого же пулемета, что и у скорпионов. Оружие, кажется, превосходит его размерами. Как он умудряется сопротивляться отдаче и откуда в пулемете берутся патроны, совершенно непонятно, но скелеты разлетаются костями, грудами усеивающими песок. За спиной у мужика висит такое количество зловеще выглядящих штуковин, что немыслимо, как он вообще умудряется стоять с таким грузом, не говоря уже про прицельную стрельбу.

В высоте сшибаются крылатые золотоволосые красавцы-мужчины, закутанные в белые складчатые полотнища, орудуя волнистыми пылающими мечами в каждой из шести рук (с учетом крыльев и ног выходит десять конечностей - паук и тот позавидует). При столкновении мечей во все стороны летят снопы искр. Одного на моих глазах сразу двумя мечами пронзает другой. Пронзенный рассыпается облаком белых пятнышек и исчезает.

Больше я из окружающей каши вычленить не успеваю ничего, потому что все тело охватывает жгучая боль. Я дергаюсь, изворачиваюсь и взмываю в небо, успев заметить старикашку в рваной набедренной повязке, с перемотанным тряпкой левым локтем (проекция похищенного локтевика с Могерата?) и сияющим посохом, от которого ко мне тянутся непонятные бело-синеватые лучи. На сей раз я могу также разглядеть, что у меня появилось тело - вполне человеческое, весьма женственное, но состоящее из чистого струящегося пламени. Вокруг огненных кистей клубится багровое марево, и я с трудом успеваю оттолкнуть в сторону сгусток, вылетающий из него в сторону колдуна. Сгусток врезается в песок в паре шагов от старикашки. Взрывом его сбивает с ног и тащит по песку, но прежде чем пропасть за гребнем дюны, он еще успевает погрозить мне посохом и, кажется, что-то крикнуть.

Нет, ребята, спасибо, я в такие игры играть не собираюсь. Раз я огонек не простой, а летучий, вам за мной еще погоняться придется. Координатор предполагает, что если этаи хотя бы приблизительно сумели сопоставить свои войны с нашими играми, у каждой сущности в виртуальности Арасиномэ должна иметься антитеза, антагонист с уравновешивающими способностями. Но настойчивого интереса ко мне пока что никто не проявляет, а вздорный старик на антитезу явно не тянул. Я взмываю высоко в небо, уклоняюсь от шестирукого мечника, который, впрочем, явно не горит желанием со мной познакомиться поближе, и осматриваюсь.

Горизонт отсутствует - уходящая вдаль пустыня просто скрывается в дрожащем мутном мареве и под несущимся сумасшедшим хороводом грозовых облаков. Сражение идет вокруг, насколько можно различить. Вопрос номер раз: зачем меня сюда притащили? Судя по косвенным признакам, в местной игре я сущность весьма высокого уровня. И за то спасибо, а то ведь могли бы сделать и одним из тех солдатиков, что рубятся сейчас подо мной. Опять же, они пытались со мной связаться, хотя и не дали времени отреагировать. Но раз так, они осознают, что я - нечто нестандартное, необычное, не укладывающееся в типовые рамки. И, тем не менее, меня просто сунули в общую свалку, не удосуживаясь даже разъяснить правила. Когда прокси-модуль Стаси водил Фуоко по виртуальностям, завершая тонкую настройку ее интерфейсного кокона, система если и не просматривалась сразу, то хотя бы угадывалась - сначала среда с превалирующим одним-двумя ощущениями, чтобы научиться их уверенно наводить и отслеживать, потом постепенное усложнение. Здесь же просто мясорубка. Нечто, отражающее внутренние процессы в сети Арасиномэ, взаимоотношения групп этаи или что-то в том же духе. Но если меня сюда притащили... возможно, им интересна именно моя реакция?

Что делаем мы, обнаружив неизвестное животное? Аккуратно упаковываем его, увозим в виварий, сажаем за стекло или за сетку в имитацию знакомой среды и наблюдаем за поведением. Я - такое животное? Обидно, если да. Не тот уровень, к которому я привыкла, знаете ли. И окружение не то. Впрочем, что этаи знают о нашем обычном мире? Они живут в морях энергетических полей, имея о холодном твердом веществе представления не больше, чем кошки - о мире этаи. В распоряжении Чужих лишь несколько сотен или тысяч весьма специфических виртуальностей, которые они наверняка даже интерпретировать толком не могут.

Что делать? Нужен план. И нужно понять, как вернуться назад. Последнее, что Стаси передал перед тем, как пропасть в электромагнитном шторме - способ возвращаться в реальность для Фучи и Кира. Их психоматрицы, запутавшиеся в потоках реальных и виртуальных ощущений, должны сосредоточиться на воспоминаниях, чтобы синхронизироваться с одним из потоков и переключиться на него. Что, если на чем-то таком сосредоточусь я?

Мир вздрагивает, и передо мной появляется сгусток абсолютной тьмы, отдаленно смахивающий на человеческую фигуру. Ага. Появился антагонист. Извини, дружище, я с тобой драться не стану. Я легко увертываюсь от нескольких струй темноты, вылетающих в моем направлении, и ныряю "за спину" противника, с трудом преодолевая искушение врезать ему кулаком по спине. Если он - один из бедолаг с Паллы, как та девочка из Тасиэ, втянутый в войну против своей воли и не понимающий, что происходит, последствия для него окажутся печальными. Фигура, однако, тут же выворачивается внутри своей шкуры, оказываясь ко мне лицом, и из ее тела бьют еще несколько черных потоков. Ни один из них не направлен на меня.

"Карина, контакт. Джао в канале. Соблазнительная огненная девица перед черным человеком - ты?"

"Карина в канале. Папа! Ты тоже здесь? Да, похоже, что я. Ты где?"

"А я - тот самый черный человек. На всякий случай - только что я обстрелял тебя по периметру, верно?"

"Точно. Как хорошо, что я тебя не пнула по заднице, когда могла! Стареешь, папочка, утрачиваешь реакцию, да?"

"Грешно смеяться над пожилым отцом, Каричка. И не время. Как ты себя чувствуешь?"

"Утрачен доступ ко всей периферии. Отключились фильтры внешних интерфейсов. Не управляю основной несущей частотой".

"Я знаю, как тебя контролируют, сам в такой же ситуации. Меня интересует субъективное самочувствие".

"Как у человека, внезапно брошенного в воду. Однако на плаву пока держусь. Пап, так тебя тоже контролируют? Ты знаешь, как освободиться?"

"Знаю. Контроль весьма условный, достаточно отключить одну блокировку и несколько инжекторов внешнего сигнала. Однако, Кара, я не намерен освобождаться. Строго говоря, здесь не я, а часть моей расщепленной психоматрицы. Примерно тот же фокус, что Майя провернула в свое время при первом контакте с джамтанами, но сейчас внешним контролером является Робин. Данная личность может полностью погибнуть, но копия психоматрицы останется в Большой Вселенной и активируется независимо от исхода. Вот что с тобой делать..."

"Папа, я пришла сюда, на Паллу, осознавая возможные последствия. В том числе я понимала, что рискую жизнью. Либо справлюсь, либо погибну".

"Ага, как же, разбежалась, жертвенная ты моя. Кара, ты в том же расщепленном состоянии, что и я. Координатор проделал со всеми паладарами тот же самый трюк, что и Робин со мной. Проблема лишь в том, что я не уверен, что удастся свести воедино память твоей замороженной половинки и ныне бодрствующей, даже если все закончится нормально. В отличие от Старших, ты и прочая молодежь не являетесь симбиозом биологического и небиологического интеллектов, а с чисто биологическими матрицами работать куда сложнее. Ты можешь утратить изменения личности и памяти с момента экстренной изоляции. Но данный вопрос мы обсудим позже, у нас другие проблемы. В момент, когда меня принудительно включили в схему обмена данными, этаи продолжали массово похищать людей, перенося их психоматрицы к себе. Если так дело пойдет и дальше, все население Паллы окажется поглощенным в течение максимум суток, на чем ее история и завершится. Необходимо экстренно устанавливать контакт с режиссерами, направляющими действие".

"Поняла. План действий?"

"Никакого. Координатор и Стаси задействовали все свои вычислительные мощности, чтобы просчитать потенциальные варианты контакта. Если они включены в систему на общих основаниях и не утратили самосознания, рано или поздно они свяжутся с тобой и поделится новыми соображениями. Или, возможно, повезет остальным. Если нет... действуй по обстоятельствам. Я сохранил канал в твою сторону, стану изредка с тобой связываться".

"А я с тобой?"

"Ты не сможешь, чтобы не отвлекалась на мелочи. Кара, я отключаюсь. Но помни, что ничто не указывает на злонамеренность или глупость этаи. Скорее, они похожи на детей, обнаруживших новую невиданную штуковину и осторожно тыкающих ее пальцем, чтобы понять, с чем имеют дело. Нужно всего лишь донести до них, что мы иные. Что нельзя с биоформами поступать так же, как с сотоварищами. Как донести - ты сообразишь. Ты ведь у меня умница и красавица. Отбой".

"Конец связи".

Черная клякса передо мной окончательно утрачивает человекоподобные очертания, растекается на фоне голубого неба и исчезает. Вот так. Как всегда, почти ничего не пояснил и оставил барахтаться в луже - мол, выкручивайся как знаешь. Интересно, у него действительно нет времени со мной общаться, или он просто преподает мне очередной урок в своеобычной манере? Самое главное, что обстановка совершенно неподходящая. Кссо! Каждый раз, когда мне начинает казаться, что я уже большая девочка и полностью контролирую ситуацию, дорогой папочка доказывает обратное. Ну, Дзи, погоди, доберусь я до тебя, когда все закончится!

Марик здесь. И Стор. Отец и сын, оба со специфичным менталитетом бывших сотрудников спецслужб. И Марик наверняка захочет найти меня любой ценой. Ох, сколько окон они разобьют своими камнями... Зарубка на память: искать в здешней мясорубке нестандартные проявления сил (сверхсил, иначе не разглядеть) и пытаться с ними общаться. Вот еще вопрос: если голосом здесь говорить, услышат? Юно и Фуоко слышали и друг друга, и других акторов. Возможно, к голосовым каналам обмена подключена и я.

Где искать режиссеров? Я взмываю еще выше, и пустыня схлопывается в небольшой клочок среди десятков, если не сотен таких же виртуальных площадок. Псевдодинозавр куда-то исчез, и я здесь в полном одиночестве. Нет, так не пойдет. Наблюдать сразу за всем я не смогу, нужно выбрать что-то одно. Пустыня так пустыня. Судя по описанным Фучи подробностям, площадка как минимум не обделена вниманием этаи. Вот и сосредоточимся на ней. Кстати, где сами Фучи и Кир? Последнее, что я о них знаю - оба благополучно вернулись в свои реальные тела. Фучи ушла гулять, Кира везли на лодке в лабораторию. Если верить Стаси, оба теперь имеют возможность произвольно переключаться между каналами восприятия, но потребуется время, чтобы уверенно освоить новую способность. Узнав, что паладары в очередной раз пропали, а Палла в опасности, удержатся ли они от того, чтобы влезть обратно в гущу событий? Вопрос чисто риторический. Значит, нужно высматривать и их. Сверх того есть заблудившийся в виртуальностях Юно, которому Стаси дал способность принудительного переключения похищенной психоматрицы обратно на реальность. Еще есть обаятельный бандит и мерзавец Мэй Лю Сянь, получивший от кого-то (от этаи или Стаси?) возможность тонкой подстройки похищенных психоматриц на каналы виртуальности - за счет, однако, обрубания канала в реальность. Последнее, что я о нем слышала - тело лежит бездыханное в медицинской капсуле Дзии после какой-то дурацкой дуэли. Где его психоматрица? Очень возможно, блуждает где-то здесь же.

А еще есть тысячи, а возможно, и миллионы паллийцев, чьи психоматрицы этаи уже похитили и продолжают похищать с помощью считывающих коконов Стаси. До сего момента они, насколько нам известно, не могли получать четкую картинку. Страшно даже представить, что они испытывали, внезапно оказавшись в безумном мире хаоса и какофонии чувств, транслируемом через плохо синхронизированные инжекторы кокона. Мы точно знаем о десятках случаев, когда после периода клинической смерти (видимо, соответствующему переносу психоматриц "вдаль") и возвращения контроля за своими телами люди просто сходили с ума. Но если этаи - или прокси Стаси, или они вместе, не суть важно - научились наконец-то полноценному переносу психоматриц, здесь в окрестностях могут присутствовать и обычные люди. Обычные - то есть ничего не знающие об этаи и Стаси, о вечной войне, идущей в неисчислимом количестве вселенных, об ее отражениях в игровых виртуальностях Демиургов, но внезапно обнаружившие себя в гуще боя. Остается надеяться, что случай Фучи типичен, и смерть здесь означает не разрушение психоматрицы, а всего лишь переключение обратно на реальность. В любом случае, однако, можно только посочувствовать им.

Только посочувствовать? Еще чего. Я знаю, что можно сделать. Параллельно с розысками режиссеров можно попытаться найти и похищенных людей. Возможно, на контакт можно выйти через них.

Я ныряю обратно в пустыню.

Судя по свободе моих "перемещений", точнее выбора канала трансляции, у меня действительно особый статус. Кто бы ни устанавливал местные правила, он уже понял, что Демиурги отличаются от этаи и биоформ. Меня то ли взяли в плен, то ли настойчиво пригласили, чтобы изучить меня или дать мне изучить их, за мной наверняка внимательно наблюдают - но, в любом случае, мне оставили возможность выбора и не навязывают "врагов". Явно самодеятельная атака сумасшедшего старикашки не в счет. Значит, я могу вмешиваться в события, никому не причиняя вреда. Могу ли? Сейчас проверим.

Я пикирую на ближайший бархан, каким-то чудом свободный от сражающихся. На соседней дюне из ниоткуда появляется давешний дядька с многоствольным пулеметом. На сей раз пулемет висит за спиной посреди прочей груды металла. Дядька отстреливается из двух револьверов от налетающей издалека стаи чего-то, смахивающего на помесь птиц и грудастых женщин (тоже из древней земной мифологии? или дизайнер вытащил их из дебрей собственных сексуальных фантазий?) Несколько секунд я наблюдаю за ним, но потом решаю, что он палит слишком точно и неутомимо, чтобы являться человеком. Не подходит.

Я отвлекаюсь от дядьки и, вспомнив свои старые навыки мастера Пути безмятежного духа, перестаю концентрироваться на деталях, позволяя миру течь сквозь меня, увлечь меня за собой, слиться со мной. Немного раздражает песок, под моими огненными ногами плавящийся и проседающий, но я игнорирую и его. Скорость погружения в дюну невелика, а в крайнем случае опять взлечу и опущусь рядом.

Постепенно я начинаю улавливать систему в окружающем хаосе. На самом деле в нем проявляются отчетливые потоки: группы сражающихся движутся по нескольким направлениям, пересекаясь, рассеиваясь, снова объединяясь, но сохраняя общее направление. Несмотря на яростные схватки, вспыхивающие в местах пересечения групп противников, никто никого не преследует специально. Отряды людей, псевдо-Инпу и псевдо-Тотов словно (или не "словно"?) повинуются четким командам, двигаясь слаженно и размеренно, без остановок, прекращая сражаться сразу же, как отдаляются от противника на определенное расстояние. Иногда они выполняют маневры, словно один человек, двигаясь абсолютно синхронно. Они прикрывают зверообразных одиночек с дубинами и катапультами, не подпуская к ним противников. Звери тоже не бросаются на кого попало, целенаправленно двигаясь к нужным им местам. Вскоре я вычленяю и сами точки назначения: в них кипят, не останавливаясь, сражения, в которые вливаются все новые и новые отряды. Но, странно, количество участников там вроде бы как и не увеличивается.

Я взмываю в небо (ноги чешутся от налипшего плавящегося песка) и зависаю над одним таким местом. Точно: сражающиеся там попросту исчезают - некоторые потому, что пропустили удар копья с петлеобразным концом, меча или дубины, а некоторые просто так, сами по себе, даже не успев завершить движение. Интересно. Если вспомнить, что этаи соперничают за звездные системы и прочие узлы сети Арасиномэ, не наблюдаю ли я отражения реальных драк? Или этаи сейчас синхронизируют драки в реальности с виртуальными? В любом случае, тогда направления перемещения могут соответствовать устойчивым туннелям гиперсдвига между системами, а места сражений - таким системам.

Однако тогда мы имеем любопытный факт: пусть этаи и сражаются друг с другом, существуетнейтральная система наблюдения, позволяющая неведомым контролерам видеть картину мира (точнее, многих миров), не подвергаясь атакам. В схему хорошо укладывается картина межзвездной сети, не раз замеченной Кирисом. А еще что-то - или кто-то - занимается преобразованием картины в образы, заимствованные из нашей культуры и понятные мне. Стаси? Его злосчастный автономный прокси-модуль? Или этаи уже разобрались сами?

Но даже если такие наблюдатели и существуют, я явно не имею их статуса. В опасной близости от меня пролетает снаряд, и я благоразумно отодвигаюсь в сторону. Тумбообразный зверь, волокущий на макушке катапульту, тут же утрачивает ко мне интерес, катапульта открывает беглый огонь в гущу сражения. Снаряды появляются на ее ложке из ниоткуда. Кажется, ему вовсе не интересно, в кого он там может попасть. Несколько секунд спустя он внезапно пропадает. Так, здесь мне делать нечего. Все, кто сюда добрался, явно понимают, что и зачем делают. Меня же сейчас интересуют совсем другие персонажи. Я снова взлетаю повыше, стараясь не попасть в пространство между мирами. Еще несколько минут отрешенной медитации, и я вычленяю несколько мест, откуда начинают свое движение потоки сражающихся. Быстрый перелет к одному из таких мест - и моя догадка блестяще оправдывается.

Небольшая ложбина между барханами не страдает никакими достопримечательностями. Просто впадина между пологим наветренным склоном одной дюны и подветренным обрывом другой. Невдалеке возвышается внушительная каменная пирамида с нарисованным во весь огромный бок древнеегипетским богом (кажется, Осирисом, но не поручусь). Рядом с ней расположился небольшой оазис из озера и трех пальм, но пространство вокруг пусто на сотни саженей. Здесь же, в ложбине, прямо из воздуха возникают все новые и новые отряды собакоголовых псевдо-Инпу, целеустремленно бросающиеся вверх по пологому склону, а также здоровые косматые чудища - все та же помесь медведя и гориллы. В воздухе конденсируется отряд полуптиц-полуженщин и с визгом бросается на меня. Я смещаюсь в сторону и тут же возвращаюсь, когда они меняют направление и улетают куда-то вдаль - возможно, к дядьке с пулеметом. Меня не волнуют люди с шакальими головами, птицы и прочие групповые сущности, явно представляющие собой кланы этаи или просто автономных акторов виртуальности. Мне куда интереснее одиночки, не принимающие участие в общем целеустремленном движении.

А одиночек тут хватает. Несколько гибридных медведей сидят на песке и тупо смотрят перед собой. Еще один, вцепившись во внушительную дубину, бродит кругами и с явным испугом озирается по сторонам. Неподвижно застыли два тумбообразных зверя, один из них неуверенно ощупывает катапульту у себя на макушке. Два обычных на вид человека в пестрых одеяниях, с золотыми жезлами в руках чинно расположились рядышком и, кажется, разговаривают. Смирно сидят на песке несколько непонятных чудищ, состоящих, кажется, из одной головы с огромной пастью и нескольких когтистых лап. Я пикирую в ложбину, становлюсь ногами на песок и, стараясь держать псевдо-Инпу в поле зрения на случай неожиданной атаки, громко говорю:

- Слушайте меня! Слушайте меня все!

Как ни странно, слова звучат совершенно нормально, только с легким шипением, словно изнутри выходит пар под давлением. Видимо, меня слышно и другим, поскольку все вскидываются и оборачиваются ко мне.

- Слушайте меня! - повторяю я - и тут до меня доходит, что универсальный транслятор недоступен вместе с остальными внешними модулями моего эффектора. Ну, замечательно! Единственный язык, хранящийся в нулевом кольце моей памяти - Общий моей родной Текиры, лишь крайне отдаленно схожий с катару. Теперь они не поймут меня, а я не пойму их. Ведь хотела же я перенести в нулевое кольцо пару языков, хотя бы кваре с камиссой... Ну, ладно. Чего нет, того нет. Придется выкручиваться так.

- Карина Мураций! - произношу я как можно отчетливее, показывая пальцем на себя. - Карина Мураций!

Эффект превосходит все ожидания. Люди в пестрых одеяниях, одна тумба и одна головопасть падают на песок ничком (головопасть выглядит так, словно пытается встать на макушку). Остальные оживляются и подбираются ко мне поближе. Некоторые начинают говорить наперебой, и в их голосах я улавливаю знакомые интонации всех паллийских языков. Я вскидываю руки ладонями вперед, потом показываю на своё ухо (точнее, в место, где оно должно находиться) и отрицательно качаю головой. Потом взлетаю на гребень бархана и маню всех к себе обеими руками. После некоторого колебания компания из двух десятков особей начинает карабкаться ко мне. Когда первые из них (два гибридных медведя и одна головопасть) достигают гребня, я показываю в сторону оазиса и пальцами изображаю шагающие человеческие ноги. К счастью пространство между нами и пирамидой пусто, атак можно не ожидать. Медведи дружно кивают. Головопасть на такой подвиг не способна из-за анатомии, но она присоединяется к медведям, и вся троица отправляется в указанном направлении. В течение пары минут я отправляю туда всех. Проводив глазами ковыляющую колонну, я перевожу взгляд в ложбину и вижу еще одного гибридного медведя, ошалело озирающегося по сторонам.

Кс-со. Мне так и сидеть на одном месте до скончания веков? Мест-генераторов в окрестностях минимум два десятка, а всего, возможно, сотни и тысячи. И все надо облететь, отовсюду направить народ в оазис... кстати, а дальше что? Ну, соберу я всех в одном месте - а что с ними делать?

Додумать я не успеваю. Что-то смещается в воздухе, и рядом с медведем появляется молодой мужчина в белой набедренной повязке и в полупрозрачном одеянии. Его черты лица хотя и выглядят правильно-кукольными, но страшно мне знакомы. Однако прежде, чем я успеваю его узнать, он поднимает пылающий огнем палаш и точным движением протыкает медведя насквозь. Тот издает тихий визг и рассыпается в воздухе снопом бледных искр. Я вскрикиваю. Мужчина поднимает голову - и я все-таки опознаю его.

Юно Юнару. Бывший оябун террористической группы "Адаути", истребивший несколько десятков бывших королевских чиновников Хёнкона в полном соответствии с названием своей банды. Воспитанник Суоко, от двойной гибели которого та так и не оправилась до конца. Постоянный спутник Фучи в виртуальности Арасиномэ.

Я не успеваю даже рукой пошевелить, как Юно исчезает и появляется рядом. Он что-то говорит (похоже, на катару), но я его не понимаю. Тогда он поднимает палаш и успокаивающе мне улыбается.

Нет, я все-таки не зря носила титул мастера Пути. Я совершенно машинально уклоняюсь от колющего удара и так же машинально провожу бросок, пользуясь его инерцией. Падая, Юно вскрикивает от боли, и лишь сейчас до меня доходит (сегодня я удивительно догадлива, да), что мои пылающие руки не слишком-то приспособлены для мягкой нейтрализации противника. Накидка Юно на плечах и между лопатками обугливается и расползается, однако он тут же ловко, как кошка, кувыркается и вскакивает на ноги. Его лицо перекошено от боли, но он снова заставляет себя успокаивающе улыбнуться. Он опять что-то говорит, показывая на свой палаш, на сей раз на кваре. Я складываю руки перед грудью и извиняющеся кланяюсь, как принято на Могерате. Выпрямившись, я указываю на себя пальцем.

- Карина Мураций, - говорю я.

Глаза Юно расширяются, и он сначала низко кланяется в ответ, а потом начинает быстро тараторить на катару. Мне приходится снова прибегать к пантомиме. Он на мгновение задумывается, потом понимающе кивает, тыкает пальцем в клинок и произносит несколько слов на разных языках. Одно из них я разбираю: гэндзицу. ‘Реальность’ на катару, одно из немногих слов, застрявших в моей натуральной памяти.

- Гэндзицу, - повторяю я, кивая, потом отрицательно провожу рукой перед собой. Его намерения понятны. По информации Стаси, протыкание мечом каким-то образом усиливает поток ощущений от реальности, что позволяет похищенному человеку переключиться на восприятие реального мира. Но что работает для биоформ, вряд ли сработает для меня. Кроме того, я пока не намерена покидать виртуальность, даже если появится такая возможность. Вместо того я показываю в сторону удаляющейся процессии, потом на оазис, тыкаю пальцем в себя, обвожу рукой поле брани и снова указываю на оазис. Помедлив, Юно кивает. Затем он исчезает и появляется в ложбине неподалеку от нового отряда псевдо-Инпу (его полупрозрачная накидка волшебным образом оказывается целой). Ухватив засиявший палаш поудобнее, он ведет им по песку, рисуя линию в сторону пирамиды. Сообразив, что он делает, я подлетаю поближе и останавливаю его жестом. Затем я встаю на песок и медленно шагаю, оставляя за собой сплавленные песчинки. Потом я вспоминаю, что у меня есть средство и помощнее, и выпускаю один за другим несколько маленьких комков пламени. Пламя, однако, взрывается и разбрасывает песок в стороны, что меня категорически не устраивает. Но тут оказывается, что мои руки умеют работать и в качестве лазера, и вскоре мне удается нарисовать лучом кривоватую, но очень хорошо заметную спекшуюся стрелку в нужном направлении.

Юно кивает, снова глубоко кланяется, телепортируется обратно на гребень, а затем исчезает и оттуда. Похоже, его метод действует исключительно в поле зрения. Любопытно. Он полностью утратил связь с телом, но продолжает существовать в сети Арасиномэ в качестве полноценной самостоятельной личности. Значит, и у других есть тот же шанс.

Я взмываю в небеса и тут же пикирую к одной из примеченных ранее точек-генераторов. Еще одна ложбина, еще один возникающий из ниоткуда поток солдат - на сей раз обычных людей в набедренных повязках и с короткими мечами (тот же типаж, что и в охране Фучи?) Плюс еще несколько разновидностей монстров, среди которых выделяется новая порода гибридов - существ в человеческий рост с птичьими ногами и человеческой верхней половиной, в районе поясницы переходящей в птичью гузку. Из спины, точнее, из гузки торчат короткие крылья, вряд ли пригодные для полета. Женские торсы преобладают над мужскими в соотношении примерно два к одному. Вооружены гибриды короткими копьями и небольшими круглыми щитами. Возникая, они тут же целеустремленно бросаются к одной им видимой цели. Вряд ли люди, сосредоточимся пока на других. Другие, скапливающиеся в ложбине, впечатляют куда меньше: обычные люди, пусть и с гипертрофированной мускулатурой и разноцветной кожей, вооруженные изогнутыми мечами. Впрочем, на моих глазах появляется еще один мужчина, у которого нижняя половина вообще отсутствует. Вместо нее вьется какой-то полупрозрачный дымок. Чуть подумав, я вспоминаю - джинн, еще одно существо из древней земной мифологии, уж и не упомню, какой. Джин явно растерян и сконфужен не меньше остальных, дико озирается по сторонам и тихонько подвывает.

- Слушайте меня! - громко говорю я. Пусть меня не понимают, но как стандартная преамбула для привлечения внимания сгодится. - Слушайте меня. Я Карина Мураций. Туда! - взлетев на гребень, я указываю рукой к оазису. - Идите туда!

После минутной заминки, восторгов, земных поклонов и так далее очередная группа отправляется к оазису. Не хотела бы я оказаться на месте Юно, когда придется протыкать толпы людей, словно на конвейере. Наверняка ведь многие побоятся эвакуироваться таким пугающим способом. Впрочем, катару для него родной, владение камиссой после многих лет в Ставрии вполне свободное, и на кваре, кажется, он как минимум может объясниться. Остается цимль... но тут он уж как-нибудь выкрутится. Мое дело - обеспечить сбор в точке эвакуации. Я выплавляю в песке еще одну стрелу, указывающую направление, и отправляюсь к следующей точке, стараясь не думать, что данная площадка - лишь одна из десятков, если не сотен и тысяч, и на спасение всех похищенных таким способом не хватит даже бесконечной жизни Демиурга, не говоря уже о силах Юно. Особенно - если похищения человеческих психоматриц продолжаются с той же скоростью, что и раньше.

Но бесконечность не требуется. После четвертой площадки с высоты я вижу, что упорядоченное движение акторов внезапно нарушается. Вместо сложной системы пересекающихся потоков неподалеку вдруг вспыхивает ожесточенное хаотичное побоище. По ушам бьют раскаты грома, из земли в небо упираются гигантские молнии, начинает конденсироваться голубоватый туман, пронизанный черными прожилками. Я стремительно смещаюсь туда - и получаю могучую оплеуху еще до того, как успеваю приблизиться на сотню саженей. Жгучая боль пронизывает тело, мир кувыркается вокруг. Когда я немного прихожу в себя, вокруг в воздухе начинает смыкаться туча, состоящая из бесчисленных частичек тьмы. Она почти мгновенно затмевает солнце, закрывает от меня пустыню, и боль в теле все нарастает. Туча, однако, не пытается меня проглотить, оставляя свободный коридор, ведущий в небо. Меня отгоняют, не уничтожают, и я решаю поддаться уговорам - по крайней мере, временно, пока не разобралась в происходящем. Я взмываю сквозь коридор, и боль тут же прекращается, а туча рассеивается.

Голубой туман, однако, никуда не девается. Наоборот, его купол уже полностью скрыл кусок территории диаметром по крайней мере в полверсты. Черные прожилки в нем сливаются в густую сеть, а молнии лупят в небо почти непрерывно. Потом купол вдруг раздувается втрое и лопается клочьями - и в центре территории я вижу две крохотные отсюда фигурки: девушка с блестящим жезлом в руке и короной, плавающей в воздухе над повязанной платком головой, а рядом - гигантская рыжая обезьяна с зажатым в воздетой лапище фонтаном ослепительного черного пламени. Я не знаю, как тьма может выглядеть ослепительной, но на фонтан просто больно смотреть. Он бьет в небо, перемежая молнии черными струями, и туман разлетается от него, словно ошпаренный. Черная туча вновь конденсируется в небе чуть поодаль от фонтана и тут же неопрятной черной лавиной рушится на девушку и обезьяну. Шар огня вырывается из воздетого в воздух жезла девушки, ныряет в тучу, и та взрывается изнутри. Однако полог голубого тумана с черными прожилками вновь конденсируется вокруг двоих, и в его стремительно сгущающейся дымке я успеваю заметить, как девушка медленно падает на колени, а потом на бок.

Нет, я все-таки не зря мастер Пути, холодно одобряет какая-то моя часть, бесстрастно наблюдающая со стороны. Я не бросаюсь на помощь к Кирису и Фуоко очертя голову. Сначала я генерирую серию собственных шаровых молний, испепеляющих остатки черной тучи, снова начинающей собираться воедино, и лишь потом пикирую в купол тумана. Меня снова оглоушивает невидимая ладонь, но на сей раз я готова и не теряю ориентации в пространстве. Волна испепеляющей боли заливает меня с макушек до пят, но - как прорезается непрошенная память - в Институте Человека мне приходилось терпеть и похуже. И мастер Караби тоже неплохо потрудился, обучая маленькую девочку контролировать свои ощущения. Полностью игнорировать пытку мне все же не удается, и пока я, стиснув зубы, прорываюсь сквозь туман к поверхности, приходится отбиваться от быстротечных галлюцинаций. Стальные шарики, секущие тело, капли жидкого огня на коже, недовольное лицо экспериментатора в белом халате с небольшим желтым пятном на нагрудном кармане, пробивающие язык и пах электрические разряды, и угрожающе застилающая глаза пелена смерти... Я - Карина Мураций. Мастер Пути безмятежного духа. Ведущая по Пути, как называют меня некоторые, пусть даже я никогда не принимала этот пафосный титул. Меня нельзя остановить болью и страхом. Я отвечаю за людей Паллы, как раньше отвечала за людей Сураграша, и больше всего - за двоих детей, что сейчас в одиночку сражаются против неведомого врага. Я прорвусь.

И я прорываюсь.

Фуоко, скорчившись, лежит на песке, закинув голову и закрыв глаза. Ее рот открыт в неслышном стоне, а золотой жезл с головой шакала, раздвоенный внизу в бритвенно-острые параллельные лезвия, валяется в стороне. Ее лицо и тело заметно отличаются от реальных: черты слишком правильные, отсутствуют мелкие детали вроде ямочек под скулами и сети шрамов вокруг левого виска, губы выглядят сделанными из вишневой пластмассы, все тело покрыто замысловатыми татуировками. Однако это она, сомнений нет никаких, даже если бы над ее головой не плавала Пшент, двойная египетская корона объединенных царств. Рыжая обезьяна стоит на широко расставленных коротких ногах, внушительные клыки в пасти оскалены, воздетые к небу руки сжимают дубину из черного пламени. Я замечаю, что ее ступни медленно погружаются в песок, словно под чудовищным давлением невидимого пресса. Глаза обезьяны с горящими голубым пламенем зрачками останавливаются на мне, но у меня нет времени разбираться в их выражении.

- Карина Мураций, - быстро говорю я. - Держись, Кир. Я помогу.

Хотя он и не понимает, свирепая башка медленно кивает, и ее взгляд снова устремляется в небо. Похоже, он видит что-то, недоступное мне. Его дубина взрывается черным фонтаном, вонзающимся в небо, и пелена тумана снова лопается и исчезает. Боль в моем теле ослабевает, хотя и не прекращается полностью. Одна нога обезьяны подкашивается, и она падает на колени. Из пасти вырывается рычание, перемежаемое с отдельными словами, в которых я узнаю кайтарские и могератские ругательства. Я не знаю, как ему помочь, не вижу, что на него давит, но каждая секунда драгоценна. И я вскидываю руки, посылая поток белого огня в направлении, указываемом черным фонтаном.

Белое и черное пламя сливаются воедино. Мир беззвучно трясется и мелко вибрирует, новая волна боли окатывает меня, и внезапно я вижу. Огромная, в полнеба, скала нависает над нами, готовая рухнуть, удерживаемая только колонной смешанного огня. Чудовищная тяжесть наваливается на меня. Ступни касаются песка, но моя левитирующая сила пока что не сдается. Похоже, Кирису стало легче, поскольку он снова поднимается на ноги. Из его пасти исторгается рев, и колонна черно-белого пламени, вырывающаяся из наших с ним рук, сразу утолщается вдвое. Нависающая скала содрогается и поднимается выше. Впрочем, ненадолго: уже через несколько секунд тяжесть и боль усиливаются, и она начинает медленно опускаться. В том месте, где в нее упирается пламя, камень начинает светиться раскаленно-багровым светом, но в остальном не видно, чтобы наша комбинированная атака имела какой-то эффект. Я чувствую, как внешнюю тяжесть начинает усиливать усталость. Что происходит? Почему картина так отличается от обычной? Откуда взялась скала вместо "живых" персонажей сопоставимого с нами размера? Или опять тот же эффект нестыковки масштабов, что ранее описывал Кирис и с которым я столкнулась в междумирье?

Ступни окончательно упираются в песок, колени постепенно подгибаются. Я не знаю, что случится, если скала рухнет нам на головы, но внутри снова прорезается страх. Я не хочу умирать. Не здесь, не так, не сейчас. Страх переходит в панику, но я справляюсь с ней усилием воли. Да, умирать не хочется, но коли я взяла на себя ответственность, отступление - не вариант. В тот момент, когда я почти падаю, сверкает очередная вспышка - и рядом возникает эфемерное создание: что-то смахивающее на большую птицу, сотканную из радужных эфемерных кружев. У птицы человеческое лицо - прекрасное, идеальное, с равным успехом могущее принадлежать и мужчине, и женщине. Птица что-то восклицает, глядя на Кириса, но я улавливаю лишь шипяще-щелкающие звуки камиссы. На мгновение их обоих опутывает призрачная красноватая сеть.

Кто?

- Я Карина Мураций, - свозь зубы цежу я, почти теряя сознание от нагрузки.

Птица понимает мгновенно.

- Эщчэ Мартон Брыле, - откликается она.

Марта Брыль? Студентка, втянутая Майей в эксперименты? Откуда она здесь? Или... между ними установился канал. Слабый, но канал... Мысли путаются.

Птица разводит крылья в стороны, и от нее начинает струиться розоватое сияние, словно марево горячего воздуха. Сразу становится легче. Еще одна вспышка: гигантское существо, напоминающее летучую мышь-переростка, с огромными перепончатыми крыльями, горящими красным глазами и таким злобным выражением на клыкастой, но все же человеческой физиономии, что от него одного может прокиснуть молоко.

- Кара, я Марик, - коротко бросает чудище на Общем. - Держись.

Оно расправляет крылья и простирает их над нами. На мгновение давящая тяжесть пропадает совсем, но тут же возвращается. Еще одна вспышка. Бесформенная тень с горящими желтыми глазами без лишних слов (она вообще может говорить?) переплетает многочисленные то ли руки, то ли щупальца, и еще один ослепительный луч вонзается в скалу рядом с моим. Еще вспышка. Уже знакомое тумбообразное существо, правда, без катапульты на голове, упирается длинными передними лапами в песок, принимая на себя часть общей тяжести. Возникает Юно - он вбрасывает пылающий меч в хрустальные ножны, садится на пятки, запрокидывает лицо и замирает. Все новые и новые сущности появляются из ниоткуда, вступая в непонятное сражение с неведомым. Зачем? Разве они не понимают, что игры кончились? Кто они? Паладары? Связанные с Фучи и Киром друзья-паллийцы? Обычные люди? Здесь смертельно опасно, и надо придумать, как бы выбросить всех отсюда, приняв удар на одну себя...

Звонкий голос Фучи выкрикивает что-то, что я не понимаю. Я скашиваю взгляд. Девочка, шатаясь, поднимается на ноги, встает на цыпочки, кладет ладонь обезьяне на плечо и что-то лихорадочно шепчет. Обезьяна рыкает в ответ, но Фучи продолжает говорить. Несколько фраз спустя Кир опять что-то рыкает (я улавливаю имя "Риса") и мотает головой в мою сторону. Она переводит на меня взгляд и что-то говорит уже мне.

- Не понимаю, - отвечаю я сквозь зубы. - Фучи, мой автопереводчик не работает. Ne komprenas, - добавляю я чудом удержавшиеся в памяти слова. - Traduko... traduko ne funkcias.

Фучи, милая, ты же у нас умница и отличница. Ты поймешь.

Она понимает.

- Ne devas, - медленно и внятно говорит она. Потом она кладет обе ладони на мое правое огненное предплечье и давит на него, принуждая опустить руку. Видимо, её сильно обжигает, ее лицо искажается, но она не отступает и продолжает давить. - Ne devas. - Она поворачивается к остальным. - Ne devas. Нэ ду. Даммэтэ. Нье тшэмпа.

Я не помню таких слов - ни на эсперанто, ни на языках Паллы. Не знаю, что они означают. Но я понимаю, чего хочет Фучи: чтобы мы остановились. Но как я могу остановиться? Скала рухнет и раздавит нас всех, и моих студентов в том числе. Я не могу отступить и бросить их...

...но имею ли я право поступать по-своему? Я пришла на Паллу, чтобы защитить ее, спасти ее жителей - но могу ли я спасать кого-то против их воли?

Они дети. Они не понимают последствий. Фучи - славная девочка, но она не понимает...

А ты понимаешь? Ты знаешь, что происходит? Ты интерпретируешь события, исходя из собственного опыта. Ты считаешь, что скала - угроза, и так же считает Кир и прочие здесь. Но Фучи провела в виртуальности Арасиномэ в десятки раз больше времени, чем Кир, и она едва ли не лучше интегрирована с этаи, чем все остальные паллийцы, вместе взятые. Она уже не раз показала, что знает, что делает. Ей едва исполнилось пятнадцать местных лет, но она умнее и мудрее большинства взрослых.

Рано или поздно родителям приходится осознать, что дети выросли. Что их уже нельзя защищать и опекать так же, как раньше. Что нужно позволить им принимать собственные решения, какой бы страх за них ты ни испытывала. Остановись, Кара. Вспомни, сколько усилий приложил папа, чтобы не путаться у тебя под ногами, когда ты взрослела. Поверь Фучи. Допусти хоть на минуту, что она знает, что делает.

Я останавливаю поток пламени и опускаю руки. Фучи медленно убирает свои ладони, и я вижу, что они сильно обожжены. Вероятно, ей ужасно больно, но ее лицо спокойно. Она кладет руки на плечи Кириса и что-то говорит ему. Большая рыжая обезьяна рычит, но Фучи продолжает говорить, и обезьяна резко опускает лапы. В них опять зажата дубина, но сейчас она выглядит обычной деревяшкой, не сгустком клубящейся тьмы, как только что. Остальные растерянно переглядываются, и их ореолы и лучи исчезают, напряженные позы расслабляются.

И скала в небе начинает рушится на нас. Она быстро растет в размерах, заслоняя сначала две трети, потом три четверти небосвода, увеличивается раскаленное пятно в ее центре - и замирает. Фуоко стоит, выпрямившись, ее глаза закрыты, опущенные руки слегка разведены в стороны и обращены ладонями вперед, словно она готовится кого-то обнять. Мягкое белое сияние распространяется от нее, окутывает меня и Кира, смывает боль и тяжесть. Я вдруг чувствую спокойствие. Не холодную напряженную рассудительность битвы, не сонливость раннего утра, а безмятежный покой ясного солнечного дня в средней полосе - редкие перистые облака в голубом небе, тихий шелест древесной листвы под легкими порывами ветерка, далекий щебет птиц и деловитое журчание ручья. Скала замирает, и я чувствую, что окружающий мир странно изменился.

И тут же приходит осознание: тишина. Пропали все звуки битвы, доносящиеся издали, лишь слегка шелестят перекатываемые ветром песчинки. Пропали все наши соратники, и только Кирис с Фуоко в одиночестве стоят на песке, да от меня на песок падают мерцающие отблески пламени, почти невидимые под солнечными лучами.

Потом на гребнях барханов вокруг нас появляются фигуры. Люди с человеческими, шакальими и птичьими головами, рыжие обезьяны и полумедведи, птиценогие, безногие, тумбообразные, скелетообразные, бесформенные и еще десятки странных разновидностей существ останавливаются на дюнах и, окружив ложбину плотным кольцом, смотрят на нас.

Нет, не на нас. Не на меня и даже не на угрюмо, исподлобья озирающегося Кира, в руках которого снова появляется кипение черного пламени.

На Фучи.

Тишина давит на нервы. Скала в небе беззвучно исчезает, в глаза снова бьет солнечный свет. А потом рядом с нами появляется стена пустоты. Ее невозможно описать словами, но голова кружится, зрение отказывает от одного взгляда, а в животе нехорошо ёкает. Фучи открывает глаза и неуверенно улыбается, глядя перед собой. Ее губы шевелятся: видимо, она что-то говорит, но я ее не слышу. Потом она делает паузу, слегка хмурится и наклоняет голову, словно прислушиваясь к чьей-то речи, и что-то отвечает. Немой диалог продолжается с полминуты, после чего Фучи кивает и делает шаг навстречу пустоте.

И пустота делает шаг навстречу ей.

Меня снова с размаху бьет невидимой ладонью по лицу, отбрасывает на десяток шагов назад. Тут же включается периферийная машинерия, на окружающую картинку накладываются значки коммуникационных каналов, внешних эффекторов, конструкторов окружения и прочей обычный шелухи. А там, где обычно бежит строка входящей текстовой трансляции, вспыхивают четыре символа без указания на передающего.

Хочу понять.

Хочу запомнить.

Опасность.

Небытие.

Я вдруг понимаю, ЧТО сейчас произойдет. Я рвусь к Фучи всем свои существом, чтобы остановить, оградить, спасти ее, но нечто громадное и равнодушное останавливает меня. Не так, как раньше - никаких оплеух, кувырканий, боли. Я просто замираю, не в силах пошевелиться. Ты обещала! - хочу крикнуть я. Ты обещала, что не станешь жертвовать собой! Но я не могу. Всё. Детские игры кончились. Пришли взрослые и начали разбираться с шумными озорниками. Рыжая обезьяна что-то неслышно рявкает, и Фучи поворачивается к ней. Она отрицательно качает головой и так же беззвучно отвечает, но обезьяна не утихомиривается. Она хватает девушку за плечо, тянет к себе - и невидимая сила поднимает Кира в воздух, отбрасывая далеко назад. Между ней и Фуоко вздымается стена, сделанная из непрерывно движущихся шипов, вращающихся зубчатых колес и мелькающих лезвий. Обезьяна бросается вперед, но одно из лезвий вздымается навстречу и небрежно протыкает насквозь ее грудную клетку, выходя из спины.

Я дергаюсь едва ли не сильнее, чем обезьяна, но Кириса просто снова отбрасывает назад. Внешне он невредим, но падает на одно колено и роняет дубину, хватаясь обеими лапами за пробитое место. Его морда искажена в гримасе боли. Но он снова поднимается и снова бросается вперед. Его протыкают сразу три шипа - грудь, живот и нога, и его снова отбрасывает. Его пасть открывается в неслышном реве, Фуоко что-то кричит ему, но Кирис на сей раз даже не падает. Он снова бросается на изгородь - и его отшвыривает опять. На сей раз от его тела начинает подниматься то ли пар, то ли светлый дым, и он падает ничком, оставаясь в такой позе несколько секунд. Но он поднимается. Я изо всех сил пытаюсь высвободиться. Почему, почему он может двигаться, а я - нет? Кир, дурак, идиот, прекрати немедленно!

Он не слышит мой крик. Поднявшись и заметно шатаясь, он подбирает свою дубину и с размаху бьет по изгороди. Шипы и лезвия превращают ее в мелкие щепки в мгновение ока. Фуоко качает головой и что-то говорит. Обезьяна смотрит на нее, задумчиво склонив голову, а потом ее тело вдруг рассыпается мелкой светлой пылью, тающей в воздухе. Девушка печально улыбается и поворачивается к пустоте - и обезьяна тут же появляется рядом с ней, хватает за плечи и крепко держит. Я сразу понимаю, что он сделал: каким-то образом отключился от виртуальности и тут же включился в нее снова. Видимо, местная система на сей раз запрограммирована помещать их с Фуоко рядом на начальном этапе, чем он и воспользовался. Несмотря на страх и отчаяние, в глубине души я не могу не восхититься его интуицией и способностью находить простые решения там, где не работают сложные и очевидные. Точно так же на пару с Фучи он пробился в Университет, пройдя нетривиальный тест на сообразительность. Ее аналитический и склонный к теоретизированию ум, его интуиция и инженерная смекалка, их общие эмоции, позволяющие понимать друг друга с полуслова - какая великолепная комбинация! Чего только они ни могли бы достичь на пару...

...но не достигнут никогда. Несколько секунд меж ними продолжается беззвучный монолог, но в конце концов Фучи вздыхает, печально улыбается и берет Кира за большую мохнатую рыжую лапищу. Обезьяна обхватывает девушку, заключает ее в объятия, скрывая своей тушей и шерстью почти целиком, и некоторое время они стоят неподвижно.

Потом Фучи высвобождается и снова поворачивается к пустоте. Она поднимает руку и медленно сдергивает с головы платок, роняя его на землю. Она берет Кира за лапу, и они вместе делают шаг навстречу пустоте - и пустота делает шаг навстречу им. До нее остается лишь расстояние вытянутой руки. Фуоко замирает. Потом она неуверенно оглядывается на меня, и в ее глазах я вижу замешательство и страх. Я пытаюсь крикнуть, остановить ее, потребовать, чтобы она не делала глупостей, что для прямого контакта есть взрослые люди, Демиурги, небы, все те, кто могут и должны рисковать своей жизнью ради детей... Но все, что мне позволяет окружающий кисель - с трудом отрицательно покачать головой. Фучи смотрит на меня - и я вижу, как страх в ее глазах исчезает, сменяясь спокойной решимостью. Она улыбается мне, прощально машет рукой, поворачивается к пустоте и вместе с Киром делает последний шаг.

И пропадает.

На сей раз - никаких спецэффектов. Просто кто-то где-то одним движением пальца выключил их проекции и их самих. Несколько долгих бесконечностей я остаюсь висеть в горячем воздухе пустыни, как муха в патоке, под пристальными взглядами сотен, а то и тысяч акторов. Потом мир снова летит кувырком, и я теряю ориентацию в пространстве. На меня обрушивается волна звуков: все акторы начинают синхронно скандировать одно неразборчивое трехсложное слово. Крики, рычание, сопение, визжание, дребезг и шепот - звуки сливаются в единую какофонию, а потом все вокруг гаснет. Я остаюсь висеть в кромешной тьме, и лишь по периметру поля зрения ровно горят информационные значки.

До меня не сразу доходит, что я вновь полностью контролирую себя - и интерфейсные каналы, и внешние эффекторы, и все внешние кольца памяти. Только когда тьму пробивает верещание форсированного вызова, я выхожу из ступора и осознаю изменение ситуации. Я отмахиваюсь от вызова и вызываю карту Паллы. Запрос: местонахождение Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория. Полумесяц Могерата мерцает, быстро надвигается - Хёнкон, Ланта, южное побережье, лабораторный бункер, две помигивающие черные точки. Потом схематичная карта сменяется картиной реальности в расширенном оптическом диапазоне, отгоняющем ночную тьму. Я не раз видела выход из бывшей ставки командования ВМФ Хёнкона с высоты птичьего полета - точнее, с камер на воздушных змеях, буксируемых боэй. Но сейчас местность абсолютно неузнаваема. Обрывистый берег и джунгли на нем выглядят так, словно их несколько дней бомбила тяжелая авиация: перемешанная каша земли и обломков деревьев на полверсты вокруг и большая дыра там, где под землей находится большой испытательный зал. Приоритетный запрос: дроны рядом? Вместо обычной россыпи зеленых точек карту заливает сплошной зеленый цвет, но разбираться некогда. Я устремляюсь туда, вниз, и интерфейс послушно переключается, чтобы соответствовать возможностям и сенсорам дрона, но это не дрон, дроны не умеют летать, но я не обращаю внимания, мне некогда и нет сил думать, я просто лечу, пикирую, ныряю в дыру - и оказываюсь в разгромленном зале.

Пол усеян чем-то белым, словно осколками льда, поскрипывающими под ногами - остатки кабин Арены? Однако в остальном бункер не поврежден. У дальней стены рядом с аппаратами искусственного дыхания стоят две раскладушки, а на них лежат два тела под простынями. Над телами склонились люди - девица в военном камуфляже, с ножом и пистолетом в поясных кобурах, грузный высокий мужчина в набедренной повязке из мятой грязной тряпки, бородатый мужичок в рясе восточного священника и еще один, с гладко выбритой головой, в рясе жреца Миндаллы. А между ними - три или четыре абсолютно одинаковых фигуры: полноватая немолодая женщина в зеленой операционной пижаме. Все они мне знакомы, но вспоминать, кто они и зачем здесь, я не хочу. Я бросаюсь к телам и падаю на колени между кроватями, обеими руками сразу нащупывая пульс на сонных артериях.

- Состояние тел стабильно, Карина, - успокаивающе говорит одна из женщин, и на периферии зрения тут же вспыхивает еще один значок входящего канала телеметрии. - Все в порядке. На всякий случай они заключены в медицинские коконы. Я в любой момент могу перевести их на искусственное дыхание, но пока необходимости нет.

Я не обращаю на Дзии никакого внимания, потому что ресницы Фучи и Кириса синхронно вздрагивают. Их глаза открываются и с недоумением обводят окружающий разгром.

- Это чё, мы, что ли, так все разворотили? - бормочет Кирис, почесывая макушку. - Нифига ж себе...

- Не мы, а ты со своей дубинкой, - поправляет Фуоко. - Говорила же, лупи аккуратнее. Здравствуй, Риса. Ой, ты вернулась? Паладары вернулись, да? А почему ты плачешь? Что-то не в порядке?

Лишь сейчас я осознаю, что бессознательно влезла в тайную детскую маску Рисы Сереновой и что мое лицо мокро от слез. Странно. Обычно координатор не держит в дронах запас жидкости для такой имитации. Но сейчас я не хочу и не могу разбираться в деталях. Я швыркаю носом - совсем как маленькая девочка, которую изображает моя проекция - и заставляю себя улыбнуться.

- Все в порядке, Фучи. Раз вы оба вернулись, все в порядке.

Раскладушки содрогаются от одновременного двойного удара, когда два шестилапых зверя одновременно запрыгивают на кровати своих хозяев.

- Фучи дурочка! - недовольно сообщает Зорра. - Такую игру испортила! Ку-ун!

- Только развлекаться начали! - поддерживает ее Гатто. - Страшные монстры, толпы, армии, орды! Драка, война, разгром, враг бежит! Раз, и все отключилось. Фучи зануда! Кир зануда! Уйду к Рике, с ней интереснее.

Фучи пытается сесть, но Зорра наступает передними лапами ей на грудь и не пускает.

- Полежите пока, дэйя Винтаре, - говорит Дзии. - Фантомные технологии нового поколения пока еще не отлажены до конца, резкие движения им противопоказаны. Сейчас я закончу обследование и отпущу вас.

Я шмыгаю носом последний раз и поднимаюсь. Самое главное - они живы. Я люблю их, и они совершили подвиг, пусть даже его суть я пока не понимаю. Но я - ректор университета "Дайгака" и глава Паллийской рабочей группы, и я отвечаю не за них одних. Время чествовать героев еще придет, но сейчас мне нужно заняться более важными вещами.

- Кир, ты слышал Дзии, - строго говорю я пытающемуся подняться парню, удерживая его давлением ладошки на грудь. Гатто тут же повторяет маневр Зорры. - Лежать, понял? Мы еще поговорим. Только, умоляю, не надо пока новых приключений с этаи. Договорились?

Не дожидаясь ответа, я освобождаю дрона - или не дрона, а что-то еще, фантома? Большая тройка довела-таки до ума технологию?.. Щелчок - и реальность сменяется моим персональным рабочим кабинетом.

- Координатор! - привычно говорю я в пространство, и сердце тут же обрывается. Координатора нет. Он погиб, спасая нас... Стоп. Как же тогда я контролировала дрона?

- Да, Карина? - отзывается спокойный знакомый голос, и пустота в груди тут же заполняется невероятным облегчением. Он жив. Он тоже вернулся. Значит, ситуация не просто под контролем - мы все-таки установили контакт с Чужими.

- Рада тебя слышать.

- Взаимно, Карина. Я догадываюсь, что у тебя масса вопросов. Сжатый отчет у тебя во входящих документах с меткой высшего приоритета.

- Спасибо, немедленно займусь чтением. Но главный вопрос - что с паллийцами? Похищения продолжаются?

- Пандемия похищений прекратилась сразу после поглощения дэйи Винтаре и дэя Сэйтория и их последующего освобождения. Переданные под мой контроль сенсоры Харлама показывают единичные пока случаи пробуждения бессознательных людей, но их количество непрерывно растет. Юно активно работает над проблемой, и, насколько я могу судить, этаи ему помогают.

- Поняла. Организуй, пожалуйста, общее собрание прямо сейчас, если народ в состоянии. И папу... в смысле, Джао обязательно позови.

- Также в системе присутствует точка концентрации сознания Робина. Плюс у нас есть запрос на контакт со стороны этаи - точнее, Стаси, включенного в систему Арасиномэ в качестве посредника-ретранслятора.

- Ого. Разумеется, подключай всех. И, пожалуйста, организуй канал до адмирала Мариси, пусть тоже послушает, насколько сможет угнаться за нами. А после встречи мне нужно переговорить с командующими охранных эскадр.

- Последнее невозможно. В результате вторжения неопознанной группы этаи, спровоцировавших колебания метрики в окрестностях Хёнкона, в атомном реакторе на авианосце "Щит победы" развилась неуправляемая цепная реакция. В результате результирующего атомного взрыва сводная эскадра уничтожена полностью. Выжившие члены экипажей размещены в госпиталях на материке, Дзии задействовал новые фантомные технологии для реанимации и лечения. Побережье Хёнкона почти не пострадало от самого взрыва, но заражено радиоактивными осадками. Чистильщики на базе новых фантомов уже запущены, завершение очистки прогнозируется к завтрашнему утру.

Я молча перевариваю новость, потом киваю. Человеческие потери наверняка огромны, и восстанавливаемой атомной энергетике нанесен новый, возможно, смертельный удар. Но время для осмысления и скорби придет позже. Мертвым не помочь, ранеными занимается Дзии, и сейчас у меня другие обязанности.

- Поняла. Тогда общий сбор. Дай мне минуту, чтобы прочитать твою сводку, и начинаем.

- Выполняю.

Я увеличиваю частоту несущей до максимума, почти замораживая для себя внешний мир, и некоторое время тупо гляжу в потолок, восстанавливая душевное равновесие. Слишком много неконтролируемых эмоций - непростительно для ответственного администратора, я не могу показать другим свою слабость. Почувствовав, что более-менее вернулась в норму, я протягиваю руку и извлекаю из входящих документ с наивысшим приоритетом. Время для приключений тела настало и прошло. Пора, наконец, включить мозги и думать.

Похоже, жизнь только что стала еще чуточку интереснее.

05.32.1232. Барна, Кайтар

- ...на настоящем самолете ты бы давно в штопор свалился, неуч криворукий!

Фуоко на миг отвлеклась от трансляции из Мирового Совета, отключив шлем, и искоса глянула вправо, где за штурвалом - точнее, его имитацией - сидел Кирис.

- Нифига не свалился бы, - зло огрызнулся тот. По каналу от него плеснуло раздражением. - Я слежу за тангажом, не совсем уж идиот.

- Уверен? - ехидно поинтересовалась Труда из своего хёнконского далека. - А вот я что-то сомневаюсь после таких помахиваний элеронами. Курс держи лучше. Или отдай контроль Райнике.

Балаболы! Слушать их перепалку и дальше Фуоко не стала. Быстро глянув в окно, она убедилась, что они всё еще летят над океаном, и земля впереди даже не просматривается. Интересно все-таки, с какой радости Райника вдруг тормознула транспортную капсулу и превратила ее в имитацию самолета? Киру, конечно, в радость - в настоящую "чайку" его пока не пускают от греха подальше, так пусть хоть с безопасным фантомом потешится. Но зачем сейчас время терять? Дома на Арене же можно в любой момент тренажер включить. А, ладно. Она приложила руки к ушам, и, повинуясь условному жесту, вокруг головы вновь сгустился телешлем. Перед глазами появилась картинка, а на речь на эсперанто тут же наложился автоматический перевод на кваре.

- ...и мы получили от этаи гарантии, если их можно так назвать, что система Паллы объявлена заповедником, закрытым для любой опасной активности. Более того, впредь они проявят осторожность при зондировании планетарной поверхности и не допустят повторения инцидентов, известных у вас как Удары. Полученные от них сообщения описываются ключевыми символами "нерационально" и "гарантированно проигрышная стратегия", что в их системе понятий является наиболее близким эквивалентом фразы "нам очень жаль, что так получилось". Хотя наше взаимопонимание с этаи оставляет желать много лучшего, мы уверены, что они полностью осознали ситуацию. Возвращение похищенных людей в собственные тела, проводимое совместно со Стаси, является тому подтверждением. Таким образом, от имени Паллийской рабочей группы и в качестве посредника между людьми и этаи я уполномочен сообщить, что вашей цивилизации больше не грозит гибель.

Сторас Медведь сдержанно поклонился, и шквал оваций захлестнул зал. Представители государств и их помощники один за другим вставали на ноги и хлопали стоя. Хотя Фуоко заранее знала общее содержание речи, она почувствовала, как защипало глаза. Жаль, что докладывает не Карина Мураций. И Дзии с координатором дружно отказались сообщать, от чего именно она восстанавливается... И Таня, блин, вчера вечером весь день таинственную физиономия делала и в сторону ухмылялась. Старуха явно ведь что-то знает, но всё изображает из себя!

- От лица человечества Паллы приношуглубочайшую благодарность паладарам, - переждав аплодисменты, председатель Совета поднялся, поклонился и сел обратно. - Однако же, господин Медведь, позволю себе задать еще один важный вопрос. Восстановят ли этаи состояние пространственно-временного континуума на нашей планете, существовавшее до Первого Удара? Вернут ли нам нормальные законы физики, иными словами?

- Нет. Тогда здесь попросту не смогут существовать вихреполевые структуры, из которых состоят этаи. И хотя они твердо намерены не допустить вашей гибели, уходить отсюда они тоже не собираются. Более того, мы боимся, что при восстановлении прежнего состояния нервная система людей подвергнется тем же шокам, что и во время Первого Удара, а может, и худшим. В результате погибших может оказаться даже больше, чем в первый раз. Так что вам придется и дальше жить в нынешнем состоянии. Однако еще раз подчеркиваю, что этаи прекратили дестабилизацию вашей звезды, и ей больше не грозит ни взрыв, ни опасное разогревание. Стабилизаторы метрики в лунных ядрах работают прекрасно, и поводов для беспокойства мы не видим.

- Спасибо, господин Медведь. От лица планеты еще раз выражаю всеобщую благодарность. Экстренная сессия Мирового Совета объявляется закрытой.

Регент Хёнкона коротко кивнул, спустился с трибуны, прошел между рядами, сопровождаемый камерой, и исчез за дверью. Народ в зале задвигался и начал подниматься на ноги, и картинка сменилась эмблемой Мирового Совета на сером монотонном фоне. Фуоко отключила мгновенно рассосавшийся в воздухе телешлем. М-да. Эмоции эмоциями, но регент опять не сказал ровным счетом ничего, что она бы не узнала сама за прошедшую декаду. Почему паладары вдруг напустили на себя таинственность? Риса же всегда всё рассказывала! И координатор с Дзии тайн никогда не делали из происходящего. Подожди, подожди немного - а чего ждать-то?

Она вдруг вспомнила то кошмарное ощущение: пустыня, барханы, палящее солнце - и огромная роза, плавающая перед ними с Киром и сверлящая их ужасным испепеляющим взглядом. И приходящие непонятно откуда слова. Понять, запомнить, тьфу... Стаси уже несколько раз извинился за несовершенство коммуникаций и семантической модели, не позволившие адекватно подобрать терминологию, но дело не в словах. Просто эмоциональная трансляция, в совершенстве освоенная этаи, тоже никуда не делась. Мирно дремлющая за далеким горизонтом мама-роза внезапно превратилась в злую мачеху, только что прирезавшую всех детишек и нехорошо присматривающейся к остальным. Прямо тихий кошмар...

Фуоко до сих пор не понимал, как смогла заставить себя сделать те два шага вперед. Она знала, что умрет, что пойти навстречу розе означает разборку ее сознания на мельчайшие винтики, на распад и вечное небытие, а может, и что-то похуже. Сумасшествие, например. Тогда она как-то сумела пересилить себя, несмотря даже на противодействие Кира и Рисы в образе огненной женщины. Наверное, потому, что оглоушило сильно перед тем, как Риса присоединилась. Сейчас бы точно не смогла... Мало того, что та сцена постоянно всплывала в памяти, пуская зябкие мурашки по коже - оказалось, что теперь ее глазами смотрит и ушами слышит нечто непонятное и непостижимое, нечеловеческое и огромное, больше целой Вселенной. Бр-р. Как с такими воспоминания идти на дурацкий суд, где любимый братец станет доказывать, что она померла или хотя бы не человек? Ведь действительно же не человек...

Следовало, наверное, сразу отказаться от наследства. Паладары бы не выгнали, стипендию они дают, до окончания Университета она бы точно дотянула. А там... ну, живет же почти миллиард человек на планете, и большинство их них - на зарплату. И она проживет, не совсем ведь, наверное, дура безрукая. Вон, даже Мэй ее к себе звал (интересно, он уже полностью очухался после приключений в виртуальности, Инициатор недоделанный?) Зачем мама и лично премьер-министр заставили ее согласиться на такое позорище? Еще и Кира с собой тащить приходится. Ему, непривычному к публичному вниманию, совсем худо придется. Ну ладно еще мама, но у дэя Ментеллано-то какой-интерес? Ни ему лично, ни государству все равно ничего не достанется ни при каком исходе.

- Земля на горизонте, - сообщила Труда из динамиков над головой. - Кир, пора начинать снижение. Райника согласовала ваше прибытие с диспетчерами аэропорта, они дали добро на посадку без предварительных облетов. Посадочный слот выделен. Я слежу за приводными маяками и выдаю курс, остальное за тобой. На модели ты вчера неплохо управлялся, но посмотрим, чему научился и сможешь ли сесть в реальных условиях. Учти, вывалишься из глиссады - Райника без разговоров заберет управление и посадит сама.

Фуоко присмотрелась. Далеко впереди и в самом деле прорезалась темная полоса берега.

- А если не сумеет? - поинтересовалась она. - Сесть? Вдруг грохнемся кому-нибудь на голову или в аэровокзал врежемся? Хотя появится повод на суд не прийти...

- О, милая моя! - в голосе летчицы прорезалось явное ехидство. - Райника сильно разбиться вам, разумеется, не позволит. В крайнем случае дрон может даже в воздухе повиснуть неподвижно, на манер вертолета. Однако гравитационный компенсатор запрограммирован так, что если воткнетесь носом в землю, мало не покажется. Кир, еще не поздно Райнике управление отдать. Смотри, настучит подружка по башке из-за твоего гонора.

Кирис презрительно фыркнул.

- Не вякай под руку, - почти весело сказал он. - Посажу как-нибудь.

- Не надо "как-нибудь", надо правильно. Но смотри сам. Если что, тебе, а не мне и не Райнике на суд с фингалами идти. Коррекция курса три таби влево - делай!

- Три таби влево, выполняю... - Кирис слегка наклонил самолет влево, и стрелка компаса поползла по шкале.

- Сбросить скорость до восьмидесяти. Занять эшелон две тысячи.

- Скорость восемьдесят, эшелон две тысячи. Понял...

- Держи курс. На несколько минут можешь расслабиться. За минуту перед сменой курса предупрежу.

- Угу...

Кирис протянул руку к приборной доске, щелкнул тумблером автопилота и откинулся в кресле. Парсы дружно просунули морды в щель между сиденьями.

- Кир тормоз, - недовольно поведал Гатто. - В игрушки играет, летает медленно, как корыто с ушами. Выключить игрушку!

- Убрать крылья! - поддержала Зорра. - Оптимальная форма! Максимальная скорость! Тысячи цул в секунду, сверхзвук, сверхсвет! Лететь быстро, быстро, быстро!

- Ша, малявки! - цыкнул на них Кирис. - Вас не спросили! Фучи, смотри, Барна!

Берег стремительно приближался. К северу уже проявились дымы заводов на юго-западной окраине. Море внизу покрылось пеной, между островками которой виднелись мелкие белые щепочки - парусные яхты. Высоко вверху встречным курсом прошел четырехмоторный пассажирский лайнер, встающее за спиной солнце ярко блестело на кругах его пропеллеров. Фуоко пожалела, что аэропорт находится так далеко к югу от города - вот бы пролететь над Барной и посмотреть на нее сверху!

- Оп-па! - недоуменно сказал Кирис. - Чё за дела? Фучи, смотри!

Девушка встрепенулась и проследила направление, в котором он указывал. Метрах в десяти слева по курсу летел неизвестно откуда взявшийся военный истребитель. На его крыльях светился вздыбленный белый лев на фоне синего круга. Фуоко машинально глянула вправо, мимо Кириса - как раз вовремя, чтобы заметить, как снизу поднимается и пристраивается рядом вторая такая же машина.

- Эй, Этта-Кика-717! - раздался из динамиков веселый мужской баритон, и пилот в левом истребителе приветственно махнул рукой. - Здесь патруль номер семь с Восьмой авиабазы. Мы тут мимо пролетали и решили посмотреть, все ли в порядке.

- Все в порядке, спасибо! - поспешно сказала Фуоко, прежде чем Кирис успел сообразить, как реагировать. - Мы скоро сядем.

- А мы и не возражаем. Сэрат дэйя Фуоко Деллавита, верно? Дэй Кирис Сэйторий рядом с вами?

- Тут я, - настороженно откликнулся Кирис.

- Привет от некой девицы Марии Каллавиро. Сказала, что на базе "Дельфин" вас ждут в любой момент и что ей очень интересно, как ее братец в Хёнконе поживает и за какими юбками волочится. Она проставляется. Как там погодка в Университете?

- Патруль номер семь! - раздался незнакомый, но весьма недовольный женский голос. - Здесь контроль круга "Морской звезды". Прекратите засорять эфир трёпом не по делу и освободите частоту! У меня восемь бортов в воздухе, не считая хёнконского!

- Уговорила, красавица! - охотно согласился истребитель. - Этта-Кика-717, удачной посадки.

Пилоты помахали руками на прощанье, и оба истребителя, блестя дисками пропеллеров, резко ушли верх и вправо.

- Откуда они взялись и как нас знают? - недоуменно спросила Фуоко. - И номер рейса, и кто на борту?

- Да, интересно, и откуда же почетный эскорт знает, кого он сопровождает? - ехидно поддержала Труда из своего далёка. - Прямо загадка природы.

- Какой еще почетный эскорт?

- Олухи слепошарые... - вздохнула летчица. - Они у вас на хвосте двенадцать цул висели, а вы их даже не видели. Не судьба вам в бою выжить, точно говорю. По приказу премьера вас сопровождали. Вас что, не предупредили? Нет, вы всерьез решили, что вам просто так, с кондачка капсулу в самолет превратили и по-черепашьи тридцать цул волокли? Думаете, Райнике больше заняться нечем, кроме как с кучей диспетчерских и военных служб ваш внезапный полет согласовывать?

- Ничего нас не предупреждали, - буркнул Кирис. - Какой еще эскорт?

- Разговорчики в строю! Кир, коррекция курса через двадцать секунд, готовься к маневру. У земли видимость восемь, ветер десять на два. Если и в таких идеальных условиях посадку завалишь, выгоню в жопу из кружка пилотирования, понял?

Кирис тут же напрягся, отключил автопилот и покрепче вцепился в рога штурвала. Внизу мелькнула береговая линия, потянулись прибрежные лесистые холмы, покрытые лесом. Кирис принялся качать крыльями и вилять самолетом из стороны в сторону, переругиваясь с Трудой, тараторящей что-то о курсе, закрылках, оборотах, вертикальной скорости, тангаже и прочей тарабарщине. Холмы сменились полями, по ниточкам шоссе ползли жучки автомобилей. Появились какие-то огороженные участки, склады, длинные ряды теплиц, отдельные жилые дома фермеров. Виляние самолета становилось все меньше и в конце концов сменилось ровным полетом. Кирис сидел напряженный, словно пружина, переводил глаза с приборной доски на землю и обратно, осторожно подкручивал какое-то колесико, двигал небольшие рычажки. На небольшом экранчике двигались и пересекались прямые линии. Пару раз самолет сильно тряхнуло, однажды на секунду или около того случилась едва ли не невесомость, и каждый раз Кирис шипел под нос "ходер!" и "карраха!"

Потом внезапно внизу появился аэродром - земля тянулась уже метрах в двадцати, не дальше, и сверху отчетливо виднелась каждая деталь рулевых дорожек: полосы, посадочные огни, все еще светящиеся, несмотря на солнечное утро, стоящие в очереди на взлет самолеты... Труда умолкла. Кирис, шипя сквозь зубы что-то неразборчивое, аккуратно отодвинул от себя штурвал, земля надвинулась - и колеса фантомного дрона, сейчас неотличимо имитирующего "уминэко", затарахтели по плитам взлетно-посадочной полосы. Кирис ухватился за рукоять газа. Шум мотора резко ослабел, скорость начала падать. По полупрозрачному кругу носового пропеллера пошла рябь, побежали полосы, и вдруг он полностью остановился, хотя самолет продолжал резво катиться по полосе.

- Молодец, справился, - с иронией похвалила Труда. - Однако имей в виду, если резко просядешь вниз, как сейчас, не на высоте, а возле земли и в реальном самолете, то костей не соберешь. Так, диспетчер рулёжки на голову сел, грязно ругается и требует убираться с дорожки поскорее. Райника взяла управление на себя, можешь расслабиться. До места высадки она вас довезет. Ну, ребятишки, недосуг мне с вами. У меня патрульный облет через полчаса, а мне еще до аэропорта пилить. Пока-пока.

Громко щелкнуло, и динамики стихли. Фуоко похлопала Кириса по плечу.

- Ты крут, - сказала она. - По-настоящему самолет посадил. Жив?

- Еле на полосу зашел. Всё боялся, что Райника штурвал отберет. Блин, ну ведь дома... то есть на тренажере без проблем так заходил, а тут замандражил и почти промазал! - Он с досадой стукнул кулаком по колену. - А я виноват, что курсограф впервые в жизни вчера увидел? Слушай, а куда нас везут?

Фуоко оглянулась по сторонам. Она давно привыкла к посадкам в аэропорту Барны, а потому не обращала внимание на окружающее. Сейчас самолет, свернув с ВПП, резво несся по каким-то рулежным дорожкам не хуже гоночной машины, впритык вписываясь в повороты.

- К аэровокзалу, - определила она. - Вон туда. Видишь, посадочные коридоры? Странно, конечно, обычно туда большие самолеты подруливают, а маленькие, вроде нашего, базируются на небольших стоянках дальше в ту сторону. Мы-то к коридору точно не пристроимся... ой!

Расстояние до земли вдруг начало уменьшаться, а внутренность кабины - резко меняться. Исчезла приборная консоль, штурвал и педали, кресла стали шире и мягче, плоские прямоугольные обзорные стекла превратились в выпуклые и гнутые, со скругленными углами. Снаружи пропеллер и крылья тоже исчезли, словно и не существовали никогда, острый матовый нос превратился в тупой блестящий капот. Самолет стал обычным комфортабельным автомобилем, правда, без внутреннего управления. Вокруг замелькали отсветы проблескового маячка на крыше. На консоли перед лобовым стеклом вырос маленький экран терминала.

- Дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, - сказала с него улыбчивая Райника. - Поздравляю с благополучным прибытием в международный аэропорт "Морская звезда". Дрон высадит вас у входа в здание, после чего вы пройдете обычный пограничный контроль и досмотр. Надеюсь, перелет с применением новых технологий не доставил вам неудобств.

- Спасибо, все в порядке, - вежливо ответила Фуоко.

- А почему до аэропорта? - недовольно спросил Кирис. - Раз уж дрон в тачку превратился, можно бы сразу до города. Или прямо в городе могли сесть, там, где надо. Фантому же пофиг! Пилить сейчас до Барны на автобусе...

- Во-первых, руководство Университета не видит причины нарушать стандартную процедуру пересечения границы, а руководство Кайтара этого не предложило. Во-вторых, вас ожидают. Не беспокойтесь, пилить на автобусе не придется. Доброго дня.

Экран погас и исчез. Дрон ехал по рулежным дорожкам, один раз дисциплинированно остановившись на пересечении полос, чтобы пропустить лайнер, увлекаемый плоским желтым тягачом. Кирис во все глаза смотрел по сторонам. Фуоко окружающее казалось скучным, ей хотелось побыстрее выбраться отсюда, но приходилось ждать. Однако все плохое когда-то кончается. Вскоре дрон подкатил к двери в застекленной стене аэровокзала, возле которой стояли два солдата в парадной форме побережного спецназа, хотя и без оружия. При виде выбирающихся из "машины" Кириса и Фуоко они вытянулись по стойке смирно и отсалютовали.

Кирис ощутимо напрягся. Не сводя с солдат глаз, он на ощупь нашел на заднем сиденье их общую с Фуоко сумку, едва не отдавив лапу возмущенно фыркнувшей Зорре, и в нерешительности остановился.

- Дэйя Деллавита, дэй Сэйторий, - чеканя слова, произнес один из солдат. - Мы ваш почетный эскорт. Пожалуйста, следуйте за нами.

Он открыл дверь и вошел внутрь здания. Второй, придерживая створку, выжидающе посмотрел на них.

- Кир, пошли, - поторопила Фуоко. Её солдаты тоже встревожили, но вида она не подала. Телохранителей Фриско Амантареллы она как наследница семьи Деллавита поняла бы, но поскольку главой семьи сейчас являлся Массим, а он настаивает, что она мертва... Что там Труда упомянула про приказ премьера? Сначала истребители в воздухе, теперь солдаты... Что-то неуловимо изменилось рядом. Она оглянулась: транспортный дрон исчез, словно его никогда здесь и не было. Ну, фантом - он и есть фантом. Солдат у дверей выпучил глаза и нервно сглотнул, но девушка лишь пожала плечами и двинулась вслед за первым солдатом, таща Кириса за руку. В дверях парсы шмыгнули у нее между ног и, задрав хвосты, побежали впереди с таким видом, словно почетный эскорт предназначался им. Второй солдат, справившийся с шоком, пристроился процессии в хвост.

Они прошли по каким-то пустынным залам, дважды поднялись на эскалаторе, миновали стеклянные галереи высоко над оживленными залами, попетляли по коридорам, в которых Фуоко тут же запуталась, и в конце концов вышли в небольшую комнату с турникетом у дальней двери. Возле турникета сидел и читал книгу мужчина в форме то ли таможенника, то ли пограничника, в них Фуоко не разбиралась. Завидев вошедших, он отложил книгу и поднялся.

- Добрый день, дэй и дэйя, - сказал он, разглядывая Фуоко с Кирисом с жадным любопытством. Вопреки обыкновению, на парсов он внимания почти не обратил, удостоив их только беглого взгляда, а спецназовцев вообще проигнорировал. - Ваши документы, пожалуйста.

Взяв пластинки удостоверений личности, он бросил на них беглый взгляд и тут же вернул обратно.

- Багаж? - спросил он.

- Вот, - Кирис поднял сумку. - Открыть?

- Не надо. С прибытием домой, молодые люди. Прошу!

Он широким жестом указал на дверь, перегнулся через свой стол и нажал какую-то кнопку. Освобожденная перекладина турникета заколебалась. Первый солдат прошел через нее и остановился в ожидании.

Ошарашенная Фуоко поколебалась, потом неуверенно прошла на ту сторону загородки. Она несколько раз летала за границу на отцовских самолетах, но каждый раз по возвращении они проходили через общий погранконтроль для кайтарских граждан - в большом зале с изобилием стоек и длинными очередями, с долгим клацаньем по клавишам массивных компьютерных терминалов. Правда, ее с отцом всегда проводили без очереди, но все равно там же, где и остальных. Нынешний же контроль изрядно напоминал фарс. Судя по всему, сейчас дядька-пограничник ждал именно их. Но почему? Впрочем, все прекрасно укладывалось в общую схему. Происходило что-то очень странное, о чем их никто не удосужился предупредить. Обернувшись в ожидании Кириса, она успела поймать еще один жадный взгляд пограничника и машинально оглядела себя в поисках проблем. Простые шорты, блузка и сандалии в соответствии с прогнозом погоды, хотя и открывающие руки и ноги, но не вызывающе, в полном соответствии с кайтарскими нормами. Единственное украшение - отцовская брошка с ящеркой, правда, слишком тяжелая для тонкой блузы, а потому висящая на шее на манер кулона на медной цепочке в тон золоту (единственное подходящее, что нашлось у торговцев в Хёнконе). Ни пятен на одежде, ни других поводов пялиться. Даже шрамы на виске и заживающие царапины на лбу замазаны тональным кремом и почти не видны. Волосы пока что коротковаты, но ничего, уже вполне смахивают на модную еще недавно стрижку под мальчика, а что седые, так от блондинки не отличить. Чего он глазеет?

Фуоко обеими руками ухватилась за руку Кириса и сразу же почувствовала себя легче. Мандраж сразу прошел. Ну, играет кто-то в непонятные игры, и пусть себе. Координатор твердо пообещал, что слушание с сопутствующими формальностями уложится в один день. Потом еще день пообщаться с мамой и Лойзой, погулять по Барне, освежая ее в памяти, возможно, всласть поругаться с Массимом, если тот снизойдет до беседы с живым трупом, и завтра вечером улететь домой. Если Киру не захочется опять изобразить пилота, летучий фантомный дрон доставит их в Хёнкон за полчаса. Или нет, пусть сначала ее высадит на Колуне возле общаги и уже потом играет с фантомами, сколько влезет. А еще лучше - пусть в терминал Арены лезет в бункере. Там же имитацию от настоящего самолета не отличишь, зато остаешься на безопасной земле, а не где-то там в воздухе. Впрочем, мальчишкам опасность как раз нравится...

Эскорт провел их по еще одному небольшому залу, куда вывела дверь из комнаты с контролером, потом через еще одну раздвигающуюся дверь - и они неожиданно оказались в общем зале прибытия, совсем рядом с выходом на эстакаду к месту посадки на автомобили. Место Фуоко помнила и дальше сориентироваться смогла бы. Но ей не позволили.

- Вон они! - раздался чей-то истошный вопль. Не успев и глазом моргнуть, Фуоко и Кирис оказались в окружении приличных размеров толпы из разномастно одетых мужчин и женщин. Некоторые из них размахивали микрофонами. Засверкали вспышки фотоаппаратов, застрекотали кинокамеры, зажглись прожекторы и огоньки телекамер.

- Дэйя Деллавита! - взвизгнула одна из нападавших, ткнув своим микрофоном с эмблемой "Свободной прессы" в лицо Фуоко, почти разбив ей нос. - Что вы чувствовали, когда спасали мир?

- Что вам сказали этаи? - перебил ее мужчина в пиджаке яркой оранжевой расцветки, отчаянно пытаясь выпростать зажатую между тел конкурентов руку с блокнотом. Карандаш в другой руке он держал на манер кинжала. - Они рассказали, зачем явились к нам?

- Что этаи собираются делать с Паллой? - тут же вклинился другой мужчина.

- Говорят, премьер-министр уже предложил вам пост спецпредставителя этаи при правительстве, вы согласились?..

- Что вы думаете о предстоящем разбирательстве?..

- Вы намереваетесь вступить в брак, несмотря на совершеннолетие?..

- Что паладары говорят о перспективах союза Паллы и этаи?..

- Кого этаи предпочитают, Кайтар или Ставрию? Или, может Ценгань?..

Солдаты эскорта попытались оттеснить толпу, но безуспешно: вдвоем против двадцати особо не повоюешь. Голоса слились в сплошной гул, давящий на мозг, словно тяжелая бетонная плита. На реальный мир вдруг наложилась картина из незрячего глаза: разноцветные фигуры и облачка, прячущиеся внутри человеческий тел, и десятки струн и извивающихся линий, тянущихся вдаль. Извне пришел холодный интерес, который за последнюю декаду Фуоко научилась определять, как принадлежащий суперличности этаи. Похоже, Чужих заинтересовало происходящее. От напряжения стало тяжело дышать, и Фуоко почувствовала, как в руках начало зарождаться тепло, защелкали первые редкие пока что разряды вокруг пальцев. Она растерянно озиралась, не понимая, что делать дальше. Оставался, конечно, вариант с отступлением на исходные позиции... но раздвижные двери автоматически съехались за спиной и раскрываться заново не собирались. Открыть руками?

И тут гул голосов прорезал новый звук - резкий неприятный визг. Он ввинчивался в уши, сверлил череп и вызывал болезненные ощущения в корнях зубов. Фуоко зажала уши руками. Не помогло. Зато репортеры тоже заткнулись и перестали напирать, с искаженными лицами озираясь по сторонам в поисках источника звука.

- Га! - рявкнул рядом Кирис. - Зорра! Охренели, что ли? Заткнитесь, ходер!

Визг немедленно смолк. Фуоко опустила взгляд. Парсы с донельзя довольными мордами сидели на двух задних парах лап, скрестив передние на груди и ухмыляясь до ушей.

- Это... это что такое? - изумленно пробормотал мужик в оранжевом пиджаке. - Тоже этаи?

Парсы переглянулись.

- Я Зорра!

- Я Гатто! - в унисон сообщили они. Фантомные тела они уже освоили прекрасно и с удовольствие пользовались новыми возможностями. Вот и сейчас они проделали трюк, который уже пару раз репетировали на Кирисе: исчезли, чтобы сконденсироваться в воздухе прямо над мужиком с блокнотом и обрушиться на него всей своей имитированной тяжестью. Точнее, в воздухе проявились две веретенообразных амебы-заготовки, но репортеру от того оказалось не легче. Не удержавшись на ногах, он рухнул на пол, и быстро дооформляющиеся парсы принялись с энтузиазмом лизать его в щеки - ни дать ни взять два восторженных пса, приветствующих дорогого гостя. Репортер тихо подвывал и пытался отмахиваться, но безуспешно.

Полминуты спустя парсы сжалились и слезли с бедолаги под изумленными взглядами и прицелом объективов.

- Он невкусный, - с сожалением сообщила Зорра. - Нельзя есть. Несъедобно. Нес-ва-рение же-лудка!

- Выберем другого? - деловито поинтересовался Гатто. - Много людей, кто-то наверняка вкусный.

Он оскалил внушительные зубы и принялся внимательно оглядывать окружающих своими инопланетными двухзрачковыми глазами. Репортеры дружно попятились. Солдаты побережного спецназа машинально зашарили по своим поясам, вероятно, пытаясь нащупать отсутствующие кобуры.

- Не бойтесь, они так шутят, - ехидно сообщила Фуоко, благодаря паузе успевшая оправиться от обоих шоков и подавить искрение в зародыше. - Они людей не едят, только с краев слегка обкусывают. Они парсы, наши телохранители от паладаров, им по должности положено. Можно пройти?

Толпа резко отпрянула и раздалась. Парсы неторопливо затрусили по образовавшемуся проходу, и Фуоко с Кирисом зашагали за ним. Кирис оглядывался по сторонам. В шортах и майке без рукавов, не скрывавших его мускулатуру, с низким нависающим лбом, он выглядел боксером, готовым в любой момент отвесить хук в челюсть. Репортеры бессознательно пятились от его сумрачно-враждебного взгляда исподлобья. Солдаты эскорта поначалу шагали сзади, потом один из них, спохватившись, обогнал процессию и жестом показал направление - не на эстакаду, а в сторону лифтов.

Выйдя из лифта на подземной стоянке, Фуоко сразу же заметила несколько знакомых фигур, стоящих возле не менее знакомого лимузина. Она со всех ног бросилась к ним и повисла на шее Марты Деллавита.

- Мамочка! - прошептала она.

- Здравствуй, Фучи, - ответила мать, крепко ее обнимая. - С приездом, милая.

- А меня обнять? - капризно спросила Лойза.

- Обязательно, - Фуоко обняла и ее тоже. - Привет, сестричка. Как в замужестве живется? Муж не бьет?

- У меня вопрос украла, - парировала Лойза, внимательно оглядывая Кириса. - Вот, значит, из-за кого Сима так взбеленился. А что, очень даже ничего себе мальчик... Фигуристый.

- И очень уж гордый и вспыльчивый, - добавила мать, шагая вперед и целуя Кириса в щеку. - Прямо как Хавьеро в молодости. Здравствуй, Кир. Ты мою Фучи не обижаешь?

Кирис набычился в своей обычной манере и что-то неразборчиво буркнул под нос.

- А также умный и красноречивый, - ухмыльнулась Лойза. - Отличный зять, мама, тебе не кажется?

- Прошу прощения, дэй и дэйи, - негромко сказал Джион Айдари, вытаскивая из уха пуговку наушника, от которой куда-то под пиджак уходил витой проводок. Он, как всегда, выглядел озабоченным и ненавязчиво озирался по сторонам. - Тони сообщает сверху, что репортеры оправились от шока и снова принялись разыскивать наших беглецов. Я бы порекомендовал сесть в машину. В ней общаться удобнее, и не забывайте, что нас уже ждут. Дэй Сэйторий, я так понимаю, у вас багаж - единственная сумка?

- Ага, у нас нет больше ничего. Мы же ненадолго, - после мгновенного колебания Фуоко обняла и его. Возможно, и неприлично, но ведь он столько сделал ради нее - и своей жизнью рисковал, и от Анъями ее в Ценгане спас... Телохранитель осторожно обнял ее в ответ и по-отечески погладил по голове.

Попрощавшись с солдатами из почетного эскорта, вся компания влезла в объемистое брюхо лимузина, где терпеливо ожидал адвокат Себастиан Проциано, с которым Фуоко раньше виделась только через телесвязь паладаров. Машина неторопливо вырулила с места, прокатилась по двум уровням подземной парковки и выехала на дорогу в сторону города. К ней спереди и сзади немедленно пристроились четыре полицейских мотоцикла с включенными мигалками.

- Так, народ, колитесь, что тут происходит? - решительно потребовала Фуоко, наблюдая их через заднее стекло. - Что за беда такая с эскортами и премьер-министрами? Я что-то пропустила?

Мать переглянулась с адвокатом.

- Э-э, Фучи... - неуверенно проговорила она. - Я даже и не знаю, как сказать...

- Позвольте мне, дэйя Марта, - решительно сказал Себастиан. - Дэйя Фуоко, у меня для вас две новости. Одну, полагаю, вы расцените как хорошую, а вот насчет второй не уверен. Хорошая новость: ваш брат Массим отозвал иск о признании вас юридически мертвой.

Кирис присвистнул.

- Здорово! - Фуоко почувствовала, что с души падает огромный камень. - Мам, круто же! Значит, слушания отменяются? Э-э... а почему нам сразу не сказали? Почему он не позвонил? Он все еще сердится?

- Новость номер два, - невозмутимо продолжил адвокат. - Слушания не отменяются, поскольку к иску неожиданно присоединилась церковь Рассвета, а также, хм, ваш дядя Рикардо. Так что на сегодняшнем заседании придется противостоять именно им.

- Дядя Рикардо? - поразилась Фуоко. - А он-то здесь каким боком?

- Он недоволен своей долей наследства. Ваш отец оставил ему всего пятьдесят тысяч леер, и теперь он твердо намерен лишить наследства еще и вас. Полагаю, что выделение стократно большей суммы дэю Сэйторию, - адвокат покосился на Кириса, - оскорбило его до глубины души, и он пытается мстить. Еще он намеревался оспорить дееспособность дэя Хавьера в момент составления последней версии завещания, но потом отказался от намерения. Что же до Церкви, то у них мотивы вполне идеологические, точнее, теологические. Как вам, вероятно, известно, выборы папы состоятся менее чем через две декады. Один из главных претендентов, а именно - тесса Бальтазар Меццо, епископ Челестины, известный своей консервативностью и неприязнью к паладарам, пытается набрать лишние очки перед голосованием. Он считался основным кандидатом, но две декады назад внезапно получил чрезвычайно влиятельного соперника в лице небезызвестного вам Хосе Капурри, епископа Дамарры, до самого последнего момента придерживавшегося нейтралитета. Многие даже рассматривали его как союзника тессы Меццо. Теперь тесса Бальтазар пытается получить все голоса колеблющихся, какие может, и идет ва-банк, поставив всё на... определенную идеологическую карту.

- Ну ничего себе... - Фуоко нахмурилась, осмысливая новость. - А почему нам ничего не сказали?

- Позвольте объяснить мне, дэйя Деллавита, - раздался в салоне машины новый голос. Под потолком лимузина возникла серая спираль, неторопливо расплющилась и превратилась в экран. На ней возникло лицо координатора. - Причина в том, что мы не хотели вас нервировать лишний раз. Правительство Кайтара не просто встало на вашу сторону. После публикации отчета о контакте с этаи вы с дэем Сэйторием стали весьма известными личностями. Вряд ли вас можно назвать национальными героями, но вы временно стали популярнее большинства кинозвезд. Так что премьер-министр приказал министерству юстиции оказать вам всю возможную помощь, а также демонстрирует свое личное отношение путем организации почетных эскортов и так далее. Однако мы осознаем, что знание таких деталей оказало бы на вас серьезное психологическое давление, а вы все еще не оправились от приключений.

Фуоко снова посмотрела назад на мотоциклистов.

- Я вижу, - хмуро сказала она. - Но если за нас правительство, зачем нас сюда вообще тащить? Пусть бы их адвокаты цапались с дядюшкой Рикардо, чтоб его вечный понос пробил! Да плевать на наследство, в конце концов! Перебились бы мы с Киром как-нибудь.

- Боюсь, дэйя, все куда серьезнее, чем вам кажется, - покачал головой адвокат. - Сейчас речь идет не о вас, точнее, далеко не только о вас и вашем наследстве. Во время Катарсиса, как журналисты уже окрестили установление контакта, сознания десятков миллионов людей по всей планете оказались перенесенными в сеть этаи. Хотя процесс их возвращения проходит благополучно, тысячи, если не десятки тысяч человек прошли через прекращение всех жизненных функций тела и смерть коры головного мозга. А потом они, хм, ожили. Так что на сегодняшних слушаньях речь пойдет фактически о всех них. И юридически живыми или мертвыми неявно признают и их тоже. Иными словами, сегодня создается прецедент, определяющий подход к таким разбирательствам в Кайтаре на многие десятилетия, а то и века.

- Более того, - подхватил координатор, - даже если человек в бессознательном состоянии сохранил телесные функции, его сознание могло оказаться перенесенным в Арасиномэ, а тело - превратиться в марионетку. И такое возможно даже среди тех, кто никогда не терял сознание, поскольку Стаси и этаи постоянно совершенствуют технология сканирования биоформ. Таким образом, сегодняшние слушания определяют не просто судьбы миллионов людей - они сформируют отношение общества к происходящим изменениям. Вот почему правительство проявляет столь пристальный интерес к вашему делу и обставляет процесс максимально эффектно.

- Ни хрена ж себе... - пробормотал Кирис. - И что, типа, если нас засудят, то всё, полный ходер тем, кому не повезло? Всех под пулеметы и в топку?

- Вряд ли дело дойдет до таких крайностей, - сухо сказал адвокат. - В конце концов, кроме юридических тонкостей есть еще и принципы гуманизма. Но в остальном последствия могут оказаться крайне тяжелыми - массовое поражение людей в правах, запреты на профессии, глобальное перераспределение имущества и уж совершенно точно - политический кризис. Конечно, сегодняшними слушаниями дело не ограничится, но событие на общем фоне крайне важное.

За окном лимузина уже проносился мимо южный пригород Барны - пяти- и десятиэтажные дома с вычурными балкончиками, золотые и красные по осеннему времени деревья, дворники верхом на больших пылесосах, втягивающих опадающую листву... Несмотря на ранее утро выходного дня, на улицы высыпало немало народу, легко одетого (по местным меркам, от которых Фуоко уже успела отвыкнуть) по случаю теплой погоды. Знакомая родная картина - вот только она почему-то вдруг стала чужой и холодной. Фуоко поежилась.

- И что нам теперь делать? - тихо спросила она. - Как мы можем... доказать? Что мы живые?

- Вам не надо делать ничего особенного, дэйя Деллавита, - безмятежно уведомил координатор. - Мы считаем, что лишь глупость и бессмысленная ортодоксальность могут привести к вашему проигрышу и тяжким последствиям. Если бы мы полагали, что вам требуется какая-то особая подготовка, разумеется, мы бы вам помогли. Но мы верим, что здравый смысл возобладает. Не пытайтесь изображать из себя кого-то другого, лгать, играть в какие-то игры - вас немедленно раскусят. Просто оставайтесь самими собой.

Девушка нашла на ощупь руку Кириса и сжала его ладонь. Тот слегка пожал ее пальцы в ответ.

- Вот потому-то мы и помалкивали, - сказала мать, с улыбкой наблюдая за ней. - Я же знаю тебя, Фучи. Сейчас ты начнешь попусту волноваться, напрягаться, делать ошибки на пустом месте. Не надо. Просто поверь: все закончится хорошо. Рикардо дурак, а тесса Меццо твердолобый консерватор. Шансов у них нет. Вот если бы Сима не отозвал свой иск... но я же говорила тебе, что он был просто не в себе. Он очень любил, почти боготворил отца, хотя и не показывал свои чувства при других, вот и... Любви к остальному миру в нем мало, но и мерзавцем он не является, и свой долг старшего брата, а теперь и главы семьи помнит хорошо. Вы помиритесь с ним со временем.

- Я ему по шее дам сначала! - сердито сказала Фуоко. - Из-за него все началось!

- В ухо плюнуть! - поддержала ее Зорра. - Выпороть! Добавить ума через мягкое место, ку-ун!

- А ты помалкивай, ушастая, - Кирис дотянулся до нее и хлопнул по загривку. - Вы двое там вообще не возникайте, а то мало ли что... Начнете выделываться в самый неподходящий момент, судья разозлится и засудит.

- Кирис считает нас дураками, - задумчиво проговорил Гатто. - Нужно воспитывать.

- Не глупее некоторых! - поддержала Зорра. - Кирису самому надо помалкивать! Грубый! Шпана уличная! Хулиган!

Кирис показал обоим кулак. Мать совсем по-девчоночьи хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

- Мы почти приехали, - невозмутимо сказал Себастиан, словно не замечая парсов. Фуоко вгляделась в окно - лимузин и в самом деле уже ехал в густеющем потоке машин по Большому проспекту, его скорость ощутимо снизилась. - Давайте еще раз пройдемся по плану. Итак, сейчас мы едем прямо в Дворец правосудия, где вам, молодые люди, придется снова предстать перед комиссией психиатров...

- Мы же с ними общались! - удивилась девушка. - И через видеосвязь, и даже в Арене, в виртуальности.

- Боюсь, не все члены комиссии доверяют новым технологиям, пусть даже исходящим от паладаров. И не все верят, что можно надлежаще проверить человека дистанционно. Так что, увы, вам придется пройти через еще одно обследование. Слушания открываются ровно в полдень, сейчас почти восемь. У вас есть три часа на то, чтобы пообщаться с комиссией и отдохнуть с дороги. Журналистов перед слушаниями до вас не допустят, в зале суда им придется помалкивать, но после вынесения вердикта - неважно, какого - вас наверняка растерзают на части, готовьтесь морально. Потом... ну, вам виднее. Если проиграем дело сегодня, начну готовить апелляцию в Верховный суд, но ваше участие не понадобится. Вы можете отправиться обратно в Университет.

- Еще чего! - возмутилась Лойза. - Мы с Фучи с зимы не виделись! Я даже в больницу к ней приехать не успела. Не отпущу! Мама, скажи!

- Конечно. Пару дней, молодые люди, вы у нас в любом случае погостите, - сурово заявила мать. - Фучи... как у тебя ребенок?

В ее глазах мелькнула тревога.

Фуоко машинально погладила живот.

- Дзии говорит, что анализы крови без отклонений. Но сейчас сложно сказать что-то конкретное, слишком рано. Еще и двух декад не прошло. Эмбрион пока даже ультразвуком не определяется!

- Ты... все-таки решила оставить ребенка?

- Решила! - упрямо заявила девушка. - Мама, я же не знаю, что с нами случится. Вдруг этаи захотят... ну, куда-то опять меня утащить. Они же не люди, мы их логику не понимаем. Пусть хоть ребенок от меня останется, если что.

- Ох, Фучи, рожать в пятнадцать лет... - мать покачала головой. - Я бы не стала. Бедра у тебя узкие... Молчу, молчу! - поспешно добавила она, пока Фуоко не успела разразиться отповедью. - Я помню, что у тебя тело больше не развивается, что в будущем лучше не станет, а Дзии большой специалист по родам. Но учиться и ребенка одновременно воспитывать... Ты даже подготовительный колледж еще не закончила!

- Мне же спать не надо, - напомнила Фуоко. - У меня в полтора раза больше времени, чем у других людей, все двадцать два часа в сутках мои. И Дзии пообещала, что поможет. Справлюсь как-нибудь. А что пятнадцать, так полтора века назад в двенадцать рожали, и ничего. А тогда нынешнюю акселерацию еще не изобрели.

- Ну, дай-то бог...

Лимузин затормозил и свернул к подножию высокого белого кирпича Дворца правосудия. Сопровождающие мотоциклисты просигналили сиренами, развернулись и уехали восвояси. Тише, однако, не стало. Даже сквозь толстые стекла машины снаружи донесся гул гигантской толпы, столпившейся перед главный входом, запрудившей не только подъезды и тротуары, но и обширные газоны. Тут и там над головами возвышались плакаты с кривыми, от руки сделанными надписями, пестрящие словечками вроде "позор", "слава", "человечество", "этаи", "паладары", "герои", "долой" и "даешь". Цепи полицейских с трудом сдерживали напирающие ряды журналистов, ощетинившиеся микрофонами и объективами камер, полыхающие блицами, словно тропическое море искрилось под полуденным солнцем. Фуоко оцепенела, чувствуя, как напрягшиеся пальцы Кириса до боли стискивают ее руку.

- Что... что там такое? - пролепетала она, чувствуя, что в глазах темнеет.

- Все то же самое, Фучи, - сочувственно сказала мать. - После того, как паладары опубликовали свой доклад, пресса как с цепи сорвалась, а через них - и остальные. Я уже на людях и показываться-то боюсь. Ну, ты не бойся, внутрь всех не пустят, я специально с судьей говорила. Не более тридцати аккредитованных журналистов, только в зал на время заседания и исключительно при условии тихого поведения. И ни одного представителя светских журналов и желтой прессы, только серьезные новостные агентства, журналы и телеканалы.

- Можно кусаться? - деловито поинтересовался Гатто, через окно оглядывая окрестности. - Царапаться? Мясо клочьями, кровища рекой? Только журналистов или всех подряд?

- Лучше инфразвук, - не согласилась Зорра. - Массово. Быстро. Надежно. Паника, давка, тысячи трупов - классное развлечение!

- Дэйя Фуоко, дэй Сэйторий, вы бы окоротили своих телохранителей, - посоветовал Джион, поспешивший стереть с лица мелькнувшую одобрительную ухмылку. - Не ровен час, действительно что-то учудят. А любая паника, даже без жертв, сыграет против вас.

- Да-да, именно, - поспешно кивнул Себастиан. - Спасибо, дэй Айдари, прямо мои слова.

Фуоко глубоко вздохнула и задержала дыхание, хотя и понимала всю бессмысленность трюка для своего контролируемого этаи организма. Однако приступ паники подавить он помог. Девушка глянула на друга и, вопреки своим опасениям, увидела на его лице не угрюмую гримасу затравленного хулигана, а иронично-свирепую улыбочку. По каналу от него пришла волна эмоции, примерно соответствующей "не дрейфь, прорвемся". А ну и ладно! Мы не боялись ни пиратов и волют в реальности, ни чудищ в виртуальности, так что журналюг и подавно не испугаемся. Мало, что ли, мы их видели?

- Кир! - решительно скомандовала она. - Бери сумку, но никого ей по башке не бей. У меня там хрупкая косметика, духи и пудреница, разобьешь - голову оторву. На ноги наступать можешь, но незаметно. Зорра, Гатто! Держаться рядом, никуда не шнырять, помалкивать и никому на голову с неба не падать, поняли? Лая, мама, идите позади, Джион прикроет вас с тыла. Дэй Проциано, а вы...

- Ладно, ладно, вака, в смысле дэр командир! - адвокат шутливо поднял руки. - Я плетусь в арьергарде и действую по ситуации.

Фуоко решительно толкнул дверцу лимузина и выбралась на дорожку, сейчас представляющую узкий проход между полицейскими в колышущемся человеческом море. Она одернула блузку и сообразила, что лифчик не надела, и очертания грудей отчетливо проступают сквозь тонкую ткань. Ну и ладно, там нечего стыдиться - пусть меньше, чем хотелось бы, но все равно неплохо. Пусть все смотрят и завидуют - и ей, и Киру. Она поправила брошку-кулон на цепочке и решительно зашагала к входу в здание, стараясь улыбаться в камеры своей наиболее очаровательной улыбкой. Кирис, как она видела краем глаза, пружинисто шагал рядом с сосредоточенной мордой. От него тянуло веселой готовностью в любой момент дать в морду, за которой по-прежнему не чувствовалось ни капли страха или смущения. Зорра и Гатто трусили впереди на четырех задних лапах, приподняв переднюю половину туловища и приветственно размахивая передним лапами. Фуоко с удовлетворением видела, что по крайней мере половина камер направлена на парсов. Журналисты за полицейским оцеплением выкрикивали вопросы наподобие тех же, что в аэропорту, но девушка их игнорировала, продолжая скалить зубы.

Впрочем, когда за ними захлопнулись тяжелые дверные створки и вокруг воцарилась гулкая прохладная тишина большого холла, она на несколько секунд остановилась и расслабилась. Все-таки психологическое давление оказалось больше, чем она предполагала. Плюс к тому издалека отчетливо прорезалось любопытство мамы-розы, заинтересовавшейся обстановкой. Хорошо хоть она непослала зонды, чтобы поисследовать толпу получше. Только стаи волют сейчас не хватало для комплекта!

- Куда дальше? - поинтересовалась она, оглядывая окружение. Раньше она сюда не попадала ни разу, но две массивные дуги посреди барьера, перегораживающего холл в дальнем конце, сразу за сувенирным магазином и стойкой приема посетителей, выглядели странно и необычно. Она никогда раньше не видела в государственных учреждениях ничего подобного. "Детекторы угроз предоставлены представительством университета "Дайгака" в Барне", - гласили таблички на заграждении. "Просьба пройти под арками и предъявить свои удостоверения охране". Около арок стояли несколько мужчин в форме, с интересом рассматривающих новоприбывших.

- Вверх по главной лестнице на второй этаж, там налево, - объяснил адвокат. - Комиссия нас уже ожидает.

Вся компания прошла под арками, среагировавшими на парсов, Джиона и Себастиана с его огромным портфелем тихими мелодичными трелями. Охранники почти не прореагировали - по всей видимости, прекрасно знали, кто перед ними. Старший вежливо кивнул и сделал приглашающий жест рукой в сторону лестницы. Фуоко нерешительно кивнула в ответ и, чтобы скрыть внезапно нахлынувшее смущение, с разбегу через две ступеньки взлетела на площадку между этажами, резко развернулась, ухватившись за массивные перила, и с той же скоростью преодолела второй пролет. Догнавшие парсы с восторгом запрыгали вокруг нее. Несколькими секундами позже к девушке присоединился Кирис.

- Фучи, не бегай по коридорам! - строго заметила снизу неторопливо поднимающаяся мать. - Здесь люди работают. Веди себя прилично.

Фуоко хмыкнула и осмотрелась. Вокруг не виднелось ни души. Лестница уходила и дальше вверх, по ее бокам тянулись шахты лифтов. Здесь, на втором этаже, лестничная площадка являлась частью огромного, по меньшей мере трехэтажного холла, обладавшего вместо стены на улицу сплошным цветным витражом с абстрактными завитушками. Стены и потолок покрывала лепнина, в которой тут и там проглядывали суровые лица отцов-основателей в длинных париках и неудобоваримые фразы на средневековом кваре. Паркет ярко блистал разноцветными бликами от бьющих сквозь витраж солнечных лучей. По периметру зала стояли деревянные, жутко неудобные на вид диванчики с резными спинками. Кое-где между ними размещались застекленные витрины, в которых виднелись то доспехи, то странные длинные палки с металлическими набалдашниками, то какие-то толстенные книги и отдельные листы с текстом.

- Здесь человек пятьдесят поселить можно, - заметил Кирис. - Если на комнаты разбить, типа. А люди в халупах друг у друга на головах живут. Понты, блин...

- Не бурчи. Старый город пустой стоит, там десятки тысяч поселиться могут. А что из суеверий никто не хочет, так это их проблемы. Куда нам сейчас, влево?

- Туда, - Кирис мотнул сумкой вдоль коридора. - Да не мандражи ты, стой спокойно. Сейчас остальные подтянутся, и пойдем.

Нетерпение, однако, играло внутри, распирало грудь и голову, и Фуоко в сопровождении парсов медленно пошла по залу, а потом по коридору, постукивая по паркету подошвами сандалий и оглядываясь по сторонам. Здесь, однако, не наблюдалось ровным счетом ничего интересного: просто длинный коридор с кучей закрытых дверей и ровно горящими под потолком лампами дневного света. Она попыталась представить, как сюда возят на суд разных преступников, как те тяжело шагают, вонючие и оборванные, позвякивая ручными и ножными кандалами, роняя на паркет ошметки грязи с тяжелых тюремных ботинок и волочащихся цепей, а настороженная охрана крадется позади, подталкивая их в спины остриями пик и алебард... Тьфу. Надо завязывать с воображением. Какие еще пики и алебарды? Какие кандалы? И вообще, бандитов судят совсем в другом месте, а в Дворец правосудия ходят чистенькие отглаженные юристы по делам о миллионных взятках и отмывании денег в мировом масштабе. Она остановилась и дождалась, когда ее нагонят остальные. Мать осуждающе глянула на нее, но развивать тему не стала.

Мимо бесконечных дверей и еще двух лестниц коридор привел их в тупик в торце здания, где возле окна стояли столики и диванчики, на сей раз мягкие и удобные на вид.

- Дэйя Марта, дэйя Лойза, дэй Айдари, вам придется подождать здесь, - адвокат указал на диваны. - Комиссия вряд ли захочет вас видеть рядом во время осмотра. Дэйя Фуоко, дэй Сэйторий, прошу за мной. Ваших... э-э, животных тоже нужно оставить в коридоре.

- Он назвал нас животными... - задумчиво проговорила Зорра.

- ...а животные кусаются и лягаются... - подхватил Гатто.

- ...и нападают на людей! - хором закончили они, разворачиваясь к адвокату. - И загрызают их насмерть!

Себастиан попятился.

- Эй, эй! - неуверенно сказал он, отгораживаясь портфелем. - Молодые люди, утихомирьте своих... э-э...

- Они называются "парсы", дэй Проциано, - вежливо сказала Фуоко. - Они совсем не животные и очень умны. И еще они наши друзья. Поскольку они следят за нашим здоровьем, они не могут нас оставить. Не беспокойтесь, они не нападают на людей без серьезного повода. Они просто так шутят.

- Шутят? - адвокат с сомнением посмотрел на парсов, демонстрирующих внушительные клыки в растянутых до ушей ухмылках. - Хм. Ладно, не мое дело, с психиатрами разбирайтесь. Прошу.

Он громко постучал в дверь кабинета и толкнул ее.

- Войдите! - донеслось оттуда.

Фуоко шагнула к двери, но остановилась. Ни с того ни с сего ее начала бить крупная нервная дрожь. Она стиснула руки и напряглась, пытаясь ее унять, но лишь ухудшила ситуацию: руки омыло знакомое тепло, с них начали срываться поначалу мелкие, но все более крупные молнии. Внутри неостановимой волной начал подниматься страх. Успокойся, дура! - зло сказала она себя. Ты с психиатрами уже дважды из Хёнкона разговаривала. Чего мандражишь? Ну, в крайнем случае признают тебя мертвой, тебе-то что? Останешься без денег? Вот проблема! Чего перепугалась?

И тут она поняла. Слова координатора о том, что от нынешних слушаний зависят судьбы миллионов людей, просто скользнули мимо нее там, в автомобиле - но всплыли сейчас. Миллионы. Там, в виртуальности, когда они с Кирисом сделали шаг навстречу маме-розе, больше не сонной и встревоженной, но грозной и смертельно опасной, они знали, что рискуют только собой. Чужие жизни от них не зависели. Даже умереть, распасться, оказаться препарированными и разобранными на атомы мыслей и чувств любопытными пришельцами тогда казалось не так страшно, как сейчас. Миллионы людей. Возможно, десятки миллионов. Сотни. А то и судьба всей цивилизации.

Как хорошо, что паладары ничего не сказали раньше. Как хорошо, что они тянули до последнего, прежде чем взвалить на них такую ношу! Несколько дней таких моральных пыток она бы не выдержала и общаться с психиатрами в таком состоянии не смогла бы.

А сейчас сможет?

Сильные руки обняли ее, прижали к твердому теплому телу. Она прильнула к груди Кириса, наслаждаясь идущей от него уверенностью, усмешливой снисходительностью - женщины! - и спокойной незыблемой поддержкой. Какое-то время она просто стояла так, не двигаясь и постепенно успокаиваясь. Потом осторожно оттолкнулась.

- Спасибо, Кир, - шепнула она. - Я уже в порядке. Меня можно отпускать.

- Трусы сухие? - деловито поинтересовался несносный пошляк, ослабляя объятия. - А то я сортир рядом видел. Переодень, пока не поздно, вот сумка. И волют убери, пока я их не щелкнул, а то людей пугают.

В наказание за насмешку Фуоко ткнула его кулачком в брюхо и огляделась. Мать и Джион с безмятежными физиономиями расслабленно сидели на диванчиках. Лойза пялилась на них с Кирисом, приоткрыв рот от изумления, адвокат с каменной рожей стоял рядом, придерживая открытую дверь. Парсы сонно помаргивали, замерев на полушаге. Из-за горизонта вновь текло давящее любопытство мамы-розы, и десятка два волют кружились вокруг медленным хороводом. Их сердцевины мерцали багровыми узлами зондирующих эффекторов, как их обозвал координатор. Вздохнув, Фуоко мягким мысленным импульсом отправила их восвояси, стараясь не думать, что члены комиссии усмотрели через открытую дверь и что решили по этому поводу.

- Идем, Кир! - решительно скомандовала она, ступая через порог и едва не запнувшись о проскользнувших вперед парсов.

Вопреки ее ожиданиям, в комнате сидели лишь двое психиатров, уже ей знакомых. Первый, пухлый жизнерадостный толстячок Ренато Сальва, уютно устроился в глубоком мягком кресле, странно выглядящем посреди стеклянно-зеркальных столиков и стеклянных же шкафов с книгами вдоль стен. Сегодня он не носил халат, сменив его на невозможно легкомысленные цветастые шорты до колен и не менее цветастую рубашку с отложным воротником и короткими рукавами, словно явился сюда прямо с бульварной прогулки. Вторая, пасанта Венуста, монашка ордена святой Кабриры, с суровым морщинистым лицом, носящая свою обычную траурно-черную рясу и крылатый белый капор, сидела на стуле поодаль, прямая как палка. На ее лице отчетливо читалось неодобрение - то ли своего коллеги, то ли фокусов Фуоко, то ли вообще всего мира. После слов координатора о том, что к иску присоединилась Церковь, ее непонятное присутствие наконец-то встало на свое место.

- Доброе утро, дэй, тесса, - вошедший следом адвокат закрыл за собой дверь и коротко поклонился. - Мы прибыли. Э-э... а где остальные? Задерживаются?

- Доброе утро, разумеется, доброе, - дэй Сальва вскочил на ноги, с энтузиазмом потирая ладони. Венуста едва наклонила голову. - Здравствуйте, молодые люди. Как прошел перелет из Хёнкона? Не устали? Передохнуть не хотите? Чай? Минеральная вода? Конфеты, где-то здесь в шкафу лежали? Нет? Дэй Проциано, мы посовещались и решили, что всей толпой действовать на нервы нашим молодым людям смысла нет никакого. Так что остальные трое сейчас сидят в другой комнате и наблюдают прямую трансляцию посредством видеокамер безопасности, - он указал под потолок, где в углу на кронштейне и в самом деле висел внушительный блок телекамеры с большим объективом. Э-э... дэй Проциано, спасибо за то, что опекаете наших молодых людей, но в ближайшее время в вашем присутствии нет необходимости.

- Я хотел бы присутствовать во время вашего разговора с моими клиентами, - сухо заявил адвокат.

- Дэй Проциано! - монашка резко поднялась со стула. - Вы путаете медицинское обследование с допросом следователя. Не сомневаюсь, что клиенты-преступники извлекают несомненную пользу из вашего присутствия, но за отсутствием медицинской квалификации здесь и сейчас вы мешаете.

- Но я...

- Вы сомневаетесь в наших профессиональных навыках или порядочности?

- Нет, тесса, но...

- Тогда покиньте комнату! - Венуста требовательно вытянула руку в сторону двери. - И не входите, пока не пригласят.

Адвокат поколебался, но в конце концов кивнул и вышел.

- Зверей с собой заберите! - вдогонку приказала монашка.

Себастиан дернул плечом и, не ответив, с тяжелым ударом захлопнул дверь.

- Парсы являются не зверями, а автономными устройствами паладаров с функциями персональной защиты и медицинского наблюдения, - высоким чистым голосом без тени эмоций проговорила Зорра, прежде чем Фуоко или Кирис успели хоть что-то сказать. - С учетом осложнений в состоянии здоровья дэя Сэйтория и дэйи Деллавита нам предписано непрерывно оставаться в зоне досягаемости сенсоров. Оставлять их без нашего присмотра нецелесообразно и опасно для их жизни. Уверяю, что мы не станем вмешиваться в обследование и как-то влиять на его итоги. Тесса Венуста, со всем должным уважением просим пересмотреть ваше решение.

Фуоко ошарашенно уставилась на свою пеструю шестиногую подружку. Она и не подозревала, что Зорра способна на такие речи. Очевидно, монашку тоже проняло, потому что она захлопала глазами и неуверенно посмотрела на доктора Сальву. Тот развел руками.

- Я лично ничего не имею против устройств медицинского назначения, пусть даже выглядящих как домашние питомцы или... хм, движущиеся игрушки, - рассудительно сказал он. - Я бы не стал сомневаться в мудрости дэя Дзии и настаивать на их отсутствии, тесса. Паладары есть паладары...

- Именно. Паладары есть паладары, и мне чрезвычайно не нравится их вмешательство в не свое дело, - ледяным тоном заявила женщина. - Но настаивать не стану. Вы двое... как вас, тарсы? Разместитесь вон там, у двери, и сделайте так, чтобы я вас не замечала.

- Да, тесса Венуста, - хором ответили парсы. Неторопливой семенящей походкой они отбежали к двери и легли по ее бокам, неподвижно застыв, словно скульптуры маленьких львов по бокам лестниц.

- Начнем с дэйи Деллавита. Ты, вака, - монашка перевела немигающий взгляд на Кириса и указала на кресло в дальнем углу, - сядь вон туда и молчи. Я все еще не уверена, что вас следует опрашивать в присутствии друг друга...

- Ну, с учетом необычного состояния наших молодых людей, думаю, небольшое нарушение процедуры не помешает, - успокаивающе улыбнулся Ренато, наблюдая, как Кирис угрюмо топает в угол и, ни слова ни говоря, плюхается в кресло. - Дэйя Деллавита, хотя мы уже дважды общались дистанционно, к сожалению, даже средства связи паладаров не позволяют провести надлежащее обследование нервной системы. Поэтому мы начнем с осмотра. Пожалуйста, разденьтесь.

- Да, дэй Сальва, - послушно согласилась Фуоко. Она сбросила сандалии, блузку, выскользнула из шорт и трусиков и бросила одежду на ближайший стул.

- Что ты делаешь, вака? - возмущенно спросила монашка.

- Разделась, как просили... - Фуоко недоуменно посмотрела на нее. - Что-то не так?

- Поразительное бесстыдство! - прошипела та. - Тебе совсем незачем снимать нижнее белье! Ты же в присутствии чужого мужчины!

- Кого?

- Мужчины! Даже нескольких мужчин!

- Простите, тесса, но один из них мой любовник, а другой - врач, - вежливо ответила ничего не понимающая Фуоко.

- Любовник! - с омерзением выдохнула монашка. - Как у тебя язык поворачивается такие слова произносить! В твоем возрасте в куклы играть положено, а не о любовниках рассуждать.

- Тесса... - заговорил Ренато, но Фуоко, в которой вспыхнуло раздражение, перебила его.

- Я сама знаю, что мне положено, тесса Венуста! - зло сказала она. - Мы с Киром сто раз друг другу жизнь спасали! И я от него беременна, понятно?

- Что? - казалось, монашку сейчас хватит удар. - Беременна? Тебе только что пятнадцать лет исполнилось, вака, а твоему другу еще лишь четырнадцать! Ты сможешь вступить в брак не раньше, чем через два года, но уже живешь во грехе с мужчиной, да еще и хвалишься тем? Бесстыдство какое!

- У меня есть мама, и она не возражает! - Фуоко отчаянно попыталась расслабиться, чтобы отогнать снова нарастающее в руках тепло. - И лично ректор Университета ничего против не имеет. И главный врач Университета - тоже. А еще я в Хёнконе на свободных пляжах тусуюсь, а там все голые ходят! А еще у меня одежда сто раз на людях сгорала, даже перед толпой бандитов, которые мне палец отрезать хотели! И я не стесняюсь, понятно? Никого не стесняюсь! Что плохого в сексе и наготе? Что их в вашей Церкви попы не любят? Они мальчиков из хора предпочитают в одиночных кельях трахать через дырку в штанах?

- Как ты смеешь!..

- Так, стоп! - властно сказал доктор Сальва, и монашка осеклась на полуслове. - Тесса, напоминаю, что мы здесь вовсе не для того, чтобы обсуждать моральный облик дэйи Деллавита и проблемы подростковой беременности. У нас совсем иные задачи. Дэйя, могу я попросить вас надеть нижнее белье?

- У меня лифчика с собой нет, - пожала плечам девушка, натягивая трусики. - Простите, дэй Сальва, чем меньше тряпок, тем лучше. Они на мне горят. Буквально, я от волнения искрить начинаю, и они обугливаются. Знаете, сколько я одежды пожгла за последние полгода?

- Искрить?

- Ну... - Фуоко заколебалась. Комиссия должна определить, является ли она живым человеком. Если демонстрировать им доказательства обратного, все может кончится плохо. С другой стороны, если сейчас что-то скрыть, ложь аукнется позже. У нее так и не хватило духу прочитать, что именно паладары сообщили о ней миру, и, вполне возможно, ее способности они описали. И вообще, она не собирается врать и изворачиваться. Она ни в чем не виновата - в том числе, что у нее дядюшка мерзавец-потаскун и что какой-то совершенно незнакомый поп заочно ее невзлюбил. - Разряды. Молнии микроскопические. А иногда не очень микроскопические. Вот так примерно...

Она протянула вперед руку и очень аккуратно пустила по ней волну синих искорок. Аккуратности не получилось: на кончиках пальцев молнии вздулись в искрящийся ком, оторвавшийся от руки и немедленно превратившийся в небольшую волюту. Монашка осенила себя косым знамением, а Ренато с откровенным любопытством уставился на энергоплазменный зонд этаи, медленно покачивающийся в воздухе.

- Та-та-та... - пощелкал он языком. - Впечатляет, дэйя. Весьма впечатляет. А можно ли... убрать эту штуку?

- Молча и скрипя зубами, - подал голос из своего кресла Кирис, щелкая пальцами в воздухе, и в голове Фуоко тут же лопнула неслышная струнка. Мир перед глазами на мгновение смазался, а когда снова настроился на резкость, волюта пропала. - Я тоже фокусы показывать умею не хуже Фучи. Я вообще могу этот дом нахрен развалить, в пыль. Мы оба эйлахо, ясно? А хотите меня нелюдем назвать - валяйте, я не обижусь.

- Мы не биологи и не антропологи, чтобы такие диагнозы ставить, - пожал плечам доктор. - И даже не философы. У нас специализация весьма узкая, знаете ли, вака. Но мы отвлеклись. Дэйя Деллавита, давайте оставим электричество на потом. Могу я попросить вас встать прямо, закрыть глаза и вытянуть руки прямо перед собой?

Следующие минут двадцать доктор и монашка издевались над Фуоко как могли. После многократных обследований и в Хёнконе, и здесь, в Барне, она уже почти наизусть знала все позиции и движения, но на сей раз доктора превзошли самих себя. Ее заставляли касаться носа с закрытыми глазами, балансировать на цыпочках и перекатываться с них на пятки, ходить на пятках (оказалось, что на твердом паркете такое развлечение, мягко говоря, неприятно), наклоняться в разные стороны и замирать в акробатических позах. Ей заглядывали в рот, осматривая зубы и язык, словно у продаваемой лошади, и светили маленьким фонариком в зрачки, особо заинтересовавшись слепым глазом. Уложив на диван, ей до боли перекручивали руки и ноги, постукивали по суставам молоточком, тыкали и чиркали острой спичкой по коже на всех частях тела, интересуясь об ощущениях, а потом очень долго щупали и кололи вокруг сетки шрамов на левом виске, оставшейся от злополучного осколка гранаты.

По ходу дела психиатры обменивались тихими непонятными словами. Под конец Ренато даже вытащил из-за кресла приличных размеров чемоданчик, водрузил его на стол и торжественно открыл. Внутри оказалась приборная панель с кучей кнопок, верньеров и циферблатов. Штуковину воткнули в стенную розетку, водрузили девушке на голову резиновую шапочку с кучей проводков и принялись изучать кривые линии, прыгающие на крохотном мерцающем зеленым дисплее.

- Бред какой-то... - наконец недовольно заметила монашка. - Не бывает таких графиков, дэй Сальва. То ли прибор не работает, то ли...

Она замолчала, разглядывая Фуоко.

- Тесса, у меня невозможно снять энцефалограмму, - стараясь контролировать раздражение, ответила та. - Я же объясняла, у меня внутри энергоплазма. Повсюду, в голове в том числе. Она полностью экранирует биоэлектрическую активность нервов, а вместо нее шумы и наводки дает. Даже паладары сейчас ни энцефалограмму, ни кардиограмму поверхностными электродами снять не могут. Уже много декад так. Видите контактные площадки? - она провела пальцем по телу вдоль одного из рядов блестящих кругляшков. - И здесь, - она сдвинула электродную шапочку на голове. - Видите? Электроды напрямую в нервы вживлены, только через них и можно, и то не всегда.

- Да, мы помним, вака, - сухо сказала монашка. - Но попытаться все равно следовало. Дэй Сальва, у мальчика, как мне помнится, та же история, так что аппарат можно убрать.

- Убрать так убрать, - доктор безразлично пожал плечами. - Все равно не более чем праздное любопытство.

Он аккуратно снял с Фуоко шапочку с электродами, уложил ее в чемодан вместе с проводом питания и закрыл крышку.

- Одевайтесь, дэйя, - он жестом показал на стул с блузкой и шортами. - Кулон не забудьте. Ну, что я могу сказать... Не вижу ни малейших проблем с вашей нервной системой. Мышечная координация и рефлексы отличные, чувствительность кожи слегка ослаблена, но в пределах нормы, никаких существенных отклонений и синдромов не наблюдаю. Если бы я не имел полного анамнеза от дэя Дзии и не увидел самолично следы травмы, я бы даже и не заподозрил, что с вами что-то не так. Тесса?

- Свое мнение я изложу письменно, - холодно ответила монашка. - Теперь ты, вака, - она посмотрела на Кириса.

- Да пожалуйста, - тот поднялся, сдернул майку, потом резким энергичным движением спустил шорты вместе с трусами и повернулся к ней. - Так?

На его лице играла презрительная полуулыбка.

- Я так понимаю, вака, ты ожидаешь, что я при виде голого мужчины завизжу и в обморок упаду? - иронично прищурилась Венуста. - Извини, разочарую - я все-таки врач. Но учти, что все происходящее здесь записывается и может быть предъявлено другим экспертам для анализа. Не хочешь надеть белье?

Кирис явно поскучнел, разочарованный неудавшейся провокацией.

- Да мне пофиг, - буркнул он. - Валяйте, записывайте.

- Как скажешь.

Кириса мучили в два раза дольше. Стрелки часов над дверью успели отмерить полноценные полчаса, а Фуоко откровенно заскучала. Наконец психиатры сжалились.

- Одевайся, вака, - сказала монашка. - Да, коллега, перемежающаяся потеря чувствительности кожи - действительно интересный феномен. Даже и не припомню ничего подобного по специальной литературе. Придется, видимо, новый термин изобретать.

- Да-да, - кивнул доктор Сальва, задумчиво поигрывая молоточком и наблюдая, как Кирис натягивает шорты. - И вы обратили внимание, тесса, что потеря чувствительности никак не связана с утратой тонуса мускулатуры? Я не раз сталкивался с повреждениями нервов, но они всегда приводили к атонии, а зачастую и к мышечной дистрофии. И смещение участков с пониженной чувствительностью, тем более такое быстрое - крайне интересный феномен. Словно зайчики от зеркала по коже бегают, н-да. Вот, кстати, и заготовка для термина - синдром солнечного зайчика. Юноша, я бы с большим интересом понаблюдал за вами, а заодно бы провел обследование в нормальных условиях... впрочем, наверное, обычная аппаратура окажется не более эффективной, чем энцефалограф.

- Уже все? - нетерпеливо спросила Фуоко. - Можно идти?

- Идти? - удивился Ренато. - Моя прекрасная юная дэйя, все только-только начинается. Считайте, что мы закончили разминку и теперь приступаем к самом интересному - удовлетворению моего... э-э, нашего любопытства насчет того, что происходит в вашей прелестной головке.

- Но ведь мы же уже разговаривали...

- Ну, дэйя! - доктор развел руками. - Для старичков вроде нас одно дело - телеэкран, пусть даже такой совершенный, как новая техника паладаров, и совсем другое - поговорить вживую. Присаживайтесь, присаживайтесь!

Он шустро сдвинул два кресла и указал на них рукой. Для себя и монашки он поставил еще два кресла, но не напротив, а лицом друг к другу, боком к Фуоко с Кирисом. Венуста даже в глубоком мягком кресле сидела на самом краешке, прямая как шомпол, с руками, чинно сложенными на коленях. Ренато же, напротив, утонул в своем кресле почти полностью, вытянув ноги и блаженно откинувшись на мягкую спинку.

- Возраст! - пожаловался он. - И остеохондроз замучил. Вроде и сам прекрасно знаю, как лечиться, а вот на ж тебе! Ох, молодые люди, старость не радость... Дэйя Деллавита, можно нескромный вопрос? У вас над левой грудью старый шрам, вроде как от ожога. Откуда он?

Поколебавшись, Фуоко рассказала об инциденте пятилетней давности, когда стая волют внезапно появилась возле их прогулочной яхты в открытом море и начала тщательно зондировать людей - то есть тогда это выглядело как обстрел шаровыми молниями, взрывавшимися при контакте с предметами. Один матрос погиб на месте с разнесенной головой. Несмотря на то, что Джион успел утащить ее, брыкающуюся и вопящую от ужаса, в каюту, волюты проломили борт своими молниями и проникли и туда. Один из плазменных сгустков взорвался совсем рядом с головой с трудом увернувшегося Джиона. Даже наполовину оглушенный взрывом, телохранитель сумел расстрелять волют из пистолета, однако один из заполыхавших сгустков энергоплазмы все-таки упал ей на грудь. Фуоко тоже потеряла сознание и очнулась только в больнице. Но все обошлось, остался лишь небольшой ожог.

Доктор слушал, сочувственно кивая и задавая вроде бы мелкие и незначащие вопросы. Девушка не успела опомниться, как рассказала ему про способности эйлахо, проявившиеся два года спустя и медленно прогрессировавшие - ничего особенного поначалу, просто тепло и мелкие, но постепенно увеличивающиеся электроразряды вокруг рук, про то, как она с ужасом скрывала их от всех, в том числе от родителей. Жизнь в родительском доме, навязчивая опека слуг и телохранителей, властная безапелляционность матери, снисходительное терпение отца, сносившего ее капризы и даже согласившегося отправить ее в обычную школу, первая встреча с Кирисом - взаимная нелюбовь и яростные пикировки - появление Карины Мураций в роли Рисы Сереновой, инцидент на Косом пляже, где Кирис закрыл ее собой от волюты...

Рассказывая, она словно наблюдала со стороны за какой-то чужой и совершенно незнакомой девочкой. Не за собой. Неужели она так изменилась менее чем за год после первой встречи с Рисой? Прежняя Фуоко Деллавита - взбалмошная, капризная, высокомерная - куда-то пропала, умерла, растворилась в небытии, а нынешняя она копалась в старых воспоминаниях, усмехаясь им - когда с ностальгией, а когда и с откровенным стыдом. Принцесса - так презрительно называл ее Кирис при стычках. Да, принцесса - однако не всем нравящаяся добрая и ласковая красотка из детских сказок, а вздорная сучка, ни на секунду не забывающая о своем высоком положении, не боящаяся наказаний и не доставляющая окружающим ничего, кроме проблем. Тихий ужас. Как хорошо, что ее больше не существует!

Не существует? Но жадное любопытство к окружающему миру никуда не делось, как остались отлично работающие мозги, с лёту усваивающие любую информацию. И она никогда не причиняла неприятности другим намеренно, из вредности. Она просто не знала, что делает и как из-за нее страдают другие, а сказать ей никто не осмеливался. Пройдя через стычки с пиратами и бандитами Анъями, похищения и смерть, она научилась понимать последствия принимаемых решений - но ее внутренняя суть осталось все той же. Нет, та принцесса не умерла. Она изменилась. Поумнела. Повзрослела (значит, вот так это происходит?) Но она осталась собой. Невелика заслуга, разумеется - при заботливом папочке и под личной опекой ректора Университета, не зная голода, холода и страха перед будущим... Но всё же - всё же она по-прежнему Фуоко Деллавита. Дочь отца, превратившего себя из бедного, но амбициозного юнца в главу огромной финансово-промышленной империи, и матери, бросившей университет и блестящую карьеру ради детей и мужа. Девочка, еще не знающая, зачем живет, но твердо уверенная, что роль украшения спальни и гостиной не для нее. Что бы там с ней ни сделали этаи, она остается собой.

А потом, в свой черед, она воспитает ребенка... или двух, или даже трех, если сумеет дожить до таких преклонных лет, и передаст им свое отношение к миру. А они передадут его дальше. И каждый ребенок пройдет через то же, что и она - от твердой уверенности в рациональности мира и самых лучших родителях до взрослого понимания, сколь велика, несправедлива и опасна, но в то же время прекрасна Вселенная...

В какой-то момент она настолько углубилась в свои мысли, что почувствовала довольно грубый толчок в бок.

- Эй, Фучи! Проснись! - посоветовал Кирис. - Или тебя прямо щас в психушку отправят.

Девушка встрепенулась и сообразила, что смотрит куда-то в пространство, оборвав фразу на полуслове.

- Ой, простите! - поспешно извинилась она, смущенно улыбаясь. - Просто... ну, воспоминания внезапно накатили. И папа... он... я лишь сейчас понимать начала... Я никогда и не думала, сколько он... Только когда он умер...

Она снова замолчала, стиснув в кулаке брошку, так что та вонзилась ей в ладонь иглой заколки. Выворачивать душу наизнанку совсем не хотелось, и как закончить, она не знала.

- Да, вака, именно так все и происходит, - с неожиданной мягкостью в голосе отозвалась монашка. - Очень часто мы начинаем понимать, что для нас значат люди, только когда они уходят навсегда. Но не надо расстраиваться. Ваш отец был достойным человеком. Я уверена, вы когда-нибудь увидитесь в райских садах Ваххарона.

- Я больше не верю в бога, тесса, - Фуоко упрямо нахмурилась. - Я знаю, религия питается страхом смерти, и не только своей. Но я не боюсь. Я ведь уже умирала, помните? Я и так знаю, что ТАМ ничего нет.

Она тут же запоздало подумала, что не следовало бы восстанавливать против себя члена комиссии, но сказанное назад не возьмешь.

- Многие так думают в юности, вака, - пожала Венуста. - Но очень часто с возрастом точка зрения меняется. Посмотрим, что вы скажете лет через сорок-пятьдесят. Впрочем, не станем углубляться в теологические диспуты. Дэй Сальва, вы, кажется, о чем-то спрашивали?

- Да-да, - кивнул доктор. - Дэйя, вы упоминали про пиратов?

Мысленно пожав плечами, Фуоко рассказала о том, как в третьей декаде года пираты напали на Хёнкон в надежде поживиться сокровищами паладаров, как они с Кирисом, приехавшими туда первыми из студентов, столкнулись на улице с основным отрядом вторжения, как она сожгла заживо пиратского главаря и еще одного... Заодно она упомянула, как сожгла еще двоих бандитов в Шансиме в двадцать третей декаде, а чуть позже обожгла еще одного, пытавшегося отрезать ей палец - в городке, куда ее привезли похищенную. И потом она спалила бар, хотя, к счастью, умудрилась никого не убить... Стараясь вспоминать все подробности, она перечислила отложившиеся в памяти инциденты. Романтическое настроение испарилось, осталась лишь свинцовая усталость, навалившаяся из ниоткуда. Ренато пытался ее перебивать, спрашивать о чем-то еще, но она продолжала безостановочно говорить с упрямством магнитофона. В конце концов психиатр замолчал и принялся внимательно ее слушать.

- Вот так, дэй доктор, - глухо закончила Фуоко. - Всего я убила четверых и еще даже и не знаю, скольких покалечила. Мне рядом с людьми находиться нельзя. Паладары нам с Киром бункер под лабораторию дали на дальнем острове, железобетонный, так мы и его разнесли в клочья, до сих пор не починили... Может, лучше, если бы я в самом деле не оживала после той гранаты. Я ведь и в самом деле больше не человек.

Она сгорбилась, зажала ладони между коленями, и уставилась в пол.

- И вот так все время, - проворчал Кирис. - Дэй Сальва, скажите ей что-нибудь! Задрала уже со своим комплексом вины - и меня, и куратора своего, и Дзии... Дзии-то пофиг, он компьютер, а Тане деваться некуда, ей по должности слушать положено.

- Куратора? - доктор приподнял бровь.

Фуоко нехотя рассказала о Тане Каваровой. Психиатра неожиданно заинтересовала система кураторов в Университете, а еще больше - как Фуоко уживается со ставрийкой. Конечно, Ставрия - более-менее цивилизованная страна, доверительно сообщил он, но, между нами, дэйя, я никогда не доверял там живущим, уж больно они странные... Фуоко обиделась за Таню так, что даже забыла про свою депрессию, и экспрессивно объяснила, что та вполне классная тетка, и один из ее научных кураторов тоже оттуда, и тоже классный дядька. Кирис добавил про своего куратора Павла Штиля, фаната фехтования и ролевых игр.

С игр разговор плавно перетек сначала на тренировки по ринье, потом на Арену и ее терминалы, на индивидуальный график учебы, на парсов, эксперименты в лаборатории, передачу ощущений между Кирисом и Фуоко и их друзьями (казалось, монашку хватит удар от упоминания о других любовниках), на беременность, на статью Фуоко о перестройке нервных тканей под влиянием этаи (которую, она вспомнила со стыдом, так до сих пор и не исправила с учетом новых данных), на ее похищение бандитами Анъями, закончившееся взрывом гранаты у лица, блуждания по виртуальности Арасиномэ и бестолковые попытки общения с мамой-розой, как она воспринимала супер-разум этаи, и от которой за последнюю декаду так и не удалось добиться ничего, кроме невнятных эмоций... Постепенно она забыла про свой приступ самоедства, и когда доктор поднял руки ладонями вперед, останавливая ее, сначала даже не поняла, чего он хочет.

- К несчастью, дэйя, я вынужден прервать беседу, - с неподдельным огорчением в голосе сказал он. - Жутко интересно, но времени уже много. Слушания открываются через час, а нам нужно еще оформить заключение.

- А обследование? - удивилась девушка.

- А чем мы, по-вашему, занимались? - вопросом на вопрос ответил Ренато. - Дэйя, рад сообщить, что у меня нет сомнений в вашей вменяемости и дееспособности. У меня их, собственно, не осталось уже после прошлого раза. Но мы - знатоки человеческих душ, а вот технике не доверяем, так что решили побеседовать лично просто на всякий случай. Ужасно жаль останавливаться, ваши приключения невероятно интересны. Не как врач, но как человек могу посоветовать записать все на бумаге, или как там принято у паладаров, и издать в виде мемуаров. Уверяю, за год состояние заработаете даже без учета нынешней популярности. Но нам пора забыть о личном любопытстве и вспомнить о профессиональном долге. У вас есть вопросы, тесса? Каков ваш вердикт?

- Как я уже сказала, я изложу свое мнение письменно, - поморщилась монашка. - Вопросов у меня нет, разве что к паладарам по поводу возмутительных порядков в их так называемом "университете". С вашего позволения, я займусь делом. До свидания, молодые люди, и да благословит вас пресветлый Ваххарон.

Она поднялась, осенила присутствующих косым знамением и вышла. Доктор Сальва скупо попрощался и последовал за ней, прихватив чемоданчик с энцефалографом. Фуоко глянула на тихо пощелкивающие часы над дверью. Стрелки показывали без десять минут одиннадцать. Когда успел настать полдень? Неужели общение с психиатрами заняло больше трех часов? Парсы встрепенулись и вскочили на ноги.

- Болтун - находка для шпиона, - укоризненно проинформировал Гатто.

- Все болтуны! Все шпионы! - поддержала его Зорра. - Языком треплют, секреты выбалтывают! В кар-рцер! В камер-ру! На хлеб, воду и батончики!

Дверь открылась, и в комнату, вошли мать с Лойзой, за которой следовали Джион и адвокат.

- Ну, Фучи, жизнь у тебя просто зашибись! - оживленно прокомментировала сестрица. - Мне аж завидно. У вас там в Университете лишнего местечка нет? А то я бы поучилась декады три-четыре.

- Не поняла! - подозрительно прищурилась девушка. - Вы что, подслушивали? Мам?

- Как мать я имею право знать, о чем мою дочь пытают какие-то неведомые психиатры, - улыбнулась Марта. - Координатор предложил использовать парсов для трансляции, и мы согласились, чтобы от скуки не помереть. Да уж, Фучи, мне-то ты и половину не рассказывала.

- А психиатрам не стоило и четверти рассказывать, - неодобрительно нахмурился Себастиан. - Особенно то, что связано с... проявлениями ваших необычных возможностей вроде гравитационных полей или плазменных сгустков. Боюсь даже представить, что они там понапишут в своих бумажках.

- А по-моему, дэй Сальва вполне нормальный... - растерянно сказала Фуоко.

- Дэй Сальва - один из самых известных в городе психиатров, а возможно, и в стране, специализирующихся на разоблачении мнимых сумасшедших. Знаете, иногда преступники, чтобы уйти от наказания, начинают психов изображать. Он не просто так с вами болтал, не заметили? Он постоянно ловушки ставил, одни и те же вопросы на разные лады формулировал и по многу раз задавал, провоцировал на откровенность и заставлял говорить то, что по своему почину вы бы точно не сказали. Уж поверьте моему опыту присутствия на допросах, я такие штуки хорошо распознаю. Что, если он сейчас напишет отрицательное заключение?

- Но он же сказал...

- Дэйя, никогда не верьте словам судебных психиатров! - отрезал адвокат. - У них одна задача - вашу подноготную вскрыть и на солнышко вытащить, на всеобщее обозрение, по возможности не слишком сильно вас насторожив. И не забывайте, что, помимо него, здесь присутствовала еще и тесса Венуста. Во всей Церкви она славится как одна из наиболее квалифицированных разоблачителей психов, выдающих себя за свидетелей чудес - да-да, у клириков есть и такие должности. А еще три опытных криминальных психиатра наблюдали за вами через телекамеру, и об их реакции вам вообще ничего не известно. Впрочем, ладно. Попытайся вы запираться или врать, вас разоблачили бы в два счета, и стало бы еще хуже.

- Ну-ну, Себастиан, - успокаивающе сказала мать. - Вы излишне параноидальны. Я понимаю, таковы издержки профессии, но дэй Сальва не произвел на меня впечатление подлеца.

- Увидим, - адвокат посмотрел на часы над дверью. - Час до слушаний. С вашего позволения, я еще немного поработаю с документами.

Он отошел к столику в углу, вытряхнул на него из портфеля груду бумаг и пару толстенных томов и, усевшись в кресло, начал быстро раскладывать документы по стопкам.

- Схожу на разведку, - сказал Джион. - Посмотрим, как там журналисты. Вдруг уже двери высадили и с охраной бьются? Эй, мохнатые! - он глянул на парсов. - Остаетесь за старших. Если враг прорвется, действуйте по обстановке.

- Хочу врага! - с горячим энтузиазмом сообщила Зорра, нарезая вокруг него круги. - Скучно! Голодно! Подраться!

Джион ухмыльнулся и ушел.

Лойза с размаху плюхнулась в одно из кресел психиатров, вытянула ноги и зевнула.

- Встала ни свет ни заря, - пожаловалась она. - В сон тянет. Ну, сестренка, в прошлый раз тебя как больную беспокоить не велели, но сейчас ты от меня легко не отделаешься. Слушай, - она наклонилась вперед и перешла на таинственный шепот. - Джион такой лапочка, оказывается! Ты бы видела, как он старательно от экрана отворачивался, когда тебя психиатры щупали!

- Да? - Фуоко хихикнула. - А... дэй Проциано? - она покосилась в угол. Адвокат казался полностью погруженным в свои бумаги.

- Фучи! - тихо, но энергично одернула ее мать.

- А дэй Проциано смотрел не отрываясь, - все тем же шепотом поведала Лойза. - Но он, кажется, импотент. Смотрел, как... ну, я даже не знаю. Как на детишек, играющих с куклами. Фучи, а что, в Хёнконе честно нудистские пляжи на каждом углу? Вот так прямо приходишь, раздеваешься, берешь мальчика, у которого... ну, та штука побольше, и ведешь в кусты?

- Да ну тебя! - возмутилась Фуоко. - Ты знаешь, какой на экваторе ультрафиолет? Приходишь, раздеваешься, лезешь в воду, максимум десять минут лежишь на солнце, чтобы не обгореть до мяса, потом идешь под зонт и под ним сидишь. А если из-под зонта вылазишь, типа мячик покидать, обязательно что-то на плечи накидывать надо. Голой разве что вечером ходить можно, перед закатом, а тогда мало кто купается. И потом, какие кусты, блин? Ты вообще на корнях и сучьях этим заниматься пробовала? Мы с Киром как-то раз попытались, так я всю задницу ободрала, а он колени! В своей комнате куда удобнее, а ты меньше газетки разные читай. Ты лучше сама скажи, как у тебя с мужем? Ты еще рожать не решила?..

Час прошел в болтовне о всякой всячине и девичьих пустяках. Кириса Лойза напоказ игнорировала, но то и дело стреляла в него глазами, проверяя реакцию. Пару раз, когда речь заходила об совсем интимных вещах, парень явно пунцовел, но рта не раскрывал и изображал, что его разговоры ничуть не интересуют. Тему приближающихся слушаний все, словно сговорившись, полностью игнорировали, но чем ближе стрелки подкрадывались к часу дня, тем сильнее у Фуоко нехорошо сосало в животе. Кирис, если судить по текущим от него чувствам, чувствовал что-то похожее. Хотя, разумеется, он мог напрягаться и от выкрутасов Лойзы. Напряжение нарастало, и когда без пяти час адвокат сгреб в портфель свои бумаги, отложив несколько листов в отдельную папку, Фуоко даже не поднялась, а выпрыгнула из своего кресла.

- Пора? - нервно спросила она.

- Да, дэйя. Поскольку, молодые люди, больше с вами наедине поговорить не удастся, еще раз повторяю то, что уже говорил раньше. Слушания о признании человека юридически живым - дело вполне обычное. Не так уж и редко люди пропадают без вести и внезапно появляются много лет спустя, когда их уже признали мертвыми. Ваш случай довольно необычный, поскольку без вести вы не пропадали, но и не из ряда вон выходящий. У нас достаточно и свидетелей, и доказательств. Не волнуйтесь, не болтайте языком попусту, держите себя достойно, и проблем не возникнет.

- Что с судьей? - поинтересовалась мать.

- Сегодня утром подтвердили, что слушание ведет Рафаэль Даматто. Он юрист очень опытный, человек старой закалки, но не чрезмерный консерватор. Из-за пристального внимания общественности мне не удалось... м-м, наладить с ним взаимопонимание заранее, но и наши оппоненты в том же положении. В целом я оцениваю ситуацию как умеренно-оптимистичную. К сожалению, с учетом политической составляющей дела точный прогноз итогов не смог бы дать, вероятно, и сам Ваххарон, но я верю, что мы победим. Идемте.

Вслед за адвокатом вся компания, эскортируемая по бокам непривычно тихими и чинными парсами, прошла обратно к холлу у лестничной площадки, а из холла - в раскрытые двери судебного зала. Возвышение судьи пустовало, но по его бокам стояли, вытянувшись и заложив руки за спину, два судебных пристава. В задних рядах уже сидело преизрядно народу - мужчины и женщины с нагрудными значками прессы. Джион с ними не вошел, а ушел дальше по коридору. Фуоко мысленно удивилась, но переспрашивать не стала. Мало ли, вдруг какие-то местные правила. Не до того.

Они расселись на стульях в первом ряду в правой половине зала. С левой стороны от прохода за столом сидели трое: незабвенный дядюшка Рикардо Деллавита, выглядящий так, словно полгода пьянствовал без перерыва, высокий поп в пурпурной рясе прелата и с изможденным лицом профессионального аскета, и еще какой-то дядька в черном с синим отливом костюме. Судя по стоимости костюма и золотых часов, выглядывавших из-под обшлага пиджака, а также по профессионально-непроницаемой физиономии, он являлся адвокатом. Дядюшка одарил Фуоко злобным взглядом и, не ответив на холодный кивок, демонстративно отвернулся. Поп же, напротив, вперил в нее горящие глаза, словно намеревался просверлить дырку взглядом.

Слева от Фуоко сел Кирис, еще левее - адвокат. Мать села справа, а парсы шмыгнули под стулья по флангам. Лойза устроилась за спиной во второмряду. Убедившись, что боевой порядок выстроен, Фуоко чинно сложила руки на коленях, уставилась прямо перед собой и принялась ждать. Страшно хотелось взять Кириса за руку, ощутить ее тепло и надежную твердость, но выказывать слабость перед неожиданными противниками, тем более перед дядюшкой, она не собиралась.

Дверь позади возвышения открылась, и через нее прошел судья в черной мантии. Все присутствующие встали (Кириса пришлось ткнуть кулаком в плечо) и тут же сели, когда судья занял свое место.

- Приступаем к делу, - без лишних предисловий заявил судья, стукнув молотком по деревянной тарелке. - Слушается объединенный иск Рикардо Деллавита и епископата города Челестины об опротестовании завещания дэя Хавьера Деллавита в части распределения наследства между наследниками. Председательствует член высшего суда дестры Каллан Рафаэль Даматто. Здесь ли истцы?

- Да, ваша честь, - поспешно откликнулся дядька в дорогом костюме, привставая. - Я Гаспаро Хутэйо, юрист также присутствующего здесь дэя Рикардо Деллавита.

- Я Фульвио ди Граччиолани, глава юридического отдела епископата Челестины, - сообщил поп, воздвигаясь во весь свой немалый рост.

- Здесь ли ответчики?

В соответствии с протоколом мать представилась как официальный опекун Фуоко, Себастиан - как защитник обоих. Фуоко и Кирис тоже назвались. Бульдожье-брылястое лицо судьи осталось непроницаемым, но в его глазах мелькнула странная искорка.

- Принято, - кивнул он. - Намерена ли одна из сторон заявить отвод суду, и если да, по какой причине?

Никто не ответил.

- Тогда слушания объявляю открытыми, - судья снова трахнул молотком по тарелке. - Уведомляю всех присутствующих, что по просьбе премьер-министра Кайтара сэрат дэя Чьяко Ментеллано в виде особого исключения данное заседание напрямую транслируется телевидением всех четырех континентов при помощи предоставленных паладарами технических средств.

Фуоко словно пробило током от макушки до пят. Трансляция на всю планету? И их опять никто не предупредил? Она растерянно посмотрела на мать, и та ответила успокаивающей улыбкой. Она знала! Ну, мамочка, погоди только, пока суд закончится!

- Истцы, правильно ли я понимаю, что вы настаиваете на неспособности Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория принять наследство в результате их смерти? - меж тем осведомился судья.

- Да, ваша честь, - подтвердил адвокат дядюшки. Сам дядюшка не сказал ни слова, лишь втянул голову в плечи. Он выглядел так, словно не понимал, что происходит - неужто и на суд умудрился явиться пьяным?

- На первый взгляд, ответчики кажутся суду вполне живыми. Дэй Хутэйо, тесса Фульвио, изложите ваши аргументы.

- Да, ваша честь, - адвокат снова поднялся. - Мы намереваемся доказать, что якобы присутствующие здесь Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий на самом деле являются монстрами - марионетками, управляемыми неведомыми Чужими ради неизвестных нам целей. Несмотря на то, что они выглядят как люди, на деле они людьми не являются, а потому не могут обладать гражданскими правами и владеть имуществом.

По задним рядам пробежал шепоток, зашелестели карандаши о бумагу.

- Вызываю первого свидетеля - врача хирургического отделения Мемориального госпиталя Эйфрата, старшего нейрохирурга дэя Пиано Матэя.

Врача Фуоко помнила хорошо. Видимо, нехило получив от ее отца на лапу, все время, пока она оставалась в больнице, дядька назойливо крутился вокруг нее, так что в конце концов страшно достал своей навязчивостью. Явно нервничая, из комнаты для свидетелей он даже не вышел, а почти выбежал, словно боялся опоздать. После приведения к присяге он не менее торопливо принялся отвечать на вопросы дэя Хутэйо и попа. Он подробно описал, как бессознательную Фуоко доставили в больницу, как он лично проводил операцию трепанации черепа и восстановления височной кости, как в тот же день она сначала пришла в себя, а потом внезапно потеряла сознание. С его слов выходило, что все экстренные реанимационные методы результатов не дали - как электрическая стимуляция сердца, так и внутривенное и даже внутрисердечное введение стимулирующих препаратов. В течение по крайней мере двадцати минут сэрат дэйя Фуоко Деллавита (здесь он извиняющеся посмотрел на Фуоко) находилась в состоянии клинической смерти. Да, смерти, поскольку у ее тела полностью отсутствовали признаки жизни, включая дыхание и сердцебиение. Но в операционной дэйя Фуоко Деллавита внезапно пришла в себя - да, еще до того, как у нее восстановилось сердцебиение... но он должен упомянуть, что уже через минуту ее тело полностью вернулось в норму.

- Скажите, дэй Матэй, - вкрадчиво спросил адвокат, - в течение какого время человеческий мозг может существовать без кислорода?

- Ну, разные ткани реагируют на гипоксию по-разному. В общем, в современной медицине принято считать, что верхний предел для коры головного мозга - примерно пять с половиной минут.

- Что происходит затем?

- Ну... затем кора погибает.

- И каковы последствия? В терминах, понятных высокому суду?

- Ну... - доктор явно чувствовал себя не в своей тарелке. - В общем, человек больше не приходит в сознание и остается в состоянии комы навсегда.

- Превращается в овощ, иными словами?

- Журналисты используют такой термин, да. Однако я...

- Скажите, осколок гранаты, который вы извлекли из головы дэйи Фуоко - он ведь пробил череп и глубоко вошел в головной мозг? В месте, повреждение которого смертельно?

- Ну, действительно, место очень уязвимое. Однако должен заметить, что его травма не обязательно смертельна, как считается среди неспециалистов. По статистике известно, например, что самоубийство путем выстрела себе в висок не так уж и редко оказывается неудачным, потому что пуля, навылет пройдя через мозг...

- Спасибо, дэй Матэй. У меня больше нет вопросов.

- У защиты есть вопросы к свидетелю? - поинтересовался судья.

- Да, ваша честь, - Себастиан поднялся. - Дэй Матэй, какие обследования головного мозга вы проводили в больнице?

- Ультразвуковые обследования, анализы крови и прочих биологических жидкостей.

- Вы делали лучевые снимки головного мозга, чтобы определить характер глубоких повреждений?

- Да. Но все они оказались неудачными. Как позже пояснила дэйя Дзии, небиологический интеллект и главный врач паладаров, в ее мозге содержится... э-э, термин еще не является общепринятым в науке, но за неимением лучшего... Ее мозг содержит энергоплазму. Она по природе своей является чистой концентрированной энергией и не пропускает через себя электромагнитное излучение любого вида.

- Что показали ультразвуковые исследования?

- С левой стороны - повреждения лобной и височной долей мозга, к счастью, не слишком значительные, что мы уже знали по результатам трепанации. Осколок гранаты оказался мелким и в основном засел в костях черепа. После удаления давящих на мозг осколков кости и гематомы в субдуральном пространстве...

- Спасибо, дэй Матэй, обойдемся без специальных терминов, я в них все равно ничего не понимаю. Мой коллега оборвал вас на полуслове, но теперь уже я прошу пояснить, является ли данное повреждение безусловно смертельным.

- Безусловно? Нет, не является. Науке, в первую очередь военной медицине известны многочисленные случаи проникающих ранений головного мозга, не просто не приведших к смерти, но иногда даже вообще не повлиявших на сознание и личность пациента. Разумеется, любое повреждение мозга крайне опасно для здоровья и жизни, но не всегда ведет к фатальным последствиям.

- Что еще выявило ультразвуковое обследование?

- О, весьма удивительные вещи. Дэйя Дзии...

- Извиняюсь, дэй Матэй, но прошу вас говорить исключительно о том, что вы обнаружили лично. Информация от дэйи Дзии нам сейчас неинтересна. Итак?

- Ну... наиболее удивительное открытие - общее состояние нервной системы дэйи Деллавита. Ее нервы... просто невероятны. В диаметре они по крайней мере втрое или вчетверо больше, чем нервы нормального человека. Предоставленные ее семьей данные прошлых медицинских наблюдений не показывают ничего подобного, так что изменения произошли в течение примерно последнего года, с тех пор, как она отбыла в Хёнкон для обучения в колледже паладаров. Поскольку я никогда ранее не сталкивался с подобными случаями, могу лишь предположить, что изменения в нервной системе произошли под влиянием... хм, неизвестных внешних факторов и являются целенаправленными. Ситуация тем более удивительная, что мы, с разрешения дэйи Деллавита и ее родителей, выполнили пункцию, чтобы взять образец перестроенной нервной ткани. Она... удивительна. Чего стоят одни многоядерные нейроны!

- Как, с вашей точки зрения, подобная перестройка ткани могла повлиять на ее устойчивость к недостатку кислорода?

- Неизвестно. Однако с учетом, что питающие нервы кровеносные капилляры тоже увеличены как в размерах, так и количестве, в теории улучшенное кровоснабжение... запас крови... общая биохимическая перестройка организма... Простите, мне точно не следует ссылаться на данные, полученные от паладаров?

- К паладарам мы перейдем в свое время, дэй Матэй. Прошу ответить с учетом ваших собственных опыта и знаний.

- Я не могу дать точного ответа. Однако могу предположить, что перестроенная нервная ткань может оказаться более устойчивой к гипоксии.

- Спасибо, дэй Матэй. Защита больше не имеет к вам вопросов.

- Дэй Матэй, сядьте в зале, - сказал судья. Один из приставов тут же подошел к свидетелю и указал ему рукой на стулья.

Затем дэй Хутэйо последовательно вызвал еще нескольких врачей и медсестер госпиталя, но ничего нового они не добавили. Следующей пригласили Абеллину Тапас, врача-невролога базы "Дельфин". Та, с явной враждебностью отвечая на вопросы адвоката, с неохотой рассказала, как к ней доставили Кириса после того, как на голову ему свалились трубы на складе. По всем признакам, у него диагностировался ушиб спинного мозга с аксональными разрывами на уровне шестого и седьмого позвонков.

- Поясните, как каким последствиям обычно приводят такие ушибы, - потребовал адвокат.

- Я ни разу не сталкивалась с ними ранее.

- Однако вы должны знать теорию, дэйя Тапас. Отвечайте на вопрос.

- Прерывание дыхания...

- Случилось ли такое с дэем Сэйторием?

- Я не видела. В моем присутствии он дышал без затруднений.

- А до того? У меня имеются свидетельские показания персонала базы о том, что когда дэя Сэйтория извлекли из-под труб, он не дышал, его сердце не билось.

- Понятия не имею, о чем вы говорите, сэрат дэй. Возможно, они так и говорили, и, кажется, после вашего упоминания у меня даже всплывает что-то похожее в памяти. Однако у меня нет привычки действовать на основании или хотя бы запоминать слова людей, не имеющих даже базового медицинского образования, - с ядовитым сарказмом заявила врач, и Фуоко почувствовала к ней горячую симпатию. - У меня, вон, прямо сейчас в сумочке брошюра на тему диабета лежит за авторством какого-то шарлатана, от которой любого эндокринолога на месте инфаркт хватит. А бабка моя ее читает и не нахвалится - и автор умница, и написано все правильно. Хорошо хоть, я ее пока удерживаю от описанных там методов лечения! Но даже если предположить, что дилетанты, паникуя вокруг мальчика, заваленного грудой труб, на полном серьезе сумели достоверно определить остановку сердца и дыхания, с момента катастрофы до его доставки в медицинский пункт прошло менее пяти минут. Кора головного мозга за такое время отмереть не могла, как специалист заявляю.

Адвокат скрежетнул зубами.

- Но разрыв аксональных связей в спинном мозгу имел место? - в его голосе явно слышалась злость.

- Понятия не имею, - врач пожала плечами. - Энергоплазма в теле дэя Сэйтория уже полностью блокировала лучевую диагностику, так что снимки получить не удалось. Ультразвуковая диагностика в таких случаях бесполезна. Некоторые симптомы действительно выглядели типичными для разрыва, но они очень быстро прошли. Более того, дэй адвокат, даже если разрыв имел место в реальности, он совершенно не обязательно мог привести к остановке дыхания. Медицине известно, что даже полный разрыв спинного мозга не всегда блокирует передачу нервных сигналов в мышцы. Например, импульсы могут передаваться через экстрамедуллярные связи возвратных нервов в переднем и заднем сплетениях твердой оболочки. Плюс к тому в спинномозговые корешки входят волокна паравертебральных симпатических ганглиев, так что мышцы могут получать двигательную и чувствительную иннервацию из двух-трех соседних сегментов. Опять же, известны случая функционального восстановления за счет роста новых отростков аксонов и образования ими синапсов с поврежденными...

- Спасибо, дэйя Тапас, - перебил ее судья, - но мы не на медицинском симпозиуме. Ваша точка зрения понятна, пока достаточно. У истцов или ответчиков есть еще вопросы к свидетелю?

- Вопросов больше не имею, - проскрежетал Гаспаро Хутэйо. Дэй Проциано лишь отрицательно качнул головой. Тесса Фульвио изобразил из себя статую. Сходя с возвышения для свидетелей и проходя мимо, врач едва заметно подмигнула Кирису и Фуоко. Пока девушка раздумывала как среагировать, та уже уселась где-то в задних рядах.

Затем вызвали еще двух врачей базы "Дельфин", обследовавших Кириса в день катастрофы, но они ничего нового не добавили. Более того, все они теоретически относились к свидетелям истца, но откровенно саботировали, отделываясь фразами типа "не помню точно" и "я не специалист в данной области".

На том, видимо, у обвинения свидетели кончились, потому что дальше их вызывал дэй Проциано. К немалому удивлению Фуоко, первым он вызвал Джиона.

- Дэй Айдари, - сказал Себастиан таким сухим тоном, словно видел его впервые в жизни, - опишите ваши отношения с семьей Деллавита.

- В течение многих лет я работаю сотрудником службы безопасности семьи Деллавита. Я устроился к ним еще до Удара... до Первого Удара, прошу прощения. В частности, до зимы прошлого года я являлся личным телохранителем дэйи Фуоко Деллавита.

- Кто вас назначил?

- Сэрат дэй Хавьер Деллавита после продолжительного личного собеседования.

- Как долго вы охраняли дэйю Фуоко?

- Двенадцать лет.

- Можно предположить, что вы хорошо ее знаете?

- Ну, можно сказать и так, - Джион усмехнулся. В сочетании с его сломанным и плохо выправленным носом усмешка производила жутковатое ощущение.

- Вы видите ее в зале?

- Разумеется, дэй Проциано. Она сидит рядом с вами и молодым человеком по имени Кирис Сэйторий.

- Когда и как вы общались с ней в последний раз?

- Сегодня. С момента ее прибытия в аэропорт и почти до самого заседания я находился рядом с ней или неподалеку.

- Вы заметили в ней что-то странное? Нехарактерное поведение? Провалы в памяти, ложные воспоминания?

- А? - Джион, похоже, удивился по-настоящему. - Не понял вопрос, дэй Проциано.

- Хорошо, я сформулирую по-другому. Можете ли вы поклясться, что находящаяся рядом со мной девушка является дэйей Фуоко Деллавита не только по внешности, но и по внутреннему содержанию, так сказать? Не является ли она самозванкой, как утверждают истцы? Например фантомом, созданным паладарами с помощью новых технологий? Или марионеткой, управляемой этаи? Или чем-то еще подобным?

- Ну и закидоны у вас, дэй Проциано, - телохранитель поскреб подбородок. - Мне бы и в голову не пришло... Хм. Да. Да, я могу поклясться, что дэйя Фуоко является настоящей и никем не подменена.

- Протестую! - дэй Хутэйо вскинул руку. - Свидетель слишком тесно связан с семьей Деллавита и не может давать правдивые показания!

Джион и Кирис одарили его одинаково нехорошими взглядами. Джион открыл рот, но судья остановил его.

- Истец, вы обвиняете свидетеля во лжи под присягой? В лжесвидетельстве? - холодно осведомился он.

- Я... нет, ваша честь. Но свидетель не является объективным, он связан тесными отношениями...

- Хотите сказать, что он питает нежные чувства к дэйе Фуоко, а потому усиленно подыгрывает распознанной им самозванке? - перебил Себастиан. - Дэй Хутэйо, вы в своем уме?

- Протестую!..

- Тихо! - судья врезал молотком по деревяшке. - Делаю замечание представителю ответчика о недопустимости подобных выражений. Протест стороны истца отклонен. Продолжайте опрос.

- Спасибо, ваша честь, и извините, - Себастиан почтительно поклонился. - Дэй Айдари, объясните, почему вы решили, что девушка не является самозванкой?

- Ну... сложно сказать. Я не мастер говорить, но... Характер у нее все тот же. Знает она вещи, которые никто, кроме меня и нее, знать не может, вроде той атаки волют на яхту. Жесты, мимика... Понимаете, за двенадцать лет она мне почти как дочь стала. А как дочку не узнаешь?

Фуоко признательно улыбнулась ему, чувствуя, как теплеет на сердце, но Джион никак не отреагировал.

- Вопросов больше не имею, - кивнул Себастиан.

После Джиона в зал вошла пасанта Венуста. Ее вызвали как представителя всей комиссии психиатров. Монашка выглядела еще более суровой и недовольной, чем при обследовании Фуоко и Кириса, и при ее виде адвокат истцов явно воспрянул духом. Не успела она еще закончить приносить присягу, как дэй Хутэйо вскочил с места.

- Тесса, что вы можете сказать по поводу психического состояния лиц, называющих себя Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория?

- Здесь у меня три копии заключения, - с кислой физиономией ответила монашка, поднимая руку с зажатой стопкой бумаги. - Только что размножать закончили. Ваша честь?

По знаку судьи пристав взял у нее документы и положил один экземпляр на судейский стол, а два других перед адвокатами. Фуоко глянула на него - кипа страниц, исписанных мелким каллиграфическим почерком. Судья взял свою копию, бегло полистал ее и отложил.

- Изложите краткую суть, - потребовал он.

- Комиссия пятью голосами из пяти, то есть единогласно, пришла к заключению, что Кирис Сэйторий и Фуоко Деллавита не страдают серьезными функциональными, органическими и психогенными расстройствами нервной системы. Комиссия обнаружила парадоксальные состояния отдельных участков нервной системы дэя Сэйтория, но среди них ничего, способного повлиять на дееспособность. В частности, комиссия не обнаружила признаков нарушения когнитивных способностей и не видит причин, препятствующих наследованию имущества в рамках завещания и действующих законов.

- У сторон есть вопросы к эксперту? - скучным голосом осведомился судья.

- Нет, ваша честь, - покачал головой Себастиан.

- Тесса, и вы ничего не можете добавить? - впервые подал голос поп. У него оказался хорошо поставленный баритон.

- О, я могла бы много чего добавить! - в голосе монашки вспыхнуло яростное возмущение. - Я могла бы рассказать, что я думаю о разврате, процветающем в так называемом университете "Дайгака", об возмутительных идеях о семье и интимных отношениях, вбиваемых инопланетянами в головы нашей молодежи, о глумлении над верой... К сожалению, такие вещи сейчас выходят за рамки моей компетенции как эксперта. Но будьте уверены, за пределами суда я не стану молчать! Настало время, чтобы кто-то напомнил людям...

- Тесса, ваши взгляды, безусловно, заслуживают уважения, но сейчас речь не о них, - перебил судья. - Прошу помнить, в каком качестве вы здесь выступаете. Также не забывайте о врачебной тайне. Истец, у вас есть еще вопросы?

Поп не ответил.

- Нет, ваша честь, - угрюмо заявил дэй Хутэйо.

- Тесса, займите место в зале. У истцов и защиты еще есть свидетели или дополнительные доказательства и свидетели, которые они хотели бы представить суду?

В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь лихорадочным шуршанием карандашей корреспондентов по бумаге. На кой? - мелькнула у Фуоко глупая мысль. Все равно же все передается по телевизору и наверняка записывается тысячами видеомагнитофонов...

- Тогда переходим к завершающим выступлениям. Начинаем с представителя истца...

- Ваша честь! - поп внезапно воздвигся со стула во весь свой немалый рост. - Прошу вызвать еще одного свидетеля.

- Кого именно? - судья недовольно уставился на прелата.

- Прошу вызвать в суд врача паладаров, известного под именем Дзии.

По задним рядам прошелестел вздох изумления, кто-то слегка присвистнул.

- Означенная персона не значится в предварительных списках свидетелей, переданных суду, - судя по лицу и голосу, судья тоже слегка ошалел от такого заявления. - Кроме того, суд не обладает полномочиями вызывать... э-э, резидентов других государств, не пребывающих на территории Кайтара.

- Паладары сами хвалились, что стакнулись с богомерзкими этаи, и те одарили их возможностью появляться где угодно и как угодно! - поп возвысил голос. - Они уже шпионят за людьми по всему миру и оскверняют таинство этого суда на весь мир. Они слышат меня. Я призываю прислужников Креода явиться, если они не боятся гнева святой церкви, и попытаться солгать под присягой на Писании, если осмелятся!

- Тесса, повторяю еще раз: суд не обладает полномочиями вызывать паладаров, - судья поднял молоток над тарелкой. - Запрос откло...

- Прошу прощения, ваша честь, могу я сказать?

Молоток судьи завис в воздухе, а потом медленно и беззвучно опустился. Все присутствующие в зале повернулись к входу в зал - главному, не из комнаты для свидетелей. У дверей стояла Карина Мураций собственной персоной: молодая симпатичная женщина в легком желтом платье едва до колен и с открытыми плечами, но все еще в рамках обычных приличий. В ее коротко стриженных черных волосах поблескивала тонкая нить серебряного обруча с небольшим синим камнем. Под скулой на правой щеке отчетливо виднелся знак паладаров - три родинки в виде правильного треугольника вершиной вниз.

- Сэрат дэйя Карина Мураций, я полагаю? - наконец нарушил гробовую тишину достопочтенный Рафаэль Даматто. - Ректор международного университета "Дайгака"? Суд слушает вас.

- Спасибо, ваша честь, - поцокивая каблучками туфель, Карина спорым шагом прошла по проходу к возвышению для свидетелей и поднялась на него. - Тесса Фульвио, Дзии просила передать, что она принципиально не вмешивается в отношения между людьми в целом и в юридические вопросы в частности. Свою основную и единственную задачу она видит в служении в качестве врача, остальное ее не интересует, и свидетелем в суд она являться не собирается. Однако я тоже являюсь профессиональным врачом и в курсе всех подробностей состояния Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория. Возможно, я устрою вас в качестве замены Дзии?

- Один момент, сэрат дэйя, - сказал судья. - Насколько я помню утреннюю трансляцию из зала Мирового Совета, у вас имелись проблемы со здоровьем. Вы уверены, что в состоянии выступать на суде в качестве свидетеля или эксперта?

- О, не беспокойтесь, сэрат дэй... простите, ваша честь. Просто у меня сегодня ночью по времени Хёнкона все-таки случилась информационная перегрузка. Иными словами, от усталости я начала плохо себя чувствовать. Плюс наложились... м-м, определенные процессы восстановления после прямого контакта с этаи Но Дзии на пять часов насильно запер меня в темной комнате с успокаивающей музыкой, и теперь я в полном порядке. Так что если тесса Фульвио сочтет возможным заменить Дзии мной...

- Клянешься ли ты говорить правду, дочь лжи? - прошипел прелат. Ого. Дядька-то, оказывается, из сильно двинутых по фазе. Неужто такие твердолобые ортодоксы еще не вымерли?

Прежде чем Карина успела ответить, судья со страшным грохотом врезал молотком по тарелке.

- Тесса, вы намереваетесь заменить собой пристава и самостоятельно привести свидетеля к присяге? - осведомился он голосом, сочащимся ядом. - Возможно, вы и меня подменить не против? Вам мое место уступить?

- Эта женщина - сосуд греха!..

Судья снова трахнул молотком с такой силой, что Фуоко испугалась, как бы его деревянная тарелочка не разлетелась на куски.

- Истец, вы не на амвоне. Еще одно слово в том же духе, и я удалю вас из зала до конца заседания! - ледяным тоном заявил он. - Дэйя Карина Мураций, высший суд дестры Каллан вызывает вас в качестве независимого эксперта по делу "Рикардо Деллавита и епископат Челестины против Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория". Информирую, что как глава иностранного государства вы обладаете дипломатическим иммунитетом и можете отказаться. Ваше решение?

- Официально уведомляю суд города Барны о том, что согласна выступить в качестве эксперта. В связи с тем, что являюсь атеисткой, обычная клятва на Писании для меня обязывающей не является. Однако клянусь своей честью говорить только правду и не лгать ни словом, ни умолчанием.

Судья в явном затруднении посмотрел на нее, потом кивнул.

- Присяга принята. Дэйя Мураций, известна ли вам суть рассматриваемого дела?

- Да, ваша честь, во всех подробностях.

- Знаете ли вы лично Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория?

- Так получилось, что они оказались первыми студентами, прибывшими в Хёнкон. Более того, я лично отобрала их за успехи в учебе и тестах. Также из-за последующих событий я очень часто находилась с ними в личном контакте и пристально следила за состоянием их здоровья и результатами исследований, которым они добровольно подвергались. Да, я очень хорошо их знаю.

- Что вы можете сказать об утверждении истцов на счет того, что ответчики являются мертвыми?

- Данное утверждение не соответствует действительности в соответствии с определениями как паладаров, так и паллийской медицинской науки. Тела Кириса Сэйтория и Фуоко Деллавита являются абсолютно живыми в соответствии с классическим пониманием термина, что подтверждается как визуально, так и анализами крови и прочих биологических субстанций. Что же до разума, то мне нечего добавить к результатам обследования психиатрической комиссии. И Фуоко, и Кирис находятся в абсолютно здравом уме... возможно даже, слишком здравом, на мой вкус.

- Поясните последнее утверждение.

- Ну, - ректор весело улыбнулась, - согласитесь, что когда два подростка круглые сутки напролет запираются в лаборатории, чтобы истязать себя научными экспериментами и заумными учебниками, это слишком уж занудно. Просто монахи от науки какие-то.

По задним рядам прокатился смешок.

- Вижу, - медленно кивнул судья. - Тогда следующий вопрос, дэйя Мураций, и постарайтесь ответить на него настолько непредвзято и объективно, насколько сможете. Являются ли Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий людьми?

- Я понимаю суть и важность вопроса, ваша честь, и я на него отвечу. Однако сначала мне хотелось бы известить суд о новом факте, способном оказать существенное влияние на исход слушаний.

- А именно? - судья поднял бровь.

- В качестве ректора университета "Дайгака" официально уведомляю, что за героизм и самоотверженность, проявленные при установлении контакта с этаи, час назад дэй Сэйторий и дэйя Деллавита получили статус первых почетных граждан Хёнкона. Данный статус подразумевает право постоянного пребывания на территории государства, а также бесплатное обеспечение базовых потребностей. Статус безотзывный и пожизненный.

По рядам корреспондентов прокатился легкий гул голосов, кто-то присвистнул. Фуоко мысленно пожала плечами. Спасибо, конечно, но зачем сейчас-то объявлять?

- Таким образом, - ректор не повысила голос, но все равно с легкостью перекрыла шум, - прошу суд принять во внимание, что любое решение по данному делу не подразумевает лишение ответчиков средств к существованию и места для проживания.

- Принято к сведению, - буркнул судья, похоже, нимало не впечатленный. - Дэйя Мураций, отвечайте на заданный вопрос. Являются ли дэй Сэйторий и дэйя Деллавита людьми?

- Нет, ваша честь. Не являются.

Ошеломленный вздох прокатился по залу. Фуоко показалось, что ее огрели по лицу чем-то тяжелым и мягким. По каналу от Кириса пришло ощущение шока и растерянности, хотя внешне он остался невозмутимым. Лишь на секунду на его лице взыграли желваки. Ошарашенными выглядели даже прелат и адвокат дядюшки, хотя сам дядюшка, казалось, по-прежнему не понимал, что происходит и зачем он вообще здесь сидит. Мысли Фуоко метались в голове как ошпаренные. Что?.. Откуда?.. Почему ректор так сказала? Как она могла... разумеется, все верно, но Риса же не может не понимать, что теперь решит суд... но она не могла предать! Сначала заявление о почетном гражданстве, потом такое...

Она с силой укусила себя за нижнюю губу. Как всегда в последнее время, боль пришла отдаленной и невнятной, отфильтрованная где-то между ее телом и сознанием загадочными механизмами то ли Стаси, то ли этаи. Успокойся, дура! - жестко сказала она себе. Карина Мураций... нет, Риса еще ни разу тебя не предавала. Если она так сказала, значит, у нее есть мотив. Нужно просто подыграть. Она успокаивающе провела ладонью по руке Кириса и только сейчас заметила, что Карина внимательно наблюдает за ней. Поймав взгляд Фуоко, она чуть заметно кивнула.

Первым из посторонних пришел в себя поп.

- Обращаю внимание суда, - прелат возвысил голос, - что даже ярые защитники богомерзких эйлахо не отрицают, что те не являются людьми! Мы можем заканчивать заседание, поскольку выводы несомненны. Иск надлежит удовлетворить, а этих... существ, - последнее слово он выплюнул с отвращением, - депортировать из Кайтара на веки вечные. Пусть источают свой яд и скверну где-то в другом месте, в безбожном Хёнконе или еще где!

- К порядку! - призвал судья, но его молоток ударил по тарелочке как-то неуверенно. - Дэйя Мураций, вы хотите прокомментировать свой ответ?

- Да, ваша честь. Снова повторяю, что Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий больше не являются людьми. Но точно так же человеком более не является никто на Палле.

На сей раз казалось, что все присутствующие заговорили одновременно. Но Карина прокашлялась, и гул голосов мгновенно стих.

- Философия Паллы, а до нее - тысяч Игровых Миров и самой Земли в течение миллионов лет пыталась дать определение человека. Некоторые из них оказывались абсурдными, некоторые - заслуживающими внимания, но все страдали одинаковым недостатком. Ни один философ никогда даже не задумывался, что следует обсуждать что-то помимо видимого тела и связанных с ним признаков - формы, поведения, речи и так далее. Слабые попытки привязать сюда же и душу - или то, что ее заменяло в других религиях - никогда не выходили за рамки чистой теологии и не имели практического применения из-за неопределенности самого понятия души. Поэтому до изобретения способа перенести сознание с биологического мозга на другой носитель человек всегда полагался вещью в себе - чем-то, заточенным в физическую оболочку, полноценную или ущербную, но всегда ограниченным, сосредоточенным в небольшой области пространства. Но сейчас на Палле все изменилось. Этаи наконец осознали связь между слабыми электрическими импульсами в холодном веществе и разумом - разумом совершенно нового, ранее не известного им типа. А осознав, не упустили шанса его исследовать.

Карина подняла руку ладонью вверх, и над ней сгустилось туманное облачко. Миг - и облачко вытянулось, закрутилось спиралью и превратилась в полуметровой длины волюту с мерцающей багровым сердцевиной.

- Волюта - воплощение страха жителей Паллы перед неведомым в течение последних девяти лет. Вы бежали от них и уничтожали их всеми средствами, не подозревая, что та же самая субстанция постепенно конденсируется внутри ваших тел. Этаи не могли сразу построить структуры, способные устойчиво существовать не только внутри защитного паллийского кокона, но и внутри вещественных объектов, тем более - хрупких биологических существ. Создания чисто энергетической природы, они вообще недолюбливают вещество и стараются держаться от него подальше, поскольку оно дестабилизирует вихревые поля. Кирис и Фуоко просто стали первыми людьми, успешно интегрированными в их глобальную сеть - частично из-за случайностей, частично потому, что очень много времени провели рядом с нашей аппаратурой, которая для этаи все равно что сияющие прожектора во мраке. А теперь этаи преодолели все затруднения, довели технологию до совершенства, избавились от случайных помех - и не стали мешкать. Проведенный нами в течение последних суток мониторинг Паллы показал, что все человеческие тела заполнены энергоплазмой.

Ректор опустила руку, и спиральный клок тумана пропал.

- Все без исключения? - проворчал судья.

- Все, попавшие в поле нашего зрения. В связи с резким прорывом в области фантомных технологий мы, следуя нашей этике, вынуждены накладывать серьезные самоограничения. Мы запретили себе любое проникновение фантомов в здания, как частные, так и публичные, без явного разрешения хозяев, а также использование невидимых фантомов. Поэтому я уточняю формулировку: все без исключения люди, выходившие на улицу в течение последних суток и попавшие в поле зрения сканирующих сенсорных массивов, полностью пропитаны энергоплазмой. И по результатам общения с этаи - нам крайне сложно их понимать, но что-то уже удается - мы предполагаем, что сознание по крайней мере каждого четвертого перенесено в сеть Арасиномэ, управляя прежним телом дистанционно. У остальных носителем сознания все еще является собственный мозг, но все управляющие импульсы, идущие от него по нервам, контролируются этаи. Более того, наши наблюдения показывают, что то же самое случилось со всеми высшими животными, живущими с человеком - кошками, собаками, лошадьми, коровами и так далее. Так что шансов, что подобной судьбы избежал кто-то из двуногих прямоходящих, попросту нет.

Она сделала паузу. В зале стояла мертвая тишина.

- Поэтому у меня не остается иного выбора, - закончила посреди нее Карина, - кроме как констатировать: на Палле больше нет людей в том смысле, который вкладывался в слово до Первого Удара. Вы перестали быть просто сгустками белка со слабыми электрическими импульсами. Вы превратились в сплав биологических тканей и энергетической субстанции, и ваши тела и сознания так или иначе включены в глобальную сеть этаи. Вот почему на вопрос, являются ли Фуоко Деллавита и Кирис Сэйторий людьми, я уверенно отвечаю: нет, не являются. Не являются точно так же, как и остальные жители Паллы, включая, как показывает сканирование, всех присутствующих здесь. В том числе - включая истцов. Тесса Фульвио, я ответила на ваш вопрос?

- Ты лжешь... - пробормотал прелат, трясущейся рукой осеняя себя косым знамением. - Ты не можешь не лгать...

- Зачем, тесса? Чтобы позволить Кирису и Фуоко получить наследство? Я нежно люблю нашу выдающуюся парочку, но мне куда проще подарить им почетное гражданство и тонну золота в придачу, чем лжесвидетельствовать, рискуя репутацией. Кроме того, мои слова с легкостью подтверждаются оборудованием лучевой диагностики в любой клинике Паллы. Еще год назад эйлахо на Палле являлись редкостью. Сегодня же мы объявляем о крупной премии людям, умудрившимся избежать заражения энергоплазмой... хотя термин "заражение" пора менять на что-то более подходящее.

- И что же теперь с нами станет, дэйя Мураций? - тихо спросил Себастиан Проциано.

- Я так понимаю, это вопрос защиты к эксперту? - вдруг звонко засмеялась Карина, и Фуоко почувствовала, что с сердца сваливается какая-то огромная невидимая тяжесть, словно по душному залу вдруг прошла волна освежающего воздуха. - В таком случае как эксперт отвечаю: с вами не станет ровным счетом ничего страшного или хотя бы просто пугающего. Сама по себе идея биологической жизни для этаи является новой и нетривиальной. А уж биологическая основа как носитель разума для них сенсация не меньшая, чем этаи для вас. Вредить вам или иначе вмешиваться в вашу жизнь - последнее, чего им хочется. Наоборот, в ближайшие столетия они станут внимательно наблюдать за тем, как вы вообще умудряетесь существовать и взаимодействовать в такой невозможной форме. Сверх того, они всего лишь станут охранять вас от случайных смертей из-за хрупкости биологических тел - и не только путем сохранения ваших личностей где-то в другом месте. Теперь Палле не грозят, например, столкновение с астероидом и лучевые удары из Космоса или со стороны вашей звезды. И есть еще одно, что вы очень скоро осознаете и без меня. Вам больше не грозит смерть.

- Бессмертие? Вы говорите на полном серьезе?

- Не в прежних телах, разумеется. Этаи уже научились работать с ними на клеточном и даже молекулярном уровне, но биологические ткани просто запрограммированы на гибель. Жизнь тела можно продлевать, но не до бесконечности, рано или поздно оно все равно умрет. Но вы перестанете уходить в небытие, как ранее. Мы не знаем, что именно этаи придумают для вас - какие-то игровые виртуальности с привычными образами или же какое-то иное существование. Нас проинформировали лишь, что смерти больше нет.

- Наш мир поглощен Креодом... - сквозь зубы процедил прелат, судорожно стискивая золотой Стабилон на своей груди. - Этаи отняли у нас райские сады Ваххарона, куда душа отлетала после смерти...

- А заодно и вечное небытие, куда, в вашем представлении, отправлялись нечестивые души грешников. А в представлении атеистов - и не только грешников. Однако почему вы решили, дэй Фульвио, что этаи - обязательно порождение Креода? Что, если их привел на Паллу сам Ваххарон, чтобы изменить ваш мир к лучшему?

- Ересь!

- Возможно, тесса. Прошу прощение, я на мгновение забыла, что паладары принципиально не вступают в теологические дискуссии. Ваша честь, - ректор обернулась к судье, - приношу извинения за то, что невольно вывела разговор за рамки судебного слушания. Ожидаю новых вопросов.

- Но что же такое этаи, в конце концов, гхаши их раздери? - проворчал достопочтенный Рафаэль Даматто, чья физиономия утратила свое обычное бульдожье выражение. Теперь судья выглядел просто как старый потрясенный дядька, зачем-то напяливший на себя глупую черную мантию.

- Ответ, ваша честь.

- Как - ответ? Ответ на что? - в голосе судьи прорезалось раздражение, но одновременно - и жалобные нотки ребенка, которому родители выговаривают за провинность, которую он не понимает.

- Мы полагаем, что они отвечают на проклятый вопрос, который задает себе любое зрелое разумное существо: в чем смысл жизни? До определенного уровня развития ответ более-менее очевиден: добиться положения среди себе подобных, обеспечить себя едой, одеждой, домом, мебелью или иными материальными ценностями, родить и воспитать детей и так далее. Но однажды цивилизация достигает такого уровня, что материальные ценности перестают иметь какое-либо значение. Автоматизированные заводы и фабрики производят всё потребное в любых количествах, искусственный интеллект берет на себя роль заботливых слуг и опекунов, мир покорно ложится к ногам. Больше нет ресурсов, за которые стоило бы конкурировать. Больше нет врагов, да и друзей, по большому счету, тоже. Исчезает семья, теряют смысл ритуалы продолжения рода - и ты остаешься наедине с самим собой. Впереди бессмертие и вечность - но на что их потратить? На развлечения или общение? Они надоедают. На исследования? Очень немногие ученые упорны настолько, что способны до бесконечности изучать мир, накапливая никому не интересные знания. А на что еще?

- И как этаи отвечают на такой вопрос? - осведомился кто-то с задних рядов.

- Давным-давно цивилизация Демиургов нашла свой ответ: создание и распространение биологической жизни в Мультивселенной, оформленное в виде Игры - стратегической, тактической, строительной, неважно. Каждая планета, каждая игровая площадка после завершения Игры отпускается на волю и, возможно, в свое время приводит к появлению новой сверхцивилизации, начинающей творить новые миры. Но это ответ, данный бывшими биоформами - существами, у которых инстинкт размножения является одной из фундаментальных основ сознания. Этаи же никогда не имели носителей на биологической или какой-то иной основе, которую мы бы назвали вещественной. По косвенным признакам можно допустить, что их создатели возникли в электромагнитных штормах в фотосфере звезды и позже вышли на просторы Вселенной, как Демиурги покинули свою планету. Пока мы можем лишь спекулировать на данную тему, но предполагаем, что этаи являются искусственными созданиями, изначально запрограммированными на разновидность Большой Игры - состязания друг с другом. Разум не возникает и не развивается без вызова, без препятствий, которые ему приходится преодолевать. И создатели этаи, достигнув практического всемогущества, начали конкурировать с единственным оставшимся препятствием - с самими собой.

- А смысл? - спросил тот же голос. Фуоко оглянулась - говорила какая-то женщина, одетая, в противоположность остальным солидным коллегам в костюмах, в легкомысленную легкую блузку с глубоким вырезом и значком, вероятно, университетским. - Все равно, что в шашки с самим собой играть. Все ходы и приемы наперед знаешь.

- Да, если подходить к задаче в лоб. Но они пошли по другому пути. Они создали групповой разум, в котором каждая сущность - отдельный этаи - по-отдельности разумной не является, обладая лишь небольшим набором жестко запрограммированных реакций, у каждого экземпляра своим. Сами по себе они способны действовать лишь в рамках строго заданных правил. Однако они способны объединять свои умственные способности, если можно так выразиться, и чем больше их объединяется, тем сложнее их разум. Комбинируя в единое целое десятки, сотни, тысячи, а то и миллиарды независимых частей, этаи получают сущности - суперличности, если использовать нашу терминологию - с самым разным поведением. Суперличности конкурируют друг с другом по правилам, которые, судя по нашим наблюдениям, непрерывно меняются. Мы пока не представляем, какие именно ресурсы становятся призом для победителя - возможно, что-то материальное наподобие звездных систем, а возможно, что-то абстрактное и не более осязаемое, чем Рейтинг Демиургов. Но факт остается фактом: этаи успешно конкурируют сами с собой, благодаря чему непрерывно развиваются и расширяют ареал своего обитания, оставаясь при том единой цивилизацией.

- И сколько звездных систем они контролируют?

- Дэйя Филла Талон, - улыбнулась Карина, - я понимаю ваше любопытство научного журналиста, но здесь и сейчас не пресс-конференция. Все, что нам известно об этаи, публикуется в специальных выпусках газеты "Дайгака нунтемпе", свободно доступной в том числе и в Кайтаре. А если вам чего-то не хватает, вы хорошо знакомы с дэем Уитой Бреггом, ее главным редактором и главой нашей пресс-службы. Но раз уж вопрос задан... Благодаря тому, что этаи предоставили нам статус нейтральных наблюдателей - у них есть и такие роли - и больше не атакуют наши зонды, мы сумели резко ускорить картирование сети Арасиномэ. В настоящий момент мы выявили примерно восемнадцать миллионов ее узлов в четырехстах тысячахнезависимых вселенных. И обследование все еще продолжается. Помимо того нам известно минимум о четырех стабильных суперличностях этаи, заинтересовавшихся вашей звездной системой, с двумя из которых связаны сознания Фуоко Деллавита и Кириса Сэйтория. В свою очередь, три из этих четырех суперличностей, вероятно, являются субличностями чего-то еще большего - того, чему наша храбрая героическая Фуоко так безрассудно пожертвовала себя декаду назад. Где кончается пирамида объединений, неизвестно. Возможно, финальная сверх-суперличность объединяет всех этаи в мире, являя собой невероятной сложности разум, возможности которого представить не в состоянии даже Демиурги. Хм...

Она повернулась к судье.

- Ваша честь, боюсь, я опять вышла далеко за рамки предмета слушаний. Если дело так продолжится и дальше, мое присутствие здесь превратится в очередную пресс-конференцию, за которой забудется суть дела. Есть ли у суда или представителей истцов и защиты еще вопросы к эксперту в моем лице?

Судья потер ладонями лицо, и когда он убрал руки, оно опять стало каменной маской воплощения правосудия.

- У суда больше нет вопросов, - протянул он обычным надменным тоном. Оба адвоката под его тяжелым взглядом отрицательно покачали головами. Физиономия прелата Фульвио дернулась, но и он промолчал.

- В таком случае, сэрат дэйя Карина Мураций, суд благодарит вас за предоставленные сведения. Вы можете занять место в зале или, если у вас есть неотложные дела, покинуть заседание досрочно.

- Спасибо, ваша честь. Мне действительно нужно идти.

Карина коротко поклонилась, спустилась с возвышения для свидетелей и прошла по проходу к выходу между рядов стульев. Ее провожали взглядами. Уже взявшись за ручку двери, она обернулась.

- Я много чего сказала, друзья мои, - она снова улыбнулась своей теплой понимающей улыбкой, - но главное хочу повторить еще раз. Не надо бояться. Неизменны лишь смерть и небытие. А то, что вы изменились, доказывает лишь, что вы все еще живы. Всё хорошо. А я... я даже слегка вам завидую. Ведь такая интересная дорога, открытая для вас, для меня недоступна.

Она толкнула створку и вышла в коридор. Дверь мягко стукнула позади нее, закрываясь.

- Намерены ли истцы или защита вызвать других свидетелей? - осведомился судья.

Никто не ответил.

- В таком случае суд выносит вердикт, - судья стукнул молотком. - Приняв к сведению показания свидетелей и заключения экспертов, а также... дополнительные материалы, суд постановляет следующее. Утверждение истцов о смерти либо недееспособности дэйи Фуоко Деллавита и дэя Кириса Сэйтория, влекущих неспособность принять наследство, признано не соответствующим действительности. Утверждение истцов о том, что указанные лица не являются людьми и, как следствие, являются недостойными наследниками, признано ничтожным, поскольку существующее законодательство не содержит запретов на социальные и экономические связи с представителями любых разумных рас. В качестве правоустанавливающего прецедента суд указывает на дипломатические и экономические отношения с паладарами, официально поддерживаемые правительством и обществом Кайтара. Кроме того, вопросы принадлежности разумных существ к той или иной расе выходят за пределы компетенции суда, а потому не обсуждаются. Суд постановляет: в иске отказать по всем пунктам. Истцы обязаны компенсировать ответчикам судебные издержки. В соответствии со стандартным регламентом официальные документы участвующие стороны получат до конца завтрашнего дня, после чего у истцов возникнет право обжаловать его в течение двух декад в установленном порядке. Слушания закрыты.

Молоток грохнул снова. Судья воздвигся со своего неудобного кресла, сгреб бумаги и величаво удалился в свою комнату, дверь в которую предупредительно распахнул один из приставов. Высокий чистый звук прорезал воздух, и мягкий женский голос произнес из ниоткуда:

- Трансляция завершена. Телекамеры паладаров отключены.

Тут же две замысловатые завитушки, до того сидевшие в углах комнаты под потолком, словно декоративная лепнина, отделились от стен, спланировали к судейскому столу и медленно растаяли над ним. В зале немедленно поднялся шум.

- Тесса Фульвио! - выкрикнул мужской голос. - Намерен ли епископат Челестины обжаловать вердикт?

- Тот же вопрос к дэю Рикардо Деллавита! - присоединился к нему другой.

- Мы не намерены комментировать решение суда! - прелат почти вскочил с места. - Когда нам передадут документы, мы определим наши дальнейшие действия.

Он оправил сутану и, длинный и сутулый, стремительно прошагал к выходу. Следом за ним дэй Хутэйо уволок дядюшку Рикардо. Тот по-прежнему выглядел совершенно пришибленным и не понимающим, где он и зачем. Точно, бухой, решила Фуоко. Принял для храбрости, да силы не рассчитал. Говорят, алкоголики косеют даже от капли... Впрочем, думать времени не осталось, поскольку небольшое стадо корреспондентов уже окружило ее, Кириса и прочих плотным кольцом.

- Дэйя Фуоко, вы поддерживаете контакт с этаи? О чем вы разговариваете?

- Что вы чувствовали, когда отдали себя на съедение Чужим?

- Каковы ваши дальнейшие планы? Вы продолжите учиться в Университете?

- Каковы ваши отношения с братом в данный момент? Вы помирились или по-прежнему на ножах?

- Дэй Сэйторий, как вы намерены распорядиться таким огромным наследством?

- Каково чувствовать себя первыми почетными гражданами Хёнкона?

- Вы продолжаете считать себя людьми? Или согласны с дэйей Мураций?

- Как вы можете прокомментировать слухи о своих тесных связях с Анъями?..

- Тихо! - гаркнул Себастиан неожиданно звучным голосом, с размаху опуская ладони на стол. - Дэй и дэйи, прошу вас немедленно освободить дорогу! Мои клиенты не желают... - Он бросил косой взгляд на Фуоко, и та быстро закивала. - ...отвечать на ваши вопросы и устраивать здесь пресс-конференцию. И не забывайте, где мы находимся!

От Кириса плеснуло молчаливым одобрением.

- Всем разойтись! - два пристава взрезали толпу журналистов, словно ледоколы - тонкий лед. - Освободите помещение! Всем немедленно покинуть здание!

- Дэй и дэйи! - Фуоко поднялась с места, и гам немедленно утих. - Я... мы очень извиняемся, но мы сейчас не в настроении отвечать на вопросы. Я понимаю, что сенсации и все такое... но нам надо идти. В другой раз, ладно?

Пробившийся сквозь толпу Джион раздвинул корреспондентов плечами, образовав проход, и под разочарованное бормотание вся компания покинула зал.

- За мной, пожалуйста, - сказал адвокат в коридоре, быстро шагая по паркету и нервно оглядываясь на зал, откуда тянулся ручеек публики. - Я договорился, чтобы после заседания нам позволили ненадолго занять прежнюю комнату, благо она все равно свободна. Раз вы здесь, то можно завершить формальности по наследству прямо сейчас, чтобы не пересылать документы взад-вперед между Барной и Хёнконом. Или вы предпочтете оставить на потом? Вы еще какое-то время побудете в Барне?

- А не рано? - с сомнением спросила мать. - Если они обжалуют в Верховном суде...

- Обязательно обжалуют, к гадалке не ходи. Но мне... э-э, некие лица пообещали мне, что обжалование рассмотрят с максимальной скоростью, вероятно, уже на следующий день после подачи документов, и итог предрешен. Дэйя Фуоко, дэй Кирис, не беспокойтесь, ваше личное присутствие больше не потребуется. Сейчас вам нужно лишь поставить несколько подписей. Ох, вот незадача - все-таки без отправки документов в Хёнкон не обойтись, поскольку ваш отец, дэй Сэйторий, формально является вашим опекуном, его подписи необходимы. Вы возьмете их с собой, а потом пришлете мне. Сюда, пожалуйста.

Они вошли в ту же самую комнату, где их обследовали психиатры. Парсы улеглись по сторонам двери. Джион передвинул кресло поближе ко входу, уселся в него и вытянул ноги поперек прохода.

- Если репортеры ворвутся, то запнутся и устроят кучу малу, - с ухмылкой пояснил он.

Себастиан разложил на столике очередную кипу бумаг, положил рядом шикарную авторучку с золотым пером и указал Фуоко на низкое кресло рядом.

- Садитесь, дэйя. Начнем подписывать. Дэйя Марта, не отходите далеко, а еще лучше - сядьте рядом, ваша подпись тоже требуется практически везде. Сначала вот здесь...

Вопреки ужасному виду стопки, основных документов оказалось лишь четыре: согласие на принятие наследства, документ о назначении матери опекуном, перечень собственно наследуемого имущества, состоявшего из одной строчки с суммой в пятьдесят миллионов, и согласие на назначение Себастиана Проциано временным, на десять декад, поверенным в делах. Остальные листы представляли собой выдержки из документов, договор с поверенным, описание условий опеки и подобную юридическую чушь, которую Фуоко сейчас даже не пыталась читать. Она знала, что адвоката рекомендовал лично премьер-министр Кайтара, а потому надеялась, что нигде в сотнях абзацев мелким шрифтом не содержится ее обязательство продать почку по фиксированной цене или выйти замуж за кого укажут. Свои экземпляры бумаг, равно как и бумаги Кириса, она засунула в большой конверт, а конверт - в сумку, чтобы прочитать в Хёнконе, когда появится время. Сумка сразу раздулась и ощутимо потяжелела.

- Ну, вот и все, - наконец сказал адвокат, упаковывая свои бумаги в портфель. - Дэйя Марта, в дальнейшем я имею дело с вами, дэйю Фуоко мы больше тревожить не станем. Дэй Сэйторий, не забудьте прислать мне экземпляры, подписанные отцом. Сейчас мне пора, времени уже много.

Он посмотрел на часы над дверью, и в самом деле показывающие - Фуоко аж изумилась - пять часов вечера. Неужели слушания заняли целых четыре часа? Как сегодня время летит... Коротко поклонившись, адвокат вышел, но дверь, не успев даже полностью закрыться за ним, распахнулась снова. На пороге стояла невысокая девушка, почти девочка в коротком открытом платье и легких сандалиях с высокой оплеткой на икрах. Пламя рыжих волос рассыпалось по ее плечам, и, судя по тому, как липла к телу тонкая ткань, нижнего белья она не носила.

- Простите, - произнесла она ангельским голоском, - а здесь нет моего папочки? Я его нигде найти не могу. Ой, а я вас знаю. Ты Фуоко, а ты Кирис, да? А можно мне автограф?

- Вака, сюда нельзя, - Джион поднялся и навис над девушкой, но явно заколебался. Фуоко тяжело вздохнула. Вот все мужики одинаковы, точно-точно! Стоит лишь смазливой мордашке перед ними задницей повертеть, и они сразу тают, как масло на сковородке. А если бы она оказалась наемной убийцей и сейчас достала из... ну, откуда-нибудь автомат и принялась палить?

- Майя, - печально сказала она, - если ты заходишь, то заходи. А если нет, то выйди. Только дверь закрой, а то еще журналюги на свет налетят. Джион, ее можно пустить. Если она захочет, то все равно войдет и даже не спросит никого.

- Ну вот! - Майя надула губки. - Злая Фуоко взяла и все испортила! А я-то хотела повеселиться!

- Твоя знакомая, Фучи? - поинтересовалась Лойза.

- Она не знакомая, - сообщила Зорра. - Она нимфетка. На сексе повернутая. Выключить проекцию, выключить, и побыстрее, пока никого не изнасиловала!

- Мама, Джион, - Фуоко преувеличенно-манерным жестом указала на гостью, - познакомьтесь с Майей, посланником паладаров в Кайтаре и прочих странах Типпы. Она так торопилась сконденсироваться из воздуха, что даже забыла надеть на щеку фирменный знак. Зорра, можешь ее укусить, разрешаю.

- Ну я же говорю - злюка! - снова обиделась Майя. - Во-первых, я из воздуха не конденсировалась. Забыла, что Кара сказала? Мы не входим в здания без разрешения. Меня вполне официально пустила охрана. Я им сказала, что папочку ищу, ресницами похлопала, они слюнями истекли и пустили. Во-вторых, зачем нам какие-то знаки, когда все свои? И вообще, Фучи, как ты можешь так говорить после двух ночей страстной любви, которые мы провели с тобой и Киром? А с Киром даже и больше.

- Каких ночей? - подозрительно спросила Лойза. - С кем? Э-э... дэйя, а вы точно паладар? Я видела Майю по телевизору, она совсем не так выглядит.

- Ночей очень простых - жарких и страстных, - Майя проигнорировала вторую часть вопроса. Она уселась на столик и принялась болтать ногами. - В медицинских целях, разумеется, исключительно в медицинских целях! - она оживленно хихикнула. - Значит, технология простая - запоминай, милая моя Лойза, а впрочем, можешь и не запоминать, в любой момент с удовольствием на практике поучу. Берется один мальчик и одна девочка, желательно поневиннее, иначе удовольствие совсем не то. Маску нужно надевать гермафродита, чтоб всем угодить, а некоторым - даже и нестандартно. Девочкам нравится, когда сразу два мальчика, а некоторым мальчикам нравится стимуляция... э-э, нестандартных мест. Вот, скажем, Кир...

Кирис резко выдохнул, и Майя внезапно переломилась пополам, словно кукла под ударом палки. Потом по глазам ударила вспышка, тут же сменившаяся угольно-черной сферой, повисшей в нескольких сунах над полом там, где паладарша только что находилась. Остатки столика, из которого сфера вырезала идеальный полукруг столешницы, вместе с огрызками двух ножек с глухим стуком упала на пол. Потом сфера с громким хлопком исчезла, а на ее месте возникло вертикально вытянутое серое веретено. По его поверхности пошли волны и углубления, возникли вмятины, словно невидимые руки комкали брусок пластилина, и несколько секунд спустя веретено превратилось в манекен, одетый в бесцветное платье. Серость пошла цветными разводами, и вдруг как-то мгновенно манекен снова стал Майей. Только волосы у нее из ярко-рыжих стали золотистыми.

- А вот так больше делать не надо, Кир, - укоризненно сказала паладар, грозя ему пальцем. - Фантомы еще несовершенны. Плохо они на гравитационные импульсы реагируют, как видишь. А энергии в такой миленький фантомчик закачивается столько, что всю Барну год питать можно. Если бы я не успела изолирующий кокон поставить, от вас вместе со зданием одни руины остались бы. Да и проникающая радиация... впрочем, на таком уровне она высшим биоформам на Палле больше не грозит, энергоплазма внутри тела блокирует. Но все равно не надо, понял? А то я Каре нажалуюсь.

- А я нажалуюсь, что ты секретные медицинские данные разглашаешь! - сердито сказал парень. - И Рисе нажалуюсь, и Дзии. Вон, Га свидетель. И Фучи с Зоррой, они подтвердят.

- Зануды! - фыркнула Майя. - И ябеды. В вашем возрасте как-то даже и неприлично.

- Значит, надо взять мальчика и девочку и надеть маску гермафродита? - задумчиво спросила Лойза. - Хм. Интересный рецепт. Не знаю, как мама, а я бы попробовала. У меня и мальчик в запасе есть. А что, Фучи и в самом деле понравилось?

- Я тебе потом расскажу, что ей особенно вставило, - до ушей ухмыльнулась Майя. - Когда рецепт стану демонстрировать. Только от нашей агрессивной парочки подальше, а то ведь прибьют и не посмотрят на официальные статусы.

- И на возраст, - елейным голосом добавила Фуоко. - Сколько тебе уже стукнуло, полтора миллиона, бабушка Майя? Лая, ты с ней побережней, а то помрет от перенапряжения в самый интересный момент.

- Теперь она еще и хамит! Ну, моя мстя будет страшна, получите. Там в коридоре один ваш поклонник томится, страстно встречи желает. Мало ли, что вам куда-то хочется, придется принять.

- Что за поклонник, дэйя Майя? - нейтральным тоном осведомился Джион, из иронично-развлекающегося наблюдателя снова превращаясь в телохранителя, холодного и отстраненного.

- О, безопасный... по большей части, разумеется. Его собственную охрану с большими пушками в здание не пустили, так что он здесь сам по себе. Даже и не думайте отказаться, я его и так с гигантским трудом из дома вытащила.

- А охране ты его как своего братика представила? И он тоже папочку искал? - ехидно спросила Фуоко.

- С охраной он сам договаривался, я лишь следила, чтобы не сбежал от страха. Ну, котятки, принимайте гостя.

Майя выскользнула в коридор, умудрившись просочиться в такую узкую щель между дверью и косяком, что, казалось, в нее и руку не просунешь. Фуоко озадаченно оглянулась на мать и заметила, что та расслабленно сидит в кресле и едва заметно улыбается. Похоже, пикировка с Майей ее ни капли не напрягла. Впрочем, если она теперь работает с паладарами, то должна отлично их знать. По крайней мере, уж посланницу - точно.

Но что за поклонника привела озабоченная тетка?

Дверь растворилась, и Фуоко задохнулась от волны нахлынувших противоречивых чувств.

С того момента, как мать сообщила об иске, брат ни разу не разговаривал с ней. На звонки в фамильный особняк отвечал либо Руфино (голос дворецкого заметно теплел, когда он узнавал Фуоко), либо один из секретарей. Звать к телефону Массима они отказывались, ссылаясь на его отсутствие, но девушка слишком хорошо знала Руфино, чтобы поверить его отговоркам. Не отвечал Массим и на письма. Мать же, когда о нем заходила речь, лишь вздыхала и грустно качала головой. И вот теперь он стоял на пороге комнаты, как всегда, в безукоризненном дорогом костюме, стройный, элегантный, с тонкой полоской усиков по верхней губе и таким же тонким идеальным пробором в зачесанных назад волосах, с золотыми запонками и золотой булавкой в лацкане пиджака - само воплощение молодого преуспевающего финансиста. Однако на его обычно бесстрастном лице держалось выражение смятенной растерянности.

- Здравствуй, Фучи, - хрипло сказал он через несколько секунд напряженной тишины. - Я... э-э... рад тебя видеть.

- Здравствуй, Сима, - откликнулась Фуоко в по возможности нейтральном тоне. Она не понимала, как себя вести. С одной стороны, он же отозвал иск. С другой... зачем он вообще явился вот так, неожиданно, без приглашения? Она много раз прокручивала в голове разнообразные варианты выяснения отношений - холодное презрение, тонкий упрек, горячий обвинительный монолог, убедительные оправдания... Но сейчас замечательные красноречивые фразы совершенно вылетели из головы. Она стиснула руки перед грудью, чувствуя, как в кистях прорезается знакомое тепло.

- Фучи, я... - Массим замолчал. Потом вдруг безо всякого предупреждения он стремительно двинулся вперед, в три шага преодолев отделяющее его от Фуоко расстояние. Дернулся Джион, напрягся Кирис, но Массим уже заключил Фуоко в объятия и крепко прижал к себе. Ошеломленная, девушка замерла, упираясь лицом в лацкан.

- Прости, Фучи, - негромко сказал брат. - Я дурак. Вел себя как клинический идиот. Сначала иск, потом просто боялся тебя увидеть... Я люблю тебя, сестричка. Прости, ладно?

Помедлив, Фуоко высвободила руки и обхватила его, крепко прижавшись. Внутри зародилось и начало распространяться по телу тепло - не возбуждение энергоплазмы, кончающееся молниями и волнами огня, а обычное человеческое чувство.

- Я тоже тебя люблю, Сима, - глухо сказала она сквозь пиджак. - А что ты дурак, я и так знаю. Ладно уж, прощаю.

Ладонь погладила ее по волосам, вызвав странное чувство - словно она снова маленькой девочкой сидела на коленях отца и, сонно моргая, слушала его непонятный, но страшно интересный рассказ про пиратов и сокровища. Массим отстранился, и, глядя ему в лицо, освещенное бликами сочащегося снаружи заката, Фуоко вдруг заметила, что он и в самом деле очень напоминает отца. Тот же прищуренный твердый взгляд, те же суровые складочки в углах губ - и та же самая необидная усмешка, готовая проявиться на губах при первом подходящем моменте.

- Знаешь, Сима, а ты похож на папу, - сказала она.

- А ты - нет... блондинка ты наша, - Массим снова погладил ее по голове, потом опустил руку и осторожно взял саламандровую брошку, висящую на цепочке. - Значит, носишь?

- Ага. Я и в виртуальности с ней ходила. Этаи ее как компас оформили...

Она осеклась. Вероятно, вспоминать про Чужих прямо сейчас не стоило. Кто знает, какие еще тараканы проснутся у Симы при их упоминании!

- Знать ничего не желаю про твоих этаи... а впрочем, потом расскажешь. - Массим мягко высвободился из ее рук и шагнул к Кирису. Тот стоял нахмурившись, но, вопреки своему обыкновению, даже и не подумал ссутулиться и глянуть исподлобья. А ведь он тоже уже не уличный мальчишка, вдруг поняла Фуоко. Еще недавно, всего год назад, он был отъявленным хулиганом и грозой школы, но все равно мальчишкой, несмотря даже на свои габариты, которым позавидовали бы многие взрослые. Именно так он выглядел в свой первый памятный визит в фамильный особняк Деллавита, именно так наверняка воспринимали его отец, мать, Массим. Но он тоже вырос - пусть не телом, заторможенным в развитии этаи, но внутренне. Вполне уверенный в себе юноша с пробивающимся пушком первых усов на губах - и со взглядом человека, привыкшего чувствовать себя равным среди равных...

Массим вытащил из внутреннего кармана пиджака чековую книжку и авторучку. Удерживая книжку на весу, он быстро набросал несколько цифр, поставил подпись, вырвал чек и протянул Кирису.

- Двести миллионов леер. За то, что больше никогда не подойдешь к Фучи. Плюс пять миллионов, что положены тебе по завещанию. Предъявишь в любом банке, дальше твое дело. Бери и уматывай. Прямо сейчас.

Фуоко тихо втянула воздух сквозь зубы. Лойза присвистнула, а мать порывисто встала из своего кресла.

- О-ля-ля! - хихикнула Майя. Она уже успела неслышно и незаметно пробраться обратно в комнату и сейчас сидела на подлокотнике одного из кресел. - Кир, классное предложение. Соглашайся!

Кирис медленно протянул руку и взял чек. По его руке пробежала волна потрескивающих искорок, и бумага сначала задымилась, потом ярко вспыхнула. Подождав, пока она сгорит почти полностью, Кирис бросил оставшийся уголок на пол и затоптал его подошвой сандалии. Потом он заговорил.

Нет, разумеется, уличная крыса, выросшая в трущобах среди шпаны, шулеров, заводских чернорабочих и докеров, хулиган, отжимавший кошельки у добропорядочных граждан и просто житель городского дна, он частенько употреблял разные энергичные словечки. Но сейчас в его речи слова "ходер", "мерда", "карраха", "каццо" и то ли позаимствованное на Могерате недавно, то ли запомненное еще в детстве "люай но тиксё" казались детской забавой на фоне остального. Собственно, Фуоко понимала меньше половины сказанного, а значение оставшейся половины понимала весьма смутно. Но она догадывалась, что слова относятся к самой черной, самой грубой и непечатной брани, которую можно себе представить. От него потоком текла плохо сдерживаемая ярость. Девушка жадно вслушивалась, стараясь запомнить побольше (конечно, неприлично, но кто знает, вдруг у него такой приступ креативности больше не повторится?), а Лойза и мать синхронно заткнули пальцами уши. На лице Джиона появилось отстраненно-ностальгическое выражение, а Майя ухмылялась до ушей. Масссим выглядел совершенно бесстрастным.

- ...и захерачь их себе в жопу двести миллионов раз, понял, хода марикон?

Тут у Кириса наконец закончились фантазия и словарный запас. Он запыхался, его грудь тяжело вздымалась.

Майя с энтузиазмом зааплодировала. Лойза с матерью открыли уши, с неодобрением глядя на обоих. Фуоко напряглась, ожидая реакции Массима. Как бы в драку не полез! Кир же его одной левой завалит...

Уголки губ брата медленно поползли в стороны, и он криво улыбнулся.

- Салага! - в его голосе слышалось лишь ироничное презрение. - Папа и позаковыристее завернуть мог. Ну, а вообще и дурак же ты, Кирис Сэйторий. Ты сам-то не понимаешь, что школьная любовь быстренько кончается? Все равно ведь вы с Фучи разбежитесь через год-другой. Ну, разбежались бы сейчас, зато у тебя две сотни грандов осталось бы. Гарем бы себе завел, свою семью основал бы. Не хочешь передумать?

- Ты чё, не понял с первого раза? - враждебно осведомился Кирис. - Могу с начала все повторить.

И тут Массим захохотал.

Фуоко и не подозревала, что брат, всегда холодно-спокойный, сдержанный и неэмоциональный с людьми на грани прямого хамства, умеет так смеяться. Нет, не просто смеяться - ржать во всю глотку. Он гоготал, сгибаясь пополам и хлопая себя по коленям, брызгал слюной, захлебывался, набирал воздух в грудь и снова начинал смеяться. Кирис смотрел на него, разинув рот от изумления, которое просто хлестало от него по прямому каналу.

- Стадия компенсации, - со знанием дела сообщила Лойза. - Он так от напряжения отходит. Может, ему водички дать? Майя, как считаешь?

- Можно Кира попросить врезать в солнечное сплетение, - предложила паладарша. - Должно помочь. Хотя такое нарушит трогательную сцену примирения родственников.

- Фучи, - выдавил Массим, сквозь выступившие слезы и ослабевающие пароксизмы смеха, - ты бы объяснила своему герою-любовнику на досуге, что нельзя поддаваться на провокации так легко. Ох... ну честное слово, попался же мне зятек с незамутненным деревенским сознанием! Кирис Сэйторий, ну ты даешь...

Он нащупал спинку свободного кресла и рухнул в него, вытянув ноги и все еще подрагивая от смеха.

- Раз провокация не удалась, остается лишь сдаться, - сказал он уже почти нормальным голосом. - Разбежитесь или нет, мы еще посмотрим, но до тех пор добро пожаловать в семью, Кир. Придется воспитывать из тебя человека.

- Спасибо, не надо, - буркнул Кирис. - Сам как-нибудь воспитаюсь.

- Ты сам тот еще ребенок, Сима, - осуждающе заметила мать. - Что за шуточки у тебя?

- Попытаться в любом случае стоило. Вроде бы как психологический эксперимент. Майя, ты обещала, что в обмен на мое появление расскажешь нечто очень интересное про отца и Церковь.

- О! Точно, - согласилась Майя. - Видишь ли, некий Хосе Капурри... Мне кажется, или ты его в самом деле знаешь?

- Средний сын в семье Капурри. Епископ Дамарры. Внезапный претендент на папский престол. Лично никогда не встречался, но человек известный. И что?

- А то, что он целуется настолько прилично, что я даже и засомневалась в его целибате, - Майя хихикнула. - Хотя нет, я о другом. Когда мы обсуждали... хм, дела Церкви в ходе недавней совершенно случайной встречи в... кулуарах дриммадских учреждений, он упомянул, что имел полное взаимопонимание с Хавьером Деллавита в некоторых вопросах, касающихся... как бы сформулировать пояснее... финансирования определенной деятельности. Иском против Фучи тесса Бальтазар Меццо серьезно себя подставил, но его позиции все еще сильны, и исход выборов папы пока что неясен. Реклама сейчас решает все, а на нее нужны деньги. Так что мой милый Хосе с удовольствием узнал бы, что сын Хавьера относится к Церкви с тем же уважением. В обмен он мог бы посодействовать в разных материях - ну, например, вроде официального отношения Церкви к эйлахо наподобие нашей Фучи.

- Мне казалось, что паладары не касаются церковных дел, - задумчиво прищурился Массим.

- Точно. Но ее влияние на общество в Кайтаре мы игнорировать не можем. И для нас лучше, если папой станет вменяемый и относительно молодой человек, знающий свою выгоду, а не старый твердолобый обскурантист. И раз уж я влезла в наше маленькое дело со слушаниями...

- Как - влезла? - подозрительно переспросила Фуоко.

- О, ничего особого, милая моя. Пара фраз там и сям... не всегда в официальной маске, разумеется. Наиболее тупой и агрессивный представитель Церкви в качестве истца. Наиболее консервативный, но в то же время профессионально честный церковный психиатр в комиссии, чтобы ее слово имело максимальный вес у скептиков. Еще несколько фраз в нужном месте в нужное время, чтобы тесса Бальтазар Меццо, который отнюдь не дурак, ненароком не отозвал бы иск - вышло бы обидно, знаете ли, если бы весь сценарий вдруг сломался из-за неявки истца...

- Майя! - прошипела Фуоко, поднимаясь. - Значит, из-за тебя мы сегодня сидели как идиоты на слушаниях? Если бы не ты, они бы не состоялись?

- Ну, типа того, - паладар легкомысленно пожала плечами. - Эй, Фучи! Имей в виду, твои шаровые молнии до сих пор летают в третьей метрике, так что непонятно, в кого ты попадешь в итоге. Кроме того, один стол мы уже искалечили, а кто за ущерб платить станет? Имей в виду, Университет ни лема не даст.

Фуоко резко выдохнула и заставила тепло уйти из ладоней. Окружающая кисти сетка молний потухла, багровый комок, набухавший меж ними, сдулся и пропал.

- И дядюшку Рикардо тоже ты подзуживала? - спросила она сквозь зубы.

- О, что ты! Нет, разумеется. Он сунулся в дело по личной инициативе, я его не планировала. Массим подтвердит.

- Да, он просто мерзавец, - поморщился брат. - Прибежал ко мне немедленно, когда узнал о... моей глупости. Кстати, вчера он с семьей остановился у нас в особняке. Напился как свинья, начал лапать служанок, а когда тетя Рэмбо попыталась его урезонить, ударил ее кулаком в лицо на глазах у всех. Она подает на развод, юристы Аницето ей помогут. Теттона останется с матерью, она тоже папочкой сыта по горло. Я его вышвырнул и посоветовал больше на выстрел к нам не приближаться.

- А, вот почему он сегодня сам не свой, - жестко усмехнулась Лойза. - Поделом мерзавцу. Он ведь и меня лапал - и изнасиловал бы, если бы застал где-то в одиночестве. Сима, может, его кастрировать заодно?

- Сам быстро до цирроза допьется, как раз наследства хватит. Ну что, у кого какие планы? Нам, - он покосился на Майю, - следует обсудить дела, вряд ли интересные другим, и у меня заседание совета директоров "Морской волны" через полчаса, пропускать не хотелось бы. Майя, можем поговорить по дороге в лимузине. Однако, ради бога, смени внешний вид на более приличный, там репортеры все еще толпятся, видимо, надеются Фучи поймать. Мне скандальные снимки в газетах сейчас нужны в последнюю очередь.

- Скучная у вас семейка, - паладар поморщилась.

Она спрыгнула с подлокотника, ее фигура пошла радужной рябью, исказилась, вытянулась - и несколько секунд спустя вместо золотоволосой сексапильной девушки появилась черноволосая женщина средних лет в деловом костюме и в туфлях с высокими каблуками. На носу появились небольшие очки. В целом Майя стала походить на учительницу из дорогой частной школы или же высокооплачиваемую секретаршу.

- Так устроит? - осведомилась она, строго глядя на Массима поверх оправы.

- Вполне. Но знак паладаров тоже лучше убрать.

- Как скажешь, - три точки на левой щеке Майи, проявившиеся после трансформации, побледнели и снова пропали.

- Хорошо, - Массим поднялся из кресла. - И все-таки, у кого какие планы? Мама? Лая, Фучи? Я на машине, могу подвезти куда надо. Могу даже отдать в полное распоряжение, когда меня у банка высадит.

- Спасибо, Сима, нам правительство на весь день лимузин оплатило, -отказалась мать. - Фучи с Киром хотели по городу погулять, а Лая... Лая, ты что?

- Завтра с утра я в Дриммад улетаю, до того никаких планов. Я вообще-то в особняк хотела вернуться и передохнуть немного. Собиралась такси вызвать, но если Сима отправит меня на своей машине, возражать не стану.

- Отлично, - Массим глянул на Джиона. - Кстати, тебе совсем не обязательно было брать выходной на сегодня, чтобы за Фучи приглядывать. Я уведомлю, что ты мое задание выполнял, день тебе оплатят как обычно плюс премия. Остаешься с ними и дальше. И поаккуратнее на улицах, сейчас о них каждая собака знает.

Джион молча кивнул.

- Тогда я поехал. Вечером возвращайтесь в особняк, нечего вам в гостиницах делать. Однако, Фучи...

- Ну?

- Если не уснешь вечером до того, как домой вернусь, расскажешь о своих приключениях, а заодно о том, что с ребенком делать собираешься. Только удовлетвори мое любопытство и ответь на один вопрос, который уже декаду мне покоя не дает - что же такого ты сделала с этаи, что мир спасла? Чего паладары сделать не смогли?

Фуоко поежилась.

- Я не знаю, Сима, - тихо сказала она. - Я и сама толком не поняла. Просто... ну, мама-роза сказала... вернее, Стаси слова написал, не суть... Мама-роза - я так этаи воспринимаю, суперличность, как паладары говорят, какие-то ассоциации в мозгах прорезались... Короче, мама-роза сказала, что ей нужно заглянуть внутрь моего разума, чтобы понять людей, научиться их отличать от чего-то другого, от этаи, наверное, но я почти наверняка погибну. Ну, я согласилась. Кир, дурак, вместе со мной зачем-то полез... Но вот повезло, не погибла...

- На поверхности все выглядело именно так, - согласилась Майя. - Однако, Фучи, я не понимаю - ты сама-то что, не читала анализ произошедшего? Его лично Харлам для тебя адаптировал.

- Какой анализ? - удивилась девушка. - Отчет, который паладары опубликовали? Я пару абзацев проглядела и бросила, там про нас с Киром какая-то чушь написана.

- В публичной версии про тебя Лика писал, - Майя озорно улыбнулась и на секунду в ней снова проглянуло сходство с девочкой-нимфеткой. - Сказал, что не смог тебя утопить в море тогда, во время экскурсии, так утопит сейчас - в слезах умиления благодарного человечества. Но для вас с Киром специальную версию сделали, детальный анализ без эмоций. Действительно не читала?

- Я читал, - сообщил Кирис. - Она нет. Она вообще в последнее время дерганая стала, даже новости не смотрит.

- У-у, как все запущенно! Своими словами пересказывать не стану, и не надейся, а то наш Симочка опоздает в банк. Но если в двух словах... Фучи, ты ведь в курсе, что с определением разума у нас все сложно?

- Доктор Кулау как-то раз на лекции рассказывал. А при чем...

- У этаи та же самая проблема. Их создатели запустили свою Большую Игру в огромной пустой Мультивселенной. Но хотя им не повезло встретить чужой разум - на фоне невероятных размеров Мультивселенной вероятность контакта мизерная даже в таких масштабах - они осознавали, что рано или поздно их детища с ним могут столкнуться. А учитывая размах действий, не просто столкнуться, но просто уничтожить по ходу дела, даже не заметив. Вот они и запрограммировали этаи, как обнаруживать разум. Главная проблема здесь - распознать его, особенно с учетом, что он может существовать в неизвестном заранее виде. Какие изощренные определения ни построишь, всегда остается шанс, что конкретная разновидность разума в них не уложится. Но этаи постановили, что у разума есть обязательное свойство: способность к самопожертвованию во имя, условно говоря, великой цели. Иными словами, разум есть способность прогнозировать долгосрочные последствия не только для себя, но и для всей своей культуры...

- Но при чем здесь я? - нетерпеливо перебила Фуоко.

- При том, что этаи - идиоты. Попытайся они проверить таким способом Демиургов, нас бы они разумными точно не признали. На самоубийство у нас только Кара и прочая молодежь способны, среди Старших ни одного бы не нашли. Но в вашей юной культуре действительно есть ситуации, когда самопожертвование индивида является выгодным для общества в целом. Чтобы создать такую ситуацию, этаи сначала использовали тебя как приманку для паладаров и людей, принудительно включенных в игру, заставив их преодолевать неприятные ощущения, чтобы до тебя добраться. А потом, в качестве финального теста, они солгали уже тебе через Стаси. Они уже прекрасно разобрались в характерных электрических шаблонах человеческого мышления - в конце концов, у них давно имелся полный доступ к миллионам, возможно, сотням миллионов психоматриц. Им вовсе не требовалось разрешать доступ к содержимому твоей головы, они его и так имели в полном объеме. Они просто смоделировали ситуацию, когда выгода от самопожертвования казалась максимальной, при помощи Стаси возбудили в твоей психоматрице страх для большего эффекта и проверили реакцию. На проверке настояла одна из суперличностей этаи, как раз сейчас решившая отвоевать вашу систему и заподозрившая конкурентов в нечестном трюке. Фучи сделала то, что ожидалось от разумного существа, этаи достигли консенсуса, вторжение остановилось, Палла стала заповедником. В целом всё.

- Всё? - Фуоко почувствовала поднимающуюся волну злости. - Всего-то? То есть я просто в театральной сценке поучаствовала? Я-то думала... я... - Она задохнулась от полноты эмоций.

Мать быстро подошла к ней и обняла.

- Нет, Фучи, не "всего-то", - убежденно сказала она. - Ты молодец. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, что с тобой могло статься. Ты настоящая маленькая героиня. Ты и в самом деле спасла мир. Я тобой горжусь.

- И Киром мы тоже гордимся, - добавила Майя. - Его-то никто за шиворот не тянул и реакцию не проверял. В отличие от паладаров, этаи его допустили к, хм, проверке, поскольку до сих пор не могут уверенно отличить его от Фучи. Но намеренно его не провоцировали и никаких действий от него не ожидали. Так что он, возможно, даже больше герой, чем Фучи.

- Как - отличить не могут? - буркнул Кир, медленно заливаясь краской.

- Вот так - не могут, и все. Помнишь Косой пляж? Где ты Фучи собой прикрыл от волюты? Вы тесно друг к другу прижались, когда вас энергоплазмой накрыло. У этаи вообще сложности с ориентацией в трехмерном пространстве и с твердым веществом, так что волюта не смогла определить границу между вашими телами. Зонд попросту не понял, что вы - два разных объекта, вот и растянул худо-бедно работающий считывающий кокон Фучи на вас обоих, чтобы включить в него всю детектированную биомассу. Ну, а расстояние в трехмерном пространстве для гиперканалов особого значения не имеет, так что общий кокон уже остался таким навсегда. Отсюда и прямая связь ваших нервных систем. Плюс к тому начальную интеграцию с Фучи несколько лет назад выполнил зонд одной суперличности из касты арбитров-наблюдателей, а на Косом пляже вы попали под зонд другой, так что умудрились интегрироваться с двумя суперличностями сразу. Сейчас этаи прямую связь психоматриц освоили и с удовольствием используют в глобальных масштабах, но год назад ваш случай оказался уникальным в масштабах планеты. А откуда, думаешь, у этаи такое напряженное внимание к вашим двум персонам и мысленным посланиям? Кир, да ты действительно детальный отчет прочитал? Там же всё есть.

- Ну, я пролистал... наполовину...

- Балда, - веско заявила Майя. - Наполовину. Оба. Сегодня же вечером внимательно ознакомьтесь полностью. Тоже мне, герои планетарного масштаба, единственные во вселенной не понимающие, что совершили. Прочитать, запомнить и наслаждаться заслуженной славой по полной программе, тем более что она очень быстро кончится - сейчас таких путешественников по Арасиномэ, как вы, полная планета.

- Забавно, - задумчиво заметил Массим. - Но должен заметить, что я впечатлен вашими успехами в контакте с этаи. Ведь еще декаду назад вы понятия не имели, что они такое на самом деле, а теперь уже свободно с ними общаетесь...

- Не свободно. Проблем куча, интерпретации сообщений расплывчаты и многозначных. Но здесь нам повезло. Мой племянничек, Джао, умудрился встретить на просторах Вселенной расу под названием "джамтане". Она очень сильно напоминает этаи. Собственно, сейчас мы подозреваем, что Джамта является отколовшейся ветвью этаи, хотя пока что и не можем подтвердить гипотезу: джамтане, зная о способности этаи прослеживать гиперканалы, от страха исчезли в неизвестном направлении сразу же после нашего контакта с ними. В общем, Джа и его воспитанник, неб по имени Робин, с успехом задействовали имеющиеся наработки по контактам с Чужими, что дало нам нужный прорыв. Сима, не поглядывай на часы, я помню о времени. Мы уже идем. Помаши маме ручкой, и вперед.

- Да, я уже опаздываю, - согласился Массим. - Лая, ты с нами?

- Ага. Между прочим, я тоже не понимала, что Фучи сделала. Значит, у меня сестричка героическая? Сима, если ты на такой рекламе лишних пару миллиардов не сделаешь в ближайший год, я тебя больше не знаю. Все, девочки, пока-пока. Вечером дома еще поболтаем.

Лойза чмокнула мать, Фуоко и Кириса в щеку и вышла рука об руку с братом. Майя подмигнула и последовала за ними.

- Взрослые зануды свалили лесом, - тут же прокомментировал оживший Гатто. - Можно идти гулять, гулять, гулять! Джион большой и сильный, всех бандитов перестреляет.

- А-а... Джион, мама, - Фуоко виновато поглядела на обоих. - Вообще-то мы с Киром хотели вдвоем побыть. Без посторонних. Просто по городу пешком пройтись. Я ведь никогда толком по Барне не гуляла, а Кир обещал кое-какие местечки показать.

- Плохая идея, - не одобрил Джион. - Ваши фотографии каждый день не по разу в газетах печатают и по телевизору показывают. В лучшем случае восторженная толпа за вами увяжется. В худшем какой-нибудь религиозный маньяк набросится. Тесса Фульвио ди Граччиолани - не единственный фанатик в Церкви. Да и похищение ради выкупа хотя и маловероятно, но не исключено - и как знаменитости, и как богатой наследницы.

- Он прав, Фучи, - поддержала мать. - Я-то в уме держала поездку на машине, возможно, в пару бутиков зайти, приличной одежды тебе купить. А потом на кладбище заехать, я и ключ от склепа прихватила. Определенно, не стоит одним по улицам шастать. Кир, конечно, мальчик сильный, но...

- Зорра! - прищурилась Фуоко. - Игра. Меня хотят похитить пять неизвестных мужчин с ножами и пистолетами. Что сделаешь?

- Похищение! - восторженно пискнула парса. - Ура! Похищение! Наконец-то! Пятеро дебилов, сами нарвались, никто силком не тащил! Импульс ультразвука! Барабанные перепонки в клочья, кровь ручьями из ушей! Когтями по морде! Глаза выпадают на ниточках, лопаются, вытекают! Ку-ун!

- Импульс инфразвука! - не согласился Гатто. - Страх, ужас, паника, инфаркт! Кучка трупов! Никаких улик для полиции! Пол-но-е а-ли-би! Финальный улёт!

Парсы синхронно прянули с места и заскакали по комнате с такой скоростью, что за ними с трудом успевал глаз. Закончили они свое представление внезапным исчезновением и конденсацией из воздуха над головой Джиона. Впрочем, свалить его на пол, как корреспондента в аэропорту, им не удалось: телохранитель ловко уклонился и отступил в сторону. Две серых амебы с тяжелым стуком шлепнулись на пол с высоты в пару метров.

- Джион шустрый, - разочарованно протянула Зорра, постепенно принимая нормальный облик, усаживаясь и почесывая средней лапой за ухом. Ее шерсть шла волнами всех цветов радуги. - Играть неинтересно!

- Джион тормоз, - опять не согласился Гатто, на чьей черной шерсти неторопливо проявлялись белые полосы. - Фантомы медленно активируются! Харлам тоже тормоз, не может отладить процесс!

- Дураки учатся на своих ошибках, умные - на чужих, - назидательно заметил Джион. - Вы сами мне картинку из зала прибытия транслировали. На самом деле думали, что я на ваш трюк попадусь? Учтите, что не только я так же уклониться смогут - вас наверняка по телевизору показали, другие тоже выводы сделали. И вообще, в работе телохранителя важна эффективность, а не выпендреж. Усекли?

- Джион тоже зануда! - недовольно огрызнулся Гатто. - Без сопливых в бане скользко. Усекли. Дошло. Понятно. Джион все равно не нужен, мрр-мя!

- Мам! - Фуоко умоляюще посмотрела на мать. - Джион! Ну вы же видите, что Зорра и Гатто нас от кого угодно защитят! А на улице уже темно, нас никто не узнает, если под фонарями зависать не станем. Сегодня погода хорошая, завтра дождь обещают, и вообще нам в Хёнкон пора, дольше одного-двух дней не задержимся. Когда мы в следующий раз сюдавыберемся?

- Хм. Ну, не знаю... - Джион с сомнением посмотрел на мать. - Как телохранители парсы действительно не менее эффективны, чем я, возможно, даже и эффективнее. Внимания они привлекают много, но если две ноги втянут, то на четырех за собак сойдут, а необычные глаза в темноте не разглядеть. Дэйя Марта, ваше решение?

- Ну, они уже достаточно взрослые, чтобы за себя решать, - мать махнула рукой. - Бог с вами. Тогда я сегодня вечером с паладарами Арену пообсуждаю - отказываться от нее мы не собираемся, но нужно какое-то новое обоснование, а какое - непонятно пока. Кир, надеюсь, ты мою Фучи ни в какое ужасное место не заведешь. И постарайтесь город по камешку не разнести, - она покосилась на остатки стола, искалеченного Кирисом и Майей. - Здесь не Могерат, за ущерб придется все до последней лееры заплатить, никакого наследства не хватит. До дома как добираться намерены?

- Да мы и пешком можем! - обрадовалась Фуоко. - Или попросим Зорру с Гатто такси вызвать, у них через общий шлюз доступ к телефонной сети есть. Тогда мы побежали, ага? Я так есть хочу, что сейчас деревяшки грызть начну, а Кир обещал показать классный и дешевый ресторанчик. Только мы вам сумку оставим, вы ее домой отвезите, чтобы нам тяжести не таскать.

- Деньги есть? Лееры, я имею в виду? Лемы в Кайтаре не принимают, не забывайте.

- Лемы вообще не деньги, а так, фикция. Игрушка, чтобы навыки обращения с деньгами не терять. Ими без браслета и специального кассового аппарата не расплатиться. Но мы леерами запаслись, координатор тысячу обменял. Ой, их достать надо, почти забыла! - Она сунулась в сумку, нашла там кошелек и сунула его Кирису в карман шорт. - Ну, мы пошли, да?

- Погодите, - остановил их Джион. - Там у входа до сих пор толпа журналистов, шум даже отсюда слышен. Наверняка вас дожидаются. Есть предложение: мы с дэйей Мартой выходим первые в качестве отвлекающего маневра, а вы - минуту спустя. Авось сумеете сбежать незамеченными. Если не сумеете, прорывайтесь на стоянку, мы минут пятнадцать вас подождем в машине. В крайнем случае, в сторону отвезем и там высадим.

Фуоко вопросительно посмотрела на Кириса. Тот молча кивнул.

- Тогда мы отправляемся, - улыбнулась мать. - Не задерживайтесь дольше полуночи. Не хотите одеться потеплее? Сейчас вечера уже холодные, замерзнете в шортах и майках после своих тропиков. Нет? Ну, смотрите.

Когда мать с Джионом вышли, а Кирис с Фуоко остались наедине, девушка погасила свет, чтобы не мешал, подошла к окну и осторожно выглянула наружу. Вечер уже сгустился, но на фоне радужного неба сияли небоскребы, подсвеченные разноцветными прожекторами. Небольшую площадь и стоянку перед Дворцом правосудия заливал яркий свет фонарей. Перед входом, отсеченная полицейским кордоном, по-прежнему колыхалась толпа - в несколько раз меньше, чем утром, и уже без плакатов с лозунгами, зато с подкреплением в виде сразу четырех телевизионных фургонов, к которым по тротуару тянулись кабели телекамер.

- Да, проблема, - пробормотала она.

- Прорвемся, - ухмыльнулся Кирис, вставая рядом и обнимая ее рукой за талию. - Видишь, вдоль дома газон, и кусты тянутся? А между ними и домом дорожка заасфальтирована. План такой: сейчас выходим из дверей, пока на нас не смотрят, и сразу мотаем влево - там спуск на подземную стоянку, вокруг ограждение, за ним можно присесть, а дальше на корточках. Полста метров - и фиг кто нас найдет в большом городе.

- Есть идея! - с энтузиазмом тявкнул Гатто. - Координатор передает: маскирующий экран! Снаружи как фасад! Издалека не отличить! Десять секунд, а дальше как повезет!

- Класс, - согласился Кирис. - Так еще круче. О, смотри, твоя мама!

Толпа внизу забурлила и энергично задвигалась. Две человеческие фигуры, видимые с макушки, вышли из дверей, миновали кордон и тут же оказались в плотном кольце журналистов. Снова засверкали блицы, надо головами протянулись штанги с микрофонами, вспыхнули прожектора на телекамерах.

- Диверсия состоялась, - удовлетворенно констатировала Фуоко. - Кир, ну что, рвем когти?

- Угу, - согласился тот. - Только погодь секунду...

Он подошел к обломкам стола, ухватился за края разрезанной столешницы и с натугой поднял ее в воздух. Тихо прошипев сквозь зубы, он дернулся всем телом - и стол исчез с тихим хлопком, словно и не существовал никогда.

- Пространственный деструктор, типа! - гордо сказал Кирис. - Зацени! За сломанную мебель платить пришлось бы, а если ее нет, то и платить не надо.

На его лице мелькнула шкодливая хулиганская ухмылочка.

- Круто. Когда научиться успел?

- Вчера в лесу потренировался. Ну, на всякий случай отошел подальше, а то нам только-только лабораторию отстроили... Не напрягайся, я координатора предупредил, он не возражал. - Он подхватил с пола сумку. - Топаем?

- Ага. Но за стол все равно заплатить придется. Маме скажем, потом разберемся, как нам финансы организовывать.

Они быстро прошли по коридору второго этажа, ссыпались вниз по лестнице, дробно стуча сандалиями, помахали на прощание охране в пустом холле (арки сканера уже куда-то пропали) и осторожно выглянули наружу сквозь приоткрытую дверь. Снаружи колыхался мутный туман, сквозь который проглядывали яркие пятна света - видимо, обещанный координатором маскирующий экран. Выскочив наружу и на всякий случай пригнувшись, они пробежали за кустами, обогнули огороженный въезд в подземный гараж, где туман кончался, и через несколько секунд юркнули за угол здания.

- Вырвались! - хихикнула Фуоко, едва не лопающаяся от веселого пузырящегося озорства, смешивающегося с похожим чувством, текущим от Кириса. - Ну что, куда дальше? Кир, я жрать хочу как собака! Где твой ресторан?

- Там, ближе к Старому городу. Я тут никогда не бродил, ментов слишком много. Погодь, щас, сориентируюсь. Ага, туда! - он указал в щель между двумя высокими соседними зданиями.

Несколько минут спустя парень и девушка в сопровождении парсов быстро шагали по тротуарам Большого проспекта. Фонари просвечивали сквозь кроны деревьев, пурпурные и золотые по осеннему времени, но еще не опадающие. Играли и переливались неоновые вывески. По дороге тек сплошной поток автомобилей с сияющими фарами. Сигналили клаксоны, смеялись и разговаривали проходящие мимо люди, из освещенных витрин магазинов доносилась легкая музыка, по тротуару бродили светящиеся спицы лазеров от рекламных вывесок. Фуоко переполняла тихая радость.

Разумеется, еще ничего не решено. Нужно привыкнуть к мысли, что теперь вся планета находится под пристальным наблюдением непонятных Чужих. Придется как-то договариваться с этаи, объяснять им допустимые границы вмешательства в человеческую жизнь. Еще только предстоит осмыслить, как бессмертие внутри Арасиномэ сочетается с законами о правах собственности и наследования. И, разумеется, никуда не делась обычная жизнь. Ни этаи, ни паладары не собираются осыпать человечество бесплатными дарами, так что нужно учиться, работать, строить, исследовать и изобретать. Невидимые зонды этаи больше не приближаются к реактивным двигателям, и скоро с космодрома в Хёнконе люди запустят первую после девятилетнего перерыва ракету, несущую первый спутник связи, построенный на новых технологиях. Несмотря на печальную судьбу "Щита победы", появятся новые атомные, а в перспективе и термоядерные реакторы. Остается мечта Кира отстроить Хёнкон для новых людей, которые неизбежно станут прибывать в Университет - как студенты, преподаватели, ученые, кураторы, технический персонал, а заодно торговцы, артисты, спортсмены, политики и прочий неизбежный народ. Прибывать - и оставаться на годы, десятилетия, а то и навсегда. Возможно, паладары справятся и без Кира - а может, решив самые острые проблемы, оставят остальное на его долю. Ведь что могут люди, делают люди!

В любом случае, жизнь продолжается. Впереди годы учебы, потом исследований и установления полноценного контакта с этаи. Нужно как-то распорядиться деньгами. Необходимо понять, как дальше вести себя с Мэй Лю Сянем - он хоть и бандит, но умница, не слишком большой мерзавец и с паладарами сотрудничает. Вдруг да перевоспитается? Ведь он пошел по кривой дорожке, как и Кир в свое время, просто от безысходности! Есть хорошие ставрийские ребята Михаил и Марта, с которыми надо нормально выстроить отношения, чтобы навсегда уничтожить неловкость и стыд, наказывающие за любовь вопреки общественному мнению. Есть инопланетная девочка Рикона, которой нужно найти свое место на Палле, и новая девочка с Могерата, которую спасли в виртуальности Кирис и Юно, и озорная лиса Маюми, и другая лиса, рассудительная Расия, и Таня Каварова, и Павел Штиль, и два научных руководителя, и еще много-много разных хороших людей, с которыми так интересно встречаться и разговаривать. А еще есть Кир - верный друг, соратник, отец ее ребенка и муж до гроба, чтобы там ни думал себе Сима. А скоро появится и сам ребенок.

Мир велик и сложен, и права мелкая девчонка Риса, она же мудрая ректор университета Карина Мураций: с появлением этаи он стал куда больше и интереснее. Впереди захватывающая жизнь, и нужно прожить ее так, чтобы не потратить впустую ни капельки времени. Но не сегодня. Сегодня - время для воспоминаний, ностальгии и просто отдыха.

Фуоко нащупала ладонь Кириса и крепко сжала ее. Парень ответил легким пожатием. Взявшись за руки, они шли по проспекту посреди реки огней под ночным небом, переливающимся радужными разводами. Их переполняла радостная юность, и откуда-то из необъятных далей за ними наблюдали пока непостижимые, но дружелюбные и любопытные чужие супер-разумы. Перед ними простиралась вся жизнь, и омрачавшие ее тучи ушли за дальний горизонт - по крайней мере, на время, ибо не существует в жизни вечного счастья без невзгод и печалей.

Но мы же знаем, что у каждой сказки непременно хороший конец, верно?

Конец

Март 2015 - май 2016 гг.

Примечания

1

Вы француженка? Но почему Оксана?

(обратно)

2

Нет, я не француженка.

(обратно)

3

Дополнительное примечание [03.07.828]: в ходе лечения в закрытой психиатрической лечебнице г. Цукэры оба пострадавших упоминали сводящие с ума кошмары, явившиеся им наяву. Суть кошмаров уточнить не удалось, оба отказывались вдаваться в детали. Данные первичного медицинского осмотра свидетельствуют о наличии на их телах незначительных повреждений — царапин и укусов, возможно, нанесенных животными наподобие крупных кошачьих (точная видовая принадлежность не установлена). Настойчивые расспросы временно вводили обоих в состояние, близкое к кататонии. По категоричному требованию лечащего врача дальнейшее общение временно прекращено до ликвидации эффекта психологического шока.

(обратно)

4

[Комментарий: Майя] Мальчики, раньше мне казалось, что именно в Катонии понимают слово «вежливость». Похоже, я ошибалась — ваших сотрудников вежливыми назвать никак нельзя. Я их по-хорошему предупредила, но раз не вняли — пусть пеняют на себя. Не волнуйтесь, оправятся рано или поздно.

(обратно)

5

Дополнительное примечание [12.09.843]: владение явно идентифицировано как база операций Сущности «Призрак».

(обратно)

6

[Комментарий: Камилл] Ребята, ну вы тупые! Пока вас носом в дерьмо не ткнешь, не разглядите! Последний раз предупреждаю: попробуете еще раз вломиться ко мне в гости незваными, с ордером или без, получите кучку трупов.

(обратно)

7

[Комментарий: Камилл] «Не пострадал» — смотря откуда смотреть. Вряд ли нашу беседу с глазу на глаз он забудет до самой смерти. Поинтересуйтесь на досуге, откуда у него седина в сорок с небольшим. Но поскольку он активно протестовал против похищения, я решил, что пусть живет. Авось еще пригодится.

(обратно)

8

Голова приказал обращаться с ними с уважением (поллах).

(обратно)

9

Сам знаю! (поллах).

(обратно)

10

Все собраны здесь, высокородный господин Шай. Кроме тех, кто занят на плантациях маяки.

(обратно)

11

Хорошо. Выбери жертву. Любого.

(обратно)

12

С сегодняшнего дня прислуживаешь этим женщинам.

(обратно)

13

Девочка! Дом упал прямо на нее!

(обратно)

14

Не бей меня, я буду послушной (поллах).

(обратно)

15

Сама Тимашира, они попытались оказать сопротивление… (тарси).

(обратно)

16

Клятву вечной верности приносим мы тебе! — кленг.

(обратно)

17

Повелевай! — кленг.

(обратно)

18

Она повелевает нами! — кленг.

(обратно)

19

Да будет так! — кленг.

(обратно)

20

Мой взгляд станет следовать за тобой, убийца!

(обратно)

21

Не бойся и отвечай.

(обратно)

Оглавление

Евгений Лотош Предисловие к серии романов о Демиургах

Евгений Лотош Пустота души моей!

Евгений Лотош Серый туман

    24.11.1561, понедельник

  Часть первая. Мертвая зыбь

    13.10.1581, пятница

    23.10.1581, понедельник

    24.10.1581, вторник

    27.10.1581, пятница

    28.10.1581, суббота

    12.11.1581, понедельник

    14.11.1581, вторник

    25.11.1582, суббота

    04.12.1581, понедельник

    15.01.1582, понедельник

    03.02.1582, суббота

    05.02.1582, понедельник

    23.02.1582, пятница

    03.03.1582, понедельник

    12.03.1582, понедельник

    13.03.1582, вторник

    15.03.1582, четверг

    20.03.1582, вторник

    27.03.1582, вторник

    06.04.1582, пятница

    11.04.1582, среда

    Тот же день

    19.04.1582, четверг

    25.04.1582, среда

  Часть вторая. Шквал

    17.06.1582, воскресенье

    20.06.1582, среда

    22.06.1582, пятница

    25.06.1582, понедельник

    04.07.1582, среда

    10.07.1582, вторник

    12.07.1582, четверг

    14.07.1582, суббота

    22.07.1582, воскресенье

    23.07.1582, понедельник

    28.07.1582, суббота

    29.07.1582, воскресенье

    30.07.1582, понедельник

    01.08.1582, среда

    04.08.1582, суббота

    06.08.1582, понедельник

    07.08.1582, вторник

  Часть третья. Серый туман

    12.10.1582, пятница

    15.10.1582, понедельник

    16.10.1582, вторник

    Ночь на 17.10.1582, среда

    17.10.1582, среда

    22.10.1582, понедельник

    23.10.1582, вторник

    24.10.1582, среда

    25.10.1582, четверг

    02.11.1582, пятница

    04.11.1582, воскресенье

    01.11.1582, воскресенье

    13.11.1582, вторник

  Краткое послесловие ко второй редакции

Евгений Лотош Несомненная реальность (Серый туман – 2)

  25 июля 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

  25 июля 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

  20 августа 1905 г. Москва, Покровская психиатрическая клиника

  21 августа 2007 г. Москва

  12 августа 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

  12 августа 1583 г. Подберезово, объект № 8

  22 августа 1583 г. Москва

  29 августа 1905 г. Москва

  30 августа 1905 года. Москва

  15 сентября 1583 г. Мокола

  16 сентября 1583 г. Мокола. Здание правительства, кабинет Народного председателя

  1 сентября 1905 г. Москва

  1 сентября 1905 г. Москва. Хлебный переулок

  1 сентября 1905 г. Москва. Большой Гнездниковский переулок

  1 сентября 1905 г. Москва

  34.01.01.03.0A.12.07.xx.xx.xx. 12.18.19B7568A458

  2 сентября 1905 г. Москва

  3 сентября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке

  4 сентября 1905 г. Большой Гнездниковский переулок

  7 сентября 1905 г. Большой Гнездниковский переулок

  15 сентября 1905 г. Москва, явочная квартира в Марьиной роще

  16 сентября 1905 г. Орехово-Зуевские мануфактуры

  17 сентября 1905 г. Покровская психиатрическая клиника

  20 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

  22 октября 1583 г. Закрытый город Малачинск. Объект № 03/17

  23 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

  25 октября 1583 г. Мокола. Здание правительства

  23 сентября 1905 г. Москва. Большой Гнездниковский переулок

  24 сентября 1905 г. Москва, Большой Гнездниковский переулок

  27 сентября 1905 г. Москва, Тверская улица, резиденция московского генерал-губернатора

  29 сентября 1905 г. Санкт-Петербург. Каменноостровский проспект, дом 5

  5 ноября 1583 г. 61° серверной широты, 76° восточной долготы

  18 ноября 1583 г. Мокола. Большой дворец съездов

  19 ноября 1583 г. Мокола

  2 октября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке

  25 ноября 1585 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

  5 октября 1905 г. Николаевская железная дорога

  6 октября 1905 г. Санкт-Петербург

  8 октября 1905 г. Санкт-Петербург

  7 декабря 1583 г. Мокола. Телецентр

  8 декабря 1583 г. Мокола, Резиденция Народного Председателя

  10 октября 1905 г. Санкт-Петербург. Особняк графа Витте

  13 октября 1905 г. Санкт-Петербург

  Послесловие автора

Евгений Лотош Делай что должно

  Часть первая. В город за покупками.

  Часть вторая. Теомир.

  Часть третья. Ольга.

  Часть четвертая. Заграт.

  Часть пятая. Хлаш.

  Часть шестая. Звездное небо.

  Приложение. Выдержки из "Введения в социальное моделирование для начинающих" Издание третье, переработанное и дополненное.

Евгений Лотош Уст твоих бурный ветер

  Часть первая. Тучи сгущаются

  Часть вторая. Далекие зарницы

  Часть третья. Буря

  Приложение

  Термины и понятия

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга первая. Ничьи котята

  10.05.843, златодень

  11.05.843, земледень

  12.05.843, деньдень

  03.06.843, земледень

  05.06.843, небодень

  06.06.843, перидень

  07.06.843, огнедень

  09.06.843, древодень

  10.06.843, златодень

  11.06.843, земледень

  12.06.843, деньдень

  15.06.843, огнедень

  16.06.843, вододень

  17.06.843, древодень

  18.06.843, златодень

  05.07.843, небодень

  06.07.843, перидень

  07.07.843, огнедень

  08.07.843, вододень

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга вторая. Птенцы соловьиного гнезда

  15.11.849, огнедень. Оканака, штаб-квартира компании «Визагон»

  22.11.849, перидень. Крестоцин, Первая городская больница

  Тот же день. Оканака, штаб-квартира корпорации «Визагон»

  23.11.849, огнедень. Крестоцин

  Тот же день. Масария, городской оперный театр

  1.12.849, древодень. Оканака, телестудия канала «Трибуна»

  Тот же день. Крестоцин

  4.12.849, деньдень. Оканака

  Тот же день. Оканака, штаб-квартира корпорации «Визагон»

  Тот же день. Масария

  5.12.849, небодень. Крестоцин

  Зал оказался довольно просторным, даже большим, чем выглядел снаружи. На традиционном месте, в левом углу от входа, располагались раздевалка и душевые рожки. По периметру помещение располагались устрашающе выглядящие металлические конструкции. В некоторых Карина с трудом опознала тренажеры. Она только однажды заглядывала в зал для накачки мускулов, а потому в соответствующей машинерии не разбиралась. По центру зала лежали маты. В помещении и в самом деле находилось десятка полтора человек и троллей в набедренных повязках. Большинство с глубокомысленным видом занималось на тренажерах, а две пары работали на матах. Одна пара отрабатывала броски через бедро. Рядом человек, мало уступающий габаритами капитану Дентору, с хэканьем поочередно бил голенями в мягкие щитки, надетые на предплечья партнера

  10.12.849, златодень. Крестоцин

  15.12.849, огнедень. Крестоцин, полицейское управление Второго городского округа

  16.12.849, вододень. Масария

  Тот же день. Крестоцин

  19.12.849, земледень. Крестоцин, Первая городская больница

  05.13.849, небодень. Крестоцин

  10.14.849, златодень. Крестоцин

  11.14.849, земледень. Крестоцин

  14.14.849, перидень. Масария, главный кампус государственного университета

  20.14.849, деньдень. Крестоцин

  21.14.849, небодень. Крестоцин

  23.14.849, огнедень. Масария

  Та же ночь. Крестоцин, Северный промышленный район

  8.15.848, вододень. Крестоцин

  Тот же день. Масария

  10.15.849, златодень. Крестоцин

  14.15.849, перидень. Крестоцин

  21.15.849, небодень. Крестоцин

  Ночь на 23.15.849, огнедень. Крестоцин

  Несколько часов спустя, тот же день. Закрытая территория «Лесная Долина», Четыре Княжества

  23.15.849, огнедень. Крестоцин, полицейское управление Второго городского округа

  23.15.849, вододень. Крестоцин

  07.16.849, огнедень. Крестоцин

  11.16.849, земледень. Крестоцин

  14.16.849, перидень. Оканака, загородная резиденция закрытого клуба «Сэйсара»

  22.16.849, перидень. Крестоцин, Первая городская больница

  24.16.849, вододень. Масария

  Первый день зимников 850 г, древодень. Масария

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга третья. Равные звездам

  12.01.858, земледень. Кайган

  14.03.858, перидень. Государственный университет Крестоцина

  16.03.858, вододень. Масария. Специнтернат для детей с особыми способностями

  18.03.858, златодень. Обсерватория Тэммондай

  19.03.858, земледень. Крестоцин

  21.03.858, небодень. Оканака, штаб-квартира национального телеканала «Планета»

  23.03.858, огнедень. Грашград

  04.858, небодень. Крестоцин, Оканака

  06.04.858, перидень. Крестоцин

  07.04.858, огнедень. Горагия, автономная область Сэтата

  09.04.858, древодень. Крестоцин

  12.04.858, деньдень. Крестоцин

  Тот же день. Масария

  Тот же день. Обсерватория Тэммондай

  Тот же день. Крестоцин

  13.04.858, небодень. Оканака

  14.04.858, перидень. Оканака, официальный президентский комплекс

  Тот же день. Масария. Отель «Мароновая роща»

  15.04.858, огнедень. Где-то в Срединном океане

  Тот же день. Каменный Остров. Закрытый комплекс Службы Внешней Разведки Четырех Княжеств

  16.04.858, вододень. Масария. Отель «Мароновая роща»

  Тот же день. Масария, Вторая картинная галерея

  Тот же день. Отель «Мароновая роща»

  19.04.868, земледень. Где-то в Сураграше

  20.04.858, деньдень. Грашград

  Тот же день. Мумма

  Тот же день. Грашград

  22.04.858, перидень. Грашград

  Тот же день. Мумма

  24.04.858, вододень. Грашград

  Тот же день. Где-то на дорогах Граша

  03.04.868, земледень. Мумма

  Тот же вечер. Грашград. Закрытая часть дворцового комплекса

  Тот же вечер. Где-то на дорогах Граша

  4.05.858, деньдень. Чумча

  5.05.858, небодень. Вторая военная база Оранжевого клана «Миссисима»

  То же время. Чумча

  Тот же день. Сумаллах, Первая база Оранжевого клана

  6.05.858, перидень. Мумма

  7.05.868, огнедень. Мумма

  9.05.858, древодень. Военная база № 1 клана Изумрудной Листвы «Соэха»

  10.05.858, златодень. Мумма

  10.05.858, златодень. Сураграш, южная граница владений Оранжевого клана

  11.05.858, небодень. Мумма

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга четвертая. Река меж зеленых холмов

  Зима 848 г. Катония, город Масария

  20.05.858, перидень. Сураграш, горный гребет Шураллах

  23.05.858, древодень. Катония, город Крестоцин, аэропорт «Горный щит»

  24.05.858, златодень. Катония, университет города Крестоцина

  01.06.858, земледень. Пригород Грашграда

  02.06.858, деньдень. Граш, граница области Мураташ

  Тот же день. Область Мураташ, город Камитар

  06.06.858, вододень. Катония, город Оканака

  08.06.858, златодень. Четыре Княжества, пригород Каменного Острова

  10.06.858, деньдень. Граш, окрестности города Тус

  12.06.858, перидень. Катония, аэропорт «Масарика»

  14.06.858, вододень. Катония, город Крестоцин

  18.06.858, деньдень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

  19.06.858, небодень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

  20.06.858, перидень. Южный Сураграш

  22.06.858, вододень. Мир, которого не существует

  24.06.858, златодень. Грашград

  05.07.858, огнедень. Катония, город Крестоцин

  07.07.858, древодень. Юго-западная граница Четырех Княжеств

  08.07.858, златодень. Мир, которого не существует

  10.07.858, деньдень. Четыре Княжества, Южный аэропорт Каменного Острова

  11.07.858, небодень. Четыре Княжества, пригород Каменного Острова

  12.07.858, перидень. Южный Сураграш, город Шуштана

  13.07.858/2. Четыре Княжества, город Каменный Остров

  17.07.858, земледень. Мир, которого не существует

  18.07.858, земледень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

  20.07.858, перидень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

  21.07.858, огнедень. Северо-западный Граш, город Тахтахан

  22.07.858, вододень. Средний Сураграш, воспитательно-исследовательская база «Кураллах»

  Конец седьмого месяца 858 г. Четыре Княжества

  01.08.858, земледень. Где-то в Сураграше

  02.08.858, деньдень. Западный Граш, город Камитар

  03.08.858, небодень. Северо-западный Граш, город Тахтахан

  04.08.858, перидень. Граш, окрестности города Тус

  06.08.858, вододень. Западный Граш, город Камитар

  06.08.858, вододень. Северная граница Сураграша

  Первая половина восьмого месяца 858 г. Четыре Княжества

  09.08.858, земледень. Средний Сурашраш, город Тримар

  Тот же вечер. Четыре Княжества, город Терелон

  Ночь на 10.08.858, деньдень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

  11.08.858, небодень. Северо-западный Граш, город Тахтахан

  12.08.858, перидень. Северо-Западный Граш, город Тахтахан

  13.08.858, огнедень. Четыре Княжества, город Каменный Остров

  14.08.858, вододень. Мир, которого не существует

  15.08.858, древодень. Северо-западный Граш, город Джамарал

Евгений Лотош КОРРЕКТОР Книга пятая. Горизонты нашей мечты

  20.01.867, златодень. Южная граница Республики Сураграш

  02.07.1433, перидень. Цетрия, парк Академии Высокого Стиля

  11.02.867, древодень. Четыре Княжества, Каменный Остров

  03.07.1433, огнедень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  04.07.1433, вододень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  05.07.1433, древодень. Цетрия

  15.02.867, небодень. Четыре Княжества, Каменный Остров

  08.07.1433, деньдень. Цетрия. Академия Высокого Стиля

  09.07.1433, небодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  18.02.867, вододень. Катония, Масария

  10.07.1433, перидень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  19.02.867, древодень. Республика Сураграш, окрестности города Тмиталлах

  12.07.1433, вододень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  21.02.867, земледень. Катония, Оканака

  Тот же день Текиры. Млечный Путь, звездная система HD 2589963, контролируемая площадка № 0000004420

  13.07.1433, вододень. Графство Мейсара, приграничный район

  Тот же день. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  21.02.867, земледень. Республика Сураграш, Мумма

  14.07.1433, златодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  24.02.867, перидень. Четыре Княжества, международный аэропорт Дубракана

  17.07.1433, небодень. Цетрия

  02.03.867, вододень. Четыре Княжества, Каменный Остров

  20.07.1433, вододень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  05.03.867, земледень. Катония, Масария

  22.07.1433, златодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  23.07.1433, земледень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  07.03.867, небодень. Четыре Княжества, международный аэропорт Каменного Острова

  Тот же день. Республика Сураграш, окрестности города Нумати

  24.07.1433, деньдень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  01.08.1433, небодень. Цетрия, Академия Высокого Стиля

  10.03.867, вододень. Катония, Масария

  04.08.1433, вододень, Академия Высокого Стиля / 12.03.867, златодень, Масария

Евгений Лотош Корректор. Авторское послесловие

Евгений Лотош Sonata con fuoco Книга первая: Preludio forte

Евгений Лотош 4-02. Ripresa allegro mosso

  01.02.1232. Окрестности игровой площадки Љ1150098-LXB-11206 (Палла)

  03.02.1232. Кайтар, Барна

  Кайтар, окрестности Барны, военная база "Дельфин"

  04.02.1232. Ценгань, Шансима

  05.02.1232. Ставрия, Асталана

  Тот же день. Ценгань, Шансима

  05.02.1232. Ставрия, Эйград

  04.13.878. Планета Текира, Катония, Крестоцин

  07.02.1232. Хёнкон

  09.02.1232. Хёнкон

  01.03.1232. Кайтар, военная база "Клавел"

  03.03.1232. Ценгань, Тасиэ

  Вандабань.

  04.03.1232. Хёнкон

  05.03.1232. Хёнкон

  06.03.1232. Кайтар, Дриммад

  07.03.1232. Хёнкон

  Тот же день. Кайтар, Барна

  Тот же день. Хёнкон

  08.03.1232. Ставрия, Асталана

  Тот же день. Хёнкон

  09.03.1232. Хёнкон

  Ночь на 10.03.1232. Хёнкон

Евгений Лотош Fuga maggiore Sonata con fuoco. Книга третья

  03.21.1232. Союкат, Новомарская область, Ставрия

  05.21.1232. Хёнкон

  07.21.1232. Каолянь, Кайнань

  Тот же день. Барна, Кайтар

  09.21.1232. Хёнкон

  01.22.1232. Хёнкон

  02.22.1232. Шансима, Ценгань

  05.22.1232. Хёнкон

  07.22.1232. Хёнкон

  10.22.1232. Тасиэ, Ценгань

  03.23.1232. Хёнкон

  05.23.1232. Хёнкон

  08.23.1232. Хёнкон

  Тот же вечер. Шансима, Ценгань

  Академия Высокого Стиля. Цетрия, закрытая площадка Сайлават, Ракуэн

  09.23.1232. Хёнкон

  Тот же день. Шансима, Ценгань

  Несколько часов спустя. Барна, Кайтар

  10.23.1232. Шансима, Ценгань

  Примерно в то же самое время. Асталана, Ставрия

  01.24.1232. Хёнкон

  Тот же самый день. Оокий, Ценгань

  Вечер того же дня. Пригород Тасиэ, Ценгань

  02.24.1232. Оокий, Ценгань

  03.24.1232. Оокий и окрестности, Ценгань

  04.24.1232. Хёнкон

  Академия Высокого Стиля. Цетрия, закрытая площадка Сайлават, Ракуэн

  06.24.1232. Барна, Кайтар

Евгений Лотош Coda in crescendo

  06.27.1232. Барна, Кайтар

  02.28.1232. Хёнкон

  04.28.1232. Хёнкон

  Тот же день. Бэйцзы, Кайнань

  05.28.1232. Хёнкон

  06.28.1232. Хёнкон

  08.28.1232. Территориальные воды Хёнкона

  Ночь на 09.28.1232. Хёнкон

  09.28.1232. Хёнкон

  01.29.1232. Дриммад, Кайтар

  02.29.1232. Кионара, Ценгань

  03.29.1232. Хёнкон

  Вечер того же дня. Остров Пинчау, Хёнкон

  04.29.1232. Хёнкон

  06.29.1232. Хёнкон

  Незадолго до того. Дайхама, Ценгань

  08.29.1232. Хёнкон

  Вечер того же дня. Хёнкон

  07.29.1232. Шансима, Ценгань

  Параллельный временной поток. Москва, Джамтерра, Большая Вселенная

  Тот же день. Шансима, Ценгань

  То же время. Бывшая игровая площадка № 1150098-LXB-11206 "Палла"

  09–10.29.1232. Шансима, Ценгань

Евгений Лотош. 4-05. Finale spiritoso Sonata con fuoco. Книга пятая

*** Примечания ***